«Ради любви»

Элейн Барбьери Ради любви

Глава 1

Англия, Лондон, февраль 1772 года

От стоявшего вокруг зловония перехватывало дыхание. Повозки, грохоча по булыжной мостовой узких улочек, катили через нищенские кварталы предрассветного Лондона. Справа и слева бесконечной чередой тянулись дома — развалюхи. Нависающие верхние этажи домов превращали улицы в мрачные туннели. В них стоял неимоверный смрад от сточных канав, переполненных гниющим мусором и вонючими отбросами. Зловонный хлам мог вывалиться на голову в любой момент. В полутьме нагло копошились жирные коричневые крысы, выискивая лакомые кусочки в отвратительных кучах. Вороны с хриплым карканьем в нетерпении ждали рассвета, чтобы присоединиться к пиршеству.

Угрюмая сырость, пробирающий до костей холод, тошнотворная вонь и безнадежная нищета лондонских трущоб — вот что сопровождало Джиллиан Хейг на пути в порт. Борясь с внутренним отвращением и подступающими слезами, девушка устало прикрыла глаза. Эти несколько миль казались бесконечными.

Все началось — несколько часов назад, когда вечернее небо усеяли ярко сияющие звезды, а высоко над головой неподвижно повисла большая полная луна. За спиной Джиллиан громко захлопнулась дверь, и лязгнул задвигаемый засов. Она со вздохом облегчения шагнула на улицу и присоединилась к остальным. Их загнали в одну из ожидавших повозок, и вереница колымаг снова тронулась в путь, объезжая местные тюрьмы. Но чувство облегчения продержалось недолго. С каждой остановкой в повозку набивалось все больше и больше отправляемых на поселение каторжников, и вскоре Джиллиан уже просто не могла пошевелиться. Злой зимний ветер безжалостно пронизывал ледяным холодом сгрудившихся в повозках людей.

Невнятные ругательства, которые становились все громче после каждой остановки, резко оборвались, когда впереди показалась быстро текущая Темза. Повозки приближались к Лондонскому мосту. Вид длинных пик, на которых торчали окровавленные головы казненных, на время заставил всех замолчать.

Джиллиан горделиво вздернула подбородок и, крепко сжав дрожащие губы, с трудом сглотнула. В ней поднимался хорошо знакомый гнев. От нее не дождутся и намека на слабость, которая может лишить ее самообладания! Она не преступница, как остальные, и не намерена вести себя, как они!

Джиллиан обернулась на звук сдавленного рыдания за спиной и встретила горестный взгляд таких же, как у нее, прозрачно-голубых глаз. Она всмотрелась в милые знакомые черты, тонкое девичье лицо обрамляли белокурые волосы, переливающиеся серебром в предрассветном сумраке. Но такие же, как и у нее, изящной лепки скулы были мокры от слез и бледны, несмотря на обжигающий ледяной ветер.

В горле у Джиллиан снова встал комок. Дотянувшись до руки сестры, она крепко сжала ее и сумела выдавить ободряющую улыбку.

— Не бойся, Одри. Помнишь, папа всегда говорил, что нельзя поддаваться страху. А те головы, что мы увидели там… — при упоминании о жуткой картине Джиллиан гордо вздернула подбородок, — это просто еще один признак варварства, ставшего частью человеческой жизни, бесчеловечного отношения людей друг к другу. Это реальность, Одри, реальность, с которой папа боролся каждый день всю свою жизнь. Это символ того, что нас научили презирать. Мы не можем отвернуться, потому что должны смотреть всему этому прямо в лицо и показать, что мы не боимся. Мы должны…

— О Джиллиан, — с дрожащих губ Одри сорвалось рыдание. — Мне страшно.

Джиллиан оборвала свою неспешную тираду. О чем еще всегда говорил их мудрый отец? «…Мои дочки, как две чудные кошечки, если одна уже довольна тем, что помурлыкала, то вторая все ищет, как бы порычать…»

Папа, папочка…

Как всегда, желание помочь сестре придало Джиллиан сил, и она еще крепче сжала руку Одри. Девушка успокаивающе зашептала, и слова шли прямо из сердца:

— Не волнуйся, Одри. Не волнуйся. Я с тобой, дорогая. — Отзвук негромких слов Джиллиан давно уже растаял в воздухе, а повозки все катили и катили в сторону моря.

Утром похолодало еще больше, и настроение у него окончательно испортилось. Еще немного, и пристань будет кишмя кишеть людьми, нетерпеливо ожидающими скорого прилива. Но перспектива предстоящего отхода «Воина зари» отнюдь не радовала капитана Дерека Эндрюса.

Дерек бросил короткий взгляд на темное, угрюмое небо. Налетевший порыв ветра качнул палубу, и капитан, покрепче упершись ногами, повернулся в сторону моря. Черты его лица были строги, взгляд холоден. Был он высок ростом и явно недюжинной силы. Чувствовалось, что тяжелая физическая работа для него не пустой звук. Одет он был во все черное. Этот цвет являлся единственной его уступкой тому потаенному уголку души, где жила тягостная тьма.

Начало светать, но суровость не исчезла с лица капитана. Напротив, чем дольше он вглядывался вдаль, тем больше и больше хмурился. Клубящиеся у горизонта свинцовые тучи не сулили ничего хорошего. Когда же он повернулся лицом к пристани, то густые черные брови, сошедшиеся на переносице, ясно свидетельствовали о том, что творится у него на душе.

Проклятие! Даже долгая ночь, проведенная в постели с Пэгги, одной из лучших портовых шлюх, не умиротворила его. И не то чтобы рыжая девка не старалась. Она делала все, что могла, и даже больше, и к утру выдохлась напрочь, но мысли и сердце его так и остались далеко от ее прелестей.

По-прежнему сурово хмурясь, Дерек припомнил вкус мягких губ Пэгги, то, как расчетливо она целовалась, будя его сладострастие. Припомнил и то, как ее опытный рот томительно медленно и неуклонно сползал все ниже и ниже по его груди и животу, пока наконец не вобрал в свою жаркую глубину ту часть его тела, что, несмотря на его витание в облаках, была тверда и полна вздымающей силой.

Пэгги была исполнена решимости подарить ему наслаждение. Это ясно читалось в ее глазах, полных искреннего чувства. Его догадку подтвердили неуверенные слова, что чуть слышно прошептала девица, когда он, прощаясь, спросил о цене. Но Дерек не позволил себе расчувствоваться. Слишком дорого стоило ему знание, что сказанные в порыве страсти слова частенько забываются, а самые красивые губы играючи могут произнести отвратительную ложь. Его понимание истинной природы прекрасного пола никак, однако, не влияло на желание вкусить сладостных плодов… И Пэгги была щедро вознаграждена.

Громкий крик с нижней палубы вернул Дерека к действительности. Предстоящее плавание было ему совсем не по вкусу. Если бы на обратном пути в Англию на них не налетело два жесточайших шторма — посланца злой судьбы, нещадно истрепавших судно. «Воин зари» выдержал бы непогоду и прибыл в порт в целости и сохранности. Но все получилось ровным счетом наоборот. Товар, которым набили трюмы в благодатной Пенсильвании, — пшеница, мука, печенье, сливочное масло, всевозможные копчености и бочки знаменитого пенсильванского яблочного сидра — был залит водой, хлеставшей из бортовой пробоины. Корабль чудом остался на плаву и с трудом дошел до Лондона. Это доказало надежность судна и мужество его команды. Но пиррова победа обернулась полным крахом для капитана, ставшего законченным банкротом.

Дерек прищурил глаза, в который раз вспоминая долгие бессонные ночи, которые в одиночестве просиживал в своей каюте. Он думал о том, что, хотя и спас свой корабль от морской пучины, опасность потерять его по-прежнему оставалась более чем реальной. Он прекрасно понимал, что ему негде занять суммы, необходимой для ремонта и закупки груза на обратный рейс, но торжественно поклялся самому себе, что любой ценой раздобудет нужные средства.

На следующее утро он встретил Джона Барретта.

Как бы в ответ на его мысли к кораблю подкатила черная карета. Распахнулась дверца, и на пристань торжественно ступил низкорослый, крепко сбитый и, несмотря на свою тучность, разодетый по последней моде господин. Дерек еще больше помрачнел. В Джоне Барретте многое, помимо его отталкивающей внешности, вызывало невольную неприязнь — бегающие глазки, высокомерный изгиб губ, извращенное удовольствие, с которым он занимался своим малоприятным делом, и упоение своей властью.

Барретт повернулся к веренице открытых повозок, подъехавших вслед за каретой, и что-то повелительно крикнул. Но яростный порыв ветра, весьма ощутимо качнувший судно, отнес его слова в сторону, и Дерек ничего не расслышал. Однако в повозках приказание было прекрасно понято: откинулись задние борта, и закоченевшие люди начали неловко выбираться на пристань.

Капитан хмуро наблюдал, как вновь прибывшие неумело и неохотно выстраивались неровными рядами. Кто-то был закован в ручные и ножные кандалы, кто-то с безнадежным видом устало горбился… Но на всех лежала печать долгих дней, проведенных за тюремной решеткой. Нелегкая доля выпала этим закоренелым каторжникам, ворам, продажным девкам и неисправимым преступникам. Все они обменяли срок своего заключения на колониальный контракт и теперь отправлялись за океан.

Дерек не понаслышке знал о тяжести железных оков. Но он знал и о том, что в ближайшее время станет неприятным сюрпризом для столпившихся внизу людей. Очень скоро кое-кто из них будет готов отдать все что угодно за эти цепи, только бы освободиться от ужасного рабства, уготованного им по ту сторону океана.

Дерек нахмурился. Но выстроившиеся на пристани люди не вызывали у него жалости. Большинство получило по заслугам. Он сбросил цепи, что когда-то сковывали его. Теперь он капитан собственного корабля и господин своей судьбы. И он не отступит назад… чего бы это ему ни стоило.

Укрепившись в этой мысли, капитан «Воина зари» нарочито медленно повернулся спиной к пристани.

— Эй, вы там! Живо построились, а не то так огрею, что мать родную позабудете!

Джиллиан резко обернулась на грубый окрик охранника и окинула его презрительным взглядом. Потом взяла в руку свой небольшой саквояж и шагнула на пристань. Налетевший порыв ветра сбросил с ее головы капюшон. Широкие складки плаща громко захлопали. Она поплотнее запахнула полы и огляделась вокруг. Пристань бурлила. Бесчисленные торговцы вопили, напропалую расхваливая свой товар. Возницы огромных подвод, груженных горами провианта, катили к кораблям у причала так, будто на пристани вообще не было людей. Торговцы и нищие, продажные девки и воры — все смешались в оглушительном гаме ругани, криках, радостных возгласах и лошадином ржании.

Джиллиан зябко повела плечами, когда порыв ветра в очередной раз немилосердно взметнул полы ее плаща, и повернулась к сестре, которая вслед за ней вылезла из повозки. Личико Одри было бледным и осунувшимся, но глаза уже не полнились слезами. Джиллиан с облегчением вздохнула и собралась, было шагнуть вперед, когда неожиданно получила грубый тычок в плечо.

— Эй, потаскуха, тебе же сказано — стройся! — Прямо ей в лицо уставились гноящиеся глазки охранника. Он обдал Джиллиан таким зловонным дыханием, что ее чуть не стошнило. — И хватит пялиться! Здесь тебе не бордель, усекла?

Кровь бросилась в лицо Джиллиан.

— Какая гадость! Я не позволю разговаривать со мной в таком тоне!

— Ах-ах, какие мы нежные — «не разговаривайте со мной в таком тоне»! — Джиллиан резко обернулась на насмешливый голос и увидела женщину с опухшей физиономией, которая издевательски продолжила: — Мы же благородные, как же можно! Куда до нас нищей честной шлюхе вроде меня.

— Если ты такая честная, то почему оказалась здесь! — сердито бросила в ответ Джиллиан.

— Может, и поделом, — гадко осклабилась шлюха. — Но тогда что делаешь здесь ты, такая благородная? Как это ты умудрилась оказаться в этой компании, а?

— Если бы это тебя касалось и если бы ты могла понять, я бы объяснила. — Джиллиан на миг замолчала и холодно закончила: — Но это не твое дело, и понять ты не способна!

Глаза шлюхи загорелись животной злобой. Она набычилась и неожиданно бросилась на Джиллиан. Сбив девушку с ног, она вцепилась ей в волосы и принялась рвать их, визгливо выкрикивая омерзительные ругательства. Потасовку остановил громкий злобный окрик:

— Разнимите же девок, черт подери! Я не собираюсь нести убытки еще до отплытия!

Взбешенная шлюха яростно обернулась на голос и буквально окаменела. Ненависть, горевшая в ее глазах, внезапно сменилась животным страхом, и она боязливо шагнула назад. Женщина вся съежилась, ее только что бурно вздымавшиеся груди жалко обвисли, и она жалобно запричитала:

— А я что… я ничего и не сделала, мистер! Это все она… она! Начала выпендриваться, корчить из себя благородную… ишь, королева выискалась!

— Уберите эту подстилку с моих глаз!

Тяжелая рука буквально отмела женщину в сторону. Джиллиан, бросив взгляд на мужчину, так перепугавшего взбешенную панельную девку, тоже замерла от ужаса. На нее надвигался коротышка с неимоверно широкими и мощными плечами, квадратным туловищем, темным и грубым лицом и тяжелым взглядом. Одет он был по самой последней моде. Одежда была идеально отутюжена, но невозможно было отделаться от ощущения какой-то нечистоплотности всего его облика. Впечатление еще больше усиливалось струйками пота, которые, несмотря на пробирающий до костей ледяной ветер, стекали по его толстым, в красных прожилках щекам.

Мужчина неторопливо и оценивающе ощупал взглядом

Джиллиан с ног до головы. Губы его раздвинулись в такой сальной ухмылке, что девушку передернуло.

— Глазам своим не верю… розовый бутон средь терний… Откуда ты, цветок прелестный? — вкрадчиво проговорил он и вдруг быстрым движением цепко схватил Джиллиан за волосы. Она, было, отпрянула, но мужчина с усмешкой притянул ее к себе, откровенно наслаждаясь своей властью.

— Джиллиан… с тобой ничего не случилось? — неуверенно проговорил у нее из-за спины нежный голосок, и Одри встала рядом с сестрой. Мужчина громко присвистнул и выпучил глаза в притворном изумлении.

— Мне снится сон! Две розы равной красоты! — Он грубо захохотал, и его лицо побагровело. — Теперь я знаю, где буду коротать долгие дни плавания, — в роскошном цветнике!

Отвратительный тип выпустил волосы Джиллиан и, обернувшись к охраннику, властно распорядился:

— Собери-ка их всех вместе! Всех до единого! Пусть стоят и ждут! Если кто удерет, шкуру спущу!

— Слушаюсь, мистер Барретт!

Барретт размашисто зашагал к кораблю. Джиллиан повернулась к Одри и увидела, что в глазах сестры снова блестят слезы. Отчаянно борясь с беспросветным ужасом, волной захлестнувшим ее душу, Джиллиан взяла сестру за руку и ободряюще пожала.

Люди зашевелились и медленно двинулись к кораблю. Джиллиан, шагая вместе со всеми, из последних сил старалась держать себя в руках. Вдруг что-то так больно ударило ее в спину, что у нее перехватило дыхание. Девушка сбилась с шага и полетела лицом вниз прямо на доски пристани. В самый последний момент чья-то могучая рука грубым рывком поставила ее на ноги.

Джиллиан в изнеможении припала к крепкой груди бородатого, с черными вьющимися волосами мужчины, который спас ее от неминуемого увечья. Она подняла глаза, и робкие слова благодарности замерли у нее на губах, когда она натолкнулась на яростный взгляд.

— Даже дураку известно, что иногда следует поглядывать себе за спину! — резко бросил он.

— Поглядывать за спину?.. — непонимающе переспросила Джиллиан и невольно обернулась. Гулящая девка, что стояла позади, уперла руки в бока и вызывающе расхохоталась. Девушке все стало ясно, и она рванулась к обидчице.

Бородач играючи удержал ее и буквально отхлестал резкими словами:

— Вот этого я бы на твоем месте не делал. Ты уже умудрилась заинтересовать Джона Барретта и скоро горько пожалеешь об этом. А что до Мэгги, то не тебе с ней тягаться. Ей по горлу тебя полоснуть, что чихнуть. И поверь, кошмары ее после этого мучить не будут. Так что помалкивай и держись от нее подальше.

— Я что-то не припомню, что просила вашего совета! — вспылила Джиллиан. — Я понятия не имею, кто такой Джон Барретт и какое отношение ко всему этому имеете вы! И меня это совершенно не волнует! А что касается той женщины… пусть сама держится подальше от меня, понятно?

Взгляд молодого человека стал холоден. Он отпустил ее и молча шагнул обратно на свое место. И тут до Джиллиан дошло, что сильные руки, спасшие ее, закованы в кандалы. А на ногах мужчины гремят цепи!

По спине Джиллиан пробежал холодок. Ее неожиданный спаситель был каторжником!

В ее ладонь робко скользнула дрожащая рука Одри. Джиллиан со всей решительностью отогнала от себя нарастающий страх, крепко взяла сестру за руку и шагнула вперед.

— Мистер Барретт, капитан на этом корабле — я! И советую не забывать об этом!

Угроза надвигающегося шторма, уже вовсю свистевшего в шканцах, бледнела в сравнении с перекошенным от ярости лицом Джона Барретта, стоявшего перед Дереком Эндрюсом. Неприязнь капитана к низкорослому неприятному типу быстро перерастала в откровенное презрение. Обстоятельства могли заставить его участвовать в предстоящей перевозке ссыльных, но были не в состоянии заставить получать от этого удовольствие. Он слишком хорошо знал обо всех надувательствах и уловках, столь распространенных в делах подобного рода. Известно ему было и о похищениях взрослых и детей, которые существенно пополняли списки несчастных. Участие в этом деле отнюдь не радовало Дерека Эндрюса. Он дал себе слово разрешить этим людям ступить на борт только после того, как лично убедится, что все они осуждены справедливо и по закону.

— Повторяю еще раз, — повысил голос Дерек, стараясь перекричать хриплые крики парящих над кораблем чаек и громкие голоса матросов на пристани. — Согласно моему прямому приказу мой первый помощник будет стоять у трапа, чтобы удостовериться, что каждый из этих людей оказался здесь на законных основаниях.

Джон Барретт шумно засопел от с трудом сдерживаемой ярости и оскалил желтые зубы в злобной усмешке:

— Как это понимать, капитан Эндрюс? Вы что, сомневаетесь в моей честности? Или подозреваете меня в противоправных действиях?

— Вы вольны, предполагать все, что вам заблагорассудится, — холодно ответил Дерек, — отменять свой приказ я не намерен. Вот так, мистер Барретт.

Смуглое лицо Барретта потемнело от гнева. Он, казалось, еще больше раздулся от злобы и с ненавистью прошипел:

— Какими мы стали добродетельными, просто загляденье! А совсем недавно были готовы буквально на все, лишь бы спасти свой корабль. И не задавали никаких вопросов! Но Лондонская транспортная компания оказалась единственной, согласившейся поддержать вас в этой ситуации! И только она решилась вложить кругленькую сумму в починку этого корыта, чтобы вы могли и дальше продолжать заниматься извозом! Или я ошибаюсь, капитан?

— Я продал вам, мистер Барретт, место на своем корабле для вашего груза. Но своей души я вам не продавал, — ледяным тоном ответил Дерек.

— Ну конечно, не продавали! — оглушительно расхохотался Барретт. От хохота лицо его приняло апоплексический оттенок, и он едко продолжил: — Я бы посоветовал вам, сэр, еще разок перечитать условия нашего контракта. Вы действительно капитан «Воина зари», это правда, но по условиям подписанного нами соглашения я занимаю должность суперкарго на все время плавания. А, занимая эту должность, я и только я один отвечаю за груз. Все решения, имеющие отношение к любому лицу, которое является частью груза, будут приниматься мной — больше никем. Действуя в согласии с договором, я заявляю вам еще раз, что каждый мужчина и каждая женщина из этой живописной группы там внизу на пристани были отобраны лично мной. Для вашего сведения добавлю, что много раз сопровождал подобные группы за океан. И в отличие от вас достаточно сведущ в том, что нужно таким людям, как они. Я позаботился и о соответствующем провианте, между прочим. Могу еще добавить, что переправил в колонии сотни таких уголовников, чтобы они смогли честным трудом искупить свою вину перед обществом, может быть, впервые в своей жизни. Я сердцем чувствую, что, следуя этой высокой цели, тоже немало потрудился на благо общества. И просил бы вас вспоминать об этом всякий раз, когда вы надумаете побеседовать со мной на эту тему!

Даже не удосужившись ответить, Дерек отвернулся, перегнулся через поручни и прокричал сквозь стоявший вокруг гвалт:

— Мистер Каттер! Займите позицию у трапа! — Из горла Барретта вырвался лишь яростный сип, когда Дерек снова повернулся к нему. Капитан заговорил таким ледяным голосом, что свистевший вокруг северный ветер по сравнению с ним вполне мог показаться южным бризом:

— Что касается условий моего договора с Лондонской компанией, то прошу вас заметить, что я намерен выполнять их скрупулезно и полностью. В качестве суперкарго вы будете отвечать как за груз в целом, так и за то, в каком состоянии он прибудет в место назначения. Я отлично знаю, что мое вмешательство может привести к конфискации моего имущества для компенсации убытков Лондонской компании. Тем не менее, прошу вас запомнить, что, пока груз находится на моем корабле, вы его полновластным хозяином не будете. — Дерек непроизвольно шагнул вперед и, впившись потемневшими от гнева глазами в багровое лицо Барретта, закончил: — Повторяю, никто из этих людей не ступит на палубу, пока мой помощник лично не убедится в том, что все прибыли сюда на законных основаниях.

— Отлично! — злобно процедил Барретт и с неожиданным для человека такой комплекции проворством развернулся и заторопился к сходням. Потом остановился, обернулся и запальчиво бросил: — Но предупреждаю, капитан, со мной шутки плохи.

Наблюдая, как Барретт на удивление резво спускается по узким сходням на кишащую народом пристань, Дерек про себя признал справедливость слов, сказанных этим презренным типом. С Джоном Барреттом действительно шутки плохи.

Но ведь он и не собирался шутить.

Твердым взглядом Дерек проследил, как Барретт, наконец, сошел с корабля и на борт начал подниматься первый из ссыльных. Крепко сжав поручни, капитан наклонился вперед, чтобы лучше видеть, что происходит на нижней палубе.

В мрачных тучах неожиданно возник просвет, и солнечный луч упал на сходни, по которым понуро поднималась вереница людей. Сходни представляли собой узкую длинную доску с веревкой с одной стороны вместо перил. Сходни немилосердно прогибались, стремясь выскользнуть из-под ног, и вдобавок отчаянно раскачивались вместе с кораблем.

Крепко сжимая в руках саквояж, Джиллиан с неистово колотящимся сердцем молча двигалась вперед. Не решаясь обернуться к дрожащей Одри, что робко смотрела вслед за ней, девушка вызывающе выставила вперёд подбородок, всем своим видом демонстрируя бесстрашие. Делала она это скорее ради сестры, чем ради себя.

Ступив на сходни, насквозь продуваемые безжалостным ледяным ветром, Джиллиан украдкой огляделась вокруг. Вот судно, которое доставит ее и Одри в неведомые далекие земли по ту сторону океана. Судно было большим и малопривлекательным на вид из-за голых мачт, торчавших, словно ребра остова исполинского животного. На палубе деловито суетились матросы, сыпавшие непристойной руганью направо и налево. Вокруг царили неимоверная толкотня и ужасный гам, прорезаемый время от времени пронзительными свистками и выкриками, от которых некуда было укрыться.

Джиллиан глубоко вздохнула, чувствуя, как куда-то исчезает ее смелость. Слишком много людей. Да вдобавок еще их группа ссыльных. А в ней уж точно больше сотни человек. На этом казавшемся таким большим корабле места всем может не хватить.

Губы Джиллиан предательски дрогнули. Она много Чего слышала про такие суда. Знала она и про то, что не все попадали на них законным путем. Закон вообще мало, что значил для тех, кто проворачивал дела такого рода. Говорили, что к концу плавания на борту оказывалось намного меньше людей, и никто никогда не интересовался судьбой тех, кому не удалось пересечь океан.

От этих мыслей Джиллиан невольно пробрала дрожь, и глаза неожиданно наполнились слезами. Устыдившись своей слабости, она заставила себя отогнать подальше мрачные мысли и, поморгав, смахнула набежавшие слезы.

Что с ней такое творится? Неужели при первом же столкновении с превратностями судьбы она откажется от всего, чему учил ее отец? Неужели она из-за страха забудет о том, кто она, кем она была и кем надеялась стать? Она Джиллиан Харкорт Хейг, дочь Морриса Харкорта Хейга, выдающегося знатока словесности! Отец был замечательным человеком и прекрасным педагогом. Его мало волновал материальный достаток, и единственное, что он сумел дать своим дочерям, — это прекрасное образование. И он не уставал снова и снова повторять им, что невежество и страх — главные враги человека, а знания и смелость — великая сила. Она всегда сердцем верила тому, что говорил отец. И никогда не простит себе, если сейчас дрогнет!

С этими возвышенными мыслями Джиллиан осторожно начала подниматься по сходням. Она с любопытством взглянула вперед и едва не вскрикнула от ужаса, увидев на палубе знакомую приземистую фигуру.

Снова этот отвратительный тип!

Из-за налетевшего порыва ветра Джиллиан не расслышала, что Джон Барретт сказал молодому моряку, стоявшему у верхнего конца сходен. Однако налившееся кровью лицо торговца яснее ясного говорило о том, что разговор был не из приятных. Барретт со своими горящими безудержной яростью глазами чем-то напоминал дикого вепря, рисунок которого Джиллиан видела в одной из отцовских книг. Там говорилось, что этот зверь убивает просто ради удовольствия.

Загипнотизированная злобным выражением лица Барретта, девушка ахнула, когда он с размаху ударил моряка кулаком в лицо. Удар был таким сильным и неожиданным, что юноша едва удержался на ногах.

С верхней палубы донесся чей-то яростный крик. Джиллиан взглянула вверх и увидела перегнувшегося через поручни высокорослого, крепкого, одетого во все черное человека. Мгновение спустя он, подобно устремившейся на врага хищной птице, быстро и ловко слетел по трапу вниз.

Джиллиан, онемевшая от ужаса и судорожно вцепившаяся в веревку, натянутую вдоль сходен, не могла отвести глаз от его лица. Над полными бешенства черными глазами сходились нахмуренные густые темные брови. Красивые чеканные черты исказились от гнева. Тонкий шрам пересекал по всей длине темную от загара щеку, делая еще более грозным не сулящее ничего хорошего выражение его лица. Большими шагами он подошел к Барретту и встал перед ним, едва сдерживая бушующую в нем ярость.

В наступившей тишине его голос, негромкий и глубокий, был слышен с удивительной ясностью:

— Мистер Барретт, извинитесь перед мистером Каттером.

— И не подумаю! — огрызнулся Барретт и захохотал. От этого хохота у Джиллиан вдоль спины пробежал холодок.

— Вы тут недавно напоминали мне, капитан Эндрюс, что на этом корабле хозяин — вы, — продолжил Барретт. — А я еще раз напоминаю вам, что на этом корабле суперкарго — я. Как таковой я старше по чину этого сосунка и не потерплю от него никаких дерзостей!

— Мистер Каттер действовал по моему приказу. Его полномочия в данном случае неоспоримы. Ударив его, вы ударили меня, мистер Барретт, — помолчав, капитан повторил с еще большей непреклонностью: — Принесите свои извинения, мистер Барретт. Я настаиваю на этом. Иначе об отплытии «Воина зари» не может быть и речи.

— Да вы что! — задохнулся Барретт. Его лицо налилось неприкрытой злобой. — Вы хотите заставить меня поверить, что поставите на кон плавание и неизбежную потерю судна ради какого-то матроса?!

Лицо капитана стало еще более жестким, и он ничего не ответил.

Молчание повисло между двумя противниками, и с каждой секундой оно становилось все более и более давящим, тяжелым и труднопереносимым.

— Ладно! — процедил, в конце концов, Барретт. Трясясь от ярости, со взглядом, полным ненависти, он резко повернулся к стоявшему рядом моряку. — Можете считать извинения принесенными!

— Такое извинение мистера Барретта приемлемо для вас, мистер Каттер? — обратился к своему помощнику капитан.

Разбитые губы молодого человека тронула легкая удовлетворенная улыбка:

— Так точно, сэр!

— Продолжайте расспрашивать людей, мистер Каттер, — чуть помолчав, спокойным тоном добавил капитан.

Побагровевшее лицо Барретта перекосилось от злости, когда капитан, широко расставив ноги, застыл у борта.

По мере того, как очередь неимоверно медленно двигалась к кораблю, у Джиллиан нарастало чувство презрения. Этот капитан… ну нет, ему ее не провести! При всей своей показной справедливости он был совершенно равнодушен ко всем этим мужчинам и женщинам, которых загоняли на борт, как скот! Иначе он не дал бы втянуть себя в эту омерзительную торговлю людьми! Не слишком он пекся и о правах своей команды. Если бы это было так, он бы никогда не согласился взять на должность суперкарго такого гнусного типа, как этот Барретт!

Яростные порывы ветра обжигали холодом, но это не мешало Джиллиан внимательно прислушиваться к тому, о чем спрашивали каждого поднимавшегося на борт. Вопрос был один и тот же: «Вы прибыли сюда на законном основании, согласно решению суда? Ответьте, да или нет». Джиллиан презрительно усмехнулась.

Ветер хлестнул еще яростнее, чем прежде, и Джиллиан охватил неудержимый озноб. Теперь ее трясло и от холода, и от омерзения. Обернувшись, она увидела мертвенно-бледное личико Одри, дрожащие посиневшие губы, и от этого ее затрясло еще сильнее. Она знала, что сестра мучительно страдает и от страха, и от неимоверного холода, ничем не могла ей помочь и стиснула кулачки, злясь на собственное бессилие.

Их нагло лишили всех гражданских прав! С ними обращались, как с преступницами, только потому, что нежданная смерть помешала их отцу, замечательному, честнейшему человеку, вовремя рассчитаться с долгами! Их приговорили к ссылке за океан, даже не поинтересовавшись, хотят ли они выплатить его долги многолетним принудительным трудом так далеко от родных мест. Их выставят на торги, и тот, кто даст наибольшую цену, станет их господином! Из них сделали почти что рабынь!

Возмущенная до глубины души, с колотящимся сердцем, Джиллиан шагнула на палубу. Внезапный порыв ветра сорвал с ее головы капюшон, чтобы безжалостно обдать холодом миловидное, с тонкими и безупречными чертами лицо, обрамленное белокурыми волосами. Опалив юного помощника капитана высокомерным взглядом в ответ на его вопрос, она позволила себе рассеянно взглянуть на напряженное и ставшее от этого еще менее привлекательным лицо Джона Барретта. И тут в первый раз их глаза встретились. Придя в ярость от его наглого и откровенного взгляда, молодая женщина почувствовала, что теряет самообладание.

— Вы спрашиваете меня, прибыла ли я сюда на законном основании, согласно решению суда? Ну что ж, у меня тоже есть что спросить! Законно ли делать из свободной уроженки Англии рабыню?

— Это снова ты! — Барретт буквально прошил ее яростным взглядом. — Отвечай на вопрос, стерва!

— На вашем месте, сэр, я бы вспомнила собственную биографию, чтобы правильно использовать это слово! — вспыхнув, язвительно ответила Джиллиан.

У капитана вырвался приглушенный смешок. Резким взмахом руки он остановил Барретта, угрожающе шагнувшего к девушке, и мягко обратился к Джиллиан:

— Отвечайте на вопрос, мадам.

— Этот постыдный фарс не стоит моего ответа! — кипя от негодования, прошипела Джиллиан.

Глаза капитана еще больше потемнели. В них загорелся мрачный огонь, от которого у Джиллиан мурашки побежали по спине.

— Мадам, отвечайте на вопрос.

— Вы говорите о законности, — с нескрываемым презрением проговорила Джиллиан. — А как быть с нравственностью? Или, вернее, с безнравственностью, когда из свободного человека делают раба? Или это такая мелочь, которая недостойна вашего внимания?

В темных глазах капитана начал разгораться гнев, и Джиллиан упрямо выставила вперед подбородок. Она ни за что не покажет, что этот сверлящий взгляд буквально проникает ей в душу и вызывает какой-то необъяснимый трепет. Она боялась этих глаз, но внутренняя дрожь не была связана со страхом. Сделав над собой усилие, Джиллиан продолжила с тем же откровенным презрением;

— Но, похоже, я попусту трачу слова. Вы всего лишь мелкий работорговец, строящий свое благополучие на крови соотечественников! А у работорговцев интерес всегда только один — прибыль! Какая уж здесь нравственность!

— Да заткните же ей, наконец, рот! С меня хватит! — взревел Барретт и снова шагнул к Джиллиан. — У нас нет времени выслушивать рассуждения о морали, особенно от гулящей девки, которая торгует собой на каждом углу!

— Лжец! Да как ты смеешь…

— Ты обозвала меня лжецом?! — брызгая слюной от ярости, проскрежетал Барретт. — Ты, дешевая шлюха, которая ради одного-двух пенни ляжет под кого угодно!

— Отвратительный лжец! — в бешенстве бросила ему в лицо Джиллиан. — Низкая, подлая тварь! Вы не способны узнать добродетельную женщину, потому что благородные чувства вам неведомы! Вы просто презренный и развратный человек, и будь я мужчиной, я бы…

Ее яростную тираду прервал слабый отчаянный вскрик у нее за спиной. Джиллиан стремительно обернулась и в ужасе замерла. Одри, все еще стоявшая на узких сходнях и отчаянно тянувшаяся к ней дрожащей рукой, покачнулась, и начала беспомощно оседать…

Кошмар происходящего просто-напросто парализовал Джиллиан, и прежде чем она успела броситься на помощь сестре, к сходням устремился капитан и в самый последний момент подхватил Одри, уже готовую соскользнуть в ледяную воду.

Страх и ярость сошлись воедино в душе Джиллиан, когда она увидела, что капитан все еще стоит рядом с Одри и поддерживает ее рукой за талию. Ее потрясение выплеснулось в придушенном возгласе:

— Уберите руки от моей сестры!

— Вашей сестры?

Какое-то мгновение капитан с явным недоверием переводил взгляд с одного миловидного лица на другое. Они как две капли воды походили друг на друга, за исключением разве что ярости, сверкавшей в прозрачной голубизне глаз Джиллиан, когда она с бешенством повторила:

— Еще раз говорю — уберите от нее руки! — Лицо капитана исказилось от гнева. Он подчеркнуто заложил руки за спину и отвесил легкий насмешливый поклон:

— К вашим услугам, мадам. — Потом повернулся к своему помощнику и резко бросил: — Заканчивайте здесь и займитесь грузом в трюме. Если кто полезет не в свое дело, без разговоров — на цепь!

Занятая своей безудержно рыдающей сестрой, Джиллиан даже не посмотрела вслед капитану. Торопливо вернувшись на свое место в веренице людей, она почувствовала на себе чей-то назойливый давящий взгляд. Джиллиан украдкой глянула в сторону и увидела Джона Барретта. Лицо его не обещало ничего хорошего. Она с презрением посмотрела ему прямо в глаза, и он с деланным равнодушием отвернулся.

Но она не видела, что с верхней палубы за ней внимательно наблюдала еще одна пара темных полных гнева глаз.

Неблагодарная ведьма! Красивая неблагодарная ведьма!

Кипя от негодования, с неимоверной силой стиснув руками поручни, Дерек мрачно смотрел, как ссыльные медленно поднимаются по сходням. В ушах продолжал звучать вопрос, снова и снова задаваемый каждому из них. Капитан с трудом удерживался от того, чтобы не глядеть на стройную высокомерную, теперь уже молчаливую девушку.

Дерек прикрыл глаза и снова мысленно увидел, как налетевший порыв ветра срывает с головы девушки капюшон, открывая ее лицо. Прозрачная глубина широко распахнутых небесно-голубых глаз и поразительно темные длинные ресницы на миг просто ошеломили его. Тонкие, точеные черты лица, волосы, такие белокурые и мерцающие, будто в каждую прядь вплетены светящиеся серебристые нити… И острый как бритва язык…

Каждое слово, отчетливо выговариваемое этой гордячкой, било не хуже кнута. Дерек коротко и язвительно рассмеялся. Столько гордости… пожалуй, многовато для гулящей девки и ее размазни-сестры. Хороши близняшки, ничего не скажешь…

Дерек снова перевел взгляд на сестер. Нет слов, обе потрясающе красивы. И такие разные при всем своем удивительном сходстве. И у каждой своя слабинка. Одна чуть что, так сразу валится в обморок, а вторая безгранично самоуверенна и дерзка.

До Дерека вдруг дошло, что определенная часть его тела по-своему отреагировала на появление белокурой красотки, мало обращая внимания на ее недостатки. Такой неожиданный поворот дела позабавил его. Но он не дурак. Не на такого напали. Будь он самым отчаявшимся из мужчин, а она — единственной из оставшихся в мире женщин, он все равно и пальцем не прикоснулся бы к потаскухе, у которой вместо языка рапира.

Отчего-то застыдившись своих мыслей, Дерек с глубоким вздохом расправил мощные плечи и обратил свое внимание на суету у мачт. Начался прилив, и мысли капитана заняло предстоящее плавание. Настало время поднимать паруса.

Дела больше не могли ждать, и Дерек решительно повернулся спиной к ссыльным на нижней палубе, выкинув из головы красивую высокомерную шлюху.

Глава 2

Это невыносимо… просто невыносимо…

— Невыносимо!

Единственное слово, вертевшееся в голове у Джиллиан, пока она осматривалась в отвратительного вида трюме, все-таки сорвалось с ее губ. Вот здесь они все и станут ютиться, пока корабль будет плыть через океан.

Дрожащая Одри молча стояла рядом. Джиллиан еще раз, уже более внимательно, осмотрела помещение. Вокруг было сумрачно и промозгло. Воздух, казалось, насквозь пропитался запахом дегтя и затхлой вонью трюмной воды. Это место просто-напросто было еще одной тюрьмой, но только намного более страшной, чем та, в которой сестры провели несколько недель заключения. Джиллиан почувствовала, что ее охватывает неудержимая дрожь. Она вдруг поняла, что здесь нет ничего, чтобы защититься от пробирающего до костей холода. И это несмотря на то, что им предстоит плыть, и плыть долго, в самые холодные месяцы года.

Джиллиан, поджав губы, пристально оглядела ряды немилосердно узких и грязных коек. Они стояли так близко друг к другу, что пройти между ними было почти невозможно. С ужасом она приметила низенькую перегородку в одном из углов — явно место для умывания и других дел.

У Джиллиан голова пошла кругом от увиденного. Вот это и есть пристанище для ста двадцати человек? А где здесь можно уединиться по естественной надобности, чтобы не уронить свое человеческое достоинство… постирать одежду… просто немного размять ноги?

Джиллиан потрясенно наблюдала, с какой яростью люди встают на защиту выбранного и захваченного места от посягательств входящих бесконечной чередой все новых и новых ссыльных. Она вдруг с глубоким ужасом поняла, что трюм один на всех! Мужчины и женщины будут спать бок о бок все восемь недель плавания!

Неужели капитан этого судна совсем потерял рассудок?

— Что-то не так, ваше высочество? — проговорил у нее за спиной знакомый голос. Джиллиан стремительно обернулась и увидела перед собой злобную рожу охранника, с которым она повздорила еще на пристани. Его глумливая ухмылка говорила о том, что он отнюдь не забыл о полученной недавно выволочке.

— Квартирка-то нам, похоже, не по вкусу? — с деланным сочувствием посетовал он.

— Боже мой, как вы омерзительны! — воскликнула Джиллиан, бесстрашно глядя прямо в гноящиеся глазки. — Неужели все это доставляет вам удовольствие? — возмущенно продолжила она, указав рукой на с трудом протискивающихся между коек и без удержу ругающихся ссыльных. — Вы преспокойно смотрите, как эти несчастные бьются за место для своих истомленных тел. Этим страдальцам и в голову не приходит, что они, как человеческие существа и граждане Англии, имеют, право на минимум удобств даже в своем незавидном положении. Но ни моя сестра, ни я, мы не забыли, кто мы и что мы! Мы не скот, чтобы нас сгоняли, как стадо, попирая всякое человеческое достоинство! И я требую…

— Все твои требования остались на берегу, красотка! — бесцеремонно перебил ее охранник, грубо толкнув в грудь. И расплылся в довольной улыбке, когда молодая женщина, сделав несколько шагов назад, с размаху села на койку.

— Вот так-то лучше! — загоготал охранник. — Молодец, девка! Вовремя подсуетилась и отхватила себе койку что надо! Спать на палубе-то неохота!

Заметив краем глаза, что Одри торопливо заняла соседнюю койку, Джиллиан резко встала.

— Да по какому праву вы угрожаете мне! Вы всего лишь слуга Короны, тогда как я…

— Тогда как ты всего лишь товар, который надо продать в уплату долгов Короне! — Из-за спины охранника неторопливо выплыла невидимая до этого момента уродливая туша, которую звали Джон Барретт. — Но ты, несмотря на свой мерзкий язык, товар что надо. Да и твоя сестрица не хуже.

Барретт плотоядно посмотрел на Одри, которая молча стояла рядом со своей койкой, и громко захохотал, увидев, как она беспомощно сжалась, сразу став похожей на испуганную пичугу, натолкнувшуюся на гипнотический взгляд удава.

— Я, похоже, приглянулся твоей сестренке, — осклабился Барретт и снова захохотал. Он облизал свои толстые губы и от этого стал очень похож на жабу. — Признаюсь, вы обе одинаково аппетитны.

— Боюсь, что вы неправильно истолковали выражение лица моей сестры, мистер Барретт. Я знаю ее очень хорошо и не ошибусь, если скажу, что вы ей так же отвратительны, как и мне.

За спиной у Джиллиан кто-то испуганно ахнул. Она даже не обернулась, бесстрашно продолжая смотреть прямо в глаза Барретта, которые превратились в две злобные узкие щелочки.

Гнев Джиллиан усилился. Наглый фигляр и набитый дурак! Его бесстыдные намеки ее сестре и ей самой были нестерпимы и оскорбительны. Она поставила его на место, и теперь он пытается запугать ее! Не выйдет, мистер! Она ему покажет! Она не уступит и докажет ему и всем остальным, кто позволит себе неуважительно отнестись к ней и ее сестре, что они не какая-то там чернь, что они не девицы легкого поведения, что…

Размышления Джиллиан прервал Джон Барретт, угрожающе шагнувший вперед. Не желая уступать, Джиллиан осталась стоять на своем месте, молча, слушая то, что говорил ей Барретт:

— Боюсь, ты вела себя весьма легкомысленно и скоро пожалеешь об этом. Понимаешь, твоя жизнь, и жизнь твоей сестры больше уже вам не принадлежат. Такие вот дела.

— Сэр, меня зовут Джиллиан Харкорт Хейг. Имя моей сестры Одри Харкорт Хейг. Мы гражданки Англии! Мы требуем соблюдения наших гражданских прав, которые даны нам…

— Ты что, на самом деле дура или прикидываешься? — язвительно процедил Барретт и угрожающе надвинулся на Джиллиан. — У тебя нет никаких прав! Как официальный агент Лондонской транспортной компании и суперкарго этого судна, я держу твою жизнь в своих руках, подчеркиваю — в своих руках! — пока мы не прибудем к берегам Ямайки! Опять же я буду продавать твой контракт твоему новому господину, когда мы пришвартуемся в порту! — Барретт замолчал, чтобы его слова произвели желаемое действие, и продолжил еще более угрожающим тоном: — И нечего тешить себя иллюзиями о безоблачном будущем после того, как тебя купят. Ты будешь всего лишь собственностью своего господина. А согласно закону тебя можно сдать внаем, перепродать, а то и просто выставить на аукцион, даже если это приведет к тому, что ты навеки расстанешься со своей семьей.

Сдавленные рыдания Одри невольно подчеркнули ужас сказанного. Но Джиллиан промолчала, с трудом сопротивляясь нажиму Барретта.

— Ты собственность господина, и он может делать с тобой все что пожелает! Он может избить тебя, отодрать на конюшне кнутом, выжечь клеймо, в конце концов, если ты рассердишь его. А если ты сбежишь и тебя поймают, то тебе добавят срок или изменят условия контракта, малость продлят его… А может быть и еще хуже! Дура! Какая ты теперь гражданка Англии! Ты движимое имущество — вид денег, которые надо потратить или использовать по усмотрению твоего господина! У тебя нет вообще никаких прав! Ты теперь никто, заруби это себе на носу, поняла?

В наступившей мертвой тишине были слышны только безутешные рыдания Одри. Джиллиан горделиво выпрямилась и не опустила глаз под похотливым взглядом Барретта. Тот посмотрел ей в лицо и неторопливо проговорил:

— Значит, я тебе отвратителен? Я тебе обещаю, что, прежде чем закончится плавание, ты будешь в ногах у меня валяться и умолять о милости. Может, я и откликнусь на твои мольбы… если будешь мила и вежлива. И тогда я, может быть, ублажу тебя — без свидетелей, конечно. Разве что мы пригласим твою сестренку — для полноты удовольствия!

Джиллиан потрясено ахнула. В глазах Барретта загорелось торжество, и он победно захохотал:

— Да, моя гордая красивая шлюшка… будь уверена, мы очень скоро увидимся снова!

Со свойственной ему быстротой Джон Барретт резко развернулся и вышел, оставив позади себя гнетущую звенящую тишину. Хотя внутри у Джиллиан все дрожало, она взяла себя в руки и спокойно повернулась к Одри. В глазах сестры застыл ужас.

— Одри, пожалуйста, вытри слезы, — ровным голосом проговорила Джиллиан. — Тот день, когда ты или я придем умолять этого человека о милости, не наступит никогда.

Кристофер Гибсон все еще никак не мог прийти в себя. Он оказался неподалеку и стал свидетелем столкновения между самоуверенной белокурой ссыльной и Джоном Барреттом. Похоже, девица совсем спятила.

Кристофер с отрешенным видом взъерошил мозолистой, закованной в кандалы рукой свои вьющиеся темно-каштановые волосы, вспоминая, что за несколько часов успела натворить эта безумная. Сначала она умудрилась довести до исступления матерую шлюху, вместе с которой ей предстояло провести все восемь недель нелегкого плавания. Но она и с ним обошлась не лучше, послав подальше вместе с отнюдь не глупым советом. А ведь если бы не он, девица наверняка страшно покалечилась бы, шарахнувшись со всего маху физиономией о землю. Она добавила себе неприятностей, когда пренебрежительно обошлась с капитаном, чье положение требует проявления уважения даже со стороны сумасшедших. И это после того, как капитан оказал ей неоценимую услугу, не дав ее сестре свалиться в воду! Но после этого она превзошла сама себя: с не укладывающейся в голове смелостью довела до бешенства, да нет, хуже — просто в открытую осмеяла человека, от которого полностью зависит ее благополучие. Тем более что он один из самых влиятельных агентов компании!

В голове у Кристофера снова всплыли слова Джона Барретта: «Ты что, на самом деле дура или прикидываешься?» Да Бог ее знает.

Кристофер украдкой наблюдал, как девушка с надменным видом приводит в порядок койку, столь неожиданно ей доставшуюся. И тут он с изумлением увидел, как она вытащила из своего небольшого саквояжа ослепительно белую наволочку и аккуратно натянула на грязную подушку. И все это было проделано с таким видом, будто вообще не было никакой безобразной сцены между нею и Джоном Барреттом.

А может, эта самоуверенная красотка на самом деле круглая дура? Похоже, что так и есть. Кристофер уже готов был от души рассмеяться, как вдруг кто-то грубо дернул его за руку.

— Держись-ка от нее подальше, парень, — прохрипел ему в лицо охранник, поигрывая ключами и как бы собираясь разомкнуть кандалы на руках Кристофера. — Меня послали снять с тебя железо. Отсюда бежать-то некуда.

Коли будет надо, тебя вмиг на цепь посадят. Так что, парень, шевели мозгами. Я нынче добрый. Пользуйся моей добротой, про девку я тебя честно предупредил. — Охранник мотнул головой в сторону белокурой гордячки, что все еще возилась со своей подушкой, и продолжил: — Господин положил глаз на эту аппетитную шлюху и ее сестренку. Кажись, то, что она, как кабаниха, перла на рожон, только раззадорило его. Он страсть как любит баб на место ставить. А эта-то гордая, так что валяться ей у него в ногах, это уж точно. — Охранник снял ручные кандалы, на какой-то миг заколебался, но все же присел на корточки и начал возиться с цепями на ногах. Потом поднял голову и глянул Кристоферу в лицо: — Господин Барретт здесь все в кулаке держит, вот так, понял? Она еще к нему приползет, помяни мое слово! Он свое дело знает!

— Никогда в этом не сомневался! — хмыкнул Кристофер.

Он с наслаждением принялся растирать запястья, дожидаясь, когда и ноги обретут долгожданную свободу. В душе поднималась знакомая горечь. Детство Кристофера прошло в отдаленном поместье, где его отец служил конюхом у титулованного дворянского семейства. И хотя их семья бедствовала, кандальное будущее никогда не приходило ему в голову. Но все изменилось самым решительным образом, когда умер глава дворянской семьи. Юноша унес с собой воспоминания о рыдающей матери и отчаявшемся отце, когда безденежье заставило его покинуть дом еще подростком. Кристофер нанялся матросом на корабль и мог достаточно часто наезжать домой, с болью в сердце, наблюдая, как год за годом нищают его родители. В свой последний приезд он узнал, что мать уже с полгода как в могиле, а заболевший отец «в награду» за свою многолетнюю честную службу хладнокровно выгнан на улицу.

Кристофера бросило в жар, как только он снова вспомнил, что произошло на следующий день после похорон отца. Он тогда пришел в поместье, чтобы забрать жалкое имущество родителей. И высокомерный дворецкий, от которого разило перегаром, презрительно процедил, что этот вонючий хлам давным-давно сожгли. Когда эта пьяная сволочь оплевала, светлую память его родителей, кровь ударила Кристоферу в голову, и он просто не помнил, что случилось потом. Позже ему рассказали, что он избил негодяя до полусмерти. По правде, говоря, Кристофер в этом и не сомневался, хотя кровавая пелена ярости, затмившая тогда его сознание, впоследствии лишила Кристофера полноты радости от воспоминаний о содеянном.

Однако он прекрасно помнил, как пришел в себя уже в тюрьме и обнаружил, что закован в кандалы. Был он молод, крепок здоровьем и признан опасным преступником. И судья, не задумываясь, приговорил сослать его за океан. После этого жизнь Кристофера покатилась, как хорошо смазанная телега. С тех пор он многому научился, многое узнал, в том числе и правду о пресловутой справедливости английского закона и о тщетности любых попыток пойти против него. Кристофер сделал для себя неприятное открытие: оказалось, что бремя железных оков тяготило не только тело. Все это вместе взятое прочно укоренилось в его голове. И он поклялся себе, что, как только с него снимут цепи, он никогда больше не даст повода для того, чтобы вновь ощутить их гнетущую, холодную тяжесть. Охранник, наконец, поднялся на ноги.

— Я ценю твое предупреждение, — негромко проговорил Кристофер, — но будь, уверен, мне и в голову ничего такого не приходило. Баба явно дура и больно уж спесива на мой вкус. Она ищет на свою голову новых неприятностей, а с меня хватит и тех, что есть.

— Ну и продувная же ты бестия! Коли не ошибаюсь, многие девки глаз с тебя не сводят. Так что, парень, не теряйся и тогда до конца плавания будешь залезать, в уже нагретую постель!

Кристофер расхохотался вместе с охранником и, когда тот шагнул к выходу, рассыпался в благодарностях. Потом украдкой огляделся. Он никогда не страдал чрезмерным самомнением, но знал, что охранник сказал правду: какая-нибудь баба из этой партии ссыльных наверняка одарит его своими прелестями. Правда, в отношении женщин Кристофер был разборчив и пока не увидел здесь ни одной, которая бы показалась ему привлекательной.

Вновь взглянув на красивую, но слишком гордую белокурую шлюху, Кристофер покачал головой. Нет, только не она! Совет охранника был более чем понятен. У него уже отобрали свободу, и ему очень не хотелось, чтобы у него отобрали и жизнь.

Кристофер невольно поднял голову, заслышав столь знакомые ему топот и Крики, донесшиеся с верхней палубы. С минуты на минуту они отплывут, но его не будет среди тех, кто сейчас рвет жилы и изо всех сил тянет за канаты, поднимая паруса. И за все время плавания через океан ему ни разу не подставить разгоряченное лицо свежему морскому ветру, ни разу не слизнуть с губ неповторимый вкус соли…

Тоскливо оглядев сумрачное помещение, где ему предстояло жить долгие восемь недель, Кристофер снова невольно задержал взгляд на белокурой девке, которая все еще продолжала устраиваться на своей койке всего в нескольких футах от него. Как, она сказала, ее зовут?.. Джиллиан Хейг, кажется? Если кому-то здесь это имя и не было известно, то к концу плавания его будут знать все, это уж точно. С таким высокомерием ей предстояло получать весьма суровые уроки. И ему подумалось, что, вполне возможно, она и заслужила такую участь.

Одри посмотрела вокруг. Промозглый, душный трюм, переругивающиеся ссыльные, не поделившие соседнюю койку, усиливающаяся с каждой минутой удушающая вонь… Все это вместе внезапно вызвало приступ почти неудержимой тошноты, с которым она едва справилась. С трудом, сглотнув горький комок, Одри передернула плечами.

Что они с Джиллиан делают в этом ужасном, отвратительном месте?

Одри рассеянно отвела от лица прядь светлых волос, которые сейчас были даже темнее ее нежных бескровных щек. Казалось, всего лишь вчера она сидела на своей любимой кухоньке рядышком с пышущей жаром печкой, от которой по всему дому распространялся аромат хлеба, испеченного ее ловкими и умелыми руками. Она почти разглядела отца, сидящего в гостиной с одним из своих студентов, а рядом с ним, на своем обычном месте, Джиллиан, самую знающую и целеустремленную папину ученицу. Она почти услышала, как ее снова зовет отец, чтобы попросить поставить на стол лишнюю тарелку — для неимущего ученика. Видение пропало, и на душе у Одри стало совсем беспросветно.

Она больше никогда не услышит папин голос, не увидит одобрения в его ласковых глазах от гордости за то, что его дочь так вкусно готовит, так умело вышивает, за все ее любимые занятия. Он больше не шепнет с наивной радостью, которая трогала Одри до глубины души, что его дочери, как две стороны чудесной, бесценной монеты, необходимые друг другу и дополняющие друг друга своей несхожестью. Она никогда уже не услышит его ободряющих слов о том, что однажды Джиллиан будет нуждаться в ее мягкости точно так же, как Одри нуждается в ее силе. Она знала, что он говорил искренне, от всего сердца, хотя сама часто сетовала на судьбу за то, что выросла робкой, нерешительной, а не такой бесстрашной и смелой, как Джиллиан.

Но отец скончался. После его смерти они потеряли все. Их скромный дом и имущество были описаны за долги. Им удалось спасти от описи только свои скромные личные сбережения. То были черные дни, полные горя и отчаяния.

Однако даже в самые тяжелые минуты Одри никогда… да, никогда не думала, что, потеряв все, они с Джиллиан также потеряли и свою свободу.

Внезапно шум над головой резко усилился и отвлек Одри от невеселых мыслей. Топот ног, громкие, сердитые голоса, протестующий скрип корпуса судна и, наконец, скрежет железа о дерево при подъеме якоря.

Сейчас они отплывут! Запаниковавшая Одри неожиданно осевшим, слабым голосом окликнула сестру:

— Джиллиан…

Та мгновенно повернулась к ней. Выражение ее лица было невеселым, но никаких следов страха на нем не было.

— Что случилось, Одри?

— Этот шум…

К ее изумлению, Джиллиан улыбнулась. Одри чистосердечно призналась себе, что улыбка у ее сестры просто замечательная. Несмотря на их удивительное сходство, она отдавала себе отчет в том, что ей до сестры далеко.

— Кажется, мы отплываем, Одри. Так что приободрись. Чем раньше мы отправимся, тем раньше прибудем на место и тем раньше начнем приближаться к свободе.

— Но, Джиллиан, четыре года… — срок ссылки, назначенный им в уплату долгов отца, тянулся перед глазами Одри, подобно дороге без начала и конца. — Четыре года — это же немыслимо долго!

— Они будут долгими, если мы позволим им тянуться бесконечно, Одри.

— Ну а этот страшный человек… — голос Одри упал до еле слышного шепота при одной только мысли о Джоне Барретте, — Ты же слышала, что он сказал. Я ужасно его боюсь. — Глаза Джиллиан вспыхнули, лицо посуровело.

— Он может запугать тебя, только если ты позволишь себе испугаться. Не переживай. Мы сделаем так, чтобы это время прошло быстрее.

Одри вдруг стало стыдно. Непроизвольно подражая сестре, она решительно подняла голову и выставила вперед подбородок. И тут же горько призналась себе, что, как бы она ни старалась походить на сестру, отваги Джиллиан ей просто не дано.

Наградой Одри стала еще одна мягкая улыбка Джиллиан, и на какой-то миг девушка почувствовала облегчение.

Джон Барретт громко и сердито протопал по коридору до своей каюты и раздраженно пнул ногой дверь. Дверь с треском распахнулась, и суперкарго встал на пороге, шумно дыша и пытаясь утихомирить кипевшую в нем ярость.

Он с отвращением оглядел тесную каюту. Такой закуток для человека его положения! Стол, стул, умывальник, маленькая пузатая печурка, узкая койка, над которой висела масляная лампа. Света, как он сразу же увидел, не хватит даже для этого крохотного помещения. Он вспомнил капитанскую каюту, по сравнению с этой просто необъятную, и его лицо перекосилось от злобы.

Мгновение спустя, заметив, что, как он и распорядился, багаж его принесен и аккуратно поставлен около стены, Барретт чопорно кивнул головой: хорошо хоть так!

Губы Барретта тронула жестокая улыбка. С другой-то стороны, охранники, что плывут сейчас с ним, почти все работали на ту же компанию, что и он. Большинство из них служили под его началом и раньше. Так что они отлично знали, чего ждать в том случае, если его распоряжения не будут выполнены точно и в срок.

Улыбка Барретта поблекла, когда он вновь взглянул на узкую койку, где ему предстояло спать все восемь недель плавания. Перед глазами снова встали ангельские черты белокурой шлюшки, и начавшее было возвращаться спокойствие вмиг испарилось.

Значит, он ей отвратителен? Сукина тварь!

Шагнув в каюту, Барретт, не оборачиваясь, ногой захлопнул дверь. Потом рывком поднял с пола и взгромоздил на стол кожаный саквояж, открыл его, вытащил замызганную папку и принялся перебирать лежавшие в ней бумаги. В спешке он то и дело сбивался и крыл последними словами все на свете. Наконец нужный документ был обнаружен, и Барретт поднес его ближе к свету.

Стерва сказала, что ее зовут Джиллиан Харкорт Хейг.

Барретт по-звериному оскалился, открыв крупные пожелтевшие зубы. Он не забудет, каким тоном она произнесла свое имя — будто особа королевских кровей, а он всего лишь грязь у нее под ногами!

Наконец Барретт нашел ее фамилию, внимательно прочитал исписанные листы и в крайнем раздражении швырнул документы на стол. Информации об этой стерве было ничтожно мало. В документе указаны дата взятия под стражу, число и месяц вынесения приговора, цель высылки, а также подтверждение того, что срок контракта составляет четыре полных года в уплату за долги ее отца.

Раздражение Барретта еще больше усилилось. Как же он проглядел ее, когда они забирали ссыльных?

Нет… как он проглядел их!

Он едва не забыл, что их две. Две красотки, которых он позорно прозевал, признался себе Барретт. Хотя нет, и это не так. Есть только одна. Вторая сестра была бледной копией первой, дешевой подделкой, самой натуральной преснятиной. Он чувствовал, что в постели вторая сестра окажется настоящим бревном и нагонит такую тоску, что хоть святых выноси. А вот первая — это да…

Барретт неожиданно громко рассмеялся. У него разыгралось воображение, и он представил себе, как эта гордячка стоит перед ним на коленях, умоляя пустить ее к нему в постель. Потом валяется у него в ногах, выпрашивая милость и, наконец, пляшет под его веселое насвистывание.

Он чуть прикрыл тяжелые веки, испытывая прилив чувственности от одной только мысли о белокурой девке, и снова рассмеялся. Ему вдруг стало жарко. От висков вниз до щекам поползли тонкие струйки пота, а мужская плоть взбухла и уперлась в ткань штанов.

Всего лишь подумал о ней и уже распалился! Вот это да! Сдерживая себя, Барретт положил руку на выпирающую плоть и, прикрыв глаза от удовольствия, начал неторопливо мять ее. Так, значит, он отвратителен? Может, это и так, но еще ни разу он не разочаровал ни одну женщину своим неутомимым трудягой, что находится у него между ног. Ему неоднократно говорили, причем говорили те, кто достаточно повидал на своем веку, что мало у кого есть такое сокровище. И еще ему говорили, что, хоть ростом он и не вышел, зато в самом важном месте природа расщедрилась и одарила его на десятерых.

И, черт побери, это было правдой! Барретт слишком хорошо помнил безумные вопли своих служанок, которых он разве что пополам не разрывал своим алчущим сластолюбцем. Но он никогда не жалел девок, поскольку прекрасно знал, что, несмотря на все крики о пощаде, эти малодушные трусихи получали такое наслаждение, какого им не давал ни один из тех, с кем они спали. Их рыдания и проклятия, даже ужас от крови, которую он иногда им пускал не в силах сдержать свою похоть, — все это, как он считал, было выражением крайнего удовлетворения.

Внезапно Барретт откинул в стороны полы плаща, спустил до колен штаны и в очередной раз грубо засмеялся, увидев, с какой силой его напрягшаяся мужская гордость вырвалась на свободу. В уголках его губ запузырилась слюна, когда он более настойчиво занялся своей разгоряченной плотью, смакуя картины, проплывающие перед его мысленным взором.

Конечно, вне всякого сомнения, первой станет эта спесивая подстилка! Он будет учить ее покорности, учить так, как умеет только он. А потом, когда она закончит ублажать его… так, как захочет он, до полного его удовлетворения, когда она почтит его гордую мужественность столько раз и столькими способами, сколько он пожелает, вот тогда он ей покажет, чего можно ждать от него в ответ. Только тогда, когда она будет по-настоящему готова, когда выплачет все слезы, умоляя довести ее, наконец, до пика наслаждения, вот тогда он и покажет ей, что мужчина — настоящий мужчина! — может сделать для такой шлюхи, как она!

О да, это то, что надо! И он с удовольствием будет повторять это снова и снова, столько ночей, сколько потребуется, чтобы убедиться, что она по-настоящему стала его рабыней. И тогда… вот тогда он приведет ее сестру — бледную тень, которая ляжет с ними, чтобы удвоить усилия сестры и одарить его удвоенным наслаждением. Он научит их кое-каким штучкам, от которых они на стенку полезут. А когда он их как следует подготовит, вот тогда он… он…

Перенапрягшаяся плоть извергла любовную струю, и Барретт с хриплым криком откинулся назад, подставив под липкие брызги ладонь.

Когда, наконец, судорога удовлетворенной похоти затихла, его толстощекое лицо было мокрым от пота. Барретт, довольно ухмыляясь, проковылял со спущенными штанами к умывальнику, долил в него воды и смыл с рук то, что извергло его тело. Позабавленный мыслью, что высокомерная стерва уже подарила ему толику наслаждения, даже не ведая об этом, он молча поклялся себе, что заставит ее дать ему намного больше, чтобы, наконец, полностью удовлетворить его.

Барретту пришло на ум, что самоуверенная девчонка вовсе не была опытной шлюхой, как он поначалу думал. Но он был полон решимости довести дело до конца, и к тому времени, когда он с ней закончит, девка должна быть готова для панели.

Раздраженно ворча, он с трудом натянул штаны, привел себя в порядок и глубоко вздохнул. Пора вернуться к делам, за которые, он отвечает головой. Барретт замер, соображая. Сколько же их там сейчас? Одна сотня и еще двадцать в придачу? Когда они дойдут до порта, надо, чтобы осталось не меньше девяноста… или хотя бы восемьдесят пять. Он пожал плечами. В обоих случаях этого вполне хватит, чтобы плавание окупилось с лихвой. А остальные пусть катятся ко всем чертям.

А если сестры так и не доберутся до места назначения… ну что ж, к тому времени он уже сполна ими насытится.

Коротко глянув в зеркало, висевшее на стене рядом с умывальником, Барретт отер рукавом капли пота со лба. Он аж вспотел, думая об обнаглевшей стерве. Она и за это ему заплатит… и все будет платить, и платить, и платить…

«Воин зари» шел в открытом море. В налетевшем неизвестно откуда холодном ветре плясали крупные снежинки. Дерек напряг глаза, пытаясь сквозь летящий снег разглядеть, как его люди стремглав взлетают по вантам на футропы под реями марселя. Стиснув зубы, он напряженно смотрел, как маленькие фигурки осторожно продвигаются по реям, одной рукой ловко цепляясь за лини, стягивавшие свернутые паруса, а другой, ловя мотающуюся оснастку.

Дерек все сильнее нервничал. В такую погоду руки вмиг замерзают, и каким бы опытным ни был матрос, удержаться на высоте ему будет непросто. Зимнее плавание неимоверно трудно при любых условиях. Нутром он чувствовал, что это подарит нечто новенькое.

Дождавшись подходящего момента, Дерек поднес ко рту рупор. Люди на палубе ждали только сигнала.

— Становись к фалам и шкотам марселя!

Матросы бросились к фалам, схватились за шкоты и по команде Дерека начали поднимать паруса. Вокруг стоял сущий бедлам: пронзительно свистела дудка боцмана, в воздухе висела отборная брань, по палубе громко затопали тяжелые сапоги.

От оглушительного треска парусины над головой, подтвердившего, наконец, что ветер начал наполнять паруса, на лице Дерека появилась довольное выражение. Но когда несколько мгновений спустя он посмотрел назад, в сторону далекого берега, плохо различимого сквозь круговерть летящих снежинок, лицо его посерьезнело. Если он не ошибся в своей догадке, этот ветер, который так здорово помог им быстро выйти в море, будет усиливаться, становиться все сильнее и сильнее, пока…

Обернувшись на шаги за спиной, Дерек, пряча лицо от немилосердно хлещущего ветра, увидел, что на верхнюю палубу поднялся первый помощник.

— У нас все на ходу, капитан, — доложил он. И добавил уже более раскованно: — Отлично сумели поймать ветер, слов нет.

Вид серьезного, жилистого бородатого парня, спокойно и с достоинством стоящего перед ним, вдруг напомнил капитану, как он впервые встретился с Уильямом Каттером в порту Филадельфии. "В то время они оба были намного моложе, чем сейчас. Каттер родился в семье моряков и был, скорее всего, зачат во время одной из кратких побывок на берегу отца семейства, а он, вообще ничего не знавший о своих настоящих родителях, благополучно провел собственный корабль через океан. Ему пришелся по душе спокойный юноша. Он понял, что Каттер опытен, умен и удивительно хладнокровен. Дерек нанял его первым помощником капитана на одно плавание, оказавшееся чрезвычайно тяжелым, и Каттер доказал, что капитан в нем не ошибся.

Дерек полностью доверял Каттеру и легко делился с ним тем, что вряд ли доверил бы кому-то еще.

— Если бы я был более суеверным человеком, то сказал бы, что это плавание сглазили, — покачал головой Дерек. — Я никогда еще не видел такого разгневанного неба и не встречал такого злобного ветра. Ты прав, ветер-то мы поймали, согласен. Но, боюсь, впереди нас ждет жуткая погода. И это еще в лучшем случае.

Каттер помолчал, потом после некоторого колебания проговорил:

— Так точно, но мне кажется, что я могу кое-что добавить. У нас есть еще те, внизу, сэр.

Дерек посуровел. Перед его мысленным взором на миг мелькнула гордячка с небесно-голубыми глазами, что добавило резкости голосу капитана, когда он отрывисто поинтересовался:

— А что с ними?

Каттер снова заколебался, и Дерек по-дружески помог ему, мягко проговорив:

— Продолжай, Уильям. Ты же знаешь, что со мной можешь говорить свободно. — Каттер нахмурился:

— До этого я никогда не занимался перевозкой ссыльных, но мне кажется, что условия, в которых находятся внизу люди Барретта, весьма далеки от требуемых в таком плавании. И я…

— Занимался бы ты лучше своим делом, Каттер! — На верхнюю палубу, отдуваясь, вскарабкался Барретт, окинул первого помощника капитана взглядом, полным неприкрытой ненависти, и повернулся к Дереку:

— Меня до глубины души возмущают как продолжающееся вмешательство этого человека не в свое дело, так и его скороспелые выводы о том, что внизу, видите ли, не те условия! Я единственный, кто отвечает здесь за ссыльных. Мои люди и только мои будут их охранять, кормить и следить за всем остальным на протяжении этого плавания. Я же буду надзирать за ними. Надеюсь, это нетрудно понять!

Дерек, отбросив всякую учтивость, резко сказал:

— Мы уже обсуждали все это, Барретт, и я не собираюсь снова мусолить одно и то же!

— Может быть, вам, капитан, все ясно, а мне нет! Настоятельно советую вам утихомирить наконец своих людей, потому что больше не потерплю их вмешательства в дела, за которые отвечаю я! Не хотелось бы напоминать вам, но любой прикрытый вашим именем вызов моему авторитету приведет к отмене всех причитающихся вам выплат!

— Я уже сказал вам…

С неожиданной горячностью Барретт набросился на Каттера:

— И я хотел бы, чтобы ваш первый помощник немедленно…

— Нет! — Дерек шагнул вперед. Лицо его потемнело. — Как капитан этого корабля, я отвечаю за действия моих людей. Так что повторяю вам в последний раз: это плавание будет проходить в строгом соблюдении всех пунктов моего договора с Лондонской транспортной компанией. А теперь, мистер Барретт, я приказываю вам покинуть ют, или вас выведут отсюда!

— Вы не посмеете! — выпучил глаза Барретт. На скулах Дерека заиграли желваки. Он повернулся к своему первому помощнику:

— Мистер Каттер, распорядитесь, чтобы Моррис, Фелпс и Твиннинг поднялись сюда и проводили мистера Барретта с юта.

— Слушаюсь, сэр.

— В этом нет необходимости! — прорычал Барретт. Гримаса ярости превратила его грубое лицо в гротескную маску. — Напоминаю вам, капитан, что за сегодняшний день вы уже дважды прогоняли меня с юта. О ваших действиях будет доложено.

— И о ваших тоже, мистер Барретт.

Бросив в ответ полный ненависти взгляд, Барретт с чопорным видом развернулся и, сердито топая, начал спускаться по трапу.

— Он нехороший человек, сэр. А нам плыть целых восемь недель.

Внезапно перед глазами Дерека пронеслось все, что случилось сегодня утром. Последними в этой беспорядочной череде оказались сердитые голубые глаза на непреклонно-строгом, но чарующе красивом лице. От слов Каттера Дерека кольнуло тягостное предчувствие. За эти восемь недель можно прожить целую жизнь…

Восемь недель плавания… восемь недель, за которые можно прожить целую жизнь…

Ветер завыл еще сильнее, и Джиллиан устало прикрыла глаза. Шторм, который настиг их вскоре после отплытия из Лондона, бушевал вовсю, яростно пытаясь сбросить девушку с узкой койки. Из-за ураганного ветра и сильного волнения все люки были задраены, лишив ссыльных и так скудного света и глотка свежего воздуха. Вскоре трюм заполнила вонь от испражнений и пота.

Джиллиан старалась справиться с внутренней тревогой. Ей не верилось, что к концу дня тяжелые удары штормовых волн утихнут, а дождь и снежная крупа перестанут беспощадно барабанить по палубе над головой. Где-то в глубине души рос страх, что в один ужасный момент деревянные борта не выдержат и с жалобным треском уступят яростному напору стихии. Корабль расколется, как ореховая скорлупа, и…

Ураган взвыл с удвоенной силой, и судно нырнуло носом вниз, в очередной раз, сбросив обитателей трюма с коек. Со всех сторон посыпались проклятия. Джиллиан заранее напряглась, уже зная, что сейчас последует. Рвотные спазмы, кашель, дикая ругань и рыдания вновь огласили помещение. Они становились еще громче и отвратительнее, а все происходящее в тусклом свете мотающихся масляных фонарей казалось кошмарным видением, вставшим из глубин преисподней.

Джиллиан утратила всякое представление о времени, но она благодарила небо уже за то, что этот бесконечный день, наконец, приближался к концу. Она с нежностью посмотрела на соседнюю койку, где, свернувшись калачиком, лежала забывшаяся тяжелым сном Одри. Спасением для нее стала изматывающая морская болезнь, обошедшая стороной Джиллиан. На свое счастье, Одри очень быстро дошла до такого состояния, что просто уже не могла поднять голову от подушки.

С отвращением откинув омерзительно грязное одеяло, Джиллиан заботливо укутала сестру накидкой. Но Одри продолжала дрожать от холода. Отчаявшись, Джиллиан все же натянула заляпанное масляными пятнами одеяло поверх накидки, сообразив, что очень скоро ей самой придется проделать то же самое, если она хочет пережить это плавание.

Измученный вид Одри напомнил Джиллиан еще об одной проблеме. Сестра никогда не отличалась крепким здоровьем. Сколько еще душевных и физических мук сможет она выдержать? Джиллиан нахмурилась. По правде, говоря, она не была уверена в причине такого состояния Одри — то ли виноват был безумствующий шторм, то ли ужасная пища, которой их накормили в первый день плавания.

К горлу Джиллиан подступила тошнота при одном только воспоминании о протухшем мясе, которое большинство обитателей трюма поглощало с завидной жадностью, о черством, заплесневелом хлебе и тухлой воде. А они не плыли еще и двух дней. Джиллиан вспомнила и о том, что им так и не дали горячего питья, чтобы хоть немного согреться в сыром холодном трюме. Будь она послабее духом, наверняка призналась бы, что ее буквально сводит с ума тоска по чашке горячего ароматного чая. Девушке и в голову не могло прийти, что когда-нибудь ее лишат этого продукта, который она рассматривала как неотъемлемую часть своих гражданских прав.

Мягкие черты лица посуровели. Но ведь теперь у нее нет никаких гражданских прав? Она, Одри, все их товарищи по несчастью объявлены гнусным мистером Барреттом всего лишь движимым имуществом Короны!

С губ Джиллиан слетел короткий горький смешок. Будь обстоятельства не столь ужасными, она без труда оспорила бы это. Но девушка прекрасно знала, что не имеет такой возможности. Часом раньше, в тяжкий момент истины, она вынуждена была признать, что все слова, сказанные ей этой мерзкой гадиной, были правдой.

Джиллиан тут же горячо поклялась не дать этому кошмару взять над собой вверх. Она заставила себя думать только о радостном, о том, что все трудности преходящи и временны. Как только условия контракта будут выполнены, они с Одри вновь обретут свои гражданские права. В отличие от большинства окружающих ее несчастных людей двадцатилетних сестер-близнецов после освобождения будут ждать впереди лучшие годы жизни.

Нежное личико Джиллиан просветлело, и в душе девушки шевельнулось изначально присущее ей чувство гордости. В конце концов, разве она не более образованна и начитанна, чем большинство этих людей? Разве она не умеет делать сложные расчеты? Разве она не научена разбираться в самых запутанных счетах? И разве она не была готова встретить жизнь такой, какая она есть, и…

Корабль неожиданно ухнул вниз, едва не вышвырнув Джиллиан с койки и бесцеремонно прервав ее размышления. Звуки рвоты вокруг возобновились с новой силой. Желудочный спазм буквально скрутил девушку, и все обнадеживающие мысли вылетели у нее из головы. Снаружи, опасно раскачивая корабль, визжал ураганный ветер. Обшивка затрещала, и «Воин зари» еще сильнее накренился. Джиллиан не могла видеть моря, но знала, что сейчас их судно не более чем потрепанная игрушка, которую бросают и швыряют огромные разъяренные волны.

Корабль нырнул вниз еще глубже, и Джиллиан судорожно вцепилась в края койки. Еще один нырок, от которого зашлось сердце… Она едва удержалась от вскрика.

Вдруг она услышала треск… потом отчаянный вопль. Джиллиан охватила паника. Она безуспешно вглядывалась в непроглядную темноту вокруг. Вот сейчас их захлестнет мощный поток воды… потащит к пробоине в борту и дальше, в море, в ледяные объятия смерти…

Усилием воли Джиллиан вырвалась из охватывающего ее безумия. Никакой пробоины не было. Не было ледяного потока воды, утаскивающего их в море… Был лишь на какое-то мгновение все затопивший страх.

Джиллиан глубоко задышала, пытаясь справиться с колотившим ее ознобом. Презирая себя за недавний приступ паники, она поплотнее запахнула накидку и с осторожностью натянула поверх замурзанное одеяло. Ветер за бортом взвыл с новой силой, и корабль сделал еще один страшный прыжок. Джиллиан вдруг пришло в голову, что будет неплохо взять книгу Одри и почитать пару-другую страниц, чтобы отвлечься хотя бы на время от кошмарной действительности.

Девушка ласково разгладила ладонью подушку и тихонько прижалась щекой к чистой наволочке. Прикосновение тонкой ткани живо напомнило ей дом. Джиллиан приободрилась, закрыла глаза и снова предалась более светлым мыслям.

Они будут жить в хорошем доме, окруженные теплом и уютом. Вся эта гадость вокруг исчезнет и не вернется к ним никогда. А что касается противного мистера Барретта, то в один прекрасный день он возьмет свои слова обратно. Откуда-то из неведомых глубин памяти вдруг всплыли насмешливо-язвительные темные глаза на красивом худощавом лице. Джиллиан почувствовала, как ее снова охватывает презрение. Капитан корабля — человек, наделенный всей полнотой власти, — совершенно спокойно воспринимает ужасные условия, в которых находятся ссыльные. А ведь именно он должен отвечать за то, чтобы «груз» в целости и сохранности прибыл в порт назначения! При всей своей показной заботе о соблюдении законности капитан ничуть не лучше этого похожего на жабу омерзительного типа, с которым он явно в сговоре!

Презрение Джиллиан росло. Есть люди, готовые из-за наживы душу дьяволу продать. Ее не надо убеждать в том, что капитан как раз из таких.

Негодяй…

Джиллиан покрепче закрыла глаза и попыталась заснуть.

Кристофер Гибсон, привычный к качке, молча лежал на своей койке, мало обращая внимания на мучительные стоны, раздававшиеся вокруг. Все это он уже слышал бессчетное количество раз. Он с восхищением наблюдал за Джиллиан Хейг, потрясающе красивой даже в своем нынешнем плачевном состоянии. Она с закрытыми глазами лежала на своей койке, прижимаясь щекой к идеально чистой, без единого пятнышка белой наволочке.

Просто потрясающе! Бесстрашная красотка сохраняла невероятное самообладание на протяжении всего дня, и это несмотря на то, что наговорил ей Джон Барретт. Несмотря на ужас неудержимо набиравшего силу шторма, от которого даже ему стало не по себе. Несмотря на еду, годную разве что для свиней, на стоявший вокруг невыносимый запах блевотины. Несмотря на страх за сестру, похоже, совсем выбившуюся из сил, и ужас перед будущим, которого может и не быть.

Поймав себя на невольном восхищении молодой женщиной, Кристофер призвал на помощь свою осторожность. Он напомнил себе, что все женщины неблагодарны и самоуверенны, что его предупреждение на пристани было с презрением отвергнуто. А ведь Мэгги только и ждет момента, чтобы отомстить.

Приведя себя, таким образом, в чувство, Кристофер вновь залюбовался безмятежно спокойным лицом Джиллиан. Но за этой ангельской внешностью, как он теперь знал, скрывался твердый и непреклонный характер. Она невероятна.

Да.

Бесстрашна.

Точно.

У нее есть недостатки.

Верно.

Но недостатки затмеваются ее отвагой.

Да.

Он восхищается ею.

Нет. Да.

Черт! Конечно, да!

Невыносимая качка продолжалась, и сон все никак не шел к Джиллиан. Вдруг она почувствовала чей-то пристальный взгляд и беспокойно шевельнулась.

Быстро открыв глаза, девушка успела поймать взгляд лежащего на одной из соседних коек юноши и узнала его.

Это он подхватил ее тогда на пристани. Она заметила, что с его запястий и лодыжек исчезли кандалы, и почувствовала облегчение. В глазах молодого человека не было ни похотливости Джона Барретта, ни озлобленности шлюхи Мэгги. От его взгляда у нее не сжималось все внутри, как от взгляда бессердечного капитана.

Джиллиан вдруг разволновалась. Она со стыдом напомнила себе, что до сих пор так и не поблагодарила этого человека» Девушка слегка улыбнулась ему, выражая молчаливую, благодарность и надеясь, что он поймет ее. Потом закрыла глаза и наконец провалилась в сон.

Мэгги свирепо глядела на обмен взглядами между белокурой стервой и молодым ссыльным, лежащим недалеко от нее. Ревность вновь захлестнула ее с головой.

Красивая… Какой мужчина не захочет перепихнуться с такой милашкой…

Корабль снова немилосердно качнуло. Лицо Мэгги побелело как мел, и ее вновь стало выворачивать наизнанку, когда-то и она была хорошенькой. Мужчины так и увивались вокруг нее, денег было навалом. Но это все давно прошло, деньги стали доставаться все труднее и труднее, когда понабежали шлюхи помоложе, такие, как вот эта светловолосая ведьма.

Злобная зависть Мэгги разгорелась еще сильнее, когда она вспомнила похотливые взгляды, которыми Джон Барретт всякий раз одаривал эту высокомерную красотку, спускаясь в трюм. Он хотел ее, ясное дело, но девчонка слишком независима и слишком глупа, чтобы сообразить, как дорого ей будет стоить отказ.

Губы Мэгги искривила злобная ухмылка. Она отыграется за все на этой стерве и вдобавок добьется расположения Джона Барретта. Она докажет ему, что может предложить намного больше, нежели эта гордячка с кукольным личиком. Надо только наблюдать и терпеливо ждать своего часа. И он придет.

Внезапный удар волны исторг из бортов судна скрипучий стон и отвлек Мэгги от приятных размышлений. Она согнулась пополам, в очередной раз, давясь блевотиной… Откинувшись, наконец, на подушку, женщина отерла губы тыльной стороной ладони и еще больше рассвирепела: такой шторм, а этой белобрысой заразе хоть бы что! Чертова девка!

Дождевик облепил тело ледяным пластырем. Дерек шел по коридору к своей каюте тем широким враскачку шагом, который сразу выдавал опытного моряка, привыкшего к неистовой штормовой качке. Он толкнул дверь каюты и вошел, мгновенно сомлев от встретившего его тепла. Продрогший до костей, Дерек не обратил внимания на обед, что ждал его на столе.

Раздевшись донага, он подошел к пузатой печке, сдернул висевшую на веревке простыню и с наслаждением накинул на голое тело. Потом вытер лицо сухим полотенцем и стряхнул снег с густых черных волос. Устало, опустившись на стул, Дерек повел мощными плечами под нагретой простыней и потер рукой мускулистую грудь. Последние несколько часов на палубе царил самый настоящий ад, признался он себе. Ему еще не приходилось сталкиваться с таким яростным штормом. Этот стоил всех прежних и, самое плохое, вроде бы не собирался стихать.

Дерек мысленно перебрал все события сегодняшнего дня и еще раз оценил действия своих людей. Матросы выполняли его приказы умело и бесстрашно. Он чуть было не потерял Дэна Фелпса, когда тот в очередной раз полез на мачту. А Дика Твиннинга едва не убил оторвавшийся рангоут, но на этот раз судьба пощадила обоих.

Дерек не спеша, провел ладонями по животу и бедрам, помассировал крепкие ноги, нывшие после долгих часов противоборства со штормом, потом сбросил простыню на пол и потянулся за свежей одеждой, что лежала на стуле рядом. Перекусить, пропустить чего-нибудь согревающего, и можно возвращаться на палубу.

Закончив переодеваться, Дерек вдруг подумал о пассажирах в трюме. Его «груз» уже несколько дней сидел в духоте, с задраенными люками. И снова перед ним всплыло лицо белокурой красотки. Как, она сказала, ее зовут? Да, конечно, как же он мог забыть! Джиллиан Харкорт Хейг…

В его душе что-то странно сжалось от одной только мысли о пригожей девке. Она, вне всякого сомнения, провела ночку, о которой долго будет помнить. Ему вдруг захотелось узнать, по-прежнему она такая гордая или же штормовая ярость моря поубавила в ней спеси.

Дерек нахмурился. Сто двадцать человек теснились там, в низу, в холодном, сыром трюме… Решено, он по очереди, группами, выведет их на прогулку, на солнце, когда судно, наконец, выйдет из полосы шторма. Пусть очухаются от пережитого кошмара…

Дерек затряс головой, гоня эту мысль прочь. Нет, не стоит. Он не отвечает за «груз» в этом плавании. Слишком многое поставлено на карту, чтобы можно было просто так рисковать. Все справедливо. Во всяком случае, после этого рейса он не останется с пустыми руками. Однако если судить по первому дню, главной удачей в этом плавании станет его собственная жизнь.

Краем глаза Дерек заметил мерцание янтарной жидкости в бутылке на полке. Он плеснул в стакан хорошую порцию и выпил ее одним глотком. В желудке сразу начало разливаться приятное тепло. Дерек расслабился, умиротворенно прикрыл глаза, но ненадолго. В дверь громко постучали.

Дерек встал, подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Каттер.

— Рангоут, капитан. Снова его оторвало, болтается, как Бог на душу положит, каким-то чудом до сих пор не порвал оснастку.

Буквально через минуту, на ходу натягивая дождевик, Дерек вышел на палубу, где его нетерпеливо дожидался разгулявшийся вовсю ураганный шторм.

Глава 3

Две недели в открытом море… Она все еще не могла поверить, что этот кошмар остался позади.

Взглянув вверх на вновь открытые люки, Джиллиан замерла, зачарованная узкими золотистыми стрелами солнечного света, прорезавшими сумрак вонючего трюма. Стоны и отчаянные всхлипывания прекратились еще накануне, когда шторм, наконец, выдохся и потихоньку сошел на нет. И тогда во всех углах стало слышно негромкое, неразборчивое бормотание — голос чисто человеческого страдания, с каждым часом уменьшающего решимость несчастных противостоять судьбе.

Джиллиан подняла руку и провела по спутанным волосам. Нечесаная, грязная, белье и одежда те же, что и в день отплытия… Она презирала навязанную ей неопрятность. Запрещено — это был единственный ответ, который они получали от охраны на все свои просьбы о самом необходимом для сохранения хотя бы остатков человеческого достоинства.

Она никогда не поверила бы, что корабль способен выдержать такое. Это были дни зверского по силе ветра, замерзающего на лету дождя, взбесившихся морских волн, выматывающей и отнимающей у людей все силы морской болезни, воздуха, провонявшего испражнениями и блевотиной. И бесконечный, пробирающий до костей холод.

А потом каким-то чудом к ним прорвалось солнце, и люки, наконец, снова были открыты.

Маленькое голубое пятнышко где-то наверху стало их общим открытым небом, потому что даже тем ссыльным, которые могли ходить, было отказано в прогулке по палубе. И — в это было просто невозможно поверить! — им было также отказано в свежей воде и куске мыла, чтобы хотя бы смыть следы рвоты с тела и почувствовать себя людьми.

Джиллиан нахмурилась. Зная свою натуру, она не могла понять, как сумела избежать мучений морской болезни, от которой страдали почти все. Отец всегда шутил, что у нее стальная воля и такой же желудок, но, вспомнив сейчас его слова, Джиллиан впервые не получила от них прежнего удовольствия. Как много осталось там, в прошлом…

Чувствуя, как в ней закипает ярость, Джиллиан снова вспомнила недолгие, но регулярные посещения Джона Барретта в те тяжкие дни. Гнусные взгляды, которые бросал на нее этот презренный тип, говорили лучше всяких слов. Никто и близко не подходил к ней и Одри, да что там — их просто не замечали из-за страха прогневить этого мерзкого негодяя.

Трусы, какие же все они трусы! Ну да ничего. Она сама позаботится и о своей сестре, и о себе. Она…

С койки, где лежала ее сестра, донесся тихий стон. Джиллиан торопливо обернулась. Одри зашевелилась во сне. Она вставала — и то с помощью Джиллиан — лишь по нужде, а все остальное время лежала пластом в каком-то полузабытьи. Одри ничего не могла, есть и извергала обратно даже то скудное количество пищи и воды, что им давали.

Джиллиан очень пугало то, что сестра за последние два дня заметно сдала.

Стараясь изо всех сил скрыть беспокойство, Джиллиан ласково тронула сестру за плечо:

— Одри, милая, ты должна бороться за себя. Давай, попробуй хоть немножко посидеть.

Помогая сестре сесть, Джиллиан вгляделась в изможденное личико, и на нее накатила новая волна отчаяния. Одри, со своей посеревшей кожей, безжизненными, глубоко ввалившимися, поблекшими глазами, в платье, заляпанном пятнами от бесконечного поноса, являла собой убедительный пример глубокого человеческого страдания. Сейчас она была жалким подобием той юной трепетной женщины, что поднялась на борт две недели назад.

Поддерживая Одри одной рукой, Джиллиан дотянулась до недоеденного ею сухаря, лежавшего на тарелке.

— Ты должна хоть немного поесть, дорогая, — стараясь улыбнуться, проговорила Джиллиан.

— Наверное, я не буду, — покачала головой Одри, бледнея еще сильнее.

— Одри, я очень тебя прошу…

Джиллиан, теряя голову от беспокойства, провела рукой по ввалившейся щеке сестры. Щека пылала таким жаром, что у нее екнуло сердце.

Лихорадка!

В панике Джиллиан торопливо огляделась вокруг. Через проход, на соседней койке седовласый мужчина мучительно стонал в приступе лихорадки, терзавшей его со вчерашнего дня. Его состояние за прошедшие сутки намного ухудшилось, А ночью женщина, что лежала несколькими футами дальше, вдруг начала заговариваться, умолкнув лишь тогда, когда уснула. Она продолжала спать и сейчас. Д там метался в жару кто-то еще… и еще… и еще…

— Охранник! — Осторожно уложив Одри обратно на койку, Джиллиан еще раз резко крикнула: — Охранник!

Из какого-то темного угла к ней ленивой походкой направился угрюмого вида охранник, которого, как она узнала, звали Уилл Свифт. Не дойдя до нее нескольких шагов, он остановился.

— Чего изволите, ваше высочество?

От насмешливого тона щеки Джиллиан вспыхнули.

— Хватит валять дурака! У меня нет времени на твои идиотские шутки! Я требую позвать врача!

— О, вот чего мы теперь захотели! — осклабился Свифт. — А может, заодно и премьер-министра позвать? А то и саму королеву прихватить?

— Прекрати, наконец, паясничать! — вспылила Джиллиан. — Моя сестра тяжело больна. Ей нужен знающий врач. Ей нужны лекарства.

Свифт глянул в сторону койки Одри.

— Точно, похоже, и вправду заболела.

— Ей доктор нужен сейчас, немедленно! — девушка резко шагнула вперед, не думая о том, что привлекает всеобщее внимание. — Я требую…

— Не тратьте попусту слов, ваше высочество. Я разрешаю тебе пойти к любому доктору. К какому хочешь, — в углах рта Свифта заиграла улыбка, и он самодовольно продолжил: — Ежели сможешь пройти по воде, конечно.

— Пройти по воде?

— Точно поняла. Ты можешь найти доктора, ежели придешь обратно в порт, откудова мы отплыли! — захохотал Свифт. — Я, видишь, дурака валяю! Нету здесь никакого доктора!

— Нет доктора…

Джиллиан взглянула на Одри. Глаза у той совсем потускнели, но она попыталась улыбнуться:

— Мне не нужен доктор, Джиллиан. Завтра я уже буду на ногах. Пожалуйста, не беспокойся, со мной все хорошо. Немного устала, вот и все.

Джиллиан схватила со столика кружку и решительно направилась в глубину трюма.

— Куда это ты собралась, а?

Джиллиан пронзила Свифта убийственным взглядом.

— Моей сестре нужно попить.

— Она уже получила свою долю сегодня днем. Теперь пусть подождет до ужина.

— Свою долю… — Джиллиан медленно повернулась к охраннику, сдерживая поднимающуюся ярость. — Значит, ты сейчас сказал, что не дашь лишний раз попить больной женщине? Так?

— Питье ограничено для каждого из вас… для всех без исключения.

— Чье это распоряжение?

— Да хоть мое… господина Барретта… сам капитан приказал это, будь ты проклята!

— Ну, нет, только не я! — возмущенно ответила Джиллиан, не желая смириться с нанесенным ей оскорблением. — Проклята, буду не я! Проклят, будешь ты вместе со своими подлыми хозяевами! Да вы все будете вечно гореть в аду за то, что творите!

— Заткнись, сучье отродье!

Джиллиан совершенно не была готова к тому, что Свифт, не задумываясь, ударит ее. Она успела увидеть лишь яркую разноцветную вспышку, когда тяжелый кулак охранника с глухим хрустом врезался ей в нижнюю челюсть. Джиллиан рухнула на спину, слыша свой собственный пронзительный крик. А потом все вокруг завертелось безумной каруселью, мир померк, кто-то засмеялся, и прежде чем погрузиться во тьму, Джиллиан успела подумать, что она не видит во всем этом ничего смешного.

На этот раз, черт возьми, она зашла слишком далеко!

Будьте благословенны эта ночь, наконец, наступившая, и море, что успокоилось и дало открыть люки. И пусть будет холодно, но лишь бы дышать свежим морским воздухом. Кристофер вгляделся в темноту. Все спали.

А Мэгги? Спит ли Мэгги?

Кристофер едва слышно выругался. Злобный взгляд шлюхи постоянно преследовал Джиллиан, и он полагал, что для такого внимания у Мэгги имелось Множество веских причин.

Первой из них была ненависть Мэгги к очаровательной Джиллиан Харкорт Хейг, которая была такой, какой хотела быть Мэгги.

Второй причиной, как подозревал Кристофер, был явный, чисто плотский интерес Мэгги к нему самому. При одной мысли об этом Кристофер содрогнулся. Он скорее станет евнухом, чем согласится ублажать эту драную подстилку!

А третьей причиной, вне всякого сомнения, было ее стремление добиться расположения Джона Барретта, и самый простой способ достичь цели — доносить о его или чьем-то еще интересе к Джиллиан Хейг. Но Барретт настолько хитер, что не даст никому ни малейшего шанса. Сам Кристофер и не собирался сближаться с высокомерной блондинкой… до сегодняшнего дня.

Темноту наполняли приглушенные всхлипывания, стоны, громкий храп, ругань, а учащенное сопение говорило о том, что кто-то ловит счастливый момент грубого наслаждения там, где может, перед лицом неизвестного будущего.

Кристофер перевел взгляд на койку, что стояла в нескольких футах от его, и перед ним снова всплыла утренняя сцена.

Да, Джиллиан Харкорт Хейг… То, как она держалась всю последнюю неделю, убедило его, что это женщина необычайного мужества. Стычка между ней и охранником показала, что она к тому же еще и безрассудна.

Кристофер неприязненно хмыкнул. Ее наезд на Уилла Свифта был ошибкой. Он привел лишь к тому, что парень не сдержался и обошелся с ней пожестче, чем раньше. Все это ей как пить дать еще аукнется. Однако то, что Свифт ударил Джиллиан Хейг, потрясло и возмутило Кристофера, Он снова вспомнил искаженное от боли лицо девушки, когда она упала на койку. Он вспомнил и выражение ужаса на бледном личике ее сестры, когда эта прозрачная тень женщины с трудом сумела встать на ноги и шагнуть к Джиллиан, прежде чем от слабости сама не осела на пол. А он все это время стоял в сторонке, глазея на происходящее.

Это случилось несколько часов назад. Наступила ночь, началась вечерняя раздача пищи и воды, но обе сестры даже не шевельнулись на своих койках. Какая-то мерзкая скотина подобралась к ним, бросая алчные взгляды на жалкую кучку Сухарей. Честно говоря, Кристофер даже не представлял, на что бы решился, не поймай он взгляд негодяя. Стоило показать ему кулак, как это крысиное отродье дело деру.

Кристофер удивлялся самому себе: он так глубоко переживает за женщину, которая только и сделала, что послала его куда подальше. Но, тем не менее, с каждой минутой его беспокойство усиливалось, потому что Джиллиан Хейг до сих пор так и не пришла в себя.

Все это время он высматривал Мэгги по темным углам, наблюдал, как медленно поднимается и опускается грудь Джиллиан, считал каждый ее вдох и выдох и ужасно мучился. Если один внутренний голос убеждал его помочь девушке, то второй советовал держаться от нее подальше. Ведь он еще слишком хорошо помнил тяжесть кандалов.

Взглянув последний раз на спящую Мэгги, Кристофер осторожно перекатился со своей койки на пол и с бешено колотящимся сердцем пополз к сестрам. Наконец он оказался между их коек, встал на колени, склонился над неподвижно лежащей Джиллиан и застыл при виде ее страшно распухших, с багровым кровоподтеком подбородка и нижней губы.

Он робко прикоснулся вдруг задрожавшей рукой к щеке девушки. Кожа ее оказалась гладкой, удивительно нежной и теплой. Но Джиллиан никак не отреагировала на его прикосновение. Тревога Кристофера усилилась. Он, было, потянулся; к кружке с водой, которую вместе с горкой сухарей оставил у ее изголовья Свифт, потом передумал, наклонился и примялся осторожно шарить под койкой. Саквояж был на месте. Кристофер вытащил его, открыл и, порывшись, обнаружил белоснежный носовой платок. Он почему-то был уверен, что найдет нечто подобное.

