«Колдовство»

Глава 1

Лондон, 1812 год

От неожиданного резкого стука дверного молоточка Мэг Джиллингем едва не порезала руку разделочным ножом. Сегодня же сочельник! Неужели их не оставят в покое хотя бы на Рождество?

Раздавшаяся вновь настойчивая дробь молоточка отняла последнюю надежду.

Сидевшая за кухонным столом Лора, младшая сестра Мэг, поднялась — по ее лицу тоже пробежала тень тревоги. Мэг жестом велела ей сесть и присматривать за близнецами, сооружающими ангелов из бумаги. Торопливо вытерев руки о передник, она подхватила тяжелую шаль, которую всегда держала под рукой, и, выйдя в холодный коридор, направилась к парадной двери.

Ей очень хотелось выглянуть в окошко передней, чтобы посмотреть, кто там, однако сотрясший дверь новый стук и требовательное «Именем закона — откройте!» заставили ее поспешно отодвинуть щеколду и повернуть ключ в замке.

Мэг распахнула дверь настежь, и в ледяном вихре снега перед ней возникла фигура сэра Артура Джейкса, хозяина дома, и — что еще хуже — дородного полицейского пристава Райкрофта, одетого в форму и с жезлом в руке.

«Только не в сочельник! — мысленно взмолилась Мэг. — Ну пожалуйста…» Сэр Артур — старый друг ее родителей и всегда был так добр. Не выкинет же он их на улицу в сочельник!

Достаточно взглянуть на его солидное, дорогое пальто-пелерину, теплый шарф, толстые кожаные перчатки и высокую бобровую шапку, и сразу станет ясно, что они не могут нанести урон его благополучию, задержав арендную плату.

— Ну наконец-то, Мэг, — сказал он, с трудом шевеля губами от холода. — Пожалуйста, позволь нам войти.

Мэг судорожно сглотнула — ей лишь оставалось жестом пригласить их в узкую прихожую.

— Вам что-нибудь нужно, сэр Артур? — спросила она. Как только дверь закрылась, прекратив доступ холодного воздуха, он ответил:

— Моя дорогая девочка, ты, разумеется, помнишь, что задолжала за дом больше чем за три месяца?

— Но вы же сказали, что мы можем не беспокоиться!

Дыхание у Мэг стало прерывистым, она дрожала, пряча озябшие руки под шаль. Если бы сэр Артур пришел один, она пригласила бы его в кухню, единственное помещение в доме, которое отапливалось. Но все ее существо восставало против того, чтобы допустить туда пристава Райкрофта, у которого пахло луком изо рта.

— Моя милая Мэг, ты должна была понять, что я имел в виду лишь небольшую отсрочку, чтобы дать тебе возможность прийти в себя после потрясения, связанного со смертью родителей, найти помощь и уладить все дела. — Он слегка пожал плечами, ничуть не нарушив идеального порядка в своем добротном одеянии. — Но это не может продолжаться вечно, особенно когда наступила зима.

Мэг беспомощно оглянулась, словно в поисках ангела, который мог бы подать помощь или совет. К сожалению, единственными ангелами в доме были те, которых сооружали из бумаги близнецы, но ни они, ни веточки омелы, тайком сорванные в соседнем саду, ничем не могли помочь.

— Разумеется, сэр Артур, я это понимаю. Вы были исключительно добры. Если бы вы могли подождать еще немного. Ведь сейчас Рождество…

— Так-так, мисс Джиллингем, — вступил пристав. — Сэр Артур действительно проявил доброту, больше чем доброту.

Подняв руку, благодетель остановил его словами:

— И может позволить себе проявить ее еще раз. Как справедливо заметила мисс Джиллингем, сегодня ведь Рождество.

О, хвала небесам!

— Но ты должна понимать, — добавил он, обращаясь к Мэг, — что это не может продолжаться вечно.

Мэг это понимала. Вот уже несколько месяцев она жила надеждой, сначала рассылая письма родне, потом — друзьям. Она получила несколько вежливых ответов и даже банковских чеков на небольшие суммы, но никто не пожелал взвалить на себя заботу о семье из пяти человек.

Не так давно Мэг начала обращаться в благотворительные общества, но, поскольку ей удавалось до сих пор сохранять вполне респектабельный вид, те не проявили к их судьбе никакого интереса. Вероятно, если семейство Джиллингемов окажется в конце концов посреди зимы на улице в одной лишь ветхой одежонке, какое-нибудь, к примеру, Сообщество дворян в поддержку обиженных сирот и обратит на них свое внимание.

Но, приняв помощь от каких бы то ни было благотворителей, семья окажется разделенной. Мэг, которой уже исполнился двадцать один год, придется заботиться о себе самой. Семнадцатилетнего Джереми пристроят учеником в какую-нибудь лавку. Лору, Ричарда и Рейчел отправят в сиротские приюты обучаться ремеслу. Мэг следовало бы с благодарностью принять такую помощь, но она не могла: это было бы не правильно, несправедливо! Ведь они сыновья и дочери дворянина.

Впрочем, дальнейшие попытки по-иному разрешить их отчаянную ситуацию казались безнадежными. Деньги были на исходе. Для праздничного ужина в сочельник Мэг с трудом смогла наскрести лишь на жалкого кролика, к которому добавили рождественские колбаски, приготовленные летом, еще до смерти родителей. Но после Рождества придется переходить на скудный рацион, состоящий из одного супа, а там вскоре неизбежно наступит и день, когда деньги кончатся совсем.

Мэг опустила глаза, на миг представив себе, что их ждет в этом случае, и с трудом вымолвила:

— Я действительно не знаю, к кому еще обратиться.

— О дорогая! — Услышав ласковую интонацию, Мэг с надеждой подняла голову, но увидела во взгляде сэра Артура нечто такое, от чего ей захотелось попятиться и убежать. Она вспомнила вдруг, что несколько лет назад сэр Артур из доброго дядюшки неожиданно превратился в своего рода тайного поклонника. Она испытала тогда страшную неловкость. Неужели он до сих пор хочет жениться на ней?

У Мэг мурашки побежали по коже при воспоминании о том, как он касался ее спины — вроде бы просто ласково похлопывал, но не в том месте. Припомнилось ей и то, как он смущал ее странными беседами наедине.

Но если сэр Артур предложит ей выйти за него замуж теперь, она вынуждена будет согласиться.

Мэг окинула взглядом его лицо с правильными, резковатыми чертами, элегантное одеяние и постаралась убедить себя, что это будет не такая уж плачевная участь.

— Полицейский Райкрофт, — говорил между тем сэр Артур, — думаю, сегодня мы сможем обойтись без вас. Мы с мисс Джиллингем обсудим ее затруднительное положение и подумаем, как найти из него выход.

— Вы слишком добры, сэр, слишком добры. — Пристав бросил на Мэг тяжелый взгляд и погрозил ей грязным пальцем. — А вы, мисс, слушайтесь сэра Артура. Как ни печально, нищим выбирать не приходится. Раз у вас нет средств, следует снизить требования и довольствоваться малым.

Мэг еле сдержалась, чтобы не возразить. Вот уже несколько месяцев, как им приходилось следовать этому мудрому совету. Разве они виноваты, что их приличная одежда еще недостаточно сносилась, чтобы придать им вид оборванцев?

Мэг заставила себя улыбнуться и поблагодарить представителя закона за помощь. Собственно, помощи он никакой не оказал, но снисходительно кивнул в ответ на благодарность.

Оставшись наедине с хозяином дома, Мэг провела его в холодную гостиную, где давно уже никто не собирался по вечерам. Если он хотел сделать ей предложение, место было подходящим, а если — назвать крайний срок их выселения, она бы предпочла, чтобы сестры и братья узнали об этом не сегодня.

Мэг заметила, что сэр Артур взглянул на нетопленый камин и поежился, и едва не улыбнулась, но вовремя себя одернула. Он собирался сделать предложение, а она собиралась его принять. И это означало, что она навсегда окажется в его власти и будет вынуждена ему покориться и позволить делать с ней все, что положено мужу.

Мэг задрожала, отнюдь не от холода.

Она указала ему на стул, а сама села как можно дальше.

— Если вы видите какой-нибудь способ помочь, сэр Артур, я буду вам чрезвычайно признательна, — начала Мэг, и это, несомненно, было приглашением с ее стороны.

Сэр Артур сел.

— Существуют общепринятые способы, дорогая. От ваших родственников нет ничего обнадеживающего?

— Единственный брат моего отца служит миссионером на Востоке, а его единственная сестра замужем за викарием в Дербишире. Что она может сделать для нас, если у нее самой шестеро детей?

— А родственники твоей матери?

Она никогда о них не рассказывала.

— Насколько мне известно, они не поддерживали отношений. Я нашла адрес маминой сестры, живущей в Керри, и написала ей. Но ответа не получила.

— Как печально видеть распадающиеся семьи! Ты не знаешь причину?

— Нет, сэр Артур. — Мэг хотела, чтобы он поскорее задал ей прямой вопрос. Приходилось желать этого, хотя от одного его присутствия ее бросало в дрожь.

Сэр Артур скользнул по ней своими бесцветными глазами, вероятно, оценивая. После похорон ее родителей они с ним едва перекинулись несколькими словами, а до этого Мэг в течение трех лет была в отъезде — работала гувернанткой, возможно, он был разочарован тем, как она теперь выглядела. Ради блага семьи ей хотелось бы оказаться такой же красавицей, как Лора, но приходилось мириться с реальностью: небольшого роста, с гладкими темными волосами, Мэг имела вполне заурядную внешность.

Однако судя по всему, сэр Артур разочарован не был. Он как будто что-то… предвкушал. Казалось бы, Мэг должно было польстить то, что ее находят желанной, но на самом деле она чувствовала себя как мышь в мышеловке, за которой наблюдает ласка.

— Итак, — сказала Мэг чуть-чуть громче, чем следовало, — можете вы предложить нам какой-нибудь источник помощи? Чтобы не пришлось разбивать семью.

Сэр Артур поднял брови.

— Четверо малолетних — тяжелая обуза для кого бы то ни было, Мэг, но я мог бы кое-что предложить. — Он замолчал и, казалось, погрузился в размышления. Мэг хотелось вскочить и вытрясти из него ответ. Она почти готова была сделать это — все лучше, чем такое вот ожидание. — Дружеское общение так много значит, — задумчиво произнес он наконец, — а я живу один. Стол и ложе…

Мэг натужно улыбнулась:

— Да, понимаю.

— Мне всегда нравилось ваше семейство. Такое жизнерадостное, такое душевное. Вероятно, я мог бы взять на себя заботу и воспитание всех вас. Если бы отношения были более близкими.

Мэг почувствовала, как ее щеки залились румянцем; оставалось надеяться, что он примет это скорее за краску удовольствия, чем краску смятения.

— Отношения? — глухо повторила она, поскольку не совсем поняла, что он имеет в виду.

— Теплые интимные отношения с целомудренной, чистой молодой женщиной.

Мэг не нашлась что ответить на это, и ждала сакраментальных слов, готовясь сказать «да» и произнести это по возможности любезно.

Он непринужденно закинул ногу на ногу.

— Я мог бы… нет, хотел бы… я охотно обеспечил бы всем вам необходимые жизненные условия и даже дал бы образование младшим детям, если бы… Лора стала моей любовницей.

Сердце у Мэг замерло, и на несколько мгновений ей показалось, что мир застыл в неподвижности.

— Лора?! — воскликнула она. И еще через секунду, более высоким голосом, задыхаясь:

— Любовницей?!

Сэр Артур улыбнулся, и теперь Мэг поняла, что не зря дрожала.

— Я расстроил твои планы, дорогая? Это правда, когда ты была моложе, я находил тебя весьма привлекательной, но теперь тебе сколько? Двадцать два?

— Двадцать один.

— Только? Но все равно… Лора… О, Лора!..

— Но ей всего пятнадцать!

— Прекрасный возраст.

Мэг вскочила на ноги, ей хотелось закричать на него, вышвырнуть из дома, но, стиснув кулаки, она заставила себя сдержаться, хорошо понимая смысл его предложения: если она не согласится, их всех выгонят ночью на мороз и они будут обречены на страшную нищету. Быть может, на смерть. Нет. Никогда. Но требуется время. Время!

Ей пришла в голову одна идея, почти столь же омерзительная, как и само предложение сэра Артура.

Но чтобы осуществить ее, нужно добиться отсрочки.

Мэг посмотрела ему прямо в лицо. О, не зря она сравнила его с лаской. Самодовольная, подлая ласка, уверенная, что мышь никуда от нее не денется!

— Сэр Артур, я не могу вот так сразу принять ваше предложение.

— А я не могу дать тебе много времени на размышления, дорогая.

— Ну хотя бы до окончания рождественских праздников!

— Две недели? Это слишком долго. — Он медленно поднялся. — Одна неделя. Я приду за ответом накануне Нового года. Да. Это будет удачное начало нового года — с Лорой у меня в… доме. Но за эту уступку я заслуживаю вознаграждения. Позови сестру — я немного полюбуюсь ее красотой.

Если бы только Мэг могла отказать ему! Но она лишь спросила:

— Вы не будете говорить с ней о… о том, что сказали мне?

— Уверен, что ты сможешь гораздо лучше подготовить ее. Уговорить.

Мэг почувствовала приступ тошноты, но поборола его, открыла дверь и позвала сестру.

Через несколько мгновений в коридоре послышались торопливые шаги, и Лора предстала на пороге — прекрасная даже в шали из старого серого одеяла. Ее золотисто-каштановые локоны были незамысловато связаны на затылке, но прелестно обрамляли улыбающееся личико. Безупречная кожа, огромные чистые и невинные глаза. Мэг отчаянно захотелось, чтобы сестра была грязной и всклокоченной, но Лора никогда такой не бывала. Даже в бедности она сияла.

— О, сэр Артур! — сказала Лора, делая книксен. — Добрый день и счастливого Рождества!

Мэг отметила, что сэр Артур проявил незаурядное самообладание. Или действительно был хитрой лаской — зависит от того, как взглянуть. Его улыбка была именно такой, какая положена старому другу семьи.

— И тебе счастливого Рождества. Трудишься не покладая рук, помогая близнецам?

— Это действительно непросто! Вся кухня уже, наверное, перемазана клеем. — Лора произнесла это, впрочем, вполне добродушно, от улыбки у нее на щеках появились ямочки.

Страшно было даже подумать о том, чтобы отдать ее этому развратнику.

Сэр Артур подошел к Лоре и, взяв ее руку, слегка прикоснулся к ней губами.

— Мы с твоей сестрой обсудили ваше затруднительное положение. Надеемся, что сможем найти способ всем вам помочь.

— В самом деле? Бедняжка Мэг бьется изо всех сил, но я знаю, что вечно так продолжаться не может, и готовлюсь к тому, чтобы стать посудомойкой.

— Этим прелестным ручкам… — он похлопал Лору по тыльной стороне ладони, — найдется гораздо более приятное занятие, чем скрести и тереть грязную посуду, моя крошка, и я об этом позабочусь. — Продолжая улыбаться, он достал из кармана монету и вложил ее в Лорину ладошку. — Купи себе чего-нибудь сладенького.

Направляясь к выходу, он на миг задержался на пороге и оглянулся.

— Одна неделя, Мэг, — бросил он и вышел.

— Неделя? — переспросила Лора. Мэг содрогнулась, молясь только, чтобы Лора не заметила ее состояния. Девочка не должна ничего узнать.

— Да, это тот срок, в течение которого он надеется найти для нас какой-нибудь выход. К Новому году.

— Что ж, будет отлично, если он что-нибудь придумает. Он мне никогда не нравился, но, вероятно, я ошибалась. — Лора перевела взгляд на свою ладошку. — О, да это крона! — И она отдала монету Мэг, которая охотно выбросила бы ее в окно, если бы могла себе это позволить. — На это мы сможем купить достаточно мяса, чтобы наготовить жаркого на wелую неделю.

Мэг заметила, что сестра, вероятно, неосознанно, вытирает то место на руке, куда он ее поцеловал. О Господи! Что делать? Прежде всего нужно как-то отвлечь Лору, пока та ничего не заметила. Донесшиеся из кухни крики и звук падения оказались весьма кстати.

— О, эти чудовища! — воскликнула Лора и побежала на кухню к близнецам.

Мэг опустилась на стул, сжимая в руке монету. При всем ужасе нынешней их жизни она даже в самых страшных кошмарах не могла представить себе такого. Если бы речь шла о ней, если бы сэр Артур захотел сделать ее своей любовницей, она согласилась бы ради остальных.

Но только не Лора.

Ни за что!

И следовательно, оставался только один выход — тот, о котором она старалась не думать все эти жуткие месяцы.

Камень желания.

Она положила крону в карман, затем медленно, на негнущихся ногах направилась в пустую спальню родителей. Потеря их была для нее страшным ударом, но в то же время ее бесила их безответственность. Неужели никогда в течение всех лет безоблачного счастья они не задумывались о том, что станет с детьми, если они умрут? Судя по всему, нет.

Мэг провела рукой по вытертому зеленому покрывалу, вспоминая, каким волшебным оно казалось ей в детстве, — лужайка для игрушечных зверюшек или картонного кукольного домика. А братья устраивали на нем битвы своих оловянных солдатиков.

Мэг тряхнула головой, отгоняя воспоминания, принесла стул, взобралась на него, протянула руку и, нащупав в пыльном углу под пологом кровати сшитый из такой же зеленой ткани мешочек, сняла его с крючка. Неуклюже — из-за тяжести мешочка, а также из-за того, что вещь эта уже начала оказывать свое волшебное действие, — она слезла со стула и рухнула в кресло, чтобы прийти в себя.

Мешочек у нее в руках, казалось, гудел, хотя больше никто не мог услышать этого звука; ощущение было такое, словно едешь в карете по булыжной мостовой.

Но что бы эта ни было, Мэг его ненавидела. Она быстро положила мешочек на кровать. Впрочем, все равно придется это сделать.

Мэг решительно развязала шнурок и, опустив края мешочка, обнажила грубую каменную статуэтку.

Прошло много лет с тех пор, как она видела ее в последний раз, но и теперь фигурка произвела на нее такое же шокирующее впечатление. Точнее, прошло семь лет, потому что Мэг было четырнадцать, когда мать показала ей Шилу-ма-гиг и объяснила, где она хранится, почему ее прячут и какой силой она обладает.

Тогда же, семь лет назад, выяснилось, что Мэг обладает страшным даром приводить в действие этот камень желания.

Не всем женщинам в роду это было дано. Ее тетка Майра была лишена этого дара и обижалась на мать Мэг за то, что та отказывалась испросить для нее у Шилы благосостояния и богатых женихов. Очевидно, когда Уолтер Джиллингем влюбился в мать Мэг и отверг Майру, та решила, что сестра использовала силу камня в собственных интересах. В этом и состояла причина их разрыва. Разумеется, Мэг не могла сказать этого сэру Артуру.

Как вообще она могла кому бы то ни было рассказать о Шиле — языческом колдовском идоле, к тому же таком неприличном?

Старинное каменное изваяние представляло собой фигуру женщины — обнаженной ухмыляющейся женщины. Ноги ее были расставлены, и она раздвигала руками края своей интимной плоти так широко, словно хотела поглотить ею весь мир.

По словам матери Мэг, такие статуэтки помещали в стенах ирландских церквей, во что Мэг было трудно поверить. Она бы и не поверила, если бы ее обычно легкомысленная мать не была столь серьезной, расадсазывая ей о камне желания. Она сказала, что некоторые статуэтки по сей день стоят в нишах церковных стен при входе и люди прикасаются к ним на счастье, когда идут молиться христианскому Богу.

Впрочем, большинство таких идолов убрали, чтобы избавиться от языческого влияния или просто чтобы не оскорблять ничьей скромности. Обычно эти фигурки разбивали, но несколько штук попали в частные руки. Мать Мэг понятия не имела, все ли они обладают такой же силой, как эта.

Принадлежащая им Шила-ма-гиг была камнем желания и могла исполнять желания тех женщин рода, которые обладали соответствующим даром.

Однако за исполнение желания нужно было платить. Всегда платить. Своего рода платой являлось уже то, что манипуляции с фигуркой сопровождались болезненной тошнотой и, как правило, кончались обмороком. Эта неприятность, впрочем, длилась недолго, и ее можно было вытерпеть. Хуже было то, что статуэтка обладала вредным характером и всегда сопровождала свой дар какой-нибудь пакостью — имела, как говорится, жало в хвосте.

Классический пример являла собой женщина, возжаждавшая стать красавицей. Она получила то, чего желала, но ревнивые друзья после этого отвернулись от нее, а страстные поклонники начали так одолевать, что с тех пор она не знала ни минуты покоя.

Другая женщина захотела получить в мужья некоего мужчину, уведя его у подруги. Ее желание тоже исполнилось, родители устроили свадьбу, но муж так и не перестал любить ту, другую женщину и в конце концов сбежал с ней, на горе всем трем семьям.

Мать Мэг объяснила ей все это вскоре после того, как у нее начались месячные. Именно в этот период мог проявиться дар, если ему вообще суждено было проявиться. Она настояла, чтобы Мэг испытала себя хоть раз.

Даже в том юном возрасте Мэг со всей серьезностью и осторожностью отнеслась к Шиле. Она старалась придумать самое невинное, безобидное желание и в конце концов попросила всего лишь вишневый пирог — ими славился местный кондитер.

Пирог появился спустя час, но принес его прыщавый сын кондитера в качестве жениховского подношения. Будучи слишком воспитанной, чтобы просто отшить его, тем более зная, что сама в определенном смысле спровоцировала юношу, Мэг вынуждена была в течение нескольких месяцев терпеть его докучливое обожание, прежде чем ей удалось убедить поклонника, что она скучный книжный червь, и он отправился ухаживать за другой.

Вот почему теперь Мэг осторожно изучала каменную фигурку, размышляя, что же следует попросить, чтобы избежать укуса «жала в хвосте». Денег? Да, это то, что им нужно, но деньги могут прийти самыми непредсказуемыми путями. Безопасности? Благотворительный приют или работный дом тоже обеспечивают безопасность. Даже сэр Артур может ее обеспечить, по крайней мере на какое-то время. Нет, прежде чем заставлять статуэтку исполнить желание, следует сформулировать его очень точно.

Будущее братьев и сестер! Да, это заботило Мэг больше всего. Будущее, достойное дворянских отпрысков. Особенно это касалось семнадцатилетнего Джереми, очень талантливого юноши, которому следовало бы учиться в Оксфорде или Кембридже.

Она выделила это желание как самое важное, но продолжала обдумывать его со всех сторон. Оно казалось слишком расплывчатым, его невозможно выполнить, но именно в этом все они нуждались, и Мэг верила в силу Шилы.

Когда Мэг почувствовала себя готовой, она отыскала особые красные свечи, которые мать хранила именно для этой надобности, и трутницу. Дождавшись, пока фитилек свечи, помещенной на прикроватной тумбочке, загорелся ровным пламенем, наполняя мрачную комнату золотистым светом, Мэг глубоко вздохнула и заставила себя возложить руки на статуэтку.

Сила мгновенно хлынула в нее, и ей показалось, что ухмылка на лице каменной женщины превратилась в гримасу победного ликования, как будто она торжествующе закричала.

— Я желаю, — как можно тверже произнесла Мэг, — чтобы в течение недели все мы получили средства к существованию, как подобает людям нашего общественного положения, а также возвратили себе честь и счастье.

Отступать было нельзя — это Мэг помнила с того, первого раза, но на какой-то миг все же заколебалась. Однако тут же одумалась и усилием воли заставила себя глубоко погрузиться в необузданную энергию, которую излучал камень. Эта энергия захлестнула ее лавиной памятных по предыдущему опыту ощущений: боль, дрожь, утрата реальности происходящего, стесненность дыхания… В голове ее пронеслась смутная мысль, что следовало бы запереть дверь, чтобы никто не вошел сюда и не обнаружил ее в таком состоянии. Одновременно мелькнул вопрос, может ли статуэтка убить, потому что Мэг чувствовала себя так, словно вот-вот умрет. Но в прошлый раз она чувствовала себя точно так же и выжила.

Впрочем, сейчас ей было, пожалуй, хуже. Все ощущения оказались еще сильнее. Вероятно, сила воздействия камня зависит от величины просьбы. Ведь Мэг возжелала столь многого! Не может ли желание быть сочтено чрезмерным?

В панике она еще раз попыталась освободиться от чар. А что, если ей никогда это уже не удастся? Что, если они высосут из нее все жизненные силы? Это невыносимо! Она этого не выдержит!..

Мэг словно слилась воедино с первобытным криком Шилы.

Постепенно, дрожа и испытывая страшную тошноту и головокружение, Мэг приходила в себя, но все еще не могла отнять рук от статуэтки, энергия которой затухала, но очень медленно, как бы нехотя, словно фигурка сопротивлялась тому, чтобы отпустить свою жертву.

Жертву?

Почему же жертву, если камень давал шанс к избавлению? Когда энергия Шилы окончательно угасла, Мэг, вместо того чтобы отдернуть руки, погладила ее, шепча: «Благодарю тебя», — и только после этого подняла края мешочка и затянула шнурок.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться, потом она задула свечу и убрала тяжелый мешочек в потайной угол.

Теперь оставалось лишь ждать. Все сбудется, Мэг не сомневалась. В течение недели ее желание исполнится. Но только время покажет, какой будет цена.

Глава 2

Управляющий Оуэн открыл дверь спальни, надеясь, что Сакс там один. Обычно граф отделывался от своих женщин, перед тем как заснуть, но время от времени какой-нибудь из них удавалось остаться до утра. Однако сегодня граф Саксонхерст лежал один, раскинувшись на своей необъятной скомканной постели. Всклокоченные рыжеватые волосы и мощная фигура придавали ему сходство с насытившимся львом.

Вероятно, ему вовсе не трудно было выпроваживать любовниц: им достаточно было лишь раз испытать на себе его алчную власть в постели.

Оуэн раздвинул парчовые шторы на одном из высоких стрельчатых окон, чтобы впустить в комнату яркий свет зимнего солнца.

Сакс заворочался, недовольно забормотал что-то во сне и открыл один глаз.

— В чем дело? — произнес он, казалось, без всякого выражения, но в вопросе таилась скрытая угроза: «Берегись, если разбудил меня, не имея достаточного повода».

— Письмо от твоей бабушки.

Второй глаз тут же открылся, и голова повернулась в сторону часов, стоящих на каминной доске, — циферблат был встроен в жирный белый живот восточного божка, который неизменно напоминал Оуэну огромную ухмыляющуюся личинку.

— И ради этого ты разбудил меня, когда еще нет и десяти? Я прощу тебя только в том случае, если в письме содержится предсмертная мольба о снисхождении и понимании.

— Мне жаль огорчать тебя, но вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд, как всегда, пребывает в добром здравии. Однако думаю, что ты сам захотел бы прочесть это без промедления.

Сакс снова закрыл глаза.

— Весьма смелое предположение.

Оуэн позвонил в колокольчик и застыл в ожидании. Вскоре напудренный лакей в ливрее, пятясь, внес поднос, на котором стоял серебряный кофейник и прочие атрибуты утренней трапезы. Он едва не упал, споткнувшись об огромного безобразного пса, который сидел, положив морду на край высокой кровати рядом с головой Сакса, и скалился так, словно учуял вкуснейшее мясо.

— Кажется, я чуть не напоролся на неприятность? — бодро заметил лакей, опуская поднос. Из-за малого роста и выразительного, подвижного лица с большими глазами его прозвали Обезьяном. По правде сказать, собака на вид весила больше, чем он.

Не открывая глаз, Сакс ответил:

— Напорешься, Обезьян, если будешь так веселиться в столь ранний час.

— Кое-кто из нас не спит уже с рассвета, милорд. Не можем же мы часами чувствовать себя несчастными, только чтобы соответствовать вашему настроению. Говорят, пришло известие от вдовствующей герцогини?

— А те, кто говорит, еще не успели прочесть его?

— Господин управляющий его из рук не выпускает, милорд.

— Чума на всех вас! Сам не знаю, зачем я научил вас читать. Пошел вон.

Лакей живо удалился.

Оуэн налил в чашку крепчайшего кофе, положил три кусочка сахару и размешал.

Сакс почуял аромат, глаза его открылись, и он дружелюбно зарычал, дочти прижимаясь губами к зубам пса, отчего тот принялся барабанить лохматым хвостом по полу.

Потом граф перекатился по постели, сел, потянулся, словно огромный кот, и взял в руки чашку.

На самом деле великаном он не был и в изысканных одеяниях выглядел просто изящно сложенным, но состоял словно бы из одних мускулов — как здоровый хищник, особенно это было заметно теперь, когда он сидел обнаженным.

Граф молча выпил свой кофе и протянул чашку, чтобы Оуэн наполнил ее снова, другой рукой мимоходом потрепав по загривку пса Брэка. И только после этого взглянул на письмо.

— Поскольку ты не дурак, Оуэн, меня одолевает в высшей степени дурное предчувствие.

Оуэн протянул ему сложенный лист бумаги. Сакс ощупал его, словно пытаясь угадать содержание.

— Старая ведьма не может посягнуть на мой доход или на мою свободу. Значит?.. Не хочет ли она нанести визит, а?

— Мне наиболее вероятным представляется, что герцогиня собирается устроить зимний бал в Дейнджерфилде.

— Слава Богу. — Граф стряхивал с себя остатки сна и на глазах превращался из сонного льва в приготовившегося к прыжку тигра в самом опасном, как представлялось Оуэну, обличье — в обличье умного мужчины.

Прежде чем открыть и прочесть наконец письмо, Сакс осушил вторую чашку кофе. Оуэн с интересом наблюдал за ним, потому что мог только гадать, во что выльется дурное предчувствие друга.

— Чума и проклятие! — произнес наконец Сакс в изумлении. Приготовившийся к одному из знаменитых графских приступов гнева Оуэн вздохнул с облегчением.

Когда Сакс поднял голову от прочитанного письма, он выглядел почти растерянным.

— Когда у меня день рождения?

— Завтра, как тебе хорошо известно. В новогодний сочельник.

Графа словно подбросило на скомканных простынях, и во всем своем нагом великолепии он проследовал через спальню.

— Старая сука! — воскликнул он в ярости, но не без доли восхищения. Сакс и его бабка вот уже пятнадцать лет вели непримиримую войну, с тех самых пор, как она стала его воспитывать. Это была война за власть между двумя самыми упрямыми, самыми высокомерными людьми, каких только доводилось встречать Оуэну.

Между двумя самыми взрывными темпераментами.

Можно было догадаться, что надвигалась гроза, тем более что Брэк уже предусмотрительно заползал под кровать.

Сакс намотал на руку край парчовой шторы и резко дернул, наполовину оторвав от стены карниз. Еще один яростный рывок — и с потолка обрушилась лавина штукатурки.

Оуэн вздохнул и снова дернул шнур колокольчика, потом поднял с полу черный с золотом восточный халат своего друга и бросил ему. Сакс, не говоря ни слова, надел халат, продолжая ходить по комнате и рычать.

— Думаю, на сей раз она тебя прижала, — заметил Оуэн.

Сакс походя хватил тыльной стороной ладони но приземистой пурпурной вазе, и та, свалившись на пол, разлетелась вдребезги.

— Черта с два, дьявол ее побери! Я пообещал жениться к своему двадцатипятилетию и женюсь. Торренсы ломают много вещей, но никогда не нарушают данного слова.

— То есть к завтрашнему дню? — переспросил Оуэн, отчаянно пытаясь сохранить хоть каплю здравомыслия в этой комнате. — Но это невозможно. Зачем только, черт возьми, ты дал это дурацкое обещание?

— Потому что в двадцать лет я был дураком, как большинство мужчин. И двадцать пять казались в то время туманным и далеким будущим! — Парная ваза разделила участь первой. — К тому же тогда мне казалось, что я вот-вот влюблюсь в идеальную, прелестную девушку. — Он раздраженно отшвырнул ногой валявшиеся на дороге черепки. — И поверь, я сделал все, что мог, чтобы найти ее.

— А я думал, что ты бежишь от девушек как от чумы.

— Я начал избегать их только после того, как обнаружил, что все они охотятся за одним и тем же — за венцом.

Поразмыслив с минуту, он схватил с каминной доски желтую фарфоровую корову и швырнул ее под ноги толпе слуг, которые с выжидательными минами влетели в спальню, вооруженные щетками, тряпками и швабрами.

Одна горничная начала сметать осколки фарфора. Слуги-мужчины поспешно принялись за восстановление карниза. Оуэн сухо отметил про себя, что вся прислуга, кроме поваров, нашла повод, чтобы явиться сюда. Никому не хотелось пропустить очередное представление — приступ гнева Саксонхерста. Оуэн так и не смог привыкнуть к тому, что Саксонхерст позволял странной компании своих слуг вмешиваться в его личную жизнь так, словно они были его безумными родственниками.

— Знаешь, она это давно задумала, — сказал Сакс, не обращая внимания на прислугу и продолжая мерить шагами комнату. Игнорировал он также и тот факт, что выглядел не слишком прилично в халате, едва подхваченном поясом; впрочем, все это слугам было не впервой и не мешало горничным бросать на него любопытные взгляды.

Одна из них, Бэбс, которая даже не пыталась делать секрета из своей прежней профессии, вытащила из кармана веточку омелы и весело воткнула ее в густую бахрому, обрамляющую балдахин над кроватью.

— Она нарочно отправила письмо так, чтобы оно пришло сегодня и чтобы у меня остался всего лишь один мучительный день до завтрашнего рассвета. — Сакс схватил с другого края каминной доски оранжевого быка, составлявшего пару бывшей корове, и, крикнув: «Сьюзи, лови!» — швырнул его одноглазой горничной с повязкой на отсутствующем глазу. Та дернулась и поймала быка, но тут же, вполне сознательно, уронила и, развязно улыбнувшись, сказала:

— Я выиграла крону.

— Ошибаешься, моя милая.

— Вам следовало кидать со стороны моего слепого глаза, милорд. Ой, смотрите, куда ступаете! — И она принялась выметать острые черепки из-под его босых ног.

Сакс торжественно прошествовал через освобожденное от осколков пространство, сдернул со стены самую настоящую саблю, вынул ее из ножен и проткнул розовую шелковую подушку. Затем, подкинув в воздух, на лету рассек ее пополам — перья мгновенно заполнили собой всю комнату.

Смеясь, Оуэн откинулся на спинку кресла, положил ноги на кровать и покорился. Это было настоящее представление, в котором каждый знал свою роль.

Вспышки гнева случались у Сакса весьма часто, поэтому в спальне ничего ценного не держали. Слуги обшаривали Лондон в поисках вещичек, которые не жалко расколотить, и услужливо расставляли их в спальне. Говоря о кроне, Сьюзи имела в виду, что слуги заключали между собой пари на то, что именно он разобьет в следующий раз.

На повторяющиеся время от времени вспышки ярости своего хозяина они смотрели с чувством покровительственной гордости. Оуэн и сам участвовал в забаве: он поставил гинею на то, что жеманная пастушка, стоящая на бамбуковом столике, доживет до Пасхи. Сакс, как правило, был очень добр к женщинам.

Единственное исключение составляла лишь его бабка.

Дворецкий поставил против гинеи Оуэна свою за то, что сам столик не удержится. Злополучный предмет мебели был выкрашен в кричащие зеленые и розовые тона и покрыт лаком. Оуэн наблюдал, как его друг переводит взгляд со стола на свою саблю, и гадая, сможет ли тот сокрушить его, не разбив при этом пастушки.

Быть может, именно поэтому Сакс бросил саблю на кровать и повернулся к огромному портрету монаха с кислой, отталкивающей физиономией. Неужели он?..

Сакс сорвал портрет со стены с такой силой, что крюк, на котором он висел, перелетел через всю комнату, и шарахнул им о спинку массивного стула.

Оуэн вознес благодарственную молитву. Ему самому давно хотелось расправиться с этим портретом. Он не мог понять, как можно спать, а тем более предаваться любви, когда на тебя смотрит такая злобная бородавчатая физиономия.

— Торренсы, — повторил Сакс, чуть запыхавшись и откидывая со лба прядь золотистых волос, — калечат множество вещей, но никогда не нарушают слова.

— Так говорят, — вставил Оуэн. Сакс повернулся к нему:

— Так оно и есть! — Он окинул взглядом зрителей-слуг. — Где Нимз? Нимз! — завопил он. — Иди сюда и побрей меня, чертов бездельник!

Поскольку основная часть представления, судя по всему, была окончена, слуги приступили к уборке всерьез, но не слишком торопясь, на тот случай, если последует продолжение.

Приземистый камердинер Сакса с дымящимся кипятком и простыней в руках вошел, пятясь, из соседней комнаты, проворный, несмотря на деревянную ногу.

— Иду, иду! Откуда мне было знать, что я понадоблюсь вам в столь ранний час? — Он оглядел спальню и закатил глаза. — Такие неприятности, что ли? Садитесь, садитесь. Хотите, чтобы вас побрили или перерезали вам горло?

Серо-голубой попугай влетел в комнату вслед за камердинером и уселся Саксу на плечо.

— Пр-ривет, мой кр-расавчик, — проверещал он голосом самого Сакса.

Сакс не сдержал улыбки, позволив обожаемой птичке пощекотать себя клювом за ухом.

— Привет, мой красавчик, — ответил он, но, тут же, посерьезнев, добавил:

— Черт побери! С Ноксом может случиться припадок.

Попугай Нокс действительно, угрожающе подняв хохолок на голове, уставился на слуг.

— Женщины! Женщины! Убиррайтесь к чер-рту!

Как только Сакс уселся в кресло и приготовился к бритью, Бэбс подкралась, достала из кармана лесной орешек и проворковала:

— Иди ко мне, Нокс, ты ведь любишь меня.

Попугай, раскачиваясь, уставился на нее.

— Ева. Делайла.

Бэбс протянула ему орех, но так, чтобы он не мог его достать.

— Будь умницей, Нокс.

— Делайла!

Бэбс ждала и только когда попугай пробормотал: «Пр-ре-лестная дама», дала ему орех и послала воздушный поцелуй. Попугай повернулся к ней хвостом и занялся орехом.

— Видели?! — с торжеством сказала Бэбс, обращаясь ко всем. — Любого мужчину можно приручить, если узнать, чего ему на самом деле хочется.

— Бэбс, — перебил ее Сакс, — ты ходячая угроза для мужчин всех сортов. Но хотел бы я знать, когда это ты успела натаскать Нокса?

Бэбс не ответила, лишь подмигнула камердинеру. К удивлению Оуэна, Нимз покраснел. О Юпитер, этот дом сведет его с ума, если будущее время здесь еще уместно!

— Пересядь, Нокс, — попросил камердинер, взбивая белоснежную мыльную пену. Когда попугай был благополучно перемещен, на спинку стула, Нимз спеленал хозяина по плечам простыней и начал брить.

— Ну, перечисляй имена, Оуэн, — сказал Сакс.

— Имена? Чьи?

— Потенциальных невест.

Нокс подпрыгнул.

— Не женись! Не женись!

Сакс закатил глаза:

— Имена! И ради Бога, не употребляй слов, которые выводят его из себя.

Со знакомым чувством, будто он заперт в сумасшедшем доме, Оуэн достал свою записную книжку. Предыдущий хозяин Нокса научил его протестовать против любого женского вторжения, особенно матримониального. Сакс был прав. Присутствие в доме невесты способно было довести Нокса до припадка.

— Какого рода имена? — спросил Оуэн.

— Потенциальных… партнерш по супружескому блаженству.

— Но какого рода?

Нимз водил острой бритвой по щеке Сакса, поэтому тот говорил очень осторожно:

— Называй таких, которые готовы завтра совершить со мной эту церемонию. Что означает — почти любых.

Нокс, должно быть, почувствовал напряженность Сакса, потому что прыгнул ему на плечо и стал тереться о его ухо. Сакс размяк и погладил птицу.

— Кто была та, которая пару недель назад растянула лодыжку на пороге?

— Мисс Кэткарт. Ты еще говорил, что хотел ее придушить.

— Я просто хотел вправить ей лодыжку.

Оуэн записал что-то на чистом листке.

— Ты хочешь, чтобы я послал записку, оповещающую, что ты заедешь к отцу мисс Кэткарт? Я даже не уверен, что они в городе.

— Наверняка кто-то еще остался. Да, наверняка.

Сакс выпростал из-под простыни левую руку, и Брэк нерешительно выполз из-под кровати, продолжая щериться, будто готов был убить кого угодно, но в глазах его застыла мольба. Бедный пес был не виноват: он родился с деформированным прикусом, и это придавало ему грозный вид. К несчастью, на самом деле он был безнадежным трусом и даже теперь продолжал с опаской вынюхивать в воздухе беду.

— Все в порядке, Брэк, — сказал Сакс. — Иди сюда.

Пес встряхнулся, подошел и с достоинством уселся возле Сакса, будто в жизни не ведал страха. Они с попугаем смотрели друг на друга как добродушные соперники за благосклонность обожаемого хозяина.

Сакс погладил пса по голове.

— Большинство действительно разъехались по загородным поместьям на Рождество. И как меня угораздило родиться именно в это время года? Не знаю, как уж драконихе удалось все это устроить, но это вполне в ее духе. В любом случае, должен найтись кто-нибудь получше мисс Кэткарт. Она хихикает. Все время хихикает. Оуэн, начинай перечислять имена предполагаемых будущих графинь, ищи по всей округе. Если понадобится, я поеду и в деревню, чтобы все уладить.

— Я понимаю, что ты непоколебимо верен слову, но…

— Я его не нарушу.

Оуэн покачал головой. Он подозревал, что победа на этот раз останется за вдовствующей герцогиней. Сакс не сможет найти невесту за один день, во всяком случае подходящую. Ему придется либо жениться на нищенке, либо признаться герцогине, что он не сумел сдержать слова. Но он никогда этого не сделает. Значит, он близок к тому, чтобы вступить в какой-нибудь безумный брак.

Оуэн начал обдумывать ситуацию серьезно.

— Леди Мэри Дерби, — сказал он, записывая имя. — Леди Кэролайн Нортен. Леди Фрэнсис Холмс. Леди Джорджина Питт-Стэнли…

Исписав несколько страниц, он наконец иссяк.

— Мисс Уизертон? — обессиленно закончил он.

— Чума ее возьми, Оуэн, ей без пяти минут сорок лет.

— Возраст роли не играет, если ты просто хочешь сдержать слово и сорвать планы своей бабушки. Тебе ведь нравилось ее общество.

— Если уж я собираюсь жениться, то на такой, которая по крайней мере способна произвести на свет пару щенков. — Нимз снял с него простыню, и Сакс встал. — Я свои обязанности знаю. Читай все сначала.

— О, пощади! — воскликнул Оуэн, но перелистал странички обратно и прочел весь список. Закрыв записную книжку, он спросил:

— Ну?

Сакс стоял, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Попугай сидел у него на плече, собака — у ног: ни дать ни взять геральдическая композиция.

— Драконихе следовало бы назвать моего дорогого дядюшку Гренделем.

Оуэн посмотрел на него непонимающе, и Сакс пояснил:

— Потому что тогда она была бы матерью Гренделя — чудовища из «Беовульфа». — Он тряхнул головой. — Ты должен расширять свой кругозор. А я — жениться.

При этих словах Нокс дернулся и закричал:

— Не женись! Не женись!

Сакс вздрогнул, но прибавил:

— Завтра же.

Слуги все еще суетились, притворяясь, что убирают в спальне.

— Давай испытаем терпимость Нокса. — Сакс схватил Бэбс за талию, бросил на кровать и страстно поцеловал.

Птица перелетела на балдахин, но ничего не выкрикнула, а вместо этого с надеждой в голосе попросила:

— Дай орех.

— Хорошая идея, Нокс. — Бэбс продела руку под халат Сакса.

Он со смехом отбросил ее:

— Эй, эй, не надо слишком уж дразнить птичку! Так или иначе, ты исправился, Нокс.

Бэбс подмигнула:

— Это просто означает, милорд, что я для этого больше не гожусь.

— Черта с два! То-то мои слуги-мужчины все время ходят полусонные.

— Давайте лучше продолжим о вас. Это также означает, что я могу оказаться как раз той, что вам нужна. — Она невзначай толкнула Сакса на кровать, отошла, покачивая широкими бедрами, и стала рядом с Нимзом.

Создавалось впечатление, что здесь действительно сумасшедший дом, но Сакс не обращал на это никакого внимания. В сущности, он сам породил это своей беззаботной добротой и снисходительностью, а также полным пренебрежением к тайнам личной жизни. Он любил говорить, что слуги все равно всегда все знают и могут даже оказаться полезными, поскольку знают все и о других тоже.

Однако Оуэн полагал, что в данной ситуации даже самые пронырливые слуги едва ли могли помочь.

Он убрал записную книжку и с робкой надеждой решил воззвать к разуму.

— Сакс, может быть, на этот раз ты просто позволишь старой потаскушке заработать очко? Она немного позлорадствует, зато ты не окажешься на всю жизнь прикованным к женщине, которая тебе неприятна.

Сакс соскочил с кровати, оставив Нокса забавляться со скомканным бабкиным письмом. Не обращая внимания на то, что в комнате полно народу, он скинул халат и натянул кальсоны и рубашку, которые подал ему Нимз.

— Ты прочел письмо не до конца, так ведь?

— Разумеется, нет.

— Ты мой секретарь, Оуэн. Читать мои письма тебе разрешается.

— Но не личные.

— Пора бы тебе отказаться от пристрастия к собственническим привычкам. Если бы ты прочел письмо целиком, ты бы знал, что в моем обещании есть и вторая часть. Либо я сам окажусь к своему двадцатипятилетию скованным на всю жизнь, либо должен позволить бабке выбирать для меня кандалы.

Оуэн выхватил письмо из клюва любопытного Нокса и, быстро пробежав его глазами, воскликнул:

— Какое чудовищно дурацкое обещание ты ей дал!

Заправляя рубашку в брюхи, Сакс ответил:

— О, абсолютно дурацкое. Но я дал его и сдержу. Во всяком случае, я не позволю бабке выбирать для меня… — Он повернулся к попугаю, прыгающему по кровати, и многозначительно добавил:

— Жену.

— Жена — узда! — высказался Нокс.

— Совершенно верно. Вот почему я сам выберу себе узду и сделаю это к завтрашнему дню.

Оуэн двинулся ему навстречу.

— Но это невозможно, Сакс! Даже если ты остановишься на одной из этих молодых дам, она не согласится выйти замуж в такой спешке и суматохе.

— Ты так думаешь?

Оуэн остановился в сомнении:

— Ну, кто-то из них, быть может, и согласится. Но вообрази, что станут говорить!

— Черт с ними, с разговорами.

— Тогда подумай, как ты будешь обсуждать это с молодой дамой и ее семьей.

— Да, — признал Сакс, — действительно, малоприятная перспектива. Но гораздо более предпочтительная, чем перспектива отдать себя в когти драконши. Вопрос лишь в том, кто из дам согласится принять столь сомнительную честь. — Он неожиданно обернулся к ухмыляющейся толпе слуг. — Ну? Не сомневаюсь, что у вас есть свои соображения.

— А как же, милорд, — ответил Обезьян. — Выбирайте такую, которая принесет больше денег.

— Какой прагматик! Сам-то ты тоже планируешь выбрать женщину, которая принесет больше денег?

— Я бы планировал, если бы мог найти такую, милорд, даже если бы она была горбатой и вся в бородавках.

Сьюзи, которая явно не отвечала этому описанию, лягнула его в голень. Он выругался и подпрыгнул, но продолжал ухмыляться.

— Но мне деньги не нужны, — заметил Сакс.

— А что вам тогда нужно, милорд? — поинтересовалась Сьюзи.

— Отличный вопрос. — Сакс снова сел и подставил шею, чтобы Нимз повязал ему галстук. Брэк радостно плюхнулся на его ноги, на которых были лишь носки. — Хорошее здоровье. Хорошие зубы. Умеренность в привычках… У меня нет никакого желания сдерживать непомерные требования жены-мотовки.

— Непр-риятности и ссор-ры! Непр-риятности и ссор-ры!

— Будем молиться, чтобы ты ошибся, Нокс. Но боюсь, — что тебе придется к этому привыкать. Благоразумие, — продолжил Сакс. — Мне не улыбаются постоянные стычки. Итак, — подытожил он, стоя вполоборота к Оуэну, — которая отвечает этим требованиям?

— Бог ее знает. У тебя, разумеется, было более выгодное положение, чем у меня, чтобы заглядывать им в зубы.

— Черта с два! Я избегал близости с лелеющими надежды на замужество молодыми пиявками как заразы. Но ты можешь вычеркнуть леди Фрэнсис, леди Джорджину и мисс Стьюксли. Говорят, благоразумие не входит в число их добродетелей.

Оуэн послушно вычеркнул три имени.

— Может быть, остальные написать на листочках, свернуть, бросить в шляпу и ты просто вытянешь одно наугад? — неуверенно предложил Оуэн. — Да нет, — спохватился он.

Но Сакс уже подхватил идею:

— Почему же нет?

Оуэн готов был проклясть свой несдержанный язык.

И тут заговорила Сьюзи:

— Прошу прощения, милорд…

И Сакс, и Оуэн посмотрели на нее с удивлением: не потому, что она осмелилась заговорить — в этом доме слуги чувствовали себя совершенно свободно и говорили что хотели, — а потому, что она явно волновалась.

— Да?

Пухленькая девушка застенчиво теребила край фартука.

— Я прошу простить меня, милорд, но если вам действительно безразлично, на ком же… — она повела глазами в сторону попугая, — с кем идти к алтарю…

— Ну, это не совсем так.

— Но…

Сакс ласково улыбнулся ей:

— Если это предложение, Сьюзи, то я отвечаю «нет». Тебе самой это не понравится.

Девушка зарделась и захихикала:

— Да ну вас! А если бы понравилось? Но на самом деле… — она жеманно взглянула на лакея, который покраснел при этом так же, как она, — я подумала, что, может быть, вам лучше выбрать молодую даму, которой пора замуж?

Узел на галстуке достиг совершенства. Сакс встал, высвободил ноги из-под пса и сказал:

— Привести в гнездо кукушку? Ни за что.

— Нет, милорд, конечно, нет! Ну а если это будет молодая дама, для которой настали трудные времена? Вам не пришлось бы ее упрашивать, понимаете? И уж такая-то всегда будет вам благодарна.

— Очень тонко подмечено.

Увидев, что друг проявил неподдельный интерес, Оуэн не знал, стоит ли ему вмешиваться. Он находился на особом положении: отчасти друг, отчасти управляющий, но одной из его неписаных обязанностей было останавливать Сакса, если он видел, что тот, закусив удила, готов совершить безумство.

Однако в настоящий момент Сакс, казалось, сохранял полное самообладание.

— Догадываюсь, что у тебя есть кто-то на примете, Сьюзи.

— Да, милорд.

— Благородная дама?

— Да, милорд. Во всяком случае, ее отец был дворянином и ученым.

Нимз протянул хозяину вышитую жилетку, и Сакс продел руки в проймы.

— Звучит, конечно, многообещающе. А почему она оказалась в затруднительном положении?

— Ее родители умерли, милорд. Внезапно, несколько месяцев назад. А на руках у бедной мисс Джиллингем остались братья и сестры, о которых она должна заботиться, оставшись почти без гроша.

— Душераздирающая история. А ты откуда об этом узнала? — Пока Нимз застегивал серебряные пуговицы, Нокс перелетел и уселся на вытянутую руку Сакса.

— Моя сестра работала горничной, милорд. Какое-то время она прислуживала им даже без денег — ей было жалко сирот, — но в конце концов вынуждена была найти себе другое место. Впрочем, я вовсе не говорю, что вам следует… вступать в союз с мисс Джиллингем. Я, в сущности, мало что о ней знаю. Разве лишь то, что таких, как она, найдется немало. Таких, кто с радостью пойдет к алтарю, даже в спешке, и будет благодарить свою удачу.

С Ноксом на руке Сакс в задумчивости сделал круг по комнате.

— Она не будет ожидать фальшивых заверений в любви, — сказал он Оуэну. — Ее не придется улещивать. Она едва ли позволит себе экстравагантность и капризы…

— Она может оказаться страшной как смертный грех, — подхватил Оуэн.

Сакс вопросительно взглянул на Сьюзи.

— Сестра никогда не говорила, как она выглядит, милорд.

— Где твоя сестра?

— Ее нет в городе. Семья, в которой она служит, уехала на праздники в свое поместье в Шропшир.

По минутном размышлении Сакс пересадил попугая на плечо, протянул руку Оуэну и приказал:

— Монету!

Вовсе не будучи в восторге от того, как складываются обстоятельства, Оуэн выудил из кармана флорин и бросил Саксу.

Тот перехватил его в воздухе.

— Орел — мисс Джиллингем. Решка — любая из списка, которую я вытащу из шляпы.

И прежде чем Оуэн успел возразить, монетка сверкнула в воздухе. Сакс поймал ее и припечатал к тыльной стороне ладони.

— Орел! — сообщил он и бросил монетку в два шиллинга Сьюзи. — Иди и скажи мисс Джиллингем, что ее ждет большая радость.

— Я?.. — пропищала Сьюзи.

— Ты. И чтобы подсластить пилюлю, обещаю: если она согласится совершить обряд прямо завтра, я дам вам с Обезьяной достаточно денег, чтобы вы смогли свить свое гнездышко.

Слуги обменялись изумленными взглядами.

— Это правда, милорд? — спросил лакей.

— Слово Торренса. — Сакс повернулся к Оуэну. — Пиши-ка разрешение на брак…

— Но…

Сакс снова повернулся к Сьюзи:

— Она старая?

— Ей исполнился двадцать один год около года назад.

— Старая дева, — заметил Оуэн, которому с каждой минутой становилось все больше не по себе.

— Мне на это наплевать. Сьюзи, как ее зовут?

— Не знаю, милорд.

— Разузнай, когда будешь с ней разговаривать. Оуэн, пиши специальное разрешение на брак, — повторил он. — Сьюзи — в дорогу! И уговори ее. Будь настойчива! Предстоит еще куча бумажной работы. Где она живет?

— На Моллетт-стрит, милорд. К югу от Сент-Джеймс-парка. Но…

— Респектабельная, но скромная. Отлично. — Ловко пересаживая Нокса с руки на руку, Сакс продел сначала одну, потом другую в рукава темно-синего сюртука, который терпеливо держал наготове Нимз. — Узнай, к какому приходу она приписана — это, полагаю, тоже понадобится для брачного свидетельства, — и скажи ей, что церемония состоится там завтра утром, в одиннадцать.

— Но, милорд…

Оуэн чувствовал, что пора ему вступить:

— Сакс, не думаешь ли ты, что было бы справедливо позволить даме увидеть тебя, прежде чем она примет решение? И ты на нее посмотришь.

— Ни у нее, ни у меня нет времени, чтобы подойти ко всему разумно. Все в руках судьбы.

— Совсем негоже решать такое дело, гадая на монетке! Это же на всю жизнь, ты понимаешь?

— Это делает игру еще более увлекательной.

— А что ты будешь делать, если она откажется?

Сакс подбоченился и оглядел своих домочадцев.

— Давайте установим правила игры. Если мисс Джиллингем сегодня откажется, я вытащу из шляпы одну из этих жаждущих выскочить замуж аристократок и сделаю все возможное, чтобы ее уговорить. Если же мисс Джиллингем сначала согласится, а в последний момент пойдет на попятный, значит, придется мне унизиться перед герцогиней и смиренно принять свою судьбу. Если мисс Джиллингем не подведет, я свяжу себя с ней узами законного брака, что бы она собой ни представляла.

Нокс перелетел на кровать и изрек оттуда:

— Законный бр-рак — висячий замок! Законный бр-рак — висячий замок!

— Да, так оно и должно быть, Нокс. На счастье или на горе, но это связь на всю жизнь. Тебе придется смириться и привыкнуть так же, как и мне — Он взял попугая в руки и погладил его, одаряя присутствующих своей обворожительной улыбкой, той самой, которая могла разбить и разбивала сердца. — Вы все свидетели. Пусть будет так, как рассудит судьба!

Глава 3

Не обращая внимания на повторяющийся стук в дверь, Мэг продолжала чинить подошву ботинка Рейчел с помощью клочка кожи. Это мог быть сэр Артур, пришедший на день раньше срока, или же кто-нибудь из соседей, кому они задолжали. Большинство ее кредиторов — местные ремесленники и торговцы, которых она знала всю жизнь, — имели полное право поговорить с ней. Они также имели полное право получить справедливую плату за свои услуги, но Мэг продала уже все, без чего они могли обойтись. Дом был арендован вместе с мебелью, так что она не могла продать родительскую кровать или почти еще не вытершиеся гостиные кресла.

Стук затих наконец, и Мэг воткнула большую иглу в кожаный лоскут.

Мэг действительно возлагала надежды на силу камня, особенно после того, как он оказал на нее такое ошеломляющее действие. Не может быть, чтобы все это было впустую! Однако теперь ее начала охватывать паника. Завтра сэр Артур придет за ответом и…

От резкого стука в кухонную дверь она подпрыгнула на стуле, Повернувшись, Мэг увидела, что назойливый посетитель, обойдя вокруг дома, заглядывает в кухонное окно. Ну и ну! Затем к закопченному стеклу прижался чей-то нос, и Мэг увидела черную глазную повязку! Боже милосердный!

Посетитель забарабанил по стеклу:

— Мисс Джиллингем?

При виде нелепого лица Мэг еще больше захотелось спрятаться, но ее уже увидели. Молясь о том, чтобы это не оказался какой-нибудь бандит, посланный выколотить из нее деньги, Мэг осторожно открыла дверь.

Это оказался вовсе не бандит, но существо, совершенно ей незнакомое, — пухленькая молоденькая девушка в черной шляпке на темных волосах. Если бы не устрашающая глазная повязка, ее можно было бы даже назвать миловидной. Бедное создание! Однако если она просит подаяния, то явно забрела не туда.

Девушка радостно улыбнулась:

— Ну наконец!

Мэг отступила в глубь кухни — в последние дни она забыла о том, что такое радостная улыбка и воодушевление.

— Чем могу вам помочь?

— Вы мисс Джиллингем?

— Да.

Девушка сделала книксен.

— Тогда мне нужно поговорить с вами, мисс. Я Сьюзи Кенворт. Моя сестра Мэри работала у вас.

Ах вот оно что! Мэг только сейчас заметила, что девушка действительно похожа на их бывшую горничную, и припомнила рассказ той о сестре, которая несколько лет назад повредила глаз и из-за этого уродства потеряла в свое время надежду найти выгодное место.

Бедняжка! Хоть Мэг ничем не могла ей помочь, следовало проявить вежливость.

— Входите, пожалуйста. Как поживает Мэри?

— Прекрасно, мисс. Счастлива, насколько это возможно в ее положении.

Ведя девушку за собой к столу и приглашая сесть, Мэг подумала, что уже давно не имела возможности посидеть и поболтать с гостьей. Как стыдно, что остатки чая, который она могла ей предложить, были заварены несколько дней назад и уже не раз заливались кипятком!

— Чем я могу помочь тебе, Сьюзи? — поспешно спросила она. — Если ты ищешь работу…

— О нет, мисс. Я хорошо устроена — работаю горничной у графа Саксонхерста.

— Ах да, припоминаю, Мэри мне говорила. Кажется, граф добр…

— О да, мисс.

— …но несколько эксцентричен.

— Ах, не говорите так! — Девушку почему-то встревожило это брошенное вскользь замечание. Мэг улыбнулась, чтобы успокоить ее.

— Мэри просто рассказывала, что он дает слугам много воли. — Разумеется, необычным показалось ей то, что благородный джентльмен держит в горничных девушку с таким очевидным изъяном. Мэг с трудом удерживалась, чтобы не смотреть на ее повязку.

— Мы все выполняем свои обязанности как положено, мисс. Но он любит… во всяком случае, кажется, не возражает, если мы проявляем интерес.

— Интерес? — Мэг вообще-то была равнодушна к сплетням, но этот разговор давал ей возможность немного отвлечься от мрачной действительности.

— Мы всегда знаем, что происходит, — ну, слуги в общем-то всегда знают, правда? Но он не возражает, если мы вставляем и свое словечко. И именно поэтому я здесь, — торопливо закончила она.

— Да? И почему же ты здесь?

Сьюзи нервно облизнула губы.

— Видите ли, мисс Джиллингем, граф попал в весьма затруднительное положение.

Мэг непонимающе уставилась на нее. Быть может, эта девушка пришла предложить ей работу? Вероятно, графу нужна гувернантка? Почувствовав легкое волнение, Мэг подумала: неужели это и есть наконец избранное Шилой решение? Но как можно на жалованье гувернантки содержать семью из пяти человек?

— Не понимаю, чем я могу помочь графу в его затруднительном положении.

— Как раз вы-то и можете, мисс Джиллингем! Клянусь вам. — Девушка перевела дух и осторожно начала:

— Видите ли — понимаю, что это прозвучит необычно, — граф дал обещание своей бабушке (а она сущая старая ведьма, прямо-таки бочонок с серой), что он женится к двадцати пяти годам, но начисто забыл об этом, потому что, когда он ей это обещал, ему было всего двадцать лет. И вот в нынешний новогодний сочельник — то есть завтра — ему исполняется двадцать пять.

— Понимаю, — не зная, что сказать, произнесла Мэг, но на самом, деле ничего не понимала, удивившись лишь, что эксцентричный граф так молод. Она всегда полагала, что он дряхлый старик.

— Так вот, мисс… — Сьюзи наклонилась вперед, навалившись на стол, — сегодня утром граф получил от бабушки письмо с напоминанием о его обещании. И о том, что он поклялся позволить ей найти для него жену, если сам не женится к двадцать пятому дню своего рождения.

— И он собирается выполнить обещание?

— О да! Он говорит, что Торренсы никогда не нарушают данного ими слова.

— Тогда остается надеяться, что бабушкин выбор его удовлетворит. Но я действительно не понимаю…

Девушка затрясла головой.

— Они друг друга ненавидят, мисс. Не знаю точно из-за чего, но ненавидят — это еще слабо сказано. Вдова выберет ему самую гнусную женщину в королевстве.

— Не может быть! — воскликнула Мэг, невольно увлекаясь рассказом гостьи. Это был прямо-таки сюжет для пьесы.

— Думаю, она выберет достаточно молоденькую, чтобы та могла принести потомство. Старуха чрезвычайно печется о продолжении рода, хотя речь идет даже не о ее собственном титуле — она, видите ли, мать матери графа.

У Мэг голова шла кругом, она с трудом понимала, в чем же суть дела.

— Если граф дал такое обещание, тогда ему следует его сдержать. Только не понимаю, при чем же здесь все-таки я.

Сьюзи замялась, словно ей стало не по себе, а потом выпалила:

— Он хочет жениться на вас, мисс. — Мэг буквально онемела от неожиданности, а девушка тем временем продолжала:

— Дело было так, мисс Джиллингем. Граф решил завтра же жениться на ком угодно, чтобы утереть нос бабушке. Он составил список великосветских дам, но толком о них ничего не знает. И тогда я подумала… Вы, вероятно, рассердитесь, — призналась она, покраснев, как вишня, — но я хотела лишь добра! Я подумала: если ему все равно, на ком жениться, почему бы ему не жениться на той, кому это действительно нужно? И предложила вас.

Мэг в изумлении откинулась на спинку стула. Сьюзи была явно смущена и взволнована, но не казалась сумасшедшей. А вот ее хозяин…

Сказать о нем «эксцентричный» — значит, не сказать ничего.

— Сьюзи, это что, розыгрыш?

— Нет, мисс! Вот вам крест, умереть мне на этом месте! — И девушка энергично перекрестилась.

— Ты серьезно хочешь убедить меня в том, что граф желает жениться на мне — на женщине, которую не знает, никогда не видел и у которой за душой ни гроша? И сделать это завтра же? Такое даже вообразить себе невозможно! Но ведь сначала должно быть оглашение. Даже составление брачного свидетельства требует времени.

— Это будет специальное брачное свидетельство. Господин Чанселлор уже начал писать его. Это секретарь графа. В некотором роде. А также его друг. И советчик.

— И это он посоветовал ему… такое?

Сьюзи состроила гримасу.

— Нет, правду сказать, господину Чанселлору это совсем не понравилось. Но ничего лучше он предложить не смог.

Мэг в крайнем возбуждении вскочила со стула и забегала по кухне.

— А граф — что, знает меня?

В голове у нее промелькнула фантастическая мысль: вдруг граф давно любуется ею на расстоянии? Но ответ был ей заранее известен. Она не из тех, к кому благородные господа испытывают тайную страсть. Уже много лет назад она пришла к выводу, что, если в ней и не было ничего отталкивающего для мужчин, то ничего привлекательного тоже не было. Как и ожидалось, в ответ на ее вопрос девушка замотала головой.

— Тогда почему именно меня он выбрал на эту необычную роль?

— Потому что я вас предложила, мисс.

— А что ты ему обо мне сказала? — Мэг неприятно было думать, что девушка могла разрисовать ее графу в самых невероятных красках, чтобы пробудить в нем интерес.

— Только то, что слышала от сестры, мисс. Что вы добрая, уравновешенная дама, которая из последних сил бьется, чтобы не допустить трагедии — разделения семьи.

— Весьма трогательно. Я вышла у тебя страдающей героиней.

— Но это и в самом деле, наверное, нелегко.

— Ты права, — со вздохом ответила Мэг. — Это нелегко.

— Так вы согласны?

— Нет, конечно, нет! Об этом не может быть и речи.

— Почему?

— Почему? — Мэг беспомощно пожала плечами. — Даже если бы это было настоящее предложение…

— Оно настоящее!

— Ну пусть так, я все равно не могу выйти замуж за человека, которого никогда не видела.

Сьюзи пристально посмотрела на нее.

— Прошу меня извинить, мисс, но беднякам выбирать не приходится.

Тревожное чувство кольнуло Мэг при этих словах — она вспомнила, каков будет выбор, если она откажется.

— Выходите за графа, — продолжала его посланница, — и вы станете обеспеченной, как вам подобает по положению, — вы, ваши братья и сестры.

Мэг в ошеломлении опустилась на стул: девушка только что произнесла вслух ее заветное желание. Но влияние камня, разумеется, не распространяется на аристократов и тем более не может быть связано с обещанием, данным несколько лет назад.

Однако насколько ей известно, этот идол способен выполнить любое желание. Мать говорила, что для него время не имеет никакого значения. Это, конечно, казалось не правдоподобным, но, в конце концов, все, что касается этого волшебного камня, кажется не правдоподобным.

— А почему тебе самой так этого хочется? — спросила Мэг. Девушка зарделась.

— Я скажу вам правду, мисс. Граф пообещал своего рода награду. Если вы завтра выйдете за него замуж, он даст денег, чтобы мы с Обезьяной могли пожениться. Видите ли, у нас есть возможность купить гостиницу в Хай-Хилфорде…

— Ты хочешь выйти замуж за обезьяну? — Мэг почувствовала почти облегчение, сообразив наконец, что девушка безумна.

— Нет! — рассмеялась Сьюзи, краснея. — Это просто прозвище: Обезьян. Граф называет его Мартыш (от «мартышки»), и это очень любезно с его стороны, потому что кому же понравится, когда тебя называют обезьяной, а все уже привыкли. На самом деле его зовут Эдгар. Как вы думаете, может быть, мне начать называть его Эдгаром?

— Да, думаю, это будет хорошо, — ответила Мэг, вновь чувствуя себя озадаченной: значит, все-таки это правда и она должна все серьезно обдумать. — С графом, безусловно, что-то не так, если он подкупает тебя, чтобы ты нашла ему невесту. Он что, сумасшедший? Увечный? Обнищавший?

У Сьюзи чуть глаза из орбит не выскочили.

— О Господи, нет! Даю вам слово, мисс Джиллингем. Если бы завтра он встал посреди Гайд-парка и предложил себя в мужья той, кто пожелает, дамы поубивали бы за него друг друга.

— Но тогда почему?

Девушка глубоко вздохнула и подняла пухлую ручку.

— Во-первых, — начала она, загибая пальцы, — у него их было пруд пруди, но ни в одну из них он не влюбился. Во-вторых, как объяснить им и их родным, почему он женится в такой спешке? Они бы, конечно, согласились, но он не хочет с этого начинать свою семейную жизнь.

— Но со мной он не прочь начать ее именно с этого.

— В вашем случае услуга будет взаимной, мисс, если вы понимаете, о чем я.

— А, — догадалась Мэг, — гордость!

Гордость — это она понимала. У нее у самой было полно гордости, из-за нее-то она и билась так отчаянно за то, чтобы сохранить семью единой, несмотря ни на что.

Сьюзи кивнула:

— Да уж, гордость у него есть, это точно. Кое-кто говорит, что он высокомерен, как дьявол. Нам он таким вовсе не кажется, — поспешно добавила она.

— Ну разумеется, если он обсуждает подобные дела со слугами и принимает их советы. — Мэг пыталась собрать разбегающиеся мысли, но не могла. — Все это кажется совершенно бессмысленным, видишь ли.

— Это не будет казаться вам бессмысленным, если вы его узнаете. Видите ли… — Сьюзи снова навалилась грудью на стол, — он, Сакс, любит ставить на удачу — Заметив, что Мэг удивило это имя, она пояснила:

— Его все называют Саксом. Ну, слуги, разумеется, — только за глаза. Вы сами увидите. — И прежде чем Мэг успела возразить, Сьюзи добавила:

— Он относится к жизни как к бесконечной игре. Не то чтобы он пренебрегал своими обязанностями, но терпеть не может всегда делать то, чего от него ждут. Он принимает решения, бросая монетку или кидая кости. Он не играет по-крупному, но иной раз рискует, полагаясь на карты и кости.

— Ты уверена, что он не кончит свои дни в сумасшедшем доме?

Сьюзи захихикала:

— О мисс! — Потом вдруг стала совершенно серьезной и добавила:

— Он делает вам предложение всерьез, и вы будете дурочкой, если не примете его.

— Дурочкой? Отвергнуть предложение эксцентричного субъекта, быть может, безумца, не глядя выйти за него замуж — разве это глупость?

— Очень богатого эксцентричного субъекта, — уточнила Сьюзи.

Деньги! В них корень зла, но они так важны для того, у кого их нет. Девушка права. Вот шанс спасти семью от гибели — шанс, который она, без сомнения, и вымаливала. И как глупо сидеть теперь здесь, терзаясь сомнениями! В конце концов, готова же она была стать любовницей сэра Артура Джейкса, чтобы всех их спасти. А чем этот хуже? По крайней мере он предлагает ей законный брак.

Мэг встала:

— Я пойду с тобой, чтобы познакомиться с графом.

Служанка, однако, осталась сидеть на месте.

— Мне очень жаль, мисс, но он запретил. Если вы согласны на его предложение, вам следует быть в церкви завтра в одиннадцать.

— В какой церкви?

— В вашей, приходской. Мне велено узнать, что это за церковь.

— Но это безумие! Почему мы не можем встретиться? Разве что в нем есть нечто способное отвратить меня? Но в таком случае… — задумчиво произнесла Мэг, — я смогу в последний момент отказаться от венчания…

— Конечно. Я не знаю, что у него на уме, мисс, но именно так он и решил: подкинул монетку, и та выпала на вас. Если вы не согласитесь, он вытащит из шляпы бумажку с именем одной из светских дам. Но если вы согласитесь, а потом откажетесь, он позволит своей бабке поступить по ее разумению.

— Подкинул монетку! — Но разве это хуже, чем просить исполнения желания у сомнительного идола? — Опиши мне графа, — попросила Мэг.

— О, он красивый мужчина, мисс. Высокий, отлично сложенный.

«Ненасытный маньяк», — подумала Мэг.

— А какой у него характер?

— Он весьма приятный джентльмен. Если хочет, может быть обворожительным для дам.

«А если не хочет?» — подумала про себя Мэг, и легкая дрожь пробежала у нее по спине.

— Ты говоришь, он красив. У него что, белая кожа, темные волосы?..

Девушка наморщила лоб:

— Ну, они скорее желтые, мисс.

— Желтые? Ты хочешь сказать, он — блондин?

— Ну, что-то в этом роде. Кожа у него темнее, чем у большинства джентльменов, потому что летом он любит плавать на яхте и никогда не носит шляп. Волосы у него темно-желтые — это от солнца, понимаете? — а глаза тоже как бы желтые. Желто-карие.

— А зубы у него тоже желтые? — Мэг начало казаться, что она понимает, почему граф затрудняется найти невесту. Вся эта история, возможно, придумана лишь затем, чтобы «сохранить лицо».

Сьюзи захихикала.

— Нет, мисс! Белые, ровные и здоровые. А у вас? Это как раз из того немногого, что его интересует.

Мэг уставилась на нее.

— Тебе велено проверить?

Сьюзи отпрянула.

— О… нет, мисс. Просто он так сказал. Про ваши зубы он ничего не говорил.

— Ну, тогда у меня остается надежда! Он, совершенно очевидно, безумен. Скажи мне правду: я и моя семья будем с ним в безопасности?

— В безопасности? — Изумление Сьюзи обнадеживало. — Ну конечно, мисс! Даже во время своих приступов он никогда не трогает людей.

— Приступов?

Служанка выглядела смущенной из-за того, что сболтнула лишнее.

— Просто время от времени он выходит из себя и крушит вещи. Но только вещи.

Мэг снова рухнула на стул. Неким странным образом это открытие несколько успокоило ее. Если бы граф Саксонхерст был нормальным джентльменом, это вызвало бы у нее больше подозрений. Теперь же, несмотря на все усилия горничной нарисовать идеальный портрет, стало ясно, что у этого господина — свои причуды. Ей остается терпеливо мириться с ними, и тем самым она завоюет его благосклонность для своей семьи.

— У меня одно условие.

— Условие, мисс?

Мэг понимала, что находится не в том положении, когда можно торговаться, но, похоже, и положение графа было сейчас весьма затруднительным.

— Я хочу, чтобы лорд Саксонхерст дал слово, что мои братья и сестры будут жить со мной под одной крышей и что он поможет им выйти в люди.

— О, я уверена, что он согласится…

— Я хочу, чтобы это было написано на бумаге. Подожди здесь.

Мэг направилась в отцовский кабинет. Она раскопала огрызок карандаша и, усевшись за стол, подождала, пока не успокоятся нервы: почерк должен быть ровным и решительным.

"Графу Саксонхерсту.

Милорд, я удивлена и польщена Вашим предложением жениться на мне. Нынешнее мое положение обязывает меня серьезно обдумать его. Однако прежде чем приму окончательное решение, я должна получить от Вас заверение, что две мои сестры и два брата останутся со мной после замужества, они получат образование, подобающее им как благородным дамам и джентльменам, и будут обеспечены скромными суммами, которые позволят им начать самостоятельную жизнь".

Здесь Мэг остановилась, покусывая кончик карандаша. Она знала, что следует написать дальше, но боялась решиться. Когда дыхание у нее выровнялось, она продолжила:

«Если Вы, милорд, можете дать мне такое заверение, я прибуду завтра в одиннадцать часов утра в церковь Святой Маргариты и выйду за Вас замуж».

Перечитала. Ей захотелось тут же порвать написанное. Но она вспомнила о планах сэра Артура относительно Лоры.

Выбора не оставалось.

«В сущности, — сказала себе Мэг, — я еще очень легко отделалась». Похоже, «жало в хвосте» Шилы на этот раз оказалось вполне безобидным. Конечно, она пока очень мало знает о своем будущем муже, но горничная Сьюзи кажется девушкой честной, и сестра ее была хорошей девушкой.

Разумеется, они лишь слуги и над хозяином власти не имеют.

«Лора», — напомнила себе Мэг.

Это был простой и решающий довод в пользу предложения графа.

В конце концов, и у нее самой будут дом и семья. Поскольку мужчины ее не домогались, Мэг притворялась, будто ей это и не нужно, но на самом деле ей всегда хотелось иметь семью и детей. Эксцентричный, наверняка уродливый граф — не такая уж большая цена за это.

Более того, сказала себе Мэг, если окажется, что он еще хуже, чем она себе представляет — мерзкий, явно безумный самодур, — она просто не даст клятвы перед алтарем. И она взяла карандаш и прибавила: «…Если мы решим, что подходим друг другу».

Ну вот и все. Еще немного помучившись сомнениями, Мэг сложила листок, спустилась вниз и вручила его служанке.

— Граф может не ответить, мисс. Он сейчас крутится как черт, улаживая формальности.

Мэг ощутила искушение отступить, но, если граф не обеспечит ее семью и не даст ей кров, все теряет смысл.

— Если он не ответит так, как я хочу, ему остается надеяться, что удастся уговорить ту, на кого выпадет жребий пойти с ним к алтарю.

Сьюзи покачала головой:

— Вы друг друга стоите. Думаю, вы поладите. — Она спрятала записку в карман. — Мне нужно ваше полное имя, мисс. Это для свидетельства.

— Но я еще ничего не решила окончательно.

— Если свидетельство будет написано, это еще не значит, что вы будете обязаны его подписать, но ведь все требует времени.

Мэг так же не хотелось называть свое витиеватое имя, данное при крещении, как и связывать себя обязательствами, но делать было нечего.

— Минерва Этна Джиллингем, — ответила она.

— Чудесно! — воскликнула Сьюзи, сияя, и заторопилась.

Когда она ушла, Мэг безвольно рухнула на стул, спрашивая себя: что же она наделала? Поэтому, когда Лора и близнецы, продолжая спорить, ворвались в кухню, она почувствовала облегчение.

— Сядьте! — прикрикнула она. Чумазые сорванцы Ричард и Рейчел плюхнулись за стол, всегда готовые поесть. Мэг они порой напоминали птенцов с вечно открытыми клювами.

Она нарезала тонкие ломти хлеба, слегка сбрызнула подсолнечным маслом, затем залила кипятком спитой чай и разлила получившуюся бурду по чашкам. Они ели и пили не жалуясь, но Мэг знала, что долго они так не протянут. К тому же завтра придет сэр Артур.

Дрожа всем телом, она понимала, что придется выйти за эксцентричного графа Саксонхерста, даже если он окажется мерзким недоумком.

Она подвесила над очагом чугунный котел и велела близнецам разжигать огонь из щепочек, которые они насобирали во время прогулки. В сущности, это было истинной целью их прогулок в последние дни — сбор сучьев для очага. Близнецы быстро наловчились находить кусочки древесины для огня, на котором готовили еду, и очень этим гордились, но в их возрасте им следовало бы заниматься чем-нибудь другим.

На ужин был суп. Мэг купила кое-каких овощей — в основном картошку и капусту, — а мясник дал ей большую кость. Конечно, это выглядело подачкой, но Мэг было не до гордости. Все же у супа будет какой-то навар и его хватит до завтрашнего дня, когда судьба их так или иначе решится.

Хлеб был у Мэг всегда, поскольку ее бывший ниспосланный идолом поклонник унаследовал отцовскую пекарню. Он женился на очень милой молодой женщине, но, вероятно, какой-то след колдовства еще оставался. Когда бы Мэг ни зашла в булочную, у него всегда находились «залежавшиеся булки, которые нужно срочно сбыть по дешевке». Надо сказать, что булки всегда оказывались отменно свежими.

Однако несмотря на это — не говоря уж о сэре Артуре, — семья долго так жить не смогла бы. Все они катастрофически худели, а для растущих детских организмов это очень вредно.

Раздавшийся у двери черного хода стук заставил Мэг оцепенеть.

А вдруг это он сам явился в ответ на ее записку?

Что, если он застанет ее в таком вот непрезентабельном виде и передумает? Она безуспешно попыталась привести в порядок свою незамысловатую прическу.

А что, если он чудовище, вида которого она просто не вынесет?

Пока Мэг колебалась, Ричард подбежал к двери и открыл ее. Радостно улыбающаяся Сьюзи шагнула в кухню.

— Все в порядке! — объявила она, извлекая на свет теперь уже другой листок бумаги.

Отдавая себе отчет в том, как заинтригованы домочадцы, Мэг взяла письмо и непослушными пальцами сломала печать. Развернув листок, она увидела тот же герб, что и на печати, вытисненный на плотной бумаге. Несколько небрежным почерком, с наклоном вправо и с замысловатыми петлями, было написано следующее:

"Дорогая моя мисс Джиллингем, я в восторге от того, что Вы склоняетесь принять мое предложение выйти за меня замуж, и счастлив заверить Вас, что буду относиться к Вашим братьям и сестрам как к своим собственным, что они будут воспитаны и получат соответствующее образование, а также будут достойно обеспечены.

A demain [1]. Саксонхерст".

Мэг перечитала письмо еще раз, хотя оно было предельно ясным и даже содержало четкое официальное брачное предложение, которое она могла при надобности предъявить в суде, потребовав возмещения морального ущерба. Сьюзи была права. Граф был человеком взрывного темперамента.

Но почерк его успокоил Мэг. Она была убеждена, что почерк отражает индивидуальность и, судя по всему, в Графе не было ничего особенно страшного. Она сумеет поладить с импульсивным, порывистым мужчиной, склонным к эксцентричным выходкам. А если он окажется физически непривлекательным, то ж…

— Очень хорошо, — сказала она горничной. — Завтра в одиннадцать.

Улыбка Сьюзи была ослепительной.

— Вы не пожалеете об этом, мисс Джиллингем! Все слуги будут на вашей стороне, если он причинит вам какие-нибудь неприятности.

Как только дверь с грохотом захлопнулась за ней, Мэг упала на стул. Причинит какие-нибудь неприятности? О Господи…

— А что должно случиться завтра в одиннадцать часов? — Звонкий голосок Рейчел задрожал.

Близнецы выглядели всерьез напуганными. А она-то считала, что оберегает их, скрывая всю серьезность положения.

Мэг заставила себя весело улыбнуться.

— Я выхожу замуж.

Все как один молча уставились на нее, и Мэг рассмеялась с истинным облегчением. Каковы бы ни были последствия, они все же не так страшны, как худший исход.

— Я не сошла с ума, мои дорогие! Я действительно выхожу замуж. И мы переезжаем в большой дом. Нам не придется больше экономить на всем, и вы будете хорошо питаться.

Близнецы все еще не верили:

— Правда?

— Правда!

— Но за кого? — спросила Лора, сильно побледнев. — Не… не за сэра Артура?

Мэг, вскочив, крепко обняла ее, мысленно вознося благодарственную молитву за избавление.

— Нет, не за сэра Артура. За графа Саксонхерста.

— За графа?

Мэг посмотрела ей прямо в глаза — никто, в особенности Лора, не должен догадаться, что она делает это ради них.

— Ты думаешь, я недостойна графа?

Лора вспыхнула:

— Ну что ты! Ты достойна принца! Просто я не знала, что ты общаешься с кем-то из аристократов.

Мэг на ходу придумала объяснение:

— Мы познакомились у Рэмилли.

— Но почему завтра? Ведь совсем не остается времени на приготовления!

— Когда вы увидите графа, то поймете, что он человек импульсивный. Положение наше ужасающе, так чего же тянуть? Кстати, это напомнило мне о том, — она повернулась к очагу, — что мы сегодня еще не ели.

Лора принялась резать лук, но продолжала задавать вопросы:

— А как он выглядит?

— Подождите немного, — Мэг опустила кость в кипящую воду, — сами увидите.

Однако когда домой вернулся Джереми, все сошло не так гладко. Коренастый семнадцатилетний юноша был внешне очень похож на Мэг — у обоих были такие же, как у матери, мягкие темные волосы и такие же, как у отца, твердые подбородки. Однако Джереми был гораздо способнее Мэг и обожал учиться. Уолтер Джиллингем предсказывал, что его старший сын далеко превзойдет его самого в науках.

Тогда все были уверены, что Джереми, так же как в свое время отец, поступит в Кембридж. А вместо этого мальчик недавно заговорил о том, что хорошо бы подыскать место клерка. Он вообще не смог бы продолжать учебу, если бы доктор Пирс не настоял на том, что будет заниматься с ним бесплатно.

У Мэг глаза наполнились слезами: она сможет вернуть брату его мечты, его предназначение — то, чего он заслуживает. Но он никогда не должен узнать правду! Он был так же упрям и решителен, как она, и ни за что не позволил бы ей принести себя в жертву.

Джереми не поверил в придуманную Мэг историю так же легко, как остальные, и вскоре перевел разговор на другую тему. Мэг поняла, что с ним придется объясняться позже.

