«Любви вопреки»

Любви вопреки (fb2) - Любви вопреки [What to Do with a Duke - ru/litres] (пер. Яна Евгеньевна Царькова) (Спинстер Хаус - 1) 3163K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Салли Маккензи

Салли Маккензи Любви вопреки

Sally MacKenzie

What to do With a Duke

© Sally MacKenzie, 2015

© Перевод. Я. Е. Царькова, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

* * *

Посвящение

Поппи, трехцветной кошке с характером, с которой я познакомилась в отеле «Белый олень» в живописном городке Мортонемпстеде, бывшем некогда поместьем Дартмур в графстве Девон, во время путешествия по Англии в 2013 году, а также служащим вышеупомянутого отеля, сделавшим мое пребывание в нем весьма приятным.

Кевину, быстро решавшему все вопросы, связанные с нашим перемещением по Британии с ее левосторонним движением, включая заказы такси и покупку билетов на поезда и автобусы.

Особая благодарность Еве Сильвер за то, что помогла нам найти Лавсбридж.

Глава 1

Лавсбридж

1 апреля 1617 года. Я видела герцога Харта в гостинице «Купидон». Какой же он красавец! Моя подруга Розалина говорит, что его мамаша своего сыночка никогда близко не подпустит к девушке вроде меня, но у меня на это свое мнение. Я твердо намерена стать следующей герцогиней Харт.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Лондон, май 1817 года

– Вы скомпрометировали мою дочь, Харт! Я требую, чтобы вы сделали ей предложение. – Барнабас Ратбоун возмущенно сопел, задрав скошенный подбородок. – Прямо сейчас.

В переполненном читальном зале клуба «Уайтс» внезапно стало очень тихо. Разговоры прервались на полуслове, словно присутствующие одновременно затаили дыхание. Маркусу было понятно всеобщее желание услышать каждое слово участников драмы. Такое везение выпадает не часто. Кое-кто даже не постеснялся подглядывать за происходящим, прикрывшись для приличия газетой.

Маркусу было безразлично, что о нем думают.

– Нет.

Рачьи глаза Ратбоуна едва не выкатились из орбит, а мясистые щеки задрожали.

– Как вас понимать? – Ратбоун изображал оскорбленную невинность еще талантливее, чем его бессовестная дочь.

– Нет, я не женюсь на мисс Ратбоун.

На мгновение у бедняги отвисла челюсть, но он быстро взял себя в руки и грозно насупился. Однако не настолько быстро, чтобы Маркус не успел заметить страх в глазах своего визави. Ратбоун был в долгах, и Маркус подозревал, что тот сдерживает натиск кредиторов, уверяя их, будто скоро станет отцом герцогини. Глупец! Неужели он действительно считает себя первым, кто пытался провернуть подобный фокус с герцогом Хартом? Как будто прозвище герцога Харта – Герцог без сердца – ничего ему не говорило.

Впрочем, было у герцога Харта и иное прозвище – Проклятый герцог, с ударением на первый слог, и это многое объясняло.

– Как можно быть таким жестоким? – не унимался Ратбоун. – Девушка сама не своя от горя.

Маркус молчал, буравя его взглядом. Увы, ему не понаслышке пришлось изведать вероломство так называемого высшего общества. Маркус был слишком лакомым куском, чтобы не попытаться заполучить его. Проклятие его рода состояло в том, что если женщине удастся женить герцога на себе, она зачнет наследника в первую брачную ночь, а через девять месяцев будет уже богатой вдовой.

Черта с два он согласится умереть, чтобы осчастливить Ратбоунов!

– Вы не посмеете погубить репутацию моей драгоценной дочери! – В голосе Ратбоуна уже звучали нотки отчаяния.

Завсегдатаи клуба «Уайтс», которым посчастливилось в этот момент оказаться в устланном толстыми коврами читальном зале, передвинулись на самые краешки сидений роскошных кожаных кресел и обратились в слух, отбросив притворство. Книги и газеты были забыты. Взгляды метались от Маркуса к Ратбоуну и обратно. Сейчас все смотрели на Маркуса.

– Поскольку у вашей дочери нет репутации, губить нечего, Ратбоун.

Зрители дружно беззвучно вскрикнули. Тем не менее слышались и сдавленные смешки. А кое-кто и не пытался сдерживать смех. И таких было большинство.

У Ратбоуна хватило мудрости не заострять на этом внимание.

– Сердце ее будет разбито.

Сейчас он, словно утопающий, хватался за соломинку. У девушки не было не только репутации, но и сердца, что, по мнению многих, делало ее самой подходящей парой для бессердечного герцога.

Пусть так. Но, если ему придется жениться, а рано или поздно он должен это сделать, коли считает своим долгом продолжить род, то его избранница будет обладать более приличными манерами и, вероятно, умом и сообразительностью, чтобы она могла хоть как-то скрасить его последние дни.

Ратбоун снова открыл рот, но Маркус остановил его взмахом руки.

– Вы, сэр, и ваша дочь попытались заманить меня в ловушку, однако у вас ничего не получилось. Больше нам говорить не о чем.

Маркусу показалось, что он услышал скрежет зубов.

– Я вижу, – процедил Ратбоун, – что вас, ваша светлость, ничем не проймешь. У вас нет сердца. Молва не врет.

Маркус вежливо поклонился.

– Однако вы, видимо, не верили молве.

На сей раз никто из зрителей не сдержал смеха.

– В словах Харта есть резон, Ратбоун! – Маркус не узнал голос того, кто окликнул Ратбоуна, но, похоже, он высказал коллективное мнение зрителей. Присутствующие напоминали стаю голодных волков, готовых растерзать любого, едва почуяв запах крови. Впрочем, Ратбоуна ему было не жаль.

Ратбоун покосился на обратившегося к нему джентльмена, затем перевел злобный взгляд на Маркуса.

– Хорошо, я уйду, ваша светлость, но не думайте, что ваш бесчестный поступок будет забыт.

– Я вас понял, Ратбоун. Но и вы не думайте, что я изменю свое решение. Вам с вашей дочерью следует поискать более доступные способы поправить свое финансовое положение.

Ратбоун расправил плечи и вскинул голову. Он мог попытаться усложнить существование Маркусу на ближайшие несколько недель, но это все, на что он мог рассчитывать. Ратбоун уже смирился с тем, что его карта бита.

И он покинул помещение.

Маркус посмотрел на оставшихся в читальном зале людей. Каждый из них сидел, уткнувшись в газету или в книгу. В полном соответствии с ожиданиями Маркуса никто ни словом не обмолвился о том, чему только что оказался свидетелем. Но Маркус понимал, что, сто́ит двери захлопнуться за ним, как читальный зал наполнится возбужденным шепотом и слухи с поразительной быстротой расползутся по всему городу. Как же эти мелкие пакостники были ему противны!

Распорядитель клуба бросился к Маркусу, как только тот вышел из читального зала.

– Ваша светлость, примите мои извинения за Ратбоуна. Если бы я знал, что он поведет себя так…

– Пустяки, Монтгомери. Ратбоун такой же член клуба, как и я, как и все прочие. Вести себя по-идиотски – его право.

– Увы, это так, – удрученно пробормотал Монтгомери. – Могу я принести вам бутылку нашего лучшего бренди, ваша светлость? Для поднятия настроения?

Если бы Маркус утешался крепкими напитками после каждого вынужденного общения с типами вроде Ратбоуна, то к тридцати годам превратился бы в горького пьяницу.

– Спасибо, не нужно. Пожалуй…

– Маркус!

Ну вот, бренди не понадобился. Настроение у него поднялось и без него. Маркус узнал голос своего кузена Нейта, маркиза Хайвуда. Обернувшись, Маркус увидел рядом с кузеном еще одного их общего друга – Алекса, графа Эванса.

– Маркус, ты собрался кого-нибудь убить? – озабоченно спросил Нейт.

– Я догадываюсь, кого, – произнес Алекс. – Мы только что разминулись с Ратбоуном.

– Он пытался заставить тебя жениться на его дочери? – уточнил Нейт с улыбкой на губах и тревогой в глазах. – Я рад, что ты поставил его на место.

– Да уж, не позавидуешь тому несчастному, кто возьмет в жены эту девицу, – произнес Алекс и, многозначительно кашлянув, продолжил: – Хотя ситуация, согласись, весьма пикантная. Что же на самом деле произошло в саду у Палмерсонов?

Маркус опасливо огляделся. Монтгомери отошел, но не слишком далеко. Очевидно, решил задержаться, в случае если Маркус передумает и все же захочет бренди. И еще Маркусу показалось, будто он различал голос Апплтона, и тот направляется к ним. Риск того, что здесь их разговор подслушают, был слишком велик.

– Пойдемте ко мне, – предложил Маркус, – и я вам все расскажу за бокалом бренди.

– Мы только что от тебя, знаешь ли, – заметил Алекс уже по пути к выходу. – Твой дворецкий Финч настоятельно просил разыскать тебя и сообщить о письме из Лавсбриджа.

«Письмо из Лавсбриджа? Только не это!» У Маркуса от одного этого названия портилось настроение. Будь неладна эта деревня!

Нейт по дружбе подставил Маркусу плечо.

– Скорее всего управляющий решил ввести тебя в курс дел, беспокоиться не о чем.

Маркус кивнул. Конечно, все обстоит именно так, как предположил Нейт. Эммет ставит его в известность о необходимости дополнительных ассигнований на ремонт чего-то там, и он, Маркус, напишет ему в ответ, как делал это всегда, чтобы тот распорядился деньгами по своему усмотрению. Маркус был в своем поместье Лавсбридж один раз в жизни, когда, следуя воле проклявшей род Хартов Изабеллы Дорринг, почившей более двухсот лет назад, санкционировал вселение в некогда принадлежавший Изабелле Дорринг дом. Новая хозяйка дома старой девы, как он теперь назывался, – кажется, ее звали мисс Франклин, – была совсем юной девицей, утратившей шансы выйти замуж из-за какого-то скандала. Собеседование с ней проводил дядя Филипп, отец Нейта, поскольку Маркусу на тот момент едва исполнилось десять лет.

Маркус глубоко вздохнул, и тревога, сжимавшая грудь, отступила. Зря он волновался. Письмо из Лавсбриджа не имело никакого отношения ни к старым девам, ни к вакансии на вселение в недоброй памяти дом. Мисс Франклин проживет еще не один десяток лет.

На что он, Маркус, надеяться не может.

– Финч заметно нервничал, – искоса посматривая на Маркуса, сообщил Нейт, когда все трое вышли на воздух. – Говорил, что тебя уже полдня дома нет.

– Заметно нервничал – мягко сказано, – усмехнулся Алекс. – Он чуть не рвал на себе волосы. И глаза у него были на мокром месте, готов поклясться.

Вот, черт!

– Не понимаю, с чего бы ему так беспокоиться. Он мог бы спросить Кимбала, где я.

– Кимбал тоже волновался, – нахмурившись, произнес Нейт.

– Какая нелепость! – Маркус мог бы понять обеспокоенность Финча, но кому как не Кимбалу, камердинеру Маркуса, знать привычки своего хозяина. И Кимбал понимал, что единственным верным средством от хандры для Маркуса были прогулки. И, надо сказать, последнее время Маркус гулял особенно много и долго. Мисс Ратбоун была третьей по счету девицей, пытавшейся затащить его в брачный капкан за последний месяц, а ведь сезон только начался. – Я сообщил Кимбалу, что хочу пройтись. Мне это помогает прочистить мозги.

– Если лондонское зловоние и гарь и способны что-либо прочистить, то уж никак не мозги, – возразил Алекс. – Кишки – да. Не успеешь до ближайшей канавы добежать, как их наизнанку вывернет.

– Все совсем не так плохо, – произнес Маркус. В его теперешнем состоянии он мог бы пройти по туннелю в навозной куче и не заметить вони.

– Наверное, Финч не предполагал, что ты будешь прогуливаться четыре часа, – сказал Нейт.

«Скажите на милость! Неужели я и впрямь четыре часа прогулял?»

– Если ты так любишь прогуливаться, – хлопнув Маркуса по спине, сказал Алекс, – так почему бы тебе не стряхнуть лондонскую пыль с сапог и не отправиться на север, в Озерный край? – Похоже, Алекс не шутил, а говорил вполне серьезно, что было ему совсем не свойственно. – Финч и Кимбал не единственные, кто заметил, что с тобой не все в порядке.

– Чепуха! Я в отличной форме.

– Кувыркаться в кустах с девицей на выданье не твое амплуа, Маркус, – наставительно заметил Нейт, напомнив Маркусу дядю Филиппа, когда тот отчитывал их с Нейтом за какую-нибудь мальчишескую шалость.

Намерения у Нейта были самые благие, но как же Маркусу надоело его навязчивое покровительство! Нейт был старше Маркуса на три недели и потому считал своим долгом опекать кузена, тем более что они росли вместе, как родные братья.

– Так ты действительно успел ее наполовину раздеть, как рассказывает леди Данли? – поинтересовался Алекс.

– Чертовы сплетни, – пробормотал Маркус. – Осталось потерпеть совсем немного. Пара минут, и я поведаю вам все истории моей скорби.

Он поднял голову и увидел, что в окне третьего этажа шевельнулась портьера, и, не успели они взойти по ступеням к парадной двери, как Финч распахнул перед ними дверь. Кимбал выглядывал из-за плеча дворецкого.

– Вас так долго не было, ваша светлость, – сказал Кимбал, помогая Маркусу снять жилет. Маркус заметил, что у его слуги дрожат руки. – Мы волновались за вас. Вы вышли из дома не в лучшем расположении духа.

Чего эти двое боялись? Что он бросится в Темзу?

Судя по выражениям их лиц, именно этого.

Дела шли хуже день ото дня.

– Как видите, я цел и невредим. – Маркус заставил себя рассмеяться. – Я взрослый мужчина и заблудиться не опасаюсь. – Финч посмотрел на Кимбала. Да что с ними такое?!

Кимбал прочистил горло:

– Дело в том, что с вашим отцом стали приключаться странные истории, когда ему исполнилось столько лет, сколько сейчас вам. Он тоже вдруг приобрел привычку надолго уходить куда-то, и однажды… Впрочем, вы сами знаете.

Пора отправить этих двоих на заслуженный отдых. Раньше Маркус не думал об этом, но ведь Кимбалу уже далеко за шестьдесят, а Финч разменял восьмой десяток.

Кимбал судорожно сглотнул.

– Эти странности начали твориться с герцогом Хартом, когда ему исполнилось тридцать лет, и с каждым днем становилось все хуже. И ваш отец рассказывал, что с его отцом, вашим дедом, все обстояло так же.

– Проклятие рода Хартов, – обреченно заявил Финч.

– Родовое проклятие, – вторил ему Кимбал. Глаза у камердинера наполнились слезами. – Сначала герцог женится, а потом…

Да что он, в конце концов, обречен на то, чтобы эти двое и Нейт в придачу порхали над ним до конца его дней? Вот уж правда, может, смерть придет как избавление?

– У меня в планах на ближайшие лет десять женитьба не значится, и ваш траурный вид совершенно не уместен.

Кимбал и Финч в недоумении уставились на Маркуса.

– Так вы не собираетесь жениться на мисс Ратбоун, ваша светлость? – решился спросить Финч.

– Разумеется, нет. Вы считаете, что вместо головы у меня кочан капусты?

Финч с облегчением выдохнул:

– Конечно, нет, ваша светлость.

– Какие чудесные новости, ваша светлость! – сияя, воскликнул Кимбал.

– Раз все недоразумения улажены, не вернуться ли вам к исполнению своих обязанностей? Ах да, Финч, не могли бы вы принести в мой кабинет холодные закуски?

– Сию минуту, ваша светлость.

– Эти двое ведут себя со мной, словно няньки с младенцем, – пожаловался друзьям Маркус, когда они сели у него в кабинете. – Хотите бренди?

– Меня это не удивляет, – произнес Нейт, принимая из рук друга бокал. – На их глазах разворачивалась драма с твоим отцом.

– Но ведь проклятие не более, чем легенда, верно? – Алекс с бокалом в руках устроился в кресле, протянув ноги к камину. – Кто, скажите на милость, в наши дни верит в проклятия? Смех, да и только! – Он обвел взглядом друзей и нахмурился. – Вот только вы двое почему-то не смеетесь.

