«Возвращение графа»

Эдит Лэйтон Возвращение графа

Зарею раннею, с рассветнымсолнышком

В долине слушал я, как пела девушка:

«Не обижай меня, не покидай меня,

Как только можешь ты так поступатьсо мной!»

Так пела девица, беду оплакивая,

Так пела бедная в долине пасмурной.

«Не обижай меня, не покидай меня,

Как только можешь ты так поступатьсо мной!»

Старинная английская народная песня

Пролог

Англия 1800 год

Мужчина остановился у двери, ведущей в трюм. Поднял глаза к небу и, сощурившись, посмотрел на солнце. Глубоко вдохнул, наполнив легкие соленым воздухом. Он готов был нырнуть в море, только бы не оказаться на корабле.

– Сделайте глубокий вдох, – сказал он мальчикам, стоявшим рядом. – И долго не выдыхайте воздух. Посмотрите на небо. Запомните все, что вас окружает.

Мальчики, их было трое, сделали так, как он сказал. Хотя они задерживали остальных, стражники их не торопили. He торопили и узники, выстроившиеся в длинную очередь. Многие из них глубоко дышали. Это был последний глоток свежего воздуха до завтрашнего дня. Для кого-то это вообще был последний глоток воздуха, и все это понимали. Корабль «Мститель» отправлялся на другой конец света, и мало кто надеялся добраться живым до пункта назначения, учитывая условия, в которых этим несчастным предстояло плыть.

Стража разрешила мужчине попрощаться с мальчиками. Лишняя минута на бледном весеннем солнце была невеликой милостью, но даже ее эти бедняги не заслуживали. Ведь это было сборище убийц, насильников, грабителей, мошенников и жуликов. Их изгоняли с родной земли как отбросы общества.

Мужчина на краю трапа, ведущего в темноту, не был похож на неотесанного мужлана. Грязный, в потрепанных бриджах и рваном сюртуке, некогда белой рубашке, потому что джентльмены других не носят. Изможденный и босой, он и сейчас выглядел достойно и двигался с врожденным изяществом. Он сжимал кулаки и в любой момент готов был вступить в драку, если придется.

Он сморгнул, щурясь на солнце, и слезы оставили длинные следы на грязном лице.

Двум мальчикам было лет десять – двенадцать, третьему – лет двенадцать – четырнадцать. Из-за грязи никто не мог бы сказать, светлые у них волосы или темные и какого цвета у них кожа. Лицо мужчины выражало злость, на лицах детей был написан страх.

По крайней мере, так казалось немногочисленным зрителям, пришедшим посмотреть на отплытие корабля-тюрьмы.

Когда заключенных ждала виселица, на берегу вместе с друзьями и родственниками собиралась толпа. Продавали еду и питье, пели песни – для Тайберн-Хилла это был главный праздник. Когда же заключенных отправляли за тридевять земель, их провожали в молчании или вообще не провожали. Ничего интересного в этом не было. Никто не знал, когда отчалит корабль и куда поплывет, не говоря уже о самих заключенных.

В Англии стало слишком много узников, поэтому их предпочитали изгонять, вместо того чтобы держать в тюрьме или вешать. Преступлений сотни, наказаний тоже немало. Высылка часто оказывается столь же долговременной, как и повешение. Узникам дозволялось возвращаться из Ботани-Бей, но немногие выживали в пути туда, а о возвращении и говорить не приходится.

– Пора двигаться, – сказал стражник узнику, застывшему на краю трапа.

Тот кивнул и сощурился еще больше, заметив на причале двоих. Толстого, светловолосого, в дорогом темно-красном пальто и со стеком с серебряным набалдашником, сверкавшим на солнце. Второй был старше, одет не так броско, но элегантно. Оба с интересом смотрели на узника.

– Это сэр Гордон? – спросил один из мальчиков у отца.

Отец кивнул.

– Кто он? – буркнул второй мальчик, глядя на господ.

– Тот, кто нас сюда отправил, – сказал первый мальчик. – Обвинил нас в том, что мы его обокрали. Тот, кто солгал!

– Тихо, тихо, – пробормотал отец, не отводя глаз от парочки.

– А второй кто? – спросил сын.

– Не знаю, хотя должен бы знать, – встревожено сказал отец. – Попытаюсь вспомнить.

– Эй вы! Я сказал, пора двигаться, – крикнул стражник и поднял дубинку.

– Запомни его лицо! – сказал узник сыну. – И никогда не забывай!

– Ни за что не забуду, обещаю! – сказал мальчик.

Два других мальчика тоже кивнули.

Высоко держа голову, мужчина стал спускаться в трюм. Он остановился, потому что сын попятился, и ласково произнес:

– Мы вернемся, я тебе обещаю.

И пошел дальше, сын последовал за ним. Все четверо, держась за руки, спустилась в черноту трюма.

День был на исходе, однако заключенные не могли считать часы в непроглядной тьме плавучей тюрьмы. Наконец, даже они поняли, что наступила ночь. Но заснуть удавалось немногим.

– Не бойтесь, – послышался голос мужчины, обращенный к мальчикам. Они сидели на жестком полу и ждали утра, когда начнется их путешествие в неизвестность.

И так сильна была власть в его голосе, так велико доверие мальчиков к отцу, что они послушались, несмотря на страх. Они свернулись калачиком и, наконец, заснули. Только он остался на страже – не спать, сидеть и строить планы. Он не знал, куда его повезут, доедет ли он. Но он всей силой души надеялся увидеть, что мальчики доедут и в один прекрасный день вернутся домой.

Глава 1

Англия 1815 год

Посетитель запаздывал. Ну и что? Ему не обрадуются в любой час. Тем не менее, когда с первой звездой на багряном небосклоне карета прогрохотала к дому, ей навстречу выбежал конюшенный. Из десятков окон из-за занавесок на прибывшего уставилось множество пар глаз.

Распахнулась дубовая дверь, дворецкий и лакей застыли на пороге.

Через миг дверцы кареты открылись, и появился худой джентльмен. Наклонив голову, он замер при виде громадного дома, чей черный массив очерчивали лучи заката. В сумерках невозможно было различить выражение лица прибывшего.

Он вышел из кареты и направился к дому, легко и изящно взбежал по ступенькам, как будто не трясся в карете много часов.

– Надеюсь, меня ждут? – спросил он у дворецкого, сбрасывая на руки лакею высокую касторовую шляпу и пальто с пелериной. – Я Эгремонт.

Дворецкий невозмутимо поклонился.

– Сюда, сэр, – сказал он.

Джентльмен помедлил, потом вскинул тонкие брови.

– Сэр? – с холодным недоумением повторил он, похлопывая перчатками по руке. – Вы, может быть, не расслышали. Я новый граф Эгремонт. Рассчитывал, что меня ждут.

Выражение лица дворецкого не изменилось, он только густо покраснел.

– Да, сэр, – сказал он. – Вас действительно ждут. Что касается остального, мне сказано, что еще ничего не установлено, сэр.

Джентльмен засмеялся:

– Так и должно быть. Полагаю, мне не следует винить вас за точное следование инструкциям. Доложите, что прибыл Сэвидж. Проводите меня. Да, еще я хотел бы поесть. Дорога была чертовски длинная.

Дворецкий поклонился и повел джентльмена в передний зал. Новоприбывший едва ли видел убранство дома, шагая по мозаичным полам сияющего мрамора. Не задержался он и перед греческими статуями в натуральную величину, не поднял глаз к высокому золоченому куполу потолка, чтобы полюбоваться розово-золотыми фресками. Едва ли бросил взгляд на две симметричные лестницы, которые вели на второй этаж. Он просто шел за дворецким через холл и дальше по коридору, холодный и невозмутимый, как и слуга, который его вел.

– Вас ожидают в Красной комнате, сэр, – пробормотал дворецкий. Он толкнул дверь в громадную комнату с обтянутыми красным шелком стенами, турецкими коврами, коричнево-красными креслами и кушетками. Огонь массивного камина играл на золоченых ободках мебели и на рамах многочисленных картин. На тех, кто сидел в этой комнате, огонь отбрасывал только мрачные красные тени.

– Мистер Сэвидж, – объявил дворецкий.

Все четверо уставились на него. Когда джентльмен, в свою очередь, стал их разглядывать, в его глазах сверкнуло веселье.

Перед ним был тучный лысый господин средних лет, с виду типичный деревенский сквайр; молодая блондинка, изящная и тщательно одетая, похожая на фарфоровую статуэтку; пожилая дама, явно ее мать, и молодой человек, широкоплечий, с квадратной челюстью и соломенно-желтыми волосами. Все таращились на непрошеного гостя.

Их первое впечатление было таково: темноволосый, элегантно одетый, вызывающе красивый юный джентльмен. Пляшущий огонь в камине высвечивал безупречно гладкое лицо – казалось, он только что выскочил из гардеробной самого черта. На нем были идеально сшитый черный сюртуке белым шейным платком, темные облегающие бриджи и сверкающие сапоги до колен. Лицо джентльмена было бесстрастно, черты лица, как и кожа, безупречны, глаза внимательны. В свете камина трудно было разобрать цвет больших, широко посаженных глаз, но они были светлые и кристально-ясные. Самым захватывающим в нем было холодное выражение, застывшее на гладком лице. Он выглядел так, будто человеческие эмоции ни разу не коснулись его.

Мужчина средних лет вскочил на ноги:

– Что это значит?! Вы не Джефри Сэвидж!

– Нет, – спокойно ответил джентльмен. – Джефри Сэвидж – это мой отец. Я Кристиан Гейбриел Питер Колинуорт Сэвидж, новый граф Эгремонт и хозяин этого дома. А вы, сэр?

Пожилой господин открыл и закрыл рот. Остальные тоже были в замешательстве. Наконец, встал и заговорил молодой человек:

– Я Хэммонд Сэвидж, – натянуто произнес он. – Это моя невеста Софи Уайли, ее отец сквайр Генри Уайли и его жена Марта. Поймите, нам трудно это сразу принять.

Кристиан кивнул:

– Я и не ожидал, что вы мне сразу поверите, кузен. Ведь вы мне кузен, не так ли?

Хэммонд кивнул.

– Но со временем поверите, – миролюбиво произнес Кристиан. Он подошел к камину. – Я замерз в пути. Если не возражаете, сяду к огню.

Сквайр вспыхнул, подавив желание высказаться по этому поводу. Новоприбывший сел и потер изящные руки.

– Я прибыл в страну всего несколько дней назад и сразу направился в Лондон. – Никто не произнес ни слова, и он продолжил: – Кстати, я просил принести еду, с удовольствием буду есть здесь, у огня. – Снова молчание. В ответ слышалось лишь потрескивание дров в камине. – Вас это оскорбляет? – дерзко спросил он. – Или оскорбляет только мое появление? Я не ждал, что меня встретят с радостью. Вам, видимо, все равно, голоден я или нет, я не виню вас в этом, и все же мне нужно поесть. Морить голодом – не самый эффективный способ отделаться от человека, не так ли?

Одна из женщин вздохнула.

– Согласен, неэффективный, – проскрипел, наконец, сквайр. – Падение со скалы более эффективно. Именно так и закончил свою жизнь шестой граф. – Он с вызовом уставился на визитера.

– Сквайр, – кротко возразил Кристиан, – вы можете верить всему, что говорят обо мне и моем отце, но будьте разумны. Какими бы злодеями вы нас ни считали, но, когда умер шестой граф, мне было всего двенадцать лет; в это время нас по приговору везли на край света. Зло повсюду протягивает свои щупальца, никто не знает этого лучше, чем я, но у нас не было никакой власти, мы не могли причинить вред никому здесь, в Англии. Не считая того факта, что я не имел причин желать зла этому человеку, пока он не отказался нам помочь; а потом единственное, что мне оставалось, это утешать отца. Это правда, – кивнул он, видя недоверие на лице сквайра. Улыбка Кристиана была такой же холодной, как и его слова. – Граф, не задумываясь, поверил обвинениям против нас. Но он не знал моего отца. Видите ли, Джефри Сэвидж всю жизнь прожил изгнанником даже по отношению к семье, хотя все могло бы быть иначе. Правда, кузен? – Он обратился к Хэммонду.

Хэммонд пожал плечами и сказал:

– Мы никогда не виделись, это правда. Не знаю почему.

Кристиан кивнул:

– Зато я знаю. Семья не хотела иметь с нами дела еще до ареста и приговора. Отец был образованным человеком, но зарабатывал на жизнь тем, что вел счета богатых людей. Это шокировало семью, они стыдились его. Им-то не приходилось пачкать руки чернилами или торговлей. А отец работал. Он был младшим сыном младшего сына в большой семье. Конечно, теперь она стала гораздо меньше, – пробормотал он с легкой улыбкой. – Здравствовали несколько наследников титула. Даже не будь их, нам все равно не на что было рассчитывать, я имею в виду прямую линию наследования. Некоторые мои родственники всю жизнь прожили в ожидании хотя бы отдаленной возможности унаследовать титул и состояние. Как насчет вас, кузен? Мы с отцом никогда на это не рассчитывали.

– Но ведь наследником должен был быть он, верно? – с горечью произнес сквайр. – Что с ним случилось? Мы ничего не знали о его смерти.

На лицо Кристиана набежала тень.

– Вы и о жизни его ничего не знали, – мягко произнес он. – Вы замечательно умеете сочувствовать. Пожалуйста, не извиняйтесь, – Сказал он, хотя никто и не собирался этого делать. – Никто ничего не слышал о моем отце потому, что нужно некоторое время, чтобы новости дошли сюда с другого конца земли – даже если их кто-то ждет. А поскольку мы знали, что таковых нет, мы и не писали. В сущности, даже о наследстве я узнал не сразу, хотя приехал, как только смог. Сожалею, если чьи-то ожидания не оправдались. Ведь это вы, Хэммонд, надеялись получить наследство, не так ли? Извините. А, вот и мой обед, – сказал он, прежде чем Хэммонд успел ответить.

Вошел дворецкий, за ним лакей внес складной столик и поднос с горячим блюдом, хлебом и сыром.

– Не желаете присоединиться? – спросил Кристиан, когда перед ним установили столик.

Сквайр отмахнулся от предложения, но, когда Кристиан взял тарелку, заговорил:

– Итак, вы приехали, чтобы заявить права на титул и имение?

– Да. Я уже сказал. Еще на банковский счет, ценные бумаги, городской дом в Марбл-Арч и охотничий домик в Вест-Каунти, – подтвердил Кристиан и положил себе булку, клин сыра и кусок мяса. – И еще на дом в Озерном крае. И на мельницу в Суссексе, и винокуренный завод в Шотландии. Много всего, и как можно скорее.

Он поднял глаза на потрясенную компанию.

– Заметьте, – сказал он, подняв нож, – я понимаю, что такое решение вредно для здоровья. Давайте посмотрим. – Он забыл про наполненную тарелку и заговорил, глядя в пространство. – Я получаю все законно, так? Ведь это много всего, не правда ли? Насколько я понимаю, после того как мы покинули Англию, шестой граф Эгремонт Чарльз, упал с лошади, разбил голову о камень, и случилось это меньше чем через год после того, как он унаследовал графство от отца-инвалида. Следующий граф, Годфри, четыре года прожил в добром здравии и тоже упал. Как я слышал, он свалился в реку за день до своей свадьбы. Авария с лодкой, не так ли? После этого имение перешло к Фредерику Сэвиджу, он владел им три года, а потом умер от сердечного приступа, когда на его карету напал грабитель. К сожалению, у него не оказалось с собой таблеток. А грабителя так и не нашли. Вскоре после этого неожиданно умер его единственный сын, младенец, – сказал Кристиан и стал старательно намазывать маслом хлеб. – Его вдова уехала в Ирландию и там осталась, и кто посмеет ее обвинить? Последний граф был холостяк. А его возлюбленная уже замужем. Пять смертей подряд, не считая младенца, одна за другой. Быть графом и хозяином Эгремонта – вредное для здоровья занятие, – задумчиво произнес Кристиан, словно отвечая на свои мысли.

– Здесь нет никакого подвоха, – резко сказал сквайр. – Просто серия несчастных совпадений. Каждая трагедия расследовалась, и у каждой нашлась убедительная причина. У Чарльза были головокружения, и он отказывался лечиться; Годфри плохо плавал. Фредерик был забывчив и не любил принимать лекарства, называл их дурманом и так далее. Если семья от чего-то и страдала, то только от упрямства и гордости.

– Я слышал другое, – возразил Кристиан и добавил: – Ходили разговоры о проклятии.

– И все-таки вы без колебаний приняли на себя такую ответственность? – с горечью спросил Хэммонд.

Кристиан улыбнулся:

– Я не верю в проклятия. К тому же во мне проснулись родственные чувства. Как только я получил наследство.

– Дело в том, что мы пока не знаем, получили ли вы его, – сказал сквайр.

– Разумеется, не знаете. Но это так, уверяю вас.

– И мы ничего не знаем о вас.

– Все же больше, чем я о вас, – весело произнес Кристиан.

В первый раз заговорила жена сквайра.

– У вас нет акцента, – резко произнесла она.

– Нет, только английский, – согласился Кристиан. – Меня отправили за границу в тюремный тур, когда мне было двенадцать лет. Там и сформировался мой акцент – я говорю так, как меня учил отец. Он настойчиво обучал меня, пока это не было запрещено приказом его величества.

– Как вы освободились? – не унималась она.

– Отец оказался в таких краях, где ценили образованных людей, – ответил Кристиан. – Он быстро обрел друзей. Его сразу же оценили товарищи по заключению, стражники и тот, кто взял его к себе на работу. Когда они поняли, что если человек работает ради собственного блага, как его хозяин, то он все делает много лучше, ему предложили свободу. Мудрый человек мой отец! Вот только оплошал, когда не разглядел ловушку, из-за чего его и арестовали.

Кристиан положил вилку.

– Он не был виновен в том, за что его осудили. Он не крал табакерку у сэра Гордона и не заставлял меня красть серебряный подсвечник. Нелепая мысль. В тот день я пошел с ним только потому, что сэр Гордон вызвал его в воскресный день поработать с его бухгалтерскими книгами. Мы были небогаты, но справлялись, имели крышу над головой и еду на столе. Нам не было нужды красть. Нам не нужны были те деньги, про которые ростовщик сказал, что мы их у него взяли – за час до того, как нас арестовали. Кстати, денег у нас не нашли, их нашли потом в нашем доме, в таком месте, которым мы пользовались только для сбора золы. Не верите? – Он пожал плечами. – Они тоже не поверили. Но все это было давно. – Кристиан отодвинул тарелку и встал. – А моя усталость относится ко дню сегодняшнему. Вы меня извините? Я чертовски устал и был бы признателен за тихую комнату и мягкую постель. Мы продолжим завтра, если захотите. Покажите мою комнату, и я не буду вас больше задерживать.

Четверо собеседников переглянулись.

– Мы вам зарезервировали номер в гостинице дальше по дороге, – угрюмо произнес сквайр. – Там превосходное жилье.

Лицо Кристиана оставалось бесстрастным.

– Послушайте, вы не можете здесь оставаться. Здесь живет только прислуга, – сказал сквайр. – А теперь никто не может жить, после того как право собственности поставлено под вопрос, – добавил он, хмуро глядя на Кристиана. – Мы сюда приехали только для того, чтобы встретиться с вами. Мы живем в нескольких милях отсюда.

– Особняк шесть месяцев пустовал? – спросил Кристиан, повернувшись к Хэммонду.

Хэммонд побагровел. Заговорила Софи:

– Прежде чем въезжать, здесь нужно кое-что изменить, бумаги пока не подписаны. Мы собираемся в августе пожениться, – добавила она с гордостью.

Кристиан шутливо поклонился.

– Поздравляю. Итак, где вы сейчас живете, кузен? – спросил он.

– Он гостит у нас, – ответил сквайр. – С того времени, как в первый раз приехал осмотреть имение, узнав о наследстве.

– О! – сказал Кристиан, сверля глазами Софи. – Значит, вот каким образом эти двое так близко познакомились? Очень трогательно. Но не надо сожалений, кузен Хэммонд. Этого бы не случилось, захвати вы особняк. Сейчас все прошло бы менее комфортно. Мои претензии незыблемы.

– Если бы он уже здесь жил, его было бы труднее вышвырнуть! – в сердцах выкрикнула Софи.

– Сомневаюсь, – возразил Кристиан. – Вы и представить себе не можете, сколько у меня бумаг. Ведь я бывший осужденный. Эти бумаги я предоставил адвокатам. Кстати, я нанял их легион. Они обходятся мне в целое состояние. Мой отец разбогател, работая в Новом Южном Уэльсе[1], а инвестиции принесли мне еще больше. Прошу меня извинить, но я пойду искать гостиницу. Я действительно очень устал. Спокойной ночи. – Он поклонился и пошел к двери.

После его ухода все разом заговорили. Жена сквайра набросилась на мужа:

– Почему ты не вышвырнул его вон?!

– Не так-то это просто! Нужно время и деньги, чтобы докопаться до истины. Мы не можем не доверять тому, что услышали.

– Ты ему поверил?! – воскликнула жена. – Пятнадцать лет о нем ни слуху ни духу, и вот когда наш дорогой Хэммонд приехал получить наследство, он появляется и заявляет свои права? Человек, которого никто никогда не видел?

– У меня нет оснований ему не верить, – удрученно произнес муж. – Так же поступает суд. Но ему будет нелегко доказать свою правоту. Мало кто из негодяев, высланных из Англии, доживает до возвращения. Ему придется предоставить убедительные доказательства.

– Да он пройдоха! – кипятилась жена. – Какой дьявольский ум! Назовись он Джефри Сэвиджем, кто-нибудь знал бы правду. Человек может потолстеть или похудеть, облысеть или отрастить усы, потерять руку или ногу, – ожесточенно продолжала она, все больше распаляясь. – Но он не может изменить лицо, разве что отрежет нос. Этот парень заявил, что он сын того негодяя – и никто его не знает, поскольку он покинул страну еще в детстве!

– Неужели ничего нельзя сделать? – воскликнула Софи.

– Нам нужно нечто большее, чем адвокаты, – заявила мать. – Они могут тянуть дела годами! Нужны решительные действия.

Муж кивнул:

– И мы их предпримем. Он говорит: «Поверьте мне». Держи карман шире. Поверьте мне, и я расправлюсь с ним так, как он того заслуживает!

– Сэр! – воскликнул шокированный Хэммонд.

– Нет, я не стану убивать этого жулика, – торопливо произнес сквайр. – Все будет законно. Я только хотел сказать, что нанял шпика с Боу-стрит в тот же момент, как мне шепнули, что есть другой претендент на титул и состояние. Шпик также проведет частное расследование. Мы докопаемся до сути, вот увидите.

– Я же говорила тебе, говорила, что нужно переезжать! – Софи топнула ногой.

– От этого ничего не изменилось бы. В этом он прав, – возразил Хэммонд.

– Изменилось бы, – настаивала она. – Собственность защищена законом, живя здесь, ты являлся бы хозяином дома, а он посягнул бы на твою собственность.

– Въехав сюда, мы нарушили бы закон, – осторожно заметил Хэммонд. – Ты веришь, что он законный наследник?

– Нет! Не верю! Но уверена, что в нем столько же злобы, сколько и ума.

– У него более выгодное положение, и он это понимает, – мрачно произнес ее отец. – Если бы приехал его отец, кто-нибудь его узнал бы, а этого парня никто не знает.

– Никто? – спросила жена. – Ты уверен? Кто-то должен знать – близкий друг, сосед, родственник... Неужели никто в семье его не помнит?

– Наша семья невелика, особенно теперь. А он говорит, что никто не сближался с его отцом, – нахмурившись, ответил Хэммонд. Вдруг он повеселел и поднял голову. – Сэр Морис, на севере! Он сын младшего сына, не прямой наследник, но самый старший в семье и всегда интересовался историей семьи. Вообще-то он любит все, что связано с историей, коллекционирует антику. И вполне естественно, знает генеалогию семьи. Может, он даже встречался с настоящим Кристианом, он дотошный. Он богат, всегда был на виду, выгодно женился. Жена умерла и оставила целое состояние. – Он покачал головой и опять помрачнел. – Но теперь он живет затворником. Я полагаю, если не будет другого варианта, в последнюю минуту можно бы его призвать, только не знаю, захочет ли он приехать. Несколько лет назад он потерял единственного сына и удалился от общества.

– Погодите! – закричала мать Софи. – Ведь Джефри Сэвидж с сыном жили возле Слоу? Помнится, я читала про то, что с ними случилось, и Уэксфорды... нет, Лоуэллы! Твои кузены, Генри, – возбужденно сказала она мужу. – Они там жили, пока не получили в наследство ферму. Да-да, когда разразился скандал, мы с ними еще разговаривали, помнишь? Их сын был лучшим другом Кристиана. Они были потрясены его арестом, писали тебе об этом. Мы пригласим к себе их сына! Может, после стольких лет он и не узнает Кристиана Сэвиджа, но сможет лучше нас расспросить этого парня.

– Джонатан Лоуэлл погиб при Саламанке, – тихо заметил муж. – Я видел его фамилию в отчете и написал родителям письмо с соболезнованиями.

– Но у него была сестра, – возбужденно сказала Софи. – Моя ровесница. Они всей семьей приезжали на бал, который мы давали на мое семнадцатилетие, помните? Это было такое событие, вы тогда всех пригласили.

– Да, – горячо поддержала ее мать. – Они приезжали, но пробыли недолго. Она была очень миленькая. Семейство заметное, хоть и не нашего класса в финансовом отношении. Она будет в восторге, если мы ее снова пригласим.

– Но она моложе брата, – возразил отец. – Вряд ли она что-нибудь помнит.

– Кое-что помнит; и этого может оказаться достаточно, – сказала жена. – Она повсюду ходила за ним как тень. Нам может помочь любая информация.

– Она была красивой девушкой, – задумчиво произнес сквайр, – теперь я вспомнил. Но раз она ровесница нашей Софи, у нее уже может быть своя семья, все-таки прошло пять лет. Наша Софи такая разборчивая, – обратился сквайр к Хэммонду. – А может, она ждала, когда появитесь вы.

– Я понимаю, и я ей благодарен, – галантно ответил тот.

– Я не поддерживал с ними отношений, – промолвил сквайр. – Ты этого не одобряла, – обратился он к жене. – Я буду выглядеть дураком, если вдруг приглашу ее.

– Вовсе нет, – отрезала жена. – Да, семьи несколько отдалились, но, учти, у нас изменилась ситуация. Они не нищие, но были не в состоянии устраивать девушке достойные сезоны, а нам было неловко предложить ей это. Естественно, мы отдалились. А теперь просто пригласим ее навестить нас. Если она замужем, пусть приезжает вместе с мужем. Скорее всего, ее муж – такой же фермер, как ее отец. Они будут рады возможности укрепить связи с нами. Я прямо сейчас же ее и приглашу.

И они ушли, оживленно строя планы.

Никто, кроме лакея, убиравшего со стола, не заметил, что непрошеный гость, твердивший, что умирает с голоду, к еде не притронулся.

Гостиница была удобная, как и заявляли неприветливые люди в особняке. Умывшись, Кристиан зевнул. Он открыл дверь и выставил наружу сапоги, чтобы хозяин их почистил, потом закрыл дверь и приставил к ней стул. Подошел к окну, закрыл ставни и поставил на подоконник стеклянный бокал на случай, если кто-нибудь попытается открыть ставни – бокал упадет на пол и разобьется.

Он оглядел комнату и остался доволен. Без сюртука, только в бриджах и носках, он подошел к креслу у кровати, сел и, сунув руку под рубашку, достал маленький пистолет, прикрепленный на ремне под мышкой. Положил его на стол, затем наклонился и вытащил из носка на правой ноге кожаные ножны, вытряхнул из них нож, внимательно осмотрел его, засунул обратно и положил рядом с пистолетом.

Наконец он сел, взял со стола стакан виски, поднес его к губам, но рука так дрожала, что янтарная жидкость расплескалась. Он осторожно поставил стакан на место.

– Эге, приятель, – прошептал он, – так не годится. – Положив голову на спинку кресла, он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Один, другой, третий... Затем приподнял руку и посмотрел на нее.

Рука была твердой как камень. Он снова поднял стакан – поверхность жидкости осталась ровной, как застывший пруд.

– Так-то лучше, – пробормотал он. – Тихая, как смерть. И ты был бы таким же, узнай он, зачем ты заявился. – Он поднес стакан к губам, сделал глоток и поморщился, когда виски обожгло горло. – Хорошо! Никаких волнений. Только цель впереди. На том стоим. Никому не верить, даже себе самому, и идти вперед. И перестать разговаривать с собой, как чокнутая старуха, – добавил он и улыбнулся.

Он зевнул, взял со стола пистолет и нож, встал, убавил в лампе свет, но не погасил, оставил теплиться маленький огонек. Затем он сунул под подушку пистолет, нож положил под правую руку, не раздеваясь, лег, закрыл глаза и заснул.

Глава 2

– Конечно, я волнуюсь, – сказала Джулиана. Она выглянула в окно кареты, не увидела ничего, кроме темноты, и передернула плечами. – Признаюсь, мне даже страшно.

– Вам, мисс? – изумилась горничная.

– Знаешь, у меня было не так много приключений, а согласиться на визит к людям, которых почти не знаешь, – это приключение. – Она покусывала кончики перчаток. – Было бы легче, если бы я знала, зачем меня пригласили. Прошло столько лет, с чего бы это кузине Софи понадобилось мое общество? Мы не переписывались, хотя я ее, конечно, помню. Разве ее забудешь?

– Очень красивая девушка, – согласилась горничная. – Но с вами ей не сравниться, мисс.

Ее госпожа усмехнулась.

– Тебя не ударила молния, Анни? Лояльность – одно, а слепота – другое. Софи – такая красотка, каких я не видывала, вся в кудряшках и улыбках. И очаровательна, никогда худого слова не скажет. Помню их дом. Боже мой! Против него дом сквайра Хоббса – ничто! Не притворяйся, ты расхваливала его соседям еще несколько недель после того, как мы вернулись. Ты говорила: «Как дворец». Но дело в том... – Она поморщилась, распробовав вкус перчатки, и сложила руки на коленях. – Хотя нас замечательно принимали, и мы с мамой послали письмо с благодарностью, ответа так и не получили. А теперь вдруг они приглашают меня пожить у них месяц! Это неспроста. Сколько я ни думала, придумать ничего не смогла. Наверно, потому и поехала. Уж очень люблю загадки.

Она улыбнулась, вспомнив слова матери.

– Нечего извиняться за то, что ты воспользуешься таким прекрасным случаем, – сказала мать. – Пообщаешься с интересными людьми, повеселишься.

– Хочешь сказать, что там я встречу интересного джентльмена?

– Ну да, – призналась мать. – Ведь здесь мы ничем не можем тебе помочь. Ты знаешь, мы не бедствуем, ферма дает хороший доход, но приличного общества здесь нет. Садоводство да папины лошади – вот и все развлечения. Мы из хорошей семьи, но у нас нет связей или хотя бы высокопоставленных родственников. И хотя мы стараемся обеспечить тебя всем необходимым, ты все еще не нашла парня, который бы тебя привлекал, а тебе уже двадцать два. В округе бывают балы и вечеринки, но тебе не понравился ни один парень. А откуда взять других?

Джулиана со смешком сказала:

– Можно устроить турнир за право получить мою руку.

– Такое решение меня устроило бы, – произнесла мать. – Родители должны знать, что у их детей есть выбор. У нас нет средств отправить тебя в Лондон, где ты могла бы выбрать достойного тебя мужчину. И дело даже не в деньгах. Мы не можем просто послать тебя на бал по подписке или в общественный маскарад – нужно представить тебя джентльменам более высокого класса. А что в этом смысле может быть лучше дома кузена Уайли? Недалеко от Лондона, ухоженный, у них там масса развлечений. Да что говорить, они в прекрасных отношениях с соседом, графом Эгремонтом! Но Эгремонт умер, а это значит, что титул и имение отойдут другому. Какое имение, Боже мой! О нем пишут в каждом справочнике по округу. Ты придешь в восторг, когда его увидишь. Возможно, ты познакомишься с новым графом, и, если он пригласит тебя на вечеринку, кто знает, какие ты сможешь завести знакомства! О, Джулиана, почему не воспользоваться шансом познакомиться с новыми людьми? Мыс отцом тебя любим и были бы счастливы всегда жить с тобой, но у тебя должен быть шанс создать свою семью. Вот если бы Джонатан был жив...

Джулиана накрыла руки матери и прервала разговор, обычно заканчивавшийся слезами. Пять лет – не так уж много для матери, которая оплакивает своего единственного сына, и сестры, которая его обожала.

Тогда-то Джулиана и решила принять неожиданное приглашение от дальней родственницы.

Она пожалела об этом, как только мать осушила слезы. Жить в незнакомой семье – это ужасно. Гордость ее была уязвлена, поскольку в приглашении было написано: «шанс улучшить положение дорогой Джулианы». Она не нищенка и не крестьянка. И не уродина, и не дура, она просто не замужем.

Но в тот момент, глядя на мать, она всей душой желала ее утешить. И тут ее осенило: она выйдет замуж, зять заменит сына, а со временем появится внук.

И зять, и внук должны быть похожи на Джонатана. Наверное, такого парня нетрудно найти. Она знала многих друзей Джонатана, счастливых, раскованных, дерзких, не склонных к размышлению молодых людей, они постоянно шутили, смеялись. Джонатан не был тупицей. Но он больше любил верховую езду, чем чтение. В поисках приключений пошел служить в армию, отправился на войну, но вместо веселья нашел там тишину и вечный покой.

Но сейчас нет войны. Джулиана найдет хорошего доброго парня, выйдет за него замуж, и матери будет о ком заботиться, у папы появится компаньон по рыбалке и скачкам, а у самой Джулианы – друг, который принесет в ее жизнь солнечный свет.

Она не сможет это выполнить, если будет сидеть на месте. Смерть Джонатана не прошла для нее бесследно. Ей было семнадцать, когда погиб брат, и она долго пребывала в скорби. Они с матерью перестали бывать в обществе. За это время Джулиана сильно изменилась, стала тихой, печальной. Она повзрослела, и местные парни ее совершенно не интересовали.

Когда-то она втайне была влюблена в нескольких веселых приятелей брата, но они все ушли на войну и либо погибли, либо женились. Подруги повыходили замуж и говорили только о мужьях и детях. Новенькие редко появлялись в их деревне, так что подруг у нее тоже не осталось. Но если она поедет к кузине Софи...

– Ну что ж, – обратилась Джулиана к горничной, когда карета подкатила к дому кузины. – Не знаю, зачем меня пригласили, Анни, но постараюсь с пользой провести здесь время. Месяц в роскошном особняке – да я просто счастливица!

А про себя подумала, что месяц пролетит незаметно, а если ей здесь не понравится, она вернется домой еще раньше. В душе Джулиана надеялась, что ей повезет, и молилась, чтобы судьба послала ей веселого юношу, которого она сможет назвать своим мужем и которого примут родители.

Джулиана посмотрела в окно; темнота превратила его в черное зеркало, она погляделась в него и поправила выбившуюся прядь.

– Вы выглядите как картинка, – заявила горничная.

– Спасибо, – поблагодарила Джулиана. Но это ее не волновало. Она не обольщалась, хотя знала, что нравится мужчинам. Ведь она похожа на Джонатана. Отец с гордостью говорил, что они – как два пони, чистокровные, лощеные, необузданные, с густой коричневой копной волос и карими глазами, которые на солнце отливают золотом.

Как и у брата, у нее были брови вразлет. Цвет лица нежный, носик прямой, губки пухлые, волосы вьющиеся, для англичанки, по ее мнению, она выглядела слишком живой и сильной. Джулиана знала, что сейчас в моде женщины более худые, что бы там ни говорили мужчины, когда думали, что их никто не слышит. Просто ей нужно найти парня, которому нравятся именно такие формы, как у нее. И сейчас у нее появился шанс.

– Жаль, что ничего не видно, – пробурчала она. – Постой! Там впереди свет? У нас под колесами гравий! Карета замедлила ход! Мы на подъездной дорожке!

– Приехали, мисс! – возбужденно произнесла горничная.

Джулиана вздохнула. Затаив дыхание, вышла из кареты и снова вздохнула, когда вошла в вестибюль и Софи бросилась ей навстречу. На ней было модное платье розового цвета с темно-розовой шалью, волосы распущены.

– Боже мой! – воскликнула Джулиана. – Ты стала еще красивее!

Софи зарделась от удовольствия и рассмеялась.

– Насколько я помню, вы с братом всегда были очень прямолинейны. Ох, извини. Прими мои соболезнования.

Джулиана наклонила голову и поблагодарила. Она не нашлась, что сказать. Ведь после смерти брата прошло уже пять лет.

– А вот моя мама, – сказала Софи, – и папа.

Джулиана сделала реверанс. Она отметила, что мать и дочь похожи, а сквайр совсем не изменился, только волосы поредели.

– А это, – с гордостью сказала Софи и придвинулась к широкоплечему джентльмену, – мой жених Хэммонд Сэвидж.

Джулиана подняла голову. В письме ничего не говорилось о женихе. Именно о таком мужчине мечтала Джулиана, но, по ее мнению, он совершенно не подходил Софи. Среднего роста, с квадратными плечами, соломенными волосами и открытым, честным лицом. Глаза ясные. Одет элегантно, но охотничий костюм, пожалуй, подошел бы ему больше, чем фрак.

Он поклонился:

– Мисс Лоуэлл.

Софи заметила мгновенное удивление Джулианы и с вызовом добавила:

– Хэм – наследник Эгремонта. Он будет новым графом, но, пока не вступил во владение имением и титулом, живет у нас.

– Знаешь, Софи... – начал жених.

– Действительно, Софи, – прервала ее мать, – разве так встречают кузину после долгой дороги? Ей надо отдохнуть и поесть. У вас еще будет время побеседовать. Должно быть, вы измучились, дорогая. – Она взяла Джулиану под локоток и повела к лестнице. – В каком состоянии дороги? В Эпплгейте все еще строят дом? Какая досада! Это ваша семейная карета? Очень умно, по крайней мере, в Торрансе кучер не заставил вас выйти и пешком тащиться в гору, как делают кучера дилижансов. Ваши родители очень заботливы. Надеюсь, они здоровы? Мы позаботимся о кучере и лошадях и принесем ваши сумки. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Джулиана не произносила ни слова, потому что хозяйка болтала без умолку. Ей захотелось повернуться и бегом бежать обратно в карету. Зачем бы она сюда ни приехала, она поняла, что все будет гораздо сложнее, чем она себе представляла.

Комната Джулианы была великолепна; желтые обои делали ее солнечной, так что даже ночью она не казалась темной. Большая кровать с пологом из тонких золотых занавесок, мерцающих в свете камина. В такой кровати чувствуешь себя как жемчужина в раковине, сонно подумала Джулиана, засыпая.

Она поела, переоделась в ночную рубашку. Горничная спала наверху. Джулиана чувствовала заботу, но ей было не по себе.

– Кузина, ты спишь? – послышался тихий голос.

До чего же идиотский вопрос, подумала Джулиана и отругала себя за недобрую мысль. Но на такой вопрос нельзя ответить «да».

– Нет. Заходи. – Она выбралась из кровати и пошла навстречу кузине. – Я рада компании, – искренне сказала она. – Комната чудесная, но на новом месте чувствуешь себя неуютно.

На Софи был прелестный белый халат.

– Я так и знала, – проворковала она. – Ты же еще не собираешься спать?

Кузина так задает вопросы, что отвечать можно только утвердительно, с насмешкой подумала Джулиана. Но она была рада приходу Софи. Может, кузина объяснит, с какой целью пригласили Джулиану, и тогда можно будет спокойно уснуть.

Софи уселась у огня, подоткнула полы халата, тряхнула головой, рассыпав золотые кудри, и усмехнулась, глядя на кузину.

Она и правда прелестна, подумала Джулиана, усаживаясь рядом.

– Ой, какая ты хорошенькая! – сказала Софи. – Какой симпатичный голубой халатик. Он очень идет к твоим волосам. Волосы у тебя просто роскошные – густые, темные. Ты вообще очень красивая. Хорошо, что мой Хэммонд – верный рыцарь. Не беспокойся, очень скоро мы подыщем тебе молодого человека.

Джулиана улыбнулась, но еще больше встревожилась. Голубой халат был стар как мир, а волосы не шли ни в какое сравнение с золотыми локонами кузины. Что же до Хэммонда, то он даже не посмотрел в сторону Джулианы.

– Спасибо, – сказала она и умолкла в ожидании, когда Софи скажет, зачем пришла.

– И что ты о нем думаешь? – спросила Софи. – О моем женихе, моем дорогом Хэммонде.

– По-моему, очень милый молодой человек, – промолвила Джулиана. – Вы давно помолвлены?

– Давно. Он приехал сюда в сентябре, а в декабре было оглашение. – Софи широко раскрыла глаза, у нее был такой вид, будто она сейчас захлопнет рукой рот, чтобы вовремя остановиться. – А вы не знали? Я была уверена, что мы послали твоим родителям объявление. А в «Таймсе» не читали?

– Мы нерегулярно ее получаем, – спокойно ответила Джулиана, оскорбленная до глубины души. Ее не сочли нужным известить, как же, она даже не просматривает светскую колонку в «Таймсе».

– Ну да ладно, это не важно. – Софи пожала плечами. – Мы обязательно пригласим тебя на свадьбу.

– Не сомневаюсь, – сказала Джулиана, однако не поверила ей. – Послушай, Софи, – начала она и замолкла. Пока она не узнает, зачем ее неожиданно попросили приехать, она не сможет уснуть. И она решила говорить напрямик. – Софи, пожалуй, мне следовало спросить об этом в письме, прежде чем приезжать. Но мама обрадовалась, что ты обо мне вспомнила, что представишь обществу, а мне хотелось в это верить. Так было до того, как я узнала о твоей помолвке. Но теперь я не вижу смысла во всем этом. Мы не виделись пять лет, у тебя есть жених и наверняка куча друзей. Зачем ты меня пригласила?

Софи заморгала. Потом хихикнула.

– Оп-ля! Какая ты прямолинейная! Такой я тебя и помню.

Джулиана засмеялась:

– Ничего ты не помнишь. Я тогда прожила у вас всего неделю. Ты мне очень понравилась, и кажется, я тебе тоже, но оставим это. Я хочу, чтобы ты сказала мне правду.

Софи была ошарашена, а Джулиана разочарована. Приключение казалось все менее увлекательным и вообще подозрительным. Видимо, завтра она отправится домой.

Мама, конечно, будет разочарована. Но не все потеряно. Выйти замуж за подходящего парня, хотя бы ради того, чтобы утешить родителей, совсем неплохая идея, и не следует от нее сразу отказываться. В конце концов, они могут съездить в Лондон. Заплатить там, кому надо, чтобы ее представили. Может, найдутся дальние родственники, которых можно выкурить из норы?

Софи перестала улыбаться, взглянула на кузину и пожала плечами.

– Хорошо. С тобой хотела поговорить мама, но может быть, даже лучше, что это сделаю я. Мы не собираемся причинять тебе вреда, совсем наоборот. Мы с тобой неплохо проведем время. Жаль, что мы почти не знаем друг друга, но лучше поздно, чем никогда. Хоть я и помолвлена, но не намерена сидеть дома за шитьем. Мы можем ходить на вечеринки, вращаться в свете. И после моей свадьбы хорошо бы тебе подружиться с графиней, – лукаво произнесла она и, помедлив, продолжила: – Говоря о графстве... дело в том... – Она подняла на Джулиану голубые глаза, и в них уже не было прежнего легкомыслия. – Помнишь мальчика по имени Кристиан Сэвидж?

– Кристиан Сэвидж? – удивилась Джулиана. – Конечно! Такой скандал не даст о нем забыть.

– Ты хорошо его помнишь? Узнаешь, если снова увидишь?

– Боже мой! – восхитилась Джулиана. – Кристиан Сэвидж! Сколько лет я его не вспоминала. Он был лучшим другом моего брата до того, как мы оттуда уехали. Представь наше потрясение, когда мы услышали о том, что сделали он и его отец. Очень странное дело. Брат был уверен, что это ошибка. Он готов был вскочить на коня и мчаться в Лондон, чтобы поговорить с Кристианом и устроить ему побег, потому что был уверен, что это заговор. Но он и сам был еще мал, и, хотя шумел и скандалил, отец его не пустил. Тогда он, взяв кое-какие вещи, убежал, надеясь добраться до Лондона. Отец нашел его на остановке дилижанса и притащил домой. Вскоре после этого Джонатан уехал в школу. Он написал Кристиану, когда узнал, что тот находится в тюрьме Ньюгейт, но потом их связь оборвалась. Во всяком случае, я больше о нем не слышала.

– Значит, ты его узнаешь? – снова спросила Софи.

– Кристиан Сэвидж, – задумчиво произнесла Джулиана. – Высокий, очень красивый, голубоглазый. – Она посмотрела в глаза кузине. – Но, Софи, я тогда была совсем маленькой, возможно, он мне просто казался высоким. А красивым я могла считать его потому, что он был добр ко мне, по крайней мере, не издевался, как остальные приятели брата. Джонатан всегда меня защищал... – Воспоминания навеяли на нее грусть, – Я не могу сказать, узнаю ли его, Софи. А почему ты спрашиваешь?

И Софи ей рассказала.

Глава 3

– Я собираюсь замуж за Хэммонда и хочу стать графиней и хозяйкой Эгремонта, – закончила Софи свой рассказ. Кузина, широко раскрыв глаза, смотрела на нее, – Да и кто не хотел бы? Графство размером с небольшую страну. Так сказал Хэммонд, когда в первый раз осмотрел имение. – Софи, хихикнула. – После того как он унаследует графство, он собирается переделать особняк согласно моим пожеланиям, вот почему он туда не переехал. Мы уже нашли архитекторов, ландшафтных дизайнеров. И в последнюю минуту приезжает этот человек и заявляет, что имение принадлежит ему. Это несправедливо. Может быть, он преступник. – Она понизила голос почти до шепота: – Папа говорит, что, возможно, это простое совпадение. Наследники Эгремонта один за другим умирали после получения наследства – и все от несчастных случаев. Разве не подозрительно? Да, Кристиан Сэвидж с отцом были на другом краю земли, но кто знает, как далеко тянутся руки преступной общины? Больше я ничего не скажу, потому что Хэммонду это не нравится. Он добрый, он всему верит. Хорошо, что папа уговорил его пожить у нас, пока он занимается получением наследства. – Она улыбнулась. – Папа нанял шпиков, частных сыщиков, кучу адвокатов. Мы с мамой думали, кто еще может помочь, и вспомнили про тебя! Не сердись. – Софи похлопала Джулиану по коленке. – Ведь мы не сделали тебе ничего плохого.

Джулиана разозлилась. Оказывается, ее пригласили в качестве заслонной лошади на охоте. Правда оказалась болезненной, зато в ней был смысл.

– Ты можешь посадить меня на первый же дилижанс и отправить домой, Софи. Прошло слишком много лет. Я изменилась, он изменился, вряд ли я смогу вам помочь.

– Ты будешь жить здесь месяц, даже если бы не знала его от сотворения мира, – сказала Софи, вставая. – Будем развлекаться, потому что нам хорошо было вместе пять лет назад, ведь так? И кто знает, может, память у тебя лучше, чем ты думаешь. Так что не тревожься, ложись спать, завтра у нас много дел. – С этими словами Софи вышла.

Прошел час, но Джулиана не ложилась спать. Она была задета за живое. Завтра же она уедет отсюда.

Но уезжать не хотелось. До чего же она наивна! Вообразила, будто они соскучились по ней. Знай она, зачем ее приглашают, ни за что бы не поехала. Все равно поехала бы. Из любопытства. Оно и сейчас не дает ей покоя.

Кристиан Сэвидж. Джулиана боялась, что воспоминания причинят ей боль, но время лечит, и сейчас она с радостью вспоминала прошлое. Это было хорошее время: долгими летними днями она играла на лугу, собирала цветы, а мальчики запускали змея. Или же она ловила банкой мальков, пока брат с приятелями пытались выудить толстого озерного окуня. Или изображала прекрасную даму, а сорванцы устраивали в ее честь дуэль на палках.

Она вспомнила золотую осень, как часами скакала на своем пони, стараясь не отставать от мальчишек. Иногда они углублялись в лес и собирали орехи. Если шел дождь, она лежала возле камина, слушала, как они мечтают вслух, или следила за игрой в шашки; иногда, если она хорошо себя вела, ее брали поиграть в шарады или джекстро, нечто вроде бирюлек.

Еще она вспомнила, как плакала, когда мама не отпускала ее с мальчишками или отрывала от игры, отправляя на урок, где ее учили быть леди. А ей хотелось быть похожей на мальчишек.

Ей разрешали играть с ними, потому что они о ней заботились. Читали ей, рассказывали сказки – чтобы проверить, поверит она или нет, щекотали ее или смешили, глядя, как она хохочет.

Кристиан Сэвидж очень дружил с Джонатаном, но они были совсем разные. Кристиан более спокойный, любил отпустить рыбку с крючка и смотреть, как она уплывает. Он на память цитировал особенно интересные места из книги, а на следующий день приносил ее, чтобы показать, что он прав. Он всегда предупреждал Джонатана об опасности. Чего только они не вытворяли – у Кристиана было богатое воображение.

Она вдруг вспомнила, как он учил ее пользоваться удочкой. Руки у него тонкие, исцарапанные, красные от холода, но ловкие и терпеливые. Голубые глаза светились весельем и дразнили. Мама говорила, что глаза у Кристиана слишком красивые для мальчика. Волосы густые, светлее, чем у Джонатана.

Когда они получили в наследство ферму и уехали, Джонатан очень скучал по своему другу, придумывал, как бы пригласить Кристиана к себе, но тут пришло ужасное известие.

Отец Кристиана украл серебряную табакерку у клиента, со счетами которого работал. А Кристиан в тот день был с ним и украл серебряный подсвечник.

Вещи нашли – ростовщик их предал, обоих посадили в Ньюгейт. Обоим грозила виселица. Кристиану было всего десять лет, но мальчиков, начиная с семи лет, вешали и за меньшие провинности, отца и сына часто вешали на одной веревке. Однако Сэвиджам, как дальним родственникам графа Эгремонта, смертный приговор заменили высылкой. Сначала они томились в тюрьме, а потом их изгнали из Англии.

И после всего этого Кристиан вернулся? Живой и здоровый? И хочет, чтобы его именовали графом Эгремонтом? Это даже не смешно.

Он избежал войн, сражений, ранений. Останься он в Англии, он мог бы пойти на войну с Джонатаном и умереть вместе с ним. Но вместо этого он с триумфом возвращается! Джулиана закрыла лицо руками. Непрошеная, недостойная мысль мелькнула в голове: где справедливость? Почему преступник Кристиан жив, а герой Джонатан мертв?

Джулиана подняла голову. Она должна встретиться с человеком, заявляющим, что он тот мальчик, которого она знала. Если он действительно Кристиан Сэвидж, это будет как бы воскрешением Джонатана, той его небольшой части, которую не унесла смерть.

Она поджала губы. А что, если этот парень – самозванец, который ворошит прошлое и растравляет старые раны, чтобы набить себе карманы, как это, говорят, сделал Кристиан много лет назад?

Тогда она повесила бы его своими руками.

За завтраком Софи сказала:

– Сегодня мы тебе покажем чудеса Эгремонта. – Они вместе с Хэммондом и сквайром сидели в залитой солнцем столовой. Мать вставала не раньше полудня. – Поедем верхом, когда высохнет роса, чтобы не промочить ноги, там придется ходить пешком.

– Говорят, как-то летом в Эгремонте жила королева Елизавета и потом приезжала туда дважды, – сказал сквайр, размахивая огрызком тоста. – Но здесь всегда жили с шиком. Здесь были владения викингов, а до того – римский форт. Его построили на еще более старом кургане. Особняк стоит на возвышенности и смотрит на долину. Все пользовались этим местом, потому что у него защищенная позиция.

– По-моему, не очень, раз она перешла от викингов к римлянам и всем прочим, – засмеялась Софи. – Но нам об этом не придется беспокоиться, – с улыбкой обратилась она к Хэммонду. – На нас никто не нападет.

– Только с судебным предписанием и свидетельством о рождении, – тихо произнес он.

– Я их пока не видел, – отрезал сквайр. – Если они существуют, их посмотрят мои адвокаты. Мы все досконально проверим, мой мальчик. – Он встал. – Мне надо идти. Я встречаюсь с тем парнем с Боу-стрит, он приехал из Лондона и скоро будет здесь. Я бы хотел, чтобы ты тоже с ним поговорил. Может, зайдешь ко мне в кабинет перед отъездом в Эгремонт?

– Конечно. – Хэммонд поднялся.

– Сиди, сиди, мой мальчик, заканчивай завтрак. Позже увидимся.

Он ушел, и Хэммонд снова сел. Вид у него был расстроенный.

– Не беспокойся, Хэммонд, – прочирикала Софи, – мы разоблачим этого типа, и все пойдет как раньше.

– Вы часто с ним виделись? – спросила Джулиана.

– Только когда он приехал, – ответил Хэммонд. – Думаю, это неправильно. Ведь чем больше он говорит, тем больше у нас шансов узнать правду.

– А, значит, он вас избегает. Все ясно. Честному человеку нечего скрывать.

Хэммонд покраснел и укоризненно посмотрел на Софи.

– Никого он не избегает. В деревне он все время на людях. Просто сюда его не приглашали.

– Ну и что! Я видеть его не могу! – закричала Софи, вскочила и швырнула салфетку на стол. – Нечего нам его навязывать! Тебе следовало бы разоблачить его. Он разрушил наши планы, пытается разрушить нашу жизнь, я больше не желаю видеть этого лжеца! – Софи зарыдала и выбежала из комнаты.

– Извините, – удрученно произнес Хэммонд, вставая. – Яблоко раздора. Но теперь, когда вы приехали, все разрешится само собой. – Он пошел вслед за невестой.

Джулиана осталась за столом одна, стараясь не замечать сочувственных взглядов лакея, убиравшего со стола. Ей было жаль Хэммонда, приятного молодого человека, который, видимо, любит ее кузину. Софи вела себя так, как будто хотела, чтобы он вызвал пришельца на дуэль. Конечно, ей больно видеть, как парня лишают богатого наследства. Главное, чтобы он не подумал, что только о наследстве она и заботится!

Шпик с Боу-стрит разочаровал Джулиану. Она представляла себе лихого парня, а мистер Мерчисон оказался маленьким, толстеньким, одетым как клерк, с лондонским выговором. Его темные, глубоко посаженные глаза не упускали ни одной мелочи.

Они стояли в холле, ожидая карету, и он изучал Джулиану из-под кустистых бровей.

– Вы едете в Эгремонт? – спросил он. – Ну, так вот, если вам доведется наткнуться на того парня, который объявил себя наследником, а это вполне возможно, потому что он рыскает вокруг особняка, все, что от вас требуется, мисс, – это хорошенько его разглядеть. Я имею в виду – вблизи. Не умничайте, не старайтесь подстроить ему ловушку или соблазнить, испытать или запутать. Он ловчее вас. Предоставьте это мне.

Она улыбнулась:

– Я не собираюсь делать ничего подобного. Как я сказала, когда я в последний раз его видела, я была маленькая, сомневаюсь, что я его узнаю или он узнает меня. Я не буду его провоцировать. Я даже не знаю, с чего начать! И еще. Говорили, что наследство досталось ему неожиданно. Я трусиха и не хотела бы разозлить злодея.

Шпик бросил короткий взгляд на сквайра:

– Я предупреждал вас, сэр, не следует распространять подобные слухи! Напрасно воду мутить. Один за другим умирают наследники – такое случается в лучших семьях, и нет никаких доказательств ни с одной, ни с другой стороны. Мистер Хэммонд прав, хорошие отношения с этим парнем упростят работу. Легче что-то выудить у человека, который считает тебя другом, а не врагом. Но приходится работать под прикрытием, мисс, – разъяснил он, повернувшись к Софи, и та вздохнула. – Вежливость всегда кстати. Я говорю грубовато, зато прямо. Так вот, если кто-то из вас захочет со мной поговорить – я остановился в «Белом олене», в любое время, пожалуйста, ваша записка меня там найдет.

– Это там, где он остановился? – спросила Софи.

– Ага. Мы с ним уже не раз опрокинули по пинте пива. А вот и ваша карета. Всего доброго. – Он притронулся к шляпе и вышел.

Джулиана тоже была рада выйти из дома, но не потому, что время шло к середине дня, а потому, что она заметила напряженность между Софи и Хэммондом и не знала, как себя вести. Она уселась в карету и стала ждать, когда увидит имение, ставшее причиной ее визита, а также человека, вызвавшего весь этот переполох.