Джереми и Лора, повинуясь желанию Мэг, почти не говорили о завтрашнем событии, зато успокоить близнецов оказалось отнюдь не так просто. Когда Мэг со смехом отказалась отвечать на их вопросы, заявив, что все должно стать для них сюрпризом, они предались фантазиям, где было полно пирожных и мороженого, золотых тарелок и драгоценностей, резвых лошадей — по полудюжине на каждого.

Когда их наконец удалось загнать в постель, Мэг потерла раскалывающиеся виски, моля Бога о том, чтобы дети не оказались слишком разочарованы тем, что их ждет на самом деле. Она надеялась, что у них и впрямь будут пирожные и мороженое — во всяком случае, по праздникам.

А теперь предстояло объясниться с Джереми.

Он увлек ее в неуютную холодную гостиную, оставив Лору штопать чулки в тусклом свете сальной свечи: не могли же они идти в церковь в дырявых чулках.

Мэг повторила ему историю, которая уже приобрела в ее устах некоторую стройность: она познакомилась с графом у Рэмилли; узнав о ее бедственном положении, он сделал ей предложение, а она с восторгом воспользовалась возможностью удачно выйти замуж.

— Но, Мэг, почему в такой спешке? — удивленно спросил Джереми, очень похожий в этот момент на отца, когда тот бывал строг.

Боже милосердный! Могла ли она когда-нибудь представить, что вынуждена будет выйти замуж? С пылающими щеками Мэг рассказала брату о бабушке графа.

— Господи, Мэг! Да он, наверное, полоумный, если мог забыть такое важное обещание, а теперь пытается устроить все второпях!

— Если человек держит слово, это не значит, что он полоумный.

— Конечно, нет, но все равно…

— Все равно я собираюсь выйти за него.

— Но ты отдаешь себе отчет в том, что недостаточно хорошо его знаешь? Думаю, ты поступаешь неблагоразумно.

Мэг напомнила себе, что брату неизвестна ужасная альтернатива.

— Определенный риск, конечно, есть, Джереми. Однако если я в последний момент передумаю, не поздно будет и отказаться.

— Я пойду с тобой. — Лицо Джереми приняло непреклонно решительное выражение.

— Ну разумеется! Неужели ты думаешь, что я буду венчаться в отсутствие своей семьи?

Это, судя по всему, успокоило его, но, возвращаясь к учебникам, он продолжал бормотать: «По-моему, все-таки это очень подозрительно».

Мэг вынуждена была признать про себя, что так оно и есть. Однако она отогнал а тревожные мысли и пошла помогать Лоре со штопкой. У нее все-таки была еще гордость, и она не могла позволить братьям и сестрам выглядеть нищими, каковыми они, в сущности, и являлись. К тому времени, Когда одежда была насколько возможно приведена в порядок, у нее ломило спину и болели глаза — работать пришлось дочти в темноте.

Восковые свечи. Безусловно, у графа свечи восковые. И даст Бог, он позаботится о том, чтобы можно было выбросить эти штопаные-перештопанные чулки…

— А теперь ты!

— Что — я? — Мэг подняла голову и посмотрела на сестру, стараясь скрыть усталость.

— Что ты наденешь на собственную свадьбу?

— Это не важно.

— Не важно? Чушь. Давай проверим твой гардероб!

— Не думаю, что по мановению волшебной палочки в моем гардеробе вдруг появится подходящее платье. Все, что у меня есть, — эти платья, предназначенные для гувернантки, служащей в очень строгом доме.

— Что-нибудь там все же должно найтись. Пошли! Спустя несколько минут Лора, хмурясь, перебирала вещи в открытом платяном шкафу Мэг.

— Но ты ведь всегда можешь попросить эту каменную штуку — прошептала она.

— Что?

Лора обернулась:

— Ну эту, волшебную Шилу.

— Шилу-ма-гиг. — Мэг вытащила сестру в коридор. — Я не была уверена, что ты о ней знаешь.

— Мне мама ее показывала. — Лора пожала плечами. — Она утверждала, что фигурка обладает сверхъестественной силой, но сколько я ни пробовала так и сяк, — ничего не выходило. А вот у тебя получилось — так мама сказала. Поэтому ты могла бы…

— Нет! Это опасно, Лора. И уж точно ее нельзя использовать но ничтожным поводам.

— Подвенечное платье не ничтожный повод!

Мэг улыбнулась: как юна еще ее сестренка и как права была она сама, приняв свое решение!

— Лора, Шила за все требует расплаты. И это будет слишком большая цена за какую-то модную вещицу. Знай это к больше никогда мне такого не предлагай.

— Ну ладно. — Казалось, Лора хотела еще что-то добавить, но послушно замолчала и продолжила осмотр гардероба. — Все ужасно унылое.

— Подходящее для гувернантки и очень практичное.

Лора вытащила бледно-голубое платье:

— Придется надеть это.

— Хорошо, — не задумываясь согласилась Мэг. Это был ее лучший воскресный наряд — саржевое выходное платье с темно-синей окантовкой.

— Хотя для графини оно слишком простое, — заметила Лора, кладя платье на стул. — Можно пришить другую отделку…

— О нет! Уверена, граф с удовольствием купит мне новую одежду, приличествующую моему новому положению.

— Но…

— Нет. Ложись спать.

Они помогли друг другу раздеться, при этом Мэг то и дело вздыхала: она была готова выйти замуж за эксцентричного графа, но совершенно не подумала о том, что самой предстоит стать графиней. Почему это казалось ей таким ужасным, она не могла бы сказать; просто она была совершенно неподходящей для этой роли фигурой.

Распустив волосы, Мэг стала рассматривать себя в зеркале. Разве у графини не должны быть точеный носик и длинная лебединая шея? Зато она будет преданной женой — вот лучшее, что она может предложить графу.

Нижнее белье! Она забыла о белье!

…В те годы, что служила в семействе Рэмилли, Мэг привыкла к тихим домашним вечерам. Наверное, кто-то находил семейство Рэмилли нелюдимым, а Мэг считала их просто кроткими, спокойными людьми. И если она в конце концов все же оставила службу у них, то главным образом потому, что нужно было что-то делать с безумным хаосом, царившим в ее собственном доме. Она нежно любила свою семью, но ее приводили в смятение постоянный беспорядок и беспечное отношение родителей ко всем делам.

У Рэмилли в доме все было идеально организовано. Это была серьезная и добрая семья, дети хорошо воспитаны, слуги добросовестны. Как только ее подопечные ложились спать, Мэг, как правило, проводила вечера мирно и спокойно в собственной комнате. Часто она читала или писала письма домой. Но много времени посвящала также вышиванию и плетению кружев — умиротворяющим, требующим старания занятиям, приносившим ей много радости.

В какой-то момент, когда ей надоело обвязывать кружевами носовые платочки и плести скромную тесьму к платьям прислуги, она начала украшать свое простое нижнее белье. Началось все с нескольких весенних цветков, вышитых на сорочках и ночных рубашках. Потом Мэг стала отделывать нижние юбки узкими полосками ренессансных кружев, что требовало немалого времени.

Но и на этом она уже не могла остановиться. Ажурная вязка и вышивка ришелье, мережка и вязание из пряжи, вышивание шелком и вязание крючком — все эти освоенные ею искусства превращали простое хлопчатобумажное белье в холсты для воплощения ее художественных фантазий. Она выбирала приглушенные цвета: ведь белье стирали прачки, да и любой мог увидеть его, когда оно полоскалось на веревках для просушки, — но узор всегда был сложно-изысканным и стоил того труда, который на него затрачивался.

Однако Мэг сообразила, что у нее есть и другой вид белья, которое никто, кроме нее, никогда не видит: корсеты и панталоны. Корсеты вообще не подлежали стирке, а свои панталоны она стирала сама.

Поэтому, вышивая их, Мэг давала волю своей самой буйной фантазии. Эти предметы были ее постыдной тайной, так как не вязались с обликом скромной и серьезной молодой дамы, но тем дороже они ей были. До сих пор Мэг не составляло труда хранить свою тайну от посторонних глаз. Но как скрыть ее от мужа?

Впрочем, проблемы не будет. Он войдет в спальню, когда она будет уже в постели, не так ли? А ночные рубашки у нее вполне приличные. Но что делать, если он войдет, когда она еще не успеет раздеться?

Мэг ворочалась с боку на бок, призывая сон. Она купит себе новое белье, вот что она сделает. Скажет, что старое износилось, и купит новое. Однако это будет жертвой — придется пожертвовать сокровенной частью самой себя. Сон бежал ее. Ведь это последняя ее ночь в качестве незамужней женщины. Нетронутой. Девственницы.

Мысль о том, что завтра придется позволить совершенно незнакомому мужчине прикасаться к самым интимным местам, была невыносима.

А за этим страхом маячил другой. Дар Шилы казался чрезмерным. Граф, пусть даже такой эксцентричный, никогда бы по собственной воле не женился на Мэг Джиллингем. Какую цену придется ей заплатить за это?

Хуже того, она ведь, в сущности, лишила его свободы выбора, Мэг чувствовала себя виноватой даже тогда, когда «приворожила» сына булочника с его пирогом. А теперь на всю жизнь загоняет человека в свою ловушку! Какой грех!

Мэг всегда подозревала, что Шила злобна и порочна; теперь она знала это наверняка.

Но выбора не было. Чтобы спасти сестру, Мэг отдала бы и душу.

Глава 4

Оуэн до сих пор окончательно не решил для себя, благоразумно ли поступает его друг, но понимал, что сделать он ничего уже не может, оставалось лишь постараться смягчить ситуацию.

В последние часы истекающего последнего дня года они возвращались из «Уайтса» пешком, несмотря на мороз и колющий ветер. Саксу всегда требовалось израсходовать накопившуюся за время долгого сидения энергию, а посидели они немало. Большую часть времени он потратил на игру, делая небольшие ставки, а также вместе с Вейном и Питершемом сочинял дурацкие куплеты, а потом выпивал с тоскующим по дому шотландцем, которому не терпелось поговорить о том, как отмечают новогодний праздник у него на родине. Бедолага Маккэллум пригласил Сакса к себе на следующий вечер, чтобы отметить Новый год как полагается, но Сакс сказал ему, что он уже приглашен. Лишь улыбка, едва тронувшая его губы, свидетельствовала о том, что в этих словах его был двойной смысл.

Как правило, с Саксом лучше было разговаривать прямо, поэтому, когда они свернули на тихую площадь, Оуэн сказал:

— Тебе не кажется, что следует кое-что приготовить для невесты?

— Черт возьми, почему ты мне раньше этого не сказал? Ей же понадобится как минимум кровать.

— Как минимум. Не забудь о ее братьях и сестрах.

— А разве не ты должен заботиться о таких мелочах?

— Только в том случае, если получаю соответствующие распоряжения.

Они уже подходили к дому.

— Обычно их отсутствие тебя не останавливает. — Взбежав по ступенькам, Сакс крутанул дверной звонок. Он никогда не носил с собой ключей, поэтому кто-нибудь из слуг всегда ждал его возвращения. Сегодня это был Стивен, исполнявший, когда требовалось, обязанности лакея. В свое время он научился быстро бегать, спасаясь от честных граждан, у которых воровал носовые платки. Подавляя зевок, Стивен принял у Сакса и Оуэна шляпы и трости.

Терпеливо дожидавшийся под дверью Брэк, виляя хвостом, подскочил к хозяину, требуя ласки. Погладив пса, Сакс схватил со столика, стоявшего в вестибюле, зажженную свечу и стремительно направился в сопровождении собаки к лестнице — пламя свечи развевалось, словно флаг на ветру. Оуэн последовал за ними, надеясь, что они не поднимут на ноги весь дом. Раньше такое случалось.

Впрочем, Оуэн понимал, что Сакс прав, — ему следовало бы самому обо всем позаботиться. В глубине души он чувствовал, что просто пытается умыть руки, не ввязываться в это дело.

Сакс вошел в комнату, располагавшуюся рядом с его собственной спальней. В нетопленом помещении изо рта у него начали вырываться облачка пара.

— Спальня графини, — сказал он, поставив свечу и раздвигая шторы, словно волшебным образом в окно мог влиться дневной свет. — Побольше свечей!

Оуэн поспешил в его спальню и вернулся с целой охапкой свечей. Через несколько секунд прибежал с канделябрами Стивен.

В мерцающем свете свечей Сакс оглядел темную мебель и оливково-зеленые занавески.

— Конечно, все это вышло из моды тридцать лет назад, но на первых порах сойдет. Вели кому-нибудь разжечь большой камин и проветрить эту постель.

— Но сейчас два часа ночи.

— Утром, — добавил Сакс, будто с самого начала собирался отдать именно такое распоряжение. Может быть, так оно и было.

Он остановился перед маленькой картиной, изображавшей простую женщину в белом чепце, которая резала желтый сыр.

— Черт побери, это же голландский мастер. — Он хрустнул пальцами. — Вермеер. Прелестно, правда?

Оуэн никогда не мог понять, когда Сакс шутит, говоря об искусстве, а когда нет. Ему самому нравилась неброская простота картины, но действительно ли она восхищала его друга, чей вкус, похоже, был иным? Сакс приобрел довольно много работ Фюсли, который любил рисовать фрукты и головы животных, а также Тернера с его наплывом красок.

Сакс потрогал простую раму:

— А я все думал, куда она делась, после того как я ее купил. Пусть висит в моей спальне. Стивен!..

Но прежде чем лакей успел сдвинуться с места, Оуэн сказал:

— Лучше не надо.

У Сакса брови поползли вверх.

— Ты думаешь, я ее растерзаю? Нет, я ведь, как Гамлет, безумен только при норд-норд-весте. Когда ветер дует с юга, я могу отличить Вермеера от надутого монаха.

— Это будет для тебя поводом навещать жену.

Сакс уперся руками в бока:

— У тебя чертовски забавное настроение!

— У меня чертовски забавные обязанности. — Оуэн кивком головы отослал Стивена.

— Теперь мне придется выслушивать твою лекцию? — спросил Сакс, открывая пустые шкафы и выдвигая ящики комода. — Так знай, что я вовсе не собираюсь дурно с ней обращаться.

— Знаю. Но ты человек распутный.

— А разве жена существует не для этого?

— Ты не можешь знать, как она к этому отнесется. Не сомневаюсь, что свои обязанности она будет выполнять должным образом.

— Обязанности. — Сакс скривил губы. — Пора бы тебе научиться находить в этом радость, мой друг.

— У меня тоже есть некоторый опыт. Просто я более…

— Разборчив? Приятель, я чересчур разборчив. Мне нужно только самое лучшее.

Оуэн сказал лишь то, что должен был сказать:

— Ты не сможешь впредь водить сюда своих женщин.

Сакс резко захлопнул дверцу шифоньера орехового дерева и обернулся.

— Ты понимаешь, о чем говоришь, а?

— Разве нет?

— Эта дейнджерфилдская драконша победила. Ей удалось в конце концов хоть отчасти ограничить мою свободу.

— А ты сделай так, чтобы все обернулось счастливым браком, и тем самым насоли ей.

— Вот так мысль! Приходится лишь надеяться, что у моей жены такой же ненасытный сексуальный аппетит, как у меня. Впрочем, полагаю, мой супружеский долг — поощрять его. Это может оказаться забавным… Дети! — оборвал он себя. — Им тоже нужны комнаты.

— Не так скоро.

— Ага! — Сакс сверкнул ослепительно обворожительной улыбкой. — Я сбил тебя с толку, мой исполнительный друг. Ты забыл о родичах моей невесты.

— Черт побери!..

— Сколько их? — Подхватив канделябр, Сакс стремительно направился на следующий этаж. Оуэн поспешил за ним:

— Точно не знаю.

— Какого они возраста?

— Понятия не имею.

Сакс, сопровождаемый собакой, пошел по коридору и распахнул первую дверь.

— Это детская? — У Оуэна никогда не случалось нужды заглядывать сюда, но как управляющий он порадовался тому, что в комнате царили чистота и порядок. Казалось, здесь ничто не изменилось с тех пор, как комнатой пользовались в последний раз. — Это была когда-то твоя комната?

— Мой отец получил титул, когда: мне исполнилось уже восемь лет, но в те годы мы редко наезжали в Лондон. Однако это я помню. — Сакс погладил металлический поручень, огораживающий маленькую кроватку. — Здесь спала моя сестра. — Он помолчал. — Нашу няню звали Няня Баллок. Она умерла, когда мне было одиннадцать. — Рука его задержалась ненадолго на холодном металле, потом он быстро вышел в коридор и открыл следующую дверь. — Вот где была моя спальня.

Брэк с интересом обнюхивал холодную комнату. Оуэн начал дрожать.

— Три? — спросил он, указывая на три узкие кроватки, установленные вдоль стены.

— Это осталось с тех времен, когда мой отец был ребенком. У него было два брата. Мы, Торренсы, очень чтим традиции. Это комната мальчиков, а это, — он распахнул дверь на противоположной стороне коридора, — девочек. Только две кровати для двух моих тетушек. О, они без матрасов.

— Так я и думал. Боюсь, мы не сможем раздобыть их до завтрашнего вечера.

— С деньгами можно сделать все.

Оуэн сделал пометку в записной книжке, понимая, что Сакс прав.

— У Джиллингемов, вероятно, есть свои матрасы, они могут перевезти их сюда.

— Купи им новые. — Сакс был уже в следующей комнате, в классе, где стоял длинный стол с шестью стульями.

Эти комнаты показались Оуэну странными, словно поколения детей прошли через них, оставив здесь свои тени. Два старинных образчика вышивки висели на стене рядом с, выцветшей картой, которой было не более пятнадцати лет. Деревянный глобус стоял у окна, в разных точках в него были воткнуты булавки. На полке выстроились в ряд шесть оловянных чернильниц. В полупустых книжных шкафах тут и там стояло несколько книг с потертыми обложками.

Но пятнадцать лет назад трехлетняя девочка погибла вместе с родителями в той дорожной аварии, а мальчика, которому было десять, взяла на воспитание бабушка по материнской линии, герцогиня Дейнджерфилд.

Впервые в жизни Оуэн по-настоящему осознал, каким крахом обернулись для Сакса те события. Герцогиня уволила даже няню, которая растила его с самого рождения, — Няню Баллок.

Сакс пробежался пальцами по книжным корешкам.

— Я и не знал, что все эти книги по-прежнему здесь. Там, внизу, у меня есть такие же, только более новые и хорошие.

Оуэн усомнился, что слово «хорошие» здесь подходит.

— Полагаю, нам придется нанять гувернантку или, возможно, наставника. — Сакс оглядел комнату. — Но это не срочно. Как ты думаешь, если протопить и немного освежить обстановку, эта комната подойдет?

От сквозившей в его тоне неуверенности сжималось сердце. Сакс мог взять в жены незнакомую женщину и быть уверенным, что поладит с ней, но дети — дело другое. Его собственное детство было прервано слишком рано и слишком жестоко.

Оуэн начинал тревожиться за братьев и сестер будущей графини, равно как и за нее самое — Сакс был щедр, но непредсказуем, — и осторожно спросил:

— Быть может, позволить детям самим высказать пожелания относительно перемен в этой части дома?

— Хорошая мысль!

Памятуя о приверженности Торренсов традициям, Оуэн задал еще один вопрос:

— Им будет разрешено сделать так, как они захотят?

— В пределах разумного. Почему бы и нет, — ответил Сакс. Заглянув еще в одну пустую комнату, он пошел обратно, тихо прикрывая двери за своим прошлым.

С обычной энергией Сакс сбежал вниз по лестнице, прочерчивая путь пламенем свечных фитильков. Задержался у двери спальни.

— И впрямь, позор!

— Что?

— Проявлять такое целомудрие накануне последней ночи свободы. Но полагаю, это окажется полезным опытом.

— Для брака? Едва ли.

— Твои сомнения заразительны. — Сакс задул одну из трех свечей. — Если моя жена будет избегать близости со мной, я высохну от жажды. — Он задул вторую свечу. — Предстоит геркулесов труд, чтобы заполнить семь этих кроваток моими собственными отпрысками. — Он открыл дверь своей спальни, и Оуэн увидел, что Нимз терпеливо дожидается его там. — Но я буду стараться, — заявил Сакс, задувая последнюю свечу, — а Нимз, как верный оруженосец, будет рядом, чтобы готовить меня к сражениям.

Он вложил канделябр в руку Оуэну, ласково пожелал доброй ночи Брэку и тихо прикрыл за собой дверь. На прощание он поклялся:

— Я буду горд и доблестен. Вынослив, как десять мужчин одновременно, и терпелив, как Иов. Молись только, чтобы у меня не выскочили чирьи, как у него. Сладких снов тебе, Оуэн!

Оуэн смеясь отправился к себе в кабинет и составил длинный список инструкций для прислуги. Однако когда он лег наконец в постель, его продолжала мучить тревога за мисс Джиллингем и ее оказавшихся в беде братьев и сестер. Сакс ведь такой непредсказуемый!

* * *

Хоть Мэг и была измотана, сон не шел к ней. Она пролежала в постели не смыкая глаз большую часть ночи, представляя себе возможные наихудшие последствия своего поступка. Однако каждый раз образ сэра Артура, всплывая в памяти, напоминал ей, что действительно самое худшее.

При первом свете утра она выскользнула из кровати и разбила корочку льда, которой подернулась за ночь вода для умывания. Ледяная влага придала ее утратившему всякие краски лицу легкий румянец. После этого Мэг долго расчесывала волосы — пока не сломался гребень. И все равно она не была похожа на графиню.

Несмотря на то что мучительная неделя ожидания окончилась, Мэг не отпускал страх: она боялась, что стала жертвой какого-то зловещего обмана. Сегодня сэр Артур придет за ответом и, когда она откажется отдать ему свою сестру, выбросит их на улицу. Она взглянула в покрывшееся морозным узором окно и увидела, как редкий снежок, кружась, падает на заснувший сад и ветер гнет деревья. Там, на улице, они замерзнут насмерть.

Но было нечто, чего она страшилась еще больше: если ее свадьба не состоится, Лора вполне способна пожертвовать собой. Этого допустить нельзя! Но она не сможет ничего сделать, если сестра догадается о претензиях сэра Артура. А он ей, конечно, все расскажет.

Нет, Шила нашла решение и, как всегда, показала при этом свое жало: Мэг вынуждена выйти за незнакомца, у которого не все в порядке с головой, а возможно, и с телом. Зато их жизнь наладится, и у них появится все, что необходимо.

Поэтому, поднимая с постели сестер, Мэг совершенно искренне молилась, чтобы все это не оказалось обманом.

Она перечитала письмо графа. Оно казалось абсолютно разумным, да и зачем бы такому человеку дурачить бедную Мэг Джиллингем?

С другой стороны — зачем такому человеку жениться на бедной Мэг Джиллингем?

Заплетая роскошные волосы Рейчел в косу, Мэг убеждала себя, что лорд Саксонхерст получает именно то, что искал: трудолюбивую, честную и преданную жену.

Сестренка вертелась как уж:

— Мэг, а ты в самом деле станешь графиней?

— Думаю, да. Сиди смирно.

— Ах, как бы мне хотелось быть графиней! И ты станешь бывать при дворе?

— Понятия не имею. — Гоня от себя ужаснувшую ее мысль, Мэг туго стянула бантом кончик косы. — Ну вот и все. Иди разожги огонь.

С Лорой было ничуть не легче.

— У тебя будет много платьев, правда? И ты станешь участвовать в государственных церемониях…

— Очень надеюсь, что не придется. Дай мне застегнуть тебе пуговицы.

Лора стояла спиной к Мэг в прелестном платье, слишком легком для такой погоды, но у Мэг не было сил заставить ее переодеться. Ничего, в шерстяном пальто не замерзнет.

— А что, если король умрет? Ведь может же он умереть, правда? Тогда состоится коронация наследника, и ты будешь на ней присутствовать!

— Лора, как ты можешь желать смерти ни в чем не повинному человеку?

— Я не желаю. Я просто предполагаю.

На скромном платье Мэг застежка была спереди, поэтому она справилась сама.

— Ты можешь представить меня в бархате и горностаях? Нет, я буду из тех графинь, которые ведут домашнее хозяйство и воспитывают здоровых и счастливых детей. Пошли готовить завтрак.

Помешивая овсянку, Мэг представляла себе здоровых и счастливых детей и этим видением, словно щитом, заслонялась от ужасающей картины собственного участия в государственных церемониях.

Они ели кашу с солью и сильно разбавленным водой молоком. Она не сомневалась, что в хозяйстве графа нет недостатка в сливках и сахаре, и за них-то и платила своей свободой.

Позавтракав и вымыв посуду, Мэг проверила, все ли тепло и аккуратно одеты, после чего повела семейство в церковь Святой Маргариты.

Ей казалось, что она отлично держит себя в руках, но, завидев церковь, где каждую неделю присутствовала на воскресной службе, почувствовала, что ноги у нее словно примерзли к земле.

Венчание! Она близка к тому, чтобы не только тело, но и жизнь отдать в руки незнакомца. У нее не останется права на уединение, она не сможет ходить куда и когда ей захочется. Она вынуждена будет передать ему власть над своей семьей…

— Что случилось? — спросила Лора.

— Не вижу кареты. Что, если там никого нет? — Входная дверь была распахнута, но перед церковью не было ни души.

— Никого нет? Почему же он не приехал? Ведь он же сделал тебе предложение, правда? — Голос Лоры дрогнул.

— Да, конечно. — Мэг заставила себя улыбнуться. — Я уверена, что граф ждет внутри. В конце концов, я в первый и последний раз выхожу замуж и должна испытать все сполна — включая нелепое волнение и потоки слез!

— Глупости, — сказала Лора, рассмеявшись с облегчением. — Ты никогда в жизни не плакала!

— Но я и замуж еще никогда не выходила, — ответила Мэг. Фраза прозвучала суровее; чем ей хотелось, и, чтобы сгладить впечатление, она улыбнулась братьям. — Джентльмены, приготовьтесь подхватить меня, когда я стану падать в обморок!

Отважно улыбаясь, Мэг повела своих домочадцев по каменным ступенькам к входу в церковный притвор, где привычно пахло заплесневевшими молитвенниками и ладаном.

Теперь только одна дверь отделяла ее от нефа, таившего ее будущее. Помедлив лишь секунду, Мэг открыла ее и вошла внутрь.

На мгновение контраст дневного света и полумрака церкви ослепил ее. Но в слабо пробивающемся сквозь витражные окна зимнем свете она вскоре различила людей, стоявших у алтаря, — шестерых мужчин и двух женщин. В этот момент церковные часы стали отбивать одиннадцать, и все они обернулись.

Мэг застыла на пороге, и Лоре пришлось слегка подтолкнуть ее.

— Который из них он? — шепотом спросила она; в ее голосе не было ничего, кроме волнения.

Мэг двинулась вперед, она медленно шла по проходу между рядами скамеек. Который из них он? Когда глаза ее привыкли к полумраку и нервы немного успокоились, она отмела Реверенда Билстона и нескольких мужчин, явно бывших слугами.

Оставались два джентльмена: один с темными волосами, другой — блондин.

«Темно-желтый!» Как это Сьюзи могло прийти в голову так описать эти элегантно уложенные тускло-золотистые кудри? Мэг была еще слишком далеко, чтобы рассмотреть его глаза, но достаточно близко, чтобы видеть, что он высок, хорош собой, элегантен — словом, обладает всеми внешними достоинствами, подобающими молодому графу.

О, это вовсе не подачка, из милости к ее бедственному положению брошенная Шилой! И как ей это удалось?

Граф, обернувшись, не сводил глаз с Мэг: он оценивал ее быстрым, цепким взглядом. Она всматривалась в его черты, стараясь найти в них признаки шока или разочарования. Но единственное, что в них было, — это интерес. Внезапно лицо его озарилось очаровательной улыбкой.

Совершенно очевидно, что он был рабом волшебства! Мэг остановилась, словно перед ней вдруг выросла стена. Нет, она не имеет права. В какой бы нужде она ни пребывала, она не имела права морочить такого человека. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Простите меня. — Мэг повернулась и, растолкав озадаченных сестер и братьев, бросилась к выходу.

Кто-то уже успел закрыть дверь, Мэг в панике шарила по ней ослабевшими пальцами в поисках щеколды. Внезапно в поле ее зрения возникла рука, решительно прижимавшая темное дерево, чтобы не дать ей открыть дверь.

— Мисс Джиллингем, пожалуйста, не убегайте.

Должно быть, он торопился, чтобы остановить ее, но его звучный голос звучал ровно, с красивыми модуляциями и даже с успокаивающей интонацией. Но это не помогло. Сьюзи говорила, что граф легко мог бы найти себе невесту, и это была чистая правда. Значит, все дело в волшебстве, в злонамеренном колдовстве!

— Прошу вас, милорд…

Рука его оставалась неподвижной. Она была очень красива — с длинными изящными пальцами и отполированными ногтями. Истинно графская рука.

Граф склонился над ней всем своим мощным корпусом и накрыл ее своей тенью. Даже не глядя, Мэг поняла, что он почти на фут выше ее.

Выхода не было: Мэг повернулась спиной к дубовой двери и, подняв голову, взглянула ему в лицо, благодаря Бога, что в церкви темно. Она не могла сказать ему правду — о Шиле говорить вообще возбраняется.

— Это смешно, милорд!.. Я думала, что смогу. Но теперь вижу…

— Вам просто нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. — Он чуть отодвинулся назад и снова улыбнулся той самой, видимо, привычной для него очаровательной улыбкой. — Пойдемте присядем на скамью, мисс Джиллингем, и все обсудим.

Он взял ее за руку, затянутую в перчатку, и повел к ближнему ряду скамей. Мэг не могла придумать никакой отговорки. Опустившись на скамью, она увидела Джереми, Лору и Ричарда с Рейчел, которые глядели на нее широко раскрытыми глазами. Ее словно ударили: она вспомнила, зачем она здесь.

Близняшки выглядели испуганными, Лора — растерянной. А вот Джереми уже принимал боевую стойку. Мэг выдавила из себя улыбку, чтобы подбодрить их, но сознавала, что та вышла весьма неубедительной.

— Мисс Джиллингем, — сказал граф, усаживаясь рядом на отполированную скамью. — Уверяю вас, что я совсем не так страшен.

Его глаза действительно были желтыми, по крайней мере зрачки имели необычный бледно-ореховый цвет и были окружены темно-коричневым ободком. Но что гораздо важнее — глаза были властными. Мэг не знала, что именно придает глазам властный вид, но эти глаза, безусловно, были властными. Окруженные светло-коричневыми ресницами, они словно бы искрили, излучая мощную энергию.

Мэг отвернулась, вперив взор в мемориальную дощечку на стене, установленную в память о семействе Мерриэм, один из представителей которой в прошлом веке был лордом-мэром.

— Вы не пугаете меня, милорд, вовсе нет. И именно поэтому я не понимаю, зачем вы хотите на мне жениться.

— Сьюзи ведь объяснила вам мою ситуацию.

Мэг заставила себя взглянуть на него. Увы, он был так же хорош, как прежде.

— Но эта причина кажется ничтожной для того, чтобы вы связывали себя со мной на всю жизнь.

— Вы находите ничтожным данное мной слово чести?

Мэг почувствовала, что краснеет.

— Нет, милорд, что вы! Но разве ваша бабушка не в состоянии понять, что вы просто не смогли сдержать обещание?

— Нет. Абсолютно не в состоянии. Ну пошли, мисс Джиллингем. Я должен побить противника его же оружием. Что вас во мне не устраивает?

Его легкомысленная самоуверенность повергала ее в отчаяние. Как сказать ему, что она не хочет выходить за него замуж, потому что он — жертва колдовских чар? Или что ее напугало, сколь неравноценной оказалась сделка? Что ей хотелось бы, чтобы он оказался нелепым и неуравновешенным?

— Вы очень высокий, — пробормотала она.

— Не очень, — возразил он. — А когда мы сидим, разница в росте и вовсе не бросается в глаза. Я постараюсь сидеть, как можно больше. — И добавил с вызовом:

— Я полагал, что мы заключили соглашение, мисс Джиллингем. Вы дали обещание.

— Но я оговорила, что соглашение вступит в силу, если мы сочтем, что подходим друг другу, милорд.

— Я нахожу, что вы мне подходите.

— Как это может быть? Вы меня не знаете.

— Мне нравится уже то, что вы мучаетесь сомнениями.

— Что?

— Если бы вы решительно вошли сюда и бестрепетно произнесли клятву перед алтарем, мисс Джиллингем, я бы огорчился. В конце концов, я и сам немного волнуюсь. Но двум разумным людям будет вовсе не трудно притереться друг к другу, особенно если их отношения будут покоиться на материальном благополучии. И разумеется, я стану заботиться о ваших братьях и сестрах. — Это была козырная карта, и он выложил ее. без всякой помпы, но обдуманно — в этом она не сомневалась. — Вы мне их представите?

Отказаться было невозможно, и Мэг жестом подозвала домочадцев. Близнецы подошли с опаской, но, поболтав с графом несколько минут, уже смотрели на него с восхищением. Лора была по-прежнему озадачена, но вскоре граф заставил ее покраснеть. Мэг с дурным предчувствием наблюдала за его легкими победами и радовалась тому, что Джереми оставался невозмутимым.

— Милорд, — сказал он, — Мэг не обязана выходить за вас замуж, если она того не желает. Мы можем обойтись и без вас.

— Не сомневаюсь, что можете. Вы, судя по всему, способные и трудолюбивые люди. Но если мы выполним это соглашение, всем нам станет легче и я буду вечно вам благодарен.

Он завел разговор об их интересах и школьных занятиях и так умело втянул в беседу, что вскоре даже Джереми смягчился, особенно когда граф упомянул как бы невзначай о своей учебе в Кембридже.

Мэг следовало бы радоваться, что тревоги ее семейства рассеиваются, и она была этому рада, если бы не одно обстоятельство: граф Саксонхерст вел себя уверенно, как человек, который с самого рождения привык к тому, что ему никто не смеет перечить. Он был чарующе обаятелен и прекрасно сознавал это.

Казалось, не было никаких причин сомневаться — и все же она по-прежнему сомневалась. Она чувствовала себя так, словно это она была околдована заклятием. Конечно, так и есть! Мэг едва не вскрикнула вслух. Поделом ей. Он околдован Шилой, а ей грозит оказаться околдованной им.

Наблюдая за графом, Мэг почти зримо ощущала вокруг него сияющий ореол обаяния… Она тряхнула головой, чтобы отогнать видение: просто это играют проникающие сквозь цветные стекла солнечные лучи. Но нет, не только! Невозможно было отрицать воздействие, которое он на нее оказывал, так же как и то, что оно волновало ее до глубины души.

Этот человек был слишком большим подарком для такой мышки, как Мэг Джиллингем. Но у нее не было выбора.

Глава 5

Наконец он повернулся к ней и, решив, что она достаточно пришла в себя, встал, после чего, поддерживая под локоть, заставил встать и ее. Он счел, что больше она сопротивляться не будет, и оказался прав. Однако со стороны Мэг дело было вовсе не в доброй воле, а в необходимости — семья отчаянно нуждалась в ее помощи.

Спустя несколько секунд они стояли перед викарием.

Худой, седоволосый преподобный Билстон смотрел на Мэг с участием. Он знал ее почти с детства и всего три месяца назад отпевал ее родителей.

— Ты вполне пришла в себя, Мэг? Никакой спешки нет, знаешь ли. Брачное свидетельство будет действительно и завтра, и через неделю. Если ты не совсем уверена…

Мэг снова взглянула на графа и поняла, что больше он не собирается оказывать на нее давление. Он бросил кости и теперь просто ждал, как они лягут.

«Лора, Лора, Лора!» Мысленно трижды произнеся имя сестры как заклинание, Мэг обрела твердость и улыбнулась викарию:

— Это была просто минутная слабость, ваше преподобие. Теперь я совершенно готова.

После непродолжительной паузы преподобный Билстон начал церемонию. Для Мэг время вопросов закончилось, теперь она лишь давала подобающие ответы, полностью доверившись течению событий, которое выбрала сама. В конце концов, ничего в сущности не изменилось — разве что граф оказался отнюдь не объектом сочувствия, и было бы странно сожалеть о…

Она очнулась от прикосновения графа.

Теперь они были мужем и женой!

— Ну-ну, — успокоительно произнес он, видя, что ее снова охватывает паника. — Худшее позади. Благодарю вас, леди Саксонхерст. — И он поцеловал ей руку рядом с кольцом, которое только что надел ей на палец.

Мэг была ему горячо благодарна за то, что он не поцеловал ее в губы. Но Господи помоги, если она не готова даже к поцелую, что же с ней будет, когда наступит ночь?

Он вглядывался в нее несколько мгновений, потом сказал:

— Уверен, что все ваши страхи и сомнения вполне естественны, но постарайтесь не дать воображению увлечь себя, моя дорогая. А теперь давайте поставим свои подписи в церковной книге и покончим с этим.

Как только формальности были соблюдены, граф повернулся к ее родне.

— Добро пожаловать! Знаете, у меня нет братьев и сестер, поэтому я в восторге от того, что сразу обрел многочисленное семейство.

— Подождите, пока вы с ними получше познакомитесь, милорд, — заметила Мэг.

Легкая ирония в ее голосе заставила его бросить на нее быстрый взгляд, в котором читались одновременно и удивление, и одобрение. Этот взгляд странно обжег ее, словно язычок пламени, согревающий, но опасный. Мэг поспешно отвернулась и стала принимать добрые пожелания присутствующих.

Джереми, настороженный, стоял неподвижно, а вот сияющая Лора подбежала и обняла Мэг:

— Мне кажется, что все это замечательно!

Граф запечатлел поцелуй на ее щеке, после чего поручил заботам секретаря:

— Оуэн, позаботься особо о моей новой сестренке.

Оуэн Чанселлор, с его темными волосами и квадратным лицом, был таким приятным джентльменом. Мэг хотелось бы самой оказаться на его попечении, а не на попечении своего красавца мужа.

И тут она заметила, что близнецы, задрав головы, с любопытством разглядывают графа. О Господи!

— А у вас есть мантия? — спрашивала Рейчел.

— Графская мантия? Да. И венец. И у вашей сестры будут.

— А у меня? — спросил Ричард.

— Только если ты сам их заслужишь. Мне не пришлось этого делать.

— А вы видели короля? — спросила Рейчел.

— Довольно давно. Он не слишком хорошо себя чувствует, чтобы принимать посетителей.

— Но вы, должно быть, встречались с принцем, — вставил Ричард. — Он что, действительно такой толстый?

— Очень. Ну, теперь в путь. Обед заждался.

— А что на обед? — хором выпалили близнецы с простодушной горячностью десятилетних детей, которых долго держали на голодной диете.

— Подождите — увидите. — Граф продел руку Мэг себе под локоть и повел ее к выходу. Близнецы мгновенно стали по краям: Ричард — со стороны графа, Рейчел — со стороны Мэг, — словно пастушьи собаки, оберегающие стадо, чтобы ни одна овца от него не отбилась.

Мэг почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы. Как, должно быть, страшно было этим детям после того, как они потеряли родителей! Разумеется, теперь все должно измениться к лучшему.

Близнецов, как всегда, было трудно успокоить.

— А ветчина будет, сэр?

— А гусь? А пирог?

— Сладкие пирожки с изюмом?

— Орехи? Апельсины?

— У вас в этом году не было рождественского ужина, не так ли? — снисходительно спросил граф. — Будет все, что пожелаете, в пределах наших возможностей. Однако чудес мы творить не умеем, так что с гусем придется повременить.

— А мороженое? — в один голос воскликнули близнецы. Граф, остановившись, повернулся к слугам:

— Позаботьтесь, чтобы мороженое было.

— В этом нет никакой необходимости, — запротестовала Мэг. — Сейчас зима!

— Но нет необходимости и отказывать детям в какое бы ни было время года. Ведь это наш свадебный обед и мой день рождения, а я тоже люблю мороженое.

— Вы их избалуете.

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

— Уверен, вы мне не позволите это сделать.

Так-то оно так, но Мэг догадывалась, что не позволить графу Саксонхерсту сделать что бы то ни было не легче, чем не позволить Темзе течь к морю.

Появились три элегантных экипажа, запряженных превосходными лошадьми, у которых из ноздрей вырывался пар. Все лошади были покрыты тяжелыми попонами с графскими гербами той же голубой с золотом расцветки, что и ливреи у лакеев, выстроившихся вдоль ступеней. На дверце каждой из карет также красовался позолоченный герб.

Он действительно граф! Не то чтобы Мэг сомневалась в этом до настоящего момента, но и не верила до конца.

В мгновение ока он усадил Мэг в одну из карет и сам уселся рядом на пышное мягкое сиденье, обтянутое голубым шелком. Однако поскольку Рейчел и Ричард за ними не последовали, Мэг тут же встрепенулась и выглянула в окошко.

Граф потянул ее обратно.

— Оуэн о них позаботится. За кого вы нас принимаете? За работорговцев?

— Нет, разумеется.

— Тогда успокойтесь и наслаждайтесь своим свадебным торжеством. Надеюсь, и у вас, и у меня оно будет единственным.

Это заставило Мэг призадуматься. До сих пор она думала лишь о настоящем моменте, о том, что Лора теперь в безопасности и что у них у всех будут скромные средства к существованию. Но брак — это ведь навсегда. О Боже!

Мэг посмотрела ему в глаза:

— Я постараюсь, милорд.

— Вот и отлично. — Но как только карета двинулась, он притянул ее к себе с вполне очевидными намерениями. Мэг инстинктивно выставила вперед руки. Граф удивленно поднял брови:

— Вы возражаете против поцелуя?

— Кто-нибудь может увидеть.

— Мы в закрытой карете на пустынной улице, но если желаете, я задерну шторки.

Он имел полное право поцеловать ее, но… Она пыталась придумать подходящее оправдание.

— Все произошло так быстро, милорд. Мы можем быть мужем и женой, но вы для меня все еще незнакомец.

— Мы и есть муж и жена, разумеется. — Он отодвинулся в угол и вытянул ноги. — Однако следует ли мне понимать это так, что нынешней ночью вы не будете готовы к более интимному вниманию с моей стороны?

Мэг отвернулась, покраснев как маков цвет.

— Я исполню свой долг, милорд.

— К черту долг! Мы супруги, пока смерть не разлучит нас, поэтому, полагаю, осуществление брачных отношений можно отложить на день-другой.

Не услышав в его тоне ни раздражения, ни недовольства, Мэг обернулась. По ее представлениям, мужчины должны быть жадны в своих сексуальных притязаниях. Впрочем, к ней, конечно, он не испытывал подобных чувств. Да и с чего бы? Тем более что и она не чувствовала к нему ничего подобного.

Впрочем, приходилось признать, что кое-что она все же чувствовала. И что бы это ни было, уютным ощущение назвать было трудно.

— Вы выглядите такой взволнованной, — сказал граф со своим обезоруживающим блеском в глазах. — Должен предупредить вас, что девичье смятение действует на мужчин весьма возбуждающе. Широко открытые глаза, румянец на щеках…

Его снисходительный тон вынудил Мэг проявить характер.

— Понимаю: мужчины страдают охотничьим синдромом.

Его брови поползли вверх.

— Охотничьим?

— Румянец и широко открытые глаза для них — то же, что для охотника запах добычи.

Граф рассмеялся:

— Необычное сравнение, но, похоже, верное. Мужчины могут быть хищниками.

И он, видимо, намеренно обнажил в улыбке крепкие белые зубы. Мэг отчаянно захотелось поколебать его самоуверенность.

— Хищники, однако, не слишком разборчивы, не так ли, милорд? Им подходит любая добыча.

— Вовсе нет. Охотясь за кроликом, ястреб не польстится на ежа.

— Значит, я кролик?

— Я начинаю в этом сильно сомневаться.

Мэг вопреки здравому смыслу ощутила теплое чувство.

— И правильно. Я могу быть очень колючей.

— Это я вижу. — Его небрежная поза и полуприкрытые веки почему-то вызывали тревожное волнение у нее в груди. — Предупреждаю вас, моя дорогая графиня, что опасность возбуждает меня и я люблю хорошую охоту.

— Тогда помилуй Бог бедного маленького ежика.

Помолчав минуту, он сказал:

— Я пытаюсь представить себе охотника за ежами…

От нелепости подобной картины Мэг, не удержавшись, расхохоталась вместе с ним. И в этот момент почувствовала некий душевный покой, полностью вытеснивший тревогу. Она может разговаривать с этим мужчиной, у них одинаковое чувство юмора. Это уже много значит.

Отчасти чувство покоя проистекает от физического комфорта, догадалась она.

— В карете очень тепло, — заметила Мэг. Он наклонился и, отогнув край ковра, покрывавшего пол, показал ей черепичные пластины.

— Их нагревают и кладут под ковер перед тем, как садиться в карету.

Мэг не знала, что и сказать по поводу такого излишества, но вскоре ей пришлось расстегнуть накидку и скинуть ее с плеч.

Граф улыбнулся:

— Охотник за ежами должен быть терпелив, но в этом нет ничего дурного.

— Не будет никакой охоты, и вы прекрасно это знаете.

— А как же иглы? Охотник стремится к тому, чтобы животное развернулось и утратило бдительность. Вероятно, искусство охотника в том и состоит, чтобы добиться этого. — Мягкой, как птичье перышко, ладонью он погладил ее по щеке. — Заставить добычу саму приблизить свой конец…

Мэг невольно отшатнулась.

— Это вовсе не охота.

— Но вы превратили это в охоту. — Он коснулся пальцем ее уха, провел по его чувствительному краю; тихое шуршание, послышавшееся при этом, показалось Мэг таким оглушительным, что она задрожала. Она сидела вжавшись в угол сиденья — дальше отодвинуться было некуда. — Я вожделею тебя, жена моя.

— Но вы же не можете…

— Но ты меня отвергаешь. Поэтому я вынужден охотиться, что означает: я должен тебя соблазнить.

— Соблазнить? — Мэг удалось отодвинуться еще на дюйм. Он зажал пальцами мочку ее уха и потянул.

— Соблазнение, освященное браком, не предосудительно.

Она ничего не могла поделать, кроме как отклоняться то в одну, то в другую сторону, чтобы избежать его прикосновений, лишавших ее воли.

— Вы же согласились подождать!

Его рука опустилась, он снова расслабился, но стал ничуть не менее опасным.

— Разумеется. Слово Торренса. До тех пор, пока колючий клубок не развернется сам и не обнажит свою мягкую беззащитность. Охотно. Страстно…

— Страстно? — вырвалось у Мэг вместе с выдохом. Одних лишь его глаз, этих необычных глаз, его мощного тела, длинных ног, протянувшихся через всю карету, широких плеч, занимавших все видимое пространство, — одного этого, без всяких прикосновений, было достаточно, чтобы она поняла, что он изготовился к смертельному прыжку.

Был лишь один способ прекратить все это, и Мэг пришлось, отвернувшись, сказать:

— Думаю, будет лучше, если мы осуществим наши супружеские отношения сегодня же ночью, милорд.

Повисла напряженная пауза.

— Вы находите такой выбор более безопасным? — Ей не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что в глазах его пляшут веселые искорки. — Если я сегодня приду к вам в спальню, — произнес он очень тихо, но так, что отчетливо было слышно каждое слово, — все будет не так просто. Я соблазню вас, леди Саксонхерст. Соблазню во всех смыслах этого слова.

Мэг снова задрожала. Она-то как раз думала, что все будет очень просто. Они лягут в постель, оба в ночных рубашках. Он сделает все, что положено, затем повернется на бок и заснет, оценив тихую покорность, с которой она исполнит свой неприятный долг.

Поцелуи будут легкими и вполне приличными, и никаких прикосновений к ушам и шее, никакого чувства опасности, ничего такого, от чего становится трудно дышать и кружится голова.

Он коснулся ее плеча — при этом все тело Мэг словно пронзило ударом молнии — и повернул к себе ее лицо.

— Если нам так скоро предстоит вступить в интимную близость, следует начинать уже сейчас. Подобающие супружеские отношения требуют времени. Много времени. Леди Саксонхерст, приготовьтесь к поцелую.

Она ожидала, что он крепко, даже грубо схватит ее, но он лишь взял ее за подбородок и приблизился. Его губы, лишь слегка касаясь, скользнули по ее губам. Однако особая аура, ощущение более реальное, чем он мог бы, как казалось, вызвать, мгновенно накрыла ее, словно пеленой тумана, дыхание стало прерывистым.

Как ему удалось сделать это всего лишь с помощью легкого поцелуя?

Мэг могла бы отстраниться и запротестовать, но ей не позволила гордость. Это ведь была ее идея положить конец его мучительному преследованию, сдавшись безотлагательно и хладнокровно.

Однако кровь, бурлившая в ее жилах, была отнюдь не холодна.

Он дразнил ее, легко водя губами по ее губам, отчего они горели почти невыносимо. Мэг неосознанно разомкнула их и ощутила его язык.

Она вздрогнула, но не отстранилась — это означало бы признать за ним победу, — открыла глаза (когда же она их закрыла?) и не отрываясь уставилась на него.

Она видела его улыбку, ощущала ее в себе, слышала в его голосе.

— Вы восхитительны, леди Саксонхерст. Вы принесете мне много радости.

— В процессе охоты?

— И поимки. Вы ведь вовсе не робкий ежик, не так ли?

— Претендую на роль по меньшей мере хитрой лисички.

— Лисы, моя дорогая. Матерой лисы. — Он водил пальцем у корней ее волос на затылке, по краю уха, шее, а рот его был по-прежнему так близок от ее губ, что их дыхание сливалось воедино.

Мэг не отступала:

— Лисичка или лиса — не важно: никому не нравится, когда за ним гонятся.

— Охота такого рода может и понравиться. Наслаждение, которое вас ожидает, трудно себе даже вообразить, уж поверьте.

Его рука скользнула по ее спине, и он вдруг поцеловал ее крепко, чуть не исторгнув крик из ее груди. Мэг и впрямь почувствовала себя как загнанная в нору лисица, притаившаяся в надежде, что гончие псы не учуют ее запаха, но знающая, что они уже взяли след.

Безошибочно взяли. Мэг дышала прерывисто, все ее тело было охвачено странной лихорадкой.

Потрясенная, она обнаружила, что это состояние было очень похоже на то, которое вызывала Шила-ма-гиг, — накатывающие один за другим, лишающие рассудка приливы головокружения.

Ничего удивительного, что мать всегда отказывалась говорить об этом!

Неужели супружеская близость может быть такой — ошеломляющей, неукротимой, до ужаса похожей на смерть?

Невзирая на все его чары, охота лорда Саксонхерста не увенчается успехом. Он не заставит ее желать самого сокровенного внимания с его стороны и наслаждаться им. Она не позволит ему доставить ей удовольствие, которое «трудно себе даже вообразить».

Потому что он весь так и лоснится от самодовольства, и это невыносимо.

Откинувшись назад, граф изучал ее, и Мэг показалось, что он несколько озадачен. Она заставила себя выдержать его взгляд. Да, близость с ним сегодня ночью обещает быть неприятной, но Мэг будет вознаграждена, когда увидит, как он будет обескуражен тем, что она сорвала его план.

Через некоторое время граф дернул за шнурок, чтобы привлечь внимание кучера. В крыше открылось окошко.

— Милорд?

— Останови у дома миссис Риблсайд на Крейн-стрит.

— Слушаюсь, милорд.

— Зачем? — поинтересовалась Мэг, уверенная, что он задумал новую хитрость.

— Вы должны позволить мне получить хоть какое-нибудь удовольствие, — сказал он. Вид у него был одновременно и довольный, и озорной.

Трудно представить себе, что человек может быть столь же беспечен, сколь и нечестив, но то, что доставить удовольствие этому мужчине способны весьма безнравственные вещи, казалось вполне вероятным. Мэг доводилось слышать о домах порока, и она могла бы поклясться, что от графа можно ожидать всего.

Карета остановилась, и Мэг выглянула в окошко, ожидая увидеть нечто ужасное. Однако увидела лишь вполне респектабельную улицу с высокими домами и магазинами — галантерейным и шляпным…

Лакей открыл дверцу, и граф, выскочив из кареты, почти силой вытащил из нее Мэг.

— Милорд!

— Идемте, а то остальные подумают, что вас похищают.

— Что вы делаете? — воскликнула она, когда он втолкнул ее в дверь. Благоразумная дама на ее месте уже кричала бы во все горло.

Но он был ее мужем, Господи помоги!

Граф сорвал с нее шляпку. Несмотря на волнение, Мэг вдруг поняла, что они — в магазине дамских шляп.

— Милорд? — Пухленькая молодая женщина была несколько озадачена внезапным вторжением, но явно не возражала.

— Шляпку, миссис Риблсайд. Не самое ваше фантастическое изделие — шляпка должна подходить к этому платью, — но что-нибудь чуть более веселое, чем коричневая соломка.

— Разумеется…

— И поскорее, пожалуйста. Да, кстати, это моя графиня. Она, несомненно, станет вашей постоянной покупательницей.

Женщина на мгновение потеряла дар речи, но тут же взяла себя в руки и расплылась в сияющей улыбке:

— Ваша светлость! Какая честь! Пожалуйста, присядьте…

— Для этого нет времени. Просто принесите шляпку. Полагаюсь на ваш вкус.

Чтобы выразить протест, Мэг решительно уселась на предложенный шляпницей стул.

— А может быть, я не хочу новую шляпку.

— Не говорите глупостей. Женщины всегда хотят новую шляпку.

Мэг приняла решительный вид:

— Если я буду покупать новые вещи, а я уверена, милорд, что вы будете на этом настаивать, тогда куплю и новые шляпки!

— Мы закажем специальный наряд к вашей свадебной шляпке. — Он швырнул ее убогий соломенный головной убор в угол, добавив:

— Эта вещь наводит на меня уныние. — И прежде чем Мэг успела возразить, ослепительно ей улыбнулся:

— Ну пожалуйста, исполните мою прихоть, дорогая.

Несмотря на героические усилия Мэг, гнев и желание перечить растаяли. Тут появилась хозяйка магазина, неся нечто из медового цвета бархата с голубыми лентами.

— Последний крик моды, миледи, португальский капор. Он вам очень пойдет и не будет выглядеть слишком вычурно. — Она натянула капор на голову Мэг и подвела ее к зеркалу.

— Вот видите, — сказал граф, — я знал, что миссис Риблсайд знает свое дело. Я не уверен, что вам идут широкие поля. А эта шляпка вам явно к лицу.

Мэг не могла с этим не согласиться. Шляпка ей действительно шла. Она боялась, что они нарядят ее в какое-нибудь смехотворное сооружение из белой соломки с перьями. Но эта шляпка, полностью прикрывая волосы сзади, спереди оставляла их на виду, и ее теплый цвет действительно был к лицу Мэг и подходил к ее простому платью.

Отказаться было бы невежливо, к тому же для пререканий оставалось много других, более серьезных поводов. Мэг смотрела на себя и улыбалась.

— Спасибо, миссис Риблсайд. Ну что, милорд, теперь мы можем ехать? Моя семья волнуется.

Сердечно поблагодарив хозяйку шляпного салона, граф подхватил Мэг под руку и повел к карете. Он приказал кучеру ехать побыстрее. Когда они тронулись с места, Мэг вспомнила, что о стоимости шляпки и вообще об оплате не было сказано ни слова. В этом было какое-то грешное удовольствие — не думать о цене.

Мчащаяся во весь дух карета вскоре выехала на красивую площадь.

— Это здесь находится ваш дом?

— Мой лондонский дом — да. Площадь Мальборо.

В центре площади располагался большой ухоженный парк. В нем был даже пруд с утками, вокруг которого под присмотром нянь играли дети. По периметру площади стояли большие дома из грубо отесанного камня и несколько особняков.

— Это чудесно!

— Мне тоже так кажется. Мое основное загородное поместье Хейвер-Холл находится в Суссексе. Надеюсь, вы любите деревню?

Карета затормозила и остановилась в ожидании, когда лакеи подбегут, чтобы открыть дверцу и развернуть складные ступеньки.

— Последние четыре года я провела в деревенском доме — служила там гувернанткой, милорд. Мне там очень нравилось.

Набег на шляпный магазин был действительно молниеносным: карета с домочадцами Мэг только что подъехала. Похоже, граф вообще все делает в спешке. Исключение, очевидно, составляют любовные отношения с женой.

О Боже! Где-то в этом доме находится кровать, а ночь уже близка…

Граф спрыгнул на землю и подал Мэг руку.

— Знаете, вам ведь придется как-то называть меня — не милордом же.

— Вы так считаете?

— Ну разумеется. Друзья называют меня Саксом. Но вам это не понравится.

Мэг готова была возразить, но догадалась, что именно этого он от нее ждет, и согласилась:

— Да, это не совсем уместно. — Она почувствовала, как он сжал ее руку.

— При крещении меня назвали Фредерик Джордж. Фредерик мне не нравится.

— Тогда, может быть, мне называть вас Фредди?

— Вы это серьезно?

Мэг, разумеется, так не думала. "Трудно представить себе человека, который был бы меньше похож на «Фредди». — При этой мысли Мэг не сдержала улыбки.

— Вот так-то лучше. Мы ведь не противники, моя дорогая, каким бы противным я ни был порой. Вам с Оуэном еще придется проливать из-за меня слезы, уткнувшись в свои чайные чашки. Однако почему бы пока не остановиться на Саксонхерсте? Это лучше, чем «милорд», а со временем, может быть, и вы привыкнете к дружескому «Сакс».

Мэг с благодарностью приняла протянутую им оливковую ветвь:

— Отлично, пусть будет Саксонхерст. А как вы будете меня называть? Не можете же вы всегда обращаться ко мне: «Моя дорогая».

Этот выпад он отразил легко, как птичье перышко:

— Я был бы счастлив называть вас «моя дорогая» всегда, если желаете. Однако я бы предпочел ваше имя при крещении. Минерва, не так ли? Богиня мудрости.

Мэг уже собиралась было поправить его, но вовремя прикусила язык. В конце концов, Минерва — это тоже ее имя, и оно будет создавать между ними некоторую официальную дистанцию. В настоящий момент чем формальнее будут их отношения, тем лучше.

К тому же насколько изысканнее и куртуазнее оно звучало. «Минерва Саксонхерст», — произнесла она почти неслышно, ибо ей было известно, что графинь чаще называют по титулу мужа, а не по его фамилии.

— Восхитительно. — Он сделал жест, долженствовавший, видимо, выразить восторг. — Прошу вас, Минерва Саксонхерст, входите в свой дом!

Заметив, как снисходительно улыбаются слуги, для которых их жизнерадостный хозяин, несомненно, был кумиром, Мэг повиновалась.

Глава 6

Дом был высоким — одним из больших серых каменных зданий, имеющих двойной фронтон. В его просторном, облицованном изразцами вестибюле выстроилась армия слуг, готовых приветствовать хозяйку. Все были принаряжены, у всех глаза горели любопытством.

Мэг пришлось расстаться с еще одним предубеждением: ей не придется спасать психически неуравновешенного графа от беспорядка и хаоса в доме. Впрочем, она совсем не была теперь уверена, что он психически неуравновешен, во всяком случае, он не нуждался в ее услугах, чтобы содержать дом в порядке и заботливо ухаживать за ним самим.

Вероятно, единственное, для чего она была ему нужна, — это ужасная постель.

Что ж, Мэг твердо решила в меру своих возможностей добросовестно исполнить роль жены, чего бы это от нее ни потребовало. В сущности, ее дерзкие шутки в карете были неуместны. Мэг взглянула на графа. Судя по всему, он отнюдь не был против. Мысль о том, что у нее будет теперь человек, с которым можно пикироваться, кто не станет возражать против ее прямодушия и сам за словом в карман не полезет, приятно взволновала Мэг.

Она никак не ожидала найти такое достоинство в муже.

Мэг заметила низкорослого лакея в ливрее и по его подвижному, жизнерадостному лицу поняла, что это и был Обезьян — будущий муж Сьюзи. Улыбнувшись, он подмигнул ей. Неудивительно, что он так счастлив: ведь она только что помогла ему обрести средства, чтобы начать свое дело.

Представительный седовласый мужчина, несомненно дворецкий, подошел к графу, но прежде чем он успел что-либо сказать, один из слуг, присутствовавших в церкви, закричал:

— Лорд и леди Саксонхерст! Гип-гип-ура!

И все присутствующие разразились приветствиями. В наступившей вслед за этим тишине чей-то резкий голос произнес:

— Ну, Фредерик, в какое безрассудство ты влип на этот раз?

Мэг почувствовала, как окаменела рука графа, поддерживавшая ее под локоть. Он резко обернулся: у стены в старомодном, изысканно украшенном паланкине сидела седовласая дама. Меж поручней, спереди и сзади, неподвижно, как статуи, стояли два носильщика в алых ливреях, расшитых серебром. Дверца паланкина была открыта, и Мэг увидела, что дама одета во все черное, однако наряд ее был сшит из дорогого шелка и украшен черным янтарем. Из-под черной шелковой шляпы с обшитыми рюшами полями выбивались серебристые локоны. Глаза светились знакомым желтоватым огнем и придавали ее морщинистому лицу сходство с ястребом.

— Ваша светлость, какой сюрприз! — Мэг никогда в жизни не слышала такой издевательской интонации.

Старуха и глазом не моргнула, лишь перевела свой ястребиный взор на Мэг:

— Бедное мое дитя, вы поступили весьма неразумно, какой бы насущной ни была нужда…

Прежде чем Мэг смогла произнести хоть слово, граф сказал:

— Минерва — благородная дама, а теперь она моя графиня, ваша светлость. Я требую полного к ней уважения.

Дворецкий откашлялся.

— Вдовствующая герцогиня привезла с собой багаж, милорд. — Он указал на кучу чемоданов и шляпных коробок, сложенных поодаль в углу.

— Ты собираешься выкинуть меня на улицу, Фредерик?

— И в мыслях не имею.

Мэг была рада, что граф не отказывает бабушке в ночлеге хотя бы на предстоящую ночь. Граф между тем продолжал:

— Я прикажу со всей заботливостью взять вас и препроводить вместе с вашими пожитками в «Квиллер».

В гостиницу?

— Но, милорд… — запротестовала было Мэг.

— Не надо, — сказал граф тихо, чтобы было слышно только ей, не сводя при этом взгляда с дамы в паланкине. Странным образом он напоминал в этот момент загнанного зверя, напряженно следящего за беснующимися вокруг гончими.

Казалось, герцогиня не заслуживает такого гнева. В конце концов, этот брак на самом деле был безрассудством, и Мэг никогда бы на него не пошла, если бы недействительно чрезвычайные обстоятельства.

Внезапно граф достал лорнет и поднес его к глазам.

— Кузина Дафна! Ты тоже здесь?

Мэг только теперь заметила молодую женщину, стоявшую подле паланкина, хотя та и была шикарно одета — в дорогой длинный жакет, отороченный мехом, и широкую шляпу, изобильно украшенную перьями. Ее худое бледное личико утопало в этом роскошном одеянии. Если граф всегда занимал собой все видимое пространство, то кузина Дафна, казалось, не занимала и той доли, что была ей отведена природой.

Но почему голос графа звучал так язвительно?

Дама вздернула подбородок, ее бледные губы дрожали.

— А почему бы мне здесь и не быть? — Она вынула левую руку из необъятной меховой муфты, и на ее пальце сверкнуло старинное кольцо с огромным изумрудом. — Я ведь ношу обручальное кольцо Торренсов.

Мэг вскрикнула, но муж остановил ее:

— Я не обручен и никогда не был с ней обручен.

— Мы должны были сегодня пожениться! — заявила кузина Дафна.

— Ты ошибаешься.

— Это всегда было известно. Герцогиня сказала…

— Иногда даже вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд ошибается. Прингл…

— Развратник! — огрызнулась герцогиня. — Ты играл с Дафной в колыбели.

— Если я делал что-то недозволенное, это вина моей няни.

— Саксонхерст! — завопила Дафна, покрывшись красными пятнами. — Ты мерзавец.

— Господи, Дафна, — он снова уставился на нее в лорнет, — ты стала совсем красной. Что же такого я делал с тобой в колыбели? Должен заметить, что столь ранней зрелостью мне следовало бы гордиться. Прингл…

— Гнусный невежа!

Мэг в ужасе воскликнула:

— Милорд!

— Молчите, — одернул ее граф. — Прингл, я не привык к тому, чтобы игнорировали мои распоряжения.

— Милорд! — громко воскликнул дворецкий, чтобы призвать всех к вниманию. — Вы хотите, чтобы герцогиня переехала?

— Мне казалось, я несколько минут назад уже ясно дал это понять.

Герцогиня и граф неотрывно и пристально смотрели друг на друга.

— Я не принимаю твоего решения выбросить меня из этого дома, Фредерик.

— Она отпустила свои кареты, милорд.

— Тогда отвезите ее в моих.

— Я не уеду. Стоять на месте! — крикнула герцогиня носильщикам.

— Возьмите, если понадобится, все мои кареты, — приказал граф, — и вынесите отсюда все вещи, это относится и к герцогине с леди Дафной.

— Саксонхерст! — воскликнула леди Дафна. — Даже ты не можешь…

— А вот увидишь.

— Милорд, — запротестовала Мэг. — Сейчас рождественские праздники…

— Придержите язык.

Напуганная, Мэг бросилась назад и обняла за плечи близнецов. Что она натворила, привезя сюда свою семью?

Слуги кинулись выполнять распоряжение, действительно вынесли багаж из вестибюля и были уже готовы также вынести паланкин, но герцогиня сама захлопнула дверцу и приказала носильщикам двигаться. Вцепившаяся в нижний край полуопущенного окошка рука напоминала лапу хищной птицы с когтями. Кузина Дафна с негнущейся спиной торжественно двинулась рядом.

Когда паланкин проносили мимо графа, она, сверкнув глазами, сказала:

— Ты не заслуживаешь даже презрения, Саксонхерст.

— Тогда какого черта ты хотела выйти за меня замуж?

— Только ради герцогини. Ты причинил ей ужасную боль.

— Ты хочешь сказать, что не вожделеешь моего тела? Даже после наших игр в колыбели?

— Ты мне отвратителен!

— Думаю, это несправедливо — корить меня моим детским опытом. Уверяю тебя, что теперь…

— Ноги моей больше не будет в твоем доме! — Она стремительно бросилась к выходу, но граф, вытянув руку, остановил ее и приблизился к паланкину.

— Могу я надеяться, что это и ваше решение, ваша светлость?

Вдова подняла на него взгляд христианской мученицы, только более свирепый.

— Клянусь тебе в этом всем святым, Фредерик. Я и так никогда не забуду этот визит.

Саксонхерст вдруг обернулся, схватил Мэг за руку и притянул к себе.

— Я не представил вас должным образом, не правда ли? Минерва, леди Саксонхерст, познакомьтесь с матерью моей матери, вдовствующей герцогиней Дейнджерфилд, и моей кузиной леди Дафной Григг.

Герцогиня подняла на Мэг взор, исполненный глубокой скорби. Поведение графа и в самом деле оставляло желать лучшего. Хоть он и не являлся душевнобольным, но определенно был неуравновешен и нетерпимо груб.

— Я не могу с чистым сердцем приветствовать ваше появление в семье. — Ястребиный взор герцогини оценивающе и неодобрительно скользнул по одежде Мэг. — Вы явно не соответствуете столь высокому положению и едва ли сумеете образумить Саксонхерста и уберечь от ошибок. Но отречься от семьи я тоже не могу. Если вам понадобится совет, приходите ко мне. Я буду в городе до Двенадцатой ночи, скорее всего в гостинице «Квиллер». Что ж, Фредерик, если позволишь, мы поступим так, как ты желаешь, и покинем этот безалаберный дом.

Граф резко отступил назад. Слуги снова подняли паланкин, который, как теперь разглядела Мэг, был украшен герцогской короной на крыше и стоящим на задних лапах львом на дверце, и вынесли его из дома.

Лев и единорог, сражающиеся за корону. Наверху, внизу — повсюду в этом городе Мэг чувствовала себя так, словно оказалась между двумя дерущимися хищниками. Что же происходит, Господи помилуй?

Дафна не была невестой графа, и герцогиня должна это знать. Сьюзи была права, предположив, что герцогиня найдет графу неподходящую жену. Однако особенно ужасным было то, что дама, по всей видимости, считала, что Мэг нуждается в перевоспитании.

Но независимо от того, что стоит между ними, негоже отказывать родственниками в гостеприимстве, тем более в такое время года. Ощутив легкий озноб, Мэг вспомнила, что ее супруг ни разу не назвал герцогиню бабушкой.

— Она вас расстроила, — проговорил граф. Мэг вглядывалась в него, ища признаки безумия, но видела лишь глянец воспитанности.

— Я действительно не подхожу на роль графской супруги.

Он отвел от глаз лорнет.

— Тому, что вам необходимо знать, вы научитесь. — Как только закрылась дверь за отбывшими гостьями, сердитый, злой мужчина исчез, как иней под солнцем. — Здешняя прислуга, хоть все они как один плуты и мошенники, дело свое знает и будет о вас заботиться.

— Но…

— Герцогини вам бояться не следует. А особенно не следует бегать к ней в «Квиллер» за советами. Я категорически запрещаю вам это.

Мэг видела, что он не шутит.

— Итак, — сказал граф, расточая улыбки и сияя глазами, — давайте приступим к обеду, пока близнецы не умерли с голоду.

Слуги подошли, чтобы помочь им снять верхнюю одежду, и понесли ее прочь так, словно каждый предмет был сшит из бесценных бархатов и шелков.

— А где Брэк? — спросил вдруг граф, отчего Мэг напряглась, не зная, кого еще ей предстоит здесь увидеть.

— Мы закрыли его от греха подальше, милорд, — ответил дворецкий, и в тот же момент огромный зверь с оскаленными зубами влетел в вестибюль.

— Сидеть! — повелительно сказал граф, и пес моментально остановился и сел на задние лапы, однако продолжал скалиться, словно тоже умирал с голоду. Это был самый безобразный пес, какого доводилось видеть Мэг, — лохматый, серо-коричневый.

К ее великому удивлению, граф подошел, присел на корточки перед животным и ласково погладил его. Она заметила, что собачий хвост начал отбивать барабанную дробь, словно пес хотел расколотить кафельные плитки, которыми был облицован пол.

Какая странная для аристократа собака! Сопоставляя эту картину с чудовищной сценой, которую он устроил своей бабушке, Мэг начала серьезно сомневаться в умственном здоровье мужа.

Поднявшись, граф сказал собаке:

— Пойди познакомься с новыми членами семьи. Они не сделают тебе ничего плохого.

«Они не сделают тебе ничего плохого»! Граф подвел пса к Мэг:

— Это моя графиня. Поприветствуй ее как подобает джентльмену, Брэк.

Песий хвост перестал ходить ходуном, собака села и протянула Мэг лапу.

Мэг заставила себя пожать ее.

— Доброе утро, Брэк.

Пес продолжал скалиться.

— У него деформирована челюсть, — объяснил граф. — Не обращайте внимания на его зубы. Он страшный трус и никогда ни на кого не набросится.

Затем граф представил Брэка родне Мэг, и было видно, что он старается успокоить собаку, а не детей.

— Надеюсь, ему будет хорошо с вами, только не дразните его. И не бойтесь, что он вас обидит, — он никогда этого не сделает, — сказал он.

Мэг очень хотелось спросить, зачем он держит такого чудовищно уродливого пса, но она сдержалась. Вероятно, это тоже род безумия, но он внушал надежду, что граф проявит снисходительность и к новой обузе, которую взвалил на себя.

Теперь, когда пес был явно ублажен, граф подхватил Мэг под руку и повел в комнату, но остановился на полдороге, так как поспешно подбежавший лакей зашептал что-то ему на ухо.

Ну что еще? Мэг оглянулась, чтобы убедиться, что ее братья и сестры не расстроены всей этой кутерьмой. Лора с улыбкой закатила глаза, близнецы с некоторой опаской пытались завязать дружеские отношения со скалящимся псом, Джереми изучал греческую статую, стоявшую в нише. Похоже, ни один из них не был так расстроен, как она.

Конечно, им ведь не предстоит сегодня ночью делить постель с этим странным человеком. Почему, ну почему она не позволила ему поиграть в охоту, как он хотел? Вероятно, ей удалось бы несколько недель, а то и месяцев избегать капкана!

Граф отдал слугам какие-то распоряжения, после чего повел свое стадо в столовую. Мэг порадовалась, увидев, что пес остался снаружи, и решила, что воспитанность собаки — заслуга графа.

Великолепный стол был накрыт на семь персон. Мэг услышала, как Рейчел прошептала Ричарду:

— Посмотри, золото!

В центре стола действительно стояло два золотых блюда с фруктами и орехами. Это было уже слишком. Мэг взглянула на потрясенных близнецов.

— Ричард и Рейчел обычно не…

— Не сидят за столом со взрослыми? Но сегодня особенный день. Все садитесь!

Мэг заняла место справа от графа, но не спускала тревожного взгляда с детей. Они глазели на немыслимое изобилие стола так, словно оно могло исчезнуть, стоило им только моргнуть. «Кончится тем, что они объедятся», — с уверенностью подумала Мэг.

Вошли слуги и поставили перед каждым розетки с мороженым.

— Милорд, но нельзя же начинать с мороженого!

— Почему? — Он взял ложку и погрузил ее в мороженое. — Льда осталось мало, чтобы долго хранить его — мы ведь задержались, — так что оно растает.

— На улице достаточно холодно, чтобы оно не растаяло.

— Там его расклюют птицы.

— Милорд…

Он поднес ложку к ее губам.

— Ну же, Минерва! Надо жить настоящим моментом.

Повинуясь его веселому взгляду, она сомкнула губы вокруг ложки. Ощутив сладкий ванильный вкус, она внезапно поняла, что только что сделала первый шаг по очень скользкой наклонной плоскости.

Продолжая улыбаться, он вручил ей свою ложку, а сам взял ее и с наслаждением принялся за мороженое. Мэг пришлось признать, что она тоже получает изрядное удовольствие, хотя и представлялось безнравственным позволять себе такое роскошество до того, как утолишь аппетит.

Впрочем, что же здесь безнравственного — просто небольшая прихоть. Она увидела, что ее родня с восторгом поглощает необычное первое блюдо, и расслабилась. Ведь это отчасти было то самое, о чем она для них мечтала, не так ли? Сытная пища и немного излишеств по праздникам.

Комната еще была в рождественском убранстве: ветви вечнозеленых растений, яркие ленты, позолоченные орехи и целующиеся ангелочки — все то, чего так недоставало близнецам. Конечно, это был уже не рождественский ужин, но что-то очень похожее. На столе стояли ветчина, орехи и апельсины в вазах. Оставалось еще шесть рождественских дней — значит, и для ее семьи не все потеряно благодаря этому человеку.

Когда с мороженым было покончено, слуги принесли нагретые тарелки и налили взрослым вина, а маленьким лимонаду.

Оуэн встал и поднял бокал:

— За леди Саксонхерст, благородную даму, которая осчастливила всех нас.

Мэг вспыхнула, когда все подхватили:

— За здоровье леди Саксонхерст!

Близнецы прокричали это особенно громко и залпом выпили свой лимонад, будто были измучены долгим путешествием по пустыне.

Граф встал:

— От имени моей супруги благодарю вас и благодарю также ее за очаровательное семейство, которое она принесла мне в качестве приданого. За Минерву. — Обернувшись к Мэг, он поднял бокал и стал пить, глядя ей прямо в глаза.

На какой-то миг у Мэг закружилась голова. Несмотря ни на что, его взгляд казался искренне ласковым и благодарным. Мэг почувствовала, словно воздух вокруг нее вдруг стал разреженным. Сейчас ей было трудно даже представить себе, что некоторое время назад этот человек мог над кем-то хладнокровно издеваться, напротив, ее почти захлестнула волна излучаемого им обаяния.

Но она тут же вспомнила об охоте. Там, в карете, ей казалось, что она хитро предотвратила опасность быть соблазненной, предложив совершить все без церемоний, однако теперь казалась себе не умнее кролика, добровольно прыгающего в лисью пасть, чтобы прекратить погоню.

* * *

— Я изучаю ваши вкусы.

Голос графа вернул Мэг к действительности, и она поймала себя на том, что жадно ест, деловито приглядывая за близнецами и не принимая участия в беседе.

— Мои вкусы, милорд?

— Саксонхерст, — напомнил он.

— Да, Саксонхерст. Зачем вы изучаете мои вкусы?

— Чтобы знать, как вам угодить.

— Мне нетрудно угодить. — Однако во рту у нее пересохло, и она отпила глоток вина. — Вы хотите сказать, что наблюдаете за мной, чтобы решить, как лучше за мной охотиться?

— Разве вы не пообещали добровольно войти в мою западню? Сегодня ночью.

Это был подходящий момент, чтобы объявить, что она изменила свое решение, но Мэг не привыкла отступать. Во всяком случае, здесь, за столом, пререкания были неуместны. Мэг заметила, что после мороженого граф едва прикоснулся к еде, а теперь и вовсе прекратил есть, лишь потягивал вино, откинувшись на спинку стула.

Она же, напротив, показала себя такой же прожорливой, как близнецы. Смутившись, Мэг отложила вилку и нож, несмотря на то что половина тарталетки с креветками осталась недоеденной.

Граф поднял палец, поспешно подошел лакей и снова наполнил ее бокал. Мэг не баша уверена, что ей стоит еще пить, но вино было таким превосходным и ей нужно было куда-то девать руки.

— Я изучаю ваши вкусы, — повторил граф. — Вы любите креветок, но, кажется, равнодушны к мерлузе. Вы предпочитаете пастернаку артишоки.

— Вероятно, здесь просто слишком большой выбор. Я привыкла жить в простоте.

— Но вы оставили половину тарталетки с креветками. Это меня озадачивает, поскольку она уже вторая. С ней что-то не так?

Мэг зарделась.

— Сказать правду, я просто постаралась проявить благовоспитанность. Есть так же мало, как вы. — Она снова взяла нож и вилку. — Но я не приучена оставлять еду на тарелке.

Граф рассмеялся, и этого оказалось достаточно, чтобы вообще лишить ее способности соображать. Она сосредоточилась на воздушной корзиночке из теста, наполненной креветками.

— У меня очень здоровый аппетит, уверяю вас. Очень здоровый. — Граф помолчал, чтобы смысл его слов дошел до нее, потом продолжил:

— Но я обычно плотно завтракаю. Уверен, что еще проголодаюсь. Позже.

О Боже!

— Чем ублаготворить вас вечером?

Мэг чуть не подавилась.

— В смысле развлечений.

Она уставилась на него.

— Семейных развлечений, — добавил он с лукавым блеском в глазах. Негодяй.

— Обычно мы читаем, милорд, если света достаточно. Или занимаемся рукоделием, — пытаясь скрыть смущение, бормотала Мэг. — Иногда играем в игры. Как правило, мы рано отправляемся в постель…

Нет-нет, последнее замечание было делать неразумно.

— Как восхитительно! — В глазах графа определенно сверкали искорки порочного удовольствия. Он отпил еще глоток вина. Мэг невольно сосредоточила взгляд на его губах. Они были прекрасной формы: ни тонкие, ни слишком пухлые. Идеальные. И Мэг вспомнила их вкус на своих губах.

— Но сегодня, быть может, придумаем что-нибудь более смелое? Более рискованное? В честь моего дня рождения.

Мэг застыла, словно кролик, приготовившийся умереть в пасти лисы.

— Сегодня ведь еще и новогодний сочельник, так что театры предлагают особый выбор зрелищ.

Мэг оторвалась от его чарующего взгляда и тоже отпила немного вина.

— По правде говоря, милорд, мы бы с удовольствием побывали в Эстли, если там еще дают представления наездники. Родители водили нас на них в свое время, но близнецы были тогда слишком малы.

Дети вечно подслушивают.

— Эстли? — закричал Ричард, к сожалению, с полным ртом.

— Это правда? — вслед за ним воскликнула Рейчел. Граф рассмеялся:

— Так тому и быть. Значит, Эстли. Оуэн!

Секретарь обернулся к витающему в облаках Обезьяну, и тот поспешно вышел.

Должно быть, у Мэг был озадаченный вид, потому что граф пояснил:

— Я поручаю все организационные заботы Оуэну. У него получается гораздо лучше, чем у меня. Кроме того, его нужно чем-то занимать. Для праздных рук работу находит дьявол. — Мистер Чанселлор хмыкнул. — Мартыш купит нам хорошие билеты — лакеи смыслят в таких вещах. Кстати, вы можете всегда обращаться к Оуэну, когда вам что-либо понадобится.

— Мне нужно обсудить кое-какие дела. С вами, милорд,. — Мэг было чрезвычайно неприятно так скоро начинать разговор о деньгах, но долги висели на ней, словно насквозь вымокший черный плащ, готовый в любой момент удушить.

— Тогда обратимся к делам, если с едой покончено. Еще мороженого или желе?

— Нет, благодарю вас. Я и так слишком много съела.

— Думаю, всем вам надо немного поправиться. Кто-нибудь хочет еще чего-нибудь?

Лора и Джереми отказались, а в глазах близнецов Мэг читала мучительное искушение, хотя животы у них были уже набиты до отказа.

— Все, довольно, — решительно сказала она им. — Позже, если проголодаетесь, сможете съесть что-нибудь еще.

Она понимала: понадобится время, чтобы дети поверили, что хорошую еду им будут давать регулярно. Так же, как ей нужно время, чтобы поверить, что все они более или менее встали на ноги.

Но ведь это правда, несмотря на временами странное поведение графа и неумолимо надвигающийся час брачной постели. Похоже, теперь у них есть все.

Они встали из-за стола, и по предложению графа мистер Чанселлор повел детей осматривать предназначенные для них комнаты. Граф крикнул им вслед:

— Непременно скажите, если вам что-то захочется там изменить!

После этого он сопроводил Мэг в другую комнату, пес последовал за ними.

У Мэг отлегло от сердца, когда она увидела кабинет с огромным письменным столом и книжными стеллажами. Безопасная комната. И уютная. Пес тут же улегся возле пылающего камина.

Мэг отметила, что здесь в каждой комнате имеется большой камин. Впрочем, сейчас ее бросало в жар отчасти от смущения и неловкости, а не только от тепла горящих углей. Впервые она осталась наедине с мужем и собиралась говорить с ним о деньгах.

Саксонхерст указал ей на диван, расположенный поближе к камину. Мэг с тоской посмотрела на два стула, стоящих на расстоянии друг от друга, но присела все же на краешек дивана.

— Так вот где вы занимаетесь делами, милорд?

— Все делает Оуэн — у него есть свои апартаменты, а я просто праздно слоняюсь здесь, делая вид, что работаю. — Он подтвердил слова делом, вальяжно раскинувшись на другом конце дивана. У графа Саксонхерста была неприятная привычка занимать собой все видимое пространство. — Итак, какие дела вы хотели обсудить?

— Тогда, может быть, мистеру Чанселлору лучше присутствовать при нашей беседе? — Ей было страшно любопытно узнать, как он устроил свою жизнь, но еще больше хотелось, чтобы компаньон графа был здесь. Саксонхерст положил руку на спинку дивана так, что кисть ее оказалась в опасной близости от плеча Мэг.

— Я дам ему потом соответствующие поручения, но ваши личные дела нам с вами лучше обсудить наедине.

В этом он был прав. Мэг так привыкла бороться в одиночку, что ей было трудно рассказывать о своих проблемах даже одному человеку, пусть и мужу. Особенно неприятно было то, что придется просить денег.

— Итак, — подбодрил ее граф, — что вас заботит?

— У меня есть долги, — произнесла она без всякого выражения, тупо уставившись на сложенные на коленях руки. — Я знаю, что об этом мы не уславливались, и понимаю, что вы не обязаны платить их…

— Вот здесь вы ошибаетесь, моя дорогая. Муж принимает на себя долги жены.

— О, — Мэг нахмурилась, — тогда не было ли это легкомыслием с вашей стороны не поинтересоваться, есть ли они у меня?

— Минерва, я был бы удивлен — даже более того, — если бы у вас не было долговых обязательств, способных нанести урон моему состоянию. Но мне необходимо было жениться, и я был готов за это платить. Итак, каковы ваши долги? — Поскольку Мэг продолжала хмуриться, пытаясь поделикатнее сформулировать свое предостережение не быть слишком беспечным, граф прибавил:

— Не надо. Люди посильнее вас пытались изменить меня. Каковы ваши долги, Минерва?