Обмакнув платок в кружку, Кристофер провел им по высокому чистому лбу Джиллиан. От прикосновения влажной и прохладной ткани девушка даже не шевельнулась.

С растущим беспокойством Кристофер снова и снова обтирал лицо Джиллиан, осторожно проводя мокрым платком по щекам, подбородку, нежному изгибу губ, предусмотрительно избегая притрагиваться к багровой опухоли. До него вдруг дошло, что вблизи эта женщина еще прекраснее, чем он думал, а кожа ее просто…

Кристофер замер, когда с губ девушки сорвался еле слышный стон. Он ждал и все же оказался совершенно не готов к тому моменту, когда темные опахала ресниц медленно приподнялись, невообразимо прекрасные глаза взглянули на него и хрипловатый, запинающийся голос Джиллиан произнес:

— Ч-ч-что тебе здесь нужно?

Кристофер ни с того ни с сего злобно прошипел:

— Чертова идиотка! Ты вообще перестала соображать? Посмотри, что ты с собой сделала!

— О… ч-ч-чем это ты говоришь? — растерянно заморгала Джиллиан.

— Тебя чуть не убили, вот о чем! — Кристофер замолчал, внимательно оглядел окружающую их темноту и наклонился еще ниже: — Меня снова закуют в кандалы, если Барретт узнает, что я говорил с тобой, понимаешь? Так что, черт возьми, соображай, что делаешь, или снова останешься одна!

— Да мне… мне не нужна твоя помощь. Я вообще не нуждаюсь ни в чьей помощи!

— Ты это серьезно? — У Кристофера просто челюсть отвисла.

Джиллиан внимательно вглядывалась в его лицо, долго, молча и, похоже, тщательно все взвешивала в уме, прежде чем мягко ответить:

— Но я же тебя совсем не знаю. Тебя привезли сюда закованным в цепи. Откуда я знаю, что ты не опасный преступник?

— Ты считаешь, что я именно такой? — помолчав, спросил Кристофер.

Ресницы Джиллиан дрогнули.

— Нет, я так не думаю.

В точности не зная, почему ее ответ так обрадовал его, и, рассердившись на себя из-за этого, Кристофер проговорил решительным тоном:

— Так я тебя тоже не знаю. Говорят, что ты шлюха. Это так?

— Да как ты смеешь спрашивать о таком, ты…

— Так шлюха ты или нет?

— Нет!

— Дело хуже, чем я думал, — поджал губы Кристофер. — Будь ты шлюхой, все было бы намного проще.

— Если ты имеешь в виду мерзкие приставания этого отвратительного животного Джона Барретта…

Внезапное шевеление на соседней койке заставило Кристофера стремительно обернуться. Оттуда донесся слабенький голосок, очень похожий на голос Джиллиан:

— Папочка, это ты?

— Одри… — Джиллиан с трудом села и наклонилась к сестре, на лице ее медленно проступило паническое выражение: — Папа уме… — Она проглотила ком в горле, и ласково продолжила: — Как ты себя чувствуешь, дорогая?

Маленькая горячая ладошка Одри неожиданно оказалась в руке Кристофера, и юноша увидел устремленные на него чуть более прозрачные, чуть менее яркие, чем у сестры, голубые глаза. Любовь, которая переполняла их, потрясла Кристофера. И Одри слабым голосом ответила на вопрос сестры:

— Мне очень хорошо, ведь папочка теперь здесь.

Джиллиан смотрела на Одри и на какое-то время просто забыла о своей все еще кружащейся голове и о пульсирующей невыносимой болью челюсти. Сомневаясь в разумности неожиданного ответа сестры, она протянула руку и потрогала щеку Одри. Щека полыхала жаром.

Джиллиан, трясясь в ознобе, сидела на койке и молча смотрела на незнакомца с густой копной вьющихся волос, который устроился на корточках в проходе между койками. Он был уголовником, она видела цепи на его руках и ногах. Первые его слова, обращенные к ней, были резкими и колкими, хотя потом он бескорыстно помог ей. Когда она попыталась извиниться за свое ничем не оправданное неблагодарное поведение, то он этого просто не заметил. И вот теперь, две недели спустя, он внезапно оказался рядом и снова ей выговаривает.

Колкости, за которыми кроется искренняя забота, как же… Она даже не знает, как его зовут.

Презирая себя за невольную дрожи в голосе, Джиллиан прошептала:

— У Одри усиливается жар. Ей нужен врач. — Молодое, заросшее бородой лицо придвинулось совсем близко.

— Ты же слышала, что сказал Свифт. Здесь нет доктора.

— А лекарства… Судно никогда не выйдет в плавание без лекарств на борту!

— Если они здесь и есть, то будь, уверена, не для таких, как мы!

— Не для таких, как мы!

— Ну да… Мы ведь рабы… движимое имущество… денежные средства, которые надо потратить на…

— Я не собираюсь выслушивать весь этот вздор! Мы люди! — Джиллиан вновь почувствовала, как ее охватывает отчаяние. — Одри больна! Наверняка здесь есть что-то… кто-то, кто может ей помочь!

— Здесь есть, например, Джон Барретт…

— Этот отвратительный мерзавец!

— Есть один человек, у которого здесь еще больше власти, чем у него.

Сердце Джиллиан екнуло.

— Капитан…

— Да, он самый. Но я сомневаюсь, что тебе удастся увидеть его здесь, в трюме. Вместо себя он поставил сюда Джона Барретта.

— Сделав это, он совершил ошибку.

В светлых глазах юноши промелькнула улыбка.

— Капитаны никогда не ошибаются.

— А вот этот ошибся! И я ему прямо об этом скажу.

— Ты что, совсем сдурела?

Джиллиан оторопела от неожиданного гнева, вспыхнувшего в глазах парня. Опять взялся выговаривать…

— Скажи, ты мне друг? — резким шепотом спросила Джиллиан.

Колебание… замешательство…

— У меня нет друзей.

Джиллиан снова взглянула на Одри. Рука ее сестры продолжала доверчиво лежать в его ладони.

— Ты держишь мою сестру за руку.

— Это она держит меня за руку.

— Да, она держит тебя за руку. — У Джиллиан внезапно перехватило дыхание, и она замолчала. Потом, собравшись с силами, продолжила: — Я даже не знаю, как тебя зовут.

Снова колебание…

— Кристофер Гибсон.

— А меня Джиллиан Хейг. Мою сестру зовут Одри.

— Я знаю.

— Ты знаешь, как меня зовут?

— Здесь нет никого, кто бы этого не знал. — Джиллиан обернулась к сестре. Одри лежала на спине с закрытыми глазами и тихонько постанывала, крепко сжимая руку Кристофера. От беспомощного, берущего за душу звука у Джиллиан защемило сердце.

С ними обращаются, как с животными, а ее гадко оклеветали и физически изувечили, когда она попыталась протестовать! Но она-то не животное и не собирается молчать, когда ее сестра в тяжелейшем состоянии бессердечно брошена на произвол судьбы, словно она ничто, пустое место!

— Я пойду к капитану!

— Тебе до него не добраться.

— Охранники спят. Я сумею неслышно проскользнуть мимо.

— Да Барретт посадит тебя на цепь, если ты попадешься… в назидание всем остальным.

— Я все-таки попробую.

— Ты делаешь ошибку.

Лицо Джиллиан осталось бесстрастным. Кристофер Гибсон опустил глаза.

— Делай что хочешь. Только без меня. — Решившись на то, что подсказывало ей сердце, Джиллиан неслышно выскользнула из постели и растворилась в темноте. Она обернулась лишь раз, у самой лестницы, чтобы увидеть, что Кристофер Гибсон все еще сидит у койки Одри и держит ее за руку.

— Черт возьми, Каттер! Сколько можно возиться! Эта мачта мне нужна целехонькая и с поднятыми парусами самое позднее завтра к полудню, понятно?

— Ребята чинят руль, сэр. Это трудная работа, да они просто уже выдохлись, поверьте мне.

— Они выдохлись не больше, чем я, Каттер — мощная грудь Дерека бурно вздымалась от нараставшей тревоги за благополучный исход плавания. Впереди ему пока лишь виделось крушение всех планов и надежд. Младший по чину мудро промолчал в ответ, дав капитану время на то, чтобы совладать с несправедливым гневом и продолжить более спокойным тоном: — Я прекрасно знаю, что ребята выдохлись. Мало кому из них доводилось испытать то, что мы пережили в этот шторм. Если уж совсем честно, то я тоже впервые попал в такой переплет.

Видение огромных волн, обрушивающихся на палубу, оставляющих после себя смертельно опасную наледь, порванную оснастку и сломанные мачты, живо пронеслось перед мысленным взором Дерека. Он почти не спал и не ел все это время и оставался на палубе до тех пор, пока не промерзал до костей. Выявив, наконец, все поломки, он сейчас отчаянно старался сделать максимум возможного, чтобы удержать корабль на плаву.

— Наши проблемы не только в повреждениях на судне, — хмуро проговорил Дерек, и тонкий шрам, пересекающий сверху вниз его щеку, потемнел. — Мы уже потеряли намного больше времени, чем могли себе позволить, и еще ни разу не шли на всех парусах. А впереди наверняка ждут новые штормы, новые задержки… И как быть с провиантом? Снова урезать рацион? Да еще этот «груз»… — Дерек с сомнением покачал головой. — Я не доверяю Барретту, и чем раньше мы придем в порт, тем лучше.

— У нас всего трое раненых, сэр, — Хаскелл, Линден и Уолтерс.

— А шить они могут?

— Шить? Что шить?

— Паруса, парень, паруса!

— Думаю, с таким же успехом, как и остальные, сэр.

— Тогда поставь их помогать Сойеру.

— Слушаюсь, сэр.

Дерек замолчал. Его не нужно было убеждать в том, что люди делают все возможное и невозможное, черт возьми, чтобы снова поставить паруса. Ему также не нужно было напоминать, что именно от него зависело, чтобы ребята выкладывались полностью в этом отвратительном проклятом плавании.

— Пожалуй, все, Каттер.

— Слушаюсь, сэр.

— Вот что, Каттер… — Дерек махнул рукой, возвращая своего помощника от двери. — Выдайте сегодня вечером всем по лишней фляжке рома. Скажите ребятам, что это им пригодится.

— Слушаюсь, сэр, — губы Каттера тронула скупая улыбка.

Первый помощник вышел, а Дерек в глубокой задумчивости все еще стоял и смотрел на закрытую дверь. Потом резко повернулся и тут же сморщился от острой боли в плече, задетом неделю назад оторвавшимся рангоутом. Медленно согнув руку и осторожно двигая поврежденным плечом, Дерек подошел к пузатой печурке, что стояла посредине каюты. Топилась она просто из рук вон плохо, хотя в щель неплотно прикрытой дверцы и можно было видеть весело пляшущие языки огня. В памяти всплыло знакомое лицо в обрамлении рыжих волос.

«Ты не сможешь забыть меня, Дерек. Я не дам тебе меня забыть. Я вокруг тебя, я везде, где ты. Оби привязало тебя ко мне, милый. Твое плавание будет нелегким, и посреди воя ветра и бушующего моря ты увидишь меня, зовущую к себе».

Мрак в душе Дерека сгустился еще сильнее.

Нет, черт возьми! Он больше не встретится с ней! Так же как никогда не поверит во все эти оби, гри-гри и другие благоглупости, которыми пользовалась Эммалина в своих попытках завоевать его вновь!

Выкинув из головы навязчивый образ, а заодно и завораживающий грудной, мелодичный голос, Дерек с суровым видом подошел к столу. На нем лежал раскрытый вахтенный журнал, а рядом стопка документов, переданных ему перед отплытием.

Вахтенный журнал был зеркальным отражением всех дней их пребывания в морском аду. Документы же несли в себе потенциальную угрозу. Потрепанный корабль и сходящий на нет провиант — смертельное сочетание!

Усевшись за стол, Дерек устало провел растопыренными пальцами по волосам, взял перо и положил журнал перед собой. Он понял, что устал намного сильнее, чем ему казалось. Покосился на влекущую к себе койку, помотал головой, обмакнул перо в чернильницу и склонился над журналом. Он дотошно записывал все: печальные результаты осмотра судна после выхода из шторма, что было повреждено и потом починено; свои выводы о потерянном времени, о возможных штормах, ждущих судно впереди, о трудностях плавания по зимнему морю…

Эммалина…

Дерек напрягся, когда рыжеволосое видение вновь возникло в его воображении, чтобы быть неожиданно вытесненным высокомерным, с развевающимися светлыми волосами и горящими яростью глазами лицом.

Дерек аж простонал. Оба призрака были одинаково нежеланными гостями, и он боялся, что каждый из них в равной мере опасен.

Протянув руку и взяв с полки бутылку, Дерек плеснул в стакан приличное количество янтарной жидкости. Он сделал большой глоток и, снова взяв перо, прилежно склонился над журналом.

Джиллиан остановилась, чтобы хоть немного отдышаться. Она прошла гораздо дальше, чем надеялась. Ей легко удалось проскользнуть мимо похрапывающих во сне охранников и неслышно подняться по трапу на палубу. Ее первым за две недели глотком свежего воздуха стал ледяной порыв ветра, от которого девушку просто затрясло.

Не зная точно, куда идти, Джиллиан прошла до конца палубы и открыла первую попавшуюся дверь. Она оказалась в узком коридоре, по обеим сторонам которого находилось еще несколько плотно закрытых дверей.

Ясно сознавая, что успех всего предприятия и, возможно, даже жизнь Одри зависят от правильно выбранной двери, Джиллиан продолжала стоять в нерешительности.

Позади нее раздались шаги. Девушка торопливо отступила в темный закуток и задержала дыхание. Худощавый моряк появился в противоположном конце коридора. Она узнала его: этого человека ударил Джон Барретт тогда, в лондонском порту. Звали его, кажется, Каттер. Он остановился у ближайшей к Джиллиан двери и постучал. Услышав неразборчивый ответ, он вошел и, не удосужившись прикрыть за собой дверь, начал докладывать:

— Ребята попросили поблагодарить вас за ром, капитан, Они сказали, что выпьют за ваше здоровье.

Вновь неразборчивый ответ, Каттер шагнул обратно в коридор и исчез в том же направлении, откуда появился.

Капитан…

Мгновение спустя Джиллиан уже стояла перед той же дверью, не зная, что ей делать. Как достучаться до сердца этого сурового, бесстрастного человека, который хладнокровно везет в рабство своих же соотечественников? Удастся ли ей найти искорку человечности, которую она сможет раздуть в пламя, или ее вскоре закуют в цепи на устрашение остальным, как и предупреждал Кристофер?

Единственное по-настоящему проигранное сражение то, которое не состоялось…

Джиллиан медленно выпрямилась, вспомнив слова своего горячо любимого отца. Ее рука не дрогнула, когда девушка взялась за ручку двери и медленно повернула ее.

Дверь неожиданно с размаху распахнулась вовнутрь, и Джиллиан наверняка полетела бы головой вперед, не удержи ее сзади за талию сильная мужская рука. Намертво сжатая в железном объятии, Джиллиан едва могла шевельнуться и вздохнуть. И тут такой знакомый глубокий голос прошептал ей в ухо:

— Отлично, мадам! Какой бы ни была ваша игра, ей конец!

Дерек сомкнул руку на талии своей пленницы. Его подбородок щекотали серебристо-белокурые волосы. Он понимал, что женщина ошеломлена, резко отодвинул ее от себя на длину вытянутой руки и оказался совершенно не готовым к ее ясному, полному сдерживаемой ярости голосу, зазвеневшему в каюте:

— Отпустите меня, слышите? Я требую немедленно отпустить меня!

— Вы требуете?.. — Дерек, внезапно узнав и голос, и тон, ослабил хватку и грубо повернул женщину лицом к себе. Даже в полумраке каюты ее нельзя было не узнать, и он бессильно уронил руки. — Так это вы!

Восхитительные голубые глаза превратились в две холодные льдинки.

— Неужели вы все еще помните нашу первую встречу, капитан? — Джиллиан Харкорт Хейг рассмеялась резким, неприятным смехом. — Как странно. Я скорее поверила бы, что вам нет до меня дела так же, как нет дела и до остального «груза» там, внизу.

Дерек молча смотрел на нее. Две недели, проведенные в трюме, оставили неизгладимый след на лице девушки, что стояла сейчас перед ним. Мятая, в грязных пятнах одежда, волосы в беспорядке, лицо бледное, уставшее и изможденное. И никакие рассерженные глаза, никакие повелительные взгляды были не в силах все это скрыть.

Но эта ведьма по-прежнему восхитительна.

— Что вы здесь делаете, мадам?

Голубые глаза загорелись неподдельным гневом.

— Я предпочитаю, чтобы меня называли моим полным именем, капитан. Меня зовут мисс Джиллиан Харкорт Хейг.

— Несомненно. Как я только мог забыть? — Его лицо посуровело. — Повторяю вопрос. Что вы здесь делаете, мадам?

— Все просто. Я пришла поговорить с самим Люцифером. Дерек, чуть помолчав и все, более раздражаясь от неприкрытой наглости этой женщины, коротко бросил:

— Объяснитесь, мадам. — Лицо Джиллиан вспыхнуло:

— Мне еще нужно что-то объяснять? Яснее ясного, что вас следует называть Люцифером и никем другим, потому что только дьявол мог обречь партию ссыльных на тот ад, в котором мы все находимся уже более двух недель!

— Мадам, я просил объяснить ваше присутствие здесь!

— Мисс Хейг.

— Объяснитесь, наконец, мадам, или у вас уже не будет такой возможности!

— Вы что, не слышали, что я вам только что сказала? Я пришла выразить протест против условий, в которых содержатся люди внизу. А мучения и страдания тех, из кого состоит ваш «груз», просто не поддаются описанию. Морская болезнь делает с людьми что хочет, а вы…

— Не переоценивайте мои возможности, мадам. Погода, хорошая или плохая, и морская болезнь, которую она вызывает, не входят в мою компетенцию.

— А мерзкие, кишащие вшами койки и дырявые одеяла, которые вообще не могут защитить от холода, тоже не входят в вашу компетенцию, капитан? А каменные сухари, протухшее мясо и вода, которую не будет пить даже скот? А как насчет куска мыла и воды, чтобы смыть грязь? А глоток свежего воздуха? Или вы решили, что мы не достойны, видеть даже солнечный свет, пока не достигнем берегов Ямайки? Если это так, тогда вы совершили ошибку, сэр. Потому что при таких условиях мы можем не доплыть до Ямайки!

— Вы что, угрожаете мне бунтом, мадам?

— Вот был бы подарочек, а? Тогда можно было бы спуститься вниз и удушить там, наконец, остатки свободолюбия. Нет, сэр! Такой благоприятной возможности я вам не предоставлю. Я пришла сюда с совсем другим предупреждением — внизу свирепствует лихорадка!

— Лихорадка…

— Моя сестра одна из многих, которых поразила эта болезнь. Ее состояние катастрофически ухудшается! Я позвала вашего прислужника и спросила, может ли доктор осмотреть ее. В ответ я услышала, что здесь нет никакого доктора. Я спросила, может быть, есть какое-то лекарство, чтобы облегчить ее страдания. Он ответил, что для нее нет никакого лекарства. Тогда я попросила кружку воды — всего лишь кружку воды! — чтобы она могла смочить пересохшее горло. В ответ услышала, что лишней воды нет даже для тех, кто болен. Когда я потребовала ответить, кто придумал для нас такие бесчеловечные запреты, он сказал что это распоряжение его самого, мистера Барретта и капитана! А когда я сказала ему, что он и остальные, сотворившие это, будут жарится в аду за свою бесчеловечность, он…

Голос у Джиллиан неожиданно сорвался, и Дерек непроизвольно шагнул вперед, но лишь для того, чтобы замереть на месте при виде огромного багрового синяка, заливавшего подбородок, нижнюю губу и щеку девушки, которого он поначалу в полутьме не заметил.

Холодная ярость поднялась в душе Дерека.

— Откуда у вас этот синяк, мадам?

Взяв себя в руки, надменная блондинка, по-прежнему красивая, несмотря на разбитое лицо, не дрогнула под его пристальным взглядом.

— Я получила его за то, что сказала правду. Дерек шумно выдохнул. Его глаза потемнели, взгляд разил, как кинжал. Капитан резко шагнул к двери, широко распахнул ее и гаркнул в коридор:

— Мистер Каттер!

Через секунду Каттер стоял на пороге, в изумлении взирая на Джиллиан.

— Помогите мисс Хейг дойти обратно. Доведите до сведения охранника, что он ответит лично передо мной, если мисс Хейг хоть как-то пострадает за свое недолгое посещение палубы, — мягко, но со скрытой угрозой в голосе проговорил Дерек.

— Слушаюсь, капитан.

Каттер вежливо взял Джиллиан под руку и направился, было к двери. Девушка резко вырвала свою руку и с горящим неподдельной яростью взглядом повернулась к Дереку.

— И это все? А как же быть с нами… со всей этой грязью внизу… страданиями… лекарствами, наконец? Ради Господа Бога, дайте хотя бы лишнюю кружку воды!

— Отведите ее вниз!

Каттер решительно взял Джиллиан под руку, и она с гордо поднятой головой вышла, ни разу не обернувшись.

Глава 4

Над спокойной морской гладью занималось очередное утро. Прошло уже несколько часов, как Джиллиан вернулась на свое место, а Уилл Свифт все еще бросал свирепые взгляды в сторону девушки. После короткого разговора с капитаном гнев Джиллиан только усилился. Увидев свою исхудавшую, лежащую в полузабытьи сестру, она тут же напрочь забыла о неприкрытой угрозе, что таилась в глазах охранника. Свифт был самой настоящей свиньей, как и тот, от кого он получал приказы! Она вообще не будет его замечать.

Презрев всякую осторожность, Джиллиан коротко глянула на койку, где лежал Кристофер Гибсон. Новоиспеченного приятеля уже не было рядом с Одри, когда Джиллиан привели обратно в трюм. Он лежал на своей койке и демонстративно похрапывал. Первый помощник капитана церемонно помог ей спуститься по ступенькам. Свифт как был, так и остался стоять с разинутым ртом и вылезшими из орбит глазами. Однако Джиллиан чувствовала, что Кристофер очень внимательно за всем следит, как ощущала его украдкой бросаемые взгляды: на протяжении всей ночи. И она ужасно мучилась от страстного желания немедленно рассказать ему о своем разговоре с капитаном.

В груди у Джиллиан клокотала самая настоящая ярость. Капитан Дерек Эндрюс показал себя во всей красе. Именно таким она его и представляла: бесчувственный, равнодушный ублюдок, с сердцем таким же черным, как и наряд, который он на себя напялил…

Услышав еле слышный стон, Джиллиан отвлеклась от своих мыслей и повернулась к койке Одри. Светлые волосы сестры потемнели от пота, хотя в трюме было невыносимо холодно. Лицо ее горело неестественным румянцем, она глядела вокруг бессмысленным взором, нашептывая непонятные бессвязные слова.

Джиллиан готова была заплакать от жалости к сестре. Она взяла стоявшую рядом кружку, поднесла ее к пересохшим губам Одри и ободряюще прошептала:

— Попробуй немного попить, дорогая.

Одри перевела вдруг прояснившийся взгляд на Джиллиан и слабо улыбнулась. От этой улыбки Джиллиан стало совсем плохо. Ее сестра, чувствительная и нежная, никогда и в мыслях не державшая ничего плохого, в избытке обладала качествами, которых порой так не хватало Джиллиан. Одри, несмотря на свою застенчивость, когда это было необходимо, великодушно отдавала все, что могла. Джиллиан вспомнила, как Одри нежно заботилась о потерявших мать соседских детях. Несчастные, болезненные, всегда голодные и чумазые малыши обожали Одри, прекрасно разглядев за ее стеснительностью нежное и доброе сердце.

И вот как жестокая судьба вознаградила Одри за бескорыстную заботу о других. Теперь уже в беде была она сама. Тяжкие страдания не оставляли ее ни на минуту, и даже в минимальных удобствах ей было отказано.

Губы Одри слегка приоткрылись, и Джиллиан немного наклонила кружку. Она смотрела, как Одри жадно глотает воду, и невольно несколько раз провела языком по своим пересохшим губам. Не получив дополнительной порции воды, она отдала Одри свою, чтобы та почувствовала хоть какое-то облегчение от снедавшей ее лихорадки. Но Джиллиан прекрасно понимала, что этого слишком мало.

А еще этот холод… Неотступно преследующий холод. Она ужасно боялась, как бы это не стало той последней каплей, которая и убьет Одри.

Джиллиан зябко повела плечами и в очередной раз поправила сестре одеяло — жалкую тряпку, которая не могла остановить непрерывную дрожь, сотрясающую худенькое тело. С каждым часом, проведенным у изголовья сестры, Джиллиан все неотступнее преследовало воспоминание детства. Их мать умерла от воспаления легких, когда они с Одри были еще совсем маленькими. Джиллиан почти не помнила красивое мамино лицо, но что навсегда врезалось в память, так это ее кашель. Тяжелый, удушающий, протяжный, он с каждым днем становился все сильнее и сильнее, пока…

Вдруг в горле у Одри что-то захрипело, и Джиллиан буквально перестала дышать. Краем глаза она увидела, как Кристофер резко сел на койке. Он уже начал вставать, когда Одри вдруг опять задышала нормально. У Джиллиан слезы выступили на глазах от радостного облегчения, к которому добавилась благодарность их новому другу за внимание.

Возле трапа, ведущего на палубу, послышался какой-то шум, и, повернувшись, Джиллиан увидела, как Уилл Свифт устремился вверх по ступенькам. На полпути он остановился перед хорошо знакомой широкоплечей затянутой в черное фигурой. Следом за капитаном спускался и первый помощник. Свифт заговорил громко и испуганно, его слова были отчетливо слышны в наступившей тишине:

— У меня приказ господина Барретта, капитан. Вам нельзя сходить вниз, к этому отребью.

Даже с такого большого расстояния Джиллиан увидела, как окаменело лицо капитана. Его резкий ответ прозвучал, как удар бича:

— Убирайся с дороги!

Свифт попятился назад, в явной панике уступая дорогу капитану. Джиллиан находилась за койкой Одри и поэтому могла, не боясь быть замеченной, наблюдать за происходящим. Капитан медленно шел по узким проходам между койками, и новая волна презрения к этому человеку захлестнула Джиллиан.

Мерзавец… В темных глазах не было и следа сочувствия. Его взгляд рассеянно скользил по неимоверно грязному полу, тесно сдвинутым койкам, будто все увиденное было в порядке вещей.

Джиллиан вся напряглась, когда он на секунду приостановился около их коек, глянул на нее, на лежащую Одри и, не сказав ни слова, двинулся дальше. Несколько минут спустя он с бесстрастным выражением лица уже поднимался обратно на палубу.

Негодяй… негодяй… какой же негодяй с трудом сдерживая слезы отчаяния, Джиллиан повернулась к Одри. Он все это сделал специально, чтобы лишний раз порисоваться — вот он я, капитан, я здесь царь и бог! Даже пальцем не пошевелил, чтобы как-то помочь несчастным страдальцам, заживо погребенным в трюме!

Дрожа от волнения, Джиллиан наклонилась, чтобы погладить горячую щеку Одри, и ее произнесенные едва слышным шепотом слова прозвучали, как клятва:

— Одри, я обязательно что-нибудь придумаю…

Увидев, что Джиллиан что-то шепчет на ухо своей сестре, Кристофер посмотрел в сторону трапа. Капитан на миг остановился, обернулся и таким взглядом посмотрел на девушку, что юноша едва не подпрыгнул от изумления.

Так вот, значит, что…

Джиллиан ничего не заметила. Кристофер видел на ее измученном лице неподдельное отчаяние. Одри металась в забытьи, и, судя по всему, жить ей осталось не больше недели.

— Что все это значит, капитан?!

Джон Барретт просто раскалился от злости! Приказать ему явиться к себе в каюту и даже не дать возможности закончить завтрак — это самое настоящее надругательство! Не желая подчиняться возмутительному требованию, он раздраженно указал на дверь обоим неотесанным болванам, которых прислал капитан. В ответ они схватили его и насильно, как какое-то отребье, притащили в каюту капитана!

И вот он стоит здесь, его крепко держат за руки два здоровенных матроса, а капитан, этот хам, сидит в своем кресле и даже не удосужился поднять на него глаза!

Коренастая, приземистая фигура Барретта буквально распухала от сдерживаемой ярости. Его бычья грудь бурно вздымалась, глаза выпучились, и он непроизвольно облизывал губы, что было признаком предельного возмущения. Он все больше и больше становился, похож на огромную жабу, особенно когда дергался, пытаясь освободиться от железной хватки матросов.

— Прикажите своим людям немедленно отпустить меня или, клянусь всеми святыми, вы горько пожалеете об этом…

— Советую вам выбирать выражения, Барретт. — Дерек Эндрюс поднял взгляд от лежащего перед ним на столе гроссбуха и холодно в упор посмотрел на суперкарго. Потом неторопливо встал из-за стола и добавил: — Похоже, вы вляпались… и вляпались весьма прилично.

— Значит, я вляпался! — в уголках толстых губ Барретта запузырилась слюна. — Я что вам сказал, Эндрюс? Прикажите вашим людям отпустить меня!

— Мои люди отпустят вас, когда я сочту это нужным, и не раньше. На данный момент я не вижу никаких причин для такого приказа.

— Да я вас… — Барретт безобразно задергался между двух матросов, пытаясь справиться с бешенством. Наконец он овладел собой. — Ладно, капитан, ваша взяла. Чего вы от меня хотите?

— Всего лишь убедительных разъяснений по поводу условий, в которых содержатся люди внизу.

— Условия внизу? — Барретт сделал непроизвольную попытку шагнуть вперед. Он по-звериному оскалился, когда неимоверным усилием попытался высвободить руки. — Да вам-то что за дело до этого? За груз отвечаю я и только я!

— Внизу полным-полно больных! Какую помощь вы им оказываете?

— Да как вы смеете допрашивать меня! — взорвался Барретт.

— Отвечайте на мой вопрос! Как вы помогаете больным?

— Да никак! Никак, черт возьми! Выносливые выживут! — Капитан вдруг успокоился и ровным голосом поинтересовался:

— Ну, а остальные? Те, которые не выносливые?

— Остальные дерьмо! Убытки! Чем раньше мы избавимся от них, тем лучше!

— Вот как… — Темные глаза капитана недобро вспыхнули, и он продолжил с угрозой в голосе: — Я не буду спрашивать у вас, как проходили предыдущие перевозки, потому что в данный момент это не имеет никакого значения. Дело в том, что это мой корабль, и на своем корабле я не позволю вам перевозить людей в таких условиях. Это судно никогда не станет плавучей тюрьмой со всеми ее ужасами.

— Позвольте напомнить вам, что в подписанном вами контракте оговорено, что…

— К чертовой матери этот контракт! — Капитан шагнул еще ближе. Барретт почувствовал его горячее дыхание на своем лице, когда тот буквально вколачивал в него резкие слова: — Вы лично проследите, чтобы от свинства внизу не осталось и следа! Вы будете выдавать людям столько еды, сколько им действительно требуется, а больных будете кормить еще и дополнительно! Тем, кто захочет, вы выдадите мыло и воду для мытья. И советую поторопиться с наведением порядка внизу, иначе этим займусь я! Зарубите это себе на носу, мистер Барретт!

— Да у вас нет никакого права…

— Вы поняли, что я сказал?

— Ублюдок…

Лицо капитана превратилось в неподвижную маску, и он вкрадчивым голосом, четко разделяя слова, повторил:

— Вы… меня… поняли?

— Да, понял! — процедил Барретт.

Капитан выдержал небольшую паузу, чтобы его слова прозвучали спокойно, потом перевел взгляд на матросов, все еще крепко державших взбешенного суперкарго за руки:

— Доставьте мистера Барретта обратно в его каюту. Из горла Барретта вырвалось сдавленное рычание, когда он в очередной раз попытался вырваться:

— Прикажите этим болванам отпустить, меня, Эндрюс, или вы всю жизнь будете жалеть об этом!

Капитан молча повернулся к нему спиной. Матросы слегка приподняли Барретта и, не особенно церемонясь, выволокли из каюты.

Дверь с негромким щелчком закрылась за вопящим от возмущения Барреттом. Дерек не испытывал никакого удовлетворения от произошедшей между ними горячей стычки.

— Да, конечно, такие, как Барретт, отнюдь не редкость…

Дерек подошел к иллюминатору и замер, зачарованный игрой солнечного света на морской глади. Мучительные воспоминания снова начали бередить душу. Он на собственной шкуре испытал все, что увидел сегодня в трюме. Тюрьма на Ямайке была таким же «очаровательным» местечком — душная, вонючая камера, кишащая крысами; омерзительная еда; постоянная жажда и тяжесть оков, которые до костей натирали запястья и лодыжки. На Ямайке, правда, не было такого пронизывающего холода, но зато донимала невыносимая жара. Отсутствие шторма Ямайка в полной мере компенсировала бесконечной, до невыносимой ломоты в спине рубкой сахарного тростника. Но мучения были совершенно такими же. И такой же была постоянная тошнота, и тюремщики так же упивались своей властью над беспомощными людьми.

Пять лет его жизни навсегда отняла такая же тюрьма…

Знакомое, обрамленное огненно-рыжими волосами лицо снова всплыло у него перед глазами, и тьма в его душе сгустилась еще сильнее. Дереку едва исполнилось двадцать лет, когда он, нанявшись матросом на «Ветер Короны», впервые попал на Ямайку. Большую часть своей жизни он прожил самостоятельно. Море было его родным домом и тем единственным местом, где он обретал успокоение, а женщины если и появлялись в его жизни, то лишь как мимолетные гостьи. И он был вполне доволен этим, пока не встретил Эммалину.

Дочь вечно пьяного и нищего надсмотрщика с сахарных плантаций с огненными волосами и глазами зелеными, как море, Эммалина была самой красивой женщиной, какую он когда-либо встречал. Дерек вновь с поразительной ясностью вспомнил, как впервые встретил ее на Кенсингтон-стрит. Он просто остолбенел. Никто в мире не смог бы убедить его, что невинность в этих огромных зеленых глазах — лишь искусное притворство, как никто не сумел вселить в него сомнение в искренности ее любви, когда она лежала в его объятиях.

Самым странным было то, что даже после всего происшедшего между ними Дерек все еще был уверен в искренности ее любви. Она любила его, по-своему, но любила.

Он задержался на этой мысли и нахмурился. К несчастью, сейчас Дерек был так же уверен в ее любви, как и тот британский матрос, в чьих объятиях он застал Эммалину, Дерек поднес к лицу невольно сжавшиеся кулаки. Когда он увидел их, Эммалина насмешливо улыбнулась ему в лицо. Он не мог вспомнить, как между ним и британцем началась драка. Единственное, что все время отчетливо стояло перед его глазами, так это труп зверски избитого им британца. Он лежит в луже крови у его ног, Дерек поворачивается к Эммалине, а она… она улыбается.

Все годы, что Дерек провел в тюрьме, эта улыбка мучила его. Она преследовала его на плантациях, где он гнул спину под, нещадно палящим солнцем, изводила бесконечными ночами, когда он страдал от бессонницы в своей камере, терзала при каждом позвякивании кандалов. От этой улыбки умерла частичка его души.

А Эммалина процветала. Вскоре, после того как, он был осужден, она вышла замуж за богатого плантатора в два раза старше нее. Этот человек мог дать ей все.

Почти все…

Образ рыжеволосой девушки вернулся, чтобы снова терзать его. Он призывно манил таким страстным молчаливым обещанием, что Дерек в отчаянии скрипнул зубами.

Нет, Эммалина, второго раза не будет.

Неожиданно у него перед глазами в обрамлении воздушных белокурых волос возникло совсем другое женское лицо, по красоте не уступавшее лицу Эммалины. Дерек еще сильнее насупился. Одна стоит другой. Каждая по-своему опасна и несет зло, и от обеих лучше держаться подальше.

Видение прозрачных голубых глаз вернулось с новой силой. И нарастающее напряжение в паху едва не опровергло все его умозаключения.

К чертовой матери! Нет! К черту их обеих! Не хочу! Дерек с треском захлопнул за собой дверь каюты, и навязчивые призраки, наконец, оставили его.

— Господин, да не виноватый я!

Гнусавый голос Свифта упал до умоляющего хныканья от одного только вида багрового от бешенства лица Джона Барретта. Таким разъяренным Свифт его еще ни разу не видел. О том, каким ужасом был охвачен охранник, яснее ясного говорило темное мокрое пятно, расползшееся по штанине. Тем не менее, Свифт продолжал стоять на своем:

— Это все белокурая стерва! Это все она, господин! Она в темноте проскользнула у меня и у ребят за спиной и прямиком отправилась к капитану! Я и понятия не имел, что она выбралась на палубу, пока Каттер не привел ее назад. А наутро приперся капитан и полез вниз. Что я мог сделать, господин?

— Так, значит, она ходила к Эндрюсу… — Ослепляющая ревность захлестнула Барретта. — Эта зараза, небось, сполна заплатила ему за то, что он влез в мои дела. Ничто другое не толкнуло бы этого твердолобого ублюдка на нарушение контракта!

— Сэр, она не заплатила ему ни пенни, клянусь!

— Идиот! — Барретт бросил на Свифта уничтожающий взгляд. — У такой бабы, как Джиллиан Хейг, в избытке имеется то, что получше денег!

— Да как же она… то есть, как же он… — Свифт затряс лохматой головой. — Все тут знают, что эту женщину вы приглядели для себя и…

Барретта аж перекосило. Свифт смущенно умолк.

— Значит, все тут знают? — ядовито осведомился суперкарго.

Свифт невольно подался назад.

— Да нет, никто ничего такого не говорит про вас, сэр! Ну, это… ну, все знают, что вы завсегда получаете то, на что положите глаз. А эта девка и не стоит вас, право, сэр, и капитан тоже… уж очень он, это, требует много. И он…

— Мне плевать на то, что ты думаешь о капитане Эндрюсе! — взревел Барретт и злобно расхохотался при виде помертвевшего охранника. Свифта просто затрясло, когда Барретт шагнул еще ближе. — Ты у нас начальник охраны, вот и расхлебывай всю эту кашу!

Свифт, судорожно сглотнув, ответил каким-то странным подергиванием головы.

— Я… это… справлюсь, господин, не думайте там ничего такого… но я ведь обещал, что не…

— Все, закончили со всеми обещаниями! Я понес убытки! Капитан имел наглость приказать мне навести внизу порядок: кормить лучше, воды давать больше… ухаживать за больными… вообще обращаться с этим вонючим сбродом, как с господами! Ничего себе шуточка! Я не собираюсь этим заниматься! И не позволю этой белокурой говнюшке изгаляться надо мной на пару со своим ублюдочным любовником! — Барретт вперил горящий взгляд в побелевшее лицо охранника. — И ты у меня еще ответишь за причиненный ущерб!

— Не виноватый я, господин! — Свифт умоляющее заломил руки. — Вы же знаете, я завсегда служил вам Верой и правдой! И сколько раз мы вместе в плавание ходили. И ничего такого не было. Все из-за этой стервы, господин! Кабы знать, я врезал бы ей по роже так, что она уж никогда бы не встала!

— Ты что, врезал ей? — Барретт даже глаза сощурил. — Следы остались?

— Да не так чтоб уж очень заметно. Но она сама напросилась, господин… Терпежу не было никакого.

— Куда же ты ей врезал?

— По зубам, господин… чтоб она заткнулась.

— Идиот! Конечно, она тут же кинулась к этому ублюдку! Разбитой-то рожей кого хочешь убедишь!

— Сэр, да я же не хотел! Я ж не знал, что она на такое решится! — Свифт испытывал один лишь животный ужас. Ему уже доводилось видеть тех, кого за нерадивость наказывал Джон Барретт. Поэтому он был готов на все, лишь бы избежать наказания. Мысли Свифта без труда можно было прочесть на его перекошенном от страха лице: — Господин, я все сделаю! Только скажите что, и все будет путем! Только скажите, чего вам надо! — еле ворочая языком, проговорил он.

Барретт, наслаждаясь растущей как на дрожжах паникой Свифта, мысленно расхохотался. Тупой кретин, наложивший в штаны от страха! Прямо чудо какое-то, что этот недоумок до сих пор умудрялся не путать ему карты. Но от ужаса в глазах Свифта была своя польза, а уж кому; как не Джону Барретту, знать истинную цену страха.

Со знанием дела выдержав паузу, чтобы охранник совсем ополоумел от ужаса, Барретт мягко проговорил:

— Значит, Свифт, ты хочешь поправить дело… ради меня, так?

— Так точно, сэр, — дрожащим голосом ответил Свифт. — Я все исправлю. Только скажите.

— Ты можешь искупить свою вину только одним… сам знаешь чем. Если ты, конечно, не баба.

— Я не баба, сэр, вот увидите, клянусь! — Барретт еще немного помолчал, потом повернулся к стоящему на столе открытому ящику и сунул туда руку. Его пальцы плотно обхватили холодную рукоятку пистолета, и Барретт довольно улыбнулся. Улыбка превратилась в плотоядную усмешку, когда он вытащил пистолет из ящика и показал его Свифту.

— Один выстрел, тело за борт, ты опять на коне, и я все забуду.

— Выстрел, сэр? — мокрое пятно на штанах Свифта расползлось еще шире. — Это вы про капитана, сэр?

— Про капитана.

У Свифта глаза вылезли из орбит.

— Ну а ежели он…

— Выстрел в темноте, труп за борт — и все! Но если ты не способен сделать это и доказать мне свою преданность… — Барретт замолчал на полуслове, чтобы сказанное получше дошло до охранника, и резким движением протянул Свифту пистолет. — Мне нужно, чтобы все было сделано быстро… Сегодня ночью, когда Эндрюс будет обходить вахтенных.

Свифт завороженно смотрел на оружие, потом протянул трясущуюся руку. Он с такой силой схватился за рукоятку, что побелели костяшки пальцев.

— Все будет сделано, сэр. Сегодня ночью. — Пятясь задом, охранник неуклюже вывалился из каюты в коридор. Барретт презрительно фыркнул. Перетрусивший болван! Конечно, он сделает все. Еще бы! Он так перепуган, что ослушаться просто не способен!

Барретт громко захохотал, обтер ладонью потное лицо и направился к столу. Сделав несколько шагов, он скосил глаза на треснувшее зеркало, подошел поближе и принялся внимательно рассматривать свою физиономию, постепенно расплываясь в улыбке.

Отталкивающий, значит? Ничего, когда капитан сгинет навсегда, бразды правления перейдут к Каттеру. Но власть на корабле уже будет не его, а Барретта. Тогда эта норовистая кобылка быстро найдет его привлекательным! Она будет в полной его власти. Они все будут в полной его власти, все, каждый человечишка на этой посудине!

Вдруг Барретт нахмурился. Не забыть бы избавиться от Свифта, чтобы этот трусливый дурак никогда не смог его продать. Устроить это легче всего в порту, там его никто и не хватится.

А пока надо сделать вид, что он подчинился капитану. Сегодня на ужин этому сброду внизу подадут горячую еду, а может быть, даже и чай! Грязные мерзавцы глазам своим не поверят!

По лицу Барретта расплылась мрачная улыбка. Очень скоро все они дорого заплатят за то, что капитан сунул нос не в свое дело. Выживают лишь самые выносливые, разве не так, капитан? Его позабавила мысль, что самоуверенный глупец, возможно, считает себя одним из них.

Вот здесь-то он и ошибается.

Джиллиан, не веря своим глазам, разглядывала еду, которую им подали на ужин. Плошка супа, большой кусок хлеба и чашка горячего ароматного чая…

И не играло особой роли, что по краям плошки с супом уже начал застывать жир, что в куске мяса, лежащем на дне, было слишком много жил… Ей не пришло в голову пожаловаться на то, — что хлеб малость заплесневел. А что касается чая…

Джиллиан потянулась за чаем, настороженно поглядывая по сторонам, будто кто-то собирался вырвать чашку у нее из рук, и застыла, встретив полный ненависти взгляд Уилла Свифта.

— Правильно делаешь, что боишься, — хриплый шепот Свифта предназначался только для ее ушей. — Небось, думаешь. Что утерла всем нос, а? Не тут-то было, красавица. Ой, как ты ошибаешься! Да ладно, лопай свою жратву, будет потом что вспомнить! — Взгляд Свифта потяжелел. — Я слово себе дал, что все следующие дни тебе надолго запомнятся.

— Ничего у тебя не выйдет — меня не запугаешь. Я прекрасно знаю, чего ты стоишь, — резко ответила Джиллиан, стараясь не обращать внимания на холодок страха, медленно ползущий по спине. Ее глаза гневно вспыхнули. — Ты низкий, подлый человечек, которого и по имени то назвать стыдно.

— Сволочь… — выдохнул Свифт и буквально затрясся от злобы. — Моя бы воля, я бы быстренько с тобой разобрался, делов-то кот наплакал. Да господин Барретт не такой, кажись, он тобой всерьез заняться хочет, и все тогда будет в лучшем виде, потому как он лучше меня с тобой разберется. Ну, а когда он с тобой закончит, ты вернешься ко мне… — Свифт загоготал, и у Джиллиан мороз по коже пополз от этих звуков. — Кажись, я тебя, наконец, достал! Готовься к гулянке! А теперь, ваше высочество, иди и нажрись до отвала. Слово даю — все, чего обещал, получишь на полную катушку.

Свифт, довольно посмеиваясь, пошел дальше, оставив Джиллиан в глубоком ужасе. Какой гаденыш… злобная, подлая тварь. Хуже всего/было то, что охранник вовсе не шутил.

Взглянув на Одри, Джиллиан с облегчением вздохнула. Слава Богу, ее любимая сестра в своем забытьи не слышала угроз Свифта. Она должна надеяться, что сумеет уберечь Одри, она просто обязана… Что-то надломилось в душе Джиллиан, и она почувствовала, как глаза неудержимо наливаются горячими слезами. Она первый раз за все время плавания получила горячую пищу, однако не питала никаких иллюзий относительно будущего. Ясное дело, это приказ капитана, вот откуда такая озлобленность Свифта. Но она не обманывалась и на сей счет: капитан сделал это отнюдь не от избытка доброты. Она разговаривала с ним и прекрасно почувствовала его холодность и расчетливость. Помнила, как он взирал на мучения, которые претерпевал его «груз». Ни тени сочувствия не скользнуло по его красивому бесстрастному лицу. Просто он сообразил, что она сказала правду, — если ничего не предпринять, в порт назначения он никого не привезет. Она привлекла внимание капитана Дерека Эндрюса к тому, что было для него самым ценным «с» этом корабле. Все дело в прибыли, в наваре. И, убедившись в правильности ее слов, он немедленно предпринял шаги, чтобы не потерять ни фунта.

Одри слабо шевельнулась, открыла глаза, и это отвлекло Джиллиан от безрадостных мыслей. Со слабой, улыбкой Одри еле слышно спросила:

— А куда ушел папочка? Мне стало так хорошо, когда я его увидела.

Джиллиан положила ладонь на лоб сестры и едва не отдернула руку — лоб пылал. Джиллиан поправила подушку, потом взяла плошку, осторожно зачерпнула ложкой быстро остывающий суп и поднесла ко рту Одри.

— Успокойся, дорогая. Нам сегодня принесли такой вкусный суп. Поешь немного, и тебе сразу станет лучше.

Послушно приоткрыв рот, Одри с видимым усилием сделала глоток и снова заговорила о том же:

— Я хочу увидеть папочку, Джиллиан. Пожалуйста, скажи ему об этом, хорошо? — Она огляделась вокруг. — Мне здесь совсем не нравится. Я попрошу его забрать меня отсюда домой.

Сдерживая слезы, Джиллиан все-таки сумела улыбнуться:

— Папа отошел на минутку, дорогая. Но он скоро вернется, и тогда ты с ним поговоришь. А пока ты должна доесть суп, а после мы выпьем горячего чаю.

— Чай? — У Джиллиан защемило сердце, когда она увидела в тусклых глазах Одри слабую искорку радости. — Папочка принес нам чай, да?

— Конечно, дорогая. Но сначала давай доедим суп, хорошо?

Одри съела еще несколько ложек, потом устало закрыла глаза и едва слышно прошептала:

— Джиллиан, я так устала. Скажи папочке, что я хочу увидеться с ним… пожалуйста, Джиллиан…

— Непременно скажу, дорогая, но…

— Когда он придет домой, он… я…

Голосок Одри сам собой угас, и душу Джиллиан затопило чувство безнадежности. Состояние Одри ухудшалось буквально на глазах.

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Джиллиан обернулась и встретилась е полными сочувствия глазами Кристофера.

Он все слышал.

В горле у Джиллиан стоял комок, и ей захотелось узнать, а понимает ли он, что Одри может не дожить до конца недели.

Дерек положил перо и внимательно перечитал последнюю запись, только что сделанную им в вахтенном журнале. С удовлетворением закрыв журнал, он бросил рассеянный взгляд в иллюминатор на серебристую лунную дорожку, что бежала по спокойной глади моря. Черный бархат неба был заткан яркими звездами.

При звуке корабельного колокола Дерек нахмурился. Один, два, три, четыре, сосчитал он про себя. Десять вечера. Половина ночной вахты позади. Надо пойти и перед сном все еще раз проверить. День был долгим и трудным.

Дерек заставил себя подняться из-за стола, лениво потянулся всем своим мускулистым телом и взял плащ. Выйдя на палубу, он приостановился и не спеша огляделся. Дул холодный ночной бриз, мачты негромко поскрипывали, волны мягко плескались о борт — вот и все звуки, наполнявшие ночную тишину. Дерек с удовольствием, всей грудью вдохнул свежий ночной воздух. Две недели поистине адских мучений, когда он почти приучил себя к мысли, что «Воин зари» не выдержит ударов бесконечных штормов. Впереди лежали шесть недель плавания в неизвестность. Да еще возможная нехватка провианта и бесчисленные проблемы с необычным «грузом». Дерек еще раз глубоко вздохнул и залюбовался бесконечной лунной дорожкой на неподвижной поверхности воды, что, казалось, вела прямо на небеса. И вскоре почувствовал знакомый душевный подъем.

Море было суровым и требовательным хозяином, который частенько становился жестоким. Но море было и ласковой, очаровательной хозяйкой, которая баловала своих любимчиков. Эта последняя проверка ночной вахты была его свиданием с этой самой хозяйкой. Она всегда радовала Дерека своей красотой, и он знал, что…

Еле слышный шорох слева заставил капитана мгновенно насторожиться. Снова шорох, шаркнула нога, сиплый вдох…

— Все правильно, капитан, — тихо проговорил знакомый гнусавый голос. Дерек начал медленно поворачиваться в его сторону. — Да, капитан, можете повернуться и взглянуть на того, кто собирается сегодня ночью отправить вас к праотцам.

Тусклый блеск металла привлек внимание Дерека, и он оказался лицом к лицу с прятавшимся в темноте худым трясущимся типом. Нервы у Дерека были натянуты как струна, но, тем не менее, он ответил обманчиво беспечным тоном:

— Глупая шутка, Свифт. Не смешно.

— А я и не думал шутить, сэр! — Голос у Свифта заметно дрожал. Рука, нацелившая пистолет прямо ему в сердце, тоже ходила ходуном. Палец, плотно прижатый к спусковому крючку, судорожно подергивался. Дерек ясно сознавал, что двинься он сейчас, и ему не избежать пули. — Мне тоже не смешно, как и вам.

— Тогда зачем затягивать эту глупость?

— Вы что, и вправду без мозгов? — вдруг охрипшим голосом поинтересовался Свифт. — Неужто не видите, что я не шучу? Я сохраню свою жизнь, только если отниму вашу! Меня послали убить вас!

У Дерека вдоль позвоночника пробежали мурашки, что никак не было связано с прохладным вечером.

— Мне спросить, кто приказал вам это сделать?

— Да кто же еще? — мотнул головой Свифт. — Господин Барретт, конечно.

Дерек шагнул, было вперед, но замер на месте от окрика Свифта:

— Назад, капитан, не то застрелю!

— Похоже, ты не такой дурак, как я думал.

— О чем это вы? Вы держали меня за дурака? Дураков пруд пруди, но я не из таких. Господин Барретт тоже считает меня дураком, — усмехнулся Свифт. — Он думает, я ничего не соображаю и не догадаюсь, что быстренько отправлюсь вслед за вами на тот свет, ежели сегодня ночью выполню его приказ. — Свифт недоверчиво покачал головой: — А все из-за этой белокурой стервы! Она наложила проклятие на это плавание, клянусь!

— Это ты о мисс Хейг?

— О ком же еще? Это все она! — Свифт совсем потерял голову. — Корчит из себя благородную перед господином Барреттом, потом идет и ложится с вами, чтоб ее забрали снизу…

— Это Барретт так думает?

— Ага, точно! Он бесится от зависти, а она его ни в грош не ставит, делает из него дурака только так… да еще натравливает на тех, кто ему всегда служил версии правдой!

— Натравливает на тебя?

— Точно! — в голосе Свифта появились умоляющие нотки, и дуло пистолета начало медленно опускаться. — Да не хочу я вас убивать, капитан… тем более что господин Барретт все равно в покое не оставит и пришьет, чтобы я не растрепал про все эти дела. Вот с чего я с вами сейчас и говорю.

— Ты очень мудро поступаешь, Свифт, и сделал самый правильный ход. — Дерек снова шагнул вперед, и дуло мгновенно нацелилось ему в грудь. Тогда он, не сводя глаз с пистолета, проговорил как можно более дружелюбно: — Ты прав. Если бы ты убил меня, то обязательно отправился бы следом. Барретт не оставил бы тебя в живых. — Чуть помолчав, Дерек спросил: — И каков же был план?

— Я должен был застрелить вас и выкинуть за борт, а господин Барретт взял бы власть на корабле в свои руки и разобрался бы со всеми.

— И что, тебе очень хочется, чтобы это случилось? — Дерек пристально посмотрел Свифту в лицо. — Ты действительно хочешь, чтобы Барретт стал здесь полновластным хозяином?

— Упаси Господь, сэр! Я же об этом и говорю! Он тогда убил бы меня… я точно знаю,

— Тогда зачем ты все еще целишься в меня? Свифт помолчал, потом тихо ответил:

— Да я ждал вас, чтоб вы уговорили меня не стрелять… думал, что вы за это вознаградите меня.

— Вознаградить тебя за то, что ты наставил мне в грудь пистолет?

— Точно. Но это была бы скромная награда, сэр. — Чего же ты хочешь?

— Чтоб вы защитили меня от господина Барретта.

— Защитить? Тебя? Да у тебя же есть пистолет. Наведи его на своего господина и защитишь себя лучше всякого другого, разве не так?

— Я не убийца, сэр.

— Даже если на карту поставлена твоя жизнь? — Свифт медлил с ответом. Глаза его испуганно забегали.

— Да кто же захочет расстаться со своей жизнью, сэр? Я такой, какой есть, и не думаю, что там мне будет лучше, чем здесь, вот так.

— И дальше что?

— Я прошу всего лишь гарантий… что вы не дадите ему до меня добраться, пока мы все на борту вашего корабля. Мне больше ничего не надо, и коли согласны, я отдам пистолет. Ну не хочу я вас убивать, и все тут…

— Потому что я тебе нравлюсь…

— Да нет! — хмуро ответил Свифт. — Не нравитесь! Только вы мне не настолько противны, чтобы я хотел увидеть, как вы помрете у меня на глазах и от моей руки, сэр!

Дерек почувствовал почти непреодолимое желание улыбнуться, когда медленно протянул руку к дрожащему охраннику:

— Я даю тебе слово, Свифт. От дай мне, пожалуйста, пистолет.

— А не обманете?

— Дай мне его, пожалуйста.

Когда в его ладонь легла мокрая от пота рукоятка пистолета, желание улыбнуться сразу куда-то исчезло. Он резко повернулся на каблуках и бросил через плечо:

— Следуй за мной.

Громкие шаги в коридоре заставили Барретта насторожиться. Запертая дверь каюты внезапно затрещала под тяжелыми ударами и через мгновение с грохотом распахнулась. Барретт резко сел на койке, но ворвавшиеся в каюту матросы уже Грубо схватили его и поставили на ноги. Он возмущенно завопил:

— Что все это: значит? Вы что, с ума сошли? Я требую…

И он в изумлении запнулся, когда в проеме двери, появился капитан Эндрюс, а за его спиной маячила знакомая, съежившаяся от страха фигура. Барретт судорожно сглотнул. — Я, я требую объяснений, капитан!

— Не тратьте попусту времени, Барретт! — Эндрюс в несколько размашистых шагов пересек каюту и угрожающе навис над низкорослым суперкарго. — Если бы я был другим человеком, то сделал бы с вами то, что вы собирались сегодня ночью сделать со мной. Это было бы легче всего,

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — У Барретта прервался голос, и он бросил злобный взгляд на Свифта. — Если этот что-то наговорил вам про меня, не верьте, — это ложь! Я устроил ему сегодня взбучку за тот свинарник, что он развел внизу. И предупредил, что доложу обо всем директорату компании, когда мы прибудем в порт. Он чуть с ума не сошел от злости и, как вижу, теперь пытается отыграться на мне!

Вместо ответа капитан протянул Барретту его пистолет. Барретт как-то неестественно дернулся и завизжал:

— Свифт выкрал его у меня из каюты!

— Я не делал этого, сэр! — Свифт резко шагнул вперед. — Он все врет! Я такими делами не занимаюсь. Я ж не дурак! Сделай я это, и мне конец.

— Это ты лжешь, негодяй! — угрожающе прошипел Барретт. — И ты ответишь за это!

— Ну нет, да вы что! Это ж вы хотели покончить с капитаном, это вы хотели застрелить его, вы! И ждали, что я приду и скажу, что дело сделано, вот так!

— Довольно! — с выражением презрения на лице капитан подал знак своим людям, и они еще крепче стиснули руки Барретта.

Когда его потащили из каюты, Барретт успел проорать:

— Прекратите, слышите! Я требую… Я хочу знать, что вы собираетесь со мной сделать!

И он продолжал орать даже тогда, когда за его спиной с лязгом захлопнулась железная дверь корабельного карцера.

Глава 5

— Она умирает, да?

Вопрос, заданный дрожащим голосом, нарушил полночную тишину трюма. Кристофер Гибсон присел рядом с безутешной Джиллиан, не сводившей глаз с бледной, изможденной Одри, тихо и неподвижно лежавшей на койке.

Два дня назад Джон Барретт был лишен своей должности, и обитателям трюма стало полегче. Не будь состояние ее сестры столь ужасным, Джиллиан от души порадовалась бы, что эта жирная жаба попала в корабельный карцер, и теперь узнает, что такое лишения и невыносимый холод. За что Барретт был арестован, никто не знал, но она была уверена, что это не имело никакого отношения к его безобразному обращению с «грузом». Если бы Джиллиан не была так изнурена и измучена отчаянием, то непременно от души посмеялась бы над идиотизмом подобной мысли. Скорее всего, Барретт чем-то насолил капитану, вот и все. Она знала, что ничто другое не подвигло бы этого холодного темноглазого субъекта на столь решительный шаг.

В любом случае результат налицо: несмотря на все свои громкие протесты и угрозы отомстить, Барретт был благополучно посажен под замок два дня назад. На следующее утро Уилл Свифт и остальные охранники принесли вниз бадьи с водой и куски простого мыла, чтобы ссыльные могли помыться и привести в порядок помещение. Некоторые с радостью воспользовались нежданно свалившейся счастливой возможностью, но большинство отказалось.

Джиллиан стиснула зубы, вспомнив короткое посещение капитаном трюма вскоре после этого знаменательного события. Он явно остался недоволен тем, что так мало людей пожелало воспользоваться водой и мылом. Она заметила в его взгляде неприкрытое презрение и что-то еще, непонятное, обжигающее, когда он мельком посмотрел на нее.

Капитан не проявил никакого сочувствия к больным, в том числе и к Одри, и возмущению Джиллиан не было предела. Девушку так и подмывало высказать ему в лицо все, что она о нем думает, но Одри снова зашлась в изнуряющем кашле, и она тут же забыла о своем намерении. Когда же Джиллиан подняла голову, капитана уже не было.

Горячую пищу продолжали приносить один раз в день вместе с бесценными чашками чая. Вода и мыло выдавались теперь по первому требованию. Охранники стали более сдержанными на язык, а Уилл Свифт все время держался от нее на почтительном расстоянии.

Но даже эти незначительные благодеяния для некоторых пришли слишком поздно.

Один из ссыльных уже умер, и, если она не ошибается, следующим будет вон тот седой мужчина в углу.

Сердце Джиллиан тревожно забилось. Лихорадка у Одри не проходила, и сестра за последние дни сдала очень сильно. По ночам она все звала и звала отца, и тогда Кристофер, движимый состраданием, вставал и присаживался на краешек койки Одри. Лишь тепло его ладони в ее худенькой руке способно было успокоить девушку, и она засыпала.

Он и сейчас, примостившись в проходе между койками, держал Одри за руку. Джиллиан вгляделась в его молодое, заросшее бородой лицо. Полутьма трюма была наполнена храпом, придушенным кашлем, тяжелым дыханием спящих и бессвязным бормотанием мечущихся в беспамятстве больных. На ее вопрос о судьбе Одри Кристофер так и не ответил, лишь сочувственно посмотрел ей в глаза.

У Джиллиан перехватило дыхание. Кристофер все эти тяжелые ночи неизменно оказывался рядом. Она слышала, как он шептал, ободряющие слова заговаривающейся в жару Одри и даже сумел вызвать у нее улыбку, хотя Джиллиан была уверена, что на это у ее сестры уже не осталось сил. Она видела в его глазах глубокую, искреннюю симпатию к Одри, и это его молчаливое присутствие трогало сердце девушки и дарило надежду.

Он стал ее другом. Вера в эту дружбу и заставила Джиллиан повторить свой вопрос:

— Она ведь умирает, да?..

Даже при тусклом свете он видел напряженный взгляд Джиллиан. Кристофера потрясла прямота, с которой она требовала от него ответа. Он все еще держал Одри за горячую безвольную руку. Велико было искушение выпустить ее и обнять, утешить Джиллиан, но он не решался как из-за Одри, так и из-за себя самого.

С самого начала Кристофер был решительно настроен, не принимать близко к сердцу беды, валившиеся на головы обеих сестер. Но в какую-то из этих ночей, когда его в очередной раз охватили странное беспокойство и искреннее стремление помочь, вся его решительность исчезла, как дым, и их проблемы стали его проблемами.

Джиллиан пыталась поймать взгляд Кристофера и прочесть в его глазах то, о чем он так старательно избегал говорить. И когда она снова обратилась к нему, слова ее прозвучали почти как утверждение:

— Одри умирает?

Дыхание Одри стало хриплым, словно подтверждая слова Джиллиан, и Кристоферу ничего не оставалось, как сказать правду:

— Да.

Джиллиан побледнела так сильно, что это стало видно даже в царившей вокруг полутьме. Кристофер невольно шагнул к ней, но тут же остановился, увидев на лице девушки уже знакомую непреклонную решимость.

— Я не дам ей умереть.

— Здесь уже не о чем говорить, черт возьми! — взорвался Кристофер и быстро огляделся по сторонам. К счастью, его вспышку никто не заметил. Он выпустил, наконец, руку Одри, схватил Джиллиан за плечи, оказавшиеся на удивление хрупкими, и легонько встряхнул ее. — Послушай, Джиллиан. Ты уже сделала все, абсолютно все, что ты могла. Остальное не в твоих силах.

— Я не могу… просто не могу примириться с тем, что она умрет! — воскликнула Джиллиан. В ее глазах светилась непоколебимая вера в невозможное. Девушка горячо продолжала: — Одри — часть меня, и притом лучшая. Она никогда меня не оставит, как и я никогда не оставлю ее!

— Зачем ты так себя мучаешь, Джиллиан! — Кристофер называл Джиллиан по имени в минуты особо дружеского расположения к ней и ее сестре, но сейчас он твердо решил не отступать и помочь девушке освободиться от чувства вины. — Одри больна. Ее жизнь сжигает лихорадка. Ты сделала все возможное, чтобы помочь ей. Теперь ты лишь можешь окружить ее заботой, пока она не…

— Нет! — неожиданно всхлипнула Джиллиан. Глаза ее мгновенно наполнились слезами. Красивое лицо исказилось от такой душевной боли, что Кристофер не выдержал и отвел глаза. Джиллиан задумчиво прошептала сама себе: — Не может быть… Я могу и должна еще что-то сделать… Но что?..

Кристофер невольно вздрогнул, когда перед его глазами всплыло страдальческое лицо отца. Уж он-то знал, что это такое — стоять около любимого человека и беспомощно смотреть, как из него медленно и неумолимо уходит жизнь. Как он понимал Джиллиан!

Подавив желание ласково обнять девушку, Кристофер прошептал в ответ:

— Для Одри ты уже ничего не сможешь сделать, потому что не в силах вытащить ее из этого сырого, промозглого ада в теплую сухую постель, где у нее появится шанс остаться в живых. Не обвиняй себя ни в чем.

— Что-то должно быть, что еще можно сделать… — Джиллиан в отчаянии посмотрела на, Кристофера. По ее бледной щеке медленно сползла одинокая прозрачная слезинка. — Я должна ей помочь, понимаешь? Не знаю, как… но я должна, обязана помочь…

Кристофер вдруг застыл.

— Ты о чем-то подумал, да? — в голосе Джиллиан зазвучали истерические нотки: — Скажи мне, о чем ты подумал!

Кристофер продолжал молчать.

— Скажи мне. — Молчание.

— Ну, скажи же!

По-прежнему молчание.

— Скажи, пожалуйста, прошу тебя, скажи…

Наверху зазвонил корабельный колокол. Кристофер машинально начал считать в уме: один… два… три… четыре… пять…

Половина десятого вечера… Звон все еще дрожал в воздухе, сливаясь с отзвуками умоляющего голоса Джиллиан, разрывающего ему сердце. Он просто не знал, как поступить. Наверняка она и сама знала про этот путь, единственный, который мог привести к спасению ее сестры…

На щеках у Кристофера, невидимые под бородой, заходили желваки, сердце болезненно сжалось. Выговорить эти слова оказалось еще тяжелее, чем он думал. Едва шевеля губами, он прошептал:

— Путь есть, но цена может оказаться непомерной. — Джиллиан внезапно успокоилась.

Уилл Свифт вальяжно развалился на стуле, всем своим видом показывая, что задремал, и из-под опущенных век внимательно оглядывал трюм. В этот момент Джиллиан Хейг крадучись начала подниматься по трапу, ведущему на палубу.

«Гордая девка хочет еще разок поторговать своими прелестями», — лениво подумал Свифт и подавил смешок. С той ночи, как эта стерва побывала в каюте у капитана, тот ее в упор не видит. Когда он был в трюме, то скользнул по ней взглядом, и все. О, как она взбесилась, но глазам было видно! Капитан молодец, с ходу поставил ее на место. И теперь она поползла к нему на брюхе.

Свифт был до смерти рад такому повороту дела. Джиллиан Хейг в этом бессердечном малом встретила противника по своей мерке. Ей ничего не получить от этого человека, кроме того, что он сам сочтет нужным ей дать.

Свифт согласно покивал самому себе и заерзал, поудобнее устраиваясь на стуле. У него найдется хорошая, длинная и крепкая веревка, чтобы эта беловолосая ведьма смогла удавиться. Она-то со своим острым языком и замашками под благородную, может статься, и не утерпит.

Вот тогда он повеселится!

Надо подождать — так он подождет. Терпения хватит.

Впервые за все эти дни Свифт испытал искреннюю радость и умиротворенно прикрыл глаза.

С колотящимся сердцем Джиллиан бесшумно шла уже знакомым ей путем к капитанской каюте. Ее аж затрясло от отчаяния, возмущения и глубокой тревоги за Одри, когда она остановилась и молча посмотрела на закрытую дверь с уже знакомой ей ручкой. Откинув с головы капюшон, девушка подняла дрожащую руку к своим нечесаным волосам и вдруг с ужасом поняла, что ни разу не видела своего отражения с того самого момента, как оказалась на борту этого судна. Она перебрала пальцами грязные свалявшиеся пряди и без особого успеха попыталась придать волосам более-менее приличный вид.

Ей пришла в голову малоприятная и тревожная мысль. Джиллиан знала, что полученная возможность пользоваться простым мылом и водой мало, что может изменить в ее внешности после недель, проведенных в грязи и смраде. Кожа ее, скорее всего, неестественно бледная, вокруг глаз почти наверняка темные круги, а волосы потускнели от плохого питания и страданий. По правде, говоря, она мало, что может предложить…

Опустив глаза, Джиллиан заметила выбивающуюся из-под двери полоску света, капитан еще не спал.

Джиллиан вспомнила, какую встречу, он оказал ей в прошлый раз, когда она попыталась войти в его каюту без приглашения, и решимость на секунду покинула ее. Но нет, она не может допустить даже возможность отказа.

Взяв себя в руки, Джиллиан спокойно повернула ручку, мягко толкнула дверь и застыла на месте, увидев нацеленное на нее черное дуло пистолета.

— Это снова вы!

Неимоверным усилием воли, сохранив самообладание, Джиллиан ответила с неосознанной смелостью:

— Да, это снова я. Вы можете опустить свой пистолет, капитан, если, конечно, не боитесь, что я прячу оружие под юбкой и собираюсь застрелить вас при первой удобном случае.

— Это не было бы для меня новостью, мадам, — ровным голосом ответил Дерек. Пистолет даже не шевельнулся в его руке.

Ах вот как, снова «мадам»… Негодяй…

— Уверяю вас, я не собираюсь этого делать.

— А что же вы собираетесь делать?

Внезапно Джиллиан услышала, как открылась дверь. Она быстро обернулась и увидела изумленное лицо первого помощника. Джиллиан почувствовала, как к ее щекам прилила кровь, но обратилась к капитану подчеркнуто ровным голосом:

— Капитан, я бы предпочла разговаривать с вами конфиденциально… если позволите.

Ни один мускул не дрогнул на лице Дерека Эндрюса.

— Вы просите разрешения войти ко мне в каюту, мадам?

— Да, — скрипнув зубами, ответила Джиллиан. Молчанию, казалось, не будет конца. Наконец капитан небрежно, со стуком положил пистолет на стол и шагнул к Джиллиан, бесцеремонно втянув ее внутрь каюты, он захлопнул дверь и резко спросил:

— Так что вы от меня хотите… мадам?

У Джиллиан сдавило грудь. Она поняла, что капитан вновь выбил почву у нее из-под ног. Девушка всеми силами пыталась сохранить присутствие духа, но этот подлец был так близко! Он высился перед ней и просто подавлял своими широкими мускулистыми плечами, волнующим запахом мужского пота и властным пристальным взглядом темных глаз. Сейчас это все почему-то страшило сильнее, чем раньше. У нее вдруг пропал голос, и она лишь беззвучно шевельнула губами.

— Говорите же, мадам! У меня нет времени!

— А его у вас никогда нет! — воскликнула Джиллиан, но, сообразив, что колкости могут только повредить ей, продолжила уже более мягким тоном: — Моя сестра очень больна.

Что-то изменилось в выражении глаз капитана. Он резко повернулся и направился к своему рабочему столу, сухо бросив:

— Я сделал для вас все, что мог.

— Вы сделали слишком мало, капитан! Моей сестре с каждым днем становится все хуже, и если она останется в холоде и сырости, то…

— Я сделал все возможное, мадам!

— Да нет же, это неправда! Ее необходимо перевести в другое помещение.

— Это невозможно. Внизу полно людей, которые больны так же, как ваша сестра.

— Мне нет до них никакого дела! Я прошу о моей сестре!

— Еще раз повторяю — я сделал все, что мог!

— Капитан, я хорошо заплачу, если вы позаботитесь о моей сестре!

— Послушайте, мадам… — Дерек пристально посмотрел на девушку. — Вы что, считаете меня дураком? Если бы вы действительно могли заплатить, то вас и вашей сестры не было бы на моем корабле. Разве я не прав?

Не обращая внимания на подступающую дурноту, Джиллиан расстегнула застежку плаща. Тот бесшумно соскользнул с ее плеч на пол. Девушка перешагнула через него и медленно подошла к капитану. Глядя прямо ему в глаза, она подняла руки к пуговицам на лифе платья и начала их расстегивать. Щеки у нее горели, а под пристальным взглядом капитана пальцы сами собой затряслись. Наконец пуговицы были расстегнуты, и платье упало к ее ногам. Джиллиан осталась в одной сорочке. В каюте повисла какая-то неестественная тишина, когда она подсунула пальцы под одну бретельку, потом под другую и спустила с плеч сорочку, обнажив грудь.

— Я очень хорошо заплачу…

Глаза капитана сузились. Он медленно опустил взгляд на два нежных округлых холмика, потом снова посмотрел ей в глаза. Неожиданно губы капитана раздвинулись в презрительной усмешке, открыв крупные белые зубы, которые ярко выделялись на фоне его обветренного загорелого лица, и он грубо бросил:

— Вы грязны, начесаны, от вас воняет, и если уж начистоту, то я здесь капитан и могу поиметь вас на ночь, когда захочу. С какой стати я должен думать о том, как с вами получше сторговаться?

Джиллиан заставила себя подойти еще ближе к этому гнусному типу. Достаточно близко, чтобы почувствовать исходящее от его мощного тела тепло и сдерживаемое чувственное возбуждение. Она еще ласковее прошептала:

— А потому, капитан, что вам есть за что торговаться…

Значит, все-таки самая обыкновенная шлюха… Дерек, почему-то раздосадованный этим выводом, молча разглядывал красивую женщину, стоящую так искусительно близко. Его взгляд скользнул по ее волосам, великолепным даже в своей спутанности, по чистому гладкому лбу, отметив полупрозрачную нежность кожи, хотя сейчас и неестественно бледной. Под голубыми глазами залегли темные круги, которые придавали потрясающей красоте ее лица оттенок прелестной хрупкости и беззащитности.

Дерек напрягся от подымающихся в душе предательских чувств. Джиллиан Харкорт Хейг не дрогнула под его откровенным взглядом, даже когда он ласкал изящный изгиб ее шеи, мягкую покатость плеч и надолго задержался на округлых, выпуклых грудях, увенчанных темно-розовыми бугорками сосков. Ее груди были на удивление красивыми. Протяни руки и…

Дерек мысленно выругался, почувствовав усилившееся напряжение в паху. Новая волна раздражения захлестнула его. Что бы ни скрывалось за этим спокойным взглядом голубых широко распахнутых глаз, очевидно одно — роскошная ведьма на этот раз не виляла.

Разрази ее гром! Ну что ж, она давно его разгадала! Она прекрасно знала, что он не в силах выбросить ее из головы с самого первого дня и что перед ее стройным телом устоять почти невозможно. Он не сомневался, что она отлично понимает его состояние, поэтому и красуется перед ним полуголая. Единственное, что он еще может сделать, так это не завалить ее, не взять прямо сейчас.

Дерек стиснул зубы. О да, она многое знала, когда шла сюда…

Но он и сам знал… Знал, какая опасность таится в ее предложении. И еще он знал, что, если отвергнет ее, найдется кто-нибудь другой.

Эта мысль вдруг показалась ему невыносимой, и Дерек признался себе, что надменная Джиллиан Хейг, несмотря на все его усилия, похоже, без труда берет над ним верх.

Дерек все никак не мог отвести глаз от стоящей перед ним полуобнаженной женщины. Он не обманывал себя, отлично понимая, что эта гордячка пришла к нему не просто так. Черт возьми, достаточно взглянуть на ее лицо, чтобы понять, что сейчас она готова торговаться с самим дьяволом. И несчастье в том, что в данный момент ей подвернулся не дьявол, а он.

— Приведите себя в порядок, мадам! — внезапно приняв решение, распорядился Дерек. И пока покрасневшая Джиллиан непослушными пальцами поправляла сорочку, он, ожесточенно борясь с захлестывающими его чувствами, сказал с умышленной холодностью: — Думаю, у вас будет возможность попробовать… и доказать мне, что вы стоите всех этих беспокойств. Я пришлю за вами, когда — и если — решу принять ваше предложение.

Крепко стиснутые губы Джиллиан не доставили ему никакого удовольствия, потому что дерганье в паху стало почти невыносимым. Дерек наклонился, сгреб с пола плащ и небрежно набросил на плечи девушки. Потом приоткрыл дверь и крикнул в коридор:

— Каттер!

Дверь каюты первого помощника отворилась мгновенно. Дереку даже показалось, что по лицу Каттера промелькнула тень редкой гостьи — улыбки.

— Проводите эту леди обратно вниз, — распорядился он.

Джиллиан и Каттер вышли, дверь закрылась, и Дерек, повернувшись к иллюминатору, невидящим взглядом уставился в ночную тьму. Он прислушивался к удаляющимся шагам и думал о том, что, может быть, эта девка и вправду сумеет вознаградить его за все это проклятое, кошмарное плавание, большая часть которого еще была впереди.

Дерек почувствовал, как внутри его существа нарастает какое-то напряженное томление.

Или это просто похоть?

Что бы это ни было, он не поддастся.

— На этот раз вы что-то раненько воротились… — Джиллиан только что спустилась вниз, и ее встретила сальная ухмылка Свифта. Его гнусавый голос, как терка, прошелся по ее натянутым нервам, только что безжалостно измотанным надменным и бездушным капитаном Дереком Эндрюсом. За спиной Джиллиан еще звучало эхо удаляющихся шагов Каттера, но она и не подумала обернуться и беспечным тоном ответила:

— Да вот, решила подняться на палубу и подышать свежим воздухом, но там так холодно.

— Брешешь ты, курва! — вдруг озлобился Свифт. — Просто капитан дал тебе коленом под зад, вот и вся прогулка! Вот это я понимаю! — Он шагнул к ней. — Ну ладно, ладно… не принимай близко к сердцу… Не вышло с капитаном, так, может, тебе еще кто-нибудь приглянется? А что, старина Свифт еще очень даже ничего… Как, дорогуша?

У Джиллиан вдруг стало горько во рту.

— Я скорее умру!

— Ну, уж не раньше своей сестрицы-бедолаги. Ты ж за ней приглядываешь, так ведь? — Свифт расплылся в широкой улыбке, выставив напоказ гнилые желтые зубы, и блудливо подмигнул: — А что, может, ты мне и понравишься, почему нет? Правда, кое-чего я особенно люблю. Коли баба встанет на колени, нагнется и ублажит меня, где надо, да подольше, тогда и ей можно дать то, чего она ждет, не дождется. Так что пораскинь мозгами, капитан-то теперь тю-тю.

— Грязная свинья! — не выдержала Джиллиан. Свифт загоготал и тут же грубо скомандовал:

— А ну, марш на свою койку, стерва! Теперь защитников у тебя нету, так что смотри — не зарывайся! Еще раз пустишь в ход свой поганый язык, получишь по щекам!

— Да вы не посмеете…

— Это я-то не посмею? — Джиллиан напряглась, чтобы успеть отскочить в сторону, если угроза будет приведена в исполнение, но тут же, забыв обо всем, стремительно повернулась на слабый, беспомощный призыв:

— Джилли… Джиллиан… пожалуйста, Джиллиан… — Девушка в мгновение ока оказалась у койки Одри и мысленно, нещадно изругала себя за то, что позволила сестре услышать ее препирательства со Свифтом.

— Что было нужно от тебя этому ужасному человеку? Почему он говорил тебе такие гадости? — испуганно лепетала Одри. Она с трудом повернула голову к сидящему на койке Кристоферу. — Папочка, почему ты не остановил его? Он хотел ударить Джиллиан. И он…

— Не волнуйся, Одри, — мягко прервал ее Кристофер. — Я бы не позволил ему обидеть Джиллиан. Спи, все будет хорошо.

Одри успокоилась, с бесконечной благодарностью посмотрела на Кристофера, слабо, но счастливо улыбнулась, и едва слышно прошептала:

— Папочка… я так тебя люблю, папочка…

— Спи, Одри, спи, маленькая, — после секундного, замешательства проговорил Кристофер.

Одри послушно опустила веки и задремала. Джиллиан, совершенно без сил, почти упала на свою койку, которая прогнулась еще сильнее, когда к ней подсел Кристофер. Он тронул Джиллиан за плечо, и она устало взглянула в его полное напряженного ожидания лицо.

— Ну как?

— Капитан сказал, что, может быть, даст мне шанс попробовать… Но мне надо еще доказать ему, что я достойна всех этих хлопот, — коротко, с истерическими нотками в голосе, ответила Джиллиан.

Кристофер нахмурился.

— И еще он сказал, что пришлет за мной, если решит принять мое предложение, — добавила Джиллиан.

Лицо Кристофера исказилось, и Джиллиан оказалась совершенно не готовой к тому, что он, издав какой-то придушенный вскрик, стремительно обнимет ее и крепко, но удивительно нежно прижмет к себе.

Девушка буквально задохнулась и молча замерла в объятиях Кристофера. А он, крепко прижимая ее к себе, все говорил и говорил добрые, ласковые слова. И тогда Джиллиан, наконец, поняла, что безудержно рыдает у него на груди, рыдает так, как никогда еще не плакала за всю свою жизнь.

Наступило очередное безрадостное утро, как всегда, принесшее новые страдания. Кашель, стоны и причитания множились с каждой минутой. Но несколько человек продолжали пугающе лежать неподвижно. Джиллиан потом так и не смогла вспомнить, в какой именно момент поняла, что Пожилой мужчина в углу уже больше никогда не поднимется со своей койки. Охранники вынесли труп наверх, кроя почем зря его тяжесть, и Джиллиан вся сжалась, потому что ей показалось, что она отчетливо услышала громкий всплеск.

В полдень, как обычно, принесли суп и чай, но Джиллиан не хотелось есть. Она все глубже погружалась в омут отчаяния, стоило ей лишь взглянуть в изможденное, бледное личико сестры. Всю ночь Одри бредила. После того как Барретта посадили в карцер и необходимость прятаться отпала, Кристофер часами сидел рядом с Одри, держал ее за руку и, как мог, старался облегчить ее страдания. Но сегодня даже ему не удалось подвигнуть Одри на большее, чем один глоток воды.

Ужин Одри — пара сухарей и чашка чая — по-прежнему стоял нетронутым у ее изголовья. Джиллиан знала, что Одри не притронется к нему так же, как она не притронулась к еде на протяжении всего этого долгого дня. Она старалась не думать о том, насколько опасно состояние сестры… и о том, как долго Одри сможет продержаться на грани между жизнью и смертью.

Кристофер, проведя бессонную ночь, спал на своей койке, Джиллиан сидела около сестры и время от времени поглядывала вверх, на безоблачное вечернее небо, которое было видно через открытый люк. Небо, темно-голубое и розовое, быстро темнело, и по нему расползалась синева. Приближалась еще одна ночь. Она страшилась ночи, потому что по ночам Одри всегда становилось хуже. Весь день море было на удивление спокойным, и корабль, стремительно разрезая морскую гладь, старательно наверстывал упущенное. Но быстрота, с какой они приближались к месту назначения, сейчас не играла для Джиллиан никакой роли. Когда они окажутся возле берегов Ямайки, Одри на этом свете уже не будет.

Непрошеные слезы навернулись на глаза Джиллиан. Ей снова вспомнился вчерашний разговор с капитаном Дереком Эндрюсом — как давно это было!

Она пыталась, Боже, как же она старалась хоть что-то сделать!

Краска снова бросилась ей в лицо. Она вспомнила тот момент, когда бретельки сорочки соскользнули с ее плеч. Душа ее ныла от тягостной боли унижения. Снова темные глаза Дерека неторопливо скользили по ее лицу, открытой шее, голым плечам и все никак не могли насытиться девственной округлостью грудей. Ей тогда вдруг перестало хватать воздуха, и она испытала что-то вроде потрясения, когда их взгляды встретились. Джиллиан на миг показалось, что сейчас он овладеет ею прямо здесь, на полу. Но внезапно все изменилось. Глаза капитана превратились в два темных агата, чернее и тверже самого камня. А когда он заговорил, сознательно унижая и оскорбляя ее, она вдруг впервые поняла, почему ему так идет черный цвет, — это был цвет его сердца.

Да, она попыталась, и у нее ничего не получилось. Но внутренний голос убеждал ее не опускать руки. Все ли возможное она сделала? Не встала ли гордыня на пути ее стремления спасти сестру? Может, нужно было хихикать и жеманиться… целовать и тискать эту мускулистую, твердокаменную скотину? Или же неприкрытое презрение капитана вызвано пониманием, что все это раздевание — лишь бравада, поскольку она понятия не имеет, как и чем доставляют удовольствие мужчине.

А может, надо было сказать, что она сделает все, что ему захочется? Теперь Джиллиан была уверена, что без колебаний пошла бы на это ради Одри. Вернувшись и увидев, что смерть еще шире распростерла свои крылья над самым любимым ею существом, Джиллиан поняла, что, будь у нее еще одна возможность, она бы принесла в жертву остатки своей гордости, даже свою жизнь, лишь бы дать сестре шанс выжить.

У Джиллиан вырвался жалобный стон, перешедший в безмолвную мольбу о еще одном шансе спасти Одри, чтобы она не встретила свой конец в промозглой тьме вонючего трюма.

Из глубокой задумчивости ее вывел охранник, подошедший, чтобы зажечь фонарь. Джиллиан вдруг поняла, что солнце село и наступила ночь. Она посмотрела на Одри, неестественно безмолвную и неподвижную, время от времени сотрясаемую приступами дрожи. Только бы у сестры хватило сил…

Со стороны трапа донесся звук шагов. Кто-то спускался в трюм. Джиллиан быстро обернулась и увидела первого помощника капитана. Он подошел к Свифту и что-то ему сказал. Охранник повернулся и посмотрел на нее откровенно злобным взглядом. У Джиллиан перехватило дыхание. Неужели?..

Не в силах пошевелить даже пальцем, Джиллиан молча смотрела, как к ней приближается Свифт. Она зажмурилась, когда он грубо схватил ее за руку и рывком поднял на ноги.

— Ну что ж, стерва! Капитан прислал за тобой! Погреешь ему на ночь постель. Но, по мне, лучше оказаться под одним одеялом с гадюкой, чем с такой, как ты!

— Я забираю эту женщину.

Свифт обернулся к подошедшему Каттеру и процедил сквозь зубы:

— За ссыльных отвечаю я, и сам отведу ее наверх.

— Нет, сударь, это сделаю я, — спокойно, но твердо ответил Каттер, причем подчеркнутая вежливость только усиливала непререкаемость тона. Немного подождав, чтобы суть сказанного дошла до Свифта, Каттер обратился прямо к Джиллиан:

— Прошу вас, мисс Хейг…

Уважительная вежливость первого помощника капитана обезоружила Джиллиан. Она перевела дыхание и с искренней улыбкой ответила:

— Благодарю вас, мистер Каттер.

Но улыбка быстро сползла с ее лица, когда она пошла за невозмутимым моряком к трапу, ведущему на палубу. Джиллиан знала, что Кристофер смотрит ей вслед, но так и не решилась обернуться. Она испугалась, что увидит осуждение в его глазах или в глазах тех, кто молча смотрел, как она уходит. Джиллиан боялась прочесть в них определение того, кем она стала.

Но еще больше пугала ее мысль о том, что будет, если она и сейчас потерпит неудачу.

Увидев, как светловолосая сука деловито лезет вслед за первым помощником капитана по трапу, Мэгги задохнулась от ярости. Свифт, каким бы подонком и негодяем он ни был, тоже обозлился. Но у него кишка тонка, догнать эту худосочную задницу и спустить ее обратно, туда, где ей самое место!

Ну что ж, он не может, зато сможет она!

Попытавшись сесть на койке, Мэгги зашлась в приступе жестокого судорожного кашля. Не в силах остановиться, она перекатилась на правый бок, борясь с приступом, казалось, еще немного, и она исторгнет из себя собственные изодранные легкие. Каждый новый вдох отзывался невыносимой болью в груди. Наконец кашель прекратился, и Мэгги, обессилено лежа на спине, чуть приподняла голову, бросила взгляд в сторону трапа и поняла, что опоздала. Девка ушла.

Подняв трясущуюся руку ко лбу и не обращая внимания на тяжелый запах пота от своих подмышек, Мэгги попыталась сглотнуть. Господи, да она и вправду разболелась! Никогда еще ее так не прихватывало. Лихорадка изводила днем и ночью, а кашель ни на час не оставлял ее. Из-за боли в горле она могла глотать только то жидкое варево, что им давали днем.

Мэгги злобно фыркнула. Она здесь мучается; а эта потаскуха, небось, уже подходит к каюте красавчика капитана…

Мэгги аж застонала от жгучей зависти. В постели капитана сейчас должна была лежать она, а не эта лохматая белокурая стерва. Уж она-то знает свое дело. Она бы так ублажила капитана, что ему надолго запомнилось бы это плавание! Это просто нечестно! Джон Барретт оказался под замком, и тут же этот малый Гибсон начал увиваться около Джиллиан, но ненасытной твари показалось мало. И тогда она…

Новый приступ кашля заставил Мэгги забыть обо всем. Чуть позже она вытерла губы тыльной стороной ладони и попыталась медленно и глубоко вздохнуть. Вдруг перед ее глазами возник Джон Барретт — приземистый, широкоплечий, жадный до баб… Мэгги замерла от неожиданной мысли. Уж Барретт навел бы здесь порядок…

Мэгги глумливо захихикала. Мало кто сомневался, что Джон Барретт сполна рассчитается с обнаглевшим капитаном, как только они доберутся до Ямайки. Все знали, насколько Барретт зол на капитана за то, что тот засадил его в карцер, как какого-то уголовника! А если Барретт прознает, что капитан в охотку тискает бабу, которая с презрением его отвергла… которая посмеялась над ним…

Если Барретт прознает…

Ее скрутил очередной приступ кашля. Мэгги ловила воздух широко открытым ртом и с каждой секундой все больше и больше распалялась. Она тяжело болеет… мучается… А эта гордячка, эта потаскуха лежит в постели капитана и разводит в стороны ноги…

Она положит этому конец, с нее хватит! Остроносая зараза у нее попляшет, как пить дать попляшет! Мэгги не дура, она знает способ…

Эта мысль влила в нее новые силы, наполнила решимостью, о которой она и не подозревала. Мэгги соскользнула с койки и неслышно поползла в темноту.

Каттер остановился перед дверью в каюту Капитана. Когда Джиллиан подняла руку, чтобы постучать, он спокойно заметил:

— В этом нет необходимости, мисс Хейг… Капитан занят на палубе. Он просил меня передать вам, чтобы вы не стеснялись и воспользовались всем, что там для вас приготовлено… если вы, конечно, пожелаете.

Каттер повернул ручку и легким толчком распахнул дверь. Джиллиан покорно, с тяжело бьющимся сердцем вошла в каюту, медленно огляделась и вздохнула, поняв, что действительно осталась одна.

И тут она увидела… Возле круглой печки, в которой весело потрескивал огонь, стояла широкая медная лохань для купания. Мигом, оказавшись рядом с ней, Джиллиан погрузила пальцы в воду. Она была горячей. Поближе к печке был придвинут стул, и на его спинке висела банная простыня, вбирающая в себя чудесное тепло. А на краю лохани лежал кусок мыла. Она взяла его и понюхала — лавандовое…

Непроизвольно стиснув в кулаке ароматное чудо, Джиллиан почувствовала, как в ней поднимается горячая волна возмущения. Вот, значит, как… Грязищу внизу нужно терпеть, потому что время от времени милостиво выдается вёдро океанской воды и немылящийся скользкий обмылок. А пронизывающий до костей холод… Всего этого, конечно, следовало ожидать, ведь заключенные внизу — этакий скот, который везут, чтобы с выгодой продать по ту сторону океана! Лучшей участи они и не заслуживают!

А вот в капитанской каюте грязи и холоду места нет!

Джиллиан так затрясло, что она даже глаза закрыла. Справившись с бушующей в душе яростью, она решительно снова их открыла. Сейчас она не может позволить себе искать причину жестокого неравенства, которое поддерживал на борту капитан. И тем более не может зря тратить время, потому что — вот он, тот шанс, о котором она так горячо молила несколько часов назад. Господь милосерден и дал ей еще одну возможность спасти сестру. Она не имеет права ее упустить.

Джиллиан расстегнула плащ, бросила его на пол и принялась стягивать с себя одежду. Если капитан хочет ее вымытой, она будет вымытой. Если капитан хочет, чтобы она томилась в ожидании его прихода, она будет томиться. Если капитан захочет, чтобы она улыбалась, лишь только он щелкнет пальцами, она будет улыбаться. Она сделает все и будет всем, что он пожелает… если это спасет жизнь Одри.

Раздевшись донага, Джиллиан осторожно перешагнула через свою лежащую на полу грязную одежду, не спеша вынула шпильки из волос, и они свободно упали ей на плечи и спину. Не обращая внимания на легкий озноб, она сначала одной, а потом и другой ногой ступила в горячую воду.

Джиллиан медленно села в лохань, и ее охватило ощущение нереальности происходящего. Вода грела и ласкала кожу, и девушка безотчетно нежилась в этом изумительном тепле. Она погрузилась в воду с головой, задержала дыхание, сколько смогла, и вынырнула, ловя ртом воздух и по-прежнему не веря самой себе. Приободрившись, она взяла с края лохани мыло и глубоко вдохнула его волшебный аромат. Намылила голову до обильной пены и вымыла волосы несколько раз. Потом так же тщательно и заботливо она намыливала и терла лицо, шею и руки… Душистая лавандовая пена окутала груди Джиллиан, гладкий живот, нежную плоть между бедрами. Она залюбовалась своими стройными длинными ногами, поднимая их по очереди из воды, чтобы еще раз обильно намылить.

Из этого райского блаженства Джиллиан вырвали чьи-то шаги в коридоре, приближающиеся к каюте. Она замерла… но человек прошел мимо, и снова стало тихо.

Сжав губы, Джиллиан вернулась к мытью, еще усерднее оттирая тело от грязи. И наконец резко поднялась из воды, наклонилась и подхватила теплую банную простыню.

Тугой ком внутри нее стал еще туже, пока она неторопливо вытиралась досуха. Обнаружив около лохани предусмотрительно приготовленную щетку для волос, девушка наклонила голову и принялась тщательно расчесывать свои вымытые, но все еще спутанные волосы.

Легким движением головы закинув расчесанные шелковистые пряди за спину, Джиллиан потянулась было к своей одежде, но остановилась. Даже отсюда до нее донесся тяжелый запах трюма.

Передумав, она подошла к платяному шкафу, открыла его и с заколотившимся сердцем вытащила одну из висевших там черных рубашек. Джиллиан натянула рубашку и чуть скривила губы, когда ее ноздрей коснулся явственный запах ее владельца.

— Я постараюсь, чтобы эта сделка оказалась выгодной для вас, капитан…

Неужели она действительно произнесла эти слова — она, чьей кожи еще ни разу не касалась мужская рука? Может ли он потребовать он нее чего-то такого, что окажется ей не под силу?

Стараясь не думать о своей неопытности, о трепете, который вызывала в ней красивая мужская фигура, что стояла у нее перед глазами, Джиллиан медленно подошла к койке в углу каюты и остановилась, разглядывая ее неожиданную ширину. Что бы ни случилось сегодня ночью, чем бы ни закончилась их новая встреча, она не позволит себе забыть об одном — придет время, настанет и ее час.

С выражением какой-то торжественной решимости на лице Джиллиан откинула одеяло и скользнула на прохладные простыни.

Джон Барретт сердито заворчал и поплотнее закутался в дырявое одеяло. Он до сих пор не мог поверить в то, что сидит под замком в тесной грязной каморке. Источник воздуха и света здесь был один — забранное решеткой маленькое окошко в двери, находившейся всего в нескольких шагах от того места, где вываливали за борт помои из трюма, в котором содержались отбросы лондонского общества! Он не мог поверить, что его, Джона Барретта, силой притащили сюда, чтобы он терпел те же унижения и мучения, что и заслужившие все это негодяи. И сделал это не кто иной, как капитан судна, которого именно Барретт спас от неминуемого банкротства! Да этот подлец, хоть и корчит из себя аристократа, не стоит его мизинца!

Барретту хотелось заорать, заколотить кулаками в дверь, потребовать немедленного освобождения из этого возмутительного по своей несправедливости заключения, но он даже не шевельнулся. Он не позволит этому негодяю еще раз поглумиться над собой!

Барретт, тяжело вздохнув, неуклюже заерзал на узкой крике, пытаясь найти, позу поудобнее, и замер, услышав в темноте знакомый топоток. Он снова разъярился. Крысы! Господи, как же он ненавидел этих гнусных тварей! Каждую ночь они шуршали в углах карцера. Их глаза-бусинки поблескивали в тусклом свете немилосердно чадившей лампы. Постепенно наглея, они с каждым разом подбирались все ближе и ближе к его койке, и он был уверен, что однажды проснется оттого, что они начнут объедать ему лицо!

Джон Барретт фыркнул, в глубине души по-прежнему не веря в случившееся. Еда такая, что пригодна только для свиней, постоянная сырость, пронизывающий холод, одни ведро, чтобы ходить по нужде, а второе, с морской водой, для умывания. Ополоснулся разок — и через неделю подох от воспаления легких!

Капитан Дерек Эндрюс был бы от этого в восторге.

Барретт грязно выругался. Ничего, он еще возьмет свое! Эта сволочь заплатит ему за каждую минуту, что он провел в такой вонючей дыре, и дорого заплатит! Но на этот раз лучше обойтись без выстрелов. Теперь он будет мстить не спеша, наслаждаясь каждым стоном и воплем. Формула проста. Он выяснит, что капитан ценит больше всего — а это, безусловно, его корабль, — и отберет у него судно. Потом он медленно разотрет эту мразь в порошок, втопчет сапогами в пыль и спляшет на всем этом залихватскую джигу! Нет, лучше сделать вот так…

— Господин Барретт… Господин Барретт, сэр, вы здесь? — Вопрошающий шепот был прерван приступом кашля, и Барретт затаился. Женский голос… А может, это?..