Они поехали. Джулиана сидела сзади и любовалась пейзажем, освещенным весенним солнцем. Мимо проплывали зеленые пастбища, где паслись упитанные коровы и овцы, поля с зеленеющими всходами, луга, пестреющие маками, фиалками, примулами. Картина была так хороша, что отчасти сняла напряжение, вызванное молчанием Софи и Хэммонда; горничная Софи забилась в угол кареты.

Но вскоре Джулиана перестала замечать даже окружающую красоту.

– Сколько нам еще ехать? – спросила она.

– Через десять минут будем на месте, – ответил Хэммонд, посмотрев на часы.

Джулиана вытаращила глаза:

– И все это – часть того имения?

– Да, – произнесла Софи. – Ты еще и половины не видела. Ни особняка. Ни маслобойни. Ни сыроварни, ни оранжереи, ни конюшни. – Она роняла каждое слово, как капли яда, и хмуро смотрела на Хэммонда. – Есть крытый теннисный корт. Граф, который его построил, дружил с Карлом II, говорят, они были партнерами по теннису. Но сейчас он разрушен. Мы собирались полностью его перестроить, – добавила она, сверля глазами Хэммонда. – Посмотри направо, там озеро. Чуть дальше – музыкальный храм. Вдалеке, на пологом склоне, белая ротонда – это Парфенон. Позади него лабиринт, водопад и зеркальные пруды. А там, впереди, – голос Софи дрогнул, – особняк.

Джулиана онемела. Ей случалось видеть издали роскошные дома, но такого, как в Эгремонте, она не встречала.

Выстроенный из золотистого камня, высокий, отличных пропорций, он с высоты холма озирал окрестности. Перед портиком с колоннадой был фонтан, где огромный тритон царствовал над стаей дельфинов, резвящихся на мелководье. Даже дорожка представляла собой особое зрелище, в нее были вдавлены розовые и золотые морские ракушки. Но не богатство и роскошь потрясли Джулиану, а красота и изящество дома. Теперь она поняла отчаяние Софи от угрозы потерять это все, ее ярость на жениха, который не рвался защищать свои права. Неудивительно, что человек готов лгать и обманывать, лишь бы завладеть этим местом.

– Мы проведем вас по дому, потом прогуляемся вокруг, – сказал Хэммонд, когда карета остановилась. Он подал руку Джулиане, она вышла и спросила:

– Не понимаю, разве вам разрешается здесь бродить? Я имею в виду, – добавила она, заметив враждебный взгляд Софи, – раз здесь никто не живет, как можно сюда заходить?

– Здесь живут, – сказал он. – Штат прислуги ведет хозяйство. Дом таких размеров нельзя оставлять без присмотра. С имения платят налоги, пока его принадлежность обсуждается. Я имею доступ, как и тот, кто объявил себя Кристианом Сэвиджем. Сюда, пожалуйста.

В дверях их встретил дворецкий, и Джулиану провели в дом сокровищ. Она порадовалась, что надела свое лучшее платье для прогулок, иначе чувствовала бы себя простолюдинкой.

Она шла по сверкающим коридорам, смотрела на причудливую резьбу по камню, любовалась фресками на потолке, поднялась по одной из роскошных лестниц-близнецов и спустилась по другой. Она видела величественные спальни и семейные помещения, кабинеты и офисы, обширную библиотеку, большую и малую музыкальные комнаты, отдельные комнаты и салоны, громадные палаты и длинные галереи, кухню размером с амбар. Видела шедевры живописи в золоченых рамах, камины резного мрамора и красного дерева. Мебель, сделанную для королей, и статуи, украденные из античных храмов. У нее не было слов, чтобы выразить восхищение.

– Видела? – сказала Софи, когда они, наконец, вышли из дома.

– Видела, – выдохнула Джулиана.

Но это было еще не все. Отдельно стоящие постройки вполне были достойны стать чьей-либо резиденцией. Напоследок они зашли в оранжерею, нависающую над прудом для разведения рыб, которым весело жилось под сенью пальм и цитрусовых деревьев.

Они увидели его, когда шли к разрушенному теннисному корту. Это не мог быть никто другой. Джулиана догадалась не потому, что узнала его. Она заметила, что Софи сразу напряглась, а Хэммонд замолчал.

Даже издали было видно, что это он, – по посадке головы, развороту плеч, по грации, с которой он двигался. Он шел не как хозяин, а как человек, приготовившийся к нападению. Он был не один, но Джулиана видела только его: изящный, стройный, роста немногим выше среднего.

Даже издали поражал прекрасный цвет лица, гладкая кожа, четкие мужественные черты. Когда они подошли ближе, он посмотрел на них, вскинул брови, и она заметила вспышку в серебряно-голубых глазах.

Их взгляды встретились. Ей вдруг показалось, что он ее узнал. Его хрустальные глаза зажглись радостью, или просто она понравилась ему с первого взгляда? Но Джулиана знала, что не красавица, а это давало надежду, что он ее вспомнил. Она не могла сказать, что узнает его, но была уверена, что он именно тот, кого она хотела узнать.

Джулиана не старалась разгадать его реакцию. Сама же ощутила благоговение, радость. И в то же время страх и ощущение опасности. Она не позволит делать из себя дуру. Но это будет трудно, если учесть, какое впечатление он на нее произвел.

Глава 4

Две группы проследовали навстречу друг другу и остановились возле разрушенного строения, бывшего когда-то теннисным кортом.

– Сэвидж – приветствовал Хэммонд с поклоном.

– Хэммонд, – ответил второй и тоже поклонился. – Мисс Уайли. – Но он не спускал глаз с Джулианы.

– Позвольте представить... – натянуто начал Хэммонд.

– ...парня, который говорит, что он Кристиан Сэвидж, – прервала его Софи, обращаясь к Джулиане.

– А это кузина Софи, приехавшая к нам погостить, – сказал Хэммонд. Софи поджала губы.

– Я в восхищении, мисс... – Кристиан осекся и вопросительно посмотрел на Джулиану.

Джулиана хотела ответить, но получила ощутимый толчок под ребра. Они с Софи шли под руку, и никто этого не заметил, но на глазах у Джулианы выступили слезы. Когда она пришла в себя, Кристиан продолжал:

– Да. А это мистер Баттл, архитектор, прямиком из Манчестера, где он реставрирует замок. Теннисный корт не столь грандиозная задача, но, когда я честно доложил ему, что здесь играл сам король, он решил взглянуть, что тут можно сделать.

– Мы собираемся его снести, – сказала Софи.

– А я нет.

Наступило тягостное молчание.

– Понятно, что в данный момент никто из нас ничего не может делать, – заговорил Кристиан. Казалось, стычка скорее развлекает его, чем раздражает. – Я так и сказал мистеру Баттлу. Но надо подготовиться к тому моменту, когда формальности будут улажены. По-моему, теннисный корт нужно восстановить, поскольку это историческое место и хорошее развлечение в долгие зимние дни. Я любил таким образом проводить время в долгие и жаркие декабрьские деньки.

Опять наступило молчание, все вспомнили о его изгнании, а у Джулианы возникло отчетливое впечатление, что Кристиан еще больше развеселился. «Если это Кристиан», – напомнила она себе. Глаза у него голубые, волосы с возрастом потемнели, хотя все эти годы нещадно выгорали на солнце.

Он был не просто красив – он был пугающе привлекателен волнующей мужской красотой. Когда она его в последний раз видела, он был не таким, или же она была слишком мала, чтобы понимать. Тогда ее привлекали его доброта и терпение. Как же она могла забыть эти удивительные глаза, устремленные на нее с интересом и любопытством?

Она опустила взгляд. Пялится, как будто все еще девчонка, если она вообще когда-нибудь на него смотрела. Его глаза ласкали, как прикосновение. И волновали, и возбуждали.

Но как она сумеет определить его личность, если даже взглянуть на него не может? Если она не переборет чувства, которые он вызывает в ней, придется признать свое поражение и уехать домой.

Но уезжать ей совсем не хотелось.

– Как это мы с вами не нашли возможности поговорить, кузен? Просто позор. – Кристиан осторожно улыбнулся. – Может, прогуляемся? Учтите, я не виню вас в том, что вы во мне сомневаетесь или не спешите уступить мне это место. Господи, когда я в первый раз его увидел, я был ошеломлен! Это не особняк, это королевство!

Хэммонд неожиданно засмеялся:

– Я сказал то же самое, когда увидел его. В детстве я здесь не бывал, точнее, раз-другой приезжал с семьей по большим праздникам, но тогда он не привлекал моего внимания. Это было не мое будущее, и я не строил никаких планов. Но, узнав, что стал наследником, был потрясен. Как и остальные в семье.

– О? – Кристиан вскинул тонкие брови. – Есть и остальные?

– Не так много, но есть, – кивнул Хэммонд. – Старый кузен Морис на севере, троюродная сестра Феррис в Шотландии и уйма четвероюродных родственников в Суссексе. У меня много дальних родственников, которые по нескольку раз переезжали с места на место.

– Про сэра Мориса и Феррис я слышал, – задумчиво произнес Кристиан, – про других тоже. Они очень расстроились, когда узнали, что наследство досталось вам? Должно быть, они с восторгом услышали обо мне. Но их родство слишком далекое, им не о чем особенно беспокоиться, хотя с каждым годом их расстояние до титула уменьшается, не так ли?

– Думаете, кто-то из них приложил руку к тому, чтобы сократить расстояние? – спросил Хэммонд. – Сыщики с Боу-стрит вас опередили. Их нанял сэр Морис, когда умер последний граф; он может себе это позволить, он почти так же богат. Хотя сейчас покидает дом только ради прогулки по саду, по крайней мере, после того, как три года назад погиб его сын. Он всегда серьезно занимался семейной историей. Кстати, вы с ним встречались?

Все молчали в ожидании ответа того, кто называл себя Кристианом. Всеобщее внимание его позабавило.

– Нет, как я уже говорил, тогда мы не считались частью семьи.

– В любом случае сэр Морис ничего не нашел, – хмуро произнес Хэммонд. – И ни у кого из членов семьи не было возможности и средств совершить зло.

– А у меня есть то и другое? – Кристиан с покровительственной улыбкой посмотрел на Софи.

– Я этого не говорила, – выдавила из себя Софи. – Я просто гадаю, действительно ли вы наследник Эгремонта.

– Хорошо сказано. Всегда приятно открыто смотреть на вещи. Вы вправе сомневаться. Но я тот, кто я есть, и докажу это. Печально, что придется обращаться в суд и нанимать адвокатов, потому что появится враждебность, но это будет сделано.

Он поклонился и собрался уходить, но Хэммонд его остановил:

– Сэвидж! В этом нет никакого смысла. Нам надо поговорить.

– Да, конечно. – Сэвидж обернулся. – Я не прочь. Но не хочу держать дам на холоде. Вот что я вам скажу: сквайр был прав, в «Белом олене» вполне приемлемая кухня, не соблаговолите ли встретиться там за обедом?

Хэммонд посмотрел на Софи. Она передернулась, но вскинула голову.

– Не соблаговолите ли прийти на обед в наш дом, мистер Сэвидж?

Этого он никак не ожидал. Дерзкое выражение лица сменилось удивлением. Потом на губах заиграла улыбка.

– Что ж, благодарю, вы очень любезны. С удовольствием. Гм-м... но что скажут ваши родители?

– В сущности, это отец предложил, – ворчливо сказала она.

В его глазах зажегся смех.

– Понятно. Что ж... – он скользнул взглядом по Джулиане, – буду рад.

– Тогда завтра вечером? – спросила Софи.

– Благодарю. С нетерпением буду ждать. – Он кивнул и ушел, улыбаясь.

Все молчали, пока он не скрылся из виду.

– Ты хорошо сделала, – сказал Хэммонд.

– Ничего другого не оставалось, – с горечью призналась она. – Ты загнал меня в угол.

Джулиана подумала, что это Сэвидж загнал их обоих в угол, но вместо этого сказала:

– Почему вы не представили меня?

– Мы с Хэммондом решили этого не делать. Он не догадывается, что должен тебя знать. Мы назовем твое имя в присутствии других и посмотрим, какова его реакция.

– Кстати, у вас сложилось какое-то впечатление? – спросил Хэммонд.

– Что ж, – медленно произнесла Джулиана, – мне он не показался знакомым. Голос у него, разумеется, изменился. Говорит без акцента, хотя долго прожил в других местах.

– Он сказал, что произношение у него установилось до того, как он уехал, – заметил Хэммонд. – Новый Южный Уэльс вряд ли можно считать страной. Там всегда жили туземцы. А люди цивилизованные поселились всего сорок лет назад.

Софи фыркнула:

– Ты называешь преступников цивилизованными людьми?

– Туда приезжали и другие поселенцы, – возразил Хэммонд. – Я читал отчеты капитана Кука. Даже сейчас у них людей чуть больше, чем в колонии для уголовников, так что там говорят без акцента.

– Что касается его лица, – размышляла вслух Джулиана. – С годами все мы меняемся. Нет, – она покачала головой. – Я должна с ним поговорить. – Она не знала, удастся ли это ей. Его красота оказывала на нее ошеломляющее действие.

– Поговоришь, – весело произнесла Софи. – там кто знает? Неосторожно сказанное словечко, какое-то воспоминание может сделать больше, чем все сыщики с Боу-стрит. Не исключено, что ты его разоблачишь. Хорошо, что ты приехала, – сияя, добавила она.

Джулиане совсем не хотелось разоблачать мужчину, называвшего себя Кристианом Сэвиджем. Лучше бы это сделал кто-нибудь другой. Главное – не сказать лишнего.

– Это платье не слишком элегантное для простого обеда? – спросила Джулиана, разглядывая себя в зеркало. – Может, приберечь его для более торжественного случая? Конечно, здесь, – быстро добавила она, чтобы Софи не подумала, будто она выпрашивает вещи, которые сможет увезти с собой. – Дома мне не нужны такие модные платья.

– Сейчас и есть торжественный случай, – промолвила Софи. – Если запудришь ему мозги, больше узнаешь. Когда у мужчин заняты глаза, они забывают про уши и голову. – Она засмеялась. – А это платье уж точно запудрит мозги, хорошо, что Хэммонд постоянен, как солнце на небе. Вообще-то он сделал мне предложение в тот вечер, когда я надела это платье, поэтому не беспокойся. Он не подумает, что ты хочешь его завлечь.

Джулиана ничего такого не думала и промолчала. Но платье уже не казалось ей столь великолепным, скорее это были обноски, хотя ничего более красивого у нее не было. И все же она не могла отрицать, что оно простое, но роскошное – колонна темно-красного шелка, длинные рукава, очаровательный вырез, золотые ленты, скрещенные под грудью, по краям рукавов и подола полоска вышитых золотых бутонов.

Джулиана смотрела на себя и удивлялась тому, что с ней сделали платье и горничная Софи. Она выглядела загадочной, экзотической и, безусловно, эротичной. Она не понимала, как это получилось, хотя внимательно следила за каждой деталью, как и ее горничная.

Горничная Софи расчесала ей волосы, подняла наверх и подвязала красной лентой, так что они ниспадали на плечи одним длинным сверкающим кольцом. Джулиана затаила дыхание и закрыла глаза, когда горничная размазала по векам измельченную сажу, а когда открыла их, они были огромные. После мазка румян на щеках глаза стали казаться позолоченными. А когда ей нанесли румяна на ложбинку между грудями, Джулиана вздохнула, а Софи хихикнула. Румяна подчеркивали полноту грудей и форму.

Когда горничная закончила, Джулиана почувствовала себя фривольной женщиной, актрисой и пришла в восторг. Неизвестно, запудрит ли она мозги мужчине, который называет себя Кристианом Сэвиджем, но сама она потеряла голову. В этом нет сомнений.

Софи наблюдала за ее превращением, посмеиваясь про себя. Сама она в золотом платье была похожа на херувима, кудри были уложены, как у греческой богини, и сияли, как у ангела.

– Горничная дамы знает все трюки горничной куртизанки, – сказала она. – Но горничная дамы знает, когда остановиться.

– У меня была хорошая модель, – сказала горничная, глядя на Джулиану. – Именно к такой я и привыкла, – торопливо добавила она, заметив вспышку в глазах хозяйки.

– Ну что ж, с одним делом покончено, – пробормотала Джулиана. – Он меня не узнает. Я сама себя не узнаю!

– Разве он мог тебя узнать? – наигранно бодрым голосом сказала Софи. – До сегодняшнего дня вы не встречались. Или ты говоришь о моем Хэммонде?

Джулиана моргнула. Она совсем забыла, что никто не должен знать о цели ее пребывания здесь.

– Конечно, нет, Софи, – забормотала она. – Я только хотела сказать, что чувствую себя преображенной.

– Сьюки, вы хорошо поработали. Можете идти, – обратилась Софи к горничной. – Вы тоже, – обратилась она к горничной Джулианы. – Дальше мы с кузиной справимся сами.

Как только дверь за служанками закрылась, Софи повернулась к Джулиане.

– Я знаю, знаю, – сказала Джулиана. – Я не должна была этого говорить. Никто не должен знать, зачем я здесь. Просто я не привыкла к уловкам.

– Так привыкай, – зло сказала Софи. – Ради Бога, этот парень – преступник! Он хитрый, и у него есть деньги, чтобы оплатить свои махинации. А ты знаешь, что слугу, даже самого лучшего, можно подкупить.

– Только не Анни, – заявила Джулиана. – Не знаю про лондонских слуг, но наши – практически члены семьи...

– У которых нет столько денег, сколько у членов семьи, – холодно закончила Софи. – И которые спят на чердаке и убирают и подбирают за вами. Даже на ферме. Я не права?

– Да, но... – Голос Джулианы дрогнул. Это была правда, хотя она предпочла бы об этом забыть. И все же некоторые вещи нужно установить здесь и сейчас. Она чувствовала, что, если не проявит характер, кузина ее растопчет. Может, Софи маленькая и обворожительная и хороша в компании, когда захочет, но она надменна и кичится своим происхождением.

Софи встретила ее молчание с одобрением.

– Я также хочу тебя предупредить, что, хотя ты очень хорошо выглядишь, будь осторожна и не принимай близко к сердцу его комплименты. Я видела, как он на тебя смотрел.

Джулиана с трудом скрыла радость. Значит, она не ошиблась, он очарован ею.

– Он старался угадать, как ты укладываешься в схему, – продолжала Софи, прервав мечты Джулианы. – Так вот, сегодня мы должны избегать упоминания твоего имени, пока не будем вынуждены его назвать.

Джулиана хотела возразить, но Софи перебила ее:

– Со временем мы ему скажем, но пока не надо. Таким образом, мы сможем многое выяснить, даже сыщик так сказал. Будь начеку. Придет мошенник. Не забывай, что он очень умен. Возможно, он понимает, почему мы не называем твоего имени. Он попытается узнать его у тебя, и ты, поддавшись его обаянию, скажешь. Он попытается соблазнить тебя в своих интересах. Заметно, что он уже произвел на тебя впечатление.

Джулиана прикусила губу.

– Ты, конечно, симпатичная, – сказала Софи уже мягче, – но он пытается отхватить то, что мало кому достается, и сомневаюсь, что для него важно, как ты выглядишь, если он считает, что ты можешь ему помочь. Я не стараюсь задеть твои чувства, хочу лишь, чтобы ты не витала в облаках. Подумай об этом. Этот негодяй красив. Ни одна женщина перед ним не устоит. Может, он даже женат. Уж это мы у него узнаем!

Джулиана широко раскрыла глаза. Софи кивнула:

– Ты об этом не подумала? Так вот, вполне может быть. К королям сватались и за меньшее, чем Эгремонт. Ты достаточно умна, кузина, но у тебя нет опыта общения в свете. Ты невинная девушка с фермы.

Джулиана посмотрела на свое красное платье и почувствовала, что она соблазнительна, как свинья с помадой на пятачке и ленточкой на шее. Хуже всего, что Софи права. Она плохо вооружена против обаятельного жулика – если он жулик. Но она понимала, как опасно позволять Софи думать, что она неопытна. Она собралась с духом.

– Возможно, я не так знаю свет, как ты, Софи. Это правда, я не бывала на сезонах в Лондоне, но я никогда не была дурой. – Она отмахнулась от торопливых уверений Софи, что ей это известно. – Нечего упрекать меня фермой, будто мы живем в сарае или свинарнике, а на зиму переводим свиней в гостиную. У нас прекрасный дом, может, не такой роскошный, как ваш, но хорошо обставлен и вполне удовлетворяет нашим запросам. И еще у нас акры хорошей земли, арендаторы. У нас есть леса, пастбища, сады, где растет не только редиска. Мне не приходится доить коров, взбивать масло или работать в поле. Я выращиваю цветы, потому что мне это нравится. В общине нашу семью уважают. У меня нет элегантных платьев, потому что в моем окружении они не нужны. Но стоит мне захотеть, и они у меня будут.

– Не сомневаюсь, – быстро проговорила Софи. – Дело в том, что я больше знаю о свете, и в этом ты должна на меня положиться.

– Дело в том, – заявила Джулиана, – что это я оказала тебе услугу, кузина!

Софи хотела что-то сказать, но передумала.

– При желании я давно бы вышла замуж, – добавила Джулиана. – Так же, как и ты.

Софи продолжала молчать, за что Джулиана ей была благодарна. Она подумала, что права: такая прелестная девушка, как Софи, после нескольких сезонов осталась не замужем, потому что охотилась на более крупную рыбу, которой может стать граф, имеющий владения размером с Эгремонт.

– Вот и хорошо, – высокомерно заявила Джулиана. – А теперь, может быть, пойдем вниз?

– Пойдем, – бросила Софи, и они в молчании покинули комнату.

Джулиана спускалась по длинной лестнице в сопровождении кузины и чувствовала себя далеко не так уверенно, как ей хотелось бы этого. Она не солгала, ей хорошо жилось дома, хотя она понимала, что жизнь была бы совсем другой, если бы с ней был ее любимый брат. Когда-то у нее были кавалеры, но после гибели Джонатана за ней никто не ухаживал.

Теперь она знала, как чувствует себя девица на выданье, не уверенная в своей привлекательности. Однако сейчас ей хотелось понравиться только одному мужчине. Но Софи испортила ей настроение. Она ни в чем не может быть уверена в отношении человека, назвавшегося Кристианом, – нельзя ни сказать, ни хотя бы предположить, о чем он думает. Она здесь именно для того, чтобы это выяснить.

Остальная компания ждала их в главном салоне, пышно отделанном золотом и слоновой костью. Мать Софи, вся в бриллиантах, была в красновато-коричневом платье, с пурпурными перьями в волосах. Сквайр, как и Хэммонд – во фраке.

Но для Джулианы существовал лишь мужчина, который встал, когда Софи и Джулиана вошли. Под страхом смерти она не смогла бы сказать, во что он одет, ослепленная устремленным на нее взглядом, его, казалось, хрустальные глаза засияли радостью. Он словно помолодел. Энергия била ключом. Джулиане показалось, что этого человека она знала и любила, как будто вновь увидела брата.

И вдруг словно кто-то задул лампу: его взгляд потух, а может, его и не было, ей просто померещилось в отсветах пламени.

Красивый, элегантный незнакомец загадочно улыбался, словно знал какую-то неведомую ей тайну.

Глава 5

В ожидании обеда разговор шел о пустяках. Все были слишком напряжены, чтобы беседовать на серьезные темы. Разговор вели Хэммонд и человек, называвший себя Кристианом Сэвиджем. Таким образом, Джулиана получила возможность исподтишка изучать предполагаемого самозванца, смотреть на него, не встречаясь с ним взглядом.

Должно быть, ему чертовски тяжело, подумала она. Он стоял, опершись о каминную полку, и, склонив голову набок, слушал, как хозяин дома расписывает здешние холодные зимы. В его манерах не было беспечности или развязности, но держался он непринужденно и, судя по его виду, чувствовал себя более комфортно, чем остальные, к немалому удивлению Джулианы. Как можно прийти к человеку, которого собираешься выжить из его же дома, и дружелюбно беседовать с тем, чью дочь собираешься лишить титула и богатства.

Ведь он понимает, что все эти люди в лучшем случае подозревают его в обмане, а в худшем – желают ему смерти! Но вел он себя так, будто ему это и в голову не приходит.

Сквайр говорил резко и напористо. Хэммонд был подавлен. Однако того, кому предстояло унаследовать Эгремонт, со стороны можно было принять за хозяина, до того изысканным и обаятельным он выглядел. Интересно, размышляла Джулиана, смог бы Кристиан вести себя столь самонадеянно в сложившейся ситуации или же этот парень просто опытный обманщик.

За столом их посадили рядом, и Джулиана могла получше рассмотреть его. Сквайр и его жена сели в торце стола. Софи – по правую руку от отца, дальше – Хэммонд. Джулиану посадили напротив Софи с Хэммондом, рядом с Кристианом. Это противоречило традициям. Насколько Джулиана знала, помолвленных сажают друг против друга, чтобы гости могли с ними разговаривать. Когда лакей придвинул ее стул, она бросила быстрый взгляд на Кристиана: понимает ли он, что их посадили рядом, чтобы она могла следить за ним?

Со стороны Кристиана никакой реакции не последовало. Впрочем, он мог забыть эту традицию, поскольку слишком долго пробыл в тюрьме.

Пока лакей разливал суп, сквайр говорил о видах на урожай.

Кристиан к супу едва притронулся.

– Вам не нравится? – спросила жена сквайра. – Я не догадалась спросить, у вас ведь не было подобной еды... – она помедлила, – на другом конце земли?

Он улыбнулся.

– На другом... – Трудно было сказать, ищет ли он, как сформулировать ответ, или забавляется. Наконец он приветливо сказал: – В тюрьме мы ели то, что дают. Питание постепенно улучшалось, как и наше общее состояние, а когда мы освободились, то питались очень хорошо. Если не считать фруктов, овощей и рыбы, которая есть только на том конце света, кухня такая же, как здесь. Мы скучали по дому и пытались его воссоздать.

Все молчали. Никто не ожидал, что он упомянет свое криминальное прошлое. Впрочем, было бы странно, избегай он этой темы, подумала Джулиана.

– Суп великолепный, – произнес он. – Но я просто не люблю черепаховый суп. Глупо, конечно. Но в Новом Южном Уэльсе у меня дома жила черепаха, и с тех пор я их не ем. – Он улыбнулся. – Все равно что есть конину или суп из щенка.

Софи опустила ложку и посмотрела в тарелку так, словно там был яд. Джулиана подавила нервный смешок.

– Французы едят конину, а кое-где на Востоке щенки – это деликатес, – беспечно продолжал он. – Но я... О, простите, я не хотел вас расстроить, мисс Уайли, – обратился он к Софи. – Я не очень-то знаю, о чем принято, а о чем нельзя говорить в Англии за столом. Я приехал несколько недель назад. Пожалуйста, делайте мне замечания, я их непременно учту.

– Вы едите лососину, ростбиф, баранину, голубей? – спросила мать Софи. – Эти блюда подадут на обед.

– О да, благодарю вас, – вежливо ответил он. – С удовольствием.

– Скоро начнется сев, – сменил тему сквайр. – Что вы выращивали в Новом Южном Уэльсе?

– Я – ничего, – сказал Кристиан. – Мой отец занимался бизнесом, а не сельским хозяйством, так что мне придется многому научиться, чтобы Эгремонт процветал.

Снова наступило молчание.

Похоже на приятную беседу посреди сражения, подумала Джулиана. Неудачный способ разузнать о нем побольше. У него все преимущества. Да и о чем его спрашивать? О планах на будущее – так это и есть источник противостояния. Его прошлое подозрительно, а то и постыдно.

Сквайр прокашлялся и продолжил разговор о своих полях, о весенних посадках, обращаясь в основном к Хэммонду. Софи уткнулась в тарелку, украдкой поглядывая на пришельца, угрожавшего ее будущему, а когда он перехватывал ее взгляд, опускала глаза. Ее мать давала указания лакею, чтобы подкладывал еду гостям. Но Джулиана ни на минуту не забывала о своем соседе. Хорошие манеры, а также жгучее любопытство побуждали ее заговорить.

Но в этом случае ей придется взглянуть на него, а она никак не решается. К тому же ей велели пока не раскрывать себя; должно быть, он понимает, что это неспроста, поэтому и не спросил, как ее зовут. Лицо его оставалось бесстрастным. Напрасно кузина посадила их рядом. Джулиана так остро ощущала его присутствие, что могла поклясться, он это чувствовал.

Стоило ей посмотреть на него, как он тотчас же повернулся к ней.

О Господи, до чего же он хорош! Прекрасный цвет лица, яркие глаза, словно бархат кожа. Ни единой царапины, ни единого шрама. А ведь он провел среди преступников не один год, когда был выслан на другой конец света.

Она перебрала в уме несколько безобидных тем для разговора и заметила, что он ничего не ест.

– Вы не голодны? – спросила она и быстро добавила: – Все очень вкусно. Не знаю только, понравятся ли вам приправы.

– Не сомневаюсь, что еда великолепна, – сказал он совсем тихо, чтобы слышала только она, – не знаю только, чем она приправлена. Именно моя порция. Не удивлюсь, если она отравлена.

Джулиана и сама об этом думала и едва сдержала смех, прижав ко рту салфетку.

– Нет-нет, – проговорила она. – Мои родственники не настолько глупы. – Она улыбнулась. – И люди честные. Они могут встретиться с вами в зале суда, или в суде пятерки, или на дуэли, но сегодня вы можете есть спокойно, я уверена.

– Ну, если вы так уверены. – Он перевел взгляд со своей тарелки на ее. – Вы настаиваете, чтобы я ел. А сами попробовали мясо? Выглядит аппетитно.

Она кивнула. Он, конечно, шутит, по крайней мере, она на это надеялась. Он отрезал кусочек мяса, медленно поднес к губам, еще медленнее отправил в рот. Прожевал, не сводя с нее глаз.

– Спасибо. Действительно вкусно. А голубя пробовали?

Она с улыбкой кивнула.

Он отрезал кусочек. Посмотрел на зеленый горошек на своей тарелке, потом на ее.

– А горошек не ели? Попробуйте.

– Вы меня дразните?

Он улыбнулся тепло и искренне:

– Конечно. Но надо же о чем-то говорить в отличие от остальных, которые словно окаменели?

– Трудно, да? – тихо произнесла она. – Надеюсь, вы понимаете, что мои родственники не грубые и не жестокие люди. Но ваше внезапное появление расстроило их планы. Что им остается думать?

– Я знаю, что они думают, и понимаю их, – так же тихо ответил он. – Ничего не поделаешь. А теперь скажите, раз уж вы не собираетесь унаследовать это имение или выйти замуж за наследника, что для вас означает мое появление, мисс Уайли?

Улыбка замерла у нее на губах. Она не мисс Уайли, но родственники попросили ее не раскрывать свое имя.

– А, понятно, – сказал он, когда она промолчала; интерес в его глазах сменился холодной вежливостью. – У вас тоже есть спорный вопрос ко мне. Кажется, мне не следовало есть голубя. – На этот раз он не шутил.

Джулиана почувствовала, что он отдалился, и это было ужасно. Она попыталась что-то сказать и вдруг заметила, что все за столом прислушиваются к их разговору. Они оказались в центре внимания.

Джулиана густо покраснела. Она вдруг поняла, что не желает играть в эти игры. Она не знает, что это за человек, но родственников своих тоже не знает. Ей известно лишь, что ее хотят использовать, а если у этого парня такая же цель, то между ними нет никакой разницы. И будь он хоть трижды негодяй, Джулиана питала к нему куда более теплые чувства, чем к родственникам.

Ее не касается, кто станет наследником титула и имения. Пусть это решит правосудие. Эти болваны не могут придумать, что ему сказать. Посадили ее рядом с их жертвой, заставили вынюхивать, словно охотничью собаку. Какая низость!

Джулиана испытала стыд и громко, чтобы все слышали, сказала:

– Нас не представили друг другу должным образом. Я не Уайли. Я кузина Софи с материнской стороны. Живу далеко, здесь бываю нечасто. Только позавчера приехала ненадолго.

Она торжествующе подняла голову. Она больше не играет, и уже сегодня ей наверняка велят укладывать чемоданы.

– Значит, ваше имя?.. – спросил он. Все затаили дыхание.

– Джулиана Лоуэлл, – с гордостью произнесла она.

– Джулиана... Лоуэлл? – Его взгляд потеплел. – Из... Литл-Слоу?

Она кивнула.

– Приставала Джули? Маленькая чума, как говорил Джонатан? Джулиана, младшая сестренка Джонатана? – Он ушам своим не верил.

Она задохнулась. Рука взлетела к груди, глаза искали его глаза.

– Ну и где этот негодник? – Кристиан привстал со стула и огляделся, словно ожидая, что Джонатан сейчас со смехом выскочит из какого-нибудь темного угла, как бывало в детстве.

– Джонатан погиб, – тихо промолвила она. – Под Саламанкой, пять лет назад.

– Ах! – Он рухнул на стул. – Извините, я не знал.

Впервые после смерти брата ей не хотелось плакать при упоминании о нем. Сердце ее взволнованно забилось, из глаз брызнули слезы радости.

– Кристиан? – спросила она, накрыв рукой его руку. – Кристиан, это ты?

Значит, они зазвали к себе Джулиану Лоуэлл, чтобы она проверила его, думал Кристиан, подскакивая в седле по дороге в гостиницу. Он был рад, что поехал верхом, а не взял карету, он не привык к такой мягкой, сырой погоде, и она ему нравилась. К тому же верхом он чувствовал себя более способным защититься. Хотя здесь ему едва ли причинят зло. Пожелай он устранить неудобного родственника, не стал бы делать это на своем дворе. Слишком прямолинейно. Есть способы получше.

Джулиана Лоуэлл, размышлял он. Что ж, интересно. Он еще раньше гадал, кто она, и не сомневался, что явилась сюда неспроста. С самого начала было ясно, что эта женщина – часть их плана, по тому, как они обменивались взглядами или внезапно замолкали. Но чтобы Джулиана Лоуэлл? Этого он не ожидал. Да и как бы он мог? Список людей, которых следует помнить, велик, и хотя имя Джонатана Лоуэлла привлекло его внимание, о его сестре он забыл.

Она женщина в его вкусе. Он улыбнулся. Женщинам подобного сорта соответствовать нетрудно. И хотя ему нравились почти все женщины, не хотелось терять время на ханжу, задаваку или высокомерную штучку вроде Софи. Напористая девчушка, но не в его вкусе. А эта Джулиана не только привлекательна, с симпатичным лицом и пухленькой фигурой, она кажется честной и искренней, как те женщины, с которыми он привык иметь дело, даже несмотря на ее манеры, воспитание и мораль. Хотя нет, с моралью еще надо выяснить. Он надеялся, что не будет разочарован.

Она замечательно смеется, просто потому, что ей смешно, а не потому, что от нее этого ожидают, как делают ее кузина и дамы, с которыми он встречался после возвращения. А главное – она заинтересовалась им, и не только ради того, чтобы выяснить, кто он такой. На сей счет он никогда не ошибается.

Он нахмурился. Брат ее погиб, это трагедия. Но сейчас не время об этом думать. Но можно поразмышлять, та ли она, за кого себя выдает. Это нелегко, когда к делу примешиваются мужские чувства, а в данном случае это так. Нельзя забывать, что его соперники не дураки. Однако приключение с каждым часом становится все занимательнее, подумал он, въезжая во двор «Белого оленя».

Он соскочил с коня, бросил повод конюху, вошел в гостиницу и направился в бар. Архитектор Баттл уже уехал, а Кристиану не хотелось проводить время в одиночестве в своем номере. Он не любил одиночество, не привык к нему и в кровать ложился, только если знал, что заснет.

У двери в общую комнату он задержался и посмотрел внутрь. Он никогда не входил, не оглядевшись. Пивная была, как десятки других в округе: с низким потолком, темным деревянным полом, длинной деревянной стойкой бара и приставленными к ней стульями, по сторонам стояло несколько столов. Когда глаза привыкли к сумраку, он отметил трех основательно нагрузившихся местных жителей возле стойки и одинокого путника за столом. Он улыбнулся. Даже если никто с ним не заговорит, он не будет чувствовать одиночества.

Он выбрал столик у стены, махнул хозяину, чтобы принес пинту пива, и сел. Он не выпил и половину, как к нему подошли.

– Добрый вечер, сэр, – сказал приземистый мужчина, отодвинул стул и сел.

– Я удивлен, – тихо сказал Кристиан. – Не ожидал, что вы подойдете ко мне в открытую. Не опасаетесь, что ваши наниматели об этом узнают, мистер Мерчисон?

Сыщик пожал плечами:

– Ну и пусть. Я делаю то, что считаю нужным. Сегодня вы с ними ели баранину, не так ли?

– Вам это известно. Баранину, говядину, рыбу – и, как видите, не отравился.

– Не такие они дураки.

– Но найдется кто-то другой?

Сыщик посмотрел на него из-под густых бровей.

– Ну да, поэтому я и пришел. Кто-то еще следит за тобой, приятель.

– То длинноногое пресмыкающееся в углу? – спокойно спросил Кристиан, еле заметно мотнув головой в темный угол, где за кружкой эля сидел долговязый мужчина.

Сыщик хохотнул:

– Никогда не дремлете, а? Да, он. Хоть тощий, но сильный, к тому же легок на ногу. Он тенью ходил за вами весь день, но ведь он не прозрачный, а? Вот в чем загвоздка, сэр. Я мог бы поверить, что вы тот, за кого себя выдаете, но слишком много вы знаете о шпиках.

– Выживание не знает ни классов, ни рангов, – криво усмехнувшись, возразил Кристиан. – Уверяю вас, если бы принца вытащили с того дна, где был я, он бы тоже разбирался в шпиках.

Сыщик согласно кивнул.

– Как ваше расследование? – спросил Кристиан.

– Ничего нового. Вы познакомились с девицей Лоуэлл?

– Да. Любопытно, что вы не назвали мне ее имя.

Сыщик пожал плечами:

– Я и не говорил, что работаю на одну сторону улицы. Иногда не дать информацию полезнее, чем дать.

– Приветствую вас на этом поприще, – произнес Кристиан. – Чему вас научил тот факт, что я сам раскрыл ее имя?

– Ничему. – Сыщик снова пожал плечами. – Не всегда срабатывает, но попробовать нужно. Вы могли разузнать о ней массу подробностей, а могли просто вспомнить ее, мое дело выяснить. Что вы о ней думаете?

– То, что очевидно: она милая, прелестная, добрая. – Он улыбнулся. – Мы с ней поладили.

– Она не виновата, – сказал сыщик.

– Согласен. Не беспокойтесь, я не собираюсь ее убивать.

– Если вы соблазните ее, это будет равносильно убийству. Она хорошая девочка, из тех, кто не умеет играть с джентльменами. То, что она легко говорит с незнакомцем, свидетельствует о хороших манерах истинной леди, даже если она не имеет титула. И она не ждет от парня ничего дурного. Говорю вам это лишь потому, что уверен, вы не встречали таких девушек там, откуда прибыли.

Кристиан перестал улыбаться.

– Выдающийся совет от такого высокоморального типа, как вы. Но у всех у нас есть свои слабости, не так ли? Расставим приоритеты. В том, что касается дам: вы жеманитесь, но не стесняетесь брать деньги и у меня, и у сквайра?

– Да, – с готовностью согласился сыщик, – потому что я не работаю на пересечении интересов. Ответ, который я найду, осчастливит одного из вас, а в процессе поисков я никого не надуваю. Вы можете выразить свое недовольство лишь после того, как я выясню правду. Мне платят за расследование, но правду нельзя купить.

Он положил руки на стол.

– Я сыщик с Боу-стрит и горжусь этим. В конечном счете, мой единственный наниматель – это закон. Если вы окажетесь графом, я с удовольствием скажу, что работал на вас. Если нет? Приговор за присвоение чужого имени суров, так что, если вы примете титул, въедете в Эгремонт, а потом выяснится, что вы не тот, за кого выдавали себя, вас ждет веревка. Причем не шелковая, как для дворян. Впрочем, для шеи это не имеет никакого значения. И хоть болтать с вами приятно, для меня это не важно. Работа.

Сыщик встал, опираясь о стол.

– Спокойной ночи, сэр. Берегите спину, мне нравится работать за двойную плату, и я хотел бы это продлить подольше.

– О, не беспокойтесь, мистер Мерчисон, – произнес Кристиан. – Я никому не доверяю, в том числе и вам.

Мерчисон поклонился, Кристиан кисло ему улыбнулся. Он посидел еще немного, зевнул, театрально потянулся, встал и пошел к двери. Как бы ненароком оглянулся и увидел, что долговязый в углу старается не смотреть в его сторону. Он усмехнулся и поднялся в свою комнату.

Хорошо, что ему некогда было нанять камердинера. Сама мысль, что в номере его кто-то ждет, претила ему.

Он распахнул дверь и молча постоял на пороге. Убедившись, что никто там не дышит, вошел, запер дверь, как обычно, поставил на подоконник бокал, стянул с себя рубашку, снял перевязь, на которой висел пистолет. На теле остался отпечаток, он растер его, умылся над тазом.

После этого он подошел к кровати, сел, вынул из сапога нож, сбросил сапоги, нож и пистолет положил на обычное место, подвернул огонь в лампе, лег. И, наконец, расслабился.

Дела шли хорошо, как он и ожидал, но он хотел бы поскорее. Послали человека к нему домой навести справки и, как он догадывался, разослали десятки писем. Этого следовало ожидать. Пройдет время, пока придут ответы. Но все бумаги, которые он им дал, приняты, и ему остается только ждать. Он закинул руки за голову и улыбнулся. Все хорошо. Джулиана скрасит ему ожидание.

Мерчисон сказал, что она хорошая девочка. Это ему предстоит выяснить. Пока он знает лишь то, что у нее блестящие коричневые волосы и большие карие глаза, красивый рот и прекрасные груди. Что ему особенно нравилось. Он ей понравился душой и телом, и предстоящий секс будет для него чем-то большим, чем удовлетворение похоти.

Планы были полны опасностей, и сейчас, ночью, он ничего не мог с этим сделать. Его мучили кошмары, связанные и с прошлым, и с будущим. Он гнал их прочь, стараясь думать об удовольствиях. Чтобы наслаждаться, необходимы удача и ум.

Он думал о великолепии Эгремонта, о его сокровищах, о почестях. Последней была мысль о Джулиане Лоуэлл, женщине, посланной его разоблачить, после чего он погрузился в сон.

Глава 6

Джулиана и Кристиан медленно шли по розарию сквайра и молчали. Не сговариваясь, они вышли за ворота на дорогу, ведущую к озеру. Если не считать горничную Джулианы, которая брела в отдалении, они были одни. Оба так глубоко погрузились в свои мысли, что не замечали красоты утра ранней весны.

Воздух был напоен ароматами цветов, выводили свои трели птицы, жужжали трудолюбивые пчелки. Вокруг не было ни души, гравий скрипел под ногами. Они были красивой парой. Он – олицетворение джентльмена: в облегающих брюках, сероватом сюртуке с шейным платком, сверкающих башмаках, в рубашке тонкого полотна – как модник, прогуливающийся по Гайд-парку. На Джулиане были прелестное жемчужное платье, отделанное по талии зеленой лентой, и соломенная шляпка.

Кристиан повернулся к ней:

– Я готов. Задавайте свои вопросы.

– Но я не знаю, о чем спрашивать. – Она повернулась к нему, и он увидел в ее глазах тревогу. – Все это ужасно. И стыдно. Зачем кузина оставила нас вдвоем? Примите мои извинения. Пригласили вас, потом вдруг вспомнили про какие-то дела и разошлись, оставив нас наедине.

– Не совсем наедине, – заметил он. – Они не бросили вас в пасть волку. Ваша горничная неподалеку, можете ее позвать, если я на вас наброшусь.

– Вы знаете, что я имела в виду. – Она нахмурилась.

– Слишком хорошо, – сказал он и сорвал ветку сирени. – Как и то, что имели в виду они. Они хотят через вас узнать, тот ли я, за кого себя выдаю. – Он посмотрел на ветку и оторвал цветочек. – Что в этом плохого? Я на их месте сделал бы то же самое, только чуть поумнее. Но что до вас, вчера мне показалось, что вы ни в чем не сомневаетесь. Что же изменилось?

Она была потрясена.

– Это они, да? – продолжил Кристиан. – И опять-таки я их не виню. Но вы меня удивляете. Так разительно перемениться за одну ночь... До сих пор у нас не было случая поговорить. Теперь есть. Что вы хотите узнать? Как мне завоевать ваше доверие? – Он внимательно посмотрел на нее. – Джулиана, – сказал он мягче и бросил цветок на землю, – не беспокойтесь. То, что вы думаете, не будет иметь значения на суде. Это несправедливо, но таков мир. Во-первых, потому что закон – это мужские игры и показания женщины всегда вызывают подозрение. Мужчины не доверяют женщинам из-за ваших более тонких эмоций, а слабое сердце – то же, что слабая голова.

Он поморщился.

– Как будто Елизавета не была более мудрым и жестким монархом, чем мужчины до нее! Я мог бы рассказать вам о женщинах, с которыми был знаком. Но не буду. – Он улыбнулся. – Они были храбрые и дерзкие, вам это трудно представить. – Он вздохнул. – Многие мужчины полагают, что соблазнить женщину легко. Но будь это так, разве мир наводнили бы проститутки? Отпала бы необходимость в такой профессии. Ох! – Он нахмурился. – Это слово не для утонченной компании. Простите. Я не привык к утонченной компании. Какое слово следует употребить в разговоре с дамой?

– Такого слова нет, – сказала она, гадая, всерьез ли он это говорит. Есть такая вещь, как врожденные манеры, а изгнанники живут на той же планете, что и все. Но Кристиану, вспомнила она, всегда было присуще озорное остроумие. В сердце затеплилась надежда.

– Ладно, запомню, – сказал он. – Неназванная профессия. Или женское занятие, о котором мужчины не должны упоминать при женщинах. Странно, не так ли? Ну да ладно, полагаю, я к этому привыкну. Придется. Еще раз простите.

– А как их называли там, откуда вы приехали? Впрочем, это не важно. – Она старалась быть серьезной, и это вызвало у него улыбку.

– Я бы сказал, но это еще хуже. Итак, я говорил про женщин и закон. Можете не тревожиться о своих показаниях. Что еще важнее – если что-то не изложено на бумаге, то все равно, кто сказал, мужчина или женщина. Слова можно оспорить, опровергнуть, в конечном счете, они ничего не значат. Поймите, что бы вы ни думали обо мне, это не отразится на моей судьбе. Разумеется, если вы не уличите меня во лжи, которую можно доказать. Но это вряд ли возможно, верно?

Она с недоумением смотрела на него.

– Ведь у вас нет моих писем, – сказал он.

– Нет, хотя он вам писал. Вы так и не ответили.

– Он мне писал?

Она кивнула.

– Потом. Когда узнал, что вы... – Ей было трудно произнести это слово. Она никогда не встречалась с преступниками. Слово «тюрьма» казалось ей более оскорбительным, чем «проститутка». Но замены она не нашла. – Когда вы были в Ньюгейтской тюрьме, – быстро продолжила она, – он вам написал. Вы не ответили.

– Я ни разу не получал писем. Но меня это не удивляет. – Он расправил плечи. – Что ж, раз у вас больше нет вопросов, спрошу я. Что случилось с Джоном? Расскажите, пожалуйста. Если это не слишком болезненно для вас. Я пойму.

– О нет, мне важно поговорить о нем. Он умер, но не исчез из людской памяти. Во всяком случае, я этого не хочу; его нет, но я хочу, чтобы люди знали, каким он был.

Она посмотрела на него. Солнце позолотило глаза, изучавшие его лицо; она вдруг стала очень серьезной.

– Я не знаю, тот ли вы, за кого себя выдаете. Не хочу быть дурой.

– Я вас не виню. Расскажите мне о Джоне, потом я расскажу о себе. А потом можете попытаться изловить меня и в капкане доставить своей обожаемой кузине.

Она поморщилась.

– Джулиана, – ласково произнес он. – Я помню вас ребенком, вы меня – мальчиком, мы оба уже не те. Я уже убедил вас: что бы вы ни решили, это не повлияет на мою судьбу. Но возможно, я расскажу вам нечто такое, от чего вам станет легче в моем обществе. Джон был моим лучшим другом, а вы – его сестрой. Я обнаружил, что сестренка – такое же удовольствие, как чума, по крайней мере, вы были такой. – Он улыбнулся. – Не всегда все было чудесно, особенно когда мы хотели улизнуть, но приходилось тащить вас с собой. А вы вопили, как ирландское привидение. И добивались своего. Надеюсь, сейчас вы изменились, – добавил он.

Ее снова согрело тепло, которое она почувствовала вчера вечером.

– Но вы были забавной. Вас было легко дразнить, а мальчишки это любят. И вы замечательно влияли на мою самооценку, потому что хотели быть с нами каждую минуту. У меня не было матери, я был единственным ребенком. Джон и вы стали моей второй семьей. Потом жизнь внезапно изменилась. Друзья и родственники отказались от нас с отцом. Англия нас вышвырнула. Это был шок. Но нам повезло, потому что в противном случае нас бы убили.

Джулиана удивилась, что он может об этом спокойно говорить.

– Долгое время я старался не думать об Англии и вообще о прежних временах. Потом услышал о наследстве. Когда я преодолел удивление – и мгновенную реакцию швырнуть все им в лицо, – я поехал. Теперь, когда я вернулся, я хочу большего, чем титул и имение. Я хочу разузнать все до мельчайших деталей о своей прежней жизни.

Не сознавая, что делает, она протянула к нему руку, но тут же отдернула. Нельзя пытаться стереть с лица незнакомца эти складки боли. Но через секунду они исчезли, и он посмотрел на нее с привычным, слегка насмешливым выражением. И с интересом.

Это ее расстроило. Только что он разговаривал как старый друг, а в следующее мгновение ей противостоял незнакомец, красивый и опасный.

Он прав, надо задавать вопросы. Она вскинула голову:

– У меня есть вопрос.

– Да?

– Вы были в тюрьме, потом вас послали в Халкс. А оттуда в Новый Южный Уэльс, где посадили в другую тюрьму. Это было ужасно, но ничто на это не указывает. То есть на вас должны были остаться следы. – Она смущенно замолкла. Это был интимный вопрос, и она стыдилась, что задала его.

Но он нисколько не смутился.

– У меня есть шрамы. Но меня защищал отец, а также товарищи по несчастью, ведь я был совсем молодым. Я был бы счастлив показать вам свои шрамы, – весело добавил он, – но, как джентльмен, не могу этого сделать. Пока.

На лице у него расцвела улыбка. Кристиан обожал ее дразнить.

– Говорите, ведь у вас есть и другие вопросы.

– О, сотни! Но что я могу спросить? Как звали нашу собаку? Какое у Джона было любимое блюдо? Какая у меня была прическа? Боже, вопросов столько, что не знаю, что сказать.

Он промолчал. Она продолжала идти рядом с ним, но руки ее похолодели, и ей стало не по себе. Одно дело – гулять с красивым джентльменом, который может оказаться старым другом, и другое – обнаружить, что ты осталась практически одна на пустынной дороге с мужчиной, который был осужден, а теперь, если она поручится за него, получит огромное состояние, а если она отвергнет его притязания, начнет более жесткую игру.

– Скрубби, – сказал он. – Вашу собаку звали Скрубби. Это был терьер. Джон любил конфеты, а еще больше блины с повидлом, а вы... вы носили косички.

Она постаралась подавить бурную радость, и ей это удалось. Она обругала себя: плохие вопросы! Любой мог знать про Скрубби, собака везде за ними бегала, каждый мог видеть ее косички, и почти все мальчишки любят блины.

– А наш кузен Джером? – спросила она.

Он помолчал.

– Извините, его я не помню.

Она вспыхнула. Она выдумала этого кузена.

– О, – сказал он, посмотрев на нее. – Вы меня утопили?

Она помотала головой, подумав, что он прекрасно знает, что это не так.

– Ладно. Еще будут вопросы?

– Не знаю, о чем спрашивать, – сказала она, избегая его взгляда. Нет беды в том, чтобы изловить жулика, но она чувствовала себя преступницей хотя бы потому, что делала это плохо. Может, она его оскорбила? Однако на его лице не отразилось обиды. Но он умел скрывать свои чувства.

– Если что-нибудь придет в голову, спросите позже. А пока расскажите о Джоне. Почему он ушел в армию?

Она была счастлива сменить тему.

– Он не увлекался политикой, хотя, конечно, был против Наполеона. Но газеты читал и следил за событиями. Однажды в деревню приехали набирать рекрутов; он услышал музыку, увидел флаги, форму и после этого мог говорить только о войне. Родители пытались охладить его пыл, но потом взяли нас с собой в Лондон, Джон увидел войска перед дворцом, и удержать его уже было нельзя. Он не успокоился, пока не купил себе форму. Хотя отец был против, Джона ничто не могло сбить с пути, даже тычок в зубы. Вы же знаете Джона, – с жалобной улыбкой сказала она и спохватилась. – Я имею в виду...

– Да, – сказал он с теплой улыбкой. – Знаю и знал. Будь я тогда здесь, тоже пошел бы на войну. Извините.

– За что?

– За то, что я жив, а он нет.

Джулиана прикусила губу. Она сама недавно так думала, но сейчас решила, что это несправедливо.

– Он умел добиваться своего. Задумал поехать на цыганскую ярмарку. Все от него отмахивались. Никто не хотел нас везти. Но Джон не отставал, пока через неделю не уговорил родителей.

Она остановилась.

– Вы помните цыганскую ярмарку?

– Как можно ее забыть? – У него заблестели глаза. – Поляна преобразилась: расцвела шатрами, и знаменами. Сейчас это показалось бы скучным, но тогда у нас редко бывали подобные развлечения. Помните пончики, горячие пирожки, пряники? Устрицы и мороженое?

Она засмеялась:

– Я перемазалась, как поросенок! Но все было замечательно.

– Да, и представление тоже. Цыганские пляски, музыка, дрессированные медведи, фокусники, глотатели огня, акробаты, предсказательницы. Шатры, в которые не допускались дамы и маленькие мальчики. Это злило нас с Джоном. Мы пытались проскользнуть, но нас изловили. И конечно, был акробат, который упал. Я этого никогда не забуду. Я думал, он умер, но он встал и поклонился. Похоже на карточный фокус – карта исчезает в рукаве, а появляется у тебя из-за уха. Тогда я впервые увидел магию.

Она смотрела на него во все глаза. Летом всегда бывали ярмарки. Какой-то мальчик из их двора мог побывать на них, так что разговор о ярмарке не доказательство того, что он был там вместе с ней. Но ярмарка и тот день всплыли в памяти. Тогда она в первый раз увидела, что смерть забирает не только старых и больных; в тот день упал акробат.

Он ходил по канату, натянутому между столбами, гибкий юноша в красно-желтой тунике и желтом трико. Он выделывал антраша, плясал, толпа смеялась. Джулиана смотрела на него, запрокинув голову.

А потом он оступился, попытался удержать равновесие, бешено размахивая руками, изгибаясь всем телом. Толпа ахнула. Наступила тишина, все запрокинули головы. А потом он полетел вниз, вертясь волчком, пока не шмякнулся на чуть присыпанную соломой землю.

Все застыли. Как она тогда испугалась! Но прежде чем униформисты двинулись к нему, он зашевелился, застонал, с трудом поднялся и огляделся. Она затаила дыхание, а он отвесил потрясенной толпе поклон. Все взвыли. Ей никогда не забыть, как ее чувства парили вместе с акробатом, упали вместе с ним, а потом мистическим образом поднялись с земли. Этот человек тоже помнит!

– Так ты действительно Кристиан?.. О, я дура, дура, – в отчаянии говорила она, не дожидаясь ответа. – Что еще ты можешь сказать?

– Привет, Сокровище, – произнес он.

Она закрыла глаза, едва сдерживая слезы, потому что никто, кроме родителей, не называл ее так много-много лет.

И тут обоих словно прорвало. Он рассказал о стране, из которой прибыл, о зеленых птичках, говорящих на человеческом языке, о животных с карманами, об акулах размером с бревно. Она рассказала ему о том, как жилось Джону после его отъезда, а потом о своей жизни.

– После смерти Джона из меня словно сердце вынули. Мы были с ним так близки! И когда я поняла, что никогда больше не увижу его, мне стало плохо. Доктор Рейне сказал, такая меланхолия случается у девочек моего возраста, я как раз становилась женщиной. Он сказал, что в это время женщины особенно чувствительны. Но мне кажется, так было бы в любом возрасте.

– И поэтому ты не вышла замуж?

Она округлила глаза:

– В моем возрасте многие женщины уже замужем, но я еще не впала в старческое слабоумие.

– Это я вижу. Но ты такая очаровательная, странно, что ты одна. Или я дурак, и у тебя есть кавалер?

– Нет. – Она обернулась. – Господи, как далеко мы зашли! Пора возвращаться, пока нас не хватились.

Он повернул вслед за ней. Они долго шли молча, потом он сказал:

– Нам о многом нужно поговорить. Давай еще погуляем.

– С удовольствием.