— Местные ремесленники и торговцы были добры ко мне и предоставили кредит. Я заплатила, что могла, но еще много осталась должна. Мне бы хотелось, чтобы они получили свои деньги, так как это люди, которые своим трудом… — О, как все это было мучительно! — Если вы собирались давать мне какие-нибудь карманные деньги, милорд…

Почувствовав его крепкое пожатие на своем плече, она замолчала и, отчаянно смутившись, уставилась перед собой невидящим взглядом.

— Минерва, нет никакой необходимости говорить со мной так, словно вы исповедуетесь в грехах. Разумеется, есть счета, которые вы были не в состоянии оплатить. И разумеется, я их оплачу. И конечно же, я не собираюсь вычитать эти суммы из ваших карманных денег. Двух сотен хватит?

— Две сотни покроют все счета!

— Это все, что вы должны?

Заметив, как он удивлен, Мэг покраснела, словно ей было стыдно признаться, что сумма ее долгов так ничтожна. Но ведь кое для кого она составляла годовой доход, а ее семью могла привести к полному краху.

— Считайте, что этих долгов уже нет, — сказал граф. — Когда я говорил о двух сотнях, я имел в виду ваши ежеквартальные карманные деньги.

— Двести фунтов!

— Гиней.

— Это чересчур много.

— Увидите, что вовсе нет. — Она только сейчас заметила, что его рука все еще лежит на ее плече, однако больше не сжимает его. Ощущение казалось почти обжигающим. — Я буду оплачивать счета ваших портних и тому подобное, но найдется очень много мелочей, которые вам захочется купить самой. К тому же от вас как от леди Саксонхерст будут ожидать участия в благотворительности и тому подобное. Вам также придется составлять великосветским дамам партию в карточных играх. Я бы хотел, чтобы эти расходы вы оплачивали из своего кармана.

— Я не играю в азартные игры.

На его губах мелькнула улыбка.

— Думаю, однако, что сегодня вы именно этим занимались.

— Вы понимаете, что я имею в виду.

— Да. Но ваша жизнь теперь изменилась, было бы глупо это отрицать. Отныне вы будете жить по-другому. Моя бабушка была права, намекнув, что это потребует от вас усилий, но я не сомневаюсь, что вы справитесь.

Мэг почувствовала себя так, будто ей выдали награду.

— Благодарю вас.

— Если игра не слишком увлечет вас — а я позабочусь, чтобы этого не случилось, — больших денег не понадобится. У меня здесь есть адвокат, который уладит все детали, а также выделит деньги на содержание ваших братьев и сестер. — Он улыбнулся:

— Лора скоро начнет разбивать мужские сердца. Она должна выглядеть достойно.

Мэг сделала попытку деликатно воспротивиться искушению его щедростью:

— Было бы неверно…

— Мысль о разбитых мужских сердцах вас обескураживает? А я полагал, что дамы это обожают.

— Я имею в виду то, что касается Лориного обеспечения.

— Но разве мы не условились об этом заранее?

— Я рассчитывала лишь на то, что вы предоставите ей крышу над головой…

— Но тогда она навсегда останется у нас на руках. — Он смягчил свое высказывание улыбкой, чтобы оно не прозвучало обидно. — Так или иначе, я уже вижу, как мои друзья перед ней разбиваются в лепешку.

Мэг вспомнила сэра Артура и почувствовала тревогу.

— Ей всего пятнадцать лет!

— Это их не остановит. На будущий год, если вы согласитесь, она может начать выезжать и произведет настоящий фурор.

— Я не знаю… — Однако «начать выезжать» звучало пристойно и безобидно, а кроме того, подразумевало… — Быть представленной ко двору? — прошептала Мэг. — Ну, разумеется, нет.

— Разумеется, да. Вы должны быть представлены в качестве моей жены, и очень скоро. Так положено. А ваши братья и сестры — в свой срок.

— О… — Мэг почувствовала, что все это было чересчур. Однако у нее не хватило духу лишить родню подобных привилегий.

Как-то незаметно граф оказался рядом и взял ее за руку. Начальный контакт — соприкосновение кожей.

— Не надо так волноваться, моя дорогая, — успокаивающе произнес он. — Не сомневаюсь, что на вашу долю выпали трудные времена, но отныне вы можете переложить свое бремя на мои плечи. Оно покажется мне не тяжелее птичьего пера, тем более что все заботы я переложу на Оуэна. Составьте ему полный список ваших долгов, и он все уладит. Вас беспокоит что-нибудь еще?

Ах, если бы можно было надеяться, что он всегда будет таким великодушным и никогда больше не превратится в дикаря!

— Кажется, нет, милорд. Ах да, нам нужно собрать вещи и перевезти их из того дома. По правде сказать, мы задолжали и арендную плату! Я забыла об этом, поскольку сэр Артур сказал, что мы можем не платить.

— Сэр Артур?

Мэг чуть было не открыла ему всю правду, но, хвала небесам, вовремя спохватилась. Страшно себе представить, что бы сделал граф, узнай он правду, но можно не сомневаться, что это было бы нечто ужасное.

— Сэр Артур Джейкс. Он был другом моего отца, и родители снимали у него этот дом.

— И он тоже предоставил вам отсрочку. Очень благородно с его стороны. Разумеется, ему заплатят.

Мэг очень хотела скорейшей расплаты с сэром Артуром, чтобы ничто больше ее с ним не связывало и ничто больше не грозило Лоре.

— Итак, — сказал граф, вставая и помогая подняться Мэг, — теперь пойдем и осмотрим ваши комнаты.

Мэг пошла вслед за ним по изящной, сверкающей лестнице — выбора все равно не было, — но на полдороге застыла. Среди ее комнат, несомненно, была спальня!

Заметив, что он смотрит на нее с удивлением, Мэг сказала:

— Нам нужно поскорее вернуться в старый дом, чтобы собрать вещи и все прочее.

— Мы скоро и поедем. — Он потянул ее за собой по коридору, устланному мягким пушистым ковром. Вдоль стен тут и там были развешены картины.

Граф распахнул дверь и ввел Мэг в красивую комнату — будуар. Слава Богу, не в спальню. Убранство ее было довольно тяжеловесным: стены обшиты панелями темного дерева, темная мебель и шторы зелено-коричневых тонов. Разумеется, в камине пылал огонь.

— Здесь все вышло из моды несколько десятилетий назад. — Граф протянул руку и дернул шнурок звонка. —. Вам понадобится грузовая повозка или достаточно будет кареты? — Он обвел комнату рукой:

— Что вы об этом думаете?

Лишь спустя несколько мгновений Мэг поняла, что последний вопрос относился к комнате, а не к перевозке вещей. Чувствуя себя как игрушечная мельница-вертушка на ураганном ветру, она ответила банальной фразой:

— Это очаровательно.

— Вовсе нет, — возразил граф, бросив мимолетный взгляд на оливкового цвета шторы. — Этот цвет определенно чересчур мрачен. Но пока сойдет, а потом вы сами все это обновите.

— В этом нет необходимости…

Вошел лакей.

— Кларенс, пусть запрягут кареты, чтобы отвезти нас всех в дом леди Саксонхерст за вещами.

— Слушаюсь, милорд. Вас всех? Сколько нужно карет, милорд?

— Для меня, мистера Чанселлора, моей новой семьи и достаточного количества слуг. — Он жестом отослал лакея, и Мэг заметила, что тот прихрамывает на ходу.

— А нельзя этому несчастному человеку позволить отдохнуть?

— Это у него не от усталости. Несколько лет назад его переехала карета. — Граф повлек Мэг в следующую комнату, и на сей раз она оказалась-таки спальней, в которой царила широчайшая кровать под балдахином из саржи такого же оливково-зеленого цвета и с украшениями в виде золотых перьев на каждом из четырех поддерживающих его столбцов.

— О Господи!

— Стиль тяжеловат, но уверяю вас, все должным образом вычищено и проветрено. Вы можете сказать, сколько карет или повозок потребуется для того, чтобы перевезти ваши вещи?

Мэг с трудом успевала следить за его перескакивающими с одного предмета на другой мыслями.

— Я никогда не задумывалась над тем, сколько у нас вещей. На первый взгляд их немного, но ведь мы прожили в этом доме почти десять лет…

— Оуэн сообразит. — Граф выглянул в коридор и крикнул:

— Кларенс! Найди мистера Чанселлора! — Затем открыл дверь в боковой стене. — Здесь гардеробная и ванная. — Он приподнял тяжелую верхнюю плоскость огромного деревянного короба, и Мэг увидела отделанную кафелем в цветочек вместительную ванну.

— О! — вырвалось у Мэг: никогда еще ей не доводилось купаться в такой роскошной ванне. Самое большее, что у них было, — это оцинкованное корыто, которое ставили перед кухонным очагом.

Граф повернул к себе ее лицо и поцеловал.

— Наслаждайтесь. — Замечание, касавшееся всего-навсего ванны, прозвучало в его устах как предложение потворствовать самым грешным своим желаниям. Коснувшись пальцами ее щеки, он добавил:

— Придется выдать Сьюзи ее награду.

Под взглядом его мерцающих теплым огнем золотистых глаз Мэг легко было окунуться в мечты. А может быть, он сам создавал вокруг себя ауру, напоминающую тепло, разливающееся по комнате в этот холодный зимний день…

— Сьюзи, кажется, собирается купить гостиницу? — с трудом ворочая языком, произнесла Мэг.

— Она заслуживает большего. Но это тоже может оказаться замечательной идеей. — Граф неожиданно подхватил Мэг на руки и закружил по комнате.

Заметив, как она сжалась, он сказал:

— Представить себе только! Ведь я мог оказаться здесь с Корделией Кэткарт, видеть ее торжествующую улыбку, знать, что все ее ужасное семейство прилипнет ко мне как банный лист, и чувствовать себя обязанным вечно лебезить перед этой девчонкой за то, что она сделала мне одолжение.

Приникнув к нему, чтобы не упасть, Мэг взмолилась:

— Поставьте меня на пол. Пожалуйста, милорд!

Он поцеловал ее.

— А вместо этого я оказался в восхитительном положении благодетеля и очень собой доволен. — Он остановился и снова поцеловал ее, на сей раз более долгим поцелуем. — Очень доволен…

Мэг покорилась было игре его мягких губ на своих губах, близости, более интимной, чем что-либо, испытанное ею прежде… Но тут почуяла, что игра в охоту продолжается — особенно когда он, по-прежнему держа ее на руках, пятясь, вышел из гардеробной и, взглянув через его плечо, она увидела, что там, словно грозовое облако, замаячила кровать.

— Наши вещи, милорд, — тревожно напомнила она.

— Вещи? — Он лукаво улыбнулся, отчего ее слова вдруг приобрели шаловливый оттенок.

— Вещи!

— Они на нас.

— Все наши вещи.

— Вы хотите избавиться от них?

— Нет! Вещи с Моллетт-стрит. Книги. Игрушки. Кастрюли и сковородки…

— Очень интересно, — пробормотал он, продолжая пятиться к кровати.

Неожиданно граф резко повернулся и бросил ее на середину застланного шелковым покрывалом матраса. Мэг сжалась, как кролик под взглядом лисы.

Хотя она отлично понимала, что никакой кролик никогда не испытывает того, что испытывала она по отношению к своему охотнику.

Уцепившись рукой, словно якорем, за кроватный столбик, граф склонился над ней и проурчал:

— M-м, — как обычно урчали близнецы при виде сладкого пирога.

Повисев так над ней с минуту — «Как коршун», — подумала Мэг, — граф отпрянул назад.

— Пойду сообщу остальным, что мы едем мародерствовать в ваш старый дом.

После того как он ушел, Мэг еще какое-то время лежала неподвижно, ожидая, когда окрепнут ее ослабевшие ноги и вернется способность соображать. Какой необычный мужчина!

Последние несколько часов он будоражил ее так, как никто в жизни. Она не знала, что и думать, хотя все же надеялась, что время от времени муж будет давать себе отдых. Пожалуй, хорошо, что, судя по всему, работать здесь в доме ей не придется — хватило бы сил справляться с одним графом.

Однако было в нем нечто особенное. Нечто почти волшебное…

Постепенно Мэг пришла в себя и задалась вопросом: что он задумал? Чувствуя себя теперь почти так же, как в то время, когда на ее попечении был непоседливый трехлетний сын четы Рэмилли, она выкарабкалась из мягкого матраса, в котором утопала, спрыгнула с кровати и пошла на звуки голосов, слышавшиеся из-за соседней двери.

Здесь, в классной комнате, она обнаружила графа ползающим по полу вместе с близнецами: они катали взад и вперед миниатюрную карету. С открытой улыбкой он взглянул на нее снизу вверх и протянул ей игрушку:

— Правда ведь, она великолепна? Это точная копия прогулочной кареты, которая была у моих родителей.

Хоть игрушка оказалась несколько потрепанной, она представляла собой истинное произведение искусства: голубая, с золоченым орнаментом и гербом на дверце. Внутри виднелись обтянутые саржей диванные подушки. Мэг заметила, что это была точная копия и той кареты, в которой они сегодня ехали, однако она, несомненно, принадлежала временам его детства, а то и более давним. Может быть, традиция предписывает аристократам из поколения в поколение пользоваться одинаковыми вещами? Она вспомнила, что мебель в доме по большей части была старинной и наверняка насчитывала несколько веков.

— Когда-то при ней были и лошадки, — сказал граф, передавая карету Ричарду и поднимаясь с полу, — и фигурки, сидевшие внутри и снаружи.

— Вот такие, сэр? — Рейчел раскопала в огромном деревянном сундуке резную фигурку без одной руки.

— Это кучер Джон! — Граф снова опустился на колени и осторожно посадил фигурку на облучок. Пришлось подпереть ее с одной стороны, чтобы она не падала. Потом он заглянул в сундук, очевидно, в надежде отыскать там и другие, но, не найдя, пожал плечами. — Мы прикажем сделать новые. А теперь, — сказал он близнецам, вскакивая с той плавной и мощной грацией, которая напомнила Мэг о хищниках, — пора вам отвезти меня в ваш старый дом и показать ваши игрушки.

Близнецы схватили его за руки с обеих сторон и буквально потащили вниз по лестнице, беспрестанно щебеча. Едва не прослезившись от потрясения и счастья, Мэг в сопровождении Лоры и Джереми последовала за ними.

— Он, кажется, весьма приятный человек, — осторожно заметила Лора.

— Да, очень приятный, — согласилась Мэг, хотя «приятный» было не совсем подходящим словом. Она молилась лишь о том, чтобы не случилось опасной перемены в его настроении.

Что, если в какой-то момент он решит, что она или кто-то из членов ее семьи — его враг, как бабушка?

— Я смогу продолжать занятия с доктором Пирсом? — спросил Джереми.

Мэг чуть было не сказала, что нужно спросить графа, но решила: раз она теперь замужем за богатым человеком — хорошо это или плохо, но можно самой принимать такие решения, и твердо сказала:

— Ну конечно. И мы сможем купить те греческие книги, которые тебе были нужны. Новые.

Глава 7

Они уселись в две кареты, причем на сей раз граф не возражал, чтобы близнецы ехали с ними, а поскольку те болтали без умолку, это освобождало Мэг от необходимости поддерживать беседу — к ее облегчению.

Когда они подъезжали к их старому дому, она с улыбкой прислушалась к пояснениям детей.

— Это Нед, — рассказывал Ричард, — старьевщик.

— Он кажется грубым, — вставила Рейчел, — но на самом деле он хороший. А это миссис Пикетт со своей собакой.

— Пес кусается, сэр. Будьте с ним осторожны. Галантерейная лавка. Ничего интересного.

— А вот и нет! Там есть такие симпатичные ленты. И пряжки и пуговицы. Ну, всякое такое. А это книжный магазин. А вот шляпный.

— Фи, шляпный!

— Лорд Саксонхерст носит шляпы, так что молчи!

Пока близнецы выясняли, чьи шляпы смешнее — мужские или женские, граф рассматривал новую шляпку Мэг.

— В следующий раз определенно нужно будет купить шляпку с цветами.

Мэг инстинктивно потянулась к своему прелестному бархатному капору.

— Вообще-то я предпочитаю более простой стиль.

— А на меня иногда производят впечатление легкомысленные шляпки, украшенные цветами.

Мэг вынуждена была себе признаться, что ее тоже иной раз тянет к такого рода вещам.

— О, смотрите, — закричал Ричард, — вот наш дом, сэр! Тот, что с голубой дверью, прямо за гостиницей «Лошадиная голова».

Мэг впервые задумалась о том, что придется покинуть родной дом, и сердце у нее сжалось. Выходя на улицу сегодня утром, она почему-то считала, что вернется сюда, сбросив с плеч груз проблем. А вот теперь они должны забрать свои пожитки, чтобы в дом могла въехать какая-то другая семья.

Две красивые кареты произвели фурор на улице: прохожие, останавливаясь, глазели на них, соседи с любопытством выглядывали из окон. Поскольку близнецы прилипли мордашками к окошкам кареты, большинство наблюдателей вскоре поняли, кто приехал, и стали махать руками и улыбаться, несомненно, удивленные происходящим.

Мэг, которая не любила выносить свои дела на всеобщее обозрение, чувствовала себя очень неловко и благодарила небеса за то, что никто, казалось, не догадывался, что произошло.

Похоже, граф умел читать мысли. Когда карета остановилась, он тихо сказал:

— Думаю, нет необходимости всем все рассказывать.

— Конечно, — с благодарностью согласилась Мэг. Близнецы радостно обменивались приветствиями с друзьями и с нетерпением ждали, когда опустят ступеньки.

— Что вы сказали своим родным? Мэг покраснела, потому что приходилось сознаваться во лжи.

— Что мы познакомились у Рэмилли — это семья, в которой я служила гувернанткой.

— И безумно полюбили друг друга?

— Разумеется, нет. Это было бы абсурдно.

Его брови поползли вверх:

— Вы считаете любовь абсурдом?

— Нет. Но между мной и вами… — его взгляд заставил ее запнуться, — я имею в виду любовь с первого взгляда. Это невозможно.

— Вы живете в очень рациональном мире.

— Ну, словом, — поспешно закончила Мэг, — вы узнали о положении, в котором мы оказались. Поскольку вам была нужна жена, вы предложили это соглашение.

— Как восхитительно хладнокровно и практично! Что ж, так и будем говорить. Предлагаю для любопытных глаз напустить на себя чуть-чуть аристократического высокомерия. — Он выбрался из кареты и, повернувшись, подал ей руку.

— Увы, сэр, этого я начисто лишена.

— Так тренируйтесь, моя дорогая графиня. Тренируйтесь!

Мэг лишь улыбнулась, роясь в сумке в поисках ключа. Но дверь открылась сама, и на пороге предстал сэр Артур.

У Мэг перехватило дыхание. Она и забыла, что сегодня истекал назначенный им недельный срок. Мэг была не в силах пошевелиться, и ситуация обещала стать весьма неловкой, если бы не подбежали близнецы, которым не терпелось поделиться новостями.

Выслушав их, сэр Артур скользнул острым взглядом по Мэг и Лоре:

— Это правда?

Мэг изобразила оживленную улыбку:

— Разве это не замечательно, сэр Артур? И как вам, должно быть, радостно, что о нас больше не нужно беспокоиться.

Видя ярость, бушевавшую в его глазах, она не посмела бы подойти к двери и встретиться с ним взглядом, если бы граф не подтолкнул ее. На миг ей показалось, что сэр Артур не позволит ей войти, но он ретировался в переднюю, побледнев, но выдавив из себя улыбку.

— Если вы нашли поддержку для своей семьи, все ваши друзья, разумеется, этому рады, — сказал он, сверкнув глазами в сторону Лоры, и Мэг отчетливо увидела в них алчную похоть.

Впрочем, сэр Артур тут же взял себя в руки.

— Вы привезли мужа, чтобы показать ему свое родовое гнездо?

— Графиня приехала, — перебил его граф, — чтобы собрать семейные вещи. — К удивлению Мэг, на свет снова появился лорнет. — Я должен поблагодарить вас за доброту, проявленную к моей жене, сэр. И разумеется, вы можете передать счет на любую сумму моему секретарю.

Преподав ей таким образом урок «аристократического высокомерия», он повел Мэг мимо сэра Артура:

— Покажите мне дом, дорогая. Мне очень интересно увидеть место, где вы играли ребенком.

Мэг испытала злорадное удовольствие от того, что граф обращался с сэром Артуром как с дворецким. Высокомерие определенно иногда бывает весьма полезным.

Она повела графа по своему скромному дому, прислушиваясь к тому, как братья и сестры проводят такую же экскурсию, только в обратном направлении, для исключительно любезного мистера Чанселлора. Как приятно иметь кого-то, кто…

Мэг обернулась к графу:

— А могу я нанять секретаря?

— Нанимайте кого хотите. Но полагаю, что вам больше подойдет женщина-секретарь. Своего рода компаньонка. — Они стояли в коридоре, и Мэг, открыв комод, выбирала хорошее постельное белье, отбрасывая изношенное. — Моя дорогая, — сказал граф, забирая у нее из рук пожелтевшую наволочку и бросая ее обратно в комод, — нам не нужны лишние простыни. Оставьте их здесь, если, конечно, они не дороги вам как память.

Мэг вспомнила долгие часы, проведенные за штопкой, и с облегчением закрыла комод.

— Пусть она будет хорошенькая, непорочная и воздушная.

Мэг непонимающе замигала:

— Кто?

— Ваша секретарша.

— Зачем?

— Таков жалкий вкус Оуэна.

— Жалкий?

— Моя дорогая, хорошенькая — это прекрасно, но непорочная — смертельно скучно.

Мэг рассердилась:

— Я непорочна.

— Не думаю.

— Милорд!

Он улыбался, не обращая внимания на ее гнев:

— Я не имею в виду порочное прошлое, Минерва. Но если бы вы были равнодушны к основополагающим инстинктам, вы бы не воспринимали меня так нервно, разве я не прав?

Он окинул ее взглядом всю — с головы до ног. Взгляд не был оскорбительным, да и выражение лица казалось слишком добрым и благодарным, чтобы таить оскорбление. Но этот взгляд определенно нервировал ее. Он обещал… нечто. Нечто, о чем она догадывалась, еще не зная наверняка. Нечто, от чего щеки ее покрывались пунцовым румянцем и замирало дыхание.

— Вот видите? — тихо сказал он. Мэг резко отвернулась.

— Не сомневаюсь, что вы производите такое же впечатление на всех женщин.

— Я стараюсь, Минерва. Стараюсь.

Мэг снова повернулась к нему и вздернула подбородок:

— А если я скажу, что ожидаю от вас супружеской верности?

Это несколько обескуражило его, не без удовольствия отметила Мэг.

— Тогда я скажу в ответ, что вы должны полностью удовлетворять мои желания.

— А может быть, вы должны несколько умерить свою похоть?

Он удивленно поднял брови:

— А что вы знаете о похоти?

— Да от вас же так и несет ею! — Мэг отвернулась снова, прижав ладони к пылающим щекам. — Как вы можете заставлять меня говорить подобные вещи? Нам не следует так разговаривать!

Он провел рукой по ее затылку — совсем легко, но она застыла от этого прикосновения.

— Разумеется, не здесь, — проворковал он, поглаживая ее затылок пальцем. — Однако позднее такой разговор будет уместен и чрезвычайно приятен.

Рука двинулась дальше, к плечу, а губы заскользили по затылку.

— У вас очаровательно беззащитный затылок. Очень соблазнительный, изящный затылок…

Потом он неожиданно отступил назад и прислушался к гомону внизу.

— Кажется, слуги уже в доме. — Взяв за руку, он увлек за собой Мэг по коридору. — Идемте! Лучше всего пройти по комнатам вместе с ними. Вы ведь не хотите, чтобы они прихватили что-нибудь, что вам не принадлежит. Или что-то забыли.

Мэг шла за ним, чувствуя, что здесь, в этом доме, навсегда остаются ее здравый смысл и самообладание.

Вскоре слуги уже тащили к выходу все, на что она им указывала. Отдавая себе отчет в том, что сэр Артур внимательно проверяет каждый выносимый предмет, она старалась быть скромной, тем более что относительно некоторых старинных вещей не знала наверняка, были они куплены родителями или принадлежали этому дому, поэтому не стала рисковать, чтобы не вызвать его неудовольствие. К тому же, как сказал граф, не было никакого смысла тащить отсюда старую кухонную посуду и протертую мебель.

Все шло спокойно, пока дело не дошло до спальни и Мэг не вспомнила о Шиле-ма-гиг. Она едва различала мешочек, в котором та покоилась — он сливался по цвету с кроватным балдахином, — но точно знала, что он там, как если бы от него исходило сияние.

Как же ей сказать, чтобы его сняли с крючка и вынесли? Поднимется шквал вопросов — что это и почему спрятано там, в уголке под балдахином? И как она сможет объяснить мужу, зачем хочет взять с собой старую каменную статуэтку обнаженной женщины в непристойной позе? Как объяснить ему, что она всегда будет держать ее при себе, но никому не позволит до нее дотронуться?

Мэг представила себе, что придется рассказать графу, как она воспользовалась этим языческим идолом, чтобы поймать его в свои сети, заставить вступить в странный брак, и испытала чувство отвращения — от того, что сделала это, и от невозможности в этом сознаться.

Она принудила его к чудовищно неравному союзу. Он проявляет великодушие, но ей нечего предложить ему взамен. Нет, он никогда не должен узнать правду!

Едва сдерживая дрожь, Мэг в панике пыталась сообразить, как бы удалить графа из комнаты. Если бы она осталась здесь одна, она вскарабкалась бы на стул и сняла мешочек, а потом как-нибудь вынесла его из дома. Спрятала бы, возможно, в шляпной коробке или засунула в подушку и настояла на том, что понесет ее сама. Нет, она велела бы Лоре нести ее: сама она боялась находиться так близко от статуэтки.

Но граф не отходил от Мэг ни на шаг, а сэр Артур проверял все так, словно боялся, что они что-нибудь украдут.

Мэг внезапно пришло в голову, что ей действительно придется украсть Шилу. Ну, не то чтобы украсть, но прошмыгнуть обратно в спальню и вынести ее тайно. Боже, в это трудно поверить!

В немом отчаянии она смотрела на родительскую кровать, когда услышала тихий голос графа:

— Печальные воспоминания?

И в тот же миг они в самом деле обрушились на нее.

Мэг никогда не считала этот дом чем-то особо дорогим для себя, но теперь, когда приходилось его покидать, ее охватила тоска.

Ну конечно же, то была тоска по родителям. Все эти месяцы она так отчаянно боролась с нуждой, что у нее просто не было времени тосковать, но теперь наступил момент прощания. Конец той жизни ее семьи, которую она знала.

Ее отец умер на этой кровати. Мать нашли рядом с ним. В смерти отца не было ничего таинственного: он уже давно страдал необъяснимыми болями, кровотечениями и воспалением, с которым никто ничего не мог поделать. По словам доктора, чудом было как раз то, что он так долго протянул.

Но смерть матери не на шутку озадачила врача. Если не считать усталости от того, что ей пришлось долго ухаживать за больным отцом, она была совершенно здорова. Несколько смущенный собственным диагнозом, доктор Харди заявил, что она умерла от горя и отчаяния. Однако Мэг вполне могла в это поверить: ее родители были глубоко привязаны друг к другу.

Как бы они негодовали, узнав, что их старшая дочь вышла замуж по расчету! Но ведь они сами не оставили ей другого выбора. Полностью поглощенные друг другом, они не подумали о том, чтобы должным образом обеспечить будущее детей.

— Минерва?

Мэг почувствовала, что граф взял ее за руку и повернул к себе.

— О, дорогая моя, — сказал он и обнял ее.

Она ничего не ответила, потому что не могла говорить о своей боли с незнакомцем, пусть он и был теперь ее мужем. И она никогда не заплакала бы перед чужим человеком. Но его теплое объятие было ей приятно.

— Минерва, лучше поплачьте, не держите боль в себе.

— Нет-нет, все в порядке, — сказала Мэг и с решительным выражением лица освободилась от его объятий.

Он ответил ей довольно холодным взглядом, но спорить не стал.

— Как хотите. Нам надо идти. Я уже всех отослал, но сэр Артур ждет, чтобы вы отдали ему ключи.

Мэг глубоко вздохнула:

— Простите меня…

Граф приложил палец к ее губам:

— Ничего не говорите. Если мы не можем время от времени утешить друг друга, зачем тогда существуют браки? — Он обвел глазами комнату. — Хотите взять с собой эту кровать? Я заметил, как трудно вам с ней расстаться. — И, сделав нетерпеливый жест, добавил:

— Да пропади все пропадом! Я куплю для вас весь этот дом, если вы…

— Нет. — Мэг с удивлением поняла, что смеется. Она была глубоко тронута. — Нет, но большое вам спасибо, Саксонхерст.

И только спускаясь по лестнице, она сообразила, что, вероятно, только что отказалась от идеального решения. Если бы он купил эту кровать… Впрочем, нет. Когда ее будут разбирать, Шила непременно обнаружится.

Быть может, следовало позволить ему купить весь дом, как бы смешно это ни было? Ах, если бы… если бы только она вспомнила об этом заранее, перед тем, как отправляться в церковь, она могла бы придумать массу подходящих вариантов. Какая же она дурочка!

Сэр Артур ожидал с видом мученика. Мэг так и подмывало сказать ему что-нибудь колкое, но она сдержалась. Почему-то она не сомневалась, что стоит ей хоть вскользь намекнуть на план сэра Артура, как граф впадет в один из своих знаменитых приступов ярости.

Поэтому Мэг просто передала хозяину связку ключей:

— Еще раз благодарю вас, сэр Артур. Мы выжили в эти месяцы только благодаря вам. — Что было чистой правдой, поэтому ей не составило труда улыбнуться ему.

— Ваш отец хотел бы, чтобы я позаботился о вас, леди Саксонхерст. Мне жаль лишь, что я не смог сделать большего.

Уловив двойной смысл его фразы, Мэг потеряла всякое желание быть с ним любезной и порадовалась тому, что запасной ключ от двери черного хода приятно оттягивает ее ридикюль. Холодно попрощавшись, она решительно проследовала к выходу.

Однако здесь ее окружила толпа знакомых и соседей, желавших попрощаться и заодно удовлетворить свое любопытство. На какой-то миг Мэг испугалась, что кредиторы станут осаждать ее. Если бы это случилось на глазах у графа, она предпочла бы провалиться сквозь землю. Но ее окружали лишь улыбающиеся лица.

Вскоре стало понятно: мистер Чанселлор уже сообщил, что все долги Джиллингемов будут выплачены. Ясно стало и то, что кто-то, вероятно Лора, успел распространить романтическую историю о возлюбленных, разлученных обстоятельствами, но вновь обретших друг друга. Наиболее чувствительные женщины вытирали глаза передниками.

И разумеется, всем льстило, что раз в жизни выдался случай близко пообщаться с графом. С какой восхитительной непринужденностью он умел обращаться с людьми, подобострастно и с восхищением глазевшими на него! Он был любезен со всеми, и лорнет благополучно покоился в кармане. Мэг догадалась, что ему все это не в новинку. Но как, Господи помилуй, ей к этому привыкнуть?

Наконец Мэг со вздохом облегчения уселась на мягкое сиденье кареты.

— Теперь нашим соседям разговоров хватит на год, — сказала она.

— Мы живем, чтобы развлекать людей. Иначе зачем нужна была бы аристократия?

— Аристократия? — Мэг только сейчас поняла, что отныне и сама принадлежит к этому сословию. — Как странно…

— Привыкнете, к этому все привыкают. Вам лучше?

В его взгляде была лишь доброта.

— Да, несомненно. Просто раньше у меня не было времени погоревать. Тем более что мамина смерть оказалась совершенно неожиданной. — После таких слов граф, разумеется, захотел подробнее узнать о смерти ее матери, что, в свою очередь, породило множество вопросов о жизни ее родителей. Интересно, что он извлечет из ее рассказа?

Однако единственным, что сказал граф, выслушав ее, было:

— И как это два столь романтичных существа могли произвести на свет такую благоразумную Минерву Джиллингем?

— Должен же хоть кто-то быть благоразумным, — ответила Мэг и тут же спохватилась: не следовало бы этого говорить. Она всегда чувствовала, что обязана быть опорой семье посреди океана почти шальной беспечности, с которой родители относились к повседневной жизни, но ей было неприятно их осуждать.

Впервые Мэг задумалась о том, прибегала ли мать к помощи Шилы, чтобы облегчить их жизнь. Родительская беззаботность, конечно, была огорчительна, но, поскольку несчастья висели над семьей постоянно, родители, в сущности, не воспринимали их всерьез, и худшее всегда обходило их стороной. Однако если камень неизменно требует платы, интересно, в чем она состояла? В ужасной болезни отца? Мэг впервые пришло это в голову. В одновременной кончине родителей?

— Ну, не будьте так печальны, — прервал ее размышления граф. — А то мне придется подумать, что я очень плохой муж. Нет, вас определенно нужно соблазнить на что-нибудь легкомысленное.

Мэг отогнала печальные мысли.

— А вот с этим, милорд, у вас ничего не выйдет, — откликнулась она. — Я была уныло благоразумна со дня своего рождения. Все всегда вовремя и как положено.

Он сделал неопределенный жест, как бы отмахиваясь от ее слов.

— Мы должны купить вам бесчисленное количество вещей, и я настаиваю, чтобы некоторые из них были легкомысленными. Фривольные шляпки, которые предназначены лишь для того, чтобы сводить с ума мужчин. Шелковые чулки, настолько тонкие, что их можно надеть только один раз. Кружевные носовые платки, в которые никому не придет в голову сморкаться.

Мэг надеялась лишь на то, что его порхающие, словно бабочки, мысли вскоре перескочат на что-нибудь другое.

— А в каких экстравагантных безрассудствах вы, милорд, находите удовольствие?

— Женщины существуют для того, чтобы у мужчин был повод тратить деньги. Впрочем… — и он, распахнув зеленый камзол, показал ей жилет, сказочно расшитый блестящими змейками, — себе мы тоже время от времени кое-что позволяем.

Не задумываясь, Мэг протянула руку и потрогала змейку — вышивка была такой восхитительной! — но тут же отдернула ее, словно обжегшись.

— Однако порой, — добавил он тихо, — безрассудства стоят каждого заплаченного за них пенни.

Мэг отвернулась. До сих пор ей более или менее удавалось избегать мыслей о нем — то есть о его теле, — но в этот момент она в каком-то лихорадочном возбуждении вдруг осознала, что под элегантными одеждами и легкими, обворожительными манерами таится жесткое, мощное и небезопасное мужское тело.

И это жесткое мужское тело она согласилась принять сегодня ночью! Но помимо всего прочего, сегодня или завтра рано утром ей предстояло проникнуть в свой старый дом и украсть Шилу.

О Господи!

— Милорд… — начала она, оборачиваясь к нему и даже пытаясь изобразить улыбку.

— Саксонхерст. Мной будет гораздо легче управлять, если вы станете называть меня Саксонхерстом.

Мэг глубоко вздохнула:

— Саксонхерст. Вероятно, у вас создалось обо мне определенное впечатление. Раньше. Когда мы возвращались из церкви…

— Да?

Черт бы его побрал, ведь он же прекрасно понимает, что она пытается сказать, но у него и в мыслях нет помочь ей! Где-то в глубине души Мэг даже почувствовала облегчение, поскольку это свидетельствовало о некотором его интересе к ее физической привлекательности. Если бы это было не так, он под любым предлогом уклонился бы от предстоящей встречи, разве нет?

Но тут она вспомнила, что «некоторый его интерес» в настоящий момент больше усложняет ей жизнь, чем доставляет удовольствие: сегодня ночью она должна быть свободна от его присутствия.

Мэг облизнула губы.

— У вас могло создаться впечатление, милорд… Саксонхерст, что мне не терпится… что я… — Она умоляюще взглянула на него, взывая о помощи. Вместо этого он изобразил озадаченность, хотя шаловливые огоньки сверкали в глубине его глаз. — Ваши змейки, сэр, очень подошли бы для вашего фамильного герба!

— Мои змейки? — Он опустил глаза и, как бы с удивлением посмотрев на свой жилет, стал водить пальцами по роскошной вышивке. Точнее, он обводил каждую изогнувшуюся змейку, спускаясь все ниже и ниже. Мэг следила за его рукой словно завороженная, пока он не остановился там, где край жилета соприкасался с туго обтягивающими короткими панталонами. Ах уж эти туго обтягивающие панталоны…

И вдруг он обхватил ее за талию, повернул, приподнял и верхом усадил себе на колени.

— Поскольку ты подняла меня на неприличную высоту, женушка, лучше тебе на время прикрыть меня.

Мэг попыталась пошевелиться, высвободиться, но он крепко держал ее, Она хотела закричать, однако это было бы крайне неуместно. Хотела было сказать, что их могут увидеть, но он сам, перегнувшись через нее, опустил шторки; при этом ей пришлось, чтобы сохранить равновесие, обхватить его за плечи. Карета погрузилась в полумрак.

— Милорд!

— Разумеется, — сказал он, — такая позиция едва ли благоприятствует тому, чтобы я успокоился, тем более что вы без конца ерзаете и подпрыгиваете, но она слишком приятна, чтобы менять ее.

Мэг застыла, слишком явно ощущая его «приподнятые формы».

— Вы отказываетесь от борьбы? — Он внезапно ослабил хватку и лениво откинулся на спинку сиденья, будто никакая женщина и не сидела у него на руках.

Милорд Саксонхерст, как видно, обожал детские забавы. Что ж, Мэг обладала немалым опытом в воспитании мальчиков.

Несмотря на то что щеки у нее горели, она сказала ровным голосом:

— Боюсь, если я стану сопротивляться, это не поможет вам, Саксонхерст.

— Мне?

— Да, опуститься.

— Опуститься! — ухмыльнулся он. — Какие низкие мысли!

Мэг не сдержала язвительной улыбки:

— Какой ужасный каламбур!

— Теперь вы в роли критика?

Мэг с удивлением поймала себя на мысли о том, что, сидя на нем верхом, чувствует некоторую уверенность, даже власть. Она поудобнее вытянула ноги, отметив не без интереса, как при этом дернулись его бедра.

— Возвращаясь к прерванному разговору…

— Который, как вы помните, привел к моему восстанию, так что будьте осторожны.

— Теперь я не считаю, что нам было бы благоразумно вступать в интимные отношения так скоро.

— Почему бы нет? — Его рука опустилась на ее колено. — Пока все идет недурно.

Она взглянула на него в замешательстве.

— Почему бы нет? — эхом повторила она вслед за ним.

— Минерва, вы много говорите о благоразумии и целесообразности. Тогда приведите разумные причины. — Его рука скользила вверх по ее бедру, по лифу ее скромного шерстяного платья, словно на нем тоже были вышиты змейки. — Однако должен сказать вам, моя дорогая женушка, что «восставшие» мужчины руководствуются благоразумием и рассудительностью не более чем поднявшееся тесто.

Его палец лениво чертил восьмерку у нее на груди.

Мэг напряглась и слегка отклонилась от него.

— Просто это слишком быстро!

— Но поскольку мы женаты, дело рано или поздно все равно кончится постелью, какая разница когда?

— Это позволит мне — нам — немного привыкнуть к своему новому положению.

Он слегка повел бедром и усмехнулся:

— Немного — не слишком точное слово, дорогая. И неужели вы думаете, что для успеха нужна привычка? В таком случае перемена в моем положении была бы научным доказательством противного.

Он снова обхватил руками ее талию. Несмотря на несколько слоев плотной ткани, корсет и сорочку, Мэг ощутила их силу. Она невольно попыталась вырваться, но, вновь почувствовав, как это его возбуждает, замерла.

— Отпустите меня, пожалуйста.

— Я сделал вам больно?

— Вы же знаете, что не в этом дело.

— Тогда в чем? — Он дразнил ее своей улыбкой, искушал, сулил наслаждение.

Несомненно, решительная женщина может справиться даже с таким мужчиной.

— Как я уже сказала, Саксонхерст, это слишком скоро для подобного рода вещей.

— Но в принципе вы не возражаете? — Он сжал ее ладони и, глядя прямо в глаза, поднес к своим теплым губам. — Вы достойная графиня Саксонхерст.

Мэг со всхлипом втянула в себя воздух.

— Потому что не играю в ваши игры?

— Потому что играете в них превосходно. Видите, вас ведь не сердит то, что я целую вам руки, правда?

Мэг попыталась выдернуть ладони.

— Сердит.

— Не правда, — Он целовал ее пальцы один за другим. — Это щекочет вам нервы, но не сердит. Это не пугает вас, не заставляет ждать нападения.

Мэг вынуждена была признать, что слово «нападение» здесь действительно неуместно.

— Ну ладно. Пусть вы правы, но я не люблю, когда мне щекочут нервы. А поза, которую вы заставили меня принять, меня оскорбляет.

— Нет.

— Прекратите говорить «нет»!

Граф усмехнулся:

— А вы прекратите говорить глупости. Эта поза вас волнует и заставляет думать о множестве возможностей, которые она сулит. Она возбуждает вас, и это выглядит очень мило. Надо признать, вы восхитительно краснеете. Но вас это вовсе не оскорбляет. Вы слишком благоразумная супруга, чтобы оскорбляться подобными вещами. Разве я не прав? — Граф прицокнул языком:

— Вы очаровательны, когда дуетесь.

— Я никогда не дуюсь!

— Как скажете, моя дорогая. — Еще раз поцеловав ей руку, граф снял Мэг со своих колен и усадил обратно на сиденье. — Только имейте в виду, что я настаиваю на своем праве щекотать вам нервы, даже если вы дуетесь из-за этого. — Он провел пальцем по ее губам (надутым? да конечно же нет!), по ее пламенеющей щеке и мочке уха.

Потом его рука скользнула в вырез платья, к груди… Мэг закрыла глаза и задрожала, отчаянно пытаясь найти в себе силы, чтобы поставить заслон на пути его соблазнительной охоты. Но в этот момент карета остановилась, остановилась и его рука, отчего Мэг внезапно почувствовала, будто ее обманули.

— Увы, — сказал граф, — вот мы и дома. — И, спокойно перегнувшись через нее, поднял шторки.

Дверца открылась, и Мэг увидела неизменных слуг, застывших в ожидании. Спрыгнув на землю, граф помог ей выйти.

— Позже мы продолжим наше интересное исследование, дорогая.

— Но я сказала…

— Позже. — Он притянул ее к себе за руку и повел в большой дом, который был теперь и ее домом.

Их окружали слуги, масса слуг — и у всех любопытные уши, — поэтому Мэг сочла за благо замолчать. Ей хотелось вырваться, оттолкнуть его, убежать. Убежать от тех чувств, которые этот мужчина способен был возбуждать в ней, казалось, одним лишь чудесным прикосновением.

Но это выглядело бы глупо. Замужество — это брачное ложе, и если муж ее искусен и полон желания, какие у нее основания жаловаться? И тем не менее, когда он ушел, оставив Мэг в ее покоях, она почувствовала себя так, словно только что спаслась от голодного тигра.

Она с тоской вспомнила о том, как представляла себе своего будущего мужа. Он был не только уродлив и эксцентричен, он был робок и весьма неловок в амурных делах. Тому графу понадобилось бы несколько недель, чтобы набраться мужества робко поцеловать кончики ее пальцев!

Внезапно Мэг пронзила мысль, что в новой жизни ей будет трудно остаться наедине с собой.

Сьюзи вместе с еще одной горничной распаковывали чемоданы и развешивали ее скудный гардероб. Мэг не заметила на их лицах никаких ухмылок, но была уверена, что они привыкли иметь дело с одеждой совсем иного качества. А что они подумают о ее белье? Никогда прежде ее секрет не становился достоянием чужого взгляда, и Мэг этого вовсе не хотела, но это тоже было платой за исполнение желания.

Мэг распрямила поникшие плечи. Отлично! Отныне это ее апартаменты. Как было сказано, ими не пользовались с тех пор, как умерла мать графа, и обстановка безнадежно устарела. Что ж, будет занятно все здесь переменить, хотя Мэг имела весьма смутное представление о нынешней моде.

Придется купить новую одежду, чтобы соответствовать своему теперешнему положению, она вовсе не желает выставлять себя на посмешище. Однако равным образом нельзя было сказать, что она в курсе современных веяний в дамской моде.

Мэг признавала, что по большей части ее сопротивление новой жизни проистекало из страха — страха перед неизвестным, перед собственной неосведомленностью, перед возможностью выглядеть глупо.

Даже — а может быть, особенно — в брачной постели. В конце концов, что она, собственно, знала о подобных вещах? Несмотря на замечание графа о ее якобы сомнительной непорочности, он не мог ожидать, что она об этом знает хоть что-нибудь.

Но Мэг не терпела трусов и не собиралась становиться одной из них. Если ей выпало быть графиней, она станет превосходной графиней — в постели и вне ее!

И в качестве первого маленького шага займется своим будуаром. Хоть принадлежности ее туалета были просты и немногочисленны, она расставила их по-своему на туалетном столике красного дерева. Ее книги заняли место на довольно старомодных полках, висевших над рамой-вешалкой. Мэг поставила уцелевшую от продажи мамину шкатулку для рукоделия рядом с обтянутым саржей креслом. Интересно, даст ли ей граф немного карманных денег, чтобы она смогла выкупить кое-какие из уже проданных вещей?

Она не сомневалась, что стоит попросить, и он разыщет все эти вещички и купит их для нее. От этой мысли лицо ее озарилось улыбкой, но она тут же решительно покачала головой. Нет, она не станет поощрять его склонность к расточительности, однако он, кажется, очень щедрый человек.

Между тем мысль о Шиле неотступно преследовала Мэг. Она не сможет по-настоящему почувствовать себя здесь дома, пока не принесет ее сюда. Но когда она будет здесь, куда ее спрятать? Здесь ведь ничего не ускользает от глаз прислуги. Ящики стола запирались, правда, на ключ, но статуэтка там не поместится.

А может быть, держать ее на виду, сказав, что это забавная семейная реликвия, которая дорога ей как память? От такой перспективы Мэг содрогнулась. Граф был именно тем человеком, который захотел бы выставить такую вещицу на всеобщее обозрение и показывать своим гостям! А Мэг понятия не имела, сколько людей обладает властью, способной управлять чарами идола, и выяснять это у нее не было ни малейшего желания.

Мэг поймала себя на том, что праздно стоит посреди комнаты, глазея в окно на уснувший сад. Тревожиться о будущем сейчас нет смысла, сначала нужно позаботиться о главном — забрать фигурку, и поскорее, пока дом на Моллетт-стрит не заняли новые жильцы.

Мэг заметила увитые плющом ворота в дальнем конце сада. Если бы она могла, уйти прямо сейчас! Но ей никогда не удастся незаметна выскользнуть отсюда, а на Моллетт-стрит каждый ее шаг будет замечен соседями.

Нет, идти можно только глубокой ночью. Или ранним утром. Да, рано утром, когда слуги еще только поднимаются и первые торговцы въезжают в город, — тогда на улицах будет безопасно. Но до того, как большинство людей отправятся по своим делам.

И тут Мэг сообразила, что абсолютно необходимо избавиться на это время от мужа. У него, правда, есть своя спальня. Однако ее родители спали вместе. Она и граф осуществят брачные отношения, он, возможно, захочет остаться у нее на всю ночь, и тогда ей не удастся улизнуть. О Боже, Боже! От него необходимо избавиться.

Однако избавиться от лорда Саксонхерста, кажется, не легче, чем избавиться от шторма. Он отметает все ее возражения и делает все по-своему. И следует признаться, увлекает ее за собой, как шторм увлекает утлое суденышко под всеми парусами.

Мэг поймала себя на том, что ходит из угла в угол, и резко остановилась. Бессмысленно думать об этом сейчас. Проблему предстоит решить тогда, когда она встанет, — Мэг подавила смешок. Она будет без конца твердить, что еще не готова.

Граф не изнасилует ее. Странным образом Мэг была в этом уверена. Если она окажется достаточно стойкой, если не позволит, чтобы его поддразнивания и прикосновения увлекли ее, он на время отступит. А ей нужна всего одна ночь — после этого пусть играет в свои порочные игры.

Приняв решение, Мэг тряхнула головой. Сегодня ночью она самым вежливым образом отвергнет мужа. Завтра встанет на рассвете, отправится на Моллетт-стрит и принесет оттуда Шилу. Потом спрячет ее здесь и будет наслаждаться преимуществами своего нового положения в качестве леди Саксонхерст. Поскорее бы!

С виноватой улыбкой Мэг отправилась наверх посмотреть, что делают младшие. Она подумала о том, что Джереми в его семнадцать лет мог бы возражать против того, чтобы делить комнату с Ричардом, но он не жаловался.

— Надеюсь, я скоро уеду в Кембридж, — сказал он.

Совершенно очевидно, что его никакие сожаления не тревожили.

Поскольку все были с головой заняты тем, что раскладывали и расставляли свои пожитки, Мэг с облегчением проскользнула в пустую детскую и вознесла благодарственную молитву. Шила, конечно, была языческим идолом, но, поскольку ходили слухи, что такие фигурки все еще стоят кое-где в нишах церковных стен, она позволяла себе не считать свое общение с ней нечестивым.

Она благодарила Бога за то, что ее братья и сестры счастливы и о них будут заботиться. Она благодарила его за то, что Лоре больше не будут угрожать притязания сэра Артура и других подобных мужчин. Она благодарила его также за то, что ее муж оказался таким, какой он есть: взбалмошным, но добрым и щедрым человеком.

Да, на нее снизошла благодать, и если бы это исходило не от Шилы, она была бы совершенно счастлива.

Шила, однако, как заноза торчала в ее мыслях. Дело было не только в том, что та оказалась вне пределов досягаемости и ее следовало как можно скорее заполучить обратно. Мэг не следовало забывать о «жале в ее хвосте». Языческая или благочестивая, она никогда не приносит неомраченных даров.

Итак, что может случиться?..

— Ну хватит, — произнесла Мэг вслух. Вполне вероятно, что в прошлом все беды происходили оттого, что желание было неточно сформулировано. А она была предельно осторожна. Возможно, она перехитрила идола и получила именно то, чего хотела. А если признаться честно, то гораздо больше того, о чем она могла мечтать.

Мэг окинула взглядом детскую, которой давно никто не пользовался и которая много лет не слыхала детского плача. Она потрогала деревянную колыбель с изящной резьбой, занавешенную кремовым шелковым пологом. Быть может, когда-нибудь в ней будет, лежать ее дитя? Ее и его. Это ведь тоже часть брака, часть, о которой она так мечтала.

Вот еще одна причина, по которой она должна пустить его в свою постель. Как только заполучит обратно Шилу.

Эстли произвел неизгладимое впечатление, тем более что там давали особое новогоднее представление с волшебной игрой света, водными аттракционами, эффектами с огнем и даже небольшими фейерверками.

Близнецы определенно считали, что попали в рай, и на протяжении всего ужина в ресторане «Камилла» спорили о том, кто из них смог бы устоять на спине несущейся галопом лошади, чтобы спасти человека, которого нес в когтях гигантский орел.

— Когда мы поедем в Хейвер-Холл, — сказал граф, — у вас будет множество лошадей и вы сможете попробовать. Но под должным присмотром.

— Настоящих лошадей? — воскликнули дети хором, потому что на самом деле ни один из них никогда в жизни не сидел в седле.

— Для начала, пожалуй, пони. А вообще мои конюшни достаточно знамениты в округе, и лошади заслуживают всяческой похвалы. Однако я не терплю грубых рук, а также беспечных ездоков. И никаких трюков без моего разрешения или разрешения главного конюха.

Детей нисколько не смущал его приказной тон.

— Да, сэр, — выдохнули они. Казалось, им уже трудно пережить обрушившееся на них блаженство.

У Мэг защипало в глазах, и страх тупо толкнулся в сердце. Слезы были вызваны тем, как счастливо все складывалось. Страх — тем, что цена, которую потребует Шила, может оказаться соразмерной щедрости дара.

Мэг и не подозревала, насколько была права. Правда, она поймала графа в силки и никогда не сможет избавиться от чувства вины. Быть может, это само по себе уже является платой. Ведь это все равно что украсть — украсть человека. И единственное, что могло примирить ее с собой, — это сделать так, чтобы ее семейство причиняло ему как можно меньше неприятностей, а самой постараться стать ему хорошей женой, насколько это в ее силах. Включая постель. Ей даже хотелось, чтобы все случилось уже сегодня ночью, но прежде — и это вне всяких сомнений — нужно доставить сюда Шилу. Одному Богу известно, что может случиться, если та попадет в дурные руки!

По дороге домой Мэг молчала. Поскольку ехать было недалеко, они все набились в одну карету — лишь мистер Чанселлор отправился по своим делам, — так что ей не грозило снова оказаться в опасной близости от графа. Она не вслушивалась в болтовню близнецов. Признаться честно, Мэг устала. День выдался долгим, напряженным, к тому же она почти не спала всю предыдущую ночь. Но и в эту она не должна позволить себе заснуть, иначе наверняка не встанет достаточно рано.

— Минерва?

Очнувшись, Мэг посмотрела на графа и поняла, что карета давно стоит и все уже вышли из нее.

— Мы дома, — сказал граф. — Вы выглядите усталой.

Измученная своими мыслями, Мэг распрямилась и бодро ответила:

— Ничуть!

Граф поднял брови, однако улыбнулся и, помогая ей выйти из кареты, воскликнул:

— Это прекрасно!

Мэг поняла, что совершила тактическую ошибку.

— Но это не означает…

— Чуть позже, моя дорогая, — перебил он, ведя ее сквозь строй слуг прямо наверх. И отнюдь не в ее апартаменты. В свои?

— Но малыши… — заикнулась было Мэг.

— О них позаботятся и уложат в постель. Близнецы, кажется, спят уже на ходу. — Он привел ее в комнату. Своего рода будуар. Личные апартаменты джентльмена — с удобными креслами и множеством книг.

И с огромной, замысловатого плетения клеткой, в которой сидела серая с голубым отливом птица.

Похоже, птица дремала, но при их появлении встрепенулась.

— Здр-равствуй, мой кр-расавчик! — произнесла она голосом, поразительно похожим на голос графа. Затем добавила:

— Ф-фи-и! Женщ-щина! Ева. Делайла!

Мэг потрясенно уставилась на птицу, а граф как ни в чем не бывало подошел к клетке, дал попугаю лакомство и пробормотал какие-то успокаивающие, ласковые слова. Казалось, птица точно так же бормочет что-то ему в ответ!

Затем граф снова повернулся к Мэг:

— Полагаю, лучше было сразу представить вас друг другу. Боюсь, предыдущий хозяин натаскал Нокса выкрикивать предостережения против женщин и брака.

— Я рада, что он в клетке.

— До сих пор он никогда не нападал на женщин.

Мэг испугалась, что ее замечание не понравилось попугаю. Значит, придется иметь дело еще и с ревнивой птицей-женоненавистницей?

— Он живет в этой комнате? — с надеждой спросила она.

— Большую часть дня, особенно если я дома, он гуляет на свободе. — И граф действительно начал открывать клетку. — Но обычно остается в моих апартаментах. Он вывезен из тропической страны и боится холода, так что я стараюсь, чтобы в доме всегда было тепло, но, пожалуйста, будьте осторожны.

— Разумеется. — Мэг даже представить не могла себя беспечно разгуливающей по комнатам графа.

Попугай подскочил к дверце, потом прыгнул на плечо графа, не сводя глаз с Мэг. Граф с попугаем на плече направился к ней:

— Нокс, это Минерва. Поздоровайся.

— Ева Делайла, — произнес попугай и демонстративно повернулся спиной.

Мэг невольно рассмеялась:

— Птица меня отвергла!

— В самом деле. В той коробочке на столе должен лежать какой-нибудь фрукт. Попробуйте подкупить птичку.

— Не думаю, что в этом есть необходимость…

— Есть, — возразил граф, — потому что Нокс привык быть все время со мной.

Чувствуя себя несколько уязвленной его предпочтениями, Мэг подошла к столу и открыла коробочку. В ней лежала гроздь выращенного в теплице винограда! Она взяла одну виноградину и, подойдя, встала за единой мужа лицом к попугаю, но тот мгновенно отвернулся.

Граф взял птицу в руки.

— Хор-рошая дама, — сказал он, протягивая попугая Мэг. — Хор-рошая дама. Покажите ему ягоду.

Мэг протянула руку, и птица моментально выхватила виноградину.

— Я не сказал, чтобы вы дали ему ягоду. Покажите ему другую.

Игра начинала забавлять Мэг; она протянула попугаю другую виноградину, держа ее вне пределов его досягаемости.

— Хор-рошая дама, — снова сказал граф, терпеливо поглаживая птицу. — Хор-рошая дама.

— Хор-рошая дама, — произнес наконец попугай, казалось, неохотно.

Не дожидаясь разрешения, Мэг дала ему виноградину. Попугай взял ее, но как только граф его отпустил, вскочил ему на плечо и снова отвернулся от Мэг.

— Он привыкнет, — со смехом пообещал граф, — особенно если вы будете кормить его разными любимыми лакомствами.

— Не проще ли будет мне с ним пореже встречаться?

— Нет, если вы хотите встречаться со мной. Он будет тосковать, если ему придется видеться со мной лишь время от времени. — Граф с попугаем на плече прошел к двери, ведущей в еще одну комнату, и открыл ее. — О, Сьюзи уже готова оказать вам все услуги, — сказал он при виде присевшей в поклоне горничной. — Очень мило. — Он коснулся пальцами щеки Мэг и добавил:

— Я скоро вернусь, дорогая.

Мэг осталась стоять, вперившись в закрывшуюся за ним дверь.

— Его кузина Дафна права. Он негодяй.

Сьюзи захихикала:

— Но обольстительный, черт побери, ведь правда, миледи?

Теперь Мэг уставилась на служанку: она и забыла, что не одна в комнате. Ее потрясло его обещание скоро вернуться, но не меньше — то, что за его внимание ей предлагалось соперничать прежде всего с собакой и птицей. И следовало признать, ее встревожило его искусство обращения с ними. Она боялась, что он намеревается дрессировать ее и даже охотиться на нее с тем же искусством. Мэг, конечно, ожидала, что брак принесет ей немало неожиданностей, но ничего подобного ей и в голову не приходило.

Сьюзи подошла, чтобы взять у Мэг пальто. Мэг отдала его, скинув с плеч, но понятия не имела, как дальше вести себя с собственной горничной. Особенно с такой горничной, как Сьюзи, которая слишком много знала о ее делах.

— Пойдемте, миледи, — ласково сказала Сьюзи, увлекая Мэг в гардеробную. — Я приготовила горячую воду и согрела вашу ночную рубашку.

Мэг снова отметила, что все эти комнаты были восхитительно натоплены. Главным образом, судя по всему, ради попугая.

Сьюзи проворно сняла с Мэг шляпу и жакет и начала расстегивать пуговицы на ее платье спереди.

Мэг решила, что, раз уж она теперь графиня, следует быть эксцентричной графиней. Она отступила назад.

— Я сама справлюсь, Сьюзи.

— Не сомневаюсь, но зачем вам обременять себя? — ответила горничная, продолжая свою работу. Она стащила с нее платье и начала расшнуровывать кружевной корсет, словно Мэг была ребенком.

Обуреваемая множеством иных забот, Мэг не имела сил сопротивляться. Похоже, у служанки был немалый опыт в приготовлении дам к постели графа. Позаботилась она, в частности, и о том, чтобы в спальне не было попугая-женоненавистника.

Впрочем, Мэг сомневалась, чтобы кто-нибудь из легкомысленных подруг графа носил такие скромные старенькие ночные рубашки, как та, что в полной готовности дожидалась ее на раме-вешалке перед камином. Чтобы спать в одинокой постели в доме Рэмилли, Мэг не было нужды покупать новые, но теперь она отчетливо видела, что плотная белая хлопчатобумажная ткань вытерлась и пожелтела и что аккуратная штопка слишком бросается в глаза.

Когда Сьюзи захотела снять с нее нижнюю сорочку, Мэг решительно воспротивилась. Она предпочла мыться в сорочке, а потом хотела отослать горничную вылить грязную воду. Однако Сьюзи настояла на том, чтобы вынуть шпильки и расчесать ей волосы.

— Ну же, миледи, — сказала она. — Вам нужно просто расслабиться и получать удовольствие. Половина женского населения Лондона завидует вам сегодня ночью!

С этими словами Сьюзи выскользнула за дверь, оставив онемевшую Мэг в одиночестве. Неужели в замужестве всегда бывает именно так? Конечно, ни для кого не секрет, что делают новобрачные в первую ночь, но говорить об этом столь обыденно!..

К тому же, вспомнила Мэг, прижимая ладони к пылающим щекам, ей-то как раз предстоит выпроводить, а не принять мужа.

Она осмотрела себя в зеркале. Наверное, распущенные волосы более подходят к случаю, чем коса, которую она обычно заплетала на ночь. И может быть, лучше остаться в нижней сорочке. Она поновее, чем ночная рубашка, и обвязана кружевами из белых и бледно-зеленых ниток…

О Боже! Да ведь она собирается отвадить его, а не привлечь! Настороженно прислушиваясь к каждому звуку, который мог бы свидетельствовать о его приближении, Мэг сорвала с себя сорочку и обрядилась в поношенную ночную рубашку, застегнув ее на все пуговицы, от подбородка до пола, после чего заплела косу.

Ну, что теперь?

Мэг хотелось спрятаться под простынями, но не будет ли это выглядеть приглашением? Платье. Где оно? Со страхом ожидая с минуты на минуту его появления, она обшаривала полупустые полки платяного шкафа, пока не нашла свое платье на одной из них. Сшитое на случай холодной зимы из толстой шерсти практичного и неброского коричневого цвета, оно, несомненно, должно своим видом отрезвить любые сладострастные порывы. Мэг надела его и затянула пояс, ощутив себя в надежной броне. В этот момент щелкнул замок, дверь открылась, и, оглянувшись, она увидела то, что было, несомненно, явным вызовом.

Граф тоже был в рубашке — длинной рубашке из саржи в золотую и коричневую полосу, что сразу же заставило Мэг вспомнить о тиграх. Его рубашка от ворота до колен тоже была застегнута на пуговицы, и выглядел он в ней скромнее, чем в обтягивающих коротких панталонах, но никогда в жизни Мэг не испытывала более тревожного ощущения.

Глава 8

Граф с непроницаемым видом оглядел ее, затем подошел к кровати и сел, прислонившись к одному из ее массивных столбцов.

— Вы хотели поговорить?

— Вы нарочно это делаете! — выпалила Мэг.

— Что? — поинтересовался граф с невинным видом закоренелого лжеца.

— Выводите людей из душевного равновесия.

— Почему бы и нет? Подозреваю, что другого развлечения вы мне сегодня не позволите. — Он вытянул ноги, при этом подол рубашки задрался, обнажив мускулистые икры.

«Интересно, он что, совершенно голый под этими шелками?» — неожиданно подумала Мэг.

Господи милосердный, так и есть!

Колени у Мэг сделались ватными, и она присела на скамеечку, стоявшую позади нее, стараясь выглядеть так, будто для нее пустяк пребывание в спальне красивого, почти голого мужчины.

— Жена, милорд, предназначена не для развлечений.

— Разве? А я бы вас с удовольствием развлек.

— Милорд…

— Саксонхерст.

— Саксонхерст. Черт возьми, ну почему бы вам не иметь имени покороче?

Граф рассмеялся:

— Примите мои искренние извинения, дорогая. Видимо, именно поэтому меня все называют Саксом. — И со своей характерной иронической усмешкой добавил:

— Попробуйте и вы.

Словно заводная кукла, Мэг повторила:

— Сакс, — но уже в следующий момент вскочила и зашагала из угла в угол. — Невеликодушно с вашей стороны дразнить и мучить меня! Вы ждете от меня слишком многого. Слишком многого требуете.

— Минерва, я не…

— Еще сегодня утром мы в глаза не видели друг друга, — продолжала она, не обращая внимания на его попытку перебить ее. — Вы не можете ожидать, что я…

— Что вы — что? — Негодяй, у него был совершенно невинный и озадаченный вид. А ведь он прекрасно понимал, что она имеет в виду.

— …позволю вам вольность, — решительно закончила Мэг, еще туже и надежнее затягивая пояс.

— Вольность? — задумчиво повторил он. — Странное слово, вам не кажется? Свободу. Свободу в отношениях друг с другом. Брак подразумевает, что вы должны допускать меня к своему телу, Минерва. А я вас — к своему. Вы теперь вольны располагать моим телом.

Говоря это, он вытянулся и раскинул руки, словно предлагая себя в качестве пиршества. Себя самого: смуглого и золотоволосого, сильного и загадочного и обескураживающе уверенного в неотразимости своих чар.

Ах, если бы она только могла без промедления ответить на его лукавую любезность! По-прежнему взвинченная и раздраженная непринужденностью и доверительностью, которые он излучал, Мэг поняла, что Сьюзи была права. Большинство женщин позавидовали бы тому, что у нее теперь есть право на этого мужчину, а она вынуждена выпроваживать его из своей спальни.

Сжав кулаки, Мэг поинтересовалась:

— Тогда, стало быть, я вольна попросить вас убрать ваше тело из этой комнаты?

— Это не совсем одно и то же.

— Разве? — Взгляд Мэг был прикован к его красивым губам, и в памяти всплыло воспоминание о его сладких поцелуях…

Опомнившись, она осознала, что невольно снова втянулась в его игру и что он, как всегда, одерживает верх.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Отлично, Саксонхерст. Чего именно вы хотите? Зачем вы здесь?

Она представить себе не могла, что улыбка может быть одновременно такой ослепительной и порочной.

— Моя дорогая, полагаю, вы не готовы к тому, чтобы выслушивать описание моих многочисленных и разнообразных планов в отношении вашего соблазнительного тела.

Не находя ответа, Мэг еще какое-то время неотрывно смотрела на него, а потом в полном смятении разразилась слезами.

Он притянул ее к себе и обнял. Мэг попыталась вырваться, но в следующий момент оказалась на постели, где продолжала извиваться в его руках, пока не обнаружила, что они сидят рядом, прислонившись к спинке кровати, и не услышала, что он, качая ее, словно ребенка, говорит:

— Мне чертовски жаль, моя дорогая. Пожалуйста, не плачьте. — На мгновение ей почудилось, что невозмутимый граф Саксонхерст явно расстроен. — О дорогая!

Ужас мгновенно сменился смущением.

— Простите. Обычно я не… — Мэг шмыгнула носом и попыталась вытереть слезы. — О Господи!

— В обычных обстоятельствах никто из нас этого не делает. — Большим пальцем он стер слезинку с ее щеки. — Мы чуть не испортили свой брак, правда? Боюсь, я разучился иметь дело с невинными девушками.

— Нет! — Мэг очень хотелось все объяснить ему. Если бы не Шила, она бы с радостью позволила его дразнящим рукам любые вольности и открытия. Мэг снова всхлипнула, понимая, что выглядит ужасно. — Никто не может испортить брак всего за двадцать четыре часа, милорд.

Он слез с кровати и принес полотенце, чтобы вытереть ей лицо.

— Теперь лучше? — Граф в последний раз промокнул ее щеки полотенцем.

Мэг кивнула, хотя это было не совсем правдой. Она сидела на кровати в ночной рубашке под платьем, с мужчиной, одетым более чем фривольно и находящимся слишком близко. Он опирался на одно колено, и Мэг видела его обнаженную плоть — мощное бедро. Ей вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к нему, узнать, такое ли оно горячее, упругое и чуть шершавое от покрывающих его темно-золотистых волосков, каким кажется…

Она нерешительно подняла голову и посмотрела ему в лицо.

— Я действительно устала, Саксонхерст, — сказала она слегка охрипшим голосом.

— Это можно понять, — согласился он, но, взяв за руку, заставил ее встать. О нет, что еще? Мэг не была уверена, что сможет долго сопротивляться. Если он ее поцелует…

Но он просто откинул одеяло и, сделав приглашающий жест, сказал:

— Миледи, постель ждет вас.

Мэг нерешительно сняла свое защитное платье и, скользнув под одеяло, натянула его до подбородка.

— Благодарю вас.

— Всегда к вашим услугам, моя дорогая, — ответил граф, но почему-то начал расстегивать рубашку.

— Что вы делаете? — почти закричала Мэг. Его пальцы остановились.

— Собираюсь лечь в постель.

— Нет! То есть, милорд… Саксонхерст… Сакс… мне нужно выспаться.

— Вот и выспимся вместе.

— Но у вас есть своя постель. — Неужели это возможно? Неужели супруги-аристократы, имея каждый собственные апартаменты, спят в одной постели?

Граф расстегнул еще одну пуговицу.

— Мне будет очень приятно спать с вами, Минерва. К тому же, когда вы достаточно отдохнете, мы будем находиться в положении, удобном для того, чтобы продолжить обсуждение брачных прав и обязанностей.

Мэг почувствовала себя словно шлюпка, подхваченная штормом, и в отчаянии выпалила:

— Уходите!

Граф опустил руки и, внимательно вглядываясь в ее лицо, спросил:

— Почему?

Мэг с трудом оторвала взгляд от медово-золотистой поросли на его груди.

— Простите меня, но я… э-э… предпочитаю спать одна. Я… я храплю, милорд. И сплю очень беспокойно. Бедная Лора иногда просыпалась вся в синяках.

— Это ничего. Я тоже сплю беспокойно. Мы сможем всю ночь бороться. — Следующая пуговица оказалась расстегнутой.

Мэг еще выше натянула одеяло.

— Милорд, зачем вы это делаете? Разве не благоразумнее подождать день-другой?

— Я готов ждать. Просто хочу ждать в вашей постели.

— Вы просто намереваетесь довести меня до возбуждения и заставить сделать именно то, чего желаете! Граф рассмеялся:

— Если смогу, да. Я предупреждал вас о своем плане соблазнить вас. Честно говоря, дорогая, я не понимаю, почему вы так непреклонны. Обещаю, что не сделаю ничего, чего бы вы не желали.

— Для дамы абсолютно естественно испытывать неловкость от присутствия в ее постели мужчины!

Саксонхерст присел на край кровати, изучая Мэг так, словно она была головоломкой.

— Что же именно происходит в вашей умной головке, моя дорогая? Я знаю женщин, не могу этого отрицать. Вы слишком разумны, чтобы полагать, будто вам удастся долго держать меня на расстоянии, и я вовсе не пугаю вас и не неприятен вам. Вы нервничаете? Да. Но это вполне естественно. Вам скорее любопытно, чем страшно. Мое внимание вам отнюдь не противно. Тогда почему вы так отчаянно стараетесь от меня отделаться?

Мэг пыталась придумать ответ, который прозвучал бы правдоподобно, однако граф вдруг неожиданно рассмеялся:

— О Господи, у вас месячные, не так ли? И вы стесняетесь мне об этом сказать?

Не успев подумать о том, как нехорошо лгать, Мэг кивнула, и лицо ее запылало.

Коснувшись ее полыхающей щеки, граф нежно погладил ее:

— Не нужно краснеть, моя дорогая. Муж должен знать о таких вещах. Начало, середина или конец?

Мэг от унижения хотелось закрыться одеялом с головой. Дело было не только в том, что она лгала, но и в том, что ни за что не желала говорить о подобных вещах с мужчиной. Тем более в таком умиротворяющем тоне!

— Начало, — пробормотала она. Отступать уже было некуда. По крайней мере так она освободится от него на неделю или около того.

Что-то в его взгляде заставило ее усомниться, что он ей поверил, но тем не менее граф сказал:

— Быть может, это объясняет и дикое колебание ваших настроений.

Мэг с трудом удержалась, чтобы не огрызнуться: если ее поведение кажется диким, так это потому, что она вынуждена была вступить в опрометчивый брак, чтобы избежать трагедии, и оказалась во власти человека, видимо, вознамерившегося замучить ее до смерти.

Улыбаясь так, словно знал, о чем она думает, граф наклонился и поцеловал ее в щеку:

— Спите спокойно, жена моя, и если подобные вещи вызывают у вас недомогание, оставайтесь завтра в постели — слуги сделают все, что надо. — И, задув обе горевшие в спальне свечи, вышел, оставив ее одну в темноте.

Мэг ослабила мертвую хватку, которой держалась за одеяло, и сделала глубокий выдох. Ей было отвратительно то, что она с такой легкостью соврала, но душу согревало и ощущение своей маленькой победы. Для ее достижения потребовалось применить не совсем честные методы, но важен результат: она отвела ураган и на нынешнюю ночь обеспечила себе плавание в тихих водах.

Мэг начала проваливаться в полудрему, когда внезапно пришедшая в голову мысль заставила ее вздрогнуть. Что она делает? Нельзя спать, как бы ей этого ни хотелось, иначе она ни за что не встанет до рассвета.

Мэг заставила себя подняться и плеснула в лицо холодной водой из кувшина, стоящего подле кровати. Многочисленные часы в доме начали бить полночь. Мэг застонала при мысли о том, сколько долгих часов еще оставалось до момента, когда она сможет выполнить задуманное.

* * *

Только одевшись и всю ночь меряя шагами комнату, Мэг сумела не заснуть. К тому времени, когда первый серый предрассветный луч слабо осветил небо, она почти валилась с ног от усталости, но была обязана, набравшись мужества, выйти на морозную, тонущую в тумане улицу.

«Чтоб она пропала, эта злобная Шила! — с отвращением думала Мэг, надевая свое теплое пальто с капюшоном и толстые шерстяные перчатки. — Сколько от нее неприятностей!»

Однако, выскользнув в коридор с туфлями в руках, она напомнила себе, что могло случиться, если бы камень желания не заставил графа жениться на ней. Все они были бы уже на улице, скорее всего в работном доме — девочки и мальчики отдельно, — и все, что у них теперь было бы, — это самая скудная, простая еда и убогая крыша над головой.

А могло быть и того хуже: сэр Артур поговорил бы с Лорой напрямую, и та, разумеется, принесла бы себя в жертву. В этот момент она рыдала бы в его омерзительной постели, а он жестоко насиловал ее. Мэг почти не сомневалась, что сэр Артур не намеревался обращаться с намеченной жертвой деликатно и с любовью.

А теперь граф Саксонхерст в один прекрасный день, соблазнит собственную жену, и жена, несомненно, получит от этого большое удовольствие.

Так, тихо пробираясь по коридору, Мэг пришла к заключению, что в данном случае Шила оказалась благословением. Однако ответственность за идола лежала на Мэг, Мать твердо внушила ей это. Хранить каменное изваяние было святой обязанностью, доставшейся ей по наследству.

В течение дня Мэг старалась запомнить расположение коридоров в большом доме и теперь, моля Бога, чтобы не встретиться со скалящимся псом, довольно легко нашла дверь, ведущую в ту часть помещения, где жили слуги.

Мэг осторожно прокралась по невзрачной узкой лестнице до самого низа. Днем она заметила дверь в цоколе здания со стороны фасада, расположенную ниже уровня земли, к которой вели уходящие вниз ступеньки. Должен быть и черный ход, вероятно, в кухне. Одну из этих дверей она должна найти.

Затаив дыхание, Мэг сделала несколько шагов вперед и, с опаской открыв дверь, увидела небольшую комнату, в которой стояли лишь простой стол, окруженный стульями, и буфет с выстроившимися в ряд тарелками. Вероятно, это была столовая для прислуги. Через застекленную дверь в противоположной стене пробивался бледный свет. Мэг видела сквозь стекло каменные ступени, те, что вели вверх, на улицу.

Дверь оказалась запертой, но ключ свисал с круглой дверной ручки на веревочной петле. Мэг вставила его в замочную скважину, и он легко повернулся. Однако что делать дальше, когда она очутится снаружи? Нельзя оставлять дверь незапертой, поскольку станет очевидно, что кто-то ночью вышел из дома.

Поразмыслив, Мэг сняла ключ вместе с веревочкой с ручки и, заперев дверь снаружи, положила его в карман. Ключ звякнул, ударившись о другой, от дома на Моллетт-стрит, и Мэг почувствовала угрызения совести. Каким искусным вором она становится! Впрочем, выбора все равно не было. Пропавший ключ — всего лишь загадка, в то время как незапертая дверь возбудит серьезные подозрения.

Надев туфли, Мэг взбежала по ступенькам. На морозном воздухе изо рта у нее тут же стали вырываться бельм облачка пара.

Никогда еще она не выходила на улицу в столь ранний час. Предрассветный полумрак казался временем духов и призраков.

Солнце, однако, мало-помалу поднималось все выше, и Лондон оживал вокруг. Кто-то из слуг, зевая и гремя на ходу ведрами, направлялся к колодцу, кто-то, громко топая, — в булочную. С первыми лучами солнца появились первые торговцы и огласили окрестности своими криками: «Молоко! Яйца! Апельсины!»

Однако, добравшись до Моллетт-стрит, Мэг нашла ее по-прежнему погруженной в тишину, лишь в конюшнях было заметно какое-то шевеление. Те, кто жил здесь, редко держали прислугу и вставали чуть позже, чтобы всем вместе начать новый день. Через знакомую заднюю калитку Мэг проскользнула в маленький садик своего старого дома.

Еще вчера утром он был ее домом, так что она не чувствовала себя преступницей. Тем не менее щелчок отпирающегося замка прозвучал для нее как выстрел, и она быстро оглянулась, ожидая, что вот-вот кто-нибудь закричит: «Держи ее!» Однако все было тихо. Вздохнув с облегчением, Мэг повернула ручку и прошмыгнула в холодную темную кухню. Задержавшись в ней на секунду, она направилась за тем, за чем пришла. Неосознанно стараясь двигаться как можно бесшумнее, она быстро поднялась в спальню родителей, перенесла к кровати деревянный стул, взобралась на него и, протянув руку, стала искать тяжелый парчовый мешочек. Ей никак не удавалось нащупать его! Мэг ступила на кровать и, с трудом удерживая равновесие на матрасе, обшарила весь балдахин. Шилы не было! В панике Мэг ощупала всю кровать; осмотрела балдахин сверху; сердце ее бешено колотилось от дурного предчувствия. Статуэтки нигде не было! Кто мог забрать ее? Ответ, который напрашивайся, поразил ее, словно выстрел. Это мог быть только сэр Артур!

Дрожа от потрясения и усталости, Мэг плюхнулась на край слишком знакомой кровати. Она озиралась по сторонам, словно ожидая, что неким волшебным образом фигурка вдруг окажется на полу, на столе или на умывальном столике. Вскочив на ноги, обшарила все ящики и полки, поискала даже под кроватью.

Впрочем, она уже знала, что не найдет ее.

Но как сэр Артур мог догадаться о самом существовании Шилы-ма-гиг, не говоря ужо ее значении? Мать, конечно, ему бы о ней не рассказала. Однако она никогда не держала секретов от обожаемого мужа. Уолтер Джиллингем считал сэра Артура Джейкса другом. Не сказал ли он ему за долгие месяцы своей изнурительной болезни больше, чем следовало?

Мэг прислонилась к шифоньеру орехового дерева, пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли.

Много ли известно сэру Артуру? Совершенно очевидно, достаточно, чтобы понять, что статуэтка представляет некоторую ценность. Однако он, разумеется, не знает о волшебстве, а если знает, то наверняка не верит в него.

Время между тем бежало, нужно было поскорее уходить.

Однако, выйдя за дверь, Мэг вспомнила, что чувствует Шилу, если та рядом, и что там, в доме, ей чудился какой-то едва уловимый звон. Она не обратила на него внимания, но, оказавшись на улице, сразу поняла, что он исчез. Это вселяло надежду. Вернувшись в коридор, Мэг потерла виски: неужели придется обыскать весь дом? Но солнце уже взошло, а она должна вернуться до того, как муж проснется и спросит о ней. До предела вымотанная и расстроенная, едва сдерживая слезы, Мэг с трудом спустилась по знакомой лестнице. Ну почему все так ужасно? Быть может, потому, что она поддалась искушению и воспользовалась помощью Шилы? Должно быть, именно так. «Жало в…».

Но что это? Щелкнул замок? Мэг застыла — кто-то открывал парадную дверь. Понимая, что это может быть только сэр Артур, Мэг запаниковала. Нужно выбираться отсюда!

Скатавшись вниз и завернув под лестницу, Мэг бросилась в кухню, не обращая внимания на то, как громко стучат ее каблуки. Выскочив через заднюю дверь, она помчалась к калитке, каждую секунду ожидая крика «Держи вора!».

Но никто ее не преследовал, и она, не разбирая дороги, завернула за угол, выбежала на Грэхем-стрит и только там заставила себя остановиться.

Квартирных взломщиков вешают! До этого, конечно, не дойдет, она это понимает, но нужно на всякий случай убраться подальше отсюда. Тяжело и неровно дыша, Мэг надвинула на лицо капюшон и быстро зашагала по улице. «Графиню не повесят», — приободрила она себя.

Все убыстряющиеся шаги уносили ее прочь, к площади Мальборо, к дому графа. Там она будет в безопасности. Граф Саксонхерст никогда не позволит забрать свою жену в тюрьму… И тут Мэг застонала при мысли о том, что ему придется защищать от властей свою законную, но преступную супругу.

Торопясь к дому, Мэг искренне молилась о том, чтобы граф никогда не узнал, что она сделала. Он был так добр к ним и заслуживал хорошей жены, а не такой глубоко недостойной. Она ведь даже солгала ему. Умышленно солгала!

Как же она докатилась до такого? Ведь она всегда была честной девушкой, которой нечего стыдиться перед людьми. И вот пожалуйста — взломщица, лгунья, обманувшая своего доброго мужа, которая скорее всего будет вынуждена обмануть его снова, чтобы заполучить обратно эту проклятую Шилу.

Интересно, тот человек, что вошел в дом, действительно был сэр Артур? А кто же еще? Он не успел бы так быстро сдать дом другим жильцам. Что он подумает? Если повезет, быть может, решит, что это был обыкновенный грабитель, которого он спугнул. Не дай Бог ему даже заподозрить, что он чуть было не поймал недостойную графиню Саксонхерст, явившуюся искать свой камень желаний.

Обуреваемая тревогами, Мэг почти не заметила, как оказалась на площади Мальборо, где уже сновали разносчики и слуги.

Мэг неуверенно приблизилась к дому, надеясь, что в своем простом пальто с капюшоном ее примут за служанку, и направилась к ступенькам, ведущим в полуподвальное помещение. Она крепко сжимала в руке тяжелый ключ на потертой веревочной петельке.

Войти в дверь, подняться по лестнице и — в свою комнату. Она была уже близка к цели… Но нет! Мэг повернулась и, взлетев по ступенькам, бросилась назад: маленькая комната и впрямь оказалась столовой для младших слуг. За столом сидело пять человек, уплетающих яйца и колбаски.

Господи помилуй, что ей теперь делать? Сад позади дома! На ватных от страха ногах Мэг побежала вдоль конюшен, располагавшихся позади дома, в поисках той увитой плющом калитки, которая вела в графский сад. Снаружи различить ее было трудно, но Мэг высмотрела дверцу, которая показалась ей именно тем, что она искала, и толкнула ее. Хвала небесам, калитка открылась, издав лишь тихий скрип.

Однако и теперь, крадясь за кустами, Мэг не была вполне уверена, что попала туда, куда надо, пока не увидела хромого лакея, вышедшего из задней двери и зашагавшего по дорожке. Судя по всему, он направлялся в уборную.

Единственное, что ей теперь оставалось сделать, — это незамеченной прошмыгнуть в дом. Мэг дождалась, пока Кларенс — кажется, это был он — захромал обратно, на ходу застегивая бриджи, после чего, перебегая от дерева к дереву, от куста к кусту, начала пробираться к дому.

Какой-то слуга вышел из дома, чтобы выплеснуть на землю лохань воды. Мэг вовремя нырнула за широкий ствол последнего перед дверью дерева и оценила взглядом открытое пространство, отделяющее ее от входа, при этом у нее вырвалось несколько неподобающих даме слов. Здесь ей незамеченной перебежать не удастся.

Дорожка простиралась перед ней, словно луч света.

Никто, кроме графа, не имел права контролировать ее передвижения, решила Мэг. Если взбалмошная графиня Саксонхерст хочет прогуляться в саду в столь немыслимо ранний час утра, какое дело слугам? Мэг набрала полные легкие воздуха, расправила плечи и, выйдя из укрытия, направилась к двери. Открывая ее, она старалась казаться спокойной и была готова к любому замечанию, брошенному по ее адресу кем-нибудь из прислуги.

