«Готовая на все»

Сюзан Джонсон Готовая на все

Глава 1

Лондон

Май 1889 года

— Сегодня я покидаю город.

— А твоя сестрица? Не боишься ее гнева? По-моему, ты сильно рискуешь…

Лорд Олкерс поднял голову от бильярдного стола и скептическим взглядом окинул маркиза Кру, небрежно развалившегося в огромном кресле.

— Разве не ты должен выступить в роли хозяина на первом балу племянницы? Вспомни, да ведь сегодня ее дебют!

Хью Долсени, маркиз Кру, небрежно пожал плечами и поднес к губам бокал с коньяком.

— Фэнни абсолютно все равно, покажусь я там или нет. Главное, чтобы счета были оплачены, а об этом я позабочусь.

— А что будет делать в твое отсутствие несчастный гарем? Целый легион любовниц будет биться в истерике, ломая руки, — сухо заметил друг. — Ведь ты, кажется, ублажаешь в своей постели по две-три дамы за ночь?

— Именно поэтому и ускользаю не прощаясь, — поморщился молодой маркиз и, осушив одним глотком бокал, добавил: — Надоела идиотская возня. Меня тошнит от этих шлюх. — Он гибким движением подхватил хрустальный графин и снова наполнил бокал. — Осточертело с ними кувыркаться! Я с этим покончил.

Кий Чарлза Литтона едва не прорвал зеленое сукно, не задев шара.

— Надеюсь, ты не на смертном одре? — ехидно осведомился он, отбросив кий и выпрямляясь. — Или хочешь таким способом заставить меня проиграть?

— Ни то и ни другое. Просто тоска невыносимая. Сколько лет длится вся эта карусель?

Маркиз устроился поудобнее и принялся задумчиво вертеть в руках бокал.

— Слишком много их было, черт побери, — пробормотал он себе под нос и снова смыл коньяком горечь во рту.

— Просто злишься потому, что приходится вывозить в свет племянницу. Дебютантки ужасно действуют мужчинам на нервы. Проведи неделю-другую с Лавинией и забудешь о сплине.

— Господи, ни за что! Она намекает на свадьбу! Я серьезно, Чарли. С этой грязной потаскухой покончено! Господи, за последнее десятилетие я, должно быть, перепробовал тысячу женщин! Для любого мужчины этого с лихвой хватит! Отправляюсь в Вудхилл и займусь хозяйством.

— Ты не продержишься и двух недель, — предсказал лорд Олкерс, обходя стол и опускаясь в соседнее кресло. Игровая комната в этот час опустела, если не считать двух приятелей, взъерошенный вид и помятая одежда которых говорили о бурной ночи. Что же, тут не было ничего необычного, ведь молодые люди состояли членами клуба, где царили самые вольные нравы. — Кроме того, мы обещали сестрам Беллеми развлечь их после бала твоей племянницы.

— Справишься и один. Я велел кучеру забрать меня отсюда через несколько минут. Уверен, ты вполне обойдешься без меня, — с улыбкой бросил маркиз.

— Ставлю пять тысяч на то, что твое целомудрие не продержится и… скажем, месяца, — иронически хмыкнул Чарлз. — Или собираешься отослать из дома всех служанок? Надеть на них чадру?

— Ты потеряешь пять тысяч, а девушки будут в полной безопасности. — Если не считать слегка припухших век, красивое лицо маркиза не носило ни малейших следов самого бесстыдного распутства, несмотря на то что ночью он глаз не сомкнул. — Ты не понимаешь, какая невыносимая тоска меня снедает!

— Да и никто бы не понял, особенно наблюдая за тобой последние несколько недель!

Маркиз снова пожал плечами, очевидно поняв, что все объяснения бессмысленны.

— Если увидишь мою сестричку Фэнни, передай ей уверения в моей неизменной любви. Я пошлю ей записку, но у нее, конечно, окажется немало вопросов.

— Сомневаюсь, что у меня найдутся ответы. Господи, Кру, да такая новость кого хочешь ошеломит! Все посчитают, что ты спятил.

— Если бы меня заботило чужое мнение, — лениво протянул маркиз, — я вел бы совершенно иную жизнь, не так ли?

— Тут я с тобой не спорю.

С самой юности Чарли и маркиз считались заводилами любого скандала, потрясавшего время от времени светское общество.

— Приезжай порыбачить, когда устанешь от Лондона, — пригласил маркиз, поднимаясь. — А я покажу все усовершенствования, которые успел ввести в имении.

— Ты не заболел, Хью? — мягко спросил Чарльз, в глазах которого в этот момент светилось искреннее участие.

— Не волнуйся, Чарли. Месть Венеры меня не настигла. Я просто решил найти себе другое дело помимо постельных утех.

— Но ты никогда раньше не заговаривал ни о чем подобном.

— Не волнуйся, Чарли, — терпеливо повторил Кру. — Это не заразно. — И, посмотрев на стенные часы, встрепенулся. — Пирс уже ждет. Увидимся в Вудхилле.

И, махнув на прощание рукой, он пошел к выходу.

— Где Пирс? — допытывался маркиз, стоя на обочине у клуба «Брукс» и недоуменно глядя на неизвестного кучера, восседавшего на месте его главного конюха.

— Заболел, милорд.

— А Оутс?

— Повез по магазинам леди Кастлтон и леди Джейн, милорд.

— Надеюсь, ты знаешь дорогу в Вудхилл, — проворчал Хью, расстроенный отсутствием своего личного кучера. Пирс был больше чем кучером, он считался доверенным лицом и знал множество секретов хозяина, а кроме того, занимал завидное положение наперсника.

— Да, сэр, конечно, сэр. Разумеется, сэр.

— Тогда погоняй лошадей! Я до смерти устал от Лондона, — велел Кру, направляясь к карете, дверцу которой придерживал незнакомый мальчик-грум.

— Ты из Долсени-Хауса? — поинтересовался маркиз, ставя ногу на подножку. Мальчик не успел ответить, как маркиз очутился внутри и обнаружил, что не один в экипаже. Кажется, у него появился компаньон. Вернее, компаньонка.

Прежде чем Хью успел запротестовать, дверца захлопнулась и лошади резво взяли в галоп.

— Кто вы, черт возьми? — резко бросил маркиз, опускаясь на противоположное сиденье. Гладкий лоб избороздили морщинки.

— Извините за то, что отняла у вас Пирса.

— Отняла? И куда вы его дели?

Он откинулся на зеленые кожаные подушки, скрестил ноги и принялся разглядывать женщину, одетую в модный туалет из ли-монно-желтого китайского шелка, с узором из голубых цветов, женственный, изящный, отделанный лентами и оборками и прекрасно оттеняющий тяжелые волосы цвета осенней листвы и фар-форово-белую кожу. Маркиз изучал незнакомку по давней привычке, от которой все еще не мог отделаться, несмотря на все благие решения. Пышная грудь, тонкая талия, изгиб бедер заслужили его одобрение, хотя особенного интереса не вызвали.

— Судьба Пирса сейчас не столь уж важна, — процедила она, садясь прямее и складывая на коленях затянутые в перчатки руки. — Но с ним все в порядке. Вам не о чем волноваться.

— Уверен, что Пирс сумеет о себе позаботиться, — пробормотал маркиз, видя, что женщине не по себе. — У вас же, однако, есть две минуты, чтобы объяснить свое присутствие, прежде чем убраться отсюда.

— В таком случае не стану вдаваться в подробности, — холодно заверила дама. Маркиз отметил злые нотки в ее голосе, но ничего не сказал. — У меня есть к вам предложение.

Дама поколебалась и, когда маркиз вопросительно поднял брови, поспешно добавила:

— Мне необходим ребенок.

Хью не стал притворяться, будто не понял.

— Но почему именно я?

— Потому что у вас репутация настоящего… — Щеки незнакомки жарко вспыхнули, — дамского угодника.

— Прошу прощения, вы опоздали ровно на день.

— Я не оказалась бы здесь, не будь мое положение безвыходным.

— Послушайте, — мягко заметил маркиз, — дело вовсе не в вас. Я просто решил на время удалиться на покой. Но есть немало мужчин, которые будут более чем счастливы помочь вам.

— К несчастью, муж выбрал вас.

При этих словах маркиз оцепенел.

— Выбрал? Меня? — прошипел он. — Кто вы?

— Я не имею права откровенничать, но именно ваша репутация привлекла внимание моего мужа, а слухи о том, что вы отец родившегося в прошлом месяце ребенка графини Лисмор, только подогрели его решимость. Мне очень жаль.

— Да это просто неслыханно!

Хью вновь расслабился, поняв, что имеет дело с безумной. Сам он богат, молод, имеет прекрасные связи; герцог, его отец, личный друг королевы. Подобное предложение по меньшей мере смехотворно.

Он постарался как можно яснее изложить даме свои соображения.

— Возможно, все это займет не слишком много времени, — только и обронила она и повторила: — Жаль, что вынуждена просить вас о таком…

— Ничуть вам не жаль! — рявкнул маркиз и постучал в переднюю стенку, давая знак кучеру остановиться. Но вместо того чтобы замедлить ход, кони прибавили скорости. — Кто-то за это заплатит, — пообещал маркиз, берясь за ручку двери.

Мгновение спустя, словно в ответ на его бешеный взгляд, незнакомка спокойно сообщила:

— Простите, она заперта снаружи.

Бросившись на сиденье, маркиз разразился потоком цветистых непристойностей, прежде чем погрузиться в мрачное молчание. За окном быстро мелькали столичные улицы. От Хью не укрылась ирония его теперешнего состояния, и он невольно задался вопросом: уж не месть ли это за его многочисленные грехи? Он попытался решить, кто мог задумать столь коварный план, но список разгневанных отцов, мужей, братьев был слишком длинен, чтобы выбрать того единственного, кто осуществил похищение. Кроме того, леди говорила с легким иностранным акцентом, и хотя его похождения до сих пор ограничивались лишь Англией, в жизни возможно все. Кто знает, может, он успел приобрести врагов и за границей?

Рассматривая ее сквозь длинные полуопущенные ресницы, маркиз старался припомнить, встречались ли они, и хотя через его жизнь прошло немало женщин, чьи лица сливались, как в тумане, такая яркая красота не могла остаться незамеченной. Она из тех женщин, на которых он и Чарлз в юности не задумались бы потратить целую неделю ухаживаний. Даже теперь, когда он успел пресытиться, ее прелесть взволновала бы его. И если бы Хью не надоели женщины, и если бы она не бросалась так бесстыдно ему на шею, и не будь он пленником в собственном экипаже, то, пожалуй, мог бы обратить на нее внимание.

Но в нынешнем состоянии он готов был убить назойливую негодяйку!

Заметив, что они выехали за пределы Лондона, маркиз решился было выбить дверцу и выпрыгнуть на полном скаку, но при виде лиц форейторов призадумался. Подозрительно напоминают славян, широкими скулами и смуглой кожей, а мундиры и средневековое вооружение — явное свидетельство их балканского происхождения.

Будучи человеком практичным, маркиз сразу понял, что любая попытка побега не увенчается успехом, а также решил, что дама и ее таинственный муж родом из мест, находящихся к востоку от Адриатического моря. Правда, женщина, с ее тициановскими волосами, прозрачной кожей и изумрудными глазами, совершенно не походила на тамошних жителей. Богатая одежда, дорогие сапфиры, манера держаться говорили о том, что она вращается в самых высоких кругах, хотя открытый тревожный взгляд был совершенно нетипичен для сливок общества, едва не с пеленок уставших от жизни. Глаза полыхали едва скрытым жаром, а грудное контральто и роскошь форм могли бы соблазнить даже святого.

Но именно Хью был выбран, чтобы удовлетворить потребность ее мужа в наследнике.

— Ваш муж стар? — поинтересовался он.

— Да.

— Понимаю.

— Нет, не понимаете. Просто он предпочитает молодых людей, так было всегда, но в его положении необходимо иметь жену. Как, впрочем, и дитя.

— Значит, вы до сих пор невинны?

— Разве я похожа на девственницу? — спокойно спросила она.

— Скорее выглядите так, словно соблазнили своего первого наставника.

— Или он меня, — так же бесстрастно поправила она. — А вы? Кто был вашей первой женщиной? Горничная? Думаю, они дрались за то, кому скорее попасть в постель герцогского сына!

— А вы бы отошли в сторону?

— О, я давно уже не старалась привлечь внимание мужчины, милорд Кру.

— Вы, разумеется, понимаете, что вашему супругу придется найти кого-то другого.

— Вы не знаете моего мужа. Он и не подумает менять свой приказ.

— Но принудить меня он не в силах.

— Собственно говоря, это он предоставил мне.

— Вы зря тратите время.

— Ну, это мы еще посмотрим! Вашей семье отправлена записка, так что никто не ожидает вашего появления до следующего месяца. Видите, мой муж обо всем подумал… и настроен очень решительно.

— Пропадите вы пропадом! — взорвался маркиз.

— Ну вот, сразу видно, разумный молодой человек, — проворковала дама.

Довольно скоро они свернули с большой дороги на проселочную, и через несколько минут карета въехала в массивные кованые ворота и покатилась по широкой подъездной аллее, между идеально ухоженных садов в стиле Кейпабилити Брауна[1], напоминавших пейзажи Лоррена[2].

Интересно, почему он не узнает поместья? Но в Англии так много парков, посаженных династией Брауна! Очевидно, здесь он никогда не бывал.

— Этим местом сначала владела испанская королевская семья, — пояснила она, видя его задумчивое лицо и, вероятно, решив быть как можно учтивее. — Насколько мне известно, младшая линия. При каком-то очередном браке поместье перешло Габсбургам. Надеюсь, вы найдете конюшни превосходными.

— Мы и верхом ездить будем?

— Конечно. Вы ведь гость моего мужа!

— Он здесь?

Неужели этот человек еще и извращенец?

— Разумеется, нет! Он не питает ко мне ни малейшего интереса… Ему необходим конечный результат.

— Никакого конечного результата! Позвольте объясниться! Я настаиваю, чтобы ваш муж узнал и мое мнение! Как только он поймет, насколько глупы его замыслы, мы с вами распрощаемся. И наши дороги больше никогда не пересекутся.

— Понимаю, — хладнокровно кивнула она, словно утешая разобиженного ребенка. — Совершенно варварский план. Я предлагала ему усыновить кого-нибудь из его племянников. Его сестры плодовиты, словно крольчихи, но он настаивает на этом спектакле. Мне ужасно стыдно. Но пожалуйста, пишите ему все, что думаете, я с вами согласна.

Загородный дом был возведен в елизаветинские времена, старые стены из красного кирпича с готическими окнами были увиты плющом. Каждое последующее поколение пристраивало очередное крыло к древнему зданию, один архитектурный стиль накладывался на другой, но здание все же выглядело так, словно вросло в землю, и сама история английского государства была воплощена в камне.

Они поднялись на псевдоготическое крыльцо и очутились в маленькой передней, обшитой сверкающими панелями и обставленной массивными серебряными индийскими вазами и чашами. Ни одного слуги не было видно, но поблизости все время держались форейторы в военных мундирах неведомо какой страны. Хью проводили в большую спальню на втором этаже, откуда открывался вид на зеленые, тщательно подстриженные газоны, ведущие к круглому озеру, помещенному там Кейпабилити Брауном, словно идеально ограненный драгоценный камень в зеленой оправе.

— Пирс скоро будет, — сообщила стоявшая в дверях дама.

Хью порывисто обернулся.

— Вижу, вы обо всем подумали, — процедил он. — Мои комплименты! Ваш муж поистине стремится к совершенству!

— Поскольку в Индии Пирс служил вашим денщиком, мой муж посчитал, что он вполне подходит для роли камердинера в этом заброшенном жилище. По очевидным причинам штат слуг сведен к минимуму.

— Зато охрана достойная.

— Совершенно верно. Кстати, несмотря на обстоятельства, мы переодеваемся к ужину. Вы найдете свои костюмы в гардеробной. — И хотя брови маркиза недоуменно взлетели, она продолжала так спокойно, словно играла роль хозяйки, принимающей желанного гостя: — Здесь мы живем по сельскому времени. Ужинаем в восемь.

Она отступила в коридор, и стражник немедленно захлопнул дверь. И разумеется, замок заперли, но Хью должен был сам все проверить. Убедившись, что по-прежнему остается пленником, он вернулся к окну и продолжал рассматривать окрестности. И неотступно размышлял, как найти выход из создавшегося положения.

Пирс прибыл вместе со слугами, несущими воду для ванны. Оставшись с глазу на глаз, мужчины обменялись историями своего похищения. Оказалось, что Пирса сцапали в конюшне за Дол-сени-Хаусом, где в это время никого не было. И второго кучера, и ливрейного грума тоже увели.

— Не знаю в точности, где они, но, учитывая все обстоятельства, со мной обращались как нельзя лучше. Почему мы здесь?

— Очевидно, я должен стать жеребцом при безымянной леди.

— Неплохо, — лукаво ухмыльнулся Пирс. — Думаю, вы справитесь.

— Ненавижу, когда меня принуждают!

— Если это та дама, которую я встретил в коридоре, рыжая и фигуристая, думаю, и принуждение покажется достаточно сладким.

— Ее муж — животное и негодяй.