– Отлично. Но прежде чем вернуться к своей кузине, не хочешь ли ты задать мне самый главный вопрос?

Она посмотрела на него с недоумением.

– Вор я или не вор, – мягко произнес он. Она разглядывала свои туфли.

– Я не знала, как об этом спросить, – прошептала Джулиана.

– Я так и подумал. Так вот, я не вор, и мой отец не был вором. У нас и мысли такой не было. Мы даже не стали оправдываться, когда нас «задержали», как это у них называется. Представь, что ты сейчас вернешься к кузине, а тебя обвинят в краже кольца, булавки или броши. Не станешь же ты оправдываться. Просто будешь настаивать на своей невиновности. Именно так мы и поступили. Джулиана, люди доверяли моему отцу сбережения всей своей жизни. А меня обвинили в краже подсвечника! Мы были небогаты, но имели все необходимое. Конечно, сейчас я не могу этого доказать. Тот, кто нас обвинил, давно умер. Но почему нас обвинили? Это совсем другая история. Я всегда хотел в ней разобраться. И непременно разберусь. Постарайся мне поверить.

– Зачем? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Какое это имеет значение, если мои показания в суде не важны?

– Неужели непонятно? Джулиана, жизнь многое отобрала у меня, у тебя тоже. Думаю, нам пора вернуть то, что можно, расставить все по своим местам. Поэтому хотел бы знать сейчас, не откладывая в долгий ящик, могу ли я надеяться, что ты будешь ко мне справедлива?

Она глубоко вздохнула:

– Ты знаешь, зачем я здесь?

Он засмеялся:

– Конечно.

– И все-таки доверяешь мне?

– Как и ты мне. Даже больше. – Его улыбка была теплой, интимной, она отвлекала. – Только дай мне время, прошу тебя.

Она хотела быть с ним искренней, как и он с ней.

– Почему ты неженат? Или у тебя есть жена? – вдруг выпалила она.

– Жена и трое детей. – Он засмеялся, увидев выражение ее лица. – Не смущайся, это хороший вопрос. Нет, я не женат. Долгое время мне было не до женитьбы. Потом, когда мы нашли свое место в жизни, я не встретил женщину, которую мог бы полюбить всем сердцем. – Он снова посерьезнел. – Сосланные женщины не все были развращенными, некоторых обвинили зря. Но ненадолго. Я не говорю, что ссылка сделала их недостойными любви, но если я кого и любил, это продолжалось недолго. Там мало женщин. И, в конце концов, они становятся всеобщим достоянием. Сначала я был не настолько богат, чтобы их заинтересовать, а когда понял это, стал осторожным.

Он наклонился к ее уху и понизил голос. Нежный и хриплый, этот голос заставил Джулиану задрожать.

– Но я не был монахом. Просто не нашел такую, с которой хотел бы жить. Джулиана, не беспокойся. Я не прошу доверять мне. Я только прошу дать мне шанс.

– Зачем? – пробормотала она.

– Ручаюсь, ты это знаешь, – прошептал он и оглянулся на горничную. – А если нет, я не могу ответить здесь и сейчас.

Он выглядел искренним. А также дьявольски красивым. Конечно, он не монах. Может, он плут и пройдоха и умеет убеждать, но ему никогда не убедить здравомыслящую женщину в том, что он монах. И еще он умный, только что унаследовал состояние, и если ему можно верить, он и без того располагает приличной суммой. И все-таки он с ней не до конца честен.

Она не верила ему. Но не хотела его подозревать.

– Мне надо получше узнать тебя, – сказала Джулиана.

Он радостно улыбнулся:

– Узнаешь.

Он взял ее за руку, и так они шли до дома сквайра, хотя Джулиане хотелось скакать по тропинке вместе с ним, как они это делали раньше, давным-давно.

У ворот сада он попрощался. Анни, горничная, сопровождавшая их, сделала реверанс и скрылась в доме.

– Значит, до завтра? – сказал он, не выпуская ее руки.

Он смотрел на нее так, что она задохнулась.

– Завтра – не слишком скоро?

– Не для меня.

– Для кузины, – сказала она, зная, что он станет возражать.

– Они будут в восторге. Ты идешь по горячему следу. Господи, надеюсь, что это так, – выдохнул он и, наклонившись, коснулся губами ее губ.

Это был шок, ей хотелось бы продлить сладкий, бархатный полупоцелуй, но он отступил на шаг, холодно улыбаясь.

– Да, так я и думал. – Он поклонился. – Завтра... днем? Пешком или верхом, но мы будем разговаривать. До завтра, – сказал он и отправился в конюшню за своим конем.

Она осталась стоять, пытаясь собраться с мыслями.

Они ждали ее в гостиной, и в какой-то момент Джулиана подумала, не собираются ли они обвинить ее в том, что она украла булавку, кольцо или брошь.

– Мы просили тебя расспросить его, а не крутить с ним любовь, – злобно бросила Софи.

– Прошу прощения, – сказала Джулиана. У нее пылали щеки. Наверное, они видели в окно, как он ее поцеловал.

– Ты еще удивляешься? Тебя не было целый час! – фыркнула Софи. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Не видели. Джулиана облегченно вздохнула. Если бы кузина знала, она высказала бы все, что думала.

– Ты просила узнать, что он за человек. Или я должна была это делать в письменной форме? – надменно произнесла она.

– Ну-ну, – сказал сквайр, – Софи, Джулиана права. Она должна его обольщать.

– Я с самого начала сомневался, можно ли обращаться к невинной девушке с подобными просьбами, – огорченно произнес Хэммонд. – Если он негодяй, мы оказываем ей плохую услугу, оставляя их наедине.

– О Боже! Не знаю, негодяй он или нет, но он не оскорблял меня так, как вы. Мы гуляли и разговаривали. Пока он ничем не дискредитировал себя. Если вас не устраивает то, что я делаю, могу уехать в любой момент. – Она ждала. Она не знала, что будет делать, если ей придется уехать.

Мать Софи стрельнула в дочь разъяренным взглядом.

– Останься, пожалуйста, – неохотно сказала Софи. – И прости нас. Мы просто за тебя переживали. Этот парень слишком красивый и слишком опасный.

– Я вам сказала, что выполню вашу просьбу, – заявила Джулиана. – А теперь поняла, что сама хочу узнать, кто он и что он.

– Могу вас понять, – с сочувствием произнес Хэммонд.

– Я тоже, – сказала Софи, пристально глядя на Джулиану. – Не промахнись, кузина. Если он действительно станет новым графом, вряд ли женится на фермерской дочке.

– Я это знаю. – Она действительно знала. – Но если он тот, за кого себя выдает, в этом для меня тоже кое-что есть. С ним связаны воспоминания о брате, а вы не понимаете, как много для меня это значит.

– Понимаем, – сказала мать Софи. – Но он тоже понимает. Будь уверена, на это он и рассчитывает. Ну как, узнала что-то новое?

– Да. Некоторые вещи указывают на то, что он говорит правду. Он помнит нашу собаку, и любимую еду Джона, и даже как ездил с нами на цыганскую ярмарку.

– Собака и любимая еда, – глумливо сказал сквайр. – Это он мог узнать от любого в вашей деревне. Надо выпытать у него то, что мог знать только настоящий Кристиан Сэвидж. А ярмарка – что ярмарка? Цыгане бродят по всей Англии, сегодня здесь, завтра там. Предсказательницы судьбы, глотатели огня, живые скелеты и все такое. И акробаты! Эй, Софи, помнишь? Мы думали, она все глаза выплачет, когда он упал и сделал вид, что разбился, – обратился он к Джулиане. – На следующий год она не могла дождаться, когда приедут цыгане.

Джулиана закрыла глаза. Она чувствовала себя как тот упавший акробат. Она шла, она парила в вышине, а ветер сбросил ее на землю.

Глава 7

Одинокий всадник проскакал к «Белому оленю», когда солнце стронулось с зенита. Он спрыгнул с седла, бросил поводья мальчику и вошел в гостиницу. У него был задумчивый вид.

– Добрый день! Тихо, тихо, сэр! – воскликнул сыщик с Боу-стрит, вскинув руки, когда Кристиан круто развернулся и сунул руку в карман. – Если бы я хотел напасть, я бы не заговорил, верно?

Кристиан остановился и одернул куртку.

– По-моему, последнее, что услышал Цезарь перед тем, как его зарезали, словно свинью, было «Долой тиранию!». Некоторые осужденные не прочь получить последнее слово. Вы не обиделись, Мерчисон? Виноват, но я не люблю сюрпризов.

– Что вы, никаких обид. И не вините себя за то, что витали в облаках. Она прелестная штучка.

У Кристиана глаза стали холодны как лед.

– Я не возражаю, чтобы вы шпионили за мной, но мне не нравится ваш язык. Она прелестная леди, и пожалуйста, в будущем не забывайте об этом.

– Ну ладно, пусть будет леди, – примирительно сказал сыщик. – Но я привык, что так называют только титулованных женщин. Век живи, век учись.

Кристиан сдался:

– О, об этом я забыл. Во всяком случае, я считаю ее леди, потому что у нее хорошие манеры. Как ее ни назови, она не то, что вы думаете.

– Я ничего не думаю. Мое дело – доказывать. Если вы говорите, что она леди, так и запишем. Кстати, у меня для вас новость. У вас есть время поговорить?

– Ничего другого до завтра у меня нет, – сказал Кристиан. – Только не здесь, пойдемте в бар.

Сыщик колебался.

– Может, лучше к вам в номер?

Кристиан засмеялся:

– Нет, не думаю. Хоть я вам доверяю, вы все сможете мне рассказать, когда я буду сидеть спиной к стене и смотреть прямо на вас.

– Вы раните мои чувства, – сказал сыщик. – Но я вас не виню. Об этом я и хотел поговорить.

– Вот как? – с интересом сказал Кристиан, и они пошли в бар.

Они заняли тот же столик, что и в прошлый раз. У стойки торчали два местных жителя, и тот же долговязый скрючился в самом темном углу за самым дальним столом.

Сыщик положил руки на стол и большим пальцем показал на человека в углу:

– Вот этот. Я подумал, вам надо знать, что сегодня за вами следовали две тени, пока вы гуляли с... с леди.

– О, я это знал, – сказал Кристиан и сделал знак хозяину: – Два пива. – А сыщику сказал: – По числу моих шпиков. Вам известно, кто мой второй обожатель?

– Иначе я не стоил бы ни гроша. – Сыщик достал из внутреннего кармана потрепанный блокнот. – Капитан Энтони Бриггз, отставной армейский офицер, ведет частные расследования за фантастическую плату. Во всяком случае, именно к нему направился сквайр, когда поехал в Лондон узнавать про вас.

– В этом есть смысл, – сказал Кристиан. – Он не дурак и подстраховался. Мудро: нанял и сыщика, и частного детектива. Я сделал бы так же.

– Ага. Говорит, он офицер-орденоносец, ушел со службы по инвалидности. Больным он не выглядит, только хромает и нос сломанный. Руки, наверно, тоже измолотили, потому что он никогда не снимает перчаток. Так что перед нами парень, который похож на боксера, но выдает себя за офицера. Верхом скачет как черт, так что мог бы быть офицером, но вот в записях медкомиссии о нем не говорится ни слова. Мои источники покопались.

– В этом тоже есть свой смысл, – сказал Кристиан, подумав. – Это не настоящее имя. Удача ему изменила, пришлось зарабатывать себе на овсянку, а в высших классах над этим смеются. Я думаю, сведения о том, что я работал, моим новым родичам нравятся не больше, чем о моем пребывании в тюрьме. Им все равно – что дробить камни, что печь хлеб, если ты делаешь это своими руками. Им руки даны только для того, чтобы играть в карты, собирать ренту и похлопывать лошадь по крупу, а женщин по заду.

– Отлично сказано! – Сыщик поперхнулся от смеха.

– Так вы с ним говорили? – спросил Кристиан.

– Нет. Пару раз пытался здесь и на дороге, но он скажет слово и замолчит. Спасибо. – Он взял кружку из рук хозяина гостиницы, осушил ее одним махом и вытер рот рукой. – Отличное пиво! Здешние ребята знают в этом деле толк, скажите? Ну, так я пойду, сэр. Просто хотел вас предупредить, чтобы берегли спину. Этот капитан насмотрелся на вас, и я не уверен, что он это делает ради сквайра.

– Я вам признателен, – сказал Кристиан, – и, чтобы сберечь вам время на слежку, доложу свой план. Я собираюсь написать несколько писем, затем покатаюсь, чтобы немного успокоиться. Пообедаю здесь, потом лягу спать. К сквайру пойду завтра в полдень, так что до того времени можете отдыхать.

– Спасибочко, – сказал сыщик, встал и притронулся пальцами к виску, как крестьянин, приветствующий лорда. – Вы очень заботливы. Черт побери, я бы хотел, чтобы вы оказались графом.

Кристиан усмехнулся и проводил его взглядом. Потом допил свое пиво и покинул бар.

Кристиан отложил перо и перечитал написанное.

«Я буду информировать вас о событиях; пока все идет по плану. Смотрите за тем, что происходит на вашем конце, и все будет хорошо».

Он нахмурился и добавил: «Не тревожьтесь и не теряйте веру в меня. Я могу это сделать и сделаю. Люблю всех вас. К.».

Он присыпал бумагу песком и подготовил к отправке по почте. Взяв еще два письма, он вышел из комнаты, бесшумно и быстро спустился вниз, но пошел не к входной двери, а на кухню. Тихонько толкнул дверь и огляделся. Как он и ожидал, там было тихо, в этот час хозяин с женой уходили перекусить в свою комнату. Посудомойка дремала на стуле возле печки; старая рыжая собака подняла голову и посмотрела на него. Кристиан никого не потревожил, прокрался мимо и вышел через заднюю дверь.

У конюшни конюх сидел на солнышке и тоже дремал. Кристиан тихо вывел свою лошадь, сунул письма в седельную сумку и вывел лошадь за ворота на луг. Только после этого он вскочил в седло и поехал по траве, чтобы не стучали копыта. Когда гостиница осталась вдалеке, он выехал на дорогу и поскакал галопом.

Через час он был на берегу моря. Он вдохнул соленый воздух, улыбнулся, поднялся на обрыв и посмотрел сверху на море. Эгремонт – просто сокровище. Не только огромный куш, но и расположен удачно: в нескольких часах езды от Лондона и у моря.

Он спустился к поселку, который до войны был сонной рыбацкой деревушкой, а теперь превратился в процветающий порт. Семьи моряков жили на холмах, огибавших гавань; у причала теснились корабли.

Кристиан привязал лошадь и пошел искать капитана, о котором ему говорили. Вскоре нашел, передал ему письма и плату, сказал насколько шутливых фраз, выражавших, однако, серьезное предупреждение. Потом ушел.

Бросив последний взгляд на море – «Господи, в случае победы я куплю себе дом у моря», – он снова сел на лошадь и поскакал назад. Он не хотел, чтобы его отсутствие было замечено. Мерчисон с ума сойдет, обнаружив, что он уехал из деревни, – конечно, если поверил его байке. Но Кристиан не чувствовал слежки за спиной, а теперь это уже не имело значения. Он был уверен, что его письма благополучно отплывут еще до следующего прилива. Он сомневался в короле и во всей этой стране, но была одна вещь, за которую он готов был поручиться жизнью, – это честь среди воров. По крайней мере среди тех, с которыми он знался.

Назад он ехал уже не так быстро и ни разу не оглянулся. Поэтому казалось странным, зачем на полпути он свернул с главной дороги. Он въехал на тропинку, которой один из фермеров разделил свои пастбища, остановился, спешился и, привязав лошадь к столбу, стал ждать.

Всадник, которого он поджидал, появился через несколько минут. Он был одет как путешественник, но тем не менее выглядел грозно из-за громадной фигуры и кривого, по-видимому, сломанного носа. При этом он не казался уродливым. Он был еще очень молод, густые гладкие каштановые волосы имели светлые пряди, выжженные тем же чужим солнцем, которое позолотило его кожу. Нос придавал длинному лицу своеобразие, спасая от участи прослыть миловидным, поскольку у него были пухлые, четко очерченные, чувственные губы и небесно-голубые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Но выражение лица у него было угрожающее.

Он подъехал вплотную к Кристиану и соскочил с коня. Теперь, когда он стоял, а не сидел, скрючившись в углу бара, было видно, что плечи у него широкие и прямые.

Как и Кристиан, он набросил уздечку на забор и протянул ему руку в перчатке.

– Когда ты меня увидел? – спросил он после того, как они обменялись рукопожатиями.

– Как только ты выехал из гостиницы, – ответил Кристиан.

– Врешь, – сказал человек с кривой усмешкой. – Ничего ты не заметил, пока я не выехал из доков, но пусть будет по-твоему, если тебе спокойнее притворяться, будто ты все знаешь.

– Но я заметил, – возразил Кристиан. – Ну как ты? Как дела?

Широкая улыбка преобразила лицо человека: оно стало бесшабашно красивым.

– Ничего нового не нашел, иначе сказал бы тебе. Сквайр все еще бросает деньги на ветер, пытаясь тебя прищучить. Мерчисон – осторожный тип и старомодно-честный – как сволочная птичка-малиновка. А про меня – за себя я не беспокоюсь.

– Как всегда, – сказал Кристиан. – Это меня и тревожит. Так что береги спину, обо мне не заботься.

– Я не должен о тебе заботиться, факт, – подтвердил мужчина. – Ты их всех переполошил. А какую душечку подцепил, стоило выйти за ворота! Красивая до невозможности и ловкая, но недостаточно ловкая, бедная милашка. Как и все, готова опрокинуться на спину. Это видно по выражению ее больших карих глазах, когда она на тебя смотрит. – Он с насмешливым восхищением прижал руки в перчатках к сердцу. – Не знаю, как ты это делаешь. – Он покачал головой.

– Ничего я не делаю, – мягко произнес Кристиан. – Она сестра Джонатана Лоуэлла. Я напоминаю ей любимого брата, вот откуда ее тепло.

– О, я знаю, как ее зовут. Но не сомневаюсь, что тепло у нее есть и в других местах, ты только поищи, – легкомысленно бросил мужчина. – Не трать время, сдается мне, она полна таких теплых местечек. Погоди, Джонатан Лоуэлл... – Глаза у него загорелись. – Понял! Лучший друг. Из родной деревни. Где теперь этот мальчик?

– Погиб на войне, – просто ответил Кристиан.

– А, вот почему сквайр послал за ней.

– Еще она приходится кузиной Софи Уайли, так что послать за ней было просто.

– Софи – красивая штучка, – сказал мужчина. – Застенчивая и нежная. Таких нелегко обезоружить. Я наткнулся на нее, к сожалению, не в буквальном смысле, когда в первый раз докладывал о тебе ее отцу. Он меня представил, хотя, как ты понимаешь, не хотел. Может, он верит, что меня принимают в приличных домах; офицер в отставке, но работа по найму есть работа по найму, в конце-то концов. Она посмотрела на меня как на кусок жареной свинины и поздоровалась так, будто собралась съесть на обед.

– Она помолвлена, – сказал Кристиан.

– Держу пари, эта помолвка – как мяч в игре, полетит, когда ее ухажер не получит титул. Не беспокойся, я таких знаю. У меня ничего нет, и на меня можно только смотреть... не беда, переживу. Крошка Лоуэлл тоже радость для глаз, но не важничает. Жалко, что она видит только тебя. Я бы не вытолкнул ее из-под одеяла. Как и ты. Не ради спорта, твои теплые отношения с ней – прекрасный способ убедить мир в том, кто ты такой.

– Их я никогда не смогу убедить. Я могу только доказать в суде. И докажу, а потом пошлю всех к черту.

– И мисс Лоуэлл? – не унимался мужчина, пристально глядя на него.

– Там видно будет. А пока хватит о девицах.

– О девицах никогда не хватит, – жалобно сказал мужчина.

Кристиан невольно улыбнулся, но продолжал:

– У нас мало времени. Где ты остановился? Я чуть язык не проглотил, когда увидел, как ты преспокойно попиваешь пиво в «Белом олене». Не предполагал, что ты подойдешь так близко. Да еще кланялся красотке в доме сквайра! Ты сумасшедший, это добром не кончится.

– Пока жив еще, – сказал мужчина. – Сначала осторожничал. Снял комнату в коттедже в миле от «Белого оленя». Уютное местечко, и хозяйка – уютная вдовушка с ямочками на щеках. Всё глазки опускала. Она слишком стара для спорта и слишком молода, чтобы жить у нее, не рискуя сделать ошибку. Пришлось заплатить за жизнь в одиночестве. А то я очень подходящий жених, – насмешливо сказал он. – Я наплел, что коробейник, что хочу посмотреть, не удастся ли что-нибудь купить, когда приедет новый граф Эгремонт.

Кристиан засмеялся:

– Это могло пройти со вдовушкой, но Мерчисон мне сказал, что ты – Энтони Бриггз, уволен из армии его величества и промышляешь частными расследованиями. Он знает, что тебя нанял сквайр.

– Частными расследованиями деликатного свойства, да будет вам известно, – с усмешкой сказал мужчина. – Да, шпик соображает. Когда я обнаружил, что он меня раскусил, я прикинул, что теперь можно снять номер в «Белом олене». К тому же вдовушка была соблазнительной, а ты знаешь, что я не устою перед соблазном.

– Устоишь, если понадобится. Значит, теперь ты Энтони? – задумчиво произнес Кристиан.

– Капитан Энтони Бриггз, к вашим услугам, сэр. Звучит?

– Да, хорошо звучит, если не знать тебя поближе. Но нам больше нельзя здесь стоять. Я Мерчисону скажу, что мы с тобой разговаривали, потому что, насколько я понимаю, сейчас он на нас смотрит. Скажу, что ты подошел слишком близко, и я тебя заманил и пригрозил.

Энтони стремительно принял боксерскую стойку: – Ну вдарь, покажи, что знаешь дело!

Кристиан сжал было кулаки, но потом расслабился и улыбнулся:

– Боже, как приятно на тебя смотреть! Оставайся жив – здоров и береги себя. Но дай мне знать, если что-нибудь найдешь. Я хотел уладить это дело за несколько недель и думаю, это удастся.

Энтони опустил кулаки и посерьезнел.

– А этот малый, Хэммонд – хочешь, чтобы я и эту линию проследил? Похоже, с ним все в порядке.

– Не надо, – сказал Кристиан. – Думаю, он такой, как есть, насколько я разбираюсь в людях. Он приехал сюда, рассчитывая получить Эгремонт, но даже пальцем не пошевелил, чтобы в этом удостовериться. Хотя Бог его знает, причина у него веская. Сейчас он ничего не получает, кроме невесты, которая может с ним расплеваться, если ему не достанется наследство, и предполагаемые тесть и теща, которые еще дважды подумают, прежде чем породниться с ним, потому что без титула и имения не так уж он хорош. Во всяком случае, он переполнен благородством. Ну, ступай. Будь под рукой. Скоро игра изменится, и мне важно знать, что ты рядом.

Мужчина кивнул:

– Я не сплю, если не знаю, где ты спишь и кто рядом с тобой. Сегодня ты отослал письма. Что-нибудь получил? Или слышал?

Кристиан моментально насторожился.

– Ничего. Значит, у нас еще есть время. Надеюсь все провернуть, пока кто-нибудь не услышит. Тогда будет поздно. – Он взлетел на лошадь. – Поезжай первым. Я подожду и посмотрю с расстояния.

– А кто будет смотреть за тобой?

Кристиан рассмеялся, запрокинув голову: – Все и каждый, сынок. Думаю, тебе это известно. Любой.

Когда высокий всадник выехал с тропинки на дорогу и умчался, Кристиан вывел лошадь и медленно поехал, погрузившись в думы.

Все шло согласно плану, но кое-что он скрыл от Энтони.

Видимо, подобные интриги, хочешь не хочешь, предполагают сюрпризы. Сюрпризом была Джулиана Лоуэлл. Проблема в том, что она ему слишком понравилась, а это все усложняет. С женщинами всегда так. И дело не в том, что она красивая. Он привык к красивым женщинам, потому что нравился им. Они были ему утешением в детском и взрослом возрасте. Отец говорил, женщины делают мужчин цивилизованными, и Кристиан был с ним согласен. Женское влияние, даже зловредное, дает мужчине чувство завершенности. Он криво усмехнулся, когда подумал, что больше знает зловредных женщин, чем хороших, но все равно им симпатизирует.

Женщины в его жизни играли немалую роль. Он всегда получал то, чего хотел. Женщины чувствовали, что он ими по-настоящему наслаждается, не то что другие мужчины. Внешность и умелое обхождение тоже играли роль. Так же как искренность и прямота. Кристиан умел скрывать свои мысли, но с женщинами это не всегда удавалось. Вот и с Джулианой Лоуэлл тоже. Тем более что она очаровала его. Таких, как Джулиана, Кристиан еще не встречал.

Она его очаровала. Он знал многих женщин, но среди них было мало таких. Софи – хорошенькая, женственная, но манерная, надменная, этот тип женщин Кристиан хорошо знал. Джулиана ведет себя как леди, но с мужчинами откровенна. Однако в женственности ей не откажешь. Кристиан знал женщин, не проявлявших интереса к мужчинам либо из-за солидного возраста, либо из-за нетрадиционной ориентации. Джулиану явно интересовали мужчины – и в частности он.

Она исподтишка бросала на него взгляды, но быстро опускала голову, когда глаза их встречались. Не из кокетства, в этом он хорошо разбирался. Просто она не могла с собой справиться. И это еще больше возбуждало Кристиана.

Он не прочь заняться с ней любовью. Увлечь Джулиану для него не проблема. Он понял это с первого взгляда, как только познакомился с ней. Эта мысль засела в мозгу. У нее было прелестное лицо, золотисто-карие глаза и восхитительные губы. Она и не подозревала, какая соблазнительная у нее грудь. Он, правда, не имел опыта общения с достойными женщинами, но женщина есть женщина, он не сомневался, что затащить ее в кровать будет нетрудно.

Она, не задумываясь, доверяла ему. И это его смущало.

Ему не было чуждо понятие чести. Оно далось ему дорогой ценой. Он знал, что нельзя развращать чистоту не потому, что так сказано в Библии, а потому, что невинность ума и тела так редки и хрупки в этом мире.

В его планы не входили женщины, но она появилась в его жизни, и с тех пор он не мог ее игнорировать. Он не заметил, что лошадь перешла на шаг.

Спохватился, огляделся и заморгал. Он потерял бдительность, забыв о том, где находится! Спятил, что ли? Разве его не учили, что, если полагаться только на свои пять чувств, к вечеру можно стать трупом?

Он беспокоится о Джулиане Лоуэлл? Но можно ли ей доверять? Ей велели шпионить за ним, она этого даже не скрывает. Можно ли быть уверенным, что она та, за кого себя выдает? Здесь никому нельзя доверять!

Но не обязательно доверять женщине, чтобы спать с ней. Большинство мужчин так и поступает. Главное – не терять голову и помнить о своей миссии.

Кристиан пришпорил коня и пустил в галоп, чтобы проветрить мозги и поскорее добраться до «Белого оленя». Будущее покажет; если он получит Джулиану Лоуэлл – прекрасно. Если нет – обойдется. Достаточно того, что завтра он ее увидит. Он устал оглядываться назад. Пора идти вперед.

Глава 8

– Не уверен, что одобряю это, – сказал Хэммонд, глядя, как Джулиана завязывает ленты капора; на ней было красивое платье, на щеках играл нежный румянец.

– Спасибо за заботу, Хэммонд, но в этом нет ничего предосудительного. – Джулиана поджала губы. – И вообще тебя это не касается.

– Ничего предосудительного? Ошибаешься. Ты гуляешь одна с незнакомым мужчиной. Возможно, он выдает себя не за того, кем на самом деле является.

«А твоя невеста убьет меня, если я не пойду, – подумала Джулиана. – Не говоря о том, что я сама убью всякого, кто остановит меня, после того как всю ночь уговаривала себя пойти».

– Едва ли он станет вести себя непочтительно, если намерен доказать, что он именно тот, за кого выдает себя. И как я могу что-нибудь выяснить, не общаясь с ним? – Она едва сдерживала смех. Все, что происходило с ней, было мило и весело. После всех её горестей с души словно камень свалился. Что бы ни означал приезд Кристиана Сэвиджа, такой радости она не испытывала много лет.

Сегодня Кристиан снова поведет ее осматривать Эгремонт и обещал прихватить корзину с ленчем, чтобы устроить пикник. День для этого вполне подходящий, солнечный, ясный. В детстве она бывала на пикниках вместе с Джоном. Вспомнила свои детские годы, и душа наполнилась восторгом. А тут еще перспектива побыть с Кристианом наедине.

Но Хэммонд хмурился, словно угадал ее тайные мысли. I

– Я знаю, что тебе приходится с ним встречаться, – произнес он, – и что ведет он себя пристойно. Он умеет очаровывать и манипулировать, и тут ты бессильна. – Он искренне переживал. – Я имею к этому непосредственное отношение и не хочу, чтобы в стремлении раскрыть правду ты подвергала себя опасности. У нас есть другие способы это сделать, так что не нужно тебе с ним идти, тем более одной.

– Но присутствие служанки мешает, ведь она ловит каждое слово, – возразила Джулиана. – Ты же знаешь, слуги подслушивают. Напрасно в высшем свете их считают чем-то вроде мебели. К тому же я буду чувствовать себя неловко при служанке. Да и он тоже. А если мы останемся вдвоем, может, мне и удастся что-то узнать.

– Ладно, – сказал Хэммонд, – но если случится что-то неприятное, обещай сразу же вернуться. Можешь не брать с собой горничную, я пошлю грума, он будет находиться на почтительном расстоянии. Я на этом настаиваю, – подчеркнул он.

Она было взбунтовалась, но подумала, что он прав. Одно дело – если тебя пестуют, другое – если хотят одурачить.

– Не надоедай ей, – сказала Софи, войдя в холл.

– Я забочусь о ее безопасности, – заявил Хэммонд.

– Ты стараешься ее отговорить. Я думала, мы все решили.

– Мы решили, – подтвердил он. – Но я не обсуждал это с ней.

Джулиана нахмурилась. Они были похожи на давно женатую пару, а не на возлюбленных. Когда Джулиана только приехала, Софи и Хэммонд то и дело обменивались улыбками, а теперь все время ссорились. Джулиана гадала, насколько эти ссоры повлияют на ее судьбу и насколько велика вероятность того, что Хэммонд потеряет Эгремонт. В таком случае он может потерять и Софи. Понимает ли Хэммонд, что любовь Софи зависит от его будущего?

И словно в подтверждение, мыслей Джулианы Софи выпалила:

– По-моему, ты готов отказаться от Эгремонта и титула, если это доставит неудобство моей кузине! Не думала, что ты настолько глуп.

У Джулианы перехватило дыхание. Хэммонд замер, у него запылали уши. Софи поняла, что зашла слишком далеко.

– Извини, Хэм, – она положила руку ему на плечо, – я не хотела тебя обидеть, просто нервы расшалились. На следующей неделе мы собирались купить шелк для большого салона в Эгремонте, а теперь не знаем, – ее голос дрогнул, – не придется ли жить в съемных квартирах!

– Я не так богат, как граф Эгремонт, – с достоинством промолвил Хэммонд, – но в съемной квартире не поселил бы тебя, Софи. Давай обсудим наше будущее прямо сейчас. Ты нас извинишь, Джулиана?

– Уже ухожу. – Джулиана помахала им на прощание. Уж лучше она подождет Кристиана под дождем, чем останется с ними хоть на минуту.

Не оказалась ли она свидетельницей разрыва помолвки кузины? Только Джулиана об этом подумала, как с дороги донесся стук двухместной коляски Кристиана.

Он посмотрел на нее сверху вниз, склонив голову набок.

– Вижу, что-то случилось? Однако, надеюсь, мы все же поедем?

– О да! – Он выглядел потрясающе. Цилиндр и плащ нараспашку, из-под плаща виднелись темно-коричневый сюртук и жилет горчичного цвета. Облегающие брюки и высокие сверкающие коричневые сапоги. Модный, недосягаемый и отчаянно желанный.

– Однако есть проблемы? – Он пристально посмотрел на нее.

– Дела семейные, – ответила она со смешком. – Знаешь, как это бывает.

– Могу догадаться. Тебе приказали разоблачить меня до захода солнца, иначе оторвут уши?

– О Господи, нет! – Она улыбнулась. – Разве я смогу? Я имею в виду, разоблачить тебя?

– О да. – Он тоже улыбнулся. – Очень на это надеюсь.

С робкой улыбкой она приподняла подол платья, взяла его протянутую руку и, встав на колесо, взобралась на высокое сиденье рядом с ним.

День был мягкий, солнце хоть не блистало, но по крайней мере было на небе, что в Англии редкость для апреля. Желтые и розовые цветы на кустах по обе стороны дороги к Эгремонту были словно нарисованы пастелью. Особняк как-то вдруг показался из дымки.

– Он великолепен, – вздохнула Джулиана. – Или это клише?

– Это правда, – сказал он. Он остановил лошадей, чтобы полюбоваться видом особняка на холме. – Господи, ну надо же! Прости, я все забываю, как надо говорить с дамой. Но я никак не привыкну к тому, что скоро он станет моим. Ты только посмотри на него! Я не знал о его существовании, было только отдаленное ощущение, что есть какие-то родственники, которых я никогда не увижу. Он никогда не входил в мои планы – ни когда мы здесь жили, ни тем более когда нас вышвырнули из Англии. И даже когда мы добились освобождения. Меня пугает, что столько людей погибло, чтобы он стал моим, от всех этих совпадений голова идет кругом. Так же, как от величия Эгремонта. Но я его приму, и приму с радостью. А как бы ты поступила на моем месте?

– Так же. – Она осмелилась поднять на него глаза. Всю дорогу она рассматривала пейзаж, но за время разговора успокоилась настолько, что могла взглянуть на него. Когда она сделала это в первый раз, у нее перехватило дыхание. Ей захотелось еще раз поднять на него глаза, однако пора было приниматься за работу.

– Тебя не беспокоит, что так много смертей, причем следующих одна за другой?

Он засмеялся, тряхнул вожжами, и они снова тронулись в путь.

– Хочешь спросить, верю ли я в проклятие? Нет, и черт... будь я проклят, если оно меня остановит. Проклятия были на каждом дюйме земли, по которой я ходил, так по крайней мере говорили туземцы. Они говорили, что земля их священна. Иногда я этому верил. А уж в Ньюгейте призраков было с избытком. – Он нахмурился: – Нет, я принимаю Эгремонт, проклятия и все остальное. Единственное, что меня смущает, – это что мои родичи не верят в проклятия. Они уверены, что мы с отцом что-то сделали для устранения графов, непонятно только, каким образом, если мы находились на другом конце земного шара.

– И все-таки согласись: странно, что все предыдущие графы погибали от несчастных случаев, – настаивала Джулиана. – Кстати, если говорить о наследстве, как ты думаешь, сколько времени осталось до того момента, как вопрос о наследстве будет решен?

Он метнул в ее сторону острый взгляд, и ей показалось, будто она стоит на краю пропасти.

– А, взялась за работу. – Он засмеялся, заметив на ее лице виноватое выражение. – Прими чаевые, крошка. Три. Быть может, дня, месяца или года. Такое число невозможно отрицать. «Кстати» – раз, «если говорить о наследстве» – два и «как ты думаешь» – это слишком много и свидетельствует о том, что ты нервничаешь. Не смущайся, это хорошо. Значит, ты неопытный шулер. Я приехал из мест, где было полно мошенников. И могу сразу их распознать.

Он стал осторожнее, подумала Джулиана. Акцент оставался прежний, но он все чаще употреблял сленг. Это означало, что он может быть не только безупречным джентльменом, но и старым другом, как во времена их юности. Нет, теперь он уже не такой.

– Не волнуйся, – сказал он. – Поверь, рано или поздно ты разберешься. Чего только я не пережил, Сокровище! Я не тот мальчик, которым был. Но негодяем не стал.

Джулиана не нашлась что ответить.

Они выехали на дорогу, спускавшуюся к озеру, столь совершенному по форме, что Джулиане казалось, будто оно искусственное. Деревья и кусты по берегам добавляли ему очарования.

Они поехали к огромному строению, стоявшему на травянистом склоне. Это была копия Парфенона – мраморная ротонда с высокой колоннадой. От ее входа вниз спускалась широкая лестница. Кристиан остановил двуколку, привязал лошадей к постаменту так, чтобы они могли щипать траву, снял корзину и подал Джулиане руку, помогая сойти на землю. Она огляделась. Строение с трех сторон было окружено гигантскими кустами. Тишину вокруг нарушало лишь пение птиц и топот копыт лошади грума, следовавшего за ними. Грум завел лошадь в рощицу в сотне метров от них. Он подъехал к дереву, уселся под ним и стал глядеть на озеро.

– Твои родственники доверяют мне, это хорошо, – произнес Кристиан.

– Просто они не хотели отпускать меня одну, – возразила она, смутившись, потому что они как раз не доверяют ему, иначе не послали бы ее, и ей не следовало идти, коль скоро она это понимала.

– Знаю. Я не иронизировал. Они доверяют мне настолько, что не послали с тобой горничную.

Она не понимала, насмехается он над ней или говорит серьезно. С этим человеком постоянная проблема: она не может понять, когда он серьезен, а когда дразнит ее, что очень похоже на Кристиана и Джона.

– Я мог бы взять с собой лакея, чтобы он это тащил, – сказал Кристиан, принимая корзину, – и прислуживал нам. Но тогда завтрак получился бы официальным. Вообще-то я хотел принять тебя в Эгремонте по высшему разряду, но мне не разрешили. Там сейчас живут только слуги. Ну не абсурд ли? Слуги живут, как графы, а граф обедает на стороне. Мне приходилось есть в местах и похуже, и я приношу тебе свои извинения. – Он отмахнулся от ее предложения помочь. – Мы пойдем в летний дом, если не возражаешь. Дворецкий предложил.

Летний дом? – пробормотал он, глядя на искусственный Парфенон. – Здесь могут жить три семьи.

По мелким ступеням они поднялись в ротонду. В прохладном холле Кристиан остановился и оглядел голые каменные своды:

– Бррр. Этот дом скорее предназначен для погребения. Такое ощущение, что это мавзолей.

Она хихикнула:

– Именно так он и выглядит.

– Это не место для ленча, – заявил Кристиан. – Может, летом и ничего, когда от жары закипает озеро, но не сейчас.

Она с любопытством посмотрела на него:

– Здесь никогда не бывает жарко.

– А, изловила самозванца? Я просто забыл, что здесь совсем другой климат. Однако забавно, как память цепляется за мелочи вроде любимой собаки и счастливых мгновений, но теряет главные события. – Он нахмурился. – Мы не можем здесь оставаться, здесь холодно. Как тебе ленч на траве? В фаэтоне есть одеяло, расстелем и будем за едой любоваться озером.

– С удовольствием.

Он расстелил одеяло на солнце у стены летнего дома рядом с зарослями рододендрона. Она не без удовольствия заметила, что грум их не видит, если они сидят.

Хозяин «Белого оленя» расстарался: паштет из цыпленка, ломтики жареного мяса, сыр, хлеб, тарталетки и бутылка фруктового красного вина. За обедом Кристиан снова рассказывал о чудесах края света: зеленых птичках, животных с карманами, немного про опалы, золото и жемчуг. Но ни разу не упомянул о тюрьме, цепях, о наказаниях или заключенных.

Слушая его, Джулиана приуныла. Все, о чем он рассказывал, она читала в «Журнале для джентльменов», который нашла в библиотеке сквайра. Он не привел ни одного факта в пользу того, что он Кристиан Сэвидж. А был ли он на краю света? Об их общем прошлом он тоже ничего не сказал.

– Что-то ты притихла, – произнес он наконец. – Я не даю тебе вставить слово? И о нашем прошлом не говорю. Как же ты узнаешь, кто я такой?

Она вспыхнула.

– Не смущайся. Конечно, ты хочешь знать. Я тоже хочу, чтобы ты узнала. Наверно, ты не поверишь мне, но сейчас не так важен Эгремонт, как то, веришь ли ты мне.

Этому она действительно не поверила. Потому что они сидели на земле красивейшего имения Англии. И он знал, что ее мнение не имеет ни малейшего значения для установления права владения. Но она промолчала. Хочет она того или нет, ей необходимо выяснить, кто он.

Он сидел на одеяле – одна нога вытянута, другая согнута в колене – и, глядя на нее, болтал в стакане вино. Взгляд у него был ясный и чистый. Как мерцающее озеро.

– Джулиана, – произнес он со вздохом, – я должен рассказывать о том, как мы запускали змея и ты несколько часов выла после того, как ветер вырвал его у тебя из рук и отнес на вершину дерева? Или как мы с Джоном решили сделать невидимые чернила и перепачкали все так, что мне целую неделю не разрешали показываться в вашем доме? Или как Джон свалился в заброшенный колодец, и мы чуть не умерли со страху, пока его голова не показалась над краем и мы поняли, что там настил и он стоит на досках, а не в воде? И смеется как ненормальный, потому что нарочно скорчился, чтобы нас напугать?

– Про невидимые чернила я не помню.

– Значит, я лжец?

Она с надеждой посмотрела на него:

– Я так не думаю. Я не хочу, чтобы так было. О, что я должна думать? Вот был бы здесь Джон, он бы в минуту тебя узнал.

– Вряд ли. Все это было очень давно, я изменился. Дело не в годах, а в качестве прожитых лет. Помнишь моего отца?

– О да, – энергично сказала она. – Очень милый человек, целые дни работал с бухгалтерскими книгами и балансами, но всегда находил время поговорить с нами.

– Я еще кое-что вспомнил. Однажды он сказал, что ты сама похожа на воздушного змея: уцепишься за рукав Джона и тащишься за ним. Помнишь?

– Нет, – расстроено сказала она. – Но ты говорил, не важно, что я помню. Что до этого никому нет дела.

– Я такого не говорил, – возразил он. – Я сказал, что это не будет иметь значения на суде. Однако для меня это важно.

– Почему? – Она ожидала комплиментов, но не потому, что хотела их услышать, а потому, что обманщики всегда льстят.

– Потому что ты вызываешь приятные воспоминания, Джулиана. Потому что ты, Джонатан и та жизнь, которую мы вели, была чистой, нетронутой частью моей жизни, это одна из немногих сторон молодости, которую мне хочется вспоминать. А еще потому, что ты красивая женщина, – сказал он с ласковой улыбкой, – и мне хочется доставить тебе удовольствие.

Это было не совсем то, чего она боялась, но лесть все-таки была, и это свидетельствовало не в его пользу. Джулиана смотрела на него, желая прочесть его мысли.

Он, в свою очередь, посмотрел на нее, потом вдруг наклонился и коснулся ее губ губами. Она не шелохнулась. Только сердце гулко забилось. Кристиан отстранился и посмотрел на нее.

Она не произнесла ни слова.

Он поставил стакан, встал на колени, привлек ее к себе и страстно поцеловал.

Джулиана вздохнула, ее спутник воспользовался моментом, и язык скользнул к ней в рот и обратно. Она опять вздохнула, он засмеялся и повторил. Конечно, ее уже целовали, но ни один кавалер не позволял себе таких вольностей. А если пытался, то получалось мокро, грубо, неприятно. Но то было раньше. А сейчас? Это было приглашение, не атака, а искусительный вопрос. Все, что исходило от этого мужчины было приятно.

Сначала поцелуй показался странным, но потом она вошла во вкус и ответила на него. Кристиан приблизился к ней. Джулиана расслабилась в восторге от того, каким удивительно теплым оказалось его худое тело. Он больше не был удаленным или отстраненным, под ее ладонью билось его сердце. В отличие от других мужчин, которых ей приходилось целовать, он не медлил и не спешил, не требовал большего. Как настоящий добрый друг.

И в то же время она испытывала к этому мужчине сводившую ее с ума страсть.

Наконец он отстранился, но только для того, чтобы, осыпая легкими поцелуями подбородок, добраться до уха и прошептать: «Ну же, Сокровище, поцелуй меня так же». Потом снова поцеловал ее, и Джулиана, не раздумывая, протолкнула язык в полуоткрытый рот и почувствовала благодарный вздох Кристиана.

Он обхватил ее лицо руками, углубляя поцелуи, гладил ее по плечам и спине. Руки накрыли ее грудь. Он погладил напрягшийся сосок, поцеловал шею. Джулиана вцепилась ему в плечи и задрожала, дыхание остановилось.

Вдруг она отпрянула, смущенная и удивленная в равной мере. Кристиан ее сразу же отпустил, но нахмурился:

– Что такое?

– Ты... я... мы не должны.

– Почему?

– Ты знаешь.

– Не знаю.

– Я не могу, – сказала она, не глядя на него.

– Но почему?

– Потому что, – она устремила на него взгляд, – мы можем слишком далеко зайти.

– Да. Так оно и есть, – ответил он с улыбкой.

– Не знаю, как делается на том краю земли, но ты, конечно, помнишь, что воспитанные женщины не делают этого с мужчиной, пока не получат обещания... а я этого не жду! – быстро добавила она.

Джулиана вскочила, отряхнула юбку и беспокойно огляделась.

– Вообще-то делать это можно лишь при условии, что ты собираешься жениться. К этому обязывают даже поцелуи. О чем я только думала? – Она прижала руку ко лбу. – Господи, мне повезло, что грум спит.

Он встал вслед за ней.

– А если бы и не спал – оттуда ему не видно, я в этом удостоверился, – спокойно произнес он. – Я общался с женщинами легкого поведения, не хочешь ли ты сказать, что здесь, в Англии, парень не может прижаться к приличной женщине? Там, где я был, мужчины ведут себя свободнее, но женщины не так уж сильно отличаются от мужчин!

– Отличаются, – возразила она не слишком уверенно. Потому что знала, что многие девушки выходили замуж и рожали прекрасных детишек через пять-шесть месяцев после свадьбы. Но то были простые девушки. Нечто подобное происходило и в высшем свете. Но Джулиана знала, что она совсем другая. По крайней мере так думала. Во всяком случае, она женщина просвещенная. Но порядочная женщина не позволит себе того, что они только что делали.

– Если там, где ты был, женщины ведут себя подобным образом, что они делают, если забеременеют?

– Тогда парень берет на себя всю ответственность и поступает как положено.

Она прищурилась; к ней вернулся здравый смысл.

– И ты бы рискнул? Ведь ты меня едва знаешь. Здесь твои ставки повысились, тебе известны наши правила и мораль. Должно быть, ты шутишь. – У нее округлились глаза. – Или считаешь меня аморальной? Готовой на все, лишь бы выяснить, кто ты такой? Ни за что! Я согласилась сказать родственникам, что именно думаю о тебе. Мне также хотелось вспомнить прошлое. Но главная моя цель – выяснить правду. Сожалею, если ты неправильно меня понял.

Он протянул к ней руку, она отступила на шаг. Кристиан нахмурился.

– Я не шутил. Да, меня учили морали, но я ребенком покинул этот остров и этот мир. И забыл ее. Считал, что все это сказки для детей, чтобы воспитывать их. Пожив в совершенно другом мире, я пришел к выводу, что то, чему меня учили, – неправда. Но теперь вижу, что ошибся. Извини, если я тебя обидел.

Он опустил голову. А когда поднял ее, глаза его блестели.

– Джулиана, если после того, что между нами было, я должен на тебе жениться и если ты этого хочешь, я к твоим услугам.

– Нет! – воскликнула она. – Уж не думаешь ли ты, что я охочусь за твоим состоянием? К тому же я тебя совершенно не знаю.

Он улыбнулся:

– Я тебя совсем запутал. Мне тоже хотелось бы узнать тебя получше. И если ты не хочешь меня, пусть все остается как было. К тому же надо учитывать чувства моей жены и троих детей.

Она натянуто улыбнулась:

– Не знаю, что с тобой делать.

– Потому и пришла сюда? – дерзко спросил он и стал собирать принадлежности пикника. – Со временем все прояснится, Сокровище. – Он помолчал. – Ты дашь мне время?

Она кивнула и стала помогать ему собирать тарелки и приборы. Она не решалась заговорить. Кристиан любил шутить и насмехаться, но сейчас речь шла о важных вещах. Что бы он сделал, если бы она охотилась за богатством? Или хотела найти себе мужа? Ввязался бы в авантюру? Или он уже ввязался? У него пока нет сокровищ Эгремонта. Не исключено, что он действительно женат.

Джулиана никогда не позволяла себе ничего подобного с мужчинами. Но с ним все было легко и вполне естественно. Она прикусила губу. Кем бы ни был этот мужчина, она питает к нему сильные чувства, и ей хорошо, когда он рядом.

Глава 9

Джулиана сидела молча, сложив руки на коленях. Она заметила, что они дрожат. Наконец, она села в высокую коляску Кристиана, и они, поехали к дому сквайра. Она не могла поверить, что так себя с ним вела! Как девица легкого поведения. Что на нее нашло? Она не знала, плакать или смеяться, но хорошо понимала, что на нее нашло! А он сидел рядом и изредка на нее поглядывал.

Пропади пропадом этот мужчина! Она не была распутной, но он лишил ее разума своими ласками. Он загадка, он проблема, ей захотелось снова поцеловать его. Хуже всего то, что теперь она не может доверять не только ему, но и себе. Она украдкой посмотрела на его красивое лицо и затрепетала, вспомнив о том, как все было. Он не сказал ни слова за все время пути, но заметил, как она исподтишка на него посмотрела.

– Ты больше не хочешь со мной разговаривать? – миролюбиво спросил он. – А как же твое расследование? Или ты будешь задавать вопросы в письменном виде?

Она едва сдержала смех.

– Джулиана, я уже сказал, что сожалею, если обидел тебя, но ведь ничего не было. Я не имею в виду, что это пустяки, это было великолепно, – быстро поправился он. – Но это всего лишь поцелуй. И еще несколько минут удовольствия. Ни вреда, ни риска, ни проклятий проповедника с кафедры, ни тревог, разве что ты сама этого захочешь. Хочешь?

– Конечно, нет! Но я шокирована. К тому же... – Она поколебалась, но решила быть предельно искренней. – Я не знаю, что ты обо мне думаешь.

Он окинул ее испытующим взглядом. Потом улыбнулся:

– Я думаю, что ты великолепна, но может, и ты скажешь? Не швыряйся ничем в меня, я имею в виду, в другие стороны тоже.

– У меня было ощущение, что ты старый друг. – Она склонила голову набок, пытаясь вслух разобраться с загадкой. – Я полагала, что с тобой мне будет уютно, как в прежние дни. Я забыла, что мы стали взрослыми. Но пришлось вспомнить.

– А-а. Значит, ты меня наконец-то узнала?

Она покачала головой:

– Иногда узнаю, а иногда нет. Ты напоминаешь мне многое, о чем я забыла. Но кое-что не знаешь, о чем должен бы знать. Так по крайней мере я думаю. – Она подняла голову и пытливо посмотрела на него. – Вернись ты в Англию просто как Кристиан Сэвидж, чтобы всем показать, как хорошо у тебя сложилась жизнь, я бы в тебе не сомневалась. Но как наследника Эгремонта тебя ждет богатство и титул, а это все меняет.

Он кивнул, взгляд его был серьезен.

– Понятно. Но не узнай я о наследстве, я бы сюда не вернулся. А ты не думаешь, что твои слова свидетельствуют о том, что ты мне хоть чуточку доверяешь?

Она с горечью рассмеялась:

– Проблема в том, что я доверяю тебе не чуточку, а гораздо больше.

– С этим надо что-то делать, – пробормотал он.

– По-моему, на сегодня ты уже достаточно сделал. По-моему, лучше пусть все идет само собой.

– Но ты желаешь и дальше встречаться со мной?

Она отвела взгляд и кивнула.

– Хорошо. Тогда не бросайся по их требованию на меня, как... – Он не договорил. – Джулиана, убедись, что они относятся к тебе о уважением. Как если бы посылали ко мне Софи. Пусть окружают тебя компаньонками, посылают с тобой как можно больше народу, как с настоящей английской леди. Именно этого ты заслуживаешь. А обо мне не беспокойся. – Он засмеялся. – Я за себя постою.

Она вскинула голову:

– Хочешь сказать, что если они не будут относиться ко мне с уважением, то и ты не будешь?

– Хватит с меня искушений. Я не уверен в том, что здесь считается правильным. Я снова сказал что-то обидное?

– Ты действительно хочешь, чтобы я тебе доверяла? Проклятие! Даже если ты шутишь, это сомнительно! Понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю. Но ты сказала бы мне о своих страхах, если бы совсем не доверяла?

Она снова опустила глаза:

– По правде говоря, Кристиан, я и сама не знаю.

– Отлично, – ответил он. – Это уже кое-что.

Больше они не разговаривали, пока не подъехали к дому сквайра. Кристиан соскочил на землю, помог ей пуститься и помедлил, держа ее за руку.

– До завтра?

– Я бы хотела, но не слишком ли это скоро?

– По-моему, чем чаще мы будем видеться, тем они будут счастливее. Вот бы и ты так: чем чаще встречалась бы со мной, тем счастливее себя чувствовала бы. Значит, до завтра?

Она кивнула. Потом усмехнулась:

– Возьми экипаж побольше. Со мной будет легион служанок.

Он улыбнулся:

– А ты возьми аппетит. Я думаю, на этот раз мы пообедаем в гостинице. Ну, до завтра. – Он сел в пролетку, одной рукой взял вожжи, другой помахал ей и уехал.

Джулиана посмотрела ему вслед и пошла к дому. У нее оставалось много вопросов, но ее не тревожило, что скажут родственники. Пусть она не знала, кто такой Кристиан, зато знала, каков он. Этот мужчина вдохнул в нее жизнь.

Может быть, он жулик и плут. Но если он и в самом деле Кристиан Сэвидж, скоро он станет графом. И тогда, вполне возможно, достигнув своей цели, он ей улыбнется и, может быть, поцелует в щечку, а потом отправится искать себе в жены богатую и знатную женщину. Если у него уже нет жены и троих детей. Но в данный момент это не имело значения.

Она доберется до сути, даже если это разобьет ей сердце. Скоро ей придется возвращаться домой. Как только загадка наследства Эгремонта будет решена. Кузине она больше не понадобится. Видимость дружбы между ними стала слишком призрачной. А если Кристиан окажется обманщиком, он исчезнет в ночи или его закуют в цепи. Об этом не хотелось думать. Если он граф, у него останутся дружеские чувства, в это она верила. Но если она уедет, вряд ли он последует за ней.

Когда она вернется домой, можно будет принять предложение родителей поехать в Лондон, или Брайтон, или еще куда-нибудь, где есть подходящие мужчины. Она таких редко встречала. Пусть она всего лишь дочка джентльмена-фермера, но она мечтала, что, как спящую красавицу, о которой ей рассказывали в детстве, ее разбудит поцелуй принца. Пора ей найти того, с кем можно начать новую жизнь, кого можно полюбить.

Сейчас за ней ухаживают – может быть, с корыстной целью, но теперь она знает себе цену. Ее пронзило воспоминание об удовольствии, которое так напугало ее. Она испытает его. А потом начнет новую жизнь, поклялась Джулиана.

– Вот она! – сказала жена сквайра и встала, когда Джулиана вошла в салон. Там собрались родственники, Хэммонд и высокий старик, который с трудом встал, опираясь на трость.

– Сэр, – сказал Хэммонд, – это Джулиана Лоуэлл, кузина Софи, молодая женщина, которая росла вместе с Кристианом Сэвиджем, как мы вам говорили. Джулиана, это сэр Морис, баронет Сэвидж. Король пожаловал ему титул за оказанные услуги, – с гордостью добавил он.

– Всего лишь за помощь в делах приобретений, – произнес старик; голос у него был на удивление громкий. – Я до некоторой степени эксперт по антикварной живописи, фарфору и прочим ценностям. Он оценил мою помощь в выборе этих предметов.

– Баронет почтил нас своим визитом, – трепеща от восторга, сказала жена сквайра. – Он редко покидает свой дом. У него один из самых выдающихся замков на севере, наполненный сокровищами, о нем упоминается в каждом путеводителе.

– Это взнос моей последней жены, – отмахнулся баронет. – Действительно, я мало разъезжаю, по крайней мере в последние годы, только в случае необходимости. Забота о чести семьи берет верх над стремлением к комфорту. Терпеть не могу письменных докладов. Если появляется давно потерянный родственник, мой долг – увидеться с ним. Если окажется, что он шарлатан, тем более. Здравствуйте, мисс Лоуэлл.

Джулиана поклонилась.

– Прелестный ребенок, – одобрил баронет. – Да, Марта, вы правы, она очаровательна. И вы посылаете ее одну с этим типом, который заявляет, что он мой кузен? Фи, Генри. Нехорошо с вашей стороны.

– Именно это я и говорил, – торжественно заявил Хэммонд.

Джулиане было приятно, что старый джентльмен о ней заботится.

– Какой от этого прок? – продолжал баронет. – Только воду мутить. Молодым женщинам так легко запудрить мозги.

