«Изысканная свадьба»

Патриция Уоддел Изысканная свадьба

Глава 1

Штат Нью-Йорк

Зима 1889 года

Был холодный зимний вечер. С реки Гудзон дул порывистый ветер, в воздухе кружились снежинки. В дверь постучали. Реджина Ван Бурен, хозяйка пансиона, открыла входную дверь и увидела незнакомого мужчину.

– Мисс Ван Бурен? – низким приятным голосом спросил мужчина. Реджине не удалось разглядеть его лицо, скрытое поднятым воротником и надвинутой на глаза шляпой.

– Да, это я, – ответила она, поежившись от проникшего в прихожую холодного воздуха. Девушка бросила взгляд на пустынную улицу за широкой спиной незнакомца, но там не увидела экипажа. Неужели он шел пешком от станции, находившейся на южной окраине города? – удивилась Реджина. Нет, в такую отвратительную погоду это маловероятно. Наверное, это и есть таинственный мистер Паркер, новый владелец большого кирпичного дома напротив.

– Разрешите войти? – спросил мужчина, отряхивая с ботинок снег. – На улице очень холодно.

– Ах да… конечно, – кивнула Реджина, пропуская незнакомца. Она не боялась, так как была не одна в доме. Миссис Чалмерс пекла в кухне булочки к ужину. А дородной поварихе скалка вполне заменяла меч. Кроме того, Реджина не была робкого десятка, чем и прославилась в городке.

Войдя в прихожую, незваный гость внимательно изучал из-под полей шляпы молодую женщину. Издали ему уже доводилось видеть Реджину Ван Бурен, и он был рад убедиться в том, что вблизи она выглядит еще лучше: у нее безупречная кожа, черты лица классические, как у камеи, украшавшей ворот ее кружевной блузки, густые каштановые локоны уложены в высокую прическу. Взгляд мужчины скользил по ее фигуре, отмечая роскошные округлости молодой груди, опускаясь ниже к тонкой гибкой талии, он мог поспорить, не стянутой корсетом, потом ниже, туда, где синяя шерстяная юбка обтягивала округлые бедра. Девушка едва доставала ему до груди, но держалась очень прямо и с достоинством, ее сапфировые глаза были яркими и чистыми.

– Надеюсь, я не причинил вам беспокойства, – сказал незнакомец.

Он был высокого роста, с военной выправкой. И когда снял шляпу, у Реджины перехватило дыхание при взгляде на его черные как смоль волосы, высокие скулы и прямой нос. А светлые, серебристо-серые глаза буквально очаровали молодую женщину, так ярко они сияли.

– Никакого беспокойства, мистер Паркер, – ответила она, догадываясь, что это и есть тот загадочный человек, который недавно купил текстильную фабрику. Мужчина не поправил ее, когда она назвала его мистером Паркером, и Реджина была теперь уверена: перед ней именно тот человек, о котором в маленьком городке Мерриам-Фоллс судачили уже несколько недель.

Она закрыла за ним дверь. Обычно Реджина не обращала внимания на мужчин, ее отталкивали их высокомерие и старомодные манеры. Но этот мужчина не был похож на остальных. Он обладал неотразимой аурой, почти суровой силой, и ей было любопытно узнать, насколько правдивы слухи о нем. Очевидно, мужчина был состоятельным. Об этом свидетельствовала его одежда хорошего покроя и дорогая кожаная обувь. Он говорил как джентльмен и был одет как джентльмен, но его элегантность не обманула Реджину. Вряд ли он был джентльменом в полном смысле этого слова.

Поговаривали, будто Джонатан Бельмонт Паркер ведет свои дела, как капитан судно, и требует неукоснительного выполнения своих приказов от подчиненных. Теперь, когда он стоял перед ней, высокий и прямой, Реджина осознала правдивость этих слухов. Мужчина просто излучал уверенность в себе.

– Я как раз собиралась пить чай, – сообщила она улыбаясь, хотя внутри у нее все сжалось от волнения. – Не хотите ли составить мне компанию?

– Благодарю вас, – ответил Джонатан, кладя шляпу и перчатки на мраморный столик в прихожей. Он даже не поинтересовался, откуда Реджина знает его имя. Очевидно, слава бежит впереди него.

Мистер Паркер последовал за девушкой в гостиную, пытаясь представить себе, как она отреагирует на предложение выйти за него замуж.

Решение о женитьбе Джонатан Бельмонт Паркер принял с той же методичностью и точным расчетом, с какими привык вести свои бесчисленные дела. Надвигался день его тридцатишестилетия, ему надоела холостяцкая жизнь, и он решил, что настало время обзавестись женой и детьми.

Джонатан Паркер был человеком осмотрительным и практичным. Он недавно купил текстильную фабрику в Мерриам-Фоллс. И сразу дал указание своему управляющему навести справки относительно подходящей невесты в этом городке на берегу реки Гудзон. К своему удивлению, Джонатан обнаружил, что здесь есть только одна очень привлекательная и достойная его молодая девушка – Реджина Ван Бурен.

Мисс Ван Бурен родилась в Мерриам-Фоллс и была воспитана, как полагается настоящей леди. Ее отец утонул в реке Гудзон. Похоронив мужа, Сильвия Ван Бурен, мать Реджины, вынуждена была превратить свой дом в пансион, и после смерти матери девушка стала хозяйкой пансиона на Уитли-стрит.

Она регулярно посещала церковь и своевременно платила по счетам, поэтому жители городка считали ее надежной и достойной доверия, честной юной леди. Мисс Ван Бурен обладала приятной наружностью и хорошими манерами, и мужчины в городке терпимо относились к тому, что она поддерживает движение женщин за право голоса.

Но Джонатана мало интересовали ее политические взгляды. Не она одна поддерживала идеи активисток женского движения. Его больше интересовало хобби Реджины Ван Бурен. Она увлекалась астрономией.

Об этом и о многом другом управляющий сообщил новому хозяину фабрики. По его словам, у мисс Ван Бурен была обширная библиотека научных трудов, большую часть их составляли работы сэра Исаака Ньютона, сэра Уильяма Гершеля, Джона Кауча Адамса и французского астронома Урбена Жана Жозефа Леверье.

Рассказывали, что в ясные ночи, будь то холодной зимой или жарким летом, Реджину Ван Бурен можно увидеть на плоской крыше сарая, оттуда она наблюдала за звездами через линзы восьмифутового телескопа, доставленного сюда из далекой Германии.

Реджина разливала чай, а Джонатан сидел в глубоком кресле у камина.

– Как его зовут? – спросил он, указывая на огромного полосатого кота с зелеными глазами. Кот лениво потянулся, покинул свое уютное место возле горящего камина и, подойдя к Джонатану, потерся о его ноги.

– Брамуэлл, – представила своего любимца Реджина. – Он ужасно избалован, разборчив в еде, но может быть очарователен, когда захочет.

Джонатан наклонился и погладил кота. Свет от камина играл на его иссиня-черных волосах. Джонатан действительно был красивым мужчиной. Очень красивым. У Реджины по спине побежали мурашки. Гость поймал на себе ее взгляд. Девушке показалось, будто внутри у нее что-то взорвалось.

Присутствие этого мужчины вывело ее из равновесия. Руки у нее дрожали, сердце учащенно билось. Воцарившуюся в комнате тишину нарушали лишь мурлыканье кота Брамуэлла и тиканье часов на каминной полке. Реджина вспомнила о хороших манерах и заставила себя собраться с мыслями. Мистер Паркер явился без приглашения, очевидно, у него была для этого веская причина. Девушка подала ему чашку чаю.

– Насколько я знаю, мистер Паркер, вы недавно приобрели дом напротив. А что привело вас ко мне? Может быть, одному из ваших служащих нужна комната?

Джонатан улыбнулся, и его красивое лицо стало еще привлекательнее.

– Вы угадали. Действительно, моему новому управляющему нужна комната с пансионом. Мне очень рекомендовали ваше заведение.

– У меня есть комнаты на втором этаже, – ответила Реджина, обрадованная тем, что у нее будет еще один жилец. – Небольшая гостиная и спальня, – пояснила она. – Ваш управляющий может занять их хоть сейчас.

– Я жду его только в конце недели, – сообщил Джонатан. – Его зовут Ричард Фергюсон. Он будет присматривать за работой на фабрике. Уверен, комнаты ему подойдут. Мой секретарь передаст вам плату за первый месяц.

– В этом нет необходимости, – возразила Реджина. – Оплаты за неделю вперед вполне достаточно.

– За месяц, – возразил Джонатан. – Я настаиваю на этом.

Реджина улыбнулась ему. Конечно, деньги ей понадобятся. Она заплатит плотнику за новую треногу для телескопа, которую заказала, и еще кое-что останется.

– Если желаете, могу показать вам комнаты, – предложила девушка, поднимаясь с места.

– Благодарю, не беспокойтесь, – отказался Джонатан. – Мой управляющий непривередлив.

Реджина снова села, подумав, что угодить хозяину гораздо труднее, чем его управляющему. Было заметно с первого взгляда: Джонатан Бельмонт Паркер привык добиваться своего. Особенно если это касалось женщин. Девушка ощущала на себе его внимательный взгляд. В комнате снова стало тихо. Слышно было, как воет ветер в кронах деревьев, предвещая ухудшение погоды.

Джонатан не торопясь пил чай и наблюдал за Реджиной. Он и сам не знал, чего ожидал от первой встречи с мисс Ван Бурен. И уж конечно, не думал, что ему захочется обнять ее и зацеловать до смерти. Однако именно такие чувства пробудила в нем эта девушка – первобытное мужское желание властвовать, распоряжаться ею, ее телом, разумом и душой.

Свое возбуждение Джонатан попытался объяснить тем, что из-за многочисленных дел давно не был у своей любовницы в Нью-Йорке. Это и вызвало, без сомнения, столь неожиданную реакцию на очаровательную мисс Ван Бурен. Она определенно была самой красивой девушкой в Мерриам-Фоллс, но красивых женщин он в своей жизни повидал немало. Интересно, сохранила ли она невинность – ведь он собирается жениться на ней. Обычно он старался не иметь дела с девственницами. С ними слишком много хлопот.

Но невесту ему хотелось, естественно, невинную. Джонатан внимательно посмотрел на Реджину поверх чашки. На первый взгляд мисс Ван Бурен отвечала всем его требованиям. Хороша собой, умна, воспитанна. Ее приверженность суфражизму – движению за предоставление женщинам избирательных прав – говорит о независимом характере и силе воли. А увлечение астрономией – о хорошем образовании и романтических наклонностях. В общем, в ней есть изюминка, и отношения их обещают быть интересными.

Джонатан оглядел комнату и заметил суфражистские листовки на столе у окна. Решив, что сейчас самое удобное время проверить, насколько она предана этому движению, он поднялся с кресла, подошел к окну, якобы интересуясь погодой, и сообщил о тяжелых снежных тучах, собирающихся на севере. Реджина предположила, что утром можно будет ездить только в санях, а не в экипажах.

Джонатан взял со стола одну листовку, бегло просмотрел и повернулся к Реджине:

– Вы поддерживаете присоединение Вайоминга к Союзу?

Девушка взглянула на него своими сапфировыми глазами. Она не делала тайны из своего отношения к вступлению штата Вайоминг в Союз. Она написала бесчисленное количество писем в поддержку прогрессивных законов, действующих на территории Вайоминга. В этом штате женщины голосовали уже с 1870 года по специальному закону, принятому первым законодательным советом территории. И существовали определенные опасения, что политиканы в Вашингтоне потребуют отзыва этого закона, прежде чем будет одобрено принятие Вайоминга в Союз штатов.

– Да, – вежливо, но твердо ответила Реджина. – Я поддерживаю присоединение Вайоминга и его действующую конституцию. Сенатор Вест от Миссури наверняка со мной не согласен. Он очень четко заявил о своем нежелании поддержать принятие в Союз любого штата, где женщины имеют право на участие в голосовании. Он считает идеи суфражизма не только вредными, но и просто преступными по отношению к народу всей страны, – закончила она, почти дословно цитируя сенатора. – А вы поддерживаете вступление Вайоминга в Союз, мистер Паркер? – пристально глядя на него, спросила Реджина.

Джонатан поднял глаза от листовки и посмотрел на Реджину, задержав взгляд на груди, обтянутой шелковой блузкой. Ее привычка облизывать губы кончиком язычка говорила о многом.

– Я не возражаю против вступления Вайоминга в Союз, – признался он. – И далеко не равнодушен к незавидной женской доле, мисс Ван Бурен.

– Значит, вы согласны с тем, что женщины должны иметь право голоса? – спросила Реджина, зная, что мужчины предпочитают открыто не признаваться в поддержке женского движения.

Она уже со счета сбилась, сколько мужчин пытались добиться ее расположения, притворяясь сторонниками женского движения за равноправие. Но со временем обнаруживались их истинные взгляды на этот вопрос, и Реджина немедленно давала им понять, что ей никогда не понравится мужчина, считающий женщину своего рода собственностью. Джонатан слегка улыбнулся в ответ.

– Я не отказываю женщинам в уме и талантах, – заметил он. – Но не признаю их равенства с мужчинами.

Реджину не удивило его заявление. Она уже поняла, что мистер Паркер свысока относится к женщинам. Однако ей было жаль услышать подтверждение своей догадки, поскольку он ей нравился. Что-то в нем затронуло ее. И это было нечто большее, чем просто мужская сила. Она физически ощущала его взгляд, как ощущала бы жар на своей коже. А когда смотрела в его серебристо-серые глаза, перед ней словно открывалась вселенная. Это было похоже на изучение вселенной через объектив телескопа. И вызывало такое же волнующее чувство.

Реджина глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и одарила Джонатана сияющей улыбкой.

– Уверена, большинство мужчин согласятся с вашими взглядами, мистер Паркер. Я понимаю, почему вы не признаете равенства женщин. Полагаете, что женщины хотят уподобиться мужчинам. Уверяю вас, мы совсем не стремимся к этому. Право голоса для женщин вопрос государственный. С самого начала становления этой страны женщины учитывались при налогообложении и переписи населения. И только в день голосования мы перестаем быть гражданами. Это противоречие действующему законодательству, и в него необходимо внести поправку.

«У этой леди острый ум и острый язычок», – подумал Джонатан. Он положил на место листовку и подошел к камину, поближе к женщине, которая и была истинной целью его прихода в пансион.

– У мужчин, разумеется, есть свои недостатки, – признался он, лукаво улыбнувшись. – Мы ведь тоже люди. Думаю, главное различие между мужчиной и женщиной, мисс Ван Бурен, носит философский характер. Даже вы не сможете оспаривать тот факт, что мужчины выше ростом и сильнее физически, чем женщины. Это различие чисто физическое, но оно создает пропасть между полами в культурном отношении, которая существовала уже с незапамятных времен. Мужчины обладают инстинктом защищать, тогда как у женщин совсем другое предназначение.

– Вы считаете, что Бог создал нас только женами и матерями? – возмущенно спросила Реджина.

– Именно об этом сказано в Библии, – промолвил Джонатан. Ему нравились ее горячность и готовность защищать свои взгляды. Да, она была бы ему хорошей женой. Больше всего на свете Джонатан ненавидел равнодушных и скучных людей. Мисс Ван Бурен, возможно, не будет самой послушной женой на свете, но с ней не будет скучно.

Реджина нахмурилась.

– Вы придерживаетесь таких же взглядов, как преподобный Хейс. Он человек набожный и питает отвращение к суфражизму. По его мнению, женщины должны довольствоваться той участью, которую им уготовил Бог. Не стоит говорить о том, что я не отношусь к числу таких женщин.

Джонатан невольно улыбнулся. Но вскоре выражение его лица изменилось. Глаза потемнели, и в них снова появилось напряженное выражение. Он почти шепотом произнес:

– Если преподобный Хейс питает и к вам отвращение, потому что вы суфражистка, пусть наденет очки.

В камине затрещали дрова, и сноп искр устремился в дымоход. Голубые глаза Реджины широко распахнулись, и лицо вспыхнуло. Такая реакция на его комплимент вызвала в нем желание немедленно поцеловать девушку. Но Джонатан слишком хорошо знал женщин и себя самого и понимал, что один поцелуй не умерит его аппетит. Удовлетворить его сможет лишь их первая брачная ночь, когда он разденет ее и насладится этим очаровательным телом.

Реджине уже приходилось справляться с мужчинами, которые проявляли к ней повышенный интерес, но сейчас был случай особый. Выскажись другой мужчина столь откровенно, у нее нашелся бы достойный ответ, в данный момент все слова вылетели из головы, и она молча смотрела на Джонатана.

– Скажите, мисс Ван Бурен, – ласково произнес он, – какие еще движения вы поддерживаете?

Реджина поморгала, прогоняя видение: Джонатан Паркер склоняется к ней и целует. Она не была полностью уверена в том, что комплимент, который он ей сделал, может означать нечто большее. Реджине всегда нравилось спорить, если представлялась такая возможность, и к ней быстро вернулось самообладание.

– Я поддерживаю любое движение, которое дает человеку право самостоятельно решать свою судьбу, – откровенно заявила она. – Не важно, касается это мужчин или женщин. Ведь суфражизм распространяется не только на женщин. Речь идет о правах личности. У нас есть дети, работающие на фабриках, мистер Паркер. Дети, которых лишили возможности учиться в школе, потому что деньги, которые они зарабатывают для семьи, важнее, чем их духовное и умственное развитие. А наши города? Нью-Йорк наводнен людьми различных национальностей, и если они хотят стать полезными обществу, преданными гражданами, то должны получить образование. Поэтому их детей нужно окружить вниманием.

– У вас такое доброе, отзывчивое сердце! – заметил Джонатан, восхищенный ее искренностью.

Так приятно встретить молодую женщину, которая в первую очередь заботится о других, а не о себе. Она могла бы стать хорошей матерью. При мысли об этом тело его напряглось. Девушка произвела на него очень сильное впечатление. И ему пришлось пересмотреть свои планы. Сначала он думал как можно скорее объявить о помолвке и через шесть месяцев, к концу лета, сыграть свадьбу, после чего провести свой медовый месяц в Европе. Но теперь Джонатан понял, что ждать первой брачной ночи сможет не больше месяца. Значит, придется изменить расписание. Сегодня восемнадцатое января. Они должны пожениться к концу февраля.

Джонатан и мысли не допускал, что свадьба может не состояться, потому что привык добиваться того, чего хотел. Он не верил в судьбу, удачу или слепой случай. Судьбу мужчины определяют уверенность в себе и здравый смысл.

– Вы можете считать меня бунтаркой, – сказала Реджина, зная, что именно так о ней думают жители Мерриам-Фоллс, особенно мужчины. Если бы не добрая память о ее родителях, ей непременно приклеили бы ярлык ярой феминистки, которая стремится разрушить устои общества.

– Никакая вы не бунтарка, каждый вправе высказать свое мнение, мисс Ван Бурен. Я, например, по многим вопросам согласен с вами, – заявил Джонатан.

– Ах, вот как! – удивилась Реджина. – Но по тем, что не согласны, – то категорически. Правильно я вас поняла? – уточнила Реджина.

– Я – мужчина, – заметил Джонатан. Он широко раскинул руки, как бы предлагая ей в этом убедиться собственными глазами. – Поэтому мой взгляд на мир несколько отличается от вашего. Мужчин воспитывают так, чтобы они были готовы поддержать и защитить тех, кто им доверился. Такую роль им определили природа и история. Мужские представители любого биологического вида всегда крупнее, сильнее и более агрессивны, чем женские.

– Нет правил без исключений, – сказала Реджина.

– Исключения лишь подтверждают правила, мисс Ван Бурен, – заметил Джонатан, которому нравилось, что девушка готова спорить с ним. – Но история знает всего несколько королев и множество королей. Физическая сила имеет очень большое значение, а потребность доминировать так же присуща мужчине, как и любому животному мужского рода.

Реджина не заметила, как разговор с политических прав женщин перешел на отношения между мужчиной и женщиной. Она знала, в чем состоят основные различия между мужским и женским полом, на которые намекал Джонатан. Будь она именно такой женщиной, какой ее хотел бы видеть преподобный Хейс, покраснела бы до корней волос от смущения. Но жар, охвативший ее, был вызван совсем не смущением. Впервые в жизни Реджине захотелось испытать самой, в чем различие между мужчиной и женщиной. Хотелось, чтобы мужчина обнимал и целовал ее. Она жаждала познать тайны страсти и желания. И это смущало ее гораздо больше, нежели тонкие намеки мистера Паркера.

– Я отнял у вас слишком много времени, – сказал Джонатан, шагнув к креслу, в котором сидела девушка. Он посмотрел на нее сверху вниз, любуясь ее прекрасными волосами и блеском глаз.

Под его взглядом в Реджине взыграли все женские инстинкты. Одно дело, когда мужчина тебе нравится, и совсем другое, когда ты становишься рабом своих страстей. В этот момент разум утратил власть над ее телом.

– Буду ждать вашего управляющего в пятницу, – сказала она, изо всех сил стараясь держаться непринужденно. – Вы действительно не хотите осмотреть комнаты? Я была бы огорчена, если бы мистер Фергюсон испытывал неудобства.

– Уверен, комнаты ему понравятся, – ответил Джонатан. Выражение его лица несколько смягчилось, но взгляд был по-прежнему напряженным. – Вы разрешите еще раз навестить вас?

Этот вопрос, так же как и бархатный голос, которым он был задан, поразили Реджину. Его серебристые глаза покорили молодую женщину. А улыбка соблазнила бы даже ангела. У нее не хватало ни ума, ни сил поставить этого человека на место. Он был высокомерен, хотя и очарователен и, несомненно, имел большой опыт в общении с женщинами. Его присутствие ощущалось, даже если он не произносил ни слова. Реджина при всей своей образованности и независимости не была уверена в том, что сможет устоять перед таким мужчиной.

Она собиралась сказать ему, что не намерена вступать в близкие отношения ни с одним мужчиной, когда он наклонился и взял ее руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Он поднес руку к своим губам, не отрывая взгляда от ее лица. Его рука была теплой и крепкой, и она подумала, какие чувства вызвали бы его прикосновения не только к ее руке. Его взгляд скользнул по кружевной блузке, юбке, обтягивающей ее колени, носкам высоких ботинок на пуговках.

Реджина посмотрела на его склоненную голову, на волнистые волосы цвета воронова крыла и забыла в этот момент о том, что она хорошо воспитанная юная леди. Ей хотелось коснуться его волос, его кожи. Это желание вызывало ощущение такое же острое, как и прикосновение его губ к ее руке.

И тут Джонатан отпустил ее руку и снова посмотрел на нее.

– Вы обворожительны, мисс Ван Бурен. Не разочаровывайте меня и не говорите, что мое общество вам не нравится.

– Оно мне нравится, – неожиданно для самой себя ответила Реджина.

Ее бросало то в жар, то в холод. Сердце бешено колотилось, а разум безмолвствовал. Реджина была рада, что сидит, потому что колени у нее ослабели. Она изобразила сердечную улыбку.

– Мне очень нравится спорить о политике, – сказала девушка, пытаясь оправдать свое согласие на его следующий визит. – Пожалуйста, сэр, приходите еще. Возможно, мы обсудим кампанию, которую проводит мистер Грин, чтобы расширить границы Нью-Йорка.

Джонатан улыбнулся. Сначала Эндрю X. Грин настаивал только на увеличении территории Центрального парка. Теперь приветствовал расширение Нью-Йорка за счет включения в него районов Юнионпорт, Уйльямсбридж и Бруклин. В результате такого объединения население города увеличилось бы на семнадцать тысяч, а то и больше.

– Не думаю, что Грину удастся добиться успеха в законодательном собрании, – предположил Джонатан. – Бруклинцы весьма свободолюбивы и не захотят расстаться со своей независимостью.

– Как и женщины, если бы они ее получили, – насмешливо заметила Реджина.

Джонатан улыбнулся.

– С нетерпением буду ждать нашего следующего захватывающего разговора, – сказал он.

Реджина не была уверена в том, что ей хочется только беседовать с этим мужчиной, похожим на очаровательного хищника. В свете камина глаза его ярко светились, черные волосы блестели. Она сомневалась, что ей нужно принять его вызов.

– До свидания, Реджина, – попрощался Джонатан, направляясь к выходу.

Некоторое время девушка продолжала неподвижно сидеть в кресле, уставившись в пустоту и ощущая прикосновение его губ к своей коже. Потом до нее вдруг дошло, что он назвал ее по имени. Она понимала, что мистер Паркер намеренно коснулся ее, и это прикосновение определило ее будущее.

Глава 2

Джонатан вышел из теплой прихожей на холодную улицу и быстро направился через дорогу к своему элегантному трехэтажному дому. Ветер не ослабевал, окутывая Джонатана снежной пеленой. Густые облака потемнели. Даже ненастная погода не могла испортить Джонатану настроения. Весело насвистывая, поднимался он по заснеженным ступенькам к входной двери.

– Я не прочь выпить виски, – заявил он Бисби, стройному седовласому человеку, похожему на ученого, который помог ему снять пальто.

– Насколько я понимаю, поиски жены завершились успешно? – поинтересовался дворецкий, отряхивая снег с хозяйского пальто, прежде чем повесить его на вешалку.

Дворецкий служил у Джонатана уже почти десять лет. В отличие от других слуг Бисби не учили служить богатым. Учили обворовывать их. Он как раз намеревался стащить золотые часы из кармана Джонатана, когда тот поймал его за руку. Молодой американец вытащил пистолет и пригрозил прикончить вора на месте. Бисби повезло, что Джонатан прекрасно разбирался в людях. Поэтому, вместо того чтобы застрелить вора, он нанял его и приобрел сообразительного и преданного слугу, которому мог доверить самые деликатные поручения. За годы службы Бисби оказался незаменимым, когда требовалось раздобыть нужную информацию и неизвестные другим детали, что позволяло Джонатану на шаг опережать своих конкурентов.

– Мисс Ван Бурен очаровательна, – ответил Джонатан и, самодовольно улыбаясь, направился в свой кабинет. – Учти, Бисби, как только леди переедет в наш дом, спокойных вечеров не будет. Она горячая сторонница суфражизма.

– Судя по выражению вашего лица, это не повлияло на ваше решение, – заметил Бисби. Англичанин испытывал большое уважение к человеку, который платил ему жалованье. Кроме того, за эти долгие годы они привязались друг к другу, и Бисби очень хотелось видеть хозяина довольным и счастливым.

Джонатан щедрой рукой налил себе виски и ухмыльнулся слуге, который вошел вслед за ним в кабинет.

– Надеюсь в лице мисс Ван Бурен найти интересного партнера. Меня ужасает мысль о примерной жене, чьи интересы ограничиваются сплетнями и парижскими модами. Не хотел бы я провести всю оставшуюся жизнь в таком скучном обществе.

Он улыбнулся и подошел к камину, в котором полыхал огонь.

– Первая встреча с мисс Ван Бурен приятно удивила меня. Она незаурядная женщина, Бисби.

– Мне не терпится познакомиться с этой леди, – ответил дворецкий. – Ваш обед сервирован на письменном столе, там же и отчеты по фабрике, которые вы просили.

Бисби повернулся к двери. Он доверял интуиции Джонатана. Его хозяин обладал весьма ценным качеством – умением разгадать истинный характер человека. Дворецкий, который руководил всеми слугами в доме, помогал собирать информацию о молодой женщине, хозяйке пансиона. Бисби, как и его хозяину, сведения показались очень интересными.

Если они хоть наполовину соответствуют действительности, Реджина Ван Бурен вполне годится хозяину в жены.

Бисби вышел из комнаты, а Джонатан сел в кресло и, глядя на огонь, задумался о молодой суфражистке из дома напротив.

Реджина была хороша собой, но он размышлял и о других ее качествах. Умна, независима, предана идеям, в которые верит. Необычная черта характера для молодой женщины, но именно она привлекла Джонатана, как аромат цветка – пчелу. Его не удивляло, что Реджина до сих пор не замужем. Для большинства мужчин она была слишком неординарна. Жажда знаний, которая выражалась в занятиях астрономией, говорила об ее уме и сильном характере.

Хотелось бы знать, целовалась ли когда-нибудь девушка при лунном свете. Мужская интуиция подсказывала, что не целовалась. Джонатан улыбнулся и решил исправить это упущение, как только позволит погода. Надвигается настоящая буря, пока она не утихнет и небо не прояснится, Реджина будет вынуждена оставаться в четырех стенах.

Мысли о том, как он будет целовать свою будущую жену, заставили Джонатана перейти от размышлений об ее интеллектуальных достоинствах к достоинствам физическим. Он смотрел на заснеженное окно кабинета и думал о горячей глубине ее сапфировых глаз, таких соблазнительных. Глубокие и ясные, словно весенние озера, они манили погрузиться в их глубину и утонуть. Честные глаза. Глаза, исполненные страсти. Характер сложный, но интересный. Именно это и привлекало Джонатана. Мисс Ван Бурен пошла на риск, решив преодолеть преграды, веками стоявшие перед женщиной. В то же время Джонатан верил, что Реджина будет преданной женой и заботливой матерью.

Когда она открыла дверь и посмотрела на него своими синими глазами, в которых смешались любопытство и страх, Джонатан сразу понял, что желает эту женщину. Строгий покрой ее платья не смог скрыть от его проницательного взгляда соблазнительные линии ее фигуры. Джонатан представил себе ее обнаженной на широкой двуспальной кровати в его спальне: бездонные глаза устремлены на него, влажные губы раскрыты для поцелуев, густые волосы разметались по подушке.

Возбуждение вновь охватило его, кровь закипела. В постели она будет нежной и страстной, их разгоряченные тела сольются воедино на смятых простынях.

За обедом они будут обсуждать последние новости из газет. Она станет изобретательной и очаровательной хозяйкой дома, хотя женитьба вряд ли в корне изменит его образ жизни. Джонатан ценил свой покой и редко приглашал гостей. Лишь в случае деловой необходимости. С тех пор как Джонатан стал преуспевающим владельцем текстильных фабрик, железных дорог и пароходов, он понял, что выслушивать мнение деловых партнеров гораздо полезнее, чем излагать свое собственное.

И жалел лишь о том, что умение слушать не приобрел раньше.

Он поднялся с кресла и подошел к заснеженному окну, где на стене висела написанная им картина. На картине была изображена девочка, запускающая бумажного змея. Она подняла лицо к небу и с улыбкой смотрела на яркого змея, поднимающегося в облака.

Это было одно из приятных воспоминаний о младшей сестре, но существовало еще и другое, мучившее его день и ночь.

Джонатан стоял у окна и смотрел на надвигающуюся бурю. Воспоминание тяжелым грузом легло на плечи. Ему тогда было двенадцать лет. И хотя он уже становился мужчиной, ничто, кроме развлечений, его не интересовало. В отличие от своих деловых партнеров Джонатан родился в семье, не принадлежавшей к избранному обществу Манхэттена, хотя теперь представители этого общества искали знакомства с ним. Он родился в семье владельца мясной лавки. Его мать, простая женщина, души не чаяла в своих детях.

Был обычный день в восточной части Манхэттена. Продавцы с тележками наперебой расхваливали свои товары, предлагая прохожим, заполнившим узкие улочки, консервы и свежий итальянский хлеб. Джонатан в то утро работал в лавке отца, срезая жир с больших кусков говядины. Мать привела шестилетнюю Абигайль и велела Джонатану присмотреть за сестренкой.

Закончив работу, мальчик побежал на улицу играть с друзьями в прятки, совершенно забыв об Абигайль. Девочке надоело сидеть на крылечке, шумная улица манила ее, там было столько всего интересного.

Раздался душераздирающий вопль. Джонатан выбежал на улицу и увидел свою маленькую сестренку под колесами фургона с пивом. Глаза Абигайль безжизненно смотрели на него. Часто среди ночи он и сейчас слышал вопль матери. Взгляд ее был безжизненным, как у дочери.

Никто не упрекал Джонатана, но он знал, что виноват в гибели сестры. Не оставь он тогда Абигайль, девочка и поныне была бы жива. Чувство вины угнетало мальчика. Он до изнеможения работал в лавке, стараясь облегчить жизнь отцу и самому себе.

Мать редко улыбалась после смерти Абби, и Джонатан не мог без боли смотреть на ее страдальческое лицо.

Работа не мешала Джонатану хорошо учиться в школе. Особенно по математике и литературе. На деньги, заработанные в лавке, он продолжал учебу, поступив в колледж. Чувство вины и грусти постепенно притупилось, но окончательно не исчезло. Он жил с этой тяжестью в душе, которая постоянно напоминала ему о том, как важно внимательно слушать, что тебе говорят.

Этот урок сослужил свою службу, думал Джонатан. Слушая людей, он заглядывал в их жизнь, узнавал, что им нравится или не нравится, по тону голоса или выражению лица. Например, он внимательно слушал Реджину Ван Бурен. Для него было очень важно не только то, что она говорила о своих политических симпатиях, но как она говорила.

Ее слова шли от сердца, она говорила убедительно, и Джонатан нисколько не сомневался, что Реджина действительно верит в необходимость введения закона о равноправии мужчин и женщин. Его возражения против суфражизма не носили политического характера, он не возражал в принципе против введения избирательных прав для женщин. Но не мог согласиться с идеей равенства мужчин и женщин. Женщина – роза, а мужчина – дуб.

Улыбка тронула его губы, когда он подумал о том, как будет объяснять это Реджине. Его размышления прервал Бисби, который сообщил, что пришел Фрэнк Фаулер из полиции знакомиться с новым жителем Мерриам-Фоллс.

Дворецкий проводил посетителя в кабинет.

– Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, мистер Паркер, – извинился полицейский, приняв стакан виски, который ему протянул Джонатан. – Но я узнал, что вы владеете этой фабрикой, а девушка работала у вас, и решил сообщить вам последнюю новость.

– Какую новость? – удивился Джонатан. – И о какой девушке идет речь?

– О Хейзл Глам. Этим утром мы обнаружили ее тело в старом сарае у северного входа на фабрику, – без обиняков ответил Фаулер.

– Что с ней случилось?

– Ее задушили. Труп уже окоченел, но на шее видны следы веревки.

Джонатан велел Бисби войти в кабинет и закрыть за собой дверь. Он хотел, чтобы верный слуга был полностью в курсе дела.

– Вы говорите, девушка работала у меня, – сказал Джонатан, глядя на полицейского. – Не хочу показаться черствым, мистер Фаулер, но на фабрике работает много молодых женщин. Я еще никого из них не знаю.

– Понятно, – произнес Фрэнк Фаулер, отпив глоток отличного ирландского виски, какого ему еще никогда не доводилось пробовать, и продолжил: – Девушка снимает комнату в пансионе у мисс Ван Бурен. Вернее, снимала. Как мне удалось узнать, все думали, что Хейзл сейчас в Буффало у своих родственников.

– Значит, мисс Ван Бурен не могла обратиться к вам с заявлением о пропаже девушки, – заметил Джонатан, уверенный в том, что если бы Реджина была расстроена чем-нибудь серьезным, например исчезновением жильца, он обязательно заметил бы это.

– Нет. И мне не просто будет сказать Реджине о смерти девушки. Та жила в пансионе уже очень давно.

– Да, задача не из приятных, – ответил Джонатан. Он решил присутствовать при этом разговоре. Его будущая невеста, наверное, считает, что может обойтись без мужской поддержки, но ей понадобится плечо, на котором она сможет поплакать. И Джонатан решил, что это должно быть именно его плечо. – Расскажите, что произошло, вернее, что, по вашему мнению, могло произойти.

Фаулер толстыми бледными пальцами, словно гребнем, провел по своим седеющим волосам.

– Черт меня побери, если я что-нибудь знаю, – проворчал он. – Тело обнаружил Пит Брайсон. Он тоже работает на вашей фабрике. Как обычно, Пит привез уголь для печей. Открыл дверь склада и увидел ее на полу. Она будто спала, свернувшись калачиком.

– Вы говорите, следов насилия не обнаружено?

– Доктор Рамли утверждает, что изнасилования не было, – подтвердил Фаулер. – Ее просто задушили. – Он задумался. – Хейзл была не очень привлекательной девушкой. Полная там, где не надо, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Сколько ей было лет? – спросил Джонатан.

– Двадцать пять или двадцать шесть, – сообщил Фаулер. – На фабрике стала работать сразу после окончания школы. Мать переехала в Буффало после смерти мужа к старшему сыну. Я им отправил телеграмму сразу после того, как побывал у доктора Рамли. Хейзл регулярно посылала матери деньги. Каждую среду я ее видел на почте.

Жалованье на фабрике выплачивали по вторникам, так что посещение мисс Глам почты по средам было логично, подумал Джонатан. Зная, сколько брала Реджина со своих постояльцев, и учитывая, что Хейзл не тратила деньги на безделушки и наряды, Джонатан мог поверить в то, что у нее оставалось достаточно денег, чтобы поддерживать свою мать-вдову.

Джонатан сел к письменному столу, открыл гроссбух, в котором велась вся бухгалтерия фабрики и были указаны зарплаты работников. В списке женщин, работавших на втором этаже большой фабрики, он нашел имя Хейзл Глам.

– Кому понадобилось убивать девушку, которая вела такую скучную, однообразную жизнь? – поинтересовался Джонатан.

– Меня это тоже озадачило, – признался Фаулер. – Хейзл никогда никому не делала зла, если не считать той статьи в газете.

– Какой статьи? – удивленно поднял темную бровь Джонатан.

Полицейский поставил на стол пустой стакан, выражая полную готовность продолжить разговор.

– Живя в пансионе, Хейзл читала суфражистские листовки. И у нее возникли странные идеи. Она без конца разглагольствовала о том, что на фабрике нужно создать профсоюз и что мужчины не видят дальше своего носа. И все в таком духе.

– Понятно, – тихо произнес Джонатан. Он бросил взгляд на Бисби. Дворецкий покачал головой, показывая, что эта новость ему не понравилась. Мужчинам не нравилось, что Реджина оказалась так тесно связана с девушкой, которую только что нашли мертвой. – Наверное, я буду прав, если скажу, что жители Мерриам-Фоллс не поддерживали такие радикальные взгляды.

Поколебавшись, Фаулер сказал:

– Если бы вы не купили фабрику, старый владелец, мистер Радерфорд, уволил бы Хейзл. Девушке повезло, что он уже не распоряжался здесь. Он велел ей заниматься делами и держать свои дурацкие идеи при себе.

– И она его послушалась? – поинтересовался Джонатан.

Фаулер пожал плечами:

– Да, насколько я знаю.

– По всей видимости, девушка кому-то сильно насолила. Или вы полагаете, ее смерть – дело рук убийцы-маньяка из числа местных жителей? – спросил Джонатан.

Поскольку Фаулеру трудно было себе представить убийцу, бродящего по Мерриам-Фоллс в эту холодную зиму, вопрос о гибели Хейзл Глам остался без ответа.

Ожидание Джонатана, что Реджина захочет выплакаться на его плече, оказалось напрасным. Однако она попросила его сопровождать ее. Ей хотелось увидеть подругу.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – ответил Джонатан. Он понимал, что останки девушки могли уже оттаять. И зрелище будет не из приятных.

– Я хочу ее видеть, – настаивала Реджина, которую потрясла смерть подруги, хотя она старалась не подавать виду. Она была в шоке. Зачем, ради всего святого, кому-то понадобилось убивать Хейзл? Убийцы бывают только на темных улицах больших городов да в шумных борделях. Преступления на почве страсти или алчности. Убийство – это нечто такое, чего не может быть в Мерриам-Фоллс, скучном маленьком городишке.

Но теперь ситуация изменилась, в их городке произошло убийство. Хейзл жила в ее пансионе, ела с ней за одним столом. Она была как член семьи. Делилась своими планами с Реджиной, рассказывала ей о своих самых сокровенных мечтах и желаниях. Хейзл знала, что слишком невзрачна, чтобы надеяться на замужество. Поэтому оставила мечты о рыцаре в сияющих доспехах и приняла участие в движении женщин за право голоса. Она еще активнее, чем Реджина, поддерживала это движение. Никто, кроме Реджины, не знал, что Хейзл посылала деньги не только своей матери в Буффало. Раз в месяц работница фабрики отправляла деньги в Нью-Йорк для одной маленькой газетки, которая печатала на своих страницах сообщения о том, как продвигается решение женского вопроса в законодательных органах. Эта газета распространялась по всей стране. Ежемесячные денежные переводы, которые отправляла Хейзл, помогли изданию листовки, которую Джонатан видел в пансионе.

Реджина вышла в прихожую и стала одеваться.

– Где Хейзл? – спросила она полицейского, стоявшего за широкой спиной владельца фабрики.

– В приемной доктора Рамли, – ответил Фаулер.

– Вам не нужно опознавать тело, – заметил Джонатан, глядя, как она надевает пальто. – Мистер Фаулер говорит, что девушку знали все в городе.

– Хейзл была моей подругой, – упрямо заявила Реджина, едва сдерживая слезы, и с вызовом взглянула на Джонатана: она сделает то, что задумала, а идти ему с ней или нет – его дело.

Джонатан понял: эта женщина не изменит своего решения. Он сказал, что они с мисс Ван Бурен поедут вслед за ним в экипаже. Фрэнка Фаулера обрадовало такое решение. Значит, ему не придется быть наедине с Реджиной, когда она увидит тело убитой подруги. Полицейский кивнул и вышел из пансиона. Ему еще нужно было собрать кое-какие сведения. Ведь он единственный представитель закона в этом городке. И именно ему придется раскрывать убийство Хейзл Глам. Очевидно, новый владелец фабрики сомневался, что убийство совершил чужой. Но самому Фрэнку именно эта версия казалась наиболее вероятной. Он хорошо знал всех жителей Мерриам-Фоллс и не верил, что кто-нибудь из них способен на убийство.

Тьма окутала маленький городок на берегу реки Гудзон, снег заметал все следы и белой пеленой покрывал улицы и дороги. Джонатан и Реджина ехали в экипаже к приемной доктора. Мисс Ван Бурен неподвижно сидела напротив Паркера, надвинув капюшон на глаза. Только дрожащий подбородок и судорожно сжатые руки выдавали ее волнение. Джонатан не видел ее глаз, но был уверен, что она плачет.

Ему хотелось пересесть к девушке и крепко обнять ее, дать ей выплакаться у него на груди, посадить к себе на колени и покачать, как маленького ребенка, согреть теплом собственного тела. Но он не решался даже коснуться ее. Не сейчас. Ведь они едва знакомы. Виделись всего дважды, считая и нынешний день.

– Расскажите мне о Хейзл, пожалуйста, – попросил девушку Джонатан.

Реджина подняла на него глаза, которые казались бездонными и незнакомыми в холодной темноте экипажа. Она постаралась вспомнить живую Хейзл, которую так хорошо знала, и не думать о мертвом теле, ожидающем ее в приемной доктора Рамли.

– Хейзл была очень милой, – сказала наконец Реджина. – Играла на пианино, любила читать.

– Я знаю, что она жила в вашем пансионе несколько лет.

– Реджина кивнула.

– Мать Хейзл после смерти мужа переехала в Буффало, где живут ее старший сын с женой. У него там небольшой галантерейный магазин. И у них вскоре должен был родиться первенец. А Хейзл не согласилась ехать в Буффало. Они с братом никогда не были особенно дружны. К тому же ей не хотелось быть никому обузой. Вот Хейзл и нанялась на фабрику, а жить стала в моем пансионе.

Джонатану очень хотелось расспросить Реджину об отношении покойной к женскому движению, но он понимал, что сейчас не время.

Экипаж остановился у небольшого дома. В желтом свете газового рожка, проникавшем сквозь заснеженное окно, сверкали крупные сосульки, свисавшие с покатой крыши. Джонатан первым вышел из экипажа, чтобы помочь мисс Ван Бурен. Он старался своей широкой спиной загородить ее от пронизывающего ветра.

– Вы уверены, что не передумали?

– Уверена, – ответила Реджина. Голос ее дрожал, руки тряслись, но не от холода. Она не замечала ни холода, ни ветра. Девушка просто оцепенела и молила Бога, чтобы это состояние продлилось до тех пор, пока она останется одна.

– Ну хорошо, – согласился Джонатан и взял ее под руку.

Земля замерзла, было скользко, но Джонатан, уверенно ступая по обледеневшей дорожке, подвел Реджину к крыльцу. Он взглянул на скромную вывеску над входной дверью и, убедившись, что именно здесь находится приемная доктора Рамли, постучал. Им открыл полный господин в черном сюртуке. Очки в красивой оправе украшали его широкую переносицу, янтарные глаза приветливо смотрели на молодых людей. Джонатан и Реджина вошли в прихожую. Приветливый доктор провел их через идеально чистую приемную в небольшую квадратную комнату в задней части дома. В комнате было достаточно света, чтобы рассмотреть покрытое белой простыней тело, которое лежало на длинном столе.

– Тут особенно нечего смотреть, – вежливо сказал доктор Рамли.

– Мне хотелось бы побыть несколько минут одной, – обратилась Реджина к доктору.

Доктор Рамли кивнул и вышел из комнаты. Джонатан не собирался последовать за ним.

– Со мной все будет в порядке, – заверила его Реджина, удивленная его заботой. В глубине души она была благодарна ему за то, что он поехал вместе с ней. Теперь, когда Джонатан был рядом, это давало ей силы увидеть Хейзл последний раз и убедиться в том, что убийца хоть и лишил ее жизни, но не надругался над ней.

Джонатан молча подошел к столу и откинул простыню с лица Хейзл Глам. Тусклый свет смягчил распухшие черты лица, но было нетрудно заметить, что женщина никогда не была красавицей. Темные мягкие волосы обрамляли ее лицо, а под двойным подбородком Джонатан разглядел темные полосы, следы веревки. На корсаже платья остались пятна крови, но само платье не было порвано. На лице и руках никаких царапин, никаких следов того, что она сопротивлялась убийце.

– Люди видели в ней только старую деву, – прошептала Реджина. – Они не хотели разглядеть ее душу под непривлекательной внешностью. – Слеза тихо скатилась по ее бледной щеке. Она взглянула на Джонатана и добавила: – Хейзл так хорошо умела смеяться.

Джонатан опустил было простыню, но Реджина снова подняла ее. Джонатан с сочувствием смотрел на девушку. Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Он понимал, как ей сейчас тяжело. Мальчиком он пережил смерть близкого человека. Тогда он ненавидел себя за то, что в нужный момент не оказался рядом со своей маленькой сестренкой.

Реджина, поколебавшись, дотронулась до серебряного креста на груди Хейзл.

– Это ей не помогло, – сердито прошептала она, злясь на человека, который лишил Хейзл жизни, и на Бога, допустившего это преступление.

– Не пытайтесь понять. Нравится нам это или нет, но смерть всегда неожиданно вторгается в нашу жизнь, – сказал Джонатан.

Она взглянула на него и увидела боль в его глазах. Очевидно, он тоже потерял близкого человека. И тоже неожиданно.

Джонатан расстегнул тонкую серебряную цепочку на шее Хейзл. На цепочке висел маленький крестик. Он положил крест в руку Реджины, и она ощутила его холод в своей теплой руке.

– Мы больше ничего не можем сделать для нее, – сказал Джонатан.

Ласково, но твердо он повел Реджину к двери. Когда они оказались в слабо освещенной прихожей, Джонатан посмотрел на девушку.

– Мисс Глам с кем-нибудь встречалась? Может быть, тайно с кем-нибудь из фабричных?

– Нет, – ответила Реджина. – У Хейзл не было от меня секретов. И она не стала бы встречаться с мужчиной ночью. Она была не такая.

К ним присоединился доктор, который посоветовал Джонатану немедленно отвезти мисс Ван Бурен домой и перед сном дать ей немного виски.

Когда они вернулись в пансион, там уже все знали о случившемся. Повариха, миссис Чалмерс, встретила их на пороге дома, глаза ее опухли от слез. Она заключила Реджину в объятия. Джонатан снял пальто и шляпу, решив остаться и присмотреть, чтобы его будущая невеста спокойно уснула. Потом он собирался вернуться к себе и подумать над вопросами, связанными со смертью Хейзл Глам.

Реджина не возражала против присутствия Джонатана. Она позволила ему снять с нее пальто и провести в гостиную. И только сейчас дала волю слезам. Она не заметила, как оказалась в его объятиях. Она чувствовала тепло его большого сильного тела, его руки, ласково поглаживавшие ее спину. Этот почти незнакомый ей мужчина излучал живое тепло, ей хотелось впитать это тепло, чтобы защититься от холодных когтей смерти, в которых теперь находилась Хейзл Глам.

Рыдая, она прильнула к нему. Как он и ожидал, тело ее было теплым и нежным.

Он прижал девушку к себе еще крепче, успокаивая ее так, как мужчина обычно может успокоить женщину.

Реджина чувствовала тепло его объятий, несмотря на боль от потери подруги. Постепенно шок прошел, слезы иссякли. Девушка взглянула на Джонатана сквозь влажные слипшиеся ресницы.

– Простите, – шепнула она.

– Не извиняйтесь, – мягко ответил он. Джонатан отпустил Реджину, как только в комнату вошла миссис Чалмерс с чайником. Выходя из комнаты, повариха одобрительно улыбнулась ему и оставила дверь приоткрытой.

Джонатан прошел к шкафчику в углу комнаты и нашел то, что искал. Он налил немного виски в чайную чашку и протянул чашку Реджине.

– Вот, выпейте это, – строго сказал он. Реджина взяла чашку.

– Не спешите, – предупредил ее Джонатан.

Реджина послушно глотнула, и лицо ее исказила гримаса отвращения. Она никогда не пила спиртного. У миссис Чалмерс всегда был в запасе виски для одного жильца, немолодого приятного мужчины, который уверял, что виски помогает ему от артрита.

От виски Реджине стало тепло, она немного успокоилась. Джонатан смотрел на нее. В его серебристых глазах отражались огоньки от пылающего в камине огня. Темные волосы были влажными от растаявшего снега. Реджина вспомнила, как только что прижималась к этому едва знакомому человеку. Наверное, ей полагалось бы смутиться, но этого не случилось.

Реджина позволила Джонатану отвести непокорную прядку с ее лица.

– Мне нужно проследить, чтобы встретили брата Хейзл, когда он приедет, – сказал Джонатан. Как и обычно, когда в этом была необходимость, он без всяких просьб брал на себя все заботы. – Допейте виски и постарайтесь уснуть.

– Не думаю, что мне это удастся, – слабым голосом произнесла Реджина. Руки у нее все еще дрожали. – Я все спрашиваю себя, почему убили Хейзл.

– Мы все задаем себе этот вопрос, – заметил Джонатан. – Ближайшие дни будут очень напряженными для всех нас. Вам нужно как следует отдохнуть.

– Я постараюсь.

Она плакала у него на плече, и это было естественно. Но ей нельзя привыкать к его обществу. Рано или поздно придется смириться с тем, что Хейзл мертва. Смерть подруги не меняет ее отношения к загадочному мистеру Паркеру. Она по-прежнему не собирается поддерживать с ним близкие отношения. Ей совершенно не нравится его властная манера держаться.

– Я навещу вас утром, – сказал Джонатан.

– В этом нет необходимости, – ответила Реджина. – Благодарю вас за все. Я ценю оказанную мне вами помощь.

– Цените? – слегка улыбнулся Джонатан. Реджина вспыхнула. – Кажется, мне нравится, когда меня ценят, – заметил он. – По крайней мере когда я слышу это от вас.

Реджина не нашлась что ответить и промолчала. Она посмотрела на его губы и подумала про себя, что было бы интересно узнать, как он целуется.

И ей не пришлось долго ждать. Джонатан протянул руку и нежно коснулся ее лица, медленно провел пальцами по заплаканной щеке и прижал кончики пальцев к ее нижней губе. Под его легкими, как перышко, прикосновениями она закрыла глаза, сердце учащенно забилось. Наконец он поцеловал ее. Это был нежный, ласковый поцелуй, она никогда еще не испытывала такого наслаждения.

Джонатану потребовалась вся его выдержка, чтобы не поцеловать девушку так, как ему хотелось. Своим поцелуем он давал ей понять, что она не одинока. Боясь, что он больше не сможет сдерживаться, Джонатан оторвался от ее губ.

– Спокойной ночи, – шепнул он. – Пусть я приснюсь вам.

Глава 3

На следующее утро Реджина проснулась и обнаружила, что все было именно так, как сказал Джонатан. Она видела его во сне. Видела, как его руки снова обнимают ее, его губы прижимаются к ее губам, ее тело горит от прикосновения его рук. Девушка села в постели, потянулась, поморгала от яркого солнечного света, льющегося в окно. Накинув теплый халат, подошла к окну. Она с улыбкой смотрела на сказочную картину за окном. Сосульки на голых ветвях сверкали, словно бриллианты. Покрытая блестящим льдом река серебристой лентой лежала между заснеженных берегов. Снегопад прекратился, ветер больше не выл, как грешник в аду. День выдался морозный и солнечный.

Реджина вспомнила, что Джонатан обещал зайти к ней утром, и поспешила в ванную. Маленькая печка рядом с фарфоровым тазом еще не остыла, хотя от дров, которые в нее положила накануне миссис Чалмерс, остались одни головешки. Реджина осторожно наполнила таз теплой водой из большого чайника, который ей оставили на утро. Она умылась, расчесала волосы и собрала красивым узлом на макушке. Потом надела темно-синее платье, оставив черное на день похорон Хейзл. Синее платье было скромным и вполне подходящим к случаю. Реджина не украсила его ни шарфиком, ни кружевным воротничком, даже любимую камею не надела. Погляделась в зеркало и легко сбежала с лестницы.

Миссис Чалмерс уже была на кухне. Она готовила завтрак для постояльцев, работающих на фабрике в Мерриам-Фоллс. Они завтракали в пансионе, так как работа на фабрике начиналась за час до открытия кафе и магазинов. Реджина приветливо улыбнулась сидящим за большим обеденным столом и направилась в кухню помочь миссис Чалмерс. Все постояльцы пансиона хорошо знали Хейзл и были потрясены ее гибелью не меньше самой Реджины.

Реджина поспешно надела фартук и взяла прихватку, чтобы открыть дверцу печи. Вынув большой противень с тостами, она поставила его на плиту и повернулась к поварихе.

– Буря миновала, – заметила она.

– Слава Богу, – ответила миссис Чалмерс, насыпая кофейные зерна в мельницу. Она начала молоть зерна для новой порции кофе, так как знала, что за завтраком одной порцией не обойтись. – Я велела Эйвери вытащить сани из сарая. После завтрака отправлюсь в город. Тебе еще нужны нитки для вышивания?

– Да. Я дам образец, чтобы вы правильно выбрали цвет ниток, – ответила Реджина, ловко снимая с противня горячие тосты и укладывая их в корзинку, выстланную клетчатой салфеткой.

Женщины не обмолвились ни словом о вчерашнем событии и о предстоящих похоронах. У них еще будет время поговорить, после того как постояльцы отправятся на работу, а они вымоют и уберут посуду. Вот тогда Реджина и миссис Чалмерс, как обычно, сядут за маленький столик в кухне и за чашкой кофе отдохнут и поговорят.

Жильцы пансиона за завтраком почти не разговаривали. Все старательно избегали говорить о смерти Хейзл. По лицам женщин за столом можно было заметить, что ночь они провели без сна. Глаза у них покраснели и опухли, лица были бледные. Глядя на них, Реджина чувствовала себя виноватой. Она уснула с воспоминанием о нежном поцелуе Джонатана. И мертвая подруга ей не приснилась. Не было ли именно это истинной причиной неожиданного поцелуя Джонатана и его наказа думать во сне о нем. Может быть, он знал, что таким образом оградит ее от ночных кошмаров?

Если так, то Реджина ему благодарна. Трудно было заниматься повседневной работой, постоянно помня о своей убитой подруге. Ей бы не хотелось заснуть с мыслью об окоченевшем трупе бедной Хейзл, лежавшем в старом дровяном сарае. Никто и не думал разыскивать ее, ведь все считали, что она уехала в Буффало. Но теперь Реджину мучил вопрос, кому понадобилось убить Хейзл. Доктор Рамли заверил полицейского, что перед смертью Хейзл не была ни изнасилована, ни избита. Какова же истинная причина этого странного преступления?

Реджина все еще раздумывала над событиями предыдущего дня, когда в дверь постучали. Этот уверенный стук заставил ее сердце забиться сильнее. Она поспешила к входной двери и остановилась, чтобы вытереть потные ладони о юбку. Свое волнение Реджина объяснила себе тем, что она сейчас сплошной комок нервов и ей нужно немного времени, чтобы перевести дыхание. Девушка открыла и почувствовала, как стало тепло на душе. На пороге стоял Джонатан. Реджине пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо, – таким он был высоким. Джонатан заметил ее скромное платье и темные круги под глазами.

В уютное тепло прихожей ворвался поток холодного воздуха с улицы. Джонатан вошел в прихожую, снял шляпу со своих густых вьющихся темных волос и молча посмотрел на девушку.

– Доброе утро, – поздоровалась Реджина, чувствуя, как заливаются краской ее бледные щеки. В душе она вынуждена была признать себе, что его необыкновенно мужественная красота произвела на нее сильное впечатление. Вряд ли ей удастся остаться равнодушной к нему.

– Доброе утро, – ответил Джонатан своим низким выразительным голосом. – Как вы себя чувствуете?

Реджине очень хотелось высказать ему все: она рада видеть его, расстроена смертью Хейзл, ее смущает, что в желудке у нее как будто бабочка машет крыльями, она опасается, что убийца еще не убрался из Мерриам-Фоллс.

Но вместо этого девушка только слабо улыбнулась и тихо ответила:

– Я чувствую себя хорошо.

Джонатан не поверил ей.

– Вы спали? – спросил он.

Реджине вспомнились его слова, сказанные накануне вечером: «Пусть я приснюсь вам». Девушка посмотрела на дверь столовой, где осталась миссис Чалмерс.

– Мы как раз собирались выпить кофе. Хотите составить нам компанию?

– Нет, спасибо, – отказался Джонатан. – Я сейчас еду на фабрику. Просто хотел убедиться, что с вами…

– Со мной все в порядке, – договорила за него Реджина. – Спасибо, что нашли время зайти.

