«Погоня за призраком»

Элизабет ТОРНТОН ПОГОНЯ ЗА ПРИЗРАКОМ

ПРОЛОГ

Лондон, март 1816 г.

Ей было страшно открыть глаза, она боялась, что он все еще здесь и наблюдает за ней. Она знала, что этот человек опасен и что он захочет избавиться от нее. Она знала, каким жестоким он может быть.

Как много она успела ему рассказать?

Мысли метались у нее в голове, словно стая встревоженных птиц.

«Только не поддавайся панике, — уговаривала она себя. — Лучше вспоминай. Как много ты успела ему рассказать?»

Но этого она припомнить не могла.

Усилием воли она попыталась взять себя в руки, и постепенно мысли ее начали проясняться. Она вспомнила, как он запер ее в комнате, а затем заставил выпить из бокала, который держал в руке. Лауданум. Конечно же, это был лауданум, потому-то она никак не может сейчас собраться с мыслями, потому у нее так раскалывается голова и так сухо в горле.

Окончательно приходя в себя, она задышала глубоко и медленно. Ресницы ее затрепетали, однако подниматься не желали, словно были налиты свинцом. Постепенно она начала ощущать мягкость постели, на которой лежала, услышала свист ветра за окном и дождь, тарабанящий по стеклам. Дождь. Он шел и тогда, когда они с Грейс пытались покинуть дом под покровом темноты. На берегу реки их ждала лодка, на которой они собирались бежать. Но он спустил с привязи собак, и все было кончено.

— Беги! — крикнула она тогда своей перепуганной служанке. — Он не должен схватить нас обеих!

Ветер относил ее слова в сторону, и она сделала еще одну попытку.

— У меня не получится! Передай леди Октавии, что только она может мне помочь!

Она махнула рукой в направлении реки, подтолкнула Грейс, а сама побежала в другом направлении, к дому. Собаки учуяли ее запах и помчались следом, ведя за собой сквозь ночь ее мужа и слугу.

Когда же это было? Два дня тому назад? Или три? А может быть, неделю? Она не помнила.

А как тщательно все было продумано, вплоть до последних мелочей! На то, чтобы подготовить побег, она потратила целый месяц — купила и спрятала в надежном месте лодку, запаслась деньгами на то время, пока ее поверенный не уладит все дела. Но прежде, чем ей удалось бежать, муж узнал о том, что она встречалась в библиотеке со своими подругами, и стал держать ее взаперти.

Она сделала все, что могла, но проиграла. А когда он схватил ее, начались расспросы.

«Почему ты это сделала? — раз за разом спрашивал он. — И почему именно сейчас?»

Уголки его рта опустились книзу, и она подумала, что таким, кроме нее, этого человека не видел никто. И в министерстве, и в клубах, в которых он бывал, все считали его мягким, обходительным и приятным.

«Я не знаю».

«Это все твои подруги из библиотеки, не так ли? Это они забили тебе голову своими идеями?»

«Нет».

Он схватил ее за руку и потащил к зеркалу.

«Взгляни на себя, — презрительно усмехнулся он. — Ты уже старуха. На тебя жалко смотреть. Тебе не прожить в одиночку. У тебя нет денег. На что ты рассчитывала? Кто должен был тебе помогать? Кто? Кто? Кто?»

Его слова доносились до нее словно издалека, едва задевая сознание. Она смотрела на свое отражение так, словно видела себя впервые. Из зеркала на нее глядела старая, сгорбившаяся женщина с ввалившимися глазами на болезненно-бледном лице, которое когда-то называли прекрасным.

Как не похожа была эта жалкая старуха на портрет юной девушки, что висел над белым мраморным камином в столовой Роузмаунт-Хауса. Тогда, в восемнадцать лет, глаза ее сияли огнем. Уверенная в своих силах, она смотрела на мир восторженно и доверчиво. Разве могла она знать тогда, что ждет ее впереди? Разве могла догадываться, что, став богатой наследницей, превратится всего лишь в пешку в той жестокой игре, что разыгрывают между собой мужчины?

Он продолжал кричать, и его злые, обидные слова больно ранили ее.

«Если я в самом деле всего лишь дряхлая, уродливая старуха, мне лучше умереть», — подумала она.

И тогда она заговорила. Она сказала ему не все, однако достаточно для того, чтобы презрительная ухмылка исчезла с его лица. Напомнила о портрете, сказала мужу, что может при желании легко погубить его. Предложила ему сделку: он отпускает ее на свободу, а она взамен клянется унести, с собой в могилу ту тайну, что известна только им двоим.

Но разве можно пытаться заключить сделку с самим дьяволом? Свой секрет она унесет в могилу в любом случае. А ее муж… Он почти достиг того, к чему стремился всю свою жизнь, и теперь не позволит никому встать у него на пути.

За свою долгую жизнь она так часто испытывала страх, что думала, будто знает об этом чувстве все. Оказалось, это не так. Сейчас она боялась не только за себя, но и за подруг, и если муж узнает их имена, им придется расплачиваться за ее грехи.

В коридоре послышались шаги — его шаги, — и ее глаза наконец открылись.

Когда в замке повернулся ключ, она заставила себя подняться на ноги. Всю жизнь она прожила в слезах и вечном страхе, но сейчас ею овладело странное спокойствие. Она знала, что не имеет права проиграть эту схватку.

Глава 1

Гвинет свернула на Саттон-Роу и увидела стоящий прямо у подъезда ее дома двухколесный экипаж. День сегодня выдался самым обычным. Утро она провела в Женской библиотеке на площади Сохо, где работала три дня в неделю, а затем отправилась домой. Она немного задержалась, зайдя по дороге купить хлеба, и теперь торопилась, чтобы успеть накормить своего маленького сынишку прежде, чем придет первый из сегодняшних учеников, которым она давала уроки игры на рояле.

И тут она увидела экипаж.

Сначала Гвинет предположила, что кто-то из родителей ее учеников приехал, чтобы расплатиться за занятия. Однако, подойдя ближе и рассмотрев грума, одетого в красно-коричневый сюртук с серебряным галуном, она нахмурилась.

Ливрея Рэдли. Ее она узнала бы где угодно.

Сердце Гвинет забилось чаще, а ноги, наоборот, замедлили шаги.

«Я никогда не была готова к этому и никогда не буду готова», — с горечью подумала Гвинет, злясь на саму себя.

Впрочем, после того, как она переехала жить в Лондон, их с Джесоном пути так или иначе должны были пересечься. Это был только вопрос времени.

Ее сердце продолжало бешено биться, когда она вошла в дом — скромное двухэтажное здание с переделанной под музыкальный класс гостиной. Поскольку в этом доме Гвинет не только жила, но и давала уроки, она постаралась придать ему элегантный вид — по крайней мере, холлу и музыкальному классу — и потому снесла сюда всю лучшую мебель и свой единственный ковер. Обстановка остальных комнат была по-спартански простой: на голых полах стояли разрозненные, обшарпанные столы и стулья. Ничего другого у нее не было, да и быть не могло.

Услышав стук входной двери, из кухни выскочила служанка Мэдди. Она забрала у Гвинет хлеб и помогла ей раздеться. Мэдди недавно исполнилось пятнадцать, она была свежей и сияющей, словно новенькая монетка, и отличалась добрым и веселым нравом. Она приходила в дом Гвинет всего на несколько часов в день, успевая затем поработать еще у одной пожилой леди, жившей здесь же, на углу Сохо-сквер. Иметь постоянную прислугу было Гвинет не по карману.

Мэдди стрельнула в сторону Гвинет любопытными глазками и быстро зашептала:

— Вас ожидает какой-то знатный и красивый джентльмен, миссис Бэрри. Некий мистер Рэдли. Сказал, что он ваш кузен. Я проводила его в гостиную. Надеюсь, я все сделала правильно?

Гвинет хотела сказать, что в ее доме все равно некуда провести гостя, кроме как в гостиную, но сдержалась и вместо этого, бросив быстрый взгляд на свое отражение в зеркале, ответила:

— Ты все сделала как надо, Мэдди.

Густые золотистые волосы примялись под шляпкой, и Гвинет собралась было поправить прическу, но передумала. В конце концов, она не собирается производить впечатление на мистера Джесона Рэдли.

Ах, если бы еще сердце не билось так сильно!

— Вы прекрасно выглядите, — сказала Мэдди, окидывая сияющим взглядом стройную фигуру Гвинет, обтянутую серым платьем с кружевными белоснежными отворотами на высоком воротничке-стойке и манжетах длинных рукавов. — Просто здорово, если хотите знать мое мнение.

Обычно подобные вольности считаются непозволительными для прислуги, но между Гвинет и Мэдди сложились особые отношения, почти дружеские. Они вместе занимались хозяйством, вместе обедали и ужинали, а когда Гвинет нужно было уйти из дома, Мэдди присматривала за Марком. Пожалуй, Мэдди пыталась сохранить дистанцию между ними даже больше, чем Гвинет, особенно в тех случаях, когда к ним в дом приходили состоятельные граждане, приводившие учиться музыке своих дочерей. Тут уж Мэдди вела себя с Гвинет со всей возможной почтительностью. Помимо торговцев, к хозяйке заходили иногда и профессиональные музыканты, бывали рабочие, разносчики, но вот родственник зашел впервые. И Мэдди, теряясь в догадках, смотрела, как пульсирует на шее Гвинет тонкая жилка.

— Где Марк? — бесцветным голосом спросила Гвинет.

— Он с мистером Рэдли. Прошу вас.

С этими словами Мэдди распахнула дверь гостиной, и Гвинет, у которой не осталось выбора, вошла внутрь, сделала несколько шагов и остановилась. Напротив камина стоял низенький столик, Джейсон с Марком примостились возле него на коленях. Они с аппетитом приканчивали большую тарелку сдобных булочек, запивая их сладким чаем.

Джесон увидел ее первым и легко поднялся на ноги. Марк вскочил вслед за ним и бросился к матери.

— Мама, у нас дядя Джесон. Он наш родственник, мама. Узнал, где мы живем, и приехал проведать. Я и не знал, что у меня есть двоюродный дядя.

Щеки Гвинет слегка порозовели, но сын не заметил этого.

— А еще дядя сказал, что может покатать меня по площади в своей коляске, только сначала поговорит с тобой. Ты разрешишь мне, мама? Разрешишь?

Покататься в коляске Марку выпадало нечасто, и потому Гвинет не могла сказать «нет», хотя ей очень не хотелось отпускать мальчика с Джесоном Рэдли. Марк так умоляюще смотрел на Гвинет своими серыми, похожими на материнские, глазами, что та не выдержала и улыбнулась в ответ.

— Почему бы и нет. Ты сделал уроки, которые тебе были заданы?

Марк поспешно кивнул.

— Тогда ступай, приведи себя в порядок и помоги Мэдди на кухне. Когда мы закончим, я позову тебя.

Марк восторженно вздохнул и, с обожанием глядя на Джесона, сказал:

— Спасибо, сэр.

Он быстро выскочил за дверь и помчался разыскивать Мэдди. Гвинет тихо прикрыла за сыном дверь. Теперь ей волей-неволей пришлось перевести взгляд на Джесона.

Высокий, темноволосый, он выглядел просто безупречно — прекрасно сложенный, с жестким, по-мужски красивым лицом. Джесон в самом деле был кузеном Гвинет, но в последний раз они виделись целых восемь лет тому назад.

За эти годы Джесон возмужал и окреп. Гвинет подумала, что этому немало способствовали заботы, свалившиеся на плечи Джесона после того, как он стал хозяином Хэддоу-Холла. Ей доводилось слышать о том, что поначалу Джесон находился на грани банкротства, но затем, благодаря нечеловеческому напряжению сил, сумел не только поправить дела, но и стать одним из богатейших людей во всем Лондоне. Честно говоря, она не ожидала, что он лично займется делами. Гвинет казалось, что Джесон выберет более простой и короткий путь к успеху — выгодный брак, тем более что желающих стать миссис Джесон Рэдли, как ей помнится, всегда хватало.

«Почему он так и не женился, черт его побери?» — подумала она.

Джесон продолжал внимательно и спокойно наблюдать за Гвинет, ожидая, когда она заговорит. Пройдя мимо Джесона и усевшись на диване возле камина, Гвинет спросила:

— Как поживаешь, Джесон?

Уголки его губ дрогнули, но он решил поддержать ее игру.

— Спасибо, Гвин, хорошо, — сказал Джесон и пересел в кресло по другую сторону камина. — Хотелось бы узнать, как твои дела. Выглядишь ты отлично. Похоже, жизнь в Лондоне пошла тебе на пользу. Твой сын рассказал, что в этом доме вы живете месяцев шесть или семь.

Гвинет наклонила голову, но не стала говорить Джесону о том, где они жили до этого.

— А раньше вы жили с дядей и тетей Марка, не так ли?

— Да, — кивнула Гвинет и добавила, не дожидаясь дальнейших вопросов: — После смерти мужа я могла рассчитывать только на свои силы.

Восемь лет тому назад она сбежала с Найджелом, и это послужило причиной ее разрыва с семейством Рэдли. С тех пор она виделась только с сестрой Джесона Триш, и то лишь от случаю к случаю.

— Я был огорчен, узнав о постигшей тебя утрате, — медленно сказал Джесон. — Однако ты должна была поставить нас в известность.

— Я писала Триш.

— Да, но не мне, и это было год назад.

Замечание Джесона застало Гвинет врасплох, и она принялась сбивчиво объяснять.

— Это вовсе не значит… Мне тогда было очень трудно… Да, я не подумала, прости.

Наступило долгое молчание. Гвинет боялась, что Джесон приступит к дальнейшим расспросам, но он, слава богу, решил сменить тему.

— По-прежнему много играешь? — спросил Джесон, кивком указывая на стоящее в углу фортепьяно.

— Да, насколько позволяет время, — ответила Гвинет, глядя вниз, на свои стиснутые руки. Это фортепьяно было для нее основным источником дохода. — Конечно, этот инструмент намного хуже того, что стоит в Хэддоу-Холле, но мне хватает.

— А твой сын, он тоже играет?

— Совсем немного, ведь Марку всего семь. В таком возрасте еще рано всерьез заниматься музыкой. Больше десяти минут ему все равно за инструментом не высидеть.

Джесон слегка передвинулся в кресле, продолжая наблюдать за Гвинет.

— У тебя славный мальчик, Гвин. Ты должна гордиться им.

Эти слова заставили Гвинет вспомнить не только о Марке, но и о том, вокруг чего крутится их разговор с Джесоном.

— Спасибо. Я действительно горжусь им, — поблагодарила она и сознательно сменила тему. — А как дела в Хэддоу-Холле? Все в порядке? Что нового у Триш и Джерри?

Джесон откинулся на спинку кресла и вытянул вперед свои длинные ноги.

— Спасибо, у них все хорошо. Они появятся в Лондоне через неделю-другую, конечно, если бабушка будет здорова. Она считает, что Софи пора вывести в свет. Сейчас Триш и Джерри в Хэддоу вместе с Крисом, а второй их сын, Брэндон, здесь, в городе. Ты помнишь Брэндона?

— Да, конечно.

Она помнила все. И хорошее, и плохое.

— Софи сейчас должно быть семнадцать, — сказала Гвинет, пытаясь представить себе Софи в образе юной леди. В последний раз она видела ее еще девчонкой и помнила, как та изводила бабушку своими бесконечными проделками. — Она все такая же сорвиголова?

— Ах, если бы.

— В чем дело?

— Теперь она стала невозможной кокеткой.

Зеленые глаза Джесона весело блеснули, но Гвинет осталась серьезной и напряженной, зная о том, что их непринужденная беседа — всего лишь тонкий лед, под которым кроется бездонная, холодная, опасная пучина.

— А у меня сейчас много дел в Лондоне, — продолжил он, — и в конце концов я не удержался и купил себе дом. На Мун-стрит. Решил, что так будет удобнее.

Нельзя сказать, что Гвинет совсем ничего не было известно о жизни Джесона. В Женской библиотеке на Сохо-сквер у нее была близкая подруга, чья мать жила в Брайтоне, неподалеку от Хэддоу-Холла, и была знакома с Рэдли. Джуди всегда делилась с Гвинет новостями о Джесоне. Во всяком случае, о многочисленных романах своего кузена она знала во всех подробностях.

Джесон выпрямил спину и слегка подался вперед, к Гвинет.

— Они будут рады видеть тебя, — сказал он. — Ведь ты член нашей семьи. Всегда была и всегда ею останешься.

— Уж наверняка не бабушка тебе это сказала, — сухо откликнулась Гвинет.

— Она вовсе не такой тиран, каким хочет выглядеть, — серьезно ответил Джесон. — Здоровье у нее уже не то, да и годы смягчили ей душу. Может быть, не будем ворошить прошлое?

Гвинет попыталась представить себе смягчившуюся бабушку Рэдли, но у нее ничего не получилось. С того времени, как родители Джесона умерли один за другим от лихорадки, бабушка взяла все в свои руки и начала править Хэддоу-Холлом решительно и властно. Если у нее и был когда-нибудь любимчик, так это Джордж, старший брат Джесона.

А затем умер и Джордж — он погиб во время шторма, — и хозяином Хэддоу-Холла стал Джесон, но он покинул родовое гнездо сразу же по окончании заупокойной службы. Тогда-то Гвинет и видела его в последний раз.

Сейчас он продолжал внимательно смотреть на нее.

— Ты заблуждаешься относительно меня и бабушки, — сказала Гвинет. — Между нами не было ни вражды, ни отчуждения.

— Да, — сухо ответил Джесон. — Просто ты сбежала из дома со своим солдатом и уехала вслед за ним из Англии. Никто из нас не знал, куда. Разве это нельзя назвать отчуждением?

— Я писала вам всем… иногда.

— Всего один раз, если не считать твоих писем Триш.

— Я вышла замуж за военного и провела несколько лет за пределами Англии. Писать письма домой я не обещала. Кроме того, с тех пор столько воды утекло, что не стоит и вспоминать об этом.

Они замолчали, пристально глядя друг другу в глаза.

Джесон первым не выдержал и отвел взгляд в сторону. Откинулся на спинку кресла и принялся осматривать гостиную.

«Что ж, смотри, — подумала Гвинет. — Все равно ничего не высмотришь».

Гостиная, быть может, и не отличалась особой элегантностью, но была уютной. В камине пылал огонь, отбрасывая блики на добротную, ухоженную мебель. Ну а о том, что в этой комнате собрано все лучшее, что есть в доме, посторонним знать необязательно.

Джесон повернулся к Гвинет и внезапно спросил:

— Ты счастлива, Гвин?

— Я удовлетворена.

— Тем, что учишь музыке чужих детей?

— Я живу своей жизнью и привыкла за все платить сама, — сердито ответила Гвинет. — Я не стыжусь того, чем занимаюсь. Может быть, тебе покажется странным, но мне это даже нравится. Некоторые из моих учеников очень талантливые дети.

О тех, кто был совершенно не способен к музыке и доводил ее этим до отчаяния, она предпочла не говорить. Неожиданная мысль пришла в голову Гвинет, и она спросила:

— Откуда ты узнал, что я даю уроки музыки? Успел допросить моего сына?

— Мы поговорили с ним немного, пока дожидались тебя, — холодно ответил Джесон. — Да, не скрою, кое-что из того, что рассказал Марк, показалось мне довольно любопытным. Я, например, очень удивился, когда он упомянул Женскую библиотеку на Сохо-сквер. Мне даже показалось, что я ослышался.

— Не верю, — гордо вскинула голову Гвинет. — У Марка отличная дикция.

— Ты там работаешь? — недоверчиво спросил Джесон.

— Три раза в неделю, по утрам. Добровольно, как и все наши леди.

— Но… — нерешительно протянул Джесон и лишь спустя несколько секунд закончил фразу: — Библиотека на Сохо-сквер. Значит, мы говорим о леди Октавии и ее Женской лиге? Неужели ты тоже из их компании?

Типично мужская реакция. Гвинет сталкивалась с этим уже не раз, но сегодня ее нервы были слишком напряжены, чтобы пропустить слова Джесона мимо ушей.

— Леди Октавия, — сказала она, — всего лишь пытается привлечь внимание людей к проблемам женщин, страдающих от несовершенства нашего древнего брачного законодательства. А еще помогает женщинам, попавшим в беду. Я восхищаюсь леди Октавией и горжусь тем, что, как ты говоришь, я из ее компании.

— Похоже, я задел тебя за живое, — заметил Джесон, с насмешкой глядя на Гвинет.

Он насмехался над ней, и Гвинет, как ни странно, могла его понять. Всего лишь час тому назад она еще радовалась той жизни, которую смогла устроить для себя и Марка. Но какой жалкой должна выглядеть эта жизнь в глазах Джесона! Гвинет оставалось лишь надеяться на то, что Марк не успел проболтаться Джесону о том, что сегодня ее наняли тапером, играть на какой-то вечеринке на Парк-Лейн. Узнай Джесон еще и об этом, он наверняка решил бы, что они с Марком находятся просто в отчаянном положении. Но даже если он недалек от истины, Джесону вовсе не обязательно знать об этом.

— Просто не люблю, когда насмехаются над моими друзьями, вот и все, — тихо сказала Гвинет. — Но ты же пришел сюда не для того, чтобы поговорить о леди Октавии. Зачем ты пришел, Джесон?

— Разве ты не рада видеть меня?

— А что, я должна быть рада тебе?

У Джесона была привычка щурить глаза, когда он злился. Сейчас они были прищурены.

— Честно говоря, я надеялся на то, что наша встреча окажется теплее. Как-никак восемь лет не виделись. Злишься на меня, Гвин? За что? Неужели так и не можешь мне простить того, что случилось с Джорджем?

Эти слова поразили Гвинет.

— Нет! Я никогда не винила тебя за это, Джесон. Знаю, что ты был ни при чем. Разве я не сказала тебе этого на похоронах?

— Да? — пожал плечами Джесон. — Не помню. Это были страшные дни для всех нас.

— Тогда позволь мне сказать это сейчас. Я не виню тебя в том, что случилось с Джорджем. Никогда не винила и никогда не стану.

— Спасибо.

Он снова окинул Гвинет долгим изучающим взглядом, а затем мягко спросил:

— Ты была счастлива с Найджелом?

Гвинет постаралась сохранить на своем лице спокойствие. Подробности ее личной жизни не касаются никого. А уж Джесона особенно.

— Очень счастлива.

— Что ж, рад за тебя. — Но ты так и не ответил мне, зачем ты здесь? — поспешно сменила тему Гвинет.

Он вздохнул, но все же повернул разговор в указанном Гвинет направлении.

— Тебе причитаются деньги, Гвин. Определенная сумма от некоего благодетеля, решившего не раскрывать свое имя. Не скажу, что это целое состояние — там всего десять тысяч фунтов, — но если подойти к этим деньгам с умом, вы с Марком могли бы на них прожить.

— От неизвестного… — она непонимающе уставилась на Джесона. — Наследство? Ничего не понимаю. Так было сказано в завещании?

— Нет. Все именно так, как я тебе сказал. Неизвестный благодетель перечислил для тебя кругленькую сумму и хочет, чтобы ты ее получила.

Сердце Гвинет билось очень тяжело и очень медленно.

— Кто бы это мог быть?

— Тебе лучше знать, — откликнулся Джесон. В его прищуренных глазах промелькнуло странное выражение, которое Гвинет уловила, но не смогла распознать.

— Понятия не имею, кто бы это мог быть, — сказала Гвинет, искренне удивившись тому, как спокойно звучит ее голос.

— А как насчет тайных воздыхателей, Гвин? Быть может, это дар от одного из твоих поклонников? Или от человека, который считает себя чем-то обязанным тебе?

— Я не… — машинально начала Гвинет, и только после этого до нее дошел истинный смысл слов Джесона. — Не говори глупостей, — резко огрызнулась она. — Я всего лишь вдова с ребенком на руках. И нет у меня ни времени, ни желания заводить поклонников. Да и где мне их искать, черт побери? Все мужчины, с которыми я встречаюсь, женаты. Учу музыке их детей.

Улыбка родилась где-то в уголках губ Джесона, поползла вверх и наконец осветила его глаза.

Ах, эта улыбка! Она смутила душу Гвинет сильнее любых слов, сказанных Джесоном. Вернула ее в те далекие дни, когда они с Джесоном были еще совсем детьми и он постоянно задирал ее.

— А как ты узнал обо всем этом, Джесон? Тебе-то кто рассказал? — спросила Гвинет, отгоняя от себя воспоминания.

Прежде чем он успел ответить, в комнату впорхнула Мэдди. В руках у нее был поднос с графинчиком шерри с двумя хрустальными бокалами. Она молча прошла к столу, поставила поднос и окинула Гвинет выразительным взглядом, в котором сквозило осуждение за то, что хозяйка забыла, как нужно принимать гостя, особенно если это молодой красивый джентльмен. Самого джентльмена, то есть Джесона, она тоже окинула взглядом — застенчивым.

— Спасибо, Мэдди, — сказал Джесон и потянулся к графинчику. — Можно подумать, что ты прочитала мои мысли.

Мэдди неразборчиво пробормотала что-то себе под нос и покраснела от смущения. Еще бы, ведь Джесон одарил ее своей знаменитой улыбкой — той самой, широкой, открытой и в то же время интимной улыбкой, перед которой не могло устоять ни одно женское сердце.

Улыбка Джесона была смертельно опасным оружием, которое, по мнению Гвинет, давно пора было объявить вне закона.

Она молча приняла из рук Джесона бокал с шерри, дожидаясь, когда же Мэдди наконец закончит собирать со стола пустые чайные чашки и удалится, и заговорила только после того, как они с Джесоном вновь остались вдвоем.

— Как ты прослышал об этом загадочном дарителе?

— Прекрасный шерри, — ответил он.

— Благодарю, — она не стала говорить, что это был рождественский подарок от отца одной из учениц. — Наследство. Как ты узнал о нем, Джесон? — повторила она.

— Получил письмо от адвоката с Пэлл-Мэлл. От некоего Бенджамена Армстронга.

— Никогда не слышала о таком.

— Это понятно. Так вот, он не знал, как ему тебя разыскать, и спрашивал, не знаю ли я, где ты. Разумеется, я этого не знал. Ведь ты даже Триш не сообщила о том, что переезжаешь в Лондон. Мне потребовалась целая вечность, чтобы найти, где ты живешь.

— Рано или поздно я бы, конечно, написала Триш… — Гвинет вдруг запнулась, поставила на стол недопитый бокал и вскочила на ноги. — Так, значит, это ты! Ты преследовал меня, шпионил за мной! Я думала, что все мне только кажется, а это был ты!

— Ты говоришь, что кто-то следил за тобой? — нахмурился Джесон.

— Ах, только не делай вид, будто тебе ничего не известно! Сам ты, конечно, за мной не следил, это делали люди, которых ты нанял. Но зачем, зачем? Чего ты этим добился? И что хотел выведать? Ведь, по сути, мне нечего скрывать.

— Сядь, Гвин! — прикрикнул на нее Джесон.

Гвинет замолчала, недовольно одернула юбку, но спустя секунду все же опустилась на диван.

— Мне незачем было шпионить за тобой. Понимаешь? — Он дождался, пока она кивнула, и только после этого продолжил: — Брэндон подсказал мне, где тебя найти. У вас есть общая знакомая, некая мисс Джуди Дадли. Как только она упомянула в разговоре мисс Гвинет Бэрри с Саттон-Роу, Брэндон догадался, что речь идет о тебе.

Она ничего не ответила, лишь снова взяла со стола бокал с шерри и поднесла его к губам.

— О том, где тебя искать, Брэндон рассказал мне вчера. Сегодня я здесь. Я никогда и никого не нанимал для того, чтобы следить за тобой, — Джесон откинулся на спинку стула. — А теперь рассказывай, что за слежку ты обнаружила.

Гвинет посмотрела в глаза Джесону, затем быстро отвела взгляд в сторону и сказала:

— Прости. Я была не права. Поверь, я не хотела тебя обидеть.

— Не стоит извинений, — мягко ответил Джесон. — Так что же с тобой случилось?

Гвинет помолчала, словно раздумывая над тем, стоит ли отвечать на этот вопрос, но в конце концов заговорила:

— Мэдди думает, что все это мне только показалось, и, наверное, она права.

— Что именно тебе… показалось?

— Так… Ощущение того, что рядом с тобой кто-то есть… Чей-то взгляд на затылке… А потом оборачиваешься и видишь, что ты одна. Или, например, подходишь к дому и слышишь за спиной шаги. Оборачиваешься, а там никого нет.

— И это все? — Джесон выглядел разочарованным.

Гвинет сказала ему не все, далеко не все, но она боялась показаться Джесону глупой и нелепой. И она промолчала и об отпечатках мужских сапог, оставшихся на клумбе возле заднего крыльца, и о странном незнакомце, который спрашивал у Марка, как ему пройти к центру города. А однажды у Гвинет появилось ощущение, что в ее доме кто-то побывал, словно искал здесь что-то. Она проверила все вещи, но у нее ничего не пропало. Нет, перед таким скептиком, как Джесон, не стоит и заикаться о таких вещах.

— Ты должен понять, Джесон, что, когда женщина живет одна, она становится очень подозрительной, — с вызовом сказала Гвинет.

— Тогда тебе тем более есть смысл вернуться домой.

— Мы говорили с тобой о наследстве, — холодно посмотрела на него Гвинет. — Как я могу получить его?

— Что? — прищурился Джесон. — Да, наследство. Насколько мне известно, Армстронг сейчас находится в Бристоле. Когда он вернется, я устрою тебе встречу с ним.

— Я и сама могу.

— Это не так просто. Видишь ли, Гвин, завещание обставлено некоторыми условиями. И я — одно из них.

— Ты? Каким образом?

Джесон допил последние капли из своего бокала и поднялся с кресла.

— Я назван твоим попечителем, так что, хочешь ты или нет, но встречаться нам придется довольно часто.

Глава 2

— Дядя Джесон сказал, что я опять смогу с ним покататься, а когда мы переедем в Хэддоу-Холл, он научит меня ездить верхом.

Разговор этот шел в спальне Марка. Гвинет стояла возле окна и смотрела в вечернюю тьму, которую рассеивал только тусклый свет уличных фонарей. Редкие прохожие спешили по домам, да еще горничная из углового дома все никак не могла проститься со своим ухажером.

Ничего необычного. Ничего, что могло бы вызвать тревогу. И зачем только она поделилась сегодня с Джесоном своими подозрениями? Теперь он будет думать, что у нее с головой не все в порядке. И, наверное, будет прав.

Она задернула шторы и посмотрела на сына. Mapк был уже в постели и, откинувшись на подушки, с наслаждением, маленькими глотками, пил из кружки горячий шоколад. Шоколад был роскошью, которую он оставляли на вечер. Мэдди дома не было, она отправилась к миссис Джемисон.

— Так сказал Джесон? Что ж, очень мило с его стороны.

— Да, он очень милый, правда, мама?

Этот непосредственный и невинный вопрос почему-то кольнул сердце Гвинет.

— Да, Джесон может быть очень милым, — просто сказала она, подходя к кровати.

Так оно и было. Джесон мог быть милым, мог быть добрым, и Гвинет знала это. Но она знала также, что у доброты бывает порой оборотная сторона. Во всяком случае, если Джесон захочет отвезти Марка в Хэддоу-Холл, добра это не принесет никому.

Она погладила светлые волосы сына, откинула со лба выбившуюся прядь и задумчиво сказала:

— Тебе пора постричься.

— Не хочу, — ответил Марк. — У дяди Джесона тоже длинные волосы.

— Что ж, придется и его попросить постричься.

Марк удивленно посмотрел на мать, а затем залился звонким смехом. Когда Марк смеялся, на щеках у него появлялись ямочки, и ими-то и любовалась сейчас Гвинет, с наслаждением вслушиваясь в смех сына. К сожалению, в их жизни было так мало смеха и веселья!

«Слава богу, мой мальчик понемногу расстается с печалью», — подумала Гвинет, и горло ее сжалось. Она откашлялась и спросила:

— А что ты скажешь, если мы с тобой поедем к морю? Нет, не сейчас, конечно, а летом, когда станет тепло.

После того, как в ее жизни появился благодетель, пожелавший остаться неизвестным, Гвинет могла обещать Марку даже такую невероятную вещь, как поездка к морю. Правда, когда Джесон рассказал ей об условиях завещания, она подумала, что этим благодетелем является он сам, но, как следует поразмыслив, решила, Что это не так. Она помнила выражение глаз Джесона, когда он расспрашивал ее о поклонниках. Вопросы звучали не очень тактично, а глаза при этом были прищурены, как бывало всегда, когда Джесон сердился. Или все это ей только показалось?

«Кто же этот анонимный благодетель?» — снова и снова спрашивала себя Гвинет.

Среди ее знакомых по библиотеке было немало богатых дам, никогда не нуждавшихся в деньгах. Поначалу мысли привели Гвинет к леди Октавии и Джуди Дадли. Но обе они знали адрес Гвинет, а Джесон утверждал, что нашел ее сам. Если бы благодетелем оказалась леди Октавия или Джуди, они наверняка оставили бы для адвоката адрес Гвинет, не так ли? Или они решили этим сбить ее со следа? Но почему тогда именно Джесон назван ее опекуном?

Гвинет тряхнула головой. Нет, вряд ли это леди Октавия. Во-первых, это не ее стиль, а во-вторых, помимо Гвинет, в Лиге немало женщин, которые живут еще труднее, чем она. А может ли быть таинственной благодетельницей подруга Гвинет, Джуди, — одна из богатейших женщин во всей Англии? Происхождение богатства Джуди было весьма любопытным. Некогда, узнав о том, что мать Джуди забеременела, сразу два знатных лорда поспешили объявить себя отцом будущего ребенка. Мать Джуди, происходившая из графского рода, предпочла остаться незамужней и отказала обоим. Когда же те лорды умерли, каждый из них завещал Джуди все свое состояние.

Да, Джуди в деньгах не нуждалась. Она никогда не задумывалась о том, сколько может стоить понравившееся ей платье, мебель или экипаж. Более того, зная, что может купить все, что угодно, Джуди вообще потеряла интерес и к деньгам, и к магазинам. С годами она стала несколько старомодной и замкнутой. Ей и в голову не приходило, что кто-то может нуждаться в деньгах.

«Нет, это не Джуди, но если бы мне хоть ненадолго стать такой же богатой, как она!» — подумала Гвинет и невольно вздохнула.

Ей не терпелось как можно скорее встретиться с адвокатом. Возможно, ей удастся выяснить, какую роль играет в этой истории Джесон. Опекун, насколько было известно Гвинет, обязан следить за тем, чтобы деньги, за которые он отвечает, не были пущены на ветер. В таком случае Джесону не о чем беспокоиться. Гвинет будет жить по-прежнему, а все деньги постарается сохранить до совершеннолетия Марка.

— Ты что-то сказал? — переспросила она, глядя на сына.

— Я спросил, а можем мы во время отпуска поехать в Хэддоу-Холл?

— Одного отпуска на все не хватит.

— Да, но Хэддоу-Холл — это же совсем рядом с Брайтоном, а разве Брайтон — не морской курорт?

— Летом в Брайтоне всегда слишком много народа. К тому же это курорт модный, а значит, и дорогой.

— Ты не хочешь домой, мама?

— Хэддоу-Холл никогда не был моим домом, — ответ прозвучал очень резко, Гвинет сама это почувствовала и поправилась: — Я хотела сказать, он всегда был для меня… э-э… вторым домом. Туда мы с мамой ездили каждый год летом навестить моих кузенов, а потом, когда моя мама… когда я осталась сиротой, меня взяли в Хэддоу-Холл. Из милости.

Пока была жива мать, Хэддоу-Холл казался Гвинет сказочным царством. Потом, когда матери не стало, Хэддоу-Холл утратил для нее свою привлекательность. Родители Джесона были удивительными людьми. Несмотря на то, что отец Гвинет, их родственник, погиб в Море, когда его дочери едва исполнилось два года, они без раздумий взяли девочку в свой дом только потому, что она была Рэдли. Но вскоре их обоих унесла эпидемия гриппа, и после смерти родителей Джесона бразды правления перешли в руки бабушки Рэдли. Вот тогда-то и начались в Хэддоу-Холле веселые деньки!

Взгляды бабушки Рэдли на то, как нужно воспитывать юных леди, коренным образом отличались от взглядов покойной матери Джесона. Бабушка хозяйствовала жестко и властно и быстро превратилась в тирана, согнувшего в бараний рог все население Хэддоу-Холла.

Единственное, за что Гвинет была благодарна бабушке, так это за то, что та насильно заставила ее выучиться музыке. Какими бесконечными казались тогда Гвинет часы, проведенные за фортепиано! И до сих пор у нее в голове звучит голос бабушки Рэдли: «Настанет день, и ты будешь благодарна мне за это!»

«Никогда, старая карга!» — мысленно отвечала ей тогда Гвинет.

Что ж, прошло время, и бабушка Рэдли оказалась права.

— Дядя Джесон говорит, что это он научил тебя ездить верхом.

— Что ж, полагаю, так оно было.

— Он был твоим любимым кузеном, мама?

— Пожалуй, нет. Там была еще Триш, которая всею на год старше меня. Вот с ней мы были, что называется, не разлей вода. А Джесон и Джордж большую часть времени проводили в школе. Мы с ними только на каникулах и виделись.

— Кто такой Джордж?

— Старший брат Джесона, — постаралась как можно спокойнее ответить Гвинет. — Он утонул во время шторма. После этого Джесон стал хозяином Хэддоу-Холла.

Марк сделал еще один глоток шоколада и облизнул губы.

— А кто такая Прекрасная Принцесса? — спросил н.

—Кто?

— Прекрасная Принцесса.

Этот вопрос, привел Гвинет в замешательство. Прекрасной Принцессой звал ее Джесон. В шутку, разумеется. О боже, как же давно это было!

— Где ты слышал это имя?

— Я спросил дядю Джесона, почему он не женился, и…

— Марк, как ты мог? Разве можно задавать такие личные вопросы? Ты же знаешь правила…

— Да, но он же спрашивал меня о чем угодно!

— Вот как? — Тон, каким это было сказано, заста-ил Марка нахмуриться. Заметив это, Гвинет постара-ась придать своему лицу бодрый вид и продолжила ак ни в чем не бывало: — Впрочем, что в этом такого? едь мы, в конце концов, родственники и к тому же не виделись столько лет…

Она поправила одеяло на постели Марка. Она разгладила складки на своей юбке. Она переложила полотенца на полке и, не в силах больше терпеть, спросила:

— И что же ответил тебе кузен Джесон, когда ты спросил его, почему он не женат?

— Он сказал, что ждет возвращения Прекрасной Принцессы.

— Что ж, в таком случае ему придется ждать до Страшного суда, — коротко рассмеялась Гвинет.

— Мама, а кто она, эта Принцесса?

— Идеальная женщина, — вздохнула Гвинет, — а, как известно каждому нормальному человеку, таких женщин в природе не бывает. — Увидев замешательство на лице Марка, она пояснила: — Кузен Джесон хотел сказать, что так и не встретил женщину, которую захотел бы взять в жены.

— Понятно, — Марк протянул матери пустую кружку и уютно устроился под одеялом. — Что ж, если отпуск бывает только раз в году, тогда я хочу поехать в Хэддоу-Холл, — решительно заявил он.

Гвинет не нашлась, что на это ответить. Она просто наклонилась и поцеловала сына в щеку. Точно так же когда-то ее целовала на ночь мать, Гвинет помнила это.

«Что будет с Марком, если со мной что-нибудь случится?» — тревожно промелькнуло у нее в голове. Нет, разумеется, для Марка всегда найдется место в Хэддоу-Холле, но как же не хочется, чтобы сын, как и она сама, оказался там на правах бедного родственника!

Гвинет вспомнила о Триш и тут же испытала укол совести. Когда-то они с Триш были очень близки, и это она, Гвинет, виновата в том, что теперь их пути разошлись. Это случилось вскоре после того, как они с Найджелом вернулись в Англию. Триш хотела тогда приехать в гости к Гвинет, но та отказалась принять свою лучшую подругу. Отказалась, потому что не хотела, чтобы кто-то увидел, во что превратилась ее жизнь с Найджелом. Не могла она и сама поехать к Триш, потому что в таком случае пришлось бы оставить Марка на попечение Найджела, а расставаться с сыном Гвинет не хотела и не могла ни на минуту.

С тех пор они с Триш не общались.

Гвинет посмотрела на Марка и подумала о том, как хорошо им вдвоем с сыном, а теперь, с получением этого таинственного наследства, их жизнь станет намного легче.

— Сегодня вечером меня не будет, — сказала Гвинет, — за тобой присмотрит миссис Перкинс.

Миссис Перкинс была почтенной вдовой, жившей по соседству, и Гвинет не раз прибегала к ее помощи, когда ей не на кого было оставить Марка. Миссис Перкинс, вырастившая своих семерых детей, всегда откликалась на просьбы Гвинет с готовностью и удовольствием.

— Я помню, — ответил Марк. — Ты сегодня вечером на какой-то вечеринке играешь. Скажи, тебе много платят за это, мама?

— Хватит, чтобы купить тебе в субботу мороженое.

— Мммм, — зажмурился Марк. — Мороженое. Это почти так же приятно, как кататься в коляске дяди Джесона.

Опять Джесон. Гвинет раздраженно вздохнула, загасила свечи в спальне Марка и спустилась вниз. По пути она проверила, заперта ли задняя дверь на кухне, подбросила угля в печку, набрала в кувшин горячей воды и направилась в свою комнату, чтобы привести себя в порядок перед работой. Гвинет переоделась и присела к туалетному столику, чтобы заняться своими волосами. За все это время ей удалось ни разу не вспомнить о Джесоне.

Глядя в зеркало на свои пышные непослушные волосы, не желавшие признавать ни шпилек, ни гребня, Гвинет невольно вспомнила о тех днях, когда ей и не нужно было сражаться со своими волосами и они постоянно окружали ее голову пышной, мерцающей на солнце, золотисто-рыжеватой короной.

В детстве Джесон частенько потешался над ее волосами и даже наградил ее прозвищем — Морковка. Но Гвинет не обижалась, потому что иногда, очень редко, когда Джесону не с кем было играть, он позволял ей сопровождать его. И Гвинет таскалась за ним, словно хвостик, куда бы он ни направлялся. Джесон был самым бесстрашным и неугомонным. Джордж всегда сидел, уткнувшись в книгу, Триш тянуло к дому, Софи еще не родилась, а Джесон тем временем без устали открывал для себя окружающий мир.

Куда отправлялся Джесон, туда шла и она, и так продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось пятнадцать.

С этого времени он не желал больше брать ее с собой, и никакие уловки Гвинет теперь не помогали. Вскоре Триш объяснила ей, что происходит на самом деле. Джесон, похоже, открыл для себя, что мир заселен девушками — и не такими пигалицами, как Триш или Гвинет, а взрослыми женщинами, многим из которых было по восемнадцать, а кое-кому и целых девятнадцать лет. Встречаясь с этими почтенными леди в гостиной своей матери, он не желал, чтобы его сестра и кузина попадались им на глаза.

«Ему теперь нравятся плохие женщины, — с хихиканьем пояснила Триш, — и при этом, чем хуже, тем лучше».

Гвинет приняла это со всем смирением, на которое только была способна, хотя сознавать, что Джесон больше не хочет ее общества, было мучительно больно. Да что там больно, это было настоящим крушением.

Промчались годы, и ореол героя, окружавший Джесона, понемногу померк. Гвинет отлично помнила, как возмущалась бабушка Рэдли скандальным поведением Джесона, когда тому исполнилось шестнадцать. Гвинет эти скандалы тоже возмущали, но одновременно и притягивали. Именно тогда она впервые открыла для себя взгляд Джесона и его улыбку, от которой вдруг слабели ноги и начинала кружиться голова.

«Как это отвратительно! — не раз думала она, наблюдая, как девушки одна за другой клюют на эту улыбку Джесона и становятся его легкой добычей. — Отвратительно!» — думала она, давая себе клятву никогда не поддаваться чарам Джесона.

И для того, чтобы выработать иммунитет против Джесона, она перенесла все свое внимание на Джорджа.

Естественно, Джесон не мог оставить это без внимания.

— Он никогда не женится на тебе, Гвин, — заметил однажды Джесон. — Никогда, понимаешь? Джордж женится на деньгах. То ли дело я, младший. Никому нет никакого дела до того, на ком женюсь я. Так, может быть, есть смысл обратить внимание на меня, а не на Джорджа? Правда, со свадьбой нам придется подождать, пока ты немного подрастешь.

Он лукаво улыбнулся. Гвинет, вне себя от ярости, готова была броситься на него с кулаками.

Именно с того дня она стала по-настоящему избегать Джесона, а тот в отместку прозвал ее Прекрасной Принцессой.

И снова летели месяцы. Джесон теперь все больше времени проводил в Лондоне. Триш вышла замуж и уехала. Гвинет и Джордж стали близкими друзьями. Ей нравился Джордж, но она никогда не любила его, как, впрочем, и он не любил ее. Полюбила Гвинет другого, капитана Найджела Бэрри, которого встретила на одной из вечеринок, которые устраивал Джордж.

А затем в Хэддоу на свой день рождения приехал Джесон и привез с собой целую ватагу буйных, как и он сам, гостей. Однажды вечером они решили поплавать под парусами, и вместе со всеми отправился Джордж. Неожиданно разыгрался шторм, перевернувший шлюпку, в которой находился Джесон. Джордж бросился на помощь, но, пытаясь спасти брата, утонул сам.

Дальнейшие воспоминания вспыхивали в голове Гвинет отдельными фрагментами. Жестокие слова бабушки Рэдли. Перекошенное лицо Джесона, выбегающего из комнаты. Сама Гвинет, бросившаяся искать его. Ветер, дождь, беспросветный мрак.

И, наконец, заброшенная рыбацкая хижина у подножия прибрежных скал.

Здесь воспоминания Гвинет наталкивались на невидимую преграду, которую выстроила она сама, запрятав события той ночи в самый дальний и темный уголок своей памяти. Насколько было известно Гвинет, Джесон так и не догадался, что именно она отыскала его той страшной ночью. Ей хотелось, чтобы он не узнал об этом никогда.

Гвинет смотрела в зеркало невидящим взглядом.

«Теперь мы будем встречаться гораздо чаще», — вспомнились ей слова Джесона, сказанные им сегодня.

Ей сейчас двадцать шесть. Она была замужем за капитаном Бэрри. Она повидала всякое, и ей приходилось делать такие вещи, о которых другие женщины даже помыслить не могут. Так ей ли пугаться слов Джесона?

Гвинет посмотрела на часы. Пора выходить. Перед уходом она еще раз обошла весь дом, проверила все запоры и задернула все шторы на окнах, скрывая свой замкнутый мирок от посторонних любопытных глаз.

Глава 3

Разумеется, он и не надеялся на то, что при встрече Гвинет сразу же кинется ему на шею. Слишком многое разделяло их, слишком долго они не виделись. Однако Гвинет встретила его настолько холодно, что Джесон едва не пришел в бешенство.

Впрочем, чего еще он мог ожидать от этой встречи, черт побери? Ведь он был совсем иным, не чета покойному Джорджу. Джесона всегда считали в семье исчадием ада, белой вороной.

В отличие от Джорджа, он остался в живых и, став хозяином Хэддоу-Холла, занял место, которое должно было принадлежать брату. С тех пор он невольно служил горьким напоминанием о Джордже всякий раз, когда казалось, что боль от утраты уже утихла.

Джесон взболтал на дне бокала остатки бренди и потянулся за новой порцией к подносу, который держал перед ним ливрейный лакей. Впрочем, Джесон уже понял, что ему не помогут избавиться от мыслей о Гвинет ни бренди, ни этот веселый дом, куда его занесла сегодня судьба.

Нет, этот дом не был притоном, хотя и имел сомнительную репутацию. Он принадлежал достопочтенному Берти Сэквиллу, холостяку, весельчаку и члену парламента. Его страстью были необычные вечеринки, на которые можно было прийти лишь по особому приглашению. Среди присутствующих здесь женщин встречались не только самые шикарные и дорогие лондонские куртизанки, хватало и знатных леди, скрывавших свои лица под масками. Они пришли поглазеть на непристойное представление, по окончании которого вольны были выбирать, присоединиться им к общей оргии или покинуть дом Берти Сэквилла.

Джесон оперся на подлокотник кресла и принялся рассматривать заполненный гостями зал. Горящих свечей было немного, и полумрак лишь сильнее подчеркивал царившую здесь атмосферу напряженного ожидания. Разговоры велись вполголоса, а смех, если вдруг и раздавался, непременно оказывался нервным. В середине зала возвышался деревянный помост, к которому постоянно обращались взгляды гостей, с нетерпением ожидавших начала представления.

«Какого черта я здесь делаю?» — в который раз за этот вечер спросил себя Джесон. С хозяином этого дома он был едва знаком — они только раскланивались друг с другом, встречаясь в знаменитом клубе «Уайтс», членами которого оба являлись. «Уайтс». Там бы сейчас и быть Джесону, а не здесь, черт побери. Нет, в самом деле, что он здесь делает?

Весь день настроение у Джесона было просто отвратительным, и потому, когда Брэндон предложил ему пригласительный билет на это представление, Джесон решил принять его. Ему просто необходимо было как-то развеяться, чтобы избавиться наконец от бесконечных мыслей о Гвинет.

«Почему бы и нет? — подумал Джесон, принимая из рук Брэндона глянцевый картонный прямоугольник. — В конце концов, я холостяк и не обязан отчитываться за свои поступки ни перед кем, а уж перед Гвин и подавно. Так почему бы и нет?»

— Тебя что-то беспокоит, Джесон?

Джесон повернул голову к своему кузену Брэндону. Они были не только ровесниками, они даже были внешне похожи — одинаково густые темные волосы, крупные серые глаза. В юности они были неразлучны, а потом родители Брэндона перевели его в другую школу, подальше от влияния Джесона. Впрочем, привязанность между ними осталась, и Брэндон был Джесону даже ближе родного брата.

Время, разумеется, внесло свои поправки в их отношения. Время, деньги и разница в положении. Будучи хозяином Хэддоу-Холла, Джесон нес на себе ответственность, чему Брэндон, мягко говоря, нисколько не завидовал. Ему было гораздо приятнее плыть по течению, наслаждаясь шумными компаниями, тонкими винами и доступными женщинами. Беда была лишь в том, что на все это у него катастрофически не хватало средств.

— Беспокоит? — переспросил Джесон.

— Вот уже пять минут, как ты барабанишь по креслу кончиками пальцев.

Джесон немедленно прекратил барабанить, поднес к губам бокал и сделал большой глоток.

— Это не от беспокойства, Брэндон. От скуки.

— Не верю своим ушам, — удивленно шевельнул бровью Брэндон. — Разве может нормальный мужчина из плоти и крови скучать в таком месте?

— Мне больше нравится, когда есть один мужчина, одна женщина и запертая на ключ спальня.

— Неужели тебе никогда не приходилось бывать на представлениях у Берти?

— Приходилось. Но это было несколько лет тому назад. Думаю, я перерос их.

— Почему же тогда ты принял сегодня мое приглашение?

— Нечем было себя занять.

Брэндон достал табакерку и принялся открывать ее, не сводя изучающего взгляда с лица Джесона. Когда Джордж утонул во время шторма, Джесону было всего двадцать три, и весь мир, который он знал, ограничивался тогда публичными домами на Сент-Джеймс да магистратом на Боу-стрит. Однако все круто изменилось, как только Джесон стал хозяином Хэддоу-Холла. Не успела упасть на могилу Джорджа последняя лопата земли, как в Хэддоу-Холл хлынула толпа кредиторов. Как оказалось, Джордж в последнее время постоянно играл, да так неудачно, что оставил за карточными столами едва ли не все состояние Рэдли.

Если бы Хэддоу был просто заложен, это было бы еще полбеды. Но родовое гнездо, в котором выросло не одно поколение Рэдли, должно было пойти с молотка.

Брэндон, узнав обо всем этом, первым делом подумал, что не было никакого несчастного случая во время шторма, что Джордж просто свел счеты с жизнью. Перед самой смертью Джордж искал — и безуспешно — банкиров, которые могли бы ссудить ему денег, чтобы он мог рассчитаться с долгами. Джордж лихародочно искал выход из сложившейся ситуации и, без сомнения, женился бы ради этого на любой богатой невесте, но, увы, в отличие от Джесона он не нравился женщинам.

Во время шторма он бросился спасать Джесона, и было это, по мнению Брэндона, поступком насколько героическим, настолько и глупым, потому что Джордж совсем не умел плавать. В результате смытому за борт Джесону пришлось пытаться спасти Джорджа, и они едва не утонули оба. Их приятели, оставшиеся в лодке, то ли слишком испугались, то ли были слишком пьяны, но только ни один из них не прыгнул вслед за братьями в бурлящую воду.

После смерти Джорджа Джесон потратил почти целый год на то, чтобы договориться с кредиторами покойного брата. Для того чтобы спасти Хэддоу-Холл, он продал все свое имущество, включая небольшое поместье в Дербишире. Заходила речь даже о женитьбе на богатой невесте, готовой обменять свое приданое на обручальное кольцо. До этого, правда, дело, слава богу, не дошло. Одних разговоров о предстоящей свадьбе хватило для того, чтобы кредиторы стали мягче и сговорчивей. Постепенно все наладилось, и в результате Джесону удалось спасти Хэдцоу-Холл.

Все это не могло не наложить отпечаток на его характер, но сегодня он был очень похож на прежнего Джесона, того, что был еще до смерти Джорджа, и Брэндону хотелось понять причину такой резкой перемены в своем кузене.

Брэндон закрыл табакерку и, постукивая ногтями по серебряной крышке, спросил словно невзначай:

— Нужно понимать, твое появление здесь означает разрыв с Дафной?

— Ну, что ты. Мы с Дафной прекрасно понимаем друг друга. Она свободна, я свободен, и каждый из нас вправе поступать, как ему захочется.

— Вот как? Удивительно цивилизованно и разумно, — сухо заметил Брэндон. Впрочем, сейчас его интересовала вовсе не Дафна. Помедлив, он спросил: — Скажи, она все так же хороша?

«Кто?» — хотел спросить Джесон, но, заглянув в глаза Брэндону, сразу понял, о ком речь.

— Она почти не изменилась, — просто ответил он.

Именно таким было его первое впечатление, когда она вошла в гостиную, где сидели они с Марком. Ее восхитительные пышные волосы, которые она всегда считала проклятием, по-прежнему обрамляли лицо и падали на лоб. Потом он увидел знакомые веснушки на кончике носа, ямочки на щеках. А ее глаза… Именно тогда Джесон и начал понимать, как сильно изменилась Гвинет за прошедшие годы. Если раньше ее глаза были красноречивее слов и по ним всегда можно было сказать, рада Гвинет или чем-то расстроена, то теперь они стали холодными, не выражающими никаких эмоций.

Впрочем, изменились не только глаза Гвинет, изменилась вся она — стала суше, холоднее. И совсем разучилась улыбаться.

Джесон открыл для себя и еще одну вещь: у Гвинет не было мужчины. И хотя для того, чтобы выяснить это, ему пришлось прибегнуть к не очень честным приемам, неправым он себя не считал. И то сказать, стал бы какой-нибудь тайный воздыхатель назначать его, Джесона, опекуном Гвинет? Никогда! Но как, черт побери, было приятно смотреть на Гвинет, когда известие о наследстве заставило ее вновь стать прежней! В ту минуту Джесону стоило большого труда сдержаться и не припасть к ее губам — ярким, чувственным, полным.

— Жаль, — сказал Брэндон.

— Чего жаль? — не понял Джесон, давно потерявший нить разговора.

— Что она не изменилась. Не располнела, не подурнела. Не помню, говорил я тебе или нет, но еще мальчишкой я был влюблен в Гвин. Детская влюбленность, но она о ней знала. Впрочем, ее тогда интересовал только один человек — Джордж, — вздохнул Брэндон. — Впрочем, я не уверен, что окончательно избавился от той влюбленности. Вот если бы она пополнела или потеряла свое очарование, тогда…

Джесон резко повернул голову и окинул своего кузена долгим тяжелым взглядом. Брэндон невольно съежился, втянул голову в плечи и растерянно заморгал.

— Полегче, Брэндон, — спокойно сказал Джесон. — Не забывай, что я — хозяин дома, в котором ты живешь, и старший в семье, не считая бабушки.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если ты строишь планы жениться на Гвинет, я легко могу расстроить их.

У Брэндона от неожиданности вытянулось лицо, а потом он быстро затараторил:

— Ну, что ты, это же просто шутка! Шутка, понимаешь? Гвин ничего для меня не значит, она мне не интересна. Да и не моего она типа женщина.

— Не твоего типа. Это ты точно заметил, — хмыкнул Джесон. — У нее не хватило бы денег на твои безумства.

— Какой кошмар! — притворно воскликнул Брэндон.

Оба одновременно усмехнулись.

И Джесон спросил:

— Скажи, Брэндон, какого черта мы с тобой тут делаем?

— Мне показалось, ты ищешь, куда бы спрятаться от самого себя, — пожал плечами Брэндон. — Я решил, что нам обоим не повредит игра в прятки.

— Если за тобой гонятся кредиторы, — совершенно серьезно проговорил Джесон, — буду рад помочь.

— А когда мои кредиторы не гонялись за мной? Нет, спасибо, не надо. Слава богу, деньги у меня сейчас есть. Я зарабатываю их за карточным столом, и пока что весьма успешно. Единственное, что меня сейчас беспокоит, — скука.

— Ну что ж, — воскликнул Джесон, выпрямляясь в кресле, — если нам с тобой не от кого скрываться, тогда давай отправимся на пристань. Сядем в какой-нибудь таверне, поболтаем с моряками, выпьем по кружке-другой доброго эля…

— Поздно, — ответил Брэндон. — Представление начинается, и ты должен знать, что с этой минуты все двери заперты на замок.

— Тогда мне, пожалуй, нужно выпить еще, — проворчал Джесон, знаком подзывая слугу с подносом.

— Не нужно. Это неправда, что алкоголь примиряет нас со всем миром и делает мужчин сильнее, а женщин податливее. На самом деле все как раз наоборот.

— Шутишь, — неуверенно протянул Джесон.

— Смотри, не говори потом, что тебя не предупреждали.

Джесон задумчиво посмотрел на ухмыляющегося Брэндона, решил, что тот разыгрывает его, но все же на всякий случай отослал лакея, так и не взяв с подноса бренди. Затем он повернул голову и сосредоточил все свое внимание на помосте, стоящем в середине зала.

По рядам зрителей пробежал шепот, и на помосте появился сам Берти Сэквилл, сорокалетний владелец этого дома, такой же ухоженный и мягкий, как кресла и диваны, на которых уютно разместились его гости. Он подошел к краю помоста и начал говорить, потирая от удовольствия свои короткие пухлые ручки:

— Правила, принятые в этом доме, таковы: после представления каждый из гостей имеет право уйти или остаться.

Его слова потонули в свисте и аплодисментах. Берти помахал рукой, требуя тишины, и продолжил:

— Если вы решите остаться, помните, что все слуги будут удалены из дома.

— Это сделано для того, чтобы женщины не гонялись за лакеями, — негромко проговорил Брэндон, наклоняясь к уху Джесона. — И не то чтобы слуги возражали против этого, просто джентльменов нужно обслуживать в первую очередь.

Джентльмен в годах, сидевший справа от Брэндона и слышавший его слова, вдруг заерзал и нервно спросил:

— А как же горничные? Их что, тоже уберут из дома? Но это же…

— Горничные — это отдельный разговор, — ответил Брэндон, медленно поворачивая голову.

— И все-таки, уберут их или нет? — продолжал сгорать от нетерпения пожилой джентльмен.

— Их в этом доме вообще не держат, — со вздохом пояснил Брэндон. — Прислуга здесь исключительно мужская.

— Все комнаты в этом доме открыты и к вашим услугам, — продолжал тем временем Сэквилл. — Правда, входные двери будут заперты.

— А это зачем? — негромко спросил Брэндона все тот же джентльмен.

— От воров, — холодно ответил Брэндон, отодвигаясь подальше от джентльмена. — Это стали делать после того, как во время одной вечеринки в дом к Берти влезли грабители и славно поживились.

Любопытный джентльмен коротко хихикнул и замолчал.

— Представление начинается! — крикнул с помоста Сэквилл.

Раскрылись боковые двери, и под восторженный гул зрителей на помост взошли актеры.

Сюжет сегодняшнего представления был прост — пираты и девственницы, которых они похитили. Женщины, изображавшие девственниц, были как на подбор — стройные, с высокой грудью, тонкими талиями и округлыми бедрами. Молодые люди, изображавшие пиратов, были широкоплечи, высоки и, подобно породистым жеребцам, полны жизненной силы. Чего им не хватало, так это фантазии.

Не прошло и двух минут, как первую «девственницу» уже «изнасиловали», а затем «пираты» принялись за остальных, и вскоре повсюду — на столах, на полу, на скамейках — образовались живописные обнаженные группы. «Пираты» без устали овладевали «девственницами» всеми возможными способами, а те истошно визжали, сопротивлялись и страстно стонали.

И актеры, и актрисы были обычными проститутками, набранными в публичных домах, и каждый из сидящих в зале знал это. Чем дольше продолжалось представление, тем сильнее разгоралась похоть в зрителях. Вскоре не только со сцены, но и из зала начали доноситься низкие стоны и тяжелое дыхание. Наконец «пираты» принялись напрямую обращаться к зрителям, приглашая всех желающих принять участие в этом бурном действе.

«О, боже, — подумал Джесон, — что со мной происходит? Я должен дрожать от возбуждения. Я должен был бы схватить сейчас ближайшую женщину и утащить ее в пустую комнату, но мне и в голову не приходит сделать это».

Единственной женщиной на свете, которую он действительно хотел, была Гвинет, и мысль о ней заставила Джесона стиснуть зубы. Он подозвал слугу и, сняв с подноса бокал бренди, жадно припал к нему пересохшими губами.

* * *

Гвинет расплатилась с извозчиком и повернулась к зданию. Огни на парадной лестнице не горели, однако извозчик уверил ее, что это именно тот дом, который ей нужен, резиденция мистера Сэквилла. Гвинет поднялась по ступеням, и не успела она постучать в дверь, как та открылась.

— Я миссис Бэрри, — сказала Гвинет открывшему ей слуге. — Меня пригласил мистер Сэквилл.

Мистер Сэквилл был дядей и опекуном одной из ее учениц, Салли Сэквилл.

Слуга окинул Гвинет с ног до головы изучающим взглядом, повертел в руках ее пригласительную карточку.

— Очевидно, здесь какая-то ошибка, — сказал он наконец.

Гвинет расправила плечи, стараясь не выдать своего огорчения. Разумеется, слуга уже заметил, что она одета не так, как остальные гостьи. Гвинет и сама знала, что модницей ее не назовешь, однако в опрятности ей не откажешь. Она горько усмехнулась и пояснила слуге:

— Мистер Сэквилл пригласил меня поиграть для его гостей на рояле.

Слуга взял со стола список гостей, поискал в нем и удивленно произнес:

— Ваша фамилия в списке. Прошу вас, входите.

Не успела Гвинет перешагнуть порог, как слуга запер дверь на ключ и повел ее вверх по лестнице.

Неожиданно с нижнего этажа до Гвинет донесся взрыв смеха, а затем свист и аплодисменты. Гвинет остановилась в замешательстве.

— У вас сегодня мужская вечеринка?

Вообще-то Гвинет было все равно, для кого играть. Мистер Сэквилл сказал, что у него соберутся друзья дома со своими женами и после ужина они с удовольствием послушают ее игру на рояле. Он также обещал хорошо заплатить, а это было для Гвинет самое главное.

— Нет, — покачал головой слуга и как-то странно взглянул на нее. — Женщин здесь хватает. Их даже больше, чем джентльменов.

Гвинет вошла в музыкальную гостиную и сразу же забыла обо всем, увидев рояль, на котором ей предстояло играть. Она подошла к инструменту, нежно, не нажимая, провела пальцами по матовым клавишам. Как и говорил мистер Сэквилл, это действительно был рояль фирмы «Джон Броквуд и сыновья» с Грейт-Палтени-стрит, лучший инструмент, какой только можно купить в Англии.

Гвинет улыбнулась, предвкушая удовольствие от предстоящей игры. Ей нравился этот рояль, да и мистер Сэквилл ей тоже нравился, хотя он был такой забывчивый.

«Нужно будет напомнить ему, чтобы он заплатил за уроки Салли, — подумала Гвинет. — Подойду к нему в конце вечера, и…»

— Принести вам ужин, мадам? — перебил ее мысли голос слуги.

— Да, пожалуйста, — улыбнулась она в ответ.

Слуга забыл принять у нее плащ. Недолго думая, Гвинет сама сняла его и повесила на спинку стула. Под плащом на ней было надето лучшее платье, которое купил ей Найджел, когда они были с ним в Португалии. Этому красному шелковому платью было уже лет пять или шесть, но Гвинет перешила его, подогнав по последней моде. Она приподняла талию, сделала из выреза декольте и пришила к лифу пышные рукава-буфф. Она даже укоротила подол на добрых два дюйма.

Всего лишь месяц тому назад Гвинет еще носила траур, чувствуя себя при этом ужасной лицемеркой. Возможно, красный шелк и выглядел слишком вызывающе, но это было единственное нарядное платье в ее гардеробе, и Гвинет оно нравилось куда больше, чем черный креп. Свой траурный наряд она отдала соседке, искренне надеясь на то, что больше никогда в жизни не только не наденет, но и не увидит эти чудовищные безобразные тряпки.

Гвинет ожидала, что вот-вот появятся другие артисты, вместе с которыми ей сегодня придется развлекать гостей мистера Сэквилла, но никто не приходил, и это показалось ей странным. Странным было и то, что почти все свечи в гостиной были потушены — горел лишь канделябр, установленный на крышке рояля, да скромно мерцала свеча на каминной стойке. Внутри камина жарко пылал огонь.

Вернулся слуга с ужином для Гвинет, поставил поднос на стол, невидяще поклонился в пустоту и ушел.

Гвинет перебралась за стол, к подносу, на котором стояла откупоренная бутылка красного вина и большое блюдо с горячими, политыми соусом макаронами. Она налила себе вина, сделала один глоток, второй, но при этом не могла оторвать глаз от мерцающих, манящих клавиш.

«Ведь я никому не помешаю, если поиграю немного, верно? — подумала Гвинет. Ответом ей был новый взрыв смеха, долетевший снизу. — Нет, никто здесь меня не услышит».

Она подсела к роялю, размяла пальцы и принялась наигрывать.

* * *

Наконец было объявлено название начинающейся оргии — «Игра в прятки».

— Полагаю, нам пора, — сказал Джесон.

К этому времени многие женщины, носившие маски, уже покинули вечеринку. Многие из них весело смеялись, но были и такие, чей удрученный вид был красноречивее слов. Очевидно, им было о чем подумать, возвращаясь к своим мужьям после того, как они увидели настоящую мужскую страсть во всей ее животной силе. Наверху кто-то негромко, наигрывал на рояле.

— Уйти? Как, прямо сейчас? — простонал Брэн-дон. — Ты шутишь, наверное.

— Решай сам.

— Не могу поверить, что ты вот так просто можешь взять и уйти. После такого-то представления!

Конечно, Джесон не мог остаться совершенно равнодушным к увиденному, однако представление не затронуло его чувств, не захватило его целиком. Он просто наблюдал со стороны, как люди предаются страсти. А виновата в этом только она, только Гвин, черт бы ее побрал, да еще этот проклятый благодетель, столкнувший их друг с другом через столько лет!

— Подожди меня! — попросил Брэндон, удерживая Джесона за рукав.

— Зачем? Мне показалось, ты хочешь остаться.

— Все, чего я хотел, — это расшевелить тебя, — ответил Брэндон. — Куда ты, туда и я.

— Но я вовсе не хочу, чтобы кто-то расшевеливал меня.

— Отлично. Тогда ты расшевели меня.

Они уже стояли в холле, дожидаясь, когда слуга принесет им пальто. Неожиданно двери салона распахнулись, и в холл вывалилась целая орда визжащих полуголых нимф, а следом за ними выскочил и сам хозяин дома. Девицы с хохотом принялись взбираться по лестнице, а Берти Сэквилл прикрыл за собой дверь салона и сказал, махнув рукой в сторону нимф:

— На правах хозяина уступаю вам право выбора. — Тут он увидел, что Джесону и Брэндону принесли пальто, и спросил упавшим голосом: — А вы разве не присоединитесь к общему веселью?

— К сожалению, у нас назначена встреча, — ответил Брэндон и незаметно подмигнул Джесону.

Ничего не ответив, Сэквилл направился к лестнице. Брэндон проводил его взглядом, что-то невнятно пробормотал себе под нос и сделал шаг к двери. Джесон собирался последовать за ним, но на секунду поднял голову вверх, чтобы еще раз взглянуть на стайку женщин, похожих на разноцветных бабочек, летящих к огню. Одна из бабочек показалась Джесону на удивление знакомой.

Гвин.

Она стояла, протягивая руку навстречу поднимавшемуся по ступенькам Сэквиллу, затем взглянула в ту сторону, где стоял Джесон, и ее рука упала. Гвин удивленно захлопала ресницами.

Джесон с трудом перевел дыхание. Едва он сделал шаг вперед, как дверь салона снова открылась. Оттуда вылетела толпа мужчин, подхватила Джесона и поволокла за собой. Увидев это, Гвинет ахнула и принялась локтями прокладывать себе путь к свободному лестничному пролету.

Глава 4

Гвинет испугалась вовсе не потому, что увидела Джесона. На самом деле она его и не заметила, хотя смотрела прямо на него. Вокруг царил полумрак, и рассмотреть с площадки второго этажа, кто стоит у подножия лестницы, было совершенно невозможно. Отпрянула Гвинет после того, как рассмотрела побледневшее лицо мистера Сэквилла и скорее не услышала, а прочитала по его губам:

— Миссис Бэрри! Что вы здесь делаете, черт побери?

И тут за спиной мистера Сэквилла появилась орда мужчин.

Только в эту минуту Гвинет окончательно поняла, на какую вечеринку она попала. Разумеется, ни о каком семейном празднике речь больше не идет. Сегодня в доме мистера Сэквилла происходит оргия, одна из тех, о которых ей рассказывала Джуди. Подруга предупреждала, чтобы Гвинет держалась как можно дальше от такого рода приглашений. Это была одна из тех оргий, во время которой изнывающие от страсти мужчины и женщины могут утолить свою ненасытную похоть.

Гвинет ринулась к черной лестнице, скатилась по ней, влетела в первую попавшуюся дверь и торопливо захлопнула ее за собой. Хотела запереть, но в замочной скважине не было ключа, и тогда Гвинет обеими руками налегла на дверную ручку, надеясь удержать ее, если кто-нибудь начнет ломиться сюда. По ту сторону двери послышались женские голоса, вслед за ними — мужские, а потом все стихло.

Гвинет била дрожь, но не от страха, а от гнева. Интересно, чем вместо мозгов набита голова мистера Сэквилла? Дату семейной вечеринки он перепутал с датой оргии, всегда забывает о том, что за уроки Салли нужно платить. Он и с простым счетом не справится, как же он тогда заседает в своем парламенте?

На следующей неделе. Та вечеринка, на которую он приглашал Гвинет, должна была состояться только на следующей неделе. Что ж, пусть мистер Сэквилл ждет пианистку, которая будет играть для его гостей. Дождется он ее, как же, черта с два!

Неладное Гвинет почувствовала с той минуты, как вошла в этот дом. Странный взгляд, которым окинул ее слуга, полумрак, взрывы далекого смеха, женский визг. Гвинет еще подумала тогда, не помешает ли она кому-нибудь, если сядет к инструменту. Да она могла играть на рояле сколько душе угодно — в этом адском шуме потонул бы любой звук.

Время шло, в музыкальной гостиной никто не появлялся, и тогда Гвинет решила сама отправиться на поиски хозяина. Выйдя на лестничную площадку, она оказалась в окружении вульгарно раскрашенных полуголых «нимф» и начала догадываться о том, на какой «семейный праздник» ее угораздило попасть, а затем увидела мистера Сэквилла и прочитала все, что он хотел ей сказать, по его губам.

«Будь ты неладен», — подумала Гвинет. Больше всего она боялась попасться на глаза кому-нибудь из родителей ее учеников. Этого еще не хватало! Да так у нее ни одного ученика не останется!

И Гвинет решила скрыться, прежде чем кто-либо успеет рассмотреть ее лицо.

Она выскользнула в коридор и начала осторожно спускаться по неосвещенной черной лестнице для слуг. Вскоре она услышала, как где-то далеко внизу открылась, а затем захлопнулась дверь. Гвинет остановилась и принялась напряженно вслушиваться. Снизу в дом кто-то вошел, и ей теперь хотелось понять, куда направляется этот человек. Однако звука шагов не было слышно, и, подождав немного, Гвинет решила двинуться дальше, положившись на свою удачу.

Стараясь не шуметь, она спустилась до следующей лестничной площадки и снова остановилась, выжидая. К сожалению, Гвинет понятия не имела, на каком она сейчас этаже. Ей хотелось думать, что на нижнем. Если она не ошиблась, от свободы ее отделяют считаные минуты.

Она заглянула в лестничный пролет. Ни единого огонька, ни одного горящего свечного огарочка! Гвинет напрягла глаза, пытаясь понять, насколько далеко уходят вниз ступеньки, и вдруг ощутила под своими ногами какое-то движение. Вслед за этим послышался протяжный стон, возня и тяжелое мужское дыхание. Не иначе, как кто-то из гостей мистера Сэквилла загнал свою «нимфу» на черную лестницу и теперь обхаживал ее прямо на ступеньках!

Гвинет поморщилась. Было ясно, что она не сможет пройти мимо сцепившихся тел, не наступив на них. Гвинет нажала на подвернувшуюся под руку дверную ручку и оказалась в маленькой комнатке, похожей на миниатюрную гостиную. Комната была пуста, но в камине горел огонь.

«Гостиная экономки, — решила про себя Гвинет, но, почувствовав слабый запах сигары, передумала. — Нет, гостиная дворецкого. Но где же, черт побери, сам дворецкий и где слуги? Куда они все подевались?»

Она пошла через гостиную ко второй двери, но не успела сделать и двух шагов, как та распахнулась. Гвинет отпрянула назад и взвизгнула, пребольно ударившись об угол стола.

— Гвинет? Это ты, я знаю.

Сначала Гвинет с ужасом подумала, что это папаша одного из ее учеников, но почему он обращается к ней на «ты»? Или во время оргий только так и принято? Но затем тот же голос позвал ее еще раз, и теперь Гвинет узнала его.

— Джесон? — прошептала она.

— Конечно, я. Кто же еще?

Гвинет облегченно вздохнула и обмякла, чувствуя, как подступают к глазам слезы радости. К горлу подкатил комок. Гвинет сглотнула его и едва слышно проговорила:

— Я так рада, что ты нашел меня.

Но, когда Джесон приблизился к ней на расстояние вытянутой руки, Гвинет вдруг поняла, что он сердит. Впрочем, какое там сердит, — зол как сто чертей!

Он потянулся вперед, крепко схватил Гвинет за плечи, и она снова вскрикнула.

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросил Джесон.

— Пришла играть на рояле, — ответила Гвинет. — Меня пригласил Сэквилл. Только вышла ошибка, он перепутал даты. Или ты думаешь, что я пришла сюда за другим?

— Не думаю.

Гвинет слегка откинулась назад и сказала, приложив ладонь к виску:

— Голова раскалывается. Тебе не кажется, что они подмешали что-то в вино?

— Не удивлюсь, если так оно и есть, — ответил Джесон. Теперь его голос звучал гораздо спокойнее и ровнее, чем вначале. — Тебе никогда прежде не приходилось слышать о знаменитых вечерах Сэквилла?

— Нет. Да и от кого я могла такое услышать? От самого мистера Сэквилла? Для меня он всего лишь опекун одной из учениц. Все, что я знаю о Сэквилле, так это то, что голова у него вместо мозгов набита мякиной.

Джесон рассмеялся и сказал, покачивая головой:

— Гвин. Ах, Гвин!

Он притянул ее к себе, и Гвинет не сделала попытки оттолкнуть Джесона, напротив, еще теснее прижалась к нему. Гвинет казалось, что ее тело превратилось в мягкий шелковый шарф — не удержи его в руках, и он соскользнет на пол.

Объятия Джесона вызывали у Гвинет целый каскад воспоминаний. Некоторые были совсем невинными, детскими, а некоторые заставляли ее сердце биться быстрее. Но какими бы ни были ее воспоминания, Гвинет было так приятно находиться в объятиях Джесона!

