«Дважды венчанные»

Барбара Картленд Дважды венчанные

Глава 1

1821

Было уже одиннадцать часов, когда маркиз Волстоук явился на заседание совета директоров.

— Опаздываете!.. — пожурил его сэр Хьюберт Брайан, сидевший во главе стола.

— Сожалею… — вздохнул маркиз. — Засиделся на вечере у герцогини до двух часов ночи.

— Ну и как, вечер удался? — полюбопытствовал сэр Хьюберт.

— О да! — ответил маркиз, занимая свое место за столом.

Этот красивый шестидесятилетний мужчина держался с достоинством истинного аристократа.

Лет десять назад ему только и оставалось что гордиться своим происхождением, так как дела его пришли в упадок, хоть и не совсем по его вине.

После войны с Наполеоном многие землевладельцы оказались в крайне бедственном положении.

Хозяйство было заброшено, сельские дома стояли с прохудившимися крышами, парки, цветники и живые изгороди дичали без ухода, почти все работники-мужчины находились где-то в Испании и Португалии на полях сражений.

Однако маркизу все-таки улыбнулось счастье: он подружился с сэром Хьюбертом Брайаном, крупнейшим предпринимателем в стране.

Он начал свою карьеру в Ливерпуле помощником судовладельца-миллионера. Хьюберт Брайан, или как называли его недоброжелатели и враги — Хью Бриен, сам проложил себе путь наверх упорным, каторжным трудом.

Уже в двадцать пять лет он стал довольно состоятельным человеком, приобрел импозантность, как бы давая понять окружающим, что знает себе цену.

Однажды совершенно случайно он встретил дочь герцога Дорсета.

Это произошло на ленче, организованном Ливерпульским обществом, куда герцога пригласили в качестве почетного гостя.

Впервые в жизни Хьюберт Брайан влюбился.

При иных обстоятельствах герцог не обратил бы на него внимания: стоит ли заводить знакомство с человеком, не имеющим никакого веса в обществе? Но как раз в этот период, который можно было назвать полосой невезения, герцог изыскивай возможности поправить свое финансовое положение, поскольку доходы катастрофически уменьшались, а крупные капиталовложения не приносили прибыли.

Все его начинания терпели крах и, он пришел к выводу, что именно судоходство могло бы оказаться наиболее выгодным делом. Это и побудило его пригласить Хьюберта Брайана в свое загородное поместье, расположенное примерно в десяти милях от Ливерпуля.

Так началось их общение, которое, естественно, не должно было выходить за рамки сугубо деловых отношений.

Когда же этот ливерпульский судовладелишко, коего герцог осчастливил своим покровительством, вздумал жениться на его дочери, ошеломленный покровитель в порыве гнева тут же запретил молодым людям встречаться.

Однако его дочь, леди Элизабет, не сочла нужным подчиниться отцовскому запрету и продолжала тайно встречаться с Хьюбертом Брайаном, который, между прочим, к тому времени уже успел приобрести известность в деловых кругах.

Герцог, узнав об этих встречах — ведь не секрет, всегда найдутся доброхоты, готовые сообщить плохие новости, — пришел в неистовство; он осыпал Брайана грозными проклятиями и непристойными оскорблениями.

Выслушав герцога, молодой человек степенно и подробно изложил, как обстоят у него дела и что он имеет за душой.

Герцог был потрясен.

Он и представить себе не мог, что в таком возрасте можно стать обладателем столь огромного состояния, к тому же нажитого собственными стараниями.

Кроме того, Хьюберт Брайан поведал герцогу и о своих планах на будущее, причем был до такой степени доказателен, что герцог, несмотря на свою предубежденность, поверил в их успешное осуществление.

Все закончилось очень просто — герцог дал согласие на брак.

Шло время, и, наслаждаясь благами, доступными благодаря состоянию зятя, греясь в лучах его славы, он позабыл, как когда-то, узнав о намерениях своей дочери и Хьюберта Брайана, был настолько глуп, что пытался препятствовать их браку.

Что касается самой леди Элизабет, то никто за эти годы не усомнился в ее абсолютном благополучии.

К сожалению, после рождения первого ребенка она не могла больше иметь детей, и это было единственное, что омрачало их супружеское счастье.

Внучка герцога, Тереза, поражала красотой с самого своего рождения.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного.

Ее отец отличался чрезвычайной привлекательностью, а мать считалась неоспоримой красавицей — недаром какое-то время герцог уверял себя, будто его дочь достойна выйти замуж по меньшей мере за особу королевской крови.

Во многом благодаря стараниям герцога его зятю пожаловали рыцарское звание за вклад в развитие Ливерпупя.

И это было справедливо, так как, Хьюберт Брайан действительно не скупился ради процветания своего города.

А между тем его состояние все росло, удваиваясь, а то и утраиваясь год от года.

Смерть жены стана дня сэра Хьюберта ударом, который мог уничтожить его, будь он слабее духом.

Ни разу за все шестнадцать лет их брака Брайан даже не посмотрен на других женщин. До самого последнего дня они оставались юными влюбленными.

Чтобы заглушить невыносимую боль потери, Хьюберт стал работать еще упорнее, чем когда-либо прежде.

Его торговая флотилия продолжала расширяться одновременно с ростом его доходов.

Потом из жизни Хьюберта Брайана ушел герцог, и его место занял другой аристократ, с которым сам герцог его и познакомил.

Это был маркиз Волстоук.

Хьюберт не переставал поражаться изысканности и благородству этого человека, его безупречным манерам. Он был одинаково вежлив и с принцем крови, и с подметальщиком улиц.

Никто не мог сказать о нем дурного слова. Но и на его благосостояние война оказала губительное действие.

Без особого успеха пытался маркиз уберечь от разорения и упадка свое родовое имение и дворец, принадлежавшие Волстоукам в течение нескольких веков.

Ему пришлось уволить большую часть слуг и тех, кто работал на него в поместье.

Чтобы обеспечить их пенсионным содержанием, он решил продать одну из своих лучших картин, а также серебро, приобретенное его предками еще в годы правления королевы Анны.

Именно серебро и свело его с сэром Хьюбертом Брайаном.

Накануне аукциона оно так расхваливалось в газетах, что сэр Хыоберт счел его достойным пополнением своей коллекции, тем более ему давно хотелось иметь нечто подобное.

Жена научила его ценить старинные вещи.

По ее настоянию они приобрели замечательный дом и поместье площадью в пять тысяч акров.

Леди Элизабет обставила дом с тем совершенным вкусом, который унаследовала от своего отца.

Она убедила мужа покупать картины великих мастеров.

По ее инициативе он стал коллекционировать тончайший фарфор и многое другое, что украшало их дом.

Ни с чем подобным ему дотоле не приходилось иметь дело, но сэр Хьюберт любил свою жену, к тому же, будучи весьма прозорливым, он скоро оценил все достоинства и преимущества человека, обладающего чувством прекрасного.

Леди Элизабет и сэр Хъюберт стали посещать аукционы.

Время от времени распродажи проходили в частных домах, а иногда ив торговых залах Кристи, открывшихся в Лондоне.

Когда Хьюберт приносил домой то, что нравилось жене, у него появлялось ощущение трепетного восторга, чего он не испытывал никогда прежде.

Элизабет теперь не было с ним, но он продолжал наполнять сокровищами их дом в поместье.

Кроме того, он купил дом в Лондоне для Терезы.

Ему казалось, что, когда она вырастет и завершит образование, ей будет необходима обстановка, достойная ее красоты, как необходима безукоризненная рама для прекрасной картины.

Узнав, что дом маркиза Волстоука находится на расстоянии всего одного конного перехода от Ливерпуля, сэр Хьюберт отправился к нему еще до начала аукциона, дабы лично осмотреть выставляемое на продажу фамильное серебро.

Он прибыл в самом роскошном экипаже, как бы желая с первой минуты продемонстрировать свою значимость.

Но вместо того чтобы отвести его в зал, где было разложено серебро, слуги препроводили его в библиотеку.

Там у камина сидел, углубившись в книгу, маркиз.

Сказать, что он произвел на сэра Хьюберта впечатление, значит не сказать ничего.

Хьюберт Брайан понял — перед ним человек, которому он хотел бы подражать во всем.

Человек этот представлял собою нечто столь же ценное и уникальное, как и любой предмет из его коллекции, которую он намеревался продать.

Но и маркизу понравился сэр Хьюберт, и они беседовали на равных. Конечно же, маркиз немало слышал о своем госте.

При этом он восхищался и тем, как сэр Хьюберт блестяще реализовал свои выдающиеся способности, поднимаясь на вершину социальной лестницы, и тем, что он способствовал процветанию Ливерпуля, и тем, что суда под флагом его флотилии были известны всей стране.

Джентльмены проговорили почти два часа.

А когда расстались, оба уже знали, что каким-то непостижимым образом в жизни того и другого перевернута новая страница.

Аукцион был отменен.

Хьюберт Брайан скупил все выставленное на продажу.

Однако себе он оставил лишь серебро, все же остальное вернулось к маркизу.

— Все это корнями проросло здесь, — сказал он, окидывая взглядом дворец, — и вы не можете лишать того, кто унаследует этот великолепный дом, принадлежащих ему сокровищ. Дворец должен вновь стать таким же великолепным, каким он был в самом начале.

Маркиз был глубоко тронут словами сэра Хьюберта.

Более того — он понял, что для такого человека, как Хьюберт Брайан подобный шаг является не просто стремлением к благотворительности — скорее желанием сделать что-либо для следующих поколений.

Таким образом, сэр Хьюберт нашел для себя новый интерес в жизни, помимо увеличения собственных капиталов. Он проследил за судьбой картин, ранее проданных маркизом, и выкупил их у новых хозяев.

Маркиз, к сожалению, успел продать и часть резной, с позолотой мебели эпохи правления Карла Второго.

На поиски ее нового местонахождения ушло шесть месяцев, прежде чем удалось вернуть ее обратно.

Сэру Хьюберту не меньше, нежели самому маркизу, доставляло удовольствие наблюдать, как подобно розе вновь расцветает дом.

Все возвращалось на свои законные места.

Сэр Хьюберт познакомился и с наследником маркиза — сыном его единственной сестры, которая вышла замуж за графа Лэнбоурна и жила на юге страны.

Они часто виделись, бывая в Лондоне, и маркиз испытал ужасное потрясение, когда карета, в которой ехали супруги Лэнбоурны, перевернулась и оба погибли.

Единственный ребенок Лэнбоурнов был крещен Эдуардом, но все звали его просто Гарри.

Маркиз решил, что юноша, которому тогда едва исполнилось семнадцать, должен жить с ним и в Ливерпуле, и в Лондоне.

Когда он сказал об этом сэру Хьюберту, тот воскликнул:

— Превосходно — вот все, что я могу ответить! Он счастливейший молодой человек! Ведь ваше родовое поместье уже слывет одним из красивейших уголков графства, а к тому времени как мы завершим работу, ему не будет равных во всей Англии.

Маркиз рассмеялся.

— Я только надеюсь, что Гарри оценит наши хлопоты и заботу о нем.

— Уверен — оценит, — заявил сэр Хьюберт, — так же, как Тереза приходит в восторг при виде моих новых приобретений для ее дома. Совсем как ее мать…

Он помолчал немного и, словно спохватившись, промолвил:

— Чуть было не забыл — хочется знать ваше мнение о картине, которую я намерен повесить над камином в гостиной на Беркли-сквер.

— Вам удалось найти картину, которая впишется в этот интерьер? — заинтересовался маркиз.

— Думаю, да, — кивнул сэр Хьюберт. — Однако, когда речь заходит о картинах, я всегда, как вы знаете, склоняю голову перед вашим суждением.

Маркиз улыбнулся.

Ему доставляло удовольствие слышать подобные комплименты от друга, который действительно высоко ценил его мнение.

Чем лучше маркиз узнавал сэра Хьюберта, тем больше восхищался его способностью скрупулезно вникать во все за что бы ни взялся.

Его яркий ум проявлялся не только в финансовых вопросах.

По мнению маркиза, он обладал не меньшим интеллектом, чем большинство государственных мужей, входивших в правительство.

К тому же он не считал для себя зазорным учиться и без всякого уничижения перенимать у маркиза многое из того, что отличало истинного джентльмена в подлинном значении этого слова.

— Давайте посмотрим картину сегодня во второй половине дня, тем более что у нас уже была назначена встреча на сегодняшнее утро!

— Да, вы правы, — кивнул сэр Хьюберт. — Через полчаса все начнут собираться, но я хотел бы поговорить с вами наедине.

Маркиз вопросительно взглянул на него.

— Возможно, я опоздал, — продолжал сэр Хьюберт, — но тем не менее я здесь, чтобы…

К удивлению маркиза, его друг явно волновался.

Это было так не похоже на сэра Хьюберта, что невольно заставляло думать о каких-то неприятностях.

Маркиз уже готов был спросить, не стряслась ли какая беда в Ливерпуле, а может, произошла авария с одним из судов, представлявших теперь и его интересы, когда сэр Хьюберт выдавил из себя:

— Мне нужно поговорить с вами о Гарри.

— О Гарри? — Маркиз вскрикнул от неожиданности.

Гарри недавно возвратился с войны, где ему довелось участвовать под командованием Веллингтона в битве при Ватерлоо.

Ему было всего лишь двадцать, когда он во Франции поступил на службу к великому полководцу.

Вскоре после Ватерлоо война завершилась, и Гарри оставили служить в оккупационных войсках, где он пробыл почти два года.

Возвратившись в Лондон, юноша принялся наверстывать упущенное и предаваться радостям жизни, которых был лишен все эти годы.

В отличие от многих своих друзей, поступивших в Оксфорд, он остался на военной службе.

Он был чрезвычайно хорош собой, а благодаря деньгам, унаследованным от отца, и весьма щедрому содержанию, назначенному ему маркизом, мог позволить себе великолепно одеваться и иметь отличный выезд.

Все это способствовало тому, что его имя постоянно включалось в списки приглашенных в самые знаменитые дома столицы.

Маркиз прекрасно понимал — его племянника многие рассматривали как выгодную партию для своих дочерей.

Однако Гарри выбрал для себя иное направление — он предпочитал проводить время с теми очаровательными, экстравагантными замужними дамами, которые тайком изменяли своим мужьям. Или с неотразимыми распутницами, коими изобиловал Лондон.

— Мальчик должен перебеситься в молодости, — часто оправдывал его перед сэром Хьюбертом маркиз, когда к нему приходили ошеломительные счета.

Смеялся он и над проказами Гарри в молодежной компании Уайт Клаб.

Знатные вдовушки могли сколько угодно воротить нос, однако маркиз проявлял понимание в этом вопросе.

По истинную радость он испытывал от того, что Гарри был очень спортивным молодым человеком, превосходным наездником и неизменным победителем в скачках с препятствиями или на бегах, в которых принимал участие.

Маркиз был в восторге, так как благодаря сэру Хьюберту мог держать самых лучших беговых лошадей в конюшнях Стоук Пэлэс, а также лошадей для выезда; содержались они в помещении, достроенном позади его лондонского дома, который находился, как и дом сэра Хьюберта, на Беркли-сквер.

Еще до знакомства с сэром Хьюбертом, будучи в отчаянном положении, маркиз продал свой дом.

Но его друг настоял на выкупе этой недвижимости у новых владельцев, и теперь дом по-прежнему стал называться Волстоук-Хаусом.

Там-то и жил Гарри и, казалось, всегда бывал очень рад дяде, когда тот приезжал с севера в Лондон.

Маркиз прибыл три дня назад. И вечером, в день приезда, и на следующий день Гарри ссылался на ранее назначенные встречи, которые никак не мог отменить.

— Желаю тебе хорошо провести время, мой мальчик, — ответил ему маркиз. — Я тоже был молод и ни разу в жизни не пожалел о развлечениях той поры.

— Я знал, что вы меня поймете, дядя Морис, — обрадовался Гарри, — но мне о многом необходимо с вами поговорить, когда у нас найдется для этого время.

— Я всецело в твоем распоряжении, — высокопарно произнес маркиз.

Гарри улыбнулся ему на прощание и, отъехав от дома в закрытой карете, оставил дядю ужинать в одиночестве. Маркиз пожалел, что не договорился с сэром Хьюбертом пообедать вместе на противоположной стороне площади.

Но поскольку ужин для него уже был приготовлен и он не желал огорчать своего повара, трапезничал один.

А прошлым вечером у него самого была назначена встреча с герцогиней Девонширской.

Он уже собирался уходить, когда Гарри пришел переодеться.

— Вы уходите, дядя Морис?

— Боюсь, что да.

— А я надеялся пообедать с вами, — разочарованно произнес Гарри, — но ничего, не беспокойтесь. Полагаю, вы побудете еще немного в Лондоне?

— Как я уже говорил, я в полном твоем распоряжении, — заверил племянника маркиз, — но, кажется, это ты все время очень занят.

— Я просто наслаждаюсь жизнью, — ответил Гарри, — и это, как говорится, то самое, что доктор прописал, особенно после невыносимой скуки в Камбре!

Так называлось местечко на севере Франции, где были расквартированы оккупационные войска.

В глазах умудренного опытом Волстоука мелькнул лукавый огонек.

— Насколько я был информирован, ты довольно много времени проводил в Париже.

— По крайней мере старался, дядюшка, — согласился Гарри.

— «С самыми соблазнительными, очаровательными, пленительными и самыми дорогими кокотками в Европе», — процитировал кого-то маркиз.

Гарри засмеялся.

— Они и правда оказались весьма дорогим удовольствием.

Дядя вышел из дома, чтобы проделать совсем недолгий путь до Девоншир-Хауса, племянник поднялся к себе наверх.

Теперь, ожидая, когда сэр Хьюберт заговорит, маркиз почувствовал некоторую тревогу.

Он не мог предположить, будто Гарри влез в долги. Маркиз не только оплачивал большую часть его счетов, но также увеличил назначенное ему содержание.

Он смог это сделать благодаря полученным в прошлом году значительным прибылям от перевозок на своих судах.

Сэр Хьюберт прокашлялся.

— Боюсь, Морис, мои слова окажутся ударом для вас, но люди, которым можно доверять, предупредили меня, что Гарри намерен жениться на актрисе.

Маркиз так напрягся, что на какой-то миг показалось, будто он превратился в камень.

Наконец он вымолвил:

— Вы это серьезно? Но этого не может быть!

— Насколько я понимаю, Гарри настроен весьма решительно, — заверил его сэр Хьюберт, — и готов сообщить вам о своем намерении в любой момент.

Маркиз тут же вспомнил, как Гарри хотел поговорить с ним о чем-то серьезном.

Но никогда, даже в самом кошмарном сне, не могло ему померещиться ничего подобного.

— А кто эта актриса?

— Камилла Клайд, — ответил сэр Хьюберт. — Не думаю, что вы могли о ней слышать, тем более видеть.

Но маркиз слышал о ней и даже видел.

Камилла Клайд сделала себе имя, начав играть в шекспировских пьесах.

Затем она перешла на комедии, где ее талант заблистал новыми гранями.

Пьесы времен Реставрации воссоздавались заново, и одну за другой она переиграла в них все первые роли, так же как в некоторых весьма забавных французских пьесках, пользовавшихся огромным успехом в Париже и переведенных затем на английский. Камилла Клайд была миниатюрна, не то чтобы красавица, но очень привлекательна, с огромными искрящимися зелеными глазами и рыжеватыми волосами.

Все разговоры в городе вертелись вокруг ее персоны, за ней ухаживали даже некоторые высокопоставленные особы.

По слухам она отличалась большой расточительностью и не знала границ в своих требованиях, поэтому те, кого она одаривала своей благосклонностью, оказывались преимущественно людьми в возрасте и со значительными средствами. Неудивительно, думал маркиз, что Гарри стремится приглашать ее на обеды, он даже мог бы предложить ей свое покровительство на какое-то время.

Но женитьба!

Это предмет уже совсем иного свойства.

Ему с трудом верилось в серьезность сказанного сэром Хьюбертом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем маркиз спросил с беспокойством в голосе:

— Откуда вам стало известно об этом?

— Камилла Клайд хвасталась в театре, будто она подумывает, не согласиться ли ей на предложение стать графиней! Один мой друг общается с актрисой, занятой в той же пьесе, что и примадонна. Он передал мне весь разговор, и я догадался, что женитьба Гарри может состояться, и весьма скоро.

— Не могу в это поверить! Маркиз был совершенно растерян, он не ожидал подобного удара.

Сэр Хьюберт сочувственно положил руку на плечо друга.

— Я знал, как вы будете расстроены.

— Расстроен! И вы полагаете, я позволю какой-то там актрисе стать хозяйкой Стоук Пэлэс? Жить в комнатах, на которые мы израсходовали так много времени и средств, и унаследовать место моей матери, этой красивейшей и добрейшей женщины, настоящей леди? — Маркиз весь дрожал от негодования.

Он стукнул кулаком по столу.

— Я этого не позволю! Я не допущу ничего подобного! Даже если мне придется разорить Гарри, отняв у него все его деньги!

— А этого-то вы сделать и не сможете, — спокойно сказал сэр Хьюберт. — Вспомните, только в прошлом году вы передали ему в собственность сотню тысяч фунтов. Вся эта сумма была оформлена как подарок, Морис. Маркиз тяжело вздохнул.

— Тогда что же мне делать? Ради Бога, Хьюберт, что я могу сделать? Сэр Хьюберт сел на стул.

— Я задавал себе тот же вопрос еще до вашего приезда, — признался он. — Если быть до конца честным, Морис, я всегда мечтал о том дне, когда моя Тереза и Гарри встретятся. Эта встреча могла бы стать достойным венцом и еще больше укрепила бы нашу с вами дружбу, если б они полюбили друг друга.

Помолчав немного, он добавил:

— Они могли бы жить в Стоук Пэлэс, который со временем передали бы своим детям.

— Знаете, — подхватил маркиз, — о чем-то подобном и я подумывал. Увидев Терезу в прошлом году, когда она приезжала домой на каникулы, я отметил про себя, что никогда не встречал столь восхитительной девушки, и, надо сказать, вы были правы — ома действительно очень похожа на свою мать.

— Кажется, Гарри ее никогда не видел, — сказал сэр Хьюберт. Маркиз покачал головой.

— Гарри, как вы помните, по возвращении из Франции был совершенно очарован Лондоном, а вы с Терезой в это время отправились на север.

— Тогда нам необходимо организовать их встречу.

Сэр Хьюберт говорил таким тоном, словно планировал какое-то усовершенствование на своей верфи или обсуждал очередную блестящую идею, куда следует вложить деньги.

— Мы в состоянии это сделать, — тут же отреагировал маркиз, — но сколько времени у нас в запасе?

— Вот это-то и волнует меня больше всего, — ответил сэр Хьюберт.-Я могу разузнать у своего приятеля насчет их планов, а вам необходимо настоять на том, чтобы Гарри сопровождал вас в Стоук Пэлэс.

— Я сделаю что угодно, лишь бы предотвратить этот ужасный брак! — с жаром произнес маркиз. — И как только он мог измыслить такое! Ведь этот шаг приведет его к полному краху, к неминуемой катастрофе!

Сэр Хьюберт не ответил, и маркиз продолжал причитать:

— Никакого уважения к своему титулу, ко мне, к Стоук Пэлэс, к своему положению в обществе, наконец.

Он помолчал какой-то миг, потом вопросил еще более гневно:

— Кто будет принимать актрису в своих домах, даже если она носит тиару на голове?

Тут оба вспомнили, как еще в прошлом веке, в пору их молодости, граф Дерби женился на Элизабет Фаррен.

Она стала первой актрисой, вошедшей в книгу пэров.

Этот брак в то время вызвал невероятный скандал.

— Не допущу! Me позволю ничему подобному произойти с моим именем! — в ужасе запротестовал маркиз, вспомнив разговоры о графине Дерби и домыслы, о которых многозначительно умалчивали.

— Я предполагал, что ваши чувства будут именно таковы, — заметил сэр Хьюберт, — и хотя Камилла Клайд весьма хорошенькая женщина, она, конечно же, как сказала бы моя жена, вполне заурядна!

— Я скорее увижу ее мертвой, — неистовствовал маркиз, — чем переступающей порог Стоук Пэлэс!

Глава 2

Возвращение в Лондон по окончании пансиона Тереза воспринимала как новую веху в своей жизни. Весь последний семестр она была целиком занята учебой, потому что поставила перед собой цель порадовать отца успехами.

Она весьма преуспела в английском, иностранных языках и математике, что должно было привести его в восторг, особенно последнее.

Пансион находился недалеко от Бата, и все ученицы принадлежали к самым известным семействам в Англии, но Тереза тем не менее пользовалась большими привилегиями, так как ее отец жертвовал пансиону щедрые субсидии.

Ей даже позволили держать там собственную лошадь и собаку.