Джулиана прищурилась; хорошо, что она еще не распрямилась после поклона.

Подняв голову, она обнаружила, что старик пристально на нее смотрит. Худой, лицо не обезображено возрастом, только под глазами и возле рта глубокие морщины. Остатки волос седые, коротко стриженные. Длинный нос, впалые щеки, но глаза ясные и голубые, как небо. Одет во все черное, одежда висит на нем, а не облегает согласно моде, но безукоризненно чистая. И слава Богу, подумала Джулиана, от него пахнет лавандой, а не камфарой или чем-то еще более неприятным, как обычно от стариков.

– Итак, мисс Лоуэлл, что вы думаете об этом человеке? Он ваш друг детства?

– Пока не знаю, сэр, – сказала Джулиана. – Но не исключаю такой возможности. Он помнит вещи, которые неизвестны посторонним и не могут быть известны из-за своей незначительности. – Увидев, что Хэммонд побледнел и упал духом, она добавила: – Но я тогда была маленькой, и мои впечатления не имеют никакого значения.

– О, я уверен, что имеют, – сказал баронет. Опираясь на палку, он тяжело опустился в кресло. – Садитесь, дитя мое. Я задам вам пару вопросов и кое-что расскажу.

Джулиана села напротив старика и с любопытством ждала.

– Он вас расспрашивал о детстве?

– Нет, спросил только, что случилось с моим братом, его другом. Ну и конечно, интересовался, помню ли я, что проделывали он и мой брат.

– Ну и вы?.. О чем именно он говорил?

Она задумалась.

– Многое я вспомнила, но не все. Однако...

– Он ей рассказывал про цыганскую ярмарку, – с горькой усмешкой сказала Софи. – Она удивилась, что он помнит, но я ей сказала, что об этом все знают. Правда, говорит он занимательно.

– В этом я не сомневаюсь вне зависимости от того, кто он на самом деле, – сказал сэр Морис. – Самозванец извлекает выгоду из своего обаяния, а мужчины нашей семьи им славились. Мой сын Саймон был именно таким.

Наступила тишина. Все вспомнили единственного сына сэра Мориса, очаровательного Саймона, который утонул три года назад.

– Но я разговариваю с вашей кузиной Джулианой, – мягко произнес баронет. – Я бы попросил не прерывать нас, Софи.

Софи опустила голову; ее родители смутились.

На Джулиану произвело сильное впечатление, что они так легко подчинились баронету. Она призадумалась, как повел бы себя Кристиан, как вообще эти двое поладят между собой. Чем больше она об этом думала, тем больше понимала, что оба очень властные. Она с возросшим интересом взглянула на баронета. Тот ободряюще улыбнулся.

– Он рассказал о нескольких случаях из моего детства, – призналась Джулиана. – Он знает мое семейное прозвище; знает любимую еду брата и как звали нашу собаку. Столько мелочей... Быть может, он действительно тот, за кого выдает себя.

– Понимаю. А что он рассказал о своем преступлении? И о наказании?

Она опустила взгляд:

– Ничего. Вернее, он отрицает, что совершил преступление. Я об этом больше не спрашивала. Слишком болезненная для него тема. А как же? – сказала она, видя, что Софи смотрит на нее с ненавистью. – Такие вопросы могут только смутить или причинить боль, ведь я ничего не знаю о его прошлом. Нет смысла спрашивать. Он мог бы ответить мне что угодно.

– Верно, зато я знаю, – задумчиво произнес баронет. – Я читал доказательства. Мне их прислал Чарльз, шестой граф, чтобы я вмешался и защитил семью. Когда я прочел доказательства того, что сделали Джефри Сэвидж и его сын, я был глубоко потрясен, мне было стыдно, что мы носим одну фамилию. Вместо смертной казни Кристиана с отцом выслали из страны. Меньшего они не заслуживали. Могу добавить, что милость была проявлена только благодаря доброте последнего графа. И видите, чего ему это стоило, – пробормотал он. – Мисс Лоуэлл, – сказал он, глядя на нее немигающими голубыми глазами, – Кристиан он или нет, но этот человек – жулик и лжец. Я как раз собирался рассказать вашим родственникам, что обнаружил. Может, я редко покидаю свой дом, но слежу за делами в нашей семье, как ни печальны они в последнее время. Я хорошо плачу за информацию и потому знаю больше, чем Боу-стрит и частный детектив, которого нанял ваш кузен.

Он кивнул на сквайра и снова посмотрел на Джулиану.

– Рассмотрим факты. Джефри с сыном посадили в Ньюгейт. Там свирепствуют болезни, лихорадка сгубила многих еще до суда. Халкс, где их содержали до отправки на край света, еще хуже. А про Ботани-Бей нечего и говорить. Многие не выживают в таких условиях, но парень, называющий себя сыном Джефри Сэвиджа, выжил! Выжил раз, другой, третий! Шансы были крайне малы. Хотя у него могли быть несколько выше, – добавил он с улыбкой на тонких губах. – Потому что, как я обнаружил, у Джефри Сэвиджа было три сына.

– Что?! – в один голос воскликнули сквайр и Хэммонд.

Жена сквайра удивилась, Софи вытаращила глаза. Джулиана обмерла.

Довольный эффектом, баронет кивнул. Но когда он увидел реакцию Джулианы, в его взгляде появилась тревога.

– Причина того, что Джефри прожил так долго, в том, что в Ньюгейте он и его сын оказались под защитой двух закоренелых преступников. Возможно, по возрасту они не отличались от его сына, но погрязли в преступлениях. Они были беспризорниками, ночевали в сточных канавах, занимались воровством и были причастны к другим преступлениям, о которых не стоит говорить в приличном обществе. – Он махнул тонкой белой рукой. – Список их грехов бесконечен. По прежнему опыту они знали, как выжить в тюрьме. Они помогли Джефри избежать ловушек, в которые попадают более наивные люди. И взамен обрели защиту сильного взрослого мужчины, имевшего доступ к деньгам. Джефри воспользовался этим знанием и отправился в Новый Южный Уэльс. Там он добился освобождения. Став свободным, он усыновил двух мальчиков, то есть взял их под опеку и назвал сыновьями. А теперь я вас спрашиваю, – он наклонился вперед и посмотрел на Джулиану, – мог ли Кристиан пережить все лишения? Даже хитрец Джефри не смог. Но были два других мальчика такого же возраста, которые пользовались покровительством отца Кристиана. Конечно, никто из них не мог стать наследником, но любой мог выдать себя за него. Кто лучше знает историю жизни мальчика, чем другой мальчик, которому за долгие годы заключения первый пересказал все, что помнил? Я пока не выяснил, что сталось с этими двумя мальчиками, но непременно их разыщу, будьте уверены.

Джулиана словно окаменела.

Баронет стукнул палкой об пол:

– Да, я уверен, что этот парень – один из тех мальчиков. Или, что тоже возможно, преступник из той же колонии. Вы только подумайте, приходит письмо с сообщением о наследстве. Помимо всего прочего, если всем мужчинам, наследникам Эгремонта по прямой линии, суждено было умереть, даже мой Саймон стал бы кандидатом на наследство.

Жена сквайра всхлипнула, сквайр помрачнел, Софи хмуро глядела на Хэммонда, который казался совершенно несчастным.

– Но что, если этот человек – Кристиан? – спросила Джулиана.

Баронет внимательно посмотрел на нее:

– Вы о нем уже заботитесь?

Она покраснела, вспомнив объятия Кристиана. Джулиана попыталась собраться с мыслями и вспомнить, почему допустила эти объятия – если не считать красоты Кристиана.

– Меня заботит только правда, сэр, – сказала она. – Что, если он говорит правду? Бывает, что люди выживают, не имея ни единого шанса. И если он невиновен, его жизнь тоже будет в опасности, не так ли? Я не говорю о возможном убийце, но вы тоже обвиняете его в присвоении чужого имени. Наказание за это суровое. Разве мы не должны установить истину?

Баронет кивнул; ей показалось, что в его глазах мелькнуло одобрение.

– В самом деле, – сказал он, – за присвоение чужого имени ему грозит тюрьма. Если же он на деле примет имение и титул, а потом его разоблачат как лжеца, наказанием будет смерть.

У Джулианы похолодели руки.

– Но для этого потребуется много доказательств, – сказала она.

– Конечно, – сказал баронет, глядя на нее с изумлением.

– В таком случае я по-прежнему должна с ним встречаться, чтобы выяснить все, что смогу?

– О да, – сказал он. – Если вы и дальше желаете нам помогать, мы будем вам благодарны. Но скажу прямо, – он смотрел не на Джулиану, а на сквайра и его жену, – я не подам ему вас на блюде, словно жертвенного ягненка, как это делалось до сих пор.

– Я этого никогда не хотел. – Хэммонд бросил уничтожающий взгляд на Софи. – Я возражал.

– И правильно делали. Молодая невинная женщина бессильна против такого негодяя, тому есть прецеденты в истории. Некоторые самозванцы были удивительно успешны. Во Франции один человек вернулся с войны, явился к горевавшей вдове, объявил, что он ее муж, и стал с ней жить! В конечном счете его разоблачили, но если уж вдова позволила себя убедить, вообразите, как легко поколебать друга детства. Вы снова намерены с ним встретиться? – спросил он у Джулианы.

– Да, завтра, – ответила она, думая про себя, что вдова либо была очень одинока, либо слепа. – Мы собирались пообедать в гостинице, где он живет.

– Хорошо. Я бы хотел, чтобы к вам присоединились Софи и Хэммонд.

Он не спрашивал, он распоряжался. Хотя Джулиана была послушной дочерью и привыкла подчиняться властному голосу, она ощетинилась. Этот человек ей не отец, строго говоря, даже не родственник. Она была готова взбунтоваться, но вспомнила, что хочет снова увидеть Кристиана, и поскорее.

Джулиана молча кивнула и стала слушать, как они говорят о Кристиане и его целях, обсуждая то, что она уже слышала. Ей надоело. К тому же она думала о более важных вещах.

– Вы меня извините? – наконец сказала она. – Мне нужно до обеда написать письмо родителям.

– Конечно, дорогая, – сказал сэр Морис. Джулиана встала. Выходя из комнаты, она чувствовала на себе взгляд баронета.

Джулиана поднялась к себе. Мысли метались и сплетались, как змеи, каждая новая рождала следующую. Они готовят Кристиану ловушку. Он к этому готов. Им безразлично, что в ловушку может угодить невинный человек. У них деньги, положение, знание законов, друзья и знакомства во власти. А на стороне Кристиана – никого.

Но что, если он действительно жулик и лжец? Даже если так, думала она, он совершил преступление сто лет назад. Если он один из приемных мальчиков, разве он недостаточно настрадался? А главное – как можно лишать человека свободы, не говоря уже о жизни, только за то, что он планировал что-то сделать?

Но попытка преступления – уже преступление. И кто-то убивал прежних графов, выдавая это за несчастные случаи. У Джулианы раскалывалась голова. Она села в кресло и погрузилась в размышления.

Возможно, что этот человек не Кристиан. Что он хочет получить состояние и титул, которые ему не принадлежат. Но он не стал бы никого убивать, в этом она уверена. Ей не приходилось общаться с убийцами, но интуиция никогда не подводила ее.

Он интеллигентный, находчивый, обаятельный. Но вполне может оказаться лжецом. Но лжецов не вешают. Этот человек должен знать, что о нем думают. Если он действительно жулик и интриган, то сбежит. Тогда Хэммонд получит все. Правосудие свершится бескровно.

Если же он действительно наследник и узнает, что раскопал баронет, он будет бороться за свои права. Его выбор будет лучшей проверкой, подумала Джулиана.

Завтра она с ним увидится, но вряд ли у них будет шанс поговорить наедине. Она отбросила идею послать ему записку, потому что записку легко перехватить. Она должна с ним поговорить. Но когда?

Джулиана приняла решение. Опасное по крайней мере для ее репутации. Но времени было в обрез. К тому же ее пригласили сюда для того, чтобы она выяснила, кто такой Мужчина, который выдает себя за Кристиана Сэвиджа.

Она встанет пораньше, как в те времена, когда жила на ферме, где просыпаются с петухами. Оденется без помощи горничной, незаметно выскользнет из дома, пока все спят, и пойдет в «Белый олень». К человеку, который называет себя ее другом детства, и расскажет ему о том, что узнала. А потом дьявол отступит на задний план или выйдет на передний. Это будет зависеть от него.

Глава 10

Было три часа ночи, все вокруг объял сон, только лисы рыскали по полям да совы скользили по темному небу. Не спал и мужчина, выдававший себя за графа Эгремонта. Сейчас он был совершенно не похож на себя. Он сидел на кровати с искаженным от ужаса лицом, заливаясь потом и слезами.

Кристиан ничего не видел, кроме темноты, ничего не слышал, кроме громовых голосов, разбудивших его. Он не понимал, спит или нет. Выяснить это можно было только одним способом. Он встал, подошел туда, где должно быть окно, откинул занавеску и дернул ставень. С подоконника ему на ногу упал бокал. Приветствуя боль в ноге, он высунулся из окна и глотнул холодный ночной воздух.

Паника медленно отступала. Взмокшее тело остывало, пока не стало липким. Он дрожал. Кристиан не желал думать о кошмаре, который видел уже не в первый раз.

Он отвернулся от окна и снова закрыл ставни. Подошел к тазу, рядом с которым на столике стоял кувшин, снял ночную рубашку и вымылся. Надел свежую рубашку и бриджи. Он не ляжет на эту подушку, и не только потому, что она хранит влажный отпечаток его снов. Он больше не рискнет заснуть.

Кристиан надел чулки и сапоги и на цыпочках вышел из комнаты, чтобы никого не разбудить в гостинице. В кухне было холодно и пусто. Собака, лежавшая у печи, только постучала хвостом по полу, когда Кристиан прошел мимо; он открыл дверь и вышел в ночь.

Постоял на кухонном дворе, успокаивая дыхание. Ночь была ясная, звезды сияли, тонкий серп луны медленно плыл на запад. Ночь пахла землей и мокрой травой, из конюшни долетал слабый едкий запах. Кристиан вдохнул его – свежий, прохладный, реальный запах.

Позади себя он услышал шаги и сжался. Но не побежал и не развернулся, чтобы кинуться в драку. Человек шел не крадучись. И все же по укоренившейся привычке Кристиан резко повернулся, и рука скользнула к сапогу.

– Опять? – услышал он тихий голос. Кристиан выпрямился в полный рост и кивнул.

– Да, но уже почти ушло. Как ты узнал?

– Ничего удивительного, я все знаю, – сказал Энтони Бриггз. – Я слышал твой крик.

– Ч-черт!

– Успокойся. Никто не видит твоих снов, кроме тебя. И ты никого не разбудил. Здесь, в Англии, все спят как убитые, набьют себе живот, голова пустая, совести нет. Изумительно, правда? Но может, найдется и такой, кто увидит, что у тебя в руке только нож. Забыл пистолет? Оно и к лучшему. У тебя так дрожит рука, что ты мог бы продырявить мне печенку.

Кристиан молча сунул нож в ножны. Руки все еще дрожали. Он посмотрел на них и нахмурился.

– Пойдем сядем под деревом, подальше от гостиницы. Там есть лавка, мы никого не разбудим, разве что птиц на дереве, – сказал Энтони.

– Тебе нужно обратно в постель, – сказал Кристиан.

– Залезу со временем, – зевнув, сказал Энтони. – Звезды такие яркие, что мы могли бы перекинуться в картишки, захвати я их с собой. Чего бы я хотел, так это бутылочку. Хочешь, принесу?

– Нет, – отказался Кристиан. – Может быть, позже, чтобы я мог заснуть, а пока не надо.

– Я тоже не хочу спать, – сказал Энтони. – Ну пошли, посидим, поболтаем. Успокоишь нервы.

– Тебе слишком часто приходится это делать, – хмуро произнес Кристиан.

– Нет, просто я знаю способы. Ну, идешь?

Кристиан встал и пошел за ним к шершавой круглой скамейке, окружавшей толстый ствол старого вяза. Энтони сел и с удовольствием вытянул длинные ноги. Кристиан посмотрел на него и засмеялся.

– Господи, я разбудил тебя своим криком, ты вскочил с постели и помчался ко мне.

– В этот час я всегда так одет, – сказал Энтони, оглядев себя. На нем были перчатки, в руках – длинный пистолет, но грудь – голая, ноги – босые. Правда, брюки он успел надеть. – Не бери в голову. Мне не холодно. Если бы у меня было время, я оделся бы как следует, ваша светлость, – добавил он; в голосе слышалась улыбка. – Твоя комната защищена, я не видел, чтобы сегодня ночью кто-то подкрадывался, вот и догадался, что тебя донимают ночные кошмары. Я никогда не рискую жизнью ради догадок, но твоей головой рисковать не мог. Вот и побежал. Но все быстро затихло, никто не возился, не рыскал. Так что я понял, что это могло быть. На всякий случай подождал у тебя под дверью. Когда услышал плеск воды, все понял. Плохо дело, а?

Кристиан пожал плечами:

– Как обычно.

– Плоховато, – прокомментировал Энтони. Наступило молчание.

– Но не случилось ничего нового, что бы спровоцировало это?

– Ничего, – подтвердил Кристиан. – Сны приходят, когда хотят. В Библии говорится, что сны – это предвестники, но в моем случае это не так, я вижу то, что уже было. Во сне я снова мальчик, и что бы ни обрушилось на меня, то уже не может случиться, слава Богу. И они не символы, как считают цыгане, если верить Даффиду, потому что чертовски отчетливые. Я знаю, что они означают: наверное, я обречен переживать некоторые вещи снова и снова.

– Ага, но в последнее время они бывают не так часто, да?

– Да.

– Значит, есть надежда, что однажды они исчезнут.

– Есть, – согласился Кристиан. Они опять помолчали.

– Слушай, пойдем ко мне в комнату, перекинемся в картишки, а? – предложил Энтони. – Потому что, – поднимаясь и распрямляя длинное тело, он перешел на шепот, – у задней двери что-то движется. Может, пойдем? Ты – налево, я – направо?

Кристиан встал:

– Хорошая мысль. Спать не хочется, я чувствую, мне повезет. Пошли?

С темной садовой тропы донесся тихий голос:

– Нет, ребятки, без меня ни в коем случае. Уберите свои пушки и шпаги, я не нарываюсь на неприятности.

– Мерчисон, – произнес Кристиан, вглядевшись в темноту. – Какого черта вы здесь делаете?

– Полагаю, то же, что капитан, сэр. Я услышал ваш крик, потом капитан ринулся в холл, ну и я за ним. Но я по крайней мере оделся, насколько позволили обстоятельства.

Двое захохотали. На сыщике было длинное пальто поверх ночной рубашки и один ботинок на босу ногу.

– Присаживайтесь, если желаете, – радушно предложил Энтони. – Мы восхищаемся ночью.

– Что ж, сяду. – Сыщик уселся между ними, вытащил из кармана трубку и стал раскуривать.

– Меня мучают ночные кошмары, – объяснил Кристиан.

– Еще бы. После того, что проделали с вами и вашим отцом, если, конечно, все это правда, сэр, – недоверчиво добавил он. – Те, кто страдал в юности, обычно заново переживают все во сне. Говорят, время лечит. И добрая жена тоже.

– А еще хороший выигрыш, – с непроницаемым видом добавил Энтони.

– Он может отсрочить, но не вылечить, – возразил Кристиан.

– Что до меня, я сплю чутко, такая уж у меня профессия, и не вижу снов, – сказал сыщик. – Так, обрывки, куски, мало что помню.

– У меня не обрывки, а куски, – вставил капитан, – в основном эротического содержания.

– Счастливчик. – Сыщик выпустил струю дыма. – Армейская черта? Это порождено отсутствием женщин.

– Именно так, – подтвердил капитан после паузы.

– Не знал, что вы подружились, – обратился сыщик к Кристиану. – Я имею в виду, вы и капитан.

– Я его разбудил, самое меньшее, что я мог для него сделать, – это быть любезным, – без запинки ответил Кристиан. – Я обнаружил, что он приятный малый. Не удивляйтесь, мистер Мерчисон, ведь мы с вами выпивали, не так ли? Я никогда не виню человека за то, что он делает, если это не грязный бизнес, а вы и капитан всего лишь собираете информацию. Зачем же мне ненавидеть любого из вас? Хотя оба вы стараетесь вставить мне палки в колеса, зарабатываете себе на приличную жизнь. Это достойно уважения. Я знал многих, кто пытался заработать грязные деньги. Вы оба выслеживаете меня так что у вас много общего.

– Что ж, полагаю, на этом мы сойдемся, – сказал сыщик.

– Истинная правда, – согласился капитан. Они снова замолчали.

– Прекрасная ночь, – произнес Кристиан.

Они поговорили о погоде, потом о хозяине гостиницы, пришли к выводу, что он добрый малый. Кристиан встал.

– Я действительно устал, – произнес он. – По опыту знаю, что сны возвращаются, если сразу же лечь в кровать, но не после столь оживленной беседы, как наша. Вы, ребята, не торопитесь, я с утра никуда не пойду. Собираюсь спать допоздна, потом пообедаю с мисс Лоуэлл.

– Все может измениться, – сказал сыщик, опустив трубку.

– Вот как?

– Да, к сквайру приехал гость. – Он опять взял трубку в рот, пыхнул, выдохнул и сказал: – Баронет, сэр Морис Сэвидж.

– Морис? Вот оно что. – Кристиан склонил голову набок, переваривая информацию. – Старый джентльмен приехал с севера, чтобы встретиться со мной? Полагаю, мне хотели сделать сюрприз. Но сюрприза не будет. Интересно, разрешат ли мисс Лоуэлл завтра сюда прийти. Спасибо, мистер Мерчисон, вы были ко мне очень внимательны. По крайней мере теперь я знаю, что меня ждет. Спокойной ночи, джентльмены. Едва ли я увижу вас завтра, даже если подготовлюсь.

– Не сомневайтесь, – сказал капитан. Сыщик улыбнулся.

Они смотрели на Кристиана, пока он не вошел в дом. Наконец Энтони сказал:

– С вашей стороны было чрезвычайно великодушно сообщить графу, какой его ждет сюрприз.

– Он мне нравится. К тому же у меня нет причин засовывать его голову в петлю, если только он сам не будет на этом настаивать. А вам он нравится?

– Нравится. Я собираю информацию, но не люблю игры с висельником.

Наступило молчание.

– Хотя не такое уж это откровение, если девушка завтра сюда придет. Она, конечно, расскажет ему о баронете, – сказал Энтони.

– Скорее всего. Но кто знает, кого они с ней пошлют, чтобы посмотреть на первую реакцию?

– Это правда, – сказал капитан. Он помолчал, потом спросил: – Вы что-нибудь узнали про этого Кристиана Сэвиджа?

– Если бы узнал, моя работа была бы закончена.

Капитан, не вставая, поклонился:

– Хорошо сказано.

– Я знаю одно: быть графом Эгремонтом вредно для здоровья.

– Долго не продержишься, – согласился капитан.

– Человек, который докопается до правды в этом деле, может сам изловить убийцу. Не обычного негодяя, который лишил жизни одного человека, а того, кто совершает убийство за убийством. – Сыщик вынул изо рта трубку. – Я намерен это узнать. И не только потому, что это моя работа. Взять верх над опасным преступником – это серьезный бизнес. По крайней мере такого парня заметят. Деньги – хорошо, но репутация важнее.

– А для меня главное – набить карманы. Потом поеду домой, в Корнуэл. Я слишком долго был в дальних краях. Пора возвращаться домой. Если преуспею в этом расследовании, то смогу это сделать. Надеюсь, эта работа меня обеспечит. Заберу свою долю и благополучно отчалю.

Они посидели, прислушиваясь к шелесту деревьев на весеннем ветру. Звезды заволокло тонким туманом.

– Не знаю, как вы, капитан, а для моих костей тут слишком сыро, – сказал Мерчисон, потирая колени. – И все-таки я не чувствую усталости. Готов ходить часами.

– Я тоже, – поддакнул капитан. – Заметьте, если надо спать, я сплю. Этому научила армия. Но, встав, могу стоять, пока не свалюсь. Не заглянете ли ко мне? У меня есть колода карт и парочка бутылок. По-моему, – осторожно добавил он, – нам обоим пошло бы на пользу получше узнать друг друга.

– Возможно, – сказал сыщик, вставая. – Но берегите кошелек, капитан, в картах я дока.

– Я тоже, – произнес Энтони.

– Только играть надо честно, – заметил сыщик, искоса поглядев на него.

Они плечом к плечу зашагали к гостинице и вместе вошли в дом.

Ближе к рассвету в «Белом олене» уснули почти все. Сыщик с Боу-стрит и детектив из Лондона собрали карты и разошлись по своим комнатам. Но в этот предрассветный час только один человек в «Белом олене» так и не угомонился. Он стоял во дворе и смотрел на клубившийся туман, как на волшебный хрустальный шар, который вот-вот скажет, что принесет ему грядущий день.

Кристиан больше не ложился спать. Он слышал, как Энтони с сыщиком прошли в комнату Энтони. Дождался, когда сыщик неуверенными шагами протопал в свою комнату и гостиница опять погрузилась в тишину.

Кристиан ждал до тех пор, пока не смог больше выносить стук собственного сердца. Он оделся и вышел из комнаты. Ему необходимо было выйти наружу, чтобы приветствовать наступление нового дня.

Ночь выдалась плохая, но он знавал и похуже. Сейчас надо всего лишь подождать, когда рассвет покажет ему дорогу, и он пойдет по ней, пока не скинет с себя остатки ночи. Долгая прогулка по равнине в холодном молчании нового утра будет словно бальзам для души.

Но он не знал дороги, приходилось ждать, пока рассветет. Он стоял в темноте и смотрел, как туман постепенно сереет. И заморгал, увидев, что по направлению к гостинице едет одинокий всадник. Кто бы это мог быть?

Если путешественник, то он сумасшедший или же у него такое дело, что он пошел на риск свернуть себе шею при скачке в полной темноте. Торговцы не поедут в столь ранний час, когда все покупатели еще спят. Может быть, кто-то везет известия, или свежие яйца, или кто-то из гостиничных слуг спешит на работу. И все же, поджидая всадника, Кристиан на всякий случай сунул руку в карман.

Если парень не замыслил ничего дурного, Кристиан не разрядит пистолет. Но есть слишком много причин для того, чтобы украдкой подбираться к спящему дому. А может, Кристиану померещилось, и это продолжение ночного кошмара или результат постоянной настороженности. Кристиан знал, что не может убить свои ночные страхи, но пистолет в руке успокаивал.

Услышав глухой стук копыт, он понял, что это не плод его воображения, и приготовился.

– О черт! – воскликнул он, когда из тумана появился всадник.

– Кристиан? – прозвучал нежный голос. Всадник нагнулся, чтобы его разглядеть. – Это ты? Какая удача! Но что ты здесь делаешь? Как ты узнал, что я подъезжаю?

– Господи, Джулиана! – Он схватил коня под уздцы и поднял голову, удивленно глядя на нее.

– Я приехала повидаться с тобой. Мне нужно было тебя увидеть.

Он потянулся помочь ей слезть с седла. Она протянула руки и соскользнула в его объятия.

Их губы соприкоснулись, она слабо вскрикнула. В тишине слышно было, как гулко стучат их сердца.

Глава 11

Джулиана дрожала от страха, когда кралась к выходу в накидке и мягких туфлях.

Если бы не тревога о Кристиане, она бы ни за что не вылезла из постели. Но она должна предупредить его об опасности. И если не сделает этого, никогда себе не простит. Она то и дело напоминала себе, что в случае, если кто-нибудь ее увидит, что маловероятно, она объяснит, что делала это для общей пользы. Пусть думают, что она глупышка. В крайнем случае они отошлют ее домой. А вот его ждет страшная участь.

Джулиана прождала почти до конца ночи. Было еще темно и гораздо тише, чем она думала. Джулиана долго стояла за дверью одна в темноте. Когда лошадь насторожила уши на свист неизвестного зверька в ночном тумане, она поняла, что надо действовать.

Сначала Джулиана боялась, что лошадь споткнется, но этот страх ослабел, когда глаза привыкли к темноте. Она вздрагивала от каждого звука. Когда поднялся легкий ветер и возле лица хлопнула ветка, Джулиана подумала, что это летучие мыши.

Подъехав к «Белому оленю», она увидела одинокую фигуру, окутанную туманом. Возможно, это слуга, она скажет ему, что заблудилась в тумане, – кто, кроме слуги, может бодрствовать в такое время?

Но это оказался Кристиан. Она подъехала, он протянул к ней руки, она увидела его бледное красивое лицо, потянулась к нему и соскользнула в его объятия, забыв обо всем на свете.

Он поцеловал ее, она с готовностью ответила. У него были холодные губы, но ее губы их согрели. Джулиана коснулась его лица и почувствовала, какие холодные у него щеки и влажные волосы. От ее прикосновения Кристиан задрожал – она не знала, от страсти или от холода. Чары рассеялись.

Она отступила на шаг, смущенная и испуганная. – Тебе плохо? – спросила Джулиана, заметив, что лицо его осунулось, а глаза запали. Почему у него такой измученный вид?

– Станет лучше, если ты снова будешь близко, – ответил он.

– Нет. – Она опустила глаза и отряхнула юбку. – Забудь об этом.

– Никогда, – сказал Кристиан. – Ради Бога, что ты здесь делаешь? – спросил он и отвернулся. Голос стал спокойным и слегка насмешливым, как обычно.

– Я скажу. Только давай отойдем, чтобы нас никто не увидел. – Джулиана нервно оглянулась.

– Конечно. Хорошо. Ты хочешь побыть со мной наедине.

– Я не это имела в виду. – Она увидела дразнящую улыбку, поняла, что он приходит в себя, и испытала облегчение. – Послушай, я должна тебе кое-что сказать, только сохрани это в тайне. Пожалуйста.

Он взял под уздцы ее лошадь, и они скрылись в сгущающемся тумане.

– Говори.

– Давай отойдем подальше от гостиницы. Я ненадолго. Мне надо вернуться, пока не проснулись слуги.

Они в молчании прошли на луг в излучине реки. Кристиан остановился:

– Здесь нас не видно. Что случилось, Джулиана?

– Вчера приехал баронет Морис Сэвидж и остановился у сквайра.

Он кивнул:

– Я знаю.

У нее поникли плечи.

– Знаешь? О Господи! Я проделала такой путь, полночи просидела, дрожа от дурных предчувствий. Рисковала своей репутацией, чтобы сказать тебе то, о чем ты уже знаешь?

– Спасибо, – поблагодарил он. – Я это ценю. И не забудь про поцелуй, это тоже было чудесно.

– Забудь про поцелуй, – торопливо произнесла Джулиана.

– Вряд ли. Но почему ты это сделала для меня? Мы должны были сегодня увидеться. – Вдруг его осенило. – Джули? Мы увидимся? Или тебе запретили?

– Нет, то есть да. Мы увидимся, но будут еще Софи и Хэммонд, и я не смогу свободно говорить.

– А мой кузен Морис? Он тоже будет?

– Нет. Он хочет пригласить тебя на обед к сквайру.

– Понятно. Ну и почему такая спешка?

Она отвела взгляд.

– Баронет сказал, что тебя ждет, если ты ненастоящий Кристиан. И я решила тебя предупредить. – Она повернулась к нему и заговорила тихо и горячо: – По-моему, нельзя наказывать человека за то, что он планирует сделать. Понимаешь, наказание очень суровое. Тюрьма, а если ты успеешь получить титул, а они докажут, что ты самозванец, то даже... – Джулиана умолкла.

– Смерть? – подсказал он. – Вообще-то это лучше, чем тюрьма. И ты думаешь, что это меня ждет? – Кристиан наклонился, стараясь разглядеть выражение ее лица. – Ты не веришь, что я тот, за кого себя выдаю?

Она покачала головой:

– Не знаю. Честное слово, не знаю. И верю, и не верю. Но кем бы ты ни был, я не хочу, чтобы тебя так жестоко наказывали. Ты же еще ничего не сделал! Поэтому я и пришла. Баронет уверен; что ты не Кристиан. И говорит, как будто имеет или со дня на день ожидает получить доказательство.

Он не шелохнулся.

– В самом деле? Почему ты так решила? – изменившимся голосом спросил он.

Джулиана опустила глаза.

– Ты проделала такой путь – и не хочешь рассказать? – с добродушной насмешкой спросил он.

– Он говорит, что твой отец, – я имею в виду Джефри Сэвиджа, – в колонии усыновил двух мальчиков примерно того же возраста, что его сын. Взял над ними опеку и сказал, что они тоже его сыновья. – Джулиана подняла на него глаза: – Это правда?

– Это зарегистрировано, – спокойно ответил он.

– Ох, – еле слышно простонала она.

– Почему это так важно?

– Он думает, что ты один из этих мальчиков. Потому что не верит, что ты Кристиан, а мальчики делились своими секретами, и поэтому ты так много знаешь о моем брате.

– Ты думаешь, что это правда? – спросил Кристиан. – Что я один из этих мальчиков?

Джулиана покачала головой:

– Я не знаю.

– Понятно. – Он улыбнулся. – Значит, ничего не меняется?

– Конечно, меняется! – Она удивилась. – Если ты не Кристиан, тебе надо бежать! Все бросить и бежать, пока не поздно.

– А ты? Что думаешь ты? – Он смотрел на нее как-то странно; ее лицо выступало из тумана, словно во сне, волосы покрывала роса, невинные глаза были широко открыты. Он поджал губы. – Как я раньше не догадался? – мягко сказал он. – Было бы странно, если б воспитанная молодая женщина помчалась в ночь на встречу с предполагаемым преступником, и все только ради того, чтобы предупредить его: пусть уезжает, а то ему худо будет. Так ты, значит, добрая самаритянка? Или тобой движут причины более понятные?

Джулиана с недоумением смотрела на него.

– Тебя соблазнили? – размышлял он. – Деньгами? У баронета полные карманы, он мечтает, чтобы я исчез и не пачкал скандалом его имя. Сквайр тоже не бедствует, хоть и не Мидас, и у него причины повесомее: он хочет выдать дочь замуж за графа Эгремонта и получить его сокровища. Каждый из них или оба могли дорого заплатить за твою миссию милосердия.

– Ты думаешь, что я?.. – Она шарахнулась от него как от умалишенного.

Он пожал плечами:

– Я во все могу поверить, особенно сейчас, когда сливы поспели для сбора урожая и мое бегство выгодно куче людей.

– А мне какая выгода? – в ярости спросила она. – Мне не нужны деньги. Я небогата, но не нуждаюсь!

Он невесело улыбнулся:

– То же самое сказал мой отец, когда нас обвинили в воровстве. Нам никто не верил, кажется, даже сейчас не верят. Так что, возможно, ты говоришь правду. Но кажется, тебе нужны мои поцелуи – ага, в этом больше смысла. Может, дело и не в деньгах.

«А что? – сказал он самому себе. – Есть женщины, которых привлекает опасность, Господи, я это прекрасно знаю. Охранники в Ньюгейте зарабатывали на последней ночи заключенного. Женщины платили огромные суммы, чтобы провести последние часы в объятиях осужденного, как ни убого было их убежище. У него могло быть лицо, как лопата, тело годилось на корм воронам, часто у него не было шанса получить лежанку даже в его последнюю ночь на этой земле, и некоторые из этих женщин тоже были хорошо воспитаны. – Он дернул плечом. – Некоторых женщин приводит в восторг, что они занимаются любовью с обреченным на смерть».

В свете занимающегося утра была видна кривая, почти глумливая улыбка.

– Кстати, ты говоришь, что все еще меня не знаешь. А это веская причина для того, чтобы сообразить: ведь я тоже тебя не знаю, не так ли?

Джулиана пощечиной согнала насмешку с его лица. И замерла в ужасе от того, что сделала. Он был ошеломлен.

– Извини, я сожалею, – прошептала она.

– А я нет, – сказал он и привлек ее к себе. Он просто держал ее в объятиях. Она уткнулась лицом ему в плечо и задрожала.

– Чш-ш, – сказал он ей на ухо. – Не плачь. Я это заслужил. А вообще-то спасибо. Что бы ты ни думала обо мне, я тебя знаю, Джулиана. Я только забыл, потому что знал слишком много женщин, не похожих на тебя.

Он погладил ее по голове и коснулся губами.

– Нет, – тихо сказала она. – Пожалуйста, не целуй меня.

Она почувствовала, что его губы изогнулись в улыбке.

– Наверное, теперь уже нельзя? После того, что я сказал? У меня не осталось ни единого шанса, да?

Она отодвинулась, чтобы взглянуть на него, поморгала, увидев покрасневшую щеку, и хотела сказать «нет». Потом поняла: да.

Он поцеловал ее.

Это был невинный поцелуй, без страсти, без ищущих рук, в нем участвовали только сердца.

Кристиан улыбнулся ей. И она потеряла голову – снова привлекла его к себе.

На лугу было холодно и сыро, потому что солнце еще не взошло, но Джулиане было тепло в его объятиях. Он гладил ей волосы, осыпал поцелуями лицо, прижавшись теснее, погладил спину от плеч до бедер. Целовал грудь, которая обнажалась по мере того, как он одну за другой расстегивал пуговицы на платье Джулианы. Когда его губы захватили напряженный сосок, внутри у нее вспыхнуло пламя. Потом он снова целовал ее в губы, а она отвечала на поцелуи.

Наконец его взгляду открылись обе груди. Он слегка отстранился и вздохнул. С нежной улыбкой он накрыл рукой одну грудь, к другой наклонился, чтобы поцеловать.

Вдруг Джулиана отшатнулась.

На миг он задержал ее, и она почувствовала, какое у него сильное тело. Но он ее отпустил.

– Почему? – Он стоял, опустив руки и полуприкрыв глаза.

– Почему? – пылая, повторила она, оправляя платье и пытаясь собраться с мыслями: – Боже мой, Кристиан, неужели ты никогда не знал приличных женщин?

– Было несколько. И все же – почему? Ведь ты хотела.

– Я не могу, мы не можем. Неужели ты не понимаешь?

– Но никто не узнает.

– Я буду знать, – сказала она. – О, Кристиан, я не такая, такой я становлюсь только с тобой. – Она замолчала. – Я не могу себе этого позволить, – сказала она, одергивая платье. – Господи! Я даже не знаю, почему я это делаю. Наверное, потому, что у меня странное чувство, будто я тебя знаю. Или потому, что я далеко от дома и мне одиноко... Я знаю, как мужчины называют женщин, которые сначала обещают, а потом обманывают. Я извиняюсь, потому что, хоть ты имел полное право применить это слово, ты все-таки его не сказал, и спасибо тебе за это...

Она возбужденно бормотала и все одергивала платье. В нарастающем свете было видно ее порозовевшее от поцелуев лицо, так что ему пришлось стиснуть руки, чтобы не притянуть ее к себе снова. Но он умел обуздывать себя, напрактиковался в самоограничении, так что теперь мог и позабавиться.

– Я тебе совсем не нравлюсь? – спросил он без улыбки.

Она была слишком взволнованна и не поняла шутки.

– Это, конечно, тоже, но я не такая, чтобы позволять, по крайней мере не привыкла. – Она перестала возиться с платьем и начала поправлять прическу. – Я не хочу внебрачного ребенка, это погубит не только меня, но и моих родителей. Не говоря уже о несчастном младенце. И не обещай жениться на мне, для женщины это унизительно, хотя я знаю, что многие так делают.

Поправляя волосы, она подняла руки, и Кристиан увидел, как вздымается грудь под тканью платья. Он глубоко вздохнул и сам стал приглаживать волосы.

– Не понимаю, – сказал он, – в чем проблема? Ручаюсь, что ребенка не будет. Я знаю, как это сделать. Так что же в этом плохого?

Кристиан знал, что она откажется, знал, что женщину невозможно соблазнить, споря с ней, но ему страшно нравилось, как она спорит.

В его объятиях она пылала от страсти, отвечала на поцелуи, а потом вдруг отвергла его. Такого с ним еще не случалось. Он слишком хорошо знал женщин, чувствовал, что Джулиана хочет его, но в последний момент рассудок взял верх, и она вспомнила о морали. Неужели в Англии все женщины пуританки? Или только незамужние? Кристиана очень влекло к Джулиане, но он не хотел причинить ей вред.

– Что в этом плохого? – повторила она, опустив руки и глядя на него. – О Боже, мы с тобой из разных миров. Пусть так. Я не могу. Вернее, я думаю, что могу, но не должна, а я всегда делаю то, что должна, и живу без проблем. Ведь так или иначе ты уедешь. А я все время буду думать о том, что поступила неподобающим образом. – Она могла бы привести и более убедительные доводы о морали, но сочла это неуместным.

Но эти доводы Кристиана, кажется, устроили.

– Да. Значит, так. – Это опять был спокойный, холодный человек, каким она его увидела в первый раз. – Хочешь, чтобы я извинился?

– Нет, конечно! Это была и моя вина. Я бы хотела, чтобы ты просто забыл.

– Я не забуду. Надеюсь, ты тоже. Больше никто не узнает. Спасибо за предупреждение, Джулиана, извини, что усомнился в причине, которая тебя сюда привела. Но я остаюсь. Я не боюсь баронета и его доказательств. Надеюсь, он откопает что-нибудь такое, что пойдет мне на пользу. Я приехал предъявить права на Эгремонт и не отступлюсь. Но я также приехал выяснить, почему меня и отца ложно обвинили и выслали из страны. Я сделаю и то и другое. – Он тепло улыбнулся ей.

– Будь осторожен, если тебя арестуют, я этого не вынесу, – выпалила она. – Не только из-за чувств, которые питаю к тебе. Я бы стала тебя защищать в память о моем брате. А если ты ненастоящий Кристиан, что ж, я предупредила, что им это известно. Надеюсь, мы останемся друзьями. Но больше не увидимся наедине.

Она круто повернулась к лошади, но оглянулась:

– Должна тебе сказать: поцелуи показывают только мои чувства, а не мысли. Я все еще не знаю, кто ты. Но одно я знаю точно: я не хочу, чтобы тебе причинили зло.

Он взял ее за руку:

– Я не прошу тебя верить мне, это надо заслужить. Но ты не беспокойся обо мне. Впрочем, приятно, когда о тебе кто-нибудь заботится.

Джулиана нерешительно улыбнулась; он стоял и смотрел на нее. Потом выпустил ее руку.

– Посмотри, какой рассвет! – воскликнул он. – Поезжай. – Он помог ей влезть на лошадь и, когда она устроилась в седле, подал уздечку. – Езжай домой. Если они заметят твое отсутствие, скажи, что любовалась рассветом. За ленчем увидимся. Я знаю, ты не сможешь сказать лишнего слова, но не волнуйся, меня утешит мысль о том, как бы они прореагировали, если бы ты сказала.

– Не воображай слишком много, – пробурчала Джулиана.

Он торжествующе улыбнулся.

– Только, пожалуйста, не думай о тех поцелуях, – взмолилась она. – Потому что я догадаюсь и покраснею, и они все поймут. После чего сразу отошлют меня домой.

– Мадам, я буду осторожен... Да ты не волнуйся, я умею скрывать свои мысли.

– Этого я и боюсь, – хмуро сказала она, пришпорила лошадь и галопом поскакала навстречу наступающему дню.

Кристиан смотрел ей вслед, изнывая от неутоленного желания, жалея, что отпустил ее, хотя знал, что это необходимо. Он мог ее удержать, несмотря на все ее возражения, он достаточно хорошо знал женщин, чтобы в этом не сомневаться. Кем бы он ни был, но он оставался хорошим любовником и достаточно опытным, чтобы понять, насколько она наивна. Он отметил момент, когда девушка дошла до края того длинного склона, куда он ее толкал, и он мог столкнуть ее и привести в экстаз прежде, чем она бы это поняла. Не было кровати, только трава или стена гостиницы, но и это сошло бы.

Еще несколько минут – и он овладел бы ею. Но он ее отпустил.

Он мог бы облегчить себя и оставить ей прекрасные воспоминания. Это не было тщеславием, он знал свои мужские способности. И опыт имел немалый. Женщины, которых он знал, когда-то были добродетельны, как Джулиана, но им пришлось продавать свою добродетель, чтобы выжить. Они и обучили Кристиана всем премудростям отношений мужчины и женщины. Кристиан оказался способным учеником.

Это соглашение всегда было взаимовыгодно. Он не любил этих женщин, но любил удовольствие, которое разделял с ними. Он не лгал Джулиане: в мире, из которого он прибыл, девственность не считалась ценностью, а девственницы встречались крайне редко. Девственность была средством бартера, потому что от секса ждали денег или удобства. Потом он узнал, что секс может быть средством выражения любви или страсти, – он даже пожалел, что в прошлом не понимал этого. Но он тогда не любил. Ему было достаточно секса.

Вообще-то он не хотел сегодня овладеть мисс Джулианой Лоуэлл, хотя желание было. И у нее тоже. Но он знал, что это ее травмирует, и жалел ее. Не исключено также, что он наконец влюбился.

И поэтому понимал, что просто заниматься любовью не устроит ни одного из них ни сейчас, ни, возможно, в будущем.

Глава 12

– Еда великолепна, – сказал Кристиан своим гостям, когда хозяин гостиницы закрыл дверь в приватную комнату для обедов, – но, кажется, никто не голоден? Я попытаюсь разрядить атмосферу и повысить вам аппетит. Первое: я знаю, что приехал мой кузен Морис. Сегодня утром я получил от него записку, – добавил он, окинув взглядом собравшихся.

Джулиана облегченно вздохнула. Но по-прежнему не могла взглянуть на Кристиана. С тех пор как она вошла в гостиницу вместе с кузиной и ее женихом, она словно в рот воды набрала, как будто была их горничной. Кристиан поздоровался с Софи и Хэммондом и приказал принести еще стульев и еды, дела/я вид, будто верит, что они просто сопровождают Джулиану, а не пытаются побольше о нем разузнать.

Джулиана чувствовала себя так, словно надела ботинок не на ту ногу: она была в ужасе, что все догадаются о ее чувствах к Кристиану, если она хотя бы посмотрит в его сторону. Так что она не поднимала глаз от тарелки и внимательно слушала.

Кристиан продолжал:

– Второе: завтра я приглашен в Эгремонт на встречу с сэром Морисом. Он сказал, что он как эксперт по античности будет иметь честь показать сокровища Эгремонта предполагаемому наследнику, чтобы при передаче имения тот ничего не упустил из виду. Очень любезно с его стороны позаботиться обо мне.

– Не о вас, – выпалила Софи. – Он хочет, чтобы Хэммонд знал, что ценно, а что нет.

– Вообще-то он это делает ради самого имения, – объяснил Хэммонд. – Он очень гордится семейным именем и наследством.

– Именно это я и сказал, – миролюбиво произнес Кристиан. – Он также приглашает меня на чай после экскурсии. Но вот что меня озадачило: мне было отказано в посещении Эгремонта, и я считал, что запрет касается всех.

– О, конечно, – немедленно отозвался Хэммонд. – Мне не разрешили ничего делать, только производить измерения. Мы заходили туда только для того, чтобы встретиться с вами, потому что в записке вы упомянули, что направляетесь туда.

Кристиан нахмурился:

– Вы это уже говорили. Но приехал сэр Морис, он даже не родственник по прямой линии, простой баронет, но он может открывать дом, приказывать слугам и даже звать гостей на чай? Как такое возможно?

Хэммонд заерзал в кресле:

– Ну, я полагаю, слуги были рады возможности что-то сделать. Наверное, им наскучило долгое безделье после смерти хозяина.

– О да, – согласился Кристиан, – слуги терпеть не могут безделья. – Он взглянул на служанку, выражение лица у нее было отсутствующее.

– Думаю, это потому, что он напорист в своих желаниях, – тихо произнесла Джулиана. – И привык командовать всеми.

– Чушь, – отрезала Софи. – Это потому, что слуги хорошо знают сэра Мориса. Он часто заезжал к старому графу. И сказал, что хочет показать нам сокровища. Было бы странно, если бы слуги ему не повиновались.

– В самом деле? – спросил Кристиан. – А откуда ему знать, что я не осведомлен? Мы с ним никогда не встречались.

– Ему просто в голову не приходит, что вы станете новым владельцем Эгремонта! – торжествующе заявила Софи.

Хэммонд поморщился. Джулиана прикусила губу. Кристиан засмеялся.

– А вдруг я им все-таки стану? – Он подался вперед и без улыбки сказал: – Послушайте, мисс Уайли, давайте установим порядок общения. Мне надоели ваши щипки и тычки. Я не собирался переворачивать вашу тележку с яблоками, не желаю вам с Хэммондом ничего плохого, но я тот, кто я есть, и будь я проклят, если уеду только потому, что вам этого хочется. Я останусь здесь и докажу свои права. Так что вы должны это принять, иначе вам же будет хуже. Я докажу невиновность отца и свою, – продолжал он. – И стану хозяином Эгремонта. Я знаю, у меня есть враги, и потому мы с отцом оказались в тюрьме. Но я также знаю, что в то время Хэммонд был слишком молод, как и вы, к тому же у вас не было причин меня ненавидеть, пока я не отнял у вас Эгремонт. Я был бы рад стать вашим другом, не только соседом. Но это полностью зависит от вас. – Он снова выпрямился. – Вы непременно должны отведать фрикасе, это самое лучшее, что здесь готовят.

Он ни разу не повысил голоса, но говорил таким властным тоном, что даже Софи притихла. Джулиана уставилась на него. Она им гордилась, но в то же время боялась за него. Он повернул к ней голову и незаметно подмигнул.

Однако Джулиану не покидало беспокойство.

На следующий день все собрались в главном зале Эгремонта и ждали, когда к ним присоединится человек, называющий себя Кристианом Сэвиджем. Сэр Морис пригласил даже сквайра с женой на экскурсию, которую организовал для Кристиана и Хэммонда.

Джулиана стояла, стиснув руки. Она не знала, как произойдет встреча сэра Мориса с Кристианом – накануне вечером он не сказал о нем ни слова, но, когда упоминалось имя Кристиана, на лице у сэра Мориса отражалось презрение. Теперь, наконец, они встретятся лицом к лицу. Джулиана не сомневалась, что Кристиан будет со стариком сдержан и обворожителен, как со всеми. Но она не знала сэра Мориса. Она думала, что не вынесет, если старый джентльмен будет с ним груб и жесток.

Одно дело – быть шпионкой кузины, когда она еще не познакомилась с Кристианом. Теперь – совсем другое. Может быть, он самозванец, она еще ничего не решила на его счет; может быть, соблазнитель, но она уже целый день корила себя за то, что случилось накануне.

Одно она знала точно: кем бы ни был человек, намеревающийся стать графом Эгремонтом, он много страдал. Она с грустью признала, что ее сердце принадлежит ему.

Джулиана поняла это, когда на рассвете возвращалась к дому сквайра. Она была измучена и возбуждена. Плохо соображала – давала себя знать бессонная ночь. Но именно в эту ночь ей, наконец, стала ясна ее роль в этом деле. Радости это не принесло, но все встало на свои места.

Если Кристиан Сэвидж тот мальчик, которого она знала в детстве, это было бы замечательно. Значит, он принес бы с собой память о ее брате, живущую в его сердце. Но и в этом случае он едва ли принесет больше того, что есть в ее сердце и памяти.

Одно дело – его сердце и память, и совсем другое – его тело, тело взрослого мужчины. При одной мысли о нем Джулиану охватывала дрожь. Но стоит ли об этом думать? Если он граф, то может предложить ей только тело и, возможно, много утрат. Богатый титулованный джентльмен будет искать невесту рангом повыше. Так что не следует рассчитывать на большее, чем еще один чудесный поцелуй. |

А как было бы прекрасно заняться с ним любовью! Ее тревожила не столько потеря девственности, хотя она знала о сопутствующей опасности, – нет, хуже то, что тогда она потеряет сердце. Она понимала, что если так долго страдала из-за потери брата, то, потеряв возлюбленного, будет мучиться гораздо дольше. А если потом отдастся другому, то чем она лучше потаскушки, даже если тот мужчина на ней женится?

Кристиан – самозванец может дать ей наслаждение, но даже если он на ней женится, у них нет будущего. Его либо повесят, либо однажды ночью он сбежит, пока она спит. Даже если он будет ей верен и если избежит наказания, заниматься любовью с таким человеком – все равно что сбежать с цыганом и ночевать в стогу, как та бедная леди, о которой поется в старинной песне.

На это она не пойдет. Даже если бы он предложил ей бежать с ним – а этого не будет, – она бы отказалась. Потому что это означало бы, что он мошенник. Она почти отдала ему свое тело, но жизнь мошеннику не отдаст.

Так она решила. Но противиться влечению у Джулианы не хватало сил, она словно участвовала в захватывающей пьесе и хотела знать конец.

И сейчас она ждала, когда появится Кристиан и начнется второй акт.

Главный зал Эгремонта был залит светом из высоких окон над лестницами-близнецами, и лица ожидающих актеров были отчетливо видны. Софи, небесное видение в розовом платье, была похожа на капризного ребенка в кондитерской – чопорная и жадная. Хэммонд оделся, как на прогулку, но по лицу было видно, что ему не по себе. Сквайр тоже нервничал; его жена сидела с вытянутым лицом. Разобрать что-либо в лице сэра Мориса было невозможно; сухой и благопристойный, как викарий, в аккуратном черно-сером наряде, он сидел и поглядывал на золотые часы в своей тонкой, длинной руке.

Когда высокие часы в холле начали бить, старый джентльмен защелкнул крышку часов.

– В тюрьме их учат молиться и работать, но, как видно, не учат правилам хорошего тона, – сухо заметил он.

Джулиана нахмурилась. Баронет это заметил.

– Пунктуальность – черта джентльмена, – пояснил он. – Даже тот, кого за преступление сослали на край земли, не должен этого забывать. Вот еще одно доказательство моих подозрений, дорогая. Потому что людей нашего класса с детства учат, что, если человека ждут к определенному часу, он...

Они услышали, как распахнулась входная дверь, и с последним ударом часов раздался голос Кристиана:

– Доброе утро.

Он отдал пальто лакею и вошел в зал. У Джулианы бешено забилось сердце. Он выглядел сокрушительно: темно-коричневый сюртук, горчичного цвета жилет, шейный платок, завязанный безыскусно, но элегантно, серовато-коричневые бриджи, сверкающие коричневые сапоги с золотыми кисточками. Других украшений не было, но глаза сияли, как драгоценные камни; в них сверкнул веселый огонек, когда он взглянул на нее, потом на остальных и поклонился.

– Надеюсь, я не заставил себя ждать. Лошадь была не оседлана, как я заказал, и это съело несколько критических минут.

Он не стал представляться баронету, но с интересом посмотрел ему в лицо. Баронет ответил невыразительным взглядом. Джулиана подумала: они как пара котов, готовых вцепиться друг в друга. Она заметила, что они очень похожи в том, как молча оценивают друг друга, и воспрянула духом. Может, они соперничают, но по самообладанию Кристиан не уступает баронету.

Затянувшееся молчание прервала Джулиана:

– Сэр Морис, позвольте представить вам Кристиана Сэвиджа.

Баронет наклонил голову.

– Сэр, – сказал Кристиан, поклонившись. – Хотя мы с вами родственники, но никогда не встречались.

– Если мы с вами родственники, – поправил баронет. – Но мы действительно не встречались.

– Но вы встречались с моим отцом, – любезно произнес Кристиан. – Он однажды упомянул о вас, когда рассказывал о членах семьи, отказавшихся ответить на его письма с просьбой о помощи.

Баронет вскинул брови:

– Да, Джефри Сэвидж мне писал. И я исследовал свидетельские показания против него и его сына. Они мне показались убедительными, поэтому я не стал ему помогать. Однако это сделал мой бедный кузен граф, его дом и сокровища я сейчас имею честь показывать вам. Здесь много ценностей, уверен, вы это знаете. У меня имеются обязанности перед семьей, вот почему я предложил эту экскурсию. Добавлю, что слугам известна ценность того, что я намерен показать, и они будут настороже. Что ж, начнем? – Он повернулся к остальным.

Обе стороны изящно провели схватку, подумала Джулиана. Хорошо. Она глубоко вздохнула и пошла за баронетом, который повел всех в громадный дом.

– Многие ее не заметили бы, – продолжал баронет, взяв в руки желто-коричневую вазочку, – но она стоит больше, чем полотно, висящее над ней. Обратите внимание на глазурь. Похожа на урну, которую я вам показывал в длинной галерее, помните? – Он посмотрел на Джулиану.

– Да, очень похожа, – соврала она, потому что не помнила урну.

Он был доволен; улыбнувшись, осторожно поставил вазочку на место.

– А теперь пройдемте в Голубую гардеробную, примыкающую к Королевской комнате. Думаю, вы найдете там много интересного.

– Разве не Ван Дейк висит над вазой? – спросил Кристиан.

Сэр Морис остановился.