– Мы не смеемся, – кивнул Нейт.

Маркус выпил бренди и подлил себе еще.

– Не хотите ли вы сказать, что верите во всю эту чушь насчет того, что Маркус умрет до того, как родится его наследник? – воскликнул Алекс.

– Мы верим, потому что так оно и есть, – хмуро ответил Нейт.

– Но это бред! Вы оба разумные люди…

– Все началось ровно двести лет назад. – Маркус слышал себя и едва верил в то, что слышал. Действительно, все это легко можно было бы принять за бред сумасшедшего, если бы не факты. – В тысяча шестьсот семнадцатом году мой прадед надругался над Изабеллой Дорринг, незамужней дочерью богатого купца.

– Он не только лишил ее девственности, – добавил Нейт, – но еще и обрюхатил.

– Да, сделал ей ребенка. – Маркус глотнул бренди. – Очевидно, мисс Дорринг надеялась, что мой предок намерен жениться на ней.

Алекс презрительно усмехнулся:

– Чтобы герцог женился на купеческой дочери? Маловероятно.

– Судя по всему, мисс Дорринг считала иначе. – Всякий раз, размышляя о событиях двухсотлетней давности, Маркус испытывал желание схватить третьего герцога Харта за шею и удавить. Но убить мертвого невозможно, а его предок скончался уже много-много лет назад. – Он должен был, черт возьми, объяснить мисс Дорринг, что брак не входит в его планы, до того, как тащить ее в постель.

– А если она сама заманила его в ловушку, примерно такую же, что готовила для тебя мисс Ратбоун? – спросил Алекс.

– Тогда ему не следовало попадаться.

Нет ему оправданий! Нет, и все. Он вел себя как негодяй. Если бы у третьего герцога Харта была хоть капелька чести, он бы не выпускал зверя из штанов. Точно так же, как должен держать на запоре свои бриджи он, Маркус, сколько бы девиц на выданье не пытались лишить его бдительности. Он должен держаться, чего бы это ему ни стоило. И, судя по тому, как развиваются события, малой кровью не обойтись. С каждым днем Маркусу все труднее противостоять искушению.

– Ребенка он наверняка был готов содержать, – предположил Алекс, – если, конечно, ребенок от него. Женщины далеко не всегда говорят мужчинам правду, особенно о том, что касается предположительного отцовства.

– Мисс Дорринг не лгала герцогу относительно его отцовства, – сказал Нейт. – После ее смерти ни один герцог Харт не доживал до рождения своего наследника. Вполне убедительное доказательство, вы не находите?

Маркус сделал глоток бренди, чтобы избавиться от неприятного послевкусия, что всегда оставляла эта история. Увы, для этого и графина бренди было бы мало.

– И тому, что мой предок вызвался содержать своего отпрыска, нет никаких доказательств, – добавил он. – К тому времени, как Изабелла Дорринг осознала свою, так сказать, проблему, герцог уже успел жениться на другой и наслаждался медовым месяцем на континенте.

– Некрасиво получилось.

– Да уж.

– А что сталось с мисс Дорринг?

– Она утопила себя и так и не увидевшего свет ребенка.

– Не известно, – возразил, как всегда, Нейт. – Тело ее не было найдено.

– Что еще могло с ней случиться?

Нейт знал это предание так же хорошо, как и Маркус, ведь впервые Маркус услышал его из уст своего дяди. Кому приятно узнавать такое о своем прародителе?

– Но, нравится тебе это или нет, приходится мириться с неоспоримыми фактами. Ты знаешь, как там глубоко. Не удивительно, что тело так и не нашли.

– Печальная история, – покачав головой, произнес Алекс. – Но верить в проклятие все равно что верить в зубную фею.

– Чем еще, если не родовым проклятием, можно объяснить безвременную кончину всех прямых потомков того злосчастного герцога? Я согласен с Нейтом, существование проклятия можно считать доказанным. Мой прапрапрапрадед сломал шею, упав с лошади за две недели до рождения своего первенца. Мой прапрапрадед скончался от малярии через восемь месяцев после свадьбы, а два месяца спустя его вдова родила сына. История повторяется в каждом поколении.

– А как умер твой отец?

– Споткнулся о булыжник на мостовой и разбил голову о мраморные ступени собственного дома. Я родился через шесть недель после его смерти.

– Неправдоподобно, – сквозь зубы процедил Алекс.

– Веришь ты в проклятие или нет, значения не имеет. Финч рассказывал, что мой отец знать не хотел ни о каком проклятии, однако это его не спасло. Он закончил так же, как и все до него.

– Неужели эту вашу порчу невозможно снять? – усмехнулся Алекс, глядя на друзей так, словно перед ним была парочка сумасшедших.

Нейт допил бренди и произнес:

– Есть способ. Герцог должен жениться по любви.

– И вероятность подобного события близка к нулю, – мрачно заключил Маркус. Из всех семейных пар, с которыми он был знаком, лишь родители Нейта любили друг друга. Увы, родители Маркуса не были приятным исключением из общего правила. Во всяком случае, мать Маркуса вышла замуж за его отца точно не по любви.

«Она и меня никогда не любила».

При этой мысли у Маркуса больно сжалось сердце. Сердце никак не желало смириться с фактами.

«Мне уже тридцать лет, и я давно не нуждаюсь в материнской любви».

Мать Маркуса оставила сына на попечении тети и дяди, когда ему была всего неделя от роду. Она спешила покинуть Британию, и на пути в Дувр сделала остановку в поместье родителей Нейта. Насколько Маркусу было известно, мать вышла замуж за какого-то итальянского графа и жила с ним на острове в Средиземном море. Наверное, ее муж не испытывал недостатка в средствах, поскольку «вдовий капитал», что полагался ей по закону, так и остался нетронутым.

Если бы она в этот самый момент вошла в комнату, Маркус ее не узнал бы.

«Хорошо, что она меня бросила. Тем самым она одарила меня семьей. Благодаря ей, у меня есть Нейт».

Лакей Лоренс принес ветчину, сыр и хлеб.

– Мистер Финч просил напомнить вам о письме из Лавсбриджа. Оно у вас на столе.

– Да, Лоренс, спасибо. Я его вижу.

Новости о протекающей крыше и покосившемся заборе могут подождать.

– Что же на самом деле было у тебя с мисс Ратбоун? – спросил Алекс, как только ушел лакей. – Как тебя угораздило попасться в ее сети?

– И я не понимаю, как ты со своим умом и сообразительностью оказался у нее на крючке, – сказал Нейт. Голос его дрожал от возмущения. Или все же от тревоги? – Ты ведь понимаешь, как важно для тебя соблюдать осторожность, особенно сейчас.

Маркусу ужасно хотелось заявить Нейту, чтобы тот катился к черту, но стоит дать себе волю, и рядом с ним вообще никого не останется.

– Вы ведь знаете, как душно бывает в бальном зале. Я просто вышел подышать свежим воздухом.

Маркус действительно искал спасения от духоты и шума, но также хотел улизнуть от вдовы Чесни, которая явно искала с ним встречи после того, как он пару раз дал ей повод поверить в его заинтересованность в более близком знакомстве. Отсутствие сердца не подразумевало отсутствие мужественности, и Маркус, как и любой другой мужчина, имел определенные потребности.

«И еще я ужасно одинок».

Наконец Маркус сам себе в этом признался. Не мог он надеяться на долгую и счастливую семейную жизнь, но так хотелось немного женской ласки не по прейскуранту!

Маркус плеснул себе еще бренди. Как оказалось, вдова Чесни не готова дарить ему ласку даром, лишь в обмен на обручальное кольцо. Маркус ударил кулаком по столу. Руку пронзила боль. Ничего. Чем больнее, тем лучше.

– Вероятно, Ратбоун давно следил за мной и заранее все подготовил. Он взял меня тепленьким.

– Скорее всего, это удачная импровизация. Ратбоун увидел шанс и постарался его не упустить. Ратбоун не так умен, как ты думаешь, – заключил Алекс.

Тем досаднее его, Маркуса, оплошность. Наверное, ему действительно нужна нянька, если такие туповатые типы, как Ратбоун, могут обвести его вокруг пальца.

А теперь Ратбоун постарается донести до всех свою версию событий, и его, Маркуса, герцогский титул покроется новым слоем грязи.

– Сам не пойму, как я мог поверить Ратбоуну, когда он сказал, что его дочь куда-то запропастилась. Зачем только я согласился помочь ему в поисках!

– Можешь поздравить себя с тем, что тебе удалось найти ее, – усмехнулся Алекс.

Да, с этим не поспоришь. Маркус действительно нашел ее. С распущенными волосами и распущенной шнуровкой корсета, отчего груди ее буквально вывалились наружу. Маркус живо припомнил увиденную картину, и у него пересохло во рту.

– Она пряталась за кустом и выскочила прямо на меня. Я отшатнулся, споткнулся и… – Маркус мрачно уставился в бокал. Анекдот, да и только. Будь на его месте другой, он посмеялся бы от души. – Мы оба оказались на земле, и как раз в этот момент на нас наткнулась леди Данли.

Алекс не выдержал и прыснул.

– Не вижу в этом ничего забавного.

– Тут уж не до забав, когда не знаешь, как вырваться из цепких коготков мисс Ратбоун, – промолвил Алекс. – Но со стороны… – Неудержимый хохот помешал ему закончить предложение.

– Считай, тебе повезло, что мисс Ратбоун не заявила о том, будто ты ее изнасиловал, – сказал Нейт.

– Доказательная база у нее была слабовата. К тому же когда нас увидела леди Данли, мисс Ратбоун лежала на мне и целовала в губы.

У Нейта брови поползли вверх.

– И ты не мог ее остановить?

Хорошо, что в кабинете свет приглушенный. Может, никто и не заметит, как он покраснел.

– Хорошо, что я не попытался ее остановить. Иначе со стороны могло бы показаться, что она действует по принуждению.

Унизительная правда была в том, что Маркусу не очень-то хотелось сопротивляться. Ему было… приятно.

Очевидно, похоть и была той самой непреодолимой силой, толкавшей к алтарю всех его незадачливых предков. И, если бы дело ограничивалось влечением плоти, Маркусу хватало бы изобретательных и умелых жриц любви, к услугам которых он часто прибегал. Но последнее время никакие изыски не давали ему полного удовлетворения.

Нейт нахмурился.

– Лондонские девицы известны своим бесстыдством. Тебе надо на время уехать из города, – посоветовал он.

– Отправимся на север, в край несчитаных озер и непуганых коз. Козы в отличие от лондонских девиц не отличаются вероломством. – И еще там постоянно идет холодный дождь, – сказал Маркус.

Впрочем, почему бы не воспользоваться случаем, чтобы выбраться из города на природу? Взгляд Маркуса случайно упал на письмо из Лавсбриджа.

«Странно. Письмо написано явно не рукой Эммета».

– В это время года там совсем неплохо, – заметил Алекс. – Не хочешь ли ты сказать, что боишься растаять?

– Нет, – протянул Маркус и, повертев письмо в руках, обнаружил, что печать тоже ему незнакома.

– Так чего от тебя хочет Эммет? – спросил Нейт.

– Письмо не от Эммета. – Маркус вскрыл печать. Единственный лист был испещрен мелкими неразборчивыми каракулями. Хорошо еще, что писавший не увлекался вензелями и росчерками. Но и без этих излишеств впору было приглашать шифровальщика.

Маркус поднес листок к свету. К счастью, подписано послание было печатными буквами.

Рэндольф Уилкинсон, стряпчий.

Это имя было Маркусу смутно знакомо… Вот досада! Он вспомнил, откуда знает эту фамилию. На Уилкинсона была возложена обязанность следить за тем, чтобы воля покойной Изабеллы Дорринг выполнялась неукоснительно и ритуал передачи дома самой достойной из старых дев никак и никем не нарушался. Очевидно, дом снова пустовал, и ему, Маркусу, предстояло его заселить.

– Судя по всему, мне нужно ехать в Лавсбридж. – Маркус со вздохом опустил письмо. – Уже завтра утром.

Глава 2

Апрель 1617 года. Герцог улыбнулся мне, когда мы выходили из церкви сегодня утром. У него совершенно очаровательные ямочки.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Мисс Изабелла Кэтрин Хаттинг – для всех жителей Лавсбриджа просто Кэт – наслаждалась редкими минутами покоя. Ее не смущало то, что она сидела за низенькой детской партой, в которую едва смогла втиснуться, главное, что младшие братья и сестры были заняты своими делами. Десятилетняя Пруденс читала, свернувшись калачиком на единственном удобном кресле. Шестилетняя Сибилла, разложив краски на подоконнике, писала очередную акварель, а четырехлетние близнецы, распластавшись на полу, строили из кубиков крепость для своих оловянных солдатиков.

Кэт посмотрела на лежавший перед ней на парте чистый лист бумаги. Вот уже несколько месяцев она никак не может начать эту книгу. Герои и героини ее будущего романа наперебой пытались ей что-то рассказать, когда Кэт помогала Сибилле с арифметикой, или разглядывала ленты в деревенской лавке, или пыталась заснуть, завидуя улыбающейся во сне восемнадцатилетней Мэри, с которой из-за тесноты делила не только спальню, но и кровать. Однако сейчас, когда Кэт ничто не мешало записать их слова, они упрямо молчали.

Ладно, не хотят говорить, значит, она их заставит. Кэт обмакнула перо в чернила.

Старшая дочь викария Ребекка улыбнулась герцогу Уортингу.

Нет, не то. Кэт зачеркнула написанное.

Мисс Ребекка Уолкер, старшая дочь викария и самая красивая девушка в деревне, улыбнулась герцогу Уортингу.

Глупо. Кто станет читать роман, начавшийся с того, что хорошенькая простушка строит глазки высокомерному привереде герцогу? Надо бы… Нет. Сколько раз мисс Франклин говорила Кэт, что сначала нужно сочинить рассказ, а потом уже заниматься критическим разбором, а не наоборот. Она…

Сибилла пронзительно вскрикнула, рука Кэт дрогнула, и чернильная клякса появилась не только на бумаге, но и на самом видном месте платья – чуть ниже воротника!

– В чем дело, Сибилла?

Могла бы и не спрашивать. Кэт и так видела, в чем дело, вернее, в ком. Томасу и Майклу надоело строить крепость, и они решили плеснуть водой на акварель Сибиллы.

С громким плачем Сибилла схватила безнадежно испорченную картину и бросилась к старшей сестре:

– Смотри!

В результате к пятнам от чернил на платье Кэт прибавились пятна от краски. Хорошо, что это платье не было ее любимым. Кэт отлепила шедевр от ткани. Теперь уже понять, что именно пыталась изобразить художница, было невозможно. Судя по разводам, это было нечто сине-зеленое с вкраплениями белого и черного.

– Мы просто хотели увидеть овец, – сказал Томас. Взгляд его широко открытых глаз можно было бы счесть невинным, если бы не предательский блеск. И это в четыре года! Чего от него ждать, когда он подрастет? А ведь ей казалось, что бо́льших озорников, чем пятнадцатилетний Генри и тринадцатилетний Уолтер, свет не видывал.

Как папа, служитель церкви, умудрился зачать столько неуправляемых мальчишек, остается загадкой. Не зря говорят: неисповедимы пути Господни.

– Это были не овцы! – громко возмутилась Сибилла. – Это были облака, вы, недоумки!

Томас упер руки в бока и закатил глаза, подражая Пруденс.

– Только остолопы рисуют облака! – заявил он. – Да, ос-то-ло-пы!

Кэт сказала себе, что должна радоваться уже тому, что братья не научили Томаса словам похуже. Или научили, но он пока не решается пускать их в ход?

Сибилла насупила брови и выставила вперед челюсть. Только не это? Кэт не была готова к очередной истерике младшей сестры, хотя догадывалась, что именно этого добивались близнецы.

– Облака – прекрасный объект изображения, – дипломатично заметила Кэт, положив руку на плечо младшей сестры. Сибилла должна ощущать ее поддержку, но если художница вздумает полезть в драку, Кэт успеет удержать ее. – Мы можем увидеть облака на картинах многих знаменитых художников.

Майкл потянул Кэт за юбку:

– Мы просто хотели, чтобы Сибби поиграла с нами.

Сибби увидела возможность для контрудара.