— Господин Барретт, это Я, сэр. — Вскочив на ноги, Джон Барретт метнулся к дверному окошку и начал пристально вглядываться в темноту. Он остолбенел, увидев, что за женщина стоит по ту сторону двери. Губы его искривились от отвращения, потому что он узнал старую вонючую каргу Мэгги. Разочарование лишь добавило грубости его голосу:

— Мерзкая уродина! Какого черта тебя сюда принесло? — Скособоченная женская фигура при этих словах выпрямилась и приникла к окошку.

— Это я-то мерзкая уродина? — прошипела Мэгги. Глаза женщины были широко раскрыты и заметно косили, ее слегка пошатывало из стороны в сторону, но она напористо продолжала: — Ладно, я нонче болею, так что вид у меня не тот, а до болезни я была…

— С чего это ты решила, что я польщусь на драную вонючую подстилку вроде тебя? Пошла вон отсюда и оставь меня в покое!

— Нет, не гоните меня, — взмолилась женщина и еще теснее приникла к двери, — вы же еще не знаете, о чем я пришла рассказать вам, сэр!

— Да что ты, немытая ведьма, можешь мне рассказать? Мэгги еле слышно злобно зашипела, потом отвратительно осклабилась и зашептала в забранное решеткой окошко:

— Я пришла сказать вам, сэр… сказать, что пока вы заперты в этой вонючей клетке, капитан у себя в каюте собирается…

— Дура!

Барретт просунул руку через решетку и попытался ухватить Мэгги. Но шлюха резво отпрянула и громко расхохоталась:

— Может, вам хочется узнать, как светловолосая потаскуха пережила ваш арест, сэр? Может, сказать, где она сейчас весело проводит время, пока вы тут валяетесь на грязной койке?

Барретт побагровел от ярости. Эта стерва издевается над ним!

— Коли уж вы такой джентльмен, что даже спросить не можете, я сама скажу. Эта потаскуха сейчас нежится в постели капитана! И ноги заранее раскинула, так что все у нее видать. А вам-то, сэр, хоть бы коленку показала! Ждет, не дождется капитана, чтоб ублажить его на полную катушку, это уж точно.

Из горла Барретта вырвался яростный хрип. Капитан и эта… эта стерва… рядышком под одним одеялом… За неимением никого другого он обрушил всю свою ярость на женщину за дверью.

— Ах ты, вонючая задница! Пошла отсюда! — взревел Барретт.

— Что случилось, сэр? Неужто вы так переживаете из-за того, что девка просто посмеялась над вами и поклялась, что скорее помрет, чем даст вам. А после этого приползла к капитану выпрашивать, чтоб он ее поимел?

— Ты врешь, стерва! Эта зараза слишком горда, чтобы ползать у кого-то в ногах!

— Ну что вы, сэр… Капитан — мужчина что надо, одно загляденье. Он быстро ее скрутил, в два счета!

— Ты все врешь!

— Что вы, что вы, сэр… ведь он… — речь старой карги прервал страшный приступ кашля, буквально согнувший ее пополам. Барретт, не в силах совладать со своей яростью, принялся трясти решетку на двери.

— Вали отсюда, мерзкая тварь, вали куда хочешь, или, клянусь, ты поплатишься за это!

— Я, значит, должна поплатиться за то, что сказала правду… и за то, что не побоялась прийти к вам, когда все вас бросили?

— Ты нагло врешь!

— Нет, я сказала правду!

— Ты врешь, я знаю! Капитан с ходу все сечет и никогда не свяжется с такой стервой.

— А ежели я докажу, что говорю правду?.. Ежели я буду все примечать и про все вам рассказывать, чтоб вы знали, кого наказать, а кого и одарить?

— Это кого я должен одаривать? Уж не тебя ли?

— А чем я плоха?

— Сначала я хочу увидеть, как ты будешь жариться в аду! — взревел Барретт.

— Ты там будешь прежде меня! — взвизгнула Мэгги. И уже откровенно глумясь, добавила с мерзким хихиканьем: — Что хотела рассказать, то и рассказала. А ты сиди в этой дыре и думай про то, как девку, по которой у тебя слюни текли, капитан всю ночь надраивает промеж ляжек! И можешь оторвать себе конец, потому что потаскуха предпочла конец посолиднее — самого капитана! — который и обхаживает… — Если ты сейчас не уберешься отсюда, я тебя…

— С превеликим удовольствием, сэр! — насмешливо жеманясь, ответила Мэгги и пропала в темноте.

Джон Барретт вцепился в прутья решетки с такой силой, словно это была шея ненавистного капитана, и, тяжело дыша, невидящими глазами смотрел перед собой. Если все, что наговорила здесь эта карга, правда…

Скрежеща зубами от ярости, суперкарго вернулся на койку. Накинул на плечи одеяло, прилег и закрыл глаза. Если все это, правда, то капитан подписал себе смертный приговор: он расправится с ним еще безжалостнее, чем собирался. А эта стерва грязь будет слизывать с его сапог. Раздался звук корабельного колокола, и Барретт принялся машинально считать число ударов: один… два… три… четыре… пять… шесть…

Удары колокола далеко разносились в прозрачном ночном воздухе. Дерек вгляделся в непроглядную темень. Один… два… три… четыре… пять… шесть… Он слегка повел широкими плечами, ежась от ночной прохлады. Пожалуй, можно возвращаться обратно. От знакомого беспокойства вновь все заныло внутри. Вспомнив, что в каюте его ждет женщина, он еще сильнее нахмурился. Белокурая шлюха предложила себя ему, и он принял ее предложение.

Это деловое соглашение, обмен услугами — все очень просто. И нет причин беспокоиться, что она вдруг передумает и не явится. И нет причин для смутного предчувствия, что за эту ночь он, может быть, будет расплачиваться всю жизнь. И все же…

Дерек вдруг разозлился на себя из-за, этих дурацких сомнений. Белокурая гордячка каждый раз без видимых причин заставляла сильнее стучать его сердце, и он все еще мерз на палубе, хотя давно уже мог лежать на жаркой, распаленной девке. Дерек досадливо со всей силы стукнул ладонью по поручню и, развернувшись, решительно направился к себе.

Хмуро шагая по коридору к своей каюте, он размышлял о Джиллиан Хейг, которая буквально сводила его сума. Видение ее мерцающих волос неотступно преследовало его. Нежное свечение кожи дразнило и притягивало. Ночами, ворочаясь с боку на бок, он представлял себе все ее прекрасное тело, а ноздри щекотал едва уловимый запах женщины.

Наконец Дерек признался себе, что страстно хочет ее. Она настолько глубоко проникла в его чувства, что теперь была только одна возможность освободиться от этих пут.

Остановившись перед своей каютой, Дерек протянул руку к дверной ручке и негромко выругался сквозь зубы. Черт возьми, да у него руки трясутся, как у неопытного юнца, входящего к своей первой женщине! Дерек сердито распахнул дверь и замер на пороге. Лампа была привернута, и в каюте царил полумрак. Он огляделся и помрачнел: женщины нигде не было.

Привередливая ведьма ушла.

Он в раздражении уже собрался, было с силой захлопнуть дверь, как вдруг заметил на полу около лохани небрежно брошенную одежду. Дерек сразу узнал плащ, и грязное платье, и лиф, который эта кокетка спустила с плеч своими длинными изящными пальцами.

Он сделал несколько шагов вперед и увидел, что лоханью, вне всякого сомнения, пользовались. Остывшая вода все еще пахла лавандой. Но где же она сама? Краем глаза Дерек заметил легкое движение на своей койке. Он решительно шагнул к ней и тут же замер, пораженный открывшимся перед ним зрелищем.

Это непорочное создание в его постели, этот чистый ангельский лик, это переливающееся серебристое сияние волос на подушке не имели никакого отношения к спесивой, шлюхе Джиллиан Харкорт Хейг!

Дерек бесшумно подошел ближе. Безмятежно спящую женщину окружал трогательный ореол юности и невинности. Он светился в удивительной прозрачности кожи, им были рождены густые длинные ресницы и нежные, без единой морщинки матовые щеки. Он проступал в тонких чертах лица и в теплых, припухлых, слегка приоткрытых губах… Джиллиан шевельнулась во сне и повернулась к Дереку. Она вдруг нахмурилась, что-то пробормотала, и капитан сразу очнулся, увидев, как по ее лицу скользнуло знакомое высокомерное выражение. Ангельская безмятежность снова вернулась к ней, но было уже поздно. Мираж растаял без следа.

С губ Дерека сорвался приглушенный горький смешок, Какой же он дурак! Едва не сделал ту же самую ошибку! Быстро же он забыл полученный в прошлом жестокий урок. А урок-то простой: не ищи невинности в женщине. Женщина уже рождается с фальшивой обольстительной улыбкой и ложью в сердце. И без зазрения совести пользуется этой ложью и фальшью на всю катушку.

Дерек стянул плащ и небрежно бросил его на стоящее рядом кресло. Расстегивая рубашку, он признался себе, что настоящая опасность возникает тогда, когда забываешь, что за ласковой теплотой обнимающих женских рук частенько скрывается совсем другое. И столь же часто горячие поцелуи алых губ просто-напросто ложь. А жаркая плоть, жадно втягивающая в себя твою мужскую силу, с такой же жадностью будет принимать других мужчин, зачастую просто симулируя страсть.

Сердито сдернув с себя рубашку, Дерек слегка поежился от прикосновения холодного воздуха, который, однако, ничуть не остудил разгоравшегося в нем желания. Быстро освободившись от остальной одежды, он встал около койки и посмотрел на лежащую там ослепительно красивую женщину.

«Джиллиан Харкорт Хейг… теперь ты моя», — с холодной усмешкой подумал он.

Почувствовав, что желание становится неудержимым, Дерек откинул одеяло и снова замер, увидев, в чем спит эта ведьма. Ох, и хитра чертовка…

Дерек скользнул в постель и буквально задохнулся от наслаждения, когда обнял и притянул Джиллиан к себе. Теплая, удивительно мягкая и нежная, она прильнула к нему и буквально заструилась по изгибам его тела. Он погрузил лицо в пышные волосы и глубоко вдохнул пьянящий запах лаванды, к которому примешивался неповторимый аромат самой Джиллиан. Дерек осторожно поцеловал ее в висок, провел губами вдоль щеки… Она что-то невнятно пробормотала во сне, и Дерек нежно поцеловал ее мягкие губы, вкус которых пронизал его огнем страсти. Эта кожа… Господи, какая у нее кожа! И Дерек жадно приник губами к шее Джиллиан…

Ее обнимало такое ласковое, дарующее покой тепло, что Джиллиан счастливо вздохнула во сне. Ужасный сон, в котором огромный черный стервятник стремительно падал и падал на нее, начал потихоньку отступать. Угрожающие тени исчезли, злобные крики стихли, а хищное кружение птицы само собой перешло в высокое парение где-то там, в темно-синих небесах.

Джиллиан почувствовала, как мягкие крылья ласково коснулись ее виска, щеки. Потом сладко тронули губы.

Как хорошо…

Тепло накатывало волнами, проникало все глубже и согревало измученные холодом тело и душу.

Джиллиан не торопилась просыпаться. В комнате натоплено, постель мягкая и чистая. Прикосновение грубоватой ткани ее импровизированной ночной рубашки оказалось на удивление приятным. Девушка натянула на себя одеяло и поудобнее устроилась на широкой капитанской койке. Она честно ждала прихода капитана, прислушиваясь к малейшему шороху в коридоре, ловя звук его шагов. Но время шло, усталость и напряжение прошедших дней быстро взяли свое, и она заснула. Джиллиан не могла сказать, когда в каюте начало светлеть и когда ее охватило это убаюкивающее тепло.

Внезапно тепло прижалось к ее губам и тут же стало жгуче-сладостным, проникающим. Джиллиан невольно потянулась к нему губами и открыла глаза….

Девушка вздрогнула всем телом. Она лежала в объятиях капитана! Знакомое загорелое лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание. Он лежал под одеялом рядом с ней. А еще…

У Джиллиан перехватило дыхание.

Он был голый!

Капитан настойчиво ловил ее взгляд, и Джиллиан судорожно сглотнула. Она дала обещание этому человеку, и он, конечно, ожидал, что она сдержит слово.

Взгляд угольно-черных глаз Дерека ожег Джиллиан. Сердце у нее колотилось где-то в горле. В его глазах она увидела нечто новое, что завораживало ее и не позволяло отвести взгляд. Капитан откровенно разглядывал ее лицо, почему-то ей вдруг стало легче, страх почти исчез. Он был красив… намного красивее, чем казался раньше. У него были темные, цвета воронова крыла волосы. Джиллиан неуверенно протянула руку, чтобы осторожно поправить упавшую ему на лоб прядь. Волосы оказались мягкими и шелковистыми. Медленно-медленно она провела пальцами по его лбу и дальше по щеке, вдоль пересекавшего ее тонкого шрама. Слегка нахмурилась и быстро взглянула на Дерека.

— Подарок на память… от женщины, — мягко ответил капитан на ее безмолвный вопрос.

— Я не оставлю тебе шрамов, — непроизвольно вырвалось у нее.

Он жадно, почти грубо приник к ее губам, и Джиллиан уступила этому натиску. У нее перехватило дыхание, когда он прижал ее к своему мускулистому, крепкому телу. Вдох застрял где-то в горле, когда ее груди уперлись в волосатую мужскую грудь, и Джиллиан задрожала, почувствовав животом твердую мужскую плоть.

Капитан уверенными движениями освободил Джиллиан от рубашки, и девушка не смогла сдержать тихого вскрика, когда к ее нагому телу приникло тело Дерека. Водоворот незнакомых, будоражащих чувств закручивался все сильнее и сильнее, ослепляя и лишая дыхания. Джиллиан вдруг поняла, что он отбросил одеяло в сторону и открыл ее всю. Она оцепенело смотрела, как он пожирает взглядом ее тело, но невольно закрыла глаза, когда Дерек протянул руку и осторожно погладил ее щеку, провел пальцами вдоль изгиба шеи и дальше по мягкой округлости плеча. Наконец мужская ладонь накрыла ее грудь. Джиллиан ждала с остановившимся сердцем. Дерек медленно наклонился, приблизил рот к розовому бугорку соска и обхватил его губами.

Огонь пробежал по всему телу Джиллиан, а капитан целовал и ласкал болезненно напрягшийся сосок. Потом он поднял голову и, шепча что-то нежное и ласковое, нашел губы Джиллиан. Переполненная ощущениями слишком новыми, чтобы их понять, Джиллиан раскрыла губы ему навстречу, приняла ласковую теплоту его языка и снова задохнулась, потому что его рука медленно скользнула по ее животу и мягко протолкнулась между бедер. Она слегка сжала его руку, и он недовольно охнул. Этот звук отозвался в ней вибрирующим аккордом, как и его тихие слова. Такого ей никто никогда не говорил:

— Ты раскрываешься мне, Джиллиан, как цветок раскрывается навстречу солнцу.

Джиллиан…

Он назвал ее по имени! И Джиллиан снова задрожала сладостной дрожью, когда его пальцы начали ласкать нежную плоть.

— Пусть цветок расцветет… Я хочу почувствовать его росистую свежесть, — внезапно охрипшим голосом прошептал Дерек.

Джиллиан лежала с закрытыми глазами, и лишь веки трепетали все сильнее от нежных прикосновений осмелевшей руки. Она не знала, что может быть так хорошо! Она не знала, что удовольствие может достигать таких высот… что внутри может разгораться такой пронизывающий свет… Она и не думала, что мужчина одним своим прикосновением способен поднять ее высоко над печалью мира, в котором она живет, и подарить ей эту нарастающую горячую пульсацию где-то глубоко внутри…

— Открой глаза, Джиллиан.

От неожиданной резкости его голоса Джиллиан вздрогнула и широко раскрыла глаза. Она увидела его пылающее страстью лицо и поняла, что внутри у него бушует тот же огонь.

— Я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Чтобы точно знала, кто дает тебе то, что ты сейчас чувствуешь, и кто держит тебя сейчас в своих объятиях.

Джиллиан не могла сопротивляться напору чувственных ласк. Она трепетала на незримой грани, за которой лежало нечто неведомое. И на эту грань ее привел тот, кто снова требовательно повторил:

— Джиллиан, смотри мне в глаза. Она посмотрела ему в глаза, и его голос упал до едва слышного шепота:

— Отдай мне себя, Джиллиан. Пусть твое тело истекает и изливается жаром. Отдай мне его, и я сполна воздам тебе. Я буду отдавать, и отдавать, и…

Внутри Джиллиан, затмив собою все, взорвался слепящий экстаз. Она кричала восторженным любовным криком в упоении от затопившего ее райского блаженства, божественного парения… Ее тело содрогалось в сладостных судорогах, а капитан пил с ее губ этот экстаз, этот крик, это наслаждение. Они втекали в него и становились им.

Напряжение спало. Джиллиан еще несколько раз содрогнулась в последних мучительно-сладостных волнах наслаждения, и в каюте наступила тишина. Капитан оторвался от ее губ и хрипло выговорил:

— Боже, если бы моя рука не стала липкой, я бы ни за что не поверил…

Дерек помолчал, и Джиллиан заметила, как в его глазах промелькнула какая-то странная смесь радости и боли. Он неожиданно подмял Джиллиан под себя, лег на нее и, слегка приподнявшись над девушкой, с силой вошел в нее.

Потрясение… острая боль между ног… ужасное чувство неуверенности!

Дерек вдруг буквально окаменел. Он пристально, ни слова, ни говоря, всматривался в лицо Джиллиан, а потом начал медленно и ритмично двигаться в ней.

Джиллиан вновь задохнулась от нахлынувших на нее ощущений. Ритмичное движение стало бальзамом, исцеляющим ее боль, принесло покой ее чувствам. Открывался некий новый пласт ощущений, которые уводили ее за пределы этого мира. Она не помнила, когда именно обвила руками шею капитана и теснее прижала его к себе. Не помнила, как ее тело первый раз ответило в том же ритме и присоединилось к этому завораживающему чувственному танцу. Джиллиан страстно обнимала лежащего на ней мужчину, слившись с ним в едином движении, с каждым разом все больше раскрываясь навстречу его мужской силе…

Взрыв страсти капитана застал ее врасплох. Громко вскрикнув, Джиллиан отдалась волнам экстаза, что расходились по ее телу оттуда, куда сладкими толчками изливался огонь. И чудо наслаждения длилось, росло, поднимало их на могучих незримых крыльях до неимоверных вершин блаженства.

И все кончилось. Снизошел покой. И еще раз наступила тишина, в которой было слышно лишь их учащенное дыхание.

Холодная реальность безжалостно напомнила Джиллиан о себе. От понимания того, что на ней лежит голый капитан, у Джиллиан судорогой перехватило горло. Она сделала то, что обязана, была сделать.

И все-таки… может быть, этого мало?

Джиллиан охватила прежняя тревога, когда она увидела, как посуровели глаза капитана, начавшего приподниматься над ней…

Девственница…

Джиллиан Харкорт Хейг девственница!

Дерек яростно сопротивлялся этому непреложному факту. Нет, Джиллиан Харкорт Хейг была девственницей…

А теперь уже нет.

В конце концов шлюха есть шлюха…

Глава 6

Когда рано утром Джиллиан вернулась вниз, вонь в трюме показалась ей особенно омерзительной. Запах просто изводил ее. Она сидела на койке Одри и, борясь с приступами тошноты, в отчаянии смотрела на сестру. Та неподвижно лежала на спине и тряслась мелкой-мелкой дрожью. Ее трясло теперь постоянно, независимо от того, спала она или нет. С каждым мгновением Одри ускользала от Джиллиан все дальше и дальше.

За спиной все еще слышался злобный шепоток, но девушка демонстративно не обращала на него никакого внимания. Он начался сразу, как только ее привели обратно в трюм. Она слышала, какими словами ее обзывали, когда она проходила на свое место. Вслед ей неслось непристойное хихиканье, а мужчины насмешливо делали ей гнусные предложения, на что прежде не осмеливались. Терпеть это унижение было невыносимо, но она, стиснув зубы, терпела.

Слава Богу, Одри ничего этого не видела и не слышала.

Джиллиан, давясь слезами, вглядывалась в мертвенно-бледное личико сестры. Утешительно было думать, что забытье стало для ее сестры благословением. Но Джиллиан знала, что это не так. Все обстояло как раз наоборот. Одри, любимой, нежной Одри осталось жить совсем немного.

— Джиллиан…

Джиллиан обернулась на голос Кристофера. Лицо ее было бесстрастно. Когда она вернулась, он сидел около Одри, но Джиллиан чувствовала себя настолько униженной, что не смогла ответить на молчаливый вопрос в его глазах. С тех пор они не обменялись ни словом.

Кристофер взял девушку за руку и, когда она попыталась высвободиться, крепко сжал. Глядя ей в лицо, он сердито сказал:

— Джиллиан, я хочу, чтобы ты мне ответила… Я должен знать. Все в порядке?

— В порядке? — напряглась Джиллиан. Кристофер еще сильнее, до боли, стиснул ей руку.

— Что это значит, Джиллиан? Он плохо с тобой обошелся?

— Плохо со мной обошелся, — повторила Джиллиан и бросила на Кристофера невидящий взгляд. Она была странно нечувствительна к тому беспокойству, что явно читалось на лице ее друга. Внутри нее все омертвело. Где-то у горла стоял ком ярости, беспросветного отчаяния и чего-то еще, чему названия она не знала. Джиллиан молча смотрела на Кристофера, потом заговорила, и голос ее был полон непереносимой боли:

— Все впустую, Кристофер… все! — Не в силах продолжать, она начала давиться слезами, но совладала с собой и прошептала: — Капитан Дерек Эндрюс получил то, что я должна была ему дать, и остался недоволен.

— Недоволен?!

— Он покинул каюту почти сразу же после того, как все произошло, не сказав ни слова, как будто меня в каюте не было. Я ждала, не зная, что делать, потом пришел Каттер и сказал, что капитан приказал ему отвести меня обратно в трюм. Всю впустую, Кристофер, все впустую… А Одри… Одри теперь осталось совсем немного…

У Джиллиан сорвался голос. Не в силах продолжать, она прильнула, было к крепкой руке Кристофера, но с одной из коек ее наградили сочным эпитетом, и девушка отпрянула.

— Нет, Кристофер, не надо, пожалуйста, не надо! — Джиллиан удержала юношу, готового ринуться на обидчика. — В конце концов, это правда.

— Нет, неправда?

— Кто и как меня называет, теперь не имеет значения, — пожала плечами Джиллиан. — А вот что важно, так это не дать Свифту повод выместить на тебе свою злость. Я не хочу этого, Кристофер. Я не хочу, чтобы из-за меня страдал ты.

— Ты не виновата в том, что Одри больна.

— Я должна была ей помочь.

— Нет.

— Просто я была недостаточно хороша там, наверху. И мне…

— Джи… Джиллиан… — донесся с койки Одри затухающий шепот.

Джиллиан бросилась к сестре, забыв про текущие по щекам слезы. Одри смотрела на нее странным взглядом, пристально вглядываясь в каждую черточку ее лица.

— Ты… ты сейчас… другая… Ты… — успела прошептать Одри, прежде чем ее истаявшее тело забилось в жестоком приступе кашля. Наконец кашель отпустил Одри, и она договорила с горячечной страстностью в голосе: — Ты другая, Джиллиан. Ты сегодня выглядишь такой красивой…

Кристофер, кипя от негодования, смотрел, как трогательно Джиллиан ухаживает за сестрой — нежно гладит по лбу, подносит ко рту чашку с питьем, ласково уговаривая хоть чуть-чуть попить.

«Ты выглядишь такой красивой, Джиллиан», — вспомнил он слова Одри.

Да нет, Джиллиан не выглядела красивой. Она была красивой, вот и все.

Кристофер стиснул зубы. Красота Джиллиан была красотой ее души. Она не зависела ни от цвета ее волос, ни от идеальной отточенности тонкого лица. Она вернулась из капитанской каюты, благоухающая лавандой, с рассыпавшимися по плечам пушистыми золотистыми локонами, но это никак не повлияло на ее красоту.

Кристоферу стало горько. Негодяй… Он дал Джиллиан возможность вымыться, и только потом полез к ней, как будто грязь и вонь трюма — это не его рук дело. Подонок…

Кристофер стиснул кулаки, отчаянно борясь с захлестывающей его ненавистью. Об унижении, пережитом Джиллиан, говорило ее залившееся краской лицо, когда она шла к своей койке, сопровождаемая градом непристойностей и похабных предложений. Унижение слышалось и в словах, которые она недавно сказала ему и с которыми он по-прежнему был не согласен.

«Он остался недоволен», — сказала она ему.

Недоволен… Сволочь…

От гнева у Кристофера что-то сжалось в животе. Он наблюдал, как Джиллиан грациозными движениями заботливо укрывала разметавшуюся в беспамятстве Одри и осторожно отирала пот с ее пылающего лба. Джиллиан Хейг могла оставить недовольным только полного идиота. Ведь она…

Его размышления были прерваны тяжелыми шагами возле трапа. Кто-то спускался в трюм. Кристофер быстро обернулся и увидел Каттера, а с ним двух здоровенных матросов. Первый помощник капитана обратился к Свифту, и его голос отчетливо разнесся по всему трюму:

— Капитан отдал распоряжение перевести мисс Хейг и ее сестру из трюма наверх, в каюту.

Кровь бросилась в лицо Свифту. Он буквально потерял дар речи и, выпучив глаза, лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Потаскуха добилась-таки своего…

Ну уж нет, он не позволит этого! С каким наслаждением от выдал ей по первое число, когда Каттер привел ее обратно! Девка отошла, как побитая собака, но он все равно начал строить планы более изощренной мести… предвкушая, как она будет молить его о пощаде. И вдруг пришел этот негодяй — первый помощник, чтобы лишить его возможности отомстить! Не бывать такому!

Свифт угрожающе надвинулся на Каттера, не обратив внимания на насторожившихся матросов, и рявкнул:

— Не пойдет, мистер! Отсюда тебе никого не забрать. Покудова мы не дошли до Ямайки, за ссыльных отвечает Лондонская транспортная компания и никто другой! Все по закону! Господин Барретт под замком, так что теперь за «груз» отвечаем я и остальные ребята! И ни тебе, ни кому еще я не дам забрать этих вонючих нищенок! Они останутся здесь и точка!

Каттер окинул охранника ледяным взглядом и не спеша, повернулся к матросам, стоящим у него за спиной:

— Линден… Хаскелл… Заберите женщин и их вещи наверх.

Здоровенные парни молча шагнули вперед.

— Эй, вы, не вздумайте подходить к этим девкам, слышите? — Глаза Свифта загорелись дикой злобой. — Одна уже на ладан дышит. Коли с ней чего случится, я доложу об этом компании! Всех вас по судам затаскают!

— Прежде чем ты это сделаешь, парень, тебе придется поговорить с капитаном Эндрюсом. — Каттер не спускал глаз с лица Свифта. — Мне думается, он справится с этим делом лучше тебя.

Свифт завертел головой, выискивая в темных углах трюма попрятавшихся охранников. Перетрусившие слабаки!

От злости голос Свифта сорвался на фальцет, и он досадливо дернул головой.

— Ну ладно, нонче ваша взяла, но предупреждаю, последнее слово за мной будет!

Трясясь от ярости, Свифт беспомощно смотрел, как все трое направились к бледной как полотно девке, молча застывшей около койки своей сестры.

— Осторожнее! Бога ради, осторожнее! — Джиллиан с тревогой смотрела, как огромный матрос с соломенными волосами, отзывавшийся на имя Хаскелл, осторожно поднял сестру с койки. Услышав голос Джиллиан, Одри открыла лихорадочно блестевшие глаза, в которых мелькнул неподдельный ужас, и задохнулась в очередном приступе ужасного кашля.

Дождавшись, когда приступ прошел, Джиллиан мягко проговорила, стараясь успокоить разволновавшуюся сестру:

— Папа договорился, чтобы нас перевели в другую комнату. Ведь ты так и хотела, правда? И мы будем все вместе. Там тепло, сухо и намного удобнее, чем, здесь.

— Я хочу домой… — задыхаясь, пролепетала Одри и беспомощно огляделась вокруг. Ее взгляд остановился на Кристофере, который стоял неподалеку. — Папочка, пожалуйста…

Каттер, бросив пытливый взгляд сначала на Одри, потом на Кристофера, нахмурился. Джиллиан шепотом развеяла его сомнения:

— Это лихорадка. У Кристофера волосы и борода точно такие же, как у нашего отца. У нее все смешалось в голове.

— Папочка, ну пожалуйста… — Одри начала бить крупная дрожь. — Я так боюсь…

— Поговорите с ней, Гибсон, — вежливым, но безапелляционным тоном распорядился Каттер.

Джиллиан заметила, как покоробило Кристофера от тона первого помощника капитана. Но, взяв Одри за руку, он заговорил ласково и ободряюще:

— Все будет хорошо, Одри. Я тебе обещаю, что очень скоро ты снова будешь дома.

Бескровные сухие губы Одри тронула едва заметная улыбка.

— Ты обещаешь? Ты никогда меня не обманывал, папочка.

— Закрывай глаза, Одри, и отдохни. Все будет так, как надо, — стараясь сохранить бодрый тон, сдавленно проговорил Кристофер.

Одри послушно закрыла глаза, и Джиллиан едва сдержала рвущиеся наружу истерические рыдания, когда они направились к трапу. Не обратив никакого внимания на брошенное Свифтом ей в спину оскорбительное ругательство, она начала подниматься по трапу, с каждым шагом все больше понимая, что происходит.

Она все-таки сделала это. Она вытащила Одри из грязной смертельной ловушки, которая по каплям высасывала из нее жизнь.

Когда Джиллиан поднялась на палубу, по лицу хлестнул порыв ледяного ветра, заставив на миг забыть о нежном сиянии раннего утреннего солнца. Бросив взгляд на капитанский мостик, она увидела на фоне голубого неба широкоплечую, во всем черном фигуру капитана, который что-то внимательно рассматривал в подзорную трубу. Джиллиан вдруг окатило жаркой волной, будто она снова почувствовала сильные мужские руки, обнимающие ее.

Она судорожно сглотнула. Женщина, которая находилась вчера ночью в каюте капитана, была ей совершенно незнакома. Эта женщина млела в руках чужого мужчины, не испытывая ни малейшего стыда. Какая-то распутная бабенка, которая распалялась все больше и больше от каждого его прикосновения. Та женщина смаковала его поцелуи и упивалась бесстыдными ласками, изнывая от желания большего.

Джиллиан сердито поджала губы. Но та женщина мгновенно исчезла, сметенная ворвавшейся в каюту грубой реальностью, когда капитан подчеркнуто, отделил себя от нее и молча ушел, даже не пожелав доброго утра. А позже прислал за ней Каттера.

Джиллиан чувствовала себя униженной до предела. Ей показалось, что она не удовлетворила капитана. Может быть, так оно и есть. Мучительные сомнения по-прежнему не отпускали ее.

От порывов ледяного ветра Одри начала бить крупная дрожь. Джиллиан всмотрелась в изможденное личико сестры. Неужели все-таки слишком поздно?

Терзаемая этой мыслью, Джиллиан вошла в уже знакомый коридор, стараясь не отставать от матроса, который бережно нес Одри. Пройдя мимо капитанской каюты, он остановился возле одной из соседних дверей.

Господи, совсем рядом…

Каттер распахнул дверь, и она вслед за ним вошла в каюту. Здоровяк матрос внес Одри и с осторожностью положил ее на койку. Джиллиан огляделась вокруг. Каюта была небольшая, но теплая. Около стены стояла маленькая копия круглой печки, что она видела у капитана. Здесь уже не будет пробирающей до костей сырости. На узкой койке мог уместиться только один человек, пол не застелен, но все равно это было несравнимо лучше той грязищи, в которой они спали внизу.

Джиллиан шагнула в сторону, чтобы второй матрос смог поставить их вещи, и вдруг заметила на полу около стола маленький черный чемоданчик. Ей сразу бросились в глаза две выгравированные на замке буквы «Д.Б.», от одного вида которых ей стало холодно. Она подняла вопросительный взгляд на Каттера, и тот спокойно ответил:

— Да, это была каюта мистера Барретта. Но до конца плавания она ему не понадобится.

Не в силах что-либо сказать, Джиллиан повернулась на слабый зов Одри:

— Джиллиан… Джиллиан, где ты?

Она подошла к сестре, ласково взяла исхудавшую руку и почувствовала, какая она неестественно горячая. Взгляд Одри снова начал блуждать, и у Джиллиан вдоль спины змейкой скользнул холодок страха.

— Джиллиан, я хочу домой.

— Мы скоро будем дома.

— Я хочу домой сейчас.

— Я же сказала тебе, дорогая, очень скоро мы будем дома.

— Мисс Хейг… — негромко обратился к ней Каттер. — Вам еще что-нибудь нужно?

Осмелится ли она попросить об этом? Сделав глубокий вдох, Джиллиан беззаботным тоном ответила:

— Пожалуй, нет. Хотя, разве что чайник… или котелок. Чтобы я могла вскипятить на печке воду. И, может быть, мыло, и воду для умывания и питья. И немного чая для заварки… чтобы никого не утруждать. — Джиллиан, бросила взгляд в угольный ящик около печки и добавила: — И пусть добавят угля, а то потом, вы же знаете, сто лет пройдет, пока ее разожжешь.

Ей показалось, что по губам Каттера скользнула едва заметная улыбка.

— Что-нибудь еще?

— Да. Медную лохань… Мне бы хотелось, чтобы ее поставили сюда, — осмелев, ответила Джиллиан.

— Это которая для купания?

Каттер повернулся к задавшему этот неожиданный вопрос Хаскеллу и ответил, обращаясь сразу к обоим:

— Я распоряжусь, чтобы лохань принесли сюда, как только представится такая возможность. Что еще?

— Теперь вроде все, — ответила Джиллиан. И, внезапно сообразив, что кое-что она забыла, добавила с искренней теплотой в голосе: — Благодарю вас, мистер Каттер.

Погруженная в мысли о том, что надо сделать в первую очередь, Джиллиан не услышала, как трое мужчин, тяжело топая сапогами, вышли из каюты и как стукнула закрытая ими дверь.

Каждый вдох и выдох буквально раздирал легкие. Мэгги, хрипя, еще раз попыталась сесть на своей койке. Взглянув в сторону трапа, по которому только что увели наверх эту стерву и ее сестру, она, упершись трясущейся рукой в драный матрас, сумела-таки приподняться. Давясь непроходящим кашлем, Мэгги бросила вороватый взгляд на Свифта, потом на Кристофера, который лежал на своей койке, закрыв лицо локтем.

Кашель как-то сам собой прекратился, и Мэгги с трудом перевела дух. Дышать стало ощутимо легче. Она глубоко и осторожно задышала, стараясь поскорее прийти в себя. Значит, девка, побывав в постели капитана, выиграла-таки большой приз. По правде, говоря, Мэгги не верила, что этой стерве под силу ублажить капитана.

Губы Мэгги растянулись в злобной усмешке. Значит, эта зараза теперь нежится в тепле! Как там сказал первый помощник? «Перевести из трюма наверх, в каюту». И специально во весь голос проорал, чтоб всем было слышно!

Мэгги ни капельки не сомневалась, о чьей каюте идет речь.

Эта мысль вдруг показалась ей такой забавной, что старая карга визгливо захохотала. Смех тут же сменился новым приступом кашля, который заставил ее судорожно ловить воздух разинутым ртом и напрочь забыть обо всем, кроме рвущей легкие боли.

Кашель прекратился, и Мэгги, потирая ладонью саднящую грудь, огляделась вокруг. Ее лицо помрачнело. Никто и бровью не повел, а ведь она чуть не померла! Среди этого отребья не было ни одной сволочи, кого хоть капельку взволновало бы, что Мэгги больна. А вот за белокурую стерву есть кому переживать! И Свифт, который слюну пускал при виде этой потаскухи и все еще бесится, что та ему не дала… И Гибсон, что молча мучается от разлуки со своей полюбовницей.

Мэгги еще больше озлобилась. Джиллиан Хейг корчила из себя благородную мадам, а за теплое местечко все равно расплатилась своими телесами, вот так! Она знала еще одного человека, который ненавидел эту самоуверенную лахудру так же сильно, как и она…

На синюшных губах Мэгги появилась мерзкая улыбка. Она подкормит его ненависть, еще как подкормит, только держись! На его угрозы ей глубоко плевать… Очень скоро ей не будут страшны вообще никакие угрозы.

Мэгги потихоньку пододвинулась к краю койки, с заметным усилием села и с еще большим трудом встала на ноги. Пошатываясь, она с застывшей улыбкой двинулась к трапу.

Дерек опустил подзорную трубу. Он специально бессмысленно смотрел в никуда, притворяясь, что занят важным делом, пока Джиллиан Хейг проходила по нижней палубе. Ну что ж. Ослепительно красивая ведьма и ее сестра перебрались из трюма наверх и сейчас устраиваются в каюте Барретта. Сделка между ним и Джиллиан Хейг состоялась.

Дерек недоверчиво потряс головой.

Он, видно, совсем лишился рассудка…

Подняв глаза к ясному небу, он сердито нахмурился. Уже несколько дней стояла отменная погода. Ремонт корабля продвигался более чем успешно, и вскоре они смогут начать наверстывать потерянное время. Он собирался сразу, как только корабль будет приведен в порядок, идти на всех парусах так долго, сколько сможет выдержать команда. И корабль, конечно.

Дерек еще больше помрачнел. К такому решению его толкало множество причин, но самая убедительная обреталась у него в паху и напоминала о себе всякий раз, когда он начинал думать о женщине, только что прошедшей по палубе.

Та ночь была на удивление долгой. Он понял это, когда чуть ли не бежал из своей каюты, оставив в постели прекрасную нагую женщину. Единственное, что он смог сделать, так это отдалиться от нее, чтобы спокойно все обдумать.

Разбудив рано утром своего первого помощника, Дерек распорядился, чтобы женщину немедленно отвели обратно в трюм. Неприкрытое изумление Каттера надолго испортило ему настроение.

Покончив с этим, он вернулся к себе в каюту и вдруг обнаружил, что теперь это не только его каюта, ибо в ней все еще пахло Джиллиан Хейг. Ею пахли простыни, подушка, рубашка, что он стянул с ее нежных плеч. Ее ароматом полнился воздух и даже его мысли. Он ничего не мог с этим поделать, как и с воспоминаниями о тех мгновениях, что она провела в его объятиях.

Он помнил все до мельчайших подробностей. Еще бы не помнить! Она и в правду раскрылась навстречу ему, как цветок навстречу солнцу. Дерек был уверен, что она не притворялась. Его столько раз пытались обмануть искушенные шлюхи, что он знал все их уловки. Но то что она искренне отдалась ему, лишь усиливало его замешательство.

Она оказалась девственницей. А теперь стала шлюхой… и неудержимо влекла к себе…

Где-то далеко за полночь, когда воспоминания о Джиллиан Харкорт Хейг, о ее нежном теплом теле начали жечь ему мозг, Дерек сказал себе, что ее предложение не принял бы только полный идиот или евнух. Соглашение было честным и обоюдовыгодным… По крайней мере, впереди было еще шесть недель плавания.

Внезапно перед его глазами возникло знакомое рыжеволосое видение, и Дерек скривился, как от зубной боли. В любом случае белокурая девка не даст никаких шансов Эммалине и ее чертовым оби. Потому что Джиллиан Харкорт Хейг была здесь, рядом, и только из-за одного этого все другие женщины просто вылетели у него из головы.

Дерек негромко и язвительно фыркнул. Вполне может быть, что Джиллиан Хейг и есть то самое лекарство, которое ему необходимо… Если, конечно, пациент сможет выдержать лечение.

Разозлившись из-за неожиданного поворота мыслей, Дерек сквозь зубы выругался. Он даст ей какое-то время, чтобы обустроиться, а потом вызовет к себе и установит правила их связи — правила весьма жесткие, не терпящие никакого лавирования.

А там видно будет…

— А ее, между прочим, от нас забрали… — Джон Барретт, дернувшись от неожиданности, рывком поднял голову от миски с жидкой овсянкой, которую он получал на завтрак, и в бешенстве скрипнул крепко сжатыми зубами. Опять эта мерзкая ведьма…

Старая карга подковыляла к его забранной решеткой двери. От одного ее вида и вони Барретта чуть не стошнило. Он демонстративно повернулся к ней спиной не забыв при этом рявкнуть:

— Да пошла ты куда подальше!

— Не… не… Так не надо со мной говорить, сэр! — Барретт, не выдержав, глянул через плечо и увидел, что она хитро посматривает на него и скалит в улыбке гнилые зубы. — Вы что, не слышали, что я вам сейчас сказала? Эта зараза убралась от нас.

«Что? Да это невозможно», — пронеслось в голове у Барретта.

— Ты совсем рехнулась, старуха! Оставь меня в покое или пожалеешь, что на свет родилась!

— Ой, сэр, да вы никак забыли? — Карга уже откровенно издевалась. — По палубе-то я разгуливаю, а не вы.

— Я тебе уже сказал…

— Говорю же — она свалила… вместе со своей сестрой. Капитан поселил их в каюте рядом с собой, они теперь его полюбовницы.

При этих словах Барретт аж взвился.

— Ага, обе заразы, — фальшиво сочувственным тоном продолжала Мэгги. — И уж повеселятся вволю, плыть-то еще ой как долго,

Барретт медленно повернулся лицом к старой распутнице:

— Мне что, еще раз повторить? Иди… и оставь меня в покое.

— Я не могу, сэр! — женщина шагнула чуть ближе. — Эта стервоза заняла вашу каюту, сэр, вот я и подумала, что…

— Мою каюту?!

— Ой, а я разве вам не сказала? Потаскуха теперь спит на вашей койке, сэр. Жалко, конечно, что не с вами, но она, будьте спокойны, постарается, чтоб ваше местечко не пустовало. А ее кобель — Крис Гибсон, помните его? — нонче просто волком воет, потому как она покудова его с собой не забрала. Так что он ждет своей очереди. А там ведь еще Свифт есть, сэр. Этот прям так и ел ее глазами, так и ел, особливо после того, как капитан вас сюда засадил.

— Свифт? — Внутри у Барретта начала подниматься какая-то дрожь. — Да он не посмеет! Он мне сам сказал…

— Этот ваш друг-приятель вас и сдал капитану, так ведь? Слыхали бы вы, как он сопел, когда она подымалась по трапу! Скорее всего, он и против вас пошел из-за ее сисек. Вроде и он ей больше, чем вы, приглянулся…

Ополоумев от ярости, Барретт с ревом бросился к двери и, просунув руки сквозь решетку, задергался, тщетно стремясь дотянуться до Мэгги. От его неожиданного наскока она невольно шагнула назад и снова начала неистово кашлять, пока Барретт в бешенстве тряс прутья решетки.

— Сволочь!!! — взревел он, с растущим злорадством наблюдая, как давится кашлем его мучительница. Дождавшись конца приступа, он прорычал. — Ты что, пришла сюда доводить меня, потому что это тебе в радость? Подстилка вонючая… Кошелка с дерьмом… Ты мне заплатить за каждое свое слово, слышишь — за каждое! Ты еще пожалеешь о каждой буковке… о каждом звуке… оба всем, что ты сегодня здесь выблевала, зараза!

— Сэр… — просипела Мэгги с вымученной слабой улыбкой. — Должна ли я понимать это так, что вам не по вкусу мои услуги?

— Мерзкая, вздорная баба!

— Ага. Ну, коли так, то дайте мне, сэр, еще одно обещание. — У Мэгги как-то странно заблестели глаза. — Обещайте, что, когда мы встретимся в аду, вы скажете мне «здрасьте», чтоб я точно знала, что вы горите вечным огнем вместе со мной.

Барретт, сыпля проклятиями, в очередной раз попытался дотянутся до Мэгги. Та расхохоталась прямо ему в лицо:

— Ой-ой… какие мы горячие! Как я вас распалила! Еще не время. Сейчас я вас покину, пожалуй. А то, что я рассказала про белокурую заразу, — все истинная правда… И не забудьте про вашу верную служанку, сэр, — хихикнула Мэгги. Собравшись уходить, она презрительно закончила: — Хотя, по правде говоря, я скорее ноги об тебя оботру, чем их для тебя раздвину!

Барретт просто задохнулся от бешенства. Мэгги пропала в ночной темноте, как ее и не было. В душе Барретта разгоралась жаркая ненависть. Скрежеща зубами в бессильной злобе, он инстинктивно чувствовал, что старая кошелка не наврала. Потаскуха действительно лежит сейчас в его каюте… на его койке… а негодяй капитан залезает на нее…

Ну что ж, Джиллиан Хейг получит свое сполна.

В это удивительно ясное и солнечное утро Дерек был мрачнее тучи. Внутреннее беспокойство возрастало, особенно когда он увидел, как Хаскелл тащит через всю палубу медную лохань, которую совсем недавно унес из его каюты. Он заметил вопросительно поднятые брови своих матросов, но под их взглядами ни один мускул на его лице не дрогнул. А представление продолжалось. Он удержался от комментариев и тогда, когда Хаскелл и Линден принялись ведрами доставать из-за борта воду и носить их в каютный отсек. Еще несколько полных ведер, как он догадался, были изъяты из их питьевого запаса и отправлены в том же направлении. А потом пришел черед пустых кружек и кастрюль. Завершилось все пузатым чайником.

Дерек мысленно простонал. Он допустил ошибку, теперь это уже ясно. Он напрочь забыл, да нет, что там говорить — захотел забыть — о безграничном высокомерии Джиллиан Харкорт Хейг, проявившемся уже при первой их встрече. Уверовав в прочность своей позиции, она явно решила сполна ею воспользоваться. И снова занялась любимым делом — начала гонять ребят туда-сюда прямо у него на глазах.

Ну, так дело не пойдет!

Хаскелл снова выскочил на палубу, прервав поток мыслей своего капитана. Он заторопился в сторону камбуза, и Дерек вдруг уловил какой-то диссонанс. Он никак не мог сообразить, что его насторожило. Вроде бы наблюдалось что-то странное в том, как торопился Хаскелл. И вдруг он понял — отсутствие обиды! Вот что сбило его с толку! На лице Хаскелла не было обиженного выражения, скорее наоборот, — матрос просто сиял, торопливо шныряя по палубе, как заправская служанка. Не было недовольства и на загорелом лице Линдена, когда он шествовал тем же курсом.

Из камбуза появился Хаскелл, и у Дерека мигом все вылетело из головы.

Это еще что такое? Да какого черта…

Хаскелл возвращался в каюту, так бережно и неловко неся в своих огромных мускулистых руках поднос, как будто тот был сделан из чистого золота. Сам поднос был накрыт белой — ослепительно белой, без единого пятнышка! — салфеткой, словно несли его в покои королевы! Самым же невероятным был цветок, в гордом одиночестве стоявший на подносе в стакане с водой, как бы подвергая сомнению реальность окружающих корабль вздымающихся и опадающих океанских волн.

Цветок для шлюхи посреди океана…

Цветок? Какой там к черту цветок! Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения.

Дерек спустился с капитанского мостика и, сердито нахмурившись, решительно зашагал по веренице следов на палубе, что успели натоптать Хаскелл и Линден своими сапожищами.

Джиллиан обернулась на знакомый звук тяжелых шагов Хаскелла. Тот стоял в дверях, держа в грубых руках поднос, накрытый белоснежной салфеткой. Она увидела маленький алый цветок в стакане с водой и вопросительно посмотрела на Хаскелла. Его обветренное, суровое лицо вдруг густо покраснело.

— Это кок вам послал, мэм. Ведь ваша сестренка больна… ну, и всякое такое, — матрос совершенно смешался. У Джиллиан запершило в горле.

— Пожалуйста, передайте ему мою благодарность, — попросила она и, повернувшись к Одри, ласково проговорила: — Постарайся помочь мне, дорогая.

Одри слабо шевельнулась, пытаясь с помощью Джиллиан сесть на койке, но все ее усилия оказались тщетными.

С болью в, сердце Джиллиан бросила взгляд в сторону знакомой медной, лохани, наполовину наполненной чуть подогретой водой. Ей нужно было, раздеть Одри и посадить в лохань. В этом была единственная надежда Джиллиан как-то справиться с горячкой, сжигающей сестру. Средство, конечно, было необычным, но она прекрасно помнила, как Одри сама пользовалась им, когда у кого-то из соседских детей от горячки начались судороги. Жар спал почти сразу, и, хотя малыш все-таки потом умер, она…

Джиллиан с усилием проглотила вставший в горле ком. Одри выживет. Она заставит ее выжить. — Мисс Хейг… — Джиллиан обернулась к Хаскеллу, и матрос смущенно продолжил: — Может, помочь вам ее поднять?

Взглянув в его лицо, Джиллиан увидела на нем выражение искренней заботы. Оба матроса, что целый час бегали по ее поручениям, оказались вовсе не такими черствыми субъектами, как она поначалу думала. Она явно ошиблась в оценке и сейчас испытывала острое чувство стыда. — Если бы вы, мистер Хаскелл, помогли мне посадить Одри, чтобы я смогла ее раздеть, я была бы вам очень признательна слегка покраснев, мягко ответила Джиллиан.

— Конечно, мэм!

Здоровенный, крепко сбитый парень подошел к койке, и Джиллиан с облегчением расслабилась. Через несколько минут она, наконец, сможет…

Едва Хаскелл склонился над Одри, как та неожиданно издала отчаянный пронзительный крик. Матрос изумленно выпрямился и вопросительно посмотрел на Джиллиан. Еще один вопль заставил его отступить на шаг от койки.

— Папочка… — дрожащим голоском пролепетала Одри, в ужасе оглядывая каюту. — Папочка, где же ты? Ты же обещал забрать нас домой!

— Одри, милая, ну не переживай ты так. Этот человек всего лишь хочет помочь нам. Его зовут мистер Хаскелл, и он…

Джиллиан замолчала, потому что у Одри начался очередной приступ кашля. Не в силах помочь сестре, она молча ждала, когда приступ прекратится. Одри, наконец, отдышалась и слабым прерывающимся голосом проговорила:

— Я не хочу, чтобы он помогал нам! Позови папу! Он придет, он здесь!

— Мэм, я только… — Хаскелл шагнул вперед, и Одри снова пронзительно закричала. Матрос торопливо отступил к двери, которая вдруг распахнулась, и он налетел на вошедшего в каюту человека. Джиллиан услышала, как капитан выругался, уткнувшись в широкую спину Хаскелла, и в следующий момент увидела его рассерженное лицо.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — резко спросил Дерек.

Увидев капитана, Одри испуганно смолкла и начала тихо всхлипывать. Джиллиан ласково взяла сестру за руку, стараясь успокоить, и повернула голову к возвышающемуся над ней Дереку:

— Она бредит. Она испугалась мистера Хаскелла.

— Хаскелл, выйдите отсюда! — повернувшись к матросу, распорядился капитан.

Тот попятился в коридор и тихо прикрыл за собой дверь. Капитан снова повернулся к Джиллиан, впервые после той ночи оказавшейся с ним лицом к лицу. Внутри у нее все сжалось. Она молча смотрела, как он, сурово поджав губы, окинул взглядом сначала ее, а потом пристально посмотрел на всхлипывающую Одри. Джиллиан заметила странное выражение, промелькнувшее в его глазах. Дерек резко спросил:

— Внизу во всей той грязи она была намного спокойнее. Что не так здесь?

— Она боится. И зовет нашего отца.

— Вашего отца…

— Он умер, капитан.

Темные бездонные глаза так и впились в лицо Джиллиан. Она замерла, изо всех сил стараясь сдержать дрожь. Капитан, направляясь к двери, бесстрастно заметил:

— Тогда ничего не поделаешь.

Он вышел так же стремительно, как и вошел, оставив после себя какую-то непонятную пустоту.

Некоторое время Джиллиан смотрела на закрытую дверь, за которой исчез капитан Дерек Эндрюс. Сейчас он взглянул на; нее точно так же, как тогда рано утром, когда оставил одну, в своей каюте.

Мысленно; она начала готовиться к их скорому возвращению в, трюм.

Глава 7

Поднявшись на палубу после короткого разговора с Джиллиан Хейг и ее больной сестрой, Дерек заметил, что утренний ветер заметно усилился. Стоя на капитанском мостике, он почувствовал, как «Воин зари» начал набирать ход, Он быстро глянул наверх, туда, где кливера и марсели на мачтах громко захлопали под напором ветра. Дерек посмотрел вниз на палубу и громко крикнул:

— Поставьте паруса, мистер Каттер!

Дерек молча наблюдал, как по приказу его первого помощника матросы проворно полезли по вантам и сноровисто поставили брам-стеньгу и бом-брам-стеньги, приспустили нижние прямые паруса, а бизани подтянули вверх, к самому гафелю. Он еще раз внимательно проверил направление ветра и остался доволен тем, что тот дул из-за кормы. Теперь они наберут ход, лишь бы такая погода постояла подольше.

И Дерек в который раз подумал о сестрах в пассажирской каюте. Он живо припомнил сцену, участником которой был всего час назад. Полная сумятица и безалаберщина — вот что он там увидел.

На скулах Дерека заиграли желваки. Когда Джиллиан Хейг, сидевшая на краю койки рядом с сестрой, посмотрела на него, в ее взгляде он увидел откровенную панику. С того раза, как он последний раз видел их, состояние Одри значительно ухудшилось. Ничего удивительного, что Хаскелл, опытнейший матрос и во всех отношениях замечательный малый, растерялся от крика больной девушки. Не будь положение настолько трагичным, вид этого огромного детины, пригвожденного к месту полным ужаса женским взглядом, показался бы просто комичным. Но всем было не до смеха. Молодая женщина была так истощена и измучена, что приходилось удивляться, как в ней до сих пор теплится жизнь. Он вспомнил блуждающий взгляд лихорадочно блестевших, обведенных черными кругами глаз и понял, что смерть уже распростерла над ней свои крылья. Дерек был свидетелем многих смертей и мог безошибочно угадать, что последует дальше. Он спокойно смотрел в лицо умирающей девушке, пока не увидел ее глазами Джиллиан Хейг.

Боль, испытанная им в этот момент, явилась для него полной неожиданностью. И эта боль все росла и росла, становясь просто нестерпимой, становясь его собственной болью. Он довольно быстро понял, что ему с ней не справиться, и именно поэтому буквально вылетел в коридор, захлопнув за собой дверь.

Но в груди до сих пор тупо саднило.

— Капитан… — Дерек порывисто обернулся на голос Каттера, только что поднявшегося на мостик. Первый помощник спокойно встретил его взгляд. — Паруса поставлены, и мы идем точно по курсу. Какие будут приказания, сэр?

— А как внизу, в каюте? — хмуро поинтересовался Дерек.

— Вы насчет сестер Хейг, сэр? — неуверенно спросил Каттер. Дерек утвердительно кивнул.

— Там не очень хорошо, — поколебавшись, сказал Каттер.

— Что именно?

— Мисс Одри Хейг очень беспокойно ведет себя, сэр. Она хочет видеть своего отца.

— Ну, здесь ничем нельзя помочь, — насупился Дерек. — Ее отец умер, и повидаться с ним она уж никак не сможет.

— Понимаете, сэр, это не совсем так.

— Что ты сказал? — Дерек на миг растерялся.

— Там, в трюме, есть мужчина…

— Мужчина? Внизу? — Дерек даже отпрянул. Ну, конечно же… где Джиллиан Харкорт Хейг, там не может не быть мужчины. Ему пора бы это понять.

— Да, сэр, но этот мужчина, он…

— Все это меня мало интересует, Каттер.

— Сэр, мисс Одри Хейг думает, что парень — ее отец.

— Ее отец?!

— Мисс Джиллиан сказала, что у него волосы и борода совершенно такие, как у их отца. А у ее сестры из-за горячки все в голове перемешалось. Я сам видел, как он влияет на нее. Когда он рядом, девушка сразу успокаивается.

— Этот человек… — задумчиво проговорил Дерек и, помолчав, продолжил: — Опиши-ка мне его.

— Он молод, крепкого сложения, волосы вьющиеся, борода темная — это тот парень, которого привели на борт в кандалах, помните? Он один из немногих внизу, кто, похоже, зарабатывал на жизнь собственным горбом.

Дерек скупо улыбнулся. Сказано вполне достаточно. Когда он был в трюме, то заметил, какими глазами этот парень смотрел на Джиллиан, и сразу понял, что к чему.

— Простите, сэр…

— В чем дело?

— Я за прошедший час продумал всю эту ситуацию. Мне кажется, сэр, что этот малый смог бы успокоить больную девушку.

— Вы так считаете?..

— Да, сэр.

Наступило долгое молчание. Ветер все усиливался, паруса надувались и громко хлопали, а корабль легко скользил по покрытому до самого горизонта белыми барашками морю. Дерек стоял совершенно неподвижно, ветер бил ему в лицо, а в душе не ослабевала боль, острым клинком пронзая его сердце.

Снова, в который уже раз, на его пути встал другой мужчина…

Огромные языки пламени жадно метнулись к ней, как только Одри сделала отчаянную попытку убежать.

Они безжалостно опаляли ей кожу.

Они выжигали ей мозг.

Она закричала… но ее никто не услышал!

Где же он? Папочка… папочка, где ты?

Одри пыталась увидеть отца, но вокруг нее стояла какая-то туманная стена, сквозь которую невозможно было ничего разглядеть. Папочка совсем недавно сидел рядом с ней. Она прекрасно помнила, как он ласково гладил ее лоб, слышала его успокаивающий голос, видела его родное лицо, хотя страшно мешала эта противная дымка вокруг.

Но он же ей обещал…

— Папочка!

— Одри, дорогая, успокойся, пожалуйста… Это всего лишь Джиллиан.

— Папочка! Папочка! Он обещал, что заберет ее домой, туда, где тепло и сухо, где она снова сможет хозяйничать на своей любимой кухне и заботиться о тех, кого любит. Но огонь жег все сильнее. Языки пламени вздымались все выше. От боли в груди она уже просто не могла дышать. Здесь она совершенно беспомощна, и здесь так жарко, так темно и так гадко.

— Папочка!

Ей очень хотелось домой.

Но она так устала бежать.

Она все больше и больше слабела.

Языки огня жадно слизывали ее силу.

— Папочка! Папочка! Помоги мне, пожалуйста! Подожди-ка… это он! Она видит его!

— Папочка?

Он так близко… Господи, да он совсем рядом!

— Папочка… это ты? Его дыхание коснулось ее щеки.

Его рука ласково погладит ее по голове. Его голос сладкой музыкой отзывается у нее в ушах.

— Это я, Одри. Теперь все будет хорошо, милая девочка.

Папочка. Он пришел.

У нее внутри все всколыхнулось от Счастья.

Как же она любит его…

Боясь поверить, Джиллиан смотрела, как из глаз Одри уходит выражение ужаса. На заострившееся личико снизошел покой, в мгновение ока, стерев маску страха.

Одри закрыла глаза и затихла. Джиллиан похолодела.

— Нет… нет, только не это! Она не может…

— Джиллиан… Одри просто заснула. — Джиллиан взглянула на Кристофера, стоящего на коленях перед койкой Одри, и не нашла в себе сил ответить.

— С ней все хорошо, Джиллиан. Она спит. — Но в глазах Кристофера отражалась ее тревога.

— Кристофер, она же так больна. А вдруг она?..

— Но я же теперь здесь, правда? Не волнуйся, все будет в порядке.

Светлые глаза Кристофера несли ей утешение, и Джиллиан… почти поверила тому, что он ей сказал.

Одри била дрожь. Огонь превратился в лед. Он окружал ее со всех сторон. От него у нее начала замерзать кровь. Рассердившись, Одри открыла глаза и сквозь туман разглядела незнакомую каюту. А сама она плыла в воде. И вода… вода была такой холодной… Она огляделась. И увидела его.

— Папочка, мне холодно.

— Скоро тебе станет лучше, Одри, — улыбнулся папа. Вода тебе обязательно поможет.

— Но она такая холодная.

— Отдыхай, Одри. Закрой глаза и отдохни. Милый папочка. Как он любит ее. И она знает, что он позаботится о ней. — Как всегда Одри попробовала закрыть глаза.

— Мне холодно, папочка.

— Одри, дорогая… — Это голос Джиллиан.

— Еще чуть-чуть, милая. Тебе сразу станет лучше. Я обещаю.

— Мне обещал папочка, — покачала головой Одри. — Я хочу домой. — Молчание.

— Папочка!

— Да, дочка. Потерпи еще немного, и ты сможешь отправиться домой. Еще немного… — И Одри закрыла глаза.

— Она уже не такая горячая. Жар явно спадает. — Джиллиан взглянула на Кристофера и облегченно вздохнула, увидев, как он с хмурым видом молча кивнул, соглашаясь с ее словами. Их ничуть не смущало, что Одри лежала в стоящей между ними медной лохани и сквозь прозрачную воду просвечивало ее нагое тело.

Джиллиан и Кристофер осторожно раздели Одри. Потом вместе подняли ее и погрузили в лохань. И вместе ждали, когда холодная вода собьет температуру. Кристофер разговаривал с Одри, подбадривая ее, а в это время Джиллиан старательно мыла исхудавшее тело своей сестры.

Джиллиан снова обеспокоено нахмурилась:

— Как ты думаешь, здесь достаточно тепло? Я не хочу, чтобы Одри вдобавок еще и простудилась, когда мы вытащим ее из лохани.

— Да нет, в каюте вполне тепло. — Одри закашлялась.

— Давай ее вынем.

Кристофер согласно кивнул, и Джиллиан мягко обратилась к Одри:

— Попробуй встать, дорогая. Давай, а мы тебе поможем.

— Я устала, — голос Одри был совсем слабым. — Я не могу.

— Нет, ты можешь.

— Нет…

Беспокойство Джиллиан усилилось.

— Одри… — Одри попыталась открыть глаза, услышав голос Кристофера. — Правильно, посмотри на меня, Одри. Мы хотим тебе помочь и перенести тебя обратно на койку.

— Папочка, я так устала.

— Это будет очень быстро, не волнуйся. — Джиллиан с трудом сглотнула вставший в горле ком, увидев, как сестра слабо кивнула в ответ. Одри отчаянно старалась приподняться, а Кристофер ободрял ее и просил не сдаваться:

— Молодчина, Одри! Вот так, давай-ка я тебе помогу. — Каким-то чудом Одри, поддерживаемая Кристофером, сумела не только встать, но и удержаться на дрожащих ногах, пока Джиллиан торопливо обтирала ее нагретой возле печки простыней.

Несколько минут спустя Одри снова тихо лежала в постели. Джиллиан потрогала ее лоб и радостно обернулась к Кристоферу:

— Она совсем не горячая!

Одри опять закашлялась, и Джиллиан обеспокоено нахмурилась. Потом взяла пустой котелок, налила в него воды и поставила на печку.

— Пусть закипит. От пара ей будет легче дышать. Она поправится. Я знаю, что так и будет.

Когда же Кристофер промолчал в ответ, Джиллиан настойчиво повторила:

— Да, она непременно поправится, слышишь?

— Послушай, Джиллиан…

— Ей будет лучше!

Оба замолчали, и Джиллиан постаралась беспристрастно рассмотреть Кристофера. Да, верно… его рыжевато-коричневые волосы слегка вились точно так же, как у отца. И точно так же, как у отца, в его бороде виднелись рыжеватые волоски, но, правда, на этом сходство и заканчивалось. Глаза у Кристофера были серыми и светлее отцовских, а кожа на лице усыпана веснушками. И хотя тело Кристофера было молодым, крепким и мускулистым, что-то в его облике все же неуловимо напоминало папу. Это и почувствовала Одри, уловила нечто, объединяющее их худощавого отца, занимавшегося умственным трудом, и этого рослого широкоплечего юношу. Джиллиан не смогла подобрать название этому «нечто», но твердо знала, что оно глубоко тронуло и Одри, и ее.

Одри совершенно инстинктивно безоговорочно доверяла Кристоферу. Внезапно Джиллиан поняла, что она тоже доверяет ему.

Кристофер отвернулся, и Джиллиан запаниковала:

— Кристофер, ты же не уходишь?..

— Нет, не ухожу.

— Но…

— Каттер сказал Свифту, когда мы уходили из трюма, что капитан приказал мне оставаться здесь столько, сколько нужно.

Джиллиан не сразу осознала то, что сказал ей Кристофер.

— Капитан так и сказал?

Кристофер кивнул и нахмурился, когда их разговор был прерван неожиданным стуком в дверь.

Джиллиан откликнулась, и на пороге возник смущенный Хаскелл:

— Я тут принес вам поднос, мэм.

Джиллиан удивилась но, взглянув в иллюминатор, поняла, что солнце уже клонится к горизонту. День как-то совершенно незаметно уходил, уступая место вечеру.

— Входите, мистер Хаскелл, — пригласила Джиллиан. Матрос заколебался, и она, поняв причину, едва заметно улыбнулась. — Одри спит. Она сегодня чувствует себя немного лучше…

— Я рад, мэм, — покивал Хаскелл. Капитан тоже обрадуется, когда услышит об этом. А то он такой расстроенный. Весь день сегодня сердится.

Джиллиан отвела взгляд и, чуть замешкавшись, безразличным тоном спросила:

— А где капитан сейчас?

— А на капитанском мостике, мэм.

— Спасибо, что занесли поднос.

Подождав, пока за здоровенным матросом закроется дверь, Джиллиан, не обратив никакого внимания на поднос, прошла к умывальнику в углу каюты. Налила в него воды и тщательно вымыла руки и лицо. Потом вытащила из саквояжа щетку для волос и старательно расчесала свои пушистые волосы. Несколько раз глубоко вздохнула, взяла накидку, набросила на плечи и повернулась к Кристоферу. Чувствуя, как учащенно забилось сердце, она нарочито медленно сказала:

— Я хочу пойти поговорить с капитаном. Не дожидаясь ответа, Джиллиан выскользнула в коридор и тихо прикрыла за собой дверь.

Дерек, съежившись под напором ледяного ветра, поднял подзорную трубу и в который уже раз принялся осматривать горизонт. В окуляре мелькнуло небо, сиявшее чудным розовато-золотистым светом. Капитан, еще несколько мгновений вглядывавшийся в пустынный горизонт, с отвращением фыркнул.

А что, собственно говоря, он надеялся увидеть? «Воин зари» уверенно шел многократно проверенным курсом, и в это время года встреча с другим кораблем была маловероятной. Капитаны, которые были более свободны в выборе, чем он, предпочитали переждать несколько месяцев, чтобы отправиться в плавание со спокойной душой.

Дерек опустил подзорную трубу, но все продолжал всматриваться в далекую линию, разделявшую небо и море. Ему не в диковинку трудное плавание, но это по своей тяжести превосходило все предыдущие. Будь он другим человеком, наверняка впал бы в панику из-за всех неприятностей, преследовавших их со дня отплытия из Англии. Тут и влиятельный агент компании Джон Барретт, исходящий злобой в корабельном карцере, и нарушение контракта с Лондонской компанией, что грозило ему полным финансовым крахом, и две девушки в каюте, одна с лихорадкой, которая разгорается с каждым часом все сильнее и начинает представлять опасность уже для его собственной команды.

И это еще не самое худшее!

Чертов Барретт! Несколькими часами раньше Дерек, решив посмотреть, как на самом деле обстоят дела с питанием ссыльных, спустился в грузовой трюм и лично проверил припасы, которые Барретт доставил на борт перед отплытием. Он обнаружил, что продовольствия осталось кот наплакал, к тому же оно в таком состоянии, что ни один уважающий себя человек этого есть, не станет.

Барретт, каким бы негодяем он ни был, отлично оценил ситуацию. Действительно, только сильнейший выживет в таких условиях.

И Дерек мало, что мог изменить. Разве что перебрать полусгнившую провизию и установить более скромный рацион. Этим по его распоряжению и занимался сейчас Каттер.

И как будто этих забот ему было недостаточно, так еще эта женщина…

Солнце садилось, унося с собой дневное тепло. Этим воспользовался ветер и с удвоенной силой принялся кусать холодом лицо. Дерек хмуро глянул вверх, на яростно хлопающие над головой паруса. Все еще надеясь наверстать упущенное время, он решил немного подождать, прежде чем снова отправить людей на ванты…

— Капитан…

Услышав у себя за спиной мягкий женский голос, Дерек замер. В течение дня он изо всех сил гнал от себя не только малейшие воспоминания о нем, но и живые видения, такие яркие, такие четкие, что он порой даже…

— Я могу поговорить с вами, капитан?

Дерек резко обернулся и крепко сжал челюсти, потому как тело его мгновенно отреагировало на ошеломляющую красоту стоявшей перед ним Джиллиан Хейг.

Разозлившись на себя из-за неодолимого влечения к ней, Дерек раздраженно бросил:

— Чтобы подняться на мостик, требуется разрешение капитана, мадам.

Он увидел, как в глазах женщины что-то мелькнуло, но ответ ее прозвучал предельно спокойно, и следа не было от прежнего высокомерия:

— Боюсь, капитан, что я слабо знакома с морским этикетом.

Очередной яростный порыв ветра сбросил с головы Джиллиан капюшон. Высвободившиеся пряди густых белокурых волос взметнулись вокруг ее лица. Она безуспешно пыталась спрятать их обратно под капюшон. Дерек заметил, как у нее трясутся руки, и неожиданно для себя шагнул к Джиллиан, поймал трепыхавшийся у нее за спиной капюшон, накрыл ей голову и поплотнее запахнул разлетевшиеся полы накидки.

Его руки весьма неохотно отпустили девушку, и Дерек слегка сдавленным голосом спросил:

— Что вам нужно, мадам? Здесь очень холодно… слишком холодно для вас. — Я хотела поговорить с вами.

Губы Джиллиан Хейг были так близко, свежие, слегка приоткрытые, воспоминание об их мягкости, о сладости ее поцелуя вспыхнуло так ярко, что только неимоверным усилием воли он удержался от того, чтобы вновь, не вкусить этот нектар.

Дерек еще больше нахмурился:

— У меня нет времени на пустую болтовню, мадам.

— Я пришла поблагодарить вас за…

— У меня нет времени также и на прием благодарностей.

— И, тем не менее, оно у вас найдется, капитан.

— Нет, мадам, вы заблуждаетесь! — Дерек твердо решил не дать этой женщине ни одного шанса взять над ним верх при помощи теплого белого тела, спрятанного под складками потертой накидки. Он заставил себя опустить руки и шагнуть назад. Внезапный порыв ветра сильно качнул корабль, почти бросив Джиллиан Хейг в его объятия. Терпение Дерека лопнуло, когда он непроизвольно подхватил ее.

— Возвращайтесь в свою каюту, мадам! Погода ухудшается. Скоро на палубе будет просто опасно находиться.

— Я уйду только после того, как скажу то, ради чего поднялась сюда, — Джиллиан помолчала, потом едва слышным из-за завываний ветра голосом сказала: — Так вот, Одри отдыхает, сейчас с ней Кристофер Гибсон.

— Гибсон… — повторил, как выплюнул, Дерек. У него снова заныло сердце.

— Благодарю вас за то, что помогли Одри обрести душевный покой, разрешив Кристоферу побыть рядом с ней.

— Повторяю, мадам, мне не нужна ваша благодарность.

— Я знаю, капитан, что вам нужно от меня, — Джиллиан Хейг прямо взглянула ему в глаза: — Вы выполнили свою часть договора, а я выполню свою. Но вы сделали намного больше, чем требовалось, чтобы помочь Одри и мне. Я не могла не выразить вам свою признательность и пришла сюда, чтобы сказать, что не намерена оставлять вас без вознаграждения. Любезность за любезность, капитан, не так ли?

Дерек изучающе смотрел в ее прекрасное лицо, такое близкое, такое желанное, что у него прервался голос, когда он ответил:

— Я не собираюсь требовать от вас ничего, что вы не пожелаете выполнить, мадам.

— Я всегда выполняю свои обещания, сэр. — Дерек понял, что теряет контроль над собой. Он взял в ладони голову Джиллиан, притянул девушку к себе и накрыл ее рот жарким долгим поцелуем. Сердце колотилось так громко, что ему казалось, будто этот стук заглушает завывания ветра. Оторвавшись от ее губ, он хрипло выдохнул ей в лицо:

— Сегодня, мадам. Сегодня ночью…

— Что это вы такое говорите? — У Свифта от изумления отвисла челюсть, когда он разобрался, что же именно негромко сказал ему Каттер. Придя в себя, охранник возмущенно выкрикнул: — Вы не имеете права этого делать! Это против всех законов, мистер!

— На этом корабле закон — это капитан Эндрюс, мистер Свифт, — с удовольствием поставил его на место Каттер. — Решение принято. Можете продолжать считать себя здесь начальником, ваше дело, но вы будете исполнять обязанности самого обычного охранника, не более того. Я уполномочен нести ответственность за все, что происходит внизу, и особенно за условия для пассажиров…

— Для пассажиров! Да вы спятили, мистер! Какие к черту пассажиры! Это же преступники и жулики, которых везут в ссылку за их преступления!

— Тем не менее, все они люди, не так ли? И очень многие из них тяжело больны! С завтрашнего утра начнут действовать новые правила. Они посменно будут подниматься на палубу, чтобы подышать свежим воздухом и немного размяться.

— И речи быть не может, мистер! Вы нарываетесь на неприятности!

— Все, кто в силах работать, получат швабры, мыло и воду и отмоют трюм так, чтобы и следа от нынешней вони не осталось.

— Да это просто невозможно! Это ж звери, они обожают валяться в грязи! Они не будут этим заниматься!

— Они будут, мистер Свифт.

— Нет… никогда…

— Если они откажутся, то вам и другим охранникам придется сделать это самим.

— Еще чего!

— Тех, кто будет лениться, перестанут кормить.

— Ха-ха!

— Охранники не исключение… — Свифт вдруг замолк. — Здоровые будут помогать больным.

— Да это смешно, мистер, нашли дураков!

— Каждый здоровый обязан ухаживать за одним больным.

— Да вы просто ополоумели!

— Может быть, я и ополоумел, — напористо проговорил Каттер, — но это приказ капитана мистер Свифт, и обсуждению не подлежит! Что вам делать, вы знаете. Завтра я вернусь, и вы доложите мне об исполнении.

Развернувшись на каблуках, Каттер быстро взбежал по трапу на палубу. На его губах играла довольная улыбка.

«Сегодня, мадам. Сегодня ночью…»

Эти слова продолжали звенеть у нее в ушах, и у Джиллиан задрожала рука, когда она поднесла ложку с овсянкой ко рту Одри.

— Пожалуйста, еще одну, дорогая…

Одри отвернула лицо и уткнулась в подушку, сотрясаемая очередным приступом кашля, а потом обессилено откинулась на подушку.

— Джиллиан… — не открывая глаз, с трудом произнесла Одри. — Как ты думаешь… — Кашель не дал, ей договорить, и, лишь отдышавшись, она сумела продолжить еле слышным голосом: — Как ты думаешь, мы вернемся домой?

У Джиллиан на глаза навернулись слезы, но она, закусив губу, сумела сдержать их. Что она могла ответить своей, сестре, у которой кожа стала нездорового серого цвета, лихорадочно блестевшие глаза глубоко запали, и вокруг запекшихся губ явно проступала красноречивая синюшность?

— Джиллиан?..

— Одри, милая, ты и я… мы обе должны — понимаешь, просто должны — верить, что скоро снова будем дома. Если мы будем верить…

— Папочка, папочка! — вдруг пронзительно закричала Одри. От знакомого горячечного блеска в глазах сестры у Джиллиан упало сердце, и она в ужасе вскочила на ноги. — Позови папочку, Джиллиан! — заметалась на постели Одри. — Я знаю, он здесь, рядом. Я знаю, что он пришел!

— Да, Одри, я здесь!

Подняв глаза, Джиллиан увидела Кристофера и поняла, что просто не заметила, как он вошел в каюту. Кристофер принес ковш с водой, чтобы сделать Одри холодный компресс на лоб.

— Папочка… — Одри попыталась улыбнуться. — Джиллиан сказала…

— Я слышал, Одри, я все слышал. Скоро ты будешь дома. Сейчас тебе очень нужно отдохнуть. Пожалуйста. А я посижу рядышком, хорошо?

— Ноя…

— Давай-ка, дорогая моя, закрывай свои усталые глазки, а?

Одри послушно закрыла глаза.

Джиллиан встала, подошла к умывальнику и взглянула на свое отражение в небольшом треснувшем зеркале. В глазах у нее блестели слезы. Они с Одри были так похожи Друг на друга, но сейчас… Боже мой, что же это такое!

Глубоко вздохнув, Джиллиан ополоснула лицо, потом подняла руки к волосам и вынула шпильки. Серебристо-белокурые пряди рассыпались по ее плечам, и девушка протянула руку, чтобы взять с полочки щетку:

— Опять идешь к нему? — излишне раздраженно спросил Кристофер, и Джиллиан резко обернулась. Лицо ее вспыхнуло, когда она перевела взгляд на Одри.

— Не волнуйся, она заснула, — отрывисто бросил Кристофер.

Собрав волосы, Джиллиан свернула их на затылке в некое подобие пучка. У нее задрожали уголки губ, когда она ваяла со стула накидку.

— Извини, — проговорил Кристофер и нерешительно шагнул к девушке. — Я злюсь на самого себя, потому что ведь это я толкнул тебя на это…

— Нет, ну что ты. Не вини себя ни в чем, пожалуйста! — обернулась к нему Джиллиан. — Если и есть что-то чему я научилась со времени смерти отца, так это принимать горькую сторону жизни как неизбежность. А отец… папа… милый папа ведь был учителем. Он не замечал жизненных тягот, потому что его вела благородная мечта. И этим он преподал мне урок, о котором никогда и не думал. — Джиллиан без особого успеха попыталась улыбнуться. — Жизнь безжалостна, Кристофер. И в том, что я собираюсь сделать, на самом деле нет ничего постыдного, понимаешь? Я только надеюсь, что ты… что ты не считаешь меня…

Кристофер взял ее за руку. Его жест был исполнен искренности, но улыбка казалась вымученной:

— Не придавай значения моим словам, Джиллиан. И не волнуйся за Одри. Я буду рядом с ней.

Джиллиан с благодарностью молча кивнула, осторожно высвободила руку и вышла из каюты.

Проклятие… ей день ото дня становится хуже! Очередная попытка Мэгги глубоко вздохнуть вновь закончилась выворачивающим наизнанку приступом кашля. Обессиленная, она лежала, слушая переполнявшие трюм храп, кашель и стоны. Боже мой, вокруг полным-полно таких же несчастных, как и она, но утешало это мало. Дрожащей рукой Мэгги с трудом отерла со лба холодный липкий пот. Сейчас лишь одна мысль могла принести ей облегчение.

Взглянув на пустующую койку красавчика Кристофера Гибсона, женщина криво улыбнулась. Да, будь она помоложе, уж поимела бы его столько раз, сколько захотела. В лондонских доках мало кто мог когда-то с ней тягаться. Да таких просто и не было.

Улыбка Мэгги стала шире. Ей было одиннадцать, когда она занялась проституцией по настоянию своей мамаши. И ей это дело сразу понравилось. Ни один матросик не мог устоять перед ее призывным подмигиванием. Кидались к ней, чуть ли не на ходу расстегивая штаны. А уж она отрабатывала заплаченные ей деньги будь здоров как.

Мэгги потянула носом. Сколько у нее мужиков перебывало — не пересчитать! Всякие там Чарли, Тимоти, Уильямы, Джоны, Патрики, а многие вообще не назывались. О-го-го! Таких она любила больше всего — без лишних слов прямо переходили к делу, одно удовольствие. Она обожала, когда они грубо лапали ее и так же грубо брали, расплющивая ей губы своими жадными ртами.

Кристофер Гибсон… О, сколько она могла бы ему дать? И получить, конечно.

Мэгги размечталась и, забывшись, глубоко вздохнула. Новый приступ кашля немедленно согнул ее пополам. Услышав приближающиеся знакомые шаги, она подняла голову и увидела угрюмую физиономию идущего мимо Свифта — Куда он делся? — хрипло просипела Мэгги.

Свифт резко остановился и обернулся к ней:

— Он? Кто это — он? — злорадно оскалился охранник. — Побереги лучше свое время, старая кошелка! Ишь, мужиками заинтересовалась! Да с тобой никто не, то, что переспать — поцеловаться не захочет!

Мэгги поджала губы.

— Этот малыш, Кристофер Гибсон, куда делся?

— А тебе то, что до него, старая коза?

— Может, я и старая коза, однако мозги-то еще работают! — огрызнулась Мэгги, — И ты поймешь, когда вспомнишь, как сам пялился на эту молодуху Хейг, когда она виляла задницей, поднимаясь по трапу.

— А, эта стерва… У меня с ней свои счеты, старуха.

— А у меня свои с Гибсоном.

— Во дает! Ты точно больна горячкой! — Свифт прошелся по ней еще одним откровенно презрительным взглядом: — Он нынче валяется наверху с потаскухой Хейг.

— Как это? Он что, пошел к этой шлюхе?

— Угу. По приказу негодяя капитана, между прочим.

— Так его нету тут цельный день!

— Ой, какие мы наблюдательные! — заржал Свифт. — Ну-ну, можешь его не ждать. Гибсон вернется не скоро.

— Чего ты плетешь?

— А ничего. Бабенка заполучила его до тех пор, покуда он ей не наскучит и покуда капитан будет верить, что от этого ее сестра скорее поправится.

— К чертовой матери больную сестру! Эта зараза просто спит с ним, вот и все!

— О да, какая печальная правда, а? — елейно проговорил Свифт. — Ты тут подыхаешь помаленьку, а эта девка в теплой постели тискается с таким красавчиком! У-у-х, до смерти обидно!

Мэгги задохнулась от ярости и тут же начала давиться кашлем. Боль в груди стала просто невыносимой, и она беспомощно открывала и закрывала рот. Свифт с ухмылкой наблюдал за ее мучениями.

— Да ты никак больна? Ой-ой-ой… Может, поговоришь с капитаном, чтоб он перевел тебя наверх в отдельную каюту, как он это проделал с ее высочеством? — Охранник от души расхохотался. — У тебя столько же шансов понежиться в мягкой постели, сколько у господина Барретта увидать восход солнца, прежде чем мы дойдем до Ямайки! — Он играючи отпихнул скрюченные руки Мэгги, когда она попыталась вцепиться в него, и рыкнул: — Отвали-ка, старая крыса! Надоела ты мне до смерти!

Свифт затопал в темноту трюма. Мэгги жадно хватала ртом воздух, в равной степени снедаемая жаром горячки и испепеляющей ненавистью. И, наконец, из хаотического кружения мыслей всплыла одна, простая и яркая: это все она, белокурая стерва! Это ее рук дело! Прохиндейка наглым образом заняла ее место в капитанских покоях, и теперь она, Мэгги, задыхается в этом насквозь провонявшем трюме! За что? Почему?

Прекрасно понимая, что сейчас она не в состоянии отомстить, Мэгги вновь вспомнила, кто может это сделать. И сделает! Она надеялась… она горячо молилась демону, который наверняка скоро приберет к рукам ее грешную душу, чтобы тот даровал ей силы добраться до этого изо всех сил упирающегося союзника.

Мэгги, постанывая от боли при каждом вздохе, еще раз совершила чудо — встала на ноги.

Дерек, не нарушая царившую в каюте тишину, молча подошел к иллюминатору и стал смотреть на плещущее за бортом море. Белые барашки на гребнях волн казались неестественно четкими в ярком сиянии полной луны. Ожидаемый шторм так и не стал реальностью, несмотря на усилившееся волнение и свистевший ветер. Перед тем как идти к себе в каюту, он еще раз поднялся на мостик и остался доволен увиденным: остаток ночи, скорее всего, пройдет спокойно.

Но все это было час назад, а с того времени предвкушение предстоящей ночи все сильнее охватывало его.

Борясь с волнением, Дерек подошел к пышущей жаром круглой печке и нервно провел рукой по волосам. Черт возьми, да где же она, в конце концов! В дверь коротко постучали, и Дерек торопливо обернулся. С застывшим лицом он ожесточенно выдохнул, стараясь справиться с бешено заколотившимся сердцем, и резко бросил:

— Войдите!

В каюту вошла Джиллиан Хейг и закрыла за собой дверь. Ее красота показалась ему такой же нереальной, как и в тот раз, она легко парила над землей, и видавшая виды потертая накидка не была ей помехой.

Дерек, наконец, справился с собой. Эта женщина была ведьмой. Невероятная голубизна ее глаз лишала его всякой воли, как магнит, притягивала к себе. На смену осторожности пришло такое сильное желание, что он уже не мог думать ни о чем другом, кроме ее податливых мягких губ, вкусе её поцелуев и нежной теплоте ее тела.

Устыдившись своей слабости, Дерек сурово нахмурился. Нет, он не позволит ей одержать верх над собой. Он слишком многое пережил и слишком мудр, чтобы снова попасться в ту же ловушку.

Поняв по нервной дрожи внутри, что еще немного, и будет поздно, Дерек заставил себя произнести с нарочитой суровостью:

— Нам необходимо кое-что обсудить, мадам. — Мысленно отстранившись от нее еще дальше, он тем же тоном добавил: — Я бы хотел внести ясность в некоторые вопросы, прежде чем мы перейдем к ночным делам.

Ночные дела…

Циничные слова давно утонули в тишине каюты, а Джиллиан все смотрела на капитана, не в силах ничего сказать. Она вдруг поразилась собственной глупости. Как она могла поверить, пусть на краткий миг, что этот крепко сбитый мрачный мужчина, смотрящий на нее бездонно-черными глазами, действительно сочувствовал ей и ее тяжело больной сестре?

Теперь в этих холодных глазах легко было увидеть правду. Капитан распорядился привести наверх Кристофера по одной-единственной причине: чтобы он ухаживал за Одри, которая могла им помешать…

Ночные дела…

— Мадам?

Мадам…

В ней вдруг вспыхнул гнев, но тут же угас, потому что в голосе капитана прозвучало что-то похожее на предупреждение. Он был раздражен. Это не тот человек, который обнял ее на капитанском мостике несколько часов назад и прижался губами к ее рту с удивительной страстностью, чьи глаза лучились искренним теплом.

Джиллиан глубоко вздохнула, прекрасно понимая, как много зависит от сегодняшней ночи, и проговорила:

— Я слышала вас, капитан, но задумалась над тем, что произошло между нами сегодня на мостике.

Голос капитана еще больше посуровел:

— Вы заблуждаетесь, мадам.

Он стоял совсем близко от нее… достаточно близко, чтобы Джиллиан могла почувствовать тепло его дыхания на своей щеке. Капитан не спускал с нее глаз, и она внутренне сжалась под этим откровенным мужским взглядом. Стараясь избавиться от неловкости, Джиллиан тихо поинтересовалась:

— Я не понимаю, почему вы сердитесь?

— Не пытайтесь прельстить меня, мадам. Ваши уловки со мной не пройдут.

— Прельстить вас? Вы что, настроены, видеть скрытый смысл во всем, что я говорю или делаю?

— Вы впустую тратите время. — Я же вам говорила, что…

— Меня мало волнует, что вы мне говорили! Важно, что собираюсь сказать я!

У Джиллиан упало сердце.

— Есть определенные моменты, по которым я не допущу никаких компромиссов, — холодно продолжал Дерек. — Первое, до тех пор, пока между нами существует договор, без моего разрешения вы не будете общаться ни с одним мужчиной. — Джиллиан молчала. — И не будете общаться ни с кем снизу. — Она продолжала молчать. — Я хочу с самого начала пояснить следующее: наши взаимоотношения будут продолжаться до тех пор, пока доставляют мне удовольствие. Как только мы придем к берегам Ямайки, я лишу вас всех привилегий, которыми вы обладаете сейчас, и вы вернетесь к своему первоначальному положению.

— Это все, капитан? — едва шевеля губами, спросила Джиллиан.

— Нет, не все. — Темные глаза, смотревшие на нее сверху вниз, стали еще холоднее. — Боюсь, что последнее условие будет для вас самым трудным.

— И что это за условие?

— Верность, мадам. Я не потерплю никаких связей с другими мужчинами, пока продолжается наш договор. Если я узнаю, что вы… — Джиллиан залилась краской. Капитан помедлил, и все же договорил: — Если я узнаю, что вы нарушили какое-нибудь из только что перечисленных условий, вы и ваша сестра немедленно будете возвращены в трюм.

Джиллиан чувствовала себя неимоверно униженной и в первый момент просто не нашлась, что ответить. Она поняла, что капитан откровенно бросил ей вызов, который она должна принять, и осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, сказала:

— Я знаю, что не могла внушить вам любовь к себе, когда впервые поднялась на борт вашего корабля. В защиту своих поступков могу лишь сказать, что чувствовала их оправданность. — Капитан плотно сжал губы. Джиллиан не дала ему перебить себя, мягко прикоснувшись к его руке. — Но мы заключили договор. Если сегодня и произошло что-то, заставившее вас подозревать меня в нарушении его условий, то сейчас я даю вам честное слово, что до тех пор, пока вы будете честны по отношению ко мне и Одри, я буду, честна по отношению к вам. — Сердце у нее билось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Джиллиан глубоко вздохнула и продолжила:

— Услуга за услугу: я дам вам все, что должна дать, и дам охотно. Я постараюсь исполнять это как можно лучше, чтобы вы были довольны и добры ко мне и Одри. — Голос Джиллиан дрогнул и упал до еле слышного шепота: — Пока наш договор в силе, я ваша и только ваша, капитан.

Наступило долгое молчание. Дерек непроницаемым взглядом рассматривал стоявшую перед ним девушку. От этого пристального разглядывания ей уже становилось дурно, когда он, наконец, тихо проговорил:

— У вас ангельское лицо, мадам, вам это известно? Но я видел слишком много ангельских лиц, однако сердца у этих женщин были черными, как деготь. — Он наклонился к ней, прижался губами к ее рту и вдруг прошептал: — У вас губы сладкие, как мед… Но эта медовая сладость быстро становится горше желчи. — Он вздохнул. — Ваши глаза настолько чисты, что я почти готов поверить, будто в них отражается ваша душа. Мадам, ваши глаза действительно не лгут?

Джиллиан ничего не ответила.

— Я очень хочу поверить вам, мадам. Все было бы намного проще, если бы; я смог это сделать.

Едва сознавая, что говорит, Джиллиан еле слышно прошептала:

— Скажите, что нужно сделать, чтобы вы поверили мне. — Дерек еще пристальнее вгляделся в лицо Джиллиан, потом снова поцеловал ее. На этот раз-поцелуй был более долгим, более глубоким и более чувственным.

Джиллиан вся дрожала, когда капитан, наконец, оторвался от нее. В его торопливом шепоте слышалась неподдельная страсть:

— Вы так много наобещали мне, что я тоже дам вам одно обещание. Я обещаю, что буду отдавать вам столько же, сколько вы будете отдавать мне… И те ночи, что мы будем вместе, я сделаю ночами наслаждения… Их сладость поразит вас, мадам.

Обвив рукой талию Джиллиан, капитан потянул ее к уже знакомой койке в углу каюты. Душа Джиллиан была переполнена чувствами, до этого момента ей совершенно незнакомыми. Ее так трясло с головы до ног, что она едва могла стоять. Голос выдал ее, когда она решилась заговорить.

— Капитан, есть еще одно, о чем мне хотелось бы вас попросить.

Темные глаза, неотрывно смотревшие ей в лицо, начали наливаться холодом.

— Я предупреждаю вас, мадам. Ситуация отнюдь не в ваших руках, как вы могли предположить после моих слов. Вы вступаете на зыбкую почву. — Он сделал паузу. — Но просите. Лучшей возможности для удовлетворения вашей просьбы, чем сейчас, у вас никогда не будет.

Джиллиан судорожно вздохнула.

— Моя просьба очень простая. Я прошу, чтобы вы называли меня по имени.

Капитан впился взглядом в ее глаза.

— Мисс Хейг, я…

— Джиллиан.

Снова оглушающая тишина, и внезапно Джиллиан оказалась в его объятиях. И прежде чем их губы встретились, она услышала:

— Джиллиан…

Из темноты донесся знакомый сиплый голос Мэгги, и Джон Барретт с трудом оторвал голову от подушки. Тихо выругавшись, он не откликнулся на жалобные причитания. Но Мэгги продолжала канючить:

— Господин Барретт, ну подойдите к двери. Поторопитесь, господин Барретт, у меня нету времени, а сказать вам нужно очень много.

Взбешенный до ощущения горечи во рту, Барретт продолжал молчать и не двигался с места.

Голос старой шлюхи стал назойливее и громче:

— Вы делаете вид, сэр, что спите, но меня не проведешь. Я-то знаю, как спится за решеткой, сама испробовала. — Старая карга замолчала, задохнувшись ужасным кашлем. Отдышавшись, она продолжала еще более сиплым голосом: — Конечно, со мной дело другое, не то, что с вами… Еще бы, привыкши к царской жизни, вдруг оказаться тут, в грязи, да еще слушать бредни старой клюшки, которой хочется да никак нельзя заткнуть рот…

Старая карга злорадно захихикала и тут же зашлась в очередном приступе кашля, на этот раз таком сильном, что даже опустилась на колени.

Барретт ухмылялся, но продолжал молчать. Старуха скоро обессилит и уберется отсюда.

— У белокурой стервы, сэр, теперича два мужика, — Мэгги коротко хохотнула. — Два крепких, здоровых парня, и уж она обхаживает их как надо.

— Ты врешь.

— Сегодня утром Кристофера Гибсона забрали наверх. По приказу самого капитана. Ваш приятель Свифт сказал, что возвратится он тогда, когда потаскухе станет с ним скучно. — Лжешь.

— Теперича у ней в кровати двое, которые тискают ей сиськи с обеих сторон. А вот вас, господин Барретт, там нету. Ой, как жалко, сэр! Не повезло вам!

— Ты врешь, зараза! — взревел Барретт и, помимо своей воли вскочив на ноги, приник к решетке, с ненавистью сверля взглядом Мэгги: — Ты до конца жизни будешь жалеть о своем вранье!

— Нет, сэр, вот тут-то вы сильно ошибаетесь, — старая шлюха изо всех сил старалась не закашляться. — Я не буду жалеть о том, что рассказала вам нынче ночью. Это ведь мое наследство, сэр. — У Мэгги лихорадочно заблестели глаза. — Мне больше нечего дать, и я оставлю это вам, чтоб оно поедом вас ело, как меня. — Снова мерзкий смешок и неизбежный кашель. Мэгги покачнулась и ухватилась за прутья решетки, чтобы не упасть. Барретт злобно фыркнул.

— Вали обратно в свой свинарник, старая чушка! Я не верю ни одному твоему слову, слышишь!

— Нет, вы верите.

— Нет! Пошла отсюда!

— Да верите вы мне, господин Барретт, я ж по глазам вижу! Это ваш последний подарок мне, сэр, так что большое вам за это спасибо! Теперь я знаю, вы будете хорошо следить за моим наследством, потому как никогда не забудете, что эта стерва просто наплевала на вас! — Визгливый хохот быстро сошел на нет. — Только представьте, вас и меня она поставила на одну доску, это надо же, а? Неужто вы простите ей это, сэр?

Старая карга снова злорадно закудахтала, а потом повернулась к Барретту спиной и канула в темноту, не обращая внимания на изрыгаемые ей вслед проклятия. Барретт резко обернулся на скребущий звук, схватил со стола оловянную кружку и злобно швырнул ее в угол, откуда доносилось омерзительное царапанье. Он хотел еще раз выругаться, но слова застряли у него в горле — старая гнида не врала!

Барретт до боли стиснул пудовые кулаки. Значит, теперь два мужика ласкают сдобное тело этой шлюхи… Два мужика по очереди втискиваются в нее…

Барретт машинально кивнул. Его тяжелый подбородок затрясся. Ничего… его час еще придет… А когда он придет… вот тогда все и начнется!

С хрипом, втягивая воздух больными легкими, Мэгги снова упала на колени. Но ей нисколечко не больно. Наоборот, она блаженствовала всякий раз, когда в горячечном тумане ярко и живо всплывало воспоминание о взбешенном Джоне Барретте.

Она знала, что он сполна отплатит потаскухе. Мэгги, слишком слабая, чтобы встать на ноги, с трудом ползла к своей койке. Пол был липким от грязи и сгнивших отбросов, а койка так далеко. Темнота была переполнена кашлем, храпом, хриплым дыханием, но она ничего не слышала, поглощенная своими видениями. Сейчас эта стерва нежится на чистых простынях, но недолго ей осталось! Джон Барретт возьмется за дело и сделает его отлично. Если бы она могла, то насладилась бы каждым мгновением мести, она бы…

Скорчившись от накатившего приступа кашля, Мэгги беспомощно повалилась на бок. Приступ отпустил, и она, судорожно ловя воздух широко раскрытым ртом, посмотрела вперед и увидела свою койку совсем рядом. С трудом поднявшись на колени, Мэгги дотянулась до края койки и, начав взбираться на нее, вдруг почувствовала во рту этот привкус. Кровь… Ее рот был полон крови! Теплая и солоноватая, она душила ее, булькала в горле, текла в легкие… Крови было столько, что Мэгги начала захлебываться ею, не в силах вздохнуть!

В голове у нее мелькнула ужасная мысль. Нет, только не сейчас! Она еще не готова попасть в когти дьявола! Еще чуть-чуть!

Мэгги хрипела, полулежа на койке, а пузырящаяся кровь все выплескивалась и выплескивалась, и вместо слов с окровавленных губ женщины сорвался придушенный жалкий хрип…

Предсмертный хрип…

О, какой страшный, скребущий звук…

Ее охватил ужас, который все рос и рос… потому что этот хрип был ее собственный.

Маленькая каюта была наполнена паром Кристофер, тяжело дыша, отер обильный пот со лба. Оглянувшись на кипящий котелок, что стоял на горячей печке, он с сомнением покачал головой. Джиллиан была так уверена, что эта парная поможет ее сестре и той будет легче дышать. Но кто знает… Он столько раз слышал, что влажный пар частенько убивал больных…

Но Одри, похоже, действительно задышала полегче.