Все, о чем она сейчас могла думать, воплотилось в единственном слове. Джесон! Его имя гулко звучало у нее в голове, заставляя горло сжиматься.

С тех пор, как Гвинет покинула Хэддоу-Холл, она никогда не плакала. Сейчас она готова была разреветься.

Гвинет закрыла глаза. Вдруг она почувствовала, как сильные руки Джесона подхватывают ее и несут, а она плывет, покачиваясь, ощущая надежное тепло его тела. Гвинет открыла глаза и обнаружила, что Джесон сидит в кресле, а она — на его коленях.

Он коснулся ее щеки, и Гвинет почувствовала, как дрожат его пальцы. Она вопросительно взглянула на Джесона, но в гостиной было слишком темно, и она не смогла рассмотреть выражение его лица. Повисла секундная пауза, заполненная гулкими ударами сердца, а потом губы Джесона коснулись ее губ.

«Еще не поздно остановиться!» — прозвучал в голове Гвинет слабый голос рассудка, но она, не слушая его, лишь сильнее обвила руками шею Джесона, с наслаждением погружая пальцы в его густые волосы. Всю жизнь она любила, хотела именно его, своего Джесона.

«Безумная, что ты делаешь? — снова прозвучало в голове Гвинет. — И что ты будешь делать потом? Почему ты не можешь оттолкнуть его?»

«Вино. Спишу все на вино», — ответила Гвинет самой себе.

Но не только вино было причиной ее безрассудного поведения. Он хотел ее, именно ее, Гвинет, и никого больше. Вся боль, которую она так тщательно скрывала, казалось, растворилась вместе с ней в объятиях этого мужчины.

Новая мысль пыталась достучаться до сознания Гвинет, мысль о том, что нужно как можно скорее покинуть это место, потому что… потому что… потому…

Вместо того чтобы оттолкнуть Джесона, Гвинет еще крепче прижалась к нему. Губы ее приоткрылись. Рука Джесона, откинув в сторону юбку, начала медленно скользить вверх, от лодыжки к колену. Он снова приник к ее губам, и от этого поцелуя по всему ее телу начало растекаться тепло, наполняя новой жизнью ледяную пустоту, в которой столько лет томилась ее душа.

Вдруг Джесон выпустил ее и резко выпрямился. Гвинет недовольно застонала. Он встал, загораживая Гвинет от света, и повернул голову к входной двери. Там кто-то стоял. Джесон всмотрелся в незваного гостя и облегченно вздохнул.

— А, это ты, Брэндон, — сказал он.

Брэндон окинул комнату быстрым взглядом и ответил, с трудом переводя дыхание:

— Я искал тебя повсюду. В этом проклятом доме, должно быть, не менее сотни комнат.

— Ты искал меня? Но зачем?

— Как это — зачем? Послушай, почему здесь так темно?

Брэндон прошел к камину и зажег от огня, тлевшего в нем, свечу, потом укрепил ее в подсвечнике и медленно повернулся к Джесону.

— Отойди-ка в сторону, дай посмотреть, кого ты там поймал.

— Брэндон, — ответил Джесон тихим, опасным голосом. — Не задавай ненужных вопросов. Иди и займись своими делами. Я сам провожу леди до дома.

— Это Гвинет, верно? — спросил Брэндон, игнорируя угрозу, прозвучавшую в голосе Джесона. — Конечно, ты увидел ее и не смог справиться со своей страстью.

Он поднял руку, останавливая Джесона, который собирался что-то сказать в ответ, и продолжил:

— Не нужно ничего говорить. Ты полжизни мечтал догнать ее. Не возражай.

— Я? Догнать Гвинет? Ты что, с ума сошел? Я пришел, чтобы вызволить ее отсюда.

— Все в порядке, Джесон, — произнесла Гвинет. — Я сама за себя могу ответить.

После секундного размышления Джесон отступил в сторону, открывая Гвинет взгляду Брэндона. Щеки ее пылали, но она сумела не отвести глаз, глядя в лицо Брэндону. Конечно, не очень приятно встретиться с кузеном, которого ты не видела много лет, именно при таких обстоятельствах. Во всяком случае, банальный обмен любезностями сейчас выглядел бы нелепо. Впрочем, самым главным сейчас для Гвинет было выгородить Джесона.

Брэндон заговорил первым:

— Гвин, с тобой все в порядке?

— Разумеется.

Она искоса бросила взгляд на Джесона. Тот стоял спиной к огню, опершись одной рукой на каминную полку. Поза его казалась расслабленной, но Гвинет понимала, насколько обманчив внешний вид Джесона. Она опять перевела взгляд на Брэндона и заговорила:

— Джесон действительно пришел для того, чтобы вывести меня из этого дома. Не представляю, как ему удалось узнать, что я здесь. Быть может, он видел меня, когда я входила…

Внезапно ее осенило. До сих пор ей даже не пришло в голову задуматься над тем, как оказался здесь сам Джесон.

— Вы — гости Сэквилла, не так ли? — спросила она, набрав в грудь воздуха. — Поэтому вы оказались здесь? И подумали, что я — такая же… гостья?

— Не говори глупости, — оборвал ее Джесон, отходя от камина.

— Значит, вы — не гости?

— Да, я — гость, — с вызовом сказал Джесон. — Но клянусь, я понятия не имел, что за вечеринка здесь намечается.

Гвинет почувствовала, как сжалось ее сердце. Она была вне себя от гнева и ощущала такой стыд, что не могла поднять глаз. Собрав остатки гордости, она расправила плечи и, глядя прямо в лицо Брэндону, сказала:

— Брэндон, отвезешь меня домой? Я оставила свой плащ в музыкальной гостиной.

Брэндон сразу сник и забормотал жалким голосом:

— Домой? Э-э… разумеется. Подожди меня здесь, Гвин, я только схожу за твоим плащом.

— Нет, — ответила она. — Я пойду с тобой.

Гвинет подхватила Брэндона под руку и вместе с ним покинула гостиную.

— Проклятие! — прорычал им вслед Джесон.

Глава 5

Как только за Гвинет и Брэндоном закрылась дверь, Джесон вынул из кармана сигару и раскурил ее от свечи, стоявшей на камине. Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя так скверно. Наверное, если бы Брэндон не ушел, Джесон придушил бы его. А Гвин… По его мнению, Гвин тоже заслужила хорошей трепки.

Он выдыхал дым густыми клубами, становясь похожим на огнедышащего дракона, и размышлял над тем, как могла оказаться в этом доме Гвинет. Неужели она стала одной из тех женщин, которых Сэквилл приглашал в свой дом на такие вот вечеринки. Нет, Джесон слишком хорошо знал характер Гвин, чтобы поверить в это безумие.

Но и сам он тоже хорош, нечего сказать! Растаял, словно мальчишка, когда Гвинет оказалась в его объятиях. Совсем потерял голову.

Они с Гвинет оба были не в себе. Скорее всего, в вино действительно что-то подмешали.

«Ты полжизни мечтал о ней».

Гнусная ложь!

Да, он мечтал о Гвинет, но это было так давно. Она в то время смотрела только на Джорджа и не старалась скрывать, что Джесон ей не пара. За это он прозвал ее Прекрасной Принцессой и, чтобы забыть о Гвин, принялся менять любовниц одну за другой.

Джесону казалось, что это помогло, но на самом деле забыть Гвинет было не так-то просто.

Пока он испытывал то гнев, то чувство вины перед Гвинет, она успела выйти замуж за офицера. Это случилось вскоре после смерти Джорджа. Джесон так и не смог тогда понять, что толкнуло ее на побег — непостоянство или нежелание жить в Хэддоу-Холле, новым хозяином которого стал он, Джесон; Ах, если бы ему удалось тогда спасти Джорджа!

Но что случилось, то случилось, и ничего уже нельзя было поправить. Гвинет вышла замуж, а Джесону пришлось спасать Хэддоу-Холл. Работы было столько, что порой он не мог вспомнить собственного имени. Но иногда, когда он меньше всего этого ожидал, образ Гвинет возникал перед ним с такой ясностью, что Джесону казалось, будто она вернулась и ее можно коснуться. А потом его воображение разыгрывалось настолько, что он начинал видеть, как отражается в ее глазах окружающий мир, начинал ощущать ее мягкую, шелковистую плоть кончиками пальцев, слышал короткие страстные стоны, которые она издавала, когда они занимались любовью.

А потом его ждало страшное пробуждение. Он снова оказывался один.

Нет, не нужно ворошить прошлое. Гвинет была его первой любовью, но это было так давно! И все же Джесону придется смириться с тем, что воспоминания о Гвинет никогда не оставят его. Гвин была частью его собственной жизни, их судьбы давно уже сплелись в одну нить.

Неожиданное наследство вновь свело их вместе. И, надо признаться, Джесон с интересом ожидал, что же будет дальше, хотя и не собирался вмешиваться в то, как устроит свою дальнейшую жизнь миссис Гвинет Бэрри.

Сегодня утром, отправляясь на свидание с Гвинет, он был готов ко всему, но женщина, которую он увидел перед собой, оказалась совсем не такой, как ожидалось. В свое время Триш рассказывала ему о том, как живется Гвинет с ее капитаном, и можно было сделать вывод, что она вполне счастлива и довольна. Все у нее, казалось, складывается как нельзя лучше. Письма от Гвинет приходили нечасто, но в них всегда были лишь хорошие новости — о том, как они с мужем попали в Португалию, сопровождая генерала Веллингтона, о бесконечных балах, приемах и выездах на охоту.

Все это, разумеется, раздражало Джесона. Он трудился в поте лица, чтобы спасти Хэддоу-Холл, а она тем временем прохлаждалась на балах.

Позже Гвинет писала, что капитан серьезно ранен в битве при Витории и они вернулись в Англию, чтобы поселиться у его старшего брата Бэрри, оказавшегося владельцем обширного поместья в Бэкингемпшире, неподалеку от деревни под названием Лэмбурн.

После этого тонкий ручеек писем окончательно иссяк, и стало совершенно очевидно, что Гвинет не желает встречаться ни с кем из своих родственников даже после возвращения. Это можно было объяснить только тем, что за раненым капитаном нужен постоянный уход.

Но что же должно было случиться, чтобы Гвинет оказалась безо всего и вынуждена теперь зарабатывать на жизнь уроками музыки? Непонятно. Ясно лишь одно — Гвинет по-прежнему не желала восстанавливать связь с обитателями Хэддоу-Холла.

«Быть может, это наследство от кого-то из родственников ее покойного мужа? — подумал Джесон. — И они таким образом хотят загладить свою вину, если именно из-за них Гвинет собрала свои вещи и укатила в Лондон? Разумеется, такой благодетель должен остаться неизвестным, ведь Гвинет слишком горда, чтобы принять деньги и быть обязанной кому-либо».

Джесон еще долго раздумывал над тем, кто бы мог быть анонимным благодетелем Гвинет. Во-первых, это должен быть человек, хорошо знающий их обоих, — Гвинет и Джесона. Во-вторых, сводя их вместе, он должен хотеть свести их вместе и, кроме того, верить в порядочность Джесона.

Так кто же этот человек? Если мыслить логически, то им должен быть он сам, Джесон!

Да, конечно, Гвинет ни от кого не приняла бы помощь, но если дело касается ее сына Марка, то ради него она готова будет смирить свою гордыню.

Марк. Джесону было стыдно за то, что он совсем забыл про мальчика, а ведь тот был всего наполовину Бэрри, а наполовину-то свой, Рэдли! О Марке нужно было подумать гораздо раньше. Впрочем, не поздно сделать это и сейчас, особенно когда Джесон стал опекуном Гвинет. И он займется Марком, понравится это Гвинет или нет.

«Почему я все время думаю о том, как встряхнуть Гвин? — размышлял Джесон. — Ведь я не хочу сделать ей больно, мне нужно лишь, чтобы у них с Марком все было хорошо».

Сигара погасла. Он снова разжег ее и медленно выпустил дым, наблюдая, как он клубится в мерцающем свете свечи. Вспомнил шок, который он испытал, увидев Гвинет на лестничной площадке в доме Сэквилла. Сначала он подумал, что Гвин приглашена сюда вместе с остальными «нимфами». Потом — о том, что она попала сюда по недоразумению. И, наконец, о том, что ее нужно спасать.

Он успел заметить, как она свернула на лестницу для слуг, решил перехватить ее внизу и ринулся к черному ходу, а затем начал медленно подниматься наверх, осматривая по пути каждую комнату, пока не набрел на эту маленькую гостиную. Войдя сюда и увидев Гвинет, Джесон почувствовал, как отлегло у него от сердца и на смену страху за Гвинет пришло страстное желание обнять ее. И тогда он положил руки ей на плечи, и…

«Да, в вино точно было что-то подсыпано», — решил Джесон, почувствовав угрызения совести.

Он сделал еще одну затяжку, и в это время в доме вдруг послышались свистки, топот ног, крики, визг и возня. Джесон поднял голову и посмотрел на потолок. Такое ощущение, что прямо над ним вырвался на волю табун диких лошадей. Джесон в последний раз затянулся дымом и швырнул окурок сигары в каминную пасть.

Дверь с грохотом распахнулась.

— Брэндон?

Это оказался не Брэндон, однако этот человек Джесону тоже был знаком.

— А, это вы, инспектор Рэнкин, — с улыбкой поправился Джесон. — Что привело вас сюда? И что там за шум, скажите, ради бога.

Инспектор Рэнкин прошел в комнату.

— Так, так, так, — заговорил он. — Совсем как в старое доброе время. А я-то думал, что вы уже переросли эти забавы, мистер Рэдли, сэр.

— А я думал, что вас уже уволили.

— Выходит, мы оба ошибались, — покачал головой Рэнкин.

В это время в гостиную вошли еще двое полицейских. Оба они были молоды, лет по двадцати, и смотрели на Джесона, словно сторожевые псы, приготовившиеся к броску. В руках у них были дубинки.

— Мои помощники, — коротко пояснил инспектор Рэнкин. — Ввожу их понемногу в курс дела.

— Уличные шпики? — насмешливо спросил Джесон. — Скажите, Рэнкин, где вы их откопали? Быть может, в ньюгейтской тюрьме?

— Закрой-ка рот, — сказал один из молодых.

— Или мы сами его тебе закроем, — пообещал второй.

— Все в порядке, парни, — вступил инспектор Рэнкин. — Мы с мистером Рэдли старые приятели. Эй, что за черт?!

Джесон резко прыгнул и ударом ноги свалил одного молодого на пол. Второй успел взмахнуть своей дубинкой, она просвистела рядом с ухом Джесона и ударила его в плечо. Джесон отскочил и кинулся на второго. Еще секунда, и они оба покатились по полу.

Именно хорошей драки и не хватало сегодня Джесону, чтобы выместить, излить накопившийся гнев и раздражение. Он извернулся и уже готовился нанести удар, но в этот момент его самого ударили сзади, и он затих, уткнувшись носом в ковер.

— Прошу прощения, мистер Рэдли, сэр, — спокойно проговорил инспектор Рэнкин, вдевая дубинку в пристегнутое к поясу кольцо. — Я помню, вы всегда были буйным, особенно когда выпьете. Эй, ты что делаешь? Опусти свою дубинку!

Этот окрик был адресован одному из новичков.

— Он заехал мне локтем в живот, — молодой потер ушибленное место. — Надо бы ему добавить за это.

— Лучше скажи спасибо, что мистер Рэдли сегодня оказался не в форме, иначе он бы вам показал. Дикого кота никогда не пробовал приручить, сынок? — заметил инспектор Рэнкин.

— А меня по яйцам ударил, — плаксиво заявил второй.

— А ты чего хотел, схватки по всем правилам? Ну, ребята, настоящие джентльмены на честный бой не способны, и не ждите. Давайте-ка, ведите его в салон к остальным.

* * *

Когда Джесон пришел в себя, он быстро обнаружил, что на этот раз стал жертвой не просто очередного полицейского налета. Все оказалось гораздо серьезнее. Молодой человек по имени Джонни Роуленд был найден мертвым на задней лестнице. Его задушили куском веревки. Таким образом, все, кого полиция задержала в доме мистера Сэквилла, оказались подозреваемыми в совершении убийства.

Глава 6

Его светлость Хьюго Джерард делал заметное усилие, стараясь сохранить спокойствие, но все равно было видно, что он вне себя от ярости.

— Так ты уверен в том, что именно Джонни Роуленд помогал моей жене, когда она пыталась сбежать?

Человек, сидевший по другую сторону стола, утвердительно кивнул.

— Мы были уверены в этом с самого начала. Как я уже говорил, садовник не только видел его, но и опознал при вспышке молнии. Да, в той лодке был именно Джонни Роуленд.

— А садовник не мог ошибиться? В ту ночь шел сильный ливень.

— Он подтвердил… под нажимом.

— В таком случае, я не могу сожалеть, что он мертв.

Гнев Джерарда был понятен Ральфу Уитли. Джонни Роуленд какое-то время служил у Джерарда, но несколько месяцев тому назад оставил это место. Предательства Джерард не прощал никому и никогда. То, что Джонни помогал при побеге жене Джерарда, по мнению последнего, ставило его вне закона.

Уитли до сих пор не мог поверить тому, что леди Мэри, тихая, незаметная женщина, нашла в себе достаточно мужества, чтобы решиться на этот побег. Но она сделала это. Неделю тому назад в темную дождливую ночь она попыталась скрыться от своего мужа. Ей помогала Грейс, ее служанка. Джонни ждал их в лодке.

Стража, заметив беглецов, подняла тревогу, и тогда Джерард приказал спустить с цепи собак. Роуленду и служанке удалось бежать, а леди Мэри была поймана, и ее заперли в доме.

Сбежавшая жена — уже большая неприятность, но гораздо страшнее для Джерарда было то, что у нее имелся какой-то убийственный для Джерарда документ, который она хранила в своем портрете. Уитли не знал содержания документа, знал лишь, что она передала портрет надежному человеку и он пустит компрометирующий его светлость документ в ход, как только узнает, что с леди Мэри случилась беда. Судя по всему, этого клочка бумаги было достаточно, чтобы стереть сэра Джерарда в пыль.

Уитли был расстроен всем этим ничуть не меньше самого Джерарда, у которого он служил поверенным в делах. Однажды Джерард пообещал даже, что после его смерти все состояние перейдет в руки Уитли.

Ральф оглядел большую библиотеку, в которой они сейчас сидели. Она занимала угловую комнату роскошного дома сэра Джерарда, паркетные полы были устланы персидскими коврами. Настенные полки уставлены дорогими, редкими книгами. Дополнял это великолепие огромный портрет, висящий над камином. Портрет покойного графа, тестя Джерарда.

«Когда я стану хозяином в этом доме, то первым делом избавлюсь от него», — в который раз подумал Уитли, косясь на проклятый портрет. Когда он работал в библиотеке, его всегда не покидало ощущение, что мертвец заглядывает ему через плечо из своей тяжелой рамы.

— Расскажи мне все еще раз, во всех подробностях, — приказал Джерард.

Было два часа ночи, и глаза Уитли слипались.

«Да, нужно было отложить этот разговор до утра», — с тоской подумал он. Но Джерард, восседавший сейчас под проклятым портретом, приказал сообщать ему все новости немедленно, в любое время дня или ночи.

— Итак? — раздраженно сказал Джерард.

Уитли подавил вздох и начал:

— Я приказал Блогсу и Кении следить за тем местом, где до недавнего времени служил Роуленд, чтобы узнать, где он скрывается. Тот, очевидно, заметил слежку, но все же явился, чтобы получить расчет. Блогс сел Роуленду на хвост, но тот так и не привел Блогса к месту, где скрывается горничная. Вместо этого он отправился к Сэквиллу, а у того в доме, как известно, нет женской прислуги.

Джерард смущенно закашлялся.

«Моралист чертов, — подумал про себя Уитли. — Не пьет, не курит, следит за своим здоровьем. Считает вечеринки в доме Сэквилла верхом распутства и при этом отлично знает, что во время них происходит».

Джерард требовательно посмотрел на Уитли, и тот продолжил:

— Когда они подошли к дому Сэквилла, Роуленд влез внутрь через подвальное окно. Блогс последовал за ним, но Роуленд его заметил и поджидал Блогса внутри. Завязалась драка, и Блогсу удалось взять в ней верх. Он принялся расспрашивать Роуленда о горничной и портрете, но тот отказался отвечать даже под давлением, — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Как я уже говорил, в намерения Блогса не входило убивать Роуленда, тот продолжал молчать. Признался лишь в том, что сидел в ту ночь в лодке, согласившись помогать леди Мэри — за деньги, разумеется. Похоже, ему была обещана солидная сумма.

При упоминании имени леди Мэри кулаки Джерарда сжались так, что на них проступили и побелели костяшки пальцев. Этого было достаточно для Уитли, чтобы понять, что, как только хозяину удастся найти тот самый портрет, дни леди Мэри будут сочтены. Не мог он понять другого: почему Джерард до сих пор не выбил из нее самой все, о чем ему хотелось бы знать?

— Зачем Роуленд приходил в дом к Сэквиллу? — спросил Джерард.

— Блогсу не пришло в голову спросить его об этом, — пожал плечами Уитли.

— Но должна же быть какая-то причина, как ты думаешь?

— Завтра с самого утра я займусь этим. Возможно, визит Роуленда в дом Сэквилла не связан ни с горничной, ни с портретом. Может быть, ему кто-то задолжал, и он пришел, чтобы получить деньги.

— А что с этой горничной, Грейс? — спросил Джерард.

— Она наверняка уже покинула город. Знает же, что ее разыскивают. На ее месте я бы поступил именно так.

— А если она все еще здесь?

— В пятницу в библиотеке День открытых дверей. Быть может, она попытается встретиться там с кем-то из Женской лиги.

— Это только догадки или тебе что-нибудь известно?

Уитли снова пожал плечами.

Внезапно Джерард резко наклонился вперед, заставив Уитли вжаться в спинку кресла.

— Мы не в игрушки играем, — сказал Джерард, тяжело дыша и глядя на Уитли налившимися кровью глазами. — Дело очень серьезное, помни об этом. Я хочу, чтобы ты узнал, зачем приходил Роуленд в дом Сэквил-ла. Я хочу, чтобы ты отыскал горничную. Я хочу знать, у кого этот портрет. У тебя была целая неделя, но все, чего ты смог достичь, — это мертвый садовник, который нам уже ничего не расскажет. — Джерард тяжело вздохнул и продолжил: — Теперь слушай меня внимательно. Роуленд убит. Я хочу, чтобы нашли горничную. А еще мне нужен портрет и тот человек, у которого он находится. Ты хорошо меня понял, Ральф?

Уитли молча кивнул.

— Моя жена могла отдать портрет одной из этих ведьм из библиотеки. Кроме них, у нее подруг не было.

— Я уже думал об этом, сэр, и мы проверили дома всех женщин по списку, который вы мне дали, а также саму библиотеку. Портрет не найден.

— Но где-то он должен быть, черт побери, — прорычал Джерард, — и я хочу, чтобы ты его нашел.

Уитли сидел молча, чувствуя себя маленьким мышонком перед грозным могучим котом и презирая себя за это. Джерард перевел взгляд на портрет графа, долго молчал, а затем вновь обратился к Уитли.

— Мне кажется, что положение требует привлечения человека с… ммм… особыми способностями. Нужно вызвать Гарри. Ты же помнишь Гарри, верно?

Уитли снова кивнул.

— Проследи за этим.

* * *

После того, как Уитли ушел, Джерард долго смотрел на портрет, висевший над камином. Джерарду было всего двадцать три, когда он стал личным секретарем покойного графа. Очень скоро он проникся к своему хозяину глубоким уважением. Когда граф входил в комнату, все умолкали. Когда он говорил, все слушали его, затаив дыхание. Ну а тот, кто имел глупость встать графу поперек дороги, очень скоро жалел об этом.

В целом мире не было человека, которого Джерард уважал бы так, как графа.

Их симпатия оказалась взаимной. Джерард сумел произвести самое приятное впечатление на своего хозяина и вскоре женился на единственной дочери графа, леди Мэри. Тогда же они договорились о том, что, женившись на леди Мэри, Джерард должен будет отказаться от своего имени и принять фамилию жены. В обмен на это граф обещал Джерарду сделать его своим наследником.

Джерард сдержал свое обещание, и граф тоже. Именно тогда Джерард и стал Джерардом, навсегда отказавшись от своего прежнего имени. Он сделал все, чтобы навсегда сохранить верность своему покойному благодетелю. Самым горьким его разочарованием стала неспособность леди Мэри иметь детей, которым можно было бы передать вместе с наследством и родовые традиции. Теперь ему было непонятно, как могла эта жалкая женщина, не способная даже родить ребенка, так обмануть их обоих — его и графа. Джерард скрипнул зубами и стиснул кулаки.

«Почему она решила бросить меня именно сейчас?» — сколько раз за последние дни он задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа. Теперь он нашел его. Она раскрыла свою тайну. В глубине ее души давно зародилось недовольство своим положением, а когда она сблизилась с женщинами из библиотеки, оно вспыхнуло ярким пламенем.

Когда он впервые узнал о том, что его жена будет три раза в неделю посещать какую-то Женскую библиотеку, он не придал этому значения, даже, пожалуй, обрадовался тому, что леди Мэри не будет постоянно мешаться у него под ногами. Однако вскоре друзья из «Уайте» раскрыли ему глаза. Эти женщины решили взбунтоваться против закона, желали добиться равных прав с мужчинами. Они сбивали с толку порядочных женщин и заставляли их идти против мужей.

Узнав об этом, он посадил леди Мэри под домашний арест, но эти ужасные женщины не желали отступиться. Они осаждали порог, их приходилось гнать, и он прогнал их всех, кроме одной, — леди Октавии. При одном воспоминании о ней челюсти Джерарда свело, словно от лимона. Леди Октавия пригрозила, что обратится к властям, если Джерард не разрешит ей увидеться с леди Мэри. Он знал, что у леди Октавии широкие связи и, обратись она в городской магистрат, ее выслушают со вниманием. Меньше всего Джерарду хотелось, чтобы его имя начали трепать на всех углах, не хотелось стать посмешищем в тех клубах, где его всегда уважали, из-за того, что он связался с какой-то жалкой Женской лигой.

Но все это было еще до того, как жена пыталась сбежать от него, до того, как он узнал тайну, связанную с ее портретом. Теперь эти женщины из библиотеки уже не казались ему ни смешными, ни жалкими. Они были очень опасны, эти леди. А одна из них оказалась настолько опасна, что могла буквально уничтожить его.

Ах, как некстати все это, как некстати! Ведь сейчас карьера Джерарда была на подъеме. Он был членом Кабинета министров, и перед ним открывалась прямая дорога к вершине, к креслу государственного секретаря. Ради того, чтобы занять его, он не остановится ни перед чем. Джерард продолжал смотреть на портрет графа, чувствуя, как утихает боль и на душе становится легко и спокойно. Он знал, что все, что он задумал сделать с леди Мэри, было бы одобрено графом, будь он по-прежнему среди живых.

Решено, он отправит ее подальше от Лондона, подальше от этих ведьм из библиотеки. Пусть поживет в их поместье Роузмаунт, что возле Хенли, — разумеется, под надежным присмотром. Это не должно ни у кого вызвать подозрений. Все знают, что Роузмаунт — любимое поместье леди Мэри.

Это поможет ему выиграть время, чтобы разобраться с человеком, у которого находится портрет, а потом расквитается с остальными. Так всегда поступал граф, так же поступит и он, Джерард.

С этой мыслью он покинул библиотеку и начал подниматься по лестнице, ведущей в башню.

* * *

Уитли был вне себя от ярости, когда садился в поджидавший его экипаж. Разве он виноват в том, что у Джерарда обнаружились грешки, способные погубить его карьеру? Будь он на месте Джерарда, он вел бы себя осторожнее и не оставлял следов. Но он не смел даже заикнуться об этом, зная, что его тут же выставят за дверь без единого пенни в кармане.

Он приказал кучеру ехать на Боу-стрит. Тело Джонни Роуленда уже наверняка обнаружено, и у кого ему узнать последние новости, как не у полицейских, бывших сегодня на дежурстве? Они, конечно, могут удивиться, что он пришел к ним среди ночи, но ведь он адвокат! Можно будет сказать, что его послал очень важный клиент, а потом, когда этот клиент так и не будет найден, обратить все в шутку.

Пока что он ищет иголку в стоге сена. Ни у одной из женщин, указанных в списке Джерарда, портрета не оказалось. За этим он проследил сам. Его люди наблюдали за каждой из женщин, обыскали каждый дом, но так ничего и не нашли.

«Мы не в игрушки играем», — вспомнились Уитли слова, сказанные Джерардом. Да уж, если пригласить сюда Гарри, то станет не до игр. Уитли всегда казалось, что Гарри немного не в себе. Он так и не смог понять, убивает ли Гарри из-за денег или просто так, ради удовольствия.

Разумеется, Гарри — не настоящее имя. Так он назвался тогда, когда обратился к Уитли с просьбой стать его защитником в суде. Гарри подозревался в совершении убийства. Уитли прекрасно понимал, что Гарри виновен, и Гарри понимал, что Уитли знает об этом. Тем не менее Уитли сумел состряпать для Гарри алиби, которое избавило последнего от виселицы, и с тех пор убийца всегда был готов потрудиться по просьбе своего спасителя.

Он уже помог некоторым из клиентов Уитли кое-кого убрать. Они хорошо платили, и Гарри был доволен. Что же касается самого Уитли, то он приберегал Гарри для особого случая.

Джерард легко вычислил и Гарри, и самого Уитли. Однажды он задал Уитли прямой вопрос, на который тот ответил улыбкой и утвердительным кивком головы. Джерард ничего не сказал, но взял Гарри себе на заметку.

Пару раз сам Уитли подумывал о том, не нанять ли ему Гарри для того, чтобы избавиться от Джерарда, но так и не смог решиться на это. В случае убийства Джерарда он становился главным подозреваемым.

Нет, уж лучше набраться терпения, и пусть все идет своим чередом. Впрочем, если ему не удастся найти портрет, от Джерарда можно ожидать чего угодно. Этот мерзавец может пойти даже на то, чтобы изменить завещание, а вот этого нельзя допустить ни в коем случае. С помощью Гарри он сумеет найти этот проклятый портрет, а там уж позаботится и обо всем остальном.

Когда Уитли добрался до Боу-стрит, в участке было пустынно и тихо. От дежурного офицера он узнал, что все полицейские направлены к дому Сэквилла, где во время оргии произошло убийство. Тело обнаружил мальчишка-посыльный. Он вышел на заднее крыльцо для того, чтобы выкурить сигару — несомненно, украденную у одного из гостей. Докурив, вернулся в дом, и здесь, прямо на лестнице, наткнулся на мертвеца. Мальчишка перепугался и ринулся бежать, но не к своему хозяину, а на улицу, где и был немедленно схвачен проходившим мимо патрулем.

Уитли знал, что всех задержанных допрашивают в таких случаях прямо на месте преступления. Кому покажется странным появление там адвоката? Никому! Потому он направился прямиком к дому Сэквилла, вошел через парадный вход и небрежно потребовал у слуги показать ему список приглашенных на сегодня гостей.

Спустя минуту он нашел-таки свою иголку в стоге сена!

Миссис Гвинет Бэрри с Саттон-Роу! Честно говоря, Уитли и не рассчитывал на такую удачу — найти в этом списке кого-нибудь из окружения леди Октавии. Правда, сама миссис Бэрри успела каким-то образом ускользнуть из дома еще до того, как полиция подняла тревогу, но это было уже неважно. Итак, по всей видимости, существовала какая-то, пускай и непонятная пока, связь между Роулендом и миссис Бэрри.

В любом случае, эта ночь не пропала зря. Жаль только, что уже упущено немало драгоценного времени. Ведь все время они считали главной подозреваемой леди Октавию, и люди Уитли не сводили с нее глаз круглые сутки, а на деле замешанной в эту историю оказалась неприметная миссис Бэрри. Ну что ж, придется теперь присмотреться к ней повнимательнее.

И, хотя Уитли всегда было тяжело признавать правоту Джерарда, он должен был согласиться с ним: пора выпускать на сцену Гарри, и причем незамедлительно.

Глава 7

Гвинет и ее подруга Джуди Дадли готовили чай, который нужно было подать гостям после завершения утренней программы. Сегодня в библиотеке проводился традиционный День открытых дверей, и зал был переполнен пришедшими послушать лекцию о плачевном положении женщины в современной Англии.

— Я и не думала, что придет столько народа, — сказала Гвинет. Это был ее первый День открытых дверей в библиотеке.

— Они пришли в основном из-за миссис Лоури, — пояснила Джуди. — Ведь она не только прекрасный оратор. У нее один из самых известных в Лондоне салонов, и, разумеется, все хотят получить приглашение к ней на вечер.

Гвинет отставила в сторону чашку и чайник и посмотрела на Джуди.

— Так вот почему они здесь.

— Увы, это так. Впрочем, леди Октавия знает, что делает. Ведь главное, чтобы человек пришел сюда, а затем, рано или поздно, он станет нашим союзником. Возьми хотя бы леди Мэри. Она пришла однажды к нам на лекцию… Забыла, о чем была тогда лекция?

— О ландшафтном садоводстве, — подсказала Гвинет.

— Точно. Ландшафтное садоводство. Так вот, она зашла к нам на ту лекцию и с тех пор стала приходить постоянно, вплоть до прошлого месяца.

Они обе замолчали, задумавшись о бедной леди Мэри. У той случилось нервное расстройство, и она не покидала свою комнату. Обе они прекрасно знали, почему леди Мэри не выходит из дома, но, увы, ничем не могли помочь несчастной женщине. В нынешней Англии мужья-тираны — типичный случай.

Джуди вздохнула и заговорила вновь:

— Присматривай за мужчинами, особенно за молодыми. Они бывают опасны.

— Опасны? — удивилась Гвинет. — Что ты хочешь этим сказать?

— Срывают лекции. Бросают реплики, взрывают петарды. Впрочем, ты не бойся, леди Октавия позаботилась об охране.

И она указала кивком головы на троих джентльменов, стоявших возле застекленных дверей аудитории. Гвинет присмотрелась и узнала в них мужей своих подруг по библиотеке.

— Не правда ли, они выглядят внушительно с полицейскими дубинками у пояса? — сказала Джуди.

— Весьма внушительно.

— На то и расчет. Вряд ли какому-нибудь юнцу придет в голову связываться с ними.

Джуди выглядела совершенно спокойной, и Гвинет решила, что у нее тоже нет причин нервничать, во всяком случае, по поводу каких-то хулиганов. У нее для беспокойства были другие, куда более серьезные основания. Из головы у нее не шла позавчерашняя вечеринка в доме Сэквилла. В сегодняшней утренней газете было маленькое сообщение о том, что мистер Альберт Сэквилл обвиняется в том, что устроил в своем доме оргию. Полный отчет о происшествии должен появиться в следующем номере.

Из заметки Гвинет поняла, что в доме Сэквилла была полицейская облава, и порадовалась тому, что ей посчастливилось покинуть его буквально в последнюю минуту. Однако ее имя было упомянуто в списке гостей, и если он будет опубликован, это станет концом ее карьеры. Кто после этого приведет своих детей учиться музыке у женщины легкого поведения?

Женщина легкого поведения. Да, именно так ее и будут называть.

Она настолько погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, когда Джуди коснулась ее руки.

— Я говорю, — повторила Джуди, — что мистер Ральф Уитли буквально не сводит с тебя глаз.

— Кто?

— Мистер Уитли, один из самых известных в городе адвокатов.

Гвинет посмотрела в ту сторону, куда указала глазами Джуди, и увидела человека, на вид которому можно было дать лет сорок. Он возился со своим зонтом. Их взгляды встретились, и он поспешно отвел глаза.

— Я никогда не видела его… — начала было Гвинет, и тут у нее перехватило дыхание при мысли о том, что он-то как раз мог видеть ее на той проклятой оргии.

— Что с тобой, Гвин? — спросила Джуди.

Гвинет посмотрела подруге прямо в лицо, обрамленное кудряшками. Оно было если и не красивым, то по крайней мере привлекательным. А вот глаза у Джуди были хороши — темно-синие, с огромными пушистыми ресницами. Глаза, в которых можно было читать, как в книге. Но сейчас они были озабоченными.

Джуди то и дело шокировала ее своими разговорами. Она отличалась необычным и, скажем прямо, несносным характером, постоянно насмехалась над всеми, кто слишком серьезно относился к чему-нибудь, и удивить ее чем-либо казалось просто невозможным. Но при этом у Джуди было доброе сердце, и Гвинет не могла припомнить случая, чтобы та отказала в помощи попавшему в беду человеку.

Гвинет только собиралась заговорить, тщательно подыскивая для этого слова, как из аудитории раздался гром аплодисментов. Это означало, что лекция закончилась и пришло время подавать чай.

— Расскажу позже, — сказала Гвинет.

Первым у стола, за которым разливала чай Гвинет, оказался именно тот человек, на которого указала ей Джуди, мистер Ральф Уитли. Он как-то странно посмотрел на Гвинет, и на душе у нее снова стало тревожно. Быть может, он и впрямь заметил ее на той оргии. А может быть, многие из пришедших сегодня в библиотеку узнали ее. Ведь Джесон ее узнал. Могли узнать и другие.

Джесон. О чем только она думала, когда позволила ему так целовать и так трогать себя? Правда, тогда ей казалось, что так и должно быть — объятия сильных рук, губы, прильнувшие к губам, тела, тянущиеся друг к другу…

От этих мыслей она отвлеклась только после того, как услышала свое имя. Это оказалась леди Октавия, прокладывавшая себе дорогу сквозь густую толпу. Статная, хорошо сохранившаяся в свои пятьдесят, леди Октавия признавала в одежде только два цвета — белый и черный. Сегодня она была в белом — счастливом, как она считала, платье. И то сказать, ведь буквально на днях ее дочь подарила ей внука, уже третьего по счету!

— Одна из наших посетительниц упала в обморок, — сказала леди Октавия, пробившись наконец к столику Гвинет. — Ее отвели в контору, и с ней сейчас Нора Холлидей. Однако Норе нужно идти. У нее, понимаешь ли… Впрочем, неважно. Скажи, Гвин, ты не могла бы помочь?

— Разумеется.

И Гвинет пошла в контору вслед за леди Октавией. Войдя внутрь и увидев бледную как мел молодую женщину, сидящую с закрытыми глазами в кресле, она тут же позабыла и о Джесоне, и о том злосчастном вечере в доме Сэквилла. Голова женщины была откинута назад, на спинку кресла, а все ее тело била дрожь.

— Она не хочет, чтобы вызвали доктора, — сказала Нора Холлидей. — Говорит, что сейчас это у нее пройдет. Я не могла оставить ее одну в таком состоянии.

— Да, да, конечно, — быстро ответила Гвинет. — Ты можешь идти, Нора, я присмотрю за этой леди, а если будет нужно, позову на помощь Джуди.

Леди Октавия с облегчением вздохнула.

— Спасибо тебе, Гвин. Я всегда знала, что на тебя можно положиться. Жены военных всегда мастерицы на все руки, — сказала она и добавила, обратившись к незнакомке: — Гвинет присмотрит за вами, пока я не вернусь, хорошо? Гвин, если понадобится бренди, бутылка здесь, в этом шкафу.

Когда они остались вдвоем, незнакомка сделала попытку подняться с кресла, но Гвинет удержала ее.

— Не делайте резких движений, дорогая. От этого вы можете снова потерять сознание. К тому же вы насквозь промокли! И наверняка промерзли до костей! Ничего, сейчас мы это поправим. Для начала давайте снимем пальто.

Женщина запахнула полы своего пальто и нерешительно проговорила:

— Нет-нет, не стоит.

— Как это не стоит, — мягко возразила Гвинет, так, словно разговаривала с ребенком. — Вот увидите, вам станет лучше.

После этого незнакомка покорно дала снять с себя промокшее насквозь пальто, которое Гвинет повесила на вешалку рядом со своим. Шляпка и зонтик гостьи остались лежать на стуле.

— Меня зовут Гвинет, а вас?

Незнакомка ответила так тихо, что ее пришлось переспросить.

— Скажите, Грейс, вы пришли одна или с кем-нибудь? С сестрой, например, или подругой? Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы проводить вас до дома?

Грейс прикрыла глаза и отрицательно покачала головой.

Гвинет начала волноваться. Грейс по-прежнему била дрожь, а огонь в камине не был разведен, поскольку пользоваться конторой сегодня не собирались. Как же обогреть гостью?

Гвинет пощупала свое пальто. Она пришла в библиотеку давно, самой первой, и ее одежда уже успела просохнуть.

— Наденьте, вам сразу станет теплей, — сказала Гвинет, помогая Грейс надеть свое пальто. Затем она открыла шкаф, достала из него бутылку бренди и налила немного в стакан. — Выпейте, — приказала она и, опустившись возле кресла, буквально влила бренди в рот Грейс.

Спустя несколько секунд та резко выдохнула, широко распахнула глаза, а затем и улыбнулась — впервые за все это время.

— Теперь лучше? — спросила Гвинет.

Грейс кивнула, но потом ее улыбка растаяла.

— Помогите мне, мисс, — сказала Грейс, с тревогой осматриваясь по сторонам. — Мне необходимо поговорить с леди Октавией. Мне кажется, что с моим другом случилась беда, страшная беда. Вчера он ушел, чтобы получить деньги, и не вернулся домой. Наверное, они его выследили, а теперь гонятся за мной.

— Кто гонится за вами, Грейс? — спросила Гвинет.

Грейс облизнула губы, сокрушенно покачала головой и повторила:

— Мне необходимо поговорить с леди Октавией.

— Не бойтесь, — сказала Гвинет. — Здесь вы среди друзей.

— Я понимаю, но… вы не знаете его, мисс. Он не остановится ни перед чем.

Гвинет не впервые приходилось слышать нечто подобное. Сюда, к леди Октавии, постоянно приходили несчастные женщины, каждая со своей историей, со своей изломанной судьбой. Иногда, если те готовы были бросить все и уйти от мужа, не оглядываясь, и у них не было детей, леди Октавия бралась им помочь. Но чаще всего они уходили отсюда ни с чем.

За время, проведенное в библиотеке, Гвинет хорошо усвоила одну вещь. Очень часто жизнь с мужем-тираном превращается для женщины в медленное самоубийство, и выхода из этого положения, как правило, не существует. Самой-то ей повезло, она рано овдовела, а вот Грейс, похоже, повезло в этой жизни гораздо меньше.

Однажды Гвинет призналась леди Октавии в том, что чувствует себя беспомощной.

— Чашка чая и немного внимания, — ответила ей леди Октавия, — способны творить чудеса. Твоя задача — слушать, а не советовать. Дай женщине выговориться, излить душу. Порой бывает необходимо, чтобы тебя просто выслушали. А советы давать не нужно, принимать решения каждый человек должен сам.

С тех пор это и стало главной обязанностью Гвинет — поить женщин чаем и выслушивать их горькие признания.

— Леди Октавия занята сейчас с гостями, — сказала Гвинет. — Придет сюда, как только освободится. А пока я разожгу камин и схожу за чаем и бутербродами, вы не против?

— Думаю, нет, — слабо улыбнулась Грейс. — Я уже несколько дней не ела, потому, наверное, и случился обморок.

Коробок со спичками лежал на камине. Гвинет быстро разожгла приготовленные в камине дрова, и Грейс заметила, улыбнувшись:

— Вы так ловко управились, словно всегда сами разжигаете камин.

— У меня большой опыт, — рассмеялась в ответ Гвинет. — Я, видите ли, привыкла обходиться без прислуги.

— Простите, я забыла ваше имя.

— Гвинет Бэрри.

Лицо Грейс снова стало напряженным, и она сказала, робко улыбаясь:

— Она все время говорила о вас. Ее светлость, я имею в виду. Рассказывала о том, какая вы смелая. У вас ведь есть сын, верно? Насколько я помню, его зовут Марк.

— Да, но я не понимаю, почему леди Октавия…

Ее слова заглушил звон разбитого стекла и раздавшиеся вслед за этим крики. Услышав за дверью громкие, уверенные мужские голоса, Грейс проворно вскочила на ноги.

— Не пугайтесь, — улыбнулась Гвинет. — Просто кто-то из молодых людей неудачно пошутил. Честное слово, ничего страшного. Сидите спокойно, а я сейчас принесу чай и бутерброды.

Грейс опустилась назад, в кресло, а Гвинет улыбнулась ей и вышла из комнаты.

Шутка явно не удалась, во всяком случае, никто не смеялся. Гвинет увидела, как двое «охранников», мистер Нидхем и майор Соммервиль, волокут к выходу сопротивляющегося подростка. Шума вокруг было много, но никакой паники Гвинет не заметила.

В дверях чайной комнаты появилась Джуди, и Гвинет спросила ее, подойдя ближе:

— Что случилось?

— Юный хулиган, — ответила та. — Швырнул камень в окно аудитории. Не волнуйся, он за все заплатит. Майор Соммервиль знаком с его отцом, и, как он говорит, этот Томми долго теперь не сможет сидеть.

— Почему они так ненавидят нас? — спросила Гвинет, обращаясь в первую очередь к самой себе.

— А потому, — ответила Джуди, — что мы хотим перемен, а это многих пугает. На словах им нас не переспорить, поэтому они бьют нам стекла.

Впрочем, Грейс волновала сейчас Гвинет гораздо больше, чем разбитое окно.

— Джуди, — попросила она, — ты не могла бы принести в контору чай и бутерброды? Там у меня молодая женщина, которая упала в обморок. Мне не хотелось бы надолго оставлять ее одну.

— Ну, конечно, сейчас принесу.

Гвинет вернулась в контору. Надо сказать, что она не слишком удивилась, обнаружив комнату пустой. Что ж, Грейс была не первой женщиной, которая испугалась. Первый шаг к свободе всегда самый трудный.

Гвинет взглянула на вешалку и увидела висящее на ней голубое пальто Грейс. Ее собственного пальто нигде не было видно, не было и шляпки с зонтиком, лежавших до этого на стуле.

Гвинет поспешила к выходу, но улица перед библиотекой была запружена раскрытыми женскими зонтами. Гости разъезжались по домам.

«Грейс обязательно вернется, — подумала Гвинет, — и не только затем, чтобы забрать свое пальто. Рано или поздно они все возвращаются».

* * *

Грейс раскрыла зонт, едва успев переступить порог, и прикрыла им голову, стремясь к тому, чтобы ее никто не заметил. Она знала, чувствовала, что с Джонни случилось что-то страшное, и та же опасность подстерегает ее, если только она не поспешит скрыться. Она видела здесь мистера Уитли, адвоката своего бывшего хозяина, а это был очень опасный человек. Леди Мэри боялась его ничуть не меньше, чем собственного мужа. Грейс заметила его сквозь открытую дверь, когда Гвинет покидала контору.

Каждую секунду Грейс с ужасом ждала, что на ее плечо вот-вот опустится тяжелая мужская рука. Страх подгонял ее вперед, но она запрещала себе ускорять шаг, запрещала оглядываться назад, а старалась как можно спокойнее идти вдоль ряда экипажей, запрудивших площадку перед входом в библиотеку.

«Не оборачивайся, — твердила она себе. — Ни в коем случае не оборачивайся. Держи себя в руках. Побежишь ты только тогда, когда услышишь за спиной шаги или чье-то дыхание».

Женщины, к которым пристроилась Грейс, одна за другой усаживались в экипажи, приветственно помахивая на прощание рукой своим подругам. Грейс не забывала помахать им в ответ. Никто не должен понять, что она пришла сюда пешком, поэтому Грейс дошла до угла, делая вид, что за ним ее поджидает карета, и, помахав остающимся у нее за спиной, свернула на Фрит-стрит. Здесь она облегченно вздохнула и прибавила шаг. Гостиница «Ангел», в которой она остановилась, была в двух шагах отсюда, но Грейс нарочно поплутала по улицам, прежде чем вернуться в нее. Подойдя к своему номеру, Грейс замерла в нерешительности, ей вдруг стало страшно открывать дверь. В этот момент на лестнице послышались мужские шаги, и они напугали ее еще больше, чем дверь, за которой притаилась неизвестность. Грейс проскользнула в номер, быстро повернула в замке ключ и лишь после этого обессиленно упала в кресло. Зубы у нее стучали — то ли от страха, то ли от холода.

Джонни не зря предупреждал, что они будут искать ее в Женской библиотеке, так оно и вышло. Но другого выбора у Грейс просто не было, ведь единственным человеком, кто мог бы ей сейчас помочь, была леди Октавия.

Леди Октавию Грейс помнила очень хорошо. Это она заставила тогда Джерарда впустить ее, чтобы повидаться с леди Мэри. Уходя, леди Октавия думала, что леди Мэри больна. Неправда. Она была избита. Что же с ней стало сейчас, после неудавшегося побега?

Грейс боялась даже думать о том, что мог сделать Джерард со своей непокорной женой.

Она собиралась рассказать леди Октавии о том, что леди Мэри насильно держат под замком. Надеялась на то, что леди Октавия сумеет помочь не только освободить леди Мэри, но и отыскать Джонни.

Правда, она никак не могла понять, почему Джерард так упорно охотится за ней и за Джонни. Недаром друзья Джонни предупреждали его об этом и советовали ли не высовываться. Но как тут не высунешься, если у тебя совсем нет денег! И Джонни пошел за ними. Пошел, чтобы не вернуться.

«Может быть, мне обратиться в полицию? — подумала Грейс. — Но только что я им скажу? Что его сиятельство мистер Джерард насильно держит свою жену под замком? Не поверят, даже слушать не станут. Beдь кто я такая? Простая горничная. И Джонни, простого слугу, никто из них искать не станет».

В коридоре послышались тяжелые мужские шаги, и Грейс тут же вскочила на ноги. Сердце ее, казалось, было готово выскочить из груди. Шаги остановились совсем рядом, затем открылась и снова закрылась дверь соседнего номера.

«Мне нельзя здесь больше оставаться, — подумала Грейс, опускаясь в кресло. — Вокруг слишком много людей. Только куда мне деться? Ведь у меня нет ни друзей, ни близких».

Ее взгляд упал на стоящие в углу чемоданы. Один из чемоданов, — а они с Джонни сумели спасти оба — был набит до краев. Здесь была не только одежда леди Мэри, но и те вещи, которые она заказала специально для Грейс. После побега они должны были отправиться в Хэмпстед, чтобы начать там новую жизнь. Там все уже было подготовлено, — уютный маленький домик прямо на берегу залива, в котором они могли бы жить спокойно и счастливо.

Грейс продолжала вспоминать, чувствуя, как подступают к глазам тяжелые горячие слезы.

— Ты станешь моей компаньонкой, Грейс, — говорила ей леди Мэри. — В этом чемодане новые вещи, я заказала их специально для тебя.

— Простите меня, ваша светлость, — прошептала Грейс так, словно леди Мэри в самом деле стояла сейчас перед нею.

После неудавшегося побега Грейс начала постоянно менять одежду для того, чтобы сбить с толку ищеек Уитли. Вот и сегодня, собираясь в библиотеку, она надела голубое зимнее пальто — прекрасное пальто, которое, увы, никогда уже, наверное, не увидит.

Грейс еще долго сидела в кресле, собираясь с мыслями. Когда она согласилась на этот побег, все казалось гораздо проще. В конце концов, за то, что ты помогла жене бежать от постылого мужа, тебя не повесят. Но на деле все оказалось совсем иначе, и жизнь Грейс висела сейчас на волоске.

«Так что же мне делать? Куда бежать?»

И она решила, что будет пробираться в Хэмпстед. И Джонни, и, разумеется, леди Мэри знают об этом домике. Если им удастся вырваться, они так или иначе окажутся там. А она, Грейс, будет их дожидаться.

А если они оба не вернутся?

Об этом Грейс решила не думать.

* * *

Обитатель соседнего номера лежал одетым на кровати и не спеша курил длинную сигару. Он тоже был сегодня в библиотеке, где Ральф Уитли и показал ему ту горничную, за которой нужно было проследить.

«У Грейс не было ни единого шанса, — самодовольно думал Гарри. — Подумаешь, задача — выследить женщину в светлом голубом пальто! Детская игра!»

Да, Гарри был мастер на такие игры.

Он «довел» Грейс до самых дверей «Ангела», проследил, в каком номере она остановилась, а затем спустился вниз и снял соседний с ним номер для себя. Он мог убить ее в любую минуту, хоть прямо сейчас. Он так бы и сделал, если бы не тот портрет. «Нужно, — сказал Уитли, — найти этот портрет или выяснить, где она его прячет. Сначала завладей портретом и только потом убей ее. То же самое относится и к миссис Бэрри».

«Ну, миссис Бэрри пока может подождать. У нее сын, она никуда не денется, — размышлял Гарри, потягивая сигару. — А вот горничная уже в панике. Сейчас она может и глупостей натворить, но может и вывести меня куда надо».

Он взглянул на часы. У него в запасе еще уйма времени. До вечера горничная из гостиницы и шагу не сделает. Для того, кто хочет скрыться, темнота первый помощник, это Гарри знал по себе. Интересно, куда она двинется? Наверняка где-нибудь у них подготовлен маленький домик, чтобы жить в нем, не привлекая к себе внимания.

Если этот чертов портрет на самом деле существует, он должен быть спрятан именно там.

Гарри давно ломал голову над этим портретом и наконец решил, что в нем содержится нечто такое, что может уничтожить Хьюго Джерарда. Впрочем, шантажировать Джерарда Гарри не собирался. Каждый должен заниматься своим делом, верно? Так что пускай одни грабят, другие шантажируют, а он, Гарри, будет убивать. В конце концов, за это тоже неплохо платят.

Конечно, убить горничную и вдову проще простого. Но бывают случаи, когда приходится и попотеть.

Гарри не мог не улыбнуться, вспомнив одно из своих последних дел. Тогда он сумел затесаться в свадебную процессию и утопил старого жениха в фонтане, можно сказать, на глазах у всех. Да, в его собственном фонтане, возле его собственного дома! Все решили, что жених просто перепил лишнего и захлебнулся. И коронер, не задумываясь, выписал свидетельство о смерти «в результате несчастного случая». А потом он, Гарри, получил за этот самый «несчастный случай» кругленькую сумму из рук молоденькой и так скоро овдовевшей красотки!

Конечно, Грейс и миссис Бэрри совсем не то. С ними никакого риска, никакого интереса. Рутина. С этими двумя убийствами любой дурак может справиться.

«Интересно, что рассказал обо мне Джерарду Уитли? — подумал Гарри и снова усмехнулся. — Впрочем, что бы он там ни наплел, в этом все равно правды ни на грош. Ведь этот Уитли ничего обо мне не знает».

Гарри всегда встречался с Уитли под одной из своих масок, которых у него было множество.

«Уитли не должен знать, что на самом деле я — человек Хьюго Джерарда, — подумал Гарри и широко зевнул. — Пускай Уитли держит меня за болвана, который убивает только для того, чтобы разжиться деньжонками».

Гарри в самом деле считал себя талантливым артистом и тщательно готовился к каждому новому делу. Он был требовательным к себе артистом, и, если что-нибудь шло не так, всегда винил только себя.

Сигара начала обжигать кончики пальцев, и он швырнул окурок в камин. Затем поднялся, подошел к зеркалу и долго рассматривал свое отражение. При желании Гарри мог бы прямо сейчас, не сходя с места, изменить свою внешность до неузнаваемости, но сегодня был такой простой случай, что этого, пожалуй, не требовалось. Даже если горничная и видела его сегодня в библиотеке, описать кому-нибудь его внешность она уже не успеет.

«Любопытно, знает ли она о том, что Роуленд мертв? — подумал он. — Впрочем, даже если ей об этом сказали, она скорее всего не поверила».

Он еще раз взглянул на себя в зеркало и, окончательно входя в роль, негромко произнес:

— Грейс! Это я, Джонни. Открой.

Что-то в собственной интонации не понравилось Гарри, и он решил попробовать еще раз.

— Грейс! Грейс, ты слышишь меня? Открой, это я, Джонни.

Глава 8

В тот же вечер, когда Гвинет резала на кухне овощи к ужину, Мэдди принесла ей письмо, которое только что положили под дверь. Вытерев руки о фартук, Гвинет распечатала его и быстро пробежала глазами исписанный лист бумаги.

Письмо было от адвоката Армстронга, который предлагал Гвинет встретиться с нею по поводу завещания завтра, в два часа дня, если ей, конечно, это удобно. В противном случае им придется перенести встречу еще на неделю, поскольку дела требуют присутствия Армстронга в Дувре.

Разумеется, Гвинет это было вполне удобно. Единственное, что ее беспокоило, — как бы не умереть от любопытства раньше времени.

— Это насчет пальто? — поинтересовалась Мэдди.

— Нет. Письмо от моего адвоката.

Адвокаты Мэдди не интересовали. Ее интересовало голубое пальто, которое сохло сейчас возле кухонной печи, и она погладила его рукой.

— Великолепное пальто, — заметила она. — Дорогое, для леди. Для настоящей леди, я имею в виду.

Гвинет сложила письмо, спрятала его в карман и снова принялась резать овощи.

— Будь оно хоть из соболей, — сказала она, — я все равно хочу вернуть свое.

— Ну, если бы это пальто было моим, — мечтательно произнесла Мэдди, — я тоже хотела бы вернуть его назад. Не беспокойтесь, хозяйка этого пальто придет за ним уже сегодня.

— Она не знает, где я живу.

— Но может узнать, не так ли? Наверное, кто-нибудь в библиотеке уже сказал ей наш адрес.

— Библиотека закрыта до тех пор, пока не починят окно.

— И что же вы собираетесь делать?

— Делать? С чем я должна что-то делать? — не поняла Гвинет.

— С этим пальто. Будете носить его, пока вам не вернут ваше?

— Конечно, нет.

— Но у вас нет другого зимнего пальто, кроме того, в котором ушла та леди. Говорила я вам, не отдавайте то, черное.

— Я его отдала не насовсем. Не беспокойся, Мэдди. Похожу пока в летнем.

— В летнем? — поразилась Мэдди. — Это что же, все время ходить и дрожать от холода?

— Я уверена, что через день-два все уладится. Понимаешь, это не просто чужое пальто, оно еще и очень дорогое. Не дай бог, посажу на него пятно.

— Но домой-то вы в нем пришли, и ничего?

— Нет. Я принесла его в руках. А до дому меня подвезли знакомые.

Мэдди выглядела такой несчастной, что Гвинет невольно улыбнулась.

— Мэдди, — сказала она. — Я не могу надеть чужое пальто, понимаешь? Даже если бы оно было старым. А принесла я его только потому, что боялась оставить в библиотеке. Там будут чинить окно, и кто-нибудь может его стащить.

— Настанет день, и у вас тоже будет такое пальто. Даже еще лучше, вот увидите, — торжественно заявила Мэдди.

— Надеюсь, — ответила Гвинет, состроив гримаску.

Мэдди собиралась к миссис Джемисон на Сохо-сквер и уже взялась за ручку входной двери, но вернулась в кухню.

— Совсем забыла, — сказала, она. — Миссис Пер-кинс говорила, что в тот вечер приходил молодой человек и спрашивал вас. Не сказал, что ему нужно, и не назвал своего имени. Миссис Перкинс думает, что это от домовладельца, по поводу ремонта.

«В тот вечер, это значит тогда, когда миссис Перкинс присматривала за Марком, пока я была на той ужасной вечеринке, — подумала Гвинет. — А вот насчет ремонта я сильно сомневаюсь. По-моему, нашему домовладельцу нет никакого дела до ремонта».

— Он еще вернется?

— Не знаю, он не сказал, а миссис Перкинс не спросила, — ответила Мэдди, уже стоя на пороге.

После ее ухода Гвинет снова занялась ужином и больше не думала о пальто, висевшем над плитой. О нем она вспомнила позже, когда Марк был уже накормлен и уложен спать.

«Пальто для леди, — сказала о нем Мэдди. — Для настоящей леди». Гвинет сняла его с вешалки, отнесла к себе в спальню и еще раз внимательно осмотрела. Да, с Мэдди можно было согласиться, это было пальто для настоящей леди, не чета ее собственному, пропавшему вместе с девушкой по имени Грейс. На нем не было ни ярлыков, ни меток, по которым можно было бы найти хозяйку или мастера, который сшил это пальто. Гвинет надела его и посмотрелась в зеркало. Пальто сидело на ней так, словно было сшито по ее мерке.

Нет. Оно сшито не для нее, а для какой-то другой женщины с хорошим вкусом и большими деньгами. Это было удивительно, поскольку Грейс не была похожа ни на настоящую леди, ни просто на женщину, у которой есть деньги. У Гвинет сложилось впечатление, что мужем Грейс был какой-то мелкий клерк, а откуда у клерка деньги на такое пальто?

Продолжая думать о Грейс, она сняла пальто и повесила его на спинку стула. За время работы в библиотеке она успела повидать немало женщин, живших в вечном страхе перед своими мужьями. Например, леди Мэри Джерард. Впервые она появилась в библиотеке месяца четыре тому назад. Пришла послушать лекцию о ландшафтном садоводстве в Англии, да так и осталась. Джуди права, леди Октавия хорошо знает свое дело. Ее вполне невинные на первый взгляд лекции привлекают все новых и новых женщин. Они приходят, слушают лекции, потом им начинает нравиться то, что они видят в библиотеке, и, наконец, они становятся ее соратницами и сами начинают распространять идеи, которые она проповедует.

Поначалу леди Мэри робела сильнее, чем большинство новичков, и очень нуждалась в поддержке и внимании. Что ж, она пришла точно по адресу! В поддержке и внимании здесь не было отказа никому.

Собственно говоря, и сама Гвинет попала в библиотеку точно так же. Зашла однажды, осталась на чашку чая, и с тех пор библиотека стала для нее вторым домом.

И с леди Мэри они познакомились тоже в чайной комнате. Поговорили о ландшафтном садоводстве, выяснили, что у них есть общие интересы, и лед был сломан. Когда леди Мэри начинала говорить о ландшафтном садоводстве, она забывала про свою робость. Вскоре она начала приносить книги из своей домашней библиотеки, рассказывала много интересного о садах, которые ей довелось повидать на юге Англии. Но особым предметом гордости был для нее собственный сад, разбитый в ее имении Роузмаунт молодым садовником по имени Уиллард Брайент, трагически погибшим в расцвете лет.

— Когда-нибудь, — мечтательно говорила леди Мэри, — я непременно открою свои сады для посетителей, чтобы все могли увидеть, каким талантливым был покойный Уиллард.

Позже Джуди сказала Гвинет, что этого не будет никогда. Муж леди Мэри не позволит ей открыть свой сад для посетителей. Мечты жены не имели для мистера Хьюго Джерарда никакого значения.

Хотя леди Мэри и заговаривала не раз о том, чтобы Гвинет посетила Роузмаунт, это были лишь слова, и они обе прекрасно понимали, что такой визит никогда не сможет состояться. Тогда леди Мэри пришла в библиотеку с коробкой, в которой хранились рисунки, запечатлевшие ее сад. Она оставила ее для того, чтобы каждый желающий мог своими глазами увидеть творения мистера Уилларда, но с одним условием: чтобы ни один листочек не пропал. Гвинет посмотрела эти рисунки и, нужно признаться, осталась не в восторге от таланта мистера Уилларда. Она даже подумала о том, не было ли между садовником и хозяйкой какой-нибудь романтической истории, но леди Мэри никогда не говорила об этом.

Но не только общий интерес к ландшафтному садоводству объединял Гвинет с леди Мэри. Вскоре между ними установилась какая-то особая связь. Возможно, причиной тому была удивительная способность леди Мэри слушать, а может быть, они просто почувствовали друг в друге родственные души. Этого они не выясняли, да и не хотели выяснять, а просто наслаждались общением друг с другом, проводя долгие часы в чайной комнате библиотеки.

Около месяца тому назад леди Мэри неожиданно перестала приходить в библиотеку. Когда Гвинет вместе с подругами пошли ее навестить, их не пустили в дом, объяснив, что леди Мэри больна. Впрочем, леди Октавии все-таки удалось проникнуть внутрь и повидаться с леди Мэри. Кто-кто, а леди Октавия не привыкла отступать.

В библиотеку леди Октавия вернулась грустной и сказала, что леди Мэри действительно больна. У нее что-то вроде легкого помешательства. Это, конечно, очень печально, но она непременно поправиться.

Гвинет подумала тогда о том, кто стал главным виновником этого «помешательства», и ее охватил гнев на мистера Джерарда. Она знала, что жизнь — это лотерея. Если тебе удалось выйти замуж за доброго человека, считай, что повезло. Если нет — будь готова к тому, что вся твоя жизнь превратится в ад.

Это она знала не понаслышке. Ей самой пришлось дорого заплатить за то, что она рискнула выйти замуж за жизнерадостного капитана Найджела Бэрри, очаровавшего ее своей красотой и остроумием. Чем это обернулось? Тем, что она едва не стала такой же, как эта несчастная, забитая леди Мэри.

Гвинет и сама не заметила, как спустилась вниз и присела за фортепиано. Ей хотелось сыграть что-нибудь веселое, жизнерадостное, но вместо этого у нее из-под пальцев полилась другая мелодия, протяжная и грустная. Песня несбывшейся мечты и ушедшей любви.

Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд, бросила играть и резко обернулась. В комнате горела всего одна свеча, но и ее света оказалось достаточно для того, чтобы рассмотреть человека, сидевшего в кресле.

Джесон. Это был Джесон.

Он медленно поднялся и подошел к Гвинет. Она встала.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Гвинет. — И как ты сюда попал?

Страх отхлынул, и теперь Гвинет могла дать волю своему темпераменту.

— Ты напугал меня до полусмерти! О чем ты думал? Ведь я могла бы запросто пристрелить тебя из ружья!

— У тебя есть ружье? — спокойно поинтересовался он.

— Нет. Но если бы было, я могла выстрелить. Я умею. Ведь я — офицерская вдова, помнишь об этом?

— Да, этого я никогда не смогу забыть, — тихо ответил Джесон.

Лицо его сделалось жестким — таким жестким, что Гвинет расхотелось что-либо уточнять.

— Присядь, Гвин, — указал Джесон на кресло, стоящее возле камина.

Она послушно опустилась в кресло.

— Я пытался звонить у входной двери, — пояснил Джесон, — но мне никто не ответил.

— Звонок не работает. Нужно было стучать.

— Ну, этого я не знал и обошел вокруг дома. Черный ход был открыт. Я вошел, услышал фортепиано и понял, где тебя искать. Ты была так увлечена, что даже не заметила моего прихода. Мне не хотелось тебя прерывать. Я так люблю слушать, когда ты играешь.

— Спасибо.

Не обращая внимания на ее холодный тон, Джесон продолжил:

— Заднюю дверь я за собой запер, но ты впредь будь повнимательней, Гвин. Так к тебе любой может забраться.

— Один уже забрался, — сверкнула глазами Гвинет. — Ты.

Джесон потер ладонью шею и потянулся.

— Послушай, — сказал он, — я понимаю, что уже поздно и что я напугал тебя. Прости. Но дело в том, что у меня не слишком приятные для тебя новости. Мне хотелось, чтобы ты узнала о них от меня, а не из завтрашней газеты.

— Что-нибудь связанное с той… вечеринкой у Сэк-вилла? — спросила она, чувствуя неприятный холодок под сердцем.

—Да.

— Я так и знала. Мое имя было в списке гостей.

— Нет, здесь совсем другое, — он немного помолчал, а затем решительно продолжил: — В конце вечеринки на черной лестнице был обнаружен труп слуги. Его убили, Гвин, жестоко убили. Этого человека звали Джонни Роуленд.

Гвинет невольно привстала с кресла.

— Убийство! Какой ужас!

— Да. До сих пор ничего не сообщалось, поскольку полиция держала это в тайне. Между прочим, убитый молодой человек был не из дома Сэквилла.

— Откуда ты все это знаешь?

— У меня есть приятель в полицейском управлении на Боу-стрит.

— Мне кажется, я что-то слышала, — потрясенно сказала Гвинет.

— Что именно? — быстро спросил Джесон, выпрямляясь в кресле.

— Я спускалась по лестнице. Было темно, и я не знала, на каком этаже нахожусь. Затем я услышала внизу, под собой, шум, чье-то дыхание, стоны. Я подумала, что это мужчина и женщина… ты понимаешь. И я свернула в дверь, ведущую в боковой коридор, потому что решила, что наступлю на них, если буду спускаться дальше.

— Ты… — Он покрутил головой и внезапно закричал: — Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?! Если бы ты спустилась ниже, тебя тоже могли убить. Нет, тебе в самом деле необходим опекун! Разве можно приличной женщине появляться в таких притонах?

— Я оказалась там по ошибке, — ответила Гвинет. — А ты? Как ты там оказался?

— Сама догадайся.

Повисла тяжелая тишина. Гвинет скрестила руки на груди. Джесон скрипнул зубами.

Постепенно он успокоился, расслабил напряженные мышцы и тихо сказал:

— Прости. Признаю, я накричал на тебя, но только от страха.

Если слова Джесона и смягчили Гвинет, то всего лишь самую малость. Джесон сказал, чтобы она сама догадалась, почему он оказался в доме Сэквилла, и теперь фантазия Гвинет работала на полную мощь.

— Я полагаю, теперь полицейские захотят допросить меня, — сказала она, наклоняя голову.

— Они даже не подозревают о том, что ты там вообще была.

— Скоро узнают. Мое имя есть в списке гостей.

— Твое имя… — Он сверкнул глазами и сказал охрипшим голосом: — Как бы мне хотелось свернуть шею этому кретину Сэквиллу.

Гвинет вполне разделяла желание Джесона, но даже свернутая шея кретина Сэквилла ничего уже не изменила бы.

— Я — свидетель, — сказала она. — Может быть, мне лучше самой явиться в полицию, не дожидаясь, пока меня вызовут?

— Нет. Пусть сами найдут тебя. Впрочем, я сомневаюсь, что они вообще станут тебя искать. Ты для них слишком мелкая рыбешка. И потом, что ты им можешь рассказать? Разве ты видела что-нибудь?

—Нет.

— Ну и забудь об этом. Понимаешь, Гвин, я очень не хочу, чтобы ты впутывалась в это дело. Гвин…

—Что?

Он склонился через подлокотник кресла и выпалил:

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Прямо сейчас, немедленно. Собери вещи, возьми Марка, и едем ко мне, на Мун-стрит.

— Что-о? — не поверила она своим ушам.

— Не совсем то, о чем ты думаешь, — улыбнулся Джесон. — Просто ты сказала, что за тобой следят. А теперь ты еще стала свидетельницей убийства. Я говорил с полицейским инспектором. Я говорил с Сэквиллом. Я заходил в дом и говорил со слугами. Этот убийца жесток, как зверь. Вот я и решил, что со мной тебе будет безопаснее.

Гвинет была по-настоящему тронута заботой Джесона, но принять его предложение не могла.

— Я не могу бросить все и перебраться на Мун-стрит, — сказала она. — Так я растеряю всех своих учеников.

— Ты можешь учить их в моем доме, — возразил Джесон.

— Хорошенькое дело! А что будет, когда сюда приедут все твои родственники? Ты же говорил, что Софи пора выводить в свет. Я так и вижу эту картинку. Мои ученики снуют туда-сюда, то и дело натыкаясь на приехавших с визитом леди и джентльменов. Нет, Джесон, твоя бабушка этого не переживет.

— Ерунда, — махнул рукой Джесон. — Судя по всему, она не сможет выбраться в Лондон. Тем более что Софи, кажется, уже сделала свой выбор. У нее есть молодой человек в Брайтоне, и она говорит, что любит его.

— Хорошо, но все равно я не могу жить в доме своего опекуна, — Гвинет выставила перед собой ладонь, не давая Джесону возможности возразить. — Послушай, на самом деле я ничего не видела и никакая я не свидетельница. Ты сам это сказал. На той вечеринке было полно женщин. Не можешь же ты всех их взять под свою защиту.

После долгого молчания Джесон наконец произнес:

— Это еще не все.

Гвинет почувствовала, как сильно забилось у нее в груди сердце.

— Что еще?

— Еще раз прошу прощения за тот вечер. Я, наверное, напугал тебя, но пойми, я едва не сошел с ума, когда тебя там увидел. Простишь?

Извинение было принесено изящно и требовало такого же ответа.

— Давай забудем тот вечер и будем считать, что ничего не было, — сказала Гвинет.

Она посмотрела в глаза Джесону, и это было ее ошибкой. Таких пронзительных глаз Гвинет не доводилось видеть ни у кого. Они, казалось, видели ее насквозь, так, словно она была прозрачной как стекло.

Джесон улыбнулся, и от этого Гвинет почувствовала себя еще неуютнее.

— В твое вино ничего не было подмешано, Гвин. Я спрашивал у Сэквилла. Ничего.

— В моем вине ничего не было. А в твоем?

Он поднялся, подошел к Гвинет и погладил ее по щеке.

— А ты как думаешь?

Он усмехнулся и направился к двери.

После этих слов предложение Джесона переехать к нему предстало перед ней совершенно в ином свете, и Гвинет закричала в спину уходящему Джесону:

— Впредь тебе лучше держаться от меня подальше, Джесон Рэдли! Слышишь?

Она не ожидала, что Джесон станет отвечать ей, но тот обернулся и веско проговорил:

— Я думал, ты сообразительнее. Ну, сама посуди, как я могу держаться подальше от тебя? Завтра в два часа мы оба должны быть у адвоката, не так ли? Значит, скоро увидимся.

Он вернулся, быстро поцеловал Гвинет — та не успела даже отпрянуть — и ушел, обронив на прощание:

— Не забудь запереть дверь на засов.

* * *

Джесон продолжал улыбаться всю дорогу до угла Сохо-сквер. А потом с каждым шагом, отдалявшим его от Гвинет, на душе у него становилось все тревожнее. Она осталась там одна, беззащитная. И без оружия, если не считать оружием старый ржавый пистолет. Ну почему она такая упрямая?

Что ж, он тоже может быть упрямым. Если Гвинет не хочет переезжать на Мун-стрит, он найдет другой способ защитить ее. Он не оставит Гвинет одну, по крайней мере до тех пор, пока не будет раскрыто убийство Джонни Роуленда.

Конечно, может быть, Гвинет и права, и он преувеличивает опасность, грозящую ей. Впрочем, говорить с ней об этом бесполезно.

Джесон знал человека, который мог бы ему помочь. Ричард Мейтленд, начальник Особого отдела.

Хотя, конечно, такого человека, как Ричард, трудно уговорить заняться расследованием убийства какого-то слуги. Его сфера — вопросы государственной безопасности. Но на обычных полицейских полагаться тоже нельзя. Если бы убили самого Сэквилла или кого-то из его гостей — другое дело, а заниматься расследованием убийства слуги и они не станут. Пальцем не пошевельнут.

Тут Джесон вспомнил о том, что один из гостей Сэквилла был членом Кабинета министров. Может быть, удастся зацепить Ричарда на эту удочку?

Джесон собирался уже пересечь Пиккадилли, как вдруг остановился и, подумав немного, повернул назад. Ему захотелось еще раз взглянуть на Саттон-Роу и убедиться, что там все в порядке.

Глава 9

Открывая заднюю дверь, Гвинет ожидала увидеть перед собой Мэдди с утренним выпуском «Курьера», но это оказался молодой человек, по виду — рабочий или разносчик. В руках у него был грязный, видавший виды чемоданчик.

— Я насчет штукатурки, — сказал он.

— Штукатурки?

Тот посмотрел на замусоленный клочок бумаги, который держал в руке, и спросил:

— Миссис Бэрри?

— Да.

— Значит, все верно.

Тут Гвинет все поняла.

— Но я не просила домовладельца насчет штукатурки. Крыша у нас течет, это верно. Такая щель на чердаке, что в комнату заливает.

— Ничего не знаю, — невозмутимо ответил молодой человек. — Я занимаюсь штукатуркой и сразу назвал хозяину свою цену.

— А вы не можете сначала посмотреть крышу?

— Вряд ли. Это не по моей части. Но я скажу хозяину, а там пусть он сам решает.

Гвинет раскрыла дверь шире.

— Входите. Насчет штукатурки вы тоже правы. На потолках везде трещины. Но я надеюсь, что мистер Притчард и с крышей что-нибудь сделает. Да и какой смысл ремонтировать штукатурку, если крыша течет?

Она повела штукатура задним коридором, спросив на ходу:

— Как вас зовут?

— Гарри, — ответил тот, окидывая потолки цепким профессиональным взглядом. — Я осмотрю комнаты, и все. Сегодня начинать работу не буду. Сначала нужно прикинуть, сколько это будет стоить.