– Я не играю с младенцами! – сообщила она, задрав нос.

Томас сжал кулачки. Кэт схватила его за плечо свободной рукой.

– Мы не младенцы! – возмущенно воскликнул он, пытаясь освободиться от цепкой хватки Кэт. – И Майкл из-за тебя плачет.

В отличие от Томаса, Майкл был чутким и ранимым. Кэт отпустила Сибиллу и, продолжая удерживать Томаса, обняла его. Томас старался вырваться и ударить Сибиллу, и та, разумеется, отнюдь не стремилась разрядить обстановку. Скрестив руки на груди, она с насмешливым презрением взирала на брата. Кэт бросила умоляющий взгляд на Пруденс.

Но Пруденс, перевернув страницу, продолжала читать.

Неожиданно Кэт охватило непреодолимое желание завизжать так же отчаянно громко, как Сибилла. Кэт тоже не хотелось играть с мальчиками. Она мечтала побыть одной. Ей хотелось, чтобы все оставили ее наконец в покое, и насладиться тишиной. Кэт отчаянно хотелось увидеть написанную ею книгу на полке общественной библиотеки. Мисс Франклин считала, что у Кэт есть талант. Все, что ей нужно, это время для себя, любимой.

С тем же успехом она могла мечтать о луне и звездах для себя. Когда Кэт обмолвилась отцу о том, что хочет написать роман, в надежде на то, что родитель даст ей возможность поработать в своем кабинете час или два ежедневно, он рассмеялся. Ни отец ни мать не видели смысла в том, чтобы рассказывать истории о людях, которые никогда не существовали.

– Нет, вы не младенцы, Томас, – натянув улыбку, промолвила Кэт. Она должна помнить о том, что они еще совсем маленькие, хотя и не младенцы. И она им необходима. – Оставьте Сибиллу в покое. Я поиграю с вами.

У Майкла сразу высохли слезы.

– Здорово! – просияв, воскликнул он. – Лучше с тобой играть, Кэт, чем с Сибиллой. Она вечно все портит.

– Неправда!

– Сибби, – строго сказала Кэт, – почему бы тебе не написать облака еще раз?

– Где я буду писать? Тут везде вода!

Кэт снова заставила себя улыбнуться. Когда улыбаешься, кричать трудно.

– Пруденс поможет тебе убрать, верно, Пру?

Та безмятежно читала.

Кэт перевела дух и растянула рот в улыбке:

– Пру, пожалуйста, помоги Сибби убрать.

Тишина.

– Пру! – Надо признать, что иногда без крика не обойтись. Пруденс, наконец, подняла голову:

– Почему я должна ей помогать? Я не разливала воду.

Еще один глубокий вдох и выдох.

– Да, ты не разливала воду, но она разлита, а Сибби не может достать тряпку. – Кроме того, в лужу на полу может наступить кто угодно, поскользнуться и упасть. – А я занимаюсь мальчиками.

Пру закатила глаза, театрально вздохнула и, пометив страницу закладкой, закрыла книгу. Можно подумать, будто Кэт заставляет ее слизать лужу языком.

– Раз уж больше некому, – усмехнулась Пруденс и удалилась за тряпкой.

Кэт продолжала улыбаться. Она должна была подавать младшим пример. Кроме того, гнев – пустая трата сил и энергии. Если она скажет Пру все, что о ней думает, неизбежно возникнет ссора, и тогда Пру точно не вытрет пол.

– Кэт, ты обещала с нами поиграть, – напомнил Майкл, дернув сестру за юбку.

К тому же перебранка с Пруденс расстроит Майкла и вновь заведет Томаса.

– Спасибо, Пру, – сдержанно улыбаясь, произнесла Кэт, когда Пруденс с недовольным ворчанием принялась вытирать пол.

Кэт бросила тоскующий взгляд на чудовищно неудобную парту и уселась на пол рядом с братьями.

– Можешь взять этих, – разрешил Майкл и пододвинул к ней трех самых невзрачных солдат с облупившейся краской.

Кэт поставила их в шеренгу. Чтобы играть в солдатики с четырехлетними мальчишками, думать не обязательно. Значит, она может размышлять не об игре, а о книге. О том, как ее следует начать.

– Прикажи им идти в атаку, – сказал Майкл.

– Пусть они нападут, – добавил Томас, – и тогда мы можем взять их в плен и убить.

Мальчики порой такие кровожадные.

Кэт повела солдат на врага, приближая их незавидную судьбу.

– Смотрите, ребята, чертовы лягушатники!

– Томас!

Брат даже головы не поднял. Он смотрел только на своих солдат.

– Солдаты слов не выбирают, Кэт.

– Солдаты не выбирают, а ты будешь выбирать. Что сказал бы папа? – Честно говоря, папе было бы, наверное, безразлично. – Что сказала бы мама?

Томас скорчил рожицу и, подражая высокому маминому голосу, пропищал:

– О боже, это французские солдаты.

Судя по всему, с Томасом проблем будет еще больше, чем с Уолтером и Генри.

Но решать их придется маме, а не ей. Кэт шел двадцать пятый год, и, если она не придумает, как вырваться на свободу, ей и трех строк не сочинить, не говоря уже о целой книге. Но кто бы подсказал Кэт, где он, путь, к свободе?

Жаль, что она не родилась мужчиной! Насколько проще была бы ее жизнь. Мужчины могут поехать, куда захотят, и делать все, что пожелают. Взять, к примеру, Генри и Уолтера. Мама никогда не просила их присмотреть за младшими братьями и сестрами, однако когда Кэт было столько лет, сколько им сейчас…

Маму, впрочем, понять можно. Дай братьям волю, и последствия не заставят себя ждать. Ураган – ничто по сравнению со стихийным бедствием по имени Уолтер и Генри.

Майкл громко изображал свист пуль, Томас вопил и цокал, имитируя стук копыт целого кавалерийского полка. Солдат Кэт, повалив на пол, уже тащили в крепость.

– Кэт!

Обернувшись, она увидела миссис Хаттинг в дверях классной комнаты.

– Что, мама?

– Я хочу попросить тебя сходить к миссис Баркер. Папа говорит, что слышал, будто у нее разыгралась подагра. – Мать улыбалась, глядя куда-то поверх головы дочери. – Я подумала, что мы могли бы порадовать ее домашней выпечкой.

Вот уж кого совсем не хотелось радовать, так это злобную склочницу миссис Баркер, которая, на беду Кэт, приходилась матерью состоятельного, богобоязненного фермера, исправно посещающего церковь, дающего щедрые пожертвования и при этом неженатого.

– А Генри или Уолтер не могут отнести ей корзину?

– Конечно, нет, – хихикая, промолвила Пруденс. Она уже успела помочь Сибилле с уборкой и вновь читала книгу. – Они ведь не могут выйти замуж за мистера Баркера.

Миссис Хаттинг натянуто рассмеялась:

– Не говори глупости, Пру! Ты же знаешь, что мальчики занимаются с папой латынью.

Да, занимаются. Из-под палки. Что Генри, что Уолтер с радостью бросились бы выполнять ее поручение, лишь бы не учиться.

– А Мэри? – без особой надежды спросила Кэт.

– Она должна примерить свадебное платье. Миссис Грили придет с минуты на минуту.

Миссис Хаттинг была бы рада осчастливить миссис Грили новым заказом на свадебное платье, на сей раз для Кэт, едва та закончит шить наряд для Мэри.

Тори и Рут, одна на год моложе Кэт, другая – на два, уже успели выйти замуж и родить первенцев. Мэри должна пойти под венец менее чем через две недели, и тогда у мамы с папой не останется дочерей на выданье, кроме Кэт. По крайней мере, до тех пор, пока, лет через семь, Пруденс не войдет в возраст.

Лучше, чем сейчас, уже не будет. Только хуже.

Может, ей действительно есть смысл присмотреться к мистеру Баркеру? В том, что он хочет на ней жениться, сомнений не возникало. Каждые несколько месяцев мистер Баркер делал ей предложение, и когда Кэт отвечала ему отказом, со смехом хлопал ее по руке и обещал, что непременно предпримет новую попытку, и так до тех пор, пока она не согласится. Этот его снисходительный смешок ужасно злил Кэт. Однажды она не сдержится и даст ему пинка.

Но, став женой мистера Баркера, Кэт сможет переехать из этого сумасшедшего дома…

Под одну крышу с его зловредной мамашей.

Нет, этому не бывать. Даже если бы миссис Баркер была святой, что совсем не так, ее сынок косил бы на оба глаза, имел бы нос в форме утиного клюва и кривые зубы. И от него постоянно несло навозом – можно подумать, что вместо одеколона он использует навозную жижу!

И ей придется рожать ему детей.

У Кэт свело живот при этой мысли, и необходимость вырваться из отчего дома уже не казалась столь острой.

– Право же, мама, эту корзину может отнести кто-нибудь другой.

– Боюсь, что других просто нет, – заявила миссис Хаттинг.

Кэт решила разыграть свой последний козырь:

– Ладно. Я возьму с собой Майкла и Томаса.

Ни мистер Баркер, ни его мать не жаловали близнецов, и потому с ними визит долго не продлится.

– Я не хочу туда, – поморщился Томас. – Миссис Баркер жадная и противная. И у нее бородавка на носу, как у ведьмы из книжки. И ее кухарка печет невкусное печенье.

Майкл кивнул.

– И еще конь мистера Баркера попытался укусить меня, когда я его гладил.

Миссис Хаттинг посмотрела на сыновей с осуждением, но не стала напоминать им о том, что о взрослых говорят или хорошо, или ничего.

– Баркеры живут далеко. Вы устанете идти к ним пешком, – обратилась миссис Хаттинг к близнецам и добавила, с улыбкой глядя на дочь: – Ты пойдешь одна, дорогая. Не торопись возвращаться. Надеюсь, ты хорошо проведешь время с миссис Баркер.

– С миссис Баркер нельзя хорошо провести время, – заявила Сибилла и получила испепеляющий взгляд от матери. Выдержав паузу, миссис Хаттинг обратилась к Кэт:

– А после, возможно, мистер Баркер найдет время, чтобы отвезти тебя домой в своей коляске.

Вот уж сомнительное удовольствие! Строптивый и на редкость неторопливый конь мистера Баркера будет тащиться полчаса там, где и четверти часа хватит, а невыразимо скучная беседа с его занудным хозяином превратит это время в вечность. Последняя прочитанная им книга, а может, единственная прочитанная, «Размышления о методах выращивания овец» Джерели Джонсона, вдохновляла его исключительно на монологи о выведении овец различных пород и особенностях стрижки.

– Чтобы он мог в очередной раз сделать Кэт предложение, да?

– Пру! – возмущенно воскликнула миссис Хаттинг. – Девушке не подобает вести себя так дерзко!

– Да, мама. – В голосе Пру звучало раскаяние, но во взгляде, что она послала Кэт, его не было. Коварства в этой девчонке не меньше, чем у Томаса.

Кэт прищурилась… Остановись, тебе уже двадцать четыре года! Ты не должна опускаться до уровня десятилетней нахалки.

Майкл потянул Кэт за руку.

– Ты ведь не выйдешь замуж за мистера Баркера? – доверчиво заглядывая в лицо сестре, тревожно спросил он.

– Майкл, не следует так переживать. Мистер Баркер прекрасный человек, – сказала миссис Хаттинг, – и я уверена, ты полюбишь его, когда лучше узнаешь.

– Полюблю?

– А я нет, – решительно заявил Томас. Он выставил вперед ногу, скрестил руки на груди, поджал губы и задрал нос. – Я никогда его не полюблю. – Кэт легко пожала руку Майклу, давая понять, что она готова поддержать его, и, пока мать думала, как отреагировать на очередную выходку Томаса, поспешила высказать свое мнение о проблеме:

– Я знаю мистера Баркера достаточно хорошо, мама, и убеждена, что мы друг другу не подходим.

– Но готовые к браку неженатые мужчины не растут на деревьях, Кэт, и тебе уже двадцать четыре года. – Миссис Хаттинг многозначительно выгнула брови. – Никто из нас не совершенен, знаешь ли. Посмотри на мистера Баркера без предубеждения, и, вероятно, ты увидишь совсем иного человека.

Неужели мама действительно считает, что только предубеждение мешает Кэт получать удовольствие от лекций о болезнях овечьих копыт?!

Кэт улыбалась. Или улыбаться, или визжать – третьего не дано.

Почему она не может высвободиться из семейных пут, как, например, мисс Франклин, получившая в распоряжение целый дом благодаря завещанию Изабеллы Дорринг? Мисс Франклин содержала небольшую платную библиотеку, единственную в деревне, но все то время, пока она не работала, принадлежало только ей одной. Она могла делать то, что хочет и когда хочет. Читать или писать, стоять на голове. Как раз на днях мисс Франклин рассказала Кэт, что учится играть на арфе. Если бы только у нее, Кэт, была возможность наслаждаться благословенным уединением! Тогда она написала бы сколько угодно книг.

– Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива, Кэт, – промолвила миссис Хаттинг.

Кэт знала о том, что мать желает ей счастья. Но не была согласна с тем, что путь к нему лежит через замужество. Нет, она пойдет другим путем.

Только сейчас миссис Хаттинг заметила пятна на платье Кэт:

– Боже, что случилось с твоим нарядом?

– Маленькая неприятность.

– Непременно переоденься, прежде чем отправишься в гости к Баркерам!

Кэт и в голову бы не пришло выйти из дома в таком виде, если бы не одна особенность миссис Баркер. Та терпеть не могла неряшливость. Как, впрочем, и мистер Баркер. Вот долгожданная возможность внушить им отвращение к себе.

– Нет. Если миссис Баркер страдает, я не стану ни на минуту задерживаться.

Мать, конечно, видела Кэт насквозь, однако предпочла закрыть тему.

– Хорошо. Только не забудь накинуть плащ, – кивнула миссис Хаттинг, но, нахмурившись, добавила с сомнением: – Только тебе, пожалуй, будет жарко.

Жарко – не то слово. Она рискует расплавиться словно свечка. Миссис Баркер ужасно боится простудиться, и в доме топят даже летом. На прощание Кэт еще раз тихонько стиснула маленькую ладошку Майкла.

– Где корзина?

– На кухне. И не забудь передать миссис Баркер мои наилучшие пожелания.

Перед выходом Кэт заглянула в свою комнату, их с Мэри комнату, и увидела там сестру, которая кружилась перед зеркалом в одной сорочке. Пруденс при виде этой картины непременно закатила бы глаза, но Кэт этого не сделала. А как хотелось!

Мэри замерла и уставилась на лиф платья Кэт:

– Что с тобой приключилось?

– Сибби и близнецы затеяли нечто вроде драки. – Кэт сняла с крючка плащ.

– А переодеться ты не хочешь?

– Нет.

Мэри прищурилась:

– Куда это ты собралась?

– Отнесу корзину миссис Баркер. – Как только Мэри выдадут замуж, вся кровать целиком окажется в распоряжении Кэт. Если только мама не решит подселить к ней Пруденс. Та часто жаловалась, что Сибби пинается во сне.

– Миссис Баркер не понравится то, что она увидит.

– Именно на это я и рассчитываю.

Мэри рассмеялась:

– Миссис Баркер непременно расскажет мистеру Баркеру, что ты превратилась в грязнулю. – Она покачала головой. – Не понимаю, что тебе мешает принять предложение мистера Баркера. Ты могла бы выйти замуж раньше сестер.

– И жила бы в одном доме с миссис Баркер!

– И это сводит на нет все достоинства мистера Баркера?

– О каких достоинствах речь? Мистер Баркер некрасив, он пахнет так, словно живет в хлеву, смех его похож на лошадиное ржание, и к тому же он ужасный зануда.

– У мистера Баркера широкие плечи. А что до всего остального – никто из нас не идеален.

– Я в курсе. – Неужели все считают ее наивной дурочкой, ждущей принца на белом коне? – У меня нет сомнений в том, что мистер Баркер станет прекрасным мужем, но не для меня. – Кэт сняла шляпу с вешалки. – И вообще, я не хочу выходить замуж.

– Захочешь когда-нибудь, – промолвила Мэри, мечтательно глядя в зеркало. – Когда встретишь своего мужчину. Такого, как мой Тео. – Теодор Данли – приятный молодой человек, работал помощником управляющего поместьем. Его можно было даже назвать начитанным, пусть и с натяжкой. Но он никогда бы не сумел заставить сердце Кэт биться чаще. И это к лучшему, ведь Теодор Данли был по уши влюблен в Мэри, как и она в него.