— Не думаю, что в данном случае это имеет какое-то значение! Похоже, немало дам, которых вы пригрели в постели, имели несчастье обзавестись супругами вроде этого. Ничего, зато вас крепче любят!

— Не будь таким идиотски рассудительным, Пирс! Все это чертовски раздражает! Подумаешь, какой-то сволочной балканский сатрап решает, что я должен произвести его наследника! Будь проклята такая наглость! Я сплю, с кем пожелаю!

— Но поймите, сэр, какое же это насилие? Любой мужчина в самом дорогом борделе заплатил бы за эту милашку целое состояние!

— Я не из таких.

— Знаю, но она все равно лакомый кусочек! Подумаешь, какая разница, еще ночь-другая, после всех похождений! Неужели вы мало кобылок объездили?

Ну просто железная логика!

Хью брезгливо поморщился, но не будь он так измучен свалившимися на него неприятностями, наверняка понял бы, что Пирс не так уж не прав.

— Сколько тут стражников?

— Не менее сорока: вас сопровождал лишь небольшой отряд. Остальные уже были на месте, когда я прибыл. Если подумываете о побеге, нелегко нам придется.

Жилистый коротышка со светлыми волосами служил в полку Хью и, когда тот вышел в отставку, решил, что предпочитает положение денщика трудностям жизни в армии. В Индии он сражался со своим господином бок о бок, и лучшего союзника в бою и товарища трудно было сыскать.

— Тебе позволено свободно передвигаться?

— Только с охранником, сэр. Это настоящий военный лагерь.

— Постарайся узнать, когда меняются часовые, и распорядок дня. Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем необходимо.

— Постараюсь, сэр, но, боюсь, мне не слишком доверяют. Посмотрим, что скажет дама за ужином. Может, и проговорится. Если она тоже не желает быть здесь, значит, захочет помочь. Она всюду ходит одна.

Ровно в восемь Кру вошел в столовую. Стражники остались за порогом и, как обычно, молча заперли двери. Маркиз небрежно осмотрелся. Немного удивившись при виде потолка, роспись которого изображала Аполлона на колеснице, он перевел взгляд на хозяйку, сидевшую на дальнем конце стола красного дерева. Она выглядела трогательно маленькой в этой похожей на пещеру комнате.

— У вас есть имя? — осведомился он, направляясь к ней. Вечерние туфли тонули в высоком ворсе тебризского ковра ручной работы, специально сотканного для этого помещения.

— Зовите меня Джулианой.

— Значит, нет. Почему бы не Далилой?

— Для нас обоих было бы куда легче, если бы вы просто исполнили то, в чем, очевидно, вам нет равных, — откликнулась она, игнорируя его невежливость. — Список ваших завоеваний поистине бесконечен. Кажется, вас прозвали Раджой из-за величины гарема? Интересно, они становятся в очередь? Как вам удается удовлетворить всех?

— Вижу, за мной внимательно следили.

— И очень. Мой супруг знает наизусть весь «Готский альманах», ваш род достаточно знатен даже для потомка Шарле-маня. Садитесь, пожалуйста. Меню составлено сообразно вашим вкусам.

— У вашего мужа превосходные шпионы, — отметил маркиз, занимая место по правую руку от хозяйки. — Даже мое любимое шампанское!

— Да, люди моего мужа обладают способностью проникать повсюду. Кроме того, они более чем компетентны. Не забывайте об этом, милорд, — мягко предупредила она, кивнув в направлении большого портрета одного из Габсбургов в охотничьем костюме времен Елизаветы.

В этот момент распахнулась скрытая в панели дверь и показалась процессия слуг, несущих блюда и серебряные подносы с любимыми деликатесами маркиза. Ужин и десерт были расставлены на длинном столе, после чего слуги мгновенно исчезли.

— Я решила, что сегодня мы обойдемся без обычных формальностей и поужинаем без посторонних. Надеюсь, вы не возражаете.

— А если бы и возражал? — поинтересовался маркиз с сардонической усмешкой, наливая бокал до краев.

— Я говорила князю, что вы крепкий орешек.

— Крепче, чем вы предполагаете. Передайте ему и это.

— Ах, если бы все было так просто, милорд. Но Марко, к сожалению, не умеет уступать.

Женщина грациозно поднялась. Вышитый жемчужинами шлейф платья из золотистой парчи мягко шуршал на каждом шагу.

— Пожалуйста, кладите себе все, что пожелаете, — пригласила она, словно облекшись в броню против выпадов гостя, и зачерпнула ложкой тушенную со сморчками форель. — Должно быть, вы проголодались после нескольких дней непрерывной оргии.

На секунду в глазах маркиза мелькнуло изумление.

— Одну из тех женщин нанял мой муж, — пояснила она, поднимая глаза от блюда омаров в чесночном соусе. Ложка застыла над густым желе. Изумительные груди взволнованно вздымались над низким декольте. — Кстати, — добавила незнакомка с легкой улыбкой, — Кларисса дала вам высшую оценку.

— Вы ничего не добьетесь! — резко бросил маркиз, ни в малейшей мере не соблазненный ее несомненными достоинствами, и, подняв бокал, вылил шампанское в пересохшее горло. — Как бы чертовски откровенны ни были.

Он снова потянулся к бутылке, наполнил бокал и окинул хозяйку злобным взором.

— Я не стал бы охаживать вас, будь вы единственной женщиной на земле!

Маркиз осушил бокал, отодвинул стул и поднялся во весь свой немалый рост.

Незнакомке он показался почти возмутительно прекрасным, несмотря на излучаемое им презрение. Высокий, сильный, смуглый и темноволосый, как само воплощение греха. Она была почти готова поблагодарить Марко за прекрасный выбор. Да, мужа можно назвать истинным ценителем мужской красоты.

Отвернувшись, маркиз направился к двери, через которую вошел, но из-за большой ширмы слоновой кости, скрытой за пальмой в горшке, неизменной для каждого эдвардианского интерьера, появились четверо солдат и заступили ему дорогу. Такие же великаны, как он, одетые в алые кожаные камзолы, словно некая преторианская стража, они поспешно обнажили шпаги, не давая маркизу пройти.

— Им велено всего лишь задержать вас, так что можете не опасаться, что они пустят в ход оружие, — предупредила дама. — И если вы достаточно разумны, то поужинаете со мной. Они вполне способны привязать вас к стулу и кормить насильно. Уверяю, это не мои приказы, — спокойно добавила она, разламывая рыбу вилкой. — Поверьте, если бы я могла вымолить на коленях прощение за эту омерзительную сцену, так и сделала бы. Но много лет назад я твердо усвоила урок: ни при каких обстоятельствах не противоречить мужу. Предлагаю вам последовать моему примеру. В соседней комнате еще дюжина стражников.

Придется смириться. Пусть его так и подмывает наброситься на нее, он не справится один с таким количеством народа.

Хью, осыпая проклятиями и хозяйку и слуг, вернулся к столу.

— Кстати, для вашего сведения, — продолжала она, как только он сел, — поместье прекрасно охраняется. Надеюсь, Пирс вам сказал.

— А как охраняют вас?

Женщина на секунду словно застыла, но улыбка, раздвинувшая губы, казалась такой искренней, что маркиз почти убедился в ошибке. Однако голос ее был едва слышен и то и дело прерывался:

— За мной наблюдают… Всегда… Пожалуйста, поешьте, милорд, — продолжала она уже обычным тоном. — Хоть немного. Вам понравится ростбиф.

Они вели себя, как актеры на сцене. Он что-то пожевал, выпил две бутылки, учтиво отвечал на расспросы хозяйки, но не переставал обдумывать планы мести неведомому врагу. Маркиз родился в сорочке. Судьба осыпала его множеством даров, дав редкую красоту, огромное богатство, голубую кровь, безупречную генеалогию, ум, редко встречающийся среди людей его класса, способность усердно трудиться и безоглядно развлекаться. И сейчас он намеревался найти способ ускользнуть из ловушки, сколько бы сторожевых псов ее ни охраняли.

Только он не понимал последствий гнева князя Марко Бадианского. Люди умирали по одному его слову под пытками, шомполами, на виселицах. Таковы были законы того отдаленного, забытого Богом места, где он правил. И жена и слуги понимали, что обязаны выполнить его волю.

Поэтому, стоило маркизу вернуться к себе, как почти сразу же появилась дама в элегантном халате из зеленого бархата, поскольку вечер выдался прохладным. В камине горел огонь, и маркиз, все еще одетый, стоял у окна с бутылкой коньяка в руке, пытаясь залить тоску. При звуках ее голоса он не повернулся. И не пошевелился, даже когда она подошла и коснулась его плеча.

— Убирайтесь! — прорычал он, сделав глоток.

— Не могу. Я так же подневольна, как вы.

— Если его здесь нет, вы можете делать все, что захотите, черт возьми! Я не собираюсь трахать вас. Сколько раз повторять?

Господи, почему звезды так ярко сияют именно сегодня, когда у него на душе так мерзко?

Ощущение совершенной по отношению к нему несправедливости терзало душу. Как он мог так глупо попасться?!

— Придется.

Хью обернулся с таким злобным видом, что женщина отпрянула.

— Нет! — яростно прошипел он. — Ни за что!

Он с угрожающим видом шагнул вперед, но она не отступала. О, как давно она научилась не выказывать страха!

Маркиз осторожно поставил бутылку на пол, словно боясь выпустить на волю демонов ада, и, надвинувшись на женщину, тихо, но отчетливо потребовал:

— Немедленно покиньте эту комнату.

Она едва заметно подняла руку, жестом, который, несомненно, остался бы незамеченным, если бы за ней не наблюдали так пристально.

Дверь гардеробной распахнулась, и четыре тюремщика с каменными лицами ступили в спальню.

— Привяжите маркиза к кровати, — мягко приказала княгиня Марко.

Но Хью не собирался так просто сдаваться. Он дрался столь неистово, что потребовалось еще несколько человек, довольно сильно пострадавших от сильных кулаков маркиза, прежде чем его сумели отнести на кровать и положить на алое парчовое покрывало. Четверо держали его, пока остальные снимали туфли и привязывали ноги маркиза толстым плетеным шелковым шнуром. Потом подняли руки и привязали к изголовью так туго, что вырваться не было никакой возможности. Один из мужчин заговорил с княгиней на незнакомом языке, очевидно, что-то спрашивая. Она отрицательно покачала головой, коротко ответила и знаком велела им удалиться. Как только стражники ушли, она, без единого взгляда на кровать, отвернулась, подошла к креслу у огня, села и, откинув голову на мягкую спинку, уставилась в пляшущее пламя. Тяжелый генуэзский бархат ее халата лег картинными складками у ног, распущенные волосы окутали плечи медным покрывалом, придавая ей обманчивый вид воплощенной невинности, так противоречивший гнусным обстоятельствам их встречи.

Молчание было истинным бальзамом для ее смятенной души. Игра огня завораживала, и на мгновение ей захотелось вечно сидеть и любоваться причудливыми силуэтами теней. Но этому не суждено случиться. Времени почти не оставалось. Пора выполнить приказ мужа. Ей необходимо зачать наследника титула Марко. Подобно маркизу, она пленница… нет, хуже! Его заточение закончится через месяц, она же пожизненно прикована к тирану.

Дама у огня излучала такую печаль, что даже исходивший злобой маркиз не мог ей не посочувствовать. Кроме того, в памяти всплыли сказанные ею за ужином слова. Она утверждала, что свободна не более, чем он!

— Подойдите и поговорите со мной, — спокойно попросил он, оглядывая комнату и гадая, где находятся смотровые отверстия и к каким дверям прижаты любопытные уши.

Женщина подняла голову, но не ответила и не двинулась с места.

— Я не требую развязать меня. Вы в полной безопасности.

— Весьма спорное утверждение.

— Подойдите ближе, — уговаривал он, прекрасно понимая, о чем думает незнакомка. Слишком хорошо он знал женскую натуру: недаром столько прекрасных дам побывали в его постели. Ей так же нужна свобода, как и ему. — Скажите точно, чего ожидаете от меня, — добавил он, пытаясь подманить ее к постели и побеседовать без посторонних ушей.

— Ничего необычного для вас, если сплетни правдивы.

— Я вас не слышу, — пробормотал он, многозначительно показывая кивком головы на гардеробную, где, очевидно, сторожили охранники.

Похоже, она сообразила, в чем дело, потому что сразу встала и приблизилась к нему.

— Садитесь, — предложил маркиз, когда женщина нерешительно остановилась у изножья кровати, — и откройте свое имя.

Незнакомка села на почтительном расстоянии и едва слышно пробормотала: «София». И в глубине души маркиза что-то шевельнулось. Может, чувственные нотки в ее голосе или сладостный аромат волос… может, потому, что он прежде любил Софи, умершую, когда оба были очень молоды, и больше никого не смог полюбить.

Ресницы этой Софии были угольно-черными, словно накрашенными, глаза — словно угасающее зеленое пламя, а пленительная цветущая красота совсем не напоминала его Софи, белокурого ангелочка, слишком юного, чтобы лечь в могилу.

— Неужели нет способа выпутаться из всего этого? — пробормотал он. — Я постараюсь защитить вас от мужа.

В глазах Софии мгновенно вспыхнул ужас.

— Наклонись и поцелуй меня, — продолжал он, — чтобы мы без помех могли побеседовать.

Женщина поколебалась, сгорая от стыда под обстрелом невидимых взглядов.

— Я мог бы сказать, соблазни меня, если сумеешь, — продолжал он, вызывающе уставясь на нее. Уголки его губ дернулись в улыбке.

— Для этого совершенно ни к чему вас целовать.

Как странно, что он почти способен рассмешить ее, хотя жизнь так безрадостна!

— А если тебе понравится?

— Как и вам…

— Вряд ли, — честно признался он, чтобы уколоть ее, и одновременно желая, чтобы она нагнулась. Оба считали себя пресыщенными, искушенными, огражденными от трепетного предвкушения, но когда женщина приняла брошенную перчатку и грациозно подалась вперед, когда шелковистые волосы погладили его лицо, а запах духов наполнил ноздри, когда она легонько провела ладонями по его вискам и сжала скульптурно-красивое лицо, оба ощутили жгучее нетерпение, неодолимое искушение, которому было невозможно противиться, притяжение, так непохожее на все прежние любовные игры и встречи.

— Мне показалось, что я слышу хор ангелов, — выдохнул маркиз.

— Нет, херувимов, — прошептала она, поддразнивая, завлекая, обольщая.

Их губы соприкоснулись, и образы небесного блаженства растворились в нахлынувшей волне чистейшей похоти. Его тело мгновенно напряглось, пронзенное молнией желания, такого безумного, что он невольно задался вопросом: уж не одурманили ли его чем-то за ужином? Женщина отпрянула, как от ожога. И, трепеща, села рядом.

— Развяжи меня, — шепотом потребовал он.

Она с недоумением взглянула на него, словно вырванная из своего внутреннего, тщательно охраняемого мира, и, оскорбленная, как посчитала, бессовестным коварством и хитростью маркиза, бросила безразлично и деловито:

— Давайте договоримся, что наши взаимные чувства тут ни при чем. Постарайтесь отрешиться от происходящего.

— Поздно.

— Вы ошибаетесь.

— Нет. В моей власти заставить вас услышать хор херувимов в любую минуту.

Искусство соблазнять было слишком знакомо ему, хотя сейчас маркиз не знал, что подогревает и гонит его вперед: эмоции или чисто животная потребность? Но эта женщина — единственный ключ к свободе. Это он сознавал, даже слишком хорошо.

— Развяжи меня, — повторил он. — Здесь столько стражников, что тебе ничего не грозит. И если мы должны сделать это… сотворить ребенка, почему бы не провести время как можно приятнее?

Во взгляде Хью светилась искренняя симпатия, слова лились, как густой бархатистый мед. София нерешительно нахмурилась, размышляя, как поступить. Сейчас он как нельзя больше напоминал плененного льва, чья сила и мощь не уменьшились, несмотря на путы. Он растянулся во всю длину гигантской постели, рельефные мускулы распирали тонкое сукно его вечернего костюма. Она случайно взглянула вниз и жарко вспыхнула при виде красноречивого свидетельства его возбуждения.

— В доме достаточно людей, чтобы защитить тебя, — тихо напомнил он и, заметив направление ее взгляда, нагло поинтересовался: — Ну что? Тебе понравилось? Произвело впечатление?

— Думаю, мое мнение значения не имеет, — процедила София.

— Если позволишь, я сумею сделать эти минуты самыми главными в твоей жизни, — протянул он.

— Не допускаете мысли, что я попросту оскорблена столь бесстыдным поведением?

— Неужели? Что-то не похоже! При такой-то внешности! Ни за что не поверю, что наслаждение может оскорбить такую женщину, как ты!

— Это не наслаждение, Кру, поверьте, никоим образом! Даже в кошмарах мне такое не снилось!

— Развяжи меня, и я сумею изменить твое мнение, — вкрадчиво настаивал он, а хрипловато-гортанные нотки проникали, казалось, в самое сердце, несмотря на все ее усилия противостоять уговорам. — Что тут плохого? Мы оба пленники, а уж если должны совокупляться, как дикие звери, на потеху публике, следует соблюдать хотя бы подобие приличий. Кроме того, предпочитаю держать тебя в объятиях.

София тихо вздохнула:

— Могу ли я вам доверять?