— Тогда лучше начать с парадной гостиной, Гарри, — Гвинет направилась в глубь дома, указывая дорогу. — Постарайтесь закончить до прихода моих учеников.

— А скоро они придут?

— Минут через пять. Скажите, это вы приходили сюда три дня тому назад? Вас тогда присылал мистер Притчард?

— Нет, не я, — покачал головой Гарри.

Впрочем, это не имело для Гвинет особого значения. Мистер Притчард мог прислать тогда и кого-нибудь другого.

Похоже, Гарри был настоящим специалистом, и потому Гвинет оставила его одного, а сама вернулась на кухню. Марк сидел за столом, повернувшись спиной к печке. Он заканчивал переписывать с черновика длинные столбцы арифметических примеров, которые Гвинет проверила еще после завтрака.

— Марк, — окликнула его Гвинет, и он повернул к ней голову. — Я насчет сегодня…

Глаза Марка радостно вспыхнули, и он с готовностью выпалил:

— Я знаю. Сегодня суббота, и ты поведешь меня к Гантеру есть мороженое.

— Я хотела бы, но ты же, наверное, помнишь, что сегодня мы с кузеном Джесоном должны быть у адвоката, мистера Армстронга.

— Помню, — кивнул Марк. — Вы должны подписать какие-то бумаги.

Она не посвящала сына во все подробности, лишь рассказала ему в общих словах о возможном наследстве. Возможном, подчеркнула она на тот случай, если что-нибудь сорвется.

— Понимаешь, Марк, мистер Армстронг может встретиться с нами только сегодня, и именно днем.

Глаза мальчика потухли.

— И ты не возьмешь меня с собой? Но сегодня же суббота.

Гвинет посмотрела на его разочарованное лицо и поняла, что у нее не хватит сил оставить его дома с Мэдди. Субботний день они всегда проводили вместе с сыном.

— Ну хорошо. Мы что-нибудь придумаем.

— И дядя Джесон позволит мне покататься в его коляске?

— Возможно, сегодня у него не будет коляски. Но в любом случае, Марк, не нужно его ни о чем просить.

— Я не буду просить. Но он сам обещал, что покатает меня еще.

Гвинет не знала, что ей на это ответить. Когда она сама обещала ему что-нибудь, ее слово всегда было нерушимо.

— Он мог и забыть, — сказала она наконец.

— Дядя Джесон? Забыть? Нет! — ответил Марк так уверенно, словно знал Джесона всю жизнь. — Может быть, мы с ним поедем до самого Ричмонда. Он так сказал.

— Ну-ну, — рассмеялась Гвинет. — А почему не сразу через Ла-Манш да в Париж?

— Ричмонд гораздо ближе.

Гвинет театрально закатила глаза и строго сказала:

— Послушайте, молодой человек! У кузена Джесона могут быть свои дела. Мы сходим к Гантеру за мороженым, но это единственное, что я могу обещать. Договорились? Да, вот еще что, Марк. У нас в доме рабочий, штукатур. Он ходит и осматривает потолки. Если зайдет сюда, не мешай и не приставай к нему с вопросами.

— Не стану.

Он сказал это так неохотно, что Гвинет едва не расхохоталась. Ей ли было не знать неуемное любопытство Марка, ей ли не приходилось то и дело отвечать на его бесконечные «почему» и «зачем»?

В эту минуту пришли сразу двое — ученик с нотной папкой и Мэдди с утренней газетой в руках. Гвинет наскоро просмотрела газету, но то, что ее интересовало, обнаружила не сразу. Первая страница целиком была посвящена предстоящей свадьбе принцессы Шарлотты и Леопольда, принца Кобургского. Нужная ей заметка оказалась на второй странице. Собственно говоря, в ней не было ничего нового, лишь сообщение о том, что полиция продолжает расследование преступления, совершенного в доме Сэквилла.

У Гвинет словно гора с плеч свалилась.

Закончив заниматься с учеником, она поспешила на кухню проверить, как идут дела у Марка. Мэдди собиралась гладить, но, судя по восхитительному запаху, доносившемуся с кухни, она не спешила взяться за утюг. Войдя, Гвинет обнаружила Марка, Мэдди и молодого штукатура сидящими за столом, на котором стоял чайник и большое блюдо с горячими пышками.

Увидев Гвинет, Мэдди вскочила с места и принялась оправдываться.

— Я… Я решила напечь пышек. Я все поглажу, не беспокойтесь.

— Отличные пышки, — непринужденно заметил Гарри.

Только сейчас Гвинет отметила про себя, что штукатур очень красив.

— Пойдемте, Гарри, я покажу, где выход, — смутилась Мэдди и покраснела как рак.

«А Мэдди тоже очень хорошенькая, — подумала Гвинет. — Нет ничего удивительного, что они решили пофлиртовать друг с другом». Вдруг у нее появилось какое-то нехорошее предчувствие.

Мэдди со штукатуром быстро покинули кухню, а Гвинет присела к столу и принялась отщипывать кусочки пышки, размышляя о том, как ей уберечь свою молоденькую неопытную служанку от заигрываний этого красивого и, очевидно, искушенного в любовных делах штукатура. Заметив на себе взгляд Марка, она обернулась к сыну.

— Ну-с, молодой человек, а вы что мне скажете?

— Зачем ты так говоришь, мама? — нахмурился Марк, не любивший, когда его называли «молодым человеком».

— А разве ты у меня не молодой мужчина? — улыбнулась Гвинет и протянула руку, чтобы поправить упавшую на лоб Марка прядь волос. — Это шутка. Привыкай, все девочки так шутят.

— Девчонки! — с презрением сказал Марк.

За дверью раздался смех, и Гвинет поднялась со стула.

— Пойду прослежу, чтобы Мэдди не забыла запереть дверь за этим штукатуром, — сказала она.

Глядя ей вслед, Марк подумал о том, что не успел поделиться с ней одним открытием. Оказывается, не только он любит без конца задавать вопросы. Штукатур Гарри тоже. Видимо, любопытными бывают не только мальчишки.

Правда, дядя Джесон тоже любил задавать вопросы. Он без конца расспрашивал Марка тогда, когда они ждали маму в гостиной, и потом, когда катались в коляске. Впрочем, дяде Джесону это было простительно, он же родственник.

Марк задумался над тем, можно ли верить дяде Джесону, и решил, что если тот приедет сегодня на коляске и не забудет его покатать, то можно. Конечно, не так, как маме, но тоже можно.

Теперь оставалось лишь немного подождать, чтобы увидеть, умеет ли дядя Джесон держать свои обещания.

* * *

Контора мистера Армстронга на Пэлл-Мэлл располагалась на втором этаже здания, над скобяной лавкой. Внутри контора выглядела запущенной. Сейчас в ней находился только один клерк — молодой парнишка, после каждой фразы сморкавшийся в большой белый платок, который он не выпускал из рук.

— Пыль, — коротко пояснил он.

Джесон был уже здесь, но мистер Армстронга отсутствовал. Однако клерк заверил, что тот должен появиться с минуты на минуту, провел их в кабинет адвоката и оставил одних.

В обществе Джесона Гвинет чувствовала себя натянуто, а он, напротив, держался легко и непринужденно. Помог Гвинет снять ее зеленую летнюю пелерину, сказал что-то относительно погоды и предложил стул.

Свое зимнее пальто он тоже снял и повесил рядом с пелериной Гвинет. Было видно, что пальто сшито у хорошего портного, как, впрочем, и темный сюртук Джесона, обтягивавший его плечи, словно вторая кожа. Когда он придвигал стул Гвинет, было видно, как перекатываются под тонкой тканью сильные мускулы.

Гвинет вдруг подумала о том, что Джесон может прочитать эти мысли по ее лицу, и покраснела. Да, она покраснела точно так же, как Мэдди! А когда Джесон, заметив краску на ее лице, удивленно поднял брови, окончательно сконфузилась.

Положение спас Марк, громко спросивший:

— Мама, а почему в этой конторе такой кавардак?

— Не знаю, — ответила Гвинет, глядя на разбросанные по всему столу и даже по полу бумаги. — Некоторые люди привыкли не замечать беспорядка.

— И мистер Армстронг из их числа, — подхватил Джесон. — Впрочем, как успел мне рассказать клерк, наш адвокат еще и миссионер-проповедник и большую часть времени проводит не в Лондоне, а в разъездах.

— А как же его… клиенты? — спросила Гвинет, с неудовольствием выговаривая последнее слово.

— Не знаю, — пожал плечами Джесон и добавил, глядя на входную дверь: — А вот, кажется, и сам мистер Армстронг.

Да, это был мистер Армстронг — пухлый маленький человечек с розовыми щеками, сияющей лысиной и веселыми маленькими глазками.

— Простите, что заставил долго ждать! — энергично воскликнул он, проходя к столу. — Меня зовут Бенджамен Армстронг. А вы, как я понимаю, миссис Бэрри, мистер Рэдли и мистер Марк Бэрри.

Он уселся в кресло и сложил на столе свои пухлые ручки.

— Нет ничего приятнее на свете, — объявил мистер Армстронг, — чем воссоединять родственников.

Окажись жизнерадостный мистер Армстронг ее соседом, Гвинет была бы только рада, но в качестве своего адвоката ей хотелось бы видеть кого-нибудь другого. Она кивнула Марку, и тот поспешно встал и попросил разрешения выйти.

— Нет, нет, — запротестовал мистер Армстронг. — Оставайтесь с нами, мистер Марк. Условия завещания касаются каждого из вас, поэтому вам тоже будет полезно послушать то, что я сейчас скажу.

Гвин насторожилась, посмотрела на Джесона, но тот лишь пожал плечами, продолжая сидеть, вытянув ноги, без улыбки глядя на мистера Армстронга и, казалось, забавляясь всем, что происходит.

— Мама?

Она посмотрела на Марка, снова кивнула, и тот опустился на стул.

— Думаю, нет необходимости зачитывать завещание целиком, — начал мистер Армстронг, обводя всех по очереди орлиным взглядом. — Условия его очень просты. Вся сумма — десять тысяч фунтов — дается вам, миссис Бэрри, для того, чтобы вы могли распоряжаться ею по своему усмотрению, но после вашей смерти весь капитал должен перейти к вашему сыну.

— Мне ничего не нужно, — наклонилась вперед Гвинет. — Я хочу, чтобы все деньги достались Марку, как только он достигнет совершеннолетия.

— Боюсь, что этот вопрос не в моей компетенции, — развел руками мистер Армстронг.

— А не можем ли мы… — Гвинет взглянула на Джесона, надеясь найти у него поддержку, но тот был занят рассматриванием своих туфель. — Не можем ли мы обратиться к нашему анонимному благодетелю с просьбой изменить эти условия?

— Боюсь, что нет. Я получил совершенно четкие инструкции. Мой клиент не желает, чтобы с ним связывались. Так что любая встреча с ним или с ней невозможна.

— Но… Разве нельзя написать ему или ей письмо? Хотя бы для того, чтобы поблагодарить за деньги?

— Нет, — отрезал Армстронг. — Вы захотите узнать имя своего благодетеля, и это вполне естественно. Но я получил строгие указания оставить это в тайне. Обычно тайные благодетели именно так и поступают, чтобы те, кому они помогли, не чувствовали себе обязанными. Поставьте себя на место вашего дарителя, и вы поймете, что я имею в виду.

Гвинет не знала, что ей на это ответить.

— Джесон? — спросила она.

— Что? — спохватился он, выходя из задумчивости. — Скажите, мистер Армстронг, а что будет, если миссис Бэрри откажется принять эти деньги?

— Но это же не так? — удивленно вскинул брови мистер Армстронг.

— Нет, не так, — быстро подтвердила Гвинет, кидая в сторону Джесона раздраженный взгляд.

«Нашел время для шуток!» — сердито подумала она, улыбнулась мистеру Армстронгу и сказала:

— Продолжайте, мистер Армстронг, прошу вас. Вы что-то хотели добавить?

— Ах да. Когда ваш благодетель сочтет нужным, он или она откроет свое имя. Так что все, что вам нужно, так это только набраться немного терпения.

— Немного терпения? Ничего не понимаю! — воскликнула Гвинет. — Почему нужно ждать? Почему нельзя сказать все сразу?

— Как я уже говорил, такова воля моего клиента, — рассмеялся мистер Армстронг. — Спокойствие и терпение, миссис Бэрри, терпение и спокойствие.

Дверь кабинета отворилась, и появился клерк.

— Документы по наследству Бэрри, сэр, — сказал он.

— Спасибо, Томас. — Армстронг быстро просмотрел два исписанных листа. — Да, все ясно и просто, как я и говорил. Мистер Рэдли назначается вашим попечителем, миссис Бэрри, и вашим опекуном, мистер Марк.

— Дядя Джесон будет моим опекуном? — с восторгом переспросил Марк.

Сначала Гвинет была ошеломлена, затем пришла в ярость.

— Я сама воспитываю своего сына, — закричала она. — Я его мать! Это твоих рук дело? — спросила она, оборачиваясь к Джесону.

Джесон медленно поднялся и заговорил, глядя ей в глаза:

— Не думаю, что…

— Моя дорогая миссис Бэрри, — мягко вмешался Армстронг. — Вы не дали мне закончить. Опекунство является почетной обязанностью. Кроме того, человек может быть назначен опекуном только в том случае, если ваш муж не назначил в опекуны Марку кого-нибудь другого.

Ничего подобного Найджелу никогда и в голову не приходило, но не станет же она посвящать их в подробности своей семейной жизни!

— Найджел… Мы с Найджелом не считали, что в этом есть необходимость. Опекунов назначают, как правило, богатым наследникам, а Марку не должны отойти ни деньги, ни имения.

— Мой клиент настаивает на том, чтобы рядом с мальчиком находился мужчина, который поможет его воспитывать, — улыбнулся мистер Армстронг. — Кроме того, роли попечителя и опекуна практически неразделимы, — он посмотрел на Джесона. — Я полагаю, что это мы обсудим с вами отдельно, мистер Рэдли.

Дальнейшего разговора Гвинет не слышала. Она пыталась осознать пропасть, разверзшуюся у нее под ногами. Не успела она освободиться от одного тирана, как в ее жизни появится новый? Да она ни за какие деньги не согласится на то, чтобы кто-то встал между ней и Марком! А уж Джесон и подавно.

— Нет, — жестко сказала она, бесцеремонно прерывая журчащую речь мистера Армстронга. — Можете передать моему благодетелю, что я не принимаю его условий. Поднимайся, Марк, мы уходим.

— Но, мама…

— Все в порядке, Марк, — потрепал его по руке Джесон, а затем ухватил запястье Гвинет. — Твоя мама просто в шоке. Позволь мне переговорить с ней. Простите, мистер Армстронг.

Гвинет посмотрела на лицо Марка и невольно прикусила язык. Затем позволила Джесону вывести себя из кабинета в коридор и только здесь дала волю своему гневу.

— Попечитель — это одно, а опекун, даже формальный, — совершенно иное. Марк Мой, понимаешь, мой, и я ни с кем не собираюсь его делить!

Джесон, похоже, был зол не меньше, чем она.

— Зачем ты напугала Марка раньше времени? И почему ты сомневаешься в том, что я имею право быть его опекуном? Ведь он же Рэдли, не так ли? И я тоже Рэдли. И я — глава нашего клана.

Он крепко схватил Гвинет за плечи, не давая ей отвернуться, и продолжил:

— Я должен стать опекуном Марка, если в завещании Найджела им не назначен его брат. Скажи, почему ты так сторонишься своих родственников? Или это распространяется только на меня? Но что я тебе сделал, чтобы так меня ненавидеть?

Ярость, полыхавшая в сердце Гвинет, сменилась холодным страхом.

— Ничего ты мне не сделал, — быстро ответила она. — В самом деле, ничего.

— Звучит не слишком убедительно. А вот мистер Армстронг, я уверен, думает, что ты считаешь меня способным испортить жизнь Марку.

— Не говори глупостей, — сказала Гвинет, поражаясь своим актерским способностям. — Дело не в тебе. В роли опекуна я вообще не могу никого принять. Почему мужчины всегда считают, что женщина не в состоянии самостоятельно воспитать своего ребенка? Поверь, это не так. Я сама прекрасно справлюсь с воспитанием Марка и не хочу, чтобы мне в этом кто-то мешал.

Лицо Джесона немного смягчилось. Он отпустил Гвинет, и она незаметно потерла запястье, которое перед этим сжимали его пальцы. Ей не хотелось, чтобы он начал извиняться. И вообще больше всего Гвинет хотелось как можно скорей оказаться подальше от пронзительных, наблюдательных глаз Джесона.

Он снова заговорил, испытующе глядя на нее:

— Как я понимаю, ты разделяешь идеи леди Октавии. Это она вбила тебе в голову, что мужчинам нельзя доверять?

— Нет, Джесон. От леди Октавии я узнала о том, что мужчины не должны доверять женщинам. Если они доверятся им, падут все законы.

Джесон улыбнулся так широко, что сердце Гвинет немного оттаяло.

— Ты принципиально хочешь отказаться от наследства? — спросил он.

Точного ответа на этот вопрос она не знала и потому ответила достаточно уклончиво:

— Мне кажется, я должна это сделать.

— Гвин, — покачал головой Джесон. — Будь благоразумной. Вернись и скажи Армстронгу, что ты согласна с условиями. Быть опекуном — всего лишь почетная обязанность, вроде титула. Вот увидишь, в твоей жизни ничего не изменится. С меня будет достаточно, если ты в случае необходимости станешь советоваться со мной да еще будешь рассказывать о том, как идут дела у Марка.

Гвинет представила себе все это и внутренне передернулась.

«Вот, значит, с чего все это начинается, — подумала она. — И известно, чем заканчивается».

— Прости, Джесон, — сказала она, — но свой выбор я уже сделала.

— Тогда ты не оставляешь выбора мне.

— Что ты хочешь этим сказать? — встрепенулась Гвинет.

— Теперь мне придется пойти в суд и просить, чтобы я официально был назначен опекуном Марка, — он сделал паузу, давая Гвинет возможность осознать сказанное. — И суд назначит меня его опекуном, потому что, нравится тебе это или нет, но из мужчин я — самый близкий родственник Марка. Что ты теперь скажешь? Заставишь меня идти в суд или примешь условия завещания?

* * *

В тот день они побывали не только у Гантера и после мороженого отправились в Ричмонд-парк в коляске Джесона. День был прохладным, но Гвинет не замерзла даже в своей летней пелерине.

Вероятно, ее согревал гнев, не перестававший бушевать в ее душе. Она была вынуждена принять условия Джесона, но это не значило, что она смирилась с ними. Гвинет сидела, сложив руки на груди, и не отрываясь смотрела вперед. Отвечала она только тогда, когда ее о чем-то спрашивали.

А вот Джесон просто сиял. Он то и дело шутил, рассказывал много интересного о тех местах, по которым они проезжали, и всячески стремился вовлечь Гвинет в общую беседу, но она отвечала коротко и сухо. Марк, увлеченный поездкой, казалось, не замечал настроения матери.

Обедали они уже ближе к вечеру, в Челси. Марк впервые в жизни увидел столько еды, но еще больше, чем необычные блюда, его поразила конюшня, расположенная на заднем дворе ресторана, и после обеда Джесон и Гвинет дали ему возможность ее исследовать.

— Ты правда научишь меня ездить верхом, когда мы будем в Хэддоу-Холле? — спросил Марк. Конюх Джесона в это время придерживал лошадей под уздцы, а Марк кормил их с ладони сахаром.

Джесон искоса взглянул на Гвинет и ответил:

— Если ты захочешь. Впрочем, твоя мама тоже прекрасная наездница. Она может научить тебя не хуже, чем я.

— Ты научишь меня, мама?

— Мммм, — неопределенно протянула она, не желая поддаваться на лесть Джесона.

— Мама, а можем мы сходить на могилу бабушки? — спросил Марк и пояснил, обращаясь к Джесону: — Бабушка похоронена у церкви Святого Марка, это здесь, в Челси.

— Да, я знаю, — ответил Джесон. — Я был на ее похоронах вместе с твоей мамой.

Если он хотел напомнить ей о том, как близки они были в детстве, то напрасно тратил силы.

— Кладбище сейчас закрыто, — сказала Гвинет сыну. — Приедем сюда в другой раз.

— А ты знал моего дедушку? — спросил Марк у Джесона.

— Твоего дедушку Рэдли? Еще бы не знал. Он был моряком. Помню, как он взял меня однажды с собой на корабле. Когда мы будем в Хэддоу, я научу и тебя ходить под парусом.

Хэддоу. Опять Хэддоу.

Гвинет взглядом дала Джесону понять, что она об этом думает. Он улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, но вовсе не потому, что сменила гнев на милость! Просто она устала сердиться.

Из Челси они выехали поздним вечером, и еще по дороге Марк уснул на руках у матери, но когда Джесон вынес его из коляски, моментально проснулся.

— А шоколад сегодня будет, мама? — спросил он, широко зевая.

— Ты же спишь уже, — возразила она.

— Нисколечко. Я совсем проснулся. Опустите меня на землю, сэр, я сам пойду. Вот видишь, мама?

Гвинет понимала, что в отличие от нее для Марка сегодняшний день был настоящим праздником, который не следует омрачать напоследок.

— Хорошо, — согласилась она. — Но только ты немедленно поднимайся к себе и ложись в постель. Я принесу шоколад тебе в комнату.

И тут Марк невинно — ах, не слишком ли невинно! — спросил:

— Возможно, дядя Джесон тоже любит шоколад?

Гвинет не хотелось выглядеть неприветливой в глазах сына, но еще меньше ей хотелось остаться наедине с Джесоном, пока она будет готовить на кухне горячий шоколад. Слишком уж велико у нее будет тогда искушение убить новоявленного попечителя. Ей не хотелось ни видеть его, ни говорить с ним. Ей хотелось побыть одной. И пусть Джесон уезжает с глаз долой, и как можно скорее.

— Но, Марк, — сказала она, указывая рукой на коляску. — Лошади устали, и, кроме того, жестоко заставлять их ждать здесь, на холоде.

— Это легко поправить, — быстро заметил Джесон. — Найтли отведет их домой и поставит в конюшню.

— А как ты будешь добираться до дома? — спросила Гвинет.

— Пешком, разумеется. Здесь совсем недалеко.

Как она могла забыть о том, каким изворотливым он умеет быть, когда это ему нужно!

Глаза Гвинет сердито сверкнули.

Глаза Джесона смеялись.

— В таком случае, — сказала она, — пока я буду готовить шоколад, ты можешь помочь Марку раздеться. Если это, конечно, не слишком тебя затруднит.

— Совсем не затруднит, — легко ответил Джесон и тихонько, только для одной Гвинет, добавил: — А потом мы с тобой поговорим.

Она тяжело вздохнула и пошла к входной двери. Уже внутри, поднимаясь со свечой по ступенькам, она спохватилась, что теперь Джесон увидит, как бедно они живут. Ведь если не считать парадную гостиную, все комнаты в доме были почти пусты — одни голые полы да стены. В спальне Марка, например, стояла лишь кровать, стол, стул да умывальник. Ну и еще оловянные солдатики, строем марширующие между чернильницей и тетрадями. Гвинет поставила свечу на камин и обернулась к Джесону.

Он охватил всю комнату одним быстрым, цепким взглядом, а затем внимательно посмотрел на Гвинет, и та почувствовала, как запылали ее щеки. Да, от взгляда Джесона никогда ничего не могло укрыться.

— Пойду приготовлю шоколад, — сказала Гвинет и поспешно покинула комнату.

Спустя десять минут она вернулась в спальню Марка, неся в руках поднос с тремя дымящимися чашками горячего густого шоколада. Сделала пару шагов и застыла в недоумении. Марк крепко спал под одеялом, а рядом, без сюртука и ботинок, похрапывал Джесон, сжимая в одной руке оловянного солдатика.

— Джесон, — негромко окликнула Гвинет, приближаясь к кровати. — Джесон!

Его длинные темные ресницы затрепетали, но он не проснулся. Гвинет поставила поднос на стол и сделала еще одну попытку. Джесон только нахмурился во сне и повернулся спиной к Гвинет, придвинувшись ближе к Марку.

Гвинет была рада тому, что ее никто не видит и ей не нужно скрывать свои чувства. Ей было больно видеть, как они спят в обнимку — темноволосый мужчина и светловолосый мальчик. Она заметила, что даже во сне длинные чуткие пальцы Джесона продолжают накрывать маленькую руку Марка.

Гвинет сглотнула подкативший к горлу комок. Интересно, многое ли известно Джесону? Быть может, он знает всю правду? И потому захотел стать опекуном Марка?

Нет. Если бы Джесон знал все, он немедленно дал бы ей это понять. Только так он и поступил бы. Ведь он — Рэдли, а они все такие. И Марк — тоже Рэдли. Одна порода. Всегда крепко держатся друг за друга. За доказательствами далеко ходить не надо, достаточно вспомнить, с какой готовностью Рэдли приняли ее мать, когда та овдовела.

Но есть маленькая деталь. Мать была рада вернуться в лоно семьи Рэдли, а ее Джесон принуждает к этому. Принуждает мягко, осторожно, но под этим кроется такая стальная воля, которая не может не испугать. Нужно быть осторожной, очень осторожной, потому что так легко можно потерять очень многое, если не все.

Пусть лучше опекунство так и останется для Джесона всего лишь почетным титулом.

Она наклонилась, чтобы поднять с пола оброненного солдатика. Вся одежда Марка была аккуратно развешана на стуле, и Гвинет знала, что благодарить за это она должна Джесона. Уж чем-чем, а аккуратностью Марк никогда не отличался.

Она сложила полотенца возле умывальника, налила воды в рукомойник. Она проделывала это сотни, тысячи раз, но никогда — в присутствии Джесона, который даже во сне продолжал вызывать у Гвинет беспокойство.

Джесон повернулся во сне, и Гвинет окинула его долгим-долгим взглядом. Затем открыла гардероб, нашла плед поновее и прикрыла спящего.

Она знала, что кое-кто будет очень рад, проснувшись завтра утром. Впрочем, может быть, Джесон тоже будет рад, если, конечно, не упадет ночью с узкой кровати.

Мысль о том, как Джесон скатится на пол, должна была позабавить Гвинет, но почему-то не позабавила. Она еще раз окинула долгим взглядом спальню Марка и пошла прибираться на кухню.

Глава 10

Несмотря на поздний час, Гвинет не только прибралась на кухне. Назавтра было воскресенье, а это означало, что Мэдди не придет. И все домашние хлопоты лягут на плечи Гвинет. Но и слишком выкладываться только из-за того, что у нее в доме гость — непрошеный гость, между прочим! — ей тоже не хотелось. Все равно Джесон не получит здесь такого комфорта, к которому привык у себя дома, где его обслуживает, наверное, целая армия слуг.

Шоколад она аккуратно перелила в кувшин, чтобы разогреть его к завтраку, и поставила до утра в кладовую. Затем перемыла посуду, начистила ножи и вилки и разложила все это на столе. Нужно было заняться еще и плитой, а это было очень непростое дело. Гвинет собрала горячие угли в кучку и накрыла их металлическим колпаком. Если повезет, эти угли можно будет раздуть утром и быстро затопить печь. Потом она наполнила водой большую кастрюлю и поставила ее на плиту. За ночь вода нагревалась, и они с Марком умывались ею по утрам.

У Гвинет мелькнула было мысль сделать что-нибудь еще, например, отдраить гранитную раковину, отполировать мебель или убрать белье, которое погладила Мэдди, но она без особого труда простилась с ней. «Пусть Джесон принимает нас такими, какие мы есть», — напомнила она самой себе.

Она уже потянулась за свечой, собираясь подняться с ней в свою спальню, как в заднюю дверь постучали.

«Кто это может быть? — удивилась Гвинет. — В такое-то время! Наверняка это не ко мне. Но тогда, может быть, к Джесону? Брэндон, например, или посыльный».

Стук повторился, и тогда Гвинет поспешила к задней двери. Человека, стоявшего на пороге, она узнала с первого взгляда, хотя сейчас на нем вместо рабочей одежды был надет темный пиджак и брюки.

Это оказался штукатур Гарри.

— Вам не повезло, Гарри, — холодно сказала ему Гвинет. — Моей служанки нет и не будет до понедельника. А вас я хотела бы увидеть в следующий раз уже за работой.

Он не дал ей захлопнуть дверь, просунув через порог носок ботинка.

— Миссис Бэрри, — возразил Гарри, — вы неправильно меня поняли. Я знаю, что Мэдди нет дома. Но я не к ней. Я хотел забрать свой чемоданчик с инструментами. Забыл его у вас утром. Очень торопился, мне нужно было успеть на похороны.

— Ваши инструменты? — переспросила Гвинет.

Он кивнул.

Она вспомнила, как вспугнула Мэдди и Гарри, когда они лакомились на кухне пышками. Он действительно заспешил тогда, но, как показалось Гвинет, только потому, что она так некстати появилась на сцене.

— Я не видела у себя на кухне вашего чемоданчика.

— Но он должен быть здесь. Быть может, Мэдди засунула его куда-нибудь в шкаф, подальше от вашего сына?

— Подождите здесь, я посмотрю.

Уходя, Мэдди не обмолвилась ни о каком чемоданчике. Впрочем, не станешь же говорить об этом через порог, лучше быстренько сходить и посмотреть. Гвинет повернулась и пошла на кухню. Услышав за собой шаги Гарри, она не испугалась, скорее, удивилась его бесцеремонности.

«Этому Гарри палец в рот не клади, — подумала она, — всю руку откусит».

Гвинет подошла к шкафу для припасов. Вошедший вслед за нею Гарри прикрыл за собой входную дверь так тихо, что в душу Гвинет закралось подозрение. По спине у нее пробежал холодок.

«Он знал, что Мэдди нет дома, — лихорадочно размышляла Гвинет. — А история с чемоданом придумана от начала до конца. Мэдди не могла не заметить чемоданчика или забыть сказать о нем. Значит, Гарри хотел застать нас с Марком одних. Скверно».

Для того, чтобы собраться с мыслями, Гвинет продолжала делать вид, что ищет чемоданчик с инструментами, которого не было. Наконец она решила, что ей делать. Если она, дай бог, ошибается, что ж, они потом все вместе посмеются над ее ошибкой. Но если ее предчувствия верны, нельзя терять ни секунды.

— Может, он на шкафу? — сказала Гвинет, стараясь держаться как можно естественнее. — Загляну наверх.

Она запустила руку в старый горшок, в котором прятала от Марка старый пистолет Найджела. Пальцы ее коснулись холодной стали, ладонь легла на рукоятку, и Гвинет медленно-медленно потянула пистолет.

— Похоже, что и здесь его… — начала она, но не договорила, сбитая с ног сильным ударом кулака в спину. От удара Гвинет бросило вперед, и она сильно ударилась головой об угол полки.

Оглушенная двойным ударом, от которого у нее перехватило дыхание, Гвинет опустилась на колени и выронила из руки пистолет. Ей оставалось теперь лишь закричать, но и здесь Гарри опередил ее. Схватив Гвинет за волосы, он резко запрокинул ей голову, а второй рукой стиснул горло.

— На шкафу, говорите? — негромко рассмеялся Гарри. — Думаю, что на шкафу моего чемоданчика нет. Если бы вы оказались сговорчивее, миссис Бэрри, мы, возможно, могли бы разойтись полюбовно. А так смотрите, к чему вы меня принуждаете.

Гвинет не могла поверить, что этот поставленный голос, произносивший правильные, законченные фразы, принадлежит тому же человеку, который флиртовал вчера с ее служанкой. Гвинет хотела спросить Гарри, чего ему нужно от нее, но железная хватка его руки не давала ей вымолвить ни слова.

Пальцы Гарри сжались еще сильнее, и тело Гвинет напряглось и вытянулось, словно струна.

Гарри снова заговорил, спокойным звучным голосом, и от этого его слова казались еще страшнее:

— Вы же знаете, миссис Бэрри, что мне от вас нужно? Надеюсь, что вы понимаете, зачем я пришел, в противном случае ваша жизнь и гроша ломаного стоить не будет. У вас прелестный сын, миссис Бэрри. Я думаю, вам не хотелось бы, чтобы с ним случилась какая-нибудь неприятность, верно?

Упоминание о Марке моментально отрезвило Гвинет. Она сразу же забыла про боль в спине и разбитую голову. Страх за сына помог ей взять себя в руки.

«Возможно, он ошибся, и ему нужна не я. Но после всего, что случилось, Гарри не оставит меня в живых, даже если я невиновна. Я слишком много о нем теперь знаю. Что же делать? Он знает, что я и Марк… Стоп! Он не знает о том, что в доме есть еще Джесон! Джесон! Нужно найти способ позвать Джесона!» — молнией пронеслось у нее в голове.

Гарри наклонился к уху Гвинет и пророкотал низким бархатным голосом:

— Итак, где портрет, миссис Бэрри?

Он немного ослабил пальцы, сжимавшие горло Гвинет, и она задышала — судорожно, задыхаясь и кашляя.

«Если я закричу, — думала она, — он тут же сожмет пальцы и придушит меня. Пистолет… Да, он должен быть где-то здесь, под ногами, но как его достать?»

— Так где же он, миссис Бэрри? — снова раздался голос Гарри. — Где портрет, я вас спрашиваю? Мне известно, что в доме его нет. А если так, то где вы его прячете? Говорите!

— Я не знаю никакого…

Пальцы Гарри вновь сомкнулись на горле Гвинет, и он сказал, покачивая головой:

— Если вы не знаете, где портрет, вы мне больше не нужны, миссис Бэрри, — Гарри улыбнулся так, словно удачно пошутил. — Или попробуем еще разок? Где портрет, миссис Бэрри?

И вновь страх за Марка помог ей одолеть панику.

«Думай о Марке, — твердила она себе. — Думай о Марке. Думай о Джесоне. Тяни время».

— Он… он… — Гвинет судорожно глотала воздух. Потом она резко запрокинула голову набок, закрыла глаза и сделалась похожей на тряпичную куклу.

— Миссис Бэрри?

Он сильно встряхнул Гвинет, но глаза ее оставались закрытыми, а тело — расслабленным и безвольным. Гарри негромко выругался, выпустил Гвинет из рук — она мягко осела на пол, — а затем, как поняла Гвинет по звуку шагов, направился к раковине.

«Не спеши! Не спеши!» — мысленно приказывала себе Гвинет и раскрыла глаза только тогда, когда услышала звук насоса, качавшего воду. Она сразу же увидела пистолет и потянулась за ним, перевернувшись для этого на спину. Еще секунда, и она схватила его.

Но Гарри уловил движение Гвинет, одним прыжком оказался рядом, наступил ей на руку ногой, выхватил пистолет и отшвырнул его прочь. Тот ударился о кастрюлю, стоявшую на плите, и отлетел куда-то под стул. У Гвинет не было времени ни на то, чтобы почувствовать боль в руке, ни на то, чтобы закричать. Гарри занес ногу для удара, но Гвинет сумела перехватить ее в воздухе и дернуть. Гарри потерял равновесие и упал на пол кухни лицом вниз. Но это была еще далеко не победа. Гарри извернулся, схватил Гвинет, и теперь они клубком покатились по полу.

Страх придал Гвинет дополнительные силы, и она извивалась, как уж, не давая Гарри схватить себя. Но тот изловчился и ударил Гвинет по лицу. Голова Гвинет запрокинулась, и в ту же секунду пальцы Гарри снова сомкнулись на ее горле, сдавив железным ошейником.

Гвинет уже прощалась с жизнью, когда руки Гарри неожиданно разжались, и он тяжело отлетел в сторону.

Джесон! Конечно же, это был Джесон!

Он бросился на Гарри, рыча от ярости, и они сцепились, опрокидывая столы, усеивая пол кухни осколками разбитых тарелок.

Гвинет была не в состоянии помочь Джесону. Она сидела на полу, судорожно хватая ртом воздух. Голова у нее кружилась, и Гвинет боялась, что вот-вот потеряет сознание.

Она с усилием перевернулась на колени, ища глазами пистолет, и тут увидела на пороге кухни Марка.

— Марк, немедленно вернись наверх! — завизжала Гвинет.

Он посмотрел на нее непонимающими, сонными глазами.

Гарри уловил момент и сильно ударил Джесона, отбросив его в сторону, а затем сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил револьвер.

— Беги, Марк! — крикнул Джесон. — У него оружие!

Марк повернулся и побежал наверх.

Гарри пятился к двери, а Гвинет начала медленно подниматься на ноги. Все дальнейшее произошло так быстро, что она даже не успела осознать случившееся. Гарри направил на нее револьвер и спустил курок.

Ощущение было таким, словно ее ударили в бок копытом. Колени Гвинет подогнулись, и она осела на пол. Гарри тем временем открыл дверь кухни и бросился бежать.

Гвинет увидела склонившееся над ней лицо Джесона.

— Марк… — простонала она. — Не дай ему добраться до Марка.

Бок пылал, словно его жгли огнем, и Гвинет свернулась клубком, пытаясь усмирить боль.

Послышался стук входной двери, а затем Гвинет погрузилась во тьму.

Джесон коснулся Гвинет дрожащими пальцами. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что рана ее не смертельна. Тогда он огляделся, нашел пистолет Гвинет, поднял его и выбежал в холл. Марк стоял на середине лестничного пролета и испуганно смотрел вниз. О том, что его мать ранена, он еще не знал.

— Марк! — крикнул ему Джесон. — Мы уезжаем. Прямо сейчас. Иди к себе и оденься. Скорее!

Марк продолжал стоять, застыв на месте, и Джесон сказал, на этот раз уже спокойнее:

— С твоей мамой все будет в порядке. Но здесь оставаться нельзя. Кто знает, что еще может случиться? Я возьму вас к себе, там вы будете в безопасности. Ты слышишь меня, Марк? — А затем приказным тоном: — Иди и оденься.

Марк моргнул, кивнул и побежал вверх по ступеням.

Джесон быстро вернулся на кухню и опустился на колени рядом с Гвинет. Он попытался расстегнуть дрожащими пальцами пуговицы на ее платье, но вскоре потерял терпение и просто разорвал его до самого низа. Стиснув зубы, Джесон осторожно перевернул Гвинет на бок, чтобы распустить шнурки корсета. И платье, и корсет были залиты кровью. Он осторожно поднял подол нижней рубашки. Пуля застряла в боку, чуть ниже талии.

Джесон оглянулся, ища, чем бы остановить кровотечение. На полу он увидел перевернутую корзину с глаженым бельем, схватил простыню и разорвал ее пополам. Одну половину он свернул и наложил на рану, второй туго перебинтовал Гвинет. Он опустил подол нижней рубашки и, посмотрев на платье, понял, что его остается лишь выбросить. Нужно было одеяло или плед, но он боялся оставить Гвинет одну хотя бы на секунду.

В несколько прыжков Джесон подбежал к двери и крикнул наверх:

— Марк! Когда будешь спускаться, прихвати мой сюртук!

Затем он вернулся к Гвинет и прошептал, глядя в ее белое неподвижное лицо:

— Во что же ты, черт возьми, втянула нас на этот раз?

Когда они были детьми, Гвинет постоянно чувствовала себя под его защитой и часто говорила своим обидчикам: «Попробуй только тронь меня, и кузен Джесон сотрет тебя в порошок!» И он всегда выручал ее. Но сейчас Гвинет оказалась в самом центре какого-то опасного клубка, и его кулаки тут не помогут. Просто нужно увезти ее подальше отсюда, в безопасное место.

Гвинет шевельнулась. Джесон осторожно коснулся ее руки.

— Все в порядке, — сказал он. — Я с тобой.

Эти слова, похоже, успокоили ее, и Гвинет снова затихла. Она лежала маленькая, жалкая, и у Джесона подкатил комок к горлу. На виске у Гвинет засохла кровь, по щеке протянулись длинные глубокие царапины. Господи, кем же надо быть, чтобы сотворить такое со слабой женщиной?

«Он мне за это заплатит, — подумал Джесон. — Клянусь богом, он заплатит за все».

На кухню вбежал испуганный Марк — бледный, с круглыми от страха глазами.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Джесон, забирая из рук мальчика свой сюртук. — Ты мне помо жешь, Марк?

Марк молча кивнул.

— Отлично. Нужно расстелить мой сюртук на полу и перенести на него твою маму.

Марк придерживал края расстеленного сюртука, а Джесон осторожно перетащил на него Гвинет, затем завернул полы и поднял раненую на руки. Она слабо застонала, не открывая глаз.

— Почему у мамы закрыты глаза? — дрожащим голосом спросил Марк.

— Потому что она без сознания. Но с ней все будет в порядке, поверь мне.

Джесон ободряюще улыбнулся, и Марк попытался робко улыбнуться в ответ. Его улыбка так была похожа на улыбку матери, что Джесон снова сглотнул комок, подкативший к горлу.

— Твой отец, — мягко сказал он, — гордился бы тобой, если бы мог увидеть тебя сейчас. А теперь задуй свечи и запри за нами дверь, когда мы выйдем. И не отходи от меня ни на шаг.

— Да, сэр, — ответил Марк.

На улице не было ни души — ни соседей, ни прохожих. Вероятно, никто не услышал выстрел, прогремевший в доме, а если и услышал, то не понял, что это такое. Впрочем, это только к лучшему. Никто не должен знать, куда делись Гвинет и Марк.

Джесон помнил, что на углу Сохо-сквер есть стоянка кебов, и направился было туда, но в это время на Саттон-Роу свернул свободный экипаж. Джесон пронзительно свистнул, и кеб послушно свернул к тротуару.

— Несчастный случай, — пояснил Джесон кучеру.

Только после того, как он уложил Гвинет на сиденье кеба, он осознал самое страшное. Попади пуля чуть выше, Гвинет была бы уже мертва.

* * *

Гарри залез в кеб и приказал кучеру отвести себя на Кинг-стрит. Он то и дело улыбался, икал и говорил заплетающимся языком. Одним словом, старательно изображал пьяного гуляку. Это был самый верный способ оправдать свой разорванный пиджак.

Сердце Гарри продолжало бешено биться, гоня по жилам горячую кровь. Гарри даже слегка дрожал, но не от испуга, а от возбуждения. Он любил рискованные игры, любил ходить по лезвию бритвы. От этого он чувствовал себя выше тех, кто видит в нем всего лишь тупого убийцу. Что ж, они видят только то, что сам Гарри согласен им показать. Тупицы!

И Гарри громко рассмеялся.

Когда возбуждение утихло, он принялся во всех деталях восстанавливать события минувшего вечера. Гарри давно понял, что самое главное в любом деле — это именно детали. Готовясь к сегодняшнему визиту, он точно узнал распорядок дня миссис Бэрри — когда она встает, когда ложится и когда в ее доме не бывает служанки. Гарри знал, что миссис Бэрри была на той вечеринке у Сэквилла, но, поговорив со служанкой и Мальчиком, понял, что эта леди безупречна во всех отношениях. Да и у самого Гарри сложилось о ней такое же впечатление. Прикинувшись штукатуром, он смог беспрепятственно осмотреть весь дом и понял, что портрета здесь нет и если он спрятан, то где-то в другом месте.

Появление на сцене этого бешеного рыцаря — Галахада, как прозвал его для себя Гарри, хорошо знавший легенды о короле Артуре, — смешало все карты. Правда, Гарри успел выстрелить, но был уверен, что ранил миссис Бэрри не смертельно. Что поделать. Гарри был сейчас не в лучшей форме, а все из-за этой сучки Грейс, которая сумела не только сбежать от него, но еще и полоснула ножом. Ничего, она за это еще заплатит. А когда Гарри подлечит свою рану, он наведается к миссис Бэрри еще раз.

Гарри откинулся на спинку сиденья и принялся размышлять о том, кого называл сэром Галахадом. Это, безусловно, умный соперник, и он постарается как можно скорее увезти миссис Бэрри и ее мальчишку из этого дома. Наплевать. Найти их не составит большого труда.

И все же этот вечер не пропал даром, решил Гарри. По крайней мере, теперь понятно, что у миссис Бэрри нет того портрета. Если бы он был, она отдала бы его, чтобы спасти жизнь если не себе, то хотя бы своему сыну. Понятно и то, что в дальнейшем придется принимать в расчет и сэра Галахада.

Нет, история с миссис Бэрри еще не закончена. Можно сказать, она только начинается.

Теперь эта история превратилась для Гарри не просто в работу. Ему был брошен вызов, и Гарри охотно примет его. Чем опаснее игра, тем она интереснее, не так ли, господа? Итак, миссис Бэрри будет теперь начеку, и у нее есть сэр Галахад. Отлично! Но победа все равно останется за Гарри, потому что он умнее и хитрее их обоих. В той игре, которую они начали, он непобедим.

Уитли хочет, чтобы Гарри дал ему полный отчет о том, что происходит. Ничего, потерпит. Узнает обо всем только тогда, когда дело будет сделано, и не раньше.

Остановив кеб на углу Кинг-стрит, Гарри рассчитался с кучером и побрел, пошатываясь, к кофейне на углу Сент-Джеймс. Войдя внутрь, он сразу же поднялся в комнату на втором этаже. Человек, который покинул эту комнату спустя двадцать минут, был совершенно не похож на того человека, который входил в нее.

* * *

Боль полыхала в боку, тупыми ударами отзывалась в голове, и Гвинет казалось, что еще немного — и она сойдет с ума. Боль была нестерпимой, невообразимой, сквозь нее по-прежнему прорывался требовательный, жесткий голос. Господи, почему ее не оставят в покое?

— Я не могу дать тебе успокаивающего, пока не удостоверюсь, что с тобой все в порядке, — это был голос Джесона. — Как тебя зовут?

Гвинет стало страшно. Она знала, что лежит в какой-то незнакомой комнате, на незнакомой кровати, где она? И что с Марком? Она помнила, как он выскочил из кухни, а тот, с револьвером, вслед за ним. Это было последнее, что она запомнила.

— Марк, — чуть слышно прошептала она.

— Назови мне свое имя.

Гвинет удивленно посмотрела в лицо Джесона, склонившееся над ней.

«Зачем он спрашивает? — подумала она. — Он же знает, как меня зовут».

— Марк? — простонала Гвинет.

— С ним все в порядке, — тихо ответил Джесон. — Он спит в соседней комнате. Кто такой Марк?

Гвинет захотелось кричать, но она знала, что даже крик вряд ли ей поможет отделаться от Джесона. Это выражение на его лице она знала слишком хорошо. Он не отступится.

— Мой сын, — выдохнула Гвинет.

— А меня как зовут?

— Джесон, разумеется, — ответила она, стискивая зубы от боли.

— Хорошая девочка, — кивнул Джесон.

Накатила новая волна боли, и Гвинет закрыла глаза. Когда боль немного успокоилась, она прошептала:

— Я хочу видеть моего сына.

Джесон повернул голову к кому-то, стоявшему в комнате, что-то сказал, и в ответ послышался новый голос. Голос Брэндона? Впрочем, Гвинет не была уверена в этом. Стукнула дверь, а затем опять заговорил Джесон:

— Видишь? Я же говорил, что с Марком все в порядке.

Фигуры, стоявшие возле кровати, расплывались, словно в тумане, и Гвинет пришлось напрячь глаза. Теперь она видела, что это и в самом деле был Брэндон. На руках он держал завернутого в одеяло Марка.

— Пожелай мамочке доброй ночи, — сказал ему Брэндон.

— Доброй ночи, мама, — прошептал Марк.

— Доброй ночи, — выдавила Гвинет, провожая их взглядом до самой двери.

— Оставь дверь открытой, — приказал Джесон, глядя в лицо Гвинет.

Страх утих, но на смену ему опять пришла боль. Гвинет потянулась руками к пылающему огнем боку, но Джесон удержал ее.

— Послушай меня, Гвин, — сказал он. — Вчера вечером тебя ранили из револьвера. Опасности для жизни нет, но пуля все еще сидит у тебя в бедре. Мы ждем доктора, который вытащит ее. Я дам тебе успокоительного, а ты обещай лежать спокойно.

Она вскрикнула от боли, когда Джесон приподнял ее за плечи, поднося к губам стакан, наполненный какой-то мутной горькой жидкостью. Жидкость оказалась противной на вкус, но Джесон заставил Гвинет выпить все до дна, а затем осторожно уложил ее обратно на подушку.

— Я умираю, Джесон? — прошептала Гвинет.

Он буквально взорвался в ответ:

— Нет! Гвин, твоя рана не опасна. Через пару дней встанешь на ноги. И перестань молоть ерунду!

Она заглянула в его глаза и поверила.

— Время за полночь, Гвин, и я очень устал. Все. Все потом, — сказал Джесон.

Она опустила отяжелевшие веки. Боль все еще не хотела отпускать ее. Гвинет стиснула зубы, стараясь лежать неподвижно, как приказал ей Джесон.

— Сейчас уснет, — донесся до нее голос Брэндона. — Почему ты сам такой бледный, от страха?

— От злости, — ответил Джесон. — Ты только посмотри на эти синяки у нее на горле. На эту рану на виске. Страшно подумать, что было бы, не окажись меня там.

— Не могу поверить…

— Мне наплевать на это, — перебил Брэндона Джесон. — Я не дам больше тому негодяю ни единого шанса.

— Но ты же не можешь оставить ее здесь, — заметил Брэндон. — Сам должен понимать, начнутся сплетни.

— Не будет никаких сплетен. Никто не знает, что она здесь. А когда Гвин немного окрепнет, я отвезу ее в Хэддоу.

— А что скажет на это сама Гвин?

— У нее не осталось выбора.

Гвинет хотела сказать Джесону, что она думает по этому поводу, но лекарство сделало свое дело, и она провалилась в глубокий сон.

Ей приснилось детство. Мама слабо улыбнулась ей с подушки.

«Я должна уехать, — сказала она тогда. — Нет, Гвин, на этот раз я не смогу взять тебя с собой. Но тебе будет хорошо здесь, в Хэддоу-Холле, с твоими кузенами, правда?» А затем мама поцеловала ее. В последний раз.

Тогда Гвинет так ничего и не поняла и уехала верхом вместе с Джесоном, а когда они вернулись, все было кончено. В ту ночь она пробралась в постель к Джесону и уснула, обняв его за шею.

Следом хлынули другие воспоминания, другие лица, звуки и запахи. Вспомнилась вчерашняя ночь, когда ее саму хотели убить, когда под угрозой оказалась жизнь Марка. Этот человек обязательно попробует добраться до них еще раз, и Гвинет не знала, как спастись от него.

— Джесон…

— Я здесь, Гвин, — долетел до нее сквозь сон голос Джесона. — Все в порядке, не волнуйся. Я рядом.

Вдруг она почувствовала, как чьи-то сильные руки прижимают к кровати ее плечи и ноги. Гвинет приоткрыла глаза и увидела склоненное над собой лицо Джесона.

— Проклятие! — сказал он. — Она вертится.

— Держите ее крепче, — ответил ему незнакомый голос. — Иначе я причиню ей больше вреда, чем пользы.

Боль внезапно вспыхнула с новой силой, сделавшись невыносимой, жгучей. Гвинет попыталась вырваться, но ее держали крепко, и ей оставалось лишь кричать.

— Поскорей, ради всего святого, поскорей, — послышался сердитый голос Джесона.

Его лицо вдруг поплыло перед глазами Гвинет, подернулось дымкой, а затем и вовсе исчезло во тьме, поглотившей сознание.

Глава 11

Гвинет возвращалась из забытья постепенно, шаг за шагом. Еще не открывая глаз, она начала различать спокойные, домашние звуки. Открылась и захлопнулась дверь, прошелестели вдали чьи-то шаги. Затем восхитительно запахло горячим хлебом и жареными кофейными зернами. Во рту у Гвинет пересохло.

Наконец она сбросила с себя остатки сна и открыла глаза. В широкие окна лился яркий солнечный свет. На стенах, обитых незнакомыми розовыми обоями, висели незнакомые картины. Гвинет пошевелилась, и это движение отдалось у нее в боку острым уколом боли. Она негромко вскрикнула, стиснула зубы и попыталась повыше подняться на подушках.

У стола, спиной к Гвинет, стояла женщина. Услышав вскрик, она обернулась, и Гвинет, к своей неописуемой радости, узнала в ней Мэдди.

— Осторожно, вам нельзя двигаться, иначе рана может открыться, — сказала Мэдди, подходя к кровати. Она поправила подушки под головой Гвинет и спросила: — Так лучше?

Гвинет кивнула. Если лежать спокойно, боль почти не чувствуется.

— Я принесла вам чай. Заварила так, как вы любите.

Прихлебывая жидкий чай, Гвинет принялась рассматривать комнату, в которой она оказалась. Мысли ее разбегались. Последним четким воспоминанием, оставшимся в памяти Гвинет, была кухня и лицо Джесона, склонившегося над ней, все остальное тонуло в тумане.

В комнате преобладали светлые тона — розовый и белый. Кровать, на которой лежала Гвинет, оказалась высокой, широкой, с бархатным балдахином, украшенным золотыми кисточками — такими же, как и на длинных оконных шторах. Мебель была французская — обитые бархатом кресла, полированные шкафчики, комоды со множеством выдвижных ящиков. Повсюду были расставлены фарфоровые фигурки и изящные китайские вазы.

Эта спальня, вне всякого сомнения, была женской.

— Где я? — спросила Гвинет.

— Разве вы не помните? Это дом мистера Рэдли.

Гвинет неуверенно кивнула. Память понемногу начинала возвращаться к ней. Гарри, который пытался ее убить. Марк — спасенный, мирно спящий в одеяле. Джесон, обещавший быть рядом. Боль. Снова боль и присутствие какой-то женщины, ухаживавшей за раной и о чем-то говорившей с Гвинет.

— Мне кажется, я слышала голос Джуди, я имею в виду мисс Дадли, — она посмотрела на Мэдди.

Та кивнула.

— В ту первую ночь мисс Дадли буквально не отходила от вас. Она скоро вернется. Сейчас они вместе с мистером Брэндоном повели на прогулку Марка.

— Она живет в этом доме?

— Ее поселили над спальней хозяина, — указала рукой Мэдди, — а Марк спит в его гардеробной.

— Это так мило с ее стороны, — сглотнула Гвинет. — Ведь у нее столько самых разных забот.

— Она сказала, что все дела отложит на потом. К тому же вы скоро встанете на ноги. Пейте чай.

Гвинет допила до дна и спросила, возвращая Мэдди пустую чашку:

— Какой сегодня день?

— Понедельник.

— Понедельник? — растерянно повторила Гвинет.

— Вы проспали целый день и две ночи.

— И вы вместе с мисс Дадли были здесь все это время?

— И мистер Брэндон тоже. Правда, он ездил еще на Саттон-Роу, чтобы привезти вашу одежду, — улыбнулась Мэдди. — А я теперь ваша личная служанка, мистер Рэдли все устроил. — Тут улыбка сползла с лица Мэдди, и она грустно добавила: — Кто бы мог подумать, что Гарри окажется таким негодяем?

Гвинет не ответила, она внимательно изучала спальню. Мэдди забрала поднос и, направляясь к двери, на ходу обронила:

— Скажу хозяину, что вы проснулись.

— Нет! Погоди! — остановила ее Гвинет. Ею начала овладевать какая-то странная тревога. — Ты сказала, что это дом мистера Рэдли. Дом мистера Джесона Рэдли?

— Да, — кивнула Мэдди. — Прелестный дом, правда? Вот, посмотрите, — Мэдди указала рукой на оклеенную розовыми обоями стену. — Здесь потайная дверь, а за ней — туалетная комната для леди. Там фарфоровая ванна. Она такая большая, что в нее всей семьей залезть можно.

Гвинет с таким недоумением посмотрела на Мэдди, что та улыбнулась и пояснила, понизив голос.

— Это ванна, чтобы мыться в ней вдвоем, понимаете? — она хихикнула. — И зеркала! Знаете, какие там зеркала? От пола и до самого потолка! Когда мисс Дадли увидела все это, она сказала, что это возмутительно, да только при этом подмигнула мне. Она очень милая леди, правда?

Ужасные подозрения вспыхнули в голове Гвинет, и она задала следующий вопрос:

— Скажи, этот дом стоит на Мун-стрит?

— На Мун-стрит? С чего это вам пришло в голову? Нет. Этот прелестный небольшой дом находится на краю Мэрилибон-Филдз. Если посмотреть в окно, то увидишь и поле, и лес — они тянутся отсюда на многие мили. Живешь, как в деревне, но при этом совсем недалеко от Оксфорд-Роуд, так что до Лондона рукой подать.

Теперь обстановка спальни увиделась Гвинет в несколько ином свете. Да, это была женская комната, но при этом она не могла быть ни спальней бабушки Рэд-ли, ни спальней одной из кузин. Никто из них не украсил бы свою спальню фривольными фигурками Венеры и Купидона или картинами, на которых изображены крайне рискованные сюжеты.

Гвинет решительно откинула одеяло и соскочила на пол, стиснув зубы от острой боли, пронзившей все ее тело.

— Мэдди, помоги мне одеться. Мы уезжаем домой.

Мэдди открыла от удивления рот, но тут же опомнилась и сердито застрекотала:

— Вы должны немедленно вернуться в постель! Так-то вы решили отплатить мистеру Рэдли за все, что он для вас сделал? Я никогда в жизни не видела второго такого заботливого мужчину. Ну же! Возвращайтесь в постель, скорее!

— Потому что если ты этого не сделаешь, — неожиданно добавил низкий мужской голос, — я лично уложу тебя в постель. Мэдди, скажи повару, что миссис Бэрри проснулась и будет готова завтракать через десять минут.

— Я не голодна, — угрюмо сказала Гвинет.

— Не имеет значения. Ты должна есть. Поторопись, Мэдди.

Мэдди метнула в сторону Гвинет осуждающий взгляд, сделала книксен перед Джесоном и исчезла.

Гвинет стояла неподвижно, словно одна из фарфоровых статуэток, наводнявших эту спальню.

— Джесон, только попробуй сказать, что у меня больное воображение, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Попробуй убедить меня в том, что этот дом не принадлежит твоей любовнице.

— У меня нет любовницы, — негромко заметил Джесон.

— Наверное, ты хочешь сказать, сейчас нет! — фыркнула Гвинет. — Могу поспорить, твое одиночество не затянется надолго. И сколько же их уже прошло через эту спальню! А?

Он не ответил, лишь подошел ближе, внимательно рассматривая Гвинет. Под глазами у нее еще были синие круги, на щеке остались царапины, но пятна на горле почти сошли. Джесону очень хотелось подхватить Гвинет на руки, приласкать, успокоить, но по ее глазам он понимал, что делать этого не стоит. По крайней мере сейчас. В ее глазах пылали угольки, и он решил дождаться, когда они потухнут.

Джесон спрятал улыбку и самым невинным тоном, на какой только был способен, произнес:

— Я сказал только то, что сказал, Гвин. А теперь возвращайся в постель; или я загоню тебя силой.

Ноги Гвинет уже дрожали от слабости, и ей ничего не оставалось, как вернуться в постель. Она одарила Джесона надменным взглядом, хотя бы отчасти утолив этим свою гордость, повернулась к кровати и застыла в растерянности. Она не сможет забраться в нее самостоятельно, матрас был слишком высок. Гвинет принялась искать глазами скамеечку, но в этот миг сильные руки Джесона подхватили ее и уложили прямо на середину постели.

Бок пронзила острая боль, и Гвинет невольно вскрикнула.

— Прости, — сказал Джесон совсем не виноватым тоном, — но если бы ты попросила о помощи, оказавшись в затруднительном положении, я оказал бы ее тебе спокойно и безболезненно.

— Хорошо, — ответила Гвинет, натягивая одеяло до самого подбородка. — Сейчас я попрошу тебя о помощи. Я хочу видеть своего сына. Я хочу видеть свою служанку. Я, наконец, хочу уехать из этого… этой… — Она огляделась по сторонам и передернула плечами.

— Так откуда ты хочешь уехать? — спокойно переспросил Джесон.

— Неважно! — отрезала Гвинет. — Мне нужно уехать раньше, чем кто-то узнает о том, что я здесь. Могу представить, что обо мне могут подумать! Это неприличный дом!

Джесон скрестил на груди руки, внимательно посмотрел на Гвинет и спокойно заметил:

— А я никогда и не записывался в монахи. У меня было довольно много женщин. Разве ты ожидала иного?

— Знаешь что, Джесон, — сказала Гвинет, набрав в грудь побольше воздуха, — мы сейчас говорим не о твоей репутации, а о моей.

Она помедлила, собираясь с мыслями. На душе у нее скребли кошки. Предатель, предатель!

— Неужели ты думаешь, что тебя могут принять за мою любовницу? — задумчиво спросил Джесон.

— Если эта спальня — образчик вкуса твоих любовниц, то я на эту роль не гожусь, — сердито прищурилась Гвинет.

Джесон уловил, как в ее глазах вместо раскаленных угольков промелькнула веселая зеленая искорка, и, внимательно осмотрев вслед за Гвинет спальню, сказал:

— Насколько я помню, тебе никогда не нравились женщины, которые приходились мне по вкусу, верно, Гвин? Я говорю о том времени, когда мы с тобой были еще совсем молоды и жили в Хэддоу.

— Мне не нравились женщины, которые были тебе по вкусу? — широко улыбнулась Гвинет. — Но, Джесон, у тебя вообще нет вкуса! Тебя легко может увлечь любое существо, лишь бы оно двигалось и носило юбку! Рядом с тобой ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, кроме разве что охотниц за мужьями.

— И тебя.

Глаза Гвинет вспыхнули, но в следующее мгновение их прикрыли длинные пушистые ресницы. Джесон взял Гвинет за подбородок и спросил, глядя в ее расстроенное лицо:

— Что с тобой, Гвин?

Она сердито отбросила его ладонь и жалобно сказала:

— У меня огнем печет бок и болит голова, а разговор наш все равно ни к чему не приведет. Я очень, очень благодарна тебе, Джесон, и за себя, и за Марка. Если бы не ты, не представляю, чем бы все это закончилось. Разумеется, я не имею никакого права лезть в твою личную жизнь, но пойми, мне нельзя здесь оставаться. Если родители моих учеников узнают о том, что я переехала в этот дом, их ноги у меня больше не будет. А как же мне тогда зарабатывать на жизнь?

— На жизнь, — повторил Джесон, понемногу начиная раздражаться, и ему захотелось крикнуть: «Почему о том, как заработать на жизнь, ты думаешь, а о том, что тебя едва не придушили, — нет?»

Впрочем, Джесону было бы что сказать, даже если оставить в покое тот трагический вечер. Он внимательно осмотрел весь дом, в котором жили Гвинет с Марком, и понял всю глубину их бедности. До этого Джесона сбивала с толку парадная гостиная, дальше которой его не пускали. Теперь он знал, что Гвинет едва сводит концы с концами и будет впредь делать то же самое, потому что — он готов был в этом поклясться — не позволит себе тронуть ни гроша из тех денег, которые на нее свалились, с тем, чтобы все их оставить Марку. На себя, во всяком случае, она не потратит из них ни пенса. Переубедить ее? Напрасный труд. Ведь она Рэдли, так же, как и Марк. Однако он сам, Джесон, не только Рэдли, но и попечитель Гвинет, и он не позволит ей оставаться на положении бедной родственницы.

Прекрасные глаза Гвинет наполнились слезами. Джесон призвал себя к спокойствию, присел на край постели и взял руки Гвинет в свои ладони.

— Послушай меня, Гвин, — заговорил он. — Ты не можешь вернуться домой. Подумай хорошенько. Тот человек, который на тебя напал, не был обыкновенным вором. Что, если он надумает вернуться? В следующий раз я буду не в силах помочь тебе. Вот почему я привез вас сюда — не для того, чтобы обидеть тебя, а для того, чтобы вы с Марком были в безопасности. В этот дом никто не сунется. Да и искать тебя в нем никто не станет.

Слова Джесона несколько успокоили Гвинет, и тем не менее она спросила:

— А почему тогда ты не отвез нас на Мун-стрит?

— Я думал об этом, но там слишком много слуг и слишком много посетителей. Кроме того, здесь, на Мэрилибон-Филдз, вам придется пробыть совсем недолго, от силы день-два. Как только ты встанешь на ноги, я отвезу вас с Марком в Хэддоу. Там ты и поправишься окончательно.

— Я сомневаюсь насчет Хэддоу, Джесон, — покачала она головой. — Это так далеко… Я растеряю всех своих учеников.

Джесон беззвучно выругался себе под нос и крепче сжал руки Гвинет — так, что та даже поморщилась.

— Ты разве не слышала, что я сказал? Твой дом не собирались грабить. Тому убийце нужна была только ты, Гвинет. Ты, и больше никто.

Лицо Гвинет заметно побледнело.

— Нет, — прошептала она, качая головой. — Тот человек явно ошибся. Теперь он об этом знает. И ему была нужна не я, а портрет. Маленький портрет, которого у меня нет.

— Портрет? Что за портрет? Чей?

— Он не сказал, а я, — Гвинет хрипло рассмеялась, — а я, как ты сам понимаешь, не спрашивала.

Джесон ненадолго задумался, а затем сказал:

— Тебе должно быть что-то известно, Гвин. Думай. Быть может, кто-нибудь показывал тебе портрет или говорил с тобой о каком-то портрете, или…

— Нет же! — крикнула она. — Как ты думаешь, почему я уверена, что тот убийца пришел не по адресу?

— Послушай, Гвин, — веско заговорил Джесон, стремясь донести до Гвинет всю серьезность ситуации, в которой она оказалась. — За последнее время произошло немало странных вещей, и каждый раз оказывается, что ты так или иначе связана с ними. Когда мы с тобой виделись в первый раз, ты говорила, что за тобой следят. В тот же вечер ты чудом не становишься жертвой убийства на лестнице в доме Сэквилла. Наконец, на тебя нападают в твоем собственном доме. И это не случайное, а обдуманное нападение. Марк рассказал, что этот Гарри уже заходила утра в ваш дом и при этом задавал множество вопросов. Мэдди подтвердила это. Убийца побывал в каждой комнате, очевидно, искал тот самый портрет, но не нашел и вернулся тогда, когда, по его расчету, вы с Марком должны были быть в доме совершенно одни. Теперь ты видишь, как опасно тебе оставаться в своем доме? По крайней мере до тех пор, пока мы не найдем этого Гарри. В Хэддоу ты будешь в полной безопасности и сможешь спокойно поправляться. А там посмотрим.

Гвинет приложила руку к виску. Она хотела стереть из памяти все детали того страшного вечера, но не смогла и задрожала от запоздалого страха. Она чувствовала себя такой беспомощной!

Увидев слезы, вновь подступившие к глазам Гвинет, Джесон вздохнул и сказал, обнимая ее за плечи:

— Ну-ну, успокойся. Быть может, я и преувеличиваю опасность.

— Гарри… Он грозил расправиться с Марком, — всхлипнула Гвинет. — Я думаю, что даже если бы он и получил тот портрет, он все равно убил бы меня, а быть может, и Марка.

Джесон ясно увидел перед собой эту картину — развороченная кухня, пол, усыпанный осколками посуды, и Гарри, наводящий на Гвинет ствол револьвера, и снова почувствовал холодок под сердцем — точно такой же, как в ту секунду, когда грянул выстрел.

— Ничего этого не случится, если ты будешь не одна, — запальчиво сказал Джесон. — Ты должна вернуться в свою семью, к людям, которые о тебе позаботятся. Иначе, черт побери, твоя проклятая гордость сведет тебя в могилу, Гвин. Одинокая женщина…

Гвинет резко отшатнулась от него, и Джесон тут же замолчал.

— Это не такая уж редкость, — прошептала Гвинет. — И в том, что женщина живет одна, нет ничего предосудительного.

— Гвин, — сказал Джесон, раздражение которого утихло, а вот страх и возбуждение остались. — Давай не будем переводить разговор в область предположений. До тех пор, пока все не уладится, ты не можешь жить одна, как ты этого не понимаешь?

Джесон пылко обнял Гвинет. Ему не хотелось сейчас ни спорить с ней, ни пугать ее, а просто хотелось обнимать горячее упругое тело и знать, что никакие силы ада не посмеют тронуть Гвинет, пока она остается в его объятиях.

Гвинет придвинулась ближе к Джесону. Так она всегда делала еще в детстве, когда кто-то обижал ее, а Джесон начинал успокаивать. Правда, на этот раз их роли поменялись, и теперь уже Гвинет успокаивала Джесона.

— Все в порядке, — прошептала она и погладила Джесона по спине. — Все в порядке, — она поцеловала его в щеку, в подбородок. — Все в порядке, — и она поцеловала его в губы.

И с этого момента все резко переменилось.

Всего лишь мгновение его губы оставались мягкими, но затем напряглись, раздвигая губы Гвинет, а затем между ними проскользнул кончик его языка. У Гвинет перехватило дыхание, а Джесон принялся целовать ее долго, страстно, и его поцелуи помимо желания пробуждали в Гвинет воспоминания о прошедших днях. Да, это был Джесон, ее Джесон, по которому она так соскучилась!

Он положил Гвинет на подушки, обхватил ладонями ее щеки, до сих пор не веря тому, что произошло. Ведь он и не думал соблазнять Гвинет, это она первой поцеловала его. Кровь бешено гудела в жилах Джесона при мысли о том, что Гвинет, возможно, сама не желая этого, в одну секунду изменила все правила игры. Конечно, воспитанный мужчина должен был бы дать Гвинет время на то, чтобы проверить, права она или нет. Пропади он пропадом, этот деликатный джентльмен с лягушачьей кровью! Джесон мечтал о Гвин, когда был еще мальчишкой, и с тех пор ничего не изменилось. И самой Гвинет времени на раздумье он не даст.

Сквозь тонкую накидку и ночную рубашку он нежно коснулся губами раны на бедре Гвинет и хрипло прошептал:

— Я едва не потерял тебя.

Затем он поцеловал царапины на щеках Гвинет, синяки на ее горле и снова припал к ее губам. Джесон знал, что не имеет права заходить слишком далеко — по крайней мере до тех пор, пока Гвинет не окрепнет настолько, чтобы выдержать вторжение в себя его мужской плоти. Но в то же время он хотел сжечь за собой все мосты и не оставить Гвинет шанса изменить свое решение.

Оторвавшись от губ Гвинет, он приподнялся на локтях и посмотрел на ее лицо сверху вниз. Глаза Гвинет были прикрыты, влажные полные губы немного припухли, грудь округлилась и высоко поднималась и опускалась с каждым новым вдохом.

Пальцы Джесона принялись расстегивать одну за другой перламутровые пуговицы на ночной сорочке Гвинет. Она открыла глаза и затаила дыхание.

— Тсс, тихо, — прошептал Джесон. — Я хочу погладить тебя, — его рука скользнула на грудь Гвинет. — Смотри, что я сделал с тобой. Твое сердце колотится так же сильно, как и мое. — Он взял руку Гвинет и приложил ее к своей груди. — Видишь, что ты со мной делаешь? Я хочу тебя. Скажи, ты тоже меня хочешь?

Она облизнула губы.

— Скажи!

— Да, и ты это знаешь, — чуть слышно прошептала Гвинет.

Дрожащими пальцами он расстегнул оставшиеся пуговицы, распахнул ночную сорочку и положил ладони на обнажившиеся молочно-белые груди. Гвинет вздрогнула и негромко застонала.

— Тсс, — сказал Джесон, — лежи тихонько. Я не хочу, чтобы ты двигалась. Не делай вообще ничего.

Чуткие пальцы Джесона пробежали по ее телу, и Гвинет опять застонала. Затем Джесон опустил голову и медленно, нежно поцеловал соски — сначала один, за ним второй. Он с наслаждением вдыхал запах Гвинет — теплый, женский. Ладони его наполнились обнаженной плотью Гвинет, и он почувствовал, как напрягается и твердеет его собственная плоть.

«В другой раз, — сказал он самому себе, — в другой раз, когда нам никто не будет мешать. В другой раз… в другой раз… а сегодня наше время вышло».

Он позволил себе еще один, последний раз поцеловать нежную грудь Гвинет, затем быстро коснулся губами ее губ и прошептал:

— Не пугайся, любимая, но к нам, кажется, идут гости.

Лицо Джесона вырастало перед Гвинет постепенно, словно выплывало из тумана. Страсть в его зеленых глазах уступила место веселым бесенятам. Гвинет протянула руки, чтобы притянуть Джесона назад, к себе, но он удержал их, и повторил с усмешкой:

— Гости. Целая компания — Марк, Брэндон и Джуди. Они уже поднимаются по лестнице. Разве ты не слышишь?

Ей потребовалась секунда на то, чтобы окончательно прийти в себя. Она посмотрела на Джесона, на дверь и разочарованно вздохнула, а затем попыталась высвободить руку из пальцев Джесона, чтобы прикрыть свою обнаженную грудь, но он не выпустил ее, а, наоборот, еще сильнее сжал запястье.

— Не спеши, — сказал он. — Мы еще не закончили наш разговор.

— Джесон! — Голоса за дверью приближались. — Какой еще разговор? — срывающимся голосом спросила Гвинет.

— О том, что ты поедешь в Хэддоу и останешься там по крайней мере до тех пор, пока окончательно не поправишься. Обещай мне это, Гвин.

Кто-то засмеялся возле самой двери.

— Решила? — твердо спросил Джесон. — Знай, я не выпущу тебя, пока не дашь обещание.

— Обещаю, — обреченно выкрикнула Гвинет. — Обещаю!

Джесон улыбнулся, натянул на Гвинет одеяло до самого подбородка, а сам успел отойти к окну и встать там буквально за секунду до того, как в спальню веселой толпой ввалились Джуди, Марк и Брэндон.

Гвинет не знала, куда ей деваться.

— Хорошо, что ты проснулась, — сказал Брэндон. — Как себя чувствуешь, Гвин?

— Хорошо, — безжизненным голосом ответила Гвинет. — Оч… очень хорошо, спасибо.

Марк с разбега запрыгнул на кровать, хотел что-то сказать, но вместо этого, вглядевшись в лицо Гвинет, спросил:

— Мама… Почему у тебя такое красное лицо?

— Почему?.. Потому что здесь душно.

Брэндон бросил в сторону Джесона сердитый взгляд, Джуди задумчиво пошевелила бровями, а Джесон улыбнулся.

— Ммм, — протянула Джуди, — уж не лихорадка ли это у тебя, Гвин?

Гвинет искоса взглянула на Джуди и увидела смешинки в ее глазах. На Брэндона она посмотреть не решилась, ибо и без того чувствовала, что он за что-то сердится и на нее, и на Джесона. Взгляд Гвинет помимо ее воли обратился к Джесону. Тот стоял возле окна в спокойной, непринужденной позе, ничем не выдававшей недавнюю страсть, бушевавшую в нем. Казалось, его очень забавляет вся эта сценка.

Гвинет постаралась взять себя в руки и тихо, но твердо попросила:

— Джентльмены, не будете ли вы столь любезны покинуть на время эту спальню и не оставите ли меня на несколько минут наедине с Джуди? Она поможет мне привести себя в порядок перед нашей с вами встречей. Мне не хотелось бы пугать вас своим видом.

— А по-моему, мама, ты и так хорошо выглядишь.

— По-моему, тоже, — вставил Джесон.

Джуди оказалась самой догадливой.

— Разумеется, тебе нужно привести себя в порядок, — сказала Джуди. — Скоро приедет доктор сделать тебе перевязку.

Джуди направилась к двери и широко распахнула ее перед мужчинами. Пользуясь моментом, Гвинет принялась лихорадочно застегивать под одеялом свою сорочку.

— Я дам знать, когда Гвинет будет готова. А вас, Джесон, я попрошу распорядиться, чтобы сюда принесли горячей воды и чистых полотенец, хорошо?

Наконец джентльмены смирились с тем, что их выставляют. Первым из спальни вышел Брэндон.

— Ну же, Марк, — поторопил мальчика Джесон.

— Но я хотел рассказать маме о моем пони.

Джесон наклонился, что-то прошептал на ухо Марку, и они вышли из комнаты, а Джуди прикрыла за ними дверь.

— Какой еще пони? — спросила Гвинет, откидывая одеяло и придвигаясь к краю кровати.

— Прости, но мне велено молчать, — ответила Джуди. — Марк хочет сам тебе рассказать, это его сюрприз.

Она стояла возле кровати, склонив голову набок ц внимательно разглядывая свою подругу.

— Да, все оказалось гораздо серьезнее, чем я думала, — сказала она наконец.

— Что, опять началось кровотечение? — спросила Гвинет и приложила руку к раненому боку.

— Нет, — ответила Джуди. — Выше.

Гвинет взглянула и покраснела как рак. Пуговицы на ее ночной рубашке оказались застегнутыми вкривь и вкось.