– Да, это Ван Дейк, – резко сказал он, – ваза на триста лет старше, а в данном случае старость имеет преимущество перед молодостью. Особенно когда молодость несовершенна, а старость прекрасна. – Улыбнувшись Джулиане, он добавил: – Ну что, идем в Королевскую комнату?

Джулиана кивнула. Она не знала, чем восхищаться. Следуя по пятам за баронетом, она думала: все равно что надышаться множеством духов – уже не чувствуешь разницы. У нее не было недостатка в образовании, но она чувствовала себя как дикарь, которого вытащили из леса и потребовали восхвалять сокровища Эгремонта. Она видела столько богатств, слышала столько терминов, ей показали столько вещей вроде мраморных терм и дверей с фронтонами, что у нее кружилась голова.

Имена королевских штукатуров и резчиков, знаменитых архитекторов и художников баронет ронял одно за другим, показывая на камины, потолки, фризы, экраны и литые решетки, колонны и барельефы. И это была только часть, главные архитектурные особенности. В каждой комнате они выслушивали лекцию о меньших ценностях. Джулиана таращилась на шкатулки, тарелки, зеркала, урны, ложки, наперстки, выставочные шкафы и многое другое, что тут же забывала. Она была ошеломлена этим великолепием и своим невежеством.

Но каждая вещь, которую показывал баронет, была прекрасна или хотя бы интересна тем, что он о ней говорил. Было видно, как он все это любит. Это чувствовалось по теплоте в голосе, по той нежности, с которой он брал в руки вещи. И хотя Джулиана понимала, что не играет роли в его планах, сэр Морис был так добр, что давал ей время все рассмотреть и понять. Старик выглядел грозно, но имел безупречные манеры. Он с самого начала обращался с ней галантно.

По правде говоря, реакция остальных не была вдохновляющей, и Джулиана понимала, почему баронет их игнорирует. Софи онемела и, как и ее родители, так растерялась от великолепия сокровищ и благоговения перед сэром Морисом, что не могла вымолвить ни слова. Хэммонд восхищался, но вопросов не задавал. Кристиан знал и часто спрашивал. Но поскольку он все время держался рядом с Джулианой, сэр Морис, отвечая, смотрел на нее, чтобы не говорить с Кристианом.

Она столько всего насмотрелась, что могла только улыбаться и кивать – как китайские мандарины, вышитые на занавесках, которые он ей показывал.

Они прошли всего десяток комнат, и десятки их ждали впереди!

Баронет взял миниатюрную эмалевую коробочку и положил себе на ладонь.

– Эта прелестная вещица – недавняя, из Лиможа, это всего лишь прошлый век, но... – Он посмотрел на Джулиану и замолчал. Потом посмотрел в окно, поставил коробочку на место и воскликнул: – Боюсь, я увлекся! Посмотрите, где солнце! Пора пить чай. Давайте закончим нашу экскурсию.

Джулиана смущенно опустила голову. Наверное, он заметил ее остекленевшие глаза.

– Спасибо, – сказал Кристиан. – Это было очень информативно.

– Да, спасибо, – торопливо произнес Хэммонд. – Жаль, я не взял бумагу и карандаш, я всего не запомню.

– Вы можете нанять антиквара, чтобы составил каталог, – сказал ему сэр Морис, направляясь в салон, где их ждал чай. – Я умолял прежних графов это сделать, но они не слушали. Надеюсь, вы понимаете, как это безрассудно.

Хэммонд закивал:

– Да, разумеется. Вы не возьметесь составить такой каталог, сэр?

– Я? – Баронет засмеялся. – О нет. Наймите профессионала, для меня это хобби.

Джулиана шла позади всех. Ее глаза пылали от ярости.

– Что случилось? – спросил Кристиан.

– Это несправедливо! – заявила она. – Он говорит только с Хэммондом, а Хэммонд не объявлен наследником. Это по меньшей мере грубо!

– Я к этому привык, – мягко произнес Кристиан. – И к несправедливости, и к грубости. Но не привык к тому, чтобы меня защищали. Еще раз спасибо.

– Еще раз? – Она в упор посмотрела на него.

Он улыбнулся:

– Уж не получила ли ты указание от сэра Мориса?

У нее брови сошлись на переносице. Он объяснил:

– Иначе как понять, что ты за все утро на меня ни разу не взглянула?

Джулиана прикусила губу. Не могла же она сказать, что не решается взглянуть ему в глаза! Боится в них утонуть. Она подозревала, что он и так это знает.

Он улыбнулся:

– Впрочем, я могу понять сэра Мориса. Джентльмен, сопровождающий молодую даму, не должен спускать с нее глаз. Это убедит ее в том, что он за ней приударил, а заодно он может проверить, не смотрит ли она на кого-нибудь другого.

– Баронет и я? Не смеши меня! – выпалила она, оглянулась, не слышит ли кто-нибудь, и уже тише добавила: – Просто он очень вежливый.

– Нет, мое существование он отказывается признавать, а ты красивая, – болтал Кристиан. – Он мог смотреть на кого угодно, у него был выбор, потому что я все время был рядом с тобой, а он не хотел меня видеть. Но он не сводил с тебя глаз, хоть ты и не предмет антиквариата, – закончил он, передразнивая сухой тон баронета.

Джулиана думала, что не сможет с ним разговаривать, вспоминая свое распутное поведение этой ночью, но, едва начавшись, беседа потекла легко и естественно, как дыхание. Она сказала:

– Нет, серьезно. Что ты думаешь по поводу того, как он обращается с Хэммондом, хотя вопрос еще не решен?

– Я серьезен, вопрос не решен, и я ничего не собираюсь делать, – сказал он. – За меня все делают адвокаты. Одного я уже нанял составлять каталог сокровищ Эгремонта. Надеюсь, он скоро с этим разберется, потому что я начинаю думать, что у сэра Мориса может появиться искушение засунуть в рукав ложку или лоскутную коробочку. У него есть для этого все возможности – он всех тут приручил.

– Сэр Морис?! – ужаснулась Джулиана, прикрыв рот рукой. – Как ты можешь такое говорить?

– Я видел тех, кто чего-то домогался. А мой старый кузен откровенно алчный, уж ты поверь.

– Ему не нужно воровать здесь, у него дом полон сокровищ.

– Коллекционеру всегда мало. Ему хочется иметь все, что есть редкого и прекрасного. Ты видела, как он смотрел на мейсенский кувшинчик, когда держал его в руках? Точно так же он смотрит на тебя. Берегись, Джулиана. Смотри, как бы он тебя не утащил.

– Какая глупость! – Предостережение польстило ей. – Просто у него манеры джентльмена. А лекция об искусстве не ухаживание.

– Для некоторых мужчин – ухаживание, особенно если он ничего другого не может предложить, а женщина не польстится на его деньги и титул. К тебе же это не относится.

– Чепуха, – засмеялась Джулиана. – Я имею в виду, что меня это не интересует, а сэр Морис не интересуется мной.

Больше она ничего не успела сказать, потому что они шли в салон, где был накрыт чай, и жена сквайра посадила ее между собой и Софи, подальше от Кристиана.

– Это было великолепно, – сказала Софи баронету, когда все собрались покинуть Эгремонт.

Это было тяжелое испытание, подумала Джулиана.

Сэр Морис ухаживал за ней все время чаепития. Рассказывал интересные вещи, никому не давал рта раскрыть. Ей хотелось спросить Софи, как у нее обстоят дела с женихом: враждебность кузины по отношению к нему не вызывала сомнений и не спросить ей казалось невежливым. Но это было бы все равно что в церкви на церемонии отпевания, сидя в первом ряду, под носом у священника, заговорить с соседом.

Во время беседы баронет захватил инициативу, разглагольствуя об искусстве и истории искусства. Даже Хэммонд, который ловил каждое его слово, с облегчением вздохнул, когда чаепитие закончилось. Джулиана слушала рассеянно, ее смущало, что сэр Морис сосредоточил на ней все внимание. Она знала, что хорошо выглядит в шафранном платье, с прической, которую ей сделала горничная Софи. Но прекрасно понимала, что до красавицы ей далеко, титула у нее нет, так что для сэра Мориса она не представляет никакого интереса. Вряд ли он ухаживал за ней ради того, чтобы получить информацию о Кристиане. Он даже не хотел, чтобы она общалась с Кристианом, на чем настаивала кузина. И уж конечно, в его возрасте он не был способен на романтические чувства к женщине. Сама мысль, что почтенный джентльмен – тайный похотливец, была непристойна.

Тем не менее казалось, что он все время адресуется к ней, хотя говорит со всеми. Она решила: наверное, это потому, что она похожа на прилежную ученицу. Была похожа. Потому что после того, как Кристиан закинул в нее червь сомнения, внимание сэра Мориса стало ее раздражать. И каждый раз, отводя от него глаза, она встречала спокойный, веселый взгляд Кристиана. В конце концов она уткнулась в тарелку и не поднимала головы.

– Когда вы нам расскажете об остальных сокровищах? – спросил Хэммонд.

– Скоро, – сказал баронет. – Когда все будут свободны. – Он улыбнулся Джулиане. – Может, через день или два? Воскресенье вас устроит?

– Думаю, нет, – подал голос Кристиан.

Все повернулись к нему. Он заговорил в первый раз после начала чаепития.

– В деревне будет ярмарка, только о ней и говорят в гостинице. Джулиана, я подумал, что мы могли бы на нее сходить, как в давние времена. Мисс Лоуэлл, ее брат и я в детстве ходили на ярмарку, – сообщил он. – Пойдешь со мной, Джулиана? – мягко спросил он.

– Вы говорите о той ярмарке, где упал канатоходец? Джулиана была потрясена тем, что вы помните, – злорадно сказала Софи, – пока я не сообщила ей, что этот парень падает на каждой ярмарке уже много лет. Это часть представления.

– Вот как? Рад слышать, – спокойно произнес Кристиан. – Я опасался, что он разбил себе голову. Надо быть слабоумным, чтобы таким путем зарабатывать на жизнь. Как ты думаешь, мы его опять увидим? – обратился он к Джулиане.

Сквайр, его жена и Софи переглянулись. Сэр Морис ненавидел Кристиана, они не хотели его огорчать, но если кто и может выяснить побольше об этом типе, так это Джулиана. Хэммонд нахмурился. Сэр Морис застыл в ожидании ответа Джулианы. Ей предстоял выбор между развлечением в обществе титулованного джентльмена в одном из прекраснейших особняков Англии и ярмаркой, на которую надо тащиться в деревню вместе с опасным преступником. Ответ дался с легкостью, это было самое простое, что она сказала: – О да! С удовольствием!

Глава 13

– Не притворяйся, что спишь, – прошептала Джулиана, подергав ручку двери. – Софи, если не откроешь, я завтра же уеду домой.

Она подождала, переминаясь с ноги на ногу. В коридоре было темно, но из-под двери пробивался свет. Из комнаты не доносилось ни звука.

– Уже два дня ты меня избегаешь, с меня хватит! Ни дня больше не останусь здесь!

Джулиана подождала еще немного.

– Ну ладно, – произнесла она решительно, хотя сердце ушло в пятки, – значит, так тому и быть. Завтра с утра уеду, сама объясняйся с родителями, Хэммондом и сэром Морисом. Прощаться с ними не собираюсь. Все равно я вас больше никогда не увижу.

Она повернулась, прикусив губу. Все кончено. Придется уезжать, подумала она в отчаянии.

– А кто скажет о твоем отъезде негодяю, который выдает себя за Кристиана? – спросила Софи. Она стояла в дверях в ночной рубашке, со злостью глядя на Джулиану.

– А, Кристиану? – с наигранным равнодушием произнесла Джулиана. – Не волнуйся, я сама ему скажу.

– Еще бы, – фыркнула Софи. – Заходи. Незачем кричать на весь дом.

Джулиана вошла и плотно притворила дверь.

– Я только хотела выяснить, почему ты не желаешь со мной разговаривать и что произошло между тобой и Хэммондом. Когда я приехала, вы были как апрель и май, а сейчас даже не разговариваете друг с другом.

– Ага! – торжествующе воскликнула Софи и круто повернулась к ней. – Хочешь узнать, открыт ли путь? Открыт. Бери его себе, если хочешь, я не возражаю.

Джулиана ошеломленно уставилась на кузину:

– О чем ты говоришь?

– Он защищает тебя, как... как тигр. Без конца твердит: «Не отправляйте ее в Эгремонт на встречу с этим негодяем», «Не посылайте ее в лапы к коту». А сегодня прихожу и вижу, как вы воркуете. Не понимаю только, зачем ему нужна женщина, готовая флиртовать с каждым мужчиной.

– Что?! – воскликнула Джулиана. – Что за чертовщину ты несешь?!

– Я уже достаточно сказала! – Софи опустилась на стул перед туалетным столиком и, схватив щетку, начала причесываться, забыв, что волосы заплетены в косу, и поморщилась от боли.

– Мне не нужен Хэммонд, – заявила Джулиана. – А ему не нужна я. Мы говорили о событиях, только и всего. А насчет того, что я готова флиртовать с каждым мужчиной, то здесь их просто нет.

– Есть Хэммонд. Сэр Морис. И негодяй, который выдает себя за Кристиана Сэвиджа, – сказала Софи, размазывая слезы по щекам.

После паузы Джулиана сказала:

– Ты сама просила меня быть благосклонной к Кристиану. А когда я подумала, что он может оказаться моим старым другом, то охотно с ним общалась. Но Хэммонд? Он милый человек, но я не питаю к нему никаких чувств. Он твой, это видно с полувзгляда. Он тебя обожает. А то, что он старается защитить меня от возможной опасности, говорит о его благородстве. Должно быть, он чувствует себя неуверенно в деле о наследстве. Он может только полагаться на адвокатов и Боу-стрит. Он не может делать с Кристианом то, что я...

Она вспыхнула, подумав о том, что она делала с Кристианом.

– А сэр Морис!' Ну знаешь, кузина! Он годится мне в дедушки! Он просто галантный, как и все джентльмены его поколения в обращении с женщинами. Со мной он любезен, потому что я у вас гостья. Надеюсь, ты не думаешь, что я флиртую с твоим отцом? Тогда я сочла бы тебя умалишенной.

На губах Софи появилась улыбка. Их взгляды встретились, и обе засмеялись.

– О Господи! – сказала Джулиана, вытирая глаза. – Как ты себе это представляешь? Что было бы с твоим отцом, если бы я ему подмигнула?

Они долго хохотали, наконец Джулиана посерьезнела:

– Софи, скажи, что не я причина твоих проблем с Хэммондом, и не говори, что проблем нет, это очевидно. Если я, то я немедленно уезжаю.

Софи положила щетку и свысока посмотрела на Джулиану.

– Нет, не ты. – Голос ее дрогнул, а на глаза навернулись слезы. – Я тоже умею быть честной. Я пыталась... сама с собой. Что я думаю делать? Большинство моих подруг замужем, а я все ждала принца – красивого, богатого, знатного. В Лондоне я такого не нашла, но мне еще рано ставить на себе крест, я ждала, может быть, слишком долго. Но этой весной я непременно поеду в Лондон, если с Хэммондом не получится.

Глаза у нее стали мечтательные.

– Он был как сказочный принц. Прискакал на прекрасном коне, представился моим родителям как новый сосед – новый граф, наследник Эгремонта. Эгремонт! Он всегда довлел над нашими умами, и вдруг явился Хэммонд – молодой, красивый – и сразу увлекся мной. Папа сказал ему, что он может пожить у нас, пока не вступит во владение Эгремонтом. Он остался и завладел моим сердцем... Мы часами гуляли и разговаривали, – мечтательно сказала она. – Очень скоро он сделал мне предложение. Я была в восторге. Но теперь... – Она повернула к Джулиане бледное заплаканное лицо. – Джулиана, ты тут ни при чем. Он любит меня. Но если он не станет графом, вряд ли я соглашусь стать его женой. Я не легкомысленная, не корыстная, нет! Я давно могла бы выйти за богатого человека, но в моем сознании Хэммонд был связан с Эгремонтом. Сама не знаю, что делать.

– О, Софи! – Джулиана упала на колени и сжала холодные руки кузины. Никогда еще она не любила ее так, как сейчас. – Подожди еще какое-то время. Наберись терпения.

– Ты права. Иначе все подумают, что я отвергла его потому, что он не наследник, и осудят меня.

Джулиана выпустила руки кузины.

– Да, да. А если окажется, что он наследник, то уладить дело будет труднее.

– С Хэммондом? Ну нет. – Софи вытерла слезы. – Он от меня без ума.

Джулиана встала:

– Тогда жди. Но не вымещай свою досаду на Хэммонде. Вся семья это переживает.

– Очень заметно, да?

– Ты с ним едва разговариваешь, третируешь, словно Кристиана.

– Того, кто выдает себя за Кристиана, – сказала Софи. – Кстати... Что он обо мне думает? – спросила она с наигранным равнодушием. – Он всегда вежлив, на злобу отвечает шутками. Но чувства свои скрывает. Как ты думаешь, он видит, что у нас с Хэммондом нелады? Чувствует себя виноватым?

– Нет, конечно, мы этого даже не обсуждали. Или ты хочешь, чтобы я... – Джулиана округлила глаза. – Ты же не думаешь порвать с Хэммондом, чтобы освободить место для нового графа?

Софи отвернулась и, посмотревшись в зеркало, принялась запудривать невидимое пятнышко на щеке.

– Нет, конечно. Не исключено, что он вор или убийца. Но пути Господни неисповедимы. Ты же веришь, что он тот, за кого выдает себя? И считаешь его красавцем. – Софи резко повернулась к Джулиане. – У него отличные манеры. Откуда? Если он наследник, то годы тюрьмы не имеют значения, это лишь сделает его известным в высшем свете. Его все будут принимать. Ты права, я веду себя с ним безобразно. Но с завтрашнего дня постараюсь быть вежливой. Мы ведь тоже идем на ярмарку под тем предлогом, будто не можем отпустить тебя с ним одну. А то сэр Морис нас убьет.

Джулиана ошарашено смотрела на Софи.

– Ну, поняла? У тебя нет причин расстраиваться, все получится. О нас с Хэммондом не беспокойся. Если что не так, он мигом примет меня обратно.

Джулиана не нашлась что сказать.

– Я поняла. Спокойной ночи, кузина.

Наступило утро, ласковое, ясное. Джулиана совсем не чувствовала усталости, хотя еще долго просидела после разговора с кузиной. Поразмышляв, она решила, что ничего не может сделать, ей остается только ждать. Она не заметила, как уснула.

Сейчас Джулиана сидела в небольшом салоне в передней части дома сквайра и ждала, когда придут остальные. Она готовилась к походу на деревенскую ярмарку так, будто ее должны представить ко двору.

Джулиана надела свое лучшее платье из золотистой ткани с розовыми бутонами и высокие полуботинки из мягкой кожи, чтобы не промочить ноги в траве на ярмарке. Она взяла розовую шаль и такой же зонтик. Волосы забрала наверх, как подобает изысканной даме, но на затылке перевязала лентой, и они рассыпались по спине. В общем, выглядела она превосходно.

Но каштановые волосы не будут так сиять на солнце, как кудри льняного цвета. И карие глаза при свете не блестят так, как лазорево-голубые. Как бы то ни было, дочь деревенского джентльмена в подметки не годилась дочери сквайра.

Если Кристиан не Кристиан, он польстится на дочь сквайра. Но может польститься на нее и в том случае, если он действительно Кристиан Сэвидж, с грустью подумала Джулиана. Сегодня это выяснится. Наряжаясь, она нервничала, тревожилась, суетилась, и теперь ей оставалось только ждать.

Послышались шаги, она подняла голову.

В дверях стоял сэр Морис, одетый во все серое.

– Ах, как хорошо, – сказал он. – У меня есть шанс поговорить с вами наедине. Я попросил слуг доложить, когда вы выйдете из своей комнаты, а родственников просил подождать, пока мы не поговорим. – Он вошел, тяжело опираясь на трость. – Дорогая, надеюсь, вы понимаете, что не должны сегодня выходить с этим шарлатаном. Ни ради кузенов, ни ради того, для чего они вас сюда привезли.

Джулиана начала было возражать, что выходит не ради этой цели, но он остановил ее движением руки:

– Я знаю, что вы хорошая, обязательная девушка, но я хочу, чтобы вы знали: после того, как я приехал, вам больше не нужно подвергать себя опасности. Теперь вы можете оставить эту работу мне и Боу-стрит. Мы продолжим расследование.

Джулиане было бы больно лгать старому джентльмену: он был с ней всегда галантен, но она поняла, что лгать не придется.

– Я это делаю не ради кузины. Я сама должна узнать правду. Меня не интересует Эгремонт и его сокровища, сэр, хотя я ценю высокое искусство. У меня личный интерес. – Ее глаза молили, чтобы он ей поверил. – Если этот человек действительно Кристиан Сэвидж, я как бы снова обрету моего брата.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и на суровом лице появилась нежная улыбка.

– Сама невинность, – пробормотал он. – Лицо достойно кисти Рафаэля, душа, как у ангела, которого он мог бы нарисовать. В вас совсем нет стяжательства? Удивительно. Вы сами – маленькое сокровище. Хотел бы я, чтобы мой сын встретился с вами в свое время. – Он на миг закрыл глаза. – Но какой смысл горевать о том, чего нельзя изменить, верно? Вот что вы должны знать, дорогая, – сказал он, снова посмотрев на нее. – А теперь идите и смотрите сами, но не льстите себя надеждой. Скоро я получу доказательства, что он самозванец. С каждым днем во мне крепнет уверенность, что этот человек не является другом вашего детства. Но отправляйтесь на ярмарку. Будь я молодым, я бы тоже пошел. Там будет Хэммонд, на всякий случай я пошлю лакея, при свете дня вам не причинят вреда.

Джулиана опустила взгляд. Сэр Морис понятия не имеет, какой вред ей могут причинить, и не хотела, чтобы он по глазам увидел, как она этого желает.

Софи надела вишневое платье, сногсшибательную соломенную шляпку и приготовила для Кристиана радушную улыбку, когда он вышел из кареты. Увидев неудержимую улыбку Софи, он на миг сузил глаза. Джулиана это видела, она стояла близко; Хэммонд выглядел совсем несчастным, можно было и не смотреть. А сама Джулиана судорожно сглотнула.

– Доброе утро, – привычным ровным тоном сказал Кристиан. – Готовы ехать?

– Готовы, – пропела Софи. – Мы уже заждались. – Не глядя на Хэммонда, она оперлась о его руку, влезла в карету, расправила юбки и одарила Кристиана улыбкой. – Ну вот, по поводу того ярмарочного акробата. Мы хотим на него посмотреть. Он блондин или брюнет?

– Ну как? – спросил Кристиан Джулиану. – Тест на память. Каким он был? Помнишь?

– Э-э нет, – весело сказала Софи, – это важный вопрос, а мы проверяем не Джулиану, правда? – Она сказала это так легко, что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.

Но у Джулианы внутри все сжалось. Однако Кристиан не смутился.

– И то верно, – сказал он. – Я помню парня с соломенно-желтыми волосами. Совершенно немыслимый цвет, он, конечно, их красил, чтобы его издали было видно.

– Да! – сказала Джулиана, блеснув глазами. – Какой-то клоунский цвет. Может быть, он был клоуном?

– Его звали Воробей, он был клоун, акробат и человек-змея, – сказал Хэммонд, усаживаясь напротив. – Мы провели расследование, – добавил он, видя, что они удивлены. – Падение акробата – известный трюк, исполняется на каждой ярмарке, не обязательно цыганской, уже пятнадцать лет – весной, летом и осенью. В Тринвиче, Кемберуэлле, Сент-Айвзе и еще во многих местах. Ярмарки лошадей, рогатого скота, майские ярмарки – он везде участвовал. Даже в Лондоне на ярмарках Святого Варфоломея, – добавил он, глядя на Кристиана. – Каждый раз парень плюхался о землю, но умер в своей постели два года назад.

– Жаль, – произнес Кристиан. – Посмотрим, кто теперь вместо него.

Джулиана уловила запах и шум ярмарки задолго до того, как увидела. Она выпрямилась, услышав отдаленный звук труб и барабанов, тонкое завывание шарманки, смех и гомон огромной толпы.

Она пошире открыла окно и вдохнула запах жареного мяса и кисло-сладкий диковатый запах огромного скотного двора.

– Зверинец! – возбужденно сказала она Кристиану. – Я и забыла про него!

Он улыбнулся, видя, как загорелись ее глаза. Она опять была девочкой, только у девочки не так высоко поднимается грудь, когда она взволнована, подумал он и отругал себя. С трудом удалось напомнить себе, что друг не пялится на грудь подруги.

– Да, тигры, обезьяны, гиена и лев. Помнишь? – спросил он.

– И кенгуру, это должно вас заинтересовать, – сказал Хэммонд. Кристиан только взглянул в его сторону, и он добавил: – Мы спрашивали, какие будут аттракционы. Сэр Морис не отпустил бы дам, если бы здесь была травля медведей или что-нибудь в этом роде.

– Весьма предусмотрительно, – сказал Кристиан.

– Еще карлики, – возбужденно произнесла Джулиана. – Человек-великан и толстая женщина. Человек-скелет. Карусель! Толкать ее не надо, там есть специальный служащий. Я помню. Еще колесо с сиденьями, оно крутится, поднимает вас к небу, а потом опускает. Огромные качели, где все могут раскачиваться толпой – мужчины, женщины, дети. Помнишь? Панч, Джуди, люди на ходулях, дрессированные собачки танцуют на задних лапах, продаются игрушки, некоторые такие маленькие, что могут проскользнуть прямо в карман.

– И ребята, которые могут проскользнуть в карман, – с улыбкой добавил Кристиан. – Мы уже не дети. Следите за своими кошельками и сумочками.

Хэммонд нахмурился:

– Это местная ярмарка. Здесь ничего такого не будет. Винные лавки, распутные женщины, непристойные пип-шоу, картежники и все такое – это для более крупных ярмарок.

Кристиан засмеялся. – Это ярмарка, друг мой, и сегодня прекрасная пода. Соберутся сотни, если не тысячи людей со всей округи. А в такой толпе жулики, продажные женщины, винные лавки и все прочее всегда найдутся. Преступлений будет множество. Поверьте, я знаю, – сказал он с кривой улыбкой.

Хэммонд сжал челюсти. – Но тогда вы нас защитите, – проникновенно сказала Софи; в ее голосе не было и намека на вражду.

– Конечно, – сказал Кристиан без всякого выражения в голосе.

Похоже, здесь тысячи людей, ошеломленно думала Джулиана, глядя в окно, пока кучер выбирал место в длинном ряду карет; он нашел его высоко на склоне, откуда была видна заполненная людьми поляна. Повсюду стояли палатки и шатры, импровизированные подмостки с развевающимися флагами, громадные вывески с картинками, обещавшие все виды базарных развлечений. Между палатками стояли мангалы, распространяя такой запах, что не нужна была никакая реклама.

Все двигались, создавая шум и неразбериху, поляна бурлила, как кипящий котел. Джулиана попятилась.

– Передумала? – спросил Кристиан.

Она покачала головой:

– Нет, я просто забыла. Дети приходят в восторг от толпы, но с тех пор, как я побывала на ярмарке, я жила очень тихой жизнью. – Пришлось повысить голос, чтобы перекричать музыку и шум толпы. – Но я хочу пойти. Это все равно что вернуться в детство.

Она не сказала, что здесь, на обочине ярмарки, она как никогда остро почувствовала присутствие брата. Она будто слышала, как он предупреждает ее, наклонившись к самому уху: «Если потеряешься, убью. Держись рядом. Поняла?» Рядом стоял другой мальчик, он улыбнулся и взял ее за другую руку. Так, держась за две руки крепких подростков, маленькая Джули вошла в ярмарочную суету. Ни до, ни после того Джулиана не чувствовала себя такой защищенной. Она взглянула на Кристиана – помнит ли он? И взмолилась, чтобы вспомнил.

Кристиан сказал кучеру и лакею, чтобы те шли развлекаться, но были на месте через час на случай, если они захотят уехать пораньше. Потом он предложил руку Джулиане, и вместе с Софи и Хэммондом они спустились к толпе.

Глава 14

– Они ушли! – воскликнула Джулиана. Кристиан оглянулся. Софи с Хэммондом исчезли. – Когда ты их последний раз видела? – спросил он, взяв Джулиану под руку.

– Между гигантскими качелями и карликовыми лошадками. Нет, после того как мы слезли с карусели.

Он крепче прижал ее руку:

– Не бойся, я тебя не потеряю. Хэммонд здоровый малый, он не даст Софи в обиду. К тому же они знают, где стоит карета. Позже встретимся там. Или ты хочешь вернуться и поискать их?

– Думаешь, их можно найти? – Она повернулась к нему.

Ему пришлось наклониться к самому уху, чтобы она услышала за шумом музыки и голосов:

– В этой толпе я собственный нос не могу найти! Не думаю, что это важно, но если тебе неуютно со мной наедине, можно вернуться и поискать их.

Неуютно? Давно уже она не чувствовала себя так уютно!

– Вряд ли можно сказать, что мы наедине. Но ты прав, они знают, где карета, и мы можем посмотреть ярмарку. Может, они сами нас найдут.

В сущности, это ее мало заботило. Все, о чем она могла думать, – это о ярмарке и мужчине рядом с ней. Ей казалось, что годы куда-то ушли, исчезли, но она видела только этого мужчину и не могла думать о том мальчике. Она знала, что должна вспоминать, но думала только о настоящем.

Давно Джулиана не видела такого скопления людей. Мужчины, женщины, дети, целые семьи оставили на несколько часов работу и пришли на ярмарку повеселиться. Вокруг был трудовой народ: фермеры, рабочие, лавочники, слуги; их классовая принадлежность легко угадывалась по одежде. Были и люди более высокого положения – Софи им кивала.

На их небольшую группу все обращали внимание, и дочка сквайра была в восторге. Видимо, все уже слышали, что Хэммонд станет новым графом Эгремонта. Джулиана не была уверена, что все знают о Кристиане, но на него обращали внимание женщины всех классов и возрастов. Она гордилась тем, что мужчины замечают ее, но не это было предметом ее» восторга.

Они с Кристианом уединились среди множества людей! Толпа теснила их, приходилось идти бок о бок, говорить друг другу на ухо, не заботясь о приличиях. Это было чудесно.

Они шли по ярмарке, и годы отступили прочь. Кристиан развязал шейный платок, как и другие мужчины, все было по-деревенски, так что фасонить не стоило. Джулиана сложила зонтик, он мешал в толпе. И друг с другом они держались проще, соблюдать формальности было нелепо.

Она чувствовала себя маленькой девочкой, но больше видела и понимала, чем в тот далекий день. И больше ценила человека, который держал ее под руку.

Они, не сговариваясь, останавливались там, где ей хотелось, и обменивались замечаниями или улыбкой. Когда они остановились посмотреть на пляску цыган и местной молодежи, он спросил, не хочет ли она поплясать. Она хотела, но знала, что нельзя, потому что это вульгарно. И она сказала «нет». «Трусишь?» – спросил он, как сделал бы мальчик Кристиан, но понимающе улыбнулся, и они пошли дальше.

Они останавливались везде, где раздавался звук трубы, предвещавший новое развлечение, где зазывалы обращались с призывом зайти и посмотреть на нечто изумительное. Джулиана увидела, как гуляющие ссыпают монеты и потоком идут в одну из палаток. Зазывала кричал, что они увидят фантастические уродства природы. Джулиана подняла глаза на Кристиана.

– Нет, – сказал он. – Это зрелище не для приличной женщины.

– Можно, я притворюсь неприличной? – жалобно спросила она.

– Только не здесь, перед лицом толпы.

Она слегка смутилась и пошла дальше.

Было еще много всяких аттракционов. Они посмотрели пьеску, где Панч и Джуди лупили друг друга, похлопали медведю, который неуклюже танцевал на привязи.

Кристиан немилосердно вышучивал Джулиану, когда она не дала посадить себя на огромную чашку весов, чтобы цыганка ее взвесила, смеялся ее изумлению, когда его спутница не могла найти горошину под наперстками, которые говорливый парень шустро передвигал по доске.

Джулиана хлопала в ладоши, когда Кристиан скинул сюртук, поднял деревянный молот и так ударил по пеньку, что указатель силы взлетел до предела и звякнул колокольчик. Она от души поблагодарила его за то, что он дал ей дунуть в призовой свисток, а также когда он купил ей уродливую куколку у чересчур настойчивого продавца. Она опечалилась, когда они зашли в палатку-зверинец и увидели побитого молью льва в тесной клетке; когда проходили мимо клетки с неряшливого вида гиеной, она постаралась не дышать, так как воспитание не позволяло зажать нос платком.

Она ничего не сказала, когда они увидели кенгуру, «только что с другого края земли», как гласила горделивая надпись.

– Да, они живут там, откуда я прибыл, – сказал Кристиан, отвечая на невысказанный вопрос. – Но у меня не было времени с ними общаться. А когда оно появилось, мне было не до исследований, сама понимаешь.

Джулиана подняла на него взгляд:

– Не понимаю. Ты ничего не рассказывал об этом периоде своей жизни, о том, что тебе пришлось испытать.

– Я думал, тебя интересует только мое далекое прошлое.

– Нет. Я хочу знать о тебе все. – Она прикусила губу и отвела взгляд.

Он помедлил.

– Хорошо, я тебе расскажу, но не здесь и не сейчас.

– Эй! Вы смотрите или нет? – послышался сзади сердитый голос. – Нагляделись на зверя – и ладно. Другие тоже хотят, – сказал краснорожий парень.

– Он весь ваш, – ответил Кристиан и вывел Джулиану из зверинца.

– Хочешь пить? – спросил он, видя, что она смотрит на очередь к продавщице лимонада.

– Хочу, – сказала она.

– Эль? Джин? Пиво?

– Лучше лимонад.

– Только не этот, – решительно заявил он. – Посмотри, кто стоит в очереди – ни одной леди, а парни, которые его наглотались, вдрызг пьяны. Только дурак может поверить, что лимона в нем больше, чем джина.

Джулиана усмехнулась. Гладкая речь становилась такой же ненужной, как шейный платок.

– Вон девушка продает фруктовый напиток. Я глотну и скажу, можно ли тебе его пить. – Он подвел ее к продавщице, у которой бизнес шел не столь оживленно, купил за пенни чашку, попробовал и поморщился.

– В нем тоже джин? – прошептала она.

– Нет. Только фрукты. Тебе понравится. Она засмеялась, выпила, и они пошли дальше. Когда они проходили мимо мангалов, где на вертелах жарились куски мяса, он спросил:

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо, – сказала она, следя, как женщина орудует над огромным котлом, разливая зеленый комковатый суп. – Баронет сказал, что к нашему возвращению будет готов чай.

– Отлично. Не хочу, чтобы ты отравилась. В этом обвинят меня, ты же их знаешь.

Народ все прибывал и прибывал. Шум перешел в рев, запахи из аппетитных превратились в удушающие, и вместо прогулки приходилось проталкиваться через толпу.

– Ну как, насмотрелась? Вспомнила, что должна была у меня спросить?

– Нет, – грустно ответила она. – Я помню запахи, и звуки, и некоторые зрелища. И акробата, конечно. По-моему, он был вот здесь. – Она показала на место, где, как ей казалось, выступал акробат в тот далекий день. – А может быть, здесь. Точно не помню. И вообще не припоминаю ничего важного. Наверное, потому что выросла и смотрю на все другими глазами.

– Может, будешь передвигаться на карачках? – с интересом спросил Кристиан. Она хихикнула.

– Тогда давай вернемся, – прокричал ей на ухо Кристиан, дыхание коснулось уха, и у нее по спине пробежала дрожь. – Или хочешь еще что-нибудь посмотреть?

– Нет, достаточно. – Ей не хотелось жаловаться, но удовольствие от ярмарки стремительно убывало.

– Надо сделать еще одну вещь, – сказал он, подняв голову и оглядываясь. – А, вот. Место не хуже других.

Он подвел ее к палатке, где вывеска обещала ученую свинью, но старик, стоявший у входа, сказал:

– Следующее шоу через час. Но за полцены могу пустить вас посмотреть на нее.

– Я заплачу полную цену, если вы дадите мне кое-какую информацию, – сказал Кристиан.

Глаза старика сузились.

– Я мало что знаю.

– А, ну конечно. А твоя свинья мне приходится дядюшкой. Слушай, я не полицейский и не шпик, все, что мне надо, – это узнать о парне, который работал здесь семнадцать лет назад. Он был акробатом и падал с каната на землю; все думали, что он насмерть разбился, но через миг он вставал. С желтыми волосами, в красном костюме.

– А, этот, – с облегчением произнес старик. – Я его знаю. То есть знал. Его больше нет.

– Да, я слышал, что он умер.

– Он-то? Ну нет, он еще ходит по земле. Это Воробей откинул копыта два года назад, тот парень, который падал и опять вставал, как говорилось в объявлении. Собирал хорошие денежки, пока его не прихватило. Его доконало не выступление, а кашель; не падение, потому что он знал, что делает. Нет, тот, кого вы видели здесь, – это Ольфи Броган, несчастный поганец, прошу прощения, леди, – сказал он, увидев, что Кристиан нахмурился.

– Ольфи – он прыгучий, – продолжал старик. – Бедолага. Он завязал с выступлениями на другой день после того, как выступил в первый и последний раз. Он, вишь, пытался сделать то, что делал Воробей, но чуть не свернул себе шею. Испугался не меньше, чем толпа, двенадцать месяцев не мог выпрямиться. Если желаете с ним поговорить, он живет в Ковентри, зарабатывает на хлеб с маслом, делая седла.

Кристиан улыбнулся:

– Ты облегчил мне душу, не только кошелек. В тот день я его видел; не думал, что он такой болван, чтобы разбиться ради представления. Спасибо. – Он протянул старику заработанные монеты, тот взял и притронулся рукой к шляпе.

– Теперь можем идти, – сказал Кристиан Джулиане. – Я удовлетворен. Это тот пункт, который я должен был прояснить.

Она с любопытством смотрела на него.

– Твоя кузина сказала, что я видел этого акробата в Лондоне. Я хотел доказать, что она ошибается. То, что мы видели, был одноразовый показ.

Джулиана улыбнулась, и они ушли. Кристиан обернулся, и она вслед за ним. Он посмотрел на старика, с которым они разговаривали, и старик подмигнул, Джулиана остолбенела.

– Земля неровная, – быстро сказала она, чтобы как-то объяснить свою заминку и скрыть сомнения. Старик подмигнул, чтобы показать, что дело сделано? Или он проявил дружеские чувства, когда деньги согрели карман? Она избегала взгляда Кристиана и смотрела под ноги. – Как ты думаешь, Софи с Хэммондом уже ждут у кареты? – спросила она.

– Скорее всего.

Кристиан остановился. Она увидела, что они стоят позади палатки одни. Он вывел ее из толпы.

– Наконец-то, – с удовлетворением сказал он и коснулся губами ее губ.

Она знала, что не должна его целовать, нельзя обнимать и прижиматься к нему. Но она также знала, что губы у него теплые, нежные и что нет ничего лучше, чем его крепкие объятия.

И хотя у нее были закрыты глаза, она знала, что солнце сияет и вокруг сотни людей, которые могут застать их врасплох. И что потом она пожалеет об этом. Поэтому она и огорчилась, и обрадовалась, когда он ее отпустил.

– Извини, но я отказываюсь давать представление для публики.

Она огляделась. Вокруг не было ни души.

– Вылезай, – устало сказал Кристиан, подняв голову. – Покажи свою мерзкую рожу. Я видел твою тень и, клянусь, слышал, как ты дышишь.

Долговязый светловолосый человек со сломанным носом вышел из тени и усмехнулся.

– Странно, что вы могли расслышать мое дыхание, вы так пыхтели, сэр! Добрый день, мадам. – Он поклонился Джулиане. – Кто бы вы ни были. Потому что можете мне поверить, я вас не знаю и никому не скажу.

– Лучше не надо, – буркнул Кристиан. – Безымянная леди, позвольте представить вам капитана Энтони Бриггза. Этот негодяй следит за каждым моим шагом, видимо, для того, чтобы оберегать общество. Его наниматель – сквайр, его хозяин – сам дьявол. Только не говори, что за другим деревом прячется сыщик.

– О Боже, нет, конечно. – Энтони с показным страхом оглянулся по сторонам. – Последний раз, когда я его видел, он крался за вашей кузиной, леди, чтобы убедиться, что она в безопасности. Он знает, с какой стороны хлеб намазан маслом.

– Как и ты, – буркнул Кристиан. – Но если Мерчисон сел им на хвост, тому должна быть причина. – Он поджал губы. – Ступай обратно на ярмарку, посмотри, что там с ними. Я скоро буду – если они не ждут нас в карете. – Он обратился к Джулиане: – Я отведу тебя. Если они там, поедем назад к сквайру. Если нет... – Он взял Джулиану за руку и повел вверх по склону.

Их ждал только кучер.

– Залезай и оставайся здесь, – сказал Кристиан. Голос у него стал резким и холодным. – Я вернусь. Жди. – И он, широко шагая, направился к ярмарке.

Кристиан точно знал, куда идти, – туда, где люди столпились, как муравьи вокруг краюхи хлеба. Он протискивался, работая локтями, вдогонку слышал угрозы и восклицания, которые прекращались, стоило человеку увидеть его лицо. Он не видел ни Софи, ни Хэммонда, ни Бриггза, но толпа была слишком плотной, чтобы можно было на что-то рассчитывать.

Все следили за дракой. Окруженные толпой, две цыганки орали друг на друга, обе черные и экзотичные, но молодые и необычайно красивые. Их лица пылали злобой. У одной блузка была разорвана от плеча, и точеную грудь мог видеть каждый мужчина, которому удалось пробиться поближе. Она не обращала на это внимания, а толпа затаила дыхание в предвкушении драки.

– Последний раз я тебя предупреждаю – держись от него подальше, слышишь? – завопила цыганка и выхватила из-под юбок длинный сверкающий нож. Толпа дружно выдохнула и сдвинулась еще плотнее.

– Ага, и что ты сделаешь? – с натянутой улыбкой сказала другая, откинув с обнаженных плеч длинные черные волосы.

– Точеные! – шепнул кто-то на ухо Кристиану. Кристиан не повернул головы.

– Да, красивое зрелище. Твердые, как яблочко. И представление разыгрывают грамотно. Две красивые распутные девки вот-вот набросятся друг на дружку, от этого люди всегда теряют рассудок. Если он у них когда-нибудь был. Берегите кошелек, мистер Мерчисон. Это обманный маневр. Пока они будут кататься по грязи с задранными кушам юбками, их приятели примутся шарить по карманам. Пока идет пьеса, они всю толпу обчистят.

– Думаете, я этого не знаю? – удивился Мерчисон. – Зачем же вы меня тогда взяли?

– Как знающего человека. – Кристиан оглядывал толпу. – Так где наши влюбленные, мисс Уайли и Хэммонд?

– Это они-то влюбленные? Они больше похожи на двух головорезов, как эти красавицы-цыганки. Вон они, напротив нас, рядом с толстяком с седыми усами. Она выглядывает из-за спины Хэммонда, он ее туда засунул, чтобы она не смотрела на то, чего не следует видеть леди, а мисс Уайли готова оторвать ему голову, чтобы не заслоняла зрелище.

– Ах да. – Кристиан увидел Хэммонда и Софи на другой стороне импровизированной арены и улыбнулся тому, как она пытается отпихнуть своего защитника. – Пожалуй, она причинит ему больше вреда, чем цыганки. Пойду вытащу их отсюда. Забава забавой, но никогда не знаешь, чем она обернется. Могут затолкать и нанести увечья. Деревенщина уже напилась, подобные шутки могут обернуться бунтом.

– Вы знающий человек, – восхитился Мерчисон. – Я вам помогу.

Кристиан проталкивался сквозь толпу, когда услышал первый вопль, но не со стороны дерущихся цыганок. Ему удалось пробиться еще на три шага, и он увидел, как краснорожий гуртовщик толкнул пылавшего злобой фермера. Кристиана толкали и крутили, пока он добирался к месту, где видел Софи с Хэммондом.

Как он и предполагал, в толпе было слишком много пьяных, страсти накалились, и началась свалка.

От удара кулаком Кристиан покачнулся и получил два других. Выдернув сюртук из рук пьяного увальня, заслонившего путь, он сбил его с ног и двинулся дальше. В ушах звенело от воплей и криков. Его ударили чем-то по голове, он потрогал ее и ощутил под пальцами влагу. Он понадеялся, что это плевок пьяницы, орущего ему в ухо, отпихнул его, не оглядываясь, протолкнулся дальше; главное – не останавливаться.

Кристиан толкался, пинался, один раз кого-то стукнул, пробиваясь туда, где в последний раз видел Софи с Хэммондом. Она была в красном, это он помнил. Он увидел красный платок гуртовщика, красный жилет клерка, вишневое перо на шляпке молодухи-крестьянки, красную юбку цыганки и, наконец, Софи, вцепившуюся в Хэммонда.

Хэммонд стоял, расставив ноги и сжав кулаки. Отличная мишень, раздраженно подумал Кристиан, проталкиваясь к ним.

Вокруг теснилась толпа, люди менялись местами, как в безумном танце, но Кристиан пробирался к Хэммонду. Одна из цыганок была совсем близко от него. Кристиан рванулся вперед и оказался рядом с ним как раз в тот момент, когда зрители увидели, как длинный серебряный нож вонзился Хэммонду в грудь.

Хэммонд охнул, схватился за грудь, поднял глаза на Кристиана и рухнул на землю.

Глава 15

– Дорогу! Дорогу! – кричал мистер Мерчисон, подкрепляя слова ударами стека, когда Кристиан выносил Хэммонда подальше от схватки.

Тяжело дыша, он опустил Хэммонда на первый попавшийся травяной пятачок и с трудом выпрямился.

– Мускулистый малый, весит целую тонну. Он дышит, но рана кровоточит. Здесь найдется врач?

– Хирург не нужен, пусть моя женщина его посмотрит, – сказал смуглый мужчина, прибежавший вслед за ними. Он прикрикнул на группу мужчин: – Чего вы ждете, ребята? Ступайте туда, если потребуется, оторвите несколько голов, но остановите драку! Они порвут палатки, что я тогда буду делать? – с тоской спросил он, не ожидая ответа. – Меня зовут Смит, я управляющий ярмаркой, – сказал он Кристиану. – Моя женщина разбирается в хирургии, за ней послали. – Он хмуро смотрел, как по рубашке Хэммонда расползается кровавое пятно. – Сердце не задето, а то бы он уже умер. Хоть на том спасибо. А, Франсин, – он обратился к цыганке, которая прибежала с выпученными глазами, – посмотри. Парень в беде. Если он умрет, нам тоже конец. Цыган все считают убийцами.

Женщина посмотрела на Хэммонда, кивнула, вытащила из юбок длинный нож и гибким движением присела возле раненого. Мерчисон выругался и двинулся к ней, но Кристиан положил руку ему на плечо.

– Старина, она не собирается причинить ему вред, видимо, хочет снять рубашку и осмотреть рану, – прошипел Кристиан.

Женщина повернула к нему голову:

– Хотите помочь, сэр? Если будут помогать наши, а он окочурится, то обвинят нас. А если джент, мы спасем свою шкуру.

– Тогда я последний человек, на кого вы можете рассчитывать, – с кислой улыбкой сказал Кристиан. – Если он умрет, а я буду рядом, вас обвинят в том, что вы в союзе с дьяволом. Мерчисон, помогите ей, ладно?

– Вы позволите ей дотронуться до него?! – завизжала Софи, когда Мерчисон нагнулся к цыганке.

– Капитан Бриггз, – приказал Кристиан, глядя на человека, стоявшего рядом, – заберите дочку сквайра, отведите ее к карете и запихните туда. Мисс Уайли, – обратился он к Софи, – этого парня ваш отец нанял следить за всем, что я делаю. Он проводит вас к кузине, она ждет в карете. Здесь вы ничего не сможете сделать, только будете мешать. Я не дам причинить вред Хэммонду, – добавил он уже мягче. – И что бы вы обо мне ни думали, не забывайте, что, если с ним случится что-то плохое, в этом обвинят меня.

Она замерла, потом кивнула.

– Я останусь, – сказала она. – По крайней мере до тех пор, пока не узнаю, что он... пожалуйста!

– Тогда стойте смирно. Как он? – спросил Кристиан у цыганки, которая с помощью Мерчисона сняла с Хэммонда окровавленный жакет и рубашку.

– Должно быть, парень родился под знаком Девы, потому что сегодняшним днем правит Дева, – пробурчала она, глядя на истекавшего кровью Хэммонда. – Он везунчик, что бы вы ни думали. Рана глубокая. Но не задеты ни сердце, ни легкие. Будет больно, он постонет, но если рана не загноится, проживет столько, сколько ему отвел Создатель.

– Какое облегчение. Его можно перевезти?

– После того как я остановлю кровь и забинтую рану, забирайте, пожалуйста, – добавила она, с насмешкой взглянув на посеревшее лицо Софи.

– Вы знаете, кто его ударил? – спросил Кристиан.

– Я рома, а не предсказательница и не шлюха, снующая по ярмарке, – презрительно произнесла цыганка. – Говорила тебе, что это плохое время и плохое место, – бросила она смуглолицему мужчине и вернулась к работе. – Я ничего не видела, пока не пришла сюда, – сказала она.

– Конечно, не видела, – подтвердил Кристиан. – И как я полагаю, не видел никто из вашего клана? Что видели вы? – спросил он у капитана.

– Вы к нему подбежали, а потом он упал, как подкошенный.

– Замечательно. А что видели вы, мистер Мерчисон?

– Видел, как клинок блеснул на солнце, но не видел, кто его держал, – сыщик. – Вокруг него толпилось слишком много народу. Хотя готов поручиться, что это не вы. Хотя бы потому, что чертовски глупо нападать, когда все вас видят.

– Я тронут вашей верой в меня, – сказал Кристиан и вздохнул. – Ладно, перевязывайте. Я провожу его домой. А потом придется уехать. Не надейтесь, я не собираюсь сбежать, просто не могу видеть сквайра. Пока.

– Они не привлекут вас к ответственности? – спросил Энтони.

– Они могут сделать все, что хотят, черт возьми, – хмуро заявил Кристиан. – И прекрасно это понимают. На этот счет у них богатый опыт.

Солнце садилось, когда Энтони снова вошел в гостиницу. Он заглянул в бар и увидел, что Кристиан сидит и смотрит в окно. Перед ним стояли два стакана: один – пустой, другой – наполненный до половины. Капитан не спеша вошел и подсел к Кристиану.

Кристиан поднял на него взгляд:

– Разумно ли это?

Капитан пожал плечами:

– Теперь уже не имеет значения, верно? Кто-нибудь да подслушал нас на ярмарке, и – ставлю свою последнюю пару сапог – кто-нибудь узнал от дочки сквайра или от сыщика.

Кристиан допил стакан и заказал еще один.

– Тот, кто его ударил? – Его голос чуть заметно дрогнул.

– Что ты пьешь? – полюбопытствовал Энтони, глядя на стаканы.

– Начал с легкого пива. Теперь пью лучшее, что варит хозяин.

– Надрался?

– Недостаточно.

– Тогда ладно. Посмотрим, догадаюсь ли я. Они думают, что это сделал ты.

Кристиан кивнул.

– Но Мерчисон так не думает, а с его мнением считаются. И хотя старый джентльмен тебя ненавидит и не доверяет тебе настолько, что не попросит даже утопить его котят, он тоже не поверит, что ты ранил Хэммонда. Потому что это ужасная глупость, а что бы он о тебе ни думал, он знает, что ты не дурак.

– А Джулиана? – медленно спросил Кристиан.

– Ну как ты думаешь? И все равно тебе нужно снять с себя подозрения.

Кристиан широко открыл глаза и поднял голову:

– Так он умер? Я думал, с ним все в порядке.

– С Хэммондом? Ну, он пока не может плясать, но чувствует себя счастливее, чем в последнее время. То, что его чуть не убили, отрезвило дочку сквайра, она воркует над ним, как клуша над птенцом, а он наслаждается. Да, и мне кружку, – сказал он хозяину, когда тот пришел за пустыми стаканами.

– Кто-то попытался убить Хэммонда, когда я был рядом, – сказал Кристиан.

– Это был бы неплохой расчет, но, как я уже сказал, много проколов. У Хэммонда тоже могут быть враги, сам понимаешь. Если они считают, что ты не наследник, значит, наследник – Хэммонд, так? Может, кто-то хочет этому помешать. Может, просто ошибка – была схватка, страсти накалились, сколько раз в толпе убивали не того, кого намеревались? Может, хотели убить тебя, об этом ты не подумал?

Кристиан уставился на него.

– Значит, не думал. Причин насадить Хэммонда на вертел так много, что можно всю ночь их обсуждать, но тебе-то это зачем? Может, кто-то другой задался такой целью.

– Не пойдет, – сказал Кристиан.

Энтони вскинул брови:

– Ты с ума сошел?

– Нет. Ведь они и раньше ненавидели меня и не доверяли. Придется держаться подальше от мест, где заодно со мной могут убить кого-то другого, – сказал Кристиан с кривой улыбкой.

Энтони молчал, пока хозяин выставлял перед ними пиво. Дождавшись, когда тот уйдет, он сделал длинный глоток и, наклонившись к Кристиану, сказал:

– Тебе не надо здесь торчать. Для наследства это не имеет значения. Бумаги есть бумаги, они в надежном месте под замком. Имение ты видел, они увидели тебя. Даже были на экскурсии, подсчитали серебро, так что никто ничего не стянет из-под носа. Подумай, парень, тебе надо уехать.

Кристиан покачал головой:

– Я никого не боюсь, пора бы тебе знать.

– Знаю. Будь у тебя причины, ничто не свернуло бы тебя с пути, но я не вижу... – Энтони вгляделся в собеседника. – Будь я проклят за глупость! Это из-за нее, простой смертной?

Кристиан поболтал эль в стакане, глядя в него так, будто надеялся по пузырькам узнать свое будущее.

– Женщина есть женщина, а она красивая. Они не раз соблазняли меня, но ни одна не довела до петли.

Энтони молчал, глаза его блестели.

– Значит, ты решил?

– Да.

– Тогда мне незачем впустую расходовать дыхание. – Энтони стал подниматься.

– Она прелестна, – тихо произнес Кристиан. – Нежная, добрая. И ловкая. Иначе я бы с ней лишнего часа не провел.

Энтони снова сел.

– Я ничего не упускаю, – серьезно сказал Кристиан, так серьезно, что Энтони понял, как много он выпил. – Она правильная, как священник – ну, не совсем, для этого она слишком честная. Но она не попрыгунья, не смей так думать о ней.

– Извини, – сказал Энтони. – Но я никогда этого не говорил.

– Она красивая, умная, у нее изумительные... знаешь, я слишком джентльмен, чтобы об этом упоминать. Главное – она добрая. Мне редко приходилось встречаться с добротой... Господи, я совсем раскис! – Он посмотрел в стакан. – Сам виноват. Хотел напиться как свинья. Мне остается лишь ждать, что будет с Хэммондом. Я бы хотел уехать, но не надолго. Дело в том... – Он осекся, на лице отразилась боль.

– Сегодня мы видели цыган, – наконец сказал он. – Вот что они мне напомнили. Дело в том, Эймиас... – Кристиан остановился и тупо посмотрел на компаньона. – Я имел в виду, Энтони. Я устал, ко мне относятся как к бродяге вроде цыгана. Ждут, что я сбегу. Следят за каждым шагом, подозревают во мне вора. А она не такая. Бывает, что она мне не верит и тогда прямо об этом говорит. Потом я объясняю, и она готова поверить. Я перестал отличать добро от зла. Сейчас нам есть о чем беспокоиться. Но ты не волнуйся. Сам-то я знаю, кто я такой. Черт, запутался.

– Ты все правильно говоришь, – мягко произнес Энтони.

– Я знаю, что должен делать, и не отступлюсь. – Кристиан закрыл глаза, вздохнул, и лицо разгладилось. – Но, ох, как она меня искушает! И все равно не заставит меня сбежать. Вот бы Даффид был с нами!

– Тебе надо выспаться. Так что еще по одной, и хватит, – сказал Энтони, допил свой стакан и сделал знак хозяину повторить.

– Ладно. Только не давай мне видеть сны, – взмолился Кристиан.

– Ох, парень, – вздохнул компаньон.

Хэммонд лежал в постели на подушках, Софи сидела рядом и с тревогой следила за каждым его вздохом. Он был бледен, рука на перевязи, грудь в бинтах, но лучился счастьем.

– Как хорошо, – сказал он. – Я не был в восторге, когда доктор пустил мне кровь, и я стал слабым, как котенок. Но ко мне вернулся мой котеночек, а это самое главное. – Он с обожанием смотрел на Софи.

– Ничего подобного, – вмешался сэр Морис. – Я рад, что вы помирились со своей леди, но важно знать, кто вас ударил. Это тот, кто выдает себя за Кристиана Сэвиджа?