– Для вас у меня всегда есть время, – заявил Джонатан, не обращая внимания на присутствие миссис Чалмерс. Он совершенно не думал сейчас о своих планах. После вчерашнего события он осознал, какая опасность может грозить его будущей жене, и решил жениться на ней как можно скорее.

– Я считаю вас своим другом и надеюсь, вы относитесь ко мне так же.

В это мгновение Реджина поняла, что он имеет в виду нечто большее, чем дружбу. Это читалось в глубине его серебристо-серых глаз. Как и прошлым вечером, он разговаривал с ней покровительственным тоном, а лицо было напряженным. У Реджины земля закачалась под ногами, когда она догадалась о его намерениях. Впрочем, Джонатан Бельмонт Паркер и не скрывал их. Он собирался сделать ей предложение. Его вчерашний поцелуй был продуман заранее, как и его молчаливое признание сегодня.

Этот высокий красивый мужчина, о котором она грезила нынешней ночью, вызывал в ней желание. Она облизнула губы, не подозревая, что при этом все тело Джонатана напряглось.

Где-то в доме открылась и захлопнулась дверь, и этот звук прервал затянувшееся молчание. Реджина снова обрела дар речи.

– Мне может понадобиться друг, – сказала она. Джонатан радостно улыбнулся ей и взялся за ручку двери.

– Закройте за мной как следует, – попросил он.

Реджина удивленно посмотрела на него. Он указывает, как ей вести себя в собственном доме? Джонатан едва подавил желание поцеловать ее.

– Я зайду к вам сегодня вечером. Ужинать будем в восемь, – сообщил он ей, открывая дверь и выходя на улицу.

Реджина, покраснев, краем глаза взглянула на миссис Чалмерс:

– Этот мужчина слишком самоуверен, правда? Миссис Чалмерс заулыбалась во весь рот и хихикнула:

– Он настоящий мужчина, не сомневайся.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Хочу сказать, что он не из тех, кто будет распивать с тобой чаи в гостиной и дожидаться, пока ты поумнеешь, – без обиняков заявила повариха. – Этот мужчина берет то, что хочет, а хочет он тебя.

Реджина пригладила и без того идеально причесанные волосы и нахмурилась.

– Но я его совершенно не знаю.

– Мужчину вообще невозможно узнать, пока не выйдешь за него замуж, – заметила миссис Чалмерс, основываясь на своем жизненном опыте.

– Ну значит, я его так и не узнаю, – ощетинилась Реджина. – Я вовсе не собираюсь выходить замуж, и ты это хорошо знаешь. Обручальное кольцо не сможет заменить мне потерянную свободу. Я привыкла сама распоряжаться в своем доме и решать, что мне нужно делать.

– Может, оно и так, – добродушно согласилась с ней повариха. – Но если бы вместе с обручальным кольцом мне достался такой мужчина, я не раздумывая надела бы это кольцо себе на палец.

Реджина бросила на нее сердитый взгляд.

– По внешности нельзя судить о характере человека. По-моему, мистер Паркер любит командовать. Я предпочитаю мужчин, которые не считают себя самыми умными.

Миссис Чалмерс не стала с ней спорить. Только громко рассмеялась:

– Скажешь, когда найдешь такого!

Как раз в тот момент, когда Реджина размышляла над тем, что задумал Джонатан, он смотрел на силуэт своей фабрики. Массивное трехэтажное здание расположилось на южном берегу реки Гудзон, напоминая спящего медведя, и резко выделялось на белом снегу, а из труб в чистое зимнее небо поднимались густые клубы дыма. Сидя в санях, Джонатан рассматривал фабрику и примыкающие к ней подсобные помещения. Дровяной сарай, в котором убили Хейзл, был скрыт за западным крылом фабричного здания. До конца дня Джонатан намеревался осмотреть сарай и переговорить со всеми управляющими фабрики. Еще до ужина с Реджиной он выяснит все, что возможно, о девушке, работавшей на его фабрике.

Сани остановились перед административным зданием. Джонатан знал, что его уже ждут. Бисби заранее послал на фабрику сообщение о приезде нового хозяина. Управляющий, которого вскоре должен будет заменить Ричард Фергюсон, ждал его в конторе. Джонатан встречался со Стэнли Рэндольфом во время предварительных переговоров о покупке фабрики и невзлюбил этого человека с первого взгляда. Высокий, очень худой, как будто его плохо кормили, Стэнли не производил впечатления знающего человека, способного наблюдать за работой сложного оборудования, постоянный шум машин утомлял и раздражал его.

– Мистер Паркер, – поклонился Стэнли, глядя на Джонатана своими подслеповатыми карими глазами.

– Немедленно соберите все начальство в моем кабинете, – приказал Паркер. В делах он руководствовался теми же принципами, что и в личной жизни: методичность и прямота. Если человек хорошо выполняет свою работу, его следует наградить. Если работает плохо, его нужно заменить другим. Это звучало сурово, но люди, работавшие на компанию «Паркер и К°», видели, что к себе Паркер так же требователен, как и к подчиненным.

– Сейчас я их соберу, – ответил Стэнли. В его голосе слышалось разочарование. Он рассчитывал на личный разговор с новым владельцем фабрики.

Джонатан прошел в контору с холодным бетонным полом и стенами, обшитыми темными панелями. Столы, за которыми работали конторские служащие, казалось, пережили кораблекрушение. В комнате было лишь немного теплее, чем в проходной фабрики, и люди были одеты в теплые зимние куртки, в которых пришли из дому.

– Здесь нужно поставить несколько печек, – приказал Джонатан подошедшему к нему служащему. – Запасти побольше дров, чтобы мы тут не мерзли. В цехах тоже так холодно?

Служащий немного поколебался, удивленный тем, что с ним заговорил сам хозяин. Он не знал, стоит ли говорить правду, потом кивнул.

– Тогда позаботьтесь о том, чтобы завтра было тепло, – распорядился Джонатан. – Люди не могут работать на морозе.

– Да, сэр, – по-солдатски ответил молодой человек. – Мы возьмем печки с главного склада.

– Мне все равно, где вы их возьмете, – заметил Джонатан, открывая дверь в соседнюю комнату, где был кабинет его предшественника. – Просто доставьте их сюда. И как можно быстрее.

Молодой служащий снова сказал «да, сэр» и побежал к двери. Если новый начальник хочет, чтобы в комнатах было тепло, то он не оплошает, и не важно, что скажет по этому поводу Стэнли. Этот тип только и делал, что обворовывал фабрику под носом у старика Радерфорда.

Джонатан расстегнул пальто, потом снова застегнул. Толстые стены защищали от ветра, но холод впитывали как губка. Он сел за письменный стол. «Наверное, половина сотрудников – постоянные пациенты доктора Рамли, – подумал Джонатан. – Удивительно, что еще не все заболели воспалением легких».

Когда новый владелец уехал с фабрики, небо уже совсем потемнело. За свой первый рабочий день Джонатан встретился со всеми, кто мог иметь какое-то отношение к Хейзл Глам, и с помощью прямых и косвенных вопросов попытался выяснить, как относились к Хейзл ее коллеги. Он просмотрел ее характеристики, довольно короткие, но из них следовало, что девушка работала старательно и справлялась хорошо со своими обязанностями. Он также поговорил с молодым человеком Питом Брайсоном, который первым обнаружил ее труп, и с женщиной, работавшей вместе с Хейзл в последний день. Если у Джонатана и появились какие-то подозрения относительно Пита Брайсона, они сразу рассеялись после встречи с ним. Он был совсем молодой, почти мальчик. У него вряд ли хватило бы сил просто удержать в объятиях женщину, тем более такой комплекции, как Хейзл Глам.

К концу этого длинного утомительного дня Джонатан также узнал, что Хейзл была добродушной, работящей молодой женщиной, которая открыто говорила о своем отношении к движению женщин за равноправие и к профсоюзам, защищающим права рабочих. Несмотря на ее политические взгляды, почти все жители Мерриам-Фоллс хорошо к ней относились, и многие разделяли горе Реджины Ван Бурен.

Джонатан издал строгий указ, чтобы ни одна работница фабрики, молодая или старая, одинокая или замужняя, не возвращалась с работы домой одна. Наконец он решил, что его рабочий день закончен и можно подумать о предстоящем вечере. Заметно взволнованный предстоящей встречей с Реджиной, Джонатан покинул фабрику.

Сани несли его по главной улице городка, потом свернули на Уитли-стрит. И вот Джонатан уже перед домом Реджины. На его лице появилась улыбка при виде маленькой женской фигурки на крыше сарая. Женщина была одета в теплое пальто, укутана в шерстяной шарф, на голове красовалась вязаная шапочка.

Реджина плотнее обернула шарф вокруг шеи и наклонилась к телескопу, поправляя фокус. Девушка не замечала, что за ней наблюдают, да ее это и не волновало. Она достаточно долго находилась в доме, ходила из угла в угол по гостиной, пока ноги не заболели. Теперь ей необходимо было оказаться на свежем воздухе, чтобы прийти в себя. И не важно, холодно на улице или нет. Не обращая внимания на порывистый ветер, она решила провести некоторое время у телескопа, наслаждаясь зрелищем вселенной. Темнота наступила сразу, как только солнце скрылось за горизонтом, и на зимнем небе засияли мириады звезд.

Реджина часто пользовалась телескопом, чтобы рассеяться. Глядя на луну, наблюдая за звездами, сияющими как слезы ангелов, она отвлекалась от повседневных дел, связанных с управлением пансионом. На крыше она была свободна, словно птица в бескрайнем небе.

Как и многие ее современницы, Реджина Ван Бурен была вынуждена мириться с существующими правилами, которые ей совсем не нравились. Она старалась не афишировать, что поддерживала женское движение. Именно поэтому литературный кружок Мерриам-Фоллс назывался читальным клубом, и встречи проходили за закрытыми дверями ее гостиной. Реджина родилась в этом маленьком городке и, зная нравы местных жителей, старалась не нарушать установленных правил. Конечно, можно было продать дом и переехать в большой город. Но она любила берега реки Гудзон, да и что ей делать в большом городе? Для работы в школе у нее не хватило бы терпения, и хотя в Нью-Йорке много внешнего блеска, ей не нравились толпы на улицах и шумные многоквартирные дома.

Зато она могла смотреть часами на звездное небо. Глядя в объектив телескопа, она представляла себе, что танцует на луне. Это было очень романтично, но не имело ничего общего с реальной жизнью и потому радовало ее.

Джонатан вышел из саней и снова бросил взгляд на сарай. Приветственно помахал рукой и крикнул:

– Мисс Ван Бурен, не забудьте, ужин в восемь!

Реджина оторвалась от телескопа. Этот мужчина кричит как уличный торговец. Что подумают соседи?

– Я не уверена…

Она не успела закончить фразу, как Джонатан снова громко повторил:

– В восемь часов. Я пришлю кого-нибудь за вами.

– В этом нет необходимости, – возразила Реджина. Она знала, что все жители городка, начиная с его южной части, где находится железнодорожная станция, до самой северной, где расположена таверна Маккинли, слышат их разговор.

– Нет, это совершенно необходимо, – стоял на своем Джонатан. – Будьте готовы к восьми.

Он поднялся по ступенькам своего дома, который купил всего несколько недель назад.

Реджину охватило лихорадочное возбуждение. Щеки пылали, а глаза сверкали как звезды на небе.

– Этот человек не джентльмен, – пробормотала она себе под нос.

Джентльмены нудные, а Джонатан Бельмонт Паркер самый восхитительный мужчина, какого ей когда-либо доводилось встречать. Она сердилась на себя за то, что поддалась его обаянию. Однако ей стало сейчас гораздо теплее, чем когда она взбиралась по лестнице на крышу сарая.

Реджина снова вернулась к телескопу и навела его на западный край неба, наблюдая, как сумерки сменяются ночной тьмой. Девушка намеревалась держаться подальше от этого человека, но незаметно для себя опускала все ниже объектив телескопа, пока не заглянула в окно дома напротив. Никогда раньше она не пользовалась телескопом для подглядывания за кем-нибудь, но у нее никогда не было такого соседа, как Джонатан Бельмонт Паркер.

Оказалось, что она смотрит в окно кабинета. Стены комнаты были сплошь увешаны книжными полками. Интересно, остались все эти книги от прежнего владельца дома или новый владелец привез их с собой. Телескоп был достаточно мощный, и девушка принялась читать названия книг. Здесь находились лучшие произведения мировой литературы, толстые тома по механике, праву и по экзотическим религиям. Теперь красивый сосед показался ей еще более загадочной личностью. Неожиданно он оказался прямо перед объективом телескопа. Создавалось впечатление, что Джонатан стоит прямо у нее на крыше. На какое-то мгновение Реджина почувствовала неловкость, оттого что подглядывает, но природное любопытство оказалось сильнее всех доводов разума и правил приличия. Ей доставляло огромное удовольствие наблюдать за Джонатаном. Вот он налил себе виски, потом подошел к письменному столу и просмотрел стопку писем. В комнату вошел дворецкий, и тут Реджина пожалела, что с помощью телескопа нельзя услышать их разговор. Она не умела читать по губам, поэтому не могла догадаться, о чем они говорят. Однако речь, видимо, шла не только о меню ужина.

Реджина продолжала смотреть в окно первого этажа, не чувствуя холода. Через некоторое время Джонатан поставил стакан на стол и вышел из комнаты. Реджина ощутила его отсутствие так же остро, как и прошлым вечером, когда он покинул ее гостиную.

На втором этаже мигнул огонек и следом засиял спокойный мягкий свет. Реджина перевела объектив телескопа на несколько дюймов выше. И поняла, что перед ней спальня хозяина. Комната была выдержана в шоколадно-коричневых тонах с отделкой цвета слоновой кости. Дворецкий включил газовые лампы на полную мощность, так что оказались освещенными все углы, после чего распахнул двустворчатую дверь, и Реджина увидела большую французскую фарфоровую ванну с бронзовыми кранами.

Стоило Реджине подумать о Джонатане, как он немедленно появился в комнате. Девушка затаила дыхание. Хозяин и дворецкий обменялись какими-то словами. Дворецкий исчез из ее поля зрения. Прильнув к телескопу, она наблюдала за Джонатаном. Он снял пиджак и принялся развязывать галстук. Вскоре перед любопытным взором Реджины предстал его обнаженный торс: бронзовая гладкая кожа, крепкие, эластичные мышцы и густая поросль темных волос на груди. Во рту у нее пересохло. Ничто, кроме собственных моральных принципов, не мешало ей внимательно изучать его.

Ее пугала интимность того, что она делала. Она не имела права подсматривать за этим человеком. Он был в своем собственном доме, в своей спальне. Ей должно быть стыдно. Ей и было стыдно, однако не настолько, чтобы отвести взгляд от его крепкой груди и направить телескоп на бледную луну, сияющую на ночном небе.

Реджина судорожно сглотнула и продолжила наблюдение за мужчиной, который занимал все ее мысли последние два дня. Она немного сдвинула объектив и увидела, что дворецкий наполняет ванну водой. Вода сильной струей текла из бронзовых кранов, и клубы пара медленно поднимались к потолку.

Он собирается принять ванну!

Эта мысль вихрем промчалась в ее голове. Она ухватилась за телескоп, чтобы не упасть. Ее бросило в жар от восторга. Начитанная и образованная, Реджина не была так уж наивна, но ей никогда еще не доводилось видеть мужчину раздетым по пояс и уж тем более совершенно голым в фарфоровой ванне.

Джонатан посмотрел на часы, стоявшие на шкафчике. Скоро нужно будет послать Бисби за мисс Ван Бурен. Повару было велено приготовить к ужину жареного ягненка, глазированную морковь и изысканный французский десерт, который полюбился Джонатану во время его частых поездок в Париж. Он перевел взгляд на окно и на секунду застыл на месте. Волосы на голове встали дыбом, все тело напряглось. Он не мог бы объяснить, как и почему, но был готов поспорить на фабрику и половину железной дороги, которую недавно приобрел, что мисс Ван Бурен смотрит в телескоп на него, а не на звезды.

Отблески света в объективе подтвердили его предположение, и он едва не расхохотался.

«Малышка склонна к авантюрам больше, чем я думал. В таком случае постараюсь ее не разочаровать».

– Я сам справлюсь, Бисби, – обернулся он к дворецкому, ожидавшему дальнейших приказаний. – Лучше спуститесь вниз и проверьте, как обстоят дела с ужином. Я хочу угостить мисс Ван Бурен на славу.

– Как прикажете, – ответил Бисби, не догадываясь, что его хозяин уже «угостил» Реджину.

Усмехаясь про себя, Джонатан не спеша продолжал раздеваться. Расстегнул ремень, медленно вытащил его из пояса брюк. Стараясь оставаться в поле зрения девушки, присел на кровать, снял ботинки и стянул носки. Когда он принялся расстегивать брюки, его посетила весьма заманчивая мысль.

Если Реджине хочется получить урок анатомии, он с радостью преподаст ей его. Искушенный в подобного рода делах, он знал, что порой гораздо больше удовольствия можно получить, увидев не все обнаженное тело, а лишь часть его. Поэтому он потянулся за своим шелковым халатом, который Бисби положил на кровать. Ему никогда не приходилось раздеваться, чтобы доставить удовольствие женщине, и уж тем более себе самому. Каждое свое движение он рассматривал сейчас как прелюдию к тому, что состоится между ним и Реджиной, когда они станут мужем и женой. Он просунул руки в рукава халата, небрежно завязал его поясом.

Медленными, соблазнительными движениями спустил с бедер и бросил на пол брюки и трусы и остался в небрежно наброшенном на голое тело халате. Стараясь, чтобы маленькая шпионка на крыше сарая не видела его лица и не заметила его довольную улыбку, Джонатан направился к ванне. При этом полы халата распахивались, и были видны его длинные мускулистые ноги.

Реджина, которая наблюдала за ним в объектив телескопа, затаила дыхание. Когда Джонатан сбросил и швырнул на пол халат, она едва не лишилась чувств. Его стройное тело было прекрасно, как статуя, и излучало энергию. По спине ее побежали мурашки, она едва удержалась на ногах и, хрипло вскрикнув, снова ухватилась за телескоп.

Джонатан, блаженствуя, погрузился в ванну. Он достаточно показал своей будущей невесте, чтобы разжечь ее любопытство. Опираясь спиной о теплый край ванны, Джонатан не спеша намылил мочалкой руки и грудь, затем стал намыливать нижнюю часть тела, скрытую от ее любопытных глаз водой и мыльной пеной, чувствуя, как напрягается и твердеет его мужское достоинство.

Он мучил себя, но игра стоила свеч, поскольку он знал, что она наблюдает за каждым его движением. Ведь соблазнить женщину так же легко, как и мужчину. Каждое его движение было обещанием, каждый взмах мочалки – молчаливая просьба позволить сделать это когда-нибудь и с ней. Он мечтал о том, как они будут вместе сидеть в ванне, он намылит всю ее, с головы до ног, и примется ласкать, ощущая ее бедра между своими расставленными ногами.

Реджина не представляла себе, что мужчина может быть так красив. Она подняла глаза к небу и поблагодарила Бога за его творение, ибо то, что она сейчас увидела, являлось верхом совершенства. Это была не статуя, высеченная из камня, это было существо из плоти и крови. Вспомнив слова миссис Чалмерс, сказанные сегодня утром, Реджина, несмотря на холод, вспыхнула.

Чем больше она смотрела на Джонатана, тем больше хотелось ей коснуться его, почувствовать жар его тела. Она жаждала запустить пальцы во влажные густые волосы на его груди. Желание ощутить его губы на своих губах было таким сильным, что у нее заныло солнечное сплетение. Ее била дрожь, но не от холодного ветра. Она чувствовала боль, какой никогда прежде не ощущала. Мышцы напряглись, бедра затвердели, а внутри полыхало пламя.

Если это и есть страсть, то правы женщины, предостерегающие от нее своих дочерей. Реджина чувствовала, что приближается к опасной черте. Движения Джонатана, похожие на движения большого кота, завладели ее вниманием, разожгли воображение, и это при полном отсутствии у нее опыта.

Наконец Джонатан поднялся во весь рост, струйки воды стекали по его обнаженному телу. Реджина отскочила от телескопа так резко, что едва не упала на спину, закрыла его и поспешила к лестнице. Постояв немного, она полной грудью вдохнула морозный воздух, чтобы успокоиться и не свалиться с лестницы. Но бушевавшее в ней пламя страсти не угасло.

Спускаясь с лестницы, Реджина думала о том, что меньше чем через час ей предстоит ужинать с Джонатаном Паркером. Как же, ради всего святого, сможет она посмотреть этому человеку в глаза, если только что пялилась на его…

Глава 4

Холодная ночная тьма сменила серые сумерки. Реджина надела ярко-синее, в тон ее глаз, платье и дрожащими руками застегнула маленькие черные пуговки на рукавах. Платье было уже не новое, но Реджине очень нравилось. Сначала девушка подумала, что грех ужинать с мужчиной, когда труп подруги лежит в похоронном бюро на другом конце городка, и решила не идти к Джонатану, а послать миссис Чалмерс с извинениями от ее имени. Но потом Реджина все-таки закончила одеваться и теперь стояла перед большим овальным зеркалом, любуясь результатом своих стараний. Щеки ее пылали от возбуждения. Она не могла забыть о том, как обнаженный Джонатан Паркер выходит из ванны, словно прекрасный греческий бог из пены морской.

Девушка уже успокоилась, румянец смущения исчез, когда в дверь постучали. Открыв, она увидела худощавого мужчину в черном пальто и цилиндре. Он назвался Бисби, дворецким мистера Паркера. Реджина сделала вид, что видит его впервые. Улыбка исчезла с ее лица, когда она вышла на улицу. Ей показалось, будто она кладет голову в пасть льву. С сильно бьющимся сердцем Реджина шла через улицу к большому дому Джонатана Бельмонта Паркера. Снег хрустел под начищенными до блеска ботинками идущего впереди Бисби. Ей казалось, что стук ее сердца и хруст снега слышны на всю улицу. Когда подошли к дому, дворецкий распахнул перед ней дверь.

Холл производил весьма внушительное впечатление. Натертые полы сияли в свете большой люстры, свисающей со сводчатого потолка. Широкая лестница вела наверх. Реджина подняла глаза и встретилась взглядом с Джонатаном, стоявшим на лестнице. В черном вечернем костюме он выглядел ничуть не хуже, чем голый в фарфоровой ванне.

– Добрый вечер, – поздоровался он низким, волнующим голосом, спускаясь по лестнице.

Реджина едва нашла в себе силы ответить на приветствие. Только бы не совершить какую-нибудь глупость в течение предстоящего вечера. Перед глазами все еще стояло обнаженное тело Джонатана, блестящее в свете лампы, игра крепких мышц под гладкой смуглой кожей. Желание прикоснуться к нему не прошло. Хозяин дома предложил ей руку. Реджина не осмелилась посмотреть ему в глаза и остановила взгляд на жемчужной булавке в галстуке, чуть выше черного жилета.

– Не хотите ли выпить чего-нибудь перед ужином? – спросил Джонатан, догадываясь, о чем сейчас думает его гостья.

На ее щеках играл нежный румянец, она нервно облизнула губы, и ему неудержимо захотелось обнять ее.

– Нет, благодарю вас, – ответила Реджина. Она чувствовала себя просто ужасно. Нервы напряглись до предела. Ладони вспотели, ноги были холодны как лед. И зачем только она подсматривала за этим человеком! Знай она, как это на нее подействует, ни за что не стала бы поступать подобным образом.

Джонатан провел Реджину через двустворчатые двери в парадную столовую. Высокие изящные белые свечи мерцали в центре большого стола, придавая особый уют и очарование прекрасно оформленной комнате. Стол был сервирован очень изысканно: столовая посуда из тонкого фарфора и уотерфордский хрусталь. Бисби занял свое место у сервировочного столика. Джонатан отодвинул стул и помог Реджине сесть.

– Я так рад, что вы пришли, – шепнул он ей на ухо.

– Мне не нужно было сюда приходить, – ответила она, снова занервничав, как только его дыхание коснулось ее кожи. Он стоял совсем близко, и она ощущала свежий запах дорогого мыла. – Это неправильно.

Джонатан улыбнулся, и сердце у Реджины остановилось.

– Что-то подсказывает мне, что вы не всегда поступаете правильно, мисс Ван Бурен. Или я ошибаюсь?

Он заметил, как кровь прихлынула к ее щекам, и ему стало немного стыдно за свое замечание, но всего на секунду. Если у мисс Ван Бурен хватило смелости подглядывать за мужчиной, принимающим ванну, то несколько критических замечаний вряд ли расстроят ее.

– Что вы хотите сказать, сэр? – спросила Реджина, испытав жгучий стыд. Но тут же подумала, что он никак не мог знать о ее подглядывании за ним, выпрямила плечи и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.

– Разумеется, ваши убеждения. Ваше увлечение суфражизмом, – пояснил он. – Большинство женщин обычно обсуждает моды и соседей.

– Я не отношусь к большинству, – возразила Реджина, обрадованная тем, что может поговорить на тему, хорошо знакомую ей. При одной мысли о Джонатане Паркере она теряла всякую способность мыслить здраво.

– Да, я действительно сторонница движения за права женщин. И я не единственная, кто разделяет идею о равенстве мужчин и женщин, мистер Паркер. Таких женщин тысячи.

– Но я ужинаю всего лишь с одной из них, – поддразнил он ее, наполняя вином бокалы. – Может быть, вы просветите меня, почему женщины так настаивают на признании их равенства с мужчинами. Мне кажется, достаточно взглянуть на нас, чтобы понять, насколько мы отличаемся друг от друга.

Реджина проглотила комок в горле, отвела взгляд от Джонатана, наполнявшего ее бокал, и стала разворачивать льняную салфетку цвета слоновой кости. Девушка напомнила себе, что в доме они не одни. В столовой Бисби как раз начал подавать еду, кроме того, наверняка есть еще слуги в кухне. А на третьем этаже в своих комнатах отдыхают слуги, которым в течение трудового дня приходилось неустанно поддерживать чистоту и порядок в этом огромном доме.

Реджина поняла, что придется набраться мужества, чтобы выдержать этот вечер. Ничего другого ей не остается. Она встретилась взглядом с Джонатаном и заставила себя улыбнуться.

– Вы говорите о физических различиях между мужчиной и женщиной, мистер Паркер. Но у нас есть и общее. И мужчину, и женщину Бог наградил способностью мыслить, которую мы и должны использовать во благо. Вы не согласны со мной?

– Я согласен с тем, что все мы люди, – заметил он. – Как мужчины, так и женщины. Но мы во многом отличаемся друг от друга.

Реджина выдержала его взгляд, несмотря на охватившее ее чувство неуверенности и страха. Определенно в этом человеке было что-то угрожающее, от него исходила какая-то опасность. Она сидела так близко к нему, что видела тень его темных ресниц на высоких скулах.

К собственному удивлению, девушка поймала себя на том, что хотела бы быть к нему еще ближе. Она застыла, как бы снова ощущая его прикосновение, когда накануне вечером он обнял ее своими теплыми сильными руками, загораживая собой мертвое тело Хейзл. Но в тот момент ей просто необходимы были его поддержка, его объятия, а сейчас она в них не нуждалась. Если у нее достаточно сил, чтобы самостоятельно зарабатывать на жизнь, она сможет устоять против этого соблазна. Надо лишь собраться с силами и выдержать этот вечер.

– Мужчины крупнее и сильнее женщин, но это вовсе не значит, что они лучше их, – возразила Реджина со свойственной ей прямотой. – Женщины могут дать миру не меньше, чем мужчины.

– Не сомневаюсь в этом, – заметил Джонатан, которого позабавило то, как засверкали от возбуждения ее глаза. – Но я пригласил вас на ужин совсем не для того, чтобы спорить с вами, Реджина.

Тон, каким он произнес ее имя, заставил Реджину затаить дыхание. Уже не первый раз мистер Паркер говорил с ней фамильярным тоном, но сейчас в его голосе прозвучали нотки собственника. Она бросила на него суровый взгляд, который, однако, не достиг цели.

Еда была очень вкусная и изысканная: густой нежный суп из спаржи, отлично прожаренный ягненок. Реджина поинтересовалась, почему блюда имеют такой специфический аромат; Джонатан сказал, что приправы он привез из Индии. Это ее не удивило, она догадывалась, что Джонатан много поездил по свету. Его манеры были гораздо лучше, чем у большинства знакомых ей мужчин.

– Я читала, что положение женщин в Индии еще хуже, чем в нашей стране, – заметила она, развивая тему о правах женщин.

Джонатан заглянул ей в глаза и долго не отрывал от нее внимательного взгляда, потом с улыбкой сказал:

– В Индии совершенно особая структура общества. Если вы принадлежите к низшему слою, то совершенно безразлично, кто вы – мужчина или женщина. Жизнь одинаково сложна и трудна для тех и других.

– А где еще вы были? – спросила Реджина.

– В Китае, Европе, Африке, да мало ли где еще! – Он пожал плечами. – Я предпочитаю лично встречаться с людьми, с которыми веду дела. Мой самый любимый город – Копенгаген. Он уникален.

Реджина посмотрела на него. Черты его лица могли быть грубыми или красивыми в зависимости от настроения. В его серебристых глазах светились ум и сообразительность. Он много повидал за свою сравнительно короткую жизнь. Хорошего и плохого. Счастья и боли. В его улыбке было столько чувственности, что у нее по спине пробежали мурашки.

Во время своих многочисленных путешествий он, видимо, изучал жизнь во всех ее проявлениях. Она даже позавидовала ему. Он совершенно свободен. Ездит куда захочет, делает что хочет!

– А как вы оказались в Мерриам-Фоллс? – поинтересовалась она. – Ведь это скучный маленький городок.

– Вы недооцениваете возможностей, таящихся в маленьком городе, – возразил Джонатан, поднося к губам свой бокал.

Реджина обратила внимание на его сильные руки с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Тыльная сторона ладони поросла темными волосками. Это напомнило Реджине темную поросль на его груди, и она постаралась прогнать наваждение.

И снова Джонатан догадался, какое направление приняли ее мысли. Приятно сознавать, что он произвел на нее такое сильное впечатление. Было видно, как бьется жилка у нее на шее и взволнованно вздымается грудь. Конечно, сцена в ванной шокировала Реджину и в то же время разожгла ее любопытство. Джонатан нисколько не сомневался и был полон решимости добиться своего.

– Мне очень нравится путешествовать, – продолжил он. – В Париж и на Восток непременно съезжу еще раз. В то же время у меня возникло желание «остепениться», так сказать. И Мерриам-Фоллс представляется вполне подходящим для этой цели местом. Не хуже любого другого.

Реджина чувствовала, что за этим желанием кроется еще что-то, но уточнять не стала. В конце концов, не ее это дело. Конечно, у него большой жизненный опыт, он повидал мир. Ее, без сомнения, влечет к этому мужчине. Она сама не знает почему. И все-таки они совершенно чужие друг другу. Она не решилась дать ему понять, что хотела бы узнать его ближе. Если у него возникло желание «остепениться» – значит, он подумывает о женитьбе. А замужество в ее планы не входит. Она слишком дорожит свободой.

– Когда вы стали интересоваться астрономией? – спросил Джонатан. В это время Бисби подавал на десерт воздушный пирог, политый карамельным соусом и украшенный измельченными орехами.

Реджина слегка вздрогнула.

– Мой отец увлекался астрономией, – сказала она. – Мать хотела продать телескоп, но я не позволила.

– А вы знаете, что древние народы верили, будто небесные тела влияют на их жизнь?

– Конечно, – ответила она, радуясь, что нашелся человек, который не смеется над ее необычным увлечением. – Астрологи утверждают, что звезды и луна непосредственно влияют на нашу судьбу.

– Но вы же не верите в астрологию, – заметил Джонатан.

– Нет. Не верю, будто далекая звезда может повлиять на мой успех или неудачу, – сказала она. – Наука – это астрономия.

– Значит, вы предпочитаете факты, а не догадки, – с легкой иронией заметил он. – Хорошо, что мы с вами хоть в чем-то сходимся. Я всегда предпочитал верить своим собственным глазам. Это гораздо надежнее, чем полагаться на чьи-то суждения. Вы согласны со мной?

Реджина не знала, что ответить. О чем бы они ни говорили, ей казалось, что Джонатан имеет в виду ее. Но Джонатан ждал ответа, и Реджина утвердительно кивнула.

На мгновение глаза его потеплели. Реджина как завороженная наблюдала за тем, как он поднес бокал к губам и отпил глоток. Она никак не могла разобраться в обуревавших ее чувствах.

– Расскажите о Копенгагене, – попросила она. Ей необходимо было как-то отвлечься, чтобы не опозориться и не упасть в обморок прямо за столом. – Почему вам так нравится этот город? Большинство предпочитают Лондон, Париж или Рим.

– Копенгаген очень красивый город. Дворец Шарлоттенборг – одно из самых замечательных зданий, какие мне доводилось видеть. А в Королевском театре чувствуешь себя как на приеме в королевском дворце: дамы блистают шикарными туалетами и фамильными драгоценностями, а мужчины – орденами и другими знаками отличия. В Дании я сделал большие инвестиции, поэтому часто бываю там. Люди там очень приветливые, еда превосходная, а с восточного побережья острова Зеландия открывается поистине фантастический вид на Балтийское море. Цвет ваших глаз напоминает мне цвет воды в этом море летом. Вода глубокая, синяя и таинственная.

Реджина покраснела до корней волос. Никто еще не говорил ей комплиментов так откровенно. И дело было не столько в словах, сколько в тоне, каким он произносил их. Голос у него был такой же мягкий и приятный, как французское вино, которое она пила за ужином.

– Не смущайтесь, Реджина, – сказал он, беря ее за руку. – Вы очень красивая женщина.

Его прикосновение взволновало ее. Оно было совсем другим, нежели прошлым вечером, когда Джонатан хотел утешить ее. Сейчас, хотя он едва касался ее, она ощущала силу и жар его руки. Странно, этот человек вызывает у нее самые противоречивые чувства. Реджина понимала, что он действительно желает ее, и это не игра воображения. Это можно было прочесть в его взгляде. И ее влекло к нему. Так свет маяка манит корабль в надежную гавань. Инстинкт говорил ей о его страсти, и в то же время предупреждал об опасности: не могут быть надежными объятия мужчины, готового обольщать едва знакомую женщину.

– Зачем вы пригласили меня на ужин? – задыхаясь, прошептала она. И Джонатан понял, насколько сильно подействовало на нее его прикосновение. – Если вы ищете себе любовницу, то напрасно теряете время, мистер Паркер.

– А если ищу жену? – улыбнулся Джонатан. Реджина с трудом перевела дыхание.

– Тем более напрасно теряете время, сэр. Я не собираюсь выходить замуж. Никогда.

Джонатан тихо засмеялся, его не испугала ее реакция.

– У вас острый язычок, – весело заметил он. – И острый ум. Думаю, мы с вами отлично поладим.

Этот человек упрям как мул. Реджина поднялась и бросила на стол салфетку.

– Думаю, мне лучше уйти, – заявила она, видя, что они остались одни в столовой. Бисби удалился, после того как подал десерт. По крайней мере дворецкий не видел, как она смутилась и покраснела, когда Джонатан назвал ее красивой. – Уже поздно, а бедную Хейзл…

– Хейзл мертва. Я сочувствую вашему горю, но пригласил вас не для того, чтобы грустить, – сказал Джонатан, тоже поднявшись. Он подошел к Реджине, и девушка почувствовала себя очень маленькой и беспомощной.

Ей хотелось убежать, но ноги словно приросли к месту. Ей хотелось отчитать его, сказать, что он груб и равнодушен к чужому горю, но она не смогла произнести ни слова.

– Вы живы, Реджина. И я тоже, – ответил Джонатан. Блеск его глаз свидетельствовал об этом. – Мне захотелось пригласить вас на ужин, чтобы поближе познакомиться с вами. А вы приняли мое приглашение, потому что тоже хотели лучше узнать меня. Признайтесь, что это так.

Джонатан взял ее под руку. И опять его прикосновение вызвало в ней бурю чувств и ощущений. Казалось, его сила и энергия помогают ей полнее наслаждаться жизнью. Он проводил ее из столовой через холл в роскошную гостиную.

Они не слышали, как Бисби закрыл за ними двустворчатую дверь в столовую. Реджина не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. Когда Джонатан отпустил ее руку и отошел к большому граммофону, стоявшему в углу гостиной, девушка уже и не помышляла о бегстве. Она вообще ни о чем не могла думать. Этот человек завладел ее мыслями, и не только – похоже, он завладел всей ее жизнью.

Она наблюдала за тем, как Джонатан заводит граммофон. Звуки музыки наполнили комнату. Когда он повернулся к ней, Реджине показалось, будто весь мир исчез. Джонатан подошел к ней. Она почувствовала его руку на своей талии, это прикосновение, казалось, прожгло ткань платья. Девушка подняла голову и взглянула ему в глаза. Сердце ее остановилось, потом снова забилось, и тут страха как не бывало.

Исчезло все. Остались только горячий блеск его серебристых глаз и громкий стук ее сердца. Не существовало ни прошлого, ни будущего. Только этот миг и витавшие в воздухе невысказанные желания.

Реджина парила во времени, превратившемся в одно чувственное сладострастное мгновение.

– Потанцуйте со мной, – хриплым шепотом попросил ее Джонатан. – Я хочу снова ощутить вас в моих объятиях.

Они начали танцевать, тела их слились.

– Закройте глаза, – шепнул Джонатан, касаясь губами ее виска. – Не думайте о том, почему вам не следовало быть здесь. Думайте о том, почему вы хотите быть именно здесь, а не в другом месте.

Джонатан говорил шокирующие вещи, но у Реджины не было сил возражать.

Он прижал ее к себе так, что она почувствовала все его мускулистое мощное тело, покачивающееся в одном ритме с ее нежным телом. Его губы были у ее виска, дыхание касалось ее кожи. Музыка обволакивала их, и язычки пламени плясали в камине. Реджина чувствовала запах его одеколона и едва уловимый запах мыла. И снова к ней вернулись воспоминания о том, что она видела совсем недавно. Намерение достойно провести этот вечер исчезло. Она вспомнила, как двигалось его тело, не стесненное одеждой. Джонатан был тогда похож на языческого бога.

И ее он тоже заставил почувствовать себя язычницей. Дикой, необузданной. Она подняла голову и взглянула ему в лицо. Все еще держа ее за талию, Джонатан опустил голову, и губы их оказались на одном уровне. Она крепко вцепилась ногтями в его плечи, и он улыбнулся.

– Я намерен поцеловать вас, мисс Ван Бурен.

Это был не вопрос. Это было утверждение.

И снова время будто остановилось. Реджина раздвинула губы в ожидании поцелуя.

Джонатан продлил это ожидание. Он медленно обвел кончиком указательного пальца ее нижнюю губу, чувствуя, как она дрожит.

– Я покажу тебе, как целуются французы, – сказал Джонатан. – Не бойся. Доверься мне.

Реджина едва успела перевести дыхание, до того как он поцелуем закрыл ей рот. Она сжала руки в кулачки, но тут же расслабилась, поняв, что он имел в виду, говоря об особом поцелуе. Его язык, нежный, но настойчивый, как бы пробовал ее на вкус, отчего внутри у нее все задрожало, а колени ослабели. Чтобы не упасть, она ухватилась за Джонатана. Почва стала уходить у нее из-под ног. Ее руки соскользнули с его плеч и уперлись в грудь. Касаясь бархата жилета и холодного шелка рубашки, она ощущала под ними его крепкую грудь. И еще жар его тела, от которого ее собственное тело стало мягким и податливым.

Реджине показалось, что она парит в воздухе. Джонатан держал ее в своих стальных объятиях, но ей было недостаточно даже такой близости. Его рот был горячим, и твердым, и настойчивым. Реджина стыдилась чувств, которые Джонатан в ней пробудил, но не в силах была оттолкнуть его.

Джонатану было уже недостаточно долгого и жаркого поцелуя, ему страстно хотелось овладеть ее телом. Он снова и снова вводил свой язык между ее влажными приоткрытыми губами, наслаждаясь ее вкусом, как умирающий от жажды наслаждается водой. Она вздохнула, и Джонатан еще сильнее сжал ее в объятиях, ощущая каждый изгиб ее прекрасного тела.

Он заставлял себя не спешить, поддразнивать и мучить ее, мучая при этом и самого себя. Девушка молода и невинна, а он искушен в такого рода делах. Он знает, какое наслаждение ждет их впереди, а она – нет. Но она непременно узнает, пообещал себе Джонатан, целуя ее нежную шею, пока не коснулся того места, где билась жилка. Внезапно Реджина поняла, чем может закончиться для нее этот вечер, и испугалась.

– Мы не должны этого делать, – слабо запротестовала девушка. Его язык ласкал ее кожу, обещая наслаждение, которое она и представить себе не могла, но жаждала так страстно, что у нее не хватало ни воли, ни сил, чтобы оттолкнуть его.

Каждое, даже мимолетное, касание их тел разжигало в ней страсть. Каждое прикосновение его языка было для нее как пение сирены. Джонатан нежно укусил ее за шею, и она всхлипнула.

– Тебе ведь нравятся мои прикосновения, – прошептал он. – И мои поцелуи.

Реджина вздрогнула. Голова у нее кружилась. Он был прав. Ей нравятся его поцелуи. Ей вообще нравится все, что он с ней делает.

– Пожалуйста, – простонала она, сама не зная, о чем именно просит: оставить ее в покое или прижать к себе еще крепче.

Джонатан ослабил объятия и осторожно поставил Реджину на пол. Но не отпустил. Наоборот, принялся целовать ее глаза, брови, кончик носа. Поцелуи были легкие, как крылья бабочки. Его руки остановились на ее бедрах, которые он ощущал сквозь пышную юбку.

– Ты такая сладкая. Слишком сладкая, и я просто не в силах остановиться.

Реджина прильнула к нему. Ее тело больше не принадлежало ей. Своими поцелуями он украл его у нее, а своим шепотом лишил ее здравого смысла. Ей хотелось, чтобы он еще крепче обнял ее. Хотелось остаться навеки в его объятиях, ощущать силу его мужского естества, чувствовать себя любимой.

Но он не любил ее.

Эта мысль вернула ей силы, и Реджина оттолкнула его. Джонатан тотчас выпустил ее из объятий.

– Вы слишком откровенны, сэр, – сказала она, надеясь, что ее слова звучат убедительно. – Меня извиняет только то, что я приняла вас за джентльмена.

Джонатан расхохотался, дав ей понять, насколько ему безразлично, считают его джентльменом или нет.

– Вы женщина, Реджина. Огонь и пламень, и все оттенки между ними. А я – мужчина. Мы не нуждаемся в оправданиях. Мы нуждаемся друг в друге.

Реджина хотела достойно ответить, но не нашла нужных слов, чтобы швырнуть их ему в лицо. Она почувствовала себя оскорбленной. До чего же он высокомерный, до чего несносный, она не желает его больше видеть! Реджина резко повернулась и направилась к двери, но Джонатан остановил ее, схватил ее за запястье и повернул к себе, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Вы упрямая маленькая киска, мисс Ван Бурен. Но мне это нравится. Нравится до такой степени, что я готов совершенно ясно изложить свои намерения. Я хочу жениться на вас.

– Вы…

– Прошу вас выйти за меня замуж, – сказал он. – И если я правильно понял вашу реакцию на мой поцелуй, вы примете мое предложение. – Он насмешливо улыбнулся. – Рано или поздно.

– Не раньше, чем рак на горе свистнет, – отрезала Реджина. Ей хотелось запустить в него дорогой настольной лампой от Тиффани. Но он все еще держал ее руку, да и лампа стояла на столике в другом углу комнаты. – Пустите меня!

Он ослабил хватку и нежно провел пальцами по ее руке от плеча до ладони.

– Бисби проводит вас, – сказал он, идя к двери.

Реджина безропотно последовала за ним. Ей не терпелось как можно скорее покинуть этот дом. Теперь, поняв, что она действительно оказалась в пасти льва, девушка рассердилась еще больше. Она буквально кипела от гнева, когда Джонатан позвонил, вызывая дворецкого.

– Я не выйду за вас замуж, – заявила она. – Я не хочу никакого мужа, он мне не нужен.

– Не знаю, как насчет мужа, а меня вы хотите, – самоуверенно произнес Джонатан и в упор посмотрел на нее. – Попробуйте это опровергнуть.

Реджина выдернула руку из его ладони и уже собралась дать Джонатану пощечину, когда дверь в гостиную отворилась и на пороге появился Бисби. Он держался с достоинством, как подобает хорошему дворецкому, и, казалось, не заметил, что Реджина покраснела до корней волос.

Она опустила руку.

– Мисс Ван Бурен уходит, – спокойно сказал Джонатан дворецкому. Таким тоном он обычно сообщал ему утром, что можно подавать кофе и утреннюю газету. – Пожалуйста, проводите ее домой.

Бисби кивнул и отступил в сторону, пропуская Реджину в прихожую. Высоко подняв голову и расправив плечи, она гордо прошагала к двери. В молчании они перешли через дорогу и подошли к ее дому. И лишь когда Бисби у двери пансиона приподнял цилиндр, пожелав ей спокойной ночи, она сказала:

– Передайте мистеру Паркеру… – но не закончила фразу. Не может же она просить слугу прочитать нотацию хозяину. Может быть, у Джонатана плохие манеры, но не у нее. – Спокойной ночи, – наконец сказала она и закрыла за собой дверь.

Бисби направился к дому, и, пока шел, улыбка не сходила с его лица.

Глава 5

Следующие два дня Реджина не выходила из дома. Она объясняла это себе исключительно уважением к памяти Хейзл, но знала, что это не так. Ей не хотелось рисковать, встретив Джонатана вскоре после того, как он целовал ее до беспамятства, а потом высокомерно предложил выйти за него замуж.

Она поднялась с кресла у окна, где сидела, читая книгу, и принялась мерить шагами комнату. На самом деле в ее теперешних чувствах она виновата больше, чем Джонатан. Не нужно было подглядывать за ним и принимать приглашение на ужин. Но хуже всего то, что она позволила ему себя целовать. Пережитые ощущения до сих пор не давали ей покоя. Они словно стали частью ее самой.

Миссис Чалмерс на кухне пекла пироги и печенье для гостей, которые нахлынут в пансион после похорон Хейзл. Мороз не ослабел, но снегопад прекратился. Дороги уже расчистили, так что экипажи снова могли передвигаться по улицам Мерриам-Фоллс.

Реджине очень хотелось прогуляться, но она опасалась встречи с Джонатаном Паркером на улице или в одном из магазинов в центре города. Она не знала, что скажет или сделает в этом случае. Реджина снова вернулась к своему креслу, намереваясь закончить книгу, которую пыталась читать последние два дня. Но сосредоточиться она не могла. Слезы застилали глаза, и буквы расплывались. Реджина сама не знала, оплакивает ли погибшую подругу или просто ей нужно выплакаться, чтобы освободиться от обуревавших ее чувств, которые пробудил в ней Джонатан, и вернуться к прежнему образу жизни.

К несчастью, с тех пор как Джонатан поцеловал ее этим особым, как он выразился, поцелуем, она не могла думать ни о чем другом. Ей хотелось, чтобы он снова поцеловал ее так. Реджине казалось, будто она несется с крутой горы сломя голову и не может остановиться. От охватившей ее бури эмоций у нее разболелась голова, а нервы были напряжены до предела. Даже миссис Чалмерс заметила нервозность, так несвойственную ее хозяйке. Реджина объяснила это волнением, которое царило в городе после убийства Хейзл, но в глубине души сознавала, что дело совсем не в этом.

Реджина была женщиной трезвой и практичной. Но лишь до того момента, когда Джонатан прижал ее к себе и она ответила на его поцелуи. Все тело у нее горело, мысли вспыхивали, как тлеющие угольки, душа не успокаивалась, как ветер за окном, который сдувал последний снег с голых ветвей деревьев.

Она читала о страсти, желании и любви. Слова были изысканные, проза завораживала, но описанные в книге чувства не шли ни в какое сравнение с теми, что ей довелось испытать. Она желала Джонатана, сомнения в этом не было. Такого сильного чувства она еще никогда не испытывала.

И Реджина была вынуждена признаться себе, что ей хотелось снова пережить эти ощущения. Хотелось почувствовать его горячие руки и жадные губы. Хотелось танцевать с ним в большом бальном зале, чтобы все женщины завидовали ей, а также в его гостиной при мерцающем свете свечей, где никого, кроме них двоих, не будет. Охватившие ее чувства разожгли пожар в душе, и никакие доводы разума не могли их прогнать.

Джонатан Паркер хочет жениться на ней.

Идея совершенно нелепая. Они ведь, едва знакомы. И все-таки…

Реджина взяла с кресла книгу и захлопнула ее с такой силой, что кот Брамуэлл недовольно забил хвостом, давая понять, что она разбудила его. Понимая, что ей необходимо выйти на улицу, иначе она просто сойдет с ума, Реджина прошла в прихожую и сняла с вешалки пальто. Вскоре она уже брела по снежным сугробам, образовавшимся на тротуаре. Воздух был холодный, чистый, бодрящий. Яркое солнце слепило глаза. Ветер хлестал по щекам, но Реджине это даже нравилось. Она была рада отвлечься от своих мыслей.

Чему она не была рада, так это внезапному появлению Бисби, дворецкого Джонатана. Он бежал за ней, одной рукой придерживая цилиндр, а другой пытаясь застегнуть длинное пальто.

– Мисс Ван Бурен, – окликнул он девушку, – мистер Паркер просил передать…

– Мне совершенно безразлично, что просил передать мистер Паркер, – ответила она дворецкому, когда тот наконец догнал ее. Он был почти одного роста с ней, не такой высокий, как его хозяин. И это радовало Реджину. Ей совсем не нравилось смотреть на мужчин снизу вверх, особенно на таких, которые рассчитывают, что она выйдет за них замуж, стоит им только сделать ей предложение. Чем больше она думала о высокомерном предложении Джонатана, тем больше злилась. Этот человек слишком самоуверен.

Но она поставит его на место. Пусть знает, что она не собирается падать к его ногам, как бы ни нравились ей его поцелуи.

– Мистер Паркер настаивает, чтобы я вас сопровождал, – закончил Бисби, шагая рядом с ней. – В городе неспокойно, убили мисс Глам и все такое.

Реджина сердито фыркнула.

– Сейчас не ночь, и я не в лесу, сэр. Сейчас ясный день, и я иду в центр города за покупками. Никакой опасности нет.

Бисби ничего не ответил, но продолжал шагать рядом с Реджиной, пробираясь сквозь сугробы с таким упорством, будто от этого зависела его жизнь.

– Мне не нужен сопровождающий, – упрямо заявила Реджина, надеясь, что дворецкий передаст хозяину ее слова. – Пожалуйста, займитесь своими делами.

– Заботиться о вас – мое дело, мисс, – сказал Бисби, натягивая перчатки, которые успел сунуть в карман, когда Джонатан внезапно приказал ему следовать за Реджиной и не спускать с нее глаз. – Я должен убедиться, что вы благополучно дойдете до центра города и, сделав покупки, вернетесь домой.

Реджина неожиданно резко остановилась. Подол ее серо-голубого платья был в снегу, но она не обращала на это внимания. Она вся кипела от злости.

– Мне бы не хотелось быть грубой, – обернулась она к Бисби. – Но я не собственность мистера Паркера. И он не вправе контролировать мои поступки. В общем, я не хочу, чтобы какой-то дворецкий тащился за мной, как потерявшийся щенок. Конечно, я не хотела вас обидеть.

– А я и не обиделся, – сдержанно, как истинный англичанин, ответил Бисби. – Более того, я последую за вами в город и обратно, как мне приказано.

– Мистер Паркер привык, чтобы его приказы выполнялись, – сухо сказала Реджина. – Скажите, Бисби, ваш хозяин всегда добивается своего?

– Насколько мне известно, всегда, – улыбнулся дворецкий, подняв воротник пальто.

Они подошли к почте. Всю дорогу Реджина раздумывала над тем, зачем понадобилась Джонатану. Она не искала мужа и не имела ни малейшего желания «остепениться», как он выразился. В сравнении с женщинами, которых она видела в Нью-Йорке, она просто хорошенькая. И конечно же, не обладает экзотической красотой женщин далеких стран, в которых он побывал. Так почему именно ее он выбрал? Оставалось лишь удивляться.

Реджина подождала, пока Бисби открыл ей дверь, и вошла в здание почты. Маленькая пузатая печка изо всех сил старалась нагреть помещение, где у дальней стены клерк, молодой человек по имени Генри Оверли, раскладывал письма по ячейкам. Реджина не ожидала писем, но вдруг увидела конверт в ячейке со своим именем. Она приветливо поздоровалась с Генри и вскоре держала в руках письмо.

– Мне так жаль Хейзл, – сказал Генри, кладя на стол кипу газет, доставленных в городок с утренним поездом. – У нее для каждого находилось доброе слово.

– Да, она была очень доброй, – согласилась Реджина. Она знала, что клерку будет не хватать Хейзл больше, чем кому бы то ни было. Они с Хейзл подружились с тех пор, как девушка начала регулярно посылать деньги матери в Буффало. И Реджина знала, что имбирное печенье, которое подруга исправно пекла по вторникам, предназначалось Генри. – Такая трагедия.

– Фаулер до сих пор не догадывается, кто бы это мог сделать, – выпалил Генри, повторяя слова полицейского, который раздраженно произнес их, забирая свою утреннюю почту.

– Уверена, он обнаружит след, – с надеждой заметила Реджина. – Нельзя, чтобы преступник безнаказанно разгуливал по нашему городу.

Генри кивнул.

– Я уже отдал вам почту для мистера Паркера сегодня утром, – обращаясь к Бисби, произнес клерк. – Вы хотите отправить письмо?

– Нет, – ответил Бисби, в знак приветствия слегка приподняв цилиндр. – Я только сопровождаю леди.

Если Генри и удивился тому, что Реджину по городу сопровождает англичанин в цилиндре, то виду не подал. Он взял маленький ножик, разрезал бечевку, стягивающую кипу газет, и протянул один экземпляр Реджине.

– Она позавчерашняя, – извинился он, – из-за погоды.

– Понимаю, – ответила она. – Но скоро весна. Надо только набраться терпения.

Реджина надеялась, что терпение не относится к числу добродетелей Фрэнка Фаулера, потому что он обязан найти убийцу Хейзл как можно скорее.

– Мистер Паркер проводит свое расследование, – сказал Бисби, когда они вышли на улицу. – Он считает это правильным, поскольку девушка работала на его фабрике. Не сомневайтесь, хозяин докопается до истины. Так было уже не раз.

– Понятно, – ответила Реджина. Интересно, какие именно вопросы задает Джонатан. Она уже сказала ему, что Хейзл была не из тех девушек, которые встречаются с мужчинами по ночам. И все-таки ей стало легче при мысли, что хоть кто-то серьезно занимается этим убийством. Фрэнк Фаулер, кажется, ничего не делает, только жалуется, что в этом деле нет никакого смысла.

Повернув налево, Реджина направилась вниз по заснеженной улице, мимо парикмахерской, где как раз подстригал свою бороду преподобный Хейс, и подошла к магазину, который снабжал жителей города почти всем необходимым.

Зазвенел колокольчик над входной дверью, и в нос ей ударил запах восковых свечей и кленового сиропа. Реджина улыбнулась, заметив высокую вазу с засахаренными фруктами, стоявшую на прилавке. Прежде, когда она сопровождала своего отца в город и тащилась за ним, как сейчас тащится за ней Бисби, он всегда угощал ее кусочком твердого засахаренного фрукта или мятным леденцом. Это было одно из самых приятных воспоминаний. Это и еще то, как она сидела у отца на коленях, а он смотрел в телескоп. Отец рассказывал дочери романтичные истории о звездах, пояснял, какая связь между этими историями и названиями звезд, которые им дали люди в древности.

– Добрый день, мисс Ван Бурен, – поздоровался с ней владелец лавки, который как раз распаковал коробку с консервированными персиками. – Чем могу служить?

– Пока не знаю, – ответила Реджина. Все необходимое для пансиона миссис Чалмерс уже закупила. – Хочу посмотреть ткани, может быть, подберу что-нибудь подходящее.

Владелец лавки занялся своими делами, а Бисби удобно устроился на скамье у входной двери. Реджина подошла к прилавку с тканями. Рассеянно потрогала рулон розового шелка. По цвету он хорошо сочетался бы с ее новым темно-синим костюмом, который она сшила по французской выкройке. Решив, что от Бисби тоже должен быть хоть какой-нибудь прок, она позвала мистера Корвина и попросила отмерить ей нужное количество ткани. Владелец лавки с готовностью принялся за дело, а она подошла к небольшой стойке с разными сортами душистого мыла и туалетной воды.

Лавку Реджина покинула лишь после того, как истратила все деньги, которые Джонатан заплатил ей за месяц проживания своего нового управляющего в пансионе. Реджина не была расточительной, но сейчас ей очень хотелось загрузить покупками Бисби. Может быть, в другой раз, когда она надумает выйти из дома, он не увяжется за ней. Но англичанин-дворецкий оказался таким же неустрашимым, как и его хозяин. На обратном пути он, нагруженный покупками, шел почти так же легко, как и по дороге в центр.

Сложив покупки в прихожей, Бисби приподнял цилиндр, улыбнулся Реджине и покинул дом.

– Какой странный человек! – заметила Люси Чалмерс, отдернув кружевную занавеску на входной двери, чтобы через стекло посмотреть вслед Бисби.

– Не такой странный, как его хозяин, – пробормотала себе под нос Реджина. Она швырнула муфту на кресло и протянула руки к огню в камине. – А как насчет чашки чаю?

– Я как раз поставила чайник на плиту, – сказала Люси, аккуратно задергивая занавеску на двери. – Садись и отдыхай. Знай я, что ты собралась в город, велела бы кому-нибудь из мужчин вытащить сани из сарая.