— Да не смотри ты так виновато, — сказала Джуди, обнимая подругу за плечи. — Ты же знаешь, что меня ничем нельзя смутить. Однако позволь поделиться с тобой советом, который когда-то дала мне моя мать. Держи все пуговицы застегнутыми до тех пор, пока он не надел тебе на палец обручальное кольцо. Жаль, конечно, что моя мама сама не следовала этому совету, но, может, потому она и была такой мудрой.

Гвинет взглянула в смеющиеся глаза Джуди и облегченно вздохнула.

— Ты невозможная, необыкновенная девушка, и ты знаешь об этом, верно? — сказала Гвинет.

— Необыкновенная у нас скорее ты, — возразила Джуди. — Ведь это тебя, а не меня привезли под покровом ночи в это уютное гнездышко.

Глаза у нее при этом весело смеялись.

— А я-то думала, что в голове у Джесона мозги, а не мякина, — покачала головой Гвинет.

— С мозгами у него как раз все в порядке, — возразила Джуди. — И поступил он, по-моему, очень верно. И вообще Джесон чуткий человек — по мужским, конечно, меркам. Во всяком случае, здесь тебя искать никто не станет.

— Ты тоже думаешь, что мне может грозить опасность?

— Не знаю, но почему не подстраховаться? Кстати говоря, у Джесона есть друг, который обещал помочь разобраться с этим делом. Он служит то ли в Министерстве иностранных дел, то ли в Службе государственной безопасности, не помню, я в этом плохо разбираюсь.

— Министерство иностранных дел! — воскликнула Гвинет. — А не лучше ли просто обратиться в полицию?

— Может быть, так мы и сделаем, — пожала плечами Джуди. — Но не раньше, чем Джесон переговорит со своим другом.

— Боюсь, моя соседка будет волноваться, когда узнает, что я исчезла.

— Нет. Джесон уже виделся с ней. Сказал, что ты заболела и уехала к родственникам.

— Похоже, Джесон не упускает ни единой мелочи, — сухо заметила Гвинет.

— Если бы мне повезло встретить в жизни такого мужчину, как Джесон, я бы целовала пыль у него под ногами, — рассмеялась Джуди. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

— Отчего же, — ответила Гвинет, вспомнив о Гарри.

— А что случилось с Брэндоном? Почему он такой сердитый? — поинтересовалась, она, слезая с помощью Джуди с кровати.

— Чертов ханжа! — воскликнула Джуди. — Если бы проводился чемпионат среди лицемеров, Брэндон наверняка взял бы на нем первый приз. На Джесона он сердится за то, что тот привез тебя сюда, а на меня — за то, что я согласилась приехать в этот притон разврата только в качестве твоей подруги, и больше никого, — надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать?

— А на меня он тоже сердит?

— Конечно, нет. Ты-то здесь ни при чем, он хорошо это понимает. Между прочим, Брэндон водрузил тебя на пьедестал. Он всех женщин делит так: либо ставит на пьедестал, либо ни в грош не ставит. Иначе он не умеет. А что делать со мной, не знает. Я не вписываюсь в его систему. Подозреваю, что он хочет изменить меня.

— Изменить тебя? Но что, прости, в тебе менять? Ты только говоришь, но ничего не делаешь.

— Это, наверное, оттого, что мне до сих пор не повстречался настоящий мужчина, — пылко возразила Джуди.

— А как же быть с мудрыми советами твоей мамы?

— Ммм… Вероятно, я не прошла испытание.

— Мне кажется, тебе нравится Брэндон.

— Брэндон? — удивленно переспросила Джуди. — Да я презираю его. Он лицемер. И всегда находит повод задеть меня.

Гвинет не успела ничего ответить, потому что в этот момент Джуди открыла потайную дверь, о которой говорила Мэдди. Да, она ничуть не преувеличила, в этой фарфоровой ванне можно было поместиться не только вдвоем. И зеркала действительно тянутся по всем стенам от пола до самого потолка. Когда Гвинет вместе с Джуди вошла внутрь этой комнаты, повсюду замелькали бесконечные отражения, одновременно повторявшие каждый, даже самый мелкий жест или поворот головы.

— Потрясающе безнравственно, правда? — спросила Джуди. — Но я вовсе не осуждаю Джесона. Брэндон утверждает, что эти зеркала отражают истинную природу женщины, которая придумала эту комнату. Представляешь, какой должна быть женщина, желающая видеть себя обнаженной сразу во всех этих зеркалах?

— Прекрасной, — сказала Гвинет.

— Нет, — поправила ее Джуди, — самовлюбленной. — Она внимательно посмотрела в лицо Гвинет и добавила: — Каждый мужчина имеет право на свое прошлое, и каждая женщина тоже. Не нужно делать из этого трагедию.

— А я буду делать, — с чувством заявила Гвинет.

— Но почему?

— Потому что боюсь, как бы сюда не ворвалась с ночным горшком в руке та шлюха, что придумала эту ванную комнату, и не прогнала меня отсюда прочь.

Джуди растерянно захлопала глазами, а потом расхохоталась. Вскоре к ней присоединилась Гвинет.

* * *

После обеда Гвинет прилегла отдохнуть, проспала крепким сном до самого вечера и проснулась уже тогда, когда в доме были зажжены свечи. На ночном столе возле кровати лежал колокольчик, и Гвинет знала, что, если в него позвонить, в спальню немедленно прибежит Мэдди, спящая в соседней комнате. Разумеется, Гвин и не подумала взять колокольчик. Она выскользнула из постели и осторожными, неуверенными шагали пробралась в комнату с зеркалами. На полированном столике красного дерева рядом с ванной стоял зажженный канделябр.

Гвинет налила в фарфоровый таз воды из такого же фарфорового кувшина, осторожно стянула с себя сорочку, намочила кусок ткани и попыталась освежить свое разгоряченное тело. Она умылась, протерла шею, руки и грудь. На этом ей пришлось остановиться. Наклоняться она пока что не могла, как не могла поднять упавшую на пол ночную рубашку.

Но это было еще не все.

Гвинет медленно распрямилась, зная, что десятки обнаженных нимф в зеркалах только и ждут этой секунды, чтобы броситься ей навстречу. Да, они уже были здесь, все, как одна, — с глазами, обведенными синевой, с уродливой повязкой на животе. Какое-то время Гвинет двигалась в толпе своих отражений, а затем остановилась и попыталась всмотреться в них внимательно, непредвзято, словно со стороны. И она увидела рыжие волосы, мокрой шваброй свисающие на плечи, увидела полушария грудей, казавшихся такими маленькими на фоне непомерно широких, как показалось Гвинет, бедер, увидела и мягкие складки, появившиеся на ее когда-то таком тугом и плоском животе. Да, нормальной женщине очень трудно выдержать подобное испытание — увидеть, как отцветает в тебе свежая, казавшаяся бесконечной юность.

Гвинет плотно стиснула зубы, повернулась и пошла назад, в спальню.

Глава 12

Тем же вечером Джесон побывал у Ричарда Мейтленда. Удобно откинувшись в мягком кресле, неторопливо потягивая великолепную мадеру, он рассказал своему другу обо всех обстоятельствах нападения на Гвинет.

— Ей чертовски повезло, — сказал Джесон. — Пуля застряла в мягких тканях и не причинила большого вреда. Разумеется, рана будет болеть, но доктор говорит, что через пару-тройку дней боль утихнет и Гвинет пойдет на поправку. Правда, в постели ей придется пролежать еще довольно долго.

— Я надеюсь, ты отвез ее не на Мун-стрит?

— Конечно, нет. Я поместил Гвинет в таком месте, где никому и в голову не придет искать ее. Кроме того, рядом с ней постоянно находится Брэндон и подруга Гвинет, некая Джуди Дадли.

— Ну, что ж… По-моему, ты все сделал правильно.

Наверное, только сейчас Джесон начинал по-настощему верить в то, что нападение на Гвинет было не случайным. Довольно долго он колебался и был готов вслед за Брэндоном и самой Гвинет поверить в то, что преступник просто вломился в ее дом по ошибке, а значит, после всего, что случилось той ночью, они больше никогда не услышат об этом омерзительном Гарри. Однако, поговорив с Ричардом Мейтлендом, Джесон начал понимать, что не все в этом деле так просто, как может показаться на первый взгляд.

Нет, Джесон не напрасно решился потревожить своего друга. Кроме того, ниточка от нападения на Гвинет тянулась к той вечеринке в доме Сэквилла, на которой присутствовал один из министров кабинета лрда Ливерпуля, а это уже непосредственно входило в круг интересов Особого отдела. Кроме министра, на этой оргии были замечены также несколько депутатов парламента и двое судей. А еще в тот вечер в доме Сэквилла побывал некий Джонни Роуленд, чей труп обнаружили позже на черной лестнице. Поначалу Ричарду показалось, что раскрыть это убийство можно буквалько за несколько дней, но, выслушав Джесона до конца, он переменил свое мнение. Дело усложнялось.

Дружба между Джесоном и Ричардом не была слишком тесной, они были знакомы едва ли больше года. Кроме того, Ричард был довольно замкнутым человеком — то ли в силу привычки, появившейся из-за секретной работы, то ли просто потому, что был скуп на слова, как и всякий шотландец.

То, что Ричард по характеру настоящий шотландец, Джесон понял буквально с первого взгляда, и, возможно, они так никогда и не сблизились бы, но неожиданно у них обнаружилось общее увлечение — альпинизм. В отличие от тенниса или гольфа, любителей взбираться по отвесным скалам не так уж много, и потому альпинизм стал той ниточкой, которая связала новых знакомых. Вскоре они сделали несколько совместных вылазок в горы, благодаря которым Джесон смог лучше узнать и оценить Ричарда — не знающего страха и сомнений, волевого, уравновешенного и спокойного.

Ричард подошел к камину, добавил в огонь несколько совков угля. Дождавшись, когда его друг вернется в свое кресло, Джесон спросил:

— А что мне делать с полицейскими? Должен ли я обратиться к ним?

— Хотим мы того или нет, но нам все равно придется связаться с ними. Это необходимо сделать, чтобы они не совали свой нос в расследование, которое будет вести наш Особый отдел. Впрочем, оставь полицейских мне, я сам все сделаю.

Они немного помолчали, а затем Джесон сказал:

— Все это так странно…

— Что именно?

— То, что наши пути так тесно переплелись, а в центре событий оказалась Гвинет.

— Быть может, она и не попала в центр событий, — покачал головой Ричард и попросил, поднося к губам бокал с мадерой: — Расскажи мне о ней.

— Право, не знаю даже, с чего начать, — пожал плечами Джесон.

— А ты начни с самого начала, — посоветовал Ричард.

— Хорошо. Итак, когда Гвинет осталась сиротой, ее привезли в Хэддоу…

И Джесон рассказал другу всю историю жизни Гвинет, включая загадочную историю с наследством.

— Эту головоломку мне очень хочется решить, — сказал он в конце. — Вот только как мне узнать имя этого таинственного благодетеля?

— Действуй, как я, — посоветовал ему Ричард. — Ищи ниточки, а затем старайся сплести их вместе. Встретится на ниточке узелок — попытайся его развязать, — он немного помолчал, думая о чем-то своем, и добавил: — Этот Гарри начинает все больше и больше интересовать меня. Смелый парень, странный парень этот наш Гарри. Так ты говоришь, он и не пытался скрыть свое лицо?

— Он вообще ничего не пытался скрыть.

— И никто ничего не заподозрил. А наш Гарри, показав свое личико днем, возвращается в дом той же ночью, причем опять в открытую. Что это? Безрассудство или тонкий расчет?

— Что ты собираешься предпринять, Ричард?

— Пока еще точно не знаю. Наверное, для начала лучше всего будет отправиться на Саттон-Роу и осмотреть место преступления. Как ты считаешь?

— Отлично! — ответил Джесон.

Ричард подошел к двери кабинета, распахнул ее и громко крикнул:

— Харпер!

Сорокалетний Харпер появился на пороге в ту же секунду. Подобранный, готовый к схватке, со сжатыми кулаками, он напомнил Джесону профессионального боксера. С первого взгляда было ясно, что с таким охранником можно чувствовать себя в полной безопасности. Молчаливый, немногословный Ричард казался рядом с Харпером настоящим болтуном. Харпер говорил так редко и так скупо, что порой его можно было принять за немого.

— Ты все слышал? — спросил его Ричард.

Харпер молча кивнул.

— Возьми двоих людей и отправляйся к тому дому. Будь осторожен. Не спугни Гарри, если тот вздумает вернуться.

— А полицейские?

— Харпер, — спокойно ответил Ричард, — неужели ты не сможешь с ними разобраться? Придумай что-нибудь.

Харпер криво усмехнулся и молча исчез.

— Ты позволяешь своим подчиненным подслушивать свои разговоры? — удивленно спросил Джесон.

— Это ты о Харпере? Но он, между прочим, не мой подчиненный. Его ко мне приставил сам премьер-министр, лорд Ливерпуль, вот так, не больше и не меньше. Правда-правда, Джесон, я не шучу, — Ричард немного помедлил и добавил: — Но признаюсь тебе честно, этот Харпер — просто золото, только не передавай ему этого, хорошо?

Друзья улыбнулись друг другу и направились к выходу.

— Между прочим, — сказал на ходу Ричард, — ты все время называешь свою кузину Гвинет или Гвин. А как ее фамилия?

— Бэрри. Миссис Найджел Бэрри.

— Миссис Найджел Бэрри, — медленно повторил Ричард. — Мне кажется, я уже слышал это имя.

Он вдруг резко остановился посреди лестницы и воскликнул:

— Ну конечно! Я знаю ее! Лиссабон, лето тысяча восемьсот девятого. Мой первый бой и мое первое ранение. Ведь это именно твоя кузина выходила меня после той раны. Она добровольно пошла тогда медицинской сестрой в военный лазарет. Помню, мы все, как один, были влюблены в нее, — покачал он головой и грустно добавил: — Гвинет Бэрри. Жаль только, с мужем ей не повезло. Ну а теперь поедем посмотрим, нет ли чего-нибудь странного в ее доме или рядом.

* * *

Двери дома на Саттон-Роу были заперты, и ничто не говорило о том, что их пытались вскрыть. Попав внутрь дома и пройдя на кухню, Джесон обнаружил, что все здесь осталось по-прежнему — окровавленные обрывки платья Гвинет, осколки разбитой посуды на полу и опрокинутые в пылу схватки стулья.

— Сюда заезжал Брэндон, взял одежду для Гвин, но на кухне все осталось нетронутым, — сказал Джесон.

Они прошли по всему дому, методично осматривая все комнаты, все шкафы и ящики. Когда было закончено с последним из них, Ричард заметил, задумчиво почесывая кончик носа:

— Ты обратил внимание на то, что во всем доме нет ни одной вещи, напоминающей о ее покойном муже? Ни портрета, ни трубки, ни часов.

— У Гвин сохранился его пистолет.

Разговор они вели в спальне Марка. Джесон посмотрел на разворошенную постель, поднял с пола оброненного оловянного солдатика и принялся машинально крутить его в пальцах. Ему вдруг вспомнились слова Гарри, пересказанные ему Гвинет. Тот угрожал убить их обоих — и Гвинет, и Марка, — причем независимо от того, отдаст она ему портрет или нет.

— Гарри — убийца, а не грабитель, — сказал Джесон, стискивая в ладони оловянного солдатика. — Возможно, он хотел получить тот портрет, но все-таки самой главной его целью было убить Гвин. Именно за этим он и явился.

— Да, боюсь, что ты прав, — согласился Ричард. — А это значит, что Гарри не успокоится и предпримет новую попытку. Впрочем, об этом, я думаю, ты и сам уже догадался.

— Тем тревожнее слышать твои слова.

— Мне необходимо поговорить с Гвинет, — задумчиво произнес Ричард.

— Тогда поторопись. Как только Гвин немного окрепнет, я перевезу ее в Хэддоу.

— Что ж, если понадобится, я приеду в Хэддоу, чтобы поговорить с ней. А ты, Джесон, порасспроси ее еще раз. Может, она вспомнит что-нибудь новое. В нашем деле иногда самая мелкая деталь может стать решающей. Поговори с ней о том, не замечала ли она в последнее время чего-нибудь необычного. Может быть, какие-то вещи, пусть самые незначительные на первый взгляд, пропадали из дома или лежали не на своих местах… Должен же где-то найтись этот чертов портрет!

— Я обо всем расспрошу Гвин и сумею объяснить ей, насколько все это серьезно.

— Отлично. С осмотром закончено. Пойдем?

— Ты можешь идти, а мне еще нужно забрать кое-что из вещей, которые понадобятся Гвин и Марку в Хэддоу.

— Лучше поручи это Харперу. Если он захочет своровать мост через Темзу, он сворует его так, что никто ничего и не заподозрит. Я хочу сказать…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — перебил его Джесон. — Ты хочешь подстраховаться на случай, если за домом кто-то наблюдает. Боишься, что я выведу преступника на Гвин. Не волнуйся, я этого не допущу.

— Ну, что ж, — рассмеялся Ричард, — в таком случае, когда тебе понадобятся деньги, приходи ко мне. Без работы не останешься.

* * *

На следующее утро сержант Харпер вошел в кабинет своего начальника с подносом в руках, поставил его на стол и молча разлил по чашкам дымящийся кофе. Молчал и полковник Мейтленд. Он сосредоточенно просматривал лежащие перед ним бумаги, время от времени делая в них пометки остро отточенным карандашом. Харпер вдруг вспомнил те времена, когда они с Ричардом Мейтлендом были еще зелеными юнцами и, едва получив свои первые офицерские нашивки, были брошены в самое пекло.

«Как же изменился Ричард за эти годы, — подумал Харпер, наморщив лоб. — Вы только полюбуйтесь на него! Большим начальником стал и работает, нужно признать, как вол. А как выдастся у него свободная минутка, так сразу летит в горы, карабкаться по голым камням. Бедняга, так и живет без семьи».

У Харпера семейная жизнь тоже не сложилась, и он знал, что такое быть старым холостяком. Знал, потому и не желал такой судьбы своему полковнику.

«Ведь он еще очень хорош собой, — продолжал рассуждать Харпер. — И не старый, ему всего тридцать с небольшим. Неужели так и не найдется женщина, которая полюбит его? Нет, обязательно должна найтись».

Ричард потянулся, отбросил в сторону карандаш и спросил, метнув быстрый взгляд на Харпера:

— О чем задумался, Харпер? Признавайся.

— Вы говорили, что это дело будет простым.

— Да, я так полагал.

— Теперь думаете иначе?

— Даже и не знаю, что тебе ответить на это. Возможно, мы столкнулись не с одним делом, а с целой цепочкой, которую придется распутать. Должен сказать, что меня очень интересует этот Гарри. Примечательная личность. Серийный убийца.

— Вы так считаете?

— Все указывает на это, — ответил Ричард, откидываясь на спинку кресла и с наслаждением разминая затекшие мускулы. — Впрочем, даже если окажется, что между убийством слуги и покушением на миссис Бэрри нет никакой связи, наш Особый отдел должен будет заняться поисками Гарри. Не можем же мы допустить, чтобы по улицам Лондона разгуливал такой преступник!

Харпер медленно кивнул. Он думал сейчас о другом убийце и о другом преступлении.

— Что будем делать? — спросил он.

— Начнем сначала, — ответил Ричард. — Прежде всего я хочу знать всю подноготную этого убитого, Джонни Роуленда. Нужно выявить всех хозяев, у которых он работал, всех его знакомых, друзей, родственников, если они у него имеются. Кроме того, я хочу еще раз внимательно просмотреть список гостей, которые были в тот вечер в доме Сэквилла. Кто знает, искал ли там этот несчастный Джонни миссис Бэрри или кого-то другого. Это нужно понять. Пошли туда Лэндо-на и лорда Айвена, пусть займутся этим. Обрисуй им суть дела, но при этом не раскрывай имя миссис Бэрри. Ею я займусь сам.

— Хорошо, — кивнул головой Харпер и добавил с усмешкой: — Впрочем, я сомневаюсь, что наш лорд способен запомнить даже собственное имя.

Ричард коротко рассмеялся в ответ. Он знал, что Харпер недолюбливает лорда Айвена, считая его ни на что не годным юнцом.

— Тем более, — сказал Ричард. — Устроим ему настоящую проверку.

Харпер только молча пожал плечами в ответ.

* * *

Спустя десять минут лорд Айвен и Лэндон спускались по лестнице, и лорд Айвен спросил своего напарника:

— Как ты считаешь, Лэндон, почему это вдруг наш шеф взялся за такую мелочовку, как убийство какого-то слуги?

«Где уж тебе понять, — подумал Лэндон. — Ты же туп как пробка, мой милый лорд, и если бы твой папаша не был личным другом нынешнего премьер-министра, не видать тебе Особого отдела, как своих ушей. Да, послал мне господь напарника!»

— Наверное, потому, — ответил он вслух на вопрос лорда Айвена, — что за этим убийством наш шеф рассмотрел что-то очень важное. Быть может, понятное пока только ему одному.

— А как же нам понять, что мы ищем?

— Нам ничего понимать не нужно. Будем просто исполнять, что приказано. Задание, по-моему, ясное — установить, не был ли связан Роуленд с кем-то из гостей, перечисленных в списке Сэквилла. Что ты вздыхаешь?

— Ерунда какая-то. Идиотское задание.

— Понимаю, — все с той же улыбочкой откликнулся Лэндон. — Поступая сюда, в Особый отдел, ты воображал, что будешь каждый день ловить изменников и шпионов, верно?

— Ну, что-то в этом духе, — согласился лорд Айвен. — Взять хотя бы тот заговор против лорда Ливерпуля, который наш шеф раскрыл в прошлом году вместе с этой гориллой, своим телохранителем.

Он резко замолчал, увидев поднимавшегося им навстречу Харпера, и вздохнул, когда тот скрылся за поворотом лестничной площадки.

— О, господи, сделай так, чтобы Харпер не расслышал моих последних слов.

— На твоем месте я бы держал язык за зубами, — заметил Лэндон, — и не забывал о том, что служу в Особом отделе.

— А в Особом отделе предателей в живых не оставляют, — уныло продолжил лорд Айвен. — Или это просто шутка, как ты считаешь, Лэндон?

— Я считаю, что лучше всего никогда не узнать, шутка это или нет. А теперь давай к делу. Когда приедем в дом Сэквилла, начни опрашивать слуг, а я займусь хозяином.

Глава 13

«Бывают времена, когда события захлестывают нас и несут, подобно бурной реке. Когда такое случается, нет смысла сопротивляться и пытаться плыть против течения».

Так или примерно так размышляла Гвинет, откинувшись на спинку мягкого кресла и глядя на груду коробок, лежащих посреди роскошной спальни. Тех самых, что принес вчера ночью Джесон, побывавший на Саттон-Роу. Он сказал, что распаковывать их не стоит, поскольку коробки вместе со всем содержимым уже завтра на рассвете отправят в Хэддоу, где они и будут храниться в ожидании хозяйки.

Джесон выглядел очень озабоченным, и это не нравилось Гвинет, заставляло ее верить в то, что над ее головой и впрямь сгустились тучи. Джесон не только вернул ей пистолет, но и позаботился о том, чтобы Гвинет ни на минуту не оставалась без присмотра. Вот и сейчас она была под охраной — на этот раз самого Джесона, собиравшего за раскрытой дверью соседней комнаты свои собственные вещи для отправки их в Хэддоу.

Все происходящее казалось Гвинет нереальным, невозможным, ведь до этого ее жизнь текла так спокойно и однообразно!

Джесон сказал, чтобы она не волновалась ни о чем. Он сам взялся уладить все дела и встретиться с ее учениками, соседями, полицейскими и даже с бедной миссис Джемисон, лишившейся услуг Мэдди. Самой же Гвинет было приказано как можно больше спать, чтобы скорее подняться на ноги, и это оказалось таким непривычным — лежать целыми днями в постели или сидеть в кресле, не имея возможности повлиять на ход событий. Вскоре Гвинет вообще перестала понимать, что происходит вокруг нее.

Она еще раз посмотрела на стоящие повсюду коробки и подумала о том, чем же набил их Джесон. Во всяком случае, одежды у них с Марком не набралось бы и на одну коробку, в этом Гвинет готова была поклясться. Она подумала о том, что теперь Джесон знает, как беден ее гардероб, и это было для нее так унизительно!

— Ты вздыхаешь уже третий раз подряд.

Гвинет подняла глаза и увидела Джесона, который закончил собирать свои вещи и стоял в дверях, глядя на нее. Нежданные слезы подкатили к глазам Гвинет, когда она прочитала во взгляде Джесона заботу и тревогу, и подумала о том, как ей повезло, что они оказались по одну сторону баррикады. С таким партнером, как Джесон, она непременно победит в любой схватке, которую уготовила ей судьба.

— У меня ни на что нет сил, — пожаловалась Гвинет. — Даже, наверное, на то, чтобы думать.

— Посидеть с тобой?

— Посиди.

Джесон опустился в свободное кресло, и теперь они сидели с Гвинет лицом друг к другу, разделенные лишь прозрачной стеной теплого воздуха, струившегося из камина.

— Ты несправедлива к себе, — заметил Джесон. — На самом деле ты очень быстро поправляешься.

«Это правда, — подумал Джесон. — Ведь с момента нападения прошло всего три дня».

Он давно уже понял, что вся жизнь Гвинет подчинена одному человеку — Марку. Весь ее мир сосредоточился в сыне, и Джесон не хотел разрушать этот мир. Он предпочел бы присоединиться к нему.

Правда, сейчас было не подходящее время, в данный момент Гвинет нуждалась в надежном друге, а не в пылком любовнике.

Джесон потянулся в кресле и спросил, откинувшись на мягкую спинку:

— О чем ты сейчас думаешь, Гвин?

— Обо всем. И ни о чем, — покачала она головой. — Например, о том, что мне делать с пони, когда мы с Марком вернемся домой.

О том, что Джесон подарил Марку пони, она узнала только сегодня утром. Рассказал ей об этом сам Марк. Восторгу мальчика не было предела, и он мог говорить о своем Баунсере без конца. Гвинет поняла, что от этого подарка ей избавиться никак не удастся.

— А не слишком ли рано тебе думать о возвращении домой? — спросил Джесон.

— Я имела в виду не Саттон-Роу. Можно найти недорогое жилье и в другом районе Лондона, там, где меня никто не знает.

— Ты не можешь жить одна до тех пор, пока не будет закончено расследование. — Голос Джесона стал заметно жестче. — Думаю, это тебе понятно. Что же касается пони, то это мой подарок Марку. Я купил этого пони, и я позабочусь о том, где его держать. Еще что-нибудь тебя тревожит?

Гвинет снова вздохнула, подумала о том, что все, на что она сейчас способна, — это только вздыхать и пожимать плечами, и прониклась к самой себе глубоким презрением.

— По-моему, все это безнадежно, — сказала она.

— Вовсе нет, — быстро возразил Джесон, подавшись вперед. — Я уже говорил тебе, этим делом занимаемся не одни мы. У меня на Уайтхолле есть друг, и он согласился помочь. Кстати говоря, вы с ним встречались. Его зовут Ричард Мейтленд.

Гвинет немного подумала и ответила, покачав головой:

— Это имя ни о чем мне не говорит.

— Он помнит тебя по Португалии. Ричард был тогда лейтенантом, получил ранение, и ты его выхаживала в лазарете.

— О, — нахмурилась Гвинет. — Тогда через наш лазарет прошло столько раненых, разве всех упомнишь! Нет, я не помню этого человека.

По известной ему одному причине этот ответ чрезвычайно понравился Джесону, и он довольно улыбнулся.

— И что же он сказал? — спросила Гвинет.

— Он сказал, что тебе сказочно повезло, — ответил Джесон, глядя ей прямо в глаза.

И он рассказал о своем разговоре с Ричардом, во всяком случае, о той его части, которая была непосредственно связана с покушением на жизнь Гвинет. Она слушала его молча, лишь изредка перебивая для того, чтобы задать вопрос или что-то уточнить. И чем дольше говорил Джесон, тем яснее становилось для Гвинет, что Ричард Мейтленд, как и Джесон, убежден в том, что им с Марком необходимо на какое-то время исчезнуть, затаиться в надежном убежище, куда не сможет и не посмеет сунуться кровавый убийца Гарри.

Когда Джесон закончил, Гвинет подняла руку и задумчиво потерла шею.

— Что ж, — медленно сказала она, — если ты хотел меня напугать, то можешь считать, что это тебе удалось.

Джесон улыбнулся, но ответил совершенно серьезно:

— Страх иногда бывает полезен, Гвин. Когда боишься чего-то, меньше шансов допустить ошибку. А еще всегда разумнее перестраховаться, чем рисковать, поэтому, как только ты сможешь выдержать путешествие, я отвезу вас с Марком в Хэддоу.

Он замолчал, ожидая, что Гвинет начнет возражать, но она промолчала, и тогда Джесон продолжил:

— Было бы гораздо проще раскрыть это дело, если бы мы знали о том, что за портрет ищет Гарри. Подумай об этом, Гвин. Не попадал ли в последнее время в твои руки чей-нибудь портрет? Или, может быть, кто-нибудь писал тебе о каком-то портрете? Вспомни, тебе не доводилось покупать какой-нибудь портрет? Или получать его в подарок?

— Нет! — категорично отрезала Гвинет.

— Но что-то же должно быть.

— Может быть, и должно, но ничего такого нет. Ты сам собирал мои вещи, нашел что-нибудь?

— Не знаю, — покосился Джесон на стоящие в комнате коробки. — Ведь я понятия не имею, на что нужно было обратить внимание. Однако кое-что показалось мне странным…

Он замолчал и пристально уставился на коробки.

— Что же тебе показалось странным? — не выдержала наконец Гвинет. — Говори!

Джесон внимательно посмотрел в глаза Гвинет, и от этого взгляда ей стало не по себе — слегка закружилась голова, а удары сердца сделались сильными, редкими, тревожными.

— Мне показалось странным, — медленно начал Джесон, — что во всем доме не нашлось вещей, которые напоминали бы о твоем покойном муже. Мы с Ричардом прочесали весь дом сверху донизу, но не нашли ничего — ни трубки, на сабли Найджела, ни… его портрета.

— Никакой загадки здесь нет, — ответила Гвинет. — Все вещи Найджела я оставила в доме его брата. Это показалось мне проще, чем… Одним словом, проще, и все.

Ей хотелось бы поставить на этом точку, но Джесон продолжал выжидающе наблюдать за ней, и Гвинет пришлось продолжить — хотя бы для того, чтобы снять ненужные подозрения.

— Я никому не рассказывала о родственниках Найджела, — начала она, нервно потирая руки и опуская глаза. — Боялась выглядеть неблагодарной, ведь они пустили нас к себе, когда Найджела ранило. А как только он умер, я собрала чемоданы и отправилась с Марком в Лондон. Можешь считать, что меня не устроили условия жизни в том доме, но это все, что я могу сказать.

— Я все понял.

Из-за окна донесся детский смех.

«Марк», — подумала Гвинет, переводя взгляд на открытое окно. Стоял ясный солнечный день, и теплый воздух был наполнен цветочными ароматами и птичьими трелями. Гвинет знала, что в саду под окнами среди изумрудной травы уже распустились первые нарциссы.

Но почему же тогда ее бросает в дрожь, почему же озноб бежит по спине, подбираясь все ближе и ближе к сердцу?

* * *

Гвинет была еще очень слаба, но в этот день она все же нашла в себе силы на то, чтобы дойти до заднего двора, где Марк собирался показать свое искусство езды на пони. Подойдя ближе, она убедилась в том, что Джесон позаботился о безопасности Марка — рядом с ним все время находились грум и конюх, вооруженные револьверами.

Впрочем, увидев Марка, Гвинет все внимание перенесла на сына, искренне любуясь им и вспоминая свои первые уроки верховой езды.

Марк все старался сделать сам, и стоявшие рядом с ним Джесон, Брэндон и Джуди не спешили помочь ему, подавая лишь время от времени короткие команды. Грум слегка подсадил Марка, и мальчик взлетел в седло, да так лихо, что все невольно зааплодировали. Гвинет тоже улыбнулась, но тут же с тревогой принялась смотреть, как постепенно набирает ход Баунсер, пущенный рысью.

— Успокойся, Гвин, — послышался голос Джесона, — и не заставляй Марка нервничать, глядя на тебя.

Она навряд ли расслышала слова Джесона. Ее глаза были прикованы к Марку. Не заметила Гвинет и короткого разговора между Джесоном и подошедшим к нему слугой, после чего они оба удалились.

Чем дольше наблюдала Гвинет за сыном, тем сильнее ей приходилось сражаться с обуревающими ее мыслями. Она гнала их прочь, зная, что ее опасения беспочвенны, видя, что Марк уверенно сидит в седле, а пони ведет себя дружелюбно и безупречно, но память услужливо подсовывала все новые и новые ужасные случаи, произошедшие во время верховой езды.

Начал накрапывать мелкий дождик, и Гвинет притворилась огорченной, хотя на самом деле была только рада, что урок верховой езды закончился. Ну а к следующему уроку ей нужно будет как следует подготовиться и держать свои нервы в кулаке. Что же касается Марка, то он выглядел явно разочарованным. Из-за дождя придется прервать урок, но впереди, правда, еще оставались кое-какие приятные дела, например, расседлать и почистить пони, а затем отвести его в стойло. Этого Марк не перепоручил бы никому.

Брэндон и Джуди помогли Гвинет, но поскольку ни бежать, ни хотя бы идти быстрым шагом она еще не могла, все они изрядно промокли, пока добрались до дома. Оказавшись наконец под крышей, они принялись отряхиваться, и в это время из-за плотно прикрытой двери гостиной до них донеслись голоса — мужской и женский. С каждой минутой они становились все громче, все раздраженнее. Голос Джесона Гвинет узнала сразу, но вот кому принадлежит второй, женский, понять не могла.

Брэндон, услышав голоса, окаменел, что же касается Джуди, то ее внезапно начал разбирать смех.

— Как ей удалось сюда попасть? — спросила она у Брэндона.

— Кому?

— Кому! — фыркнула Джуди. — Ты прекрасно знаешь, о ком идет речь. — Она повернулась к Гвинет и пояснила. — Это божественная леди Дафна, очень богатая вдова и бывшая любовница Джесона. Впрочем, может быть, и не такая уж бывшая, если ей так легко удалось попасть в дом.

Брэндон вышел из оцепенения — так же неожиданно, как и впал в него, и резко поинтересовался, обращаясь к Джуди:

— Почему ты всегда такая вульгарная?

— А почему ты всегда такой тупой? — парировала Джуди.

— Наверх! — внезапно заревел Брэндон, указывая на лестницу.

— Зачем? Я не желаю пропустить это зрелище! — возразила Джуди. — Ты как хочешь, а я остаюсь.

— Гвин промокла насквозь, — процедил Брэндон сквозь зубы. — Ты что, хочешь, чтобы она подхватила воспаление легких?

— Я вовсе не промокла, — возразила Гвинет, продолжая прислушиваться к бурному объяснению за дверями гостиной.

— Пойдем, Гвин, — заскулил Брэндон.

— Нет.

Брэндону ничего не оставалось, как схватить Гвинет под руку и потащить вверх по лестнице, что он и сделал. Поднявшись на несколько ступеней, они услышали за спиной печальный звук бьющегося стекла, затем дверь гостиной широко распахнулась, едва не слетев при этом с петель, и Гвинет увидела разъяренную черноволосую красавицу, одетую в розовое бархатное платье. Следом за ней из гостиной вылетел Джесон, похожий на быка, которого только что выпустили на арену.

— Наверх! — пискнул Брэндон на ухо Гвинет, но та лишь прочнее оперлась на каблуки и вцепилась руками в перила. Ей, как и Джуди, было интересно досмотреть эту пьесу до конца.

— Ты говорила, что не хочешь больше видеть меня, — донесся снизу голос Джесона. — Это же твои слова, не так ли?

Леди Дафна набрала в легкие воздуха, собираясь дать Джесону отпор, но увидела Джуди, растерялась, а затем осторожно выдохнула воздух и спросила, складывая в притворной улыбке свои пухлые губки:

— Э-э… Мисс Дадли, если мне не изменяет память?

— Не изменяет, — ответила улыбкой на улыбку Джуди. — Однако давненько мы с вами не виделись, леди Дафна. Пожалуй, с того самого бала у миссис Крэмбл.

Леди Дафна подобрала губы, подумала над тем, как бы ей посильнее досадить сопернице, и наконец сказала:

— Надеюсь, вы пригласите меня на вашу свадьбу. Ведь мы с Джесоном были очень близкими друзьями.

— Не уверена, что у нас с Джесоном дойдет до свадьбы, — ответила Джуди.

— Какого черта она это делает? — прошипел Брэндон. — Назавтра весь Лондон будет говорить о том, что Джуди — новая любовница Джесона.

Гвинет и глазом в сторону Брэндона не повела. Все ее внимание было приковано к леди Дафне, и чем внимательнее присматривалась к ней Гвинет, тем мрачнее становилась. Леди Дафна была не просто красива, она была ослепительно хороша, и наверняка на всем белом свете не найдется мужчины, который остался бы к ней равнодушен.

Гвинет окинула взглядом платье леди Дафны и с этой минуты навсегда возненавидела розовый цвет. Ну а Джесон…

«Джесон в своем репертуаре, — подумала она. — С юности ни одну красотку не пропускал, так что ничего не изменилось».

— Позволь мне проводить тебя до кареты, — сказал Джесон леди Дафне.

— Нет необходимости, — сердито ответила та и наморщила лоб. — Кажется, я что-то забыла. Ах да!

С этими словами леди Дафна подошла к драгоценной вазе севрского фарфора, осторожно приподняла ее и с сожалением посмотрела на ее сверкающие обводы.

— Я такая неуклюжая, — заявила леди Дафна. — У меня почему-то такое предчувствие, что эта ваза выскользнет у меня из рук.

— Дафна! — предупреждающе окликнул ее Джесон, но леди Дафна и ухом не повела, а тонкая ваза рухнула на мраморный пол, разлетаясь на мелкие осколки. Леди Дафна посмотрела себе под ноги, торжествующе улыбнулась, а затем величественно выплыла за дверь.

Какое-то время после ухода леди Дафны в доме царила тишина, но затем Гвинет хихикнула — неожиданно для себя самой, — вслед за ней захихикала Джуди, а затем и Брэндон затряс плечами от разбиравшего его смеха.

Джесон мрачно посмотрел на Гвинет, на Брэндона, на стоявшую рядом с ним Джуди и бессвязно заговорил:

— Эта ваза… эта ваза. Черт с ней, с этой вазой. Маленькое недоразумение. Надеюсь, она не увидела вас там, на ступеньках. И почему, собственно говоря, вы там очутились? Почему не разошлись по своим комнатам, когда увидели, что я занят?

— Я не мог сдвинуть ее с места, — пояснил Брэндон, кивая на Гвинет.

— Конечно, не мог, — согласилась она. — И не смог бы, потому что мне нужно было досмотреть спектакль до конца. Ведь в жизни больного так мало развлечений, не правда ли, Джуди?

— Да уж, — ответила Джуди.

— Я… — Джесон тяжело задышал, собираясь с мыслями. — Мы выезжаем в Хэддоу. Немедленно. Все. Если Дафна все же рассмотрела вас, об этом будут знать и другие. Это слишком опасно. Через полчаса карета будет у крыльца.

С этими словами он повернулся и покинул их.

— Неблагодарный! — воскликнула Джуди, бросая быстрый взгляд на Гвинет. — Он должен поблагодарить меня за мою сообразительность! Мне кажется, я устроила неплохое представление.

— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? — слабым голосом спросил Брэндон. — Джуди, ты навек погубила свою репутацию. Завтра весь Лондон будет судачить о том, что ты — новая любовница Джесона.

— Ах, Брэндон, неужели это тебя в самом деле волнует? — театрально вздохнула Джуди.

— Это не шутки! Неужели ты не можешь хоть раз в жизни проявить благоразумие?

Джуди взяла Гвинет под руку и двинулась вместе с ней вверх по лестнице.

— Этот Брэндон такой упрямый, — доверительно прошептала она, — но при этом он просто душка. Мне впору самой попросить, чтобы он женился на мне.

— Жениться на тебе? — крикнул Брэндон, надувая щеки. — Да я лучше женюсь на тигрице!

— Ах, как это мило! — притворно надулась Джуди и тайком подмигнула Гвинет. — Ты только подумай, Брэндон, какой мы будем прекрасной парой! Тем более что я богата, а ты — типичный охотник за приданым. Ведь у меня денег столько, сколько тебе и не снилось!

— Но я вовсе не охочусь за приданым!

— Нет? Жаль. Тогда, может быть, ты женишься на мне просто по любви?

Брэндон раскрыл рот, затем быстро закрыл его и ответил уже вполне спокойно:

— Когда я решу жениться, Джуди, я сам сделаю предложение своей невесте.

— Я же говорила, он упрям как осел, — спокойно заметила Джуди.

Гвинет не захотела слушать дальнейшую перепалку и оставила их наедине, а сама проскользнула в свою спальню. Там она тихо опустилась на стул, чувствуя себе опустошенной, и принялась вновь переживать сцену с леди Дафной, невольной свидетельницей которой она оказалась.

Она была настолько поглощена мыслями о бывшей любовнице Джесона, что даже не заметила, как слуги вынесли из комнаты коробки.

Гвинет принялась вспоминать о многочисленных увлечениях Джесона, но сейчас у всех женщин, за которыми он ухлестывал, было одно лицо — лицо леди Дафны. Уж на кого-кого, а на мимолетных подружек Джесона они с Триш насмотрелись в свое время вдоволь, и, надо сказать, среди них не было ни одной порядочной девушки. И ни у одной из них ни единого шанса стать его законной женой.

Гвинет по-новому взглянула на спальню, зная теперь, что ее обставила по своему вкусу не какая-то абстрактная женщина, а именно леди Дафна. Спальня с ее богатой обстановкой резко отличалась от других комнат, которые можно было назвать в сравнении с ней просто убогими. Возникало такое ощущение, что остальными помещениями в этом доме никогда не пользовались. Главным предметом в спальне была, разумеется, кровать — огромная, величественная, не оставлявшая никаких сомнений в том, что ради нее и того, что на ней происходило, и был, собственно говоря, построен этот дом.

«Бедный Джесон, — неожиданно подумала Гвинет. — Он достоин лучшего, чем эта леди Дафна. Ему бы хорошую жену да побольше ребятишек — ведь он так любит детей, а дети обожают его. Пусть моя жизнь не сложилась, но почему бы ему не стать счастливым, в конце концов? Смог же он поправить дела в Хэддоу после смерти Джорджа, так почему бы ему не наладить собственную жизнь? В мире так много хороших, верных, нежных девушек, и любая из них была бы рада выйти за него замуж. Почему же он предпочел жить так, как живет?»

Когда Марк с детской непосредственностью спросил Джесона, почему он не женится, тот ответил ему, что ждет свою Принцессу. Прекрасную Принцессу! Глупости! Прекрасные Принцессы ничуть не лучше этой противной леди Дафны и такие же бесполезные создания, как эта красотка в розовом платье. Нет, Джесону нужна нормальная девушка, из плоти и крови, а не какие-то химеры.

Гвинет попыталась представить себе Джесона женатым на красивой молодой женщине, в окружении детей, с которыми он возится в свободное время, но картинка неожиданно получилась такой приторно-слащавой, что Гвинет едва не затошнило.

Она так и просидела на краешке стула до тех пор, пока в спальню не ворвался Марк. Глаза его сверкали.

— Хэддоу! — возбужденно крикнул он. — Дядя Джесон сказал, что мы уезжаем в Хэддоу, как только будут собраны вещи!

И Марк, не дожидаясь ответа, рванулся в соседнюю комнату, где находилась его спальня. Гвинет услышала, как на пол свалилось что-то тяжелое, а затем Марк вновь появился в ее комнате.

Он подошел к Гвинет, заглянул ей в глаза и тихо спросил:

— А ты не хочешь ехать в Хэддоу, мама?

Она смотрела в глаза сына и впервые в жизни не знала, что ему ответить.

— Отчего же, — через силу улыбнулась она наконец. — Я охотно поеду в Хэддоу. Просто кто-то должен помочь мне собраться.

— Я сам помогу тебе, мама, — просветлев, предложил ей Марк.

В эту минуту на пороге появилась фигура Джесона. Очевидно, он прошел в соседнюю комнату через другую дверь, выходящую в коридор. Он не произнес ни слова, только стоял и молча смотрел на Гвинет и Марка со странной, слабой улыбкой на губах.

Затем, так ничего и не сказав, повернулся и тихо исчез.

* * *

Хьюго Джерард отбросил в сторону газету, резко отодвинул от себя тарелку и с раздраженным выражением на лице отправился в библиотеку. Опять в газете не было ни строчки о гибели этой проклятой миссис Бэрри, и это начинало его бесить. Ну когда же, наконец, появится она — короткая заметка об изуродованном женском трупе, найденном в одном из домов на Саттон-Роу? Сколько же можно ждать? И от самого Гарри тоже ни слова. Думает он отрабатывать свои деньги или нет, черт побери?

Вскоре в библиотеку заглянул Ральф Уитни, которого Хьюго посылал за последними новостями в полицейское управление, куда тот ходил под видом адвоката.

— Ну, что? — раздраженно спросил Джерард.

— Грабеж. Никто не пострадал. Два пожара, тоже без жертв. Никто не арестован, никаких сведений о миссис Бэрри. Полицейские считают, что она уехала лечиться к родственникам.

Уитли, не дожидаясь приглашения, уселся на стул, пригладил волосы и продолжил:

— Мне удалось узнать еще кое-что. В управлении встревожены тем, что делом об убийстве в доме Сэквилла занялись люди из Особого отдела. Наводят справки обо всех, кто там был в тот вечер. В полиции не хотели допускать их к расследованию, но у них есть поручение от самого премьер-министра.

Это было уже слишком. Джерард знал о том, что Особый отдел — это очень серьезно, и, если он занялся делом об убийстве никому не известного Джонни Роуленда, значит, нити от него тянутся далеко наверх и затрагивают интересы государственной безопасности.

— Почему Особый отдел занялся этим делом, ты не выяснил?

— Выяснил. Одним из гостей Сэквилла был в тот вечер член Кабинета министров. Но поскольку министра никак нельзя связать с убийством какого-то слуги, то они, я думаю, покрутятся там несколько дней и успокоятся.

— А я боюсь, что они немедленно свяжут имя Роуленда со мной. Впрочем, это им ничего не даст. Он был у меня на службе совсем недолго, уволился еще до убийства, и потому мне незачем бояться расспросов в Особом отделе. Я вне подозрений, — Джерард пожевал губами и спросил: — А кто из министров был там в тот вечер?

— Сэр Джеймс Дэвенпорт.

Губы Джерарда сложились в злобной усмешке, и Уитли вдруг подумал о том, что Хьюго похож в эту минуту на убийцу, заносящего нож над горлом жертвы.

— Вам он не нравится? — осторожно спросил Уитли.

— Нет. Терпеть его не могу. Человек без чести и совести. Но, увы, любимчик лорда Ливерпуля. Ты, помнится, говорил, что Гарри способен справиться с любым заданием?

— Это верно.

— Тогда где же миссис Бэрри? Где портрет? И почему от Гарри нет никаких вестей?

— Новости появятся, как только дело будет сделано, — уверенно ответил Уитли. — Таков стиль работы Гарри. Ведь он сообщил нам о Грейс, вы помните? Я не сомневаюсь, что в ближайшие дни новости будут, и при этом самые радостные.

— Не нравится мне все это, — пробурчал Джерард, барабаня пальцами по столу. — Меня волнует, куда делась эта миссис Бэрри. Что, если ей вздумается шантажировать меня?

— Всякое может случиться, — осторожно заметил Уитли.

— Так позаботься о том, чтобы этого не случилось.

Уитли ничего не ответил, ожидая, когда поутихнет гнев его собеседника.

— Мне кажется, — заговорил наконец Джерард, — что эта миссис Бэрри становится для меня опаснее, чем тот портрет. Я хочу, чтобы она поскорее исчезла с лица земли.

— Хорошо, я пошлю весточку Гарри, — кивнул Уитли и осторожно подобрался к следующему, весьма щекотливому вопросу. — Надо полагать, что, как только будет обнаружено тело Грейс, полиция захочет поговорить с леди Мэри.

— Ничего у них не выйдет. Леди Мэри не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы полиции. К тому же она сейчас в Роузмаунте. Кто из полицейских потащится туда только для того, чтобы задать пару вопросов спятившей с ума старухе?

— А если она поправится?

— Не считаешь ли ты меня дураком, Ральф? — спросил Джерард, криво улыбаясь в лицо Уитли. — Не паникуй. Когда будет нужно, я позабочусь о леди Мэри. Сам позабочусь, ясно? Я же обещал покойному графу заботиться о ней, а свое слово я держать умею.

Выходя из библиотеки, Уитли чувствовал, как у него на голове шевелятся от страха волосы.

«Обо мне самом Джерард тоже сумеет позаботиться, — с тревогой и тоской думал он. — Вопрос только в том, кто из них придет по мою душу — Гарри или сам Хьюго».

Глава 14

В путь они двинулись на двух каретах, в одной из которых ехали женщины и Марк, а на вторую были погружены вещи. Джесон и Брэндон предпочли отправиться в Хэддоу верхом.

Джуди, хотя и ехала вместе со всеми, не собиралась надолго задерживаться в Хэддоу. Совсем рядом, в Брайтоне, жила ее мать, и она не поняла бы, почему ее единственная дочь должна жить у чужих людей, когда есть возможность остановиться в родительском доме. Было решено, что Джуди доедет до Хэддоу, убедится в том, что Гвинет благополучно устроена, а оттуда отправится домой.

— Кроме того, — заметила Джуди, когда обсуждался этот вопрос, — вы так давно не собирались своей семьей. Я не хочу быть для вас помехой.

Гвинет пыталась тогда переубедить подругу, но разве есть на свете человек, которому удалось бы переспорить Джуди!

Обычно дорога до Хэддоу занимала у Джесона шесть часов, но на этот раз, учитывая слабость Гвинет, решили двигаться медленнее, разбив путешествие на несколько этапов с тем, чтобы останавливаться и отдыхать в конце каждого из них. Правда, при этом они могли бы прибыть в Хэддоу только под утро, и тогда Джесон, не желая утомлять всех ночным перегоном, принял решение заночевать по дороге в знакомой ему гостинице «Красный лев», что находится в маленьком городке Кокфилде, расположенном как раз посередине между Лондоном и Хэддоу.

Чай, поданный Гвинет в «Красном льве», был щедро разбавлен бренди — об этом, разумеется, позаботилась неугомонная Джуди, и потому Гвинет уснула глубоким крепким сном, едва донеся голову до подушки.

Последние мили пути они проделали под ослепительно голубым небом, безоблачным, бездонным, похожим на море, к которому они приближались. В пути Гвинет была слишком занята, чтобы думать о том, что ее ожидает в Хэддоу, — ведь ей то и дело приходилось отвечать на бесчисленные вопросы Марка, любопытство которого не знало границ.

Почему трава зеленая, а небо синее? В какой стороне находится Брайтон и море? Кто хозяин тех овец, что пасутся на холмах? И почему это пастбище не огорожено?

Когда кареты сделали последний поворот и до Хэддоу осталась последняя миля, Брэндон поскакал вперед, чтобы предупредить об их прибытии. А спустя еще пару минут впереди впервые блеснуло море, и Гвинет попросила кучера остановить лошадей. Она посмотрела на белые стрелы скал, за которыми до самого горизонта уходили вдаль и сливались друг с другом две безбрежных стихии — море и небо, — и на глазах у нее блеснули слезы. Гвинет вдруг поняла, что после долгого путешествия она наконец вернулась домой.

Гвинет распахнула дверцу и, прежде чем кто-нибудь успел помешать ей, выбралась наружу. Марк, разумеется, тут же оказался возле матери, не сводя восторженных глаз с сияющей морской глади. Налетевший ветерок взметнул юбки Гвинет, и она радостно засмеялась — так, словно встретила старого друга.

— Совсем забыла о том, какой здесь бывает ветер, — сказала она Марку.

— О чем ты? — переспросил подъехавший к ним Джесон.

— Ветер! Я забыла о том, какой здесь ветер, — повторила она.

— Шляпку в море не упусти, — совсем как в детстве ответил ей Джесон и подмигнул.

И Гвинет тут же вспомнила тот давний случай. В тот день она впервые надела новую шляпку — соломенную, модную, с красивыми лентами. Порыв ветра сорвал ее с головы Гвинет и понес в море, а спасать шляпку бросилась Хани, собака Джесона. Довольно долго можно было видеть и шляпку, которую то катило вниз по склону, то заносило в мутную пену прибоя, то вновь выбрасывало на краешек пляжа, и Хани, отважно мчавшуюся вслед убежавшей шляпке. Затем и шляпка, и Хани исчезли из вида и обнаружились лишь вечером на заднем дворе, как раз в то время, когда Джесон показывал университетским однокашникам свою новую коляску. Хани, мокрая, но гордая собой, торжественно положила к ногам Джесона свою добычу — измусоленный край соломенной шляпки с уцелевшим клочком ленты. Сейчас, вспомнив тот случай, Гвинет весело расхохоталась, хотя в тот день, когда погибла шляпка, ей было совсем не до смеха.

— Дядя Джесон, почему вы с мамой смеетесь? — спросил Марк, и Джесон принялся со вкусом, во всех подробностях, рассказывать ему историю про отважную Хани и соломенную шляпку, а Гвинет тем временем отошла немного в сторону и обратила свой взгляд к горизонту.

То, что открывалось ее глазам, казалось готовой картиной — только вставь ее в рамочку и вешай на стену. Голубое небо, зеленое море, золотое солнце, белоснежные треугольники далеких парусов… Все дышит покоем и миром, и, кажется, нет и не может быть силы, способной разрушить эту гармонию.

Но ощущение покоя обманчиво, и стоит лишь присмотреться, как увидишь медленно выплывающие из-за горизонта темные тучи — предвестницы надвигающегося шторма.

— Воспоминания?

Это был голос Джуди, которая, как и Гвинет, стояла в развевающихся на ветру юбках, плотно придерживая на голове свою шляпку.

— Не понимаю, как Джесону удалось убедить меня поехать сюда, — слабо улыбнулась Гвинет.

— А разве он настаивал?

— А разве вы все не настаивали?

— Я так не думаю. Мне кажется, что ты оказалась здесь только потому, что сама этого захотела. Разве можно заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь? Никогда! И в этом мы с тобой очень похожи, — Джуди легко прикоснулась к руке Гвинет и негромко добавила: — Просто тебе пришло время вернуться домой. Пора покончить с прошлым.

— Разве можно покончить с прошлым? Разве можно победить память? — спросила подругу Гвинет.

— Ты здесь, и вскоре ты сама это узнаешь.

* * *

«Конечно, Хэддоу не Бленхейм и не Чатсуорт, но и ему есть чем гордиться. Он тоже занял свое место в истории Англии», — думала Гвинет, приближаясь в карете к массивному старинному зданию, знакомому ей до слез.

— Это поместье принадлежало нашей семье более двухсот лет, — рассказывала она Марку, — но потом Рэдли потеряли его. Почему? Да потому, что во время гражданской войны поставили не на того короля.

— А как они получили его назад? — спросил Марк.

— Хэддоу-Холл купила одна очень богатая вдова и предложила его Вильяму Рэдли, правда, с одним условием…

— Чтобы он женился на ней, — вставила Джуди.

— Как ты догадалась? — удивилась Гвинет.

— Тоже мне новость. Обычный способ заполучить мужа, — пробурчала Джуди.

— А ты откуда об этом знаешь, мама?

Гвинет узнала эту историю от бабушки Рэдли, и рассказала она об этом сразу же после смерти Джорджа, когда выяснилось, что Джесону придется теперь спасать родовое поместье, заложенное за долги. Тогда бабушка Рэдли была уверена в том, что единственный способ спасти дом — это женить Джесона на богатой невесте.

— От бабушки Рэдли, — коротко ответила Гвинет.

— Ну и дела, — заметила Мэдди.

— Да уж такие дела, — согласилась Гвинет и добавила: — Правда, дальше все случилось как в сказке. Вильям по-настоящему полюбил ту женщину, и они жили долго и счастливо. А еще у них родилось шестеро сыновей, от которых и пошел род Рэдли, — она посмотрела на Марка. — Наша семейная ветвь тянется из Уилтшира. Это далеко, но тем не менее мы все равно считаем Хэддоу-Холл своим родовым имением.

— А у меня есть родственники в Уилтшире? — спросил Марк.

— Нет. В нашей ветви ты последний.

Затем они в молчании спустились в карете по склону холма и вскоре подъехали к Хэддоу-Холлу. Это было огромное здание, сложенное из светлого камня. По стенам его, обрамляя своими листьями старинные высокие окна, вился темно-зеленый плющ.

— Такого большого дома я еще никогда не видела, — ахнула Мэдди.

— Впечатляющее зрелище, — коротко согласилась Джуди.

Сегодня Гвинет постаралась выглядеть как можно красивее и надела свое лучшее, серое — под цвет глаз — платье. Шляпка и перчатки на ней также были серые, самые лучшие — их она обычно надевала только в церковь. На шее Гвинет поблескивало жемчужное ожерелье, доставшееся ей по наследству от матери. Внешне Гвинет оставалась спокойной, хотя на душе у нее было очень тревожно.

Когда карета остановилась, они с Марком вышли из нее одновременно, держась за руки, и нерешительно остановились на дорожке, усыпанной мелким гравием.

— Добро пожаловать домой, — сказал Джесон.

Неожиданно распахнулась парадная дверь, и из нее выскочили слуги. Они бросились к каретам, чтобы перенести в дом багаж. А дальше все завертелось колесом, и вот уже Гвинет с Марком оказались в большом холле, где их поджидали и бабушка Рэдли, и остальные члены семьи, и слуги, затянутые в нарядные ливреи.

Всего здесь собралось человек двадцать, не меньше, но одна фигура резко выделялась на фоне остальных, подавляя своей величественной статью. Конечно же, это была бабушка Рэдли. Краем глаза Гвинет успела заметить лица Триш, ее мужа Джерри и приехавшего первым Брэндона. В толпе мелькнула стройная девушка, чье лицо также показалось Гвинет знакомым, и она решила, что это Софи, но все это было лишь фоном, оттенявшим главную фигуру.

Бабушка Рэдли казалась ожившей иллюстрацией из жизни прошлого века. Впрочем, так она выглядела всегда — величественным осколком минувшей эпохи. Ее светло-зеленое приталенное платье расширялось книзу и ниспадало на пол пышными складками, седые волосы бабушки Рэдли были напудрены по канувшей в вечность моде, а на щеках виднелись следы давным-давно позабытых всеми румян. Она стояла, опираясь рукой на массивную трость, и смотрела на Гвинет доброжелательно и спокойно. На губах у бабушки Рэдли играла улыбка.

Джесон неразборчиво пробормотал что-то себе под нос и добавил вслух, обращаясь к своим спутницам:

— Надеюсь, вы понимаете, что это не моя идея — устроить такую встречу.

— А мне нравится, — ответила Джуди. — Можно сказать, королевский прием.

— Свершилось, — сказала бабушка Рэдли своим негромким, слегка надтреснутым голосом. — Блудный сын вернулся домой. Точнее сказать, блудная дочь. Подойди ко мне, Гвинет.

Гвинет почувствовала, как дрожат у нее колени, обернулась к Джесону, ища у него поддержки, и увидела, как сузились его зрачки. Затем он подал Гвинет руку и повел ее к старой хозяйке дома. Теперь, когда они оказались лицом к лицу, Гвинет неожиданно успокоилась.

«Она уже не имеет надо мной такой власти, как прежде», — подумала она о бабушке Рэдли.

Продолжая держать Марка за руку, она преодолела последние ярды, разделявшие их, и внезапно ощутила совершенно новое чувство к бабушке, чувство, которого не испытывала к ней никогда, — жалость. Некогда всесильная и властная, она казалась сейчас Гвинет маленькой, старой. Прорезанная глубокими морщинами кожа на лице бабушки Рэдли выглядела вблизи сухой, безжизненной и мертвенно-бледной.

— Не смотри на меня с такой жалостью, — сказала старая леди, прочитав мысли по лицу Гвинет. — Я еще не собираюсь умирать. У меня просто приступ артрита, и больше ничего. Позаботься лучше о своем здоровье, девочка, а на меня пока что никто не нападал. Да, да, Брэндон уже все нам рассказал. Впрочем, ты здесь, ты снова дома, и это самое главное. Морской воздух быстро вернет румянец на твои щеки и поможет встать на ноги. Чему ты смеешься?

Этого Гвинет объяснить не могла. Просто ее вдруг разобрал смех, и все тут.

— Сама не знаю, — покачала она головой и добавила: — А вы совсем не изменились.

Гвинет коснулась губами пергаментной кожи на щеке бабушки Рэдли и сказала:

— Бабушка, позвольте мне представить вам моего сына, Марка.

Марк поклонился — старательно и важно, но тут же испортил всю торжественность момента, спросив с детской непосредственностью:

— Так вы правда моя бабушка?

— То же самое спросила меня и твоя мама в тот день, когда впервые приехала в Хэддоу, — улыбнулась старая леди. — И я отвечу тебе так же, как тогда ответила ей. Да, я бабушка для всех детей, которые живут в Хэддоу. Впрочем, если тебе не хочется называть меня бабушкой, я не обижусь. В таком случае можешь звать меня тетушкой Рэдли. Что ты выбираешь?

Марк покосился на свою мать, затем поднял голову и торжественно объявил:

— Я буду звать вас бабушка Рэдли.

После этих слов как-то сразу спало напряжение, витавшее в воздухе, и холл наполнился веселыми возгласами и смехом. В следующую минуту Гвинет попала в объятия Триш, а затем и ее мужа Джерри.

— Ты помнишь Джерри? — спросила ее Триш.

— Разве можно забыть такого мужчину?

Джеральд Черчилль стал мужем Триш после того, как его выбрала из толпы поклонников… нет, не сама Триш, а бабушка Рэдли. Он подходил бабушке Рэдли по всем статьям — спокойный, отзывчивый, честный и верный. Самой Триш он казался излишне рассудочным, холодным, а ей хотелось совсем другой любви — любви пылкой, романтической, слегка тревожной. Когда бабушка Рэдли объявила свой «приговор», Триш встала на дыбы и заявила, что никогда не сможет быть счастливой рядом с таким человеком, как Джеральд Черчилль.

Но она ошиблась. Их брак оказался счастливым, мирным и спокойным, а бабушка Рэдли, как всегда, оказалась права.

— Крис ждет не дождется минуты, когда сможет наконец познакомиться с тобой, — улыбнулся Джерри, глядя на Марка. — Он сейчас куда-то убежал, но вот-вот вернется. Надеюсь, вы с ним поладите.

— Вы знали, когда мы приезжаем? — спросила Гвинет.

— Только приблизительно, — ответил Джерри. — Знали, что вы должны приехать на этой неделе, но в какой именно день — нет.

Гвинет заметила, что Джесон вновь внимательно наблюдает за ней со стороны, многозначительно посмотрела на него и получила в ответ ободряющую улыбку.

Триш, перехватившая этот обмен взглядами, рассмеялась и воскликнула:

— Только сейчас вспомнила, что вы с Джесоном умеете общаться без слов!

Гвинет ничего не успела ответить. Софи, потеряв терпение, решила включиться в разговор.

Девчонка-сорванец, какой ее запомнила Гвинет, превратилась в юную очаровательную девушку с темными, как у всех Рэдли, пышными локонами и ярко-зелеными глазами, похожими на мерцающие изумруды. Гвинет невольно вспомнила о том, что когда-то Софи повсюду преследовала ее — совсем так же, как она сама преследовала Джесона.

— Мне было так грустно, когда ты уехала, — драматично начала Софи, но тут же сбилась на веселый тон и спросила: — А помнишь тот день, когда я решила выкрасить волосы клубничным соком, чтобы они стали такими же рыжими, как у тебя, и как потом за мной погнались пчелы?

Гвинет хорошо помнила и тот день, и тех сердитых пчел. Она хотела улыбнуться, но вдруг почувствовала комок, подкативший к горлу. Гвинет что-то ответила Софи, но сама не могла припомнить, что именно. Нет, сейчас было явно неподходящее время для того, чтобы вспоминать о прошлом.

Затем бабушка Рэдли принялась знакомить Гвинет со слугами. Из тех, кого помнила Гвинет, остались всего двое — седая строгая миссис Гленнингс, горничная самой бабушки, и старый дворецкий, величественный мистер Гарвард. Когда-то Гвинет сильно побаивалась их обоих, но теперь, спустя столько лет, они уже не казались ей грозными и всемогущими. Гвинет не могла сказать наверняка, рады ли они видеть ее, однако то, что бабушка Рэдли была явно расположена к ней, заставляло горничную и дворецкого по крайней мере вежливо улыбаться и отвечать на приветствие блудной дочери учтивым поклоном.

Когда процедура знакомства со слугами, показавшаяся Гвинет бесконечной, подошла к концу, она облегченно вздохнула и поискала глазами Марка. Тот, разумеется, уже был в центре общего внимания и без умолку говорил, возбужденно размахивая руками и глядя вокруг восхищенными глазами, из которых, казалось, летели искры.

При виде сына на душе у Гвинет сделалось теплей, и она тоже улыбнулась, хотя и не так широко, как Марк.

* * *

Обедали в тот день в малой столовой. К этому времени к ним присоединился Крис, и не прошло двух минут, как они с Марком стали неразлучны. Можно было подумать, что мальчики знают друг друга с пеленок. Разумеется, у них сразу же родились грандиозные планы, связанные с покорением окрестностей Хэддоу, и бабушка Рэдли, к великому удивлению Гвинет, сразу же дала им на это свое согласие. Получив его, друзья быстро очистили свои тарелки, попросили разрешения покинуть стол, а получив его, исчезли с такой поспешностью, что все взрослые невольно расхохотались им вслед.

Гвинет обменялась взглядом с сидевшей напротив нее Триш, и обе матери понимающе улыбнулись друг другу. Да, времена изменились. Попробовали бы они уйти из-за стола, прежде чем закончат свой обед взрослые!

После обеда мужчины разошлись по своим делам. Джесон отправился на встречу со своим управляющим, Джерри пошел проведать мальчиков, а Брэндон вызвался проводить Джуди, которая не хотела откладывать свой отъезд в Брайтон.

— Я надеялась, что ты останешься здесь хотя бы на несколько дней, — сказала ей Гвинет, пока они стояли на крыльце, ожидая Брэндона, отправившегося за коляской.

— Ты говоришь так грустно, словно мы расстаемся навсегда, — ответила ей Джуди. — Но я же не на край земли уезжаю. Брайтон совсем близко, и мы с тобой, можно сказать, соседки. Здесь можно пешком дойти и к обеду вернуться обратно. Мы будем часто видеться, Гвинет, не волнуйся.

— Жить под одной крышей и быть соседями — разные вещи, Джуди.

— Если бы я осталась, ты пользовалась бы мной как щитом, чтобы отгородиться от своих Рэдли, — негромко ответила та и легко пожала руку Гвинет.

— Ты имеешь в виду бабушку Рэдли?

— Точно! — рассмеялась Джуди и затем добавила, уже совершенно серьезно: — Дай ей шанс, Гвин. И постарайся сделать хотя бы один шаг навстречу.

— Это ты должна была бы сказать бабушке, а не мне. Это я сбежала отсюда, не она.

— Мне кажется, твоя бабушка чувствует себя еще более виноватой, чем ты.

Гвинет пристально посмотрела в лицо подруге. Джуди говорила так, словно знала бабушку Рэдли лучше, чем она сама. Разумеется, Гвинет было известно, что Джуди и бабушка были знакомы, встречались не раз в Брайтоне, но неужели они успели настолько хорошо узнать друг друга?

Наконец из-за угла появился Брэндон в своей коляске, и при виде этого сооружения Джуди сначала выпучила глаза, а затем расхохоталась.

— Я и не знала, что Джесон собирает старинные вещи, — сказала она.

— Это моя коляска, а не Джесона, — гордо ответил Брэндон.

— Тогда все понятно, — кивнула Джуди, осторожно подходя к экипажу. — Послушай, Брэндон, женись на мне, и я куплю тебе целую дюжину новых колясок. Настоящих.

— Знаешь, Джуди, мне и эта коляска подходит, — ответил Брэндон, пытаясь улыбнуться через силу. — А потому прости, если я отклоню твое предложение.

— Я и лошадей чистокровных тебе купила бы.

— Ты перестанешь испытывать мое терпение или нет? — рассердился Брэндон и принялся бесцеремонно подсаживать Джуди в коляску. — Вот погоди, попадешься на удочку какому-нибудь подлецу, и пойди тогда доказывай, что ты только шутила. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю, Брэндон, — с чувством ответила Джуди, закатывая глаза.

Тот подозрительно покосился на нее, засопел, буркнул что-то неразборчивое себе под нос и взялся за вожжи.

Гвинет немного постояла на крыльце, провожая улыбкой уехавшую парочку, а когда собралась вернуться в дом, к ней подбежала горничная с сообщением от бабушки Рэдли. Та просила передать, что чай будет подан в ее комнате. Гвинет знала, что такие приглашения имеют в Хэддоу силу королевского указа.

Горничная проводила ее до самой двери, и Гвинет отметила про себя, что комната, в которой ей предстоит пить чай, расположена на первом этаже. Войдя внутрь, она догадалась, что комната, служившая днем гостиной, к вечеру превращалась в спальню, где и обитала старая леди.

— Это все из-за моего артрита, — пояснила бабушка Рэдли, заметив замешательство Гвинет. — Не хочу, чтобы слуги таскали меня вверх и вниз по лестнице, словно мешок с картошкой. А с другой стороны, я привыкла всегда оставаться в гуще событий и не хочу быть замурованной в своей спальне на втором этаже. Думай что хочешь, но инвалидом я себя пока не чувствую.

Бабушка Рэдли пила свой чай, откинувшись в шезлонге. Софи сидела, уставившись в окно, а Триш устроилась поближе к вазочке с миндальным печеньем и одно за другим отправляла его в рот.

Заметив взгляд Гвинет, она смахнула со рта крошки и смущенно улыбнулась.

— Меня опять потянуло на сладкое, — сказала она. — Как всегда, когда я жду ребенка. Мы с Джерри думали остановиться после Криса, но… Впрочем, разве это плохо — иметь много детей?

— Тебе можно только позавидовать, — ответила Гвинет и, чувствуя комок в горле, подошла ближе и нежно поцеловала Триш.

— Только поосторожнее в выражениях, Триш, — заметила бабушка Рэдли. — Не забывай, что здесь Софи.

— Ха! — откликнулась со своего места Софи. — Я уже не ребенок, бабушка! И знаю все не только про птичек и пчелок.

— В наши дни считалось верхом неприличия, когда юная леди…

— Но мы-то живем в наши дни, бабушка, — перебила ее Софи, — и многое теперь изменилось.

Гвинет невольно сжалась, ожидая бури, но все ограничилось лишь легким ветерком.

— Так думает каждое новое поколение, — сказала бабушка Рэдли, — и когда-нибудь ты это тоже поймешь, Софи.

Затем она повернула голову к Гвинет и сказала:

— Вот такие у нас проблемы.

Гвинет присела к столу, приняла из рук Триш чашку и ответила:

— Не понимаю. А в чем, собственно, проблема?

— Ну как же, — недовольно сказала Софи. — Проблема с моим выездом в Лондон. Бабушка не может сопровождать меня, потому что у нее артрит, Триш снова беременна, а ты должна лечиться от раны. Так что мой выход в свет придется отложить еще по крайней мере на год.

Гвинет молча отхлебнула из чашки, припоминая о том, что рассказывал ей Джесон о Софи и том молодом человеке из Брайтона, в которого она была влюблена.

— В конце концов, в Брайтоне тоже бывают балы, — продолжала тем временем Софи. — И, по-моему, ничуть не хуже, чем в вашем хваленом Лондоне.

— Тоже мне, сравнила Лондон с Брайтоном! — фыркнула бабушка Рэдли.

— Ты напрасно беспокоишься, бабушка, — заговорила Софи, вставая с места и размахивая руками. — Возьми хотя бы Гвинет. Она вышла за своего офицера, И они жили пусть бедно, зато счастливо. И не волнуйся, из дома я не сбегу. Ну скажи, почему ты не хочешь дать шанс Дэвиду? — Она сердито поджала губки и добавила, глядя прямо в глаза бабушке Рэдли: — И перестань, пожалуйста, изображать из себя сваху. Знай, что я никогда не выйду за твоего мистера Хантера!

— Ни за кого я тебя не сватаю! — разозлилась бабушка Рэдли.

— Вот и прекрасно! Я хочу выйти замуж, как Гвин, по любви, и ничто меня не остановит, так и знай!

Софи подошла к бабушке, быстро поцеловала ее в лоб и выбежала из комнаты, в которой после ее ухода повисло молчание — такое осязаемое, что его, казалось, можно потрогать рукой.

Гвинет сделала еще один глоток.

— Кто… — начала она, закашлялась и с трудом закончила. — Кто такой этот Дэвид?

— Офицер, — ответила Триш. — Дэвид Дженнингс, кавалерист, а может быть, пехотинец, не знаю, я в этом не разбираюсь. Одним словом — лейтенант. Первый красавец в Брайтоне. Все девицы от него без ума. Бретер и дуэлянт. Стреляется по каждому поводу и без повода тоже. Джесон ни за что не позволит Софи выйти замуж за такого.

Они помолчали, и Триш заговорила вновь:

— Мне кажется, ты напрасно переживаешь, бабушка. Софи послушная девочка. Джесон запретит ей выходить за Дэвида, и она не посмеет ослушаться.

Бабушка Рэдли, которая, казалось, мирно дремала в своем шезлонге, внезапно взорвалась:

— Это она-то послушная девочка? Как бы не так! Ты знаешь, кто ее кумир? Гвинет! И если та сбежала из дома, то и Софи сбежит не задумываясь!

— Мы обещали Джесону не припоминать былое, — поспешно напомнила Триш.

Гвинет почувствовала, что разговор принимает неожиданный и неприятный для нее оборот, и решительно бросилась в бой.

— У меня были совсем другие обстоятельства, — сказала она. — Я сбе… уехала из Хэддоу, когда здесь после смерти Джорджа царила полная неразбериха. И потом, это не мне нужно было уезжать, а Найджелу. Такова армейская служба. И я вовсе не собираюсь ни винить кого-то, ни оправдываться. Что случилось, то случилось, и давайте не будем ворошить прошлое.

— К тому же все сложилось как нельзя лучше, — добавила Триш, глядя на бабушку Рэдли.

Та помолчала, задумчиво пожевала губами и неожиданно попросила:

— Ты не могла бы поговорить с Софи, Гвинет? Я уверена, что к твоим-то словам она прислушается.

— Поговорить? О чем? — удивилась Гвинет.

— Поговори с ней как старшая сестра с младшей. Со мной или Триш у нее разговора не получится, а с тобой — другое дело. Ведь она обожает тебя.

Сначала Гвинет хотела отказаться и уже начала придумывать десятки способов, как это поделикатнее сделать, но, увидев умоляющий взгляд бабушки Рэдли, сдалась и кивнула головой:

— Хорошо, я поговорю с ней.

— Спасибо. — Бабушка Рэдли облегченно вздохнула и снова прикрыла глаза. — Ты не позвонишь моей горничной? Сегодня был тяжелый день. Я устала и хотела бы лечь пораньше.

Гвинет и Триш дождались прихода мисс Гленнингс, а затем осторожно, на цыпочках, вышли из комнаты.

Когда они поднимались по лестнице, Триш остановилась и сказала:

— Софи даже представить себе не может, как ей повезло. Помнишь, как мы с тобой трепетали, услышав издалека голос бабушки? Бррр! — И Триш театрально передернула плечами.

— При этом она никогда не повышала голос, — кивнула Гвинет. — И чем тише она говорила, тем страшнее нам становилось. Да, бабушка умела командовать! И все равно, пусть у нас сердце в пятки уходило, но мы поступали по-своему.

— Не мы, а ты, — поправила ее Триш. — Я даже замуж вышла за того, кому она меня сосватала. Нет, мы с Джерри живем счастливо, тут грех жаловаться, но дело-то в принципе. А так она мне никакого выбора не оставила. И почему ей всегда так нравилось быть свахой? И кто знает, не начни она тогда расхваливать на все лады Джерри, быть может, я бы и сама в него влюбилась, и был бы у меня брак по любви… То же самое могло бы случиться и у Софи с мистером Хантером. Не начни она сватать за него Софи, и та, глядишь, сама поняла бы, что мистер Хантер в сто раз лучше, чем этот противный лейтенант Дженнингс.