— Вряд ли это слово уместно в подобных обстоятельствах, — беспечно бросил он, приподнимая руку, насколько позволяли путы.

— Признаюсь, вы правы, — кивнула она.

— Надеюсь, я не слишком обременю вас, попросив закрыть все смотровые щели? — осведомился он с насмешливой улыбкой.

— Нет, и я еще раз прошу извинения за… — она беспомощно обвела рукой комнату, — за все.

— Потом мы обсудим, на кого взвалить основной груз вины, — отмахнулся маркиз. — А пока… предпочитаю обойтись без свидетелей.

Он следил глазами, как женщина затыкает все четыре отверстия: сдвигает шторы, опускает картину, вешает на место подушечку, поправляет зеркало. Вернувшись к кровати, она очень тихо сказала:

— Это так трудно…

— Развяжите хотя бы одну руку, и я сделаю все остальное. Можете закрыть глаза и притвориться, что находитесь в совершенно другом месте.

— Ну не чудесный ли выход? — сардонически пробормотала она, принимаясь трудиться над узлом, стянувшим его запястье.

А Хью тем временем старался лежать неподвижно, хотя голова едва не лопалась от распиравших ее мыслей о возможностях, открытых ему, едва веревки будут сняты.

— Ну вот! — облегченно воскликнула София, распутывая плетеный шнур. Приподнявшись, маркиз улыбнулся ей, потянулся к путам на левом запястье, а потом ослабил узлы на щиколотках. Спрыгнуть со второго этажа не представляло особых трудностей, а пейзаж под окнами он успел изучить до малейших подробностей.

Взметнувшись с постели, Хью бросился к окну, как пушинку, поднял тяжелое кресло, швырнул в освинцованное стекло и бросился в образовавшееся отверстие.

Ну, разумеется, он попробует сбежать, как же она не догадалась!

София, стараясь не наступить на осколки, медленно пробралась к окну и спустила шторы. Что же, в следующий раз придется быть поосторожнее и оставить его связанным. Бедняга, он не знает, что под окнами полно стражи! Они в два счета его схватят.

Глава 2

Следующая их встреча не замедлила себя ждать. Уже через полчаса маркиз, совершенно голый, был привязан к кровати в другой комнате.

— За это я прикончу твоего мужа! — прорычал он.

— Надеюсь, вас не ранили, — выдавила она, стараясь не повышать голоса. Он поистине великолепен: настоящая скульптура греческого бога, только живая, исполненная неукротимой, так и рвущейся на волю силы. Невероятно широкие плечи, бугрящиеся мышцы торса, стальные бедра, свидетельство долгих часов, проведенных в седле… как может модная одежда скрывать поистине первобытную мощь?

Такая ошеломляющая энергия. И… и даже в спокойном состоянии его мужское достоинство выглядело более чем внушительно, а в возбужденном… Легкая дрожь прошла по ее спине. В возбужденном должно быть поистине чудовищным. Да, легендарная репутация вполне заслужена маркизом.

— Все вы просто рехнулись! — выкрикнул он. — Разумеется, прыжок с пятнадцати футов оставляет синяк-другой, не говоря уже о том, что твоя стража не отличается обходительностью.

— Почему сразу не согласиться на мое предложение и не покончить с этим? — Она показала на его узы.

— Потому что я не намереваюсь покорно сносить унижения. Твой ненормальный муж горько пожалеет о том дне, когда вздумал сделать из меня жеребца-производителя.

— В таком случае тем более имеет смысл как можно скорее отделаться от неприятной обязанности и выйти отсюда, — повторила она.

— Ты забываешь, что некоторые вещи твоему мужу неподвластны! — отрезал он. — Я не в настроении трахать тебя.

— Тогда закройте глаза и сделайте вид, что находитесь где-то в другом месте, — ответила она его же словами. — А я позабочусь об остальном.

— Желаю удачи, — коротко буркнул он.

Но когда она расстегнула золотые пуговицы халата и спустила его с плеч, взгляд Хью словно магнитом притянуло к ее ослепительному телу, несмотря на бушующий гнев и боль от впивавшихся в кожу веревок. Должно быть, ее муж перед свадьбой разослал шпионов на поиски невесты, ибо она — само совершенство. И затмила гордой красой все изображения Венеры от античности до наших дней. Олицетворение истинной женственности!

Маркиз тихо выругался. Мозг настойчиво сверлили слова «компрометирующая ситуация», и он понял, что вряд ли сумеет совладать с собой. Долго ли он еще сможет сдерживаться? Только святого или импотента способна оставить равнодушной столь откровенная чувственность. А в святые он не годится.

— Мне приказано позаботиться о том, чтобы вы приходили ко мне дважды в день в течение этого месяца, — пробормотала София, направляясь к кровати. — Надеюсь, для вас это не слишком утомительно?

Невольная улыбка приподняла уголки ее губ, когда его фаллос медленно восстал.

— Очевидно, не очень, — язвительно добавила она.

Похоже, ее спятивший муж прекрасно разбирался во всем, что касалось похоти и всяческих извращений, хотя что до всего остального, его давно следовало бы упрятать в лечебницу для душевнобольных. Он понимал, что его обнаженной жене не сможет противиться ни один мужчина. Но есть ли, черт возьми, выход из этого положения?

Можно подумать, логика и здравый смысл способны устоять против бушующего желания!

Словно дедуктивные умозаключения могут послужить надежным сдерживающим фактором в следующие несколько минут!

Княгиня постаралась набраться решимости. Все равно то, что предстоит, неизбежно.

Она сделает то, что повелевает супружеский долг. Посылая жену в Англию, ее супруг принял дополнительные меры, чтобы обеспечить ее повиновение: мать Софии стала заложницей при княжеском дворе. Она обязана подчиниться.

— Мне все это так же ненавистно, как вам, — заверила она, вставая на колени возле постели. — Никому из нас не хочется здесь быть… но что поделаешь? Вдруг это окажется интересным?

— И часто ты разыгрываешь роль шлюхи для своего муженька? — злобно прошипел Хью.

Ее ладонь впечаталась в его щеку с такой силой, что на коже остался багровый отпечаток пальцев.

— Ах, какие мы чувствительные! — саркастически бросил он, ощущая во рту вкус крови.

— Что вам известно, Кру, о бесчеловечности? И пока вы находитесь в блаженном неведении, рекомендую не слишком поспешно судить окружающих. А теперь я собираюсь совокупиться с вами и ожидаю, что вам это придется по вкусу, пусть и находитесь здесь против воли. Считайте это первым уроком суровой жизненной реальности.

Хью провел три года в Индии, где столкнулся с немалыми тяготами армейской жизни и ужасающей нищетой, но вряд ли княгиня в ее нынешнем состоянии способна сравнивать его и свой жизненный опыт.

— Возможно, в один прекрасный день я сумею вернуть долг, — спокойно пообещал он, — и тоже показать весьма неприятные стороны жизни.

— Сомневаюсь. Через месяц мы расстанемся и никогда больше не увидимся.

— На твоем месте я бы на это не рассчитывал! — многозначительно хмыкнул Хью, снова сгорая от желания отомстить. — Я не собираюсь исчезнуть как ни в чем не бывало, как бы этого ни хотела ты со своим мужем-безумцем. И не надейся, что через месяц все кончится.

— Я здесь не для того, чтобы спорить с вами.

— Нет, разумеется. Для того, чтобы раздвигать ноги перед каждым, на кого покажет твой милый супруг! — зарычал он.

— Вы не понимаете…

— Шлюха — всегда шлюха.

— А ваш бесконечный разврат? Это что, исключительно мужская прерогатива? Почему бы не проверить, каким добродетельным, праведным и чистым вы можете быть? — пробормотала она, подавшись вперед и проводя пальчиком по его груди. — Ну как, сумеете противиться искушению? Может ли пресловутый маркиз Кру сказать женщине «нет»?

Маркиз принялся бешено рваться, безуспешно пытаясь освободиться, но от ее рук шло приятное тепло, налитые груди подрагивали прямо перед глазами.

— Судя по слухам, после ночи, проведенной с вами, женщина ни о ком другом мечтать не в силах. Почему не показать мне, правда ли это? — промурлыкала она, нагибаясь так низко, что кончики грудей скользнули по его руке, опалили жаром, а шелковистое прикосновение напомнило об упругости и свежести ее кожи… и о том, что она если и не горит желанием отдаться, то по крайней мере готова его принять. — Вы, разумеется, вправе отказать мне, — прошептала она, взвешивая на ладони его яички, поглаживая другой его набухающую плоть.

Маркиз попытался вызвать в памяти все отвратительные, гнусные образы, мрачные картины, о которых только мог подумать, начал считать по-немецки, повторял греческий алфавит. Все напрасно: давление и ритм ее движений постепенно увеличивались, запах разгоряченной женской плоти кружил голову, и уже через несколько минут сладострастие властно овладело каждой частичкой его тела, а фаллос угрожающе восстал.

— Что-то это не похоже на отказ, — шепнула она, гладя рубиновую головку. — Должно быть, я стану очередной жертвой в вашем списке.

— Как и я — в вашем! — грубо огрызнулся маркиз. — Давно вы обнаружили, какое воздействие производит на мужчин вид обнаженного женского тела?

— Это зависит от мужчины! — дерзко бросила она. — Или вы предпочитаете определенных женщин?

Она попала не в бровь, а в глаз: единственное, что интересовало маркиза в представительницах прекрасного пола, — доступность.

— Я предпочитаю, чтобы меня отвязали, — выдавил он.

— Но не настолько я глупа, чтобы попасться на удочку второй раз. Единственная часть вашего тела, заслужившая свободу, — это восхитительно неукротимый фаллос. Как по-вашему… теперь вы удержитесь от потребности очутиться во мне? И не дадите ему ворваться в мое тело?

— Удержусь, — проскрежетал он сквозь стиснутые зубы, собрав остатки воли.

— А мне так не кажется, — проворковала она, наклонив голову и касаясь языком угрожавшей взорваться головки.

Маркиз застонал, напрягая мускулы.

— Ах, какое самообладание, Кру! Ваш викарий может гордиться вами. Должно быть, мне придется приложить чуть больше усилий. Чувствуете?

Ее сомкнутые пальцы вновь скользнули вниз, хватка усилилась, пульсирующие вены его орудия набухли сильнее, а сам фаллос поднялся еще выше. Маркиз задохнулся и невольно выгнул спину.

— Будь ты проклята, потаскуха! — вырвалось у него.

— И вы тоже, лорд Кру. Но ведь это не встреча любовников, — отпарировала она, продолжая ласкать изнемогавшую от желания плоть, — поэтому нам ни к чему нежности, главное — продолжение рода. Именно то, в чем вам нет равных.

Она наблюдала, как плоть его все увеличивается в размерах. Боже, такое зрелище никого не оставит равнодушным. Вместе с раздражением на себя росла и предательская пульсация внизу живота. Никакая злоба не в силах противостоять похоти!

Ей следовало поблагодарить его за то, что это оказалось так легко, за то, что он настоящий мужчина со всеми мужскими потребностями, за то, что возбудил в ней такие исступленные желания, о существовании которых она не подозревала. Такое мучительное предвкушение слияния напомнило о годах юности, когда первые запретные, но еще неясные порывы плоти терзали ее. Подобного она не чувствовала уже очень давно, и с тех пор все мужчины в ее жизни были лишь никчемными игрушками. Средством ненадолго унять тоску.

— Когда все это кончится, я найду вас обоих, — прохрипел Хью, — помни это!

Ярость и похоть боролись в нем, раздирая душу, жажда мести туманила мозг.

— Если плодом нашей встречи будет ребенок, — перебила она, охваченная внезапным желанием ускорить неизбежный исход, расстроенная тем, что способна ощущать какие-то эмоции, несмотря на мерзость происходящего, — вряд ли ваши угрозы что-то значат. Кроме того, будет слишком поздно.

Она приподнялась и оседлала его бедра.

— Я заберу дитя! — коротко бросил он, морщась от громового биения крови в ушах.

— Но зачем? — потрясенно охнула София. — Раньше дети вас не интересовали.

— Но если женщина замужем, кто знает, от кого малыш?

— Я ведь тоже замужем! Какая же разница?

— Сама сказала, что муж интересуется только мужчинами.

Она пожала плечами:

— У меня много любовников. Надеюсь, теперь вам легче?

Маркиз снова принялся вырываться.

— Сдохни! — прогремел он, натягивая шелковые шнуры. — Чтоб тебя затрахали до полусмерти!

— Наконец-то мы хоть в чем-то согласны, — объявила она, приподнимаясь и подводя головку его фаллоса к своему лону. — Скажите, если понравится!

От такой наглости у него снова перехватило дыхание, но она и сама на миг задохнулась, утопая в таком изысканном наслаждении, что вражда на миг была забыта.

Он неожиданно шевельнул бедрами и врезался в нее, яростно, механически, подгоняемый слепым нерассуждающим инстинктом.

Женщина вскрикнула, когда он вонзился, растягивая стенки узкого грота, проникая все глубже, до самого, казалось, горла.

— О Боже! — выдохнула она, насаженная, словно бабочка на иглу, пораженная горячечной лихорадкой, бурлившей в мозгу, когда он вошел до самого основания.

— Так и быть, сейчас я тебе покажу! — злобно прошипел он, вне себя от потребности отомстить этой подлой твари, безжалостно врезаться в роскошное тело, поскорее достичь желанной разрядки. Мощный ритм его ударов вынуждал ее раскачиваться все быстрее, открываться все шире, пока она почти не потеряла рассудок. И не принялась, истерически всхлипывая, задыхаясь, лихорадочно отвечать на каждый выпад с такой же головокружительной страстью.

Соитие… слияние… совокупление… в самом чистом виде…

Когда она забилась в судорогах и застонала, маркиз прохрипел проклятие. Когда вторая волна накрыла ее с головой, назвал шлюхой, проституткой, развратницей, потаскухой… но оба они жили в мире двойных стандартов, лицемерном и ханжеском, где мужчинам дозволено все. Едва наступила разрядка, он наполнил ее узкий грот раскаленным потоком семени, самого аристократического, самого высшего качества, о котором мечтал муж Софии, изливаясь бешеными толчками, забыв о приличиях, морали, самоотречении…

Маркиз Кру выполнил все, что от него требовали.

Недаром князь Марко твердо рассчитывал на безмерную мужскую силу молодого лорда.

Когда она отстранилась, он осыпал ее всеми мыслимыми ругательствами, но она лишь хладнокровно ответила:

— Я крайне ценю ваше внимание. — И, протянув руку, расцарапала ногтями щеку маркиза. — Поверьте, милорд, мне тоже знакомо желание мести. И если богохульства могли бы помочь, я бы присоединилась к вам.

Соскользнув с постели, женщина подхватила халат и накинула на плечи.

— Следующее представление после завтрака. Приятных снов, — заметила она, исчезая через смежную дверь. Минуту спустя с противоположной стороны появился Пирс.

— Ты что, тоже был зрителем? — взорвался маркиз.

— Что вы, сэр! Такие пикантные развлечения не для простых солдат. Кроме того, дама прикрыла почти все смотровые щели.

— Как рабы на случке! — брезгливо скривился Хью, хотя не раз участвовал в оргиях лондонской золотой молодежи. — Сними эти чертовы веревки, чтобы я мог пробить дыру в стене!

— Не советую, сэр. Рука вам еще понадобится, чтобы стрелять или ездить верхом.

Дальнейшая беседа велась слишком тихо, чтобы находившиеся в соседней комнате сумели что-то расслышать.

Войдя в комнату, княгиня София немедленно отпустила горничных, легла и мысленно вычеркнула одну встречу из шестидесяти запланированных. Ах, нет смысла рыдать и биться в истерике, хотя она была весьма близка к тому, чтобы сломиться. Но судьба семьи зависела от нее. Мать в смертельной опасности, под неусыпным оком зятя, так что придется сделать все возможное, лишь бы не разгневать Марко.

Самое главное — зачать ребенка. Как только это произойдет, мать получит свободу, а после этого всегда остается надежда, что в последующие восемь месяцев удастся сбежать. Она ни за что не оставила бы младенца во власти Марко и отчаянно мечтала о том, чтобы большой мир приютил двух маленьких беглецов, когда придет время.

Утро настало слишком рано: София с отвращением оглядывала залитую солнечным сиянием комнату. Потом медленно оделась. Сама. Сейчас она не могла видеть знакомые лица слуг. Господи, что станется, если она, как предписывалось, не придет в утреннюю столовую?

Нет. Ее мать стала пешкой в опасной игре. И она сделает то, что от нее ожидают.

Маркиз появился в самом мерзком настроении. Пять кровавых борозд ярко выделялись на загорелой коже.

— Мне казалось, что при таком нагромождении помещений совершенно необязательно есть вместе, — проворчал он, едва она переступила порог.

— Все жалобы — к моему мужу. У него довольно своеобразное чувство юмора.

— Хочешь сказать, он попросту садист?

— Вы весьма проницательны, милорд. Хотя рада видеть, что ваш аппетит не пострадал, — ехидно заметила она. На его тарелке горой лежали ломтики бекона, копченой рыбы, ветчины, распласталась яичница с грибами и помидорами. Маркиз намазывал маслом круассан, очевидно не первый, судя по пригоршне крошек на скатерти.

Подняв глаза, он презрительно скривил губы.