Остальные девушки ездили верхом на лошадях из платной конюшни, однако сэр Хьюберт счел их недостаточно хорошими для Терезы, поэтому специально для нее был доставлен ее любимый конь Меркурий вместе с грумом, чтобы ухаживать за ним.

Тереза выезжала на прогулку каждое утро, а когда удавалось — еще и после полудня.

Подружки не очень завидовали ей, сразу разглядев в ней более умелую наездницу, нежели они. Многие после первых же балов просто откажутся от верховой езды или будут довольствоваться чинными прогулками по Роттен Роу в Гайд-парке. Конечно, ни одна девушка и не мечтала мчаться что есть духу по неровным сельским дорогам. Тереза попросила отца, чтобы Меркурия доставили домой заранее, до ее прибытия.

Она предвкушала верховые прогулки в Лондоне. В этом сезоне она впервые выйдет в свет, и отец попросил вдовствующую графиню Вилтон представить его дочь ко двору.

Нельзя сказать, что Тереза сильно обрадовалась. Несомненно, было бы здорово поездить на балы, о которых так часто шептались девочки в пансионе, однако ей гораздо больше хотелось побыть с отцом, вместе с ним отправиться в Ливерпуль посмотреть на его суда, что она всегда делала во время каникул.

Отец беседовал с ней на равных, показывал свои нововведения, улучшавшие эффективность работы, объяснял, от чего зависит скорость того или иного судна.

Так же он когда-то говорил и с ее матерью — обо всем, что касалось его дел и планов на будущее.

Терезе не приходилось притворяться заинтересованной — его дела и заботы она находила понятными и увлекательными и задавала ему логичные вопросы.

И так было всегда, с самого ее детства.

«Мы поедем в Ливерпуль, — думала она по дороге в Лондон, — и, может быть, папа возьмет меня в путешествие».

Теперь, когда война была закончена, англичане хлынули во Францию и другие страны Европы.

У некоторых ее соучениц были родственники во Франции и Италии, и они возвращались оттуда с каникул переполненные впечатлениями.

Они рассказывали не только о разорении и нищете, принесенных войной, но и о сокровищах, которые видели в музеях, соборах и дворцах.

«Я должна путешествовать, должна», — твердила про себя Тереза.

Интересно, отправит ли отец свои суда в Средиземноморье?

Рядом с ней в карете разместился Руфус, спаниель, повсюду сопровождавший ее.

После недолгих препирательств директриса пансиона даже позволила ему сидеть у ее ног в классной комнате во время уроков.

Он оказался сообразительным псом, быстро понял, что нельзя шуметь во время занятий, и никогда не двигался с места до тех пор, пока класс не отпускали с урока.

Но уж тогда он радостно визжал и весело подпрыгивал, к немалому удовольствию учениц.

Теперь Тереза ласкала его, поглаживала рыжевато-золотистую шерсть и думала, что для Руфуса нет ничего лучше, чем снова оказаться в Глоубал-Холле. Она часто подтрунивала над отцом из-за названия, которое он дал загородному дому, купленному в Ланкашире для ее матери.

Раньше он принадлежал одному знатному семейству этого графства и был продан, так как единственный наследник погиб на войне совсем юным. Дом носил имя владельцев, но сэр Хьюберт переименовал его в Глоубал-Холл.

— Почему Глоубал-Хопл, папа? — спросила Тереза, услышав это название.

— Когда-нибудь мои суда в конце концов обогнут весь земной шар! — с лукавой улыбкой ответил сэр Хьюберт.

Поскольку его флотилия постоянно увеличивалась, казалось вполне вероятным, что это название оправдает себя.

Все каникулы Тереза проводила в Глоубал-Холле.

Сэр Хьюберт считал Лондон совсем неподходящим местом для дочери, пока та не подрастет. Он отдавал себе отчет, насколько очаровательна его девочка.

С каждым годом она все больше хорошела, а он все сильнее и сильнее волновался, поглядывая на нее.

Одна лишь мысль сверлила его мозг, не давая покоя, она сосредоточилась в одном понятии — «охотники за состоянием».

Он слишком хорошо знал, как это происходит. Наследницы крупных состояний преследовались пустыми щеголями и франтами, промотавшими свое состояние за азартными играми в клубах на Сент-Джеймс-стрит.

Они не в меру много пили и чересчур мало времени отдавали делам.

Если они появлялись в Лондоне с весьма солидными деньгами, — тут же все просаживали в карты и расходовали на содержанок.

Последний раз Тереза приезжала домой на Рождественские каникулы.

Она упивалась каждой минутой, проведенной с отцом.

Они ездили верхом на породистых лошадях, содержавшихся в образцовых конюшнях. Принимали друзей и родственников в своем большом гостеприимном доме.

Тереза также устраивала праздники с угощением для детишек из деревни.

— Все было так здорово, папа! — сказана она, целуя сэра Хьюберта на прощание. — Это самые замечательные каникулы, какие только можно представить.

Когда она уехала, сэр Хьюберт задумался, будет ли она и к концу года удовлетворяться столь нехитрыми радостями.

Вдовствующая графиня Вилтон даст бал в честь Терезы в своем дворце.

Будет также бал в Лондоне — они с маркизом составили длинный список именитых гостей.

Сэр Хьюберт был достаточно мудр, чтобы понимать: благодаря его богатству все двери в Мэйфэйре откроются перед его дочерью.

Следует избегать тех, кто хотел бы жениться на Терезе не по любви, а ради ее денег.

Исполненная очарования юности, она, несомненно, должна была превратиться в блистательную красавицу, перед которой замрет в изумлении каждый мужчина.

Выразительные глаза, прозрачная кожа и золотистые волосы напоминали о сиянии восходящего солнца. Она походила на свою мать, но было нечто особенное в ее облике, чего сэр Хьюберт никогда не замечал ни в одной женщине.

И маркиз соглашался с ним.

— Тереза — редкостное создание, — говорил он, — нам будет сложно, Хьюберт, подобрать ей достойную пару.

— Об этом я и сам все время думаю. Но, во всяком случае, мы должны держать ее подальше от этих настырных охотников за приданым, — категорично заявлял сэр Хьюберт.

Совсем недавно в свете разразился скандал, вызванный последствиями брака по расчету.

Развращенный молодой лорд, уже растративший и прокутивший два состояния, выудил у юной жены все ее средства.

— Не волнуйтесь, Хьюберт, — успокаивал его маркиз, — у Терезы есть два очень свирепых сторожевых пса — в моем и вашем лице!

Сэр Хьюберт улыбнулся.

Но вместе с тем тревога не покидала его.

А Тереза ожидала своего первого сезона с волнением маленькой девочки, которую обещали повести на пантомиму.

— Это будет чудо как интересно, не правда ли, Руфус? — делилась она своими чувствами со спаниелем. — Но ты будешь считать дни до нашего возвращения в Глоубал-Холп, и я почти уверена в твоей правоте: там будет гораздо приятнее, чем в Лондоне со всеми этими переодеваниями и танцами на отполированном паркете.

Но она тут же вспомнила, как заботится о ней отец и хлопочет ради ее успеха. Надо это ценить.

Сэр Хьюберт попросил дочь составить список девушек, с которыми она училась в пансионе, и добавить к этому списку своих друзей, чьи имена он мог упустить.

Когда Тереза взглянула на составленный ею список, она с удивлением обнаружила в нем небольшое количество имен.

Приезжая в Глоубал-Холл, она все свое время проводила с отцом.

Общение с ним настолько увлекало ее, что она и в самом деле обращала мало внимания на мужчин, с которыми ей доводилось встречаться.

Она могла понять, почему ее мать обожала ее отца.

Где бы они ни оказывались, он всегда выделялся среди окружающих, и все прислушивались только к нему.

Наконец карета подъехала к дому на Беркли-сквер, где сэр Хьюберт уже ожидал дочь.

Она обняла его.

— Я дома, папа! Я дома! И теперь нам никогда больше не придется расставаться!

— Я рад тебя видеть, дорогая моя!

— Мне так много надо рассказать тебе, — улыбнулась Тереза, — и похвастаться своими наградами!

На отца это явно произвело впечатление.

Она продолжала хвалиться своими успехами по дороге в гостиную.

— О, у тебя две новые картины! — вдруг прервала себя Тереза. — Мне нравится вон та, над камином.

— Я был уверен, что ты ее оценишь, — сказал отец. — А в моем кабинете есть Джордж Стаббс, тебе должно понравиться.

— Я хочу увидеть все и подробно узнать, почему вы купили именно то или иное произведение и сколько они стоят, — заявила Тереза.

Она раскинула руки и воскликнула:

— О папа, как замечательно оказаться дома! Знать, что мне не надо возвращаться в пансион и я могу быть с тобой все время.

Она чуть-чуть помолчала и добавила:

— Если б я была твоим сыном, ты бы сейчас же начал приобщать меня к работе и позволил помогать тебе. Но мне-то не важно, юноша я или девушка, это именно то, чем я хочу заниматься!

— Дружочек. — рассмеялся сэр Хьюберт, — ты станешь самой красивой девушкой сезона.

Тереза пыталась протестовать.

— Ты хочешь сказать, будто все вокруг станут глазеть на меня, а своих ровесниц я буду сильно раздражать? Я была бы намного счастливее, папа, работая с тобой.

— Я упорно трудился все эти годы, — возразил сэр Хьюберт, — чтобы твоя мама имела все, что пожелает, а когда я потерял ее, то стал работать только ради тебя.

В его голосе зазвучали теплые, грустные, проникновенные ноты, когда он заговорил о жене.

Тереза знала, какую боль причинили ему воспоминания.

— Мне хочется, чтобы ты носила самые красивые наряды, ездила верхом на лучших лошадях, короче говоря, ни в чем не испытывала нужды.

— Папа, голубчик, я ожидала от тебя именно этих слов! — ответила Тереза. — Но ты кое о чем позабыл.

— О чем же?

— Когда у вас с мамой родилась я, от нее я унаследовала внешность, а от тебя твой склад ума.

Сэр Хьюберт удивленно посмотрел на дочь.

— Мой склад ума? — задумчиво переспросил он.

— Конечно, это твоя заслуга, — кивнула Тереза. — Там, в пансионе, все говорили сначала за моей спиной, а потом и открыто мне в лицо, будто у меня мужской склад ума. И вы не станете спорить, что это ваша вина, сэр!

Сэр Хьюберт захохотал.

— В жизни мне ставили в вину многое, но впервые меня обвиняют в том, что я родил слишком умного ребенка!

— Видишь ли, папа, у меня есть одна проблема: я невыносимо скучаю, если передо мной стоит слишком легкая задача. Мне надо добиваться поставленной цели. Я хочу бороться, как и ты в свое время, за право обладания желаемым.

— Ты изумляешь меня! Боюсь, моя дорогая дочурка, я никогда раньше ни о чем подобном не задумывался.

— Пусть, но ты только вообрази, как было бы здорово, если б я могла помогать тебе во всем: управлять твоей флотилией, заключать сделки, посещать незнакомые страны, предлагать разумные нововведения. Обещаю быть столь же полезной тебе, как любой молодой человек, которого ты пожелал бы иметь в качестве своего помощника!

Сэр Хьюберт не отвечал, ибо в ее словах звучало нечто совсем неожиданное, переворачивающее традиционные представления.

На следующий день Тереза отправилась за покупками вместе с вдовствующей графиней.

А сэр Хьюберт, оставшись наедине с маркизом, поведал ему о вчерашнем разговоре с дочерью.

— Безусловно, все это весьма необычно! — заметил маркиз, выслушав рассказ. — Но, вероятно, Хьюберт, вам следовало ожидать чего-то подобного. Если б у вас родился сын, он, по видимомy, подобно вам проявлял бы блестящие способности, и было бы удивительно, если б ваша дочь имела лишь прелестное личико и ничего путного в хорошенькой головке.

— Все это, конечно, звучит крайне лестно для меня, но ведь тогда она просто обречена критически воспринимать каждого, кто пожелает на ней жениться.

— И прекрасно! — успокоил его маркиз. — Зачастую эти неуклюжие подростки имеют не больше умственных способностей, чем земляной червь, и я, конечно, не доверил бы им своих денег!

После этих слов на лбу его друга пролегла глубокая морщина — он опять задумался о беспринципных ловцах приданого.

Одна и та же мысль пришла им в голову в тот момент, когда они взглянули друг на друга.

— Веллингтон был очень доволен Гарри, — произнес маркиз после многозначительной паузы. — Останься Гарри в армии, он стал бы в конечном счете превосходным генералом.

— Но вы говорили мне, будто Веллингтон настаивал на его отставке, — решил уточнить сэр Хьюберт.

— То были оккупационные войска, — объяснил маркиз. — Возможно, в них и существовала необходимость. Но всем этим молодым людям вредно иметь слишком много свободного времени, а то и вовсе ничего не делать, даже соблазны самого Парижа приедаются через некоторое время.

Сэр Хьюберт промолчал. Выходит, Гарри просто поменял соблазны в одной столице на точно такие же, только в другой.

Но ему исполнилось уже двадцать семь лет, и, конечно, он не станет охотиться за чужим состоянием, ведь, будучи его опекуном, маркиз по совету сэра Хьюберта вкладывал деньги Гарри так же успешно, как свои собственные.

Маркиз теперь чрезвычайно богатый человек.

Когда его состояние присоединится к состоянию племянника, тому не будет никакой необходимости жениться ради денег.

Но на ком ему действительно не следовало жениться, так это на актрисе.

Соверши Гарри подобное, он нет только разбил бы сердце дядюшки, но и нанес урон семье, во главе которой становился, и оскорбил бы всех, кто вместе с ним был вписан в книгу пэров.

Вслух сэр Хьюберт произнес только то, о чем уже подумал маркиз:

— Мы отправляемся в Стоук Пэлэс в пятницу.

— Я заставлю Гарри поехать с нами, — заверил его маркиз.

Тереза пришла в восторг, когда узнала о предстоящей поездке.

— Ты только представь себе, папа, я же никогда не видела Стоук Пэлэс, ведь мы каждый раз ездили домой во время каникул. В моем воображении он всегда оставался сказочным замком и таким неизменно являлся мне в мечтах.

— Теперь ты увидишь его наяву, уверен — он восхитит тебя. Ты и понятия не имеешь, какой труд мы вложили с маркизом, чтобы восстановить его в первозданной красоте и совершенстве!

Тереза внимательно слушала, и он продолжал:

— Мы перевернули чуть не всю Англию, отыскивая мебель и предметы обстановки, веками принадлежавшие семье. Полагаю, ты также оценишь картинную галерею — самую ценную из всех коллекций маркиза, которая, па мой взгляд, лучше любой подобной галереи в Лондоне!

— Я едва могу дождаться пятницы, так мне хочется все увидеть своими глазами. К тому времени уже будут готовы некоторые платья, выбранные для меня графиней.

Она весело рассмеялась.

— Графиня так ласкова и любезна со мной, папа! Она говорит, что, подбирая мне наряды, до такой степени волнуется и радуется, словно покупает их для себя. В годы ее молодости их семья жила бедно, приходилось экономить на всем, чтобы она имела хотя бы два приличных платья для первых выездов в свет.

— Но замуж она вышла за богатого человека, — заметил сэр Хьюберт.

— Они полюбили друг в друга в первый же вечер, — уточнила Тереза, — и графиня рассказывала, как счастливо они жили до самой его смерти, а это случилось в прошлом году.

Ее голос слегка прерывался.

— Полагаю, папа, маркиз попросил ее сопровождать меня еще затем, чтобы дать ей возможность хоть немного отвлечься от своей утраты.

Сострадание в голосе Терезы растрогало сэра Хьюберта, и он сказал:

— Постарайся сделать все возможное, моя дорогая, чтобы ободрить ее. Мы так благодарны ей за то, что она согласилась представить тебя ко двору.

— Мне остается только надеяться, что я не разочарую тебя, папа! Я знаю, ты веришь в мой успех, и тебе будет слишком обидно, если никто не обратит на меня внимания.

— Тебе не стоит волноваться по этому поводу, — успокоил ее сэр Хьюберт.

Знание жизни давало ему основание несколько цинично оценивать ситуацию: даже если свет не будет потрясен красотой Терезы, он не сможет забыть, насколько она богата, будучи единственной его наследницей!

Маркиз отдавал распоряжения относительно их поездки в Стоук Пэлэс, Тереза делала покупки, а сэр Хьюберт отправился на лошадиные торги.

Он слышал, будто прибыли прекрасные лошади, и в самом деле не разочаровался, увидев их.

И хотя их стоимость оказалась крайне высокой, он не задумываясь приобрел шесть лошадей и договорился о их незамедлительной отправке в Стоук Пэлэс.

Он задумал использовать лошадей как приманку, перед которой Гарри, бесспорно, не сможет устоять: тогда он наверняка приедет к ним в конце недели, даже если у него будут другие планы.

Сэр Хьюберт уже собрался было покинуть аукцион, когда заметил своего приятеля, рассматривающего одну из лошадей, не выставленных на продажу, — того самого лорда Чарлза Грэма, который и рассказал ему о намерении Гарри жениться на Камилле Клайд.

Сэр Хьюберт миновал двор и, подойдя к лорду Чарлзу, положил ему руку на плечо.

— Я рассчитывал встретить вас здесь, Чарлз, — приветствовал он приятеля.

— Салют, Хьюберт! Я припозднился, а вы наверняка уже успели сорвать с дерева все спелые вишни!

— Мне было бы крайне досадно пропустить хотя бы одну хорошую сделку!

Его приятель расхохотался.

— Мне хотелось бы приобрести что-нибудь новое к зиме. Но, разумеется, на этом аукционе я оказался слишком поздно для покупок.

— Я хотел с вами поговорить, — признался сэр Хьюберт.

— О чем?

Они отдалились от покупателей, заполнивших двор.

— Помните, вы говорили мне о Гарри Лэнбоурне? — спросил сэр Хьюберт. — Он по-прежнему собирается жениться на той женщине?

— Весьма забавно, вам не кажется? Я был с Рози вчера вечером. У нее небольшая роль в пьесе, в которой играет Камилла Клайд.

Сэр Хьюберт кивнул. Для него не было секретом, откуда лорду Чарлзу стало известно о планах Гарри.

— Она сообщила вам что-нибудь, новое?

— Она сказала, будто Камилла решила принять предложение Гарри. Сэр Хьюберт едва перевел дыхание.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— Моя подружка — ее ближайшая наперсница, и в то же время она страшно завидует ей. Смею предположить, что сей прецедент станет предметом вожделений каждой красотки, выступающей на подмостках, — ведь это возможность засиять среди знати.

Сэр Хьюберт нахмурился.

— Послушайте, Чарлз, — тихо молвил он, — мне необходимо знать, есть ли у вас хоть какие-нибудь предположения насчет того, когда может состояться этот брак.

Чарлз пожал плечами.

— Если б моя подружка знала это, она сказала бы мне, но, во всяком случае, она твердо уверена в одном: Камилла в настоящий момент решительно настроена выйти замуж за молодого Лэнбоурна. Если вы спросите мое мнение, то я считаю его глупцом!

— Я тоже.

Сэр Хьюберт не стал больше тратить время впустую и, покинув торги, отправился искать маркиза. Оставалось лишь надеяться, что я этот брак не будет заключен до конца недели. Гарри обещал дяде приехать в Стоук Пэлэс.

Сдержит ли молодой человек свое слово?

Тут сэр Хьюберт спохватился, так как у него была назначена встреча с морским капитаном, недавно прибывшим в Англию после длительного плавания на восток с заходом в Китай.

Одержимый желанием приобрести лошадей для маркиза, он совсем было запамятовал о ней.

Теперь ом вспомнил, что поручил своему секретарю связаться с этим капитаном — китайцем по имени Чанг Мэй и обещал зайти к нему в течение дня.

Забравшись в карету, он достал из жилетного кармана адрес, который дал ему секретарь, и усмехнулся.

Он давно знал капитана как изрядного пройдоху и опытного спеца во многих областях, вот и сейчас не был удивлен, узнав, где тот остановился.

Это был китайский квартал города.

Он скорее изумился бы, окажись судно Чанг Мэя не загруженным кое-какими нелегальными грузами, — ведь именно в китайском квартале имелся неплохой рынок сбыта для всякого рода ювелирных изделий, восточных безделушек, драгоценных камней и талисманов, не говоря уж о наркотиках.

Китайский квартал был хорошо известен всем страждущим потребителям опиума и кокаина.

«Интересно, какой груз он доставил для меня на этот раз», — гадал сэр Хьюберт.

Когда год назад капитан отправлялся в плавание, сэр Хьюберт попросил привезти ему что-нибудь ценное.

— То, о чем просит ваше превосходительство, — сказал китаец, — опустошает карманы.

— Я не возражаю против нескольких опустошенных карманов, если вы привезете мне нужную вещь.

Он подозревал, что многие вещи, привозимые Чанг Мэем в Англию, когда-то были украдены.

Отдаленные старинные храмы неизменно становились «законной добычей» грабителей.

Древние монастырские стены, когда-то спасавшие своих защитников, безжалостно расправлявшихся со всяким, кто покушался на сокровища, спрятанные внутри, сильно обветшали за прошедшие столетия, да и охранялись уже не так тщательно.

Однако сэр Хьюберт был достаточно умен, чтобы не задавать слишком много вопросов.

Он с удовольствием добавлял к своей коллекции изящные статуэтки Будды, одна из которых была целиком вырезана из изумруда, жемчужины, добытые некогда со дна морского и попавшие к нему из Бомбея.

Когда леди Элизабет надевала эти жемчуга, ей завидовали все дамы из общества.

Сэр Хьюберт и сейчас был уверен — привезенное капитаном новое сокровище, ожидавшее его в китайском квартале, оправдает его надежды.

Маркиз увидел из окна фаэтон, подъехавший к парадной двери. Он не ожидал племянника так рано, надеялся увидеться с ним попозже вечером.

Тут он сообразил, как было бы некстати, если Гарри расскажет ему о своем намерении теперь, то есть до того момента, когда он, по намеченному плану, прибудет в Стоук Пэлэс и встретит там Терезу.

Маркиз в волнении пересек комнату и остановился перед камином, держа в руке какие-то бумаги.

Спустя несколько минут дверь открылась, и вошел Гарри.

Маркиз отметил про себя, что тот выглядит не только чертовски красивым, но и весьма довольным собой.

Боясь услышать неприятное сообщение, маркиз быстро сказал:

— А, вот и ты, Гарри! Ты меня застал, и я рад этому, ведь я как раз собирался уходить, но хотел до этого попросить тебя непременно приехать завтра в Стоук Пэлэс.

Ему показалось, будто по лицу племянника пробежала тень испуга, но, возможно, это была всего лишь игра света.

Слегка недоумевая, он спросил:

— Это так важно, дядя Морис?

— Сэр Хьюберт преподнес нам с тобой весьма щедрый подарок, — объяснил маркиз. — Он услышал, что лошади Февершама выставлены на продажу, и сегодня в полдень отправился на лошадиные торги, дабы приобрести их для нас.

— Лошади Февершама? — воскликнул Гарри. — Я слышал о продаже, но, понимая, какова должна быть цена на них, даже не решился туда пойти.

— Ну так вот, сэр Хьюберт объявил о предоставлении их нам. Мы будем выглядеть очень неблагодарными, если не подоспеем в Стоук Пэлэс, когда прибудут лошади.

— Само собой разумеется, — согласился Гарри. — Было бы здорово попробовать оседлать их!

Он вздохнул.

— Если хотите знать мое мнение, дядя Морис, только сэр Хьюберт мог позволить себе такое приобретение.

— Согласен с тобой, — кивнул маркиз. — Но и Февершаму не пришлось бы продавать их, не лодырничай он до такой степени и не приведи в подобный беспорядок свои дела; ведь это, если хочешь знать мое мнение, явная глупость с его стороны.

— Что ж, все в итоге обернулось в нашу пользу, — промолвил Гарри. — Я чрезвычайно благодарен сэру Хьюберту за такое пополнение наших конюшен, которые и сейчас уже превосходны. Ну да не мне вам говорить об этом.

— Люблю подобные комплименты! — улыбнулся маркиз.

Они помолчали, и ему показалось, будто Гарри вот-вот решится довериться ему.

Быстро взглянув на бумаги, которые он держал в руке, маркиз заторопился.

— Я уже опаздываю! Мне жаль, что я не могу остаться и поговорить с тобой о наших последних приобретениях для Стоук Пэлэс, но я должен был встретиться с герцогом полчаса назад.

Он направился к выходу и уже подошел к двери, когда племянник спросил:

— Вы будете к обеду, дядя Морис?

— Не сегодня, — ответил маркиз. Спустившись в холл, он с облегчением зашагал к своей карете, ожидавшей его у входа.

Он решил отправиться в Уайт Клаб в надежде встретить там кое-кого из своих друзей, которые могли бы рассказать ему немного больше о Гарри и этом его ужасном намерении жениться на актрисе.