— Все это так, — сказала Гвинет, — но бабушка не была бы бабушкой, если бы перестала вмешиваться в нашу жизнь.

— Да, ты права, — вздохнула Триш.

Возле спальни Гвинет они задержались еще ненадолго, и Триш спросила:

— А зачем, интересно, бабушке потребовалось, чтобы именно ты поговорила с Софи? Что ты можешь ей сказать такого, что не было сказано уже тысячу раз?

— Не знаю. Мне интересно другое — с чего Софи взяла, что моя жизнь сложилась так уж прекрасно? Найджел был офицером, а я — офицерской женой. Не такая завидная участь, как может показаться.

— Я давала ей читать твои письма. — При этих словах Триш слегка покраснела. — Бабушке я тоже давала их читать, Джерри разрешил мне это делать. Ведь ты писала так редко… Или я была не права?

— Нет, конечно же, нет. К тому же в тех письмах не было ничего особенного.

— Это верно, — наморщила лоб Триш. — Но твоя жизнь в этих письмах выглядела такой яркой, красивой. Мы все были рады за тебя.

На этом они расстались, и стоило Гвинет перешагнуть порог спальни, как улыбка, которую она так старательно сохраняла на лице весь вечер, растаяла без следа. Мэдди была в спальне, хлопотала, раскладывая и развешивая платья Гвинет. Все коробки были уже пусты и стояли сейчас в дальнем углу, одна на другой Одежда лежала пока что повсюду — на стульях, на столах, на кровати, и единственным свободным местом куда смогла присесть Гвинет, оказался пуфик перед туалетным столиком.

— Мисс Гленнингс такая милая, — щебетала Мэдди, не переставая заниматься своим делом. — Она обещала рассказать, какой должна быть горчичная настоящей леди. Да, у нее будет чему поучиться. Но ничего, я справлюсь, вот увидите.

Такая характеристика мисс Гленнингс очень заинтересовала Гвинет. В былые дни горничная бабушки наводила на слуг не меньший ужас, чем ее хозяйка.

— А еще она говорит, — продолжала Мэдди, аккуратно вешая в шкаф единственное вечернее платье Гвинет из красного бархата, — что ваша кузина, миссис Черчилль, с радостью поделится с вами своими нарядами, пока не прибыл остальной багаж.

— Значит, мисс Гленнингс рылась в моих коробках? — спросила Гвинет со смешанным чувством удивления и негодования.

— Нет, что вы, — запротестовала Мэдди. — Она просто показала мне, как нужно распаковывать вещи, вот и все. Да вы не волнуйтесь, я, конечно же, не сказала ей, что у вас нет других вещей, кроме этих. А с этим что прикажете делать?

В руках Мэдди оказалось то самое роскошное голубое пальто, которое оставила в библиотеке женщина по имени Грейс. По правде сказать, Гвинет совершенно забыла о нем.

— С пальто Грейс? — сказала она. — Да ничего. Отдам его, когда вернемся в Лондон.

— Мисс Гленнингс оно очень понравилось, — заметила Мэдди. — Видите эти пуговицы?

Гвинет присмотрелась внимательнее к полированным черным пуговицам. Каждая из них повторяла своей формой очертания дубового листа.

— Так вот, это пальто сшила очень известная портниха, мадам… мадам… — Мэдди наморщила лоб, припоминая имя. — Мадам Кэрри, или Карре, как-то так. Точно не скажу, это французская фамилия. Эта мадам из Парижа, а салон у нее находится на самой Бонд-стрит. Мисс Гленнингс сказала, что эта мадам шьет только для очень богатых людей.

О том, что это пальто сшито дорогим мастером, Гвинет подумала еще тогда, в библиотеке, но с тех пор произошло столько событий, что ей было не до пальто.

— Заверни его в какую-нибудь ткань и повесь в шкаф, — сказала Гвинет.

— А я не сказала мисс Гленнингс, что это не ваше пальто, — лукаво улыбнулась Мэдди.

Когда с одеждой было покончено и Гвинет осталась одна, она поднялась с пуфа и медленно прошлась по комнате. По пути она то и дело притрагивалась то к стулу, то к столу, то к шкафу. Ведь это всегда была ее спальня, с самого первого дня, когда она приехала в Хэддоу. Все здесь было знакомо — и каждая царапина на мебели, и цветастые ситцевые занавески, и покрывало на кровати. И ковер на полу был все тот же — большой, с широкими зелеными полями и яркими цветами, вытканными в середине. Гвинет вспомнила, что покойная мать называла этот ковер цветочной клумбой. Что ж, он и впрямь был похож на клумбу.

Казалось бы, Гвинет должна была чувствовать себя неуютно в этой спальне, предназначенной для юной девушки, почти еще девочки, но почему-то у нее не возникало этого ощущения. Напротив, ей было здесь спокойно и уютно, это был ее дом, и даже если бы в этой комнате водились привидения, они наверняка показались бы Гвинет вполне дружелюбными и симпатичными созданиями. Вещи, которые она привезла из Лондона, прекрасно вписывались в обстановку спальни, и это не удивительно, ведь примерно с такими же вещами она покинула когда-то этот уголок, отправившись в свои скитания. Свое старое место на туалетном столике заняли серебряные щетка и гребень, доставшиеся Гвинет по наследству от матери, здесь же приютилась шкатулка с иголками и нитками, и тоже на своем старом месте — возле самого зеркала. Гвинет не сомневалась в том, что сюда все это положила мисс Гленнингс, обладавшая завидной для ее возраста памятью.

Гвинет вдруг посетило странное чувство — ей показалось, что время повернулось вспять и она снова превратилась в юную девушку. Просто вышла из этой спальни на несколько минут — и вновь вернулась к себе.

Гвинет глубоко вздохнула и осторожно присела на край кровати, вся во власти воспоминаний о далеком — ах, каком далеком! — прошлом. Теперь Гвинет знала совершенно точно, что тот день, когда она покинула этот дом, был в ее жизни самой большой ошибкой. Триш сказала, что все радовались за нее, читая ее письма. Но что еще ей оставалось делать, кроме как писать эти письма-сказки?

Гвинет откинула покрывало и легла в постель. Ей вспомнились слова, которые любила повторять бабушка: «Никогда нельзя презирать человека за то, что он совершил в своей жизни ошибку, в которой покаялся».

Увы, она совершила ошибку, но так и не нашла в себе сил, чтобы покаяться в ней. Гордая.

К тому же она сумела своими письмами вскружить голову Софи, которая считает, что в жизни нет ничего веселее и приятнее, чем быть женой офицера. Что ж, и эту ошибку нужно исправлять, и теперь самое время подумать о том, как это сделать.

«Интересно, почему бабушка поручила мне поговорить с Софи? — думала Гвинет, удобнее устраиваясь на подушках. — Ведь я же блудная дочь, стыд и позор всей семьи. Чему может научить юную девушку такая женщина, как я? Или бабушка знает обо мне что-то такое… Ах, до чего же она хитра, моя бабушка! Хитра и предприимчива! Старается показаться мягкой, но на самом деле… Нет, меня не обманешь… Но интересно все же, что она знает обо мне?»

Гвинет закрыла глаза и попыталась подумать перед сном о чем-нибудь приятном. В голову ей пришли мысли о наследстве. Нет, не сами деньги занимали ее, а то, кто стоит за этим странным даром. Ведь это должен быть кто-то, кто по-настоящему любит ее и при этом хочет любыми способами свести ее с Джесоном. Кто это может быть? Джуди? Триш? Леди Мэри Джерард, наконец? К этому списку можно было бы добавить еще и Брэндона, но всем известно, что он беден как церковная мышь. Правда, в каком-то захолустье за ним числилось небольшое имение, но оно, как ей рассказывала Триш, давным-давно пришло в полнейший упадок.

Итак, кто-то неизвестный решил соединить их с Джесоном судьбы. Но если бы этот благодетель знал, сколько горя и душевной муки он причинит своим даром Гвинет, он, наверное, хорошенько подумал бы, прежде чем составлять свое завещание.

Мысли Гвинет понемногу начинали путаться, расплываться, и вскоре она тихо уснула с улыбкой на губах.

Глава 15

Никто не удивился тому, что в тот вечер Гвинет ушла в свою спальню сразу после ужина, сославшись на усталость. Уснуть сразу, однако, ей не удалось, — ее держали в плену воспоминания, всплывавшие одно за другим из глубин ее памяти. Гвинет позвонила Мэдди и попросила принести ей глинтвейна. Только выпив большую чашку горячего напитка, она почувствовала некоторое облегчение и вскоре ненадолго забылась неспокойным сном. Ей снилось, что она идет домой, на Саттон-Роу, из библиотеки, неся в руке голубое пальто. Затем дорога, по которой она шла, неожиданно превратилась в лабиринт, и сердце Гвинет тревожно забилось в груди. За спиной она чувствовала чье-то дыхание, слышала тяжелые шаги. Гвинет хотела побежать, но ноги не слушались ее, хотела закричать, но с ее губ не слетало ни звука. Он опять выследил ее, он снова был здесь. Далеко впереди показался проход, зияющий прямо в стене лабиринта, и Гвинет поспешила туда, чтобы спастись. Кожа ее стала влажной от пота, дыхание участилось, но она продолжала идти вперед, едва переставляя ноги. Каждый шаг давался ей с трудом, но Гвинет понимала, что, если она остановится, на ее шее вновь сомкнутся стальные пальцы убийцы. И она все-таки сумела добраться до спасительного выхода.

Спасена? Нет. По другую сторону прохода оказался обрыв, и теперь Гвинет оказалась на самом краю отвесной скалы. Она обернулась и увидела, что лабиринт уже не лабиринт, а Хэддоу-Холл. Гвинет в отчаянии закричала, но в ту же секунду сильные пальцы схватили ее за горло, принялись душить, и она полетела… полетела…

Гвинет проснулась от собственного крика — в промокшей от пота ночной рубашке, с сильно бьющимся сердцем. Она несколько раз глубоко вздохнула, стараясь прийти в себя.

Немного успокоившись, она соскочила с постели и направилась к шкафу. Нашла свежую ночную рубашку, переоделась, набросила сверху халат и, пошарив на каминной полке, нашла и зажгла свечу. Часы показывали далеко за полночь. В доме царила тишина, только ветер, дувший с моря, скрипел оконными ставнями и бился в стекла.

Гвинет подошла к окну, отодвинула занавески и выглянула наружу. Ночь была безлунной, но у входа горели фонари, разгоняя мрак. Гвинет присела на подоконник, прикрыла глаза, и в ее голове вновь замелькали воспоминания, словно стеклышки в калейдоскопе.

Воспоминания. Они вернулись к ней. Они не умирали, а лишь дремали в глубине ее памяти и ждали своей минуты.

Древняя история. Призраки прошлого.

* * *

Ей было тогда восемнадцать лет, и она сидела на этом самом подоконнике, вглядываясь в ночную тьму, из которой доносились крики гуляк — такие громкие, что их, наверное, было слышно даже в Брайтоне. Заводилой, разумеется, был Джесон. Он уже несколько дней отмечал свой день рождения, пригласив в Хэддоу своих друзей — молодых самоуверенных людей с жестоким блеском в глазах — и юных леди. Впрочем, по мнению бабушки Рэдли, называться леди эти девушки могли разве что в силу своего происхождения, но уж никак не по поведению. Она даже придумала для них хлесткое словцо — позерки. Правда, так бабушка называла этих девиц только за глаза, поскольку была вынуждена уступить требованиям Джорджа не вмешиваться в дела брата. А Джордж, как известно, был тогда хозяином Хэддоу.

Правда, поддерживать мир в семье заставляла Джорджа не только братская любовь. А точнее сказать, совсем другая любовь. В то время Джордж был без ума от одной из авантюристок, миссис Ли Грэнджер, и ухлестывал за ней напропалую, не останавливаясь ни перед чем ради того, чтобы добиться от нее взаимности. В ход шло все, что только приходило в воспаленную от любви голову Джорджа, — и поездки в Брайтон, и ночные пирушки на берегу моря, и что-то еще. Что именно, Гвинет не знала, потому что Джордж и Джесон никогда не приглашали ее в свою компанию.

Друзей Джесона она видела только мельком — за завтраком или во время верховой прогулки вокруг Хэддоу. Правда, даже этих коротких наблюдений Гвинет хватило для того, чтобы понять, что и в отсутствии мистера Грэнджера у Джорджа есть серьезный конкурент в борьбе за благосклонность миссис Ли — его собственный брат.

Как Гвинет хотелось тогда, чтобы во время прогулки из-за поворота вдруг показался мистер Грэнджер и увел бы подальше отсюда свою смазливую женушку! Из всех подружек Джесона Гвинет сильнее всего ненавидела именно ее, красавицу Ли. Гвинет бесило, когда миссис Грэнджер начинала обращаться с ней как с малолетней школьницей. Причем как она это делала! Спокойно, с тайной издевкой, с вечной улыбочкой в уголках пухлых губ… Это было похоже на игру кошки с мышкой, и мышкой была, разумеется, Гвинет.

Если бы Триш была тогда в Хэддоу, они могли бы объединиться с ней против миссис Грэнджер, они нашли бы способ отомстить этой противной кошечке. Но Триш к тому времени была уже замужем и жила далеко от Хэддоу, в Норфолке, и Гвинет осталась один на один с миссис Ли, и помочь ей было некому — не Джесона же просить, в самом деле! Он тогда относился к ней снисходительно и немного свысока — трепал по волосам, нежно щипал за щечку и называл Гвинет «маленькой кузиной». Впрочем, Гвинет не могла не заметить, что даже такие проявления со стороны Джесона очень не нравятся миссис Грэнджер.

В ту ночь она дождалась, когда компания Джесона удалится наконец прочь, размахивая в ночи зажженными фонарями, и улеглась в постель, но долго еще не могла уснуть от обиды.

«Почему они до сих пор считают меня маленькой девочкой? Почему никогда не пригласят меня с собой на ночной пляж? — думала она. — И что там, на берегу, может происходить такого, о чем мне еще не положено знать?»

Впрочем, даже если бы Джесон и пригласил ее, бабушка Рэдли наверняка не позволила бы ей присоединиться к компании гуляк и авантюристок.

Она незаметно уснула и проснулась спустя какое-то время от оглушительного раската грома. Стоило Гвинет открыть глаза, как за окном блеснула молния, залив весь мир своим ослепительным светом, и снова прогремел гром. В ту же секунду она вспомнила о том, что Джесон со своей компанией должен быть сейчас на берегу.

Окно в спальне было открыто, и Гвинет, выскользнув из постели, поспешила к нему. Она всегда любила грозу, любила слушать шум дождя и свист ветра, но сегодня ей вдруг стало не по себе. Она прикрыла окно, потянув на себя ставни негнущимися, отчего-то сразу окоченевшими пальцами.

Внизу громко хлопнула дверь, и Гвинет испуганно вздрогнула. А затем до ее ушей долетел отчаянный крик, затем второй, в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги. Дрожа от страха, предчувствуя пришедшую в дом беду, она быстро накинула на себя халат и выбежала из спальни.

Внизу уже горели все лампы, а в центре холла стоял дворецкий Гарвард — растерянный, жалкий, похожий на провинившегося школьника. Он стоял неподвижно, как изваяние, а вокруг него бестолково суетились слуги и горничные. Здесь же были и друзья Джесона — промокшие, притихшие, обернутые в шерстяные одеяла. Слуги уводили их одного за другим наверх, в спальни, и они проходили при этом буквально рядом с Гвинет, но ни один из них не сказал ей ни слова, ни один из них даже не взглянул на нее, включая миссис Грэнджер.

Гвинет еще раз осмотрела холл, но так и не увидела ни Джесона, ни Джорджа. Горло у нее перехватило. Она подошла к дворецкому и еле слышно выдавила:

— В чем дело, Гарвард? Что случилось? И где Джесон? Где Джордж?

— Молодые люди ездили кататься на лодке, мисс Гвинет, — мрачно ответил дворецкий. — Мистер Джордж и мистер Джесон были с ними. Кто-то из них пропал. Я не знаю, кто именно. Все остальные вернулись. Сейчас слуги прочесывают бухту.

Гвинет бросилась искать бабушку Рэдли и нашла ее в библиотеке вместе с мисс Гленнингс, ее горничной. Обе были потрясены и испуганы. Кто-то молча вложил в руку Гвинет бокал с бренди, но она не могла вспомнить, выпила она его или нет. Бабушка Рэдли говорила какие-то слова, то вспыхивая надеждой, то впадая в отчаяние. Сама же Гвинет не произнесла тогда ни слова, застыв на месте, словно статуя, и только мысленно молила бога помиловать их.

Так прошел целый час — самый тяжелый и долгий час в жизни Гвинет, а затем по мраморному полу простучали тяжелые шаги, и с их приближением все как один замолчали и поднялись со своих мест. В библиотеку вошел Джесон — один, и из груди бабушки Рэдли вырвался странный сдавленный крик. Колени Гвинет подкосились, и она почти упала на стул. Выражение лица Джесона рассказало им обо всем лучше всяких слов.

Сердце Гвинет постепенно начинало оживать, и с каждым новым ударом в ее груди помимо боли зарождалась радость. Ведь Джесон остался жив! Наверное, именно в эту минуту Гвинет и поняла по-настоящему, как она любит этого человека.

Джесон успел сменить свою сырую одежду на чей-то рыбацкий плащ. Он подошел к креслу бабушки, опустился перед ней на колени и сказал:

— Меня смыло за борт, и Джордж бросился на помощь. Мы почти уже выбрались, но накатила новая волна… Это ужасно… Когда я отыскал Джорджа, было уже поздно.

Бабушка резко качнула головой и гневно крикнула в лицо Джесону:

— Это все ты, будь ты проклят! Если бы не ты и не твои дружки, Джордж никогда не отправился бы ночью в море! Он же не умел плавать! Убирайся прочь вместе со своими потаскушками, и будьте вы все прокляты! Все!

— Я должен быть сейчас с братом, — сказал Джесон, поиграв желваками, и вышел за дверь.

Из того, что происходило в библиотеке в следующие минуты, Гвинет почти ничего не запомнила. Кто-то плакал, кто-то говорил какие-то слова, затем промелькнул доктор — Гвинет оставалась в оцепенении, и оно постепенно начало отпускать ее лишь позже, когда она каким-то образом оказалась вновь в своей спальне. Только теперь что-то прорвалось в ней изнутри, и наружу хлынули обильные слезы. Она оплакивала тогда всех — и Джорджа, и Джесона, и бабушку, и весь этот созданный богом мир, такой жестокий к хорошим людям, которые так рано уходят из него в Вечность.

Она плакала до тех пор, пока слезы не иссякли. Теперь она лежала на постели беззвучно и неподвижно, опустошенная, измученная. Затем поднялась, медленно оделась и направилась к двери. Всю жизнь на помощь ей в трудную минуту приходил Джесон. Сейчас он нуждался в ее помощи.

И она отправилась искать Джесона. В коридоре дежурил дворецкий, и от него Гвинет узнала, что Джесон вышел из дома.

— Оставьте его в покое, мисс Гвинет, — добавил Гарвард. — Он не в себе. Ему сейчас лучше побыть одному.

Слова Гарварда привели Гвинет в замешательство. С одной стороны, она понимала, что Джесону сейчас и в самом деле лучше побыть одному, но с другой стороны… Гвинет не могла забыть выражение лица Джесона, когда тот сообщал о смерти брата, его убитый вид, когда бабушка накинулась на него с обвинениями.

И Гвинет решила пойти на поиски Джесона. Она сбежала с крыльца и растворилась в ночи.

Она нашла его в заброшенной рыбацкой хижине на берегу моря, приютившейся неподалеку от деревянной лестницы, спускающейся с вершины утеса. Огонь в хижине не горел, но Гвинет сердцем чувствовала, что Джесон там, внутри.

— Мне показалось, что я слышу голос, — медленно проговорил он. Голос Джесона звучал странно, так, словно он еще не очнулся ото сна.

Гвинет тяжело дышала — не только от бега, но и оттого, что ей наконец-то удалось найти Джесона.

— Да, я звала тебя, когда спускалась по лестнице, — всхлипнула она.

В темноте Гвинет скорее почувствовала, чем увидела, как Джесон неуверенно повернулся к ней.

— Я хочу побыть один, — все тем же странным тоном сказал он. — Тебе не нужно было приходить сюда.

— Я должна была прийти, — ответила Гвинет, глотая слезы.

Джесон снова пошевелился, и на этот раз Гвинет увидела на фоне разбитого окна его темный силуэт. Он медленно раскачивался, обхватив руками голову, и Гвинет на секунду испугалась, не сошел ли он с ума от горя.

Затем Джесон взмахнул рукой, и из нее на пол со стуком упал какой-то небольшой предмет.

— На его месте должен был быть я! — вскричал Джесон. — Ведь я негодяй. Не веришь? Спроси любого! Господи, и что это на него нашло? Ведь он не умел плавать, но бросился меня спасать. И ему почти удалось сделать это. А затем нас обоих опять смыло в море.

Сдерживая слезы, Гвинет осторожно обогнула стол, разделявший их, и подошла вплотную к Джесону.

— Это моя вина, — сказал он. — Это моя…

— Перестань! — И она закрыла ему рот поцелуем.

В хижине стало тихо, было слышно лишь заунывное завывание ветра за окном да далекие тревожные крики чаек. Губы Джесона пахли бренди и морем. А в следующую секунду весь мир перестал существовать для нее, и во всей Вселенной остались только двое — она и Джесон.

Гвинет не испугалась, когда Джесон уложил ее на пол, она лишь крепче обняла его за шею, стараясь унять душившую его боль.

«Сегодня он заглянул в лицо смерти, — подумала она. — Бедный, бедный!»

Постелью ей служил сюртук Джесона, подушкой — его рука. Они не стали раздеваться и не шептали друг другу нежных слов. Все произошло быстро и обыденно. Конечно, Гвинет испытала боль, но сумела сдержать свой крик и просто лежала, обхватив руками шею Джесона, неискушенно, но так искренне отдаваясь ему.

Наконец Джесон перестал двигаться и откатился в сторону. Тогда-то он и произнес эти роковые слова.

— Ли, — прошептал он. — Ли, дорогая, как я рад, что ты пришла.

И моментально уснул.

Ли! Это имя взорвалось в мозгу Гвинет, словно бомба, заставило ее оцепенеть. Нет, это был не гнев, не злость, не ярость. Это был леденящий ужас. Только сейчас Гвинет поняла, что Джесон и Ли пользовались этой хижиной для своих встреч. Потому-то он и принял ее за свою любовницу.

Уничтоженная, раздавленная, Гвинет выскользнула из рук спящего Джесона и медленно вернулась домой. Если в этой ситуации и можно было найти хоть какое-то утешение, то только в одном — благодарить судьбу за то, что Джесон так и не понял, какую глупость она совершила в эту ночь.

«И он никогда не должен об этом узнать», — поклялась Гвинет.

В ближайшие дни Гвинет было не до того, чтобы думать о себе, ей, как и остальным, слишком тяжело было смириться с мыслью о том, что Джордж покинул их навсегда. Несколько раз она мельком виделась с Джесоном и по его виду поняла, что он так ни о чем и не догадался. Впрочем, на Джесона свалилось столько забот, что ему теперь было не до любовных воспоминаний. Ведь он стал новым хозяином Хэддоу, и с этого момента вся его жизнь резко изменилась.

Почти сразу же стало известно о громадных карточных долгах Джорджа, из-за которых Хэддоу мог пойти с молотка. Нужно было спасать положение, и потому сразу же после похорон Джесон отправился в Лондон разговаривать с адвокатами и кредиторами. С тех пор Гвинет не видела его вплоть до того дня, когда он появился в ее доме на Саттон-Роу.

Новости, поступавшие из Лондона, были настолько безрадостными, что бабушка Рэдли начала всерьез говорить о том, что Джесону придется жениться по расчету — ради денег. Услышав об этом, Гвинет решила, что не может дольше оставаться под крышей Хэддоу-Холла. Ей невыносимо больно было думать о том, что вскоре здесь появится жена Джесона — чужая, богатая и заранее ненавистная Гвинет.

Вот так она и сбежала из дома, прикрыв свой побег замужеством, и ступила на путь, который был усыпан чем угодно, но только не розами.

И вот теперь она снова в этом доме, и все в Хэддоу осталось по-прежнему, так, словно и не было этих мучительно долгих восьми лет разлуки. Впрочем, если сам дом и не изменился за это время, то сильно изменилась она сама. Стала старше, умней, и, кроме того, у нее на руках был теперь сын, которого ей нужно было уберечь от невзгод.

И Гвинет еще долго размышляла над этим перед тем, как наконец улечься в постель.

Наутро она встала пораньше и отправилась на прогулку к берегу моря. Рыбацкая хижина исчезла. Впрочем, об этом она уже слышала от Гарварда, который рассказал ей, что хижину разнесло в щепки во время знаменитого шторма, бушевавшего здесь семь лет тому назад. А щепки растащили местные жители на растопку своих каминов.

«И это правильно», — подумала Гвинет.

Глава 16

Джесон с хрустом потянулся, разминая затекшие мускулы, и выглянул в раскрытое окно. Внизу, на лужайке, Марк и Крис играли вместе со своими матерями в крокет, но их веселые голоса не вызвали на лице Джесона ответной улыбки. Со дня их приезда в Хэддоу прошла неделя — спокойная, ничем не омраченная. Казалось, Джесон должен быть доволен. Семья радушно приняла Гвинет, искренне полюбила Марка, за все эти дни в окрестностях Хэддоу не произошло ничего подозрительного, и все же на душе у Джесона было неспокойно.

Сейчас, глядя на эту милую домашнюю сцену под окнами своего кабинета, ему было трудно поверить в то, что кто-то на самом деле пытался убить Гвинет. В своей светло-зеленой пелерине и соломенной шляпке она была похожа на цветок нарцисса — один из тех, что в изобилии росли на лужайке, покрытой изумрудной травой. За эти дни Гвинет заметно окрепла, на ее щеках заиграл румянец, а когда она наклонялась, чтобы ударить молоточком деревянный шар, пышные золотисто-рыжие волосы плавной волной взмывали и вновь опадали на тонкие плечи. Глаза Гвинет сияли, она то и дело смеялась, и, казалось, во всем мире нет ничего, что могло бы ее встревожить.

Джесон был рад, чертовски рад тому, что Гвинет так быстро поправляется после ранения, что события той трагической ночи больше не тревожат ее память.

«Наконец-то она вернулась домой, — подумал Джесон, — и до чего же это хорошо!»

Каждое утро они выезжали на верховую прогулку вдоль морского пляжа, но ездили осторожно, только рысью, не давая лошадям перейти в галоп, а по вечерам Гвинет играла на пианино, а Джесон устраивался где-нибудь в уголке и часами слушал мелодии, вылетающие из-под ее быстрых пальцев. Упрашивать Гвинет не приходилось, она играла много и охотно, а Джесону хотелось думать, что каждый раз она играет только для него одного. И еще ему очень хотелось, чтобы когда-нибудь она посмотрела на него с такой же любовью и нежностью, как на этот полированный кусок красного дерева, набитый струнами и клавишами.

Джесон слегка улыбнулся при этой мысли, но тут же вновь стал серьезным, вернулся за рабочий стол и снова взял в руки письмо, полученное им сегодня утром от Ричарда Мейтленда. Это письмо он успел прочитать уже несколько раз и запомнил его почти наизусть. Ричард писал о том, что хотя в деле Джонни Роуленда появились некоторые сдвиги, по-прежнему не удается установить ни малейшей связи между убитым и миссис Бэрри. Впрочем, это не означает того, что опасность миновала, и потому нельзя ни на минуту расслабляться и притуплять бдительность.

Еще Ричард писал о том, что должен ненадолго покинуть Лондон по делам, но он надеется сразу же по возвращении встретиться с миссис Бэрри и задать ей несколько вопросов.

Джесон отложил письмо в сторону и уставился в потолок. Напряжение, которое он испытывал, росло с каждым часом, и ему все труднее было сосредоточиться на делах. Его ждал архитектор с планами реконструкции конюшен Хэддоу, его ждали деловые партнеры, но Джесон никак не мог заставить себя уделить им внимание.

Он посмотрел на чертежи, оставленные архитектором, и резким движением смахнул их на пол. Ожидание и бездействие начинали выводить его из себя, и Джесон буквально не находил себе места. За все это время ему не удалось даже повидаться с адвокатом загадочного благодетеля Гвинет, мистером Армстронгом. Джесон очень хотел поговорить с ним, но мистер Армстронг слишком редко бывал на месте — миссионерские дела требовали его присутствия в различных уголках Англии, и сонный клерк в конторе мог сказать лишь, что хозяин должен вернуться после шестнадцатого, а это значит, что нужно ждать еще целую неделю.

Джесон пытался выполнить просьбу Ричарда и несколько раз заводил с Гвинет разговор о событиях той ночи, надеясь на то, что она вспомнит что-нибудь новенькое, но и здесь он ровным счетом ничего не добился. Все, что Гвинет помнила, она уже рассказала.

Единственная роль, с которой Джесон продолжал успешно справляться, была роль надзирателя. Он строго следил за тем, чтобы Гвинет никогда не выезжала верхом одна, потому что на холмах слишком часто встречаются другие наездники, не разрешал ей удаляться от дома и требовал, чтобы она всегда оставалась неподалеку от кого-нибудь из слуг, Брэндона или его самого.

Томительное ожидание должно было чем-то закончиться, иначе, думал Джесон, он просто сойдет с ума.

Он вздохнул, аккуратно подобрал сброшенные на пол бумаги и заставил себя углубиться в чертежи. Заниматься этим полезным делом ему пришлось совсем недолго, потому что приоткрылась дверь кабинета и в нее заглянула Софи.

— Ты занят? — спросила она.

— Нет, не очень.

Зная, что Софи не стала бы беспокоить его по пустякам, Джесон свернул чертежи, отложил их в сторону и сказал:

— Проходи и присаживайся.

Софи уселась на стул, расправила на коленях платье и сразу приступила к делу.

— Джесон, я передумала насчет Лондона. Нет, не думай, я не рвусь на балы, приемы и тому подобное. Это меня мало интересует. Но… понимаешь… я думаю, что мне не повредило бы, так сказать, расширить свой кругозор. Ну, понимаешь, побывать в театрах, на концертах, послушать лекции…

— Расширить кругозор? — удивленно переспросил Джесон, откидываясь на спинку стула и вытягивая вперед ноги. — Прости, но это не твои слова.

— Нет, — согласилась Софи и слегка покраснела. — Вообще-то это слова Гвин. Сегодня утром у нас с ней был долгий разговор, и из него я поняла, что Лондон — самый замечательный город в мире. Оказывается, он совсем не такой, каким я представляла его со слов бабушки. Ведь по ее рассказам я решила, что в Лондоне только танцуют, ходят по гостям или охотятся за женихами и невестами. Не можешь ли ты уговорить Гвинет, чтобы мы все жили в Лондоне? Разумеется, когда она поправится. Гвинет могла бы стать моей наставницей.

— Ты любишь Гвин, не правда ли? — улыбнулся Джесон.

— И всегда любила. Не могу сказать, что в детстве она была мне вместо матери, но она по крайней мере никогда не гнала меня прочь, как… некоторые.

— Что-то не припомню, чтобы я тебя прогонял.

— Наверное, просто не замечал этого. Конечно, ты намного старше меня, и тебе было не интересно возиться с мелюзгой.

Да, вот об этом он как-то никогда не задумывался.

— Почему ты хмуришься? — встревожилась Софи.

Джесон сразу перестал хмуриться.

— Просто подумал о Дэвиде Дженнингсе. И вспомнил о том, как ты говорила бабушке, что тебя от него и лошадью не оттащить.

— Да, а ты ответил, что там, где не справится лошадь, справишься ты. И сделаешь это — из самых добрых побуждений, разумеется.

— Знаешь, мое мнение на этот счет и сейчас не изменилось, Софи, — рассмеялся Джесон.

— А ты не боишься, что я могу сбежать из дома? — лукаво спросила она.

—Нет.

— Но Гвин-то сбежала.

— Тогда были другие обстоятельства, — натянуто сказал Джесон.

— Почему другие?

— Гвин и бабушка не поняли друг друга. Бабушка хотела отложить свадьбу до тех пор, пока не закончится траур по Джорджу.

— Ей нужно было ждать целый год?

— Да. А Гвин ждать не могла и не хотела. Найджел был офицером, и его посылали в Португалию. Гвин должна была ехать с ним.

— И ты согласился на это? Позволил ей? — медленно покачала головой Софи.

— Мне никто ничего не сказал, — пожал плечами Джесон. — Как ты, наверное, помнишь, я был тогда в Лондоне. А когда узнал, было уже поздно. Они успели обвенчаться.

— Понимаю, — Софи ненадолго задумалась, а затем продолжила: — А если бы ты был тогда здесь, ты бы дал разрешение на их брак?

— Разумеется, — неискренне ответил Джесон. — Насколько мне известно, Найджел был порядочным человеком. Гвин любила его. Обстоятельства были чрезвычайными. Ведь он уезжал на войну. Нет, я не стал бы настаивать на том, чтобы они тянули со свадьбой еще целый год. Так что побег Гвин, как я уже сказал, — всего лишь точка зрения бабушки.

— Мммм, — протянула Софи и снова задумалась, на этот раз надолго. Наконец она вскинула глаза и с вызовом спросила: — Ты стал бы преследовать меня, если бы я сбежала с Дэвидом?

— Можешь считать, что я ответил «да», хотя мы оба знаем, что этого не произойдет. Послушай, Софи, я не слепой и не дурак. Мне хорошо известно, что ты уже давным-давно потеряла интерес к своему Дженнингсу.

Она выпрямилась на стуле, внимательно посмотрела в глаза Джесону и внезапно расхохоталась.

— Ах, Джесон, — сказала Софи. — Я такая ветреная, меня саму это иногда пугает!

— Ну, лично я начну волноваться за тебя только тогда, когда ты перестанешь быть ветреной, — улыбнулся Джесон. — Скажи, а ты не хочешь успокоить бабушку?

— Нет, ни за что! Тогда она уж точно сделает все, чтобы выдать меня за своего мистера Хантера. Кстати, это тоже одна из причин, по которой я хочу уехать в Лондон. Гвин сказала, что, если мне удастся скрыться из поля зрения мистера Хантера, бабушка оставит свои попытки сосватать меня.

— Я никогда не позволю тебе выйти замуж не по любви, — тепло сказал Джесон.

— Разве ты не знаешь, какой настойчивой может быть наша бабушка? — с чувством возразила ему Софи.

— Ну, мне ли этого не знать!

При этих словах глаза Софи загорелись от любопытства, но когда Джесон сложил на груди руки и замолчал, огонек в ее глазах угас.

— Как ты думаешь, Джесон, — застенчиво спросила Софи, — Гвин правда была счастлива с Найджелом?

Этот вопрос очень удивил его.

— Судя по всему, да, — ответил он. — А почему ты вдруг об этом спросила?

— Просто, когда я сказала Гвин, что мечтаю выйти за военного, она ответила, чтобы я выбросила это из головы. Сказала, что если мне и брать с кого-то пример, так это не с нее, а с Триш, хотя и у них с Джерри все, может быть, не так просто. А еще лучше, сказала она, не брать пример вообще ни с кого, потому что чужая жизнь — всегда потемки.

— Она прямо так и сказала?

— Да. И еще много чего.

— Ну-ну, не отчаивайся. Я думаю, она просто хотела сказать, что идеальных браков не бывает.

— А я полагаю… впрочем, да, наверное, ты прав.

После того, как Софи ушла, Джесон долго еще сидел за столом, бесцельно крутя в пальцах карандаш, и думал о Гвинет и ее браке с Найджелом Бэрри.

Несмотря на то, что он несколько раз встречал Найджела на балах в Брайтоне, Джесон совсем ничего не мог вспомнить об этом человеке. Даже его лицо и то стерлось в памяти. Только уже после того, как Гвинет сбежала из Хэддоу, Джесон узнал, что Бэрри довольно часто навещал Хэддоу, но все принимали его за одного из приятелей Джорджа. Очевидно, за этими посещениями крылось что-то такое, из-за чего бегство Гвинет из Хэддоу было столь поспешным, и это вызывало неприятные подозрения.

В разговорах с Гвинет Джесон никогда не касался ее брака с Найджелом. Себя он убеждал в том, что так будет лучше для спокойствия самой Гвинет, хотя на самом деле причиной тому была самая настоящая ревность. Да, он ревновал, не мог не ревновать к удачливому сопернику, которому удалось увести Гвинет прямо у него из-под носа.

Джесон вспомнил о том, что в доме на Саттон-Роу не осталось ничего, что напоминало бы о покойном муже Гвинет. Когда он спросил ее об этом, она ответила, что оставила все вещи Найджела в доме его брата, но когда-нибудь они перейдут к Марку.

Не так давно Джесон долго размышлял о семействе Бэрри, и чем дольше он думал, тем сильнее убеждался в том, что именно брат Найджела, по логике вещей, должен оказаться таинственным благодетелем Гвинет. Она не раз говорила о том, какой замкнутый человек брат Найджела. Если это так, то, наверное, помочь Гвинет и Марку он мог только так — анонимно, через адвоката, а как же еще?

А может быть, дело не только в замкнутости или отстраненности? Джесон интуитивно чувствовал, что за всем этим что-то кроется… вот только что именно? Ах, если бы знать.

Ему вдруг показалось, что он слышит голос Ричарда Мейтленда, его слова: «Не делай пустых предположений, но старайся отыскать ниточки, ведущие к цели, и связать их вместе. Только так можно докопаться до истины».

Наконец-то у него появилось дело. Настоящее дело!

Джесон схватил со стола письмо Ричарда Мейтленда и отправился на поиски Брэндона.

* * *

В Лондон он приехал поздним вечером и остановился в гостинице «Кларендон», на Мэйфейр. Гвинет он сказал, что едет повидаться с Мейтлендом и узнать, как продвигается расследование, а заодно заглянет в контору мистера Армстронга. Разумеется, о том, что он едет в Лэмбурн к родственникам ее мужа, Джесон умолчал. Узнай Гвинет о его планах, она наверняка приказала бы ему заниматься своим делом и не лезть в чужую жизнь. Ссориться с Гвинет Джесону не хотелось, и он пошел на этот обман. В конце концов, когда дело будет сделано, спорить будет уже не о чем. Ну а если его визит сможет пролить свет на происходящее — тем лучше. Ведь победителей, как известно, не судят.

На следующий день Джесон поднялся на заре, посетил дом Ричарда и узнал от дворецкого, что его хозяин по-прежнему находится в Оксфорде. В контору мистера Армстронга Джесон заходить не стал, чтобы не тратить попусту время. Выйдя из дома Ричарда, он нанял экипаж и отправился в Лэмбурн.

Глава 17

Войдя в пивную «Черный монах», Джесон выбрал для себя столик в самом тихом углу, возле камина. Отсюда было очень удобно наблюдать за входной дверью. Заказав кружку эля, Джесон откинулся на спинку стула и принялся рассматривать сидевших в зале посетителей. В основном это были пожилые, солидные фермеры и люди, похожие на торговцев средней руки.

«Сливки местного общества», — решил для себя Джесон.

Впрочем, кого же и считать самыми уважаемыми людьми в таком маленьком городке, как Лэмбурн, если не купцов да фермеров?

Джесон поджидал Сэмюэля Бэрри в «Черном монахе» потому, что уже успел узнать от его лендлорда, что тот проводит все свое свободное время именно в этой пивной, где считается завсегдатаем. Правда, выяснять отношения с Бэрри в таком месте, как «Черный монах», Джесон не собирался. Поговорить с ним он предполагал завтра утром, а сегодня ему просто хотелось понаблюдать со стороны за родственником Гвинет.

В разговоре с Джесоном лендлорд, у которого арендовал землю Сэмюэль Бэрри, пренебрежительно назвал его «хозяйчиком». Сказал, что тот жесток, жаден до денег и упрям как вол, а потому все в округе предпочитают держаться подальше от Сэма и по возможности не иметь с ним дел.

«Держите с ним ухо востро!» — сказал лендлорд, прощаясь с Джесоном.

Вскоре Джесон заказал себе мясной пирог, а затем и вторую кружку эля, и лишь после этого настал долгожданный миг — в пивной появился Сэмюэль Бэрри. Войдя внутрь, он привычно направился прямо к стойке. Джесон узнал его сразу — лендлорд удивительно точно описал ему портрет Сэма. Посетители, стоявшие у стойки, дружно подвинулись, освобождая место для Бэрри. С его приходом общий разговор в пивной ненадолго стих, но потом под низким потолком «Черного монаха» вновь зажужжали негромкие голоса. Бэрри получил из рук бармена кружку эля, развернулся лицом к залу и оперся локтем свободной руки на стойку. Всем своим видом он напоминал сейчас бойцового петуха, гордо выпятившего грудь и желающего только одного: найти, с кем бы ему подраться. Кое-кто из посетителей приветственно помахал ему рукой, но большинство предпочло повернуться к Бэрри спиной и не встречаться с ним глазами.

Глядя на Сэмюэля Бэрри, Джесон пытался заставить себя думать о нем не как о чужом, постороннем человеке, а как о родственнике, пускай и дальнем. Ведь как ни поверни, а именно в его доме в свое время жили и Гвинет, и Марк. Джесон представил себе этого грубого, неприятного человека с налитыми кровью глазами в роли их опекуна, и ему стало не по себе.

Он вытащил из кармана сигару и прикурил ее от горящей свечи, стоящей в центре стола. Медленно вдохнул табачный дым и так же медленно его выдохнул.

«Сейчас не время затевать ссору с Бэрри, — подумал он, стараясь успокоиться. — Сегодня ты пришел только затем, чтобы посмотреть на него, и больше ничего. А все остальное — завтра, только завтра».

Бэрри повернул голову, скрестил свой взгляд со взглядом Джесона и сердито нахмурил темные густые брови. Джесон счел за лучшее отвести глаза и принялся сосредоточенно рассматривать сигару, дымившуюся у него в руке. Стараясь избежать стычки с Сэмом, он вытянул ноги и положил их на сиденье свободного стула, стоявшего рядом с его столиком. Затем Джесон затянулся сигарой, прикрыл глаза, выпустил изо рта струю дыма, а когда вновь поднял веки, то первым, что он увидел, были маленькие злобные глазки Сэма, смотревшие на него в упор.

Бэрри шумно отхлебнул из своей кружки, тыльной стороной ладони стер с губ пивную пену и сказал с неприкрытой неприязнью, слегка растягивая слова:

— Вы, должно быть, приезжий, иначе не стали бы занимать мое место.

Джесон подавил вздох разочарования. Избежать разговора с Сэмом Бэрри теперь не удастся. Эта гора мяса с кабаньими глазками явно решила сделать его своей следующей жертвой. Ну, что ж, придется принять вызов, даже если из-за этого его приезд сюда окажется напрасным.

Он снял ноги со стула и указал на него Сэму:

— Присаживайтесь. Здесь хватит места на двоих.

— Я предпочитаю сидеть один, — буркнул Сэм, исподлобья глядя на Джесона.

— Тогда считайте, что вам сегодня не повезло.

— Это мы еще посмотрим, кому из нас сегодня не повезло.

Джесон швырнул окурок сигары в камин и сказал, начиная терять терпение:

— Сядьте, мистер Бэрри. Нам с вами нужно закончить одно дело. Если хотите, выясним все на словах, не хотите — будем стреляться. На пистолетах. С двадцати шагов. Выбирайте.

Как и рассчитывал Джесон, его слова заставили Бэрри задуматься. Он наморщил лоб, долго шевелил губами и наконец опустился на стул напротив Джесона.

— Упаси боже, — сказал Сэмюэль. — Ведь я простой фермер. Зачем мне стреляться на пистолетах? У меня кулаки есть. А теперь выкладывайте, сударь, кто вы такой и что вам от меня нужно?

— Можете считать, — спокойно ответил Джесон, — что я действую в интересах миссис Бэрри и ее сына.

— Гвинет? — Бэрри откинулся на спинку стула и грубо расхохотался. — Так значит, вы здесь насчет Гвинет и ее ублюдка? Опоздали, мистер адвокат, или как вас там! Она, как вдова, получила свою долю, хотя, честно говоря, не заслужила ничего. Ведь она пришла к брату в чем была да еще с чужим отродьем в животе. Вот они какие, эти Рэдли, которые думают, что они короли, а нас, простых людей, и за грязь не считают. Впрочем, об этом она вам наверняка ничего не рассказывала.

Сэм настолько упивался самим собой и своим рассказом, что не заметил, как побелели костяшки на стиснутых кулаках Джесона.

— Но это был не последний раз, когда она обманула моего брата, — продолжал Бэрри. — Ведь Найджел вполне справедливо ожидал, что ему достанется невеста с приданым. Так испокон веков принято, сами знаете. Так вот, кроме чужого ублюдка в животе, она не принесла ему ничего, эти чертовы Рэдли оказались банкротами без гроша за душой. Но об этом она, конечно же, ничего не сказала Найджелу, пока тот не надел ей обручальное кольцо на палец. Так что брату моему пришлось хлебнуть горького да слез со своей женушкой. Впрочем, мы с ней рассчитались честь по чести. Все, что ей полагалось, она получила, можете спросить моего адвоката.

Он покачался на стуле, а затем снова заговорил, указывая на грудь Джесона своим корявым пальцем:

— А, теперь я все понял! Она успела потратить те пять сотен фунтов, которые получила, и теперь хочет еще. Ничего не выйдет! Если она опять сидит на мели, никто ее стаскивать с нее не станет, пусть обо всем думает сама. А мы, Бэрри, не должны ей больше ничего, ни единого пенса.

Джесон тяжело вздохнул и ответил с холодной яростью:

— Вы лжете. Гвинет была девушкой, и Марк — ее сын от вашего брата. Что касается ваших денег, то они ей не нужны, можете не волноваться. И знайте, если вы еще хоть раз повторите кому-нибудь ту ложь, которую только что сказали, я вас убью, клянусь честью.

Бэрри молча оглядел Джесона с ног до головы, криво усмехнулся и процедил:

— Вот оно что. Значит, она теперь вас подцепила, мистер. Ладно, желаю удачи. Для постели эта девка хороша, могу подтвердить, я-то знаю. Только не повторяйте ошибку Найджела, господин хороший, и не вздумайте жениться на этой стерве, а то окажетесь, как он, — с носом и чужим ублюдком на руках.

Внешне Джесон оставался спокойным, хотя внутри него все кипело от ярости. Больше всего на свете ему хотелось сейчас обхватить руками толстую шею Сэма и придушить его — медленно, чтобы тот успел помучиться перед тем, как испустить свой поганый дух.

То, что говорил Бэрри, не было, не могло быть правдой. Просто он совсем не знал Гвинет.

— Откуда вам известно, что ваш брат не был отцом Марка?

— Он сам мне об этом сказал, — ответил Бэрри, наклоняясь вперед и понижая голос. — А Найджел узнал об этом сразу после свадьбы. В доме Рэдли жили тогда два кузена Гвинет. Молодые, нахальные. Наверняка отцом Марка был один из них, больше некому. Найджел тоже так считал. Он и у Гвинет это выпытывал, да только она ни в чем не созналась. Так что, если она собирается требовать денег, пусть подкатывает к отцу своего ублюдка.

В ушах Джесона зашумела кровь. Сердце его то останавливалось, то вдруг начинало биться под ребрами, словно кузнечный молот. Мысли в его голове сменяли одна другую с такой бешеной скоростью, что Джесону не удавалось зацепиться ни за одну из них.

— Так чего же все-таки нужно этой потаскухе? — спросил Бэрри. — И знаете что, мистер, не больно-то вы похожи на адвоката, вот что я вам скажу.

Наконец мозг Джесона выбрал из рассказа Бэрри одну, но ключевую фразу, которая помогла ему представить всю картину целиком, и он спросил, стиснув зубы:

— А ведь ты пытался изнасиловать ее, мерзавец. Отвечай, пытался?

Бэрри внимательно посмотрел на Джесона, и то, что он увидел, казалось, понравилось ему. Сэм медленно поднес к губам кружку, сделал из нее долгий глоток, вытер рукавом губы, криво улыбнулся и ответил наконец:

— Разве можно изнасиловать шлюху?

Рука Джесона стрелой просвистела в прокуренном воздухе пивной, и кружка с элем, которая была в ней зажата, с хрустом врезалась в челюсть Сэма Бэрри. Он свалился на пол вместе со стулом, на котором сидел, пару раз судорожно дернулся, негромко простонал, а затем затих.

В «Черном монахе» стало тихо, как в склепе. Чувствуя на себе взгляды десятков глаз, Джесон встал из-за стола, аккуратно перешагнул через распростертое на полу тело Сэма Бэрри и спокойно пошел к выходу.

— Это вам за причиненное беспокойство, — сказал он, проходя мимо стойки и кладя на прилавок золотую монету. — И дайте мне с собой бутылку вашего лучшего бренди.

Один из посетителей опустился тем временем на колени рядом с Бэрри и пощупал у него пульс.

— Ну, что, он жив? — спросил, бармен.

— К сожалению, да, — раздался ответ.

А вслед за этим зашевелился и сам Бэрри. Он медленно поднялся на четвереньки, сплюнул на пол пару выбитых зубов и прошепелявил:

— Он шломал мне шелюсть! Шелюсть мне шломал!

Джесон ничего не ответил и покинул пивную под аплодисменты ее завсегдатаев.

* * *

В Брайтон они приехали, чтобы навестить Джуди, а затем, захватив ее с собой, отправились гулять по городу и ходили до тех пор, пока Софи не остановилась как вкопанная перед витриной одной из лавок на Шип-стрит, увидев в ней шляпку, пройти мимо которой было просто невозможно. Рассмотрев как следует это чудо, они принялись обмениваться мнениями.

— Мечта, — восторженно выдохнула Софи.

— Волшебно, бесподобно, — вздохнула Джуди.

Только Гвинет не сказала ничего, хотя и сгорала от желания стать обладательницей этого шедевра. Шляпки всегда были ее слабрстью, еще с детства, но стоит лишь представить, сколько за нее запросят!

А шляпка и впрямь была хороша, словно сделана специально для Гвинет — из цветной соломки, не совсем синей, но и не совсем зеленой. Поля широкие, искусно прошитые по краю витым шнурком, а на тулье — ленты, атласные, яркие, струящиеся, словно вода. Божественная шляпка!

— Я должна ее примерить, — решительно заявила Софи и толкнула застекленную дверь лавки. Вслед за ней устремилась Джуди, а Гвинет вошла третьей. Спешить ей было некуда.

Последним, и с еще большей неохотой, чем Гвинет, в лавку протиснулся Брэндон, который выполнял сегодня роль телохранителя. Протестовать он даже не пытался, зная, что нет на свете силы, способной удержать женщину от соблазна завернуть в модную лавку.

Сегодняшнюю поездку в Брайтон он считал делом вполне безопасным, хотя и неизвестно, что сказал бы по этому поводу Джесон. Но Джесон был сейчас далеко, и потому Брэндон имел полное право самостоятельно решать все вопросы, связанные с безопасностью Гвинет.

Уезжая, Джесон сказал, чтобы Брэндон не подвергал риску жизнь Гвинет. Лучше бы он сказал, как ему справиться с тремя леди, захотевшими пойти по магазинам! Хорошо еще, что Триш передумала ехать в Брайтон — буквально в последнюю минуту! — иначе их было бы четверо. А где женщины, там и проблемы.

С одной из таких проблем Брэндон уже столкнулся и даже знал ее имя — Джуди Дадли. Он до сих пор не мог прийти в себя от разговора, который состоялся прямо у него на глазах сегодня утром между Джуди и ее матерью. Пока они все вместе спускались с крыльца и шли к коляске, эта древняя ящерица только и говорила, что о предстоящей свадьбе ее доченьки. Она даже дату захотела уточнить.

— Я думаю, что наша свадьба состоится в июне, — с готовностью ответила Джуди. — Мне почему-то всегда хотелось выйти замуж именно летом.

— Это точно, ты не передумаешь? — уточнила старая каракатица.

— Нет, нет, решено — в июне.

— Вот и отлично. Тогда я вскоре начну рассылать приглашения гостям.

Софи, юная плутовка, не упустила случая подлить масла в огонь и спросила:

— Джуди, а я не могу быть на свадьбе одной из твоих подружек?

— Конечно, почему бы нет. А второй подружкой я собираюсь пригласить тебя, Гвин. Как ты думаешь, Джесон не станет возражать?

Брэндон стоял неподвижно, словно мраморная статуя, и молча слушал, с какой легкостью эти дамы решали его судьбу. Но не может же настоящий джентльмен прерывать даму, тем более на глазах у ее матери. Таковы правила хорошего тона, и этим правилам наплевать на то, что мамаша при этом — настоящая старая ведьма, и ее доченька — тоже ведьма, только молодая. Единственное, чем мог утешать себя при этом Брэндон, так это мыслью о том, что вскоре ему представится возможность высказать Джуди все, что он думает по поводу своей свадьбы, и после этого разговора в его душе воцарятся мир и покой.

Войдя вслед за дамами в модную лавку, Брэндон со скучающим видом притулился в дальнем уголке. Тем временем хозяйка лавки сняла с витрины ту самую шляпку, положила ее на прилавок, после чего по лавке пронесся дружный восхищенный вздох. Гвинет бросила быстрый взгляд на прикрепленную к шляпке картонку с ценой, сглотнула, отвернулась в сторону и с притворным интересом принялась рассматривать другие шляпки, разложенные на стеллажах. Любая из этих шляпок ее, пожалуй, не разорила бы, но разве они могли идти в сравнение с той?

Софи и Джуди продолжали примерять чудесную шляпку, и Гвинет от нечего делать принялась смотреть сквозь стекло витрины. Шип-стрит оказалась весьма оживленной улицей, и мимо окон лавки постоянно шли люди, однако с первой секунды внимание Гвинет приковал к себе некий джентльмен. Впервые она заметила его еще утром возле дома, где жила Джуди, но тогда он просто прошел мимо, а сейчас стоял прямо напротив лавки, возле обувного магазина, держа в руках развернутую газету. Время от времени он поднимал голову и бросал быстрый взгляд на витрину, за которой стояла Гвинет.

Она слегка отодвинулась в глубь лавки и попыталась получше рассмотреть незнакомца. На вид ему было около тридцати. Ничем не примечательное лицо, голубой костюм — не из дорогих, но довольно изящный, шляпа, галстук. Вполне обычный джентльмен.

Тут ее окликнули, и Гвинет мгновенно забыла про джентльмена в голубом.

— А ты не хочешь примерить эту шляпку? — спросила ее Софи. — Очень жаль, но ни мне, ни Джуди она не подошла.

— Увы, — подтвердила Джуди и театрально развела руками. Она взяла с прилавка шляпку и протянула ее Гвинет. — Цвет не тот. В этой шляпке мы с Софи выглядим так, словно у нас туберкулез в последней стадии.

— Что ты там увидела, Гвин? — поинтересовался Брэндон, заметивший ее передвижения возле витрины. — Кто там?

«Скажу я тебе, как бы не так! — подумала Гвинет. — Да стоит мне только рот раскрыть, как ты утащишь меня в Хэддоу-Холл и посадишь под замок. Причем после сегодняшней поездки в Брайтон — с особым удовольствием. А этот джентльмен… Обычный прохожий, ничего особенного».

— Никого, — ответила Гвинет. — Просто смотрю на небо, кажется, дождь собирается.

Гвинет заняла место Джуди возле прилавка, а Джуди перебралась ближе к Брэндону. Этого момента он давно уже дожидался. Улыбнувшись Джуди, он негромко сказал:

— Я слышал, ты в июне выходишь замуж. Можно узнать, кто этот счастливчик?

Джуди спокойно повернулась к Брэндону в профиль и уставилась на Гвинет:

— Правда, ей идет этот цвет?

Бедный Брэндон почувствовал, как почва начинает уходить у него из-под ног, и перешел в лобовую атаку.

— Имей в виду сама и передай матери, что я этим счастливчиком быть не собираюсь.

— Невероятно красивая шляпка.

— Джуди, ты слышала, что я сказал?

Она вздохнула, повернула голову к Брэндону и ответила, глядя ему прямо в глаза:

— Но ты же сам знаешь, что это неправда. Разве ты переживешь, если я выйду замуж за другого? Ведь ты так сильно меня любишь. Я уверена, что в самые ближайшие дни услышу от тебя официальное предложение.

— Надеюсь, что ты ошибаешься, — сказал Брэндон, чувствуя, как у него начинает предательски дрожать подбородок.

— Ты можешь хоть иногда быть серьезным? — сердито спросила Джуди, в точности возвращая Брэндону слова, недавно сказанные им ей самой.

Она развернулась и, оставив его в одиночестве, направилась ахать над шляпкой, которую примеряла Гвинет. Брэндон настолько был ошеломлен напором Джуди, что не мог даже как следует разозлиться на нее. Нет, он, конечно, всегда знал, что Джуди — девушка со странностями, но чтобы настолько?

* * *

В дом Гвинет пробиралась словно напроказившая школьница — тайком, по черной лестнице, пряча за спиной круглую шляпную коробку. Больше всего она боялась попасться на глаза бабушке Рэдли. Гвинет так и не поняла, что же толкнуло ее на то, чтобы потратить столько денег на покупку этой красивой, но, в общем-то, далеко не самой нужной в хозяйстве вещи. Лукавый, наверно, попутал. В то же время ей настолько, нравилась эта шляпка, что предложи сейчас кто-нибудь продать ее даже за двойную цену, Гвинет просто послала бы этого покупателя ко всем чертям. Разумеется, она сумеет залатать финансовую брешь, образовавшуюся после покупки соломенного шедевра, из тех денег, что завещал ей неизвестный благодетель, хотя получения наследства придется ожидать еще месяц, а может быть, и больше. Кроме того, придется объясниться по поводу шляпки с Джесоном — ведь он ее попечитель. Можно представить, как он будет потрясен, когда узнает, сколько денег ухлопала Гвинет на какую-то шляпку!

Тут она вспомнила про леди Дафну и немного успокоилась. После такой женщины, как леди Дафна, Джесона, пожалуй, трудно чем-нибудь удивить.

К сожалению, сохранить свою покупку в тайне Гвинет удалось только до обеда, потому что за столом Софи поведала об этой шляпке всем присутствующим.

— Ах, Гвинет и ее шляпки! — сразу оживилась бабушка Рэдли. — Как сейчас помню…

Она начала рассказывать очередную историю, и Гвинет подумала о том, есть ли что-нибудь, чего не помнит бабушка. Она перехватила взгляд Триш, поняла, что та думает о том же самом, и они дружно улыбнулись. А бабушка тем временем продолжала свой рассказ, вспоминая о том, что когда-то вызывало ее гнев, не только с юмором, но и поразительной нежностью.

В конце рассказа все рассмеялись, а громче всех, разумеется, Марк и Крис, которым сегодня разрешили сидеть за ужином вместе со взрослыми. На то была веская причина — очень скоро, буквально на днях, Крис должен был уезжать вместе с родителями в Итон, на учебу, а Триш с Джерри собирались после этого отправиться прямо в Норфолк.

— Расскажи нам теперь про дядю Джесона, бабушка, — попросил Марк. — Ты никогда ничего про него не рассказываешь.

Гвинет посмотрела на сына, и сердце у нее дрогнуло от боли. Марк вел себя так, словно родился и вырос в этом доме, в семье Рэдли, словно знал и любил этих людей всю свою жизнь. Сегодня утром ей пришлось объяснять ему, почему он не может поехать в Итон вместе с Крисом.

— Ты еще слишком маленький, — пыталась она втолковать ему. — В Итон не берут мальчиков, которым еще не исполнилось восемь лет.

— А когда мне исполнится восемь, ты пошлешь меня туда? — спросил он.

— Посмотрим, — уклончиво ответила Гвинет.

Разумеется, получив наследство, она могла бы при желании отправить Марка учиться в Итон, но ей едва не стало плохо от одной только мысли о том, что при этом нужно будет почти на целый год расстаться с сыном.

Бабушка Рэдли ничего не ответила Марку, и тогда к нему обратилась Триш:

— Бабушка не знает о кузене Джесоне и десятой доли того, что знаем мы с твоей мамой. Но, понимаешь, мы не можем тебе ничего рассказать, потому что умеем хранить тайны и держать рот на замке.

— Рот на замке? Что это за выражение? — спросила Софи. — И что это вы с Гвин знаете о Джесоне такого, чего не знаю я?

— Ну-у… — Триш немного подумала, а затем решила слегка уступить: — Я хотела сказать, что Джесон был очень большим… смельчаком.

— Джесон? Смельчаком? — Софи поморгала глазами, посмотрела на Триш, на Гвинет и нетерпеливо воскликнула: — Так расскажи, ведь это так интересно! Я вся внимание.

Тут бабушка Рэдли сердито стукнула об пол своей массивной тростью и заговорила сама.

— Джесон, — отрезала она, — конечно, не был святым, но он за всю свою жизнь никогда никого не обидел. У него золотое сердце. А когда для нашей семьи наступили трудные времена, он сумел выдержать и это испытание. Кто не верит — оглянитесь вокруг. Своим достатком и счастьем мы все обязаны Джесону. Быть может, я и сама когда-то недооценивала его, но впредь не допущу подобной ошибки, будьте уверены.

Бабушка Рэдли обвела глазами лица всех сидящих за столом и улыбнулась.

— Я горжусь всеми, кого вырастила, — сказала она. — Наверное, я должна была больше доверять вам, когда вы были молодыми, но ведь и я тогда была моложе, а житейский опыт приходит только с годами. Если кому-то из вас было трудно со мной, простите. Но, с другой стороны, за что мне просить прощения, если вы все выросли людьми, которыми можно гордиться? — Она задумчиво покачала головой, а затем продолжила: — Моя самая большая боль — это Джордж. Но мне кажется, что, если бы он был жив, он сумел бы исправиться, и сегодня я гордилась бы им так же, как горжусь всеми вами. Да, Джордж наделал много ошибок, но это может случиться со всяким. Мы, Рэдли, всегда ставили долг превыше всего, и я уверена в том, что Джордж сумел бы исполнить свой долг перед семьей, если бы только судьба подарила ему еще немного времени.

Триш и Гвинет снова обменялись быстрыми взглядами. Они обе прекрасно понимали, о чем хочет сказать Бабушка Рэдли. Для того чтобы исправить свою ошибку, Джордж должен был бы жениться на богатой невесте.

К глазам Гвинет неожиданно подступили слезы, и она поспешила опустить взгляд.

Слова, сказанные бабушкой Рэдли, заставили всех глубоко задуматься, и за столом воцарилась мертвая тишина.

Нарушил общее молчание Крис.

— Мама, — спросил он, — а наш папа тоже смельчак? Он такой же, как дядя Джесон?

— Ну, нет, второго такого смельчака, как Джесон, пожалуй, не найти, — рассеянно ответила ему Триш.

Бабушка Рэдли коротко хохотнула и добавила:

— Я могла бы рассказать тебе немало интересного про твоего папу, Крис, но у меня тоже рот на замке. Нет, нет, и не проси, — добавила она, опережая просьбу Криса, и посмотрела на каминные часы. — Но где же Джесон, вот что мне хотелось бы знать. Он обещал вернуться сегодня к обеду. Не люблю, когда он ездит ночью по нашим дорогам.

— Зачем же ему ездить по ночам? Наш Джесон хоть и смельчак, но не безумец. Заночует в Лондоне… — сказала Софи и, указав глазами на сидящих за столом мальчиков, спросила: — Мне продолжить?

Бабушка пригвоздила ее к месту своим взглядом и, пряча улыбку, проговорила:

— Еще одно слово, мисс, и я оторву вам уши. Лучше подайте мне руку и помогите перебраться в спальню.

Уже в своей комнате, переодеваясь на ночь, Гвинет снова и снова прокручивала в памяти последние фразы, которыми обменялись Софи и бабушка.

«Почему я такая наивная? — думала Гвинет. — Как сказала Софи, Джесон заночует в Лондоне, и ничто не помешает ему приятно провести время в обществе новой любовницы. Вот такая вырисовывается картина».

Ей-то он сказал, что едет в Лондон повидаться с Ричардом Мейтлендом, если застанет того на месте, и навряд ли Джесон стал бы обманывать ее. Но вот кто Может помешать ему заняться своей личной жизнью после того, как он повидается со своим другом?

Гвинет присела к туалетному столику, взяла в руки гребень и принялась яростно расчесывать волосы, то и дело морщась от боли. Увидев промелькнувшую в зеркале Мэдди, она опустила гребень и слабо улыбнулась.

— Злюсь на себя, — пояснила Гвинет и, стараясь скрыть истинную причину этой злости, добавила: — Надо же, угораздило меня купить эту чертову шляпку! Столько денег потратила, а носить-то ее все равно не с чем.

— Тогда вам придется купить что-нибудь в тон вашей шляпке, — добродушно улыбнулась Мэдди и вышла из спальни.

Гвинет была настолько взвинчена, что даже и не пыталась ложиться спать. Она накинула поверх ночной рубашки шерстяной халат и принялась расхаживать взад-вперед по спальне, то и дело поглядывая на часы. По всем расчетам Джесон давно уже должен был вернуться домой. Он же знал, с каким нетерпением ждет Гвинет любых вестей от Ричарда Мейтленда!

Внизу негромко хлопнула дверь. Гвинет выскользнула в коридор и прислушалась, но потом, подойдя к лестнице и перегнувшись через перила, обнаружила, что это был всего лишь слуга, запиравший на ночь входную дверь. Гвинет подождала, когда он уйдет на половину, отведенную для слуг, а затем неслышно спустилась по ступенькам и направилась в библиотеку.

Огонь в камине не горел, но тлеющие в нем угли давали ровное, сильное тепло. Угля в Хэддоу не жалели никогда, и потому Гвинет, не испытывая ни малейших угрызений совести, раздула каминное пламя, а затем забралась в огромное кожаное кресло и приготовилась ждать Джесона. Она с детства знала, что наблюдать за входной дверью из библиотеки гораздо удобнее, чем из своей спальни.

Гвинет посмотрела на часы и решила, что, если Джесон не вернется до полуночи, она махнет на все рукой и отправится спать.

Глава 18

Джесон вернулся далеко за полночь и сразу же прошел в библиотеку. Там он налил себе бренди, выпил его одним глотком и вновь наполнил бокал. Хотел присесть с ним в свое любимое кресло и остановился как вкопанный. В кресле, свернувшись клубочком, крепко спала Гвинет.

Свечи в библиотеке не были зажжены, но раскаленные угли, тлевшие в камине, слегка рассеивали тьму своим мерцающим рубиновым светом. В этом красном полумраке Гвинет совсем не была похожа на взрослую женщину, скорее на девочку, на ту прежнюю Гвин, которую Джесон так хорошо знал когда-то. Он долго простоял возле кресла, и за это время у него в голове родились и пронеслись сотни вопросов, — жаль только, что ответа Джесон не мог дать ни на один из них. И он решил разбудить Гвинет, чтобы от нее самой узнать о том, что было правдой, а что было ложью в рассказе ее родственника Сэма Бэрри.

Джесон подошел к стулу, стоявшему возле камина, распустил узел галстука и отхлебнул из бокала, не сводя глаз с лица спящей Гвинет. Ему не хотелось верить тому, что говорил Бэрри, но при этом в его рассказе были вещи, ставившие Джесона в тупик, заставлявшие по-новому смотреть на события прошлого. Например, он никогда не мог понять, почему Гвинет, любившая Джорджа, так быстро вышла замуж почти сразу после его смерти. После встречи с Бэрри этот ее поступок приобретал определенный смысл. Ей не оставалось ничего другого, если она носила под сердцем ребенка от Джорджа. Обратиться за помощью ей было не к кому. Джордж погиб, а он, Джесон, либо улаживал дела с лондонскими адвокатами и кредиторами, либо пропадал в Дербишире, пытаясь сбыть кому-нибудь свое захолустное поместье. Собственно говоря, именно там, в Дербишире, он и узнал о том, что Гвинет бежала из дома.

Это известие сначала ошеломило его, а затем привело в ярость, и ярость эта была обращена в первую очередь на Бэрри, хотя и самой Гвинет тоже не поздоровилось бы, попадись она тогда Джесону под руку. Сотни, тысячи раз Джесон представлял себе, как он убьет Найджела Бэрри. Позже, когда его гнев немного утих, Джесон решил, что непременно съездит навестить Гвинет — для того, чтобы самому убедиться, что она ни в чем не испытывает нужды. В конечном итоге верх над всеми чувствами Джесона одержала его гордость, и он не сделал Ничего, предоставив Гвинет жить так, как она хочет.

Теперь он понимал, как дорого ей пришлось заплатить за его гордость.

Джесон представил себе жизнь Гвинет в семье Бэрри и невольно поморщился от боли. Но не только боль жила сейчас в его сердце — оно разрывалось на части от ревности, печали и гнева.

Все это время Джесон продолжал неотрывно смотреть на спящую, крепко сжимая в пальцах бокал, наполненный бренди. Теперь Джесон думал о Джордже, своем старшем брате, с которого он всегда старался брать пример. Зная Джорджа, он отказывался поверить тому, что тот мог воспользоваться доверчивостью влюбленной в него Гвинет и сделать ей ребенка. Но, с другой стороны, кто бы мог подумать, что Джордж способен проиграть в карты родовое поместье? Однако он сделал это!

Угли в камине подернулись серым налетом и начали угасать. Гвинет потянулась в кресле и медленно раскрыла глаза. Увидела стоящего перед ней мужчину, но узнала его раньше, чем успела испугаться.

— Джесон, — сказала она, вытягивая затекшие ноги. — Мы думали, что ты вернешься гораздо раньше.

Гвинет быстро сбросила остатки сна и заговорила быстро и четко:

— Ну, как, ты видел Ричарда Мейтленда? А мистера Армстронга? Что они тебе сказали?

— Я не видел ни Мейтленда, ни Армстронга. Их нет в городе.

— Значит, мы по-прежнему топчемся на месте.

— Я бы так не сказал, — он сделал глоток из своего бокала. — Я ездил в Лэмбурн, чтобы встретиться с Сэ-мюэлем Бэрри. Мне подумалось, что эта встреча может пролить какой-то свет на тайну, связанную с тем самым наследством.

После этих слов в библиотеке стало совершенно тихо. Гвинет глубоко ушла в свои мысли, машинально теребя в пальцах край халата. Вот уж чего она никак не ожидала, так это того, что Джесон начнет шпионить за ней. Но он сделал это и узнал многое, если не все, и о ней, и о Марке, и о тайне их брака с Найджелом.

«Он знает, он все знает», — думала Гвинет, чувствуя, что ее начинает бить нервный озноб.

Джесон видел и затравленное выражение ее глаз, и пальцы, нервно перебиравшие ткань, и ему хотелось помочь Гвинет снять напряжение. Ведь он не собирался ни пугать ее, ни стыдить, ему просто хотелось знать правду. Ту правду, без которой им никогда не сдвинуться с места.

— Гвин, — как можно спокойнее сказал Джесон, — скажи мне, Сэмюэль Бэрри когда-нибудь пытался приставать к тебе? Ты, надеюсь, понимаешь, что я имею в виду.

Гвинет поняла, что судьба дает ей отсрочку, пускай и временную.

— Он пытался, но ничего не получил, — ответила она и нахмурилась. — У меня под подушкой всегда был пистолет, и я умела с ним обращаться. Так что я вполне могла постоять за себя.

Слушая Гвинет, Джесон искренне пожалел о том, что при встрече с Сэмом Бэрри ограничился лишь парой выбитых зубов. Нужно было свернуть шею этому мерзавцу.

Гвинет настороженно наблюдала за Джесоном, пытаясь уловить его настроение. Она знала, что рано или поздно ей придется ответить на самый трудный вопрос, и, честно говоря, при мысли об этом Гвинет готова была сквозь землю провалиться, лишь бы не оставаться здесь, с глазу на глаз с Джесоном. Тишина била ей по нервам, и Гвинет спросила:

— Сэмюэль знает что-нибудь о наследстве?

— До этого мы так и не дошли. Он рассказал о таких вещах, после которых мне стало не до наследства.

Гвинет заглянула в глаза Джесону и поняла, что лгать бессмысленно, что он знает все. В горле у нее пересохло.

— Знаешь, что он мне сказал, Гвин?

Их взгляды встретились, но Гвинет не стала прятать глаза и прошептала, гордо вздернув подбородок:

— Да.

— Раньше я никак не мог понять, почему ты так поспешила выйти замуж за Бэрри и уехать отсюда, но теперь мне все понятно, — сказал Джесон, откидываясь на спинку стула. — Ты была в отчаянии, и ты была беременна, это так, Гвин? И ты постаралась как можно быстрей стать женой Бэрри, зная, что уже носишь в себе ребенка от другого мужчины. Ах, Гвин, почему ты тогда не обратилась ко мне?

— Это неправда! — закричала она. — Выходя за Найджела, я еще не знала, что у меня будет ребенок от тебя. Если бы знала, я бы не вышла ни за Найджела, ни за кого другого.

Гвинет увидела перед собой расширившиеся глаза Джесона, но остановиться уже не могла.

— Не смотри на меня такими глазами. Я сказала сейчас всю правду. О ребенке я тогда не знала, хотя и чувствовала недомогание. Но я думала, что это от нервов. Найджел, кстати говоря, тоже так думал. А потом пришел доктор, осмотрел меня и сказал, что это не от нервов, а оттого, что я беременна. Он же не знал, что мы с Найджелом только-только поженились. Так все и открылось, но было поздно что-то менять. К тому времени мы уже находились на борту судна, которое направлялось в Лиссабон. Да, было уже поздно. Слишком поздно.

Прежде, чем она успела договорить, Джесон был на ногах. Гвинет испуганно вздрогнула и посмотрела сначала на грозную фигуру Джесона, а затем на дверь, показавшуюся ей такой далекой.

Он заговорил хриплым, срывающимся голосом:

— Что ты сказала? Кто отец Марка? Кто? Повтори!

— Я думала, что ты знаешь, — ответила Гвинет, сглатывая комок в горле.

Пальцы Джесона обхватили ее плечи подобно стальному обручу.

— Это был Джордж, не так ли? Говори! Я имею право знать все!

Она подняла на него свои большие глаза, в которых страх начинал сменяться гневом.

«Я не заслужила этого после всего, что случилось, — думала Гвинет. — И Джордж тоже не заслужил».

Она попыталась освободиться от пальцев Джесона, но это ей не удалось. Если Джесон был сейчас сердит, то сердита была и Гвинет, и она, как ей казалось, имела на то гораздо больше оснований.

— В чем дело, Джесон? — резко заговорила Гвинет, давая волю чувствам, которые столько лет держала взаперти. — Не можешь вспомнить? Ничего удивительного. Ведь у тебя было столько женщин. Ты взял меня тогда, но даже не понял, что это именно я.

— Нет, не может быть, — потряс головой Джесон и посмотрел на Гвинет безумными глазами. — Кого-кого, но тебя я узнал бы обязательно.

Гвинет давала себе клятву никогда не упрекать Джесона за то, что случилось той ночью, но теперь ей стало понятно, что ее клятва ничего не стоила. Ведь это ее жизнь пошла под откос после той ночи, а не его. Он ничего не понял и даже не заметил. Она сбежала из дома, а он и не пытался ее найти. Никогда не писал, никогда не искал встречи с ней — до того дня, пока их не свело вместе таинственное наследство. А тогда, в первые дни, недели после той ночи, она так надеялась, так надеялась… на что, спрашивается? И она сделала последнее, что ей оставалось, — вышла замуж за Най-джела.

Она страдала, но терпела, стиснув зубы. И никто не пришел ей на помощь. Никто.

Гвинет заговорила вновь, и слова ее были горькими, как полынь.

— Попробуй вспомнить ту ночь, когда погиб Джордж. Ты убежал из дома, а я отправилась искать тебя. Ты был в рыбацкой хижине на берегу. Я думала, что ты узнал меня, но ошиблась. Ты назвал меня именем другой женщины, — голос Гвинет дрогнул, но она продолжала с прежней яростью: — Ну, как, помнишь ту ночь? Нет, не помнишь, наверное. Сколько их у тебя было, таких ночей! Но ты не думай, Джесон, я не собираюсь просить тебя ни о чем. Никогда ни о чем не просила и не стану просить впредь.

Реакция Джесона на ее слова оказалась неожиданной. Он молча почесал бровь, повернулся, чтобы налить себе еще бренди, и сказал, стоя спиной к Гвинет:

— Клянусь небом, я ничего не помню. О той ночи у меня остались лишь самые смутные воспоминания. Слишком много всего случилось в те дни. Слишком много всего.