– Видимо, я просто не создана для брака.

Наверное, в голос Кэт случайно прокралась непрошеная печаль, поскольку на лице Мэри тут же появилось выражение жалостливого участия. Кэт терпеть не могла, когда на нее вот так смотрят.

Ну и что, что сестры повыскакивали замуж? Чему тут завидовать? Хотя, если честно, Кэт все же было немного грустно от сознания того, что они счастливы, а она не очень.

– Ты непременно найдешь мужчину, которого сможешь полюбить, – заявила Мэри.

Но стоило Кэт напомнить себе, как много приходится трудиться маме, Тори и Рут – нянчить детей, готовить, убирать, шить и штопать, – как грусть исчезала. Бедняжки и пяти минут в день не могут выкроить для себя.

– Не уверена. Но в любом случае мистер Баркер – не мой герой.

Мэри участливо погладила Кэт по руке.

– Не теряй надежды.

– Надежду на что? – усмехнулась Кэт. – На то, что какая-нибудь жаба из тех, что живут в нашем деревенском пруду, вдруг превратится в принца? Из всех наших местных потенциальных женихов ни один не привлекает меня настолько, чтобы ради него я отказалась от свободы.

– Но ведь ты не хочешь прожить с родителями всю оставшуюся жизнь?

– Лучше я буду жить с ними, чем с мистером Баркером и его матерью.

– Ладно, – небрежно взмахнув рукой, кивнула Мэри. – Вы с мистером Баркером не созданы друг для друга. Но это не означает, что на свете нет подходящего для тебя мужчины. Как знать, может, он как раз сейчас едет в Лавсбридж.

Нет, Кэт не стала закатывать глаза. Ей же не десять лет!

– Не смеши меня. Сюда никого силком не заманишь.

– Странно. Лондон совсем недалеко от Лавсбриджа.

– Да брось, Мэри! Ты прекрасно знаешь, почему к нам никто не едет. Здесь не на что смотреть и нечего делать. Мы живем в маленькой скучной деревушке. – Скучной – мягко сказано. Новый день точно повторяет предыдущий. Никаких тебе сюрпризов и неожиданностей. Да и откуда им взяться? Каждый знал про каждого абсолютно все, а также про всех его родственников до четвертого колена. Разнообразие в это затхлое существование вносили лишь сплетни и погода. Они и являлись главными темами разговоров. И еще овцы. Может, если бы Кэт жила в Лондоне, ей было бы о чем написать.

Однако Лондон не для нее. К тому же если честно, ехать туда Кэт побаивалась. Пусть она ни разу там не была, но много читала о лондонской толчее, о шуме и о грязи. Мэри приняла боевую стойку, готовясь защищать родные места.

– Как ты можешь называть Лавсбридж скучным? А как же наши… ярмарки?

– Что такого в них особенного?

Кэт, как и прочим жителям Лавсбриджа, нравилось бывать на ярмарках, но приезжих на них не бывало.

– Я познакомилась с Тео на ярмарке. Той, что организовали прошлым летом.

– Скажи как есть: ты заметила его на ярмарке, а знакома с ним была уже не один год. – Хотя, может, Мэри уже давно была неравнодушна к Тео, а вот он обратил на нее внимание на ярмарке. В любом случае с тех пор Мэри и Тео неразлучны.

– Ты умеешь вывести из себя! – раздраженно притопнув, воскликнула Мэри.

– Именно по этой причине я не включаю в планы замужество.

– А как же любовь?

Кэт почувствовала, что краснеет. Любовь между мужчиной и женщиной была для нее предметом темным, неизученным. Кэт видела, как порой папа обнимает маму за талию и пытается сорвать с ее губ поцелуй, в то время как мама, смеясь, делает вид, будто отталкивает его. И то, что у папы с мамой десять детей, говорит само за себя…

Даже думать об этом было неловко.

Мэри тоже разрумянилась, но отнюдь не от стыда за родителей.

– Любовь – восхитительное состояние, Кэт. Когда Тео меня целует… – Взгляд у Мэри сделался мечтательно-туманным.

Видит бог, сейчас Кэт стошнит, если Мэри не сменит тему!

Ну что, скажите на милость, может быть приятного в поцелуях? Кэт рассуждала чисто умозрительно ввиду полного отсутствия личного опыта в данном вопросе, однако приобретать этот опыт ей совсем не хотелось из-за неизбежного отвращения. И как при этом уберечь нос от столкновения с носом партнера?

Пусть это выясняют другие, а ей целоваться ни к чему.

При всем при этом Мэри права в главном: Кэт совсем не хотелось провести остаток дней под одной крышей с родителями. Только вот как избежать столь печальной судьбы, не впрягаясь в ярмо под названием брак? Но вожделенный дом был уже занят, и мисс Франклин не было и сорока, и на здоровье она никогда не жаловалась.

Мэри крутилась у зеркала, внимательно рассматривая себя.

– Никогда не знаешь, какой сюрприз припасло для тебя провидение. Может, тот, в кого ты влюбишься, прямо сейчас стоит на пороге нашего дома.

– Ты только что говорила, что он въезжает в нашу деревню. Не слишком ли быстро он передвигается? Да, да, – замахав руками, поспешила добавить Кэт. – Ты скажешь, что Лавсбридж мал. Но не настолько же! – Чтобы она влюбилась в первого встречного? Глупости!

– Какая же ты зануда, Кэт.

– Я не зануда, а реалистка. Но если хочешь, чтобы я во всем с тобой соглашалась, изволь: мой суженый уже стоит на пороге нашего дома. А привел его сюда сам король эльфов.

– С твоим характером тебе сложно будет с кем-то ужиться. Если останешься старой девой, так ты сама в этом виновата.

– Положение старой девы меня вполне устраивает, – заявила Кэт и вышла из комнаты. Если идти быстро, до фермы Баркеров можно добраться минут за двадцать, прикидывала она, спускаясь по лестнице. Если повезет, миссис Баркер прогонит ее прочь, как только заметит пятна на платье гостьи, предварительно забрав корзинку с угощением, конечно. Однако, если встречи с мистером Баркером избежать не удастся, сбежать будет сложнее, хотя…

В дверь постучали. Вот и долгожданная портниха, решила Кэт. Последние несколько ступенек она преодолела бегом, торопясь впустить миссис Грили. Кэт распахнула дверь, и…

И заморгала в недоумении. Вместо дородной дамы в очках Кэт увидела перед собой высокого, атлетически сложенного мужчину. Он снял шляпу, продемонстрировав густую шевелюру каштановых волос, слегка поклонился и улыбнулся. На щеках заиграли необычайно милые ямочки. Кэт всегда считала, что ямочки украшают только девиц, но сейчас с удивлением поняла, что ямочки могут украсить и мужчину тоже, и при этом добавить ему мужественности. Они искушали, побуждая ее рассмотреть их пристальнее, с более близкого расстояния. В общем, эти ямочки внушали Кэт весьма опасные мысли. Она затаила дыхание. Что это с ней?

Очевидно, стоявший напротив мужчина задался тем же вопросом. Его правая бровь поднялась вверх. Он, кажется, что-то говорил, только у нее вдруг пропала способность слышать.

Кэт нервно рассмеялась, с удивлением отмечая, что чувствует себя так, словно балансирует на краю пропасти.

– Простите, сэр, я вас не расслышала. Я немного растерялась. Думала, что вы – миссис Грили. Нет, вы не похожи на нее внешне, я просто решила, что это она пришла.

Кэт было стыдно за себя. Что она лопочет? Надо немедленно взять себя в руки.

Его глаза, очень красивые, карие, с длинными ресницами, широко распахнулись и блеснули озорством. Мужчина с трудом сдерживал смех.

Как будто Кэт впервые в жизни увидела мужчину!

Мужчину, в которого ей суждено влюбиться…

Что за чушь? Неужели она до сих пор верит в сказки?

– Заходите, пожалуйста. Вы к моему отцу?

– Если ваш отец викарий, то к нему. – Незнакомец переступил через порог. – И кто такая, осмелюсь спросить, миссис Грили? – Теперь, когда к Кэт вернулась способность слышать, она по достоинству оценила красоту его голоса, бархатного, богатого обертонами. И речь у него была грамотной и правильной – речь хорошо образованного человека. В общем, голос его был таким же выразительным и привлекательным, как и ямочки на щеках.

И если Мэри помешалась на почве влюбленности, то для ее, Кэт, помешательства нет никаких оснований. Пожалуй, надо было все же переодеть платье, подумала Кэт, заметив, что незнакомец скользил взглядом по перепачканному лифу.

Глупости! Этому мужчине нет никакого дела до ее наряда. Ему безразлично, что на ней, пусть даже грязный картофельный мешок. И, если честно, ее платье недалеко ушло от пресловутого мешка. Кэт всегда была равнодушна к вещам и не следила за модой.

– Миссис Грили – наша деревенская портниха. Она должна прийти, чтобы закончить свадебное платье Мэри, моей сестры. – Незнакомец был выше любого из знакомых Кэт мужчин, и ни у одного из деревенских молодых людей не было таких широких плеч. Хотя не может быть, чтобы плечи его были шире, чем у мистера Баркера. Вероятно, все дело в покрое сюртука.

Однако пахло от него гораздо лучше, чем от мистера Баркера. Ни намека на навозную вонь.

– Понимаю. А вы…

– Мисс Хаттинг, старшая дочь викария. – Кэт растянула губы в вежливой улыбке. Чем быстрее она отведет незнакомца к отцу, тем скорее выполнит порученное матерью и, что еще важнее, тем раньше вернется к ней способность мыслить ясно. – Давайте, я провожу вас к отцу. Шляпу можете оставить здесь, на столике.

– Мне не хотелось бы задерживать вас, – произнес незнакомец и выразительно обвел взглядом ее шляпу и плащ.

– Мои дела могут подождать, – сказала Кэт и, сняв шляпу и плащ, повесила их на крючок у двери. – Как мне вас представить?

– Харт. – Он смотрел на нее так, словно это имя должно было вызвать у нее какой-то особенный отклик. Странно.

Кэт повела гостя по коридору.

– Вы впервые в Лавсбридже, мистер Харт? – Могла бы и не спрашивать. Конечно, впервые. Мужчина с такими внешними данными не остался бы незамеченным, даже если бы пробыл в Лавсбридже не более пяти минут.

– Не совсем. Я был в Лавсбридже, но лишь один раз, много лет назад. И я не мистер Харт.

Кэт уже занесла руку, чтобы постучать в дверь, но, услышав его слова, удивленно обернулась.

– Простите. Я ослышалась? – Фамилию Харт не так трудно запомнить, и если она действительно что-то напутала, то дело ее совсем плохо.

Незнакомец, продолжая смотреть на Кэт, усмехнулся, что только прибавило ему обаяния.

– Нет, вы не ослышались. Вы просто меня не поняли. Харт – мой титул, а не фамилия.

В свое оправдание Кэт могла бы сказать, что титулованные джентльмены из Лондона редко заглядывают в Лавсбридж, а точнее никогда.

– Прошу меня простить, лорд Харт.

– Я не лорд Харт. – Незнакомец смотрел ей в лицо.

Он явно рассчитывает на то, что Кэт узнает его. С какой стати?

– Почему бы вам просто не сообщить, кто вы такой, вместо того чтобы играть со мной в эту глупую игру в угадайку? – Кэт вела себя с гостем непозволительно грубо, и при этом она отдавала себе в этом отчет. Но раздражение и что-то еще, чему она не могла дать определение, мешало ей держать язык за зубами. – Кто вы? Король Харт или принц Харт, или, может, герцог…

Ой!

На лице его играла усмешка.

– Вы угадали. Я – герцог Харт. – Незнакомец вновь поклонился, на сей раз нарочито театрально. Он оказался не чужд самоиронии. – Хотя вам, возможно, больше знакомо мое прозвище Проклятый герцог.

Глава 3

10 апреля 1617 года. Сегодня днем я опять столкнулась с герцогом лицом к лицу во время прогулки. Он предложил прогуляться вместе и взял меня под руку. Какие у него изысканные манеры! По сравнению с ним все наши местные мужчины – деревенские увальни. И предплечье у него твердое как скала. Представляю, какая у него впечатляющая мускулатура!

Из дневника Изабеллы Дорринг

– Ваша светлость, простите. Я не нарочно… Мне очень жаль… Я и представить не могла…

Герцог Харт молча взирал на пунцовую от стыда, заикающуюся девушку.

Ему бы следовало остановить этот поток несвязных извинений, избавить ее от неловкости, сказав, что все это пустое и не должно ее смущать. Но герцог Харт не мог произнести ни слова. Желание раскаленным железным кольцом сжимало горло, мешало дышать, туманило разум.

Проклятие. Совсем плохи его дела. Такого с ним еще не было.

И кого ему вздумалось возжелать! Дочь викария! Заполучить ее он мог только через брак, который запустит часы, отмеряющие последние месяцы его жизни. Да, эта девушка была хорошенькой, но она не стоила того, чтобы ради нее прощаться с жизнью. Она вполне может оказаться такой же коварной интриганкой, как и мисс Ратбоун, если не хуже.

Герцог Харт мог внушать себе все, что угодно, но на снедавшую его похоть аргументы не действовали.

Здоровый блеск ее золотисто-рыжих волос, сияние широко посаженных зеленых глаз, в которых светился ум… И желание. Да-да, желание. Наверное, дочь викария сама не осознавала, что с ней происходит, но герцог Харт готов был поклясться, что эта девушка его хотела. Пусть желание ее было мимолетным, как та яркая вспышка, что на мгновение преобразила ее взгляд, но ошибки быть не могло: этот взгляд он ни с чем бы не спутал.

Нужно срочно успокоиться, потому что нижняя часть его тела уже начала жить самостоятельной жизнью. Посмотрев на грудь девушки, он сказал себе: видишь? Она не слишком опрятна.

Да кому какое дело до ее платья? Интерес представляло не платье, а то, что под ним, а мисс Хаттинг, похоже, является счастливой обладательницей пары весьма симпатичных…

Нет, герцог Харт не мог позволить своим мыслям течь в столь опасном направлении. Кимбал и Финч правы. Потребность жениться становится непреодолимой после того, как герцогу Харту исполнится тридцать лет. Наверное, этим неистовым желанием он тоже обязан своему незадачливому предку, вернее, его пассии, Изабелле Дорринг.

Но герцог Харт еще поборется за свою жизнь.

– Прошу вас, – сказал он, прочистив горло, – не извиняйтесь. Я сам виноват. Надо было сразу все объяснить. – Хотя он удивлялся, как могла мисс Хаттинг не признать его сразу. В Лавсбридже, откуда родом проклятие его семьи, герцог Харт должен быть известен каждому.

И, принимая во внимание факт, что дом старой девы опустел, здесь его должны были ждать.

– Когда вы были тут в последний раз, мне едва исполнилось четыре года, – с улыбкой произнесла Кэт. – Но я все еще помню вашу сверкающую черную карету, запряженную четверкой красивых гнедых коней.

Значит, сейчас ей двадцать четыре года – возраст, когда у женщины давно есть муж и дети. Похоже, у нее несносный характер.

– Боюсь, я ничего хорошего не могу сказать о той поездке. Я был весьма недоволен тем, что меня потащили сюда ради того, что было мне совершенно не понятно и что мне не нравилось. – Зачем он стал рассказывать ей о своих чувствах?

Взгляд ее стал теплее.

– Вероятно, тогда вы были еще совсем ребенком.

– Мне исполнилось десять лет.

– Как я и предполагала, – кивнула Кэт и, нахмурившись, добавила: – Ни к чему было в столь нежном возрасте обременять вас обязанностью выбирать очередную хозяйку дома старой девы. – Ни одна женщина прежде не смотрела на него так, словно видела в нем десятилетнего мальчика. Под этим взглядом ему было не по себе.

Да и весь этот разговор вызывал в нем странные ощущения.

– Таков мой долг. Таков долг каждого герцога Харта.

– Но вы были ребенком! Пытаюсь представить на вашем месте своих братьев, одному из которых тринадцать лет, а другому пятнадцать, и не могу. Принятие столь серьезных решений им и сейчас не по силам.