Карета маркиза двинулась вверх по Беркли-стрит в сторону Пиккадилли.

Неожиданно для самого себя он начал молиться о чуде, способном помешать Гарри разрушить собственную жизнь.

Глава 3

Сэр Хьюберт возвратился к себе домой на Беркли-сквер в седьмом часу. В холле дворецкий встретил его словами:

— Его светлость ждет вас в кабинете, сэр.

Обеспокоенный неожиданным визитом маркиза в столь поздний час, сэр Хьюберт поспешил в кабинет.

Там маркиз читал газету.

Увидев сэра Хьюберта, он отложил ее в сторону.

— Поздновато вы возвращаетесь домой. Я уже начал волноваться, не случилось ли чего с вами.

— Я только-только из китайского квартала, приобрел там кое-какие восхитительные вещицы, которые непременно покажу вам.

Он поставил принесенный пакет на стол.

— Предполагаю, у вас для меня новости.

— О да, — мрачно ответил маркиз, — но мне бы хотелось сначала посмотреть на ваши сокровища.

— Я думаю, нам следует для начала выпить, — предложил сэр Хьюберт.

Он прошел к столику с напитками, стоявшему в углу, и вытащил из ведерка со льдом любимое шампанское маркиза.

— Почему-то я подумал, — сказал он, наполняя бокалы, — что сегодня вечером шампанское вам не помешает, поэтому велел слугам положить его на лед.

— Вы очень любезны, — все так же мрачно произнес маркиз.

Сэр Хьюберт пригубил пенистый напиток и направился к столу, на котором лежал принесенный пакет.

Он был упакован довольно небрежно, но сэр Хьюберт тем не менее снимал обертку очень аккуратно, пока наконец не извлек оттуда изящную золотую статуэтку, изображавшую бога Кришну.

Она была украшена множеством драгоценных камней.

— Мне нравится! — сказал маркиз, и сэр Хьюберт, довольный произведенным на маркиза впечатлением, поспешил достать из пакета нечто розовое.

Это был искусно вырезанный из розового кварца слоник, победно вздымавший над головой хобот, в котором лежала огромная жемчужина.

Маркиз смотрел на это чудо с восхищением.

— Никак не могу понять, откуда у вашего капитана-китайца, о котором вы мне часто рассказывали, такой безупречный вкус.

— Я думаю, он впитал в себя тысячелетнюю культуру предков, — высказал предположение сэр Хьюберт. — Полагаю, вы получите удовольствие и от третьего моего приобретения для коллекции.

И он достал фигурку Бодхисатвы — деревянную окрашенную статуэтку, относящуюся к эпохе династии Сун, правившей в 960-1279 годах.

Древесина, из которой она была вырезана, не потрескалась, и краски не поблекли.

Сэр Хьюберт и сам не мог оторвать восхищенный взгляд от нового экспоната.

— Это все? — осведомился маркиз.

— На сегодня хватит, — ответил сэр Хьюберт. — Есть еще одна вещица, но я расскажу о ней позже.

Он достал с самого дна пакета небольшую бутылку и поставил ее на стол рядом с представленными сокровищами.

Маркиз с любопытством смотрел на его манипуляции и хотел что-то спросить, но сэр Хьюберт опередил его.

— Теперь ваша очередь, Морис. Что случилось?

— Я не стал задерживаться дома и отправился в Уайт Клаб, чтобы не общаться с Гарри, — я почувствовал, что он готов сообщить мне о планируемой женитьбе. В клубе я еще раз убедился: у племянника действительно был повод поговорить со мной.

— И что же вы узнали? — спросил сэр Хьюберт.

— Я встретил там вашего приятеля, лорда Чарлза Грэма, и ом пересказал мне все, о чем вы говорили с ним на лошадиных торгах.

— Я и сам непременно сообщил бы вам о нашем разговоре.

— Дабы убедиться во всем самому, — проигнорировал это заявление маркиз, — я дал согласие нанести визит даме его сердца — актрисе по имени Рози, чтобы выяснить, нет ли у нее какой-либо новой информации по интересующему нас вопросу.

Наблюдая за выражением лица друга, сэр Хьюберт понял — Рози, похоже, таковую имеет.

Маркиз немного помолчал, прежде чем продолжить свой рассказ.

— Я ждал в карете, пока Грэм был у нее, а когда он вернулся, рассказал мне, как этим утром в театре по окончании репетиции Камилла Клайд хвасталась, будто она выходит замуж уже в это воскресенье вечером или в понедельник утром.

— Пригласила ли она кого-нибудь на венчание? — задумчиво спросил сэр Хьюберт.

Маркиз покачал головой.

— Нет, Рози объяснила Грэму, что все держится в секрете, а вот на вечер в честь бракосочетания будут приглашены все, дабы… выпить… за ее здоровье.

При последних словах голос маркиза, казалось, надломился.

— Ради Бога, Хьюберт, скажите, что же мне делать?! — взмолился он.

— Я все продумал, — сэр Хьюберт говорил спокойно, — и сейчас вы должны внимательно выслушать мой план.

— Я очень волнуюсь! — призналась отцу Тереза.

В пятницу, сразу после ленча, они отправились вдвоем в Стоук Пэлэс в новом роскошном фаэтоне сэра Хьюберта, которым тот страшно гордился.

Маркиз и Гарри выехали в другом экипаже еще утром.

— Чем скорее я увезу мальчика подальше от Лондона, тем лучше! — сказал маркиз. — Я попросил его править, а поскольку предстоит управлять сразу тремя лошадьми, ему недосуг будет думать о чем-либо еще, кроме дороги.

Сэр Хьюберт счел это хорошей идеей. Сам же он был несказанно рад возможности побыть наедине с дочерью.

Он подробно описал ей все новшества, которые внес при составлении чертежей нового фаэтона, включая изменение размера колес и облегчение веса всей конструкции.

— Когда в упряжке будут подходящие лошади, — заявил он, — я брошу вызов любому; в гонке меня никому не обставить!

Тереза рассмеялась.

— Но ты и так всегда побеждаешь, папа!

— Надеюсь, и в это воскресенье я не проиграю, — заверил ее сэр Хыоберт.

— В чем, папа? — насторожилась Тереза.

— Об этом-то я и собираюсь с тобой поговорить, дорогая моя девочка, и, надо сказать, я нуждаюсь в твоей помощи.

— Очевидно, у тебя опять что-то на уме, — догадалась Тереза, — и я убеждена, папа, это, как всегда, нечто замечательное.

— Надеюсь, ты не изменишь своего мнения?

Слова сэра Хьюберта прозвучали несколько таинственно.

Дочь молча смотрена на него из-под ресниц, теряясь в догадках.

Она всегда могла определить по выражению глаз, по какому-то особенному погружению в себя, что отец сосредоточен на решении довольно сложной задачи.

«Каким же красивым был отец», — в который уж раз подумала девушка.

Даже седина на висках не портила его, а только добавляла ему привлекательности.

— Итак, прежде всего, — беспечно произнесла Тереза, — позволь мне поздравить тебя с таким фаэтоном! Тебе и правда надо найти достойного соперника, дабы еще раз доказать всем, что ты непобедим.

Сэр Хьюберт расхохотался.

— Сейчас увидишь еще одно новшество, которое я пока не успел показать тебе, — сказал он. — Тут у меня по обе стороны предусмотрено место для пистолетов.

— Видимо, на случай нападения разбойников или грабителей, не так ли? — уточнила Тереза. — Впрочем, я не думаю, будто какие-то джентльмены с большой дороги попытаются задержать такой легкий фаэтон.

— Кто знает, кто знает, — покачал головой сэр Хьюберт, — ведь с тех пор как закончилась война, грабителей стало намного больше, чем когда-либо прежде.

— Видимо, в разбойники подаются солдаты, возвратившиеся в Англию и не нашедшие для себя никакой работы, — тихо молвила Тереза, — и никто хотя бы в малой степени не отблагодарил их за несколько лет жизни, отданных ради защиты Англии.

— Боюсь, ты права, — согласился сэр Хьюберт. — Это самый настоящий позор, когда солдаты, уволенные из армии, остаются без пенсии. Даже тех, кто получил в боях ранения, вынуждают либо просить милостыню, либо голодать.

— И никто в парламенте не возмущается, не поднимает этот вопрос на заседаниях? — спросила Тереза.

— Были кое-какие речи, — презрительно ответил сэр Хьюберт, — но никто не обратил на них никакого внимания.

— Вижу, папа, тебе в самом деле следует войти в парламент. Ты наверняка заставил бы их выслушать себя.

Сэр Хьюберт улыбнулся.

— Пожалуй, я все же предпочту мои суда.

— Я тоже, — сказала Тереза. — Вот мы и вернулись к вопросу, дозволено пи мне будет помогать тебе, как если б я была твоим сыном,

— В настоящий момент ты можешь помочь мне совершенно иным способом, — пристально взглянул на нее сэр Хьюберт. — Очень интересно посмотреть, настолько ли ты сообразительна, чтобы действовать в соответствии с моими желаниями.

— Это — вызов, и я принимаю его, — парировала Тереза. — Так каковы же твои желания?

Сэр Хьюберт правил сам, не пользуясь услугами грума, так что не было никакой необходимости понижать голос. Наоборот, он говорил четко, внятно и решительно.

— Сейчас у меня лишь одно желание: я хочу, чтобы ты спасла молодого Гарри Лэнбоурна, помогла ему не дать себя одурачить и не позволить ему превратить своего дядюшку в несчастнейшего человека на земле.

— Что же такого натворил граф? — удивилась Тереза. — Хотя это и может показаться странным, так как я никогда в жизни не видела его, но дня меня он всегда служил достойным примером.

Отец ничего не ответил, и она продолжала:

— Когда Гарри удостаивался похвал герцога Веллингтона, ты приходил в восторг ничуть не меньше самого маркиза! Я помню то чувство зависти, которое испытывала к нему, потому что, будучи женщиной, не могла отправиться на войну и получить там медаль за храбрость.

— Вот уж никогда не думал, что ты можешь завидовать кому бы то ни было, — пожал плечами сэр Хьюберт. — Но раз дело обстоит именно так, я понимаю твое состояние, когда тебя донимали примером Гарри, постоянно изображая его перед тобой верхом совершенства!

— Думаю, именно это побудило меня еще упорнее добиваться успехов в пансионе, чтобы ты мог гордиться мною.

— Что я всегда и делал, моя дорогая, — подтвердил сэр Хьюберт.

Какое-то время они ехали молча, наконец Тереза попросила:

— Итак, рассказывай — что такого натворил Гарри?

— Маркиз совсем обезумел, услышав от меня новость, которую я узнал от одного приятеля: Гарри задумал жениться на актрисе по имени Камилла Клайд.

— Я слышала о ней! — воскликнула Тереза. — Она приезжала в Бат вскоре после моего поступления в пансион. Она играла в «Ромео и Джульетте». Старшие девушки ходили на спектакль и отзывались о ней потом с большим восторгом!

— Охотно верю — актриса она хорошая, — согласился сэр Хьюберт. — Но ты же понимаешь, если племянник Мориса и его единственный наследник приведет в дом женщину с подмостков, чтобы та заняла место его матери, — это просто убьет маркиза.

— Полагаю, не он один будет потрясен, — заметила Тереза, — но если Гарри так любит ее, как он сможет отказаться от женитьбы?

Сэр Хьюберт не сразу нашелся, что ответить на это.

— Чувства молодого джентльмена, — медленно сказал он, — такого, как Гарри, к какой-нибудь актрисе вовсе не похожи на те, что он испытывает к женщине, на которой хочет жениться. Тереза на мгновение задумалась над его словами.

— Значит, ты считаешь, папа, будто Камилла Клайд похожа на Нелл Гвин, актрису времен Карла Второго? Король ее очень любил, но, конечно, никогда не мог бы жениться на ней.

— Да, именно это я и пытаюсь тебе объяснить, — умиротворенно произнес сэр Хьюберт.

— Но у Карла Второго уже была жена, и он не имел права жениться на Нелл Гвин, хотя очень сильно любил ее.

— Даже если бы Карл Второй и не был женат, он все равно не женился бы на Нелл Гвин, так же как и Гарри не должен поступать таким образом.

— Даже, если он… любит Камиллу Клайд?

— Ни при каких обстоятельствах! — решительно заявил сэр Хьюберт.

— Но, возможно… если и она любит его, он… не хочет… сделать ее… ужасно несчастной, — пыталась возразить Тереза.

— Найдется много других мужчин, готовых утешить ее, так же как это бывало с ней раньше. — В голосе сэра Хьюберта слышался сарказм.

— Ты хочешь сказать, она кого-то любила прежде?

— И не раз, — отрубил сэр Хьюберт.

Тереза какое-то время сидела молча, обдумывая услышанное.

— В таком случае, — заключила она, — Гарри не стоит жениться на ней, поскольку ей может наскучить роль графини, кажущаяся теперь столь волнующей, а затем наскучит и сам Гарри, и тогда она найдет себе еще какой-нибудь предмет для увлечения.

Сэр Хьюберт с облегчением вздохнул.

Его дочь смогла прояснить создавшуюся ситуацию весьма остроумным способом.

Он отдавал себе отчет в ее неискушенности и целомудрии, но Тереза очень много и плодотворно читала, даже заслужила в пансионе похвальную оценку по истории.

Кроме того, он считал, что она должна иметь представление о существовании любовниц или содержанок, понимать разницу между подобным положением и положением жены, носящей имя своего мужа.

Несколько торопливо, так как считал излишним препарировать эту часть проблемы Гарри, он сказал:

— От тебя, моя дорогая, требуется спасти Гарри от венчания с Камиллой Клайд, которое, по словам осведомленных людей, может состояться либо вечером в воскресенье, либо в понедельник утром.

— Тайное венчание? — воскликнула Тереза. — Какое захватывающее событие!

— Событие, которое не должно произойти! — загремел сэр Хьюберт. — Ты же знаешь, как много значит для маркиза Стоук Пэлэс и как гордится он своим генеалогическим древом.

Тереза кивнула.

— Гарри — его наследник, и подобный мезальянс уничтожил бы все, ради чего маркиз работал с таким усердием, ради чего старался и чего добивался с тех пор, как я его знаю.

Тереза потрепала отца рукой по колену.

— Я знаю, папа, только благодаря тебе маркиз смог заработать достаточно денег на восстановление дворца и выкупить свой дом на Беркли-сквер!

— Он — мой лучший друг, — с чувством сказал сэр Хьюберт, — и я очень люблю его. Именно поэтому, дорогая моя девочка, мы должны помочь ему.

— Несомненно, — согласилась Тереза. — Так объясни же мне, что я должна сделать.

— Все до чрезвычайности просто — ты должна выйти замуж за Гарри!

Тереза повернулась и напряженно посмотрела на него.

Сэр Хьюберт заторопился.

— Это будет ненастоящее венчание, но Гарри должен поверить в его реальность.

— Я совсем не понимаю смысла твоих… слов… — пролепетала Тереза. — Каким образом он захочет… жениться на мне, если он… влюблен в… Камиллу Клайд?

— Теперь выслушай очень внимательно все, что я тебе скажу, поскольку, если что-то помешает моему плану, маркиз окажется в прискорбном положении и мы никогда не сможем себе этого простить.

— Понимаю… разумеется, я все понимаю. Единственное, чего я не в состоянии постичь — каким образом твой план может осуществиться,

— Я всегда делился с тобой, — продолжал сэр Хьюберт, — своими деловыми планами, зачастую крайне секретными, еще до успешной их реализации. Ты помнишь, эти планы порой бывали весьма сложными и трудновыполнимыми?

— Да, да, папа.

— Во-первых, — начал объяснять отец, натягивая поводья, — вам с Гарри надо будет опробовать лошадей, которых я весьма кстати приобрел на торгах и лучше которых, на мой взгляд, нет во всей стране.

— Тогда каждая минута, без всякого сомнения, доставит мне удовольствие! — Тереза широко улыбнулась.

— Ты должна осознать, — продолжал сэр Хьюберт, не реагируя на ее улыбку, что молодые люди в возрасте Гарри, — а ему сейчас двадцать семь лет, — не очень интересуются молоденькими девушками. Маркиз утверждает, будто его племянник не выносит неловких девиц, впервые выходящих в свет, и старается избегать общения с ними.

— Но тогда.. ты думаешь… мне удастся… чем-то заинтересовать его? — напрямую спросила Тереза.

— Все зависит только от тебя. Я всегда находил в тебе интеллектуального собеседника, и для меня во всем мире никогда не существовало лучшего общества, нежели твое, если, конечно, не считать твоей матери. Приложи все усилия и заставь Гарри не просто обратить на тебя внимание, добейся, чтобы он испытал радость от общения с тобой и по мере возможности влюбился в тебя. К удивлению сэра Хьюберта, дочь неожиданно запрокинула голову и расхохоталась.

— О папа, довольно! — промолвила она сквозь смех. — Это уже чересчур! Если Гарри намерен обвенчаться в воскресенье, то каким образом может осуществиться твой план за каких-то два дня и две ночи?

— Случались вещи и чуднее этого, — заметил сэр Хьюберт. — Все, о чем я тебя прошу, так это постараться хорошо сыграть свою роль.

— Но даже если напрячь фантазию и представить невероятное — что он найдет меня; вчерашнюю школьницу, более привлекательной, нежели сама Камилла Клайд, неужто ты надеешься, будто он тут же грохнется передо мной на колени и будет умолять стать его женой? — съязвила Тереза.

— Это было бы слишком уж хорошо, чтобы на такое надеяться. — Сэр Хьюберт проигнорировал саркастический тон дочери. — Поэтому мы с маркизой подготовим ваше венчание, разумеется, ненастоящее.

— Ничего… не понимаю, — опешила Тереза.

— Как тебе известно, я только что получил кое-какие безделушки с Востока…

— Да, я знаю, и мне они кажутся просто замечательными, — перебила его Тереза, — особенно фигурка слона! Ты ведь разрешил мне, папа, поставить ее в моей гостиной?

— Ты можешь забрать себе и эту фигурку, и все остальные приобретения, если тебе удастся осуществить мой план. Я отлично понимаю — изменить ход событий весьма трудно, но это один из самых благородных замыслов, которые я когда-либо пытался воплотить в жизнь.

— Расскажи же мне наконец обо всем откровенно, — взмолилась Тереза.

— Те три сокровища, которыми ты так восхищаешься, я получил от знакомого капитана-китайца, — стал рассказывать сэр Хьюберт. — Я спросил его полушутливо-полусерьезно, какие наркотики он привез с собой на этот раз. «Опасный вопрос, ваше превосходительство, не хочется и отвечать на него», — заявил он. «Я просто интересуюсь», — успокоил его я. И тут он прошептал: «Чанг Мэй покажет невиданное».

— И что это было? — замерла Тереза.

— Он вытащил откуда-то маленькую бутылочку и сказал, что ее содержимое якобы совсем недавно получено в результате долгих исследований в Пекине.

— Наркотик? — прошептала Тереза.

— Очень странный. По-видимому, когда человек принимает это снадобье, его мозг погружается в некоторое оцепенение. Человек может двигаться, говорить и выполнять все, о чем его просят, но на самом деле он не может отвечать за свои поступки, так как, говоря проще, не в состоянии осознать происходящее.

— Хотя нечто подобное трудно вообразить, думаю, в этом есть определенный смысл, — задумчиво произнесла Тереза.

— Именно так я и подумал в тот момент, — согласился сэр Хьюберт. — Чанг Мэй подозвал мальчика, дал ему выпить стакан вина, в котором растворил две капни из бутылочки.

— И что произошло? — Тереза затаила дыхание.

— Мальчик казался таким, как обычно, но ничего от себя не говорил — только по чьему-то велению. Чант Мэй заставил его произнести: «Доброе утро, сэр, хороший сегодня денек» и «Доброй ночи, сэр, я иду спать». Он повторил это абсолютно нормальным голосом, но бессознательно.

— Подумать только! — воскликнула Тереза.

— Потом китаец попросил мальчика сесть на стул, закрыть глаза и уснуть.

— А он?

— Когда я уехал, он спал, и Чанг Мэй уверил меня, будто в течение часа он проснется, но не вспомнит о том, что происходило в комнате.

— Я с трудом могу во все это поверить! — поразилась девушка. — Это так невероятно, папа! И, как я догадываюсь, именно это средство ты собираешься дать Гарри.

— Нет другого способа спасти его, — ответил сэр Хьюберт, — но ты должна простить меня, дочурка, за то, что я вовлекаю тебя в эту авантюру.

— Но… потом… что будет после того, как он… проснется? — неуверенно спросила девушка.

— Вот тут наступает самое сложное, — признался сэр Хьюберт. — Нам предстоит сообщить ему, что он женат и именно ты — его жена.

— Но… предположим… он придет в негодование… и очень… разозлится на меня.

— Вполне возможно, — невозмутимо произнес сэр Хьюберт, — но я знаю Гарри, он в состоянии управлять своими эмоциями, к тому же вряд ни он будет испытывать слишком уж большое неудовольствие.

Тереза подавила легкую дрожь.

— Мне… не нравится… так… папа.

— Но ты же понимаешь, — заверил ее отец, — что рано или поздно мы расскажем ему об устроенном нами спектакле. А венчание, которое должно состояться для полного правдоподобия, будет вестись актером, исполняющим роль пастора.

— А мне показалось, будто вы намерены сразу сообщить Гарри о том, как его… обманули.

— Теперь подумай хорошенько сама. Если в воскресенье вечером мы сообщим ему о нашей мистификации, то его ничто не остановит и он без всяких препятствий обвенчается с Камиллой Клайд в понедельник утром, чего она, собственно, и хочет добиться. Впрочем, ее, пожалуй, устроит и любой другой день недели.

Тереза смотрела на отца с нескрываемым удивлением.

— Папа, вы с маркизом действительно задумали продолжать этот обман в течение долгого времени?

— Я не вижу иного способа удержать Гарри от бракосочетания с этой женщиной, — ответил сэр Хьюберт. — В любом случае она будет слишком взбешена его изменой под занавес и запросто переключит свое внимание на другого несчастного дуралея, очарованного ею лишь постольку, поскольку она пользуется успехом у публики.

Довольно долго они ехали молча, пока наконец сэр Хьюберт не сказал:

— Мне жаль, если я расстроил тебя. Возможно, было бы лучше попытаться найти кого-нибудь другого на эту роль.

Поколебавшись немного, он добавил:

— Но довериться чужому человеку в деле, являющемся сугубо частной семейной тайной, было бы опасно, это неизбежно повлекло бы за собой разные суды да пересуды,

Не имело смысла акцентировать ее внимание на этом, так как Тереза слишком хорошо знала, как склоняется имя отца в газетах исключительно из-за его богатства и сопутствующей ему удачи.

Газетчики где только можно выуживали о нем любую информацию.

О чем они только не писали!

Но особенно зацикливались на том, сколько у него денег и насколько увеличился его капитал со времени публикации последней статьи о нем.

Почти то же самое происходило и с маркизом.

Его имя упоминалось в светской хронике почти ежедневно.

Для сплетников перемывание косточек двух друзей являлось возможностью самовыражения и источником удовольствия.

Так, молча, каждый со своими мыслями, они проехали еще немного, и Тереза объявила свое решение:

— Я не могу оставить вас с маркизом в беде. Я все сделаю, папа… но ты должен будешь помочь мне…

— Спасибо, дорогая моя!

Глава 4

Когда Тереза в первый раз увидела Стоук Пэлэс, она потеряла дар речи.

Ей приходилось часто слышать о его великолепии и презентабельности, но она даже представить себе не могла, каким он окажется огромным, величественным, словно сказочный дворец из детских книг.

Он весь как будто переливался в солнечных лучах.

На флагштоке самой высокой башни развевался штандарт маркиза.

Это была фантастическая картина.

Конечно, Тереза слышала о строительстве дворца и его зодчем — архитекторе Ванбурге, который построил также Блэнхеймский дворец и замок Ховард.

Предок маркиза, тогдашний глава их семьи, в 1796 году был решительно настроен превзойти герцога Мальборо, которому благодарная нация преподнесла Блэнхеймский дворец.

Ванбургу предоставили неограниченную свободу творчества — позволили создать такое произведение, каким он видит его сам.

Архитектор пришел в полный восторг.

И тому были особые причины.

В свое время его работа над Блэнхеймским дворцом омрачалась тяжелым и взаимно неприязненным общением с герцогиней Сарой Мальборо.

Ома почему-то невзлюбила его и спорила с ним по поводу любой детали проекта; как он сам рассказывал, стычки у них возникали буквально из-за каждого кирпича, уложенного в стены Блэнхейма.

При возведении же Стоук Пэлэс его свобода действительно была неограниченной.

Как тут было не развернуться!

Творческая фантазия гениального архитектора вызвала к жизни самое причудливое строение, какое только знала история.