Эти слова Джесона нанесли Гвинет смертельную рану. Он так и не вспомнил ту ночь, даже после всех ее подсказок. Довольно с нее унижений. Гвинет негромко всхлипнула и выбежала за дверь.

Джесон обернулся на звук захлопнувшейся двери и долго стоял, пытаясь разобраться в калейдоскопе своих эмоций и воспоминаний. Какая-то бессмыслица. Неужели он мог принять за другую ту единственную женщину на свете, которая всегда так много значила для него?

Джесон подошел к камину, оперся одной рукой о полку и уставился невидящими глазами на гаснущие угли. И тут его память принялась понемногу, клочками, восстанавливать события той страшной ночи, а Джесон старался сложить эти обломки в цельную, ясную картинку.

Он вспомнил, что ему захотелось побыть одному, сбежать подальше от своих жалких, испуганных приятелей. Среди них была одна женщина — имени ее он уже не помнил, — которая постоянно преследовала его, но и с ней Джесон тоже не желал говорить. Он много выпил тогда и выбежал из дома, чтобы найти тихий уголок и отсидеться там в одиночестве.

И все же кто-то его тогда нашел.

Джесон зажмурил глаза, стараясь сосредоточиться, и принялся вспоминать дальше. Он был в рыбацкой хижине, потом задремал, и ему снилось… да, ему снилось, что его зовет Гвин. А потом его нашла женщина. От выпитого у него раскалывалась голова. На душе было тяжело и тревожно, он не мог отделаться от ощущения своей вины, своей причастности к смерти Джорджа. И появилась эта женщина. Она преследовала его повсюду.

«Ли! — неожиданно вспомнил он. — Ли Трэнджер!».

Она всегда так много говорила, и всегда только об одном: о самой себе. Джесон не помнил, кто пригласил эту женщину в Хэддоу. Во всяком случае, не он, это точно. Кошмарная женщина.

Но в ту ночь она ничего не сказала, словно сумела почувствовать его боль. Просто подошла и молча обняла его за плечи. И от ее прикосновения на душе у Джесона стало немного спокойней и светлей.

Все остальное произошло неожиданно, в силу сложившихся обстоятельств, тем более что та женщина хотела его. Или ему показалось, что хотела. Но если этой женщиной была Гвин…

Джесон посмотрел на бокал с бренди, зажатый у него в руке, резким движением отставил его и отправился искать Гвинет.

* * *

Вернувшись к себе в спальню, Гвинет бросилась на кровать и свернулась в клубок. Свечи не были зажжены, камин давно прогорел, но Гвинет была даже рада оказаться в темноте. Да, кромешная тьма — это самая подходящая сейчас для нее обстановка, потому что есть вещи, которые нужно навсегда спрятать подальше от глаз. Есть мысли, которые нужно укрыть во мраке. Есть правда, которая никогда не должна увидеть света.

Все эти годы Гвинет гордилась собой, своим умением держать удары судьбы, но удар, нанесенный сегодняшним разговором в библиотеке, может оказаться для нее роковым. Это был удар по самому уязвимому месту — ее гордости. Джесон нанес ей этот удар непреднамеренно, он никогда не стремился причинить ей боль — ни прежде, ни теперь.

Гвинет была сейчас ненавистна самой себе.

Она продолжала неподвижно лежать под покровом темноты и думала о том, что изменится после того, как Джесон узнал, что Марк — его сын. Ее мысли прервал голос Джесона, окликнувший ее по имени из-за двери.

— Проваливай прочь, — со злостью прошептала она в ответ. У нее не было ни малейшего желания видеть его сейчас.

Он то ли не услышал, то ли был не в том настроении, чтобы слушать возражения. Стало слышно, как поворачивается дверная ручка, щелкает язычок замка, начинают тихонько скрипеть петли, и Гвинет быстро села на кровати, вытирая мокрое лицо краем ночной рубашки. Джесон вошел со свечой в руке, и ее свет бросал на его лицо причудливые пляшущие тени.

— Мы не можем оставить все по-старому, — сказал он. — Надеюсь, ты меня понимаешь.

Джесон поставил свечу на комод, подошел к кровати, и Гвинет инстинктивно отодвинулась в сторону, но это ей не помогло. Он взял ее за плечи, поставил на ноги и, повернув к свету, долго вглядывался ей в лицо, а затем, опустив руки, спрятал их за спину, словно боялся лишний раз нечаянно прикоснуться к Гвинет.

— Я хочу знать правду, — проговорил он низким хриплым голосом. — Скажи, Гвин, ты в самом деле приходила ко мне той ночью?

— Да, — глядя ему прямо в глаза, ответила она.

Джесон болезненно поморщился и спросил:

— И я взял тебя силой?

— Нет, — возмутилась она. — Я никогда так не говорила и не думала.

— Тогда я ничего не понимаю, — смутился Джесон. — Как это могло случиться?

— Я уже говорила. Ты принял меня за другую.

— Но когда ты стала отталкивать меня, сопротивляться…

— Я не отталкивала и не сопротивлялась, — Гвинет сглотнула подступившие слезы. — Послушай, Джесон, ты ни в чем не виноват, виновата лишь я одна. Я подумала, что ты узнал меня, но ошиблась.

— Когда ты пришла, я не узнал тебя, но позже… Ведь ты была юной девушкой, не мог же я лишить тебя девственности и не заметить этого!

Он принялся бесцельно перебирать вещицы, лежавшие на туалетном столике. Пальцы его заметно дрожали. Джесон прикоснулся к серебряному гребню, затем резко отдернул руку, быстро повернулся и выпалил:

— Так ты не оттолкнула меня и не стала сопротивляться?

— Нет, — прошептала она.

— Почему?

Сердце Гвинет вдруг провалилось куда-то вниз, замерло, и ей пришлось прижать к груди руку, чтобы убедиться в том, что оно не остановилось навсегда.

— Потому что я сама хотела этого.

Наступила полная, оглушительная тишина. Плечи Джесона слегка расслабились, опустились. Он выпрямился и подошел вплотную к Гвинет.

— Почему? — снова спросил он, пристально всматриваясь в лицо Гвинет.

— Почему? — повторила она, чувствуя себя загнанным в угол зверьком. — Какой же ты глупый. Да потому, разумеется, что была влюблена в тебя.

Джесон скрестил руки на груди и посмотрел на Гвинет так, как могла бы смотреть шахматная королева на пешку, от которой она должна погибнуть. Затем на его хмуром лице появилось подобие улыбки, и он сказал:

— Я всегда подозревал, что ты в меня влюблена. Правда, в последний год ты явно отдавала предпочтение Джорджу.

— Мне в самом деле нравился Джордж, — ответила она сквозь стиснутые зубы. — Но к тебе я испытывала совсем другие чувства. Впрочем, к чему ворошить старое? Что было, того не вернешь, Джесон.

— Все, что было, сгорело и быльем поросло? — усмехнулся Джесон.

Гвинет молча кивнула.

— Тогда объясни, что случилось между нами в доме Сэквилла. Гвин, ведь мы с тобой уже почти занялись тогда любовью и дошли бы до конца, не помешай нам тогда Брэндон. И ты, насколько я помню, готова была позволить мне все.

Щеки Гвинет вспыхнули, но голос ее не выдал и остался спокойным:

— Этого я тебе объяснить не могу.

— Так кто же из нас глупый? — слабо улыбнулся Джесон. — И как ты объяснишь тот случай в моем доме на Мэрилибон? Когда Брэндон снова явился так некстати.

При воспоминании о доме на Мэрилибон и о леди Дафне у Гвинет зачесались кулаки, и она холодно ответила:

— Ты у нас самый умный, сам и объясни.

Джесон взял руку Гвинет и поднес ее к своим губам. Гвинет задержала дыхание. Их глаза встретились, и теперь взгляд Джесона был совершенно серьезен. Продолжая держать Гвинет за руку, он сказал:

— Послушай, Гвин, я тоже не могу этого объяснить. И не понимаю, зачем вообще этому нужно искать какое-то объяснение.

Свободной рукой он коснулся щеки Гвинет, а затем медленно наклонился и поцеловал ее в губы.

— Не притворяйся, будто ты ничего не понимаешь, Гвин, — негромко сказал он. — Я хочу загладить свою вину перед тобой и перед своим сыном.

— Нашим сыном, — поправила она.

— Нашим сыном, — повторил Джесон с восторгом и благоговением. — Нашим сыном. Нам будет о чем поговорить с тобой, Гвин, но сейчас я не могу думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя, — он поцеловал ее прикрытые веки, брови, нежный изгиб шеи. — Вот так это должно было начинаться. И позволь мне показать, какой была бы та ночь, если бы я только знал, что это ты.

На короткое мгновение Гвинет подумалось о том, что Джесон мог стать самой большой ошибкой в ее жизни. Но мгновение это прошло, и остались только глаза Джесона, следящие за ней с ожиданием и любовью.

«Он ждет, когда я скажу ему „да“, — подумала Гвинет. — Ждет, чувствуя свою вину, за тот самый первый раз. Но ведь в ту скорбную ночь нас свела друг с другом судьба, и я не виню его в том, что он не был слишком пылким или слишком внимательным любовником. Он сделал тогда лишь одну настоящую ошибку — назвал меня чужим именем».

— Как меня зовут? — спросила она.

— Гвинет, конечно, — нахмурился он.

— Что ж, на этот раз ты не обознался, — усмехнулась она. — Для начала и это неплохо.

Руки Джесона скользнули по ее плечам.

— Я хочу помочь тебе забыть ту ночь. Пойдем в постель, Гвин. Позволь мне любить тебя. Дай мне показать, как это должно было быть на самом деле.

Она не сопротивлялась, ей самой хотелось того же. Но она боялась разочаровать Джесона.

Движения его были плавными, медленными, и так же медленно и плавно разгоралась в теле Гвинет страсть, вспыхнувшая с новой силой в тот момент, когда ладонь Джесона коснулась ее груди. Но, когда Джесон развел в стороны полы халата и начал осторожно расстегивать пуговицы на ее ночной рубашке, Гвинет неожиданно напряглась и застыла.

— Гвин, что случилось? — спросил Джесон, пытаясь заглянуть ей в глаза.

— Ничего.

— Я не хочу сделать тебе больно.

— Я знаю, что не хочешь.

— Но ты чего-то боишься.

Он видел ее насквозь, читал ее мысли. Впрочем, при его опыте обращения с женщинами это было не удивительно. И Гвинет ответила со вздохом:

— Да, боюсь. Боюсь разочаровать тебя. Ведь у тебя было столько женщин, Джесон. Разных — красивых, пылких, страстных, — она запнулась и закончила, беспомощно пожав плечами: — Я мало что умею. И это меня беспокоит.

Он провел пальцами по ее волосам, притянул к себе и прошептал, целуя ее брови:

— Глупенькая. Ты думаешь, я не беспокоюсь о том, чтобы не разочаровать тебя?

Он мог бы много рассказать ей о мимолетных связях, которые не оставляют в душе ничего, кроме зияющей пустоты. Он мог бы с чистой совестью признаться в том, что ни одна из тех красавиц, что прошли через его постель, не стоит и пальца Гвинет. Он мог бы сказать, что всю жизнь мечтал только о ней — единственной и недоступной. Он мог бы…

Но вместо этого он просто прошептал:

— Да, я очень боюсь опозориться, потому что ты для меня — единственная желанная женщина на свете.

— Я не дам тебе опозориться, — так же просто ответила она.

В спальне было тепло, но тем не менее Гвинет зябко поежилась, когда Джесон снял с нее ночную рубашку и бросил на пол. В следующую секунду он прильнул к обнаженной коже Гвинет своим разгоряченным телом, и им обоим сразу стало тепло. С этой секунды Гвинет уже больше ничего не стеснялась и ничего не боялась, полагаясь теперь только на свои чувства и желания. Ведь все оказалось так легко и естественно.

Поцелуи Джесона становились все сильнее, все требовательнее, они разжигали в Гвинет костер страсти, заставляли ее все крепче, все теснее прижиматься всем телом к Джесону. И ей хотелось… ей хотелось…

Она сама не знала, чего ей хотелось в эту минуту.

Джесон встал, чтобы раздеться, и Гвинет увидела на потолке его причудливую, изломанную тень. Краешком сознания успела услышать шум ветра за окном, почувствовать запах свечи и мягкую пуховую перину под своей обнаженной спиной. Но все эти ощущения были бледными, поверхностными, потому что самым главным в целом мире для Гвинет был мужчина, стоявший возле ее кровати.

— Гвин? — окликнул он ее.

Как она хотела услышать это тогда, много лет назад!

— Я здесь, Джесон.

Два обнаженных тела сначала встретились, а затем переплелись друг с другом. Гвинет вдруг почувствовала себя неопытной девочкой и неподвижно лежала, мягко придавленная телом Джесона, слушая слова, которые он шептал ей на ухо. Она не могла сказать ни слова в ответ, не могла даже собраться с мыслями, чтобы понять, что с ней происходит, чувствовала лишь, как начинает гореть ее кожа, как начинает бурлить в жилах горячая кровь…

Почему ей так трудно стало дышать?

Живя долгие годы только ради сына, она привыкла подавлять свои желания. Но сегодня она решила забыть об осторожности и с помощью Джесона раскрыться с той стороны, что оставалась неизвестной даже для нее самой.

— Джесон, — прошептала она, задыхаясь. — Джесон.

— Я слишком спешу? — спросил он.

— Ты слишком медлишь, — ответила она.

— Я хотел, чтобы тебе было хорошо.

— Мне очень хорошо. Уже.

Он улыбнулся, наклонился к ее губам, и с этой секунды она принялась так пылко отвечать на его ласки, что голова Джесона пошла кругом. Затем он слегка раздвинул бедра Гвинет и легко проник в горячую глубину ее лона.

«Гвинет, — мысленно напомнил он самому себе. — Это Гвинет. А значит — медленно и осторожно».

Но поцелуи Гвинет становились все горячей, ее движения — все сильней, и вскоре Джесон, стиснув зубы, помчался на всех парусах вперед, к сияющей вершине страсти.

Гвинет прижималась к нему всем телом, а когда начинала задыхаться, он ненадолго отпускал ее, чтобы вновь слиться с ней воедино — так, как не сливался никогда и ни с кем, так, как мечтал слиться всю свою жизнь.

В последние секунды он беспрестанно выкрикивал имя — ее имя.

Глава 19

Гвинет разбудил свист ветра, бушевавшего за окном. Открыв глаза, она увидела горящие свечи. В спальне было тепло и тихо.

В ту же секунду она резко подскочила, осознав, что в комнате нет Джесона. Потрогала его подушку — она еще хранила его тепло. Теплыми были и простыни, на которых он лежал совсем недавно.

«Очевидно, ушел к себе в спальню», — подумала Гвинет.

Она, пожалуй, даже обрадовалась отсутствию Джесона, представив, как трудно ей было бы сейчас взглянуть ему в глаза. Все случилось так быстро и неожиданно, что Гвинет даже подумать ни о чем не успела.

Только теперь Гвинет начала ощущать свое тело. Оно было горячим, чуть влажным и хранило запах Джесона. А еще Гвинет хотелось плакать, но не потому, что ей было грустно, а потому, что… просто хотелось плакать.

А ведь всю жизнь она презирала женщин, которые любят поплакать.

Гвинет усмехнулась, выскочила из постели и подняла с пола свою ночную рубашку. Почти успела надеть ее, как вдруг увидела жилет и шейный платок Джесона, висящие на стуле. Что было бы, найди их утром Мэдди!

Гвинет потянулась за жилетом, но внезапно остановилась, посмотрела на зажженные свечи, на разведенный в камине огонь, на вещи Джесона, развешанные на стуле, и решила, что тот просто вышел ненадолго и должен с минуты на минуту вернуться. Она тряхнула головой, накинула на плечи халат и сама отправилась на поиски Джесона.

Она нашла его именно там, где и предполагала. Из спальни Марка в коридор падала широкая полоса света, и Гвинет тихо подошла к раскрытой двери, чтобы увидеть Джесона, который стоял, наклонившись, над кроватью сына, держа в руке зажженную свечу и внимательно всматриваясь в лицо спящего мальчика. Когда Гвинет увидела выражение лица самого Джесона, у нее сжалось сердце.

Джесон почувствовал присутствие Гвинет, повернул к ней голову, а затем осторожно укутал Марка одеялом и вышел за дверь.

— Нам нужно поговорить, — негромко, но решительно заявил он.

Гвинет боялась, что после того, как они закончат заниматься любовью, ей будет трудно взглянуть в лицо Джесону, но на деле все оказалось легко и просто. Он выглядел непривычно мягким и спокойным, и Гвинет крепко уснула, уткнувшись лицом в плечо Джесона, чувствуя, как и во сне он продолжает обнимать ее за плечи, и не переставая удивляться происшедшим в нем переменам.

— Не сейчас, Джесон, — так же тихо ответила она. — Вот-вот здесь появятся слуги. Что они будут говорить, если увидят нас с тобой вместе в такой час?

— Мне плевать на то, что они будут говорить.

Он буквально втащил Гвинет в ее собственную спальню, запер дверь, поставил на стол принесенную с собой свечу и медленно повернулся лицом к Гвинет. Сердце у нее забилось неровно, сильными редкими толчками.

— В чем дело? — спросила она. — И почему ты так на меня смотришь?

Он осторожно двинулся навстречу ей, говоря на ходу:

— Ты понимаешь, что ты натворила? Из-за твоей гордости я потерял целых семь лет общения со своим сыном. Ты жила с человеком, которому был безразличен мой сын и которому ты сама тоже была безразлична, как я теперь понимаю. Почему ты сразу не обратилась ко мне? Почему ничего не сказала про Марка?

— И что, интересно, я должна была тебе сказать? — прищурилась она. — «Между прочим, Джесон, хотя ты и не помнишь, но однажды ты переспал со мной, и теперь познакомься — это твой сын Марк». Это я должна была тебе сказать? И ты поверил бы мне.

— Да! — проревел он.

Тогда вновь заговорила Гвинет, но теперь уже яростно и гневно:

— В то время ты обязан был исполнить свой долг перед семьей — жениться на богатой невесте ради спасения Хэддоу. Об этом я узнала от твоей бабушки, причем задолго до того, как бежала с Найджелом. То же самое я слышала и от Триш — задолго до того, как вышла замуж. Все мы прекрасно знаем о том, что Рэдли — люди долга. А теперь представь, что я пришла в твой дом после твоей свадьбы с твоим ребенком на руках!

— Неправда, — покраснел Джесон. — Это все твоя гордость. Это кем же нужно быть, чтобы продолжать жить с человеком, который ненавидит твоего сына? Моего сына! Ты была единственной опорой и надеждой Марка и позволила ему так низко пасть!

От этих слов Гвинет вздрогнула, словно от пощечины, и побледнела.

— Гвин, прости меня. Я не хотел. Не хотел.

Джесон потянулся к ней, но Гвинет оказалась проворнее. Она не только успела увернуться от объятий Джесона, но и изо всей силы ударила его по лицу ладонью.

— Гвин!

Он снова протянул к ней руку, но она снова уклонилась, и тогда рука Джесона безвольно опустилась вниз. И он заговорил, и каждое слово давалось ему с большим трудом:

— В этой огромной кровати он кажется таким маленьким и беззащитным. Когда я представил, каково ему жилось среди людей, которые не любили его, у меня чуть сердце не разорвалось. Прости, ты просто пришла в неподходящую минуту, и я не сдержался. На самом деле во всем я виню только себя. Если ты не могла прийти ко мне за помощью, значит, я должен был сам найти вас.

— Можешь не винить себя больше ни в чем, — холодно сказала Гвинет. — Я оставалась с Найджелом потому, что у меня не было выбора. По закону отцом Марка считался именно он. Если бы я ушла от него, он мог забрать Марка себе. По закону он имел на это право.

— Но ему же не нужен был Марк. Из разговора с твоим свояком я четко понял, мой сын никому не был нужен.

Гвинет с трудом вздохнула раз, второй и вдруг обнаружила, что каждый вздох дается ей теперь через силу.

— Он был нужен мне, — сказала она. — И я никогда и никому не дала бы его в обиду. Только поэтому я и оставалась с человеком, который меня ненавидел. Да, ему не нужен был Марк, но он не мог допустить, чтобы кому-то стало известно, что это не его сын. Да, он не любил меня, но он не мог допустить такого позора — дать жене уйти от него. Тем он меня и держал — страхом за Марка. Так что не нужно осуждать меня, Джесон Рэдли! У тебя нет права осуждать меня!

Он содрогнулся, услышав муку в ее голосе.

— Не нужно, Гвин!

Джесон схватил ее за руки. Гвинет сопротивлялась, извивалась, пыталась вырваться, но не смогла, и наконец Джесону удалось повалить ее на кровать и прижать сверху своим телом.

— С тобой все в порядке? — прошептал он.

— Отпусти меня. Я хочу подняться, — голос у нее был ровным, лишенным каких-либо эмоций.

— Гвин…

— Дай же мне встать. Обещаю больше не устраивать тебе сцен.

Он откатился в сторону.

Гвинет поднялась на ноги, прошла к умывальнику, сполоснула лицо холодной водой. Джесон не встал, он только пошевелился на кровати, но и этого было достаточно, чтобы Гвинет быстро отошла к камину, уселась на стул и спросила холодным как лед тоном:

— Что дальше?

Джесон опустил голову и уставился на свои сцепленные пальцы.

— Я хотел бы взять свои слова обратно, — сказал он. — Я был не прав. Я знаю, сколько души ты вложила в Марка. Он не был бы таким прекрасным парнем, если бы у него не было такой замечательной матери, как ты.

Гвинет собиралась как можно дольше оставаться холодной и неприступной, но слова Джесона мгновенно пробили брешь в ее броне, и ей пришлось сдаться на милость победителя, а победителем, как всегда, оказался Джесон…

— О чем бы ты хотел узнать?

— Семь лет, Гвин. Я понимаю, их не вернешь, и все же мне хотелось бы знать все о вашей жизни с Найджелом Бэрри, — он выставил перед собой руки с раскрытыми ладонями, отвергая возражения со стороны Гвинет. — Поставь себя на мое место. Если бы ты потерял; семь лет в воспитании сына, тебе тоже хотелось бь знать все о его жизни, не так ли?

Возразить ему было сложно. Слова Джесона причинили Гвинет боль, но тем не менее она была благодарна ему за то, что он их нашел и сказал. Не в силах посмотреть ему в глаза, Гвинет уставилась на пламя в камине и ответила:

— Разумеется, эти годы были трудными для Марка. Найджел совершенно не интересовался им, но я думаю, что это пошло Марку только на пользу. К тому же, если ты помнишь, Найджела почти никогда не было дома. Он был офицером, хорошим офицером. Наверное, это было у него в крови, и, как мне кажется, армия была его единственной настоящей любовью. Иными словами, мы с Марком все время были предоставлены сами себе, — она немного помолчала, собираясь с мыслями. — Я надеялась, что наша жизнь изменится после того, как мы вернемся в Англию, но ошиблась. Мы оказались в доме Сэмюэля, а что он из себя представляет, ты уже знаешь. Найджел был инвалидом и не покидал кровать. Марта, жена Сэмюэля, старалась как могла, но она слишком боялась своего мужа. Что и говорить, наша с Марком жизнь в этом доме была безрадостной. И все же мне удалось найти способ хотя бы немного скрасить ее для сына. Я отправила Марка в школу при церкви, и там он почти весь день находился под присмотром нашего викария, ну а когда возвращался домой, мы с Мартой по очереди делали все, чтобы уберечь его от Сэмюэля.

Она надолго замолчала, вспоминая долгие прогулки с Марком. Они вынуждены были бродить по улицам, выжидая, пока Сэмюэль не только успеет напиться в «Черном монахе», но и уснуть, после чего им будет можно вернуться домой. Но даже в этих условиях они с Марком не теряли бодрости духа и чувства юмора. Они даже устраивали пари, например, пытались угадать, сколько раз дядя Сэмюэль рыгнет за ужином или сколько раз выругается…

— Не думай, что Марк был таким уж несчастным ребенком, — вновь заговорила Гвинет. — Тогда Сэм еще не знал о том, что Марк — не сын Найджела. Об этом ему стало известно лишь в последние недели перед смертью Найджела, когда тот начал терять сознание и бредить вслух. Ну а, узнав об этом, Сэмюэль, разумеется, сразу же начал искать способ избавиться от нас с Марком. Как только было продано маленькое имение, принадлежавшее Найджелу, я получила свою долю и немедленно уехала вместе с Марком в Лондон.

— Гвин, взгляни на меня.

Она ни за что не подняла бы на Джесона свои покрасневшие от слез глаза, если бы не гордость, заставившая ее сделать это.

Джесон смотрел на Гвинет сочувственно, с пониманием.

— Но твои письма к Триш… она уверяла нас, что ты вполне счастлива в доме Бэрри.

— А что, по-твоему, я должна была написать? — Голос Гвинет зазвенел от напряжения. — Мне не хотелось, чтобы нас с Марком начали жалеть, тем более что помочь нам вы все равно не могли. Как я уже говорила, главным в жизни для меня всегда был сын, и ради него я жила с Найджелом до самой его смерти. Когда я писала те письма, я еще не знала и не могла знать, сколько времени должно будет пройти до тех пор, пока я не стану свободна. Найджел был ранен в битве под Виторией. Доктор сказал, что ему осталось несколько месяцев, но ошибся. Найджел умирал почти целый год.

Она сглотнула, прежде чем продолжить:

— Мне казалось, что как только я вновь стану свободна, я буду петь и плакать от счастья. И мне пришлось поплакать, но не от счастья, а от безысходности.

Сейчас она тоже плакала, слезы медленно катились по ее щекам.

— Но я сумела пробить и эту стену. Сумела наладить новую жизнь — вдвоем с Марком, и мы с ним были счастливы. На первых порах мне казалось, что я не справлюсь. Но я справилась. И справлялась до того самого дня, пока в мой дом не постучался Гарри.

Джесон резко поднялся на ноги, подошел к окну и посмотрел в ночное небо.

— Вот уже год, как ты овдовела, — сказал он. — Почему бы тебе не переехать ко мне? — Он быстро отвернулся от окна и смотрел теперь в лицо Гвинет. — Почему бы нет, Гвин? Жены у меня нет, никто при этом не пострадает. Мне кажется, что так было бы правильно.

— Слишком поздно, — беспомощно пожала плечами Гвинет. — И слишком сложно. К тому же после Найджела я боюсь вверять себя и особенно Марка в чьи-то руки.

— Побойся бога, Гвинет! Это же мои руки! Не забывай, что я — отец Марка.

Гвинет молчала.

Джесон подошел, опустился перед Гвинет на корточки и сказал:

— Ничто не поздно, и ничто не сложно. Все очень просто на самом деле. Мы поженимся. Я обрету своего сына, а Марк — отца, который будет его любить и баловать. У него будет все, включая будущее. У тебя тоже. Я сделаю Марка счастливым. Я вас обоих сделаю счастливыми.

Она продолжала молча смотреть на него широко раскрытыми глазами.

— Ты слышишь меня, Гвин?

—Да.

— Ты должна понять, что у нас нет выбора, — отчеканил Джесон. — Марк — мой сын. Я не могу вновь потерять его. Я не желаю потерять его. Пути назад нет и быть не может.

— Я знаю.

— Твое место — в моем доме, вместе с моим сыном, — твердо сказал Джесон. — Ты поняла?

— Да, Джесон, я все поняла.

— Значит, ты выйдешь за меня замуж.

— Значит, я выйду за тебя замуж.

Он заглянул в лицо Гвинет и разочарованно спросил:

— В чем дело? Тебе безразлична твоя судьба?

Гвинет волновала ее судьба, но она ждала от Джесона другого — признания в любви, а не деловитых распоряжений относительно ее будущего. Можно было подумать, что Джесона интересует только Марк, а его мать он готов принять лишь как необходимое приложение к сыну.

С другой стороны, Джесон проявил сейчас благородство, и ей не стоило огорчать его.

— Все это очень интересно, просто я жутко устала, — сказала Гвинет. — Не могли бы мы поговорить обо всем завтра утром, сейчас никак не могу собраться с мыслями.

— И не нужно. Пойдем в постель.

Он помог ей подняться, Гвинет посмотрела Джесону в глаза, надолго задержала свой взгляд и вдруг поняла, что спать ей хочется сейчас меньше всего.

Руки Джесона обвили ее талию, притянули ближе, и его губы коснулись ее губ. Гвинет попыталась отстраниться, но скорее лишь вяло обозначила свою попытку, потому что на самом деле ей совершенно не хотелось покидать объятия Джесона. Еще совсем недавно она думала, что никогда не сможет простить Джесону слова, которые он сказал ей сегодня, никогда не сможет забыть их. Но всего лишь один поцелуй — и все обиды забыты, и кровь опять загорается в жилах, становятся ватными колени, и начинает кружиться голова. Гвинет покорно опустила голову на плечо Джесона и тихонько вздохнула.

Джесон легко подхватил Гвинет на руки, и она ахнула от неожиданности, а потом отнес на кровать, осторожно уложил и принялся раздеваться.

Гвинет впервые в жизни увидела его обнаженным и сейчас искренне восхищалась лепными, широкими плечами Джесона и его мускулистыми бедрами.

Он лег в постель рядом с Гвинет, и у нее тотчас пересохло во рту. Она смотрела в красивое, мужественное лицо Джесона и безуспешно пыталась успокоить свое сердце, часто и горячо забившееся в груди.

— Джесон? — дрожащим голосом спросила она.

— Это тоже одна из причин, по которой мы с тобой должны пожениться, — низким, звучным голосом ответил он. — Думаю, ты догадываешься, о чем я. Наша страсть друг к другу сродни болезни, и есть единственный способ излечить ее.

Она испытала невероятный прилив желания и отдалась во власть рук и губ Джесона, чувствуя, как все ее тело наполняется расплавленной огненной лавой. Гвинет обняла мощные плечи Джесона, с наслаждением ощущая игру сильных мускулов, перекатывавшихся под тонкой кожей.

— Гвин, — прошептал он в ее приоткрытые губы, — ах, Гвин…

А потом… Поцелуи Джесона стали настойчивыми, требовательными, его руки принялись лихорадочно скользить по обнаженному телу Гвинет, проникая в самые тайные его уголки. Она отвечала ему поцелуем на поцелуй и лаской на ласку, и вскоре оба достигли пика наслаждения, к которому стремились.

Тяжело дыша, они перекатились к самому краю кровати. Джесон что-то пробормотал, пытаясь передвинуться, и Гвинет вдруг оказалась сверху.

Оба они на мгновение замерли, а затем Джесон, глядя в глаза Гвинет, осторожно развел ей бедра и начал опускать ее на себя. Она слегка наклонилась вперед, опираясь ладонью о раскрытую ладонь Джесона. Второй рукой он обхватил ее за талию, придерживая и направляя ее. Гвинет негромко вскрикнула, запрокинула голову и принялась двигаться все быстрее, быстрее, быстрее…

* * *

Наконец Гвинет соскользнула с Джесона и вытянулась рядом с ним, успокаивая дыхание.

— Все будет хорошо, — сказал Джесон. — Для начала обвенчаемся, но потихоньку. Мне не хотелось бы раздувать шум вокруг этого.

И ни слова любви. Гвинет, стараясь скрыть свое разочарование, ответила:

— Бабушка рассердится.

— Бабушка будет в восторге. Она постоянно твердит, что мне пришло время остепениться.

— Да, но она-то ждет, что ты женишься на богатой невесте, которая сможет существенно пополнить копилку Рэдли. А ты вдруг возьмешь в жены нищую вдову да еще с ребенком!

— Да, она хотела, чтобы я женился на деньгах, — сказал Джесон, поднимаясь на локте и глядя в лицо Гвинет. — Но это было тогда, когда Хэддоу со дня на день мог пойти с молотка за долги Джорджа. Теперь обстоятельства изменились. Надеюсь, вы с бабушкой сумеете помириться.

«В проницательности ему не откажешь», — подумала Гвинет, прикрывая глаза пушистыми ресницами, словно боясь, что Джесон может прочитать ее тайные мысли.

— Мы с ней не ссорились, — сказала она вслух. — Просто я сбежала из дома. Теперь это все осталось в прошлом, и мы не станем его ворошить.

Джесон вытянулся во весь рост рядом с Гвинет, закинул руки за голову и спросил:

— Как ты думаешь, Марку понравится, что я стану его папой?

— Ничуть не сомневаюсь в этом, — суховато ответила Гвинет. — Ведь он тебя обожает.

— Ну, не знаю. Ведь вы с ним так близки. Марку может не понравиться, что я вторгаюсь в ваш мир.

Гвинет поднялась на локте и посмотрела на Джесона сверху вниз. Лицо его было спокойным, мягким, и с него испытующе смотрели большие серые глаза. Прядь волос, упавшая на лоб Джесону, делала его похожим на мальчишку.

— Я знаю своего сына, — скрепя сердце сказала Гвинет. — Вот увидишь, он будет на седьмом небе от радости.

На лице Джесона начала расплываться широкая, довольная улыбка, и Гвинет поспешно добавила:

— Разумеется, нам не следует слишком спешить со свадьбой. Пусть Марк немного свыкнется с этой мыслью.

— Невозможно.

— Почему?

Джесон перевернулся на бок и звучно поцеловал Гвинет в губы. Она почувствовала тепло, немедленно начавшее расплываться внизу живота, невольно потянулась вперед и обвила руками шею Джесона.

— Вот именно поэтому, — усмехнулся Джесон. — Теперь нам постоянно будет не хватать друг друга. А сейчас мне пора идти, иначе кто-нибудь наверняка нас застукает.

После того как Джесон ушел, она взбила подушку и свернулась клубком под одеялом. Заметив, что все свечи остались непогашенными, она вылезла из кровати и пошла задувать их.

Глава 20

Когда Джесон обещал мальчикам помочь отремонтировать пастушью избушку на западном краю пастбища, он и не подозревал, какую ношу взваливает на свои плечи. Теперь Марк и Крис не отставали от него ни на шаг, и Джесон понимал, что так будет продолжаться до тех пор, пока он не выполнит свое обещание. Вот и сегодня утром мальчики буквально вытащили его из постели и поволокли на пастбище, не дав даже выпить кофе.

Впрочем, Джесон был только рад провести лишние несколько часов со своим сыном. Это удовольствие он не променял бы ни на что на свете. Общаясь с Марком, Джесон старался не форсировать события, полагая, что их близость должна складываться постепенно и естественно. О том, что он — его родной отец, Джесон решил сказать Марку, лишь когда наступит подходящий момент, и ни часом раньше. А пока Джесону приходилось то и дело подавлять в себе желание схватить Марка на руки и крепко прижать его к своей груди.

Чем больше он присматривался к Марку, тем больше убеждался в том, что жизнь с Бэрри, слава богу, не наложила отпечатка на психику мальчика. Во всяком случае, он ничем не отличался от Криса. Оба приятеля без умолку болтали между собой, прятались в кустах с деревянными винтовками, изображая солдат, или часами наблюдали за жизнью ближайшего муравейника. Однако если Крис на любое замечание дяди Джесона реагировал бурно и открыто, то Марк каждый раз испуганно округлял глаза и замолкал. Таким же молчаливым и замкнутым он становился и тогда, когда Крис заводил разговор о вещах, которые любой мальчишка способен сделать только вместе со своим отцом.

Глядя на все это, Джесон поклялся, что, рассказав Марку, кто его настоящий отец, он будет проводить с ним все свободное время. И даже потом, когда у Марка появятся братики и сестрички — а в том, что они вскоре появятся, Джесон не сомневался, — Марк всегда будет занимать в его душе особое место.

Ему предстояло еще так много узнать о собственном сыне.

О Гвинет он всегда думал с любовью, к которой примешивалась ярость. Он не мог простить себе того, что не разыскал ее, не узнал всю правду много лет тому назад. Узнай он тогда обо всем, и никакие законы не помогли бы Найджелу удержать ни саму Гвинет, ни Марка. Он сумел бы отсудить у него своего сына. В случае необходимости мог надавить, напугать. Впрочем, вряд ли дело дошло бы до этого. Проще всего было бы заплатить Найджелу, и тот с радостью отпустил бы Гвинет и Марка на все четыре стороны. За это Джесон заплатил бы любые деньги.

Впрочем, теперь все это уже не имеет значения. Судьба подарила ему шанс вернуть сына. Джесон знал, каким трудным было детство Марка, знал, по чьей вине это произошло, и готов был все исправить. Гвин и Марк отныне принадлежат только ему, они одна семья, и он сумеет о них позаботиться.

Он может стать счастливым человеком, и он станет им.

Об этом Джесон размышлял весь обратный путь. Они с мальчиками уже подошли к самому дому, когда входная дверь распахнулась и появившийся на пороге слуга закричал:

— Как вовремя вы вернулись, сэр! У нас беда случилась!

— С кем? — резко спросил Джесон.

— С одним из грумов, сэр. Его зовут Расселл. Кто-то напал на него, — на одном дыхании выпалил слуга и бросился бежать, очевидно за доктором.

Он нашел их всех в спальне бабушки. Молодой грум по имени Расселл лежал на кушетке, а Гвинет, склонившись над ним, обтирала его лоб смоченной в холодной воде тканью и пыталась задавать вопросы. Точно так же Джесон расспрашивал Гвинет после того, как в нее стреляли. Брэндон и Джуди слонялись по комнате, а бабушка величественно восседала в кресле, то и дело прихлебывая из большого бокала янтарную жидкость, подозрительно похожую на бренди.

Увидев Джесона, она сделала попытку приподняться и воскликнула:

— Хорошенькое дело! С каких это пор на людей начали нападать прямо возле нашего дома, да еще среди бела дня? Что происходит, Джесон?

— Не знаю, бабушка. А где остальные?

— Отправились в Брайтон за покупками.

— Странное дело, Джесон, — сказал Брэндон. — Если бы мы с Джуди решили вернуться домой не берегом моря, а по дороге, одному богу известно, чем бы это все закончилось.

Джесон отыскал глазами Гвинет, спросил отрывисто:

— С тобой все в порядке?

Не успела она ответить, как вновь заговорил Брэндон:

— Он явно охотился за ней. Никаких сомнений.

Кошмар, с которым, казалось, было покончено навсегда, вернулся вновь. Бабушка о чем-то говорила ему, но Джесон не слышал ее слов, думая только о том, что теперь даже крепкие стены Хэддоу не могут быть гарантией безопасности для Гвинет и Марка.

Гвинет увидела гримасу, перекосившую лицо Джесона, и поспешила успокоить его:

— Со мной все в порядке, Джесон, честно.

— Ты не могла бы ненадолго подменить Гвин? — спросил Джесон, обращаясь к Джуди. — За доктором послали? Отлично. Гвин, Брэндон, пойдемте со мной.

Он провел их через холл в библиотеку, запер за собой дверь и приказал:

— Теперь рассказывайте. С самого начала и во всех подробностях.

Гвинет взглянула на Брэндона, кивнула и начала:

— Я поехала кататься верхом, как обычно. Держалась, как мы и договаривались, ближе к берегу, а не к холмам. Берег хорошо просматривался.

— И с тобой был Расселл, — сказал Джесон.

— Точно.

— Продолжай.

— Все было нормально, — пожала плечами Гвинет, — и я, как обычно, свернула на тропинку, ведущую к заливу…

— Которая идет через перелесок?

— Да, — Гвинет облизнула пересохшие губы. — Вдоль берега я пустила лошадь рысью и придержала ее только у перелеска. Оглянулась посмотреть, где Расселл, и обнаружила, что он исчез.

Она встала со стула и нервно прошлась по комнате, прижимая руки к груди.

— Зато теперь на берегу был другой всадник. Мужчина на гнедом жеребце.

— Ты сильно испугалась? — тихо спросил ее Джесон.

— Сначала не очень. В конце концов, мало ли кто может проезжать по берегу? В первую минуту я решила, что это кто-то из соседей. Тогда меня больше волновало, куда пропал Расселл. Я подумала, что его лошадь подвернула ногу, и решила вернуться посмотреть, что с ним, но тот всадник приближался, и чем дольше я всматривалась в него, тем больше мне становилось не по себе. Я не знала, что мне делать. Ведь для того, чтобы вернуться и посмотреть, что случилось с Расселлом, мне пришлось бы проехать мимо незнакомца.

Пока она говорила, Джесон стоял возле письменного стола, рассеянно крутя в пальцах стеклянное пресс-папье. Слушая рассказ Гвинет, он живо представлял все происшедшее и с холодной яростью думал о том, что Хэддоу стал теперь для нее не более безопасным местом, чем дом на Саттон-Роу. Все они едва не совершили непоправимую ошибку, успокоившись и ослабив бдительность.

Он с хрустом поставил пресс-папье на прежнее место и как можно спокойнее спросил:

— Что было дальше?

— Мне не хотелось, чтобы тот всадник заметил, как я встревожена, и я пустила свою кобылу вперед рысью. Вскоре обернулась и увидела, что он преследует меня. Обнаружив это, я перестала скрываться, пришпорила лошадь и что есть силы помчалась от него: Думала я тогда только об одном — как бы мне добраться до тропинки, что идет через пролом в изгороди и поворачивает к вершине утеса. В ту же секунду я увидела появившихся на берегу Брэндона и Джуди. Об остальном тебе расскажет Брэндон.

— Сначала я ничего не понял и не оценил опасность, — признался Брэндон. — Я подумал, что всадник — это Джерри, который сопровождает сегодня Гвин на прогулке. Первой опасность почуяла Джуди. Она рванула вперед, я — за ней.

— Вы с Джуди появились на берегу случайно? — без тени улыбки спросил его Джесон.

— Совершенно случайно, — ответил Брэндон и едва заметно покраснел. — Видишь ли, я знал, что Джуди собирается навестить сегодня Гвин, и подумал о том, что будет спокойнее, если я сам провожу ее до Хэддоу. Рано утром я выехал в Брайтон, встретился там с Джуди, а свернуть вниз и проехать по берегу мы решили уже по пути.

— Понятно, — кивнул головой Джесон, немного подумал и спросил: — Ты стрелял в него?

— Поначалу нет. Тогда, издали, он показался мне совершенно безопасным. Оружия при нем я не видел. Только позже, когда мы нашли Расселла, я понял, в какую переделку попала Гвин.

— И тогда ты выстрелил. Что дальше?

— Услышав выстрел, всадник круто развернул своего жеребца, пришпорил его и помчался словно ветер. Я пытался догнать его, но не смог.

Джесон помолчал, походил взад-вперед по библиотеке и наконец спросил:

— Как он выглядел? Вы могли бы узнать его, если бы встретили?

— Примерно моих лет, — пожал плечами Брэндон и беспомощно посмотрел на Гвинет. — Честно говоря, я к нему не присматривался.

— Мне кажется, я уже видела его раньше, — сказала Гвинет.

— Где? Когда? — мгновенно подобрался Джесон.

— В Брайтоне, — ответила Гвинет и облизнула губы. — Вчера. Когда мы ездили за покупками. Он стоял возле обувного магазина, пока мы примеряли шляпки в модной лавке на другой стороне улицы. Но когда мы вышли, его уже не было.

— Ты ничего мне не сказала, — упрекнул ее Брэндон.

— Не думала, что это может быть важно.

— Так вы ездили за покупками в Брайтон? — гневно переспросил Джесон.

Брэндон и Гвинет снова переглянулись, и Брэндон ответил, прокашлявшись:

— Я решил, что это вполне безопасно.

— Это я уговорила Брэндона поехать, — поспешила на выручку Гвинет. — Он не отходил от нас, так что мы были в полной безопасности. Джесон, пойми, я все равно не смогу всю жизнь провести взаперти. Тогда лучше уж отошли меня в тюрьму.

Джесон решил, что сейчас не время разбираться в том, кто виноват. Кроме того, в словах Гвинет была доля истины. Она действительно не может провести остаток дней под замком.

— Это был тот же самый человек, что напал на тебя в твоем доме? Гарри? — спросил он у Гвинет.

— Я уже думала об этом, — ответила она и покачала головой. — Пожалуй, нет. Тот, что был сегодня, постарше Гарри и… более солидный, что ли. Не знаю, — она беспомощно посмотрела на Брэндона.

— Повторяю, у меня не было возможности как следует рассмотреть его, — сказал он.

— Что ж, — тяжело вздохнул Джесон. — Посмотрим, не сможет ли Расселл помочь нам чем-нибудь.

Но и грум не рассказал ничего нового. Он помнил, как ехал следом за миссис Бэрри, затем почувствовал удар по голове и очнулся уже в спальне миссис Рэдли. Джесон еще битый час провел на конюшне, расспрашивая грумов и конюхов, не встречал ли кто-нибудь из них в последние дни незнакомца в окрестностях Хэд-доу-Холла, но никто из них так ничего и не припомнил. После этого он прошел в библиотеку, обдумал все, что ему было известно, и постепенно отдельные кусочки начали складываться в цельную картинку. Всадник на гнедом жеребце оказался на берегу именно в тот момент, когда Гвинет была практически беззащитна. Это означало, что незнакомец какое-то время наблюдал за ней и точно знал ее распорядок дня. Знал, что она выезжает на верховую прогулку по утрам. Знал ее маршрут и заранее притаился в засаде. Появление Брэндона и Джуди оказалось для него полнейшей неожиданностью, а для Гвинет — настоящим подарком судьбы.

Однако невозможно представить, чтобы незнакомец мог крутиться возле Хэддоу на протяжении многих дней и при этом остаться незамеченным. Кто-то должен был его видеть, у кого-то он должен был жить все это время. Ах, как жаль, что никто не сумел толком рассмотреть его лица!

Теперь еще один вопрос: сколько их, преступников, — один или двое? Первым был Гарри, вторым — тот человек возле обувного магазина. Разные это люди или один и тот же человек? Если один и тот же, то он большой мастер маскироваться. Быть может, актер? Или просто человек, хорошо знакомый с искусством грима?

Он не пользовался пистолетом, и это было очень умно, потому что на звук выстрела тут же сбежались бы из Хэддоу все грумы и все конюхи. Этот негодяй совершенно точно вычислил, что если убивать — то только беззвучно.

Безмолвное убийство. На этот раз он зарезал бы Гвинет или просто проломил бы ей череп.

При этой мысли по спине Джесона пробежал холодок, заставив его подняться и нервно заходить по комнате.

Да, загадка оказалась со многими неизвестными, и непонятно пока, за какую ниточку нужно потянуть, чтобы начать разматывать весь этот клубок.

А может быть, единственный способ поймать негодяя — это заманить его в ловушку? Но при этом Гвинет должна будет сыграть роль приманки…

Нет, на это он не согласится ни при каких условиях.

* * *

«Сука! Сука проклятая!» — крутилось в голове Гарри, когда он что есть силы гнал своего жеребца по крутому склону холма. Правда, сегодня он был не Гарри, а мистером Саундерсом, лошадиным барышником, приехавшим сюда покупать лошадей для перепродажи в Хэмпшире. Остановился он в Хоуве, в какой-то миле от побережья, но появлялся в гостинице только затем, чтобы переночевать. Пробирался к Хэддоу и возвращался от него всегда кружным путем, желая быть уверенным, что его никто не выследил.

Кровь в его жилах пульсировала в такт ударам конских копыт. Встретившись с неожиданностями во время первого нападения на эту миссис Бэрри, он испытал восторг и возбуждение. На этот раз все было иначе. Эта сука опять провела его, но теперь на ее стороне оказалось простое везение. Судьба, черт побери!

Он вернулся в свой номер, который снимал в «Красном льве», уложил немногочисленные пожитки, внимательно осмотрел комнату, проверяя, не оставил ли чего-нибудь, что могло бы навести на его след, удовлетворенно кивнул и спустился вниз заплатить по счету. О том, что уедет сегодня, он предупредил хозяина гостиницы еще вчера, поэтому его отъезд не вызвал ни у кого ни малейшего удивления. Правда, он надеялся уехать с побережья победителем, а приходилось уезжать ни с чем.

Но только не нужно нервничать и волноваться. Счастье переменчиво. Сегодня оно было на стороне этой суки, завтра переметнется на другую сторону. Он еще доберется до ее горла.

Конечно, обидно, когда тебя оставляет в дураках какая-то баба. Но это, хотя и неприятно, однако не смертельно.

Она у него еще попляшет, попляшет, черт побери! Он не из тех, кто умеет забывать и прощать!

* * *

Она сидела в постели, скрестив руки на груди, и даже не шелохнулась, когда негромко скрипнула дверь и в спальню вошел Джесон. Он был в темно-синем халате, с зажженной свечой в руке.

Увидев, что в спальне уже горят несколько свечей, он задул свою, поставил на стол и сказал:

— Столько света. Надеюсь, это означает, что ты ждала меня.

Она не улыбнулась, не повернула головы и сказала, глядя прямо перед собой:

— Мне нужно поговорить с тобой.

Джесон сделал вид, что ничего не происходит. Он запер дверь, улыбнулся и весело сказал:

— А я, честно говоря, пришел сюда совсем за другим. Давай поговорим позже, — и он поцеловал Гвинет в щеку.

— Мы будем говорить сейчас.

Джесон немного подумал, вздохнул и сказал, присаживаясь на край постели:

—Ну?

— Весь вечер сегодня ты молчал. Ни слова не сказал ни мне, ни кому другому. Ты что-то задумал, не так ли? Что именно?

Он взял руку Гвинет, перевернул ладонью вверх и нежно поцеловал.

— Завтра утром уезжают Джерри и Триш, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы с Марком поехали с ними.

Теперь ей все стало понятно.

— Думаешь, это их остановит? Если они нашли меня в Хэддоу, найдут и в Норфолке.

— На этот раз мы уже не будем такими беспечными. Тебя будут хорошо охранять.

— Другими словами, новая тюрьма будет охраняться лучше, чем прежняя. И сколько это будет продолжаться? Месяц? Год?

Молчание Джесона растянулось на целую минуту, а затем он наконец выдавил из себя:

— У нас нет выбора.

— Ну-ну, Джесон, — с грустью посмотрела на него Гвинет. — Ты же знаешь, что это не так. Есть один надежный способ поймать этих негодяев.

— Если ты имеешь в виду то, о чем я думаю, то ответом будет «нет».

— Ты прекрасно знаешь, что другого способа нет и быть не может. Им нужна я. Вот вокруг меня и нужно соорудить мышеловку.

— Гвин, они хотят убить тебя!.

— Я знаю, — спокойно ответила Гвинет. — А ты не дашь им этого сделать.

Он потер затылок, покачал головой и сказал:

— Слишком рискованно. Кроме того, убийца может быть не один.

— Джесон, пойми, — подняла плечи Гвинет, — я не могу поехать с Триш и Джерри. За мной по пятам следует опасность — куда бы я ни приехала. Сегодня из-за меня едва не погиб Расселл, мог погибнуть Брэндон. Если я поеду в Норфолк, под угрозой окажутся и Триш, и Крис, и Джерри… и Марк. Тебе самому тоже, между прочим, небезопасно находиться рядом со мной.

— Ты думаешь, меня это волнует?

Слова Джесона согрели душу Гвинет, но не изменили ее решения.

— Мы вместе с тобой отправимся в Лондон. Затеряться там проще, чем в любом другом месте. Марка можно отправить вместе с Триш и Джерри. Он будет только рад. Можно будет сказать бабушке и Софи, что мне нужно повидаться со своим адвокатом, а на самом деле мы сразу же направимся к Мейтленду. Ты сам говорил, что он хотел увидеться со мной. Ведь тебе в любом случае нужно встретиться с ним?

Негромко завывал за окном ночной ветер, потрескивали в камине догорающие угли, мерцали свечи, заливая спальню медовым светом.

— Да, — после долгого молчания сказал Джесон.

— Тогда я еду с тобой, — Джесон хотел что-то возразить, но Гвинет успела прижать палец к его губам. — Что бы ни узнал за это время Мейтленд, это касается в первую очередь меня, а не тебя. Быть может, этот разговор поможет мне припомнить что-то новое. Я должна ехать, понимаешь?

— Дай мне подумать.

— Здесь не о чем думать. Я все уже решила.

— Гвин…

— Нет! И ни слова больше. А теперь давай займемся любовью.

Джесон посмотрел на Гвинет так, словно хотел ей возразить, но вместо этого поднялся на ноги и скинул с себя халат. Гвинет увидела бронзовое, прекрасное в своей бесстыдной наготе тело Джесона и хрипло спросила:

— У тебя нет ночной сорочки?

— Есть, несколько дюжин. Но зачем надевать ночную сорочку, чтобы тут же снять? Одна морока. — Он забрался в постель и обнял Гвинет. — Мне спокойно только тогда, когда держу тебя в своих руках.

Она тоже обхватила Джесона, притянула его к себе. На глазах у нее заблестели слезы. Никто и никогда не был с ней таким нежным, как Джесон. Гвинет было хорошо и спокойно в его объятиях, но вместе с тем ей тоже хотелось защитить Джесона от тех опасностей, что поджидали его на каждом шагу.

Их губы слились, руки и тела переплелись, вздохи сменились тихими стонами, дыхание становилось все чаще и тяжелее. Они плыли по волнам страсти, подобно лодке, отдавшейся на волю стихии.

Наконец Джесон проник в лоно Гвинет, и спокойное движение тел сменилось бешеным ритмом, в котором растаяли на время все тревоги сегодняшнего дня и все мысли о дне грядущем.

Спустя некоторое время Гвинет заснула, свернувшись калачиком возле Джесона, а он продолжал лежать, уставившись неподвижным взглядом в потолок и вспоминая все, что сегодня случилось, и все, что было сказано. Да, Гвинет была права — если они нашли ее в Хэддоу, выследят и в Норфолке. Бежать ей некуда.

От гнева у него пересохло в горле. И почему они охотятся за Гвинет, а не за ним? Он охотно согласился бы занять место Гвинет, лишь бы не подвергать ее опасности. Впрочем, к чему эти пустые мысли? Ведь от них все равно ничего не изменится, и Гвинет по-прежнему будет в опасности — всегда и везде.

Наверное, им и впрямь придется прибегнуть к этой крайней мере — устроить охоту на живца, но теперь нужно будет все тысячу раз продумать, проверить и взвесить, потому что в прошлый раз они упустили какие-то мелочи, которые едва не обернулись трагедией.

Его мысли переключились на Марка. Едва он успел найти сына, как им предстояла разлука.

«Что будет с Марком, если вдруг меня не станет? — подумал Джесон. — И что будет с Гвинет?»

Он сел в постели и растолкал Гвинет. Она поморгала, просыпаясь, затем вгляделась в лицо Джесона и спросила с тревогой:

— Что случилось?

— Нам немедленно нужно обвенчаться. Я хочу быть уверен в том, что, если со мной что-нибудь случится, вы с Марком будете обеспечены до конца дней.

Гвинет долго смотрела на Джесона, затем села в постели рядом с ним.

— С тобой ничего не должно случиться, — пылко сказала она. — Мы найдем его раньше, чем он посмеет что-то сделать.

— Плевать мне на этого мерзавца. Все равно мы должны обвенчаться, — улыбнулся Джесон. — И лучше сделать это как можно скорее, вот и все.

— Ах, Джесон, в какую же историю я тебя втравила!

— Ничего, я не жалуюсь.

— Может быть, нам с Марком все же лучше уехать куда-нибудь, где нас никто не знает?

От гнева глаза Джесона приобрели стальной оттенок.

— Вот что я тебе скажу на это, — твердо начал он. — Никогда не смей забывать о том, что я отец Марка, понятно?..

— Я не имела в виду…

— Чего ты не имела в виду?

— Прости, я не подумала, — виновато сказала Гвинет, кладя руку на плечо Джесона. — Я никогда не стану разлучать тебя с Марком.

— А я позабочусь о том, чтобы вы с ним были в безопасности, — смягчился Джесон. — Обещаю тебе, Гвин.

Гвинет откинулась на подушки.

«Почему он думает, что защищать нужно только нас с Марком? — думала она, глядя на профиль Джесона. — Он и себя подвергает опасности, оставаясь рядом с нами. Нужно будет попросить его быть осторожнее».

— Что с тобой, Гвин? Почему ты так смотришь?

— Мне ни о чем не хочется думать, — ответила она. — Ни о чем не хочется говорить. Хочется забыть обо всем. Помоги мне забыть, Джесон, ты знаешь, как это сделать.

Он ласково улыбнулся, крепко обнял Гвинет и нежно занялся с ней любовью.

Глава 21

Войдя в свой кабинет, Ричард Мейтленд приветственно кивнул головой троим мужчинам, которые дожидались его возвращения. Ричард только что приехал из Оксфорда, где занимался делом студентов, организовавших тайное общество для того, чтобы взорвать здание парламента. Больших дураков ему еще не приходилось видеть. Раскрыть их примитивный заговор не составило никакого труда, все общество развалилось, словно карточный домик, стоило лишь арестовать пер. вого из его членов. Дальше, дрожа за свою драгоценную шкуру, они пошли выдавать друг друга наперегонки.

Конечно, по большому счету, заговором это назвать было нельзя, и угрозы национальной безопасности эти юнцы не представляли. Просто мальчишки, заигравшиеся мальчишки. Правда, игра, которую они затеяли, была опасной, и для того, чтобы навсегда отбить охоту к подобным играм, их пришлось арестовать, продержать пару дней в тюрьме, а затем раздать на руки отцам — людям уважаемым, солидным, имеющим немалый вес в обществе. Они, несомненно, сумеют довести до конца дело, начатое Ричардом, и выбьют из своих сыновей остатки мальчишеской дури. А пока их просто выгнали из Оксфорда без права на обратное зачисление, и «заговорщики» могли считать, что им чертовски повезло.

Дело, казалось, было закончено, однако Ричард до сих пор продолжал бурлить. Его всегда приводила в ярость любая, даже самая безобидная, на первый взгляд, попытка покуситься на устои и законы Империи.

Ну а сейчас ему предстояло вернуться к расследованию убийства Джонни Роуленда. В отсутствие Ричарда этим делом занимался его помощник Месси, посвященный во все подробности. Правда, опросить миссис Бэрри Ричард ему не поручал, предполагая, что сам сделает это. После поездки в Оксфорд Ричард должен был вернуться к кабинетной работе, которая казалось ему самой трудной, потому что нет ничего хуже, чем сидеть на месте, когда остальные занимаются интересным делом.

Сказать по правде, Джонни Роуленд мало интересовал Ричарда. Ему нужен был Гарри.

Ричард уселся в свое кресло, посмотрел на зевающего в кулак лорда Айвена и спросил:

— Танцевали до утра, лорд Айвен?

Лорд Айвен испуганно вздрогнул и выпрямился на стуле.

— Нет, сэр. Всю прошлую неделю колесил по Англии, собирал сведения о гостях, бывших в тот вечер в доме Сэквилла. Многие из них живут не в Лондоне.

— И далеко ли пришлось ездить?

— Хоршэм. Виндзор.

Ричард заметил, что щеки лорда Айвена слегка покраснели, и решил пощадить его. Над светской жизнью лорда Айвена в их отделе не подтрунивал только ленивый. Однако нужно признать, что, несмотря ни на что, лорд Айвен старался, очень старался. Младший, третий сын в семье, он выбрал для своей карьеры армию, а уже оттуда перешел в Особый отдел. Он очень старался, но тем не менее Ричард не раз пожалел о том, что лорд Айвен решил в свое время стать офицером, а не адвокатом или священником.

— И вам удалось переговорить со всеми, лорд Айвен?

— Да, за исключением миссис Бэрри и ее родственников. Мистер Месси сказал, что с ними вы будете говорить сами.

— Да, и сделаю это как можно скорей. Хорошо. Теперь вы, Месси. Что нового у вас?

Месси обладал феноменальной памятью, способной удержать каждое слово, любую, самую мелкую, деталь.

— Мы знали, что Роуленд оставил прежнюю работу. Теперь стало известно, что он нашел себе другое место, в Бристоле, и должен был приступить к работе ровно через неделю после того дня, когда его убили. Друзья Роуленда отмечают, что в последние дни он выглядел озабоченным. Кто-то накануне смерти Роуленда расспрашивал о нем, но кто это был и как он выглядел, мы не знаем. Факт непонятный, но любопытный. И еще. Накануне смерти у Роуленда появились деньги — не бог весть сколько, но достаточно, чтобы купить новую одежду и обувь. Другой любопытный факт. Одному из своих приятелей он сказал, что собирается дать хорошего пинка некоему Великому-и-Могучему господину.

— Мистер Великий-и-Могучий, — задумчиво повторил Ричард. — Скорее всего, он имел в виду своего бывшего хозяина.

— Я тоже так подумал, — сказал Месси. — Однако никакой ссоры с ним у Роуленда не было.

— А что насчет предыдущих хозяев Роуленда?

— Их у нас целый список, — вступил в разговор Лэндон. — Джонни был не из тех, кто подолгу задерживается на одном месте. Он очень часто менял хозяев.

— Среди них есть такие, кого можно назвать Великим-и-Могучим господином?

— Есть, и не один. Мы начали работать со списком, но оказалось, что некоторые из бывших хозяев Роуленда живут очень далеко.

— Например? — спросил Ричард, откидываясь на спинку кресла.

— Ирландия.

— И ты ездил в Ирландию?

— Нет, сэр. Оставил этот вопрос до вашего возвращения.

Все трое рассмеялись, и Ричард, покачав головой, присоединился к своим подчиненным. Лэндон смеялся нечасто, хотя и обладал прекрасным чувством юмора. Это был человек лет тридцати с вечно виноватым, стертым и совершенно не запоминающимся лицом — идеальным для той работы, которой он занимался.

— А что с портретом? — спросил Ричард, и вместо смеха раздался дружный стон.

— Портретов и миниатюр полно в каждом доме, где мне довелось побывать, — сказал Лэндон. — Разве узнаешь, который из них — наш?

— У меня то же самое, — покачал головой лорд Айвен. — Куда ни зайдешь, все стены увешаны портретами. Я как-то для интереса сосчитал, сколько портретов висит в столовой в доме моего отца, и получилось, что шесть больших и десять маленьких.

Все опять рассмеялись.

— Пока мы не будем знать, чей это портрет, мы его не найдем, сэр, — подытожил Месси.

— Что еще? — кивнул Ричард.

— Самое важное мы оставили на десерт, — сказал Месси. — Давай, Лэндон, выкладывай.

— Девушка, — сказал Лэндон. — Мы нашли девушку, которая провела девять ночей в гостинице «Ангел» на Оксфорд-стрит. Семь из них вместе с Роулендом и еще две ночи после его смерти — одна. Мы полагаем, что она ждала его, а затем, когда Джонни не вернулся, съехала.

— Как вам удалось ее найти?

— Джонни часто заходил в бар при «Ангеле», чтобы опрокинуть там стаканчик-другой. Там же он поселил и свою девушку. Она зарегистрирована в гостинице как Мэри Смит, но я полагаю, что это не настоящее имя.

— Что ж, с каждой минутой это становится все интереснее, — сказал Ричард. — Отличная работа. Продолжай.

— Хозяину гостиницы Роуленд представил эту девушку как свою невесту и сказал, что они вскоре поженятся, но друзья Джонни говорят, что этому трудно поверить. Судя по их рассказам, Роуленд любил женщин, но относился к ним очень легко. Ко всем, за исключением одной девушки-горничной, которую он почитал как свою сестру.

— Кто эта девушка? Где работает?

— Ее имени Джонни не раскрывал никому, — покачал головой Лэндон. — Говорил лишь, что им пришлось побывать в различных переделках и что в дальнейшем они собираются работать вместе.

— Хорошо, — сказал Ричард. — Мы знаем, что она не могла работать у Сэквилла — ведь в его доме, как известно, исключительно мужская прислуга. А как ты считаешь, может ли оказаться, что эта загадочная девушка и Мэри Смит — одно и то же лицо?

— Вполне возможно, — кивнул Лэндон.

— У тебя есть ее словесный портрет?

— Да, но, боюсь, он мало чем может помочь. Молодая, хорошенькая, светловолосая, с голубыми глазами. Под такое описание подойдет каждая вторая горничная в Лондоне.

— Что-нибудь еще?

— Когда она покидала «Ангел», — сказал Лэндон, покопавшись в своих записях, — ей потребовался носильщик. Если Мэри Смит и та девушка, о которой мы говорили, — одно и то же лицо, то… вы догадываетесь, что это означает?

Ричард утвердительно кивнул.

— А что это означает? — недоуменно спросил лорд Айвен.

— Это означает, — пояснил Лэндон, — что она либо уволилась с работы, либо ее выгнали с места. Потому-то все ее вещи были при ней. Все это хорошо согласуется со словами Джонни Роуленда — о том, что он будет работать на новом месте вместе с горничной, которую он считает своей сестрой. Вполне возможно, что оба они при этом оказались втянутыми в историю, из-за которой Джонни лишился жизни. Может быть…

— А может быть, — перебил его Ричард, — мы просто все придумываем. Давайте оставим предположения и будем собирать факты. Известно что-нибудь о том, куда направилась та девушка после того, как покинула «Ангел»?

— Когда мы спохватились, ее и след простыл, — пожал плечами Лэндон. — Если бы нам стало известно о ней немного раньше — другое дело, а так мы опросили всех кебменов, но никто не смог ее припомнить.

— А что с тем человеком, который напал на миссис Бэрри? Есть какие-то зацепки?

— Просматриваем старые дела, — удрученно покачал головой Месси.

— Ясно. Что еще?

И они принялись обсуждать всю полученную информацию, стараясь не упустить ничего и рассмотреть каждый факт со всех сторон, для того, чтобы найти для него правильное место в общей картине.

Спустя еще десять минут Ричард сказал:

— Сосредоточьтесь на поисках девушки, работавшей вместе с Джонни. Может быть, именно она сможет вывести нас на загадочного Великого-и-Могучего господина. Я хочу знать, кто эта девушка и у кого она служит.

Он прервался, когда в кабинет заглянул Харпер с конвертом в руке. Это оказалась записка от Джесона Рэдли, который сообщал, что ждет Ричарда в его собственном доме на Джермин-стрит для того, чтобы переговорить об очень срочном деле. Прочитав записку, Ричард поднялся с кресла и сказал:

— Я полагаю, что всем нам есть над чем подумать. Давайте прервемся до вечера, и пусть каждый подготовит свои предложения. Встречаемся в восемь часов. А сейчас прошу меня простить, джентльмены, у меня срочное дело. Харпер, вы пойдете со мной.

* * *

Джесон первый услышал шаги Ричарда, вскочил и приветствовал друга уже на пороге.

Они крепко пожали друг другу руки, и Джесон сказал:

— Мы решили дождаться тебя, как только узнали от твоего дворецкого, что ты в городе. Они нашли нас, Ричард, и теперь мы не можем вернуться ни на Мун-стрит, ни в другое место, где нас знают. Я не мог оставить Гвинет одну и поэтому взял ее с собой, — он отступил в сторону. — Ты помнишь мою кузину, миссис Бэрри?

Гвинет сидела возле камина с чашкой чая в одной руке и сухим кексом в другой.

Она знала о том, что Ричард шотландец, и мысленно представляла его рыжим, неразговорчивым и слегка неотесанным, но джентльмен, который склонился сейчас для того, чтобы поцеловать ее руку, выглядел настоящим аристократом. Ричард был тридцатилетним, хорошо сложенным мужчиной, среднего роста, с правильными чертами лица и голубыми, словно полевые васильки, глазами.

— Миссис Бэрри, — сказал он. — Я хорошо вас помню, и я ваш вечный должник.

Гвинет отметила приятную, мягкую улыбку Ричарда и его легкий, едва уловимый шотландский акцент.

— Благодарю вас, — ответила она. — Простите нас за беспокойство, мистер Мейтленд, но нам нужна ваша помощь.

— Я еще в Лиссабоне сказал, что вы всегда можете на меня рассчитывать.

— И очень быстро выписались назад в свой полк, — покачала головой Гвинет. — Да, я уверена в том, что так оно и было, хотя и не запомнила лично вас. Просто вы все были такими, рвались как можно скорее вернуться в строй.

Они дружно рассмеялись, а Джесон нетерпеливо напомнил:

— Я рад, что ты пришел сразу же, как только получил мою записку.

— Ты написал, что дело срочное, и я отложил в сторону все остальное, — сказал Ричард, отпуская руку Гвинет. — Кроме того, я и сам хотел повидаться с вами. Могу я вам что-нибудь предложить? Мадера? Кофе?

— Ваш дворецкий уже обо всем позаботился, — сказала Гвинет.

— Отлично! — воскликнул Ричард, усаживаясь в кресло и предлагая Джесону сделать то же самое. — А теперь рассказывайте, что у вас стряслось.

— На Гвинет снова напали, — сказал Джесон.

Ричард внимательно и спокойно выслушал сначала Джесона, а затем Гвинет, описавших происшествие во всех подробностях. Задал несколько на первый взгляд не значащих вопросов, сидя с опущенной головой и сцепленными руками.

— Мог это быть Гарри? — в свою очередь, спросил Джесон.

— Полагаю, что в этом нет никаких сомнений.

— Но этот человек выглядел иначе, — возразила Гвинет. — Он был старше, шире.

— Я думаю, что в жизни тот человек, которого мы ищем, не похож ни на Гарри, ни на того всадника, — ответил Ричард. — Удивительно, но для того, чтобы полностью изменить внешность, требуется очень немного — другая одежда, прическа, очки, немного пудры и краски, — и перед вами совершенно другой человек.

— Тогда это безнадежно, — сказала Гвинет. — Так мы его никогда не найдем.

— Я бы этого не сказал. Но вот что меня удивляет. Гарри дважды покушался на вашу жизнь, миссис Бэрри, и оба раза просчитывался и терпел неудачу. А ведь он, как я догадываюсь, профессионал, быть может, один из лучших наемных убийц.

— Он не просчитывался, — ответила Гвинет. — Он холоден и расчетлив, и, несмотря на неудачи, я не стала бы недооценивать его. Неудачи Гарри терпел из-за случайного стечения обстоятельств. В первый раз он не знал — и не мог знать, — что у меня в доме остался Джесон. Во второй раз он проиграл из-за того, что Брэндон и Джуди внезапно решили вернуться из Брайтона берегом, а не через холмы. Об этом тоже никто не мог знать заранее, и это была та случайность, которая спасла мне жизнь.

— В таком случае есть смысл говорить о том, что вам постоянно улыбается удача, миссис Бэрри, — заметил Ричард, — Надеюсь, она будет оставаться с вами и впредь.

— Я тоже надеюсь на это, — ответила Гвинет, зябко поводя плечами. — Очень надеюсь.

— Что ты имел в виду, когда говорил о том, что это один из лучших наемных убийц? — спросил Джесон.

— На эту мысль меня навели слова Роуленда, сказанные им одному из его знакомых, — сказал Ричард, кроша в пальцах кусочек кекса. — Он говорил, что собирается дать пинка под зад некоему Великому-и-Могучему господину. Я много думал над этим и пришел к выводу, что именно этот господин и стоит за всеми событиями. Скорее всего, это очень богатый и высокопоставленный человек. Миниатюрный портрет, о котором столько говорилось, содержит какую-то информацию, способную погубить этого человека. Для того чтобы этого не произошло, он решил убрать с дороги всех, кто может быть причастен к этому делу, и, разумеется, нанял самого дорогого и умелого исполнителя.

— Но… — Гвинет оглянулась на Джесона, который подошел сзади и положил руку ей на плечо. — Почему я? Я не знаю никого из богатых и высокопоставленных мужчин. Богатых и знатных леди? Да, я знаю таких, но это же совсем другое дело. Они бывают в библиотеке, где я работаю. Приходят, чтобы добровольно помочь нам. Ни об одной из них я не могу ни сказать, ни подумать ничего плохого, а что касается их мужей, то я едва знакома с ними.

— Отлично, — сказал Ричард. — Мне кажется, в этом что-то есть. Не могли бы вы сделать для меня список этих леди?

И он принялся расспрашивать Гвинет о библиотеке, о ее подругах и их родителях и слугах и еще о многом, что казалось Гвинет совершенно не относящимся к делу. К концу разговора она чувствовала себя так, словно ее мозг вынули из черепа, рассмотрели под микроскопом и вернули на место. В разговоре Ричард постоянно возвращался к Гарри, но Гвинет, к сожалению, так и не смогла сказать ему ничего нового.

Наконец Ричард улыбнулся и сказал:

— И последний вопрос. Не знаете ли вы какую-нибудь девушку — горничную или простую прислугу, — которая лишилась бы в последнее время работы у одной из богатых леди, которых вы знаете по библиотеке?

—Нет.

— И вообще ни одной горничной, потерявшей место или получившей уведомление об увольнении?

— Нет. Кто она?

— Очередной фрагмент в нашей загадочной картинке. Надеюсь, что, как только мы найдем эту девушку, все части головоломки встанут на свои места, — Ричард перевел взгляд на Джесона. — Я рассчитывал встретиться также с твоим кузеном Брэндоном.

— Он в Хэддоу, — ответил Джесон. — Вместе с Марком. Мы не решились брать мальчика в Лондон, и Брэндон вызвался присмотреть за ним.

«И это лишь часть всей истории», — подумала Гвинет.

Поначалу они хотели отправить Марка вместе с Триш и Джерри, но когда он услышал о том, что Гвинет едет в Лондон вместе с Джесоном, то наотрез отказался даже слышать о Норфолке. Схватил за руку свою мать и принялся умолять ее взять его с собой. Наконец им удалось договориться. Марк согласился остаться в Хэддоу, где он давно уже чувствовал себя как дома.

Бабушке и Софи они сказали, что Гвинет необходимо повидать своего адвоката и уладить несколько дел, после чего они через несколько дней вернутся домой. В последний раз Гвинет видела сына, когда тот махал ладошкой вслед отъезжающему экипажу, вцепившись второй рукой в подол бабушкиного платья.

— Где вы остановились? — посмотрел на Джесона Ричард.

— В квартире Брэндона на Бонд-стрит. Это, конечно, не самое укромное место, но я уверен, что в ближайшие два-три дня мы будем там в безопасности.

— Бонд-стрит. Это всего в пяти минутах ходьбы отсюда. Прекрасно! И, кстати говоря, укромные места далеко не всегда бывают самыми безопасными.

— Но сколько же можно менять укрытия? Такое впечатление, что этот маньяк постоянно находится у нас за спиной, все видит и знает. Как ему стало известно, что мы перебрались в Хэддау? Откуда он получает информацию?

— Быть может, этой информацией снабжает его господин Великий-и-Могучий, — развел руками Ричард. — А сказать по правде, я и сам не знаю. Но свои шаги мы тоже предпримем.

Он подошел к двери и позвал:

— Харпер!

Спустя секунду Харпер был уже в комнате.

— Это сержант Харпер, — сказал Ричард, подводя его к Гвинет. — Миссис Бэрри, познакомьтесь с вашим телохранителем.

* * *

— Он уже не раз занимался этим, — сказала Гвинет, открывая глаза. — А я решила вздремнуть до твоего прихода.

— Кто занимался и чем? — не понял Джесон.

Он поднял голову, посмотрел на отражение Гвинет в зеркале, висящем над умывальником, и снова принялся намыливать руки.

Весь вечер он провел в своих домах — на Мун-стрит и в Мэрилибоне, где расспрашивал слуг, не появлялся ли в последнее время возле дома незнакомый человек или бродячий торговец, но никто никого не заметил. Затем Джесон успел побывать еще и на Саттон-Роу, где поговорил с соседкой Гвинет, миссис Перкинс. Увы, так же безрезультатно.

В квартиру Брэндона он вернулся всего несколько минут тому назад и обнаружил, что Харпер постелил себе в гостиной, а в соседней спальне на кровати Брэндона спит Гвинет. В доме, кроме них троих, не было ни Души — всех слуг Джесон заблаговременно отослал прочь, не желая, чтобы хотя бы кому-нибудь стало известно об их с Гвинет убежище.

— Харпер, — пояснила Гвинет. — Ему уже доводилось охранять женщин. Это была некая мисс Абигайл Уэйл, которую преследовал убийца, и Харпер был ее телохранителем. Правда, все едва не кончилось трагедией, но это потому, что мисс Абигайл, как сказал Харпер, не желала следовать инструкциям. Разумеется, я обещала ему, что буду вести себя иначе.

— Харпер сам рассказал тебе эту историю? — обернулся Джесон.

—Да.

— Вот уж не думал, что он умеет разговаривать.

— Быть может, потому, что и не пытался заговорить с ним.

Джесон пропустил замечание Гвинет мимо ушей и продолжал:

— И как это тебе удалось разговорить Харпера? Не иначе, ты предложила ему взятку.

— Ну-у…

Джесон удивленно поднял бровь:

— Харпер захотел посмотреть, умею ли я обращаться с пистолетом, а когда увидел, как я его заряжаю и чищу, смягчился и стал более разговорчивым, вот и все.

— Он тебе понравился, верно?