– Не знаю. Не видел, – не без раздражения сказал Хэммонд.

Джулиана подумала: он потерял много крови, но не потерял присутствия духа. Она стояла возле кровати рядом со сквайром, его женой, сыщиком с Боу-стрит и доктором. Случившееся было ужасно. Джулиана не знала, что и думать, с того момента, как возле кареты появился Кристиан, неся на руках раненого Хэммонда. В ней боролись самые противоречивые чувства, когда они ехали к дому сквайра. Она не могла понять, почему Кристиан уехал, не дожидаясь врача. Только Софи было позволено находиться возле раненого, наконец после долгих уговоров Джулиане сказали, что она может войти.

Радостное известие – Хэммонд будет жить! Смерть была в нескольких дюймах от него, но он выздоровеет. Теперь он мог встретиться с остальными, чтобы они продолжили расспросы, пытаясь выяснить, кто же нанес удар.

– Но все видели, как он к вам бежал, и он был возле вас в момент нападения, – настаивал сэр Морис.

– Я видел, что он направляется ко мне, он был рядом, когда я почувствовал удар. Это было похоже на удар кулаком, а не ножом, – добавил он. – Я не понял, что произошло, другие поняли раньше. Но вокруг была масса людей, я с трудом дышал, так что не знаю, он ли ударил меня, но очень в этом сомневаюсь. Если бы он хотел меня убить, у него были возможности и получше, чем нападать у всех на глазах.

– Ага, я тоже так думаю, – сказал Мерчисон, покачиваясь на пятках.

– Так думает каждый, этим и воспользовался самозванец для нанесения удара, – стоял на своем сэр Морис.

– Что за чепуха! – воскликнула Джулиана. – Зачем все усложнять? Определить, кто нанес удар, можно было только в тот момент. Так же, как и причину нападения.

Наступила тишина; баронет повернул к ней свой длинный нос. Кем бы ни был человек, называющий себя Кристианом, он не убийца, подумала Джулиана.

Она вскинула голову и посмотрела на баронета. Она верит только собственной интуиции. И никому из тех, кто находится в этой комнате. У каждого из них свой интерес. Ими движет только корысть.

Неожиданно баронет улыбнулся:

– Мисс Лоуэлл, пожалуйста, не смотрите на меня так, ваш взгляд пронзает словно кинжал. Хватит с нас на сегодня кинжалов.

Он улыбался, и все остальные тоже захихикали.

– Не уверен, что могу с вами согласиться, дорогая, – продолжал сэр Морис. – Очевидно, мне не удастся убедить местное правосудие в своей точке зрения, по крайней мере в суде. Никто не видел, чтобы самозванец нападал, но это не значит, что он не приложил к этому руку. Он мог кого-то нанять и скорее всего так и сделал. Это трудно доказать, мы продолжаем допросы цыган и расследование среди артистов и рабочих, бывших на ярмарке. Большинство из них – закоренелые преступники, и любой из них мог это сделать.

– Как и всякий посетитель ярмарки, – вставил мистер Мерчисон. – Мы не можем всех задержать для допроса, сэр. Говорить будем с теми, у кого мог быть личный интерес. Я непременно побеседую с парнем, который заявляет, что он Кристиан Сэвидж.

– Он все еще здесь, – сухо произнес сэр Морис. Джулиана округлила глаза. Она тревожилась о том, что будет с Кристианом, но и подумать не могла, что он останется здесь.

Сэр Морис скользнул по ней взглядом и добавил:

– Придется предоставить это вам, мистер Мерчисон. Я не желаю иметь с ним дело. Вы продолжайте свою линию расследования, а я – свою. Хэммонд, если вы вспомните что-то еще, попрошу вас немедленно мне сообщить.

– А я бы попросил его спать, – с раздражением сказал врач.

– Конечно, – сказал сэр Морис.

– Я останусь с ним, – сказала Софи тоном, не терпящим возражений.

Джулиана с улыбкой выходила из спальни.

– Вам смешно? – спросил сэр Морис, остановившись в дверях.

– О нет. – Она смутилась. – Просто я рада, что Софи и Хэммонд снова вместе. Это замечательно.

– Не вижу в этом ничего замечательного, – с горечью промолвила мать Софи. – Хэммонд имеет хороший достаток, но это ничто в сравнении с тем, что он имел бы, если бы стал владельцем Эгремонта.

– Марта! – воскликнул сквайр. – Думай, что говоришь. Хэммонд будет нашим зятем. – С легким смешком он добавил: – А после покушения на его жизнь вряд ли разумно говорить что-либо против него.

– Очень мудрый совет, – сказал сыщик.

Сэр Морис добавил:

– Да, мудрый, мистер Мерчисон. Но мои подозрения не отражаются на моем гостеприимстве. Вы поговорите с самозванцем при первой же возможности?

– Уже иду, – сыщик поклонился и зашагал к выходу.

– Слишком много волнений, – сказал сквайр. – Пожалуй, надо полежать перед обедом. Там увидимся, – сказал он и вместе с женой пошел в свою спальню.

– Остались только мы с вами, – сказал сэр Морис Джулиане. – Или вам нужно идти писать письма?

Именно это объяснение она приготовила, чтобы уйти, но тут покраснела и покачала головой:

– Нет, я слишком расстроена и не смогу написать ни строчки.

– Отлично. Предлагаю выпить чаю.

– О, спасибо.

Она взяла предложенную руку и вместе с ним спустилась по лестнице, хотя в мыслях следовала за сыщиком и представляла себе его разговор с Кристианом, если он действительно остался здесь.

– Прошу прощения? – сказала она, поняв, что баронет ждет ответа.

Он потрепал ее по руке:

– Понимаю, день был насыщен стрессами. Я спросил, радует ли вас поездка в Лондон?

Не поддержи ее баронет, она бы споткнулась.

– В Лондон? – тупо повторила она и остановилась, изумленно глядя на него. Он поцокал языком.

– Вам не сказали? Ничего удивительного. Такая суматоха. Но после того как доктор заявил, что Хэммонд вне опасности, мы с вашими родственниками поговорили и решили переехать в Лондон, как только его можно будет перевозить. Там безопаснее, там нотариусы и банкиры; там Боу-стрит и суды. Именно там мы и должны находиться.

– Но не я, – с трудом выговорила она. – В Лондоне я никому не нужна.

– Напрасно вы так думаете. В нужное время вас попросят дать свидетельские показания. Не бойтесь, это недолго и приватно. Вам не придется снова встречаться с самозванцем. Игра изменилась, теперь это стало слишком опасно.

Она смотрела на него смущенно и нерешительно.

– Знаете, вы были не правы, – мягко сказал сэр Морис. – Вариант предательского убийства возможен. Это как игра в шашки. Теперь и вы участник игры, дорогая. Самозванец, очевидно, думает так же, иначе не стал бы играть на ваших нежных чувствах. Я вас не обвиняю, ваше сострадание делает вам честь, но на него нельзя полагаться. Вы молоды и доверчивы, – продолжил он. – И совершенно неопытны. Не знаете, как действуют преступники. В отличие от меня. Он знает, что вы горюете о потере брата и хотели бы снова иметь с ним некоторую связь. Он играет на этом естественном желании, что мерзко, но не удивительно, по крайней мере для меня. Я знаю людей такого типа. Он обманщик, такой же, как цыгане, но вдвое опаснее, потому что выглядит джентльменом. Вам грозит опасность, и вы нуждаетесь в защите.

Помолчав немного, сэр Морис добавил с грустной улыбкой:

– Не сердитесь на меня. Я немолод и некрасив, но понимаю женское сердце. – Она попыталась возразить, но он ее прервал: – Умоляю вас, подумайте, в том, что я сказал, есть смысл, потому что у меня нет скрытых мотивов, есть только желание восстановить семью и обеспечить вашу безопасность. А что до самозванца – ему нечего терять, зато он мог бы получить все. И сейчас он в отчаянии. Видите ли, конец близок, – сказал он, понизив голос, хотя они стояли на середине лестницы, где их никто не мог слышать. – Он это понимает, иначе не пошел бы на такой безрассудный шаг. Я пока не могу это доказать, но в сегодняшнем случае видна его рука. Вы не должны с ним больше встречаться.

– Но если я уеду в Лондон, так и случится? – спросила Джулиана.

Сэр Морис улыбнулся:

– Я на это рассчитываю. А теперь пойдемте пить чай.

Глава 16

– Хэммонд поправляется? – спросила Джулиана, когда Софи переодевалась к обеду. Софи просияла:

– Ему хорошо, и мне тоже. Мне надо было почти потерять его, чтобы понять, что я никогда не хотела его терять. Хэм говорит, что урок дался ему дорогой ценой, но он готов все повторить. Ну разве он не чудо? – Она вертелась перед зеркалом, любуясь своим зеленым платьем. – Тебе нравится? Я держу его для особых случаев, а сегодня хочу особенно хорошо выглядеть, хотя Хэма не будет на обеде. Но я приду к нему, как только обед закончится.

– Платье прелестно, и я рада за тебя, – Джулиана. – Но не могли бы мы поговорить наедине? – Она обратилась к горничной: – Мне нужно кое-что обсудить с кузиной.

– Можете идти, – сказала Софи служанке и, когда девушка вышла, добавила: – Господи, Джулиана! Ты не должна спрашивать разрешения у слуг! Чего ты хотела?

– Хотела проститься, – сказала Джулиана. – Я уже упаковала вещи и завтра утром уеду. Хэммонд поправляется, и мне не о чем беспокоиться.

– Проститься? – изумилась Софи.

– Ну да. Вы уезжаете в Лондон. Моя миссия закончена. Я соскучилась по родителям и хочу вернуться к собственной жизни. Если понадобятся мои показания, сообщите – и я приеду в Лондон.

– Ты шутишь. Ты должна поехать с нами.

– Не должна. И не хочу.

– Кто не хочет оказаться в Лондоне во время сезона?

– Я. Во-первых, у меня нет соответствующих туалетов, – весело сказала Джулиана, приведя единственный довод, который поймет кузина. Она, разумеется, не сказала, что не желает выяснять, кто является истинным графом Эгремонтом, тем более что ничего не может сделать для спасения Кристиана. Баронет, похоже, намерен расправиться с ним. Однажды такое уже было: погиб юноша, которого она любила – ее брат, – и она не хочет пережить это заново. И разумеется, не желает принимать участие в торжестве, которое эти люди устроят на обломках судьбы Кристиана.

– Тебе не потребуется много новых платьев...

– Потребуется, если я буду с вами, – возразила Джулиана с притворным смехом. – Дорогая кузина, ты будешь посещать лучшие дома, оперу, вечеринки, рауты и Бог весть что еще. К тому же я сделала все, что в моих силах. Ведь меня пригласили опознать Кристиана Сэвиджа.

– Человека, который выдает себя за него, – уточнила кузина.

– Ладно. К сожалению, ничем не могу тебе помочь, поскольку не знаю, кто он на самом деле. Я польщена твоим предложением ехать в Лондон с вами, но это бессмысленно. Пригласи меня на свадьбу, и я с радостью приеду. Поверь, я счастлива за тебя, и не потому, что высматриваю истинного наследника Эгремонта, кем бы он ни был. – Джулиана тряхнула головой. – Это дело мне не нравится. Надеюсь, у тебя все будет хорошо, а мне лучше уехать домой. Спасибо тебе за все, – сказала она и взяла Софи за руку. – Я так тебе благодарна.

– Я знаю, – сказала Софи. – Ты мне нравишься, кузина, и моим родителям тоже. И Хэммонду. Особенно ему. Одно время я ужасно ревновала, пока не поняла, что ты нравишься ему иначе. Мы вообще чувствовали себя ужасно, используя тебя в своих целях. А тут еще появился Морис. Это он настаивает, чтобы ты поехала с нами, а мы выполняем его просьбы.

Джулиана нахмурилась:

– Сэр Морис? Он мне не родственник. И я не обязана выполнять его просьбы.

– Я знаю, но он мог бы стать твоим родственником, причем без особых усилий, – затараторила Софи. – Он стар и очень богат. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю. – Софи игриво посмотрела на Джулиану.

– Что за чушь! – возмутилась Джулиана. – Он просто любезен со мной. И ничего подобного он не имеет в виду. – Она выдернула руку. – Теперь я точно не поеду в Лондон.

– Не понимаю, почему ты обиделась, – рассердилась Софи. – У него огромное состояние, нет прямых наследников, и вполне естественно, что он... Ох, забудь, что я наговорила. Наверное, ты права. Это мама вбила мне в голову идею выступить свахой. Знаешь, она говорит, – Софи лукаво посмотрела на Джулиану, – что ты влюбилась в самозванца и поэтому его защищаешь, что потеряла голову от любви, и надеется, что, кроме головы, ты ничего больше не потеряла.

Джулиана побледнела. Софи вскинула голову:

– Ого. Кажется, мама впервые оказалась права. Вот почему ты не хочешь сказать, кто он на самом деле? Тогда дело выглядит совсем в другом свете, не так ли?

– Абсурд, – отрезала Джулиана. – Ты оскорбляешь меня. Как хорошо, что я уезжаю. – И она направилась к двери.

– Чтобы каждый сказал, что мама права? – пропела Софи.

Джулиана остановилась, обернулась, в упор посмотрела на кузину. Софи кивнула:

– Все так и скажут. Мама душечка, но она болтушка, в Лондоне будет посещать многие места. Я слышала, что дело об установлении наследника Эгремонта – главная тема сплетен. Твое участие в нем – лакомый кусочек для сплетников, особенно если тебя с нами не будет. Твое отсутствие подогреет слухи. Они и до вашей деревни могут докатиться.

Софи пальцем очертила невидимый круг.

– Жаль, что ты отказываешься ехать в Лондон. Поступай как знаешь, позже тебе все равно придется приехать как свидетельнице и прожить там, возможно, еще дольше. До адвокатов и Боу-стрит эти слухи, конечно, дойдут, и они захотят от тебя подробностей. Я-то знаю наших законников.

Сэр Морис говорит, что не пройдет и месяца, как самозванец окажется в цепях. А если пройдет слух, что ты ему сочувствовала или больше того... – Она посмотрела на Джулиану, и в ее глазах вспыхнула злость. – Подумай! Кто выигрывает в случае смерти Хэммонда? Сэр Морис сказал, что этим ударом самозванец подписал себе смертный приговор. Если не поедешь с нами в Лондон, твоя репутация погибла, а поедешь, чем бы дело ни кончилось, мы все уладим, и ты не пострадаешь.

– Это шантаж! – в ярости воскликнула Джулиана.

– Пожалуй. – Софи пожала плечами. – Но не во вред тебе. Мама проследит, чтобы у тебя были наряды, и не возьмет за это ни цента. Сочтет себя оскорбленной, ели ты попытаешься ей заплатить. Да и баронет спустит нее шкуру, если она возьмет у тебя деньги. Он и так не может нам простить, что мы разрешили тебе встречаться самозванцем наедине.

Софи улыбнулась:

– Как видишь, тебе просто необходимо поехать с нами в Лондон. И что бы ты сейчас обо мне ни думала, о временем будешь благодарить.

– Баронет просил тебя все это проделать? – спросила Джулиана.

– О нет, – с невинным видом ответила Софи. – Он лишь сказал, что ты должна поехать, а баронет плохого не посоветует. Некоторых людей приходится заталкивать туда, где им будет лучше.

А некоторым людям, с яростью подумала Джулиана, нужно сказать об этом как можно скорее.

Она уже это делала и сможет сделать еще раз, твердо сказала себе Джулиана. Тогда ее не поймали, не поймают и сейчас. Она не любит обман, ей ненавистно действовать тайком, но это необходимо. Другой возможности у нее нет. Когда еще им удастся поговорить наедине? Сколько она ни прокручивала в голове варианты, ничего другого придумать не могла, и действовать надо было немедленно. Она выросла с мальчишками и, возможно, поэтому была храбрее, чем другие женщины, но сейчас она чувствовала себя женщиной, и это только придавало ей сил.

Джулиана опять скакала по ночной дороге; на этот раз ее больше тревожило не то, что она делает, а то, что ничего не видит. Она часто останавливала лошадь и прислушивалась, не едет ли кто-нибудь за ней. Однако тишину нарушали лишь ночные шорохи и стук собственного сердца. На этот раз она ехала на встречу с человеком, который, возможно, не только мошенник, но и убийца. Но кем бы он ни был, она боялась не его, а за него. А также хотела попрощаться с ним.

Вряд ли ей представится другой случай. Она поедет в Лондон и при этом будет знать, что сама находится под подозрением. Ее родственники и так сомневались в ее лояльности, а когда Софи расскажет, что она не хотела ехать в Лондон, с нее не спустят глаз. К счастью, ей удалось незаметно покинуть дом – видимо, они все еще в шоке. Как и она. Нельзя терять ни секунды. Неизвестно, что будет после этой ночи. Хватит ли у нее мужества выскочить за дверь. Возможно, она больше никогда не увидит Кристиана.

Она не знала, арестуют его или сделают графом. Видеть его в цепях было бы невыносимо, если же он окажется законным наследником, то вряд ли когда-нибудь вспомнит о ней.

Что ж, так и есть, с грустью признала она. Она очень жалела его, она не могла бы сказать, что это любовь, потому что еще не знала любви. Когда он до нее дотрагивался, ей хотелось большего – но она знала, что это соблазн. Он заставлял ее вспомнить старые добрые деньки – но она знала, что это невыполнимое желание вернуть прошлое. Он заставлял ее смеяться – но так и должен делать друг, а он был другом. Но она также знала, что он может оказаться самозванцем и просто играет с ней, как с глупышкой.

И все равно она должна с ним поговорить! Сообщить, что она уезжает, и рассказать о том, что говорит баронет. Самое худшее, что ей могут сделать, если поймают, – это отослать домой. Вот и хорошо, с тоской подумала Джулиана. Она предполагала, что они могут погубить ее репутацию, но это случится позже, когда она уже будет дома, где ее любят и ждут, несмотря ни на что.

До рассвета у нее есть несколько часов. Ночь ясная, звездная, но на небе не луна, а тонкий месяц. Глаза привыкли к темноте, Джулиана видела очертания деревьев и поворот дороги. Она с облегчением вздохнула, когда впереди показался огонек – как будто звездочка сошла с небес. Она поехала на него: над дверью гостиницы висел фонарь, и его на ночь не гасили на случай, если запоздалый путник захочет зайти перекусить.

Джулиана остановилась перед входом и тупо уставилась на вывеску, осознав простую вещь, о которой не подумала заранее.

Сегодня на дороге в клубах тумана не стоял измученный человек, мистическим образом поджидавший ее. Вокруг не было ни души. Наверное, Кристиан спит, как и все в этом объятом сном мире. Как же его найти?

Джулиана спрыгнула с коня и закинула поводья на забор. Она во что бы то ни стало должна его найти. У нее появился грандиозный план: прокрасться в гостиницу, подняться по лестнице и прошептать его имя. Больше ничего не приходило в голову. Если ее увидят, пусть считают, что она пришла на свидание, ей все равно, на карту поставлена жизнь человека. Софи сказала, что баронет обещал в самое ближайшее время заковать Кристиана в кандалы!

Джулиана подошла к двери и обнаружила, что она заперта. Хозяина будить не хотелось.

Оставалось лишь пробраться к кухонной двери и разбудить младшую служанку.

Джулиана подобрала юбки и пошла вокруг дома. Она расскажет служанке какую-нибудь выдуманную историю, пообещает денег за молчание и зато, что та покажет комнату Кристиана.

Она наступила в чавкающую грязь, поморщилась, выдернула ботинок и двинулась дальше, стараясь обходить темные пятна на конюшенном дворе. Оказавшись на более твердой земле, она решительно пошла к двери.

Но тут рука в перчатке закрыла ей рот.

Джулиана ударила по ней и стала вырываться, но железная рука обхватила ее за талию и сжала. Она рванулась изо всех сил.

– Господи! Женщина! – прошипел ей в ухо мужской голос. – Прекрати! Хочешь весь город перебудить?

Она остановилась, сердце бешено колотилось, мысли путались.

– Ну вот что, – прорычал ей в ухо мужчина. – Сейчас я отпущу руку, но ты не ори, а то я так ударю, что мало не покажется.

Она кивнула. Рука отпустила ее рот; она глубоко вздохнула; прижатое к ней тело оставалось напряженным, но, поскольку она молчала, постепенно расслабилось.

– Посмотрим, что за птичка. Мисс Лоуэлл! Какого черта вы тут делаете?

Перед ней стоял высокий белобрысый парень со сломанным носом, и даже в скудном свете дальнего фонаря было видно, что глаза у него голубые, как небо.

– Капитан в отставке Энтони Бриггз, к вашим услугам, – сказал он. – Вы меня помните? На ярмарке с Кристианом? Сквайр нанял меня расследовать дело с потерянным наследником Эгремонта.

Она старалась успокоить дыхание.

– Тогда почему вы не подняли тревогу, когда меня увидели?

– Хороший вопрос! – сказал он. – Дело в том, что я не знал, кто это, а осторожный офицер никогда не станет брать корабль на абордаж, пока не увидит, под каким флагом он идет. Ну, так что вы здесь делаете?

Она облизнула пересохшие губы, пытаясь придумать объяснение.

– Ну и дурак же я, – со странной улыбкой произнес он. – Поднимайтесь наверх. Не думаю, что он вас ждет, но он не обрадуется вам только в том случае, если мертв. Третья комната налево от лестницы.

– Мистер Бриггз! – ахнула она. – Это не то, что вы подумали!

– Капитан Бриггз, – поправил он. – Не все ли равно, что я подумал? Вы не несете кинжал или пушку, значит, не собираетесь его убивать. А если вы спешите доставить ему удовольствие в такой час, то за каким чертом вы это делаете? Ведь вы приличная молодая леди, не так ли?

– Да. – Она поколебалась, но, поскольку он ее не выдал, быстро продолжила: – Я пришла кое-что ему сказать. Мне нужно с ним поговорить. Дело в том, что... – Ее осенила ужасная мысль. – Вы и на баронета работаете?

Он кивнул:

– И не только.

Джулиана закрыла глаза и умолкла. Когда эта новость дойдет до особняка, ей либо перестанут доверять, либо сочтут проституткой.

– Я работаю на всех, но храню верность только некоторым. Один из них – Кристиан. Ваш визит – это ваш и его секрет. Если не хотите подниматься наверх, я скажу ему, что вы здесь. Подождите, мне еще надо его разбудить, причем тихо. Он вечером слишком много выпил. Это полностью моя вина, я считал, что ему нужно отдохнуть после ярмарки. Ждите здесь. И ни звука.

Джулиана мерила шагами задний двор, как ей казалось, полчаса, потом, чтобы скоротать время, начала про себя напевать старую песенку о несчастной любви. Наконец открылась кухонная дверь.

– Черт! – воскликнул Кристиан. – Это мне не снится? – Он подошел к ней, взял за руки; капюшон упал с ее головы, и он уткнулся лицом в волосы. – Господи, Джули. Зачем ты здесь? Как ты догадалась, что нужна мне? Я так рад!

Волосы у него были влажные, лицо холодное, от него пахло мылом и кофе.

– Вечером я напился как извозчик и, когда Энтони меня разбудил, спал как убитый. Но я не пьяница, – торопливо сказал он, заглядывая ей в лицо. – Мне нужно очень много выпить, чтобы отключиться. А вчера это было необходимо. Вот идиот. Теперь расплачиваюсь. Вроде воскрешения из мертвых – голова трещит, а уж живот... Зачем ты здесь?

– Я отправляюсь в Лондон, – выпалила она. – Баронет настаивает. Софи говорит, будет дознание. Дело о графстве. Сэр Морис сказал, что в ближайшее время на тебя наденут кандалы. Я должна была тебя предупредить.

– О, и это все? Спасибо. Что-то я знал, до остального додумался. Тебе понравится Лондон. Я тоже скоро там буду.

Он провел рукой по волосам.

– Ты поедешь в Лондон? – У нее упало сердце. Какая же она дура. Он собирался уехать и ни слова ей не сказал.

– Да, я хотел тебе сказать, когда дело будет решено. Надо ехать. Предстоит последнее дознание насчет титула.

– Но сэр Морис сказал, что не пройдет и месяца, как ты будешь в кандалах.

– О, не смотри так. – Он прижал к себе ее руки. – В мои планы не входит попасть в тюрьму. Пусть сэр Морис думает что хочет. Я вернусь графом Эгремонтом. М-м, ты такая теплая, а перед рассветом так холодно. Не можем же мы стоять здесь у всех на виду. – Он поднял глаза к небу: – Звезды здесь не так расположены, но я все равно пойму. Не могу пригласить тебя к себе в номер, Энтони будет шокирован. – Он ухмыльнулся. – Ты права, какое-то время мы не сможем видеться. Не хочешь прогуляться?

– В темноте?

– Отойдем немного, я устал шептаться.

Он взял ее за руку, и они пошли в глубь сада к скамейке.

– Здесь нас никто не увидит. – Они сели. Он обнял ее за плечи и глубоко вздохнул. – О чем ты хотела поговорить? Давай, Сокровище. В этой красивой головке десятки вопросов, когда я прикладываю к ней ухо, то слышу, как они ворочаются. Спрашивай о чем хочешь.

– Кто ты?

Он тихо засмеялся:

– Я тебе уже говорил. Хочешь верь, хочешь нет. Что бы я ни сказал, ничего не изменится.

– Ты говорил, кем был, а не кем стал, – осторожно заметила она. – Ты ни слова не говорил о... – Она осеклась и, помолчав, продолжила: – Ты никогда не говорил о Ньюгейте, о Халксе, о тюрьме, здешней или на той стороне земли.

– Не говорил, – согласился он. – Не хотелось. Это не для ушей юной леди. Почему для тебя это так важно?

– Потому что о моем детстве любой мог узнать.

– Правда, правда. Но любой старый каторжанин мог бы рассказать о тюрьме, любимая. Что это доказывает? Только то, что где-то на долгом пути я потерял душу и стараюсь ее найти. Но если хочешь... Ньюгейт – это ад. Богатые везде хорошо устраиваются, у них там отдельные камеры, хорошая еда, чистая вода, даже посетители. Денег у нас было мало, но все ушло на дом и адвокатов. Нас бросили в клетку, пригодную для четверых, но там было двадцать человек. Мерзкие и хорошие, умирающие и отчаянные, взрослые и мальчики, и все терзали друг друга. Мой отец был сильным человеком, но не мог жить с людьми, не знавшими морали. Если бы не два мальчика, с которыми я познакомился в первый же день, мы бы не пережили ночь, тем более неделю. Мальчики, имевшие тюремный опыт, объединились с отцом, и мы заботились друг о друге. Против ожиданий мы выжили. Промучились год, а потом нас отправили в Халкс. В Халксе, – мягко продолжал он, – нам захотелось вернуться в Ньюгейт. Когда-то это были военные корабли. Они стояли на якоре, никому не видимые и не известные. Почти все они отвозили людей прямо в могилу. Сначала отправляли на нижнюю палубу. Ни света, ни воздуха. Тех, кто выживал, переводили на палубу повыше. Если останешься жив после всех болезней и драк и тебе повезет, днем будут отправлять работать на дороге или в грязи на реке, а на ночь опять запирать. В конце концов, могут отвезти в Ботани-Бей. И если ты выживешь в пути, то достигнешь земли и будешь работать на солнечном свете. Будешь умным и удачливым – доживешь до конца срока заключения. Немногие это выдерживают. Мы выдержали.

Джулиана не нашлась, что ответить. Он сказал все и ничего, а просить большего она не могла.

– Так что, как видишь, для меня очень важно стать полноправным графом Эгремонтом. Мало что можно изменить в законах этой страны или в том, как Англия обращается с заключенными, ни за год, ни за всю жизнь, но у человека, имеющего деньги и влияние, больше возможностей, и некоторые этим пользуются. Я один из них. Я должен. Поэтому я здесь. Титул дает силу. Эгремонт дает богатство, от которого у баронета текут слюни. Меня не прельщают ни табакерки из перегородчатой эмали, ни Ван Дейк, ни да Винчи. – Он спародировал сухой тон баронета. – Ни любой другой предмет художественной ценности из Эгремонта. Меня прельщает власть имени и титула и то, как они могут работать на перемены. Хотя, конечно, приятно обладать всем этим золотом и серебром. Кстати, я столько часов провел с тобой в разговорах о прошлом не для того, чтобы убедить тебя, кто я такой, хотя и это входило в мои планы. И уж конечно, не потому, что все узнал от других. А потому, что наслаждался воспоминаниями. Ты права, мы достаточно наговорились о прошлом. А теперь о чем будем говорить? Как только замолчим, я поцелую тебя.

– Это было бы ошибкой, – выдохнула она.

– Я думал, ты знаешь, что я прославился своими ошибками, – сказал он и обнял ее.

Поцелуй был долгий, наполненный жаром, тоской и отчаянием. Когда Кристиан оторвался от ее губ, она заплакала.

– Ах, Джули, мой брильянт, – сказал он, гладя ее мокрые щеки, – это ты обо мне? Не плачь, я вытерплю. А теперь тебе пора домой. Вполне возможно, что тебя вызовут давать показания за или против меня. Нам не поможет, если тебя застанут бредущей на рассвете домой после тайного свидания, всю в слезах и в росе. Мы непременно увидимся. Обещаю тебе.

Ошеломленная, Джулиана не могла произнести ни слова. Несмотря на его обещание, она была уверена в том, что они никогда больше не увидятся, чем бы ни закончилось его дело.

Глава 17

Хэммонд быстро выздоравливал; свернуть домашнее хозяйство не заняло много времени, родители Джулианы были в восторге, узнав, что ее пригласили в Лондон, так что вскоре Джулиана уже ехала в карете, направлявшейся в столицу.

– Самое лучшее в Эгремонте то, что он недалеко от Лондона, – болтала Софи. – Мы будем там к обеду, а значит, засветло. Если устанешь, – обратилась она к Хэммонду, – сразу скажи, и мы остановимся.

– Я свеж, как дождик, – с ухмылкой заверил ее Хэммонд. – Меня упаковали, словно египетскую мумию, я не ощущаю, что еду.

Джулиана напряглась. Софи сказала, что Эгремонт недалеко от Лондона, и все же они уезжают. Значит, уверены, что Хэммонд его унаследует? Почему? После последней встречи с Кристианом она избегала кузину – может, она чего-то не знает?

Или у Софи просто сорвалось с языка? Старые мечты не умирают, это она знала наверняка. Джулиана постаралась выпрямиться, хотя далось это ей нелегко. Она была зажата между Софи и ее матерью. Хэммонд сидел напротив, сквайр ехал верхом рядом с каретой. А сэр Морис покинул их несколько дней назад, неожиданно заявив, что увидится с ними в Лондоне.

Все замерли.

– Но вы никогда не покидаете север! – выдохнула мать Софи.

Баронет одарил ее тонкой улыбкой:

– Ошибаетесь, дорогая Марта. Разве вы меня раньше не видели? Я действительно не люблю покидать мой роскошный уютный дом, но ради блага семьи готов на все. Так было всегда. В Лондоне я буду нужен. – С теплой улыбкой он объяснил Джулиане: – Семья для меня всегда на первом месте. Как я могу быть спокоен, зная, что Эгремонт в руках узурпатора?

Она кивнула, с трудом скрывая волнение. Сэр Морис принял ее молчание за скромность и, к счастью, больше ничего не сказал. Она старалась избегать разговоров с ним. Девушка сомневалась, что старик испытывает к ней романтические чувства, но после того, как на этот счет пошутил Кристиан, да еще кузина обмолвилась, любое проявление галантности с его стороны вызывало подозрение. И хотя поездка в Лондон ее смущала, она была рада, что там по крайней мере она не так часто будет видеться с сэром Морисом.

Джулиана смотрела в окно и мечтала, забыв, что сидит в карете, зажатая между двумя надушенными дамами. Она вспоминала сад при гостинице, холод и темноту, но ей было тепло в объятиях Кристиана, а от его поцелуев бросало в жар. Она до сих пор ощущала вкус его губ.

Но заговорила мать Софи, и чары рассеялись.

– Хэммонд, первое, что надо сделать после того, как мы тебя устроим, – это разослать визитные карточки в лучшие дома. Пусть в высшем свете знают, что мы в городе, причем с будущим графом Эгремонтом.

Джулиана вся сжалась, надеясь, что Софи и ее мать этого не почувствовали, и с невинным видом спросила:

– Разве дело с наследством уже решено? По-моему, лучше не говорить раньше времени.

Ей показалось, что все обменялись многозначительными взглядами. Потом заговорила Софи:

– Практически решено, так сказал сэр Морис. Но, пожалуй, ты права. Лучше всем говорить, что он предполагаемый наследник, пусть потом сами прочтут в газете. – Софи, ее мать и Хэммонд снова обменялись взглядами.

Джулиана поняла, что в последнее время они многое обсуждали без нее. Так что не она их избегала, как ей казалось, а они ее. До конца поездки она почти не разговаривала. Они тоже погрузились в молчание, и Джулиана почувствовала их враждебное к себе отношение.

– Лондон во всем своем великолепии, – радостно сказала Софи, заметив, с каким интересом Джулиана смотрит на витрины, мимо которых они проезжали. – Джулиана, когда привыкнешь к шуму и толпе, Лондон тебе понравится. Деревенским девушкам он всегда поначалу кажется ужасным.

– Как ты знаешь, я была в Лондоне, правда, давно, – ворчливо сказала Джулиана. – Мы провожали за границу Джонатана. Его полк собирался в Гайд-парке; они были такие бравые, такие блестящие... – Она умолкла и тут же весело добавила: – Подумать только! Так давно, а будто вчера! Мы прожили здесь неделю и все посмотрели: лошадиный цирк Астлея, зверинец в Тауэре, слушали концерт в парке, были во дворце.

Софи засмеялась:

– Ничего ты не видела. Мы будем ходить на танцы и приемы, в театры и рестораны. Это гораздо интереснее.

Джулиана снова выглянула в окно. Они проехали трущобы с бесчисленными пешеходами, улицы, забитые двуколками и ручными тачками, дальше пошли улицы, где бегали дети и сновали взрослые. Теперь они ехали по свободной, широкой авеню, пролегавшей вдоль зеленого парка. Это явно был богатый район: мостовые чище, пешеходов меньше, все элегантно одеты, лошади и экипажи более высокого класса.

Наконец, они подъехали к стоявшим полукругом высоким роскошным домам. Карета остановилась у одного из них в самом конце тихой улицы. Дверца кареты распахнулась, за ней стоял сияющий сквайр:

– Приехали! Как дела, Хэм? Хорошо себя чувствуешь? Выйдешь сам, или помочь?

– Сам, – сказал Хэммонд, – я предпочел бы сам. Но это потребует времени, пусть дамы выйдут первыми.

Джулиана, Софи и ее матушка вышли, и Хэммонд с трудом спустился по короткой лесенке на землю.

– У меня все прекрасно, просто от долгого сидения затекли ноги.

Открылась парадная дверь. Сквайр взглянул наверх и улыбнулся, его жена просияла и сделала реверанс, Софи тоже. Джулиана раскрыла рот.

– Очень хорошо, – сказал сэр Морис и спустился поздороваться. – Вот вы и приехали. И как раз к обеду. Милости прошу.

Выбежали три лакея в ливрее и принялись снимать багаж.

– Сэр Морис тоже будет здесь жить? – спросила Джулиана у Софи.

– Конечно! – воскликнула она. – Ведь это его дом!

Джулиана не была счастлива, хотя для этого были все основания. Во всяком случае, так говорили родственники. Она понимала, что они правы, но от этого не становилась счастливее.

Дом баронета поражал великолепием: четыре этажа, сад вокруг дома, элегантная архитектура, со вкусом подобранная мебель.

– У меня на чердаке своя комната, – с благоговением сообщила Джулиане ее горничная. – Ни с кем не надо делить ее, и окно есть!

В комнате самой Джулианы было три окна, ванная и туалет. А в нем спуск воды! Ошеломленная, Джулиана то и дело спускала воду, радуясь, что никто это не видит. Она знала, что по всему дому будут развешены и расставлены произведения искусства, но чего никак не ожидала, так это современных удобств и мелочей, создающих непривычный для нее комфорт. Газовый свет в нижних комнатах, повсюду живые цветы, кровать широкая и мягкая, белье пахнет свежестью. Она изумилась, что такой суровый господин, как сэр Морис, живет в роскоши, и сказала об этом Софи в первый же вечер, когда они перед обедом дожидались остальных в салоне.

– О, у него была богатая жена, она любила себя баловать, – объяснила Софи, взяла со столика фарфоровую пастушку и перевернула, чтобы посмотреть на имя изготовителя. – Я думаю, он сохраняет этот стиль в ее память.

– И для своих гостей, – добавил баронет сухим насмешливым голосом.

Софи с Джулианой резко обернулись. Джулиана покраснела, Софи ухмыльнулась.

– Я не столь требователен, но ко всему привыкаешь. Итак, вам понравился мой дом, мисс Лоуэлл? Осторожнее, Софи, это севрский фарфор, из Версаля.

Софи торопливо поставила статуэтку на место, а Джулиана сказала:

– Прекрасный дом. Но вы говорили, что большую часть времени живете на севере, значит, этот дом пустует? Однако дом имеет жилой вид.

– Я его сдаю, – объяснил баронет, – поскольку последние три года не бывал в Лондоне. Конечно, ответственным людям. Зачем, как говорится, добру пропадать? Деньги делают деньги. Согласно условиям договора, жильцы должны освобождать дом, когда я приезжаю. – Он увидел выражение ее лица и еще шире улыбнулся. – Мисс Лоуэлл, никогда не играйте в вист, игрокам будет известна каждая карта в вашей руке. Не надо жалеть моих жильцов, дорогая. Сейчас они живут в прекрасном отеле, к тому же я редко доставляю им такие неудобства. Но вот я снова здесь, – задумчиво произнес он и оглядел комнату. – Могу проверить, как сохраняется имущество, могу развлечься, позаботиться о семейных делах. Увы! Я снова холост и понятия не имею, как развлекать вас, юные леди.

– Не беспокойтесь, сэр Морис, – выдохнула мать Софи, мелкими шажками входя в комнату. – Мы сами о себе позаботимся!

– Как вам понравился Лондон, мисс Лоуэлл? – процедил высокий джентльмен, глядя на нее в лорнет.

Он такой же, как был, едва не сорвалось с языка Джулианы, но она с улыбкой произнесла:

– Он очарователен. Но я деревенская девушка и не могу оценить его по достоинству.

Она надеялась, что он ее оставит в покое. Вряд ли баронет заинтересуется деревенщиной. Она знала, что платье на ней прелестное, но оно перешито, в то время как сам он наверняка не надевает подновленную одежду. Скорее всего он вообще не надевает дважды одну и ту же вещь, за исключением золотых часов и кольца с печаткой.

Несмотря на возраст, он был хорош собой, но первое, что бросалось в глаза, это его элегантный наряд. Шейный платок повязан так высоко, что она гадала, не потому ли он смотрит в лорнет, что не может опустить подбородок. Светлые волосы уложены в прическу, которую ввел в моду Бо Браммел. Несомненно, он входил в круг самых известных щеголей.

Джулиана заметила, что каждый мужчина в Лондоне принадлежит к какому-нибудь сообществу, о чем свидетельствует его одежда. Наверное, это экономит время и усилия: мужчинам без слов становится понятно, каким будет разговор, а женщине легче решить, интересует ли ее этот человек больше, чем на один разговор.

В этот вечер в доме сэра Мориса было несколько щеголей, тех, кого называли денди. Еще несколько мужчин были одеты потрясающе, но в более привычном стиле.

Сюртуки на них были приталенные, но достаточно свободные в плечах, бриджи плотно облегали ноги, подчеркивая мускулы. У большинства из них лица были не по моде загорелые, прически – короткая стрижка под Брута. Софи объяснила Джулиане, что они члены любительского футбольного клуба «Коринтианз».

Было также несколько длинноволосых молодых людей, одетых щеголевато, но небрежно, дабы показать, что одежда интересует их меньше, чем поэзия. Софи заявила, что на ее суаре – вернее, на суаре сэра Мориса – присутствуют несколько звезд литературного мира. Старый джентльмен устроил в своем доме прием, чтобы представить Хэммонда и Софи высшему обществу.

Все эти и другие мужчины заполнили гостиную баронета, и Джулиана, к своему изумлению, обнаружила, что многие ею интересуются. Она решила, что это из-за платья с глубоким декольте, а также потому, что она новенькая – остальные хорошо знали друг друга.

Перед приемом Софи ей сказала:

– Сезон в самом разгаре. Половина мужчин уже нашла себе пару, а вторая половина свободна, может, и тебе удастся кого-нибудь подцепить.

Джулиана не ожидала, что кто-то из джентльменов проявит к ней интерес, и удивилась и поначалу затрепетала, так много их оказалось. Но смущалась она недолго, это было не в ее натуре. Вскоре ей представили около десятка джентльменов, и все они пообещали продолжить знакомство.

– И что же вы успели сделать в городе? – проявил настойчивость блестящий господин.

Джулиана решила быть с ним доброй, потому что в добавление к костюму у этого парня были красивые голубые глаза.

– Ну, я была у нескольких портних... о, я имею в виду модисток, – поправилась она. – Я хотела бы увидеть побольше, но и это было развлечением. У нас дома нет модисток, только портнихи, – с улыбкой добавила она.

– Я буду счастлив показать вам достопримечательности, – сказал он.

– О, я не напрашиваюсь!

– Я знаю, – протянул он. – Потому и хочу. Теперь мне надо побродить. Мое имя Уитворт. Не забудьте, пожалуйста. Надеюсь, скоро увидимся. – Он поклонился и отошел.

Джулиана недолго простояла одна. Возле нее оказался щеголеватый молодой джентльмен, который весь вечер не сводил с нее глаз. Она с удовольствием увидела, что вблизи он так же красив, как издали. У него был дерзкий вид, высокие скулы, пухлый чувственный рот, в карих глазах искрился смех.

– Наскучило до зубной боли? – спросил он.

– О нет, наоборот! Мне все здесь очень нравится.

– Не ожидал, что вы так скажете. Кто-то должен был научить вас притворяться. Буду счастлив это сделать. Барон Хоторн, к вашим услугам. – Он поклонился, но не очень низко, для того лишь, чтобы заглянуть в вырез платья, даже не скрывая этого.

Может, он и красивый, и барон, и лондонец. Джулиана расслабилась, даже при том что ее раздражали мужчины такого сорта.

– Спасибо, я умею притворяться, – холодно произнесла она и отодвинулась. – Мне просто не хочется скрывать свой восторг.

– Столь же искренна, как и прекрасна. Еще интереснее, – сказал он с улыбкой, показавшейся ей оскорбительной. – Видит Бог, я нахожу вас очень интересной. Знаете ли вы, какое облегчение встретить в этой заезженной компании кого-то свежего и приятного?

– Откуда? Это нелогично. Видите ли, – она решила осадить его, – мне жаль вас разочаровывать, но то, что я не горожанка, не означает, что я нецивилизованная и неопытная.

– Очаровательно, – сказал он и придвинулся ближе. – Девушка, которую все восхищает!

– Извините, я вижу, сэр Морис желает со мной поговорить.

Старый джентльмен смотрел в ее сторону, и она была рада избавиться от кавалера.

– Какая великолепная вечеринка, – сказала она, подойдя к баронету, чтобы злобный лорд, которого она покинула, видел, что они разговаривают.

– Этот парень вам досаждает? Если так, я укажу ему на дверь.

– О нет, не надо, я просто решила не тратить на него времени, – с улыбкой произнесла Джулиана. – Мне все очень нравится, и я подошла вас поблагодарить.

Он взял ее руку холодной сухой рукой:

– Приятно слышать. Что ж, тогда пойдемте к обеду?

Она медлила, округлив глаза. Идти к обеду с джентльменом означало, что он оказывает ей предпочтение. Впрочем, что за глупости. Софи и Кристиан только мутят воду своими домыслами. В самом деле, кого еще он может пригласить? Баронет больше никого не знает в Лондоне из двух родственниц одна замужем, другая помолвлена, Джулиана – единственная одинокая знакомая женщина, к тому же гостья.

И с кем еще ей идти к обеду, если единственный мужчина, с кем бы она хотела быть, сидеть, разговаривать, последний человек на земле, которому позволили бы войти в этот дом?

Джулиана улыбнулась баронету, положила руку на подставленный локоть и пошла к обеду, молча пообещав себе, что, если он в ближайшее время не отвернется от нее, она придумает, как найти в Лондоне того, второго мужчину. Прошло две недели с тех пор, как они виделись в последний раз, но не проходило и дня, чтобы она о нем не думала.

Глава 18

Его здесь нет. Он все-таки решил не приезжать в Лондон, с отчаянием думала Джулиана. Она нигде не встречала Кристиана. Ни в опере, ни в театре, хотя там были десятки джентльменов. Его не было на многочисленных суаре и музыкальных вечерах, на приемах и балах, куда она почти каждый вечер отправлялась с кузиной. Ни в модных магазинах, ни в ресторанах...

Конечно, она не могла ходить туда, куда ходят джентльмены – в клубы и секции бокса. Не могла поехать в места вроде «Таттерсоллз», чтобы купить лошадь. И уж конечно, она не могла посещать игорные дома и неприличные заведения. Она прожила в Лондоне три недели, но ни разу не видела Кристиана и, что еще хуже, ничего о нем не слышала.

У баронета при упоминании его имени теперь не раздувались ноздри, потому что никто его не произносил по той же причине. Сквайр не краснел от злости, а его жена не хмурилась, а Софи с Хэммондом опять были как голубки. Никто не сомневался в том, что Софи станет хозяйкой Эгремонта.

Как будто Кристиан вообще не существовал.

Джулиана отчаянно хотела спросить о нем Софи, но не осмеливалась. Ее интерес мог быть воспринят как нечто невежественное или угрожающее; хуже того, могли догадаться, что она по нему скучает. Она хотела его видеть, слышать его голос, его смех. Ей надо было знать, что с ним случилось, хотя время шло и ей все меньше хотелось это знать. Она боялась, что он сделал правильный шаг – сбежал. И ничего ей не сказал. Да и зачем? Он ей ничего не должен. У него нет перед ней никаких обязательств.

Это могло означать, что он мошенник, что он не является частью ее прошлого или будущего и что она никогда его больше не увидит. Не поцелует, не прикоснется к нему, не заглянет ему в глаза...

Как она ни тосковала, но не отказывалась ни от компаний, ни от портних.

Родственники сдержали обещание: у Джулианы был гардероб, который они считали подходящим для Лондона, хотя про себя она думала, что он подошел бы принцессе. Сегодня на ней было золотистое платье с нежно-розовым тюлем на юбке и бутоны свежих роз в волосах. Она знала, что никогда еще не выглядела лучше, но, хотя бальный зал был полон самых фешенебельных леди и джентльменов высшего света, только одному мужчине она хотела бы показаться во всем своем великолепии. Она понимала, что этого не будет, что он просто играл с ней, как с дурочкой, и все-таки изнывала от желания еще раз увидеть его холодное красивое лицо.

Джентльмен, стоявший рядом, прервал ее размышления.

– Вам, видимо, все это уже говорили, но не я: сегодня вы очень хорошо выглядите. – Он засмеялся. – Это все равно что сказать: Колизей – красивое здание, верно? Но я не поэт. Примите мои комплименты вашей красоте, мисс Лоуэлл. Сегодня вы затмили всех дам, даже саму луну.

Она улыбнулась:

– Что ж, очень поэтично, мистер Уинтроп. Спасибо. Вы тоже великолепно выглядите.

Он хохотнул:

– Попался. Вы оригиналка, мисс Лоуэлл. Лицом, формами и форматом. И хотя дамам не полагается делать комплименты мужчине, благодарю вас.

Она улыбнулась ему. Это было нетрудно, Джордж Уинтроп был очарователен: высокий, белокурый, голубоглазый, он был красив неброской, но приятной красотой. И был знаток света, в чем и заключалась проблема.

Он был настолько модным во всем, что она не знала, каков он на самом деле. Нельзя было даже сказать, глуп он или умен, потому что он был образован и имел прекрасные манеры. Но у джентльменов его круга не в моде быть слишком культурным, и в его речь вклинивался новейший жаргон. Он и говорил, как прочие денди – как будто зевая от скуки. Чем сильнее она пыталась встряхнуть его, чтобы посмотреть, какова будет реакция на что-то из ряда вон выходящее, тем больше он был доволен.

Сегодня Джулиана вспомнила свою изначальную миссию: найти мужа для себя и сына для своих родителей. Джордж Уинтроп довольно приятный, маме он понравится; и он обожает лошадей, это понравится папе. Найти бы в нем что-то приятное еще и для себя. Был бы он хоть наполовину так хорош, как лжец и мошенник, о котором она не переставала мечтать.

– Здесь жарко, как в аду, – сказал Джордж. – Не желаете пройтись? Здесь есть премилый садик.

– Оранжерея? Жарко, хотелось бы на свежий воздух. Но если мы с вами будем прогуливаться по саду, то нарушим приличия?

– Нет, но это и не самоубийство перед лицом света. Я потрясен: оказывается, прелестную мисс Лоуэлл не шокируют игры сорванцов.

Она усмехнулась:

– У меня был старший брат, мистер Уинтроп, наверное, поэтому и не шокируют. Но я не такая уж легкая мишень.

Он опять засмеялся:

– Вы мудрая, как сова, маленькая мисс. Тогда пойдемте на балкон? – предложил он, подставляя руку.

– Почему бы и нет?

На задней террасе были и другие пары, и еще больше – в саду. В воздухе пахло дождем. По сравнению с бальным залом воздух был восхитительно прохладный. Джулиана взяла Джорджа под руку, и они вышли на террасу, а потом спустились в сад, прошли несколько шагов и остановились под деревом. Рядом плескался фонтан, она запрокинула голову и вдохнула полной грудью.

Он поцеловал ее.

Это был не поцелуй, а мимолетное прикосновение губ, не приятное и не неприятное. Просто прохладные сухие губы. Но она не ожидала и отпрянула.

– Прошу прощения, не мог удержаться. Вы меня простите?

«За что?» – хотела она спросить, но промолчала, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Ее поцеловали, и ничего не произошло! Она была разочарована. Где внезапный звенящий удар электрического тока, где жар на губах, от которого по телу пробегает дрожь предвкушения? Ей не хотелось ни обнять его, ни прижаться к нему. Он вообще был ей не нужен. Ей нужен был Кристиан или тот, кто выдавал себя за него.

Но этот мужчина, кажется, был очень доволен поцелуем и ее явным смущением. Он потрепал ее по руке:

– Не думаю, что скомпрометировал вас, мисс Лоуэлл. Но если вы думаете иначе, я буду счастлив сделать вам предложение.

– О Господи, нет! – выдохнула она и, чтобы не обидеть его, быстро добавила: – Мы ведь едва знакомы. Как можно? Лучше вернемся, пока не скомпрометировали себя окончательно.

– Сердце дуба, – одобрительно сказал он. – Мисс Лоуэлл, вы молодчина.

Она поняла, что ее похвалили; когда они входили в дом, в его глазах она видела восхищение. Она не могла сразу его оставить, но ускользнула при первой же возможности, протанцевав с ним два танца. Этого было вполне достаточно.

В этот вечер Джулиана танцевала с каждым джентльменом, подходящим на роль жениха, или так ей казалось, но думала только об одном мужчине, которого здесь не было.

– Ты сегодня имела огромный успех, – сказала Софи, когда они после бала поднимались к себе. – Поздравляю! Помяни мое слово, не пройдет и нескольких дней, как Джордж Уинтроп сделает тебе предложение.

– Надеюсь, что нет, – сердито ответила Джулиана, – это было бы нелепо, я его совсем не знаю.

– Ты знаешь достаточно, глупышка: он богатый, порядочный, симпатичный и со временем унаследует титул.

– Все это не важно, – сказала Джулиана, думая о мужчине, с которым весь вечер мечтала танцевать. – Нет, порядочность – это важно, но одной порядочности мало. Женщина живет с мужчиной, а не с его деньгами или титулом.

– Вздор, – начала Софи, но ее прервал сэр Морис:

– Подобная мудрость в устах молодой леди восхитительна, – произнес он. – Что я должен сказать юному мистеру Уинтропу, если он придет ко мне, мисс Лоуэлл?

Джулиана остановилась. Сэр Морис стоял на две ступеньки ниже, но был такой высокий, что их глаза оказались на одном уровне. Она смутилась:

– Придет к вам? Зачем?

– Чтобы попросить разрешения поухаживать.

– Но он вряд ли это сделает, сэр, – возразила она. – Конечно, вы хозяин дома и глава семьи Хэммонда, но вы не моя семья.

– Ах, и правда, – улыбнулся он. – Кое-кто об этом забывает, но я рад, что вы помните.

Они в молчании поднялись наверх, Софи подождала, пока он откланяется и спустится в холл, потом ткнула Джулиану в бок.

– Хитрюга! – прошептала она. – Правильно ответила! До чего же ты умна!

– Что?

– Он не член твоей семьи, но может им стать, и ты дала ему понять это.

– О Господи! – сказала Джулиана, глядя в опустевший холл. – Не думаешь же ты, что я старалась... Какой вздор! Не начинай сначала!

Но кузина, хихикая и пританцовывая, убежала в свою комнату.

Джулиане долго не удавалось заснуть, тем более что ночь была на исходе. Но не рассвет, прокравшийся в комнату, заставлял ее ворочаться в кровати, даже не мысль о новом молодом ухажере или о старике, которого она не считала ухажером. Она думала о мужчине, которого здесь не было. Она видела его лицо, вспоминала его поцелуи, его ласки.

Она заснула, когда солнце уже встало. К этому времени она поняла, что одних воспоминаний ей недостаточно. Она должна узнать, где он и почему она его ни разу не встретила, пусть даже это причинит ей боль. Она слишком хорошо понимала, что это страстное желание ей никогда не утолить.

– Боу-стрит, мисс, – сказал кучер и показал кнутом на невзрачное серое здание, обитель сыщиков Боу-стрит.

– Вы не могли бы на минуту остановиться? – спросила Джулиана.

– Зачем тебе Боу-стрит? – поинтересовалась Софи. – Нет, не говори! – Она прижала руку к сердцу. – У тебя страсть, которая требует удовлетворения. Ты отдала свое сердце неподобающему человеку и жить не можешь, когда не видишь его.

Хорошо, что Джулиана сидела, а то упала бы. Внутри у нее все похолодело, она ошеломленно смотрела на кузину.

– У тебя страсть к мистеру Мерчисону! – расхохоталась Софи, не замечая возмущения кузины.

Джулиана быстро пришла в себя.

– Да. Мне всегда нравились пожилые мужчины.

– Я так и думала! – язвительно произнесла Софи.

– Может, заведешь другую песню? Я пошутила. Я едва помню этого Мерчисона – так его зовут? Просто хочу побольше узнать про настоящий Лондон, чтобы потом дома рассказывать. Балы и приемы – это хорошо, но в большом городе есть и другая жизнь. Можете ехать дальше, – сказала она кучеру.

Она глубоко вздохнула. Рухнула слабая надежда, что она попадет на Боу-стрит, найдет там сыщика и спросит о Кристиане. Она не может пойти одна. Не только потому, что это место у всех на виду, но в Лондоне приличная молодая женщина никуда не может пойти одна. Нечего и мечтать, что она найдет причину улизнуть от глазастой и догадливой Софи.

Да и мистер Мерчисон – он казался Джулиане добрым и разумным, но она не была уверена, что он не побежит к сквайру докладывать, о чем она узнавала. Все это бесполезные фантазии, и Джулиана злилась на себя за глупость.

– Не дуйся, – Софи. – После портнихи пойдем в Тауэр, увидишь все, что душеньке угодно.

Джулиана через силу улыбнулась.

– Спасибо. – Она надеялась, что там у нее будет возможность побыть одной и кое-что обдумать.

– Анни, слуги ездят в дом сквайра за продуктами? – перед обедом спросила Джулиана горничную, когда та убирала в комнате хозяйки, до этого принимавшей ванну.

– Ездят. Каждый хочет, чтобы именно его послали, потому что там у них семьи, да и не все любят Лондон так, как мы. Сквайр все время посылает за продуктами, говорит, нет ничего лучше, чем овощи со своего огорода. И еще он дает указания и получает отчеты из дома, потому что хорошо управляет землей.

Джулиана побарабанила пальцами по столу. Она знала Анну много лет и доверяла ей, как самой себе. Она тихо спросила:

– Среди тех, кто поедет, есть человек, которому бы ты полностью доверяла?

Горничная оторвалась от работы, подняла голову, подумала и наконец ответила:

– Да, есть.

Джулиана глубоко вздохнула.

– Если я пошлю записку, очень личную записку, он сможет доставить ее нераспечатанной человеку, который живет в гостинице «Белый олень» в деревне рядом с домом сквайра?