Нахмурившись, Кристофер потрогал пепельно-серый лоб девушки и признался себе, что удивительное сходство сестер с каждым днем уменьшается, В его глазах женщина, что лежала сейчас на койке, всегда была бледной тенью своей сестры-близняшки.

Кристофер осторожно убрал влажную прядку, прилипшую к щеке Одри. Волосы у нее по-прежнему были красивыми, но, пожалуй, лишь из-за сходства с волосами Джиллиан. Почти прозрачная кожа, туго обтягивающая ее классически вылепленные скулы, по-прежнему была без единого пятнышка. Тонкие черты лица, еще больше подчеркнутые худобой, все еще были прекрасны. Она была Джиллиан… не будучи Джиллиан!

Кристофер знал, что различие между сестрами было более глубоким. В душе Джиллиан постоянно горел негасимый огонь, неукротимый дух, который не давал ей покоя, заставляя протестовать против любых несправедливостей жизни. Эта девушка излучала незримый свет, который сразу притянул его, как мотылька притягивает пламя свечи. И это несмотря на ее, более чем очевидное высокомерие. Она была умной и смелой, а когда любила, то, не задумываясь, приносила себя в жертву.

Эта последняя мысль словно повернула острый нож где-то у него внутри, нож, который Джиллиан воткнула в него несколько часов назад, когда осторожно закрыла за собой дверь каюты.

Будь проклят этот негодяй, что сейчас держит Джиллиан в своих объятиях!

Будь проклята несправедливость жизни, которая заставила Джиллиан продать свое тело ради того, чтобы жила ее сестра!

Будь проклята жестокая судьба, забросившая его на корабль, где капитаном Дерек Эндрюс. Потому что, если бы все сложилось иначе…

Боль снова полоснула по сердцу, и Кристофер вдруг с удивлением подумал, что это даже забавно. Куда делся тот человек, который, взойдя на борт «Воина зари», сказал себе, что ничего не будет принимать близко к сердцу?

Кристофер усмехнулся.

Совершенно бессмысленный вопрос! Этого человека больше нет. Он затерялся где-то в прозрачной голубизне глаз Джиллиан Хейг. Кристофер знал, что никогда не сможет освободиться от чар этой женщины.

Одри внезапно зашевелилась, прервав его размышления. Кристофер озабоченно нахмурился, потому что дыхание девушки стало учащенным и хриплым. Вглядевшись в лицо Одри, он заметил, что лоб ее снова покрылся испариной. Вдруг ее глаза широко распахнулись, и взгляд их был ясным, не затуманенным горячкой. Каким-то осипшим голосом Одри испуганно и очень ясно спросила:

— Кто вы?

Звук своего собственного голоса показался Одри хриплым, ужасным и чужим. Она увидела сидящего на краю ее постели незнакомого заросшего бородой молодого мужчину. Ничего не понимая, девушка растерянно оглянулась по сторонам. Она лежала на койке в каюте, которая почему-то показалась ей знакомой. Одри перевела взгляд на хмурого мужчину, и у нее вдруг все поплыло перед глазами. Сморгнув, она поняла, что этот молодой человек тоже чем-то ей знаком. Слегка вьющиеся волосы, рыжеватая борода… Да, конечно, он очень напоминает папу. Однако было что-то еще, но она никак не могла сообразить.

— Вы не помните меня, Одри? — Этот голос…

Одри вдруг охватил страх, потому что она совершенно ничего не могла вспомнить.

— Где… где Джиллиан? А вы кто и что здесь делаете?

— Меня зовут Кристофер, — с тем же хмурым видом ответил молодой человек. — Джиллиан попросила меня посидеть с вами, пока ее не будет.

Смысл его слов с трудом дошел до Одри. Она чувствовала смертельную усталость. Горло и голова нестерпимо болели. Дышать было трудно, и вдобавок ее мучила жажда.

— Я хочу пить.

Мужчина коротко улыбнулся, и снова она заметила в его лице что-то неуловимо знакомое. Что-то теплое возникло у нее в душе, согревающее сердце, и она попыталась улыбнуться в ответ, когда Кристофер осторожно поднес кружку с водой к ее губам и помог слегка приподняться. Прикосновение его руки было таким же ласковым, как и голос.

— Нет, нет, не торопитесь, пейте потихоньку. Если захочется еще, я принесу, не бойтесь.

Одри была слишком слаба, чтобы поблагодарить. Боль в голове запульсировала с новой силой.

— Я хочу видеть Джиллиан.

Глаза молодого человека странно блеснули.

— Она скоро вернется.

— Куда она ушла?

— Постарайтесь заснуть, Одри. — И правда, ей очень хочется спать.

— Мне нужна Джиллиан. Пожалуйста… — Молодой человек снова поднес кружку к ее губам. Подождав, когда она напьется, он шепнул:

— Джиллиан скоро вернется. А пока поспите, Одри. — Одри взглянула в серые глаза и обрадовано вздохнула, увидев в них неподдельное участие.

Она вдруг совершенно успокоилась, расслабилась в добрых сильных руках, все еще поддерживающих ее, и погрузилась в спасительную темноту забвения.

— Ладно, хорош, подымай ее!

Громко выругавшись, потому что безжизненное тело Мэгги так и не сдвинулось с места, Свифт вперил взгляд в охранника, стоявшего в ногах:

— Давай, Доббс, попробуй еще разок, парень! — Новая неудача. Свифт ругнулся еще громче. Грязная шлюха! Даже подохнув, не забыла нагадить — выблевала всю свою вонючую кровь!

— Найлз! — рявкнул Свифт, не обращая внимания на нелестные эпитеты в свой адрес с соседних коек. — Найлз, сукин сын! Хватит дрыхнуть! Оторви-ка свою толстую задницу от стула и иди сюда!

— Да оставьте ее до завтра!

— Хватит базарить, пусть лежит, где лежит!

— Эй, вы там, заткнитесь! — стремительно обернувшись на голоса, прорычал Свифт. — Коли оставить ее валяться здесь, вы скоро задохнетесь от вонищи! И тогда по-другому запоете!

Наконец Доббс и Найлз, нещадно ругаясь при каждом шаге, выволокли тело старой шлюхи наверх. Свифт всей грудью с наслаждением вдохнул ночной морской воздух и громко высморкался, стараясь освободиться от трупной вони. Ухмыльнувшись; он повернулся к ждавшим охранникам и спросил:

— Ну что, готовы, ребята?

Он плотоядно осклабился. Все это проделывалось уже много раз в течение плавания, и парни приобрели даже кое-какую сноровку. Свифт, удивляясь самому себе, радостно воскликнул:

— Отлично! И раз… и два… — Под его счет безжизненное тело Мэгги раскачивалось все сильнее и, наконец, на счет три полетело за борт.

Все трое молча смотрели, как труп закачался на волнах и вскоре затерялся среди бесчисленных волн за Кормой.

— Упокой, Господи, ее душу!

От резкого порыва холодного ночного ветра Свифта пробрал озноб, и он зябко передернул плечами. Найлз стоял с невозмутимым видом, а по лицу Доббса вдруг расползлась усмешка, и он заметил:

— Еще одной меньше, о ком надо беспокоиться.

— Ха, верно! — расхохотался Свифт. — Не забыть вычеркнуть ее из списка на завтра. — Помолчав, он добавил: — А как ее звали-то?

— Звали? Да вроде Мэгги, — пожал плечами Доббс.

— Точно, Мэгги! А фамилия?

— Шлюха Мэгги. А как еще? — Свифт задумался. Да нет. Не годится. Хватит и просто Мэгги.

Он все еще никак не мог поверить.

Кристофер недоверчиво прижал ладонь ко лбу Одри. Ее кожа была приятно теплой, а дыхание стало намного легче и ровнее. Он обернулся на стоящий, на печке котелок, отметив про себя, что надо бы долить воды. Еще раз потрогал влажный лоб Одри. Похоже, она все-таки выживет.

Одри сморщила во сне исхудавшее личико и вдруг задышала со знакомыми хрипами. Кристофер напрягся. И тут же дыхание девушки снова стало ровным и спокойным.

Кристофер с облегчением выдохнул, признавшись себе, что глубина его беспокойства о больной девушке несколько больше, чем он полагал. На другое он и не рассчитывал. Разве он не просиживал у ее постели, помогая справиться со страхами и заботясь о ней, как о ребенке? И разве он с помощью Джиллиан не раздевал ее и не помогал опускать в лохань с прохладной водой изможденное тело? Пока бедная девушка металась в горячечном бреду, разве он не кормил ее, разве он не отирал ей пот со лба?

И разве он не держал в своих руках ее жизнь?

С губ Одри слетел какой-то неясный лепет, и Кристофер склонился над ней. Но больше не раздалось ни звука, и Кристофер нахмурился еще сильнее. Да, своей беспомощностью эта девушка тронула его сердце.

Но была еще Джиллиан. И второй Джиллиан не существовало.

Джиллиан, которую сейчас обнимали руки другого мужчины…

Кристофер сморщился, как от боли, и запретил себе думать об этом. Он поправил Одри одеяло, опустился на пол, вытянулся на расстеленном для него матрасе и закрыл глаза.

Но образ любимой все стоял перед мысленным взором.

Шуршание простынь, учащенное, прерывистое дыхание, отблеск настольной лампы на белой коже — в каюте капитана господствовала страсть.

Дерек, лежа между широко раздвинутыми горячими бедрами женщины, которую обнимал, пил и смаковал сладкий мед ее податливых губ. Чуть приподняв голову, он принялся водить кончиком языка вдоль линии ее рта, ощущая вкус кожи и оставляя след своего чувственного голода на ее подбородке и на нежном полукружии ушной раковины. Она затрепетала, и у него сами собой вырвались удивительные в своей простоте нежные слова, а его плоть, глубоко вошедшая в сладкий жар ее плоти, еще больше налилась твердостью.

Пресытится ли он когда-нибудь Джиллиан?

Дерек задохнулся от счастья, когда их обоюдная страсть, наконец, взорвалась ослепительной вспышкой наслаждения. Он лежал совершенно без сил, приходя в себя от неистового взлета, слыша, как жадно дышит Джиллиан. Он увидел в ее глазах отблеск этой вспышки, когда, не выходя из нее, приподнял голову и вгляделся в ее лицо.

Они посмотрели друг другу в глаза, и новая волна восторга мягко качнула их обоих.

Дерек был поражен. Что же такое скрыто в этой женщине, что доводит его почти до исступления? Женская красота не была для него внове, как и молодость, пылкость… сладострастие, наконец. Он знал только, что нечто неуловимое, присущее только этой женщине, разжигало внутри него эту удивительную искру чувственности. Он буквально сгорал от страсти, она обжигала и сводила с ума, от нее закипала кровь. Он хотел эту женщину так, как никого до этого не хотел.

Соскользнув с Джиллиан на скомканные простыни, Дерек лег на спину и потянул ее на себя. Глаза ее расширились, когда он легко приподнял ее и мягко опустил на свою мужскую силу. Его окатила горячая волна наслаждения, и он простонал, почувствовав, как сомкнулось жаркое объятие женской плоти.

У Джиллиан перехватило дыхание, и стон, слетевший с губ Дерека, сладостно отозвался во всем ее существе.

Сейчас она владела им так же, как совсем недавно он владел ею. В своем ненасытном голоде; он упивался ею, и точно так же она упивалась им.

Обхватив руками ее бедра, Дерек приподнял Джиллиан над собой и начал медленно, ритмично двигаться в ней. Волна нежности окатила его, когда ее прелестное лицо загорелось ответным огнем. Губы Джиллиан приоткрылись, и она едва слышно простонала.

С колотящимся сердцем Дерек всматривался в лицо Джиллиан. Нет, эта женщина не притворялась, ее действительно переполняла страсть. Ее лоно истекало любовной влагой, трепет ее тела эхом отзывался в его теле. Она была трутом, искоркой от которого рождалось его пламя.

Притянув Джиллиан к себе, Дерек почувствовал, как ее упругие груди нежно прижались к его щекам. Он принялся жадно покрывать их поцелуями, прихватывая губами напрягшиеся темно-розовые соски и снова целуя и целуя теплые полушария. Наконец, когда он в очередной раз прижался ртом к твердым торчащим соскам, Джиллиан не смогла удержаться от громкого стона наслаждения.

Дерек почувствовал внизу живота знакомую жаркую пульсацию и выругался про себя. Нет, не сейчас! Он еще не до конца насладился ею!

Крепко прижав женщину к себе, он перевернулся и снова лег на нее. Отчаянно борясь с нарастающим желанием дойти до конца, Дерек изучающе вглядывался в разгоряченное лицо Джиллиан. Веки опущены, губы слегка приоткрыты. Он чувствовал, как она старается справиться с бушующей в ней страстью, как внутри нее растет желание.

Но сомнение все равно точило его.

— Джиллиан, посмотри на меня. — Она открыла глаза, и Дерек хрипло прошептал: — Скажи мне, что ты видишь.

— Я вижу тебя, — дрогнувшим голосом ответила Джиллиан.

— Назови меня.

— Капитан.

— Нет.

— Дерек…

Дерек с силой вошел в нее.

— Повтори еще раз.

— Дерек.

Он вошел еще глубже.

— Еще раз.

— Дерек…

— Еще… еще… еще!

Ее задыхающийся шепот стал ритмом его подъема к наслаждению. Дерек упоенно скользил во влажной жаркой глубине ее тела и пропустил тот момент, когда нараставшее напряжение взорвалось и исторгло из него сладострастный бесконечно долгий крик. И длилась сладкая судорога, и он неистово сжимал Джиллиан в объятиях, разделяя с ней миг блаженного экстаза.

Почти бездыханные, обессиленные, они какое-то, время лежали, не двигаясь. Затем Дерек приподнялся над Джиллиан и вновь взглянул ей в лицо. Роскошные волосы серебристым потоком рассыпались по подушке. На лице умиротворенность и покой. Джиллиан являла собой изумительный портрет чувственной красавицы, слишком безупречной, чтобы быть настоящей.

Обуреваемый эмоциями, Дерек едва слышно сказал:

— Открой глаза, Джиллиан.

Глаза женщины медленно-медленно открылись, и он увидел в них отблеск подлинной чувственности. Но Дерек увидел и кое-что еще. И напрягся.

— Что-то не так?

— Все в порядке, — отвела взгляд Джиллиан.

— Скажи мне.

— Нет… Ничего… Все в порядке.

Джиллиан упорно смотрела в сторону, но Дерек сумел заметить все объясняющий блеск в ее глазах.

Нежно взяв в ладони голову Джиллиан, Дерек принудил ее повернуться к нему лицом. В ее глазах уже не было прежнего чувства, которое он видел несколько минут назад. В груди сразу заныло.

Дерек ощутил, как его все сильнее и сильнее наполняет странная тоска. Он ласково погладил Джиллиан по щеке, потом поцеловал в губы. И услышал собственный шепот:

— Джиллиан… Джиллиан…

Он снова и снова повторял ее имя, как некую бесконечную молитву. Имя струилось в тишине каюты подобно нежной мелодии, и Джиллиан сама не заметила, когда именно обвила руками шею Дерека и безропотно открыла губы его поцелую. Чудо начиналось сызнова.

Масло в лампе выгорело почти до конца. В каюте стоял полумрак.

Приподнявшись на своем матрасе, Кристофер взглянул на Одри, потом перевел взгляд на мигающий язычок пламени.

Джиллиан еще не вернулась, хотя в иллюминаторе уже брезжило раннее утро.

У Кристофера сжалось сердце, и он медленно закрыл глаза.

Джиллиан оглядела погруженную в полумрак каюту и остановила взгляд на спавшем рядом с ней мужчине. Дерек дышал медленно и тяжело. Он лежал на боку, одной рукой обнимая ее и зарывшись лицом в ее волосы. Она чувствовала его теплую живую наготу и вспомнила всю эту ночь…

Ее обдало жаркой волной, и Джиллиан пристально вгляделась в оказавшееся так близко лицо. В нем ничего не переменилось. Лицо было по-прежнему красивым, сохранявшим суровость даже во сне. Она не могла сейчас видеть загадочную, бездонную черноту его глаз, зато могла любоваться густыми черными ресницами, легкими тенями, лежавшими на чуть впалых щеках. Его неподвижные губы были полными и теплыми.

Джиллиан вспомнила эти губы… их теплоту… их вкус. Она забывала обо всем, как только они прикасались к ее губам.

Но здравомыслие уже возвратилось к ней.

Она пробыла здесь слишком долго. Одри наверняка ждет ее.

Осторожно приподнявшись на локте, Джиллиан попыталась высвободиться из-под обнимающей ее руки Дерека и тут же почувствовала, как напряглось его тело. Он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Мне… мне пора идти… Одри ждет меня, — прошептала Джиллиан, слегка волнуясь, потому что капитан и не подумал убрать свою руку.

— С ней же Гибсон, — возразил Дерек, еще крепче обнимая Джиллиан.

— Да, конечно, но…

— Ты доверяешь ему?

— Доверяю.

Он мягко притянул ее к себе. Его губы прижались к ее губам. Больше они не произнесли ни слова.

Глава 8

Вздрогнув, Джиллиан открыла глаза и быстро огляделась вокруг. Сквозь иллюминатор сумрак каюты прорезали узкие полосы солнечного света, разгоняя по углам ночную темень.

На смятой постели около нее никого не было. И навалилась жестокая действительность. Джиллиан захлестнула волна самых противоречивых чувств. Она даже зажмурилась. Сколько сейчас времени, она не знала, но было ясно, что Дерек сразу отодвинул от себя бурные любовные утехи прошедшей ночи — ночные дела, едва лишь начался новый день. В отличие от нее.

Несмотря на то, что в каюте было довольно прохладно, Джиллиан чувствовала, как у нее горят щеки. Она откинула одеяло и встала. Нагота только усилила остроту ее переживаний. Но не было никакого смысла натягивать на себя ночную рубашку. Дерек был неутомим, его страсть, казалось, не только не утихала, но после каждой близости разгоралась с удвоенной силой. И даже сейчас у нее бешено забилось сердце, стоило ей лишь подумать об этом, о долгих часах, что она провела, прижимаясь к крепкому мускулистому мужскому телу, о том, как он подминал ее под себя и…

С негромким стоном Джиллиан потянулась за одеждой. Ночь прошла, и на нее наваливались дела гораздо более важные.

Джиллиан торопливо одевалась. В душу начал закрадываться страх. Он все рос и рос, и она вдруг поняла, что у нее трясутся руки. Дерек спросил ее, доверяет ли она Кристоферу, и она ответила, что доверяет. К своей досаде, Джиллиан прекрасно понимала, что любой ее ответ ничего не изменил бы. Объятия капитана, одно прикосновение его губ лишали ее воли и сил противостоять ему.

Одевшись, Джиллиан торопливо провела рукой по волосам, пытаясь привести их в относительный порядок, потом скрутила в толстый пучок и заколола на затылке. Беспокойство росло, но теперь к нему примешивалось и другое чувство, заставившее Джиллиан посмотреть на всю ситуацию с иной стороны. Разум подсказал ей поступить так, как она поступила, но ей даже в голову не приходило, что тепло рук Дерека будет таким сладостным для нее, что она будет уноситься в некие заоблачные выси, забывая обо всем, что близость с этим человеком станет новой удивительной радостью.

Чувства жгучей вины и мучительного стыда накатывались и накатывались на нее, заставляя девушку замедлять шаги, вселяя неуверенность и страх в ее душу. Джиллиан быстро подошла к двери, открыла ее и вышла в пустынный коридор. Возле двери соседней каюты она остановилась, не решаясь войти.

Что там сейчас происходит?

Одри была так плоха.

И так слаба.

О Господи… а что, если…

Сердце забилось так сильно, что его стук начал отдаваться у нее в ушах, заглушая все остальные звуки. Джил-лиан распахнула дверь и шагнула внутрь.

— Джиллиан?

Она сразу узнала слабенький родной голос Одри и застыла, буквально пригвожденная к месту. Одри смотрела на нее ясным чистым взглядом. Она, правда, была очень бледна, но от горячечного бреда не осталось и следа. И говорила сестра с явным беспокойством за нее:

— Где… где ты была так долго? Я страшно волновалась. — Рядом с койкой с хмурым видом стоял Кристофер. С того момента, как она вошла, ни одного слова не слетело с его плотно сжатых губ. Джиллиан в самое сердце ударил стыд. Стыд за себя. Боже мой, Одри, нежная, беспомощная Одри переживала за нее, думала о ней, а она…

Раскаяние, смущение буквально испепеляли Джиллиан, и она, не в силах избавиться от них, зажмурила глаза. Джиллиан поняла, что падает, лишь тогда, когда крепкие руки Кристофера мягко подхватили ее, и она услышала его голос:

— Как ты, Джиллиан?

— Все в порядке, ничего страшного, — не глядя на него, пробормотала Джиллиан.

Кристофер наклонился и обеспокоено заглянул ей в лицо.

— Сегодня ночью мы потеряли еще одного человека, сэр. Так что теперь их восемь.

Каттер говорил ровным, бесстрастным голосом, но Дерек прекрасно знал, что это только видимость. Невыносимая ситуация, в которой они все оказались из-за превратностей судьбы и непомерной человеческой жадности, тяготила его первого помощника так же, как и самого Дерека.

— Барретту придется ответить на массу вопросов, когда мы дойдем до Ямайки.

— Если по правде, сэр, то я бы не хотел зависеть от Свифта и других охранников. Они примут ту сторону, которая им будет выгодна. А если Барретт убедит их, что для них выгоднее свалить ответственность на вас, то сами понимаете…

— Ну, нет, до, этого дело не дойдет, — холодно улыбнулся Дерек. — Можешь, не сомневаться.

— Понял, сэр, — кивнул Каттер. Поколебавшись, он с усмешкой добавил: — Сегодня с утра в трюме генеральная уборка. Ответственный Свифт.

— Со шваброй и ведром?

— Так точно, сэр.

— Держите меня в курсе, — даже не улыбнувшись, буркнул Дерек.

— Слушаюсь, сэр.

Наблюдая, как первый помощник спускается с мостика, Дерек подавил зевок. Он устал намного сильнее, чем ему поначалу казалось. Утро наступило слишком быстро, Дерек выругался. Неужели его жажда этой женщины действительно неутолима?

Ссутулившись, Дерек незряче уставился в какую-то точку на горизонте. Он только что закончил осмотр корабля. Последние неполадки были устранены, и судно шло на всех парусах. Казалось, самое худшее осталось позади, а теперь, когда за порядок в трюме будет отвечать Каттер, и там все наладится. Да, все наладится, за исключением его собственных проблем.

Джиллиан, Джиллиан…

Дерек неосознанно прошептал ее имя, и у него сразу потеплело на сердце. Он никогда не встречал женщины, которая влекла бы его так, как Джиллиан.

Перед его мысленным взором мелькнуло другое лицо, густые рыжие волосы, удовлетворенно улыбающиеся губы.

Нет, пожалуй, даже и она не обладала такой притягательностью.

Дерек мрачно нахмурился. В эту ночь он никак не мог насытиться телом Джиллиан. Каждое прикосновение к ее нежной коже только сильнее разжигало его страсть. Была ли это примитивная похоть? Да нет, пожалуй. Есть в этой ведьме что-то такое, что-то такое… Его по-прежнему изводила мысль, что, сколько бы раз он ни овладевал ею, страстное желание неизменно вновь опаляло его душу и плоть.

Дерек покрепче уперся ногами в палубу — под порывами холодного ветра качка заметно усилилась, а паруса над головой хлопали все громче. Когда рано утром он уходил из каюты, Джиллиан крепко спала. Губы ее были чуть приоткрыты, и дышала она легко, почти неслышно. Потом на губах у нее заиграла улыбка. Сегодня вечером он обязательно расскажет ей об этом.

Сегодня вечером…

Мрачное настроение не замедлило вернуться, а вместе с ним и раздражительность. Он действительно устал, собирается лечь сегодня пораньше, и не намерен ждать, когда эта бабенка сочтет нужным поскрестись в дверь его каюты. Нужно ясно дать ей это понять.

Дерек с решительным видом начал спускаться с мостика. Хотя он поднялся несколько часов назад, все еще было раннее утро, и Джиллиан вполне могла еще спать.

Капитан приказал себе не сходить с ума, однако, не замечая, что непроизвольно убыстряет шаги, размашисто пересек палубу и нырнул в коридор. Вот и его каюта. Чуть помедлив, он, волнуясь, открыл дверь.

В каюте никого не было.

Разочарованный намного сильнее, чем был готов признать, Дерек, насупив брови, подошел к каюте суперкарго. Он поднял руку, чтобы постучать, и вдруг заметил, что дверь слегка приоткрыта.

Не раздумывая, он с силой толкнул ее.

Распахнувшаяся дверь каюты с громким треском ударилась о стену. Кристофер, все еще поддерживающий Джиллиан, резко обернулся. На пороге стоял капитан.

— Убери от нее руки, — негромко и повелительно проговорил он.

Встретив холодный взгляд капитана, Кристофер мысленно услышал унылый кандальный звон.

Джиллиан с побелевшим лицом торопливо высвободилась из его рук и тут же пошатнулась. Кристофер шагнул, было, чтобы вновь поддержать ее, но капитан, грубо оттолкнув его, первым оказался около Джиллиан.

— Что с тобой, Джиллиан? — прошептал Дерек.

— Все в порядке.

Кристофер заметил, как изуродованная шрамом щека капитана едва заметно дернулась. Дерек подхватил Джиллиан на руки и решительно повернулся к двери. Кристофер невольно шагнул следом, и капитан, повернув голову, с неприкрытой угрозой процедил:

— Стой где стоишь, понял?

Кристофер с бессильным отчаянием все смотрел в проем распахнутой настежь двери, когда придушенный звук за спиной заставил его обернуться.

Одри широко открытыми глазами смотрела на него, и в этих глазах он увидел презрение.

Дерек несколькими широкими шагами преодолел расстояние до своей каюты и, войдя в нее, ногой захлопнул дверь. Он отнес Джиллиан к койке, которую они совсем недавно разделяли, и положил молодую женщину на смятые простыни. Некоторое время он стоял молча, наконец, сел на край койки и впился взглядом в лицо Джиллиан. Девушка спокойно встретила этот требовательный взгляд.

— Дерек, я хочу встать…

Дерек! Она назвала его по имени. Волна сумасшедшей радости окатила его, но он еще сильнее нахмурился и сурово спросил:

— Так что же все-таки произошло?

— Ничего.

— Нет, скажи мне! — Красивые губы Джиллиан едва заметно дрогнули.

— Я очень волновалась за Одри. И до сих пор толком не знаю, что именно боялась увидеть, когда открывала дверь в нашу каюту. А оказалось, она, наконец, пришла в себя, и я… — Джиллиан перевела дыхание: — Позволь мне встать. Я должна вернуться к сестре.

— Не сейчас.

— Я и так достаточно долго отсутствовала!

— Ты прекрасно помогала ей этой ночью, намного лучше, чем, если бы находилась рядом. — Джиллиан промолчала, и Дерек насторожился. — Или ты решила положить конец нашему договору, потому что твоей сестре стало лучше?

— Нет! Но я…

— Ты случаем не передумала, Джиллиан?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Нет… ничего. Все в порядке.

Глаза Дерека сузились. Он резко встал, внезапно решив, что нет причины давить на нее. Он только что прочел в глазах Джиллиан правду: для них обоих прошедшая ночь оказалась слишком длинной.

Джиллиан поднялась с койки. Дерек удержался от неистового желания обвить руками ее талию, прижать к себе. У него даже щека дернулась, когда он вспомнил, как эту талию только что и с не меньшим удовольствием обнимали сильные мускулистые руки Гибсона.

Ну, нет, хватит…

Сжав зубы, Дерек с удивлением услышал свои собственные слова:

— Я хочу, чтобы ты перенесла свои вещи сюда, как только сделаешь для своей сестры все, что требуется. — Джиллиан замерла от неожиданности, но он хладнокровно продолжил: — Очень надеюсь, что к вечеру ты здесь уже обоснуешься. — Не давая ей времени опомниться, Дерек угрожающе добавил: — Но уясни одно. Больше я не потерплю никаких объятий с другим мужчиной. Пусть даже по самой что ни на есть уважительной причине.

Он наклонился, властно поцеловал ее и, мысленно выругавшись, быстро вышел.

Одри, борясь с чувством недоверия, все же позволила Кристоферу поддержать ее голову, когда он поднес ей кружку с водой. По его настоянию она сделала несколько глотков, старательно избегая встречаться с ним взглядом, и обессилено опустилась обратно на подушку.

— Одри, посмотри-ка на меня.

Но девушка никак не отреагировала на просьбу Кристофера. Одри просто-напросто не могла заставить себя посмотреть на него, потому что боль в ее душе становилась все сильнее и безжалостнее. И боль эта не шла ни в какое сравнение с царапающей болью в горле или мучительной заложенностью в груди.

Она все еще не могла поверить. Боже мой, это неправда! Джиллиан слишком смелая, слишком сильная. Она бы никогда не позволила, чтобы кто-то вертел ею, как хотел, и в особенности этот бессердечный капитан. Да у него черное-пречерное сердце… и Джиллиан презирала его.

— Одри…

Но было же, было в его лице это выражение собственника! А какой у него был взгляд, когда он вошел и увидел, что Кристофер обнимает Джиллиан. Глаза прямо вспыхнули ревностью. Но потом в них промелькнуло что-то еще, какое-то мимолетное чувство, утонувшее в бездонной черноте зрачков. Однако она была потрясена. Потом оно появилось опять, когда капитан поднял Джиллиан на руки, а когда следом шагнул Кристофер, оно буквально опалило Одри. До сих пор она чувствует его жар.

— Одри, посмотри на меня, пожалуйста. — Очередной приступ кашля скрутил Одри, мучительные спазмы сотрясали все ее тело. Когда кашель, наконец, прекратился, девушка совершенно обессилела, и Кристофер в очередной раз помог ей приподняться и дал напиться. Она с благодарностью приникла губами к кружке.

— Как ты себя чувствуешь?

Одри подняла глаза. Этот человек был так добр к ней, но она его совершенно не знала. Вдобавок он был уголовным преступником. Ее вдруг осенило, что это тот самый человек, которого привели закованным в кандалы. И все же он очень напоминал папу…

— Я… хорошо.

— Не осуждай Джиллиан, — мягко проговорил Кристофер и пристально посмотрел на девушку. Одри отвернулась. Нет, только не об этом.

— Ну, посмотри же на меня!

Подчинившись его повелительному тону, Одри подняла глаза, а он вдруг спросил:

— Тебе удобно на этой койке?

Неожиданный вопрос удивил Одри, и она утвердительно кивнула. Постель была теплой и сухой — одно удовольствие. Особенно в сравнении с узкой, жесткой и сырой койкой внизу.

— А ты себя получше чувствуешь?

Одри задумалась. Нет, она не чувствовала себя лучше. Горло просто горело и постоянно саднило. Глотать было неимоверно трудно. Голова раскалывалась от пульсирующей боли. Правда, заложенность в груди стала поменьше, и дышалось чуть полегче. И впервые за эти бесконечные дни она ясно понимала, что происходит вокруг. Одри вновь утвердительно кивнула.

Кристофер нахмурился, вгляделся в ее лицо и тихо сказал:

— Ты чувствуешь себя лучше, потому что вокруг нет сырости и грязи. Помогла тебе перебраться сюда Джиллиан. Ты поправляешься, потому что Джиллиан всю себя отдает заботе о тебе. И ты поправишься, потому что… — Кристофер неожиданно замолк, но через секунду продолжил: — Потому что Джиллиан любит тебя всем сердцем и ради тебя может пойти на любую жертву.

Жертва? Какая жертва? О чем он?

Слово еще звучало в голове Одри, когда вдруг забрезжило смутное понимание

Нет! Только не это!

Одри не нашла в себе сил ответить, и Кристофер продолжил:

— Ты можешь вернуть ей все сторицей, Одри, если поймешь, что у Джиллиан просто не было выбора, кроме как сделать то, что она сделала. Она пошла на это, чтобы спасти тебе жизнь, спросив себя, что сделала бы ты на нее месте, окажись она в таком же положении.

— Но я…

— Так вот, ты вернешь ей все сторицей, если выздоровеешь.

Охрипшим голосом Одри спросила:

— А Джиллиан… что будет с Джиллиан? — Лицо Кристофера окаменело.

— Капитан будет заботиться о ней все время нашего плавания.

— Но ведь она… ведь теперь все по-другому.

— Перемены — дело обычное, Одри.

— Но Джиллиан…

Скрипнула дверь, и девушка быстро обернулась. На пороге в нерешительности стояла Джиллиан. При виде ее лица у Одри защемило сердце. Слабо вскрикнув, она протянула к сестре исхудавшие руки. Джиллиан тихо подошла и просто обняла ее. Единственное, что Одри отчетливо осознавала в тот момент, были слова, шедшие из самой глубины ее трепещущего сердечка:

— Джиллиан, я люблю тебя.

— Ну ладно, чертовы кровососы, быстро взяли швабры, ведра и за дело! Я ясно выразился?

Уперев руки в костлявые бока, Свифт оглядел выстроившихся перед ним неровным строем ссыльных. Сколько же бездельников и неумех, которым место в аду! Чтоб он провалился, этот капитан!

Заросшая щетиной физиономия Свифта побагровела, к он мотнул головой « сторону двоих охранников.

— Если не будете усердно работать, познакомитесь с дубинками!

— Я думаю, этого делать не следует, мистер Свифт! По трапу спускался Каттер, и его вмешательство лишь добавило масла в огонь. Терпение Свифта лопнуло, как мыльный пузырь.

— Да кто ты такой, чтоб указывать мне, как обращаться с этими грязными скотами! Ихний начальник я, и я выполняю приказ капитана привести трюм в порядок и все здесь вымыть!

— Но не кровью же, правда?

— Кровью, говоришь? — коротко хохотнул Свифт. — Какая кровь, парень? Пара переломанных рук и несколько шишек — сущий пустяк! Эти негодяи сразу очухаются и быстренько доделают дело.

— Капитан не потерпит никакого мордобоя, — холодно возразил Каттер. — И пусть ваши люди поменьше размахивают дубинками. Те же, кто откажется работать, просто останутся без еды.

— Вот это да! Вы все слышали это? — Свифт повернулся к людям, ловившим каждое слово первого помощника капитана. Он видел, что они прикидывают, чего стоит теперь его, Свифта, власть, и не собирался так просто расставаться с ней. — Вы ленивые слизняки, слышали, что сейчас сказал этот малый? Я пробовал объяснить капитану, что такие свиньи, как вы, обожают валяться в грязи, но он, видать, ничего не понял. Он думает, что вам следует малость тут прибраться. Я ему сказал, что согласен уговорить вас на эту работенку, пощекотав дубинками ваши вонючие бока, но он почему-то не согласился. Вместо этого капитан уморит вас голодом! И это в точности так и будет, ежели вы сейчас же не возьметесь за ведра и швабры!

Свифт наблюдал за сменой выражений на заросших щетиной грязных лицах, замечал косые взгляды, колебания, сомнения. Он увидел, как низкорослый парень нерешительно наклонился за ведром, стоявшим прямо перед ним, и взялся за швабру. Палмер… самый хилый из всех.

С каждой минутой Свифт раздражался все сильнее и сильнее. Вон второй потянулся за ведром, а там и третий взял швабру в руки. Да этих животных нельзя урезонивать. Они тут же решат, что можно еще подумать, выполнить приказ или нет. Потом хлопот не оберешься. С ними можно справиться только одним способом: научить их уважать силу, а самый хороший учитель — дубинка.

За спиной Свифта загремели кандалы, и охранник резко обернулся. Откуда-то из темного закоулка появилась фигура, при виде которой у Свифта остановилось дыхание. Джон Барретт, волоча за собой цепи, оглядел его испепеляющим взглядом.

Свифт, как выброшенная на берег рыба, беззвучно открывал и закрывал рот. Лицо Барретта заросло многодневной щетиной, волосы висели грязными сосульками, одежда была в пятнах, и от нее припахивало. Но от этого реальность угрозы не становилась меньше.

Свифт, трясясь от страха, посмотрел на Каттера:

— Кто… кто сказал, чтобы его выпустили из карцера? Отправь его обратно, слышишь?

— Мистера Барретта привели из карцера по моему приказу.

— Да на черта мне все это сдалось! — завопил Свифт. — Капитан дал слово не выпускать его до конца плавания!

— Но послушайте, мистер Свифт, — приподнял брови Каттер. — Этот человек закован в кандалы, он не опасен и будет делать то, что вы ему прикажете.

— Ну, уж нет! — Свифт даже отшатнулся, встретив злобный взгляд Барретта. — Ко мне он никакого отношения не имеет. Его посадил капитан, вот пусть он за него и отвечает! Он сам по себе, а мои Ссыльные сами по себе, понятно?

— В ваших словах есть резон, мистер Свифт, — после недолгого раздумья согласился Каттер. И неожиданно обратился напрямую к Джону Барретту. — Если вы намерены поужинать, мистер Барретт, то я бы посоветовал вам поработать наравне со всеми. Я имею в виду, воспользоваться ведром и шваброй.

Низкорослый широкоплечий Барретт буквально окаменел. Он медленно поднял опущенную на мощную грудь голову и стал чрезвычайно похож на черепаху. Заговорил он таким голосом, что у Свифта едва не отнялись ноги:

— Я лучше подохну от голода.

— Хорошо, — хладнокровно заметил Каттер и повернулся к стоявшему неподалеку охраннику, которого буквально трясло от страха. — Вы — как вас там — отведите мистера Барретта обратно в карцер, — и резко добавил, потому что охранник не двинулся с места: — Немедленно!

Свифт даже дышать перестал, глядя, как Найлз осторожно толкнул Барретта дубинкой в плечо, а тот послушно двинулся туда, откуда появился несколько минут назад.

Но Свифт уже увидел. В выпученных глазах Барретта было только одно: смерть. Смерть всем им. Господи, да он всех их перережет!

Свифт обернулся к Каттеру:

— Пусть он остается за решеткой до конца плавания! Хоть он и в цепях, доверять ему все равно нельзя ни на грош!

К его удивлению, Каттер согласно кивнул.

— Вы правы, мистер Свифт. Мистер Барретт не тот человек, которому можно доверять, но сейчас он наравне со всеми. Если он не работает, он и не ест. Я скажу, чтобы, пока он не передумает, ему приносили только воду.

С этими словами подтянутый первый помощник капитана повернулся и легко взбежал по трапу на палубу. Свифт буквально кипел от ярости. Ничего себе парочка, под стать друг другу — в глазах и сердце один только лед. К черту их обоих! Если вообще существует удача, то Джон Барретт из-за своего упрямства сдержит слово и помрет от голода к тому времени, когда они придут к берегам Ямайки.

Толстая рожа Барретта снова возникла у него перед глазами, и Свифт с отвращением сплюнул. Хотя этот навряд ли подохнет… Барретту вполне хватит жира… Разнесло его будь здоров!

У Свифта вдоль спины пробежал холодок. Единственное, что остается, так это держаться как можно дальше от мерзкой жабы.

Точно. Так он и будет делать. Другого способа остаться в живых после этого плавания у него нет.

Утро как-то незаметно перешло в день, и день уже начал потихоньку угасать, а Кристофер и Джиллиан все еще оставались у койки Одри. Выбросив из головы разговор с капитаном и все тревожные мысли, Джиллиан нашла утешение в медленном, но заметном улучшении здоровья сестры.

Она вглядывалась в каждую черточку лица спящей Одри. В начале дня горячка вернулась, но холодные обтирания морской водой быстро принесли облегчение. Сейчас она мирно спала. В котелке на круглой печке продолжала булькать вода, и в дыхании Одри уже не слышались эти ужасные хрипы. Ее любимая сестра даже съела немного жидкой овсянки и кусочек хлеба.

Джиллиан тихонько вздохнула. Кристофер натаскал морской воды, и она перестирала их до ужаса грязное нижнее белье и одежду, которые ни разу не стирались с того дня, как они попали на корабль. Кристофер был скуп на слова и говорил только то, что относилось к делу. За эту деликатность она была ему бесконечно благодарна.

Снова взглянув в иллюминатор, за которым солнце медленно клонилось к горизонту, Джиллиан поняла, что оттягивать больше невозможно. И как бы услышав ее мысли, Кристофер закрыл дверцу печки, в которую подкладывал уголь, и повернулся к ней. Джиллиан впервые после своего возвращения из капитанской каюты посмотрела ему прямо в глаза.

— Одри намного лучше, правда? — она почувствовала на себе его пристальный взгляд и продолжила: — Жар спал, и горячка, похоже, отступает. И дышит она намного легче. Я даже и не знаю, как отблагодарить тебя за все, что ты сделал для нее этой ночью, Кристофер, если бы не ты…

— Не нужно благодарностей, Джиллиан. Я здесь, а не в вонючем трюме. Меня кормят тем же, чем тебя и команду. И вдобавок я сплю там, где тепло и сухо. Какие благодарности, Джиллиан?

— Но ты же помогал нам не из-за этого, правда?

— Нет, не из-за этого. — Джиллиан, помолчав, продолжала:

— Понимаешь, тогда, в первый день, когда я увидела тебя в кандалах, мне и в голову не могло прийти, что ты станешь… другом.

Кристофер, не отводя внимательного взгляда, мягко спросил:

— Что ты пытаешься сказать мне, Джиллиан? — Джиллиан не выдержала и отвела глаза. Молчание затянулось, и Кристофер осторожно взял ее за плечи. Девушка нервно глянула в сторону закрытой двери, руки его безвольно опустились.

— Его ревность ко мне так серьезна? — Джиллиан не ответила, и Кристофер негромко продолжал: — Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. Одри на самом деле намного лучше. Может быть, мне нужно вернуться вниз…

— Нет!

— Но послушай, Джиллиан…

— Ты будешь нужен Одри, когда меня здесь не будет. — Она замолчала и залилась краской: — Сегодня вечером я перенесу свои вещи в каюту капитана.

Кристофер ничего не ответил, и Джиллиан покраснела еще сильнее.

— Ты будешь заботиться об Одри, пока она совсем не поправится?

В ответ Кристофер едва заметно кивнул.

— Я никогда не забуду того, что ты сделал для нас. — Джиллиан замолчала и вдруг вся как-то подобралась. — Уже темнеет. Мне пора.

Она сделала шаг к двери, но Кристофер неожиданно схватил ее за плечи и удержал на месте. Он повернул ее к себе лицом и, глядя ей прямо в глаза, спросил, подчеркнуто ровным голосом:

— Джиллиан, есть одна вещь, о которой я обязан знать. — Он в нерешительности замолчал, но нашел в себе силы договорить: — Он… добр к тебе?

Не в силах произнести ни слова, Джиллиан только кивнула и на миг закрыла глаза, когда руки Кристофера отпустили ее плечи.

Она подняла свой саквояж и, не оборачиваясь, вышла в коридор, тихо закрыв за собой дверь.

В пустом животе в очередной раз громко заурчало, и Джон Барретт просто зашелся от злобы. Он поднялся с убогой койки и подошел к забранному решеткой окошку. Неожиданно ему вспомнилась Мэгги, старая шлюха, что прошлой ночью приходила сюда.

Так, значит, мерзкая карга подохла. Если верить тому, что она ему тогда наговорила, то сейчас она поджидает его в аду.

Барретт хрипло рассмеялся. Долгонько ей придется ждать! Он не доставит ей радости скорого свидания… Ему спешить некуда.

Барретт оборвал смех. На самом-то деле он не был так обрадован этой новостью, как ему вначале показалось. Вчера, уже перед рассветом, ему вдруг пришло в голову, что свихнутые мозги Мэгги могли бы стать отличным полем для многообещающих махинаций. Он с большой выгодой использовал бы ее, будь она жива. Он даже мог бы убедить ее украсть для него немного еды, пообещав ей хорошую награду на Ямайке.

Суперкарго раздраженно фыркнул. Все это в прошлом. Мучаясь от голода несколько последних часов, Барретт заставил себя признать, что утреннюю стычку с Каттером он проиграл начисто. При виде этой подлой скотины Свифта, который собирался командовать им, он просто потерял голову от ярости. Он действовал совершенно машинально, в порыве чувств, а надо было бы хорошенько все прикинуть. В результате он здесь.

Барретт потер ладонью урчащий живот. Как он промахнулся! Ну, нет, он не собирается идти на принцип и ничего не жрать. И он не намерен делать из себя мученика. Он уже решил, что возьмется за ведро и швабру, черт с ними со всеми! И, надраивая палубу, он будет считать каждое движение тряпки по грязным доскам, зная, что на самом-то деле считает удары линем по костлявой спине Свифта, которые тот получит сполна, когда для этого придет время.

Барретт втянул в себя воздух. А этот негодяй, капитан Дерек Эндрюс, человек с черным сердцем, бесчисленное число раз будет просить у него пощады, и он станет терпеливо слушать и считать, чтобы до конца насладиться тем как Джиллиан Харкорт Хейг и ее анемичная сестричка выпрашивают жизнь для этого подонка.

Сволочи! Дерьмо!

Они все будут валяться у него в ногах! Все!

Барретта затрясло от ярости. Неимоверным усилием воли он взял себя в руки, уверенный, что, когда наступит время мести, она будет сладкой.

Дерек нетерпеливо мерил каюту широкими шагами. Он невольно залюбовался бежавшей по морю восхитительной розовой дорожкой, что зажгло наполовину упавшее за горизонт солнце, но воспоминания о вчерашней ночи никак не давали ему покоя.

Да пропади все пропадом! Он сказал Джиллиан Харкорт Хейг, чтобы она перебралась к нему в каюту, и теперь, как мальчишка, ждал ее прихода! Он-то думал, что выразился предельно ясно, но оказалось, что нет!

Несколько раз, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Дерек расправил крепкие плечи, туго обтянутые черной шелковой рубашкой. В круглой печке, плясали язычки пламени, и, когда он поглядывал в сторону двери, они отражались в черной глубине его глаз, что придавало его облику что-то демоническое.

Дерек передернул плечами. Она ловка, ничего не скажешь, явно специально опаздывает, чтобы хорошенько распалить его. Ладно, если это уловка, то она своего добилась. Он был раздражен и сердит, но вопреки всему хотел ее все сильнее и сильнее с каждой минутой.

Дерек стиснул зубы и постарался взять себя в руки. Когда она, наконец, явится, он предельно ясно даст ей понять, что…

В дверь негромко постучали, и Дерек застыл на месте. Ручка повернулась, и дверь открылась. Джиллиан секунду постояла на пороге, выжидающе глядя огромными глазами прямо ему в лицо. Он увидел ее руку, судорожно сжимающую ручку саквояжа, размеры которого красноречиво говорили о количестве ее земных богатств.

С замиранием сердца Дерек наблюдал, как Джиллиан вошла в каюту, потом сделала еще один неуверенный шаг вперед. Он не помнил, как шагнул ей навстречу и крепко обнял ее. Теплая волна нежности мгновенно смыла все мысли, когда он, наконец, приник к ее прекрасному телу.

Кристофер стоял и смотрел на закрывшуюся за Джиллиан дверь. Потом медленно повернулся, чтобы взглянуть на спящую Одри. Боль оттого, что случилось, была все еще слишком сильна. Слова Джиллиан снова и снова обжигали своей безысходностью.

«…Мне и в голову не могло прийти, что ты станешь другом».

Сердце Кристофера заныло в безмолвном протесте. Он вспомнил короткий кивок Джиллиан в ответ на его вопрос, добр ли к ней капитан. Он вдруг осознал, что она так и не поняла, как много зависело от ее ответа.

Кристофер остановился на этой мысли. Лучше, если Джиллиан так никогда и не узнает, что, будь ее ответ другим, для капитана эта ночь стала бы последней.

Глава 9

Большой дом поместья Дорсетт стоял тихий и величественный в разгорающемся золотистом сиянии утреннего солнца. Невысокий холм отделял его от бесконечных плантаций сахарного тростника, где с рассвета до заката гнули спину рабы. С изящных веранд и балконов открывался бесподобный вид на сочную тропическую зелень, подножия далеких холмов и ярко-бирюзовое море, что лениво плескалось внизу. Большой белый дом говорил о праздной роскоши, в которой жили его обитатели.

Занавески на окнах слегка шевелились от ласкового ветерка. Всюду царил удивительный покой. Неожиданно сонную тишину нарушил нетерпеливый окрик:

— Я же сказала, Лестер, что ты мне нужен сейчас, а не тогда, когда ты соизволишь прийти!

— Моя уже идет…

Молодой, великолепно сложенный негр, взбежав по лестнице на второй этаж, вошел в спальню и замер при виде стоявшей у открытого окна женщины. Он не шевельнулся и тогда, когда она с легкой усмешкой повернулась к нему. На женщине был только небольшой медальон, уютно устроившейся между ключицами. Блеснув зелеными глазами, она не спеша, направилась к нему, нарочито покачивая гладкими бедрами. Подойдя почти вплотную, женщина подняла руки и лениво пропустила сквозь тонкие изящные пальцы длинные пряди своих распущенных огненно-рыжих волос.

— Тебе нравится то, что ты сейчас видишь, Лестер? — женщина подступила еще ближе и, почти касаясь раба грудями, мягко шепнула: — Так как, нравится?

Лестер промолчал.

— Послушай-ка, — негромко продолжила женщина, — мы сейчас одни. Ты можешь называть меня по имени. Эммалина — очень красивое имя. И мне хочется услышать, как ты его произнесешь.

Молодой негр беспомощно огляделся:

— Масса внизу кончай завтрак. Он приходить сейчас сюда.

Голос Эммалины упал до едва слышного шепота:

— Лестер, да ты вспотел. Даже представить не могу, отчего бы это. Здесь не жарко, особенно когда морской ветерок приятно холодит кожу… — Эммалина улыбнулась. — Хотя, пожалуй, дело в том, что на тебе слишком много надето. Вот именно. — Она помолчала. — Разденься-ка, Лестер.

По щекам негра потекли извилистые струйки пота. Его широкое плоское лицо исказила гримаса отчаяния, и он шумно и тяжело задышал.

Эммалина с улыбкой наблюдала за рабом.

— Мне столько хорошего говорили о тебе, Лестер. Хотя, если честно сказать, — тут же поправилась она, — я скорее подслушала много хорошего. Джуба особенно восторгалась последней встречей с тобой за мельницей. Она сказала, что твоя «палка» самая здоровая и твердая из всех, что она пробовала. — Эммалина прямо посмотрела на застегнутую ширинку его штанов. — И я решила убедиться, не соврала ли она.

Лестер затряс головой, в глазах его застыл ужас.

— Масса… сейчас придет масса. Он уже…

— Раздевайся, Лестер. Ты же не дашь мне повода пожаловаться на тебя хозяину?

Эммалина пристально посмотрела на Лестера. И не отводила глаз до тех пор, пока негр трясущимися руками не начал расстегивать рубашку. Ее глаза вспыхнули, когда обнажилась его крепкая мускулистая грудь. Сощурившись, она внимательно смотрела, как Лестер начал расстегивать штаны.

Губы Эммалины приоткрылись, когда Лестер снял с себя штаны и выпрямился перед ней. Его била крупная дрожь, а женщина неторопливо разглядывала молодое черное тело, задержав взгляд на тугих завитках волос внизу живота и безжизненно свисавшей между мускулистых бедер мужской плоти.

Эммалина медленно подняла глаза.

— Я разочарована. Уверена, что я столь же желанна для тебя, как и Джуба. — Она подошла ближе: — Может, тебе нужно кое-что еще, Лестер? Ты не хочешь меня потрогать, а? Не хочешь сравнить мою кожу с кожей Джубы и узнать, такая ли она гладкая и нежная?

У молодого негра задергался кадык.

— Отвечай же, Лестер. — Тот с трудом выдавил:

— Моя согласен.

Эммалина чувственным жестом провела ладонью по своему гладкому телу.

— Оно такое же красивое, как у Джубы? — Дрожа, Лестер судорожно кивнул. Она накрыла рукой треугольник курчавых рыжеватых волос внизу живота и взглянула ему в глаза:

— И скажи-ка, Лестер… здесь будет так же сладко, как у Джубы, если я дам тебе попробовать?

Негр громко сглотнул. На шее у него запульсировала вена.

— Так как, Лестер?

— Моя согласен… согласен.

Эммалина быстро шагнула назад, взглянула на поднявшуюся мужскую плоть и пренебрежительно пожала плечами:

— Мне кажется, что Джуба преувеличила. Я видела и получше.

На лестнице раздались знакомые шаги, и голова Лестера сама собой резко повернулась к двери. Глаза у него вылезли из орбит.

— Это масса! — На его лице был написан неподдельный ужас. Он показал рукой на свой так и не опустившийся орган: — Масса отнимать этот бешеный штука, если видеть Лестер такой.

— Да что ты, правда? — нарочито удивилась Эммалина.

— Да… да! Пожалуйста! — Улыбка Эммалины вдруг превратилась в презрительную усмешку.

— В таком случае предупреждаю, что если «бешеный штука» тебе дорог, то не стоит трепать своим черномазым потаскухам, что жена у массы слишком тощая, кожа да кости, и на нее у тебя никогда не встанет.

Шаги приближались к двери, и раб просто затрясся от страха.

— А теперь пошел вон! И если ты еще раз распустишь язык, я уж постараюсь, чтобы хозяин наверняка застал тебя здесь!

Лестер подхватил рубашку, штаны и, споткнувшись о ковер, вылетел на балкон и одним махом перепрыгнул через перила.

Эммалина ленивым жестом взяла с кресла золотистого цвета халат, накинула на плечи и, непринужденно завязав поясок, повернулась к входящему в спальню грузному средних лет мужчине с приятным, в сетке морщинок лицом. Он подошел к ней, и Эммалина прижалась к его рту долгим поцелуем, ласково проведя рукой по его седеющим волосам.

— Дорогой, мне так не хватало тебя утром! Я проснулась, а ты уже ушел!

Роберт Дорсетт улыбнулся, откровенно любуясь своей красавицей женой. Она была любовью всей его жизни, его бесценным сокровищем. Он никогда не уставал от нее.

— Правда, дорогая? — Дорсетт оглядел комнату. — Когда я сейчас поднимался по лестнице, мне показалось, что ты с кем-то разговаривала.

Эммалина непринужденно рассмеялась и тряхнула головой. Великолепные блестящие рыжие волосы рассыпались по ее обтянутым тонким шелком плечам.

— Да что ты, Роберт! Я просто напевала. — Она еще раз поцеловала мужа долгим поцелуем. — Этой ночью ты подарил мне столько чудесных минут!

Роберт мягко взял Эммалину рукой за подбородок, чтобы еще раз насладиться непередаваемой красотой ее лица.

— Ты тоже, дорогая. Но ты всегда даришь мне радость. Ты мое величайшее сокровище! — Он чуть грустно улыбнулся. — Не знаю, что бы я делал без тебя.

Эммалина, перестав улыбаться, обвила руками шею мужа и серьезно посмотрела ему прямо в глаза. Каждое ее слово, произнесенное страстным шепотом, дышало неподдельной искренностью:

— Роберт, мой дорогой, ты всегда будешь со мной… всегда. Даже и не думай об этом.

Эммалина продолжала размышлять о том, что сказала, и после того, как муж спустился обратно в гостиную. Она повернулась к зеркалу и принялась внимательно разглядывать себя.

Нет, без нее Роберт ничего бы не добился. По сути, он очень хороший человек. Он буквально с ума сходил по ней и прощал ей все капризы и ошибки. Когда Эммалина впервые увидела его, она тотчас поняла, что он и есть тот мужчина, которого она искала всю жизнь.

… Хотя и был один, которого она по-настоящему любила.

Что-то, напевая себе под нос, Эммалина легким движением сбросила с плеч шелковый халат, чтобы еще раз посмотреть на свое обнаженное тело. Подняв руки, она накрыла ладонями тугие полушария грудей, легонько надавила. Потом с наслаждением погрузила руки в свои густые огненно-рыжие волосы, приподняла их вверх и отпустила. Золотой поток обрушился на ее обнаженные плечи. Эммалина рассмеялась.

Да, она красавица. И он все время будет хотеть ее.

Сердце Эммалины забилось чуть быстрее. Взгляд остановился на какой-то невидимой точке. Он возвращается К ней, теперь она чувствует это. Он плывет к ней на корабле по бирюзовому морю.

Эммалина взяла с туалетного столика кожаную плеть и стала задумчиво поглаживать привязанный к ней небольшой амулет. Нет сильнее оби, чем кость, выкопанная из могилы ведьмы. И нет сильнее заклятия, чем заклятие, наложенное на нее. Она чувствовала зов оби и знала, что он тоже слышит его.

Эммалина улыбнулась, когда налетевший порыв ветра закутал ее в тонкие, просвечивающие занавески, и страстно шептала, словно надеясь, что ее слова полетят на крыльях ветра в открытый океан:

— Дерек, ты слышишь меня? Тебе не спрятаться. Ты все равно будешь мой. Дерек, любимый… вернись ко мне.

Корабль подпрыгнул на очередной волне, и в сон Дерека проскользнул тихий, невнятный голос. Потом он снова услышал это: натужное громкое сопение, шарканье сапог по полу, хруст кости под ударами тяжелых кулаков, дикий вопль боли и тупой стук упавшего тела. Он ясно увидел лужу крови, медленно растекавшуюся по полу… и улыбку Эммалины.

Дерек вскрикнул и проснулся. Посмотрев в иллюминатор, он увидел, что небо все еще скрыто под бархатно-черным балдахином ночи. Он изо всех сил стиснул кулаки и процедил сквозь зубы крепкое ругательство.

Разрази гром эту зеленоглазую ведьму! Когда же, наконец, она оставит его в покое?

От нахлынувших воспоминаний Дерека затрясла знакомая неудержимая дрожь. Он отбросил одеяло и встал. Прохладный воздух каюты приятно холодил кожу, быстро выгоняя из головы сонный морок. Услышав, что Джиллиан, заворочалась, он повернулся к койке. Женщина нахмурилась во сне, потом, натянув на себя одеяло, свернулась калачиком и успокоилась.

Дерек испытал какое-то извращенное удовлетворение. Похоже, она привыкла к теплу его тела. На протяжении этих недель каждую ночь он чувствовал у себя на шее дыхание Джиллиан, когда она крепко прижималась к нему во сне. Он чувствовал, как она, не просыпаясь, легонько перебирает пальцами волосы у него на груди. За эти ночи, божественные, сладкие ночи, он познал тело Джиллиан так же хорошо, как она познала его тело. Тело ее было прекрасно. И с какой страстью оно отдавалось любви!

Дерек сжал губы. Он ни секунды не сомневался, что лежащая в его объятиях женщина принадлежит ему и только ему. Но лишь наступал рассвет, как Джиллиан мягко отодвигалась от него и приходила горькая в своей полноте правда.

Услуга за услугу. Она прекрасно исполняла свою часть договора, и больше ничего.

Знакомое тревожное волнение разогнало остатки сна, и Дерек потянулся за одеждой. Быстро оделся и, стараясь не шуметь, подошел к двери каюты. Обернувшись, посмотрел на Джиллиан, девушка дышала глубоко и спокойно. Ветер за стенами каюты взвыл с удвоенной силой, Дерек поежился и решительно взялся за дверную ручку. Сейчас он оставит это манящее сонное тепло и займется своим прямым делом. Дерек шагнул в коридор и тихо закрыл за собой дверь. Поднявшись на палубу, он глубоко, всей грудью, вдохнул холодный ночной воздух. Начал мерно звонить колокол.

Дерек насчитал семь ударов и взялся за поручни трапа, ведущего на капитанский мостик.

Джиллиан проснулась от какого-то непонятного беспокойства. Увидев, что постель рядом с ней пуста, она оглядела каюту и поняла, что Дерек ушел.

Начал бить колокол. Джиллиан насчитала семь ударов и невидящим взглядом уставилась на серебристую полоску света, пробивающуюся в щелку между занавесками на иллюминаторе.

Джиллиан еще больше встревожилась. Дерек никогда не вставал так рано. Значит, что-то случилось.

Страх ледяной змейкой скользнул вдоль спины. Джиллиан торопливо откинула одеяло и одним движением встала с койки. Наверняка это не связано с Одри. Если бы с сестрой что-то случилось, Дерек обязательно разбудил бы ее. А вдруг нет? Он пристально следит за всем, что происходит в каюте Одри. Каждое утро заглядывает туда и предельно кратко интересуется у Кристофера, как идут дела. Джиллиан знала, что, несмотря на подчеркнутую формальность отношения Дерека к ее сестре, случись что, и капитан приложит все усилия, чтобы помочь.

А что касалось чувств Дерека к ней, то здесь Джиллиан была в явном проигрыше. Она не осмеливалась подолгу задерживаться мыслями на чувственной красоте ночей, проведенных в его объятиях. Пылкий и удивительно нежный, он быстро поддавался страсти, и тогда казалось, что его любовной необузданности не будет предела.

А днем все переворачивалось с ног на голову. Дерек вообще избегал ее, не говоря уж о проявлении какого-то внимания. Однако его обращение с ней, как с собственностью, накладывало печать на их отношения, являясь безмолвным напоминанием о сделке, что свела их вместе.

Сколько раз Джиллиан ловила на себе пристальный, полный страсти взгляд Дерека, который мгновенно становился отчужденным и холодным, едва их глаза встречались. Она осознавала, что он непонятно почему стыдится своих чувств, которые, стоило лишь ему обнять ее, ярко вспыхивали, и нежность, свойственная его душе, проявлялась во всей своей красоте.

Очень часто его властность становилась невыносимой и доводила ее до исступления, заставляя балансировать между неудержимым гневом и другим, пока еще непонятным чувством, которое она…

Джиллиан решительно оборвала мысль, не желая додумывать ее до конца.

Относительно Кристофера все было ясно: Дерек не испытывал к нему симпатии и не доверял ему. Кристофер платил капитану той же монетой.

Одри на самом деле чувствовала себя намного лучше. Уже неделя как прошла горячка, и сестра даже начала понемногу ходить по каюте. Они с Кристофером всерьез подумывали о том, чтобы на короткое время вывести Одри на палубу, когда корабль окажется в южных водах, надеясь, что свежий морской воздух окончательно изгонит болезнь из ее легких.

Непонятное беспокойство вдруг так усилилось, что Джиллиан даже замерла. Вчера вечером, перед тем, как уйти, она заметила, что Одри выглядит бледнее обычного. И она снова начала кашлять. А что, если болезнь вернулась и легочная горячка, несмотря на все их ухищрения, разгорается с новой силой? А если Одри сейчас отчаянно борется за каждый вдох?

Ничего, не соображая от страха, переходящего в панику, Джиллиан бросилась к своей одежде. Лихорадочно натягивая через голову платье, она безуспешно пыталась одновременно всунуть ноги в туфли.

Вылетев в коридор, Джиллиан в тревоге остановилась перед каютой Одри. Из-под двери пробивался слабый свет. Джиллиан рывком распахнула ее.

— Джиллиан? — проснувшийся Кристофер откинул одеяло, приподнялся на локте и тут же вскочил на ноги. — Что случилось?

Девушка не сумела сдержать слез, когда увидела, что Одри приподняла голову от подушки, вглядываясь в полутьму каюты.

— Это ты, Джилли?

Джиллиан быстро подошла к койке и взяла Одри за руку. Рука была сухой и прохладной, а взгляд сестры ясным и спокойным.

Испытав невероятное облегчение, Джиллиан покачала головой.

— Нет, ничего страшного. Все в порядке. Просто я подумала, что… — Внезапно ей стало стыдно за свои бессмысленные страхи. — Я… я даже и не знаю, что подумала. Скорее всего, мне что-то приснилось. — Она наклонилась и поцеловала Одри в щеку: — Спи, дорогая. Прости, что разбудила.

Джиллиан вышла в коридор, Кристофер последовал за ней. Мигающий тусклый свет одинокой лампы осветил его бородатое молодое лицо, на котором было выражение озабоченности.

— Джиллиан… Ты уверена, что все в порядке? — тихо спросил он.

— Конечно, — через силу улыбнулась Джиллиан.

— Если что не так, лучше скажи мне.

— Что ты, все в полном порядке.

— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, Джиллиан?..

— Но я же сказала…

— Я прекрасно слышал, что ты сказала, — Кристофер смотрел ей прямо в глаза. У Джиллиан заныло сердце, переполненное нежностью и благодарностью, и на глаза навернулись слезы, когда Кристофер с неподдельной искренностью прошептал:

— Ты же знаешь, что я твой друг?

— Да, знаю, — ответила растроганная Джиллиан.

— Ты доверяешь мне? Джиллиан кивнула.

— Тогда обещай, что скажешь мне, если что-то будет не так.

Джиллиан заколебалась. Она и так взвалила на него более чем достаточно забот.

— Джиллиан, обещай мне.

— Хорошо, обещаю.

Дождавшись, когда за Кристофером закрылась дверь, Джиллиан вернулась в каюту Дерека. Постель по-прежнему была пуста, и непонятное беспокойство никуда не исчезло.

Поддавшись порыву, Джиллиан схватила плащ, накинула на плечи и снова вышла в коридор.

Дерек шагал по слабо освещенной лунным светом палубе и размышлял под аккомпанемент свистящего ветра. Он глубоко вдыхал морской воздух. Ночной холод его мало беспокоил. Он внимательно осматривал устремленные в небо мачты, реи с гудящими под напором ветра парусами.

Если ветер, сохранится, есть смысл завтра утром добавить еще парусов,

Дерек нахмурился. Часто говаривали, что капитан, прежде всего, оценивается по умению точно определить направление и силу ветра и знанию всех недостатков судна и команды. Если это соответствует истине, тогда он, Дерек, просто бесценен! Потому что во всех ухищрениях ветра для него не было никаких тайн. Так же как не было никаких тайн и в том, что касалось сильных и слабых сторон его судна. Он назубок знал каждый дюйм «Воина зари», и среди его людей не было ни одного, кто бы не был до конца предан ему. Он, конечно, прекрасно понимал, что именно это плавание по многим причинам и будет самой надежной проверкой его как капитана.

Дерек глубоко вздохнул и, отвлекшись на миг от своих мыслей, провел рукой по волосам. Насупив свои густые темные брови, устремив глаза в темноту за бортом, Дерек еще раз перебрал в уме все, что на данный момент его беспокоило.

Первое: состояние судна. Необходимый ремонт сделан, и заплаты на обшивке и парусах держатся крепко.

Второе: положение дел с живым товаром. Каттер взял все в свои руки, и дела внизу поправились. За последнюю неделю никто не умер, и это принесло ему определенное утешение, особенно при воспоминании о том, сколько уже было переправлено за борт.

Третье: запасы продовольствия для ссыльных. Если быть очень бережливыми, то еды должно хватить до конца плавания, правда, паек придется уменьшить.

Четвертое: погода. После первых тяжелейших недель плавания им, наконец, сопутствует удача. Погода стрит на редкость благоприятная. Они наверстали упущенное время и вскоре войдут в теплые воды. Если ветер сохранится, то через неделю они пришвартуются у берегов Ямайки. Да, еще неделя — и Ямайка…

В памяти всплыли прозрачное до бездонности голубое небо, сверкающий солнечный свет, неправдоподобно яркие тропические цветы. Подумать только, он когда-то верил, что этот остров — самый настоящий рай…

Дерек рассмеялся коротким безрадостным смехом. Каким же юным и глупым он был, если сумел разглядеть лишь его потрясающую красоту. Он ничего не знал о том, что остров кормил жестокое развратное общество, которое существовало исключительно за счет разведения сахарного тростника. Торговля сахаром приносила несметные богатства землевладельцам, обогащала приезжих искателей легкой наживы, а самое главное, приносила постоянный доход метрополии. Ему тогда просто не было никакого дела до всего этого. Как и до того, что общество это, в сущности, было таким подлым и алчным, что развращало все, к чему прикасалось, — души, мысли, поступки и жизни. И он тогда не понимал, что в этом раю, правда и закон всегда на стороне тех, у кого власть и деньги.

Его тогда не волновало, что богатства острова нещадно разорялись, что прибыль прямо зависела от труда связанных колониальным контрактом работников и рабов. Они круглый год с утра до ночи гнули спину на плантациях сахарного тростника и нередко там и умирали. Он был настолько наивен, что искренне изумился, когда обнаружил, что на острове вообще не выращивают ничего, кроме тростника. Лишь рабы засевали крохотные клочки земли, чтобы не умереть с голоду. Практически все продовольствие завозилось из американских колоний и Великобритании.

Он отмахнулся тогда и от веры, которую исповедовали рабы, — ото всех этих оби, идолов и заклятий. Он открыто насмехался над могучими силами, которыми, по поверью, обладали куриные косточки, перья, зубы и земля с могильного холмика.

И он совсем не задумывался о тяжком положении тех, кто работал на этих плантациях закованным в цепи, пока в один несчастный день не стал одним из них.

Дерек закрыл глаза, не в силах вынести вернувшуюся муку воспоминаний. Он проклял цепи, что сковывали его, а заодно собственную глупость, по милости которой получил эти оковы.

И он проклял Эммалину…

Эммалину, которая ждала его, когда он вышел из тюрьмы, став на пять лет старше и мудрее.

Эммалину, которая, шутя, нарушила данное другому слово, чтобы снова быть с ним.

Эммалину, которая говорила, что по-прежнему любит его.

Эммалину, которая никогда не понимала смысла слова «любовь».

Эммалину, которая поклялась, глядя ему в лицо своими изумрудными глазами, что заставит его вернуться. Эммалину, чье лицо всегда заслоняло лица всех женщин, которых он держал в своих объятиях.

За одним исключением.

Решительно выбросив из головы все мысли об Эммалине, Дерек заставил себя вернуться к двум последним пунктам своего списка наиболее важных проблем.

Итак, самое неприятное — Джон Барретт. Удивительно, но с тех пор, как Барретт был заключен в карцер, Каттер почти ничего о нем не докладывал. Барретт после своего первого гневного протеста ежедневно исправно делал все, что ему поручалось. И пока Барретт находился за пределами карцера, Уилл Свифт держался от него как можно дальше. Охранник по-прежнему испытывал непреодолимый страх перед суперкарго.

Дерек в задумчивости машинально пожевал губами. За все это время он ни разу не разговаривал ни с Барреттом, ни со Свифтом, но тем не менее прекрасно понимал, что ситуация неизбежно и очень скоро изменится.

И, наконец, самое последнее — и самое трудное. Джиллиан.

Горячая волна прихлынула к сердцу, обдала жаром щеки и заструилась по жилам. Дерек сердито выругался. Черт возьми, эта женщина освободила его от мыслей об Эммалине, но лишь затем, чтобы самой безраздельно завладеть ими! Через неделю они придут на Ямайку, и их договор потеряет силу. И тогда он избавится от своего…

Дерек резко обернулся на негромкий шорох у себя за спиной — к нему подходила Джиллиан.

— Что ты делаешь в такую рань на палубе?

В рассеянном лунном свете нельзя было разглядеть лица Джиллиан, но Дерек заметил, как напряглись ее плечи, когда она ровным голосом ответила:

— Я вышла немного подышать.

Налетевший порыв ветра ощутимо качнул корабль, и молодая женщина пошатнулась. Дерек поддержал ее и почувствовал, что она вся дрожит.

— Подышать? — нахмурился Дерек. — Да ты же замерзла.

— Что ты, мне совсем не холодно! — Ее близость снова начала околдовывать Дерека, и он притянул Джиллиан к себе.

— Выходить одной ночью на палубу очень опасно, Джиллиан.

— Я не одна. — Дерек посуровел.

— Зачем ты искала меня?

Джиллиан подняла голову, и серебристый лунный свет на миг смахнул ночную тень с ее лица. Дерек увидел на нем выражение такого же беспокойства, какое испытывал сам.

— Я не искала тебя. Просто я… — Джиллиан беспомощно умолкла.

Продолжать не было нужды. Дерек все понял. Джиллиан не шевельнулась, когда он поцеловал ее. Ее губы приоткрылись, и он вкусил горячую влажность ее рта.

Он в упоении нежно ласкал языком ее язык, смакуя струившийся ему в рот напиток любви. Он погружал пальцы в ее распущенные волосы и наслаждался их сводящей с ума шелковистостью. Она начала отвечать на его объятия, когда он вдруг резко отстранился.

На щеках Дерека заиграли желваки. Он схватил Джиллиан за руку и повел за собой куда-то сквозь ночную тьму. Она с трудом поспевала за его широкими и стремительными шагами. Они пересекли палубу, спустились по трапу, вошли в знакомый коридор и остановились около капитанской каюты. Тут Джиллиан подняла на него глаза и тихо спросила:

— Ты сердишься, Дерек?

Сердится ли он?

Войдя в каюту, Дерек снял с плеч Джиллиан плащ, расстегнул пуговицы платья и быстро стянул его. Потом буквально сгреб ее своими сильными руками и положил на смятую постель. Непослушными пальцами он торопливо принялся расстегивать свою одежду. Через мгновение он уже обнимал Джиллиан, крепко прижимаясь к ней горячим телом, и только тогда ответил:

— Нет, я не сержусь.

Торопливые шаги в коридоре… громко хлопнула дверь соседней каюты… невнятные голоса…

Тишина.

Одри почувствовала, как по ее щекам побежали неудержимые слезы.

— Кристофер? Ты не спишь?

— Нет, не сплю, — донесся из темноты негромкий голос Кристофера.

У Одри встал комок в горле. Кристофер был так добр к ней! В дни ее долгой болезни всякий раз, когда она выплывала из горячечного бреда, он был рядом, чтобы поддержать ее. Он купал ее, кормил с ложечки, как маленькую, облегчал мучительную боль. Его доброта была безграничной. В чем-то он стал ей ближе и дороже многих людей, которых она когда-либо знала. И если он никогда не смотрел на нее таким же исполненным глубокого чувства взглядом, как на Джиллиан, ну что ж… она все понимает. Ведь таких, как Джиллиан, больше не существует.

— Кристофер… — хриплым шепотом проговорила Одри. — Как ты думаешь, капитан на самом деле заботится о Джиллиан… ну, хотя бы чуть-чуть?

— Поменьше думай об этом, Одри, — напряженным голосом ответил Кристофер. — Мы скоро придем на Ямайку.

В груди заныло еще сильнее.

— А сегодня ночью, и вообще все предыдущие ночи? Я не могу заснуть, потому что постоянно думаю о Джиллиан.

— Тогда не думай! — сердито бросил Кристофер. — Выброси это из головы. С Джиллиан все будет в порядке.

— Откуда ты это знаешь? — сдержав рыдание, спросила Одри. — Даже сейчас этот капитан может…

— Одри, хватит! Давай спать!

От неожиданной грубости Кристофера Одри мгновенно замолчала. Он заговорил снова, и теперь в его голосе были слышны нотки искреннего раскаяния и боли:

— Пожалуйста, Одри… давай немного поспим. Но Одри уже не могла заснуть, потому что в этот миг вдруг с пронзительной ясностью поняла, как же все это время у Кристофера болела душа. И она соединила его страдания со своими собственными.

Тусклый свет раннего утра просочился в трюм и добрался, наконец, до камеры Джона Барретта. Узник проснулся и с кряхтеньем поднялся с койки. Уже хорошо знакомая ненависть незамедлительно начала грызть ему сердце. Барретт подошел к параше, облегчился и, застегнув штаны, с угрюмым видом поддернул их повыше.

Одежда истрепалась донельзя. Она висела на нем, как на вешалке, хотя в свое время туго обтягивала раздобревшее от хорошей жизни тело.

Барретт выпрямился и раздраженно отбросил от лица грязные сосульки давно не чесанных волос. Ему не нужно было объяснять, что выглядит он сейчас омерзительно. Он страшно похудел, от немытого тела несло потом. Отвратительная вонь, которая, несмотря на все усилия, по-прежнему стояла в трюме, окутывала его теперь с ног до головы, впитываясь в поры, пока не стала, наконец, частью его самого. Теперь его нельзя отличить от того омерзительного отребья, что копошилось внизу, в этой вонючей выгребной яме.

Никогда он не станет одним из этих! И уже совсем скоро сполна вернет себе все…

Услышав звук приближающихся шагов, Барретт подошел к забранному толстой решеткой дверному окошку. К карцеру подходил охранник с железной миской и кружкой в руках. Утренняя еда. Барретт впился тяжелым взглядом в трясущегося охранника, не обращая никакого внимания на протянутую ему пищу. Нелишне еще раз напомнить, кто здесь настоящий хозяин.

— Возьмите, господин Барретт, сэр! — умоляющим голосом проговорил Чарльз Доббс. — Я не такой, как вам, может, кажется. Вы увидите, сэр.

Барретт ничего не ответил. Он прекрасно знал Доббса. Этот костлявый хорек работал у него, пожалуй, так же долго, как Свифт. Доббс был весьма сообразительным малым, поскольку знал, что, принося пользу Барретту, он приносит пользу себе. Барретт едва не улыбнулся. Таких людей он любил. Такие люди отлично подходили для его целей.

— Ну, пожалуйста, сэр! Возьмите еду. Если не возьмете, мне придется отнести ее назад, а вы до следующего раза будете голодным.

Барретт продолжал молчать, и Доббс нервно дернул плечом.

— Мы скоро придем на Ямайку, сэр. А кораблику-то досталось будь здоров, при таком-то шторме! И времени столько потеряли! Ничего. Скоро нас здесь не будет, и конец всему, что тут творится, правда, сэр? — Доббс понизил голос до шепота: — Вы же знаете, я с самого начала был в стороне от всего, что с вами сделали, сэр. Я выполнял приказ, а больше ничего. Вы же не будете винить человека за это, сэр? Господин Барретт… сэр?

Барретт продолжал упорно молчать.

— Я понимаю, что вы сердитесь, сэр… Немудрено после того, как вас заставили работать с этим отребьем. Но я-то, сэр, лучше знаю! — Доббс даже шагнул вперед. — Я знаю, какой вы находчивый, и не капитану с вами соревноваться, сэр. Как только мы окажемся в порту, ему, капитану, ох и не сладко придется! Я-то знаю! — Доббс нервно хохотнул: — Я просто хотел сказать, господин Барретт, что Уилл Свифт совсем мне не Друг. Я за него вовсе не держусь, а до того, что он про вас болтает, мне и дела нет. А когда все кончится, я… мне хотелось бы снова служить вам, господин Барретт… коли, конечно, на то будет ваша воля.

Джон Барретт торжествовал. Значит, крысы уже засуетились. Этому можно только порадоваться.

— Господин Барретт… сэр?

Барретт выхватил миску из руки Доббса. Потом взял и чашку. И направился обратно к своей койке. — Сэр, вы не забудете, что я вам здесь сказал, а?

О да, он не забудет.

Доббс еще немного потоптался и ушел.

Барретт уселся на койку и взял ложку. В животе у него заурчало от голода, когда мерзкий запах, исходивший от миски, достиг его ноздрей. Обругав последними словами свой вероломный желудок, готовый продаться за ложку тухлой каши, Барретт быстро проглотил содержимое миски. Одним глотком выпив жидкий чай, он громко шваркнул пустой кружкой о стол.

Не чай, а натуральная моча! Он им и это припомнит. Он… Около карцера снова раздались чьи-то шаги, и Барретт быстро обернулся к окошку. Выпучив глаза, он смотрел, как к карцеру подходит Каттер, а за ним вразвалочку вышагивают два здоровенных матроса. Остановившись возле двери, первый помощник капитана обратился к заключенному:

— Мистер Барретт, вставайте. Капитан хочет поговорить с вами.

Барретт набычился и остался сидеть. Лицо Каттера приобрело решительное выражение.

— Либо вы сейчас встанете, либо Хаскелл и Линден помогут вам это сделать. Они без труда проволокут вас через трюм и доставят наверх, на палубу. Но мне кажется, что вам вряд ли понравится участие в такого рода представлении для тех, мимо кого вас потащат мои люди. — Барретт продолжал молча сидеть. Каттер обернулся к безмолвным матросам:

— Открой дверь, Хаскелл.

Хаскелл поспешил подчиниться.

Как только дверь распахнулась и оба матроса шагнули в карцер, Барретт нарочито медленно поднялся на ноги. Гремя цепями, он молча вышел в коридор и двинулся вслед за Каттером.

Дерек сидел за рабочим столом и с хмурым видом в очередной раз внимательно просматривал лежавший перед ним документ. Он злился из-за того, что Джиллиан все время мельтешила у него перед глазами. Дерек знал, что она была удивлена его присутствием в, каюте, в это время он обычно уже находился на палубе. Но не счел себя обязанным что-либо ей объяснять.

Дерек изо всех сил старался сосредоточиться и не следить за тем, как она неловко застегивает пуговицы на платье, как торопливо ополаскивает руки и лицо из кувшина, расчесывает волосы и скручивает их в пучок на затылке. Как потом начала наводить в каюте порядок — аккуратно застелила койку, подбила подушки и сложила в саквояж какие-то свои вещички, которые, по всей видимости, ей уже не потребуются.

Раздражение его лишь усилилось, когда краем глаза он заметил, как тщательно она укладывает свой саквояж, — безмолвное, назойливое напоминание о том, что наступил день и ей пора перебираться в соседнюю каюту…

…несмотря на то, что он прочитал в ее глазах, когда она поднялась к нему на мостик вчера ночью…

…несмотря на последовавшие затем долгие, удивительные часы любви.

Дерек ясно помнил — даже если сама она и предпочла забыть — страстные стоны, что срывались с ее губ, когда она буквально купалась в его поцелуях, сладостную дрожь ее тела от его прикосновений. Он помнил, как самозабвенно она шептала его имя, вся охваченная любовным трепетом, когда он погружался в ее жаркое лоно. Он все это помнил.

И еще помнил свою непередаваемую радость от любовных объятий нежных рук.

Забыть все это было невозможно.

Дерек еще сильнее разозлился. Нет! Хватит! Он не позволит Джиллиан вертеть собой, не поддастся ее рукам, ее мягким губам, ни тем более вечернему выкладыванию и утреннему укладыванию этого чертова саквояжа!

К чертовой матери! Его так и подмывало сказать Джиллиан, чтобы она забрала свои вещи и убиралась вон, если она этого действительно хочет!

Дерек тут же понял, что сейчас просто солгал самому себе, и от этого его озлобление стало расти как на дрожжах. Сегодня утром у него нет времени на все эти пустопорожние разговоры.

Дерек резко повернулся к Джиллиан и раздраженно поинтересовался:

— Чем ты вообще занимаешься, Джиллиан? — Джиллиан взглянула на него и ответила хорошо знакомым высокомерным тоном:

— Я? Прибираюсь. Я это делаю, между прочим, каждое утро.

Дерек всерьез озлился. Он отодвинул кресло и встал из-за стола. Гордо и с явным вызовом вздернутый подборок Джиллиан подвиг его на такую резкость, которой он и сам от себя не ожидал:

— Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила, Джиллиан. Для твоего же блага. Это не твоя каюта. Эта каюта принадлежит мне и больше никому. Ты отвлекаешь меня от дел. Выйди, пожалуйста, отсюда.

Джиллиан замерла на месте. Нежные губы ее чуть дрогнули, когда она молча протянула руку за своим саквояжем.

Дерек не выдержал, и долго сдерживаемый гнев вырвался наружу:

— Черт возьми, клянусь, так просто ты не уйдешь!

Их пререкания прервал неожиданный громкий стук в дверь.

— Войдите? — резко бросил Дерек.

Дверь распахнулась, и в каюту вошел Каттер. Дерек физически ощутил, как потрясена Джиллиан, увидев, что следом за первым помощником ввалился, громыхая цепями, Джон Барретт. Мысленно ругая себя за непростительную глупость, он смотрел на оцепеневшую под ненавидящим взглядом Барретта Джиллиан. Дерек обратился к ней более мягким тоном, в котором звучали нотки сожаления:

— Мы продолжим наш разговор позже. Полагаю, ваша сестра заждалась вас.

Джиллиан, высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, с независимым видом прошла мимо Каттера и Барретта, словно их вовсе здесь не было. Она шагнула в коридор и подчеркнуто аккуратно прикрыла за собой дверь.

С тем же независимым видом Джиллиан вошла в каюту к Одри, молча подошла к иллюминатору и невидящим взором уставилась на плещущие за бортом океанские волны. Кристофер и Одри озабоченно переглянулись, но молчания не нарушили. Джиллиан старалась овладеть собой, обрести былое спокойствие, но все произошедшее было еще слишком свежо в памяти. Словесную перепалку между нею и Дереком заслонил страшный, ненавидящий взгляд Джона Барретта.

Она успела взглянуть ему в глаза и в тот же миг с ужасом поняла все.

Джиллиан с трудом сообразила, что ее кто-то о чем-то спрашивает. В ответ раздался хриплый, сдавленный шепот, в котором Джиллиан с трудом узнала собственный голос:

— Это был Джон Барретт. Он сейчас в каюте Дерека. И он… он хочет убить меня.

Кристофер шагнул в коридор, оставив Джиллиан в каюте. Молодую женщину била нервная дрожь. Взбешенный бессердечием капитана, подвергшего Джиллиан такому ужасному испытанию, он решительно направился к капитанской каюте. Но, тут же поняв, что идет совсем не туда, куда бы следовало идти, резко остановился и, развернувшись, направился к трапу, ведущему на палубу.

Кристофер никогда еще не чувствовал собственного бессилия так остро, как сейчас.

Джон Барретт продолжал хранить молчание, потому что был переполнен звериной злобой. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Дерека Эндрюса и понимал, что негодяй отлично улавливает то, что происходит сейчас у него в душе.

Эндрюс все это умышленно подстроил! Подлец устроил спектакль специально для него, чтобы еще сильнее унизить! Как будто всего того, что с ним сделали, было недостаточно! Именно по этой причине, когда он, гремя цепями, вошел в каюту капитана, там оказалась распрекрасная Джиллиан Харкорт Хейг! И по той же самой причине капитан позволил ей еще немного побыть в каюте, чтобы он смог заметить неприкрытое отвращение на ее лице, когда она увидела его.

Барретт в ярости заскрипел зубами. Правда, от его взгляда Джиллиан даже в лице изменилась.

Барретт продолжал молчать и тогда, когда Каттер, легонько подтолкнул его в спину, давая понять, что нужно пройти вперед, к капитанскому столу. Отвечая на свои мысли, он несколько раз покивал головой. Да, Джиллиан Хейг было чего бояться. Он еще сполна насладится ее мучениями, он отомстит ей за то, что она отвергла его ради самого распоследнего негодяя, перед которым он и стоял сейчас. А когда он покончит с ней, тогда займется…

— Нам нужно кое-что обсудить, Барретт. — Взглянув на капитана, Барретт еще крепче сжал челюсти. Значит, началось.

Дерек в ожидании ответа Барретта прикидывал в уме возможные варианты развития событий. Каттер информировал его о тех условиях, в которых все это время содержался Барретт. Но все же он не был готов к такому резкому изменению облика суперкарго. Он сильно похудел и грязен он был до безобразия. Барретт получал достаточно пищи, и ему своевременно давали воду и мыло для мытья. Как он смог довести себя до такого состояния, было совершенно непонятно. Разве только все объяснялось ненавистью, что горела в глазах Барретта и глодала его день и ночь.

Хорошо зная изощренный, коварный ум своего врага, Дерек решил кое-что предпринять.

— Если я правильно понял, мистер Барретт, у вас нет желания обсудить положение, в котором вы оказались?

— Вы, капитан, позвали меня не для того, чтобы обсудить мое положение. — Барретт растянул губы в презрительной усмешке. — Вы позвали меня, чтобы поговорить о своем собственном положении.

— Похоже, вы просто сбиты с толку, — заметил Дерек. — В кандалах-то вы, а не я.

— Не волнуйтесь, это временно.

— Ну что ж, если вас это утешает, оставайтесь при своем мнении.

— Дело-то не в том, что меня утешает, капитан! Дело в том, что ситуация хорошо известна нам обоим! — Барретт угрожающе шагнул вперед и злобно оскалился, когда цепи на его ногах громко лязгнули. — Вы изо всех сил стремились уничтожить меня при помощи вот этих кандалов, но ничего не вышло. Неужели вам не приходило в голову, что я с самого начала предвидел нечто подобное? Неужели вам все еще не ясно, что ваша власть здесь, на корабле, в открытом море, обернется полнейшим бессилием, как только мы придем к берегам Ямайки? Неужели вам не понятно, что я прекрасно знаю, насколько хорошо вы осведомлены о том, какой политический вес имеет мое имя? И вы отлично знаете, что, как бы вы ни вертелись, пытаясь оправдать свои действия в отношении меня и груза, мой авторитет все равно возьмет верх? — Барретт громко расхохотался. — Ну и дурак же вы! Я знал, что рано или поздно разговор между нами состоится. Дело было только во времени!

На миг, восхитившись наглой дерзостью этого человека, Который даже в кандалах старается взять ситуацию в свои руки, Дерек холодно взглянул в багровое лицо Барретта и улыбнулся.

— Да нет, дурак-то как раз вы, Барретт. — Он помолчал и продолжил с нарочитой мягкостью, в которой сквозила угроза: — Мой ответ очень прост. Не посещала ли вас вот какая мысль: если бы для меня в этом была хоть малейшая выгода, то вы никогда не доплыли бы до Ямайки?

Барретт замер, как будто натолкнулся на каменную стену:

— Да ты не посмеешь…

— Ну-ну, не надо меня недооценивать.

— Да у тебя кишка тонка для этого, молокосос!

— Вы кое-что, видно, подзабыли, Барретт, — еще тише проговорил Дерек. — Я таскал на себе кандалы. И пойду на все, чтобы не громыхать ими снова.

Барретт прищурил свои жабьи глаза. По губам зазмеилось некое подобие улыбки.

— Значит, ты хочешь убедить меня в том, что будешь делать лишь то, что выгодно тебе. Независимо от ситуации. Так? Что ж, ты ничем не лучше меня.

Дерек не отвел глаз и спокойно заметил:

— Я всего лишь настоятельно советую поверить тому, что я сейчас сказал.

Барретт снова презрительно усмехнулся:

— Я тебе скажу, чему я верю. Ты вызвал меня сюда только потому, что это тебе выгодно. Другой причины нет. Ты, похоже, сообразил, что привезти меня на Ямайку в кандалах будет грубой ошибкой. А согласно условиям договора, который ты лично подписал в Лондоне, за ссыльных отвечаю я. И тут ты ничего не можешь поделать, как бы тебе этого ни хотелось. Нарушить условия договора — значит, потерять причитающееся тебе вознаграждение. А без этих денег твое судно сию же секунду попадет в руки судебных исполнителей, которые тебя ждут, не дождутся.

— Ну, а если я доложу, что вы умерли от лихорадки? — насмешливо улыбнулся Дерек.

— Не делай из меня идиота! На бумагах, удостоверяющих доставку ссыльных, должна стоять моя подпись, заверенная на берегу, что является обязательным условием для выплаты тебе вознаграждения. В любом другом случае тебе придется ждать до скончания века, пока будут выполнены все необходимые формальности. И твой корабль приберут к рукам судебные исполнители задолго до того, как у тебя появится возможность получить деньги. Так что ты сейчас меж двух огней, капитан: впереди дьявол, позади бездонное синее море!

Глаза Дерека превратились в две льдинки.

— Вы правы во всем, но один момент все же упустили.

— Вот как?

— Да. Вы проглядели самое простое решение — обещание, которое я дал самому себе. Хотите узнать, что это за обещание? — Барретт не ответил. — А обещание до смешного элементарное. Если я расстанусь с кораблем, то вы расстанетесь с жизнью.

У Барретта начала дергаться заросшая многодневной щетиной щека. Он посмотрел в сторону Каттера, который в течение всего разговора не проронил ни слова. Дерек с трудом удержался от улыбки. Каттер и бровью не повел.

Барретт медленно повернулся к Дереку:

— Похоже, что ситуация патовая, капитан.

— Не совсем, — возразил Дерек, и к холоду в его глазах добавилась решительность. — Мы как раз подошли к тому моменту, когда вы можете поинтересоваться условиями, которые я собираюсь вам поставить.

— Нет!

— Да.

— Я же сказал, нет!

— Хочу вам напомнить, Барретт, — помолчав, мягко заметил Дерек, — что от этого напрямую зависит ваша жизнь.

Прекрасно понимая, что Барретта трясет не от озноба, а от едва сдерживаемой ярости, Дерек стал предельно внимателен.

— Ладно! — буркнул Барретт и переступил с ноги на ногу. Цепи лязгнули на всю каюту. — Что за условия ты мне предлагаешь?

— Я не предлагаю, а ставлю условия, — поправил его Дерек. Повернулся к письменному столу и взял лист бумаги: — Это ваше признание в организации заговора на борту «Воина зари» с целью убить капитана и взять на себя командование. Каттер заверит документ, а Свифт его засвидетельствует.

— Да ты глупее, чем я думал! — презрительно процедил Барретт. — Это же пристрастные свидетели! Один из них попытался совершить преступление, а, попавшись с поличным, быстренько показал на меня как на подстрекателя. А второй — твой первый помощник. Это просто курам на смех! Свидетельства лопнут как мыльный пузырь!

— Двое ваших людей засвидетельствуют вашу подпись.

— Лжец! Никто из них не пойдет против меня!

— Вы ошибаетесь. Доббс и Найлз уже согласились.

— Да это блеф! Доббс приходил ко мне сегодня утром и сказал…

— Сказал, что не будет на стороне Свифта и не подтвердит ни одного его слова, так? Я переговорил с ним после этого, и он… — Дерек сделал эффектную паузу, — он передумал.

Барретт аж покачнулся. Дерек явственно ощутил опаляющий жар его ненависти и еще немного надавил:

— Так что пусть я и самый распоследний дурак, но, по крайней мере, имею надежного исполнителя.

С трудом, переводя дыхание, Барретт поинтересовался:

— Ну, а если я подпишу признание?

— Тогда вы получите в свое полное распоряжение ссыльных, как только мы пришвартуемся в порту Ямайки. А я верну вам ваше признание, когда получу причитающееся мне вознаграждение.

— Ты же утверждаешь, что я пытался убить тебя и дело у меня сорвалось. С чего ты решил, что на берегу я не попробую еще раз?

— Просто я не считаю вас глупцом, Барретт. Ну, посудите сами, — глаза Дерека сузились и стали еще темнее. — Я без колебания сделаю то же самое в отношении вас, если окажется, что вы всерьез угрожаете мне.

Лицо Барретта приобрело апоплексический оттенок, и он непроизвольно судорожно сжал губы. В каюте повисла гнетущая тишина. Наконец Барретт буквально выплюнул ответ:

— Ладно! Давай это чертово признание и тащи своих свидетелей!

Дерек немного выждал, чтобы все участники этих странных переговоров прониклись сознанием одержанной им победы, и повернулся к своему по-прежнему хранившему молчание первому помощнику:

— Мистер Каттер, пригласите свидетелей.

Барретт, синевато-багровый от прилива крови, обернулся к двери, когда Каттер распахнул ее и приказал ждавшим снаружи войти в каюту.

Быстрый скрип перьев — бумага подписана и заверена. Барретт свирепо посмотрел на Свифта, Найлза и Доббса. Его взгляд обещал, всем троим мучительный конец. Дерек, прерывая эту акцию молчаливого устрашения, твердым голосом распорядился:

— Мистер Каттер, можете увести мистера Барретта.

— Негодяй! — взревел Барретт, потрясая в воздухе скованными руками. — Ты получил, чего хотел! Сними с меня цепи!

— Их снимут, когда мы прибудем на Ямайку, и не ранее.

— Негодяй!.. Подонок!..

В каюте появились Хаскелл и Линден Барретт яростно стряхнул их руки и повернулся к двери.

После ухода суперкарго в каюте повисла тишина, в которой все еще явственно ощущалась не высказанная им угроза мести.

Кристофер глубоко вдохнул соленый воздух, стараясь взять себя в руки. С трудом, справившись с рвущимися наружу чувствами, он подошел к борту и уставился на безбрежную гладь моря. Подгоняемый свежим ветром, корабль резал носом вздымающиеся и опадающие водяные валы, ведомый твердой рукой негодяя капитана. Будь капитаном другой человек, Кристофер, скорее всего, восхитился бы тем, как умело, несмотря ни на что, он справился с этим неудержимо катившимся к катастрофе плаванием.

Но капитаном этого корабля был Дерек Эндрюс, и Кристофер знал о нем правду. Бесчувственный, равнодушный негодяй, у которого даже не хватило ума понять, что, получив Джиллиан, он в определенном смысле получил целый мир.

Воспоминание о страхе в широко распахнутых глазах Джиллиан неотступно преследовало Кристофера. Мука все сильнее сжимала душу, хотя он и понимал бессмысленность своего отчаяния. Неопределенность собственного будущего — а впереди ждали восемь лет каторги по колониальному контракту — очень быстро перестала его волновать перед лицом несчастий, обрушившихся на Джиллиан. В другой ситуации он бы…

Кристофер даже глаза зажмурил, чтобы уйти от череды мучительных мыслей. Прошлого не изменишь. А что касается будущего…

Над его головой раздался оглушительный треск. Кристофер вскинул голову и увидел, что ветер яростно треплет оторвавшийся парус. Он нахмурился, заметив, что полотнище опасно пляшет на ветру, беспорядочно мотая во все стороны оторвавшимся концом линя. Два матроса уже лезли вверх по вантам. Кристофер знал, какая это опасная штука — оторвавшийся линь. Стоит там, на реях, чуть ослабить захват — и хлестнет так, что полетишь вниз, на палубу, навстречу своей смерти. Он уже не мог отвести глаз от двух карабкающихся к реям фигурок. Добравшись наконец до такелажа, они попытались приладить оторвавшуюся оснастку.