— Такие люди, как сержант Харпер, — это соль земли, — с чувством сказала Гвинет. — Или по крайней мере хребет армии. Быть может, они не слишком речисты, не слишком деликатны в обращении, но они надежны, и это главное.

— И все это ты успела выяснить за те несколько часов, что меня не было дома?

— Я поняла это в тот момент, когда впервые увидела его. Он мне понравился с первого взгляда.

— Кто, Харпер?

— Да, Харпер.

Джесон покачал головой, хмыкнул и присел на кровать.

— Что ты собираешься делать? — спросила Гвинет, садясь в постели.

— Ложиться спать.

— Говори тише. Харпер может услышать.

— Харпер снова уснет, — сказал Джесон, понижая голос.

— Нет, только не в эту постель. Харпер спит рядом, он может услышать. Что он о нас подумает?

— Харпер может катиться ко всем чертям, — со вкусом ответил Джесон. — Ведь мы с тобой все равно скоро поженимся, так какая разница?

— Но мы же еще не женаты.

Джесон сердито засопел, а потом решил сменить тактику:

— Тебе не интересно то, что я узнал?

— Тебе удалось что-то обнаружить? Тогда выкладывай, не тяни, — сказала Гвинет, поправляя под спиной подушку. — Рассказывай.

Когда Джесон взбирался на кровать, пружины жалобно заскрипели, и у Гвинет перехватило дыхание. Она покосилась на дверь, за которой спал Харпер, так, словно тот уже стоял на пороге.

— Какого дьявола? — спросил Джесон, поднимая подушку и глядя на спрятанный под нею пистолет.

— Харпер сказал, чтобы я всегда держала под рукой заряженный пистолет. На всякий случай, — пояснила Гвинет. — Зная о том, что за человек этот Гарри, такая предосторожность и мне не кажется лишней. Ну, рассказывай, что тебе удалось выяснить.

Джесон переложил пистолет на прикроватный столик и вытянулся на подушках рядом с Гвинет.

— Твоя соседка, миссис Перкинс, рассказала, что в тот вечер, когда ты ушла к Сэквиллу, она сидела с Марком, и в дом приходил молодой человек, который спрашивал тебя.

— Молодой человек? Да, помню. Я тогда решила, что он приходил от домовладельца по поводу ремонта. Когда на следующее утро пришел Гарри, я думала, что это был он же. Это в самом деле был Гарри, как ты думаешь, Джесон?

— Мне кажется, что это, скорее, был Джонни Роуленд.

— Джонни Роуленд! — ахнула Гвинет. — Но зачем он мог приходить?

Джесон улегся удобнее, закинул руки под голову и заговорил:

— Когда он спросил, нельзя ли ему подождать, миссис Перкинс ответила, что ты ушла к Сэквиллу и вернешься домой очень поздно. Если бы это был Гарри, он, без сомнения, вернулся бы той же ночью, — он повернулся, посмотрел на Гвинет, а затем обнял ее за плечи. — Не бойся. Просто мы обнаружили, что Джонни Роуленду необходимо было о чем-то поговорить с тобой. Очевидно, за тем он и отправился в дом Сэквил-ла, где его убили. Я думаю, Роуленд хотел рассказать тебе про тот портрет.

— Но мне ничего не известно ни о каком портрете, — зябко повела плечами Гвинет. — И зачем мы только вернулись в Лондон? Я думала, что Мейтленд продвинулся в своем расследовании гораздо дальше. Надеялась, что после нашего с ним разговора он сможет сразу же выйти на след Гарри. Сколько времени все это будет еще продолжаться? И когда я смогу вновь увидеть своего сына? Мне кажется, ты не понимаешь. Ведь мы с Марком не расставались никогда, ни на один день! Он не похож на других детей. Он такой чуткий, тонкий, и он… очень не любит оставаться с посторонними.

— Я не знал, что он такой пугливый, — сказал Джесон, беря Гвинет за подбородок.

— Не знал?

— Нет.

— Ты думаешь, это я его сделала таким?

— Твоей вины в этом нет. Ты вырастила прекрасного мальчика. Конечно, он плакал, когда ты уезжала, но ему же всего семь лет. Это нормально для такого возраста — плакать оттого, что твоя мама уезжает. Но сейчас, готов поклясться, он давно уже перестал плакать и чувствует себя великолепно. Ведь с ним остался Брэн-дон. А у Брэндона есть коляска. Поверь, Гвин, Марку сейчас не до тебя.

— Джесон…

— Что?

Чувство, овладевшее Гвинет, было таким сильным, что мешало ей говорить, и она только покачала головой.

— Что с тобой, Гвин? — участливо спросил Джесон, чувствуя ее страх.

Наконец Гвинет смогла заговорить, с трудом проталкивая слово за словом через пересохшее горло.

— Я… хотела бы… начать свою жизнь… заново. Прожить ее с тобой… и Марком. Клянусь богом, кроме этого… мне ничего… ничего… не нужно.

— И мы с тобой проживем эту жизнь, Гвин, можешь мне поверить, — сказал Джесон и горячо повторил: — Можешь мне поверить!

Его ладонь обхватила затылок Гвинет, развернула ее голову для поцелуя. Под пальцами Джесона торопливо и жарко билась ниточка пульса. Джесон пошевелился, и в ту же секунду Гвинет прижалась к нему всем своим телом.

«Какая же она маленькая и хрупкая, — с нежностью подумал Джесон, обнимая Гвинет. — И каким же нужно быть чудовищем, чтобы оборвать ее жизнь!»

От страха за Гвинет у него перехватило в горле, и он поклялся себе, что будет защищать эту женщину до последнего вздоха, до последней капли крови. Жаль лишь, что до сих пор было не понятно, от кого именно нужно защищать Гвинет. Та опасность, что постоянно угрожала ей, не имела до сих пор ни лица, ни имени.

Поцелуи Джесона становились все сильнее, пальцы его скользили по телу Гвинет. Джесон не говорил ни слова, и Гвинет вдруг вспомнила ту ночь, когда погиб Джордж. Тогда она была нужна Джесону точно так же, как теперь, — для того, чтобы снять его страх и неуверенность, для того, чтобы вернуть его к жизни. Он завернул ночную рубашку Гвинет до талии, расстегнул пуговицы на своих брюках. Все так же молча развел в стороны ноги Гвинет и погрузился в ее горячее влажное лоно.

Движения его были короткими, быстрыми, яростными, и Гвинет поначалу напряглась, выгнув тело дугой, но затем волна страсти накрыла ее, и вскоре они оба оказались на ее гребне, вместе пережив наслаждение и вместе откатившись в короткое блаженное забытье.

Спустя какое-то время Джесон отдышался, приподнялся на локте, увидел потрясенное выражение на лице Гвинет и хрипло спросил:

— Я сделал тебе больно? Напугал?

Она отрицательно покачала головой.

— Тогда что случилось?

— Харпер, — прошептала она. — И перестань смеяться. Слезай с меня. Как я теперь посмотрю ему в глаза?

Джесон скатился с Гвинет, и пружины громко заскрипели. Он сел, и кровать заскрипела вновь. При каждом звуке Гвинет испуганно моргала.

— Надеюсь, ты не станешь беспокоиться из-за подобных мелочей после свадьбы? — спросил Джесон.

Она ничего не ответила, лишь указала ему рукой на дверь.

Джесон улыбнулся, нежно поцеловал Гвинет в щеку, подобрал свою одежду и пошел в гостиную.

Глава 22

«Если Харпер еще раз скажет мне о том, что он спал сегодня ночью, как бревно, я закричу», — подумала Гвинет.

Разумеется, так он говорил для того, чтобы успокоить Гвинет, но лучше бы он не говорил об этом вообще. Гвинет была уверена, что Харпер знает о том, что прошлую ночь она провела с Джесоном. Да и как ему было не знать об этом, если старая кровать Брэндона пела, словно церковный орган в пасхальную ночь, а Харпер — в этом Гвинет не сомневалась ни на минуту — привык спать чутко. Вполглаза и вполуха, как говорят в армии. Упади перышко на пол, он и это услышал бы.

— Вот сегодня я выспался, — в сотый раз повторил Харпер, вытягивая руки над головой. — Даже не припомню, когда еще мне удавалось заснуть так крепко, как вчера. Наверное, это потому, что я выпил на ночь лишний стаканчик горячего грога.

Для того чтобы скрыть свое смущение, Гвинет принялась бесцельно перебирать вещи, лежавшие в ее дорожном саквояже. Джесон успел уже уйти к Ричарду Мейтленду, захватив для него список богатых леди из библиотеки, составленный Гвинет. Оттуда он собирался зайти за разрешением на брак и к мистеру Армстронгу, у которого надеялся узнать имя неизвестного благодетеля Гвинет. После его возвращения они должны были перебраться из квартиры Брэндона туда, где им будет просторнее, быть может, в дом на Мэрилибон. Тем более что по большому счету убийца, как они теперь называли между собой Гарри, мог успеть выследить их. Что ж, пускай увидит, что они уходят, но он не дождется, когда они вернутся назад.

Убийца. Произнося это слово, Гвинет каждый раз невольно вздрагивала. Ей до сих пор не верилось, что кто-то может следить за ней, желать ее смерти. Кто она такая, чтобы убивать ее? Зачем? Но, к сожалению, охота на нее велась, и велась серьезно. Дважды убийца нападал на нее, и от этих нападений тянулись многочисленные нити — к Джонни Роуленду, Сэквиллу, загадочному Великому-и-Могучему господину, а возможно, и к библиотеке, где работала Гвинет.

Мысль о библиотеке возникла у нее в ту секунду, когда она, продолжая перебирать в шкафу свои вещи, наткнулась на голубое пальто Грейс, которое Мэдди уложила в багаж и которое теперь стало буквально неразлучно с Гвинет.

Она выпрямилась и уставилась на пальто. С тех пор как Грейс оставила его в библиотеке, прошло уже более двух недель, но по-прежнему было непонятно, когда же Гвинет сможет возвратить его хозяйке. Библиотека уже наверняка открылась после того инцидента с разбитым стеклом. Быть может, Грейс уже побывала там, узнала адрес Гвинет и даже заходила на Саттон-Роу. Гвинет очень хотелось поскорее вернуть дорогую вещь хозяйке, но сейчас для нее слишком рискованно было лишний раз выходить из дома, и потому Грейс придется еще немного подождать.

Она провела рукой по бархатистому ворсу, погладила пальцами резные деревянные пуговицы. Удивительно все же, что такая бедная на вид девушка, как Грейс, могла позволить себе иметь такое дорогое пальто.

Гвинет нахмурила брови.

Грейс, библиотека, пальто — все это вдруг стало складываться в единое целое. Или это только игра воображения?

Нет, Грейс в самом деле угрожала какая-то опасность, потому она и пришла в тот день в библиотеку. А что, если за всем этим тоже кроется Гарри?

Гвинет быстро развернула пальто и принялась внимательно осматривать все карманы, но в них ничего не обнаружилось. Ровным счетом ничего.

— Что вы делаете? — спросил Харпер.

— Это пальто было оставлено в библиотеке, в которой я работала, — пояснила Гвинет. — Молодая женщина оставила его вместо моего собственного пальто. Кто-то из горничных в Хэддоу говорил мне… сейчас, — Гвинет зажмурила глаза, чтобы лучше сосредоточиться. — Да, что-то связанное с пуговицами. Будто бы во всем Лондоне есть только одна портниха, которая пользуется этими пуговицами. Она француженка и имеет салон на Бонд-стрит.

— Прямо напротив дома тоже есть модный салон, — сказал Харпер, выглядывая в окно.

— Вы можете прочитать имя его хозяйки?

Харпер прищурился и медленно начал читать:

— «Манто и шубы. Мадам Каррье».

Гвинет подпрыгнула на месте и бросилась к окну.

— Каррье! — возбужденно воскликнула она. — Это она, Харпер! Та самая француженка, что шила пальто для Грейс!

* * *

Лучшего телохранителя, чем этот ветеран, прошедший огонь и воду, Гвинет не могла и желать. Харпер был немногословен, ходил в невзрачном темном сюртуке и бежевых бриджах, сшитых явно не у лучшего лондонского портного, но при этом рядом с ним можно было чувствовать себя уверенно и просто.

Сейчас он стоял рядом с Гвинет и рассматривал протянувшуюся под окном Бонд-стрит. Ему очень не хотелось, чтобы Гвинет лишний раз покидала дом, но она так упрашивала его, и модный салон, в котором она хотела побывать, находился так близко, что Харпер наконец сдался. Он проверил и аккуратно засунул за пояс свой револьвер и настоял на том, чтобы Гвинет сделала то же самое. Она больше не пользовалась оружием Найджела — Харпер дал ей другой пистолет, легкий, удобный, легко помещавшийся в ее сумочке.

Негромко, мелодично прозвенел дверной колокольчик, и навстречу им из-за прилавка проворно поднялась молодая женщина. Вдоль стен салона протянулись широкие стеллажи, заваленные отрезами ткани — тюля, шелка, бархата, твида, — яркими пятнами выделявшимися на фоне скромных, серых с белым рисунком, обоев. В стенах также были ниши с выставленными в них образцами работ мадам Каррье. Гвинет хватило одного взгляда для того, чтобы понять, что этот салон — один из самых дорогих, и через него текут огромные деньги, особенно сейчас, когда весь Лондон спешно шьет себе новые наряды в ожидании скорой свадьбы принцессы Шарлотты.

Она присмотрелась к молодой женщине в лиловом платье, вышедшей навстречу им с Харпером. Она была примерно одного возраста с Гвинет, но казалась моложе из-за того, что все время улыбалась — широко и неестественно, словно театральная актриса.

Гвинет направилась к прилавку, а Харпер занял позицию возле двери. Кроме них, в салоне не было никого, но из задних комнат то и дело доносились молодые женские голоса, смех и один низкий женский голос с властными нотками, который перекрывал все остальные.

— Мадам желает сделать заказ? — улыбнулась Гвинет женщина в лиловом. В ее голосе можно было заметить едва уловимый французский акцент.

— Нет, — ответила Гвинет. — Я хочу найти владелицу вот этого пальто. Две недели тому назад его оставила в Женской библиотеке незнакомая мне молодая леди. Я навела справки, и мне сказали, что это пальто сшито в салоне мадам Каррье.

Гвинет прекрасно понимала, что не представляет для женщины в лиловом платье ни малейшего интереса. Достаточно один раз взглянуть на ее старую зеленую пелерину и соломенную шляпку, чтобы распознать в Гвинет посетительницу, которая ничего не закажет.

После этих слов женщина в лиловом перестала улыбаться и сразу стала естественнее. Даже французский акцент как-то незаметно улетучился, и она сказала, рассмотрев пальто, протянутое ей Гвинет:

— Я очень хорошо помню это пальто. Его шили для мисс Грейс Каммингс из Хэт-коттедж на Миртл-Лейн в Хэмпстеде.

Гвинет и не представляла, что все может оказаться настолько просто. Она взглянула на Харпера, тот кивнул, и на лице его даже появилось слабое подобие улыбки. Гвинет повернулась к женщине в лиловом:

— Вы так же хорошо помните адреса и всех остальных своих клиентов?

— Нет, — рассмеялась та. — Просто меня саму зовут Миртл, вот поэтому адрес мне и запомнился. Но, между прочим, мы записываем адреса всех наших клиентов. Знаете, — неожиданно подмигнула она, — чем богаче клиент, тем он забывчивее. Иногда приходится по несколько раз посылать нарочного за деньгами. А Грейс… в ней было что-то особенное. Наверное, я ее еще и поэтому так хорошо запомнила.

— И что же в ней было такого… особенного? — спросила Гвинет, чувствуя, как сильно забилось у нее сердце.

— Боюсь, что я и так слишком много уже вам рассказала, — замялась Миртл. — Мадам Каррье не любит, когда мы сплетничаем о наших клиентах.

— Да, но… — Гвинет замялась, не зная, как ей лучше объяснить свой интерес к личности Грейс.

Харпер почувствовал ее замешательство, подошел к прилавку и сказал, безуспешно пытаясь улыбнуться:

— Сержант Харпер из полицейского управления к вашим услугам, мисс…?

Миртл моргнула, сделала глубокий вдох и удивленно воскликнула:

— Так, значит, вы полицейский инспектор?

— Так точно, — вежливо подтвердил Харпер, не вдаваясь в излишние, на его взгляд, подробности. — А как вас зовут, мисс?

— Миртл. Миртл Эванс, Скажите, с этой Грейс что-то случилось?

— Почему вы так решили, Миртл?

Та беспомощно пожала плечами, посмотрела на Гвинет, затем снова на Харпера и ответила:

— Этот заказ… в нем было что-то странное. И Грейс, и пожилая леди, которая приходила вместе с ней… Обе они были возбужденными, но при этом не радостными, а скорее встревоженными. То и дело выглядывали в окно, словно боялись чего-то… понимаете? И потом этот адрес, какой-то коттедж в Хэмпстеде. Леди, которые заказывают такие пальто, в коттеджах не живут, вы согласны? Нет, такие леди живут в городе, в больших домах и в наш салон приезжают в каретах, со слугами. А здесь ничего похожего не было, и это показалось мне странным.

Харпер хотел что-то сказать, но Гвинет удержала. его, незаметно сжав его руку.

Миртл тем временем наклонилась вперед и добавила, понизив голос:

— А еще та пожилая леди расплачивалась за все золотыми монетами. Скажите, разве это не странно, не удивительно?

Харпер утвердительно кивнул.

— И, наконец, — таинственно поведала Миртл, — та леди ничего не заказывала для себя, лишь для одной Грейс.

Видя, что Миртл выдохлась, Гвинет решила сама задать ей вопрос:

— А как звали ту пожилую леди?

— Брэнд или что-то в этом роде. Погодите, я сейчас посмотрю.

Миртл нырнула под прилавок и выудила из-под него большую толстую тетрадь в кожаном черном переплете. Быстро пролистала страницы и нашла то, что искала.

— Леди Мэри Брайент, — прочитала она.

По спине Гвинет пробежал холодок.

— Брайент? — переспросила она. — Мне знакомо это имя.

— Сколько лет этой леди Брайент? — спросил Харпер.

— Затрудняюсь вам ответить, — сказала Миртл. — Но думаю, что немало. Кроме того, она всегда скрывала лицо под вуалью… Нет, не могу сказать.

Все трое дружно вздрогнули, когда из-за занавесей донесся громкий голос с сильным французским акцентом.

— Мисс Эв…он?

Миртл испуганно заморгала и торопливо зашептала Харперу и Гвинет:

— Это миссис Каррье. Будет лучше, если она вас не увидит, сержант Харпер. Ведь, согласитесь, визит полицейского — не самая лучшая реклама для заведения. Желаю вам найти Грейс. Она такая милая девушка, не то что…

— Мисс Эв…он! — раздался тот же голос, но теперь гораздо резче и громче. — Немедленно пройдите в примерочную!

— Мне нужно спешить, — виновато улыбнулась Миртл.

Когда они вышли из салона, Харпер покрутил головой и коротко заметил:

— Интересно, — он проводил внимательным взглядом проехавший мимо них экипаж и закончил: — Думаю, что мой шеф захочет расспросить и мисс Эванс, и мадам Каррье.

— Харпер, — сказала Гвинет, кладя руку на рукав его сюртука, — мы не можем попусту терять время. Мистер Рэдли вернется очень не скоро. Он отправился на встречу с полковником Мейтлендом, оттуда должен поехать к епископу за специальным разрешением на брак, оттуда в Мэрилибон, проверить, все ли там в порядке, и только потом — домой.

— И что? — нахмурился Харпер.

— У меня есть странное предчувствие, Харпер. Мне кажется, что если мы не поспешим, то с мисс Грейс и той пожилой леди может случиться что-то страшное. Не спрашивай, откуда у меня это предчувствие. Я, как Миртл, чувствую это, и все.

Он внимательно и долго смотрел на Гвинет, а затем спросил со вздохом:

— Вы хотите поехать в Хэмпстед?

Гвинет утвердительно кивнула.

— А вы понимаете, что адрес может оказаться фальшивым?

— Вот это нам и нужно будет проверить.

* * *

Гвинет не понимала, почему им нельзя просто оставить на каминной полке записку для Джесона, но Харпер от ее предложения пришел в ужас.

— Ведь эту записку может найти и прочитать кто угодно, — сказал он.

Сошлись на том, чтобы отдать записку домовладелице, строго наказав никому не отдавать ее, кроме одного только мистера Рэдли. Для большей убедительности Харпер даже пригрозил старой леди пальцем и сказал, что, если миссис Бодли посмеет нарушить этот уговор, ее будут судить за измену. Неизвестно, удалось ли ему запугать несчастную миссис Бодли, но глаза Харпера светились в эти минуты таким огнем, что Гвинет показалось, будто она вернулась в те далекие годы, когда доблестная английская армия воевала с французами.

Закончив пугать миссис Бодли, они наняли кеб и покатили в Хэмпстед, небольшую деревушку в пригороде Лондона.

За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова. Гвинет была поглощена своими мыслями, а Харпер — мыслями о ней. Время от времени он тихо поглаживал ее по руке, негромко вздыхал и… продолжал молчать. Гвинет, казалось, не замечала ничего вокруг. В голове у нее пульсировало одно только имя — Брайент.

Оно отдавалось эхом в цокоте копыт, оно чудилось в каждом скрипе колес, оно не давало покоя взволнованной и смущенной душе Гвинет.

Она уже успела вспомнить, откуда ей знакомо это имя. Разумеется, по библиотеке, где в ящичке с монограммой «Уиллард Брайент» хранились рисунки садов в поместье Роузмаунт.

В то, что это может быть совпадением, она не верила. Когда кеб выкатил за пределы Лондона и мягкая пыль сменила звонкую брусчатку мостовых, мысли Гвинет перекинулись к Грейс, к их первой и единственной встрече. Ее Гвинет полюбила с первого взгляда, так же, как и Миртл, и неважно, что все их знакомство продолжалось не более пяти минут. Она успела полюбить Грейс, успела почувствовать ее страх и одиночество. Правда, тогда Грейс показалась ей похожей на молодую женщину, которая ищет возможности освободиться от мужа-тирана. Теперь Гвинет так уже не думала. Та пожилая леди, что бывала вместе с Грейс в салоне мадам Каррье, определенно подходила на роль ее хозяйки. Она же заплатила за пальто Грейс. И при этом пожилая леди постоянно скрывала свое лицо под вуалью. Что она хотела при этом скрыть? Зачем? И от кого?

Кто она сама, наконец?

Гвинет напрягла память, пытаясь во всех подробностях восстановить их разговор с Грейс.

«Она все время говорила о вас. Ее светлость, я имею в виду. Я знаю, что у вас есть сын и его зовут Марк, верно?»

Тогда Гвинет решила, что ее светлостью Грейс называет леди Октавию, и удивилась, поскольку та никогда не помнила имени Марка. На самом деле она, судя по всему, говорила о другой женщине, о леди Мэри Брайент.

Что бы это могло означать?

Чем больше подробностей всплывало в этой истории, тем запутаннее она начинала выглядеть.

И снова в голове у Гвинет прозвучал голос Грейс.

«Вы не знаете его, мисс. Он пойдет на что угодно, лишь бы остановить меня».

Мистер Великий-и-Могучий?

Гвинет почувствовала, как начинает стынуть кровь у нее в жилах. Как много времени потеряно, как много!

* * *

Они расплатились с кучером, вышли из кеба на вершине холма Миртл-Лейн и подождали, пока тот не укатил прочь. Как пояснил Харпер, ожидающий кеб может вызвать лишнее любопытство, и, когда придет время возвращаться домой, они просто наймут другой.

Стоял прозрачный, ясный, по-летнему теплый полдень. Солнце высушило промокшую за ночь листву, напоив воздух тонким ароматом свежей травы и зелени. Уже вернулись ласточки и стригли небесную синеву быстрыми взмахами своих острых, иссиня-черных крыльев. У подножия серой каменной стены, протянувшейся вдоль длинной улицы, распускались первые весенние цветы.

Гвинет посмотрела вперед, туда, где среди обширного парка проступали контуры большого элегантного здания.

Это был единственный коттедж во всей округе, и потому сомнений в том, куда им держать путь, у Гвинет и Харпера не возникало. Гвинет почему-то вспомнились слова Ричарда Мейтленда о том, что далеко не всегда самое потайное убежище оказывается самым безопасным. Этот коттедж не был уединенным. Он был изолированным, отрезанным от всего мира.

Голубое пальто Грейс по-прежнему висело на руке Гвинет, и она машинально расправила образовавшуюся на нем морщинку.

Словно это могло иметь какое-то значение.

— Готовы? — спросил Харпер, когда они подошли вплотную к коттеджу.

Гвинет сглотнула, опустила глаза и поспешно ответила:

— Готова.

Вблизи коттедж оказался меньше, чем представлялся издали, но был хорошо ухоженным и сверкал свежей краской. Однако при этом он выглядел покинутым, необитаемым, и чувство заброшенности только усиливал обширный сад, раскинувшийся вокруг строения. Трава в нем была не подстрижена, и в ней тут и там желтели прошлогодние листья. На клумбах поникли засохшие головки гиацинтов, примул и нарциссов — они увяли, так и не дождавшись, пока их срежет для букета чья-нибудь рука.

Харпер вытащил свой револьвер. По его сигналу Гвинет постучала в дверь подвешенным над ней молоточком, но на стук никто не ответил — что, впрочем, не показалось им слишком удивительным. Еще один кивок Харпера, и Гвинет повернула дверную ручку.

Дверь тихонько скрипнула и отворилась.

— Оставайтесь позади меня, — коротко распорядился Харпер, входя внутрь.

Нервы Гвинет были напряжены, и в холл она вступила, то и дело оглядываясь по сторонам. Поработав в госпитале, Гвинет на всю жизнь запомнила сладковатый, тошнотворный трупный запах и сейчас осторожно потянула ноздрями воздух, однако гниющей плотью в этом доме, слава богу, не пахло.

Харпер услышал ее облегченный вздох и быстро обшарил глазами все углы. Он тоже ожидал худшего и тоже вздохнул с облегчением.

— Где ваш пистолет? — спросил он.

Она вынула из сумочки пистолет и показала его Харперу:

— Со мной.

— Зачем вы носите с собой это пальто? Дайте его мне.

Он повесил пальто на крюк, прибитый возле двери, и жестом приказал Гвинет оставаться на месте. Обе двери, ведущие в комнаты, были раскрыты. Харпер заглянул в одну из них, затем во вторую, покачал головой и скрылся внутри.

— Здесь кто-то был, — сказал он, вернувшись спустя несколько минут. — Там все перевернуто вверх дном. Оставайтесь на месте, а я осмотрю дом снаружи.

После того, как Харпер ушел, Гвинет осторожно заглянула в раскрытую дверь. Несмотря на скудную обстановку, Гвинет догадалась, что это была гостиная. Все поверхности покрывал толстый слой пыли. Все ящики были вынуты, а их содержимое разбросано на полу. Кружевные салфетки валялись вперемежку с сорванными с карниза занавесками и катушками ниток. Гвинет покинула гостиную и перешла в комнату напротив, которая служила спальней. Здесь царил такой же беспорядок. Двигаясь быстро, но осторожно, Гвинет перебралась на заднюю половину дома. Здесь оказалась еще одна, совсем маленькая спальня, в которой тоже что-то искали.

Последней комнатой оказалась кухня, и, несмотря на то, что и здесь все ящики были открыты, в ней сохранялось подобие порядка. Гвинет сразу же бросился в глаза черный зонт — раскрытый и подвешенный на просушку над печкой. На первый взгляд, это был самый обычный зонт, из тех, что встречаются в Англии на каждом шагу, но Гвинет почему-то точно знала, что этот зонт принадлежит Грейс, именно этот зонт она уже видела однажды — в Женской библиотеке.

Кухонный стол выглядел так, словно кто-то спешно покинул его в самый разгар трапезы. Гвинет подошла ближе. На столе стояла кружка, в которой виднелись заплесневевшие чайные листья. К горлу Гвинет подкатила тошнота, и поэтому поднимать крышку чайника она не решилась. Посередине стола лежала краюха черного хлеба с двумя отрезанными от нее ломтями. По полу быстро проскользнула серая тень и скрылась под комодом. Мышь. Тот, кто так поспешно покидал кухню, оставил на столе зажженную свечу — она давно догорела и оплыла. Возле подсвечника валялся смятый, грязный лист бумаги. Гвинет догадалась, что это такое, едва взяла листок со стола.

Программка Дня открытых дверей в Женской библиотеке.

Сердце Гвинет бешено забилось. Она вернулась сначала в одну из спален, затем в другую, повсюду ища свое синее пальто.

Пальто она не нашла, но зато обнаружила кое-что другое, не менее важное — висевшую на крючке шляпку, точно такую же, что была на голове Грейс в тот день, когда та приходила в библиотеку.

Гвинет еще раз вернулась на кухню и попыталась представить себе, что же случилось в ту ночь, когда этот дом был так поспешно покинут его обитательницей. Придя сюда, Грейс должна была запереть за собой входную дверь. Затем прошла на кухню и зажгла свечу.

«А может быть, это было днем, а не вечером? — спросила себя Гвинет, и сама же ответила: — Нет. В таком случае до того, как Грейс зажгла вечером свечу, ее зонт успел бы просохнуть и она сняла бы его. Значит, когда Грейс зажигала свечу, зонт был еще мокрым. Итак, она зажгла свечу, потом развела в печке огонь. Сняла шляпку, но осталась при этом в пальто, потому что в доме было холодно. А затем вскипятила чайник и заварила себе чай».

А что было потом?

А потом сюда явился Гарри — в этом Гвинет больше не сомневалась.

Борясь со страхом, Гвинет вновь принялась рассматривать кухню, ища следы, которые помогли бы ей представить дальнейший ход событий. Свеча была зажжена на кухне, значит, в ту минуту, когда Гарри постучал в дверь, Грейс находилась здесь.

Гвинет перевела взгляд на дверь. Все это начинало так сильно напоминать ту ночь, когда Гарри напал на нее саму, что по спине Гвинет пробежал холодок. Она словно наяву увидела Гарри, стоящего в дверях со своей дьявольской улыбкой на тонких губах. Как Грейс удалось убежать от него? Ведь у нее, в отличие от Гвинет, не было пистолета.

«Остановись, — приказала себе Гвинет, — и начни все сначала».

Итак, Грейс налила чай и отрезала себе хлеба. В это время в дверь постучался Гарри. Прежде чем открыть, Грейс должна была спросить, кто там. Она вскочила, и…

Нож! В ее руке оставался хлебный нож!

Где теперь этот нож? Ни на столе, ни на полу его не было. Увидев на пороге Гарри, Грейс должна была отпрянуть и побежать через дом к главному входу?

Не получается. Гарри настиг бы Грейс раньше, чем ей удалось бы отпереть замок. Так каким же образом Грейс удалось остановить Гарри?

Наверняка она ударила его ножом, а затем бросилась бежать.

Гвинет ринулась к двери, распахнула ее и отчаянно закричала:

— Харпер! Харпер!

Он был метрах в тридцати от дома и рассматривал что-то темное, лежащее под кустом в высокой траве.

Гвинет поняла, что он рассматривает.

— Грейс! — простонала она. — Грейс!

— Назад! — крикнул Харпер и двинулся к Гвинет.

Она бросилась навстречу ему, прижимая к груди пистолет, чувствуя тот самый ужасный запах, которого так боялась, и крича сквозь слезы:

— Грейс! Бедная Грейс!

Харпер перехватил ее, но Гвинет успела увидеть то, что лежало под кустом. Это не было человеческим телом. Это была страшная бесформенная масса из плоти и обрывков ткани, перемешанная с окровавленной сухой листвой.

Гвинет упала на колени, выронила из рук пистолет, ее начало рвать. Вокруг нее что-то происходило, но Гвинет не обращала внимания на эти звуки. Наконец до ее сознания дошел голос Харпера.

— Рад видеть вас, мистер Рэдли, сэр.

Ему ответил сердитый голос Джесона:

— Какого черта вы здесь…

Он замолчал и уставился на Гвинет.

Она подняла голову и посмотрела на Джесона сквозь слезы.

— Это Грейс, — сказал Харпер. — Ее убили.

— Нет! — закричала Гвинет.

Джесон присел рядом с ней, взял за руку и тихо спросил:

— Почему ты так решила, Гвин?

— Я не знаю, кто эта несчастная, но это не Грейс. На ней было мое синее пальто, и к тому же Грейс — блондинка.

Харпер перехватил взгляд Джесона и ответил на его немой вопрос:

— Убитая брюнетка и была одета в коричневое.

— Грейс сбежала от него! — закричала Гвинет. — Она сбежала!

Глава 23

Харпер настаивал на том, чтобы они скрылись до того, как он обратится к местным властям. Его, как полицейского, они не станут задерживать, не станут задавать ему слишком много вопросов. Знать что-либо про миссис Бэрри им вовсе не обязательно. Правда, Харпер не хотел, чтобы Джесон с Гвинет уезжали, не дождавшись его, и потому было решено, что они остановятся на время в уютной маленькой гостинице, что виднелась на краю деревни.

Джесон, как и Харпер, сразу же отпустил кеб, на котором приехал в Хэмпстед, однако идти было недалеко, и вскоре они вместе с Гвинет уже сидели в чистеньком номере «Стэга».

Гвинет, которая и сейчас не расставалась с голубым пальто Грейс, повесила его на спинку стула вместе со своей пелериной, сняла шляпку и неподвижно застыла на кресле возле стола.

Джесона одолевали вопросы, но он, видя состояние Гвинет, так и не решился их задать. Вместо этого он приказал принести горячего кофе, бутербродов и бутылку бренди. Открыв ее, он щедро налил в бокал янтарную жидкость и поднес Гвинет.

— Я оказалась такой глупой! — сказала она.

— Выпей!

Она машинально сделала большой глоток, закашлялась, и Джесону пришлось похлопать ее по спине.

— Дурак! — буркнула она, с трудом переводя дыхание.

Он подвинул свой стул ближе к ней, откинулся на спинку и усмехнулся. Щеки Гвинет заметно порозовели, в глазах появился живой блеск. Глоток бренди оказался чудесным лекарством.

— Еще, — приказал он.

На этот раз она осторожно отпила маленький глоточек, но Джесон требовательно поднял бровь, и ей пришлось осушить бокал до дна.

Только после этого Джесон налил себе и проглотил содержимое своего бокала в два больших глотка.

— Зрелище не из приятных, — сказал он, вспомнив кучу белых личинок, копошившихся в гниющей плоти.

— Да. К этому невозможно привыкнуть, — кивнула Гвинет.

— Тебе уже доводилось видеть подобное? — удивленно спросил Джесон.

Она без всяких уговоров сделала еще один глоток бренди.

— Да, на войне. Но я никогда не думала, что могу увидеть такое здесь, в Англии. Бедная женщина.

Джесон вспомнил письма, которые Гвинет писала Триш. Письма, заполненные описаниями балов и смешными историями. Тогда он и представить себе не мог, что это такое — быть женой боевого офицера.

«Как жаль, что нельзя повернуть время вспять!» — подумал он.

— Но это была не Грейс, — сказала Гвинет.

— А кто, как ты думаешь?

— Скорее всего, леди Мэри Брайент, хотя это, как мне кажется, не настоящее имя. Все это так странно, что, боюсь, ты мне не поверишь. Я сама себе не могу поверить до конца.

В саду Харпер успел рассказать Джесону все, что было известно ему самому, — о пальто, оставленном в библиотеке молодой женщиной по имени Грейс, и о Миртл из салона мадам Каррье, от которой они узнали этот адрес. О Грейс Гвинет не упоминала при нем ни разу, и Джесон решил не торопиться с расспросами, рассчитывая на то, что Гвинет все расскажет ему сама.

— Брайент, — сказала она. — Это имя заставило меня подумать о леди Мэри.

— Леди Мэри?

— Леди Мэри Джерард. Ты знаешь ее?

— Знаком с ее мужем, хотя и не слишком близко. Учтивый джентльмен. Мы встречались с ним в клубе.

— Да, на людях он весьма учтивый джентльмен. А дома — настоящий тиран.

— Я же сказал, что не слишком хорошо знаю его, — повторил Джесон, удивляясь горячности Гвинет.

Она пристально посмотрела ему в глаза, кивнула головой, словно что-то решая для себя, и заговорила вновь:

— Сады леди Мэри в Роузмаунте планировал мастер по имени Уиллард Брайент. Некоторое время тому назад, — не помню точно, когда, — леди Мэри принесла к нам в библиотеку ящик с его рисунками и планами. Они до сих пор там. Саму леди Мэри мы не видели уже больше месяца. Считается, что у нее нервное расстройство. Ты следишь за моей мыслью?

— Да, хотя и не понимаю, как все это может вывести нас на Грейс.

Гвинет сделала еще один глоток из своего бокала.

— Пальто было заказано для Грейс пожилой дамой, назвавшейся леди Мэри Брайент. Так сказала нам девушка из салона мадам Каррье. У меня в голове это все внезапно соединилось — замечание Мейтленда о мистере Великом-и-Могучем, имя леди Мэри, которое значится в списке знатных леди, посещавших библиотеку, Грейс с ее пальто. Я подумала о том, что леди Мэри решила сбежать от своего мужа, и мне вдруг стало страшно. А что, если Великий-и-Могучий — это ее муж? Понимаешь? Что, если леди Мэри Брайент и леди Мэри Джерард — одно и то же лицо? А Грейс — ее горничная?

Но то, что самой Гвинет казалось теперь ясным как день, было непонятно Джесону, и она сделала еще одну попытку.

— Я полагаю, что мистер Великий-и-Могучий — это Хьюго Джерард. А его жена, леди Мэри, взяла себе новое имя для того, чтобы скрыться от него.

— И на все эти мысли тебя навела одна лишь фамилия — Брайент? Но она встречается не так уж редко. Почему леди Мэри остановилась именно на ней?

— Мне кажется, что леди Мэри была когда-то влюблена в своего садовника, и когда ей нужно было придумать себе фальшивое имя, оно само пришло ей в голову. Она не раз вспоминала о Брайенте у нас в библиотеке, и всегда с большой грустью. Говорила, что тот умер совсем молодым, не успев сделать ничего из того, что задумал. — Она перевела дыхание и продолжила: — Затем что-то случилось, не знаю, что именно. Потому-то Грейс и пришла за помощью в библиотеку. Она хотела встретиться с леди Октавией, надеялась, что та сможет что-то сделать для ее хозяйки…

— Которую ты очень любила, — негромко закончил за нее Джесон.

— Да, — кивнула Гвинет и добавила дрожащим голосом: — Когда леди Мэри появилась у нас в библиотеке, она была такой запуганной, жалкой. Понемногу мы сблизились с ней. Она знала, что мой брак, как и ее, оказался несчастным. Пусть я и немного ей рассказывала о себе, но она и без этого все понимала. Мы с ней были очень похожи, как говорят, родственные души. Мы обе хорошо знали, что это такое — жить под пятой у жестокого мужа. Я постаралась ближе узнать ее мужа. Нет, я не заводила с ним знакомства, даже не видела его ни разу, но леди из библиотеки, знавшие его, рассказали мне, что это ужасный, жестокий человек. Тогда я спросила себя, не могу ли сделать что-нибудь для леди Мэри, хотя и знала, что сама она вряд ли отважится на такой разговор. Да и с мистером Джерардом мог бы справиться далеко не всякий. Если кто и мог, так только леди Октавия. Когда нам сказали, что леди Мэри больна, и мы отправились навестить ее, нас не пустили на порог. Одна леди Октавия отказалась уйти и все-таки добилась того, чтобы ее пустили к леди Мэри. Правда, ничем особенным это не закончилось. Когда леди Октавия вернулась к нам, она сказала, что у леди Мэри в самом деле какое-то нервное расстройство.

— Но почему Грейс не обратилась за помощью к тебе? — задумчиво спросил Джесон.

— Наверное, потому, что леди Октавия — самая отважная из нас, — грустно улыбнулась Гвинет, — и Грейс было известно об этом. Ах, Джесон, когда леди Октавия по-настоящему рассердится, это нужно видеть! Мы все по сравнению с ней — просто овечки.

Джесон улыбнулся, погладил руку Гвинет и совершенно серьезно сказал:

— Мне очень жаль, что прежде ты ничего не рассказывала мне ни о леди Октавии, ни об этих прекрасных дамах из Женской библиотеки. И ты — самая замечательная из них. Я обожаю тебя. И, поверь, я не думаю, чтобы Грейс принимала тебя за трусливую овечку. Господи, да кто мог бы так отважно вступить в битву с кровавым маньяком, как это сделала ты? Нет, Гвин, ты — самая отважная женщина на целом свете!

— Не нужно делать из меня героиню, Джесон. Ведь я боюсь. Я до сих пор смертельно боюсь.

— Я тоже боюсь.

Она слабо улыбнулась в ответ, но тут же снова стала серьезной.

Джесон повертел в руке свой пустой бокал, отставил его в сторону и поднялся. Подошел к окну, отворил его и выглянул на улицу, пустынную в этот час. Ни пешеходов, ни экипажей. Джесон подумал об изуродованном трупе в саду возле Хэт-коттеджа и с ужасом представил себе, что на месте той несчастной могла оказаться Гвинет. Его Гвинет.

В дверь постучали, Джесон быстро развернулся и едва удержался от улыбки, увидев, как деловито выхватила Гвинет из своей сумочки небольшой серебристый пистолет. Оказалось, что это горничная принесла им заказанный кофе и бутерброды. Гвинет спрятала пистолет в складки своего платья, открьша дверь и впустила горничную, а после ее ухода присела к столу, положив пистолет рядом с собой.

— Я понимаю, что это выглядит смешно, — сказала Гвинет, перехватив взгляд Джесона, — но Харпер перестанет меня уважать, если я не буду строго следовать его инструкциям.

— Мне эта предосторожность смешной не кажется, — ответил Джесон и в подтверждение этих слов вытащил из кармана и положил рядом с собой свой собственный револьвер.

Теперь они оба улыбнулись. Джесон протянул один бутерброд Гвинет, взял себе второй. Гвинет поднесла его ко рту, поморщилась и отложила в сторону.

— Не могу, — сказала она. — Меня стошнит.

Джесон посмотрел на свой бутерброд. Мясо.

Он вспомнил копошащиеся белые личинки и отложил бутерброд в сторону.

— Кофе? — спросил он.

— Я налью.

Сделав несколько глотков, Джесон сказал:

— Предположим, что все твои догадки верны. Но это не продвигает нас ни на шаг в поисках портрета.

— Быть может, Гарри уже нашел его в коттедже и вернул Джерарду.

— Не сходится. Тело лежит в саду не менее десяти дней, быть может, даже дольше.

— Ее убили в ночь после Дня открытых дверей в нашей библиотеке, — сказала Гвинет, припомнив зонтик и программку.

— Вот видишь. А на тебя Гарри напал всего два дня тому назад. Не думаю, чтобы это случилось, если бы мистер Великий-и-Могучий получил свой портрет.

— Джерард! — поправила его Гвинет. — Не зови его больше Великим-и-Могучим, ведь нам теперь известно его имя. Или ты все еще не веришь мне?

— Гвин, это пока только предположения, — миролюбиво заметил Джесон. — Ведь леди Мэри никогда не говорила с тобой о портрете, не так ли?

— Нет, — ответила Гвинет, опуская плечи. — Она отдала мне ящик с рисунками Брайента, и больше ничего. Никакого портрета там не было.

Она запрокинула голову, прикрыла глаза, а затем медленно сказала:

— Но я и не искала портрет. Я вообще не изучала содержание этого ящика.

— Быть может, имеет смысл сделать это теперь.

Гвинет резко поднялась на ноги, подошла к окну и нетерпеливо спросила:

— Ну, где же Харпер? Почему его до сих пор нет?

— Времени прошло не так уж много, — заметил Джесон.

— Да, но теперь мне не терпится поскорее добраться до того ящика.

— У тебя есть ключ от библиотеки?

— По счастью, да. Он у меня в сумочке.

Она подошла к столу, открыла свою сумочку и, немного порывшись в ней, вынула ключ.

— Я отпираю библиотеку трижды в неделю, когда прихожу на дежурство, — сказала Гвинет, поднимая ключ в руке.

— Отлично, тогда мы заедем в библиотеку, заберем этот ящик и отправимся с ним на Мэрилибон.

— И не заедем на квартиру Брэндона? — спросила Гвинет, снова присаживаясь к столу.

Джесон посмотрел на бледное, измученное лицо Гвинет и щедро долил бренди в обе кофейные чашки.

— Выпей, — сказал он.

Гвинет посмотрела на Джесона, на чашку, глубоко вздохнула и выпила до дна.

— Нет, мы не будем возвращаться на квартиру Брэндона, — сказал Джесон. — Так посоветовал Ричард. Он предполагает, что Гарри мог уже выследить нас до Бонд-стрит.

— Как ему это удается? Он нашел меня на Саттон-Роу, нашел в Хэддоу. Он найдет меня и на Мэрилибон. Но только знаешь что, Джесон? Меня это больше не пугает. Он убил леди Мэри, и теперь я должна его остановить. И я покончу с Гарри, клянусь.

— Минутку, — остановил ее Джесон. — О том, что Гарри появится на Мэрилибон, речь не идет. Ричард уверен, что он вернется на Бонд-стрит, и его люди будут поджидать преступника именно там.

— Надеюсь, что ты прав, только… — Она помассировала горло.

— Что только?

— Только жаль, что леди Мэри уже не спасти.

— Этого ты знать не можешь.

— Так чье же тело нашли тогда в саду?

— Давай дождемся Харпера и послушаем, что он скажет.

Джесон опустил руку в карман, порылся в нем и вытащил наружу сложенный лист бумаги.

— Что это? — спросила Гвинет.

— Специальное разрешение жениться на вдове. Я получил его сегодня утром. Так что мы можем обвенчаться хоть сегодня.

— Это мы сделаем тогда, когда покончим со всем остальным, — ответила Гвинет.

* * *

Харпер появился только под вечер, когда солнце уже клонилось к горизонту.

— Доктор, — сказал он. — Пришлось ждать, пока он не примет роды. Без него местные власти не разрешали осматривать тело.

Харпер подошел к столу и моментально съел один из бутербродов.

— От кофе я тоже не отказался бы, — заметил он.

— Он остыл, — сказала Гвинет.

— Неважно.

— Ну? — нетерпеливо спросил Джесон.

— Полагают, что это местная. Безумная Хэтти, так ее звали в деревне. Она была немного не в себе. Часто ходила к тому коттеджу. В последние две недели ее никто не видел. Опознать тело наверняка довольно сложно, но мы нашли ее туфли. Их опознала ее мать. Они совсем новые.

— Ее убили? — дрожащим голосом спросила Гвинет.

— Этого нам не узнать уже никогда, — сочувственно посмотрел на нее Харпер, — но под листьями доктор обнаружил нож. Он полагает, что им-то ее и убили, однако не утверждает этого наверняка.

Джесон взглянул на Гвинет. Похоже, известие о том, что убита не леди Мэри, а другая женщина, не слишком-то утешило ее.

— Несчастная девушка, — прошептала Гвинет. — Оказалась на свою беду в неподходящий момент в неподходящем месте. Наверное, Гарри обознался в темноте. Не знал, что Грейс уже убежала. Должно быть, он до сих пор уверен, что покончил с ней. Но Грейс должна была ранить его перед тем, как сбежать! — пылко закончила она.

— О чем ты толкуешь? — удивился Джесон.

— Расскажу по дороге. Все меняется, неужели ты не понимаешь? Ведь если эта несчастная женщина не леди Мэри, значит, нам нельзя терять ни минуты. Нужно ехать в дом к Джерарду и выручать ее. Ведь она не сбежала от него, слышишь? Не сбежала!

Джесон покачал было головой, но остановился не в состоянии избежать умоляющего взгляда больших зеленых глаз и сказал:

— Хорошо. Но прежде всего нам нужно заехать в библиотеку забрать ящик.

Гвинет согласно кивнула.

— Харпер, — сказал Джесон, — я попрошу вас сходить на конюшню и нанять для нас экипаж. Сначала мы отправимся в библиотеку, а оттуда вы сможете проехать к полковнику Мейтленду. Скажете ему, что мы подозреваем Хьюго Джерарда в том, что он и есть загадочный Великий-и-Могучий. А мы с Гвинет пересядем в кеб и отправимся на Мэрилибон.

— Добавьте еще, что жизнь леди Мэри в опасности, — сказала Гвинет, — и скажите, что ее нужно спасать, причем немедленно.

— Погодите, — взмолился Харпер, — не все сразу.

— Хорошо, поговорим по дороге, — кивнула Гвинет.

Харпер покосился на тарелку с бутербродами и угрюмо заметил:

— Ничего не ел с самого завтрака.

— Забирайте всю тарелку. Можете съесть их по дороге на конюшню.

— Ни с кем не поделиться?

Джесон посмотрел на тарелку, поморщился и ответил:

— Ни с кем.

Харпер деловито сложил бутерброды стопкой, вонзил в нее зубы, проглотил все в три глотка и поспешил к двери.

* * *

Ричард Мейтленд стоял возле окна, наблюдая за тем, как сгущаются над Уайтхоллом весенние сумерки, и размышлял над тем, что же заставляет его так сильно нервничать. Кажется, все у него под контролем, и расследование успешно приближается к концу. При проверке списка, составленного миссис Бэрри, обнаружились три пропавшие горничные, но только одна из них заслуживала внимания, Грейс Каммингс. Уже удалось установить связь между мисс Каммингс и Джонни Роулендом. Оба они какое-то время служили в доме его светлости Хьюго Джерарда. А его жена, леди Мэри Джерард, посещала библиотеку, в которой работала миссис Бэрри.

Похоже, все кусочки головоломки сложились, и теперь мистер Великий-и-Могучий был, как говорится, в руках Ричарда.

Гарри, вот кто не давал ему покоя. Кто он? Где его искать? Как на него вышел сам Джерард? И почему, черт побери, этому проклятому Гарри постоянно удается опережать на целый шаг весь Особый отдел?

Ричарда мучили дурные предчувствия. Ему не хотелось верить в то, что подсказывал разум. Он дошел до того состояния, когда его собственная левая рука не должна ведать о том, что творит правая.

— Вылезай же, ублюдок, — негромко сказал Ричард. — Покажи свой оскал. Я давно тебя поджидаю.

Глава 24

Депутат парламента от Восточного Хэмпшира уже третий час выступал против предполагаемых поправок к законодательству, и его сиятельство Хьюго Джерард молил бога, чтобы уважаемый Фредди Смоллвуд поскорее закончил свою болтовню и вернулся на место.

Следить за ходом мысли мистера Смоллвуда он перестал уже давно. Мистера Джерарда одолевали собственные мысли. Сегодня вечером состоится заседание кабинета министров, и на нем лорд Ливерпуль должен назвать имя нового государственного секретаря. Это была очень высокая должность, и Джерард рассчитывал, что после отставки Роберта Фортескью именно он займет ее.

Все на свете когда-нибудь кончается. Вот и Фредди Смоллвуд наконец замолчал, и сразу после этого прозвенел звонок, возвестивший начало перерыва. Депутаты дружно двинулись к выходу, держась, как всегда, группками. Вместе с ними, улыбаясь на ходу, двинулся Джерард.

Найдя в толпе Роберта Хилла, он решил подойти к нему, чтобы узнать последние новости. Хилл не был членом кабинета, но зато его связывали дружеские отношения с самим премьер-министром, и потому он всегда был информирован лучше остальных.

— Жаль Фортескью, — начал Джерард, подходя к Роберту Хиллу. — Боюсь, нам всем будет его не хватать. Я увижу вас сегодня вечером на заседании?

Хилл удивленно посмотрел на Джерарда и ответил:

— Разве вы не знаете, что заседание отменилось? Вместо него состоится прием в Карлтон-Хаусе в честь принца Леопольда. Туда, естественно, приглашены и премьер-министр, и все лидеры его кабинета. Сам я, разумеется, приглашения не получил, Его Величество и не подозревает о моем существовании, — хохотнул Хилл и, повернув голову, добавил: — А, Горацио Беркли тоже здесь. Нужно подойти поздравить его. Надеюсь, он будет хорошим государственным секретарем, — пробормотал Хилл и поспешно покинул Джерарда.

«Я, должно быть, ослышался, — решил Джерард. — Горацио Беркли в роли государственного секретаря? Это нонсенс. Лорд Ливерпуль никогда не назначил бы на эту должность такое ничтожество».

Но что бы ни думал о Горацио Беркли мистер Джерард, он не мог не заметить, что премьер-министр обнимает того за плечи, а все окружающие жмут ему руку. Джерард внезапно ощутил вокруг себя звенящую пустоту. Нет, вокруг него сновали, разумеется, мелкие сошки, но среди них не было ни одного члена Кабинета. Можно было подумать, что все они намеренно сторонились Джерарда, и он принялся лихорадочно искать объяснение происходящему.

«Хилл наверняка ошибся, — думал Джерард. — Премьер-министр не мог назначить кого бы то ни было на эту должность без ведома кабинета и наверняка сделает это позже, на ближайшем заседании».

Он не мог больше стоять в стороне в полном одиночестве и подошел к группе членов кабинета, окруживших своего премьер-министра. Лорд Ливерпуль радушно улыбнулся Джерарду и сообщил о приеме в Карлтон-Хаусе. Извинился за то, что не сообщил заблаговременно о переносе заседания кабинета, — ведь все произошло так неожиданно. Этот прием — прекрасная возможность представить принцу наиболее видных политических деятелей страны. Узнав о том, что Джерард не получил приглашения, премьер-министр пожал плечами и сказал, что скорее всего это досадное недоразумение.

Вновь прозвенел колокольчик, и депутаты потянулись на свои места, лишь Джерард продолжал стоять, словно громом пораженный. Теперь он очень остро чувствовал, что его исключили из игры и вчерашние друзья и коллеги стараются держаться от него подальше.

Увы, такова была горькая правда — он стал никем, посмешищем. Но разве он заслуживает такой участи?

После того как последние, запоздавшие к началу депутаты торопливо вошли в зал, он развернулся и медленно побрел к выходу. Жизнь была кончена. На углу Бридж-стрит Джерард подозвал кеб и приказал отвезти Домой. Он сидел, глядя в грязное окошко кеба, и был благодарен сгустившимся сумеркам за то, что они скрывали от посторонних глаз его пылающие щеки и текущие по ним крупные горькие слезы.

Постепенно к Джерарду возвращалось самообладание. Он вспомнил, сколько денег ему пришлось потратить на то, чтобы достичь своего нынешнего положения. Они текли, как вода, и значительная их часть осела в карманах тех людей, которые сегодня насмехались над ним. Ничего, они об этом еще пожалеют! И лорду Ливерпулю с его подпевалами придется заплатить за оскорбление, которые они нанесли Хьюго Джерарду!

Он был уверен в этом, так уверен…

А может быть, премьер-министр не назначил его на должность государственного секретаря совсем не потому, что засомневался в Джерарде? Быть может, все дело в Особом отделе? Ведь его шеф регулярно делает доклады премьер-министру. Возможно, отдел в чем-то подозревает Джерарда?

Но подозрение и доказательство вины — совершенно разные вещи. А доказать что-либо им никогда не удастся.

И все же, несмотря на это, Джерард заметно занервничал.

Вернувшись домой, он сразу направился в библиотеку, намереваясь немедленно вызвать запиской Ральфа. Пришла пора детально обсудить все, что происходит, и подумать над тем, как лучше спрятать концы в воду.

Он открыл дверь в библиотеку и застыл на пороге, увидев двух сидящих за столом джентльменов и своего дворецкого Ривза, растерянно стоящего рядом с ними.

— Эти джентльмены настаивали на том, чтобы дождаться вас, сэр, — возмущенно сказал Ривз.

Джерард узнал одного из джентльменов и сказал:

— Лорд Айвен! Чем обязан удовольствию видеть вас?

Лорд Айвен с готовностью пожал протянутую ему руку и ответил:

— Мистер Джерард, позвольте представить вам моего коллегу, мистера Лэндона. Мы выполняем задание Особого отдела и надеемся, что вы окажете нам помощь.

Джерард кивнул Лэндону, но руки ему не предложил. Этот неряшливо одетый человек явно не принадлежал к числу тех, с кем можно здороваться за руку. В иных обстоятельствах Джерард вообще не пустил бы этого хмурого джентльмена на свой порог. Теперь ему была вполне понятна растерянность Ривза.

— Кофе, Ривз, — коротко распорядился мистер Джерард, и дворецкий с поклоном скрылся за дверью. Хозяин указал гостям на мягкие кресла и сказал с дела-ной улыбкой, не сводя глаз с лорда Айвена. — Особый отдел, вот как? Ваш отец, вероятно, очень гордится вашими успехами.

Лорд Айвен покраснел и покосился на Лэндона.

«Все ясно, — подумал Джерард. — Лэндон из них старший, и его нужно опасаться в первую очередь, даже если вопросы начнет задавать лорд Айвен».

— Мы пытаемся разыскать одну из ваших горничных, некую Грейс Каммингс, — сказал лорд Айвен. — Она исчезла, и мы хотели бы узнать, не известно ли вам что-нибудь о месте ее пребывания.

— Боюсь, что вы обратились не по адресу, — ответил Джерард. — Я не интересуюсь горничными. О ней вам лучше спросить у моей экономки.

— А может быть, у вашей жены? — вкрадчиво спросил Лэндон.

Джерард повернул голову и воззрился на Лэндона.

— В данный момент моя жена не в состоянии отвечать на вопросы, — холодно сказал он. — У нее нервное расстройство.

— А, — кивнул Лэндон.

— Простите, мы не знали об этом, — быстро сказал лорд Айвен. — Примите наши соболезнования. Разумеется, мы не станем тревожить леди Мэри.

Вежливость лорда Айвена слегка смягчила гнев Джерарда, и он сказал уже гораздо спокойнее:

— Не стоит извинений. К тому же леди Мэри нет в Лондоне. Она поправляет свое здоровье за городом.

— Очевидно, в Роузмаунте, — понимающе улыбнулся лорд Айвен. — Мой отец говорил, что это самое прелестное место в Центральной Англии.

— Охотно приглашаю вас туда, чтобы вы смогли лично оценить красоту Роузмаунта, — улыбнулся Джерард. — Тем более что охотничий сезон уже открылся.

— С глубокой признательностью принимаю ваше приглашение, но прошу меня простить, — беспомощно пожал плечами лорд Айвен. — Пока я служу в Особом отделе, мое время мне не принадлежит.

Лэндон негромко кашлянул, и лорд Айвен мгновенно умолк.

— С вашего позволения, сэр, мы хотели бы задать несколько вопросов вашим слугам, — сказал Лэндон.

Джерард почувствовал облегчение.

«Особому отделу ничего не известно, ловят рыбку в мутной воде», — подумал он, а вслух ответил:

— Могу я для начала поинтересоваться, в чем, собственно, дело?

— Мы расследуем убийство некоего Джонни Роуленда, — пояснил Лэндон. — Это слуга, которого нашли мертвым в доме Сэквилла.

— Ах да. Бедняга Сэквилл. Ужасный случай.

— Вам доводилось прежде слышать это имя — Джон Роуленд? — спросил Лэндон.

— Вы имеете в виду, до того как я прочитал его в газетах? Боюсь, что нет.

— Некоторое время он работал у вас, — заметил Лэндон.

— Мой дорогой, разве я могу упомнить всех слуг, которые у меня работали? Спросите о нем у моего дворецкого, быть может, он вам чем-нибудь поможет. Я позвоню слуге, объясню ему, что вам нужно, и он проводит вас.

— Благодарю, — сказал лорд Айвен. — Не стоит беспокоиться. Мы подождем в холле.

Оказавшись наедине с лордом Айвеном, Лэндон негромко, но сердито прошептал ему:

— Теперь я хорошо понимаю, почему во Франции была революция. Скажи, а ты тоже из таких?

— Что? Ах это. Нет, я не стремлюсь забраться повыше по этой лестнице. Такая гонка на выживание не по мне. А мистера Джерарда я хорошо знаю, и, честно говоря, не я должен был бы расспрашивать его.

— Но ты прекрасно справился с заданием, — потрепал его по плечу Лэндон.

— Правда?

— Разумеется. Заставил его проговориться про Розмаунт. — Я заставил?

— Ну и ну! — покачал головой Лэндон и спросил: — Это далеко это отсюда?

— Возле Хенли, на милю-две ближе к Лондону.

— Я сомневаюсь…

— В чем?

— В том, что он сказал правду, — Лэндон поднял взгляд кверху. — Она должна быть здесь. Мне кажется, он держит ее под замком.

— Ты собираешься обыскать дом? — обмер лорд Айвен.

— Не беспокойся, никто ничего не заметит.

Появился слуга, и Лэндон сказал ему:

— Я хочу, чтобы все слуги собрались в холле на своей половине. Понятно?

— Все уже там, сэр. Только что закончился обед.

— Отлично. Пусть остаются на месте и ждут. А для начала я хочу поговорить с экономкой, а вы, лорд Айвен, возьмите на себя дворецкого.

* * *

Джерард заканчивал писать записку Уитли, когда тот сам вошел в библиотеку.

— В целом доме ни одного слуги! — сказал он. — Только швейцар возле входной двери. Что здесь происходит?

— Тсс, — Джерард приложил палец к губам и сказал негромко: — Говори тише. В доме агенты Особого отдела. Сейчас они расспрашивают слуг о Грейс Каммингс и Джонни Роуленде.

— Особый отдел!

— Садись крепче, чтобы не упасть, парень! — огрызнулся Джерард. — И спрячь подальше свои нервы. Но Уитли не стал присаживаться.

— Вы, очевидно, даже не представляете себе, насколько все серьезно, — заговорил он, прохаживаясь по библиотеке. — Полицейские ищейки — это одно, а Особый отдел — совершенно другое. Ох, не нравится мне это, ох, не нравится!

— Успокойся. Им ничего не известно. Стреляют наугад. Нам с тобой нужно позаботиться лишь о том, чтобы не оставить хвостов. Мне наплевать, что они там подозревают. У них в руках не должно оказаться доказательств. Ни одного! Ты понял меня?

— Вполне. Они не пришли бы сюда только из-за того, что погибли двое каких-то слуг. Это не уровень Особого отдела. Как только выяснилось, что убитый Роуленд не связан с членом Кабинета министров, который присутствовал в тот вечер в доме Сэквилла, Особый отдел должен был передать дело полиции. Нет, они разнюхали что-то другое.

— Что бы они ни разнюхали, никаких доказательств у них нет и не будет до тех пор, пока они не допросят мою жену. А потому тебе придется съездить в Роузмаунт и все там устроить. Все, понимаешь? Пусть это выглядит как самоубийство. Ведь всем известно, что леди Мэри страдает нервным расстройством.

Жаркая волна ослепляющей ярости прокатилась по телу Уитли, и он впился пальцами в спинку стула. Он находился в состоянии, близком к панике. Зато Джерард выглядел совершенно спокойным и деловито раздавал чудовищные приказы.

В голове Уитли начала складываться полная картина всего происходящего. Грейс и Роуленд одно время работали вместе в доме Джерарда. Это легко установить, но сам по себе этот факт ни о чем еще не говорит. Да и нет смысла полиции слишком тщательно искать убийцу каких-то слуг. Значит, их интерес к Джерарду связан с чем-то или кем-то другим.

С миссис Бэрри? С Гарри?

Почему никто в полицейском управлении не сказал ему, что к этому делу подключился Особый отдел? Ведь он стал почти своим человеком среди инспекторов полиции. Значит, они получили приказ держать рот на замке. А может быть, и сами ничего не знают.

Ах, как не нравилось все это Уитли!

Он знал, что ему нужно сделать — взять длительный отпуск и уехать подальше от Лондона, чтобы понаблюдать со стороны, чем это все закончится. Если с Дже-рардом ничего не случится, можно будет вернуться назад. Может быть.

— А что с Гарри? — спросил Джерард. — Я заплатил ему за миссис Бэрри хорошие деньги. Где он? Что с этой женщиной?

— Надеюсь, что ничего.

— Что?! — вскинулся Джерард. — Что ты несешь, Ральф? Неужели ты не понимаешь, что нам необходимо отделаться от нее? Ей слишком многое известно.

Уитли оперся ладонями о столешницу, наклонился вперед и заговорил, цедя слова сквозь стиснутые зубы:

— А теперь послушайте меня, папаша. Я собираюсь дать Гарри отбой относительно миссис Бэрри и молю бога, чтобы не оказалось слишком поздно. Что же касается леди Мэри… Я полагаю, на пользу ее здоровью может пойти какой-нибудь теплый климат. Мне думается, Италия подошла бы идеально. Что там с ней случится дальше, меня не касается. Вы что, ничего не понимаете? Мы можем доказать свою непричастность к смерти слуг, но этого недостаточно, и Особому отделу не это нужно.

— Ты слабак, Ральф, — брезгливо поморщился мистер Джерард. — И никогда не станешь моим преемником.

— А кто вам сказал, что я желаю стать вашим преемником? Вы сумасшедший, понятно? Такой же сумасшедший, как вот этот ваш идол, — Уитли показал рукой на портрет графа, висевший над камином. — Его нужно было запереть в дом для умалишенных…

— Как ты смеешь так говорить про графа?! — зарычал Джерард.

Наступило молчание, а затем Уитли сказал, тяжело дыша:

— Вы, к сожалению, считаете себя высокопорядочным человеком. Поверьте, вы глубоко заблуждаетесь. Те мерзавцы, которые болтаются на виселице в Нью-гейтской тюрьме, — ангелы по сравнению с вами. Мне не нужно было сюда приходить. А вам не нужно было вызывать меня запиской; Агенты Особого отдела не дураки. Раньше они подозревали только вас. Теперь и я попал под их колпак.

Он пошел к двери.

— Погоди! — крикнул Джерард, хватая со стола написанную, но не отправленную записку. — Я ничего не посылал тебе.

— Час тому назад я получил от вас записку, — обернулся Уитли.

— Говорю же, я не посылал ее.

— Я ухожу, — сказал Уитли и толкнул дверь, но та не открывалась. — Что за черт! Заперто. Кто-то запер нас снаружи!

Ужасное предчувствие закралось в душу Уитли. По лицу его потекли крупные капли пота. Он нервно обернулся, и именно в эту секунду открылось французское окно, выходящее на террасу, и в нем появилась мужская фигура.

Уитли стоял как вкопанный, глядя в лицо приближающемуся человеку. Пистолет в его руке он так и не успел увидеть. Пуля пробила сердце Ральфа, и он замертво упал на ковер, не издав ни единого звука.

Джерард с ужасом следил за тем, как пришелец переступил через тело Уитли и вставил ключ в замочную скважину. Затем положил в карман разряженный пистолет и вынул из-за пояса другой, со взведенным курком. Джерард узнал его сразу. Это был его собственный пистолет!

Незнакомец приблизился к Джерарду и спокойно сказал:

— Очень жаль, сэр, но вы стали нежелательным свидетелем. Понимаете?

— Гарри? — прохрипел Джерард.

— А, значит, вы ждали меня.

— Не понимаю. Мы заключили с вами сделку…

— Помню. Но я только что на ваших глазах застрелил Уитли. Вы свидетель. Поверьте, я не знал, что вы уже вернулись домой. Думал, что вы еще в парламенте. Но так даже проще. Все равно вы выдали бы меня.

— Клянусь, я никому не скажу ни слова!

— Простите, но такого шанса я вам не предоставлю.

В последние секунды, пока пистолет поднимался к его виску, глаза Хьюго Джерарда оставались прикованными к портрету графа, висевшему над камином.

* * *

Лорд Айвен прибежал к библиотеке раньше, чем Лэндон, с грохотом скатывавшийся сейчас вниз по лестнице.

— Дверь на запоре! — крикнул лорд Айвен.

— Ломайте ее!

Лорд Айвен с разбега врезался в дверь плечом, но та устояла.

— Дайте мне.

Лэндон изо всей силы ударил по филенке кованым сапогом, и дверь с грохотом распахнулась. У самого порога лежало бездыханное тело Уитли, а Джерард сидел в кресле за столом, сжимая пистолет в окоченевших пальцах.

— Мне кажется, — сказал лорд Айвен, — что Джерард застрелил этого парня, а затем пустил себе пулю в лоб.

— Мы слышали два выстрела, — напомнил Лэндон.

— Перезарядил. Смотри, — указал лорд Айвен на стол, где лежал рожок с порохом и поблескивали в раскрытой коробке серебристые гладкие пули.

— У него пальцы в чернилах, — сказал Лэндон.

— Но письма не видно, — ответил лорд Айвен, быстро осмотрев стол и даже заглянув под него. — Очевидно, писал раньше.

Возле распахнутой двери уже толпились слуги. Пробившись сквозь их строй, в библиотеку вошел дворецкий.

— Вам знаком этот человек? — спросил Лэндон.

— Да, — кивнул дворецкий. — Это мистер Уитли, адвокат хозяина.

— Все возвращайтесь на свои места, — распорядился Лэндон. — Мы здесь сами управимся.

— Я пошлю Джона за полицией, — сказал дворецкий.

— Мне кажется, это не в наших интересах, как ты думаешь, Лэндон? — простонал лорд Айвен.

— Порой ты бываешь на удивление догадлив, — ответил тот.

* * *

Гарри велел кебмену довезти себя до угла Мэрилибон-Роуд и Бейкер-стрит и остаток пути проделал пешком. Он знал этот дом, знал расположение всех его комнат, а вот о том, кто сейчас входил в дом, не догадывался ни один из его обитателей. Здесь сейчас должны быть Рэдли и его девка, и Харпер, разумеется, — как же можно обойтись без Харпера! — и наверняка еще кто-нибудь из Особого отдела. Но не потому они все собрались здесь, что ждали появления Гарри! Напротив, они были уверены в том, что он явится на Бонд-стрит, где его ждала засада. Ослы! А еще называют себя Особым отделом!

Прямо у них под носом ему только что удалось устранить их главного подозреваемого вместе с его адвокатом. Сделать это оказалось проще, чем отнять леденец у младенца. А какое осиное гнездо ему удалось разворошить! Теперь полиция непременно столкнется с Особым отделом, и они начнут тянуть одеяло каждый на себя. Начнется суета, беготня. Да, после сегодняшнего двойного убийства Особому отделу придется чертовски попотеть!

Он запрокинул голову и рассмеялся.

Но и это еще не все. После смерти Джерарда они решат, что миссис Бэрри теперь в безопасности. Плохо же они знают его, Гарри! Миссис Бэрри он убьет не ради денег. Поквитаться с ней стало для него делом чести. А то, что Ричард Мейтленд повсюду разбрасывает сети, чтобы поймать его, делает игру только более захватывающей. После того, что ему удалось совершить сегодня в доме Джерарда, Гарри чувствовал огромный прилив сил, и ему казалось, что он может обвести вокруг пальца весь Особый отдел во главе с полковником Мейтлендом.

Сойдя с кеба на углу Мэрилибон, он почувствовал приятное возбуждение. Это было ни с чем не сравнимое чувство полета, уверенности в себе, в своих силах, в том, что на этот раз осечки у него не произойдет.

Дважды потерпев неудачу, Гарри начал было сомневаться, что у него хватит хитрости и ловкости для того, чтобы довести до конца все задуманное. Сейчас, после убийства Джерарда и Уитли, он чувствовал себя непобедимым. Он знал, что на этот раз не оставит миссис Бэрри ни единого шанса.

Гарри было немного жаль, что ему пришлось расправиться с Джерардом и Уитли, но что поделаешь, такова жизнь. Ведь он был связан и с тем, и с другим и не мог оставить в живых таких свидетелей, когда ими заинтересовался сам Особый отдел! Существование Джерарда и Уитли начало угрожать существованию самого Гарри, и им пришлось поспешно исчезнуть с лица земли.

Он не стал подходить к парадному входу. Гарри знал, что здесь всегда стоят швейцары, и потому проник во двор через пролом в изгороди. Подъездная дорожка была ярко освещена фонарями, и Гарри стал пробираться к дому, укрываясь в густой тени кустов.

Вблизи дом казался необитаемым. Лишь спустя некоторое время кто-то вышел из дома и зажег фонарь над входной дверью. Гарри присмотрелся. Этот человек не был сотрудником Особого отдела. Похоже, что в доме вообще не было никого из людей полковника Мейтленда, лишь один этот дворник, или как его там.

Что ж, тем лучше.

Гарри расправил плечи и уверенно постучал в парадную дверь.

Глава 25

В ящике не было ничего, кроме рисунков. Обнаружив это, Джесон встревожился. Гвинет была разочарована, она не сомневалась, что им удастся найти доказательства вины Джерарда. Однако она решила захватить ящик с собой, чтобы дома еще раз спокойно и внимательно исследовать его.

Дверь им отворил дворник. Гвинет не помнила его в лицо, но Джесон пояснил, что это полицейский, которого вызвал сюда полковник Мейтленд.

Гвинет ожидала, что охранять их будет не полицейский, а один из агентов Особого отдела, но деликатно решила отложить этот вопрос до той поры, когда они с Джесоном останутся наедине.

— Меня зовут Джейкс, — представился им полицейский, наблюдая за тем, как Джесон устанавливает на столе ящик леди Мэри. — Я могу быть также поваром, посыльным, кем угодно, так что с любыми просьбами и пожеланиями можете обращаться сразу ко мне.

Он чем-то напоминал Гвинет Харпера — такой же коренастый, широкоплечий, но только если Харпер всегда казался хмурым, то на лице мистера Джейкса постоянно играла усмешка.

— В доме есть еще кто-нибудь? — спросил Джесон.

— Нет, никого, — ответил Джейкс, — хотя я, честно говоря, ожидал увидеть здесь Харпера. Между прочим, я начал уже волноваться за вас.

— Да, мы немного запоздали, — согласился Джесон. — Харпер скоро прибудет. А что с наружным наблюдением?

— На месте двое привратников, которые патрулируют двор, и грум на конюшне. Все они вооружены, так что причин для беспокойства нет, мистер Рэдли.

— Хорошо, — сказал Джесон.

— Примерно час тому назад для вас было получено сообщение, сэр, — доложил Джейке. — Полковник Мейтленд просил передать вам… — Он покосился на Гвинет. — Просил передать, что с мистером Джерардом случилось несчастье. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Кто-то сумел убрать его, и полковник Мейтленд хотел встретиться с вами в доме мистера Джерарда на Стрэнде.

— Почему вы мне об этом сразу не сказали?

Усмешка слетела с лица Джейкса, и он обиженно ответил:

— Потому что вы задавали мне вопросы, сэр, а я отвечал на них.

У Гвинет не было времени на то, чтобы выслушивать все это. Она сгорала от нетерпения.

— Что я тебе говорила? — обратилась она к Джесону. — Джерард завяз во всем этом по самое горло. Нам нужно ехать туда, и немедленно.

— О нет, — ответил Джесон. — Я поеду один, а ты останешься здесь. Мы пока не знаем, что может означать смерть Джерарда.

— Она означает, что угроза позади, — воскликнула Гвинет, — и что я теперь свободна! И Гарри больше нет смысла охотиться за мной.

— Если бы это было так, Мейтленд сказал бы.

— Прошу прощения, сэр, — вклинился в разговор Джейкс, — но мне кажется, что вам не следует брать леди с собой. Посыльный полковника Мейтленда намекнул, что зрелище в доме мистера Джерарда не из приятных.

— Тогда решено.

Гвинет могла бы возразить, что, будучи вдовой офицера, она повидала в своей жизни не один развороченный живот или размозженный череп, но Джесон, уловив ее мысли, так выразительно посмотрел на нее, что она решила не спорить.

— В таком случае, — сказала она, — поезжай и постарайся вернуться как можно скорее. Мне не терпится узнать, что происходит.

Джесон улыбнулся, а затем обратился к Джейксу:

— Вы останетесь с миссис Бэрри. Ни на минуту не оставляйте ее одну. Вы меня поняли?

— Да, сэр.

— И заприте за мной дверь.

— Да, сэр.

После того как дверь была тщательно закрыта на замок, Гвинет двинулась к лестнице. Проходя мимо стола, она задержалась и посмотрела на ящик леди Мэри. Ей хотелось принять ванну и переодеться, но она не могла выпустить ящик из поля зрения.

— Джейкс, не могли бы вы перенести этот ящик в мою комнату? — спросила она.

Тот молча взял его в руки и начал подниматься по лестнице вслед за Гвинет.

* * *

Ричард Мейтленд стоял возле камина в библиотеке Джерарда и пытался представить себе картину гибели Джерарда и Уитли. Их тела успели убрать, но на столе и на ковре остались бурые пятна, напоминавшие о недавно разыгравшейся здесь кровавой драме. Следов борьбы обнаружено не было, и полицейские, недавно покинувшие дом на Стрэнде, легко вынесли свой вердикт — убийство и самоубийство. Однако Ричард не был склонен считать, что все в этом деле обстоит так просто.