– Ни один из них не является герцогом. – Какое высокомерие! Самому противно. Он поспешил скрасить неловкость улыбкой. – Все оказалось проще. Претендентка была одна, и собеседование проводил мой дядя. От меня требовалось лишь сидеть тихо и делать вид, будто я внемлю происходящему. – Кэт вдруг улыбнулась ему, и сердце его сделало кульбит.

Нет, это не сердце. Наверное, у него несварение желудка. Ожидавший его приезда повар превзошел самого себя, и стол ломился от яств. Все было вроде свежим, но кто знает? По возвращении в замок надо поинтересоваться у Нейта и Алекса, все ли у них в порядке с пищеварением.

«Нейт никогда не позволил бы мне прийти сюда одному, если бы знал, что у викария есть незамужняя красавица дочь».

– Для десятилетнего мальчика вы были на удивление ответственным человеком. Вы поймете, о чем я, когда познакомитесь с Генри и Уолтером, – произнесла Кэт, перед тем как постучать в дверь.

Как дочери викария объяснить, что проклятие, висящее над тобой как дамоклов меч, любого сделает сговорчивым. И ответственным тоже.

– Войдите, – послышалось из-за двери.

И они вошли. Мужчина с седеющими волосами в очках, вероятно, отец мисс Хаттинг, поднял голову. Двое юношей, сидевших напротив мистера Хаттинга за широким столом, заулыбались и вскочили с мест. Не вызывала сомнений их искренняя радости по поводу прерванного урока. Черты лица одного из них были еще по-детски округлыми, в то время как второй уже почти превратился во взрослого мужчину. Он был высок, но его угловатое худое тело еще не успело обрасти мышцами. Он самозабвенно рассматривал шейный платок Маркуса, словно желал запомнить узел, каким тот был завязан.

«Каково это, наблюдать, как взрослеет твой сын, как у тебя на глазах превращается из мальчика в мужчину?»

К чему задаваться вопросами, на которые все равно не будет ответа.

– Ваша светлость, позвольте представить моего отца и братьев. Генри, – услышав свое имя, старший из братьев вежливо поклонился, – и Уолтер. Папа, это герцог Харт.

Викарий улыбался, поднимаясь из-за стола.

– Спасибо, что приехали так быстро, ваша светлость.

Мисс Хаттинг резко втянула воздух и грозно прищурилась.

– Так ты ожидал герцога, папа?

Викарий принялся перебирать бумаги на столе, опустив голову.

– Вообще-то да, ожидал, – неохотно признался он.

– С чего бы? – подавшись вперед, не слишком любезно спросила у него дочь. На ум приходило сравнение с распушившей хвост кошкой.

Генри и Уолтер, ухмыляясь, толкали друг друга локтями, словно зрители на деревенской ярмарке.

Викарий, с опаской взглянув на дочь, посмотрел на гостя.

– Может, нам перенести разговор на другое время, Кэт?

С именем[1] ее отец попал в яблочко. Не зря она напомнила Маркусу рыжую кошку, жившую в поместье у дяди, когда он был ребенком. Ту кошку звали Афиной, и характер у нее был весьма воинственный. Она отличалась независимым нравом и поразительным бесстрашием. Все окрестные коты боялись ее как огня, хотя одного из них Афина все же подпустила к себе, поскольку котята у нее были. По крайней мере, один помет. Неизвестно, правда, выжил ли тот кот после совокупления или погиб смертью храбрых.

Маркус не хотел бы разделить судьбу несчастного кота, и, если уж кошка по имени Кэт подпустит его к себе, то он постарается не отдать концы раньше времени. А как роскошно она бы смотрелась, раскинувшись поперек его кровати во всей своей ослепительной наготе! И этот огонь в зеленых глазах…

Да поможет ему бог! Потому что ничем иным, кроме проклятия, нельзя объяснить столь неуместный ход его мыслей. Маркус быстрым взглядом окинул Кэт, вернее мисс Хаттинг. Зеленые глаза метали молнии. Но владела ею не страсть, а гнев. Зубы стиснуты, губы крепко сжаты, ноздри раздувались.

Генри и Уолтер смотрели на сестру с восторгом предвкушения. И нисколько этого не скрывали. Викарий, похоже, собирался с духом, готовясь принять удар стихии.

Кэт медленно выдохнула и растянула губы в улыбке:

– Прошу прощения, папа. Прошу меня извинить, ваша светлость. – Взгляд ее предвещал грозу, но губы… Такие волнующе нежные…

Нет в ее губах ничего особенного. Самые заурядные, ничем не примечательные. Кэт все так же натянуто улыбалась и молчала. У викария явно отлегло от сердца, но Генри и Уолтер не скрывали разочарования.

– Я на вас не в обиде, – произнес Маркус, – но, должен признаться, удивлен, что мое появление здесь стало для вас неожиданностью. Я по-прежнему обязан приезжать в Лавсбридж сразу после оповещения о появлении вакансии на заселение в дом старой девы.

– Что? – Мисс Хаттинг в изумлении уставилась на Маркуса. – Дом старой девы свободен? Как такое возможно? Что случилось с мисс Франклин? Буквально на днях встречалась с ней в библиотеке. Вид у нее был вполне бодрый, я бы даже сказала цветущий. Не может быть, чтобы она… – Кэт схватилась за лоб, словно у нее кружилась голова. – Ей не было и сорока. Я не помню, чтобы ей когда-нибудь нездоровилось, и вдруг ни с того ни с сего…

– Она не умерла, Кэт, – сказал викарий. – Она уехала с… мистером Уотлсом.

– Что?

Молодые люди хором присвистнули.

– Правда?

– Со старым учителем музыки?

– Ура! Никаких больше уроков музыки! – радостно пропел Уолтер и даже станцевал нечто вроде джиги. Викарий, глядя на сыновей, хмурился. – Ведите себя прилично, мальчики! И мистер Уотлс совсем не старик, Генри. Ему нет и сорока лет.

Идеальный возраст для женитьбы.

Хотя, если этот мистер Уотлс хочет иметь детей, в жены следовало бы взять женщину гораздо моложе.

– Сорок – это старость, – безапелляционно заявил Генри. – А в этих своих старомодных фраках и бриджах он выглядел совсем уж древним.

Викарий почесал нос.

– Должен признаться, я и сам не понимаю, почему мистер Уотлс так странно одевался.

– Маму эта новость едва ли обрадует, – заметил Уолтер. – Мистер Уотлс должен был играть на пианино на свадьбе Мэри.

Викарий потер лоб, будто у него неожиданно случился приступ головной боли.

– Не обрадует, это точно. Но, надеюсь, мистер Лантли успеет вернуться в Лавсбридж к свадьбе вашей сестры и выручит нас. А на нет и суда нет, как говорится.

– Так и скажи маме, – не без злорадства произнес Генри.

Похоже, он попал в десятку, потому что викарий как-то разом осунулся и ссутулился.

– Да, придется мне ей об этом сообщить.

– Ты до сих пор ничего не сказал маме, папа? – Мисс Хаттинг наморщила лоб. – Но если его светлость здесь, ты обо всем узнал еще вчера, если не позавчера!

Викарий потянул себя за воротник.

– Мистер Уилкинсон посчитал, что никому ничего не следует говорить, пока не приедет герцог Харт.

Мисс Хаттинг издала какой-то странный звук. Неужели хмыкнула? Или даже зарычала?

Викарий обратился к Маркусу:

– Полагаю, вы задаетесь вопросом о том, куда подевались мои манеры, ваша светлость. Я вам даже присесть не предложил, не говоря о том, чтобы перекусить с дороги. Если не возражаете, я…

– Нет-нет, ничего не нужно. – Пора бежать отсюда со всех ног, только так он сможет побороть непреодолимое влечение к мисс Хаттинг. – Я зашел к вам для того, чтобы вы рассказали мне, как найти контору мистера Уилкинсона. Указание, что он привел в письме, меня лишь запутало.

Мисс Хаттинг что-то пробурчала. Маркус посмотрел на нее и невольно вскинул брови.

– Если вы не разобрали почерк, ваша светлость, то письмо писала не Джейн, то есть не мисс Уилкинсон. Джейн ведет всю переписку за брата, ведь у того ужасный почерк, как вы сами обнаружили. И факт, что он сам решил написать письмо, свидетельствует о том, что он и от Джейн решил скрыть эту новость. С чего бы это, папа?

– Возможно, он просто не хотел поднимать шум раньше времени. Ты же знаешь сестер Болтвуд.

Ответ отца совсем не убедил Кэт. Но Маркус решил, что деревенские сплетни едва ли нанесут ему вред, если только они не окажут влияния на его семейное положение. Желая привлечь внимание к себе, он деликатно покашлял.

– Так вы можете объяснить мне, как пройти к мистеру Уилкинсу?

– Да, да, конечно, – рассеянно кивнул викарий. – Но наша деревня такая маленькая, что проще показать, чем рассказать. – Викарий улыбнулся. – Ты не покажешь его светлости дорогу, Кэт?

«Только не это! Неужели и викарий пытается напустить на него свою дочь?»

Если так, то она не спешила воспользоваться шансом.

– Я должна отнести гостинцы миссис Баркер, папа.

Генри и Уолтер переглянулись и противно захихикали. Кэт хмуро посмотрела на них.

– Какие еще гостинцы? Зачем?

– Те самые, что приготовила для нее мама, когда ты сказал ей, что бедную миссис Баркер скрутила подагра, – ответила Кэт с нескрываемым сарказмом.

Братья пересмеивались, толкая друг друга локтями.

– Да прекратите вы! Ничего смешного нет!

Что бы ни имела в виду мисс Хаттинг, братья были с ней категорически не согласны. Их прямо-таки душил хохот.

– Уолтер может отнести гостинцы миссис Баркер, – решил викарий. – На сегодня уроки закончены.

Уолтер мгновенно перестал смеяться.

– А почему Генри не может отнести ей корзину?

– Хорошо. Генри, отнеси…

– Я не могу, папа. Я должен… убрать в своей комнате.

Уолтер ущипнул брата за руку:

– Не смей ничего там трогать, губошлеп! Это и моя комната тоже. Дождись, когда я уеду из дома, а потом делай что хочешь.

– Вот ты как! А я…

– Вы оба отнесете корзину миссис Баркер! – повысив голос, приказал викарий. – Или вы останетесь читать еще одну главу Цицерона.

Братья притихли и мрачно уставились на него.

– Нет, пожалуй, две главы! – пригрозил викарий.

Генри и Уолтеру оставалось только смириться. Пожав плечами, они откланялись и поплелись к двери.

– Корзину с гостинцами заберете в кухне! – бросила им вслед мисс Хаттинг.

– Ну-с, – сказал викарий, дождавшись, когда за братьями закроется дверь. И вдруг, словно забыв, о чем хотел сказать, вытянул шею и пристально посмотрел на дочь. – Что с твоим платьем, Кэт? – Разумеется, этот вопрос не мог не привлечь внимания Маркуса к пятнам на платье, даже если он уже успел внимательно изучить бюст мисс Хаттинг. Гораздо внимательнее, чем следовало бы. Грудь ее, если уж начистоту, не отличалась объемом, но Маркус и не считал большую грудь особенно выдающимся достоинством женской фигуры. Он…

Хватит размышлять о размерах груди мисс Хаттинг. Давно пора отправляться к мистеру Уилкинсону.

Щеки Кэт предательски вспыхнули.

– Сибби! – Взглянув на Маркуса, она сочла необходимым пояснить: – Сибби – моя шестилетняя сестра. С акварелями Сибби приключилась неприятность, – добавила Кэт, обращаясь к отцу.

– Наверное, тут не обошлось без близнецов? – улыбнулся отец.

– Так оно и было, разумеется.

– А чернила?

– Я писала. Сибби меня вспугнула.

– Снова трудилась над той глупой книжкой?

– Ничего она не глупая, – решительно заявила Кэт, сдвинув брови. Викарий недовольно поджал губы, но распространяться на тему книги не стал. – И ты не стала переодеваться, перед тем как отправиться к Баркерам?

– Нет, не стала.

– Я-то понимаю, что из этого ничего не получится, – со вздохом промолвил отец, – но твоя мама все еще надеется.

– Пожалуйста, убеди ее оставить надежды.

Викарий достал носовой платок и вытер лоб, хотя в комнате не было слишком жарко.

– Да, насчет этого мы посмотрим.

– Я не выйду за мистера Баркера!

А, так вот что так забавляло мальчишек.

Мистер Хаттинг убрал платок в карман.

– Не надо повторяться. Свое отношение к браку с мистером Баркером ты выражала неоднократно, причем предельно ясно. Примите мои глубочайшие извинения, ваша светлость, – сказал викарий, обращаясь к Маркусу, – за то, что сделали вас невольным свидетелем наших семейных конфликтов. Даже не знаю, что вы теперь станете о нас думать.

Да уж, хотелось бы поскорее покинуть этот дом, где проблемы множатся с невиданной скоростью. А не то он отсюда до ночи не уйдет. Лучше бы он пошел искать мистера Уилкинсона с завязанными глазами, тогда сейчас был бы уже на месте, а не торчал тут.

– Все это пустяки, – кивнул Маркус. – Так как мне найти мистера Уилкинсона?

– Ваша светлость, моя дочь с удовольствием проводит вас к нему. – Викарий буквально прожег дочь взглядом. – Не так ли, Кэт?

Маркус чувствовал себя диким зверем, на которого открылась охота. В роли охотника выступал викарий, в роли гончей – его дочь. Несмотря на то что викарий ничего общего не имел с мистером Ратбоуном, по крайней мере внешне, и тот и другой имели на руках незамужних дочерей перестарков.

Щеки мисс Хаттинг из розовых стали пунцовыми.

– Да, конечно. Простите, ваша светлость. Мы сейчас же выходим.

Викарий улыбнулся:

– Это недалеко, устать не успеете.

Мисс Хаттинг решительно направилась к двери, бросив на ходу:

– Лучше сразу расскажи маме о мисс Франклин, папа. Пусть лучше она узнает об этом от тебя.

У викария стал затравленный вид.

– Да, пожалуй. Пойду, найду ее.

– Она все еще в классной комнате.

Мисс Хаттинг схватила плащ и набросила его на плечи. Маркус не успел помочь ей. Зато открыл перед ней дверь, пока она надевала шляпку.

– Сколько вас у родителей, мисс Хаттинг? – спросил Маркус, пропуская ее вперед.

– Десять.

– Десять?! – О боже! Не сказать, чтобы большие семьи были редкостью, просто ему не довелось жить в такой семье.

Даже в теории он не мог бы иметь такое количество единоутробных родственников, разве что если бы оказался самым младшим отпрыском, а старшие были бы девочками.

Мисс Хаттинг быстро двинулась вперед, очевидно, вознамерившись как можно скорее выполнить навязанное ей отцом поручение.

– Да, десять. В доме нас живет всего восемь, а скоро будет семь. Тори и Рут моложе меня: одна на год, другая на два, и они уже замужем, а Мэри, еще одна младшая сестра, выходит замуж через две недели. – Мисс Хаттинг остановилась и оглянулась на Маркуса. – За помощника вашего управляющего мистера Теодора Данли.

– Неужели?

– Да вы даже не знаете, о ком я говорю, верно? – усмехнувшись, промолвила мисс Хаттинг.

Маркус задумался. В поместье он заметил какого-то худого юношу, маячившего за спиной у Эммета.

– Отчего же? Знаю, – уверенно ответил Маркус. – У него редкие волосы и большой нос, не так ли? – Возможно, ему следовало бы проявить больше такта с учетом того, что этот Данли приходился женихом сестре его спутницы, но не его, Маркуса, вина, что жених походил на кол с хоботом.

Мисс Хаттинг покачала головой и ускорила шаг вверх по склону холма в сторону кладбища.

– Это был мистер Фелпс, сын сестры мистера Эммета. Он кучер, вернее, был бы им, если бы ваш экипаж хоть изредка выезжал из каретной. Тео выше и шире в плечах. И на лицо он гораздо приятнее. Вы непременно вскоре с ним встретитесь. Мистер Эммет без Тео как без рук. Уверена, вы понимаете, что мистер Эммет совсем не тот, что был двадцать лет назад. Годы, как говорится, свое берут.