— Осталось надеяться, что вас скоро начнет выворачивать наизнанку и весь этот бред придет к концу.

— Осталось надеяться, — в тон ему отозвалась она, внезапно почувствовав отвращение при виде еды. Разумеется, невозможно забеременеть после одной ночи… но когда после первого же глотка кофе ее затошнило, София готова была поверить, что слух о бесчисленных побочных отпрысках маркиза вполне справедлив.

Завтрак проходил в молчании. Маркиз энергично жевал, София нехотя отламывала кусочки поджаренного тоста, чем наконец привлекла внимание Хью.

— Если будешь едва клевать сухой хлеб, лишишься чувств от наслаждения, стоит мне в очередной раз тебя покрыть, — злобно прошипел он.

— Все может быть, — безразлично отозвалась она.

— Неужели выдержишь? — съязвил он.

Брови женщины чуть поднялись.

— Вам не все равно, получу я наслаждение или нет?

Маркиз на мгновение растерялся, не зная, что ответить, и не уверенный, почему вопрос так его оскорбил.

— Не все равно. Только не допытывайся почему, — честно признался он.

— Просто мне кажется, что я имею право извлечь хоть какое-то удовольствие из этой гнусной ситуации.

— Гнусной? — скептически переспросил он. — Ах, я сейчас расплачусь от жалости!

— А вы хотели, чтобы я рассыпалась в комплиментах по поводу ваших невероятных мужских способностей? Не знала, что вы так тщеславны.

Он вовсе не был тщеславным и попросту замолчал, удивляясь взрыву собственного негодования.

— Сколько любовников было у тебя? — внезапно выпалил маркиз, к собственному удивлению. Но отчего-то не извинился.

— Меньше, чем у вас. Вряд ли мой список может соперничать с вашим. Да и до вашей репутации мне далеко, — мягко заметил она.

— И никогда не беременела?

— Просто не посмела бы. Марко помешан на чистоте рода.

— А твой достаточно чист?

— Как вы грубы!

— А вы слишком красивы.

Слава Богу, первая вежливая реплика.

— Хотите сказать, что так выглядят исключительно хористки и актрисы?

— Обычно да.

— Кому знать, как не вам.

— Кому знать, как не мне.

— Со стороны матери я венгерка. Их семья славится выгодными браками.

— Понимаю. Такими, как твой. Значит, у Марко полно денег?

— Именно это и подразумевается под выгодными браками, милорд. Вам это известно лучше, чем другим. Отец мой родом из Венеции. Его семья давно осела в Далмации, и ее мужчины по традиции много лет подряд становились посланниками двора Габсбургов в Венецианской республике. Надеюсь, это отвечает вашим. высоким требованиям?

— Тебе, вне всякого сомнения, известно, что мои требования вовсе не столь высоки, — пренебрежительно отозвался он, снова вспомнив о ее роли в похищении. Минутное сочувствие уступило место уже привычной ненависти. — Хотя при других обстоятельствах мы могли бы неплохо позабавиться и провести в постели немало приятных мгновений, — добавил он.

— Похоже, вы распростились со своими намерениями вести жизнь скромную и целомудренную?

— Пришлось. Но, надеюсь, временно. Полагаю, распорядок дня, составленный твоим мужем, позволит мне выпить еще чашку кофе перед очередной случкой? — нагло осведомился он.

— Только не слишком задерживайтесь, — медовым голоском разрешила она.

Когда через несколько минут в зале появились стражники, маркиз встал и небрежно поклонился:

— До встречи, мадам. На знакомой сцене.

Самолюбие его было ненадолго удовлетворено при виде краски, залившей ее лицо и шею. Что же, хоть слабое, но утешение!

Войдя в спальню, он повелительным жестом отделался от охранников и разделся сам, предпочитая, чтобы его не касались чужие, равнодушные руки, что он и объяснил им на прекрасном итальянском языке. Поскольку София была родом из Далмации, итальянский наверняка служил связующим мостиком между английским и их родным наречием.

— Но у нас приказ, — объяснил старший извиняющимся тоном.

— Видно, князь Марко привык повелевать, — сухо отозвался маркиз. — Но потрудитесь передать, когда увидитесь, что ему не жить. Я собственноручно сверну ему шею.

Взгляды маркиза и стражника скрестились. Никто не хотел первым отвести глаза.

— Обязательно передам, — наконец ответил стражник. — Через месяц. Вас придется связать?

— Если хотите, чтобы я остался.

— Я так и думал.

И солдат мотнул головой в направлении кровати.

На этот раз все произошло быстро и безболезненно. Солдаты ловко скрутили его и удалились, предоставив узнику ожидать появления будущей матери его младенца. К величайшему сожалению маркиза, эти несколько минут воскресили нежеланные воспоминания о вчерашнем бурном свидании. Княгиня оказалась восхитительно чувственной женщиной, с жаркой кровью и отдавалась самозабвенно и безраздельно. Ни одному распутнику не устоять перед такой!

И хотя наряду с вольными мыслями его одолевало раздражение, Хью был достаточно рассудителен, чтобы осознать всю тщету своих усилий поддержать и без того едва тлеющий огонек ненависти, едва она встанет перед ним во всем своем обнаженном великолепии.

Но когда в комнате появилась София, он сумел скрыть обуревавшее его смятение под маской холодного презрения.

— Не знаю, смогу ли я на этот раз, — тихо призналась она, переступив порог. Только тревога за мать привела ее в эту комнату.

— Но за нами наблюдают.

— Вероятно.

— Что-то ты не показалась мне такой уж наивной! — издевательски бросил Хью. — Может, нам потолковать о погоде? Посмотрим, сколько времени пройдет, прежде чем кто-то ворвется сюда и силой принудит нас к случке.

— Господи, как жаль, что я не сирота!

Она с силой сжала ручку двери, словно боясь упасть. Простое белое неглиже придавало ей вид трогательной невинности. Синий бант в растрепанных волосах слегка сбился набок, как у озорной девчонки. Интересно, как ей это удается?! Ни малейшего сходства с трепещущей, изнемогающей от страсти, чувственной вакханкой с раскрасневшимися щеками.

— Сколько тебе лет?

Его ворчливый голос прозвучал неприятно громко в тиши комнаты. Женщина, казалось, позабывшая, где находится, растерянно подняла глаза.

— Сейчас? — пробормотала она, немного придя в себя. — Я ужасно стара.

— А точнее?

— Мне миллион лет, — просто объяснила она, глядя куда-то вдаль.

— Мне двадцать семь.

— Знаю. Исполнилось в марте. Я читала сведения о вас.

— Но ты моложе, не так ли?

— Нет, — покачала она головой. — Но все равно спасибо.

— Хочешь, угадаю?

— Не стоит. Это не важно. Ничто не имеет значения, — выдохнула она.

— С тобой все в порядке? — с неожиданным участием осведомился он, но, тут же взяв себя в руки, осекся. Не хватало еще, чтобы он ей сочувствовал! И без того она смотрит на него удивленно распахнутыми глазами. Но маркиз уже угрюмо нахмурился.

— На минуту вы показались почти человечным, — пробормотала она. — Но не волнуйтесь, я никому не скажу.

— Собираешься простоять здесь все утро? — невесело усмехнулся маркиз, против воли желая ее. Но он слишком долго жил в мире богатых и привилегированных, чтобы позволить себе задавать любые вопросы.

— Значит, вы готовы?

Он не сдержал улыбки. Что за наивность!

Белоснежные зубы блеснули на загорелом лице.

— Подойди и увидишь, — пообещал он.

— Задернуть шторы?

Маркиз поспешно покачал головой, но тут же поправился:

— Если хочешь.

Первая маленькая уступка…

— Простите за то, что расцарапала вам лицо, — в свою очередь извинилась она.

— Кажется, мы способны быть вежливыми друг с другом, — усмехнулся Хью.

— Предпочитаете разгневанных женщин?

— Предпочитаю увидеть это неглиже на полу.

— Пожалуйста, не нужно заигрываний! — запротестовала она, но тут же улыбнулась. — Надеюсь, я могу вас отвязать?

— Это опасно, — ответил он с мальчишеской ухмылкой. — Но, если хочешь, разрешаю меня поцеловать.

«Какое неотразимое обаяние, — подумала она, — даже в этом невыносимом положении!»

Можно лишь представить, каким бы он был в более благоприятных обстоятельствах.

— Но почему вы вообразили, будто я так уж жажду вас поцеловать? — с едва уловимым кокетством осведомилась она.

— Это сразу видно, — обронил он, весело сверкнув темными глазами.

— Потому что каждая женщина этого желает?

— Каждая хорошенькая женщина. Особенно когда я с ними мил и вежлив.

— Совсем как сейчас.

— А ты заметила?

Как можно было не заметить? Он излучал радость, тепло и невероятную чувственность, не говоря уже о том, что мужчины красивее она не встречала.

— Интересно, женщины когда-нибудь говорят вам «нет»?

— Только одна, — с ослепительной улыбкой признал он. — Именно та, которую я сейчас пытаюсь подманить ближе.

— Чтобы не испортить своей репутации?

— Чтобы поиметь ее, — честно признался он.

Невыносимое желание немедленно пронзило ее. Воспоминания… самое сильное оружие…

— Если сядешь на меня, — прошептал он, — позволю тебе кончить столько раз, сколько пожелаешь.

— Мне не следовало бы желать такого! — беспомощно охнула она.

— А мне не следовало быть здесь… но поскольку я уже тут и ты рядом… — Пылающий взгляд мгновенно воспламенил ее. — Почему бы не воспользоваться случаем?

— Я должна бы отказаться…

— Знаю. И я тоже. Невероятно странная ситуация.

— Невероятно, — тихо согласилась она.

— Расскажи мне подробнее с более близкого расстояния, — мягко предложил он, озарив ее улыбкой, обещавшей райское блаженство. Оттолкнувшись наконец от двери, она отдалась этой чудесной улыбке, его безупречной красоте, завораживающему притяжению гигантской возбужденной плоти. Неглиже белым облачком тянулось по светлому обюссонскому ковру. Она сама не поняла, как очутилась у кровати, охваченная непонятной, неизвестно откуда возникшей радостью.

— Скажи мне, что так и надо, — нерешительно выдохнула она.

— Это прекрасно, — кивнул он.

И пусть все остальное чертовски мерзко, даже мрак и гнусность происходящего не могли затмить глубины и необычности эмоций, тянувших их друг к другу.

— Посиди рядом со мной.

Она послушалась и опустила ладонь на его бедро, словно нуждаясь в твердой поддержке. Словно его силы хватит на двоих.

— Я не хочу снимать неглиже, — выдавила София.

— Не снимай.

— Прошлой ночью пришлось… потому что…

— Знаю.

— За нами могут наблюдать.

— Как зовут старшего?

— Григорий.

— Григорий! Немедленно закрой все щели, черт бы тебя побрал! — скомандовал он по-итальянски. — Госпожа не желает, чтобы вы подсматривали!

В ответ послышался скрип задвигаемых отверстий.

— Ну вот, — довольно кивнул Хью, — теперь мы можем получше узнать друг друга.

— Должно быть, ты ему понравился.

— Или он не выносит твоего мужа. Судя по всему, не он единственный. Мы с Григорием поняли друг друга. — Маркиз лукаво подмигнул.

— Но я все же не хочу снимать неглиже.

— Думаешь, они все же оставили пару щелей?

— Я давно привыкла не доверять никому.

— Сколько лет ты замужем?

— Пятнадцать.

— Боже милосердный! Ты, должно быть, была совсем ребенком! Видно, тяжело тебе пришлось.

— Зато Марко выплатил целое состояние. Согласно брачному контракту.

— Я так и думал, — цинично ухмыльнулся он.

На мгновение в ее глазах мелькнула неподдельная боль, но тут же пропала. Взгляд по-прежнему остался равнодушным.

— Он часто бывает в отъезде.

— Я могу защитить тебя от него.

— Ты не понимаешь! — с отчаянием покачала она головой.

— Покажи, как выбраться отсюда, — поспешно пробормотал он, — и я гарантирую твою безопасность.

— Не могу. Он держит мою мать.

Маркиз изумленно вскинул брови:

— В заложницах?

— Пока я не возвращусь. Беременная.

— А потом?

— Он ее освободит.

Глаза Хью зловеще прищурились.

— И ты ему веришь?

София кивнула.

— Иисусе! — охнул он.

— Ну как? Теперь твоя жизнь не кажется такой уж неприятной?

— Развяжи меня! — резко приказал он. София отняла руку и со страхом уставилась на маркиза.

— Не смею… после вчерашней ночи.

— Даю слово, что не попытаюсь бежать.

Она долго, изучающе смотрела на него, решая, стоит ли ему верить. И остались ли еще в мире порядочные люди?

— Господи, Кру… что, если ты лжешь?

— Я не поступил бы так бесчестно с тобой… и твоей матерью.

Его спокойные уверения немного успокоили ее. Это и еще нежность, светившаяся в глазах.

— Мы обе пострадаем, если ты предашь нас, — тихо предупредила она.

— Не волнуйся. Я позабочусь о тебе.

В глазах женщины блеснули слезы. Как давно никто не заботился о ней! После смерти отца семья осталась без всякого покровительства.

— Спасибо, — едва слышно поблагодарила она. — Но я тебе чужая.

— Отныне не чужая, — возразил он. — Развяжи меня.

Но когда был распутан последний узел, он приложил палец к губам, поднялся и осторожно оглядел комнату, пытаясь понять, наблюдают ли за ними.

Сердце Софии бешено колотилось, пока маркиз обходил спальню. Сдержит ли он слово?

Мысли ее лихорадочно метались. Она уже была не в силах различить, где страх и где радость, где желание и где тревога. И не понимала, почему продолжает сидеть, сцепив руки на коленях, дрожа, трепеща, стремясь быть рядом с ним.

Когда он поклялся позаботиться о ней, она мгновенно и слепо поверила, словно наивная молодая девушка в порыве первой любви. Но жестокая реальность обязательно разрушит ее мечты и фантазии… особенно с таким мужем, как у нее.

Горечь и тоска обрушились на Софию. Впереди долгие годы бесцельного существования… пустота и одиночество…

Он шагнул к ней, и у Софии вдруг стало легче на душе. Она инстинктивно почувствовала необычайную собранность, спокойствие, присущие этому человеку. В его глазах светились тепло и доброта.

— Похоже, мы в самом деле одни, — весело сообщил он, но, заметив ее затравленный взгляд, тут же добавил: — Я же сказал, что не уйду.

— Но я боялась…

Слезы снова защипали глаза. Бедняжка не смела даже надеяться!

— Я могу вытащить отсюда нас обоих, — пообещал он, легко коснувшись ее стиснутых рук, поглаживая пальцы. Потом нагнулся и скользнул губами по щеке, словно утешая несчастное дитя. — Не стоит грустить, — пробормотал он и прижал ее к своей сильной горячей груди.

Такого великодушия она не ожидала. Слезы хлынули бурным потоком.

— Все будет хорошо, — уговаривал маркиз, посчитав, что она напугана и растеряна. — Мы найдем выход.

Он старательно вытер ей глаза уголком простыни.

— Ты… не знаешь… его… — запинаясь, выговорила она.

Хью поддел пальцем соленую капельку.

— Все, что тебе предстоит, — сесть в седло и погонять коня. Остальное — мое дело.

В глазах Софии засияла робкая надежда.

— Ты так убежден… я почти поверила.

— Позже мы поедем на прогулку и осмотрим окрестности.

— А моя мать?

Холодная реальность вновь вторглась в розовые мечты.

— У меня есть друзья в триестском консульстве. Они помогут вызволить ее.

София немного воодушевилась.

— Интересно, ты отвечаешь на все молитвы или только на мои?

С ее плеч, казалось, упала невыносимая тяжесть. Впервые нашелся человек, способный совершить невозможное.

— Только на твои, дорогая, — бесшабашно заверил он. — Проси… чего захочешь.

Губы женщины дернулись в слабой улыбке.

— Ты флиртуешь со мной?

— Не знал, что по плану твоего мужа предусмотрено еще и это, — ухмыльнулся Хью. — Ты и без того обязана отдаваться мне дважды в день.

— Как быстро ты передумал! — игриво бросила она. Глаза ее лукаво блеснули.

— Еще бы! Перед такой приманкой устоять невозможно, — признался он хриплым шепотом.

— С удовольствием возвращаю комплимент, но ты ведь и без того знаешь это, не так ли? По правде говоря, я на седьмом небе оттого, что муж нашел именно тебя. О, не тревожься, — поспешно заверила она, заметив, что он озадаченно нахмурился, — я заинтересована в постоянстве не более, чем ты.

На лице Хью отразилось явное облегчение, хотя он нашел в себе достаточно сил, чтобы учтиво ответить:

— Поверь, я ничуть не волнуюсь.

— Простая осторожность, — подсказала она, обвив руками его шею и ослепительно улыбаясь. — Я тебя не виню. Все женщины рвутся замуж, не так ли?

— Я не делал предложения ни одной, — обронил он и, чтобы поскорее сменить тему, рухнул на кровать, увлекая ее за собой. Не успела София опомниться, как оказалась на спине. Хью навис над ней и едва слышно спросил: — Наше утреннее расписание ограничено временем или я могу объезжать тебя целый день?