Джулиана затаила дыхание. Она не осмеливалась доверить свое послание почте, даже почте его величества. Письмо может вскрыть хозяин гостиницы, кучер может его выронить, и неизвестно еще, кто его подберет. Джулиана начиталась сентиментальных романов «Минерва-Пресс» и газет и знала, что порой правда бывает причудливее фантастики, а фантастика основана на правде.

Анни кивнула:

– Руфус Смит, второй лакей. Он ездит туда каждую неделю. Я бы доверила ему собственную жизнь.

Джулиана склонила голову набок:

– Вот как? Надеюсь, в один прекрасный день так и случится.

Анни зарделась:

– Ну, кто его знает, мисс? А как вы догадались?

– Ты все время распеваешь, а я давно тебя знаю, – улыбаясь, сказала Джулиана. – К тому же я вас позавчера видела – глядя на ваши лица, не ошибешься.

– И вы не возражаете?

– С какой стати? Конечно, я буду скучать, но я желаю тебе счастья.

– О, я буду счастлива, мисс. Руфус не все время будет лакеем, он копит деньги, чтобы купить долю в магазине, я знаю, где это, там, за домом.

Джулиана глубоко вздохнула.

– Вот и хорошо. Итак, если я дам тебе записку, а ты передашь ему, он сможет благополучно доставить ее человеку, живущему в той гостинице?

– Он передаст ее лично в руки мистеру Кристиану, и никому другому, – торжественно заявила Анни.

– Что, это так очевидно? – поморщилась Джулиана.

– Мне да, мисс. Я видела, как вы на рассвете возвращались в дом сквайра, и не раз. И как лошадь выводили. Никто об этом ни словечка не сказал, потому что тамошние слуги вас полюбили, и все сказали, что это не их дело. В большом доме ничто не скроется от глаз прислуги, но доносчиков никто не любит, а дружбу не купишь за деньги, сами знаете.

Она посмотрела на хозяйку и добавила:

– Да и к кому еще вы могли ездить? Плохая была бы я помощница, если б не знала. Как я могу заснуть, когда вас нет дома? Я знала, что он не причинит вам зла, потому и не поехала за вами. Знаете, никто в доме сквайра не видел от него зла. Некоторые, правда, думают, что он вешает им лапшу на уши, а что в этом плохого? Человек должен стараться для своей пользы, все так говорят. Некоторые благородные такие испорченные, кто знает, что у них намешано в крови, даже в самых лучших семьях? Ведь от судьбы не уйдешь.

– О, Анни, – только и смогла сказать Джулиана.

Записка была короткая, но сочиняла ее Джулиана весь день.

«Дорогой Кристиан! – начала она, после того как, поморщившись, отбросила «Дорогой граф Сэвидж» и «Дорогой мистер Сэвидж». Она решила, что знала мальчика по имени Кристиан, ему и напишет. – Ты говорил, что будешь в Лондоне, но тебя нет, и ты мне не пишешь. У тебя какие-то трудности? Могу ли я тебе помочь?

Твоя давняя подруга Дж. Л.»

Анни отдала записку своему приятелю лакею, он засунул ее за пазуху и сказал, что будет носить возле сердца, пока не вручит человеку, который называет себя Кристианом Сэвиджем. На следующее утро Руфус уехал.

Следующие несколько дней Джулиана ходила на балы и приемы, на концерт и на чай. Она флиртовала, смеялась, уклонялась от предложений и поцелуев и ни на минуту не переставала думать о записке и ответе на нее.

Ночью, лежа в постели, она думала, что он лично придет с ответом и попросит ее уехать вместе с ним, к ярости баронета. В другой раз она мечтала, что он подойдет к ней на балу, молча подаст руку, и она пойдет с ним танцевать. Глубокой ночью она воображала, как он без слов войдет, возьмет ее на руки и будет целовать до самозабвения.

Прошла неделя, Руфус вернулся.

– Его там нет, мисс, – в тот же день доложила Анни. – Руфус говорит, что он исчез сразу после нашего отъезда, и с тех пор его никто не видел.

В этот вечер Джулиана была очень бледна, она молча сидела за обеденным столом, но никто этого не заметил.

Глава 19

В этот момент Джулиана не могла расспрашивать о Кристиане. Она не хотела обсуждать это с баронетом, сквайром и его женой, ей нужно было поговорить с Софи. Хотя кузина не разделяла ее взглядов, она была снисходительна, потому что Софи в деталях рассказывала, какой представляет себе их с Хэммондом свадьбу.

– А церковь мы украсим в белое, это нетрудно сделать даже в сентябре, в дамском магазине я позаимствовала потрясающую идею! Можно, конечно, воспользоваться камелиями и орхидеями, но ромашки и полевые цветы гораздо лучше!

– Чудесно, – сказана мать Софи, – но полевых цветов должно быть не очень много, иначе подумают, что вы поскупились. У графини должны быть розы, а не сорная трава, правда, Хэммонд?

Джулиана вскинула голову. Она знала, что ее вопрос неуместен, как гроза во время пикника, но не сдержалась:

– А как насчет того человека, который выдавал себя за Кристиана Сэвиджа?

Все уставились на нее. Молчание нарушил баронет:

– Неужели никто вам не сказал, дорогая? Он в Нью-Гейте и сменит тюрьму только на гроб. Так что больше он не будет нам досаждать. Марта, я с вами согласен, орхидеи подходят графине больше, чем сорная трава.

Но как только закончился обед, – Джулиана к нему не притронулась, – все отправились на концерт. Она сидела в ложе, тупо глядя на сцену, сердце болезненно сжималось. В антракте она не могла застать Софи одну – после помолвки им с Хэммондом разрешали оставаться наедине, чем они и пользовались при каждом удобном случае. После концерта они уединились в салоне, и только на следующий день у Джулианы появился шанс поговорить с Софи.

Джулиана проснулась после беспокойной ночи, оделась и ждала чуть ли не полдня, пока кузина проснется. Она вошла к ней в спальню, как только оттуда вышла горничная. Софи все еще сидела за туалетным столиком. Джулиана приступила прямо к делу.

– Он в Ньюгейте и ждет суда, – ответила Софи на первый вопрос.

Джулиана упала в кресло.

– Но за что? Появилось новое доказательство, что он говорил неправду?

– Конечно, неправду, это понятно, но теперь это не имеет значения. Разве что он захочет получить шелковую веревку вместо пеньковой. Сэр Морис сказал, что его будут судить и повесят.

Джулиана ахнула:

– Повесят?

– Да, потому что после той экскурсии сэр Морис провел инвентаризацию, и оказалось, что пропали серебряные подсвечники – опять! И еще табакерка и серебряные щипцы для свечей. Парень так и не одумался после первого раза, когда его посадили за воровство. Ошеломляющая ирония, сказал сэр Морис, если учесть, за что был осужден настоящий Кристиан Сэвидж. Такое придет в голову только отъявленному преступнику – кто бы он ни был.

– Откуда известно, что это он украл подсвечники?

– Их нашли у него в багаже в «Белом олене».

– А как с доказательствами, что он граф?

Софи перестала прилаживать ленту к кудрям и повернулась к кузине. Взгляд у нее был мягкий и жалостливый.

– Бедная Джулиана! Ты надеялась, что этот парень настоящий, что он возвращает тебе детство и счастливые воспоминания о брате. Сэр Морис сказал, что тебе будет тяжело это слышать, вот мы и скрыли это от тебя. Его арестовали за воровство; а когда станет известна правда о наследстве, его и за это повесят. А поскольку нельзя повесить человека дважды, каким бы негодяем он ни был, то достаточно любой из двух причин, говорит сэр Морис. И он прав, как обычно.

Более веселым тоном Софи сказала:

– Забудь! У тебя есть на что отвлечься. Джордж Уинтроп все время с тобой танцует, теперь еще Филипп Риз – по-моему, вовсе не из соперничества, твоя бальная книжка будет заполнена. Сэр Марк посылает тебе цветы, хотя у него лицо как пудинг, и я не виню тебя, что ты не обращаешь на него внимания. Есть еще сам сэр Морис. Мама сказала, сразу видно, что он влюблен. Нет, это не мама сказала, а я!.. Фу. Эта лента не подходит! – Софи опять гляделась в зеркало. – Белое на светлых волосах не смотрится, наверно, лучше все-таки розовое, хоть я надеялась выглядеть по-новому. А что касается сэра Мориса, ты, возможно, права. Может, у него отеческий интерес, так папа говорит. Он нам напомнил, что бедняга потерял единственного сына и наследника, который был не намного старше тебя. Так что все может быть. – Она круто обернулась. – Что ты наденешь сегодня днем, а потом вечером?

Джулиана не отвечала, и Софи продолжила:

– Ты не забыла? Мы сегодня обещали прийти на чай к Стентонам, а вечером у Ройсов будет бал-маскарад. Не волнуйся, полный костюм не нужен, хватит домино или маски. К счастью, мама сказала, что здесь все помешаны на маскарадах, и я привезла с собой две маски и павлинье перо. – Только сейчас она заметила, как бледна Джулиана. – Но, если хочешь, мы можем пробежаться по магазинам и купить новые.

– Я сегодня вечером никуда не пойду, – едва слышно произнесла Джулиана. – Для меня это настоящий шок. Я знаю, что ты права, – добавила она, – как и сэр Морис. Отвлечься – это поможет, но не сейчас, дайте мне время. Хотя бы денек. Я высплюсь и отдохну.

– Я понимаю, – сказала Софи. – У тебя опухли глаза. Ложись в постель. Я развлеку твоих кавалеров и заставлю Хэма беситься от ревности. Если удастся. – Она рассмеялась. – Хэм мне доверяет, так и должно быть. Ступай, у тебя измученный вид. Если не сможешь заснуть, я пришлю тебе несколько романов, фрукты и конфеты и велю всем оставить тебя в покое. Скоро тебе станет так уютно, что не захочется выходить из комнаты, но придется: завтра вечером концерт, а потом ужин у Бингхэмов.

– Спасибо, – поблагодарила Джулиана, встала и пошла к себе, все еще оглушенная, но с облегчением понимая, что сумела найти способ побыть одной. Надо придумать, что делать дальше.

К концу дня в доме баронета все затихло. Казалось, ушли все, кроме слуг и Джулианы. Рядом с ней стоял поднос с фруктами и конфетами, стопка книг и записка от сэра Мориса с пожеланием здоровья и обещанием, что ее никто не потревожит.

– Сквайр пошел смотреть лошадей, – доложила Анни. – Его леди и ваша кузина с мистером Хэммондом все еще на чае. А сэр Морис ушел по делам и сказал, что будет не раньше обеда. Когда они вернутся, я могу сказать, что вы спите, они поверят, но мисс! Не делайте этого, пожалуйста!

– Все будет прекрасно, – сказала Джулиана. – Твой молодой человек доставил записку?

– Да. Мистер Мерчисон ее прочел и сказал: «Передайте юной леди, что она сошла с ума и я в этом не участвую». Но он просил вас не беспокоиться и обещал молчать. Вот видите? Даже сыщик с Боу-стрит вас не одобряет. О, мисс, одумайтесь, прошу вас!

Джулиана поджала губы:

– Не могу, это мой долг. Никакого вреда мне не причинят. Господи, девочка, пойми, он в тюрьме! Под замком, за решеткой. Что он может мне сделать? Я должна узнать правду, иначе не успокоюсь. – Она встала с кресла. – Я готова. У меня полный кошелек денег, которые мама дала, когда я уезжала из дома. Все, что мне надо, – это найти человека, которому их отдать за то, чтобы он проводил меня в Ньюгейт. Если Мерчисон не поможет, я сделаю это сама. И еще запомни, – предупредила она. – Если я не сразу приду домой, не поднимай панику. У меня могут быть другие дела.

«Потому что, если он не виновен, – подумала она, – я буду искать ему адвоката, самого лучшего в городе».

– Я должна пойти с вами! – взмолилась Анни.

– Ты нужна мне здесь, тогда они ничего не заподозрят. Никого не пускай в мою комнату. Я лежу с головной болью, а ты от меня не отходишь. Я надену густую вуаль, поеду на извозчике, не назову свое настоящее имя, скажу, что в карете меня ждет горничная. Пусть думают, что я важная дама и у меня секретные дела. – Она вспомнила рассказ о женщинах, проводивших с осужденными их последнюю ночь на этой земле, и задрожала. Именно этот рассказ подсказал ей, что делать.

– Мне говорили, что такие посещения – обычное дело в Ньюгейте, – сказала она, внутренне содрогнувшись, потому что понимала, что совершает безумие. Но она знала, что должна это сделать, иначе не сможет спокойно спать: мысль о том, что он в цепях и не знает, что она думает о случившемся, невыносима. Что она делала, когда его уволокли, чтобы сгноить в тюрьме? Танцевала, флиртовала, смеялась. Чувство вины придало ей храбрости. Она должна что-то делать, причем немедленно, отбросив все сомнения.

– Может пострадать моя репутация, – сказала она Анни. – А ты знаешь, что для моих родителей это ничего не значит, они мне доверяют, несмотря ни на что.

– А как же ваша кузина, сэр Морис, этот симпатичный мистер Уэст и остальные ваши изысканные кавалеры? – заныла Анни.

– Они для меня ничего не значат, – жестко сказала Джулиана. – Они часть жизненного опыта, а не самой жизни, – добавила она уже мягче. – Если они узнают и простят, хорошо, если нет – мне наплевать. – Она посмотрела на служанку и вздохнула. – Анни, неужели ты не понимаешь? Бывают моменты, когда женщина должна сама разобраться со своей жизнью. Она не может думать только о своей безопасности и считаться с чужим мнением. – Джулиана с любопытством посмотрела на горничную. – Я уверена, ты это знаешь. Тебе всегда приходилось самой заботиться о себе, верно?

– О да, и раньше, и сейчас. Но иногда я думаю, как было бы здорово иметь человека, который о тебе заботится, – сказала Анни.

– И я тоже, но это должен быть такой человек, которому я доверяю и верю в него. А сейчас есть только один человек, которому я полностью доверяю и в которого верю – это я сама. Ну, я готова. Иди первая, смотри, чтобы меня никто не заметил. Выйдем через заднюю дверь. Ты говоришь, коляска ждет в конце улицы за углом?

Анни кивнула.

Джулиана глубоко вздохнула. На ней было ее лучшее дневное платье с глубоким декольте цвета спелого персика и сливок, отделанное кружевами. Она надушилась, напудрила голые плечи.

– Как я выгляжу?

– Красавица!

– Ну что я за дура? – пробормотала Джулиана и схватила с кровати темную накидку с капюшоном, чтобы не было видно роскошное платье. Она надела шляпу, агатовой булавкой прикрепила к ней вуаль.

– Ну вот, теперь я как невидимка. Проверь, что путь свободен.

Анни выглянула в коридор, посмотрела на лестницу и нижний холл. Джулиана опустила вуаль и, высоко вскинув голову, пошла к двери. Анни кивнула.

Джулиана, затаив дыхание, выскочила за дверь.

Тонкий туман пытался разрядиться мелким дождичком, поэтому на улицах было мало прохожих. Няни с детками оставались дома в тепле и покое, старые леди и джентльмены сидели у каминов, пытаясь изгнать сырость из своих костей. Только слуги сновали по фешенебельной улице, спеша по своим делам. День выдался тусклый и сырой, идеальный для ее целей, подумала Джулиана.

Она почти желала, чтобы засияло солнце, кто-нибудь увидел ее, и ей бы пришлось отступить – от судьбы не уйдешь. Но ее никто не замечал. Да и трудно было бы узнать ее в черной шляпке с густой вуалью и давно вышедшими из моды яркими перьями; шляпка принадлежала Анни.

Вуаль из дешевого тюля мешала дышать, и у Джулианы слегка кружилась голова. По крайней мере она надеялась, что причина в вуали, а не в охватившем ее ужасе. Успокаивало то, что раз она никого не видит, то и ее не замечают. Однако она отчетливо видела коляску, стоявшую в конце улицы. При ее приближении кучер кивнул и притронулся к шляпе. Джулиана еле различала лесенку, спускавшуюся из коляски, надеясь не свернуть себе шею. Она открыла дверцу и с трудом забралась внутрь. – Добрый день, – раздался мужской голос из глубины экипажа. Джулиана ахнула, но не успела выскочить назад – мужчина приподнялся и захлопнул дверцу. Коляска дернулась и поехала. От толчка Джулиана села и осталась сидеть, прижимая руку к сердцу и пытаясь разглядеть человека, который уселся напротив нее.

– Капитан Бриггз! – выдохнула она.

– Он самый, – сказал капитан с широкой улыбкой. – К вашим услугам, мисс Лоуэлл. Буквально, – добавил он, видя, что она молчит. – Мерчисон мне сказал, о чем вы его просили, и я готов помочь.

– Он обещал никому не говорить, – сказала Джулиана, в отчаянии соображая, кому еще мог сыщик разболтал.

– Нет, он лишь сказал, что вы сошли с ума и что он будет помалкивать. Но он хотел вам помочь и передал вашу просьбу мне. Никогда не полагайтесь на человека, который поклялся блюсти закон, потому что в законе больше дыр, чем в вашей вуали.

– И чем у меня в голове, – с горечью произнесла на.

– Нет-нет, – улыбнулся он. – Я действительно хочу вам помочь и обещаю держать рот на замке. Вы хотите видеться с Кристианом, но вряд ли вам бы это удалось без меня. Кстати, как вы собирались действовать? – с любопытством спросил он.

– Я собиралась купить себе дорогу в тюрьму.

– Вот как? – заинтересовался он. – И сколько у вас денег?

Она открыла кошелек и показала.

Он выхватил у нее кошелек и положил в карман.

Она округлила глаза.

Он засмеялся и вернул кошелек.

– Вот видите? Я отдал, а в Ньюгейте у вас его отнимут, но Кристиана вы не увидите. Что тогда будете делать? Жаловаться начальству – если знаете, где его искать, – не имея денег на подкуп? Тот, кто отнял кошелек, будет все отрицать, и куда вы денетесь? Напишете жалобу, что вас обокрали? Тогда придется написать свое имя, а главное – объяснить, зачем вы пришли. Вас ограбят и вышвырнут вон. Вы и опомниться не успеете.

– Но Кристиан говорил, что женщины со средствами могут ходить даже в камеры осужденных, – возразила она.

– Могут и ходят, но они куда опытнее в таких делах, чем вы. Они нанимают проходимца вроде меня, чтобы тот сделал за них грязную работу. – Он поднял руку в перчатке, не давая ей заговорить. – Но я работаю на вас бесплатно. Потому что думаю, что ему полезно увидеться с вами, ему надо отвлечься. А вы, по-моему, и правда его любите, а то не ввязались бы в такое безумное дело, а?

– Не знаю. Не знаю даже, тот ли он, за кого себя выдает. – В голосе ее звучало отчаяние.

– Я знаю, кто он, и могу вам сказать: он сын своего отца. И он не воровал эти подсвечники ни тогда, ни сейчас. Он сидит в Ньюгейте, потому что кто-то желает его смерти. И тогда желал.

– Вы можете это доказать? – с надеждой спросила она.

– Я докажу. А пока ему нужна любая помощь. Вы желаете ее оказать?

Что за вопросы он задает?

Она вскинула голову и процедила сквозь зубы:

– Я тайком ушла из дома. Обманула родственников. Хотела подкупить королевских чиновников, рисковала своей головой и именем, отправляясь в гнилую тюрьму! А вы спрашиваете, желаю ли я помочь? Мой дорогой сэр, вы же умный человек! – Она буквально кипела от злости.

– Моя дорогая мадам, я повидал в этом мире больше, чем прочие. Кристиан красивый парень, и сейчас он в шаге от плахи. Этого достаточно, чтобы женщины определенного сорта ради желания увидеться с ним лгали, подкупали, обманывали мужей, родственников и священников, а также королевских чиновников.

Она молча смотрела на сцепленные руки. Его голос стал мягче:

– Простите. Но таков мир. Кристиан видел вещи похуже. Я думаю, вы его любите, а потому, пожалуйста, помогите ему забыть весь этот ужас хоть на час, хорошо?

В ней боролись противоречивые чувства, ее переполняли сомнения и страхи, она не знала, что сказать.

– Вот что мы сделаем, – произнес он. – Кристиана держат с лицевой стороны тюрьмы. Это милость, обычные преступники содержатся в свинарниках с другой стороны, там невыносимо. Но у него не лучшие апартаменты. Трудно было добиться, чтобы его не сунули в обычную камеру, мне это удалось потому, что я сказал, что еще может быть доказано его дворянское происхождение, и подмазал каждую руку, которая ко мне протягивалась. Но все равно он не в лучших апартаментах, те все заняты. Так что мы спустимся вниз темными дорожками. На вас шляпа с вуалью, кстати, как вам дышится?

– С трудом. – Она не смогла удержаться от улыбки. В его голубых глазах она прочла восхищение.

– Черт возьми, Кристиан всегда был счастливчиком.

Он посерьезнел и наклонился к ней:

– Слушайте внимательно, потому что скоро мы будем там. Когда подъедем к стенам Ньюгейта, я оставлю вас в карете, а сам пойду уладить дела. Потом проведу вас в тюрьму. Будете идти со мной – не останавливайтесь и не говорите ни слова, пока не останетесь наедине с Кристианом. – Он нахмурился. – Вы понимаете, что я уйду и вы останетесь с ним за закрытой дверью? Если собираетесь поднимать шум о приличиях и все такое, лучше скажите сейчас. – Он посерьезнел. – Подумайте об этом. Считаете вы его преступником или нет, скажу вам одно: это не девичья забава, за которую семья и друзья вас скоро простят. Если это дело раскроется, ваша репутация будет ниже, чем у подзаборной шлюхи, учитывая то место, куда вы идете. Вы это понимаете?

Она кивнула и проглотила подступивший к горлу комок.

– Но думаю, не раскроется, – сказал он. – Через час я за вами вернусь. Что скажете?

Она не колебалась. – Что я могу сказать? Будьте добры, отведите меня к нему, пожалуйста.

Глава 20

Джулиана была рада, что ничего не видно, и старалась не дышать. Вонь была нестерпимая – пахло сырым деревом, осклизлым камнем, протухшей едой, человеческим потом, парашами в камерах и чем-то еще. Джулиане казалось, что зловоние исходит также от отчаяния, пропитавшего эти стены.

– Глубоко вздохните, несмотря на вонь, – шепнул ей капитан Бриггз, когда они вошли в следующий коридор, – потом еще раз. Еще три раза – и вы с ней свыкнетесь, просто перестанете ее ощущать. Иначе здесь просто невозможно было бы жить.

Джулиана шла за капитаном и дородным стражником, которого он взял с собой, чтобы тот отвел их к Кристиану. Она вцепилась в кошелек и держала руки под накидкой, но все равно было холодно. Каменные стены и полы Ньюгейта были ледяными, хотя снаружи буйствовала весна.

Ньюгейт был огромным и разветвленным, целый город с лабиринтом коридоров. За свою долгую историю он дважды горел, но Джулиана думала, что никакой пожар не очистит это место от скверны.

– Не терзайтесь, – сказал капитан. – Сегодня не понедельник, значит, не вешают. В понедельник сюда не пробиться. Собираются целые толпы желающих поглазеть, как вешают.

У Джулианы в животе скрутился ком, такой же холодный, как ее руки. Мужество покидало ее. Она была так напугана, что не могла ни говорить, ни бежать, ни даже упасть в обморок. Она могла лишь идти, стараясь не отставать от капитана.

Они прошли по тусклым каменным коридорам и поднялись по лестнице в другой длинный коридор. Здесь воздух чище, но такой же сырой и холодный.

Если ее на этом поймают, она пропала. И поделом ей. Надо же быть такой дурой, чтобы пожертвовать всем ради любви. При этом не зная, кто он такой, тот, кого она любит.

– Пришли, – сказал стражник, остановившись возле одной из дверей. – Вы не знаете, как сюда попали, и никогда меня не видели.

– Точно, – сказал капитан. – Но ты подождешь и проводишь меня, когда я позову, а через час приведешь обратно.

Страж посмотрел на фигуру под вуалью:

– А она?

– Она останется здесь на час.

Страж издал звук, который можно было принять за смешок.

– Его вздернут? Забавно, не знал, обычно таких сажают на ту сторону, поближе к виселице. А, не мое дело, – быстро сказал он, увидев выражение лица Энтони. – Заходите. Я вернусь за вами через пять минут, сэр. Эта дворянка может остаться на ночь, если захочет, мне все равно.

Он выбрал ключ из тяжелой связки, болтавшейся на поясе, вставил в замок и распахнул дверь.

– Эй, к тебе гости, – сказал он. – Быстро, быстро, – поторопил он Джулиану и Энтони, оглядываясь по сторонам. Как только они вошли, он закрыл дверь, и они услышали, как заскрежетал ключ в замке, а потом упал засов. Словно грянул выстрел.

Камера была незамысловатая, по размеру больше, чем Джулиана ожидала: каменные стены, такие же толстые и темные, как в ее ночных кошмарах; высоко под потолком окно, такое маленькое, что только узкий луч света пробивался сквозь решетку. Были койка и стол, стул, таз, и одна лампа. И человек, который называл себя Кристианом Сэвиджем. Он встал с кровати и уставился на них:

– Черт тебя побери, Эймиас! Зачем ты ее сюда привел?

– Она упакована, как посылка, – сказал капитан. – Откуда ты знаешь, кого я привел?

– Какая еще женщина в Англии захочет меня увидеть? Окажется столь наивной, что послушает тебя и придет? Ты думал, мне от этого станет легче? Совсем наоборот! Джулиана, отправляйся домой!

– Она шла сюда сама, я ее перехватил. А, то-то, – сказал капитан, видя, что Кристиан молчит. – Это правда, клянусь жизнью. Как тебе эта пантомима? Она наняла извозчика и в одиночку выплясывала по дороге в Ньюгейт, наряженная вдовой, и показывала свои деньги каждому, кто пожелает на них взглянуть. Я привез ее сюда, это правда; ты бы предпочел, чтобы она добиралась сама?

– Господи, – сказал Кристиан и провел рукой по волосам.

– Или мне надо было целый день с ней спорить?

– Вряд ли она передумала бы, – Кристиан. – Всегда делаешь все по-своему, Джули? Но это тебе не рыскать с мальчишками по лесу или лезть в ручей, где водится форель, теперь это нам так легко не сойдет. Непростительное безрассудство!

Джулиана не могла произнести ни слова, ее душили слезы. Он изменился. Не потому, что на нем не было сюртука и шейного платка, только рубашка и бриджи, не было сапог, он стоял на полу в одних носках – все равно он выглядел безупречно, как всегда, даже с синяком на скуле, который она разглядела сквозь вуаль. И все же он был совсем другим.

Обычно спокойный, самоуверенный, Кристиан вибрировал от напряжения, меряя шагами маленькую камеру.

– Почему они с тобой это сделали? – произнесла она наконец.

Он подошел к ней, обнял. Она положила голову ему на грудь, почувствовала его тепло, услышала, как бьется его сердце. Оказавшись в его объятиях, она вздохнула – это опять был ее Кристиан.

– Ни слова обвинений, – дрожащим голосом сказал он, обращаясь к Энтони. – Только – что они сделали. Я прав?

– Да, ты прав. Опять прав. И как всегда, от этого тошно.

Кристиан отпустил Джулиану и отступил на шаг.

– Будем соблюдать приличия. Господи, что я говорю! Эта женщина пришла к преступнику в Ньюгейт, ее сопровождает другой мужчина! Он и сам-то... Я не привык разговаривать с рыболовной сетью. – Он быстро сменил тему. – Поскольку здесь только ты, я и Эймиас, может, снимешь шляпу?

Джулиана вынула булавку, откинула вуаль и сняла шляпу. Теперь она могла его лучше видеть, а он заметил, что она хмурится.

– Эймиас? – сказала она, вертя в руках шляпу, переводя взгляд с капитана на Кристиана. – Я думала, его зовут Энтони.

– Видно, я больше переволновался, чем думал, – буркнул Кристиан. – Но какие теперь могут быть секреты? Джулиана, его зовут Эймиас. Гордое старинное корнуэльское имя, как он говорит. Мы решили, что некоторое время он побудет Энтони, чтобы избежать разоблачения. Он мой брат.

– Один из двух братьев, которых твой отец встретил... здесь? – удивленно спросила она.

– Да. И с тех пор он мне брат во всем, кроме крови. Когда мы узнали о наследстве, он настоял на том, что поедет со мной. Поверь, у нас были основания позаботиться о безопасности. – Кристиан снова стал мерить камеру шагами. – Мы понимали, что стать графом Эгремонтом дело рискованное. Любой претендент на этот титул рискует, а человек с криминальным прошлым тем более. – Он криво улыбнулся и добавил: – Мы доверяем дворянам не больше, чем они нам. Так что Эймиас поехал, чтобы вести собственное расследование для обеспечения моей безопасности.

– Немного же от меня было пользы, – с горечью произнес Эймиас.

– От тебя было много пользы! Скоро я отсюда выйду. Я так раздражен только из-за чувств, которые испытываю к этому чертову месту. Раздражен. – Он засмеялся. – Прекрасный эвфемизм для совершенно невиновного человека. В любом случае, – сказал он Джулиане, – ты понимаешь, почему брат должен был изменить имя.

– Понимаю. А твое имя?

Он остановился и с улыбкой посмотрел на нее:

– Поздновато для сомнений, ты не находишь? Но сомнения небезосновательны. Я тот, кем себя назвал, Джулиана. Я никогда тебе не лгал.

– Не сказать правду – разве это не значит солгать?

– Некоторые вещи не моя тайна. Это и есть правда. Ну, теперь тебе захотелось уйти?

Она глубоко вздохнула. Уйти сейчас она просто не могла.

– Нет, – сказала она. – Я хочу помочь.

– Это не в твоих силах. Другое дело Эймиас, Мерчисон и остальные друзья. Да, сыщик мне помогает. И хоть я не знаю, не ведет ли он двойную игру, это меня не заботит.

– Он умный и осторожный и примет деньги у самого дьявола, – сказал Эймиас. – Но у него есть сердце. Это он мне сказал, что мисс Джулиана прислала ему записку с просьбой провести ее сюда. Он запросто мог рассказать об этом баронету.

– Может, и рассказал, – сказал Кристиан. – Будь осторожен.

– Это ты мне говоришь? – взвился Эймиас. – Ладно, я пошел. Надо кое с кем перекинуться словечком. Надеюсь разрешить все дела к завтрашнему утру. Мисс Лоуэлл, я вернусь за вами через час, вас это устроит?

Кристиан пристально посмотрел на нее:

– В этом нет необходимости. Спасибо, что пришла, но теперь, если желаешь, можешь уйти. Все в порядке. – Она заметила, что он напрягся в ожидании ответа.

– Я останусь, – сказала она.

– Хотел бы я предложить тебе что-нибудь получше, но у меня есть только эта кровать, – сказал Кристиан после ухода Эймиаса, когда дверь за ним заперли.

Джулиана села и поморщилась.

– Кровать? Да она каменная. Как ты на ней спишь?

– В Ньюгейте только дураки спят, – буркнул он и снова стал расхаживать по камере. – К чему врать, я рад тебя видеть. И я потрясен. Как тебе удалось сбежать от родственников? Ты рехнулась? Неужели не понимаешь, как опасно сюда приходить?

– Как я это проделала? Очень просто. Мне помогла Анни, как и тогда, когда мы с тобой встречались в «Белом олене». Я сказалась больной, и она никого не подпускает к моей комнате. Я всегда что-нибудь придумаю, – с притворной веселостью сказала она. – Я не обманщица, по крайней мере дома никогда ничего не делала тайком. Не было в этом необходимости. – Склонив голову набок, она задумалась. – А вот кузенов не грех и обмануть. Им на меня наплевать. Они хитростью заманили меня к себе! Кстати, сейчас я не в большей опасности, чем когда встречалась с тобой ночью, а к рассвету возвращалась домой. Пока у меня все получается. А зачем? Мне нестерпима была мысль о том, что ты тут один и думаешь, что все друзья тебя бросили.

Он замер.

– Значит, ты мне по-прежнему друг, Джулиана?

Она кивнула.

– И только?

– Я хотела справедливости, – сказала она, не ответив на его вопрос. – Не верю, что ты вор, тем более что украл какой-то дрянной подсвечник. Зачем? Ты явно не нуждаешься в деньгах, и ты не тупица. Почему опять то же самое обвинение?

– Тупость тут ни при чем, – ответил он. – Те, кто ворует, играет или пьянствует, не могут этого не делать.

– Хочешь сказать, что ты тоже такой? – с удивлением спросила она.

Он сел рядом с ней и взял ее руки в свои.

– Нет, не такой. Но я воровал. Хлеб, сыр, кружок колбасы. Этому я научился здесь, иначе не выживешь. Эймиас с братом научили меня. Здесь приходится думать о том, что раньше казалось немыслимым. Боже, как я ненавижу это место! – с отвращением сказал он.

Он сидел так близко, что она почувствовала, как у него по телу пробежала дрожь. Он говорил быстрее, чем обычно; если она с презрением относилась к тому, как ее элегантные ухажеры цедят слова, то торопливую речь Кристиана она с трудом выносила. Его движения стали резкими, тело напряженным; он был совсем не похож на того спокойного, собранного человека, которого она знала.

– Это место все еще имеет власть надо мной, – сказал он, оглядывая камеру. – Я знаю, что на этот раз пробуду здесь недолго, но не могу убедить в этом свои идиотские мозги. Я провел здесь год, когда был еще мальчишкой, и теперь переживаю все заново. Не перестаю вспоминать тот первый день, – сказал он, глядя в одну точку. – Здесь гулкое эхо, оно заставляет меня вспоминать. Тогда тоже была весна. Такой контраст – последний вкус свободы и первый – ужаса. Мы прекрасно провели день; у отца редко выдавался случай провести со мной целый день, но утро выдалось такое великолепное, что у него появилась идея. Там все еще весна? – спросил он. – Глупый вопрос, – сказал он прежде, чем она успела ответить, и стукнул себя по лбу. – Глупый, смиренный, жалкий вопрос! Ах, пожалейте бедного мальчика, – передразнил он себя и быстро продолжил, стиснув ее руки в своих холодных руках: – В тот день отец взял меня с собой за город, он ехал к богатому клиенту, который сказал, что у него в счетах ошибка. Этот тип жил в особняке, и, поскольку дело было в воскресенье, он пригласил и меня. Когда мы приехали, отец договорился с хозяином конюшни, что мы покатаемся после того, как он сделает работу.

Мы ездили по зеленым лугам, это было прекрасно. Вернулись домой счастливые и довольные. Отец был добрый, ему всегда хотелось доставить удовольствие пареньку, выросшему без матери.

Он больше не женился, вместе с моей матерью он похоронил свое сердце и чувствовал себя виноватым передо мной. Это одна из причин, почему он так радовался нашей дружбе с Джоном. Твоя мать была очень добра ко мне, помнишь?

Она кивнула, но он не ждал ответа, погрузившись в воспоминания.

– Мы устали, как это бывает после дня, проведенного на солнце. Собрались обедать, и тут раздался стук в дверь. Горничная открыла. Там стояли два человека. Они навсегда изменили нашу жизнь. Они сказали, что мой отец – вор. Когда он стал возражать, его заковали в цепи. – Он говорил невыразительно, монотонно. – Я пришел в ужас, набросился на них, и меня тоже заковали. Все соседи собрались поглазеть. Нас засунули в карету, как мясные туши на рынке, и привезли сюда, в Ньюгейт.

Кристиан с горькой улыбкой оглядел камеру:

– Тогда у нас были не такие роскошные условия. Нас бросили в камеру, где было двадцать человек. Мне повезло, что меня бросили в буквальном смысле слова, я ткнулся в другого мальчика и так смутился и разозлился, что смог только сказать «извините». И уж точно не захотел ничего говорить после того, как разглядел его. Он был моего возраста, грязный, как трубочист, в лохмотьях. Но когда заговорил, оказался рассудительным, в глазах была жалость. Это был Эймиас. Он сказал, что извиняться не за что, отошел и сел рядом с другим мальчиком, его братом. Но продолжал на меня смотреть.

Вскоре, когда отец отвернулся, мне на плечо легла рука. Мужик был просто чудовищный: грязный, небритый, вонючий. Я испугался, подумал, что он хочет стащить с меня пальто; хорошую одежду здесь приходится защищать, большинство заключенных теряют ее в первый же день. Я закричал. Отец обернулся, ударом кулака сбил мужика с ног и предупредил, чтобы тот не прикасался ко мне. Отец был не великан, но крепкого сложения. Мужик, которого он ударил, понял, что с ним лучше не связываться, и уполз потихоньку. Эймиас это видел. Вскоре он обратился к отцу.

«Позаботьтесь о нас, как о своем сыне», – сказал он моему отцу. Отец пообещал заботиться о них и сказал, пусть Эймиас не беспокоится, ему ничего не придется делать взамен.

«Разве?» – ответил Эймиас. Он спросил отца, знает ли тот, где стоять, когда приносят еду. Знаем ли мы, куда ночью класть сапоги, чтобы их не украли. Подбоченясь, он спросил, знаем ли мы, какой стражник окажет услугу за пенни, а какой деньги возьмет, а тебе даст пинка. К нему подключился его брат, спросил, знаем ли мы, какие из этих людей могут нас убить, а какие только кажутся негодяями?

Кристиан горько усмехнулся.

– И пока мы размышляли, Эймиас сказал, что он и его приемный брат Даффид заключили именно такой союз, потому что практически выросли в тюрьме, их то сажали, то выпускали. Они похвастались, что все знают про Ньюгейт. Эймиас предложил сделку: отец будет защищать их, а они с Даффидом присматривать за нами. Они многое знали, но были маленькие, а хотели бы быть взрослыми. И поскольку отец получил приговор и имел сына, которого должен был защищать; они решили, что это будет взаимовыгодная сделка. Так и вышло, – сказал Кристиан. Он улыбался, вспоминая. – В ту ночь мы стали боевым отрядом – отец, я, Эймиас и Даффид. Прошли годы, много раз я обманывал смерть, и вот я снова здесь, на краю гибели.

Он поднялся и снова стал мерить шагами камеру.

– Раньше меня держали там, – он махнул рукой, – где камеры для смертников, дальше по коридору. Нас тоже туда посадили. Но у нас были деньги, и их хватило, чтобы нас оставили всех вместе.

– Но как же Эймиас с братом? – спросила Джулиана. – Не могли же их посадить в камеру смертников?

Кристиан остановился и скривил рот.

– Посадили. Им тоже предстояла встреча с Джеком Кетчем. Это палач, – ответил он на вопросительный взгляд Джулианы. – Они должны были плясать в воздухе перед толпой любопытных на площади Ньюгейт. Эймиас украл кошелек, и на его беду там был целый фунт, а когда их поймали, брат держал кошелек. Такие преступления караются смертью.

Он пожал плечами.

– Наш кузен, последний граф Эгремонт, узнал о нашем несчастье и добился замены повешения на высылку. Как нам сказали, он не хотел порочить семью. – Кристиан усмехнулся. – Конечно, он сделал это не ради нас, потому что ни разу нас не навестил, чтобы выслушать нашу историю. Полагаю, он считал, что смерть в тюрьме или в далекой колонии предпочтительнее, потому что там умирают быстро и об этом так же быстро забывают. Повешение – дело. Отец достал у друзей деньги, подкупил чиновников и получил такое же постановление в отношении Эймиаса и его брата. Мы остались вместе. Нас переправили в Халкс ждать транспорта в Новый Южный Уэльс... – Он помолчал и продолжил: – Все это теперь в прошлом. Но сейчас я снова в Ньюгейте, – в голосе прозвучала боль, – и сколько ни стараюсь, не могу не вспоминать.

Невероятным усилием воли Кристиан взял себя в руки, и лицо его приняло бесстрастное выражение, но остались жить глаза, полные ужаса и боли. Большие, яркие, пронзительно-синие глаза, не удивительно, что Эймиас подружился с ним, подумала Джулиана. Ей хотелось прижать его к себе. Она физически ощущала ужас, который он всеми силами старался скрыть.

Кристиан повернулся и ударил кулаком в стену.

– Видит Бог, я бы все отдал, чтобы забыть. Довольно часто мне это удается, а вот с ночными кошмарами я справиться не могу. – Он прижался к стене лбом и руками. – А сейчас я не сплю, но все равно здесь. Это лишает мужества. Я все время вспоминаю то, что учил себя забыть. В этих стенах болезни, отвратительная еда, деградация, и никому нет до этого дела, – пробормотал он. – Мужчины и мальчики, женщины и дети с причитаниями идут на встречу с палачом, и последние звуки, которые они слышат в своей жизни, – это веселые крики добрых лондонцев, празднующих их смерть. Но это еще милосердно по сравнению с тем, что достается другим. – Его голос понизился до шепота. – Мужчины умирают по темным углам, и ты узнаешь об этом, лишь когда рассветет. Кроме смерти, нет другого способа уединиться. По ночам мужчины спариваются между собой, иногда добровольно, и ты узнаешь об этом по шуму, который они производят. А иногда кто-то не хочет умирать или ложиться с другим, что тогда делается! Мы не могли защитить всех. Он круто повернулся к ней, глаза его горели.

– Черт меня побери! Негодяй, я не должен был это рассказывать! Совсем потерял контроль над собой. Оставь меня. Убирайся! Тебя оскверняет одно то, что ты здесь со мной! Я – не я. Мне нельзя здесь находиться, это место живет в самых темных уголках моей души, а их много. Иди домой, Джулиана. Я сам приду к тебе, когда смогу.

– Как ты заснешь ночью? – спросила она.

– Нет ничего плохого в том, чтобы не спать. Так легче выжить.

Она сидела тихо. Кристиан отвернулся. Тишина забилась в уши, глухая тишина, порождение темноты, толстых каменных стен, уходящих далеко под землю. К гробу, подумала она. Сюда не доносилось эхо, его пожирал камень. Эхо звучало только в мозгу, но насколько хуже ему, который слышит давнее эхо страхов и боли?

– Меня скоро освободят, – сказал он. – Не беспокойся и не слушай меня. Это неплохая проверка характера. Я вынес и худшее.

Он подошел и сел рядом с ней. Наклонился и глубоко вздохнул.

– Духи, – нежно сказал он. – Господи, как ты хорошо пахнешь.

– Просто мылом и лимонным ополаскивателем, – смутилась она.

– Э нет, французскими духами. Фу! – Он отшатнулся. – От меня наверняка воняет. Прости. Но все, что мне дают, – это ведерко воды. За годы, проведенные здесь, я научился ценить ванну, и когда меня ее лишили, чувствую себя козлом.

– Никакого запаха я не чувствую, – сказала она.

Он коснулся ее щеки:

– Плачешь? Не надо, я этого не хотел, Джулиана. Веселее! Скоро я буду плясать на солнечном свете.

Он выбрал неудачные слова. Она представила себе, как ветер колышет его худое тело, болтающееся на веревке.

– О нет, Кристиан! – закричала она и кинулась ему на шею. От него не воняло – не было привычного пикантного запаха, но слегка пахло мылом, а кожа была теплая и гладкая. Она подняла голову, он посмотрел на нее, потом осторожным движением медленно положил ей руку под затылок. И поцеловал.

Губы были мягкие, теплые.

Джулиана ответила ему на поцелуй, в который вложила страсть, любовь и жалость.

– О, этого делать не следует, – сказал он.

– Тебе не нравится? – спросила она, задрожав, и через силу улыбнулась. – Ты любишь мои поцелуи только перед рассветом?

– Я их люблю в любое время. Ступай домой. Я слышу, идет мой кроткий тюремщик. Наш час уже закончился? – Он встал, и дверь распахнулась.

Там стоял Эймиас и щурился, привыкая к темноте.

– Готова? – спросил он у Джулианы.

– Нет, – сказала она, потому что приняла решение. – Пожалуйста, зайди за мной на рассвете. – И с лучезарной улыбкой добавила: – Я обычно расстаюсь с твоим братом на рассвете, ты же знаешь.

– Что за нелепость! – выпалил Кристиан.

– Если меня поймают, то не все ли равно когда? От репутации не останется и намека. Вообще-то меня скорее обнаружат, если я вернусь сейчас или даже в полночь, потому что мои родственники в это время особенно активны. Я уйду на рассвете, когда они еще спят, – сказала она Эймиасу.

– Не слушай ее, – грубо бросил Кристиан. – В ней говорит жалость.

– Я решила остаться, чтобы оберегать тебя от снов. У меня такое чувство, что со мной ты не ляжешь спать – у тебя слишком хорошие манеры. Ну же, Кристиан! Ты знаешь меня, и я наконец-то уверена, что знаю тебя. Я остаюсь с тобой.

– Очень хорошее решение, – сказал Эймиас, широко улыбаясь. – Будь готова уйти за час до рассвета.

Он вытолкал тюремщика в коридор, вышел сам, и дверь за ними захлопнулась.

Глава 21

Они остались одни на целую ночь, запертые в маленькой камере, и согреть и успокоить себя могли только сами. Джулиана посмотрела на Кристиана и затаила дыхание. Внезапно вспыхнувшее мужество быстро убывало.

Он плюхнулся на койку и обхватил голову руками.

– Вот видишь, что ты наделала!

У нее на губах появилась дрожащая улыбка.

– Ты действительно не хочешь, чтобы я была здесь? – спросила она.

– Действительно.

– Ох!

Он поднял на нее глаза.

– По-моему, ты не понимаешь, – сказал он с болью в голосе.

– Вообще-то начинаю понимать, – произнесла она и стала расхаживать по камере.

– Если я не хватаю тебя на руки и не убегаю с тобой, значит, каким-то образом тебя предаю, хуже того, морочу тебе голову, да?

– Что ж, это так. Но в этом не только твоя вина. По-твоему, я должна была тебе верить? – Она раздраженно отвернулась и пошла в обратную сторону. – Мне следовало бы знать, что такой красивый, обаятельный мужчина, который столько разъезжал, естественно...

Он прервал ее, устало закончив:

– Обманул тебя ради собственных целей?

– По крайней мере настолько, чтобы привлечь меня на свою сторону, – согласилась она. – Не буду заходить так далеко, чтобы называть твои цели мерзкими. – Она проглотила слезы и заговорила более спокойно. – Дурой была, дурой и осталась. Я должна была понять, что все это показное. – Она остановилась и в упор посмотрела на него. – Если ты сейчас позовешь тюремщика, я уйду. Не волнуйся, я не скажу ни слова против тебя. Все останется между нами.

– Извини, но это непросто, – возразил он. – Тюремщику заплачено за то, чтобы он не появлялся до рассвета. Так что он не придет. Боюсь, тебе придется устраиваться, как сможешь. Ложись на кровать, я спать не буду.

Она молча смотрела на него.

– Не беспокойся, я не лишен чести, я не трону тебя.

Он встал с кровати, отошел в сторону и прислонился спиной к стене.

С поднятой головой она прошествовала к койке, села с видом королевы на войсковом параде, хотя чувствовала себя глупой, растерянной и пристыженной. Гордость не позволяла заплакать, боль в сердце – заговорить.

Молчание становилось тягостным. Джулиана слышала, как кровь стучит в ушах. Наконец, он мягко сказал:

– Считай, что тебе повезло. На рассвете Эймиас уведет тебя, никто не увидит, и все обойдется.

Она кивнула.

– Ну, Джулиана, не надо меня ненавидеть. Это для твоей же пользы.

Она молчала.

– Я ценю, что ты поверила мне. Никогда этого не забуду. Честно. – Он горько усмехнулся.

– Ты честный в своем роде, – тускло сказала она, – я это ценю. Хотя полагаю, что в моем случае от тебя не потребовалось много усилий. Я бы желала, чтобы ты раньше не притворялся, но понимаю, что это было необходимо. Спасибо, что сразу же сказал и избавил от унижения. Лучше бы ты дал мне это понять еще до того, как Эймиас захлопнул дверь.

Снова наступила тишина.

– О чем ты говоришь, черт возьми? – спросил он.

– Я знаю, ты должен был перетянуть меня на свою сторону.

– Это было полезно, но не так уж необходимо.

– Но... – Джулиана всхлипнула и в ужасе прикрыла рот рукой. – Не обращай внимания. Я не хотела. Пустяки.

Он подошел и опустился на колени.

– Джулиана, Сокровище, – нежно произнес он, – так и правда будет лучше. Что я могу сказать, чтобы помочь тебе?

– Ничего. – Она шмыгнула носом. – Не ожидала, что буду отвергнута, хотя должна была сообразить.

– Ты о чем?

Она посмотрела на него и подумала: о том, что ты прекрасен.

– Сообразить, что ты тот, кто ты есть.

– И что же? – Он оживился, посмотрев ей в глаза.

– Ты такой красивый, такой обаятельный, – произнесла она. – По-моему, я обожала тебя с самого детства.

Он схватил ее за руку.

– Ты все еще веришь, что я Кристиан Сэвидж? – удивленно спросил он.

– Конечно. Об этом говорят все твои повадки. И мое поражение справедливо, потому что ты всегда был благородным. Я должна была догадаться, что к этому времени ты нашел свою настоящую любовь, ведь ты не все эти годы жил в заточении. Я знаю, тебе нужно было изображать пыл, чтобы меня завоевать, но сейчас мы одни, и я восхищаюсь, что ты хранишь ей верность, и мне тоже, что бы это ни значило для твоего будущего. – Она с жалобной улыбкой добавила: – Хотя сохранить ей верность было не так уж трудно, я не могла с ней соперничать. Пусть тебя не тревожит то, что я сказала, но я сожалею об этом. Забудь, пожалуйста.

Он нахмурился:

– Давай убедимся, что я правильно тебя понял. Ты считаешь, что я тебя отверг потому, что верен другой?

Она кивнула.

– Знаешь, другой такой дуры в природе нет, – зло сказал он.

Кристиан встал с колен, сел рядом с ней и обнял.

– Как из умной девочки могла вырасти такая дура? – спросил он, уткнувшись лицом ей в волосы.

Он не дал ей ответить. Он впился губами в ее губы так, будто это был вопрос жизни и смерти. Она почувствовала напряженное, горячее тело под руками, поцеловала, наслаждаясь его близостью, забыв обо всем на свете.

Он приподнял голову и пробормотал:

– Видит Бог, я сопротивлялся, Джулиана, но больше не могу.

Он крепко обнял ее, прижался к ней худым напряженным телом. Его гладкая кожа была восхитительна. Губы нежные, но настойчивые и властные. Ей казалось, что от него пахнет ликером, и она опьянела от желания.

Он оставил в покое ее губы и переместился на шею легкими, как перышко, поцелуями. Она прогнулась и задрожала. Когда его губы прошлись по ключице, Джулиана вцепилась ему в плечи. Он сдвинул платье и накрыл руками обнаженную грудь, она закрыла глаза, чтобы острее почувствовать удовольствие.

Кристиан опустил ее на кровать. Она легла и потянулась к нему. Он отодвинулся и начал расстегивать рубашку, чтобы снять все, что отделяло его от ее нежной кожи. Это заняло довольно много времени, и тут он понял, что они зашли слишком далеко.

Он отодвинулся еще дальше, открыл глаза, пытаясь освободиться от знакомого, темного, безжалостного, всепоглощающего желания, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

Он развязал ленту, и ее волосы рассыпались по плечам. Щеки ее горели, губы были приоткрыты, платье спущено с плеч.

Лицо его слегка порозовело, а синие глаза сверкали. Она потрогала синяк на его щеке.

Кристиан поймал ее руку, поцеловал и заставил себя улыбнуться.

– Нет, миледи, нашу первую ночь мы проведем в высокой, мягкой постели, на душистых простынях, одни на всем белом свете. На тебе будет надето только мое кольцо, и больше ничего. И тебе нечего будет стыдиться, потому что ты будешь носить мое имя, что засвидетельствуют все суды на этой земле. Я давно хотел тебя, но уж если смог устоять раньше, теперь это стало настоятельной необходимостью. Никакой колючей живой изгороди, – сказал он и отодвинулся еще дальше. – Никакого соединения в вонючей камере. Как бы я ни желал тебя, я этого не сделаю. Именно поэтому я и пытался тебя отвергнуть, как ты говоришь. Другой женщины у меня нет, – сказал он. – Но была. И не одна, – добавил он с кривой улыбой. – Когда ты была маленькая, я тебя обожал, – продолжал он, – но никогда не думал о любви, ты была нежным бутончиком, моя дорогая. Но теперь... – Он коснулся ее щеки. – Теперь ты моя жизнь. Что бы ни случилось, обещаю, что всегда будет так... Но вот в чем дело, – сказал он с металлом в голосе. – Я не знаю, что ждет меня в будущем. И пока не могу тебя взять, не зная, смогу ли о тебе заботиться. Уверен, что скоро выйду на свободу, но судьба всегда была ко мне несправедлива. Вполне возможно, что надежды мои не сбудутся, и когда-нибудь тебе придется выйти замуж за другого.

Джулиана открыла рот, чтобы возразить, но он накрыл его длинными пальцами.

– Если я еще раз до тебя дотронусь, могу потерять над собой контроль. И тогда случится непоправимое. Неизвестно, каковы будут последствия. Так что расслабься и спи. Больше я к тебе не притронусь. Не потому, что люблю другую, а потому, что слишком люблю тебя.

Она улыбнулась. Положила пальцы на его губы, погладила их строгую, классическую линию.

– Что за чушь!

– Чушь?

– Конечно, чушь. Я люблю тебя, всегда любила и буду любить. Сначала я думала, что прихожу в восторг оттого, что ты возвращаешь мне память о брате и счастливом детстве, теперь знаю, что ты возвращал мне память о тебе самом. Ты был идеалом, который я с тех пор искала и не находила. Зачем тревожиться о завтрашнем дне? Я слишком долго жила прошлым и никогда не верила в будущее. Теперь верю, и оно наше.

Она не сказала, что боится никогда его больше не увидеть. И что не посмела бы предложить ему себя, находись они в другом месте. Чувство жалости к нему обернулось желанием, неукротимым и стремительным. В его объятиях она забыла, где они находятся. Но вот она снова осталась одна, и это было невыносимо.

Джулиана придвинулась к нему и потерлась губами о его губы. Он сидел неподвижно. Она осмелела, коснулась губ кончиком языка, губы стали раскрываться, но он их тут же сжал. Она села на место и улыбнулась.

– А теперь, мой дорогой, благородный и праведный, – она замолчала и посмотрела вниз, на его колени, и он с удивлением услышал, как она хохотнула. – Мой дорогой и праведный возлюбленный, я хочу тебя так же, как ты меня. И не хочу страдать и ждать, когда появится высокая мягкая кровать. Ты говорил, что не можешь здесь спать из-за ночных кошмаров. Так пусть лучше у тебя останутся воспоминания о том, как мы любили друг друга а этой кровати.

Кристиан не отвечал.

– Нельзя думать только о себе, я нуждаюсь в тебе не меньше, чем ты во мне. Если твоим планам на будущее не суждено сбыться, то что мне останется, кроме воспоминаний о поцелуях на заре? Мне нужно больше. Я уверена, тебе тоже. Или я ошибаюсь?

Он продолжал молчать.

– Ну и ладно! Умолять не буду.

Она посмотрела на свое платье и покраснела. Подтянула его верх, поправила, тихонько вздохнула. Посмотрела на кровать, потом на него. В слабом свете лампы он видел, как в глазах ее блестят слезы.

– Ночь будет дли иная, – пробормотала она. – У тебя есть карты?

Кристиан засмеялся и привлек ее к себе.

– Ну как я могу устоять? – сказал он, покачивая ее из стороны в сторону. – Чертенок, невинный изверг, Джулиана, ты моя единственная любовь! И если снизойдешь до любви со мной, буду счастлив.

– Вот и хорошо, – сказала она и умолкла, не уверенная, что поступает правильно.

Он это понимал, но желал ее с такой силой, что устоять не мог.

– Прежде всего избавимся от всех этих одежек, – прошептал он ей на ухо.

Он снял рубашку, но вдруг огляделся, подошел к столу и задул лампу.

– Я думала, ты хотел, чтобы был свет, – произнесла она, затаив дыхание.

– Свет – да, но не от здешней лампы. – В его голосе звучала тревога. – На всякий случай, если кто-то... заглянет в глазок. Итак, – он нежно погладил ее тело, – свет нам будут давать наши руки и губы.

Она с его помощью сняла платье и отложила его в сторону. По тусклому угасающему свету, проникавшему из крохотного окошка под потолком, она поняла, что день на исходе. Он снял бриджи и чулки. У него были широкие плечи и мускулистая грудь, это она уже знала. Грудь переходила в плоский живот, бедра были подтянутые. Он повернулся к ней, наклонился, и теперь она видела только лицо, глаза, в которых отражались последние лучи холодного света, и четкий улыбающийся рот. Он заключил ее в объятия, и она закрыла глаза.

– Ах, Джулиана, – вздохнул он, и этого было достаточно, чтобы она расслабилась и легла.