Да, люди стареют. И управляющие не исключение. Тут ничего не поделаешь. Но, если начистоту, при виде сгорбленного старика, в которого превратился Эммет, у Маркуса защемило сердце.

– Однако рука у него, судя по почерку, по-прежнему крепка. Чего не скажешь о мистере Уилкинсоне.

Мисс Хаттинг посмотрела на него со смесью жалости и презрения.

– Вот уже несколько лет Тео ведет всю корреспонденцию Эммета. Да и вообще, поместьем давно управляет Тео. – Спохватившись, она добавила: – Разумеется, с ведома мистера Эммета и под его руководством. Для мужчины, которому перевалило за восемьдесят, мистер Эммет совсем неплохо держится.

Господи, неужели Эммету уже стукнуло восемьдесят? Он совсем не выглядел стариком, когда Маркус видел его в последний раз. Двадцать лет назад.

– Да, – кивнул Маркус.

Мисс Хаттинг остановилась и произнесла:

– Вы ведь не станете отправлять мистера Эммета на покой из-за того, что я сказала? Вы не должны так с ним поступать. Он любит поместье и знает о нем буквально все. И ум у него ясный. Соображает быстрее, чем двигается. Вы бы тоже не бегали как мальчишка, будь у вас за плечами восемьдесят прожитых лет.

Неужели мисс Хаттинг действительно решила, что он сейчас помчится рассчитывать своего престарелого управляющего?

– Я с вами полностью согласен.

– Вы не можете прогнать его.

А кто она такая, чтобы указывать ему, что он может делать и чего нет? Он, в конце концов, герцог. И не просто герцог, а герцог Харт. И не потерпит подобного нарушения субординации. Следовало бы отчитать ее. И он бы непременно отчитал по всем статьям, если бы имел надежду на то, что сумеет ее усовестить. Скорее всего она выслушает его нотацию с той же презрительной усмешкой, а в конце еще и брезгливо фыркнет.

– Расскажите об остальных ваших братьях и сестрах.

Кэт угрюмо уставилась на него. Маркус приподнял брови и одарил ее взглядом, от которого становилось не по себе даже леди Данли. Но Кэт была крепким орешком. Она прищурилась, продолжая хмуро смотреть ему в лицо.

– Расскажите об остальных ваших братьях и сестрах, – попросил Маркус. Он не собирался продолжать тему Эммета и управления поместьем.

Кэт вытянула губы и резко подула себе на лоб.

– Как вам будет угодно. Следом за Мэри идет Генри – ему пятнадцать, затем Уолтер – ему тринадцать. С ними обоими вы уже успели познакомиться. А потом Пруденс – ей десять, Сибилла – ей шесть и наконец Томас с Майклом – они близнецы, и им по четыре года.

Маркус покосился на дом викария. Дом совсем не казался большим.

– Наверное, вам всем тут тесновато.

– Естественно.

Сейчас они уже шли по кладбищу. Кэт вновь остановилась, на сей раз у старой могильной плиты, которую не пощадило время. Похоже, до мистера Уилкинсона им сегодня не добраться. Она посмотрела на герцога так, словно хотела сообщить нечто важное. В широко посаженных зеленых глазах плясали золотые искорки, и ресницы у нее были удивительные: густые, цвета червонного золота…

Маркус опустил голову. Нет в этих ресницах ничего удивительного. И вообще, в этой мисс Хаттинг нет ничего особенного. Взгляд его скользнул по надписи на могильной плите. Господи! Маркус зажмурился и вновь открыл глаза. Нет, ему не почудилось. Он провел пальцами по стершимся буквам.

– В чем дело?

– На этой плите выгравировано имя Изабеллы Дорринг. Я всегда считал, что она утонула, и ее тело так никогда и не было найдено.

Маркус присел, чтобы лучше рассмотреть надпись.

«Покойся с миром. 1593–1617».

Значит, Изабелле Дорринг было двадцать четыре года, когда она умерла. Отчего-то он был уверен в том, что ей едва исполнилось семнадцать лет. Должна же взрослая, умудренная жизненным опытом женщина понимать, что не следует позволять мужчине вольности до той поры, пока он не наденет ей на палец обручальное кольцо. Алекс был прав, предположив, что она сама соблазнила третьего герцога, пытаясь женить его на себе.

Какими бы ни были ее мотивы, они не умаляют вины его предка. Едва ли Изабелла Дорринг затащила его в постель силой, визжащего и упирающегося. Он должен был или проявить твердость и противостоять соблазну, или держать ситуацию под контролем. А если и это оказалось ему не по силам, тогда следовало бы удостовериться в том, что его слабость не привела к непоправимым последствиям, прежде чем жениться на другой.

– Полагаю, что раз церковь была достроена на пожертвования отца Изабеллы, что и он же оплачивал издержки по поддержанию здания и территории вокруг в надлежащем порядке, – произнесла Кэт, искоса взглянув на Маркуса, – значит, герцог был скуповат… В общем, викария несложно было убедить в том, что Изабелла утонула случайно. Памятная табличка была бы уместнее, поскольку тело так и не нашли, однако семья захотела установить надгробную плиту.

– Семья? – Вот уж новость так новость. – Я думал, Изабелла была последней в роду.

– Нет. У отца Изабеллы была старшая сестра, которая была замужем за мужчиной из Уайтинг-Кросса, что находится в двадцати милях к югу.

– Вот как.

Изабелла была не так одинока, как он предполагал. Она могла обратиться за помощью к тетке. Хотя едва ли тетя приняла бы с распростертыми объятиями незамужнюю, но беременную племянницу.

– После смерти Изабеллы несколько ее двоюродных сестер и братьев переехали в Лавсбридж. В тот дом, где жила Изабелла, – дом старой девы, селиться никто не стал, конечно, тем более что она уже сделала распоряжения насчет своего имущества.

Маркус кивнул. Они оба понимали, что Маркус знал, о каких именно распоряжениях шла речь.

– И двоюродная сестра Изабеллы Дорринг приходится прапрапрабабкой моей матери, – с улыбкой закончила мисс Хаттинг.

– Что? – У Маркуса закружилась голова, и возникло странное ощущение дежавю. – Ваша мать связана родством с Изабеллой Дорринг?

– Да, но не просите меня нарисовать генеалогическое древо моей семьи. В каждом поколении есть хотя бы одна Изабелла. Мы с матерью обе – Изабеллы, почему я и называюсь своим средним именем.

– Вот как? – А недоброй памяти третьего герцога звали Маркусом. Если бы Маркус был человеком суеверным, у него бы по спине пробежал холодок.

К счастью, суеверным он не был.

– Мяу.

Огромная, трехцветная, оранжево-бело-черная кошка появилась словно из ниоткуда. Наверное, все это время она пряталась за памятником на соседней могиле. Тщательно выбирая дорогу между стебельков осота, она направилась к мисс Хаттинг и, как-то нехорошо взглянув на герцога Харта, принялась тереться об ее ноги.

– Ваша приятельница?

Кэт наклонилась, чтобы погладить кошку.

– Поппи я нравлюсь больше, когда со мной нет близнецов, – пояснила она. – Кипучая энергия мальчишек ей не по нраву.

– Где она живет?

– В доме старой девы.

– Неужели? – Маркус присел на корточки возле Поппи, но та демонстративно не замечала его. – Странно, что мисс Франклин не забрала с собой такое красивое животное.

Поппи по-прежнему игнорировала герцога Харта.

– Кошка не принадлежит мисс Франклин. Она вообще никому не принадлежит.

– Пожалуй, так можно сказать о большинстве представительниц этого семейства, – усмехнулся Маркус.

– Да, однако у Поппи особенно независимый нрав. Поппи появилась в Лавсбридже год назад и осталась тут жить, но где она обитала раньше и как сюда попала – тайна.

Маркус продолжал сидеть на корточках с вытянутой рукой, и Поппи наконец решила вознаградить его за терпение своим вниманием. Она осторожно обнюхала его пальцы и, не учуяв ничего предосудительного, ткнулась головой под ладонь Маркуса. Он почесал кошку за ушами, и та замурлыкала.

Кэт удивленно вскинула брови:

– Обычно она мужчин не жалует!

– Тогда я могу считать себя настоящим везунчиком. Шутка ли – понравиться кошке, которая гуляет сама по себе!

Маркус смотрел на Поппи, но чувствовал взгляд Кэт. Только бы она не решила вновь заговорить об Эммете! Еще раз погладив кошку, Маркус распрямился и обратился к Кэт:

– Давайте продолжим путь к офису мистера Уилкинсона. Откровенно говоря, мне бы хотелось поскорее покончить с тем делом, что привело меня сюда.

– Ваша светлость, у меня к вам предложение.

Предложение? Вот так сюрприз! Хотя, наверное, ему следовало ожидать чего-либо подобного. Зачем выходить за презренного мистера Баркера, когда в сеть идет рыба крупнее?

Маркус вскинул руку. Смысла ходить вокруг да около не было.

– Мисс Хаттинг, я не намерен на вас жениться.

У нее округлились глаза и отвисла челюсть.

– Жениться на мне? – Кэт стиснула зубы и схватилась за надгробие Изабеллы Дорринг. Чтобы не упасть, наверное. Нет, чтобы занять руки. А то не ровен час, она могла бы заехать ему по лицу. – Жениться на мне? – повторила она с раздражением.

– Простите меня, – поклонился Маркус. Он предусмотрительно отступил на шаг, держась от мисс Хаттинг на безопасном расстоянии. – Я подумал…

– Вы подумали, что я хочу вас на себе женить! – возмущенно воскликнула Кэт.

– Очевидно, я заблуждался.

– Да как вы могли такое обо мне… – Кэт направила ему в грудь указующий перст. – Вы… – Она задыхалась, не находя слов. Маркус готов был поклясться, что видит, как колышется раскалившийся от ее гнева воздух.

Непроизвольно он отступил еще на шаг. Нет, Маркус не испугался. Мисс Хаттинг была высокой, но ниже его ростом, и потом, она была женщиной. Вне всяких сомнений, он, мужчина, справится с ней, не применяя силы. Если не считать силы соблазна. Да, Маркус вполне мог бы ее соблазнить…

Тьфу ты, не соблазнить, а подчинить своей воле. Он ведь это имел в виду, разве нет? Глаза ее метали в него молнии, но губы сложились в ту же натянутую улыбку, что Маркус видел недавно на ее лице в кабинете викария. Буря прошла стороной. А жаль.

Нет, не жаль! Маркус терпеть не мог сцен.

– Как ни странно, – сказала Кэт, – тема брака имеет непосредственное отношение к тому, что я хотела вам сказать.

– Неужели? – И что сейчас она затеяла?

– Да, именно так. – Кэт крепко оперлась ладонями о надгробие и посмотрела Маркусу в лицо. – Ваша светлость, я не только не имею ни малейшего желания выходить замуж за вас, я вообще не хочу выходить замуж за кого бы то ни было.

– Вероятно, в настоящий момент…

– Ни в настоящий момент, ни после. Никогда.

– Мне трудно в это поверить. – Маркус не встречал ни одной незамужней особы женского пола, которая бы не мечтала затащить к алтарю какого-нибудь бедолагу.

Кэт прищурилась:

– Уж поверьте мне. Я не желаю подчинять себя ни одному мужчине…

Едва ли кто-то еще мог бы вложить в это последнее слово столько отвращения.

– Я не намерена прислуживать кому бы то ни было, являться к нему по первому зову, быть у него на побегушках, рожать ему детей каждый год, как моя мать.

Совершенно неподобающая случаю похоть распирала его… грудь.

– Я хочу сочинять романы! – гордо вскинув голову, заявила Кэт. – А муж и дети неизбежно помешают мне осуществить это.

Глупость. Красивая, темпераментная женщина желает обручиться с пером и бумагой и уйти из мира реального в мир собственного воображения? Да она создана для страсти! В спальне ей не было бы равных. Речь, разумеется, не идет о его, Маркуса, спальне.

– Ваша светлость, я желаю стать новой хозяйкой дома старой девы. – Мисс Хаттинг кивком указала на надгробие. – Изабелла – моя прародительница, и жить в ее доме – мое законное право.

Маркусу хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, не сон ли это. Как все странно, глупо и нелепо. И в то же время теперь вакансию можно считать закрытой, из чего вытекает, что, покончив со всеми формальностями, он уже сегодня к вечеру, самое позднее завтра, может убраться из Лавсбриджа на все четыре стороны.

Кто он такой, чтобы спорить с будущей величайшей романисткой Англии?

– Так тому и быть. Если вы наконец приведете меня к мистеру Уилкинсону, мы сможем оформить необходимые бумаги, и дом будет ваш.

Глава 4

15 апреля 1617 года. Я изучила привычки герцога, и теперь мне с завидной регулярностью удается «случайно» встречаться с ним во время прогулки. Всякий раз, когда вижу его, сердце мое выпрыгивает из груди и дыхание замирает.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Герцог Харт позволит ей поселиться в доме старой девы! Мечта ее вот-вот осуществится. От радости Кэт чуть не пустилась в пляс.

– Хотелось бы знать, почему Рэндольф, ой, простите, мистер Уилкинсон, ничего никому не сказал о том, что дом опустел, да и с моего отца взял слово, что тот будет молчать, – промолвила она, приближаясь к калитке в кладбищенской ограде.

– Вы напрасно все драматизируете. Я понял вашего отца так, что мистер Уилкинсон лишь высказал пожелание о том, чтобы ваш отец не говорил об освободившейся вакансии. Мистер Уилкинсон – нотариус, а все они – скрытные. Это их профессиональная черта. Позвольте мне. – Герцог Харт отодвинул щеколду и открыл перед Кэт калитку.

– Могу вас заверить, что папа никогда не стал бы ничего скрывать от моей мамы просто так. Значит, на то есть веская причина. И еще странно, что Рэндольф не сказал Джейн. Она ведет его делопроизводство. Без нее Рэндольф вообще не смог бы работать.

– Вероятно, он сообщил ей, и она была занята как раз тогда, когда нужно было написать письмо.

– Наверное. – Чем таким могла быть занята Джейн? Она целыми днями только и делает, что работает на брата. Да, Джейн ходит в церковь каждое воскресенье и является членом комитета по подготовке ярмарки, но это все, на что у нее хватает времени. Кэт и их третья подружка Энн, дочь барона Давенпорта, частенько ее за это отчитывали. Но чем она, Кэт, лучше, если только тем и занималась, что прислуживала братьям и сестрам! Именно по этой причине перспектива стать хозяйкой дома старой девы представлялась ей столь заманчивой. Кэт шла, ускоряя шаг, по тенистой тропинке, ведущей прочь от кладбища, церкви и дома викария к вожделенной свободе. Чем скорее они доберутся до конторы Рэндольфа, тем быстрее она получит заветный ключ от новой, независимой ни от кого жизни.

– Полагаю, мистеру Уилкинсону не помешало бы обустроить свою контору поближе к церкви. Место тут живописное – много зелени.

У него действительно приятный голос. Совсем не такой, как у гнусавого мистера Баркера с его противным лающим смехом. У герцога голос низкий и бархатный, такой музыкальный и… Кэт затруднилась сказать, что именно ей так нравилось в голосе герцога, но что-то в нем явно было особенное. Этот голос ласкал слух, даже когда Кэт совсем не нравилось то, что он говорил.

Глупости. Ведь его не голос заставляет Кэт плясать от радости, а обещание поселить ее в доме старой девы.

– Вы правы. Тогда мистеру Уилкинсону пришлось бы строить отдельное помещение для своей конторы или переезжать из своего дома в новый, а старый продавать. Но они с сестрой живут в доме, оставшемся им от родителей, и под контору приспособили одну из комнат. Так удобнее и ему, и Джейн.

Кэт шла впереди и, отвечая, лишь обернулась через плечо.

Представляю, как обрадуется за меня Джейн, когда я расскажу ей о том, что буду жить в доме старой девы!

– И все в нашей деревне знают, где он… Ой! – Кэт едва не вывихнула лодыжку, споткнувшись о корень. Она покачнулась, расставив руки, тщетно пытаясь сохранить равновесие, когда внезапно падение остановила крепкая мужская рука, которая, перехватив Кэт поперек талии, прижала спиной к надежной как скала и столь же твердой широкой мужской груди.

Кэт все никак не могла восстановить дыхание. Сердце учащенно билось… от удивления. От удивления, от чего еще!