Но столкнулась лицом к лицу с мужем, у ног которого скалился пес.

— Доброе утро, Минерва, — сказал граф так, словно не было ничего естественнее, чем встретить ее здесь в этот час, однако в глазах его определенно застыл вопрос.

Мэг чувствовала, что щеки ее зарделись, но старалась держаться. Сцепив дрожащие руки, она сказала:

— Доброе утро, Саксонхерст. Зимний утренний воздух так бодрит, не правда ли?

Граф потянулся, зевнул, и Мэг только тут увидела, что на нем были всего лишь темные панталоны и белая рубашка с незастегнутыми манжетами, небрежно распахнутая на груди. Он же замерзнет! У обоих изо рта вырывался пар, но граф, казалось, совершенно не ощущал холода, словно здоровое животное.

Мэг судорожно втянула воздух. Если ей казалось, что она и прежде осознавала мощь его тела, то она ошибалась. Вот сейчас она ее по-настоящему осознала. При взгляде на эту выпуклую грудь можно было представить себе сильный торс, едва замаскированный легчайшим белым батистом; не требовалось большого воображения, чтобы увидеть бедра и икры под обтягивающей их тонкой шерстяной тканью. Она видела даже округлую выпуклость внизу живота.

Когда граф потягивался, внимание Мэг привлекли его изящные кисти и обнажившиеся сильные предплечья. Его шея. Его скулы. Его взъерошенные блестящие волосы. Его золотистые глаза, наблюдавшие за ней с холодным любопытством. Наблюдавшие за тем, как она наблюдает за ним.

Но, даже заметив это, Мэг не смогла отвести взгляд. Она чувствовала себя так, словно была пьяна и не владела собой.

Сколь поразительно это ни было, стоявший перед ней мужчина принадлежал ей! Мэг еще раз окинула его с ног до головы таким взглядом, о котором даже помыслить прежде не могла, если речь шла о мужчине. И разумеется, она никогда в жизни не подумала бы, что найдется мужчина, который будет желать, чтобы она так вот на него смотрела.

Ее мужчина. Мужчина, которым она может повелевать.

О, как она сожалела сейчас о своей лжи! Но в конце концов, это лишь отодвигает немного заветный час.

— Бодрит? — наконец произнес он с той интонацией, которая придавала пикантность даже самым невинным его словам. — Может быть. Вы всегда вскакиваете так рано, дорогая? — опросил он и с очевидным озорством добавил:

— Мне эта идея представляется восхитительной.

Мэг словно со стороны услышала собственный ответ:

— Я не знаю.

Он должен принимать ее за полную идиотку, но она действительно не знала, потому что отвечала на его невысказанный вопрос, каким-то образом касающийся брачной постели, а думать у Мэг уже не было сил. В голове был туман, все казалось каким-то отдаленным и нереальным. Даже он сам казался ненастоящим. Слишком красивым для реального мужчины. Слишком прекрасным для Мэг Джиллингем, идиотки, лгуньи и воровки.

— Я твердо решила все изменить, — невольно произнесла она вслух и, пытаясь придать логику этой вырвавшейся фразе, добавила:

— Эти утренние прогулки, знаете ли, милорд… Вместо того, чтобы нежиться в постели…

О, как же ей хотелось действительно оказаться сейчас в постели!

— Это замечательно. Если вы любите утренние прогулки, вам понравится в Хейвер-Холле, даже зимой. Брэк тоже обожает там гулять. Желаете ли вы продолжить общение с природой или готовы вернуться в дом и позавтракать?

Мэг сделала несколько шагов вперед, и только тут до нее дошло слово «позавтракать» — она не рассчитывала, что придется включиться в обычный распорядок дня. Она не могла!

Вероятно, Мэг пошатнулась, потому что граф поддержал ее.

— Вы неважно себя чувствуете?

Существовал только один способ отвертеться, и, удрученная собственной бесчестностью, Мэг прибегла к уже опробованной лжи:

— Просто сейчас у меня такие дни, знаете ли. Мне бы хотелось вернуться в постель.

Граф подхватил Мэг на руки и понес ее через кухню, мимо настороженных слуг, наверх, в ее комнату. Оказавшись прижатой к его горячей груди, обнимая его так, что руку ее от его плеча отделяли лишь тонкая ткань рубашки и ее перчатка, Мэг едва сдерживала слезы тоскливой безнадежности.

Ни к чему хорошему ложь не приводит. А ей так хотелось, чтобы все у нее было хорошо с этим мужчиной! Так хотелось!

Граф бережно положил ее на кровать и освободил от пальто. Не став звонить горничной, сам снял с нее перчатки и туфли, затем нежно убрал с лица растрепавшиеся волосы.

— Ну вот. Прислать Сьюзи, чтобы она раздела вас?

Он выглядел таким заботливым, и даже его пес положил голову на край матраса, словно тоже хотел помочь.

— Да, пожалуйста. Простите меня…

И снова его палец прижался к ее губам.

— Это я виноват, что наш брак был заключен так поспешно. Вернее, герцогиня виновата. Если бы у нас было время сделать все, как полагается, и позволить невесте самой выбрать день венчания, всего этого можно было бы избежать.

Мэг чувствовала себя так, словно сам Сатана должен был немедленно явиться и уволочь ее прямиком в преисподнюю.

Граф поцеловал кончики пальцев и нежно прикоснулся ими к ее губам.

— А вообще, это не так уж плохо. Вы были правы, моя дорогая. Прошлой ночью было слишком рано, и теперь я смогу поухаживать за вами должным образом. Я хочу, чтобы вы горели желанием, Минерва, а не были изнуренной и напуганной.

— Я постараюсь.

— Надеюсь, что вам для этого не придется прилагать слишком много усилий. — Он отнял пальцы от ее губ и удалился вместе с собакой, но прежде чем покинуть комнату, пес лизнул ей руку.

Глаза Мэг затуманились слезами, причиной тому были и сухой тон, каким муж произнес последнюю фразу, и выражение симпатии, которым один трус одарил другого. Какая же она бессовестная!

И почему ей было не сказать, что ее месячные подходят к концу? Ах, лучше бы она вообще не лгала ему! Тем более что эта ложь ничего не принесла: Шила пропала.

Глава 9

К тому времени как в спальню влетела Сьюзи, Мэг уже давилась слезами. Она потеряла Шилу, солгала мужу и, вероятно, будет вынуждена лгать ему снова и снова…

Теперь даже Сьюзи смотрела на нее неодобрительно.

Ну конечно! Горничная знает о своей хозяйке все — даже когда у нее месячные. Должно быть, Сьюзи считает, что Мэг солгала просто для того, чтобы уклониться от исполнения своих супружеских обязанностей. Что ж, в каком-то смысле так оно и было, но почему она не придумала что-нибудь другое? Почему, черт ее побери, она не сослалась, например, на мигрень?

Пока Сьюзи с холодным неодобрением помогала ей выбраться из постели и раздевала ее, Мэг решилась.

— У меня нет никаких месячных, — сказала она.

— Я так и думала, мисс. Простите… миледи.

О да, Сьюзи определенно в ней разочаровалась.

— Я не хотела лгать! Просто сорвалось с языка.

Платье было уже снято, теперь Сьюзи расшнуровывала корсет.

— Это меня не касается, миледи.

Еще вчера Мэг и представить себе не могла, что осуждение прислуги способно так ее огорчить.

— Господи, как я устала! — пробормотала она. Сьюзи повернула ее лицом к себе и, нахмурившись, произнесла:

— Я не знаю, что вы там задумали, но надеюсь, что ничего дурного. Ведь это вы выходили ночью через полуподвальную дверь, не так ли?

Ну конечно, от слуг ничего не скроешь. Мэг вдруг поняла, что им все известно, и кивнула так, словно признавалась в самом страшном грехе.

— Мне кое-что необходимо было сделать.

— Это касается графа? Я ведь чувствую себя в какой-то мере ответственной, миледи.

Мэг видела по лицу Сьюзи, что та искренне обеспокоена.

— О нет. Ничего такого, что причинило бы ему вред, поверь мне. Просто мне нужно было уладить одно личное дело. В конце концов, ведь все произошло так быстро. Я не успела привести дела в порядок.

Поразмыслив немного, Сьюзи кивнула:

— Ну тогда ладно. — Она надела на Мэг ночную рубашку и расчесала ей волосы. — Но знаете, это все равно выйдет наружу. Ведь вскоре у вас действительно начнутся месячные.

Мэг, уже пребывавшая в полудреме, при этом последнем замечании Сьюзи встрепенулась:

— О нет!

— О да! — Сьюзи проворными пальцами заплетала ей косу. — Разве что вы вступите в брачные отношения. И чем скорее, тем лучше, если позволите высказать мне свое мнение. — Она уложила клюющую носом Мэг под одеяло и подоткнула его со всех сторон, но то, что она произнесла дальше, прозвучало отнюдь не так умиротворяюще:

— Сакс не слишком требователен, миледи, но лжецов он не выносит. А теперь отдайте мне ключ.

— У меня в кармане, — пробормотала Мэг с уже закрытыми глазами. — Я хотела подбросить его…

— Я сама об этом позабочусь. Спите, но больше никаких глупостей. Если вам что-то нужно, кто-нибудь из слуг всегда может сделать это за вас.

Мэг с трудом воспринимала последние слова Сьюзи, потому что уже почти спала. Впрочем, вряд ли она приняла бы ее предложение. Так или иначе, ей по-прежнему нужно было заполучить назад Шилу, но перепоручить это слугам она не могла.

* * *

Когда Оуэн Чанселлор спустился к завтраку, он с удивлением обнаружил, что Сакс восседает за столом в одиночестве, читая «Таймс». Нокс сидел на спинке его стула и что-то ел.

— Добр-рое утр-ро, мой дор-рогой, — проверещал попугай.

— И тебе доброго утра, Нокс.

Брэк, клубком свернувшийся у ног Сакса, лишь приветственно помахал хвостом. Пес всегда напоминал Оуэну ужасных, ощерившихся медведей, шкуры которых использовали в качестве ковриков. Что касается его самого, едва ли он смог бы держать в доме такую собаку. Но Сакс есть Сакс.

Однако Сакс никогда не был ранней пташкой.

Взглянув на каминные часы, Оуэн убедился, что не проспал. Нет, еще не было и девяти, а Сакс уже определенно позавтракал.

— Кажется, первая брачная ночь прошла интересно? — не удержался он.

— Фантастически. — Сакс отложил газету. — Что ты знаешь о поведении женщин во время месячных?

Оуэн почувствовал, что краснеет.

— Уверен, меньше, чем ты. — Чтобы скрыть неловкость, он подошел к блюду с копченым лососем и стал накладывать ломтики на тарелку, проклиная себя за то, что похож в этот момент на тетушку-девственницу, невзначай наткнувшуюся на спаривающихся собак.

— Как знать! В конце концов, дамы, с которыми я был интимно знаком, избегали встреч со мной в этот период. У тебя есть сестры?

Оуэн сел за стол, и Обезьян именно в этот момент внес кофе с молоком, который тот предпочитал.

Сакс обернулся к нему:

— Ты ведь немало знаешь о поведении женщин во время месячных, Мартыш, правда?

Настала очередь Обезьяна почувствовать себя тетушкой-девственницей.

— Вам бы лучше спросить об этом какую-нибудь женщину, милорд. Это точно. — И, вздернув подбородок, он торжественно вышел вон.

Сакс фыркнул:

— Реакция мужчин на подобные вещи очень интересна. Нужно будет как-нибудь в тоскливый пасмурный день поднять эту тему за обедом в клубе.

— Пож-жалуйста, кофе! — потребовал Нокс.

Единственным, что привлекало птицу в друге графа, был кофе с молоком, который тот всегда пил и который попугай тоже обожал. Оуэн налил немного кофе в блюдце и поставил его на пустой стул. Пока попугай пил, Оуэн вытаскивал из рыбы мелкие кости.

— Правильно ли я понял, что… э-э… графиня… не вовремя занемогла?

— Можно и так на это посмотреть. Сейчас она в постели. Но я обнаружил ее сегодня утром прячущейся в саду за деревьями.

Оуэн не мог не испытать чувства некоторого самодовольства.

— Если подбираешь жену бог весть где, нужно быть готовым к неожиданностям.

Нокс поднял голову и выкрикнул свое обычное;

— Ж-жена — уз-зда!

Сакс указал на свою чашку:

— Налей-ка мне еще кофе, ладно уж, пусть будет эта бурда.

Оуэн повиновался и спросил:

— А что ты делал в саду так рано?

— Это имеет значение?

Оуэн вернулся к копченому лососю.

— Ты сам затронул эту тему. Как я понял, ты хотел об этом поговорить.

— Черт бы побрал твои нахальные глаза, — безо всякого гнева заметил Сакс. — Я не был в саду, во всяком случае вначале. Я рано проснулся, вернее, знаешь, был на грани сна и бодрствования и никак не мог сообразить, произошло ли все это со мной на самом деле или только приснилось. Тогда я пошел в ее комнату. Ее там не было, но она существовала: повсюду были ее вещи. — Граф отпил глоток кофе и скорчил гримасу. — Мартыш! — позвал он. — Прикрой свой стыдливый румянец и принеси мне кофе. Только настоящего!

— Итак, ты заинтересовался, где она, — подсказал Оуэн. Сакс оттолкнул чашку:

— Не понимаю, как ты можешь пить эти помои. — Нокс моментально подскочил с намерением выпить и из его чашки, но Сакс накрыл ее рукой. — Нет. — И только когда птица вернулась к своему блюдцу, он подлил в него еще немного кофе. — Не знаю, о чем я тогда думал, кроме того, что это чертовски подозрительно. Может быть, она воровала серебро? Или струсила и убежала? Так или иначе, я обследовал кое-какие ее вещи.

Обезьян вернулся с дымящимся кофейником и, налив черного кофе в чистую чашку, положил в нее ровно столько сахару, сколько требовалось.

— Мартыш… — начал было Сакс.

— Если вы насчет полуподвальной двери и утерянного ключа, милорд, о чем я вам докладывал, то не волнуйтесь. Просто веревочка разорвалась, и ключ оказался на полу.

— Неплохо придумано. Но графиня оказалась в саду. Она что, выпрыгнула в окошко?

Обезьян снова покраснел.

— Это мне неизвестно, милорд.

— Слугам все известно, — возразил Сакс, потягивая свежий кофе. — Поэтому хочу, чтобы вы знали: графиня любит подышать свежим воздухом с утра пораньше и, разумеется, вольна входить и выходить, когда ей заблагорассудится.

Обезьян немного расслабился и наконец моргнул:

— Слушаюсь, милорд. Вы же знаете — мы не выносим сора из избы.

— Надеюсь, это так.

Лакей вышел. Оуэн положил вилку с ножом. Он начинал беспокоиться всерьез. Если жена Сакса безумна или порочна, это катастрофа.

— А как ты думаешь, зачем она поднялась в такую рань?

— Понятия не имею. Интересно, объяснит ли она когда-нибудь это сама?

— Знаешь, Сакс, ты ведь перед законом отвечаешь за ее преступные деяния.

— Только в том случае, если будет доказано, что я приказал ей их совершить или потворствовал в их совершении. — Он печально улыбнулся. — Ну ладно, ладно. Ты прав: глупо было так поступать, и, вероятно, я об этом еще пожалею. Увы, другого выхода драконша мне не оставила. Вот и приходится иметь дело с многочисленными секретами моей таинственной жены.

— Ж-жена — уз-зда! — объявил Нокс и с надеждой спросил:

— Коф-фе?

— Нет, тебе уже достаточно. — Сакс протянул руку и, когда Нокс прыгнул на нее, погладил попугая по грудке. — Не кажется ли тебе, мой друг в перьях, что лошади иногда нравится, чтобы на ней ездили верхом? — Он усмехнулся, глядя на Оуэна. — Я нахожу брак восхитительным делом.

* * *

Проснувшись, Мэг увидела, что сквозь щель между неплотно сдвинутыми шторами пробивается дневной свет. Часы пробили полвторого. Она проспала, наверное, всего часов пять — неудивительно, что чувствовала себя отвратительно.

Впрочем, главной причиной ее ужасного самочувствия было все-таки то, что жизнь ее грозила обернуться катастрофой.

Шила находилась вне ее контроля, возможно, в руках сэра Артура, и Мэг была обязана вернуть ее. Она отвечала за ее сохранность и за то, чтобы обезопасить мир от угрозы ее дурного воздействия.

Кроме того, существовал муж, которому Мэг лгала и который поймал ее прячущейся в саду. Интересно, что он подумал? Он вовсе не выглядел удивленным, значит, скорее всего, заметил ее еще раньше, из окна.

Мэг выбралась из постели и, подойдя к окну, посмотрела на продуваемый ветром заиндевевший сад. Вид из окна его спальни, находившейся через две комнаты от спальни Мэг, должен быть таким же. Вечнозеленый кустарник загораживает конюшни, но граф легко мог увидеть ее перебегающей от дерева к дереву и прячущейся за стволами. Должно быть, она производила впечатление человека безумного или страдающего от нечистой совести.

Ну почему ей с самого начала не пришло в голову идти прямо, не скрываясь? Но у нее ведь не было никакого опыта в столь мерзких делах.

А что с ключом? Сказал ли ему кто-нибудь, что ключ был утерян? Удалось ли Сьюзи вернуть его на место?

И потом еще эта дурацкая история с месячными. Теперь, обретя способность мыслить трезво, Мэг задалась вопросом: догадался ли граф, что она ему лжет? Может быть, сказать ему правду — возможно, он ее простит.

Впрочем, ее не привела в восторг идея признаться в том, что она ему солгала… Да еще и не один раз! Ведь сегодня утром она повторила свою ложь. Закрыв лицо ладонями, Мэг вынуждена была признать, что Сьюзи права. Единственный надежный способ скрыть ложь — это немедленно забеременеть, чтобы месячные прекратились.

Честно признаться, эта мысль вовсе не была ей неприятна, но Мэг понятия не имела, насколько вероятно то, что это случится достаточно быстро. А граф, совершенно очевидно, не терпит лжецов. В этом они были похожи: Мэг тоже их ненавидела.

О Господи! А может быть, безопаснее держать его на расстоянии в течение нескольких месяцев в надежде, что он утратит счет дням? При этой мысли Мэг рассмеялась. Судя по поведению ее мужа (и ее собственному!), не подпускать его к себе — все равно что не подпускать Джереми к книгам.

Нет, нужно покончить с этим и признаться. Может быть, поведать Саксу о Шиле?

Ах, как бы ей этого хотелось! Мэг попыталась представить себе на мгновение, как она ему признается: «У меня есть волшебная статуэтка, милорд», — и отчетливо увидела его недоверчивый взгляд. К тому же как она сможет доказать, что это правда, если Шилы у нее сейчас нет? Да даже если бы и была, Мэг не могла без содрогания подумать о том, чтобы снова пустить ее в ход.

«Вы можете сколько угодно считать, что женитьбой на мне обязаны своей бабушке, но на самом деле это я заманила вас в ловушку с помощью чар».

Мэг тряхнула головой. Нет, невозможно! Если ей и удастся убедить его в том, что это правда, случится катастрофа. Он ненавидит бабушку за то, что та пытается руководить им. Вчера он и ее самое предупредил, чтобы она никогда не смела предпринимать что-либо, чтобы повлиять на него. Можно представить себе, как он разгневается, узнав, что оказался игрушкой неких волшебных сил!

Значит, она обязана вернуть Шилу так, чтобы муж ничего не заподозрил. Голова разламывалась. Мэг прислонилась лбом к холодному оконному стеклу, размышляя о том, за какой грех все это ей ниспослано…

От раздавшегося стука в дверь Мэг вздрогнула и испуганно обернулась, словно ожидая, что сейчас с указующим перстом в комнату войдет ее больная совесть.

— Войдите.

Это оказалась всего-навсего Сьюзи. Ее сопровождала встревоженная Лора.

— Ну, как вы себя чувствуете, миледи? Бодрее? — спросила горничная. — Хотите принять ванну? Обед принести сюда? Может быть, стаканчик бренди?

Несмотря на веселый тон Сьюзи, ее последнее замечание свидетельствовало, что она по-прежнему не уверена в том, что с Мэг все в порядке.

— Ванну, пожалуйста, — кротко попросила Мэг. Предложение среди дня предаться такому удовольствию показалось ей соблазнительным.

Ах, эта великосветская роскошь! Как же мало она ее заслуживает!

Сьюзи поспешно вышла, а Лора присела на край кровати.

— С тобой все в порядке? — спросила она и, помолчав несколько секунд, добавила, покраснев:

— Что, это было так ужасно?

Мэг едва не застонала. О, как же все запуталось!

— Со мной абсолютно все в порядке, — ответила она, стараясь, чтобы слова ее звучали спокойно и убедительно. — Просто я очень устала.

— О, полагаю, это вполне естественно, — заметила Лора, но добавила, прежде чем Мэг успела что-либо сказать:

— Однако граф встал очень рано. Мы не знали, как быть с завтраком, поэтому оделись и спустились вниз. Он был уже там с мистером Чанселлором. И с птицей. Попугай назвал меня Делайлой!

Мэг с усилием рассмеялась и стала рассказывать Лоре про попугая. Но в словах сестры явно звучал невысказанный вопрос: почему муж оказался утром полон сил, в то время как его молодая жена изнурена до предела? Поскольку Мэг понятия не имела, что отвечать, она попыталась увильнуть от вопроса:

— Надеюсь, вас накормили?

— О да. — Вскинув голову, Лора посмотрела на Мэг. Сейчас она казалась еще более юной. — Я кое-что слышала… — неуверенно начала она.

Нет, не могла Мэг оставить сестру наедине с ее неразрешенными сомнениями, поэтому присела рядом и спросила:

— И что же?

— Когда мы подходили к столовой, я слышала, как он кое-что сказал… Ну, граф. Что-то насчет того, что было глупостью с его стороны жениться на тебе. Что он сожалеет об этом. И что ему нужно узнать все твои секреты. Что он имел в виду, Мэг?

Несмотря на жуткую опустошенность, которую вмиг ощутила, Мэг заставила себя рассмеяться.

— Думаю, это просто ничего не значащие фразы. В конце концов, с точки зрения окружающих, наш брак действительно выглядит глупо. А может быть, он хотел сказать, что сожалеет о том, что все произошло в такой спешке.

— А секреты?

— Малознакомые люди всегда представляют друг для друга тайну. Вступив в брак, они постепенно начинают лучше узнавать друг друга.

— Думаю, я предпочла бы узнать будущего мужа заранее.

Мэг про себя согласилась с сестрой, однако отметила, что совсем не сожалеет о том, что вышла за Саксонхерста. Если бы только она могла сделать так, чтобы их брак стал полноценным!

Сьюзи вернулась и сообщила, что ванна готова. Мэг с радостью воспользовалась предлогом, чтобы избавиться от расспросов сестры.

Однако, погрузившись в теплую, изысканно благоухающую воду, она едва сдерживала слезы. Ну конечно, граф разочарован, его одолевают подозрения и сожаления. Он ведь не только был отвергнут ею в первую брачную ночь, но и застал ни свет ни заря бегающей на морозе по саду. Что он заподозрил? Мэг не хотелось даже думать об этом.

Растирая тело мягкой намыленной лайковой рукавичкой, она задумалась: захочет ли он теперь вообще осуществить их брачные отношения? На его месте она вовсе не была бы в этом уверена. При мысли о том, что ее внезапное, идиотское, сомнительное замужество может очень скоро кончиться, Мэг чуть не расплакалась.

В конце концов, развелся же регент с женой, которую ему навязали, через несколько дней после венчания. Значит, такое возможно.

Сьюзи принесла мясо, хлеб, фрукты и поставила на столик рядом с ванной, потом подбавила горячей воды.

Такая забота тронула Мэг, она улыбнулась:

— Чувствую себя какой-то языческой принцессой.

— Я о таких вещах понятия не имею, миледи! — ответила горничная с непроницаемым выражением лица.

Мэг подавила смешок: оказывается, подобные высказывания шокируют прислугу.

Она нежилась в ванне сколько могла, но наконец настал момент, когда нужно было все-таки выйти и предстать перед миром. А точнее, перед своим мучимым подозрениями супругом, которого она была недостойна.

— Граф внизу? — спросила она Сьюзи, прибиравшую в комнате.

— Да, миледи. У него гости.

— Гости? — Неужели он уже призвал адвокатов, чтобы, посоветоваться с ними, как найти выход из своего ошибочного брака?

— Просто старые друзья. Если желаете, можете ему передать записку.

Чувствуя себя как приговоренный к повешению, которому отсрочили исполнение приговора, Мэг отрицательно покачала головой. Она и думать не могла о том, чтобы послать мужу записку с вопросом, может ли она к нему присоединиться.

— Я скоро спущусь. Только посмотрю, как там мои младшие.

Направляясь в комнату для занятий, Мэг ясно осознавала, что просто бежит от того, с чем все равно придется столкнуться лицом к лицу.

Она застала близнецов, выполняющих под присмотром Лоры упражнения по арифметике. Все трое при ее появлении вскочили.

— Ну наконец! — закричала Рейчел. — Мы уж думали, ты никогда не выйдешь из своей ванной!

Ричард объяснил причину их нетерпения:

— Кузен Сакс — он велел так его называть — сказал, что когда ты встанешь, он повезет нас осматривать Лондон. И мы уже сделали все уроки!

— Но вы и так живете в Лондоне всю жизнь, — заметила Мэг.

— Не в том Лондоне, — возразил Ричард. — Мы поедем на Монетный двор. В Тауэр. Может быть, даже в Бедлам!

Мэг в изумлении посмотрела на него. В сумасшедший дом?

— Это Саксонхерст вам предложил?

— Нет, — хором закричали дети, — но…

— Никаких «но»! Речи быть не может. Но раз граф ждет, давайте поскорее спустимся. А где Джереми?

— У доктора Пирса, разумеется, — ответила Лора.

Ну конечно, а Мэг так хотелось, чтобы он был здесь. Когда они спускались по лестнице, у Мэг пылали щеки: это было трусостью с ее стороны — она боялась оказаться с мужем наедине, поэтому привела с собой всю компанию, так как уже успела понять, что граф достаточно деликатен, чтобы при детях не задавать щекотливых вопросов.

Она совсем забыла, что он и так не один. В гостиной с ним были двое гостей. Все трое над чем-то весело хохотали. От постоянно гнетущего ее чувства вины и стыда Мэг тут же решила, что они смеются над ней. Или, во всяком случае, над ее смехотворным замужеством.

Обычное восклицание Нокса «Ева! Делайла!» прозвучало для нее как обвинение. Она застыла на месте и даже подумала, не убежать ли, но граф встал, приветствуя ее, казалось, самой искренней улыбкой, хотя попугай, сидевший на спинке его стула, непочтительно повернулся к ней спиной.

— А, Минерва! Идите познакомьтесь с моими приятелями.

Пришлось подойти. Граф представил ей виконта Айвертона и лорда Кристиана Вейла — высоких, атлетически сложенных мужчин, судя по всему, ровесников графа. Один был шатеном, другой — жгучим брюнетом.

Оба проявили исключительную галантность: встали, поклонились, поздравили Мэг с замужеством и высказали ей наилучшие пожелания. Тем не менее удивление и любопытство явно сквозили в их взглядах. Мэг подумала, что придется привыкнуть к тому, что люди будут постоянно удивляться: как это лорд Саксонхерст не нашел себе ничего лучшего, чем эта сушеная вобла, к тому же безвкусно одетая?

— А это моя новая семья, — говорил между тем граф, представляя сестер и брата Мэг с такой непосредственностью, что Мэг словно огнем опалило. Он само совершенство, а она лживая и коварная бесстыдница.

Она с удовлетворением отметила, что близнецы вели себя наилучшим образом, хотя понимала, как занимает их удивительный попугай и как не терпится им спросить об обещанном освоении неизвестного Лондона.

Саксонхерст подмигнул им и сказал друзьям:

— Вынужден с вами расстаться. Я должен исполнить свое обещание.

Гости любезно попрощались, а граф посадил на руку свою непочтительную птицу и обратился к близнецам:

— Итак, дело в том, что из-за вашей сестры-сони мы пропустили лучшее время дня. Скоро начнет темнеть, поэтому придется перенести нашу прогулку на завтра. Но вы не унывайте.

Ричард состроил обиженную гримасу:

— Мы никогда не унываем, сэр.

— Рад слышать. — Граф погладил свою птичку и заставил ее по крайней мере повернуться ко всем «лицом». — Обещаю, что мы непременно совершим намеченную прогулку завтра, даже если придется вытащить вашу сестру из кровати за волосы.

Близнецы захихикали.

— Что вы, она всегда встает раньше всех, сэр!

Саксонхерст бросил быстрый, слегка удивленный взгляд на Мэг.

— Это точно. А теперь, пока не стемнело, почему бы мне не показать вам дом?

В сопровождении пса, который вылез из-под буфета с таким видом, будто никто не знал, где он прятался, и попугая, залезшего графу за пазуху — вероятно, для тепла, — удивительный граф Саксонхерст повел их на экскурсию, со знанием дела давая пояснения. Мэг приводили в восторг красивые вещи, которые для него были не более чем предметами обстановки. Столики, инкрустированные полированными камешками, похожими на драгоценные. Украшенные эмалью комоды с крышками-картинами, составленными из крохотных кусочков слоновой кости и ценных пород деревьев. Чернильные приборы из серебра и золота. Люстры с сотнями хрустальных подвесок.

Все было таким красивым и так не соответствовало ее собственному облику! Утешением для Мэг служил Брэк. Она надеялась, что человек, способный любить такое непривлекательное существо, сможет примириться и с Мэг Джиллингем — по крайней мере с прикусом у нее все в порядке.

— Наверное, — предположила Мэг, — вам все это досталось в наследство?

— По большей части да. — Он остановился, вынул из-за пазухи попугая, чтобы оставить его в этих, теплых, комнатах, и повел всех обратно, вниз. — Коллекция живописи была неполной, поэтому мне пришлось кое-что докупить. Ну и еще кое-какие вещички, которые время от времени обращали на себя мое внимание.

Пропуская их в библиотеку, все стены которой были уставлены шкафами, забитыми книгами, он с сожалением взглянул на Мэг:

— Несомненно, эту комнату я прежде всего должен был бы показать Джереми. Если вы увидите его раньше чем я, пожалуйста, передайте ему, что он может пользоваться ею без всяких ограничений.

— Вы так добры!

Граф пожал плечами, словно давая понять, что это пустяки.

— Было бы непростительной скаредностью лишить такого ученого юношу возможности пользоваться книгами, большинство из которых никто никогда не открывал.

Все разбрелись по библиотеке, рассматривая сквозь застекленные дверцы названия книг и богато украшенные обложки. Не выпуская из поля зрения близнецов, Мэг с восхищением рассматривала картины, развешенные на каждом свободном от книжных шкафов пространстве стен.

Она не слишком разбиралась в искусстве, но могла с уверенностью сказать, что вся эта живопись принадлежит кисти мастеров и свидетельствует о чрезвычайно высоком вкусе хозяина. Интересно, какие из этих картин он сам выбрал?

— Сэр! — послышался голос Рейчел. — А почему у этой дамы птичье лицо?

Обернувшись, Мэг увидела, что дети заинтересовались одной картиной. Подойдя ближе, она увидела, что у изображенной на ней роскошно одетой женщины действительно было ястребиное лицо, а неподалеку висел портрет мужчины, чье лицо было составлено из фруктов.

— Наверное, это аллегория, — предположил граф, приближаясь. — Понятия не имею, но мне эти картины показались забавными. Фамилия автора — Фюсли, вы как-нибудь познакомитесь с ним. Несмотря на столь нетривиальные работы, он вполне нормальный человек. Во всяком случае, не менее нормальный, чем любой из нас.

Ну что ж, подумала про себя Мэг, продолжая разглядывать необычные портреты, тревожиться не о чем. Ей ведь уже известно, что граф склонен к эксцентрике.

Позднее, у себя в апартаментах, она снова вспомнила о картинах — изображенные на них ландшафты и натюрморты были в основном выполнены в весьма условной манере. Без сомнения, их сослали в библиотеку, потому что они наскучили графу. Особый интерес Мэг привлек маленький неброский голландский интерьер — он был словно волшебное окно в иной мир. Вот эта картина была ей по вкусу, однако ее муж, судя по всему, предпочитал иное.

Мэг отогнала тревожные мысли. Она была готова платить за дар Шилы, и цена оказалась не так уж высока. Поведение графа было куда более терпимым, чем она ожидала. Временами чуть диковатое, но не более того. Чем бы ни было вызвано его отношение к бабушке, совершенно очевидно, что оно для него не характерно.

Завершив экскурсию по дому, Саксонхерст объявил, что всем им не повредит тихий семейный вечер. Он приказал подать обед пораньше, после чего предложил Джиллингемам продемонстрировать ему, как они обычно проводят зимние вечера.

Близняшки с восторгом притащили игрушки, необходимые для игры в «лису и цыплят».

— О, помнится, я сам играл в эту игру, — сказал граф и действительно обнаружил немалое мастерство, хотя ему время от времени приходилось напоминать правила. Мэг показалось, что иногда он делал вид, что забыл их. Дело осложнялось тем, что попугай теперь был снова с ними и желал наравне со всеми участвовать в игре.

Граф не преувеличил, сказав, что птица находится при нем неотлучно, когда он дома, однако теперь Мэг убедилась, что между ними существует искренняя привязанность. Со стороны попугая это, вероятно, была преданность. А такая преданность ко многому обязывает, и следует радоваться, что граф относится к этому с пониманием.

Вообще-то Мэг была довольна, особенно когда птица решила подружиться с Рейчел и Ричардом и, стащив с каминной доски веточку омелы, принесла ее им в качестве подношения.

Вскоре у детей была уже целая куча таких веточек, а каминная доска полностью оголилась, и все радостно хохотали над птичьими проделками.

Радуясь хорошему настроению, в котором пребывала ее семья, Мэг подумала: даже если жизнь полна неприятностей, такие моменты следует ценить, равно как и человека, который доставляет им такие приятные моменты — подобно тому, как попугай приносит им эти веточки омелы.

И все же Мэг чувствовала себя страшно усталой, казалось, закрой она глаза — и сон сморит ее прямо здесь. Вероятно, граф заметил это, потому что велел подавать ужин и предложил всем лечь сегодня пораньше.

Мэг неотступно преследовал вопрос, попытается ли он снова соблазнить ее, и при мысли об этом она начинала дрожать от страха. Однако граф лишь проводил ее до спальни, поцеловал в щеку и ушел. Мэг с удовольствием позволила Сьюзи раздеть себя и уложить в постель, предвкушая полноценный долгий сон.

Ей предстояло еще справиться со множеством трудностей, но появилось и немало радостей. И не последней среди них был ее непредсказуемый, загадочный и обворожительный супруг.

Глава 10

На следующий день после завтрака Сакс собрал всех, объявил, что они отправляются на обещанную экскурсию по Лондону, и велел закладывать карету.

— Думаю, мы все впятером поместимся в одном экипаже. Только имейте в виду, что на улице холодно. Всем надеть пальто, шляпы, перчатки и шарфы!

Когда близнецы под присмотром Лоры бросились выполнять распоряжение, он сказал Мэг:

— Вы, должно быть, догадались, что ваш брат снова отправился к своему наставнику. Я пытался уговорить его отдохнуть, но безуспешно. Он очень серьезно относится к занятиям, не правда ли?

— Боюсь, что так.

— Вам нет нужды извиняться. Уверен, что миру нужны люди, которые считают переводы Горация делом первостепенной важности.

Они были одни, и он смотрел на нее своим особенным взглядом. Отдохнувшая и набравшаяся сил для продолжения борьбы Мэг попятилась.

— Мне нужно подняться и взять пальто…

— Вовсе нет. — Он дернул шнур звонка, и тут же пришел, а точнее, приковылял, лакей.

— Милорд?

— Графиня собирается на прогулку.

— Слушаюсь, милорд. — Лакей вышел.

— Я сама могу это сделать,

— Помилосердствуйте! Надо же их чем-нибудь занимать.

— Но этому человеку трудно подниматься по лестнице.

— Кларенсу? А как же он будет работать, если не сможет ходить по лестницам? Да он вовсе и не желает уйти на покой.

Мэг подумала, что это скорее всего правда.

— Нога у него почти не болит. Просто хромота придает ему странноватый вид. Итак, — продолжил граф, — как вы чувствуете себя сегодня?

Ах, эти ее фиктивные месячные! Мэг почувствовала, что краснеет от стыда.

— Очень хорошо, благодарю вас.

— Вам не будет трудно немного поездить по Лондону?

Как деликатно он выражается!

— Вовсе нет.

— Отлично. Надеюсь, вы также будете в состоянии заехать к модистке, чтобы она сняла с вас мерку, а вы изложили ей свои пожелания. Чем скорее это будет сделано, тем лучше.

Он стыдится ее вида. Ну конечно, стыдится.

— Не возражаю, милорд. — Граф прицокнул языком, и Мэг поспешно поправилась:

— Саксонхерст.

— Сакс.

Она испуганно уставилась на него:

— Нет, еще рано.

К ее удивлению, он усмехнулся:

— Умница. Последнее, чего я хочу, — это послушания из страха. Посылайте меня к черту, когда вам заблагорассудится.

Если вместо «когда вам заблагорассудится» ей послышалось «без лживых отговорок», то причиной тому была лишь ее больная совесть.

Мэг ожидала, что граф начнет задавать вопросы о ключах и о том, что она на самом деле делала вчера в саду, но он вел ни к чему не обязывающую беседу о погоде, о дипломатической миссии в Россию, о которой писали утренние газеты. Спросил, какую газету она предпочитает, чтобы немедленно ее выписать.

— Да, и журналы, наверное. «Ла бель ассамблэ» Аккермана.

Мэг в который уж раз пришлось сдержать инстинктивный протест. Эти журналы, в конце концов, не будут пустым транжирством. Чтобы соответствовать званию графини и вести светскую жизнь, ей, несомненно, понадобится где-то черпать советы. И Лора будет в восторге от этих журналов.

При виде готовых к приключениям брата и сестер, сбегающих по лестнице с сияющими счастьем глазами, Мэг снова охватила радость. У нее самой, так же как у них, готова была закружиться голова. И всем этим они обязаны Саксонхерсту!

Когда новоиспеченный кузен, поддразнивая, отпустил в адрес Лоры какое-то лестное замечание, та невинно зарделась, улыбнулась, и на щеках у нее обозначились ямочки. Мэг от всего сердца мысленно вознесла благодарственную молитву, которая, кощунственно относилась к Шиле и графу, в той же мере, что и к Богу.

Чего бы это ей ни стоило, она решила стать графиней, достойной его, и сделать его счастливым. Любой ценой!

* * *

Сначала они направились в Тауэр, где мистер Чанселлор организовал им частную экскурсию в сопровождении бифитера — гвардейца охраны. Этот человек знал массу кровавых историй, предназначенных специально для десятилетних ребятишек. Мэг, однако, тоже слушала их не без интереса, хотя ее печалили трагедии, которые здесь когда-то разыгрывались. Сентиментальные узники нацарапали на каменных стенах и стеклах свои послания потомству. Некоторых из них увели отсюда прямо на плаху. Благодаря своему высокому положению они были избавлены от любопытства воющей толпы, но вряд ли в последний час это служило им утешением.

При мысли о том, как днем раньше она сама оказалась весьма близко от виселицы и как ей еще предстоит рисковать, она судорожно всхлипнула. Как ей вернуть Шилу?

Когда по мощеной дороге они вышли за ворота, карета ждала их, чтобы отвезти в кондитерскую. Мэг восхищало то, как вышколена была графская челядь — казалось, слуги гордились тем, что удовлетворяют все его желания без единого слова с его стороны.

Когда все полакомились вволю, граф объявил, что для еще одной большой экскурсии уже нет времени, и предложил, чтобы Обезьян, который сопровождал их, стоя на задке кареты, отвел детей домой, пообещав, что по дороге лакей покажу им много интересного. Затем, обращаясь к Мэг и Лоре, сказал:

— Достопочтенные дамы, а мы с вами пойдем посорим деньгами.

Когда они входили в фешенебельное ателье, Мэг попыталась было протестовать, однако, увидев выставленные образцы платьев, оставила свои попытки сохранить благоразумие. Она никогда не сходила с ума по красивой одежде, поскольку не испытывала желания иметь то, что было ей недоступно, но раз муж настаивает, ее супружеский долг состоит в том, чтобы носить все эти волшебные платья, — кто она такая, чтобы перечить ему?

Она позволила мужу и мадам д’Эстервилль обращаться с собой как с куклой, выбирать фасоны и драпировать ее в ткани, столь тонкие и прекрасные, что у нее слезы наворачивались на глаза при мысли, что их придется разрезать. К тому времени, когда они собрались уходить, было заказано, кажется, не менее дюжины костюмов, но Мэг с трудом представляла себе, как они будут выглядеть в готовом виде.

Лора совсем потеряла голову от счастья, поскольку ей тоже заказали новые платья для предстоящего выхода в свет.

На встревоженный взгляд Мэг граф ответил:

— Пусть они будут сколь угодно скромны, как вы пожелаете, но Лора уже достаточно взрослая, чтобы время от времени выезжать вместе с нами в театры и, вероятно, даже участвовать в пикниках на природе.

— В самом деле? — задохнулась от восторга Лора.

— В самом деле. — Граф подмигнул и снисходительно улыбнулся ей.

Она ответила ему счастливым смехом. И Мэг, глядя на них, еще больше укрепилась в намерении стать графу достойной женой.

— А теперь, — продолжал граф, беря обеих под руки, — пусть карета следует за нами, а мы посетим место, которое, не сомневаюсь, вам понравится. Мы идем к миссис Снейд.

— Господи, кто такая эта миссис Снейд? — взмолилась Мэг.

— Это галантерейный магазин. Но такой галантерейный магазин, милые дамы, какого вы никогда прежде не видели.

И он был прав. В этом магазине было все, что можно себе вообразить. У Мэг, ошеломленной видом сотен фасонов чулок, тысяч фасонов перчаток, огромным выбором кружев, лент, тесьмы, сорочек из шелка и льна, ночных рубашек, халатов и даже кое-каких недорогих драгоценных украшений, буквально разбежались глаза.

И граф снова взял над ней верх: она даже не была уверена, что у нее хватит ящиков в комоде, чтобы сложить туда все чулки и сорочки, которые он ей накупил, — притом все высочайшего качества.

— Милорд, — взмолилась Мэг, наблюдая, как он набирает чулки, словно срывает ягоды с куста, — мне нужны и хлопчатобумажные чулки.

Граф улыбнулся:

— Ну разумеется. Простите, я думал лишь о себе.

Лора в недоумении посмотрела на него:

— Милорд, вы носите шелковые чулки?

Его губы тронула лукавая ухмылка.

— К придворному костюму — да. Но не такие. — Взяв двумя пальцами пару тончайших чулок телесного цвета с крохотными бабочками, вышитыми на верхней кромке, он подмигнул Мэг, заставив ее густо покраснеть. Боже, в таких чулках она будет выглядеть словно вовсе без чулок — голая, только с бабочкой на бедре!

Было, однако, совершенно очевидно, что эта перспектива отнюдь не вызывала у графа отвращения, и Мэг не оставалось ничего иного, как позволить себе выбирать одну за другой вещи — для себя, но больше для братьев и сестер. Совершенно счастливая, она составила для них полные комплекты нового нижнего белья, чулок и ночных рубашек.

Пока служащие миссис Снейд с восторгом перетаскивали в карету горы свертков с покупками, граф вздохнул с чувством выполненного долга.

— Сапожника, думаю, мы вызовем на дом. Но я хотел бы еще остановиться возле одного знакомого шляпного салона.

Когда они шли по запруженной людьми улице, Лора спросила:

— У вас есть сестры, милорд?

— Только новые. А что?

— Вы так хорошо разбираетесь в дамских туалетах.

Мэг закусила губу, а Саксонхерст, помедлив, ответил:

— У меня множество приятельниц, которые нередко спрашивают моего совета.

— О, — сказала Лора, — как странно!

Мэг поймала себя на том, что, так же как муж, старается скрыть улыбку, и залилась румянцем. Но это был румянец удовольствия. Граф нравился ей, и она подумала, что, быть может, и она ему сможет понравиться.

Ее даже не смутило и не оскорбило его фривольное замечание. Наверное, он был прав, когда предположил, что не так уж она целомудренна. Должно быть, все это из-за книг, которых она начиталась, из-за них и из-за врожденного любопытства. Хвала небесам, муж, похоже, ничего не имеет против.

По иронии судьбы они столкнулись по дороге с одной из его так называемых приятельниц — шикарно одетой дамой под руку с лихим военным в красном мундире. Золотистые локоны дамы, видневшиеся из-под элегантной шляпки, были искусно уложены, и нежным румянцем и свежестью губ она была явно обязана изрядной доле косметики. Рядом с ней Мэг почувствовала себя серым воробышком.

— Сакс, дорогой! Какой приятный сюрприз! А мне как раз нужно посоветоваться с вами по поводу шелка. — Она подставила ему щеку, которую он вынужден был чмокнуть, и, кивнув в сторону офицера, представила:

— Редкар.

Затем, игнорируя Мэг и Лору, словно они были служанками, дама приблизилась к графу.

— Мне нужно выбрать подходящий материал для одного очень интимного события…

— Тогда вам придется положиться на совет Редкара, Трикси, — сказал граф и повернулся к Мэг:

— Дорогая, позвольте мне представить вам леди Харби и полковника Джорджа Редкара. — А затем, обращаясь к ним, продолжил:

— Это моя жена, леди Саксонхерст, и ее сестра, мисс Джиллингем.

Парочка буквально остолбенела.

Повисло неловкое молчание, но Саксонхерст, казалось, не обращал на это никакого внимания. Прошло несколько секунд, прежде чем дама и офицер, вспомнив о хороших манерах, заулыбались и рассыпались в поздравлениях, после чего заспешили по своим делам, приняв приглашение на бал, который граф собирался вскоре дать, чтобы представить жену свету.

— Бал? — переспросила потрясенная Мэг.

— Признаюсь, я только сейчас это придумал, но так мы смогли бы устроить все сразу, вместо того чтобы представлять вас каждому в отдельности. Бал Двенадцатой ночи. Мы позаботимся о том, чтобы кисейное платье абрикосового цвета к этому времени было готово.

Мэг попыталась мысленно отделить кисейное платье абрикосового цвета от вороха прочей заказанной одежды…

— Вообще-то наше свадебное объявление напечатано в сегодняшних газетах, — добавил граф, останавливаясь перед витриной уже знакомого шляпного магазина, — но Трикси Харби никогда ничего не читает.

Собрав все свое мужество, Мэг поинтересовалась:

— Вы пригласите на бал своих родных?

Граф, уже стоявший на пороге магазина, обернулся:

— Родных?

Мэг понимала, что поступает неблагоразумно, но считала своим долгом спросить:

— Вашу бабушку и…

— Нет. Идемте. — Он пропустил их вперед, и при виде магазина миссис Риблсайд невеликий запас храбрости Мэг улетучился без следа. Так и быть, сейчас еще рано, но она постарается залечить его семейные раны после.

Миловидная хозяйка, сияя, бросилась им навстречу. Теперь, внимательнее присмотревшись к ней, Мэг не понравилась улыбка, которой та, делая книксен, одарила Саксонхерста. Теоретическая терпимость явно не распространялась на конкретные проявления жизненной практики. Хотелось бы Мэг иметь дело с другой модной шляпницей — постарше, или с такой, у которой лицо было бы в бородавках, глаза косили или нос свисал сосиской.

Впрочем, как бы то ни было, миссис Риблсайд свое дело знала. Поскольку Мэг была полна решимости искупить свои моральные проступки и стать идеальной женой во всех прочих отношениях, возражать ей не пристало. Вскоре она уже представляла собой болванку для примерки бесконечного количества головных уборов, и на нее обрушился град вопросов относительно тесьмы, высоты тульи, лент, цветов, перьев и фруктов для украшения…

Впрочем, на большинство вопросов отвечал граф, развалившийся в кресле:

— Нет, не эта. Эта слишком тяжеловесна… Попробуйте другую булавку. Вот, это хорошо. Очень к лицу…

Наконец стопка шляпных коробок выстроилась в ожидании отправки на площадь Мальборо, и граф предоставил Лоре полную свободу выбрать головной убор для себя, посоветовав, однако, прислушаться к советам миссис Риблсайд, а сам отвел Мэг к окну.

— Устали?

— Немного, — призналась она. А когда граф зашептал ей что-то на ухо, Мэг почувствовала себя совсем несчастной, потому что этот звук напомнил ей жужжание Шилы. — Но я должна поблагодарить вас…

— К черту благодарности! Я сам получаю от этого огромное удовольствие. — Он обернулся, чтобы посмотреть на Лору, которая в этот момент, склонив голову набок, восхищенно рассматривала украшенную чайными розами прогулочную шляпу с широкими полями, отороченными белым кружевом. — Берите эту, не ошибетесь, детка. Придет весна — и вы покорите весь Лондон.

Лора хмыкнула, но согласилась. Ее глаза светились от восторга.

— Она скоро станет очень опасной, — заметил Саксонхерст.

— Опасной?

— Для мужчин. И… — добавил он, подмигнув, — для нас с вами: покоя знать не будем. Ей не понадобится даже приданого, чтобы поклонники ходили за ней табуном. Знаете, вам повезло, что у вас есть я. Не уверен, что одной вам удалось бы сдерживать напор охотников.

Мэг вспомнила сэра Артура и уставилась на мужа, представляя себе, что могло бы случиться.

Он заслуживал лучшего, этот мужчина, которого она поймала в силки. Ей хотелось быть с ним абсолютно честной, но она не смела. Одну вещь, впрочем, Мэг могла ему открыть.

— Той ночью, — прошептала она, озираясь, чтобы убедиться, что Лора и хозяйка салона ее не слышат, — я солгала вам насчет… насчет моих месячных. — Ей не хотелось ничего объяснять, потому что это повлекло бы за собой новую ложь.

Граф улыбнулся — очевидно, он не был ни шокирован, ни оскорблен.

— Я так и думал.

О Господи!

— Вообще-то я очень честный человек, Саксонхерст. Уверяю вас.

— Я вам верю.

Мэг повернулась к мозаичному окну и долго смотрела на шумную улицу, прежде чем решилась.

— Сегодня ночью, — прошептала она еще тише.

— Что вы сказали? — Он наклонился к ней, словно хотел получше расслышать. Мэг откашлялась.

— Сегодня ночью. Все будет в порядке. — Она бросила на него быстрый взгляд и снова отвернулась. — Сегодня ночью.

Он взял ее руку и поднес к губам, в этот момент Мэг встретилась с ним глазами.

— Моя дорогая леди Саксонхерст, — сказал граф, — сегодня, несомненно, все будет в порядке. Клянусь жизнью.

— А что вы думаете?..

Мэг выдернула руку и, повернувшись к Лоре, увидела, что и она, и хозяйка салона, прервав разговор, блестящими от любопытства глазами наблюдают за ними.

Неужели они что-нибудь слышали? При этой мысли Мэг вспыхнула. Нет. Но тон ее разговора с графом, вероятно, выдавал их.

Ничуть не смутившись, Сакс подошел к ее сестре и нахлобучил ей на голову игривый головной убор, казалось, сооруженный из одних лент.

— Лора, дорогая, должен быть закон, запрещающий это. Думаю, мне следует внести на рассмотрение палаты лордов, билль, обязывающий всех хорошеньких молодых дам носить густые вуали и монашеские покрывала.

Лора прыснула со смеху.

— Тогда это станет повальным увлечением, потому что кто же захочет причислить себя к нехорошеньким?

— И бедная миссис Риблсайд лишится большей части своих клиенток. Но поскольку, подозреваю, мы сильно обчистили ее магазин сегодня, давайте направимся домой и приготовимся к вечеру.

Мэг, все еще стоявшая у окна, при этих словах почувствовала какое-то смущение, но уже в следующий момент поняла, что они были вполне невинными. Просто на вечер граф запланировал поход в театр пантомимы.

Однако когда они возвращались к карете, она поняла по его взгляду, что они все-таки были не совсем невинными. В них содержался и другой смысл, и, как бы ни нервничала Мэг, как бы ни бросало ее в дрожь от волнения, она не могла дождаться момента, когда окажется наконец в этой лисьей пасти.

* * *

Он соблазнял ее. Неторопливо, по мере того как догорали последние лучи дневного света, муж постепенно подводил ее к обещанной ночи.

В карете, несмотря на то что Лора сидела напротив, он держал ее за руку. Ничего больше, к тому же оба они были в перчатках, но всю недолгую дорогу до дома Мэг ощущала, как его пальцы сжимают ее ладонь.

А за несколько минут до того, как они приехали, он просунул большой палец под перчатку и стал гладить внутреннюю поверхность ее запястья. Мэг еще никогда не ощущала себя в такой опасности.

По возвращении домой он сам, а не слуга снял с нее пальто и шляпу, коснувшись при этом шеи обнаженными пальцами. Когда они шли в комнату, где был сервирован чай, его рука легко касалась ее спины — так легко и в то же время так многозначительно.

За столом завязалась беседа. Джереми оказался дома, и ему было что рассказать. Лора и близнецы, в свою очередь, сгорали от нетерпения поведать брату о своих приключениях. Граф сидел рядом, он не касался ее, но она почти физически ощущала его прикосновение. Она чувствовала себя как металлический брус, оказавшийся рядом с мощным магнитом, — вот-вот заскользит и прилепится к нему.

Он ухаживал за ней, предлагал еще чаю или пирожных. Время от времени его взгляд касался ее губ, и это было словно фантомный поцелуй.

Потягивая чай, Мэг вдруг поняла, что это и есть соблазнение! Вот что бывает, когда такой мужчина, как Сакс, выделяет среди прочих какую-нибудь одну женщину и медленно, но верно подводит ее к постели. Хоть они состояли в законном браке, Мэг казалось, что она балансирует на грани греха, что ее тайно склоняют к пороку.

Чтобы не расплескать чай, она дрожащими руками поставила чашку на стол.

Несмотря на то что все продолжали болтать и закусывать, граф встал и, подав ей руку, сказал:

— Если вы закончили, дорогая, давайте ненадолго поднимемся наверх.

Никаких извинений. Никаких объяснений, хотя все мгновенно насторожились и взглянули на него вопросительно. Чтобы разрядить неловкость, мистер Чанселлор снова затеял разговор.

Неужели сейчас? Мог думала, что это случится ночью. Она еще не готова! Но ей не следует снова отвергать его.

Ощутив удивительную слабость в ногах, Мэг позволила графу вести себя наверх, в ее спальню. Нет! Оказалось, не в ее — в его! Она полагала, что все произойдет в ее спальне, а впрочем, какая разница.

И снова его рука, легко касаясь ее спины, подталкивала ее навстречу судьбе.

Оказавшись в комнате, Мэг стала нервно озираться по сторонам в поисках предмета для разговора.

— О Господи! — невольно вырвалось у нее.

Кому пришло в голову выкрасить фигурку верблюда в зеленый цвет, а потом разукрасить оранжевыми пятнами? И что за человек мог водрузить ее на почетное место в центре каминной доски? Кем нужно быть, чтобы держать у себя в спальне часы, представляющие собой позолоченный циферблат, вмонтированный в живот какого-толстяка, закутанного в розовые и золотые покрывала?

А что это за овальное блюдо рядом с часами? Мэг подошла ближе, чтобы убедиться, что не ошиблась. Да, так и есть: картинка в центре блюда изображала измученных голодом нищих, испускающих дух на обочине дороги.

— Вам нравится это блюдо? — спросил граф.

Мэг в крайнем замешательстве вертела головой. Какой контраст всем остальным, что она видела в этом великолепном доме! Тем не менее и это, и странные картины в библиотеке, видимо, отражают его истинный вкус. И разумеется, собака. И попугай.

Очевидно, несмотря на весь внешний лоск, Саксонхерст все же не вполне нормален. Но она привязана к нему на всю жизнь.

И ведь он же был так добр с ними!

Мэг перевела взгляд с графа на блюдо:

— Вероятно, оно предназначено для того, чтобы будоражить совесть? И оберегать от обжорства?

— Понятия не имею. Оно вам не нравится?

Из всех возможных ответов Мэг выбрала самый нейтральный:

— Оно не в моем вкусе.

Ее взгляд упал еще на одну странную вещицу — некое подобие столика представляло собой скрученный бамбук, выкрашенный в ярко-розовый цвет, однако столешница была цвета зеленой листвы. Помимо всего прочего, он никак не вязался со стенами, оклеенными золочеными обоями.

Вздрогнув, Мэг подумала: сможет ли она когда-нибудь выбросить все эти дурацкие предметы и подобрать что-либо более подходящее? Если ей предстоит исполнять свои супружеские обязанности здесь, это окажется немаловажным.

Вспомнив, что одежду для нее выбирал тоже граф, Мэг невольно содрогнулась. Насколько она помнила, он проявил безупречный вкус, но теперь уже не могла ни в чем быть уверенной.

Взглянув на графа, она увидела, что он наблюдает за ней и, вероятно, забавляется.

— Вы еще не полюбовались картиной над кроватью, — произнес он.

Мэг сознательно избегала смотреть на кровать, но теперь пришлось, и она поразилась. Над изголовьем, меж складок парчового балдахина, висела огромная и удивительная картина, изображающая обнаженных женщин. На редкость мускулистых обнаженных женщин.

— Амазонки, как вы догадываетесь, — сказал граф, подходя. — Обратите внимание на отсутствие правой груди.

— Это трудно не заметить. — Мэг не могла отвести глаз от диковинной картины. Вовсе не нагота женщин и не отсутствие груди вызывали в ней какое-то неуютное чувство, а то, что женщины, дико хохоча, неслись в разные стороны, неся в руках окровавленные мечи и части человеческих тел — исключительно мужских.

Мэг испугалась: нужно действительно быть безумным, чтобы спать под такой картиной.

Натужно улыбаясь, она обернулась к графу:

— Вы любите батальную живопись, милорд?

— Я обожаю сильных женщин. — Он стоял достаточно близко, но подошел еще ближе. — Таких, как вы.

Он взял Мэг за руки, и сердце ее бешено забилось.

— Сейчас я вовсе не чувствую себя сильной, — еле слышно прошептала она.

— Конечно, нет. Природа живет по своим законам. — Он привлек ее к себе.

Протест, который отчасти можно было объяснить нелепым убранством комнаты, готов был сорваться с ее губ, но она сдержалась. Таков ее долг, цена, которую она обязана заплатить.

Однако помимо долга, она хотела этого. Себя не обманешь. Безумный или нет, граф Саксонхерст пробуждал в ней разнузданные желания.

Оказавшись тесно прижатой к нему, в его нежных объятиях, Мэг успокоилась и подняла голову навстречу его поцелую. Вблизи его кожа не казалась такой уж гладкой. Медового цвета длинные ресницы отбрасывали колышущуюся тень на его желтые глаза. От него слегка пахло духами и чем-то еще, гораздо более земным. Мэг знала, что это был его запах.

Безусловно, и она имела свой запах. Хотелось надеяться, такой же приятный.

— Нам непременно нужно ждать ночи, Минерва? — спросил он. Мэг не могла оторвать взгляда от его губ. — Но я не могу ждать так долго, чтобы снова поцеловать вас.

Этот поцелуй не был похож на другие. Мэг и представить себе не могла, что поцелуи могут быть такими разными. Его губы прижались к ее губам, теплые, мягкие, кроткие, но Мэг прекрасно знала, что за этим стояло нечто гораздо большее.

Наклонив голову, он дразняще провел по ее губам языком.

— Откройтесь мне, Минерва. Познайте меня…

С тихим вздохом, испугавшим ее самое, Мэг повиновалась, обманутая тем, чтоон стал совершенно пассивен: мол, бери от меня что хочешь.

Она коснулась кончиком языка его зубов, едва не застонав от потрясшего ее ощущения близости, потом почувствовала его язык на своем — нежное приглашение. Он всосал ее язык, она вскрикнула, вероятно, из чувства протеста, но он, не обращая внимания, прижал ее к себе так крепко, что ей некуда было деваться от его поцелуя.

А потом он понес ее. На кровать! Осторожно положил, лег рядом, она не противилась. Потом его нога оказалась поверх ее ног, его торс вдавил ее в матрас, и он овладел ее ртом и ее душой. Он ласкал рукой ее грудь, и даже сквозь ткань платья и корсет его нежные прикосновения жгли ее огнем.

Она хотела попросить его подождать, но не могла придумать подходящего предлога, тем более что он уже был во власти своего звериного естества. Даже если бы она пожелала для первого раза остановиться на этом, было поздно.

Чтобы ободрить его, Мэг положила руку ему на затылок и со сладким восторгом ощутила под пальцами густые волосы и мягкую кожу. Нога его через множество слоев нижних и верхних юбок прижалась к ее бедрам и раздвинула их. Мэг невольно начала тереться об нее, и он, приподняв голову, издал одобрительный звук, словно большой мурлыкающий кот.

Он улыбался ей, и она улыбалась ему в ответ.

Мэг вспомнила, как давным-давно, вчера, думала, что знает о том, как чувствует себя женщина в такой момент, знала от Шилы. Как же она ошибалась! Какая-то связь между этими ощущениями действительно существовала, но она была хрупка, как тонкая шелковая нить, которая рвалась под ее пальцами.

Собрав все свое мужество, Мэг приподняла голову и поцеловала его в губы. Он засмеялся с таким восторгом, от которого, казалось, могло разорваться сердце.

— Вам нужно переодеться для театра, не так ли?

— Для театра? — Мэг непонимающе заморгала.

— Забыли? Мы вовсе не обязаны исполнить свой супружеский долг прямо сейчас.

Мэг едва не вскрикнула: «Но почему же не сейчас?» Но раз она решила быть идеальной, примерной женой, она сделает все, чего он желает. Даже научится сдерживать свои порывы.

— Вы хотите, чтобы я переоделась для поездки в театр? Сейчас? Но у меня есть лишь одно шелковое платье…

— Будем готовиться. Начнем с того, что снимем то платье, которое сейчас на вас. — Он уже перевернул ее на бок и, отодвинувшись, медленно, одну за другой, расстегивал пуговицы у нее на спине.

Она лежала расслабившись, зная, что может остановить его в любой момент и он повинуется. Он хотел пробудить в ней желание — желание жертвы покориться хищнику. Впрочем, он уже выиграл эту битву. Мэг, полностью лишившись собственной воли, и так принадлежала ему.

Губы… Его губы на ее спине чуть повыше корсета. Он водил ими по ее коже, заставляя выгибаться от удовольствия и изысканного восторга.

Потом он стянул платье с ее плеч и стал целовать их тоже. Рука его тем временем скользила вдоль широких бретелек корсета, медленно пробираясь вниз, к сокровенным бугоркам, венчающим груди.

Мэг инстинктивно вскинула руки, желая защититься от вторжения в святая святых, но в решающий момент руки запутались в спущенном лифе расстегнутого платья, да и не хотелось ей на самом деле останавливать его. Прижавшись к ее спине своим могучим телом и просунув ногу меж ее бедер, граф продолжал играть ее грудью, горячо дыша ей в шею, целуя и покусывая ее.

Мэг снова выгнулась, на сей раз безвольно опустив руки, и отдалась будоражащему, странному чувству, так похожему и столь отличному от ощущений, которые вызывало общение с Шилой и которые так ее пугали.

Когда он медленно стал убирать ладонь с ее груди, она снова вскинула руки — на сей раз, чтобы удержать его. Но граф повернул ее к себе лицом, поцеловал в разомкнутые губы, в шею, в видневшийся над корсетом край пульсирующей груди и сказал:

— Сегодня ночью…

— Не сейчас? — не выдержала Мэг. Граф усмехнулся:

— Не сейчас. Но ваше тело будет это помнить.

— Это невозможно забыть.

Он гладил ее, словно она была кошкой, его глаза сверкали, как фейерверк в морозную ночь.

— Чудесно, правда?

— Но почему не сейчас? — Мэг поняла, что он разжег в ней аппетит. Зверский аппетит, пожиравший ее изнутри. — Почему?

— Ах, Минерва, мне нравится ваша откровенность. И ваша жажда. Будьте со мной всегда так честны. Всегда. Но знаете, что имеют в виду французы, когда желают приятного аппетита? Что удовольствие от еды получаешь только тогда, когда нагуляешь аппетит.

— А как у вас с аппетитом, Саксонхерст?

Он схватил ее руку и прижал ее к своему паху:

— Чувствуете?

Мэг догадывалась, что истинная леди, да и просто порядочная замужняя женщина должна была бы немедленно отдернуть руку, но не сделала этого. Она наслаждалась ощущением его отвердевшей плоти и предвкушала то, что сулила она болезненно ноющей пустоте, которую он породил внутри ее.

— Тогда, значит, вы думаете, что я еще недостаточно проголодалась?

Улыбка его сделалась ироничной.

— Правду сказать, дорогая, да. Вы удивили меня. Самым восхитительным образом, уверяю вас. Но сейчас у нас нет времени для пиршества, а я хочу, чтобы вы впервые вкусили этих изысканных яств на великолепном пиру. В будущем мы сможем наслаждаться и легкими трапезами в промежутках между чаем и обедом. Даже торопливой закуской. Но только не сегодня.

Он продолжал гладить ее. Каким-то непонятным образом эти сдвсем иные прикосновения и его слова утишили ее жгучее желание до умеренного аппетита, с которым нетрудно совладать, просто предвкушая предстоящую трапезу. Ее рука упала, и.теперь Мэг наслаждалась тем, что просто лежит на исходе зимнего холодного дня рядом с мужем в теплой комнате, Она чувствовала себя на удивление уютно и теперь уже совсем не заботилась о том, как ей себя вести.

— В совершенном мире, — сказала она, — мужчина и женщина, наверное, должны вступать в брак одинаково невинными и вместе познавать это таинство.

Он криво усмехнулся:

— Вам не нравится чувствовать себя неофиткой?

— Боюсь, такова моя сущность. Я люблю быть независимой и контролировать свои поступки.

— Разделяю ваши убеждения.

— Мужчине легко следовать им.

— Вы думаете? Очень немногие мужчины действительно независимы и сами творят свою судьбу. Я принадлежу к числу этих немногих счастливцев.

— И дорожите этим.

— Если у человека есть сокровище, он должен им дорожить и беречь его.

Мэг тихо вздохнула. Вот этого-то она и боялась. Теперь еще труднее будет признаться ему, что он оказался с ней в постели волей магического заклинания.

— Тем не менее, — рискнула все же сказать Мэг, — вы были вынуждены жениться на мне.

Он приподнял ее подбородок и взглянул ей в глаза так, что она поняла: даже такое случайное замечание способно рассердить его.

— Я женился на вас, чтобы избежать худшей судьбы. Я сам выбрал меньшее зло.

— У каждого всегда есть выбор, пусть даже выбор между смертью и капитуляцией.

— Минерва Саксонхерст, вы ведь вовсе не новорожденный мышонок, правда?

— Я никогда не пыталась выдавать себя за невинную мышку. Но должна признаться, что горизонтальное положение производит расслабляющее воздействие на мыслительную деятельность.

Граф восхищенно рассмеялся:

— Возможно, вы правы. — Наблюдая за ней (кажется, он снова превратился в охотника), граф просунул руку под лиф ее платья и стал расстегивать крючки на корсете.

Но вдруг, посмотрев вниз, остановился, стянул платье пониже, и Мэг закусила губу. Она настолько привыкла к своему нижнему белью, что и думать о нем забыла. Граф обводил пальцем ярко-алый узор вышивки, которой она расцветила корсет вдоль каждой строчки.

— Как красиво! — Он расправил белую оборку, украшавшую край сорочки, которую Мэг обвязала тончайшим кружевом пастельных тонов. — Сверху — целомудренно, снизу — разнузданно. — Мэг заметила нечто новое в выражении его лица — нечто большее, чем желание, забава или удовольствие. — Вы — существо, полное волшебных сюрпризов, моя сладкая Минерва. Я дрожу при мысли о том, как буду открывать вас, слой за слоем, добираясь до самых сокровенных ваших секретов.

Слово «волшебных» словно игла впилось в ее мозг, а «секреты» заставили испуганно насторожиться, но главное, что беспокоило Мэг: что он подумает, если продолжит дальше свое исследование?

Большинство женщин не носили панталон, поскольку это считалось знаком порочного стремления женщины играть мужскую роль. Она же, и того хуже, украсила свои вышивкой, полагая, что этого никто никогда не увидит.

Граф по-прежнему водил пальцем по узору на корсете, от чего Мэг пронизывала дрожь.

— Это ваша работа?

— Мне было бы не по карману платить кому-нибудь за подобную прихоть.

— Но зачем? — Он поднял голову, и в его взгляде не было ничего, кроме любопытства.

Это был простой вопрос, требовавший такого же простого ответа, и все же что-то мешало Мэг открыть ему свои потаенные мысли, самую уязвимую суть своей души. Она села, отвернулась и натянула платье на плечи, прекрасно понимая, что поступает глупо, глупо, глупо.

— Если не хотите, можете не рассказывать, — услышала она его голос у себя за спиной.

— Просто я люблю красивые вещи. — Непослушными пальцами Мэг с трудом застегивала крючки на корсете спереди. — Гувернантке не пристало носить причудливые одеяния, но кто увидит ее корсет?..

Граф вдруг схватил ее, потянул назад и, уложив на спину, прижал к матрасу. В первый миг она попыталась сопротивляться, но тут же вспомнила о своем решении быть покорной. В любом случае, как она уже знала, он был слишком большой и сильный, чтобы она могла состязаться с ним.

Граф стянул лиф ее платья еще ниже, чем прежде, и снова стал водить рукой по яркой изящной вышивке. Мэг лежала обессиленная, кусая губы от обиды и возмущения, но полная решимости исполнить любую его волю.

И вдруг его палец скользнул по ее губам, они расслабились.

— Не надо. Если хотите, чтобы я остановился, просто скажите.

Мэг отважно встретила его нахмуренный взгляд и сказала:

— Остановитесь.

Помедлив лишь мгновение, граф снова натянул платье ей на плечи. Не до конца, а так, как оно было натянуто перед тем. Потом, расстегнув самый верхний крючок на корсете, поцеловал ложбинку между ее грудей.

Мэг взглянула на него и рассмеялась — чистосердечно, искренно, до слез.

— Вы такой странный. И как это вы все понимаете?

Густые ресницы скрывали его глаза, потому что он смотрел вниз, на ее прикрытую корсетом грудь.

— У каждого из нас есть потаенные уголки. Иногда они ничего не значат для других. — Он взмахнул ресницами, и Мэг увидела, что глаза у него потемнели и блестят. — Но я надеюсь вскоре освоить ваши потаенные уголки, Минерва. Каждый их грешный дюйм.

Он стал дальше расстегивать крючки — медленно, один за другим. Мэг не смотрела, но знала, что, обнажая ей грудь, он не снимает платья с корсета. Она почувствовала, как рука его скользнула в прорезь, он освободил ее правую грудь — прохладный воздух овеял ее. Мэг не ощущала ни стыда, ни даже неловкости. Он нежно поцеловал сосок, потом взглянул на нее.

— Ты — восхитительная тайна. — И снова прильнул губами к груди.

Мэг замерла, но он лишь водил языком вокруг соска, и от соприкосновения с воздухом влажная кожа ощущала прохладу. Когда язык скользнул по самому соску, она вздрогнула, но не от холода.

Он нежно прихватил сосок зубами, от чего Мэг невольно вскинула руку, стараясь защититься, но граф перехватил ее руку — не произнеся ни слова, он как бы попросил ее довериться ему, и она уронила руку на постель.

Он прильнул к ее груди, словно младенец, сосущий материнское молоко, от этого у Мэг перехватило дыхание и она ощутила напряжение в таких местах, в каких никак не ожидала. И тут он отпустил ее. То есть не отпустил, а перешел к другой груди. Осторожно, нежно высвободил ее из-под корсета, увлажнил губами и начал сосать. Мэг вцепилась пальцами в плотный шелк покрывала, чтобы не вонзить ногти в него самого.

Спустя некоторое время граф поместил ее груди под корсет, застегнул крючки и натянул платье ей на плечи. Улыбка, с которой он смотрел на нее, свидетельствовала о крайнем удовольствии.

— Они будут это помнить, — сказал граф. — Вы будете это помнить. Весь вечер. Во время ужина, в театре, по дороге домой. Они этого не забудут. Вы этого не забудете. Я единственный, кто будет страдать от ожидания, но это лишь справедливо.

Затем с характерной для него стремительной сменой настроений граф спрыгнул с кровати и, потянув за руки, поставил Мэг на ноги. Повернув ее к себе спиной, он без всяких игр застегнул пуговицы на платье.

— При иных обстоятельствах мы бы отправились в театр позже, но не сомневаюсь, что близнецы огорчатся, если придется пропустить начало представления. — Дружески обняв за плечи, он повел ее, едва очнувшуюся от наваждения, голодную, истомленную желанием, в ее спальню.

Мэг уже и забыла, что находилась не в своей комнате. Она совершенно перестала думать о пятнистых верблюдах, скрученных бамбуках и хохочущих амазонках. Как он и рассчитывал, теперь она думала только об одном. О нем и о предстоящей ночи.

Сьюзи, уже приготовившая вечерний наряд, посмотрела на них с явным пониманием — на ее улыбающемся личике обозначились ямочки.

— Желаете переодеться немедленно, миледи?

— Э-э… да, — ответила Мэг.

Лукавый муж, обняв ее за плечи и приблизив губы к ее уху, прошептал:

— Сегодня ночью. Запомните. Здесь. Подальше от амазонок. Только не раздевайтесь. Я сам хочу разоблачить вас, жену мою, слой за слоем…

Глядя в его удаляющуюся спину, Мэг задрожала так, словно только что заключила самое что ни на есть незаконное, тайное соглашение. Собственно, если не принимать во внимание такую малозначительную деталь, что они женаты, так оно и было.

Глава 11

Кое-как Мэг удалось, не теряя достоинства, высидеть до конца обеда — быть может, благодаря тому, что они с мужем занимали места у противоположных концов стола. Но она почти не могла заставить себя есть.

Чуть раньше, по пути домой, в карете, они сидели рядом, и граф, хоть и разговаривал всю дорогу с Джереми и Лорой — близнецы следовали в другом экипаже, с мистером Чанселлором, — каким-то образом заставлял ее непрерывно думать о поцелуях и прикосновениях. Конечно, вполне вероятно, что такая фривольность чувств таилась в ней самой, но Мэг все же сомневалась в этом. В подобных вещах граф был чародеем, способным околдовывать на расстоянии и вынуждать бедных смертных вступать на запретные тропы.

Как и обещал, он подводил жертву к тому, что та сама начинала мечтать о роковой хватке охотника.

А еще раньше, входя в театр, Мэг пребывала в состоянии оцепенения, полностью поглощенная мыслями о том, что должно было произойти несколько часов спустя, и лишь молила Бога, чтобы он помог ей не совершить какую-нибудь чудовищную неловкость. Внимание ее было рассеянным, и она не сразу заметила, что граф беседует с сэром Артуром Джейксом!

Мэг почувствовала себя так, словно ее неожиданно швырнули в ледяную прорубь, она даже испугалась, что выдала себя ненароком. Быть может, она действительно непроизвольно издала какой-то звук, потому что поймала на себе мимолетный, но проницательный взгляд мужа. Сэр Артур, однако, в этот момент отвлекся на близнецов, которые непременно желали поведать ему о своих приключениях.

Наблюдая за ними, Мэг вспомнила, что в течение многих лет сэр Артур считался другом их семьи. В детстве она так же обожала его, как и близнецы, потому что он всегда щедро одаривал ее мелочью и небольшими сувенирами, а также водил в ближайшую кондитерскую, где угощал сладкими пирожными.

Мэг нетрудно было бы убедить себя в том, что весь этот кошмар — его грязное предложение относительно Лоры и кража Шилы — ей лишь померещился. Но, перехватив взгляд, тайком брошенный сэром Артуром на сестру, поняла, что все это правда. Взгляд был отнюдь не любовным: он источал не почтительное обожание, а злобу, раздражение и алчную похоть.

Не переставая улыбаться, сэр Артур оторвался от близнецов и обернулся к Мэг:

— Какое счастливое семейство! Я бесконечно рад, что все у вас так отлично устроилось, графиня.

Ее кольнуло официальное обращение, и, не успев подумать, она выпалила:

— Мы ведь, надеюсь, по-прежнему старые друзья?

Уже в следующий момент Мэг пожалела о том, что у нее вырвались эти слова, пришедшие из прошлого с подарками и сладкими булочками, которыми потчевал ее сэр Артур. А тот с поклоном произнес:

— Для меня это большая честь. И не из-за вашего высокого ранга. Просто ваши родители были моими дорогими друзьями и, уверен, хотели бы, чтобы я продолжал присматривать за их детьми. Надеюсь, вы не будете против, если я время от времени буду заглядывать к вам и водить младших в кондитерскую, чтобы доставить им удовольствие, как в былые времена доставлял его вам?

Чувствуя себя так, словно ее засасывают зыбучие пески, Мэг ответила:

— Близнецы стали бы скучать, если бы вы исчезли из нашей жизни. — Она надеялась, что он понял: это означало дли него запрет оставаться наедине с Лорой. Категорический запрет.

Но не исходит ли от этого чудовища опасность даже и для Рейчел?

— Моя дорогая, — сказал граф, мягко беря ее под локоть, — нам нужно собрать свое стадо и занять места. Сэр Артур. — Легким кивком он попрощался с Артуром Джейксом, за что Мэг была ему бесконечно благодарна.

Пока граф вел ее по устланному ковровой дорожкой коридору в их ложу, она размышляла, можно ли рассказать о сэре Артуре Саксонхерсту и испросить его совета. Не о Шиле, разумеется, а только о его поползновениях относительно Лоры.

Однако Мэг подозревала, что граф может совершить в этом случае нечто весьма радикальное. Быть может, даже вызвать того на дуэль, а этого она не перенесет. Нет! Единственное, что нужно сделать, — это предупредить Лору. Лора, совершенно очевидно, начала чувствовать себя неуютно в обществе сэра Артура и будет рада избежать встреч с ним. Следует лишь вести себя так, чтобы не попасться в его ловушку, и все будет хорошо.

В конце концов, сэр Артур больше не имеет над ними никакой власти. Если только Шила не у него. Черт бы побрал этот камень! Черт бы побрал сэра Артура! Чары рассеялись. Не чары Шилы, а то пикантное очарование, которым муж обволакивал ее весь день.

* * *

Обезьян — Мэг напомнила себе, что следует называть его Мартыш, как называл муж, — ждал их в роскошной ложе с видом человека, уверенного в том, что сделал все необходимые приготовления: на маленьком столике стояли вино, чай, пирожные и ваза с апельсинами. Мартыш принял у своих господ пальто и пелерины, повесил на вешалку и занял место за их спинами, готовый прислуживать.

Мэг никогда прежде не сидела в ложе и восхищалась теперь удобством обтянутых бархатом кресел и железной печкой, расположенной в углу: от нее исходило не только тепло, но и уют.

— Меня всегда интересовало, — сказала она Саксонхерсту, когда тот усадил ее во втором ряду, предоставив первый молодежи, — зачем в ложах спереди висят шторы и почему иногда они раздвинуты, а иногда закрыты? Это, наверное, означает, что в этот вечер ложа не используется?

Граф усмехнулся:

— Вовсе нет, моя дорогая. Это означает, что она весьма и весьма используется.

В его взгляде явно читалось разъяснение, и Мэг вспыхнула:

— В театре?

— Да, подумать только!

— Но зачем? — вполголоса спросила Мэг. — Я хочу сказать: есть ведь много других мест…

— Не для тайных любовников.

— Но ведь всем станет ясно! Известно же, кому принадлежит ложа и кто внутри.

Граф ухмыльнулся:

— Какое откровенное, беззастенчивое любопытство! Вы восхитительны.

Мэг уставилась на него, отдавая себе отчет в том, что чары, оказывается, не рассеялись.

— Надеюсь, вы всегда так же настойчиво любопытны, женушка. И во всем. — Он взял ее руку и поцеловал один палец. — Вероятно, владелец ложи не против, чтобы его подвиги стали достоянием общественного внимания, а дама может присоединиться к нему уже после того, как шторы будут задернуты. Или, — он поцеловал другой ее палец, — владелицей ложи может быть дама. Некоторые известные дамы именно здесь развивают свою деятельность.

— Только не дамы. — Мэг выделила голосом слово «дамы», чтобы стало ясно, что она имеет в виду. Чары определенно действовали снова.

— Вероятно, нет. Однако… — он поцеловал ее безымянный палец, — поскольку большинство владельцев пользуются своими ложами не каждый вечер, их сдают в аренду кому угодно. Например, вон та… — Мэг невольно взглянула на ложу с задернутыми шторами, расположенную ярусом выше на противоположной стороне зада, — принадлежит очень степенному виконту Ньюмену, который, как мне известно, празднует Рождество в кругу семьи в Уэльсе. — Граф ласково повернул к себе ее лицо. — Вижу, вам очень хотелось бы увидеть, что делается там, за этими тяжелыми задернутыми шторами…

— Вовсе нет!

Он не позволил ей отвернуться.

— Не лгите, Минерва. Никогда не лгите. Я хочу, чтобы вы были любопытной. Хочу, чтобы вы всем интересовались. Хочу, чтобы вы дрожали от любопытства, от желания узнать, пощупать, попробовать на вкус.

И Мэг задрожала, но на этот раз от его замечания насчет лжи. Сьюзи предупреждала, что граф не переносит лжецов. Он простил ей ложь по поводу ее мнимых месячных, но простит ли другую? Продолжающуюся ложь, в которой она все больше запутывается?..

Граф нежно поглаживал ее пальцем по щеке.

— Порой вы кажетесь очень обеспокоенной, Минерва. Понимаю, что вам нелегко. Это я вас так пугаю?

— Нет, — слетело у Мэг с языка, прежде чем она успела подумать, но, в сущности, это было правдой.

— Я желаю вас, — сказал граф, продолжая ласково и рассеянно гладить ее по щеке. — Сегодня ночью. — И, приподняв уголок рта, добавил:

— А если признаться честно, то уже сейчас. Но я должен ждать. Если потребуется, ждать даже до следующей ночи.

Даже сейчас он предоставлял ей возможность для отступления.

На сей раз Мэг подумала над своими словами, потому что где-то в глубине души у нее таился все же страх перед ним, перед той властью, которую он имел над ней: она страшилась тех перемен, которые, безусловно, принесет интимная близость. И тем не менее она сказала:

— Я не хочу ждать.

Его улыбка выразила полный восторг.

— Я рад, — сказал он, но тут же добавил:

— Значит, беспокоит вас что-то другое?

Ах, как соблазнительно было рассказать ему все! Но Мэг знала, что с соблазнами всегда надо бороться.

— Ничего особенного, — ответила она, однако отвела взгляд. О Господи, ей следовало бы носить на груди табличку со словом «Лгунья»!

Граф убрал руку, предоставив Мэг возможность осмотреть шумный, переполненный зрителями зал и успокоиться. Если, конечно, человек, настолько обуреваемый тревогами, вообще в состоянии успокоиться.

— А что там с сэром Артуром? — спросил он. — Мне показалось, что вы испытали неловкость в его присутствии.

Пристальное внимание и сомнение, читавшиеся в его взгляде, были крайне неприятны Мэг, и она сказала лишь ту правду, которую могла открыть:

— Он старый друг нашей семьи. Девочкой я его очень любила, но потом… — она снова отвернулась, на сей раз — чтобы скрыть смущение, — потом… накануне своего отъезда к месту службы… я стала чувствовать себя неуютно в его присутствии.

— Он что-нибудь делал?

— Делал? — Мэг взглянула на графа.

Его губы улыбались, но глаза теперь были серьезны.

— Ну, нечто вроде того, что делаю я. Целовал вас? Прикасался к вам?

— Нет! — вскрикнула Мэг так резко, что Лора обернулась, и Мэг пришлось улыбнуться, чтобы успокоить ее. — Ничего такого. Просто манера его поведения изменилась. Мне это было неприятно. И я немного беспокоюсь за Лору.