Он смотрел, как умело и осторожно матросы передвигались все дальше и дальше по рее, и громко ахнул, когда линь неожиданно со страшной силой хлестнул одного из матросов. Застыв от ужаса, Кристофер смотрел, как человек отчаянно пытается удержаться за рангоут, но руки его неумолимо соскальзывали и соскальзывали, пока он…

Дверь каюты захлопнулась за Барреттом. В воздухе все еще слышался звон его цепей. Гнетущую, напряженную тишину нарушил хриплый голос Свифта, обратившегося к Дереку:

— Он… он достанет вас за это капитан, точно достанет! — Охранник шагнул из угла, куда он предусмотрительно отступил, на середину каюты и, бросив взгляд на стоящих чуть в стороне Доббса и Найлза, сказал: — Он и всех нас достанет, ежели вы, капитан, не сдержите данного слова. Вы ведь не обманете нас, капитан? — В голосе Свифта ясно слышался страх. — Вы поможете нам поскорее попасть на корабль, который пойдет в Англию, да?

Дерек окинул презрительным взглядом троих сжавшихся от испуга охранников. Он нисколько не сомневался, что, если бы эти ребята почувствовали, что им выгоднее принять сторону Барретта, а не его, все было бы совершенно по-другому. В конечном счете, Барретт проиграл по очень простой причине: его люди слишком хорошо знали своего хозяина и ни на йоту не доверяли ему.

Поймав затравленный взгляд Свифта, Дерек мягко сказал:

— Послушайте меня, ребята… И слушайте внимательно, потому что возвращаться к этому я не намерен. Вы выполнили свою часть сделки, а я выполню свою. Но хочу предупредить: если вы нарушите договор, я найду всех вас где угодно. — Дерек выдержал паузу, чтобы его слова хорошенько запомнились всем троим, и закончил деловым тоном: — Возвращайтесь к своим обязанностям.

Что-то с леденящим душу глухим стуком рухнуло на палубу прямо у них над головой. Дерек машинально глянул вверх и тут же бросился к двери. Звук был слишком хорошо ему знаком, чтобы сразу понять — случилось непоправимое.

Дерек вылетел на палубу и задохнулся от ударившего прямо в лицо свирепого порыва ветра. Корабль немилосердно качало. Растолкав людей, стоящих вокруг неподвижно лежащего на палубе матроса, Дерек опустился рядом с ним на колени. Это был Джереми Стайлз, один из самых молодых в его команде. Он был без сознания, лицо ужасно ободрано, каштановые волосы слиплись от крови.

Дерек, борясь с подступившей тошнотой, внимательно осмотрел Стайлза. Юноша неглубоко, но ровно дышал и, самое невероятное, похоже, обошлось без переломов. Внезапно до Дерека дошло, что те самые ванты, которые так немилосердно ободрали лицо Стайлза, скорее всего и смягчили удар.

Дерек поднял глаза и увидел смущенные лица толпившихся вокруг людей. Каждый из них мог оказаться на месте Стайлза. Падение с реи — кошмар, преследующий матроса днем и ночью.

Сверху донесся отчаянный крик, и Дерек хрипло выругался, увидев, что второй матрос висит на рее. Ему захлестнуло руку оторвавшимся концом линя, и он беспомощно раскачивался в воздухе в такт взлетам и падениям корабля на океанских волнах.

За спиной Дерека что-то мелькнуло, но капитан уже вскочил на ноги, сорвал с пояса стоявшего рядом матроса нож и рванулся к вантам. Засунув нож за пояс и не отрывая взгляда от раскачивающегося вверху человека, Дерек быстро полез по скользким, проседавшим под его весом канатам. И тут заметил, что рядом карабкается кто-то еще. Дерек повернул голову и встретил напряженный взгляд Кристофера Гибсона.

Добравшись, наконец, до несчастного матроса, который продолжал раскачиваться в воздухе, Кристофер не сразу, но все же вспомнил, что где-то рядом должен был быть капитан. До него донесся крик, тут же потерявшийся в яростном вое ветра. Кристофер поднял голову и увидел неподалеку капитана, который снова, но уже намного громче, крикнул:

— Поймай его, когда он качнется к тебе, и держи, пока я не залезу наверх и не обрежу линь!

От этих слов Кристофер пришел в ужас. Он что, спятил? К месту крепления линя, захлестнувшего руку матроса, можно было добраться только по такелажу, а это было практически невыполнимо при таком сумасшедшем ветре и оборванных футропах.

— Черт тебя возьми, Гибсон! Ты слышишь меня?"

— Слышу! — стиснув зубы, откликнулся Кристофер. Судно неожиданно ухнуло вниз, и матроса понесло прямо на них. Кристофер потянулся, чтобы поймать его, и промахнулся. Промахнулся он и второй раз. А в это время капитан соскользнул на рею, уселся на нее верхом и решительно двинулся вперед.

Зловещий глухой удар о палубу… Громко хлопнула дверь каюты Дерека… Его быстрые шаги по коридору к трапу… Какие-то невнятные крики…

— Что-то случилось!

У Джиллиан бешено забилось сердце, когда она встретила испуганный взгляд сестры.

— Я слышала, как Кристофер поднялся на палубу. Он был такой сердитый, — пролепетала Одри. Голос ее дрожал. — О, Джиллиан, ты же не думаешь, что он совершил какую-нибудь глупость!

Джиллиан покачала головой, но паника, охватившая Одри, начала передаваться и ей. Нет, не может быть. Кристофер не такой. Он знает, что уже скоро они придут на Ямайку, и тем более знает, что, как только они там окажутся…

Наверху вдруг громко закричали. Джиллиан сама не заметила, как вскочила на ноги, и, уже не слыша отчаянных призывов Одри, бросилась к двери.

Выскочив на палубу, Джиллиан сделала несколько шагов и остановилась как вкопанная при виде распростертого неподвижного тела. Увидеть лицо ей мешали спины толпившихся вокруг лежащего человека матросов.

Вдруг матросы каким-то образом передвинулись, и Джиллиан, ахнув, в ужасе зажала рот ладонью. Вьющиеся каштановые волосы лежащего человека казались красными от крови, а вокруг головы растекалась алая густая лужа.

Господи, эти вьющиеся каштановые волосы!

Джиллиан вдруг перестало хватать воздуха, она сделала несколько неуверенных шагов, покачнулась и почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

Она потянулась к неподвижному телу, но руки ее безжизненно повисли.

Кровавая лужа делалась все больше. Палуба вдруг полетела ей навстречу.

Свет померк.

И Джиллиан провалилась во тьму.

Сидя верхом на рее, судорожно цепляясь пальцами за малейшую неровность дерева, Дерек медленно полз вперед. Полз и ругался сквозь зубы, потому что оторвавшийся парус продолжал с треском биться на ветру, потому что несчастный Дейви Райт все раскачивался, подвешенный на чертовом лине, потому что Гибсон опять промахнулся и не сумел остановить этот смертоносный человеческий маятник.

Дерек не услышал торжествующих криков, раздавшихся на палубе, когда Гибсон наконец сумел поймать и удержать Райта. Хватаясь за рею, он продолжал медленно подползать к линю, за который зацепился матрос. Мешали налетавшие порывы ветра, готовые сбросить смельчака вниз, на несущие смерть доски палубы. Подобравшись насколько возможно близко, капитан быстро оторвал одну руку от реи и потянулся ножом к линю. Солнце ярко блеснуло на лезвии.

Почувствовав под ножом туго натянутый линь, Дерек даже перестал дышать. Он стиснул зубы, еще немного наклонился вперед и со всей силы резанул снасть. Сплетенные волокна начали медленно расползаться под острым, как бритва, лезвием, наконец перерезанный линь с треском отлетел в сторону, хлестнув напоследок Дерека. От неожиданности и боли у него все поплыло перед глазами, но пальцы по-прежнему цепко держались за рею. Капитан глубоко задышал, и в голове прояснилось. Он посмотрел вниз и увидел, что Райт и Гибсон осторожно спускаются по вантам на палубу. Еще раз, глубоко вдохнув, Дерек пополз обратно.

Когда капитан спустился на палубу, Дейви Райта продолжало трясти от пережитого ужаса, но он, слава Господу, был цел и невредим. Джереми Стайлза осторожно понесли, к, трапу. Дерек нахмурился, заметив вдруг толпившихся в стороне матросов, потом он увидел стоящего на коленях Гибсона, который пытался поднять кого-то с палубы. Дерек напрягся. Джиллиан…

Он невольно шагнул вперед, к ней, но тут же резко остановился, увидев выражение лица Джиллиан, смотрящей на Гибсона. Что она сказала ему, он не расслышал, но откровенное счастье, светившееся в ее глазах, когда она обвила руками шею Гибсона и крепко прижалась к нему, почти сбило Дерека с ног.

Итак, правда, наконец, выплыла наружу.

Лишь когда солнце перевалило за полдень, Дерек вернулся к себе в каюту и раздраженно захлопнул за собой дверь. Он подошел к иллюминатору и остался стоять там, устремив невидящий взгляд на беспокойную пляску волн за бортом.

Джереми Стайлз умер, так и не придя в сознание.

Отвернувшись от иллюминатора, Дерек на негнущихся ногах подошел к своему рабочему столу. Увидев лежащее там признание, подписанное Барреттом, он нахмурился, потом взял бумагу, аккуратно сложил и сунул в бортовой журнал. Вечером надо будет сделать запись о смерти Джереми Стайлза и о том, что Барретт подписал признание. А вот что он наверняка не запишет, так это безжалостную правду, которую больше не может отрицать и которая оставила на его сердце рубец, несравненно более глубокий, чем шрам на щеке.

Угрюмое лицо еще больше посуровело, а изуродованная щека придавала его облику что-то угрожающее. Дерек несколько минут медленно и глубоко дышал, чтобы успокоиться. Джиллиан заключила с ним сделку и до последнего времени выполняла условия договора. Каждую ночь она спала в его объятиях и отдавалась ему полностью, ничего не утаивая.

Дерек постоял в задумчивости и еще больше помрачнел. Каким самонадеянным дураком он был! Убедил себя, что за всем этим стоит нечто большее! Все, хватит? Теперь он не будет таким глупцом.

В дверь постучали. В ответ на приглашение войти в каюту шагнул Каттер, на лице его было написано беспокойство.

— Капитан, Сойер через час приготовит тело Стайлза к похоронам.

— Соберите к этому времени всю команду, — приказал Дерек.

— Есть, сэр!

— И вот еще что. Этот Кристофер Гибсон… Где он сейчас?

Каттер не мог скрыть удивления:

— Гибсон? В соседней каюте с мисс Одри.

— И с Джиллиан?

— Так точно, капитан!

— Скажите ему, что я хочу с ним поговорить… сейчас. — Каттер чуть задержался с ответом. — Я сказал сейчас, мистер Каттер.

Первый помощник молча развернулся на каблуках и вышел.

Несколько минут спустя в дверь снова постучали. Дерек резко отозвался. С настороженным видом в каюту вошел Гибсон. Дерек углядел в этом скрытый вызов. Ему страстно захотелось стереть кулаком этот вызов с лица Гибсона. Сделав над собой усилие, он проговорил:

— Судя по тому, как вы действовали, спасая Райта, у вас есть некоторый опыт… Это так?

— Да, это так, — сузив глаза, ответил Гибсон.

— Настоящий моряк ответил бы «так точно».

— Я не член вашей команды, капитан.

— У вас есть выбор, Гибсон, — жестко бросил Дерек. — Вы занимаете место Стайлза в моей команде до конца плавания или же возвращаетесь в трюм. Что вы выбираете?

— Мисс Одри еще не совсем здорова, — нахмурился Гибсон.

— В любом случае вы немедленно освободите соседнюю каюту, Гибсон. Давайте решайте. У меня нет времени.

— Какой же ты под…

Лицо Дерека потемнело. Он шагнул к Гибсону и негромко, но с явной угрозой произнес:

— Советую не торопиться отвечать, чтобы потом не пожалеть о сказанном.

Большие руки Кристофера Гибсона сжались в кулаки, и Дерек выжидающе напрягся. Он надеялся… он молился… о том, чтобы Гибсон оказался достаточно глуп и пустил эти пудовые кулаки в ход.

На скулах Гибсона заиграли желваки, взгляд стал жестким, и он едва заметно кивнул:

— Я присоединюсь к команде.

— Надо добавить: капитан.

— Капитан.

Дерек помолчал, грудь его тяжело вздымалась, наконец, ровным голосом распорядился:

— Перенесите свои вещи в матросский кубрик. А пока будете собираться, скажите Джи… мисс Хейг, чтобы она зашла ко мне.

Гибсон не двинулся с места.

— Это приказ, Гибсон.

Долгое, пожалуй, слишком долгое молчание в ответ. И, наконец:

— Есть, капитан.

Дерек остался один и стал ждать.

Джиллиан подошла к двери капитанской каюты, и какое-то время постояла, собираясь с силами и пытаясь унять начавшуюся дрожь. Это был действительно страшно трудный день, наполненный малоприятными событиями. Пару минут назад Кристофер сообщил, что ему приказано присоединиться к команде корабля, и это явилось для нее абсолютной неожиданностью. Кроме того, Джиллиан не могла отделаться от предчувствия, что у Дерека в запасе есть еще несколько сюрпризов. Иначе, зачем он приглашает ее к себе?

Джиллиан подняла руку, чтобы постучать, и испуганно вздрогнула, когда дверь резко распахнулась и на нее уставились холодные бездонно-черные глаза капитана. Джиллиан шагнула в каюту и ахнула — на щеке Дерека змеился вспухший багровый рубец. Она невольно протянула руку, чтобы коснуться его, но Дерек резко дернул головой.

Хриплый звук своего собственного голоса поразил Джиллиан, когда она нарушила повисшее в каюте напряженное и тягостное молчание:

— Ты сильно поранил лицо. — Дерек холодно посмотрел на нее:

— Печать горького разочарования. — Джиллиан, смущенная его словами, ничего не ответила, и он продолжил: — Через неделю мы приходим на Ямайку. Я уже распорядился, чтобы Гибсон до конца плавания занял место Стайлза. Так что за вашей сестрой некому будет присматривать… А поскольку здоровье сестры всегда составляло главную вашу заботу, я освобождаю вас от выполнения условий нашей сделки, чтобы вы могли все свое время посвятить уходу за ней. — Дерек поднял с пола маленький саквояж, который сегодня утром он со злостью зашвырнул в угол, и протянул ей: — На этом все. Вы можете оставаться в соседней каюте до конца плавания. На Ямайке вы присоединитесь к остальным ссыльным. — Дерек помолчал, потом, сжав ее руку, добавил: — Есть лишь одно условие, которое вы должны соблюдать неукоснительно: никаких посетителей в каюте быть не должно. Если я узнаю, что какой-нибудь мужчина — любой мужчина — переступил порог вашей каюты, вы со своей сестрой немедленно вернетесь обратно в трюм. Это понятно?

Джиллиан молча кивнула.

Дерек отпустил ее руку.

— Можете идти.

Джиллиан не могла сдвинуться с места.

Дерек повернулся к ней спиной, не оставив ей выбора.

Как будто у нее когда-нибудь был выбор.

Глава 10

Торжественный ритмичный грохот барабанов эхом разносился в безветренном тропическом воздухе. Летел и летел в ночи призыв к богу Пуку. С шипением и потрескиванием в непроглядную черноту ночи рвались яркие языки пламени. Огромный костер, разожженный. посредине поляны, освещал неверным светом застывшие в разных позах нагие черные тела. Пламя взметнулось вверх, и танцоры тесным кольцом окружили костер. Двигаясь в такт чувственному барабанному ритму, они падали на землю и вскакивали на ноги, раскачивались из стороны в сторону, шумно и часто дыша. Ритмичное притопывание их ног и резкие лающие вскрики составляли вместе некий многоголосый хор. Звуки летели в небо и терялись в густой листве деревьев.

Гипнотический ритм барабанного боя убыстрялся и убыстрялся, становясь, все более необузданным. Подчиняясь ему, танцоры завертелись с нарастающей одержимостью, как будто стремились слиться с грохочущим ритмом, от которого воспламенялись кровь и сердца. Наконец барабаны просто обезумели, доводя танцоров до полного экстаза.

Резкие вскрики теперь не смолкали, временами поднимаясь до какого-то варварского крещендо. Танцоры вошли в транс, они бешено раскачивались из стороны в сторону, извивались, бились в конвульсиях, кружились на месте в исступленном неистовстве. Одно за другим черные тела валились на землю и лежали в оцепенении, чуть подергиваясь и невнятно бормоча на своем дикарском наречии. Их души бродили в полумраке безымянной долины духов, принесенные туда колдовскими чарами.

Эммалина с разгоряченным лицом стояла в темноте и не отрывала блестящих от возбуждения глаз от экзотического действа, что разворачивалось перед ней. Полностью захваченная происходящим, она машинально раскачивалась в такт ритмичным движениям слабо освещенных пламенем костра обнаженных танцоров. Рокот барабанов не умолкал, и новые танцоры впрыгивали в круг вместо упавших.

У Эммалины перехватило дыхание, и она застыла как вкопанная, когда из хижины вышел и встал на дальнем краю поляны новый танцор. Ее глаза вспыхнули от предвкушения необычайного зрелища, когда высокорослый, широкоплечий негр львиным прыжком влетел в самую гущу извивающихся под бешеный грохот барабанов тел. Его могучее тело мгновенно задергалось в том же сумасшедшем ритме, плоское широкоскулое лицо исказила гримаса упоения. Он вытаращил глаза, страшно вращая белками и содрогаясь в диком, все убыстряющемся ритме. Танцоры вокруг него падали и падали, а черный гигант продолжал пляску, и этому, казалось, не будет конца… Гипнотический ритм полностью завладел им, скручивал его тело, кидал из стороны в сторону, вертел волчком вокруг костра. Наконец негр издал дикий вопль, вложив в него всего себя, и рухнул на землю. Барабаны мгновенно смолкли. Эммалина, доведенная до исступления, выскочила на поляну. Расталкивая негров, она протиснулась к лежащему танцору и схватила его за руку, требуя внимания. Глаза негра оставались закрытыми, и он все никак не мог отдышаться. Черное, блестящее от пота тело бессильно раскинулось по земле. И тут Эммалина почувствовала, как сквозь нее прошла мощная волна экстаза, и дрожащим голосом проговорила:

— Уильям Гну, скажи мне! О, скажи мне, что ты видишь! — Она всунула ему в руку кожаную плеть, с которой никогда не расставалась, и сомкнула длинные трясущиеся пальцы вокруг привязанного к рукоятке грубо вырезанного амулета. — Ты дал мне этот амулет для моего любовника и сказал, что он приведет его обратно ко мне. Ты дал мне силу касаться его мыслью, как бы далеко он ни был. Но теперь он совсем близко. Я чувствую это. Скажи мне… скажи, что ты видишь.

Эммалина впилась взглядом в широкое лицо негра. Глаза его чуть приоткрылись. Она терпеливо ждала и, наконец, увидела, как его рука судорожно стиснула амулет. Она снова попросила:

— Ну, скажи мне, Уильям Гну, скажи мне.

— Эта человек… он быть от дьявол.

— Нет… нет! — затрясла головой Эммалина. — Ты ошибаешься.

— Его глаза черный как ночь, его одежда такой же. И его сердце…

— Его сердце принадлежит мне… — успокоившись, прошептала Эммалина.

Губы Уильяма Гну судорожно скривились:

— Его сердце холодный для женщины с волос как огонь.

Эммалина задохнулась от ярости. Она схватила руку Уильяма Гну и еще сильнее прижала его пальцы к амулету.

— Ты ошибся! Смотри лучше, негр!

— Мой видеть, его черный глаза стать добрый, когда он смотреть на светящийся волосы, как луна в небо. Мой видеть, он крепко-крепко держать эту женщину…

— Какая женщина? О чем ты говоришь?

— С волос, как луна в небо… — Эммалину начала бить нервная дрожь.

— Да это всего лишь стрегга! У него много таких, но это не имеет никакого значения!

— Нет… нет… она не стрегга.

— Так кто же она?

— Она есть… она есть… — Уильям беспомощно затряс головой. Медленно сел, потом еще медленнее поднялся на ноги, не глядя на Эммалину и всех тех, кто начал собираться вокруг них. Как только Эммалина встала рядом с ним, негр резко обернулся к ней и низким, глухим голосом спросил:

— Ты хотеть этот мужчина? — Красивое лицо Эммалины застыло.

— Он будет моим.

Уильям снова повернулся к костру. В его широко раскрытых темных глазах отражались метущиеся языки пламени. Угольно-черная кожа все еще блестела от пота. Он молча, немигающим взглядом смотрел на огонь. Потом заговорил размеренно, подняв над головой зажатый в руке амулет;

— Что ты отдать Пуку за этот мужчина?

— А что Пуку хочет? — быстро вопросом на вопрос ответила Эммалина.

Уильям закрыл глаза.

— Пуку хотеть место, где он быть покой. Он хотеть быть здесь один, когда его народ танцевать. Он хотеть ночь только для Пуку.

Эммалина согласно закивала:

— Отдай мне оби, который мне еще нужен, и у Пуку здесь будет место.

Кивнув, Уильям упал на колени около костра и выхватил из огня обуглившуюся ветку. Потом отполз немного назад и, полузакрыв глаза, принялся что-то царапать на земле, бормоча себе под нос:

— Ветка из огонь Пуку говорить. Пуку видеть. Пуку приводить этот мужчина через море. Пуку приводить его обратно к твой.

Уильям взял висевший у него на груди кожаный мешочек, открыл его, запустил внутрь пальцы и посыпал накарябанные рисунки бледно-золотистым порошком. Потом с того места, где были сделаны рисунки, он собрал немного пыли и коротко сказал что-то стоявшей рядом женщине. Та торопливо ушла, а Уильям стал терпеливо ждать. Женщина вернулась с небольшим грубо раскрашенным мешочком, и Уильям ссыпал в него собранную пыль. Снова сунул пальцы в свой мешочек, вынул плоский лазоревый камешек и показал его Эммалине, пристально глядя ей в глаза.

— Это есть глаз Пуку, — объяснил он и опустил камешек в мешочек с пылью. Амулет последовал туда же. Уильям протянул мешочек Эммалине. — Пуку смотреть за Эммалина. Он приносить неистовый мужчина скоро назад к твой.

— Теперь он точно мой, — заулыбалась Эммалина.

Уильям резко отвернулся от нее и, перешагивая через неподвижные тела, направился к стоящей в отдалении хижине.

Эммалина смотрела в спину шагавшего с гордо поднятой головой Уильяма Гну, откровенно любуясь игрой могучих мышц под черной кожей. Когда он исчез в хижине, она медленно покачала головой. Уильям Гну был красивым похотливым негром, по праву снискавшим особую благосклонность у бога Пуку. Он спал со всеми женщинами подряд и не знал пресыщения.

Эммалина глубоко вздохнула, пытаясь снять напряжение. В отличие от Уильяма Гну по-настоящему она хотела только одного мужчину. Это желание вернулось к ней с удесятеренной силой и, пожалуй, впервые дало ей испытать силу безоглядной любовной страсти. Беспредельность власти пьянила ее. Она внутренне замирала от одной только мысли, что держит этого красивого опасного мужчину в своих руках, а он и не ведает этого. Она никогда не забудет того момента, когда ее власть над ним достигла своего высшего предела. Это случилось, когда красавец Дерек, могучий Дерек, чувственный Дерек, весь забрызганный чужой кровью, молча стоял над трупом только что убитого им человека, убитого из-за любви к ней.

В изумрудных глазах Эммалины что-то замерцало, когда она задумчиво смотрела на огонь костра Пуку. Она ждала Дерека, жила ради того дня, когда его выпустят из тюрьмы. Она встретила его у тюремных ворот, обещала ему все и даже больше, собиралась никогда с ним не расставаться.

Но Дерек отказался от нее. Он отправил ее обратно к Роберту — стареющему, все прощающему Роберту, марионетке в ее ловких и умелых руках. Он отправил ее к мужу, который вообще никогда не был препятствием для их любви.

Разгоревшиеся было глаза Эммалины потухли и наполнились холодом. Она пообещала Дереку, что не позволит ни одной женщине занять ее место в его сердце или мыслях. Она призвала магические силы Пуку, чтобы сдержать обещание. И с тех пор при каждой встрече с Дереком она читала это в его глазах.

Он не мог забыть ее. Дело лишь во времени. Нужно набраться терпения и дождаться, когда он сам вернется к ней.

Но она устала ждать…

Снова загрохотали барабаны, и Эммалина улыбнулась. Она протянула к огню мешочек, который только что дал ей Уильям, и заговорила, глядя на летевшие от костра искры:

— Ты слышишь грохот барабанов, Дерек? Они призывают тебя ко мне. Теперь ты вернешься прямо в мои объятия. В них ты и останешься. Любимый, я не выпущу тебя.

Околдованная пляской огня, Эммалина закрыла глаза и отдалась барабанному ритму, вновь чувствуя, как мощь Пуку заструилась по ее жилам. Стройный силуэт молодой женщины четко вырисовывался на фоне темной листвы кустов, что со всех сторон обступали поляну. Оттуда, из темноты, за Эммалиной наблюдали чьи-то внимательные глаза.

Дерек приложил ладонь к раскалывающемуся от боли лбу. В голове пульсировал какой-то ритм, неотступно назойливо и беспощадно, как будто под черепом у него били огромные барабаны. Он продолжал тупо смотреть на чистую страницу корабельного журнала, лежавшего перед ним на столе. Головная боль возникла совершенно неожиданно, едва он поздно вечером переступил порог своей каюты.

Своей пустой каюты.

Буханье в голове усилилось, и сквозь него он начал различать звуки знакомого голоса. Со сведенным судорогой лицом он шагнул к иллюминатору и отдраил его. В каюту хлынул холодный воздух, неся запах моря и непередаваемую свежесть ночи. Это помогло Дереку освободиться от раздражающих звуков. Соленый воздух бальзамом заструился ему в легкие, проясняя и прочищая голову. Завтра на закате они, наконец, прибудут в порт назначения. Ямайка…

Нацарапав несколько скупых слов в журнале, Дерек рывком поднялся из-за стола. Барретт все еще сидел в карцере, но, конечно, с нетерпением ждал прибытия в порт, где его, наконец, выпустят. Дерек не сомневался, что отпетый негодяй потребует возмещения за понесенные им страдания. Но он знал также, что этот человек не изменит достигнутому между ними компромиссу. Последствия были бы для него слишком катастрофическими, и все закончилось бы полной потерей навара от реализации живого товара.

Дерек вынужден был изменить свое мнение о Кристофере Гибсоне. Этот парень доказал свою порядочность, став действительно одним из членов его команды. Он был признателен Гибсону за его героические усилия при спасении Дейви Райта и не мог не учитывать, что после того случая вся команда была на стороне отважного юноши.

Дерек пожал плечами, потом тряхнул головой, пытаясь избавиться от назойливого видения: Джиллиан в страстных объятиях Кристофера. С того времени он сознательно отдалил Джиллиан от Гибсона. Дерек не хотел углубляться в причины своего поступка. Он знал лишь одно: освободив Джиллиан от интимной стороны их договора, он скорее бы согласился попасть прямиком в ад, чем позволить Джиллиан и Гибсону проводить оставшиеся дни плавания вместе.

Раздраженный этими пустопорожними размышлениями, Дерек рывком сдернул рубашку и бросил ее на кресло. Следом полетели ботинки и брюки. Раздевшись донага, Дерек лег на койку и закрыл глаза. Сон не шел. Он уже не мог отрицать, что ему не хватало теплого тела Джиллиан, не хватало ее спокойного дыхания во сне, благоухания ее кожи и чудесных мгновений ошеломляющего изумления всякий раз, когда она открывала глаза и взглядывала на него. Он так много читал в этих распахнутых глазах, когда она тихо приникала к нему. Он читал в них и открытость, и неожиданную невинность, и страстное чувство, сравнимое с его чувством.

Неужели он опять ошибся?

Дерек с такой силой стиснул челюсти, что, казалось, разжать их будет невозможно. Пустая постель наводила на горькие размышления, но все это временно, конечно. Как только они окажутся на берегу, он сполна вознаградит себя и женским теплом, и нежными объятиями. Он сумел таким способом выкинуть из сердца одну женщину, сумеет сделать то же самое и с другой.

Барабаны в голове замолчали. Завтра они придут на Ямайку, и всему этому настанет конец.

Успокоенный этой мыслью, Дерек устало смежил веки.

Была уже глубокая ночь, а Одри все крутилась на своей койке в отчаянных попытках заснуть. Джиллиан прекрасно понимала, как мучается ее сестра. Она тоже не спала и все никак не могла поудобнее устроиться на узком матрасе, на котором раньше спал Кристофер. С того времени, как она покинула каюту Дерека, ночь стала для нее врагом, да еще каким врагом.

Джиллиан натянула на себя одеяло и поплотнее закуталась в него. Да нет, она не могла сказать, что ей не хватает сильных, властных объятий мужских рук, так же как и чувства безопасности, которое она испытывала рядом с Дереком, когда его мускулистое тело прижималось к ней, а шеи касалось его теплое равномерное дыхание, когда груди ее накрывали его шершавые ладони.

Сердце ее не ныло от холодного безразличия, которое она видела в глазах Дерека, встречаясь с ним в коридоре.

Все кончено.

Да, всему пришел конец.

Несмотря на бессердечие, с которым он выставил ее вон, капитан сдержал свое обещание. Единственное, что она никак не могла принять — и понять, — так это запрещение ей и Одри хоть изредка видеться с Кристофером. И дня не проходило, чтобы Одри не упомянула его имени. Ее сестра, столько уже выстрадавшая, откровенно мучилась из-за разлуки с Кристофером, и Джиллиан знала, что этой ненужной жестокости она до конца своих дней не простит Дереку.

Однако, слава Господу, Одри теперь почти совсем здорова. Личико ее порозовело, и если ей все еще недоставало прежней живости, то Джиллиан была уверена, что и она скоро вернется.

Но теперь каждую ночь ей отравлял душу другой страх. Это он отнимал у нее сон. Неуверенность в их с Одри будущем с новой силой обрушилась на ее хрупкие плечи, пригнула к земле, почти раздавила. И страх этот рос и рос…

Джиллиан резко остановила бег мыслей. Ее страх?

Слово вдруг показалось ей непривычно странным. Страху никогда не было места в словарном запасе Джиллиан Харкорт Хейг, вступившей на борт этого судна с высоко поднятой головой, так ни разу и не поникшей за все время этого ужасного плавания! Прежней Джиллиан Харкорт Хейг страх был неведом уже тогда, когда она ребенком сидела на коленях у своего отца! Она всегда была сильной, твердо знавшей, что не позволит жизни вертеть ею по своей прихоти!

Что случилось с той Джиллиан?

Боль от внезапно пришедшего понимания оказалась почти невыносимой. По своей неопытности она совершила роковую ошибку: в одну из бесконечных ночей отдала свою душу во власть Дерека, во власть жарких волн его страсти, взрывного великолепия любовного экстаза, которым они щедро делились друг с другом. В те ночи, полные нежности, она поверила, что страстный любовный шепот Дерека означает и нечто большее.

Душевная боль все росла, и Джиллиан даже зажмурилась.

Боже мой, какой же наивной она была…

Какая же она треклятая дура…

Но даже дуры способны извлечь урок из собственных ошибок.

Жестокий урок был преподан ей сознанием дела, и суть его оказалась весьма простой. То, что виделось глубокой и сильной страстью, обернулось всего лишь мимолетным увлечением. А в этом случае можно позволить себе легкое любовное удовольствие, чтобы потом без всяких угрызений совести вышвырнуть вон предмет своих утех.

Она усвоила урок, и второго ей уже не потребуется.

Глаза Джиллиан стали холодны как лед. Сказать, что она осталась той же Джиллиан Харкорт Хейг, которая поднялась на борт несколько недель назад, — значит солгать. Та женщина была умна, высокообразованна и горда, но, к прискорбию, совершенно неопытна в житейских делах. Новая Джиллиан в этих делах уже достаточно поднаторела.

На скулах молодой женщины заиграли желвачки. Теперь, с полученным опытом, новая Джиллиан Харкорт Хейг могла стать достойным противником для кого угодно.

Одри снова беспокойно заворочалась на койке. Ее переполняла тревога, и девушка никак не могла уснуть. Всю последнюю неделю Джиллиан была погружена в себя и даже чуждалась ее. Кроме того, Одри страшно не хватало Кристофера. Ей не хватало теплоты его улыбающихся глаз, звука его голоса, вселявших уверенность прикосновений сильных и ласковых рук. Но больше всего ей не хватало их разговоров и просто знания того, что он здесь, рядом.

Одри прикоснулась рукой к внезапно вспыхнувшим щекам. Но она не настолько безрассудна, чтобы надеяться на разделенность лелеемых ею глубоко в душе нежных чувств. Она же видела, какими глазами Кристофер смотрел на Джиллиан.

Милая, любимая Джиллиан, всегда более деловитая, более отважная, чем она. Но Джиллиан как-то необъяснимо переменилась, и теперь их будущее стало еще более угрожающим, чем прежде.

У Одри екнуло сердце. Выражение «договорные принудительные работы» было таким неопределенным. Предельно ясно оговаривалось только одно условие: рабство.

С пола, где спала Джиллиан, донесся шорох, и Одри рискнула тихонько спросить:

— Джиллиан… ты не спишь? — В ответ тишина.

— Не сплю, — наконец откликнулась Джиллиан. Одри горячо зашептала, торопясь высказать тревожащие ее мысли, на что она не могла решиться днем:

— Завтра мы приходим на Ямайку. Джиллиан… ты… боишься?

Еще одна затянувшаяся пауза.

— Я? Боюсь? Чего?

Шепот Одри стал еле слышен:

— Того, что с нами может случиться, когда мы туда попадем.

— У нас все будет в порядке, — спокойным, лишенным эмоций голосом ответила Джиллиан.

— Откуда ты знаешь? А если нас разделят? Я этого не вынесу, Джиллиан.

— Этого не будет.

— Да откуда ты знаешь?

— Я уверена в этом.

— Но как…

— Я не дам этому случиться.

— Но послушай, Джиллиан…

— Одри, я обещаю тебе. Этого никогда не случится.

— Но…

— Спи, Одри. Скоро наступит утро.

Медленно-медленно к Одри начало приходить понимание случившегося. Каким-то образом этой бессонной ночью к ним обеим вернулась прежняя Джиллиан!

Одри так и сяк крутила эту мысль. Нет, та Джиллиан, которая только что разговаривала с ней, была все-таки другой. Голос стал более жестким, более холодным.

Сердце Одри сжалось. Она полагала, что знает настоящую причину.

О Джиллиан, Джиллиан…

Глава 11

Прозрачные бирюзовые воды порта Кингстона мягко плескались о корпус «Воина зари». Ярко светило утреннее солнце. Легкий, уже напоенный солнечным теплом ветерок овевал пристань, заполненную разношерстной толпой, за обманчивой леностью которой пряталась деловая суета.

Джон Барретт, сильно исхудавший, но демонстрирующий прежние отталкивающие манеры, грохнул молотком по стоящему перед ним столику. Сам Барретт располагался на помосте, специально сколоченном для аукциона. Стук молотка эхом отлетел от стоявших вдоль пристани зданий у него за спиной и зазвенел в ушах людей, плотным кольцом окружавших помост. Барретт наметанным взглядом окинул толпу и остался недоволен.

Объявления об аукционе были расклеены в самых людных местах, но народу пришло намного меньше, чем он рассчитывал. Надсмотрщики, владельцы небольших поместий, местные торговцы — все до одного с грязными руками и придирчиво прищуренными глазами, яркие представители этого проклятого, пропитанного душными испарениями острова — отстойника для отбросов человечества. От одного их вида тошнит! С самого начала аукцион проходил весьма вяло, и с каждой минутой интерес к нему падал прямо на глазах.

Барретт оглянулся на ссыльных, сбившихся в кучу позади помоста и дожидающихся своей очереди. Вид у них был, мягко говоря, не товарный. И хотя их помыли, переодели в чистую одежду и провели через вошебойку, все это мало способствовало улучшению их наружности. С такими темпами ему, в конце концов, придется задешево отдать большую часть группы надсмотрщикам за черными рабами. А они погонят их в глубь острова и по дороге распродадут владельцам сахарных плантаций. И все его надежды на хорошие барыши пойдут прахом.

Толпа нетерпеливо задвигалась. Барретт посмотрел в ту сторону, и хорошо знакомая ненависть окатила его с головы до ног. Позади толпы стоял капитан Дерек Эндрюс. Этот отпетый негодяй пока выполнял свою часть заключенной между ними сделки, а он, Барретт, был вынужден выполнять свою. Сегодня утром ему пришлось подписать первую бумагу, по которой подлец получал часть причитавшегося ему вознаграждения за доставку груза. Он знал, что капитан не выпустит его из виду до тех пор, пока не получит все до последнего пенни.

Вернувшись к своим обязанностям, Барретт махнул рукой следующему ссыльному, и на помост шагнул угрюмый мужлан, получивший свой срок за разбой. Хотя он был небольшого роста, зато отличался шириной плеч, мощной бочкообразной грудью и здоровенными руками — великолепный экземпляр. Барретт с решительным видом повернулся к толпе.

— Итак, господа, какова начальная цена за этот замечательный образчик мужской силы?

Ответом в очередной раз было равнодушное молчание, которое уже начинало бесить Барретта. Сцепив зубы, он поднажал:

— Вы только посмотрите как силен этот парень… что за руки… а грудь — какая мощь! Отправьте его в поле и уже через неделю с лихвой вернете все выложенные за него деньги!

Толпа лениво шевельнулась, явно не проявляя особого интереса к товару. Барретт озлился еще сильнее. Обернувшись к стоящему рядом охраннику, он прошипел:

— Поверни-ка это грязное животное кругом! Люди должны видеть, за что платят!

Охранник с мрачным видом выполнил приказание, и Барретт снова обратился к толпе возле помоста:

— Давайте, теперь-то уж вы разглядели, что это стоит денег! Так какую цену мне поставить для начала за этого ладно скроенного парни, который будет беспрекословно служить вам восемь, а то и более лет?

Последовало одно предложение, потом другое. Цены были просто оскорбительными, у Барретта аж в глазах потемнело от негодования. Он чуть с ума не сошел от ярости, когда все его усилия взвинтить цену потерпели полное фиаско. Он поднял молоток и, сосчитав до трех, злобно шарахнул им по столику:

— Продано!

Ругаясь про себя самыми последними словами, Барретт еще раз злобно врезал молотком об стол, крикнув высокому лысому человеку:

— Этот ваш! Забирайте его!

Кипя от возмущения, Барретт подал знак следующему ссыльному.

Звук пощечины… кто-то вскрикнул от неожиданной боли… И визгливый, яростный вопль:

— Заткнись! Да как ты вообще смеешь плакать, мерзавка! — У Эммалины даже дыхание перехватило от переполнявшей ее злобы. Ее крик эхом заметался под высокими сводами прихожей главного дома. — Я тебе говорила… сколько раз я говорила тебе, что хочу точно знать, когда приходит в порт «Воин зари»! Но ты настолько обленилась, что не потрудилась поднять свою толстую задницу и вовремя сообщить мне об этом! Корабль стоит в порту уже два дня! Целых два дня! — Эммалина затопала ногами. — Где же ты шлялась вместо того, чтобы выполнять поручение своей хозяйки? Где? С Лестером? Так? Терлась с ним за амбаром!

— Нет, Джуба не быть с Лестер! — Тонкий голос негритянки дрожал от страха. — Джек болеть. Не мог залезть в повозка, вся неделя болеть кости. — Она показала рукой на пожилого слугу, молча стоявшего в прихожей. — Джек ехать в Кингстон сегодня и видеть та корабль. Он сразу поехать назад.

— Из-за тебя я потеряла столько времени… драгоценного времени! — Эммалину все еще трясло от злости. — Ты за это заплатишь. Вы оба заплатите за это!

— Хозяйка! Хозяйка! Парасти! Парасти! — простонала негритянка.

— Простить? — Эммалина постаралась взять себя в руки. — Ну что ж, я прощу… если есть за что. — Дрожащей рукой она повелительно указала на дверь спальни: — Иди! И приготовь мое зеленое шелковое платье! — Горевшие яростью изумрудные глаза Эммалины угрожающе сузились. — Но если твое пренебрежение своими обязанностями встанет мне слишком дорого, тебе оно тоже обойдется недешево. Твой дружок Лестер… как он понравится тебе без своей мужской палки, а?

— Нет! Хозяйка, пожалуйста! — От ужаса у Джубы глаза вылезли из орбит.

— А чтобы ты всегда помнила о его мужской доблести, до конца дней своих будешь таскать на шее его «бешеную штуковину» вместо ожерелья…

Лицо негритянки посерело, и она застыла с разинутым ртом.

— Пошла вон!

Джуба бросилась исполнять приказание. Эммалина, послав ей в спину крепкое ругательство, с надменным видом двинулась следом.

Дерек весь подобрался, когда на помост шагнул следующий ссыльный — Кристофер Гибсон. Толпа заинтересованно загудела, стоило лишь Гибсону встать во весь рост перед своими возможными хозяевами. Причина интереса была вполне понятна. Молодой, отлично сложенный, вьющиеся волосы и рыжеватая борода тщательно расчесаны, светлые глаза — он был первым, имевшим пристойный вид.

Торги начались, и к Дереку тихонько проскользнул Каттер. Капитан покосился на своего помощника. Торги шли своим ходом, а капитан все ждал. Наконец, когда ставки перестали расти, Дерек неожиданно поднял руку. Барретт явно не ожидал такого поворота событий, но принял предложение и попытался повысить цену.

Всякий раз Дерек перебивал предложенную цену и терпеливо ждал. Наконец на очередной призыв Барретта никто не откликнулся. Дерек презрительно фыркнул. Барретт злобно посмотрел в его сторону и, на счет три грохнул молотком по столу — продано! Удовольствие, которое испытал при этом Дерек, почти стоило заплаченных денег.

Дерек остался стоять на месте, а Каттер двинулся к помосту, чтобы расплатиться. Вскоре первый помощник уже шел обратно, а за ним шагал Гибсон. Капитан нахмурился. По выражению лица Гибсона он понял, что тот не испытывает ни малейшей благодарности за спасение от бесконечной, вытягивающей все жилы работы на сахарной плантации. Глупцу все еще было невдомек, что последующие восемь лет он будет служить тому, кто столько раз сжимал в объятиях любимую им женщину.

Губы Дерека дрогнули в едва заметной усмешке из-за нелепости ситуации: сейчас двое мужчин встанут друг перед другом, и ни один из них не сможет не думать о Джиллиан.

Внезапно почувствовав отвращение ко всему происходящему, Дерек исподлобья наблюдал за подходившим к нему широкими шагами Гибсоном. Когда Кристофер остановился перед ним, капитан, с бесстрастным лицом глядя в его полные безмолвной враждебности глаза, сказал:

— Я вижу, что вы не более моего радуетесь этому неожиданному повороту в вашей судьбе. — Дерек сделал паузу и продолжил еще более жестко: — Я не считаю себя обязанным объяснять, почему я купил ваш колониальный контракт, Гибсон. Но хочу раз и навсегда положить конец возможному недопониманию. Я купил ваш колониальный контракт по двум причинам. Первая — мне нужен опытный матрос на место Стайлза, а вы убедили меня, что подходите для этой работы. Вторая — своим участием в спасении Дейви Райта вы привлекли на свою сторону команду, а я весьма ценю мнение моих людей. Однако я хотел бы внушить вам, что ваш контракт стоил мне недешево. Отсюда мой вам совет, — закончил Дерек угрожающе тихим голосом: — Для вас же будет лучше, если вы докажете, что деньги потрачены не зря.

Движение на помосте отвлекло его внимание, и капитан не увидел, как в ответ на его предупреждение в глазах Гибсона вспыхнула неприкрытая ненависть. Дерек не мог отвести взгляд от подходивших к помосту двух удивительно похожих друг на друга женских фигурок. Сердце у него бешено заколотилось, когда Джиллиан и Одри подошли к грубо сколоченной деревянной лестнице. Их распущенные серебристые волосы, рассыпавшиеся по плечам, мерцали в солнечном свете.

Дерек резко повернулся к Каттеру:

— Отведите Гибсона на корабль.

У Дерека потемнело в глазах от ярости, когда он заметил, что Гибсон повернулся в сторону помоста и тоже не сводит глаз с сестер. Он озлобленно бросил в лицо своему новому матросу:

— Не тратьте зря время, Гибсон. Вы, похоже, уже забыли, что произошло. Теперь ваше время вам не принадлежит. Оно мое. Если вы сомневаетесь на этот счет, позвольте напомнить вам, что на этом острове некуда бежать. Ни один капитан не возьмет вас на борт своего судна без необходимых и правильно оформленных бумаг. Я говорю это на тот случай, если вам взбредет в голову прервать выполнение колониального контракта. Так что пошевеливайтесь, Гибсон!

Кристофер сжал зубы и, повинуясь легкому толчку руки Каттера, развернулся и пошел к кораблю. Дерек заметил, что, когда юноша проходил мимо обеих женщин, они обменялись быстрыми взглядами.

Стараясь побороть невольный гнев, вызванный тем, что охранник грубо толкнул сестер, заставляя их поторопиться, Дерек вдруг заметил, что та разница в их облике, которая была вызвана болезнью Одри, исчезла. На расстоянии невозможно было отличить одну от другой. Но сам он без труда различил их. Было что-то особенное в том, как шла Джиллиан, как она держала голову…

Сестры начали подниматься на помост.

— Ты куда-то собралась, дорогая?

Эммалина судорожно выпрямилась, услышав у себя за спиной голос мужа. Она живо обернулась, прервав свое занятие. Роберт неспешной походкой, улыбаясь, уже приближался к ней. Он заметил, что рука, которой Эммалина поправила выбившийся локон, заметно дрожит. И еще он заметил чудесное черное кружевное нижнее белье, прекрасно оттенявшее ее молочно-белую кожу. Этого белья он никогда на ней не видел.

Эммалина сглотнула и с трудом выдавила ответную улыбку:

— Роберт… дорогой… Я не ждала тебя домой так рано! Я думала, что ты, как и сказал, уехал на плантации, и ждала тебя только к концу дня. — Когда же в ответ последовало молчание, она поспешно добавила: — И вот я… собралась в город. За покупками. Мадам Луиза только что получила новую партию платьев из Англии, а мои уже так износились! Я хочу присмотреть что-нибудь, пока там все не разобрали.

Роберт продолжал молча приближаться к ней. Эммалина задрожала. Он уже видел подобную дрожь раньше и знал, что она означала.

В спальню влетела Джуба и, увидев хозяина, остановилась, держа перед собой только что выглаженное шелковое платье. Роберт заметил багровое пятно от пощечины, покрасневшие от слез глаза и испуганный взгляд, брошенный на хозяйку.

Он мягко обратился к рабыне:

— У тебя красная щека, Джуба. Что произошло?

— Джуба… — девушка снова покосилась на хозяйку. — Джуба упасть и удариться щекой, масса.

— Ударилась щекой? Не повезло же тебе. И вид у тебя нездоровый. Наверное, будет лучше, если ты спустишься на кухню и немного отдохнешь.

— Что ты такое говоришь, Роберт! — ахнула Эммалина. — Джуба совершенно здорова! Ей незачем отдыхать! Она здорова как лошадь. И она мне нужна, чтобы… чтобы причесать меня и помочь одеться!

Роберт молча остановился перед Эммалиной. Он прекрасно сознавал, как молода и чарующе красива его жена, особенно рядом с ним. Роберт никогда не считал себя красавцем, даже в молодые годы. А теперь он просто стар, ему уже за пятьдесят. Невысокий, тучный, волосы почти совсем поседели, и вдобавок он начал лысеть. Время избороздило его лицо глубокими морщинами. Поначалу он питал какие-то иллюзии относительно причины, по которой Эммалина вышла за него замуж. Теперь нет. Теперь он хорошо знал ее властолюбивую натуру, испытал ее неожиданные вспышки ярости, знал о ее увлечении черной магией, о молитвах богу Пуку — о, он прекрасно ее изучил. Знал он и о том, что, несмотря на уверения в обратном, Эммалина никогда не питала к нему такой любви, которая вспыхнула в его сердце, лишь только он увидел ее.

Но все это не имело никакого значения.

Обернувшись к растерянной негритянке, Роберт спокойно приказал:

— Ты можешь идти, Джуба. Отправляйся на кухню и отдохни. Хозяйка позовет тебя, когда ты ей потребуешься.

— Но, Роберт…

— Иди, Джуба.

Рабыня осторожно положила платье на кресло и поспешно удалилась. Дождавшись, когда ее шаги затихли, Роберт повернулся к раскрасневшейся Эммалине.

— Ты, похоже, расстроена, дорогая.

— Конечно, расстроена! — Эммалину затрясло еще сильнее. — Я кое-что собиралась сделать, а ты все испортил!

— И что же ты собиралась сделать? Эммалина растерянно заморгала.

— Но я тебе уже сказала, что собиралась…

— Ах, да, — что-то о новых платьях… Эммалина вдруг шагнула вперед. Лицо ее приняло умоляющее выражение.

— Да… новые платья… Роберт… дорогой… — Она ласково, знакомым жестом провела пальцами по его щеке. — Разве тебе не хочется увидеть меня в чем-то новом… например, в платье с глубоким вырезом… В нем я была бы еще красивее…

— Но ты уже надела кое-что новенькое, дорогая, — улыбнулся Роберт. — Это белье действительно очаровательно.

И он подцепил пальцем бретельку сорочки и сбросил ее с точеного плеча жены. Затем проделал то же самое со второй бретелькой. При виде недовольной гримасы на лице Эммалины ему вдруг стало трудно дышать. Мягко, но решительно он спустил ей сорочку до пояса.

— Роберт, ну что ты делаешь! — Эммалина затрясла головой. — У меня на, это сейчас нет времени. Мне столько нужно сделать!

Крепко взяв жену за руки, Роберт быстрым движением притянул ее к себе и плотно обхватил губами темно-коричневый сосок.

— Роберт… — задохнулась Эммалина. Он увидел, как затрепетали у нее веки, когда он начал сосать мягкий податливый бугорок. — Роберт, не надо…

Оторвавшись от ее груди, Роберт посмотрел на жену.

— Что не надо, дорогая?

Нагнувшись, он медленно приблизил рот ко второму соску. И снова она еле слышно ахнула.

Роберт принялся перекатывать набухающий сосок языком, и протесты Эммалины как-то сами собой затихли. Он подсунул руку под тонкий шелк сорочки, накрыл ладонью шелковистый треугольник внизу живота и чуть надавил. Эммалина застонала, и тогда он глубоко погрузил пальцы в ее жаркое лоно, источавшее любовную влагу. Глаза Эммалины широко раскрылись, и она сама опустилась на его пальцы. Роберт растянул губы в улыбке и с нарастающим пылом начал ласкать ее.

— Я пришел сегодня пораньше, чтобы мы могли побыть вдвоем. У меня появилась идея немного развлечь тебя. — Он помолчал и спокойно спросил: — Вот так тебе нравится, Эммалина?

Эммалина прерывисто вздохнула.

— Эммалина… Она кивнула.

— Я не слышу, Эммалина.

— Да… мне… нравится.

Он начал медленно подталкивать жену к кровати, ни на миг не вынимая ласкающей руки из ее лона.

— Хочешь, чтобы я продолжал? — Эммалина задрожала.

— Ответь, дорогая.

— Да.

Эммалина уперлась икрами в край кровати, и Роберт мягко заставил ее сесть. Потом опустился перед ней на колени и руками широко развел ей ноги.

— Ты хочешь, чтобы я это сейчас сделал? — С этими словами он наклонился вперед и прижался лицом к золотистому треугольнику между ее бедер. Его язык скользнул в ее лоно. По телу Эммалины прошла волна дрожи.

— Скажи мне, Эммалина…

— Роберт… я…

Его голова вновь опустилась, и Эммалина отозвалась новой волной трепетной дрожи.

— Я надеялся, что ты попросишь меня остаться.

— Роберт…

Взгляд добрых глаз Роберта стал жестким, но он продолжал ласкать жену, чувствуя, что она уже не в силах бороться с желанием.

— Так ты хочешь, чтобы я остался?

Эммалина содрогалась, глаза ее все больше наполнялись страстью. Он много лет разжигал в ней эту страсть, и его губы наизусть знали каждый чувственный уголок ее роскошного тела. Он был уверен, что может, когда пожелает, возбудить в ней чувственный экстаз. И он единственный мужчина, обладающий такой властью над ней. Правда, был еще один…

— Так как, Эммалина? — не обращая внимания на растущее в нем желание, прошептал Роберт: — Я могу уйти, если ты пожелаешь, дорогая.

— Нет! То есть я… — Он поймал взгляд зеленых глаз и увидел в них готовность уступить любовному зову плоти. Наконец она выдохнула: — Пожалуйста… останься.

С безумно бьющимся сердцем Роберт почувствовал на своем лице теплые ладони Эммалины. Она нежно обняла его за шею и мягко потянула на себя.

Обхватив ладонями ее напрягшиеся, твердые ягодицы, Роберт уже не сдерживался, отдавшись радости, которую сейчас дарила ему Эммалина. Его Эммалина… и он ни с кем не собирается ее делить. Он любит ее. Она всегда будет только его и больше ничья… Любой ценой.

В глазах Барретта загорелось дьявольское злорадство. Собравшаяся на торги толпа беспорядочно заколыхалась, пока в аукционе наступил небольшой перерыв. Потенциальные покупатели еще не могли видеть сестер Хейг, но он то их видел прекрасно. Искоса он следил, как девушки шли к помосту, заметил, как они переглянулись с проходившим мимо Гибсоном. В очередной раз мысленно обругал капитана самыми последними словами. Мало того, что парень почти все плавание проторчал в каюте сестер Хейг, ублажая себя их прелестями, пока он, Барретт, сидел в грязном вонючем карцере, так теперь этот негодяй спас его от плантаций.

Ни один мускул не дрогнул на лице капитана при виде обеих сестер. Значит, заключил Барретт, он пресытился ими. Ну что ж, зато у него еще все впереди. Он покажет этим гордячкам, что может сделать с аппетитным женским телом опытный мужчина. О, дайте только время…

Пауза затянулась, и шум в толпе усилился. Но Барретт знал, что все это лишь временная утрата интереса, и спокойно отыскивал в галдящей толпе знакомое лицо. Чарльз Хиггинс стоял совсем рядом с помостом, но чуть сбоку. По его широкому лицу ручьями лил пот. Чарльз Хиггинс был настолько толст, что его тело выпирало из одежды, как тесто из квашни. Поймав взгляд Барретта, он слегка улыбнулся и торопливо кивнул.

Барретт положил немало труда, чтобы заинтересовать Хиггинса сестрами Хейг, и теперь был уверен, что, как только владелец самого популярного в Кингстоне борделя увидит их, вопрос сам собой будет решен. Он подсуетился и выбил из этого типа обещание, что первым их клиентом будет он, Джон Барретт. Вот тогда-то они запоют песни любви…

Девушки подошли к лестнице, и Барретт еще раз придирчиво оглядел их с ног до головы. Все было исполнено в точности, как он хотел. Волосы у обеих распущены по плечам. Их светло-пепельный цвет, непривычный для этих мест, где преобладали черные волосы и темная кожа, наверняка привлечет внимание. Одеты они были в светло-голубые платья, которые он купил специально для них. Цвет платьев прекрасно оттенял прозрачную голубизну их глаз. Он специально не позволил им надеть нижнее белье, чтобы сквозь тонкий батист отчетливо просвечивали плавные линии ног и бедер. Низкий лиф открывал ослепительно-белые плечи и верхнюю часть округлых грудей.

Да… два лакомых кусочка. Все просто слюной изойдут.

Девушки уже поднимались по лестнице. Он увидел, как Джиллиан Хейг — ошибиться было невозможно из-за гордо вздернутого подбородка — повернулась к сестре, взяла ее за руку, и они вместе шагнули на помост. Он услышал, как мгновенно стих безразличный гул голосов. Это молчание стало невольной данью дивной красоте обеих девушек.

Они были похожи друг на друга как две капли воды. Лишь в глазах у одной вспыхнула ненависть, а у другой — страх, когда они встретились с ним взглядом.

Барретт ухмыльнулся при мысли, что скоро эти глаза будут смотреть на него с одинаковым выражением неизбывного ужаса.

Молчание толпы сменилось восхищенным перешептыванием, которое усилилось, как только Барретт вылез из-за своего стола и подошел к девушкам. Он грубо схватил Джиллиан за волосы. Кровь бросилась ей в лицо, сделав его еще привлекательнее. Барретт громко бросил в толпу:

— Итак, господа, какой будет начальная цена?

Свифт, спрятавшись за полуоткрытой дверью, тихо веселился, наблюдая за разворачивающимся на помосте спектаклем. Стоявший рядом Доббс снова нервно дернул его за рукав, и он сердито обернулся.

— Отвали ты от меня, наконец, слышишь? — огрызнулся он и со злостью отодрал вцепившуюся ему в рукав руку напарника. — Я хочу посмотреть, как эта стерва сполна получит за все свои штучки. Отстань, говорю тебе!

— Ну, коли тебе так невтерпеж… — пробурчал Доббс и тут же снова заволновался: — Слушай, а если нас увидят?

— Говорю же тебе, зря беспокоишься! — досадливо отмахнулся Свифт. — Нас до сих пор никто не отыскал? Не отыскал! Капитан выправит нам бумаги и устроит местечко на корабле, чтоб завтра мы убрались отсюда назад, в Англию? Выправит! Так ведь?

— Так-то оно так…

— А Барретт, хоть и дьявол, слишком занят своей местью белокурой потаскухе, чтоб думать еще и про нас. Когда до него дойдет, что мы куда-то запропастились, мы уже тю-тю, понял?

— Хорошо бы…

— Так что уймись и дай, наконец, поглазеть на потеху! — Лицо Свифта вдруг стало омерзительным. — Это мне награда за все, чего я натерпелся из-за этой заразы. Не суй сюда свой поганый нос, понял!

Доббс даже отшатнулся:

— Да ты совсем спятил, Свифт! Из-за какой-то девки подведешь себя и всех нас под монастырь!

— Пусть спятил… — рассеянно ответил Свифт, не отрывая взгляда от помоста. Он не заметил, как Доббс выскользнул наружу, и хрипло договорил в пустоту за своей спиной: — Но все равно досмотрю, как эта ведьма получит свое… раз и навсегда!

Шум в толпе стал еще громче, и Джиллиан крепко сжала руку Одри. Она так и не опустила головы под откровенно похотливыми взглядами обступивших помост мужчин. Она прекрасно понимала, зачем их одели в эти полупрозрачные платья, и давно заметила стоявшего позади толпы мрачного Дерека.

Барретт больно дернул ее за волосы и прокричал в толпу:

— Так кто же первым предложит цену? — Выкрикнули первое предложение, потом второе, затем последовало третье… Джиллиан пристально разглядывала лица в толпе. Предложения следовали одно за другим, и с каждым разом цена на них поднималась все выше и выше. Как бы внимательно она ни вглядывалась, ей не удавалось отыскать ни одного честного, сочувствующего лица. И не было ни одной пары глаз, в которых бы она смогла прочесть что-то еще, кроме жадной, откровенной похоти.

Бросив взгляд на Одри, Джиллиан поняла, что сестра окаменела от ужаса. Ледяной страх от полной своей беспомощности сковал ее душу.

— Давайте, друзья мои, не скупитесь! — Голос Барретта перекрыл стоявший вокруг шум. — Перед вами настоящий клад! Две красавицы — близняшки! Видели ли вы когда-нибудь такие роскошные, сияющие неземным светом волосы? — Он опять схватил Джиллиан за волосы, приподнял их и рассыпал по ее обнаженному плечу. — А какая кожа, господа! У кого еще вы видели такую чистую, нежную кожу?

Джиллиан с омерзением стряхнула его руку со своего плеча, и Барретт оглушительно расхохотался:

— Вот какие они чувствительные, эти юные леди! И с каким еще характером! Ну-ка, кто возьмется научить их помнить свое место?

Оборвав смех, Барретт повернулся к Джиллиан и злобно прошипел:

— Повернись кругом, стерва! Пусть на тебя полюбуются со всех сторон… или, даю слово, за твое упрямство сполна заплатит твоя сестра!

Джиллиан и не подумала сдвинуться с места. Но Барретт продолжал гнуть свое:

— Значит так, мисс Джиллиан Хейг. Да-да, я знаю, кто из вас кто! Вы и теперь намерены одаривать меня своим презрением, когда ваш покровитель бессердечный капитан Эндрюс преспокойно повернулся к вам спиной?

В душе Джиллиан поднималась волна горячей ненависти к этому подлецу. Она демонстративно не стала смотреть в ту сторону, куда указывал Барретт. Но вздрогнула, когда тот раздраженно проскрипел ей в лицо:

— Или ты немедленно сделаешь, как я сказал, или я займусь твоей сестрой!

Джиллиан наконец поняла, что шутки кончились, что Барретт сейчас выполнит свою угрозу. Она отпустила руку Одри, шагнула вперед и медленно начала поворачиваться под плотоядными взглядами покупателей. По толпе вновь прошла волна восхищенного шепота.

Барретт снова обратился к толпе:

— Вот так, джентльмены, вы все видели сами! Предлагается чудная пара, одна гордячка, и она доставит вам немало приятных минут, другая тихоня, и ей нужно помочь стать пообщительнее. Неплохо получается, не так ли? Так какая будет цена теперь, господа?

Дерек, наблюдая за происходящим, едва сдерживал свои чувства. Увидев, как Барретт бесцеремонно схватил, Джиллиан за волосы, Дерек едва не задохнулся от ненависти. А когда Барретт положил толстую лапу с жирными пальцами на ее обнаженное плечо, капитан непроизвольна шагнул вперед, но неимоверным усилием воли заставил себя остановиться.

Барретт, склонившись к Джиллиан, что-то прошептал ей на ухо. Она выпустила руку сестры, вышла вперед и повернулась кругом, давая себя рассмотреть. Однако Дерек успел заметить, какой ненавистью вспыхнули перед этим ее глаза.

Громкие замечания о ее достоинствах, посыпавшиеся из толпы, заставили Джиллиан густо покраснеть. Дерек с трудом сглотнул, едва выдерживая душевную муку.

Джиллиан неожиданно взглянула поверх голов и встретилась с ним взглядом. Дерек увидел в глубине небесно-голубых глаз унижение, которое неимоверной болью отозвалось в его душе. И еще он увидел в них отчаяние.

Инстинкт и уже просто невыносимая душевная боль заставили Дерека сделать еще шаг вперед. И снова он резко остановился.

Нет. Он уже однажды истекал кровью от такой же раны. Тогда он остался в живых только чудом.

Стиснув зубы, зажав все свои чувства в кулак, Дерек какое-то короткое мгновение, показавшееся ему вечностью, сумел выдержать взгляд Джиллиан. А потом медленно с непоколебимой решимостью отвел глаза в сторону.

Возбужденные крики толпы мгновенно исчезли для Джиллиан, она просто перестала их слышать, когда Дерек отвел глаза. Она все не могла поверить в горькую правду даже тогда, когда он повернулся и медленно пошел прочь. Барретт грубо схватил ее за руку и громко распорядился:

— Повернемся еще разок, мисс Хейг… — Она не сдвинулась с места.

— Я, кажется, сказал — еще разок, мисс Хейг… — Джиллиан не могла заставить себя пошевелиться. Шум толпы становился все глуше, яркое сияние полуденного солнца потускнело, перед глазами все поплыло…

Тонкая рука Одри скользнула в ее ладонь, и Джиллиан испытала ужасный, горячий стыд за себя. Пусть будут прокляты все, кто так старается лишить ее последних сил! Она не уступит!

Благодарно сжав руку сестры, Джиллиан собрала последние силы и медленно повернулась кругом по команде Барретта.

Она заметила, как по мокрому от пота лицу Барретта скользнула злобная, торжествующая улыбка, но не поняла, что же вызвало у него такую радость. Молоток оглушительно грохнул. Торги закончились. К сестрам подошел охранник и, грубо подталкивая, увел с помоста.

И тогда Джиллиан увидела, кто дожидался их внизу. Человек был совершенно необъятной толщины, в мокрой от пота одежде, пот ручьями стекал по его толстому широкому лицу. Чем ближе они подходили, тем сильнее несло от него запахом немытого тела.

Мужчина сально улыбнулся, обнажив желтые гнилые зубы, и сказал:

— Я Чарльз Хиггинс, леди. Соизвольте пройти со мной, нам о многом предстоит поговорить.

Следуя за Чарльзом Хиггинсом, который гордо вел их через толпу, Джиллиан видела презрительные усмешки и слышала похабные замечания. Крепче взяв сестру за руку, она продолжала идти вперед.

Глава 12

Джиллиан сидела совершенно неподвижно, неспособная произнести ни слова из-за комка в горле, который ей все никак не удавалось проглотить. Она посмотрела на Одри, пристроившуюся рядом с ней на узкой кровати в тесной обшарпанной каморке, куда недавно привел их Чарльз Хиггинс. Джиллиан все не могла сообразить, как давно они ждут его возвращения. Им принесли еду и воду, но все так и стояло нетронутым. А утро уже перешло в день, потом день стал клониться к вечеру… В душе у нее начали расти самые мрачные предчувствия.

У Джиллиан не было никаких сомнений в том, куда они попали. Она поняла это в тот самый момент, когда они подошли к неопрятного вида деревянному дому, расположенному недалеко от порта. У распахнутых окон верхних этажей сидели женщины, вызывающе и броско одетые, которые игриво обменивались с проходившими по улице мужчинами похабными замечаниями.

Когда Хиггинс распахнул дверь и ввел их внутрь, в ноздри ударил тяжелый дух, которым здесь было пропитано буквально все. От висевшего в воздухе густого запаха дешевых духов и пота к горлу Джиллиан подступила тошнота. Но то, что она увидела, пока они проходили через вестибюль к лестнице на верхний этаж, потрясло ее сильнее всего. Здесь толпилось множество полуодетых женщин, открыто поощрявших находившихся там мужчин и с явным удовольствием позволявших лапать себя.

Джиллиан, не решаясь повернуть голову к Одри из-за боязни увидеть выражение ее лица, вздернула подбородок и начала подниматься по лестнице следом за Хиггинсом, глядя прямо пред собой. Из-за дощатых дверей по обеим сторонам коридора доносились звуки, не оставлявшие сомнений в том, что там происходит. Джиллиан случайно бросила взгляд в широкую щель между досками одной из дверей и с трудом подавила приступ тошноты от увиденного.

Их привели в узкую комнатку, где они сейчас и сидели. Каморка была частью борделя. Она читала о таких заведениях, но никогда по-настоящему не верила в их существование.

Пока они с Одри ждали решения своей участи, Джиллиан думала, не станет ли этот бордель их с сестрой судьбой. От одной только мысли об этом можно было сойти с ума.

Одри вдруг начала дрожать. Джиллиан быстро повернулась к ней и увидела, как побелело ее лицо с широко раскрытыми глазами. С трудом, сдерживая тошноту, Джиллиан схватила сестру за руку и зашептала успокаивающие слова, которые в тишине комнаты показались криком:

— Одри, милая Одри, все будет хорошо. — Одри бросила на нее гневный взгляд:

— Я уже не ребенок, Джиллиан! Я знаю, куда мы попали.

Джиллиан без особого успеха попыталась улыбнуться

— Да, это ясно с первого взгляда.

— Неужели здесь нам и суждено окончить наши дни, Джиллиан? Неужели нам никто не поможет? Может быть, Кристофер…

— Нет. И не тешь себя напрасными надеждами, Одри Кристофер такой же подневольный, как и мы. Мы не можем надеяться на него. Мы можем надеяться только на самих себя.

— На самих себя? Но мы же совершенно беспомощны, Джиллиан!

— Как ты можешь так уверенно об этом говорить! Нам надо подождать и присмотреться. Может быть, когда вернется мистер Хиггинс…

— О да, когда вернется мистер Хиггинс, он возьмет да и отведет нас к посетителю этого заведения! — Глаза Одри наполнились слезами. — Я скорее умру, Джиллиан! Я скорее умру!

Дверь с треском распахнулась, и девушки испуганно обернулись. В комнату с вальяжным видом ввалился Чарльз Хиггинс. Джиллиан подумала, что он выглядит сейчас еще хуже, чем несколько часов назад. Сальные волосы, прежде прикрытые мятой шляпой, неопрятными прядями липли к голове. Лицо его было багровым от жары, а одежда пропотела еще больше, и несло от него еще сильнее.

Позыв к рвоте стал просто непреодолимым. Побелев и покрывшись испариной, Джиллиан неимоверным усилием сумела его подавить. Хиггинс обратился к ним подчеркнуто вежливо, и этот тон так не вязался с его отталкивающей манерой держаться, что все происходящее начало казаться просто нереальным.

— Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать, милые леди. Но появились кое-какие срочные дела, которые потребовали моего внимания. — Хиггинс улыбнулся, в очередной раз, обнажив свои желтые, редко посаженные зубы. — Я полагаю, что будет нелишним еще раз напомнить вам пункты вашего колониального контракта. Я также думаю, что вам необходимо ясное понимание вашего положения.

Хиггинс сделал паузу и стал скорее похож на адвоката, заботливо дающего советы своим клиентам, чем на владельца борделя. И от этого ощущение нереальности происходящего стало еще сильнее.

— Уважаемые леди, — продолжил Хиггинс, — условия колониального контракта написаны ясно и точно. Они таковы: вы были приговорены судом к принудительным работам на четыре года. В течение этого времени вы являетесь собственностью вашего хозяина. Работа, которую вы исполняете, и даже ваша одежда целиком и полностью принадлежит ему. Вы можете сдаваться внаем на его условиях и с выплатой ему всех получаемых доходов. — Хиггинс сделал эффектную паузу. — По его желанию вы можете быть перепроданы. На наказание, которому он может вас подвергнуть за непослушание или за плохое исполнение работы, не накладывается никаких ограничений, за исключением преднамеренного убийства. Попытка к бегству наказывается увеличением назначенного вам срока. Здесь я чувствую себя обязанным разъяснить, что побег практически невозможен, особенно на этом острове. А когда побег все же происходит, по всему острову расклеивают объявления о розыске, где подробно описываются приметы беглецов. А так как принудительные работы по колониальному контракту являются основной и узаконенной частью эмиграционной и уголовной системы, установленной Короной, содействие со стороны населения просто великолепное. Я также чувствую себя обязанным упомянуть, хотя это может показаться проявлением бесчувствия с моей стороны, — что здесь принято клеймить каленым железом особо упорных беглецов, с тем, чтобы с их поимкой не возникало трудностей.

Джиллиан непроизвольно прерывисто и хрипло задышала. От духоты, наполненной отвратительными запахами, от дикой несуразности всего произошедшего с ними с того момента, как они с Одри вступили на помост и были проданы, Джиллиан была близка к обмороку.

Нарочито не обращая внимания на состояние девушек, Хиггинс неторопливо продолжал:

— Милые леди, я думаю, нет необходимости объяснять вам, что это за дом. — Он ухмыльнулся. — Но заверяю вас, все мои дамы здесь очень счастливы. Их хорошо одевают и кормят. И развлекают! Они никогда не обращаются ко мне с жалобами на усталость, потому что большую часть своего рабочего дня, как правило, проводят в постели.

Чарльз Хиггинс громко расхохотался собственной шутке. Хохот его заметался по каморке, ударами тяжелого молота отдаваясь в голове Джиллиан. Ни она, ни Одри не поддержали веселья Хиггинса, и тот, оборвав смех, грустно покачал головой:

— Какие же вы обе серьезные. На мой взгляд, даже слишком серьезные. Я был бы рад любой благоприятной возможности помочь вам научиться радоваться жизни. Но, увы, такой возможности мне не представится. Дело в том, что большую часть сегодняшнего дня я провел в тяжелейших переговорах, касающихся перепродажи ваших договоров третьей стороне. Переговоры закончились лишь недавно. И сейчас я жду возвращения покупателя с соответствующей суммой, на которой мы сошлись. Сделка оказалась исключительно выгодной, и мне подумалось, что будет справедливо, если разъяснения по остальным пунктам колониального контракта я предоставлю вашему новому хозяину. — Мистер Хиггинс помолчал, его толстая физиономия приняла искренне печальное выражение. — Боюсь, что у нового хозяина вам не будет так хорошо, как могло бы быть у меня. У него довольно крутой нрав, и он не склонен к проявлениям любезности. Но, увы, своей решимостью он просто ошеломил меня, и я счел делом чести довести сделку до конца. — Тут Хиггинс шутливо подмигнул: — Довести до чьего-то конца — в этом есть изюминка, а?

Джиллиан безмолвствовала.

Снаружи раздались тяжелые шаги. Хиггинс обернулся к двери и впервые за все время разговора нахмурился.

— Похоже, что сей малоприятный господин уже здесь. Как мне кажется, вы с ним прекрасно знакомы.

У Джиллиан вдруг остановилось сердце. Комната начала наполняться ярким светом.

Ручка двери повернулась, и Хиггинс произнес:

— Мистер Джон Барретт…

Услышав это имя, Джиллиан невольно прижала руку ко рту. В голове у нее как будто взорвалось солнце. И все вокруг исчезло во тьме.

— Прочь с дороги!

Дерек, оттолкнув Хиггинса, бросился к соскользнувшей на пол Джиллиан. Одри в ужасе ахнула и начала приподниматься, беспомощно протягивая к сестре дрожащие руки. Но капитан, не обращая никакого внимания на Одри, склонился над Джиллиан, неподвижно лежащей на полу. В лице ни кровинки, безупречные черты застыли, как восковая маска. Леденящий страх сжал сердце Дерека.

— Джиллиан. — Дерек подхватил молодую женщину на руки и положил на кровать.

— Это надо же, — осклабившись, пробормотал Хиггинс. — Как это вы ловко разобрались, которая ваша! Они ж похожи друг на дружку как две капли воды. А впрочем, какая разница, та или эта, — обе лакомый кусочек…

От этих слов у Дерека потемнело в глазах. Он резко поднял голову и бросил испепеляющий взгляд на безучастно наблюдающего за происходящим толстяка и бессмысленно топчущуюся рядом с ним Одри.

— Дайте воды, черт возьми! — рявкнул Дерек. Одри опрометью кинулась к столу и налила воды в стакан. Она еле слышно рыдала. Эти звуки отчего-то действовали ему на нервы почти так же, как и тон, которым обратился к нему Хиггинс:

— Надеюсь, вы понимаете, что во всем этом моей вины нет. Вот эта юная леди подтвердит, что я приложил массу усилий, чтобы хоть как-то поддержать их. Я с исключительной добротой объяснил им их положение и как раз собирался сказать, что мистер Джон Барретт с ума сойдет от ярости, когда узнает, что я продал договоры этих двух дам да еще с такой выгодой. Тем более что в этом деле у него был личный интерес. Но едва я сказал…

— Да заткнешься ты, в конце концов, или нет! — Выплеснув в этой вспышке ярости остатки своего терпения, Дерек выхватил стакан с водой из руки Одри и рявкнул: — Пошли вон отсюда! Оба!

— Но моя сестра…

— Я сказал вон!

— Сэр, это мое заведение, и я…

— Вон, черт возьми! Вон!

Дверь за Хиггинсом и Одри захлопнулась, и Дерек повернулся к лежащей на кровати Джиллиан. Он с тревогой вгляделся в ее мертвенно-бледное лицо. На лбу и над верхней губой проступили капельки пота. Губы были слегка приоткрыты. Он склонился еще ниже и почувствовал на щеке легкое дуновение — она дышала. Дерек осторожно убрал со щеки девушки прилипшую прядку волос. Веки Джиллиан затрепетали, и Дерек подсунул руку ей под затылок, помогая слегка приподняться.

— Попей воды, Джиллиан… — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Всего один глоток. Этот идиот должен был понять, что в комнате ужасно жарко и нельзя держать вас здесь столько времени.

Джиллиан открыла глаза. Она посмотрела на него странным взглядом, но ничего не сказала, и он повторил:

— Попей немного. Пару глотков, не больше. — Губы Джиллиан приоткрылись. Она послушно отпила из стакана и снова посмотрела ему в глаза.

— Тебе лучше?

Джиллиан кивнула. Дерек наклонился еще ближе и утонул в бездонной голубизне ее глаз.

— Мистер Хиггинс сказал… — выговорила она тихим шепотом.

Но Дерек не дал ей договорить:

— Плевать я хотел на то, что сказал этот чертов сводник!

— Он сказал, — упорно продолжала она, — что продал наши колониальные контракты.

— Да, он их действительно продал, — напряженным голосом ответил Дерек.

— Джону Барретту…

— Я не желаю, чтобы ты произносила имя этого гнусного негодяя! — прошипел Дерек.

— Но он сказал, что Джон Барретт…

— Пусть Джон Барретт катится ко всем чертям! Посмотри на меня, Джиллиан, и послушай, что я тебе скажу. — Дерек заглянул в кристально чистую голубизну ее глаз и увидел там смятение… боль. Когда он снова заговорил, голос его выдавал пережитую душевную муку, что терзала его весь этот день: — Ты принадлежишь мне.

Он заглушил сорвавшийся с ее губ изумленный вскрик долгим поцелуем, но отзвук этого вскрика остался в его сердце вместе с мучительной болью, которой не было конца. Он пробудил в нем чувство, с которым Дерек сначала безуспешно боролся, а потом убедил себя, что справился. Ничуть не бывало. Оно снова поднялось во весь рост, и остается только признать полное свое поражение. Пожалуй, это признание пришло слишком поздно, когда у него уже не оставалось выбора.

Дерек оторвался от губ Джиллиан, вгляделся в ее порозовевшее лицо и, запинаясь, проговорил:

— Ты достаточно побыла в этом мерзком месте. Он резко выпрямился, наклонился и одним движением, не обращая внимания на слабые протесты, поднял девушку на руки. В коридоре он бросил взгляд на взволнованную Одри и изумленного Хиггинса.

— Иди за мной, или я оставлю тебя здесь! — приказал он, проходя мимо до смерти перепуганной Одри.

Мгновение спустя с Джиллиан на руках Дерек вышел на улицу.

Эммалина, все еще окутанная негой послеполуденного сна, лениво открыла глаза. Она потянулась, наслаждаясь ласкающими прикосновениями к коже тонких простыней. Накрыла ладонями груди, с удовольствием ощущая их округлую мягкость, и слегка сдавила пальцами упругие полушария. Груди откликнулись на чувственное прикосновение, и от нахлынувшей горячей волны Эммалине захотелось раздвинуть бедра. Женщина рассеянно улыбнулась, но тут же вдруг вспомнила обо всем, и улыбку как ветром сдуло.

Эммалина с раздражением бросила взгляд в окно, за которым день уже начал клониться к вечеру. Потом посмотрела на стоящие, на туалетном столике часы, села на кровати и выругалась.

Черт бы побрал Роберта с его ненасытностью! Все утро она, как могла, старалась ублажить мужа, надеясь обессилить его. В конце концов, в голове у нее забрезжила мысль, что ее стареющий, располневший, благодушный супруг, который чуть ли не поклонялся ей и опрометью бросался исполнять любую ее прихоть, догадывается, куда она собиралась отправиться.

Эммалина в задумчивости покачала головой. Да нет, пожалуй. Она всегда была очень осторожна. В его присутствии она ни единого взгляда не бросала в сторону другого мужчины. Когда она выходила замуж за Роберта, то думала, что все будет намного труднее из-за страстности ее натуры. Но во многом получилось наоборот. За исключением снов, в которых ей продолжал сниться Дерек, муж с изумлявшей Эммалину неустанностью удовлетворял ее сексуальные аппетиты, порой даже превосходя самого себя, как, например, сегодня утром.

Женщина скорчила злую гримасу. Черт бы побрал Роберта с его мерзкой расчетливостью!

Перед ее мысленным взором вновь на мгновение всплыло темноглазое лицо Дерека, и ее сердце тут же застучало как сумасшедшее. Злость на Джубу вернулась с новой силой. Корабль Дерека стоял в порту уже целых два дня, а она ничего не знала! Пары дней более чем достаточно, чтобы он прервал свое вынужденное целомудрие с любой из портовых девок. Ревность ядовитым жалом пронзила сердце. Она хотела добраться до Дерека до того, как он нарушит воздержание. И ее уязвляло, хотя она не решалась признаться в этом себе самой, что после всех этих лет разлуки такая встреча во многом была ей необходима. Эммалина была уверена, что, заполучив его после длительного воздержания, она с незримой помощью Пуку на этот раз навсегда завоюет его сердце.

Что же касается Роберта… Эммалина нахмурилась. Она не могла не признать, что за эти годы по-настоящему привязалась к мужу, а Дерек никогда не сумеет окружить ее той роскошью, к которой она привыкла в доме Роберта. Но Роберт уже стар. А она будет еще достаточно молода, когда он умрет. И если она до этого времени подержит Дерека в резерве, то потом жизнь действительно наполнится смыслом.

Эммалина выскользнула из-под одеяла и замерла, услышав в соседней комнате какое-то движение. Кто-то чихнул — она сразу узнала, кто. Потом раздался знакомый звук льющейся струи. Роберт имел привычку облегчаться в фаянсовый ночной горшок, они стояли для удобства во всех комнатах. Черт бы его побрал вместе с ночными горшками! Она-то надеялась, что, как рачительный хозяин, он уже давно проверяет всходы сахарного тростника на плантациях!

Эммалина накинула халат, что лежал на краю постели, и смачно выругалась про себя, увидев в дверях мужа. Он был голый, если не считать полотенца вокруг бедер. На жирной белой груди курчавились седые волосы, и в свете раннего вечера казалось, что их кто-то поперчил. Она стала торопливо засовывать руки в рукава халата, но в глазах мужа уже загорелся знакомый огонек вожделения. Роберт с улыбкой двинулся к ней. Боже, только не сейчас.

— Ты хорошо отдохнула, дорогая? — Сердце Эммалины тяжело забилось, но она попыталась улыбнуться как можно естественнее.

— О, просто замечательно! — Она потуже затянула на талии поясок халата, одновременно раздраженная и довольная похотливыми огоньками в его глазах. — Этот неурочный сон прекрасно освежил меня, милый, и я подумала, что еще не поздно переодеться и съездить в Кингстон, чтобы все-таки посмотреть новые платья у мадам Луизы.

Роберт благожелательно улыбнулся.

— А не поздновато ли для такой поездки?

— Что ты, конечно, нет! — невольно напряглась Эммалина. — Но если тебя волнуют мои траты… или если тебе кажется, что я слишком экстравагантна…

— Боже мой, дорогая, все, что ты делаешь, всегда экстравагантно! За это я и обожаю тебя, любовь моя.

— Тогда ты не будешь против, если я… — Роберт, продолжая приближаться к ней, дернул за обернутое вокруг бедер полотенце, и оно соскользнуло на пол. Эммалина, вопреки своему желанию, почувствовала, как откликнулось ее женское естество, и знакомая дрожь пробежала по телу. А когда Роберт, подойдя к ней вплотную, развязал пояс и халат распахнулся, Эммалина задрожала еще сильнее.

— Роберт… — проговорила женщина, прерывисто дыша, — я… у меня был такой тяжелый день. И уже темнеет. Я проголодалась. — Роберт спустил халат с ее плеч. — Я сейчас позову Джубу.

— Позови ее чуть позже, дорогая, хорошо? — Роберт опустился перед женой на колени, и Эммалина невольно застонала. В ней начал разгораться голод, не имеющий никакого отношения к урчанию ее пустого желудка. Руки Роберта легли ей на талию, и Эммалина закрыла глаза. Он обхватил ладонями ее ягодицы, притянул к себе, и она не сдержала тихого вскрика. Его рот прижался к низу ее живота, язык скользнул по набухшей горячей плоти…

— Роберт, послушай…

Он оторвался от нее и поднял голову:

— Да, дорогая?

Неистовый стук сердца так громко отдавался у нее в ушах, что Эммалина едва расслышала свой тихий лепет:

— Я… Я съезжу завтра. — Роберт не удостоил ее ответом.

Тяжело дыша открытым ртом, Одри изо всех сил спешила вслед за капитаном, который буквально летел по улицам Кингстона в направлении пристани. Страшный дом остался позади. Ей пришло на ум, что капитан, продолжая нести ее сестру на руках, хмурится не из-за того, что Джиллиан такая тяжелая. И хотя только что он обошелся с ней грубо и неуважительно, Одри искренне восхищалась его физической силой.

Они все шли, и вслед им смотрели многочисленные прохожие. Она слышала возгласы изумления, откровенные насмешки, грубые шутки, но, несмотря на страх и растерянность, Одри почти не обращала на них внимания.

Обморок Джиллиан буквально ошеломил ее. Господи, Джиллиан, всегда такая сильная, такая мужественная, такая надежная…

До смерти напуганная неожиданным появлением капитана, Одри почти бессознательно выполняла все, что он говорил. И только когда ее бесцеремонно выставили из комнаты, мистер Хиггинс объяснил ей, что капитан-то и купил их колониальные контракты.

Это принесло мало утешения.

Когда капитан вышел из комнаты с сестрой на руках, опасения Одри усилились. Она понимала, что Джиллиан зажгла в этом огромном сердитом человеке пламя любви. Капитан возмущался, злился, презирал себя, но был бессилен потушить это пламя. Одри, однако, боялась, что, в конечном счете, Джиллиан и будет той, кого сильнее всего опалит его любовь.

Капитан прошел через ворота на территорию порта и неожиданно обернулся к Одри. Лицо его было мрачным и суровым.

— Если хотите благополучно добраться до корабля, советую не отставать!

Одри бросила взгляд вокруг, и никаких дополнительных объяснений ей не потребовалось. Солнце уходило за горизонт, и пристань начала заполняться весьма своеобразной публикой. Девушка физически чувствовала на своем теле жадные, похотливые взгляды. От этих взглядов она невольно ускорила шаги, стараясь не отставать от капитана. Впереди показался знакомый борт «Воина зари». Мгновение спустя они уже поднимались по трапу.

Одри облегченно всхлипнула, почувствовав под ногами палубу. Она услышала, как Джиллиан прошептала капитану:

— Опусти меня, пожалуйста. Со мной все в порядке. Мне надо помочь сестре.

Дерек еще сильнее помрачнел и твердо ответил:

— Твоя сестра — взрослая женщина. Пора ей и вести себя по-взрослому.

Щекам Одри вдруг стало жарко. Она продолжала торопливо идти за капитаном, который стремительно продвигался по знакомому коридору, и чуть не налетела на его спину, когда тот резко остановился около двери ее бывшей каюты.

— Это ваша каюта, — приказным тоном сказал он Одри.

Одри в панике пролепетала:

— А Джиллиан?

Бросив на нее выразительный взгляд, капитан прошел еще несколько шагов вперед по коридору к своей каюте. Через мгновение за ним громко захлопнулась дверь.

Одри получила ответ на свой вопрос.

О, Джиллиан, Джиллиан…

Одри продолжала стоять, не в силах отвести глаз от двери, за которой исчезли Джиллиан и капитан, как вдруг у нее за спиной раздались шаги. Девушка обернулась. Из ее груди вырвалось рыдание, когда ее ласково обняли руки Кристофера.

— Пусти меня на пол, Дерек. Пожалуйста. — Дерек захлопнул ногой дверь, посмотрел на Джиллиан и ничего не ответил. Взгляд его был тяжелым, на скулах играли желваки. Таким взбешенным она еще никогда его не видела.

Но в глазах капитана было и что-то еще. Джиллиан заметила это, когда он подошел к койке и осторожно положил ее на одеяло. Она попыталась сесть, но он не дал ей этого сделать.

— Нет, лежи.

— Я хочу встать.

— А я хочу поговорить с тобой.

— Мы можем поговорить и после того, как я встану. — Дерек пристально вгляделся в ее лицо.

— Джиллиан, ты что, боишься меня?

— Боюсь? Тебя? — Джиллиан, удивляясь самой себе, задумалась. — Да нет, пожалуй. Нет, я тебя не боюсь.

— Тогда лежи.

— Да почему я должна…

— Потому что сегодня у тебя был мучительный день. Потому что ты все еще бледна как смерть. Потому что я хочу, чтобы ты лежала. — Замолчав, он присел на край койки. Она ясно видела его напряженный взгляд, нервно поджатые губы. Ей вдруг вспомнился вкус этих губ, которые всего несколько минут назад жадно приникли к ее рту.

Но ей совсем не хотелось вспоминать вкус его губ! Ей хотелось вспомнить слова, что произносили эти губы, холодные, колючие слова, острыми иглами раз за разом безжалостно пронзающие ей сердце.

Все кончено.

— Я хочу встать.

— Джиллиан, послушай…

— Моя сестра одна. Я должна быть с ней, — твердо проговорила она.

— Твоя сестра не маленький ребенок, в конце концов! Пока ты будешь обращаться с ней как с маленькой девочкой, она ею и останется! Пусть она, наконец, отвечает сама за себя!

— Что ты вообще знаешь об этом? Она моя сестра, а не твоя!

У Дерека на скулах заиграли желваки.

— Она может быть твоей сестрой, но следующие четыре года она принадлежит мне! Так же, как и ты, между прочим!

Джиллиан тяжело задышала.

— О да, покупка оформлена должным образом, и цена заплачена более чем достаточная, если верить тому, что сказал мистер Хиггинс как раз перед твоим приходом! — Джиллиан замолчала на секунду и со страстью закончила: — Не значит ли это, что с настоящего момента я должна обращаться к тебе со словом «хозяин»?

— Возможно, — напрягся Дерек.

— Этого не будет никогда!

— Ты уверена?

Джиллиан выдержала взгляд Дерека и язвительно поинтересовалась:

— Ты заплатил непомерную цену за двух невольниц. Что, собственно говоря, ты намерен получить за эти деньги?

У Дерека дернулась щека. Джиллиан поняла, что он кипит от гнева.

— Отлично, мадам! — взорвался капитан. — С меня хватит! Пора внести ясность! — Дерек схватил Джиллиан за плечи и с силой прижал к койке. — Я перекупил твой колониальный контракт только потому, что не смог забыть возникшую между нами близость. Ты вольна, думать что угодно, но не можешь не согласиться, что лучше быть связанной обязательствами со мной, чем с Чарльзом Хиггинсом! — взгляд Дерека стал жестким. — Как бы ты ко всему этому ни относилась, могу сказать, что возле заведения Хиггинса уже выстраивалась очередь из возможных покупателей твоих услуг.

Джиллиан содрогнулась от омерзения.

— В самом деле? — пробормотала она.

— Да, в самом деле! Но теперь это не имеет значения! Ты принадлежишь мне. И будешь принадлежать все четыре года. А твои обязанности будут весьма необременительными. У тебя уже есть опыт в этом отношении. Жить ты будешь у меня, и спать будешь в моей постели. Твоя сестра пойдет работать. Я разрешу вам видеться друг с другом настолько часто, насколько сочту необходимым.

— Негодяй…

Дерек на миг запнулся, голос его стал тише, наполнился откровенной угрозой:

— Возможно, я и негодяй. Но с этого момента я запрещаю тебе называть меня этим словом.

— О да, простите, я запамятовала. Вы, конечно, хотите слышать от меня слово «хозяин»? Оно как-то лучше ласкает слух, верно?

Наступила долгая напряженная тишина.

— Джиллиан… — с болью в голосе выговорил, наконец, Дерек.

Эта неожиданная мягкость застала Джиллиан врасплох, так же как и неприкрытая мука в его глазах.

— Послушай, Джиллиан. Гнев не принесет пользы ни тебе, ни мне. Я прошу тебя на какое-то время усмирить его, чтобы ты могла запомнить то, что я сейчас скажу. Разные обстоятельства осложняли наши отношения, но когда мы были вместе… нам было хорошо, больше, чем хорошо. В моих объятиях ты была так нежна, Джиллиан, так нежна, что забыть об этом невозможно. Все, о чем я прошу сейчас, не больше того, что ты по доброй воле уже дала мне. — Дерек замолчал и нежно поцеловал ее. Она почувствовала, с какой неохотой он прервал поцелуй, чтобы продолжить еще более мягко: — Ты мне нужна, Джиллиан. Ты так мне нужна, что я готов на все. Да, я заплатил сумасшедшие деньги, и теперь ты моя. Что бы ты ни чувствовала, я тебя не отпущу. Но обещаю, что между нами все снова будет хорошо… так же, как раньше. Я обещаю, что наши ночи будут таким же чудом, каким были. И еще я обещаю, что, если наши чувства изменятся, ты никогда не пожалеешь о времени, проведенном со мной.

Джиллиан тихо спросила:

— А если наши чувства изменятся, то ты продашь мой колониальный контракт обратно мистеру Хиггинсу?

Дерек резко отпрянул.

— Нет, черт возьми! Ты разве не слушала, что я тебе сейчас говорил? Когда между, нами уже не будет прежней страсти, ты освободишься от близости со мной.

Джиллиан глубоко вздохнула, стремясь привести в порядок мысли. Потом посмотрела Дереку в глаза и прошептала:

— Ну, а если я скажу тебе, что я хочу освободиться от этой близости прямо сейчас?

Дерек, не мигая, смотрел ей в лицо. Его проникновенный голос слегка дрожал от сдерживаемой страсти, которая эхом отзывалась в ее сердце.

— Я знаю, что ты лжешь.

И он снова поцеловал ее. Поцелуй все не кончался, и Джиллиан поняла, что ложь с позором отступила.

— Не плачь, Одри.

Кристофер ласково обнял девушку. Они стояли в хорошо знакомой им обоим маленькой каюте. В том месте на его шее, куда она уткнулась лицом, было мокро от слез. Он чувствовал, что она вся дрожит, и крепче прижал девушку к себе. Прекрасная Одри, ребенок… Ребенок, которому нужна помощь…

— Одри…

Она порывисто отпрянула и взглянула ему в лицо. Кристофера вдруг потрясло внезапное озарение. Следы перенесенной болезни за то время, что они не виделись, полностью исчезли. Одри снова была точной копией Джиллиан — те же мерцающие белокурые волосы, те же прозрачные голубые глаза, безупречная кожа…

Кристофер сглотнул. Было так легко поверить, что в объятиях он сейчас держит Джиллиан… что это губы Джиллиан почти касаются его губ…

Он решительно отогнал непрошеные и опасные мысли. Начать с того, что Одри не Джиллиан. Она милый ребенок и во многом зависит от него. Эта зависимость не приводила его в восторг, но игнорировать ее он не мог. Как не мог не замечать ужаса в дрожащем голоске:

— Кристофер, что же мы теперь будем делать? — Знакомое чувство крушения всех надежд обдало холодом его душу.

— Единственное, что мы можем сделать, так это ждать, Одри. Ждать, что приготовил для нас капитан.

— Но Джиллиан…

Кристофер бессильно уронил руки. Глядя ей в глаза, он хрипло проговорил:

— Это моя ошибка, это я во всем виноват.

— О чем ты говоришь? — Девушка непонимающе посмотрела на него.

— Одри, выслушай меня… — Кристофер глубоко вздохнул. — Это я посоветовал Джиллиан отдаться капитану. — И, не обращая внимания на отчаянный вскрик девушки, он договорил едва слышным шепотом: — Я сказал ей, что есть только один способ спасти тебя. Я сказал ей это, потому что так оно и было, но мне и в голову никогда не приходило, да что там говорить, и в самом страшном сне я никогда…

Глаза Одри наполнились слезами.

— Кристофер, пожалуйста… Не вини себя. Я хорошо понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

— Ты не можешь этого понять, Одри, — покачал головой Кристофер.

— Нет, я понимаю, — горячо возразила Одри. Она подняла руку и ласково погладила его по щеке. Он столько раз утешал ее; а теперь пришел и ее черед. — Я понимаю, Кристофер. Поверь, я очень хорошо понимаю. — Голос Одри упал до шепота: — Ведь я тоже очень люблю ее. — Значит, Одри все знала…

Но не знала Джиллиан. Кристофер интуитивно чувствовал это. А Одри, несмотря на всю свою слабость, никогда не положит на плечи сестры еще и эту тяжесть.

Увидев неприкрытую симпатию в голубых глазах, Кристофер снова обнял Одри и прижал ее к своей груди. Он был бессилен защитить Джиллиан, но мог защитить и защитит Одри. Он защитит ее ради Джиллиан, ради самой Одри… и ради себя.

Да… и ради себя. Это для него единственное утешение.

— Слушай, ты, убери руки, в конце концов! — Свифт резко обернулся, сбросив с плеча руку Доббса. Он был в дурном расположении духа. Шум в портовом кабаке с каждой минутой становился все громче, и это тоже не улучшало его настроения. Сегодня днем он увидел, как капитан Дерек Эндрюс на руках вынес Джиллиан Харкорт Хейг из борделя Хиггинса.

Где-то в глубине дома раздался визгливый женский смех, к которому присоединился грубый мужской гогот. Потом весь этот гам перерос в громкую непристойную песню. Взбешенный Свифт, процедив сквозь зубы ругательство, снова повернулся к стойке. Этот разодетый во все черное и с таким же черным сердцем мерзавец пер по улице с девкой на руках, а за ним поспешала ее малохольная сестрица.

Сволочь!

Свифт обхватил рукой стоявший перед ним стакан. За несколько часов, проведенных здесь, он уже не раз успел опустошить его. Это было заметно по тому, как неуверенно он поднес стакан ко рту и, закашлявшись, проглотил остатки содержимого.

Конечно, сволочь! Он уже готовился к триумфу, заказав для себя эту стерву, и на тебе! А отделал бы он ее столько раз, сколько захотелось, вот и было бы, что вспомнить на обратном пути в Англию! Но его наглым образом обобрали, можно сказать, выдернули из-под него бабу!

— Какой же ты идиот, Свифт! — Доббс снова схватил его за рукав и развернул к себе лицом. С горящими ненавистью глазами он прошипел; — Свою жизнь ты можешь пустить прахом из-за того, что не попробовал белокурой потаскухи, но разрази меня гром, если я позволю тебе сделать то же самое с моей жизнью!

— Трусливая шавка! Весь обделался со страху! Ну и вали отсюда, коли боишься, что люди Барретта тебя отыщут! Спасай свою вонючую шкуру и оставь меня в покое!

— Это еще, с какой стати? Чтобы ты привел сюда людей Барретта и нам с Найлзом перерезали бы глотки? А потом и тебе тоже?