От герцога Харта приятно пахло лимоном и мылом. И еще крахмалом и льном. Это уже от шейного платка. Кэт успела повернуться к нему лицом и щекой прижималась к ворсистому шершавому лацкану его суконного сюртука. Плечи у него были определенно шире, чем у мистера Баркера, и грудь тоже. И еще ей пришлось запрокинуть голову, чтобы не упираться взглядом в его чисто выбритый подбородок и плотно сжатые губы.

В карих глазах герцога мелькнула тревога.

– С вами все в порядке, мисс Хаттинг? – озабоченно произнес он.

И еще в его взгляде была теплота. Теплота, переходящая в жар.

Кэт отпрянула, и герцог сразу отпустил ее.

– Да, со мной все в порядке. – Она слегка приподняла платье и покачала ногой. – Видите? Никаких повреждений.

Боже, он увидел ее лодыжку! Кэт разжала пальцы, словно юбка ее раскалилась добела. Она вела себя как развратная женщина!

– Я… сама виновата. – Внезапно ей стало трудно дышать. – Надо… было под ноги смотреть, тут повсюду корни торчат.

– Возьмите меня под руку.

Кэт попятилась.

– Нет, нет, в этом нет необходимости.

– Пожалуйста, я настаиваю. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы упали.

Кэт покосилась на его обтянутое синим сукном предплечье. Было бы невежливо и даже неприлично отказываться от помощи. Нет, она в ней не нуждалась, но если опять оступится, то будет чувствовать себя глупо.

Герцог наклонился к ней и шепнул:

– Я не кусаюсь. – В его словах и в голосе чувствовался какой-то скрытый смысл. Таким же шепотом, должно быть, змей искушал Еву.

Нелепо! Кэт ведет себя как глупая деревенская гусыня.

– Мне и в голову не могло прийти, что вы кусаетесь, – сказала Кэт, и ее ладонь легла к нему на рукав. Рука его была тверда и крепка. И макушка ее едва доставала ему до плеча. Она чувствовала себя маленькой и хрупкой.

Но на самом деле Кэт отнюдь не была маленькой и хрупкой. Она была выше многих мужчин в Лавсбридже, включая собственного отца. Однако мистер Баркер был выше ее…

Кэт задумалась, снова подвернула ногу и повалилась на бок. К счастью для нее, герцог шел как раз с того боку. Впрочем, на сей раз она пришла в себя почти сразу.

– Простите! Могу вас уверить, что обычно я не такая неуклюжая.

Маркус положил ладонь поверх ее руки и сделал это так быстро, что Кэт не успела отреагировать и убрать руку.

– Тропинка изобилует коварными корнями, – произнес он, наверное, ей в утешение. Сам-то Маркус не спотыкался.

Непонятно, как его рука, лежавшая поверх ее руки, могла влиять на ее дыхательную систему, но дышала Кэт с трудом. Она не знала, что такое паническая атака, но отчего-то подумала, что близка именно к этому состоянию.

– Мне не нужна ваша помощь. Я хожу тут постоянно и делаю это самостоятельно. – Кэт слышала себя словно со стороны и поражалась собственной грубости. Впрочем, герцог, кажется, нисколько не обиделся. Напротив, она, похоже, позабавила его. Он даже усмехнулся.

– Тогда примите мои извинения. Очевидно, это из-за меня вы спотыкаетесь.

Из-за него? Да за кого герцог Харт ее принимает? За наивную провинциалку, которая впервые осталась наедине с мужчиной и ужасно боится потерять девственность?

– Я не смотрела под ноги, только и всего. Больше этого не повторится.

Кэт нервничала, и нервничала она, как ни крути, из-за того, что рядом с ней находился герцог: такой могучий, сильный, мужественный. До того как они вышли за калитку церковной ограды, Кэт не испытывала беспокойства, но здесь, на этой узкой тенистой тропинке, вдали от чужих глаз…

Маркус ужаснулся бы, если бы прочитал ее мысли. Он бы со всех ног помчался обратно к церкви. Нет, он бы со всех ног помчался обратно в свой Лондон.

Вскоре Кэт сразу стало как-то легче. Настолько, что она нашла в себе силы улыбнуться. Скоро тропинка выведет их на главную улицу деревни, мощеную, без всяких древесных корней, торчащих из-под земли. И улица эта гораздо шире, чем тропинка, по которой они идут сейчас рядом.

Кэт зашагала быстрее, опустив голову. Мысли сами собой вернулись туда, где им надлежало быть. В деловую плоскость.

– Как скоро я смогу переехать в дом?

Маркус с непринужденной легкостью догнал ее.

– Если бы это зависело только от меня, я бы ответил, что немедленно. Но придется поступить так, как сочтет нужным мистер Уилкинсон.

– У вас нет документа, в котором было бы все расписано?

– Нет, такого документа у меня нет, но зато он есть у мистера Уилкинсона. – У Маркуса испортилось настроение. – Я знаю лишь, что обязан лично присутствовать при отборе подходящей будущей хозяйки дома и поставить свою подпись под договором.

– И это входило в ваши обязанности и тогда, когда вам было десять лет?

Маркус кивнул.

С раннего детства Кэт знала историю о Проклятом герцоге. Эта сказка была ее любимой, и когда на глазах у четырехлетней Кэт карета с герцогским гербом проехала по главной улице, у нее от восторга перехватило дыхание. Изабелла, обманутая и брошенная бессердечным герцогом, приходилась ей родней, пусть и дальней. В сказках зло всегда должно быть наказано, и Изабелла хотя и посмертно, но сумела отомстить за себя. Кэт не могла не гордиться такой родственницей. Ей не было жаль потомков Проклятого герцога, которым приходилось расплачиваться за грехи своего далекого предка. Впрочем, Кэт никогда и не видела в этих потомках живых людей: для нее они были персонажами сказки, не более. К тому же олицетворяющими абсолютное зло.

Но этот мужчина не был похож на персонаж из сказки. И ничего злобного Кэт в нем до сих пор не заметила.

– А если бы вы были младенцем? Тогда бы вас точно избавили от этой повинности. Ребенок не в состоянии подписать договор.

– Моему прапрадеду было три месяца от роду, когда освободилась вакансия в доме. Его вместе с кормилицей привез в Лавсбридж опекун, и на церемонии отбора кандидатур он присутствовал. Граф подписал документ за него, но подпись была подкреплена отпечатком ладони моего прапрадеда.

Глупые суеверия! Неужели взрослые мужчины верят в то, что нечто ужасное может произойти лишь потому, что они слово в слово не выполнят то, что им предписывает документ, составленный в незапамятные времена? Если бы она, Кэт, оказалась там…

– Вы упомянули кормилицу, но не сказали о матери младенца. Мать герцога не может быть настолько темной, чтобы не попытаться вразумить тех, кому страх затуманил ум!

– Не упомянул, поскольку матери там не было. – Маркус усмехнулся. – Материнская любовь герцогиням Харт не слишком свойственна.

Бедный мальчик! Кэт не отправила бы своего малютку неизвестно куда, неизвестно зачем в сопровождении лишь старого черствого опекуна и кормилицы, даже если никакого желания рожать детей у нее не было.

– Но ведь ваша мама находилась с вами, когда вы были ребенком? – Выходила ли из кареты женщина в тот день? Кэт не могла припомнить, что неудивительно, поскольку ее внимание было приковано к лошадям. Хотя, не совсем так. Теперь она вспомнила, что видела мальчика. Даже не одного мальчика, а двух, правда, заинтересовал Кэт только один из них: очень высокий, худой, с прямой напряженной спиной. Тогда он показался Кэт уж слишком серьезным и гордым, и ей было его даже немного жаль, невзирая на то что он приехал в нарядной карете, запряженной красивыми лошадьми. Значит, тот мальчик и был герцог?

– Нет, мать не приезжала сюда со мной, – произнес Маркус.

Кэт пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться желанию погладить его по руке. Он явно не нуждался в ее сочувствии.

Младенец, путешествующий без матери, не может не вызывать сочувствия, но ведь эта поездка сотрется из его памяти. Другое дело, когда ребенку уже исполнилось десять лет: он все прекрасно запомнит.

– Она была больна, поэтому не поехала с вами?

– Мисс Хаттинг, мать оставила меня с тетей, старшей сестрой моего отца, вскоре после моего рождения. И с тех пор я ее не видел.

Отсутствующий взгляд и надменные интонации голоса не располагали к дальнейшему развитию темы. И все же Кэт попыталась пробиться сквозь оборонительные стены его высокомерия.

– Это ужасно, – тихо промолвила она.

– Нет. У меня было вполне счастливое детство в семье моего дяди. К тому же я рос не один, а с двоюродным братом. – Маркус остановился и посмотрел на Кэт. – Странно, что вы об этом не знаете. Неужели история о Проклятом герцоге больше не волнует местных жителей?

– У жителей Лавсбриджа есть более важные темы для обсуждения, чем подробности жизни лондонского высшего света вообще и вашей личной жизни в частности. Но ваши законодательные инициативы в палате лордов, наоборот, являются объектом самого пристального внимания. Вас готовы уважать уже за то, что вы посещаете заседания палаты, а не проводите время за игрой в карты и в погоне за прочими удовольствиями.

– Вы весьма откровенны, – усмехнулся Маркус.

– Могу себе позволить быть откровенной. Решив остаться старой девой, я могу позволить себе гораздо больше, чем те, кто стремится замуж. – Тропинка уперлась в дорогу, и необходимости идти с герцогом под руку больше не было. – Эта улица приведет вас прямо к дому Рэндольфа.

– Превосходно.

– Знаете, – задумчиво сказала Кэт, глядя вдаль, – я никогда не понимала, почему ваш предок согласился исполнить волю дочери простого купца.

– Надеюсь, он это сделал потому, что имел кое-какие понятия о чести. – Да неужели он принимает так близко к сердцу события двухсотлетней давности? Вероятно, таковы последствия проживания в доме, где предки смотрят на тебя со всех стен.

Пора бы уже перебраться из далекой древности в XIX век.

– Он ведь не брал Изабеллу силой, верно? – Хотя даже если он ее изнасиловал, это было так давно, что пора забыть и простить.

– Господи, разумеется, нет! – воскликнул герцог Харт, побледнев. – Во всяком случае, мне говорили, что они вступили в связь по взаимному согласию. Но тому, что герцог сделал мисс Дорринг ребенка, а потом женился на другой, все равно нет оправдания. Он разбил ей сердце.

Кэт усмехнулась. Да, насколько ей было известно, события разворачивались именно так.

– Вы не верите в то, что сердце можно разбить, мисс Хаттинг? – скептически поинтересовался герцог.

– Меня раздражает вся эта сентиментальная чушь. Изабелла – не единственная женщина, соблазненная богатым красавцем, и в отличие от многих у нее были деньги. Не настолько все было плохо, чтобы идти топиться с ребенком в животе.

– Она была обесчещена!

– Она была эгоисткой. Бессовестной эгоисткой. – Разумеется, Кэт трудно было поставить себя на место обесчещенной женщины, поскольку на ее честь никто не покушался и едва ли покусится, раз уж она дала обещание не выходить замуж. Но Кэт надеялась, что если по злой прихоти судьбы она окажется в подобном положении, то уж найдет более разумный выход, чем Изабелла Дорринг.

– Но мне грешно жаловаться, – с улыбкой заключила Кэт, – поскольку благодаря Изабелле я получила то, о чем всегда мечтала – возможность жить одной. – Ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться: она не спит. Чем раньше герцог подпишет необходимые бумаги и даст ей ключи от дома старой девы, тем лучше.

– Вы не станете скучать по родне?

В голосе его звучала печаль или ей показалось?

– Нет. Вы сами заметили, что наш дом тесноват для такой большой семьи, и, смею уверить, «тесноват» – слишком мягкое слово. Мне приходится делить с сестрой Мэри кровать – вот до чего дошло.

– Представляю, как это неудобно.

В его голосе не было убежденности, но ведь он и понятия не имел о том, какая у нее жизнь. Он был герцогом.

– Ваша светлость, если бы даже у вас было десять детей, никому из них не пришлось бы делить с другим кровать. Да что там кровать – комнату! И вы всегда могли бы закрыться у себя в кабинете, и никто не посмел бы вас там побеспокоить. – По правде говоря, и ее отец мог так же поступать. Мужчинам жить легче, чем женщинам. – Никто не мог бы вас найти, если бы вы этого не захотели. Я видела ваш замок. Он огромный. Но мне некуда спрятаться, негде даже уединиться за закрытой дверью. Представляете, каково мне приходится?

Маркус смотрел на нее во все глаза. Конечно, ничего подобного представить он не мог. Все равно что потребовать от слона, чтобы он вообразил себя мышью. Кэт пожала плечами и продолжила:

– Дом старой девы находится через дорогу от нашего. Если мне вдруг захочется повидать родителей и братьев с сестрами, я всегда это сделаю.

Но это не означает, что они могут приходить к ней, когда им вздумается. Нет уж, она примет меры к тому, чтобы ее покой никто не посмел нарушать! Отчего это герцог смотрит на нее так, словно у нее выросли рога?

– В чем дело? – спросила Кэт.

– Мисс Хаттинг, вы не можете не знать, что я никогда не буду делить дом с десятью детьми. Скорее всего мне не придется делить свой дом даже с одним ребенком.

Святые угодники! Неужели у герцога Харта мужское бессилие? Но откуда ей было об этом знать? И почему он считает, что она должна быть в курсе его проблемы? Или… Но это так странно…

– Вы хотите сказать… Но проклятие… Это ведь лишь легенда, верно?

– Нет. Это не просто легенда.

Кэт открыла от изумления рот.

Маркусу нравилась эта девушка, но от общения с ней у него кругом шла голова. Она вела себя необычно. Не просто не желала выходить замуж, но и позволяла себе возмутительные высказывания. Как могла она возлагать на Изабеллу вину за то, что с ней произошло?

Во всем виноват третий герцог Харт. Только он. В конце концов, женщины – слабый пол. Какой с них спрос?

Слабый? Глядя на мисс Хаттинг, этого не скажешь. Вероятно, как раз ей было бы по силам пережить беременность вне брака, хотя едва ли она имела хоть какое-то представление о том, насколько осложнилась бы ее жизнь.

И тут, подкравшись исподтишка, похоть схватила его в тиски. А знает ли мисс Хаттинг о том, что именно происходит между мужчиной и женщиной, до того как последняя обнаружит, что находится в интересном положении?

Ему бы хотелось показать ей все на личном примере.

Мисс Хаттинг была высокой, не ниже многих мужчин. Наверное, у нее длинные ноги. Лодыжки определенно изящные. Посмотреть бы на икры, что прилагаются к этим чудным лодыжкам, на бедра и…

Да что это с ним?! Похоже, он сходит с ума. Надо как можно скорее уладить вопрос с этим чертовым домом и убираться из Лавсбриджа подобру-поздорову. Пока он не совершил какую-нибудь непоправимую глупость.

– Вы хотите сказать, что каждый из герцогов Харт умирал до рождения наследника?

– Да.

– Невероятно! В наше время даже малые дети знают, что проклятия существуют только в сказках!

Как Маркусу хотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Или крепко прижать к себе? Как тогда, когда он не дал ей упасть на лесной тропинке. Она…

Да, похоже, он действительно сходит с ума!

– Смею заверить вас, мисс Хаттинг, что проклятие – вещь вполне реальная. Каждый из герцогов Харт, начиная с того самого, что столь дурно обошелся с мисс Дорринг, пал жертвой ее проклятия.

Кэт удивленно округлила глаза и, кажется, собралась что-то сказать, но лишь решительно тряхнула головой и пошла вперед.

– Этому должно найтись рациональное объяснение, – заявила Кэт. – Изабелла, уж поверьте мне, не была колдуньей. Впрочем, в колдовство я тоже не верю. – Нахмурившись, она повернулась к Маркусу. – Странно, что такой просвещенный джентльмен, как вы, верит в колдунов и проклятия.

Маркус тоже прибавил шагу. Скорее бы добраться до конторы этого Уилкинсона! Увы, живые изгороди здесь были выше человеческого роста и такие густые, что за ними ничего не разглядишь.

– Мисс Хаттинг, я не знаю, кем была и кем не была ваша родственница, однако история моей семьи мне хорошо известна.