Хотя граф ничем не выдал себя, Мэг почувствовала, что он напрягся.

— А по отношению к ней он что-нибудь сделал?

На миг задумавшись, Мэг солгала:

— Нет. — В сущности, это и не было ложью. Сэр Артур ведь действительно ничего не сделал. Пока.

— Вообще-то, судя по всему, Лора не испытывает неловкости от его присутствия. Похоже, он безобиден, но для собственного спокойствия мы не будем позволять ему оставаться наедине ни с кем из детей. Имея столько слуг, умирающих от безделья, это будет нетрудно устроить.

Решение казалось таким надежным, что Мэг почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.

— Спасибо вам.

Граф протянул руку и вытер выкатившиеся из ее глаз слезинки.

— Интересно, все ли вы мне рассказали, — задумчиво произнес он.

Мэг испытывала отчаяние, отдавая себе отчет в том, что снова не сказала ему всей правды, и видя, что он это понимает.

Его палец, коснувшись ее губ, слегка похлопал по ним. Это было почти наказание, но очень легкое.

— Брак существует для того, чтобы супруги делили свои невзгоды, дорогая, и вместе искали выход из трудного положения. Хотя мы еще в самом начале пути, думаю, для меня было бы оскорбительно узнать, что вы продолжаете сражаться в одиночку.

Мэг чуть не разревелась, ей захотелось тут же выложить ему все, но оркестр грянул во всю мощь какую-то бравурную мелодию, и на авансцене появились клоуны. Глядя на то, как за поднимающимся занавесом открывается ослепительная декорация роскошного восточного дворца, она порадовалась тому, что не сделала такой глупости, но тем не менее твердо решила никогда не огорчать своего доброго мужа снова, если это будет в ее силах.

Сакс тем временем больше наблюдал за своей странной, женой, чем за представлением. Он видел также, с какой непосредственностью младшие наслаждаются сценическим действом, и радовался. Его чувства уже притупились, а новая семья вдохнула жизнь в приевшиеся удовольствия. Однако больше всего его занимала все же жена. Она тоже вдохнула новую жизнь в наскучившие радости. Как же давно он не ждал интимной близости с таким нетерпением!

Мэг, казалось, тоже была полностью увлечена спектаклем, но ее определенно что-то угнетало. Интересно, насколько серьезна причина?

Граф не считал сэра Артура Джейкса человеком, способным бескорыстно в течение нескольких месяцев не брать денег за аренду даже в память о старом друге. Какую же плату он потребовал? Саму Минерву? Неужели она пожертвовала невинностью и ее нервозность объясняется страхом разоблачения?

Он стал припоминать их свидание в его спальне, пытаясь решить, действительно ли она вела себя как целомудренная женщина. Трудно сказать. Она была ошеломлена, но к концу стала проявлять нетерпение.

Сэр Артур мог быть бесчувственным любовником, который просто использовал ее, поэтому более тонкое обращение оказалось для нее внове. Он мог даже изнасиловать ее.

Осторожно, чтобы не испугать, граф положил руку на плечо жены, там, где оно не было прикрыто ее скромным вечерним платьем. Мэг чуть напряглась и взглянула на него с волнением, но без страха. Граф сомневался, чтобы сэр Артур или какой-нибудь другой мужчина оскорбил ее, хвала Господу, но оставалась вероятность того, что ей пришлось заплатить собой за безопасность семьи.

Он хотел быть первым, хотел сам вознести ее на вершину блаженства. После сегодняшнего свидания их брачная постель манила его обещанием изысканного наслаждения. Его жена. Его неизведанное владение. Что ж, даже если она не невинна, она пока еще не разбужена.

Мэг снова смотрела теперь на сцену, но граф знал, что она остро ощущает его прикосновение. Он дразнящим движением пальца пощекотал ей затылок и так же внимательно, как она наблюдала за происходящим на подмостках, наблюдал за ней самой — он видел, как чуть разомкнулись ее губы, порозовели щеки, как рука непроизвольно сжала подлокотник кресла.

Не обращая внимания на стоявшего за спиной Обезьяна, граф уткнулся губами в ее шею за ухом и услышал, каким прерывистым стало ее дыхание.

— Если бы мы были женаты подольше, — прошептал он, — и одни, я бы задернул шторы.

Мэг чуть вскинула голову, и он почувствовал, как заиграло в ней желание. Когда губы ее разомкнулись еще шире, он вложил в них палец и улыбнулся, ощутив, как вонзились в него ее зубы. Страсть! Его жена — существо страстное. Независимо от того, какие маленькие секреты она от него таит, ему очень повезло. Граф придвинулся еще ближе, лизнул, потом прикусил, потом стал посасывать мочку ее уха. Чуть не выскакивая из кресла, Мэг вцепилась обеими руками в подлокотники.

— Помните, что нас ждет постель, — прошептал он.

Продолжая водить кончиком языка по краю ее уха, он вдыхал ее запах — теплый, женственный и неповторимый, с едва заметной примесью аромата лаванды. Следует ли приучить ее к более дорогим духам или пусть все остается как есть: чистота и невинность снаружи — огонь и страсть внутри?

— В вашей постели или в моей? — шепотом спросил он.

Мэг повернулась к нему, обуреваемая чувствами, — именно такая, какой он хотел ее видеть. Хотел ее. Хотел, черт возьми! Если бы они были одни, он не стал бы тянуть. Однако в этой игре он был мастером и никогда не бросился бы в огонь до тех пор, пока тот не разгорится во всю мощь.

— Вы ведь сказали уже, что в моей, — рассеянно проговорила Мэг.

— Да, я так сказал. Вам это больше нравится?

— Думаю, мне уже безразлично.

— Тогда в вашей. — Граф поцеловал ее мягкие разомкнутые губы. — А то амазонки, чего доброго, наведут вас на нежелательные мысли. Пусть это будет ваша спальня, где я раздену вас при свете свечей и отблесках камина и открою все тайны ваших чувств.

— Думаю, женские тайны вам хорошо известны.

— Каждая женщина — это новая тайна.

Как он и ожидал, Мэг слегка напряглась. Однако нужно было немного охладить накалившуюся обстановку. Мэг сжала губы и выпрямилась в кресле:

— Ни одной женщине не понравится, когда о ней говорят как об одной из многих, милорд.

— Я знал массу таких, которые служили доказательством вашей не правоты. Мужчина не представлял для них никакого интереса, если его не домогалось множество других женщин.

— Полагаю, под вашей дверью выстраивались целые очереди.

Он мог поклясться, что слышал, как она фыркнула, и улыбнулся:

— Нет, но по почте мне случалось получать кое-какие интересные предложения.

Мэг демонстративно уставилась на сцену.

— Мне бы хотелось посмотреть представление, милорд.

Поставленный таким образом на место, Сакс тихо рассмеялся и протянул руку назад. Обезьян вложил в нее очищенный апельсин. Сакс съел дольку, чтобы убедиться, что плод сладок и сочен, хотя доверял познаниям Обезьяна в этой области, а следующую поднес к сомкнутым губам Мэг.

Она бросила на него сердитый взгляд, но после некоторых раздумий позволила себя покормить. Весьма, впрочем, неохотно. Она наказывала его, и ему это нравилось. Когда она проглотила первую дольку, он протянул вторую, сказав при этом:

— Если вы хотите владеть мною, Минерва, вам придется меня заслужить.

Прожевав вторую дольку и продолжая смотреть на сцену, Мэг ответила:

— Я ваша жена.

— Вы полагаете, этого достаточно, чтобы вступить в права владения?

Здесь она не удержалась и посмотрела на него.

— А что, придется расталкивать других?

— Мое признание касалось только моего не праведного прошлого. Будущее — впереди.

— Разве леопард может изменить свою окраску? — Мэг взяла у него из руки апельсин, отделила дольку и поднесла к его губам. — Думаю, милорд, мне теперь следует учиться у вас, как вести себя.

Жуя апельсин, Сакс едва сдержался, чтобы не заурчать от удовольствия. Да, да, женитьба на Минерве принесет ему много радости.

— Вы хотите сказать, что собираетесь иметь любовников?

Мэг поднесла к его губам следующую дольку.

— Это зависит от того, чего вы будете заслуживать, милорд, разве я не права?

Он схватил ее за запястье.

— Верность, — тихо, но с вызовом, удивившим его самого, произнес граф. — Мы оба должны хранить верность друг другу, и только друг другу. Навечно!

Не сошел ли он с ума? Должно быть, это лишь примитивный инстинкт, касающийся женщины, предназначенной родить ему законных детей. Однако собственные слова его встревожили, равно как и сила эмоций, их породивших. Эта женщина принадлежала ему — со всеми ее секретами, ее воинственным духом и обворожительным нижним бельем. Ему. Эта мысль подвела его к опасной грани, за которой он угадывал катастрофу.

Мэг, вероятно, почувствовала это. Ее глаза расширились, но страха в них не было. Как дикое животное, она возбудилась от исходящего от него желания.

— Именно в этом я поклялась перед алтарем, Саксонхерст. А к таким клятвам я отношусь серьезно, — сказала она.

Граф кивнул, отпустил ее и взял губами апельсинную дольку, которую она все еще ему протягивала. Раздавшийся в этот момент взрыв аплодисментов оповестил об окончании вступительной интермедии.

Младшие, взволнованные, с горящими глазами, обернулись к ним и возжелали апельсинов и пирожных. Обезьян раздал им требуемое, а взрослым налил вина.

Сакс сделал глоток, чтобы охладить свой пыл. Его неожиданная графиня — женщина глубокой и искренней страсти, или он непорочный монах. За годы общения с женщинами он усвоил, что с виду совершенно обычные из них порой бывают в высшей степени страстными, в то время как страстность многих пламенных на вид оказывается полным обманом, этих последних плотские наслаждения, в сущности, вовсе не интересуют.

Он понял также, что иные партнерши, независимо от того, насколько они искусны, могут быть весьма скучны, во что он не мог поверить, когда был безоглядно свободным в поведении двадцатилетним юношей. Предстоящий долгий совместный путь с таинственной женой — граф в этом не сомневался — отнюдь не будет скучным.

Заметив, что Ричард собирается швырнуть в партер кусочек апельсиновой кожуры, Мэг резко наклонилась вперед. При этом край юбки ее немодного платья слегка приподнялся, обнажив изящную щиколотку и край вышитых панталон. Простая вышивка белыми нитками по белому полю, но узор был чрезвычайно замысловат и восхитительно выполнен. За отсутствием цвета скрывалась страсть, понятная лишь очень проницательному мужчине с развитым сексуальным инстинктом.

На увиденном им прежде корсете были вышиты пышно разросшиеся вьющиеся ветви с алеющими на них цветами.

Пьянящее буйство чувств, готовность уступить, тайная страсть!

Граф откинулся на спинку кресла. Ему очень, очень повезло, и он не сомневался, что через несколько часов погрузится в состояние настоящего супружеского блаженства.

* * *

Видя, что близнецы не могут усидеть на месте, Мэг предложила всем немного погулять по коридору. Ей тоже была нужна передышка, так как в ложе, сколь просторна та ни была, она испытывала ощущение тесноты и духоты, особенно когда видела, как смотрит на нее граф.

Кроме того, она рассчитывала уединиться с Лорой, чтобы предупредить ее. Несмотря на обещание Саксонхерста сделать так, чтобы никто из детей никогда не оставался наедине с сэром Артуром, она хотела, чтобы Лора была начеку. Между тем к началу основного представления прибывала фешенебельная публика, и толчея в коридоре не оставляла возможности для приватной беседы. Ну ничего, у нее будет время поговорить с Лорой после окончания спектакля или когда они вернутся домой, прежде чем… Мэг бросила взгляд на мужа и улыбнулась. Прежде чем.

Ее представляли каким-то людям, чьих имен она совершенно не запомнила, тем более что выражение лиц у них было абсолютно одинаковым — удивленным. И тут сэр Артур появился снова.

— Я навестил старого друга в его ложе. — Он махнул рукой куда-то назад. — Вижу, вы все получаете огромное удовольствие от представления.

Близнецы тут же подскочили, чтобы рассказать ему, какое большое удовольствие они получают. Джереми и Лора тоже утвердительно буркнули что-то в ответ, хотя и гораздо более сдержанно. Мэг видела, что муж ястребиным взором наблюдает за происходящим, однако его внимание вскоре отвлекла респектабельная пара средних лет.

Хищная настороженность во взгляде мужа позволила Мэг успокоиться: он будет следить за ними, и она уверена, что отныне они неуязвимы для сэра Артура. Испытав облегчение, Мэг даже присоединилась к общему разговору.

Сэр Артур вел себя безупречно, и все же Мэг чувствовала его интерес к Лоре и кипящее негодование по отношению к себе самой. Она очень надеялась, что ошибается, но обрадовалась, когда зазвенел звонок, приглашающий зрителей в зал.

Словно листва, подгоняемая резким порывом ветра, публика устремилась по своим ложам. Мэг тоже повернулась, чтобы идти, но на какой-то миг, пока граф прощался со своими знакомыми, оказалась наедине с сэром Артуром.

— Даме не подобает вламываться в чужие дома, Мэг, — сказал он.

— Не понимаю, о чем вы.

В этот момент, распростившись с приятелями, Сакс обернулся.

Мэг сделала шаг навстречу мужу, но сэр Артур, оказавшись у нее за спиной, схватил ее за платье. Продолжая улыбаться, он сказал:

— Сделай так, чтобы мы смогли поговорить с тобой с глазу на глаз, Мэг, иначе ты сильно пожалеешь. То, что тебе нужно, у меня.

После этого он отпустил ее, поклонился, и Мэг, подойдя к мужу, приняла предложенную им руку.

— Надеюсь, он не расстроил вас? — спросил граф.

— Вовсе нет. — Отдавая себе отчет в том, что впадает в новую ложь, Мэг все же заставила себя улыбнуться. — Но он сказал, что в доме остались кое-какие вещи, он думает, что они наши, и хочет, чтобы я пришла проверить.

— Только вместе со мной. — Голос графа звучал спокойно, но непререкаемо. — Что-то мне не нравится в этом субъекте.

Быть может, именно поэтому во время первой части пантомимы граф больше не заигрывал с ней. Отчасти Мэг была ему за это благодарна, ибо он легко мог вывести ее из равновесия, но отчасти боялась, что каким-то образом вызвала его неприязнь. Долго ли еще она сможет лгать ему, не разрушая того, что между ними возникло?

Угроза сэра Артура не шла у Мэг из головы. Как он собирался заставить ее пожалеть, если она не поговорит с ним? Как? Худшее, что он может сделать, — это, разумеется, рассказать Саксонхерсту о Шиле. Ей будет неловко признаться в том, что бесстыжая фигурка принадлежит ей, но только и всего. Но это в том случае, если сэр Артур не знает о волшебных чарах идола. О них никто не знает. Никто!

Его угроза не может быть серьезной, и все же внутри у Мэг все дрожало. Нужно непременно узнать, что он задумал, иначе она не будет знать ни минуты покоя. И разумеется, необходимо вернуть Шилу.

Во время антракта Мэг озиралась по сторонам в надежде снова увидеть сэра Артура и узнать, что он имел в виду. Но его нигде не было. Не представилось возможности поговорить и с Лорой. Саксонхерст, казалось, почти игнорировал ее!

О Боже, ну зачем сэр Артур объявился здесь и все испортил?

Во время последнего акта, невидящими глазами уставившись на сцену, Мэг чуть не плакала от того, что из их отношений исчезли вся теплота и волнующее предчувствие. Почему Сакс перестал обращать на нее внимание? Что-нибудь знает? Подслушал?

Однако когда представление пошло к финалу, он взял ее за руку. Едва заметно потерев своим большим пальцем ее большой палец, он, казалось, вернул волшебство. Утратив всякий интерес к буйному действу, разворачивающемуся на подмостках, и отбросив все мысли о сэре Артуре, Мэг радостно повернула голову к мужу. Настороженное выражение его лица сменилось довольным, он поднес их сцепленные руки к губам и поцеловал, потом так же поднес их к ее губам.

Мэг снова отметила, насколько изящны его руки, и вспомнила об их первой встрече, когда эта красивая рука задержала ее, не дав убежать из церкви. Он подставлял ей один за другим свои длинные изящные пальцы, она целовала их, потом, когда он протянул ей подушечку указательного пальца, послушно поцеловала и ее.

В этот момент его другая рука неожиданно легла на спинку ее кресла, и он стал поглаживать Мэг пальцем по спине, потом провел им вниз вдоль позвоночника, заставив ее задрожать всем телом. Затем он снова обратил ее внимание на сцену, и она стала рассеянно наблюдать, как там срывались все маски и торжествовала истинная любовь, как негодяи получали по заслугам, а герои обретали заслуженную награду.

Тем временем умелая, магическая рука легчайшими движениями писала у нее на спине обещания. Граф не делал ничего другого — просто чертил какие-то тайные послания, — но этим простым способом он полностью подчинил ее себе. Когда стихли последние аплодисменты, граф встал, взял у Обезьяна ее пальто и сам накинул ей его на плечи, непринужденно беседуя при этом с остальными.

Мэг, дрожа, куталась в пальто из грубой шерсти, которое казалось ей в тот момент мягчайшей и сладостнейшей вещью на свете. Сколько еще осталось? Наверняка не более часа.

Мэг надеялась, что он сделает так, чтобы они возвращались домой одни, но граф посадил в карету также близнецов и всю дорогу поощрял их неумолчную болтовню. Он даже уступил свое место Рейчел, а сам сел напротив Мэг.

Но и оттуда, как обнаружила Мэг, он мог передавать ей тайные послания глазами и губами, послания, от которых нервы ее вибрировали, словно струны.

— Мэг, с тобой все в порядке? — в какой-то момент поинтересовалась Рейчел. — Ты странно выглядишь.

— Я в полном порядке, — ответила Мэг, нацепив дежурную улыбку.

— Думаю, нам всем уже пора в постель, — лукаво заметил ее муж. — Столько волнений!

— Только не нам! — объявил Ричард. — Нам совсем не хочется спать.

Мальчик зевнул, а нога Сакса нащупала щиколотку Мэг.

— И впрямь, нам вовсе не хочется спать, — согласился граф.

Как только они приехали, он отослал всех по своим комнатам тоном столь любезно-непререкаемым, что даже близнецы не стали спорить, тем более что им пообещали подать ужин в классную комнату. Джереми сразу подумал о своих книгах и охотно направился к себе. Лора бросила на Мэг озорной взгляд, но тут же повернулась к лестнице.

— Лора! — позвала ее Мэг, вдруг вспомнив, что нужно предупредить сестру. Сэр Артур вполне мог придумать какую-нибудь хитрость. И что делать Лоре, если он станет шантажировать ее Шилой, быть может, уже утром, до того, как они с графом встанут?

— Да? — Сестра повернулась, стоя на третьей ступеньке.

— Мне нужно поговорить с тобой. — Мэг сделала шаг ей навстречу, но граф поймал ее за руку.

— Это терпит, — сказал он тем же любезно-непререкаемым тоном.

Мэг тем не менее выдернула руку и, с улыбкой взглянув на него, ответила:

— Только одну минуту, Саксонхерст! — Потом поспешно поднялась по ступенькам и потянула за собой удивленную сестру.

— Что ты делаешь? — прошептала Лора. — Граф…

— Не спорь, — решительно перебила ее Мэг, но, остановившись на верхней ступеньке, повернулась, чтобы послать мужу еще одну многообещающую улыбку.

Он смотрел на нее снизу вверх через лорнет!

Глава 12

Мэг вздрогнула, но решила, что сможет потом все объяснить ему, и потащила Лору в свой будуар.

— Что ты делаешь? — воскликнула Лора, от изумления широко открыв глаза. — В чем дело?

— Сэр Артур!..

— Сэр Артур?

— Когда я была в твоем возрасте, сэр Артур стал вдруг вести себя со мной странным образом. Он прикасался ко мне так, что мне это очень не нравилось. И говорил нечто неподобающее.

Лора покраснела и опустила глаза.

— Да.

Мэг притянула ее к себе.

— О, прости, я не хотела тебе раньше ничего говорить. Но сейчас должна быть уверена, что ты никогда — слышишь, никогда — не позволишь ему остаться с тобой наедине. Независимо от того, что он будет тебе сулить или чем угрожать…

— Угрожать?

Чтобы сестра прониклась всей серьезностью ее предупреждения, Мэг пришлось сказать ей правду.

— Лора, все дело в Шиле.

Девушка в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Но как?

— Я не сумела вынести ее из дома, поскольку всюду были слуги и Саксонхерст не отходил от меня ни на шаг. Поэтому я решила, что незаметно вернусь туда позднее. И вот вчера на рассвете…

— О Боже! Так вот почему ты была такой усталой? А вовсе не…

— Нет. Пока. Еще нет. Но это не важно. — Мэг перестала тараторить и заговорила медленно и отчетливо:

— В театре сэр Артур сказал нечто, из чего можно сделать вывод, что он решил использовать Шилу, чтобы чего-то от меня добиться. Я не знаю, чего он хочет. Но хочу быть уверенной, что он не заставит тебя хитростью встретиться с ним или куда-нибудь с ним пойти. Обещай мне это!

Лора пристально смотрела на сестру с удивительно взрослым пониманием.

— То, чем он может угрожать, так серьезно?

— Не знаю. Он мог догадаться… — Мэг понимала, что придется сказать все. — Он мог догадаться о том, что я сделала. Ну, чтобы выйти замуж.

Лора открыла рот от изумления:

— Но ты ведь ничего не сделала!

— У меня не было выхода. Пришлось. Но граф никогда не должен узнать, как состоялась эта свадьба, Лора. Никогда. Он придет в ярость…

* * *

Сакс тихо прикрыл дверь.

Он не собирался подслушивать. Он шел уже к себе в комнату, но вдруг решил, что нельзя позволить жене снова так разволноваться, поэтому, пройдя через ее спальню, приоткрыл дверь будуара, намереваясь отослать Лору и продолжить соблазнение жены — теперь он знал, что ее сопротивление несерьезно.

Ему в голову не пришло постучать, и он нисколько не таился. Однако дом его был чертовски хорошо обустроен и поддерживался в прекрасном состоянии — в нем не скрипела ни одна половица, ни одна дверная петля.

Граф задержался на мгновение, уставившись почти невидящим взглядом на ложе, которое должно было этой ночью стать «портом его приписки». Должно было! Это были не просто слова. Таково было его истинное желание.

Постояв немного, граф собирался уже идти дальше, как вдруг уловил обрывок разговора: «…что я сделала. Ну, чтобы выйти замуж… Но граф никогда не должен узнать, как состоялась эта свадьба… Он придет в ярость…»

Физически желание все еще бушевало в нем, от чего он, надо признать, чувствовал себя не в своей тарелке, но пробудившееся сознание охладило его пыл. Да нет же, этого не может быть! Граф вынужден был налить себе в бокал бренди из хрустального графина, и обжигающий напиток немного прочистил его мозги.

В словах жены не может быть ничего дурного — просто она отчаянно нуждалась в этом замужестве из-за угрозы надвигающейся нищеты. Это для него не новость. Но что она сделала такого, что могло бы привести его в ярость?

Он снова вспомнил о сэре Артуре. Вероятно, дело в нем. Наверное, она принесла себя ему в жертву ради куска хлеба и крыши над головой. Ее самое это могло привести в ярость, но не его. Впрочем, было что-то еще. По ее словам, она совершила неблаговидный поступок, стремясь устроить их брак, и теперь боялась его, Саксонхерста, гнева. Его каким-то образом обманули…

Этому должно быть логическое объяснение. Не то, которое, подобно своре рычащих зверей, глодало его душу, другое. Долги? Как бы она могла наделать таких долгов, которые могли его разгневать? Но даже если наделала, неужели она думает, что сможет расплатиться, ни слова ему не сказав? Нет, должно быть что-то другое, что ему ненавистно, поэтому она и старается изо всех сил скрывать это. Что-то другое…

Дикие твари, рычащие внутри, вдруг вырвались на свободу. Драконша! Граф едва удержался, чтобы не грохнуть бокал об пол. Подавляя бешенство, он осторожно поставил его на стол и забегал из угла в угол. Нет. Нет!

Но что, если герцогиня оказалась еще более коварной, чем он мог себе представить? Не могла ли все это устроить она, воспользовавшись Сьюзи и Минервой как орудиями в своем заговоре? И не была ли Дафна всего лишь отвлекающим маневром? Не смеялась ли герцогиня над ним во время той сцены в вестибюле? Нет. Нет!

Но если так, то от этого он действительно пришел бы в ярость. Он возненавидел бы жену, он испытал бы отвращение ко всему, что вошло в его жизнь вместе с ней.

Граф обхватил руками голову, в которой, казалось, бесновались, рыча и злобствуя, какие-то чудовища. «А как Минерва реагировала на ту сцену в вестибюле? Вспоминай! Вспоминай!»

Она хотела, чтобы он был помягче. Не подозрительно ли это? Наверное, он был безумен, раз не подумал тогда об этом.

Драконша обращалась с его новой женой как с ничтожеством, но это мокло быть игрой. Господь свидетель, старая ведьма — превосходная актриса.

Казалось, они никогда в жизни друг друга не видели…

— Саксонхерст?

Граф резко обернулся — его жена смущенно замешкалась в дверях.

Надо будет проследить, чтобы двери в этом доме привели в должное состояние. В состояние, при котором они будут скрипеть.

— У вас болит голова? — спросила она, озабоченно хмурясь.

Граф отнял руки ото лба.

— Нет. — Он всегда умел, когда нужно, заставить себя говорить ровным тоном. — Просто я кое-что пытался вспомнить.

Мэг сделала несколько шагов в глубь комнаты. Она чувствовала себя неуверенной и немного виноватой, но, разумеется, вовсе не в том, что он себе вообразил.

— Прошу прощения за то, что произошло. Но мне нужно было немедленно поговорить с Лорой.

— О чем?

— О сэре Артуре. Я хотела ее предупредить.

Граф сделал усилие, чтобы сдержаться и посадить на цепь диких тварей. Должно быть, все его подозрения — чушь. Он знал, что во всем, что касается герцогини, он неадекватен. Вернее, другим кажется, будто он неадекватен.

Граф подошел к Мэг. Взял за руку, подвел к камину. «Постарайся все объяснить мне, Минерва».

— Но вы могли поговорить с ней и в холле.

Мэг отвернулась, и он с болью в сердце понял, что она собирается солгать.

— Там нас могли услышать слуги, — проговорила она.

— Поскольку я сам собираюсь предупредить их насчет сэра Артура, это едва ли имело значение. — «Скажи мне правду. Прошу тебя», — мысленно молил он.

— Об этом я не подумала. — Мэг взглянула на него — сама честность и заботливость.

Нет, он явно сошел с ума — такого насочинял на пустом месте! Неужели она могла разыграть ту панику в церкви? И неужели Сьюзи его предала?

«Хитрость!» — завывали демоны, срываясь с цепи Сакс привлек к себе Мэг:

— Забудьте о сэре Артуре. Если, конечно, он не сделал чего-нибудь такого, что заслуживает наказания. В этом случае мы вместе отправим его в ад.

— Нет. Ничего, что заслуживает адского пламени. — Она опустила голову ему на грудь. Граф заглянул ей в глаза:

— В таком случае забудьте о нем, вам больше не придется даже имени его упоминать.

На ее лице выразилась озабоченность, не вина.

— Но что мне делать, если он придет?

— Вас для него никогда не будет дома.

— А если мы где-нибудь встретимся?

— Не замечайте его. Впрочем, я сам с ним поговорю и дам ему понять, что…

— Нет!

От графа не укрылась дикая паника, полыхнувшая в ее взоре. Дьявол его побери, неужели этот человек шантажирует ее каким-то давним грехом, например, утратой невинности? Да, наверное.

Он немного отстранил ее от себя, но руки с плеч не снял.

— Тогда что же вы хотите, чтобы я сделал?

В уголках ее глаз застыли слезы, и ему захотелось вытереть их. Она честна. Во всем, что действительно имеет значение, она честна — он готов был поклясться в этом душой. Но напугана. Чем?

— Может быть, пусть все остается как есть? — предложила Мэг. — Вероятно, сэр Артур не станет нам докучать. Но если и станет, думаю, никакого несчастья из-за него не случится.

Так и есть, корень ее тревог — в этом человеке.

Увидев, что она уставилась на что-то у него за спиной, граф обернулся: из-под кровати торчала скалящаяся морда Брэка. Граф даже не заметил, что собака здесь.

— Ну-ка вылезай оттуда, идиот.

Брэк вылез, но на дюйм, не больше. И как это пес так тонко чувствует, когда в Саксе начинают бесноваться черти? Мэг подняла голову.

— Я думала, что мы пойдем… — На большее ей храбрости не хватило, и это было трогательно.

— Вы не боитесь? — Если она не невинна, испытывала бы она меньшее нетерпение? Или большее? Вообще, какое это имеет значение?

Ресницы Мэг смущенно трепетали.

— А я должна?

— Не знаю.

Она чуть-чуть отступила назад. Он понимал, что его ответ мог показаться ей странным, если она непорочна. Или угрожающим, если это не так. Он взял ее за руку, чтобы не дать уйти. Придется все же как-то справиться с этим.

— Если — вовсе не по вашей вине, моя дорогая, — если вы не невинны, вы могли…

Мэг несколько мгновений смотрела на него непонимающим взглядом, быстро моргая, потом резко выдернула руку.

— Не невинна? За кого вы меня принимаете?

— За отчаявшегося человека. — Словно со стороны он слышал, что голос его звучит спокойно, и это было чудом.

Он поверил ей. Она невинна. Но если это так, то придется снова докапываться, в какую же игру она с ним играет.

— Отчаявшегося? — повторила Мэг. Ее голос начал звенеть. — Неужели вы думаете…

Он не мог ответить. Он сражался с тварями. Что же это такое, что может быть ему ненавистно? Только одно.

В его легкомысленной жизни была лишь одна постоянная цель: противостоять драконше. До последнего дыхания! Не допуская ни малейшего ее влияния на свою жизнь. Если существовала хоть мизерная вероятность того, что его жена — орудие драконши, он ни за что не должен ей поддаваться. Сколько бы она ни стояла перед ним вот такая, обуреваемая желанием и желанная.

Он разжег аппетит и в себе, и в ней, и теперь он мучил его, но граф ничего не мог с собой поделать. Если есть хоть малейшая вероятность того, что его сомнения ложны, он не может допустить, чтобы их первая ночь была отравлена ими. А он знает, что такая вероятность существует. Но в том, что касается бабки, он не может мыслить здраво.

Стараясь унять дрожь в руках, граф убрал прядь волос, упавшую на лоб Мэг.

— Не сердитесь. Просто мне пришло в голову, что вы так взволнованы от того, что вы не невинны. Я бы никогда не упрекнул вас в этом.

Интересно, что она думает, глядя на него? Она не глупа, а он прекрасно отдает себе отчет в том, что кажется сейчас не совсем нормальным.

— Я невинна, Саксонхерст. Но похоже, вы предпочли бы, чтобы это было не так.

— Мне это безразлично. — Этого не, следовало говорить, и он увидел обиду в ее глазах. Нужно было что-то сказать, чтобы загладить неловкость, но он не находил нужных слов. Ему необходимо было выпроводить ее, пока не случилось нечто ужасное. — Я не виню вас. Кто бы ни… Проклятие! Настроение прошло, дорогая. Но у нас впереди вся жизнь. К чему спешить?

Она неотрывно смотрела на него — воплощенное достоинство.

— Это я виновата, ведь так? Потому что пошла поговорить с Лорой.

— Виноваты в чем?

— В том, что все испортила. — Но она тут же тряхнула головой. — Нет, дело не только в этом — вас мучает моя тайна. Вы постоянно о ней думаете.

— Господи, Минерва! Не надо… — Он запнулся и, пристально посмотрев ей в глаза, закончил:

— Если у вас есть тайна, откройте ее мне. Скажите — и она утратит свою власть над вами.

— Если бы я знала, что это возможно, я бы давно вам все рассказала.

— Значит, — сердце его готово было выскочить из груди, — вы думаете, что ваша тайна «приведет меня в ярость». — Он нарочно процитировал ее слова.

Мэг вздрогнула.

— Есть вещи, которые лучше не знать.

— Вам, несомненно, известна история о ящике Пандоры. Сама мысль о том, что у вас есть от меня секреты, будет постоянно подтачивать наши отношения.

Мэг гордо вскинула подбородок:

— А разве у вас нет секретов?

О, она была неподражаема, эта посланная ему случаем жена!

— Есть.

— Я поведаю вам о своих тайнах, если вы откроете мне свои. — Подождав несколько секунд, она добавила:

— Вот видите? Полагаю, толика приватности не помеха браку, не так ли? Мы оба имеем на нее право. — Поскольку он ничего не ответил, она повернулась к двери:

— Спокойной ночи, милорд.

Вожделение взяло верх. Вожделение и оптимистическая вера. Граф бросился за ней, втащил обратно в комнату и прижал к себе, не обращая внимания на ее возмущенные крики. Уткнувшись лицом в ямку на ее шее, он сказал:

— К черту все секреты! Скажите мне лишь, что они не имеют отношения к герцогине.

— Они не имеют никакого отношения к герцогине, — сдавленным шепотом ответила Мэг, и только тогда граф осознал, что его рука крепко сжимает ей горло. Испугавшись, он отпустил ее.

Мэг попятилась, бледная от пережитого потрясения, и посмотрела ему в лицо. Рука невольно потянулась к горлу.

— А почему они должны иметь к ней отношение?

Боже милосердный, он причинил ей боль! Чуть не задушил! Самое меньшее, чем он мог снискать ее прощение, — откровенность.

— Потому что нет на свете ничего, что я ненавидел бы так, как все, связанное с ней.

Мэг покачала головой:

— Вы не можете ненавидеть старуху, Саксонхерст. Ненависть более всего вредит тем, кто ненавидит.

Он, хмыкнув, подошел к столику и снова наполнил бокал.

— Ничего подобного, моя дорогая. Моя ненависть ранит драконшу, несмотря на ее твердую чешую. — Он осушил бокал и почувствовал, как густая обжигающая жидкость, разливаясь по телу, уносит безумные мысли и возвращает здравый смысл. Она сказала правду, он понимал это умом и сердцем. Поставив бокал на стол, граф подошел к Мэг и, с облегчением вздохнув, улыбнулся.

— Если ваша тайна не касается герцогини, мы можем быть счастливы. — Он ласково протянул к ней руку. — Простите, что напугал вас.

Мэг стояла, словно окаменев.

— Нет.

Граф привлек ее к себе, чтобы поцеловать.

— Простите. Идите ко мне, позвольте мне…

— Нет. — Мэг вывернулась из его рук.

Он со смехом поймал ее снова и потянул обратно.

— Вспомните, как это было. Давайте…

— Нет! — Мэг сильно ударила его в плечо, и ошеломленный граф увидел непреклонность в ее свирепо сжатых губах и сверкающих глазах. — Нет, — повторила она. — Не так. Сначала между нами исчезнет недоверие. Вы должны перестать так люто ненавидеть собственную семью!

Он отпустил ее и потер то место, куда она его ударила.

— Черт побери, женщина! Все началось из-за ваших секретов. Не надо упрекать меня в недоверии!

— Но это вы ненавидите!

Он отошел подальше, опасаясь утратить власть над собой.

— Вы с самого начала знали, что я ненавижу герцогиню. Почему же только теперь это вас так возмутило? Пытаетесь этим оправдать свое малодушие, мой нервный цыпленочек? Или просто дразните меня?

Ее лицо приобрело такой же землистый оттенок, как унылое платье на ней.

— Я не знала, насколько далеко это зашло.

— Вы пытаетесь убедить меня, что отказываете мне только из-за того, что я не могу поладить с родственниками?

— Из-за того, что вы ненавидите свою бабушку. Это отравляет мне все!

Граф посмотрел на ее окаменевший подбородок и гневно сверкающие глаза. Ну просто пламенная пуританка, гори она адским пламенем!

Граф снова взял бокал.

— Ну что ж, Минерва, если вы решили отвергать меня до тех пор, пока я не стану милым и любящим внуком, брак наш обещает стать адом. Спокойной ночи.

В следующее мгновение она выскочила прочь, хлопнув дверью.

Сакс чуть не запустил ей вслед хрустальным графином, но овладел собой и аккуратно поставил его на стол. Это был прекрасный образец уотерфордского хрусталя.

Брэк, поскуливая, заполз под кровать — умный пес.

Сакс остановил свой взгляд на часах с ухмыляющейся фигуркой цвета бледной личинки и качающимся маятником и, размахнувшись, изо всех сил швырнул ими в амазонок.

* * *

Влетев в свою спальню, Мэг повернула ключ в замке. Но тут же сообразила, что это глупо. Разумеется, муж не собирался преследовать ее. Спустя несколько секунд издалека донесся звук разбивающегося не то стекла, не то фарфора, и она подбежала было к двери, готовая броситься на помощь, но грохот повторился снова, снова, снова и снова… О Господи милосердный! Дети!

Дрожа от страха и потрясения, Мэг открыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Подобрав юбки, она поспешила в апартаменты братьев и сестер.

Влетев в классную комнату, она увидела, что все ее семейство, сидя вокруг стола, заканчивает ужинать, беззаботно болтая.

При ее появлении Джереми вскочил:

— Что случилось? — И спустя мгновение добавил:

— Что за шум?

— Не спрашивай. — Мэг закрыла дверь, и звуки стали гораздо тише, но все-таки были слышны. Она сгребла в охапку близнецов. — И не ходите вниз! Никто. — Джереми встал возле двери, глядя на нее во все глаза.

Мэг поняла наконец, что пугает всех и что сжимает в объятиях близнецов скорее для собственного, а не для их успокоения, поэтому отпустила детей и заставила себя улыбнуться.

— Боюсь, граф немного расстроен.

— Он бьет посуду? — с округлившимися от удивления глазами спросила Лора.

— Да.

Рейчел непроизвольно прижалась к Мэг:

— Мне страшно.

Мэг, стараясь выглядеть спокойной, погладила шелковые волосы сестренки.

— Не бойся, вас он не тронет. Он просто крушит вещи. — Она надеялась, что все обстоит именно так. В голову ей закрались страшные подозрения относительно хромой ноги Кларенса и выбитого глаза Сьюзи.

— Но почему? — спросила Рейчел. — Что его рассердило? Мы?

— Нет! Конечно же, нет. — Мэг села и крепче прижала к себе сестру. Снова придется солгать. Ну, не солгать, а сказать полуправду. — Это касается его бабушки, дорогая.

— Он ее что, не любит?

— Не любит.

— А почему?

— Не знаю, милая. Но к нам это не имеет никакого отношения, так что нам ничто не грозит. — Доносившиеся издали звуки стихли. Это обнадеживало, но в следующий момент, услышав тяжелые шаги на лестнице, Мэг еще крепче прижала к себе Рейчел. Однако это оказалась всего лишь невероятно толстая горничная с тремя подбородками и веселой улыбкой на лице.

— Ну что, готовы в постель, мисс Рейчел? — спросила она, словно ничего необычного в доме не происходило.

Рейчел подняла глаза на Мэг, и та вспомнила, что детям действительно пора спать, хотя в глубине души желала бы собрать всю семью в этой комнате и забаррикадировать дверь.

Вздохнув, она поцеловала сестру.

— Спокойной ночи, милая. Все уже позади.

Лора взяла Рейчел за руку.

— Я тоже пойду. День сегодня был долгим.

Мэг молча благословила ее. Они все должны друг за другом присматривать. Ведь, кроме друг друга, у них никого нет. Но кто позаботится о ней, если явится ее муж и предъявит свои права?

Когда горничная ушла, в дверях появился слуга, пришедший за Ричардом.

— Питер, — обратился к нему Джереми, — ты слышал только что какой-то шум?

— Это просто у графа случился один из его приступов, мистер Джереми. Не беспокойтесь, — ответил слуга, зыркнув, однако, при этом весьма многозначительно на Мэг; его взгляд явно свидетельствовал о том, что он догадывается о причине графского приступа.

Джереми, да благослови его Бог, задал вопрос, который хотела бы задать сама Мэг:

— А с графом это часто случается?

Слуга пожал плечами:

— Всяко бывает… Но это всегда происходит, видите ли, только в его спальне. Так что вам нечего бояться, что он выкинет что-нибудь за дверь. Вы готовы, мистер Ричард?

Ричард, успокоенный словами добродушного слуги, а скорее его умиротворяющим тоном, пожелал всем спокойной ночи и ушел. Мэг, впрочем, не знала, насколько можно доверять слугам, которые, конечно же, не принимали всего этого близко к сердцу.

Джереми взглянул на Мэг:

— Думаю, это не мое дело.

— Или надеешься, что это так.

Брат пожал плечами и направился к столу, где лежали раскрытыми и ждали его любимые книги.

— В твоих книгах нет полезного совета на подобный случай? — полюбопытствовала Мэг. Джереми сдержанно улыбнулся:

— Здесь написано об отцах, поедающих собственных сыновей. Матерях, жертвующих детьми. Мужчинах, сведенных с ума песнями.

— И это называется образованием? — Мэг снова села и тяжело вздохнула. — Ты прав — вас это не должно касаться. Надеюсь.

— Рикошетом задевает. Немного.

Ах, если бы брат был постарше, если бы она могла переложить на его плечи хоть часть бремени! Она вообще не знала никого, кто мог бы ей помочь. На какое-то короткое время ей показалось, что она нашла такого человека в лице графа… Возможно, первые ее мрачные подозрения были справедливы. Несмотря на все свое обаяние и щедрость, ее муж, наверное, был не вполне нормален. Это трагедия, но что поделаешь.

Она устало поднялась со стула:

— Оставляю тебя с твоими книгами.

— Ты уверена, что тебе следует идти вниз?

— Ты же слышал, что сказал слуга. Все это происходит с ним только в его комнате. А я постараюсь держаться от нее подальше.

— Вы разве не спите вместе, как мама с папой?

Мэг почувствовала, что краснеет.

— Нет. У нас раздельные спальни.

— Странно, — удивился Джереми, но тут же окунулся в свои книги, полные детоубийств и каннибализма.

Мэг хотелось бы остаться наверху, но она понимала, что ощущение, будто здесь она в безопасности, иллюзорно. Она замужем за графом, и это на всю жизнь. Ее семья не сможет защитить ее от него, напротив, прячась здесь, она может и на них накликать беду.

— Не забудь погасить свечу, когда будешь ложиться спать, — напомнила она брату.

— Я никогда не забываю.

Вздохнув, Мэг вышла из классной комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. Постучавшись, заглянула в спальню сестер, которые были уже в ночных рубашках. Служанка расчесывала волосы Лоре, а Лора — Рейчел. Мэг вспомнила, как часто они с Лорой вот так же расчесывали друг другу волосы и заплетали косы, и ее охватила тоска по прежним, простым временам.

— Спите спокойно, — сказала она, и обе девочки обернулись, чтобы пожелать и ей спокойной ночи.

Собравшись с духом, Мэг направилась на свой этаж. По лестнице она шла крадучись, все ее чувства были обострены в ожидании опасности. Не раздастся ли вдруг снова грохот, крик? Что он сейчас может делать?

Заглянув за угол, Мэг увидела процессию слуг со швабрами, совками для мусора, мусорными ведрами. Они гуськом выходили из двери и направлялись по узкой лесенке вниз. Одна служанка несла осколки разбитого верблюда, другая — искореженные внутренности бывших часов. Кларенс, хромой дворецкий, словно трофей, нес розовую ножку разбитого столика.

— Теперь пять гиней мои, друзья! Я уж думал, что не дождусь этого дня.

Мэг спряталась обратно за угол. Да они все тут не в своем уме! Что же она наделала, привезя сюда свою семью?

— Хотел бы я знать, что на сей раз вывело его из себя, — произнес удаляющийся голос.

— А то мы не знаем что, — отвечал ему женский голосок. — Глупая девка. Вот только почему?..

Раздался щелчок дверного замка, и голоса смолкли.

У Мэг дрожали колени, она медленно опустилась и села на ступеньку. Неужели ей придется жить здесь, где все будут обсуждать каждый ее шаг, считать ее глупой за то, что она не бросается опрометью к нему в постель? И с мужем, который от любого сказанного поперек слова впадает в буйство?

Ежась от холода, Мэг невесело размышляла о том, что ей так или иначе придется найти способ помирить графа с бабушкой. Честно признаться, герцогиня производила впечатление женщины деспотичной, и семейная рана может долго не заживать, но, в конце концов, герцогиня старуха, она не может причинить внуку серьезного вреда. Правда, герцогиня пыталась женить его на этой сопливой зануде, но это не может служить причиной для столь непримиримой ненависти. Ничто не может, разве только убийство.

Она пыталась понять, действительно ли граф психически неуравновешен, или иррационален, или безумен — она всячески старалась избегать этого слова. Это могло бы объяснить подобную манию.

И что за будущее ее ждет?

Глава 13

Так она и сидела на лестнице в льющемся из коридора тусклом свете свечей, размышляя о событиях двух последних дней. Она не шла к себе, так как — чего уж греха таить! — очень боялась, что там он ее найдет. Но ведь большую часть времени он ведет себя отнюдь не как безумец, размышляла она. До настоящего момента, если не считать его поддразниваний, ничто в нем ее не пугало.

Быть может, взвинченное состояние возникает у него только по одной причине — бывают же люди, которые смертельно боятся пауков или не переносят синего цвета. Он сам сказал, что ненавидит лишь то, что связано с его бабкой, но почему он решил, что между вдовствующей герцогиней и ею самой может быть какая-то связь? Этого Мэг понять не могла.

Ясно, что дело в жестокой наследственной вражде, о каких пишут в книгах. Похоже, граф и его бабушка уже много лет спокойно не разговаривали друг с другом, а семейные ссоры имеют свойство становиться неуправляемыми. Достаточно вспомнить свою собственную мать и тетю Майру.

Возможно, если бы Мэг удалось устроить встречу Саксонхерста и герцогини… Например, за чаем. В каком-нибудь тихом, спокойном месте…

Она все еще сидела на ступеньке, уткнувшись подбородком в скрещенные на коленях руки, и планировала свою стратегию, когда пламя свечи озарило ее лицо.

Мэг вскинула голову и увидела мистера Чанселлора, стоявшего у лестницы и глядевшего вверх, на нее.

— Вот вы где!

Мэг выпрямилась, готовая в любой момент броситься наутек.

— Если он послал вас за мной, я никуда не пойду.

Глаза мистера Чанселлора слегка расширились, но он ответил:

— Вовсе нет. Я… э-э… просто мне было любопытно, где вы. — Он помолчал и добавил:

— Хотите, поговорим обо всем этом?

Разумеется, не подобало обсуждать подобные вещи с посторонними, но Мэг очень нужно было чье-то участие. Мистер Чанселлор производил впечатление абсолютно психически уравновешенного человека и должен был знать о своем хозяине больше, чем знала она.

— Может быть, в гостиной?

— Там камины уже потухли и стоит дикий холод. Почему бы нам не пройти в ваш будуар?

Мэг встала.

— А не будет это выглядеть… странно? Если… если мой муж…

— Сакс знает, что я никогда никого не обижу.

Как только они оказались в будуаре, Мэг села в кресло возле камина, а ее гость занял второе. Он положил ногу на ногу и выглядел настолько нормальным, что она не побоялась бы даже сесть и ближе.

— Итак, мистер Чанселлор, — сказала Мэг, — объясните мне, что с графом.

— О Господи, леди Саксонхерст, это невозможно! Сакс есть Сакс.

— Он безумен?

Оживленное выражение тут же сошло с лица мистера Чанселлора.

— Вы так считаете?

— Я не знаю. Я даже не знаю, что есть безумие. Думаю, мне ясно, что его выводит из себя, но почему до такой степени — я объяснить не могу. Разумеется, это ненормально, когда человек в расстройстве крушит все вокруг.

Мистер Чанселлор склонил голову набок.

— А вам никогда не хотелось что-нибудь разбить? Выразить свое возмущение таким откровенно простым способом?

Мэг задумалась.

— Нет, не могу себе представить, чтобы я в дурном расположении духа что-нибудь сломала. Боюсь, я вообще не слишком эмоциональна.

— Быть может, это и к лучшему. Двое эмоциональных людей в одном доме — это немного чересчур.

Мэг изучала сидевшего напротив мужчину — у него были спокойные манеры и добрый взгляд человека, который казался ей таким же нормальным, как она сама.

— А вы испытывали когда-нибудь потребность в насилии, мистер Чанселлор?

— Разумеется, миледи.

— О, пожалуйста, называйте меня просто Мэг.

Он удивленно уставился на нее:

— Мэг? Не Минерва?

Увидев, как он изумлен, Мэг инстинктивно прикрыла рот ладонью:

— О Боже! Граф, несомненно, слышал, как другие называют меня Мэг. Неужели он подумал… Но не могло же это его оскорбить. Или могло?

Мистер Чанселлор пожал плечами:

— Трудно сказать. Но ему это в любом случае не понравилось. Зачем вы ему солгали?

Какая-то неизбывная безнадежность охватила Мэг, ее рука безвольно упала на колени.

— Я не считала это ложью. Минерва — действительно мое имя. А он так… Все дело в том, что у него такая сильная воля, мистер Чанселлор. Мне хотелось оставить про запас хоть немного собственной.

— Понимаю. — Он улыбнулся и машинально поправил узел галстука. — Только поэтому? Я не хочу совать нос в чужие дела, но до сих пор… все виделось в лучезарном свете.

Мэг понимала, что краснеет, но отважно смотрела ему прямо в глаза.

— Да, действительно. Я не совсем понимаю, что произошло. Я пошла переговорить с Лорой и понятия не имею, почему его это так задело. Он всегда начинает буйствовать, если ему перечат?

— Нет. По правде сказать, обычно Сакс очень покладист. Например, я бы не потерпел того, что терпит он от разношерстной толпы своих слуг.

— Они такие странные, не правда ли?

— Он собирает убогих.

Мэг хотелось подробнее расспросить его об этом, но нужно было переходить к более существенным для нее самой вопросам.

— Так почему же то, что я на несколько минут задержалась с сестрой, так на него подействовало?

— Не знаю. Вообще-то единственное, что способно действительно вывести Сакса из себя, — это его бабушка.

— Как глупо! — воскликнула Мэг, но тут же одернула себя: негоже высказывать столь опрометчивые суждения. — А может быть, и нет. Вы можете объяснить мне, в чем дело?

Мистер Чанселлор откинулся на спинку кресла, в сомнении покусывая большой палец, а потом сказал:

— В конце концов, отчасти это уже все равно стало известно многим. Матерью графа была леди Хелен Пайк-Маршалл, дочь герцога Дейнджерфилда. В шестнадцатилетнем возрасте она сбежала со вторым сыном лорда Саксонхерста. Руперт Торренс был очаровательным повесой, однако не имел за душой ни гроша. Родители девушки, особенно мать, такого на пушечный выстрел к ней не подпустили бы.

— О Боже!

— «О Боже!» — это с точки зрения герцогини, но молодые были совершенно счастливы друг с другом. Несмотря на все усилия герцогини помешать им.

— А что она могла сделать?

— Для начала она как могла чернила имя Руперта Торренса в обществе. Да, он был повесой, и герцогиня, твердя об этом направо и налево, добилась того, чтобы его не приняли ни в один приличный клуб, чтобы ни в одном респектабельном доме его не пускали на порог.

— Вы уверены, что все это правда?

— Вы ведь хотите объективно во всем разобраться, не так ли? Я был тогда ребенком, поэтому не знаю, да это и не важно. Счастливая пара поселилась в небольшом имении неподалеку от Дерби и никогда не приезжала ни в Лондон, ни в какое бы то ни было иное фешенебельное место.

— Может быть, у них не было выбора?

— Может быть, но мне доводилось беседовать со многими людьми, помнящими их, и все в один голос утверждают, что они нисколько не переживали. Мне говорили, что леди Хелен не раз пыталась примириться с матерью, но та категорически отказывалась сделать это, пока леди Хелен не оставит мужа и детей и не оформит официального развода.

Это существенно подрывало надежду Мэг осуществить свои планы.

— Старой… герцогине удалось даже Торренсов настроить против них, впрочем, Торренсы и сами странные люди. Один двоюродный дед до сих пор не разговаривает с Саксом. Разумеется, это облегчало герцогине задачу распространять небылицы о якобы психическом нездоровье в их семье. Когда старый граф застрелился…

— Что? — Мэг определенно не нравилось то, что она узнавала о семье мужа.

— Да, это так. Он застрелился в одной из приемных на Уайтхолле, раздевшись до белья. Этот печально известный скандал произошел двадцать лет назад. Так или иначе, герцогиня убедила многих, что он сделал это из-за недостойного поведения своего второго сына. А когда новый граф — старший брат Руперта Торренса — сломал шею во время охоты, она тоже представила это как самоубийство.

— Но это могло так и быть.

Мистер Чанселлор поднял бровь.

— Ни один здравомыслящий человек не кончает с собой, пытаясь перескочить через изгородь. Совершенно ненадежный способ, да и риск, остаться калекой слишком велик. К тому же это случилось через десять лет после женитьбы брата.

— Мистер Чанселлор, нельзя сказать, что семейство Торренсов отличается благоразумием и умеренностью в поведении.

— Это еще слабо сказано, миледи. Бабка Сакса держала более сотни кошек и почти столько же канареек. Хотя, быть может, птиц она держала на забаву кошкам. А одна из теток Сакса по линии Торренсов одела все обнаженные статуи в Хейвер-Холле.

— Мистер Чанселлор, но герцогиня, очевидно, была права, не одобрив брака дочери!

— Возможно. Но что в таком случае делает разумный, уравновешенный человек? Признаю, сопротивляется как может, но все же не пытается губить людей.

Мэг откинулась на спинку кресла. От этих историй ей становилось совсем не по себе.

— И после стольких лет она все еще те успокоилась и перенесла раздражение на их сына? Наверное, ей не составило труда и о нем распространять скандальные слухи.

— Гораздо хуже. Вы знаете, что родители Сакса и его младшая сестра были убиты, когда ему исполнилось всего десять лет?

Мэг подалась вперед:

— Какой ужас! Убиты? Как?

— Дорожное происшествие. Семья жила в Лондоне, в этом доме. К тому времени отец Сакса был уже графом, и. им пришлось отказаться от тихой провинциальной жизни, чтобы исполнять придворные обязанности. Родители Сакса ехали, чтобы отдать какой-то визит, но были остановлены в пути. Отца застрелили, лошади понесли и сбросили карету в реку. Мать и сестра утонули.

Мэг прижала ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть.

— О Боже мой! Он остался совсем один?

— Не совсем. Не знаю, кто был официальным опекуном Сакса, но контролировала его жизнь герцогиня. Мужа ее уже не было в живых, а сын всегда был недееспособным придурком. Благоразумных Торренсов тоже осталось немного.

— Бедный мальчик. — Мэг вспомнила, как горевали по родителям близнецы. — Для любого ребенка ужасно остаться сиротой в таком возрасте. Не думаю, чтобы он видел много душевного тепла от герцогини.

— Мягко сказано.

— Но теперь граф — взрослый мужчина и свободен от ее опеки. Глупо позволять своим чувствам брать верх над разумом.

— Тем не менее, именно поэтому вы стали его женой.

— О чем я начинаю сожалеть, — произнесла в задумчивости Мэг, и тут ее словно громом поразило: не могла ли Шила, которая абсолютно вольно обращается со временем, подстроить все эти трагические события задним числом? В таком случае это она, Мэг, во всем виновата? Нет, этого не может быть!

— Вижу, вы качаете головой. Это естественно. Вы не можете всерьез сожалеть о своем замужестве, учитывая стесненные обстоятельства, в которых оказалась ваша семья.

Мэг не знала, что ответить, потому что он был совершенно прав.

Мистер Чанселлор наклонился вперед:

— Сакс не причинит вам вреда, миледи, даю вам слово. Ни вам, ни вашей семье. Даже в приступе бешенства он крушит лишь вещи. А вот вы можете навредить ему.

— Я? — Мэг слегка отшатнулась.

— Вы с вашими братьями и сестрами теперь его семья. Для него семейные узы значат очень много. Если вы будете держаться отчужденно…

— Я этого вовсе не хочу.

— Но совершенно очевидно, именно так поступаете. Должно быть, вы сделали что-то, что выбило его из душевного равновесия! Вы говорите, что проблема возникла из-за того, что вы на несколько минут уединились для разговора с сестрой? Это действительно так? Сакс не такой человек, чтобы выходить из себя из-за подобных пустяков.

— А мне показалось, что это его очень расстроило. Впрочем, это… это повлекло за собой и другое. Он говорил о своей бабушке с такой ненавистью, что я сказала ему… я сказала ему, что никогда не стану женой того, кто может так ненавидеть.

— Вот оно как! Это скорее всего и поставило вас в неприятное положение.

— Вы такой же, как он! Как бы она ни вела себя в прошлом, теперь герцогиня — беспомощная старая женщина, которой не много осталось жить. Я не требую, чтобы граф лил любящим внуком, — хочу лишь, чтобы он обращался с ней, как положено обращаться с родственниками в приличном обществе.

— Тогда положение безвыходное. Он никогда не станет этого делать.

Мэг выпрямилась:

— Тогда и я не стану! Не понимаю, почему я должна здесь ко всему приспосабливаться.

— Господи! С вами так же трудно, как с ним.

— Вовсе нет, потому что я готова искать решение. Я могу стать посредницей между ними.

Мистер Чанселлор дернулся и застыл в напряженной позе, словно кто-то вдруг воткнул в его позвоночник железный штырь.

— Нет, миледи, прошу вас! Поверьте мне — если вы приблизитесь к герцогине, последствия будут непоправимы.

Мэг вскочила на ноги:

— Мистер Чанселлор, это же смешно! Какая-то безвыходная мелодрама. А где же христианское милосердие и всепрощение?

Он тоже встал.

— Похоронено где-то во дворе Дейнджерфилдов, — с тяжелым вздохом произнес он. — Мне очень жаль, что события стали развиваться таким образом, я надеялся на лучшее. Впрочем, вы замужем всего несколько дней и вам все кажется пока очень странным. Но я умоляю вас, леди Саксонхерст, не совершайте опрометчивых поступков.

— Мистер Чанселлор, я никогда не совершаю опрометчивых поступков. Я славлюсь хладнокровием и благоразумным поведением.

— Неужели? Тогда что вы делали со своим хладнокровием и благоразумием в морозном саду ранним утром пару дней назад?

Мэг запнулась.

— Да, это, наверное, выглядело несколько странно.

— Так же, вероятно, как и недомогание, которое не было недомоганием?

Мэг покраснела.

— Уверяю вас, сэр, что обычно я очень правдива. И в этой лжи я уже призналась графу.

— В этой, но не в других?

Мэг почувствовала себя так, будто получила пощечину.

— Да, у меня есть секреты, но не такие ужасные. Просто они могут немного расстроить графа. Поэтому я предпочитаю не открывать их ему. Надеюсь, мне вскоре удастся все уладить…

— И вы ожидаете, что это меня убедит? Леди Саксонхерст, я знаю Сакса с детства и уверен, что в вашем прошлом не может быть ничего такого, что вы не могли бы ему открыть. — Поскольку Мэг промолчала, он продолжил:

— Вы видели Питера, который прислуживает вашим братьям?

— Да.

— Он был пригвожден к позорному столбу за присвоение чужого имущества. Едва остался жив.

Мэг посмотрела на него с недоверием:

— И граф держит его в доме? Приставил к моим братьям!

— Но он ведь никогда больше ничего не украдет, понимаете? И никогда не обидит ваших братьев. Зачем это ему?

— Но все же…

— Ах, вы так же испорченны, как и большинство людей. По мнению Сакса, нельзя ожидать, что человек исправится, если не дать ему такой возможности. Как видите, он способен простить многое.

Мэг на секунду онемела.

— Мистер Чанселлор, вы же не думаете, что… Уверяю вас, я не совершила ничего противозаконного! — Она решила, что единственная попытка проникновения в чужой дом не заслуживает упоминания.

— А как насчет безнравственных поступков? Прошу прощения, но мы вынуждены обсудить и это. Сомневаюсь, что вы могли совершить нечто, чего Сакс не смог бы понять и простить. Единственное, чего он не приемлет категорически, — это тайны и ложь.

— Мистер Чанселлор, в отличие от мужа я вела безупречную жизнь. И вы забываете, что нынешний неприятный эпизод не имеет никакого отношения к моим секретам или странностям в моем поведении. Он вызван лишь тем, что граф отказался проявить благоразумие в отношении своей бабушки!

Мистер Чанселлор поднял руки:

— Сдаюсь. Просто хочу дать вам несколько простых советов. Герцогиня превратила юность Сакса в ад. Она использовала его, чтобы даже после смерти леди Хелен наказывать ее за неповиновение, за побег и за то, что бунтарка посмела быть счастливой. И за то, что она умерла. Не пытайтесь соединить несоединимое, не выставляйте невыполнимых условий. Но главное — не таите секретов и не лгите.

— О, прекрасно! А какие строгие инструкции вы дадите ему? Или вы наставляете только меня?

Мистер Чанселлор закатил глаза и направился к двери. Когда он открыл ее, Мэг увидела, что муж стоит на пороге.

— Простите, но я услышал, что вы разговариваете в повышенном тоне, дорогая, — ледяным голосом произнес он. — С вами все в порядке?

У него в руке была свеча, пламя которой трепетало на сквозняке. По контрасту с безупречно одетым мистером Чанселлором он выглядел растрепанным — камзол и жилет были расстегнуты, галстук развязан, а ворот рубашки распахнут. Взъерошенный, со странно пляшущими по лицу тенями, он был похож на золотого ангела из преисподней.

— Просто она сотрясает воздух, — отрывисто сказал мистер Чанселлор, — хотя убеждает меня, что совсем не эмоциональна.

— Ах, значит вам поручено было дать мне суровое наставление!

— Разумеется. — Мистер Чанселлор сделал шаг, и граф вежливо отступил, чтобы дать ему пройти. Пламя снова дико заплясало. — Расскажи ей все о своей бабушке.

С этими словами он вышел, а Мэг осталась один на один с мужем, застывшим в дверном проеме.

— Не думаю, что это следует делать, — сказал Саксонхерст так, словно его секретарь все еще был здесь. Пламя свечи успокоилось и ровным светом озаряло его красивое лицо. — Оуэн никогда не понимал женщин. Это только укрепит ее в навязчивой идее. — Он отвесил Мэг иронично-вежливый поклон. — Еще раз доброй ночи, милая женушка.

И закрыл разделявшую их дверь.

Мэг попятилась и рухнула в кресло. Она не понимала, почему эта короткая сцена показалась ей такой ужасной. Ведь граф не был груб, он даже не казался сердитым. Тем не менее она чувствовала себя так, словно он пронзил ее сердце ледяным холодом.

Мэг заметила, что Сьюзи оставила в ее комнате графин с бренди. Умница Сьюзи! Мать Мэг пользовалась разведенным водой бренди, чтобы снять боли в желудке. Возможно, он помогает и от других напастей. Мэг налила полстакана бренди, долила водой и пожалела, что нет меда, чтобы подсластить напиток. Затем, сморщив нос, заставила себя выпить весь стакан залпом, несмотря на то что жидкость обжигала горло.

Через одну-две минуты, когда удалось перевести дыхание, ей показалось, что все трудности отступают. Не то чтобы исчезают… нет, но отодвигаются как удаляющийся берег — все еще реальный, но уже далекий, тонущий в тумане. Она выпила еще один стакан магической жидкости, потом с трудом разделась, порадовавшись тому, что на ней старое платье, не требующее помощи прислуги. Какой же мудрой была ее мать! Бренди обладает почти такой же силой воздействия, как Шила-ма-гиг.

Проснувшись, Мэг, однако, вынуждена была признать, что у чудодейственной жидкости такое же «жало в хвосте», как у Шилы. Ей казалось, что с каждым ударом сердца череп ее расширяется и сжимается, — неудивительно, что голова разламывалась от боли. Обхватив ее руками, Мэг с удивлением обнаружила, что размеры ее остаются постоянными, и осторожно открыла глаза. Шторы были задернуты, но тонкая полоска света, проникавшая сквозь щель, резанула по глазам словно бритва. Мэг снова зажмурилась и застонала.

Если бы не мучительная жажда, она так и лежала бы в постели до скончания века. Но пришлось выкарабкиваться, стараясь совершить невозможное: сделать так, чтобы голова оставалась неподвижной. Мэг проковыляла к графину с водой и, осушив два полных стакана, почувствовала себя чуть лучше. Быть может, настолько, что удастся добрести обратно до кровати.

Ничего удивительного, что пьяницы, как говорят, попадают в ад. Удивительно, что они не понимают этого заранее — ведь каждый шаг с похмелья адски мучителен.

Стеная, она выпила еще стакан воды и, увидев, что графин пуст, дернула шнур звонка.

Когда вошла Сьюзи с тазом, наполненным теплой водой и покрытым чистой салфеткой, Мэг сидела на краю кровати.

— Доброе утро, миледи.

Мэг готова была выпить даже эту теплую воду, но тут почувствовала, что ей необходимо воспользоваться туалетом.

— Пожалуйста, Сьюзи, холодной воды, — взмолилась она. Горничная в изумлении уставилась на нее.

— Вы хотите мыться холодной водой, миледи?

— Я хочу выпить холодной воды.

Сообразительная служанка все поняла.

— Спаси и помилуй нас Господи! Вы еще и пьяница?

Мэг понимала, что следует возмутиться, прогнать служанку с дрянным языком, но ей было так плохо, она чувствовала себя такой дурой и такой нечестивой дрянью.

— Я в жизни никогда не пробовала бренди, — сказала она. — И никогда больше не буду.

Горничная вздохнула:

— Ложитесь в постель, миледи. У нас для таких случаев есть порошок. Скоро вам станет лучше.

Она вышла, забрав с собой бренди, словно не слишком доверяла словам Мэг.

Мэг очень хотелось лечь, но потребность оказалась настоятельной, поэтому пришлось брести к туалету. Ковыляя обратно, к кровати, она вдруг поняла, что ей становится немного лучше. Не хорошо — казалось, хорошо она уже никогда не будет себя чувствовать, — но лучше.

Мэг легла и снова застонала, но теперь уже не от физической боли — от душевной. И как это всего за два дня дела могли приобрести столь дурной оборот?

Шила — у сэра Артура, и он что-то задумал. Муж знает, что у нее есть тайна, и не доверяет ей. Следовало признать, что он имеет для этого основания. Сам он, однако, серьезно не в себе, подвержен буйным припадкам.

Хорошо слуге — осужденному к позорному столбу за воровство, Господи прости! — говорить, что хозяин бушует только в своей комнате. А что будет с ней или с кем-нибудь из ее семейства, если им случится оказаться в его комнате во время такого припадка?

Как он ненавидит свою бедную бабушку! Да, вдова, несомненно, злобная старуха с поганым языком, но таковы многие, особенно когда им кажется, что их дети разочаровали и предали их. Более молодые и сильные должны научиться ладить с ними, ведь им и жить-то осталось совсем недолго. Но граф не желает этого понимать, он, похоже, готов отказаться от семейного счастья, только бы не отступить от своей вражды.

Сьюзи вернулась с подносом, налила полный стакан воды, всыпала в него содержимое бумажного пакетика, размешала и протянула стакан Мэг, продолжая взбалтывать.

— Выпейте это залпом, миледи.

Понимая, что ничего не может быть хуже той боли, которую она испытывала, Мэг скорчила гримасу, но выпила.

— Фу! Какая гадость!

Сьюзи вручила ей еще стакан:

— Апельсиновый сок. Запейте.

Мэг поспешно выпила сок, и горький вкус во рту притупился, зато появилось неприятное ощущение в животе.

— Боюсь, меня сейчас вырвет.

— Иногда случается, — отвратительно бодрым голосом сказала Сьюзи. — Полежите немного на спине, возможно, пройдет.

— Который час? — спросила Мэг.

— Десять часов, миледи. Мистер Джереми уже ушел к своему учителю, а мисс Лора дает урок мистеру Ричарду и мисс Рейчел. Мистер Чанселлор хотел с вами поговорить, если не возражаете, о том, чтобы нанять для них наставника или гувернантку.

Мэг широко открыла глаза и уставилась на горничную. Она-то представляла себе, что весь дом пребывает в таком же плачевном состоянии, как она сама. Неужели все идет своим чередом? А граф тоже ведет себя так, словно ничего не произошло? Как бы спросить об этом Сьюзи?

— Вы будете завтракать здесь, миледи?

Мэг не хотела есть, но упираться не стала.

— Ненавижу есть в постели. Пусть поставят поднос в будуаре.

— Слушаюсь, миледи. А какое платье вы наденете?

Досадуя от того, что приходится заниматься такими мелочами, Мэг все же сделала выбор, после чего позволила Сьюзи извлечь себя из постели, одеть в теплое платье и усадить на стул в будуаре.

Вошла другая служанка с подносом и поставила завтрак на маленький столик. Мэг посмотрела на эту простую женщину средних лет и подумала: интересно, какой дефект или какое пятно в своем прошлом так хорошо скрывает она?

— Поешьте, миледи, — с материнской улыбкой сказала служанка. — В конце концов все уладится, вот увидите.

Очень мило, конечно, что кто-то так думает. Быть может, поэтому мысль о завтраке вдруг показалась не такой уж неприятной. Мэг взяла тост, осторожно откусила кусочек и обнаружила, что голова уже не пульсирует и желудок вовсе не собирается отвергать пищу. А яйца всмятку и вовсе выглядели очень аппетитно. Интересно, это случайность или гениальная догадка повара, что он не прислал сегодня обычной жареной еды?

А когда Мэг увидела, что в чайнике горячий крепкий чай, она окончательно поняла, что выживет. Поглощая еду, Мэг продолжала размышлять и пришла к выводу, что следует довериться мистеру Чанселлору в том, что касается собственной безопасности и безопасности родных. Она также должна навести мосты между графом и его бабушкой, и сделать это, пока герцогиня еще в Лондоне. Вероятно, можно подстроить встречу на балу Двенадцатой ночи, если он по-прежнему планируется. Саксонхерст не пригласит, разумеется, вдову, но это может сделать Мэг.

Поразмыслив, Мэг решила, что ей следует прежде самой встретиться с герцогиней, чтобы подготовить почву. Ее неуравновешенному мужу это, конечно, не понравится, и она поклялась ему этого не делать, но следует ли придерживаться клятвы, столь явно неразумной?

Однако Мэг призналась себе, что боится спровоцировать графа на новый приступ ярости. Хорошо всем утверждать, что гнев его распространяется лишь на неодушевленные предметы и не выходит за пределы его спальни! А что, если она окажется в его комнате в неподходящий момент? Достаточно вспомнить, как он схватил ее вчера вечером, а потом чуть не задушил, и она была совершенно бессильна против него. Мэг расстегнула манжету и завернула рукав — как она и ожидала, рука была в синяках. Когда он спросил ее, не связаны ли ее секреты с его бабушкой, он казался настоящим безумцем, и ей пришлось ударить его, чтобы освободиться.

Поставив пустую чашку на стол, Мэг подумала: хорошо бы, чтобы граф последовал совету своего друга и действительно рассказал ей, почему герцогиня вызывает у него такую ярость. А что, если у него есть основания до безумия ненавидеть ее? Мэг решила разговорить графа и узнать все от него самого, если, разумеется, он станет с ней разговаривать. Она вздохнула. По прошествии всего лишь четырех дней замужества мысль о том, что граф больше не захочет разговаривать с ней и оставит свои попытки соблазнить ее, разрывала ей сердце.

Мэг отогнала эти мысли. Они женаты. У них вся жизнь впереди, и подобная ссора не может длиться вечно. И Мэг предалась мечтам, в которых граф входил в ее комнату в самом лучшем расположении духа, чтобы принести извинения, объясниться и снова попытаться соблазнить ее.

Глава 14

Из задумчивости ее вывел стук в дверь. У Мэг бешено заколотилось сердце, она вздрогнула, села прямо, оправила платье и крикнула:

— Войдите!

Это была Лора. Ну конечно, он бы стучать не стал.

— Все в порядке? — входя, спросила сестра. Мэг лишь вздохнула в ответ, решив впредь лгать только по крайней необходимости.

— Я сегодня еще не видела графа, — добавила Лора. Мэг улыбнулась:

— Уверяю тебя, что я не съела его.

Лора хмыкнула, приободренная, и села на стул.

— А что там с Шилой?

Мэг подалась вперед:

— Боже милостивый, я совершенно о ней забыла!

— Но вчера вечером…

— Знаю, знаю. Наверное, я тоже схожу с ума.

Лора пристально на нее посмотрела:

— Ты думаешь, что граф…

— Нет! Нет, разумеется, нет. Он… просто немного эксцентричен.

— Ну тогда, может быть, он поможет тебе вернуть Шилу?

Уверена, что ему ничего не стоит приструнить сэра Артура.

Мэг тоже в этом не сомневалась, но дело было не в этом.

— Я не намерена никому, кроме женщин нашей семьи, рассказывать о ней.

— А мама наверняка рассказала папе.

— Я тоже так думаю. И именно поэтому, безусловно, сэр Артур ее нашел. Но ему самому мама бы никогда не рассказала.

— Значит, и ты можешь рассказать графу, — предположила Лора. Было очевидно, что она относилась к графу по-прежнему, несмотря ни на что.

— Что я ему скажу? — вздохнула Мэг. — «Милорд, я являюсь хранительницей древнего магического идола, которого украл у меня сэр Артур? И мне нужна ваша помощь, чтобы вернуть его»? Да он меня запрет в Бедламе!

С внезапной тревогой Мэг подумала: не обрадуется ли он возможности запихнуть ее в сумасшедший дом? Удобный повод избавиться от столь неподходящей жены.

— Но когда он убедится, что это правда…

— Лора, даже если я отправлюсь вместе с графом требовать Шилу обратно, сэр Артур заявит, что ничего об этом не знает. И я не смогу ничего доказать, даже того, что Шила действительно существует.

— Я могу это подтвердить.

— Не думаю, что это покажется ему убедительным, а больше никто, насколько мне известно, статуэтки в глаза не видел. И конечно же, никто не может сказать, что она действительно обладает волшебным свойством, а если бы и мог… Ты представляешь себе, как странно все это прозвучит? Я даже не уверена, что практиковать подобное колдовство не является противозаконным деянием.

— Как черная магия? — воскликнула Лора.

Мэг содрогнулась. Она никогда прежде не думала о Шиле как об орудии черной магии, но теперь поняла, что обнародовать ее существование невозможно.

— Если это и не противозаконно, то все сочтут меня сумасшедшей за то, что я в это верю. Нет, придется мне пойти к сэру Артуру и выяснить, чего он хочет. — «Только бы не Лору», — добавила она про себя. Но теперь, слава Богу, такое невозможно. Безумен или нет, но Саксонхерст никогда этого не допустит.

— Мне бы очень этого не хотелось, — сказала Лора. — Я не люблю сэра Артура. И надеюсь, мы никогда больше его не увидим.

— Ах, если бы и я могла с ним больше никогда не встречаться! Постарайся уговорить близнецов тоже не искать встречи с ним. У них теперь достаточно развлечений, и ему их уже не так легко соблазнить.

— А как ты думаешь, что ему нужно? Деньги?

— Надеюсь. Это было бы проще всего, хотя, как я их раздобуду, понятия не имею. Граф пообещал щедро снабжать меня карманными деньгами, но пока еще ничего не дал. И тем не менее я должна вернуть статуэтку. Пока она не у меня, я не могу спать спокойно.

На нее вдруг снизошло соблазнительное желание попросить Шилу уладить разногласия между графом и его бабушкой. Конечно, это было бы прекрасно. Если бы не жало…

Мэг очнулась и увидела, что Лора пристально ее изучает.

— Все идет как-то не так, правда?

Старшая сестра сухо улыбнулась:

— Не то чтобы все, нет. Но в любом случае это никак не отразится на тебе. А теперь не вернешься ли ты к близнецам?

— Питер занимается с ними арифметикой. Он понимает в ней гораздо больше моего.

Мэг промолчала. Конечно, мошенник должен хорошо соображать в том, что касается цифр. Она встала:

— Мне нужно поговорить с мистером Чанселлором о более подходящем наставнике. А потом я пойду к сэру Артуру.

— А граф не будет возражать?

«Непременно, если узнает», — мысленно уточнила Мэг. Как же ей средь бела дня незаметно выскользнуть из дома? Но тут она прервала свои размышления:

— Лора, мы не узники. Ты тоже можешь ходить куда угодно, если хочешь. Только всегда бери с собой кого-нибудь из слуг.

— А ты возьмешь с собой слугу? К сэру Артуру?

Мэг это не приходило в голову, но мысль показалась разумной.

— Конечно. Не волнуйся, я не собираюсь делать глупостей.

Лора ушла успокоенная, а Мэг направилась в гардеробную, где ее ждала Сьюзи.

— Какие драгоценности, миледи? — спросила она, когда одевание закончилось.

— Драгоценности? Боюсь, у меня нет никаких драгоценностей. — Она с тоской подумала о материнском медальоне и жемчугах — простых, но милых ее сердцу вещицах, которые пришлось продать, чтобы прокормить семью.

— Граф прислал вам шкатулку, миледи. Не ту, главную, разумеется. За ту отвечает мистер Чанселлор. Думаю, она хранится в банковском сейфе. — Горничная отперла инкрустированную деревянную шкатулку, стоящую на маленьком столике, и достала оттуда множество футляров, в каждом из которых лежали кольца, булавки, броши, цепочки, ожерелья, эгретки…

— Боже милосердный! — Мэг не могла устоять против соблазна, словно ребенок перед ящиком с игрушками. Как и сказала Сьюзи, здесь не было слишком уж дорогих вещей, но каждая была ценнее всего того, что когда-нибудь имела Мэг. Примеряя прелестное ожерелье из жемчуга и каких-то синих камней, оправленных в серебро, Мэг сообразила, что все это ее странный муж должен был послать ей уже после их последней холодной встречи. Сможет ли она когда-нибудь понять этого мужчину? Быть может, он сделал это намеренно, быть может, ему доставляет удовольствие выводить других из душевного равновесия?

— Думаю, сегодня мне украшения не понадобятся, Сьюзи, — сказала Мэг. — Запри их обратно. И давай поищем, куда бы их спрятать.

— Здесь никто не ворует, миледи, но в вашей спальне есть сейф.

Последовав за служанкой, Мэг увидела, как та сдвинула в сторону одну из маленьких книжных полок.

— Я не знала об этом сейфе, миледи. Мистер Чанселлор показал мне его только что, когда принес шкатулку.

Мэг вздохнула. Ну конечно! Посылка драгоценностей — целиком идея мистера Чанселлора.

За полкой открылась металлическая дверца с замком. Сьюзи выудила из кармана и протянула Мэг ключик:

— Вот, пожалуйста, миледи.

Мэг вставила ключ и повернула его, дверца открылась. Внутри было пустое пространство глубиной дюймов шесть и высотой фута два, разделенное на две полки. Шкатулка легко помещалась на одной из них. Мэг, однако, сразу же подумала о том, что Шила войдет туда, если положить ее набок.

Сьюзи поставила шкатулку в сейф, и Мэг заперла его.

— У кого еще есть ключ от сейфа? — спросила она.

— Вероятно, у мистера Чанселлора.

Определенно, это был вполне подходящий тайник, во всяком случае, лучший из всего, что пока пришло ей в голову. Но сначала нужно получить обратно статуэтку.

— Сьюзи, тебе ведь этот брак тоже на руку, не так ли?

Горничная, складывавшая ночную рубашку Мэг, повернулась и с подозрением взглянула на нее.

— Вообще-то да, миледи. Хотя Обезьян говорит, что мы не можем заниматься собственными делами, пока здесь все не наладится.

— Вот как? Тогда, полагаю, вы оба заинтересованы в том, чтобы помочь мне здесь все уладить.

— Возможно, миледи. — Судя по тону, Сьюзи все еще не испытывала к ней полного доверия.

— После того как я поговорю с мистером Чанселлором насчет гувернера, мне нужно будет навестить одного старого господина. Я хочу, чтобы Обезьян сопроводил меня к нему. Это можно устроить? — спросила Мэг.

— Конечно, миледи. Не можете же вы идти одна.

Мэг задумалась, как бы поделикатнее выразиться, но так ничего и не придумала, а поэтому сказала прямо:

— Я не хочу, чтобы граф шел с нами.

— А он уехал рано утром, миледи, на весь день.

Мэг отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувший на щеках румянец. Значит, он ее избегает. Несомненно, драгоценности — идея мистера Чанселлора.

Мэг положила ключ в карман, мысленно моля Бога, чтобы ей удалось еще все исправить — после того как добудет Шилу.

— Вот еще какой-то ключ, миледи. — Сьюзи взяла ключ, лежавший на боковом столике. — Он был в кармане вашего коричневого платья.

Ключ от черного хода дома на Моллетт-стрит! Мэг думала, что оставила его в двери, оказывается — нет. Она взяла протянутый служанкой ключ и опустила в карман; ключ звякнул, ударившись о тот, что уже там лежал. Ясно, что сэр Артур знает о ее посещении, следовательно, нужно вернуть ключ — Мэг не собиралась присваивать чужое имущество.

Когда Мэг шла на встречу с мистером Чанселлором, ключ оттягивал ей карман, напоминая о нечистой совести.

Она нашла секретаря мужа в кабинете — на удивление деловом — в цокольном этаже. Стены были застроены застекленными полками, навешенными над выдвижными ящиками. Оуэн Чанселлор был в кабинете не один. Престарелый мужчина и простоватого вида молодой человек стояли за высокими конторками и писали что-то в расходных книгах. Мистер Чанселлор встал.

— Вы пришли поговорить о гувернере, миледи? — спросил он, указывая рукой на стул.

— Да. Или гувернантке, — ответила Мэг, усаживаясь. — Как вы думаете, что лучше?

— Можно нанять обоих, но мы подумали, что пока близнецы предпочтут учиться вместе.

«Мы»? Неужели граф и его секретарь после всего, что случилось вчера вечером, захотели тратить время на то, чтобы обсуждать вопросы образования ее брата и сестры? Вероятно, в этом доме память о бурных ссорах меркнет при первых же лучах нового дня.

— Думаю, в настоящий момент лучше взять хорошо образованную женщину, — продолжал тем временем мистер Чанселлор.

— Очень хорошо. — Мэг приходилось прилагать усилия, чтобы не отвлекаться на свои мысли.

— Вы позволите пригласить несколько кандидаток для беседы с вами?

Мэг была обескуражена перспективой выбирать среди нескольких молодых женщин, несомненно, весьма напоминающих ее самое, но такова была теперь ее обязанность.

— Конечно. И как можно скорее. — Она встала, но уходить не спешила.

— Чем еще могу служить, леди Саксонхерст?

Мэг чувствовала себя чрезвычайно неловко в присутствии клерков, и ей не хватило решимости попросить денег. В любом случае, попросить столько, сколько мог потребовать сэр Артур, она не смогла бы. Сейчас у нее было всего несколько монет.

Но один вопрос она все же не могла не задать:

— Как я понимаю, граф уехал на целый день?

— Ему необходимо ускорить кое-какие застопорившиеся дела.

— Понимаю. — Мэг была уверена, что дела могли бы подождать, сложись обстоятельства по-иному, например, если бы он провел ночь в спальне жены и завершил начатое соблазнение.

Подавив вздох, она вышла, не дав возможности мистеру Чанселлору поинтересоваться ее собственными планами на день. В вестибюле она нашла поджидавшего ее Обезьяна, маленького, но достойно выглядевшего в своей украшенной галунами ливрее и напудренном парике.

— Я к вашим услугам, миледи.

— Да, Мартыш, — сказала Мэг как можно небрежнее. — У меня есть кое-какие мелкие дела.

Огромный пес лежал у двери, как лохматый длинношерстный коврик, — наверное, ожидал возвращения хозяина. Мэг готова была ему посочувствовать, хотя ее радовало — должно было радовать, — что день оказался свободным и она может уладить дело с Шилой.

Брэк повернул к ней свою скалящуюся печальную морду, лениво поднялся и подошел, словно признал в ней такую же бедолагу, как он сам. Она потрепала пса за ухом, и тот завилял хвостом.

— Как Брэк попал к графу? — спросила она Обезьяна.

— Он был таким с самого рождения, миледи, поэтому никто другой не захотел его взять.