— Только чтобы разуверить тебя, Кру, — вкрадчиво пропела она, — повторяю, мне нужно твое гигантское орудие и ничего больше. Меня не интересуют ни титул, ни деньги.

— Именно такие женщины мне по душе!

— У тебя уже они были?

— Случалось.

— И это позволяет тебе взяться и за меня? — шепнула она, обдав его зеленым пламенем манящего взгляда. — Ты ведь обещал мне столько раз, сколько я захочу.

— К вашим услугам, госпожа.

Он уже раздвигал ее ноги, разводя бедра шире, стягивая с плеч неглиже, так что его жаркая плоть касалась лона.

— Тем более что ты вся промокла, — добавил он мгновение спустя, когда его пальцы раскрыли пухлые складки.

— А ты всегда так восхитительно тверд, не так ли? — отпарировала она, с наслаждением ощущая тяжесть его фаллоса. — Я ужасно рада, что тебе вздумалось меня навестить.

Услышав столь искаженную версию своего появления здесь, Хью громко рассмеялся.

— Теперь и мне понравилось, тем более что можно безнаказанно наслаждаться такой сладкой горячей «киской», как твоя.

— А в моем распоряжении распутник-виртуоз!

— Я здесь для того, чтобы ублажать вас, мадам! Хотя в первый раз вы должны умолять меня в возмещение за вчерашнюю ночь, — поддразнил он, легонько касаясь бархатистой головкой влажного пульсирующего лона.

— Учитывая все обстоятельства, я готова и на это, — выдохнула она, почти теряя голову от нахлынувшего желания. Еще бы, разве можно удержаться, когда рядом сам маркиз Кру, голый и донельзя возбужденный!

Она приподняла бедра, чтобы вобрать его в себя.

— Признайся, как сильно хочешь этого, — приказал он, едва проникая кончиком фаллоса в ее тело и с восторгом ощущая давление упругих стенок лона.

— Я хочу тебя безумно, страстно, неукротимо! — прошептала она, извиваясь и двигая бедрами, без слов заклиная его продвинуться глубже.

— Не будь такой застенчивой, — сардонически посоветовал он, окунаясь в ее полный влаги грот, входя медленно, давая ей почувствовать каждый дюйм своего орудия, наполняя, вторгаясь, расширяя…

Все ощущения внезапно сосредоточились в этом раскаленном местечке, едва он сделал первый выпад. Словно охваченная горячкой, она судорожно выгнулась, растворяясь в неслыханном наслаждении.

А тем временем маркиз думал, насколько ему повезло с партнершей. Редко встретишь столь искушенную в постельных играх особу!

Он продолжал врезаться в ее мягкую плоть с каким-то первобытным, примитивным, свирепым удовлетворением, совсем как дикий зверь, получивший наконец-то власть над самкой. Такой же необузданной в желаниях, эгоистически-требовательной, алчной до удовольствий, как он сам.

Медленно наступая и отступая, он проникал все дальше, пронзал все сильнее, хотя при этом лишь частично утолял беспощадную непонятную жажду. И она смело встречала каждый толчок с такой же дерзкой настойчивостью. В этот момент они словно остались одни не только в этой странной комнате и странном доме, но и во всем мире, во всей вселенной. Слепящее буйное желание вытеснило все остальные чувства. Выкрикивая что-то несвязное, женщина цеплялась за мужчину, втягивая его еще глубже, жадно, бесстыдно, и он не мог отрешиться от мысли, что столь ненасытная любовница наверняка перепробовала многих мужчин.

Он рассеянно откинул волосы со вспотевшего лба и всмотрелся в раскрасневшееся, искаженное страстью лицо лежавшей под ним женщины.

— Вижу, ты готова трахаться в любое время дня и ночи, — чуть презрительно констатировал он, внезапно представив череду охваченных похотью любовников, осаждавших двери ее спальни.

Насаженная на исполинское копье, бормочущая что-то несвязное, женщина не поняла ни слова и с каждым ударом погружалась в райскую нирвану, волны жара пульсировали и подрагивали в ее лоне в бессмысленном, лихорадочном ритме, с каждой секундой приближая оргазм.

Неожиданно исполнившись отвращения к ее безумному самозабвению, он отстранился, и женщина в отчаянии вскрикнула, пытаясь удержать его.

— Нет! — презрительно бросил он, застыв неподвижно, гадая, сколько еще мужчин приводило ее в состояние чувственной истерии. Ее бедра поднялись, пальцы вцепились в его спину. — Нет, черт возьми!

Обозленный, доведенный до предела непонятной, неестественной ревностью, он едва не вырвался.

— Да! — повелительно вскричала она, задыхаясь, сгорая от желания.

Мучительный пожар между бедер огнем палил мозг и тело, каждую вену и клеточку, одно стремление — получить драгоценное освобождение от жестокой пытки — пронизывало Софию.

— Черт бы тебя взял! — охнула она, с поразительной силой стискивая его. — Дай мне его! Дай!

Ей не стоило употреблять подобные выражения. Каждое слово пробуждало в нем некие извращенные эмоции, низшие инстинкты, неукротимые порывы.

— Хочешь? Ты сама этого хочешь? — прошептал он, весь во власти темных сил. Хищно оскалив зубы, он вонзился в нее, злобно, беспощадно отдавая ей все, что она требовала. То, что желал сам, эту горячую, похотливую тварь — княгиню, заставившую его забыть обо всем, кроме вожделения, желания уничтожить и всадить свой меч по самую рукоятку.

Она почти теряла сознание, ощущая приближение пика экстаза, первые судороги которого уже начали сотрясать ее, и мгновение спустя забылась в наслаждении таком мощном и блаженном, что охранники вскочили, прислушиваясь к пронзительному воплю. Маркиз отстал от нее всего на несколько секунд, и когда последние крики замерли вдали, он резко вышел из нее и излился на ее живот, залив спермой белоснежную кожу.

— Нет… нет… — повторяла она, глядя на него невидящими, затуманенными глазами. — Ты не смеешь!

Но что она могла поделать?

Хью откатился, лег на спину и закрыл глаза, измученный, необъяснимо злой. Немного опомнившись, она набросилась на него.

— Ты не можешь так поступить со мной! — взвизгнула она, молотя его кулачками.

Глаза его мгновенно распахнулись после первого же удара, но он сумел поймать ее запястья и оттолкнуть.

— Я… отказываюсь быть пешкой в твоей игре, — выдавил он, истекая потом. Стальная хватка была так же жестка, как его глаза.

— Это не игра, — процедила она, пытаясь освободиться. — Все слишком серьезно, Кру!

Но его пальцы сжались еще неумолимее.

— Мне все равно. Найди себе другого и делай с ним все, что заблагорассудится. Я тут ни при чем.

— Ты не понимаешь, насколько это важно для меня! — бушевала стоявшая на коленях пленница. — Ну как заставить тебя понять?

— Никак!

Все, о чем он был способен думать, — эта ее исступленная, бешеная страсть… и мужчины, побывавшие там же, где и он. Но какая ему разница? Ведь раньше он никогда не обращал на это внимания!

— Ты всегда так чертовски полна энтузиазма? — прорычал он.

София оцепенела.

— Тебя это волнует?

— Может быть.

— Какое тебе дело? — взвилась она, по-прежнему стараясь вырваться.

— Отвечай!

Еще немного, и он сломает ей руку.

— А что ты желаешь услышать от меня? «Нет»? В таком случае нет, я была девственницей, когда встретила тебя. Как и все другие женщины, с которыми ты спал! — огрызнулась она. Столь же темпераментная, как он, такая же рассерженная и угрюмая. Терзаемая теми же мучительными чувствами. — Кажется, это твое любимое развлечение, — саркастически продолжала она, — лишать невинности девушек? Странно. Судя по слухам, тебя больше привлекают адюльтеры. С теми светскими красавицами, которые так и бросаются тебе на шею. Каков твой рекорд за одну ночь? Восемь любовниц? Или десять? Я забыла, что именно доносили шпионы мужа, — язвительно допытывалась она. — Так что не тебе читать лекции о морали. Боюсь, в критики ты не годишься.

Она все больше распалялась, и Хью пренебрежительно скривил губы.

— Предпочитаю спокойных женщин. И ненавижу скандалисток.

— Объяснить, каких именно мужчин предпочитаю я? — нахально возразила она. — Мы можем сравнить самые ценные жемчужины в списках наших побед. Я всегда старалась найти мужчин, которые…

Но широкая ладонь бесцеремонно зажала ей рот.

— Почему взамен не послушать, что именно мне нужно от тебя? — рявкнул он. — Замолчи, иначе я сломаю тебе руку!

И, едва успев парировать удар плечом, вывернул тонкое запястье.

— Кажется, на этот раз привязать придется тебя, — решил Хью, не понимая, что с ним творится, и изнемогая от неудовлетворенной похоти при виде ее еще не остывшего от страсти тела. И она еще имеет наглость рассказывать ему о других мужчинах! Что они делали с ней? Неужели она вот так же стонала под ними?

Разгоряченная плоть ныла, требуя своего. Почему он чувствует эту всепоглощающую жажду владеть ею безраздельно?

Но разве можно найти ответы на то, что абсолютно необъяснимо?

— Кажется, ты мечтала о бесчисленных оргазмах, не так ли? — прошипел он, одним гибким движением переворачивая ее на живот.

Женщина что-то несвязно лепетала.

— Посмотрим, что тут можно сделать, — оскорбительным тоном пообещал маркиз, без малейших усилий ставя ее на колени. — Стоять! — предупредил он, словно обращаясь к нашкодившей собаке, и бесцеремонно шлепнул ее, когда она попыталась освободиться.

Его хватка была беспощадной, пальцы оставляли следы на ее бледной коже. Ей пришлось подчиниться.

— Ты никогда не нуждалась в поощрении, не так ли? — вкрадчиво продолжал Кру. — Как удобно!

Покрытая каплями любовной росы, щель была соблазнительно близка, розовые изгибы ягодиц маняще приподняты. И Хью, сходя с ума от гнетущей похоти, погрузился в нее, утонул в сладкой влаге желания.

Ей не следовало бы отвечать на каждый выпад, особенно после столь бесчеловечного обращения, но, понимая умом, как он жесток и несправедлив, она ничего не могла поделать со своим предательским телом. Жидкое пламя пожирало ее, ощущение его восхитительной силы, властного проникновения наполняло безумным вожделением, каждое движение пронзало, словно молния.

Она дрожала, словно в лихорадке, бесстыдно жаждущая, покорная рабыня наслаждения, которое он дарил ей, с каждым мгновением приближаясь к заветной цели. Стонала, плакала, всхлипывала, цепляясь за каждую ласку, и почти сразу же достигла желаемого, словно для этого ему было достаточно лишь войти в нее.

Но он не замедлял бешеного ритма, не обращая внимания на спазмы, выгибавшие ее тело, и не успела она опомниться, как снова извивалась в очередном экстазе. Противоречивые эмоции разрывали ее, пока маркиз Кру удовлетворял свою жестокую потребность покорить и властвовать. Он объезжал ее, как породистую кобылицу, позабыв об всем, кроме стремления утвердить себя, возвыситься над ней, стать хозяином этой женщины, которая посмела вызвать в нем нежеланные чувства.

— Не нужно… не могу больше! — заклинала она после неведомо какого по счету оргазма, поникая, как сломанный цветок, ощущая, как ноет и горит все тело. — Пожалуйста… остановись…

Тихие мольбы наконец проникли сквозь багровую пелену ярости, застилавшую мозг. Только сейчас он позволил себе исторгнуть в нее семя и ослабить хватку, впервые ощутив шелковистость кожи под безжалостными пальцами.

— Прости, — покаянно прошептал он, приходя в себя. София повернулась так резко, что застала его врасплох, и, отведя руку, отвесила маркизу оглушительную пощечину. Ее буквально трясло от бешенства.

— Жаль, что под рукой нет кнута, я бы шкуру с тебя содрала! — взорвалась она.

Ее очевидная капитуляция перед его немилосердными ласками немного умиротворила Хью, и одновременно с хорошим настроением к нему вернулось чувство юмора.

— Возможно, позже тебе удастся удовлетворить свою страсть к физическим наказаниям, — любезно пообещал он.

— Только если при этом будет возможность прикончить тебя.

— Но кто же тогда выручит тебя и даст наследника? — так же учтиво осведомился маркиз.

— Ничего, обойдусь как-нибудь. По крайней мере мне удалось стереть с твоей физиономии эту наглую ухмылку. Небольшое, но все же удовлетворение.

— Прости, — попросил он, вновь став серьезным и наконец-то чувствуя себя в гармонии с окружающим миром. — Я ужасно виноват перед тобой.

— Совершенно верно, черт побери!

— Чем я могу загладить свою вину?

— Не играй со мной, Кру. Ты старался загладить ее так усердно, что едва не отправил меня на тот свет, и очень сомнительно, что я забеременела после стольких усилий!

Он свел брови, помрачнев, как грозовая туча. И только сейчас осознал всю сложность их положения. Не было никакого смысла отрицать силу ее чувственного притяжения, но он никак не мог понять, что на него нашло. Неужели он терзал ее с такой ненавистью только от злости? Или тут нечто иное?

— Значит, выхода нет? — грустно спросил он.

— Нет, если я хочу жить. И увидеть мать.

— Не говори так!

— О, как бы я хотела подсластить горькую правду! Но это невозможно. Послушай, — откровенно выпалила она, — весь мир знает, что ты не слишком осмотрителен во всем, что касается своих связей. И одному Богу известно, сколько бастардов ты разбросал по этой земле. Поэтому сделай одолжение, думай обо мне, как об одной из своих безымянных лондонских красавиц, многие из которых преподносят мужьям чужих детей без малейших угрызений совести. Не обращай внимания на то, что в этом случае тебя принудили, и сделай все возможное.

— Но это и есть принуждение.

— Я могу быть столь же нежной и на все готовой, как леди Лисмор или Кэролайн Беннет да и все остальные. Ну хочешь, тебе разрешат свободно передвигаться по всему поместью? Позволь мне поговорить с Григорием.

Хью крайне заинтересовался ее предложением. Интересно, успеет ли она забеременеть, прежде чем он сбежит… прежде чем они оба сбегут, если она захочет к нему присоединиться? Недаром он был опытным игроком: никто лучше его не понимал, что иногда жизнь и смерть зависят от удачи. Счастливого случая. Выигрышного шанса.

— По всему? — уточнил он, уже горя предвкушением победы.

— Потолкуем с Григорием и посмотрим, что можно сделать. Мне необходим ребенок, Кру, ради него я готова на все.

— Позови его.

София с недоумением подняла брови:

— Не стоит ли сначала одеться?

— Тебе, во всяком случае, стоит, — небрежно разрешил он, ничуть не стыдясь вторжения мужчин, но все же соизволил натянуть брюки, пока София поспешно куталась в неглиже. Вскоре они, сидя на террасе и любуясь буколическим пейзажем, уже обсуждали требования Григория, не намеревавшегося ни на минуту выпускать пленника из поля зрения.

— Нам необходимо пойти на уступки, если мы хотим, чтобы маркиз стал нашим союзником и согласился с планами моего супруга, — пояснила княгиня.

Капитан стражи недоуменно уставился на маркиза.

— Почему это?

— Не упрямься, Григорий! — запротестовала она. — Я бы предпочла, чтобы он пошел на это по собственной воле.

Стоило солдату перевести глаза на хозяйку, как взгляд его мгновенно смягчился. И маркиз не преминул это отметить.

— Это так? Вы не станете больше сопротивляться? — допытывался Григорий, поворачиваясь к маркизу, словно всеми силами стараясь проникнуть в его мысли.

— Не стану, — подтвердил Хью, понимая, что необходимо любой ценой выиграть время. Что же, услуга за услугу. Нужно хотя бы на время объединиться с княгиней, ведь она готова ему помочь! Если он сумеет скрыться через день-другой, беременности наверняка можно будет избежать.

— И какой именно свободой он удовлетворится? — допрашивал Григорий.

— Прогулки в пределах сотни ярдов. И чтобы в доме за ним не следили, — потребовала княгиня.

— Две сотни ярдов и полная свобода передвижений в доме, — возразил маркиз.

— Договорились.

Маркиз не верил собственным ушам. Неужели все получилось? Так легко?

— Какие-то гарантии?

— А с вашей стороны?

Пределы доверия были определены как нельзя точнее. Обе стороны сохраняют вооруженный нейтралитет.

Княгиня подумала: мужчины так похожи друг на друга, что могли бы быть братьями в более совершенном мире. Настоящие близнецы, если не считать едва заметных этнических различий: губы маркиза чуть полнее, на носу, сломанном еще в детстве, осталась горбинка. Зато оба гигантского роста, высокие, с широченными плечами, смуглые, темноволосые, и обоих привлекает княгиня. Маркизу пришло в голову, что, возможно, он сумет использовать интерес Григория к своей госпоже.

— Почему бы нам не прогуляться верхом? Осмотрим поместье, — предложил Хью, которому не терпелось испытать границы своей свободы. — Нельзя ли моему денщику присоединиться к нам?

— Разумеется.

— Весьма любезно, — пробормотал Хью, воззрившись на капитана.

— Все, что угодно, пока вы любезны с княгиней, милорд. Я готов всячески вам услужить. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Абсолютно. Позвольте мне надеть рубашку и сапоги. Сколько вам нужно времени? — учтиво справился он у Софии.