— Да я же тебе говорил, что им нас не найти! Барретт напрочь забыл про нас. Ему сейчас не до этого, понимаешь? Я ж его знаю, как свои пять пальцев… Его башка занята шлюхой, что снова выскользнула у него из рук! Он сейчас рвет и мечет, а если и нет, то ему ни в жисть не додуматься, где мы прячемся, понял? Мы ж сидели тихо и не высовывались, так? Пока он докопается, мы уже будем в открытом море. Так что до отплытия ему нас не найти.

— Он все равно найдет.

— Ни за что не догадается… — Свифт поднял голову и увидел, как в дверь вошел Найлз и с мрачным видом начал пробираться к ним по битком набитому залу. Свифт ткнул в его сторону пальцем и коротко хохотнул:

— А это чего такое? Подкрепление? Собрались затащить меня в свою вонючую нору, чтоб люди Барретта до нас не добрались?

— Коли надо будет, затащим, — пообещал Доббс. Свифт замолчал, собираясь с мыслями, даже малость протрезвел.

— Я так понимаю, вам плевать, что стерва снова вышла сухой из воды, что подлец капитан забрал ее к себе в каюту и теперь она нежится там, как королева?

Доббс нервно огляделся вокруг и прошипел:

— Да, и мне, и Найлзу на это совершенно наплевать. Мы оба ни разу не пробовали этой шлюхи, как и ты, между прочим! В этом твоя ошибка — вбил себе в голову, что в один прекрасный день ты ее поимеешь!

— Да я почти ее поимел! — взвизгнул Свифт. — Я почти поимел ее, дурачье!

— Поимел, поимел… — рассеянно пробормотал Доббс и едва заметно кивнул подошедшему Найлзу. Они с двух сторон подхватили Свифта под руки, рывком подняли на ноги и с такой поспешностью потащили его к выходу, что тот расхохотался во все горло:

— Да вы боитесь своей тени, парни! Барретт никогда…

— А ну заткнись! — рявкнул Найлз. Когда они, наконец, выбрались на темную улицу, Свифт снова громко захохотал. Он наслаждался их суетой почти так же, как сознанием того, что ему не нужно никуда идти, его и так донесут.

Не обращая внимания на тычки своих приятелей, Свифт принялся горланить песню, которая далеко разносилась в тишине ночи. Он закрыл глаза, не мешая Доббсу и Найлзу тащить себя в порт, в маленькую укромную каморку, в которой все они жили с первого дня. Они свернули в узкий темный проулок, и Свифт начал было снова насмехаться над страхами приятелей, как их руки вдруг разжались и он упал на землю.

— Да что же вы делаете, поганые мошенники! — Свифт с трудом поднялся на ноги. — Вы мне за это заплатите, сволочи…

Увидев лежащие на земле неподвижные тела Доббса и Найлза, Свифт замолчал и замер на месте. Он не заметил, как из темноты бесшумно метнулись к нему две расплывчатые фигуры.

У Свифта остановилось дыхание, когда над его ухом кто-то хрипло прошипел:

— Мистер Барретт шлет тебе поклон… — Лезвие ножа полоснуло по горлу… из страшной раны хлынула горячая кровь… Ругательство так и не слетело с его губ.

На далеком берегу мигали огоньки, шлюпка, наконец, замерла, покачиваясь на ленивых волнах залива. Плохо различимые в темноте фигуры перекинули через борт в темную воду сначала один мешок, потом второй, а за ним и третий.

В тишине раздались три громких всплеска.

По воде разошлись круги.

И все скрыла под своим темным покрывалом южная ночь.

Ночь наполнила каюту призрачными тенями, которые слегка двигались вместе с легким покачиванием корабля. Джиллиан, лежа в объятиях Дерека, прижавшегося к ней мускулистым горячим телом, закрыла глаза, чувствуя одновременно и горечь, и радость. Теплые губы прикасались к ее губам, горлу, груди, снова и снова проверяя искренность ее чувств. И, наконец, она ощутила его в себе, глубоко-глубоко, услышала страстные любовные слова.

Она крепко обняла его. Этих слов вполне достаточно… сейчас… до утра… до тех пор, пока…

Глава 13

Эммалина нетерпеливо ерзала на сиденье, пока экипаж с грохотом катился по мощенной булыжником улице Кингстона. Было раннее утро. Она проснулась на рассвете и, увидев, что Роберт уже поднялся и одевается, чтобы пораньше попасть на плантации, сделала вид, что сладко спит. Дождавшись, когда он, наконец, покинул дом, Эммалина тут же позвала Джубу.

Но с самого начала все пошло наперекосяк. Утро оказалось слишком жарким, воздух был неприятно влажным, а слуги возмутительно медлительны. День еще по-настоящему и не начался, а она уже изнывала от жары, чувствовала себя разбитой и с каждой минутой все больше и больше злилась. Эммалина долго не могла решить, какое платье надеть, и, в конце концов, остановилась на батистовом светло-зеленого цвета, предпочтя его шелковому, которое выбрала еще вчера. Она согласилась на эту уступку скрепя сердце.

Зеленое батистовое платье было с таким же дразнящим глубоким вырезом на груди, как и шелковое. Оно хорошо контрастировало с загорелой кожей и подчеркивало соблазнительные изгибы ее тела. За эти годы красота Эммалины не только не увяла, но, наоборот, расцвела. Платье ей нравилось, и все же не было таким элегантным, как шелковое. Кроме того, материал был очень тонкий и просвечивал, поэтому нельзя было надеть черное нижнее белье, которое она берегла специально к возвращению Дерека.

Эммалина недовольно скривила свои красивые губы. Конечно, вчера Роберт кое-где порвал отлично сшитое белье, когда, охваченный страстью, добирался до ее тела.

Щеки Эммалины неожиданно залил румянец. Черт! Она так и не могла понять, что на нее тогда нашло! Скорее всего, Роберт просто научился очень умело возбуждать ее.

Губы Эммалины скривились еще больше. В другое время эта мысль, может быть, и позабавила бы ее. Но сейчас не до этого. Прежде всего, она жутко устала. Роберт измотал ее до предела, щедро одаривая на протяжении всего дня и последующей ночи своей любовной ненасытностью. Она хотела отправиться на встречу с Дереком, переполненная нерастраченной энергией. Вместо этого Эммалина чувствовала себя сейчас опустошенной, выдохшейся и раздраженной.

Но она никогда не простит себе, если потеряет еще хотя бы час! Она и так ждала слишком долго! О, она сделает так, что он останется доволен их встречей. И в этом ей поможет магическая власть Пуку, которую совсем недавно передал ей Уильям Гну. Дерек не сможет устоять перед ней.

Эммалина в порыве решимости даже скрипнула зубами. Дерек уже однажды принадлежал ей и снова будет принадлежать. Она не отступится.

Экипаж свернул на Порт-Рояль-стрит, и сердце Эммалины екнуло: впереди показались портовые здания. Она оглядела выстроившиеся вдоль причала корабли, выискивая «Воина зари», и даже привстала на сиденье, увидев вдали знакомый силуэт.

— Давай-ка поживей, Куако!

Старый кучер кивнул и стегнул лошадей кнутом. Недовольная тем, что результат получился весьма плачевным — лошади не прибавили ходу, Эммалина сердито прикрикнула:

— Да заставь же их бежать поскорее, Куако, а то пожалеешь!

Еще один громкий щелчок кнута, и экипаж неожиданно рванулся вперед с такой скоростью, что Эммалина едва не слетела с сиденья. Судорожно вцепившись в поручни, она Громко выругалась. Наконец лошади встали как вкопанные прямо напротив «Воина зари».

Приведя себя в порядок, Эммалина прошипела Старому кучеру, который, кряхтя, слезал с козел, чтобы помочь ей выйти:

— Старый дурак! Я же сказала тебе ехать побыстрее, а не гнать как сумасшедшему! — Она оперлась на его руку и вышла из экипажа, бросив в морщинистое черное лицо: — Жди меня здесь и не сходи с этого места, что бы ни случилось! Ты понял?

Старый раб кивнул. Эммалина презрительно фыркнула и почувствовала себя лучше. Пусть постоит на солнцепеке несколько часов и немного прожарит свои тупые мозги, пока она будет наслаждаться прохладой в каюте Дерека. Может, это научит старого болвана помнить о безопасности своей хозяйки.

Эммалина повернулась к кораблю, горделиво выпрямилась и решительно направилась к трапу. Поднявшись на палубу, она не обратила никакого внимания на вопросительный взгляд стоявшего у трапа высокого, хорошо сложенного матроса, не сочла нужным улыбнуться, а просто двинулась вперед, бросив на ходу:

— Мне необходимо увидеться с капитаном. Докладывать обо мне не нужно. Как к нему пройти, я знаю.

Через отдраенный иллюминатор в каюту вливался золотистый поток солнечного света. Свежий ветерок потихоньку разгонял духоту ночи. Дерек глубоко и с удовольствием вздохнул, наслаждаясь благоухающим воздухом, напоенным запахом моря, что придавало всему особую прелесть.

Он повернулся на бок и залюбовался спящей Джиллиан. Ему подумалось, что появление Джиллиан в его жизни имеет много общего с благоухающим ветерком, который сейчас ласково овевал их обоих. За долгие недели плавания она стала неотъемлемой частью его жизни, подобно тому, как благоухание здешних цветов стало неотъемлемой частью морского ветерка. Она наполнила его жизнь своим благоуханием, которое исподволь пропитывало его душу. И в какой-то момент он почувствовал, что без этого ему уже трудно дышать.

Теперь Джиллиан принадлежит ему. Дереку пришло в голову, что во всем этом есть какая-то злая ирония.

Человек, который всегда считал позорной систему заключения договоров со ссыльными, теперь владел аж тремя договорами.

По двум договорам у него не будет особых проблем, а вот по третьему… Дерек насупился. Трудно — чертовски трудно! — признаться себе, что Джиллиан волнует его, как никакая другая женщина. Но еще труднее смириться с мыслью, что, даже если она охладеет к нему, он все равно будет тосковать по ней. Дерек с горячностью возразил беспокоящему внутреннему голосу, что чувства Джиллиан к Кристоферу никак не мешали красоте их любовной близости. Когда она лежала в его объятиях, никто не стоял между ними. Он всем сердцем верил, что это правда.

Но даже если он ошибается, все равно это не имеет никакого значения по одной простой причине. В его сердце и в его душе Джиллиан, пусть временно, но безраздельно принадлежит ему. У него был только один выбор: сделать ситуацию со всех точек зрения законной, чтобы она не могла отделаться от него.

Четыре года.

Покажутся ли они слишком долгими… или пролетят как единый миг?

И куда потом отправится Джиллиан?

Страсть окатила Дерека жаркой волной, и он притянул Джиллиан к себе. Не стоит беспокоиться о будущем, когда сейчас Джиллиан лежит в его объятиях. Пока эта женщина принадлежит ему, он не будет раздумывать о времени, когда этому придет конец. И он не станет мучиться из-за того, что когда-нибудь ее будут обнимать руки другого мужчины или что она…

Веки Джиллиан дрогнули, и разгоряченные мысли Дерека разом прервали свой беспорядочный полет. Он, затаив дыхание, ждал того мига, когда она откроет глаза и встретится с ним взглядом. Так и должно быть: его глаза — самое первое, что Джиллиан видит, просыпаясь, и самое последнее, что она уносит с собой, погружаясь в сон. А его губы должны быть самым первым и самым последним, что она чувствует.

Дерек нежно тронул губами рот Джиллиан. Ее губы слегка приоткрылись в ответ на его поцелуй. Дерек снова почувствовал знакомую жажду обладания этим разморенным сном горячим женским телом. Он продлил поцелуй…

Запор на двери щелкнул, и Дерек резко поднял голову. Дверь широко распахнулась и со стуком ударилась о стену. Дерек, не веря своим глазам, уставился на появившуюся, на пороге женщину. Она, брезгливо глядя на Джиллиан, голосом, исполненным высокомерия, спросила:

— Дерек, кто эта женщина?

Громкий стук двери капитанской каюты нарушил мирную тишину каюты Одри. Девушка вздрогнула и испуганно села на койке. На короткое время воцарилась тишина, сменившаяся глухими голосами. Постепенно голоса зазвучали громче, и Одри начала мелко дрожать.

Что-то случилось.

Машинально застегивая последние пуговицы на лифе платья, девушка на цыпочках подкралась к двери своей каюты и прислушалась. Она различила женский голос, но это была не Джиллиан. В последовавшем затем громком пререкании по-прежнему не было слышно голоса Джиллиан.

Растерявшись и с каждой минутой дрожа все сильнее, Одри прислушивалась и ждала.

— Уходи отсюда, Эммалина.

Эммалина не обратила никакого внимания на его слова. Ее ослепительно красивое лицо покраснело, и она бросила на Дерека испепеляющий взгляд оскорбленной женщины. Дерек, отпустив Джиллиан, выскользнул из постели, представ перед Эммалиной совершенно голым. Быстро натянув штаны, он снова повернулся к ней лицом.

Эммалина успела войти и теперь, гордо выпрямившись, стояла посредине каюты. Дерек шагнул к ней и схватил за руку, но она уперлась и не сдвинулась с места. Бросив на Джиллиан злобный взгляд, она едко поинтересовалась:

— Так что это за потаскуха?

— На твоем месте я бы поостерегся бросаться такими словами, — предупредил Дерек.

Эммалина взглянула на него, и злоба в ее глазах вдруг сменилась искренней мольбой, что когда-то так трогала его сердце.

— Дерек, я никогда не была потаскухой, — проговорила Эммалина страстным шепотом, — слышишь, никогда! Ты единственный мужчина, которого я полюбила всем сердцем, полюбила навсегда. Скажи ей, пусть она уйдёт. Она тебе больше не потребуется. Я отдам тебе всю любовь, в которой ты так нуждаешься, дорогой.

Дерек стоял молча, не веря ни одному ее слову. Если бы он не знал все ее подлые уловки, если бы на собственной шкуре не испытал, что скрывается за невинным ангельским лицом этой женщины, он бы не усомнился в ее искренности.

Дерек повернул голову и посмотрел на Джиллиан. Что она сейчас чувствовала, было видно по разлившейся по ее лицу бледности и стоявшей в глазах нечеловеческой муке. Ну, нет, она не заслужила таких страданий. Тем более по милости Эммалины.

Дерек еще крепче сжал руку Эммалины и, не обращая внимания на ее протесты, решительно потащил незваную гостью к выходу. Едва дверь за ними захлопнулась, и они оказались в коридоре, Эммалина резким движением высвободила руку. В следующее мгновение она приникла к нему всем своим стройным телом, обвила руками шею и, поймав ртом его губы, жадно впилась в них поцелуем. Дерек почувствовал такую знакомую дрожь ее тела и резко сбросил обнимавшие его руки.

— Ты напрасно тратишь время, Эммалина. Я уже как-то говорил тебе об этом.

— Нет, ты не это имел в виду, я знаю. И сейчас ты так не думаешь. Ты же любишь меня! Ты всегда будешь любить меня!

— Я тебя никогда не любил.

— Ты лжешь! Ты любил меня! Ты сам мне это говорил!

— Тогда я был глупым юнцом и не знал, что на самом деле означает это слово.

— Ради меня ты даже убил человека!

Слова Эммалины гулким эхом разнеслись по пустынному коридору. Дерек вдруг снова увидел в ее глазах вспышку того же самого возбуждения, той же самой веселости, что и тогда, когда, весь избитый и окровавленный, стоял над трупом матроса.

Сердце его превратилось в камень.

— Ты знаешь, что не сможешь забыть меня. Ты любишь меня, Дерек!

— Послушай, Эммалина, — бесстрастно глядя ей в Лицо, негромко проговорил Дерек. — Постарайся понять то, что я тебе сейчас скажу. Я никогда не любил тебя. Меня обуяла животная страсть, и больше ничего. Пойми это.

— Любовь и страсть — это одно и то же!

— Нет, это не одно и то же, Эммалина. Любовь не имеет ничего общего с беспечным легкомыслием, которое владело мной в те годы.

— Нет… нет! Тогда ты любил меня! И любишь теперь. — Эммалина попыталась снова обнять его, но Дерек твердой рукой остановил ее:

— Называй это, как хочешь, Эммалина, но чувства, которые я тогда испытывал к тебе, давно умерли. Их не оживить, поверь. У тебя благополучная жизнь. Возвращайся к ней и наслаждайся.

— А, ты злишься, потому что я вышла замуж за Роберта, верно? — Эммалина широко раскрыла глаза. — Но, Дерек, что я тогда могла сделать? Тебя посадили в тюрьму, и вскоре после этого убили моего отца. Я осталась совсем одна! Роберт был богат, он хотел заботиться обо мне. Но он такой старый, Дерек! Ему осталось уже немного. А когда он умрет, весь мир будет наш!

— Этого не будет.

— Будет, милый, если мы просто…

Наверху раздались чьи-то шаги, и Дерек посмотрел в сторону трапа. В коридор спускались Каттер и Хаскелл. Он кивнул, отвечая на их вопросительные взгляды. Они встали за спиной Эммалины, и тогда он резким движением руки прервал ее.

— Иди домой, Эммалина. Возвращайся к своему мужу.

Лицо женщины вспыхнуло.

— Ага, понятно! Это все та потаскуха, с которой ты спишь! Ты нашел себе девку и решил, что сможешь меня забыть! Вот тут ты здорово ошибся, дорогой! Она никогда не сможет дать тебе того, что могу дать я! Я могу наполнить твою жизнь такой страстью, что ты забудешь обо всем на свете. И ты знаешь, что я способна это сделать! Просто вспомни, вспомни, Дерек…

— Тебе давно пора домой, Эммалина.

Когда по знаку капитана моряки взяли Эммалину под руки, она ахнула и, не веря, взглянула на Дерека. Рядом вдруг скрипнула открывающаяся дверь, Эммалина резко обернулась и вскрикнула при виде появившейся на пороге каюты Одри.

— Боже, да их у тебя две?! — Глаза Эммалины полыхнули яростью. — Подлец!

Дерек не счел нужным отвечать.

Эммалина хранила молчание, пока Каттер и Хаскелл не довели ее до первых ступеней трапа. Здесь она обернулась и угрожающе проговорила:

— Ты еще вернешься ко мне, Дерек. Вернешься и будешь валяться у меня в ногах. И тогда, мой дорогой… тогда мы поквитаемся.

Когда Эммалина, наконец, исчезла из виду, Дерек облегченно вздохнул, повернулся, чтобы вернуться в каюту, и вдруг резко остановился, натолкнувшись на обвиняющий взгляд Одри.

— А ну, пошла отсюда! — взбешенно рявкнул он. Дверь в каюту Одри громко хлопнула, и только тогда он взялся за ручку своей двери.

Оказавшись на палубе, Эммалина попыталась вырваться из рук державших ее моряков, но безуспешно. Она прожгла их полным ненависти взглядом.

— Я больше не нуждаюсь в вашей помощи!

— Извините, мэм, — улыбнулся более высокий моряк с волосами песочного цвета. — Капитан хочет, чтобы мы сопроводили вас до пристани.

Глаза Эммалины метнули зеленые молнии.

— Я же сказала вам, что не…

Она не договорила, потому что просто онемела от злости, когда ее приподняли за локти и очень аккуратно снесли по трапу на пристань. Моряки отпустили ее, вежливо кивнули и отправились обратно на корабль. Злобный крик, брошенный им в спины, эхом прокатился по пустынной в этот ранний час пристани:

— Тупые мужланы! Сегодня ваш капитан сделал роковую ошибку, о которой будет жалеть всю жизнь! Придет день, когда он на коленях будет просить меня вернуться! Тогда и вы, и он поплатитесь за то, что так обошлись со мной. А те две потаскухи, с которыми он спит… — Голос Эммалины сорвался: — Желаю насладиться их прелестями! Вы все стоите друг друга!

Кипя от злости, она обернулась к подошедшему к ней Куако и завизжала ему в лицо:

— Старый кретин! Где тебя черти носили, болван, когда ты был мне нужен! Помоги сесть в экипаж! Дома, будь, уверен, я скажу масса, что ты слишком стар и ни на что уже не способен. Что ты тогда будешь делать, а?

Не ожидая ответа, Эммалина оттолкнула протянутую руку старого раба, и сама забралась в экипаж. Она сидела очень прямо, глядя перед собой горящими зелеными глазами, пока экипаж катил по улицам Кингстона. Перед ней все стояло лицо той женщины, что лежала в постели Дерека.

Женщина с волосами как луна на небе…

Проклятый Уильям Гну. Он не сказал, что их, оказывается, две!

К черту их обеих!

Теперь она знает, что делать. Они за все, за все ей заплатят!

Ну а пока…

— Кто это?

С трудом, оторвав взгляд от рыжеволосой женщины в экипаже, быстро удаляющемся от пристани, Джон Барретт обернулся к худому лохматому субъекту, стоящему рядом с ним. Не дождавшись ответа, он раздраженно рявкнул:

— Я спрашиваю, кто эта рыжая баба!

Экипаж скрылся из виду, и Барретт снова перевел взгляд на «Воина зари». Настроение у него было отвратительное. Он не забыл насмешливого выражения лица Чарльза Хиггинса, встретившего его вечером, когда он заехал в его убогий бордель. Он не забыл и бесцеремонного ответа негодяя на его расспросы…

— А, ты про тех двух сестер… Да, чего уж там говорить, эти сучки всех переполошили. Не поверишь, но клиенты уже начали в очередь выстраиваться у их двери, как заявился этот капитан Эндрюс. — Хиггинс деланно пожал плечами. — Этот капитан, надо сказать, весьма неприятный тип, но перед его предложением просто невозможно было устоять. Само собой, я верну ту сумму, что ты заплатил мне авансом за услуги сестричек. — Хиггинс скрупулезно отсчитал деньги. А потом этот тупой болван дурашливо подмигнул и добавил: — Если ты вдруг передумаешь, то могу предложить двух дам, которые способны тебя заинтересовать, — обе блондинки, очень друг на дружку похожи и обе очень, ну просто очень искусны в своем ремесле.

Барретт вновь вскипел от ярости. Ему давно бы пора научиться не верить ни единому слову этого недоноска Чарльза Хиггинса! Ошибка теперь дорого ему обойдется, но победа капитана Эндрюса — временная победа. Он еще и де начинал мстить этому негодяю. Так что все удовольствие у него, впереди.

Барретт крепко сжал челюсти. Вчера вечером он довел до конца лишь одно дело. Теперь Уилл Свифт и еще два предавших его подонка больше никогда не увидят рассвет.

Но удовлетворение быстро прошло, и вновь вернулась сводящая с ума ненависть. Она лишила его сна, и едва забрезжило солнце, он оказался на пристани неподалеку от «Воина зари» в компании с этим лохматым типом. Внутри у Барретта бушевала такая злоба, что он напрочь забыл о том, что неплохо было бы поесть. В результате он торчал здесь, на пристани, голодный, истекающий липким потом, уставший и задыхающийся от собственного тошнотворного запаха. Но сейчас все это не имело никакого значения. Бросив еще один горящий ненавистью взгляд в сторону корабля, Барретт повернулся к стоящему рядом типу и, стараясь не сорваться, процедил сквозь зубы;

— Свой вопрос я повторять больше не буду, Петерс…

Он встретился взглядом с хитро бегающими глазками Петерса и угрожающе сузил глаза. Барретт и раньше прибегал к услугам Петерса и его головорезов, и всякий раз его поручения исполнялись быстро и со знанием дела. Пользоваться их услугами он не боялся. Стоило это недешево, что и говорить, но зато Барретт доподлинно знал, что Петерс наслаждается своей работой. Тот неожиданно ухмыльнулся, и до Барретта вдруг дошло, что ухмылка его столь же отвратительна, как и сам этот тип.

— Момент, господин Барретт, — проговорил он, — дайте-ка сообразить. Эта особа — редкая гостья на пристани, вот в чем дело.

— Я не собираюсь терять с тобой время!

— Ее зовут Эммалина Дорсетт. Она еще та штучка, поверьте. Муж у нее старый и богатый до жути, и она, значит, бесится с жиру и вытворяет все, что захочет.

Барретт кивнул. Он прекрасно расслышал гневную тираду рыжеволосой красотки. С презрением отвергнутая женщина…

— А что она любит?

— Что любит? Любит черную магию, вот что.

— Мужчины?

— Да разное про нее говорят. Вроде еще до того, как я попал на остров, ее любовник зарезал какого-то парня из ревности. Малого, ясное дело, упекли за решетку, вот чего говорят.

Барретт вдруг насторожился.

— А как звали того парня?

— Понятия не имею.

По щекам Барретта градом катился пот. Утерев лицо ладонью, он резко бросил Петерсу:

— Узнай, как его звали! Когда выяснишь, приходи, награжу щедро.

— Будет сделано, господин Барретт, — кивнул Петерс. — Я узнаю, будьте спокойны.

В душе Барретта появилось смутное ожидание чего-то. Значит, ее зовут Эммалина Дорсетт… Он почему-то был уверен, что эта рыжая баба и окажется тем самым нужным ему ключом.

«Воин зари», слегка покачивающийся у причала на легкой волне, снова приковал его взгляд. Петерс давно отправился выполнять его поручение, а Барретт, охваченный возбуждением, все еще топтался на пристани. Джиллиан Харкорт Хейг, спесивая стерва, дорого заплатит за эту ночь в объятиях негодяя капитана.

Они все ему заплатят — и Эндрюс, и плаксивая сестрица этой стервы, и кобель Гибсон — дайте только время! Но самое главное — Джиллиан Харкорт Хейг! Она ответит ему за каждый мучительный день ожидания.

— Я не собираюсь ничего тебе объяснять, Джиллиан.

— А я и не просила тебя об этом.

Джиллиан поднялась с постели, накинула на себя покрывало, поплотнее в него завернулась и осталась молча стоять около койки. Дерек только что вернулся в каюту после перепалки с Эммалиной в коридоре; челюсти плотно сжаты, на скулах играют желваки, в глазах ледяной холод. Взглянув на него, Джиллиан поняла, что того мужчины, в объятиях которого она проснулась всего лишь несколько минут назад, больше нет. Он исчез в тот момент, когда дверь неожиданно распахнулась и на пороге возникла рыжеволосая женщина. Вместо него появился этот полуголый раздраженный незнакомец, который смотрел на нее с пугающей холодностью.

Дерек подошел к Джиллиан и несколько невыносимо долгих мгновений молча смотрел на нее. Глаза его были непроницаемы, красивое лицо искажено брезгливой гримасой.

— Ты слышала, что говорилось в коридоре? — отрывисто спросил он.

— Да, почти все.

— Эммалина обманывает себя, думая, что между нами снова может что-то быть. За ее заблуждения я не отвечаю.

— Она любит тебя.

— Эммалина любит только себя и больше никого.

— Она хочет вернуть тебя.

— Это ее желание никогда не исполнится.

— Но она очень красивая.

— Да… очень.

— Она сказала, что ради нее ты убил человека, — тихо проговорила Джиллиан.

— Да, — сухо ответил Дерек. Джиллиан задохнулась и побледнела. Дерек шагнул к ней, но был остановлен резкостью ее слов.

— Думаю, я должна только радоваться, что твое сердце не принадлежит мне.

Дерек молчал. Лицо его превратилось в неподвижную маску, полностью лишенную человеческих эмоций.

— Полагаю, мне следует напомнить тебе то, что я уже говорил. Повторю еще раз: ты принадлежишь мне, Джиллиан. И не столь уж важно, испытываю я какие-либо чувства к тебе или нет. Ты моя и будешь делать то, что я сочту нужным тебе приказать.

Джиллиан гордо выпрямилась и, преодолев слабость, иронично заметила:

— О да, конечно… ты же мой хозяин.

— Советую не забывать об этом. — Джиллиан ответила, медленно, четко произнося слова, подчеркивая скрытый в них подтекст:

— Можешь не бояться, что я когда-нибудь хоть на миг забуду об этом.

В глазах Дерека вспыхнула ярость, но Джиллиан уже повернулась к нему спиной. Она услышала позади себя учащенное дыхание, затем шорох схваченной со стула рубашки, быстрые шаги к двери и щелчок открываемого запора.

Джиллиан на несколько секунд прикрыла глаза. Потом глубоко вздохнула, упрямо вздернула маленький подбородок и позволила покрывалу соскользнуть на пол.

Дерек уже нажал на ручку двери, когда что-то заставило его обернуться. У него на миг замерло сердце, когда он увидел, как покрывало соскользнуло с Джиллиан на пол, и она нагая потянулась за своей одеждой. Дерек провел взглядом по плавным, мягким изгибам ее тела и почувствовал, как внутри у него начал разгораться жар. Он вернулся в каюту совершенно вне себя от беспардонной наглости Эммалины, и его встретили обвиняющие глаза Джиллиан. Но еще больнее ранила его холодность, вдруг оказавшаяся на месте только что мягко сиявшей нежности. Ярость ударила ему в голову, и он начал выплевывать в лицо Джиллиан жестокие слова, которые мгновенно настолько отдалили ее от него, что это расстояние теперь представлялось ему неодолимым.

Джиллиан на мгновение замерла, ясно давая понять, что почувствовала его взгляд, и начала одеваться. С растущим возмущением он отметил, что она не повернулась к нему лицом. Надев сорочку, она, наконец, обернулась. Очертания тугих округлых грудей были более чем хорошо видны сквозь тонкий батист сорочки; Дерек заметил, как презрительно дрогнули ее губы, когда она проследила за его откровенным взглядом, и разозлился еще больше. Джиллиан со знакомым и столь ненавистным ему высокомерием спросила:

— Вам нужно что-то еще… хозяин?

В два шага он оказался рядом с ней. Тяжело дыша от распиравшей его ярости, Дерек резким движением обхватил Джиллиан за талию, и его рука, скользнув под сорочку, накрыла теплый шелковистый треугольник между ее бедер. В ответ на ее судорожный вздох он прошипел:

— Меня поражает лишь одно, мисс Джиллиан Хейг, то, что вы до сих пор кое-чего недопонимаете. Я уже неоднократно говорил, что именно мне от вас нужно. Но вот чего я вам еще не сказал: запомните, то, чего я хочу от вас, не имеет ничего общего с тем, что произошло или может произойти между мной и любой другой женщиной.

Без труда, справившись со слабым сопротивлением Джиллиан, он еще крепче прижал ее к себе и снова зашептал:

— Пойми одно, Джиллиан, раз и навсегда пойми. То чувство, которое нас связывает, та страсть, которая даже сейчас струится в твоей крови, и есть истинная правда о нас, другой нет и не будет.

Его интимные поглаживания стали более настойчивыми, более смелыми, и с забившимся сердцем Дерек увидел, как гнев в глазах Джиллиан медленно угас. Он склонился к ее лицу, принялся нежно водить языком по чуть приоткрытым губам. Его пальцы, гладившие ее между бедер, вдруг стали липкими и легко скользнули в ее лоно. Дерек едва не задохнулся от прилива чувств и голосом, охрипшим от желания, выговорил:

— Ты видишь, Джиллиан? Когда мы вместе, в мире есть только ты и я, больше никого. Мы живем, друг другом, и сейчас это снова приходит. Ты же чувствуешь… Не можешь не чувствовать… Шепни хоть слово, Джиллиан. Хоть слово…

— Дерек… — едва слышно проговорила Джиллиан и замолчала, когда его пальцы еще глубже погрузились в ее плоть. Она осела у него на руках и чуть раздвинула бедра, пропуская его пальцы еще дальше. Дерек учащенно и шумно задышал.

— Джиллиан, я стремлюсь только к одному — чтобы тебе было хорошо. И этого же хочу от тебя. Я хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как мне, когда я обнимаю тебя. Я хочу, чтобы каждое мое прикосновение стало для тебя неповторимым чудом. Я хочу, чтобы ты знала, нет ничего важнее, чем наше соединение…

— Дерек…

— Джиллиан, ты же знаешь, что это правда. Не противься своему чувству.

Джиллиан вся дрожала. Глаза ее сузились, лицо покрылось густым румянцем, губы приоткрылись.

— Дерек, пожалуйста, — умоляющим шепотом выдохнула она.

— Освободи свою страсть, Джиллиан. Пусть она поднимается выше и выше. Не бойся, пусть она затопит тебя, как океанская волна…

— Дерек…

— Джиллиан, дай мне почувствовать тебя, о Джиллиан… — Пальцы Дерека еще глубже погрузились в обволакивающий жар ее лона, и Джиллиан, судорожно выдохнув, забилась в сотрясавших ее тело сладких спазмах…

Дерек осторожно убрал руку, быстро разделся и, мягко обхватив Джиллиан за талию, притянул к себе, приподнял и одним движением опустил на свое переполненное любовным желанием мужское естество.

Джиллиан пристально посмотрела в глаза Дереку взглядом, полным любви. Потом, когда Дерек ритмично заскользил внутри нее, она закрыла глаза, обвила его руками за шею и отдалась во власть страсти. Чувство неземного восторга охватило Дерека, когда ее бедра легко поймали ритм, присоединяясь к чувственному танцу. Желание проникнуть друг в друга становилось все сильнее, переполняло каждую частичку их тел…

Миг — и все взорвалось слепящей вспышкой наслаждения, в тишине каюты сплелись в торжествующую песнь любви их страстные вскрики. Дерек крепко прижимал к себе Джиллиан, отзываясь всем телом на сладкие судороги ее разгоряченной плоти, самозабвенно принимавшей в себя горячую густоту его страсти.

Крепко сжимая бедра Джиллиан, он держал ее перед собой до тех пор, пока страстные спазмы не пошли на убыль. Тогда он накрыл ее приоткрытые губы нежным долгим поцелуем. Она подняла на него затуманенный взгляд, и он тихо прошептал:

— Вот этого я и хочу от тебя, Джиллиан. И в этом ты не можешь мне отказать, потому что хочешь того же, — осознание его правоты пронзило Джиллиан сладкой болью. Дерек, прочтя в глазах женщины молчаливое признание, легко поднял ее на руки и понес к койке.

Больше они не сказали друг другу ни слова, и спустя несколько минут Дерек так же молча ушел.

— Так все-таки где она, Джуба? — Ласковая улыбка Роберта Дорсетта не могла обмануть рабыню. Они стояли на ступенях главного входа в дом, и перепуганная негритянка тряслась под пристальным взглядом своего хозяина.

— Я спросил, куда уехала твоя хозяйка. И я жду ответа, Джуба, — ровным голосом проговорил Роберт.

Стройная рабыня поднесла мелко дрожащую руку к кофейного цвета щеке.

— Джуба точно не знать, масса. Куако ехать сегодня утром на экипаж, и хозяйка ехать с ним. Джуба больше не знать.

Роберт молчал, и улыбка медленно сползала с его лица. Яркое утреннее солнце едва успело брызнуть на остров своими лучами, а он уже выскользнул из постели и начал одеваться, чтобы ехать на плантации. Уехал он из дома крайне неохотно. Если бы не нужда лично проследить за сбором урожая, он наверняка остался бы дома и понежился в постели, ублажая свою красавицу супругу. Ничто не доставляло ему большего наслаждения, чем это. Он был просто ненасытен. Хотя и понимал, что, к примеру, накануне своими шалостями выжал ее, как лимон. Вот она и спала как убитая, когда ему пришло время вставать. Он искренне полагал, что Эммалина в лучшем случае проспит до полудня.

Знакомая тревога зашевелилась в душе Роберта. Любимая, прекрасная Эммалина… поглощенная только собой, коварная и хитрая, порой немилосердно жестокая…

Ему следовало бы лучше знать свою супругу, как следовало бы знать, что страх Джубы перед непредсказуемой вспыльчивостью хозяйки был настолько велик, что она просто не осмелится рассказать ему больше. И он, по правде говоря, не мог осуждать за это несчастную рабыню. Роберту довелось слышать некоторые угрозы Эммалины, от которых у него самого кровь стыла в жилах.

Солнце нещадно жгло плечи Роберта, и от этого он чувствовал себя еще неуютнее. Он снова, на этот раз намного мягче, обратился к рабыне:

— А когда уехала твоя хозяйка?

— Это утро.

— А в котором часу? — и Роберт машинально взглянул на небо. Солнце еще не добралось до зенита.

— Рано, масса.

— Скажи-ка, а она…

Звук приближающегося экипажа прервал расспросы Роберта. Он невольно посмотрел в сторону дороги, куда показывала пальцем Джуба, с явным облегчением причитая:

— Вот миссус возвращаться, масса! Вот миссус возвращаться! Джуба идти дом, да, масса?

Роберт кивнул, и рабыня торопливо юркнула в открытую дверь. Он повернулся и стал ждать. Мысленно он уже давно был готов к такому повороту событий, поскольку ждал этого с тех пор, как в порту появился корабль капитана Эндрюса.

Экипаж остановился, и у Роберта разве что рот не раскрылся от изумления. Если бы он не знал хорошо свою жену, то подумал бы, что Эммалина только что плакала!

— Роберт… — Эммалина буквально вцепилась в его руку. У нее дрожал голос. — Ты не представляешь, какое у меня было ужасное утро.

Обвив рукой ее талию, Роберт привлек Эммалину к себе и почувствовал, что она вся дрожит. Обеспокоенный, он крепче обнял жену и заглянул ей в лицо:

— Эммалина, дорогая, что случилось?

— Все, ты представляешь, все получилось хуже некуда, — сделав над собой видимое усилие, ответила Эммалина. — Я специально встала пораньше… чтобы спокойно подобрать себе новые платья у мадам Луизы. Ехали в город по такой жаре, в такой пыли… Просто дышать было нечем! Ужас! А когда я попала туда… — Эммалина сжала губы в узенькую полоску, — платья оказались просто кошмарными… что покрой, что цвет. Я тут же ушла. — В голосе Эммалины появились жалобные нотки. — На обратном пути Куако правил так, словно в первый раз сел на козлы, мы подскакивали на каждой рытвине и колдобине, в конце концов, я приказала ему остановиться, потому что меня тошнило!

— О, бедная моя, бедная.

Эммалина слегка отклонилась назад и посмотрела на мужа мокрыми от слез глазами:

— Дорогой, я так рада, что ты оказался здесь. Ты всегда умеешь приободрить меня, мой милый Роберт.

Роберт поцеловал жену в дрожащие губы и повел к дому, ласково приговаривая:

— Ты устала, моя дорогая. Тебе необходимо отдохнуть. Мы сейчас поднимемся наверх, и ты отдохнешь… вместе со мной. — С трудом, удержавшись от искушения рассмеяться в ответ на ее короткий настороженный взгляд, Роберт зашептал ей на ухо: — Мы попросим Джубу принести нам наверх чего-нибудь перекусить, а потом я буду любить тебя так, как никогда не любил. Мы проведем весь день, наслаждаясь, друг другом. — Внимательно следя за выражением лица жены, Роберт как бы задумался и естественным тоном добавил: — А завтра мы отправимся к этому твоему обожаемому ювелиру и закажем ему золотые серьги, о которых ты столько вздыхала… ну, те, с изумрудами, они так идут к твоим глазам.

— О, Роберт, — попыталась улыбнуться Эммалина, — ты просто чудо.

Поднимаясь по лестнице вслед за Эммалиной, Роберт с симпатией смотрел на жену. Все признаки были налицо: капитан Эндрюс выставил ее вон.

Роберт вздохнул про себя. Он был искренне благодарен капитану за то, что тот оказался намного более сильным человеком, чем он мог надеяться. Но он помнил и о том, что ни на секунду не должен терять бдительность, — Эммалина была весьма решительной молодой особой.

Взгляд Роберта посуровел. В своей решительности Эммалина была под стать ему самому.

С этой мыслью Роберт вошел вслед за женой в спальню и с улыбкой увлек ее на кровать.

После долгих стараний Джиллиан, наконец, собрала пышную гриву своих волос в пучок и кое-как заколола на затылке. Но отдельные прядки так и не удалось прихватить, и Джиллиан нахмурилась. Она была недовольна собой. Столько времени потратить на причесывание, вместо того чтобы давно уже быть с Одри!

При воспоминании о словах Дерека у нее жаром вспыхнули щеки. Дерек — ее хозяин, владелец. Она принадлежит ему. Как вещь. Он слишком часто — и оскорбительным тоном! — напоминал ей об этом. Но Джиллиан знала, что ей ничего не сделать с теми чувствами, которые она в глубине души испытывала к этому человеку.

Рассерженный Дерек… Мрачный Дерек… Неуступчивый Дерек… Властный Дерек… Любящий Дерек. И все это один человек. Но каким бы он ни был, чувства ее не менялись, и Джиллиан задавалась вопросом, сможет ли она остаться прежней, когда он больше не захочет ее.

Рассердившись на себя, она широко распахнула дверь, вышла в коридор и, охваченная раскаянием, решительно направилась к двери каюты Одри. Бедная девочка, она, наверное, вся испереживалась…

Ей вдруг пришло в голову, что Одри вполне могла быть свидетельницей ссоры между Дереком и его рыжеволосой посетительницей. Она Бог знает, что могла подумать… Джиллиан легонько постучала и, не услышав ответа, толкнула дверь.

Каюта была пуста. Ошарашенная, Джиллиан растерянно огляделась. Саквояж Одри стоял на своем месте, койка аккуратно застелена. Но где же сестра?

Торопливо поднявшись на палубу, Джиллиан сощурилась от яркого солнечного света и встревожено осмотрелась, потом подбежала к поручням и посмотрела на пристань. Никого.

Куда пропала Одри?

Джиллиан запаниковала и в этот момент почувствовала на своем плече тяжелую, сильную руку. Дерек. На лице ни следа от недавней нежности, глаза обдают холодом.

— Что случилось? — требовательно спросил он.

— Я… я потеряла Одри.

Рука Дерека сильнее сжала ее плечо.

— Она ушла.

— Ушла?

— Да. Ушла работать.

Джиллиан на какое-то время потеряла дар речи.

— Работать? А куда?

— В таверну «Королевские стрелки».

— В таверну! — ахнула Джиллиан. — Одри?! — Молодая женщина почувствовала, как у нее от лица отхлынула кровь. — Да ты шутишь!

— Я никогда не шучу, — сжал губы Дерек. — С этого утра она будет работать там на кухне. Там же будет работать и Гибсон, пока не придет время отправляться в обратный путь.

Одри работает… Боже мой… Все поплыло перед глазами Джиллиан, однако вспыхнувший гнев быстро привел ее в себя.

— А что же я?

— О чем это ты? — подозрительно глянул на нее Дерек.

— Да о том самом! Почему ты меня не отправил вместе с ними?

На скулах Дерека заиграли желваки.

— Потому что ты там работать не будешь. У тебя другие обязанности.

Лицо Джиллиан залил яркий румянец.

— Значит, мне предписано оставаться на корабле и удовлетворять все твои прихоти, а моя сестра будет гнуть спину на грязной кухне в таверне! А кто шляется по тавернам, я знаю не хуже тебя!

— Ты что, думаешь, я совсем дурак? — напрягся Дерек. — Я прекрасно знаю, что Одри — красивая женщина, и приказал Гибсону не спускать с нее глаз. Он знает, что ему грозит, если он нарушит приказ.

— Я не сомневаюсь в добрых намерениях Кристофера! Он и без твоих приказов защитит Одри просто потому, что переживает за нее так же, как переживает за меня!

— Вот как? Тогда, пожалуй, для Гибсона будет лучше поменьше переживать! Переживание затуманивает мозги.

— О, конечно, это ужасно, когда человеком движет беспокойство за другого, — деланно улыбнулась Джиллиан. — Полагаю, мне следует быть благодарной за то, что подобное чувство вряд ли когда-нибудь окрасит наши отношения. — Джиллиан замолчала, стараясь справиться с неожиданным приступом тошноты. Несколько раз, глубоко вздохнув, она продолжила: — В любом случае я предпочитаю работать вместе со своей сестрой.

— Здесь выбирать не тебе.

— Вот как? — Теряя власть над собой, Джиллиан попыталась стряхнуть с плеча руку Дерека; — Отпусти меня! Я сама разыщу этих «Королевских стрелков»!

— Ты никуда не пойдешь!

— Нет пойду!

— Черт возьми, я сказал нет — значит, нет! — Прежде чем она успела что-либо предпринять, Дерек резким движением подхватил ее на руки. Джиллиан громко протестовала, билась и извивалась, отчаянно стараясь высвободиться. Она не заметила, что поднятый ею шум привлек внимание матросов, с любопытством наблюдавших, как их капитан нес Джиллиан вниз по тому самому трапу, по которому она лишь несколько минут назад поднялась на палубу. Она все еще продолжала возмущаться, когда Дерек плечом распахнул дверь их каюты, вошел и захлопнул ее ногой. Наконец он поставил ее на пол.

— Никогда больше так не делай, — тихим, но полным угрозы голосом сказал Дерек.

Джиллиан прямо встретила его взгляд и вызывающе спросила:

— Не делать чего?

— Никогда не перечь мне!

— О, простите… хозяин.

— Джиллиан… — Дерек схватил ее за руки и с силой сдавил тонкие запястья. — Неужели ты действительно думаешь, что я позволю тебе работать в таверне «Королевские стрелки»? Допущу, чтобы на тебя похотливо пялились и отпускали всякие мерзкие шутки?

— Но ты, не задумываясь, отправил туда мою сестру!

— Твоя сестра под надежной охраной.

— И я была бы под надежной охраной!

— Нет, ты не была бы. Ни одному мужчине не позволено защищать тебя. Это могу делать только я.

Джиллиан на миг онемела и с недоверием взглянула на Дерека:

— Да это бред какой-то! Кристофер вполне может… — Дерек бесцеремонно прервал ее взмахом руки.

— Я же ясно сказал — никто, кроме меня. — Надежды рушились одна за другой, и гнев Джиллиан достиг опасного предела.

— Убери от меня руки! Я не собираюсь праздно проводить время, когда моя сестра работает в портовой таверне!

— Ты будешь делать то, что прикажу тебе я.

— И не подумаю!

— Ты будешь делать это, даже если мне придется запереть тебя здесь!

Презирая себя за брызнувшие из глаз слезы, Джиллиан выдохнула ему в лицо:

— Да это верх унижения! Я тебе не наложница! И никогда ею не стану! Не выйдет, хозяин!

— Не тебе выбирать.

— А вот и мне!

— Джиллиан, предупреждаю тебя… Я буду делать все, что сочту необходимым. И если мне потребуется перепродать колониальный контракт твоей сестры…

У Джиллиан перехватило дыхание.

— Ты не сделаешь этого! Ты не посмеешь разлучить меня с Одри.

Дерек ничего не ответил.

Он, наконец, отпустил ее руки и осторожно убрал со щеки прилипшую серебристую прядку. Джиллиан взглянула ему в лицо и вдруг увидела, что глаза его полны неподдельной боли. С трудом, шевеля губами, он прошептал:

— Твоя сестра в полной безопасности, и к этой теме я больше не собираюсь возвращаться.

Он вышел, плотно закрыв за собой дверь. Джиллиан осталась один на один с жестокой реальностью жизни.

— Да нет, Кристофер, не беспокойся. Все в порядке. — Кухня таверны «Королевские стрелки» насквозь пропахла дымом и запахом плохо прожаренного мяса. Из зала доносился гул мужских голосов, к которому примешивались звон посуды, громыхание сковородок, крики сбившейся с ног прислуги. Одри повернулась и направилась к стоявшему в углу разделочному столу.

Заверения Одри были совершено бесполезны. Кристофер беспокоился, и очень сильно. Он беспокоился с того самого момента, когда капитан приказал ему и Одри явиться на работу в таверну. Произошло это сразу после утреннего скандала, который учинила в капитанской каюте рыжеволосая мегера. Капитан пребывал в отвратительном настроении, и Кристоферу очень не хотелось оставлять Джиллиан одну на весь день. Ему весьма не понравился и приказ капитана охранять Одри в таверне, где ее необычайная красота наверняка привлечет внимание. Как будто он не встал бы на ее защиту без всяких приказов!

Кристофер скрипнул зубами, стараясь унять поднимающийся гнев. Капитану его не обмануть! Понятно, что негодяй отдал этот приказ отнюдь не из-за беспокойства за Одри. Он сделал все это умышленно, только ради того, чтобы еще раз напомнить им, кто здесь хозяин.

От возмущения у Кристофера даже горло перехватило. Он бросил взгляд на Одри, вновь и вновь пытаясь понять выражение ее лица. Девушка уже стояла за разделочным столом и на удивление умело и ловко раскатывала тесто, которое она же часом ранее замесила. Несколько быстрых движений ножом, проворный бег пальцев, мягкий шлепок о противень — и очередной пирог с мясом готов для духовки. Личико Одри раскраснелось от стоявшей на кухне духоты, но выражение его оставалось неизменным — доверие. Это, трогательное доверие продолжало поражать его.

Кристофер посмотрел в сторону жены хозяина таверны. Она сидела в углу кухни, положив опухшую ногу на стоящую перед ней табуретку. Он заметил, что хозяйка следила затем, как управляется Одри, с каким-то радостным изумлением. Какой контраст с тем, как она утром встретила ее, презрительно скривив губы при виде хрупкой красоты девушки, при звуках ее негромкой мягкой речи.

Кристофер, продолжая механически чистить картошку, насыпанную в мешок, увидел, как мальчик, прислуживающий в таверне, забрал со стола у Одри противень с пирогом и вынес его наружу. Девушка украдкой несколько раз поглядывала в сторону сидевшей хозяйки, явно не решаясь на что-то. Наконец она подошла к женщине и, наклонившись к ее уху, заботливо зашептала. Та о чем-то спросила, и согласно кивнула. Пораженный, Кристофер увидел, что Одри начала осторожно разматывать грязные тряпки на ноге женщины, и быстро вскочил, заметив, что девушка побледнела и пошатнулась, сняв последнюю тряпку. Он мгновенно оказался рядом, и Одри судорожно схватила его за руку.

— Боже мой, Кристофер… ты только посмотри!

— Да… Прескверная рана, точно, — поморщилась хозяйка, бросив взгляд на свою страшно распухшую ногу. — Опрокинула на себя кастрюлю с кипящим жиром, и вон чего вышло. Все не заживает и не заживает. Мистер Хили сказал, что коли так, то надо кого-нибудь нанять на мое место, — миссис Хили подняла глаза на Одри и усмехнулась: — А когда ты заявилась сюда со своей смазливой мордашкой и этакими манерами, я подумала, что очень скоро мне снова придется мучиться за разделочным столом. Однако ошиблась. Ты, дорогуша, знаешь свое дело. Лучшего я и пожелать не могла.

Гладкий лоб Одри прорезала озабоченная морщинка.

— А вы обращались к доктору? Вы же понимаете, что рана ужасно гноится.

— А как же! — всхлипнула миссис Хили. — Мистер Хили позвал доктора Кларка. Старый шарлатан приперся и, не помывши рук, обмазал мне всю ногу салом! — Тут миссис Хили еще раз всхлипнула. — А мне кажется, что лучше бы он и вовсе не приходил…

Одри колебалась лишь какое-то мгновение.

— Миссис Хили, я… я выполнила все ваши поручения. Пирог с мясом уже в духовке, за ним следит Джон. Жаркое скоро будет готово, овощи поставлены на огонь, а когда Кристофер дочистит картошку, останется только порезать ее на сковороду. — Она помолчала. — Мне, правда, надо бы еще замесить тесто для печенья… Но если вы мне позволите, то, может, прежде я попробую сделать что-нибудь с вашей ногой.

Кристофер предостерегающе положил ладонь ей на плечо.

— Одри, ты же ничего не понимаешь во врачевании!

— Нет, Кристофер, понимаю! — Одри взглянула на него своими ясными голубыми глазами, и он мгновенно утонул в их сиянии. — Я умею! Сколько раз соседские дети обжигались точно так же. Мать у них давно умерла, и я их поддерживала, чем могла. Конечно, доктор Фостер лечил не так, как я, но дети, во всяком случае, поправлялись. — Она повернулась к пожилой женщине, недоверчиво смотревшей на нее: — Я совсем не хочу вас пугать, миссис Хили, но вы, наверное, понимаете, что случится, если ваша нога не заживет.

— Да, конечно… — Голос хозяйки заметно дрогнул. — Старый шарлатан уже предупредил меня, что, может, придется совсем отнять ногу.

Глаза Одри наполнились слезами.

— Я не хотела бы увидеть вас без ноги, миссис Хили. Надеюсь, вы все же позволите мне попробовать вам помочь.

Когда хозяйка задумалась над предложением Одри, Кристофер мысленно перенесся в прошлое. Здесь, в кухонной суете, перед ним вдруг возникла новая, незнакомая Одри, совсем не похожая на то безмолвное, ни в чем не уверенное беспомощное существо, что он знал раньше. Ему подумалось, что это только начало и Одри еще много раз будет удивлять его. Но тут заговорила миссис Хили:

— Во многом ты права, конечно. По правде, говоря, с каждым днем в ноге жжет все выше и выше и болит сильнее. А если ты попробуешь, то хуже не будет, верно?

Тут Одри вновь поразила его. Она ласково взяла женщину за огрубевшую от работы руку и мягко, утешающе проговорила:

— Вам нелегко придется… ну, когда я буду очищать рану. Поначалу может быть очень больно, вы тогда потерпите, хорошо?

— Я что, младенец что ли? — вдруг возмутилась женщина. — Терпела раньше, потерплю и сейчас.

И Кристофер просто ошалел от красоты смущенной улыбки Одри, когда она с благодарностью сказала:

— Спасибо вам за доверие. Я сделаю все, что смогу. — Одри повернулась, чтобы отойти, но голос миссис Хили остановил ее:

— Что тебе понадобится?

— Теплая вода… мыло и чистые тряпки, чтобы смывать гной.

— Что стоишь как столб! — прикрикнула миссис Хили на Кристофера. — Слышал, что она сказала? Принеси воды и поставь на огонь. И не отходи, может, еще чего будет нужно.

Чуть позже, когда Кристофер поднимал из колодца ведро, кто-то мягко подергал его за рукав. Он обернулся и встретил озабоченный взгляд Одри.

— Ты не принимай близко к сердцу грубость миссис Хили, Кристофер. Она очень волнуется за свое здоровье, понимаешь?

Кристофер взял руку Одри и слегка сжал ее.

— Ты уверена, что справишься? У нее такая кошмарная, просто жуткая рана.

— Кристофер… — Щеки Одри порозовели от волнения. — Я понимаю, что тебе трудно поверить в меня, ведь ты видел меня совсем другой все время.

— Да нет, Одри, я просто…

— Кристофер, я не осуждаю тебя! Большую часть своей жизни я во многом зависела от Джиллиан. Но я хорошо знаю, как помогать больным людям. Мне это совсем не трудно, понимаешь? И не мучай себя сомнениями насчет моих способностей в этой области.

— Я больше не подвергну сомнению твои способности, Одри, — нахмурился Кристофер.

С повлажневшими глазами Одри молча кивнула и быстро пошла обратно в кухню. Подхватив ведро с водой, Кристофер зашагал следом, стараясь скрыть свою тревогу.

День начал клониться к вечеру. Эммалина, полулежа в ванной, лениво взглянула в окно на темнеющее небо. Роберт час назад все-таки вернулся на плантации. По губам женщины скользнула улыбка. Она настояла на этом, особенно после того, как он сполна выполнил свое обещание поразвлечь ее в послеполуденные часы.

Эммалина с удовольствием обильно намылила душистым мылом свои тугие округлые груди. По правде, говоря, в трудные минуты Роберт становился для нее самым большим утешением. Он великолепно умел успокоить и ее уставшее тело, и взбудораженную душу. Особенно изобретателен он был в любовных утехах. Эммалина не могла бы точно сказать, сколько раз за эти часы он доводил ее до высшей точки наслаждения и все-таки сумел стереть из ее памяти утренние неприятности. Она не переставала удивляться выносливости мужа.

Эммалина вновь улыбнулась. Годы все равно возьмут свое. Это очень помогало ее тайным замыслам. Она ведь не случайно уговорила мужа вернуться на плантации сразу после этих часов любви. Роберт уехал, не отдохнув, и ей было прекрасно известно, что когда он вернется вечером, то заснет, едва коснувшись головой подушки, и уже до утра его пушкой не разбудишь.

Эммалина перестала улыбаться. От ее свободы сейчас зависело очень многое.

Перед ее глазами снова возникло красивое лицо Дерека, и притихшая было ярость вспыхнула с новой силой. Негодяй! Он, видите ли, предпочел ей эту бесцветную девку! Да нет — двух бесцветных девок! Ну что ж, она ему покажет…

Взглянув еще раз в окно, Эммалина нахмурилась и, расплескивая воду на натертый паркет, быстро поднялась из ванны. Вода потоками лилась с ее прекрасного тела.

— Джуба! Сколько же можно звать! — зло крикнула Эммалина.

Молодая негритянка торопливо подбежала к хозяйке, протягивая широкую банную простыню. Эммалина завернулась в нее и величаво ступила из ванны на пол.

— Скажешь слугам, чтобы вели себя тихо. Масса будет отдыхать до самого утра, — высокомерно бросила она служанке. — Если он все же проснется и спросит, где я, пусть они отвечают, что меня позвали к заболевшей миссис Линдхэм. И тогда сразу посылай за мной. Поняла?

— Джуба понимать.

— Если что-то будет не так — ну, если масса что-то разузнает и расстроится из-за, этого, первой будешь наказана ты. Это тоже понятно?

— Джуба понимать, — испуганно пролепетала рабыня.

— А сейчас я хочу еще немного отдохнуть. Скоро вернется масса. Скажешь ему, что я жду его здесь, в спальне. — Эммалина небрежно сбросила на пол мокрую простыню и, подняв руки, вытащила из волос шпильки. Тяжелые огненно-рыжие волны бесшумным потоком хлынули на обнаженные плечи. Слегка тряхнув головой, Эммалина негромко добавила: — Уж я постараюсь, чтобы масса крепко спал этой ночью.

Джуба, переминаясь с ноги на ногу, чуть замешкалась, и Эммалина резко прикрикнула на нее:

— Ну что ты копаешься? Пошла вон!

С удовлетворением посмотрев вслед боязливо шмыгнувшей за дверь служанке, Эммалина повернулась к кровати. Ее слегка удивляло, что она ждет возвращения Роберта даже с каким-то радостным нетерпением.

Посмотрев на свое отражение в зеркале, молодая женщина самодовольно улыбнулась. Она выбрала на туалетном столике один из флаконов и слегка брызнула духами на шею, груди и на ноги. Эммалина засмеялась. Именно от этого запаха Роберт буквально сатанел. И теперь старому дурачку будет все мало и мало. Отлично, просто отлично.

Напевая, Эммалина заботливо расправила вышитое постельное белье и улеглась, небрежно разбросав по подушке огненные пряди.

Ждать ей пришлось недолго.

Громко хлопнула входная дверь. Эммалина услышала неразборчивое бормотание Джубы, потом голос Роберта. Быстрые шаги на лестнице, и дверь спальни открылась.

Радостно улыбаясь, Эммалина протянула руки навстречу вошедшему мужу.

— День прошел хорошо, правда?

Одри покосилась на Кристофера. Они не торопясь, шли по вымощенной булыжником улице, которая вела прямо в порт. Их первый рабочий день в «Королевских стрелках» закончился. Солнце уже начало садиться в море, небо темнело. Близился вечер. Они возвращались на «Воина зари», как им и было приказано сегодня утром. Девушка, заметив, что Кристофер продолжает хмуриться, осторожно добавила:

— Кажется, миссис Хили осталась довольна нашей работой, а ее нога вроде уже не так сильно болит.

— Да.

Поколебавшись, Одри все же решилась заметить:

— Ты волнуешься за Джиллиан. — Кристофер молча кивнул.

— Я целый день повторяла себе, что с ней все в порядке… Капитан хорошо о ней заботится. Она же дорога ему, как ты думаешь?

— Еще как дорога, — процедил сквозь зубы Кристофер. Краска бросилась в лицо Одри. Она изо всех сил старалась не отстать от быстро идущего Кристофера.

— Кристофер, погоди…

Неуверенность в ее голосе заставила юношу остановиться и обернуться к ней. Одри еще утром заметила в его светлых глазах беспокойство. К концу дня оно только возросло, и теперь его глаза выражали неприкрытую тревогу.

— Мне хотелось бы… — запинаясь, начала Одри и замолчала.

Она решила не продолжать, поняв, что это бесполезно. Ей не по силам облегчить страдания Кристофера, унять боль в его душе, которая, как она уже давно знала, мучила юношу всякий раз, как он видел Джиллиан и капитана вместе. И она не могла стать для Кристофера той женщиной, которая ему нужна, просто потому, что не была Джиллиан. Она была всего лишь Одри, со всеми своими слабостями. Ее любви, даже если она отдаст ее всю до капли, едва ли будет достаточно.

— Что случилось, Одри?

Кристофер волновался за нее, и она знала это, но любил он Джиллиан. Занятая этой странной мешаниной из противоречивых и зачастую неясных чувств, Одри машинально задала вопрос. Лишь когда он сорвался с ее губ, она поняла его смысл.

— Кристофер, что с нами будет? — Кристофер посмотрел ей в глаза и ответил честно, отчего лицо его помрачнело еще больше:

— Одри, Одри, хотелось бы мне это знать… — Они начали чуть ли не бегом подниматься по трапу, как вдруг Одри резко остановилась: из тени им навстречу выступила Джиллиан. Голос сестры был исполнен глубокого беспокойства, когда она спросила:

— Ну, как ты, Одри?

— Все хорошо.

Лицо Джиллиан исказилось, и Одри невольно сделала шаг назад. Если бы она не знала свою сестру, то подумала бы, что та с трудом удерживается от рыданий.

— Я так переживала за тебя, когда узнала о твоей работе в таверне, — охрипшим голосом проговорила Джиллиан. — А потом Дерек… а потом я узнала, что с тобой Кристофер. — Джиллиан с какой-то жалкой улыбкой взглянула на Кристофера. — Я знала, что он не даст тебя в обиду. Спасибо, Кристофер.

Юноша ничего не ответил. Сестры направились к трапу, который вел к каютам, и тут Одри, не веря себе, вдруг поняла, что теперь она помогает идти Джиллиан.

Сердце Одри сжалось от боли.

Джиллиан, Боже мой, бедная Джиллиан…

Грохот барабанов становился все громче, все сильнее. Эммалина торопливо шла по плохо различимой в темноте лесной тропинке. Она опаздывала!

В боку немилосердно закололо, но Эммалина лишь прибавила шагу. Черт возьми, что это сегодня нашло на Роберта! Если бы она не знала его так хорошо, то решила бы, что он воспользовался оби, чтобы овладеть секретом юношеской неутомимости. Она была уверена, что после их последней близости он просто провалится в сон. Не тут-то было! И откуда только силы взялись у старого козла!

Эммалина споткнулась и чуть не упала. Выругавшись, она все же удержалась на ногах и заторопилась дальше. В конце концов, ей пришлось бросить щепотку порошка мужу в чай, и он, наконец, утихомирился. Но до этого он успел так измотать ее, что у нее едва достало сил подняться с постели.

Эммалина задохнулась и вынуждена была остановиться. Она едва дождалась, когда Роберт начал тихонько похрапывать. Одеваясь на ходу, она выбежала из дома, твердо решив, что сегодня ночью ничто не сможет помешать ее планам.

Выйдя на край знакомой поляны и едва не оглохнув от грохота барабанов, Эммалина увидела, что танец вокруг костра уже начался. В воздухе разносилось ритмичное притопывание босых ног танцоров. Лающий многоголосый ритуальный возглас сливался в громкий хор. То там, то тут человек, охваченный вошедшими в него духами, начинал, бешено вертеться на одном месте, и на эбеновых блестевших от пота телах играли отблески высоко взлетавших языков пламени.

Все еще не отдышавшись, но уже завороженная таинством, Эммалина вглядывалась в мечущиеся фигуры в поисках Уильяма Гну, но его нигде не было видно. Все больше и больше танцоров валились на землю, и в ней начало расти беспокойство. Уильям Гну все не появлялся..

В конце концов, беспокойство превратилось в ярость.

Да как он посмел! Уильям Гну, при всех его знаниях черной магии, прежде всего раб! Он собственность Роберта, а поэтому и ее собственность! И у него хватило наглости всучить ей бесполезный амулет! И назвал-то как — глаз Пуку! Нашел дуру! Ну, ничего, на этот раз она добьется от него настоящего амулета, с настоящей магической силой. И тогда для Дерека будет существовать только она одна!

Не обращая внимания на толпу исступленно пляшущих негров, Эммалина направилась через всю поляну прямо к стоявшей в глубине хижине. Чем ближе она подходила, тем медленнее становились ее шаги. Изнутри раздалось какое-то урчание, потом постанывание. Эммалина шагнула через порог и уставилась на копошащуюся пару, совокупляющуюся прямо на грязном, заплеванном полу около еле тлеющего костерка.

Едва у нее с губ слетели первые гневные слова, как мужчина мгновенно поднял голову и уставился на нее.

— Ты — грязный похотливый козел! — прошипела Эммалина в поднятое к ней широкое неподвижное черное лицо. — А ну встань немедленно или всю жизнь будешь раскаиваться в своем непослушании!

Приподнявшись над лежащей под ним женщиной, раб встал во весь свой внушительный рост. Женщина в страхе потянулась за своей одеждой. Прижав ее к себе, голая рабыня опрометью кинулась из хижины в спасительную темноту. Эммалина даже не удостоила ее взглядом. Она неторопливо оглядывала стоявшего перед ней голого Уильяма Гну. Ее взгляд скользнул по скуластому лицу, по неимоверно широким плечам, по мощной выпуклой груди и, наконец, задержался на его инструменте любви, который вздымался вверх, переполненный нерастраченной силой. На лице негра не дрогнул ни один мускул.

Эммалина сунула руку в карман, вытащила амулет, который он дал ей несколько дней назад, и презрительно швырнула ему в лицо.

— Уильям Гну — гнусный мошенник! Пуку покинул его! Он теперь буффуто! У него нет силы! — Лицо негра помрачнело.

— Уильям Гну говорить Пуку. Пуку дать сильный оби.

— Твой оби совсем без силы! То, что ты наскреб в пыли, — грязь и больше ничего! Ты не можешь видеть глазом Пуку! И говорить его голосом тоже не можешь!

Глаза Уильяма Гну угрожающе сузились.

— Уильям Гну смотреть. Он видеть, что видеть Пуку…

Огромный негр повалился на колени перед костром. Откуда-то из-за спины он вытащил уже знакомый мешочек и бросил щепотку порошка в огонь. Языки пламени взметнулись вверх, костер, разбрасывая искры, неистово затрещал, и Эммалина невольно шагнула вперед. Уильям Гну неотрывно смотрел на завораживающий танец огненных языков. Его могучее тело начало слегка раскачиваться из стороны в сторону, и он заговорил. Заговорил очень медленно, низким, глухим голосом:

— Мужчина не смотреть на женщина с волосами, как огонь. Он выгонять ее. Он иметь два женщина с волосами, как луна. Но он спать только с одна…

— Идиот! — взбеленилась Эммалина. — Жулик! Даже если он спит только с одной — это уже много! Ты же сам сказал, что он мой! Ты же сам сказал, что Пуку сделает его только моим!

Уильям Гну бесстрастно вглядывался в пляшущее пламя. Тело его безостановочно раскачивалось, а он продолжал монотонно бормотать:

— Глаз Пуку быть туман. Он не видеть сила против его.

— Сила? Что может быть сильнее Пуку? — поразилась Эммалина. И ахнула: — Светловолосая девка — ведьма! Ты об этом мне говоришь?

Уильям Гну молчал.

— Ответь мне!

— Пуку видеть… Пуку видеть…

— Да что, черт возьми, видит Пуку?

— Пуку видеть другой мужчина хотеть этот женщина. Он приходить из тьма. Он искать этот женщина… — У Эммалины расширились глаза.

— Еще один мужчина? Кто он?

— Он за спина сильный колдовство мертвых. Он брать этот женщина…

— Да кто же он?

— Он есть… Он есть…

Костер неожиданно ярко вспыхнул, осыпав Уильяма Гну дождем обжигающих искр. Негр отпрянул назад и резко повернулся к Эммалине. Его вытаращенные глаза наполнял такой животный страх, что не заметить этого было невозможно. Весь дрожа, Уильям Гну прохрипел:

— Этот бакра — черт искать женщина с волосами, как огонь. Он говорить найти этот женщина, а когда найти, он…

— Он разыщет меня? — Внутри у Эммалины все задрожало. — Когда? Поздно ночью? Скажи мне, кто он!

— Больше нет…

— Негодяй!

— Больше нет…

Застыв от охватившей ее злости, Эммалина смотрела, как Уильям Гну прошел мимо нее и растворился в темноте. И тут барабаны внезапно смолкли. И тогда она поняла.

Бакра — черт, белый хозяин-черт, о котором ей рассказал Уильям Гну, — это ключ. Кем бы он ни был — это ключ.

В каюте темно… Сквозь иллюминатор струится рассеянный лунный свет… Шорохи…

Джиллиан чувствовала, что Дереку тоже не спится. После утреннего выяснения отношений они не обменялись и парой слов. Молчание тяжелым грузом лежало между ними, и это тягостное молчание она решилась нарушить, прошептав:

— Дерек… — Ни слова в ответ, но Джиллиан почувствовала, как он напрягся, ожидая продолжения. То, что она собиралась сказать, было самым трудным из всего сказанного ею до этого.

— Я хочу попросить тебя об одной любезности. — Снова молчание, а затем негромкий вопрос:

— Какой?

— Я хочу, чтобы ты сказал мне… Мне нужно знать, что ждет меня завтра… Как долго ты намерен оставаться на Ямайке… и куда ты собираешься отправиться.

— Зачем тебе это? — Джиллиан вздохнула:

— Мне было бы легче, если бы я знала об этом. — Когда Дерек заговорил, голос его звучал непривычно мягко:

— В мои намерения не входит причинять тебе страдания, Джиллиан.

— Я знаю, Дерек.

Наступило долгое молчание. Наконец он сказал:

— Наш ремонт в море был сделан на живую нитку, лишь бы дойти. Я должен быть абсолютно уверен, что судно готово к выходу в море. Только после того, как у меня не останется никаких сомнений на этот счет, я смогу заключить контракт на доставку нового груза и поднять якорь.

— И тогда Кристофер присоединится к команде? — Секундное замешательство.

— Да.

— А что будет с Одри и со мной?

— Ремонт потребует много времени.

— А потом?

— Я сказал тебе все, что мог.

— Дерек, я хочу…

— Джиллиан… — Дерек притянул ее к себе. Она почувствовала, как ее окутывает его сила. В его голосе послышались нотки отчаяния, когда он прошептал, обдавая ее щеку горячим дыханием: — Ничто не изменилось. И ничто не изменится. Что бы ни случилось, ты все равно будешь только моей.

— Дерек, послушай…

Но ее слова растворились в долгом поцелуе. Джиллиан потянулась к нему, и тревога ушла. На какое-то время.

Глава 14

На кухне таверны, стояла неимоверная духота. Кристофер, не сдержавшись, полушепотом выругался и огляделся. Вокруг царила та же суета, что встретила их с Одри, когда они на рассвете пришли в таверну. Он посмотрел на грязные, в потеках жира сковороды, громоздившиеся перед ним на полу, и снова выругался. Это была лишь малая часть той горы кастрюль, сковород, противней и тарелок, что он перемыл за последние недели работы в «Королевских стрелках». Кристофер подцепил пригоршню песка и бросил на сковороды. Этой маленькой хитрости он научился, когда драил палубу. Заработанные им за то время мозоли исчезли. Под ногтями не осталось грязи. Руки все больше и больше напоминали женские. Он с отвращением подумал, что, когда «Воин зари» пойдет в обратный путь, с такими руками его переведут из матросов в юнги.

Кристофер тяжело вздохнул. Больше он никогда не будет с пренебрежением относиться к женской работе, как делал это в прошлом. Эта работа оказалась тяжелой, грязной и страшно утомительной. Если бы не надо было защищать Одри от сброда, набивавшегося в таверну каждый вечер, он бы давно уже заявил капитану, что не намерен растрачивать свои силы в качестве прислуги.

Мимо него проворно пробежала Одри и отвлекла Кристофера от размышлений. Странно, но она, похоже, расцвела в однообразии кухонной работы. За то короткое время, что они трудились здесь, лицо ее обрело естественный цвет, а из глаз исчез страх, постоянно там присутствовавший на всем протяжении плавания.

Кристофер тут же мысленно поправил себя. Не далее как накануне он видел в глазах Одри страх. Но лишь до того момента, когда он отшвырнул в сторону пьяного деревенщину, который воспользовался беспомощностью девушки, когда ей пришлось вынести поднос в общий зал.

При одной мысли об этом случае Кристофера снова затрясло от гнева, и он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы привести свои чувства в порядок. Самое удивительное, что он так и не смог вспомнить свою первую реакцию на испуганный крик Одри. Также он не мог вспомнить, о чем подумал, когда, ворвавшись в зал, увидел, что она беспомощно отбивается от лапающего ее типа. Но вот что он запомнил: все вокруг вдруг заволокло багровой пеленой, он с силой схватил наглеца за ворот и с удивившей его самого яростью швырнул через весь зал.

И тогда Одри обняли уже его руки. Он слышал только, ее испуганное лепетание, когда нежно вел девушку обратно в кухню, где и оставался с ней, пока ее не перестало трясти. В тот момент он понял, что волшебное превращение Одри во многом произошло благодаря его присутствию рядом с ней. Именно оно и помогло ей вновь обрести уверенность в себе. И не играло роли, что миссис Хили была так же, как и он, возмущена хамством пьяного придурка, для которого двери таверны теперь закрылись навсегда. Одри был нужен он. Кристоферу вдруг открылось, что, если для счастья Одри потребуется его жизнь, он, не раздумывая, отдаст ее.

Так уж сложилось.

И так будет всегда.

И чтобы исполнить это, ему не нужен приказ капитана! Капитан просто сущий негодяй: сколько из-за него выстрадала Джиллиан! За последние две недели он смог перекинуться с ней лишь парой слов. К этому — он был уверен — приложил руку капитан. Кристофер уже достаточно наслушался смешков и пересудов, чтобы каждый вечер возвращаться на корабль с замиранием сердца. Капитан Эндрюс не выпускал Джиллиан из виду и даже сопровождал молодую женщину в ее ежедневных прогулках по городу. В таверне много и подолгу судачили об этих прогулках, о мрачных ревнивых взглядах, которыми капитан пронзал любого мужчину, больше одного раза взглянувшего в сторону Джиллиан, о его горделивой хозяйской походке и о том, как он изо всех сил избегал той стороны улицы, на которой стояло заведение Чарльза Хиггинса.

Кристофер презрительно фыркнул. Он считал недостойным своего гнева человека, выставлявшего себя на посмешище, вознамерившегося подчинить обеих сестер своей гордыне. Будь у него хоть малейший шанс, он бы…

Одри снова деловито проскользнула мимо и в очередной раз нарушила ход его мыслей. Он смотрел, как она, приветливо улыбаясь, присела около миссис Хили и начала менять повязку на ее ноге. Его внимание привлекала не больная нога, которой сейчас занималась Одри, но лицо девушки.

Кристофер не мог припомнить, по какой причине до сих не считал Одри красавицей, хотя с первого дня восхищался красотой Джиллиан. Ведь Одри была на редкость красива. И еще она обладала удивительной добротой, нежностью и преданностью. Всем этим обладала в избытке и Джиллиан, но использовала она эти достоинства по-своему.

Одри почти обрела былую цельность своей натуры. Она излечилась точно так же, как сейчас под ее руками заживала рана на ноге больной женщины.

У Кристофера перехватило дыхание. Не делай он всего этого ради Джиллиан, Одри так никогда бы и не выздоровела. Ради Джиллиан, которая все еще продолжала платить по счетам за жизнь своей сестры.

— Гибсон! Ты что, заснул, парень?

Кристофер обернулся на уже ставший знакомым голос мистера Хили. Хмурый вид молодого человека нисколько не устрашил дородного хозяина таверны, который отрывисто распорядился:

— Давай-ка пошевеливайся! Мисс Одри скоро понадобятся чистые сковороды для пирогов!

Мисс Одри?!

Кристофер заметил, что остальные даже внимания не обратили на уважительное обращение хозяина к своей самой юной работнице. Он знал, что это прозвучало очень забавно, но мысленно признал всю опасность смеха в этой ситуации. Без всяких усилий, просто оставаясь самой собой, Одри сделалась необходимой для стареющего хозяина и его больной жены. Кристофер задумался о том, что принесет им всем тот день, когда «Воин зари» вновь поднимет паруса.

Если Джиллиан и Одри разлучат, боль от этого будет непереносимой.

Оставшись на берегу одна, без близкого человека, Одри лишилась бы всего.

А он?.. — Кристофер ожесточенно набросился на сковороды.

— Я и говорю — он и есть тот самый!

— Ты уверен?

— Точно! — кивнул Петерс и внимательно оглядел темный проулок, в котором Барретт назначил ему встречу. Убедившись, что их никто не видит, он продолжил: — Пришлось, однако, повозиться, ух и пришлось! Мало кто хотел говорить про этого капитана Эндрюса, вот что я скажу. Они все думают, что он скверный малый, но главное не это. Главное, людей отпугивает один его вид, понимаете. Ни разу не улыбнется, плечи — во, напялил на себя все черное. А глазищи — страх! Говорят еще, что у него одежда и душа одного цвета.

Барретт с неприкрытым отвращением взглянул на топтавшегося перед ним человечка:

— Что ты мне тут стараешься доказать, Петерс? Что капитан Эндрюс…

— Ничего я не стараюсь доказать! — Огрызнулся Петерс, и лицо его гневно дернулось. — Я просто говорю, что вокруг про него думают. Все его боятся до смерти. Они говорят, что он таллава — служитель Гузу. Поэтому мне так долго пришлось разузнавать то, о чем меня попросили.

Барретт громко расхохотался. Его грубый, язвительный смех эхом заметался по узкому проулку. Отсмеявшись, Барретт заметил:

— Значит, они думают, что ему помогает колдовство? — Он снова хохотнул. — Лучше бы они назвали его чертом… Это прозвище больше ему подойдет, потому что я предвижу, что весьма скоро ему придется оказаться в тех местах, где правит сей мрачный рогатый господин!

— Нет-нет! — сказал Петерс серьезно. — Так они не могут его называть. Этим именем они называют вас. Лицо Барретта побагровело.

— Хватит нести околесицу! Скажи, наконец, толком, что ты узнал!

— Вот я и говорю, что он тот самый, который все это и сделал. Пришил одного парня из-за рыжей дорсеттовой ведьмы. Поговаривают, будто она жила с Эндрюсом душа в душу, а потом он заловил ее с другим малым, ну и забил того до смерти голыми руками!

— Вот чего тебе никогда не сделать — кишка тонка, — презрительно усмехнулся Барретт. Петерс раздвинул губы в гадкой улыбке:

— Точно. Мне больше по душе хорошее перышко. — Барретт бесстрастно смотрел на человечка, ни единым жестом не выдав, насколько он его презирает. Петерс мерзко хихикнул, и в его руке вдруг блеснуло безупречно заточенное узкое лезвие ножа. Выпад продажного мерзавца не произвел на Барретта никакого впечатления. Петерсу никогда не удастся его одурачить. Барретт прекрасно знал, чем занимались Петерс и его подручные. Большую часть времени они проводили в кабаках, слушали то, что там болтают по пьяной лавочке. Барретта бесило, что его так долго заставили ждать, но ему не хотелось самому выяснять интересующие его сведения. Кроме того, ему было известно, что Петерс разузнает все просто потому, что надеется использовать подвернувшийся случай еще малость подзаработать.

Барретт скрипнул зубами. Он уже едва терпел исходивший от Петерса тошнотворный запах. Негодяй явно мучился от запущенной любовной болезни. Шумно выдохнув через рот, Барретт раздраженно буркнул:

— Терпение мое кончается. Ближе к делу! Петерс снова мерзко ухмыльнулся и продолжил:

— Значит так. Рыжая баба с ума сходит, только бы вернуть этого самого капитана Эндрюса. Она несколько раз участвовала в ихних служениях богу Пуку, чтоб наслать на него духов.

— Да она полная дура!

— Нет, не дура она. Люди говорят, что теперь капитан, куда бы ни пошел, везде слышит ее голос, вот так.

— Может быть, но только не в постельке со своей блондинистой стервой!

— Кое-кто поговаривает, что эта светловолосая — самая настоящая ведьма и будто у нее такая силища, что Пуку вместе со своей магией ничего ей сделать не может.

— Чушь! — разъярился Барретт. — И это все, что ты узнал?

Улыбочка Петерса стала еще подлее.

— Да нет! Есть еще кое-что. Кажись, миссис Дорсетт застукала капитана прямо в постели с его девкой, и это было как раз в то утро, когда мы видели, как она бесилась на пристани. Поговаривают, будто она умоляла его выкинуть шлюху вон, а он вроде бы вместо шлюхи выкинул ее. И вот тут она как бы поклялась возвернуть его себе любой ценой.

Барретт кивнул. Во всем этом был определенный смысл. Он сам видел, каким способом рыжая покинула борт «Воина зари», и по ее воплям сразу распознал приступ животной ревности.

— А как насчет мистера Дорсетта? Что он думает о намерениях своей дражайшей супруги?

— Понятия не имею, — покачал головой Петере. — Люди его мало чего про это говорят. Да, похоже, малый он не промах, следит за ней будь здоров.

— Просто отлично! — проговорил Барретт и сунул руку в карман. Он видел, как у Петерса загорелись глазки, и, чуть помедлив, выудил туго набитый тяжелый мешочек. С хитрой ухмылкой он, было, протянул его Петерсу: — За твои старания… — И тут же отдернул руку. Пальцы Петерса схватили пустоту, а Барретт небрежно добавил: — Получишь, когда обтяпаешь для меня еще одно дельце.

И растянул губы в издевательской усмешке.

Послеполуденное солнце бросало косые лучи на кучку людей, столпившихся на пристани вокруг моряка, игравшего на губной гармошке. Все потешались над уморительными ужимками маленькой обезьянки, танцевавшей под разудалые матросские песни.

— Ты только посмотри, как этот маленький приятель улыбается! — оживленно проговорила Джиллиан и радостно засмеялась.

Дерек поразился, какой же у нее чудесный смех. Стоя рядом с ней, он вдруг понял, что среди чувств, которые ему удавалось вызвать у этой изумительно красивой женщины, одно, к сожалению, отсутствовало — счастье.

Джиллиан вновь рассмеялась. Дерек смотрел, как она простодушно радуется непритязательному зрелищу, и ее смех божественной музыкой отдавался у него в ушах. Густые серебристые пряди ее волос были собраны в большой пучок на затылке. Всякий раз, когда она поворачивала голову, волосы мягко вспыхивали, насквозь пронизанные лучами заходящего солнца. Голубизна глаз Джиллиан приобрела какой-то новый яркий оттенок на фоне золотистого загара, щедро подаренного ее коже тропическим солнцем. Дереку пришло в голову, что он не верил, будто Джиллиан может стать еще красивее. Теперь он видел, что ошибался.

Пытаясь рассуждать хладнокровно, Дерек признал, что он также ошибся, считая теперешнее состояние их интимных отношений пиком. Отнюдь нет. Каждая новая ночь в объятиях друг друга становилась очередным чудом, будь это момент страстного слияния или даже простое ощущение близости Джиллиан, лежавшей рядом с ним… с ним одним.

Но прошедшие недели принесли и некоторые сюрпризы. Удивительно, но за все то время, что они были вместе, ему так и не удалось по-настоящему определить, насколько образованна Джиллиан. То, как она поработала над его бухгалтерскими счетами, которые за время тяжелейшего плавания страшно запутались, его просто-напросто поразило. Ее глубоко продуманные расчеты позволили сэкономить приличную сумму на ремонтных работах. Он так и не решил, радоваться или досадовать по этому поводу, но одно ему стало предельно ясно: ее выводы основывались на точном математическом расчете. Дерек едва не улыбнулся. К несчастью, некоторые из ее предложений уже были им испробованы и оказались совершенно непригодными, о чем он сознательно не сказал ей.

К своему удивлению, Дерек едва ли не радовался, когда в ее глазах вспыхивал гнев. После того как он разлучил ее с Одри и Гибсоном, отправив их работать в таверну, Джиллиан впала в беспокоящее его тихое отчаяние. Кроме того, он намеренно ограничил ее встречи с Гибсоном по причинам, слишком для него очевидным, чтобы принимать их со спокойной душой. Дерек знал, что Гибсон был глубоко оскорблен таким отношением, и подозревал, что Джиллиан тоже была обижена на него, хотя и не показывала своего негодования.

Тем не менее, неугомонность Джиллиан была более чем очевидна. С тех пор как они оказались в Кингстоне, он практически ни на минуту не оставлял ее одну. Дерек почему-то нутром чувствовал, что, хотя он и мог во всем положиться на своих людей, доверить ее безопасность он мог только самому себе. Он знал, что все эти запреты безумно раздражали Джиллиан и, хотя она полностью посвятила себя приведению в порядок корабельной бухгалтерии, ее деятельная натура продолжала искать выхода.

Джиллиан много раз просила разрешить ей навестить Одри в таверне «Королевские стрелки». Дерек невольно покачал головой. Этого не будет никогда. Он не позволит, чтобы с Джиллиан заигрывали типы, торчащие с утра до вечера в портовых кабаках. Он прекрасно знал эту публику.

Дерек еще раз внимательно огляделся вокруг. Его беспокойство за безопасность Джиллиан имело под собой основания. Хаскелл и Линден, посмеиваясь, докладывали ему о чуть ли не ежедневных проездах экипажа Эммалины мимо «Воина зари». Но Дерек не находил в этом ничего забавного. Он прекрасно знал, на какую подлость способна Эммалина. А после их ссоры на корабле две недели назад ее озлобленность не уменьшилась.

Еще меньше ему нравились пересуды об увлечении Эммалины черной магией.

Эта женщина явно что-то задумала.

С удивительной ясностью Дерек вспомнил ту жуткую улыбку на губах Эммалины, когда она смотрела на него, стоящего над окровавленным трупом соперника. Он твердо решил больше никогда не дать ей повода для еще одной такой улыбки.

Дерек вдруг разволновался и схватил Джиллиан за руку. Она посмотрела на него, и, когда он заговорил, ее улыбка медленно угасла:

— Нам пора идти.

И вот оно опять — тонкие ноздри Джиллиан слегка затрепетали, давая понять, что, будь обстоятельства иными, она бы и шагу по его команде не сделала.

В душе Дерека боролись противоречивые чувства. Он все-таки сожалел о своей власти над ней, хотя и получал от этого удовольствие, и презирал себя за то, что с каждым днем все сильнее и сильнее желал эту женщину.

Дерек понимал, что принятое им решение, пусть и малоприятное, было единственно верное в подобной ситуации. Самым главным в любом случае для него оставалась безопасность Джиллиан. Беспокойство за нее не покидало его ни на секунду. Дерек крепко обнял Джиллиан рукой за талию, притянул поближе к себе и зашагал по пристани.

— Да что с тобой сегодня, Куако! Ты собрался пересчитать колесами все колдобины на дороге?!

Не слушая извиняющегося бормотанья старого кучера, Эммалина вновь попыталась взять себя в руки. Экипаж, подскакивая на каждой рытвине, катился по разбитой проселочной дороге в город. Эммалина просто с ума сходила от немилосердной тряски. Всегда очень внимательная к своей коже, она и теперь, сидя неестественно прямо, судорожно сжимала в руке раскрытый над головой зонтик, спасаясь от горячих лучей утреннего солнца. Но сегодня от этого было мало проку. Душный воздух еще никогда не был таким влажным, дорога была просто ужасна, а солнце превзошло само себя, обрушивая в этот ранний час обжигающие потоки своих лучей.

Во рту у Эммалины появился знакомый привкус желчи. Черт возьми, только не это! Неужели снова вырвет?

Эммалина судорожно сглотнула и снова выругалась про себя. Она надела новое платье из роскошного батиста канареечного цвета, которое открывало плечи и грудь на пределе приличий. Вызывающе глубоким декольте она славилась по всему острову. Эммалина знала, что ей к лицу любой цвет, но именно это платье придавало ей особенно соблазнительный вид. Она надела его в надежде, что сегодня бесконечная полоса неудач закончится, она, наконец, встретит Дерека на улице, и он перед ней не устоит.

Прошедшая неделя была ужасной. Черт бы побрал этого дурака Уильяма Гну! Он куда-то запропастился, и никто, похоже, не ведал, где он. Эммалина знала, что для хозяев многих плантаций обычным делом было сдавать своих рабов в аренду во время уборки урожая, но она так и не решилась спросить об этом Роберта, боясь, что ее расспросы могут вызвать у мужа определенные подозрения.

В итоге, оставшись без поддержки Пуку, она никак не могла изменить ситуацию. Ежедневные наезды в город ничего не дали, она так и не встретила Дерека, не появился и упомянутый Уильямом Гну бакра — черт, тот самый человек, который был ключом к сердцу Дерека.

Что только она не делала! От полного отчаяния отыскала женщину оби. С того времени столько было произнесено заклинаний, столько наплевано, столько разбросано дурацкого магического порошка, что у нее голова кругом пошла. Скрюченная цыплячья нога с привязанными к ней заговоренными перьями чайки постоянно лежала у нее под подушкой. В мешочке под кроватью покоилась земля, взятая в полночь из только что засыпанной могилы. Все это были сильнейшие оби, но сны ей не говорили ничего. Будь Эммалина другой женщиной, не столь уверенной, что, в конце концов, добьется своего, не желай она так страстно вернуть Дерека — она наверняка впала бы в беспросветное отчаяние. Но она была такой, какой была. Она — Эммалина Дорсетт и добьется своего!

Эммалина еще раз судорожно проглотила заполнившую рот горечь. Перед выездом столько усилий было положено на то, чтобы выглядеть во всем блеске! Джуба из сил выбилась, отглаживая платье, завивая и убирая лентами волосы хозяйки. Когда Эммалина, наконец, вышла из дома, то выглядела так, словно только что покинула салон королевских портного и куафера. Но с каждой милей по тряской дороге, с каждым вдохом пыльного воздуха, с каждым порывом влажного ветра, от которого прела кожа, все приходило в беспорядок, теряло вид, и, по правде говоря, Эммалина боялась, что в Кингстон приедет не она, а ее растрепанная потная карикатура. Но самое ужасное — это ее желудок… Боже…

Рот снова наполнила мерзкая горечь. Не хватает воздуха… Нет… Нет! Изо всех сил зажав рот ладонью, Эммалина невнятно простонала:

— Останови!

Выронив зонтик, она судорожно уцепилась за дверцу экипажа и отчаянным усилием распахнула ее. Однако Куако и не подумал остановиться.

Бешенство на миг отогнало рвоту, и Эммалине удалось злобно прокричать:

— Старый козел! Останови, кому сказала!

Экипаж, резко дернувшись, встал, и Эммалину скрутили бесконечные, выворачивающие наизнанку судорожные приступы рвоты… Эммалина, жадно ловя воздух, обессилено привалилась к дверце экипажа. Подняв полные слез, Налитые кровью глаза, она увидела, что сидящий на козлах Куако обернулся и смотрит на нее.

— Когда живот плохо, завтрак хорошо выйти, не войти. Эммалина ответила кучеру лишь убийственным взглядом и забралась на сиденье. Вынув кружевной платочек, она трясущейся рукой вытерла покрытый испариной лоб и губы, на которых все еще ощущался омерзительный привкус рвоты. Эммалина чувствовала жуткую слабость, но даже в таком жалком состоянии она все равно лучше блеклой шлюхи Дерека!

Стиснув зубы, Эммалина несколько раз глубоко вздохнула и негромко сказала в спину Куако:

— Трогай!

Тот продолжал сидеть, как и не слышал.

— Ты меня слышишь или нет! — Экипаж дернулся и медленно покатил вперед. Эммалина откинулась на спинку кожаного сиденья и закрыла глаза. Две недели мучений! Каждый день она мотается в Кингстон и обратно, выдумывая правдоподобные объяснения и причины. И все ради Дерека! В эти самые жаркие дневные часы она могла бы лежать в прохладной благоухающей ванне, вместо того чтобы блевать через борт экипажа как самая последняя пьяная потаскуха. А прямо сейчас она могла бы нежиться на шелковых простынях, млея от ласк Роберта…

На этой мысли Эммалина немного задержалась. Легче легкого уговорить Роберта выйти из дома на несколько часов позже. Он неисправимый домосед, и руки у него, просто замечательные. А как он любит доказывать ей, что его руки не утратили своей опытности, путешествуя по ее телу. Вот и прошедшей ночью…

Из желудка неудержимо начала подниматься знакомая волна, и Эммалина судорожно сглотнула.

Нет… только не это… Нет! Эммалина метнулась к борту и распахнула дверцу экипажа.

Презирая себя и извергая новые порции вонючей рвоты, она подняла глаза и встретилась с внимательным взглядом Куако.

— Молчи, дурак! Не останавливайся!

Несколько минут спустя она в совершенном бессилии привалилась к спинке сиденья и, едва шевеля губами, прошептала:

— Дерек… Милый Дерек… Ты заплатишь за это.

— В котором часу уехала госпожа, Джуба? — Роберт Дорсетт уверенно сидел на своем любимом сером мерине. Хозяин в это утро оделся во все белое и теперь казался еще более грузным, под стать могучей лошади под ним. Роберт посмотрел сверху вниз на стройную рабыню, стоявшую перед ним. Пару минут назад он увидел, как она торопливо пересекает двор, и подозвал девушку к себе. Его раскрасневшееся от жары гладко выбритое лицо было мокрым от пота. Роберт снял с лысеющей головы широкополую шляпу и не спеша вытер со лба пот. Джуба молчала, и он слегка раздраженно проговорил:

— Я задал тебе вопрос, Джуба.

— Миссус уехать рано.

— Как рано?

— Сразу, как уехать масса.

Роберт нахмурился. Очередной «выезд за покупками». Его дорогая женушка весьма хитроумная особа. Придумано, конечно, отлично: отправляться в город сразу после его отъезда на плантации и возвращаться незадолго до его появления дома. Однако Эммалина не понимает, что он отлично видит все ее махинации и, если понадобится, может стать не менее хитроумным.

— И куда же она поехала?

— Джуба не видеть, масса.

— Джуба…

Стройная негритянка задрожала

— Экипаж ехать город.

Роберт еще сильнее нахмурился. Он смотрел вслед Джубе, торопливо идущей к кухне, и сказал себе, что повода для беспокойства нет. Он напомнил себе, что в верности Лестера сомневаться не приходится, особенно после того, как он простил перепуганного малого, пойманного нагишом под балконом спальни Эммалины несколько недель тому назад.

Удивительно, но ему не пришло в голову усомниться в верности жены в связи с этим случаем. Он слишком хорошо знал Эммалину, чтобы подозревать, что она будет наставлять ему рога с Лестером. Тщеславие и чувство собственного достоинства не позволили бы ей пойти на это.

Роберт слегка поджал губы. Нет, если уж Эммалина и надумает изменить ему, то это будет только капитан Дерек Эндрюс. Он настолько не сомневался в Эммалине и был настолько уверен в благодарности и преданности Лестера, что дал счастливому рабу лошадь и велел следить за своей женой, за каждым ее шагом.

Роберт машинально бросил взгляд на пустынную дорогу, что вела в город. Сообщения Лестера не только раздражали его, но и забавляли, и даже отчасти печалили. Его дорогая Эммалина безуспешно пыталась завоевать сердце капитана Эндрюса. Она билась, как выброшенная на песок рыба, и с каждым днем все больше впадала в безысходное отчаяние. Роберт был уверен в этом, ибо это соответствовало натуре его молодой жены. Она опять самым глупым образом выставляла напоказ свои переживания.

Легкая улыбка тронула губы Роберта. Эммалина становилась просто неукротимой в своей погоне за желаемым.

Но во всем этом ему виделась и грустная сторона. Роберт понимал, что и сам виноват во многих печальных переживаниях жены. Он ни разу не попытался серьезно поговорить с Эммалиной о ее пристрастии к культу бога Пуку. Его беспокойство началось тогда, когда на первое место во всех этих припадочных ночных бдениях начал выдвигаться Уильям Гну.

Лоб Роберта прорезала глубокая морщина. Уильям Гну был слишком хорошим служителем бога Пуку. Способность видеть глазами Пуку и говорить языком Пуку давала Уильяму Гну большую власть. Роберт знал об этом еще и потому, что сам имел возможность почувствовать могущество Пуку через того же Уильяма Гну. Его мужская сила обрела прежнюю неукротимость с того времени, как он начал принимать порошки Уильяма Гну. Он как будто снова стал двадцатилетним, и не только по физической неутомимости, но и по внутренним ощущениям. Уильям Гну знал слишком много, а его жена настолько уверовала в него, что Роберту не оставалось ничего другого, как тайно вывезти парня в отдаленную часть острова, где Эммалине никогда бы не пришло в голову его искать.

Конечно, жена нашла себе вместо Уильяма Гну женщину оби. Но у Роберта складывалось впечатление, что Эммалина, как и он, мало верит в могущество дурацкой цыплячьей ноги с накрученными на нее перьями, которая вот уже несколько дней покоилась у нее под подушкой, или в неодолимую силу земли в мешочке.

Роберта охватила грусть. Он стал виновником несчастья Эммалины. Однако все это продлится недолго. Скоро капитан Эндрюс приведет свой корабль в порядок и заключит новый контракт. Возможно, после ухода «Воина зари» из Кингстона он вернет Уильяма Гну обратно, чтобы было, кому утешить Эммалину.

А тем временем Лестер будет следить за Эммалиной точно так же, как он делал это всякий раз, когда она украдкой пробиралась на обрядовые пляски поклонников бога Пуку. Его Эммалина все-таки самый настоящий ребенок! Капризный, своенравный, порой даже злой, но ребенок. И этому ребенку он отдал свое сердце.

Все еще продолжая смотреть на пустынную в этот час дорогу, Роберт почувствовал, как нахлынувшая грусть истощает его силы. И с горечью признался себе, что он, готовый сделать все для счастья Эммалины, не может дать ей то, чего она больше всего жаждет.

О да, он любит ее. Это его проклятие и его самая большая радость в жизни.