— Удивительно, что дом еще не кишит такими же отвергнутыми созданиями, — заметила Мэг.

— В Хейвер-Холле их гораздо больше, миледи, — сказал Обезьян. — Но мы следим за тем, чтобы графу попадалось на глаза не слишком много таких животных.

— Вам нужна карета, миледи? — перебил его стоящий у двери дворецкий тоном, предполагающим утвердительный ответ, что вернуло Мэг к более насущной задаче.

— Нет, — ответила она, — благодарю… — К сожалению, она не помнила имени дворецкого.

«Прингл», — одними губами подсказал Обезьян.

— Все мои дела — неподалеку от дома, Прингл. Но мне нужно пальто.

— Слушаюсь, миледи. — Мэг заметила, как дворецкий перед уходом бросил быстрый взгляд на Обезьяна. Этот взгляд, вне всяких сомнений, говорил: «Ты там присматривай за ней».

Даже здесь, в холле, было холодновато, поэтому Мэг в обществе Брэка ждала в теплой приемной, пока не появилась Сьюзи с ее пальто, шляпой, перчатками и муфтой.

Пес, разумеется, захотел пойти с ней.

— Сидеть! — Она указала ему место на полу. Пес печально плюхнулся на него, и Мэг, не удержавшись, заметила, когда они спускались с крыльца:

— Он хорошо выдрессирован.

— Сакс не держит плохо выдрессированных животных, — ответил Обезьян.

«А как насчет плохо выдрессированных жен?» — мысленно поинтересовалась Мэг. Вспоминая прошлый вечер, она не могла решить, кто был больше виноват. Вероятно, отказ вожделеющему мужу выходил за рамки правил.

Улицу продувал насквозь ледяной ветер, поднимавший юбки, отчего ногам становилось холодно. Мэг спросила, не мерзнет ли Обезьян в одной ливрее.

— Мне много не нужно, чтобы сохранять тепло, миледи. Только перчатки. Так куда мы?

Они приближались к выходу на площадь. Мэг посмотрела прямо в глаза лакею:

— Я сказала дворецкому не правду, Мартыш, но мне не хотелось пользоваться каретой графа. Проводи меня к ближайшей стоянке экипажей.

— Слушаюсь, миледи. — Он был холоден, как этот зимний ветер. Мэг хотелось объясниться. Ах, если бы можно было рассказать всем обо всем! Как только получит обратно Шилу, она начнет вести себя как подобает графине, и скоро все поймут, что она вовсе не хитрая авантюристка.

Мэг была рада укрыться от колючего ветра в наемном экипаже, несмотря на затхлый запах и жесткие сиденья. Стоит еще несколько раз проехаться в графской карете — и Мэг не сможет рбходиться без комфорта. Обезьяну надлежало ехать снаружи, но она велела ему сесть в карету.

— Итак, — сказала она после того, как экипаж тронулся и обнаружилось, что рессоры у него тоже не ахти, — мне нужно навестить своего бывшего квартирного хозяина, сэра Артура Джейкса.

— Слушаюсь, миледи.

Не обращая внимания на его холодность, Мэг продолжала:

— Ты будешь ждать меня снаружи так, чтобы тебя никто не видел.

— Вы уверены, миледи? — Его худое подвижное лицо выразило высшую степень неодобрения.

— Я знаю этого человека всю жизнь, со мной все будет в порядке, но я не хочу, чтобы он видел, что я прибыла не одна, — кратко пояснила Мэг.

— Слушаюсь, миледи.

Остальную часть пути в тряской карете они проделали молча.

Когда экипаж остановился, Обезьян выскочил, чтобы расплатиться с кучером и взять у него билеты. Потом вернулся и подал руку Мэг.

— Какой дом, миледи? — спросил он, глядя на ряд высоких оштукатуренных особняков. От Моллетт-стрит их отделяло всего несколько улиц, но в этом районе определенно жила знать.

— Номер три, это в дальнем конце улицы. Оставайся здесь.

Обезьян застыл на месте.

— Как скажете, миледи.

Мэг сделала несколько шагов, потом вздохнула и вернулась.

— Ну ладно, Мартыш. Я действительно не совсем уверена, что буду там в безопасности. Поэтому, если не выйду из дома через полчаса, можешь посылать за подмогой.

— Отлично, миледи! — воскликнул Обезьян. — И Сакс с меня живьем шкуру сдерет! Нет уж, давайте придумаем что-нибудь другое.

— Да ничего подобного! Ты скажешь графу, что это я тебе велела, — возразила Мэг и быстро зашагала вдоль по улице; услышав, как Обезьян произнес у нее за спиной:

— Очень мне это поможет!

У дома сэра Артура Мэг на мгновение задержалась. Хотя он приходил к ним в дом много раз, она у него никогда не бывала и чувствовала себя словно муха, готовая угодить в паутину.

Глупости! Она не могла себе представить, что он задумал, но не попытается же он применить к ней силу.

Мэг резко рванула дверной звонок в форме львиной головы, потом еще и еще раз, удивляясь, что никто не отвечает. Неужели он куда-то уехал? Но в этот момент дверь открыла темноволосая женщина в черном бомбазиновом платье и строгом чепце.

— Да, мэм?

Несмотря на скромное платье женщины, Мэг показалось, что что-то в ней не так. Вероятно, дело было в толстых губах и тяжелых, набрякших веках. Мэг вспомнила Брэка. Ерунда, не каждая экономка обязана выглядеть как накрахмаленное ходячее воплощение правил приличий.

— Я хотела бы видеть сэра Артура. — Заметив, как поползли вверх черные брови домоправительницы, Мэг вспомнила, что забыла назвать свое имя. Нет, свой титул. Как странно! — Скажите, что приехала леди Саксонхерст.

— Леди? — Женщина смерила бесцеремонным взглядом простое платье Мэг и ее скромное коричневое пальто, потом зыркнула ей за спину и не обнаружила там ни кареты, ни слуг. — Дури кого-нибудь другого, куколка.

Мэг распрямила плечи:

— Я леди Саксонхерст, сэр Артур хорошо меня знает. Уверяю вас, он будет весьма огорчен, если вы меня не впустите. — И, переведя дух, добавила:

— Я — бывшая Мэг Джиллингем. Мы с семьей снимали дом на Моллетт-стрит.

— Ах, эта. — Женщина отступила назад и жестом пригласила Мэг войти, впрочем, по-прежнему без всякого уважения. Мэг пожалела, что у нее нет лорнета и мужниной способности напускать на себя надменный вид. Еще унизительнее она почувствовала себя, когда ее оставили ждать в стылой приемной, где не было и намека на камин.

Мэг ходила из угла в угол, чтобы согреться и унять гнев и волнение. Ей нужно получить обратно Шилу. Она с надеждой прислушивалась к собственным ощущениям — не дадут ли они знать, что статуэтка поблизости? — но ничего не чувствовала. А что, если у сэра Артура ее нет? Но по его словам, у него есть то, что она ищет… И как много ему известно? Знает ли он о магии или просто догадывается, что Шила имеет какую-то ценность? Во всяком случае, он определенно не может знать, что она воспользовалась ею, чтобы заарканить графа. Кроме нее самой и Лоры, об этом вообще никто не знает.

Чувство вины, однако, становилось таким невыносимым, что Мэг казалось, будто оно выжжено клеймом у нее на лбу.

— Моя дорогая! Ты вынуждена заниматься упражнениями, чтобы не замерзнуть!

Мэг резко обернулась и встретилась с ним взглядом. Сэр Артур был элегантно одет и улыбался. Тем не менее при виде его у Мэг поползли по спине мурашки.

— Ты, должно быть, превратилась в ледышку. Пойдем наверх. — Когда они проходили через холл, он крикнул:

— Хэтти! Горячего чаю для ее светлости!

Якобы подобострастное «ее светлость» прозвучало с явной издевкой. Если бы только Мэг знала, чего он хочет!

Приведя ее наверх, он открыл дверь, и Мэг увидела, что это была небольшая, интимно обставленная комната. Решив ничем не выдавать своего страха, Мэг вошла, положила муфту и сняла перчатки.

— Вы хотели поговорить со мной, сэр Артур?

— Нет-нет, моя дорогая. Это ты хотела поговорить со мной. И притом наедине. — Жестокая насмешка мелькнула в его глазах. — Тебе пришлось тайком удрать из дома? Твой экзальтированный муж не одобрил бы этого визита, так ведь?

— Я ушла не таясь. — Изо всех сил стараясь казаться непринужденной, Мэг села в кресло у камина. — Сэр Артур, из дома пропала одна вещь. Я пришла потому, что вы намекнули, будто она у вас.

Откинув фалды сюртука, он уселся напротив и положил ногу на ногу.

— Пропала? Но вы ведь взяли все, что считали своим, разве не так?

«Только бы не покраснеть», — подумала Мэг.

— Кое-что я забыла.

— Тогда это едва ли что-нибудь важное… А вот и чай. Благодарю, Хэтти, — сказал он и, когда домоправительница поставила поднос на стол, обратился к Мэг:

— Леди Саксонхерст, не разольете ли?

Мэг разлила чай по чашкам, радуясь тому, что появилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями.

— Молоко, сэр Артур? Сахар?

Добавив то и другое, она передала чашку сэру Артуру, взяла свою и отпила, предоставляя ему сделать следующий шаг.

— Итак, — сказал он наконец, — что же это за важная вещь, о которой ты забыла?

— Каменная статуэтка. Скорее барельеф.

— Не припомню, чтобы видел что-либо подобное в вашем доме.

— Она хранилась в спальне родителей.

— Но я часто бывал там в последние месяцы жизни бедного Уолтера.

Мэг отпила еще чаю, стараясь делать вид, что не замечает его иронии.

— Ее не выставляли напоказ. — Со слабой надеждой на то, что он не знает, о чем на самом деле идет речь, она мило улыбнулась и слегка наклонилась вперед. — Видите ли, сэр Артур, фигурка несколько неприлична, поэтому ее всегда прятали. Тем не менее она хранилась в маминой семье на протяжении нескольких поколений и поэтому дорога мне как память.

— Неприлична? — Он удивленно поднял брови. — Что ты имеешь в виду, моя дорогая? — Кому-то могло бы показаться, что он просто проявляет любопытство, но Мэг прекрасно понимала, что он старается ее смутить.

— Она изображает обнаженную женщину, — небрежно сказала она, — с широко раздвинутыми ногами. — И чуть не рассмеялась, увидев, как краска бросилась в лицо сэра Артура.

— Моя дорогая Мэг! Тебе следовало бы избавиться от подобной вещицы.

— Как я уже сказала, она хранилась в семье испокон веков. И я считаю, что обязана продолжать хранить ее, пусть и спрятанную от чужих глаз, так же как хранила ее моя мать. Я правильно поняла, что статуэтка у вас? — Она уже полностью взяла себя в руки.

Сэр Артур резко поставил чашку, звякнув ею о стол.

— Все что осталось в доме, считается моим. И разумеется, — добавил он, — любой, кто входит в дом без моего позволения, совершает противозаконное деяние и подлежит аресту.

Мэг сделала еще глоток.

— Сомневаюсь, что можно арестовать графиню, сэр Артур.

— Но, возможно, граф разведется с женой, обвиняемой в занятиях черной магией.

Мэг едва не поперхнулась.

— Черной магией? О чем это вы?

Сэр Артур откинулся в кресле.

— Твой отец детка, был очень больным человеком, его организм был ослаблен недугом и опиумом, который он принимал для снятия болей. Ослаблен настолько, что Уолтер говорил о вещах, о которых при иных обстоятельствах даже и не заикнулся бы. Он очень боялся, что твоя мать сделает нечто не правильное. Нечто связанное с древнеирландской статуэткой, являвшейся, по его словам, языческим идолом, который ни в коем случае никогда нельзя использовать.

Мэг молила Бога, чтобы не выдать себя.

— Если мой отец был так болен, быть может, и сознание его помутилось?

— Сомневаюсь. Он даже сказал мне, где хранится статуэтка. Сказал: хорошо, что та спрятана прямо у него над головой, потому что так она все время остается в поле его зрения. — Он улыбнулся, и Мэг почуяла беду. — Когда твой брат нашел их мертвыми, он послал одновременно за мной и за доктором. — Сэр Артур сделал паузу и добавил:

— Я нашел статуэтку лежащей на кровати между их телами.

У Мэг задрожали руки, она пролила чай и поставила чашку с блюдцем на стол. Ее невысказанное подозрение получило подтверждение. Мать пыталась воспользоваться Шилой, чтобы спасти мужа, а в результате оба умерли.

Но если Шила способна убивать, чем может закончиться ее собственное колдовство? Отец был прав. Ее нельзя использовать ни при каких условиях.

— Разумеется, я осторожно убрал ее, — продолжал сэр Артур, — обратно в потайное место. Если бы ты ее забрала, я, вероятно, оставил бы все как есть. Но ты ее не взяла, значит, теперь она моя.

— Нет!

— Ты хочешь получить ее обратно?

— Она принадлежит мне. Это моя забота. Мой долг.

Сэр Артур просиял от удовольствия:

— Значит, ты обладаешь силой. И ты воспользовалась ею, не так ли? Иначе как бы тебе удалось заполучить графа?

Мэг сидела неподвижно. Это было лучшее, что она могла в тот момент сделать.

— Мое замужество — целиком идея графа. Чего вы хотите, сэр Артур?

Он улыбался, полностью успокоившись.

— Интересный вопрос, особенно если учесть, какой властью я теперь обладаю. Чего я хочу? Несметного богатства? Стать премьер-министром? Даже королем?

— Сэр Артур! Вы не можете…

— Я не могу? А разве существует предел возможностям камня?

Мэг даже в самых страшных снах не могла представить себе подобной ситуации.

— Я не знаю, — ответила она. — Но мне известно, что статуэтка приносит гораздо больше бед, чем благодеяний. Поверьте мне, сэр Артур, вам не следует ничего просить у нее.

— Не следует, в самом деле?

— Вспомните о моих родителях!

— Занятное предложение. А может быть, они хотели умереть? Твой отец страдал от невыносимых болей, а мать и подумать не могла о том, чтобы потерять его. Быть может, твой каменный идол дал им именно то, что они просили.

Мэг пыталась осмыслить услышанное, а сэр Артур продолжал:

— Или посмотри на себя. Разве условия твоей жизни не изменились самым благоприятным образом?

— У нее в хвосте всегда есть жало, сэр Артур. Всегда.

Он склонил голову набок:

— В самом деле? Граф тебе не по вкусу? Бедняжка Мэг! Я слышал, что в их семейке вместо крови по жилам течет безумие и распутство.

— Чушь. К тому же, повторяю, мое замужество — исключительно идея графа. Он это мне предложил.

— Но что подсказало ему идею? Нет, Мэг, тебе не удастся убедить меня в своей невинности. Если в хвосте идола есть жала, ты заслуживаешь, чтобы все они впились в тебя. Тебе не нужен совет относительно постельных дел? Можешь поговорить об этом со мной, со старым другом семьи…

Мэг стало дурно.

— Нет? Как жаль! Сомневаюсь, что ты заслуживаешь сочувствия, даже если во время спаривания он чудовище. Графиня Саксонхерст? Бедная маленькая рыбка.

Мэг поднялась, схватила муфту и перчатки.

— Не забывай о статуэтке, моя дорогая.

Мэг замерла и уже в следующее мгновение поняла, что ей следовало бы вести себя умнее и не показывать ему, насколько все это для нее важно.

Сэр Артур, улыбаясь, встал.

— Я подумаю над тем, чего мне пожелать. А на сегодня это все.

Мэг попыталась осадить его:

— Я требую, чтобы вы вернули мне мою собственность.

— Она больше не твоя.

— Она моя по праву, и я ее получу обратно! Я больше не нищая Мэг Джиллингем. — Мэг решительно направилась к двери, но он схватил ее за руку и грубо рванул назад.

— Ах, мы теперь высокородны и могущественны? Ты обманула меня, Мэг. Ты украла у меня Лору.

— Да, я это сделала! — Мэг попыталась вырвать руку. — И вы никогда к ней не прикоснетесь, никогда. Клянусь вам!

— Даже если за это я отдам тебе Шилу?

Мэг на миг окаменела, но смело встретила его взгляд.

— Даже в этом случае.

Сэр Артур внимательно изучал ее.

— Но я ведь могу поговорить с ней самой. Такая добрая девочка. Неужели она не пойдет на эту благородную жертву?

— Я предупредила ее, чтобы она никогда не оставалась с вами наедине. И прежде чем позволить вам к ней приблизиться, расскажу обо всем графу. Он раздавит вас как гниду, каковой вы, в сущности, и являетесь.

Злоба сверкнула в его глазах, пальцы крепче сомкнулись на ее руке, однако он продолжал улыбаться.

— Понятно. Тебе во что бы то ни стало нужно скрыть это от мужа, не так ли?

Мэг проклинала себя за болтливый язык. Сэр Артур еще шире расплылся в улыбке:

— Уверен, ему не понравится, если он узнает, что стал жертвой обмана, связанного с магией. Марионеткой на волшебных ниточках.

Лучшее, что могла сделать в этой ситуации Мэг, — это промолчать.

Сэр Артур отпустил ее.

— Ты ведь заплатишь мне за молчание, правда, Мэг?

Мэг потерла руку там, где он больно сжимал ее своими железными пальцами.

— У меня очень мало денег.

— Мне не нужны деньги. Лора, конечно, была бы лучше, но сойдешь и ты.

Мэг задрожала и попятилась.

— Нет! Вы и так ничего не расскажете графу, потому что, если расскажете, ваше желание не исполнится никогда.

— Но видишь ли, дорогая, я не уверен, что хочу исполнения желания. Деньги у меня есть, к политической власти я не стремлюсь, разумеется, не хочу стать и королем — утомительное это дело. Я хочу Лору, но ты ведь не попросишь об этом волшебную статуэтку. Следовательно, — он начал приближаться к Мэг, — для чего еще мне все это волшебство? Отомстить тебе за то, что ты меня надула? Этого я могу добиться, рассказав все графу, — он протянул руку и сдавил ей шею, — или каким-нибудь иным способом.

Мэг судорожно сглотнула и постаралась не выдать своего страха. Она была уверена, что сэр Артур питается страхом, как гриф падалью.

— Саксонхерст не поверит вам.

— Тогда о чем волноваться? — Он отпустил ее и отступил на шаг. — Ступай, детка. А я прямо сейчас пошлю письмо, в котором поведаю графу о вашей маленькой семейной тайне и о том, как ты воспользовалась магией, чтобы женить его на себе.

Мэг хотелось бы думать, что он блефует, но она видела, что это не так.

— Я не могу лечь с вами. Не могу. Делайте что хотите.

— Лечь со мной? — Он расхохотался. — Зачем мне это?

— Но тогда что?

— Для этих нужд у меня кое-кто есть. Хорошенькая девчушка. Но она уже пережила первый шок и стала уныло послушна и скучна. Лора была бы очень волнующей в своем страхе и гневе. И так восхитительно невинна… Ты краснеешь? Но ты уже четыре дня замужем, дорогая.

— Это не значит, что я потеряла стыд. Чего в конце концов вы от меня хотите? Я не молода и не невинна.

— Сейчас скажу. — И глазки его отвратительно замаслились, от чего Мэг почувствовала тошноту. — Я обнаружил, что, когда моя юная партнерша оказывается слишком покладистой, помогает, если наказывать себя за грехи. Но так трудно найти кого-нибудь, кто умел бы наказывать как следует. Хэтти иногда стегает меня плеткой, но не вкладывает в это занятие душу. А ты будешь со мной бескомпромиссно сурова, не так ли, Мэг? И очень сердита.

Мэг сделала еще шаг назад и уперлась спиной в стену.

— Вы хотите, чтобы я отстегала вас плетью? Вы сумасшедший.

— Не сумасшедший. Нет. Считай меня кающимся грешником, занимающимся самобичеванием.

— Вам действительно есть в чем каяться.

Он ухмыльнулся:

— Это точно.

Сэр Артур был сумасшедшим, и теперь Мэг стало ясно, что Саксонхерст сумасшедшим не был.

— Если я вас отстегаю, вы вернете мне статуэтку?

— О нет. Плетью ты лишь купишь мое молчание на двадцать четыре часа. Пока не вернешься завтра, чтобы выслушать мое желание.

— Или новую просьбу отхлестать вас.

— Возможно. — По его улыбке можно было понять, что так оно и будет. Он пошарил в ящике стола — дыхание у него уже становилось тяжелым и хриплым — и достал длинную розгу. Взмахнул ею — она просвистела в воздухе, и улыбка сэра Артура стала еще шире.

Нужно отказаться, вернуться на площадь Мальборо и все рассказать графу, подумала Мэг. Он разберется с сэром Артуром. Нет! Вчера еще она могла бы это сделать, но после той ужасной сцены не знала, что из этого может получиться. Если он не поверит, то подумает, что она не в своем уме; если поверит, узнает, что она обманом заставила его на ней жениться. Хорошо мистеру Чанселлору говорить, что граф теряет контроль над собой, только когда речь идет о его бабушке, но ведь теряет-то он его именно потому, что опекунша насильно заставляла его исполнять ее волю! А Мэг, по крайней мере один раз, поступила точно так же.

Сэр Артур рассмеялся и позвонил. На мгновение Мэг подумала, что все это, может быть, лишь странная шутка, злобное поддразнивание с его стороны. Но когда вошла домоправительница, он сказал:

— Пусть Софи ждет в спальне, Хэтти.

Женщина, удивленно подняв брови, взглянула на Мэг, но сказала только:

— Слушаюсь, сэр Артур, — и вышла.

— Кто такая Софи?

— Служанка. Совсем молоденькая, ей всего тринадцать. Поначалу она так восхитительно пугалась, но теперь превратилась в покорную маленькую шлюху. В мой пудинг необходимо добавить немного перца.

Он с минуту внимательно изучал Мэг, и она понимала, о чем он думает, но не могла вымолвить ни слова, лишь отчаянно трясла головой.

— Ты права, Мэг, нет. Ты могла бы быть злым перцем, но ты слишком стара. И очень упряма. Ты недостаточно боишься меня… О, Лора, Лора!

Казалось, он впал в транс. Мэг благодарила небеса за то, что не может знать, что творится в его гнусных мыслях. Откуда-то издали донесся звук открываемой, потом закрываемой двери. Вероятно, это прибыла послушная Софи, бедное дитя. Ах, если бы Мэг могла для нее что-нибудь сделать!

Она неотрывно смотрела на розгу в безвольно опущенной руке сэра Артура и думала: интересно, смогла бы она заставить себя ударить его?

Словно очнувшись, сэр Артур поднял глаза.

— Приходи завтра.

— Что?

Он тронул рукой пах, и она увидела, как вздулась его плоть.

— Одна только мысль… Все, хватит на сегодня. Приходи завтра, и мы обсудим… — Не договорив, он побрел в соседнюю комнату.

Через открывшуюся дверь Мэг заметила пухленькую белокурую девочку, распростертую на необъятной постели, с широко раскрытыми, полными ужаса глазами. И это покорность?.. Дверь резко захлопнулась.

Завтра? Ни за что. Лучше уж публично, в Гайд-парке, признаться во всех своих грехах.

Глава 15

Схватив перчатки и муфту, Мэг бросилась к двери, но, уже взявшись за ручку, заставила себя остановиться. Она никогда больше не придет в этот дом. Никогда. Значит, это последний шанс отыскать здесь Шилу. Стиснув зубы, она постаралась взять себя в руки.

Да. Ведь если Шила поблизости, она ее почувствует. Мэг стала быстро обходить комнату. Ничего.

Он может прятать ее в спальне. Мэг прижалась к двери, ведущей в спальню, стараясь не слышать тоненькие вскрики и хриплое рычание. Нет, едва ли Шила там.

Проверив все комнаты на этом этаже, Мэг взбежала по узкой лесенке в мезонин и обнаружила там комнаты. для слуг и кладовые. Но никаких признаков присутствия злополучной статуэтки. Она спустилась по черной лестнице на первый этаж и осторожно проскользнула через холл, по-прежнему никого не встретив. От этого безлюдья у Мэг по коже поползли мурашки. Тем не менее она заставила себя пройти через две гостиные, столовую и набитую книгами библиотеку. Она и забыла, что сэр Артур был ученым и они с ее отцом сдружились на этой почве. И как это такой книголюб может быть подобным мерзавцем? Однако здесь Шилы тоже не было. Ее не было нигде! Куда же он ее запрятал? Куда? Не может же она обыскать весь Лондон. А вот обыскать цокольный этаж можно и должно, даже если там слуги.

Отбросив осторожность, Мэг побежала в заднюю часть дома и спустилась по еще одной узкой лесенке. Она открывала все двери в холодном, мрачном цокольном помещении, но повсюду видела лишь свидетельства того, что за домом плохо следят. Неудивительно, если домоправительница здесь мало чем отличается от сводни! А сэр Артур — сущий безумец.

Мэг распахнула еще одну дверь. Это оказалась жарко натопленная роскошная гостиная домоправительницы. И она была там в своем бомбазиновом платье и чепце. Но Мэг видела лишь ее спину, потому что домоправительница сидела верхом на человеке! Красивый мужчина с темными волосами и карими глазами не выказал никакого смущения — лишь ухмыльнулся и поиграл бровью. Домоправительница скакала на нем, ничего вокруг не замечая. Потрясенная, Мэг, пятясь, вышла и закрыла дверь.

Ноги не держали ее, и она некоторое время сидела на корточках, потрясенная увиденным в этом доме. Все это и впрямь было похоже на тяжелый, гнетущий кошмар.

Потом она вскрикнула и бросилась к ближайшему выходу. Не обращая внимания на кучку слуг, развалившихся за столом, на котором стояла бутыль с элем, Мэг проковыляла через кухню и вышла на улицу, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха и свободы.

Ничто не могло заставить Мэг вернуться назад.

Она побежала через сад и не останавливалась, пока не оказалась в проулке позади дома, потом выскочила на улицу, по которой шли нормальные, здоровые люди. Постояв немного, она усилием воли заставила себя отправиться туда, где ее ждал Обезьян.

— Миледи! — Он смотрел на нее широко открытыми глазами, быть может, потому, что она появилась не с той стороны. — С вами все в порядке?

— Теперь уже да, — ответила Мэг как можно более ровным голосом. — Но я хочу поскорее уехать отсюда.

— Слушаюсь. Лучше всего выйти на Стоукс-стрит. Там есть стоянка экипажей.

Однако они успели сделать всего несколько шагов, как услышали крик, от которого Мэг вздрогнула.

— Убийца! Убийца! — Голос звучал издалека, но Мэг знала, что он доносится из дома сэра Артура. Она не могла объяснить, откуда знает это, но знала точно.

Мэг схватила Обезьяна за рукав:

— Пошли отсюда!

Тот кивнул, снова широко раскрыв глаза от удивления.

— Не бегите. Ведите себя нормально. Мэг смирила свой бег до быстрого шага и поспешила прочь от растущей суматохи.

И вдруг мужской голос завопил:

— Вот она! Убийца! В коричневом пальто. Держи ее!

Мэг замерла, не в состоянии поверить своим ушам, потом было обернулась, чтобы возразить, но Обезьян схватил ее за руку и бросился бежать.

— Вперед, миледи! — закричал он. Увидев, что толпа быстро растет и все смотрят ей вслед, Мэг подобрала юбки и послушно помчалась за Обезьяной, но вскоре выбилась из сил и начала задыхаться.

Обезьян внезапно втолкнул ее в боковую аллею.

— Ваше пальто, миледи! Быстрее!

Судорожно ловя ртом воздух, Мэг сбросила пальто, и Обезьян накинул ей на плечи свою расшитую золотыми галунами ливрею, после чего сам надел ее пальто и глубоко надвинул на лицо капюшон.

— Спрячьтесь! — скомандовал он и рванул на улицу с удвоенной скоростью.

Прислушиваясь к вою погони, Мэг перевалилась через невысокий каменный забор и, съежившись, затаилась за ним, дрожа от страха и холода. Вскоре толпа пронеслась мимо, но несколько человек отстали, выдохшись, они топтались по ту сторону забора, обсуждая случившееся.

— Он лежал в луже крови…

— Упокой его, Господи…

— Ревнивая любовница…

— Домоправительница говорит…

— Надо же, высокородная дама…

Сэр Артур! Его убили? Но как? И люди считают, что это сделала она? Мэг закрыла рот руками, чтобы не застонать. Домоправительница знает ее имя. Слуги видели, как она в панике промчалась через кухню. Констебли скоро явятся в дом графа и потребуют выдать графиню!

Разверзнись сейчас у ее ног пропасть, Мэг не задумываясь бросилась бы в нее, даже если бы та вела в преисподнюю. Она ни за что не хотела бы больше предстать перед своим несчастным мужем. Однако Мэг нужно было идти — не могла же она вечно корчиться здесь, под забором. Кроме того, она просто замерзнет здесь насмерть.

Мэг подумала, что в этом сверкающем золотыми галунами одеянии привлечет к себе нежелательное внимание. Она сняла ливрею, поваляла ее по земле, потопталась по ней, чтобы сделать похожей на выброшенную тряпку. Потом опять надела, отбросила свою прелестную бархатную шляпку и муфту и крадучись двинулась по проулку.

Нужно было найти какое-нибудь укрытие, место, где можно, спрятавшись, подумать, что делать. А пока — подальше отсюда, а то не ровен час толпа вернется.

Эта мысль придала ей храбрости выйти на улицу и поспешно зашагать прочь. Она не знала даже, куда бежит. Просто подальше от этого места.

Когда она остановилась на минуту возле зеленной лавки, чтобы перевести дух, хозяин вышел и закричал, грозя кулаком:

— Убирайся отсюда! А то кликну констебля! А ну, пошла вон! — Словно она была шелудивой кошкой.

Мэг в испуге повернулась и побрела дальше. Теперь она не была уже уважаемым членом общества. Ее место отныне — среди его отбросов.

Вскоре она едва избежала опасности, чуть было не поддавшись на уговоры вполне приличной на вид женщины — из тех, что обманом завлекают девушек в дома терпимости, но, поняв в последний момент, с кем имеет дело, успела убежать.

Это лишило Мэг остатков мужества. Мир казался ей теперь джунглями, кишащими ядовитыми змеями, за каждым деревом мерещился хищник с острыми клыками.

Она хотела домой! Она хотела, чтобы все, что с ней случилось, оказалось сном. Но несколько минут спустя Мэг сообразила, что теперь ее дом — на площади Мальборо. Дом — это значит граф. А он после того, что она устроила, скорее всего выкинет ее обратно на улицу. Прислонившись к стене, Мэг зарыдала, но, взяв себя в руки, гордо подняла голову и зашагала дальше. В никуда.

В этот момент мимо нее пробежал мальчишка с пачкой газет под мышкой. Размахивая одной из них над головой, он кричал:

— Последние новости! Последние новости! Читайте! Гнусное убийство джентльмена и его любовницы! Замешана графиня!

Мэг растерянно уставилась ему вслед. Должно быть, краска еще не высохла на этих газетах!

Прохожие останавливались, покупали газету, и она слышала, как они переговаривались между собой, обсуждая скандальное дело:

— Говорят, это леди Саксонхерст. Вот так новобрачная!

Мэг была раздавлена. Совершенно раздавлена. Саксонхерст никогда больше не захочет ее видеть.

Не поискать ли убежища у кого-либо из бывших соседей по Моллетт-стрит? Нет, едва ли кто-нибудь из них пойдет ради нее на нарушение закона, к тому же это будет следующим местом, куда явится полиция. Устало бредя вдоль незнакомых улиц, преследуемая криками продавцов газет, иные из которых уже выкрикивали ее имя, Мэг чувствовала себя так, словно с нее содрали кожу.

И тут ей в голову пришла мысль. Отчаянная, но единственно возможная. Безусловно, вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд не захочет публичного скандала, связанного с ее семьей. Во всяком случае, на какое-то время она даст ей убежище.

В конце концов, как только она появится у герцогини, та сможет послать весточку Саксонхерсту. Возможно, это чрезвычайное происшествие даже послужит воссоединению семьи! Мэг собрала все свое мужество и отправилась в неблизкий путь к гостинице «Квиллер».

Дрожа от холода и усталости, она наконец добрела до своей цели.

Мэг собралась уже подняться по ступенькам респектабельного здания, но тут заметила, что люди брезгливо сторонятся ее, принимая за нищенку.

В таком виде ей никогда не войти в гостиницу и не встретиться с герцогиней.

Понимая, что она привлекает к себе здесь внимание, Мэг прошла кварталом дальше и завернула за угол, удивляясь тому, сколь изворотливой стала простодушная Мэг Джиллингем в этом затруднительном положении.

А что с бедным Обезьяном? Он шустр и умен. Конечно, ему удалось убежать. Разумеется, он отправился прямиком к хозяину и поведал ему печальную историю. И что теперь сделает граф?.. Этот человек был для нее загадкой, и весьма пугающей притом. Хорошо мистеру Чанселлору утверждать, что граф никогда не причиняет вреда людям, но ведь прежде он никогда не был женат на женщине, которую обвиняют в убийстве. На женщине, которая лгала ему и призналась, что имеет от него секреты. На женщине, которая — если он когда-нибудь узнает об этом — воспользовалась черной магией, чтобы ввергнуть его в этот кошмарный брак. Мэг остановилась и прижала руку ко рту. О Боже, все это подстроила Шила! Вот оно, «жало в хвосте»! Достаточно вспомнить, что случилось с ее родителями.

Она прислонилась к стволу голого дерева. Скорбь и негодование стиснули ей грудь. Ее мать никогда не пожелала бы собственной смерти. Ее любовь к мужу была безгранична, но мама ни за что сознательно не оставила бы детей на произвол судьбы. Значит, либо она неосторожно сформулировала свое желание, либо статуэтка потребовала ее жизнь взамен чего-то.

И это зло Мэг принесла в жизнь графа! Она побрела дальше на заплетающихся ногах, решив, что и ему, и всем остальным будет лучше, если аннулировать этот брак. Возможно, герцогиня знает, как это сделать, и, разумеется, охотно ей в этом поможет. Саксонхерсту будет лучше даже с леди Дафной Григг, чем с Мэг Джиллингем!

Но прежде всего нужно пробраться в «Квиллер». Грубый голос у нее за спиной резко выкрикнул: «Поберегись!» — и она поспешно отскочила в сторону, давая дорогу двум мужчинам, тащившим заваленную доверху овощами тележку. Посмотрев им вслед, она увидела, что они свернули в проулок. Наверняка идут в гостиницу!

Мэг осторожно последовала за ними. Один из мужчин тащил тележку спереди, ухватившись за обе ручки, в то время как другой сзади приподнимал ее на ухабах. Мэг пошарила в кармане и нащупала два ключа. А где же те несколько монет, которые она имела в день своей свадьбы? И сколько там было? Шестипенсовик и несколько пенни.

Хорошенькое приданое для графини!

Мэг храбро подошла к мужчине, подталкивавшему тележку сзади.

— Мне нужно войти в гостиницу, чтобы повидаться там с одной дамой, — прошептала она. — Я в отчаянном положении, а она мне поможет, я уверена. — Она показала мужчине шестипенсовик. — Позвольте мне притвориться, будто я с вами. Я помогу разгрузить тележку.

Мужчина, шедший впереди, остановился и обернулся:

— Гарри, у нас сейчас нет на это времени!

— Эй, — ответил Гарри, — она просто хочет помочь нам разгрузиться. — Мэг снова протянула шестипенсовик, и Гарри взял его. — Чего нам жаловаться, если она хочет поработать?

— Половина моя, — сказал мужчина впереди и снова взялся за ручки. Мэг стала помогать подталкивать тележку сзади.

— Подзалетела, что ли? — спросил Гарри.

— Что? О… — Мэг покраснела, — нет. Просто небольшие неприятности. Та пожилая дама знакома с моим мужем. Я думаю, она мне поможет. — Даже сейчас Мэг было неприятно лгать.

— Знатные люди не помогают таким, как мы, голубушка, но, в конце концов, не с меня шкуру будут спускать, дело хозяйское.

Мэг снова подтолкнула тележку, размышляя над этими словами. За небольшие проступки существовало такое наказание: человека полуголым привязывали к телеге и, таская по кругу, стегали кнутом до крови. Но графиню так наказывать не посмеют. Или посмеют? Как бы то ни было, за убийство ее повесят.

Разумеется, граф может помешать этому…

Но ведь она никого не убивала! Ударившись в панику, Мэг совсем об этом забыла. А ведь она этого не делала. Сэра Артура убил кто-то другой. Кто? И за что? Малышка Софи?

Нет. Если слухи верны, она, бедное дитя, тоже умерла вместе с ним. Домоправительница? Вероятно. Но за что?

Тем временем они подошли к черному ходу, и Мэг, схватив несколько пучков брюссельской капусты, тихо скользнула в дверь.

Она ожидала, что та ведет в кухню, откуда будет несколько выходов, но вместо этого очутилась в темном пустом коридоре. Почти не таясь, Мэг сняла грязную ливрею, бросила ее в угол вместе с брюссельской капустой, смело прошла мимо кухонной двери и поднялась по нескольким маршам узкой лестницы. Никто ее не остановил.

Наверху, перед обитой сукном дверью, она остановилась, чтобы перевести дыхание и кое-как привести в порядок прическу. Теперь, в скромном темном платье, ее вполне могли принять за постоялицу или по крайней мере за служанку постоялицы.

Мэг была уверена, что герцогиня Дейнджерфилд имеет номер-люкс, но найти его было нелегко. Она расправила плечи, повернула дверную ручку и смело вошла в ту часть здания, которая предназначалась для постояльцев.

— Прошу прощения, — обратилась Мэг к одному из гостиничных слуг, — боюсь, я заблудилась, не могу найти номер своей хозяйки, вдовствующей герцогини…

— Ах вот ты где! — состроив гримасу, ответил слуга. — Она уже кипит от негодования! Ты не на том этаже, цветочек! Как ты сюда забрела?

— О!.. — начала было Мэг, но слуга уже спешил прочь.

Мэг направилась к парадной двери.

«Я здесь живу, — убеждала она себя, подходя к широкой, покрытой ковром лестнице. — Я гувернантка детей одних здешних постояльцев, иду по делам. Я вовсе не похожа на беглянку, скрывающуюся от правосудия».

Она спустилась по ступенькам, решительно обогнула резную балясину перил и зашагала в заднюю часть дома. Мимо пробежали двое слуг: один с коробкой, другой с перекинутым через руку пальто. Еще один обогнал ее. Никто не обращал на нее никакого внимания, ее просто обходили.

Мэг заглянула в первые попавшиеся двери, но тут же попятилась при виде двух престарелых джентльменов, недоуменно поглядевших на нее сквозь дым трубок, которые они курили.

Мэг открыла следующую дверь, приготовившись извиниться и снова ретироваться, но, войдя, оказалась под ястребиным взором вдовствующей герцогини Дейнджерфилд.

— Убирайтесь отсюда! — рявкнула старуха, сидевшая в кресле с покрытыми меховой шкурой ногами и книгой в руке.

Но Мэг вошла, закрыла дверь и прислонилась к ней, вдруг совершенно ослабев.

— Вы, вероятно, не узнаете меня, ваша светлость, — проговорила она. — Я… я леди Саксонхерст.

Кровь прилила к впалым щекам старой дамы.

— Зачем вы здесь? — Пальцы герцогини вцепились в книгу и, кажется, даже дрожали. От гнева? От страха? — Вы собираетесь напасть на меня?

Мэг непонимающе смотрела на нее.

— Ну разумеется, нет, ваша светлость.

— Тогда чего вы хотите?

— Вы сказали, ваша светлость, что я могу обратиться к вам за помощью.

Желтые глаза герцогини сощурились, она успокоилась и отложила книгу.

— Вам нужна помощь? Тогда, бьюсь об заклад, Саксонхерст не знает, что вы здесь. Садитесь!

Мэг повиновалась команде, отданной лающим голосом, чувствуя себя марионеткой.

— Какого рода помощь вам нужна? — спросила герцогиня.

Было невероятно трудно и неприятно облекать случившееся в слова.

— Видите ли, ваша светлость, боюсь, я оказалась в непростом положении.

— Нечего ходить вокруг да около, говорите прямо!

Мэг сглотнула.

— Кое-кто думает, что я совершила нечто… что я совершила убийство!

— Кого вы убили?

— Никого! Но видите ли, сэр Артур Джейке мертв. И многие думают, что это сделала я. Поэтому я убежала. Точнее, Обезьян убежал. А когда я осталась без него, я не знала, куда мне идти. Я не хочу в тюрьму. Поэтому я пришла сюда.

— Обезьян?

— Лакей.

Герцогиня почти не моргала, и Мэг поняла, что именно поэтому ее взгляд так нервировал собеседника.

— Кто такой сэр Артур Джейкс?

— Друг моих родителей, герцогиня. И хозяин дома, в котором мы жили.

Стараясь не обращать внимания на немигающий ястребиный взор, Мэг начала рассказывать, умолчав лишь о причине своего визита к сэру Артуру и его непристойном поведении.

— Вы пошли туда без слуги?

— Я не привыкла к слугам, герцогиня. И потом, я ведь шла к старому другу.

— Вы не имеете права наносить визитов джентльменам без сопровождения слуг. Леди так не поступают!

Теперь Мэг чувствовала себя как испуганный щенок. Она опустила голову:

— Простите, ваша светлость.

— Я никогда не выхожу из дому одна, — объявила старуха. — Я бы потребовала карету, юная леди, даже для того, чтобы пересечь улицу.

— Но я не герцогиня, ваша светлость. — «Слава Богу», — добавила про себя Мэг.

— Вы графиня. И потрудитесь вести себя соответственно. Как мир сможет выстоять, если люди не будут вести себя соответственно своему положению?

— Я постараюсь стать хорошей женой…

— Это вовсе не одно и то же. Я выдрессировала Дафну исполнять как подобает роль графини. Дафна!

Скрипнула смежная дверь, и леди Дафна Григг проскользнула в комнату.

— Герцогиня?.. — Увидев Мэг, она отшатнулась.

— Иди сюда. Ты помнишь жену Саксонхерста?

Худые щеки Дафны покрылись красными пятнами, однако она сделала книксен:

— Графиня…

— Можешь не стараться, — сказала герцогиня, скривив губы. — Она безразлична к хорошим манерам, так ведь, девушка?

Предчувствуя сражение, Мэг распрямилась.

— Я бы так не сказала, ваша светлость.

— А что бы вы сказали?

— Что хорошие манеры не соотносятся напрямую с положением в обществе.

— Идиотизм. Но полагаю, это не важно. На Флит-стрит или куда там отправляют женщин-убийц ожидать повешения мало поклонников хороших манер.

Дафна судорожно вздохнула и прижала к своей плоской груди трепещущую руку. Руку, на которой красовалось кольцо с изумрудом — обручальное, по ее словам.

— Убийство?..

— Кое-кто считает, что она совершила убийство. — Графиня осуждающе хмыкнула, подводя итог своим рассуждениям о дурных манерах.

— Нет… только не Саксонхерст!

— Не будь дурой! И сядь, прежде чем соберешься упасть в обморок.

Дафна рухнула в кресло, словно тряпичная кукла.

— Вот как это было, Дафна. — Похоже, происходящее доставляло герцогине какое-то злобное удовольствие. — Молодая жена Саксонхерста решила нанести дружеский визит — старому другу-мужчине — без сопровождения слуги или компаньонки и притом пешком. Вскоре после ее ухода мужчину нашли мертвым, и все вокруг решили, что это она его прикончила. Почему, — она метнула взгляд на Мэг, — они пришли к такому неподобающему заключению?

Мэг чувствовала, что если ей и удастся избежать виселицы, то репутация ее испорчена навсегда.

— Ну? — поторопила ее герцогиня.

— Полагаю, потому, что я была последней, кто видел сэра Артура.

— Если вы были последней, стало быть, вы его и убили.

— Я была последней из тех, кого с ним видели.

— И вы оставили его живым и невредимым?

— Абсолютно живым. — Мэг надеялась, что отвращение при воспоминании о той сцене не отразилось на ее лице.

— Тогда его едва ли убили до того, как вы покинули его дом, не так ли?

Мэг вздохнула:

— Я рассказала вам не все, ваша светлость.

— Это и так очевидно. Надеюсь, вы не предполагали, что я стану помогать лгунье?

— Помогать? — пискнула Дафна. — Но вы сказали, что…

— Я сказала, что не одобряю женитьбы Саксонхерста. Однако не желаю, чтобы кто-либо, причастный к нашей семье, болтался на виселице посреди Лондона. Итак? — обратилась она к Мэг. — Вы готовы рассказать мне всю правду? Этот человек был вашим любовником?

— Нет! Он был ровесником моего отца.

— Ну и что из того?

— Ничего, — вынуждена была признать Мэг, вспомнив о Лоре и бедной девочке, лежавшей в постели сэра Артура. — Но он не был моим любовником. Я не испытывала к нему хороших чувств.

— И все же пошли туда.

— А разве вы навещаете только тех, кому симпатизируете, герцогиня?

Старая дама дернулась, словно ее ударили.

— Наглая девчонка! Рассказывайте свою историю. Только без вранья на этот раз.

Мэг напомнила себе, что следует задабривать герцогиню, а не раздражать ее, и задумалась о том, насколько можно позволить себе быть откровенной, чтобы рассказ при этом не казался нелогичным.

— Сэр Артур кое-что у меня украл, — наконец вымолвила она. — Вещь не имеет ценности, но была мне дорога как память. Я пошла, чтобы уговорить его вернуть ее. Он отказался и велел прийти снова на следующий день — явно собирался играть со мной в какую-то игру, поэтому, когда он ушел, предоставив мне самой выбираться из дома, я воспользовалась случаем и обшарила дом.

— Вот как? — Тонкие брови герцогини поползли вверх. — Неужели для такого сомнительного дела вы не нашли слуги?

— Если бы я могла…

— А почему вы не доверили Саксонхерсту решить эту проблему? Несмотря на все свои недостатки, не сомневаюсь, он уладил бы ее, не ввергая всех нас в подобную неприятность.

От этого вопроса Мэг внутренне сжалась. Невозможно разумно объяснить это, не упомянув о Шиле.

— Мне не хотелось его беспокоить, — промямлила она. Герцогиня прищурилась:

— Что это за сентиментальная вещица? — Как и ожидала со страхом Мэг, она все же спросила об этом.

— Каменная статуэтка.

— Садовое украшение?

— Возможно, ваша светлость.

— Но на самом деле это не так? Послушайте, мы здесь не в дурацкие шарады играем, милая. Так что это?

Мэг не сдержала неприязненного вздоха.

— Это старинная ирландская фигурка. Очень древняя, представляющая ценность только для антиквара, но она хранилась в семье моей матери на протяжении нескольких поколений. Это все, — твердо солгала Мэг.

Герцогиня поджала губы.

— А почему она так важна для вас?

— Я же сказала: она передавалась в семье моей матери от поколения к поколению.

— Тогда зачем было сэру Артуру красть ее?

— Не знаю, — ответила Мэг и, поскольку в комнате повисла тяжелая пауза, добавила:

— Может быть, просто по злобе?

— По злобе? А почему он на вас злился?

Мэг проклинала себя.

— Я бы предпочла об этом не говорить, герцогиня. Это не имеет отношения к делу.

— Чушь! Если между вами была какая-то вражда, это прекрасный мотив для убийства.

— Вряд ли я стала бы убивать кого бы то ни было из-за каменной статуэтки!

Герцогиня расхохоталась резким, трескучим смехом:

— Вы хотите сказать, что не совершили бы языческого жертвоприношения. А если бы был повод, то смогли бы?

Мэг подумала о Лоре. Ведь ей приходила в голову мысль, что в крайнем случае, защищая сестру, она могла бы и убить сэра Артура.

— Вероятно, каждый смог бы.

Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Это верно, — кивнула наконец герцогиня. — Случаются времена, взывающие к убийству, и есть люди, заслуживающие смерти. И есть убийцы, которые не заслуживают кары. Если вы убили этого человека, признайтесь прямо сейчас.

— Я не убивала сэра Артура, герцогиня, — как можно убедительнее сказала Мэг. Герцогиня снова кивнула.

— Хотите чаю?

Мэг так удивилась, что не сразу ответила:

— Это было бы очень кстати. Спасибо.

— Идите в соседнюю комнату. Дафна все устроит. — При этих словах Дафна вскочила на ноги и поспешно вышла. — Я пошлю кого-нибудь подробнее разузнать обо всем, что там произошло, и собрать слухи. Может быть, вы поднимаете шум понапрасну.

Мэг встала, ноги едва держали ее.

— Молю Бога, чтобы так оно и оказалось, герцогиня.

— И тогда что? Обратно к Саксонхерсту?

— Наверное.

— Звучит не слишком твердо.

Мэг повертела на пальце золотое кольцо, к которому еще не успела привыкнуть.

— Я замужем, ваша светлость. Куда же мне еще идти?

— Можно найти способ освободить вас. Вас устраивает ваш брак?

Мэг не колеблясь ответила:

— Да.

Герцогиня скорчила гримасу.

— Идите. — Она указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату, и Мэг послушно вышла, довольная тем, что допрос у верховного инквизитора завершен.

И только теперь вспомнила о своем намерении аннулировать брак. Но ведь на самом деле, если быть до конца честной, она желала остаться женой графа Саксонхерста и мечтала завершить то чувственное путешествие, в которое они пустились вчера.

Теперь Мэг очутилась в небольшой спальне, хорошо обставленной, но мрачной, потому что свет проникал сюда через единственное окно. Отодвинув тяжелую серовато-бежевую штору, она увидела, что окно выходит на торец одного из сараев, стоящих на заднем дворе. Неудивительно, что в комнату проникало так мало света. К тому же окно номера, расположенного в цокольном этаже, было забрано решеткой от воров. Разумная, но не слишком располагающая к уюту предосторожность.

На маленьком столике возле кровати стояла лампа; Мэг зажгла ее, и комната наполнилась теплым сиянием.

Кое-какие вещи, лежащие на переносном деревянном столике — Библия в тисненом переплете и щетка для волос в серебряной оправе, — позволяли предположить, что это спальня Дафны. В этом аскетичном наборе было нечто печальное". Мэг посочувствовала молодой женщине, вынужденной проводить двадцать четыре часа в сутки в обществе престарелой герцогини. Наверное, она была бы рада любому избавлению. Вероятно, Дафна стала бы даже хорошей женой Саксонхерсту. Ведь своими чарами этот человек мог и пугливую ласку обратить в домашнего котенка.

Несколько слезинок скатилось по щекам Мэг — то были слезы усталости, страха и утраты. Она смахнула их и, поддавшись искушению, плюхнулась на кровать, раскинув руки.

Господи, о Господи, как все запуталось! Только теперь Мэг вспомнила, как серьезно граф предупреждал ее не ходить в гостиницу «Квиллер». Конечно, он не мог предвидеть подобную ситуацию, но все равно теперь рассердится — Мэг вздрогнула при мысли о буйном, разрушительном гневе, который, по словам мистера Чанселлора, вызывает у него только бабушка. И именно к ней Мэг пришла просить о помощи! Она ведь была так решительно настроена стать графу хорошей женой, как же все это могло случиться?

Конечно, герцогиню приятным человеком не назовешь и ее манера обращаться с людьми кого угодно способна вывести из себя, но можно как-то уладить отношения, если быть терпимее. Если герцогиня вызволит Мэг из беды, граф, разумеется, будет ей благодарен…

Щелкнул дверной замок, и вошла Дафна, неся чашку с блюдцем. Не говоря ни слова, она передала их Мэг. Та приняла, поблагодарила и с удовольствием отхлебнула горячего сладкого чая. Быть может, ей следует сделать первый шаг, чтобы растопить лед, разделявший ее и кузину Саксонхерста. Она не осуждала леди Дафну за то, что ей не нравилось исполнять роль служанки.

— Как долго вы с герцогиней собираетесь оставаться в Лондоне, леди Дафна? — спросила она.

— Мы собирались оставаться здесь до свадьбы, которая должна была состояться на Двенадцатую ночь. — Дафна открыла дорожный сундук и вынула из него шелковое кремовое платье, украшенное кружевами. — А потом мы с Саксонхерстом должны были провести медовый месяц в Дейнджерфилде.

Мэг переводила взгляд с платья на дрожащие губы женщины, не зная, что сказать.

— А разве его загородный дом не больше подходит для медового месяца?

— В Дейнджерфилде мне было бы спокойнее.

Мэг отпила еще чая, удивляясь, как леди Дафна могла думать, что ей будет спокойно с Саксонхерстом где бы то ни было. Однако не значит ли это, что его буйные приступы всем хорошо известны? Быть может, он был таким с детства и суровое воспитание герцогини — лишь попытка ввести его темперамент в берега?

Дафна по-прежнему стояла в изножье кровати, тоненькая и неподвижная, как кроватный столбик.

— На вашем месте я бы здесь не оставалась, — вдруг сказала она.

Мэг внимательно посмотрела на нее, пытаясь проникнуть в ее мысли.

— Но ведь вы сами здесь остаетесь, — парировала она.

— Я не вы. Она вам не поможет. Она лишь будет искать способ использовать вас. И хочет от вас избавиться. Женой Саксонхерста должна стать я.

— Но я уже его жена, леди Дафна, дело сделано. Могу вернуть вам ваш собственный совет — спасайтесь из клешней герцогини.

— И куда я пойду? Все эти годы она держала меня на привязи обещанием выдать за Саксонхерста. А теперь я слишком стара, чтобы найти другого мужа.

— А где ваша собственная семья?

Леди Дафна фыркнула.

— Мой брат и его жена были бы рады иметь бесплатную домоправительницу и няню для своих детей. Ну уж нет, благодарю. Я хочу то, что мне причитается.

— Да, но вы не сможете теперь получить Саксонхерста.

— Смогу, когда вы будете болтаться на виселице.

— Я никого не убивала!

— Вы полагаете, что вешают только тех, кто действительно виновен? Вот почему я и советую вам уходить отсюда.

Мэг постаралась отогнать внезапно охвативший ее страх. Ну конечно же, невиновную, тем более графиню, не осудят.

— Вы сами себе противоречите, леди Дафна. Вы хотите, чтобы меня повесили или нет?

— Я только хочу получить то, что мне причитается!

Мэг поставила чашку на стол.

— Леди Дафна, правду сказать, Саксонхерст не был бы для вас избавлением. Но он вам поможет, если пожелаете. — Она смутно припомнила, что нечто подобное он предлагал. — Граф очень добросердечный человек, и у него нет оснований испытывать к вам неприязнь…

— Я хочу то, что мне причитается, — выкрикнула Дафна и, разрыдавшись, выскочила в коридор.

Мэг посмотрела ей вслед, качая головой. Ей было неприятно думать об этом, но не исключено, что у графа дурная наследственность с обеих сторон. Она допила чай и стала ходить по комнате, пытаясь осмыслить свое положение.

Независимо от обстоятельств, правосудие, разумеется, будет обращаться с графиней уважительно. За убийство, в котором она не сознается, ее не повесят. Однако интересно, сколько правды придется выложить, чтобы ее освободили?

И что потом? Захочет ли граф после всего этого даже взглянуть на нее? Особенно если узнает о статуэтке. Он возненавидит Мэг, если узнает, что стал объектом манипуляции с помощью языческого идола.

Мэг внезапно остановилась, пораженная еще одной мыслью: что станется с ее семьей? Должно быть, они уже волнуются, а она оставила их во власти графа. Мэг с трудом сдержалась, чтобы тут же не выскочить за дверь и не броситься на площадь Мальборо. Но нет, нельзя: если за графиней Саксонхерст охотятся, она угодит прямо в петлю. В надежде, что ничего дурного с ее семьей не случится, не лучше ли подождать, что сможет сделать герцогиня?

Заламывая руки, Мэг мерила шагами комнату. Сколько времени понадобится герцогине, чтобы выяснить, что там происходит?

Прислушиваясь к мелодичному бою часов, доносившемуся из холла, она начала сомневаться, действительно ли герцогиня собирается уладить ее дела. Инстинкт ей подсказывал, что нужно искать защиты у мужа. Он поможет, пусть даже просто потому, что она его жена. Граф с мистером Чанселлором, вероятно, спасли бы ее, даже если руки у нее действительно были бы в крови!

Эта мысль принесла почти облегчение. Да, она должна просить о помощи его, пусть и придется все ему рассказать. Еще недавно ей казалось, что нет ничего хуже, чем открыть ему правду о Шиле. Теперь она знала, что это не так. Хуже всего быть повешенной!

Он, конечно, придет в ярость, узнав о Шиле, и из-за того, что она устроила такую кутерьму, тайком отправившись к сэру Артуру, и из-за того, что пошла к его бабке, которую он ненавидит, и все же, несмотря на приступы бешенства, несмотря на то что он мог вышвырнуть ее на улицу, с ним она чувствовала себя надежнее, чем с кем бы то ни было.

Мэг подошла к двери, ведущей в коридор, взялась уже было за ручку, но раздумала. Как бы ей этого ни хотелось, было безрассудством идти на площадь Мальборо. Она не была уверена, что даже граф сможет помешать властям арестовать на улице подозреваемую в убийстве женщину. А если уж нужно прятаться, то лучшего места, чем это, не найти.

Единственное, что она могла сделать, — это послать письмо, но только нужно составить его умно, чтобы не выдать своего местонахождения на случай, если письмо перехватят.

Поколебавшись с минуту, Мэг открыла дорожный бювар леди Дафны, открыла чернильницу, прочистила перо и написала:

"Досточтимому графу Саксонхерсту.

Милорд,

Бархатный берет, который вы в настоящий момент ищете, сейчас на Драконе. Прошу Вас, любым удобным для Вас способом устройте так, чтобы его подобрали.

Имею честь оставаться, милорд, покорнейшей и униженной слугой Вашей светлости.

Дафна ла Бродьер".

Если он и не поймет каких-то намеков, то, увидев «ла Бродьер», что значит по-французски «вышивальщица», догадается, от кого послание, а «Дафна» наведет его на мысль о герцогине. Помахав письмом, чтобы высушить чернила, Мэг подумала, что уж об этом-то ей нечего беспокоиться. Быть может, граф и безумен, но несообразительным его никак не назовешь.

Теперь нужно выскользнуть в коридор и найти мальчика-посыльного или кого-нибудь другого, кто мог бы побыстрее отнести письмо.

Однако дверь оказалась запертой.

По другую сторону двери послышался смешок. И было в нем нечто такое, от чего у Мэг мороз побежал по коже. Теперь — увы, слишком поздно — она поняла, что инстинкт ее не обманул: здесь происходило нечто очень странное. Надо было последовать совету Дафны и бежать, пока это было возможно,

Глава 16

— Где же она, черт побери? — Сакс сверкнул глазами на собравшуюся челядь. — Въезжаю в город и слышу, как на каждом углу выкрикивают мое имя. Скандал в семействе Саксонхерстов! Мужчина найден в постели убитым!

Он развернул газету, которую держал в руке, и прочел: «В десять часов утра домоправительница джентльмена, проживающего на Бингэм-стрит, увидела душераздирающее зрелище. Ее хозяин, сэр А. Дж., лежал на залитых кровью простынях с перерезанным горлом. Рядом с ним — юная горничная, служившая в доме, убитая столь же гнусным способом. Следствие установило, что последней, кто видел баронета живым, была благородная дама, графиня С.».

Он швырнул газету на пол. Разумеется, все эти экивоки никого не могут обмануть — имена ни для кого не являются секретом. Где же она, черт возьми?

Дворецкий сделал шаг вперед, мертвенно-бледный, но сохраняющий достоинство.

— Ее светлость сегодня утром покинула дом в сопровождении Обезьяна, — растягивая слова, произнес он.

— И куда она направлялась?

— Она не сообщила, милорд. И отказалась от кареты.

Впервые в жизни Саксу захотелось послать своих слуг к черту. Ему бы обдумать все в одиночестве, но было слишком поздно. Скандальное известие облетело весь город. Площадь Мальборо была наполовину запружена зеваками, надеявшимися стать свидетелями развития пикантных событий.

Неужели она действительно это сделала? Интуиция подсказывала ему, что эта не так, но что, в конце концов, он достоверно знает о своей жене, кроме того, что у нее есть какая-то тайна? Быть может, смертельная тайна?

— Пошлите на Боу-стрит. И к лорду Сидмаусу в Министерство внутренних дел. Скажите, что я хочу немедленно получать сведения о любом малейшем развитии событий, связанных с моей женой. Немедленно! И уведомьте об этом всех окружных констеблей. Всех! И пусть пришлют вооруженную охрану, чтобы сдерживать толпу на площади. Где мистер Чанселлор?

— Его нет дома, милорд, — сообщил Прингл, уже разослав слуг по трем указанным хозяином адресам.

— А Мартыш?

— Он еще не вернулся, милорд.

— Молю небеса… — Сакс резко оборвал начатую фразу, потому что в этот момент со стороны помещения для слуг в комнату влетел запыхавшийся Обезьян. — Где, черт тебя дери, ты был?

— Простите, милорд! — задыхаясь выпалил тот.

— Я тебе покажу «простите»! Что случилось с леди Саксонхерст? И как, чтоб тебе гореть в аду, ты допустил, что она оказалась замешанной в этой грязной истории?

Тяжело, прерывисто дыша, Обезьян начал объяснять:

— Она просто… хотела навестить… старого друга… милорд!

— На другом конце Лондона? Без кареты? Ты ведь прекрасно понимал, что она что-то задумала! Ты должен был ее остановить. Если только… — похоже, что демоны, которых, как ему казалось, он уже одолел, рыча, стали снова вползать в его жизнь, — если только ты не сговорился с ней — ты и твоя Сьюзи.

— Сговорился, милорд? — Обезьян в изумлении выпрямился. — О чем это вы?

Сьюзи, широко открыв глаза и зажав рот руками — от страха? от чувства вины? — подошла и встала рядом с ним.

Сакс пытался прочесть правду по их лицам. Неужели все это заговор? Герцогиня, Сьюзи, Мартыш, Минерва…

— Значит, ты отвез ее в дом сэра Артура Джейкса? Зачем?

— Потому что она желала туда поехать, милорд. Не пристало мне перечить ей.

— Ты выбираешь, что тебе пристало, а что нет, по собственному усмотрению, черт тебя дери! — Сакс старался держать себя в руках. В конце концов, между герцогиней и этим Джейксом не может быть никакой связи. — Расскажи, что там случилось. Все подробно.

Обезьян сделал длинный выдох.

— Она желала отправиться туда, милорд, но не хотела брать вашу карету. Почему — не знаю. Мы сели в наемный экипаж. Когда мы приехали на место, она велела остановиться, не доезжая до дома, и сказала, чтобы я ждал снаружи. Я возражал, милорд, клянусь, но что я мог сделать?

Сакс потер затылок. Он знал этого тощего парня, рано прекратившего расти, восемь лет. С чего бы вдруг ему становиться предателем?

— Ничего, полагаю, — согласился граф. — Итак, она направилась в дом.

— Ага, милорд. А я просто пошел к стоянке экипажей и стоял там, поджидал, когда она выйдет, следил за домом, как ястреб. И когда она подкралась с другой стороны, я аж подскочил от неожиданности, а она выглядела так, будто только что увидела привидение.

Проклятие!

— Или мертвого мужчину, не думаешь?

Обезьян затряс головой:

— Она этого не делала, милорд. Душу готов прозакладывать!

— Какая трогательная вера! — Граф подхватил с пола скандальную газетенку и стал просматривать ее в поисках подробностей. — На ней была кровь?

— Нет, насколько я помню, милорд.

— Это уже кое-что. Что было потом?

— Потом мы услышали крик. Кто-то из дома, в котором она побывала, кричал, что там кого-то убили. Я не стал задерживаться и задавать вопросы, просто схватил ее и потащил оттуда. Потом мы увидели, что собирается толпа, и кто-то указал на нее. Мы побежали, но, признаться честно, милорд, бегунья она плохая.

— Они ее поймали? — Сакс едва не задохнулся. — О Боже, ее разорвала кровожадная толпа?

— Побойтесь Бога, милорд! Неужели вы думаете, что в этом случае я сюда вернулся бы? Да я бы разорвал себе грудь и бросился в реку! Нет, я втолкнул ее в боковой проулок, стащил с нее пальто, бросил ей свою ливрею и увел за собой толпу. Клянусь, они все бросились за мной. Но мне пришлось поводить их, прежде чем я смог вернуться назад. А когда я все-таки вернулся, ее не было там, где я ее оставил. Несколько страшных часов я прочесывал улицу за улицей, но ее нигде не было ни видно, ни слышно.

— В газете написано, что суматоха поднялась в десять часов. Что, все это продолжалось так долго? Целых три часа!

— Если теперь час дня, то да, милорд.

— Именно так. — Сакс с силой потер лицо руками. Итак, от толпы она спаслась, но что было потом? Он злился на нее, да. И подозревал. Но больше всего сходил с ума от тревоги за то, что могло случиться с беззащитной женщиной, скитающейся по Лондону.

Граф возвратился домой рано, устыдившись того, что сбежал от жены. Если бы он никуда не уезжал, всего этого не случилось бы.

— Что еще я должен был сделать, милорд?

— Получше следить за ней! — вырвалось у Сакса, но, еще не закончив фразы, он покачал головой. Бедняга Обезьян чуть не плакал, в конце концов, в столь трудной ситуации он проявил находчивость. — Ты сделал все, что было возможно, Мартыш, и наверняка спас ей жизнь. Такая толпа опасна. Но почему она не пришла домой? Проклятие, она, возможно… — ему не хотелось даже произносить это вслух.

— Она очень разумная, милорд, — вступила в разговор Сьюзи, давясь слезами. — И хорошо знает Лондон.

— А ты ее неплохо знаешь, не так ли? — прорычал граф — его чудовища снова рвались на волю. Девушка побледнела:

— Нет, милорд!

Граф попытался взять себя в руки.

— Она знает лишь свою маленькую респектабельную часть Лондона, а не его опасные закоулки. Черт возьми, лучше бы она оказалась даже на Флит-стрит! Оттуда я бы вмиг ее вызволил. Но почему она не пришла домой?

— Если позволите, милорд, — нараспев произнес Прингл, — кое-кто интересовался здесь, где может быть миледи. Это был джентльмен с Боу-стрит. Разумеется, я ничего ему не сказал.

— Надеюсь. Но при чем здесь это?

— Я имею основания полагать, что там, среди толпящихся на площади, есть люди, наблюдающие за домом и ждущие возвращения миледи.

— Они все этого ждут, будь они прокляты.

— С намерением арестовать ее, милорд.

— Если кто-нибудь посмеет пальцем притронуться к моей жене, я застрелю его!

— Но леди Саксонхерст, вероятно, не знает этого, милорд, поскольку… э-э… поскольку она еще не привыкла к своему новому положению. А ведь речь идет об убийстве.

— Значит, возможно, она просто боится вернуться сюда?

— Вполне вероятно, милорд.

— Кузен Сакс?..

Сакс обернулся и увидел в дверях Лору с побелевшим лицом. Близнецы испуганно жались к ней.

— Что-то… что-то случилось с Мэг?

Мэг! Она даже не сказала ему своего настоящего имени. Он смутно припомнил, что близнецы вчера именно так ее называли, но, оглушенный вожделенным томлением, он ничего не слышал. Было ли в ней хоть что-нибудь подлинное? Он отогнал от себя эту мысль. Кем бы она ни была, она его жена, и никто не смеет причинить ей вред. А эти дети, конечно же, ни в чем не повинны.

— По правде сказать, моя дорогая, не знаю. Я только что вернулся домой.

И тут он подумал, что, быть может, хотя бы Лора способна пролить свет на происходящее с ее сестрой.

— Ступайте все в мой кабинет, будем держать совет. — Он обвел взглядом слуг:

— К вам это не относится. Вы отправляйтесь на улицы и вынюхивайте следы моей жены.

Когда слуги поспешно удалились, он повел детей к себе в кабинет, с ясностью ощутив вдруг свою ответственность за этих, в сущности, чужих ему людей. Если с их сестрой что-то случится, он сам обязан будет о них позаботиться.

Но ему определенно нужно вернуть домой жену. И куда запропастился этот чертов Оуэн?

Усадив детей, он размышлял, с чего бы лучше начать.

Лора сидела прямо, сложив руки на коленях.

— Кто-то говорил… об убийстве… — проговорила она.

— Дурацкое обвинение, — успокоил ее Сакс. — К сожалению, похоже, что ваша сестра находилась в доме, когда произошло убийство. — Он замялся, но, в конце концов, они должны знать правду. — Боюсь, что убили сэра Артура Джейкса.

— Сэра Артура! — в один голос воскликнули близнецы, скорее с удивлением, чем с огорчением.

Лора лишь прижала руку к груди и побледнела еще больше. Ей определенно что-то известно!

— Знаете, — сказал Сакс, подходя к близнецам, — вам это, наверное, не очень интересно. Обещаю вам, что с Минервой… с Мэг все будет в порядке. Почему бы вам не пойти на кухню и не посмотреть, нет ли у повара для вас пирожных?

Дети тут же встали. Сообразительные близнецы поняла, что их отсылают, чтобы они не слушали «взрослых разговоров».

— А крови было много, сэр? — спросил Ричард.

— Не знаю, кровожадное создание. — Граф подтолкнул их к двери.

— А зачем кому-то понадобилось убивать сэра Артура? — спросила Рейчел.

— Этого я тоже не знаю. В свое время все станет известно. — Он открыл дверь и еще раз легонько подтолкнул обоих.

— Но…

— Но у вашей сестры нет причин убивать кого бы то ни было, поэтому все будет в порядке. — Ему вдруг пришло в голову: не способны ли они убежать на улицу искать свою сестру или не отправятся ли они исследовать место преступления? Бог знает, что может прийти в голову десятилетним детям. — Кларенс, — обратился он к ожидавшему за дверью лакею, — отведи мистера Ричарда и мисс Рейчел на кухню за пирожными. — И одними губами добавил:

— И не спускай с них глаз.

Хромой лакей подмигнул в ответ.

Сакс закрыл дверь, он вынужден был теперь одновременно думать о слишком многих людях, в то время как привык думать только о себе. Да где же этот проклятый Оуэн? Обернувшись, он увидел, что Лора встала и тоже собирается уйти.

— Сядь, Лора. Нам нужно поговорить.

Вздохнув, она опустила глаза и повиновалась.

— Ты ведь знаешь, зачем твоя сестра пошла к сэру Артуру, не так ли? — Лора кивнула. — Ты должна мне рассказать.

Девушка подняла глаза. В своем испуге и смущении она была так хороша, что могла свести с ума — если бы ее невозможная сестра уже не заставила его потерять голову.

— Но это тайна, милорд.

— Только не от меня. Я — муж твоей сестры.

— От вас — особенно!

Все его чудовища мгновенно снова вырвались на волю, но он смирил их. Его жена в опасности! Сейчас не время предаваться гневу. Даже если она является орудием в руках его бабки, он должен спасти ее ради чести своего имени. С ней он разберется потом.

Граф сел напротив своей очаровательной кузины, стараясь выглядеть спокойным и любезным.

— Лора, твоя преданность достойна всяческих похвал, но ты должна сказать мне, что происходит. Минерва в страшной опасности, и я не Смогу помочь ей, если не буду знать, в чем дело.

Девушка закусила губу.

— Она думала… она была уверена, что, если вы все узнаете, вы не захотите ей помочь…

— Обещаю тебе, — ровным голосом сказал граф, — что бы она ни сделала, мои намерения не изменятся. Я все равно помогу ей.

Лора крепко стиснула руки и с трудом заговорила:

— Вчера вечером… в театре… сэр Артур сказал Мэг, что у него находится одна наша вещь. Вещь, которую мы оставили в том доме. Он сказал, что Мэг должна прийти к нему, чтобы забрать ее.

Какое-нибудь свидетельство заговора? Письмо от его бабки?

— Что это за вещь?

Вопрос казался несложным, но Лора снова страшно смутилась. Она закрыла рот рукой, словно боясь признаться, и граф нетерпеливо произнес:

— Ну же, Лора! Не представляю себе, что может заслуживать такой секретности.

Девушка смотрела на него широко открытыми, огромными глазами, полными слез.

— Это магическая статуэтка.

— Что? — Поскольку Лора все еще прикрывала рот рукой, слова прозвучали неразборчиво, должно быть, он не правильно ее понял.

Лора вскочила на ноги:

— Я знала, что вы ни за что мне не поверите! А если поверите, то будет еще хуже! — Она безудержно зарыдала.

Ругаясь про себя последними словами, Сакс обнял ее за плечи и протянул носовой платок, потом усадил на диван и сел рядом.

— Ну-ну, Лора, не стоит так расстраиваться! Успокойся и объясни, что это значит.

Неужели она в самом деле сказала «магическая статуэтка»? И какую роль та могла играть в плане, придуманном его бабкой?

Сжимая побелевшими пальцами платок, Лора высморкалась. Ее синие глаза были влажны, но почти не покраснели. Определенно, настанет день, когда она сведет с ума какого-нибудь мужчину.

— Вы не поверите. Я и сама не до конца в это верю. У меня ведь нет этой силы. — Она еще раз высморкалась, потом посмотрела прямо ему в глаза. — Мы владеем этой статуэткой, милорд. Это камень желания. Человек, который обладает необходимой силой, может попросить исполнения желания, и оно всегда сбывается.

Сакс пытался понять, не шутит ли она. Или, может быть, лжет? Хотя нет, то, что она не лгала, было очевидно. Должно быть, она поверила в ложь, рассказанную ей сестрой, глупышка.

— Ты совершенно права, Лора. Я не верю. Подумай сама: семья, владеющая таким сокровищем, едва ли оказалась бы в крайней нищете, ведь правда?

— Но Мэг не прибегала к ее чарам, понимаете? Она обладает нужной силой, но ей это вовсе не нравится. Сестра, говорит, что статуэтка злая и что она всегда имеет «жало в хвосте». И это правда! — Лора прижала платок к глазам. — Посмотрите, что с ней случилось!

— Лора, прекрати! — Когда девушка, немного повсхлипывав, успокоилась, он сказал:

— С Мэг пока ничего не случилось, — так он надеялся, — и подумай: ведь если она не прибегала к ее чарам, то все это не могло произойти из-за колдовства.

Вместо того чтобы успокоиться, при этих словах Лора снова разразилась слезами, уткнувшись в носовой платок.

Испытывая сильное искушение дать ей оплеуху, Сакс все же сумел сдержаться. У него был достаточный опыт обращения с нервными молодыми особами. Однако время шло, а жена его продолжала оставаться в опасности. Рыдания начали стихать, потом прекратились вовсе, и Лора подняла голову, тихонько всхлипывая.

— Итак, — продолжил граф, — похоже, однажды она все же воспользовалась услугами статуэтки? Когда это было, недавно?

Лора кивнула.

— И что она у нее попросила?

Повисла мертвая тишина, граф молча ждал.

Наконец Лора прошептала:

— Вас. — Поскольку он смотрел на нее в немом ошеломлении, она добавила:

— Не именно вас, милорд, конечно, а просто какого-нибудь выхода из нашего трудного положения! Но оказалось, что этот выход… вы.

После нескольких мгновений изумленного молчания Сакс расхохотался:

— О Юпитер! Девочка, какая же ты глупышка! События, приведшие к тому, что я женился на твоей сестре, начались десятилетия тому назад. Какое отношение к ним могло иметь недавнее колдовство?

— Тем не менее имеет, — упрямо сказала Лора, теперь уже вполне спокойная. — Во всяком случае, так говорят. Для Шилы время не имеет никакого значения.

— Для кого?

— Ну для этой древнеирландской статуэтки. Она называется Шила-ма-гинг. Или гиг. Что-то в этом роде.

Граф встал. У него в голове не укладывалось, что даже Лора может верить в подобную чушь.

— Как бы она ни называлась, она не может иметь отношения к моему решению жениться на твоей сестре. Но раз она ей так дорога, почему она забыла ее в том доме?

— Она не забыла. — Лора бросила на графа обеспокоенный взгляд, потом добавила:

— Она не хотела, чтобы вы ее увидели. А потом вернулась за ней…

Граф всплеснул руками:

— Ты хочешь сказать, что твоя безмозглая сестра оставила статуэтку в старом доме, не желая быть уличенной в своей слабости?

Лора вскочила на ноги, разъяренная, как обиженный котенок:

— Мэг вовсе не безмозглая. Уверяю вас, милорд, все это совсем не вздор!

Он оставил ее слова без внимания:

— Значит, она выбралась из дома до рассвета, чтобы забрать со старого места статуэтку?

— Да, милорд.

— Безмозглая, — повторил он, не обращая внимания на возмущенную Лору. — Допустим на секунду, что твоя сестра действительно верит в этот абсурд и хочет заполучить обратно своего чудесного идола. Но сэр Артур уже унес его?

— Полагаю, так, милорд.

— Ну, не дуйся. Зачем ему это?

— Я не дуюсь. Я сержусь на вас. Знала же, что вы ни за что не поверите.

— И была права. Но я верю, что ты в это веришь. И что твоя сестра в это верит. — Граф чуть не рассмеялся от столь простого, чтобы не сказать смехотворного, объяснения. — Так зачем, как ты думаешь, сэр Артур украл эту каменную статуэтку? Кстати, какого она размера?

— Не очень большая. Она плоская, вырезанная в камне, высотой примерно один фут.

— Значит, он мог унести ее один?

— О да. Даже я могу, хотя она и тяжелая. — Похоже, Лора перестала сердиться и продолжала хмуриться лишь от воспоминаний. — Сэр Артур, наверное, узнал о Шиле от нашего отца, когда тот был смертельно болен. Если так, то, быть может, и он верил в ее волшебную силу… — в глазах Лоры мелькнула догадка, — и хотел загадать какое-то желание. Но необходимой силой обладают только женщины, милорд. Насколько мне известно.

— А точнее — только твоя сестра.

Граф постарался скрыть свой скептицизм, но заметил, как догадка снова мелькнула во взгляде Лоры.

— И наша мать. Если вы мне не верите, милорд, то как объяснить то, что вы женились на простой женщине, которую впервые в жизни увидели перед алтарем?

Он вытянул руку и стал один за другим загибать пальцы.

— Во-первых, я был вынужден жениться поспешно из-за обещания, которое дал бабушке давным-давно. Во-вторых, я выбрал твою сестру, потому что одна из моих горничных доводится сестрой вашей бывшей служанке и это она мне ее предложила. В-третьих, я предпочел женщину, которая будет благодарна мне, любой, которая ждала бы благодарности от меня. Понимаешь? Логично и правдоподобно. Никакой магии не требуется.

Лора сникла.

— Должна признать, милорд, это звучит убедительно.

— Умница. Итак, Мэг — догадываюсь, что ее всегда так называли, — Лора утвердительно кивнула, — итак, сегодня Мэг пошла к сэру Артуру, чтобы забрать у него статуэтку. Пошла одна, так как боялась признаться мне, что… — Он сокрушенно покачал головой. Господи, она действительно в это верила! — …что она каким-то образом с помощью своей статуэтки заставила меня на ней жениться. Невероятно! И вполне может спровоцировать женщину на убийство.

— Нет, не правда! — Лора снова превратилась в рассерженного котенка. — Мэг — самый тихий, самый благоразумный человек на свете. Она никогда не волнуется и не склонна к авантюрам.

Граф удивленно поднял бровь:

— Неужели мы говорим об одной и той же женщине?

Лора захихикала, прикрыв рот ладонью.

— Тем не менее это правда, милорд. Она… не… я ее очень люблю, но она слишком уравновешенная. И такая практичная. Ей пришлось такой стать.

Сакс вспомнил о причудливой вышивке на белье жены и подавил усмешку. Господи, при мысли о своей уравновешенной, практичной и совершенно безмозглой жене он возбудился. Ему захотелось, чтобы она немедленно оказалась здесь, с ним, захотелось продолжить соблазнение, которое он так глупо прервал. Он мечтал увидеть ее — взволнованную, непрактичную и исключительно безмозглую — в своей постели. Будь прокляты дурацкие демоны, которые остановили его прошлой ночью! Как он мог подумать, что она сплела для него паутину вместе с его бабкой?

— Что нам теперь делать, милорд?

Граф очнулся от своих мыслей.

— Искать ее. Забудь про убийство. Это как раз легче всего уладить. — «При условии, что она действительно невиновна», — добавил он про себя. Он готов был поручиться, что жена его не имела порочных склонностей, но иногда бывают веские причины для убийства. Не мог ли сэр Артур завлечь ее в свой дом, чтобы изнасиловать?

— Однако меня немного тревожит, что она одна бродит по улицам, — сказал он. — Ты не знаешь, куда она могла пойти?

Лора покачала головой.

Граф был близок к тому, чтобы самому отправиться на ее поиски, но сейчас это было бессмысленно.

— А куда бы ты пошла на ее месте? — спросил он, нервно шагая по комнате. — Если бы тебе пришлось бежать от разъяренной толпы, куда бы ты направилась?

Но Лора лишь недоуменно качала головой, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Не знаю, наверное, пришла бы сюда.

— Неглупая мысль, даже несмотря на неизменную толпу на площади и констеблей — черт бы их побрал. А куда еще?

— Может быть, к преподобному Билстону? Или даже к доктору Пирсу, учителю Джереми.

Сакс вышел в холл, позвал слуг и послал записки по обоим адресам, без особой, впрочем, надежды. Если бы его жена была в одном из этих мест, ему бы уже сообщили.

А кстати, почему она не послала ему записки? В каком таком месте она может прятаться, откуда нельзя посылать вестей? А что, если она ранена? Или мертва?

Он все еще стоял посреди холла в раздумьях, когда кто-то постучал в дверь. Стук был тихий, но настойчивый. Граф с надеждой поспешил к двери вместе с дворецким и широко распахнул ее, готовый высказать графине Саксонхерст все, что он думает о ее сумасбродном поведении.

На пороге стояла его кузина Дафна.

— О, ради всего святого! — воскликнул граф и хотел было уже закрыть дверь перед ее носом, но что-то в выражении лица кузины остановило его. Страх? Он снова пошире открыл дверь. — Входи. Но если тебя тоже обвиняют в убийстве, "я пальцем не пошевелю, чтобы помешать тебя повесить.

Дафна шагнула внутрь.

— Саксонхерст, ты свинья. Я тебя презираю. Даже если бы ты был последним оставшимся на земле мужчиной, я бы за тебя не вышла.

Граф захлопнул дверь перед беснующейся толпой.

— Тогда мы, несомненно, прекрасно поладили бы. Впрочем, я уже женат.

— Но недолго будешь оставаться женатым.

— Что?

Дафна огляделась:

— Ты, видно, не имеешь ничего против того, чтобы обсуждать дела в присутствии прислуги, но я к этому не привыкла. Где мы можем поговорить?

Граф быстро провел ее в свой кабинет.

— Распутничаешь в собственном доме? — глумливо ухмыльнулась Дафна при виде Лоры.

— До женитьбы частенько этим занимался. Однако это сестра моей жены. Не думаю, чтобы церемонии в данный момент были уместны. Итак, Дафна, что происходит?

— Скандал, вот что происходит, Саксонхерст. Вот к чему привел твой безобразный поступок! Эта… эта толпа снаружи! Они глазели в окно кареты так, словно готовы были меня съесть!

— Не волнуйся. Съесть они хотят мою жену, но они не знают, как она выглядит. По правде говоря, — добавил он, — тебе повезло, что они не приняли тебя за нее. О, ради Бога, если ты собираешься упасть в обморок, я дам тебе пощечину. — Дафна испугалась и снова Села прямо. — Итак?

Раздался стук в дверь. Вошел Прингл, неся на серебряном подносе скомканный лист бумаги.

— Записка для вас, милорд.

Сакс схватил листок, расправил его и быстро прочитал.

— Кто это принес?

— Посыльный из гостиницы «Квиллер». Я его задержал.

— Молодец. Я приду через минуту. — Как только дверь за Принглом закрылась, он повернулся к Дафне:

— Говори.

Та, однако, казалось, утратила всякий интерес к разговору, и с нее слетела вся ее чопорность.

— Ты получил записку?

— И это смешало твои планы?

Дафна подняла голову, и он снова увидел страх в ее глазах.

— Не надеюсь, что ты мне поверишь, но я пришла сюда, чтобы помочь.

— С чего бы это?

Губы у нее дрожали — то ли от обиды, то ли от волнения.