Маркиз не скрывал гордости, когда дом производил на людей ошеломляющее впечатление.

Вот и сейчас сэр Хьюберт беседовал с Терезой о дворце, прервав разговор буквально на пороге дома, где их уже встречали маркиз и Гарри, стоя на парадной лестнице.

Казалось невероятным, что Гарри и Тереза только сейчас впервые увидели друг друга, особенно если вспомнить, какое деятельное участие принимал сэр Хьюберт в сохранении величия Стоук Пэлэс.

Более того, не проходило дня, чтобы они с маркизом не общались друг с другом.

Тереза почувствовала непоказную, искреннюю привязанность двух джентльменов, стоило им только увидеться.

— Хьюберт! Я так счастлив видеть вас!

— А я рад снова оказаться здесь! — ответил сэр Хьюберт. — Как вы, Гарри? Слышал, будто вы развлекаетесь в Лондоне после опостылевшего вам пребывания во Франции.

Тереза украдкой наблюдала за Гарри, пока ее отец говорил с ним.

Он показался ей даже красивее, чем она ожидала, после всего услышанного о нем,

Девушка не сомневалась в его незаурядности, но не рассчитывала увидеть молодого человека, отличавшегося особой мужской красотой, широкоплечего и атлетически сложенного.

В нем легко угадывался великолепный наездник. Видимо, не зря дядя хвастался достоинствами племянника.

— Входите! Входите! — приглашал их маркиз. — Поскольку Тереза здесь впервые, нам многое надо ей показать.

— Надеюсь, лошади прибыли благополучно? — обратился сэр Хьюберт к Гарри.

— О да, сэр Хьюберт, и я чрезвычайно благодарен вам. Они привыкают к своим новым, чрезвычайно удобным стойлам. Дядя сказал, что конюшня построена по вашему проекту.

— Я предоставил заботы о дворце ему самому, но уж в конюшнях я разбираюсь больше!

— Трудно сказать, какое строение более роскошно! — рассмеялся Гарри.

Они вошли в дом, и Тереза очутилась в Большом зале, тут же потрясшем ее воображение.

Окна с двенадцатью выступающими гранями были расположены в два ряда, причем верхний ряд находился под самым потолком, изящно расписанным множеством купидончиков, порхающих вокруг Венеры.

Еще не увидев ничего другого, Тереза подумала, что уже один только этот зал делает дом самым необыкновенным зданием, какое можно себе вообразить.

Чуть позже она пришла в такой же восторг и от парадной гостиной, и от библиотеки, где разместилась почти тысяча книг, собранных маркизом.

Как раз в ту минуту, когда они входили в гостиную, Гарри сказал:

— Я очень много слышан о вас, Тереза.

— Но наверняка и наполовину не столько, сколько я о вас. И знаете, я давным-давно решила: если все рассказанное о вас соответствует истине, то в вас должно быть совсем мало от реального человека, вы просто какой-то герой. Герой, сошедший со страниц приключенческого романа.

Гарри рассмеялся.

— Уверяю вас, я очень реален, особенно когда мне представляется случай прокатиться на изумительных лошадях, которые ваш отец прислал нам.

— Я с нетерпением жду этой поездки, — призналась Тереза.

Она увидела, как Гарри посмотрел на нее, и догадалась, о чем он подумал.

Видимо, лошади были слишком рослые, и ему казалось, она не сможет с ними справиться. Поэтому Тереза поспешила предупредить его:

— Даже не пытайтесь препятствовать мне, я решительно намерена испробовать одну из этих лошадей.

— Я бы не осмелился препятствовать вам в чем бы то ни было, — парировал Гарри, — но все же следует учесть их молодость… то есть они, несомненно, нуждаются в твердой руке.

Тереза улыбнулась.

Ее невысокий рост побуждал многих думать, что для нее в самый раз будет спокойная и послушная лошадка.

Но она-то получала истинное удовольствие только от преодоления трудностей, даже если речь шла о верховой езде, а лошади, только что приобретенные ее отцом, хотя и были великолепно обучены, могли доставить наезднику немало неприятностей.

Ей не хотелось ссориться с Гарри, наоборот, надо было, по совету отца, заинтересовать его.

— Давайте поступим так, — сказала она. — После ленча мы с вами попробуем проехаться, если, конечно, лошади не очень утомлены.

— Они прибыли еще вчера, — напомнил Гарри, — и несмотря на то что они преодолели большое расстояние, у них была возможность отдохнуть.

— Тогда, пожалуйста, давайте поедем на прогулку, — взмолилась Тереза.

Молодой человек явно сомневался, сумеет ли она справиться с новой лошадью.

— Может, вы захотите взглянуть на других обитателей дядиной конюшни?

— Вы отказываетесь от вызова, который я вам бросаю? — Тереза вскинула брови. — Я собиралась предложить папе — а ему это непременно придется по вкусу — устроить завтра соревнование по прыжкам через барьеры; я слышала, они установлены на новом скаковом круге, который он строит для вашего дяди.

— Похоже, вы знаете об этом больше, нежели я, — посетовал Гарри. — Я и понятия не имел, будто дядя собирается завести в имении скаковой круг.

— Разумеется, — подтвердила Тереза. — Живя в деревне, необходимо должным образом упражняться и поддерживать себя в спортивной форме.

В глазах молодого человека мелькнул озорной огонек.

— Теперь и вы упрекаете меня, так же как дядя, за столь долгое пребывание в Лондоне! По после нескольких лет за границей Лондон кажется мне полным развлечений.

Он одобрительно посмотрел на нее и добавил:

— А англичанки в самом деле очень миловидны!

Тереза была уверена, что в этот момент он подумал о хорошенькой рыжей головке Камиллы Клайд.

— Это правда, — согласилась она. — Однако мне часто приходилось слышать, будто мы не столь остроумны и сообразительны по сравнению с нашими соперницами-француженками.

Гарри не сразу ответил на ее реплику — очевидно, подобная мысль никогда раньше не приходила ему в голову.

— Мне кажется, красивая женщина, обладающая умом, — явная аномалия. Она стала бы постоянно возражать и спорить по любому поводу.

— Но она могла бы также поощрять мужчину на большие достижения, — заметила Тереза, — и вдохновлять его на покорение новых вершин в выбранной им сфере деятельности.

Она поколебалась с минуту, затем, понизив голос, чтобы отец не услышал ее, объяснила:

— Именно таким образом поступала моя мама, и я ручаюсь вам, огромный успех моего отца был во многом ее заслугой.

Гарри, оказалось, ошеломили эти слова, и, дабы он не подумал, будто она поучает его, она оглядела комнату, в которую они как раз входили.

Прежде чем он заговорил, Тереза, вскрикнув, бросилась к картинам. Там и правда было от чего прийти в восхищение. Многое об изобразительном искусстве Тереза почерпнула от матери, а в пансионе преумножила свои знания.

И сейчас она выплескивала подробности из жизни художников, рассуждала о их живописном стиле.

Все это произвело на Гарри большое впечатление.

Потом, когда все направились к ленчу, Тереза затаив дыхание рассматривала гобелены на стенах.

Увидев великолепные стулья, как ей было известно, выкупленные ее отцом через двадцать лет после вынужденной их продажи, она поздравила законного владельца со столь радостным событием.

Маркиз воспринял ее поздравление как комплимент.

— Вы были на правильном пути, милорд, — отметила она, — когда решили все воссоздать в первозданном виде, как это было задумано и реализовано самим Ванбургом.

— Мне нравится сознавать, что я прав, — ответил маркиз, — но почему ты вдруг стала такой церемонной? До сих пор я был для тебя дядей Морисом.

— Знаю, знаю, — улыбнулась Тереза, — но поскольку я совсем недавно познакомилась с вашим племянником, то боюсь, он неправильно поймет меня и чего доброго заподозрит в посягательстве на его права.

Все засмеялись над ее шуткой, а Гарри сказал:

— Я с удовольствием разделю с вами своего дядю Мориса, но только если вы не отнимете у меня Стоук Пэлэс.

— Я постараюсь, — пообещала Тереза. — Мне хотелось бы показать вам свой дом, или, нет, лучше папину флотилию, вам это должно показаться более интересным.

— Вот это действительно было бы для меня настоящим подарком! — воскликнул Гарри.

— Тогда вам обязательно надо поехать с нами в Ливерпуль, — предложил сэр Хьюберт. — Там я организую для вас большую экскурсию. Вы сможете лично оценить мои суда.

— Ловлю вас на слове! — возликовал Гарри.

После восхитительного ленча Тереза побежала наверх переодеться в костюм для верховой езды. Она чувствовала — до сих пор все шло хорошо, отец и маркиз явно довольны ею.

Когда она вернулась вниз, все трое были в библиотеке.

Маркиз показывал свое новое приобретение — картину, которую он разместил над камином.

Купил он ее на аукционе Кристи, решив, что она удачно дополнит его собрание.

Тереза присоединилась к джентльменам, одобрительно отозвавшись о картине.

Потом, взглянув на Гарри, она молвила:

— Мне бы хотелось выйти на воздух. Погода хорошая, и мне просто не терпится посмотреть на лошадей, которыми папа так восторгался.

— Я присоединюсь к вам позже, — заявил сэр Хьюберт, — сейчас нам с маркизом необходимо обсудить кое-какие планы; так что вы, молодые, отправляйтесь в путь вдвоем.

— Лошади у парадного входа, — сказал Гарри, — но на случай, если вы, Тереза, измените свое мнение, я велел привести для вас также другую лошадь, на которой ваша поездка будет более приятной.

— Я прекрасно понимаю, о чем вы хотите сказать таким несколько витиеватым способом! — парировала Тереза. — Но как дама, я настаиваю на своем праве выбора лошади.

Гарри безнадежно махнул рукой, как бы давая понять, что с ее упрямством ему попросту не справиться.

Лошади, прибывшие с торгов, вне всякого сомнения, были бесподобны, и стоило Терезе лишь мельком взглянуть на красавицу, выбранную для нее Гарри, как она тут же по достоинству оценила и ее саму, и школу, которую та прошла.

Она была не такая ретивая, как стоявшие рядом жеребцы, которых грумы едва могли удержать на месте.

Тереза остановила свой выбор на отчаянно брыкающемся жеребце.

Несмотря на возмущенный ропот Гарри, девушка все-таки уговорила его помочь ей забраться в седло.

Она села поудобнее, взяла поводья и приготовилась к предстоящей схватке с оказавшимся под ней конем.

В эту минуту и Гарри уже был вовлечен в поединок.

Как она и предполагала, он оказался хорошим наездником — ему потребовалось совсем немного времени, чтобы заставить коня слушаться.

Они направились в парк, хотя конь Терезы все еще брыкался, не желая поступаться независимостью.

Часом позже, когда они уже отъехали на некоторое расстояние от дворца, Гарри признался:

— Никогда еще не видел ни одной женщины, которая бы так мастерски ездила верхом. Поздравляю вас!

— Премного благодарна вам, сэр! — с шутливой кротостью произнесла Тереза.

— Нет, нет, я серьезно, — уверял ее Гарри. — Как вам удается управлять столь беспокойным созданием и при этом производить впечатление невесомости, будто порывом ветра может вас, унести как пушинку?

— Звучит очень поэтично. Не раз мне приходилось объяснять отцу, что я в самом деле похожа на маму, но мужской склад ума унаследовала от него, так же как и его упорство. Только по нелепой случайности я не родилась мальчиком, и теперь мне приходится прилагать усилия, дабы убедить отца, что я в состоянии помогать ему в работе. — И она тяжело вздохнула.

— Вы действительно этого хотите? — удивился Гарри. — Вот уж никогда бы не подумал, что женщина, тем более столь очаровательная, может интересоваться такими серьезными делами.

— Мне уже немало известно о судах, грузах и маршрутах плавания, — заявила Тереза, — и я намерена глубже вникнуть в эти вопросы. Это так увлекательно!

— Но почему? — недоумевал Гарри. — Если быть откровенным до конца, то я не считаю подобное замятие подходящим для женщины.

Они продолжали обсуждать эту тему, и когда возвращались во дворец, споря и пикируясь друг с другом.

Тереза поднималась наверх, чтобы немного отдохнуть и переодеться. Она мысленно продолжала спорить со своим спутником, зная, что никогда не изменит своей точки зрения.

А впрочем, ей удалось в какой-то степени доказать Гарри свою правоту.

Переодевшись, девушка поторопилась спуститься вниз, чтобы увидеть как можно больше в этом необъятном, великолепном доме.

Вчетвером они переходили из комнаты в комнату, и маркиз просто сгорал от желания показать им свои сокровища. При этом он неизменно отмечал роль сэра Хьюберта, давая понять, что лишь благодаря ему Стоук Пэлэс выглядит сейчас столь величественно.

За обедом Тереза решила сменить тему разговора.

Ей хотелось обсудить сооружение скакового круга и барьеры для прыжков, установленные там отцом.

Когда сэр Хьюберт сообщил, какая у них высота, Гарри даже растерялся.

— Полагаю, они слишком недоступны для женщины, давайте лучше завтра устроим обыкновенные скачки без препятствий.

Сэр Хьюберт улыбнулся.

— Я думал, вы поняли сегодня, когда поехали кататься верхом, что Тереза — дочь своего отца, как говорится, яблоко от яблони недалеко падает, а я, да будет вам известно, еще никогда не сталкивался с преградой, которую не смог бы преодолеть,

— Однако я действительно думаю… — стал оправдываться Гарри, но тут заметил, что Тереза смеется над ним.

— Хорошо, хорошо, ваша взяла! — сдался наконец он. — Но под свою ответственность и, если вы упадете, винить, кроме себя, вам будет некого!

— Я буду винить только себя, — согласилась Тереза, — а вам придется рано или поздно признать: мужчины не столько превосходят нас, сколько им просто нравится в это верить.

— Все несчастья от женщин! — парировал Гарри. — Они вторгаются в то, что является по самой своей сути прерогативой мужчин. Мы не успеем опомниться, как появятся женщины-жокеи и, вполне вероятно, женщины — солдаты и моряки.

Он засмеялся над своей шуткой, но Тереза охладила его пыл.

— Странно, — молвила она, — получается, правда состоит в том, что вы, как любой мужчина, просто боитесь, что мы окажемся не только равными вам, но и превзойдем вас, если представится случай доказать вам это.

Трое мужчин дружно рассмеялись над ее словами, но девушка стояла на своем.

— Что ж, подождем немного, но я уверена, в один прекрасный день вы обнаружите — женщины могут управлять миром, точно так же как и мужчины.

— Они и впрямь управляли им тысячу лет со своих подушек, — отразил ее выпад маркиз, — и так будет всегда, но не более того.

Они еще долго обсуждали этот вопрос, находя его весьма забавным, пока наконец сэр Хыоберт не предложил отойти ко сну.

Поднимаясь по лестнице рядом с Терезой, он сказал ей почти шепотом, чтобы никто не мог услышать:

— Ты была великолепна, моя драгоценная дочурка!

Она поцеловала отца и пожелала ему доброй ночи.

Прежде чем уснуть, она оценила прошедший день как один из самых приятных в своей жизни.

Больше того — ей понравился Гарри.

Теперь она могла понять ужас маркиза при мысли о его женитьбе на актрисе.

Ведь у него с той женщиной действительно не так уж много общего.

Тереза убедилась — Гарри Лэнбоурн достоин похвал, расточаемых ему герцогом Веллингтоном.

Он мог стать хорошим командиром и использовать в борьбе с врагом не только пушки, но и свой ум.

Он в состоянии много делать для своей страны и в мирное время, и для него было бы нелепо растрачивать себя на созерцание жены в очередной ее роли на театральной сцене.

Он должен направить свои знания на изменение и совершенствование законов Англии на заседаниях парламента.

Порядком уставшая от размышлений, но довольная прошедшим днем, Тереза мирно уснула.

Она пробудилась рано и тотчас привела себя в порядок, чтобы поездить с Гарри верхом до завтрака.

Сэр Хьюберт после ужина предупредил их, что желал бы поберечь силы для дневных скачек.

Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Тереза и Гарри отправились на прогулку.

Все вокруг казалось ей обворожительным — золотистые головки первых весенних цветов, птицы, щебечущие среди зеленых листьев…

Она оглянулась и посмотрела на дом.

Его красота словно добавила новые яркие оттенки в те ощущения, которые она испытывала сейчас, во время верховой езды.

Все в ней трепетало от внутреннего возбуждения, и Тереза вынуждена была признаться себе, что оно вызвано беседой с Гарри, вернее, той словесной дуэлью, которую они веди не переставая.

Они вернулись к завтраку, и каждый из них гордился достигнутым результатом, хотя из этого поединка никто так и не вышел победителем.

Весь следующий день оказался не менее интересным.

К несказанному восторгу Терезы, отец выиграл скачки с препятствиями.

Что касается ее самой, то пришлось признать, что оба всадника превзошли ее в скорости, но с минимальным результатом — ее конь уступил им всего на полкорпуса.

Сэр Хьюберт не скрывал своего удовлетворения.

— Вы победили меня, сэр Хьюберт. — В голосе молодого человека слышалось искреннее уважение.

— Исключительно благодаря большему опыту, мой мальчик. Опыт необходим во всем, чем бы мы ни занимались: не важно, скачем ли мы верхом, или ведем торговые дела, или готовим план наступления на врага.

— Вы правы, — сказал Гарри. — Теперь мне понятно, откуда у вашей дочери такие знания и опыт, не говоря уже о складе ее ума.

— Мне нравятся подобные похвалы, — улыбнулся сэр Хьюберт.

— Жаль только, я не смогла обставить вас обоих, — заявила Тереза, — но непременно сделаю это в следующий раз. Вот увидите, так и будет!

Мужчин рассмешила категоричность, с которой она произнесла эту угрозу, и они поддразнивали девушку, пока ехали обратно домой.

Переодеваясь к обеду, Тереза вдруг вспомнила, что должно было произойти вечером этого дня.

А между тем маркиз беседовал с ее отцом.

— Всё складывается как нельзя лучше. Ах, если б мы могли себе позволить подождать еще немного! Но по словам Чарлза Грэма, Гарри может завтра вернуться в Лондон.

— И я думал о том же, — признался сэр Хьюберт.

— Впрочем, еще до отъезда из Лондона я договорился, — продолжал маркиз, — о приезде актера, который сыграет роль священника. Я пообещал ему хорошие деньги и, разумеется, предоставил свою карету, дабы он мог легко добраться сюда.

— Если он актер, вы допустили ошибку, ведь Гарри нельзя видеть его, — заметил сэр Хьюберт. — Все провалится, если он его узнает.

— Думаю, это маловероятно. Мне стоило большого труда заполучить человека, которому можно довериться. К тому же я заручился его молчанием обо всем, что он увидит, посулив ему щедрое вознаграждение.

Сэр Хьюберт тяжело вздохнул.

— Нам было так хорошо здесь всем вместе, жаль, что мы не можем отказаться от задуманного.

Маркиз обвел взглядом комнату.

— Вы можете представить, как этим домом и всем имением управляет женщина, чьей единственной претензией на значимость является ее привлекательность в огнях рампы?

— Полагаю, Камилла Клайд хорошая актриса, — отметил сэр Хьюберт.

— Она всего лишь подобно попугаю воспроизводит заученные слова, которые были написаны кем-то, намного более талантливым и умным, чем она! — раздраженно бросил маркиз.

— Вы правы, безусловно, вы правы, — согласился сэр Хьюберт, — и поскольку мы обязаны спасти Гарри, я, так же как и вы, полагаю — это единственно возможный путь к его спасению.

— На сегодня я не могу придумать ничего лучшего, — сказал маркиз, — а в понедельник, возможно, будет слишком поздно.

— Да, конечно, — кивнул сэр Хьюберт.

Тереза уже была одета к обеду, когда отец постучал в дверь ее комнаты. Ему открыла горничная.

— Я подумал, что ты уже готова, моя дорогая, и зашел поговорить с тобой наедине.

Горничная, помогавшая Терезе, поспешно вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Что… случилось? — встревоженно спросила девушка.

— Ничего не случилось… пока, но согласно нашему плану маркиз подобрал актера для исполнения обряда венчания и позаботился обо всем до мельчайших деталей.

Тереза молча слушала, и сэр Хьюберт продолжал:

— Он даже достал разрешение на брак, без которого бракосочетание не может считаться юридически законным.

Тереза понимала, насколько все эти предосторожности существенны.

Когда Гарри узнает, в какую ловушку его заманили, он может обвинить организаторов венчания в его незаконности.

Если он пойдет дальше, угрожая передать дело в суд, маркизу ничего не останется, как признать фальсификацию.

Все это породит неимоверные сплетни, переходящие в грандиозный скандал.

Словно читая ее мысли, сэр Хьюберт промолвил:

— Нам необходимо убедить Гарри (и мне жаль, дорогая, но именно тебе предстоит взять на себя основную миссию), будто все произошло абсолютно законно, — и добавил не очень уверенно: — Он может разозлиться на нас за обман, но при этом сочтет бессмысленным объяснять все Камилле Клайд.

Помолчав немного, он произнес, словно взвешивая каждое слово:

— По всей вероятности, если только я не ошибаюсь, он примет ситуацию такой, какая она есть, и после того как мы будем окончательно уверены, что от его увлечения той женщиной не осталось и следа и Гарри готов забыть ее, скажем ему правду.

— А ты… не думаешь, папа, — нерешительно сказала Тереза, — что следовало бы… поговорить с ним… и попытаться объяснить ему, как… жестоко он обидит и огорчит дядю Мориса… Может, Гарри… откажется от своих планов… по собственной воле?..

Сэр Хьюберт задумался на миг.

— Он мог бы так поступить. Но точно так же он может и разозлиться за вмешательство в его личную жизнь. Тогда он незамедлительно отправится в Лондон и женится там на ней, лишь бы только доказать себе, что он достаточно взрослый и самостоятельный мужчина, способный решать за себя сам и строить собственное будущее без чьего бы то ни было вмешательства.

Так как почти все время с момента их приезда в Стоук Пэлэс Тереза проводила в обществе Гарри, у нее была возможность убедиться в его независимом и твердом характере, а потому подобное развитие событий казалось ей вполне вероятным.

Именно своим характером Гарри напоминал ей отца.

Было бы трудно, а то и вовсе невозможно повлиять на него, если уж он принял какое-то решение.

Она невольно вдохнула.

— Полагаю… ты прав, папа, и, значит… нам… ничего не остается, как только продолжать задуманное… но мне так не нравится все это!

— Мне тоже, дорогая, — признался сэр Хьюберт, — однако мы не можем оставить маркиза без поддержки в трудную минуту.

— Нет, безусловно, нет, — подхватила Тереза. — Он любит Гарри и этот великолепный дом.

— А я люблю тебя, моя милая девочка! И никогда не вовлек бы тебя в эту историю, не будь я уверен, что маркиз просто не сможет вынести, если все, над чем он работал и ради чего боролся в течение последних лет, падет к ногам никчемной женщины, не способной даже оценить подобную жертву.

— Но почему Гарри не в состоянии это понять?

— Мужчины — странные существа, — пытался объяснить ей отец, — и какими бы сильными они ни казались, неглупая женщина легко обведет их вокруг пальца и заставит делать такие вещи, которые потом вызовут у них стыд и сожаление.

Сэр Хьюберт с обожанием посмотрел на дочь, подумав при этом: немыслимо, чтобы мужчина, особенно если он так долго пробыл вдали от Англии, не влюбился в Терезу с первого взгляда.

И не только из-за ее огромных глаз и красивого личика, обрамленного золотистыми волосами.

Было в этой девушке еще что-то неуловимое, что отличало ее от ровесниц и придавало ее облику удивительную неповторимость.

Едва ли кто-то из молодых джентльменов, которых она еще встретит в высшем свете, сможет устоять перед ее притягательностью.

— Никто никогда не должен ничего узнать, — неожиданно резко произнес он. — Слухи о твоем участии в столь отвратительной истории могут губительно сказаться на твоей репутации.

Тереза ласково потрепала отца по руке.

— Не волнуйся, папа. Надеюсь, Гарри осознает происходящее и поймет — иначе просто быть не может, — все, что вы с дядей Морисом сделали, диктовалось исключительно любовью к нему.

И вдруг она добавила:

— Мне кажется, ему не хватает материнского тепла, несмотря на то что дядя Морис всегда чрезвычайно добр к нему. У него не было родителей или хотя бы одного из них, как у меня.

Сэра Хьюберта до глубины души тронули слова дочери, он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Актер, вероятно, вот-вот подъедет, и мы начнем церемонию. А после этого никогда больше не будем ни упоминать, ни обсуждать случившееся.

О, сколь мучительна была для ее отца эта необходимость обманывать юношу, которого он так искренне любил!

Но, так же как и маркиз, он оказался не в состоянии придумать ничего другого, дабы предотвратить брак, способный причинить молодому человеку горе и разрушить его будущее.