Эммалина сидела неестественно прямо, с высоко вздернутым подбородком и смотрела вперед. Экипаж, подскакивая, катил по булыжным улицам Кингстона. Мелькание по сторонам, звуки, запахи…

Господи! Опять!

Новый приступ тошноты.

— Куако, к мадам! Скорее!

На восхищенные взгляды прохожих Эммалине удалось-таки ответить беспечной улыбкой.

Они восхищались ею… Она была в этом уверена. И другого быть не могло. Наверняка никто и не заметил, что ее идеально уложенные огненно-рыжие волосы слегка растрепались, что ее роскошное батистовое платье кое-где покрыто пятнами и что у ее лица сегодня нездоровый зеленоватый оттенок.

Улыбка застыла на губах Эммалины. Короткий визит к мадам, и все снова будет в порядке. Она, наконец, разыщет Дерека и тогда…

Маленькая лавочка мадам показалась в самом конце узенькой улицы, на которую выехал экипаж. Эммалина облегченно вздохнула. Ее мучениям скоро придет конец.

Выйдя из экипажа, она твердым голосом приказала:

— Никуда не отъезжай, Куако! Когда я выйду, будь на месте.

Горделивым шагом Эммалина Дорсетт подошла к двери лавки. Она не удостоила взглядом стоявшего неподалеку мерзкого вида типа, который так и буравил ее своими рачьими глазками. Эммалина уже собралась хорошенько отчитать его за беспардонную наглость, как вдруг его худая физиономия расплылась в гадкой ухмылке:

— Мистер Барретт шлет вам свои наилучшие пожелания…

Эммалина остановилась, как будто натолкнулась на невидимую стену. Это имя ей было знакомо!

Значит, это он и есть.

Время жатвы, наконец, наступило.

Они не спеша шли по Порт-Рояль-стрит. Дерека продолжало мучить какое-то странное беспокойство, и он беспрестанно оглядывался. Вокруг стояло идиллическое спокойствие. По булыжным мостовым проезжали редкие экипажи, бойко шла торговля всякой всячиной, и никто не бросал в сторону Джиллиан пронзительных взглядов.

Мужественное лицо Дерека было хмурым. К концу дня с Джиллиан что-то случилось. После того как он увел девушку от забавной обезьянки, у нее испортилось настроение, и всю дорогу она хранила молчание. Дерек был уверен, что она специально старается разозлить его, то, заведя разговор со стариком нищим на обочине, то, кокетливо улыбнувшись какому-то малому, приветственно приподнявшему шляпу. Она начала спорить, когда он предложил потихоньку двигаться в сторону порта. Дальше — больше: в очередной раз потребовала отвести ее к Одри в таверну «Королевские стрелки».

Они поссорились, и, в конце концов, Дерек просто схватил Джиллиан за руку и потащил обратно на корабль. К несчастью, этим дело не кончилось. На корабле его ждала записка от торгового агента. То, что со дня их прибытия ему никак не удавалось договориться о новом контракте, озадачивало Дерека. Он почти поверил, что кому-то нужно, чтобы «Воин зари» как можно дольше оставался в порту, и этот кто-то усиленно плетет интриги у него за спиной. В другое время он был бы только рад получить сообщение от агента, но сейчас о радости и речи быть не могло.

Будь у него хоть какой-то выбор, он никогда бы не согласился на предложенную ему встречу в таверне «Королевские стрелки» по совершенно очевидным причинам.

Добравшись до таверны, Дерек с мрачным видом толкнул дверь, вошел и остановился, привыкая к царившему внутри полумраку. Он услышал, как поблизости скрипнул стул, а затем раздался голос, который показался удивительно знакомым:

— Дерек! Черт возьми, неужели это действительно ты!

Дерек заморгал, все еще ослепленный резким переходом от солнечного света к полутьме. Неужели?..

Высокий рост подходившего к нему человека, рыжеватая, выгоревшая на солнце шевелюра — все сомнения отпали. Да это же Дамиан Страйт! И Дерек тепло, пожал протянутую ему руку.

Дамиан, ставший капитаном своего корабля уже в двадцать шесть лет, был самым молодым и самым уважаемым капитаном в колониях. Когда Дерека приговорили к тюремному заключению за убийство, Дамиан, бывший в то время совсем еще юнцом, и тут продемонстрировал свой независимый характер. Он горячо выступил в защиту Дерека, не убоявшись того, что все самым решительным образом от него отвернулись. Дерек не забывал об этом никогда.

На лице Дерека заиграла столь редкая для него улыбка. Глаза его уже привыкли к полумраку, и он увидел, что с того времени, когда они виделись последний раз, Дамиан сильно возмужал. Юношеская стройность уступила место раздавшимся плечам и крепко сбитому, прекрасно сложенному телу. По своим габаритам молодой капитан был теперь под стать ему самому. Прошедшие годы оставили на гладком лице Дамиана следы зрелости. При этом его влекущие удивительно прозрачные серые глаза, о которых по суеверному острову гуляли всяческие домыслы, практически не изменились. Судя по тому, что Дерек услышал о своем изобретательном приятеле, можно было не сомневаться в его способности использовать малейшую возможность, чтобы употребить эти слухи к своей выгоде.

Усевшись за стол в одном из дальних углов таверны, которая быстро заполнялась народом, Дерек хмуро посмотрел на только что допитый стакан вина. Потом перевел взгляд на настенные часы. Дамиан громко рассмеялся:

— Если бы я не знал тебя достаточно хорошо, то решил бы, что ты не рад возобновлению старого знакомства!

— Томас Маршалл опаздывает почти на час. Что-то говорит мне, что не придет. — Дерек скривил губы. — Я подозреваю, что плетется некий заговор, чтобы вообще убрать меня из торгового флота колоний.

Дамиан сразу протрезвел.

— Доходили до меня кое-какие слухи, — неуверенно проговорил он. — Мы пришвартовались только сегодня утром, но хватило всего часа, чтобы кое в чем разобраться. Много сплетен.

— Сплетен? — насторожился Дерек.

— Угу. Похоже, ты прикупил для себя работников по колониальному контракту?

— Ну и что тут такого?

По залу вдруг пронесся восхищенный гул голосов, и многие мужчины уставились на Одри, которая вынесла из кухни поднос с жарким и поставила на стойку. Дамиан тихонько присвистнул, встретившись с девушкой взглядом. Та взглянула на Дерека и торопливо ушла обратно на кухню.

— Это одно из твоих приобретений? — поинтересовался Дамиан.

Дерек молча кивнул.

— И ее сестра — близняшка, как я слышал. — Глаза Дерека угрожающе сузились.

— Ну-ну, не смотри на меня так, старина! — засмеялся Дамиан. — Должен признать, мне все еще не верится, что могут существовать две такие красавицы, но я не собираюсь обхаживать женщин, которые принадлежат тебе.

Дерек выдержал твердый взгляд знаменитых серых глаз и только потому, что это был Дамиан, спокойно заметил:

— Одна из них — моя женщина.

— И конечно, не та, что работает здесь, — покачал головой Дамиан. — Я сразу об этом подумал, потому что знаю о твоем характере собственника. К тому же ты не проявлял интереса к этой молодой особе с первого дня прибытия. А в приоткрытую дверь я заприметил здоровенного парня, который, как коршун, глаз не спускает с твоей собственности.

— А, это ты о Гибсоне… — фыркнул Дерек. — Ему-то как раз сам Бог велел не спускать с нее глаз.

— Его колониальный контракт тоже у тебя…

— Разрази меня гром, если я знаю, как все это вышло, Дамиан. — Дерек поднес вновь наполненный стакан к губам, одним глотком опорожнил его и со стуком поставил обратно на стол. — Единственное, что могу тебе сказать, я сам влез в эту историю, и конца ей пока не видно!

Дамиан внимательно посмотрел на обеспокоенное лицо Дерека и заметил:

— Мне и в голову не могло прийти, что ты способен так увлечься женщиной после всего случившегося.

— Ты говоришь об Эммалине?.. — Дерек раздраженно фыркнул. — Это совсем другое. Таким дураком я не буду больше никогда.

Дерек прямо посмотрел в глаза Дамиану. Он, в свою очередь, тоже много чего наслушался про своего дружка за все те годы, что они не виделись. Поговаривали, что Дамиан стал патриотом и одним из тех, кто разжигал недовольство колоний налоговой политикой метрополии и кто открыто выступал за восстание. Еще он слышал, что Дамиана до смерти боялись его противники и обожала команда и что, хотя по большей части он вел дела честно, при удобном случае мог использовать недозволенные методы, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу.

Дерек задумался. Да, Дамиан был именно таким, умным и тонко чувствующим ситуацию человеком. Но еще он был другом, хотя в этих серых прозрачных глазах и не было по-настоящему глубокого понимания трудности положения, в котором оказался Дерек.

— Ты совсем не понял, о чем я сейчас говорил, ведь так, Дамиан? Для тебя что одна, что другая женщина — все едино.

Дамиан с отсутствующим видом поднес руку к вороту рубашки и расстегнул несколько пуговиц. В помещении становилось по-настоящему душно. Было видно, что он тщательно обдумывает ответ. Дамиан откинулся на спинку стула. Расстегнутый ворот рубашки из тонкого белого батиста распахнулся, открыв крепкую мускулистую грудь, покрытую золотистыми волосами.

— Я бы не был столь категоричен, — наконец сказал Дамиан, слегка пожимая плечами. — У меня есть свои привязанности, например, к Руби — здешней девахе, она живет в Кингстоне. Сегодня вечером я собираюсь возобновить наше давнее знакомство. Она всегда рада мне.

— С Руби я хорошо знаком, — Дерек слегка приподнял бровь.

— Ну, еще бы! — коротко хохотнул Дамиан. — Можно не сомневаться. А еще есть Джесмина в Филадельфии, а в Чарльстоне Дулу… — Он замолчал и искоса посмотрел на Дерека. — Они тоже твои хорошие знакомые?

— Если я и не знаком именно с этими женщинами, то подобных им знаю во множестве.

— Имеется в виду, что твоя женщина не такая… Дерек промолчал. Дамиан покачал головой. Лицо его приняло задумчивое выражение.

— Мне никогда еще не встречалась женщина, которая бы полностью занимала мои мысли после того, как я закрыл за собой дверь ее спальни. Но с другой стороны… — Дамиан поджал губы, и на лице его неожиданно появилось холодное, отчужденное выражение. — Есть одна девица, которую я не скоро забуду.

— Девица? — с любопытством спросил Дерек.

— Ей девять лет.

— Девять лет! Разрази меня гром!

— Вот-вот. Эта малютка с волосами цвета воронова крыла и лавандовыми глазами зовется Аметист Грит. Нет слов, чтобы описать эту чертовку. Я привез ее в порт сегодня утром с актерской труппой… — Дамиана не нужно было поощрять к продолжению рассказа: — Маленькая насмешница путешествует со своей матерью, милой болезненного вида женщиной. Она одна из актрис труппы. Своенравная девчонка вела себя так, как будто мать на самом деле ее дочь. Она вбила себе в голову, что я увлекся ее матерью, и не замедлила совершенно безумным образом многократно продемонстрировать свое недовольство.

— А ты что, действительно стал обхаживать ее мамашу?

— Обхаживать ее мамочку? В некотором смысле, пожалуй, да. — Дамиан помолчал. — Очень деликатная, мягкая женщина, полная противоположность своей дочери. Сразу видно, что она переживает трудные времена. Мужа ее убили, и она осталась совсем без средств и с профессией, представители которой не очень-то жалуют таких тихонь, как она. И со здоровьем у нее неважно. К концу плавания стало ясно, что она вряд ли дотянет до конца года.

— А ребенок…

— Маленькая чертовка пресекала все мои добрые побуждения. Так что, в конце концов, у меня возникло сильное желание схватить ее за цыплячью шею и… — Дамиан замолк. Его мужественное лицо потемнело 6т гнева, и он с горячностью продолжил: — А знаешь, что эта негодяйка выкинула, когда они сходили на берег? Мать тепло попрощалась со мной, а она сделала вид, что первый раз меня видит. Потом, когда они отошли на безопасное расстояние, девчонка обернулась, посмотрела на меня своими глазищами, скорчила мерзкую рожу, высунула язык, показала нос и как ни в чем не бывало, пошла дальше!

Вся эта история показалась Дереку забавной.

— Но послушай, Дамиан, она же еще ребенок.

— Нет, какой она к черту ребенок! — серьезно ответил Дамиан. — Самая настоящая наглая, подлая ведьма с телом девятилетней девочки, вот кто она такая. Хотел бы я посмотреть, что станется с ее наглостью через год после смерти матери, когда ей придется крутиться самой в этом проклятом лживом раю…

— Тебе может не понравиться то, что ты увидишь.

— Вполне, — ответил Дамиан. — Но может и понравиться.

Чуть задержав взгляд на лице своего приятеля, Дерек отчего-то подумал, что будет лучше, если тот больше никогда не встретится с женщиной, в которую вырастет эта девочка с лавандовыми глазами.

Его хорошее настроение снова сменило гложущее беспокойство. Дамиан вдруг быстро поднялся.

— Мне пора на корабль. Могу подбросить тебе только одно соображение — не знаю, придется ли оно тебе по вкусу. Та женщина, с которой ты много лет назад… как ее звали?

— Эммалина.

— На твоем месте я бы держался от нее подальше. Я слышал, что она по-прежнему на острове и так же опасна, как и раньше.

Дерек тоже встал. Он пожал протянутую руку Дамиана и вновь улыбнулся одной из своих редких улыбок:

— Я так и сделаю. Но при одном условии: ты оставишь в покое свою малютку с лавандовыми глазами.

Дерек смотрел, как широкая спина его друга исчезла за дверью, потом перевел взгляд на часы на стене и, не сдержавшись, крепко выругался. Сел, допил вино и подозвал толстую служанку:

— Налей-ка еще.

Ну что ж, он готов ждать…

Она оказалась именно такой, какой ее описали…

Эммалина Дорсетт свернула в узкий проулок, где ее дожидался Джон Барретт. Она подходила к нему решительным шагом, и Барретт ощутил знакомое напряжение в паху. Он ждал в проходе между двумя лавками уже больше часа. Именно тут Петерс и назначил им встречу. Взбешенный тем, что ему пришлось торчать столько времени в компании с быстроногими и длиннохвостыми постоянными обитателями этого закоулка, которые беспрестанно шмыгали у него за спиной, Барретт был уже близок к тому, чтобы плюнуть на все и уйти. Но, едва взглянув на Эммалину, мгновенно понял, что затянувшееся ожидание окупилось с лихвой.

Потрясающая воображение Эммалина Дорсетт подошла ближе.

Да, теперь он видел, что ради такой женщины убьешь кого угодно.

Эммалина Дорсетт остановилась в нескольких шагах от него, наваждение прошло. Поразительные зеленые глаза опалили Барретта горевшим в них фанатизмом. В этой стерве горел огонь, несравнимый с пламенем желания, которое бушевало в нем самом в отношении Джиллиан Хейг. Ему не нужно было спрашивать, кто зажег этот огонь.

— Вы Джон Барретт? — высокомерно обратилась к нему Эммалина Дорсетт и сузила глаза. — Ваш человек сказал, что вы посылаете мне наилучшие пожелания.

Барретта задел ее холодный тон, и он удивленно приподнял свои кустистые темные брови. Нарочито откровенно он прошелся взглядом по ее груди, выпиравшей из корсажа платья, и вкрадчиво поинтересовался:

— Следует ли мне полагать, что для вас обычное дело встречаться с незнакомыми мужчинами, если они шлют вам свои наилучшие пожелания?

— Можете полагать все, что вам заблагорассудится, — презрительно скривила губы Эммалина, — но если вы думаете, что я отправилась на эту встречу без необходимой защиты, то вы просто глупы.

— От меня, мадам, вам нет нужды защищаться, — насмешливо фыркнул Барретт.

— А если это говорит человек-черт…

— Это кто же меня так называет?! — взорвался Барретт, внезапно до смерти разозлившись от беспредельной самонадеянности этой дамы. Да кто она такая, в конце концов! — Я требую, чтобы вы назвали его имя!

— Ах-ах, какие мы, оказывается, чувствительные! — приподняла свои тонко выщипанные брови Эммалина, специально передразнивая недавнее выражение лица Барретта. — Кто бы мог подумать! — Насмешку сменило высокомерие. — Как бы это ни показалось удивительным в связи с моей репутацией здесь, но я тоже чувствительна, и весьма! Особенно когда на меня пялятся, как на выставленную на продажу корову! Так вот, мистер Джон Барретт, Либо вы оставите при себе свои похотливые взгляды, либо никакого разговора о деле, ради которого вы меня и пригласили, не будет!

— Вот даже как? — самообладание Барретта лопнуло как мыльный пузырь. — Хватит пудрить мне мозги, чванливая стерва! Я знаю, почему ты заявилась сюда. Ты приперлась именно потому, что у меня такое прозвище! Ты готова нанять самого черта, лишь бы заполучить то, чего тебе до смерти хочется. Как и мне, между прочим! Так что нравится тебе или нет, но в этом деле мы с тобой напарники. Мы посвятили себя одному и тому же делу и из кожи вон лезем, чтобы довести его до победного конца.

— Будет лучше, если мы прямо здесь и выясним, в чем же заключается это наше общее дело.

— А дело в капитане Дереке Эндрюсе, мадам. — Эммалина пристально посмотрела в лицо Барретту:

— Мне известно, чего я хочу от капитана Эндрюса. Может быть, вы соизволите сообщить, что от него нужно вам?

— Моя дорогая леди… — пошел на попятную Барретт. Стерва, конечно, и дура набитая, но надо быть с ней поосторожнее. Он подумал, как это Эндрюс умудрился так втюриться, что ради нее пошел на убийство, и продолжил более мягким тоном: — Мне кажется, что мы начали не с того Конца. Может быть, попробуем еще раз в… — он огляделся вокруг, — где-нибудь в более уютном месте?

Эммалина Дорсетт издевательски широко раскрыла глаза.

— И где же это уютное место, мистер Барретт? Возможно, в вашей спальне?

Ее язвительный тон снова разозлил Барретта, И он угрожающе шагнул вперед. Стерва даже не шелохнулась, даже глазом не моргнула, и это взбесило его еще больше.

— Расслабьтесь, дорогая леди! — прорычал он. — В данный момент ваши прелести меня не интересуют. Не они причина нашей встречи. У меня есть собственные планы в отношении прелестей той женщины, которую капитан держит в своей каюте. Возможно, мы сумеем договориться и, так или иначе, разлучить любовников. После этого вы получите желанного мужчину, а я смогу поиметь обеих дам, до которых у меня есть дело.

— Так вы хотите обеих? Ну и похотливы же вы, черт возьми!

— Не более похотлив, чем ваш дорогой капитан Эндрюс, мадам! — парировал Барретт. — Но если уж быть до конца откровенным, то у меня две цели. Понимаете, я несколько другого мнения о вашем любовнике. Не вдаваясь в детали, могу сказать, что мы с ним плохо ладили во время плавания, и я хотел бы отомстить ему за некоторые поступки, которые он позволил себе в отношении меня. Мягко говоря, он превысил свои полномочия капитана.

— Я не верю вам! Дерек — достойнейший человек.

— Простите мою резкость, мадам. Есть такие представители рода человеческого, кого можно было бы назвать достойнейшим убийцей?

Ответ Эммалины оказался совершенно неожиданным:

— Да… Есть.

Несколько смешавшись, Барретт раздраженно проговорил:

— Ваш достойнейший человек показал себя совсем с другой стороны. Он заставил мисс Хейг переспать с ним, а после этого он…

— Лжец! — неожиданно вышла из себя Эммалина. — Это она соблазнила его! И продолжает соблазнять!

— Думайте что, хотите, мадам. В любом случае моя цель в том, чтобы разлучить мисс Хейг с капитаном Эндрюсом. Эммалина вдруг подозрительно посмотрела на него.

— Мне показалось, вы только что говорили, будто вам нужны обе сестры.

— Дорогая леди, одна утолит мою жажду мщения, а вместе они утолят мою страсть.

— Вы просто отвратительный тип!

— Именно такого вы и разыскивали. Или я ошибаюсь, мадам Дорсетт?

Эммалина неожиданно улыбнулась. Барретт, ошеломленный как ослепительной красотой ее улыбки, так и пониманием того, что за этой красотой таятся черные сердце и душа, на миг утратил дар речи. Потрясение его усилилось, когда Эммалина сделала наивные круглые глаза и полудетским голоском пролепетала:

— Мистер Барретт, я совсем не понимаю, что вы имеете в виду. Но мне кажется, что мы все-таки договоримся.

Еще бы им не договориться!

Мысли Барретта тут же подтвердила сама Эммалина, небрежно поинтересовавшаяся:

— И что же у вас за план?

Все головы в таверне «Королевские стрелки» как по команде повернулись в сторону Дерека, когда тот дурным голосом заорал, так что затряслись стропила, разухабистую матросскую песню. Он сконфуженно смолк и криво ухмыльнулся пьяной улыбкой. Со слухом у него всегда было малость не того.

Посетители загудели, когда Дерек, натужно откашлявшись, приготовился затянуть новый куплет. Он уже толком и не помнил, сколько времени ждал Томаса Маршалла, который назначил ему деловое свидание. Но нетерпение притуплялось все больше и больше с каждым новым выпитым стаканом замечательного местного вина. Беспокойство скоро уступило место веселью, особенно когда парни за соседним столом дружно подхватили знакомый припев. Он присоединился к ним, но певцы начали смолкать один за другим, и вскоре он обнаружил, что надрывается один.

А как здорово звучал его голос!

Дерек пожал плечами. Его мало трогало, что кому-то не понравились его фальшивое пение и непристойное содержание песни. Энтузиазм не угас и после того, как многие начали зажимать уши и вопить, чтобы он заткнулся. Дерек жизнерадостно продолжал сотрясать зал разудалыми куплетами.

Очень скоро у него пересохло в горле. Пора опрокинуть еще один стаканчик.

Покачиваясь, как в сильный шторм, Дерек двинулся к стойке. Проходя мимо группы матросов, он широко осклабился и потянулся рукой к высокому парню, чтобы помочь тому потверже встать на ноги. Тот почему-то уплыл в сторону, и Дерек весело ухмыльнулся. Малый-то ведь пьян в стельку, что с него взять!

Ухватившись за край стойки из красного дерева, к которой его, наконец, принесло, он обернулся и поразился, как круто поднимается пол в таверне. Вот почему ему так трудно было идти! Дерек подумал, что про кривой пол надо обязательно сказать владельцу, когда тот попадется ему на глаза. Обернувшись к стойке, он громко шваркнул стаканом о столешницу и обратился к улыбающейся служанке:

— Цыпочка, плесни-ка винца…

— А как же, сейчас и плеснем, красавец ты наш! — игриво отозвалась толстушка. — Голосок у тебя что надо, голубчик! Почему бы тебе еще нам не попеть?

Со всех сторон раздались возмущенные крики. Дерек резко обернулся и удивленно приподнял брови, проехав локтем по стойке, повернулся к девице и заплетающимся языком спросил:

— Цыпочка, что ты выбираешь?..

— Сейди, хватит его подначивать!

— Бога ради, помилосердствуй!

— У меня уже уши заложило, еще одной такой песни я не вынесу!

Не обращая внимания на протесты, полногрудая Сейди поощрительно улыбнулась Дереку. Дерек вдруг обратил внимание, что девица весьма миловидна. Личико у нее было круглое и полное, черты лица немного мелковаты, глаза карие. Подбородков у нее было целых два, и оба забавно затряслись, когда она захихикала и игриво ущипнула его за щеку.

— Да не слушай ты их, голубчик. Они ни шиша не понимают в хорошей музыке.

— Эй, Сейди!..

— Да заткнитесь все вы там! — визгливо крикнула Сейди в зал и снова с улыбкой обратилась к Дереку: — Ну, давай, спой-ка нам еще одну.

Дерек заколебался, оскорбленный в лучших чувствах этими грубыми протестующими криками.

— Знаешь, Сейди, я, пожалуй, не буду. — Он поднес полный стакан ко рту и сделал несколько громких глотков и тут же услышал чье-то совершенно омерзительное рыгание. Дерек принялся оглядываться по сторонам и понял, что в центре всеобщего внимания почему-то оказался он сам. Приняв оскорбленный вид, он произнес: — Я, пжалуй, пойду. Если Томас Мршлл… придет, ты ему, это, передай… — Дерек умолк и громко икнул. — Лушше я ему сам скажу…

Допив стакан, он неверной рукой шмякнул на стойку пригоршню монет. Служанка шустро схватила его за руку,

— Погоди-ка, красавец. Ты никак надумал уйти, дорогуша? — Навалясь мощными грудями на стойку, она наклонилась вперед, и ее лицо оказалось совсем рядом. — Я скоро здесь заканчиваю, и, может, ты заглянешь ко мне, а?

— Нет, нет, нет! — замотал головой Дерек и хитро улыбнулся. — Понимаш, меня кое-кто ждет.

— Неужто другая женщина! — удрученно проговорила служанка. — А я-то думала, что ты любишь только меня.

— Смилусся, Сейди!

— Ха, да он еще не совсем пьян, еще соображает!

Дерек без особого успеха попытался повернуться к автору оскорбительного замечания. Пьян? Кто пьян? Он? Да он трезв как стеклышко! Устал, правда, сильно… Да пол еще кривее стал…

С трудом, оторвавшись от стойки, Дерек начал двигаться к двери. При каждом шаге он почему-то все время спотыкался. Чертов пол! С трудом, выпрямившись в очередной раз, он взял себя в руки, нацелился на выход и медленно пошел, аккуратно переставляя ноги. Он был так внимателен, что не замечал возникавших у него на пути стульев и столов, сметая подносы с едой и бутылки.

Дерека неумолимо несло от одной катастрофы к другой, когда кто-то крепко ухватил его за локоть и у своего уха он услышал ласковый голос:

— Обопрись-ка на Сейди, дорогуша. А она поможет тебе добраться до дома.

Дерек расплылся в бессмысленной улыбке. Никогда в жизни он не встречал такой приятной женщины. И пахло от нее тоже приятно. Цветами. Самыми разными.

Через несколько минут они оказались на темной ночной улице, и Сейди начала потихоньку напевать. Дерек радостно присоединился. Горланить он перестал только тогда, когда они оказались перед дверью маленького убогого домишки. Сейди вытащила ключ, и Дерек в нерешительности качнулся назад.

— И хде мы?

— У меня дома, голубчик. Я же сказала тебе, что мы идем ко мне домой.

Дерек сразу погрустнел.

— Сейди, прелесть моя… — Язык так распух, что еле ворочался во рту и мешал внятно говорить: — Я лушше пойду домой — на мой корабль!

Глазки Сейди наполнились слезами.

— У меня же столько всего, чтобы доставить тебе радость, капитан! — Она вздохнула. — Хотя некоторые мужчины не любят толстых женщин. — На ее губах снова появилась игривая улыбка. — Но это не значит, что толстым женщинам не нравятся мужчины.

Она обняла его за шею, крепко прижала к своей необъятной мягкой груди и поцеловала долгим поцелуем прямо в губы. Поцелуй был более чем приятен, и Дерек не прервал его, хотя и не ответил.

Сейди оторвалась от него и, заморгав, грустно проговорила:

— Тебя что-то заботит, красавчик.

Дерек кивнул и начал искать свою шляпу. Потом с трудом припомнил, что он никогда не носил шляп, тупо уставился перед собой, соображая, что же делать дальше. Вспомнив, он повернулся к Сейди и с сожалением выговорил:

— Понимаш, если бы меня кое-кто не ждал…

— Да-да, я знаю. — Вставив ключ в замочную скважину, Сейди распахнула дверь и с надеждой спросила: — Ты точно уверен, что не хочешь заглянуть на пару минут?

— Боюсь, што нет.

Развернувшись на месте, Дерек двинулся вниз по улице. У него за спиной щелкнул дверной замок. До него дошло, что он только что отверг великодушный подарок действительно славной женщины. Он вздохнул. Была только одна женщина, которую он желал…

Дерек посмотрел на ночное небо, на яркий серп луны, приколотый к бездонному угольно-черному бархату у него над головой, и начал понимать, что сейчас намного позднее, чем он думал. Оглядевшись вокруг, он не узнал места и тронулся наугад по бесконечным кривым улочкам, толком не зная, в какой стороне находится порт.

Дерек потрогал свою гудящую голову. Устал он неимоверно. Ему нужен отдых. Он сделал еще несколько шагов, потом остановился возле какого-то дерева, кряхтя, уселся прямо на землю и с облегчением прислонился спиной к шершавому стволу. Он сейчас малость передохнет и отправится дальше.

Джиллиан перевернулась на другой бок и, приподнявшись на локте, взглянула на часы. И тут же, устыдившись, легла на спину и закрыла глаза. На часы можно было и не смотреть. Бледный свет начинающегося рассвета уже проник в иллюминатор, окрасив каюту в едва различимый розовый цвет.

Джиллиан уткнулась лицом в подушку, стараясь справиться с набежавшими на глаза жгучими слезами. Да что с ней такое? Дерек провел ночь в городе. Это произошло в первый раз, но наверняка не в последний. Она знала, что с ним все в порядке, более чем в порядке. Одри и Кристофер вернулись из таверны несколько часов назад и сказали, что Дерек отмечает встречу с каким-то старым другом и что он продолжил празднование даже после того, как этот друг ушел.

Когда они уходили, Дерек во все горло распевал похабные матросские песни. Ему, судя по всему, было очень весело, потому что он все время смеялся.

Джиллиан безуспешно пыталась прогнать горькие мысли. Ей было больно признать, что она никогда не видела, как улыбается Дерек, что она вызывала у него лишь гнев и другие еще менее приятные чувства. Еще труднее было признать, что Дерек ощутил потребность выбраться в город, чтобы расслабиться и развлечься, провести несколько беззаботных часов в компании с другом.

Джиллиан открыла глаза и снова взглянула на постепенно светлеющее небо. Все таверны и кабаки в городе уже давным-давно закрыты. Ей захотелось узнать, что сейчас делает Дерек.

Внезапно у нее над головой под чьими-то тяжелыми шагами затрещали палубные доски. Джиллиан мгновенно села. Донеслись невнятные голоса, потом хлопнула дверь, неверные шаги на лестнице, громкий глухой звук падения чего-то тяжелого. Она прислушалась. Неуверенные шаги послышались в коридоре. Джиллиан легла и закрыла глаза. И тут дверь каюты с треском распахнулась.

Спотыкающиеся шаги в каюте и тяжелый запах алкоголя… Около койки, покачиваясь, стоял Дерек. Она услышала, как он грязно ругнулся, и ощутила да себе его взгляд. Слегка приоткрыв глаза, она увидела, его бессмысленное хмурое лицо.

Дерек бесцеремонно повалился рядом с ней. Койка заходила ходуном под его грузным телом. Он повернулся к ней, что-то невнятно пробормотал и положил руку ей на грудь.

Джиллиан медленно открыла глаза. Она почувствовала цветочный запах и чуть придвинулась к Дереку. От него разило дешевыми духами.

Дерек снова что-то забормотал в пьяном забытьи. На этот раз Джиллиан прислушалась более внимательно.

— Сейди… только тебя… Я хочу только тебя…

Джиллиан задержала дыхание, борясь с рвущимися наружу рыданиями. Ее догадка полностью подтвердилась.

Сейди, от которой пахнет дешевыми духами. Сейди, к которой с такой легкостью переметнулся Дерек. Сейди, которая стала первой в длинной веренице других женщин.

Сейди, которая вернула ее к грубой действительности именно тогда, когда она начала верить, что…

От этой мысли ей стало невыносимо больно. Джиллиан довольно долго лежала, не двигаясь, потом осторожно приподняла руку Дерека, сняла ее со своей груди и положила поверх одеяла.

Глава 15

За иллюминатором только начинала разгораться утренняя зорька, а Одри уже стояла над умывальником в углу своей каюты и умывалась холодной водой. Она насухо вытерла лицо и в глубоком раздумье посмотрела в треснувшее зеркало. Увидев свое отражение, она нахмурилась. Свидетельства ее окрепшего здоровья были видны невооруженным глазом: щеки округлились и порозовели, взгляд ясный, пушистые волосы слегка мерцают в утреннем свете. Недуг, который едва не свел ее в могилу, остался позади. Только благодаря Джиллиан она и смогла поправиться. Милая Джиллиан…

Из глаз Одри неудержимо хлынули слезы. Отвернувшись от зеркала, она заставила себя начать одеваться. Но мысли бежали все по одному и тому же кругу, по которому они начали двигаться с того момента, когда они с Кристофером вернулись прошлым вечером из таверны.

Капитан Эндрюс своим необычным поведением в таверне по-настоящему выбил Одри из колеи. Еще больше она расстроилась, увидев, какое внимание к капитану проявляет Сейди. Девушка покачала головой. Сейди была очень приятной женщиной, но весьма неразборчивой в знакомствах. Сколько раз Одри видела, как она после закрытия таверны уводила к себе домой кого-либо из завсегдатаев. Одри, как правило, всегда была в курсе по той простой причине, что Сейди отнюдь не стеснялась делиться своими интимными делами. Похоже, ей нравилось немного прихвастнуть успехами в любви.

Сейди порой просто озадачивала Одри. Девушка призналась себе, что понимает толстушку не больше, чем мужчину, который тратит время на Сейди, тогда как мог бы лежать в постели с…

Ужаснувшись своим мыслям, Одри постаралась поскорее выбросить их из головы. Когда же это она успела так перемениться, что полностью приняла отношения; сложившиеся между ее сестрой и Дереком Эндрюсом? Одри напрягла память. Не тогда ли„ когда заметила, что капитан искренне заботится о ее сестре? А может быть, тогда, когда впервые увидела в глазах капитана обожание и восхищение — не физической красотой Джиллиан, а красотой ее души? Или это произошло тогда, когда она начала подозревать, что капитан скрывает свои чувства, неизмеримо превышающие простое физическое влечение к сестре?

У Одри сжалось сердце. Или это случилось тогда, когда она в первый раз увидела, что Джиллиан смотрит на капитана с удивительной нежностью?

Одри упорно сопротивлялась, растущему чувству отчаяния. Может быть, все эти сомнения пришли оттого, что сама мысль о Сейди и капитане так глубоко ранила ее?

Ей вспомнилась откровенная боль в глазах Кристофера, накануне вечером, когда Джиллиан мужественно пыталась скрыть, что ее задел их рассказ о загулявшем капитане. Одри знала, что он мучительно переживал за Джиллиан, точно так же, как и она. Причина была одна — Кристофер любит ее сестру.

Душа Одри заболела еще сильнее. Кристофер любит Джиллиан. Она, Одри, любит Кристофера. А Джиллиан любит…

Одри сердито смахнула слезинку. Она не смогла бы сказать, сколько времени пролежала без сна в ожидании капитана. Как оказалось, она не ошиблась в часе его возвращения, и сердце ее пронзила нестерпимая боль за Джиллиан.

Одри бросила взгляд на часы. Ей хотелось поговорить с Джиллиан до ухода в таверну, чтобы как-то утешить сестру. Но, похоже, у нее опять не остается времени.

Одри замерла, в нерешительности поглядывая на дверь. Достанет ли ей смелости постучать в каюту капитана?

Не зная, на что решиться, она осталась стоять на месте.

Джиллиан медленно открыла глаза. Первые лучи восходящего солнца давно уже разгорелись в сияющее позднее утро. И тут на нее накатила знакомая волна тошноты. Она повернулась к лежащему рядом Дереку. Как правило, в это время он уже давно находился на палубе со своими людьми. Но сегодня так не будет.

Тошнота поднималась все выше, и Джиллиан осторожно села, изо всех сил сдерживая рвоту. Потом переползла через спящего Дерека, стараясь не разбудить его.

Тошнота рванулась вверх, и Джиллиан в ужасе зажала рот ладонью.

Нет, только не здесь…

Забыв об осторожности, она бросилась к двери, выскочила в коридор и, пробежав несколько шагов, ворвалась в каюту Одри. Упав на колени перед мусорной корзиной, Джиллиан начала давиться выворачивающей наизнанку рвотой. В промежутке между приступами она видела, что около двери стоит Одри и смотрит на нее.

Несколько минут спустя дрожащая Джиллиан обессилено привалилась спиной к койке и опустила отяжелевшие веки. На ее плечо легла ласковая рука. Она открыла глаза и увидела, что Одри опустилась на пол рядом с ней. С глазами, полными слез, сестра спросила дрогнувшим голосом:

— Джиллиан, это именно то, о чем я думаю? — У Джиллиан не нашлось сил для ответа. — Почему ты мне ничего не сказала?

Подавив желание заплакать, Джиллиан тихо ответила:

— Поначалу я не была уверена, а потом просто не хотела в это поверить. Но теперь, Одри, все ясно. Сомневаться не приходится.

Одри с нежностью обняла Джиллиан, и та почувствовала, как дрожит худенькое тело сестры.

— Все будет хорошо. Я знаю, все уладится, — убежденно проговорила Одри, стараясь ее утешить.

Джиллиан слегка отодвинулась от сестры и, сдерживая свои чувства, прошептала:

— Я не хотела тебе лгать, Одри. Простоя думала сказать чуть позже… — Она помолчала и, собравшись с духом, заговорила вновь: — Я старалась уверить себя в том, что Дереку я не безразлична, что я нужна ему не только для плотских утех. Но теперь я знаю, что даже если и так, это мало что изменит. Дерек — свободный человек, а я прислуживаю ему… в постели. Я его рабыня. Он не брал на себя никаких обязательств. Сегодняшняя ночь показала, что он превыше всего ценит свою свободу.

— И что же нам делать, Джиллиан? Джиллиан покачала головой. Тошнота возвращалась, а вместе с ней и сопровождающая ее слабость.

— Я не знаю, Одри. Пожалуйста, дорогая, ненадолго оставь меня.

— Тебя опять плохо?

— Да… Наверное, да.

— И как долго тебе удастся скрывать свое состояние от капитана?

— Я не знаю. Одри, пожалуйста…

Джиллиан стремительно склонилась над корзиной. Ей было настолько худо, что она не услышала ни стука, ни поспешных шагов Одри, ни звука открывшейся двери.

Сильные мужские руки схватили ее за плечи, и Джиллиан, ловя воздух ртом, откинулась назад.

— Что с тобой, Джиллиан?

Она слабо пошевелилась и подняла на Кристофера полный боли взгляд. Она была очень бледна, судорожно и часто дышала. Кристофер по-настоящему забеспокоился. Он поднял молодую женщину на руки и бережно положил на койку. Сев рядом, убрал с ее лба прилипшие пряди волос.

— Дай-ка сюда мокрое полотенце, Одри. Живее.

Сжав в своих ладонях ледяные руки Джиллиан, он начал торопливо растирать их. Подошла Одри, и Кристофер бросил на нее требовательный пронзительный взгляд:

— Что с ней?

Одри в растерянности заморгала.

— Я… Она… Джиллиан плохо себя чувствует.

— Я вижу, что она плохо себя чувствует! Я не слепой! Когда ей стало плохо? Почему…

— Кристофер, пожалуйста…

Услышав дрожащий голос Джиллиан, Кристофер замолчал и повернулся к ней. Лицо у нее порозовело, но вид все равно был больной. У него тревожно забилось сердце. Джиллиан нельзя болеть, особенно сейчас, когда этот проклятый капитан, похоже, загулял. Ему было невыносимо тяжело сознавать, что Джиллиан каждую ночь проводит в объятиях капитана. Кристофер терпел все это, зная, что у него есть возможность охранять ее и оставаться частью ее жизни. И быть готовым поддержать ее, когда капитан начнет гулять на стороне. Он только никогда не думал, что это случится так скоро и что страдания Джиллиан настолько глубоко ранят его.

— Кристофер… — Джиллиан попыталась улыбнуться. Улыбка получилась жалкой. И тогда она взяла его за руку. — Извини, что я тебя перепугала.

Кристофер повернулся к Одри:

— Принеси-ка сестре попить.

— Нет, не надо… Я не хочу. — Джиллиан судорожно сглотнула и на мгновение закрыла глаза. — Со мной все в порядке. — Она глубоко вздохнула и снова посмотрела ему прямо в лицо. — Я хочу сесть.

— Нет, лежи.

— Я хочу сесть.

Несмотря на вновь вернувшуюся бледность, Джиллиан была настроена решительно. Кристофер знал, что не посмеет ей отказать. Она встретила его взгляд и улыбнулась. Он помог ей сесть на койке.

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне никому ничего не говорить.

Кристофер смущенно кивнул.

— Это не болезнь, Кристофер. — Кристофер молчал.

— У меня будет ребенок. — Ее слова буквально ошеломили его. Он онемел и едва не задохнулся от боли в сердце. А Джиллиан негромко продолжала: — Как странно, что неизбежное оказалось для всех нас таким потрясением, правда?

Кристофер, борясь с душившим его гневом, сипло спросил:

— А он в курсе?

Лицо Джиллиан застыло.

— Нет.

— Он что, даже понятия об этом не имеет? — Джиллиан отвела глаза.

— До сих пор мне удавалось скрывать утреннее недомогание. — Она снова взглянула на него. — Мне нужно время, Кристофер. — Неожиданно по ее щекам побежали слезы. — Мне нужно время подумать.

— Джиллиан, я хотел бы… — заговорил Кристофер

И вдруг замолчал. Он не мог сказать, что ему хочется обнять ее и признаться в своей любви, в своем желании помогать ей и защищать ее. Но больше всего, всем сердцем он хотел, чтобы ребенок, которого носила Джиллиан, был его ребенком.

— Я знаю, Кристофер, чего тебе хотелось бы, — неожиданно проговорила Джиллиан, выводя его из задумчивости. — Тебе хотелось бы спасти Одри и меня от всех напастей, которые на нас свалились. Но мы же знаем, что это, увы, не в нашей власти. Но я хочу, чтобы ты знал… — голос Джиллиан предательски дрогнул: — Что бы ни случилось, я навсегда останусь твоей должницей за то, что ты для нас сделал.

— Ты ничего мне не должна, Джиллиан.

— Нет, ты не прав, — Джиллиан посмотрела на Одри. — Мы обе тебе обязаны.

— Мне не нужна ваша благодарность. Я просто хочу знать, что с вами все в порядке.

Джиллиан еще раз глубоко вздохнула:

— Со мной все будет хорошо. Просто… Мне просто нужно время, чтобы кое в чем разобраться.

Неуверенность, явно слышавшаяся в голосе Джиллиан, заставила сжаться его сердце. Кристофер обнял ее и прижал к своей груди, чувствуя, как она дрожит.

— Если бы только я мог избавить тебя от всего этого, — прошептал он.

Джиллиан открыла рот, чтобы ответить, да так и замерла. В соседней каюте раздались тяжелые шаги. Глаза Джиллиан широко раскрылись, и она торопливо выскользнула из объятий Кристофера. Он не успел даже встать, а она уже оказалась на ногах. Джиллиан едва успела затолкать подальше испачканную корзину и встать рядом с Одри, как в дверь властно постучали.

— Ты здесь, Джиллиан?

— Да, я здесь, — твердо ответила девушка. Дверь с треском распахнулась. Кристофер невольно сжал кулаки при виде ввалившегося в каюту капитана. Вид у Дерека был весьма помятый. Он подозрительно оглядел всех троих. Задержав взгляд на ночной рубашке Джиллиан и ее босых ногах, он требовательно спросил:

— Что здесь, черт возьми, происходит? — Джиллиан холодно посмотрела на него.

— Ты спал. Поскольку вернулся ты поздно, я подумала, что лучше всего дать тебе выспаться, и поэтому пришла сюда.

Глаза капитана сузились.

— Ты так беспокоилась о моем покое?

— Я беспокоилась о своем покое. Я предположила, что ты встанешь в дурном расположении духа, и, как вижу, не ошиблась.

Не потрудившись ответить, Дерек резко повернулся к Кристоферу:

— А ты что здесь потерял? — Кристофер едва сдержался.

— Я зашел за Одри, чтобы идти в таверну.

— Ну, так и топай туда. Да поживее!. — Кристофер бросил взгляд на Джиллиан и тут же услышал капитанский рык: — Ты что, оглох?

Кристофер взял Одри за руку и двинулся по коридору к трапу, успев услышать у себя за спиной, как капитан грубо сказал Джиллиан:

— Из моей каюты больше ни на шаг, пока не будешь одета достойным образом! Понятно?

Тихого ответа Джиллиан Кристофер не разобрал, зато гневный крик капитана был слышен прекрасно:

— Джиллиан!..

В коридоре раздались легкие шаги Джиллиан, следом протопал Дерек. У Кристофера упало сердце.

— Я тебя первый и последний раз предупреждаю, Джиллиан!

Войдя в каюту, взбешенный Дерек с силой захлопнул за собой дверь. Его гудевшая после вчерашнего голова снова начала раскалываться от тупой пульсирующей боли, и он мысленно выругался.

Джиллиан обернулась к нему. Ее чудесные небесно-голубые глаза метали молнии.

— Одета достойным образом… Даже чтобы навестить сестру в соседней каюте?

— Вот именно!

— Но это же полный идиотизм! Моя ночная рубашка не новость для Одри.

— Следует ли мне полагать, что она не новость и для Гибсона?

— Ты можешь полагать все, что пожелаешь!

— Я полагаю, что ты будешь подчиняться моим приказам!

— А если не буду, тогда что?

— Стерва! — разъяренный Дерек шагнул вперед. Пульсирующая боль, разрывавшая его голову на части, стала еще сильнее, желудок готов был вывернуться наизнанку, а язык горел так, будто с него содрали кожу. А тут еще эта стерва издевается над ним!

Дерек сжал кулаки. Будь он другим человеком, он бы сейчас…

Но он не был другим человеком. Кулаки медленно разжались, и он долгим тяжелым взглядом посмотрел на Джиллиан.

— Кажется, я не единственный, у кого сегодня утром дурное настроение.

— Да что ты? — Неповторимые в своей красоте брови Джиллиан презрительно приподнялись. — Удивительно, что ты это заметил. Ведь тебе, похоже, более интересны те места, где не спят всю ночь напролет.

Дерек вдруг стал непривычно тих. Высокомерная стерва… Она делает все, чтобы вывести его из себя. Как будто он обязан перед ней отчитываться в своих поступках! Ну, ладно, это мы еще посмотрим!

— Не делайте из меня дурака, мадам. — Джиллиан даже отшатнулась, услышав это ненавистное ей обращение. Дерек испытал почти физическое наслаждение при виде ее изменившегося лица и продолжил: — Вы почему-то вбили себе в голову, что мне следует отчитываться перед вами за мои ночные отлучки. — Дерек улыбнулся, но вышла лишь неприятная гримаса. — Так я не собираюсь давать никаких объяснений… мадам! — Голова просто раскалывалась, и ему пришлось чуть сбавить тон. — На тот случай, если вы кое-что запамятовали, напоминаю, что хозяин здесь я. Я тот, кто может требовать ответов на любые вопросы и кому все здесь подчиняются. Свободы лишили вас, а не меня. Я волен, распоряжаться моими днями и ночами, как пожелаю, без каких-либо запретов или обязательств, которых я на себя и не брал. И я буду проводить свое свободное время там, где мне нравится, с теми, с кем нравится, и без каких-либо объяснений.

Дерек замолчал, намеренно не замечая залившую лицо Джиллиан смертельную бледность, и холодно закончил:

— А когда я буду возвращаться, вы всегда будете ждать меня здесь.

У Джиллиан задрожал подбородок. Дерек почувствовал угрызения совести, но они были мгновенно сметены новым приступом гнева, когда он услышал сдержанный ответ:

— И ты еще называл Джона Барретта отвратительным типом.

Дерек в ярости схватил Джиллиан за хрупкие плечи, тут же отметив, как простое прикосновение к ней, несмотря на кипевшую в нем ярость, моментально пробудило совершенно иные чувства. Он буквально выдохнул ей в лицо:

— Никогда не произноси моего имени рядом с именем Джона Барретта, слышишь?!

— Правда глаза колет, капитан? — Дерек отпустил ее так внезапно, что Джиллиан невольно сделала несколько шагов назад.

— Пошла вон отсюда! — взревел он. — Сейчас! Проваливай! А то я сделаю такое, о чем всю жизнь буду жалеть!

На белом как мел лице Джиллиан появилось выражение откровенного неповиновения.

— Нет. Я не уйду.

— Я тебя предупредил…

— Я не уйду только потому, что мой хозяин велел мне никогда не выходить за порог этой каюты, не будучи одетой Достойным образом…

— Ведьмино отродье! — едва сдерживаясь, Дерек схватил одежду Джиллиан со стоявшего рядом стула и со всей силы бросил ей в лицо. — Забирай свое тряпье! Отправляйся в каюту сестры и носа оттуда не высовывай, пока я тебя не позову! — Дерек уставился на Джиллиан налитыми кровью глазами. — Если я вообще тебя позову.

Лицо Джиллиан на мгновение жалко сморщилось, но лишь на мгновение. Она тут же взяла себя в руки, подняла с пола туфли и, прижав к груди одежду, с гордо поднятой головой прошествовала к двери.

Дверь с громким щелчком закрылась за ней, и в каюте наступила тишина. Каюта крутилась у него перед глазами, и он вынужден был сесть. Не помогло. И тогда он с мучительным стоном повалился на койку.

Дерек вдруг подумал, что даже в самом страшном сне ему не могло привидеться такое. Что все эти долгие месяцы их близости, начиная с того первого дня, когда они увидели друг друга в продуваемом насквозь лондонском порту, завершатся вот таким омерзительным выяснением отношений.

Если бы ему предрекли это, ни за что бы не поверил.

Не верил он и сейчас.

И раскаяние мучительным стыдом начало разрывать ему сердце.

— Непотребное дитя!

Одри ахнула и испуганно огляделась. В этот ранний утренний час кухня таверны «Королевские стрелки» была пуста. Может быть, им даже повезло, что пару часов назад Дейви Райт присоединился к ним по дороге в таверну и таким образом лишил их возможности обсудить ошеломляющее откровение Джиллиан. Наконец, улучив момент, когда можно было обо всем поговорить, Одри подошла к Кристоферу, но лишь затем, чтобы подтвердились ее самые худшие опасения.

— Да нет, не может этого быть! Ты ошибаешься, Кристофер. — Голубые глаза Одри умоляюще смотрели на юношу. — Ни один порядочный человек никогда не упрекнет ребенка за то, что тот родился случайно.

— Закон есть закон, Одри. Незаконнорожденный ребенок рабыни всегда считается непотребным. Женщине дозволяется выносить ребенка, но она должна вернуться к выполнению своих обязанностей как можно скорее, чтобы продолжать отбывать наказание. Я знаю про такой случай в Филадельфии. Ребенка обычно отбирают и отдают на воспитание, а потом…

— Нет! Джиллиан никогда не допустит этого!

— Одри, ты не понимаешь. Здесь не идет речь о выборе. — Лицо Кристофера посуровело. — По закону срок наказания увеличивается, чтобы возместить хозяину убытки, понесенные из-за рождения такого ребенка. Если бы все это происходило в Филадельфии, Джиллиан пришлось бы уплатить штраф, а срок ее наказания был бы увеличен.

— Но если отец ребенка сам хозяин, тогда…

— Это не играет никакой роли. Хозяин не несет никакой ответственности.

— Но это просто бесчестно! Отвратительно! Это же…

— Это закон, Одри.

— Послушай, Кристофер… — Одри нервно посмотрела по сторонам. — Капитан Эндрюс не поступит так с Джиллиан. Он заботится о ней.

Кристофер скептически скривил губы.

— Он обязан о ней заботиться, хотя бы немного, даже если, и гуляет на стороне. Ты же видел его сегодня утром. Я не могу поверить, что капитан отвернется от собственного ребенка.

— Одри! Черт возьми, думай, что говоришь! Разве ты хочешь, чтобы Джиллиан радовалась, что у нее ребенок от мужчины, который заставлял ее греть для себя постель, пока он развлекается с местными портовыми девками?

— Нет, но я…

— Джиллиан предстоит очень трудный выбор.

— Выбор? — Одри смущенно покачала головой. — Ты же только что сказал, что у нее нет выбора?

— У нее не будет выбора, если она решит оставить ребенка…

Одри охнула и в ужасе прижала руку ко рту. Широко открытыми глазами она потрясение смотрела на Кристофера.

— Ты говоришь…

— Я говорю, что выбирать Джиллиан. — Одри схватила Кристофера за руку и с неожиданной силой до боли сжала ее.

— Джиллиан никогда не сделает этого!

— Решать ей.

В общем зале раздались чьи-то шаги. В проеме двери мелькнула крупная фигура Сейди. При виде ее Одри напряглась. Служанка заявилась в отличном настроении. Она игриво подмигнула в ответ на комментарии по поводу прошлой ночи, и Одри затопила жалость к своей любимой беспомощной сестре.

Кристофер сжал зубы, быстро высвободил руку из пальцев Одри и неторопливо двинулся к своему месту. Сердце Одри сжалось. В одном Кристофер был прав: нынешняя ситуация не могла продолжаться бесконечно. Несмотря на свои амурные похождения, капитан по-прежнему ревниво сторожил Джиллиан. Не вызывало сомнений и то, что Кристофер не сможет бесконечно терпеть все время ухудшающееся положение Джиллиан. Ее сестре действительно предстоял трудный выбор.

С этими тягостными мыслями Одри вышла из своего уголка как раз в тот самый момент, когда с улицы приковыляла миссис Хили. Ее нога быстро заживала, но сейчас даже это было для Одри небольшим утешением. Опустив голову, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы, она торопливо прошла к своему рабочему столу, где ее дожидалась горка муки, и принялась месить очередную порцию теста.

Погруженная в работу, Одри не заметила, как через открытое окно ее внимательно разглядывает низенький, с крысиной физиономией человечек, который последние несколько дней слонялся у входа в таверну. Не увидела она и промелькнувшей на его лице гадкой ухмылки. Слушая разговор Одри и Кристофера, мерзкий тип согласно кивнул при словах, что у капитановой шлюхи есть выбор. Как и у господина Барретта, мысленно добавил он. Его маленькие глазки злорадно поблескивали, когда он представил себе, какое лицо будет у господина Барретта, услышавшего, что…

— Так что она брюхата от самого капитана, вот так.

— Ты врешь! — выкатил глаза Барретт. — Капитан Эндрюс не такой идиот!

— Так выходит, что он и вправду идиот, — пренебрежительно пожал плечами Петерс. — Вчера ночью эта толстая корова Сейди почти уже затащила его к себе в постель. Я был уверен, что она точно его не отпустит. Он же был в стельку пьян.

— Ты хочешь сказать, что капитан отверг ее предложение? — вдруг насторожился Барретт.

— Точно так. Он сказал ей, что его кое-кто дожидается. А сам на ногах еле держался и продрых несколько часов под деревом в двух шагах от ее двери, вот так. — Петерс нахмурился. — Я преспокойно мог перерезать ему горло, и, может, это было бы самым правильным.

— Я тебе уже говорил, что мне этого не нужно! — нахмурился Барретт. — Еще не время, понял? Моя месть будет долгой. Я хочу, чтобы капитан Дерек Эндрюс мучился так же, как мучился я сам! — Барретт на секунду задумался. — Нет, не совсем так. Я хочу, чтобы он мучился сильнее, чем я. Я хочу, чтобы он испытал в десять раз больше страданий, чем я, когда сидел под замком в этом вонючем корабельном карцере, а господин капитан все это время тискал Джиллиан Харкорт Хейг за белые сиськи. — Барретт хохотнул. — Похотливый болван! Сам того, не ведая, он дал мне в руки лучшее орудие мести! Ты уверен, что капитан еще не знает про ребенка?

— Верняк. Похоже, эта стерва захочет избавиться от него, и тогда уж точно никто ничего не прознает.

— У-у нет, она на это никогда не пойдет. Я уж постараюсь.

— Это как же вы сможете ей помешать? Она улизнет и сделает все на стороне…

— Да сам капитан и позаботится об этом. Он же глаз с нее не спускает. Вот… Так что у мисс Хейг должен появиться план побега. Она должна будет найти подходящего человека, а на это уйдет, по меньшей мере, несколько дней.

— А чего вы, собственно, так печетесь о ребенке? — пожал плечами Петерс.

— Ты что, и в самом деле такой тупой? — воззрился на него Барретт. — Неужто не понимаешь, что капитан Эндрюс будет мучиться, когда его бабы окажутся у меня, но он просто свихнется, когда узнает, что у меня к тому же и его ребенок.

— Как будто ему есть до него дело!

— Будет. Я постараюсь, чтобы было.

— И как же мы все это сварганим и провернем за несколько дней?

— Поменяем планы и будем действовать быстро, вот и все.

— А рыжая?

— А она нам больше не нужна.

— Я вот про что подумал. Ее отшить трудно будет. Ей капитан во как нужен, так что она навряд ли от нас отстанет.

— Несколько слов на ушко, и она перестанет лезть в наши дела. Как только я скажу ей, что приготовил для этой Хейг, она тут же отстанет. Рыжая ведьма тщеславна и на самом деле уверена, что стоит лишь Джиллиан Хейг исчезнуть, как Эндрюс сам упадет в ее объятия.

— Может, и упадет, — осклабился Петерс. — И чего будет стоить ваша сладкая месть, ежели он заберет к себе рыжую заместо утешения?

— Я уверен, что все остальное тебе понравится, — понизив голос, прошипел Барретт и посмотрел на Петерса с нескрываемым презрением. — Ты бы был только рад, скажи я тебе, что теперь можно полоснуть капитана по горлу, чтоб он захлебнулся собственной кровью. На это я вот что тебе скажу, мой кровожадный друг! Ежели капитан удивит меня, соблазнившись прелестями рыжей ведьмы, и не будет сходить с ума по бабе, которой он заделал ребенка, вот тогда, приятель, он твой.

— А что вы тогда сделаете с дамочками Хейг? — полюбопытствовал Петерс.

— Попользуюсь и выброшу, вот что. Это самое правильное, что можно сделать с бабой. А вообще-то я знаю одно популярное местечко в Лондоне, где за женщину, нагулявшую живот, клиенты, у которых вкусы несколько отличаются от общепринятых, платят втридорога. — Барретт помолчал. — Но этот ребенок меня весьма интересует. В наши дни детей можно так использовать… особенно если хорошенько вымуштровать.

— Точно, — кивнул Петерс. Идея заинтересовала его, и он радостно воскликнул: — Так что я должен делать?

— Вы ошиблись. Этого не может быть! — Громкий возглас потрясенной Эммалины заметался по маленькому кабинету доктора Самуэля Фелпса. Сегодня утром она поднялась в скверном настроении и была исполнена решимости не терять больше ни одного дня, ожидая, пока сработает план Джона Барретта и Дерек освободится от своей белокурой женщины. Барретт заявил, что все очень просто. Ему нужно только время.

Ну что ж, свою часть плана она выполнила. Распустила слух, что Дерека обвинили в заключении нечестных сделок. Она добилась того, что Роберт уговорил местных плантаторов и торговцев не вести никаких дел с капитаном Эндрюсом. Ее милый доверчивый Роберт справился со всем просто блестяще. Барретт, судя по всему, тоже преуспел в обработке местных торговых агентов. Но на этом все и застопорилось, хотя появилась реальная перспектива, что Дерек навсегда застрянет в Кингстоне.

Сам Барретт после этого ни разу с ней не связался. И Эммалина устала ждать.

Все больше и больше раздражаясь, она тряслась в экипаже, катившем по вдрызг разбитой проселочной дороге. Полчаса назад Роберт уехал на плантации, и она отправилась в Кингстон.

И тут это началось снова… Тошнота… Мука мученическая… Непрерывные позывы на рвоту, лишавшие ее сил. За сегодняшнее утро ей уже в четвертый раз пришлось, открыв дверь экипажа, дергаться в жутких спазмах неудержимой рвоты, и Эммалина решила, что пятого приступа она не вынесет. Незапланированный визит к доктору Фелпсу сразу по прибытии в город и результаты последовавшего осмотра не развеяли скептицизма молодой женщины.

Морщинистое лицо доктора расплылось в ласковой улыбке:

— Уверяю вас, милочка, я не ошибся.

Эммалина беззвучно шевельнула губами, безуспешно попытавшись ответить. Несколько раз, сглотнув, она, наконец, проговорила:

— Но Роберт слишком стар, чтобы зачать ребенка, доктор!

Доктор Фелпс от души рассмеялся:

— Милая моя Эммалина, надеюсь, теперь вам не нужно доказывать, что и в этом ваш муж — выдающийся человек!

Эммалина отчаянно замотала головой. Нет, этого не может быть! Она непроизвольно положила ладонь себе на живот. Он по-прежнему был плоским и твердым, как доска.

— Я уверен, что вы заметили задержку месячных, — мягко сказал доктор Фелпс.

— Они у меня всегда были не очень регулярными, и задержки никогда ничего не значили.

— А вы не замечали, что ваши груди стали более восприимчивы к ласкам?

Эммалина задумалась. Последнее время груди стали более болезненными. По этой причине Роберт был особенно нежен в своих ласках. Эммалина припомнила, какое облегчение она испытывала, когда он ласково водил языком по напрягшимся соскам. Было так хорошо, так чудесно, когда он массировал пальцами болезненные уплотнения в ее грудях. Или когда втягивал мягкую плоть в рот и долго, долго сосал. Чуткость мужа к ее реакции была поразительной, любовный пыл становился только сильнее, умение ласкать достигло совершенства. Так что под конец она обхватила голову Роберта руками и, не сдерживаясь, громко закричала, умоляя его не останавливаться…

— Пожалуй, да, — слегка пожала плечами Эммалина.

— У вас не усилилось желание… э-э-э, — заколебался доктор, — желание плотских утех?

Эммалина ответила не сразу. Ей вспомнилось, как сила желания подняла ее с постели и погнала в соседнюю комнату, где одевался Роберт. Она подошла к нему сзади и страстно прижалась. Роберт как раз натягивал штаны, и она, опустившись перед ним на колени, начала ласкать его неутомимую мужскую плоть, что всю ночь поднимала ее на вершину блаженства. Роберт сквозь хриплые стоны, задыхаясь, попросил поласкать его еще.

Эммалина надменно приподняла бровь и ответила врачу:

— Может быть, самую малость.

— А приступы тошноты случаются у вас достаточно часто?

— О да. Особенно во время движения, — воскликнула Эммалина и пояснила: — Ну, когда я, например, еду в экипаже. Как начинает качать, тут и… Я думаю, это от запаха лошадиного пота, — задумчиво добавила она.

— А, значит, вас беспокоят запахи?

— Да, от любого сильного запаха у меня желудок начинает наизнанку выворачивать.

— А раньше такого не было?

— Да вроде нет, хотя я думаю, что…

— Да, милочка. Так что вы думаете?

— Я уверена, что это от жары, — поджала губы Эммалина.

Доктор Фелпс взял ее за руку, и улыбка на его добром лице стала еще шире:

— Моя дорогая Эммалина, можете Мне поверить, это отнюдь не жара. Вот Роберт-то обрадуется. Обрадуется! Эммалина вырвала руку и резко вскочила со стула.

— Обрадуется! Как же, ждите! Роберт слишком стар, чтобы стать отцом. Поэтому, я надеюсь, вы возьмете на себя заботу о том, чтобы мой муж не оказался в ситуации, нарушающей его душевное спокойствие.

Доктор недоверчиво посмотрел на Эммалину:

— Роберт не так стар, как вы говорите, Эммалина. Но в любом случае, если вы имеете в виду то, о чем я думаю принимать в этом участия я не буду.

— Не будете, вот как! — сузила зеленые глаза Эммалина. — Со своим телом я могу поступать, как угодно мне, не так ли, доктор?

— Прошу меня извинить, сударыня.

— Ладно. Вы не единственный доктор на острове, который может мне помочь!

— Милочка… — мягко проговорил доктор Фелпс, — дайте себе время немного привыкнуть к этому новому состоянию…

— И не подумаю! — Эммалина вдруг посмотрела на врача с откровенной угрозой. — Я также надеюсь, что вы ничего не скажете Роберту о своих ошибочных заключениях насчет моего здоровья.

Пожилой джентльмен даже сделал шаг назад.

— Мадам, сохранение врачебной тайны — для меня дело чести!

— Замечательно! — Эммалина взяла свою сумочку и направилась к двери. — Ведь вы ошиблись, доктор, не так ли?

Подойдя к экипажу, Эммалина посмотрела на сутулую спину кучера, дожидающегося ее возвращения.

— Куда ты пялишься, старый дурак?

Куако соскочил с козел и подобострастно распахнул дверцу. Эммалина гордо шагнула в экипаж, уселась на сиденье и бросила:

— Порт-Рояль-стрит. И поторопись!

— Где это есть?

— Контора мистера Джона Барретта, идиот!

— Моя знать, миссус.

Экипаж дернулся и покатил. Эммалина до боли сжала зубы и схватилась рукой за горло, потому что тошнота поднялась с новой силой. Да пошли они все к черту! Она не собирается мучиться и уродовать себя омерзительно раздутым брюхом. А тем более она не уподобится телкам, щеголяющим исполненным долгом жены. Кобылы-производительницы! Она не даст испортить свою чудесную фигуру. Подумать страшно, что она, славящаяся грациозностью походки, будет косолапо ковылять, неся перед собой необъятный колышущийся живот! А о мучительных родах после девяти месяцев страданий лучше вообще не думать!

Эммалина осторожно перевела дыхание. Тем более она не намерена жертвовать своей молодостью ради беспрерывно орущего младенца, когда еще не все ее сокровенные желания исполнились. Она добьется того, чего хочет, чего всегда хотела! И если ради этого нужно будет побывать в тысячах вонючих проулков, посетить сотни мерзких контор и встретиться с множеством отвратительных тварей вроде Джона Барретта, она сделает это. А вот когда она получит то, что хочет…

«Дерек, мой обожаемый подлец…»

Глаза Эммалины блеснули яростной одержимостью, и она крикнула кучеру:

— Погоняй, Куако! Погоняй! У меня совсем нет времени!

— Этого никогда не будет, Кристофер.

Джиллиан спокойно посмотрела юноше в глаза. В маленькой каюте Одри повисла тишина. Джиллиан нелегко дался этот день. С того момента, когда Дерек бесцеремонно выставил ее из своей каюты и приказал сидеть и ждать в каюте сестры, время тянулось бесконечно. Джиллиан пыталась собраться с мыслями. При каждом постороннем звуке она невольно замирала и начинала прислушиваться. Наконец она услышала, как открылась и закрылась дверь каюты Дерека, как к ее двери приблизились его шаги. Но шаги не остановились, а быстро проследовали дальше и затихли на трапе.

Джиллиан нахмурилась, припоминая, что произошло потом. Через какое-то время она поднялась на палубу. Но едва она приблизилась к трапу, подошел Каттер и мягко сказал:

— Капитан по обыкновению отдал мне кое-какие распоряжения. Вам не позволяется покидать корабль.

Видно было, что ему неудобно и неприятно произносить эти слова. Джиллиан попыталась улыбнуться, чтобы хоть как-то смягчить неловкость. Но все закончилось жалким провалом. Она вернулась в каюту. И ожидание возобновилось.

Она все еще ждала, когда в конце дня из таверны вернулись Одри и Кристофер.

Чайки носились над водой с такими пронзительными криками, что их было слышно даже сквозь деревянную обшивку. Джиллиан, продолжая смотреть в глаза Кристоферу, решительным тоном договорила:

— Я никогда не позволю, чтобы моего ребенка считали ублюдком.

— Джиллиан… — Голос Кристофера был полон неподдельной боли. — Ты должна понять, что не сможешь бесконечно скрывать свое положение от капитана. И прежде чем все выйдет наружу, тебе нужно принять несколько нелегких решений.

Джиллиан молчала.

— Ты же знаешь, что у тебя всего несколько возможностей. — Ни слова в ответ.

— Джиллиан, послушай…

Джиллиан вздохнула и коротко спросила:

— Какие еще возможности?

— Первая очевидна, — ровным голосом ответил Кристофер. — Ты можешь сказать капитану о своем положении и предоставить ему решать, что делать в этой ситуации. — Он замолк и вгляделся в глаза Джиллиан. — Возможно, ты лучше меня знаешь его реакцию. Если он, конечно, склонен признать отцовство и принять на себя все связанные с этим последствия.

«…Хозяин здесь я… Свободы лишили тебя, а не меня… Мои дни и ночи принадлежат только мне, и я могу проводить их, где захочу… И с кем захочу… И я не должен ни в чем перед тобой отчитываться…»

Нельзя сказать яснее.

— А если он решит не признавать?

— Тогда он может отдать ребенка куда-нибудь на воспитание с тем, чтобы ты…

— Нет! — Джиллиан схватилась рукой за горло. — А вторая возможность?

Кристофер заколебался, но все же сказал:

— Вторая возможность — вообще не иметь ребенка.

— Ты имеешь в виду… — медленно выговорила Джиллиан, борясь с внезапно нахлынувшей пронзительной тоской. — Нет, Кристофер, я не смогу.

Взгляд Кристофера стал твердым.

— Тогда есть еще одна возможность. — Джиллиан молча ждала.

— Побег.

— Побег… — задумчиво повторила Джиллиан и отвернулась.

— Мы можем сделать это, Джиллиан! — Кристофер схватил ее за плечи и повернул к себе лицом. — Посмотри на меня. Мы действительно можем это сделать!

— Мы? — покачала головой Джиллиан. — Да ты понимаешь, о чем говоришь? Чем ты рискуешь? — Она вгляделась в его правдивые глаза. — Это же остров. Отсюда некуда бежать, и здесь негде спрятаться.

— Это не так.

— Если тебя поймают…

— Нас не поймают.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Ты способна предложить что-то еще?

— Нет, но ты-то тоже ничего не предлагаешь. — Сильные руки Кристофера больно сжали плечи Джиллиан.

— Вот здесь ты сильно ошибаешься.

Молчание.

Кристофер говорил искренне, осипшим от волнения голосом, а Джиллиан не могла больше бороться в одиночку. Она шагнула в его открывшиеся объятия и заплакала. Кристофер что-то ласково шептал ей на ухо, гладил по волосам, и невыносимая душевная боль постепенно утихала. Спустя какое-то время Джиллиан медленно отстранилась, вытерла ладонями мокрые щеки и поняла, что выплакалась надолго.

Взглянув на Кристофера, она тихо попросила:

— Расскажи свой план.

— Это сплошное вранье!

Эммалина мучилась недоверием. Несколько минут назад она вошла в контору Джона Барретта, и тот быстренько умерил ее пыл.

Услышать про это второй раз за день…

Недоверие переросло в злость.

— Она специально это сделала! Эта зараза надеется воспользоваться ребенком, чтобы заполучить Дерека!

— Совсем наоборот! Она до сих пор все от него скрывает и намерена избавиться от ребенка. Я этого, конечно, не допущу.

— А почему? — удивилась Эммалина. — Вы же наверняка понимаете, что Дереку будет намного труднее расстаться с ней, если он узнает о ребенке.

— Да потому, что для меня она теперь в два раза ценнее! — Барретт зловеще улыбнулся. — Я заплачу за двоих, а получу троих, и мой план получит новое неожиданное развитие.

Эммалина внезапно почувствовала желудочный спазм. Джон Барретт действительно был до предела тошнотворен. Будь она другой женщиной, то посочувствовала бы обеим сестрам, которым вскоре предстояло оказаться в лапах этого развратника, но она Эммалина Дорсетт, и этим все сказано.

— Меня не интересует, что вы собираетесь с ними делать, когда отберете их у Дерека… Если вы действительно можете это сделать.

— Уверяю вас, мадам, я свое возьму! — Барретт воинственно выпятил челюсть. — Я предпочел бы подождать, пока финансовое положение капитана приблизится к такому критическому рубежу, что он просто вынужден, будет продать мне их колониальные контракты. Но ждать некогда, поэтому я представлю поддельные бумаги, подтверждающие заключенную между нами сделку, и тогда закон будет на моей стороне. Прежде чем он сумеет до меня добраться, я уже буду на пути в Англию. Очень удачно, что «Морской бриз» сейчас в порту и на следующей неделе уходит в море. Я все обговорил с капитаном, и никаких проблем с приобретением билетов для меня и двух моих служанок не возникло, — улыбнулся Барретт. — Конечно, мне придется поторопиться с поддельными бумагами, но здесь все решают деньги. Ничего, немного раскошелюсь. В Лондоне никто не усомнится в их подлинности. А что касается этого малого, Гибсона… — Барретт покачал головой. — Мне немного грустно, что я отдал его судьбу в руки одного весьма кровожадного господина здесь, на острове. Но с этим парнем хлопот не оберешься, если взять его с собой в Лондон.

— Вы что, собираетесь похитить обеих женщин? — Эммалина попыталась справиться с подступающей тошнотой. — Если вы думаете, что легко сделаете это, то вы явно недооцениваете Дерека. Он не позволит так просто их выкрасть.

— Боже мой, мадам… — Барретт начал терять терпение. — Повторяю, я не идиот. В любом случае, когда капитан Эндрюс узнает о похищении, будет уже поздно. Прочтя записочку Джиллиан, что она и ее сестра сбежали вместе с Гибсоном, капитан бросится обыскивать остров, а тем временем я…

— Вы вроде говорили, что освободитесь от Гибсона?

— Гибсон исчезнет одновременно с обеими женщинами, и капитан Эндрюс сам придет к очевидному выводу, — раздраженно объяснил Барретт. — В любом случае к тому времени, когда Эндрюс заподозрит неладное, «Морской бриз» уже будет в открытом море. Эндрюс не сможет организовать погоню, потому что не имеет контракта на доставку груза, а собственных средств для такого плавания у него нет. — Барретт скривил губы в радостной усмешке. — Итак… он до конца своих дней застрянет на Ямайке. А это именно то, что вам и надо. Не так ли, мадам?

— Вы сам дьявол!

— Благодарю вас, — насмешливо поклонился Барретт. — Полагаю, что услышал из ваших уст комплимент. Эммалина прищурилась.

— Я обязана предупредить вас, что все ваши планы пойдут прахом, если Дерек узнает о ребенке. Он поразительно упрям. И никогда не оставит розыски.

Барретт слегка приподнял брови.

— Я не вижу причин для беспокойства, мадам. Разве не вы мне говорили, что самое главное — отобрать у него девку Хейг, чтобы он снова стал вашим?

Холеное лицо Эммалины побледнело.

— Не надо делать из меня дуру! Мной не так легко крутить, как вы, возможно, вообразили! Я знаю, что на уме у вас еще кое-что, а не только то, что вы мне здесь наговорили!

— Стерва! — вдруг разъярился Барретт. — Я сказал тебе все, что собирался сказать!

— Негодяй! — взвизгнула Эммалина. — Я все равно узнаю! И если окажется, что ты дурил мне голову или собирался сделать что-то, о чем не сказался постараюсь, чтобы ты горько пожалел об этом!

— На твоем месте я бы поостерегся бросаться угрозами. — Тонкие ноздри Эммалины затрепетали от гнева.

— Нечего меня запугивать.

— Может быть, и стоит немного припугнуть.

— Дорогой мистер Барретт, я тоже, пользуясь представившейся мне возможностью, предупреждаю, что, недооценивая меня, вы совершаете роковую ошибку.

Барретт побагровел.

— Могу повторить то же самое и в отношении себя, мадам Дорсетт. Я бы сказал, что мы в патовой ситуации.

— Нечего льстить самому себе! — Эммалина шагнула к двери, но вдруг стремительно обернулась. Нежные черты ее лица обрели твердость гранита, и она, чеканя каждое слово, проговорила: — Думаю, что с моей стороны будет непростительным упущением, если я не проинформирую вас о возможных последствиях. Так вот, ситуация следующая: если ваши махинации станут препятствием для моих планов относительно капитана Эндрюса, я лично прослежу, чтобы это препятствие было устранено… вместе с вами.

— Ах ты, гадина! Как ты смеешь угрожать мне?!

— Смею, и если вы умный человек, то постараетесь не забывать об этом!

Гордо подняв голову, Эммалина выплыла на улицу. Кипя от злости, она села в экипаж. Негодяй не сумел обдурить ее. Не удалось ему, и вывести ее из себя. Если он проигнорирует ее предупреждение, то очень скоро обнаружит, что у Эммалины Дорсетт слова никогда не расходятся с делами!

Экипаж медленно катил по улицам Кингстона. Вскоре Куако свернул на дорогу, ведущую из города. Эммалина немного успокоилась. Прежде всего, ей необходимо решить совершенно неожиданно возникшую проблему. Ее личную проблему.

Эммалина снова невольно положила ладонь на свой плоский живот. Завтра она посетит доктора Кларка, чтобы тот еще раз проверил слова доктора Фелпса о ее положении. Если доктор Фелпс все же окажется прав, тогда вся надежда на доктора Кларка, который не страдает приступами малодушия. Она попросит его сделать все необходимое, чтобы проблема исчезла. Для восстановления сил после врачебных процедур ей потребуется один или два дня. За это время она соберет информацию по обычным каналам. Вооружившись ею, она вплотную займется проблемой по имени Джон Барретт. И тогда…

Мысли буквально вытряхнуло из ее головы, когда экипаж подскочил на первой же колдобине. В желудке появилось знакомое тянущее ощущение. Эммалина зажмурилась.

Нет.

Только не это.

Она с трудом сглотнула подступившую тошноту.

Да.

Опять.

И на какое-то время она полностью забыла о Джоне Барретте.

Ясное дело, здесь не обошлось без тайного сговора… Мужественное лицо Дерека свела судорога. Он шел по пристани к своему «Воину зари». Сегодня выдался кошмарно тяжелый день! После утренней ссоры с Джиллиан настроение у него было хуже некуда, а переговоры с торговыми агентами отнюдь его не улучшили. Он даже нанял экипаж и съездил в несколько поместий под Кингстоном. Результат тот же: вежливые улыбки и категорический отказ. Они сговорились держать его на острове до тех пор, пока он не разорится.

В Кингстоне только один — два человека обладали такой властью, чтобы суметь все это организовать.

Лицо Дерека помрачнело еще больше при виде голых, сиротливо торчащих мачт своего корабля. Дорога в поместье господина Тьюта была довольно долгой, и у Дерека оказалось достаточно времени, чтобы поразмыслить о своем отвратительном поведении сегодня утром. Он признался себе, что головная боль и дикая изжога превратили его в сущего изверга.

Дерек досадливо передернул плечами. Джиллиан, конечно, тоже хороша. Имей она хоть немного здравого смысла, не стала бы насмехаться над ним в таком состоянии, не вела бы себя, как сварливая баба, она бы…

Дерек прервал ход своих мыслей. Бесконечное повторение глупостей, которые они с Джиллиан наговорили друг другу ни к чему хорошему не приведет. Дерек не сомневался в том, что она получила серьезный урок и не будет понуждать его к объяснению, тем более что он не обязан это делать. Она теперь наверняка ждет его, как он и приказал, и будет счастлива, когда он ее простит.

Перед его глазами всплыло прекрасное лицо Джиллиан, и Дерек зашагал вверх по трапу. Она будет так же рада его прощению, как он будет рад ее простить. А потом он обнимет ее…

Быстро спустившись по Трапу, Дерек повернул к своей каюте и резко остановился, услышав голоса за дверью каюты Одри. Джиллиан. Он безошибочно узнал ее мягкий, нежный голос.

Но там был еще один голос, низкий мужской голос, что-то ей говоривший.

Дерек пинком распахнул дверь.

Гибсон… Джиллиан в его объятиях…

Молниеносное движение, и кулак Дерека с хрустом врезался в нижнюю челюсть Гибсона. Тот, отлетев, со всего маху врезался спиной в стену и с ошалелым видом сполз на пол. Дерек угрожающе оскалился, когда Кристофер, помотав головой, с трудом поднялся на ноги и со сжатыми кулаками шагнул вперед.

Между ними неожиданно проскользнула Джиллиан и остановила Кристофера. Стоя спиной к Дереку, она что-то зашептала ему на ухо. Ревность Дерека взыграла с новой силой.

— Отойди-ка в сторону, Джиллиан!

Джиллиан как ужаленная резко обернулась к нему:

— И не подумаю! Я не позволю тебе заставить Кристофера сделать то, о чем он потом будет жалеть. И все потому, что он просто поддержал меня!

— Неужели ты пытаешься меня убедить, будто упала, а Гибсон оказался тут как тут и проявил галантность? — издевательски хохотнул Дерек. Смех был недобрым. — Если ты рассчитываешь, что я поверю в эту…

— Но это правда!

Дерек взглянул на Гибсона с откровенным вызовом:

— Это правда, Гибсон?

Юноша смерил капитана ледяным взглядом и односложно бросил:

— Да.

— Подлец!

Гибсон опять рванулся к капитану, и Джиллиан снова остановила его. Дерек разве что не дымился от ярости.

— Убирайся отсюда, Гибсон! И чтобы я тебя здесь больше не видел!

Какое-то мгновение Кристофер колебался, а потом молча обошел капитана и вышел в коридор. Дерек вновь повернулся к Джиллиан.

— Я тебя предупреждал…

— Ах да, я и забыла! — Улыбка Джиллиан была холодна как лед. — Мой хозяин приказал, чтобы, кроме него, ко мне не прикасался никакой другой мужчина независимо от обстоятельств. Как восхитительно иметь возможность запрещать и приказывать, при этом ничем себя не ограничивая!

Наглая, нахальная стерва…

Повернувшись на каблуках, Дерек ринулся в коридор, ворвался в свою каюту и с треском захлопнул за собой дверь. Стоя в звенящей тишине посередине каюты, он пытался справиться с бушевавшей внутри яростью.

Дерек снова вернулся к уже знакомой мучительной мысли.

Все началось много месяцев назад в Лондоне, когда прекрасные, колдовские глаза Джиллиан впервые посмотрели на него.

Так чем же все это закончится?

Где-то беспрерывно плакал младенец. Этот плач пробивался даже сквозь рев урагана, что неодолимой стеной вставал на пути Джиллиан.

Сильный ветер сбивал с ног.

Ледяной дождь заливал лицо. Ноги разъезжались по вязкой грязи. Вой ветра становился все громче, детский плач все слабел и слабел.

Ее нет, тебе никогда ее не отыскать.

Она никогда не будет твоей.

Свист ветра перерос в оглушительный рев.

Дождь превратился в настоящий потоп.

Она больше не могла идти.

Она перестала что-либо видеть.

Но все еще могла слышать плач…

Вздрогнув, Джиллиан проснулась и села на постели. Учащенно дыша, прижав руку к груди, чтобы унять сердцебиение, огляделась. И увидела, что она в каюте Одри и спит на разложенном на полу матрасе. С койки доносилось тихое и ровное дыхание сестры. Джиллиан провела рукой по лбу. Он был в испарине.

В этом ночном кошмаре она отчетливо видела личико своего ребенка: чудесной маленькой девочки со светлыми волосами и черными бусинками глаз. Глаза Дерека. Она видела дитя, но никак не могла до него добраться.

Душевная боль не утихала.

В маленькой душной каюте было нечем дышать. Джиллиан решительно отбросила одеяло и встала. Подняла лежащую рядом одежду и натянула ее на себя дрожащими руками. Потом снова посмотрела на сестру. После ухода Дерека Одри так же, как и она, долго не могла заснуть. Она очень переживала за нее, но Джиллиан знала, что сестре вряд ли известны все мучительные обстоятельства ее жизни.

Не желая задерживаться на этих тяжелых мыслях, Джиллиан сунула ноги в туфли и направилась к двери. Поднявшись на палубу, она глубоко вдохнула свежий ночной воздух. Легкий бриз принялся играть ее распущенными волосами, и Джиллиан зябко поежилась от ночной прохлады.

Она подошла к поручням и крепко вцепилась в них руками. Потом посмотрела на ют и увидела там неподвижную темную фигуру. Линден нес свою вахту. Она легко узнала его по могучим плечам.

Джиллиан перевела взгляд на темное море, плескавшееся внизу. Она вспомнила то морозное утро, когда в предрассветных лучах солнца вылезла из тюремной повозки и ступила на неприветливую лондонскую пристань, крепко взяв Одри за дрожащую руку. Она была так самонадеянна, так высокомерна и полна праведного гнева на ту пародию на правосудие, которое равнодушно перемололо их жизни. Она ставила себя и Одри выше всего этого и была полна решимости выжить. Даже не выжить, а выйти победительницей из начавшейся битвы.

Насколько же глупой она тогда была… У Джиллиан перехватило горло. Урок был жестоким. Она узнала, что не может быть настоящей победы там, где сталкиваешься с человеческим страданием, и тем более с таким, какое выпало на их долю. Прошедшие через него уже никогда не смогут стать прежними. Страдание изменяет их так, как она и вообразить себе не могла. Те же, кто казался победителем, на самом деле терпели окончательное поражение от собственной лишающей всех чувств бесчеловечности.

Джиллиан подняла глаза к темному небу и замерла, пораженная его красотой. Полная луна заливала все вокруг волшебным серебристым светом. В черной глубине неба во всем своем великолепии переливались и мерцали звезды. Такого бесподобного неба Джиллиан еще никогда не видела. Ослепительная небесная красота явилась потрясающим душу контрастом по сравнению с переполнявшим ее страданием. Джиллиан пришло в голову, что точно такой же контраст существует между страстными объятиями Дерека и мучительностью их взаимоотношений, между осознанием чуда зародившегося в ней ребенка и беспокойством за его судьбу.

Джиллиан задумчиво положила ладонь себе на живот. Кристофер перечислил несколько вариантов решения проблемы, но она заранее знала, что есть только один. Она не могла оборвать жизнь еще не рожденного ребенка, потому что уже любила это беззащитное дитя. Ее подлинная мука заключалась совсем в другом — она любила Дерека.

Джиллиан попыталась вспомнить, когда же она впервые поняла, что в ее жизнь вошла любовь. Произошло ли это тогда, когда она впервые очутилась в объятиях Дерека, когда он овладел ею со страстью и нежностью, которые выдали в нем доброту и доверчивость, столь тщательно скрываемые под маской суровости? Пришла ли она вместе с растущей в ней привязанностью к этому человеку, позволившей ощутить счастье близости? Или же все началось тогда, когда Дерек ворвался в заведение Чарльза Хиггинса и забрал ее оттуда? А может быть, тогда, когда она поняла, какую борьбу он ведет со своим влечением к ней, каждый раз терпя поражение?

Джиллиан ни в чем не была уверена. Но она знала, что любит Дерека, что он каким-то образом стал частью ее самой, заполнил ее жизнь.

Но Дерек не любит ее. Он явно дал ей понять, что его чувства к ней не имеют никакого отношения к любви.

Джиллиан обернулась и вгляделась в плохо различимые мачты других кораблей, стоявших вдоль причала. Где-то там покачивалась на легких волнах и «Красавица Брайтона». Кристофер знал, что капитан этого судна не признавал насильственную высылку на принудительные работы за океан. Кристофер был уверен, что сумеет убедить его помочь им троим покинуть остров, оплатив услугу своей службой матросом. Самым важным было то, что «Красавица Брайтона» заканчивала погрузку и через несколько дней должна была поднять паруса.

По плану Кристофера Джиллиан не составит труда покинуть борт «Воина зари» без ведома Дерека. Дерек догадается о ее бегстве, когда уже будет поздно. И он…

— Джиллиан…

Ахнув, Джиллиан обернулась на знакомый голос за спиной. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.

— Что ты делаешь здесь в такой поздний час? — мягко спросил Дерек

Она мгновенно внутренне подобралась.

— Мне не спалось. Дерек вгляделся ей в лицо,

— Я тоже не мог уснуть, Я хочу поговорить с тобой, Джиллиан. Может быть, ты немного пройдешься со мной?

Джиллиан заколебалась, но все же, в конце концов, кивнула.

Комок боли, сдавивший грудь Джиллиан, заставил молодую женщину задержать дыхание, когда Дерек обнял ее за плечи и слегка привлек к себе.

— Мы немного пройдемся, — крикнул он Линдену.

— Да, сэр.

Спустя несколько минут звук их шагов затерялся в порту.

— В чем дело, дорогая? Что-то случилось? — Огромная спальня в поместье Дорсеттов была залита лунным светом, струившимся в открытое окно. Эммалина обернулась к лежащему рядом с ней Роберту. Морщины на его полном широкоскулом лице казались еще глубже. Но когда он ласково коснулся ее щеки, она почувствовала в этом прикосновении искреннее участие и беспокойство.

— Плохо себя чувствуешь?

— Я чувствую себя вполне нормально, — без улыбки ответила Эммалина.

Роберт замолчал, но тут же заговорил снова тем теплым тоном, которым всегда говорил с ней:

— Что-то тебя беспокоит? Если это так, моя дорогая, ты же знаешь, что можешь рассказать мне обо всем.

Эммалина продолжала хранить молчание. Ее взгляд задержался на поредевших седых волосах мужа, сквозь которые просвечивала лысина. С годами она привыкла к его некрасивости и мало обращала на это внимания.

До нее, наконец, дошло, что Роберт ждет ответа.

— Думаю, я немного переборщила с этими посещениями приболевшей миссис Линдхэм, — осторожно сказала она.

Эммалина отвела взгляд, внезапно почувствовав неловкость за выдуманную причину своих ежедневных отлучек в город. Для страховки она несколько раз навещала эту престарелую даму, но визиты были предельно короткими и по времени совпадали с действительно важными для нее встречами. Ее неловкость только усилилась, когда Роберт склонился к ней и ласково поцеловал в губы.

— Ты знаешь, о чем я сейчас подумал, дорогая? Мне кажется, что пришла пора взять отпуск.

— Отпуск? — Эммалина нахмурилась, услышав это совершенно неожиданное предложение. Ей только отпуска и не хватало! Особенно сейчас, когда предстоит визит к доктору Кларку, да и за Барреттом следует приглядывать. Все эти заботы, как черные тучи, сгущались над ее головой.

— Но ты так занят на плантациях, любимый, — попыталась улыбнуться Эммалина. — А там не за горами и время сева. Тебе будет очень трудно выкроить время.

— Но ты всегда мне говорила, что мечтаешь увидеть Англию.

— Англию?

— Или Филадельфию, Нью-Йорк, Чарльстон, любое место, которое тебе придется по сердцу.

Эммалина с недоверием уставилась на Роберта. Все это просто смехотворно! В ближайшие несколько дней у нее, можно сказать, жизнь решается, а Роберту вздумалось показать ей мир!

Эммалина постаралась ответить как можно непринужденнее:

— А почему это ты решил попутешествовать именно сейчас, милый?

Роберт медлил с ответом, и Эммалина быстро сообразила, что именно скрывалось за его предложением.

— Ну, потому что в последнее время ты выглядишь такой озабоченной. Ты прекрасна, как всегда, но заметно осунулась.

— Вот как? — подобралась Эммалина.

— Да. Я даже подумал, что, может быть, слишком утомляю тебя своей любовной пылкостью.

— Господь с тобой, Роберт! — Эммалина даже немного обиделась. — Как такое могло прийти тебе в голову?

— Я рад твоим словам, дорогая. Ведь я обожаю одаривать тебя любовью. Надеюсь, ты никогда не будешь уставать от близости со мной.

И он снова поцеловал ее. К изумлению Эммалины, чьи мысли были заняты совершенно другим, внутри нее появилось знакомое тепло.

Черт возьми! Ну почему Роберт должен быть таким старым, толстым и невзрачным?

— Видишь ли, — мягко проговорил Роберт, — я же понимаю, что стар, толст и невзрачен… — Эммалина, захваченная врасплох его словами, повторяющими ее мысли, чуть не ахнула. — И я понимаю, что ты молода и полна желаний, которые совершенно естественны для такой красивой женщины.

— Роберт…

— Но я хочу, чтобы ты знала, Эммалина, цель моей жизни — твое счастье. Я хочу, чтобы у тебя было все, что я в силах тебе дать. Все, ради чего ты и вышла за меня замуж.

— Роберт! — Теперь Эммалина действительно забеспокоилась. — Что с тобой? Я вышла за тебя, потому что я тебя люблю!

— Эммалина, дорогая…

У Эммалины перехватило дыхание.

— Роберт, я не хочу, чтобы ты так говорил!

— Ты так молода, Эммалина, и у тебя так трудно начиналась жизнь. Я уверен, ты мечтаешь об очень многом.

Понимаешь, я тоже смотрюсь в зеркало и знаю, что не очень соответствую образу мужчины, которого ты видишь в своих мечтах.

— Роберт, я уже вышла из детского возраста!

— А мне кажется, что еще не совсем… — Роберт придвинулся ближе, и голос его упал до едва различимого шепота. — Я пропал бы без тебя, Эммалина. Ты ведь знаешь об этом, не так ли? Ты моя жизнь.

Эммалина обвила рукой расплывшуюся талию мужа и вдруг засомневалась в истинной причине своего раздражения.

— Сколько раз мне повторять, что ты для меня все! — В ответ Роберт привлек ее к себе. Эммалина была растрогана, но в то же время испугалась. Муж каким-то образом сумел почувствовать ее настроение. В будущем следует быть осторожнее.

Она слегка нахмурилась, почувствовав, как на глаза навернулись слезы. Завтра утром сразу к доктору Кларку, и она снова станет самой собой. По правде, говоря, она не думала, что предстоящее дело будет так волновать ее. Но скоро все, наконец, закончится, и тогда Дерек снова будет принадлежать ей. Она уж постарается", — чтобы Роберт не отбирал у нее драгоценное время.

Да, все будет хорошо после поездки к доктору Кларку. Эммалина успокоилась, поуютнее устроилась на широкой груди мужа и закрыла глаза.

— О чем ты хотел поговорить со мной, Дерек? — Дерек остановился и посмотрел на Джиллиан. Яркий лунный свет покрыл легкой серебристой патиной его темные глаза. Лицо обрело торжественное выражение. Они отошли уже довольно далеко от пристани и неторопливо шли по петляющей узкой дороге вдоль пустынного берега. Дерек, увлекая за собой Джиллиан, шагнул с дороги в сторону узкой полоски берега. Их ноги сразу увязли в еще теплом песке. Дерек молчал, и с каждым их шагом в груди у Джиллиан росло предчувствие чего-то неожиданного. Наконец Джиллиан не выдержала:

— Дерек?

Налетевший порыв теплого ночного ветра взметнул ее волосы, и они засияли, пронизанные серебристыми лучами ночного светила. Дерек подхватил одну прядь, намотал на запястье и поднес к лицу.

— Твои волосы прекрасны, как и ты, Джиллиан, они неповторимы,

— Это не так. Ты забыл об Одри. Мы с ней почти одинаковы.

— Нет, ты другая.

— Мы все равно очень похожи.

— Совсем наоборот. Я с самого начала увидел, что вы совсем разные.

— Если по характеру, то да.

— И по характеру тоже.

Джиллиан слегка нахмурилась, не желая углубляться в такого рода дискуссию.

— Мы шли столько времени, чтобы обсудить, похожи мы с Одри или нет?

— Нет… — Дерек выпустил ее волосы и вдруг схватил Джиллиан за плечи и впился взглядом ей в глаза. — Ты ведь сердишься на меня, да?

— Нет, не сержусь.

— Но ты рассердилась на меня сегодня утром, — чуть прищурившись, возразил Дерек.

— Да.

— Так почему ты не сердишься сейчас? — Джиллиан пожала плечами:

— Утро давным-давно прошло, Дерек.

— То есть?

— Я многое передумала с того времени и поняла…

— Не продолжай, Джиллиан. Дай сказать мне. — Он обнял ее и крепко прижал к себе. Джиллиан слышала, как сильно стучит его сердце.

— Прости меня. — Он зарылся лицом в ее волосы и повторил: — Прости меня. Сегодня утром я был полным подлецом. Голова просто раскалывалась, изжога была жуткая, а когда я вошел в каюту и увидел тебя в ночной рубашке рядом с Кристофером…

Джиллиан напряглась и попыталась отстраниться от него, но Дерек ослабил объятие лишь настолько, чтобы можно было видеть ее лицо. Глаза Джиллиан вспыхнули гневом, и она выдохнула:

— Ты действительно думаешь, что я…

— Нет, я так не думаю, — перебил ее Дерек. — Но я знаю, что, появись у Гибсона шанс, он воспользуется им на всю катушку.

— Да ты с ума сошел! Кристофер — мой друг! Если уж к кому он и испытывает нежные чувства, так это к Одри.

— Гибсон и не смотрит на твою Одри! Он видит только тебя!

— Дерек, я прошу тебя, пожалуйста… — покачала головой Джиллиан. — Я не хочу спорить по поводу Кристофера.

— И я не хочу. Есть многое другое, о чем нам нужно поговорить.

Дерек замолчал и какими-то несчастными глазами посмотрел на нее. Джиллиан хотелось ладонями разгладить его насупленное лицо. Надо бы сказать ему, что все в порядке, что она действительно не сердится. Она тоже поняла, что нужно делать, и ему не стоит так переживать. Очень скоро он освободится от свалившегося на его плечи бремени, которым она стала для него. Но все это так и осталось несказанным.

— Дерек, скажи, пожалуйста, что хотел. Я уже устала, — вздохнула Джиллиан.

— Черт возьми, Джиллиан! — вдруг разозлился Дерек. — Что опять не так? Ты сердилась сегодня утром и днем, а теперь все вдруг переменилось. Тебя это больше не волнует?

Сердце Джиллиан защемило от боли.

— Нет, что ты, меня по-прежнему все это очень волнует.

— Тогда в чем дело?

— Дерек, какой толк рвать и метать из-за каждой нашей размолвки? Что сделано, то сделано. Ничего не вернешь и не изменишь.

— О чем это ты?

— О том, что произошло прошлой ночью… — Дерек отстранился от нее и поджал губы.

— Я уже говорил, что не буду отчитываться перед тобой или перед кем-либо другим в своих действиях. Я не обязан ничего тебе объяснять. Мое время принадлежит только мне. Я извинился за свое безобразное обращение с тобой сегодня утром. И на этом закончим.

— Я все это знаю.