— Потому что это уж слишком! Я даже представить себе не могу, на что еще способна герцогиня. Кажется, она хочет, чтобы твою жену повесили.

Его страхи получили подтверждение, но он оставался внешне спокоен.

— Весьма удобный способ ликвидировать неудачный брак.

— Но подумай, какой разразится скандал!

Женщина говорила с пафосом, но он не мог не испытывать жалости к ней. Она всю жизнь провела в когтях драконши, и у нее не было его бунтарского характера. Более того, он-то всегда знал, что когда-нибудь освободится — достигнув определенного возраста, он должен был обрести свободу и состояние. Дафна же была приговорена пожизненно, если не выйдет замуж.

Тем не менее как можно вежливее граф сказал:

— Спасибо за твои любезные хлопоты, пусть они и предприняты по странному поводу. Тебе нужна карета, чтобы отвезти тебя назад?

Дафна отшатнулась:

— Ты не можешь отослать меня назад! Прошу тебя, Саксонхерст! — Она поджала губы, потом сказала:

— Я надеялась, что, если я помогу тебе, ты поможешь мне. Мы ведь были помолвлены с колыбели.

Граф, преодолев сильное желание выкинуть ее вон, взял затянутую в перчатку руку кузины:

— Успокойся, Дафна. Я помогу тебе, потому что мы родственники. И всегда был готов помогать на этих условиях. Тебе не обязательно возвращаться к ней. Договорились? — Она кивнула. — Я сейчас уезжаю, чтобы уладить дела своей жены, но Лора покажет тебе твою комнату. Есть ли что-нибудь, что я должен знать?

— Вроде бы ничего. При бабушке, разумеется, куча слуг, в том числе один мужчина, который мне не очень нравится. Это управляющий из ее поместья в Крикстоуне, но иногда она называет его своим телохранителем. Он довольно крупный мужчина.

— Надеюсь. У меня руки чешутся кого-нибудь отколотить.

Глава 17

Сакс вышел в холл и почти столкнулся с Оуэном.

— Что здесь, черт возьми, происходит? — спросил его друг.

— Ты не мог бы не исчезать в самый неподходящий момент?

— У меня была встреча в Сити.

— Ладно, пошли. — Сакс направился в каморку дворецкого в сопровождении Оуэна, по пути вводя его в курс дела.

— Магическая? — недоверчиво переспросил Оуэн.

— Ну что у тебя за страсть ко всяким подробностям? — воскликнул Сакс. — Важно то, что моя жена в опасности. Я иду поговорить с посыльным, потом — освобождать свою деву (как жаль, что она все еще дева!) от драконши. Идем со мной!

Испуганный мальчишка только и мог им рассказать, что записку вместе с двухпенсовиком ему просунули через решетку окна в цокольном этаже гостиницы «Квиллер» и велели отнести ее сюда.

Сакс задал ему несколько вопросов, потом обернулся к Оуэну:

— У нас здесь есть какой-нибудь мастер на все руки?

— Да, Сэт Пикок.

— Дай этому парню флорин и пошли кого-нибудь за мистером Пикоком.

Спустя несколько минут удивленного и сосредоточенного молодого человека подробно расспрашивали об окнах и оконных решетках, после чего Сакс распорядился:

— Проводишь меня к тому самому окну. Пикок, вели закладывать экипаж. Прингл, пальто!

Пикок помчался выполнять приказание. Прингл направился было к двери, но здесь вступил Оуэн:

— Тебя толпа разорвет. А если не разорвет, то будет неотступно следовать за тобой.

— Проклятие! — Сакс был близок к тому, чтобы вооружить свою челядь и принять бой, но, поразмыслив, улыбнулся:

— Их нужно обмануть! Прингл, найди мне какие-нибудь лохмотья!

Дворецкий степенно вышел, Сакс последовал за ним в помещение для слуг, чтобы отдать распоряжения челяди.

— Оуэн, останешься здесь, будешь оборонять замок. Я уже послал людей к Сидмаусу и на Боу-стрит. Скоро сюда должна прибыть вооруженная охрана, чтобы сдерживать толпу.

Он начал раздеваться, но Оуэн оттащил его в сторону:

— Сакс, а что, если она и впрямь убила этого человека?

— Я ее вызволю!

— А потом? Не можешь же ты жить с убийцей!

Сакс стащил с себя сюртук и швырнул его на стул. Нимз появился аккурат вовремя, чтобы подхватить бесценный груз.

— С этим мы разберемся позднее. Я не верю, что она способна на насилие.

— Каждый способен, были бы условия подходящими.

Сакс и сам это знал, но сейчас было не до размышлений. Свой вышитый жилет он уже швырнул камердинеру и начал снимать панталоны, когда вбежал коренастый конюх со свертком в руке.

— Мое лучшее воскресное платье, милорд!

Сакс одарил его улыбкой:

— Я возмещу. Получишь новое.

Вскоре он облачился в старомодные, весьма поношенные бриджи до колен и куртку и повязал вместо галстука цветной хлопчатобумажный шарф. Потом измазал сажей собственные белоснежные чулки и, к ужасу Нимза, стал тереть куском угля свои чудесные кожаные сапоги, пока с них не сошел весь блеск.

С серебряным подносом в руках вошел Прингл и чуть не отшатнулся при виде хозяина. Сакс взял с подноса другое письмо, на сей раз написанное на дорогой именной бумаге — «Сидмаус. Министерство внутренних дел» — и запечатанное официальной сургучной печатью.

Прочел, скорчил гримасу и бросил письмо Оуэну.

— Самое большее, что они могут обещать в случае ее поимки, — это обеспечить ей в Тауэре наилучшие условия. Не похоже, чтобы в наши дни люди уважали богатство и благородное происхождение. Эй, кто-нибудь, принесите-ка что-нибудь для прикрытия — ковер, мешок… что не будет вызывать подозрений. — Потом он снова обратился к Оуэну:

— Когда я ее найду, придется на время скрыться, пока ты все не уладишь.

— Я?

— А за что, по-твоему, я тебе плачу?

— Тогда требую прибавки.

— Разумеется. — Сакс покосился на себя в зеркало и напялил шляпу конюха, потом грязными руками потер лицо. — Я найду способ связываться с тобой, чтобы узнавать, как идут дела, но буду считать, что ты выполнил задание, только тогда, когда эти скандальные газетенки сообщат о поимке настоящего убийцы.

— Но как, черт возьми, ты полагаешь, я… — начал было Оуэн.

— Я безгранично верю в твои способности, друг мой, — перебил его Сакс.

— Где ты собираешься прятаться? В деревне?

— Понятия не имею.

— Сакс, ничего не выйдет…

Но Сакс мог думать сейчас лишь о своей жене, испуганной и беззащитной в когтях у лживой драконши. Он взвалил, на плечо грубый мешок и направился к черному ходу — эдакий рыцарь в рубище, сопровождаемый семенившим рядом ошарашенным посыльным из гостиницы.

Несколько особо настырных зевак топтались и у черного хода. Сакс громко выругался, как обыкновенный простолюдин, и прошел мимо; они едва взглянули в его сторону.

Он не думал, что его станут преследовать, но на всякий случай пошел сначала в противоположном направлении. Потом бросил мешок старухе, которая, судя по виду, нуждалась в подаянии — он надеялся, что в нем найдется что-нибудь для нее полезное, — и только после этого велел посыльному вести себя к гостинице «Квиллер».

Не то чтобы граф всегда слишком уж заботился о своей безопасности, но теперь он вдруг осознал, что никогда еще не ходил по улице как простой обыватель. Никто не обращал на него никакого внимания, что было необычно, но приятно. Он чувствовал себя почти невидимкой.

Гостиница «Квиллер» была ему хорошо знакома, но, разумеется, не с черного хода. Он проследовал за посыльным по заднему проулку и вошел в хозяйственный двор. Там парень указал ему нужное окно — оно выходило в узкое пространство между сараем и стеной самого отеля.

Не переставая внимательно следить за тем, что происходит во дворе, Сакс скользнул к зарешеченному окну и позвал:

— Мэг!

Почти в тот же миг оконная рама чуть-чуть приподнялась.

— Кто здесь?

— Кто же еще, как не ваш благородный герой, примчавшийся на помощь?

Поднялась кружевная занавеска, и через стекло и решетку на него глянуло лицо жены.

— Саксонхерст?

— А у вас есть другие благородные защитники?

Мэг восхитительно покраснела:

— Ну конечно же, нет. Я просто…

— Ну ладно. Здесь многовато народу. — Он не знал другой женщины, которая так соблазнительно краснела бы от смущения, как его жена. Сакс проклял пыльное стекло и решетку, которые не позволяли ему тут же поцеловать ее.

Мэг тоже озабоченно нахмурилась:

— Будьте серьезнее, Саксонхерст! Я заперта здесь и не знаю…

— Подождите минутку. — Он нырнул за угол, поскольку в этот момент две служанки прошли мимо, направляясь к ближнему сараю. Когда они наконец ушли, Сакс вернулся к окну. — Вы здесь?

Занавеска снова поднялась, и появилось недовольное личико Мэг.

— Где же мне еще быть?

Он улыбнулся, удивляясь тому, какой привлекательной она ему кажется в любом настроении.

— Не хочется ли вам описать, какое на вас белье?

— Что?

— Вы можете постараться возбудить мой аппетит на будущее. Так какое оно? В цветах? Фруктах? Или со сверкающими молниями?

— А вы опишите свое, милорд, тогда я опишу свое.

— Берегитесь, Мэг, небезопасно бросать такой вызов. На мне…

— О, прошу вас, хватит! — Но он видел, что она борется со смехом. Ему слишком редко доводилось видеть ее смеющейся, но он знал, что рассмешить ее нетрудно. Очаровательная Мэг! Сладкая Мэг! Но в этот момент она всхлипнула, и он понял, что ей по-настоящему страшно. — Я попала в ужасное положение, — сказала она. — Вы, наверное, не знаете…

— Я все знаю и позднее вас за это выбраню. Вы же не думаете, что я кому-нибудь позволю повесить мою графиню? А если даже они вас арестуют, — поддразнил он, — я позаботился о том, чтобы вам обеспечили в Тауэре самые лучшие условия.

— В Тауэре!

— Там больше не рубят головы. Вы будете в безопасности, а мне, разумеется, позволят навещать вас и оставаться надолго. В сущности, — добавил он, — поскольку до сих пор мы с вами никак не могли найти покоя и мира, это звучит привлекательно… — Мэг красноречиво молчала, и граф улыбнулся. — Вы очень мило выглядите в этой кружевной занавеске-мантилье, дорогая. Чуть смахиваете на монашку. Вам наверняка будет приятно узнать, что я нахожу вас соблазнительной. — Он прикоснулся к стеклу пальцем в том месте, где с другой стороны к нему прижимался ее нос.

— Вы тоже искушаете меня, — довольно жалобно ответила она.

— Без этой решетки, разделяющей нас, все будет еще приятнее. Послушайте, решетки ставят для того, чтобы не дать людям проникнуть внутрь, а не для того, чтобы не дать им выбраться наружу. Посмотрите, чем она там крепится — гвоздями или шурупами?

Мэг осмотрела края решетки, которые не были видны снаружи.

— Не знаю. На шляпках есть бороздки.

— Значит, шурупами. Отлично. — Он достал приспособление, которое взял с собой по совету Пикока. — Это отвертка. Мне сказали, что, если вставить кончик отвертки в бороздку и вертеть, можно вывинтить шурупы.

— Но здесь их штук десять!

— Значит, вам предстоит много работы. Так что приступайте.

— Я закрою окно. Холодно, и, если кто-нибудь войдет, нужно, чтобы ничего не было заметно. — Она опустила также и занавеску, поэтому теперь он не мог видеть, что происходит внутри.

Через несколько минут тревожного ожидания он поинтересовался:

— Ну как?

И услышал приглушенный стеклом голос:

— Получается, но медленно. — А через какое-то время:

— Наверху осталось два шурупа. Руки болят.

Граф поморщился, но бодро сказал:

— Я залижу ваши раны. Отдохните минутку и позвольте мне пустить в ход свою магию.

— Магию? — Уловив беспокойство в ее голосе, он усмехнулся, вспомнив ее вздорную веру в магию каменной статуэтки.

— Просуньте сюда руку.

Через несколько мгновений правая рука Мэг протиснулась сквозь решетку в узкую щель между подоконником и нижним краем рамы.

Он присел на корточки и стал целовать холодные костяшки ее пальцев. Потом растер ей кисть своими тоже холодными руками и подул на нее, чтобы согреть. Он повернул ее руку ладонью вверх и заметил красные рубцы, натертые отверткой.

— Проклятие! Если бы я мог войти и сам сделать эту работу!

Целуя красные ссадины на руке Мэг, он услышал, как она хмыкнула, а потом увидел, что она выглянула из-под нижнего края занавески, как игривый щенок, высовывающийся из-под одеяла.

— Подозреваю, что мои руки более привычны к работе, чем ваши, граф.

Она была совершенно очаровательна, когда поддразнивала его.

Сакс чуть-чуть прижал зубами ее большой палец.

— Дерзкая распутница! Мои по крайней мере больше и сильнее. — Он накрыл ее ладонь своей, чтобы показать, насколько она больше, потом сплел ее пальцы со своими. — Мы отлично подходим друг другу.

— Правда? — Даже сквозь мутное стекло он видел по выражению ее лица, что она тоже так думает. То был момент единения, словно они приросли друг к другу кожей и кровь заструилась по общей кровеносной системе. На минуту граф вполне серьезно подумал, не разбить ли стекло, которое их разделяло…

— Вы ведь верите, что я его не убивала, правда?

Он посмотрел в ее светившиеся тревогой глаза:

— Я это знаю.

Мэг шмыгнула носом, и графу захотелось голыми руками раскидать эту каменную стену. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным. Отпустив ее руку, он сказал:

— Ну давайте, Мэг. Давайте поскорее вызволим вас оттуда.

Занавеска опустилась, снова скрыв их друг от друга, и он вновь услышал тихий скрежет — это Мэг отвинчивала последние шурупы.

Его несколько удивляло ее молчание. Он думал, что она задаст ему сотню вопросов об убийстве и о том, откуда он узнал о ее приключениях. Но ведь Мэг не знает, что он имел долгий разговор с ее сестрой.

— Итак, — спросил он, в основном чтобы подразнить, — прежде всего: зачем вы отправились к сэру Артуру?

— Он попросил меня прийти. — Решетка немного сдвинулась.

— Если вы поднимете окно повыше, я помогу вам держать ее.

— Теперь не могу — у меня руки заняты.

Через несколько секунд граф продолжил:

— Вы могли бы взять карету.

— Я взяла Мартыша. С ним все в порядке?

— Абсолютно. Но почему, Мэг? Почему вы именно так туда отправились?

Он думал, что она не ответит, но она сказала, почти не дыша:

— Я не хотела, чтобы вы об этом узнали. Все, последний. Теперь я держу решетку на весу.

— Не держите. Вернее, уберите ее осторожно. Надеюсь, она не слишком для вас тяжелая? — Черт возьми, а если и слишком, что он может сделать?

Вскоре граф услышал легкий щелчок, и верхняя рама взлетела на полную высоту. Через мгновение появилась обтянутая белым чулком нога, пикантно выглядывающая из-под юбок вплоть до самой подвязки, потом другая, а потом и вся его глупая, восхитительная и весьма способная жена. Он помог ей вылезти, но она тут же оттолкнула его и начала оправлять юбки и приглаживать волосы.

Потом отважно взглянула ему в глаза, словно ожидая бури.

Здесь? Нет, это едва ли подходящее место. Глаза ее расширились, когда она заметила, в каком он виде.

— Теперь понимаете, на что я готов ради вас? Пусть же подвиг мой не окажется напрасным. — Он опустил оконную раму, взял Мэг за руку, и они быстро пошли прочь со двора и подальше от этого места. — Хорошо, что я одет так же, как все здесь. Любой примет меня за слугу.

— Я была прислугой, — напомнила Мэг.

— Легион гувернанток, пожалуй, с вами не согласится, но как бы то ни было, я ничего не имею против.

— Ну и отлично. Я тоже не имею ничего против того, что вы граф.

Он благодарно улыбнулся — ему нравилась ее склонность к иронии. В сущности, его жена нравилась ему во всех своих непредсказуемых проявлениях. Даже если бы она совершила убийство, у нее наверняка оказались бы для этого веские причины.

Уже через несколько минут они смешались с уличной толпой. Холодный ветер пронизывал до костей, и вскоре граф услышал, что Мэг стучит зубами — ведь на ней было всего лишь легкое шерстяное платье.

Они быстро шли вдоль улицы, и граф сообщил, что понятия не имеет, куда вести жену. И демоны, будь они прокляты, все еще время от времени поднимали голову. Прежде чем думать обо всем остальном, он должен был устранить одну преграду.

— Почему вы пошли за помощью к герцогине?

Мэг взглянула на него расширившимися испуганными глазами, и стало понятно, что дрожит она не от холода.

— Я не могла придумать ничего другого. Понимала, что герцогиня меня не любит и не одобряет нашего брака, но точно знала, что скандала она не допустит. Сначала мне показалось, что она хотела мне помочь, но потом они меня заперли!

Демоны последний раз встрепенулись и умерли. Граф прижал к себе Мэг покрепче и потер ее озябшие руки.

— Нужно достать вам пальто или что-нибудь теплое. Я знаю здесь поблизости салон верхней одежды…

Он потащил ее было в боковую улицу, но она его остановила:

— Вы не можете войти в фешенебельный салон в таком виде.

— Граф Саксонхерст может выглядеть как ему заблагорассудится.

Мэг закатила глаза.

— Даже если они достаточно хорошо знакомы с вами, чтобы узнать в этом платье, напоминаю, что мы скрываемся от правосудия. Вероятно, где-нибудь здесь есть магазин подержанной одежды. Сколько у вас при себе денег?

С упавшим сердцем Сакс похлопал по карманам куртки конюха и вынужден был с грустью признать, что они пусты.

— Я никогда не ношу с собой деньги. А у вас?

Мэг с сожалением покачала головой:

— Я истратила свои последние несколько пенни.

Граф снял куртку и укутал в нее Мэг.

— Так вы замерзнете насмерть, — сказала она, кутаясь в его куртку. Он видел, как она дрожит, и понимал, что причиной тому не только холод, но и ужас.

— Мы можем время от времени передавать ее друг другу. А вот что нам действительно нужно, так это какое-нибудь безопасное место, чтобы подумать, что делать дальше.

Они задержались на углу, где стена немного защищала от ветра, который полосовал ему ноги и спину ледяными бритвами. Граф не мог вспомнить, замерзал ли по-настоящему когда-нибудь в жизни. Пожалуй, что нет. Ощущение не из приятных, а главное — оно, кажется, лишало его возможности трезво Мыслить.

Продавец газет на другом углу завел свою песню:

— Последние новости об убийстве! Замешано семейство графа Саксонхерста! Самые последние новости! Любовник графини лежал в луже собственной крови!

— О Боже милостивый! — прошептала Мэг. — Вы мне верите? — И прежде чем он успел сказать «да», Мэг тряхнула головой. — А не следовало бы. Вы же не знаете…

Демоны сделали попытку ожить, но к настоящему времени от них осталась одна оболочка. Он просунул руки под куртку и потер Мэг по спине, чтобы согреть.

— Я знаю о вашем волшебном камне.

Мэг побелела как полотно:

— Откуда?

— Я заставил Лору сказать, зачем вы поехали к сэру Артуру.

— Заставили? Каким образом?

— Путем вырывания ногтей, разумеется. — Он рассмеялся. — Думаю, пора и вам начать доверять мне.

У Мэг в глазах стояли слезы.

— Простите меня. Я тоже вам верю. Мне так жаль… И я так напугана. Мне холодно и страшно.

Она снова задрожала, и он крепче прижал ее к себе, проклиная себя за свое бессилие и размышляя о том, насколько человек должен замерзнуть, чтобы умереть. Иногда это случалось с пассажирами, путешествующими на открытой верхней площадке дилижанса, а куртка его конюха, хоть и была сшита из толстой теплой ткани, казалось, вовсе не грела.

Он поцеловал взъерошенные волосы Мэг.

— Послушайте, любимая, мы должны найти какое-то убежище, где полиция нас не достанет. Я бы не хотел подвергать опасности своих друзей, прося их спрятать нас, только уж если не будет иного выхода.

— А нельзя пойти к вам домой?

— К нам домой? Там полно блюстителей порядка, и на площади собралась огромная толпа, жаждущая увидеть вас и ваши окровавленные руки. — Он ощущал, как ее бьет дрожь. — Во времена моего деда власти ни за что не посмели бы тронуть жену графа, но сейчас я совсем не уверен, что смогу их остановить. Проклятые демократы!

Он начинал понимать, что холод непобедим. Ему до смерти хотелось попросить у нее ненадолго куртку обратно, но он сказал:

— Давайте двигаться. Это нас немного согреет.

— В любом случае площадь Мальборо находится слишком далеко отсюда, — сказала Мэг, когда они снова зашагали по улице, прижавшись друг к другу как можно ближе. — Вы очень замерзли. Если мы будем передавать куртку друг другу, это немного оттянет последний момент, но мы все равно погибнем от холода. У меня ноги уже превратились в ледышки.

Он посмотрел на ее матерчатые полуботинки. Бесполезная вещь.

— Мои сапоги сносно греют, но, боюсь, обменяться обувью нам не удастся. Странное положение, правда?

— А в тюрьмах топят?

Он рассмеялся:

— Сомневаюсь, а то бы и мне туда захотелось! А церкви не держат открытыми для бездомных бродяг?

— Нет… О! — вдруг воскликнула Мэг. Она извлекла из кармана ключ. — Моллетт-стрит.

— Это ключ от вашего старого дома?

— Да, и он находится всего в нескольких кварталах отсюда. Идемте! Скорее! — Она схватила его за руку и потянула за собой. — Если пойдете побыстрее, согреетесь, а в доме есть немного дров. Мы сможем разжечь огонь.

Этой мысли было достаточно, чтобы подстегнуть его. Огонь! Тепло. Укрытие.

Они шагали по погружающейся в сумерки улице, потом повернули в боковой проулок. Перед воротами они остановились, и Мэг осторожно толкнула калитку. Та скрипнула.

— Надеюсь, никто не услышал. Сейчас все готовят ужин или уже ужинают.

Мысль о еде, любой еде, была почти мучительна.

Они прошли к черному ходу, и Мэг попыталась на ощупь дрожащими от холода пальцами вставить ключ в замочную скважину. Открыв дверь, она втащила Сакса внутрь.

— Слава Богу! — сказал он, но после паузы добавил:

— А тут не теплее, чем на улице.

— Ну разумеется. Здесь ведь уже несколько дней не разводили огня. — Подойдя ближе, Мэг начала растирать ему руки. — Разве вам никогда не приходилось бывать в нетопленом помещении?

— Боюсь, что нет. Согрейте меня, Мэг.

Глава 18

Он не собирался флиртовать, но Мэг смутилась. Бог свидетель, секс был последним, о чем он сейчас думал. И первым тоже.

Вероятно, Мэг поняла это.

— Идемте, — сказала она и потащила его по коридору, а потом вверх по лестнице.

Он не надеялся, что на верхнем этаже будет теплее, но последовал за ней, растирая себе грудь и плечи и не переставая удивляться, что внутри дома может быть настолько холодно.

Мэг вошла в спальню и сдернула с кровати одеяло из гагачьего пуха.

— Вот, возьмите, — сказала она.

Граф схватил одеяло и закутался в него. Не то чтобы сразу стало тепло, но получше. Мэг сдернула с кровати еще одно, шерстяное, одеяло и накинула его на себя, потом пошла в соседнюю комнату и там тоже сняла с кровати одеяла.

Теперь у каждого из них было по одному пуховому и одному шерстяному. Несколько пушинок, плавно кружа, опустились на пол; одеяла были старыми и изношенными, но никогда еще ни одна вещь не казалась графу столь драгоценной.

— Ну как, лучше? — встревоженно спросила Мэг. Граф кивнул. — Давайте пойдем на кухню и посмотрим, есть ли там еще оставленные нами дрова. Если удастся развести огонь, можно вскипятить воду.

Бредя за ней, граф мечтательно произнес:

— Вот если бы было бренди…

В кухне Мэг прошла прямо к ящику, стоящему возле старомодной печки.

— Да. Дрова есть. А трутница должна быть вон в том шкафчике.

— Сейчас я все сделаю, — пообещал он. Раза два в жизни ему доводилось самому высекать огонь, но это было еще в детстве, во время игры.

Он наблюдал, как Мэг умело складывает хворостинки и щепочки, перемежая их палочками покрупнее. Здесь не было хороших дров, как у него в доме, — какие-то ошметки реек, обломанные ветки, даже ножка стула — словом, мусор.

До этой минуты граф, пожалуй, не представлял себе до конца, в каком положении находилась его жена со своей семьей. Он и вообще, в сущности, не знал, что такое настоящая бедность. Да и сейчас еще не до конца представлял себе это, но уже начинал кое о чем догадываться.

Мэг взглянула на него:

— Нужен огонь.

Графу вдруг показалось, что нет на свете ничего важнее, чем суметь сейчас высечь огонь. Он опустился на колени возле решетки очага и стал неуклюже чиркать кремнем по стальному бруску. Наконец огонек затеплился. Поспешно, пока он не погас, граф поднес его к самым мелким щепочкам и с восторгом наблюдал, как занимается пламя.

Дрова были сухие, и огонь затрещал сразу же, неся свет и тепло. Пока не слишком жаркое, но все равно оно грело и радовало его сердце. Граф наклонился и крепко поцеловал Мэг в полуоткрытые губы.

Они сидели рядом, подкладывая щепки в огонь, и, протянув руки к очагу, грелись, а отблески пламени плясали на их щеках. Наконец граф встал и поднял Мэг, в его голове снова бродили чувственные образы. О да, он приходил в себя. Мэг, однако, отстранилась от него:

— Мне кажется, что здесь остались кое-какие овощи. Почему бы вам не посмотреть вон там, в кладовке? Мы выбросили лишь то, что могло испортиться.

Граф вспомнил, сколько превосходных продуктов выбрасывается в его хозяйстве каждый день. Он также отметил, что она оттолкнула его не от смущения, а просто потому, что думала в этот момент о вполне практических вещах. Благоразумная Мэг! Глупышка Мэг! Сам граф больше думал о том, что придется провести здесь ночь, и имел определенные планы. Известен ли лучший способ согреться?

Однако он послушно обыскал кладовку в поисках какой-нибудь еды, и это снова заставило его задуматься о степени их бедности: единственное, что удалось найти ему, — это небольшой мешочек сушеной фасоли, немного овса на донышке глиняного горшка и пучок каких-то сомнительных серо-зеленых сушеных трав. В солонке было немного соли, в мельнице — перца. В кулечке из синей бумаги он обнаружил маленький кусочек сахара.

Выложив этот скудный набор на простой деревянный стол, он подумал: неужели это действительно было все, что отделяло семью из пяти человек от голодной смерти?

Он поднял голову и увидел, что Мэг наблюдает за ним; она казалась натянутой как струна.

— Мы покупали еду каждый день, впрок не заготавливали, — сказала она.

— Разумеется. — «На те несколько монет, что у нее оставались», — добавил граф про себя. Он припомнил, с каким восторгом близнецы накинулись на еду. Он знал, конечно, что они истосковались по лакомствам, и был счастлив угостить их, но, оказывается, истинного положения вещей он не мог себе и представить. — Овощей не оказалось? — спросил он.

— Боюсь, что нет. Я думала, удастся сварить суп. — Она подошла к очагу и подбросила щепок в начавший затухать огонь. — Дров хватит ненадолго. Что будем делать?

Значит, накануне свадьбы у них уже почти не оставалось дров для обогрева. А она чуть было не убежала из церкви! Хоть его демоны и почили с миром, он не мог не задуматься о том, что могла сделать женщина в подобном положении, чтобы спасти себя и своих близких. Впрочем, теперь ему было все равно, даже если она действительно оказалась орудием в руках драконши. Теперь он был способен ее понять и верил ей.

Он даже улыбнулся. Если таков был найденный ею выход, то надо признать, что случай сыграл с драконшей злую шутку: ее коварный план обернулся для него счастливой женитьбой.

— «Делать»? — повторил он ее последнее слово. — Думаю, мы могли бы остаться на эту ночь здесь. Если повезет, к утру Оуэн все уладит.

— А если нет?

— Не паникуйте раньше времени.

Мэг подошла к столу и стала перебирать то, что ему удалось выудить из кладовки.

— Можно было бы сварить фасоль, но ее нужно несколько часов размачивать, и нельзя сказать, чтобы это было изысканное блюдо. Конечно, всегда остается овсянка, но на нее тоже требуется время…

— Нужно просто ложиться в постель.

В глазах Мэг мелькнула настороженность.

— Подумайте, Мэг, если мы вместе ляжем в постель и укроемся множеством одеял, мы сможем до утра сохранять тепло. А разговаривать и решать, что делать, там можно с таким же успехом, как и здесь.

— Разговаривать?

Их разделял стол.

— Ну, или заниматься иными вещами. Если пожелаете.

— Нет, я не желаю.

— В самом деле?

Она отвела вспыхнувший взгляд, что вселило в него надежду.

— Я не сделаю более того, что вы пожелаете, Мэг. — Как бы убедить ее захотеть большего? — Посмотрите на это с другой стороны. Если мы не сможем придумать ничего другого, нам придется сдаться властям. Быть может, это наш последний шанс на много лет вперед. Ну так что, в постель?

Подумав с минуту, Мэг ответила:

— Хорошо, — и двинулась к выходу, но на пороге остановилась как вкопанная. Граф подумал, что она снова пытается уклониться, но Мэг вдруг подбежала к большому голландскому буфету, полному блюд и тарелок, и, пододвинув стул, взобралась на него и стала шарить рукой, схватила большой глиняный горшок и прижала его к груди. Граф поддерживал стул, пока она слезала с него.

— Я только сейчас вспомнила! — воскликнула Мэг, сияя. Он поднял с пола упавшее пуховое одеяло и снова укутал ей плечи.

— Что это? Еще какой-нибудь магический предмет?

Мэг пропустила насмешку мимо ушей.

— Ничуть не хуже! — Подняв крышку, она достала что-то завернутое в тряпочку, развернула и извлекла на свет коричневый комок.

— Что это? — повторил граф с большим сомнением.

— Рождественский пудинг, разумеется! Моя мать сделала его летом, чтобы у нас на Рождество было хоть какое-нибудь традиционное угощение. А поскольку мы не рассчитывали, что на Крещение сможем испечь крещенский пирог, я сохранила немного для праздничного ужина. Сейчас еще, правда, не канун Двенадцатой ночи, но, полагаю, нужда сильнее традиций. — Она отломила кусочек и попробовала.

Граф воспринял находку скептически. Рождественский пудинг должен быть горячим и плавать в пылающем бренди, а этот был холодным, твердым и покрыт какой-то жирной пленкой. Но уже в следующую минуту сладкий вкус изюма наполнил его голодный рот, и граф готов был съесть весь этот пудинг.

Мэг отломила себе небольшой кусочек и замялась.

— Нужно загадать желание.

— Я думал, его загадывают, когда мешают пудинг.

— Неужели вы еще делаете это? Мешаете пудинг?

— Разумеется. Повар готовит его, а потом мы все, выстроившись по чину, проходим через кухню и каждый, помешивая пудинг, загадывает желание.

— А что вы загадали в этом году?

— Не помню, это же было еще в августе. Хороший пудинг ведь должен вызреть.

— Это правда.

Увидев, как она погрустнела при воспоминании о матери, которая готовила этот пудинг, ему захотелось обнять ее, но интуиция подсказала, что сейчас этого делать не следует.

— А вы помните свое желание?

— Меня здесь тогда не было. Я работала у Рэмилли.

— Но в вашей семье, как я понял, загадывают желания и когда едят пудинг? И что же вы загадали на нынешнее Рождество?

— У меня было лишь одно желание: чтобы кто-нибудь нам помог.

— А я?

Улыбнувшись, она опустила глаза.

— Тогда я не знала еще даже о вашем существовании.

Граф взял кусочек пудинга и положил его ей в рот.

— А чего вы желаете сейчас?

— Нельзя рассказывать о загаданном желании — не сбудется, — ответила Мэг, но после паузы добавила:

— Когда весь этот кошмар закончится, я хочу стать такой графиней, какой вы заслуживаете. — И она проглотила кусочек пудинга.

— Вы уже больше, чем я заслуживаю!

Мэг рассмеялась и тряхнула головой, потом положила кусочек пудинга ему в рот.

— Ну а каково ваше желание?

Граф прожевал и сказал:

— Чтобы вы легли со мной в постель и я бы там наслаждался пудингом.

Мэг покраснела: она знала переносное значение слова «пудинг». Его загадочная, идеальная жена.

Мэг поплотнее закуталась в одеяла — она снова чувствовала себя как корабль в штормовую погоду и не знала, что сказать. Что-то в глубине ее существа неодолимо стремилось к тому, что он предлагал.

— В постели будет теплее, — неуверенно предположила Мэг. Это был шаг навстречу.

— Совершенно верно, — подхватил граф.

На подкашивающихся ногах она пошла наверх, не видя, а скорее ощущая — и не только по мерцанию свечи, которую он нес, — что он идет за ней.

В ней никогда еще не боролось одновременно столько разных чувств. Тяжелым камнем лежал на душе страх перед законом, вера мужа в нее лишь немного облегчила его груз. Хотя Мэг и вся ее семья всегда были уважаемыми, законопослушными людьми, она знала, что правосудие может быть чудовищно несправедливым.

Еще более тяжелым делало этот камень чувство вины. Граф все еще не отдавал себе отчета в том, что во всем случившемся виновата именно она. Вот и сейчас он мерз и страдал от голода из-за того, что она попросила Шилу исполнить ее желание. Вероятно, и сэр Артур был мертв по той же причине. Разве может она допустить близость между ними при том, что он пребывает в неведении?

К тому же первая брачная ночь не должна проходить в заброшенном нетопленом доме, где все так бедно и убого. И потом — на какой кровати им лечь? Конечно, удобнее было бы на широкой родительской, но об этом не могло быть и речи. Придется тесниться на меньшей, которую делили они с Лорой. С другой стороны, эта кровать представлялась Мэг чем-то целомудренным, вроде алтаря, и, несмотря на то что они с графом были законными супругами, ей казалось бы, что она совершает страшный грех.

Она его, в сущности, и совершала. Сильнее, чем страх, тревогу и чувство вины, она ощущала лихорадочное желание.

Мэг остановилась у порога спальни, уткнувшись лицом в дверь.

— Я ведь сказала, что не смогу сделать этого до тех пор, пока вы не примиритесь со своей бабушкой, — тихо напомнила она.

Граф прижался к ее спине, накрыв своими одеялами, словно ангельскими крыльями, их обоих.

— И по-прежнему хотите выполнить обещание?

Пересохшими губами она прошептала:

— Я должна. Герцогиня ведь всего лишь старая женщина.

Он прижался головой к ее голове.

— Мэг, сейчас я не могу об этом говорить, но и изменить свое отношение тоже не могу. И не смогу никогда. Так что решать вам.

Мэг оценила степень своего нравственного негодования. Теперь, после встречи с герцогиней, оказавшейся женщиной отнюдь не доброй, оно не было уже столь пламенным. Быть может, из-за страха, холода и стесненных обстоятельств.

— Это не важно, — ответила она. Граф поцеловал ее в шею, на удивление теплую, несмотря на царивший вокруг холод.

— О, это важно, любимая, но не для нас. — Он открыл дверь и подтолкнул Мэг внутрь. — Это ваша комната?

Она кивнула. На простой железной кровати с тощим матрасом была постелена лишь белая простыня, поскольку Мэг сняла все одеяла. Здесь не было ковров, лишь связанные вручную половики. Зеркало на стене помутнело от времени.

— Не очень впечатляюще, — смущенно сказала она. Он повернул ее к себе, его глаза сверкали.

— Это же мечта распутника! Соблазнить краснеющую девственницу в ее целомудренном алтаре.

Мэг почувствовала, будто перед ней разверзлись врата ада.

— Это именно то, чего я боялась.

— Чего?

— Что буду чувствовать себя грешницей. В сущности, я и есть грешница. Как бы то ни было… — она нашла в себе силы отойти от него, — нам нужно поговорить о том, что делать дальше.

— Разумеется. — Граф вовсе не выглядел обескураженным. Он был похож на хищника, настигающего добычу. — Но это нужно делать, лежа в постели, если мы хотим сохранить достаточно тепла.

Мэг понимала, что это означало почти признать свое поражение, но желание сжигало ее изнутри, борясь с ее хваленым благоразумием и барахтающимся из последних сил здравым смыслом.

Голова у нее кружилась от чувства, пугающе близкого к той лихорадочной слабости, которую вызывала Шила. Колдовство! Языческое колдовство. О да! Языческий огонь.

— О!

— О? — переспросил граф. И поскольку она не могла объяснить необъяснимое, продолжил:

— Могу я попросить вас исполнить роль служанки? Понятия не имею, как без посторонней помощи снять эти сапоги.

Мэг мгновенно вернулась на землю. Желание не исчезло, но теперь оно стало вполне земным. И граф теперь был всего лишь мужчиной, особым, но все же мужчиной. Аристократом — избалованным, изнеженным аристократом, который даже сапоги сам снять не может. Он показался ей вдруг очень, очень милым.

— Вы, ваша графская светлость, беспомощны, словно дитя, без своих преданных прихлебателей. — Она толкнула его в грудь, и он с готовностью плюхнулся в кресло, которое стояло у него за спиной.

— Грешен, — признался он. — Ничего сам не умею, кроме одного. Это я всегда делаю сам.

Восхитительная самонадеянность! Мэг припомнила, что недавно это казалось ей пороком.

— Мы ложимся в постель, чтобы согреть друг друга. Там, в постели, мы собираемся говорить о безвыходной ситуации, в которую я попала.

— Да, мэм.

Качая головой, Мэг скинула покрывающие ее одеяла, подняла его ногу и изо всех сил принялась тащить сапог. Он прилегал к щиколотке очень тесно, так что у нее ничего не выходило.

— Дурацкая мода! — выдохнула она наконец. — Придется вам спать в сапогах.

— Бьюсь об заклад, что вам никогда не приходилось делить постель с мужчиной в сапогах, — задумчиво произнес граф.

— Мне никогда не приходилось!.. — вспыхнула Мэг.

— Да-да, конечно. Я не хотел вас оскорбить. Но все же представляю, как это будет неудобно. Боюсь, я очень беспокойно сплю.

— Тогда вам придется спать в другой постели. — Блеск в глазах Мэг свидетельствовал о том, что она понимала, как далеко зашла их игра.

— Тогда мы не сможем дарить друг другу тепло, — парировал граф, вставая. — Остается лишь надеяться, что у вас крепкие голени.

Сердито — но и весело — взглянув на графа, Мэг так сильно толкнула его обратно в кресло, что оно чуть не перевернулось.

— А как ваш камердинер стаскивает с вас сапоги?

— Он их не стаскивает. Для этих нужд у меня есть специальный мальчик.

— И это вся его работа?

— Я меняю обувь три-четыре раза на день, — смиренно ответил он. — И еще он ее чистит.

Закатив глаза, Мэг спросила:

— Хорошо, а как он их с вас стягивает?

— Он поворачивается ко мне спиной и садится верхом мне на ногу — так образуется наиболее эффективный угол тяги.

Мэг подозрительно взглянула на него, но все же перекинула ногу через его голень. Подняв его ногу, она крепко ухватилась за каблук сапога. Ее юбки немного приподнялись, обнажив стройные щиколотки и крепкие икры. На правом чулке над туфлей виднелась аккуратная штопка. «Оказывается, штопка может быть удивительно эротичной», — подумал граф.

Ягодицы Мэг оказались прямо перед его лицом, поскольку она стояла, чуть наклонившись вперед. Улыбаясь, граф поднял свободную ногу и прижал ее к ним.

Мэг выронила его ногу и, выпрямившись, обернулась, гневно сверкая очами.

— Я просто помогаю вам, — защищаясь, объяснил граф. — Я всегда так делаю с Крэбом.

— Предупреждаю вас, Саксонхерст… — Мэг разве что не воткнула в его грудь указательный палец, подобно строгой гувернантке, — когда мы вернемся домой, я спрошу у вашего мальчика, и если его рассказ не совпадет с вашим, последствия будут для вас плачевными.

— Моя дорогая графиня, вы заставляете меня сожалеть о том, что я говорю вам чистую правду.

— О, вы невозможны!

— Невозможен в том смысле, что мне невозможно противиться?

— Нет. — Она снова повернулась спиной, схватила его за щиколотку и начала стягивать сапог. Когда он опять уперся другой ногой ей пониже спины, ее лишь передернуло.

Будет ли она искренне сопротивляться? Черт возьми, он надеялся, что нет. Его плоть уже начинала восставать — ее попка, вертевшаяся у него перед глазами, служила превосходным стимулом для этого. Казалось, что ощущение, которое он испытывал, когда она вынужденно терлась о его левую ногу, передавалось непосредственно в пах, словно быстро распространяющееся пламя.

Тяжело отдуваясь, Мэг стащила-таки с него сапог, швырнула его на пол и, сдув упавшую на ее раскрасневшееся лицо прядь волос, принялась за другой.

— Похоже, вы замечательно согрелись, — заметил граф, ставя ей на ягодицы освободившуюся от сапога ногу.

— Вот-вот, если вам холодно, стоит поработать физически.

— Но, моя дорогая, именно это я и собираюсь сделать.

Мэг с яростью накинулась на его второй сапог. Сакс так и видел, как она возмущенно закатывает при этом глаза.

Он же чуть не урчал от удовольствия, ощущая сквозь свой шерстяной носок и несколько слоев ее юбок нежную мягкость ее попки.

Мэг изогнулась, однако в этом не было ничего общего с желанием оттолкнуть его. Когда она еще сильнее потянула его за сапог, для чего наклонилась чуть ниже, он просунул ступню между ее ног.

Мэг замерла.

— Продолжайте, — мягко сказал граф. Это было, конечно, рискованно по отношению к девственнице, но он предполагал, что его графиня — необычная девственница.

И, словно доказывая его правоту, Мэг с новой силой потянула его сапог, не обращая внимания на то, что с каждым рывком его босая нога все глубже проникает ей между ног. Впрочем, когда сапог наконец был снят, она сделала попытку отойти, но была схвачена за талию и усажена им на колени.

— Пора ложиться, — едва дыша, произнесла Мэг. Щеки ее алели — он был уверен, что не только от усилий.

— О, давно пора, — прошептал он ей прямо в ухо, — но теперь вы все еще в туфлях. Подержите-ка одеяло.

Когда Мэг вцепилась в одеяло, которое закрывало теперь их обоих, он поднял ее левую ногу таким образом, что ее юбки откинулись назад, открыв всю обтянутую белым чулком ножку, вплоть до пикантной черно-красной подвязки. Он сомневался, что она позволит ему рассмотреть ее — этот маленький символ ее тайной порочности. Но Мэг оставалась покорной в его руках.

Дразнить ее, стараться узнать, как много она ему позволит и когда возмутится, было для него самой увлекательной любовной игрой. Он обожал свою непредсказуемую и решительную жену.

Граф расшнуровал ее ботинок, изношенный чуть не до дыр.

— Придется дать Сьюзи прибавку.

— Почему? — не шелохнувшись, спросила Мэг.

— Потому что все в моей жене восхищает меня.

Тут она все же повернула голову.

— Все? Но ведь я превратила вашу жизнь в сплошной кошмар.

— В настоящий момент я счастлив как никогда.

Мэг зарделась.

— А я тем временем замерзаю.

Он стянул с нее худой башмак и растер ей ступню.

— Да у вас ноги ледяные!

— Я стараюсь не лгать.

Это возвращало их к важным вещам, но граф не собирался возвращаться к ним до тех пор, пока не покончит с другим, еще более важным делом. Он опустил ее ногу, нежно погладив рукой и испытывая большое искушение скользнуть вверх, туда, где мелькнуло ее обнаженное бедро, — им обоим этого хотелось, но Мэг действительно замерзала, а он не был дураком.

Граф поднял ее другую ногу и быстро снял с нее башмак, потом встал сам и поставил на ноги Мэг.

— Вы хотите что-нибудь еще с себя снять?

Она удивленно взглянула на него — неужели она и в самом деле думала, что он попытается ее раздеть? — потом скинула тяжелую куртку конюха.

— Да, я сниму еще кое-что, но под одеялом. — Она постелила оба своих одеяла на кровать и легла под них.

Граф подумал было снять бриджи, но потом отбросил условности и забрался в кровать рядом с ней, задержавшись лишь на секунду, чтобы расправить над ними свои два одеяла и плотно подоткнуть их.

Глава 19

Постель была холодной. Граф привлек Мэг к себе, чтобы они могли делиться теплом друг с другом, но не только поэтому. Несколько секунд Мэг лежала в напряжении, потом расслабилась, положила голову ему на грудь и обняла мужа. Его почти до слез растрогала естественная простота этого порыва, хоть они и лежали на сбившемся матрасе, полностью одетые и все еще дрожащие от холода. Господи, да что же это с ним происходит?

— Мы не погасили свечу, — напомнила Мэг.

— Давайте подбросим монетку и решим, кому идти ее задувать.

— Если вы об этом забыли, напоминаю, что у нас нет денег.

— Проклятие! — Все это было, конечно, игрой. — А, ладно, подсвечник солидный, будем надеяться, что ничего не случится. Я даже предпочитаю, чтобы горел свет. Мне нравится видеть вас.

— Если бы не необходимость дышать, вы бы меня совсем не увидели. — Из-под одеяла торчала лишь ее макушка.

Граф любил предаваться любви при свете, но не стал бы на этом настаивать. Мэг будет так же мила и в темноте.

— Немного согрелись? — спросил он.

— Немного. Ноги все еще холодные.

Граф слегка пошевелился.

— Кладите их мне меж бедер. Там им будет хорошо и тепло. — «Это уж точно», — добавил он про себя.

Поколебавшись немного, Мэг чуть-чуть отодвинулась и согнула ноги в коленях. В следующий момент он почувствовал ее, даже через бриджи. Господи Иисусе! Он сжал ее ступни бедрами и руками.

— Надеюсь, этот лед не принесет мне непоправимого ущерба, — пошутил он.

Мэг тихо засмеялась, но сделала попытку убрать ноги.

— Не нужно, все в порядке.

Он стал растирать ей икры. Когда они стали чуть теплее, обхватил ее щиколотку и, согнув, подвел ступню к своему набухшему паху.

— Считается, что холод сковывает мужскую страсть. Теперь у меня есть научное доказательство того, что холодные ноги подобного эффекта не производят.

Мучимый любопытством — когда же она его остановит, и остановит ли вообще, — граф начал расстегивать пуговицы, потом просунул ее холодную ногу внутрь.

Мэг спрятала голову под одеяло, поэтому он не мог видеть выражения ее лица.

— Теплее? — снова спросил он.

— Да, спасибо.

Она сказала это так застенчиво, что ему захотелось ее съесть.

Через какое-то время он просунул кончики ее пальцев в расстегнутые кальсоны, и они наконец прикоснулись к его обнаженной плоти. Пальцы оказались еще довольно холодными, но это было восхитительно.

Характер ее дыхания изменился. Он это отметил, как и тот факт, что она по-прежнему не сопротивлялась.

Он не совсем понимал, что с ним происходит. Он был возбужден и готов принять женщину, но не совсем готов принять именно Мэг. Впервые принять Мэг.

С удивлением и некоторым беспокойством он обнаружил, что никогда не лежал в постели с женщиной, которую действительно любил. О, ему, разумеется, нравились его партнерши, но то было лишь данью обходительности. Он старался, чтобы они получили от близости с ним все, на что рассчитывали. Он никогда прежде не испытывал этой почти пугающей потребности, чтобы все было идеально для непредсказуемой, страстной, но неопытной любовницы.

Высвободив ее ногу, он снова стал растирать ладонями все еще холодные пальцы.

— Так лучше?

Словно догадываясь, как он прореагирует, Мэг вытянула ногу и положила ее обратно на его восставшую плоть.

— Постель немного согрелась, правда? — спросил он, ощущая в некоторых местах тела почти горячечный жар.

— Да. В последние несколько дней мы спали в этой постели втроем: Рейчел, Лора и я. Чтобы было теплее. А Ричард — с Джереми. Я действительно хочу вас поблагодарить за то, что вы спасли нас. Думаю, теперь вы сами увидели, в каком бедственном положении мы находились.

Он нежно погладил ее по спине.

— Это я благодарю Бога, что мне выпало такое счастье. Вы чувствуете себя в этой постели так непринужденно потому, что привыкли спать здесь с сестрами?

Мэг наконец выглянула из-под одеяла и задумчиво посмотрела на него.

— Скорее, потому, что мне спокойно с вами.

— Даже несмотря на то, что я собираюсь вас соблазнить?

Мэг не шелохнулась.

— Да. Потому что я знаю: вы не сделаете ничего против моего желания.

Граф поцеловал ее за честность. И за доверие к нему. Он все еще не был готов сделать следующий шаг, но ему отчаянно хотелось целовать ее. Как же редко это с ним бывало, подумал он и чуть не застонал при этой мысли.

Мэг ему хотелось целовать бесконечно.

Она придвинулась поближе и погладила волосы у него на макушке — холодная постель с комковатым матрасом показалась ему раем.

Его рука, блуждавшая по ее телу, наткнулась на что-то твердое, и, отдернув ее, он сказал:

— Я забыл про ваш корсет. Вам ведь неудобно в нем.

По ее взгляду он догадался: она понимает, что это часть игры.

— Я бы действительно сняла его, но не ценой потери тепла.

— Давайте посмотрим, что можно сделать под одеялом, — предложил граф.

Он повернул ее — она доверчиво ему повиновалась, — на ощупь расстегнул пуговицы на спинке платья и нащупал шнуровку. Один лишь узел, на который были завязаны шнурки, должен был ужасно ей давить.

— Корсет застегивается спереди на крючки или держится лишь на шнуровке?

— Боюсь, только на шнуровке.

Граф развязал двойной узел, удивляясь собственной терпеливости и тому, сколько удовольствия доставляет ему эта неторопливая работа. Несмотря на почти болезненное желание, ему нравилось расшнуровывать корсет жены, прикасаясь к ее теплому телу и вдыхая ее простой и милый аромат.

Ему было хорошо знакомо это мужское чувство раздвоенности, когда с одной стороны существует лишь собственное вожделение, а вся вселенная — с другой. Но никогда прежде он не испытывал гармонического равновесия между двумя этими частями. По крайней мере сейчас — сладкого присутствия Мэг в постели рядом с ним, того, как упали на затылок ее растрепавшиеся волосы, ощущения ее хрупкого позвоночника под пальцами, расшнуровывающими корсет, оказалось достаточно, чтобы удовлетворить его аппетит.

— Хотите снять платье? — спросил он.

— Нет.

Никаких объяснений, но он все понял. Платье было отчасти средством сохранить тепло, отчасти броней. А может быть, и средством скрыть от него необычное белье. Он вспомнил, как хотел раздевать ее медленно, при свете множества свечей и открывать один за другим все ее секреты.

Итак, он развязал узел и ослабил до предела шнуровку, чтобы корсетные костяшки не впивались ей в тело. По верхнему краю лифа ее простого платья проходила стягивающая тесемка, он ослабил и ее.

Потом не удержался и, просунув ладонь под корсет, накрыл ею защищенную теперь лишь тонкой тканью сорочки грудь.

Мягкая и жаркая тяжесть женской груди, одного из самых совершенных созданий природы! Опустив голову в вырез ее платья, касаясь теплой кожи и щекочущих, рассыпавшихся по плечам волос, он полностью отдался чуду, лаская левую грудь жены.

Наконец Мэг повернулась — повернулась в его объятиях, чтобы взглянуть ему в лицо. Интересно, что она в нем видит? Впрочем, ему было все равно…

— Нам нужно поговорить, — сказала она.

— Не сейчас.

Почти тут же Мэг пожалела о своих словах. Его взгляд сделался таким откровенным. Нет, это было не правильное слово — скорее, беспомощным. Уязвимым. Таким она не видела мужа еще никогда. И таким он был гораздо опаснее, чем когда играл в искусного охотника.

— Разумеется, я не смею быть навязчивым, — сказал он. — Теперь вам достаточно тепло?.. Нет.

— Что — нет?

— Вы ведь не хотите снять платье.

Она не хотела. Сама не понимала почему, ведь постель уже согрелась и без платья ей было бы удобнее. К тому же ее все равно скрывали одеяла. И тем не менее она не хотела.

— Я хочу снять бриджи, — произнес граф. — Вы мне не поможете?

Она видела, что он приготовился к отказу, и, быть может, именно поэтому согласилась. Удивляясь тому, как мало это ее смущало, она скользнула руками вдоль его сильного тела и нащупала пуговицы. Они оказались расстегнутыми, и она вспомнила о том, как несколько минут назад он грел ей ноги. Ее обдало жаром от смущения, но гораздо больше — от иного чувства. Рука уткнулась в его мужскую плоть. Какой твердой она была! Мэг вздрогнула от странного чувства узнавания. Конечно, человеческому телу многое известно на чувственном уровне, и, конечно же, он кое-чему уже научил ее тело.

Мэг подавила в себе желание попросить его поторопиться, поскорее унести ее в волшебный рай.

Вместо этого, опустив голову, чтобы он не мог видеть ее лица, она расстегнула ремень и начала стягивать бриджи с его бедер.

Граф лишь чуть-чуть приподнялся, но больше ничем ей не помогал. Наконец настал момент, когда дальше ее руки уже не доставали и ей пришлось нырнуть под одеяло, чтобы стянуть бриджи до конца. В детстве она любила играть под одеялом, глубоко зарываясь в таинственный мир постели, и сейчас она вдруг испытала то же таинственное ощущение — словно очутилась в ином, темном и загадочном мире.

Темному загадочном мире Сакса, секса и брака.

Начиная задыхаться от недостатка воздуха, Мэг снова скользнула руками вверх по мускулистым ногам мужа и… Мужская плоть вырвалась на волю, задев ее щеку.

Мэг выскочила из-под одеяла, судорожно хватая ртом свежий холодный воздух.

Его глаза сверкали от наслаждения и сотни других чувств.

— Там, внизу, забавно, правда? — спросил он и тоже нырнул под одеяло.

Мэг лежала неподвижно, голова — во льду, тело — в пламени. Он обхватил пальцами ее щиколотки, потом стал скользить руками вверх по ее ногам — под юбки! — и развязывать подвязки.

Слишком поздно Мэг вспомнила, что они были легкомысленно расшиты красно-черным узором. А в конце концов, какое это имеет значение!

Он поднимал ее юбки все выше и выше. О Боже! Мэг почувствовала, как он нащупал отделанный рюшами край ее безобразных панталон. Что это? Ей послышалось какое-то рычание. Несмотря на адский холод, щеки Мэг запылали. Его рука проникла меж ее бедер, палец проскользнул внутрь, и Мэг чуть не подпрыгнула в кровати.

Смешок. Это определенно был смешок. В следующий миг его руки уже снова были на ее ногах, они стягивали с нее чулки. Он залезал под одеяло, выныривал из-под него, возбужденный, взъерошенный, доставая один за другим кричащие предметы ее нижнего белья, словно военные трофеи.

Мэг невольно тоже заглянула под одеяло, чтобы увидеть, как он развязывает ее подвязки и стаскивает тонкие шерстяные чулки, но, собравшись уже было снова высунуть голову из-под одеяла, вдруг застыла…

Она увидела, как он возбужден. Его фаллос был очень твердым, но в то же время гладким, как шелк, и горячим. Очень горячим. Она прислонилась к нему щекой и потерлась, ощутив пугающе личный и порочно восхитительный мужской запах.

Почувствовав влагу на щеке, она испугалась. В этот момент ее подхватили и вынесли на свет его сильные руки.

— Не то чтобы я возражал, — неуверенно сказал он, — но я боялся, что вы задохнетесь.

Она поцеловала его, потому что его потемневшие глаза молили ее об этом, одновременно словно бы удивляясь, куда подевалась благоразумная, рассудительная Мэг Джиллингем.

Он снова водил рукой меж ее бедер, заставляя ее извиваться. Снова и снова. Не отнимая губ от ее рта, он лег сверху, поднял ее юбки и надавил ей на бедра тяжестью своего тела. Она развела ноги и, когда их губы разомкнулись, чтобы передохнуть, спросила, судорожно хватая ртом воздух:

— Мои панталоны?

— Они восхитительны.

Мэг почувствовала, как он раздвинул мягкую ткань и проник внутрь. Она почувствовала его прижавшуюся плоть и снова ощутила влагу. Свою. И его. Почувствовала еще нечто…

Закрыв глаза, она отдалась этому потрясающему ощущению. Ощущению его шелковистой кожи в тех местах, которые были такими чувствительными, такими исполненными желания.

Мэг была послушной девочкой и добропорядочной девушкой. Кроме прикосновений, неизбежных при мытье, она никогда не трогала себя в интимных местах, строго следуя наставлениям матери. Что-то она, конечно, чувствовала, но не обращала на это внимания как на нечто несущественное.

Куда же подевалась эта скромная Мэг Джиллингем?

Мэг вспомнила Шилу, ощущения, которые та у нее вызывала, и рассмеялась. Очень похоже. Какое-то покалывание повсюду, пульсация и томление, особенно в тех местах, которых он касался.

Граф поцеловал ее опущенные веки, она встревоженно открыла глаза.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Невероятно.

В глазах графа сверкнул восторг.

— Хорошо.

Он еще какое-то время лежал на ней, прижимаясь затвердевшей плотью, просунув руку в расшнурованный лиф ее платья и не решаясь в этом холоде обнажить ей грудь, хотя Мэг не возражала бы — она была разгорячена.

— Ты в самом деле самое восхитительное существо на свете, — прошептал он, уткнувшись губами в ее кожу, потом начал нежно сосать одну ее грудь, другую… — Как ты думаешь, что предпочтет Сьюзи? Рубины, изумруды, бриллианты?

— Пивные кружки и кастрюли, — неуверенно ответила Мэг, одновременно соображая, не будет ли это совершенно неприлично — попросить его продвигаться быстрее.

— Фи. Как ты можешь быть такой прозаичной в такой момент? А что ты предпочитаешь, милая моя женушка? Рубины, изумруды или бриллианты?

Он снова начал ласкать ее губами. Мэг ответила:

— Не знаю. Мне все равно…

— Ну? — спросил он через несколько головокружительных мгновений.

— Что — ну? — Сейчас все, кроме собственного тела, казалось ей не важным.

— Я о драгоценностях.

— Удиви меня, — попросила она.

Он рассмеялся, чуть сдвинулся вниз и, помогая себе рукой, раздвинул ее лоно.

Мэг лежала, затаив дыхание, и пришла в себя, лишь почувствовав боль. Она вскрикнула и впервые подумала о том, как неудобно устроен женский организм. Его голова покоилась в ложбинке у нее под шеей, он приподнял Мэг и проник в нее. Мэг словно пронзило насквозь.

Чуть отстранившись, он вгляделся в ее лицо. Отвечая на его невысказанный вопрос, Мэг прошептала:

— Все хорошо. — Потом, улыбнувшись, подняла руку и погладила его по щеке. Улыбка была искренней. — Все хорошо, — повторила она.

Он повернул голову и поцеловал гладившую его ладонь, потом начал медленно двигаться, продолжая нависать над ней и внимательно всматриваться в ее лицо. В его напряженном взгляде было нечто большее, чем просто ободряющая улыбка.

Мэг тоже наблюдала за ним. Ее сознание раздваивалось между тем, что она видела — насколько прекраснее он был сейчас, без этой своей скрытой иронии, — и тем, что чувствовала там, внизу, — это мощное воссоединение плоти и будоражащее ощущение, сходное с тем, которое вызывала Шила.

Но в то же время и другое, восхитительное.

Они больше не разговаривали. Мэг догадывалась, что он знает, что она сейчас испытывает. Разумеется, ведь она и не старалась ничего скрывать. Она говорила с ним руками, бессознательно гладившими его плечи.

Той частью сознания, которое оставалось незамутненным, Мэг понимала всю силу власти сексуального чувства и опасность полной и беззащитной открытости ума и тела навстречу мужчине. И тем более стремилась к ним. Она была готова к полной капитуляции. К тому, чтобы отбросить последние слабые остатки здравого смысла, позволявшие ей еще хоть как-то наблюдать и мыслить.

Но все же что-то ее удерживало. Все это было слишком похоже на колдовство Шилы, на смерть.

Она кусала губы, напрягалась, почти боролась, словно он был ее врагом.

— Расслабься, — прошептал он, и Мэг вдруг увидела, что он, приподнявшись над ней и отстранившись, чтобы не пугать, беспомощно смотрит на нее. — Доверься мне, Мэг. Расслабься и иди вместе со мной…

И тогда Мэг, закрыв глаза, рухнула, словно рассыпавшись, и мощный вихрь легко, словно они были фигурками из соломы, увлек их обоих в водоворот экстаза…

И вот они снова на скомканной, раскаленной, как печь, кровати.

Сакс перекатился на бок, все еще не выходя из нее и не расплетая объятий, он поцеловал ее таким поцелуем, какой она даже не могла себе вообразить. Этот поцелуй был продолжением их полного слияния — этого губительного чуда.

В конце концов Мэг все же оторвалась от него.

— Хочешь верь — хочешь нет, но мне слишком жарко!

И они со смехом начали освобождать ее от верхней одежды, вплоть до белья. Однако когда Сакс швырнул это все на пол, Мэг подобрала вещи и заткнула их между шерстяным и пуховым одеялами.

— Так одежда сохранит тепло до утра, — объяснила она.

— Боже, я бы об этом и не подумал. — Он свесился с кровати, тоже собрал свою одежду и положил ее под одеяло.

Потом, она — в сорочке и панталонах, он — в рубашке, свернулись вместе клубочком под грудой одеял и целовались, пока не уснули.

* * *

— Я сделал то, что вы велели, как всегда.

Вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд неподвижно уставилась на крупного мужчину, стоящего перед ней. Он был очень полезным человеком. И очень опасным.

— Я хотела, чтобы наглая девчонка оказалась за решеткой.

Мужчина небрежно облокотился о каминную доску.

— Если бы нам повезло, толпа бы ее схватила и все было бы именно так. Не думал, что она окажется такой прыткой. Блюстители порядка рано или поздно найдут ее, герцогиня, живую или мертвую. Скорее мертвую — там, на улице, собачий холод, а вы говорите, что у нее нет даже пальто.

— Не смейте произносить грубых слов в моем присутствии, Стаффорд.

Мужчина лишь ухмыльнулся.

— Конечно, — добавил он, — было бы гораздо лучше, если бы вы ее не упустили, раз уж она была здесь.

Пятнадцать лет ей приходилось терпеть этого человека, потому что она не могла допустить, чтобы он заговорил. И еще потому, что он был умен, достаточно умен, чтобы не стать вовсе уж невыносимым.

— Если бы вы не действовали так импульсивно, мы могли бы лучше подготовиться! — проскрипела она. Он пожал плечами:

— Вы послали меня выяснить все, что возможно. Но разве я мог упустить такой шанс? Она ведь оказалась в доме одна, без провожатых, а он в этот момент валялся со своей дурочкой служанкой. Все сложилось идеально.

— Если бы только ее еще поймали.

— Какая разница — ну, так она околеет от холода. Или удерет из страны.

— Нет, только не это! Саксонхерст должен освободиться от нее. — Герцогиня ударила кулаком по колену, но тут же скривилась от боли и зарычала. Как она могла так постареть? Как смело ее тело предать ее? — Он должен быть свободен, чтобы жениться на Дафне. У меня на этот счет свои планы.

— А леди Дафна тоже убежала? — спросил он с издевательским сочувствием. — Вы уже не властны над событиями, ваша светлость?

— Стаффорд, вы когда-нибудь все же выведете меня из терпения. — Поскольку он лишь насмешливо поднял бровь, герцогиня добавила:

— Я ведь могу сообщить, что это убийство — дело ваших рук.

— И потерять возможность расправиться с женой графа?

Гнев разгорался внутри ее как костер, но она сдерживала себя. Врачи предупреждали, что для нее опасно срываться, а ей нужно было жить. Жить, чтобы увидеть, как воплотится в реальность ее план. Жить, чтобы взять наконец верх над Хелен.

— Саксонхерст может избавить свою жену от суда? — спросила она.

— Это будет очень трудно. Я поговорил со слугами, они теперь убеждены, что она убийца. Они даже помнят, что у нее на руках была кровь. А домоправительница уверена, что у меня не было времени сделать это. Она даже не представляет себе, как легко и быстро можно убить человека. В любом случае Хэтти не захочет, чтобы все вышло наружу. Она даже скажет, что слышала крики перед тем, как графиня покинула дом. Люди имеют обыкновение верить в то, в чем их убеждают, герцогиня, особенно если это им на руку.

— Да, некоторые имеют такое обыкновение. — Только ее проклятый несговорчивый внук его не имел. Могла ли она себе представить, что этот бледный печальный ребенок будет так отчаянно бороться, так неистово сопротивляться?

Он такой же, как она. В последнее время, в бессонные ночи, казавшиеся ей единственным, что у нее осталось, герцогине часто приходило в голову, что она, возможно, ошиблась.

— Итак, где девчонка? — требовательно спросила она, отметая сомнения и слабость. — Мне нужно, чтобы ее нашли и повесили, — меньшим я не удовлетворюсь. У нее ведь, кажется, есть родственники?

— Две сестры и два брата.

— Возраст?

— Младшие брат и сестра — еще дети. Другой сестре лет шестнадцать, тоже очень хорошенькая. Хэтти говорит, что сэр Артур положил на нее глаз, несчастный греховодник. И еще один брат, чуть постарше. Каждый день ходит к учителю.

— Они могут знать, где она.

— Могут, да не скажут.

— Существуют способы заставить. — Герцогиня сердито зыркнула на него. — Не надо прямо угрожать. Попробуйте затронуть слабые струны, что-нибудь, что они любят. Что они любят?

— Похоже, свою сестру. Послушайте, герцогиня, имейте терпение. Не нужно пока трогать младших. Они сейчас никуда не выходят без сопровождения целой армии слуг…

— У меня нет времени ждать. Я хочу сейчас же!

Герцогиня запнулась, почувствовав, как по-детски прозвучали ее слова. Ей доводилось видеть, как старики уподобляются капризным детям. Она до этого не опустится. Она — вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд. Всю жизнь все было так, как желала она. Почти всю…

Она доведет свой план до конца!

Пять лет назад он дал ей обещание, поэтому она была уверена в своем конечном успехе. Сладостном успехе, основанном на его беспечном невнимании к деталям. И она ждала все эти годы, как и те десять лет. Нужно было действовать немедленно, но она надеялась. Надеялась, что дочь сама осознает свою ошибку.

Будь они прокляты, эти Торренсы с их чертовым обаянием! Он ее обманул, украл у нее дочь. Он заслуживал смерти. Но не…

— Найдите ее, — приказала герцогиня. — И убейте. — Она больше не будет тянуть время. Она уже стара, и годы стучат в висок, словно барабанная дробь. — Вы меня слышите? — Почему он так на нее смотрит? Он ничтожество. Наемный убийца, которого она вынуждена терпеть возле себя.

— Вы старая женщина, герцогиня. Быть может, ваше владычество окончено?

— Как вы смеете! — Пламя гнева снова полыхнуло в ней. Гнев. Опасный гнев. — Вы мерзавец, Стаффорд. По вам виселица плачет.

— Может быть, мне в таком случае уйти? И рассказать всем о нашем давнем сотрудничестве?..

— Вы не посмеете!

Мужчина ухмыльнулся:

— Не посмею? Правда, герцогиня, состоит в том, что вы уже одной ногой в могиле, а такому мужчине, как я, нужно заботиться о своем будущем. Думаю, маленькая графиня Саксонхерст — куда более привлекательное будущее. Так что я найду ее. А убью или нет — это будет зависеть от обстоятельств.

— Уж я вас провожу! — зарычала герцогиня. — И посмотрю, как вас повесят! Я — герцогиня Дейнджерфилд, будь проклято ваше черное сердце… — Что означает это презрение в его взгляде? И угроза? Что это давит там, у нее внутри? Герцогиня потянулась за своим золотым колокольчиком.

Мужчина спокойно отнял его у нее.

Глава 20

Близнецы уже легли, но Лора с Джереми продолжали бодрствовать, в отчаянии ожидая хоть какой-нибудь весточки от Мэг. Лора посмотрела на сидевшего над книгой брата и пожалела о том, что не может так же, как он, отвлечься, с головой уйдя в чтение. Вместо этого она играла с леди Дафной в карты.

Чуть раньше леди Дафна кое-что рассказала о себе, и Лоре стало очевидно, что ее домашнюю жизнь приятной не назовешь и что герцогиня — настоящая тиранша. Стало также ясно, что Дафна — из тех людей, которые, будучи глубоко несчастными, не имеют представления о том, как изменить свою жизнь.

Лора сделала ход. До смерти родителей дом Джиллингемов был для многих местом, куда людям нравилось приходить, — они получали там заряд бодрости. Быть может, остатки семьи смогут оказать такое же волшебное воздействие на Дафну? И на Саксонхерста? Лора обожала своего нового кузена, но не считала, что он действительно счастлив. Достаточно вспомнить об этой его дурацкой привычке крушить вещи у себя в спальне. Слуги, которым это казалось всего лишь забавной причудой, во всех подробностях поведали ей об этом. Но Лоре это забавным не показалось, она считала, что с этим нужно что-то делать.

Если, разумеется, Мэг, даст Бог, вернется домой цела и невредима и прояснится гнусная история с убийством сэра Артура. Лора взглянула на каминные часы. Почти десять, и никаких новостей.

В этот момент открылась дверь, и все повернули головы в сторону вошедшего. Это был всего лишь Прингл, но он нес массивный серебряный поднос, на котором лежала записка. Брэк проскользнул в открытую дверь и, скуля, подошел к Джереми.

— Что это с собакой? — спросил юноша. Дворецкий лишь пожал плечами:

— Животное почти всегда тоскует, когда его светлость отсутствует какое-то время. — Он подал поднос леди Дафне, Дафна взяла запечатанное письмо:

— Здесь не написано, от кого оно. Кто его доставил, Прингл?

— Принесли из гостиницы «Квиллер», миледи.

Девушка выронила письмо, словно оно обожгло ей руки.

— Я не стану его читать! Это от герцогини, я знаю.

Джереми подошел поближе, взял письмо и решительно вложил его в руку Дафне. С дрожащими губами та сломала печать и спустя несколько мгновений в испуге зажала рот рукой.

— Что? — почти выкрикнула Лора, едва сдерживаясь, чтобы не выхватить письмо из ее безвольно упавшей руки.

— Герцогиня, — прошептала Дафна. — Она… она умирает! — С этими словами она отдала письмо Джереми, который, будучи хорошим братом, подошел с ним к Лоре, чтобы они могли прочитать его вместе. Под письмом стояла подпись: «Уотермен».

— Кто это — Уотермен? — спросила Лора. Достав маленький носовой платок, Дафна промокала им глаза.

— Это сиделка графини.

— «С прискорбием сообщаю, — прочитал Джереми, — что с ее светлостью, удрученной и оскорбленной последними событиями и недостойным поведением некоторых персон, случился новый приступ, на сей раз гораздо более тяжелый. У нее дежурит врач но он почти ни на что не надеется. У ее светлости затруднена речь, но она дала понять, что хочет видеть свою семью, невзирая на то что члены ее оказались столь неблагодарными, чтобы они были с ней в ее последний час. Она послала за герцогом и его домочадцами. Ее последняя воля состоит в том, чтобы двое внуков, которые находятся сейчас в Лондоне, забыли о своей жестокости и пришли к ней».

— Я не была жестокой, — пролепетала Дафна. — В самом деле не была. Это она… О! — Дафна разразилась рыданиями.

Лора подошла и обняла ее.

— Не плачьте! Я уверена, что у вас были причины покинуть ее. То, что она умирает, вовсе не делает ее святой.

Дафна подняла на нее глаза, уняв наконец поток слез.

— И иногда она бывала ко мне добра…

— Значит, вы хотите пойти к ней? Ну что ж, это можно попять.

— Постойте, — сказал Джереми. — А что, если это ловушка?

Лора и Дафна как по команде повернулись в его сторону.

— Ловушка? — переспросила Лора.

— Допустим, она хочет вернуть Дафну. Разве не могла она в этом случае придумать нечто подобное?

— Могла, — сказала Дафна, комкая в руке платок. — От нее можно ожидать чего угодно.

Дворецкий откашлялся.

— Если вы простите мне мою дерзость, быть может, стоит послать в гостиницу слугу, чтобы он выяснил на месте истинное положение дел?

— Отлично, — сказал Джереми и, когда Прингл вышел, добавил:

— Уверен, все это окажется уловкой. Представляю, как ее разозлит то, что вы не купились на ее хитрость, леди Дафна!

— Тогда у нее может действительно случиться приступ. Два у нее уже было. И виновата буду я.

— Вздор. Думаю, нам всем следует выпить чаю. Лора, позвони.

Лора дернула шнур звонка, отметив мимоходом, как здорово иметь такой вот звонок, слуг, чай. Если бы только…

— Как бы я хотела получить хоть какое-то известие от кузена Сакса и Мэг!

Джереми ободряюще обнял и прижал ее к себе.

— Мы его получим. Кузен Сакс готов на все, он наверняка ее уже вызволил.

* * *

Мэг проснулась словно в коконе — было тепло и темно. Она лежала в собственной постели, рядом с Лорой, и ей приснился совершенно удивительный сон.

В следующий момент она осознала, что лежит на самом краю кровати, потому что Лора занимает всю ее середину. Рассердившись, Мэг толкнула сестру в ногу, чтобы та подвинулась на свой край… Но это была не Лорина нога! Мэг замерла. Значит, это был не сон? Она ощутила какой-то непривычный запах и меж бедер чувствовала не то чтобы боль, но что-то похожее. Все это моментально напомнило ей о том, кто лежит рядом и что произошло.

Очень характерно для графа Саксонхерста рассматривать все пространство постели как свою территорию! Мэг подвинулась еще чуть-чуть к центру кровати, пытаясь укрыться от холода, проникавшего из-под свесившегося одеяла. Под ее напором нога Сакса немного сдвинулась, но продолжать наступление означало бы оказаться слишком близко к его большому разгоряченному телу, царственно раскинувшемуся в самой середине постели.

Мэг подавила смешок. Как романтично! Ее так и подмывало ткнуть его локтем в бок и заставить подвинуться, но, с другой стороны, хотелось спокойно обо всем поразмыслить. В конце концов, это и есть символ ее жизни: он принял власть на себя, власть над нею, и от Мэг Джиллингем осталась лишь вот эта узкая полосочка.

Однако она сама с помощью Шилы получила гораздо большую власть над ним. И несмотря на ужасные жала, притаившиеся в хвосте идола, нисколько об этом не жалела. Она не могла уже больше представить себе жизни без этого большого невозможного, требовательного, восхитительного мужчины.

Через какой же водоворот чувств и переживаний пришлось ей пройти за последние дни! И переживания еще не закончились. Ее все еще подозревают в убийстве. И неизвестно, где находится статуэтка, которую другие могут использовать во зло.

Но — трудно поверить — вот он, блестящий граф Саксонхерст, великолепный правитель своего необычного мира, подкупающе беспомощный в быту, вот он — доверчиво спит рядом с ней.

А недавно он был в ней самой и совершил чудо. И он принадлежит ей. Удивительно, не правдоподобно, но он ей принадлежит!

Мэг не могла удержаться и, снова протянув руку, рискнула погладить его обнаженное плечо. Она жена Сакса.

Любовница Сакса. Быть может, уже сейчас в ней зреет его ребенок, а это означает…

— Проснулась? — тихо спросил он. Мэг отдернула руку.

— Да.

— Что случилось?

— Ничего.

Он притянул ее к себе.

— Жалеешь, что мы были вместе?

Оказавшись в такой близости от него, Мэг снова ощутила желание.

— Как раз наоборот.

— Замечательная женщина. — Он уткнулся носом ей в шею. — Тогда почему ты говоришь так, словно что-то случилось?

Помолчав немного, Мэг ответила:

— Я подумала о том, что, быть может, уже понесла. А беременную женщину ведь не повесят?

Он легонько ущипнул ее.

— Не будь дурочкой. Никто и пальцем не тронет графиню Саксонхерст.

Однако Мэг прекрасно понимала, что есть вещи, неподвластные аристократическим условностям.

Сакс крепче прижал ее к своему сильному горячему телу.

— Ну ладно. Пора поговорить. Мне нужно знать все в подробностях. Расскажи для начала о волшебной статуэтке.

— Не думаю, что начинать нужно с нее.

— Глупышка. А с чего же?

— Поверь мне, Шила вовсе не глупость.

— Когда мы получим ее обратно, ты покажешь мне, как она действует. Тогда я поверю.

— Я никогда в жизни больше не прибегну к чарам Шилы. Почему ты не хочешь, чтобы я рассказала тебе о том, что произошло у сэра Артура?

— Хорошо. Но ты ведь пошла туда, чтобы забрать статуэтку.

Мэг вздохнула. Он был прав. Обойти молчанием Шилу никак не удастся, но и всю правду рассказывать нельзя. Мэг поежилась.

— Обещай, что не станешь на меня сердиться.

Он поцеловал ее в висок.

— Я не буду на тебя сердиться. Даже если это ты убила сэра Артура.

— Я его не убивала!

— Уверен, что он заслуживал смерти. Отвратительный тип. Так что я не стану сердиться, что бы ты ни сделала.

— Ха! Каждый раз, когда кто-то тебе возражает, ты превращаешься в монстра и крушишь все вокруг.

Сакс чуть-чуть отодвинулся и поцеловал ее в губы.

— Нет, Мэг, нет. Не надо так обо мне думать. Тебе я никогда не причиню вреда. Я вообще никогда никому не причинил вреда. Я даже не боксирую. Ради спортивного интереса только фехтую и стреляю из пистолета по мишеням. — Помолчав немного, он добавил:

— Думаю, мне нужно тебе все объяснить.

Мэг прижала ладонь к его щеке и почувствовала колючую щетину. Интересно, как он выглядит небритым и непричесанным? Наверняка восхитительно.

— Тогда начинай.

Граф поцеловал ее ладонь.

— Единственный человек, который когда-либо действительно вызывал во мне гнев, — это герцогиня Дейнджерфилд. Меня приводит в ярость само упоминание о ней.

Эту ярость Мэг и сейчас слышала в его голосе и хотела было опять возразить, что нельзя позволять себе таких эмоций. Однако поняла, что в настоящий момент лучше не затевать дискуссий.

— Я сам ненавижу свою вспыльчивость, — продолжал граф. — Но если я сдерживаюсь, становится еще хуже. — Он рассмеялся. — Для слуг это настоящее представление. Они расставляют в моей спальне разные уродливые предметы, а я их непременно разбиваю. Но это позволяет мне разрядиться. Думаю, не так уж глупо придумано.

— Но в этом случае тебе приходится жить в окружении уродливых вещей, — возразила Мэг. — Это само по себе способно озлобить.

— От привычек трудно избавиться. — Он чувственно потерся щекой о ее ладонь. — Я надеялся большую часть времени проводить в апартаментах своей жены. Тем более что именно у нее на стене висит моя любимая картина.

— Которая? — спросила Мэг, хотя уже и сама догадалась.

— Вермеер.

— Она прелестна! Такой покой, такой мир. Не думала, что она тебе нравится.

— Должен тебе сообщить, что я люблю также Тернера. И Фюсли.

Мэг рассмеялась. Мистер Чанселлор был прав. Сакс — это Сакс.

Граф тем временем шаловливо терся носом о ее ладонь.

Рука у Мэг блаженно расслабилась, тем не менее она сказала:

— Не соблазняй меня снова, Сакс. Нам ведь нужно поговорить. — В этот миг словно в предупреждение начали бить часы на церкви святой Маргариты. Мэг насчитала десять ударов. А ей казалось, что уже глубокая ночь.

Сакс лизнул ее ладонь.

— Я могу одновременно и соблазнять, и разговаривать.

— Зато я не могу одновременно слушать.

Он рассмеялся и отодвинулся.

— Ну что ж, давай лежать на расстоянии и постараемся быть благоразумными. И помни, Мэг, — он еще раз поймал ее руку и поцеловал, — я обещаю, что не буду сердиться. Независимо от того, что ты сделала. Обещаю.

— Почему?

— Потому что ты моя жена. Так что расскажи мне всю правду.

Мэг вдохнула аромат его теплых губ, прижавшихся к ее пальцам, и представила их на своих губах, с грустью подумав: «Мог бы сказать, что его терпимость проистекает из любви». Она начинала бояться, что всерьез влюбляется в него. Это ставит человека в очень уязвимое положение, особенно если любовь безответна.

— С чего же начать?

— Расскажи о своем визите к сэру Артуру.

* * *

Едва успели принести чай, как Прингл ввел хромого лакея. Лора вспомнила, что его зовут Кларенс.

— Мне очень жаль, — сообщил он, — но известие о вдовствующей герцогине оказалось правдой. Там дежурят два доктора, и на улице разбросана солома, чтобы приглушить шум.

Лора и Джереми обменялись тревожными взглядами, испытав одинаковую неловкость. Герцогиня была старой женщиной и, совершенно очевидно, злобной, но все же Лора пожалела о своих подозрениях и резких словах брата.

Дафна встала:

— Тогда мне, конечно, нужно к ней идти.

— Я прикажу заложить карету, — сказал Прингл и вышел.

— Тебе удалось еще что-нибудь узнать? — спросил лакея Джереми.

— Понимаете, сэр, — теперь, когда дворецкий ушел, Кларенс заговорил непринужденнее, — я там порасспрашивал кое-кого. Герцогиня путешествует со своими слугами, так что гостиничная обслуга мало что знает о том, что происходит в ее номере, но все интересуются, когда и как исчезла леди Дафна. А кое-кто вспоминает о еще одной молодой женщине, которая была у герцогини. Говорят, — добавил он, улыбаясь и подмигивая, — что видели, как от «Квиллера» шла какая-то сомнительная пара.

— Сомнительная? Кузену Саксу это бы не понравилось! — воскликнула Лора, но с облегчением рассмеялась. Как бы там ни было, значит, Мэг вместе с графом. А уж он о ней позаботится.

— Вы не знаете Саксонхерста, — фыркнула Дафна. — Его вся эта история, несомненно, забавляет. Ему всегда недоставало чувства достоинства, приличествующего его положению.

Лора и Джереми снова переглянулись.

— Мое пальто и шляпу, — повелительно сказала леди Дафна, обращаясь к лакею, разумеется, с полным достоинством, приличествующим ее положению. Лора подумала, что ей было бы неловко отдавать приказания в таком тоне, и Мэг тоже.

Дафна смотрела перед собой невидящим взглядом, кусала губы и время от времени прикладывала платок к глазам. Лора попыталась представить себе, каково это — терять человека, который был тебе почти матерью, только не любящей.

— Хотите, я поеду с вами? — в порыве чувств предложила она.

Дафна недоверчиво посмотрела на нее:

— А вы можете? Это глупо, но я буду там себя неуютно чувствовать. В конце концов, я ведь сбежала тайком. Вам не обязательно… не обязательно входить к герцогине, но… — На ее лице появилась слабая улыбка. — Вы очень добрая девушка.

Лора отмахнулась:

— Это вовсе не жертва. Все равно я не смогу заснуть, пока не узнаю, что происходит. К тому же, вероятно, мне удастся еще кое-что разузнать.

— Лора, — предостерег Джереми.

— Ничего недозволенного, — заверила она брата. — Просто поговорю с людьми. Люди охотно мне все рассказывают.

Она заметила, что Дафна сурово сверкнула глазами в ее сторону, явно не одобряя того, что она сказала.

Все еще не привыкнув распоряжаться слугами, Лора подошла к двери и вежливо попросила стоящего за ней слугу принести ей пальто. Потом, обернувшись, спросила:

— А почему бы и тебе не поехать, Джереми?

— Потому что кто-нибудь должен оставаться здесь на тот случай, если придет известие. — Он потрепал за ухом Брэка, который все еще бродил по комнате словно потерянный и время от времени подвывал.