– Я и не собиралась в город, – объяснила Реджина с усталым вздохом. – Просто тошно было сидеть дома.

– Постарайся не думать об этом, – сказала Люси. – Единственное, что мы сейчас можем сделать для Хейзл, это молиться, чтобы Фрэнк Фаулер нашел убийцу. Девушки с ума сходят от страха.

– Еще бы, – согласилась Реджина. Она вздрогнула при мысли, что убийца может напасть еще на какую-нибудь женщину.

– Мистер Паркер распорядился, чтобы ни одна женщина, замужняя или незамужняя, не возвращалась с работы домой одна, – сообщила повариха. – Вчера он собрал всех мужчин, как я слышала, и заявил, что возлагает на них ответственность за безопасность всех женщин, работающих на фабрике.

– Меня это не удивляет, – ответила Реджина. – Мистер Паркер очень серьезно относится к своим обязанностям.

– Он относится серьезно не только к своим обязанностям, – с легкой насмешкой заметила Чалмерс. – Он ведь за тобой ухаживает, знаешь ли.

– Ничего подобного, – возмутилась Реджина. Миссис Чалмерс рассмеялась:

– А я думаю, что ухаживает. И не только я, но и половина города так думает. По крайней мере все, кто слышал, как он приглашал тебя вчера вечером на ужин. Голос у него такой громкий. Далеко слышно.

Реджина покраснела, вспомнив, как Джонатан кричал ей, когда она была на крыше у телескопа.

– Мне он кажется слишком самоуверенным. Я не могу относиться к нему серьезно, – сказала она, с трудом подыскивая слова. – Кроме того, мне вообще не нужны ухажеры.

Повариха пожала плечами, как бы говоря, что от Реджины в данном случае ничего не зависит.

На следующий день ей пришлось признать, что миссис Чалмерс права.

Реджина надела черное шерстяное платье с черными пуговками и высоким стоячим воротником, накинула пальто и вышла из дома. Она собиралась в церковь на отпевание Хейзл. Идти было недалеко. Но как только она появилась на пороге, дверь в доме напротив открылась. На крыльце показался Джонатан Паркер. Он был одет в черное и выглядел неприлично красивым для посещения церкви.

Не колеблясь, Джонатан направился прямо к Реджине.

– Я велел подать экипаж, – как ни в чем не бывало заявил он.

– Я предпочитаю пройтись пешком, – ответила Реджина, стараясь быть вежливой.

Через секунду в конце короткой дорожки, ведущей от пансиона к Уитли-стрит, появился экипаж, запряженный парой породистых гнедых. Реджина удивленно взглянула на него сквозь черную кружевную вуаль.

– Прошу вас, – сказал Джонатан и предложил ей руку.

Реджине ничего не оставалось, как соблюсти правила приличия. Она взяла его под руку, и Джонатан повел ее к экипажу. Кучер открыл дверцу и держал ее, пока они усаживались на сиденья. Затем занял свое место на козлах дорогого экипажа, который был бы более уместен на улицах Нью-Йорка, а не в заснеженной деревушке на берегу реки Гудзон.

– Вы все еще сердитесь, – сказал Джонатан.

– Я не сержусь. Я взбешена, – возразила Реджина. – А вы слишком самонадеянны, если думаете, что можете вот так просто ворваться в мою жизнь и перевернуть ее вверх дном. Готова признать, мистер Паркер, что вы мне симпатичны, но я не так глупа, чтобы выйти замуж за человека, для которого женщина – всего лишь забава.

Джонатан едва сдержал улыбку.

– У вас создалось такое впечатление, мисс Ван Бурен? В таком случае примите мои самые искренние извинения. Поверьте, я вовсе не думал о забавах, когда целовал вас.

Если это и было извинение, то не самое удачное. Реджина заметила улыбку в его глазах.

– А о чем же вы тогда думали, сэр? О женитьбе? Что-то не верится. Мы с вами едва знакомы, как же можно думать о совместной жизни? Да и вообще мы с вами совершенно не подходим друг другу.

– Напротив, – возразил Джонатан, сожалея, что у него слишком мало времени. Они уже почти подъехали к церкви, а ему так хотелось поцеловать ее. – Очень подходим. Мы оба честные, трудолюбивые, с необузданной фантазией, не то что другие.

– Я знаю много мужчин с такими же качествами, – резко ответила она. – Однако не хочу выходить за них замуж. А уж за вас и подавно. Это будет брак по расчету.

– Брак по расчету?

– Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Вам нужна не жена, мистер Паркер, а украшение для вашей гостиной. Женщина, которая будет полностью подчиняться и шагу не сделает без вашего разрешения. Вы будете наслаждаться жизнью, как привыкли, а она ублажать вас. Бессмысленное существование для любой женщины, поверьте.

– У вас довольно мрачный взгляд на мужчин, да?

– У меня просто трезвый взгляд, – возразила Реджина. – Я польщена вашим предложением, но, как уже сказала, не собираюсь выходить замуж. Вообще.

– А что, если я буду настаивать?

– Вы мне угрожаете, сэр?

Тут Джонатан не выдержал и рассмеялся:

– Нет, Реджина. Просто предупреждаю. У меня достаточно терпения. Но я всегда добиваюсь того, чего хочу. А я хочу вас.

Реджину взволновали чувственные нотки в его низком голосе. Она вцепилась пальцами в складки своего черного платья, пытаясь успокоиться. Они приближались к церкви, и у нее не было времени отчитать его за самонадеянность.

Под взглядами жителей Мерриам-Фоллс, собравшихся на отпевание, они вошли в храм. Реджине хотелось всем объяснить, что она вовсе не собиралась появляться в церкви вместе с Джонатаном Паркером, но никто не стал бы ее слушать. Миссис Чалмерс уже предупредила хозяйку о слухах, которые ходят по городу, так что ее появление с Джонатаном лишь подтверждало эти слухи. Попробуй докажи кому-нибудь, что этот мужчина ее совершенно не интересует.

Джонатан провел Реджину в первый ряд, где их уже ждала миссис Чалмерс. Повариху, казалось, совсем не удивило появление Реджины в сопровождении владельца фабрики. Реджина посмотрела на задрапированный черной тканью гроб, стоявший перед алтарем, смахнула слезу и заняла свое место.

Джонатан сел рядом так близко, что она могла чувствовать его присутствие, но достаточно далеко, чтобы соблюсти приличия.

На кафедру поднялся пастор, держа в руках Библию в потрепанном кожаном переплете. Реджина стала молиться про себя, чтобы Бог покарал убийцу Хейзл, кто бы он ни был. С детства ее учили, что к Богу нужно обращаться только с молитвами о прощении даже для самых закоренелых грешников, но просить Всевышнего о прощении убийцы подруги было выше ее сил. Она посмотрела в ту сторону, где сидел брат Хейзл. Казалось, он в шоке. С застывшим лицом он неотрывно смотрел на гроб, в котором лежало тело его сестры. Реджина принялась молить Бога, чтобы дал силы семье Хейзл перенести эту потерю.

Преподобный Хейс начал панихиду спокойным твердым голосом. Пастор был маленьким, кругленьким, средних лет, с седеющими каштановыми волосами и темными глазками-пуговками. Рядом с ним стоял Дэвид Куинлан, семинарист, который свой последний зимний семестр должен был отслужить в качестве помощника пастора этого маленького прихода. Реджине не особенно нравился молодой человек с волнистыми каштановыми волосами и бледными янтарными глазами, который, как ей казалось, слишком нетерпимо относился к людским слабостям.

В его глазах она никогда не видела ни доброты, ни дружелюбия, только строгость или гнев. Но может быть, она недооценивала этого молодого человека. С некоторых пор стало известно, что дочь полицейского, Эмили Фаулер, неравнодушна к будущему пастору.

Реджина внимательно слушала, как преподобный Хейс перечисляет христианские добродетели Хейзл, моля Всевышнего принять ее душу на небеса. Когда пастор стал предупреждать отцов и мужей, присутствующих в церкви, присмотреть за женщинами, которых Бог вверил их попечению, Реджина возмутилась.

– Бог возложил на вас ответственность за то, чтобы женщины, которые находятся под вашим покровительством, шли по правильному пути, – напыщенным тоном провозгласил преподобный Хейс. – Среди нас есть дьявол, который всеми силами пытается совратить наших женщин, направляя их по дороге, которая ведет к погибели. Я призываю вас вовремя обнаруживать эту пакость и искоренять ее из ваших домов и душ. Это – порождение дьявола, и имя ему – суфражизм. Он разрушит наши семьи. Изгоните его из нашей среды. Это духовное уродство, которому мы не должны позволить пустить корни и существовать в нашем городе.

Реджина привстала, но сильная рука удержала ее на месте.

– Сейчас не время и не место вступать с ним в дискуссию, – шепнул ей Джонатан.

Девушка неохотно села на место. Преподобный Хейс выразительно посмотрел на нее с кафедры, а Дэвид Куинлан взглянул на нее так, будто хотел за ухо вывести из Божьего дома. Преподобный Хейс приписал смерть Хейзл тому, что она избрала неправедный путь. Реджина так и кипела от злости. Когда все прихожане встали, чтобы спеть заключительный гимн, она с трудом сдерживала себя. «Как смеет этот человек превращать жизнь и смерть Хейзл в политическую акцию с целью запугать и терроризировать сторонников женского движения за право голоса!» – возмущалась про себя Реджина, готовая броситься к пастору и высказать ему все.

Джонатан догадался о намерении Реджины и удержал ее.

– Не в церкви, – шепнул он.

– Я хочу…

– Не в церкви, – повторил Джонатан. – Сейчас я отвезу вас домой. Свои соболезнования брату Хейзл вы можете принести позже.

Реджина не успела ничего возразить. Он решительно взял ее за локоть и вывел из церкви. По пути к ожидавшему их экипажу Реджина сердито бормотала что-то себе под нос и со злостью впечатывала каблуки в снег. Но это нисколько не улучшило ее настроения. Они сели в экипаж и направились к пансиону.

– Как он смеет! – негодовала Реджина.

– Глубоко вздохните и остыньте, – посоветовал Джонатан. – Вы ведь не хотите прикончить славного пастора его же потрепанной Библией? – пошутил он.

Реджина глубоко вздохнула не один, а целых два раза, но гнев ее не утихал, ее просто трясло от злости.

– Вы тоже считаете, что он прав, говоря все эти ужасные вещи! – резко сказала она. – Хейзл была на редкость добрым и отзывчивым человеком. И в ее смерти виновато совсем не суфражистское движение.

Не успел Джонатан ответить, как экипаж остановился у дверей пансиона.

Он помог девушке выйти из экипажа и отпустил кучера. Джонатан знал, что скоро в пансионе соберутся все, кто присутствовал на поминальной службе. Но сейчас в доме никого не было, и Джонатан решил не оставлять расстроенную Реджину одну.

Она швырнула перчатки на столик в прихожей и прошла в гостиную. Кот Брамуэлл взглянул на хозяйку и тотчас же покинул свое любимое кресло. Проходя мимо Джонатана, он громко замяукал, как бы приглашая джентльмена последовать его примеру и поискать местечко поспокойнее.

– Меня удивило, что брат Хейзл сидел и спокойно слушал речи пастора, – сказала Реджина, срывая с головы шляпку, отчего растрепались ее каштановые кудри.

Джонатан не спеша снимал шляпу, пальто и перчатки, предоставив девушке возможность рвать и метать сколько душе угодно, и наконец вошел в гостиную. Он тоже считал, что преподобный Хейс слишком резко осуждал движение за права женщин, однако допускал мысль, что участие девушки в суфражистском движении могло быть связано с ее гибелью. За прошедшие три дня не удалось обнаружить ни малейшей зацепки, которая помогла бы раскрыть убийство. Единственное, что могло раздражать окружающих, так это ее фанатичная преданность суфражизму. В таком случае Реджине тоже грозит опасность. Джонатан не мог допустить, чтобы с этой синеглазой колдуньей, на которой он решил жениться, случилось несчастье. Реджина, беспокойно ходившая по комнате, остановилась, когда в комнату вошел Джонатан. Она посмотрела на него полными слез глазами. Он раскрыл объятия, и девушка бросилась к нему.

– Я плачу, потому что мне ничего больше не остается. Я ничего не могу сделать для Хейзл, – пробормотала она, уткнувшись в его широкую грудь.

Джонатан улыбнулся и крепче прижал ее к себе.

– Поплачь, тебе станет легче, – сказал он.

– Я хочу… – сердито буркнула Реджина. Джонатан догадался, что она хотела бы сделать с городским пастором.

Реджина плакала от горя и собственного бессилия. В крепких объятиях Джонатана она чувствовала себя спокойно и уверенно. Еще ни один мужчина, не считая отца, не защищал ее и не заботился о ней.

Джонатан осторожно вытер слезы с лица девушки. Ему было тяжело видеть Реджину такой грустной. Он прижался своими теплыми губами к ее дрожащим от горя губам. Он хотел только успокоить ее этим поцелуем, но почувствовал, как она взволнованно задышала, и не смог сдержаться.

Поцелуй был глубоким и всепоглощающим. Губы у него были горячие. От этого поцелуя ей стало жарко, голова закружилась и она в полном изнеможении прильнула к широкой груди Джонатана.

– Тебе нужно подготовиться к приему гостей, – сказал Джонатан. На самом деле ему хотелось бы закрыть дверь на ключ, не пускать никого и остаться наедине с Реджиной. Он совсем не был настроен на торжественный и печальный лад, как того требовали обстоятельства.

Реджина, вспомнив, что сейчас к ней явится полгорода, отодвинулась от него и поморгала, чтобы прогнать ощущения, которые она испытывала всякий раз, как оказывалась в объятиях Джонатана.

– Тогда перестань целовать меня, – пробормотала Реджина. Если кто-нибудь увидит ее в таком виде – с заплаканным лицом и взлохмаченными волосами, – то сразу догадается, чем она занималась.

– Вряд ли я смогу это обещать, – засмеялся Джонатан.

– Все равно я не выйду за тебя замуж, – не очень уверенно сказала Реджина.

– Сегодня, может быть, и нет, – прошептал он, касаясь губами ее лба. – Но завтра тоже будет день.

Глава 6

Гости заполнили гостиную. Джонатан непринужденно ходил между ними, представлялся тем, с кем еще не был знаком, а Реджина делилась воспоминаниями о Хейзл со своими друзьями. Почти все собравшиеся, молодые и старые, мужчины и женщины, хорошо знали Хейзл и со слезами на глазах вспоминали ее.

Прошел уже час после того, как Джонатан своим неожиданным поцелуем попытался успокоить Реджину, но ее все еще терзала злость. Она злилась на пастора, заклеймившего в своей проповеди суфражизм: слеп тот, кто не желает видеть очевидного.

Бесполезно пытаться убедить такого человека, как преподобный Хейс, что женщины, отстаивая свои права, вовсе не стремятся унизить мужчин. Пастор был упрям в своих заблуждениях, как и большинство мужчин. Однако и более молодые мужчины, такие как Джонатан и Дэвид Куинлан, казалось, тоже не хотели ничего слушать. Как сказала однажды Сьюзен Б. Энтони, суфражизм – это политическое сражение, которое выигрывают, побеждая одного противника за другим. Это тяжелая и затяжная война, требующая настойчивости и терпения. А Реджина не обладала ни тем, ни другим.

Она помогала миссис Чалмерс разносить чай с печеньем и думала о своих непростых отношениях с Джонатаном Паркером. Он не успокоил ее своим поцелуем. Всем существом она ощущала его присутствие. Было невозможно не ощущать. Всякий раз, как он проходил мимо, Реджина улавливала соблазнительный запах его одеколона. Она все еще ощущала на своих губах его поцелуй, горячий и долгий.

Реджину мучило сознание собственной слабости. Она сердилась на Джонатана за то, что в один прекрасный день он постучал в ее дверь, а уже на другой – вошел в ее жизнь. Находясь во власти его обаяния, она жаждала познать страсть. И хотя стыдилась своих чувств, но ничего не могла с ними поделать. Слишком велико было искушение.

Уверенность Джонатана в том, что ему удастся ее соблазнить, вызывала у Реджины негодование. Однако она не могла бы с чистой совестью утверждать, будто совершенно уверена в себе. Чем больше она убеждала себя в том, что замужество означает для нее утрату независимости, тем сильнее ее влекло к этому человеку. Ей хотелось рядом с ним просыпаться, чувствовать тепло его тела.

Поглощенная своими мыслями, она подняла голову и встретила сочувственный взгляд Джонатана. Реджине хотелось бы сохранить то чувство неприязни к нему, которое она испытывала, когда он вывел ее из церкви. Но под его ласковым взглядом неприязнь испарилась, и она беспомощно застыла на месте. Когда же в глубине его серебристых глаз снова появился самоуверенный блеск, ей страстно захотелось дать ему пощечину, чтобы сбить с него спесь.

Джонатан двинулся к ней. Реджине хотелось убежать. Но куда? В гостиной полно народа, все стояли группами, тихо разговаривая о том, что полицейский не в силах обнаружить убийцу Хейзл и что может произойти еще одно убийство, пока преступника обнаружат.

– С тобой все в порядке? – спросил Джонатан, подходя к ней.

– Все хорошо, – заверила она, хотя это было не так.

– Брат Хейзл собирается уходить. Он хотел поговорить с тобой.

От миссис Чалмерс Реджина знала, что Рэндал Глам собирается перевезти тело сестры в Буффало, где ее похоронят. Там же отслужат еще одну заупокойную мессу, на которой сможет присутствовать миссис Глам. Реджина подошла к мужчине неприветливого вида с густыми каштановыми усами и пышными баками. Как и Хейзл, он был коренаст и некрасив. И так же, как она, трудолюбив. Реджина знала, как много он работает, чтобы обеспечить мать и свою семью.

Она не знала, как Рэндал воспринял проповедь пастора. Поверил ли он в то, что его сестра, оставшись в Мерриам-Фоллс, попала под влияние греховной идеи и это привело ее к гибели. В его глазах Реджина увидела боль и поняла, что Рэндал принял близко к сердцу слова пастора.

– Здравствуйте, мисс Ван Бурен, – сказал он, ставя чайную чашку на стол. – Давно не виделись.

– Да, действительно, – согласилась Реджина, с трудом припоминая юношу, который покинул Мерриам-Фоллс и отправился в Буффало, чтобы работать там приказчиком в лавке своего дяди. Рэндал Глам был лет на двенадцать старше ее. – Передайте, пожалуйста, мои самые искренние соболезнования вашей матери.

– Обязательно передам, – ответил Рэндал. Он полез в карман пиджака и достал маленький бархатный мешочек. – Я подумал, вы захотите оставить это себе на память.

Реджина догадалась, что там. Дрожащими руками она развязала мешочек, в котором лежал серебряный крестик Хейзл. Не в силах произнести ни слова, она лишь молча кивнула. Ее душили слезы. Она просила миссис Чалмерс передать этот крестик брату Хейзл как память о сестре, и ей больно, что он вернул его.

– В каждом письме она упоминала о вас, – сказал Рэндал. – Вы были ее лучшей подругой.

– А она – моей лучшей подругой, – сказала Реджина. И это было правдой, именно поэтому боль ее была такой острой. Она всегда могла поговорить с Хейзл, поделиться своими переживаниями, радостными или грустными, и никогда не слышала от нее в ответ слов насмешки или упрека. А теперь она осталась одна. Не было никого, кто понимал бы ее так, как понимала Хейзл. Реджина посмотрела на Рэндала, и ей стало грустно при виде его виноватого лица.

– Не вините себя, – сказала она. – Винить нужно не вас, и не Хейзл, и уж точно не движение женщин за свои права, к которому она примкнула по собственному желанию.

– Я все время говорю себе это, – грустно ответил Рэндал. – Но я – ее брат. Глава семьи. Мне следовало настоять на том, чтобы она переехала к нам.

– Она хотела быть независимой. Идти собственным путем, – заметила Реджина, сжимая в ладони маленький серебряный крестик. – Это был ее собственный выбор.

Девушка не была уверена, что ее слова облегчили бремя вины Рэндала, но, казалось, он немного успокоился.

– Спасибо вам, – поблагодарил он и протянул ей руку. Реджина с улыбкой пожала ее. В глазах девушки стояли слезы.

Через некоторое время она почувствовала на своей талии руку Джонатана. Он отвел ее в сторону.

– Ты совсем измучена, – сказал он. – Поднимись к себе и отдохни немного. Мы с миссис Чалмерс останемся с гостями.

Реджина попыталась возразить, но и на этот раз безуспешно. Джонатан, не обращая внимания на возражения, повел ее к лестнице. Девушка уцепилась за широкие перила красного дерева, сопротивляясь тому, чтобы он повел ее по лестнице как сонного ребенка. Джонатан посмотрел на нее сверху вниз и слегка улыбнулся.

– Вы очень упрямая женщина, мисс Ван Бурен. Я просто хочу тебе помочь.

– Ты ведешь себя как хозяин, – возмутилась она так тихо, чтобы никто не расслышал. – Я сама могу решить, покинуть гостей или остаться.

При этих словах холодные глаза Джонатана засияли как солнце над замерзшим озером.

– Ты намерена постоянно сражаться со мной, правда?

– Я не сражаюсь, – возразила Реджина. – Я всегда все решала сама и собираюсь поступать так и дальше.

– Я мог бы перебросить тебя через плечо и отнести наверх, – поддразнил ее Джонатан. И на самом деле, он сделал бы это с удовольствием. Ему очень хотелось бы увидеть, как маленькая очаровательная попка Реджины подпрыгнет на упругом матрасе, прежде чем он придавит ее своим телом. Потом он принялся бы целовать ее до тех пор, пока у нее не исчезнут все мысли о сопротивлении.

– А я могла бы попросить Фаулера сунуть тебя головой в сугроб, – откликнулась она на его шутку. – Отпусти меня. Надо подать чай, а миссис Чалмерс занята.

Он отпустил ее, но взглядом дал ей понять, что рано или поздно они останутся наедине, и тогда ей придется заплатить за свой отказ подчиниться ему.

Джонатан уже собрался последовать за Реджиной на кухню, чтобы помочь приготовить чай, но тут в прихожей появились Дэвид Куинлан и Эмили Фаулер. Похожая на ангелочка застенчивая блондинка с голубыми глазами и детской улыбкой не произвела на Джонатана никакого впечатления. Таких девушек Джонатан всячески избегал. Слава Богу, она была в сопровождении молодого человека, который очень ей подходил.

Дэвид Куинлан в своем черном шерстяном костюме с накладными карманами и консервативным галстуком выглядел как типичный воспитанник семинарии. Черты лица у него были угловатые, нос длинный и прямой, губы тонкие, и держался он прямо, будто палку проглотил.

– Здравствуйте, мисс Ван Бурен, – прогнусавил он. Его манера говорить раздражала Реджину не меньше, чем его снисходительное поведение. – Позвольте выразить вам мои соболезнования.

– Благодарю вас, – холодно ответила ему Реджина и приветливо улыбнулась Эмили. У нее было мало общего с этой девушкой, но неприязни к ней она не испытывала. Скорее, жалость. Отец ее был человеком властным, мать походила на увядший цветок. Если Дэвид Куинлан может сделать ее счастливой, Реджина желает ей счастья.

– Я заметил, что во время службы вы расстроились, мисс Ван Бурен, – сказал Дэвид Куинлан. – Позвольте заверить вас, что у преподобного Хейса были самые добрые намерения. Его обязанность как приходского пастора напоминать прихожанам об их долге по отношению к Богу и друг к другу.

Реджина больше не думала, что Дэвид может сделать Эмили счастливой. Она никому не пожелала бы такого спутника жизни. Но чтобы не огорчать Эмили, она улыбнулась помощнику пастора.

– Уверена, преподобный Хейс верит в то, что говорит, – заметила она. – А я не верю. И совершенно с ним не согласна. У суфражизма благородные цели, мистер Куинлан, и Хейзл Глам тоже была благородной. Ее доброта и мужество останутся в памяти всех жителей Мерриам-Фоллс.

После этих слов воцарилось неловкое молчание. Дэвид Куинлан натянуто улыбнулся Джонатану, взял Эмили за руку и повел в гостиную. На этот раз Реджина победила.

Прошла уже неделя, но Реджина все еще чувствовала себя виноватой в том, что была так груба с Дэвидом Куинланом. Святые отцы считали причиной смерти Хейзл ее приверженность к суфражизму, и это возмущало ее до глубины души.

На следующий день после заупокойной мессы немного потеплело, ночью с неба сыпалась снежная крупа, а днем шел дождь. Было сумрачно и сыро. Реджина сидела в гостиной, свернувшись калачиком в кресле с книжкой стихов на коленях, и смотрела в окно, думая о том, когда наконец наступит весна и сможет ли она тогда выходить из дома, не столкнувшись с Бисби или другими многочисленными слугами, нанятыми Джонатаном Паркером для обслуживания его большого шикарного дома. Вряд ли это возможно, с тяжелым вздохом признала Реджина. Джонатан постоянно давал знать о своем присутствии. Особенно с тех пор, как приехал новый управляющий фабрики и поселился в ее пансионе на втором этаже.

Ричард Фергюсон был мужчина средних лет, шатен с добрыми карими глазами. К радости миссис Чалмерс, этот худой, задумчивый джентльмен со скрипучим голосом обладал завидным аппетитом. Сев в первый раз за стол, он съел все дочиста и попросил добавки. Когда был подан десерт, новый жилец заявил, что никогда еще не ел такого вкусного яблочного пирога. Этой похвалой он сразу завоевал сердце Люси. Сейчас повариха месила на кухне тесто для персикового торта. Реджина была уверена, что Люси не стала бы печь этот торт в обычный вторник, если бы не мистер Фергюсон.

Реджину удивляло, как падки женщины на мужские комплименты, и тут же вспомнила о собственном легковерии. Она не вправе осуждать Люси за то, что та поддалась чарам нового жильца. Ричард Фергюсон – приятный человек. Хотелось бы Реджине сказать то же самое и о его хозяине. В течение недели поведение Джонатана вызвало у Реджины сначала легкое раздражение, которое вскоре перешло в ярость. Он даже набрался наглости и заявил Ричарду Фергюсону, что они с Реджиной неофициально помолвлены, и попросил своего управляющего присматривать за происходящим в пансионе. Реджина отправилась в дом через дорогу и сказала нахальному мистеру Паркеру, что они с ним не помолвлены даже неофициально. В ответ он лишь улыбнулся своей неотразимой чарующей улыбкой, поцеловал ее в кончик носа и удалился, сославшись на важную деловую встречу.

Но хуже всего было то, что мистер Фергюсон сообщил о помолвке своим сослуживцам, а те, в свою очередь, своим подчиненным, а подчиненные – всем жителям Мерриам-Фоллс. Через несколько часов о помолвке знал весь город.

На следующий день Реджина в сопровождении верного Бисби пошла в город, где все, кого она встречала, поздравляли ее с таким событием. Она попыталась опровергнуть эти сплетни, но попусту потеряла время. Для всех жителей Мерриам-Фоллс она была уже не кем иным, как женой Джонатана Бельмонта Паркера.

Реджина мрачно улыбнулась, подхватила на руки толстого кота Брамуэлла и принялась его гладить. С котом на руках она стояла у окна и смотрела на улицу. Дождь постепенно утихал, облака поредели. Если этим вечером небо будет ясное, то она посмотрит в свой телескоп, предварительно убедившись, что он не направлен на дом Джонатана. Она больше не желает видеть этого человека.

Реджина старалась закрыть глаза на правду, но знала, что лжет самой себе. Ей придется признать, что она очарована Джонатаном Паркером сильнее, чем думала. Сначала она убеждала себя, что это ослепление. Она просто обрадовалась, увидев на пороге своего дома такого красивого и обаятельного мужчину. Потом попробовала объяснить свои чувства к нему простым любопытством. Это чувственное любопытство почти лишило ее здравого смысла. Но теперь, чувствуя, как при каждой мысли о нем боль в душе все усиливается, Реджина поняла, что это больше чем любопытство, что это любовь. Она и не заметила, как за последние две недели полюбила Джонатана, и теперь не знала, как ей быть.

Казалось бы, все достаточно просто, если учесть, что мистер Паркер сделал ей предложение. Он не скрывал, что ему нужна жена. Но это совершенно разные вещи: желание иметь жену или желание взять в жены именно эту личность. А Реджина с гордостью считала себя личностью. Если учесть властность Джонатана и его стремление подчинить ее себе, вряд ли Реджина сможет хорошо себя чувствовать в роли его жены.

Поцелуи этого мужчины возбуждают ее так, что сердце замирает, но замужество – это не только поцелуи. Это совместная жизнь. Супруги должны быть друзьями, должны доверять друг другу. Иметь общие интересы. Страсть прекрасна, но и у нее есть свои пределы.

Страстное желание Реджина впервые испытала в объятиях Джонатана. Если она поддастся на его уговоры, выйдет за него замуж, она узнает, может ли удовлетворить мужчину только страсть. Ведь это единственное, что будет связывать их. Джонатан никогда не говорил, что по-настоящему ее любит. Она и не ожидала от него такого признания. Они все еще оставались просто знакомыми и почти не знали друг друга. Супруги делят не только постель, не только едят за одним столом и проводят вместе досуг. Они производят на свет детей и делят все тяготы жизни, пока смерть не разлучит их. Реджина смотрела в забрызганное дождем окно и пыталась представить себе свое будущее. Перед глазами возникло что-то неопределенное и расплывчатое, словно туман, окутавший сейчас землю. Снова наступит зима. Реджина по-прежнему будет управлять пансионом, ходить на собрания суфражисток, а вечерами читать, чтобы скоротать время. В этом маленьком городке, который она считает своей родиной, к ней все еще относятся с уважением. Несмотря на свои прогрессивные убеждения, она не надевает брюки, когда ездит на велосипеде, и не носит суфражистский значок. И хотя общество ее не отвергло, она чувствует себя одиноко.

– Ты что хочешь на ужин: тушеную морковь или картофельное пюре? – нарушила ее раздумья миссис Чалмерс, входя в гостиную.

– Картошку, – не раздумывая, ответила Реджина. Она опустила кота на ковер и обернулась. – Если, конечно, мистер Фергюсон не предпочтет морковь.

– Не смейся надо мной, – покраснев, ответила Люси. – Мне нравится готовить для мужчин, которые любят поесть.

– Полагаю, это очень приятно, – призналась Реджина. – Не вижу причин, почему бы тебе не радоваться обществу мистера Фергюсона. Уже почти десять лет ты вдова.

– Ты тоже не замужем, – заметила Люси. – А мистер Паркер не самая плохая партия, особенно в таком маленьком городке, как Мерриам-Фоллс.

Реджина, как всегда, проигнорировала это замечание поварихи. Она обычно пропускала мимо ушей все высказывания Люси о Джонатане. Вот и сейчас просто зевнула.

– Меня тебе не провести, – заметила Люси Чалмерс, сгоняя кота с дивана. – Этот мужчина покорил тебя.

– Ничего подобного! – воскликнула Реджина. – Мне он совершенно не нравится, терпеть не могу его диктаторские замашки.

– А я так не думаю, – ответила Люси и вернулась на кухню, где в духовке пекся персиковый торт.

Реджине хотелось помчаться в кухню и доказать поварихе, что она ненавидит Джонатана Паркера и его властные манеры. Но перед тем как Люси пришла в гостиную, Реджина была честна сама с собой, а поэтому и сейчас должна быть честной. Она не только не питает ненависти к Джонатану, но с каждым днем он все больше и больше покоряет ее. Впервые в своей размеренной монотонной жизни она не знает, какой путь ей выбрать.

За ужином Реджина решила, чем ей заняться сегодня вечером. Мистер Фергюсон поглощал уже третью порцию торта, когда Реджина, извинившись, покинула столовую. Дождь прекратился, небо было ясное.

Реджина надела толстое коричневое пальто, села на скамеечку в прихожей и натянула резиновые боты. Дождь превратил выпавший на прошлой неделе снег в грязное месиво. В туфлях она не смогла бы пройти по ледяной воде до сарая.

Реджина поднялась по деревянной лестнице на крышу сарая, подошла к телескопу, закрытому плотной тканью, и оглядела городок Мерриам-Фоллс. Тут и там в окнах мерцали огни. Люди проводили вечера дома, читая, вышивая или беседуя о прошедшем дне. За крышами домов виднелось здание фабрики. А дальше – река Гудзон, катившая свои тяжелые темные воды между заснеженными берегами, которые весной покроются дикими цветами.

Реджина долго смотрела, как вечерние сумерки сменяет ночная тьма. Теперь ее окружала непроглядная зимняя ночь. Стоя спиной к дому на другой стороне Уитли-стрит, девушка сняла чехол с телескопа, отстегнула кожаные ремни, которые фиксировали восьмифутовую трубу, и направила телескоп на луну.

Реджина отрегулировала изображение, придвинула скамейку, которой пользовалась, когда собиралась долго смотреть в телескоп, стряхнула с нее снег и села. Она смотрела в хрустальные линзы телескопа, делая изображение более резким, пока у нее перед глазами не возникло совершенно четкое изображение далекой луны. Она даже могла рассмотреть серебристый нимб вокруг нее. Реджина сосредоточила все свое внимание на небесном теле и странных тенях на нем, и совсем забыла о своих невзгодах.

Как всегда, романтичные образы вытеснили реальные проблемы. Луна, которую она сейчас рассматривала в телескоп, бросала когда-то свой серебристый свет и на древние египетские пирамиды, и на мрачный замок Тауэр в Лондоне. Эту же луну видела и Жозефина, жена Наполеона, со своего балкона в Париже. А по звездам, которые мерцали и переливались как крошечные бриллианты, определяли свой путь отважные викинги во время путешествий по северным морям. Реджина предполагала, что именно поэтому ее так привлекает небо. Глядя на звезды, она воображала себя в любом месте, за любым занятием, которым она могла бы…

– Ты можешь тут насмерть простудиться, – произнес Джонатан, сойдя с лестницы и поставив на крышу ногу в дорогом теплом ботинке.

У Реджины перехватило дыхание, она отпустила трубу телескопа и так быстро повернулась на скамейке, что чуть не перевернулась.

– Что вы тут делаете? – гневно воскликнула она.

– Присоединяюсь к вам, – улыбнулся он. Реджина снова повернулась к телескопу, не желая, чтобы внезапное появление Джонатана, отвлекло ее от наблюдения за небесными светилами.

Джонатан подавил улыбку. Она все еще сердится на него. Эта мысль развеселила его. Ему очень нравилось, когда она немножко сердилась. Тогда глаза ее сияли, и она говорила вещи, которые позволяли заглянуть в ее душу, лучше понять ее характер, а ему все больше и больше хотелось узнать ее как следует. Он был здоровым, полноценным мужчиной, и короткие встречи с Реджиной не могли удовлетворить его. Из-за плохой погоды она вынуждена была оставаться дома. Из уважения к ее скорби по поводу смерти Хейзл и из-за того, что он был очень занят делами на фабрике, Джонатан не уделял ей должного внимания в последние дни. Но теперь, когда Ричард Фергюсон взял на себя всю повседневную работу, Джонатан был намерен дать мисс Ван Бурен то, в чем она нуждалась.

Научить ее целоваться.

Реджина принялась снова настраивать телескоп, демонстрируя свое полное равнодушие к Джонатану. Ей было все равно, как поступила бы любая разумная женщина на ее месте. Сейчас Джонатан был ей безразличен, и она не хотела тратить на него время.

– Я не собираюсь уходить отсюда, – самодовольно сказал он. – Так что можете оторвать глаза от объектива и посмотреть на меня.

– Луна интересует меня гораздо больше, чем вы, – сказала Реджина, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства. От волнения по спине у нее бегали мурашки, дыхание участилось. Любой, кто знал ее достаточно хорошо, догадался бы, что она лишь притворяется спокойной.

– Реджина, я хочу, чтобы вы оставили телескоп в покое и подошли ко мне, – сказал Джонатан, снимая перчатки и кладя их в карман пальто.

– А я хочу, чтобы вы ушли, – ответила Реджина, но все-таки обернулась и посмотрела на него. – В самом деле, я хочу, чтобы вы ушли и никогда не возвращались.

– Нет, вы совсем этого не хотите, – уверенным тоном возразил Джонатан.

Он посмотрел на ее раздраженное лицо, на плотное пальто, скрывающее очаровательные изгибы ее тела. У него руки чесались от желания немедленно расстегнуть это пальто и обнять теплое послушное тело. Он уже знал, какой бывает Реджина, если удается преодолеть ее упрямство.

Когда девушка наконец взглянула ему в лицо, освещенное бледным светом луны, в холодной глубине его серебристых глаз увидела отражение своего будущего. Она застыла на месте, инстинктивно чувствуя, что в этот момент крыша сарая превратилась в перекресток ее судьбы: останется она на месте – будет всегда такой, как сейчас; шагнет в объятия Джонатана – станет той женщиной, какой ей хочется быть.

Вокруг шуршали деревья, их голые ветви царапали стены сарая. Ночной воздух становился все тяжелее. Она должна принять сейчас решение немедленно.

– Иди ко мне, – тихо позвал ее Джонатан. – Мне так тебя не хватало.

Эти слова погубили Реджину.

Джонатан не испытывал ни малейшего чувства вины, намереваясь соблазнить Реджину выйти за него замуж. После того вечера, когда он пригласил ее на ужин, а потом поцеловал, он уже знал, что добровольно она его женой не станет. Она была слишком горда, чтобы променять свои суфражистские взгляды на обручальное кольцо. Так что ему придется действовать испытанным способом. К середине февраля Реджина должна быть в его постели. Скромная церемония и щедрое пожертвование методистской церкви в Мерриам-Фоллс довершат все остальное.

Реджина сделала шаг к нему, и тут все сомнения, мучившие ее в последние дни, с новой силой охватили ее. Если она позволит Джонатану поцеловать себя – а выражение его лица говорило именно о таком намерении, – она больше проиграет, чем выиграет. Ей очень хотелось оказаться в его объятиях. И все же она должна заставить его понять, что ему не удастся вынудить ее к браку, которого она не хочет.

Реджина остановилась. Она уперлась носком бота в снежную кашу на крыше и сунула руки в перчатках в карманы пальто. Она взглянула на Джонатана, глаза ее были ясными, как отблески лунного света на тихой глади Гудзона.

– Мне не нравится, что вы намекнули мистеру Фергюсону, будто между нами существует какое-то соглашение. Из-за этого по городу пошли сплетни. Стоит мне появиться на почте, как меня начинают поздравлять с помолвкой.

Джонатана не удивило ее поведение. Вместо того чтобы извиниться, он лишь улыбнулся.

– Я не могу отвечать за то, что говорят люди.

– Очень даже можете, – сказала Реджина. – Именно вы распространяете эти слухи, поручив мистеру Фергюсону присматривать за мной. Мне совершенно не нужна чья-либо опека. Уже много лет я забочусь о себе сама, и довольно успешно.

– Не всегда все складывается так, как нам хочется, – заметил Джонатан. – Хейзл убили. А полиция понятия не имеет, кто убийца. Я не могу допустить, чтобы вы подвергались опасности.

– Помолвка не избавит меня от опасности, – возразила Реджина. – Вы пользуетесь ситуацией, чтобы оправдать собственные поступки. А теперь оставьте меня в покое.

– Я вам надоел? – шепнул он.

Реджина посмотрела мимо него на второй этаж пансиона. Окна, выходящие на сарай, были темны, в них отражался только лунный свет. Уличный фонарь на углу Уитли-стрит и Бичер-стрит своим желтоватым светом очерчивал лишь небольшой круг в кромешной ночной тьме. Вся остальная улица была пустынна и темна. С северной стороны сарай закрывали вечнозеленые деревья, украшенные свисающими сосульками и комками влажного снега. Таким образом, на крышу сарая, как в закрытую комнату, не мог заглянуть никто.

– Я вам надоел? – повторил Джонатан. Его настойчивость раздражала Реджину.

– Меньше всего мне нужен самоуверенный мужчина, который предлагает замужество едва знакомой женщине. Поверьте, я не смогу быть такой женой, какую вы хотите.

– А какой женой будете вы?

Реджина упрямо вздернула подбородок.

– Такой, для которой замужество – это партнерство, обмен мыслями и чувствами. Такой, которая не откажется от собственных взглядов, чтобы полностью подчиниться мужу. Если бы я могла, то убрала бы слово «послушание» из брачного обета. Оно устарело и потеряло всякий смысл.

– А какое слово пугает вас больше: послушание или замужество? – спросил Джонатан, шагнув к ней.

– Меня не пугают эти слова, – сказала Реджина, думая о том, как бы уйти с крыши сарая, не проходя мимо Джонатана. Он закрывал путь к лестнице. Чувствуя себя под его взглядом и от его вопроса как в ловушке, она огляделась в поисках выхода. Но его не было. Понимая, что ей не удастся уклониться от ответа, Реджина посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Я не против брака, если люди, дающие обет, любят и уважают друг друга. Я против мужчин, которые думают, что обручальное кольцо – это знак собственника.

– Во многих странах это так и есть, – спокойно произнес Джонатан. – Я же считаю, что все зависит от тех, кто вступает в брак.

Реджина недоверчиво посмотрела на него:

– Думаю, вы не первый мужчина на свете, который говорит одно, а делает другое.

– Но я первый мужчина, попросивший вашей руки.

– Это к делу не относится. К тому же вы не просили моей руки. Вы просто огласили свое решение.

– Напротив, в этом все и дело, – несвойственным ему мечтательным тоном произнес Джонатан. – Я первый мужчина, который не изображал влюбленного.

– Мы не влюбленные, – поправила она его. – Мы соседи. И ничего больше.

Джонатан рассмеялся:

– Соседи не целуются так, как целовались мы.

У Реджины не было ни малейшего желания вспоминать об этих волнующих поцелуях.

– Мужчина, чтобы добиться своего, может сказать что угодно. А когда женщина свяжет себя с ним брачными узами, запоет совсем по-другому.

– И вам не нравится, что я хочу привязать вас к себе, – сказал Джонатан, приближаясь к ней. – Виноват, – признался он низким шепотом. – Я хочу вас, мисс Ван Бурен. Согласен на все, только бы получить вас.

Глава 7

Одно дело, когда мужчина целует женщину и предлагает замужество. И совсем другое, когда он смотрит ей прямо в глаза и говорит, что хочет ее.

Реджине никогда еще не делали такого недвусмысленного предложения, поэтому сейчас ей было трудно найти достаточно резкие слова, чтобы поставить Джонатана на место. Страстное желание коснуться его не позволяло Реджине думать ни о чем другом. Это желание сводило ее с ума.

Джонатан прекрасно понимал, что чувствует девушка. Если он сам сейчас же не коснется ее, то просто взорвется. Джонатан воспользовался паузой в разговоре и коснулся холодной щеки Реджины.

Она отшатнулась от него.

– Не надо, – тихо взмолилась девушка.

– Я должен это сделать, – прошептал Джонатан, снова ласково коснувшись ее щеки кончиками пальцев. – Сейчас для меня это самое главное в жизни.

Реджина почувствовала, как тает от его прикосновения. Во взгляде девушки Джонатан прочел все ее тайные мечты и желания. В этот миг он словно заглянул ей в душу и убедился в правильности своего выбора. Именно Реджина должна стать его женой. Она красивая, страстная женщина, и у него есть ключ к ней.

Прикосновение Джонатана пробудило в Реджине такие чувства, которые вытеснили все остальное. Он обвел ее губы кончиками пальцев, как художник, делающий набросок, чтобы потом оживить его с помощью кисти и красок. Реджина приоткрыла губы.

Джонатан наклонился к ней и запечатлел на ее губах нежный поцелуй, который лишил его последних остатков самообладания. От страстного желания кровь у него закипела. Но он не хотел показывать это девушке. Какой бы умной ни считала себя Реджина, у нее не хватало опыта, чтобы понять, что творится у него в душе.

Отбросив всякую осторожность, Реджина ответила на его поцелуй. Сначала неуверенно, затем, когда Джонатан обнял ее, более горячо. Она запустила пальцы в волосы на затылке и легко вздохнула. Это заставило Джонатана еще крепче прижать ее к себе.

Ему мешала теплая неуклюжая одежда, и Джонатан в душе проклинал зиму, из-за которой им приходится кутаться в шерстяные вещи и громоздкие пальто. Несмотря на то что Реджина только что просила оставить ее в покое, она не сопротивлялась. Теперь уже Джонатан оказался спиной к скамейке, а она – спиной к краю крыши.

Джонатан, беспрестанно целуя девушку, медленно отступал к скамейке. Почувствовав, что уперся в нее ногами, оторвал свои губы от Реджины, улыбнулся ей и сел на скамейку.

Реджина заморгала широко раскрытыми глазами, неожиданно для себя оказавшись на коленях у Джонатана. Она положила руки на его плечи, чтобы оттолкнуть его. Джонатан покачал головой и снова прильнул к ее губам. На этот раз он не ограничился нежным, легким поцелуем. Его язык проник в приоткрытые губы девушки, дразня и пробуя ее на вкус. Вместо того чтобы оттолкнуть его, Реджина уцепилась за его плечи так крепко, будто от этого зависела ее жизнь.

Она удивленно вздохнула. Чувства, которые он пробудил в ней, заставляли ее подчиняться ему. Реджина понимала, что ведет себя скандально и безнравственно, позволяя ему так откровенно касаться ее тела, но мысли у нее путались от страстного желания.

Скамейка была узкая, ноги у Джонатана длинные, но каким-то образом ему удалось удерживать Реджину у себя на коленях, несмотря на все неудобства. Он целовал ее с удовольствием и неожиданным для него самого чувством нежности. Поцелуй был медленный, глубокий и невыносимо сладкий. Она дрожала в его объятиях, а он удовлетворенно улыбался. Они забыли о холоде. Джонатан отвел с ее лица толстый шерстяной шарф и погладил щеки, коснулся жилки на шее, пульсирующей под нежной кожей.

В перерывах между поцелуями он прятал лицо в ямке у нее на шее и наслаждался исходившим от нее ароматом, который смешивался с морозным воздухом и запахом вечнозеленых растений.

Реджина подняла глаза и посмотрела на звезды. Казалось, они засияли еще ярче. Она застонала, когда Джонатан коснулся языком ее шеи.

– Ты такая вкусная, – сказал он. Его горячее дыхание согревало ее тело. – Обними меня.

Реджина обвила руками его шею. Он поерзал на скамейке, устраиваясь поудобнее, и удовлетворенно застонал. Было странно, что она сидит как маленький ребенок на коленях у мужчины, но ей это нравилось.

Мелкими поцелуями он покрыл ее лицо. Потом в движение пришли его руки – он стал расстегивать пуговицы на ее пальто.

– Не надо, – сказал он, когда Реджина попыталась остановить его. – Я просто хочу коснуться тебя.

И Реджина замерла, несмотря на предостережения разума. Реджине казалось, что эта ночь принадлежит Джонатану. А она – часть этой ночи. В его поцелуях она ощущала такой же голод, какой испытывала сама. Разве она не хотела быть настоящей женщиной? И она ею стала. Так по крайней мере она думала. Она снова обвила руками шею Джонатана, пальто распахнулось, под ним было видно зеленое кашемировое платье с бежевым кружевным воротничком и маленькими перламутровыми пуговками.

Джонатан сунул руки под пальто, провел руками по ее телу и прижал к себе нежно, но крепко.

– Ты такая теплая, – шепнул он ей на ухо. Реджина закрыла глаза. Казалось, она плавится от огня, сжигавшего ее изнутри. Девушка нежно замурлыкала, когда его руки коснулись ее груди. Ни одному мужчине она не позволила бы такой вольности. Самые противоречивые чувства охватили ее еще в их первую встречу с Джонатаном. Нет, это было не любопытство. Это была любовь. Сильная, всепоглощающая, заставлявшая ее дрожать от восторга.

У Реджины перехватило дыхание. Глаза Джонатана горели страстью и желанием обладать ею. Она чувствовала силу его взгляда так же, как и в тот день, когда впервые увидела его на пороге своего дома.

– Нравится тебе это или нет, но ты принадлежишь мне, – сказал Джонатан, глядя в ее смятенное лицо.

Реджина не успела возразить, потому что он закрыл ее рот поцелуем. Она даже не заметила, что Джонатан расстегнул свое пальто. Она чувствовала только его губы на своих губах. Он сбросил пальто, и теперь девушка ощущала жар его тела. Ее грудь, обтянутая легким кашемиром, прижималась к его горячей широкой груди в накрахмаленной льняной сорочке. Она тянулась к этому теплу, которое превращало холодную зимнюю ночь в знойное лето.

Джонатан едва сдерживал себя. Заснеженная крыша сарая не место для занятий любовью с девственницей, думал он. Ему хотелось, чтобы это произошло на пуховой постели. А сейчас при свете звезд в бархатной тьме ночи он может соблазнять и искушать ее. В этом нет ничего плохого, ведь он собирается на ней жениться.

Успокоив таким образом свою совесть, он продолжал ласкать Реджину. Их сердца бились в унисон.

Джонатан держал ее груди в своих ладонях и большими пальцами ласкал отвердевшие соски, в то же время покрывая поцелуями ее лицо и шею. Она извивалась в его объятиях, мучимая страстью.

Расстегнув пуговки на ее платье, он ощутил тепло ее тела.

Кожа у нее была нежной, как шелк. Джонатану хотелось сорвать с нее одежду и ласкать это соблазнительное тело, которым он жаждал обладать.

Несмотря на свой богатый опыт в такого рода делах, он не мог не признаться, что еще не встречал столь очаровательной женщины.

Реджина же была слишком наивна, чтобы понять, каких усилий стоило Джонатану держать себя в руках.

Но он был готов терпеть эти сладкие муки, зная, какое удовольствие доставляет ей. Ему хотелось, чтобы девушка запомнила каждое мгновение, проведенное в его объятиях, жаждала его прикосновений и по ночам беспокойно металась в постели, мечтая о нем, его ласках. Но при этом не испытывал ни малейших угрызений совести. Ведь он собирался жениться на ней.

Джонатан вытянул свои длинные ноги и привлек Реджину к себе, так что теперь она лежала на нем, прижавшись щекой к его груди, укрытая полами его пальто.

Он наслаждался ею как хорошим вином, облизывая и покусывая соски, поглаживая грудь, забыл обо всем на свете, желая овладеть ею. И, почувствовав, что он на пределе, умерил свой пыл, его поцелуи стали менее требовательными, руки успокаивали, а не соблазняли.

Реджина пришла в себя, когда Джонатан начал застегивать ее платье, и задрожала в его объятиях, почувствовав холод зимней ночи. Только теперь девушка поняла, что едва не позволила мужчине добиться своего. Она смущенно посмотрела ему в лицо. Он приводил в порядок ее пальто. Груди у нее болели, соски все еще были твердыми. Постепенно возбуждение прошло. Она покраснела, когда Джонатан нежно улыбнулся ей.

– Я мог бы целовать тебя до восхода солнца, – сказал он, легким поцелуем касаясь ее распухших губ. Девушка попыталась встать, но он удержал ее. – Посмотри на меня.

Реджина с трудом заставила себя посмотреть ему в лицо. Она испытывала стыд и злилась на себя за то, что так легко позволила увлечь себя на путь, ведущий к падению. Он – колдун и едва не заставил ее забыть о твердом решении не выходить за него замуж.

– Пожалуйста, дай мне встать, – гневно сказала Реджина, избегая взгляда Джонатана.

– Ты будешь моей женой, – сказал он, удерживая ее в объятиях.

Реджина почувствовала, как его пальцы отводят прядь волос и гладят ее щеку, когда он произносил эти слова. И снова в ней всколыхнулись поистине волшебные чувства, которые она пыталась в себе подавить. Реджина посмотрела Джонатану в глаза.

– У меня нет никакого желания выходить замуж, – сухо сказала она. Надо как можно чаще говорить об этом Джонатану Паркеру, чтобы он понял, что это серьезно.

– А как же насчет желания? Или ты не дрожала от страсти?

– Ты невоспитан и груб, – отрезала она.

– Я говорю правду, и ты это знаешь. Будь мы сейчас не на крыше, а в теплой постели, я не перестал бы тебя целовать, да и ты сама не захотела бы этого, – подчеркнул он. – Скажи, что это неправда.

Реджина охотно назвала бы его лжецом и болтуном и столкнула с крыши. Но к сожалению, он говорил правду. Ей очень нравились его ласки, и она презирала себя за эту слабость.

– Тебе не удастся соблазнить меня и повести к алтарю, – сказала Реджина, догадавшись о его намерениях. – И нечего вводить людей в заблуждение.

– Ты о чем? – Джонатан удивленно вскинул бровь.

Реджина поднялась и отошла почти к краю крыши.

– Ты всем рассказал, что мы обручены, – гневно произнесла она. – Этого нельзя ни извинить, ни оправдать.

Джонатан улыбнулся. В его улыбке не было и тени смущения. И Реджина с трудом сдержала готовый вырваться крик.

– Я не сделал ничего такого, чего не хотелось бы тебе, – заявил он.

Реджина покраснела.

– Ты снова грубишь.

– Я действую так, как действовал бы на моем месте любой мужчина, которому нравится женщина, – сказал он. – Неужели ты думаешь, что мужчины женятся на женщинах, которых не хотят? А еще считаешь себя умной и свободомыслящей.

Реджина поняла, что проиграла этот спор. Всего несколько минут назад она была его добровольным партнером, беспомощной жертвой страсти. Чем же он так ее очаровал, что она позволяет ему делать с собой то, чего не позволила бы никому другому. Случившееся на крыше не могло присниться ей и в кошмарном сне. Но к ее стыду, ей нравилось то, что он с ней делал. И не она прекратила это, а он.

– Уже поздно и холодно. Доброй ночи, мистер Паркер.

Вместо того чтобы направиться к лестнице, Джонатан сложил телескоп и принялся закреплять кожаные ремни. Закончив с этим, он накрыл инструмент тканью и положил на ткань четыре кирпича, которые Реджина держала на крыше как раз для этой цели.

– Вы совершенно правы, – сказал он и повернулся к ней, удовлетворенный результатами своей работы. – Холодно. Пора идти в дом.

Реджина решила, что он предлагает разойтись по домам, и стала спускаться по лестнице. Внизу она подождала, пока спустится Джонатан, пожелала ему спокойной ночи и направилась к заднему крыльцу пансиона. В это время миссис Чалмерс обычно сидела в гостиной, и можно было незаметно подняться в спальню. Реджине нужно было время, чтобы прийти в себя после случившегося.

Она открыла дверь и вошла в дом, зажмурившись от света. Ее терзали угрызения совести. Говоря себе, что сделанного не воротишь, Реджина повернулась, чтобы закрыть дверь на ключ. Но в дверях стоял Джонатан.

– Уже поздно, – нервно сказала девушка. На свету она смогла рассмотреть его как следует. Глаза его потемнели, теперь они были стального цвета, губы припухли от поцелуев.

– Мне нужно с тобой поговорить, – заявил он.

Тон у него был серьезный. Реджина поняла, что перед ней сейчас совсем другой человек, не тот, с которым она целовалась на крыше. Теперь перед ней стоял бизнесмен с волчьей хваткой, как говорили о нем в городе.

Она позволила ему следовать за ней в кухню. Чайник грелся на плите. Реджина налила две чашки чаю. Джонатан снял пальто и повесил на крючок рядом с ее пальто. Он наблюдал, как она наливает чай, ставит чашки на стол и садится к столу.

Прежде чем сесть, он достал из внутреннего кармана пиджака небольшой конверт.

– Ты помогала Хейзл Глам писать вот это?

Реджина взяла конверт и вынула из него вырезку из газеты, которую сразу узнала. В статье, написанной Хейзл за несколько месяцев до гибели, подвергались резкой критике политические взгляды, из-за которых женщины испокон веку остаются под пятой у мужчин. Реджина бросила грустный взгляд на листок бумаги и села.

– Нет. Я не помогала Хейзл писать эту статью, но была полностью согласна с ней. И мнения своего не изменила, – добавила Реджина, не зная, догадывается ли Джонатан о том, насколько серьезно она верит в то, что женщинам удастся завоевать право на участие в голосовании. Девушка помолчала, задумавшись, потом положила статью обратно в конверт. – Значит, ты считаешь, что преподобный Хейс прав и Хейзл стала жертвой суфражизма.

– Нет, – покачал головой Джонатан. – Я не считаю, что Хейзл убил суфражизм. Ее убил тот, кто выступает против этого движения.

– Кто? – спросила Реджина, дрожащей рукой беря чашку. Смерть подруги потрясла ее так сильно, что она не подумала о мотиве убийства. Убийство Хейзл казалось ей жестоким и бессмысленным.

– Не знаю, – сказал Джонатан. – Движение за право голоса поддерживают все женщины. Одни – тайно, другие – открыто, – добавил он, улыбнувшись ей. – У мужчин же мнения на этот счет расходятся. Одни, как, например, преподобный Хейс, считают это движение большим грехом, чем грехопадение Евы. Другие просто иронизируют над ним. Большинство мужчин готовы сделать все, чтобы не дать женщинам избирательного права. А некоторые…

– Ненавидят это движение и женщин, которые его поддерживают, – договорила за него Реджина.

– Именно так, – заметил Джонатан. – Одно дело одобрять суфражизм. Но ненавидеть его до такой степени, чтобы пойти на убийство, – это уже отклонение от нормы.

Реджина сидела молча, водя пальцем по краю чашки. Джонатан прав. Большинству мужчин претит сама мысль о равноправии женщин, но они не способны на убийство женщин, поддерживающих это движение. Такие мужчины выступают против предоставления женщинам права голоса, не разрешают своим женам или дочерям поддерживать суфражизм, но не лишают их за это жизни.

– Я не хочу, чтобы ты писала статьи, – сказал Джонатан, убирая конверт в карман пиджака. – И не хочу, чтобы ты спорила с мужчинами, выступающими против суфражизма. До тех пор, пока убийца Хейзл не окажется за решеткой.

Реджина закрыла глаза, вспоминая последние происшествия в Мерриам-Фоллс. Ей было трудно поверить, что кто-то в таком маленьком городке мог испытывать лютую ненависть к суфражизму.