Когда отец вышел из комнаты, Тереза посмотрела на себя в зеркало.

На ней было платье из тончайшего белого муслина, предназначенное для одного из балов сезона.

По всему подолу и по линии декольте его украшали маленькие шелковые цветы и блестки.

Серебристые ленты, скрещиваясь под грудью, плавно спадали вдоль талии вниз, почти до самого пола.

Блестки переливались при каждом ее движении.

На голову Тереза надела венок из шелковых роз в россыпях блесток.

Юная и прекрасная, она казалась богиней весны, вступающей в мир вместе с первыми лучами солнца.

Спускаясь по лестнице, Тереза гадала, понравится ли она Гарри, но потом решила, что все его мысли заняты той, другой — с рыжими волосами.

Актрисой, ожидавшей его в Лондоне.

Сэр Хьюберт о чем-то спросил маркиза, но она не расслышала вопроса.

Тот вместо ответа только покачал головой. Видимо, актер, на которого они рассчитывали, еще не прибыл.

Для них это могло обернуться катастрофой.

Тереза мечтала о завтрашней верховой прогулке с Гарри и мысленно умоляла его не презирать ее за участие во всем этом.

Глава 5

Обед подошел к концу, и все смеялись над какой-то шуткой сэра Хьюберта.

В эту минуту к маркизу подошел дворецкий и вручил его светлости записку. Маркиз прочитал ее и кивнул головой.

Тереза догадалась о приезде актера, и сердце ее отчаянно забилось.

Она поняла, что ее догадка верна, когда маркиз произнес:

— Прежде чем мы вернемся в гостиную, я хотел бы предложить вам особое угощение.

— Какое же? — поинтересовался сэр Хьюберт.

— Его Величество подарил мне бутылку собственного портвейна как раз перед самым моим отъездом из Лондона, — пояснил маркиз. — Он утверждает, будто лучшего вина никогда не пил. Мы должны попробовать его и сообщить Его Величеству, прав он или не прав.

Все рассмеялись над этим заявлением — ведь король никогда, ни при каких обстоятельствах не признавал свою неправоту.

Маркиз подошел к буфету, на котором стоял графин с перелитым в него портвейном. Он наполнил четыре бокала.

Тереза догадалась, что именно сейчас он добавил в бокал Гарри две капли снадобья.

Маркиз поставил перед каждым бокал с вином.

— Итак, за что мы будем пить? — спросил он.

— Давайте поднимем этот тост не за человека, а за Стоук Пэлэс, — предложила Тереза, — я знаю, вы с отцом часто пьете за его процветание, и год от года дядя Морис делает его еще прекраснее.

Маркиз вскинул свой бокал.

— За Стоук Пэлэс! И пить до дна!

Терезе он налил совсем чуть-чуть, буквально на один глоток.

Ее отец и Гарри осушили свои бокалы, и она почувствовала, будто в комнате внезапно воцарилась мертвая тишина.

Не только они — казалось, и сам дом замер в ожидании.

Сделав над собой усилие, маркиз продолжал разговор о дворце и о задуманных им преобразованиях, уже начатых в саду, но постепенно голос его стих.

И сэр Хьюберт, и Тереза поняли — наркотическое снадобье подействовало на Гарри.

Молодой человек сидел на стуле ровно, как и на протяжении всего обеда, но взгляд его стал отсутствующим.

Он смотрел куда-то прямо перед собой, не поворачиваясь к дяде, ни когда тот говорил, ни даже когда шутил.

Дрожащим голосом маркиз сказал:

— Гарри, встаньте! Молодой человек повиновался. Тогда маркиз изменившимся голосом произнес:

— Пойдемте в часовню и покончим с этим.

Сэр Хьюберт взял Терезу за руку, и они медленно двинулись к двери.

— Следуйте за ними, Гарри! — приказал маркиз.

Ей было не по себе: Гарри покорно идет сзади, не сознавая, кто его ведет и куда они направляются.

Они миновали длинный коридор, ведущий к часовне.

Часовня, также построенная по проекту Ванбурга, была расположена в конце дальнего крыла здания.

Тереза видела ее издали, когда они обходили дворец.

Теперь она с отцом вошла внутрь.

Перед алтарем, украшенным цветами, стоял священник в белом облачении.

Маркиз, шедший за ними, понял, что актер, видимо, не имея возможности подъехать вовремя, прислал вместо себя другого человека.

Сэр Хьюберт подвел Терезу к ступеням алтаря, и они остановились, ожидая, когда к ним присоединятся маркиз с Гарри и начнется служба.

Пастор был человеком средних лет, с волосами, тронутыми первой сединой.

Лицо его показалось Терезе заурядным и невыразительным, и ее занимал вопрос, какие роли он мог играть на сцене.

Практически всю службу он, видимо, выучил наизусть, так как лишь изредка заглядывал в молитвенник, который держал в руке.

Теперь наступил черед венчающихся — произнести клятву.

Маркиз, стоявший на месте шафера, подтолкнул Гарри. И когда священник, обращаясь к нему, сказал: «Теперь повторяйте за мной…» — «жених» смиренно повторил все слова клятвы.

Тереза понимала, как глупо с ее стороны волноваться, но чувствовала нервную дрожь, произнося вслед за «священником»:

— Я, Тереза Мэри Элизабет, беру тебя, Эдуард Александр, себе в преданные мужья. В болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, в радости и в печали, отныне и пока смерть не разлучит нас, клянусь быть верной тебе.

Маркиз передал Гарри обручальное кольцо, и тот надел его на палец Терезы.

Она с удивлением подумала, что оно ей впору, хотя принадлежало, наверное, его матери.

Когда «священник» соединил их руки и назвал мужем и женой и они встали на колени под благословение, Тереза почувствовала стыд и смущение от того, что они призывали благословение Всемогущего на заведомую ложь.

«Прости нас. Боже, — молилась она. — Прости нас… за этот фарс в… священном месте и, пожалуйста… помоги Гарри… когда он… обо всем узнает, простить… нас тоже».

Это была молитва, идущая от самого сердца.

Они встали и, следуя указаниям маркиза, подошли к столу у алтаря.

Перед ними лежала открытая метрическая книга, в которой надо было расписаться.

Тереза увидела и лежащее там специальное разрешение на брак, полученное маркизом.

Они с Гарри вписывали свои имена, и она похолодела от невольной мысли, что это также ложь, нечто нехорошее, неправильное, хотя и необходимое, дабы убедить Гарри в законности свершившегося и правильном юридическом оформлении их брака.

Она обрадовалась, услышав слова маркиза:

— Теперь, Гарри, возьмите Терезу и выведите ее по проходу из часовни.

Гарри приблизился к ней, весь одеревеневший, все еще глядя прямо перед собой.

Все его движения, с того момента как он принял наркотическое снадобье, были заторможенными.

Тереза взяла его под руку, и они вскоре миновали проход.

У двери маркиз скомандован:

— Теперь отведите Терезу в кабинет!

Гарри повернулся и в точности выполнил указание дяди.

Тереза молча прошла с ним весь путь до кабинета, расположенного в необычайно красивой комнате, оформлением которой занимался сам маркиз.

Там к ним присоединился сэр Хьюберт и, отняв ее руку у Гарри, попросил:

— Ложись спать, любимая моя, завтра мы расскажем тебе обо всем, что случится. Тебе нет никакого смысла оставаться здесь.

— Вы… собираетесь… сообщить ему… о его женитьбе? — Тереза запнулась.

Отец кивнул.

Видя ее замешательство, он сам проводил ее к выходу, открыл перед ней дверь и вывел в коридор.

— Отправляйся спать! — Это прозвучало как приказ,

Тереза привыкла повиноваться отцу, послушалась его и сейчас.

И все-таки ей казалось несправедливым, что ее не будет рядом с Гарри, когда его огорошат известием о мнимом венчании.

Горничная, уже ждавшая ее в спальне, помогла снять платье. Тереза скользнула в большую кровать под балдахином.

Горничная загасила все свечи, оставив зажженными только две — в изголовье кровати, и вышла.

Тереза откинулась на подушки.

Ей не давало покоя то, что происходит внизу.

Она могла представить, какой ужас испытает Гарри, когда они скажут ему о случившемся.

При этом она пыталась оправдать себя, повторяя без конца одно и то же:

— Для папы и дяди Мориса это был… единственно возможный способ спасти его.

Прошло довольно много времени, прежде чем она погасила свечи и осталась в полной темноте.

Но и когда она уже засыпала, последние два слова вопреки ее воле все еще ворочались в мозгу: «Спасти его, спасти его!»

Горничная раздвинула шторы, и Терезу разбудил солнечный свет, наполнивший комнату золотистым маревом.

Горничная подошла к кровати.

— Прошу прощения, мисс, его светлость спрашивает, не будете ли вы готовы через час, поскольку он намерен вас увезти.

Тереза озадаченно смотрела на девушку, пытаясь вникнуть в смысл ее слов. Не ослышалась ли она?

— Вы сказали «его светлость». Вы имеете в виду маркиза?

— О нет, что вы, мисс! — возразила горничная. — Я говорю о мастере Гарри, как мы его называем внизу. Он давно встал и велит мне упаковать ваши вещи, так как вы возьмете их с собой.

У Терезы голова пошла кругом, но она понимала, что не стоит больше ни о чем расспрашивать горничную. Встала и начала одеваться, Когда эта процедура подошла к концу, горничная внесла поднос с завтраком.

— Надеюсь, мисс, — сказала она, — я уложила все, что может вам понадобиться.

— Не сходите ли вы за моим отцом в его комнату? Мне хотелось бы видеть его немедленно.

— Обязательно, мисс.

Горничная удалилась, а Тереза приступила к завтраку, отчаявшись осмыслить услышанную новость.

Спустя несколько минут в спальню вошел сэр Хьюберт.

— Папа… что произошло? — спросила Тереза. — Мне сказали, будто Гарри увозит меня.

Сэр Хьюберт плотно прикрыл за собой дверь.

— Я не знал о его намерении отправиться в путь так рано, иначе первым делом зашел бы к тебе.

— Скажи мне, папа, что все это значит? — набросилась на отца Тереза. Сэр Хьюберт присел на стул.

— Мы прождали вчера вечером почти два часа, пока Гарри выйдет из наркотического состояния. Сначала он казался просто невменяемым, потом произнес: «У меня болит голова. Почему я здесь?»

— И тогда… тогда вы… рассказали ему? — Тереза дрожала от нетерпения.

— Маркиз объяснил племяннику, что ради спасения его от женитьбы на женщине, которую он, Морис, никогда не примет в своем дворце, мы обвенчали его с тобой. И показал ему все бумаги, подтверждающие факт вашего бракосочетания.

Тереза едва смогла перевести дыхание.

— И… как отреагировал… Гарри?

— Сначала он казался ошеломленным, видимо, в тот момент он все еще оставался под влиянием наркотического средства. Потом произнес только одну фразу: «Вы могли бы больше доверять мне».

— Я чувствовала это, мне казалось, именно так он и скажет! — воскликнула Тереза. — Он страдал от того, что дядя Морис не доверял ему.

— Мы пытались объяснить ему причину нашего вмешательства, необходимость предотвратить его женитьбу на Камилле Клайд.

— Он сознался вам… что действительно… поступил бы так? — спросила Тереза.

— Гарри выслушан нас, затем встал и направился к двери, — продолжай рассказывать сэр Хьюберт. — «Я уеду завтра утром», — произнес он каким-то странным голосом. Я никогда раньше не слышал, чтобы он так говорил. «Куда ты собираешься ехать?» — спросил его маркиз. «К себе домой, в мой собственный дом, которому я принадлежу», — ответил Гарри.

Сэр Хьюберт тяжко вздохнул.

— Туда-то и предстоит отправиться тебе, дочурка.

— Но… где это?.. И мне обязательно надо ехать… с ним? — испуганно спрашивала Тереза.

— Боурнхолл, родовое гнездо Лэнбоурнов, расположено приблизительно в шести милях отсюда, — ответил сэр Хьюберт. — Мне кажется, доченька, ты не должна бояться, поезжай вместе с ним, как он того хочет.

Опасаясь услышать возражения, он быстро добавил:

— Меня беспокоят две вещи: необдуманные и несерьезные действия со стороны Гарри, поскольку он слишком рассержен, а главное, как бы не просочились слухи о происшедшем или — еще хуже того — не попали на страницы газет.

Тереза прекрасно сознавала, какой ужасной напастью обернулось бы это, и успокоила отца:

— Если мне нужно… ехать с Гарри, я так и поступлю, папа… но мне немного страшновато…

— Я знаю, девочка, но надеюсь, как только Гарри поймет, что наш поступок продиктован лишь стремлением помочь ему, он привезет тебя обратно. Ни мне, ни его дяде не удалось поговорить с ним вчера вечером.

Он горестно вздохнул.

— А чтобы окончательно избавиться от наших разговоров, Гарри просто заперся в своей спальне.

Тереза молча встала и подошла к окну.

Она смотрела на парк, купающийся в солнечных дучах.

Сэр Хьюберт первый нарушил тишину.

— Я знаю, мы требуем от тебя слишком много, но ты прекрасно знаешь — путь к цели, если она достаточно серьезна, не всегда оказывается гладким, и редко когда все идет по задуманному плану.

— Твои слова, папа, означают, что, поскольку я просила тебя разрешить мне работать с тобой, ты предоставляешь мне возможность доказать мою способность к этому, — произнесла Тереза после некоторого раздумья.

— Не могу сказать, будто имел в виду нечто подобное, — ответил сэр Хьюберт, — но, честно говоря, для тебя это действительно может оказаться неким испытанием.

— Тогда мне остается только надеяться на успех — ведь ты завершил бы дело успешно, окажись на моем месте.

Она отвернулась и взяла со столика шляпку под цвет своего платья.

Отец безмолвно наблюдал, как она надевает ее.

В этот миг послышался стук в дверь, и вошла горничная.

— Я уже упаковала вещи в дорожный сундук, мисс, — сказала она. — Могу ли я теперь заняться укладкой всех ваших щеточек, гребенок и расчесок?

— Да… да, конечно, — машинально ответила Тереза.

Она взглянула на отца. Тот встал и направился в небольшую гостиную, Нежную с ее спальней.

Когда они снова остались одни, он сказал:

— Ты невероятно отважная девочка, умница моя, и я очень горжусь тобой. Но мне необходимо поговорить с тобой об одном существенном моменте, и ты должна внимательно меня выслушать.

— Я готова, папа.

Сэру Хьюберту давались слова с видимым усилием.

— Если случайно, — медленно произнес он, — Гарри попытается воспользоваться своими правами, полагая, будто и в самом деле женат на тебе, ты, конечно же, вынуждена будешь сразу открыть ему истину.

Сначала Тереза не совсем поняла, что подразумевает отец, но когда сообразила, в чем дело, смутилась и залилась румянцем.

— Я… совершенно уверена… папа… раз уж Гарри сердится на вас с дядей Морисом… он также будет гневаться и на меня.

— Вот увидишь, через несколько дней, — заторопился сэр Хьюберт, — мы сможем сообщить ему всю правду об этой мистификации.

— Но… но не решит ли он тогда немедленно… отправиться в Лондон и… жениться на Камилле Клайд? — едва слышно выговорила Тереза.

— Маркиз думал об этом, — объяснил сэр Хьюберт, — и он будет постоянно следить за актрисой, дабы вовремя узнать, продолжает ли она охотиться за Гарри, или ее чувства уже переметнулись на другой объект.

Он положил руку на плечо Терезы и притянул ее к себе.

— Прости меня, я прошу у тебя слишком много, но постарайся сохранить все как есть до тех пор, пока мы не убедимся, что Гарри вне опасности.

— Я буду стараться… папа, я действительно… попытаюсь, — пообещала Тереза.

Сэр Хьюберт поцеловал ее.

— Я очень горжусь тобой, именно так и может вести себя моя дочь в критической ситуации.

Через пару минут Тереза была уже на лестнице.

Хотя отец считал ее храброй девочкой, она-то знала, какой безумный страх сидит в ней сейчас.

Слуги предупредили, что его светлость ожидает ее в фаэтоне, а когда она — вышла из парадной двери, то и сама смогла увидеть его.

Он восседал на месте возницы в своей высокой шляпе, чуть сдвинутой набок, очень прямо, не оборачиваясь.

Грум устроился сзади.

Откидной верх был поднят наполовину.

— Я предложил Гарри взять мой фаэтон, поскольку дядин понадобится ему самому, — сказал сэр Хьюберт, оказавшийся рядом с дочерью, и добавил, понизив голос: — Маркиз намеревается съездить в Лондон сегодня или завтра и выяснить, чем занимается та женщина.

Маркиз не появился.

Тереза, поцеловав на прощание отца, спустилась по лестнице в сопровождении Руфуса.

В эту ночь он, как всегда, спал на ее кровати и провел все утро в ожидании хозяйки в маленькой гостиной рядом со спальней. Теперь он носился от удовольствия, очутившись наконец на воздухе.

Лакей помог Терезе взобраться на козлы рядом с Гарри.

Руфус запрыгнул после нее, и она устроила его рядом с собой.

Ей казалось, он будет хоть какой-то защитой от гнева Гарри.

Даже не повернув головы в сторону парадного подъезда, Гарри тронул лошадей.

Тереза и сэр Хьюберт махали друг другу на прощание, пока фаэтон двигался по аллее.

В то время как она разговаривала с отцом в Малой гостиной, все вещи — и ее, и Гарри — успели отправить вперед на бричке, которую всегда держали наготове для слуг и багажа.

На ней, скорее всего, отправился в Боурнхолл и лакей Гарри.

Она подумала, что, возможно, его дом простоял закрытым всю войну, но спрашивать об этом Гарри, дабы убедиться в своей правоте, ей не хотелось.

Они ехали в полном молчании.

Гарри оказался весьма искусным возницей, так управлять лошадьми среди ее знакомых умел только отец.

Гнедые, запряженные в фаэтон, бежали слаженно и ритмично; возможно, и этих лошадей приобрел для конюшни маркиза ее отец.

Они отъехали уже довольно далеко, но никто из них не проронил ни слова.

Тереза изнывала от желания поговорить с Гарри. Пусть бы он разразился бранью, это все равно было бы лучше, чем гробовое молчание.

Поглядывая на него из-под ресниц, Тереза видела плотно сомкнутые губы и решительный квадратный подбородок.

От всей его фигуры веяло гневом, и она чувствовала, как ее внутренности сжимаются от страха.

Солнце взобралось высоко, становилось все жарче, и она подумала, что по времени им пора бы уже подъезжать к Боурнхоллу.

Они свернули с главной дороги, и Гарри пришлось придержать лошадей, так как ответвление ее было намного уже и извилистее. Из-за множества поворотов было просто рискованно ехать быстро.

Сначала по другую сторону дороги тянулся пес, наконец-то укрывший их от палящих лучей солнца.

Потом неожиданно лес отступил.

Вокруг не было ничего, на чем мог бы остановиться глаз, только кое-где в стороне ютились небольшие рощицы.

Гарри не торопил лошадей, хотя, будь он один, ехал бы быстрее.

Вдруг откуда ни возьмись навстречу им выехал всадник.

Взглянув на него, Тереза замерла от изумления.

Лицо всадника закрывала маска, в руке он держал пистолет, за пояс был заткнут еще один.

Он направил свою лошадь прямо на них, и Гарри пришлось остановить фаэтон.

— Ни с места! Кошелек или жизнь! — грубо скомандовал незнакомец хриплым голосом. — Для начала возьму-ка ваших лошадок!

Гарри потянулся за пистолетом, лежавшим рядом в специальном отсеке.

Разбойник заметил его движение и выстрелил, целясь ему прямо в грудь. Но так как Гарри в этот момент наклонился, пуля попала в руку.

Тереза вскрикнула.

От выстрела их гнедые рванулись, но лошадь разбойника, видимо, привычная к подобным звукам, не испугалась.

Опешила она только от лая Руфуса, подавшего голос как раз в тот момент, когда разбойник протянул руку за другим пистолетом, заткнутым за пояс.

Лошадь под ним встала на дыбы, ему пришлось оставить пистолет и ухватиться за поводья.

Тереза, не сводившая с него глаз, поняла его намерения и, прежде чем он овладел другим пистолетом и выстрелил в Гарри, отвела руку за спину Руфуса.

Она схватила второй пистолет, спрятанный в специальном отсеке, о котором ей сказал отец по дороге в Стоук Пэлэс, и не раздумывая, с завидной проворностью выстрелила в грудь разбойнику, явно не ожидавшему этого.

Он издал пронзительный крик и откинулся назад в седле.

Увидев это, грум соскочил со своего места и перебрался к Гарри.

— Давайте уж я буду править, милорд, — предложил он.

Это был ответ на мысленный вопрос Гарри, как быть дальше.

Он придвинулся ближе к Терезе, зажимая рану здоровой рукой.

— Трогай! — приказал он груму. Тереза мельком, оглянувшись в последний раз, увидела, как лошадь разбойника бешено мчится между редкими деревьями, а ее хозяин безжизненно болтается в седле, удерживаемый в нем зажатыми в стременах ногами.

Грум натянул поводья, и они устремились вперед со скоростью, какую им позволяла дорога.

Тереза обняла Гарри за плечи, стараясь поддерживать его раненую руку.

Он молча облокотился на нее, и она тщетно пыталась удержать его в вертикальном положении.

Она чувствовала его боль.

Как будто отвечая на ее вопрос, он сказал через какое-то время:

— Со мной все… в порядке… и нам совсем не далеко… осталось ехать… приблизительно… две мили.

Дорога заметно улучшилась, и лошади перешли на быстрый шаг.

Тереза крепче прижала к себе Гарри, чувствуя, как он постепенно соскальзывает вниз.

Из раны сочилась кровь.

— Может быть, остановимся? — бросила она.

— Нет… давайте лучше… домой! — с усилием промолвил он.

Они ехали, все увеличивая скорость, пока Тереза не увидела перед собой большие ворота. Сердце ее радостно забилось.

Грум направил лошадей в ворота, и фаэтон покатил по аллее, в конце которой возвышалось симпатичное к строение из красного кирпича в стиле елизаветинской эпохи — так по крайней мере показалось Терезе.

Когда подъехали ближе и она целиком увидела дом, то смогла убедиться в безошибочности своей догадки.

Граненые стекла окон и силуэт постройки в виде буквы Е ясно говорили об этом.

А между тем у Гарри усилилось кровотечение, кровью уже был залит весь полог, прикрывавший платье девушки.

Наконец их взорам предстали двое мужчин, ожидавших у парадной двери.

В одном из них Тереза узнала Бэнкса, камердинера Гарри.

Грум остановил лошадей. Встречающие застыли в растерянности, но уже через мгновение Бэнкс бросился вниз по ступенькам к хозяину.

— С нами случилось несчастье, — объяснила Тереза. — Вам придется помочь графу, только будьте осторожны с его рукой.

— Я позабочусь обо всем, ваша светлость, — успокоил ее Бэнкс.

Его подчеркнутая предупредительность наводила на мысль, что новость о их бракосочетании уже достигла Боурнхолла.

С большим трудом Бэнкс вместе с седовласым слугой вытащили Гарри из фаэтона.

Они почти внесли его в дом.

Тереза хотела присоединиться к ним, но тут на пороге появился старик;

он подошел к лошадям и взял их под уздцы.

Грум спрыгнул с козел и со словами: «Я лучше уж помогу его светлости» — побежал вверх по лестнице.

Тереза вышла из фаэтона, Руфус последовал за ней.

Вне всякого сомнения, именно Руфус оказался героем дня.

А как же иначе! Не испугай он своим лаем лошадь разбойника, тот наверняка всадил бы в Гарри вторую пулю, которая могла его убить.

От одной этой мысли Тереза испуганно задрожала.

Она поднялась по лестнице и вошла в холл.

В этот миг она ощутила радость, которую невозможно описать словами:

Гарри остался жив!

Глава 6

Уже в холле Тереза заметила, что все вокруг выглядит нежилым.

Сквозь раскрытую дверь в комнату, по всей видимости, гостиную, можно было разглядеть мебель, покрытую серыми полотняными чехлами, и наполовину приспущенные шторы.

Она стала подниматься по лестнице на второй этаж, собираясь последовать за Гарри и слугами, которых внизу уже не оказалось.

Навстречу ей спешила пожилая женщина.

Подойдя ближе, она с поклоном обратилась к Терезе:

— Мне сейчас рассказали, что вы обручились с его светлостью. Я желаю вам обоим огромного счастья, но скажите мне — он что, ранен?

— Пуля попала ему в руку, — молвила Тереза.

Женщина вскрикнула от ужаса, потом быстро забормотала:

— Мне надо его сейчас же увидеть! Я должна объяснить, ваша светлость, я нянюшка его светлости графа, но уже не служу в доме, у меня тут недалеко домик и земля.