Лора скорчила гримаску, недовольная тоном брата.

— Уверена, что скоро вернется мистер Чанселлор. Где он пропадает в такое позднее время?

— У него встречи в Министерстве внутренних дел и на Боу-стрит. Кажется, он сказал, что кто-то из Карлтон-Хауса просил держать его в курсе. В конце концов, он пытается расследовать убийство и просил сообщать ему о том, что происходит здесь, так что я сейчас пошлю ему сообщение. А если ты обнаружишь там что-нибудь интересное, тоже сообщи сюда немедленно. Только не делай глупостей! Найти Мэг недостаточно, нужно доказать, что она не совершала убийства.

— Убийства. Смешно!

— Не смешно, а серьезно. Даже если кузену Саксу удастся предотвратить судебный процесс, пятно позора ляжет на ее имя.

Глава 21

Мэг рассказала Саксу все о своем визите к сэру Артуру. Она пыталась избежать упоминания о хлысте, но в конце концов выболтала все.

Граф коснулся рукой ее плеча.

— Жаль, что он оказался мертв, — сказал он.

— Я чувствовала себя так, словно меня вываляли в грязи, — прошептала Мэг.

— Могу себе представить.

— Я не знала…

— Конечно, не знала.

Хоть его прикосновение было легким, понимание и сочувствие грели ее, как еще одно одеяло — одеяло для души.

— А ты когда-нибудь?.. Нет, конечно же, нет, — одернула она себя.

Немного помолчав, он ответил:

— Вообще-то да. Однажды. Честно признаться, дорогая, хоть раз я испробовал в жизни почти все — обидно было бы что-нибудь упустить. Но бичевание, пассивное или активное, не доставило мне ничего, кроме отвращения.

Мэг лежала, пытаясь переварить это. Она почувствовала, что, повернувшись на бок, он смотрит на нее, хотя в полной темноте никто ничего не смог бы разглядеть.

— Ты огорчена? — спросил он.

— Нет. Да. Не знаю. Просто это кажется странным. Я могу себе представить, что хочется испробовать все. Но… но некоторые вещи кажутся такими дикими. Ты ведь не захотел бы попробовать отрезать себе руку, правда?

— Вряд ли. Я избегаю всего, что может привести к увечью. Что же касается дикости, то это весьма распространенная эротическая игра, причем не обязательно причинять кому-то сильную боль. Есть люди, которым это необходимо. Например, сэр Артур.

— Необходимо?

— Ты не можешь этого понять, правда? Некоторые люди не испытывают наслаждения без боли — испытываемой или причиняемой. Есть мужчины, которые без этого вообще не возбуждаются.

— А зачем тогда вообще…

Повисла пауза, потом он сказал:

— Должно быть, я не доставил тебе такого удовольствия, как хотел.

Господи помилуй, она его обидела!

— Ну конечно же, доставил! Я…

Он прикрыл ей рот рукой:

— Не лги. Может быть, это произошло потому, что ты была девственна. Но секс, в его вершинных проявлениях, стоит жертв.

Она вывернулась из-под его руки:

— Стоит того, чтобы заставлять других кричать от боли?

— Нет. Но я могу понять человека, у которого нет иной возможности. — Он погладил ее по щеке. — Быть может, нам следует сначала на практике выяснить, есть ли для тебя притягательность в сексуальной близости, а уж потом я продолжу свои объяснения…

Какая-то часть Мэг в восторге устремилась к нему и к тому наслаждению, которое он предлагал. Но она все же произнесла:

— Нет. Не думаю. Может быть, потом.

Он рассмеялся и отвел руку.

— Ну что ж, потом так потом. Тебе нравится предвкушать, не так ли? Ты не слышала, часы пробили уже одиннадцать? Когда наступит полночь, я продолжу обучать тебя ошеломляющей прелести физической любви.

— Я не уверена…

— Продолжай свою историю, — настойчиво предложил он, и она почувствовала по его голосу, что он улыбается. — У тебя не так уж много времени. После того как сэр Артур убрался к своей девочке, что стала делать ты?

Мэг поймала себя на том, что тяжело дышит, и сомкнула губы. Этот невозможный мужчина опять проделал с ней это — единственным касанием руки, несколькими словами привел ее в возбуждение, начал то, что, как она уже знала, закончится в полночь.

— Я решила поискать Шилу, — сказала она как можно спокойнее и тверже. — Если я нахожусь поблизости от нее, я обычно это чувствую — под кожей начинается какой-то зуд, если ты можешь это понять.

— О да, могу. Как у меня от тебя. Ты не почувствовала, какой зуд у меня под кожей?

Мэг с трудом сглотнула.

— Нет. Так вот, я проверила все комнаты, кроме спальни. Но если бы она была в спальне, я скорее всего почувствовала бы ее.

— А потом ты ушла? Через черный ход?

— Да.

— Кто тебя видел?

— Несколько слуг. Они сидели в кухне и ничего не делали. В том доме прислуга вообще нерадивая. — Она помолчала и добавила:

— И еще мужчина, который был с домоправительницей.

— Что?

Мэг была рада, что кругом темно и он не увидит, как она покраснела.

— Я же сказала, что заглянула во все комнаты, в том числе и в комнату домоправительницы. Поначалу мне показалось, что она просто сидит верхом на коленях у мужчины, что само по себе было странно. Но потом поняла…

— Да? — Сакс сделал вид, что не понимает.

— Негодяй. Ты ведь знаешь, что я хотела сказать.

— M-м… И тебе это понравится. Итак, домоправительница скакала верхом на одном из слуг, и он тебя увидел, а она нет.

— Она сидела спиной к двери.

— Он что-нибудь сделал?

— Он насторожился, а потом ухмыльнулся. Это… это была добрая улыбка.

— Но он наверняка не был добрым человеком. Дальше.

— К тому времени я уже просто хотела выбраться из дома. Наверное, все же я проверила не все комнаты. Вероятно, там были еще какие-то кладовки, куда я не заглянула. Но я совсем не чувствовала присутствия Шилы и не могла больше находиться в этом доме.

— Значит, когда ты проходила мимо слуг, вид у тебя был ошеломленный. Это нехорошо.

— Знаю.

Он обнял и покачал ее, словно ребенка.

— Хорошо хоть, что на тебе не было крови.

— Конечно, нет!

— Полагаю, тот, кто только что перерезал две глотки, должен быть перепачкан ею с ног до головы. А снаружи тебя кто-нибудь видел?

— Я, во всяком случае, никого не заметила. Потом я, нашла Мартыша, и мы побежали. А кто-то начал завывать и кричать.

Немного помолчав, граф спросил:

— Как точно это произошло?

— Как?

— Да. Когда человек находит два трупа, естественно предположить, что он приходит в замешательство. Но судя по тому, что рассказал Мартыш, они помчались за тобой почти сразу же.

Мэг стала припоминать.

— Должно быть, кто-то из тех слуг, что сидели в кухне, указал на меня толпе. — Она невольно поежилась. — Они гнались за мной, как свора гончих. И лаяли.

Он крепче прижал ее к себе.

— Слава Богу, Мартыш быстро соображает.

— Но они снова начнут меня преследовать, как только я окажусь на улице!

— Чепуха. Однако, — сказал он, уткнувшись носом ей в ухо, — мы могли бы уютно устроиться здесь навсегда.

— Это невозможно.

— Как жаль! — Он снова поцеловал ее, потом вдруг отодвинулся. Одеяла сползли, и когда он протянул руку, Мэг почувствовала прикосновение холодного воздуха.

— Что ты делаешь?

— Ищу свои карманные часы.

— Но здесь все равно ничего не видно!

Он не ответил, но через некоторое время снова лег и расправил одеяла.

— Там все еще адский холод.

— И едва ли станет теплее.

— Ты хочешь сказать, что никакие слуги не явятся развести огонь? Чума на них всех! Давай останемся в постели до тех пор, пока Оуэн не найдет нас здесь.

Какой-то звон заставил Мэг встрепенуться.

— Что это?

— Мои часы. Они показывают время даже в темноте. Послушай.

Прозвучало одиннадцать мелодичных ударов, потом звякнул колокольчик, потом еще раз.

— Половина двенадцатого, — сообщил Сакс, но часы не замолкали — теперь раздалось низкое «динь-дон». Граф продолжал считать. Когда наконец бой смолк, он сказал:

— У тебя осталось ровно восемнадцать минут, чтобы закончить свой рассказ. Поторопись, дорогая.

Мэг снова тяжело задышала, и ей очень захотелось пнуть его. Она даже сама не понимала почему. Быть может, потому, что он снова становился насмешливым. Она даже не знала, что существуют такие часы, и не сомневалась, что они были баснословно дорогими.

— Полагаю, они украшены искусной эмалью и усыпаны драгоценными камнями, — пробормотала она.

— Вовсе нет, они из простого чеканного серебра. — Он нащупал рукой ее волосы и стал лениво перебирать их.

— Ты для меня загадка, Сакс, — призналась Мэг.

— Как и ты для меня. Но у нас впереди целая жизнь, чтобы разгадать друг друга. Так как же ты оказалась в логове у драконши?

— Драконши? — Мэг судорожно соображала. — Ты имеешь в виду вдовствующую герцогиню? Я подумала, что она будет вынуждена мне помочь, чтобы избежать скандала. И поначалу мне показалось, что она именно так и собирается поступить. — Мэг повернула к нему голову. — А почему бы и нет?

Сакс молча гладил ее волосы, потом ответил:

— Это подводит нас к моей истории. Думаю, мне надо было послушаться Оуэна и раньше рассказать тебе о герцогине все. Что он успел тебе сообщить?

Мэг надеялась, что не ставит мистера Чанселлора в неловкое положение.

— О женитьбе и смерти твоих родителей. Он сказал, что это все равно всем известно.

— Так и есть. Мне было десять лет. — Граф внезапно резко отстранился от нее, — Я горевал, конечно. Мой отец незадолго до того стал графом, и наша жизнь переменилась. Нам пришлось уехать из Бэнксайда и переехать в Хейвер-Холл — это прелестный дом, но слишком уж большой. Будучи вторым сыном, мой отец никогда не думал, что получит титул, и никогда к этому не стремился. К тому же он любил моего дядю, поэтому даже через несколько месяцев после его кончины отца ничто не радовало. Я хорошо это помню. Все были опечалены. Не уверен, но думаю, мне было бы легче, если бы их отняли у меня, когда все было хорошо. А может быть, и нет.

— Едва ли есть разница. — Мэг очень хотелось обнять его, но она чувствовала, что сейчас неподходящий момент.

— Кроме того, я был болен. Обычная простуда, но родители настояли, чтобы я остался дома. То должен был быть наш первый официальный лондонский визит — а для меня вообще первое посещение Лондона, — поэтому я дулся из-за того, что меня не берут. Вот что гнетет меня больше всего — что я сердился на них, когда мы прощались. Потом пришел этот незнакомец — лондонский епископ послал его, — чтобы сообщить мне, что вся моя семья погибла и что я отныне граф Саксонхерст. Поскольку со стороны Торренсов не было подходящей кандидатуры для того, чтобы стать моим опекуном, а отец не оставил на этот счет никаких распоряжений, была оповещена семья моей матери.

Мэг повернулась к нему, полная сочувствия.

— Как они погибли?

Сакс слегка придвинулся к ней.

— Они ехали навестить тетушку, мать Дафны, которая жила в Кенсингтоне. Считается, что на них напал разбойник.

— Так близко от города?

— Тогда на дальних окраинах Гайд-парка было довольно опасно, это теперь там дежурит вооруженный патруль. Пятнадцать лет назад, — она почувствовала, как его передернуло, — полагаю, там было гораздо менее спокойно. Но никто точно так и не узнал, что произошло на самом деле. Известно только, что отца застрелили. Они ехали в фаэтоне, и лошади, должно быть, понесли. Чертова беспечность…

Часы в отдалении пробили три четверти часа. Он положил руку на ее левую грудь.

— Вот так потерять всю семью, — вздохнула Мэг, придвигаясь ближе. — Такой маленький, и остался совсем один. Мои родители тоже не позаботились о нашем будущем. И это еще менее простительно, потому что мой отец долго и тяжело болел. Но я не верю, что мама хотела умереть. Так или иначе, они знали, что я обо всех позабочусь…

Она испытывала сильное искушение рассказать ему о подозрениях насчет Шилы и смерти родителей. Но он по-прежнему не верил в волшебство. И в любом случае сейчас был его черед рассказывать свою историю.

Придвинувшись ближе, Сакс нашел губами ее губы.

— Когда все это закончится, напомни мне, чтобы я тщательнейшим образом привел в порядок все наши дела.

— Хорошо. — Она чувствовала, как не хочется ему рассказывать все, но считала, что ему самому это необходимо. Она погладила его густые шелковистые волосы и мягко напомнила:

— Итак, тебя забрали герцог и герцогиня Дейнджерфилд.

Какое-то время ей казалось, что он не будет продолжать, но он наконец сказал:

— Тогда я как бы окаменел. Все изменилось. Даже мое имя… — Голос его пресекся, и он прижался лицом к ее шее. Потом продолжил:

— В свое время родители велели слугам называть меня «мистер Фредерик». А теперь все обращались ко мне как к графу Саксонхерсту. Так звали моего деда или моего дядю, а может быть, отца, но не меня. Тем не менее герцогиня настаивала. Получалось, что мистер Фредерик Торренс просто перестал существовать.

Мэг закрыла глаза, ошеломленная представшей перед ее мысленным взором картиной: маленький, раздавленный горем мальчик, не старше Ричарда, окруженный незнакомыми людьми, в чужом доме. Познакомившись с герцогиней, она теперь представляла себе, какой холодной и суровой по отношению к нему она должна была казаться, хотя, безусловно, и горевала об утрате любимой дочери.

— Но они и не могли называть тебя по-другому, — возразила Мэг. Поскольку он ничего не ответил, она добавила:

— А как тебя начали называть Саксом?

Пошевелившись, он снова отодвинулся от нее.

— Это случилось позднее, когда я начал приходить в себя. Я не хотел оставаться Фредериком. Фредерик умер. Тогда я попросил людей, которых считал более близкими, называть меня Саксом. Особенно Оуэна.

— Он тоже там был?

— Он был сыном моего учителя. Оуэну разрешалось посещать уроки вместе с Кобхэмом и со мной.

— Кобхэмом?

— Это еще один кузен. Сейчас он наследник герцогского титула. Напыщенный и бесхарактерный. И весьма тупой! Попытки доктора Чанселлора вбить в него хоть какие-то основы знаний давали возможность нам с Оуэном немного полодырничать и развлечься, но так, чтобы герцогиня об этом не узнала. Кое-кто из слуг были нашими союзниками. Но мы старались не подводить их. Это не всегда получалось… — Он запнулся, потом продолжил:

— Когда я стал взрослым, я взял к себе в дом тех из них, кого смог разыскать. Прингла. Повара. Кларенса выгнали, выплатив ему жалкие гроши, хотя он был ни в чем не виноват.

Картина становилась яснее для Мэг, хотя истина все еще билась, словно бабочка, стремящаяся освободиться от куколки, — настолько хрупкая, что любым неосторожным словом, любым неосторожным движением ее можно было погубить.

— Понимаю, каким ужасным было для тебя то время. Герцогиня, видимо, была очень сурова, но ты ее, конечно же, не за это ненавидишь. Она была жестока?

— Жестока? — Он покатал слово во рту, словно пробуя его на вкус. — Физически — нет. Меня наказывали, когда я того заслуживал, но не жестоко. Иногда наказания были несправедливыми, с моей точки зрения, но за это я бы ее не возненавидел. — Он помолчал немного. — Она пыталась лишить меня моей жизни.

— То есть убить?

— Нет. Лишить моей предыдущей жизни. Видишь ли, она ненавидела моего отца. Не выносила его, потому что считала, что он украл у нее любимую дочь. И не могла смириться с тем, что мать избегала ее только потому, что герцогиня ненавидела ее мужа. Ей было удобнее думать, что отец насильно удерживает мою мать. Она пыталась расстроить их брак. Когда это не удалось, попыталась погубить его в глазах общества и весьма в этом преуспела, поскольку он был одним из Торренсов и, следовательно, повесой. Но она не сломила его и не разрушила их брак — и не могла этого, перенести. Поэтому она постаралась отомстить им после их смерти. Она уничтожила все его портреты. У меня нет ни одного. Она запретила мне говорить о нем. Я мог говорить только о матери и сестре, но не об отце.

Мэг чуть не дрожала от ужаса.

— А как она могла тебе этого не позволить? Наказывала?

— Меня пороли каждый день. Но если я упорствовал, бить переставали. И били Оуэна. Она дьявольски изобретательная женщина. Я платил ей тем, что никогда не говорил ни о матери, ни о сестре. Вел себя так, словно моя прежняя жизнь никогда не существовала. Кроме одного дня в году — в годовщину их смерти я делал официальное заявление о том, что помню их, и Оуэна пороли за это.

Мэг пыталась представить себе, каково было десятилетнему страдающему мальчику говорить о своих погибших родных, которых он обожал, об отце, память о котором была полностью уничтожена. И этот кошмар длился многие годы! Ничего удивительного, что он теряет рассудок, когда вспоминает об этом. Удивительно, как мистер Чанселлор может столь мягко говорить о герцогине:

— Но все же, — Мэг откашлялась, чтобы прочистить горло, — все это в прошлом. Разве ты не можешь там это и оставить?

— Когда мне исполнился двадцать один год, герцогиня утратила контроль надо мной, — продолжал он. — Но она так и не отказалась от своих намерений.

— Сакс, — сказала Мэг, поворачиваясь к нему, — месть не приведет тебя ни к чему хорошему.

— А как насчет справедливости?

— Справедливости? Быть может, она уже свершилась? Герцогиню не назовешь счастливой женщиной.

— Это правда. И этим я утешаюсь в самые горькие моменты.

Мэг вздохнула. Теперь она лучше его понимала, хотя и продолжала думать, что своей ненавистью он больше вредит себе, чем бабке. Она уже не надеялась, что сможет его изменить или примирить их. Она нежно погладила его:

— Во всяком случае, больше она не может причинить тебе зла.

Сакс пошевелился.

— Мэг, она достает меня через тебя.

— Но она просто хотела женить тебя на Дафне. Ты знаешь, что у бедной Дафны даже подвенечное платье было приготовлено?

— Бедная Дафна! Ты знаешь, что она пришла ко мне? Чтобы спасти тебя.

— Это очень добрый поступок и заслуживает поощрения. Я думаю, что она запугана герцогиней.

— И не ошибаешься. Под настроение герцогиня может просто вышвырнуть ее на улицу. Или, если заблагорассудится, кинуть в Темзу. Точнее, приказать кому-нибудь это сделать: сама она не станет пачкать руки.

Чувствовать его ладонь, покоящуюся на ее груди, было для Мэг пыткой, но она старалась сдерживаться.

— Тогда ты бы о ней позаботился.

— О Дафне? Может быть. По-своему она права, когда говорила о помолвке в колыбели. Ее мать была старшей сестрой моей матери, и они, демонстрируя герцогине свое неповиновение, поддерживали связь. Поскольку мы почти ровесники, они говорили иногда о том, что хорошо бы нас когда-нибудь поженить. Вероятно, у нас иногда бывала общая няня и общая колыбель, и взрослые умилялись, глядя, как мы играем друг с другом, хватая друг друга за пальчики на ногах и все такое прочее. Но по крайней мере со стороны моих родителей, все разговоры о женитьбе были всего лишь шуткой.

Однако герцогиня восприняла эту идею всерьез. Когда меня привезли в имение Дейнджерфилдов, она часто приглашала Дафну, и та гостила подолгу, а герцогиня обращалась с ней как с моей нареченной. Если бы я согласился, мы бы уже в шестнадцать лет оказались перед алтарем. Но поскольку я наотрез отказался, она придумала самую соблазнительную уловку — если я смирюсь, она признает моих родителей. Она лгала, что мой брак с Дафной был их заветной мечтой и что я якобы связан словом чести. И еще — что если я женюсь на Дафне, то смогу говорить об отце, когда пожелаю. Она даже вынула наш семейный портрет, который я считал пропавшим.

— И он у тебя?

— Она сожгла его у меня на глазах.

Мэг закусила губу, ее глаза наполнились слезами.

— Она поселила Дафну в доме и заставила носить кольцо.

— Кольцо? — переспросила Мэг.

— Обручальное кольцо Торренсов. Кольцо моей матери. Мама его никогда не снимала.

Мэг сообразила, что кольцо было снято с руки его матери после смерти. Так обычно поступали с фамильными драгоценностями, которые надлежало передавать по наследству, но она не могла даже представить себе, какую боль он испытывал, каждый день видя кольцо на руке Дафны.

— И Дафна не противилась?

— Думаю, нужно быть не совсем нормальным, чтобы бороться с таким человеком, как герцогиня. К тому же Дафне нравилась идея стать графиней. Но главным образом ее покладистость была платой за избавление от своей постылой жизни, от страдающего подагрой отца, который топил боль в бутылке и становился невыносимым.

— В таком случае, не поступил ли ты с ней жестоко? Она ведь такая же жертва, как и ты.

— Жестоко? — Он коротко хохотнул. — Это была война, Мэг. Она даже раз или два пыталась меня соблазнить, но — хвала ее незыблемой добродетельности! — у нее это плохо получилось. Чего не скажешь о других.

— «Других»? — Мэг не желала слушать рассказов о его юношеских победах, но должна была выслушать все, что он захочет ей рассказать.

— Мы боролись, но я оставил свою кузину девственницей. Герцогиня нашла другие, очень соблазнительные экземпляры, особенно для молодого, здорового мужчины, жаждущего опыта. — Одним пальцем он нежно обводил ее сосок. — Позднее я к этому привык.

— Понимаю. — Мэг глубоко вздохнула, после чего смогла говорить спокойнее. — Но зачем? Я полагала, что по крайней мере в своей приверженности строгим моральным принципам герцогиня честна. Зачем ей было развращать тебя?

— Чтобы сделать слабым. — Он нагнулся и коснулся ее груди губами. — Это ведь очень ослабляет, не так ли?

— Очень. И именно поэтому мы дождемся полуночи.

Он отодвинулся. В этот момент его часы начали звонить.

— Осталось четыре минуты, Мэг.

Мэг боролась с искушением подвинуться к нему и послать к черту оставшиеся четыре минуты.

— Ладно. А каким образом женитьба на Дафне могла послужить воплощению планов герцогини?

— Она одержима. Дафна — ее выбор, она ее выпестовала и держит под контролем. Моя женитьба на Дафне могла как бы исправить прегрешение моей матери, которая взбунтовалась и вышла замуж за моего «неподходящего» отца. Кроме того, она уверена, что Дафна всегда останется у нее под каблуком и, таким образом, мои дети будут вылеплены ею по образцу, который она сочтет правильным, а не тем неподобающим образом, которым, по ее мнению, мои родители воспитали меня. Все это — маниакальное желание держать все в своей власти.

— Но в конце концов она все потеряла. Разве она не видела, что делает?

— Очевидно, нет. Она ведь всегда права, все ее действия справедливы, а если что-то идет не так, виноват всегда кто-то другой.

— Но…

Часы в отдалении начали бить, к ним с веселым звоном присоединились его карманные часы. Наступила полночь.

— Оставьте надежду, прекрасная леди! Время вашей свободы истекло.

Мэг хотела было запротестовать, просто из принципа, но вместо этого повернулась на бок и приникла к нему.

— Так же как и вашей, милорд.

Глава 22

Когда сообщили наконец, что карета готова, Лора с Дафной быстро пробежали от крыльца по колючему ночному морозцу и нырнули в ее теплое нутро. Лора позавидовала меховому пальто своей спутницы и мысленно вознесла молитву, чтобы у Мэг было сейчас теплое убежище. Ну конечно же, оно у нее есть. Граф, разумеется, спрятал ее в каком-нибудь роскошном месте.

До отеля было недалеко, и вскоре их с леди Дафной уже почтительно вели по коридору, полному народа. Нет, это не уловка — герцогиня, видимо, действительно при смерти.

Не успела Лора подумать о том, что ей лучше остаться снаружи, как их уже препроводили в спальню. Вдовствующая герцогиня в забытьи лежала на широкой кровати, ее лицо было искажено гримасой боли. Она выглядела всего лишь немощной старухой, но покрывало на ее кровати было богато расшито гербами — наверняка фамильными. Лора подумала, что странно таскать за собой такие дорогие вещи.

Рядом с постелью сидела женщина средних лет в черном — вероятно, сиделка. Неподалеку застыл на стуле седовласый стройный мужчина, выглядевший весьма усталым, — несомненно, врач, который был обязан неотлучно находиться при своей высокопоставленной пациентке.

В углу стоял слуга в ожидании распоряжений.

Дафна притронулась к бледной, усыпанной кольцами руке:

— Бабушка?

Веки герцогини дрогнули, губы зашевелились, но она лишь, перевернув руку ладонью вверх, сжала пальцы леди Дафны.

— Кто с тобой? — прошептала герцогиня. Голос звучал слабо, и говорила она невнятно, но разобрать слова было можно.

— Мисс Джиллингем, — хрипло ответила Дафна. — Сестра графини.

Хотя веки герцогини едва поднялись, Лора почувствовала на себе ее пристальный неприветливый взгляд. Похоже, люди не очень-то меняются даже на смертном одре.

— Что она здесь делает? Где Саксонхерст?

— Он пошел искать графиню. Не волнуйтесь, бабушка!

Герцогиня оскалилась и стала похожа на бедного Брэка.

— Я пойду, — поспешно сказала Лора, делая книксен. — Здесь должны находиться только близкие. Подожду снаружи.

— Нет! — Хотя голос был по-прежнему слаб, эти слова прозвучали как приказ. — Подойдите поближе, девица. Вы ведь тоже дальняя родственница.

Лоре не хотелось подходить ближе, но отказать герцогине она не могла.

— Ну, где ваша сестра? И где мой внук? — спросила герцогиня.

— Не знаю, ваша светлость.

— Я держала глупую девчонку здесь в безопасности, чтобы она не наделала еще больших глупостей и не доставила неприятностей моему внуку. Всей семье. Скандал… — Ее рука вцепилась в расшитое парчовыми гербами покрывало. Подошел врач.

— Ваша светлость, вам нельзя расстраиваться.

— Я не расстраиваюсь, Уоллес, — неожиданно грубо сказала герцогиня. — Это все вокруг меня расстраивают.

Врач взял ее запястье и начал считать пульс.

— Тогда, может быть, стоит всех отослать?..

— Зачем? Это вы уходите. Уходите!

Врач попятился.

— Я правильно вас понял, герцогиня? Вы хотите, чтобы я покинул спальню?

— Покиньте спальню, покиньте гостиницу. — Голос герцогини звучал все громче и четче. — Уходите. За вами пошлют, когда… когда вам будет чем здесь заняться.

Мужчина чопорно поклонился, взял свой чемоданчик и степенно удалился из комнаты.

— Сядьте, — сказала герцогиня Дафне и Лоре. — Терпеть не могу, когда надо мной нависают. Как стервятники. Дафна, перестань изображать трагедию. Если я умираю, значит, умираю.

Дафна села на стул, поданный сиделкой. Из своего угла выступил слуга и подвинул Лоре освободившийся стул врача.

Герцогиня смотрела куда-то за спину Лоры.

— Стаффорд, что вы здесь делаете?

— Не расстраивайтесь, графиня. — Он подошел и встал возле кровати, глядя на Лору. — Как вы думаете, мисс Джиллингем, куда бы пошла ваша сестра, если бы ей надо было спрятаться?

— Не отвечайте ему! Уотермен, выведите его отсюда… — Разволновавшись, старуха стала задыхаться, и сиделка поспешила к ней с какими-то сердечными каплями.

— Не волнуйтесь, ваша светлость. Вам вредно волноваться.

Губы у больной дрожали, большая часть капель расплескалась, герцогиня бессильно откинулась назад, продолжая бормотать:

— Стаффорд… Вон!..

Лора взглянула на мужчину, который не двинулся с места, хотя обернулся к герцогине и произнес:

— Не волнуйтесь, ваша светлость. Позвольте мне исполнить вашу волю со всем почтением к вашей семье.

Герцогиня выглядела ужасно, но, похоже, успокоилась. Мужчина — Стаффорд — повернулся к Лоре:

— Как видите, мы просто обязаны ради ее светлости разыскать ее внука. Вы можете нам помочь, мисс Джиллингем?

— К сожалению, нет. Если бы я знала, где они, сама бы уже туда пошла. Мы все очень беспокоимся.

— Так граф с ней?

— Да.

— Тьфу! — Герцогиня плюнула, не открывая глаз. — Прибежал освобождать убийцу, как герой в плохой пьесе. Быть может, его ввели в заблуждение? Я умываю руки. Вы слышали, Стаффорд? Я умываю руки.

— Да, ваша светлость, — ответил мужчина, отвесив почтительный поклон в сторону кровати, словно эта женщина не несла вздора. Потом он снова повернулся к Лоре:

— Наши люди проверили все гостиницы и постоялые дворы, побывали у всех друзей графа, которые сейчас в Лондоне. Должны же они где-то укрыться в такую холодную ночь. А где бы укрылись вы, мисс Джиллингем?

Все это было выше ее понимания, Лора отдавала себе в этом отчет, но, возможно, действительно следовало найти Саксонхерста и сообщить ему о тяжелой болезни бабушки.

— Граф тоже задавал мне этот вопрос. Не знаю… У нас есть друзья, да, в основном на Моллетт-стрит, но я не уверена, что они приняли бы беглецов… Последние четыре года Мэг служила гувернанткой в семье, живущей в загородном поместье.

— Может быть, она отправилась к ним?

— Не думаю, что она доверилась бы им, к тому же это слишком далеко.

— Верно. — Мужчина, несомненно, относился к своей задаче со всей серьезностью. — А как насчет безлюдных мест? Не пустуют ли какие-нибудь дома вблизи вашего старого жилища?

— Только сам наш старый дом, — ответила Лора. Его глаза чуть-чуть расширились, и в комнате повисло многозначительное молчание.

— Вы думаете?.. — Лора встала. — Может быть. Мне нужно пойти и…

— Сидеть! — скомандовала герцогиня неожиданно сильным, властным голосом, и Лора машинально повиновалась.

— Нужно проверить, — прошептала старуха. — Стаффорд…

— Вам нет необходимости туда идти, мисс Джиллингем, — сказал мужчина. — Какой номер дома?

Лоре очень захотелось, чтобы все в этой комнате перестало быть таким дисгармоничным, словно звучание расстроенного рояля.

— Номер тридцать два. Но может быть, я…

— На улице холодно, мисс, — непринужденно сказал Стаффорд. — Вам понадобится карета, на это уйдет время. А я доберусь туда быстро в наемном экипаже и привезу их сюда. Уверен, что графу следует знать о состоянии бабушки.

— Да, наверное. Но я тоже могу в наемном экипаже…

— Нет необходимости.

— Поезжайте, Стаффорд, — произнесла графиня так, словно каждое слово было чрезвычайно важным. — Поезжайте и исполните мою волю. В противном случае, клянусь небесами, я вас уничтожу!

Мужчина наклонился и поцеловал похожую на птичью лапку с когтями, дрожащую от нетерпения руку.

— Вы ведь меня знаете, герцогиня. Уверен, мы еще встретимся.

Лора проводила взглядом шагавшего к двери мужчину, по-прежнему не понимая, что здесь происходит. Она посмотрела на Дафну, но та лишь незаметно ободряюще ей улыбнулась.

Герцогиня отвернулась к стене.

— Идите. — Она махнула рукой по направлению к двери, ведущей в смежную комнату. — Не могу больше разговаривать. Придете, когда вернется Хелен. Хелен…

Лора с облегчением перешла в другую комнату.

— Кто такая Хелен? — спросила она.

— Мать Саксонхерста, — ответила Дафна, обхватив себя за плечи.

— Но она ведь умерла?

— Думаю, с людьми, находящимися при смерти, это случается: они возвращаются в прошлое. Надеюсь, Стаффорд привезет Саксонхерста.

— Мне этот мужчина не понравился, — заметила Лора.

— Конечно. Он неотесан. Не знаю, зачем бабушка держит его. Он даже является управляющим одного из ее небольших имений.

Лора пожалела, что пришла сюда. Никто здесь ей не нравился, и в воздухе витало нечто пугающее.

— А что, если граф не приедет?

Дафна села и протянула руки к огню.

— Тогда, вероятно, бабушка получит по заслугам. Она никогда не думала о других — только о себе. Она, видите ли, дочь герцога и жена герцога. А ее муж при этом был полным ничтожеством. И сын их такой же, бабушка позаботилась и о том, чтобы он женился на этакой незаметной серой мышке. И его сын не лучше. Кобхэма женили в шестнадцать лет на девушке, которую выбрала герцогиня. Саксонхерст — единственный, кто когда-либо осмеливался ей перечить.

— Молодец. — Лора подумала, не пойти ли порасспрашивать слуг, но было поздно, к тому же здесь она едва ли могла что-нибудь узнать об убийстве.

Поэтому она тоже села и стала ждать, надеясь, что Стаффорд найдет Сакса и Мэг и они все отправятся домой.

* * *

Часы пробили половину часа, и хотя Мэг все еще немного дрожала после пережитых мгновений страсти, в желудке у нее урчало.

Сакс потер ей живот:

— Проголодалась?

— Немного. Все в порядке. — Она прижалась к нему и потерлась о его покрытое испариной тело, чтобы погреться.

— Нет, не в порядке. Я хочу одевать тебя в шелка и нежить в роскоши. Хочу, чтобы ты никогда больше не знала никаких забот.

Мэг рассмеялась. Стояла кромешная тьма, но она видела его словно при ясном свете. Видела и любила.

— Но это же очень скучно.

— Скучно? — Он зарылся в ее волосы. — Тогда мы будем бродяжничать и без конца попадать в разные передряги.

— Вы, милорд граф, человек крайностей. Я предпочитаю золотую середину.

— Я тоже не люблю неудобств, особенно после того, как столкнулся с ними. Но думаю, что ты будешь рада время от времени пережить головокружительное приключение, только не всерьез.

— Да, может быть. Что мы будем делать, однако, если не сможем вернуть мне доброе имя?

— Жить со скандальным именем.

— Мне этого вовсе не хочется.

— Знаю. Вот почему мы должны его вернуть.

— Но как?

— Положившись на Оуэна.

Мэг рассмеялась:

— Ты невозможен. Ты это знаешь?

— Людей раздражает как раз то, что я возможен: я существую — и чувствую себя счастливым со всеми своими причудами.

Мэг еще ближе прижалась к нему, свернувшись клубочком.

— Ты — чудо! — От этого слова, словно от искры, вспыхнули воспоминания. — Я должна найти Шилу.

Сакс пожал плечами:

— Если твой сэр Артур не спрятал ее в своем доме, то это все равно что искать иголку в стоге сена. Не можем же мы обшарить весь Лондон.

— Но ты же помнишь, что я могу почувствовать ее присутствие. Это почти как музыка, только тихая, почти неслышная. — Мэг покачала головой. — Тебе все это, наверное, кажется безумием.

— Как и сама статуэтка. Признаюсь, если бы она была здесь, я попросил бы тебя повелеть ей, чтобы она нас накормила.

Мэг прыснула, но тут же затихла, прислушиваясь.

— Сакс…

— Да? — Она не отвечала, минуту спустя он позвал:

— Мэг!

— Странно. Я думала, это ты.

— Что — я?

— С тех пор как мы сюда пришли, я все время что-то чувствую. Я думала, это из-за твоей близости. Шила — только ты не смейся — вызывает во мне такие же ощущения, как ты.

— Мне следует ревновать?

Мэг толкнула его в бок:

— Отдаленно это напоминает сексуальное возбуждение. Чуть-чуть.

— «Чуть-чуть» и «сексуальное возбуждение» у меня не вяжутся между собой.

— Прекрати! Так или иначе, но я и сейчас это чувствую.

— О, прекрасно! — Его рука потянулась к ней. Мэг отпрянула:

— Сакс! Я думаю, что Шила здесь, в доме! Подумай, если он не хотел прятать ее у себя, вполне логично было спрятать ее здесь. Может быть, он и не забирал ее отсюда, просто перенес в другую комнату.

— Тогда почему ты не почувствовала ее, когда приходила за ней?

— Я была в такой панике. Сначала пришлось тайком выбираться из твоего дома, потом пробираться в этот… Импульс, исходящий от Шилы, очень слаб, за свою жизнь я привыкла к ее присутствию в этом доме.

— Ты уверена?

Мэг, лежа очень тихо, сосредоточилась на неуловимой музыке, которую, казалось, ощущала всем своим существом. Она вдруг начала дрожать.

— Шила здесь. Точно здесь.

Мэг хотела выскочить из постели, но граф удержал ее.

— Какая спешка? Если она здесь, мы ее найдем. И тогда ты сможешь сосредоточиться на более важных вещах.

— Например, на том, что меня подозревают в убийстве? Думаю, я могла бы попросить ее уладить это дело. Только не знаю…

— Я не совсем то имел в виду. — Он тесно прижался к нем.

— Сакс! Ты невозможен!

— Обычно женщины произносят это с большим почтением.

Она оттолкнула его, и он послушно отодвинулся. Мэг села, но тут же снова спряталась под одеяло.

— Там такой холод!

Она нащупала платье, радуясь тому, что не забыла положить его под покрывало, и догадываясь, что он делает то же самое. Потом они начали в темноте натягивать на себя одежду, извиваясь и толкая друг друга.

Мэг выскользнула из-под одеяла и сразу задрожала от ледяного холода и от очевидной близости Шилы. Как удивительно, что волны энергии, исходящей от Сакса, поглощают те, что излучает она!

— Думаю, — сказал Сакс, — мы сможем нырнуть обратно в кровать, как только ты найдешь статуэтку. Будет забавно положить ее третьей в постель.

— Господи, как ты порочен! Но тогда ты мне поверишь?

Подумав немного, граф сказал:

— Признаться честно, не знаю. Ты-то, я вижу, веришь в нее, но у меня нет никакой охоты.

— Я не собираюсь воспользоваться Шилой для того, чтобы тебе что-то доказать.

— А я и не прошу. Полагаю, Шила находится не в этой комнате?

— Нет. Уверена, что нет. Думаю, в комнате моих родителей, то есть в соседней, должны быть свечи.

— А я думаю, что положил в карман трутницу.

— Молодец. — Мэг знала, что он терпеть не может чувствовать себя ребенком, но во многих отношениях в ее мире он именно ребенком и был.

Рука об руку они на ощупь выбрались из комнаты, прошли по коридору и вошли в спальню ее родителей. Мэг на секунду остановилась, потому что здесь все еще царила атмосфера, знакомая ей с детства. Сейчас, в темноте, воспоминания охватили ее с новой силой. Она отчетливо представляла себе родителей, лежащих в постели. Вот она входит сюда среди ночи и будит их, потому что ей приснился страшный сон…

Мэг тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и прошла к комоду. Выдвинув верхний ящик, нащупала три полусгоревшие свечи. Красные, которые мать хранила здесь для Шилы. Пошарив рукой по крышке комода, нашла бронзовый подсвечник и, воткнув в него одну из свечей, сказала:

— Теперь ваше чудо, сэр.

Сакс работал на ощупь, и Мэг знала, что сама сделала бы это лучше, но нужно было дать ему возможность проявить себя. Искры летели от кремня, но наконец первая драгоценная искорка оказалась в трутнице. Сакс раздул огонек и зажег от него свечу.

После стольких часов, проведенных в темноте, свет ослепил их. В нем Сакс показался ей еще милее. Вероятно, он чувствовал то же самое, потому что, протянув руку, коснулся ее щеки и легонько погладил. Увидев, как он взъерошен, Мэг поняла, что и сама выглядит не лучше, а то и хуже. Волосы, наверное, свалялись на затылке, и платье ужасно измято. Но это не имело никакого значения.

— Итак, — сказал он, беря подсвечник, — последуем за твоей музыкой, очаровательная ведьмочка.

Мэг отвернулась — ей нужно было заглушить музыку, которая исходила от Сакса, чтобы услышать песнь Шилы. Это оказалось невозможно. Подождав немного, она снова повернулась к нему.

— Тебе придется уйти — ты заглушаешь ее.

Он удивленно поднял бровь:

— Это мне нравится. Хорошо, я вернусь в твою комнату. Но ты все время окликай меня, чтобы я знал, где ты. — Он взял еще одну свечу и зажег от первой. — Я вставлю ее во второй подсвечник.

Как только он вышел, Мэг сосредоточилась. Ей никогда не приходилось искать Шилу подобным образом, это было трудно, но постепенно она начала ощущать тот зуд, то напряжение, которое пробегало по нервам и могло исходить только от камня желания.

* * *

Немало пережив за вечер, Оуэн Чанселлор вошел в дом Сакса с известием о достигнутом успехе.

— Где граф? — спросил он у выглядевшего измотанным Прингла.

— От него ни слуху ни духу, сэр. А мисс Джиллингем и леди Дафна отправились в гостиницу «Квиллер» — герцогиня при смерти. Боюсь, попугай тоже.

— Это правда? Герцогиня умирает? — заинтересовался было Оуэн, но тут же воскликнул:

— Черт подери Сакса! Он ведь должен был послать весточку. А что с Ноксом?

— Он беспрерывно выкрикивает имя его светлости, сэр, и пытается выбраться из клетки.

Оуэн взбежал по лестнице. Если с проклятым попугаем что-нибудь случится, Сакс со всех шкуру сдерет. Еще не войдя в комнату, он услышал:

— С-сакс! Х-хочу С-сакса! С-сакс домой!

В теплой гостиной он увидел птицу, припавшую к дверце своей клетки и клюющую засов в попытке вырваться наружу. Нимз и Бэбс, заламывая руки, суетились рядом.

— О, мистер Чанселлор, хвала небесам, вы здесь! Что нам делать?

Сакс всегда утверждал, что это очень умная птица, поэтому, подойдя к клетке, Оуэн сказал:

— Ну-ну, Нокс. Сакс вышел.

Птица замерла и, склонив голову набок, посмотрела на него.

— Нет! Сакс! Плохо, плохо, плохо!

Оуэн перевел взгляд на Нимза:

— Сакс что-нибудь делал с Ноксом перед тем как уйти?

— Нет, сэр, насколько я знаю. Он ведь даже не поднимался сюда. Если помните, он переоделся прямо внизу. — Это, разумеется, было обидно для попугая.

— Но ведь обычно, даже если Сакс отсутствует большую часть дня, попугай так себя не ведет, правда?

— Конечно, сэр, хотя потом он показывает Саксу свое недовольство.

Между тем птица продолжала выкрикивать имя хозяина.

— Заткнись! — прикрикнул на нее Оуэн. Нокс замолчал, но после паузы проверещал:

— Пр-роклятая др-раконша.

— О Юпитер! — Рационалисту Оуэну было трудно поверить в то, что птица способна произносить осмысленные вещи и проявлять интуицию, но в душе его зародилась тревога.

— Значит, герцогиня умирает, да? Хорошо, Нокс. Я пойду проверю.

Однако когда он направился к двери, попугай начал душераздирающе кричать. Оуэн повернулся — попугай, приникнув к прутьям клетки, злобно смотрел на него.

— Там же холодно, глупая ты птица! — попытался увещевать его Оуэн, но, поколебавшись, все же открыл клетку, моля Бога, чтобы проклятая птица не отхватила ему палец. — Ну что ж, пошли.

Попугай прыгнул ему на руку.

— Сакс? — произнес он с явно вопросительной интонацией.

— Да, мы идем искать Сакса.

Чувствуя себя полным идиотом, Оуэн запихал весьма крупную птицу себе за пазуху, чтобы она не замерзла, и поспешил вниз. Он полагал, что знает, кто совершил убийство, хотя ни одна душа в доме Джейкса понятия не имела ни о том, где этот человек живет, ни о том, как его зовут. Тем не менее у Оуэна было его описание и он знал, что этот субъект расспрашивал слуг о Джиллингемах.

В вестибюле его ожидал Джереми, к ногам которого, поскуливая, жался Брэк.

— Только не говорите мне, что пес тоже не в себе, — взмолился Оуэн.

— Он места себе найти не может, сэр. Что происходит?

— Точно не знаю, но собираюсь пойти в гостиницу «Квиллер» и выяснить.

Джереми во все глаза смотрел ему на грудь.

— Прошу прощения, сэр, но…

— Ах это! Это Нокс. Если только попугай не совсем сбрендил, он предсказывает несчастье.

— Предсказывает, сэр? Но…

— Поверьте мне, я знаю, что говорю. Дрингл, мой плащ! Хотите пойти со мной? — предложил он Джереми. Тот удивился, но сказал:

— Пожалуй.

— Пр-роклятая др-раконша! — бормотал Нокс. — Плохо! Плохо!

Оуэн запахнул тяжелый плащ, старательно укрыв птицу. А когда трусливый Брэк тоже настоял на том, чтобы идти с ними, окончательно понял, что мир перевернулся.

* * *

Мэг на всякий случай осторожно обошла спальню родителей, но энергия Шилы и после ухода Сакса ощущалась ничуть не сильнее. Ну разумеется, сэр Артур ни за что не спрятал бы ее здесь — это было бы слишком очевидно. Но тогда где? Мэг пошла к лестнице и стала подниматься на чердак.

— Она что, наверху? — окликнул ее из комнаты Сакс. Мэг немного постояла на верхней площадке.

— Не похоже. Я спускаюсь.

Приблизительно на середине лестницы она поняла, что Шила внизу.

— Уверена, что она там, — крикнула Мэг.

Задержавшись в прихожей, она попыталась определить нужное направление, но сводящаяс ума, кружащая песнь Шилы была слишком эфемерной для этого.

— Проверю комнаты внизу, — снова крикнула она, входя в выстуженный кабинет. — Пока ничего.

Ей показалось, что путеводная ниточка тянется в кухню, но, придя туда, она в отчаянии поняла, что ошиблась, и медленно побрела обратно, чтобы обследовать холл.

И вдруг остановилась, охваченная ощущением, что Шила звала ее.

— Маленькая гостиная! — сказала она, поняв по замерцавшему наверху свету, что Сакс вышел на лестницу.

— Это опасно? — Он держался на расстоянии. — У тебя голос испуганный.

— Нет. Просто… меня захватывает.

— Я могу помочь?

— Не думаю. Во всяком случае, не раньше, чем я ее найду. Потом ты понесешь ее.

Мэг осторожно вошла в гостиную, надеясь увидеть статуэтку на видном месте. Тогда она просто укажет на нее Саксу, и ей не придется к ней прикасаться. Но статуэтки нигде не было видно, а ощущения не подсказывали ей, в каком направлении двигаться. Она обошла комнату. Головокружение усиливалось. Ощущение было подобно тому, какое вызывал у нее Сакс, но все же несколько иное, не такое сильное и очень неприятное.

Или быть может, в этом ощущении просто не было того доверительного желания близости, которое превращало секс в любовь. Ей хотелось бы позвать мужа, чтобы он подошел и взял ее за руку, но магия Сакса плюс песнь Шилы слились бы в смертельный хор.

Стоя посреди холодной комнаты, Мэг постаралась сосредоточиться. Спустя несколько секунд она заставила себя подойти к тяжелому креслу, которое было любимым креслом отца, опустилась на колени и заглянула под сиденье.

— Она здесь, — дрожащим голосом сказала Мэг. — Пожалуйста, подойди и возьми ее.

— Может быть, вам лучше самой это сделать, леди Саксонхерст?

Мэг повернула голову и увидела незнакомца, прижавшего дуло пистолета к голове Сакса.

Глава 23

— Как видишь, — самым что ни на есть беспечным голосом сказал Сакс, — у нас гость, дорогая. Не будете ли вы любезны представиться, сэр?

— Нет.

— Чего вы хотите? — спросила Мэг, поднимаясь с колен.

— Сокровища.

— Сокровища? Какого сокровища?

— Того, что под креслом.

— Но это лишь каменная статуэтка. Она не имеет никакой ценности.

Незнакомец ухмыльнулся, и Мэг узнала человека, которого видела с домоправительницей у сэра Артура.

— Каменная статуэтка, которая приносит богатство, — говорил тем временем мужчина. — Не заставляйте меня делать то, чего я не хочу, миледи. Я знаю все о ней и о вас. Вы сейчас велите ей осыпать меня богатством, и мы разойдемся восвояси.

Мэг вдруг словно окатило ледяной водой — она сообразила, что этот человек, должно быть, убийца. Она видела, что и Сакс понял это по выражению ее лица и подмигнул ей. Хорошо, конечно, что он догадался, но этот мужчина — убийца. Он способен выстрелить не задумываясь.

Мэг понятия не имела, может ли Шила немедленно доставить ему богатство. Но даже если может, оставит ли он их после этого в живых?

Должно быть, теперь оба мужчины догадались, о чем она думает, потому что пришелец сказал:

— Вам не о чем беспокоиться, леди Саксонхерст. Я убиваю только тогда, когда мне за это платят. Как только получу то, что хочу, я оставлю вас в покое и уеду из страны, прежде чем кто-нибудь меня найдет.

— А откуда вы узнали о волшебном камне моей жены? — спросил Сакс по-прежнему непринужденным тоном, будто происходящее было лишь светским развлечением.

— Вы хотели бы это узнать?

— Да. — Глумливая усмешка почти непроизвольно играла на губах Сакса.

Мэг чуть не рассмеялась, увидев это знакомое надменное выражение на его лице. Да, Сакс есть Сакс.

— Черт подери, а почему бы и нет? — воскликнул злодей. — Меня не убудет, а освобождать вас сюда никто не придет. Сэр Артур много чего рассказывал своей домоправительнице, а она — мне. Вы ведь помните меня, правда, леди Саксонхерет? Вы меня видели… э-э… общающимся с Хэтти, когда пришли убить сэра Артура.

— Это вы убили сэра Артура! — воскликнула Мэг. Притворяться не было никакого смысла.

— Может, и так. Меня послали сюда убить вас обоих, но не думаю, что мне за это заплатят.

Мэг видела, что Сакс стал серьезным. Если бы лорнет был при нем, он бы непременно сейчас «вышел на сцену».

— Кто ваш наниматель?

— А вы как думаете, милорд?

— Вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд, разумеется.

— В самое яблочко. Графиня, берите-ка свою статуэтку и займитесь делом!

— Вы давно ей служите? — спросил Сакс, словно мужчина и не отдавал никакого распоряжения.

— Да, весьма.

Мэг судорожно соображала, не сможет ли она молниеносно наброситься на негодяя, но стоило ей лишь пошевелиться, как мужчина сердито зыркнул на нее. Мэг обвела глазами комнату. Каминная кочерга находилась слишком далеко от нее, а у мужчины в руке — пистолет, по-прежнему прижатый к голове Сакса.

— Это случилось лет пятнадцать назад, полагаю? — спросил Сакс.

В воздухе повисла странная тишина.

— Вы ведь всегда это знали, правда? — Злодей грубо хохотнул. — Неудивительно, что вы на нее злы.

Казалось, мужчины не видят ничего вокруг — только друг друга. Мэг начала потихоньку придвигаться к кочерге.

— Вы убили моего отца по ее приказу.

Мэг замерла, потом повернулась и посмотрела на Сакса.

— С той поры много воды утекло, — отмахнулся мерзавец и повернулся к Мэг. — Ну-ка вернитесь назад и делайте, что велят. Хотите верьте — хотите нет, но я действительно убиваю только за деньги. Осыпьте меня богатством — и вы больше никогда меня не увидите.

— А за моих мать и сестру вы получили дополнительную плату? — с устрашающим спокойствием поинтересовался Сакс.

— Черт, чуть головой тогда не поплатился! Но я предусмотрительно приберег кое-какие сведения о других членах семьи. О ваших дядьях. Несчастные лорды Саксонхерсты! Совсем сумасшедшие, знаете ли.

Сакс стоял словно изваяние изо льда, потрясенный услышанным. Впрочем, он это знал. Всегда знал, что бабка погубила всю его семью.

— Ну, давайте же, графиня! — Мужчина ткнул дуло пистолета в голову Сакса с такой силой, что тот дернулся.

— Это не так просто! — запротестовала Мэг.

— Тогда скажите, что нужно делать. И поскорее. Нет ничего легче, чем всадить пулю лорду Саксонхерсту в такое место, повреждение которого сделает его калекой, хотя он и не умрет.

— Вы должны быть очень осторожны, — поспешно предупредила Мэг. — Как только я возьму Шилу в руки, я окажусь полностью в ее власти. Поэтому сначала вам нужно очень точно сформулировать свое желание.

— Тогда сформулируйте сами это чертово желание, иначе, клянусь небесами, он никогда уже не будет прежним лордом Саксонхерстом!

— Так чего же вы хотите? Скажите мне, чего вы хотите!

— Я уже сказал. Богатства!

— Только богатства?

— Только богатства. — Ухмыльнувшись, он завистливо посмотрел на Сакса. — Хорошо вам всю жизнь жить в роскоши. Богатства, душечка! Осыпьте меня им. Драгоценностями. Монетами. Всем.

Мэг посмотрела на мужа. Его глаза горели холодным огнем. Угрожавший ему человек убил всю его семью и теперь жаждал его крови. Их глаза встретились, и Мэг прочла: «Убей его за меня, Мэг».

Значит, он поверил? Или это была всего лишь отчаянная надежда? Если он действительно верит, может ли она рисковать, понуждая Шилу к убийству? И что случится, если, поверив, он узнает, как она заставила его на себе жениться?

Но что бы там ни было, Мэг пылала гневом так же, как и он. Она вспомнила о ребенке, чье детство было омрачено утратой близких, о семье, затравленной злобной властной женщиной. Теперь было понятно, что герцогиня собиралась убить только его отца, оставив в живых мать и сестру, чтобы снова вцепиться в них своими драконьими когтями. Мэг захотелось, чтобы ужасная герцогиня с извращенным умом тоже была здесь.

Она наклонилась, достала мешочек из-под кресла и в тот же миг, еще не коснувшись ее, ощутила власть Шилы. Сообразив, что они жгут именно красные свечи, она чуть было не рассмеялась.

— Осыпать вас богатством? — повторила она, распуская шнурок на мешочке и не сюдя глаз с Сакса — она хотела, чтобы он понял, что она хочет ему сказать, хотя по-прежнему не знала, может ли Шила оказывать моментальное действие. Прежде на исполнение желания всегда требовалось время.

— Несметным, несметным богатством, — подтвердил мужчина. — Давайте же!

Мэг села в кресло и приспустила края мешочка.

— Что там? — спросил негодяй. — Покажите.

Придерживая мешочек ладонями, Мэг повернула статуэтку, пристально наблюдая за мужчинами. Увидев то, что она держала в руках, Сакс, несмотря на всю свою ярость, рассмеялся:

— О Юпитер! Мэг, теперь я понимаю, почему тебя не так-то просто смутить!

К их общему удивлению, убийца вдруг возмутился:

— Должен быть закон, запрещающий подобное бесстыдство! Поверните ее немедленно и приступайте.

Мэг повиновалась — дальше тянуть время было бессмысленно. Последний раз многозначительно взглянув на Сакса, она пробормотала:

— Оно падет на вашу голову, — и опустила края мешочка. Потом возложила руки на холодный грубый камень и напрягла всю свою волю.

Это оказалось хуже, чем в прошлый раз. Гораздо хуже! Обрушиваясь в воронку неистово кружащегося водоворота, она вспомнила только что произнесенные слова и выкрикнула в пустоту:

— Засыпь его сокровищами! — Потом, поскольку на сей раз она на самом деле боялась, что не выживет, добавила:

— И храни Сакса! Да будет он счастлив!

Водоворот втягивал в себя все вокруг, крушил, швырял из стороны в сторону ее самое. Она кричала. Кричали какие-то люди. Все ревело, словно весь мир разлетался на куски.

«Господи Иисусе, — взмолилась Мэг, уповая на то, что Иисус Христос и языческий идол не враги друг другу, — помоги мне! Не дай убить меня сейчас, только не сейчас, когда я обрела Сакса».

Было больно. Гораздо больнее, чем раньше, словно плоть ее корежило и ломало кости; чудовищная, предсмертная агония терзала голову. Постепенно мышцы становились текучими и изливались на окровавленный пол… Господи!

— Господи, Мэг, вернись!

Мэг с трудом подняла налитые свинцом веки, ощущая боль в каждом суставе, и увидела белое как мел лицо Сакса, склонившееся над ней. Она решила, что умирает, ей стало жаль себя. И в этот момент ее вырвало прямо на него.

Через некоторое время, снова очнувшись, Мэг увидела, что Сакс влажным полотенцем — откуда оно взялось? — протирает ей лицо, и когда дар речи вернулся к ней, спросила:

— Получилось?

— Кое-что получилось, — дрожащим голосом ответил он.

— Что? — Своим телом он заслонял от нее комнату, но ей слышались какие-то голоса. Много голосов. И стоны. Кто это стонет?

— То, чего ты пожелала, — сказал Сакс. — Лавина сокровищ. Мощная лавина монет, которая засыпала его. Но…

— Но?

— Но… Мэг, дело в том, что на него обрушился потолок. Думаю, где-то была протечка и штукатурку размыло. А там, в перекрытии, кто-то прятал монеты.

Мэг слабо улыбнулась. Спасибо Шиле. И не важно, верит он или нет.

— Мэг! — К ее великому удивлению, откуда-то появилась Лора, бледная, с широко открытыми глазами, взволнованная. — Ты в порядке?

Мэг сделала попытку сесть. Неужели она бредит? Или может быть, умерла? Она обвела глазами комнату, освещенную теперь несколькими лампами и множеством свечей, и поняла, что жива. Однако откуда здесь столько народа?

Кто-то — судя по голосу, сам Сакс — бормотал: «Сакс. Плохо. Драконша. Плохо».

В ответ на ее вопросительный взгляд Сакс объяснил:

— Это Нокс. И Брэк. И твои брат и сестра. Я тебе потом все объясню.

— Этого человека послали искать тебя! — воскликнула Лора. — Но мне он не понравился. Я чувствовала, что что-то не так. И обрадовалась, когда мистер Чанселлор появился и привез нас сюда. А попугай такой умный! Он знал.

— Нес-сметное, нес-сметное богатство! — вдруг закричала птица, удивительно точно подражая голосу негодяя, потом испустила дикий вопль.

Мэг поежилась, и Сакс ее обнял.

— Не думай об этом. Здесь все еще холодно. Я отвезу тебя на площадь Мальборо.

Мэг и впрямь дрожала, но не только от холода.

— Да, пожалуйста. Лора, не забудь Шилу.

Граф поднялся и взял Мэг на руки. Оба они были помятые и грязные, дурно пахнущие. Мэг заметила у него на виске несколько ссадин, свидетельствовавших о том, что и его не миновала смертельная лавина сокровищ.

Чувствуя себя у него на руках в полной безопасности, она наконец огляделась, чтобы увидеть, что натворила. Убийца родителей Сакса лежал посреди своего вожделенного богатства и громко стонал. Его бдительно охраняли слуги графа и скалящийся Брэк.

Даже увидев все это собственными глазами, Мэг не могла поверить, что дождь из монет мог произвести такое разрушительное действие. Однако каждая медная монета весила около половины унции, а их там было видимо-невидимо. У негодяя, без сомнений, была разбита голова, изо рта и носа текла кровь.

Мэг не было его жаль, но она вопросительно посмотрела на Сакса.

— Спасибо, — произнес тот. — Спасибо за все. Особенно за то, что убедила меня в своей правоте.

Мэг положила голову ему на плечо.

— Ты веришь?

— Нужно быть полным идиотом, чтобы не поверить, хотя камень умело заметает следы. Я нахожу это восхитительным.

Мэг застонала. Этот невозможный человек, вероятно, воспринимал Шилу как какую-нибудь игрушку, являющуюся достижением цивилизации!

— А что с герцогиней? — спросила она, когда он нес ее к выходу.

— Герцогиня действительно умирает. Думаю, она послала убийцу, потому что хотела забрать меня с собой. Так и подмывает пойти и сказать ей, что у нее ничего не вышло. Ну да ладно, пусть уж Бог и дьявол позаботятся о том, чтобы она получила такой ад, которого заслуживает.

Покоясь головой у него на плече, Мэг возносила благодарственные молитвы богам — как христианскому, так и языческим.

Глава 24

Дом на площади Мальборо был торжественно убран в честь их возвращения.

Так подумала Мэг, когда граф внес ее на крыльцо и она заметила, что в рождественские венки из хвои вплетены гирлянды из каких-то дорогих материалов и позолоченные украшения. Несмотря на глубокую ночь, повсюду сновали слуги, дополняя праздничную картину. Вероятно, она открыла рот от изумления, потому что граф сказал:

— Двенадцатая ночь. Подготовка к крещенскому балу. Осталось совсем немного времени.

Мэг, не веря своим ушам, уставилась на него.

— Неужели они продолжали к нему готовиться?

— Разумеется, хотя, согласен, это выглядит странновато, если учесть, что графиня — хозяйка бала — рисковала не дожить до него. Впрочем, подозреваю, что причина такого необыкновенного трудолюбия состоит в том, что всем хотелось найти повод присутствовать при нашем возвращении.

Мэг посмотрела на слуг — они прекратили работу и улыбались им. Как говаривал мистер Чанселлор, Сакс есть Сакс. «А его домочадцы — это его домочадцы», — добавила Мэг про себя.

Она расхохоталась, и слуги столпились вокруг, приветствуя их возвращение и осыпая вопросами, словно они были не слуги, а члены семьи. Интересно, сколько среди них тех, кого Сакс спас от нищеты только потому, что кто-то был толст, кто-то мал ростом или искалечен или имел несчастье вступить в конфликт с законом? Или тех, кто лишился работы в герцогском доме из-за того, что помог Саксу? Он не мог ничего сделать для них, пока жил у герцогини, и Мэг знала, что это еще больше омрачало годы его пребывания в когтях драконши.

Сакс поднял руку, призывая к тишине.

— Рад видеть, что все вы так преданы своей работе, — заметил он, разглядывая праздничное убранство. — А в бальной зале уже что-нибудь сделали или все предпочли суетиться в вестибюле?

— Завтра, милорд, — сказал кто-то. — Обещаем.

— Уверен, что вы должным образом позаботитесь обо всем. А сейчас — краткий отчет о событиях, которого вы, конечно, с нетерпением ждете. Графиня, разумеется, не имеет никакого отношения к смерти сэра Артура Джейкса, настоящий преступник найден. Прислугу сэра Артура убедили сказать правду, так что об этом можно забыть. Однако уверен, что из-за возникшего скандала все, кто только есть сейчас в городе, пожелают присутствовать на балу, так что давайте не уроним чести Торренсов.

Мэг почувствовала себя весьма неуютно при мысли, что все явятся на бал, главной приманкой которого будет ее скандальная персона. Словно проникнув в ее мысли, граф незаметно сжал ей руку.

— Есть вопросы? — спросил он, обращаясь к слугам.

— А как насчет зевак, которые все еще торчат снаружи, милорд? Сюда приезжал мировой судья, он предупредил их об ответственности за нарушение общественного порядка и велел разойтись, но некоторые потом снова вернулись.

— И несомненно, увидели то, что хотели увидеть. Теперь они скоро разбредутся по домам — ночь-то ведь холодная. А с официальными наблюдателями сейчас беседует мистер Чанселлор. Быть может, кто-нибудь из них из христианского милосердия пойдет и сообщит прихлебателям герцогини, что игра окончена. Кстати, похоже, у вдовствующей герцогини тяжелейший приступ и она пребывает на смертном одре.

Мэг обратила внимание на то, что он не сопроводил свое сообщение формальным выражением сожаления, и ей даже показалось, что среди слуг послышалось несколько тихих одобрительных возгласов. Это было совершенно не по-христиански, но теперь она их понимала. Кое-кому из этих людей довелось воочию, а то и на собственной шкуре убедиться в звериной жестокости герцогини, и многие наверняка разделяли подозрения Сакса насчет истинной глубины зла, сотворенного этой женщиной.

— А сейчас, — закончил Сакс, — всем нужно выспаться. Завтра я ожидаю от вас хорошей службы. После тех тяжелых часов, которые пришлось пережить без вас, мне понадобится ваша усердная забота.

Все радостно засмеялись.

— Но прежде нам с графиней нужно принять ванну и поесть. Что-нибудь простое и сытное, да поскорее.

При этих словах все бросились выполнять распоряжения. Мэг и Сакса проводили в их апартаменты. Мэг оказалась на заботливом попечении Сьюзи и еще одной горничной, которые стянули с нее измятую и перепачканную одежду, словно ребенка, посадили в ванну, тщательно вымыли и ласково облачили в ночную рубашку и халат.

Интересно, догадывались ли служанки, что они с Саксом уже были близки? Впрочем, это не важно. Вероятно, Мэг уже начала привыкать к невозможности полного уединения, а может быть, просто слишком устала, чтобы обращать на это внимание.

Ей снова захотелось быть с ним, не разлучаться даже на короткое время.

Чистая и опрятно одетая, с влажными волосами, рассыпавшимися по плечам, она была препровождена в комнату, где стояла клетка Нокса. Сакс был уже там, он восседал за уставленным яствами столом. Попугай сидел у него на плече, и Сакс угощал его всякими лакомствами.

— Неужели Нокс действительно предупредил мистера Чанселлора? — недоверчиво поинтересовалась Мэг.

— Удивительно, правда? Уверен, что Оуэн в конце концов и сам сделал бы все как надо, и, разумеется, ты позаботилась о негодяе, но и помощь Нокса не оказалась лишней. Садись.

Мэг села напротив. Сакс был в своем черном с золотом восточном халате и выглядел не правдоподобно великолепным. Еда, впрочем, была еще более привлекательной, и Мэг набросилась на сыр, хлеб и холодное мясо, а потом — на сладкий пирог с изюмом и миндалем и яблочные пирожные, каждое из которых было увенчано пышной шапкой крема.

Она залпом выпила вино, которое он ей налил, и смутилась.

— Получается, что я всегда заглатываю пищу как троглодит на твоих глазах!

— Я глотаю ее не менее жадно, чем ты. — Он протянул свой бокал и чокнулся с ней. — Добро пожаловать домой, Мэг.

— Ж-женщ-щины! Ох-х! — выдохнул попугай.

— Нет, Нокс. Будь умницей, скажи: «Хорошая дама».

Попугай нахохлился, поерзал, но потом повторил, точно воспроизводя голос Сакса:

— Хор-рошая дама.

Мэг улыбнулась и дала ему корочку пирога.

— Я тоже думаю, что ты очень хорошая птичка. И очень умная. Спасибо тебе, Нокс.

— С-спас-сибо. С-спас-сибо, — повторил попугай, но тут же повернулся к ней спиной.

— Он привыкнет, — обнадежил ее Сакс.

Мэг потягивала вино, глядя на Сакса через стол.

— Ты действительно не сердишься, что я втянула тебя во все эти передряги, загадав Шиле желание?

Его ослепительная улыбка была способна воспламенить целую угольную шахту.

— Как можно сердиться, когда получаешь взамен нечто столь восхитительное? Дай руку.

Удивленно приподняв бровь, Мэг протянула ему руку, и он поверх ее обручального кольца надел еще одно. Это было фамильное кольцо Саксонхерстов, которое прежде носила Дафна.

— Она не возражала? — спросила Мэг.

— Ну, немного. Но я взамен дал ей не менее ценное. А это по праву принадлежит тебе, моей нареченной жене.

Мэг тихо засмеялась, ошеломленная его нежностью. Сакс посмотрел куда-то в угол поверх ее головы.

— Лора принесла статуэтку и оставила ее здесь. Ты не возражаешь, если я на нее взгляну?

— Нет. — Мэг ощущала присутствие Шилы, но это ощущение в значительной мере скрадывалось присутствием Сакса, тем воздействием, которое он на нее оказывал. Вероятно, так же было и с ее родителями.

Сакс взял мешочек и достал из него каменную фигурку. Хоть Мэг знала, что над другими статуэтка власти не имеет, ее все же встревожило то, как небрежно он с ней обращается.

— Она и впрямь изысканно рискованна. Лора полагает, что в Ирландии такие фигурки и теперь стоят в нишах некоторых церковных стен.

— Мне так рассказывали.

Сакс коснулся открытого рта Шилы, потом ее разверстого лона — у Мэг в этот момент захватило дух.

— Я сам обладаю волшебной силой, старая ведьма, — сказал он, — и запрещаю тебе брать плату с моей жены за то, что она сегодня у тебя попросила.

Мэг пробрала дрожь.

— Какой силой? — пролепетала она, хотя уже догадалась, что он имеет в виду.

— Понятия не имею. Быть может, силой мужчины, который не боится женщин. Но я уверен, что Шила меня послушается. — Он поставил статуэтку на стул. — И еще я думаю, что ей не нравится, когда ее прячут. Неудивительно, что она стала такой сердитой.

— Теперь ты будешь помогать статуэтке? Сакс, ты…

— Невозможен. Я знаю. — Он одарил ее одной из самых обворожительных своих улыбок. — Но это же правда. Ее сделали не для того, чтобы скрывать от людских глаз.

— Но мы вряд ли сможем держать ее на виду у всех.

— Не вижу причин прятать ее. Посмотри, даже Нокс согласен.

Действительно, по какой-то загадочной причине попугай-женоненавистник слетел с плеча Сакса, сел на стул рядом с Шилой и стал обследовать ее клювом словно завороженный. Он ткнулся даже в недозволенное место!

Мэг знала, что нарушение приличий для Сакса значения не имеет.

— Да, никогда не следует исключать вероятности того, что кто-то еще обладает неведомой силой, — согласилась она.

— Чистая правда. Но думаю, тебе лучше поставить ее в своей спальне. Надеюсь, туда ты не собираешься приглашать посторонних?

— Нет, если ты не собираешься этого делать, — рассмеялась Мэг. — Я помню о своем обещании. И полагаю, мне не составит труда его сдержать.

— А уж мне-то — точно. Похоже, все мои силы будут уходить только на тебя!

На его лице заиграла та особенная, бесценная для нее улыбка.

— Наше полуночное свидание было восхитительным, ты согласна? Оно стоило тех страданий, что пришлось перенести.

Мэг в смущении и замешательстве стала оправлять халат, понимая, как глупо выглядит при этом, но ничего не могла с собой поделать.

— Я не хочу говорить о подобных вещах.

— Не хочешь — не надо, — согласился граф. Мэг округлила глаза, удивленная его непривычной покладистостью, но тут же нахмурилась и поглядела на Шилу.

— Я не могу держать ее у себя в спальне. Она сводит меня с ума.

— M-м… А я-то хотел, чтобы мы предались любви, положив ее в постель вместе с нами.

— Сакс!

— Когда-нибудь. А пока пусть живет здесь, с Ноксом. Похоже, они подружились.

— И никогда больше не проси меня прибегать к ее чарам.

Сакс обошел стол и сел рядом с ней.

— Ну конечно же, нет. Я чуть не умер от страха, когда увидел, что с тобой происходит.

Мэг вертела в пальцах бокал.

— Не только поэтому. Я думаю, что она убила моих родителей. Она опасна.

— Как? Ты ведь говорила, что твой отец тяжело болел.

— Да, но… — У Мэг не было еще времени все это хорошенько обдумать. — Мама говорила, что ее нельзя использовать бездумно, но боюсь, что сама она именно так и поступала. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы жили лучше, чем могли себе позволить, и мои родители всегда были удивительно беспечны. Меня это расстраивало, и в значительной мере именно поэтому я уехала из дома. Думаю, мама обращалась к ее помощи каждый раз, когда что-нибудь было нужно.

— А это плохо?

— Так ведь это всегда влечет за собой то самое жало! Не знаю, как это происходит, но за исполнение желания неизбежно приходится чем-то расплачиваться. Или приходилось — надеюсь, теперь ты ее приструнил. Быть может, зло в ней накапливалось, что привело к болезни отца. Не знаю. Но уверена, что под конец мама пыталась отвести от него смерть. Сэр Артур… он сказал, что нашел Шилу в кровати, лежащей между ними. И что папа беспокоился, как бы маме не пришло в голову прибегнуть к ее силе.

— Ты думаешь, твоя мать пожелала умереть вместе с мужем?

— Нет! Нет, этого я не думаю. Я не верю, что она захотела бы бросить на произвол судьбы детей. — Мэг запнулась. Сакс обнял ее за плечи:

— Ты в этом не до конца уверена?

Мэг приникла к нему, благодарная за то, что теперь у нее есть на кого положиться.

— Не до конца, — призналась она. — Это ужасно, но они так любили друг друга! А любовь имеет опасную власть над человеком.

— Да, это тоже своего рода волшебство, и зачастую — с жалом в хвосте.

Мэг снова отчаянно захотелось, чтобы он полюбил ее.

— Так ты думаешь, что твоя мать пожелала уйти вместе с отцом? — спросил Сакс. Помолчав, Мэг ответила:

— Нет. Для этого мама была слишком большой оптимисткой. Уверена, что она просила о его исцелении. Но вероятно, есть вещи, которые Шиле неподвластны. А может быть, мама просто неясно выразила свое желание.

— Например, пожелала, чтобы они никогда не расставались?

Мэг уставилась на него:

— Да! Но я уверена, что если таково было ее желание, то оно было обдуманным. Она надеялась, что оно приведет к его исцелению, но была готова умереть вместе с ним, если потребуется. А потом она, несомненно, не знала покоя там, на небесах, и подталкивала меня к тому, чтобы я воспользовалась даром Шилы и таким образом спасла ее детей!

Сакс улыбнулся и поцеловал ей руку.

— Я только сейчас осознал, что являюсь ответом на девичью мольбу!

Мэг издала мучительный стон. Потом спросила:

— Ты расстроен? — Имея в виду то, что он услышал о гибели своих родных.

Он не стал притворяться непонимающим.

— В сущности, я даже испытываю удивительное чувство облегчения. Я всегда подозревал правду. Разбойник на городской дороге — это так не правдоподобно. Но что мог сделать десятилетний мальчик, кто бы ему поверил? Бывали моменты, когда мне казалось, что я сумасшедший, что у меня ложное представление о реальности. Однако даже в детстве я с благоразумием взрослого человека понимал, что доказать ничего не удастся. Поэтому я с тупым упорством лишь продолжал отвергать все, что должно было служить ей наградой за преступление.

— Я рада, что ты не жаждешь мести.

— Не считай меня святее, чем я есть. Если бы я не знал, что она отправится прямиком в ад, я бы сидел сейчас у ее постели, чтобы отравить ей последние минуты жизни.

— Сакс!

Он встретился с ней глазами.

— Это правда, Мэг. Она пыталась разрушить жизнь моих родителей, а потом убила их. Она всячески старалась погубить и мою жизнь, в чем отчасти преуспела. Она убила моих дядьев, о Господи, просто по злобе. И наконец, она попыталась убить нас с тобой. Я недостаточно добрый христианин, чтобы простить все это, но я достаточно богобоязнен, чтобы верить, что Он сам воздаст ей.

— А ведь все началось с любви. Тебя никогда не пугала любовь?

— Она меня ужасает.

— И тем не менее ты окружил себя любовью, — возразила Мэг. — Даже при том, что из-за этого кое-кто вечно сует нос в твои дела.

Он рассмеялся, быть может, чуть смущенно.

— Наверное, я изголодался по любви. Утоли мой голод, Мэг.

Она взглянула на него, не уверенная в том, что правильно его поняла. Но, собрав все свое мужество, сделала первый шаг:

— Мы не так давно знакомы, Сакс, но я уверена, что люблю тебя.

Он прижал ее к себе:

— Тебе ничего иного и не остается. Не думаю, что я мог бы выдержать любовь без взаимности, а ведь я дал зарок больше не крушить вещи.

Мэг была так ошеломлена, что не могла придумать ответа, и сказала лишь:

— Жаль. Мне бы хотелось избавиться напоследок кое от каких безобразных вещиц.

— Превосходная идея! — Он отвлек Нокса от его благосклонного внимания к Шиле и посадил в клетку, потом повел Мэг в свою спальню, и они вместе с восторгом уничтожили все оставшиеся признаки тамошнего уродства.

Окинув прощальным взором устроенную бойню, они проследовали в спальню Мэг и тут же, обессиленные, провалились в сон.

* * *

Мэг казалось, что весь Лондон явился к Саксу на бал Двенадцатой ночи, и всем хотелось посмотреть на нее. Она была бы в отчаянии от этого, если бы Сакс постоянно не находился рядом — его магии вполне хватало, чтобы отогнать от нее все страхи и сомнения.

К тому же на балу присутствовала Лора, и большая часть мужского внимания была отвлечена на нее. Близнецы наблюдали за происходящим из укромного уголка, время от времени выбегая оттуда — она в этом не сомневалась, — чтобы схватить какой-нибудь вкусный кусочек с праздничного стола. Чуть раньше они уже попробовали традиционного крещенского пирога в столовой для слуг.

Мэг была в том самом платье «абрикосового цвета», которое действительно оказалось волшебно прекрасным произведением портняжного искусства: из кремового шелка, под газовой туникой абрикосового цвета, украшенной вышивкой с вплетенными в нее маленькими желтовато-коричневыми камешками и жемчужинами. Было на ней также мамино жемчужное ожерелье.

Когда Сакс пришел, чтобы проводить ее в бальную залу, он принес с собой две шкатулки. В одной лежал изысканный набор драгоценностей — ожерелье, серьги, брошь, браслеты и тиара из бриллиантов. В другой — простые жемчужные украшения ее матери, ее медальон и ее кольца.

— Я велел Оуэну разыскать кое-какие твои вещи еще в первый день. Помогла твоя семья. К настоящему времени мы уже вернули некоторые книги твоего отца и вот это. — Он выглядел почти смущенным. — Но я принес и бриллианты — на тот случай если ты предпочтешь надеть их…

Мэг разрыдалась и чуть не задушила его в объятиях.

— Сакс, ты невозможен!

— Невозможен — в смысле волшебства?

— В опасном смысле, — сказала она, и если бы Сьюзи не призвала их к порядку, они наверняка опоздали бы к началу бала.

В материнских простых украшениях Мэг чувствовала себя гораздо увереннее, но настоящую уверенность придавали ей Сакс и то глубокое, истинное чувство, которое она испытывала к нему. Они слишком недолго пока были вместе, и им предстояло еще многое узнать друг о друге, многому научиться. Но они любили, и их любовь была чудом, которое они принесли в мир.

Прошлую ночь они спали вместе, но только лишь спали. Ему не было нужды говорить ей, что нынешнюю они проведут без сна, точнее, завтрашнюю, поскольку бал, судя по всему, обещал продлиться до раннего утра.

Наверное, оба они слишком устали.

Впрочем, Мэг сомневалась, что Сакс был способен по-настоящему уставать, и старалась тоже беречь силы.

Итак, Мэг царствовала на балу, приветствуя гостей как графиня Саксонхерст. Скандальная графиня Саксонхерст, стать которой благоразумная Мэг Джиллингем еще недавно не могла и мечтать. И рядом с ней был муж, от близости которого у нее захватывало дух, — красивый, обворожительный, волшебный граф, великолепный в своем строгом темном вечернем костюме, со светлыми волосами и сияющим взором, трогавший ее до слез своей добротой и тоской по любви.

Вот он ведет ее вниз по лестнице, чтобы открыть бал первым танцем. Вдруг, несмотря на то что все глаза устремлены на них, он останавливается и склоняет голову к ее голове.

— Сегодня ночью, — тихо произносит он, — в твоей спальне. Не раздевайся, потому что я намерен сам раздеть тебя при свете свечей, снимая одну вещицу за другой и раскрывая шаг за шагом твои волшебные секреты.

Мэг почувствовала, что краснеет, но тут раздались первые такты музыки, и, присев в глубоком реверансе, она посмотрела ему прямо в глаза:

— Вы доставите мне огромное удовольствие, милорд! Действительно огромное.

Комментарий автора

Писательство — волшебное удовольствие! Сначала моему воображению явился Сакс — безумный граф, крушащий все и вся в собственной спальне из-за письма, полученного от бабушки. Потом Мэг явила мне свое вызывающее белье. К тому времени, когда возникли Шила, попугай и скалящийся трусливый пес, я знала, что забот у меня будет невпроворот. Но забот восхитительных.

Шила — плод моих долгих раздумий. Мне был нужен какой-нибудь магический предмет, но я не хотела, чтобы это было нечто банальное вроде медальона. Кроме того, мне было нужно, чтобы это был предмет, который не так просто переносить с места на место и прятать. Я уже была близка к отчаянию и подумывала даже о крупных предметах мебели, когда вспомнила дискуссию о статуэтках Шилы-ма-гиг, которая была тогда у всех на слуху. Суть дискуссии заключалась в том, являются ли они свидетельствами поклонения языческой богине или были сделаны христианами как предупреждение о зле, которое таит в себе женщина. (По моему непросвещенному мнению, существует два сорта таких фигурок: те, что дают жизнь листьям и цветам, являются языческими идолами поклонения богине; те, что бесстыдно обнажают себя, сделаны для предупреждения. Не впервые христианство заимствует элементы язычества и вводит их в свой обиход.)

Шила идеально отвечала моей задаче, потому что давала Мэг еще один повод прятать ее. Любая благовоспитанная дама эпохи Регентства сто раз подумала бы, прежде чем признаться, что владеет столь скандальной вещью и дорожит ею!

Однако мне казалось, что моя находка все же нечто очень неопределенное. Представьте же себе мое изумление, когда, открыв воскресную газету, я нашла там большую — на целую полосу — статью с фотографией, поскольку в то самое время в Дублине проходила выставка этих самых статуэток. Писательство, как я уже сказала, дело странное и порой не чуждое волшебства.

Домашние любимцы появились, когда я поняла, что такой человек, как Сакс, не может обойтись без животных. Какими они должны быть? Безобразный пес, с моей точки зрения, вполне подходил. Как и птица. Но что могло сделать непривлекательным попугая? Ругающиеся попугаи уже навязли в зубах, поэтому мне пришла в голову мысль о попугае, возненавидевшем женщин, потому что его прежний хозяин, женившись, от него отказался. Это, несомненно, сулило немало забавных ситуаций.

Поначалу я собиралась использовать Нокса в качестве орудия построения сюжета лишь в нескольких кратких эпизодах. Однако не удержалась, чтобы не произвести некоторые исследования, и поэтому отправилась в Интернет поискать, что там есть о попугаях. Какой же это оказался увлекательный предмет и сколько восхитительных историй рассказывают люди, которые держат их дома! Вскоре я уже понимала, что Нокс заслуживает большего внимания, и он стал одним из полноправных персонажей второго плана.

Удивительно то, что в конце концов он поселился в доме столь основательно. В самом начале героиня замечает, что герой велит всегда хорошо топить в комнатах. Любой, кто жил в доме без центрального отопления, знает, как трудно содержать его в тепле. А любой, кто хоть раз провел декабрь и январь в Англии, знает, что, хотя температура редко бывает там очень уж низкой, влажный климат делает существование в это время года труднопереносимым — влажный холод проникает во все поры.

Сакс, безусловно, не неженка, так зачем же так топить в доме? Ну разумеется, для Нокса!

Как я уже говорила, сочинять беллетристическое произведение — волшебное занятие.

Возможен ли такой Нокс в жизни? Сегодня можно сказать, что да, даже с точки зрения проявленных им в книге психических возможностей. Многие животные их недвусмысленно демонстрируют. К сожалению, во времена Регентства таких птиц было не много, потому что люди не обладали необходимыми знаниями, чтобы понять потребности этого тропического создания, и попугаи погибали от холода, недостатка воды, от того, что их не правильно кормили и содержали в недостаточно освещенных помещениях. Но я создавала художественный вымысел, героем которого был Сакс, поэтому Нокс у меня благоденствует.

Я приношу огромную благодарность множеству людей, поделившихся со мной своими знаниями о птицах, особенно Уитни Уолтере.

«Колдовство» — моя первая книга из времен Регентства. Этот период истории, продолжавшийся с 1811 по 1820 год, был веком расцвета аристократического изящества, галантности и праздности, он изобиловал эксцентричными персонажами. Это, конечно же, время последних романов Джейн Остен, и хотя она писала в основном о собственном круге мелкопоместного дворянства, атмосфера в ее произведениях та же.

И помните: поклонники любовных романов умеют ценить любовь, радость, мужество и победу. Да придадут они нам сил!

Примечания

1

До завтра (фр.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Комментарий автора . .