– Обещай мне, – потребовал Джонатан.

Реджина открыла глаза. Скользнула взглядом по его красивому лицу, широким плечам. Он говорил очень уверенно, тоном повелителя. И впервые Реджину не обидел его властный тон.

– Обещай мне, – снова потребовал Джонатан, беря ее руку, лежавшую на столе. – Я хочу быть спокоен за тебя, пока все не уляжется и преступник не будет найден.

– Буду осторожна, – пообещала Реджина. Его прикосновение вселило в нее спокойствие и уверенность и в то же время взволновало ее, но она виду не подала. Джонатан не должен об этом знать.

Она будет осторожна, но больше не позволит ему никаких вольностей.

– Фаулер согласен с тобой?

Джонатан сердито фыркнул в ответ.

– Он настаивает на том, что убить Хейзл мог только чужак. Он даже не хочет рассматривать мои доводы, пока я не представлю улики.

– А улик у тебя нет.

– Есть только моя интуиция, – сказал Джонатан. Интуиция, которая помогла ему разбогатеть, подумала Реджина.

– Трудно себе представить, что это мог быть местный житель, – сказала она и сделала глоток чаю. – Ты новый человек в Мерриам-Фоллс. А я здесь родилась. Люди здесь, может, и ограниченные, но не злые и не подлые.

– Чужая душа – потемки, – сказал Джонатан. Взгляд у него по-прежнему был уверенный, но голос стал мягче. – К тому, кто убил Хейзл, нельзя подходить с обычной меркой.

Реджина молча согласилась с ним. Она не была совсем уж наивной. Мир полон опасностей.

Пробили часы в гостиной, и их мягкие удары напомнили о том, что уже очень поздно. Джонатан встал.

– Проверь, хорошо ли закрыты двери. И не пытайся скрываться от Бисби, когда он сопровождает тебя в город.

Его приказной тон покоробил Реджину, но возражать она не стала.

– Спокойной ночи, – сказал Джонатан, целуя ее. – Мне нужно уехать по делам на несколько дней в Филадельфию. Веди себя хорошо.

Не успела Реджина ответить, как он уже ушел. Она долго сидела у стола, раздумывая над тем, как усложнилась ее жизнь за последние несколько недель.

Глава 8

В Филадельфии Джонатану пришлось задержаться. Сделка оказалась самой сложной из всех, которые ему до сих пор доводилось совершать. К тому же его партнеры не разделяли его склонности к риску. Тем не менее в Мерриам-Фоллс он вернулся уверенным, что деньги, вложенные в развитие предприятия по производству горнодобывающего оборудования, со временем многократно окупятся. Джонатан вышел из вагона и, ожидая, пока носильщик вынесет его чемоданы, обдумывал, где бы им с Реджиной провести медовый месяц. Земля, недавно приобретенная им у реки Юкон, была такой же дикой, как и юная леди, на которой он собирался жениться. И хотя идея сама по себе казалась ему привлекательной, сомнения вызывала погода. Было начало февраля, до лета далеко. Несколько недель в Нью-Йорке тоже подошли бы для его целей. В общем-то ему безразлично, где провести медовый месяц. Главное, чтобы он состоялся.

Джонатан сел в наемный экипаж, с нетерпением ожидая встречи со своей будущей невестой. На севере горизонт закрывали плотные облака, грозя снова укутать снежным покровом долину реки Гудзон. В такую погоду все вокруг кажется серым и унылым. Джонатану было любопытно, в каком настроении встретит его Реджина.

Он надеялся, что все это время ей недоставало его.

Бисби встретил его на пороге.

– Как дела? – спросил Джонатан, отдавая пальто дворецкому.

– Все тихо, – сообщил Бисби, но тон у него был озабоченный. – А как дела в Филадельфии?

– Там слишком шумно, – ответил Джонатан. – Похоже, никто, кроме меня, не верит в возможности неисследованных приграничных районов. Стоило немалых трудов убедить джентльменов участвовать в этом деле вместе со мной. Юкон – как женщина, которая только и ждет, когда за ней начнут ухаживать. Думаю, этим летом я возьму с собой Реджину на северо-запад. Второй медовый месяц, так сказать.

– Уверен, леди там понравится, – заметил Бисби, как всегда сдержанно улыбнувшись. Зная характер девушки, дворецкий не был уверен в том, что и первый медовый месяц состоится.

– Кстати, как себя вела моя невеста, – спросил Джонатан, проходя в кабинет и наполняя бокал.

– Со здоровьем у нее все в порядке. Что же до настроения, то его хорошим не назовешь.

Серые глаза Джонатана внимательно посмотрели на слугу.

– Что она натворила?

– Ходила в полицию, – ответил дворецкий. – Я напомнил ей об обещании не предпринимать никаких действий, которые могли бы привлечь к ней нежелательное внимание, но она чуть не набросилась на меня с кулаками. К счастью, Фаулера не оказалось на месте. Я проводил мисс Ван Бурен домой, хотя она заявила, что не желает больше видеть моей противной физиономии.

Джонатан рассмеялся и сел в кресло перед пылающим камином. Жгучее желание немедленно обнять Реджину прогнало улыбку с его лица. Он задрожал от предвкушения наслаждения, которое она могла дать ему. В Филадельфии Джонатан не обращал на женщин никакого внимания, что совершенно на него не похоже. И теперь его тело протестовало против этого добровольного воздержания.

Но сейчас ему была нужна не просто женщина, он хотел только Реджину Ван Бурен. И это желание все возрастало.

– Бери свою противную физиономию и отправляйся в дом напротив. Передай приглашение на ужин, – велел он Бисби. – Пора надеть обручальное кольцо на палец нашей очаровательной маленькой суфражистки.

– Она не примет приглашение, – сказал Бисби. – Сегодня последняя среда месяца.

– И что из этого следует?

– Каждую последнюю среду месяца собирается литературный кружок Мерриам-Фоллс. Мисс Ван Бурен любит классику.

Джонатану не нравилось, когда нарушались его планы. Бисби занялся своими делами, а Джонатан сидел в кабинете и размышлял. Похоже, он уже начал думать о Реджине как о своей жене, своей собственности. Такое отношение возмутило бы ее, но изменить его было выше его сил. Это не имело ничего общего с женщинами и их борьбой за политическое равноправие. Это было просто его желание сделать эту очаровательную леди своей. Она веселая и красивая, и с ней ему спокойно. Это было совсем новое для него чувство. Большую часть своей жизни он наслаждался свободой, которую давали ему его холостяцкое житье и богатство.

Джонатан пил не торопясь, рисуя себе картины семейной жизни. Он был рад, что сейчас находится у себя дома, а не где-нибудь на вечеринке, на встрече с инвесторами, которых надо заставить раскошелиться. Ему нравилось путешествовать. Во время своих поездок он лучше узнавал человеческую натуру. Это помогало ему в деловых переговорах и давало преимущества в отношениях с женщинами.

Большую часть своей взрослой жизни Джонатан провел за границей, изучая культуру других стран и приобретая там опыт в наслаждениях. Он смотрел в потрескивающий огонь камина и думал о том, каким экзотическим вещам сможет научить свою жену. Но прежде всего ему нужно уговорить ее выйти за него замуж.

Джонатан уже не спрашивал себя, каким образом его первоначальное намерение жениться на ней, чтобы «остепениться», превратилось в навязчивую идею. Он желал Реджину так, как никогда еще не желал ни одну женщину. Джонатан отставил свой бокал и поднялся наверх переодеваться к ужину.

Реджина в это время уже закончила раскладывать на блюде песочное печенье, которое подадут к чаю, когда в гостиной соберутся члены литературного кружка. Это будет первое собрание кружка после смерти Хейзл. Реджина с нетерпением ожидала встречи со своими единомышленницами – суфражистками. Никто, кроме восьми женщин, членов кружка, и миссис Чалмерс, не знал, что на собраниях женщины Мерриам-Фоллс, в общем-то изолированные от внешнего мира, знакомились с происходящим в других частях страны.

Реджина переписывалась со сторонницами женского движения в Нью-Йорке и в других городах, даже таких отдаленных, как Сент-Луис и Чарлстон. Это давало им возможность быть уверенными в том, что женское движение все еще существует, хотя большинство жителей городка обрадовало бы известие о том, что оно приказало долго жить.

Дневники и письма суфражисток из других городов поддерживали веру участниц кружка в то, что женское движение имеет будущее. Если женщины объединятся, их невозможно будет игнорировать.

– Мне не хотелось приходить, – заявила Элайза Эмерсон, расстегивая пальто. Она жила на Ганновер-стрит, недалеко от пансиона Реджины. Отец Элайзы, президент местного банка, считал суфражизм совершенно бесполезной чепухой. – Всякий раз, как я вспоминаю о Хейзл…

– Она верила в наше дело, – твердо сказала Реджина. – Мы все друзья и нужны сейчас друг другу больше чем когда бы то ни было.

– Ты права, – согласилась Элайза, обнимая подругу. – Прости меня.

– Тебе не за что просить прощения, – ответила Реджина. – Пока все не собрались, помоги мне на кухне. Миссис Чалмерс совершенно забыла о нашем собрании, так увлеклась приготовлением персикового торта и яблочного пирога к ужину. Я испекла целый противень печенья и жду, пока оно остынет.

Элайза отправилась за ней на просторную кухню, где было тепло и вкусно пахло ванилью.

– Сегодня после обеда я ходила по магазинам и видела на вокзале мистера Паркера, – сказала Элайза.

От этой новости сердце у Реджины сильно забилось, но она ничем не выдала своего волнения.

– Я знаю, что он уезжал по делам.

– А я знаю, что он просил тебя выйти за него замуж, – заметила Элайза, повторяя сплетню, ходившую по городу. – Он очень красивый мужчина.

– Старомодный и самоуверенный, – сухо возразила Реджина, снимая печенье с противня и раскладывая его на овальном блюде. Из всех подруг дочь банкира была самой наивной. Реджина полагала, что она никогда не целовалась с мужчиной. Не говоря уже о вольностях, которые позволила Реджина Джонатану во время их последней встречи.

Реджина сосредоточила все внимание на оформлении блюда с печеньем, чтобы прогнать волнующие воспоминания. С тех пор как Джонатан целовал ее на крыше сарая, она ни разу не открывала телескоп. При одной мысли о том, чтобы подняться на крышу сарая, ее охватывал жар, все тело начинало болеть и трепетать. Всякий раз, вспоминая о Джонатане, она испытывала одни и те же чувства: жар, ноющую боль и слабость, как при лихорадке.

– Интересно, он уже купил тебе кольцо? – продолжала Элайза, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Реджины. – Мой отец сказал, что мистер Паркер самый богатый человек, который когда-либо жил в Мерриам-Фоллс. Может быть, он подарит тебе жемчуга. Или бриллианты! Ты сможешь принять такие подарки, если вы обручены.

– Мы с мистером Паркером не обручены, – подчеркнула Реджина. – Я вообще не собираюсь выходить замуж.

– Знаю, ты веришь в суфражизм, – сказала Элайза. – Я тоже в него верю, однако оставаться старой девой не хочу. – Она вздохнула. – Но мой будущий муж должен соответствовать всем требованиям отца. Ты увела мистера Паркера, прежде чем мои родители успели пригласить его к нам на ужин.

– Я никого не уводила, – сказала Реджина, потрясенная тем, что ее подруга могла интересоваться Джонатаном. – В любом случае, – добавила она, ненавидя себя за неизвестно откуда взявшееся чувство ревности, – вы можете пригласить мистера Паркера на ужин. Надеюсь, они с твоим отцом подружатся.

Элайза засмеялась.

– Ты его любишь, – поддразнила она. – Это заметно.

– По-моему, заметно лишь, как он меня раздражает, – сказала Реджина. – Этот человек буквально приводит меня в бешенство. Он не имеет никакого права говорить о том, что мы помолвлены. Потому что это неправда.

– Он так не думает, – возразила Элайза. – Я считаю его очень романтичным. И Мелинда Пратт тоже. Мы с ней поспорили. По ее мнению, вы поженитесь до четвертого июля, то есть ко Дню независимости. Я думаю, уже в июне. – Элайза улыбнулась. – Сейчас очень модно проводить медовый месяц летом в Европе.

– Я не собираюсь в Европу, – отрезала Реджина. Эта Мелинда может донести сплетни и до Нью-Йорка. Школьную учительницу не приняли в члены литературного кружка из-за ее неумения хранить тайны.

– Кажется, кто-то стучит в дверь? Пойду посмотрю, – сказала Элайза.

Реджина проводила подругу взглядом и нахмурилась. Сколько раз придется повторять, что они с Джонатаном не помолвлены, чтобы ей наконец поверили?

Даже миссис Чалмерс не верит. Повариха начала по вечерам плести кружева, которые, по ее мнению, невесте обязательно понадобятся.

Реджина шутливо заметила, что кружева цвета слоновой кости подойдут любой невесте. Мистер Фергюсон стал постоянно сопровождать вдову в церковь, и все считали это признаком серьезных отношений.

Мысль о возможном замужестве Люси Чалмерс заставила Реджину нахмуриться еще больше. Не то чтобы она не желала счастья своей поварихе. Она, конечно, желала ей счастья. Но Реджина уже привыкла считать Люси членом семьи. А если подруга выйдет замуж, то оставит пансион и будет жить вместе с мужем. Реджина решительно отбросила эти мысли, вытерла руки о полотенце, разгладила руками свою черную шерстяную юбку и с блюдом в руках покинула кухню.

Собрание членов кружка проходило хорошо, хотя очень не хватало Хейзл Глам, которая всегда вносила оживление в их встречи. На этот раз девушки обсуждали петицию, которую Элизабет Кэди Стэнтон недавно внесла на рассмотрение законодательного органа штата Нью-Йорк. В этой петиции выдвигались требования обратить серьезное внимание на положение женщин и принять поправку к закону, которая обеспечивала бы женщинам право голоса. В конце встречи Реджина предложила подругам создать фонд памяти Хейзл. Собранные деньги можно было бы использовать для поддержки женского движения. С ее предложением согласились все члены кружка и пообещали выделять часть своих ежемесячных доходов для фонда.

Прощаясь с подругами, Реджина брала с каждой обещание соблюдать осторожность. На улице было уже совсем темно, и хотя никому из девушек не хотелось в это верить, опасность могла подстерегать их на каждом шагу. Это напутствие несколько омрачило их настроение.

– Я тебя провожу, – предложила Реджина Элайзе, которая как раз надевала пальто.

– А тогда тебе придется возвращаться одной, – возразила подруга. – Мне ведь недалеко. Не волнуйся, ничего не случится.

– Я пойду с тобой, – настойчиво повторила Реджина, набросив на плечи пальто. Бисби, конечно, догонит их, прежде чем они свернут за угол. – Мне нравятся холодные ночи.

Элайза не стала больше возражать, так как знала, что Реджина нередко проводила долгие часы на крыше сарая, разглядывая в телескоп звездное небо. Реджина весело болтала с подругой, однако это не помешало ей заметить на противоположной стороне улицы мужчину, который пошел вслед за ними по Уитли-стрит.

Она сразу догадалась, что это не Бисби. Это был Джонатан Паркер собственной персоной. Реджина взволновалась и обрадовалась. Они не виделись уже несколько дней, и мысли о нем не покидали девушку. Его поцелуи все еще горели на ее губах.

Реджина шла рядом с подругой, размышляя о том, что теперь она поняла, как одна-единственная мысль может овладеть душой и телом человека, как он попадает в зависимость от нее и уже не может трезво мыслить. Может быть, и убийцей овладела такая мысль? Он решил, что мужчины могут потерять свободу, если женщины обретут право голоса. И надо заставить их замолчать. Одержимый этой идеей он задушил Хейзл, а не вонзил ей нож в сердце?

Реджина задрожала как от холода, хотя на ней было теплое шерстяное пальто. Она рассеянно слушала Элайзу, но не могла сосредоточиться на ее веселой болтовне. Девушка чувствовала ночной холод и слышала хруст снега под ногами, но это были чисто физические ощущения. Ей вспомнилась ночь, когда Джонатан поднялся к ней на крышу сарая и низким, проникновенным голосом шептал, какое наслаждение для него касаться ее, его теплые, твердые и требовательные губы, когда он учил ее целоваться. Воспоминания были более реальны, чем окружающий мир. От этих воспоминаний она не могла спрятаться, как от холодного зимнего воздуха.

– Встретимся в субботу, – сказала Элайза, прервав размышления Реджины.

– В церкви, – пробормотала Реджина, возвращаясь из другого места и времени. – Да. Увидимся в субботу.

Она подождала, пока подруга открыла входную дверь и вошла в дом, потом повернулась и отошла от калитки. Джонатан, широкоплечий и стройный, стоял, засунув руки в карманы пальто, на противоположной стороне улицы, его высокая фигура была отчетливо видна в желтом свете уличного фонаря на углу Уитли-стрит и Ганновер-стрит. Реджине казалось, что она видит его самодовольную улыбку. Но Джонатан был слишком далеко, чтобы с уверенностью сказать, улыбается ли он вообще. Однако его пристальный взгляд Реджина чувствовала. Казалось, ни время, ни расстояние не могут разделить их. Эта мысль заставила девушку вздрогнуть. Что ей делать?

Она была уже на полпути к дому, когда Джонатан пересек улицу, и пошел рядом с ней, как будто они просто совершали вечернюю прогулку.

– Догадываюсь, что Бисби пришлось нелегко с вами, – сказал он.

Реджина остановилась. Было темно, и Джонатан, как ни старался, не мог рассмотреть выражение ее лица. Часы на здании суда пробили, сообщив, что уже поздно и Реджине давно пора быть дома. На мгновение ей захотелось побежать со всех ног к пансиону и захлопнуть за собой дверь, оставив на улице чувства, которые пробуждал в ней Джонатан. Вместо этого она взглянула ему в лицо, едва различимое в полутьме.

– Надеюсь, поездка была удачной, – вежливо, но холодно заметила она.

– Мне так не хватало вас, – ответил он.

Эти простые слова совершенно обезоружили Реджину. Последние дни она непрестанно придумывала причины, которые могли бы заставить Джонатана отказаться от намерения жениться на ней. И все эти причины были очень логичными и разумными. Но то, что она чувствовала сейчас, было чистым безумием. Не ответив на его слова, Реджина пошла дальше. И шла не останавливаясь, пока не оказалась на переднем крыльце пансиона.

– Спокойной ночи, – бросила она, решив, что чем меньше она скажет, тем лучше. Но Джонатан, будто не слыша ее, спросил:

– А вы меня не поцелуете на прощание?

Щеки девушки вспыхнули. Что вызвало этот очаровательный румянец: холод или его вопрос? – подумал Джонатан.

– Я уже попрощалась с вами, мистер Паркер. Мне хотелось бы, чтобы это был наш последний разговор, – сказала Реджина, надеясь, что ее слова достигли цели и Джонатан оставит ее в покое. У нее больше не было сил сопротивляться ему. – Как джентльмен, вы должны считаться с моими желаниями.

– Я бываю джентльменом, лишь когда мне это выгодно, – ответил Джонатан, открывая дверь пансиона. Он отступил на шаг и ждал, пока Реджина войдет в дом.

Девушка не знала, последует он за ней или нет. Она надеялась, что Джонатан уйдет, и в то же время молила Бога, чтобы он остался.

Она вошла в теплую прихожую. Дрожащими руками принялась расстегивать пальто, чувствуя за спиной его присутствие. Он тихо закрыл дверь, подошел, обнял за талию и привлек к себе.

– Прекратите эту борьбу, Реджина, – прошептал он.

– Нет, – решительно сказала девушка, вырываясь из его объятий и поворачиваясь к нему. Она злилась на него за то, что он возник из тьмы и заставил испытать уже знакомые ей ощущения. Злилась на себя за то, что не могла избавиться от этих ощущений. – Мы совершенно чужие люди. Я ничего о вас не знаю. Странно, что, решив жениться, вы выбрали в невесты меня. Вы просто невыносимы. Уходите, пожалуйста, и оставьте меня в покое.

– Нет.

Ей очень хотелось закричать изо всех сил и позвать на помощь мистера Фергюсона, чтобы тот вышвырнул Джонатана из дома. Хотя на такой подвиг управляющий фабрики вряд ли был способен: Джонатан платил ему деньги. Реджина, сжав кулаки, в бессильном гневе наблюдала, как Джонатан не спеша снимает перчатки, шляпу и пальто. И вот он уже стоит перед ней в темно-синем костюме, светлом жилете в цветочек и белоснежной рубашке. Он выглядел как истинный бизнесмен. Реджина раздраженно вздохнула и прошла в гостиную.

Как она и ожидала, Джонатан последовал за ней.

– Я родился в Нью-Йорке, – сообщил он, беря с блюда печенье.

– Мне совершенно безразлично, где вы родились, – сквозь зубы ответила она.

Джонатан улыбнулся.

– Мы же знакомимся. Разве не этого вы хотели? Нам нужно лучше узнать друг друга.

– А что, если я не хочу ничего о вас знать? – резко спросила она. – Что, если я считаю вас грубым, ваше поведение вызывающим, а ваши намерения…

– Итак, родился я в Нью-Йорке. Мой отец держал мясную лавку. Моя мать была… матерью. Высокая, стройная и очень милая. Как и вы, я не имел ни братьев, ни сестер. – Он не лгал. Абигайль была мертва. – Не возражаете, если я налью себе выпить?

– Пожалуйста, – резко ответила Реджина. – Не желаете ли, чтобы я взбила подушки на диване? Или позвала миссис Чалмерс и велела ей подать чай?

– Предпочитаю виски, – сказал Джонатан, скрывая улыбку. Господи, как она сейчас хороша. И он не намерен покинуть пансион, не поцеловав ее хотя бы раз. Нет, лучше два раза. Ведь он отсутствовал почти две недели. Мужчина заслуживает хоть какое-то вознаграждение за свое воздержание.

Реджина принялась убирать посуду, со стола, ставя ее на поднос, чтобы отнести на кухню, а оттуда незаметно подняться в свою комнату. Если мистеру Паркеру так хочется сидеть в ее гостиной, пусть себе сидит – один!

– В Лондоне я встретил Бисби, – неожиданно сказал Джонатан, закрывая бар. – Он пытался забраться в мой карман.

Эта новость заинтересовала Реджину. Она поставила последние чашки на поднос и посмотрела на Джонатана:

– Значит, Бисби – карманник?

– Бывший карманник, – с улыбкой ответил он. – Я решил, что он интереснее большинства членов палаты лордов, и нанял его. – Джонатан улыбнулся ей. – Надеюсь, вы сохраните в тайне его прошлое. Теперь, когда он служит у меня дворецким, ему необходимо блюсти свою репутацию.

Реджина была поражена. Оказывается, она знала о Джонатане даже меньше, чем думала. Трудно представить себе, что он может нанять на работу бывшего карманника. Впрочем, у них много общего. Оба стремятся любой ценой получить то, чего хотят.

– О моей личной жизни рассказывать особенно нечего, – продолжал Джонатан. – Я – бизнесмен, много путешествовал. Мог бы много рассказать вам о Париже, Лондоне или Гонконге. Или, если хотите, о Гавайях. Там чувствуешь себя словно в раю.

Рай!

Реджина могла это себе представить. В ту ночь на крыше сарая она тоже была в раю. Туда ее привел Джонатан. Нет. Он поманил ее обещанием рая. Реджина отвернулась от Джонатана, опасаясь, что ее выдаст выражение лица. Он сразу поймет, что заставил ее испытать чувства, которые настоящая леди не должна испытывать. Заставил желать такие вещи, которые леди желать не должна. Жаждал того, что не имеет ничего общего ни с независимостью, ни с движением женщин за свои права.

Джонатан задумчиво потягивал виски. Он может кое-что сделать. Может обнять Реджину и целовать ее до потери сознания, а потом заняться с ней любовью перед камином. Тогда на следующий день эта упрямая юная леди вынуждена будет принять его предложение. Или он может поцеловать ее на прощание и отправиться домой. А она будет думать о нем всю ночь. Желая ее до боли во всем теле, он все-таки понимал, что второе решение более правильно. Он допил виски и поставил бокал на каминную полку.

– Поужинайте со мной завтра вечером, – попросил Джонатан и, ожидая ответа, жадно смотрел на нее своими серебристыми глазами.

Сердце Реджины учащенно забилось. Она должна отказаться, если не хочет дать новой пищи для сплетен. Но ее мучило любопытство. Желание узнать как можно больше об этом человеке стало уже болезнью, и излечиться можно было только одним способом – быть рядом с ним.

Джонатан отошел от камина. Ему доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие наблюдать, как Реджина борется с самой собой. Он нежно взял ее за плечи, Реджина попыталась уклониться, но вырываться не стала. Джонатан, улыбаясь, наклонился и прижался губами к ее губам. Поцелуй был долгим, страстным и удивительно приятным.

– Скажи, что тебе этого не хочется, – требовательно прошептал он.

– Не могу, – едва дыша, ответила Реджина. Ей казалось, будто она то падает в бездонную пропасть, то взлетает. Всякий раз, когда этот мужчина касался ее, девушка теряла всякое представление о реальности.

Джонатан снова наклонился и поцеловал ее. Реджина не понимала, летит она или плывет. Когда он отпустил ее, она прильнула к его груди.

– Я тебя за это ненавижу, – произнесла она тихо.

Джонатан с улыбкой поднял ее, посадил в большое кресло у камина и легко, едва касаясь, поцеловал в губы.

– Ужин. Завтра вечером.

Реджина считала себя самостоятельной женщиной, которая управляет своей жизнью. Но Джонатан одним взглядом своих серых глаз лишал ее воли. Сегодня она прошла по кругу от ненависти до чувства полной расслабленности, полной неспособности сопротивляться ему. Реджина говорила себе, что не должна ужинать с этим человеком, но отказаться не могла. Это было как наваждение. Она уже не могла жить без его поцелуев, как наркоман без наркотиков.

– Спокойной ночи, любимая, – сказал на прощание Джонатан.

Реджина посмотрела ему в глаза. На мгновение она почти поверила в искренность его слов. Но иллюзия рассеялась, как только он улыбнулся своей самоуверенной улыбкой.

Девушка смотрела ему вслед, зная, что укрепила его самоуверенность, позволив поцеловать себя. Почему она не может устоять перед ним? Она ведь не слабовольная и умеет постоять за себя.

Только вряд ли ей удастся найти ответ на этот вопрос, так что нечего ломать голову. Она взяла кота Брамуэлла на руки и поднялась в свою комнату. Ее любимый кот, свернувшись клубком у нее в ногах, тут же уснул. А Реджина почти всю ночь не спала. Мешали мысли о Джонатане. Она никак не могла выбросить их из головы.

Глава 9

Следующие двадцать четыре часа были самыми напряженными в жизни Реджины. К тому времени как на Мерриам-Фоллс опустились сумерки и небо окрасилось в холодный светло-зеленый цвет, ее охватили тревога и беспокойство. Она нервно ходила по своей спальне на втором этаже пансиона. На ней были только шелковая рубашка, нижняя юбка и чулки. Вечернее платье кофейного цвета лежало на постели.

Чем больше она раздумывала над предстоящим ужином наедине с Джонатаном, тем яснее ей становилось, насколько важен для нее предстоящий вечер. Джонатан, вероятно, задумал скомпрометировать ее сегодня. Он был близок к этому еще в тот вечер, когда поднялся к ней на крышу сарая. Но, что еще хуже, она не сопротивлялась.

– Ты готова? – окликнула ее из коридора миссис Чалмерс и постучала. Реджина открыла дверь.

– Готова, – откликнулась девушка, пряча дрожащие руки в складки нижней юбки. Она взяла с постели платье. Реджина купила его два года назад, когда ездила в Нью-Йорке на ужин в честь Элизабет Кэди Стэнтон, и заплатила за него немалую сумму. У платья был узкий корсаж, отделанный черным кантом с крошечными золотыми шариками, и широкая юбка, ниспадающая красивыми складками до самого пола. Вырез был очень глубокий, обычно Реджина не носила такие декольте, но это был настоящий вечерний туалет.

Миссис Чалмерс помогла хозяйке застегнуть элегантное платье и уложила ее красивые каштановые локоны в высокую прическу. Единственным украшением было жемчужное ожерелье и жемчужные серьги, которые Реджина унаследовала от своей матери. Миссис Чалмерс улыбнулась, довольная результатом их трудов.

Реджина посмотрела в зеркало и нахмурилась. Она выглядела как женщина, которая хочет понравиться мужчине.

– Ты – красавица, – прошептала Люси, осторожно обнимая подругу. – Мистер Паркер глаз от тебя не сможет оторвать.

– Именно этого я и опасаюсь, – пробормотала себе под нос Реджина.

– Если не хочешь, чтобы он ухаживал за тобой, сними платье и напиши ему записку. Ричард отнесет. Напиши, что ты не можешь прийти, что разболелась голова.

– Ричард? – улыбнулась Реджина. – Я и не знала, что вы с мистером Фергюсоном зовете друг друга по имени.

– Не увиливай, – одернула ее Люси. – Ты собираешься ужинать с мистером Паркером или нет?

Продолжая смотреть на себя в зеркало, Реджина украсила прическу небольшим черным пером и улыбнулась подруге:

– Я буду ужинать с этим джентльменом.

– Тогда надевай туфли, – засмеялась Люси, показывая на ее ноги в чулках. – Сейчас принесу пальто. А то джентльмен уже заждался тебя.

Бисби зашел за девушкой и проводил ее через улицу к дому мистера Джонатана Бельмонта Паркера. Реджина считала это совершенно лишним, но со слугой спорить не стала. Свое мнение она выскажет его хозяину. Через несколько минут Реджина уже вошла в большой холл дома напротив. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

В холле появился хозяин дома. Он одобрительно улыбнулся, разглядывая гостью. Взгляд его задержался на глубоком декольте вечернего платья.

– Вы сегодня очаровательны, – сказал Джонатан, подходя к Реджине и беря ее за руку. Он поднес руку к губам и поцеловал чуть выше запястья. – Спасибо, что пришли.

Джонатан повел Реджину не в большую столовую, как она ожидала, а мимо своего кабинета к двери, ведущей в небольшое помещение. В комнате стоял круглый стол, накрытый льняной скатертью цвета слоновой кости и сервированный для интимного ужина. Небольшой серебряный подсвечник в центре стола окружали белые и красные цветы. Свет свечей играл на золотых каемках лиможского фарфора и изысканном хрустале.

Интерьер комнаты производил такое же сильное впечатление, как и оформление стола: темно-красные обои на стенах, белые кружевные занавеси и золотисто-желтые бархатные портьеры на окнах. Две высокие китайские вазы стояли по обе стороны уютного диванчика со множеством мягких подушек. Камин был из белого итальянского мрамора.

Реджина подошла к каминной полке с целой коллекцией маленьких слоников из настоящей слоновой кости и тикового дерева. Она никогда не видела ничего подобного и протянула руку к фигуркам. Но, осознав, какую ценность они собой представляют, заколебалась.

– Не бойтесь, можете их потрогать, – сказал Джонатан, подходя к ней. – Вот этот мой любимый. – Он взял в руки самого большого слоника из тикового дерева. Праздничный головной убор слона и попона на его спине были окрашены в яркий желтый цвет. Маленькие бивни – из слоновой кости с золотыми полосками. Он протянул Реджине это редкое произведение искусства, и она увидела, что попона на слоне украшена настоящими изумрудами. Камни сверкали в свете камина, и искусно вырезанная фигурка слона казалась живой.

– Вы были в Индии?

– Раз, – ответил он. – Бивни этого слона из чистого золота. – Он показал на слона с хоботом, высоко поднятым над головой.

– Какой красивый!

– Вы красивы, – прошептал Джонатан, беря из ее рук слоника и возвращая его на каминную полку.

Его улыбка не придала уверенности Реджине. Она хотела подойти к столу, когда он преградил ей путь.

– Не бойтесь меня, – сказал Джонатан. – И не бойтесь себя.

– Я и не боюсь, – возразила Реджина, желая, чтобы вечер на этом закончился. Самое ужасное в том, что он прав. Она и хочет и не хочет его, любит и боится себе в этом признаться.

– Нет, вы боитесь. – Он посмотрел на нее с высоты своего роста, глаза его сверкали как драгоценные камни, украшавшие попоны его любимых слоников. – Вы боитесь выйти за меня замуж, потому что опасаетесь, что вам понравится быть моей женой и принадлежать мне.

Реджина гневно взглянула на него.

– Я боюсь, что сойду с ума, проведя всего несколько часов в вашем обществе, – резко ответила она. – Вы самый самоуверенный человек, какого мне только доводилось встречать.

Джонатан громко расхохотался и отошел к маленькому столику, где в серебряном ведерке со льдом стояло шампанское. Он открыл бутылку. Пробка вырвалась из нее с громким хлопком. Пока Джонатан наполнял шампанским бокалы, девушка разглядывала картину, висевшую над камином. Такую же экзотическую, как и миниатюрные фигурки слоников на каминной полке.

Высокая башня восточного дворца возвышалась на фоне пустынного неба. Через открытую дверь виден был гарем. Женщины, закутанные в прозрачные покрывала, возлежали вокруг выложенного керамической плиткой бассейна, ожидая своего повелителя. Картина не только открывала секреты гарема, но и возбуждала любопытство. Понимая, куда могут завести ее мысли, возникшие при виде этой сцены, Реджина поспешно отвела взгляд от полотна. Однако острый взгляд Джонатана успел заметить, какое впечатление картина произвела на девушку.

– Здесь изображен летний дворец султана Топкапы, – пояснил он.

– Память о посещении дворца?

– Нет. Дворец был разрушен лет за тридцать до того, как я был в Турции, – сказал он, с радостью отметив нотки ревности в ее голосе. – Я купил эту картину просто потому, что она мне понравилась.

– В Мерриам-Фоллс не принято выставлять напоказ такие картины, – заметила Реджина, оглядывая комнату. Ее украшали только сувениры, привезенные Джонатаном из его экзотических путешествий.

На ее счастье, Бисби начал подавать ужин. Реджина заняла предложенное ей место за столом. Она подняла глаза и обнаружила, что сидит прямо напротив поразившей ее картины. С точки зрения сторонницы движения женщин за свои права, изображенная на картине сцена была оскорбительной и унизительной: женщины, созданные исключительно для того, чтобы ублажать мужчину. Но если посмотреть на нее с другой точки зрения, более объективно, то картина интересная. Художник уловил не сексуальную, а чувственную атмосферу гарема. Цвета были нежными, как ласки любовника. Тени – скорее манящими, чем пугающими. Женщины выглядели довольными, как будто наслаждение, доставленное им султаном, стоило того, чтобы жить пленницами в его гареме.

«Вы опасаетесь, что вам понравится принадлежать мне». Реджина зажмурилась, вспомнив эти слова. Ей не хотелось думать о том, что она может принадлежать Джонатану. Но если бы это случилось, неужели ее лицо выражало бы такую же удовлетворенность, как у этих женщин на картине? Могла бы она испытывать удовольствие от того, что является чьей-то собственностью? Могла бы принадлежать Джонатану и при этом оставаться самой собой? Или ей пришлось бы пожертвовать своей душой ради удовлетворения плоти?

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – сказал Джонатан, когда Бисби, подав изысканную еду, покинул комнату. – Что вас пугает больше? Замужество или я?

Он каким-то таинственным способом читает ее мысли, подумала Реджина. «Зачем ему нужно убеждать меня в том, что я боюсь его?» Чтобы успокоиться, она выпила немного воды. Потом с вежливой улыбкой произнесла заведомую ложь:

– Ни то ни другое.

– Тогда, почему вы не хотите принять мое предложение? Уверяю вас, я не тиран. И не собираюсь контролировать каждый ваш шаг. Или запрещать читать сочинения родоначальниц суфражизма.

– Вы уже и так контролируете каждый мой шаг, – возразила Реджина. – Я не могу выйти из дома, чтобы ваш верный Бисби не следовал за мной по пятам. Мне это не нравится.

– А я считаю, что вам лучше потерпеть присутствие Бисби, чем оказаться в опасности.

Что-то в его тоне заставило Реджину замолчать. Он не просто констатировал факт, он заявлял о решимости осуществить свои намерения и защитить ее. Как и Джонатан, она вынуждена была признать существующую опасность. Полиция все еще искала убийцу Хейзл.

– Вы не ответили на мой вопрос. Если вы не боитесь ни замужества, ни меня – значит, боитесь себя.

– Это уже не вопрос, а загадка, – сказала Реджина, чувствуя, что попала в расставленную ловушку. – Почему я должна бояться себя?

– Потому что я заставляю вас чувствовать то, чего вы раньше не чувствовали, – ответил Джонатан. – Потому что вы хотите, чтобы все, и вы в том числе, верили в вашу способность противостоять силе страсти.

– Вы снова начинаете грубить, – покраснев, заметила Реджина.

Его откровенность огорчала ее почти так же, как и сознание его правоты.

Страсть – это приключение для мужчины и проявление слабости – для женщины, так полагала Реджина.

Джонатан отпил шампанское. Он уже заранее решил, что сегодня заставит Реджину свернуть с ложного пути. Он соблазнит ее и заставит пойти с ним к алтарю, а поэтому сейчас может себе позволить долгие обсуждения всех «за» и «против» брака. А еще он может обратить ее природную чувственность против нее самой. После долгих размышлений Джонатан пришел к выводу, что Реджина использует суфражизм как щит, как средство удержать мужчину на расстоянии. Наилучший способ заставить ее выйти за него – убедить в преимуществе замужества перед незамужней жизнью, которая дает ей только относительную независимость. Ему нужно доказать, что, став его женой, она больше обретет, чем потеряет.

– Конечно, такая образованная женщина, как вы, в состоянии говорить на самые разные темы. Людям свойственно испытывать страсти, Реджина. Как мужчинам, так и женщинам. И ничего постыдного в этом нет.

Смущенная тем, что за ужином они обсуждают такую интимную тему, Реджина старалась не встречаться взглядом с Джонатаном. Она ожидала от него попытки соблазнить ее, но поцелуями, а не картиной, которая произвела на нее такое впечатление. Он насмехался над ней, заставляя испытывать необычные ощущения, которые невозможно забыть.

– Вам нравится картина, с изображением дворца султана, – сказал он. Реджина промолчала. – Хотите знать, почему?

Реджина продолжала хранить молчание. Она сознавала, как было глупо с ее стороны прийти на этот ужин. Ей нужно было закрыться в своей комнате, подальше от его чарующих глаз и дьявольской улыбки. Устоять перед ним невозможно. Почему она решила, будто сможет отказать ему сегодня вечером?

– Вам нравится эта картина, потому что вы – страстная женщина, – сказал Джонатан. – Я вижу страсть в ваших глазах, вижу, как вы реагируете на мои прикосновения.

– В замужестве главное не страсть, а уважение, – сухо заметила Реджина, хотя его слова произвели на нее сильное впечатление. У этого человека есть своя цель, но она не имеет ничего общего с любовью. – Зачем мне терять свободу, чтобы превратиться в собственность мужчины, откровенно признающего, что он ищет себе жену и мать своих будущих детей, а не партнера, готового идти с ним по жизни?

– Замужество дает женщине гораздо больше свободы, чем вы можете себе представить, – сказал Джонатан, скользнув взглядом по ее лицу и остановив его на глубоком декольте. – Замужняя женщина не ограничена мещанской моралью общества. Наедине с мужем ей не нужно сохранять равнодушное выражение лица. У нее есть возможность превращать свои фантазии в реальность.

– У меня нет никаких фантазий, – сказала Реджина, солгав в очередной раз.

– У каждого есть фантазии, – возразил он. – Вещи, которые мы себе представляем, мечты, которые не дают нам уснуть. Не говорите, что вам не хочется достать луну, когда вы смотрите на нее. Не говорите, что не мечтаете, глядя на звезды. – Он посмотрел ей в лицо, и она не смогла отвести взгляд. – Не говорите, что забыли ту ночь на крыше сарая.

Реджина порывисто встала, едва не опрокинув стул.

– Я ухожу, – пробормотала она. – Не хочу оставаться здесь, не хочу, чтобы вы соблазняли меня.

– Я вас и не соблазняю. Просто я откровенен с вами. И хочу, чтобы вы были откровенны с самой собой.

Реджина хотела назвать его лжецом и выйти из комнаты, но не могла пошевельнуться. Джонатан снова был прав. Она жаждала его прикосновений. Хотела ощущать его каждой клеточкой своего тела, отбросить все запреты, которые общество наложило на женщин, и полностью отдаться страсти. Насладиться свободой, которой мужчины наслаждаются испокон веку.

Но правда погубила бы ее. Реджина знала, что все эти чувства, желания, мечты отражаются в ее глазах, и Джонатан это видит.

Казалось, он держит в своих руках ее душу.

– Скажите, что вас не влечет ко мне. Что вы не хотите того же, чего хочу я.

Он обошел вокруг стола, нежно взял Реджину за запястье и заключил в объятия.

Отчаявшись справиться с неизбежным, Реджина отвернула лицо. Она не решалась произнести ни слова. Все, что сказал Джонатан, было правдой. Казалось, он знал ее лучше, чем она сама.

– Не борись с этим, – прошептал он. – Мы очень подходим друг другу.

– Ничего подобного, – дрожащим голосом возразила она. Ей хотелось убежать, но Джонатан крепко держал ее в объятиях.

– Ты ошибаешься, – прошептал Джонатан, приблизив свои губы к ее лицу.

Он поцеловал Реджину. Девушка почувствовала прилив жгучей, как лесной пожар, страсти. Она извивалась в его объятиях, выгибала спину, жаждала все новых прикосновений.

– Не бойся своих чувств, дорогая. Выпусти их на свободу, – шептал Джонатан, нащупывая застежку на спине ее платья.

Его поцелуи становились все глубже, все требовательнее.

Реджина провела руками по лацканам его фрака, по плечам, обвила руками его шею, прижалась к нему. Она дрожала всем телом, то и дело вскрикивая, что еще сильнее разжигало Джонатана. Расстегнув ей платье, он не сумел сдержать стон, опустил корсаж до талии и наконец коснулся ее грудей.

Краем уха Реджина уловила стук в дверь. Где-то внутри дома послышался голос Ричарда Фергюсона. Их могли застать врасплох. Реджина вырвалась из объятий Джонатана.

– Нет! – воскликнула она, отталкивая его. – Нет.

Джонатан, услышав голоса, быстро повернул Реджину спиной к себе и застегнул ей платье.

– Не нервничай, – успокаивал он ее. – Бисби не войдет без стука.

Реджина тоже надеялась на это. Иначе она потеряла бы свое доброе имя.

– Это никогда больше не повторится, – поклялась девушка.

Джонатан ничего не ответил. Неудача не смутила его. Он был совершенно уверен, что рано или поздно Реджина сдастся. И все-таки его восхитило упрямство девушки. Она не только красива, но с ней интересно, хотя и трудно.

Бисби осторожно постучал в дверь. Джонатан ответил, что выйдет через минуту. Дворецкий удалился. С сильно бьющимся сердцем Реджина приводила себя в порядок, стараясь справиться с волнением.

– Мистер Фергюсон ждет, – решительно сказала она. – Уверена, случилось что-то серьезное. Иначе он не побеспокоил бы вас поздно вечером.

– Я скоро вернусь, – пообещал Джонатан.

– Уже поздно, мне пора, – настаивала Реджина. Ей не терпелось как можно скорее убежать из этого дома.

– Не сейчас, – возразил он.

Джонатан открыл дверь и вышел в холл. Сегодня вечером он рискнул и победил. Он почувствовал, как дрожало от страсти ее тело в его объятиях. Он принял правильное решение, задумав жениться на ней. Женщина с такой страстной натурой, как Реджина, была бы слишком хороша для большинства мужчин.

– Что случилось? – спросил он Ричарда Фергюсона.

– Произошло еще одно убийство, – ответил управляющий, отдавая Бисби шляпу и беря у него бокал виски. – Я был вместе с полицейским на месте преступления.

– Кто жертва?

– Элайза Эмерсон. Я обнаружил тело, когда уходил с фабрики. Ее тоже задушили.

Джонатан похолодел.

Опасность приближалась к Реджине.

Глава 10

Реджина плакала, пока не иссякли слезы. Перед глазами стояло лицо мертвой Элизабет. Когда Джонатан сообщил ей об убийстве еще одной ее подруги, чье тело со следами удушения было найдено в снегу, Реджина оцепенела.

В церкви царила тишина, как в могиле, которая ждала обтянутый крепом гроб, стоящий перед алтарем. Предстоящая траурная церемония должна была стать не просто прощанием с молодой женщиной, а напоминанием всем жителям городка о том, что убийца Хейзл не покинул город и все еще находится среди них.

Реджина отчаянно пыталась понять, почему Бог допускает такие злодеяния. Преподобный Хейс с печальным видом обратился с амвона к верующим и попросил их помолиться. Дэвида Куинлана не было рядом с пастором. Он сидел рядом с Эмили Фаулер и утешал ее. Эмили и Элайза были близкими подругами. Родители убитой с красными, опухшими от слез глазами сидели в первом ряду. Они не могли поверить, что их прелестной дочери больше нет в живых. Никто из собравшихся в церкви не мог в это поверить. Убита еще одна женщина, убита маньяком, который скрывается среди них.

Фаулер выглядел скорее сердитым, нежели печальным. Реджине очень хотелось знать, что он теперь думает о предположении Джонатана. Под сводами церкви зазвучала тихая печальная музыка, из глаз Реджины снова покатились слезы, которые она принялась вытирать уже намокшим носовым платком.

Джонатан сидел рядом с ней. Он взял девушку за руку, и она была благодарна ему за поддержку в такую тяжелую минуту. Все мысли о страсти вылетели у нее из головы. Сейчас Реджина могла думать только о потере еще одной подруги. И причиной этой потери была не смерть или несчастный случай. Элайзу лишил жизни неизвестный убийца, чье сердце полно ненависти.

Ричард Фергюсон узнал от Люси Чалмерс, что литературный кружок, организованный Реджиной, всего лишь прикрытие для ежемесячных собраний сторонниц движения за права женщин. Узнав об этом, Джонатан разразился бранью. Несмотря на его предупреждение, Реджина не отменила собрание кружка. Он бы и сам распустил этот кружок, если бы знал, чем занимались молодые девушки вместо обсуждения у камина новых стихов. Однако Джонатан не был до конца уверен, что в этом случае Элайзу не убили бы. А если не ее, то другую женщину. Даже Реджину, если бы убийце удалось добраться до нее.

Кто может знать, как глубоко укоренилась ненависть этого человека?

Как и Фрэнк Фаулер, Джонатан был разгневан. Преступник хорошо знал свое дело. Никаких следов борьбы возле трупов обнаружить не удавалось. Даже отпечатков ног, по которым можно было бы судить о росте убийцы.

Преподобный Хейс произносил панегирик в память о прекрасной юной леди, которую унесла смерть, а Джонатан думал о своей сестре. Сейчас Абигайль было бы столько же лет, сколько и Элайзе. Какой стала бы Абигайль? Стала бы она рьяной сторонницей женского движения, уверенной в необходимости добиться признания равноправия женщин? Или такой, как Эмили Фаулер, довольной тем, что мужчина утешает и направляет ее? Этого он уже никогда не узнает.

Прошлого не вернуть, напомнил себе Джонатан и взглянул на Реджину. Она была очень красива, несмотря на бледность и покрасневшие от слез глаза. Теперь, когда его подозрения оправдались и опасность стала реальной, он еще больше, чем прежде, был исполнен решимости защитить девушку.

В городке был введен комендантский час, запрещающий женщинам появляться на улицах с наступлением темноты. Многие отцы и мужья пошли еще дальше. Они запретили женщинам из своих семей даже днем выходить за порог собственного дома без сопровождения мужчин. Женщины не возражали. Они были напуганы, и не зря.

Закончилась последняя молитва, а Джонатан все еще держал руку Реджины. Он не намерен спускать с нее глаз до тех пор, пока убийца не окажется за решеткой. Джонатан почувствовал острое до боли желание. Он не позволит смерти лишить его еще одной попытки завоевать Реджину и сделает все, чтобы обеспечить ее безопасность.

– Чем она занимается? – спросил Джонатан.

– Мисс Ван Бурен на крыше сарая, следит за людьми, – повторил Ричард Фергюсон. – Люси сказала, что эта мысль появилась у нее сегодня после обеда. Она хочет с помощью телескопа обнаружить убийцу.

– Бредовая идея! – вскипел Джонатан. Он выскочил за дверь и сбежал с лестницы. Ричард едва догнал его. – Какого черта она там делает?

Вопрос был чисто риторический, поэтому Ричард не стал на него отвечать. Через мгновение Джонатан уже забирался в экипаж, который управляющий оставил у главного входа на фабрику. Солнце давно село. Черное зимнее небо украшали яркие звезды и редкие прозрачные облака. Яркая луна висела низко над горизонтом. Ночь идеально подходила для наблюдения за небесами.

Ричард приказал кучеру отвезти их назад в город.

– Она сказала Люси, что полиция бездействует, – объяснил он Джонатану. – Похоже, мисс Ван Бурен решила, если уж ее телескоп достаточно мощный, чтобы наблюдать за луной, то через него можно ночью следить за улицами города и заметить кого-нибудь шныряющего в темноте.

Джонатан от злости потерял дар речи. Разумеется, у Реджины не хватит терпения ждать, пока власти обнаружат убийцу. Он не видел Реджину со дня похорон Элайзы Эмерсон. Девушка не покидала пансион, но Джонатан знал, что причина не в смерти подруги. Реджина избегала его.

– Она дождется, что ее саму убьют, – сказал он. – Я еще не встречал таких упрямых женщин…

– И таких красивых, – перебил его Ричард Фергюсон, лукаво улыбаясь. – Люси очень волнуется за нее. Велела мне сделать двойной замок на двери. Мисс Ван Бурен это не понравилось. Она сказала, что нельзя смириться со случившимся, что необходимо во всем разобраться и принять меры.

Джонатану, как и Реджине, не терпелось разыскать убийцу, но он не собирался становиться его жертвой. После того как обнаружили тело Элайзы, а Люси рассказала, чем в действительности занимались члены литературного кружка, его все больше волновала безопасность Реджины. Наверняка убийца знает, кто руководит движением женщин за свои права в Мерриам-Фоллс. И конечно, ему известно, что именно благодаря преданности делу и решительности мисс Ван Бурен девушки и объединились. Так что самый лучший способ остановить распространение суфражизма – лишить жизни Реджину.

Джонатан похолодел при мысли, что за дровяным сараем могли найти тело Реджины, а не Хейзл.

Экипаж остановился перед пансионом. Джонатан вышел из экипажа с твердым намерением образумить девушку, но пока не знал, как именно он это сделает.

Реджина сразу догадалась, кто взбирается по лестнице на крышу сарая. За дни и ночи, прошедшие после похорон Элайзы, она окончательно потеряла покой. Причиной ее беспокойства сначала были слова, которые Джонатан произнес за ужином: «Замужество дает женщине больше свободы, чем вы можете себе представить».

Это заявление не шло у нее из головы. Она знала, что отважна не в пример большинству женщин, что готова к борьбе за осуществление поставленных целей, но страстной никогда себя не считала. Страсть – нечто неприличное для настоящей леди, то, чем занимаются под покровом темноты. Однако чувства, которые она испытывала к Джонатану, были днем такими же сильными и волнующими, как и вечером, когда она сидела у него на коленях на этой самой крыше. При выходе из церкви он взял ее за руку, и она почувствовала такое же волнение, как при его первом поцелуе.

«Скажите, что не желаете того же, чего желаю я».

Может быть, она и правда страстная? Испытывает ли она желание, которое, по словам Джонатана, горит в ее глазах? Было ли ее стремление к свободе чем-то большим, чем простое желание сохранить свою независимость? Но что еще важнее, готова ли она пожертвовать своей гордостью и своим сердцем, чтобы проверить эту теорию?

Эти вопросы крутились в голове у Реджины, пока она ждала появления Джонатана. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, как он взбешен. Какое-то непонятное чувство охватило ее при виде его. Реджина попыталась не обращать внимания на это чувство, на непреодолимое желание броситься в его объятия, ощутить то тепло, которое охватывало ее всякий раз, когда он был поблизости. Ей казалось, что она стоит не на крыше обыкновенного сарая, а на краю утеса. И достаточно порыва ветра, чтобы она свалилась в пропасть. Как бы то ни было, она должна держать свои чувства под контролем.

– Ты с ума сошла? – раздраженно спросил Джонатан. Он потопал ногами, отряхивая с ботинок снег. Потом сердито продолжил: – Зря я не сообщил Фаулеру, что ты нарушаешь комендантский час. Пусть бы он тебя арестовал. Тогда по крайней мере ты была бы в безопасности.

– Я и так в безопасности, – возразила возмущенная его тоном Реджина. – Это моя крыша. И я тут могу делать все, что захочу.

Ее ответ еще больше разозлил Джонатана. Охваченный страхом и злостью, он шагнул к Реджине через покрывало от телескопа, валявшееся на крыше. Ему хотелось как следует встряхнуть эту упрямую женщину.

– Сейчас же иди в дом, – приказал он.

Реджина отступила в сторону и подбоченилась. На ней были зимнее пальто, шерстяной шарф, теплые перчатки, и поза получилась не очень эффектная, но намек Джонатан понял. Она поднялась на крышу, чтобы воспользоваться телескопом для своих целей, и не сдвинется с места, пока не выполнит задуманное.

– Как тебе пришло в голову следить за людьми в телескоп? – уже спокойнее спросил он. Джонатан не оставил мысли увести ее с крыши, но решил действовать осторожно. Места здесь было мало, а ему совсем не хотелось, чтобы она упала и сломала себе шею.

Его вопрос заставил Реджину покраснеть. Но щеки ее и без того были красными от мороза. Не могла же она рассказать Джонатану, как несколько недель назад вечером подглядывала за ним.

– Полиция ничего не предпринимает, – заявила девушка, игнорируя его вопрос. – Фрэнк Фаулер считает, что какое-то время женщинам не следует выходить на улицу и вопрос будет решен. Но ты-то, надеюсь, понимаешь, что убийства не прекратятся, пока не поймают этого психа.

«И не повесят», – добавил про себя Джонатан.

– В Мерриам-Фоллс полицейский – Фрэнк Фаулер. А не ты.

Джонатан знал, что эти слова вызовут у Реджины протест.

– Где уж мне тягаться с Фрэнком Фаулером! Он – отважный мужчина, а я – маленькая беспомощная женщина.

– Я этого не говорил.

Он так поспешно покинул контору, что даже не надел пальто и основательно продрог. Стоял февраль, землю покрывал толстый слой снега. Он выпал в конце декабря, и с каждым днем его становилось все больше и больше. Джонатану хотелось как можно скорее увести Реджину в дом и выпить чего-нибудь крепкого, чтобы согреться.

– Разве? – с вызовом заявила Реджина. – Ты такой же, как все мужчины. Вы считаете, что женщины ни на что не способны, только греть вашу постель и рожать детей. Я не хуже Фрэнка Фаулера могу обнаружить, кто убивает женщин в этом городе. И как раз этим и занимаюсь. Я собираюсь оставаться на этой крыше столько, сколько потребуется, и наблюдать за каждым мужчиной в Мерриам-Фоллс. Не успокоюсь, пока не найду убийцу моих друзей!

Реджина дрожала от гнева. Слезы жгли глаза, но она не дала им волю. Она не будет расхаживать по гостиной, ломая голову над тем, кто задушил Хейлз и Элайзу. Она должна что-то делать.

Джонатан тоже был готов действовать. Он дал ей время успокоиться, прикинув расстояние между собой, Реджиной и краем крыши. Хорошо, что он не надел тяжелое пальто, по крайней мере успеет сделать шаг и удержать ее. Но она не должна раньше времени догадаться о его намерениях.

– Я не говорю, что твоя идея не имеет достоинств, – спокойно ответил он. – Я только высказал предположение, что преступник убивает женщин, поддерживающих суфражизм. А идеи движения женщин за свои права распространила в городе ты. Тебе не кажется, что, сидя на крыше, ты как бы приглашаешь преступника в гости на чашечку чаю с печеньем?

Реджина сейчас не была способна мыслить логично. Она просто дрожала от злости. Это чувство не покидало ее с того дня, когда стало известно об убийстве Хейзл Глам. Она злилась на преподобного Хейса за его проповедь, направленную против женского движения. Злилась на всех мужчин в городе, поддержавших пастора. На Фрэнка Фаулера, не имевшего ни малейшего представления о том, кто убивает ее подруг. Но больше всего она злилась на Джонатана. Этот человек заставил ее другими глазами посмотреть на свою жизнь, которой она была довольна до его появления в городе.

Девушка испытывала и чувство боли. Она потеряла двух подруг, двух прекрасных женщин, веселых, любивших читать книги и обсуждать политические события. И она лишилась своей невинности. Не в общепринятом смысле слова. У нее хватило сил устоять перед Джонатаном. Но теперь она уже не была неопытной молодой девушкой. Она видела смерть, познала страх и лицом к лицу столкнулась с собственными страстями. Ей хотелось, чтобы Джонатан понял ее чувства, обнял ее и прижал к себе, прогоняя демонов.

Джонатан действительно обнял ее, но совсем не так, как хотелось Реджине. Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как он приблизился к ней, поднял на руки и перекинул через плечо, словно мешок с картошкой.

– Отпусти меня! – потребовала Реджина, возмущенно колотя его кулаками по спине. – Я тебя ненавижу.

– Неправда, – спокойно ответил он. Девушка ругалась, потом снова принялась колотить его по спине. Свободной рукой Джонатан шлепнул ее по заду, обтянутому толстым шерстяным пальто. – Успокойся, не то мы оба упадем и сломаем себе шеи.

Реджина прекратила ерзать, когда он направился к лестнице. Повернув голову, она увидела стоящих посреди улицы мистера Фергюсона и миссис Чалмерс. Они смотрели на крышу и веселились. А Джонатан с ловкостью профессионального грузчика, работающего на разгрузке вагона с зерном, спускал ее вниз. Длинный красный шарф волочился по заснеженной черепице.