— Что ж, нянюшка, вы тот самый человек, который нам сейчас особенно нужен, — обрадовалась Тереза. — А я попытаюсь выяснить, как послать за доктором.

— Мистер Доусон займется этим. Пойду передам ему, что он вам нужен.

И нянюшка устремилась куда-то в конец коридора, где, видимо, располагался кабинет хозяина дома.

Раз уж за Гарри будут ухаживать Бэнкс и нянюшка, ей самой нечего делать подле него, решила девушка.

Ей лучше позаботиться, чтобы послали за доктором.

Пока она раздумывала, остаться ей наверху или спуститься вниз, в конце коридора появился седовласый дворецкий и заторопился к ней.

— Нянюшка передала мне, ваша светлость, что вы хотите послать за доктором.

— Полагаю, надо сделать это немедленно.

— Я обо всем позабочусь, ваша светлость.

Он пошел вниз, и Тереза последовала за ним, но, когда она спустилась в холл, его нигде уже не было видно.

Она заглянула в гостиную, потом в расположенную рядом с ней комнату, которая, оказалась библиотекой.

Оба помещения она нашла привлекательными, может быть, благодаря окнам, сверкающим гранеными стеклами.

Чехлы покрывали всю мебель, поэтому трудно было представить, как выглядели эти апартаменты, когда здесь жили родители Гарри.

Вскоре вернулся Доусон.

— Я послал за доктором, ваша светлость. Он живет на краю деревни.

— Спасибо. Насколько я понимаю, вы здесь служите дворецким.

— Служил когда-то, ваша светлость, — ответил Доусон, — но с тех пор, как их светлость с женой погибли, нас в доме только двое — я и миссис Доусон, и мы следим за всем.

Неожиданно для себя, как будто отец незримо руководил ею, Тереза приняла решение.

Вот он, дом Гарри!

Рассердившись на всех, он помчался сюда, как обиженный маленький мальчик бежит к матери за поддержкой и утешением, но по дороге домой попал в беду.

— Вы работали в доме, когда родители графа были еще живы?

— Почитай, тридцать лет прошло, как я тут, ваша светлость, да в пустом доме стало очень уж тихо и уныло.

— Тогда нам с вами предстоит восстановить все так, как было при их жизни.

Доусон слушал, пристально глядя на нее.

— Полагаю, у вас найдутся помощники?

— Трое, ваша светлость.

— Наверное, в деревне отыщутся и молодые люди, которые только обрадуются работе.

Доусон как будто онемел от изумления.

— И если ваша жена — кухарка, — продолжала Тереза, — то ей понадобятся две или три женщины в помощь на кухне и, возможно, один поваренок. Она задумалась на миг и добавила:

— Поскольку нянюшка его сиятельства графа здесь, думаю, она сумеет обучить горничных, если те раньше не служили в доме.

Доусон кивнул.

— Тогда поручите ей нанять трех девушек в деревне.

Доусон не двигался, словно зачарованный, потом наконец промолвил со слезами на глазах:

— Мне трудно поверить, ваша светлость, что такое может произойти снова.

— Это дом его светлости, — тихо сказала Тереза. — Когда он поправится и спустится вниз, он должен увидеть все точно таким же, как было в его детстве.

Совершенно растроганный, Доусон поспешил на кухню. Тереза понимала его состояние, ведь она в один миг перевернула весь его мир с ног на голову.

Доктор Стюарт прибыл на удивление быстро и, осмотрев Гарри, успокоил девушку.

— Я извлек пулю. К счастью, пострадали только мягкие ткани, кость не задета.

— Я боялась этого.

— Его светлость, однако, потерял много крови, — продолжал доктор, — и какое-то время его будет лихорадить. Но вы можете довериться нянюшке. Сколько я помню, она всегда была здесь, и я не знаю лучшей сиделки.

— Тогда нам очень повезло, — улыбнулась Тереза.

— Нас поразило известие о женитьбе графа, — не спешил откланяться доктор, — но, мне кажется, вы сможетe достойно занять место его матери. Она была самой очаровательной и восхитительной женщиной, которую я когда-либо встречал.

— Спасибо. — Тереза почувствовала радость от его теплых слов. — Уверена, вы поможете Гарри поскорее поправиться.

— Не проявляйте нетерпения, все требует времени, и граф еще долго будет страдать от боли. Вечером я снова зайду.

Он поклонился Терезе и поспешил к стоявшей у дома довольно обветшалой коляске с запряженной в нее не менее ветхой лошадкой.

Глядя ему вслед, Тереза подумала, что, пока этот дом оставался нежилым, вряд ли доктор имел кого-нибудь из богатых пациентов в округе.

Теперь она решила навестить Гарри.

Поднимаясь по лестнице к его спальне, она почувствовала, как учащенно забилось сердце.

Гарри казалось, будто он спит и бодрствует одновременно.

Кто-то рядом разговаривал с ним. Голос казался нежным и знакомым, много раз слышанным прежде.

Прохладная рука ласково гладила его лоб.

— Тебе опять становится лучше, — говорил голос. — Скоро ты начнешь вставать, и сможешь обойти все вокруг, и увидишь свой дом — таким, какой он был прежде. В саду распускаются цветы, птицы поют на деревьях, и все придут в восторг при твоем появлении.

Гарри слушал и все понимал, но было странно, что эти слова он уже слышал когда-то и звучали они подобно музыке.

А нежный, ласковый голос продолжал:

— Лошади ожидают тебя в конюшне, а мне так одиноко без тебя на верховых прогулках, поэтому, пожалуйста скорее поправляйся. Мне о многом хочется поговорить с тобой.

Голос умолк, и рука исчезла с его лба. Медленно, как бы преодолевая сопротивление, Гарри открыл глаза.

Девушка смотрела на него, низко склонясь над изголовьем; он явно знаком с ней, с этой красавицей.

И тут девушка воскликнула:

— Вы очнулись! О Гарри, вы очнулись! Вы меня слышите?

— Где я? — с трудом прошептал он.

— Вы — дома, Гарри, в Боурнхолле, и вам уже лучше!

Слова звучали восторженно, как победный клич.

Гарри пытался сообразить, где он, и что с ним произошло, но очень скоро устал. Он снова закрыл глаза.

Рука опять легла на лоб, и ему почудилось, будто мама ухаживает за ним.

— Каков ваш приговор, доктор? — спросила Тереза, ожидавшая его в холле.

— Вам, как и мне, известно, какие чудеса творите вы с нянюшкой. Никогда не видел столь быстро заживающей раны, и теперь, конечно, граф горит желанием встать!

— А ему можно?

— Завтра, но только на очень короткое время. — Доктор Стюарт был категоричен. — И никакой верховой езды до конца недели!

— Но именно к этому он и стремится. Мне приходится брать на прогулку попеременно то одну, то другую лошадь, дабы поддерживать их в хорошей форме.

— Слышал, вам пришлось увеличить штат в конюшне. Бедный старый Эби никогда бы не справился в одиночку. Он с трудом привыкает ко всем этим новым парням.

— Нам потребуются еще конюхи, — заметила Тереза. — Я получила письмо от отца; он сообщает о покупке еще пары на лошадиных торгах, они должны прибыть сегодня.

— Если вы станете продолжать в том же духе, вам понадобится ветеринар, а не только доктор. Мне лично больше нравится, когда у моих пациентов две ноги, а не четыре! — сказал доктор Стюарт, уже отъезжая.

Тереза рассмеялась и помахала ему вслед.

Потом она поспешила наверх к Гарри.

Она уже написала сэру Хьюберту письмо о случившемся с ними в пути, добавив, однако, что для него, так же как и для маркиза, было бы ошибкой навестить сейчас Гарри, и объяснила это так: «…Он три дня был без сознания, и, по словам доктора, ничто не должно тревожить его, пока рана не зажила.

Ей казалось, это убедительный повод, чтобы воздержаться от приезда в Боурнхолл.

Если Гарри все еще негодует за подстроенную ими женитьбу, то приезд дяди или сэра Хьюберта мог вывести его из душевного равновесия.

Тереза знала — они достаточно сообразительны, дабы читать между строк.

Когда Гарри приходил в сознание, она говорила с ним о многом, но ни единым словом не упомянула о венчании.

Тереза поведала ему, как нанимала слуг в дом и для ухода за садом, увеличила число конюхов в конюшне. Он не выказывал ни недовольства, ни одобрения.

Когда Гарри поправился настолько, чтобы сидеть на кровати, Тереза подумала, что он даже похорошел с тех пор как они «поженились».

Он похудел и побледнел за время болезни, а черты лица заострились. Девушка почему-то сравнила его со статуей, изображавшей какого-то греческого бога, — она видела ее в Стоук Пэлэс.

Когда надо было заставить Гарри слушаться, не было надежнее человека, чем нянюшка; он повиновался ей, как маленький ребенок.

— Ну-ка, ну-ка, — выговаривала она ему, — вы никогда не поправитесь, коли не съедите все.

— Но я не голоден, — возражал Гарри.

— Так-то оно так, но вы не можете отослать еду назад нетронутой, — сердилась нянюшка. — Ведь тогда вы раните миссис Доусон в самое сердце, а она-то из кожи вон лезет, только б угодить вам!

Вчера Гарри съел гораздо больше, чем ему того хотелось, и нянюшка торжественно, словно кубок победителя, унесла его пустую тарелку.

Тереза смеялась.

— Вот уж никогда не ожидала увидеть вас повинующимся женщине! Я слишком хорошо знаю ваш постулат о должном для нас поведении: нам следует быть спокойными и мягкими, нежными и робкими и, безусловно, покорными.

— Именно этого я от вас и жду! — прозвучало в ответ.

Впервые Гарри подтвердил, пусть и не прямо, их нынешнее положение женатой пары.

Тереза стушевалась и, почувствовав некоторое замешательство, не нашлась, что сказать.

А Гарри тем временем заметил:

— Вы стали говорить по-другому — намного мягче, чем до того, как мы пpибыли сюда.

— Но вы были больны, и я считала вас беспомощным, — объяснила Тереза.

— Лично я думаю, подобная перемена в вас к лучшему. Именно так следует говорить женщинам!

— Мне кажется, вы нарочно вызываете меня на спор, — скривилась Тереза, — но это нечестно с вашей стороны, ведь вы прекрасно знаете, что доктор велел всем беречь ваш покой и ничем не волновать.

— Вы полагаете, будто я из-за вас волнуюсь?

— Я не льщу себе ни в коей мере, — заявила Тереза, — но у меня такое ощущение, будто вы жаждете вступить в одну из тех пламенных полемик, которыми мы наслаждались, когда были… когда катались с вами верхом.

Она чуть было не произнесла «когда мы еще не поженились», но вовремя одернула себя.

С тех пор как Гарри поправился, он ни разу не упомянул о событии, предшествовавшем их приезду в Боурнхолл.

Тереза присела рядом с ним у окна; солнечные лучи проникали в комнату сквозь открытое окно, и волосы девушки в их свете казались чистым золотом.

— У меня есть одно желание, — сказал Гарри.

— Какое? — оживилась Тереза.

— Когда я завтра спущусь вниз, мне хочется посмотреть всех новых лошадей в конюшне. Я бы мог расположиться наверху парадной лестницы, а вы устройте так, чтобы все они прошествовали передо мной.

Тереза захлопала в ладоши.

— Это превосходная идея! Старый Эби сгорает от нетерпения показать их вам, особенно последних двух. Они превосходны!

— Полагаю, вы их уже опробовали, — предположил Гарри.

— Разве можно было удержаться? — удивилась Тереза, но в голосе ее почувствовалось некоторое беспокойство: ведь он мог рассердиться, что она седлала лошадей, не дожидаясь его выздоровления.

Но он с улыбкой произнес:

— Не дайте им вымотаться прежде, чем мне представится шанс поездить верхом.

— Постараюсь, — поддразнила его Тереза. — И не сомневайтесь, они ожидают вас, так же как все в поместье жаждут увидеть вас выздоровевшим.

Гарри посмотрел на нее вопросительно, и девушка объяснила:

— Я заходила к арендаторам, они в восторге от того, что вы вернулись домой. Надеюсь, вы не рассердитесь — я порекомендовала им расширять посевные площади под зерновыми культурами и разводить больше домашнего скота.

Желая предупредить возможный гнев хозяина дома, она поспешила добавить:

— Важно, чтобы все преобразования были сделаны до зимы.

Гарри какое-то время молчал.

— Кажется, я понял — вы перенесли свою энергию с судов вашего отца на мое поместье.

Тереза с тревогой посмотрела на него.

— Смею надеяться, вы не считаете, будто я лезу не в свое дело, — сказала она. — Вы же знаете, многое здесь требует внимания, и все равно придется с чего-нибудь начинать.

— А вы абсолютно уверены, будто я хочу с чего-то начинать? — с некоторой допей иронии поинтересовался Гарри.

Стало тихо.

— Мне казалось… — робко нарушила молчание Тереза, — нехорошо было бы, если б вы увидели… дом и… имение… все вокруг в том виде, в каком это предстало мне в день нашего приезда.

— Почему же?

— Потому что… я думала… вы расстроитесь. В конце концов, это — ваш дом.

Он молчал, и Тереза пролепетала:

— Я… Мне жаль, если я… вторглась в область, которая… является исключительно вашей прерогативой.

— Пожалуй, я скажу вам позже, правы вы или не правы, — наконец промолвил Гарри после затянувшейся паузы, — когда смогу покинуть эту комнату. Но из окна я могу видеть лишь сад, и, похоже, кто-то заботится о нем.

— Они так трудились! Чтобы вы, когда поправитесь, могли оценить, какого результата они сумели добиться!

— Или вы!

Тереза не могла определить, осуждал ее Гарри или благодарил.

Она встала и подошла к окну посмотреть на сад. Неожиданно Гарри протянул к ней руку.

— Подойди ко мне, — попросил он.

Девушка не двигалась. Он подождал немного и удивленно спросил:

— Вы так скоро забыли свою клятву во всем повиноваться мне?

Тереза покраснела. У нее не было никакого желания обсуждать сейчас их мнимое венчание.

Медленно она подошла к нему и взяла за руку.

Он притянул ее к себе и сказал:

— Вы спасли мне жизнь и проявили ко мне столько доброты и сочувствия, вы были так по-женски ласковы и внимательны ко мне, пока я выздоравливал. Мне просто хочется знать, чем я могу отблагодарить вас за все.

Она посмотрела ему в глаза и внезапно ощутила, как что-то странное происходит в ее душе.

Гарри смотрел на нее, и во взгляде его появилось новое выражение, которого она раньше не замечала.

Девушка почувствовала дрожь во всем теле, буквально до самых кончиков пальцев.

Он попытался прижать ее к себе, и, интуитивно угадав его желание поцеловать ее, она вскрикнула и, освобождая свою руку, сбивчиво заговорила:

— О Гарри… Мне нужно. Я должна… рассказать вам… нечто… ужасное… но мне кажется… вы еще не совсем… поправились и… не готовы выслушать меня…

Он замер.

— Что-нибудь случилось?

Мучительно решая, с чего начать, и не находя слов, Тереза снова подошла к открытому окну.

— Что же такое вы хотите мне сообщить? — вновь тихо спросил Гарри-

— Это… вызовет ваш гнев… и… возможно, я… поступаю неправильно, рассказывая вам обо всем… сейчас.

— Если вы хотите поведать нечто такое, что рано или поздно станет мне известно, я готов выслушать вас сейчас. — Б голосе его послышалось раздражение, чего прежде не было.

Тереза в отчаянии сознавала, какую страшную ошибку допустила. Ей следовало подождать со своими откровениями.

И, не скрывая досады, она едва слышно заговорила:

— Это снова касается того, как… вас… обманули… но… хотя вы опять рассердитесь… никто не хотел оскорблять вас… старались только ради вас… ведь все, кто любит вас… хотели вашего счастья.

— Не возьму в толк, о чем вы говорите. Мне известно, как меня обманом обвенчали. Именно потому мы оба здесь, но до сих пор мы ни разу не заговаривали об этом.

— Я знаю, — уныло молвила Тереза, — но… мне показалось… я думаю, вам надо теперь узнать правду… всю правду до конца.

— И в чем же она состоит?

Тереза вся дрожала, с трудом подбирая нужные слова.

— Когда… папа и… дядя Морис… объяснили вам, что мы… нас… обвенчали… на самом деле венчание не было настоящим… Какой-то… актер… изображал пастора… нас будто бы венчали для того, чтобы вы не… смогли отправиться в Лондон… и жениться на Камилле… Клайд, вашей… актрисе… как собирались.

Гарри пристально посмотрел ей в глаза.

— Вы серьезно думаете, будто со мной поступили правильно, напоив каким-то наркотическим зельем и вынудив принимать участие в мнимом венчании? На мой взгляд, это ужасно, когда два взрослых человека поступают подобным образом. Так что же странного может быть в моем гневе!

— Я… я понимаю, — прошептала Тереза.

Она бросилась к нему и опустилась на колени рядом со стулом, на котором он сидел.

— Пожалуйста… не сердитесь, — взмолилась она. — Все произошло лишь потому, что… дядя Морис боялся, как бы вы не совершили… ошибку, которая… разрушила бы… всю вашу жизнь.

Он слушал ее мольбы с застывшим лицом.

— Вы же знаете, как он… любит вас… все, осуществленное им в Стоук Пэлэс… делалось и делается только для вас. В отчаянии… он… стремился найти способ… спасти вас от… самого себя.

— Значит, как я понял из ваших слов, — медленно произнес Гарри, — венчание проводил какой-то актер, а вовсе не пастор.

— Им надо было… сделать все правдоподобно в деталях. Снадобье могло не подействовать… до конца, и вы… запомнили бы происходящее.

— И вы согласились принять участие в этой мистификации! Но почему?

— Потому что… и я тоже… люблю вас! — прошептала девушка.

Признание вылетело у нее прежде, чем она смогла остановиться или подумать, как ему ответить, и, лишь увидев его глаза, она поняла, что сказала.

Опустив голову так, чтобы он не мог видеть ее лица, она поспешила добавить:

— Бы… так славно воевали… на войне вы стали героем… для всех нас. Как могла я допустить… а ваш дядя был уверен, что вы собирались… это сделать… чтобы вы погубили себя?

— Мне до сих пор трудно поверить в столь дикий и неестественный метод спасения, к которому прибегли мой дядя и ваш отец! Почему бы им напрямую, откровенно не спросить меня, женюсь ли я на актрисе?

— Они были… они боялись, вдруг, если… они попробуют уговаривать вас… не делать этого… вы станете еще настойчивее добиваться своего права… самому… выбирать себе жену… и непременно женитесь.

— Допустим, я в состоянии понять их рассуждения, — признался Гарри. — Но меня раздражает их ложь, а больше всего в этой истории мне претит тот факт, что они вовлекли вас в свой бредовый, нелепый заговор!

— Я согласилась принимать в нем участие… ведь я делала все… ради вас.

— Вас так волнована моя судьба?

— Естественно… волновала! Вы были таким… храбрым героем войны… героем для… тысяч людей. Как могли вы… разрушить все… это?

Он не реагировал, и она продолжала:

— Вы должны быть достаточно честны к себе самому… и признать — подобный шаг испортил бы… все, даже включая этот… красивый… замечательный дом.

Она думала об этом каждую ночь, ложась спать.

Боурнхолл никогда не стал бы подходящим местом для той актрисы.

Терезе казалось, будто она и вправду видит, как отец и мать Гарри проходят через комнату к камину или сидят в гостиной со старинной мебелью и абиссинским ковром.

Как они разговаривают о своем сынишке, который играет там, наверху, в своей детской.

Нянюшка с гордостью показывала Терезе лошадку-качалку, на которой скакал маленький Гарри, и форт, где он играл с оловянными солдатиками.

Словно прочитав ее мысли, Гарри спросил:

— Вам удалось восстановить все, как это было при матушке?

— Правду сказать… все сделали нянюшка и Доусон… а я… только… молюсь… чтобы вы не… разочаровались.

— И вы сделали все это для меня? — тихо спросил Гарри. — И именно вы спокойно позволили мне поверить в ложь?

— Право… в ней не было зла, — оправдывалась Тереза, — это была… ложь только во спасение… вас от… совершения… ужасной… ошибки.

— И что теперь будет с вами? — бросил Гарри. — Вы говорите, мы вовсе не женаты, но все здесь в Боурнхоллe считают вас моей женой.

— Я думаю… папа рассчитывает на… мое исчезновение… когда… вам станет… значительно лучше, — ответила Тереза. — Я вернусь в Лондон, чтобы впервые появиться в свете, как и должно было произойти… до того… как все это случилось.

— Сдается мне, вы поставили себя в довольно щекотливое положение, — задумчиво сказал Гарри, — и если вдруг станет известно о вашем пребывании здесь со мной под именем графини Лэнбоурн, это вызовет скандал, а не просто волну сплетен.

— Никому… и не надо будет знать, — поспешила уверить его Тереза. — К вам никто не заезжал… и никто, если не… считать слуг и доктора Стюарта… не видел меня здесь.

— Не сомневаюсь, он уже рассказал другим своим пациентам о моем возвращении в поместье.

Тереза беспомощно развела руками.

— Вы… пытаетесь… добавить еще проблем, которых и так уже предостаточно, — жалобно промолвила она.

Она посмотрела на него и сказала как бы в утешение:

— Возможно, мне не следовало еще рассказывать вам… обо всем… так скоро. Но я думала… теперь… вы больше… не рветесь в Лондон. И может статься… а вдруг вы найдете свое счастье… здесь… в том месте, которому вы принадлежите.

На минуту воцарилась тишина.

— Думаю, я мог бы стать счастливым здесь, — сказал наконец Гарри, — в том месте, которому, по вашим словам, я принадлежу, будь я не один.

Глава 7

Сэр Хьюберт прежде всего распечатан письмо от дочери и стал в нетерпении читать его.

Дорогой папа,

боюсь, я все испортила. Вчера я рассказана Гарри всю правду, чем сильно удивила его.

Потом он признался мне, что, будь он женат, он не прочь был бы остаться жить здесь, в этом доме, который я сделала точно таким, какой он был во времена его родителей.

Мне показалось, Гарри в тот момент думал о Камилле Клайд и что, как только он достаточно окрепнет (думаю дня через два, максимум три), сразу же отправится в Лондон.

Простите меня, я сильно сожалею о содеянном, мне следовало выждать подольше, но, может быть, каким-то чудом она теперь больше не нуждается в нем.

Я так сокрушаюсь по поводу случившегося.

Ваша любящая дочь

Тереза.

Сэр Хьюберт еще раз перечитан письмо, затем направился с ним через Беркли-сквер к дому маркиза.

Маркиз просматривал «Морнинг Пост» и, когда сэр Хьюберт вошел, с улыбкой поднял на него глаза.

— Боюсь, у меня плохие новости, — сообщил сэр Хьюберт.

С этими словами он протянул ему письмо Терезы.

— Я все это время держался подальше от театра и Чарлза Грэма, — сказан маркиз по прочтении, — но теперь мне лучше сходить кое-куда и выяснить, как обстоят дела.

Он отправился в Уайт Клаб, полагая, что, вероятнее всего, лорд Чарлз окажется там.

И не ошибся.

Однако маркиз не желал давать кому бы то ни было повода заподозрить его либо сэра Хьюберта в некоем интересе, поэтому он сначала поговорил с двумя-тремя посетителями клуба, прежде чем направиться через всю гостиную к лорду Чарлзу, сидевшему в эркере у окна.

— Как дела, Чарлз? — спросил он. — Выиграли скачки?

— Моя лошадь пришла третьей, — ответил лорд Чарлз. — А вы-то где пропадали? Я вас не встречал последнее время и решил, что вы, должно быть, уехали в поместье.

— Ненадолго съездил в Стоук Пэлэс, — объяснил маркиз, — а теперь хотел бы услышать новости, если таковые имеются.

— Если вы насчет вашего племянника, то я его давно не видел, но слышал, будто несравненная Камилла заполучила себе нового покровителя.

— Нового покровителя? — переспросил маркиз. — И кто же он?

— Помните Дархема? Богатый, но довольно скучный тип, зато непомерно щедрый, когда дело доходит до бриллиантов для хорошенькой дамочки.

Маркиз пришел в восторг, но старался не показывать виду. Вскоре он просто покинул Уайт Клаб и прямиком отправился в Гаррик Клаб, где всегда можно было встретить разношерстную театральную публику.

Не успел он переступить порог Гаррик Клаб, как заметил актера, которого нанимай дня мнимого венчания Гарри и Терезы.

— Рад снова видеть вас, — подошел к нему маркиз, — и хочу поблагодарить за подготовку того дела, которое мы обсуждали в прошлую нашу встречу.

Актер улыбнулся.