Он посмотрел на открытое французское окно, выходящее на террасу. Именно через него в комнату мог проникнуть преступник, причем этот человек был знаком Джерарду, в противном случае тот должен был поднять тревогу или, по крайней мере, выстрелить в него из пистолета, который хранился у него в ящике стола.

А потом убийца исчез.

Была во всем этом одна странность. Не нашлось отпечатков ног на клумбах, разбитых под окнами библиотеки, не залаяла ни одна собака на дворе. Убийца тихо проник в комнату, хладнокровно убил Джерарда и Уитли, а затем так же тихо и незаметно скрылся. Он сделал все для того, чтобы картина происшествия напоминала убийство и самоубийство. И все же Ричард сомневался. Он продолжал ждать, не удастся ли его людям, осматривающим сейчас дом и двор, найти хотя бы малейшее доказательство того, что его мрачные предположения имеют под собой веские основания.

В такой ситуации он утешал себя только мыслью о том, что теперь Гвинет Бэрри находится в безопасности. Однако нельзя было сбрасывать со счетов тот факт, что убийца продолжал разгуливать на свободе.

В дверь постучали, и на пороге возник запыхавшийся Харпер.

— Мне передали о Джерарде, сэр, — сказал он.

— Разве вы не должны находиться в Мэрилибон и охранять миссис Бэрри?

— Это долгая история, сэр, — неуверенно ответил Харпер. — Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Не смотрите на меня так. С ней мистер Рэдли.

Они обернулись, увидев вошедшего в комнату Месси.

— Вы оказались правы, сэр, — сказал он. — Сзади имеется окно, которое ведет прямо на черную лестницу. На ступеньках мы обнаружили травинки и землю.

— Отлично. Вы знаете, что делать дальше?

Месси молча кивнул и вышел за дверь.

После этого приступил к своему докладу Харпер. Он рассказал и о голубом пальто, и о поездке в Хэмпстед, но Мейтленд как будто не слушал его. Он не задал Харперу ни единого вопроса. Казалось, полковник живет ожиданием чего-то страшного, что может разразиться в любую секунду.

Харпер едва успел перейти к ящику с рисунками, как дверь библиотеки с грохотом распахнулась, и в нее вбежал взволнованный, запыхавшийся Месси.

— Его нет, сэр! Ни в доме, ни во дворе!

— Он должен быть!

— Нет, сэр. Мы перевернули все вверх дном.

Ричард уставился в лицо Месси слепым взглядом, думая о том, что и на этот раз ему не удалось перехватить Гарри. Куда он делся? Ведь Гарри не знал, не мог знать о том, что миссис Бэрри сейчас в Мэрилибоне.

Или все-таки мог?

— Пойдемте, Харпер, — сказал он. — Быстрее.

— Куда мы направляемся, сэр?

— В дом на Мэрилибон. Месси, собери людей. Поторопись.

— Что плохого может случиться с миссис Бэрри, если Джерард мертв? — спросил Месси.

— Кто может знать, что на уме у этого мерзавца? Он может сделать это из чувства мести, уязвленного самолюбия, для того, чтобы выставить нас всех дураками, в конце концов!

— За кем мы едем? — спросил Харпер, но ответа не услышал, потому что Ричард был уже за дверью.

* * *

Войдя в спальню, Гвинет зажгла свечи в расставленных по всей комнате канделябрах. Поворачиваясь, поймала свое отражение в длинном овальном зеркале. Ей очень не хватало сейчас Харпера с его вечно хмурым лицом, не хватало Джесона, с которым можно было бы обо всем поговорить и поспорить. Он оставил ее здесь, потому что не хотел, чтобы она волновалась. Но как он не понимает, что успокоится она лишь тогда, когда увидит живой и невредимой леди Мэри!

И Грейс.

Она посмотрела на голубое пальто, которое держала в руке, и вспомнила Марка, когда тот был еще совсем маленьким. У него было голубое одеяло, с которым он ни за что не желал расставаться. Он повсюду таскал его с собой до тех пор, пока оно не протерлось до дыр. Гвинет сказала, что сошьет ему новое одеяло, но Марк об этом и слушать не захотел. Тогда она не могла понять привязанность сына к какому-то одеялу, но сейчас поведение Марка уже не казалось ей странным. Одеяло было его талисманом, щитом от всех бед и невзгод. Так и это пальто. Пока оно остается в руках Гвинет, она будет жить надеждой на то, что Грейс жива и здорова. Только после того, как Гвинет убедится в этом, она сможет расстаться с этим голубым талисманом.

Гвинет не знала, где скрывается Грейс, но это могла знать леди Мэри, а значит, необходимо было в первую очередь разыскать именно ее.

Ах, почему она не настояла на том, чтобы поехать вместе с Джесоном?

Гвинет положила пальто на кровать, рядом со своей сумочкой, и прошла в ванную комнату с облицованными зеркалами стенами. Тщательно вымыла холодной водой руки и лицо и вернулась в спальню.

Гвинет решила как следует рассмотреть ящик. Она сразу же заметила то, на что не обратила внимания в библиотеке, — маленькую медную пластинку, на которой было выгравировано: «Уиллард Брайент». Гвинет не могла вспомнить, видела ли она эту пластинку раньше. Быть может, и видела, просто не придала ей значения.

Это был этюдник, какими пользуются художники, делая зарисовки с натуры. Сбоку виднелась прорезь небольшого выдвижного ящичка для хранения мелков и карандашей. Гвинет выдвинула его, увидела, что он пуст, и задвинула обратно.

Затем она вздохнула и подняла голову. Джейке стоял у окна, глядя на улицу.

— Что вы там высматриваете? — спросила она.

— А, — повернулся он, — просто ожидаю отъезда мистера Рэдли. Но он до сих пор на конюшне.

— На конюшне?

— Да, а что?

Ну, конечно. Когда они вернулись в город, Джесон поставил лошадей и карету здесь, опасаясь, что на Мун-стрит их сможет обнаружить Гарри.

У нее еще оставалось время на то, чтобы убедить Джесона взять ее с собой.

— Я еду вместе с ним, — заявила Гвинет, поднимая ящик. — Пойдемте, Джейке.

Он отошел от окна и загородил ей дорогу.

— Нет-нет, миссис Бэрри. Вы же слышали, что сказал мистер Рэдли. Он хочет, чтобы вы оставались здесь.

— Мне неважно, что сказал мистер Рэдли. Я еду с ним. Если не хотите сопроводить меня до конюшни, можете оставаться здесь.

— Будьте благоразумны, миссис Бэрри.

— Уйдите с дороги, Джейке.

Что-то изменилось в его глазах, они вдруг стали светлее и острее. Джейке в эту минуту походил на охотничью собаку, почуявшую дичь. Гвинет оглянулась на кровать, но сумочки с пистолетом на ней уже не было.

«Гарри? — с ужасом подумала она. — Неужели Джейкс — это Гарри?»

И тут она отчетливо вспомнила слова Ричарда Мейтленда:

«Вы бы удивились, когда узнали, как мало нужно для того, чтобы изменить внешность. Другая одежда, прическа, очки, немного пудры и краски — и перед вами совершенно другой человек».

Неужели этот невзрачный человек с лицом обезьянки в самом деле Гарри?

— Я вижу, вам удалось раскрыть мою маскировку, — медленно проговорил он, раздвигая в улыбке тонкие губы. — Могу я узнать, что же выдало меня?

Гвинет знала, что бесполезно умолять этого человека о пощаде, и она ответила, глядя немигающим взглядом в лицо Гарри:

— Глаза. Я запомнила эти хищные лисьи глаза.

Он перестал улыбаться и выпрямился во весь рост. Теперь Гвинет могла только удивляться тому, как слепа она была до этой минуты. С каждым мгновением стоящий перед ней человек становился все больше и больше похож на того Гарри, которого она запомнила с первой встречи с ним.

— А что случилось с настоящим Джейксом? — спросила Гвинет. — И был ли он на самом деле?

— Был, а как же. Сейчас он отдыхает в угольном подвале. Лежит там связанный по рукам и ногам, как цыпленок. Бедняга Джейкс, он так искренне поверил в то, что я один из агентов полковника Мейтленда, присланный ему на подмогу! Но я оставил его в живых, ведь мне нужно, чтобы кто-то передал полковнику Мейтленду мое послание.

— Какое еще послание?

— «Победил сильнейший», — весело сверкнул он глазами.

Гвинет продолжала держать ящик леди Мэри — не слишком тяжелый, но уже успевший оттянуть ей руки. Однако и опустить его она не решалась, боясь спровоцировать неосторожным движением сумасшедшего Гарри. В ушах у нее шумело, сердце бешено колотилось в груди.

«Что мне делать? — лихорадочно размышляла Гвинет. — Закричать? Но кто меня услышит отсюда? Вступить с ним в схватку? Думай, думай, думай!»

— Как ты узнал, что я здесь? — спросила она.

— Зашел на Бонд-стрит и перемолвился парой словечек с вашей хозяйкой. Она такая большая патриотка, эта миссис Бодли! Правда, она не знала наверняка, где вы остановились, но слышала от кучера, что тот возил на Мэрилибон какие-то ящики. Догадаться об остальном было несложно.

— Ты приходил на Бонд-стрит? Но…

— Знаю, — рассмеялся Гарри. — Засада. Но я прошел у них прямо под носом, и туда и обратно.

Ярость захлестнула Гвинет своей ослепляющей волной. Этот подонок улыбался. Он смеялся над ней, над ее беспомощностью, грязная свинья! Гвинет вспомнила белые личинки, копошившиеся в гниющей плоти, лежавшей в саду на краю Хэмпстеда, и ей захотелось навсегда стереть с лица Гарри его мерзкую ухмылку.

— Грейс сумела тогда достать тебя! — выкрикнула она, задыхаясь. — Она ранила тебя, не так ли, Гарри?!

Ей удалось попасть в точку, это читалось по его глазам. Лицо Гарри стало обиженным, как у ребенка.

«Не напрасно ли я разозлила его? — проносилось в голове Гвинет. — Куда девалась моя сумочка? И где наконец Харпер с Джесоном?»

Рука Гарри невольно скользнула по груди и предплечью.

— Кто сказал тебе про Грейс?

Гарри выглядел уже не таким уверенным в себе, как раньше. Тот жест, которым он погладил свою рану, сказал Гвинет больше, чем толстый книжный том. Она угадала: Грейс сумела не только убежать от Гарри, но еще и ранила его хлебным ножом. Гвинет еще раз окинула спальню быстрым взглядом и наконец обнаружила свою сумочку. Она лежала в кресле возле двери.

— Она сама мне это рассказала, — ответила Гвинет.

— Она не могла этого сделать. Я убил ее. Перерезал ей глотку.

Гарри сказал об этом так спокойно, словно убить человека было для него не сложнее, чем отрезать кусок сыра, и Гвинет ощутила новый прилив ярости.

— Нет, Гарри, ты убил другую женщину. Грейс рассказала мне обо всем, что случилось. Ты постучал как раз тогда, когда она отрезала себе хлеб. Ты так был уверен в себе, не правда ли, Гарри? Но Грейс сумела перехитрить тебя. Она оказалась умнее. Ударила тебя ножом, а затем выбежала из дома через главный вход. Ты бросился следом и решил, что тебе удалось догнать и убить Грейс. Но ты ошибся в темноте. Ты зарезал ни в чем не повинную местную сумасшедшую по имени Безумная Хэтти.

— Это ложь! — закричал он.

— Да? Тогда откуда же мне все это известно? — Гвинет дрожала от ярости, но при этом старалась как можно незаметнее приблизиться к тому месту, где лежала ее сумочка. Пистолет, лежавший в ней, был ее последней надеждой.

— Хочешь знать, что думает о тебе полковник Мейтленд? — спросила она. — Он говорит, что ты бездарь и тупица. А еще — законченный неудачник. Ты хотел убить Грейс — она сбежала от тебя. Ты дважды пытался убить меня — у тебя ничего не вышло. Ты — жалкий человечек, Гарри, вот что думает о тебе полковник Мейтленд.

«Я делаю что-то не то! — подумала Гвинет. — Мне его нужно не злить, а успокаивать. Ведь передо мной убийца и психопат».

Гарри тем временем побледнел и напрягся. Слова Гвинет били по нему, словно молотом.

— Неужели я выглядел жалким и сегодня, когда пустил пулю в мозги Джерарда прямо под носом у Особого отдела? — спросил он.

Она еще раньше догадалась о том, что именно Гарри убил Джерарда и Уитли.

— Жалким и глупым, — подтвердила Гвинет, видя, как с каждой секундой растет неуверенность Гарри в самом себе. — Нам все известно о тебе, слышишь? Бедный, глупый Гарри.

С этими словами Гвинет размахнулась и что было сил ударила Гарри ящиком. Гарри пошатнулся и упал на пол. Туда же отлетел и ящик, развалившийся при этом надвое. Не теряя ни секунды, Гвинет бросилась к своей сумочке, выхватила из нее пистолет, обернулась, нажала курок…

И ничего не произошло.

— Я разрядил его, пока ты была в ванной, — раздался голос Гарри. — Так кто же из нас глуп, а, миссис Бэрри?

Он усмехнулся, поднялся на ноги и принялся стряхивать с себя пылинки.

Гвинет не стала ждать, что будет дальше. Она швырнула в Гарри пистолетом и бросилась бежать.

* * *

Джесон держал лошадей под уздцы, пока грум запрягал их в коляску.

— Скажи, Найтли, где ты научился стрелять? — спросил Джесон. — Ты никогда при мне об этом не упоминал.

Найтли опустился на колени, затягивая подпругу:

— Какой же из меня стрелок? Совершенно никакой, мистер Рэдли, сэр. Это даже Джейкс может подтвердить, уж он-то знает. Правда, зарядить пистолет я сумею и даже выстрелить могу, но вот чтобы попасть — это нет.

Очевидно, этот Джейкс был из тех, кто всегда говорит другим то, что они хотят услышать.

— И тем не менее пусть пистолет всегда будет у тебя под рукой. На всякий случай.

— Пистолет? — удивился Найтли. — Какой пистолет? Мистер Джейкс обещал мне дать его и пропал, только я его и видел.

Сначала Джесон не встревожился, скорее рассердился. Ричард Мейтленд говорил ему, что Джейкс — ветеран войны, прекрасный стрелок и отличный полицейский, знающий свое дело. Одно время Джейке скрывался у партизан, и именно там его и нашел Ричард. Однако, судя по тому, что Джесон узнал от грума, мистера Джейкса нельзя было назвать обязательным человеком.

Джесон оглянулся на дом и снова обратился к Найтли.

— А как он выглядит, этот Джейкс?

— Не слишком разговорчивый, но дружелюбный. И не обидчивый. Ничего не сказал мне, когда я проехался насчет того, что он рыжий. Все, мы почти закончили.

— Что? — с тревогой переспросил Джесон.

— Говорю, лошади почти готовы.

Слова его упали в пустоту. Когда Найтли поднял голову, мистер Рэдли уже стремглав летел к дому. Грум покачал головой, попробовал подпругу и еще немного подтянул ее. Все джентльмены одинаковы. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Но поскольку мистер Рэдли не отменял своего приказания, Найтли счел за лучшее подогнать коляску к главному входу.

* * *

Ужас погнал Гвинет вниз по лестнице, и она бежала до тех пор, пока не достигла двери, выходящей во двор. Каждую секунду она ждала пулю в спину, хотя скорее всего Гарри поостережется стрелять, зная, что на звук выстрела сразу же сбегутся слуги.

Слабое, впрочем, утешение.

Дверь оказалась запертой. Гвинет нащупала пальцами ключ, торчащий в замке, но было поздно, и Гарри уже дышал ей в затылок. Она обернулась и яростно набросилась на него, размахивая сумочкой, которая так и осталась зажатой в ее руке. Ей удалось попасть по плечу Гарри, и он болезненно поморщился, но сбить его с ног Гвинет не удалось.

В руке у Гарри блеснул нож.

Умненький, предусмотрительный Гарри. Хочет тихо зарезать ее и так же тихо исчезнуть.

Нет, так просто она сдаваться не намерена!

Гвинет вновь набросилась на Гарри. Одной рукой он перехватил сумочку, другой перерезал на ней ремни и отбросил в сторону. Убийца занес нож, и Гвинет поняла, что сейчас ей наступит конец.

И в эту секунду под высоким потолком оглушительно прогремел выстрел.

Гарри испуганно вздрогнул, рванулся в сторону, но рука Джесона уже перехватила его запястье, выбила нож, и тот со звоном ударился об пол. Гарри изогнулся, бросился на Джесона, и они покатились по полу, душа друг друга в смертельных объятиях.

Желая помочь Джесону, Гвинет, как ей казалось, улучила подходящий момент и потянулась за ножом. Однако момент оказался самым неподходящим. Два сильных, тяжелых тела врезались в нее, чей-то локоть задел Гвинет по подбородку, и нож со свистом улетел через раскрытую дверь столовой. От боли и неожиданности Гвинет вскрикнула, Джесон на мгновение ослабил хватку, и Гарри оказался на свободе. В ту же секунду он выхватил откуда-то из-под жилета маленький пистолет и закричал:

— Не двигаться! Никому не двигаться!

Джесон, не обращая внимания на вопли Гарри, медленно поднялся на ноги и сказал, дыша так же тяжело, как и его соперник:

— Твоя песенка спета, Гарри. Привратники будут здесь с минуты на минуту. Иначе зачем я стрелял в воздух, как ты думаешь? Гвин, с тобой все в порядке?

— Да, — через силу выдавила она, частично солгав. Она переживала, что Гарри вновь оказался на свободе, причем по ее вине.

Гвинет посмотрела на Гарри, и ей показалось, что у нее двоится в глазах. Его фигура постоянно менялась, то увеличивалась в размерах, то снова сжималась. Менялся и взгляд Гарри. Он смотрел на Гвинет то с жестокой яростью, то со странным благоговением, и Гвинет догадалась, что представляется ему Немезидой, загадочной и страшной богиней судьбы.

«То ли он слишком глуп, — говорил о нем Ричард Мейтленд, — то ли от него просто отвернулась удача».

Но неудачи преследуют его только с ней!

— Эй ты! — крикнул Гарри, обращаясь к Гвинет. — Подойди сюда!

— Она никуда не пойдет, — отрезал Джесон.

— У меня, кажется, нога сломана, — плаксивым тоном солгала Гвинет, потирая лодыжку.

Из задних комнат уже доносились голоса, звавшие мистера Рэдли.

— Очевидно, кто-то из привратников нашел окно, через которое я забирался в дом, — заметил Джесон. — Учти, Гарри, если ты пустишь в ход свой пистолет, я задушу тебя голыми руками.

Гарри повернул в замке ключ, распахнул дверь и вылетел наружу. Джесон хотел броситься следом, но Гвинет удержала его, схватив за ногу.

— Пусть уходит! — крикнула она. — У него пистолет!

Джесон наклонился, помог Гвинет подняться на ноги и решительно заявил:

— Его необходимо остановить, Гвинет, иначе этому не будет конца. Понимаешь?

С этими словами он выбежал из дома, и Гвинет последовала за ним.

То, что она увидела, показалось ей невероятным. Возле крыльца ожидала коляска, запряженная двумя белыми лошадьми. Гарри одним прыжком оказался внутри экипажа, схватил поводья и яростно хлестнул лошадей. Это было похоже на дурной сон.

Гвинет застыла на пороге, а Джесон бросился догонять коляску, громко крича на бегу привратникам, чтобы те закрыли ворота. В ту же секунду из темноты одна за другой начали выныривать тени всадников, въезжающих во двор. Гвинет перевела дыхание, подхватила юбки и кинулась вслед за Джесоном.

Всадники рассыпались веером, окружая коляску, словно стая призраков. Гарри стоял в коляске с пистолетом в руке, и в лице его не было страха. Сейчас он словно стал выше ростом и чем-то напоминал героя древних мифов.

В следующую секунду Гвинет подпрыгнула от неожиданности, услышав громовой голос Ричарда Мейтленда.

— Зачем?

Гарри рассмеялся, и у всех, слышавших этот смех, мороз пробежал по коже. Джесон обнял Гвинет за плечи, прижал к своей теплой груди.

— Гвин, не нужно тебе видеть всего этого, — сказал он. — Вернулась бы ты лучше в дом.

— Нет, — отрезала она.

Этот человек был хладнокровным убийцей. Он никогда не испытывал жалости к своим жертвам, и точно так же Гвинет не испытывала жалости к нему. Пусть его повесят, и она станцует от радости на его могиле.

— Ты ничего не понимаешь, Мейтленд, — сказал Гарри. — Я не боюсь тебя. И умереть я тоже не боюсь, — тут его голос стал тише, и в нем появились истеричные, плаксивые нотки: — Ах, и не забудьте сказать моему бедному дорогому папочке, что его сын умер как герой. Это моя последняя просьба.

— Что? — переспросила Гвинет. Она рвалась вперед, но Джесон продолжал удерживать ее за плечи.

Мейтленд снова заговорил, холодно и громко:

— Лорд Айвен Брукс, вы арестованы именем Его Величества короля Георга.

— Гарри — это лорд Айвен Брукс? — недоуменно посмотрела на Джесона Гвинет.

— Очевидно, — ответил он, не сводя глаз с фигуры, стоящей в его коляске.

Лорд Айвен поднял свой пистолет и навел его на Мейтленда, который и не подумал заслониться.

Гвинет завизжала от страха, но визг ее перекрыли выстрелы, раздавшиеся со всех сторон. Лорда Айвена отбросило на подушки сиденья, лошади рванули, но тут же остановились.

От толчка тело лорда Айвена вылетело из коляски и распростерлось на брусчатке двора буквально в двух шагах от Джесона и Гвинет.

— Назад! — приказал Джесон, но Гвинет, разумеется, не обратила на его слова ни малейшего внимания.

Глаза лорда Айвена были открыты, а из уголков рта сочились тонкие струйки крови. На груди у него медленно расплывалось темное пятно.

— Помогите, — задыхаясь, прохрипел он.

Гвинет невольно сделала шаг вперед, но ее опередил Харпер и первым склонился над умирающим.

— Помогите, — повторил лорд Айвен. — Я хочу умереть со своим лицом.

Харпер понял, о чем идет речь. Он сорвал с верхней губы лорда Айвена приклеенные усы, затем бакенбарды со щек и, наконец, седой парик с головы. Потом он вынул носовой платок и стер с лица лорда Айвена остатки грима.

«Это Гарри и в то же время не Гарри», — подумала Гвинет.

Перед ней лежал красивый молодой человек, почти мальчик, с волнистыми светлыми волосами. Глаза его с печалью смотрели в темное низкое небо. Всего две минуты тому назад Гвинет собиралась сплясать джигу на его могиле. Теперь на душе у нее было пусто и холодно.

Лорд Айвен посмотрел на кого-то, стоявшего за спиной Гвинет, и сказал:

— Мы никогда не берем пленных, верно, сэр?

Гвинет обернулась и увидела высокую фигуру Ричарда Мейтленда. Он стоял молча, с непроницаемым лицом.

Она вновь обернулась к лорду Айвену. Тот уже был мертв, но его остекленевшие глаза оставались повернутыми к Мейтленду, а на губах застыла слабая улыбка.

Гвинет зябко поежилась и отвернулась.

— Пойдем домой, — сказал Джесон, обнимая Гвинет за плечи.

Глава 26

Чай был обжигающе горячим, но Гвинет не замечала этого. Перед ее мысленным взором стояла одна и та же картина — сгрудившиеся вокруг лорда Айвена люди, которые еще вчера были его друзьями и товарищами по работе, а сегодня пристрелили его, словно бешеного пса.

«Мы никогда не берем пленных, верно, сэр?»

Она поежилась, отпила еще глоток огненного чая и перевела взгляд на троих мужчин, сидевших вместе с ней за этим столом. Это были Джесон, Мейтленд и Месси. Гвинет думалось, что всех их объединяет одно — железные нервы и холодное сердце. Во всяком случае, смерть лорда Айвена, казалось, не взволновала никого из них. Просто возникла проблема, и они ее решили — быстро и по-деловому. В эти минуты Харпер вместе с остальными сотрудниками Особого отдела занимался инсценировкой смерти лорда Айвена при ис полнении служебного долга. Репутация Особого отдела всегда была для этих людей на первом месте, и ради нее они готовы были сделать героем даже последнего подлеца и предателя.

Что же касается Джесона и Гвинет, то они обязаны были забыть навсегда и имя лорда Айвена, и трагические события этой ночи.

Грум по имени Найтли умудрился пропустить почти все, что происходило в доме и вокруг него. Услышав звук пистолетного выстрела, который сделал Джесон, он попытался найти дорогу в дом. Это его голос они слышали во время сцены, разыгравшейся возле входной двери. К тому времени, когда Найтли сумел добраться до выхода, все уже было кончено, и люди полковника Мейтленда опять загнали его в дом.

С Джейксом — настоящим Джейксом, разумеется, — дело обстояло иначе. После того, как его достали из угольного погреба, с ним очень долго разговаривал сам Ричард. Позже Гвинет узнала от Джесона, что Мейтленд когда-то работал вместе с Джейксом в Испании и с тех пор доверял ему. Неизвестно, как много было известно самому Джейксу и что именно рассказал ему Мейтленд, но послание Гарри, прозвучавшее из его уст, Гвинет могла услышать своими ушами:

«Победил сильнейший».

У самой Гвинет также состоялся долгий разговор с Ричардом. Тот расспрашивал ее о Грейс, о Джонни Роуленде и о том, что им удалось обнаружить в Хэмпстеде. Мейтленд был убежден в том, что именно Джонни роуленд был тем человеком, что приходил к ней в роковую ночь, ставшую для него последней. Быть может, он хотел просить о помощи, быть может, пришел к Гвинет по какой-то другой причине — это могло проясниться только после разговора с леди Мэри. А та, как уже выяснилось, в самом деле находилась не в Лондоне, а в Роузмаунте.

Теперь стало ясно, почему Гарри с такой легкостью удавалось постоянно опережать их. Особый отдел постоянно был в курсе всех событий, и о них Гарри узнавал иногда даже раньше, чем его шеф. У самого Мейтленда первые подозрения зародились сразу же после неудавшегося покушения в Хэддоу. Именно в эти дни двое его агентов находились в разъездах — разумеется, связанных с расследованием, но при этом дававших им возможность незаметно съездить в Хэддоу и вернуться в Лондон.

Ричарду не хотелось верить, что такое возможно, но убийство Джерарда убедило его в том, что в Особом отделе есть человек, который регулярно снабжает информацией Гарри. Или сам является Гарри.

И Ричард стал внимательно следить за теми агентами, что находились тогда в разъездах, — Лэндоном и лордом Айвеном.

Сегодня вечером, после того, как выяснилось, что лорда Айвена не могут найти в доме Джерарда, Мейтленд узнал имя предателя. А узнав, поспешил в ту же минуту на Мэрилибон.

Гвинет снова поежилась. Она никак не могла свыкнуться с тем, что бездушный, жестокий убийца Гарри и лорд Айвен с его нежным, детским личиком и ангельскими глазами — один и тот же человек. Ей даже казалось, что Джесон и Мейтленд проявили к Гарри излишнюю жестокость, пристрелив его без раздумий и сожаления.

Впрочем, когда-то и она сама мечтала сплясать на его могиле.

Гвинет мечтала поскорее увидеть Марка, обнять его, услышать его голос. Она надеялась, что ее сын вырастет настоящим мужчиной — сильным и добрым. Она надеялась, что он никогда не станет похожим на лорда Айвена и избежит его судьбы. А еще ей хотелось, чтобы…

— Тебе удалось найти что-нибудь в том ящике? — прервал ее мысли голос Джесона.

Она поморгала ресницами, мучительно соображая, о каком ящике идет речь, затем вспомнила и ответил;

— Ах да, ящик. Нет, ничего. Но у меня на это и времени-то не было.

На фоне последних событий ящик леди Мэри прочно откатился для нее куда-то на задний план.

— Ричард интересуется им.

— Он наверху.

— Я схожу за ним.

Они поднялись наверх вместе. Ящик лежал на полу на том самом месте, куда он упал после того, как Гвинет запустила им в Гарри. Он был расколот, акварельные рисунки рассыпались по полу, словно колода разноцветных карт. Гвинет держала свечу, пока Джесон собирал их в стопку.

— Погоди минутку, — сказал он. — А это что такое?

На ладони у него блеснуло золотое кольцо-печатка.

Гвинет рассмотрела кольцо и заметила:

— Печать в виде розы.

— Похоже на то, — согласился Джесон.

— Но этого кольца здесь раньше не было, ведь я просматривала эти рисунки и обязательно должна была на него наткнуться, — сказала Гвинет.

Джесон отложил кольцо и принялся изучать ящик, кожаная подкладка, подклеенная с внутренней стороны крышки, слегка отошла от удара, и Джесон отодрал ее, ухватив за кончик.

— Вот он, твой портрет, — сказал он. — За подкладкой.

Портрет был нарисован прямо на дереве. Узнать ицо женщины было трудно, но Гвинет сразу же догадалась, что это портрет леди Мэри — в юности, разумеется. Было трудно оторваться от ее глаз — больших, одухотворенных, с надеждой глядящих в будущее.

— Что с тобой? — спросил Джесон, глядя на Гвинет.

— Ничего, — ответила она и сглотнула слезы.

Он ничего не сказал, лишь покачал головой и продолжил исследовать свою находку.

— А это что, Джесон?

— Записка и вырезка из газеты «Бристоль-пост». Записка датирована пятнадцатым июня 1783 года, как и вырезка, — он развернул записку и прочитал: — «Садовник нам теперь не помешает. Дело сделано. Хьюго».

— Садовник — это, разумеется, Уиллард Брайент, — пылко воскликнула Гвинет. — А Хьюго… я полагаю, он убил его. И кольцо — это доказательство его вины. — Она снова взяла кольцо, внимательно рассмотрела его и прочла гравировку на внутренней стороне: — «Уиллард Брайент». А что сказано в газетной вырезке? — спросила она.

— Посвети мне, — попросил Джесон.

Он быстро пробежал заметку глазами, взволнованно вздохнул и воскликнул:

— Господи Иисусе!

— Что? — нетерпеливо спросила Гвинет. — Говори же, не тяни!

Он медленно поднял голову и ответил, глядя Гвинет прямо в глаза:

— Там сказано, что молодой специалист по ландшафтам по имени Уиллард Брайент был ограблен и застрелен в Бристоле в тот момент, когда возвращался домой после встречи со своим заказчиком. Помимо денег, пропало золотое кольцо-печатка Уилларда с изображением розы, символа его профессии.

Они замолчали и долго смотрели друг другу в глаза.

Наконец Гвинет сказала:

— Вот почему Джерард был готов на все ради этих бумаг. Ведь они неопровержимо доказывают, что он — убийца.

— Не уверен, что этого будет достаточно для обвинения, — сказал Джесон.

— Может быть, но если эти бумаги попадут в суд, его имя навсегда будет покрыто позором.

— Я отдам все это Ричарду, — ответил Джесон, — а затем мы с тобой поедем в гостиницу и заночуем там. Здесь мы не можем оставаться, и на Мун-стрит нас тоже не ждут.

— А завтра утром поедем в Роузмаунт к леди Мэри?

— Да, завтра утром мы поедем в Роузмаунт, — улыбнулся Джесон.

Она не стала спускаться вниз вместе с Джесоном. сказав, что ей нужно собрать свои вещи. Быть может, это было невежливо с ее стороны — не попрощаться с Ричардом Мейтлендом, но Гвинет просто не знала, что она может сказать этому человеку.

Гвинет упорно возвращалась мыслями к леди Мэри Не оставалось никаких сомнений в том, что та любила Уилларда Брайента. Быть может, они замышляли побег, и Хьюго застрелил молодого садовника.

Леди Мэри, Грейс — здесь было над чем подумать.

Гвинет подняла пальто Грейс.

«Отдам его леди Мэри», — решила она, нисколько не сомневаясь в том, что рано или поздно Грейс сумеет разыскать свою хозяйку.

Внезапно Гвинет охватил озноб, зубы ее застучали, и она обернулась в поисках своей пелерины. Она валялась в изголовье постели — свидетельница многих приключений, выпавших на долю Гвинет. В этой пелерине она была и в Хэмпстеде, и сегодня ночью. Пелерина была перепачкана грязью, один рукав у нее порвался, а на груди темнели пятна крови. Да, с этой пелериной придется распрощаться.

Впрочем, через несколько дней Гвинет станет женой Джесона, и тогда у нее будет сколько угодно и пальто, и даже меховых шуб, но вряд ли хоть одну из них она будет любить так, как любит эту жалкую зеленую пелерину.

Гвинет заплакала, сама не зная почему. Ведь это была всего лишь старая пелерина.

* * *

Она проснулась в слезах, с гулко бьющимся сердцем. Сон отступал, и дыхание Гвинет постепенно становилось ровным и спокойным. Ей снился Марк, но во сне он не был Марком. Он был лордом Айвеном, и за ним гнались люди с перекошенными от злобы лицами. Среди них был Джесон, и он тоже не стремился прийти на помощь своему собственному сыну.

Страх понемногу отпустил Гвинет, и на смену пришла реальность. Гвинет вспомнила, где она находится-в гостинице «Кларендон», куда они с Джесоном приехали вчера поздно ночью. Наскоро поужинали и легли спать. Но сейчас Гвинет была одна.

Она заставила себя встать, протерла заплаканные глаза. Постель еще хранила запах Джесона, а тело Гвинет болело и ломило. Ей трудно было припомнить, сколько раз они с Джесоном занимались вчера любовью. Впрочем, «любовь» было не самым подходящим словом для того, что они делали. Это был какой-то отчаянный порыв. Джесон брал ее раз за разом — яростно, исступленно, и у Гвинет уже не оставалось сил для того, чтобы отвечать ему. Порой ей казалось, что вместе с ней в постели находится чужой, незнакомый мужчина.

Повернув голову, Гвинет увидела стоящего возле окна Джесона. Он был полностью одет, и на его лицо от зажженного во дворе гостиницы фонаря падали причудливые тени.

— Джесон? — окликнула его Гвинет, зябко поводя плечами.

— Я не мог уснуть, — ответил он, медленно отворачиваясь от окна, — и поэтому решил встать и одеться.

Джесон подошел к кровати, но не потянулся, чтобы обнять Гвинет.

— Я думал о лорде Айвене, — сказал он.

— Что именно?

— Мне показалось, что он ненавидел своего отца. Как ты считаешь?

— Я… я не знаю. Не думала об этом. Но если ты спросил, то… нет, наверное, это не так. Мне кажется, что он любил своего отца, но этого, увы, мы уже никогда не узнаем.

Они надолго замолчали, а затем Джесон сказал:

— Он был мерзавцем до мозга костей, и я должен был бы радоваться его смерти, но меня почему-то мучает раскаяние.

— Я знаю, я сама чувствую то же самое, — ответила Гвинет, чувствуя подкативший к горлу комок.

— Почему так случилось? Ведь перед ним были открыты все пути, а он стал бездушным убийцей.

Гвинет не ответила, погрузившись в собственные мысли.

— Марк должен знать о том, что его отец очень любит его. Я буду беречь его. Да, Гвин, клянусь, я буду беречь нашего Марка, — он прикусил губу. — Но я ничего не знаю о детях и не уверен, что когда-нибудь научусь их понимать.

Гвинет взяла ладонь Джесона, прижала ее к своей щеке.

— Что это? — спросил он. — Слезы?

— Ты добрый человек, Джесон Рэдли, — дрожащим голосом сказала Гвинет. — Из тебя получится прекрасный отец. Мы с тобой сделаем все, чтобы Марк тоже вырос настоящим человеком. А теперь ложись в постель, люби меня.

Теперь он снова стал Джесоном и любил ее пылко и нежно.

* * *

У Гвинет больше не было ни пальто, ни пелерины, но погода разгулялась, и поэтому ей было тепло даже в шали, накинутой поверх серого шерстяного платья, Гвинет не расстраивалась, она считала, что и так выглядит вполне респектабельно.

В Роузмаунт они приехали за полдень, у порога их встретила сияющая экономка.

— Миссис Бэрри, — воскликнула она, прежде чем Гвинет или Джесон успели промолвить хотя бы слово. — Ее светлость ждет вас. Этот милый джентльмен, мистер Мейтленд, уже побывал у нас и сказал, что вы приедете. Могу я взять у вас это?

Последние слова относились к голубому пальто, переброшенному через руку Гвинет. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой. Если здесь не окажется Грейс, она отдаст это пальто только леди Мэри, и никому иному.

Экономка покосилась на ящик, который держал в руках Джесон, но предложить свою помощь не решилась.

— Ну что ж, — сказала она, — милости прошу, проходите.

Она повела их в застекленную оранжерею. Солнечный свет, лившийся с прозрачного потолка, заливал сиянием каждый уголок оранжереи, каждый лист. Оранжерея была уставлена горшками, в которых росли пестрые, веселые цветы — названий многих из них Гвинет не знала. Слышалось негромкое журчание воды, струившейся из устроенного в стене маленького фонтана.

Гвинет показалось, что она вошла в одну из акварелей, хранившихся в ящике леди Мэри.

В центре оранжереи, на свободной от цветов площадке, в плетеном кресле-качалке сидела сама леди Мэри, а возле нее с раскрытой книгой в руках сидела на скамеечке молодая женщина, лицо которой показалось Гвинет знакомым.

— Грейс? — севшим от волнения голосом спросила она.

Гвинет боялась, что Джесон заговорит сейчас о ящике, который он поставил на край стола, но его внимание было приковано к молодой женщине, поднявшейся им навстречу.

— Не может быть! — воскликнула Грейс. — Вы привезли мое пальто, миссис Бэрри!

Услышав эти слова, увидев улыбку на лице Грейс, Гвинет бросилась вперед и заключила молодую женщину в крепкие объятия.

* * *

В первые минуты они говорили только об оранжерее, наперебой восхищаясь цветами, пальмами, фонтаном, но потом, когда экономка принесла чай, беседа переключилась на недавние события.

Гвинет убедилась в том, что все ее предположения о бегстве Грейс из коттеджа в Хэмптоне оказались верными.

— Я не знала, куда мне пойти, — сказала Грейс, — тогда вспомнила о миссис Кливз. Вы ее знаете, это здешняя экономка. Я знала, что она предана леди Мэри. И — вот чудо! — сама леди Мэри тоже оказалась здесь!

— Я и мечтать не смела о том, чтобы меня отправили в Роузмаунт, — вступила в разговор леди Мэри. — Миссис Кливз узнала о том, что приставленная ко мне сиделка постоянно подмешивает в мою еду и питье снотворное, лауданум, и заменила флакон на другой, в котором была простая подкрашенная вода. Я начала поправляться и день ото дня чувствовала себя все лучше и лучше. А Грейс мы выдали за племянницу миссис Кливз — ловко придумано, верно?

— На всякий случай я ходила в чепце, опущенном до бровей, — клянусь, меня родная мать не узнала бы! — подхватила Грейс. — Я считалась кухонной прислугой и наверх почти никогда не поднималась.

Гвинет не представляла, что ее ждет при встрече с леди Мэри вот так, с глазу на глаз. Она думала, что у той действительно сильное нервное расстройство, и не была уверена, что леди Мэри сможет вспомнить ее. Но леди Мэри оказалась не только в полном рассудке, но и в прекрасной форме. Ее глаза лучились покоем и счастьем, на щеках играл румянец. Впрочем, может быть, не обошлось и без капельки румян — ведь леди Мэри готовилась к приезду гостей.

— А когда ее светлость полностью оправилась, — продолжала Грейс, — мы собрались увезти ее отсюда куда-нибудь подальше, я и миссис Кливз. Но этот милый мистер Мейтленд, который приезжал сюда, избавил нас и от сиделки, и от того мрачного слуги, что был приставлен присматривать за леди Мэри. Он арестовал и увез их обоих. Ах, если бы только Джонни… Джонни…

Лицо Грейс сморщилось, и она поспешно полезла за носовым платком.

— Грейс, почему бы тебе не отправиться к миссис Кливз, — мягко сказала леди Мэри. — Я уверена, она будет рада тебя видеть.

Продолжая всхлипывать и вытирать слезы платком, Грейс покинула оранжерею.

Гвинет проводила ее взглядом.

— С тех пор, как вы приехали, вы постоянно смотрите на Грейс, — негромко заметила леди Мэри. — Очевидно, полагаете, что с ней случилось что-то страшное.

— Нет, — ответила Гвинет. — Теперь уже нет. Надо сегодняшнего дня…

— Мистер Мейтленд рассказал мне о том, что из-за Грейс и из-за меня случилось с вами. Поверьте, дорогая, мне очень жаль, что вы оказались втянутой в эту историю. Могу я принести вам свою благодарность?

— Я ничего не знала и ничего не сделала для вас, — ответила Гвинет. — До вчерашнего дня я и не подозревала, насколько важен тот ящик, который вы оставили в библиотеке.

— Боюсь, что сам ящик сильно пострадал, — сказал Джесон, — но сейчас это уже не имеет значения, правда?

— Ах да, ящик Уилларда.

Леди Мэри нежно погладила пальцами стенки ящика, осторожно подняла крышку. Посмотрела на собственный портрет, изображенный на ней, надолго задумалась, а затем подняла глаза на Гвинет:

— Я хорошо помню тот день, когда Уиллард нарисовал его. Мы были с ним так счастливы. Он сказал, что теперь каждый раз, открывая ящик, он будет видеть меня. Боюсь, что портрета самого Уилларда нигде не сохранилось. Впрочем, остались его сады, они могут рассказать о нем больше, чем любой портрет. А это был его этюдник. Он оставил его мне специально, для того, чтобы у него был повод вернуться. Впрочем, я забегаю вперед. Позвольте мне рассказать вам все с самого начала, хотя, как мне кажется, вы уже знаете почти всю эту историю. Да, мы с Уиллардом любили друг друга, хотя и знали о том, что мой отец никогда не даст разрешения на наш брак. Если бы вы были знакомы с моим отцом, то поняли бы, почему Уиллард задумал наш побег из дома.

И она тихим голосом рассказала о том, как они с Уиллардом мечтали начать новую жизнь, а затем грустно добавила:

— Разумеется, в действительности все оказалось совсем иначе.

Ее отец, сказала леди Мэри, решил выдать ее за Хьюго Уитли — именно эту фамилию он носил тогда, — человека жестокого и властного, которого леди Мэри боялась до полусмерти. Она просила, умоляла отца не делать этого, но тот, разумеется, остался глух к ее мольбам. Хьюго в то время готовился принять фамилию и титул Джерарда, и свадьба, назначенная отцом, была неизбежна. Она входила в условия сделки.

— Я боялась упоминать имя Уилларда, — рассказывала леди Мэри, — хотя мы с ним продолжали строить планы нашего побега. Мы собирались уехать подальше от Бристоля и уже подыскали себе маленький домик. Я тогда была уже совершеннолетней, и поэтому если бы побег нам удался, мой отец ничего не смог бы поделать. — Леди Мэри прикрыла глаза и сказала дрогнувшим голосом: — А потом Уилларда застрелили в Бристоле, и в тот же миг рухнули все мои мечты. После этого мне уже было безразлично, за кого меня выдадут замуж. Так я стала женой Хьюго. Тогда я не подозревала, что им известно о наших с Уиллардом планах. Я никогда не говорила с ними об Уилларде, и они не говорили со мной о нем.

— А потом, — вставил Джесон, — вам удалось обнаружить доказательства того, что ваш отец и ваш муж были причастны к его смерти?

— Да. Это случилось сразу после смерти отца, спустя десять лет после гибели Уилларда. Его слуга обнаружил конверт, засунутый за подкладку старой шляпы, и отдал его мне. Я думаю, отец хранил все это для того, чтобы постоянно держать на крючке Хьюго, хотя и без этого тот был предан ему, как пес. Можете представить мое горе и мой гнев. И, конечно же, мой страх. Я не была уверена в том, что вырезки из газеты хватит для того, чтобы отдать Хьюго в руки правосудия, к тому же это все равно не вернуло бы мне Уилларда. Поэтому я спрятала эти доказательства в ящик Уилларда и заклеила крышку куском кожи.

— Что же в таком случае заставило вас изменить свое решение? — спросил Джесон.

— Лекция о ландшафтном садоводстве, которую я прослушала в Женской библиотеке, — ответила леди Мэри со слабой улыбкой. — До этого я и не знала, что можно найти выход из той ситуации, в которой оказалась. Но чем больше я общалась с Гвинет и с леди Октавией, тем сильнее убеждалась в том, что положение мое небезнадежно. Я начала думать, что если другие женщины могут начать новую жизнь, бросив своих мужей, то и мне удастся это сделать, — на глазах у нее появились слезы. — Немного денег, маленький тихий домик — вот и все, что мне было нужно для счастья. И я начала строить планы побега — с помощью Грейс и Джонни. Я знала, что при этом мне придется навсегда расстаться с садами Уилларда, и я решила сохранить их хотя бы на акварелях. Я собрала его рисунки и отнесла их в библиотеку, чтобы иметь возможность в любое время забрать их оттуда. Разумеется, вместе с доказательствами преступления, которое совершил мой муж. Обращаться с ними в полицию я не собиралась, как я уже говорила, мне казалось, что этих доказательств может оказаться недостаточно для того, чтобы передать дело в суд. К тому же все это случилось целых тридцать ет тому назад.

— Шантаж? — спросил с улыбкой Джесон.

— Самооборона, — ответила леди Мэри. — Разумеется, я была не настолько глупа, чтобы рассказывать Хьюго об этом конверте до того, как окажусь на свободе. Но когда я пыталась бежать, Хьюго сумел поймать меня, и тогда я стала ему угрожать. Правда, я и тогда не сказала ему всего. Сказала лишь, что кольцо Уилларда и записка Хьюго спрятаны вместе с моим портретом. Не помню в точности, что я ему тогда говорила. Я все еще надеялась на то, что Джонни сможет прийти мне на помощь. Джонни я сказала, что если со мной что-нибудь случится, то он должен пойти к леди Октавии, попросить ее достать конверт из-под крышки и передать его в руки полиции. А на случай, если ему не удастся найти леди Октавию, я велела Джонни обратиться к вам, Гвинет. Грейс рассказала мне, что Джонни пытался встретиться с леди Октавией, но заметил, что за ней следят, и отказался от этой встречи.

— И после этого пришел ко мне, — сказала Гвинет.

— Именно так считает мистер Мейтленд.

— А когда Джонни не нашел меня дома, он отправился к Сэквиллу искать меня там.

— Мистер Мейтленд сказал, что Джонни до этого побывал еще в одном месте — собирал долги.

— Правильно! — воскликнула Гвинет и посмотрела на Джесона. — Грейс говорила мне об этом! В библиотеке. Она говорила о своем друге, но не назвала его имени. Она хотела говорить с леди Октавией, и больше ни с кем.

— Да, — улыбнулась леди Мэри. — Леди Октавия произвела на нее большое впечатление, когда добилась, чтобы ее пустили ко мне. Правда, ту нашу встречу я помню очень смутно. Но как бы то ни было, я не говорила Грейс о ящике. Считала, что чем меньше людей будут знать об этом, тем лучше. К тому же Грейс такая пугливая.

— Я вижу, вы очень доверяли Джонни, — заметил Джесон, вытягивая ноги, затекшие от сидения на низком стуле.

— О, да. Кроме того, я обещала заплатить ему сто гиней, как только окажусь в том коттедже в Хэмпстеде. Бедный Джонни. Как он хотел получить эти деньги. Но, поверьте, если бы я знала, до каких глубин мог опуститься Хьюго, я никогда не решилась бы выступить против него.

— И что вы собираетесь делать дальше? — спросила Гвинет после долгого молчания.

— Не знаю. Пока буду жить здесь и любоваться садами, которые разбил когда-то Уиллард. А там посмотрим.

* * *

Они пробыли у леди Мэри еще час, осматривая дом и сад, но отклонили ее предложение остаться на ночь. Гвинет рвалась домой, и Джесон разделял ее желание.

Гвинет оставалось только вернуть Грейс пальто. Когда она отдавала его, Грейс испуганно приложила к губам ладонь и сказала:

— А ваше пальто я… я выбросила его. Понимаете, я добиралась сюда целую неделю, пешком. Спала в вашем пальто прямо на земле под деревьями. Потом я попыталась его отстирать, но оно расползлось и стало никуда не годным. Простите меня.

Гвинет постаралась ничем не выдать своего разочарования, но Джесон почувствовал его и, когда они уже ехали в экипаже, сказал:

— Не огорчайся так из-за своего пальто.

— Что?

— Для Грейс ты была всего лишь приятной леди, с которой она познакомилась в библиотеке. Ей и в голову не приходило, что из-за этой встречи у тебя будет столько неприятностей. И твое пальто было для нее… просто пальто, и ничего больше. Это для тебя ее пальто было чем-то вроде талисмана.

Гвинет рассмеялась и ответила:

— В твоих словах есть только доля правды. В данный момент я единственная женщина во всей Англии, у которой вообще нет пальто.

— Как только мы обвенчаемся, я куплю тебе дюжину пальто.

— Ловлю на слове. И предупреждаю, мое новое пальто будет дорогим. К тому же я и сама женщина небедная, ведь у меня есть десять тысяч фунтов. Наследство, помнишь? Правда, я предпочла бы вернуть эти деньги тому, кто мне их завещал, если, конечно, тебе удалось узнать имя этого человека.

— Наследство! — воскликнул Джесон. — А я, признаться, совсем забыл о нем.

— Но ты же обещал встретиться вчера с адвокатом. Ты узнал имя?

— Я застал в конторе только клерка, но сумел запугать его до полусмерти, и он мне все сказал. Знаешь, кто оказался твоим благодетелем? Джуди Дадли!

— Джуди. Так я и знала!

* * *

Леди Мэри сидела в столовой, глядя на портрет, висевший над камином. С него улыбалась юная девушка с сияющими от счастья глазами. Трудно было поверить в то, что такой она была когда-то, столько лет тому назад.

Что вы собираетесь делать дальше?

Трудный вопрос задала ей Гвинет, очень трудный. И теперь леди Мэри нужно было решить, не слишком ли поздно начать все сначала? Ведь ей уже пятьдесят четыре, она всегда была такой застенчивой и одинокой. За всю свою жизнь ей так и не удалось найти настоящих друзей. Уиллард, который сумел увидеть в ней то, чего не замечали другие, сказал ей однажды: «Ты живешь, словно улитка в своей раковине, Мэри».

Да, именно так она и прожила свою жизнь. Правда, был момент, когда она была готова раскрыться навстречу миру, но смерть Уилларда вновь захлопнула створки ее раковины. И вот что с ней стало. Если бы Уиллард мог ее сейчас увидеть, он, наверное, был бы очень недоволен. Интересно, что он сказал бы, если бы такая встреча была возможна? Наверное, он сказал бы… Наверное, он сказал бы, что гордится ею. Ведь она вступила в битву с одним из самых жестоких людей во всей Англии и вышла из нее победительницей.

Да, но если бы рядом с ней не было такой женщины, как Гвинет…

Ты живешь, словно улитка в своей раковине, Мэри.

И этот мирок так мал и так тесен.

Но так ли это? Ведь у нее теперь есть подруги — леди из Женской библиотеки, и это прекрасно. И у нее есть цель в жизни — помогать другим женщинам, оказавшимся в беде. А если леди Октавии в самом деле удастся заставить парламент изменить законы, касающиеся прав женщин, то сколько работы предстоит впереди, сколько работы…

«Шаг за шагом, — поклялась она девушке, глядевшей на нее с портрета. — Шаг за шагом я буду двигаться вперед. С помощью Гвинет. В память об Уилларде. Шаг за шагом. А там посмотрим».

Глава 27

В Лондон они приехали поздно вечером и вновь заночевали в «Кларендоне». Гвинет настаивала на том чтобы завтра же утром ехать в Хэддоу, но у Джесона были другие планы. У него в кармане лежало разрешение епископа на брак, и он не хотел откладывать венчание ни на час. Ведь если венчаться после возвращения в Хэддоу, это значит потерять еще уйму времени — на покупку свадебных нарядов, на приглашение гостей, на подготовку к свадебному пиру. Можно было не сомневаться, что без этого бабушка Рэдли не обойдется. И неважно, что вся эта мишура ничего не значила для самих Джесона и Гвинет.

И они тихо и быстро обвенчались в церкви Сент-Джеймс на Пиккадилли, где настоятелем служил старый знакомый Джесона.

В Хэддоу они отправились в приподнятом настроении, но с каждой милей оно менялось, и наконец Джесон совсем увял, мрачно уставившись в окно кареты.

— Что с тобой? — спросила его Гвинет. — О чем ты задумался?

— Я думаю о Марке, — ответил он. — Ведь вы всю жизнь были с ним вдвоем. Захочет ли он принять меня? Об этом они уже говорили и не раз.

— Я уверена, что тебе не о чем беспокоиться, — сказала Гвинет, накрывая ладонью руку Джесона. — Марк не просто любит тебя, он тебя обожает.

— Да, как дядю Джесона, но не как мужа своей матери. Не как своего отца, — он повернул голову к Гви-нет. — Если бы у меня был такой отец, как Найджел Бэрри, я ни за что не захотел бы иметь второго.

Неуверенность Джесона невольно передалась Гви-нет, и она сказала:

— Я поговорю с Марком. Объясню, какое ему выпало счастье. Постараюсь, чтобы он все понял.

— Нет, — ответил Джесон. — С Марком поговорю я сам. Как мужчина с мужчиной. Не хочу, чтобы между нами стояла женщина.

— И что ты ему скажешь?

— Придумаю.

В Хэддоу они вернулись днем, перед обедом. Узнав о том, что Марк возится на конюшне со своим пони, Гвинет, не заходя в дом, сразу же направилась туда.

— Марк! — позвала она сына. — Марк!

— Мама! Как хорошо, что ты вернулась.

Она опустилась перед ним на колени, жадно всматриваясь в дорогое лицо, а затем крепко обняла Марка и прижала его к груди.

— Мама! — возбужденно воскликнул Марк, вырываясь из ее объятий. — Мама, ведь ты еще незнакома с Джонатаном! Это племянник мисс Дадли.

Гвинет обернулась и увидела входящего на конюшню Брэндона. Рядом с ним, ведя в поводу пони, шел мальчик приблизительно того же возраста, что и Марк.

— Как поживаете, мисс Бэрри? — спросил мальчик, вежливо приподнимая свою кепку.

Момент для того, чтобы поговорить с Марком о том, что они с Джесоном поженились, был упущен.

— Спасибо, хорошо, — ответила Гвинет. — А ты как поживаешь, Джонатан?

— А вот и мой дядя Джесон! — воскликнул Марк и бросился к появившемуся на пороге Джесону.

С трудом дождавшись, когда закончится наконец церемония знакомства, Марк буквально взорвался.

— Мы с Джонатаном разводим лягушачью икру, — выпалил он. — Из нее скоро вылупятся головастики. А еще… еще у нас ожеребилась Мэгги. Мы дали жеребеночку имя Спонджер. Знаешь, мама, ему всего три дня, а он уже стоит на ножках!

— Я вижу, ты тут без нас не скучал, — заметил Джесон.

— Да, но это еще не все…

— Марк, — со смехом остановил его Брэндон. — Дай маме и дяде Джесону дух перевести. Берите-ка своих пони и ведите в стойло. И не забудьте их почистить. Потом придете домой и расскажете все остальное.

Марк и Джонатан подхватили под уздцы своих пони и, весело болтая, повели их в глубь конюшни.

Джесон посмотрел на Гвинет, она на него, и они дружно рассмеялись.

— Ну, что нового в Лондоне? — спросил Брэндон, сгорая от нетерпения.

— Все кончено, — ответил Джесон.

— Слава богу! Как это произошло?

— Для того чтобы рассказать в подробностях, и часа не хватит. Если говорить коротко, то Гарри мертв.

— Давно не доводилось слышать ничего более приятного.

— А что нового в Хэддоу? — спросила Гвинет.

— В общем-то, ничего. Джуди каждый день бывает здесь вместе с Джонатаном. Марку, как видишь, скучать не пришлось. Ах да, сюда еще зачастила мамаша Джуди, — Брэндон покрутил пальцем у виска. — Чокнутая. Они обе чокнутые. Наверное, это у них в роду. Собираются сыграть в июне свадьбу. Но жениха-то у Джуди нет!

— Ну, это легко поправить, Брэндон, — рассмеялась Гвинет.

— Ты говоришь прямо, как они. Джуди сидит сейчас в гостиной. Выбирает фасон для своего свадебного платья из французского модного журнала. Ну, бог ей в помощь! Бабушка отдыхает. Софи уехала кататься верхом, но за нее не волнуйтесь, она не одна, с ней один из грумов.

— Отлично, — сказала Гвинет. — А теперь я хотела бы переговорить с Джуди с глазу на глаз.

— Звучит серьезно, — приподнял бровь Брэндон.

— Так оно и есть.

— Тогда я с тобой.

— В этом нет необходимости…

Но Брэндон уже не слышал ее, он повел своего жеребца в стойло.

Джуди в самом деле была в гостиной и действительно листала модный журнал, то нервно перелистывая его, то отбрасывая в сторону.

— Ой, а мне показалось, что это Брэндон, — рассмеялась она, увидев Джесона.

— Тогда мне понятно, почему ты так увлеклась этим журналом, — улыбнулся в ответ Джесон.

— Увы, он никак не желает заглотить приманку, — улыбнулась Джуди и сказала, посмотрев на лица Джесона и Гвинет: — По-моему, у вас все хорошо, можно даже не спрашивать.

— Лучше не бывает, — ответил Джесон. — Человек, охотившийся за Гвинет, мертв. Опасность миновала, и теперь можно вернуться к нормальной жизни.

— Отличные новости. А теперь расскажите обо всем подробно.

— Давай дождемся Брэндона, — сказала Гвинет. — А пока поговорим о другом. Джесон был у адвоката, и теперь мы знаем все, Джуди.

— У адвоката? — отрешенно переспросила Джуди.

— Я говорил с ним о наследстве. Десять тысяч фунтов. Теперь мы знаем, от кого они, —сказал Джесон.

Джуди отступила на шаг назад, но Гвинет удержала ее, схватив за руки.

— Это так мило с твоей стороны, Джуди, — сказала она, — но прости, я не могу принять эти деньги.

— Вы ошибаетесь, — пробормотала Джуди. — О, господи, как бы это вам объяснить?

— Никакой ошибки нет, Джуди, — сказал Джесон. — И не нужно ничего объяснять. Мы очень благодарны тебе за твою заботу.

— Мне так неловко, — начала Джуди, но замолчала, услышав приближающиеся шаги. Раскрылась дверь, и в гостиную под руку с бабушкой вошел Брэндон.

Та бросила всего лишь один быстрый взгляд на Джуди и спросила:

— Кажется, наш маленький секрет раскрылся, Джуди?

— Боюсь, что так, мадам, — ответила она.

— Я так и подумала, когда узнала от Брэндона, что Гвинет хочет побеседовать с тобой наедине. А теперь иди, девочка, и ты тоже, Брэндон. Я хочу остаться с Джесоном и Гвинет.

Джуди вышла из гостиной, Брэндон вслед за ней. Возле лестницы он догнал ее и спросил:

— Может быть, ты остановишься и объяснишь мне, что это значит?

Он взял Джуди за руку и развернул девушку лицом к себе.

— Ну? — спросил он.

— Наследство, — ответила она.

О наследстве Брэндон знал, ему о нем говорил Джесон. Однако он не думал, что и Джуди известно о нем.

— А тебе кто рассказал о наследстве? Гвинет?

— Нет. Все это я сама сделала.

— Ты решила подарить десять тысяч фунтов Гвинет? — переспросил Брэндон, не веря своим ушам. — Как ты могла? Почему не подумала о том, как она будет себя при этом чувствовать? Гвинет — женщина бедная, но гордая. Неужели ты этого не понимаешь?

— Не будь смешным! — воскликнула Джуди, выдергивая руку. — Где я возьму десять тысяч фунтов?

Она развернулась и поспешила прочь.

Брэндон вновь догнал ее и спросил, загораживая Джуди дорогу:

— Как это понимать: «Где я возьму десять тысяч фунтов»? Всем известно, что ты богата, как турецкий набоб. Унаследовала сразу два состояния.

— Унаследовала, — зло согласилась Джуди. — Но ты лучше спроси, сколько у меня осталось после уплаты долгов. Не больше тысячи!

— Я не верю.

— Неужели, глядя на меня, можно подумать, что я богата? — крикнула она. — Посмотри, как я одета. Посмотри, как я живу. Мы с матерью бедны как церковные мыши.

— Но твой образ жизни…

Она с силой оттолкнула его и пошла прочь.

— Зачем ты лгала? — крикнул он ей вслед.

— Мне так было проще, — ответила она через плечо. — Ни лишних вопросов, ни лишнего сочувствия. А впрочем, я сама не знаю. Знаю только, что устала от этой игры.

Брэндон одним прыжком настиг ее и крикнул:

— Значит, ты не можешь купить мне дюжину новых колясок?

— Брэндон, я тебе и уздечки не могу купить!

Он громко расхохотался, обхватил Джуди за плечо и поцеловал.

— Какая же ты идиотка! Наконец-то я могу сказать тебе с чистым сердцем: я люблю тебя, Джуди Дадли!

— Вот уж не думала, что ты можешь так низко пасть. Ты же ненавидишь меня всей душой! — огрызнулась она.

— Всей душой я ненавидел мысль о том, что всю жизнь буду жить на твои деньги. А раз этот вопрос отпал сам по себе, то я не вижу причин, по которым мы не могли бы пожениться.

— Да? И на что же мы будем жить?

— У меня есть имение в Хэмпшире…

— Убогая дыра, по твоим же собственным словам.

— Так было до того, как я решил жениться, — хмыкнул Брэндон. — Но теперь я наведу там порядок. Нет, Джу, я не совсем бедняк, так что смело шей себе подвенечное платье из этого чертова журнала. Если, конечно, не против выйти за меня замуж.

— Никогда не выйду за мужчину только ради его денег! — осталась в своем репертуаре Джуди.

— Надеюсь, — ответил Брэндон. — Выходи за меня по любви.

— Я безумно люблю тебя, Брэндон Рэдли, — просияла Джуди.

— Ах, Джу, как давно я мечтал услышать от тебя эти слова! И почему ты мне раньше этого не говорила?

* * *

— Присядь, Джесон, и ты тоже, Гвинет. Шею свернешь глядеть, как вы мечетесь, — командным голосом прогремела бабушка Рэдли. — Вот так-то лучше. Итак, вы раскрыли мою маленькую тайну.

Гвинет была в смятении. Предположить, что Джуди могла оказаться ее загадочным благодетелем, она еще могла, но чтобы бабушка, этот домашний тиран? Ведь она никогда не слышала от нее ничего, кроме попреков.

А вот Джесон, казалось, воспринял новость довольно легко. Он уселся поудобнее и спросил:

— Но почему ты это сделала втайне? Почему не явно?

— Ты думаешь, Гвинет согласилась бы принять от меня хотя бы ломаный грош? Ошибаешься. Она всегда меня ненавидела.

— Это неправда! — крикнула Гвинет.

— Сейчас конечно, но раньше… Теперь-то ты знаешь, что это такое — растить собственного ребенка. А мне, когда я приехала в Хэддоу, нужно было поднимать на ноги пятерых! Ах да, конечно, был еще Феликс Рэдли, но он редко показывал нос в Хэддоу, и все заботы легли на мои плечи. Нет, я не жалуюсь, просто объясняю, как все было на самом деле. У меня не было ни минуты отдыха.

Об этом Гвинет почему-то никогда не задумывалась. Она представила себя с пятью детьми на руках. И это заставило ее по-новому, с уважением, взглянуть на бабушку Рэдли.

— Хорошо, ты объяснила нам, почему сделала это тайно. И все же — почему? Как ты узнала, что Гвинет бедствует? — Он хлопнул себя по лбу и сам же ответил: — Джуди! Разумеется, от Джуди!

— Да, от Джуди. Нет, не думай, Гвинет, Джуди не сплетничала о тебе. Она тебя обожает. Просто из ее рассказов я поняла, что тебе нужно помочь. Своих адвокатов к этому делу я привлечь не могла, они все работают в Брайтоне, и ты легко догадалась бы, что деньги пришли из Хэддоу. Вот я и сделала это через Джуди, точнее, через ее адвоката.

Джесон откинулся на спинку стула, вытянул ноги и сказал, уставившись на носки своих ботинок:

— Еще один вопрос. Почему нужно было назначать именно меня попечителем Гвинет? И почему ты не оставила адвокату ее адрес? Джуди могла бы тебе сказать, что Гвин живет на Саттон-Роу.

— Тогда все было бы слишком просто, и вы сразу догадались бы, что в этом деле замешана Джуди. А я не хотела выдавать ее.

— Конечно, тем более что она сразу же вывела бы меня на Хэддоу и на тебя, бабушка.

Та только хитро усмехнулась в ответ.

— Ах, бабушка, — покачал головой Джесон, — И когда только тебе надоест играть в сваху?

Но бабушка Рэдли невозмутимо ответила:

— Не скрою, у меня были определенные надежды, Но прежде всего мне хотелось загладить свой грех перед вами обоими.

— Какой еще грех? — ахнула Гвинет.

— Если бы не я, ты уже давно была бы замужем за Джесоном. И тогда тебе не пришлось бы убегать из дома. Ты была бы хозяйкой Хэддоу, а Джесон — отцом Марка. Знаешь, Гвинет, мне кажется, что я очень виновата перед тобой.

— Нет, нет, бабушка, — покачала головой Гвинет. — Ты ни в чем не виновата. В те времена я не значила для Джесона ровным счетом ничего.

— Деточка, — сердито фыркнула старая леди, — ты до сих пор не научилась разбираться в мужчинах. То, что Джесон увлекался своими позерками, еще не означало, что он не замечал тебя. Нет, он всегда любил тебя, как и ты его. Моя ошибка в том, что я приняла тогда ваше чувство за обычную юношескую влюбленность и думала, что со временем она пройдет. А потом умер Джордж.

Гвинет посмотрела на Джесона, но тот, не поднимая головы, откручивал пуговицу на своем сюртуке. Спустя мгновение бабушка Рэдли продолжила:

— Тогда я считала, что единственный способ спасти нашу семью — это женить Джесона на богатой наследнице. И я начала убеждать его в том, что ты любила Джорджа, хотя и знала, что на самом деле это вовсе не так. А тебе я сказала, что Джесон помолвлен с женщиной… забыла ее имя.

— Шарлотта Робертс, — подсказала Гвинет.

— Совершенно верно. На всякий случай я сказала тебе об этом заранее, когда ни о какой помолвке речь еще не шла, — для того, чтобы заблаговременно подготовить тебя к худшему. — Голос бабушки, до этого сильный и звучный, вдруг сорвался на шепот. — Когда ты сбежала с Найджелом Бэрри, я была раздавлена. Только тогда я поняла, как сильно ты должна была любить Джесона. Я никогда не верила в то, что тебе живется счастливо с твоим мужем, что бы ты ни писала в своих письмах. Твои письма… они были слишком веселыми, чтобы поверить в то, о чем ты пишешь. К тому же ты так редко упоминала в них имя своего мужа. А когда Джесон остался холостяком, я поняла, что и в его чувствах к тебе я тоже ошибалась.

Она надолго замолчала. Джесон пошевелился на своем стуле и сказал:

— Мне кажется, бабушка, что ты берешь на себя слишком много вины. Ты не могла знать ни о моих чувствах, ни о чувствах Гвинет. Мы сами сделали свой выбор и сами виноваты в своих ошибках.

— Ваши чувства! Да только слепой мог бы не заметить, как вы относитесь друг к другу! — сердито пристукнула своей тростью бабушка Рэдли. — Стоило Гвинет войти в комнату, как у тебя на лице появлялась улыбка, Джесон. Стоило войти тебе, и начинала улыбаться она. Знали бы вы, сколько бессонных ночей я провела, ожидая, чем же это все закончится! Вы были так молоды и так влюблены друг в друга! Безумцы, вот как я вас тогда называла.

— А что ты думаешь о нас теперь, бабушка? — улыбкой спросил Джесон.

Она снова ударила тростью:

— Я слишком стара, чтобы не спать по ночам. Слишком стара, чтобы караулить в коридоре. Слишком стара, чтобы следить, в чьей постели спит каждый из вас. А вы, в свою очередь, уже достаточно взрослые люди, чтобы делать свой выбор. Честное слово, не понимаю, что вы медлите? Ну, ладно, я свела вас вместе. Дальнейшее, извините, не в моих силах.

Она оперлась на трость и с усилием поднялась на ноги.

— Адвокат сказал, что ты готова была раскрыть тайну завещания, когда придет время, — сказал Джесон. — Когда это должно было случиться, бабушка? Надеюсь, не после твоей смерти?

— Дурак. После вашей свадьбы, разумеется, — сердито фыркнула бабушка.

— Иными словами, деньги, которые предназначались для Гвинет и Марка, должны были вернуться ко мне?

— Конечно. А как иначе?

— Тогда я хочу получить их немедленно. Может быть, поедем в банк вместе?

Бабушка замерла как вкопанная и тихо спросила:

— Ты хочешь сказать…

— Да, бабушка, именно это я и хочу тебе сказать. Не хочешь пожелать нам с Гвинет счастья?

Бабушка Рэдли тяжело опустилась назад на свой стул. На секунду лицо ее осветилось радостью, но только на секунду. В следующий миг ее глаза яростно засверкали.

— Как ты смел лишить меня такого удовольствия — свадьбы?

— Зато тебе не нужно будет теперь высматривать в коридоре, кто куда отправился спать, — парировал Джесон.

Гвинет ожидала грома и молнии, но вместо этого бабушка Рэдли вдруг расхохоталась.

— Ну, что ж, — сказала она. — Все равно уже дело сделано. Разумеется, я желаю вам счастья. Подойдите, я хочу поцеловать вас.

Спустя несколько мгновений в комнату ворвался Марк. Увидев, что бабушка вытирает его матери нос своим огромным мужским платком, он испугался и закричал:

— Мама! Что с тобой, мама?

— Джесон все тебе расскажет, — сквозь слезы ответила Гвинет.

Она посмотрела на Джесона и кивнула. Тот набрал в грудь побольше воздуха и опустился на корточки перед Марком, чтобы смотреть на него глаза в глаза.

— Что бы ты сказал, Марк, если бы узнал, что… — Он беспомощно оглянулся на Гвинет и продолжил: — Помнишь, ты как-то спрашивал меня, почему я не женюсь?

— Да, — кивнул Марк. — И ты ответил мне, дядя Джесон, что ждешь свою Прекрасную Принцессу.

— И я дождался ее. Понимаешь, Марк, я женюсь.

— Нет! — закричал Марк, и его лицо покраснело от гнева. — Ведь я так хотел, я молился о том, чтобы ты женился на моей маме!

* * *

Гвинет и Джесон склонились над кроваткой, в которой спал их сын.

— Кто бы мог поверить, — сказал Джесон, — что все окажется так просто?

Гвинет задула свечу, и они рука об руку вышли из спальни Марка. Подходя к спальне — теперь уже их спальне, — Гвинет негромко заметила:

— Я же говорила, что Марк просто обожает тебя.

— Я не успел еще спросить, станет ли он называть меня папой, как он тут же согласился и весь вечер меня только так и называл.

— И он считает теперь, что я и есть та самая Прекрасная Принцесса.

Они вошли в спальню, заперли за собой дверь, и Джесон сказал, обнимая жену и улыбаясь:

— Знаешь, по-настоящему я стану счастлив только тогда, когда Марк узнает, что я и есть его настоящий отец.

— Не думаю, что с этим будут сложности. Меня больше беспокоит бабушка. Как мы ей сумеем объяснить, что Марк — ее родной, настоящий внук?

— Она уже знает, — усмехнулся Джесон. — Нет, я ничего не говорил ей, но ты же знаешь нашу бабушку. Ей достаточно было один раз взглянуть на Марка, чтобы все понять.

—Ох.

— И поверь, она не собирается это скрывать. Она хочет, чтобы весь мир узнал об этом. И я тоже хочу этого.

Гвинет скинула ночной халат, взяла Джесона за руку и повела его к кровати.

— Не хочу больше говорить ни о Марке, ни о бабушке, — сказала она. — Поговорим лучше о нас.

— А я вообще не хочу больше разговаривать.

— Но, Джесон, кто-то из нас должен первым сказать эти три слова, и я хочу, чтобы это был ты.

— Я тоже думал об этом, — ответил он, почесывая подбородок, — но почему-то мне казалось, что это должна быть ты.

— Почему я?

Он нежно поцеловал ее в шею и нежно проворковал:

— Потому что за тобой должок, Гвин. — Он поцеловал ее в губы и добавил: — Ты задолжала мне долгие пустые годы, что я прожил без тебя, годы, когда я думал, что ты счастлива с Бэрри. Долгие годы без любви — что может быть ужаснее, Гвин! Ну, что, теперь ты согласна, что первое слово должно быть за тобой?

— Согласна, — ответила Гвинет. На сердце у нее пели птицы. — Я люблю тебя, Джесон Рэдли. Люблю всегда и буду любить до последнего вздоха. Что ты мне на это ответишь?

Он положил ей руку на плечо и выпалил, глядя Гвинет в глаза:

— Я люблю тебя.

Затем было несколько восхитительных минут, а когда они немного отдышались, Джесон поднялся локте и сказал, глядя на Гвинет сверху вниз:

— Ты стала другой. Теперь ты до конца уверена во мне, я не ошибся?

— Да, — ответила Гвинет. — Бабушка сумела открыть мне глаза на то, чего я раньше не понимала. Она говорила, а ты не возражал, и я поняла, что все это правда. Ты в самом деле любил меня все эти годы.

— Я тоже узнал о тебе кое-что новое благодаря бабушке. Если только…

Она прижала палец к его губам:

— Кого заботит это «если только»? Мы здесь, мы вместе, и у нас впереди целая ночь. Не будем терять времени даром.

— А я и не собираюсь его терять, — усмехнулся Джесон, накрывая Гвинет своим телом.

* * *

Джесон лежал рядом со спящей Гвинет, осторожно гладил ее волосы, тихонько касался губами уголков ее губ и молча улыбался, когда она пыталась во сне отвернуться от него. Ну уж нет, теперь он ее никуда от себя не отпустит, Ему до сих пор не верилось в то, что он теперь женатый человек, что вся его жизнь изменилась так круто и счастливо.

«Завтра нужно будет сказать бабушке спасибо за то, что она вновь свела нас вместе, — подумал он. — И, что бы она ни говорила о своих ошибках, из нее получилась отличная сваха!»

Затем он стал думать о Ричарде Мейтленде. Гвинет редко упоминала в последние дни его имя, очевидно, не могла забыть той ночи, когда умер лорд Айвен, но это пройдет. Она еще поймет, что без помощи Ричарда им не пришлось бы спокойно спать этой ночью.

Гвинет пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Джесон улыбнулся, а затем чуть слышно шепнул ей на ухо:

— Нет, ты не Прекрасная Принцесса.

— Ммм? — ресницы Гвинет дрогнули. — Что ты сказал?

— Я сказал, моя любимая жена, что отныне ты — королева моего сердца.

Эпилог

Ричард Мейтленд прочитал письмо Джесона, сложил его и задумчиво забарабанил пальцами по столу. Нечасто ему доводилось получать письма, в которых его благодарили за работу. После такого письма ему было немного легче думать о лорде Айвене и о недавнем разговоре с его отцом.

Итак, Джесон женился на Гвинет Бэрри. Ричард вспомнил о ней, и ему стало немного грустно. Гвинет нравилась ему, в самом деле нравилась. И он нравился ей — до той роковой ночи. А потом он стал убийцей в ее глазах, и она словно окаменела.

Но это не было убийством, это было самоубийство. Лорд Айвен сам не пожелал остаться в живых. Он не смог пережить своего падения.

Ричард отложил письмо Джесона в сторону.

«Пора немного отдохнуть, — подумал он. — От убийц, от заговоров, от всей этой грязи. Уехать куда-нибудь, порыбачить, полазить по скалам. Подышать родным шотландским воздухом, пахнущим вереском и морем».

Ричард посмотрел на второе, нераспечатанное письмо, лежавшее на его столе. Он знал, отлично знал, что за строчками этого письма кроются новые загадки, убийства, погони. Это письмо означает, что снова кому-то нужна его помощь.

Он вздохнул, распечатал конверт и принялся читать.

Оглавление

ПРОЛОГ

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог

Реклама на сайте