– Отпусти меня, – повторила она. На этот раз это была просьба, а не требование. – Я пойду в дом и буду ночевать там.

– Тебе придется провести дома не одну ночь, – сказал Джонатан, понимая, что Реджина помогла ему сделать выбор. Если у девушки не хватило здравого смысла запереть дверь на ключ и ждать, пока убийца будет пойман, то его гражданский и христианский долг заставить ее сделать это. Именно так он собирался объяснить свои действия всякому, кто поинтересовался бы причиной столь странного поведения. Но вряд ли кто-нибудь задаст ему такой вопрос, думал Джонатан. Все в городе уже считали их с Реджиной женихом и невестой. Миссис Чалмерс и Ричард Фергюсон не упускали случая пошутить над Джонатаном, бравшим в жены воинствующую суфражистку. Мужчины Мерриам-Фоллс, говорили они, смогут теперь спать спокойно – эта легкомысленная девушка скоро окажется под крылом своего мужа.

– На нас люди смотрят, – возмутилась Реджина. – Тебя в тюрьму посадят за нападение на леди.

– Держись крепче, – сказал Джонатан, подходя к лестнице. – И ты не леди. Ты просто упрямая женщина, которая нуждается в твердой руке.

– Что ты собираешься делать? – дрожащим голосом спросила Реджина, когда Джонатан развернулся спиной к лестнице и начал спускаться по ступенькам. Она посмотрела вниз. Вдоль стены росли кусты, покрытые снегом, но они вряд ли спасли бы их при падении.

Джонатан ступил на первую ступеньку лестницы. Положение было очень опасным, поэтому Реджина откинула полу его пиджака и ухватилась за брючный ремень. От этого зависела ее драгоценная жизнь, о чем она совершенно забыла в тот момент, когда оказалась на краю крыши.

– Я устал бессонными ночами волноваться за тебя, – заявил Джонатан, не заботясь о том, что их слышат. – Вы ужасно упрямы, мисс Ван Бурен. Сверх меры, и это не идет вам на пользу.

– Мой телескоп! – вдруг воскликнула Реджина, вспомнив, что не успела закрыть его.

Она оглянулась на трубу телескопа, нацеленную на центр города. До того как появился Джонатан и помешал ей выполнить задуманное, она успела проверить диапазон действия телескопа. Если бы она отрегулировала его как следует, то смогла бы хорошо разглядеть каждый дом в Мерриам-Фоллс и здание текстильной фабрики. В ясные ночи она могла видеть даже противоположный берег Гудзона. Она была уверена, что когда-нибудь Джонатан тоже присоединится к ней. И они будут вместе смотреть на звездное небо.

– Я попрошу Ричарда позаботиться о приборе, – сказал Джонатан, продолжая спускаться по лестнице. Одной рукой он держался за ступеньки, а другой придерживал Реджину. – Не волнуйся. Я позабочусь обо всем.

Девушке не понравились его слова, но в ее положении она ничего не могла поделать. Наконец они спустились. Джонатан стоял во дворе между сараем и черным входом в пансион. Реджина ждала, когда он опустит ее на землю и начнет поучать. Но он молчал, продолжая двигаться дальше.

Каждый шаг больно отдавался у нее внутри. Боль в боку вскоре стала нестерпимой. Шарф зацепился за куст и съезжал с головы. Реджина попыталась выдернуть конец шарфа из куста, но это ей не удалось. Шарф соскользнул с головы и остался лежать на снегу. Она снова заерзала на плече Джонатана. Однако новый шлепок по заду прекратил их безмолвный спор. Ей не было больно, но гордость ее страдала. Реджина снова заколотила его по спине.

– Отпусти меня! – закричала она.

Реджина, висевшая на плече Джонатана головой вниз, лишь краем глаза увидела заснеженную улицу и услышала звонкий смех Люси и низкий глухой хохот Ричарда Фергюсона.

– Не отпущу, пока не доставлю туда, где тебе следует находиться, – заявил Джонатан тоном, еще более самоуверенным, чем всегда. – А теперь веди себя тихо, не то брошу тебя посреди улицы. Представь себе, что скажут соседи, когда, выглянув в окно, увидят тебя в сугробе.

К тому времени как Джонатан подошел к крыльцу своего дома, Реджину уже не волновали соседи. Ее мысли были заняты тем, как она убьет Джонатана Бельмонта Паркера при двух свидетелях и скроется.

– Я позабочусь о телескопе! – крикнул ей вслед Ричард Фергюсон. – Спокойной ночи, мисс Ван Бурен.

– Успокойся, – хихикая, добавила Люси Чалмерс. – Мистер Паркер заботится о твоей безопасности.

Реджина, насколько могла, приподняла голову и бросила на них испепеляющий взгляд.

Джонатан засвистел.

Девушка ткнула его локтем в бок.

Он выругался, но продолжал свистеть.

Бисби открыл дверь и приветствовал хозяина как ни в чем не бывало, будто для Джонатана было обычным делом возвращаться с фабрики, перекинув через плечо женщину.

– Мисс Ван Бурен поживет здесь некоторое время, – заявил Джонатан, опустив Реджину на пол. – Приготовьте чай, Бисби, – сказал он, увернувшись от кулака Реджины, нацеленного ему в челюсть.

Девушка поняла, что промахнулась. Голова у нее кружилась, все плыло перед глазами, сердце бешено колотилось. Если бы не крепкая рука подоспевшего Бисби, она бы рухнула на пол.

– Думаю, леди нужно присесть, – сказал Джонатан. Реджина свирепо взглянула на него.

– Леди нужно идти домой, – стиснув зубы, проговорила она и погрозила дрожащим пальцем Джонатану. – Если ты когда-нибудь еще осмелишься дотронуться до меня, я…

– Вот так, – сказал Джонатан, снова перекинув Реджину через плечо, и с улыбкой обернулся к дворецкому: – Чай подайте в комнату для гостей на втором этаже.

Бисби кивнул и, сдерживая смех, отправился на кухню. Походка у него с недавнего времени стала легкой и пружинистой.

Пока дворецкий занимался чаем и печеньем для их нежданной гостьи, Джонатан со своей ношей поднимался по широкой лестнице. Остановился на первой площадке между этажами и предупредил Реджину:

– Если не успокоишься, придется принять более строгие меры.

Девушка в ответ обозвала его таким словом, какого приличная молодая леди ее возраста и воспитания и знать не должна, после чего уцепилась за перила.

Джонатан легко оторвал ее от перил, поднялся на второй этаж, повернул налево и пошел по коридору, устланному персидским ковром с красным и золотым узором. Реджина даже в своем неудобном положении разглядела его, так же как несколько больших полотен и небольшую мраморную колонну, служившую подставкой для вазы с цветами.

Наконец Джонатан остановился у одной из дверей, вошел в комнату, ногой захлопнул дверь, запер, а ключ сунул в карман, что тоже не ускользнуло от внимания Реджины. Девушка была близка к обмороку и едва стояла на ногах. Заметив, что она покачнулась, Джонатан хотел поддержать ее.

– Не трогай меня! Не смей!

– Сядь, а то упадешь, – сказал Джонатан, не реагируя на ее грозный тон, и подвинул ей изящное кресло.

Реджина села, даже не поблагодарив Джонатана. На противоположной стене висело огромное зеркало в золоченой раме, и Реджина увидела свое отражение.

Волосы растрепались и свисали до плеч. Выглядела она как после драки. Раздумывая, как бы ей проскользнуть мимо Джонатана и выбраться из комнаты, она успела рассмотреть интерьер комнаты, отражавшийся в зеркале.

Изящная мебель с обивкой насыщенных розовых и золотистых тонов придавала комнате изысканный вид. Потолок цвета слоновой кости был отделан планками из темного дерева. На стенах того же цвета висели картины. Под одной из них, с изображением пухлого херувима, стоял маленький диванчик, обтянутый розовым бархатом. Кровать на высоких изящных ножках была, несомненно, из Франции. Розовое покрывало украшала золотая бахрома.

– Ты не можешь держать меня здесь, – заявила Реджина. Она уже пришла в себя, лицо ее порозовело.

– Ты еще не знаешь, на что я способен, – сказал Джонатан, подумав, не совершил ли он самую большую ошибку в своей жизни. Он запер себя и Реджину в комнате с очень соблазнительной кроватью, которая стояла всего в нескольких шагах от них.

– Не угрожай мне! – возмутилась она. – У тебя нет никакого права держать меня здесь.

– Я просто забочусь о женщине, на которой намерен жениться, – ответил Джонатан, расхаживая по комнате. – Уверяю тебя, это совершенно нормальная реакция. – Он посмотрел на нее. – Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. И не важно, какие у тебя на то причины.

Он говорил так твердо и уверенно, что Реджина поняла: пытаться переубедить его – пустая трата сил. Она поднялась с кресла. Ей стало жарко. Не только потому, что в доме было тепло, но и от взглядов Джонатана. Ей хотелось снять пальто, но она опасалась, что останется в одной нижней юбке, прежде чем успеет опомниться.

– Если ты думаешь, что я – твоя собственность, – дрогнувшим от возмущения голосом произнесла она, – то глубоко ошибаешься.

– Я отнюдь не собираюсь приобретать тебя в собственность, – возразил Джонатан, подходя к ней. Глаза его сверкали. – Но собираюсь на тебе жениться. Чего бы это мне ни стоило.

– Я никогда не выйду за тебя замуж! – закричала Реджина. – Выпусти меня отсюда!

В дверь постучали.

Джонатан открыл, впустил дворецкого и встал между Реджиной и дверью, не давая ей выбежать из комнаты.

– Что-нибудь еще, сэр? – спросил Бисби.

– Нет, – ответил Джонатан. – Я сам позабочусь о мисс Ван Бурен. Лично.

Реджина возмутилась, но не произнесла ни слова, пока слуга не скрылся за дверью. Джонатан снова запер дверь и положил ключ в карман. Затем подошел к столу, взял чашку с чаем и протянул Реджине. Ей очень хотелось выбить чашку у него из рук, но она сдержалась. Леди это не к лицу. А она – леди.

Чай был горячий, с сахаром и сливками. Реджина сделала глоток и снова села в кресло.

– Я сейчас разожгу огонь в камине, – сказал Джонатан.

Реджине стало смешно. Ей и так было жарко в тяжелом шерстяном пальто. И дело было даже не в пальто, а в том, что она заперта в спальне наедине с мужчиной, о котором мечтала все эти недели, хотя и не хотела в этом признаваться.

– Я хочу домой, – настойчиво сказала она.

Джонатан не обратил ни малейшего внимания на ее требование. Как и обещал, принялся разжигать камин. В нем уже заранее были аккуратно уложены небольшие поленья и бумага для растопки. Джонатан зажег спичку и поднес к бумаге. Вскоре загорелись, весело потрескивая, поленья. Жар от камина быстро распространился по комнате и достиг того угла, где в кресле времен королевы Анны сидела Реджина.

– Тебе не удастся долго скрывать свои намерения, несмотря на темноту, – сказал Джонатан, повернувшись к ней. – Одну или две ночи ты сможешь наблюдать за городом, но потом кто-нибудь заметит, что твой телескоп направлен совсем не на луну. Это слишком опасно.

– Я должна что-то сделать, – возразила Реджина. – Не могу ждать, когда убьют еще одну мою подругу.

Джонатан посмотрел на нее, и она снова почувствовала волнение.

– И я не хочу выходить за тебя замуж, – сказала Реджина, сверкнув синими, как сапфир, глазами. – Отопри дверь и дай мне уйти.

– Нет.

– Ты грубый. И упрямый, и…

– Я просто благоразумный, – сказал Джонатан. – Благоразумие не помешало бы и тебе. Ну а теперь сними пальто и отдыхай. Твой чай остывает.

Потеряв самообладание, Реджина шагнула к нему и замахнулась, но Джонатан успел схватить ее за руку, обнял и сказал:

– Ты будешь там, где тебе не грозит опасность.

– Здесь мне тоже небезопасно оставаться, – задыхаясь, промолвила Реджина. Она не имела в виду убийцу, и оба знали это.

– Я не собираюсь соблазнять тебя, как бы мне этого ни хотелось, – нежно шепнул Джонатан. Его дыхание коснулось завитков на ее висках, он нежно приглаживал ее растрепанные волосы. Реджина задрожала в его объятиях. – Мой долг оградить тебя от опасности.

Последние слова он прошептал так тихо, что Реджина, засомневавшись, не ослышалась ли она, вопросительно взглянула на него. В ответ на этот молчаливый вопрос Джонатан нежно поцеловал девушку. От тепла его губ гнев Реджины испарился, она, привстав на цыпочки, прильнула к нему.

Джонатан продолжал целовать и ласкать девушку, чувствуя, как она поддается ему, жаждет его ласк. Однако и в этот момент его не покидала мысль о том, что Реджина в опасности. Сегодня он держит ее в своих объятиях, но завтра, когда она вернется в свой дом, он уже не сможет гарантировать ее безопасность. Понимая это, а также заранее зная реакцию Реджины на то, что он собирается сделать, Джонатан сбросил с нее пальто. Его руки изучали каждый дюйм ее тела.

Реджина еще крепче прижалась к нему, она жаждала его прикосновений и ненавидела одежду, мешавшую ей ощущать его близость. Вдруг она почувствовала, как он поднял ее, но на этот раз не для того, чтобы перебросить через плечо. Он понес ее к постели.

Джонатан сознавал, что должен сейчас, как бы трудно ему это ни было, покинуть ее. И все-таки он лег вместе с ней на кровать и продолжал целовать ее, обхватив ладонями ее груди и лаская их через ткань платья.

Жгучее желание охватило Реджину, оно заставило ее забыть обо всем на свете, кроме тепла его рук. Она выгнулась дугой под его ласками, из груди ее вырвался стон.

Джонатан едва владел собой, но заставил себя оторваться от ее губ.

– Я не буду соблазнять тебя, хотя, видит Бог, мне этого очень хочется, – с тяжелым вздохом произнес он, поднимаясь с постели. – Поспи. Завтра поговорим.

С этими словами он покинул спальню.

Реджина поспешно соскочила с постели, надеясь оказаться у двери прежде, чем он закроет ее на ключ. Но не успела. Она принялась колотить кулаками в дверь и обзывать своего похитителя всеми известными ей ругательными словами, но толку от этого не было никакого. Наконец, усталая и сердитая, девушка сдалась. Никуда она не вырвется, пока Джонатан не отопрет дверь.

Реджина тихо застонала и потянулась. Она удивленно поморгала спросонья, не сразу сообразив, где находится. Потом испуганно огляделась. Нет, не может быть! Она провела ночь в доме Джонатана Паркера, ужаснулась девушка. Если кто-нибудь узнает об этом! Впрочем, все уже знают. Люси и мистер Фергюсон видели, как Джонатан нес ее через улицу к своему дому. Конечно, они знали, что она оказалась в этом доме не по собственной воле. Но только Бисби был свидетелем того, как ее закрыли на ночь в этой спальне. Но и он точно не знал, одна ли она провела эту ночь.

Черт бы побрал этого человека!

При следующей встрече она заставит этого Джонатана Бельмонта Паркера пожалеть о каждом его поцелуе, таком чудесном, сводящем ее с ума.

Реджина окончательно проснулась и встала с постели, чувствуя себя такой же помятой, как и покрывало, на котором спала. Девушка не разобрала постель, чтобы никто не подумал, будто она чувствует себя здесь как дома, сняла только пальто и платье. Пальто использовала вместо одеяла. Теперь ей не пришлось долго одеваться: она сунула руки в рукава пальто, натянула башмаки и поспешила к двери.

Она оказалась незапертой.

В помятом пальто, с взлохмаченными распущенными волосами Реджина осторожно выглянула в коридор. На ее счастье, там не было ни души. Ей хотелось немедленно вернуться в свой дом. Девушка быстро спустилась по лестнице и открыла входную дверь, но тут же отступила назад, вскрикнув от неожиданности.

На пороге дома стоял преподобный Хейс. Он уже взялся за медный молоток на двери, чтобы известить хозяина дома о своем приходе. При виде Реджины он удивился не меньше, чем она. Удивление быстро сменилось выражением неодобрения.

– Доброе утро, мисс Ван Бурен, – поздоровался он, сделав ударение на словах «утро» и «мисс». От его сурового взгляда не ускользнули ее растрепанные волосы и помятое пальто.

Реджина не знала, что сказать. Откуда-то появился Бисби в хорошо отглаженном черном костюме и белоснежной накрахмаленной рубашке.

– Доброе утро, сэр, – с улыбкой приветствовал он святого отца. – Мистер Паркер ждет вас в кабинете.

– Надеюсь, что так, – проворчал преподобный Хейс. Осуждающе посмотрев на Реджину, он прошел мимо нее в прихожую. – Кажется, дело еще более срочное, чем он написал в записке.

Пастор последовал за Бисби в библиотеку, не удостоив взглядом Реджину.

Ноги у девушки стали ватными, и она присела на скамью, стоявшую в прихожей. Теперь, когда преподобный Хейс застал ее выбегающей из дома Джонатана в таком виде, вывод мог быть только один.

Мерриам-Фоллс не тот город, где не заметят подобное событие. И Джонатан это знал. «Не беспокойся, я обо всем позабочусь».

Он действительно обо всем позаботился. Ситуация, в которой оказалась Реджина, действительно ужасна. А для этого ему понадобилось лишь запереть ее в спальне. Он даже не коснулся ее! По крайней мере так, как, несомненно, подумал пастор. Не важно, что она осталась девственницей. Ее репутация погублена.

– Хотите чашечку кофе?

Реджина подняла глаза и увидела стоявшего перед ней дворецкого.

– Я не смогу жить в этом городе, если все узнают, где я провела эту ночь. Одного слова преподобного Хейса достаточно, чтобы постояльцы покинули мой пансион, разбежались, словно при пожаре. И ваш дорогой хозяин это знает. Я потеряю свое доброе имя и средства к существованию. Он пытается принудить меня выйти за него замуж.

– Возможно, вы не одобряете действия мистера Паркера, мисс Ван Бурен, но уверяю вас, он думал исключительно…

– О себе? – не выдержала Реджина.

– Напротив, – возразил Бисби и доверительно добавил: – Мистер Паркер вас любит.

Глава 11

Высоко подняв голову, Реджина шла через улицу к пансиону и пыталась понять, совпадут ли когда-нибудь понятия о любви у нее и у Джонатана. Ей пришлось постучать в дверь собственного дома, потому что с некоторых пор Люси взяла за правило тщательно закрывать изнутри все входные двери. Реджина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока ей откроют. Девушка дрожала, но не столько от пронизывающего холодного ветра, сколько от негодования: по милости Джонатана она попала в такую ситуацию, из которой есть только один выход. Наконец Люси открыла дверь, и Реджина вошла в дом.

– Мне нужно принять ванну и сменить одежду, – сказала она, на ходу снимая пальто и направляясь к лестнице, ведущей наверх в ее комнату. – И еще принеси мне горячего чая, – попросила Реджина, потом передумала: – Нет. Принеси лучше виски.

– Виски с утра? – поразилась Люси.

– Почему бы и нет? – натянуто улыбнулась Реджина. – Ведь сегодня у меня свадьба. Небольшой праздник не помешает.

Праздник будет действительно небольшой, подумала она, поднимаясь по лестнице. Люси удивленно посмотрела ей вслед.

Джонатан не любит ее. Он ее хочет, ему нужна супруга и мать его детей, поскольку пришло время завести семью. Но любовь ему не нужна. Любовь – это слишком сложно. И любовь – это не только страсть.

От страсти в минуту наслаждения теряешь голову. Она возносит до звезд и в то же время погружает в пучину. Она захватывает тело и усыпляет рассудок.

Любовь – это не красивая сказка о рыцаре в сияющих доспехах, защищающем даму сердца. Когда любишь, отдаешь любимому сердце и душу. И заботишься о его счастье больше, чем о своем. Любить – значит иметь детей и лелеять их. И все же Реджине очень хотелось любви.

В браке любовь и страсть сливаются воедино. Два тела и две души. Двое, которые любят и желают друг друга.

Реджина вошла в свою комнату и села на край кровати. Она едва сдерживала слезы. Джонатан Паркер, которому всегда удавалось добиться желаемого, победил и на этот раз.

Она должна поверить ему, но не может – нельзя быть одновременно святым и грешником.

Но что она вообще знала о мужчинах? Вся ее жизнь прошла в Мерриам-Фоллс, о других городах и странах ей известно только из книг. Она всегда стремилась к свободе, которой пользовались исключительно мужчины. Эта свобода позволила Джонатану погубить ее репутацию, а самому остаться уважаемым человеком. Это нечестно.

Реджина подняла глаза и увидела свое отражение в зеркале. Неудивительно, что преподобный Хейс смотрел на нее с осуждением. Она выглядела так, будто… Не важно. Сейчас ничего не имело значения, кроме того, что ей нужно собраться с мыслями и подумать. Найти выход из создавшегося положения. Но сколько она ни думала, ничего не могла придумать.

В дверь постучали. Вошла Люси. Она добродушно улыбнулась и сказала:

– Вот ваш вкусный горячий чай. А еще я принесла свежие пышки с черникой.

– Спасибо, – поблагодарила ее Реджина, поднимаясь с постели. Она смирилась с мыслью о том, что на противоположной стороне улицы Джонатан злорадствует и планирует свадьбу.

– Значит, ты выйдешь замуж за мистера Паркера? – спросила Люси. Она поставила поднос на комод и посмотрела на кровать. Постель была нетронутой. Она налила Реджине чаю.

– Похоже, у меня нет выбора, – вздохнула девушка. – Он затащил меня в свой дом, а потом устроил так, чтобы преподобный Хейс явился к нему сегодня ни свет ни заря.

– С тобой… все в порядке?

– Да, все хорошо. Я выгляжу так ужасно, потому что спала в одежде. Мне нужно принять ванну и побыть немного в тишине и покое, прежде чем явится мистер Паркер. Проводи его в гостиную, когда он придет.

– Хорошо, – сказала Люси и направилась к двери. Она остановилась в нерешительности и оглянулась на Реджину. – Знаю, что ты расстроена. Но спорю на мой лучший яблочный пирог – он любит тебя.

Реджина улыбнулась. Она не разделяла веры Люси в благородство мужского пола.

Реджина выпила свой чай, пока наполнялась ванна. Потом сняла скромное синее платье, в котором была, когда Джонатан утащил ее с крыши, и вошла в горячую воду. Закрыв глаза и откинув голову на край ванны, девушка расслабилась. Она старалась не замечать боли, терзающей ее сердце, но это было трудно. Джонатан обманул ее, точнее, воспользовался ситуацией.

Она не преувеличивала, говоря Бисби, что не сможет дальше жить в Мерриам-Фоллс, если станет известно, где она провела ночь. При всех своих либеральных взглядах Реджина жила в очень консервативном обществе. Если она захочет остаться незамужней женщиной, ей придется носить алую букву «А» на одежде, как героине повести «Алая буква». Правда, действие в этой повести Натаниеля Готорна происходило в Новой Англии в XVII веке и героиню повести обвиняли в прелюбодеянии, но суть одна: для порядочных людей она будет падшей женщиной.

Реджина лежала в ванне, уставясь в потолок, и перебирала в памяти события последних недель. Джонатан купил фабрику, потом снял у нее комнату для своего управляющего. И все время давал ей понять, как она ему нравится. Она отвечала на его любезности, за это ей нет прощения. Потом убили Хейзл, и она позволила Джонатану поддержать ее в тяжелую минуту. А потом позволила ему всякие вольности. И опять же в этом ей некого винить, кроме себя самой. Когда убили Элайзу, она отказалась от поддержки Джонатана. И все-таки он одержал победу. Почему?

Потому что она хотела найти убийцу, а он считал, что ей не удастся это сделать, не подвергая себя риску. Это было просто смешно. Разве он не знал, что она подвергалась риску с того самого дня, как он появился в ее гостиной и украл ее сердце?

Почему судьба посылает ей так много испытаний, с которыми она не может справиться? Размышляя над этим, Реджина взяла губку и стала мыться. Насколько она знала преподобного Хейса, пастор будет настаивать на немедленной женитьбе.

Не прошло и часа с тех пор, как она вернулась домой, в дверь ее комнаты постучали. Реджина догадалась: в пансионе появился Джонатан. Она открыла дверь, держа в руках щетку для волос, ожидая увидеть Люси.

Реджина была готова встретиться с Джонатаном в гостиной, одетая в строгую белую блузку и черную юбку. И совсем не была готова встретиться с ним в своей комнате в голубом халате, с босыми ногами и распущенными волосами. Она рассердилась на него за то, что он так бесцеремонно явился в ее комнату, поэтому вежливо, но холодно сказала:

– Гостиная этажом ниже.

– С тобой все в порядке? – спросил Джонатан, не обращая внимания на ее холодный тон.

– А ты как думаешь?

– Нам нужно поговорить, – сказал он, не смущаясь. По его глазам было видно, что ему нравится, как она выглядит.

На нем были черные брюки, жилет в серую и белую полоску и сизого цвета пиджак. Его черные как вороново крыло волосы были влажными от недавно принятой ванны, а лицо гладко выбрито. Реджину охватило неприятное предчувствие. Он неописуемо красивый мужчина и одет для официальной церемонии. Свадьба. Их свадьба.

– Поговорить мы сможем в гостиной, – сухо сказала она. – Я спущусь, как только оденусь.

Он еще раз скользнул взглядом по ее фигуре и улыбнулся, заметив босые ноги, выглядывающие из-под подола длинного голубого халата. Лукавое выражение его лица говорило о том, что он вспомнил вечер на крыше сарая, когда расстегнул ее платье и увидел гораздо больше, чем голые ноги.

– Преподобный Хейс ждет в гостиной, – сообщил Джонатан. – Ты можешь поговорить со мной под его бдительным оком или здесь, наедине. Выбирай.

Реджина была возмущена до глубины души. Зная, что сейчас в пансионе нет никого из жильцов, она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы оказаться лицом к лицу с Джонатаном.

– Что выбирать? – резко сказала девушка, стараясь не повышать голоса и сохранять выдержку. – У меня нет выбора. Ты шантажируешь меня. Вынуждаешь выйти за тебя замуж против моего желания.

– Я тебя предупреждал, – спокойно ответил Джонатан, как будто они говорили о погоде, а не обсуждали свою дальнейшую жизнь. – Неужели ты действительно могла подумать, что я спокойно буду наблюдать, как ты делаешь все, чтобы стать следующей жертвой убийцы?

– Не оправдывай свои действия смертью моих подруг, – ответила Реджина, едва сдержавшись, чтобы не сорваться на крик. – Ты эгоист, обманщик и…

– Мужчина, за которого ты выйдешь замуж.

Девушка попыталась захлопнуть дверь у него перед носом, но Джонатан оказался проворнее и сильнее ее. Одной рукой он придержал дверь, а другой схватил Реджину. Она попыталась вырваться, но наступила на подол халата и чуть не упала. Джонатан рывком притянул ее к себе, обхватив за талию и удерживая на ногах. От резкого движения халат распахнулся, обнажив грудь над кружевным корсетом.

Реджина посмотрела на Джонатана снизу вверх.

– Я не хочу выходить за тебя замуж.

– Но ты выйдешь за меня, – сказал он, сверкнув глазами. – А теперь успокойся и выслушай меня. Я рассказал преподобному Хейсу, что закрыл тебя в комнате для гостей, считая это самым надежным и безопасным местом. И он согласился со мной. Не важно, верит пастор в твое целомудрие или нет. Он тоже считает немедленную свадьбу лучшим способом предотвратить сплетни.

В его серебристых глазах что-то сверкнуло. Реджина не могла бы с уверенностью сказать, было это желание или торжество. Ни то ни другое ей не нравилось.

– Ты можешь спуститься вниз и с достоинством произнести свои клятвы, а можешь продолжать брыкаться и кричать, – сказал он, не отрывая глаз от ложбинки между ее грудей. – Выбор опять же за тобой.

Любовь, которая зрела в ней на протяжении последних недель, мгновенно превратилась в ненависть. Реджина поняла, что, по мнению Джонатана, события развиваются совершенно логично и он не намерен ей уступать. Да и с какой стати? Этот человек всегда получал то, чего добивался, и ее он заставит выйти за него замуж. И она будет вынуждена жить под одной крышей с ним и по его правилам. Это противоречило ее жизненным идеалам и устремлениям.

Напрасно она тешила себя надеждой, что Джонатан не похож на других мужчин, что его нежные слова и соблазнительные улыбки чего-то стоят.

– И все-таки мне нужно одеться, – холодно повторила она. Возможно, Джонатану и удастся получить жену, но только не послушную, пусть не надеется.

Он убрал руку с ее талии.

– Пойду скажу миссис Чалмерс, чтобы поднялась наверх и помогла тебе одеться.

Реджина нервничала все больше и больше. Наконец она решила, что пора спуститься вниз. Она и так потратила слишком много времени на одевание, не зная, что выбрать: темно-синее платье с узким корсажем и черным жемчугом или светло-голубое с воротником и манжетами, отделанными кантом цвета слоновой кости. Из-за смерти двух подруг туалет должен быть скромным, но предстоящая церемония требовала более нарядного платья. Люси решила эту проблему, выбрав светло-голубое платье. Она помогла Реджине одеться и застегнула многочисленные пуговки на спине.

Реджина медленно спускалась по лестнице, ноги плохо слушались ее, и только взгляд Джонатана, встречавшего ее у подножия лестницы, придал ей силы. Его улыбка была спокойной и сдержанной, но серебристые глаза светились гордостью и уверенностью.

– Ты просто красавица, – восхищенно произнес Джонатан, протягивая ей руку.

Реджина вовсе не чувствовала себя красавицей. Скорее побежденной, но, стараясь скрыть это от своего будущего мужа, гордо выпрямилась и не приняла предложенную ей руку. Из-за событий последних недель нервы у нее были напряжены до предела, и она не испытывала никаких эмоций. Она словно оцепенела, как во время отпевания Хейзл и Элайзы. А ведь это была ее свадьба.

Джонатан взял невесту под руку и повел к двери в гостиную.

– Люси и Ричард изъявили желание стать нашими свидетелями, – сообщил он и, взглянув на нее, добавил более мягко: – Я буду заботиться о тебе.

Реджина не сомневалась в этом, но его обещание ее не тронуло. Единственное, чего ей хотелось, – выдержать всю церемонию до конца, пока не будут произнесены все слова клятвы. Она не имела ничего против присутствия на церемонии Люси и Ричарда, напротив, даже была рада видеть рядом с собой друзей. Однако мысль о преподобном Хейсе пугала ее. Он бывал слишком властным и фанатичным. Реджина догадывалась, как будет торжествовать пастор, связывая узами брака еще одну молодую женщину и благословляя это событие.

Реджина застыла на пороге гостиной.

– Что-то не так? – спросил ее Джонатан. Девушка опустила руку в карман платья и вынула обручальное кольцо, принадлежавшее ее матери. Очень скромное, оно было для нее символом любви между мужчиной и женщиной. Над тем, брать или не брать с собой это кольцо, девушка раздумывала даже дольше, чем над своим туалетом. После данного ею обета в супружеской верности пути назад не будет, это Реджина понимала и очень надеялась, что кольцо принесет ей счастье и любовь.

– Оно принадлежало моей матери, – сказала девушка, отдавая кольцо жениху. – Мне хотелось бы носить его, если ты не возражаешь.

Джонатан внимательно посмотрел на девушку и понимающе улыбнулся.

– Почту за честь надеть его тебе на палец, – сказал он.

Смущенная его внимательным взглядом, Реджина отвернулась и посмотрела на дверь в гостиную.

Джонатан положил кольцо в карман жилета, открыл дверь и пропустил ее вперед. Как Реджина и ожидала, посреди гостиной с довольным видом стоял преподобный Хейс.

На некоторое время в комнате воцарилось тягостное молчание. Увидев улыбку на лице Люси Чалмерс, Реджина почувствовала облегчение и шагнула вперед.

Преподобный Хейс начал церемонию бракосочетания. Реджине хотелось остановить его, сказать, что это всего лишь шутка, но она промолчала. Они с Джонатаном стояли рука об руку и слушали пастора, пока наконец он не попросил жениха повернуться и посмотреть на невесту.

Их взгляды встретились, и теперь Реджина почти не слышала голос пастора. Глаза жениха светились торжеством. Но было в них еще что-то. То же, что в тот вечер, когда он поднялся к ней на крышу сарая. В них было обещание.

Джонатан произнес «да» в ответ на вопрос пастора, готов ли он взять Реджину в жены.

Невеста, в свою очередь, произнесла слова обета, и в конце голос ее перешел на шепот.

Затем Джонатан надел ей на палец обручальное кольцо. Она почувствовала его тепло и ощутила себя замужней женщиной. Преподобный благословил союз мужа и жены, сказав, что человек не может разлучить тех, кого соединил Всевышний. Реджина подняла взгляд от простого золотого ободка на своем пальце.

В глазах Джонатана была прежняя уверенность, но выражение их изменилось. Он улыбался ей, улыбался искренне и счастливо.

И хотя Реджина любила этого человека, ее не покидала мысль о фальши только что произнесенных слов. Клятвы в верности, которые произносят жених и невеста, означают любовь и преданность, как духовную, так и физическую. А между ней и Джонатаном не было настоящей любви.

Преподобный Хейс объявил, что жених может поцеловать невесту. Но Реджина уклонилась от поцелуя.

Движение было едва заметно, но Джонатан уловил его. И ласковое выражение на его лице сменилось другим – твердым как сталь. Вместо нежного поцелуя он крепко обнял ее и прижался губами к ее губам. Тем самым дав понять молодой жене и всем собравшимся, что он всегда добивается своего.

Реджина ощутила жар и желание, но постаралась подавить в себе это чувство, ненавидя и себя, и своего супруга, который вел себя так бесстыдно. Как только Джонатан отпустил ее, ее обняла Люси. Со слезами на глазах повариха горячо пожелала ей счастья.

Реджина заставила себя улыбнуться и, в свою очередь, обняла Люси. Ричард Фергюсон поцеловал ее в щеку и поздравил молодожена, крепко пожав ему руку.

Преподобный Хейс строго посмотрел на нее, и на его лице с длинными бакенбардами появилась улыбка.

– Твой муж, Реджина, очень хороший человек, – заявил он. – Блюди его и свою честь, и ваш брак будет таким, как Бог повелел.

Не найдя нужных слов, Реджина лишь улыбнулась пастору в ответ.

Не зная, что делать дальше, она просто стояла рядом с мужем, пока тот не предложил миссис Чалмерс начать упаковывать вещи миссис Паркер.

– Мы с Реджиной собираемся провести медовый месяц в Нью-Йорке, – сообщил Джонатан. – До отправления поезда осталось меньше двух часов.

Новобрачная, рассерженная и недовольная тем, что ее опять поймали в ловушку, и одновременно обрадованная тем, что Бог услышал ее молитвы, отправилась в свою комнату собирать вещи. Люси по-детски радовалась за подругу, отправлявшуюся в путешествие, но Реджина оставалась безучастной.

– Тебе понравится город, – весело болтала Люси, упаковывая вещи в принесенный из кладовки сундук. – Там есть опера и драматический театр, а в Центральном парке можно покататься на катке.

«И супружеская постель», – добавила про себя Реджина. События последних недель потрясли основы ее мира, но не передать словами, что она почувствовала, когда Люси захлопнула крышку сундука и закрыла его на замок. Еще утром она была свободна, насколько вообще может быть свободна женщина. А теперь она замужем. Законом и моралью связана с мужчиной, который постоянно твердит о том, как сильно ее желает, но ни словом не обмолвился о любви.

Реджина была словно в тумане, когда спустилась вниз и увидела ожидающего ее Джонатана. Последовали прощальные объятия с миссис Чалмерс, сопровождавшиеся слезами и пожеланиями счастья. Джонатан предложил жене руку. Она приняла ее, избегая смотреть мужу в лицо. Единственное, о чем могла думать Реджина: как перенести то, что ей предстоит, спокойно, без слез и истерик? Ей хотелось оглянуться, вернуть прошлое, но оно ушло навсегда.

Впереди ее ждала совсем другая жизнь.

Какой она будет?

Реджина не чувствовала порывов холодного ветра, не замечала искрящегося на солнце снега. Глаза ее наполнились слезами. Она незаметно смахнула их, чтобы муж не увидел.

В экипаже под глухой стук лошадиных копыт и потрескивание упряжи Джонатан внимательно смотрел на свою жену. Нетрудно было заметить, что Реджина не рада замужеству.

– Я подумал, что неплохо провести две-три недели в большом городе, – сказал он, прервав затянувшееся молчание. – Если хочешь, поедем на юг. В это время там много приезжих. И погода наверняка лучше, чем на севере. Не хочешь во Флориду, поедем в Чарлстон или в Саванну.

– Мне не хочется ехать на юг, – равнодушно ответила Реджина.

– А чего тебе хочется, миссис Паркер? – Он нарочно назвал ее так. Никогда больше она не будет мисс Ван Бурен, так что ей придется привыкнуть.

– Аннулировать наш брак, – сердито бросила Реджина, сама не зная, как это у нее вырвалось. Но ей действительно не хотелось быть замужем. Не только за Джонатаном. Вообще.

Ее муж откинулся на сиденье и улыбнулся, скрестил свои длинные ноги, устраиваясь поудобнее, а потом ответил:

– Аннулирование брака будет означать, что нашего брака вообще не было, потому что он не был завершен. Уверяю тебя, Реджина, этого не произойдет. Я с самого начала ясно сказал тебе о своих намерениях и предупредил, что ты будешь моей, так или иначе. Потому что ни минуты в этом не сомневался.

Его самоуверенный тон возмутил Реджину.

– Я не хочу быть твоей женой! – громко крикнула она, не заботясь о том, что ее могут услышать. – Не желаю!

– Ты уже моя жена, – ответил Джонатан, не обращая внимания на ее вспышку. – Неужели ты думаешь, будто добропорядочные жители Мерриам-Фоллс поверят, что я запер красивую женщину в спальне и оставил одну?

– Меня не интересует мнение жителей Мерриам-Фоллс, – заявила Реджина. Ей теперь нечего было терять, кроме собственной гордости. Джонатан хитростью лишил ее всего остального. – Я говорила тебе, что не хочу выходить замуж. – Она прерывисто вздохнула. – Я не обязана возвращаться в Мерриам-Фоллс после аннулирования брака. В большом городе для меня всегда найдется работа.

– Не будет никакой работы в городе, потому что не будет никакого аннулирования брака, – заявил Джонатан.

Он надеялся, что со временем Реджина привыкнет к своему новому положению. Ведь они женаты всего несколько часов. У него достаточно времени, чтобы убедить ее в том, что он именно тот, кто ей нужен. Только вряд ли ему это удастся, ведь она ненавидит его.

Реджина между тем поняла, что криком ничего не добьешься. Хорошо ли, плохо ли, брак по принуждению или по доброй воле, но Джонатан получил на нее все права. Если она откажется делить с ним постель, ей придется подвергнуться медицинской экспертизе, чтобы доказать свою невинность. Иначе ей не поверит ни один суд и не аннулирует их брак.

Мысль об этом заставила ее умолкнуть. Так в полном молчании они доехали до вокзала.

Выходя из экипажа, Реджина оперлась о руку Джонатана, понимая, что нет никакого смысла отказываться от его помощи. Ехать им придется в отдельном вагоне, который как раз сейчас прицепляли к железнодорожному составу. Пока Джонатан распоряжался относительно ее багажа, Реджина оглядывалась в поисках хоть одного знакомого лица. Но кроме носильщика, на перроне не было ни души.

Реджина поднялась в пульмановский вагон и увидела, что окна по обе стороны закрыты темно-зелеными портьерами. На сиденьях разбросаны бархатные подушки такого же цвета. Вагон больше походил на гостиную, нежели на транспортное средство. Ковер и мебель были такие же элегантные, как и в доме у Джонатана. В дальнем углу вагона стояла маленькая пузатая печка. Поскольку поезд прибывает на Центральный вокзал Нью-Йорка сразу после ужина, спальный вагон к составу не прицепили.

Реджина сняла шляпу и перчатки и протянула руки к теплой печке. Она выглянула в окно и увидела, как Бисби отдает последние указания носильщикам, а потом поднимается в пассажирский вагон. Реджина не удивилась, увидев дворецкого, и была ему благодарна за то, что он едет с ними в Нью-Йорк. В этом огромном городе она почти никого не знала, была там всего несколько раз, ездила на собрания суфражисток и лишь однажды за покупками. Реджину поразили многочисленные магазины, где было все, начиная от парижских платьев и кончая изысканным швейцарским шоколадом. Платье, в котором Реджина была на ужине у Джонатана в день убийства Элайзы, она приобрела в маленьком элегантном магазинчике на Четырнадцатой улице. Понимая, что стала женой очень богатого человека, Реджина решила побаловать себя на этот раз несколькими туалетами. Хоть так она сможет отомстить Джонатану за его поведение.

Раньше Реджина и не думала о его деньгах. Пансион обеспечивал ей нормальную, хотя и не роскошную жизнь. Ей хватало и на еду, и на одежду. Теперь она может позволить себе все, что пожелает, но скромная жизнь в маленьком городке привлекала ее гораздо больше, чем снобизм жителей Манхэттена, центрального района Нью-Йорка, населенного потомками голландских колонистов.

Мужа она предпочла бы не богатого, а любящего. Джонатан же питал к ней только страсть. Если бы только она могла убедить Джонатана, что любовь лучше, чем страсть! Если бы он предложил ей свое сердце, она нежно любила бы его и с радостью приняла его любовь.

Продолжая греться у печки, Реджина наблюдала, как ее муж вошел в вагон. Он снял пальто и шляпу и бросил их на обтянутый бархатом диван. Через несколько минут паровоз взревел, как раненый зверь, состав дернулся, застучали колеса.

– Ты поела? – спросил Джонатан, просмотрев газеты, которыми их снабдил предусмотрительный Бисби.

– Я не голодна, – сухо ответила Реджина. Ее страшила предстоящая дорога так же, как предстоящая ночь. О чем бы ни зашел разговор, было ясно, что общего языка они с Джонатаном не найдут.

Джонатан, словно не замечая ее настроения, подошел к мини-бару и открыл его. Достал корзинку, поставил на стол и откинул льняную салфетку, которой она была закрыта.

– Здесь фрукты, – сообщил он, выкладывая содержимое корзинки на стол. – Сыр, хлеб и печенье. И конечно, вино.

– Как, а шампанское? – с вызовом спросила Реджина. – Я-то думала, ты захочешь отпраздновать событие.

– Шампанское будем пить вечером, – спокойно заметил Джонатан. – В ресторане «Дельмонико».

Она хотела спросить, где они поселятся в Нью-Йорке: в гостинице или у него есть дом на Манхэттене. Но в этот момент муж сел рядом с ней на диван и протянул ей бутерброд с сыром.

– Тебе нужно поесть.

Ответ замер у нее на губах, когда она взглянула ему в глаза. Реджине хотелось сказать «нет» неукротимому желанию, горящему в его глазах, но она не нашла в себе ни слов, ни сил. Он легко коснулся ее губ. По сравнению с их прежними поцелуями этот поцелуй был очень нежным, так целуют мужья своих жен. И это потрясло Реджину до глубины души.

Странное чувство охватило ее, и она поняла, что проиграла. Этот несносный мужчина слишком много для нее значил, чтобы она могла отвергнуть его. Он владел искусством обольщения, а также умел уговорить инвесторов раскошелиться. Самоуверенность Джонатана претила ей, и все же она его безумно любила.

Проблема в том, что он не любит ее. Несмотря на то что в ней пробудились страсть и интерес к приключениям, Реджина не была готова отправиться в путешествие с конечным пунктом в спальне. Ей хотелось, чтобы их совместная жизнь была настоящей в полном смысле этого слова. Чтобы ночи были наполнены страстью, а дни – смехом, перепалками и детскими голосами.

Она поняла это в тот момент, когда Джонатан поцеловал ее. Он уже отстранился, а Реджина, не отрываясь, смотрела на него.

Джонатан вопросительно взглянул на жену.

– Пожалуйста, злись на меня сколько хочешь, – сказал он. – Но знай, я всегда буду заботиться о тебе.

Она в этом не сомневалась. Ее муж был человеком надежным. Но забота и любовь – вещи разные. Одной заботы Реджине мало, в этом случае она будет чувствовать себя глубоко несчастной. Если же муж будет питать к ней не только страсть, возможно, со временем он полюбит ее.

Если…

А если нет, она никогда не станет счастливой. Что же, не она первая, не она последняя.

– У тебя есть в Нью-Йорке дом? – спросила она, мучимая любопытством.

– Есть, – ответил Джонатан, подошел к столу и отрезал себе кусок сыра. – На Тридцать четвертой улице.

Реджина не очень хорошо знала Манхэттен и его обитателей, но ей было известно, что на Тридцать четвертой улице живет семейство Астор. По соседству с Джонатаном располагались богатые дома, это была вершина социальной иерархии, куда можно попасть лишь благодаря богатству и благородному происхождению.

– Ты знаком с миссис Астор?

– Я был пару раз на ее приемах, – небрежно ответил Джонатан.

Реджина знала, что на нью-йоркских приемах светское общество блистает сказочными драгоценностями, парижскими туалетами, обеды из десяти перемен обслуживают слуги в ливреях, на столах сверкает хрусталь от Тиффани. Для сына владельца мясной лавки приглашение в дом леди Астор большая честь. Леди и ее подруги не были сторонницами движения женщин за свои права, что также было известно Реджине. Они считали дурным тоном поддержку такого скандального движения. По их мнению, леди не пристало расхаживать по улицам с развевающимися флагами и требовать для себя прав, которые знатным дамам с Тридцать четвертой улицы не казались важными. Куда интереснее провести лето на шикарном курорте в Ньюпорте.

В тягостном молчании они ели свой скромный, но вкусный обед, состоявший из хлеба с сыром и слабого вина, по вкусу напоминавшего скорее сидр, чем алкогольный напиток. Постепенно Реджина начала успокаиваться. От печки в вагоне стало тепло, Реджина сняла пальто, благодарная Джонатану за то, что он не стал разыгрывать из себя джентльмена и помогать ей. Из головы у Реджины не шла их первая брачная ночь, о которой она не могла думать без страха.

Она села к окну и принялась разглядывать мелькающий за ним пейзаж. Мимо пролетали заснеженные поля и голые бурые деревья. Ее мысли то и дело возвращались к предстоящей ночи. Теоретически Реджина достаточно знала о браке и об отношениях между мужем и женой. И уже достаточно вкусила от страсти, чтобы понять, что в иные моменты страх исчезает и можно забыть обо всем на свете. Но она также знала, что самая сильная страсть не может заменить любовь. Реджина догадывалась о решимости Джонатана воспользоваться ситуацией, независимо от ее желания. Она уже смирилась с мыслью, что утром проснется женщиной в полном смысле этого слова, однако не собиралась легко поддаваться его обольщению. Если Джонатан хочет иметь жену, с готовностью выполняющую его желания, ему придется сделать гораздо больше, нежели просто поднять бокал шампанского за их брак в шикарном ресторане «Дельмонико».

Глава 12

В Нью-Йорке моросил дождь. Реджина была рада не слышать больше стука колес поезда и избавиться от молчания, царившего в вагоне в последние часы их путешествия. Джонатан, видя ее настроение, углубился в газеты. За все это время они обменялись всего парой ничего не значащих слов.

В экипаже, который вез их по улицам, было темно, лишь изредка в окна проникал свет уличных фонарей. Реджина, отдохнувшая и выспавшаяся в поезде, сидела напротив мужа, поглощенная своими мыслями. Экипаж, в котором они ехали, был таким же дорогим и комфортабельным, как и экипаж Джонатана в Мерриам-Фоллс. Она подняла глаза и увидела, что муж внимательно смотрит на нее.

Казалось, он раздумывает, стоит ли ехать дальше или велеть кучеру развернуть экипаж и отвезти их назад на вокзал, чтобы вернуться в маленький городок на берегу реки Гудзон.

– Ты почувствуешь себя лучше после горячей ванны, – сказал Джонатан. – Я держу постоянный штат слуг в своем городском доме. Бисби их уже известил, и они ждут нашего приезда.

С наступлением темноты в городе начинается светская жизнь, и им предстоит долгий ужин в ресторане «Дельмонико». Значит, Реджине придется еще несколько часов прикидываться равнодушной. Задача нелегкая, если учесть, что ей хотелось только одного – чтобы он обнял ее и крепко прижал к себе.

Они еще никогда не проводили вместе так много времени, не касаясь друг друга. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как перед отъездом из Мерриам-Фоллс муж нежно поцеловал ее. Реджину угнетало напряженное молчание, а замечания, которыми они обменивались из вежливости, не улучшали настроения.

– Горячая ванна – это хорошо, – согласилась она, слегка улыбнувшись.

Джонатан улыбнулся в ответ. Замечание произвело желаемый эффект. Реджина почувствовала, что напряжение несколько ослабло. Как бы то ни было, но этот человек обладал уникальной способностью пробуждать в ней глубокие и искренние чувства. Она сердилась на него за то, что он вынудил ее выйти за него замуж. Но сейчас гнев уступил место радости при мысли о том, что она его жена.

Щеки ее вспыхнули, стоило ей подумать о том, чем они будут заниматься до рассвета.

Мигали газовые фонари, колеса экипажа стучали по булыжнику. Они подъезжали к престижным домам на Тридцать четвертой улице. У Реджины эти здания, похожие на большие темные пятна, не вызвали никакого интереса. Наконец экипаж остановился перед внушительным особняком из темного кирпича. Реджина восхищенно посмотрела в окно на здание, на крыльцо с мраморными ступенями и коваными чугунными перилами.

– Вот мы и приехали, – сказал Джонатан, открывая дверцу экипажа.

Он вышел и протянул Реджине руку. Девушка задрожала, опираясь на его руку, надеясь, что Джонатан ничего не заметил. Бисби приехал раньше и, открыв дверь, приветствовал миссис Паркер в ее новом доме. Впрочем, Реджина была почти уверена, что по окончании медового месяца они вернутся в Мерриам-Фоллс и Джонатан займется нераскрытыми преступлениями, которые заставили его заботиться о ней сверх всякой меры.

Пожилая женщина в черном платье и белом накрахмаленном переднике появилась из дальнего конца холла. Она присела в реверансе и улыбнулась им. Бисби представил женщину как экономку, миссис Камерон.

– Вашей горничной будет Молли, миссис Паркер, – сообщила Реджине экономка. – Если желаете, я велю подать чай в вашу комнату. Ванна сейчас будет готова.

– Я – в библиотеке, – сказал Джонатан, передавая жену в руки опытной прислуги. – Столик в ресторане заказан на восемь.

Реджина позволила проводить себя наверх. Она была слишком взволнована, чтобы как следует рассмотреть дом. Ей только бросилось в глаза, что этот дом отделан так же великолепно, как и дом Джонатана на Уитли-стрит. Поднимаясь по лестнице, Реджина ощущала под рукой гладкие как стекло перила красного дерева. Ноги утопали в коврах. У нее было столько впечатлений за последние двадцать четыре часа, что она лишь краем глаза взглянула на великолепные картины в золоченых рамах, стоившие, наверное, целое состояние.

Спальня, в которую проводила ее экономка, была выдержана в бордовых и белых тонах. Веселый огонь полыхал в камине. Сундук Реджины уже был распакован. Вечернее платье кофейного цвета висело на белой спинке кровати. Реджина собиралась надеть его в ресторан.

Рядом была гардеробная, дверь из нее вела в ванную. Большая фаянсовая ванна наполнялась горячей водой. Пар поднимался к самому потолку. Реджине захотелось немедленно сбросить измятое в дороге синее платье и окунуться в горячую благоухающую воду. На стенах ванной висели большие зеркала в позолоченных рамах, позволявшие видеть себя со всех сторон. Реджина подумала о том, что у Джонатана совсем нет стыда.

Ее горничная оказалась молоденькой девушкой с белокурыми вьющимися волосами и добрыми голубыми глазами.

– Рада с вами познакомиться, миссис Паркер! – сказала она с улыбкой.

И едва не упала, присев в реверансе. По ее неуклюжим манерам Реджина догадалась, что девушка из кухонной прислуги. Ведь до сегодняшнего вечера городской дом Джонатана был жильем холостяка. Реджина приветливо улыбнулась горничной, сочувствуя девушке, неожиданно попавшей в такую сложную для нее ситуацию.

– Спасибо, Молли. Я тоже рада познакомиться с тобой.

Обрадованная приветливой улыбкой хозяйки, Молли облегченно вздохнула. Она поняла, что новоиспеченная миссис Паркер не будет высокомерно относиться к ней.

– Ваша ванна будет скоро готова.

– Сначала я хочу чашку чаю, – сказала Реджина.

Миссис Камерон приказала Молли спуститься в кухню за чаем, а сама помогла хозяйке переодеться в белый с розовым пушистый халат. Реджина расположилась на удобном диване и огляделась. Она заметила резную двустворчатую дверь в противоположной стене своей комнаты и сразу догадалась, что дверь ведет в комнаты Джонатана.

Что он сейчас делает? Отдыхает перед ванной с бокалом виски в руке? Или уже наслаждается горячей ванной, довольно посвистывая, поскольку добился своего? Еще не добился, подумала Реджина. Пока их брак – простая формальность. Ведь она еще не разделила с ним супружеское ложе.

Реджина пила чай, стараясь не думать о том, что произойдет после их возвращения из ресторана.

В «Дельмонико» Джонатан заказал самый лучший кабинет. Помещение было залито светом многочисленных свечей, мягкие кресла обтянуты темно-бордовым бархатом, столовое серебро сияло. Но, поглощенная своими мыслями, Реджина ничего не замечала.

После ванны Молли расчесывала длинные волосы своей хозяйки до тех пор, пока они не заблестели. Потом, к великому изумлению Реджины, не ожидавшей этого от неопытной прислуги, горничная очень искусно уложила ее густые каштановые локоны в красивую прическу. Вечернее платье было выглажено, пока Реджина принимала ванну. В этом платье и жемчугах, доставшихся ей от матери, и в пушистой пелерине из белой норки, таинственным образом появившейся в ее комнате, миссис Паркер привлекала взгляды всех мужчин в этом роскошном ресторане.

Смущенная восхищенными взглядами незнакомых ей мужчин, Реджина, послушная как овечка, позволила мужу провести себя в кабинет. Сев за стол, она попыталась успокоиться. Джонатан во фраке и черных брюках был, как всегда, неотразим. На лице его играла улыбка, но его пристальный взгляд заставлял Реджину нервничать. Он смотрел на нее так, будто вместо любого блюда из ресторанного меню хотел бы съесть ее.

– Расслабься, – сказал он. – Я знаю, ты голодна.

Реджина и в самом деле умирала с голоду.

Они почти не разговаривали до появления официантов, подавших заказ. Блюда были изысканные, приправленные тонкими соусами. На десерт подали малиновый шербет в маленьких серебряных вазочках. Реджина улыбнулась.

– Наконец-то, – засмеялся Джонатан. – Я уж думал, что никогда не увижу твоей улыбки.

– Мне нравится малина, – как бы оправдываясь, произнесла Реджина.

– А мне нравишься ты, – ответил Джонатан.

Официанты тактично удалились, и они остались вдвоем.

Джонатан достал из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского и принялся вытаскивать пробку. Раздался хлопок. Джонатан наполнил два высоких узких бокала пенящейся жидкостью и поставил один перед ней.

– Тост за нас, – объявил Джонатан, подняв бокал. Этот короткий тост не мог описать всю сложность их отношений, но Реджина все-таки подняла свой бокал. Шампанское было выше всяких похвал, однако девушка едва почувствовала его вкус. Словно завороженная смотрела она на красивое мужественное лицо своего мужа, не в силах отвести от него глаз. Их взгляды встретились.

В этот миг Реджина поняла, что связана с этим человеком до конца своих дней. Она – его жена, и не важно, какие причины или ухищрения привели их к этому браку. Вскоре они окажутся в своей супружеской спальне. Злость, которую она испытывала с самого утра, растаяла под нежным взглядом Джонатана.

Не важно, что он с помощью ухищрений вынудил ее стать его женой. Сейчас важно только молчание, полное невысказанного желания.

Реджина опустила глаза и отпила из бокала. У нее есть два пути: закрыться в своей элегантной спальне на Тридцать четвертой улице или добровольно стать женой Джонатана Паркера в полном смысле этого слова. В любом случае ее жизнь неразрывно связана с этим мужчиной. А главное – она любит его.

Может ли сердце разорваться дважды? Что лучше: пройти через все унижения, связанные с расторжением брака, обрести свободу и любить его издали или любить его так, как он того желает – отдать ему свое тело? А отдав ему свое тело, может ли она надеяться, что в один прекрасный день он испытает к ней такие же чувства, какие испытывает она к нему? Что их сердца и жизни сольются воедино и они познают радость настоящей любви?

Вопрос сложный, как и чувства, охватившие ее с того самого дня, как Джонатан Паркер постучал в дверь ее дома.

– Уже поздно, – сказал Джонатан.

Эти слова прозвучали для Реджины как смертный приговор и как благословение небес. Она почувствовала, как слабеет ее решимость. Что бы она ни решила за ужином, сейчас, когда Джонатан подошел к ней, было забыто.

– Мне очень хочется поцеловать свою жену, – улыбаясь, сказал он.

Реджина заколебалась, но не смогла противиться Джонатану и его чудесным поцелуям. Не видя ничего, кроме его серебристых глаз, она позволила ему обнять себя. Его руки были крепкими как сталь, но очень нежными и теплыми.

Реджина взглянула Джонатану в лицо. Больше всего на свете ей хотелось сейчас почувствовать, как его губы прижмутся к ее губам. Ее будто пронзило электрическим током, когда его руки скользнули по ее рукам в вечерних кружевных перчатках, по тяжелому шелку платья, потом выше, к вырезу у горла, и она ощутила жар его ладони на своей коже. Джонатан медленно, мучительно медленно, склонил голову, и она почувствовала его дыхание на своих губах. Губы ее приоткрылись, приглашая к поцелую. Когда Джонатан наконец поцеловал ее, Реджине показалось, что она превратилась в падающую звезду. Его губы впились в нее, лишив ее возможности дышать. Его язык медленным дразнящим движением проникал в ее рот. Она обвила его шею руками и прильнула к нему.