— Десять минут.

— Боже, женщина, у которой на туалет уходит менее двух часов! Редкая птица! Где вы были всю мою жизнь?

— Не все из нас никчемные фарфоровые куколки, милорд. Возможно, до сих пор вы имели дело с женщинами не того сорта.

— Очевидно, — согласился он, весело сверкнув глазами и многозначительно поглядывая на нее. — Весьма очевидно.

София вспыхнула.

Маркиз улыбнулся.

Капитан помрачнел.

— Ну что же, в таком случае, — вежливо объявил Хью, поднимаясь, — почему бы нам не встретиться у конюшни через десять минут?

Княгиня выглядела поистине неотразимой в облегающей амазонке травянисто-зеленого цвета, строгий покрой которой подчеркивал ее цветущую женственность. С крошечного цилиндра свисала прозрачная вуаль. Восхитительное зрелище!

— Вы кружите мужские головы, миледи, — поклонился Хью. — Неужели передо мной шедевр Ворта[3]?

— У вас верный глаз, милорд. А вы кажетесь настоящим индейцем в этих лосинах.

— Я стараюсь одеваться так, чтобы чувствовать себя комфортно, — улыбнулся Хью. Его куртка с бахромой и замшевые лосины подчеркивали грубоватую мужскую красоту.

— Вы никогда не бывали на американском Западе? — поинтересовалась она, подходя к великолепной породистой лошади, которую держал под уздцы грум.

— Несколько раз. Охота там превосходная.

— Приятная замена охоте на женщин?

— На Западе их немало, миледи.

София пронзила его негодующим взглядом.

— Разумеется! Мне следовало бы знать.

— Но ведь и в вашей жизни постоянно присутствуют мужчины, — ледяным тоном отпарировал маркиз, хотя всеми силами уговаривал себя сдержаться. Жалкие остатки рассудка подсказывали ему, что разумнее всего будет игнорировать постельных партнеров княгини.

И на мгновение ему почти удалось взять себя в руки. Но ненадолго.

— И кто за кем гоняется? — бесцеремонно допытывался он, взмахом руки отпуская грума. — Они за вами или вы за ними?

Он уже взял ее за руки, чтобы подсадить на лошадь, но княгиня отпрянула.

— Мне не нужна ваша помощь! — тихо воскликнула она, вновь подзывая грума. Но маркиз с таким злобным видом велел тому проваливать, что бедняга мгновенно исчез.

— Ну вот, — пробормотал Хью, подхватив ее за талию, — сейчас вы очутитесь в седле.

— Ну да, вам это не нравится. Ведь вы привыкли быть сверху, — ехидно бросила она.

— А вы, наоборот, искренне наслаждаетесь такой позицией, — не менее язвительно отпарировал он, откровенно радуясь румянцу, залившему ее щеки.

— Может, когда-нибудь я сумею отплатить вам тем же и заставить кричать от наслаждения, — пробормотала она, ставя ногу на его сцепленные ладони. Невольная дрожь пробежала по ее спине, когда он легко поднял ее и подсадил в седло.

— Я жду, затаив дыхание, — сообщил он, ставя ее ногу в стремя властным жестом, пробудившим сладостные воспоминания. Его ладонь скользнула по ее ноге, погладила колено, согнутое над лукой дамского седла. — Похоже… вы готовы, — прошептал он.

Ей следовало бы отплатить за подобную наглость, не обращать внимания на чувственный призыв, но тело снова изменило разуму, и она почувствовала липкую влагу между ногами.

— Вы раздражаете меня, Кру, — холодно заметила она, подавляя постыдные плотские инстинкты.

— Но это далеко не все из того, что я делаю с вами, княгиня, — спокойно возразил он, давно научившись распознавать признаки возбуждения в женщине. — Не стоит ли проверить, сухая ты или уже взмокла… для меня?

Вместо ответа она стегнула коня, и маркиз с понимающей усмешкой быстро отступил, шагнул к своему коню и, взлетев в седло, бросил безразличный взгляд на людей Григория, рядом с которым переминался Пирс.

— Держитесь на расстоянии, — приказал он и послал вороного жеребца в галоп. Не прошло и нескольких минут, как он почти догнал княгиню, но постарался, чтобы между ними оставалось несколько ярдов. Несмотря на равнодушный вид, маркиз внимательно осматривал окрестности, стараясь запомнить приметы местности, направление движения солнца. Наконец, заметив на дальнем холме нечто вроде грота, повернул туда коня и вынудил Софию сделать то же самое. Княгиня попробовала сопротивляться, но лошади шли плечом к плечу, и она ничего не смогла поделать.

— Я не желаю ехать с вами! — воскликнула женщина.

— Прошу вас показать мне вид с того холма, — откликнулся он, игнорируя ее слова и делая жест в сторону камня, лежавшего на вершине. Но княгиня попыталась повернуть назад. Тогда он перегнулся, схватил поводья и потянул за собой ее лошадь.

Подъем оказался довольно крутым, так что животные замедлили бег, но он не отпускал узды, и княгиня, поджав губы, покорилась.

— Насколько можно доверять этому Григорию? — спросил он, оглядываясь на их эскорт. Те сильно отстали, лишь один Пирс плелся следом. — Не желаете разговаривать? — поинтересовался он, не дождавшись ответа.

— А что это даст?

— Мне показалось, вы хотите удрать.

— То есть довериться вам? — презрительно фыркнула княгиня.

— У вас есть иной выход?

Если бы взгляд мог убивать, маркиз немедленно рухнул бы с коня на землю.

Они молча поднялись на холм. При ближайшем рассмотрении грот оказался довольно большим. Вход закрывали литые бронзовые двери с изумительным рисунком, которые сделали бы честь любой часовне или даже монастырю. Нагромождения камней оказались искусно раскиданными осколками мрамора и малахита в гармоничных зеленоватых тонах, увитыми лозами, лианами и цветами и поросшими мхом.

— Весьма дорогая игрушка, — безапелляционно заметил Хью, спрыгнув на землю. Ему ли Не знать, для каких развлечений строятся подобные гроты!

— Может, это просто кукольный дом? — весело возразила София, оставшаяся в седле. Маркиз так и не выпустил поводьев.

— Именно поэтому ты не хочешь туда пойти? Опасаешься меня? — настаивал на своем маркиз, протягивая руки, чтобы подхватить ее.

— А это обязательно? — выдавила она.

— Ну… наверное. Если только ты не собираешься сбить меня с ног и умчаться.

— Господи, как ты невыносим!

— Вниз, — велел он, маня ее согнутым указательным пальцем.

— Я подумываю позвать на помощь, — закапризничала она.

— И это поможет получить тебе ребенка? — с невинно-мальчишеской улыбкой осведомился он.

— Будь ты проклят!

— Ничего не поделаешь, я необходимое зло, — мягко посетовал он. — Ну а теперь, если не возражаешь, я сниму тебя с лошади.

Она так резко подалась вперед, что стала падать, бессильно, как обмякшая лоскутная кукла, и только его быстрая реакция спасла ее. Рванувшись, он успел подхватить ее, сумел удержать равновесие, прижал ее к груди и спокойно сообщил:

— У твоего мужа есть все основания гневаться на тебя. Слишком ты упряма и своевольна.

— А эти качества, по-видимому, мужская прерогатива? — взорвалась София.

— Разумеется. Разве тебе не известны правила? — поддразнил он, шагнув к небольшому строению.

— Значит, пора изменить правила.

— Прекрасно. Поэтому мы бежим вместе, — решил он, внезапно став серьезным.

— Вполне возможно.

Но внутренний голос тут же остерег ее. Стоит ли отдавать себя на милость человеку, с которым она знакома второй день, пленнику, стремящемуся к свободе?

— Вижу, и с тобой можно договориться, — пробормотал он, готовый в эту минуту смириться со своей незавидной ролью жеребца-производителя. — Кроме того, я обещал Григорию соблюдать условия соглашения.

— И сдержишь слово? — кокетливо прошептала она, так же остро, как он, сознавая чувственное притяжение между ними.

— Начинаю думать, что излиться в тебя — не такая уж скорбная участь.

— Я была бы крайне благодарна за такое решение, — ответила она так же откровенно. Беременность спасет ее от гнева мужа и освободит мать.

— Что же, еще одно восхитительное приключение в этом детище архитектурной фантазии.

Дверь бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях, и они оказались в залитом солнцем помещении: лучи проникали сквозь решетчатый потолок. Прохладный мрамор покрывал стены и пол, искусно украшенный сложной позолоченной мозаикой. С одной стороны находился небольшой бассейн с выложенными мхом бортиками. По воде шла мелкая рябь, скользили ослепительные солнечные блики. Из мебели были только плетеные кресла, покрытые цветастыми шелками.

— Очевидно, это настоящее царство порока, — сухо заметил маркиз, обозревая фривольную обстановку. — Поищем самое мягкое кресло?

— Мне следовало бы злиться и кричать.

— Вместо того чтобы сгорать от желания? — попенял он, насмешливо щурясь. — Понятно.

— Должно быть, это судьба, — улыбнулась она.

— Ничего такого романтического, дорогая, — поддразнил он, сам поразившись вырвавшемуся ни с того ни с сего нежному обращению. Но в этот момент она была такой милой и чертовски соблазнительной! — Скорее, позывы плоти. Но если желаешь романтики, я готов и на это.

Да что это с ним творится? Откуда такое великодушие?

— Ты не болен, Кру? — расплылась в улыбке княгиня. — Такое благородство!

— Охвачен внезапной лихорадкой. Не терпится добраться до твоей горячей щелки.

— Какая непристойность! — пробормотала она, потрясенная неожиданным шокирующим ураганом наслаждения, таким сильным, словно он уже оказался в ней.

— Мой конек. Я долго тренировался в подобных вещах.

— Значит, мне повезло.

— Не уверен, кому повезло больше, — объявил он, опалив ее взглядом темных глаз. — Поэтому скажи, чего ты хочешь прежде всего?

— Мы могли бы искупаться, — предложила она, показывая на сверкающую гладь.

— Ответ не принят. Прости. Я в самом деле не могу больше ждать.

— Как необычно для тебя!

— Или для тебя, — отпарировал он, угрюмо сведя брови. — Честно говоря, меня немного оскорбляет твоя неукротимая страсть. Только не допытывайся почему.

— Ты, случайно, не… прости за столь неприятное слово… не ревнуешь?

— Нет, — буркнул он, еще больше мрачнея.

— Если тебе станет легче, — начала она, рассматривая самого завидного любовника во всей Европе и ругая себя за неуместную искренность, — я никогда еще не была такой ни с одним мужчиной до тебя.

— Лжешь!

— Хотела бы солгать, — спокойно возразила она, — ведь это безмерно облегчило бы положение.

— То есть мы просто трахались бы с благословения твоего супруга?

— Что-то в этом роде.

— А теперь что-то изменилось, — медленно продолжал он.

— По крайней мере для меня. Мне очень жаль, — вздохнула она, наблюдая, как взгляд его становится отчужденным. — Знаю, мне следовало бы быть более искушенной, уметь скрывать свои чувства… Как, должно быть, ты устал от женщин, которые вешаются тебе на шею!

Маркиз добрался до ближайшего шезлонга и опустил ее на сиденье.

— Мы оба люди светские, — осторожно заметил он, встав на почтительном расстоянии, — и у каждого своя жизнь. Не совсем понимаю, что происходит, но обычные правила тут не действуют. Ты не желаешь оставаться для меня безликой и безымянной.

Он растерянно пожал плечами, и бахрома чуть качнулась.

— Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

Хью взглянул на нее, словно нуждаясь в подтверждении, и София кивнула:

— Дозволенный разврат.

— Все, что я хочу, — затрахать тебя до полусмерти, — пробормотал он с явным недоверием к собственным словам.

— Пытаешься сказать, что ненужные нам обоим эмоции вскоре развеются?

— Это было бы совсем неплохо, — с сожалением усмехнулся он.

Возможно, ей придется пойти на очередной компромисс… Возможно, ему в жизни не приходилось уступать…

— Через месяц ты не узнаешь меня на улице, если встретишь, — объявила она, уверенная, что и через сотню лет не забудет его.

— Неужели? — с неожиданной неприязнью хмыкнул он. — Так что другой мужчина будет слушать твои оргастические вопли?

— Послушай, — тихо откликнулась она, — мы оба знаем, что наши отношения ни к чему не приведут. И никакого другого мужчины не будет. Поверь, Кру, это ревность, просто ты, по-видимому, никогда ее не испытывал. Отметь этот день в своем календаре.

— Я мог бы взять тебя с собой, — упрямо повторил он.

— Надолго? Будь же хоть немного рассудительным! Уже через две недели ты не будешь знать, как от меня отделаться. Я не собираюсь прятаться от людей и скрывать свое существование, словно какая-то жалкая потаскушка, польщенная тем, что ты взглянул в ее сторону. Пойми, Кру, тебе каждый день придется видеть меня за обеденным столом. Учти это, когда немного остынешь и сообразишь, что сейчас в тебе говорит простая похоть. И благодари Бога, что у меня еще сохранился рассудок.

— Неужели это так очевидно? — улыбнулся Хью.

— Давай лучше не говорить на эту тему.

— Значит, для нас существует лишь настоящее время?

— По-моему, ты давно должен был к этому привыкнуть.

— И ты… — пробормотал он хрипло, — хотела бы иметь от меня ребенка?

— Опять ты за свое, дорогой! — игриво ответила она. — Думаю, нам обоим недостает обычного веселого распутника Хью Долсени. Будто не знаешь ответа! Ну, конечно!

Она подняла руку медленным, намеренно зовущим жестом и, откинувшись на золотистые шелковые подушки, промурлыкала:

— Позволь развлечь тебя…

Сейчас она была похожа на спящую Венеру: цветущая плоть, соблазнительные изгибы, невероятно узкая талия, стелющаяся по полу юбка амазонки, и по контрасту с лифом, скроенным наподобие военного мундира, ее роскошные формы казались еще более чувственными. Скромный фасон и зеленое сукно, все атрибуты офицерской формы не могли скрыть эту почти вызывающую женственность. И даже если маркизу пришло бы в голову отступить в последний момент, он не смог бы: прелестное видение соблазнило бы человека куда добродетельнее.

Расстегивая на ходу костяные пуговицы куртки, маркиз двинулся к Софии, и когда проходил под решеткой, золотые отблески окружили на миг его голову нимбом, высвечивая точеные скульптурные черты лица. Как мог родиться такой божественный красавец у простых смертных?

София недолго задавалась этим вопросом, ибо тут же с замирающим сердцем сообразила, что в один прекрасный день может стать матерью столь же великолепного создания.

Образы и воспоминания прошедшего и настоящего смешались у нее в голове вместе с тревогами о неведомом будущем, и на какое-то мгновение вполне реальные мысли о материнстве затмили даже страх перед убийственными угрозами мужа. Но все эти рассуждения, так же быстро, как и возникли, были подавлены куда более сильным стремлением к выживанию.

Они оба пленники здесь, в этой сельской идиллии, и выхода нет ни у нее, ни у маркиза.

Она широко раскрытыми глазами наблюдала, как его куртка бесформенной грудой упала на мраморный пол, но тут же забыла обо всем, когда он одним рывком вытащил рубашку из брюк. Ноздри Софии жадно раздувались, словно некие первобытные инстинкты пробудились в душе и сейчас отвечали на почти вызывающее чувственное притяжение маркиза Кру. Она не спускала с него взгляда, зачарованная его силой и обаянием, готовая поддаться искушению, словно Ева в райском саду.

— Вы изумительно выглядите, милорд, — пробормотала она, жадно озирая его могучую плоть.

— Да, мне не раз об этом говорили, — беззастенчиво признался он. — Думаю, и ты могла бы произвести сенсацию в комнате, полной мужчин. Поверь, я не стал бы дразнить тебя, если бы ты не начала первой.

— Просто я не страдаю столь эксгибиционистскими замашками, как ты, — усмехнулась София.

— Сомневаюсь, — пробормотал он, придвигаясь ближе, — иначе не предлагала бы себя столь откровенно, да еще в такой соблазнительной позе. Интересно, сколько еще мужчин видели тебя такой… откровенно манящей? Скольким еще ты предлагала развлечься этим воркующим голоском?

Он сел рядом, положил ладони на ее гордо торчавшие груди и, подавшись вперед, обжег ее недобрым пламенем темных глаз.

— Скажи мне, сколько? — не отставал он.

— Боюсь, нам не стоит сравнивать наши списки, Кру. Тут состязание неуместно, — спокойно ответила она. — Поверь мне.

Длинные загорелые пальцы сжались чуть сильнее.

— Кажется, тебе нравится жестокость в обращении с женщинами? Это с твоим-то обаянием? — с дерзким пренебрежением осведомилась она.

— Иногда, — сообщил он, сам не понимая, почему его так задевает само предположение о том, что в ее прошлом было немало мужчин. — А твой муж тоже любит насилие?

— Если ты имеешь в виду постель, не могу сказать. Не знаю.

— А другие?

— Какое это имеет значение? В конце концов, это всего лишь постель, ничего более. Или ты предпочитаешь женщин, которые окружают тебя рабским обожанием?

Маркиз улыбнулся и покачал головой, на миг позабыв о своем непонятном озлоблении.