— Слышал, все прошло удачно, а то я переживал, что не смог лично выполнить вашу просьбу. Мне пришлось поискать себе замену, а это оказалось совсем не просто. К счастью, мне встретился преподобный пастор Бартон, думаю, вы знаете, он служит в часовне в Мэйфэйре.

Маркиз изумленно взглянул на него и каким-то чужим, изменившимся голосом спросил:

— Вы хотите сказать, будто этот пастор Бартон провел венчальную службу для моего племянника вместо вас?

— Никак не мог найти кого-то еще, кто выглядел бы столь же убедительно, — признался актер, — или по крайней мере хотя бы текст знал наизусть.

Маркиз потерял дар речи.

Пресловутая часовня в Мэйфэйре пользовалась определенной славой и была ему хорошо известна.

Когда-то первый священник, назначенный в эту часовню, сочетал браком любого, кто мог заплатить ему гинею, не задавая при этом лишних вопросов, так же как до этого придавал официальную торжественность всем тайным бракам в окрестностях тюрьмы Флит.

Благодаря своей готовности венчать всех без оглашения или специального разрешения на брак он не знал отбоя от желающих венчаться в его приходе.

Однако в 1754 году брачное законодательство претерпело изменение: закон требовал читать оглашение в течение трех воскресений до венчания и регистрировать все браки в специальной книге.

В противном случае необходимо было получить разрешение на брак у Кентерберийского архиепископа.

Постепенно часовня в Мэйфэйре стала более солидной и уважаемой, и многие живущие поблизости охотно венчались в ней; но тамошние священники по-прежнему отличались готовностью провести любой обряд за определенную плату.

Однако при всем при том маркиз позаботился о настоящем разрешении на брак на случай, если Гарри начнет интересоваться деталями и задавать вопросы.

Выходит, теперь его племянник и Тереза вступили в законный брак, причем по всем правилам!

Маркиз понимал: было бы непростительной ошибкой, если б актер заподозрил неладное, поэтому, еще раз поблагодарив его за услугу, он поспешил назад на Беркли-сквер, но не домой, а к сэру Хьюберту и прямо-таки ворвался к нему, на ходу сообщая о случившемся.

— Мне абсолютно ясно, — судорожно изрек он, — что Гарри никогда не простит мне этот поистине возмутительный и ужасный поступок.

Первым побуждением сэра Хьюберта было немедленно отправиться в Боурнхолл и сообщить Гарри о случившемся и о безысходном отчаянии, в котором пребывает его дядя.

Но потом он вспомнил, как Гарри повел себя в ту минуту, когда ему сообщили о сделанном за него выборе жены,

Сэр Хьюберт решил, что его приезд только испортит все, ухудшит и без того скверное положение вещей, и торопливо написал записку Терезе. Он велел груму отвезти ее в Боурнхолл, причем как можно скорее.

Тереза плакала каждую ночь, с тех пор как убедилась в намерении Гарри жениться на Камилле Клайд.

Его дядя и ее отец пытались спасти его, но потерпели неудачу.

С грустью и тоской девушка наблюдала, что он не замечает ее теперь и не смотрит на нее, как в те дни, когда начал поправляться после лихорадки.

Отныне он, разговаривая с ней, будто отстраняется или уходит в свои мысли.

«Он хочет избавиться от меня, — думала Тереза, — стоит ему уехать в Лондон, и вряд ли он когда-либо пожелает со мной встретиться вновь».

Беспокойно ворочаясь в кровати без сна, она все яснее понимала, как день ото дня растет ее чувство к нему.

Когда Гарри лежал без сознания, она гладила его по голове и тихо говорила ему нежные слова. Он казался ей ребенком, который поранил себя, и только материнская ласка могла помочь ему обрести жизненные силы.

Как-то ее мама сказала ей, будто даже в бессознательном состоянии люди чувствуют, что с ними разговаривают.

— Они, возможно, не все до конца понимают из сказанного, — объясняла леди Брайан, — но это дает им ощущение безопасности и способствует быстрому выздоровлению.

Помня ее слова, Тереза разговаривала с Гарри с той самой минуты, как он потерял сознание из-за высокой температуры.

И вот теперь она поняла, как глубоко и безнадежно любит его.

«Ничего не могу с собой поделать, он так красив и умен», — думала она, снова и снова перебирая в памяти их беседы во время верховых прогулок.

Все их словесные баталии.

«Он молод и образован, Англия сейчас нуждается в таких людях, — размышляла Тереза. — Они необходимы и в парламенте, и в других сферах социальной жизни».

Возможно, Гарри и займет достойное положение, но ей рядом с ним места не будет; стоит ему вернуться в Лондон, и его избранницей, как он и задумывал, станет Камилла Клайд.

Ну а если она уже не будет свободна, тогда он поищет себе кого-нибудь еще среди искушенных красавиц, чьи ленчи и званые обеды разительно отличаются от унылых домашних.

«Я не вписываюсь ни в одну из этих картин», — совсем сникла Тереза.

И тогда она решила просить отца забрать ее домой в Ланкашир, как только Гарри перестанет нуждаться в ней.

И хотя сэр Хьюберт закрыл их дом на время сезона в Лондоне, Тереза не испытывала теперь желания посещать какие бы то ни было балы и приемы и даже быть представленной ко двору.

«Буду работать с папой, заниматься исключительно его судами».

Беседы с другими мужчинами, которых она встретит, станут теперь казаться ей скучными и бесцветными. Они не выдержат никакого сравнения с Гарри.

И вряд ли она сумеет полюбить кого-нибудь так, как она любит его.

«Может быть, папе и дяде Морису и удалось спасти от крушения жизнь Гарри, но мою они разрушили», — горестно вздохнула девушка и снова заплакала, ибо ее желания были недосягаемы, как луна, сиявшая в ночном небе.

С верхней площадки парадной лестницы Гарри с удовольствием разглядывал лошадей, шествовавших парадом перед ним. Из приобретенной сэром Хьюбертом партии, что только на днях прибыла из Лондона, Тереза выбрала себе самого неспокойного жеребца, оказавшегося к тому же самым молодым и необученным.

Грум вел его последним, и тут по какой-то ведомой лишь ему одному причине жеребец воспротивился чужой воле.

Он вставал на дыбы и взбрыкивал, решительно намереваясь выбросить Терезу из седла, и почти преуспел в этом, но ценой неимоверных усилий ей удалось совладать с ним, и в конце концов они присоединились к остальным обитателям конюшни.

Таким образом они продемонстрировали себя Гарри и вызвали одобрительные возгласы конюхов.

Лошадей отвели назад в конюшню, а Гарри возвратился в кровать. Он бы крайне утомлен.

Нянюшка сама помогла ему раздеться, отослав всех из комнаты.

— Как все мужчины, — проворчала она, — его светлость хочет слишком много и все сразу, теперь-то вам надо оставить его в покое.

Гарри не беспокоили до следующего дня, когда он, отдохнув, опять встал.

Он явно чувствовал себя лучше и настоял на прогулке по всем комнатам первого этажа: действительно ли они теперь напоминают то время, когда жива была его мать?

Этой ночью, пытаясь уснуть, Тереза вспоминала их дневные разговоры.

И опять измучила себя мыслью, что Гарри начнет собираться в Лондон к Камилле Клайд, как только наберется сил.

Слезы сами текли по щекам, хоть она и убеждала себя в их бесполезности.

Наконец она погрузилась в неспокойный сон.

Ей снился Гарри; он собирался в дорогу и, несмотря на ее мольбы остаться, продолжай готовиться к отъезду.

Она в страхе проснулась и с облегчением вздохнула, поняв, что это лишь сон.

«Как можно быть такой глупой?» — недоумевала она.

И вновь стала вспоминать, как красив был Гарри, любуясь своими лошадьми, и какую бесподобную они вели беседу.

Слезы снова подступили к глазам. Комната казалось душной и жаркой. Она слезла с кровати, отдернула шторы и открыла окно.

Выглянув в сад, она увидела свет в одной из комнат внизу, видимо, в гостиной.

Она вспомнила, что заходила туда перед сном за книгой, чтобы продолжать чтение в спальне.

«Видимо, я забыла потушить свечу», подумала она, устыдившись своей небрежности. Ведь слуги к тому времени все разошлись по своим комнатам, а значит, свеча могла гореть всю ночь и, хоть это и было маловероятно, вызвать пожар.

Она надела симпатичный халатик из голубой шерстяной ткани, отделанный кантом по воротнику и манжетам. Застегнула небольшие жемчужные пуговицы от шеи до самого подола и шагнула к двери.

У себя за спиной она обнаружила Руфуса.

— Сидеть! Жди меня, хороший пес! — приказала ему Тереза, решив, что если он увяжется за ней, то может своим лаем разбудить Гарри.

Руфус послушно сел, но, когда девушка вышла за дверь, тихонько заскулил.

— Я вернусь через одну-две минуты, — прошептала она ему.

В коридоре всегда оставляли несколько горящих светильников.

В холле тоже горел светильник у парадного входа.

Она открыла дверь в гостиную, но, пройдя несколько шагов, остановилась как вкопанная.

Двое незнакомцев пытались снять картину, висевшую над камином.

Тереза невольно вскрикнула, и они обернулись.

Их лица были прикрыты платками по самые глаза.

— Что… вы тут делаете… Вы… не имеете… права… — возмутилась она, но кто-то, подкравшись сзади, затянул ей рот повязкой.

Видимо, в комнате оказался еще один человек.

Она стала сопротивляться, и двое остальных бросились на помощь сообщнику.

Не успела Тереза понять, в чем дело, как оказалась связанной по рукам и ногам.

Потом двое подхватили ее, отнесли к дивану и грубо швырнули на него. Тереза в ужасе смотрела на них. Тряпка, которой они зажали ей рот, давила на губы.

Кто-то стащил со спинки дивана расшитое шелком китайское покрывало и накинул на девушку.

Она была лишена возможности двигаться, издать хоть какой-нибудь звук, а теперь, оказавшись в полной темноте, она к тому же не могла ничего видеть.

— Это утихомирит ее. — Один из грабителей впервые заговорил вслух.

Голос у него был грубый, а выговор свидетельствовал о том, что он не деревни.

— Все равно лучше поспешите, — посоветовал второй. — Да захватите коробки из шкафа.

Терезе хотелось закричать от отчаяния, когда она догадалась, что этот тип имеет в виду очаровательную коллекцию табакерок, выставленную в стеклянной витрине шкафа в противоположном конце гостиной.

Еще сегодня вечером она рассматривала их, когда со шкафа убрали чехол.

— Они были гордостью и радостью для ее светлости, — сказал ей Доусон.

Тереза также понимала их ценность.

На одних были изящные миниатюры с изображением королевских особ, живших несколько столетий назад, обрамленные бриллиантами и жемчугом, другие покрывала эмаль, нанесенная рукой мастера.

Как можно позволить этим людям украсть из дома столь бесценные вещи?! Ведь и Гарри должен любить их уже за то, что их собирала его мама.

«Надо спасти коллекцию, но как это сделать?» — думала она, прекрасно сознавая свою беспомощность. И тут она вспомнила, как им с Гарри удавалось читать мысли друг друга, когда они спорили.

Бывало, во время очередной словесной баталии он вдруг говорил:

— Знаю, о чем вы подумали, и прежде чем вы произнесете свои мысли вслух, я скажу, до чего же вы не правы и еще раз не правы.

Она только смеялась. Но и она частенько угадывала, какие доводы Гарри собирался противопоставить ей, прежде чем он облекал свои мысли в слова.

«Если б он сейчас думал обо мне!..» — мечтала она.

Возможно, в этом случае можно было бы предупредить его о происходящем сейчас в гостиной его матери.

«Проснись же! Ну, просыпайся, — мысленно взывала она к нему. — Спасай… то, что тебе дорого… скорее приходи… ты так нужен».

Казалось, она физически ощущала, как ее мысли словно крошечные пташки летят из гостиной в спальню Гарри.

Хоть бы эти птахи разбудили его!

Ей на память пришли рассказы отца о жителях Индии и других восточных стран, предпочитающих передачу мыслей на расстояние любому другому виду связи.

Однажды во время очередной поездки отца проводник, отвечавший за его багаж, сказал, что ему необходимо срочно попасть домой.

«Что случилось?» — спросил сэр Хьюберт. «Мой отец при смерти, утром его не станет, меня ждут дома». «Откуда вы знаете?» Сэр Хьюберт был удивлен, ведь дом этого проводника находился в тех местах, откуда они начали свой путь, а они преодолели к тому времени немалое расстояние. «Я слышу их мысли», — ответил проводник. Сэр Хьюберт решил, что проводник все выдумывает, и не позволил ему сразу же вернуться домой, но обещал отпустить его дня через три, а то и два. Проводник не ослушался, но мрачно покачал головой и сказал: «Тогда будет уже слишком поздно».

— И действительно было слишком поздно? — спросила Тереза.

— Да, все так и случилось, — ответил сэр Хьюберт. — Отец проводника умер в то самое время, какое он назвал. Мне оставалось только просить прощения у человека, которому я не поверил.

— Передача мыслей на расстояние, — медленно произнесла Тереза, стараясь тогда понять и разобраться в этом.

— У коренных жителей Индии все происходит вполне естественно, и жаль, что мы не пытаемся подражать им. — Он улыбнулся и добавил: — Ведь тогда мы избавились бы от множества неприятностей и сэкономили много денег!

Теперь Тереза вспоминала тот разговор с отцом и продолжала мысленно звать Гарри, с отчаянием прислушиваясь к тому, как воры снимают еще одну картину со стены.

Та, что висела над камином, принадлежала кисти Ван Дейка; каждый раз, входя в комнату, девушка не могла отвести от нее восхищенного взгляда.

Теперь же они снимали со стены бесподобные цветы Амброзиуса Бос-харта; для Гарри станет ужасной катастрофой потеря этой картины — кто-то из слуг рассказывал ей, как графиня любила цветы.

Она не только заполняла весь дом и оранжереи цветами, но и собирала картины с изображением цветов.

«О Гарри… спасай картины! Услышь меня и, хотя ты еще очень слаб, спускайся вниз!»

Гарри чувствовал страшную усталость, когда поднимался наверх после парада лошадей, но у него было достаточно времени для отдыха, и вообще с каждым часом он становится все крепче.

Вероятно, ему понадобится всего несколько дней для выздоровления, чтобы он смог вернуться в Лондон и найти там Камиллу Клайд.

Подумав об этом, она ощутила, будто ледяная рука сжимает ей сердце, и хотелось кричать от боли.

Наверняка случившееся заставит его остаться в поместье.

Его дом подвергся разбойному нападению, а комната, с такой любовью обставленная его матерью, потеряла свой облик!

Мужчина, который собирал табакерки, видимо, присоединился к остальным — Тереза расслышала его слова:

— Мы здорово заработаем на этих вещичках, и чем скорее уберемся отсюда и окажемся в Лондоне, тем лучше.

— Ты, кажись, прав, — хмыкнул другой грабитель, — думаю, стоит взять еще парочку картин, старику Исааку они понравятся.

Кто-то довольно хихикнул.

— Еще бы! Ведь твой старик Исаак поимеет на этом кругленькую сумму!

— Не просто кругленькую… — резюмировал третий. — Поторапливайтесь!

Они собирались было пройти мимо Терезы, когда вдруг она услышала звук открывающейся двери и гневный голос Гарри:

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Наверное, воры остановились как вкопанные где-то около дивана.

В ее голове молнией промелькнула мысль, что Гарри может быть безоружен и тогда они разделаются с ним так же легко, как и с ней.

Она уже силилась как-нибудь закричать, предупредить его об опасности, когда раздался его грозный окрик:

— Руки вверх!

Окрик относился, видимо, к одному из грабителей, пытавшемуся вытащить из-за пояса оружие.

Девушка все еще дрожала от страха — ведь Гарри один против троих, но тут он обратился к кому-то:

— Свяжите их. И она почувствована облегчение, расслышав шаги где-то позади него.

И тогда, собрав все свои силы, Тереза сумела перевернуться на бок. Китайское покрывало сползло с лица, и она могла теперь видеть происходящее в комнате.

Как она поняла, перед ней с поднятыми над головой руками стояли два вора, которые занимались картинами.

Третий, стоявший немного поодаль, держал в одной руке огромный мешок, другая была задрана вверх.

В мешке, должно быть, лежали украденные им из шкафа табакерки.

Лицом к ним почти в самом проеме двери стоял Гарри.

Двое лакеев с веревкой в руках направились к похитителям картин.

В этот миг человек с мешком рванулся к большому окну, настежь открытому ворами, и фактически достиг его, все еще сжимая руке мешок.

Гарри выстрелил.

Пуля попала грабителю в руку выше локтя.

Он издал вопль, выронил мешок и растянулся на полу, крепко стиснув свою руку.

Похоже, Гарри предусмотрел все: он направился к другим соумышленникам, которых как раз связывали лакеи, чтобы вытащить у одного пистолет, у другого длинный сверкающий нож. От одного его вида Тереза задрожала.

Проявив столь разумную предосторожность, Гарри отвернулся от них и увидел Терезу, лежащую на диване. Секунду Гарри только смотрел на нее. Потом быстро подошел и развязал повязку, стягивавшую ей рот.

Тереза смогла наконец свободно вдохнуть.

— С вами все в порядке, вы не ранены? — спросил он с беспокойством в голосе.

— Нет, они только связали меня, — ответила Тереза, — Я отчаянно пыталась… сообщить вам о происходящем здесь… и вот вы… появились. Как вы узнали… что нужны здесь?..

Гарри улыбнулся.

— Я услышал вас.

Он переключил внимание на связанных грабителей, которым завели руки за спину.

Оба лакея с горящими от волнения глазами ожидали новых приказаний.

— Уберите этих двоих, — велел Гарри, — и заприте их в буфетной или в любом другом месте, откуда им не убежать, до приезда полиции. Потом возвращайтесь, и я скажу вам, что делать с этим.

Он подумал и добавил, глядя на раненого разбойника, корчившегося от боли в руке, из которой текла кровь:

— Разбудите кого-нибудь, кто сходит за доктором, и нянюшку. Сообщите ей, что у нее опять появился раненый, требующий ухода.

— Не очень-то она обрадуется такому больному, — заметил лакей.

— Знаю, знаю, — согласился Гарри, — но едва ли мы можем позволить человеку, пусть и такому скверному, истечь кровью. Положите его на лежанку в лакейской и смотрите, чтобы он ничего не натворил там,

Лакеи, выслушав все распоряжения, повели двоих грабителей прочь из комнаты.

Тереза слышала их удалявшиеся шаги.

Вряд ли в их жизни происходило более захватывающее событие, и, похоже, они сейчас испытывали какое-то нервное ликование.

Гарри вернулся к ней и начал освобождать от пут.

Девушка пошевелила пальцами, чтобы восстановить циркуляцию крови.

— Как все произошло? — спросил Гарри. — И что вы делали здесь, внизу, среди ночи?

— Я заметила из своего окна… свет… в гостиной и… подумала, что это я… должно быть… забыла погасить свечу.

В эту минуту Тереза вновь ощутила тот ужас, который объял ее при виде грабителей.

— Я так боялась, — продолжала она свой рассказ, — а вдруг им удастся уйти с картинами и коллекцией табакерок вашей мамы прежде, чем кто-нибудь остановит их? Неужели мои молитвы были услышаны, и вы появились вовремя?!

Гарри улыбнулся.

— Должен признаться — нам следует поблагодарить Руфуса.

Тереза от удивления широко раскрыла глаза.

— Руфуса?

— Он скулил, словно чувствуя, что вы в опасности, и когда он разбудил меня, я понял — происходит нечто гадкое.

— Я не взяла его с собой вниз, чтобы он не разбудил вас, — объяснила Тереза.

— И хорошо сделали, иначе они могли бы его убить.

Девушка испуганно вскрикнула.

— Ваш пес проявил завидную сообразительность, разбудив меня, и тут я услышал или, скорее, почувствовал, что вы нуждаетесь во мне.

— Я пыталась передать вам свои мысли на расстояние, как, по рассказам папы, делают в Индии.

— А я понял — творится нечто ужасное, поэтому и захватил с собой револьвер.

— И спасли ваши сокровища, — подытожила Тереза.

Гарри развязал веревку на ее лодыжках, и она спустила ноги на пол.

— Мне было… так страшно… — промолвила она. — А теперь вы… достойны еще одной награды… Медали по крайней мере.

— Полагаю, она должна принадлежать вам.

Когда Гарри произносил эти слова,

Терезе показалось, будто он пытается сказать ей что-то еще…

Но тут в дверном проеме внезапно появилась нянюшка в халате, придававшем ей несколько необычный вид, и с аккуратным пучком волос на затылке.

И Терезе на миг почудилось, что они с Гарри маленькие дети и нянюшка всем своим видом показывает, как она сердится за их проступок, из-за которого произошли неприятности.

— Сию минуту объясните мне, ваша светлость, что тут происходит и почему вы не в постели?

— Я всего лишь спасаю мой дом от дерзкого ограбления, нянюшка. Воры вполне могли выкрасть и мисс Терезу вместе с картинами.

— Бот бы не подумала, что такое может здесь произойти! — сокрушалась нянюшка. — Мне всегда казалось, дом охраняется как положено.

— И мне тоже, — признался Гарри, направляясь через комнату к стонавшему человеку.

— Он что — один из тех грабителей? — спросила нянюшка.

— Осторожнее, — крикнула Тереза, — не повредите табакерки, они у него в мешке,

Гарри, по-видимому, и сам догадался об этом, поднял мешок и оттащил его подальше. Но мешок оказался тяжелее, чем можно было предположить, и Гарри пошатнулся под его тяжестью.

— А теперь отправляйтесь назад в постель, ваше сиятельство, — решительно потребовала нянюшка, — иначе опять сляжете с лихорадкой.

Гарри приставил мешок к стене и примирительно сказал:

— Хорошо, хорошо, нянюшка. Я послал за доктором и велел положить этого человека на лежанку в лакейской.

— По мне, так чересчур хорошее место для него, коли хотите знать. По все же, думаю я, мы не можем позволить ему умереть, как он того заслуживает.

Грабитель между тем простонал:

— Помогите… помогите… мне больно!

— Подожди-ка своей очереди! Тебе еще повезло, что кто-то заботится о таком жуке, как ты.

Нянюшка и его ругала, словно нашкодившего малого ребенка.

Терезе стало смешно, да и в глазах Гарри мелькнул озорной огонек.

Он обнял девушку.

— Думаю и вам, и мне, лучше вернуться в постель. Мы можем положиться на богатый опыт нянюшки и, конечно же, должны поступать так, как нам велят.

— Само собой разумеется, мы должны ее слушаться, — сквозь смех согласилась Тереза.

Когда они вышли в коридор, Тереза заметила, что Гарри слегка пошатывает.

— Для вас это было уже слишком, — сказала она. — Держитесь за меня, я помогу вам подняться.

— А я-то собирался помогать вам.

— Вы и так спасли меня, и это единственное, что имеет сейчас значение.

Они уже добрались до лестницы, и Гарри ухватился за перила, словно за спасательный круг.

— Положите руку мне на плечо, — предложила Тереза, — и оставьте свою гордыню; вы очень утомились за день, к тому же ночное происшествие явно не прибавило вам сил.

— По правде говоря, это вам следовало бы плакать на моем плече, а мне вас успокаивать. — Гарри поднимался по лестнице, с трудом переводя дыхание.

— Я так и поступлю, когда вы почувствуете себя лучше, — пообещала Тереза, — но сейчас я не могу быть кроткой и слабой женщиной, какой вы хотите меня видеть.

Гарри хмыкнул.

Они молча шли по коридору. Дойдя до спальни Терезы, услышали, как лает и царапается Руфус.

— Я запер его, — тихо промолвил Гарри, — на тот случай, если бы, как я и подозревал, внизу оказались грабители, чтобы он не рванулся к ним.

— Уверена, так бы он и сделал, ведь они напали на меня. Руфус — очень храбрый пес.

— И у него очень храбрая хозяйка, — заметил Гарри.

Они остановились у его спальни. Тереза открыла дверь и обратила внимание на зажженную свечу у изголовья кровати.

— Скорее всего нянюшка поднимется посмотреть, выполнено ли ее требование, — сказала девушка. — Ложитесь-ка лучше поскорее в постель.

— И вам стоит поступить так же. Благодарю за спасение дорогих моему сердцу вещей. И опять вы мне дани повод чувствовать себя обязанным вам.

— Мы поговорим обо всем завтра.

Тереза смотрела, как он, немного пошатываясь, подошел к кровати.

Потом она закрыла дверь и побежала к себе.

Там Руфус уже готов был высадить дверь.

Она схватила его на руки, и он радостно завилял хвостом.

— Все хорошо, все хорошо. Ты спас меня, умный мой пес. Это ты разбудил графа, и на самом деле это ты сберег картины и табакерки, — приговаривала Тереза, сжимая своего любимца в объятиях.