Через некоторое время, не заметив, как они переместились к удобному длинному дивану, занимавшему две стены из четырех, Реджина обнаружила, что сидит на коленях у мужа и он страстно целует ее.

Поцелуи были долгими, сладкими и становились все мучительнее. Реджине хотелось большего. Она и раньше испытывала такие чувства, но старалась не поддаваться им. Теперь же она стала законной женой Джонатана и могла дать волю своим эмоциям.

Джонатан, лаская Реджину, сдерживал себя, не забывая, что они в ресторане, а не в спальне его дома в Манхэттене. Его руки скользнули по ее талии, потом выше. Он представил себе, как снимет с нее платье и коснется крепких молодых грудей, заключенных сейчас в корсет из китового уса и шелковую рубашку. Каждый его поцелуй был обещанием и проклятием. Реджина извивалась в его объятиях. Наконец Джонатан, вместо того чтобы повалить ее на диван и задрать юбки, отстранил ее и посмотрел ей в глаза.

– Нам пора домой, – сказал он.

Реджина, задыхаясь, кивнула.

Она вся напряглась и дрожала, когда Джонатан помогал ей сесть в экипаж. Казалось, они целую вечность ехали по Пятой авеню, мечтая очутиться в постели и стать настоящими мужем и женой.

Реджина больше не боялась первой брачной ночи, охваченная страстью, она с нетерпением ждала ее и знала, что Джонатан сейчас испытывает те же чувства.

Джонатан не ожидал, что Реджина так быстро сдастся.

Он все еще хотел Реджину. Боже, как он ее хотел! Но уже по-другому. Он обнаружил это утром, когда надел ей обручальное колечко. Ему хотелось не только овладеть ею, но и сделать ее счастливой, а также оградить от опасности. Сейчас они находятся вдали от Мерриам-Фоллс. Но опасность от этого не стала меньше. Главной целью убийцы суфражисток, подруг Реджины, была она сама, потому что привлекла многих девушек к женскому движению. Без нее интерес к этому движению в маленькой деревушке штата Нью-Йорк умер бы. А девушки из «литературного кружка» занялись бы поисками жениха и устройством своей жизни.

Чтобы защитить Реджину, Джонатан унес ее с крыши сарая и запер у себя в доме в комнате для гостей.

Но вовсе не для того, чтобы заставить отправиться с ним к алтарю. А потом воспользовался случаем, боясь, что другого ему не представится. Он и сейчас чувствовал, что убийца жаждет смерти Реджины, но не мог объяснить почему. Так же как не мог объяснить свои чувства к отчаянной суфражистке. Из нее не получится послушная жена – из этой воинственной леди с сапфировыми глазами и бойким язычком, но с ней его жизнь будет интересной.

Но стоит ли думать о будущем, если впереди у них первая брачная ночь. Вряд ли Реджина будет по-прежнему играть роль оскорбленной невинности. Она вся пылала от страсти, когда он ее целовал в ресторане. И все же надо быть осторожным и набраться терпения, как бы ни было это трудно. Его тело жаждало наслаждений.

Если бы он намеревался просто удовлетворить свое физическое желание, то сразу, как только экипаж остановился перед домом, схватил бы Реджину на руки и отнес наверх в спальню, где и удовлетворил бы свой сексуальный голод как можно скорее. Ему же хотелось не только самому получить удовольствие, но и доставить его Реджине. Пусть научится радоваться чувственным наслаждениям, освободится от моральных запретов, поймет, как прекрасно быть женщиной в полном смысле этого слова.

Много повидавший и много испытавший в своей жизни, Джонатан не раз делил ложе с женщинами, которые считали, что искусство любви исключительно женская привилегия. Они умели разжечь мужчину. То наступали, то отступали, то делали вид, будто сопротивляются. Чувственный по натуре, не стесняющийся своих сексуальных желаний, Джонатан хотел, чтобы и Реджина стала такой.

Однако есть вещи, о которых нельзя забывать. К примеру, постель с надушенными простынями, мерцающий свет свечей.

Ему хотелось показать Реджине весь город. Погулять с ней по паркам, если позволит погода, посетить художественные галереи, театры, побывать в ресторанах с экзотической кухней и официантами, не говорящими по-английски. В сумерки, когда не видна деловая жизнь залива, с моста через бухту открывается прекрасный вид на город.

Пусть Реджина поймет, что чувственность не ограничивается пределами спальни. Что наслаждение может доставить и пища, и звук сигнального рожка в тишине ночи.

Реджина должна радоваться многообразию жизни, но всегда стремиться в его объятия.

Но больше всего ему хотелось завоевать доверие Реджины. Иначе он не сможет уберечь ее от опасности. Ей придется узнать, что у него сильно развита интуиция, которая его никогда не подводит. Джонатан вспомнил свою маленькую сестру – тогда, к несчастью, он не проявил нужной осторожности.

Экипаж остановился перед домом, и Джонатан полез в карман за ключом.

Глава 13

Бисби приветствовал их у входа, взял пальто Джонатана и меховую накидку Реджины и удалился. В доме было тихо, слишком тихо для его новых обитателей. Где-то пробили часы. Считая их удары, Реджина пыталась убедить себя, что ее не очень пугает предстоящая ночь. В конце концов, она взрослая женщина, хоть и девственница. Ей, конечно, придется пережить несколько неприятных моментов, возможно, даже боль, но все это быстро пройдет. Она по-настоящему станет женой Джонатана, и, возможно, ей это доставит такое же удовольствие, как ему.

Хотелось бы в это верить. Разум уже примирился с браком, основанным на безудержной страсти, но сердце жаждало любви.

Терзаемая самыми противоречивыми чувствами, Реджина повернулась к Джонатану.

– Поднимись наверх в спальню, – сказал он с улыбкой. – Я скоро приду.

Подобрав подол шелкового платья, Реджина направилась к покрытой ковром лестнице, ведущей на второй этаж. Ее так и подмывало спросить, не собирается ли Джонатан в библиотеку выпить чего-нибудь крепкого. Ей сейчас был бы весьма кстати глоток виски. Шампанское, которое она выпила в ресторане, не успокоило нервы. С каждым шагом Реджина приближалась к моменту истины, тому моменту, когда перестанет сопротивляться и растает в его объятиях.

Теперь, когда Реджина осознала неизбежность этого, время тянулось невыносимо медленно. Кудрявая Молли выглянула из-за двери и, улыбаясь, поинтересовалась, понравился ли миссис Паркер ужин в ресторане. Реджина ответила, что понравился, но не стала удовлетворять любопытство горничной и подробно рассказывать о проведенном вечере, потому что нервы ее были на пределе.

Войдя в спальню, миссис Паркер увидела на кровати прозрачный голубой пеньюар и белую ночную рубашку. Вещи были не знакомы Реджине, и она нахмурилась. Неужели Джонатан был так уверен в этом браке поневоле, что приобрел их заранее? Или они принадлежали его прежней любовнице?

– Я помогала миссис Камерон выбрать эти вещи, – призналась Молли, взяв с кровати ночную рубашку. – Мне она показалась очень хорошенькой.

– Так оно и есть, – заверила ее Реджина. Она почти сожалела о том, что вещи оказались купленными специально для нее, а не принадлежали бывшей любовнице. Теперь у нее не было предлога, чтобы закрыть дверь на ключ и не пустить Джонатана, который скоро явится к ней. – А что еще вы купили?

– Несколько платьев и кое-какие мелочи, – сказала Молли. Она поспешно задернула тяжелые темно-бордовые портьеры на окнах, подошла к кровати и постелила постель. – Мистер Паркер сказал, что остальным займетесь вы сами. Хотите принять ванну? – Молли изо всех сил старалась угодить хозяйке.

– Нет, спасибо. Помоги мне расстегнуть эти пуговицы, – попросила Реджина, поворачиваясь спиной к горничной. Девушка помогла ей снять платье и расшнуровать корсет. Хозяйка поблагодарила ее. – На сегодня, кажется, все, твоя помощь больше не понадобится. Увидимся утром.

– Спокойной ночи, – сказала Молли, присев в глубоком реверансе, гораздо более изящном, чем в первый раз.

Реджина подождала, пока закроется дверь, присела на край кровати и посмотрела в большое зеркало, висевшее на противоположной стене. За день она устала, ей хотелось забраться под одеяло и спать до самого утра.

Однако молодоженам редко удается выспаться в первую брачную ночь. Постучит Джонатан в резную двустворчатую дверь, соединяющую их комнаты, предупреждая о своем приходе? Или просто войдет и набросится на нее? В любом случае времени у нее мало.

Реджина распустила волосы, тщательно расчесала их. Взяла ночную рубашку и отправилась в гардеробную, чтобы снять нижнее белье. Когда на ней ничего, кроме обручального кольца, не осталось, девушка надела соблазнительную рубашку, набросила пеньюар и посмотрелась в зеркало. В гардеробной их было не менее полудюжины. Она не привыкла вертеться перед зеркалом. И смущенно смотрела на свое отражение, гадая, понравится ли мужу в этом нарядном белье из прозрачного шелка и белого кружева.

– Ты выглядишь очаровательно, – раздался тихий ласковый голос Джонатана. От неожиданности Реджина повернулась так резко, что чуть не упала.

Джонатан был в черных брюках, тех же, что в ресторане, но вместо фрака, серого парчового жилета и белой шелковой рубашки на нем была бордовая домашняя куртка с черными бархатными отворотами, небрежно стянутая поясом. На груди между отворотами куртки виднелись темные волосы, от которых девушка не могла отвести глаз. Взгляд Джонатана задержался на ее розовых сосках, просвечивающих сквозь ночную рубашку, скользнул к темной тени внизу бедер и наконец опустился к ее босым ногам.

Он протянул руку, и Реджина с глубоким вздохом шагнула к нему. Их пальцы встретились на мгновение, потом он взял ее руку в свою ладонь.

– Доверяй мне, – хрипло сказал он.

– У меня нет выбора, – ответила Реджина первое, что пришло на ум, но тут же поняла: не такого ответа он ждал от нее. – Я хочу сказать…

– Ты волнуешься. – Он чувствовал, как дрожит ее рука. – И это совершенно естественно.

Реджина, прикусив губу, заглянула ему в глаза. Ей было не по себе, и это давало Джонатану преимущество перед ней. А преимуществ у него и так достаточно.

– Думаю, бокал шампанского сейчас будет очень кстати, – сказал он, легонько подталкивая ее к двери.

Проходя через свою комнату к двустворчатой двери, ведущей в спальню мужа, где их ждало супружеское ложе, Реджина взяла с кровати голубой пеньюар. Хоть он и прозрачный, но все же лучше, чем ничего. Однако она не надела его. Под взглядом Джонатана она чувствовала себя совершенно голой.

В сопровождении супруга Реджина ступила на порог его комнаты и удивленно раскрыла глаза. Комната, выдержанная в синих и золотых тонах, выглядела очень уютно, если учесть, что здесь живет мужчина. Массивная кровать с высокими, до потолка витыми столбиками для балдахина. На каминной полке множество экзотических безделушек. У камина огромное мягкое кресло, обтянутое гобеленом в синих и серых тонах. На столе – стопки газет.

Реджина с интересом разглядывала комнату, даже не заметив, что Джонатан отпустил ее руку. Ярко-синие портьеры с золотой каймой были задернуты. Над камином висела большая картина в раме из темного дерева, инкрустированного золотом. Неизвестному художнику прекрасно удалось передать изящный силуэт парусника и создать ощущение скорости движения. Реджине показалось, что она видит вздымающиеся волны, чувствует на лице соленые брызги – из-за сильного ветра на корабле пришлось убрать паруса.

– Прекрасно! – восхищенно сказала Реджина. Талант художника привел ее в такой восторг, что на мгновение она забыла о предстоящей брачной ночи.

– Не прекраснее, чем ты, – сказал Джонатан.

Он с трудом сдерживал себя при виде тела Реджины, прикрытого прозрачной тканью. Ее распушенные волосы густыми каштановыми волнами струились по спине. Она улыбалась, глядя на картину, и лицо ее светилось. Наливая шампанское, Джонатан напомнил себе, что спешить не следует. Реджина была не самой послушной невестой. И ему не хотелось, чтобы утром она упрекала его в том, что он соблазнил ее.

Джонатан повернулся, держа в каждой руке по бокалу.

Их глаза встретились. Они смотрели друг на друга всего мгновение, но оно показалось им вечностью. Реджина поспешно опустила глаза. Было бы странно надеть сейчас пеньюар, висевший у нее на руке, подумала она. Джонатан сочтет ее глупой школьницей, если она попытается скрыть то, что он уже видел. Реджина бросила пеньюар на спинку кресла и взяла у Джонатана бокал.

От прикосновения его руки в ней поднялась целая буря. Она не могла забыть его поцелуй сегодня утром в поезде. Он был такой нежный, что тронул ее до слез. И совсем по-другому он поцеловал ее в ресторане. Требовательно. Настойчиво. Этот мужчина вызывает у нее самые противоречивые чувства.

Реджина остро ощущала его присутствие, его горящий взгляд, его запах – смесь виски и мускуса. Этот запах вызывал у нее воспоминание о той ночи на крыше сарая. Она перевела взгляд на темные волосы у него на груди. Отблески огня играли на его бронзовой коже. Как ни старалась она, ей не удалось скрыть впечатление, которое произвел на нее его молчаливый взгляд.

– Ты хочешь меня напоить? – спросила Реджина. Она не знала, куда деть руки, и взяла бокал.

– Нет, – лукаво улыбнулся Джонатан. – У меня намерения самые благородные, как у любого жениха.

Вряд ли стоило объяснять, что это за намерения. Они женаты, и он вправе ожидать, что жена разделит с ним ложе.

– Напомни мне поблагодарить миссис Камерон и Молли, – добавил он, прежде чем она нашлась что ответить. – Если все купленные ими вещи такие же симпатичные, как эта рубашка, мои деньги потрачены не зря.

Напоминание о том, что она стоит перед ним практически голая, не помогло Реджине сохранить невозмутимый вид под пристальным взглядом супруга. «Вы страстная женщина, мисс Ван Бурен». Эти слова неотступно преследовали ее, и в глубине души Реджина признавала их справедливость. Сердце ее бешено колотилось, жгучая боль росла где-то в глубине тела. Желание Джонатана непостижимым образом передавалось ей. Интересно, испытывает ли он такую же боль? Жаждет ли его кожа ласки ее рук, а губы – прикосновения ее губ? Почему этот человек имеет такую власть над ней?

Реджина заставила себя взглянуть ему в глаза.

– Почему?

– Что почему?

– Почему я? – пояснила Реджина. – Может быть, если бы я поняла причину, то отнеслась бы более благосклонно к перспективе стать твоей женой. Только не говори, что ты сделал свой выбор импульсивно. Я знаю тебя лучше, чем ты себе представляешь. Ты не способен поступать необдуманно.

– Завтра ты будешь знать меня еще лучше, – поддразнил он ее.

Его слова означали, что Реджина согласна остаться здесь до утра, если понадобится, чтобы получить ответ на свой вопрос.

– А почему не ты? – сказал, наконец, Джонатан. – Неужели ты думаешь, что мужчины предпочитают жениться на скучных женщинах? Некоторые, возможно. Они чувствуют себя более уверенно рядом с тихими, предсказуемыми женщинами. Но я никогда не относился к числу тех, кто играет только наверняка, – заметил Джонатан, отставив бокал и подходя к ней. – Ты невозможно горячая и упрямая, но с тобой не бывает скучно, – улыбнулся он. – Ты молода и красива. И конечно, я поступил обдуманно. Именно на такой женщине я хотел жениться, когда решил обзавестись семьей.

– Я польщена, – ответила Реджина. – Но это не ответ. Есть много горячих и упрямых женщин на свете. Спроси любого мужчину.

– Все дело в твоем телескопе, – помолчав, сказал Джонатан.

– Мой телескоп! – нахмурила брови Реджина. – Ты женился на мне, чтобы заполучить мой телескоп?

– Не совсем так, – усмехнулся он, подходя к ней еще ближе. – Мы поженились. И это самое главное.

Реджина выронила бокал и оказалась в крепких объятиях мужа. На этот раз он не пытался поцелуем соблазнить или убедить ее. Это был долгий и нежный поцелуй, от которого у нее заныло все тело.

Ладони Джонатана скользили по ее спине, изучая женственный изгиб ее бедер, ее округлые ягодицы. В его взгляде пылала долго сдерживаемая страсть.

– Мы поговорим завтра утром.

Реджина попыталась протестовать, но муж прижал кончики пальцев к ее губам. Он посмотрел на ее грудь, едва прикрытую прозрачной ночной рубашкой, и Реджина покраснела от смущения. Реакцию ее тела на его поцелуй невозможно было скрыть. Под тонким шелком отчетливо выделялись затвердевшие соски.

Джонатан подхватил жену на руки и понес ее к кровати.

Путешествие от середины комнаты до кровати было своего рода паломничеством, Реджина знала, что такой путь можно проделать только раз в жизни. Как часто со дня встречи с этим невыносимым мистером Паркером она грезила о его объятиях? Теперь ее грезы превратились в реальность.

Но загадка осталась.

С улыбкой на губах Джонатан положил Реджину на постель и сбросил куртку.

Все сомнения покинули Реджину при взгляде на него. Его мужественная фигура вырисовывалась в слабом свете камина. Именно таким она видела его через объектив телескопа. Крепкие мускулы, густая поросль темных волос на груди, плоский, как стиральная доска, живот.

Джонатан лег рядом с ней, опираясь на локоть. Он все еще был в брюках. Указательным пальцем он нежно провел по ее щеке, потом по нижней губе.

– Не волнуйся, – нежно сказал он. – И не бойся. Я не сделаю тебе больно, хочу доставить тебе удовольствие. Ты мне веришь?

– Я и не боюсь, – солгала она.

Джонатан тихо засмеялся.

– Боишься. Я вижу это по твоим глазам, – сказал он, нежно проводя пальцем по дугам ее бровей. – У вас очень выразительные глаза, миссис Паркер. По ним я могу читать ваши мысли.

Реджине хотелось вскочить с постели и открыть окно. В комнате было очень жарко, в ложбинке между грудей выступил пот.

– Ты хотела поговорить со мной, – напомнил Джонатан, нежно расправляя на подушке густые пряди каштановых кудрей. – Давай поговорим сейчас. Расскажи мне, что происходит в твоей хорошенькой головке.

– Я думала, мои глаза…

Он закрыл ее глаза поцелуем.

– Говори же. Не заставляй меня гадать.

Ей показалось, что внутри она вся расплавилась, а тело стало твердым как железо. Она не могла найти ни одного нужного слова, чтобы объяснить то, что хотела. Самое большее, на что она была сейчас способна, это издать слабый стон, когда его губы коснулись ее шеи. Его губы были влажными, горячими, и ей хотелось…

– Поговори со мной, – шепотом попросил он. – Скажи, чего ты хочешь.

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

– Куда? – спросил он, отодвинувшись ровно настолько, чтобы она могла почувствовать, как ей не хватает его близости. – В губы? У тебя прекрасный рот. Мне нравится, как дрожит твоя нижняя губа, когда я касаюсь ее языком. Или в шею? Хочешь, чтобы я снова поцеловал тебя в шею и ты почувствовала мое горячее дыхание?

– Да, именно этого я хочу.

– К чему же относится это «да»: к тому, чтобы я поцеловал тебя в губы? Или в шею? Или то и другое?

Реджина сжала кулаки. Ей хотелось сказать «нет», но вместо этого она кивнула.

Джонатан поцеловал кончик ее носа.

– Вы доставляете мне удовольствие, Реджина Ван Бурен Паркер. И я тоже хочу доставить тебе удовольствие. Первая брачная ночь для женщины вовсе не жертвоприношение. Забудь обо всех странных правилах, которым тебя учили, о том, что должна и чего не должна настоящая леди. Будь просто женщиной. Прислушайся к своему телу.

Реджине хотелось открыть глаза, но она боялась увидеть злорадную ухмылку на его лице.

– Так поступают все мужчины?

– Ты говоришь как настоящая суфражистка, – усмехнулся он. – Да. Когда речь идет о плотских наслаждениях, мужчины руководствуются желаниями своего… хм… тела. Проще говоря, инстинктами, как и самцы.

– Но мы ведь не животные! – воскликнула Реджина, широко открыв глаза от удивления.

– Животные, только высокоразвитые, – ответил Джонатан, откидываясь на спину. Он привлек к себе Реджину так, что ее голова оказалась на его груди, и продолжил: – Самцы следуют своим инстинктам в период течки. Так же поступают и мужчины.

Джонатан почувствовал, что Реджина напряглась. В ее больших голубых глазах читалось сомнение. Обычно острая на язык, она словно лишилась дара речи.

– Люди не прислушиваются к своим инстинктам, а следовало бы. Бог наградил нас ими не зря.

– Как львов и тигров, – заметила Реджина. Ей нравился его голос, она слушала его, не обращая внимания на соблазнительную тяжесть его руки на своем бедре, ощущая ее тепло сквозь тонкую ткань рубашки.

– Да, – шепнул Джонатан, приподняв голову с подушки, и умолк, когда губы их встретились и слились в поцелуе. Сначала поцелуй был осторожным, потом стал всепоглощающим, когда Реджина приоткрыла губы. Сладостное желание пело во всем ее теле. Она чувствовала касание его руки, все еще лежавшей на ее бедре, но его пальцы теперь ожили и нежно поглаживали ее кожу сквозь шелк рубашки. Стук сердца отдавался в ушах, она чувствовала сладкий привкус шампанского. Запах виски дразнил ее ноздри. Она погладила его теплую грудь. Твердую, крепкую, просто великолепную.

Джонатан застонал, когда она прижалась к нему, и он ощутил ее горячие бедра.

– Что тебе говорит твой инстинкт? – спросил он.

– Что мне нравится, когда меня целуют, – ответила Реджина.

– Мне тоже, – хриплым шепотом признался Джонатан. Кончиками пальцев он ласково провел по вырезу ее рубашки. – И нравится, когда меня касаются. Тебе нравится, когда тебя касаются?

Задавая этот вопрос, он легонько поглаживал ее грудь. Она прикрыла веки, и Джонатан удовлетворенно вздохнул. Именно такого ответа он и ждал.

Его язык проделал тот же путь, и Реджина глубоко вздохнула от чувственного наслаждения. Потом его губы сомкнулись на ее прикрытом шелком соске. Она выгнулась дугой, настолько сильным было ощущение. Она оставалась в таком положении некоторое время, дрожа от наслаждения. Невнятные звуки вырывались у нее, когда Джонатан, держа ее ягодицы в ладонях, двигал ее над собой, продолжая сосать сначала одну, потом другую грудь.

Джонатан крепко прижимал ее к себе, его бедра двигались под ней, как бы стремясь к центру ее тела, заставляя ее чувствовать то, чего она еще никогда не испытывала, заставляя желать чего-то, что по-прежнему оставалось для нее тайной.

Рубашка соскользнула у нее с плеч, направляемая ловкими руками Джонатана и нежными движениями его языка, дразнившего ее груди до тех пор, пока они не стали горячими и тяжелыми. Реджина забыла обо всех своих проблемах и сомнениях, испытывая все новые и новые ощущения. Тело ее стало мягким и податливым, но с такой силой реагировало на новые ощущения, что у нее дух захватывало.

Она почувствовала, как Джонатан отодвинулся от нее, но его губы продолжали свою сладкую пытку. Внезапно Реджина снова почувствовала тело мужа – на этот раз ни брюки, никакая другая одежда уже не разделяли их. Ноги у него были почти такие же волосатые, как и грудь, И она ощущала эти шелковистые волосы, когда он касался ногами ее ног.

Эмоции, от которых грудь ее вздымалась и болела, переместились куда-то вглубь. Джонатан продолжал дразнить ее губами, перемещаясь от влажных разбухших сосков к ключицам и шее, задержался на мочке уха, двинулся к виску, потом к переносице, и наконец их губы снова слились в поцелуе.

Реджина ощутила тяжесть тела Джонатана, прижавшего ее к пуховой перине. Его руки все настойчивее изучали ее тело, и у нее вырвался тихий страстный вздох. Кончиками пальцев он проводил от груди к бедрам и обратно, и эти прикосновения показались ей самым прекрасным ощущением в жизни.

Ей хотелось открыть глаза и посмотреть на него, но страх перед тем, что она может увидеть, удерживал ее. Вместо этого она вызвала в памяти воспоминание о том, как он выглядел тем вечером, стоя обнаженным в ванне. Вспомнила, как капли воды стекали по плечам к бедрам, по длинным мускулистым ногам. От этой картины у нее перехватило дыхание.

– Знаешь, как долго я мечтал о том, чтобы вот так коснуться твоей кожи?

Реджина ничего не ответила, поглощенная собственными ощущениями.

– С того момента, как впервые увидел тебя, – сказал Джонатан. – Коснись меня, милая.

Тело Реджины напряглось, она едва дышала, но медленно подняла руку и погладила голые плечи Джонатана. Он издал странный звук, который заставил ее улыбнуться. Она снова погладила его, наслаждаясь ощущением его кожи, и, открыв глаза, увидела на его лице выражение удовольствия.

– Мне нравится, как ты реагируешь, – призналась она.

– Тогда погладь меня еще.

Она погладила, и дыхание его участилось. Гладкими наманикюренными ногтями она провела по его соскам, и они отвердели.

Волна наслаждения сотрясла его тело, когда ласки Реджины стали более откровенными. Он содрогался от страстного желания, которое не мог больше сдерживать. Он повернул ее на спину и снова начал ласкать. Его руки скользили от округлостей груди к животу, потом ниже, к долине между бедрами.

Реджина, забыв стыд, отдалась его ласкам. Она была холстом, а он художником. Каждая ласка – мазком кисти, каждое страстное касание – новой краской на портрете чувственного самопознания.

Когда его руки снова двинулись к ее бедрам, она потянулась как кошка, просящая, чтобы ее еще погладили и приласкали.

– Боже, как ты хороша! – не удержался Джонатан от восхищенного возгласа.

Ее тело блестело в свете огня, такое гибкое и нежное. Легкие каштановые завитки между бедрами просили, умоляли, чтобы их изучили.

Он надеялся, что она уже готова, так как сам уже больше не мог ждать.

– Расслабь ноги, милая, – сказал он. Ее ресницы дрогнули в ответ на его хриплый шепот. Он гладил ее ноги, напряженные мышцы расслабились.

Когда Джонатан стал ласкать ее самые интимные места, Реджина тихо застонала и подняла бедра.

Его ладони легли на внутреннюю сторону ее бедер, скользнули к коленям, потом снова вверх. Реджина напряглась.

– Расслабься, милая. Доверься своему инстинкту.

Последняя преграда рухнула, и Реджина позволила раздвинуть ей ноги. Тело ее горело словно в огне. Руки у Джонатана были еще более волшебными, чем его колдовской взгляд. Они умело раскрывали ее. Когда он коснулся ее лона, у нее не было сил даже вздрогнуть.

У Джонатана едва не вырвалось крепкое словцо. Черт, как она хороша! Теплая, гладкая, упругая.

– Посмотри на меня, – сказал он, продолжая исследовать ее. – Открой свои красивые глазки и посмотри.

Реджина открыла глаза. Огонь в камине уже не пылал, а светился оранжевым светом. Джонатан смотрел на нее сверху, глаза его светились желанием, лицо было напряжено, ноздри слегка раздувались. Ее взгляд скользнул по его плечам, по согнутым коленям, к животу, где узкая полоска волос окружала пупок, потом ниже, туда, где находилось его мужское достоинство.

Увидев свое собственное тело, жаждущее и открытое, она попробовала сдвинуть ноги, но он не дал ей этого сделать.

– Инстинкт, – прошептал он и закрыл Реджине рот глубоким поцелуем, который лишил ее последних сомнений.

А дальше действовал только инстинкт.

Она поднималась, когда он опускался. Она обнимала его за плечи, а он держал ее за бедра. Ее язык дразнил его язык, поцелуй был таким долгим, что она едва не задохнулась. Она чувствовала, как он прижимается к ней. Он был твердый и горячий, а она – мягкая и влажная. Женская суть, принимающая мужскую.

Когда он вошел в нее, их соединение было таким полным, что девушка не почувствовала боли. Ощущение, которое она испытала, превзошло все ее ожидания. Твердое внутри мягкого, огонь внутри пламени, сталь и бархат и разделенная интимность, которая лишила ее дыхания.

Он входил в нее все глубже и глубже. Реджина ногтями впилась в его плечи.

– Тебе больно?

– Нет.

Он нежно поцеловал ее, поднял ее колени, так что нижняя часть его тела оказалась между ее бедер.

Ритм движений напоминал танец, она двигалась вместе с ним, следуя за ним, доверяя ему вести ее. Как физически, так и эмоционально ей становилось теплее с каждым движением бедер Джонатана. Инстинктивно она следовала своим чувствам, выпуская их на свободу, позволяя природе делать свое дело.

Джонатан уже утратил и терпение, и контроль над собой. Его тело было на пределе. Оно требовало удовлетворения. Он ускорил толчки. Шелковые стенки тела Реджины приняли его, ласкали, сокращались, как бы беря в плен, потом мягко отпускали.

– Мне тебя мало, – пробормотал он, не сознавая, что говорит вслух. Каждая клеточка его тела жаждала удовлетворения, достижения того сводящего с ума момента, когда мужчина добровольно отдает свою душу женщине.

– Не останавливайся, – молила Реджина.

Быстрый резкий толчок бедер Джонатана был ответом. В экстазе Реджина задрожала, сотрясаясь от наслаждения.

Наконец она получила ответ на загадку, которую надеялась разгадать.

Это было наслаждение, чистое и простое.

Страсть.

Любовь.

Момент сладостного удовлетворения.

Реджина отдалась этому моменту.

– Джонатан! – крикнула она, когда тело разлетелось на мелкие кусочки и остались лишь ощущения.

Муж поцеловал ее долгим глубоким поцелуем, который кончился, лишь когда тело его напряглось, потом задрожало и расслабилось.

Джонатан перевел дух и откинулся на бок, увлекая за собой Реджину. Он обнимал, гладил ее, наслаждаясь ощущением нежного тела. Джонатан не мог бы сказать точно, что чувствовал теперь, когда к нему вернулась способность соображать. Реджина превзошла все его ожидания.

Лежа рядом с мужем, она чувствовала, как постепенно проходит состояние экстаза. Но не любовь. Она все еще ярко пылала, наполняя сердце девушки надеждой.

Глава 14

Наконец сердце ее успокоилось, только Реджина не была уверена, что оно будет таким, как прежде. Ее муж мог считать страсть исключительно плотской утехой, но у нее это чувство родилось в сердце. Занятие любовью с Джонатаном было самым невероятным событием в ее жизни. После этой ночи она только начала жить.

Джонатан ласково поцеловал жену в плечо, и она шумно вздохнула.

Ему хотелось спросить, о чем сейчас думает его милая женушка, но что-то удержало его от вопроса. Он знал и раньше, что Реджина – страстная женщина. И когда ему удалось преодолеть ее смущение, она отдалась ему со всей страстью. Но что-то его не удовлетворяло. Он пережил самый потрясающий секс в своей жизни, но… Джонатан всегда говорил себе, что после женитьбы сердце его останется свободным, не то что у других мужчин. Ему хотелось иметь жену и семью, но он никому не собирался отдавать сердце.

Некоторое время Джонатан пытался разобраться в своих чувствах: удовлетворение и что-то еще, чему он не мог подобрать названия.

Он осторожно выпустил Реджину из объятий и встал с постели. Допив остаток шампанского из своего бокала, Джонатан посмотрел на жену.

– Хочешь принять ванну? – спросил он, стоя посреди комнаты в чем мать родила.

– Да, – ответила Реджина, натягивая на себя одеяло. Ее смущала собственная нагота, но на обнаженного мужа она смотрела с вожделением и безо всякого смущения. Он, без сомнения, очень красивый мужчина, и он принадлежит ей.

Реджина поняла в этот момент, что должна сделать все возможное и удержать Джонатана от поступков, которые обычно совершают мужчины. Она не допустит, чтобы он спал с другой женщиной. Если для счастья ему нужна только страсть, она отдаст ему всю свою страсть без остатка.

– Я налью ванну, – сказал Джонатан, удивленный выражением ее лица. Жена выглядела воинственно, будто решила сразиться голыми руками с целой армией врагов.

Пока Джонатан был в гардеробной, Реджина встала с постели. Она была не в своей комнате, и ей не хватало кое-каких мелочей. Однако она не собиралась вернуться к себе после ванны. Вместо шелкового пеньюара девушка надела куртку Джонатана, стянув ее черным бархатным поясом, и почувствовала запах дорогих сигар и запах мужчины. Куртка пахла, как пахнет весной после дождя. Реджина улыбнулась.

Джонатан открыл кран. В ванной не было французской туалетной воды или душистых трав, которыми пользуются женщины. Джонатан положил рядом с ванной банную простыню и кусок мыла. Увидев жену в дверях ванной с волосами, распущенными по плечам, в своей куртке, он нашел ее чрезвычайно соблазнительной и глубоко вздохнул.

Он все еще оставался голым, поэтому невозможно было скрыть, как подействовал на него ее вид. Это была их первая брачная ночь. И его молодая жена вряд ли успела овладеть искусством обольщения. Его домашнюю куртку она надела, наверное, потому, что считала ее более скромной, чем прозрачная ночная рубашка. Вряд ли она догадалась, как возбудят мужа ее длинные стройные ноги, выглядывающие из-под куртки.

Реджина вздохнула и шагнула в ванную комнату. Джонатан сделал поярче маленький газовый рожок на стене, и его тело стало видно совершенно отчетливо. Реджина разглядывала его длинные стройные крепкие и мускулистые ноги, его атлетическую фигуру. Ей нетрудно было представить себе Джонатана в белом хитоне, мчащимся по холмам в окрестностях какой-нибудь древней греческой деревушки. У него были узкие бедра, крепкий плоский живот и широкая волосатая грудь. Реджина пожалела, что не обладает даром художника, написавшего картину с парусником, несущимся по бурным волнам. С каким удовольствием она запечатлела бы на холсте его мужественную красоту!

– Ты так внимательно разглядываешь меня, – заметил Джонатан, отходя от ванны.

– Разве?

– Тебе нравится то, что ты видишь?

– Да, – откровенно призналась Реджина. – Ты очень красив.

Джонатан не сдержал улыбки. С первой встречи его привлекали честность и откровенность девушки. К тому же ему польстили ее слова.

– Сними куртку. Я хочу посмотреть на тебя.

Реджина не заметила, как куртка соскользнула на пол. Она не испытывала никакого смущения. Ведь они с Джонатаном – муж и жена. Он совершенно прав, говоря, что замужество дает женщине ощущение свободы. Будучи его женой, она может стоять перед ним обнаженной и откровенно восхищаться его обнаженным телом.

– Иди сюда, – сказал он, протягивая к ней руки.

Она подошла. Горячий пар, поднимавшийся из ванны, нагрел комнату. Но ей было жарко от полыхавшего в ней внутреннего огня. Босыми ногами она ощущала приятную прохладу пола, покрытого итальянской плиткой.

Джонатан буквально пожирал Реджину глазами. Ее тело было само совершенство.

Она была так близко, что он мог коснуться ее.

– Если я тебя поцелую, вода в ванне остынет, – улыбнулся он.

– Неужели?

Джонатан отвел за спину ее длинные волосы.

– У тебя красивая грудь. Белая и пышная. А соски сладкие, как спелые ягоды.

Реджина вспыхнула до корней волос, хотя уже не была девственницей. Джонатан привлек ее к себе. Она ощущала его тело, жар его восставшей плоти, прижавшейся к ней.

Он поцеловал ее. У него было достаточно опыта, чтобы пробудить в ней сладкое предчувствие свершения. Ее длинные волосы мягко коснулись его рук. Страстное желание пронзило все его существо. Ему хотелось проникнуть в нее быстро и глубоко, но он сдержал себя и отпустил Реджину. Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Она посмотрела ему в глаза и прочла в его взгляде такое же нетерпение и желание, какие испытывала сама.

Джонатан заметил, что у жены усталый вид, подхватил ее на руки, отнес в ванну и принялся мыть.

Реджина закрыла глаза и наслаждалась прикосновениями его ласковых рук.

Джонатан Бельмонт Паркер – великолепный мужчина и великолепный любовник, подумала она. Он умен и опытен.

– Ты устала? – спросил Джонатан, когда они легли в постель.

– До изнеможения, – ответила Реджина.

– Хочешь спать?

– Нет, – улыбнулась она. – Хочу пить.

– Выпей шампанского, – предложил муж, протягивая ей бокал.

Реджина приподнялась и отпила теплого шампанского. Она не представляла, который теперь час, впрочем, ей это было безразлично. В камине снова полыхал огонь. Джонатан подбросил в огонь свежие поленья. В комнате было тепло и уютно. Она, обнаженная, лежала рядом с мужем, положив руку ему на грудь.

– Это всегда так бывает? – спросила Реджина. – Страсть всегда лишает человека способности мыслить?

– Чаще всего, – честно ответил Джонатан. – Если это истинная страсть, то ты думаешь только о наслаждении, которое получаешь и доставляешь. Это партнерство в желании.

Реджина не возражала. Она, конечно, была послушной партнершей. Отдала Джонатану свое тело взамен на полученное удовольствие, до сих пор чувствуя приятную усталость. В ее брачной ночи был только один недостаток. Джонатан дал ей наслаждение, но не хотел отдавать свое сердце.

От этой мысли ей стало холодно и комната показалась не такой уютной. Реджина прижалась к плечу мужа, вдыхая его запах. Она его жена. Он будет заботиться о ней. И о будущих детях тоже. Но полюбит ли он когда-нибудь ее?

Мысль была неприятная, и это отразилось на ее лице.

– О чем ты думаешь? – спросил Джонатан. – Хочешь, чтобы твой муж отставил шампанское и занялся тобой?

– Нет, – сказала Реджина, гоня сомнения и страх. – Хочу, чтобы мой муж поделился со мной шампанским.

Что-то в ее голосе заставило Джонатана насторожиться. И как обычно, Реджину выдали глаза. Он заметил в ее взгляде тень сомнения.

– Что тебя тревожит, милая?

– Ничего, – ответила Реджина, не решаясь излить ему душу. Да и вряд ли он ее поймет. Джонатан – человек деловой, имеет дело с фактами и цифрами, ему не до чувств.

Реджина опустила ресницы, наслаждаясь в объятиях мужа. Занимаясь с ней любовью, он заставил ее почувствовать себя настоящей женщиной. Но сомнения не покидали ее. Для счастливого замужества необходима не только страсть, но и любовь. Она безумно любит Джонатана. Ответит ли он ей когда-нибудь взаимностью?

Джонатан видел, что Реджина что-то от него скрывает, и это его тревожило. Это была их первая брачная ночь, первая в длинной череде ночей, когда они будут делить постель.

Он поднес бокал к ее губам, и Реджина отпила глоток. Джонатан отставил бокал и крепче прижал жену к себе. Ее взгляд остановился на картине, висевшей над камином.

– Кто ее писал? – сонным голосом спросила Реджина.

– Малоизвестный художник, – ответил Джонатан. – Тебе нравится?

– Очень.

Джонатан решил не говорить, что это он написал картину, еще успеет рассказать ей о своем хобби. Он подумал, что хорошо бы написать Реджину. Возможно, когда-нибудь он это сделает.

Но сейчас он молодожен, а до утра еще далеко.

Он посмотрел Реджине в глаза.

– Я снова хочу тебя. Хочу чувствовать, как ты дрожишь в моих объятиях.

Они занимались любовью до полного изнеможения. Джонатан был изобретателен в подобного рода делах и не спешил прийти к финишу, растягивая удовольствие, придумывая все новые и новые позы, доводя Реджину до исступления.

Все ее сомнения и страхи исчезли. Исчез весь мир. Реджина парила в заоблачных высях, забыв все запреты и стыд, пылая от страсти.

Наконец Джонатан отпустил ее, закрыл ей поцелуем глаза, улыбнулся и прижал к себе.

– Спокойной ночи, миссис Паркер.

Реджина улыбнулась, но ничего не ответила. У нее просто не было сил. Теперь она принадлежала мужу. Душой и телом.

Она отдала Джонатану свое сердце, иначе не смогла бы так самозабвенно дарить ему свои ласки. Прижавшись к нему, она посмотрела на картину. Парусник скользил по волнам навстречу штормам и опасностям. Она тоже должна идти по жизни предначертанным ей путем, отбросив все сомнения, и молиться, чтобы Джонатан полюбил ее.

Глава 15

Следующие три недели Реджина была поглощена новыми чувствами и ощущениями. Джонатан показывал ей интересные места, научил более остро и тонко воспринимать окружающий мир. Закутанные в теплые пледы, они катались в открытом экипаже по зимнему Центральному парку, ужинали в ресторане «Дельмонико», но на этот раз в общем зале среди представителей нью-йоркской элиты. Посещали оперу, а утренние часы проводили в теплой постели под шум дождя за окном.

Долгими часами бродили они по картинным галереям и музеям. Гуляли по пляжу. Целый день провели на Кони-Айленде. Зимний сезон заканчивался, многие развлекательные учреждения уже закрылись, но Реджине все еще было отчего прийти в восторг. Облокотившись на борт парохода на западном побережье, они начали свое путешествие в Нортон-Пойнт, бедный, захудалый район, известный своими боями на ринге, азартными играми и проституцией. Респектабельные люди за версту обходили это место, но Джонатану хотелось, чтобы Реджина увидела все – и хорошее, и плохое. Поэтому, крепко держа жену за руку, он водил ее по пивным и игорным заведениям.

Они ели жареные креветки и пили пиво, прежде чем отправиться в шумный и веселый квартал карнавалов. Джонатан настоял на том, чтобы Реджина покаталась на карусели. Карусель в западном Брайтоне с сиденьями в виде сказочных животных и птиц была просто великолепна.

Катание на карусели Реджине понравилось, а от аттракциона «мертвая петля» она категорически отказалась. Джонатан очень хотел прокатиться с ней на вагонетке, которые применяют в угольных шахтах, но, к великому облегчению Реджины, настаивать на этом не стал.

Он повел ее в крупнейший универмаг Нью-Йорка «Мэйси» на углу Четырнадцатой улицы и Шестой авеню, известный своими низкими ценами и девизом «Разумно быть экономным». Но гораздо больше денег Джонатан потратил на нее в дорогих магазинах Манхэттена. Он настаивал на том, чтобы Реджина полностью обновила свой гардероб. Через неделю после замужества она к ужину надевала платье от Борта. На седьмой день после их свадьбы Джонатан подарил жене ожерелье из сапфиров и бриллиантов, а еще через неделю – пару таких же сережек.

Каждый день Реджина узнавала для себя что-то новое. Ее муж оказался знатоком экзотической кухни и вин. Он познакомил ее с районом города, населенным выходцами из Европы. Там было много маленьких ресторанчиков, специализирующихся на изысканной европейской кухне. Как-то они пообедали в ирландском пабе, где подавали темный эль и копченый язык. В другой раз отправились на пароме через бухту, и Реджина увидела город в жемчужном свете. Джонатан старался показать своей молодой жене жизнь во всем ее многообразии.

Когда же они находились дома, обучал ее искусству страсти. Он научил Реджину не стесняться своего тела, внушил, что оно создано для того, чтобы давать и получать удовольствие. Занятия любовью он разнообразил. Бывал то добрым и великодушным, то требовательным и ненасытным. Но всякий раз доставлял ей удовольствие.

Как-то после очередных занятий сексом, страстных взглядов и еще более страстных поцелуев между ними вспыхнул спор, первый за их совместную жизнь. Реджина отдыхала на диване в библиотеке на втором этаже. Она обрадовалась, обнаружив там старые номера бруклинского «Орла», и стала просматривать газету. Джонатан сидел рядом и читал финансовые ведомости.

В газете Реджина наткнулась на небольшую заметку, которая возмутила ее. Автор писал об аресте молодой женщины, появившейся в одном из ресторанов без сопровождения. Владелец ресторана счел это наглостью с ее стороны и вызвал полицию. Он утверждал, что в его ресторане подается спиртное и ни одна порядочная женщина не позволила бы себе переступить порог его заведения без мужчины. Полицейские согласились с ним и предложили женщине покинуть ресторан. Она стала возражать, и ее арестовали. Судья прочел женщине нравоучение и присудил штраф в размере двадцати долларов за нарушение общественного порядка.

– В чем дело? – спросил Джонатан, заметив, как изменилась в лице Реджина.

– Вот, посмотри. – Реджина передала ему газету. – Это настоящая дискриминация.

Джонатан прочел заметку и нахмурился.

– Надо сказать, что эта женщина еще легко отделалась, – заметил он, откладывая газету в сторону. – Я знаю этот район. Он недалеко от «Вырезки», и одиноким женщинам там не следует появляться.

– «Вырезка»?

– Этот район известен также как «Кольцо сатаны», – добавил Джонатан. – Там полно салунов, домов свиданий, игорных притонов и искателей приключений. Репутация у этого места весьма сомнительная. Полицейскому инспектору пришлось проделать большую работу, чтобы очистить эту территорию, но предстоит еще многое сделать, чтобы там могли появляться порядочные люди.

– Этот район такой же сомнительный, как и Нортон-Пойнт? – с интересом спросила Реджина.

– В Нортон-Пойнте есть свои пороки, – объяснил ей Джонатан. – «Вырезка» же днем и ночью небезопасна как для мужчин, так и для женщин. Арестовав эту женщину, полиция сделала ей одолжение.

– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Реджина. – Женщину арестовали и доставили в тюрьму, словно преступницу, только потому, что она не опиралась на руку мужчины. Это была демонстрация мужского превосходства. Полиция и суд использовали закон в свою пользу, вместо того чтобы использовать его одинаково для мужчин и женщин. Была допущена несправедливость.

Джонатан начал раздражаться. За короткое время их брака ему удавалось приковать ее внимание к себе и заставить забыть о женском движении за свои права. Эта газетная заметка разожгла в ней прежний огонь. И Джонатану это не понравилось.

Реджина поднялась с дивана и подошла к окну с видом на Тридцать четвертую улицу. Она почти никого не знала в этом городе, но переписывалась с некоторыми сторонницами суфражизма. Не написать ли записку одной из подруг, подумала она, когда Джонатан тоже подошел к окну. Стоило ему взглянуть на Реджину, чтобы настроение его окончательно испортилось.

– Какие бы планы ты сейчас ни строила в своей хорошенькой головке, забудь о них, – сухо сказал он. – У нас медовый месяц. Никаких писем протеста в суд, никаких статей в газеты, никаких маршей протеста.

Джонатан не произнес слова «запрещаю», но Реджина услышала его очень четко. Ее задело, что, несмотря на все его слова и поступки, она не стала более свободной, чем была в Мерриам-Фоллс. Понимая всю бесполезность спора с мужем на эту тему, Реджина покинула библиотеку под тем предлогом, что хотела бы перед ужином принять ванну.

Джонатан не удерживал ее. Когда дверь за ней захлопнулась, он еще больше нахмурился.

Поднявшись наверх, Реджина принялась мерить шагами спальню. Злость ее росла с каждым шагом. Не будь она замужем, знала бы, что ей сейчас делать. Но к несчастью, она замужем. И если во время медового месяца вздумает участвовать в каких-либо акциях сторонниц женского движения за право голоса, добром это не кончится.

Джонатан тоже был в ярости. Он прошел в холл перед комнатами, которые делил с женой, и заглянул в одну из них, ожидая увидеть Реджину в ванне. Но жена стояла у кровати в красном шелковом халате и расчесывала волосы.

– Джонатан! Ради всего святого, что ты делаешь? – воскликнула Реджина, когда он схватил ее за руку и потащил из комнаты. – Я не одета.

– Ты в полном порядке, – сказал он, продолжая подниматься по лестнице, ведущей на третий этаж.

Реджина попыталась вырваться из крепких рук мужа.

– Куда мы идем?

– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Джонатан, продолжая тащить ее за собой.

– Что?

– Чердак, – сказал он.

Когда Джонатан открыл дверь в конце узкой лестницы, Реджина глазам своим не поверила. Вместо паутины и пыльных сундуков она увидела мастерскую художника.

Джонатан отпустил ее руку.

Она с опаской вошла в квадратную комнату под самой крышей дома на Манхэттене. Босые ноги ощущали прохладный деревянный пол. В комнате стояли мольберты с натянутым чистым холстом, на старинном массивном столе – небольшие вазы с кистями. На спинке черного лакированного кресла – блуза. У стола – небольшой стул. Был здесь и обтянутый золотистым бархатом диван из темного дерева, и камин. Перед камином на мраморной подставке аккуратно уложены поленья. В комнате пахло олифой и масляными красками.

Реджине показалось, будто она попала в другой мир. Гнев утихал по мере того, как она шла вдоль стен, разглядывая прислоненные к ним картины. Каждая картина была шедевром по колориту и форме. Она узнала Копенгаген, хотя никогда не была там, его занесенные снегом дома, глядящие на Балтийское море. Любимый город Джонатана, его не перепутаешь ни с каким другим.

У Реджины не было ни малейшего сомнения – перед ней работы ее мужа. Здесь были акварели: яркие, жизнерадостные, очень живые и другие, более темные рисунки, изображавшие людей, работающих в поле или на заводе. На одном из небольших полотен она увидела мужчину, сидящего на садовой скамейке. Картина была полна теней и смутных образов, без четких деталей. От картины веяло таким одиночеством, что сердце сжималось. В глазах Реджины блеснули слезы. Потом она увидела полотно, где был изображен пароход, заходящий в док Нью-Йорка. И вспомнила картину, висящую в спальне мужа. Он никогда не называл ей фамилии художника.

Повернувшись к нему, она не могла найти слов.

– Я хочу написать тебя, – неожиданно сказал Джонатан.

– Меня?

– Да, тебя.

Джонатан снял жилет, засучил рукава и потянулся за рабочей блузой.

– Но я не одета, – запротестовала Реджина, туже стянув поясок своего рубиново-красного халата.

– Твоя одежда меня вообще не интересует, – сказал Джонатан. – Я хочу написать тебя в обнаженном виде.

Реджина, онемев от изумления, уставилась на него.

– Ты очень красива, – заявил муж, стоя прямо перед ней. – У тебя красивое тело и прекрасные волосы. – Он взял в руку пышную прядь ее волос и пропустил сквозь пальцы. – Позволь мне написать тебя нагую, с распущенными волосами.

Ответ вертелся на кончике языка, но Реджина не могла произнести ни слова. Было бы ошибкой ответить отказом теперь, когда Джонатан раскрыл ей свою тайну. Реджина колебалась не потому, что стеснялась оказаться обнаженной перед ним. Она уже привыкла к интимным сторонам замужней жизни. Дело было в другом. Она снова посмотрела на готовые картины.

– Не волнуйся, – успокоил ее Джонатан, неправильно истолковавший ее нерешительность. – Эту картину я сохраню для себя.

Услышав эти слова, Реджина поняла, что не сможет отказать мужу. За время их знакомства Джонатан всегда просил ее лишь об одном: чтобы она верила ему. Достаточно ли она ему доверяет, чтобы позволить запечатлеть ее образ на холсте?

– Я никогда не позировала, – смущенно произнесла она.

– Это очень просто. И скучно, – добавил он, подмигнув. – Тебе нужно только неподвижно стоять. Всю остальную работу сделаю я.

– Как? Где? – У Реджины перехватило дыхание. Джонатан задумчиво оглядел комнату.

– Ты будешь стоять у окна, – сказал он наконец. – Мне нравится игра солнечного света в твоих волосах.

Тревога Реджины возросла, когда Джонатан развел огонь в камине, чтобы прогреть комнату, и обернулся к жене.

– Сними халат, – прошептал он. Реджина взялась за поясок и замерла.

– Стесняешься? – Джонатан вышел на середину комнаты. – Я же видел тебя голой. И спишь ты без одежды.

– Перестань меня дразнить, – одернула его Реджина. – Это разные вещи. Ты сам понимаешь.

Не ответив ей, Джонатан развязал поясок ее халата и с улыбкой запустил под него руку. Халат медленно соскользнул с ее плеч и упал на пол. Джонатан долго разглядывал жену, потом взял ее за руку и подвел к окну, выходившему в парк.

– Смотри на что-нибудь интересное для тебя, – посоветовал он, откинув ее волосы за спину, чтобы они не закрывали грудь. – Вот так, я думаю, будет хорошо.

Посмотрев на нее в разных ракурсах, он решил писать Реджину в профиль. И вскоре углубился в работу.

– Расскажи что-нибудь, – попросила Реджина. – А то я глупо себя чувствую, когда вот так стою.

– Хорошо. Только не шевели головой, – сказал Джонатан. – Что тебе рассказать?

– Что хочешь, – ответила она. – Например, о твоей семье. Как звали твою мать?

– Мириам.

– А отца?

– Альберт, – ответил Джонатан, смешивая краски на палитре. – Они были совсем простые люди.

– Сын в них пошел, – насмешливо заметила Реджина.

– А что, я разве не простой? – Джонатану хотелось узнать, что думает о нем жена. У него не было ни малейшего желания рассказывать о своей семье. Слишком печальные воспоминания. Гибель маленькой Абигайль свела мать в могилу раньше времени. Был солнечный зимний день, и Реджина была такая живая и теплая. Ему хотелось запечатлеть ее такой навеки.

– Я всего лишь деловой человек, умеющий, как говорят, делать деньги.

– Ты деловой человек, но умеешь писать картины не хуже европейских мастеров.

Джонатан засмеялся:

– Вы мне льстите, миссис Паркер.

– Почему ты мне об этом ничего не говорил? – спросила Реджина, обернувшись к нему. – Ведь я твоя жена. Между мужем и женой не должно быть секретов.

– Смотри в окно, – буркнул Джонатан. – Да тут и рассказывать нечего. Мне нравится рисовать. Талантливый я или нет – дело вкуса. Но я рад, что тебе нравятся мои работы.

– Мне они действительно нравятся, – призналась Реджина.

Она внимательно посмотрела на парк. Его небольшой участок был зажат между дорогими домами самых богатых людей города. Оштукатуренные здания из кирпича с мраморными лестницами и чугунными решетками, отделявшими их от улицы, казались мрачными и неприветливыми. Парк все еще выглядел по-зимнему: на фоне почти весеннего неба вырисовывались темные голые деревья. Плывущие в вышине облачка не были похожи на снежные тучи.

Неловкость у Реджины постепенно прошла, и она спокойно стояла, думая о своем. Джонатан считает себя заурядным, но она-то знает, что ее муж человек необыкновенный.

Он ничуть не похож на ее соседей, людей ограниченных, придерживающихся общепринятых правил. Он наслаждался жизнью и учил этому искусству Реджину. Иногда они совершали что-то из ряда вон выходящее, а иногда просто кормили голубей в парке. Все, чем они занимались, доставляло ей особое удовольствие именно потому, что делали они это вместе с Джонатаном, признавалась себе Реджина.

Однако она слишком мало знала о своем муже. Иногда он бывал очень сдержан и серьезен. Как, например, сегодня после обеда в библиотеке. Впрочем, он имел на это право. Не стоит портить себе медовый месяц. Но действовал он отнюдь не из эгоистичных соображений. Его не покидала мысль о ее безопасности. Однако Реджина не верила, что убийца последует за ними в Нью-Йорк.

Это предположение так поразило ее, что она высказала свои опасения.

– Не волнуйся, – успокоил ее Джонатан. – Мы займемся этим, вернувшись домой. А пока живи спокойно.

– Как я могу не волноваться? – воскликнула Реджина. Ей очень хотелось обернуться и посмотреть на него, но она не стала менять позы, боясь, что он рассердится. – Мои лучшие подруги мертвы, я вспоминаю их каждый день и гадаю, какие новости ждут нас дома.

– Ричард телеграфирует мне, если произойдет что-нибудь экстраординарное, – заметил Джонатан. – Пока никаких плохих новостей от него не поступало.

– Я хотела бы передать пансион Люси, – неожиданно заявила Реджина. – Она практически член моей семьи и после моего замужества наверняка озабочена своей дальнейшей судьбой.

– Прекрасная мысль, – согласился с ней Джонатан. – Я велю своему поверенному подготовить необходимые бумаги.

– Спасибо, – улыбнулась Реджина, продолжая смотреть в окно. – Сколько мне еще стоять?

Джонатан рассмеялся:

– Шедевр за несколько минут не создашь. Стой спокойно.

В последующие дни Реджине пришлось набраться терпения. Погода наладилась, до конца недели стояли солнечные дни, и большую часть дня Реджина проводила стоя у окна мастерской, совершенно обнаженная.

Джонатан не разрешал ей взглянуть на картину. По окончании сеанса тщательно закрывал полотно плотной тканью, прежде чем они покидали мастерскую. Когда Реджина пыталась подсмотреть, получала шлепок по заду и строгий выговор. Джонатану не терпелось закончить картину. Он уверял Реджину, что в его доме в Мерриам-Фоллс нет подходящего помещения, и отложил их отъезд. Реджина пыталась возражать, но безуспешно. Ее муж принял решение, а Джонатан Бельмонт Паркер своих решений не меняет.

В последнюю неделю их пребывания в Нью-Йорке Реджина, к ее собственному удивлению, уже без смущения сбрасывала одежду и занимала свое место у окна. Позируя долгими часами, она не испытывала ни малейшего стыда оттого, что стоит голая. Это даже давало ей ощущение свободы. Как-то Реджина предложила Джонатану тоже снять одежду, чтобы она не мешала ему рисовать. Он рассмеялся и тотчас же последовал ее совету. Портрет был забыт, и они занялись любовью на диване перед камином.