— Я особенно стараюсь избегать обожающих меня женщин.

— В таком случае мы должны прекрасно ладить, а если ты ослабишь хватку, я сниму эту тесную амазонку.

— Помощь понадобится? — небрежно осведомился он, выпрямляясь, снова обретя способность контролировать и управлять своими чувствами.

— Я здесь для твоего удовольствия, — мягко напомнила она, — это ты должен приказывать.

— Даете карт-бланш[4], княгиня? Еще немного, и я поверю в существование рая.

— Мужского рая, хотите сказать? — поправила она, насмешливо подняв брови.

— Вне всякого сомнения, — согласился он, обозревая гурию с роскошными формами. — Расстегни застежки на жакете.

Его спокойный непререкаемый тон заставил ее задрожать. Негромкий приказ манил куда сильнее, чем град поцелуев.

— А что потом?

— Потом я объясню, чего желаю, и раз ты, по собственному признанию, здесь, чтобы угодить мне… значит, подчинишься, не так ли?

— Разумеется.

Она высвободила первую петлю.

— И тебе это тоже нравится. Не так ли? — допытывался он.

— Ты все делаешь для моего удовольствия, — откровенно ответила она.

— В твоих устах все звучит таким упорядоченно-скучным… хочешь, вместо этого продолжим прогулку?

— Предпочитаю твое великолепное орудие.

— Я так и думал, — кивнул он, — и как только ты сбросишь все эти тряпки, заставлю тебя кончить… раз-другой.

— Мне следовало бы презирать твою безграничную спесь.

— Неужели желаешь, чтобы мужчины пресмыкались перед тобой? — коварно ухмыльнулся он. — А мне казалось, что тебе нужно нечто… совершенно иное.

— То есть ты?

— То есть я, — ничтоже сумняшеся подтвердил маркиз. — Однако можешь не торопиться: я готов ждать.

Рука Софии замерла в воздухе.

— Может, и я на это способна.

— Как хочешь, — пожал он плечами и, схватившись за свою вздыбленную плоть, провел по всей длине, так что на набухшей красной головке показалась крошечная капелька. — Мне совершенно не обязательно кончать в тебя.

— Обязательно! — горячо возразила женщина и, быстро вскочив, накрыла его ладонь своей и осторожно слизнула капельку. Но тут же, подняв голову, пробормотала: — Посмотрим, у кого больше терпения.

И, открыв рот, втянула в себя подрагивающую плоть.

Хью закрыл глаза. Из горла вырвался глухой стон, и рука его немедленно зарылась в копну рыжих волос. Теперь они оказались на равных, испытывали то же грызущее вожделение, и довольно продолжительное время в гроте слышались лишь легкий звон воды да тихие чмокающие звуки.

Когда княгиня наконец отстранилась, не вытирая распухших влажных губ, Хью враждебно пробормотал:

— Вижу, и тут тебя трудно превзойти. Какое умение!

— Тебе не понравилось? — нежно пропела княгиня. — А мне казалось, что ты… — в глазах ее блеснули смешинки, — отвечаешь…

Внезапно потеряв интерес к этому поединку характеров, и мечтая лишь о том, чтобы полностью, окончательно владеть ею, Хью стиснул тонкую талию и легко поставил Софию на ноги.

— Подними юбки, — коротко приказал он. Она немедленно подчинилась, так же возбужденная, как он, охваченная столь же роковой похотью, бурлившей в крови. Он мигом спустил с ее бедер тонкие панталоны и выругался, не в силах сразу справиться с сапожками. Плоть его горела, пульсировала, а потребность погрузиться в эту женщину мутила рассудок, превосходя все границы желания.

Она громко, тяжело дышала.

Оба трепетали.

— Скажи хоть ты, имеется для всего этого разумное объяснение или нет? — простонал он, снова поднимая Софию, как пушинку, и, бросив на шезлонг, скользнул в ее лоно с легкостью, говорившей о долгой практике.

Она покачала головой:

— Это истинное безумие. Мы теряем разум…

Но последние слова затерялись в приглушенном вопле, когда он вонзился в нее, погрузившись так глубоко, что на миг приподнял ее с кресла. Ум и здравый смысл уступили место вихрю ощущений. Уже через секунду она забилась в экстазе, словно сто лет ждала этого человека, способного погрузить ее в водопад утонченного блаженства.

Она нашла то, что искала.

Он знал о женщинах все. Слишком долго они преследовали его, слишком хорошо он чувствовал каждый их душевный порыв. И, что всего важнее, умел загораться истинной страстью.

Волны второго оргазма омыли ее через несколько минут, и она, застонав, вцепилась в его сильные плечи. Его плоть растягивала ее узкий проход почти до пределов выносимого. Пьянящее наслаждение, потрясение плавили мозг, пронизывали каждый нерв и клеточку, касались глубин ее души и, о волшебство, ворвались в сердце, туда, где, как она думала, давно умерли мечты о любви.

И тут он шутливо прошептал:

— Значит, Купидон существует…

София пораженно уставилась на него.

— Ты тоже чувствуешь это?

Он едва заметно улыбнулся:

— Это настоящее колдовство.

— Языческое, — согласилась княгиня, касаясь пальцем его губ. — Только не спугни чуда.

— Ни за что, — выдохнул он, снова начиная двигаться в ней, скользя по влажному проходу, слегка отстраняясь, чтобы сделать последующее проникновение еще более волнующим. Медленный ритм его выпадов кружил голову, вселенная сосредоточилась в их соединенных телах, похоть, сладострастие, привязанность… новая робкая любовь пела в крови.

Возможно, в эту минуту в небесах происходил парад планет или какая-то добрая волшебница взмахнула своей палочкой. А может, они просто не смогли противиться властному притяжению. Только оба понимали, что случилось чудо. Непредсказуемое. Небывалое. Невероятное.

— Этот ребенок мой, — простонал он, исторгаясь бурным гейзером.

— Наш, — поправила она, приникнув к нему.

— Наш, — согласился он, отдавшись на волю эмоциям, сотрясавшим его тело. И она открылась навстречу потокам его семени, покоряясь тайнам, связавшим их, и впервые понимая значение слова «любовь».

Мгновение спустя они обессиленно растянулись в шезлонге, разгоряченные, повенчанные внезапно возникшей близостью душ.

— И что же нам теперь делать? — прошептал маркиз, как всегда чувствуя себя немного неловко после любовных игр.

— Если поможешь мне стащить это зеленое орудие пытки, неплохо бы охладиться в бассейне, — предложила София и услышала отчетливый вздох облегчения.

— Ты чертовски очаровательна, — пробормотал он с ослепительной улыбкой.

— А вашему обаянию, милорд, не в силах противиться ни одна женщина, — заверила София, стараясь вывести себя и его из коварной ловушки, куда их загнало слишком пылкое чувство. — Посмотрим, способны ли вы так же храбро сражаться в воде.

— Потом дадите мне знать, княгиня, — поддразнил он и, вскочив с шезлонга, подхватил ее и понес к воде.

Не успела София оглянуться, как оказалась обнаженной. Маркиз опустил ее в воду и сказал:

— Теперь узнаем, сумею ли я согреть тебя.

Он сумел.

И с большим искусством.

Только когда Григорий громко заколотил в дверь, они заметили, что солнце давно клонится к закату и в углах грота поселились темные тени.

— Хочешь остаться или поедем? — осведомился он, целуя лежавшую на поросшем мхом бережку женщину.

— Решай сам, — промурлыкала она, скованная чудесной летаргией.

— Десять минут! — прокричал Хью стражникам, но обоим не слишком хотелось покидать очаровательный грот, так что прошел почти час, прежде чем они появились в сгущавшихся сумерках.

Маркиз вынес принцессу, свернувшуюся в его объятиях, подобно спящему ребенку.

— Она устала, — лаконично объявил он, вызывающе оглядывая сгрудившихся всадников. — И мы не нуждаемся в чужом обществе. Кстати, Григорий, две сотни ярдов, не забыл?

На обратном пути теплая тьма окутала их прозрачным покрывалом, воздух нежным бархатом овевал лица, спокойствие ночи находилось в полной гармонии с довольством душ.

Он гортанно прошептал:

— Спасибо тебе…

София улыбнулась и едва слышно призналась:

— Ты даришь мне радость.

Почему-то он ощутил неподдельное счастье при этих словах и еще раз понял, насколько она дорога ему. И более того, любовь прокралась через границы, возведенные его эгоизмом и равнодушием. И озарила тьму.

— Ты веришь в судьбу? — тихо спросил он.

— Только в счастливую.

Ей не хотелось рисковать минутами блаженства. Пусть все остается, как сейчас. Хотя бы ненадолго.

— А в любовь?

София поколебалась, потому что до сегодняшнего дня представить не могла, что это такое, да и маркиза вряд ли можно назвать человеком, способным на открытое изъявление подобных чувств.

— Почему ты спрашиваешь?

— Какая осмотрительность! — улыбнулся он.

— При такой жизни, как моя, приходится быть осторожной.

— Тогда я скажу первым. Я люблю тебя, моя драгоценная София.

— Ты пьян, Кру? — шутливо поинтересовалась она. Ни в коем случае нельзя позволить любви вмешаться в их отношения!

— А если бы и так, что с того? Я люблю тебя пьяным или трезвым, во мраке ночи и в утреннем свете. Я люблю тебя! — твердил он отчаянно, словно хватаясь за соломинку. — И ты должна тоже полюбить меня.

— Не могу.

— Но ты уже любишь.

Он знал… интуитивно чувствовал, что они стали одним целым и она испытывает то же, что и он. Его пронизывающий взгляд впился в смятенную женщину.

— Любишь!

Только кваканье лягушек и песни цикад тревожили тишину ночи.

— Люблю, — прошептала она, не вытирая катившихся по щекам слез.

Эту ночь они провели вместе в спальне княгини и любили друг друга бесконечно, в самых разнообразных позах и положениях. Оба были без сил, но спать почему-то не могли, словно любовь вливала в их жилы бодрящее зелье. И они строили планы… вернее, Хью строил планы за обоих.

Наконец они задремали. София проснулась первой и долго лежала в ленивой истоме, впервые в жизни охваченная истинным счастьем, не отрывая глаз от лежащего рядом мужчины, который за эти долгие часы заставил ее поверить в то, что любовь существует. Хью дышал неслышно, как спящее дитя: грудь поднимается почти незаметно, длинные ресницы лежат опахалами на щеках, одеяло сползло с бронзового торса, рот — одновременно чувственный и нежный, совсем как его поцелуи.

«Эти руки сжимали меня, — подумала она. — Эти пальцы меня касались…»

Трепет возбуждения пробежал по ее телу при воспоминании о его изощренных ласках. Она жадно изучала его стройное тело и безупречные черты лица. А улыбка! Как она обожает его улыбку, словно обещающую безграничные радости!

Больше всего ей будет не хватать его улыбки.

Еще несколько минут она вглядывалась в него, стараясь навсегда запечатлеть в памяти и сердце облик возлюбленного, запомнить каждую деталь и мелочь, так, чтобы и через тысячу лет перед глазами всплыло его лицо.

Но часы в передней принялись громко бить, возвращая ее к действительности. Зная, что время на исходе, она отправилась на поиски Григория.

— Он хочет, чтобы я уехала с ним сегодня вечером или завтра, — сообщила София, садясь напротив капитана в буфетной.

— А вы?

— Если я сумею убедить его подождать два дня, ты успеешь телеграфировать Милошу и попросить его все устроить?

— Все будет расписано на полгода вперед, ваша светлость. Только ваши сомнения и угрызения совести помешали нашим планам.

— А моя мать? Ты можешь гарантировать ее безопасность?

— Разумеется, как много раз раньше. Катерина выведет ее через туннель и отправит в Венгрию. Ничего сложного.

— Мне следовало бы самой проводить ее.

— И стать жертвой безумия вашего мужа? Вы пойдете на такой риск? Я этого не позволю. — Он откинулся в кресле и на миг прикрыл глаза. — Простите. Невольно вырвалось.

Она судорожно скрутила концы шелкового пояса, пропустила сквозь пальцы, не в силах успокоиться.

— Мы и без того слишком легко распоряжаемся чужими жизнями.

— Ничего не поделаешь. Мои люди это понимают. И не только мои. Все давно это сознают. Предоставьте мне остальное. Проведите с маркизом две недели или, если хотите, месяц. К этому времени все разрешится и вы с триумфом вернетесь домой.

— Значит, мне позволен маленький глоток счастья?

— Вы заслуживаете большего, и будь моя воля, я отдал бы вам весь мир.

Его взгляд был красноречивее любых слов, но голос звучал сухо и властно.

— Знаю, Григорий. И спасибо тебе, — мягко ответила она, понимая, что он испытывает в этот момент. Он ее опора и опекун, защитник и покровитель. — Через два дня мы можем сбежать?

— Я позабочусь, чтобы Пирс смог пробраться в конюшню без помех. И как только все будет подготовлено к вашему возвращению, пришлю телеграмму.

— К моему возвращению, — вздохнула она.

— Вы будете править, с наследником или без оного. Ребенок необходим только в том случае, если ваш муж по-прежнему останется на троне.

София кивнула и поднялась.

— Помоги нам Бог в этой опасной игре за трон, — шепнула она.

Глава 3

Они покинули поместье двумя ночами позже. Пирсу удалось увести с конюшни трех лошадей. К утру они были уже на полпути в Лондон. Ненадолго остановившись в Долсени-Хаус передохнуть, поесть и переодеться, они направились в Вудхилл, имение маркиза, и уже в темноте въехали в ворота. Ровно через пять минут дом сиял огнями и весь штат слуг стоял на голове, стараясь получше устроить хозяина и его прелестную гостью.

Княгине представили мажордома, экономку, управляющего и наконец, капеллана, Джона Райта, который с улыбкой сообщил:

— Мы с Хью дружили с самого детства. Он очень великодушен и щедр к арендаторам и всему приходу.

Княгиня сразу поняла, что священник тактично умолчал о менее благородных чертах характера маркиза.

Отдав необходимые приказания, хозяин повел гостью в свои покои.

— Так вот где ты собирался скучать, когда я тебя похитила!

— Это то место, где мы собираемся скучать, — поправил он, подходя сзади и заключив ее в объятия. — Вон за теми холмами деревня. Я завтра возьму тебя с собой и всем покажу, какая у меня возлюбленная.

— И ни один человек не спросит, кто я?

— Пусть гадают. Сама княгиня София разделила мою жизнь. Что еще им нужно знать? И если я люблю тебя, они тоже полюбят. Жизнь здесь очень проста, — объяснял он, исполненный невероятного довольства и покоя, особенно теперь, когда одного тепла ее тела было достаточно, чтобы поверить в рай.

— Звучит заманчиво, — согласилась она, накрывая его ладони своими.

— Здесь мы будем растить нашего ребенка. Наших детей. И если это безумие, не стоит приводить меня в чувство.

— И меня тоже, — всхлипнула она.

Дни мелькали один за другим, пронизанные солнечной радостью. Маркиз и княгиня были так счастливы, что жалели весь мир, которому не довелось испытать ничего подобного. Они проводили каждую минуту вместе, в гармонии, которую воспевают лишь поэты в лирических стансах и сонетах, а реалисты провозглашают несуществующей. Иногда они все дни проводили в постели и любили друг друга до изнеможения, бывало и так, что оба вставали на рассвете и шли гулять или объезжали поместье, сады, окрестности. И повсюду люди провожали их взглядами: завистливыми, восхищенными, потрясенными. Такое счастье казалось невозможным, невероятным.

Через две недели, когда княгиня, заметив, что ее женское недомогание так и не началось, застенчиво сообщила об этом маркизу, тот решил созвать всю округу и устроить праздник.

— Мы объявим, что это в честь какого-нибудь святого, придумаем что-нибудь, — пообещал он, радостно улыбаясь. — Я не хочу тебя смущать.

Но внимательные глаза окружающих подмечали малейшие детали их отношений, и хотя все веселились, танцевали, ели и пили, многие стали свидетелями нежной заботы маркиза о княгине. Он обращался с ней, как с фарфоровой куклой, и догадаться о причине было несложно. Отсчет дней начался.

— Теперь ему придется жениться на ней, — строго заметила подвыпившая экономка, успевшая опрокинуть несколько бокалов лучшего вина маркиза, — иначе его наследник лишится законного титула.

— Но она уже замужем, — возразил главный конюх, окидывая экономку презрительным взглядом.

— Значит, пусть купит развод. Заплатит мужу, и дело в шляпе, — пояснил мажордом, все еще стойко державшийся на ногах после бесчисленных стаканчиков виски. — Или палате лордов. Те и не такое проделывают, были бы денежки.

— Что же, он может себе это позволить. Видели бриллианты, которые он ей подарил? Она надевала их вчера к ужину.

— И сегодня, когда плавала в пруду, — дерзко добавил конюх.

— Пора тебе сказать своим негодяям помощникам, чтобы не лезли в чужие дела, иначе я им уши надеру! — вскинулась экономка. — Невоспитанные олухи! Никакого понятия о приличиях!

По мере того как пустел один бочонок за другим, все больше и больше пари заключалось на то, кто вернее всего угадает дату рождения наследника маркиза.

Но сам хозяин и его гостья устроили праздник на свой лад.