— Джиллиан, послушай! — У Дерека вдруг сорвался голос, и его страдание стало ее страданием: — Я ничего не могу обещать, я не знаю, как долго продлятся наши нынешние отношения. Точно знаю только одно — я хочу тебя, хочу каждый вечер, хочу так, как не хотел ни одну женщину. И я не отпущу тебя. Ты можешь сердиться, беситься, сходить с ума, доводить меня до белого каления — ради Бога. Даже если ты будешь со мной так холодна, как сейчас.

— Я не холодна с тобой, Дерек.

— Не холодна? Как же еще назвать твое отношение ко мне?

— Я приняла ситуацию такой, какой ты сам ее сделал для меня. Вот и все.

— Значит, ты… — Джиллиан молча кивнула.

— А если я скажу тебе, что не хочу, чтобы ты принимала все это именно так? А если я скажу, что хочу, чтобы ты…

— Дерек…

На глаза Джиллиан неожиданно навернулись слезы. У них осталось так мало времени — всего несколько дней. Ей не хотелось, чтобы они прошли в перепалках и ссорах. Ей хотелось… Нет, она жаждала все эти оставшиеся дни любить Дерека так, как ей всегда хотелось его любить. Тогда она была бы счастлива до конца своих дней. И Джиллиан, с трудом шевеля губами, едва слышно прошептала:

— Давай не будем об этом.

Дерек продолжал стоять молча, никак не откликнувшись на ее тихую мольбу. И тогда Джиллиан обвила руками его шею, приподнялась на цыпочки, прикоснулась губами к его губам, стараясь запомнить каждый их изгиб, наполнить рот их вкусом… Прикосновение все длилось и, наконец, перешло в поцелуй.

Она не помнила, когда Дерек обнял ее, когда страстно ответил на ее поцелуй. Не помнила, как долгий поцелуй вызвал страстное желание, заставившее их забыть обо всем. Джиллиан вдруг почувствовала под своей спиной песок, а на себе тяжесть тела Дерека. И она всей своей любовью, всей своей страстью, всей своей душой, всем своим сердцем устремилась ему навстречу.

Когда Джиллиан подняла глаза, она увидела, что он пристально смотрит на нее.

— Джиллиан… Сейчас между нами все хорошо. Ты же знаешь, это, правда? — сказал Дерек хриплым шепотом. — На всю оставшуюся жизнь…

— Да… Я знаю, Дерек.

— Я никогда не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной… Ты знаешь это?

«…я не обязан давать никаких объяснений…»

— Да.

Джиллиан плыла на волнах счастья, отдавая ему всю себя до последней капли. Дерек простонал:

— Нет, не сейчас…

И затем это пришло… Взрыв наслаждения, сотрясающий каждую частичку тела; бесконечное неземное блаженство; страстные объятия, два тела, слившиеся в одно… Казалось, сама ночь переполнена их любовью.

Дерек долго лежал без движения. Потом поднялся на ноги, протянул руку и помог встать ей. Торопливо привел себя в порядок и мягко отвел ее дрожащие пальцы от расстегнутых пуговиц платья.

— Чертовски глупо заниматься этим здесь… на берегу, — пробурчал Дерек. Потом наклонился, прижался губами к обнаженной груди Джиллиан и аккуратно застегнул на ней платье. — Мы возвращаемся на корабль, и там, обещаю, я подарю тебе еще больше радости. Потому что, правда, в том, что я действительно никогда в жизни так не хотел женщину, как хочу тебя.

Слова Дерека продолжали звучать у нее в голове, когда он обнял ее за плечи, и они пошли к пристани. Благодаря этим словам она сможет выдержать все до конца.

В эти несколько дней она забудет о реальности, будет упиваться радостью и не думать о завтрашнем дне.

Всего несколько дней.

Глава 16

Одри повернула голову к двери, не уверенная, действительно ли кто-то прошел по коридору или ей только показалось. Она замерла и прислушалась. Прошедшей ночью, когда Джиллиан, Кристофер и она приняли решение бежать, Одри была не в силах уснуть. Ночь превратилась в сплошное мучение; потому что матрас Джиллиан так и остался пуст. Одри ждала возвращения сестры и думала.

Сначала ей пришло в голову, что Джиллиан пошла на камбуз, чтобы перекусить. Когда ее возвращение несколько затянулось, Одри подумала, что сестра вполне могла подняться на палубу. Побоявшись пойти наверх и самой проверить эту догадку, Одри продолжала ждать. Страхи все увеличивались: Джиллиан плохо, она лежит одна-одинешенька где-нибудь в темноте, и некому прийти ей на помощь…

Здравый смысл снова взял верх, и Одри осталась в каюте. Но ее сердечко начинало мучительно ныть при одной только мысли, что Джиллиан могла пойти к капитану.

И вдруг подумалось: а что если она не с капитаном, а…

У нее екнуло сердце, когда шаги вдруг остановились около ее двери. Дверь распахнулась, и Одри с облегчением выдохнула, увидев, что в каюту вошла Джиллиан. Она вскочила с постели, подбежала к двери и закрыла ее. Потом повернулась к сестре:

— Джиллиан, я так волновалась! Я проснулась после полуночи и увидела, что тебя нет. А я не знала, куда ты ушла! О чем я только не передумала! Я не пошла тебя искать только потому, что боялась выдать твое отсутствие.

Джиллиан коротко улыбнулась извиняющейся улыбкой:

— Прости, Одри. Я как-то не подумала сказать тебе, что ухожу. Но я… Я просто не могла заснуть, поднялась на палубу подышать воздухом.

— Но тебя не было всю ночь!

— Там был Дерек.

Одри притихла, увидев лицо сестры. Джиллиан… Бедная, бедная Джиллиан…

— Мы поговорили о многом. А потом пошли пройтись… Одри молчала. Все было понятно и так.

— Я расстроила тебя, Одри?

— Джиллиан, как ты можешь спрашивать такое?

— Ты же знаешь правду, верно? — Джиллиан с вызовом посмотрела на сестру. — Я сама этого не понимала до сегодняшней ночи. Честное слово, не понимала.

— Да, я знаю, — Одри почувствовала отчаяние Джиллиан, и ее сердце сжалось от боли. — Только не вини себя за чувства, против которых ты бессильна. Капитан так часто был добр к тебе.

— Чего нельзя сказать о его обращении с другими.

— Он был честен с тобой и до конца выполнил заключенное между вами соглашение.

— Я тоже.

— Он защитил тебя от Джона Барретта.

— Только потому, что презирает этого человека.

— И он заботился о тебе, это же очевидно. Выкупил тебя у Чарльза Хиггинса за огромную сумму.

— Это входило в его планы.

— Джиллиан, но он выкупил вместе с тобой и меня! А что ему я, Джиллиан? Зачем я ему сдалась? — Джиллиан поджала губы.

— У него своеобразный взгляд на женщин!

— Он выкупил мой колониальный контракт, поскольку знал, что ты будешь страдать, если я останусь там. Он сделал это ради тебя.

— Да, он сделал это ради меня. Вот тогда я и начала верить, что он… — Джиллиан внезапно замолчала и после короткой паузы продолжила уже более спокойно: — Но его чувства ко мне сразу испарились, когда на берегу ему приглянулась местная красотка.

— Джиллиан, перестань мучиться!

— Одри, — мягко, но решительно проговорила Джиллиан. — Я только смотрю правде в глаза, но полагаю, что настоящий стыд именно в том, что я вообще не мучаюсь.

— Да как же?

— Нет, правда, я не мучаюсь… — Джиллиан задумчиво посмотрела на сестру. — Этой ночью я решила выкинуть из головы все прошедшие дни беспрерывного унижения, чтобы ничем не омрачать воспоминания о моих последних ночах с Дереком.

— Джиллиан, прошу тебя…

— Я пришла к выводу, что могу забыть о своей гордости, Одри. А я никого не верила, что именно здесь смогу сдаться. Я смогла.

— Но у тебя просто не было выбора, особенно вчера вечером!

— Нет, выбор у меня был.

— Джиллиан, милая сестра… — В глазах Одри светилось глубокое понимание. — У тебя не было выбора, потому что ты любишь его.

У Джиллиан предательски заблестели глаза.

— Одри, Одри, ну почему я так боялась, что ты не сумеешь понять?

— И где сейчас капитан?

— На палубе. Я оделась и пришла сюда сразу, как только он ушел.

Одри глубоко вздохнула.

— Ты по-прежнему не отказываешься от нашего плана?

— Не отказываюсь. — Одри промолчала, и Джиллиан мягко добавила: — Эта ночь ничего не меняет, Одри. Дерек не любит меня.

Одри, мучаясь вместе с Джиллиан, беспомощно проговорила:

— Но он заботится о тебе, я знаю, что заботится.

— Да, заботится. Я тоже это знаю. Но недостаточно. Вчера он дал мне ясно понять, что самое главное для него — личная свобода. А у меня уже нет сил мириться с возможностью его новых увлечений и мучиться от страха за Судьбу ребенка, которого я ношу.

— Ты уверена в том, что говоришь, Джиллиан? — Джиллиан, чуть помолчав, сказала:

— Кристофер сегодня будет узнавать, когда уходит «Красавица Брайтона»?

— Да.

— Скажи ему, что независимо ни от чего я буду, готова в любое назначенное им время.

— Он сейчас зайдет за мной, Джиллиан. Сама и скажи ему об этом.

— Лучше я пойду. Если Дерек узнает, что я виделась с Кристофером…

Одри промолчала.

— Скажи ему ты, Одри.

Джиллиан вышла, а Одри сидела и смотрела на закрытую дверь, за которой исчезла сестра, и так задумалась, что испуганно подскочила от стука в дверь. Открыв ее, она заметила, что Кристофер через ее плечо оглядывает каюту.

— Джиллиан здесь нет.

— А где она?

— У капитана. — Кристофер помрачнел.

— Джиллиан вчера ночью поднялась на палубу, потому что мучилась бессонницей. Он тоже был там.

— И этот негодяй снова затащил ее к себе.

— Кристофер…

— Что Кристофер! Он хочет спать с портовыми шлюхами и хочет спать с Джиллиан. Ловко устроился! Если Эндрюс не видит, что твоя сестра стоит тысяч этих непотребных девок, значит, он идиот от рождения!

— Кристофер, пожалуйста, не надо! — Одри схватила его за руку. — Все будет хорошо. Я знаю это.

— Опять все поменялось, черт возьми! — вновь разъярился Кристофер. — Если Эндрюсу удастся убедить Джиллиан, что он больше не будет заводить интрижки на стороне, она…

— Она не передумала, Кристофер.

— Да ты-то откуда знаешь?

— Джиллиан сама сказала. Она просила передать тебе, что прошедшая ночь ничего не меняет.

Кристофер надолго замолчал, а когда заговорил, в голосе его звучало смущение:

— Извини, Одри.

— Кристофер, ну, пожалуйста… Неужели ты думаешь, что я не понимаю, чем ты для нас обеих рискуешь?

— Я не имею права вымещать на тебе свое недовольство.

Одри посмотрела на него долгим взглядом. Этот крепко сбитый, сильный парень с рыжеватыми волосами, каштановой бородой и обсыпанным веснушками носом стал для нее таким родным. Твердый взгляд его светло-серых глаз помог ей выжить, когда смерть уже стояла у порога. При каждом взгляде на него у Одри начинало ныть сердце потому, что он никогда не узнает, как сильно она его любит.

Девушка заставила себя улыбнуться.

— Давай не будем оглядываться назад, Кристофер. Пора посмотреть вперед, в будущее. Ты сегодня поговоришь с капитаном «Красавицы Брайтона»?

— Сразу же, как только провожу тебя в таверну.

— Тогда не будем терять времени, хорошо? — Одри отвернулась и взяла сумку. Когда она снова повернулась к Кристоферу, тот продолжал внимательно смотреть на нее. Неожиданно он обнял девушку и крепко прижал к себе.

— Я горжусь тобой, Одри.

Они вышли из каюты и двинулись к трапу, а Одри все еще не могла произнести ни слова.

Эммалина сидела на шатком смотровом столе и внимательно следила за доктором Кларком. Тот хмуро потянулся к чемоданчику с инструментами. Это был худой, даже костлявый, неряшливо одетый человек. Выглядел он еще более потрепанным, чем она ожидала. Спиртным разило от него, как от пивной бочки. Его рабочее место было больше похоже на свинарник, чем на кабинет врача. Эммалина прекрасно понимала, что, если бы не обстоятельства, она бы ни за что не переступила порога приемной доктора Кларка.

Эммалина следила за неверными движениями доктора и ругалась про себя самыми последними словами. За прошедшие сутки ее жизнь вдруг пошла наперекосяк. С каждым уходящим днем Дерек все дальше ускользал от нее. Эммалина чувствовала, что, если она в ближайшее время не восстановит их отношения, он будет потерян для нее навсегда. Джон Барретт, омерзительнейший тип, слишком ясно дал ей понять, что доверять ему нельзя ни в чем. Стремление отомстить Дереку настолько захватило его, что невозможно было даже предположить дальнейший ход событий. А теперь еще и это выбившее ее из колеи осложнение.

Эммалина глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. Несмотря на все ее сомнения в том, что мужчина таких преклонных лет, как Роберт, смог зачать ребенка, в глубине души она была уверена в правильности диагноза доктора Фелпса. И этой ночью, прижимаясь к мягкому, дряблому животу Роберта, она снова и снова обдумывала создавшееся положение.

У нее перед глазами вдруг опять возник мужественный облик Дерека, и Эммалина слегка нахмурилась. Он отвергает ее только потому, что до сих пор считает, будто много лет назад она действительно предала его.

На самом же деле она до сих удивлялась, как это Дерек тогда не понял, что ее свидание с молодым матросиком было всего лишь вполне невинной уловкой неопытной молодой женщины, упоенной ощущением власти над красивым любовником. Она не ожидала, что ее интрижка закончится убийством. Это никак не входило в ее планы. Но она была уверена, что никогда не забудет чувства безграничности своей власти, которое испытала, когда увидела выражение глаз Дерека, стоявшего над бездыханным телом.

С тех пор Эммалина все время стремилась еще раз испытать это чувство. Ее увлечение культом Пуку, всевозможными оби и другими атрибутами черной магии во многом было следствием этого желания. Однако довольно быстро она поняла, что ее влечет к себе не только власть, но и сам Дерек.

Эммалина еще раз глубоко вздохнула. Она поклялась, что вернет Дерека. Слишком большая часть ее жизни была затрачена на это, чтобы отступить именно теперь.

Доктор Кларк повернулся к Эммалине, и она мысленно выругалась. У него действительно был весьма отталкивающий вид. Испитое небритое лицо, растрепанные волосы, кожа какого-то грязно-землистого цвета. Эммалина опустила взгляд на острый металлический инструмент у него в руке, потом снова взглянула в налитые кровью глаза. Вдоль спины пробежал холодок страха.

— Доктор Кларк, имейте в виду, что у меня есть кое-какие сомнения относительно вашего умения провести эту процедуру.

Доктор Кларк вызывающе выпятил грудь с видом оскорбленного достоинства.

— Уверяю вас, мадам, я множество раз оказывал подобную услугу островитянкам. Эммалина сузила глаза.

— Доктор Кларк, я не островитянка. И я очень надеюсь, что вам понятна разница!

— Конечно, конечно, — закивал доктор, но от своего не отступил. — Однако вы должны понимать, что независимо от того, какое положение в обществе занимает пациентка, процедура все равно остается одной и той же.

Эммалина сердито сверкнула зелеными глазами.

— Последствия для вас будут не совсем те же, если только вы что-нибудь не так сделаете!

— Мадам, — с бесстрастным выражением лица холодно проговорил Кларк. — Так вы хотите, чтобы я прервал беременность, или нет?

— Бесстыдный негодяй!

— Ну, так как?

— Вы, оказывается, не просто выродок! Своей бесчувственностью вы позорите благородную профессию, которой якобы занимаетесь!

— Еще раз повторяю, вы хотите, чтобы я прервал беременность или нет?

— Холодный, безразличный…

— Так да или нет, миссис Дорсетт?

Эммалина пробурчала еще несколько оскорблений.

Однако доктора Кларка они мало тронули.

— Я не понял, что вы мне ответили, мадам.

— Да! Да! — взорвалась Эммалина. — Да, да, да, да! Идите вы к черту! Давайте, займитесь делом и закончите поскорее. И чтоб все было аккуратно. Если наделаете ошибок, можете быть уверены, что я воспользуюсь моим оби и приду к вам из могилы, чтобы поквитаться с вами! Вы поняли меня, доктор Кларк? «

Доктор Кларк равнодушно кивнул и шагнул вперед.

— Ложитесь на спину на стол, мадам. — Взяв себя в руки, Эммалина резко бросила:

— Постойте-ка.

— Да, миссис Дорсетт?

— Вымойте руки.

— В этом нет необходимости.

— Я сказала, вымойте руки!

Доктор Кларк даже подскочил от визгливого окрика Эммалины. Хотя ее всю трясло, она едва не расхохоталась ему в лицо. Однако ей стало не до смеха, когда доктор Кларк вернулся к столу и с вызовом продемонстрировал ей свои трясущиеся руки, добавив при этом с неожиданным сарказмом:

— Итак, вам удалось отделить себя от других моих пациенток, миссис Дорсетт. Ну что ж, начнем?

Не отрывая взгляда от лица доктора Кларка, Эммалина медленно, но решительно легла на стол.

Спустя какое-то время она неверными шагами вышла из приемной доктора Кларка и подошла к своему экипажу.

Куако мгновенно оказался рядом, распахнул дверцу и предложил ей руку. Заботливо усадив хозяйку, старый раб заглянул в ее белое как мел, покрытое холодной испариной лицо и пробормотал:

— О, плохой этот человек…

Эммалина обессилено откинулась на сиденье. Слова Куако продолжали звучать у нее в ушах, и она безжизненным, каким-то не своим голосом ответила:

— И, правда, это гадкий человек. Отвези меня домой, Куако.

Экипаж на удивление мягко тронулся с места. Эммалина закрыла глаза и до самого дома не проронила ни слова.

Кристофер все дальше уходил от «Красавицы Брайтона», не забывая украдкой поглядывать по сторонам. Не заметив никого, кто мог бы заинтересоваться его присутствием в порту, когда ему давно пора быть в таверне, он ускорил шаг. Кристофер прекрасно понимал, что легкости, с которой их планы начали осуществляться, они обязаны только добрым отношениям Одри с владельцами таверны. Ее лечение, без всякого сомнения, спасло миссис Хили ногу;

Пожилые супруги буквально влюбились в Одри и готовы были сделать для нее что угодно.

Подойдя к таверне, Кристофер решительно сжал губы и направился к заднему входу. Он задержался у кухонного окна, заглядевшись на склонившуюся над разделочным столом Одри. Скоро для них настанут трудные дни. Одно время он думал, что Одри навряд ли выдержит предстоящее испытание, но сейчас подобные сомнения уже не мучили его.

Нежное личико девушки было исполнено такой милой и серьезной сосредоточенности, что Кристофер не мог отвести от нее глаз. С того времени, как они оказались на острове, на свет появилась новая Одри, но и знакомая Одри не исчезла полностью. Он вдруг испытал огромную радость оттого, что она во многом осталась прежней. Ведь никто так не чувствовал чужую беду, как Одри, И никто не мог быть так бескорыстен, как она. Даже Джиллиан, со всей своей несравненной стойкостью и великодушием, не обладала в полной мере женственной мягкостью Одри.

Две красивейшие женщины, похожие друг на друга как две капли воды, в то же время были такими разными, но обе обладали удивительной цельностью характера. Кристоферу подумалось, что он удостоился огромной чести знать их обеих.

Одри подняла голову от работы, заметила его взгляд и буквально застыла на месте. Кристофер вошел на кухню и направился к девушке. Она явно ждала, что он скажет о своем утреннем походе в порт.

Кристофер огляделся по сторонам. Кухня была не самым лучшим местом для такого разговора. Кто-то тронул его за руку. Кристофер обернулся — рядом стояла миссис Хили.

— Вот что, голубки, мне думается, вам нужно малость поворковать друг с дружкой. — С этими словами она мягко отстранила Одри и встала на ее место перед засыпанным мукой столом. — Сколько надо, столько и толкуйте. А я пока займусь печеньем.

Улыбкой, поблагодарив миссис Хили за столь великодушный подарок, Кристофер потянул Одри в тот закуток, которым они часто пользовались, чтобы поговорить без помех. Разговор был недолгим, и очень скоро Кристофер смотрел, как Одри, бледная, но полная решимости, продолжила прерванную работу.

Роберт скептически оглядел бесконечные плантации сахарного тростника, изнывающие под лучами беспощадного солнца. Ему вдруг пришло в голову, что эти плантации, простиравшиеся чуть ли не до самого горизонта, и являли собой итог всей его жизни. Он вспомнил те времена, когда все его время было отдано пятнадцати месяцам сева и сбора урожая. Тогда каждый его трудовой день начинался с рассветом и заканчивался с наступлением темноты. В то время он был убежден, что счастье заключается в успехе, в умножении прибыли и в завершении строительства роскошного по тем временам поместья.

Роберт снял с головы широкополую шляпу и вытер взмокший от пота лоб тыльной стороной ладони. Потом с наслаждением подставил свою лысеющую голову, под ласковые прикосновения налетевшего с моря ветерка. Боль в душе усилилась. На каком-то этапе его жизни годы начали уходить все быстрее и быстрее. Он очень хорошо почувствовал это, лишь когда познакомился с Эммалиной.

У Роберта болезненно сжалось сердце. Сегодня ей мотался по плантациям с раннего утра, твердо решив следовать заведенному порядку, чтобы к вечеру…

За спиной раздалось знакомое ржание его лошади, и Роберт резко обернулся. У него бешено застучало сердце, когда он увидел подъезжающего Лестера. Раб спрыгнул на землю и подбежал к хозяину.

Роберт едва сдерживал волнение. Он любил Эммалину и знал, что она не отвечает ему взаимностью, но надеялся, что она полюбит ребенка, которого носит. Вчера ночью он держал ее в своих объятиях и чувствовал ее страдание. Но он знал и то, что слишком сильно любит жену, чтобы помешать ей исполнить задуманное. Однако надеялся…

Но настало утро, и ничто не изменилось.

— Все закончилось? — сипло выдавил Роберт.

— Миссус вернуться к доктор. — Что-то такое было в выражении лица негра… что-то вызывающее тревогу.

— Как себя чувствует хозяйка?

— Миссус плохо быть. Джуба сказать масса звать, — затряс головой Лестер.

У Роберта упало сердце.

Он бросился к своей лошади и одним махом, удивившим его самого, взлетел в седло. Странное дело. С самого утра он мучился от жалости к ребенку, которого полюбил сразу, как только узнал о беременности Эммалины. Роберт думал о том, что скорее всего никогда не увидит этого ребенка, которому будет отказано даже в первом вздохе. Но ему ни разу не пришло в голову, что, потеряв ребенка, он может потерять и Эммалину.

Нет… Пожалуйста, Господи, нет…

Снова и снова он молил небеса сохранить жизнь Эммалине и все стегал и стегал хрипящего жеребца, летящего по не паханой земле к дому. Осадив коня на полном скаку возле парадного входа, Роберт, прыгая через ступеньки, взбежал по лестнице и ворвался в дом. Ловя воздух широко открытым ртом, он побежал к спальне, но возле двери в нерешительности остановился. Его вдруг обуял дикий страх. Неимоверным усилием воли Роберт взял себя в руки и, стиснув зубы, осторожно открыл дверь. И замер на месте. Он не увидел ни стоящей возле кровати заплаканной Джубы, ни перешептывающихся в глубине комнаты служанок. Он видел только Эммалину, распростертую на постели. Лицо бескровное, глаза закрыты.

— Эммалина, — трясущимися губами прошептал он.

— Роберт…

Эммалина медленно открыла глаза и попыталась приподнять голову с подушки. Ничего из этого не получилось, и по ее щекам потекли слезы, Он мгновенно оказался рядом с женой и прижался губами к ее мокрой холодной щеке.

— Кто-нибудь, срочно за доктором Фелпсом! — рявкнул Роберт.

— Роберт… нет… не надо…

— Эммалина, любимая моя, тебе очень плохо.

— Нет… — Эммалина взглянула на него своими изумрудными глазами. — Пусть они уйдут, Роберт. Я должна поговорить с тобой. — Увидев, что муж колеблется, она умоляюще добавила: — Пожалуйста…

Роберт повернулся к рабыням:

— Уходите. Когда будет нужно, я позову. — Взяв в свои ладони ее холодные руки, Роберт с нарастающим отчаянием поцеловал их и тихо спросил:

— Тебе больно, дорогая?

— Нет.

Презирая себя за вранье, Роберт обыденным тоном заметил:

— Джуба сказала, что ты была у врача.

— Да… Была.

— Почему?

— Роберт, — глаза Эммалины наполнились слезами, — я сделала ужасную вещь.

Роберт молчал, пытаясь справиться с пронзившей сердце болью. Бедная Эммалина… Раскаивается, когда уже слишком поздно.

— Что же такое ты сделала, дорогая?

— До сих пор не могу поверить, как я смогла…

— Скажи мне, Эммалина.

— Доктор Кларк — такой ужасный тип! У него грязь под ногтями…

— Эммалина, скажи мне.

— Роберт, ты слишком стар, чтобы заводить ребенка!

— Ребенок…

— Тебе же больше пятидесяти лет!

— Эммалина, пожалуйста…

— Ты вложил столько труда, чтобы у нас был этот дом… это поместье. И нечестно вносить сюда беспорядок и смятение!

Роберт, не в силах вынести тяжесть обрушившегося на него горя, взял Эммалину за подбородок и мягко, но решительно повернул ее лицо к себе. Голосом, исполненным идущей из сердца печали, снова спросил:

— О чем ты пытаешься рассказать мне, Эммалина?

— Я…Я…

— Эммалина, я прошу тебя…

Жена вновь взглянула на него своими бесподобными изумрудными глазами.

— Я не смогла сделать это! — Роберт будто окаменел.

— Не смогла сделать что?

— Я не смогла, не смогла позволить этому грязному типу покончить с нашим ребенком! — Роберт потрясенно отпрянул.

— Роберт, тебе придется вытерпеть все это!

— Вытерпеть все это? — тупо повторил Роберт.

— Смотреть, как я буду раздаваться вширь, и превращаться в уродину, как впереди меня в комнату будет входить мой огромный живот.

Где-то глубоко-глубоко в душе Роберта затеплился огонек надежды.

— Эммалина, да ты никогда не будешь уродиной!

— У меня не будет талии! — поджала губы Эммалина.

— На очень короткое время, родная.

— Мои груди ужасно раздуются!

— По-моему, это не так уж и плохо.

— Младенец будет вопить ночи напролет.

— Но у нас же есть Джуба.

— Все провоняет загаженными пеленками.

— Меня мало волнуют запахи.

— Младенец будет все время просить есть!

— Мы наймем кормилицу. — Эммалина на какое-то время затихла.

— Кормилицу?

— Ну да. Малыш будет в детской, она станет им заниматься, не беспокоя тебя без надобности. — Взгляд Эммалины вдруг стал холодным:

— Мой ребенок будет сосать грудь чужой женщины?

— Эммалина…

— У меня отнимут моего ребенка?

— Дорогая…

— Этого не будет, Роберт! — Лицо Эммалины посветлело. — Мой ребенок будет лежать в колыбельке рядом с нашей кроватью, пока не заснет!

— А как же…

— Пока я не буду уверена, что он здоров и нормально растет!

— Эммалина!

— И по-другому не будет, Роберт!

— Эммалина, дорогая… Служанки будут преданно ухаживать за нашим ребенком.

Эммалина рассерженно откинулась на подушку.

— Никто не может быть преданнее матери!

Роберт, не веря самому себе, потряс головой.

Кто это? Что за женщина лежит в его постели?

У Эммалины дрогнули губы, и она тихонько спросила:

— Роберт, ты рассердился на меня?

— Рассердился? Я? За что?

— За то, что у меня будет ребенок, когда ты такой старый.

Огонек надежды в его душе ярко вспыхнул и залил все его существо светом настоящего счастья.

— Дорогая моя, ты хоть понимаешь, что сделала меня счастливейшим человеком на свете?

Эммалина ответила не сразу. Неожиданно из уголков ее глаз выскользнули слезинки, и она чуть слышно спросила:

— Тогда почему ты не целуешь меня?

Не сознавая, что его щеки тоже мокры от слез, Роберт наклонился и поцеловал жену нежным долгим поцелуем. Когда он, наконец, выпрямился, Эммалина протянула руку и ласково провела ладонью по его щекам.

— Ты плачешь.

— Это от счастья, любимая.

Эммалина опять примолкла и пристально вгляделась мокрыми от слез зелеными глазами в лицо мужа.

— Роберт, ты любишь меня?

— Милая моя, как ты можешь сомневаться в этом? — Эммалина все продолжала изучающе вглядываться в его лицо, и он, отчего-то почувствовав неловкость, нахмурился:

— На что это ты так пристально смотришь, дорогая?

— На тебя.

— Я понимаю, но почему так пристально?

— Ты даже не спросил, люблю ли я тебя.

— Мне надо спросить об этом?

— Да.

— Ты любишь меня?

— Да.

— Я рад, любимая.

Изумрудные глаза Эммалины неотрывно смотрели на него:

— Роберт, я действительно тебя люблю. — Роберт молчал, пытаясь понять смысл взгляда и слов Эммалины. Наконец он осторожно спросил.

— Есть что-то еще, что тебе хочется, дорогая?

— Да.

— Ты можешь просить у меня что угодно, и если это в моей власти, то будет сделано.

Голос Эммалины упал до шепота:

— Есть одна вещь, крайне важная для меня…

— Завтра?!

У Джона Барретта глаза полезли на лоб. Петерс заявился в его маленькую контору всего несколько минут назад. На его худой физиономии расплывалась такая зловещая ухмылка, что даже Барретту стало не по себе. Это выражение лица ему было слишком хорошо знакомо. Он не улыбнулся в ответ и настойчиво переспросил:

— Ты уверен?

— Все точно. Я слышал это своими собственными ушами, клянусь.

— Нечего корчить из себя умника! — разъярился Барретт. — Я поверить не могу…

Усмешка Петерса вдруг превратилась в злобный оскал.

— Поверить он не может, как же! «Красавица Брайтона» выходит в море завтра утром во время прилива. Гибсон нанялся матросом, чтобы расплатиться за проезд обеих шлюх. Хочешь — верь, хочешь — нет, мне плевать! Сил моих больше нет торчать с утра до вечера около таверны и пасти эту троицу. Хватит! Гибсон чуть не застукал меня около окна, когда возвращался из порта. Руки страх как чешутся чиркнуть эту сволочь по горлу!

— Еще не время, болван! Никуда он от тебя не уйдет! — Барретт угрюмо посмотрел на компаньона. — Послушай-ка… «Красавица Брайтона»… Там капитаном Уильям Моррис, так?

— Точно!

— Я его отлично знаю. Он известен своим отрицательным отношением к высылке заключенных на принудительные работы. — Барретт на секунду задумался. — Гибсон наверняка легко с ним договорился. Другое дело Эндрюс. Он глаз не спускает со своей бабы. Скорее всего, Гибсон что-то придумал, чтобы она смогла улизнуть, прежде чем Эндрюс сообразит, в чем дело.

— Об этом он ни словечка не сказал.

— Идиот! Неужели ты думаешь, что он приведет с собой всю команду, чтобы вырвать эту Хейг из лап капитана? — Петерс угрожающе усмехнулся:

— Почем я знаю! Мне-то до всего этого, какое дело?

— Тебе сразу до всего станет дело, как только в твои карманы посыпаются монеты! — Барретт удовлетворенно покивал, видя, как Петерс наливается злостью. — Вот этим я и займусь. Хорошенько наполню твои карманы, конечно, тогда, когда сестрички будут моими. — Барретт расхохотался злобным, мстительным смехом. — Предупреди своих дружков, что им придется оказать мне еще парочку услуг. Пусть будут готовы к рассвету. Можешь им шепнуть, что я не поскуплюсь, если они сделают все как надо. Я не пожалею никаких денег, чтобы наконец самому узнать, чем это Джиллиан Харкорт Хейг так приворожила капитана! — Барретт снова расхохотался и решительно взмахнул крепко сжатым кулаком. — Всего один день, и тогда!..

— Завтра?

У Джиллиан сердце зашлось, она оперлась руками о стену, потому что все вдруг поплыло перед глазами. Она почувствовала, как Одри мягко поддержала ее за локоть, увидела, как Кристофер порывисто шагнул к ней, и усилием воли справилась с дурнотой.

— Все прошло, не волнуйтесь. Просто… — голос ее прервался. Джиллиан сглотнула и начала снова: — Просто я думала, что корабль уходит через несколько дней.

— А какая разница, когда он уходит? — Кристофер испытующе посмотрел на Джиллиан и добавил: — Если ты, конечно, не передумала.

— Нет… не передумала, но скоро утренний прилив. Дерек все еще на палубе. Он ни за что не позволит мне одной сойти на берег.

Кристофер шагнул вперед и оказался так близко от нее, что Джиллиан разглядела в его светло-серых глазах мелкие золотые крапинки.

— Джиллиан… — Его взгляд был полон неподдельной боли. — Ты уверена, что хочешь именно этого?

В каюте повисло долгое мучительное молчание, прежде чем Джиллиан ответила:

— У меня нет выбора, Кристофер. — В глазах юноши отразилось явное облегчение. Он вдруг обнял ее и нежно прижал к себе. Джиллиан с невольным вздохом закрыла глаза. Кристофер зашептал ей на ухо нежные слова, и от одного звука его голоса ее исстрадавшейся душе стало немного легче:

— Джиллиан, обещаю, что буду заботиться о тебе и об Одри. Клянусь моей жизнью! — Кристофер мягко отстранился от молодой женщины и деловито проговорил: — Вот что мы сделаем…

Сомнений не было… Это заговор.

Дерек крутился на своей койке не в силах уснуть. Через иллюминатор каюту заливал серебристый лунный свет. Ему вдруг пришло в голову, что большую часть своей жизни он смотрел на мир через этот иллюминатор или другой, точно такой же. Делом всей его жизни было море, а домом — «Воин зари». Тогда, в Англии, он решился на отчаянный шаг, рискуя и делом своей жизни, и своим домом, потому что судьба загнала его в угол. Однако в итоге он лишь усугубил свое положение. По-прежнему он в любой момент мог лишиться всего и, кроме того, потерять человека, дороже которого у него ничего не было.

Дерек посмотрел на Джиллиан, тихо дышащую во сне. Он с превеликим трудом набрал умопомрачительную сумму, которую Чарльз Хиггинс заломил за колониальные контракты Джиллиан и Одри. Он и тогда знал, что этот безрассудный шаг просто-напросто выпотрошит его кошелек, и тем не менее счел риск незначительным. Кингстон был золотым дном для тех, кто занимался грузовыми перевозками. Дерек был уверен, что стоит лишь закончить ремонт судна, как он в течение суток сумеет заключить новый контракт.

Ни разу в жизни он так не ошибался.

Дерек снова перевернулся на другой бок. Теперь у него просто не осталось выбора. Утром он нанесет визит Джону Барретту, и если за всем этим стоит Барретт, то он, скорее всего не устоит и признается, что именно его стараниями капитан Эндрюс оказался занесенным торговыми агентами порта в черный список. А уж тогда он приведет этого мерзавца в чувство, даже если придется действовать кулаками.

Ну, а если Барретт здесь ни при чем…

Дерек сжал зубы. Эммалина, красивая и самолюбивая, до сих пор не простила ему разрыва с ней после его выхода из тюрьмы. Неужели она действительно верит, что сможет сломить его своими глупыми интригами? Он никогда не встречался с Робертом Дорсеттом, но слышал о нем достаточно. Дорсетт сделает все, чтобы доставить удовольствие своей жене. И очень скоро он узнает, как далеко способен зайти этот человек.

Дерек почувствовал, что начинает паниковать, и на его скулах заиграли желваки. Его корабль может оказаться в руках судебных исполнителей, так же как и его жалкая собственность, в том числе колониальные контракты Джиллиан и Одри. Третий контракт в любом случае останется за ним… Это дело решенное… пока не закончится срок… И тогда…

Джиллиан повернулась на бок. Дерек тут же почувствовал, что она проснулась, хотя в царившей вокруг полутьме ее лицо казалось светлым расплывчатым пятном. Он нежно привлек ее к себе. Она уютно прижалась к нему и тихонько вздохнула. Хорошо знакомая боль тут же пронзила его душу. Дерек никогда не думал, что способен так беспокоиться за женщину, как он тревожился за Джиллиан. Она принадлежит ему… по закону… и только ему одному. Он не может ее потерять.

Дерек подсунул ладонь под щеку Джиллиан, повернул ее лицо к себе и замер. Ладонь была мокрой от слез. — Джиллиан, ты плачешь?

— Нет.

Он ласково вытер ладонями ее мокрые щеки.

— Если что-то случилось, скажи мне.

— Нет, ничего не случилось. Не волнуйся. — Дереку не хотелось нарываться на малоприятный ответ, и он не стал настаивать.

— Это наша ночь, Джиллиан. Она смягчает чувства, которые порой настолько остры, что при свете дня их невозможно вынести. Я хочу, чтобы ты забыла о своих слезах.

Дерек крепко прижал к себе Джиллиан, чувствуя неизъяснимую радость единения с любимой. Беспокойство куда-то ушло, и он, неимоверно счастливый, наконец, с улыбкой закрыл глаза.

Дерек спал, ровно и глубоко дыша. Джиллиан лежала в его объятиях и старалась не шевелиться. Счастье их близости никогда еще не было таким сильным. Джиллиан прикрыла глаза, отгоняя от себя горькую мысль о разлуке, и всем сердцем пожелала, чтобы завтра никогда не наступало.

Глава 17

Наступило утро.

Из-под опущенных ресниц Джиллиан смотрела на Дерека. Тот, не подозревая, что она наблюдает за ним, продолжал бесшумно одеваться в предрассветном полумраке каюты. Она любовалась его сильным, мускулистым телом, широкой грудью, поросшей темными волосами, которую она совсем недавно нежно ласкала ладонями. Когда он начал надевать рубашку, душа ее похолодела от тоски. Она увидела в этом некий символ того, что время их близости кончилось.

Дерек быстро двигался по каюте, машинально застегивая пуговицы на рубашке и явно думая о чем-то своем. Джиллиан ласкала взглядом мужественные черты его лица, освещенные призрачным светом разгорающегося утра. Он был красив истинно мужской красотой. Густая шевелюра черных волос ниспадала на крепкую шею, а широко развернутые плечи ждали ее прикосновений, будя воспоминания, которые она хотела навсегда похоронить в своей душе.

Словно почувствовав ее взгляд, Дерек резко обернулся. Джиллиан поняла, что он из полутьмы пристально смотрит на нее. Шрам на щеке чуть подергивался. Джиллиан вспомнилось то время, когда его лицо казалось ей угрожающим из-за этого шрама и пронизывающего насквозь взгляда. Теперь она так не считала. Она увидела в исходящей от него силе бесконечную нежность, а в мрачном взгляде — глубоко запрятанную теплоту. Джиллиан знала, что его властный голос мог звучать трепетным, любящим шепотом, проникающим в самое сердце.

Джиллиан по-прежнему не двигалась, и вдруг Дерек, осторожно ступая, подошел к койке.

— Джиллиан, ведь ты же не спишь? — Она сделала вид, что не слышит. Дерек погладил ее по щеке и с облегчением прошептал: — Слава Богу, больше не плачешь… Я так рад. — Он наклонился и прикоснулся губами к ее губам. — Рано, поспи еще немного, а мне нужно сделать кое-какие дела. Когда я вернусь, мы куда-нибудь съездим.

Он вновь поцеловал ее, и через минуту за ним негромко захлопнулась дверь. Джиллиан открыла глаза.

Начало конца… Или начало новой жизни? Она не знала, но зато отчетливо понимала, что больше никогда не почувствует прикосновения его рук.

Выйдя на палубу, Дерек с удовольствием вдохнул чистый прохладный воздух. Медленно обвел взглядом горизонт, где уже разгоралась утренняя заря. Восходы на Ямайке были так же прекрасны, как и закаты. Дерек вдруг подумал, что Джиллиан так телком и не видела неописуемой красоты этого острова. Он твердо решил исправить эту оплошность до того, как вновь уйдет в море.

Лицо Дерека заметно помрачнело. Он обязательно вырвется отсюда, и только на «Воине зари». Сегодня утром он проснулся с твердым намерением, не откладывая больше ни на один день, положить конец всем сомнениям. Как только определится день отплытия, он решит, что делать с…

Со стороны трапа послышался топот ног. Дерек резко обернулся и увидел худенького лохматого паренька, вбегающего на палубу. Дерек нахмурился, пытаясь вспомнить, где он его видел.

Переведя дыхание, паренек сдернул с головы непомерных размеров шляпу и обратился к Дереку:

— Сэр, у меня поручение от миссис Хили из таверны «Королевские стрелки».

Да, конечно! Этот парень работал в таверне.

— В чем дело? — отрывисто спросил Дерек.

— Это миссис Хили, сэр. Она упала и опять поранила ногу. Мистер Хили сказал, чтобы мисс Одри пришла как можно скорее помочь на кухне и, может быть, заняться ногой миссис Хили, как она уже делала. — Он перевел дух и продолжил: — Миссис Хили больше не дастся доктору Кларку, особенно после того, как ее вылечила мисс Одри.

Дерек нахмурился. Итак, у каждой из сестер Хейг обнаружились неожиданные способности. Однако удивляться тут нечему.

Стоявший неподалеку Каттер заметил:

— Я видел Гибсона пару минут назад. Он как раз собирался уходить. Одри и он сейчас должны подняться на палубу.

У паренька вытянулось лицо, и он оглянулся на Дерека:

— Сэр, мистер Хили сказал, что оторвет мне голову, если я их не приведу.

Дерек раздраженно посмотрел на переминающегося с ноги на ногу паренька и резко бросил:

— Дуй вниз по трапу. Вторая дверь направо. И не забудь постучать!

— Да, сэр!

Дерек повернулся к Каттеру и начал было говорить о своих планах на это утро, когда у него за спиной опять послышались торопливые шаги. Обернувшись, он встретил холодный взгляд Гибсона, рядом с ним молча шла Одри. Мысленно Дерек вновь отметил, что Одри и Джиллиан, несмотря на их удивительное внешнее сходство, так сильно отличались друг от друга, словно и не были сестрами-близнецами. Он нахмурился, увидев, что паренек в спешке оступился на трапе и чуть не сбил Одри с ног.

— Смотри под ноги, дуралей!

Гибсон тоже крикнул что-то в этом роде. Мальчик оглянулся на Дерека и, виновато опустив голову, сбежал на пристань. Дерек молча смотрел ему вслед, но тут Каттер что-то сказал, и он вернулся к прерванному разговору.

И забыл о тех, кто только что сошел с корабля на берег.

— Гибсон уже свел на берег одну из сестер! — В голосе Петерса слышалось ликование. Он с ухмылкой повернулся к Джону Барретту, который стоял рядом с ним за зданием одного из портовых складов. Его парни только и ждали удобного момента, чтобы обделать это небольшое дельце. За хорошие деньги, разумеется. Как говорится, монета карман не тянет.

По губам Петерса скользнула мерзкая усмешка. Крысы вылезают из нор на запах свежей крови…

Петерс снова повернулся к Барретту и заметил, что, несмотря на прохладное утро, его лицо было сплошь усеяно бисеринками пота.

— Может, послать моих ребят и прямо сейчас поиметь первую девку? — предложил Петерс, ткнув пальцем в направлении двух мужских и одной женской фигур, удаляющихся от причала. — Чтоб уж она точно не утекла, а?

— И чтоб Гибсон разом пошел на попятный со всеми своими планами? Да ты просто болван, Петерс! Мы и с места не сдвинемся, пока Джиллиан Хейг не окажется у нас в руках. Тогда и Гибсон будет твоим!

Ухмылка Петерса погасла. Он с самого начала обратил внимание на оттопыренный карман сюртука Барретта. Наличие пистолета было более чем очевидно. Ему еще ни разу не доводилось иметь дело с заказчиком, настолько одержимым женщиной.

Барретт задумался, и Петерс благоразумно замолчал.

— Мне подумалось, что твоим дружкам и вправду надо бы проследить за этими троими, — наконец буркнул Барретт. — Скажи им, чтоб глаз не спускали ни с Гибсона, ни с девки. — У Барретта нервно задергалась щека: — Гибсон где-то через час должен перенести вещи. Скоро время прилива.

Петерс все топтался на месте.

— Черт! Делай, что я тебе сказал!

Петерс мгновенно испарился. Вскоре его парни припустили за быстро удаляющейся троицей.

Петерс вернулся, и, укрывшись за широкой спиной Барретта, уставился на «Воина зари». Он ждал.

Быстро шагая по пристани, Гибсон бросил взгляд в сторону моря и с облегчением увидел, что прилив только-только начался. Он поочередно посмотрел на своих спутников. Одри ответила понимающим взглядом голубых глаз. Точно такие же голубые глаза паренька были полны мучительной боли, в них стоял немой вопрос.

— Как ты, Джиллиан?

— Все нормально.

Маленькое бледное лицо молодой женщины скрывал низко надвинутый растрепанный темно-каштановый парик, а фигуру надежно маскировала мешковатая одежда юного посланца из таверны. Джиллиан снова споткнулась.

Кристофер успел поддержать ее и про себя проклял огромные мужские башмаки, надетые на ее маленькие ножки.

— Меня затошнило, — слабо улыбнулась Джиллиан, и несколько раз сглотнув, добавила: — Сейчас пройдет.

— Осталось совсем немного, — успокаивающе сказал Кристофер. Он заметил, что лицо Джиллиан покрылось испариной. Ей придется еще немного потерпеть этот маскарад.

Когда они, наконец, добрались до таверны, Кристофер издал вздох облегчения. Дождавшись, когда они оказались на заднем дворе, он рывком поднял Джиллиан на руки и внес ее в кухню, где их встретила озабоченная миссис Хили. Кристофер молча понес Джиллиан следом за хозяйкой в соседнюю комнатушку и положил молодую женщину на кровать.

К сестре подошла обеспокоенная Одри, и Кристофер резко бросил ей:

— О Джиллиан позабочусь я. Ты лучше переоденься. У нас совсем нет времени.

Одри молча прошла в угол комнаты и начала расстегивать платье, чтобы облачиться в приготовленную мужскую одежду. Кристофер, почти забыв об Одри, взял в свои ладони руки Джиллиан. Они были влажные и холодные. Он озабоченно начал растирать их и попросил миссис Хили принести воды.

— Нет, не надо воды, — поначалу слабый, голос Джиллиан быстро набирал силу. — Сейчас все будет в порядке. Лучше помоги мне сесть.

— Лежи.

— Нет, Кристофер, помоги мне сесть, пожалуйста. — В голосе Джиллиан звучала откровенная тревога: — Сколько у нас осталось времени?

— Чуть меньше часа.

Джиллиан решительно отвела его руку в сторону и села. На ее губах вдруг заиграла улыбка. Кристофер обернулся и увидел переодетую в мужской костюм Одри.

— Одри, из тебя получился потрясающий мальчик! — К его удивлению, Одри тоже улыбнулась и шутливо ответила:

— Мы обе мальчики что надо, верно? — Джиллиан встала с кровати. Чуть пошатнулась, но тут же расправила плечи и решительным голосом сказала:

— Ну что ж, я готова.

Кристофер вгляделся в измученное лицо Джиллиан: темные круги под ее восхитительными глазами, едва заметно подрагивающие губы… Он никогда так сильно не любил ее, как сейчас.

Бросив на миссис Хили благодарный взгляд, Кристофер повернулся к двум ожидающим его женщинам.

— Пора, — коротко сказал он.

— Я чувствую, что здесь что-то не так. — Барретт, явно нервничая, вытащил из нагрудного кармана часы и снова проверил время. — Еще немного, и будет поздно. Кто-то же должен прийти за Джиллиан Хейг!

Барретт мысленно проклял капитана «Красавицы Брайтона» за то, что тот пришвартовался в самом дальнем конце порта и отсюда были видны только мачты его судна. Что-то он пропустил, где-то недосмотрел… Но что и где?

Вдруг он резко выпрямился и повернулся к Петерсу.

— Пошли!

— Куда это? — недоверчиво спросил Петерс.

— Не задавай дурацких вопросов! Давай-ка топай за мной без разговоров!

Дерек бегом спустился по трапу. В порту начиналась обычная дневная суета. Ничего такого, что могло бы вызвать тревогу…

Странное беспокойство, с которым он проснулся сегодня утром, по какой-то непонятной причине усилилось. Дерек немного постоял, потом машинально завернул за громоздившиеся штабеля деревянных ящиков, откуда можно было оглядеть другую часть пристани. Похожее предчувствие несчастья он испытал много лет назад и тоже рано утром. Тогда перевернулась вся его жизнь, потому что он застал Эммалину с этим…

От причала, где покачивался на волнах «Воин зари», донеслись чьи-то легкие, осторожные шаги. Кто-то торопливо шел в его сторону. Дерек отступил за штабеля и стал ждать.

К его изумлению, из-за ящиков появился тот самый парнишка из таверны. Дерек резко шагнул вперед, ловко подставил парню подножку и, не дав ему упасть, рывком затащил за ящики. Крепко ухватив его за грудки, Дерек требовательно спросил:

— Куда это ты так поспешаешь, приятель? — Паренек в ужасе ахнул.

— Ми… мисс Одри попросила сбегать за одной вещью. Она послала меня обратно, чтобы принести ее.

— Не надо, парень. Ты шел не на корабль. Ты шел с корабля.

— Нет! Неправда! Я…

— Не ври! Ты только что спустился по трапу!

— Капитан, я ни в чем не виноват, клянусь! — Мальчишка попытался вырваться, но Дерек держал крепко,

Сердце тяжело забилось, потому что в голове у него забрезжила смутная догадка.

— Вот оно что! Ты ведь не ушел вместе с Гибсоном и Одри сегодня утром, верно? Ты дожидался, когда уйду я, чтобы незаметно удрать!

— Нет!

— Кто-то ушел вместо тебя в твоей одежде. Это была Джиллиан, так?

— Да отпустите же меня! — снова задергался парень. Дерек в бешенстве встряхнул его.

— Кто тебя в это втянул? — Парень забился еще отчаяннее. — Случаем, не Гибсон?

Мальчишка вдруг дернулся с такой силой, что сумел вырваться из рук Дерека и стремглав бросился наутек. Дерек даже не попытался догнать его. Он все понял.

Джиллиан сбежала.

Выйдя из столбняка, Дерек бросился к своему кораблю.

Через некоторое время, когда обыск судна подтвердил его догадку, капитан Эндрюс стоял, тяжело опершись о поручни и пытался справиться с мучительной болью в сердце.

Нет! Черт возьми, нет!

Быстро сбежав по трапу, Дерек бросился бежать в сторону города.

— Где она, отвечай!

В кухне таверны «Королевские стрелки» повисла мертвая тишина. Миссис Хили, внутренне содрогаясь, безмолвно смотрела снизу вверх на гневное лицо капитана Дерека Эндрюса. Капитан угрожающе шагнул вперед. Его темные глаза метали молнии. Высокий, широкоплечий, одетый во все черное, он внезапно, как призрак, возник в проеме кухонной двери. Ворвавшись в таверну, он ураганом пронесся по всем помещениям и, никого не найдя, коршуном налетел на хозяйку.

Миссис Хили горделиво выпрямилась и смело встретила горящий взгляд капитана. В душе она на чем свет стоит ругала своего мужа, вздумавшего именно в это время отлучиться в порт за каким-то товаром.

— Я же говорю вам, что вообще не понимаю, чего вы хотите. Сегодня утром ни Кристофер, ни Одри на работу не приходили.

— Ты лжешь!

— Я никогда не лгу!

— А где этот малый? Тот, которого ты прислала сегодня утром за Гибсоном и Одри?

— Никакого малого я никуда не посылала.

— Парень, который у вас на побегушках…

— Я же сказала, что никого не посылала к вам на корабль!

Взгляд капитана Эндрюса стал холоден как лед.

— Надеюсь, вы понимаете, чем рискуете, миссис Хили. Вы прекрасно знаете, что можете попасть в тюрьму за содействие в побеге отбывающих срок ссыльных, между прочим, один из них каторжник!

— Кристофер — такой же каторжник, как и я!

— Очень скоро это может оказаться правдой. — Лицо миссис Хили вспыхнуло от гнева.

— Нечего меня стращать, капитан Эндрюс! Ничего я не знаю про то, чего вы спрашиваете. Не были тут сегодня Кристофер и Одри, и все! Не были! Не пришли! Коли хотите их отыскать, так сходите туда, где про это знают побольше моего!

Грудь капитана, обтянутая черной рубашкой, заходила ходуном. Миссис Хили подумала, что и сердце у него, наверное, под стать рубахе. И невольно шагнула назад. Да, он парень серьезный. Не мудрено, что сестра Одри сбежала от него.

В голосе капитана Эндрюса зазвучала уже неприкрытая угроза:

— Я даю вам еще один шанс, миссис Хили. После я прибегну к помощи закона.

В дверях кухни появилась толстуха Сейди. Миссис Хили метнула на нее предупреждающий взгляд. Услышав у себя за спиной шорох, капитан обернулся, и хозяйка внутренне напряглась. Ни для кого не составляло секрета, что Сейди просто сохла по капитану и не могла дождаться, когда он снова появится в таверне. Ее непомерные аппетиты также были хорошо известны. Она стремилась заполучить нужного ей мужчину любым путем: улыбкой, подмигиванием, откровенным взглядом. Миссис Хили всегда считала любовные похождения Сейди ее личным делом. Но сейчас она твердо решила, что не даст своей служанке принести в жертву будущее двух молодых женщин ради того, чтобы развлечься самой.

— Сейди, на твоем месте я бы хорошенько подумала, прежде чем что-нибудь сказать!

Неожиданно озлобившись, Сейди взвизгнула:

— Чего захочу, то и скажу! — И, выдавив улыбку, льстиво закончила: — Капитан — мой старый друг… Так ведь, капитан?

На лице капитана Эндрюса не дрогнул ни один мускул.

— У тебя есть, что мне сказать, Сейди? — Толстуха подплыла к капитану и, положив ладонь на его тяжело вздымающуюся грудь, призывно улыбнулась.

— Капитан, вы тогда взаправду были добры ко мне. Вы обращались со мной, будто я самая настоящая леди! — При этих словах она игриво подмигнула. — И хоть я не смогла вас убедить, что я не такая, у меня до сих пор осталось чувство, будто я ваша должница.

— Сейди, помолчи!

Служанка повернулась к миссис Хили.

— Не суйся со своими советами! И не указывай мне, чего говорить, а чего нет! Я не Крис Гибсон! Как мы с капитаном друзьями стали, так он начал коситься на меня, словно я прокаженная! — Она снова повернулась к Дереку и расплылась в приторной улыбке. — Не знаю, куда подевались эти две женщины, а вот Криса Гибсона я видала совсем недавно. Он по пристани шел, а с ним два молодых парня, которых я раньше ни разу не видала.

— Два молодых парня… — Капитан покраснел и требовательно спросил: — Ты знаешь, куда они шли? — Сейди кивнула:

— А то, как же! Я слышала, как кто-то из них говорил про «Красавицу Брайтона», которая вроде уходит сегодня.

Капитан, благодарно сжав руку Сейди, выскочил за дверь. Миссис Хили уставилась на довольную Сейди.

— Ты соображаешь что натворила! — прошипела она.

— А то нет! — пожала плечами Сейди. — Я на одно надеюсь, что капитан не успеет добраться до своей девахи, и вовсе не прочь утешить его в горе. За мной не пропадет. — И она равнодушно бросила: — Пойду, пожалуй, работать.

Миссис Хили промолчала и посмотрела на дверь, за которой исчез взбешенный капитан, утешая себя мыслью, что, если она рассчитала правильно, вода поднялась уже высоко. А коли так, то…

«Красавица Брайтона» уходила в море.

Дерек стоял у причала и не сводил глаз с удаляющегося парусника. Его изящный силуэт с поднятыми и полными ветра парусами четко вырисовывался на горизонте. Судно шло, накренившись на один борт, потому что поворачивало из залива в открытое море. Чувство потери было таким сильным, что Дерек едва держался на ногах.

Слишком поздно.

Джиллиан покинула его.

Он потерял ее навсегда.

— Он же истечет кровью!

Испуганный крик Одри прозвучал оглушительно громко в тишине, внезапно сменившей шум жестокой драки в тесной конторе Джона Барретта. Джиллиан с широко открытыми глазами застыла на месте при виде Кристофера, неподвижно лежащего на полу лицом вниз. Его ударили чем-то тяжелым сзади, и из разбитого затылка ручьем текла кровь.

Джон Барретт остановил бросившуюся ему на помощь Одри грубым окриком:

— Стоять! Нечего лезть не в свое дело!

Крепко сжимая в руке пистолет, он перевел прищуренные глаза на Джиллиан. Ее обжег откровенно похотливый взгляд, У Джиллиан голова шла кругом от неожиданного поворота событий, в результате которых они оказались здесь, в конторе Джона Барретта.

А поначалу все шло по плану Кристофера. Паренек из таверны пришел на рассвете и легко попал на судно, сославшись на просьбу хозяйки таверны. Переодевшись в мужскую одежду, которую накануне передала миссис Хили вместе с париком, доставшимся ей в качестве платы от нищих актеров, недавно появившихся на острове, она прошла мимо Дерека, не вызвав у него никаких подозрений даже тогда, когда споткнулась на трапе.

В таверне Одри тоже переоделась в мужскую одежду, и они вместе с Кристофером отправились в порт. Все шло просто отлично, и они уже подходили к «Красавице Брайтона». На судне начали поднимать паруса, и Джиллиан облегченно вздохнула — побег удался!

Вот тут все и случилось. Страшный удар в спину бросил ее на громоздившиеся неподалеку ящики. От удара Джиллиан ни мгновение потеряла сознание. Когда она пришла в себя, кто-то, приставив ей к горлу нож, крепко держал ее сзади. Этот кто-то прохрипел бросившемуся ей на выручку Кристоферу:

— Еще шаг, и я ее пришью!

Джиллиан плохо помнила, что произошло потом. Бесконечные узкие проулки, по которым ее куда-то волокли. Боль в жестоко заломленной за спину руке. Острие ножа, впившееся в спину. Наконец они оказались в этой конторе. Безнадежная, хотя и отважная попытка Кристофера хоть как-то изменить положение закончилась подлым ударом сзади по голове.

Картина была до предела зловещей: у стола Джон Барретт со свирепым выражением лица, в руке пистолет со взведенным курком; в глубине комнаты три типа весьма жуткого вида, уже показавшие, что им незнакомо чувство жалости, и только ждущие приказа хозяина; Одри и она сама, совершенно беспомощные; у их ног Кристофер, лежащий без сознания на полу в луже крови. Окна конторы выходили на загаженный задний двор. Их криков никто не услышит. А если и услышит, вряд ли обратит внимание.

Барретта буквально распирало от торжества.

— Ну-с, мисс Джиллиан Харкорт Хейг, неужели я чувствую ваше почтение ко мне, более глубокое, чем раньше? Или мне видится в ваших глазах страх? — Джиллиан промолчала, и Барретт продолжил тем же вкрадчивым тоном: — Или сейчас вы просто более сдержанны на слова, ибо вам приходится заботиться не только о своем благополучии…

Скрытый смысл его слов вдруг дошел до Джиллиан, повергнув ее в смятение. Барретт рассмеялся:

— Вот-вот, и я о том же! Ваша маленькая тайна мне давно известна!

Кристофер зашевелился, и Барретт резко повернулся к стоящему неподалеку худому мерзкого вида типу.

— Следите за каждым движением Гибсона. Будете старательны — добавлю еще монет.

Барретт снова повернулся к Джиллиан. На лице его расплылась широкая улыбка:

— Вам не приходило в голову, мисс Джиллиан Харкорт Хейг, что от меня невозможно уйти? Я-то думал, что, по крайней мере, произвел на вас впечатление своим умом и решимостью. Хотя, помнится, вы ясно дали мне понять, что считаете меня отвратительным. И вот этот отвратительный человек теперь держит в руках вашу судьбу. Я обещал вам это и привык выполнять обещания.

— Вы мерзкая тварь! — с ненавистью выкрикнула Джиллиан. — Будь в вас хоть капля порядочности, вы бы позволили моей сестре перевязать Кристофера, вместо того чтобы равнодушно смотреть, как он истекает кровью!

— А я никогда не утверждал, что мне свойственна порядочность, мисс Хейг! — Барретт выставил вперед подбородок. — Да я и не рвусь в порядочные. Порядочность — это всего лишь удобное оправдание собственной слабости.

— Вообще-то я не удивлена, — презрительно скривила губы Джиллиан. — Человек с таким представлением о порядочности и не должен знать истинного значения этого слова.

— Вот, значит, как, мисс Хейг? Полагаю, вы считаете своего красавца любовника капитана Эндрюса человеком более порядочным, чем я. И именно его порядочность заставила вас бежать от него прямо ко мне в руки. — От негромкого смеха Барретта у Джиллиан мурашки побежали по спине. — А коли так, то вам-то как раз и надо получше узнать истинный смысл слова «порядочный». По крайней мере, я не убийца-каторжник! — Выдержав паузу, Барретт продолжил: — Кстати, я бы посоветовал вам выбросить из головы даже мысль о том, что капитан Эндрюс разыщет вас. У него нет никаких шансов. Гибсон и вы прекрасно выполнили задуманное. Вы бежали от своего любимого порядочного капитана, не оставив никаких следов. Так что к тому времени, корда он сообразит, что, собственно, произошло, наша маленькая компания будет уже на пути в Англию.

— В Англию!

— Конечно, Моя дорогая. Нам же надо юридически оформить ваши колониальные контракты.

— Юридически оформить? Что это значит? — потрясла головой Джиллиан.

— Это, значит, оговорить в качестве особого условия, что вы и ваша сестра будете отданы в мое распоряжение на последующие четыре года… или больше, если вы мне понравитесь.

— Что?! Нет!

— Напротив, мисс Хейг, еще как да!

— Этого никогда не будет!

— Я бы поостерегся говорить «никогда», мисс Хейг. — На лице Барретта появилось зловещее выражение. — Если вы откажетесь содействовать мне в решении этого вопроса, то кое-кто столь дорогой вашему сердцу может очень сильно пострадать.

Джиллиан посмотрела на Одри, которая с самого начала этого разговора не проронила ни слова. Потом перевела взгляд на Кристофера.

Барретт злорадно ухмыльнулся:

— Такой сильный молодой парень, как Гибсон, весьма ценное приобретение во всех отношениях.

— Вы просто омерзительны!

— Вполне может быть.

— Вы недостойны, называться мужчиной!

Барретт, побагровев, угрожающе шагнул к Джиллиан. Пришедший в себя Кристофер сумел подняться на колени. Его наотмашь ударили по голове, и он, вскрикнув от боли, снова повалился лицом вниз. Одри кинулась к нему, но ее грубо оттащили назад.

Ослепленная яростью, Джиллиан бросилась на Барретта. Ее встретил расчетливый, безжалостный удар кулака в лицо. Джиллиан пошатнулась, от резкой боли все поплыло у нее перед глазами. Она схватилась за стоявший рядом стол и начала медленно оседать на пол. Вдруг входная дверь затрещала под сильными ударами и слетела с петель.

Сердитые крики… громкий хлопок выстрела… Глубокий, такой знакомый голос, зовущий ее по имени… Джиллиан провалилась в непроглядную тьму.

Разбитая в щепки дверь конторы Барретта… Хлопок пистолетного выстрела… Отрывистые команды полицейских…

— Как она?

Дерек, подняв на руки бесчувственную Джиллиан, повернулся к задавшему этот вопрос грузному седовласому мужчине и коротко ответил:

— Не знаю.

— Отнесите ее в мой экипаж, — распорядился Роберт Дорсетт, озабоченно нахмурив кустистые брови. — Куако отвезет вас обоих к доктору Фелпсу.

Дерек заколебался. Он бросил взгляд в тот угол, где Гибсон с помощью Одри поднимался на ноги. Потом перевел взгляд на лежащего у окна с простреленной головой типа, которого Барретт называл Петерсом. Взглянул на Барретта, которого с заломленными за спину руками полицейские выводили из комнаты. Следом тащили двоих его сообщников. Неистовый злобный рев торговца не производил на стражей порядка никакого впечатления. Дерек вновь посмотрел на озабоченное лицо Дорсетта.

Все произошло слишком быстро, чтобы можно было с уверенностью судить о намерениях Дорсетта. Дерек мало, что знал об этом человеке. Пожалуй, лишь то, что он муж Эммалины. Роберт Дорсетт являлся для Дерека настоящей загадкой, и причин доверять ему у капитана не было. Тем не менее, он отлично понимал, что Дорсетт не случайно разыскал его этим утром и рассказал о стремлении Барретта похитить Джиллиан. Если бы не Дорсетт, он был бы уверен, что Джиллиан сбежала на «Красавице Брайтона». Так что ему следует благодарить этого человека, но…

— Капитан, оставьте свою подозрительность относительно моего вмешательства в это дело. — Роберт Дорсетт открыто взглянул в глаза Дереку. — Понимаете, я сделал это не совсем бескорыстно. Мистер Джон Барретт совершил ошибку, когда посчитал, что сможет запугать мою жену. — При этих словах Дорсетт улыбнулся. — Вы же прекрасно знаете Эммалину. Вы с ней старые… друзья, верно? Но меня вы не знаете. Я позволял Эммалине гоняться за вами до тех пор, пока это никому не приносило вреда, но я не позволю никому, особенно такому человеку, как Джон Барретт, безнаказанно угрожать моей жене. Он и его сообщники сядут в тюрьму — и надолго! — за попытку лишить вас законно приобретенных контрактов и за еще более гнусные деяния, о которых мы знали, но не могли получить доказательств. Теперь они у нас есть, и могу вас заверить, что он ответит за все. На острове у меня есть кое-какое влияние.

Дерек продолжал колебаться. Он крепче прижал к себе Джиллиан, и это не ускользнуло от внимательных глаз Дорсетта.

— Чтобы окончательно успокоить вас, добавлю: моя любимая жена Эммалина и я вчера очень долго беседовали. Достаточно будет сказать, что к концу разговора я так же, как и она, был до глубины души возмущен преступными махинациями Барретта. Понимаете, Эммалина объяснила мне, что вы испытываете к мисс Хейг достаточно глубокие чувства. Собственное, порой чрезмерное, самомнение подсказало моей жене, что иной причины, объясняющей ваше нежелание встречаться с ней, нет. Особые личные обстоятельства, которые появились совсем недавно и о которых я не хочу сейчас говорить, глубоко потрясли Эммалину. Ее взгляды во многом радикально переменились, в том числе и ее отношение к вам. — Маленькие глазки Дорсетта как-то по-особому блеснули. — Наверное, вам трудно в это поверить, но я люблю Эммалину со всеми ее недостатками, люблю именно такой, какая она есть. По этой причине я и сделал то, что сделал. Лично вам Эммалина попросила передать самый горячий привет и искренние сожаления по поводу того, что было, и того, чего никогда уже не будет.

Дерек растерянно молчал.

— Да-да, все именно так. Теперь вы можете быть спокойны. Моя любимая Эммалина шла к этому почти всю свою жизнь. Обратного пути уже нет. — Дорсетт вежливо отступил на шаг. — Полагаю, я сказал более чем достаточно. Прошу вас в экипаж. Состояние юной леди внушает мне опасение.

Дерек посмотрел на Джиллиан, до сих пор так и не пришедшую в себя. Ее мертвенно-бледное лицо повергло его в ужас. Он развернулся и шагнул к двери.

Глава 18

— Почему ты это сделала?

В напряженной тишине каюты вопрос прозвучал излишне громко. Дерек в упор смотрел на Джиллиан, все еще одетую в мужской костюм, хотя с момента их неудавшегося побега прошло уже много часов. Дерек крепко держал ее за руку, и от этого она чувствовала себя пленницей. Ощущение усиливалось от его сверлящего взгляда и нарочитой сдержанности.

Джиллиан прерывисто вздохнула. Несколько минут назад они вернулись от доктора Фелпса. Она демонстративно отказалась от предложенной Дереком руки, и сама вышла из экипажа. Естественно, ему это не понравилось. Джиллиан физически чувствовала, как растет его гнев, пока они поднимались по трапу, спускались вниз и шли по коридору к капитанской каюте. Она ждала, когда он, наконец, заговорит, и дождалась.

— Да отвечай же, черт возьми! — взорвался Дерек. — Почему ты сбежала?

С трудом, открывая рот после удара кулака Барретта, Джиллиан невнятно проговорила:

— Ответ очевиден.

— Но не для меня! — Дерек нахмурился, и на его лице появилось ожесточенное выражение. — Вчера ночью мы… — Он внезапно замолчал, потом продолжил уже более спокойным тоном: — Я хочу, чтобы ты все мне рассказала. Неужели это был спектакль? Неужели все, что происходило между нами, для тебя ничего не значило?

— Я не хочу об этом говорить.

— Зато я хочу! — Дерек еще сильнее стиснул руку Джиллиан, как будто боялся, что она опять сбежит. — Это все из-за Гибсона, да? Из-за него ты хотела сбежать? Ты любишь его? Дело именно в этом?

— Нет, Кристофер не имеет к этому никакого отношения.

— Ты бесстыдно лжешь!

— Я никогда тебе не лгала!

— Только Гибсон мог додуматься до побега.

— Да ты-то откуда знаешь?

— Не делай из меня дурака! Только Гибсон мог убедить капитана «Красавицы Брайтона» взять вас на борт. И только Гибсон мог…

— Кристофер не заставлял меня делать ничего, что я бы не хотела сделать сама!

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты захотела сбежать? Я полагал, что мы давно обо всем договорились, что все, наконец, устроилось.

— Ты прав.

— Я не понимаю.

— Ты никогда и не понимал! — Джиллиан собрала все свои силы, чтобы сказать то, что она обязана, была сказать. Она решительно вздернула подбородок, и смело взглянула в глаза Дереку Эндрюсу. — Посмотри на меня, Дерек. Ты видишь перед собой женщину, которая принадлежит тебе по праву варварского, бесчеловечного закона. Я обратилась к тебе на корабле опять же в силу этого закона. Я заключила с тобой сделку в силу этого же закона. Ты купил мою жизнь на ближайшие четыре года с той же легкостью, с какой покупают скот, тоже в силу этого закона. И все, что происходило между нами, происходило в силу этого закона! — Джиллиан на мгновение замолчала, потому что с каждым произнесенным ею словом душевная боль становилась все сильнее. Но все же она заставила себя продолжать. — Неужели ты не понимаешь? Все, что происходило между нами, было иллюзией! Как я могла быть самой собой, если меня лишили всех прав? Я не принадлежу себе, Дерек! Меня вместе со всеми моими чувствами и мыслями продали тому, кто дал большую цену! Ты, будучи свободным человеком, мог следовать своим чувствам… своим желаниям… отдавать нашим отношениям всего себя целиком… А я? Я не могла этого сделать, потому что была вынуждена только повиноваться. Ты знаешь, каково это, Дерек? Знаешь ли ты, что даже мысль об этом разъедает мне душу, лишает сил, последнего достоинства? Да, я пыталась бежать! И поскольку ты, похоже, все равно не понимаешь, хотя причина до предела проста и настолько логична для меня, что не понять этого может только человек, который даже не пытался узнать, какая я на самом деле… — Глаза Джиллиан вспыхнули. — Коротко говоря, для меня не важно, что гласит закон, просто я никогда не была и не буду ни твоей, ни чьей-нибудь еще собственностью.

Дерек тяжело дышал, на скулах играли желваки. С трудом, сдерживаясь, он хрипло проговорил:

— Ты хочешь сказать, что вчерашняя ночь и все другие наши ночи для тебя ничего не значат…

Джиллиан долго молчала и, наконец, тихо ответила:

— Этого было недостаточно, чтобы принести в жертву душу.

Дерек выпустил ее руку так неожиданно, что Джиллиан даже шагнула назад, чтобы не упасть. Повисшая в каюте тишина с каждым мгновением становилась все тяжелее, пока, наконец, не легла каменной плитой на ее хрупкие плечи.

Джиллиан, завороженная его взглядом, уловила момент, когда в глазах Дерека ярость уступила место ледяному холоду. Это произошло за мгновение до того, как он круто развернулся и быстро вышел из каюты, поставив последнюю точку громким стуком захлопнувшейся двери.

Джиллиан толком не знала, сколько времени прошло после ухода Дерека. Она посмотрела в иллюминатор, приближалась ночь. Все это время она так и просидела на краешке койки Дерека, куда обессилено опустилась после его ухода. Как сквозь сон она слышала голоса Каттера, Кристофера и Одри в коридоре. Они тоже вернулись. Время для Джиллиан остановилось.

Вдруг раздались шаги, от звука которых у нее судорожно забилось сердце. Она встала. Дверь отворилась, и на пороге возник Дерек. Выражение его лица было торжественно-мрачное. Он вошел в каюту, и ее охватил трепет. От него исходила какая-то угроза, но какая, она не могла понять. Дерек сделал шаг, остановился, шагнул снова и оказался совсем рядом. Не спуская с нее глаз, он вложил ей в руку сложенный пополам лист бумаги.

— Это твоя свобода, твоя, Одри и Гибсона, — бесцветным ровным голосом проговорил он.

У Джиллиан вдруг остановилось сердце. В ушах зазвенело.

— Это то, к чему ты стремилась? — Горло Джиллиан было намертво перехвачено судорогой. Она смогла лишь кивнуть.

— Тогда на этом все.

Дерек повернулся и вышел из каюты.

Джиллиан снова осталась одна. Наконец ей удалось справиться с волнением, и она развернула бумагу, которую вложил ей в руку Дерек. Медленно прочитала документ. Дерек сказал правду: исполнение контрактов Одри, Кристофера и ее самой было заверено в суде.

В душе Джиллиан начал подниматься тихий мучительный стон. Он все рос, усиливался и, наконец, превратился в одно непрерывное рыдание, поглотившее все ее мысли, все чувства, ее саму.

С мокрым от слез лицом она оцепенело, машинально переставляя ноги, направилась к двери.

Нежный ночной бриз ласково погладил Дерека по голове. Ему вдруг вспомнилась другая ночь, когда они с Джиллиан стояли на этой самой палубе, а потом спустились на пристань, шли, разговаривали… и любили друг друга…

…И все это время Джиллиан думала только о том, как снова стать свободной.

За спиной раздался шорох, и Дерек резко обернулся. Первым на палубу поднялся Кристофер, за ним появилась сначала одна стройная фигурка, потом вторая. В сумерках их лица были почти не видны. Гибсон подошел ближе, его взгляд был полон открытого вызова. Одри только начала спускаться по трапу.

Наконец он увидел Джиллиан.

Она медленно проплыла мимо него, ступила на трап, сошла на пристань и растворилась в темноте, навсегда исчезнув из его жизни. Все кончилось. Она даже не попрощалась…

Глава 19

Когда миссис Хили отправилась проверить, как идут дела на кухне, рабочий день в таверне «Королевские стрелки», несмотря на ранний час, был в самом разгаре. Огромный кусок жареного мяса в очаге весь покрылся темно-золотистой корочкой, а запах шел такой, что слюнки текли. Из печей на заднем дворе уже извлекли первую партию свежеиспеченного хлеба, печенья и горячих мясных пирогов. Дрова были заготовлены и аккуратно сложены в поленницу. Свежие овощи почищены, вымыты и порезаны. Рыбу, на рассвете привезенную из порта, ловко разделывала Одри. Или это Джиллиан? Изрезанное морщинами лицо миссис Хили скривилось от отвращения к самой себе. Девушки работают здесь уже больше двух недель, а она все никак не научится их различать.

Бросив взгляд на светловолосую девушку, склонившуюся над корзиной с овощами, миссис Хили даже головой затрясла. Одри. Нет, это все-таки Джиллиан. О Боже…

Она посмотрела на вошедшего с улицы Кристофера Гибсона, и, проследив за его взглядом, тут же поняла, кто из сестер Джиллиан, а кто Одри. Он взглянул на девушку за разделочным столом, а потом на ту, которая чистила овощи. И на второй сестре его взгляд задержался намного дольше, чем на первой. Он смотрел, как она разложила почищенный картофель в несколько больших куч и без особого успеха попыталась сгрести одну из них себе в фартук, чтобы отнести к стоящей в углу большой кастрюле.

По тому, как нахмурился Кристофер, как устремился на помощь, как мягко отстранил девушку, подхватил большую корзину, сбросил в нее картошку и отнес к кастрюле, было ясно — это Джиллиан.

Машинально оглянувшись на Одри, которая со своего места молча наблюдала за ними, миссис Хили сочувственно покачала головой. Бедная Одри. Она снова и снова задавалась вопросом, видят ли все остальные, как видит она, что Одри любит Кристофера Гибсона. Да вот только Кристофер без ума от Джиллиан, которая не любит его. Одри, Одри, бескорыстная душа… Такой дурак, как Кристофер, ей давненько не попадался. Миссис Хили тряхнула головой и взяла первое, сваренное вкрутую яйцо. Сжав его в руке, она с хрустом раздавила скорлупу и не спеша, принялась чистить яйцо, вспоминая, как две недели назад, уже перед самым закрытием, в таверну заявилась эта троица. Увидев их, она испытала самое сильное потрясение в своей жизни. Ведь утром этого же дня у них сорвался побег, их нашли и арестовали. И она, было, решила, что они снова пытаются бежать.

Утром все трое находились в каком-то тревожном ожидании. Сейчас они выглядели по-другому. Во взгляде Кристофера она заметила только самое обычное беспокойство. Глаза Одри смотрели с изумленным недоверием. Джиллиан была тиха и печальна.

Ночь они провели в комнате рядом с кухней. На следующее утро миссис Хили взяла всех троих на работу в таверну. С того времени они всегда работали на совесть и ни разу еще не отказались, ни от какого дела.

Мудрая женщина своим опытным глазом — а опыт этот пришел к ней за долгие годы наблюдения за самыми разными людьми — определила, что, несмотря на все усилия Джиллиан казаться бодрой и веселой, сердце ее было не здесь.

Миссис Хили вздохнула и с треском раздавила скорлупу следующего яйца. В кухне появился мистер Хили. Его лысая голова блестела от пота, морщинистое лицо выражало глубокую задумчивость. Может, это и неплохо, что с возрастом все печали сердца проходят. И хоть лучшие годы жизни безвозвратно ушли, а красавец муж уже далеко не красавец, но они по-прежнему вместе.

Мистер Хили посмотрел на жену, и миссис Хили улыбнулась в ответ. Он нахмурился и занялся своим делом. Миссис Хили сердито фыркнула. А впрочем, все это не важно.

— Кристофер, пожалуйста, не будем об этом! — Джиллиан огляделась вокруг, снова посмотрела на Кристофера и с легким раздражением сказала: — Я прекрасно могла бы сама справиться с картошкой! И принести ведра с водой, которые ты буквально вырвал у меня из рук. И выстирать скатерти…

— Тебе нельзя поднимать тяжелое.

— Кристофер, ну пожалуйста! Я уже устала повторять тебе одно и то же.

— Если бы ты не забывала об осторожности…

— Об осторожности? Это, значит, сидеть, сложа руки и смотреть, как вы с Одри с утра до вечера зарабатываете деньги на возвращение домой? Ну, нет, этого не будет!

— Да я не то имел в виду, и ты прекрасно это знаешь!

— Я ничего не знаю! — Джиллиан заметила внимательный взгляд миссис Хили. — Хозяйка смотрит на нас.

— До миссис Хили мне нет никакого дела!

— А мне есть! — Кристофер покраснел.

— Джиллиан, я не хотел рассердить тебя.

— О Господи, Кристофер! — Ей вдруг стало стыдно. — Я совсем не сержусь. Я никогда не смогу на тебя рассердиться.

Молодое бородатое лицо Гибсона вдруг приняло торжественное выражение:

— Джиллиан, ты не выйдешь со мной во двор на несколько минут?

Джиллиан неохотно направилась к задней двери. Они прошли в глубь двора, и, когда их уже не могли видеть из кухни, Кристофер взял Джиллиан за руку. Утреннее солнце позолотило его вьющуюся каштановую шевелюру и рыжеватую бороду. Он смотрел на Джиллиан, и его серые глаза выражали неподдельное чувство. Она вдруг поняла, что не замечала, насколько красив Кристофер. Вдобавок он добрый, честный и самый смелый из всех знакомых ей мужчин. Любая женщина могла бы гордиться любовью такого человека.

— Я больше не могу видеть, как ты мучаешься, Джиллиан.

— Я совсем не мучаюсь. — Она попыталась улыбнуться.

— Уж со мной-то можешь быть откровенной.

— Я и откровенна. Все могло кончиться намного хуже, если бы Джон Барретт…

— Джон Барретт теперь очень долго никому не сможет навредить, и тебе в том числе. Роберт Дорсетт об этом позаботился. Так что можешь выбросить этого типа из головы.

— Я уже выбросила. И, пожалуйста, перестань так за меня переживать.

— Джиллиан…

Джиллиан вгляделась в открытое лицо молодого человека. Ничего не значащими словами здесь не отделаться. Они слишком долго были вместе, их жизнь стала частью его жизни, и так просто он с ними не расстанется. Теперь нужна только, правда. Она обязана ему слишком многим.

Глубоко вздохнув, Джиллиан медленно заговорила:

— Не знаю, смогу ли все тебе объяснить. Я не мучаюсь, Кристофер. Это груз смирения.

— Смирения?

— Ты же знаешь, какая я упрямая, — натянуто улыбнулась Джиллиан. — Мне неимоверно тяжело примириться с беспомощностью.

— Ты имеешь в виду ребенка… — нахмурился Кристофер.

— Нет… — Джиллиан положила ладонь на свой плоский живот, как будто это могло помочь ей найти верные слова. — Я ни о чем не жалею, особенно о ребенке. Это мой ребенок, и он зачат в любви.

— В любви?

— Да, в любви. — Слова вырвались из самого ее сердца, и она смело встретила недоверчивый взгляд Кристофера. — Единственная проблема в том, что Дерек не любит меня. Я так хотела, чтобы он полюбил меня. Я отчаянно надеялась, до самого последнего момента надеялась, что Дерек скажет мне о своей любви, но он так ничего и не сказал. Вместо этого он дал мне свободу и ушел.

Кристофер начал было возражать, но Джиллиан не дала ему договорить:

— Я знаю, Кристофер. Нельзя сказать, что Дерек совсем меня не любит. Он любит меня, но по-своему… Понимаешь? — Она перевела дыхание. — Когда прошло первое потрясение, я ужасно разозлилась из-за того, что он так легко меня отпустил. Я почувствовала себя преданной. Мне хотелось рвать и метать, вопить от ярости, топать ногами… Но это прошло, и сейчас я спокойна.

— Эндрюс просто глупец.

— Может быть, он умнее, чем ты думаешь, — грустно рассмеялась Джиллиан.

— Нет, Джиллиан, он действительно глуп. — Кристофер неожиданно обнял ее и привлек к себе. Джиллиан почувствовала тепло его тела, и ей стало грустно. Вдруг захотелось, чтобы он подольше не отпускал ее. И тут она услышала прерывистый шепот Кристофера, зарывшегося лицом в ее волосы:

— Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, какой он глупец, потому что я…

Молодая женщина инстинктивно рванулась из его рук и быстро договорила:

— Потому что ты мой друг… Ты даже не понимаешь, что это значит для меня — знать, что ты мой друг… И так будет всегда.

Кристофер не сводил с нее глаз.

— Твой друг… — тихо повторил он. Джиллиан готова была разрыдаться. Но она собрала всю свою волю и едва слышно прошептала:

— Да, Кристофер… Ты мой друг… Мой самый дорогой друг.

Она посмотрела на юношу долгим-долгим взглядом, приподнялась на цыпочки и легонько поцеловала его в щеку. Потом ласково взяла под руку и повела к кухне.

Когда они подошли к двери, Кристофер хмуро произнес:

— Знаешь, Джиллиан, твои слова ведь ничего не меняют. — Она застыла на месте, не в силах произнести ни слова. — Понимаешь, меня мало волнует, рассердишься ты или нет и что там подумает миссис Хили. Все равно ты у меня тяжести поднимать не будешь.

Джиллиан громко рассмеялась, испытывая невероятное облегчение.

— Господи, Кристофер, да ты самый непреклонный человек на свете!

Она вошла в кухню, и ее улыбка медленно угасла. Милый Кристофер… Любая женщина была бы счастлива его любовью.

Любая, но не она.

Одри склонилась над разделочным столом, но ничего не видела из-за слез. Она не могла забыть Джиллиан с вымученной улыбкой и полными боли глазами, и Кристофера, напряженного, исполненного какой-то невероятной решимости.

Пытка продолжалась, и ей не было конца. Еще немного, и у нее больше не останется сил терпеть.

Дерек, сгорбившись, сидел за своим столом. Покрасневшие глаза немилосердно резало, голова раскалывалась от боли после очередной бессонной ночи. Прошедшие две недели были очень непростыми в его жизни. Удивительно, но Роберт Дорсетт, незримо следивший за каждым шагом своей жены, одержимой преследованием бывшего любовника, вдруг стал его горячим союзником. Действовал Дорсетт быстро и решительно, используя все свое влияние. Именно его усилиями Барретт оказался в местной тюрьме, где теперь ждал суда, обвиняемый во многих тяжких преступлениях. Дерек был уверен, что Дорсетт приложил руку и к тому, что на «Воина зари» снова зачастили торговые агенты, предлагая контракты один выгоднее другого. И вчера он заключил на удивление отличную сделку.

Теперь он знал точный день отплытия. Погрузка шла полным ходом, денежные дела поправились, но радости не было. Днем и ночью его упорно преследовал образ женщины с серебристыми волосами.

Дерек мысленно застонал. Сколько раз за день он выскакивал в коридор, потому что явственно слышал знакомые легкие шаги. Сколько раз оборачивался, будучи уверенным, что Джиллиан рядом. Сколько раз он просыпался среди ночи и с надеждой протягивал руку, чтобы коснуться ее горячего тела…

Дерек устало прикрыл глаза. В груди нестерпимо болело. Только сейчас он начал понимать, что с уходом Джиллиан потерял самого себя. Дать ей свободу, к которой она так страстно и упорно стремилась, оказалось намного легче, чем он думал. Но в ушах снова и снова звучали ее слова, которые не оставляли ему выбора.

«…Неужели ты не понимаешь? Все, что происходило между нами, было иллюзией…»

Сердце Дерека истекало кровью, а в душе шла битва между чувством и рассудком. Это незримое поле боя находилось в нем самом, и бежать было некуда.

Дерек потер воспаленные глаза. Он и не думал, что самые обычные слова смогут навсегда разделить его и Джиллиан и в этой ситуации он окажется таким беспомощным, бездеятельным и бесприютным, как сейчас.

Звук открывшейся двери заставил Дерека приподнять голову. Перед ним стояло прекрасное видение с серебристыми волосами. Дерек даже перестал дышать и вскочил из-за стола. Стул с грохотом упал на пол. Этого просто не могло быть.

Видение продолжало неподвижно стоять в дверях. Он сделал шаг вперед, потом еще один… И замер на месте.

— Зачем ты заявилась сюда? — холодно поинтересовался он.

Задний двор таверны был погружен в мирную предвечернюю тишину. Слышалось лишь негромкое щебетание какой-то пичуги да шипение зеленой ящерицы, угрожающе раздувавшей шею. Налетевший теплый ветерок легонько шевельнул пряди волос, прилипшие к вспотевшему лицу Джиллиан. Вздохнув, она устало выпрямилась и убрала волосы тыльной стороной ладони. Перед ней стояло полное грязной мыльной воды корыто. Позади на длинной веревке трепетали выстиранные белые скатерти. Непонятный звук заставил ее резко обернуться.

Дерек!

От неожиданности Джиллиан буквально окаменела. Дерек подходил все ближе, и ей казалось, что сердце сейчас или разорвется, или выскочит из груди. Лицо у Дерека было усталое, движения немного скованные.

Он подошел к ней вплотную и дрожащим от едва сдерживаемой ярости голосом спросил:

— Джиллиан, почему ты мне ничего не сказала? — Она молчала.

— Я задал тебе вопрос, Джиллиан. — Она продолжала молчать.

— Да отвечай же, черт возьми!

— Что я не сказала? — выговорила она, наконец.

— Что у тебя будет ребенок!

Джиллиан медленно и глубоко вздохнула, словно ей не хватало воздуха.

— А кто тебе сказал, что…

— Не важно. Так это правда?

— Даже если и так, тебе-то что за дело? — ровным безжизненным голосом произнесла Джиллиан. Дерек как-то сразу сник.

— Неужели ты так меня ненавидишь?

— Ненавижу? Тебя?

— Неужели ты так меня ненавидишь, что не допускаешь даже мысли о том, чтобы позволить мне вырастить собственного ребенка?

— Твоего ребенка? Это мой ребенок!

— Джиллиан…

— Этот ребенок будет носить не твою, а мою фамилию!

— Этого не будет!

Лицо Джиллиан выразило непреклонную решимость.

— Похоже, ты кое-что забыл, Дерек. Ты больше не мой хозяин, а я не твоя собственность. Я свободная женщина.

— Уж не думаешь ли ты, что останешься свободной женщиной теперь, когда я узнал о ребенке? — Дерек стоял так близко, что она почувствовала на своем лице тепло его дыхания. — Что я позволю тебе уйти?

— Ну конечно. Боже мой, как ты великодушен! Я и не знала. О горе мне, горе!

— Джиллиан… Черт возьми… Ведь пострадавшая сторона — я, а не ты! Ты обманывала меня, вертела мной, как хотела, именно тогда, когда я был предельно честен и открыт с тобой!

— О да, ты был честен… Ты что, забыл? «До тех пор, пока между нами сохранятся чувства…» Это твои слова, не так ли, Дерек? Сколько же времени ты нам отводил? Неделю? Месяц? Год?

Голос Дерека упал до хриплого, полного мучительной боли шепота:

— Джиллиан, неужели тебе так трудно понять, каково мне сейчас? Ты ворвалась в мою жизнь внезапно, когда женщине в ней просто не было места. И ты мучила меня с первой нашей встречи. Ты так глубоко запала мне в душу, что никакими силами тебя оттуда не вырвать. Когда я думал, что хуже уже и быть не может, ты появилась в моей каюте и предложила мне себя. Я знал, что не должен принимать твое предложение, но был не в силах отказаться. Как я мог знать тогда, что те мгновения, когда Я буду держать тебя в объятиях, станут самыми счастливыми в моей жизни? Откуда мне было знать, что каждым своим взглядом, каждым своим прикосновением, каждым своим поцелуем, ты будешь разрушать стену, которую я воздвиг вокруг своего сердца? Я боролся, уверяя себя, что это обычное увлечение, что все пройдет. Я хотел верить в эту чушь и заставлял себя верить. А потом ты бежала… И я понял, что тебе нужно от меня лишь одно — свобода. — Голос Дерека стал едва слышным. — Я дал тебе свободу, Джиллиан, только потому, что люблю тебя слишком сильно, чтобы отказать. — Дерек судорожно втянул в себя воздух. — Но странно, сердцем я почему-то верил, что ты никуда от меня не уходила. Я попытался забыть. Я говорил себе, что ты мне больше не нужна, что я не хочу тебя, что тебе я тоже не нужен… И я знал, что лгу самому себе. — Дерек умолк и еще крепче стиснул руки Джиллиан. — Теперь все это в прошлом. Мы можем начать все сначала.

— Послушай, Дерек…

— Нет, дай мне закончить! Я хочу, чтобы ты любила меня так же, как я люблю тебя. Я хочу быть нужным тебе так же, как ты нужна мне. Я хочу наполнить твою жизнь счастьем. Я хочу заботиться о тебе, разделить с тобой свою жизнь… Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. И я хочу, чтобы мы поделились нашей любовью с нашим малышом.

Мужественное лицо Дерека исказилось от муки и отчаяния.

— Очень многое тебе, наверное, будет трудно забыть. Но я прошу тебя дать мне шанс доказать, что наше с тобой завтра будет неизмеримо лучше нашего вчера. Во всем, Джиллиан. Позволь мне доказать мою любовь. — Голос его дрогнул. — Может быть, ты попробуешь, Джиллиан? Пожалуйста…

Господи, он сказал «пожалуйста»… Гордый, властный Дерек Эндрюс вымаливал ее любовь. Этот суровый, мрачный человек любил ее так же, как она любила его, как она всегда любила его…

— Джиллиан…

Всхлипнув, Джиллиан упала в его объятия. Дерек неистово прижал ее к своей груди. У Джиллиан пела душа от бессвязных, невнятных слов любви, которые он шептал ей на ухо. Слова эти навсегда остались в ее сердце. Она почувствовала на своих губах его губы, и ответные ее слова утонули в поцелуе. Он все длился и длился, этот поцелуй, он стал их торжественным обещанием перед алтарем любви…

«Как же я буду любить тебя», — подумала Джиллиан.

Эпилог

Тропическая ночь была тихой и душной. Легкий ветерок задувал в настежь открытое окно спальни и слегка колыхал занавески. Джиллиан беспокойно зашевелилась во сне.

Дерек стоял рядом с кроватью и любовался ослепительной красотой спящей женщины. Его обнаженное тело казалось в темноте какой-то призрачной тенью. Он еще ощущал аромат ее пышных мерцающих волос, шелковистую гладкость кожи под своими пальцами, вкус ее чувственных трепетных губ, радостно открывавшихся навстречу его поцелую. В ушах у него еще звучал ее восторженный любовный стон.

Движение справа отвлекло его внимание. Он повернулся к стоящей неподалеку от кровати колыбели. Занавески разошлись под дуновением ветра, и луч лунного света упал прямо на сладко посапывающего младенца.

У трехмесячной малышки на головке засеребрился легкий пух, который со временем превратится в такие же чудесные волосы, как у ее матери. Удивительно длинные темные ресницы лежали на пухленьких розовых щечках. Под закрытыми веками отдыхала пара черных любопытных глазенок.

Джулианна… Его дочурка…

Дерек не мог поверить, что можно испытывать такую любовь к этому маленькому существу.

В его ладонь неожиданно скользнула теплая рука Джиллиан. Дерек повернулся и встретил любящий взгляд прозрачных голубых глаз. Он наклонился и нежно поцеловал жену в губы.

— Джиллиан, ты счастлива?

Скользнув в его объятия и уютно свернувшись там теплым клубочком, Джиллиан с улыбкой кивнула. К ней возвратилась былая стройность. После родов она еще больше расцвела и, похоже, с каждым днем становилась все красивее и красивее.

— Скажи мне это, Джиллиан.

Она на мгновение задумалась, потом потянулась губами к его губам и тихонько шепнула:

— Да, я очень счастлива.

В груди Дерека начала подниматься знакомая теплая волна. Он чуть повернул к себе голову Джиллиан и начал нежно целовать ее лоб, брови, густые длинные ресницы, нежную кожу щек, подбородок, изгиб губ… Радость все росла и росла, счастье все прибывало и прибывало.

Джулиана пошевелилась во сне и на миг отвлекла их друг от друга.

— Она спит точно как ты, — прошептал Дерек.

— Зато по характеру она уже сейчас вся в тебя, — улыбнулась в ответ Джиллиан.

— Придется ей объяснить, что с нами этот номер не пройдет, — покачал головой Дерек.

— Она, между прочим, такая же упорная, как и я.

— Да, это верно, — улыбнулся Дерек.

Неожиданно он сгреб жену в объятия и отнес обратно в постель. Два дня назад Дерек вернулся из многонедельной поездки в Чарльстон. Он вернулся к восторженно-нежной Джиллиан, к заметно подросшей за время его отсутствия малышке и к держащимся за руки Одри и Кристоферу, наконец-то!

Он до конца жизни останется должником Одри за то, что она пришла к нему на корабль за день до отплытия. Было это много месяцев назад, но даже сейчас Дерека пробирала дрожь от мысли, как близко он был от того, чтобы потерять Джиллиан. Он не мог отыскать нужных слов, чтобы выразить Одри свою благодарность. Плавание, которое, скорее всего навсегда бы разлучило его с Джиллиан, превратилось в свадебное путешествие и пролетело как один восхитительный день.

Дерек притянул Джиллиан к себе. Жизнь его потихоньку начала устраиваться. Джона Барретта судили и признали виновным во множестве преступлений. Большую часть своей жизни ему предстоит провести в тюрьме Кингстона. Он получил по заслугам.

Что касается Эммалины, то таинственная перемена, происшедшая с ней, объяснилась через несколько месяцев после их с Джиллиан свадьбы: мадам Дорсетт появилась в городе с большим выпиравшим из платья животом.

Поговаривали, что, когда Эммалине пришел срок родить, всю ночь над поместьем Дорсетта разносились ее крики. Но вряд ли ее можно было осуждать за это, потому что к утру на свет появилась тройня! Роберт Дорсетт души не чаял в своих дочурках. А Эммалина…

Ходили слухи, что интерес к черной магии у нее совсем пропал. Поговаривали и о том, что она теперь почти не выезжает из поместья. А еще судачили, будто Эммалина опять беременна.

Дерек издал негромкий смешок, который затих, пойманный губами Джиллиан. Он радостно ответил на ее поцелуй, вложив в него всю силу своей любви. Он не переставал поражаться, что чудо по имени Джиллиан — его жена, и всякий раз, сжимая ее в объятиях, удивлялся все сильнее. Дерек слегка отстранился и тихо прошептал ей на ухо:

— Я люблю тебя, Джиллиан.

Страстный отклик Джиллиан зажег внутри него знакомый огонь желания.

Джиллиан была с ним, с ним навеки. Благодаря ей он стал мужем и отцом.

Дерек прижался губами к ложбинке между упругими теплыми грудями и двинулся вниз, к животу, и еще дальше, к шелковистому темному треугольнику… Он вспомнил их первую встречу морозным утром в лондонском порту. Тогда она ненавидела его. Все осталось там, в черном прошлом.

Джиллиан любит его, и эта любовь стала смыслом его жизни.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Эпилог

Реклама на сайте