Потом она отпустила его и, сняв халат, забралась в постель, куда вслед за ней запрыгнул Руфус, чтобы улечься подле нее.

«Всегда происходит то, чего меньше всего ожидаешь, а Гарри услышал меня, потому что я этого очень хотела, и это так замечательно и удивительно».

Она мысленно позвала Гарри, и он ее понял.

Она стала думать, что еще несколько дней после случившегося он, конечно, будет не в состоянии отправиться в Лондон. Возможно, такое страшное происшествие обернется для него благом. — Благодарю тебя. Господи, — прошептала она истово, — за спасение картин и табакерок графини. Пожалуйста, сделай так, чтобы Гарри остался в поместье… Пожалуйста… Прошу тебя…

Так, молясь и надеясь, она не заметила, как заснула.

Глава 8

Двумя днями позже Гарри спустился к ленчу и объявил, что после полуденного отдыха тоже будет обедать в столовой. Это известие привело миссис Доусон в неописуемое волнение.

Она твердо решила побаловать его всякими вкусностями, которые он обожал еще мальчиком.

Слуги так суетились и радовались, что это сказалось на настроении Терезы.

Она надела самое симпатичное платье, из тех, которые графиня подобрала ей для выхода в свет.

Спускаясь к обеду, Тереза предполагала, что этот вечер будет последним наедине с Гарри.

Интуиция подсказывала ей — он решительно настроен на отъезд в Лондон, хотя не могла бы определенно сказать, откуда взялись у нее такие мысли, ведь он не произнес ни слова на этот счет.

Просто ее не покидало ощущение, будто Гарри что-то задумал, и, по всей видимости, задуманное касается Камиллы Клайд.

Тереза застала его в гостиной. Он был в вечернем костюме и выглядел столь привлекательно, что сердце бешено заколотилось в ее груди, а по мере того как она приближалась к Гарри, казалось, вот-вот выскочит наружу.

— Сегодня особенный вечер, Тереза, — сказал он.

— Потому что вы наконец-то обедаете внизу?

— Потому что я поправился. А после обеда я хочу рассказать вам о своих намерениях.

Тереза со страхом посмотрена на него, но ничего не спросила.

Когда Доусон объявил, что обед готов, Гарри предложил ей свою руку.

В столовой зажгли свечи, Доусон расставил на столе самые изысканные позолоченные приборы и столовое серебро, а обслуживали их лакеи в шикарных ливреях.

Тереза подумала, что вряд ли можно представить более романтическую обстановку.

И еще, если этот вечер наедине с Гарри действительно окажется последним, она навсегда запомнит каждую его секунду.

Она оценила его усилия казаться милым и развлекать ее забавными историями о службе в оккупационных войсках, над которыми она весело смеялась.

Прежде чем Доусон и лакеи удалились по завершении обеда, Гарри попросил налить ему немного бренди.

— Право, мне следовало бы с вашего разрешения ограничиться портвейном, который вы почему-то не пьете, — сказала Тереза.

— Пожалуй, будет лучше захватить мой бренди с собой в гостиную, — ответил Гарри.

В гостиной все светильники были зажжены, и все вокруг, начищенное и отполированное, сияло в их свете. Тереза собралась было предложить Гарри сесть в кресло с высокой спинкой у камина, как в комнату торопливо вошел Доусон, неся в руках серебряный поднос, на котором лежало письмо.

— Только что прибыло с посыльным из Лондона, ваша светлость, — доложил он. — Полагаю, посыльному можно остаться здесь на ночь?

Тереза узнала почерк отца.

— Да, да, разумеется, но попросите его не спешить завтра с отъездом, поскольку я, возможно, пошлю с ним ответ моему отцу.

— Хорошо, ваша светлость, будет исполнено, — заверил ее Доусон. Тереза вскрыла письмо.

— Интересно, почему папа отправил его с посыльным? Обычно он пользуется почтой.

Гарри промолчал, и она принялась читать.

Дочурка моя любимая, никогда еще мне не было так трудно писать тебе, потому что я предчувствую — ты расстроишься не меньше меня.

Вчера маркиз отправился в город с цепью выяснить, как обстоят дела у Камиллы Клайд, и, поскольку новости оказались хорошими, сначала быт очень доволен.

Она нашла себе нового покровителя в лице лорда Дархема; он стар, очень богат и к тому же весьма щедр, когда дело касается Камиллы Клайд и ей подобных.

Потом, однако, маркиз поехал в Гаррик Клаб, чтобы поблагодарить актера, игравшего роль священника в вашем мнимом венчании.

Он нашел своего знакомого и тут, к своему ужасу, узнал, что, не имея возможности приехать, как предполагал сначала, тот послал вместо себя не другого актера, а фактически направил к нам настоящего пастора из часовни в Мэйфэйре.

Я с трудом пишу эти строки тебе, дорогая моя девочка, ведь это означает, что, поскольку маркиз позаботился и о получении специального разрешения на брак, то ваше с Гарри венчание, несмотря на то что он в то время находился под воздействием наркотического снадобья, совершено было по всем правилам, и, следовательно, теперь перед законом вы являетесь мужем и женой.

Не могу выразить, как я сожалею, что все так обернулось, маркиз же ходит совсем потерянный, но не в его силах помочь нам ни словом, ни делом.

Нам остается только просить у тебя прощения, поскольку я надеюсь — Гарри-то нас простит. Наше единственное оправдание в том, что все это мы затеяли только ради его блага.

Словно бы надеясь, что она неправильно поняла отцовское письмо, Тереза снова перечитала его, потом встала, едва сознавая, что делает.

Будто в тумане она двинулась к окну, чувствуя, что ей не хватает воздуха.

— Что случилось? — забеспокоился Гарри. — Что так расстроило вас? Тереза не в силах была вымолвить ни слова.

— Скажите же мне! — настаивал Гарри, и его слова прозвучали как команда.

— Я… Я не… знаю… как сообщить вам, — молвила Тереза. — И… вы раз-гневаетесь… так сильно… даже больше… чем тогда…

Гарри поднял брови.

— Мне кажется, сильнее уже было бы невозможно, но скажите все-таки, о чем пишет ваш отец.

— Не… могу, — прошептана Тереза. — О… Гарри… я не могу… рассказать вам! Могла ли я… подумать… могла ли… предположить… такое!

— Дайте мне письмо! — потребовал Гарри.

Повинуясь, девушка подошла к нему.

Одной рукой он взял у нее письмо, другой коснулся ее запястья.

— Представить себе не могу, что могло вас так расстроить! — недоумевал он.

— Вы все… поймете… когда прочтете… Папа все… там… написал… — пробормотала Тереза.

Она была сильно удручена, но все же не отдернула свою руку, а только машинально присела рядом.

Гарри стал читать послание сэра Хьюберта.

Тереза прислонилась к нему. Ей было так страшно увидеть ярость на его лице и услышать гнев в его голосе!

В комнате воцарилась тишина, которую Тереза ощущала почти физически, — она, словно клубы черного дыма, неотвратимо обволакивала ее. И вдруг Гарри расхохотался. Это был какой-то необузданный смех, вырвавшийся, казалось, против его воли.

Тереза удивленно взглянула на него.

— Никогда не встречал подобную пару старых ротозеев! Как им только не стыдно!

— Я… Мне так… Простите меня… Мне очень… жаль. — Тереза расплакалась. — Я думала… вы не будете связаны…

— Так неумело сработать! — Гарри не слушал ее. — Право слово! Два взрослых человека! Бот уж никогда бы не подумай, будто мой дядя или ваш отец окажутся столь безмозглыми! Это невероятно!

Ничего не понимая, Тереза напряженно смотрена на него, не в силах отвести глаз.

Неожиданно он обнял ее.

— Этим вечером я собирался спросить вас, дорогая моя, — тихо промолвил он, — не согласитесь ни вы выйти за меня замуж. Однако мой дядюшка и ваш отец все уже сделали за нас!

— В-вы… собирались… просить… меня… стать… вашей женой? — задыхаясь, переспросила Тереза.

Ей казалось, она ослышалась, или Гарри попросту дразнит ее.

Он притянул ее к себе.

— Я люблю вас! — сказал он. — Я люблю вас с того дня, когда впервые увидел.

— Мне… не верится!.. — прошептала девушка.

— Я смогу убедить вас в этом, — пообещал Гарри, — потому что и вы, моя любимая, должно быть, хоть немного любите меня.

— Я и правда… люблю вас… но… мне ив голову не приходило, будто вы могли бы… когда-нибудь полюбить… меня, — смущенно молвила она и уткнулась лицом в его плечо.

— Видит Бог, я люблю тебя! Да и как не любить тебя, когда именно ты спасла мне жизнь, когда в тебе есть все, что мужчина ищет в своей суженой? К тому же ты так красива, что всякий раз, когда я смотрю на тебя, мне кажется — это мой сон.

— Не может быть… чтобы вы говорили подобные слова… мне, Гарри, когда я только сейчас так страдала… при мысли о вашем возвращении… в Лондон… о вашей свадьбе… с другой…

Она не могла заставить себя произнести имя актрисы.

— Я никогда не собирался жениться ни на ком, кроме вас!

Тереза была поражена. Она подняла голову.

— Н-но… ваш дядя… он думал…

— Я знаю, что он думал, — перебил ее Гарри, — и если б у него хватило здравого смысла поговорить со мной, вместо того чтобы вливать в меня мерзкое китайское снадобье, я объяснил бы ему, как все время пытался спросить у него совета — каким образом мне лучше выйти из щекотливой ситуации, в коей я невольно оказался…

Тереза слушала его, все шире открывая глаза от изумления по мере того как он решительно продолжал:

— Лучше уж я расскажу вам все прямо сейчас, чтобы раз и навсегда покончить с этим.

— Да… пожалуйста… расскажите. Я не могу… понять, отчего все так получилось.

— А получилось все оттого, — объяснил Гарри, — что я находил Камиллу Клайд весьма милой и забавной, чтобы проводить с ней время, а после длительного пребывания вдали от Лондона мне хотелось сразу получить все доступные удовольствия.

— Вас… можно понять… — пролепетала Тереза.

— Я чувствую, вы действительно сумеете меня понять, — улыбнулся Гарри. — Вы — само понимание, по-настоящему разумный человек,

Он посмотрел на нее так, будто хотел расцеловать.

Но, решив все-таки сначала покончить с объяснением, продолжал:

— Однажды вечером после какого-то званого обеда, где мы слишком много выпили, Камилла сказала, как я думал тогда, в шутку: «Полагаю, хорошо бы нам пожениться». Не слишком ясно соображая в тот момент, я ответил: «Было бы еще лучше, если б ты вела себя так, будто ты и есть моя жена!» Я поцеловал ее, и с того дня она имела обыкновение поддразнивать меня: «Ну а теперь поцелуй меня, как будто я твоя жена».

Он умолк, словно оглядывался в прошлое.

— Неожиданно для себя в какой-то момент я понял, что игра начинает становиться чем-то более серьезным. Похоже, это случилось, когда Камилла поведала своим друзьям, что мы и вправду собираемся пожениться.

Он посмотрел на Терезу и тихо добавил:

— Клянусь тебе, родная моя, я впервые представил себе женщину на месте, когда-то принадлежавшем моей матери, только когда встретил тебя.

— О… Гарри… неужели все это правда?

Ее глаза наполнились непрошеными слезами — до такой степени она была поражена тем, как удивительно все случившееся обернулось для нее.

— Клянусь, я не обманываю тебя, и я знаю, моя красавица, что именно тебя моя мама выбрала бы мне в жены.

Он прижал девушку к себе, утешая и промокая ее слезы, а потом стал целовать.

Поцелуи его были требовательные и жадные, словно он боялся внезапно потерять ее.

Это было похоже на сон, Гарри открывай перед ней врата блаженства и вел за собой.

Ее никогда не целовали прежде, подобного ощущения восторга и упоения она даже не могла представить себе.

А Гарри все целовал и целовал ее, до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

— Дорогая моя, любимая моя, замечательная маленькая женушка, я знаю — мы с тобой будем счастливы.

— Я люблю вас… о… как я люблю… тебя! — шептала Тереза.

Гарри не в силах был выпустить ее из своих объятий.

— Я собирался спросить тебя этим вечером, не согласишься ли ты выйти за меня.

— А мне… показалось, будто ты… хочешь объявить мне… сказать о своем отъезде назад в Лондон… И… не хочешь… больше… видеть меня здесь.

— И как подобная нелепость могла прийти тебе в голову? Я не смел глядеть на тебя и прикасаться к тебе, пока не поправился настолько, чтобы снова чувствовать себя мужчиной, но, дорогая моя, как же мне хотелось поцеловать тебя с тех самых пор, как я услышал над собой твой голос и ощутил твое нежное, успокаивающее прикосновение к моему горячему лбу, которое я вначале принимал за материнскую ласку.

Тереза уткнулась лицом в его шею.

— Мне вы почему-то казались… ребенком… больным ребенком, — прошептала она, — и мне так хотелось… чтобы вы поправились… и были снова здоровы.

— Ты станешь ухаживать за нашими детьми. — заглянул в будущее Гарри.-Ну а в верховой езде они окажутся под стать нам обоим, я в этом уверен.

Тереза рассмеялась.

— Вы… слишком… торопитесь! — возразила она. — Я еще не успела… толком привыкнуть к мысли… что на самом деле… вышла… замуж… за тебя.

— Я все обдумал и полагаю, мы теперь обвенчаемся.

— Обвенчаемся? Снова? — удивленно переспросила Тереза. — Но как?..

— Очень просто. Я уже решил — это наше венчание должно храниться в тайне, так как все вокруг думают, будто мы уже обвенчаны.

Он задумался на краткий миг.

— Старый священник, в свое время крестивший меня, будет только рад соединить нас в браке перед алтарем, и можно быть уверенными, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не откроет никому нашу с тобой тайну.

— Но теперь-то мы знаем… то наше… венчание не было только видимостью!.. — промолвила Тереза.

— Неужели ты думаешь, будто мне может быть по душе тот факт, что я обвенчан в церкви, но при этом даже не помню, как все происходило? Если так, то ты глубоко ошибаешься! — сказал Гарри с улыбкой. — Особенно учитывая, что мне досталась в жены самая красивая, самая совершенная и самая умная женщина на свете.

— О Гарри… как бы я хотела быть всегда такой для тебя!

— Итак, завтра вечером мы предстанем перед алтарем в нашей часовне. Нет никакой необходимости объяснять кому бы то ни было, что там происходит на самом деле. Для всех — мы с тобой пожелали, чтобы священник отслужил благодарственный молебен по случаю моего выздоровления.

— Какой же вы умный! — радостно вскрикнула Тереза. — Вы обо всем позаботились!

— Я думаю о тебе, моя любимая, ты никогда не забудешь наше истинное венчание — ведь мы будем поступать и говорить по своей воле и по велению наших сердец!

Он снова прижал к себе девушку и поцеловал.

— Я люблю… тебя! — вымолвила она, но разве можно было словами описать то, что она чувствовала всем своим существом.

Гарри спустился к завтраку в приподнятом настроении.

Он хотел сделать особенным этот день. День их настоящей, а не мнимой свадьбы.

Ему не терпелось снова забраться в седло после болезни, но он вынужден был удовольствоваться лишь посещением конюшни.

Полюбовавшись лошадьми, он велел подготовить их к завтрашнему дню.

Потом они зашли в его кабинет.

— Помимо ведения хозяйства здесь, в Боурне, — сказал Гарри, — я решил потрудиться под руководством твоего отца (помнишь, ты сама изъявила желание заниматься этим) и научиться зарабатывать деньги.

— Чудесно, Гарри! Папа должен быть доволен, а я — так просто без ума от счастья!

— Тогда так и поступим.

— Но мы и здесь будем проводить достаточно много времени?

— Конечно, — согласился Гарри.

— Но… как же… Стоук Пэлэс? — заволновалась Тереза.

— Когда дяди Мориса не станет, — ответил Гарри, — хотя я очень надеюсь, это произойдет не скоро, мы отдадим Боурнхолл нашему старшему сыну, а сами переедем туда.

— Вы слишком торопите события! — рассмеялась Тереза.

Но как могло быть иначе, если будущее теперь представлялось ему полным очарования и пробуждало столько надежд!

Сам, без увещеваний нянюшки, он пошел отдохнуть сразу после чая и настоял, чтобы Тереза поступила так же.

Казалось, он тщательно продумал все, вплоть до мелочей.

Теперь она видела в его глазах только любовь, и для нее не было ничего замечательнее этого.

Она прилегла отдохнуть, снова и снова благодаря Бога за то, что нашла свою любовь.

Теперь будущее виделось ей наполненным солнечным светом и цветами, все вокруг стало удивительно прекрасным.

«Со мной рядом будет Гарри, я смогу его слушать, смогу говорить с ним, Прошу тебя. Господи, пусть его любовь будет долгой!»

Когда она проснулась, ей сообщили, что они обедают раньше обычного и что Гарри скоро спустится вниз.

Тереза выбрала самое прелестное из своих платьев.

Юная, нежная; в нем она была похожа на фею, обитавшую в лесу среди деревьев.

Она успела убедиться, что Гарри, хоть и уважает ее за мужской склад ума и логику, проявляющуюся в споре, все-таки предпочел бы видеть ее в день венчания милой, женственной и даже чуть-чуть беспомощной.

И сейчас она ощущала себя именно такой.

Она была так отчаянно влюблена в Гарри, что не смогла бы отказать ему в любой просьбе или желании.

«Интересно, как скоро станет он тяготиться мною, если я только и буду покорно сидеть у его ног?»

Она рассмеялась, ибо не помогут никакие ее старания — они все равно рано или поздно заспорят, а в спорах будут рождаться новые идеи.

Да и удастся ли ей не вступать с ним в полемику, хотя бы ради удовольствия оказаться им побежденной!

Перед обедом она обнаружила Гарри в гостиной; он ожидал ее в самом лучшем своем вечернем костюме.

Найдется ли кто в целом мире, способный превзойти его в красоте и стати.

Она побежала к нему, не в силах идти медленно.

— Ты очаровательно выглядишь, дорогая, такой я и представлял тебя в день нашей свадьбы, — ласково произнес он.

Обед был объявлен, и они вошли в столовую.

Тереза не смогла бы вспомнить ничего определенного о поданных в тот день кушаньях.

Скорее всего были приложены немалые усилия, дабы на столе стояли его любимые блюда и подходящее к ним вино.

Что до нее, то Тереза видела перед собой только Гарри и могла думать только о нем, восхищаться тем, как он выглядит во главе стола. И как чудесно, что он захотел остаться с ней и действительно любит ее!

После обеда он тихо сказал:

— Не стоит подниматься наверх, пойдем в мой кабинет.

Она была заинтригована.

В этой комнате когда-то работал его отец, а теперь она стана его рабочим кабинетом.

Гарри подошел к столу и достал из выдвижного ящика бриллиантовую диадему, а затем короткую кружевную вуаль.

Если бы Тереза надела настоящую венчальную фату, это могло привлечь излишнее внимание. Эта же вуаль лишь слегка прикрывала волосы.

Девушка примерила диадему и залюбовалась собой.

— Эту диадему носила моя мама, — объяснил Гарри, — и я всегда надеялся, что моя жена будет в ней так же прекрасна?

— Благодарю вас за то, что позволили мне надеть эту диадему.

Он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом, но не поцеловал.

Потом он вручил ей небольшой букетик белоснежных цветов и предложил опереться на свою руку.

Так, рука об руку, они вышли из кабинета и направились к часовне, примыкавшей к дому.

Тереза догадалась — священник уже ждет их.

И правда, когда они вошли в часовню, она увидела там пожилого, седовласого человека, стоявшего перед алтарем.

Гарри позаботился о том, чтобы внутри было необычайно красиво.

Шесть зажженных свечей сияли на алтаре и две огромные — по обе стороны от него.

Белые цветы украшали алтарь, повсюду стояли роскошные вазы с лилиями.

Священник улыбкой приветствовал их, когда они направлялись к нему по проходу.

Они подошли к алтарю, и начался обряд — очень простой, но такой сердечный и искренний, что его невозможно будет забыть.

Они встали на колени под благословение, и Терезе казалось, будто сам Бог благословляет их, — только благодаря Его воле они сумели найти друг друга.

Их любовь была подобна той, что позволила ее отцу и матери испытывать счастье многие годы.

Завершив обряд, священник сам встал на колени перед алтарем.

Гарри помог Терезе подняться и нежно поцеловал. Она восприняла этот поцелуй как знак верности.

Они молча, держась за руки, поднялись по лестнице, но неожиданно для нее Гарри повел ее не к той комнате, где она спала со дня приезда в Боурнхолл, а к другой, расположенной рядом со спальней для особо важных гостей. Тереза догадалась, что комната служила спальней его маме, а до нее — всем графиням их рода.

Должно быть, спальней не пользовались, и вот теперь по распоряжению Гарри открыли сегодня.

Шторы были подняты, и комната представилась волшебным местом, напоенным одной лишь любовью и еще цветами, белыми цветами повсюду, как в часовне, откуда они только-только вышли.

Все здесь говорило: отныне и ей отведено в сердце Гарри место, где он хранил лишь священную память о матери.

И ему не нужно было теперь объяснять, что никакая другая женщина ничего не значит для него.

Разве не этого так страстно желала Тереза!

Сейчас ей казалось, будто он достал с неба звезды и сделал дня нее из них невидимое ожерелье.

Аромат белых лилий и каких-то других цветов наполнял комнату.

Гарри закрыл дверь, и Тереза поняла, что он отослал горничную, пожелав сам поухаживать за ней.

Он прижал ее к себе, целуя бережно и нежно.

Торжественность и красота венчания захлестывала их.

Легким движением он снял с ее волос диадему и положил на туалетный столик. Потом вуаль.

Она чувствовала, как его пальцы освободили от заколок волосы, и они плавно рассыпались по плечам. Наконец он расстегнул платье, и оно упало к ее ногам.

И тогда он стал целовать ее, чем приводил ее в неистовый восторг и изумление.

Гарри поднял ее на руки, отнес к кровати и осторожно положил на подушки.

Ей чудилось, будто она плывет в сказочном сне, так все было красиво вокруг.

Звезды и мягкий серебряный свет луны обволакивали их своей волшебной аурой.

Гарри лег рядом и, обняв, тихо сказал:

— Я люблю тебя.

— И я люблю… тебя… всем сердцем, — прошептала Тереза, — но, пожалуйста… любимый, я… боюсь.

— Меня? — спросил Гарри.

— Нет. Конечно, нет, я… боюсь… показаться тебе скучной… после тех искушенных красавиц… которые любили тебя раньше… а я знаю так мало… о любви…

— Ты действительно считаешь, будто мне хотелось бы, чтоб ты узнала обо всем этом от кого-нибудь, кроме меня? — горячо запротестовал Гарри и стал целовать ее глаза, щеки, губы, шею.

Подобных ощущений она никогда прежде не испытывала. Это была любовь — истинный рай на земле.

А в ту минуту, когда Гарри назвал ее своей, она почувствовала, как они вместе взмывают в небо и прикасаются к звездам, а луну, далекую недоступную луну она держит в своих руках.

— Я люблю тебя… я люблю тебя!.. Этот шепот, казалось, плыл в лунном свете.

— Моя дорогая, любимая моя, неужели такое возможно? Я люблю тебя, как никого в жизни!

— Я… боготворю тебя, — пролепетала Тереза.

И Гарри был поражен, как в ней сочетается все то, чем, на его взгляд, должна обладать его жена.

К тому же он не сомневался: ее ум вдохновит его на большие свершения, и они вдвоем сделают мир вокруг себя лучше, ведь они всегда и во всем станут искать совершенства.

В тишине Тереза прошептала:

— Ты… все еще… любишь меня?

— Не могу выразить словами, как! — нежно ответил Гарри. — Ты подобна лилиям, которые я расставил по комнате, они, моя дорогая, как и ты — символ непорочности, невинности, и ты принадлежишь только мне!

Его губы отыскали ее, и Тереза почувствовала, как они зажигают в ней крохотные, мерцающие язычки пламени.

— Люби меня… Гарри… прошу тебя… — молила она. — Мне нужна твоя любовь… Мне не жить без нее.

— Так же, как я не сумей бы жить без тебя!

Мерцающие язычки пламени разгорались все сильнее и становились все выше, сливаясь с тем огнем, который сжигал Гарри.

— Я желаю, я жажду тебя, любимая моя…

Неописуемый восторг, переполнявший ее, казался частью лунного света.

Сейчас они стали ближе друг другу, чем когда бы то ни было, ибо слились и душами, и сердцами.

Они были одни в этом мире, где-то наверху сверкали звезды, и по лунной дорожке они поднимались в созданный только для них двоих райский сад.

Их любовь, они знали, одержит победу над любыми трудностями, подстерегавшими их впереди.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Реклама на сайте