В десять часов они поднялись и под приветственный рев, вольные реплики и непристойные замечания удалились в маленький коттедж для гостей, чуть в стороне от огромного газона. В маленьком каменном строении горели свечи, бросая на стены и пол золотистые приветливые блики. Воздух был наполнен ароматом роз и лилий. Вазы с цветами стояли на столах и консолях, в крошечной столовой уже ждал холодный ужин, постель в спальне была приготовлена.

— Тебе нравится? — прошептал Хью, сжимая ее руку.

— Совсем как кукольный домик из сказки.

— Здесь так тихо.

— Да. Но, кажется, весь остальной мир веселится. Тебя здесь очень любят.

— Это Джон и управляющий все устроили. Молодцы!

— Но без твоего одобрения они ничего не сумели бы.

Слишком хорошо знала София, какой грубой и бесчеловечной может быть власть.

— Должны же арендаторы хотя бы какую-то пользу получить от моего богатства. Завтра я покажу тебе фермы в Олдерли. Мы пытаемся вырастить новые сорта пшеницы.

София улыбнулась, поражаясь, как сильно отличается этот сельский житель от развратного, распущенного аристократа.

— С удовольствием посмотрю, — согласилась она.

— Может, тебе еще чего-то хочется? — шепнул он, прикусывая мочку ее уха.

— Ужин в постели! — поддразнила она. — Я постоянно голодна.

— Как и следует быть. Желаю, чтобы мое дитя хорошо кормили, — весело объявил он. — А теперь ложись. Я принесу ужин и накормлю тебя.

— Ты мое счастье.

— А ты любовь всей моей жизни, — признался он, заключив ее в объятия.

Ночью, когда они отдыхали, утомленные любовью, маркиз тихо сказал, прижимая ее к себе:

— Я хочу, чтобы ты развелась с мужем.

И ощутил, как она застыла в его объятиях.

— Я легко и без огласки получу развод. Посторонним необязательно знать подробности. Мои адвокаты справятся с этим.

— Муж такого не допустит.

— Не волнуйся, я позабочусь, чтобы он согласился, — уверенно пообещал он.

— Давай поговорим об этом утром. Не возражаешь?

— Нет, разумеется, нет. Я сделаю все, что ты пожелаешь. Но ты ведь понимаешь, что этот ребенок должен быть законным?

— Знаю, — кивнула она, нежно целуя его. На ее глазах появились слезы.

— Не плачь. Я все устрою, — поклялся маркиз, вытирая ей щеки ладонью.

— Знаю, — повторила она, стараясь улыбнуться.

Когда он проснулся, ее уже не было.

Он перевернул вверх дном весь дом, деревню, поместье, приход, пытаясь отыскать хоть какой-то след. Нанимал детективов в Лондоне и Париже. Оказалось, что князя Марко не существует в природе. Британские консульства всех европейских стран разыскивали Софию, но безуспешно. Она исчезла с лица земли, растворилась в воздухе.

Когда вскоре после этого маркиз навсегда удалился от света, пошли слухи о его хворях и болезнях. Судачили, что он стал отшельником в наказание за бесчисленные грехи, но те, кто знал его лучше, видели отчаянную боль и тоску и боялись за его рассудок. Однако по мере того, как недели перетекали в месяцы, он постепенно смирился и принял исчезновение Софии как нечто неизбежное и с головой погрузился в хозяйство. Ритм его жизни определяла лишь смена времен года. Маркиз по-прежнему жил в Вудхилле, где принимал своих ближайших друзей. И изредка приезжал в столицу либо на свадьбы, сначала племянницы, а позже своего приятеля Чарлза, либо по делам. Иногда выставлял лошадей на скачки и регулярно посещал местный охотничий клуб во время сезона охоты, хотя безумно, отчаянно рисковал, посылая коня через самые невероятные препятствия, так что присутствующие бились об заклад, уцелеет ли маркиз при очередном головокружительном прыжке.

Так пролетело два года. Жизнь маркиза разительно отличалась от его прежнего существования. Давние приятельницы отчаялись когда-либо насладиться его обществом. Настроенная более решительно, чем большинство воздыхательниц, прелестная графиня Грейсон умудрилась проникнуть в его дом и кровать. Позже она признавалась, будто он, едва успев бросить на нее взгляд, преспокойно объявил, что предпочитает спать один, повернулся и вышел из спальни. После этого случая маркиз отдал строжайший приказ никого не пропускать в Вудхилл без его разрешения.

Как-то жарким августовским днем маркиз просматривал почту, открыв двери и окна навстречу солнечному свету и теплу. «Что она сейчас делает?» — в который раз гадал он, распечатывая последнее письмо от детективного агентства в Париже, чьи услуги до сих пор продолжал оплачивать. Ожидая от них не более чем обычного квартального отчета, не содержавшего никаких новых сведений, он развернул короткую записку, откуда выпал газетный снимок.

«Это то самое ожерелье?» — спрашивал его парижский агент.

Маркиз поднес фото к глазам, пытаясь рассмотреть неясное изображение. Чернильная стрелка указывала на даму, одну из приглашенных на прием в честь австрийского посла в Париже.

Стараясь не давать волю напрасной надежде, маркиз внимательно изучал снимок. Женщина была блондинкой. Очевидно, изменила цвет волос. Но глаза… Глаза и губы Софии. На шее женщины сверкало колье, его последний подарок. И неожиданно светлые волосы на его глазах превратились в пылающие огнем пряди, а женщина на заднем плане сошла с фотографии в комнату.

Через двадцать минут он покинул Вудхилл, а через пять часов пересек Ламанш. Когда владелец детективного агентства наутро пришел в контору, только что приехавший с Северного вокзала маркиз уже ожидал у дверей, небритый, взъерошенный, и потребовал немедленных ответов.

Остаток дня ушел на то, чтобы разыскать изображенных на снимке людей, которые могли бы опознать женщину с бриллиантовым колье.

Она оказалась княгиней Марианой, регентом небольшого княжества на границе Далмации и Монтенегро. Княгиня правила от имени маленького сына, князя Савы.

Из Парижа маркиз выехал в Зальцбург и далее в Загреб. Поезд мчался по пустынной местности, где протекало множество речушек, впадавших в Адриатическое море, которое в этот пасмурный день выглядело как одно из унылых шотландских озер. Небо, море и острова сливались в серый туман, рассекаемый дождевыми струями. В Загребе он сел на пароход, идущий мимо Коршулы в Рагузу. Там маркиз нанял экипаж и отправился в глубь материка.

Места, которые он проезжал, были настолько живописны, что казались театральными декорациями: сочная зелень лесов, перемежаемая темными тонами сосен, величественные горные пики, глубокие озера, фруктовые сады и виноградные лозы в долинах, домики, утопавшие в цветущих розах, водопады, низвергавшиеся с высоких скал. Повсюду в буйном изобилии росли осины, инжир, тополя, березы, гибкие лозы вистерии, словно в некоем первобытном раю. Наконец он прибыл в маленькую столицу, напоминавшую миниатюрную Венецию: белостенные дворцы и церкви, сверкающие под полуденным солнцем.

Княжеский дворец был выстроен из белого мрамора: бесчисленные террасы, поросшие кустарником и цветами, спускались уступами с крутого холма. Но маркиз не замечал красоты окружающего пейзажа. Только одна мысль не давала покоя: поскорее увидеть ее.

У ворот его остановила стража, но он настоял на том, чтобы поговорить с Григорием, объясняясь с солдатами на дюжине иностранных языков, пока те не поняли, о чем он толкует, и не отвели в караульную.

При виде нежданного гостя Григорий нахмурился:

— Я надеялся, что вы благополучно ее забыли.

— А я, в свою очередь, мечтал, что она останется со мной в Вулхилле, — холодно возразил маркиз. — Видимо, мы оба ошибались.

— Я мог бы не пускать вас к ней.

— Не советовал бы усложнять! — вызывающе бросил Хью. — Британский премьер-министр будет более чем рад прийти мне на помощь.

Григорий на мгновение растерялся.

— Зачем ему это?

— Видите ли, я его крестник, но дело не столько в этом, сколько в том, что он симпатизирует мне и находит рассказ о моем тогдашнем похищении весьма интригующим, — сообщил маркиз и, кивком показав на дверь, добавил: — Поэтому и предлагаю известить княгиню о моем приезде.

— Что вы намереваетесь делать?

Взгляды мужчин скрестились. Напряжение сгустилось, став физически ощутимым.

— Пока не знаю, — выговорил наконец маркиз.

У княгини осталось немного времени, чтобы взять себя в руки и оправиться от потрясения, вызванного новостью. Войдя в гостиную, где ожидал маркиз, она уже сумела казаться спокойной и невозмутимой.

— Ты нашел меня…

— А ты воображала, что не найду?

Княгиня пожала плечами, и цветастые шелковые оборки едва слышно зашелестели.

— Прошло почти три года, — заметила она, не упоминая о его репутации донжуана, всегда готового обольстить и тут же забыть женщину.

— Ты хорошо спряталась, — бесстрастно обронил он.

— Это было необходимо.

Только сверхъестественное самообладание давало ей силы говорить с ним как с чужим, незнакомым человеком. Но как трудно держаться, когда он заполнил комнату своим присутствием, а глаза горят такой яростью, что словно сжигают ее. Когда она способна помнить лишь о сладости его объятий…

— Ты посчитала, мне безразлично то, что сын не знает своего отца?

— Конечно, нет!

— Разумеется, нет, — мягко сказал он, думая о том, что рассказал ему британский консул в Рагузе. — Я слышал, твой муж мертв.

— Да, — выдавила она, с трудом выдерживая беспощадное презрение его взгляда.

— И ты его убила.

Мариана немного помолчала, прежде чем ответить.

— Да, каким-то образом… можно сказать и так, — призналась она, слегка вздернув подбородок, чтобы выстоять против его обвинений. — А ты проделал этот путь, чтобы обличить меня?

Она не позволит делать из себя злодейку и убийцу, что бы он там ни утверждал.

— Если это так, желаю тебе благополучно вернуться в Англию.

— Какой цвет настоящий? — осведомился он, показывая на ее светлые волосы.

— Это так важно? — раздраженно процедила она.

— Просто я помню тебя другой, — тихо пояснил он внезапно изменившимся голосом, в котором снова прозвенели доброта и тепло, голосом, который она помнила со времени, проведенного в Вудхилле. — Так ты надела мое ожерелье в тот парижский вечер?

Мариана вынуждала себя держаться отчужденно, хотя хрипловатый тембр пробуждал поток воспоминаний, казалось, навеки умерших.

— Я часто ношу его, — пояснила она.

Каждый день. Каждый Божий день, хотя этого она ему не скажет. Но его подарок стал единственным талисманом, надежной опорой в ее одиноком мире.

— Тебе следовало написать. По крайней мере когда родился наш сын.

— Я хотела. И не только написать, — вздохнула княгиня, — но обстоятельства не позволили. У меня нет личной жизни, Хью. Ты должен это понять.

— Как и у меня. С тех пор как ты исчезла, я тосковал по тебе, — прошептал маркиз. Он стоял неподвижно: высокий, смуглый, греховно-красивый, совсем такой, каким она его помнила. А его слова… мечта, воплощенная в жизнь…

— А я не смела тосковать по тебе. Мне не позволяли, — слегка улыбнулась она, начиная надеяться, что Господь, может, все-таки ответил на ее молитвы.

— Григорий…

Ее улыбка стала чуть шире.

— Он не дает угаснуть моему чувству долга.

— А я в это время был вдали от сына и не видел его первых шагов.

— Прости меня за это. Но моя жизнь должна быть принесена в жертву этому…

Мариана показала на широкие окна, за которыми раскинулся город.

— Кроме того, я думала, что ты довольно скоро утешишься и найдешь себе другие развлечения.

— А ты? — внезапно взорвался он. — Ты сумела найти себе другие развлечения?

— Если хочешь знать, я жила строже монашки, но считала, что ты, как всегда, ищешь свои обычные удовольствия… привычка — вторая натура…

При мысли о его бесчисленных похождениях уже привычная ревность опалила душу.

— Интересно, сколько детей у тебя появилось за последний год? — вызывающе добавила она.

Слово «монашка» проникло в сознание, мгновенно уничтожив досаду и горечь.

— Что ты скажешь, если я останусь?

— Сначала ответь мне!

— Ни одного. Ни одного ребенка, — подчеркнул маркиз, сознавая, что она имеет право подозревать его во всех грехах. — С тех пор как ты сбежала, я не спал с женщиной.

— А до меня доходили совсем иные слухи.

— Видимо, Григорий нагло лжет, — с вкрадчивой злобой заверил маркиз.

— Это не Григорий.

— Значит, другой советчик, который теперь вертит тобой и вмешивается в твою жизнь!

— Я сама решила вернуться. И мной никто не управляет.

— В таком случае ты — хозяйка своей судьбы, — деловито отметил маркиз. — Ты меня любишь? — Он тут же понял, что не стоило спрашивать об этом таким ледяным тоном, и, немного смягчившись, умоляюще повторил: — Ты меня любишь?

Мариана зачарованно смотрела в прекрасные темные глаза, прежде чем тяжесть долга и ответственности вновь легла на плечи свинцовым грузом. Она поспешно отвернулась.

— Я не спрашиваю, позволено ли тебе меня любить, — мягко пояснил он. — Только любишь ли ты?

Она снова подняла на него взгляд, в котором сияли тепло и нежность.

— Ты знаешь ответ.

— Годы и беды сбили с меня спесь, — с улыбкой сожаления признался маркиз. — Я хочу слышать…

— Я люблю тебя, — прошептала она, вдруг показавшись ему совсем юной и беззащитной. — Люблю тебя сейчас, любила вчера и буду любить через тысячу лет. Всегда и навеки.

— Три года — бесконечно долгий срок для разлуки с тобой, — тихо обронил он, потягивая ей руку. — Временами я почти терял рассудок.

Видя, что она все еще колеблется, Хью двумя широкими шагами перекрыл расстояние между ними и сжал ее в объятиях, словно ни этих лет, ни политических интриг, ни бесчисленных стран попросту не существовало. Словно они опять оказались в Вудхилле и солнце с небес сияло только для двоих.

— Я отчаянно люблю тебя! Так, как только мужчина способен любить женщину, и готов разделить с тобой все невзгоды и радости, — бормотал он, прижимая ее к себе.

— Жить здесь — все равно что на вулкане. Это опасные места, — предупредила она.

— Значит, моему сыну не помешает лишний опекун и защитник.

— Так ты решил остаться? — ахнула она.

— Ради тебя я готов на все. Тебе следовало бы спросить меня об этом три года назад.

— Я боялась. Прости меня… за все… то есть почти за все.

Невероятно счастливая улыбка озарила ее прекрасное лицо.

— Сава похож на тебя как две капли воды… даже если бы ты захотел, не смог бы отрицать свое отцовство. И он всегда старается настоять на своем, совсем как ты. Хочешь его увидеть?

— Даже Григорий со всем своим воинством не смог бы меня удержать, — усмехнулся маркиз. — Странная штука — любовь.

— И временами бывает хуже всякой пытки.

— Была. Отныне все изменилось! — жизнерадостно объявил он, подхватывая ее на руки. — И теперь счастливее нас нет никого на свете.

Едва завидев отца, Сава заулыбался, протянул ему пухлые ручонки и повторил слово «папа», которому научила его мать.

Не стыдясь заблестевших слезами глаз, Хью повернулся к княгине и, прошептав «спасибо», прижал к себе малыша. Тот доверчиво прильнул к его груди. Хью принялся тихо рассказывать ему о своем путешествии, о поездах и кораблях, и не прошло и получаса, как отец с сыном были полностью поглощены механизмом забавной игрушки — заводного автомобиля. Сосредоточенные лица были настолько одинаковыми, что княгиня не сводила с них потрясенного взгляда. Неужели кровь рода Кру действительно так чиста?

Две темноволосые взъерошенные головы склонились над машиной. Две пары черных глаз рассматривали каждую деталь, и когда игрушка с шумом промчалась по полу, оба самозабвенно расхохотались В этот день Хью Долсени и князь Сава стали друзьями навеки, и маркиз Кру согласился на роль законного опекуна ребенка: наставлял, заботился и безмерно любил.

Когда князю исполнилось пять, Мариана и Хью обвенчались. От этого счастливого союза родилось еще трое детей. Семейство продолжало жить в горном княжестве, вдали от потрясений, происходивших в соседних странах, и только когда Версальский договор вновь перекроил карту Европы, последние балканские карликовые государства исчезли с лица земли. Тогда маркиз, унаследовавший от отца титул герцога, увез семью домой, в Англию, в одно из родовых поместий. Герцог и герцогиня Тимерли вместе со своими детьми вели спокойное, уединенное существование.

Полное любви.

И жизнь в провинции, на которую когда-то решился Хью от скуки и досады, превратилась в благословенное, добровольное уединение.

Примечания

1

Ланселот Браун, прозванный Кейпабилити (1715-1783) — английский ландшафтный архитектор. Планировал парки во многих уголках Англии.

(обратно)

2

Клод Лоррен (Желле) (1600-1682) — французский живописец, пейзажист, чьи работы оказали огромное влияние на вкусы общества XVII-XVIII вв.

(обратно)

3

Модный французский портной.

(обратно)

4

свобода действий (фр.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3 . . . . .

Реклама на сайте