Реджина почти забыла, что Джонатан хитростью принудил ее к замужеству. Она любила его и не могла не признаться, что ей нравится чувствовать себя просто женщиной. Она жила как жилось, радовалась жизни, не испытывая при этом чувства вины, и смирилась с тем фактом, что не может изменить жизнь. Однако она ни на минуту не забывала, что Хейзл и Элайза были мертвы. Как только они с Джонатаном вернутся в Мерриам-Фоллс, она непременно будет активно участвовать в разоблачении и наказании их убийцы.

Джонатан ждал ее внизу в гостиной. Глаза его светились нежностью, увы, не любовью, но Реджина чувствовала, что ее опекают, желают и защищают, а это было немало.

– Ты прекрасна, как всегда, – сказал Джонатан, обнимая и целуя ее так, будто они не виделись несколько недель, а не несколько часов. Джонатан ездил к своему поверенному по делу о передаче пансиона на Уитли-стрит во владение Люси Чамберс.

– Тебе все еще не терпится уехать домой?

– Молли целый день пакует вещи. Я и не подозревала, что у меня прибавилось столько одежды. Да, мне не терпится вернуться домой, – призналась Реджина.

Они поужинали жареной индейкой, тушеными овощами и шампанским. Разговор за ужином был такой же острый, как и еда. Небольшая группа женщин протестовала перед зданием суда против инцидента в ресторане, и об этом писали газеты. Реджина не удержалась и рассказала мужу. Она также сообщила ему, как подействовал протест женщин на судью: тот вышел из здания суда через черный ход и уехал в наемном экипаже.

Ни одна из женщин не была арестована, хотя, как писали газеты, полицейский, дежуривший у здания суда, строго предупреждал женщин о нарушении ими общественного порядка.

– Я должна была быть с ними, – сказала Реджина.

– Слава Богу, что тебя там не было, – ответил Джонатан, откладывая салфетку и беря бокал с вином. – В противном случае я бы рассердился.

– И что бы ты сделал? – спросила Реджина. – Запер бы меня в комнате и продержал там до тех пор, пока не счел бы нужным выпустить?

Джонатан спокойно продолжал пить шампанское. Затем поставил бокал на стол и жестко посмотрел своими серебристо-серыми глазами в ее взволнованное лицо.

– Все зависит от проступка, – холодно произнес он. Реджина поняла, что муж не шутит. – Я не позволю тебе подвергать себя опасности. Ни здесь, ни где бы то ни было. Ты можешь восторгаться суфражизмом, но я не потерплю никаких действий с твоей стороны, которые могли бы повредить тебе.

Реджина хотела возразить мужу, но он поднял руку, призывая ее помолчать. И Реджина не произнесла ни слова.

– Ты – моя жена, – твердо сказал он. – И мой долг тебя оберегать.

Реджине хотелось закричать, что она не хочет, чтобы он выполнял перед ней свой долг, она хочет, чтобы он ее любил. Но она не выдала своих чувств, только выпрямила плечи и положила вилку на тарелку. Серебро с приятным звоном стукнулось о китайский фарфор.

– Я никогда не пойму тебя, – призналась она. – Ты то обращаешься со мной как с глупым ребенком, то велишь позировать тебе обнаженной; познавать жизнь во всем ее разнообразии. А на поверку получается, что моя свобода ограничена определенными рамками.

– Ты намеренно искажаешь мои слова, – возразил Джонатан. – Опасно быть связанной с женским движением за право голоса. Женщин арестовывают и держат в тюрьме неопределенный срок, не говоря уж об ужасном обращении с ними, если судья захочет преподать им урок. То, что сегодня этих женщин отругали и отпустили домой, совсем не говорит о безопасности демонстраций ни в этом, ни в каком-либо другом городе. А в Мерриам-Фоллс? Неужели ты думаешь, что какого-нибудь мужчину волнует твоя личная свобода? Не будь смешной, Реджина. Дело не в равноправии, дело в выживании.

– Я не говорю об убийцах, – стояла на своем Реджина. – Я говорю о браке. О нашем будущем. Я не хочу провести всю жизнь, спрашивая у тебя разрешения быть самой собой.

Ее очень удивили слова Джонатана:

– Это я могу понять. Но пока убийца не за решеткой, я буду настаивать на том, что твоя безопасность зависит от меня. А потом мы сможем вернуться к этому вопросу.

Реджине не хотелось идти на компромисс, но ссориться тоже не хотелось. Это была последняя ночь их медового месяца, и ей хотелось покинуть Нью-Йорк с самыми добрыми чувствами.

– Ты готова подняться в мансарду? – спросил Джонатан, вставая из-за стола. Он взял бутылку шампанского и лукаво посмотрел на Реджину. – Десерт мы можем съесть наверху.

Картина все еще была закрыта тканью. Джонатан наполнял бокалы шампанским, а Реджина вспоминала, сколько часов она провела у окна, позируя мужу. Она посмотрела на парк. Деревья казались темными тенями на фоне еще более темного неба, где изредка мерцали звезды. Ей страстно захотелось вернуться в мирную долину Гудзона, к своему телескопу.

– Ты готова? – спросил Джонатан, подходя к ней сзади.

Реджина почувствовала тепло его тела, нежно прижавшегося к ней. Она улыбнулась.

– Мне любопытно. И я немного боюсь, – призналась она, оборачиваясь к нему. – Смотреть в зеркало после ванны и видеть себя обнаженной на картине совсем разные вещи.

– В зеркале или на холсте ты одинаково прекрасна, – заявил он и поцеловал ее. – Идем.

Рука об руку они подошли к мольберту, на котором стояла картина. Реджина затаила дыхание, пока Джонатан осторожно снимал с нее покрывало.

Она не знала, что сказать. Мужу удалось передать солнечный свет, струящийся через окно и образующий ореол вокруг ее тела, подчеркивая каждый его изгиб. Ее волосы, казалось, мерцали, соски тянулись к солнцу, как бы прося его о поцелуе. Картина вызывала чувство благоговения, и Реджина прослезилась.

– Это прекрасно.

– Ты прекрасна, – сказал Джонатан.

Реджина подняла к нему лицо, ожидая поцелуя. Заглянув мужу в глаза, она увидела в них любовь. В ней пробудилась надежда, заполнив пустоту, которую она испытывала все эти недели. Его губы были нежные и теплые, когда она ответила на его поцелуй.

Благоговея перед талантом мужа и чувством, которое он вложил в картину, Реджина стремилась узнать, что же Джонатан действительно испытывает к ней. Она полюбила его сразу, не успев опомниться. Но каковы его чувства к ней? Медовый месяц был хрупкой нитью, которая могла прерваться в любой момент. И Реджина опасалась, что это случится в Мерриам-Фоллс.

Посмотрев на картину, она снова ощутила надежду. Художники проявляют себя в своих произведениях. Возможно, в картине он и сказал ей о своих чувствах.

– Можно мне попросить тебя раздеться еще раз? – спросил Джонатан, обнимая ее за талию.

– Я думала, картина закончена, – ответила Реджина. Она посмотрела на мужа. Он, как всегда, был неотразим.

– Да, картина закончена. – Он лукаво улыбнулся. – На этот раз у меня самый эгоистичный мотив. Я хочу заняться с тобой любовью.

– Считай, что ты меня уговорил, – ответила Реджина. – К тому же у нас сейчас медовый месяц.

– Так оно и есть, – согласился Джонатан. – И я обещаю тебе поистине волшебную ночь.

Он сдержал свое обещание. Когда они вернулись в свою постель на втором этаже, Реджина так устала, что, едва коснувшись головой подушки, погрузилась в блаженный сон.

Глава 16

Молодожены покидали Нью-Йорк солнечным зимним утром. Снег таял под первыми теплыми лучами солнца. С деревьев капало, колеса экипажа разбрызгивали лужи на Пятой авеню. Реджине хотелось появиться в Мерриам-Фоллс во всем блеске. Она долго и тщательно выбирала подходящий туалет и остановилась на голубом шерстяном дорожном костюме, отделанном черным бархатом. Поверх костюма на ней был длинный жакет такого же цвета с турнюром, широкими манжетами и пуговицами из оникса. Маленькая шляпка, украшенная голубым пером, завершала туалет. Зонтик с ручкой из эбенового дерева был отделан черным испанским кружевом.

Они стояли на платформе Центрального вокзала, ожидая, когда их проводят к персональному вагону. Внезапно Реджину охватило непонятное волнение. Все утро она боролась с чувством неуверенности, которое ощутила, как только открыла глаза. Она ехала домой. Но теперь в Мерриам-Фоллс возвращается замужняя дама, и от нее ждут соответствующего поведения. Для друзей и соседей она уже никогда не будет молодой хозяйкой пансиона. Теперь она миссис Джонатан Паркер, жена самого влиятельного бизнесмена в городе.

Реджина понимала, чего от нее ждут: забыть об увлечении суфражизмом и заняться другими делами, более подходящими для женщины в ее положении. Без сомнения, к ней явится с визитом жена преподобного Хейса и предложит возглавить благотворительный комитет. И ей придется играть роль хозяйки дома, когда Джонатан пригласит на ужин владельца городского банка. Постепенно угаснут восторги и ожидания медового месяца, и у них с Джонатаном начнется рутинная жизнь. Появятся дети, если она уже не в положении, и что дальше? Чем больше раздумывала Реджина над повседневными обязанностями замужней женщины, тем чаще у нее возникали сомнения. Ее не устраивает, что муж не питает к ней любви, только страсть, и долго скрывать свое разочарование ей вряд ли удастся. Поглощенная своими мыслями, Реджина даже не замечала восхищенных взглядов мужчин.

Зато их заметил Джонатан. Но собственник по натуре, он не был ревнивым. Напротив, испытывал гордость, что рядом с ним настоящая леди. С каждым днем он все больше убеждался в правильности своего выбора. Его жена была волевой женщиной, но это ему даже нравилось. А какое наслаждение она доставляла ему в постели! С каждым днем он хотел ее все больше и больше.

Единственное, в чем сомневался Джонатан, – это в своей способности защитить жену, пока убийца двух женщин в Мерриам-Фоллс не окажется за решеткой. Ему вовсе не хотелось держать жену под замком. Но он подозревал, что именно так и придется поступить, чтобы она не совала свой прелестный носик куда не следует.

Он намеревался продолжить участие в расследовании убийств, как только они вернутся в Мерриам-Фоллс. А пока убийца на свободе, Джонатан, насколько это возможно, постарается не оставлять Реджину одну. Разумеется, это будет нелегко – дела отнимают уйму времени. К тому же спор, начатый ими в библиотеке, может возобновиться в любой момент. Причина всегда найдется. Жена снова вспомнит о своей независимости, а он не сможет под предлогом медового месяца запретить ей выйти из дома и отправиться навстречу опасности.

Бисби, конечно, будет за ней присматривать. Но Реджина при желании сумеет обвести его вокруг пальца. Она очень умна и ужасно упряма и может подвергнуть суровому испытанию его терпение.

Они сели в вагон. Джонатан позаботился о том, чтобы жена расположилась со всеми возможными удобствами, после чего принялся за газеты. Он просматривал статьи, касающиеся бизнеса, но мысли его были заняты женой. Не стоило говорить ей, что он хочет побыстрее возвратиться в Мерриам-Фоллс. О том, что он не доверяет Фаулеру, который, по его мнению, практически ничего не делает для раскрытия преступлений, Джонатан не обмолвился ни словом. Полицейский не имел опыта в подобного рода делах, а преступником мог оказаться любой житель городка, даже его близкий знакомый, поэтому особой активности он и не проявлял. Допросы не дали никаких результатов. Оба убийства связывало лишь то, что произошли они в короткий промежуток времени, и обе жертвы были сторонницами женского движения за право голоса.

Джонатан подумал, не нанять ли ему для расследования сыщика из агентства Пинкертона, но Мерриам-Фоллс для этого слишком маленький город. Незнакомого человека здесь сразу заметят, как только он начнет свою деятельность. Джонатан был уверен, что убийца – житель города, а значит, нанимать частного сыщика не имеет смысла, это только заставит убийцу быть более осторожным.

Джонатану очень не хотелось признавать, что самый лучший способ поймать убийцу – заманить его в ловушку. И самая лучшая приманка для него – Реджина. От этой мысли кровь стыла у него в жилах. Он, конечно, не собирался использовать жену в качестве приманки. Наоборот, всячески старался уберечь ее от опасности.

Но пока убийца не пойман, опасность не исчезнет. Она нависла над ними и мешает жить. А Джонатану хотелось спокойной, нормальной жизни. Именно по этой причине он и решил жениться и завести детей.

При мысли о детях он посмотрел на жену. Она читала томик стихов. Джонатан оценивающе посмотрел на маленькую шляпку, кокетливо сидевшую у нее на макушке. Густые каштановые кудри были уложены в модную прическу и спускались на плечи. Глаза Джонатана скользнули с ее милого личика на тонкую талию. Быть может, Реджина уже в положении?

Реджина почувствовала на себе взгляд Джонатана, и сердце у нее замерло. Как и обычно, когда он на нее смотрел. Некоторое время они молчали. Реджина почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Муж улыбался ей своей неотразимой улыбкой.

– Как ты себя чувствуешь? – с лукавой улыбкой спросил он.

– Прекрасно. Почему ты спрашиваешь?

– Так просто, – ответил он. – Я подумал, не беременна ли ты.

Реджина захлопнула книжку.

– Мы никогда не говорили о детях.

– Не говорили, но это само собой подразумевается, когда люди женаты, – сказал Джонатан. – А тебе разве не хочется детей?

– Ничего такого я не сказала, – возразила Реджина. – Но мы ведь женаты всего несколько недель. Я еще не забыла, что ты хитростью заставил меня выйти за тебя замуж, – добавила она, вздернув подбородок. Она помолчала, ожидая от Джонатана извинений за то, что он использовал сложившиеся обстоятельства. Но Джонатан ни слова не сказал, лишь снова улыбнулся своей чарующей улыбкой. Реджина отвернулась к окну, сделав вид, будто разглядывает мелькающий за окном пейзаж. Мысль ее лихорадочно работала. Наконец она снова посмотрела на Джонатана. – Честно говоря, не знаю, хочу ли я сейчас иметь детей. Со временем, возможно.

– Это время может наступить гораздо раньше, чем ты ожидаешь, – заявил Джонатан, скрывая свое разочарование. – Ты разве забыла, чем мы занимались последние недели?

– Не забыла, – с вызовом сказала Реджина. – Временами, Джонатан, ты просто испытываешь мое терпение.

– Почему же? – Джонатан насмешливо вскинул бровь.

– Хорошо, – сказала Реджина, откладывая книгу. – Давай поговорим о детях.

– Пожалуйста, – откликнулся Джонатан, разведя руки, как бы показывая, что готов выслушать любое ее мнение.

– Я хочу иметь детей, – заявила Реджина, облизнув губы. – Но в данных обстоятельствах с этим лучше повременить.

– Какие обстоятельства ты имеешь в виду?

Реджина возмущенно взглянула на него.

– Ты прекрасно знаешь какие, Джонатан, – вспыхнула Реджина. – Не прикидывайся скромным и сдержанным. Я хорошо вас знаю, сэр. Может быть, тебе и удалось заставить меня выйти за тебя замуж, но не рассчитывай на окончательную победу. Я не собираюсь всю жизнь плясать под твою дудку.

У нее была причина сердиться на мужа. На сей раз она сердилась на себя. Она позволила Джонатану использовать ее страстную натуру против нее самой и попала в ловушку. Другой на его месте раскаялся бы, хотя бы приличия ради. Но только не Джонатан. Он слишком занят собой. И если она еще не в положении, он сделает все, чтобы исправить это упущение.

Реджину привела в волнение вовсе не мысль о том, что ребенок будет от Джонатана. Ее огорчало, что он будет зачат в страсти, а не в любви.

Джонатан задумчиво смотрел на жену, не зная, как объяснить ей свое внезапное желание иметь ребенка. На мгновение ему показалось, что он знает ответ. Но потом он вспомнил, как впервые встретился с мисс Ван Бурен, намереваясь найти себе послушную жену. И вот что из этого получилось. Теперь Джонатан хотел, чтобы именно эта женщина стала матерью его детей. Что заставило его изменить свои взгляды? Почему Реджина заняла такое важное место в его жизни? Она не была послушной невестой, но стала послушной женой. Несмотря на разные взгляды, они стали страстными любовниками. И все-таки Реджина что-то скрывала от него. Он чувствовал это с самого начала и твердо решил узнать, что именно мешает ей полностью принадлежать ему.

Тщательно подбирая слова, он сказал:

– Нас с тобой связывают супружеские узы. Если хочешь поспорить со мной, найди другую тему.

– Я не собираюсь спорить с тобой, – возразила Реджина. – Но разговор будет серьезный – о нашем совместном будущем.

– И что же с ним, нашим будущим? – спросил Джонатан, гадая, не собирается ли Реджина отказаться от клятвы, которую они дали друг другу у алтаря. О разводе и речи быть не могло, как и об аннулировании брака. Если она собирается вернуться в свой пансион, то эту мысль он искоренит немедленно. Она – его жена и обязана жить вместе с ним.

Реджина снова взглянула в окно, потом – на мужа. Она всегда гордилась своей честностью и прямотой. И эти качества были нужны ей сейчас, как никогда прежде.

– Мы с тобой женаты, – начала она и умолкла. Но через несколько секунд продолжила: – И хотя в наших отношениях есть то, что доставляет удовольствие нам обоим, нашему браку не хватает главного.

Джонатан продолжал смотреть на нее. Его серебристо-серые глаза не выражали никаких чувств. Господи, как ей хотелось знать, о чем он сейчас думает. Тогда было бы легче разговаривать с ним. Реджина знала, что ему не понравится то, что она скажет, но остановиться уже не могла. И высказала все, что накопилось у нее на душе.

– Мы с тобой делим ложе, Джонатан, и только. А брак предполагает не только это.

– Конечно, – улыбнулся Джонатан. Он выглядел совершенно неотразимо. – Никогда еще ни одна женщина не носила моего имени и не жила под моей крышей.

– В том-то и дело, – сказала Реджина. – Ты впустил меня в свою жизнь, но ровно настолько, насколько это нравится тебе. Мы с тобой говорим о политике, но я не знаю твоего истинного отношения к женскому движению или другим, важным для меня вещам. Ты – мастер отвечать на вопросы, не говоря ничего по существу. Ты говоришь, что сочувствуешь женщинам, борющимся за свои права, и в то же время запрещаешь мне участвовать в их акциях. Одной рукой даешь мне свободу, другой – отнимаешь ее у меня. – Реджина перевела дух и продолжила: – Ты рисовал меня обнаженной у окна, но до этого никогда не говорил о том, что пишешь картины, пока тебе это не понадобилось. Мы спим в одной постели, Джонатан, но все еще чужие. Я ничего о тебе не знаю. Не знаю, каковы твои чувства ко мне, разумеется, не считая желания. Теперь ты хочешь, чтобы я стала матерью, потому что решил обзавестись детьми. А как насчет того, что могло бы доставить удовольствие мне?

Джонатан понимал гнев Реджины. Он вспомнил, как перекинул ее через плечо и понес в свой дом на глазах у всех. Но ведь на то была причина. Он должен был доставить ее в безопасное место. Он пытался соблазнить ее еще до свадьбы. Она справедливо обвиняет его в излишней самоуверенности. Но Джонатан чувствовал, что сердится она из-за чего-то более важного, чем щекотливое положение, в которое он ее поставил.

Напомнив себе, что его жена – романтичная особа, Джонатан тщательно обдумал ответ. Если Реджина хочет, чтобы он питал к ней не только страсть, а чувства более глубокие, то должна что-то сделать для этого. Как человек деловой, он решил использовать свои преимущества. Пусть Реджина не думает, будто взяла над ним верх. Он заботится о ней, испытывает к ней нежность и страсть. Но не любовь. А именно любви хочет Реджина. Теперь он это понял. Несмотря на свои современные взгляды и стремление к независимости.

Ситуация сложная. И все-таки Джонатану хотелось думать, что Реджина любит его. Это объяснило бы ее постоянное раздражение и придало бы новый смысл его жизни. Если она его любит, он может успокоиться, зная, что он – самое важное в ее жизни. Ее увлечение суфражизмом вызывало в нем ревность, но он не подавал виду.

– У меня нет от тебя секретов, – сказал он. – Если иногда я и кажусь странным или слишком сухим, то исключительно потому, что привык жить один. Так же как ты. Я никогда не был женат и должен привыкнуть к новой жизни. Так что прошу тебя, наберись терпения.

Логика у него железная, с досадой подумала Реджина. Но ей не нужна логика. Ей нужны чувства. Уж лучше бы он отчитал ее или отругал. Но упрекнуть его в бестактности у нее не было причины.

– Почему ты прячешь свои картины в мансарде?

Джонатан пожал плечами.

– Деловому человеку не пристало баловаться кистями и красками. Инвесторы и без того не верят в мои финансовые возможности.

– Ты скрываешь от них свое увлечение?

– Пожалуй, да. Они ходят на выставки, поскольку это принято, им совершенно наплевать на искусство, если только оно не приносит им хорошего дохода.

Реджина почему-то не поверила ему. Были еще какие-то причины, в которых Джонатан не хотел признаться ни ей, ни себе. Так же как не хотел рассказывать о своей семье, когда она его попросила. Он делился с ней некоторыми чувствами и мыслями, но никогда не раскрывал свое сердце полностью.

Он сказал, что у него нет секретов, но Реджина с каждым днем все больше убеждалась в том, что это далеко не так.

– Я думал, мы поговорим о детях, – напомнил ей Джонатан. – Тебя расстраивает мысль о том, что ты можешь оказаться в положении?

– Мы женаты меньше месяца, – спокойно ответила Реджина. – Еще успеем обзавестись детьми.

– Возможно, ты права, – сказал Джонатан, – но хочу тебя предупредить, что предохраняться я не собираюсь. И тебе не советую. На все Божья воля.

В его голосе не было угрозы, но говорил он весьма решительно. Реджина поняла, что глупо продолжать этот разговор, и снова открыла книгу. Через некоторое время она взглянула на мужа и увидела, что он углубился в газеты.

Поезд остановился у вокзала в Мерриам-Фоллс. Реджина выглянула в окно и увидела на перроне миссис Чалмерс и Ричарда Фергюсона. С чувством облегчения она ждала, пока Джонатан откроет дверь и поможет ей выйти из вагона. Какое счастье вернуться домой, подумала Реджина, полной грудью вдохнув свежий воздух. Последние часы в вагоне прошли в гнетущем молчании, не сулившем ей ничего доброго. Если она не беременна сейчас, то не сможет ничего сделать, чтобы предотвратить это в будущем. Джонатан полон решимости завести детей как можно скорее.

Обручальное кольцо казалось тяжелым, словно оковы. Она заставила себя улыбнуться, но как только Люси раскрыла ей объятия, улыбка стала по-настоящему радостной, и Реджина бросилась на шею подруге.

– Как хорошо дома!

– Хорошо, когда есть свой дом, – со слезами на глазах произнесла Люси. – Мне так не хватало тебя, – призналась она, отодвинула Реджину на расстояние вытянутой руки и внимательно осмотрела. – Выглядишь прекрасно. Сразу видно, что мистер Паркер хорошо заботился о тебе.

Реджина молча улыбнулась.

Джонатан пожал руку Ричарду и подошел к Реджине.

– Надеюсь, все в порядке.

– Лучше не бывает, – ответил Ричард. – Добро пожаловать домой.

– Спасибо, – ответил Джонатан, обнимая Реджину за талию и привлекая к себе. – Отвезем женщин домой?

Люси и Ричард последовали в кабриолете за экипажем Джонатана, который ждал его у вокзала. Реджину не удивило, что дверь большого дома на Уитли-стрит открыл Бисби. Дворецкий обладал даром оказываться в нужном месте в нужное время. Конечно, ему пришлось поторопиться, но выражение лица у него было невозмутимое. Он взял у Реджины пальто и сказал:

– Я велел подать чай. Миссис Чалмерс подождет вас в гостиной.

– Спасибо, – поблагодарила его Реджина. Она поняла, что ей дали возможность побыть некоторое время одной, прежде чем она присоединится к гостям. Она теперь хозяйка дома, жена самого влиятельного жителя города, должна вести себя соответственно своему положению в обществе.

Реджина взглянула на мужа. Он снял перчатки, бросил их на столик в прихожей и улыбнулся ей, как бы успокаивая. Потом сообщил Бисби, что будет в кабинете с мистером Фергюсоном, пока дамы пьют чай в гостиной.

Реджина хотела подняться наверх, когда Джонатан взял ее за руку, привлек к себе, чмокнул в губы и шепнул, чтобы она не приглашала миссис Чалмерс и мистера Фергюсона к ужину.

– Мы ведь молодожены, – напомнил он ей с лукавым блеском в глазах. – У тебя будет достаточно времени для разговоров с Люси. Она ведь живет через дорогу.

Горячее чувство вспыхнуло в душе у Реджины, когда она смотрела вслед мужу, направившемуся в кабинет. На мгновение ей захотелось окликнуть его и признаться, что она действительно любит его. И если он откроет ей свою душу и ответит взаимностью, то она готова нарожать ему кучу детей. Но этот порыв быстро прошел. Реджина поняла, что едва не попала в другую ловушку. Истинные намерения мужа были ей совершенно понятны. Он не делал из них тайны. Ему хотелось иметь страстную жену и детей. Жену он получил без любви, почему бы не получить еще и детей?

Избегая взгляда Бисби, Реджина поднялась наверх. Она понятия не имела, где ее спальня, да это ее и не волновало. Ей просто нужно было некоторое время побыть одной. К счастью, у двери стояла горничная в ожидании указаний хозяйки.

Изобразив на лице улыбку, Реджина вошла в отведенные ей апартаменты. Второй этаж дома она видела только в тот вечер, когда подглядывала в телескоп за Джонатаном, и потом, когда он нес ее по лестнице, перекинув через плечо, как мешок с картошкой. Она не представляла, как расположены комнаты, и огляделась с любопытством.

Как она и ожидала, комнаты были отделаны и обставлены с большим вкусом: мебель красного дерева, портьеры и покрывало на кровати из переливающегося синего шелка, в углу – секретер во французском стиле, а у противоположной стены – небольшой мягкий диван, кресло времен королевы Анны и изящный столик со стеклянной столешницей. Горничная сказала, что ее зовут Энни, и спросила, что угодно хозяйке.

Реджина поблагодарила девушку, сняла шляпку, положила на столик и попросила оставить ее одну. Когда дверь за горничной закрылась, Реджина села на край постели. Удастся ли ей убедить Люси Чалмерс в том, что она счастлива в браке? Люси знала ее лучше, чем кто-либо. Не легко будет скрыть от нее свою тайну, но иначе нельзя. У Люси хватило бы смелости сказать Джонатану, что жену надо любить.

Реджина нахмурилась. Она не собиралась ни с кем делиться своими горестями. Их отношения с мужем – ее проблема. Она оказалась в ловушке и должна выбраться из нее самостоятельно.

Реджина помнила, что в гостиной ее ждет Люси, и еще раз осмотрелась в поисках двери в ванную. В комнате было три двери. Одна вела в гардеробную и ванную, вторая – в стенной шкаф, а третья, самая красивая, резная, без сомнения, в спальню мужа.

Она миновала дверь в спальню мужа и открыла ту, которая должна была привести ее в гардеробную и ванную. Ей повезло. В ванной комнате она умылась и посмотрела на себя в зеркало. Внешне она никак не изменилась, если не считать элегантного туалета. Она была той же Реджиной, что и всего несколько недель назад. По-прежнему мечтала о том времени, когда женщина сможет самостоятельно решать свою судьбу. Изменилось только ее имя. И еще она лишилась невинности.

На самом же деле изменения были весьма значительными. Она стала миссис Джонатан Бельмонт Паркер. И уже не была той наивной девушкой, которая считала страсть чувством сладким и нежным. Теперь, после трех недель, проведенных в постели Джонатана, она знала, что страсть – это жар и пот, одно из самых сильных чувств на земле. Оно может лишить женщину способности думать. Превратить ее в добровольную рабу мужчины. И если женщина не будет осторожна, то может погибнуть.

Реджина спустилась в гостиную. Она решила не позволять физической стороне брака затмить эмоциональную его сторону. Джонатан может считать, что ему достаточно поцеловать ее, чтобы добиться своего. Но он очень ошибается, если думает, будто она забыла прошлое. Она оставила на время Мерриам-Фоллс и память о двух убийствах, но теперь она снова дома и не успокоится, пока убийца ее подруг не будет схвачен и наказан за совершенное злодеяние.

– Боже, здесь такая роскошь! – воскликнула Люси, когда Реджина появилась в гостиной.

– Не обращай внимания. Мы с тобой по-прежнему подруги, – сказала Реджина. – Я просто переехала на другую сторону улицы.

– И поднялась выше, – улыбнулась Люси. – Тебе теперь не понадобится доход от пансиона, чтобы жить на широкую ногу.

– Да, – с улыбкой согласилась Реджина. – Поэтому я и хочу, чтобы пансион стал твоим.

Эта новость потрясла Люси. Она долго смотрела на подругу, а потом расплакалась.

– Я это не заслужила, – пробормотала Люси, сморкаясь в кружевной платок. – Но спасибо тебе, – добавила она. – Большое спасибо. Пансион так долго был моим домом. Не представляю себе, как бы я могла его оставить.

– А я могу отдать его только тебе, – сказала Реджина. Она крепко обняла подругу. – Не плачь, давай пить чай. Нам о многом нужно поговорить. Нет каких-нибудь новостей об убийстве Хейзл и Элайзы? Преступника так и не нашли?

– Мне об этом ничего не известно, – призналась Люси. – Такое впечатление, будто убийца и вовсе не существует. Конечно, Эмерсоны все еще горюют. В городе все это время было тихо, как в церкви, – сказала она с улыбкой. – Конечно, все судачили о твоем замужестве. Оно было довольно-таки поспешным.

– И Дороти Рэндольф старалась, конечно, больше других, – вздохнула Реджина.

Жену бывшего управляющего фабрики в городе не любили, так же как ее мужа. Когда Джонатан заменил Стэнли Рэндольфа на Ричарда Фергюсона, все подумали, что семейство Рэндольфов покинет Мерриам-Фоллс. К несчастью, они продолжали жить на Холфорд-стрит, дожидаясь весны, по крайней мере так сказал Стэнли почтовому служащему. До тех пор Дороти Рэндольф могла безудержно распространять сплетни по всему городку.

– На самом деле Дороти считает ваш брак очень романтичным, – засмеялась Люси. – Я слышала, как она сказала миссис Стерджон, что мистер Паркер поступил очень благородно, когда взял тебя на плечи и перенес через улицу. Для одинокой женщины небезопасно держать пансион, учитывая все происшедшее.

– По крайней мере миссис Рэндольф не забыла об убийстве двух женщин, – сказала Реджина. – Не верю, что до сих пор ничего не обнаружили, никаких улик, что нет даже догадок, кто бы это мог быть.

– Фрэнк Фаулер ничего такого не говорил, – заметила Люси. – Расскажи мне про Нью-Йорк. Ты видела миссис Астор?

Реджина, догадываясь о намерении подруги избежать грустного разговора, принялась рассказывать, что ей довелось увидеть и услышать в Нью-Йорке. Уже стемнело, когда Люси попрощалась с Реджиной и в сопровождении Ричарда Фергюсона отправилась в пансион.

Джонатан все еще был в кабинете, разбирая почту, которая накопилась за время его отсутствия. Реджина не стала ему мешать. Ей хотелось принять ванну и побыть одной до ужина.

Горничная Энни ждала ее в комнатах на втором этаже.

– Какое платье прикажете выгладить, мэм? – спросила девушка, распаковывая сундук.

– Зеленое, – ответила Реджина. Ее радовало, что горничная должна будет спуститься вниз и потратить примерно час на то, чтобы погладить платье. Она уже и не помнила, когда оставалась одна целый час. Во время медового месяца Джонатан почти не отходил от нее. Сейчас ей просто необходимо было побыть одной и собраться с мыслями.

Энни кивнула, взяла платье и вышла из комнаты.

Как только дверь за ней закрылась, Реджина опустилась на диванчик. Вдруг она почувствовала себя настолько усталой, что охотно забралась бы в постель и проспала до утра.

Однако, понимая, насколько нереально ее желание, Реджина разделась и пошла принять ванну, приготовленную горничной. Она с наслаждением погрузилась в горячую воду, которая сняла усталость от длительной поездки в поезде и напряжение от бесконечных раздумий над своим будущим.

Переодевшись к ужину, Реджина спустилась вниз. Она испытывала смешанное чувство злости и смущения. Она отдавала себе отчет в том, что безнадежно влюблена в человека, который, возможно, никогда не полюбит ее.

Джонатан уже ждал ее в гостиной. Его улыбка говорила о том, что ему нравится и зеленое шелковое платье, и сама Реджина. Он проводил ее в малую столовую, где они уже однажды ужинали. В тот вечер Джонатан заставил ее признаться себе в том, что она страстная натура. Взгляд Реджины снова и снова обращался к картине, висящей над камином. Чувственная атмосфера турецкого гарема волновала ее. Теперь для нее не было тайной, почему лица женщин выражают такое удовлетворение. Она сама испытала физическое удовлетворение, когда мужчина ласкал ее тело от макушки до пяток. И ей было знакомо чувство удовлетворения оттого, что она, в свою очередь, тоже доставляет ему удовольствие. Не имело значения ее желание привести в соответствие физическую и эмоциональную стороны их брака. Реджина не могла отрицать, что в одном Джонатан прав. Она – страстная женщина.

И ее муж воспользовался этим, как только они удалились в свои апартаменты. Он отворил дверь, соединяющую их комнаты, и вошел в ее спальню. Реджина сидела в постели и читала. Не говоря ни слова, Джонатан откинул одеяло, подхватил жену на руки и отнес в комнату, которую она уже видела через объектив немецкого телескопа. Как только она оказалась в его постели, он снял с нее батистовую ночную рубашку и занялся с ней любовью.

У них уже были свои привычки, которые появились за время медового месяца.

На следующий день Реджина долго спала, утомленная своим ненасытным супругом, а проснувшись, обнаружила, что Джонатан уже ушел на фабрику. Приняв ванну и одевшись, Реджина спустилась вниз, где обсудила с Бисби меню ужина. Потом удалилась в малую гостиную, где могла читать, писать письма или выпить чаю с Люси. Погода испортилась, шел дождь. Это не располагало к походу по магазинам или визитам к соседям. Реджина, однако, не оставила мысли при первой же возможности узнать, как продвигается расследование убийства.

Целую неделю моросил дождь, хмурое небо висело над городом. Наконец наступило яркое солнечное утро. Реджина выглянула в окно и с тоской взглянула на сарай на другой стороне улицы. Небо ясное, не холодно. Вечером можно было бы понаблюдать за звездами.

И тут она обнаружила, что телескопа на крыше нет.

Реджина позвала дворецкого.

Бисби быстро явился, ожидая указаний.

– Где мой телескоп?

Бисби приветливо улыбнулся и сообщил, что дорогой инструмент убрали с крыши и поместили на чердаке.

– Дайте мне ключ от чердака, – попросила Реджина.

– Сожалею, мадам, но у меня его нет, – сказал Бисби. – Он у мистера Паркера вместе с другими ключами.

Не имело смысла ругать беднягу Бисби. Это Джонатан приказал держать ее телескоп под замком.

– Подайте экипаж, – холодно приказала она. – Мне нужно немедленно кое-что обсудить с моим мужем.

Глава 17

Они сели в экипаж, и Реджина посмотрела на Бисби. Лицо дворецкого, как всегда, было невозмутимо, только глаза весело блестели в предвкушении ее разговора с мужем. Реджина буквально кипела от злости, ей хотелось высказать Джонатану все, что она о нем думает. Но как заставить его отдать ей ключ от чердака?

Неожиданно у нее возникла идея.

– Расскажите мне об искусстве карманников, – попросила она дворецкого. – Этому долго нужно учиться?

Бисби улыбнулся.

– Смотря что именно вы хотите стащить. Если ключ из связки у мистера Паркера, то я не советовал бы вам этого делать. Нужны годы, чтобы стать настоящим карманником.

– Я и не собиралась…

Бисби покачал головой.

– Не нужно мне было спрашивать вас. Извините, пожалуйста.

– Ничего страшного, – успокоил ее дворецкий.

Дальше они ехали в полном молчании. День выдался прохладный, но солнечный. Весна была уже не за горами. Реджина никак не могла успокоиться. Зачем он спрятал телескоп? Зачем лишил ее удовольствия наблюдать за звездами?

Экипаж остановился у фабрики. Бисби взялся за ручку дверцы, внимательно посмотрел на Реджину и сказал:

– Мне кажется, вам нужно договориться с мистером Паркером.

– Какой в этом толк? – спросила Реджина. – Что бы я ни сказала, муж сошлется на необходимость обеспечить мою безопасность.

– У него есть на это право, – сказал Бисби. – Убийцу все еще не схватили.

– Я понимаю озабоченность Джонатана, – согласилась Реджина. – Но не понимаю его бессмысленного поступка. Телескоп может оказаться полезным только в том случае, если он разрешит мне им пользоваться.

– Тогда убедите его в правильности вашей идеи.

– Как?

– Вы лучше это знаете, – ответил Бисби, лукаво глядя на нее.

Реджина постаралась не покраснеть при мысли, которая мелькнула у нее в голове. Не пристало настоящей леди обсуждать с прислугой, как соблазнить собственного мужа.

Выходя из экипажа, Реджина глубоко вздохнула и решила, что соблазнить Джонатана для достижения собственной цели вполне справедливо. Он сам не раз поступал так, чтобы добиться своего. Конечно, это стыдно, но, с другой стороны, она ведь жена Джонатана.

– У меня в городе дела, – сказал Бисби. – Через час экипаж заедет за вами.

– Спасибо.

Реджина шла по дорожке, ведущей к главному входу на фабрику, решив во что бы то ни стало победить в предстоящем сражении.

Войдя внутрь, Реджина одобрительно улыбнулась при виде свежеокрашенных стен и поздоровалась с кареглазым молодым человеком, сидевшим за столом. Он сразу узнал жену мистера Паркера и побежал доложить о ее приходе. Вскоре клерк проводил ее в кабинет мужа.

Здесь стены тоже были недавно выкрашены. Темно-зеленый ковер покрывал деревянный пол, плотные портьеры закрывали окна. В кабинете появились полки с книгами, бар и удобный кожаный диван. Джонатан поднялся из-за письменного стола навстречу Реджине. Они помолчали, пока клерк не закрыл за собой дверь.

– Чему обязан честью? – спросил Джонатан, обходя стол.

– День такой хороший, не хотелось сидеть дома, – улыбнулась Реджина. – Я помешала?

– Нисколько, – возразил муж, целуя ее в губы. Он бросил на нее любопытный взгляд и улыбнулся. – Если собралась за покупками, я могу тебя сопровождать.

Реджина покачала головой. Медленно, помня, как однажды ночью во время их медового месяца Джонатан дразнил ее, она сняла перчатки и положила в карман пальто. Не сводя с него глаз, расстегнула пальто и спустила его с плеч. Пальто упало на пол.

На лице мужа отразилось удивление, когда она вынула шпильки из шляпки и отбросила ее в сторону.

– Я не собираюсь за покупками, – сказала Реджина, сдерживая дрожь в голосе. Она еще никогда не соблазняла мужчину и очень волновалась. – На мне слишком много одежды. Ты согласен?

Джонатан улыбнулся:

– Пожалуй, ты права.

Он шагнул к ней, Реджина отступила на шаг. Джонатан остановился и наблюдал, как она расстегивает перламутровые пуговки на своей шелковой блузке. Когда показались кружева рубашки, она улыбнулась.

– Не обращай на меня внимания, – тихо сказала она. – Почему бы тебе не продолжить работу?

Джонатан не знал, что задумала его очаровательная жена, но раз она хочет, чтобы он сел за стол, он с удовольствием это сделает. Реджина расхаживала по кабинету, останавливаясь, чтобы погладить кожаный переплет книги, затем оборачивалась и бросала на него взгляд. Она двигалась очень грациозно, подходя все ближе и ближе. Остановилась за его кожаным креслом, наклонилась и поцеловала его. Джонатан почувствовал волнение в теле.

Он привлек жену к себе, усадил на колени, поцеловал.

Реджина прервала поцелуй и, откинувшись, посмотрела в его пылающие глаза. Она достаточно хорошо знала Джонатана. Если она позволит ему овладеть ситуацией, то соблазненной окажется она и в рекордно короткое время. Наслаждаясь чувством собственного превосходства, Реджина вырвалась из его объятий.

– Я на тебя сердита, – заявила она.

– Сердита?

Реджина постаралась сохранить невинное выражение лица, уютно устраиваясь у него на коленях и как бы ненароком касаясь бедром его возбужденной плоти.

– Мне сообщили, что мой телескоп заперт на чердаке, а ключ от двери у тебя.

– Так ты за ключом пришла? Думаешь, я тебе его отдам?

Реджина небрежно пожала плечами.

– Я даже хотела стащить его у тебя, но Бисби сказал, что это мне не удастся, потому что опыта нет.

Джонатан засмеялся:

– По крайней мере ты честна.

– Конечно, честна, – подтвердила Реджина. – Между мужем и женой не должно быть секретов. К тому же они не должны поступать опрометчиво.

– Я поступил не опрометчиво, а очень разумно, – оправдывался Джонатан, потянувшись к пуговкам на блузке, которые Реджина еще не расстегнула.

Реджина оттолкнула его руку.

– Ты как раз поступил опрометчиво. У тебя нет никаких оснований запрещать мне пользоваться телескопом. Только так я могла бы обнаружить что-нибудь важное и помочь Фаулеру в его расследовании.

– Этого я и боялся, – сказал Джонатан, целуя ее в шею. Кожа была нежной, теплой и пахла душистым мылом. Он крепче обнял жену. – Ты слишком эмоциональна и не понимаешь, что можно делать, а чего нельзя.

– Конечно, я заинтересована в этом расследовании, – сказала Реджина, намеренно ерзая у него на коленях. – Хейзл и Элайза были моими подругами. И я хочу, чтобы убийцу поймали и повесили на самом высоком дереве.

Прежде чем Джонатан успел объяснить, почему он вправе держать под замком и телескоп, и ее саму, Реджина снова поцеловала его, дразня, высунула язык и опять отстранилась. Затем, глядя ему в глаза, медленно расстегнула его рубашку и коснулась ногтями его сосков.

Наслаждаясь ощущением собственной силы и своей ролью нападающей стороны, Реджина снова поцеловала мужа, но на этот раз она не отстранилась.

Джонатан просунул руку под ее блузку и обнаружил, что Реджина без корсета. Он взял ее полные груди в ладони и глубоко вздохнул.

Реджина запустила пальцы в густые волосы на его груди. Он поднял ее и снова посадил на колени. Лицом к себе, таким образом, что ноги ее оказались раздвинутыми, и стал ласкать ее нежное, горячее лоно. Прижавшись к нему, Реджина шепнула:

– Ты мог бы вместе со мной смотреть в телескоп. Признайся, это единственный способ поймать убийцу.

– Ты ужасно упряма, – преодолевая желание, произнес Джонатан. Его хитрая женушка соблазняет его, чтобы добиться своей цели.

К сожалению, Реджина права. Ее идея использовать телескоп для обнаружения убийцы имеет смысл. Но он не может ей это позволить. Риск слишком велик.

– Я права, и ты это знаешь, – продолжала Реджина, охваченная желанием. – Мы можем вместе наблюдать за городом с крыши сарая.

Джонатан закрыл ей рот поцелуем. Они почти одновременно пришли к финишу.

Он открыл глаза и посмотрел на жену.

Реджина улыбалась от полученного наслаждения и от сознания собственной победы.

– Ты будешь всякий раз соблазнять меня, когда у нас появятся разногласия?

– А у нас появятся разногласия? – спросила Реджина, положив голову ему на плечо.

– Ты не взглянешь в телескоп без меня, – строго сказал Джонатан. – Ни разу. Поняла?

– Да, дорогой. Поняла.

Ближе к вечеру Реджина наблюдала за тем, как Бисби и еще двое слуг тащили драгоценный телескоп на крышу ее нового дома. Солнце высушило крышу после дождя, и Реджина хлопотала возле телескопа. Как только телескоп установили на треногу, Реджина принялась настраивать объектив. Деревья перед домом были еще без листвы, и это облегчало ее задачу. Реджина настраивала телескоп до тех пор, пока не увидела весь городок как на ладони.

– Не могу дождаться темноты, – сказала она Бисби. – Уверена, мы непременно обнаружим что-нибудь.

– Надеюсь, ваши усилия увенчаются успехом, – заметил дворецкий. – Чем скорее обнаружат убийцу, тем лучше.

– Вы кого-нибудь подозреваете? – спросила Реджина, горя от нетерпения.

– Никого конкретно. Но нельзя сказать, чтобы город кишел мужчинами, поддерживающими движение женщин за право голоса.

– Думаю, такого тут не найдется на сотни миль вокруг, – вздохнула Реджина. – Я надеялась, что первым будет мой муж, но он в этом отношении такой же ханжа, как и преподобный Хейс.

– Уверен, взгляды мистера Паркера изменятся, как только разрешится эта неприятная ситуация.

– Хотелось бы на это надеяться. Иначе наш брак окажется под угрозой.

Бисби улыбнулся:

– Мистер Паркер бывает очень упрямым. Особенно если речь идет о вашей безопасности.

Реджина недоверчиво посмотрела на него. Однажды Бисби сказал ей, что Джонатан ее любит. Но она до сих пор в этом сомневается.

– Я стараюсь с оптимизмом смотреть в будущее, – сказала Реджина.

– Это правильно, – заметил Бисби, закрывая телескоп плотной тканью. – Вы – независимая женщина. Смелая и прямая, и как раз то, что нужно, чтобы держать мистера Паркера в напряжении. Смею утверждать, ваш брак будет длительным и удачным.

Реджина не совсем была согласна с англичанином, но ей не хотелось обсуждать с ним свои отношения с Джонатаном. Сейчас она была счастлива, что удалось вызволить телескоп из заточения.

День клонился к вечеру, и Реджина, поспешно покинув крышу через узкую дверь, ведущую на чердак, прошла в свои комнаты, чтобы не торопясь принять перед ужином ванну.

Вернувшись домой, Джонатан нашел жену в гостиной. На ней было скромное платье из шелка клюквенного цвета, с узкими рукавами и крошечными розочками, украшающими подол. Волосы гладко зачесаны назад и закреплены украшенными жемчугом гребнями, которые они купили в Нью-Йорке. Реджина отложила книгу, которую читала, и улыбнулась мужу.

Не важно, как часто она видела своего мужа. Ей никогда не надоедало любоваться им. При виде его высокой стройной фигуры и красивого лица сердце ее начинало учащенно биться. И не важно, сколько раз она говорила себе, что не должна обманываться относительно их отношений; стоило ему посмотреть на нее так, как сейчас, и в ней пробуждалась надежда.

Он поздоровался с Реджиной, отметив про себя, что сейчас она хороша, как никогда. Кожа ее светилась, глаза сияли. Она была похожа на влюбленную женщину. С этой мыслью Джонатан прошел к бару и налил себе бренди.

– Здравствуй, – ответила Реджина, неожиданно смутившись. Это было странно, если учесть, что только сегодня днем она соблазнила его. Ей хотелось поздороваться с мужем не так сухо, но она не могла найти нужных слов.

С усталым вздохом опустившись на диван, Джонатан прервал молчание:

– Боюсь, придется покинуть тебя после ужина. Надеюсь, я не очень задержусь. Знаю, тебе не терпится полюбоваться звездами.

– Что-нибудь случилось?

– Деловая встреча, – сказал Джонатан. – Фрэнк Фаулер передал приглашение, когда я уже уходил с фабрики. Такие встречи проводятся раз в три месяца.

– Чуть не забыла об этом, – заметила Реджина. – Я пойду с тобой.

– Не думаю, что это разумно, – возразил муж. – Там будут обсуждаться убийства Хейзл Глам и Элайзы Эмерсон. Не хочу, чтобы ты расстраивалась.

Реджина смахнула невидимую пылинку с рукава и посмотрела на мужа. Перемирие, которого они, как ей показалось, достигли сегодня днем, было забыто. Джонатан снова пытался навязать ей роль украшения гостиной и грелки для постели.

– Ты не хочешь, чтобы я возразила почтенным старейшинам Мерриам-Фоллс, когда они будут уверять, будто сделали все возможное для поимки преступника.

– Не хочу.

Реджина держала шнур колокольчика для вызова слуг, и когда появился дворецкий, попросила подать ужин как можно скорее.

– Насколько я помню, мэр Гастон обычно назначает встречу на восемь часов, – сказала она мужу.

– Совершенно верно, – сухо ответил Джонатан.

Церковь была полна народу, но, к своему разочарованию, Реджина заметила, что они с Люси – единственные женщины на этом собрании. Ее лучшая подруга сидела рядом с Ричардом Фергюсоном. Джонатан усадил жену рядом с ними. Мэр Гастон, преподобный Хейс и Дэвид Куинлан заняли места в президиуме. Все трое были удивлены, увидев Реджину.

Мэра, высокого и полного, с седыми волосами и грубыми чертами лица, никак нельзя было назвать привлекательным: под глазами-щелочками – мешки, нос приплюснутый. Политические взгляды мэра были весьма ограниченными. Реджину всегда удивляло, что его уже второй раз выбрали на эту должность. Однако мэр казался честным человеком, готовым выслушать обе стороны, прежде чем принять решение.

Собравшихся призвали к тишине. Первым вопросом на повестке дня стояло расширение железнодорожной станции. Построенная более двадцати лет назад платформа под шиферной крышей требовала срочного ремонта. Необходимые средства уже были заложены в бюджет города, оставалось лишь дождаться хорошей погоды, чтобы приступить к ремонту. После обсуждения нескольких мелких вопросов приступили к главному.

Мэр посмотрел в ту сторону, где сидел Фрэнк Фаулер, и негромко постучал молоточком по столу.

– Меня просили ввести комендантский час для всех женщин города. Никому не нужно напоминать об ужасных событиях, потрясших наш город этой зимой. И моя обязанность обеспечить безопасность наших женщин. Однако своей властью я могу продлить комендантский час только до конца этой недели. Поэтому прошу вас проголосовать за продление комендантского часа на то время, пока наш доблестный Фаулер сочтет это необходимым для безопасности жительниц нашего города, – обратился мэр к присутствующим.

Все мужчины подняли руки.

Реджину это не удивило. Она и сама была согласна с таким решением. Однако ей не хотелось, чтобы на том дело и кончилось. Она поднялась и обратилась к Фрэнку Фаулеру:

– Хотелось бы знать, какие меры предпринимают для поимки преступника. – Ее звонкий голос эхом прокатился по церкви. – Комендантский час – это прекрасно, но должна восторжествовать справедливость.

– Я продолжаю расследование, – ответил Фаулер, – и не могу обсуждать детали этого дела публично.

Реджина уже собиралась возразить полицейскому, но тут с места поднялся Джонатан.

– Мы понимаем, что преступник может использовать публичное обсуждение деталей расследования в свою пользу. Но было бы интересно узнать, удалось ли вам обнаружить что-нибудь важное. Собираетесь ли вы кого-нибудь арестовать?

– Нет, – признался Фаулер. – Убийца Хейзл и Элайзы, вероятно, покинул город.

– Вы уверены, что убийца не из нашего города, – вмешалась в разговор Реджина. – Но если бы в Мерриам-Фоллс появился незнакомый человек, его сразу заметили бы.

– Не обязательно, – с недовольным видом огрызнулся Фаулер, возмущенный тем, что приходится отчитываться перед женщиной. – Мистер Паркер появился в городе недавно. Пока он не купил фабрику и не поселился тут, убийств не было.

– Никогда не слышала подобной чепухи! – возмутилась Реджина.

Она посмотрела на Джонатана. Казалось, его совершенно не тронули злобные выпады полицейского. Реджина не знала, кого больше ей хочется стукнуть по голове – мужа или твердолобого блюстителя порядка.

– Прекратите, – обратился к ним мэр Гастон. – Пожалуйста, леди и джентльмены. Мы собрались здесь, чтобы обсудить дела, которые касаются всех граждан Мерриам-Фоллс. – Он посмотрел на Джонатана: – Пожалуйста, примите наши извинения, мистер Паркер.

Джонатан дернул Реджину за руку, и она плюхнулась на место. Попыталась вырвать руку, но муж еще крепче сжал ее. Раздался приглушенный смех. Люси сжала ее вторую руку и шепотом просила успокоиться.

– Не нужно извинений, – сказал мэру Джонатан. – Это лишь предположение Фаулера. Я – новый человек в Мерриам-Фоллс, но моя жена родилась и выросла здесь. И я собираюсь вырастить здесь своих детей. Так что в моих интересах так же, как и в ваших, чтобы убийцу поймали.

Упоминание о детях рассердило Реджину. Как он смеет публично заявлять такое! «Я собираюсь вырастить здесь своих детей». Если она еще не забеременела, то пусть забудет о детях. Сегодня ночью она запрется у себя в спальне и не впустит его до тех пор, пока он не избавится от своей проклятой самоуверенности.

Мэр объявил собрание закрытым и попросил преподобного Хейса провести молитву. Набожный священник укоризненно взглянул на Реджину.

Джонатан все еще держал Реджину за руку. Она еще раз попыталась вырвать руку, но это была пустая трата сил. Муж не отпускал ее руку, пока они не сели в экипаж.

Джонатан никогда еще не был так зол на жену.

– Поверить не могу… – начала Реджина.

– Мы не будем это обсуждать, пока не приедем домой, – сердито прервал ее Джонатан.

Реджина тоже злилась, с нетерпением ожидая возможности излить свой гнев. Она ведь предупреждала Джонатана, что из нее не получится послушная жена.

Словно чувствуя нетерпение хозяев, кучер доставил их к дому на Уитли-стрит в рекордно короткое время. Джонатан помог Реджине выйти из экипажа. В доме их встретил Бисби.

– Мы будем в кабинете, – сказал дворецкому Джонатан. – Пусть нам никто не мешает.

Как только они вошли в кабинет, Джонатан напустился на жену.

– Я делал все, что в моих силах, чтобы обеспечить твою безопасность, – сказал он. – Чего ты хотела добиться, оскорбляя Фрэнка Фаулера перед целым городом?

– Я его не оскорбляла, – возразила Реджина. Джонатан сжал кулаки.

– Нет, оскорбляла. И вообще вела себя вызывающе.

Реджина подбоченилась.

– Он заподозрил тебя в совершении двух убийств!

– Это была его реакция на твои слова, – в сердцах бросил Джонатан. – А что, по-твоему, он должен был сказать? Ведь ты упрекнула его в некомпетентности.

Джонатан подошел к бару и налил себе выпить. В этот миг ему страстно хотелось воспользоваться своим законным правом и поучить жену уму-разуму. Он залпом выпил виски и обернулся к Реджине:

– Ты сделала все возможное, чтобы стать следующей жертвой. За тобой нужен глаз да глаз. Ты уговорила меня разрешить тебе следить за людьми в телескоп, но и этого тебе мало. Да пойми ты, наконец, что это не игрушки! Ты подвергаешь себя серьезной опасности.

– Ты несправедлив ко мне! – вспыхнула Реджина. – Эти женщины были моими подругами.

– Ты рискуешь жизнью! Думаешь, если тебя убьют, это поможет правосудию больше, чем то, что пытается сделать Фрэнк Фаулер?

У него перед глазами возникла ужасная картина: ее красивое тело лежит на холодной земле, шея свернута, лицо безжизненное. Джонатана охватил панический страх. Что, если он не сможет ее защитить? Этого он себе никогда не простит.

Реджина глубоко вздохнула. Спор с Джонатаном ничего не даст. Она понимала его озабоченность, но гордость ее страдала. Она оглядела комнату. Она уже видела ее раньше, в тот вечер, когда подглядывала за ним в телескоп, и потом еще много раз, но только издалека, проходя в столовую через холл. Кабинет был святая святых мужа, отсюда он руководил своим бизнесом, здесь уединялся, когда хотел побыть один.

Ее внимание привлекла картина над камином. На фоне строгой обстановки кабинета она сияла яркими красками. На ней была изображена девочка с сияющей улыбкой.

Реджина сразу догадалась, что это работа Джонатана. Да, картина была диссонансом этой сугубо мужской комнате.

– Кто это? – спросила Реджина.

Вопрос застал Джонатана врасплох. Он налил себе еще виски. В его серебристо-серых глазах светилась грусть, когда он смотрел на картину. От его печального взгляда Реджина почувствовала себя неуютно. Неужели это еще одна тайна ее мужа?

Джонатан отставил бокал и подошел к камину. Он долго молча смотрел на картину.

– Абигайль, – произнес он наконец. – Она была моей сестрой.

Его признание поразило Реджину. Муж никогда не упоминал о сестре. Он употребил прошедшее время, и Реджина поняла, что девочка умерла.

Но когда? И как?

Она ничего не сказала, и Джонатан продолжил:

– Сестра погибла совсем еще девочкой. – Он тяжело вздохнул и повернулся к жене. – Мы играли на улице у лавки отца. Я был еще маленьким и невнимательным. Абигайль, наверное, выбежала на дорогу. Я услышал ее крик, но было поздно. Когда я подбежал к ней… теперь это уже не имеет значения. Она мертва. Моя мать не смогла этого пережить. – Он снова повернулся к картине. Она вызвала у Джонатана грустные воспоминания. – Здоровье матери пошатнулось. Отец делал все, что в его силах, но спасти ее не смог.

Его голос замер. У Реджины сердце сжалось от боли. Впервые она увидела Джонатана таким, каким он был на самом деле. Одинокий, он с самого детства нес бремя вины. Реджина всем сердцем сочувствовала мужу, ей хотелось утешить его, но она не могла найти нужных слов.

У него тоже не было семьи, как и у нее. Но она по крайней мере сохранила добрые воспоминания о своем детстве и о своих родителях. Злость ее испарилась. Реджина подошла к мужу.