Они лежали рядом. Как она и говорила, он заставил ее забыть об окружающем. Все же в какой-то момент она обрадовалась, что под ними ее шелковое платье, но потом ее полностью захватило ощущение гладкой кожи, скользящей по ее телу.

– Кристиан, – сказала она. Он выжидательно замер.

– Что?

– Ничего. Просто Кристиан. Мне нравится произносить твое имя.

Она щекой почувствовала, что он улыбнулся, потом го руки, лаская, повернули ее, и она оказалась на кровати, а он – над ней.

Она пришла в восторг от того, что он делает, и от радости, что он такой – она любила его длинные руки, гибкое мускулистое тело. Она осторожно потрогала его, потом осмелела. Он позволил ей исследовать себя. А когда приподнялся и повернулся, чтобы поцеловать ее грудь, и навис над ней, ее руки нашли его член, и она тихо вскрикнула.

– Я не хотел тебя пугать, – проворчал он.

– Я деревенская девушка и все про это знаю. Хотя и не видела такого, как у тебя, и не увижу при таком свете, – сердито добавила она.

Даже охваченный желанием, сражаясь с потребностью быстро закончить начатое, он не мог удержаться от смеха.

– О Боже, Джули, ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?

– Надеюсь, что нет, я не хочу тебе надоесть.

Она говорила еле слышно, сердце бешено колотилось. Он был такой большой, в полной боевой готовности. Она чувствовала возбуждение и радость от его близости, оттого, что она так действует на него, и подумала, что лучше было бы разговаривать, чем действовать.

Он словно прочитал ее мысли. Упершись в койку локтями, он наклонился, подразнил ее губами и тихо произнес:

– Вернемся к тому, с чего начали. И не двинемся дальше, пока ты не будешь вполне уверена. Ладно?

Она кивнула.

Кристиан запечатлел на ее губах страстный поцелуй, потом стал ласкать ее тело, останавливаясь на самых чувствительных местах.

– Если ты мне сейчас же не покажешь, я умру, – сказала она.

– О, я могу тебе много чего показать, – сказал он, надавил пальцами, отпустил, снова надавил и, когда она подалась ему навстречу, прошептал: – Да, так, так, любимая, еще, еще.

Наслаждение заставило ее забыть обо всем на свете. Она словно взлетела на качелях. Тело еще извивалось, он раздвинул ей ноги и вошел в нее.

– Прости, дорогая, боль скоро пройдет, – прошептал он. – О, Джулиана!

Теперь он двигался в ней. Она не шевелилась, вцепившись в него, и не отступила, даже когда он со стоном упал на нее.

Когда он затих, она уткнулась ему в мокрое плечо и сказала:

– Спасибо.

Он учащенно дышал, потом немного отодвинулся и с беспокойством спросил:

– С тобой все в порядке?

– О да. Не так уж и больно.

Он хохотнул:

– Боже, как легко доставить тебе удовольствие. Надеюсь, у нас будет время и место, чтобы я тебя научил. Но я не жалею. Спасибо, и прости меня.

Она ничего не сказала, обняла его, но отвернулась, чтобы он не почувствовал ее слез.

Поэтому его слез она тоже не почувствовала.

Они умылись из небольшого ведра, и, поскольку полотенце намокло, он настоял на том, чтобы она вытерлась его рубашкой. Потом они лежали и разговаривали.

– У тебя шрам, – сказала она. Она отдалась ему душой и телом вопреки всему, чему ее учили, но все еще осторожничала, потому что многого о нем не знала.

– Да, на спине, ты не могла не почувствовать. Узловатый шрам от плеча до пояса. Тебе неприятно?

– Нет, конечно. – Она готова была убить того, кто посмел нарушить совершенство этого тела. – Но он наверняка беспокоил тебя.

Кристиан пожал плечами и поудобнее устроил ее голову у себя на груди.

– Тогда – да. Это след кнута. Его оставил сверх-ревностный стражник на «Орионе», в Халксе. Больше это не повторялось. Его проучили. Об этом позаботились отец, братья и друзья. – Он понимал ее замешательство. – Если стражники хотят выжить, они должны научиться различать, когда можно, а когда нельзя злоупотреблять властью. Власть есть власть, даже в цепях. По закону они могут убить заключенного, но не осмелятся, если у того есть друзья.

Она лежала очень тихо. Когда он говорил о своих демонах, у нее ныло сердце. Он, кажется, этого не понимал, говорил так, будто все еще был арестантом. Она похолодела при мысли о том, что это так и есть, и накрыла руками его бьющееся сердце, словно хотела защитить.

– У Эймиаса шрамов больше, и они глубже. Но знаешь, – с удивлением сказал он, – я даже стал счастливее сейчас, здесь, потому что могу оглянуться назад и убедиться, что все это в прошлом. Ты изгнала Ньюгейт из памяти. Мистика. – Он поднял голову и попытался разглядеть ее лицо. – Что ж, посмотрим, сможешь ли ты заставить меня забыть остальное?

Она улыбнулась и потянулась к нему.

– Ты уверена, что боль прошла? – спросил он. Джулиана поднялась, наклонилась над ним так, что укрыла копной своих волос, и поцеловала.

– Чтобы забыть все остальное, понадобится много времени, – сказал он и погладил ее по волосам.

И это действительно заняло много времени. Он долго ее ласкал, прежде чем снова овладеть ею.

– Какое же это наслаждение, – сказала она позже, когда они лежали в объятиях друг друга.

– Я рад, – сказал он, – потому что сегодня уже не смогу дать тебе ничего, кроме понимания.

Они засмеялись и стали бормотать нежности и всякую любовную чепуху. О сне никто из них и не думал. Ведь неизвестно, когда еще они увидятся и увидятся ли вообще. Они болтали, как старые друзья, а целовались, как любовники. О наступлении утра не обмолвились ни словом.

Глава 22

Они лежали измученные, но счастливые. – Извини, мне жаль, – нежно произнес Кристиан.

– Мне нет, – сказала она.

– Я старался тебя поберечь, хотел отойти, пока не скомпрометировал тебя полностью. Когда понял, что не смогу это сделать, хотел отодвинуться. Но я не устоял, здесь у меня протухли мозги, а ты меня окончательно сокрушила. Но прелестный цветок не виноват в том, что его хочется сорвать. Это полностью моя вина, извини.

– Я ни о чем не жалею, – сказала она. – Только о том, что ты здесь.

Он подсунул руку ей под спину, закрыл глаза и не заметил, как уснул.

Она слышала его ровное дыхание и, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на него спящего. Она подавила желание притронуться к нему, не двигалась, даже не вытащила затекшую ногу из-под его ноги, чтобы не нарушить его сон.

Она тихо лежала, очарованная тем, что они вместе, пока не стало прорисовываться узкое окошко под потолком. Тогда она высвободилась из его объятий и спустила ноги. Подобрала с пола платье, встряхнула и надела.

Когда она нашла туфли и села на кровать, чтобы их надеть, он проснулся и рывком поднялся.

– Джулиана? – Он увидел серый свет и повалился назад, прикрыв глаза рукой. – Уже пора? Так скоро? А я проспал.

– Вот и хорошо. Тебе это было необходимо. – Она подошла к двери. – Надеюсь, Эймиас придет до того, как станет слишком светло.

– Уже устала от меня? – спросил он из-за спины и обнял ее.

– Никогда, – просто ответила она.

Он повернул ее к себе и поцеловал. Она прильнула к нему, чувствуя знакомую дрожь и нарастающую силу его поцелуя. Но он остановился и быстро отступил.

– Хватит! – сказал он, подошел к кровати и сгреб свою одежду. – Эймиас – человек слова, он будет здесь с минуты на минуту, а я должен заботиться о твоей репутации.

Джулиана хихикнула:

– Интересно, если он не придет, я останусь твоим сокамерником?

– Даже в шутку так не говори, – резко сказал он, натягивая через голову рубашку. Потом сел на кровать и стал надевать чулки. – Послушай, ты слишком беспечна. Ты такая спокойная, довольная собой и жизнью. Я в восторге, но это меня пугает. Не забывай, пожалуйста, ты сказала семье, что больна. Следи за своим поведением, пока я не приду за тобой. Пострадай немного, пожалуйста.

Она рассмеялась.

Кристиан надел бриджи, достал кремень, чиркнул им зажег лампу. В камере стало светлее. Он повернулся к ей и увидел, что она улыбается.

– Господи! Где твоя вуаль?

– Ой, забыла. – Она опять засмеялась.

Он подобрал шляпку и подал ей. Она видела его встревоженное лицо.

– Больше не забывай. – Надевая на нее накидку, задержал руки на плечах. – Не говори ни слова, пока снова не окажешься в карете, дома сразу иди в свою комнату. Дай знак Эймиасу, что дошла незаметно. Пошли сыщику записку с тем лакеем или как-то иначе сообщи мне, не успокоюсь, пока не узнаю.

Джулиана посерьезнела.

– А если я не доберусь незаметно? Если кто-нибудь меня увидит?

– Тогда я кого-нибудь пошлю за тобой. Ты ни минуты не должна терпеть их оскорбления. К тому времени я уже выйду отсюда. А если нет, все равно о тебе позабочусь.

Джулиана улыбнулась:

– Не волнуйся, я могу уехать домой. Родители меня поймут.

Он положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза.

– Теперь я за тебя отвечаю. Отныне и навсегда, что бы со мной ни случилось. А я всегда выполняю свой долг.

Она застыла.

Кристиан наконец улыбнулся:

– Неужели ты думаешь, я позволю тебя обидеть?

Ее глаза наполнились слезами. Он в двух шагах от виселицы, собственная жизнь ему уже не принадлежит, а он обещает ей безопасность. И все-таки она ему верила.

Оба услышали скрип ключа в двери. Он выдернул шляпку у нее из рук, надел ей на голову, она быстро опустила вуаль. Дверь открылась, и они одновременно повернулись к ней.

– Доброе утро, – поздоровался Эймиас. – Готовы?

– Оба готовы, – сказал Кристиан и, увидев, что страж угрожающе шагнул вперед, добавил: – Но пойдет пока только она. Заботься о ней, брат, как о моей собственной жизни.

Несмотря на беспокойство за Кристиана и напряжение в некоторых местах тела, Джулиана мурлыкала песенку, забираясь в свою кровать в доме баронета.

– И никто даже не заподозрил? – еще раз спросила она у Анни.

– Насколько я знаю, никто, – ответила служанка. – Я всем сказала, что вы в своей комнате, чувствуете себя лучше и утром спуститесь к ленчу. Я боялась, как бы они не вызвали врача. Они уже стали волноваться, особенно сэр Морис.

– Ты бесценная жемчужина, – сказала Джулиана и зевнула. – Разбуди меня за час до ленча, и я буду в порядке. Надо бы хорошенько выспаться, чтобы за столом вести беседу, но я буду усталой и измученной, так что придется выдумать какую-нибудь историю.

Анни, взволнованная, стояла возле кровати с платьем Джулианы в руках.

– Что еще случилось? – Джулиана открыла глаза. – Ты была великолепна. Я тебе обязана, и ты знаешь, что я заплачу.

– Не в этом дело, мисс, я не первый год у вас служу. Но вы уверены, что все в порядке? Я могу позвать врача, или мы вместе к нему сходим так чтобы никто не знал.

Джулиана забеспокоилась и села.

– Зачем? Я плохо выгляжу?

– Нет, мисс, – ответила Анни и протянула хозяйке платье. – На вашем платье кровь.

Джулиана вспыхнула, вспомнив, как они с Кристианом занимались любовью, лежа на этом платье.

– Я ваша личная горничная и, конечно, знаю, когда у вас месячные, – краснея, сказала Анни, – до них еще две недели.

– Я... я знаю... – Джулиана опустила голову. – Но я здорова, честное слово. Я не поранилась. Это все естественно, просто я... мы... то есть...

– О, мисс! – ахнула Анни, широко раскрыв глаза.

– Да, – выдохнула Джулиана. – Все хорошо, Анни, ты же видишь. – Она замолчала и вдруг выпалила: – Видишь ли, у нас скоро помолвка, так что...

– О, мисс! – глаза Анни наполнились слезами.

«Как же ей не плакать?» – подумала Джулиана и прикусила губу. Девушка для нее больше, чем горничная. Как это бывает в дворянских загородных домах, Анни чувствовала себя членом семьи. И теперь была уверена, что помогла госпоже тайком сбежать ночью из дома к мошеннику, негодяю, преступнику, соблазнителю. Анни не знала, что этот мужчина – единственная любовь ее госпожи.

Улыбка сбежала с ее лица. Вернулись все сомнения и страхи недавних дней, к ним прибавился стыд и чувство вины.

Целых полчаса Джулиана убеждала горничную, что все будет хорошо и что она знает, что делает.

А потом сидела на кровати и в отчаянии думала о том, что натворила.

Кристиан не обещал на ней жениться. Не признался в любви, но он мог бы сказать то, что она хотела услышать. В конце концов, так бы сделал любой умный обманщик. Она снова стала сомневаться в том, кто он такой, потому что ничего не знала о его прошлом, кроме того, что он сидел в тюрьме. Он не сказал, что делал после того, и не объяснил, кто же он на самом деле. В его объятиях у нее не возникало никаких сомнений. Она помогла ему прошлой ночью. Но что будет с ней?

О репутации она не беспокоилась. Ее тревожило другое.

Он никогда ничего не объяснял ей начет «брата» Эймиаса, пока имя не сорвалось у него с языка. Может, Энтони – Эймиас вовсе не армейский капитан? Она даже не спросила об этом у Кристиана. Позже, в карете, она была слишком смущена и полна воспоминаний о ночи любви, чтобы спросить самого Эймиаса.

Она также вспомнила, что Кристиан так и не сказал, что не крал подсвечник из Эгремонта. Она на этом не настаивала, она прижималась к нему, уносясь в заоблачные выси.

У Джулианы разболелась голова; она с отвращением вспоминала свое распутное поведение. Он сам сказал, что не собирался заходить так далеко.

Она его не винила. Она понимала, что взяла его – да, именно она его взяла – по любви, по велению сердца и предательского тела. Чувства взяли верх над разумом. Джулиана уткнулась в подушку.

Что, если после ночи любви у нее останется нечто большее, чем воспоминания? Что, если у нее будет ребенок? Тогда она станет отверженной, потому что даже если семья ее простит, не простит мир. А он? Будет ли он жив, чтобы узнать об этом? И если да, то как отнесется к ребенку?

Хуже всего, что независимо от того, кем он был или не был, что он делал или не делал, она не знала, что будет дальше, и не могла на это повлиять. К ленчу она вышла такая бледная и измученная, что все спросили, стоило ли ей подниматься с постели.

– Сэр Морис передает вам свои комплименты, – сказал дворецкий, – и желает узнать, не могли бы вы встретиться с ним в его кабинете сегодня перед чаем?

Джулиана испуганно вскинула глаза. Софи захлопала в ладоши.

– Конечно! Ну разве это не мило? – спросила она, когда дворецкий вышел. – Вероятно, он хочет спросить, как твои дела. Я сама немного испугалась, ты все еще бледная, но видно, что идешь на поправку. – Она опустила глаза на свое вышивание. – Ведь прошел целый день с тех пор, как ты вернулась домой под утро в мокром от росы платье.

Джулиана вытаращила глаза. Она укололась иголкой и даже не почувствовала этого.

– Да-да, я знаю. Моя горничная узнала от служанки нижнего этажа, а та от посудомойки, которая первая встает утром. Она видела, как ты прокралась в дом. Не волнуйся, я никому не сказала, только, Хэму, потому что мы с ним всем делимся. Знаешь, он обвинил в этом нас. Он всегда говорил, что ты слишком неопытна, что нельзя было использовать тебя как наживку для самозванца. Но что сделано, то сделано. И хоть поздно запирать ворота, когда лошадь ушла, мы за тобой будем приглядывать. Ты и зевнуть не сможешь без того, чтобы об этом не стало известно. – Она наклонилась к ней и прошептала: – Но скажи мне, оно того стоило?

Джулиана выпрямилась, мертвенно-бледное лицо покрылось пятнами.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – сказала она. Софи улыбнулась. – И меня не волнует, что ты думаешь. Я уезжаю домой.

– Я же сказала, что не виню тебя, – обиделась Софи. – Капитан – самый потрясающий мужчина, которого я знала, хоть и эксцентричный: вообрази, он никогда не снимает перчаток! И нос сломанный. Но по-моему, это придает ему своеобразие, и улыбка у него замечательная, и сложен он отлично, несмотря на хромоту. Хорошо говорит, достойно себя ведет. Иначе папа не стал бы иметь с ним дело. Сыщик – совсем другое, у папы не было выбора. Я думаю, у капитана Бриггза нет денег, зато могут быть связи. И все равно ты дважды подумай, прежде чем ухватиться за него. Ты можешь найти кого-нибудь получше.

Джулиана сидела удивленная, не зная, плакать или смеяться. В таком выводе был смысл: Эймиас был тем мужчиной, с которым она вернулась на рассвете.

– Покататься ночью не означает заниматься любовью, – быстро проговорила она. – У меня есть принципы, Софи, даже если иногда я действую неразумно. В конце концов, я не знала, что у тебя были какие-то виды на меня, пока не приехала.

Она с облегчением увидела, что кузина покраснела.

– Могу поклясться на Библии: я никогда не занималась любовью с этим мужчиной. – И поскольку это была истинная правда, Джулиана опять могла свободно дышать. – Я просто хотела поговорить с ним о Кристиане, когда еще это можно сделать так, чтобы никто не узнал? Я же знаю, что вы думаете, – ты, Хэм, баронет. Но я все равно считаю, что он настоящий Кристиан Сэвидж.

Поскольку это уже не было истинной правдой, ее голос прозвучал не очень уверенно. К ее радости, кузина только покачала головой:

– Бедная Джулиана. Ты слишком доверчива!

– Никакого вреда не было. Только для моей репутации, как я вижу. Но я скоро уеду. – Так она и сделает, как только узнает, что с Кристианом. Она снова взялась за шитье и расслабилась. Разговор может оказаться трудным, но она подумала, что проведет его без излишней лжи. Однако сначала надо написать несколько писем.

Джулиана пошла в свою комнату и, прежде чем встретиться с сэром Морисом, написала три записки.

Первая – мистеру Мерчисону, она спрашивала его, не знает ли он, что происходит с Кристианом.

Вторая – снова Энтони – Эймиасу. Она написала ему сразу же, как оказалась дома, чтобы сообщить, что все прошло благополучно. Теперь она знала, что это не так, поэтому написала просто и сжато, что он больше не должен приближаться к дому баронета, потому что его видели и все уверены, что он ее любовник. Она посмотрела на небольшую пачку денег, которые у нее остались, отложила часть на дорогу и приписала: «Пожалуйста, возьмите вложенное для него. Хорошие слуги закона стоят дорого, найдите для него самых лучших».

Она сложила записки одну к другой. Кем бы ни был предполагаемый капитан, он полностью предан Кристиану.

Она приложила к ним третью записку и четко написала имя адресата. Там говорилось: «Что происходит? Пришли хоть слово. Ты мне ничем не обязан, поверь. Но я тревожусь».

Теперь она была готова к разговору с сэром Морисом.

– Моя дорогая, – сэр Морис встал, когда она вошла в кабинет, – как вы себя чувствуете? Должен сказать, вы выглядите намного лучше, этот цвет вам идет. Да и какой цвет вам не к лицу? Садитесь, пожалуйста.

Джулиана опустилась в кресло; хорошо, что она надела розовое платье, в нем и мертвая будет хорошо выглядеть.

Баронет вышел из-за стола и заложил руки за спину. Джулиана окинула комнату взглядом: полки были забиты книгами, все они выглядели старыми, ценными и зачитанными. Комната была под стать хозяину: дорого и со вкусом меблированная, наполненная античными знаниями. И так же, как хозяин, здесь все было в хорошем состоянии, несмотря на древний возраст. Она подумала, что сэр Морис временами бывает сухой, педантичный и старый, как эти горы книг. Но он всегда был подтянут, и, несмотря ни на что, она не могла не чувствовать к нему симпатии хотя бы за то, что у него были такие же голубые глаза, как у Кристиана.

Он прислонился к столу и сложил руки на тощем животе.

– Мне сказали, что вы здесь не чувствуете себя счастливой. – Он поднял руку, не дав ей возразить. – Не могу вас в этом винить. Дорогая, вы деревенская девушка, сердечная и душевная. Ваша кузина любит моду, постоянное веселье, ночную жизнь Лондона. Вы – нет, это очевидно. Более того, мне сказали, что вы собираетесь уехать омой.

Он бросил на нее странный взгляд и прокашлялся.

– Но что вы будете иметь дома? Ваших родителей. Вам делает честь, что вы радуетесь и наслаждаетесь их обществом. Но какое будущее вам это сулит? Вы молоды, вам нужна собственная жизнь, муж, дети. Мне также говорили, что у себя дома вам нелегко будет обзавестись семьей. Я сам убедился, что вы не по годам мудры и слишком разборчивы, чтобы остановиться на каком-нибудь модном бездельнике из тех, что ухаживают за вами здесь, в городе. Я старый, но не мертвый. Я богат, но не женат. – Он улыбнулся. – Несколько романтичен. Вы удивляетесь? Не надо. Я это долго обдумывал. Короче, моя дорогая Джулиана, вы произвели на меня сильное впечатление, и я предлагаю вам руку и сердце.

Джулиана ушам своим не верила.

– Будь я моложе, заключил бы вас в объятия и признался в вечной любви. Но я не могу претендовать на роль пленника вожделения – хорошенький был бы вид, если б я это сделал! – Он поморщился. – И как ни прискорбно это говорить, моя любовь не будет вечной. Я не стою на пороге смерти, но скорее всего не пробуду с вами до конца вашей жизни. Если быть предельно честным, я не рассматривал бы этот вопрос, если бы не присутствие смерти. Я не сентиментальный человек, и моя женитьба не была соединением по любви. Но, как вы знаете, во мне сильно чувство семьи. Мой сын был моим будущим, и, когда он умер, я потерял шанс увековечить свою линию. Я остался жить на севере и пытался забыть о своем горе. Но, встретив вас, я осознал, что еще мог бы обеспечить себе наследника, чтобы мое имя не угасло. Я не настолько стар, чтобы не иметь детей, – сказал он, пристально глядя на нее. – Возможно, мое предложение не есть предложение любви, но уверяю вас, вы не будете ее лишены.

Джулиана округлила глаза и попятилась.

Он кивнул.

– Вы разумная женщина, – сказал он уже более холодно. – И должны оценить мое почтительное к вам отношение. Вряд ли найдется приличный мужчина, желающий жениться на вас, после того как станут известны ваши похождения в городе. А они станут известны, не сомневайтесь.

Он дал ей время переварить услышанное и продолжил:

– Не знаю, чем вы занимались прошлой ночью с капитаном, который помогал нам в расследовании, и не хочу знать. Но я должен быть уверен, что не будет последствий, и попросил бы вас подождать со свадьбой шесть месяцев.

Она вскочила, вся дрожа и не сводя с него глаз.

Сэр Морис снова заговорил:

– Мне также сказали, что вы продолжаете беспокоиться о судьбе претендента на графство. Пустая трата времени. И денег, – добавил он с хитрой улыбкой, и она испугалась, что ее деньги не пошли по назначению. – Скажу вам прямо, моя дорогая: человек, называющий себя Кристианом Сэвиджем, никогда не получит титул, – заявил он. – Из тюрьмы вышел, в тюрьме и останется – если повезет. Ну что ж, я не жду немедленного ответа. Подумайте. Вы станете очень богатой женщиной, даже богаче моей первой жены, как знать? – Он небрежно взмахнул рукой. – Жизнь мимолетна. Возможно, со временем ваш ребенок станет полноправным наследником Эгремонта. Человек, называющий себя Кристианом Сэвиджем, – самозванец. Хэммонд – последний в этой линии. Конечно, после него иду я, – произнес сэр Морис. – Об этом редко кто упоминает, потому что мне недолго осталось жить. Так что вполне возможно, что в один прекрасный день наш ребенок станет хозяином Эгремонта. Чего не бывает на свете!

– Нет! – выпалила Джулиана, охваченная яростью, разозленная его самонадеянностью, опасавшаяся за жизнь Кристиана. – Мой ответ – нет, и другого быть не может. С чего вы взяли, что я приму ваше предложение? Я не давала вам повода. У вас сложилось обо мне ложное представление. Спасибо за внимание, но это невозможно. Давайте забудем этот разговор. – Она встала. – И не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Я еду домой.

– А как насчет вашего друга, самозванца?

Она уже была на полпути к двери и остановилась.

– Вы не хотите узнать, что с ним будет? Стань вы моей женой, я бы позволил ему благополучно покинуть страну при условии, что он никогда не вернется. У меня есть власть и связи. Мисс Лоуэлл, на самом деле я не верю, что объектом вашего внимания был капитан, – холодно произнес сэр Морис. – Я ни минуты в это не верил. Я видел ваши глаза, когда вы смотрели на самозванца. Вы никогда не сможете меня обмануть.

Она молчала, пытаясь придумать, что ему ответить. Послышался стук в дверь.

– Да? – раздраженно сказал баронет, не оглядываясь.

– Сэр, к вам гости, – доложил дворецкий.

– Я никого не звал. Пошли их прочь, – сказал баронет, не сводя глаз с Джулианы.

– Да, сэр. Но я уверен, вы захотите их видеть.

– Вот как? – ледяным тоном произнес баронет. – Почему?

– Потому что это человек с Боу-стрит, сэр, и судья, и еще несколько джентльменов. И они сказали, что с ними граф Эгремонт.

Глава 23

В дверях стоял Кристиан. Безупречно одетый, с холодной улыбкой на губах. Трудно было себе представить, что совсем недавно он сидел в тюрьме.

У Джулианы перехватило дыхание. Она с трудом удержалась, чтобы не броситься к нему. И вдруг заметила, что он даже не смотрит на нее.

– Что за шутки? – возмутился сэр Морис.

– Никаких шуток, сэр, – ответил Кристиан. – У меня есть все бумаги, доказывающие, кто я такой. Я с самого начала их представил: запись о свадьбе моих родителей, свидетельство о рождении и о крещении. К счастью или к несчастью, я нахожусь в уникальном положении, имея то, что имеют немногие: доказательство своего существования. Моя взрослая жизнь вся расписана – суд, транспортировка, все места, куда меня отвозили: из Ньюгейта в Халкс, на корабль «Мститель», в Новый Южный Уэльс. И данные под присягой показания людей, с которыми я сталкивался на этом пути. Где вы тут видите шутку?

Баронет поднял голову. Кристиан криво усмехнулся:

– Я Кристиан Сэвидж. Но если вам от этого станет легче – я не граф Эгремонт в конечном счете. – Он повернулся к двери. – Могу я вам представить подлинного графа и наследника Эгремонта? Мой отец, Джефри Сэвидж. Входите, сэр, если пожелаете.

– Не желаю, но должен, – сказал высокий джентльмен, вошел и снял перчатки.

Джулиана во все глаза смотрела на него.

Мужчина средних лет, крепкий, мускулистый, одет как джентльмен со средствами. Он снял и отдал дворецкому цилиндр, густые волосы были пострижены по последней моде. Лицо загорелое, с резкими чертами. Он улыбнулся, обнажив белые ровные зубы. Глаза у него были такие же синие, как у Кристиана.

Джефри Сэвидж не поклонился и не протянул руку. Он просто стоял и смотрел на баронета.

– Сэр Морис, – обратился он к баронету. – Я долго ждал этой встречи.

Баронет резко вдохнул.

– Я вас хорошо помню, – произнес джентльмен. – Я видел вас в доке, когда нас погружали на «Мститель», вас и сэра Гордона, который поклялся, что мы его обокрали, продал дьяволу душу, если она вообще у него была. Я слышал, он умер несколько лет назад. Уверен, вы тоже об этом знаете. Вам также известно, что человек он был богатый, но ничтожный, и его внезапную смерть никто не расследовал. Сказали, подавился костью. Сказала неряха-домохозяйка, а она все, что угодно, скажет за деньги. – Он пожал плечами. – Но какой смысл расследовать эту смерть, когда есть много других.

Он не отрываясь смотрел на сэра Мориса, однако тот не отвел глаз. И без того бледный, баронет еще больше побледнел.

– С вашей стороны было глупо прийти пожелать мне приятного путешествия, – произнес джентльмен. – Да еще вместе с Гордоном. Он вырядился, как петух, так что я не мог не заметить вас обоих, когда перед спуском в трюм бросил последний взгляд на родную землю. Я поклялся запомнить ваше лицо и то, где я вас в последний раз видел. Я вспоминал вас каждый день, пока не проехал полморя, и позже это воспоминание не приносило мне ничего хорошего. Полагаю, вы приходили убедиться, что все концы прочно связаны. Вы не ожидали, что мы останемся в живых. Мы сами этого не ожидали... А вы, должно быть, мисс Лоуэлл. – Голос джентльмена потеплел. – Вы повзрослели и стали очаровательны, мой сын мне об этом сказал.

Джулиана наклонила голову набок. Робкая улыбка медленно расцветала на ее полуоткрытых губах. Сердце взлетело так высоко, что ей пришлось задержать дыхание.

– Я вас помню, – сказала она. – Тогда вы были не таким загорелым... Были худым, но ваш голос я хорошо помню. Он мне очень нравился. Ведь вы отец Кристиана, да? Джефри Сэвидж. Да, я вас помню! – крикнула она.

Он улыбнулся:

– Да, я стал больше по всем параметрам и стар, как грех. Но я вернулся. А теперь простите меня, дитя, у нас здесь работа. Кристиан, приступай, пожалуйста, – голос его неожиданно ослабел, – чтобы мы поскорее покончили с этим.

Кристиан кивнул.

– Сэр Морис, – сказал он, – думаю, следует пригласить остальных ваших гостей.

Хэммонд, Софи и ее родители цепочкой вошли из холла, откуда слушали этот разговор, и явно нервничали.

– Позвольте мне представить остальных, – сказал Кристиан. – Мой брат Эймиас. – Эймиас сделал шаг вперед.

Джулиана услышала, как Софи ахнула.

– А это мой брат Даффид. – Высокий красивый молодой человек с оливковой кожей, черный, как цыган, грозно уставился на баронета. Но когда он перевел взгляд на Джулиану, его странные притягательные голубые глаза потеплели. Он ей кивнул.

– Мистера Мерчисона вы знаете, – сказал Кристиан, когда вошел сыщик, – но, видимо, не знаете мистера Теркела, главного судью округа, и сэра Юджина Клифта, известного адвоката.

Мужчины вошли, слегка поклонились и уставились на баронета.

– Очень драматично, смею вас уверить, – сказал сэр Морис своим обычным сухим тоном. – И в чем причина этой маленькой шарады?

Кристиан недобро улыбнулся:

– Я бы сказал, это конец шарады. Мы намерены с ней покончить, сэр.

Сэр Морис молчал.

– Именно для этого я и приехал в Англию, – ровным тоном произнес Кристиан. – Видите ли, мне вручили письмо с известием о том, что отец получил наследство. Он в это время был в отъезде. Я удивился и показал письмо братьям. Мы чего угодно ожидали от страны, которая вышвырнула моего отца, но только не извещения о том, что он унаследовал богатое графство. Ведь мы не знали, почему его ложно обвинили и выслали. Но когда прочли письмо, стали догадываться.

– Очень большая ошибка, – произнес Эймиас, покачиваясь на пятках. – Никогда не пытайтесь обмануть преступника. Наши мозги работают сходным образом.

– Мы провели некоторое расследование, – продолжал Кристиан. – Мы жили на другом краю земли, но у нас были свои ресурсы. Мы обнаружили, что после получения наследства графы один за другим погибали в результате несчастных случаев. Короче, мы поняли, что быть графом Эгремонтом – небезопасно. Разумеется, мы не хотели подвергать опасности отца.

– И когда я вернулся, то обнаружил, что двое моих сыновей уехали, как мне было сказано, по делам, – сказал Джефри Сэвидж, покачав головой. – Они оставили записку, где говорилось, что им подвернулось дело, которое нельзя упускать. Оставшийся сын поклялся, что это так, а когда они вовремя не вернулись, старался рассеять мои страхи. Как ты мог? – грустно спросил он Кристиана.

– Я тебе говорил, – сказал Кристиан, – для меня было естественно поехать в Англию, заявить права на титул и попытаться разобраться.

– Он на самом деле был следующий в линии на графство, – сказал Эймиас. – Я не мог, и Даффид не мог, а Кристиан при случае мог бы доказать, что он тот, кто он есть, и его бы за это не повесили. И все же я поехал следить за ним, как ты знаешь, отец.

– Я бы поехал, но мы бросили монету, и я проиграл, – сказал Даффид, хмуро глядя на Эймиаса.

– Ты младший, – быстро проговорил Эймиас. – Но все равно, это был хороший и справедливый способ решения.

– Ага, как же, хороший и справедливый, раз исходит от тебя, да? Но я все же выдерживал свою часть сделки, сколько мог. Так вот. Попробуй загнать дождь назад.

– Ты поступил правильно, – сказал отец. – Ни минуты не щадил себя. – Он в упор посмотрел на сэра Мориса. – Моего сына должны были в субботу осудить, а в понедельник повесить. Не удалось доказать, что он лжец, попытались обвинить в воровстве.

– Полагаю, много лет назад те предметы сами прогулялись от дома сэра Гордона к вам домой? – спросил сэр Морис с мрачной улыбкой.

– Нет, их украли, – спокойно ответил Джефри Сэвидж.

– Но мы наконец-то узнали, кто их украл, – сказал Эймиас, сверля глазами сэра Мориса. – С помощью лакея из Эгремонта.

– Полезный малый, – пробурчал Даффид. – После дозы поощрения. Он там больше не работает.

– Он рад был работать где угодно. Видеть, что он сделал, и молчать об этом? Он был бы рад работать хоть в аду.

– Ньюгейт – почти то же самое, – сказал Джефри, не сводя глаз с баронета. – Этот парень тоже заплатит за свое участие в деле, но не ему принадлежала главная роль, он только увидел вора и получил плату за молчание. Сейчас, наконец, мы можем сказать кто. И хотя за деньги можно купить почти все, судей можно покупать только по одному, прошу прощения, господин судья, – он, стрельнув глазами в одного из мужчин, с которыми пришел. – Но так было, и моего сына снова упрятали в Ньюгейт.

– Он не будет принимать участие в следующем разбирательстве, – пообещал мужчина.

– Мой сын был на пути к гибели, – сказал Джефри, – только потому, что он и есть Кристиан Сэвидж.

Вмешался Эймиас:

– Они бы ни за что этого не сделали, и не потому, что я мог подкупить половину стражников Ньюгейта, а остальных убить и вообще спалить это место. В переносном смысле, – добавил он, заметив, как на него посмотрел сыщик. – Бумаги Кристиана я хранил у мистера Клифта, – он кивнул в сторону адвоката, – даже когда корабль нашего отца подходил к докам Лондона. Это заставило бы их дважды подумать, прежде чем затянуть петлю на шее Кристиана.

– И все равно это был огромный риск, – сказал Джефри Сэвидж.

– И все равно я на него пошел, – сказал Кристиан. – Вместо вас, сэр.

– Но мое дело было принять риск, – сказал отец.

– Нет. Проблема была вот в чем: они знали, как ты выглядишь, сейчас ты должен был это понять; что бы ни сказала Джулиана, это мало что изменило бы. Но меня никто не мог помнить. А поскольку они не знали, кто я, то не стали бы меня сразу убивать. Это дало нам время провести расследование.

– Время бросить тебя в Ньюгейт, – сказал отец. – Господи, Кристиан, как ты это выдержал?!

Кристиан взглянул на Джулиану и улыбнулся:

– С трудом, сэр. Но выдержал.

Баронет переводил взгляд с Джулианы на Кристиана. Увидев дрожащую улыбку, с которой она смотрела на Кристиана, он выпрямился:

– Значит, мы имеем нового графа Эгремонта, не так ли? Непререкаемого, надо думать. И его наследника, которого выпустили из тюрьмы. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Не совсем. – Кристиан поднял руку. – Остается ряд убийств. – Он посмотрел на баронета, и Джулиану поразила грусть в его взгляде. – Вы слышали, что мы выяснили правду о своем приговоре. Более того. Когда мы поняли, что отец стал графом потому, что другие полноправные графы преждевременно умерли, все встало на свои места. Мы работали над этим несколько месяцев и имеем свидетельские показания о смерти Чарльза и Фредерика – заявления от тех, кого вы наняли. В них говорится, как усилилось головокружение у Чарльза, когда его столкнули со скалы, и как испугался Фредерик, с его больным сердцем, когда выскочили два разбойника. – Кристиан покачал головой. – Вы наняли двух человек, полагаю, самых лучших. Видимо, потому и не уничтожили их после того, как они сделали свое дело. Кто знает, может, намеревались использовать еще раз? Во всяком случае, наши друзья их знали, они знают всех преступников в Лондоне. Наши друзья еще лучше. Для нас они особенно постарались, и когда ваши люди поняли, что ребята из криминального мира безжалостнее, чем закон, они все рассказали. Все это теперь на бумаге. И наконец-то все обрело смысл. Вы были главным в семье, и никто не вспомнил, что вы станете наследником Эгремонта, если более молодые умрут. И уж тем более никому не пришло в голову, что вы им в этом поможете.

Хэммонд зашипел, отступил на шаг, на его лице отразились замешательство и ярость.

– Вы собирались меня уничтожить? – с ужасом спросил он.

Сэр Морис молчал.

– Нет, – ответил за него Кристиан. – Скорее всего он нацелился на меня. Впрочем, это не важно, поскольку следующим в списке были вы.

– Ага, – сказал Даффид, – мне так и сказали, у меня есть друзья в таборе. Та ведьма с кинжалом исчезла, но ее найдут, не беспокойтесь.

– Так что, как видите, доказательств у нас более чем достаточно. Осталось утрясти одну вещь, – устало произнес Кристиан. – Вот для чего пришли эти джентльмены.

Баронет напрягся и посмотрел на дверь. Сыщик, Эймиас и Даффид придвинулись ближе, Джефри Сэвидж проворно встал между баронетом и Кристианом.

Сэр Морис сделал неожиданную вещь: он расслабился, прислонился к столу и выдавил из себя улыбку.

– Что я могу сказать?

– Вы правы, – произнес Джефри Сэвидж, – сожалею, но это так. Я годами искал причину моего осуждения. Черт бы побрал меня, несчастного дурака, я так горел мщением, но когда получил достаточно доказательств своей невиновности, то уже не хотел возвращаться в Англию. Мое промедление привело к еще нескольким смертям – знай я это, вплавь добрался бы сюда.

Баронет пожал плечами:

– Их смерть явилась не следствием несчастных случаев, а их глупости. Видите ли, прямые наследники Эгремонта не заслуживали его получить. Они были невежественные, пустые люди. Они бы разорили имение, уничтожили одну из прекраснейших коллекций Англии, присвоили сокровища, равные тем, которые собирает принц.

У него заблестели глаза.

– Чарльз уже начал это делать: он продал принцу несколько прекрасных образцов фарфора, чтобы выплатить карточный долг. А ведь это со мной его отец консультировался по поводу покупки новинок для Эгремонта! Будь мне это по силам, я бы сам их купил! Я хоть и богат, мои богатства не сравнятся с Эгремонтом. И когда Чарльз пришел ко мне узнать, сколько стоит Бонэ, висевший в парадном зале Эгремонта, я понял, что необходимо действовать. Он бы не прекратил играть, богатства Эгремонта оказались под угрозой.

– Но зачем было калечить нам жизнь? – спросил Кристиан.

Сэр Морис с жалостью посмотрел на него.

– Человек должен рассматривать все аспекты дела. Вы могли стать наследником. Даже в то время я был достаточно стар; был бы жив мой Саймон, он бы его унаследовал после меня. – Он взглянул в окно и тихо сказал: – Но случилась трагедия. Саймон был послушный мальчик, он делал бы так, как ему велят, и имение разрослось бы и стало соперничать с Ротшильдом. Вы, мистер Сэвидж, – сказал он, глядя на Кристиана, – и ваш отец были гораздо ближе к наследству, чем знали или могли догадываться. У вас не было ни влияния, ни денег, чтобы помешать случившемуся, а также причин узнавать, почему все так происходит. Вас легко было убрать с пути. Но ваш кузен, старый граф, не хотел скандала вокруг имени семьи. Подумав, я с ним согласился. Он отправил вас в колонию. А что до Чарльза и Фредерика – о них не стоит плакать, они были недостойны Эгремонта. Мой Саймон был достоин.

– Но Саймон умер, – сказал Кристиан, – Годфри с малюткой сыном и Франсин умерли вслед за ним.

Сэр Морис улыбнулся:

– У вас нет никаких доказательств моей причастности к этому, не так ли? Вы их не найдете. Но кто лучше меня позаботился бы об Эгремонте, даже при том, что Саймон умер?

– А как же Хэммонд? – закричала Софи.

Баронет с отсутствующим видом посмотрел на нее. Это и был ответ. Софи отпрянула к Хэммонду.

– Ваша беда в том, что вы зарвались, – сказал Эймиас.

– Его беда в том, что у него не хватило духу сделать это самому, – прорычал Даффид. – Он не сумел воспользоваться моментом.

– Мои братья правы, – сказал Кристиан. – Запоздалый совет, сэр Морис: единственный способ убить чисто – это убить самому. У вас инстинкты убийцы, но манеры джентльмена. Вы не желали сами делать грязную работу. Мы рано поняли, что это необходимо, если хочешь выжить. Так что вы плохо сделали работу.

– И теперь вы собираетесь меня убить? – ласково спросил сэр Морис.

Джулиана посмотрела на Кристиана. У него был взволнованный вид.

– Это пусть решает отец, – сказал он.

– Э нет, – возразил мистер Мерчисон, – это дело мистера Теркела и суда его высочества.

– Но дворян редко приговаривают к повешению, – сказал сэр Морис. – Мы могли бы договориться. И спасти честь семьи – однажды она вас спасла. – Он посмотрел на Джефри Сэвиджа, перевел взгляд на его сыновей, потом на Софи с Хэммондом и, наконец, на сквайра. – Убийство, особенно серия убийств, – отвратительное преступление, о нем долго помнят. Ведь убили не мусорщика или цыгана, а дворянина. Вы хотите, чтобы ваших детей и внуков встречали насмешками? Об этом напишут в газетах. Я стар, – сказал сэр Морис, пожав плечами. – Мне недолго осталось жить. Я разоблачен и обезоружен. Хотел бы вернуться домой на север и прожить среди своих сокровищ до последнего вздоха.

Кристиан посмотрел на Джулиану. Она покачала головой. Она не хотела видеть, как повесят старого джентльмена, но знала, что у нее не будет ни минуты покоя, пока он жив. Кристиан кивнул и остановил взгляд на отце, который с интересом наблюдал за ними.

– Он убийца, – сказал Кристиан отцу. – Людей вешают за кражу подсвечника – мы слишком хорошо это знаем. Так неужели мы оставим безнаказанным убийцу? Но я жил неподалеку от виселицы, – он поморщился, – и не решился бы послать туда никого другого. Я рад, что таково ваше решение, сэр.

– Мое? – спросил отец.

– Да, не только потому, что вы глава семьи, но потому, что вы больше всех этому противились. Что бы вы ни решили, я вас поддержу.

– Что до меня, то я в долгу перед стариком, – произнес Эймиас. – Я бы не встретился с вами и вообще бы не выжил, если бы он не наложил лапу на вашу судьбу. Но даже после его смерти я буду беспокоиться о вас, сэр.

Даффид согласно кивнул.

– Нельзя нарушать закон, – заявил судья, вытирая вспотевший лоб, – это должен решать суд.

– Но он прав, – возразил Джефри Сэвидж. – Вам известно, что многие дела решаются без суда, как, например, высылка меня из Англии. Полагаю, сегодняшнее решение будет иметь такую же силу.

Сквайр кивнул. Сыщик уставился в потолок. Судья не произнес больше ни слова.

Джефри Сэвидж бросил взгляд на сэра Мориса.

– Это нетрудно. Ответ очевиден. Не волнуйтесь, ваше имя не появится в газетах, его не будут трепать в городе. Мы это уже проходили, причем именно благодаря вам.

Баронет побледнел.

Сэвидж задумчиво продолжал:

– Но я не хочу, чтобы на совести моих сыновей была ваша смерть или чтобы их тревожило то, что вы продолжаете жить. У меня есть решение получше. Вы получите ту же милость, что была дарована нам: вместо казни – высылка.

Сэр Морис вздохнул и, склонив голову набок, сказал:

– Что же, это справедливо. Во время своего гранд-тура я посетил Италию, мне понравились холмы вокруг Флоренции. Я могу переехать туда и провести в одиночестве остаток Жизни.

– Вы меня не поняли, – возразил Джефри Сэвидж. – Я имел в виду ту же милость – холмы вокруг Порт-Джексона, что возле Ботани-Бей. Дом, конечно, не такой большой, как ваш, там таких пока нет. В колонии мои люди будут следить за каждым вашим шагом. Вы не сможете выйти даже на берег без их ведома. А дальше вы сами не пойдете, если не хотите оказаться в брюхе акулы.

– Мистер Сэвидж! – резко сказал сэр Морис. – Так не пойдет. Мои сокровища, моя коллекция...

– Возьмите с собой то, что сможете. По-моему, вопрос решен справедливо. Ты согласен? – спросил он сына. Впервые за весь день Кристиан широко улыбнулся.

Отец перевел взгляд с судьи на адвоката. Оба согласно кивнули.

– Значит, решено. Причем сделать это следует в самое ближайшее время. – Джефри повернулся к баронету, который замер с широко раскрытыми глазами. – Сэр, напоминаю, для вас я не мистер Сэвидж, а лорд Эгремонт. Впрочем, это не имеет значения, потому что нам с вами больше не придется разговаривать. А теперь, – обратился он к остальным, – пусть Боу-стрит и слуги закона возвращаются к своим обязанностям.

Выходя из комнаты, Джулиана не смотрела на сэра Мориса. Не могла. Она едва передвигала ноги. Но ей не пришлось собираться с силами – сильная мужская рука поддержала ее.

– Дело сделано, теперь нам пора разобраться с нашей собственной жизнью, – сказал ей на ухо Кристиан.

Они вышли в главный зал и остановились, чтобы их не слышали остальные.

– Кристиан, – сказала она, – несмотря на то что между нами произошло, ты можешь считать себя свободным.

– Вот как? – Он обнял ее за талию и с улыбкой посмотрел на нее. – Значит, все, что было, теперь не имеет никакого значения? Не думал, что ты такая легкомысленная. Или это ты меня считаешь легкомысленным?

– Нет, – ответила она, отведя глаза.

– Может, ты думаешь, что теперь, став законным наследником Эгремонта, я изменил к тебе отношение? – Он хохотнул. – Знаешь, у меня было достаточно денег еще до того, как я сюда приехал, и я не ожидаю скорого получения наследства. Мой отец, храни его Господь, может произвести на свет кучу наследников. Надеюсь, он женится. Или ты хочешь получить Эгремонт и собираешься очаровать моего отца?

Она не засмеялась вопреки его ожиданиям.

– Так ты хотела Эгремонт? – спросил он, и голос его дрогнул.

Едва сдерживая слезы, Джулиана высвободилась из его объятий. Он нахмурился:

– Джулиана?

– Не из-за денег или титула, – сказала она, – но, Кристиан, ты не сказал мне и половину правды.

– Я не лгал, – ответил Кристиан. – Я сказал, что вся правда не принадлежит мне, чтобы ее разглашать.

– Я этого не поняла. – Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. – А я никогда от тебя ничего не скрывала.

– Считаешь, что я тебе лгал?

– Гадаю, как часто ты будешь скрывать от меня правду по той или иной причине.

Он взял ее за руку и тихо сказал, коснувшись ее щеки:

– Мое дорогое Сокровище, у тебя достаточно причин сомневаться во мне, и всю оставшуюся жизнь я посвящу тому, чтобы развеять твои сомнения. Но для этого ты должна быть рядом.

Она прикусила губу.

– Клянусь головой и сердцем, что никогда больше не буду скрывать от тебя правду, – торжественно произнес он. – И если, собираясь в гости, ты спросишь, как ты выглядишь, скажешь, что платье тебе не идет, а прическа растрепалась, я скажу, что ты права, если буду согласен. И если наш новорожденный будет похож на лягушку, как это обычно бывает, я обязательно тебе это скажу. И если мы будем в гостях у твоих родителей и меня спросят, понравился ли мне пирог твоей матушки, я...

Она засмеялась и подняла руку, чтобы его ударить, но он отскочил. На шум обернулся Эймиас:

– Хо! Смотрите, она собирается его бить, а они еще даже не помолвлены.

– А что насчет помолвки? – поинтересовался граф Эгремонт.

Джулиана с улыбкой посмотрела на него:

– Милорд, вы предвосхищаете события. Кристиан еще не сделал мне предложения.

Эймиас заулюлюкал.

– Лучше бы я выиграл, когда подбросил тогда монету, – пылко сказал Даффид. – Но еще не поздно, прекрасная леди, дайте мне время.

Кристиан одарил его тяжелым взглядом и опустился перед Джулианой на колени. И здесь, в главном зале дома баронета, в присутствии отца, братьев, Софи, Хэммонда и сквайра с женой он прижал одну руку к сердцу, а другую протянул к ней:

– Мисс Джулиана Лоуэлл, заклинаю вас, отдайте мне руку и сердце и взамен возьмите мое, потому что я вас люблю, желаю, и будь я трижды проклят, если когда-нибудь отпущу!

– Неплохо, – произнес Эймиас.

– Кажется, на нее это не произвело впечатления, – сердито сказал Даффид, но тут Джулиана подняла Кристиана, он пылко обнял ее, а она с восторгом кинулась ему на шею.

– Черт, ну почему не я выиграл, когда мы подбрасывали монеты! – сказал Даффид.

Глава 24

Издалека доносилась чуть слышная музыка, и они танцевали. Они были наедине, они были вместе, и музыка была не нужна, у них была собственная. Молодые танцевали вальс на Белой веранде.

– Я так рада, – произнесла Джулиана.

– Рада? И все? – сказал Кристиан и сделал оборот. – Тогда надо что-то придумать. Я хочу, чтобы ты была радостной, восторженной, переполненной счастьем.

Она улыбнулась и подняла на него глаза:

– Тогда подожди до ночи.

– Нет, – возразил он, – я хочу, чтобы ты была счастлива всегда.

– Я счастлива, – промолвила она, – и буду счастлива, но ведь мы женаты всего несколько часов!

– Так преуспей в этом, женщина! – сказал он, и оба засмеялись.

Они перестали танцевать и рука об руку ушли в мраморную ротонду и стали смотреть на озеро. Солнце стояло высоко, вода искрилась и плясала, и было слышно, как играет музыка на свадебном завтраке, продолжавшемся на огромных газонах Эгремонта.

Джулиана положила голову на плечо мужу.

– Хорошо, что твой отец устроил свадебный завтрак здесь и так скоро – всего шесть недель, как его нога ступила на берег Англии! Мои родители собирались сыграть свадьбу у нас дома, но твой отец поступил правильно – нужен праздник, чтобы изгнать отсюда все плохие воспоминания.

– Он хороший человек, – сказал Кристиан, – но даю слово, для него это тоже много значит. Он опять здесь, и он любит компанию. Как он сказал, он чувствует себя как мелкий дрянной камушек внутри коробки с драгоценностями.

– Но он же не один! Есть Эймиас, есть Даффид, есть мы, пока строится наш дом!

– Он одинок. Эгремонт размером в четыре дома, к нему надо привыкнуть. Ты не возражаешь, что мы будем жить отдельно? Он нас приглашает, но...

– Мне тоже больше нравится иметь собственный дом, – заверила его Джулиана. – Мы будем жить неподалеку и часто навещать его. Я, как и ты, хочу жить у моря. Может, наш дом не сравнится с Эгремонтом, но он будет большой, красивый, а главное – наш. Имение – прекрасное место, но дом – это то, что ты выстроишь сам. Осмелюсь сказать, твой отец недолго будет один, он очень привлекательный мужчина.

– А, я так и знал, – сказал Кристиан, обнимая ее. – Уже жалеешь, что сделала не тот выбор?

Она целовала его до тех пор, пока он не забыл про свой вопрос. Но она не забыла.

– Я боялась, что Софи охомутает его. Когда она сказала, что убедилась в том, что любит Хэммонда, я пришла в восторг. Ее родители тоже. Они с амбициями, но не хотели бы видеть зятем человека их возраста. В конечном счете они не так уж плохи.

Он не ответил. Он наклонил голову, благодарный за исходившую от нее теплую живую радость, прижал ее покрепче и подумал, как близки они были к тому, чтобы потерять это счастье из-за амбиций.

Джулиана поняла.

– Кристиан? – нежно промолвила она.

Она никак не могла привыкнуть к мысли, что отныне будет видеть его каждый день. Она провела рукой по его красивому лицу, и, когда коснулась губ, он схватил ее за руку и поцеловал.

– Твой отец сказал, вчера баронета переселили в новый дом, – тихо произнесла она. – Больше мы о нем никогда не услышим.

– Все там будем, – со вздохом произнес Кристиан. – Кто бы мог подумать, что его порочное старое сердце перестанет биться до того, как он покинет эти берега? Повезло ему: мы так и не отправили его в тюрьму, ему не пришлось подвергнуться унижениям, он умер в своей постели, среди этих чертовых сокровищ, пытаясь решить, что взять с собой, а что оставить. Теперь он оставил все. Знаешь, отец решил передать его коллекцию принцу.

– Вот и хорошо, – с дрожью в голосе сказала Джулиана, и он крепче прижал ее к себе. – Я бы не хотела ее иметь, несмотря на ее ценность. Твой отец – мудрый человек.

– Мудрее, чем ты думаешь, – со смешком произнес Кристиан. – Насколько мне известно, принц пришел в восторг и уже обещает новые почести для Эгремонта. Отец об этом догадывается. Он просто так ничего не отдаст.

Она усмехнулась и глубоко вдохнула воздух, напоенный запахом жимолости.

– Как хорошо, что мы поженились, не дожидаясь осени.

– Я боялся, что ты передумаешь, – сказал он. – К тому же опасался сплетен вокруг нас.

– Я бы ни за что не передумала, даже если бы ты оторвал мне голову и предложил другую.

– Меня вполне устраивает твоя мудрая головка, – с усмешкой проговорил он и еще шире улыбнулся, увидев, что свадебный венок из фуксий и маргариток сполз набок, отчего Джулиана стала еще прелестнее.

– Мы так спешили, – сказала она. – Ты не жалеешь? Как выяснилось, незачем было торопиться.

– Для меня наша свадьба не могла быть слишком скорой. А раз уж такое выяснилось, нам придется кое-что сделать, чтобы это исправить. Нам нужно много детей, пусть они заполнят наш новый дом. По соглашению из Лондона нам привезут несколько детей – они уже родились, и им нужен дом – и даже нескольких исправившихся преступников, чтобы жизнь была интереснее. Будет только справедливо вернуть им то, что отняла судьба. Если бы мой отец не взял на себя ответственность за Эймиаса и Даффида, моя жизнь оказалась бы короче, если бы вовсе не оборвалась, я этого никогда не забываю. Но я также хочу вырастить нескольких наших собственных детей.

– Я тоже, – сказала Джулиана. – Я так рада, что мы, наконец, можем попытаться, а то, пока мы не поженились, мои родители и твой отец держали меня как монашку.

– Да, а мои испорченные братцы – само совершенство морали в том, что касается тебя. Следили за мной, как два ястреба. По-моему, они это делали отчасти из ревности, отчасти из удовольствия ставить мне препоны. Не беда, теперь мы весь остаток жизни будем этим заниматься.

Они стояли, глядя на волны, блистающие на солнце.

– Как хорошо, что мы сбежали и пришли сюда, – сказала она. – Здесь я впервые поняла, что, кто бы ты ни был, ты мой.

– Так поздно? Я понял это сразу.

– Правда? – с удовольствием переспросила она.

– Ну, не совсем. Я, конечно, понял, что хочу затащить тебя в постель, но свадебных колоколов не слышал.

Она уставилась на него. Кристиан улыбнулся и тронул пальцем кончик носа.

– Обещание, любимая. Ты помнишь, какое вырвала у меня обещание? Никогда не скрывать от тебя правду. Теперь я всегда буду честен с тобой, – напыщенно произнес он.

– Кристиан? – нежно сказала она.

– Да, любимая?

– Знаешь, по-моему, гораздо лучше, если изредка все-таки будет немного лжи.

– К вашим услугам, – сказал он с поклоном и ехидной усмешкой. – Мне это трудно, но я постараюсь.

– Ладно, посмотрим. Итак, любишь ли ты мои поцелуи теперь, когда я твоя жена?

Кристиан не солгал, потому что предпочел не отвечать, а действовать. Прошло много времени, прежде чем они вернулись к гостям.

Примечания

1

Колония для уголовников в Австралии.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Реклама на сайте