Молчание нарушил бой старинных часов в холле. Реджина смотрела на Джонатана, стоявшего спиной к ней, перед картиной, которую он написал в память о своей сестре. Теперь наконец она поняла истинную причину его стремления уберечь ее от опасности. Она ласково коснулась его спины и почувствовала, как напряжено его тело.

Джонатан продолжал стоять неподвижно.

– Не вини себя за смерть сестры, – мягко сказала она. – Это был несчастный случай.

– Я не следил за ней, – признался он. Голос его дрогнул. – Мне нельзя было играть в прятки на заднем дворе.

Глаза Реджины наполнились слезами.

– Ты же сам был ребенком. Все дети любят играть, Джонатан.

Джонатан задрожал. Он никому никогда не рассказывал об Абигайль. Воспоминание было слишком мучительным.

– Мать доверила ее мне, а я не заметил, как она вышла на дорогу.

– Это был несчастный случай, – шепотом повторила Реджина. – Ты не должен винить себя.

Он чувствовал ее ладонь на своей спине. Сейчас ему так нужно было тепло, чтобы прогнать мрачные тени, преследовавшие его со дня гибели Абигайль. Тени, которые омрачали его жизнь. Резко обернувшись, Джонатан обнял жену и спрятал лицо у нее на груди.

Реджина крепко обняла его. В этот момент она поняла, как сильно он нуждается в любви.

– Не грусти, – шепнула она. – И не беспокойся обо мне.

Джонатан сознавал, что выдал еще одну свою тайну, но это принесло ему некоторое облегчение. Он долго держал Реджину в объятиях, ощущая не страсть, а совсем другое чувство. Родившееся в самой глубине его сердца. Как много она для него значит! Она стала частью его жизни. Он взял ее за плечи и повернул к себе.

– Обещай, что не будешь делать глупостей, – сказал он. – Обещай.

– Обещаю, – прошептала Реджина, обхватив ладонями его лицо, а потом встала на цыпочки и поцеловала.

Она хотела утешить его этим поцелуем, но вскоре поцелуй стал страстным, как это бывало всегда. Их языки встретились. Реджина тихо вскрикнула. Джонатан хотел отнести ее наверх, чтобы заняться любовью на пуховой постели, но желание его было слишком сильно.

Он опустился на ковер, увлекая жену за собой, и принялся покрывать поцелуями ее лицо, ласкать грудь.

– Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – шептал он. – Клянусь, я сделаю все, чтобы защитить тебя.

Джонатан быстро пришел к финишу. Реджина продолжала удерживать и ласкать его.

– Когда мы вместе, я не владею собой. И видит Бог, не могу контролировать тебя, – признался Джонатан.

– Тогда не пытайся, – мягко, но страстно сказала она. Ей хотелось признаться ему в любви, но она боялась, что муж сочтет это проявлением жалости, а не настоящего чувства. – Мы найдем убийцу, а до тех пор обещаю тебе быть осторожной.

Поздно ночью, обнимая уже уснувшую жену, Джонатан поразился эмоциям, которые она пробудила в нем. Он попытался уснуть, но не мог. Он проиграл битву, которую вел с того вечера, когда впервые постучал в двери пансиона и вошел в ее жизнь. Его план выбрать девушку, поухаживать за ней и, возможно, получить интересную жену обернулся против него. Постепенно он влюбился в страстную суфражистку.

Глава 18

На следующее утро Джонатан по привычке проснулся рано и посмотрел на спящую рядом с ним женщину. Женщину, которую полюбил.

Утром он сможет более спокойно разобраться в своих чувствах. Любовь у него возникла внезапно. Ведь это чувство безрассудно по своей природе и гораздо сильнее, чем любое другое, которое ему довелось испытать в своей жизни. Даже теперь, при свете дня, когда страсть удовлетворена, это чувство ярко пылает в его сердце.

Реджина не хотела выходить за него замуж, но подчинилась условностям и поступила правильно. Она не хотела признавать, что у нее страстная натура, но в первую брачную ночь отдалась ему так самозабвенно, что у него дыхание перехватило. Она оказалась горячей, необузданной, настоящей женщиной. И пробудила в нем совершенно новые для него чувства. Может ли он надеяться на любовь Реджины? Может ли он быть уверен в том, что ее сердце так же горячо откликнулось на его заботу и внимание, как ее тело – на его прикосновения?

Может ли он ей признаться в любви?

Лишь когда минует опасность. Возможно, она уже в положении. Ему очень хотелось иметь от нее ребенка, плод их любви.

Джонатан решил, что нужно устроить второй медовый месяц. Он соблазнил Реджину в Нью-Йорке. Когда потеплеет, он увезет ее в какое-нибудь экзотическое место, не будет сдерживать своих чувств и скажет ей о своей любви, о том, что его сердце навеки принадлежит ей.

Реджина тихо вздохнула, когда муж поцеловал ее, и прошептала во сне его имя. Джонатан улыбнулся. Ему очень хотелось разбудить жену, но он лишь слегка коснулся губами ее щеки и встал с постели.

Реджина проснулась гораздо позже, лениво потянулась и улыбнулась. Впервые с тех пор, как Джонатан надел ей на палец обручальное кольцо, она почувствовала себя по-настоящему замужней женщиной. Прошлая ночь была настоящим откровением. Джонатан обратился к ней в трудную минуту и потом, лежа рядом в уютной постели, говорил с ней. Действительно говорил с ней. Он держал ее в своих объятиях и рассказывал о детстве, проведенном в Нью-Йорке, о своих родителях, о сестре, которую потерял. Одни воспоминания были болезненными, другие – с примесью горечи, а некоторые вызвали на лице улыбку.

Наконец ее муж разделил с ней не только страсть, он поделился с ней частью своей жизни.

Реджина встала и подошла к окну, выходившему на задний двор дома. Кот Брамуэлл спал на мраморном подоконнике. Эту привычку он приобрел после того, как его перенесли из пансиона в новый дом. Кот открыл глаза, когда Реджина погладила его по спине, и замурлыкал от удовольствия. Продолжая поглаживать кота, Реджина смотрела в окно. Деревья стояли еще голые, земля была влажная, виднелась бурая старая трава, но весна приближалась. Это чувствовалось по тому, как лучи солнца нагрели оконное стекло. Подхватив кота и прижимая его к груди, Реджина погрузилась в воспоминания о прошедшей ночи.

Она столько всего узнала о своем муже за последние сутки. Во-первых, о его страстном желании иметь детей. Ее обидело его нежелание рассказать ей об этом раньше, но теперь она поняла, почему он так мечтал о семье. Джонатан хотел детей, потому что у него самого не было детства. В силу сложившихся обстоятельств он повзрослел раньше времени.

Реджина посмотрела на свой плоский живот. В положении она или нет? Эта возможность больше не пугала ее.

Если так, то клятва Джонатана защищать ее может привести к непримиримой войне. Он будет держать ее в заточении до тех пор, пока не схватят убийцу. Впрочем, не стоит раньше времени волноваться. Сейчас ее радовала мысль о том, что она так много узнала о своем муже.

Реджина с нетерпением ждала возвращения мужа и, покинув свою комнату, встретила его в гостиной.

Они посмотрели друг на друга, и ее охватило радостное волнение. Его нежный взгляд сказал ей, что муж разделяет ее чувства, что для него этот день тоже первый день их брака. Они оба не решались заговорить. Она стояла посреди комнаты, он – в дверях. Напряжение росло, каждая секунда казалась вечностью.

– Мне тебя так не хватало сегодня, – наконец сказала Реджина, шагнув в его объятия.

– Я очень рад, – ответил Джонатан и с загадочным видом поцеловал ее.

Они не замечали времени, наслаждаясь долгим чудесным поцелуем. Наконец Джонатан отпустил ее, и Реджина вернулась с неба на землю. Она вспомнила, что велела Бисби подать ужин пораньше.

– Небо чистое как стеклышко, – улыбнулась она. Джонатан засмеялся.

– Значит, сегодня опять не удастся отдохнуть у камина.

Он посмотрел на камин, и выражение его лица изменилось, как только он заметил портрет Абигайль.

– Я велела Бисби перевесить его, – сказала Реджина. – Он слишком красив, чтобы прятать его в кабинете.

Удивление на лице Джонатана сменилось радостью.

– А как же кабинет? Теперь там будет мрачная голая стена?

– Нет, – возразила Реджина, испытывая облегчение оттого, что ему больше не нужно скрывать свое прошлое. – Я велела привезти сюда твою картину из дома в Нью-Йорке. Ее доставят поездом.

– Ага, – подмигнул он. – Значит, на стене в кабинете будет висеть портрет красавицы. Если мне не удастся убедить инвестора обещаниями богатства и власти, то, уверен, взгляда на мою очаровательную жену будет достаточно, чтобы привлечь его на мою сторону.

– Я имела в виду совсем другую картину. – Она хлопнула его по руке. – Картину с парусником. Она такая величественная, будто специально создана для кабинета джентльмена.

– Я предпочел бы мое последнее произведение, – поддразнил ее Джонатан, обняв за плечи. – Думаю, в одной из комнат для гостей нужно устроить библиотеку. Конечно, слуги будут шокированы, когда увидят хозяйку дома в таком неприличном виде. Ты только представь себе их лица!

– И не думай, – возмутилась Реджина. – Эта картина навсегда останется в мансарде на Тридцать четвертой улице. Просто не верится, как тебе удалось уговорить меня позировать для нее!

Джонатан поцеловал жену.

– Насколько я помню, это был весьма приятный разговор.

На крышу они поднялись рука об руку. Реджина с удовольствием вдыхала свежий морозный воздух. Она огляделась, любуясь красотой ночи. Возле телескопа стояла скамья, которую принес туда заботливый дворецкий. На скамье их ждали бутылка виски, два бокала и шерстяной плед.

– Нужно поблагодарить Бисби, – сказала Реджина мужу. – Он такой внимательный.

Джонатан закрыл дверь, ведущую с крыши на чердак. Его тоже очаровала красота зимней ночи. В небе сияли звезды. Их хрустальный свет мерцал, мигал и растворялся в непроглядной тьме. Полная серебряная луна висела в небе, а по ее поверхности скользили легкие облака. Воздух был прохладный, с реки Гудзон доносился шум волн, бьющихся о берег.

– За кем бы ты хотела пошпионить сначала? – спросил Джонатан жену, снимая с телескопа покрывало и свинчивая металлическую крышку с объектива.

– Мы не шпионим, а ведем расследование, – уточнила Реджина.

– Называй это как хочешь, – возразил Джонатан, – но не забывай, что мы занимаемся не своим делом. У каждого есть свои секреты.

Эти слова заставили Реджину задуматься. Она не собиралась совать свой нос куда не следует, но Джонатан прав. Они могут увидеть вещи, которые им видеть не следует – личные, частные вещи, их совершенно не касающиеся. И все-таки Реджина не могла исключить вероятность того, что им удастся обнаружить что-нибудь полезное для раскрытия преступления.

Она проверила фокусировку телескопа, села на скамью, накрыла колени пледом и стала наблюдать. Как и следовало ожидать, большинство горожан сидели по домам. Сначала она навела телескоп на железнодорожную станцию. Из окошка вокзального здания свет падал на крыльцо. Вокзал был, конечно, закрыт, перрон пуст. Реджина медленно перевела трубу телескопа вправо, на север, вдоль Гарднер-стрит, к городской площади. Время близилось к десяти, и она удивилась, увидев свет в окне кабинета Фрэнка Фаулера.

Подождала некоторое время и была вознаграждена за свое терпение. Свет погас. Реджина продолжала ждать затаив дыхание. Наконец дверь полицейского участка открылась, и на пороге появился Фрэнк Фаулер.

– Что ты там видишь? – спросил Джонатан, откупоривая бутылку.

– Полицейского, – шепнула Реджина, сделав знак мужу, чтобы говорил тихо. Ночью голоса звучали особенно громко и отчетливо. – Он отправился в ночной обход.

– Прекрасное занятие, – заметил Джонатан, отпивая виски. Он сидел рядом с женой и, к своему удивлению, с нетерпением ждал, когда наступит его черед посмотреть в телескоп. – Рассказывай, что ты там видишь.

– Фаулер идет по Гарднер-стрит, проверяет двери магазинов, чтобы убедиться, что они закрыты. Он уже почти у вокзала. Оттуда, наверное, пойдет домой. Его дом сразу за углом.

Но Фрэнк Фаулер не пошел домой. Вместо того чтобы направиться на запад к Лаури-стрит, он двинулся к пивной.

– Он идет к Маккинли, – сообщила Реджина. Джонатан засмеялся:

– Ничего удивительного. Полицейский тоже может позволить себе иногда кружечку пива. А почему ты наблюдаешь именно за Фрэнком Фаулером?

– Если он мог заподозрить тебя, то я могу заподозрить его, – отрезала Реджина.

Джонатана сначала удивила, а потом обрадовала ее преданность. Эта скандальная, несдержанная леди встала на его защиту прошлым вечером, хотя и не самым удачным образом. Повела себя как и подобает преданной жене. Теперь ему остается лично завоевать ее сердце.

Но это нелегко: Реджина – гордая, упрямая и очень умная. Ему удалось соблазнить ее. В этом ему помогло страстное желание девушки познать тайны жизни, но сердце свое она просто так не отдаст.

Неизвестно, полюбит ли его Реджина, но он ее полюбил навсегда. И жизни себе без Реджины не мыслил. Весь день он думал об их будущем, детях, которые появятся, внуках.

– Что происходит? – спросил он Реджину, не отрывавшую глаз от телескопа.

– Ничего, – буркнула она.

– Дай мне посмотреть, – попросил он, мягко отодвигая жену от телескопа.

Джонатан прильнул к объективу и увидел белую с синим вывеску над входом в пивную Маккинли. Зная мужчин и их любовь к спиртному, Джонатан нацелил телескоп на другую часть города. Может пройти много времени, пока Фаулер покинет пивную. Вдруг Джонатан улыбнулся.

– Что там?

– Сцена прощания, – хихикнул Джонатан, дав Реджине возможность заглянуть в объектив. – Эмили Фаулер ждет прощального поцелуя.

Реджина заглянула в объектив. Дэвид Куинлан, очевидно, провожал Эмили домой после вечера, проведенного в городе. Парочка стояла у железной калитки, ведущей в маленький палисадник перед домом Фаулера. Дэвид стоял спиной к ней, зато Реджина могла рассмотреть лицо Эмили, на котором было написано ожидание. Но если девушка и ждала поцелуя, то ждать ей пришлось бы долго. Дэвид даже не держал ее за руку.

– Понять не могу, что она в нем нашла, – заметила Реджина.

– Тебе он действительно не нравится?

Реджина пожала плечами.

– Не то чтобы я не любила его, просто… Сама не знаю. Какое-то смутное чувство. Он всегда такой серьезный. Мне кажется, я никогда не видела его улыбающимся.

– Семинаристы – народ серьезный, – ответил Джонатан. – Радуйся, что он не собирается получить наш приход.

– Еще чего не хватало!

Реджина еще несколько минут наблюдала за парочкой. Если между ними и происходил разговор, то говорил в основном Дэвид. Эмили смотрела на него и согласно кивала.

Несколько минут спустя Дэвид открыл калитку и проводил Эмили к двери дома. Реджина затаила дыхание. Ей было интересно, поцелует ли Дэвид девушку на прощание. Он поцеловал Эмили, но это был очень короткий, очень целомудренный поцелуй в лоб. Реджина задумалась, так ли серьезно настроен мистер Куинлан, как Эмили.

Когда Эмили вошла в дом, Дэвид Куинлан направился к церкви. Преподобный Хейс с женой занимали пасторский дом на ее территории. Дэвид завтракал у пастора, но жил в пристройке к церкви. Реджина наблюдала, как он открыл дверь своей квартиры и вошел внутрь.

– Что-нибудь интересное? – спросил Джонатан. Он был рад, что Бисби снабдил их виски и теплыми пледами. Кажется, его жена намерена изучить каждый дюйм Мерриам-Фоллс.

– Пока ничего, – ответила она. – Но сдаваться я не намерена. Рано или поздно я что-нибудь увижу.

– Вот, – протянул ей свой бокал Джонатан. – Выпей немного, а я пока понаблюдаю.

Еще час они провели, сменяя друг друга у телескопа. Фрэнк Фаулер наконец покинул пивную и, слегка покачиваясь, отправился домой. За исключением редкого лая собаки и глухих криков ночной совы, в городе было тихо, как в могиле. Из труб шел дым, свет в окнах гас, люди отправлялись на покой.

Несмотря на возражения Реджины, Джонатан решил, что на этот вечер с них достаточно.

– Все уже легли спать, – сказал он. – Если погода позволит, продолжим наблюдение завтра вечером.

Реджина неохотно согласилась. Она пошла в дом, несколько разочарованная тем, что сегодня ничего не удалось обнаружить, но уверенная в правильности своей идеи.

В течение следующей недели Реджина, к своему великому изумлению, узнала очень много нового о жителях Мерриам-Фоллс. Фрэнк Фаулер проводил больше времени в пивной, чем дома. Дэвид Куинлан ухаживал за Эмили, если можно было назвать ухаживанием короткие прогулки и его монологи. Кошка миссис Олден принесла кучу котят, очень похожих на Брамуэлла.

Но самым удивительным открытием для Реджины стала любовь преподобного Хейса к виски. Этот ханжа сочинял свои разоблачительные воскресные проповеди, а на столе перед ним стояла бутылка виски.

– Любопытно, какие секреты мы раскроем сегодня, – сказал Джонатан, когда они с Реджиной вышли на крышу. – Ты уверена, что хочешь продолжать наблюдение? Ты так расстроилась, увидев, как преподобный Хейс приканчивает бутылку заграничного виски, что долго не могла уснуть.

– Он же пастор! Божий человек, – возразила жена. – Лицемер! Меня так и подмывает…

– Ничего не надо делать, – строго сказал муж. – Я ведь тебя предупреждал, что ты можешь увидеть что-нибудь неприятное. Если хочешь продолжать наблюдение, научись сдерживать себя. Все мы не без греха.

Реджина целыми днями пребывала в тревоге. Она все еще надеялась с помощью телескопа обнаружить что-то очень важное, но напасть на след убийцы пока не удалось.

Реджина занималась настройкой телескопа, что занимало у нее обычно десять – пятнадцать минут, и вдруг удивленно вскрикнула.

– Что случилось? – спросил Джонатан. Реджина молча показала на пансион через дорогу. Джонатан подошел к телескопу, посмотрел на дом и рассмеялся. Повернул телескоп в другую сторону и сказал:

– Думаю, сегодня мы займемся северной частью города.

– Тебе нужно будет поговорить с этим человеком, – сказала ему Реджина, придя в себя. – Ты его хозяин. А Люси – моя подруга. Не хочу, чтобы ее позорили.

Джонатан покачал головой.

– Я думал, ты свободна от предрассудков. Кроме того, Люси достаточно взрослая женщина, она знает, что делает.

То, чем занималась Люси, или, вернее сказать, чем занимались они с Ричардом Фергюсоном, заставило Реджину покраснеть. Какой бы страстной ни была она сама, ее все еще смущало, когда она видела, как предаются удовольствиям другие люди.

– Это выходит за рамки приличий, – выдавила она из себя. – Если этот мужчина действительно любит ее, то должен сделать ей предложение. Немедленно.

Джонатан ничего не сказал, пока Реджина не толкнула его локтем в бок.

– Я его хозяин, а не отец, – возразил он.

– Но это ты привел его в мой пансион.

– Теперь это ее пансион. Она может заниматься там чем хочет.

– Не груби, – отрезала Реджина. – Я настаиваю, чтобы ты поговорил с ним.

– И что я ему скажу? Что мы случайно подсмотрели, как он занимается любовью с Люси.

– Мы не подглядывали, – сказала Реджина. – И не в этом дело. Я не хочу, чтобы сердце Люси было разбито. Если этот человек джентльмен, он должен жениться.

Джонатан с досадой вздохнул. Если он ничего не скажет Ричарду, то скажет Реджина. А она церемониться не станет.

– Хорошо. Завтра поговорю с ним.

Глава 19

Через несколько дней к Реджине пришла Люси, сообщила, что ей сделали официальное предложение, и показала тонкое золотое колечко с рубином, которое накануне вечером ей подарил Ричард Фергюсон.

– Ты выглядишь такой счастливой, – заметила Реджина. Она была рада, что разговор мужа со своим управляющим дал желаемый результат.

– Я очень счастлива, – засияла Люси. – После смерти Генри не думала когда-нибудь снова выходить замуж. Но Ричард очень хороший человек. К тому же у него есть работа на фабрике, а у меня – пансион.

– Я очень за тебя рада, – сказала Реджина, горячо обнимая подругу. – А теперь давай выпьем чаю. У нас с тобой много дел. Я хочу дать прием в честь твоей помолвки. Когда свадьба, весной?

– Мы еще не решили, – сказала Люси и прошла за Реджиной в гостиную. – Думаю, нужно подождать, пока не установится хорошая погода. Но ты совсем не обязана устраивать для нас прием. Боже мой, ведь ты сделала мне такой подарок!

– Но я хочу устроить этот прием, – настаивала Реджина. – Зачем мне этот огромный дом, если я не буду им пользоваться?

– Ты права, – согласилась подруга. – Вы уже почти месяц назад вернулись из Нью-Йорка. Пусть люди посмотрят, какая ты счастливая.

Реджина кивнула, но ей не удалось обмануть подругу.

– Ты ведь счастлива, правда? – спросила Люси.

– Не уверена, – со вздохом призналась Реджина. Она разлила чай, принесенный служанкой, и протянула чашку подруге. – Джонатан очень внимательный и заботливый муж, к тому же богатый, дом прелестный, и… Мне кажется, я беременна.

– Прекрасно! – воскликнула подруга. Реджина встала и принялась мерить шагами комнату. – Ребенок! – с легкой завистью вздохнула Люси. – Ах, это так прекрасно – иметь ребенка, холить и лелеять его.

Реджина посмотрела в окно. Люси тоже встала из-за стола, подошла к подруге и ласково погладила ее по плечу.

– Ты нервничаешь, волнуешься. Так и должно быть, – добавила Люси. – Ты почувствуешь себя лучше, когда привыкнешь к этой мысли.

– Дело не в этом, – вздохнула Реджина. – А в Джонатане. У меня будет ребенок, а я даже не знаю, какие он питает ко мне чувства.

Подруги вернулись к столу. Люси улыбнулась и уверенно заявила:

– Муж любит тебя. Для всякого, кто видит вас вместе, это ясно как божий день. Он будет прекрасным отцом, а ты – прекрасной матерью. Не волнуйся.

Реджина смахнула слезу.

– Все думают, что Джонатан любит меня, но он никогда не говорил мне о своих чувствах. Он, конечно, привязан ко мне. Очень заботлив. Но любви нет.

– А ты как к нему относишься? – поинтересовалась Люси.

– Я… я люблю его, – призналась Реджина.

– Ты ему об этом говорила?

Реджина покачала головой.

– Боюсь. Я и так уже у него в руках, – сказала она. – Стыдно признаться, но я готова выполнить любое его желание.

– Судя по тому, что мне довелось видеть, он тоже у тебя в руках, – возразила Люси. – Муж тебя просто обожает. И хочет уберечь от опасности.

– Когда он узнает о ребенке, запрет меня и не будет выпускать, – нахмурилась Реджина. Она закусила губу, помолчала и продолжила: – Мне кажется, из-за этого убийцы я стала пленницей в собственном доме. Мне не терпится собрать литературный кружок, но я не могу подвергать риску женщин. Это нечестно. Преступник разгуливает на свободе, а мы сидим взаперти и боимся вечером выйти на улицу. Я просто задыхаюсь.

– Постарайся думать только о хорошем, – сказала Люси. – У тебя прекрасный муж, ты ждешь ребенка. Забудь о неприятностях. У вас с Джонатаном впереди вся жизнь. И вы будете счастливы.

Реджине хотелось бы, чтобы все было так просто. Она устала скрывать свои чувства. Каждое утро она радовалась, что просыпается рядом с любимым человеком, но ее огорчало, что он не открыл ей своего сердца. Их отношения с Джонатаном стали более откровенными, но она так ничего и не узнала об его истинных чувствах к ней. Беспокойство, возникшее у нее сразу после убийств, за последнее дни возросло. Реджина уже была уверена в своей беременности. Она не преувеличивала, говоря, что Джонатан, который и так вел себя как наседка, станет невыносимым, после того как узнает, что она ждет ребенка. Реджину терзали противоречивые чувства: то ей казалось, что она счастлива, то – что несчастна.

Решив не портить Люси настроение, она перевела разговор на предстоящий прием. Чем больше Реджина об этом думала, тем яснее понимала, что дает убийце шанс приблизиться к ней. Было нечестно заставлять женщин Мерриам-Фоллс жить в постоянном страхе и давать возможность неизвестному убийце чувствовать себя победителем. Ну что же, настало время прекратить это.

Реджина была намерена устроить такой шикарный прием в честь помолвки Люси и Ричарда, какого их городок еще не знал. Она разошлет приглашения к чаю своим подругам. И будет каждый день выходить за покупками. К приему нужно будет так много всего купить. Это даст ей возможность возобновить свои связи с местными обитателями.

Пора выйти из укрытия.

Реджина встретилась с Эмили Фаулер в центре города, у почты. На ней был темно-зеленый костюм, отделанный золотым кантом по воротнику и манжетам.

– Рада видеть тебя, Эмили.

– Здравствуй! – радостно воскликнула Эмили и улыбнулась. Затем, понизив голос, продолжила: – Нам всем так не терпелось снова увидеть тебя. Знаю, вы с мистером Паркером провели медовый месяц в Нью-Йорке.

– Давай пообедаем вместе, и я тебе все расскажу, – предложила Реджина.

С реки дул слабый ветерок. Было не слишком холодно, солнце уже по-весеннему пригревало. Женщины направились в «Хартли», единственный ресторан в городе, и заняли столик в углу. Бисби, сопровождавший Реджину, извинился и сказал, что вернется через час и будет сопровождать ее по магазинам.

– Дворецкий мистера Паркера очень внимателен, – заметила Эмили.

– Да, Бисби такой, – ответила Реджина, не объясняя, почему слуга неотступно следует за ней. – Он – англичанин, знаешь ли, и очень преданный.

– Как это приятно! – воскликнула дочь Фаулера. – Кто бы мог подумать, что тебе, хозяйке пансиона, удастся стать женой самого богатого человека в Мерриам-Фоллс, – заметила она, с завистью разглядывая модный костюм подруги. – Замужество все меняет.

У Реджины создалось впечатление, будто Эмили имеет в виду не только материальную сторону. К несчастью, в их время было принято выходить замуж, ничего не зная об отношениях между супругами.

– Замужество оказалось не совсем таким, как я ожидала, – мягко произнесла она. – Оно меняет все представления о жизни. К тому же приходится считаться с другим человеком.

– Конечно, – согласилась Эмили. – Дэвид полагает, что брак самый серьезный шаг в жизни. И что вступать в брак без Божьего благословения – грех.

«Значит, я – грешница, – подумала про себя Реджина. – У меня едва хватило времени переодеться».

Ее не задело замечание подруги. Эмили, конечно, не хотела обидеть ее. Реджина знала, что ее подруга не злая и не способна на подлость. Эмили хотела видеть в людях только хорошее.

Официантка принесла им меню. Реджина внимательно просмотрела его. На самом деле есть ей не хотелось, хотя она и слышала, что в ее положении женщины обычно едят за двоих.

Эмили заказала сандвич и чашку чаю.

Реджина отложила меню и заказала то же самое.

– Я знаю, ты все еще дружишь с мистером Куинланом, – сказала Реджина, когда официантка, приняв их заказ, ушла.

– Он регулярно приходит ко мне, – призналась Эмили. Потом, покраснев до корней волос, добавила: – Мама уверена, что он скоро сделает мне предложение.

– Ты согласишься? – поинтересовалась Реджина.

– Не знаю, – к ее удивлению, ответила Эмили. – Мне нравится Дэвид. У него хорошие манеры, он образованный. Этой осенью надеется получить приход недалеко от Сиракуз. Преподобный Хейс дал ему блестящие рекомендации.

– Значит, ты не уверена в своем желании стать женой священника?

– Пожалуй, что так, – призналась Эмили. – Я верю ему. Избранная профессия требует от него дисциплины. Но Дэвид слишком уж серьезный.

– Почти все священники такие.

Эмили предпочла промолчать и принялась рассказывать о различных общественных мероприятиях, в которых они с Дэвидом принимали участие, и о переменах на фабрике.

– Мой отец на стороне рабочих, – сказала Эмили. – Новое оборудование, установленное твоим мужем, очень облегчает их работу. Он усовершенствовал систему отопления. И еще я слышала, он хочет организовать пикник для своих служащих. Мистеру Радерфорду такое в голову не пришло бы.

– Джонатан очень щедрый. К тому же его очень волнует безопасность работниц.

Эмили кивнула.

– Я знаю. Отец день и ночь думает об этом. Я тоже расстраиваюсь, когда слышу об убийствах. Мы с Дэвидом были на прошлой неделе у родителей Элайзы.

– У меня сердце разрывалось при виде бедной миссис Эмерсон. За эти недели она постарела на несколько лет.

Реджина вспомнила рассказ Джонатана о его матери. Гибель дочери свела ее в могилу.

У Реджины душа болела за семьи двух убитых девушек. Она пока не могла утешить их сообщением о скором наказании убийцы. Но продолжала наблюдения в надежде, что рано или поздно убийца выдаст себя.

– Слышала новость? – спросила Реджина, когда официантка принесла их заказ. – Мистер Фергюсон сделал предложение Люси Чалмерс. Я собираюсь устроить для них прием по поводу помолвки в первую субботу апреля. Передай, пожалуйста, приглашение своим родителям и, конечно, мистеру Куинлану.

Это известие очень обрадовало Эмили. Они заговорили о нарядах, свадьбах, о том, что весна, возможно, избавит жителей городка от печалей и тревог.

В дверях ресторана показался Бисби. Реджина извинилась перед подругой, взяв с нее обещание прийти к ней завтра на чай.

После походов по магазинам Реджина со своим верным стражем вернулись домой на Уитли-стрит. К своей радости, она обнаружила, что муж решил поработать дома, а не в своем кабинете на фабрике.

Реджина быстро прошла в кабинет и поцеловала мужа в щеку.

– Спасибо.

– За что? – удивился он, сажая жену к себе на колени и целуя ее. – Вот так лучше, – сказал он, когда ее губы покраснели и набухли от долгого поцелуя. – После пятидесяти лет замужества можно обмениваться поцелуями в щеку. А мы с тобой еще молодожены.

При мысли о том, что они могут прожить вместе пятьдесят лет, у Реджины закружилась голова. Она еще не совсем привыкла к замужней жизни.

– Так за что ты хотела меня поблагодарить? – снова спросил Джонатан. – Знаю, что ходила за покупками. Купила что-нибудь безумно дорогое?

– В Мерриам-Фоллс? – засмеялась Реджина. – Нет. Люси показала мне свое обручальное кольцо. Я хотела поблагодарить тебя за разговор с мистером Фергюсоном. Никогда не видела Люси такой счастливой.

Джонатан смущенно улыбнулся:

– Если честно, мне не пришлось много говорить. Я сказал, что доволен его работой и ему не нужно беспокоиться за свое место. А Ричард сделал все остальное. Кольцо он купил заранее. На самом деле он сделал Люси предложение в тот вечер, когда мы их увидели в телескоп. Они праздновали помолвку.

– Рада слышать, что он действительно любит ее, – сказала Реджина. Ей стало грустно – о своем муже она этого не могла сказать. – Люси заслуживает счастья.

– Каждый человек заслуживает счастья, – заметил Джонатан, снова целуя ее.

Как всегда, Реджина потеряла голову от его поцелуев и плотнее прижалась к нему. В такие минуты она была готова поверить в его любовь.

Но удовольствие и желание – это не любовь. Однако Реджина не теряла надежды на то, что муж ответит ей взаимностью.

Между поцелуями Реджина вспомнила о приеме. Джонатан как раз нежно теребил мочку ее уха, когда она сказала ему об этом.

– Очень мило, – пробормотал он. – Но было бы еще лучше, если бы ты сейчас закрыла дверь.

– Ты ненасытный, – засмеялась Реджина.

– И собираюсь оставаться таким еще долгие годы, – ухмыльнулся он. – Запри дверь и возвращайся ко мне как можно скорее. Мне не терпится почувствовать тебя на вкус.

Когда, насладившись, они вернулись с заоблачных высей на землю, Джонатан еще долго не выпускал Реджину из объятий.

Потом слегка отстранился и посмотрел на нее.

– Мне хотелось бы работать дома каждый день, но тогда я не закончу ни одного дела. Ты отвлекаешь меня.

– Это не я придумала закрыть дверь, – возразила Реджина, оправляя платье. – Я просто хотела поблагодарить тебя.

– И поблагодарила, – лукаво улыбнулся муж. – А теперь займись своим приемом. Пригласи как можно больше гостей. Если понадобится помощь, пошли за слугами из нашего дома в Нью-Йорке.

– Думаю, обойдусь здешними, – ответила Реджина. Вид у нее был усталый.

– Ты в порядке? – спросил Джонатан.

– Да, все хорошо, – успокоила его Реджина. Она знала, что слабость вызвана не только сексом, но и беременностью. Но Джонатану она об этом еще не сказала. Ей нужно было свыкнуться с этой мыслью.

Следующие две недели Реджина делила свое время между подготовкой к приему и слежкой. Каждый вечер Джонатан присоединялся к ней, и они по очереди смотрели в телескоп. Когда наступала очередь Реджины смотреть в телескоп, муж рассказывал ей об усовершенствованиях, которые проводит на фабрике, и новых сделках, над которыми работал.

– Уже поздно, а завтра у тебя прием, – сказал Джонатан, – пора возвращаться в дом.

– Еще минутку, – попросила Реджина, снова переводя телескоп на Стэнли Рэндольфа. Бывший управляющий фабрикой много времени проводил в пивной Маккинли. Ей этот человек никогда не нравился. В основном потому, что относился к работницам фабрики как к рабочему скоту. К счастью, Джонатан не допускал подобного обращения с женщинами.

– Что ты думаешь о Стэнли Рэндольфе?

– Ничего хорошего, – ответил Джонатан. – Именно поэтому он и не работает больше на моей фабрике. А что? По-твоему, он может оказаться убийцей?

– Трудно сказать, – ответила Реджина. – Конечно, он не сторонник женского движения. И добился увольнения Хейзл после того, как прочел ее статью, опубликованную в газете. Сказал мистеру Радерфорду, что от нее одни неприятности.

– Ну, это еще не значит, что он убийца.

– Кто же тогда? – Реджине надоело наблюдать за горожанами без всяких результатов.

– Уже поздно, ты устала, – сказал Джонатан, закрывая объектив телескопа.

– Я начинаю нервничать, – призналась Реджина. – Мы должны найти убийцу.

– Остановись, или ты собираешься стать приманкой для преступника?

Реджина поспорила бы с мужем, но ей нужно думать о ребенке, которого она ждет. По утрам ее тошнило. Джонатан вставал рано и не замечал ее плохого самочувствия. Но рано или поздно он узнает ее тайну.

Удивленный тем, что жена сразу согласилась уйти, Джонатан подозрительно посмотрел на нее. Обычно, чтобы увести Реджину с крыши, ему требовалось не меньше часа. Что-то явно не так.

Его подозрения не развеялись и тогда, когда они оказались в доме. Ему казалось, что Реджина затеяла что-то очень опасное. Только бы она не провоцировала убийцу, привлекая его внимание к себе.

– Я же обещала быть осторожной, – сказала она. – Перестань хмуриться и идем спать. У меня ноги замерзли.

Через час, когда он согрел ей не только ноги, они уснули.

На следующий вечер состоялся прием, имевший оглушительный успех. Под наблюдением Бисби дом был вымыт и начищен до основания. Люси и ее будущий муж засияли, когда в столовую внесли огромный торт. Джонатан стоял во главе стола с бокалом шампанского в руке. Он провозгласил тост и пожелал будущим новобрачным счастья.

Реджина сидела на другом конце стола. Ее радовало, что гости веселятся. Даже преподобный Хейс улыбался, правда, за обедом он выпил несколько бокалов вина. Эмили Фаулер сидела напротив Дэвида Куинлана. Молодой священник углубился в беседу с мэром. Другие гости обсуждали предстоящую свадьбу. Фрэнк Фаулер похвалил молодую хозяйку за выбор блюд. Казалось, он забыл о случившемся на городском собрании.

В ярко-синем платье, которое; как догадались собравшиеся, было привезено из Парижа, Реджина выглядела необычайно счастливой. Она надеялась, что Люси Чалмерс тоже будет счастлива в браке. Однако сейчас Реджине было необходимо покинуть душную комнату, чтобы не упасть в обморок. Она задыхалась в корсете, хотя и не зашнуровала его слишком туго. Через полчаса Джонатан пригласит мужчин в библиотеку, а она поведет женщин в гостиную. Реджина через силу улыбалась гостям, моля Бога послать ей силы.

Если она сейчас упадет в обморок, Джонатан бросится к ней, а доктор Рамли пойдет за своим саквояжем, который оставил в прихожей. И все узнают ее секрет.

Реджина мелкими глотками пила воду и уговаривала себя не быть дурой. Все равно придется рассказать мужу, что она в положении. Почему же она не сообщала ему эту новость? Может, думала, что его чувства к ней изменятся? Нет. Мужчина не полюбит жену только потому, что она носит его ребенка. Джонатан хотел иметь детей, но не собирался изменить свои чувства к ней. Тогда почему?

Потому что она хотела радоваться этому ребенку так же, как Джонатан, призналась себе Реджина. Ричард Фергюсон принялся разрезать торт. Она хочет, чтобы муж полюбил ее так же, как будет любить их ребенка. Она ревнует и ничего не может с этим поделать.

Тут Реджина подумала, что надо возвратиться к гостям, и через силу улыбнулась. Наконец Джонатан поднялся из-за стола, объявляя тем самым окончание обеда.

– Джентльмены, вы можете пройти со мной в кабинет.

Со вздохом облегчения Реджина тоже поднялась. Вскоре к ней присоединилась Люси, вместе с остальными женщинами они направились в гостиную, где было прохладнее. Оживленно беседуя, женщины пили кофе, который разносили две служанки.

– У вас прекрасный дом, – похвалила жена мэра. – А картины просто великолепны.

– Да, – согласилась Реджина. Ей очень хотелось рассказать гостям, что почти все картины написаны Джонатаном. – Мы с мужем очень любим живопись.

Из разговоров женщин Реджина поняла, что многие из них чувствовали себя обиженными, поскольку не присутствовали на ее свадьбе.

Женщины надеялись, что предстоящие свадебные торжества положат конец трауру, в котором пребывал город после убийства Хейзл Глам и Элайзы Эмерсон.

Реджине стало жарко, и она незаметно вышла из гостиной.

Хорошо бы сейчас открыть окно и впустить свежий мартовский воздух. Дверь в кабинет была приоткрыта, и Джонатан видел, как жена прошла в холл. На лестнице, выходящей в холл, стояли гости и среди них преподобный Хейс. Поэтому пройти на второй этаж к себе в комнату она не могла. Преподобный Хейс снисходительно улыбнулся ей, что само по себе означало одобрение. Пастор не был любителем расточать женщинам комплименты. Реджина направилась к двери, через которую можно было попасть на другую лестницу. По ней слуги поднимались на второй этаж.

Закрыв за собой дверь, Реджина постояла, раздумывая, удастся ли ей подняться на второй этаж и не упасть в обморок. Одной рукой держась за перила, а другой – придерживая свои пышные юбки, она с трудом поднималась по узкой лестнице. На площадке второго этажа остановилась передохнуть. Если она преодолеет еще один пролет, то окажется на третьем этаже. Оттуда она сможет выйти на крышу и побыть в полном одиночестве.

Оказавшись на крыше, Реджина сразу почувствовала облегчение. Прохладный ветер обвевал ее разгоряченное лицо, и она с наслаждением вдыхала свежий воздух. Недавно прошел дождь, и крыша блестела в лунном свете. Реджина прислонилась, к двери, наслаждаясь холодным ночным воздухом и чувством свободы. Джонатан был прав, подумала она с улыбкой. Она – ночное создание.

Собравшись с силами, Реджина шагнула вперед. Небо было непроглядно темное, лишь редкие звезды выглядывали из-за плотных облаков, обещавших дождь еще до утра. Свет луны едва пробивался сквозь них, слабо освещая землю.

В этот момент Реджина услышала позади звук захлопнувшейся двери и застыла на месте. Она обернулась, ожидая увидеть мужа и услышать упреки в том, что она оставила гостей. Но это был не Джонатан.

Это был Дэвид Куинлан.

Реджина окаменела. Ветер бил ей в лицо. Взглянув на молодого священника, она сразу поняла, что это он убил ее самых близких подруг. Его янтарные глаза горели в темноте, лицо исказила гримаса злости.

Страх охватил Реджину. Она хотела закричать, но не смогла.

– Мисс Ван Бурен, – насмешливо произнес Дэвид.

– Миссис Паркер, – поправила она его, при этом голос ее дрогнул. Она огляделась в поисках пути к спасению. Плоская часть крыши была очень небольшой, а единственную дверь в дом загораживал Дэвид. Она попала в ловушку.

– Вы забыли о клятве, данной пред алтарем! – прорычал он. – Вы – распутная и наглая женщина, мисс Ван Бурен. Блудница вавилонская. – Он взглянул на телескоп. – Не звезды направляют нас, а Бог. А вы отвернулись от него.

Реджина понимала, что не имеет смысла объяснять семинаристу разницу между астрологией и астрономией. Дэвид Куинлан, очевидно, сошел с ума. Ни один нормальный человек не может так думать или смотреть на нее с такой ненавистью, как будто она навлекла беду на весь город.

– Я не распутная и не наглая, – сказала она. Надо выиграть время. Ее хватятся и начнут искать. Надо заставить Дэвида говорить с ней как можно дольше. – И Хейзл с Элайзой тоже не были такими.

– Они боготворили вас, – сказал Дэвид. – Вы заразили их своими мерзкими идеями. Из-за вас они забыли, какую роль отвел им Господь в своем царствии. Вы пытаетесь ослепить и мою дорогую Эмили. Я не хочу, чтобы вы отравили ее душу своими грязными мыслями о равенстве мужчин и женщин, – ровным, холодным тоном произнес он.

Реджина не отрываясь смотрела на него. Он кипел от лютой злобы. И вдруг она поняла. Дэвид – одержимый. Он не считает, что христианская вера основана на любви Бога и прощении, по его мнению, это – недостижимое совершенство. Не подлежащие обсуждению правила поведения, которые надлежит безоговорочно соблюдать. Молодой человек – умалишенный и достоин жалости.

Дэвид решительно двинулся к ней, сжав кулаки. Эти руки лишили жизни Хейзл и Элайзу.

– Гнев Господа велик и справедлив, – сказал он. Слезы застилали Реджине глаза. Она сделала шаг назад. Еще немного, и она окажется на краю крыши.

– Ваше тело найдут через несколько часов и подумают, что вы упали с крыши. Она такая скользкая, – добавил он.

Дэвид, пошатываясь, шагнул к ней и схватил за плечи. Лицо его исказила гримаса, губы кривились в злобной ухмылке. Он повернул Реджину так, чтобы она могла видеть край крыши и непроглядную тьму внизу.

– Вам не удастся скрыть еще одно убийство! – закричала она, пытаясь вырваться. Новый приступ тошноты потряс ее тело. Он тихо засмеялся. У нее в голове промелькнули тысячи мыслей: Джонатан, ее ребенок, будущее, которого уже не будет.

– Удастся, – насмешливо заверил ее Куинлан. – Все в городе знают о вашем пристрастии к необычным поступкам. Никто не удивится, узнав, что вы оставили гостей и пошли на крышу.

Собрав все силы, Реджина снова попыталась вырваться из тисков безумного. Он продолжал толкать ее к краю крыши. Ноги Реджины скользили на мокрой крыше, край пропасти становился все ближе. И вдруг в ночном воздухе прогремел грозный голос:

– Черт бы вас побрал! – Джонатан бросился на Куинлана, схватив за плечи, и впился пальцами в тело священника.

Воспользовавшись моментом, Реджина вырвалась от Дэвида и упала, дрожа всем телом.

Рядом с ней боролись мужчины. Куинлан и Джонатан были примерно одного роста и веса, но Дэвиду безумие придавало силы. Он толкнул Джонатана, и тот упал на спину. Дэвид осыпал его градом ударов.

Реджина закричала, ей стало страшно за мужа.

Но тут Джонатан нанес Дэвиду сильный удар в бок и перевернулся. Теперь противники поменялись ролями. Джонатан изо всех сил молотил кулаками по лицу Дэвида.

В этот момент на крыше стали собираться люди. Фрэнк Фаулер протиснулся в узкую дверь чердака, едва не сорвав ее с петель. Ему понадобилось несколько минут, чтобы оторвать Джонатана от молодого священника, у которого из носа и изо рта лилась кровь. Когда Джонатана поставили на ноги, Куинлан подскочил к нему, намереваясь нанести удар, но промахнулся и с такой силой заехал кулаком в челюсть полицейскому, что тот отлетел на край крыши. Какое-то время Фаулер, размахивая руками, балансировал. Реджина протянула руки к Джонатану в тот момент, когда он пытался удержать полицейского. Ей не удалось дотянуться до Джонатана, но Джонатан успел схватить Фаулера за пиджак и оттащить от края крыши. Едва мужчины перевели дыхание, как Куинлан снова бросился на них, пытаясь прорваться к Реджине.

Джонатан, как профессиональный боксер, сделал хук правой и попал в челюсть Куинлану. Молодой священник упал и съехал к самому краю крыши. Поднявшись на ноги, он попытался удержаться в поисках несуществующей опоры и, вопя от ужаса, рухнул с крыши на мокрую от дождя землю.

Джонатан схватил Реджину и прижал к себе так крепко, что она испугалась, как бы муж не сломал ей ребра.

– Со мной все в порядке, – пробормотала Реджина, дрожа от ужаса при мысли, что она сама и ее ребенок были на волосок от гибели. – Все хорошо.

Джонатан не отпускал ее. Лицо его было бледно, он тяжело дышал.

Ему хотелось сказать жене, как он ее любит, но во рту пересохло. Все тело горело как в огне. Увидев, что Куинлан собирается столкнуть Реджину с крыши, Джонатан почувствовал необыкновенный прилив сил. Им овладела жгучая ненависть к этому человеку, покусившемуся на жизнь его жены. А сейчас, когда опасность миновала, его била дрожь и он чувствовал себя слабым, как новорожденный котенок.

Они стояли обнявшись. Джонатан молчал, Реджина бормотала слова утешения. И никто из них не обращал ни малейшего внимания на мужчин, собравшихся на крыше. Мэр Гастон слушал рассказ полицейского о случившемся. Преподобный Хейс лишился дара речи, узнав, что будущий священник оказался убийцей. Ричард Фергюсон преградил путь на крышу женщинам, столпившимся на лестнице, ведущей на чердак.

– Думаю, нужно проводить леди вниз, – сказал Бисби, тронув хозяина за плечо.

Джонатан поднял голову. Реджина посмотрела на него. Лицо ее было мокрым от слез, губы дрожали от холода и пережитого страха.

– Я чуть не потерял тебя, – горячо прошептал он.

– Но этого не случилось, – сказала она. Слабая улыбка осветила ее лицо и глаза. Забыв о гостях, она решила, что настало время сказать Джонатану о своей любви. Смерть, оказывается, может прийти каждую минуту, и сознание этого заставило Реджину понять, что она не должна больше скрывать свои чувства.

– Бисби прав. Я замерзла.

Не замечая ничего вокруг, Джонатан поднял Реджину на руки и понес вниз. Бисби прокладывал ему дорогу в толпе. Он уверял собравшихся, что опасность миновала, и предлагал всем спуститься в гостиную, где желающим подадут нечто более существенное, чем шампанское.

Фрэнк Фаулер уже спускался вниз – кто-то должен был заняться телом Дэвида Куинлана. Его жена утешала дочь, остальные гости последовали предложению дворецкого.

Оказавшись в своей комнате, Джонатан ногой захлопнул за собой дверь и, не спуская Реджину с рук, опустился на пуховую перину.

– Все позади, – заверила она мужа. Джонатан все еще дрожал, как молодое деревце на ветру. Она прильнула к нему и гладила его руки. – Я в безопасности, – повторяла она. – Куинлан мертв.

Джонатан посмотрел на нее глазами, полными слез.

– Я люблю тебя, – произнес он слова, которых она так долго ждала. – Я так тебя люблю.

Он поцеловал ее.

– Я не собирался влюбляться в тебя, – сказал он. – Мне нужна была молодая, здоровая, страстная женщина, которая родила бы мне детей, но я не собирался отдавать ей свое сердце. Я и не отдал, ты просто украла его у меня. Ты, и твои сапфировые глаза, и твое упрямство. Посмотри на меня, – грозно сказал он. – У меня волосы уже поседели, и все из-за тебя. Меня просто трясет и хочется выпить. Я даже готов подняться на эту проклятую крышу за виски. И все из-за того, что я не могу представить себе свое будущее без тебя.

Он вздохнул и улыбнулся.

– Не проси меня объяснить это тебе. Я не могу. Мне не нужно было так наслаждаться обществом упрямой женщины, которая уверяет, будто мужчины равнодушные, эгоистичные и властные, но мне это нравится. Мне нравится звук твоего голоса. Когда ты улыбаешься, мое сердце тоже улыбается. Мне все в тебе нравится.

– Ты мне тоже нравишься, – сказала Реджина, целуя его. – Я люблю тебя.

Джонатан прижал ее к себе.

– Я видел, как Куинлан поднимается по лестнице. Что-то в его взгляде насторожило меня. Не знаю, что именно, но у меня мурашки побежали по телу. Мэр, наверное, принял меня за сумасшедшего, когда я оттолкнул его и помчался по лестнице наверх. Это моя вина, – поспешно добавил он. – Ты оказалась права относительно Куинлана, но я был слишком занят тобой, чтобы думать об этом человеке.

– Никто не может заглянуть в душу другого, – сказала Реджина. – И ты ни в чем не виноват. Не ты отравил его сердце и разум.

Их губы встретились в страстном поцелуе.

– Я испугалась, – тихо произнесла Реджина. – Как же я испугалась! Боялась умереть, не сказав тебе о своей любви.

– Теперь ты можешь повторять мне это каждый день, – заметил Джонатан.

– Я так и буду делать, – пообещала Реджина и, задрожав, прошептала: – Он был сумасшедший.

– Ш-ш-ш, не думай о нем, – сказал Джонатан. – Город переживет этот шок, и жизнь войдет в свою колею. Все будет как прежде.

– Не все, – возразила она, думая о предстоящих переменах в их жизни.

– Какого черта ты делала на крыше? – спросил Джонатан.

– Пошла подышать свежим воздухом, – ответила Реджина. – Не знаю, почему это называют утренним недомоганием, если чувствуешь себя плохо в десять вечера.

Джонатан на мгновение затих, потом воскликнул:

– Ты беременна!

Реджина радостно засмеялась:

– Да!

Они стали раздевать друг друга, и тут Реджина вспомнила про гостей.

– Бисби проводит их, – сказал Джонатан, стягивая с нее нижние юбки, касаясь ее все еще плоского живота. Он улыбнулся. – Ты уверена?

– Да. Через несколько месяцев я буду ходить по дому, переваливаясь как гусыня.

– Только по дому. Но не на крышу, – сказал Джонатан. – И никаких суфражистских собраний. До тех пор, пока не родится мой сын.

– А что, если девочка?

– Да пусть будет хоть дюжина дочерей, – сказал он и рассмеялся, когда Реджина швырнула в него подушку. – Я буду любить их, как люблю их мать.

– К тому времени как они вырастут, у них будет право голоса, – гордо заявила Реджина. – Я об этом позабочусь.

Джонатан зарычал и спрятал лицо у нее на шее.

– Я тоже не хотела влюбляться в тебя, – призналась Реджина. – Ты не украл мое сердце, ты его соблазнил, но это дела не меняет. Я не мыслю себе жизни без тебя.

– Значит, договорились, – сказал Джонатан. – До конца наших дней мы будем любоваться звездами и делать детей.

– И рисовать, и подписывать петиции в защиту женщин, и любить друг друга.

– Главное – любить друг друга, – согласился Джонатан. – И все-таки я предпочитаю сыновей. Дочери обычно идут по стопам своей матери. Одной страстной женщины в этом семействе более чем достаточно.

– Страсти никогда не бывает слишком много, – возразила Реджина и остаток ночи доказывала это мужу.

Эпилог

– Папа, папа! Иди скорее сюда!

Джонатан поднялся навстречу сыну Мэтью, вбежавшему в библиотеку.

– Что случилось?

– Абби, она забралась на дерево.

Джонатан поспешил к двери. Реджина подарила ему четверых сыновей и одну дочь. Абигайль Элизабет Паркер, пяти лет от роду, очаровательная, как ее мать, была сущим чертенком.

Джонатан пошел за сыном через дом к заднему входу. Из-за угла дома появился уже постаревший Бисби с лестницей. Остановившись под раскидистым дубом, Джонатан улыбнулся малышке с ангельским личиком усевшейся на ветке футах в двенадцати от земли.

– Что это вы там поделываете, юная леди? – спросил он строго.

Абби улыбнулась отцу.

– Хочу посмотреть, как высоко я могу забраться.

Джонатан снял пальто, отдал его Бисби и велел Абигайль сидеть тихо.

– Папа сейчас тебя снимет оттуда. Не бойся.

– Я и не боюсь, – звонким голосом ответила девочка. – Мне здесь нравится.

Джонатан чертыхнулся про себя.

– На этот раз я ее отшлепаю, – заверил он Бисби. – Вот увидишь.

Бисби кивнул, хорошо зная, что ничего подобного хозяин не сделает. Маленькая Абби могла обвести вокруг пальца любого мужчину в доме одним только взглядом своих серебристых глаз, в том числе и отца.

– О Боже! – воскликнула Реджина, выходя из дома со своим вторым сыном, Ричардом. Она была в детской с новым пополнением семейства, Бенджамином, здоровеньким мальчиком трех месяцев от роду. Ее взгляд скользнул по лестнице, и она увидела на ветке свою маленькую дочку. Подол платья Абби был порван, белые носочки в грязи.

– Ради всего святого, что она там делает? – спросила Реджина.

– Проверяет, как высоко может забраться, – сказал Джонатан. – Это ты виновата.

– Я виновата!

– Ты постоянно говоришь ей, что она сможет продвинуться в жизни, если захочет, – проворчал он. – Когда в следующий раз отправишься на встречу суфражисток, моя дочь останется дома.

– Я говорила продвинуться, а не взобраться, – возразила Реджина. – Не ворчи, лучше сними ее, пока она не упала.

– Я не упаду, – заверила их Абби. Она болтала ногами и смотрела на мать. – Папа меня спасет.

– Только этим и занимаюсь, – посетовал Джонатан. Он поднялся по лестнице до ветки, на которой как птичка сидела его дочь, подхватил ее на руки и спустился вниз. Отряхнул руки и строго сказал: – А теперь марш в свою комнату, юная леди. Немедленно.

Абби кивнула, поблагодарила отца за помощь и стремглав помчалась в дом вслед за матерью и братьями.

– Видишь, сколько у меня седых волос, – показал Джонатан на свои виски. – И каждым седым волосом я обязан Абигайль.

Реджина засмеялась.

– Не только. Ричарду, Эдварду и Мэтью тоже. После трех сыновей-буянов тебе захотелось тихую, послушную дочку.

Ричард и Мэтью пожали плечами и убежали. Они уже привыкли к ежедневным спасениям их маленькой сестры и спорам родителей по этому поводу. Их сначала удивляло, как люди, которые вечно спорят, могут без конца целоваться, обниматься и улыбаться друг другу. Но Бисби заверил их, что это совершенно нормально, и мальчики перестали волноваться по этому поводу.

Джонатан взглянул на свою жену. Она все еще была красива, как и в первый день их встречи, несмотря на то что за двенадцать лет родила ему пятерых детей. Ее лицо светилось любовью и радостью.

– Мальчикам полагается лазать по деревьям. Это естественно. А маленькая девочка должна…

– Не продолжай, – предостерегла мужа Реджина. Джонатан отдал лестницу дворецкому и посмотрел на крышу. За эти годы он немного перестроил дом. На чердаке теперь располагалась мастерская, которую солнце освещало с самого утра. Из мастерской был выход в оранжерею, где в горшках стояли разнообразные растения и телескоп Реджины. Когда ей хотелось, она могла открыть окна и смотреть на звездное небо.

– Сегодня будет лунное затмение, – сказала Реджина, обнимая мужа и взъерошив ему волосы. – Хочешь посмотреть вместе со мной?

– В одежде или без?

Джонатан вспомнил, как в последний раз жена пригласила его вместе посмотреть на звезды. Он вошел в оранжерею и обнаружил ее окутанной только лунным светом. Воспоминание об этом вечере вызвало улыбку на его лице.

– Уже пора кормить Бенджамина? – спросил он. – Я не могу без него закончить картину.

Реджина рассмеялась. Первая картина, для которой она позировала, все еще оставалась в Нью-Йорке. Она уговорила мужа держать ее под замком до тех пор, пока дети не повзрослеют, чтобы они могли оценить ее художественные достоинства. Картина, для которой она позировала теперь, не была такой откровенной, но, как и первую, ее нельзя будет повесить в гостиной. На ней изображена Реджина в момент кормления грудью их младшего сына. Она позировала для этой картины уже несколько недель. Конечно, не без помощи Бенджамина. – Однажды я все-таки смогу сказать тебе «нет», – заметила Реджина. Она знала, что ее любят и обожают, и наслаждалась свободой. И эти чувства она могла передать своим детям.

– Принеси сына в студию, – сказал Джонатан, улыбаясь своей чарующей улыбкой. – Я буду вас ждать.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог

Реклама на сайте