– Видимо, не так хорошо, как вам кажется.

Что бы она ни думала, Маркус слишком хорошо знал, какая судьба его ждет.

– Пять герцогов, включая моего отца, умерли до того, как родились их первенцы. Вы считаете это случайностью? Нет, мисс Хаттинг, над нами довлеет проклятие, хотим мы в это верить или нет. Именно по этой причине никто из нас не торопился с вступлением в брак. Как только герцогиня Харт зачнет во чреве, дни герцога на земле сочтены. Разве что судьба даст ему временное послабление, послав не сына, а дочь, что, к слову сказать, случилось всего лишь один раз за последние двести лет.

Где же эта чертова контора Уилкинсона?

Маркус ускорил шаг, не заботясь о том, выдержит ли Кэт заданный им темп. Она не отставала ни на шаг. Ясно, что долгие прогулки для нее – привычное дело.

Жаль только, что мисс Хаттинг отказалась взять его под руку.

Нет, не жаль. И даже весьма кстати. Чем скорее прервется их общение, тем лучше.

– Вы должны твердо сказать себе, что проклятие не имеет к вам отношения. Забудьте обо всем, что с ним связано. – Кэт посмотрела на Маркуса и с улыбкой добавила: – Обо всем, кроме дома старой девы, в который я рассчитываю заселиться в ближайшее время. А что до всего прочего, то на правах кровной родственницы Изабеллы Дорринг я снимаю с вашей семьи прочие наложенные ею обязательства.

Если бы все было так просто!

– Единственное, что может избавить меня от проклятия, мисс Хаттинг, это брак по любви. – Маркус почувствовал, что краснеет.

– Шутите?

– К несчастью, нет, не шучу. Я говорю серьезно.

Кэт безуспешно попыталась спрятать усмешку.

– Ну, тогда ваши дела не так уж плохи, – насмешливо промолвила она. – Всего-то и нужно, что выбрать девицу себе по вкусу и влюбиться в нее. Думаю, не ошибусь, если замечу, что девиц, мечтающих стать объектом вашей любви, наберется не один десяток.

Не может быть, чтобы мисс Хаттинг была настолько наивна, чтобы не понимать очевидного!

– Если все они и мечтают о чем-либо, то не о моей любви, а о моем кошельке.

– Отчего-то я вам не верю. – Кэт хмыкнула, что было бы верхом неучтивости в Лондоне, но здесь, в деревенской глуши, у девиц были иные представления об этикете. – Вы давно в зеркало смотрели? Увидеть вас и не влюбиться не всякой женщине по силам.

Но мисс Хаттинг, вероятно, относилась к особо стойкому меньшинству.

Нет, Маркус не мечтал о том, чтобы мисс Хаттинг прониклась к нему нежными чувствами. Хотя, если подумать…

«Весьма заманчивое предположение…»

Ничего заманчивого в нем нет. Маркус опустил голову, лишь бы не смотреть на Кэт.

– До конторы мистера Уилкинсона еще далеко?

– Нет, он живет за углом.

Слава богу!

Маркус почти бежал, однако Кэт не отставала от него ни на шаг.

– Вы могли бы послать за Рэндольфом и приняли бы его у себя в замке в удобное для вас время. Любой герцог на вашем месте поступил бы именно так, не правда ли? – Кэт даже не запыхалась. – Хотя, – с усмешкой добавила она, – я отдаю вам должное: не каждый выдерживает мой темп, а вы справляетесь. Признаться, я боялась, что мне придется плестись еле-еле, чтобы вас не хватил удар.

Как ей удается сделать так, чтобы даже комплимент звучал оскорбительно?

– Благодарю вас, мисс Хаттинг, но у себя в Лондоне я, знаете ли, сутками на троне не сижу.

– У вас и трон есть?

Она настолько наивна или просто издевается?

– Разумеется, у меня нет трона. А к Уилкинсону я иду сам, потому что так распорядилась покойная мисс Дорринг. Похоже, она не могла отказать себе в удовольствии заставить герцогов плясать под свою дудку, пусть и с того света.

– Вы правы.

Между тем в живой изгороди наконец появился просвет, и Маркус увидел небольшой, но милый домик с белеными стенами и красной черепичной крышей.

– Надеюсь, Рэндольф примет нас прямо сейчас, – произнесла Кэт, взглянув на своего спутника. – Полагаю, он вас ждет?

– Да. По условиям завещания я должен явиться к мистеру Уилкинсону до истечения сорока восьми часов после получения уведомления об открытой вакансии на вселение в дом.

И как только формальности будут исполнены и мисс Хаттинг получит ключи от дома, Маркус сможет покинуть Лавсбридж надолго, если не навсегда. Вместе с Нейтом и Алексом поедет на север, в Озерный край. Никогда еще перспектива долгих прогулок по вересковым пустошам в компании друзей, а не назойливых незамужних особ брачного возраста не казалась Маркусу такой притягательной.

– И все же, я никак не могу взять в толк, почему Изабелла была уверена, что тот самый герцог и все последующие будут слово в слово выполнять ее требования, если она считала своего любовника отпетым негодяем?

– Дело в том, что в случае, если герцог не захочет исполнить ее волю, она приберегла еще одно проклятие. Если герцог опоздает, то он умрет.

– Умрет? То есть вот так прямо рухнет на землю замертво по истечении сорока восьми часов?

– Я верю, что все случилось бы примерно так, как вы описываете, если бы среди нас нашелся хотя бы один храбрец, решившийся проверить действенность проклятия. А если герцог женат и его жена ждет ребенка, то ребенок умрет в утробе матери.

– Ужасно, – вздохнула Кэт, в недоумении глядя на Маркуса, и, покачав головой, добавила: – Ужасно неправдоподобно.

Маркус и сам бы не поверил, если бы не являлся главным действующим лицом этого жалкого фарса.

– Жаль, что в вас так сильна потребность идти на поводу у нелепого суеверия, – сказала Кэт и вдруг улыбнулась, и зеленые глаза ее ярко блеснули. – Хотя я рада, что смогу получить от этого выгоду.

Маркус готов был взвыть от тоски. Как ему не хватало ее жизнелюбия и энтузиазма!

Как ему не хватало ее.

«Мисс Хаттинг так близко. Если я наклоню голову, то смогу провести губами по ее губам. Могу обнять ее и… О боги!»

Опомнившись, Маркус отшатнулся от нее. Чем скорее он уедет из Лавсбриджа и чем дальше окажется от мисс Хаттинг, тем лучше. Сегодня же он уладит все формальности, связанные с домом старой девы, и завтра ноги его не будет в этой деревне.

Маркус распахнул дверь, пропуская Кэт вперед, и она птичкой залетела в дом. Теперь до нее руками не дотянуться.

– Джейн! – радостно воскликнула Кэт. – Ты слышала последние новости?

Миловидная женщина, работавшая с документами, подняла голову.

– Нет, не слышала. – Переведя взгляд на Маркуса, она спросила: – Чем могу быть полезна, сэр?

– Да ты ничего не знаешь! – Все с тем же радостно-возбужденным выражением лица Кэт представила их друг другу. Маркус вежливо поклонился мисс Уилкинсон.

Та, улыбаясь, встала из-за стола.

– Приятно познакомиться, ваша светлость. Что привело вас к… – Оборвав себя на полуслове, мисс Уилкинсон, внезапно побледнев, перевела взгляд на Кэт.

Кэт сияла.

– Да, Джейн, это правда. Ты представляешь, мисс Франклин сбежала с мистером Уотлсом!

– С мистером Уотлсом? С учителем музыки?

– В Лавсбридже есть один мистер Уотлс, вернее был. О чем думала мисс Франклин, когда решила променять свою независимость на учителя музыки? Впрочем, мне это безразлично. Ее потеря – моя находка.

– Что ты имеешь в виду? – спросила мисс Уилкинсон.

– Я имею в виду то, что дом сейчас пуст, и я…

Дверь в смежную комнату широко распахнулась, и в комнату стремительно вошел, скорее даже не вошел, а впрыгнул джентльмен, представляющий собой мужскую версию мисс Уилкинсон.

– Кэт! Что ты тут делаешь?

– Видишь, кого я к тебе привела, Рэндольф? Самого герцога Харта!

Так почему же, черт побери, у этого типа сделался такой виноватый вид?

– Спасибо, Кэт. – Рэндольф украдкой и боязливо взглянул на сестру, прежде чем улыбнулся Маркусу.

– И я благодарю вас, ваша светлость, за то, что приехали без промедления.

– Не за что. – Как будто у Маркуса был выбор.

– Рэндольф! – довольно резко окликнула брата мисс Уилкинсон.

– После, Джейн. Сюда, пожалуйста, ваша светлость.

Мистер Уилкинсон жестом пригласил Маркуса проследовать за ним в комнату, из которой он только что вышел.

Мисс Уилкинсон метнулась к двери и заслонила собой проход.

– Рэндольф, почему ты сам написал герцогу, а не оставил эту работу мне, как всегда?

– Я же сказал, потом, Джейн. – Мистер Уилкинсон просунул палец под шейный платок. – А теперь, пожалуйста, отойди в сторону. Ты мешаешь его светлости пройти.

Мисс Уилкинсон и бровью не повела.

– А я-то удивилась, увидев у тебя на столе документы на дом старой девы.

– Ты совала нос в мои документы? Что тебе вообще понадобилось у меня в кабинете?

– Я – твой секретарь, и совать нос в твои документы – моя работа. – Мисс Уилкинсон грозно прищурилась. – Почему ты не сообщил мне, что место освободилось, Рэндольф?

– Но оно не освободилось, Джейн. – Кэт наблюдала эту семейную сцену, покусывая нижнюю губу, но сейчас решила, что пора вступить в игру. – Точнее сказать, недолго пробудет свободным. Герцог Харт разрешил мне стать новой хозяйкой дома.

– Он не имеет на это прав, – процедила мисс Уилкинсон.

– Нет, имеет! – Щеки Кэт горели. – Разве я ошибаюсь, ваша светлость?

Маркус находился в трудном положении, но, к счастью для него, мисс Уилкинсон произнесла:

– Он не может самолично даровать тебе право хозяйничать в доме. Он обязан следовать правилам.

– Джейн, не сейчас. Пожалуйста, – сдавленно промычал мистер Уилкинсон, пытаясь ослабить узел кравата, словно тот его душил. – Вы не могли бы пройти ко мне в кабинет, ваша светлость?

– Да, конечно, но, по-моему, ваша сестра желает что-то сказать.

Настырная особа так или иначе заставит себя выслушать, и кто-кто, а ее брат давно должен был это понять. Так пусть уже говорит прямо сейчас – меньше времени потратится даром. К тому же если существует какое-то правило, не позволяющее ему передать дом во владение мисс Хаттинг, то он хотел бы знать, в чем оно заключается. В данном случае нарушение правил может иметь фатальные последствия. В буквальном смысле. Маркуса нисколько не прельщала перспектива свалиться замертво в этом чертовом доме на глазах у брата и сестры Уилкинсон.

– Благодарю вас, ваша светлость, – сказала мисс Уилкинсон и, пригвоздив брата взглядом к полу, продолжила: – Рэндольф, ты знаешь не хуже меня, что об открывшейся вакансии на заселение в дом следует оповещать всех жителей Лавсбриджа.

– Э… – Его выпирающее адамово яблоко ходило вверх-вниз по длинной шее. – Я думаю, это лишь формальность.

– Это не формальность, – безапелляционно заявила мисс Уилкинсон, – и если на место хозяйки дома будет претендовать не одна старая дева, а две или больше, шансы на получение места должны быть предоставлены каждой из соискательниц, и эти шансы должны быть равными.

– Но, Джейн, я – единственная убежденная противница брака в Лавсбридже, – произнесла Кэт срывающимся голосом, словно и не слишком верила в твердость собственных убеждений.

– Нет, Кэт, не единственная, – возразила мисс Уилкинсон, – и Рэндольф прекрасно знает об этом. С чего бы еще ему понадобилось держать в секрете эту новость? – Ноздри у нее раздувались от гнева. – Он даже пытался отослать меня подольше с совершенно нелепым поручением, лишь бы меня дома не было сегодня. Но я почуяла неладное и отказалась идти у него на поводу.

– Вот как, – тихо промолвила Кэт, переводя взгляд с сестры на брата.

Лицо у мистера Уилкинсона сделалось пунцовым.

– Джейн, не глупи…

– Это я глуплю? Ты называешь глупой меня? Меня, которая ведет все твои дела и к тому же все домашнее хозяйство? Если бы ты знал, как мне это надоело! Я мечтаю жить одна! Я хочу поселиться в доме старой девы.

– Джейн, пожалуйста, прими к сведению…

– Нет, Рэндольф, это ты прими к сведению порядок, что черным по белому прописан в документе. В общем, делай так, как положено.

Мисс Уилкинсон стояла в дверях, скрестив руки на груди, и никуда отступать не собиралась. Вывод напрашивался сам собой: сегодня уладить формальности Маркус точно не успеет.

Глава 5

20 апреля 1617 года. Розалин считает, что я останусь у разбитого корыта и с разбитым сердцем, и Мария с ней согласна. Но я понимаю, что они мне завидуют. Я знаю, что герцог любит меня. Или скоро полюбит, если его мать не будет вмешиваться. К этой женщине я при всем желании не могу испытывать симпатии.

Из дневника Изабеллы Дорринг

– Прочитайте относящийся к делу параграф, Уилкинсон!

Попытка Уилкинсона провести переговоры с герцогом один на один закончилась сокрушительным провалом. В кабинете вместе с герцогом и самим Рэндольфом находились и обе женщины: Джейн и Кэт. Герцог сидел с кислой миной, и Рэндольф заметно нервничал.

Во всем, конечно, виновата Джейн. Какая муха ее укусила? Зачем ей дом старой девы?

– Нужный параграф находится на третьей странице, – сказала Джейн.

Рэндольф хмуро взглянул на сестру, поправил очки и принялся шелестеть страницами, отыскивая нужную. Кэт могла понять, как неприятно жить с Рэндольфом, однако Джейн никогда не жаловалась, даже когда Кэт и Энн, подтрунивая над подругой, спрашивали, не надоело ли ей целыми днями работать на брата. Джейн обычно была немногословной и робкой.

Но сейчас от робости не осталось и следа. Казалось, ей ничего не стоит голыми руками задушить Рэндольфа, вырвать сердце у него из груди и скормить его свиньям мистера Линдена.

– Да, вот, нашел. – Рэндольф прочистил горло. – Когда бы ни высвобождалось место хозяйки дома, об открывшейся вакансии необходимо известить жителей Лавсбриджа, чтобы каждая заинтересованная особа могла подать прошение на имя герцога Харта о том, чтобы ей позволили поселиться в доме и назначили соответствующее содержание. Если претендентка будет одна, герцог Харт может удовлетворить ее прошение немедленно. Однако если соискательниц окажется больше, то судьба места решается на общем собрании.

Герцог нервно заерзал на стуле.

– Случалось ли кому-то бороться за это место, Уилкинсон, или теперешний случай первый?

– Я внимательно просмотрел все документы, и могу с уверенностью сказать, что никогда еще данное место не пользовалось таким спросом.

– Все когда-нибудь происходит впервые, – философски заметила Джейн. – И сегодня именно такой случай.

Кэт стиснула зубы от злости. Джейн этот дом если и был нужен, то совсем не так сильно, как он нужен ей. Если Джейн и приходилось жить под одной крышей с братом, то у нее, по крайней мере, была собственная комната и своя кровать. И если Рэндольф действовал сестре на нервы, то во многом она была сама виновата. Не надо быть такой услужливой. Может, если бы у Джейн все из рук валилось, Рэндольф нашел бы себе жену и ее заставлял работать. И что бы тогда делать его сестре?

Кэт мысленно отчитала себя за то, что думает не о том. Сейчас важнее, что будет, чем то, что могло бы быть, но так никогда и не случилось.

– Его светлость должен решить нашу судьбу, Рэндольф? – поинтересовалась Кэт.

– Подождите минутку, мисс Хаттинг, – вмешался, взмахнув рукой, герцог Харт. – Перед тем как ответить на поставленный мисс Хаттинг вопрос, прошу вас, Уилкинсон, рассказать мне, каким образом необходимо известить жителей деревни об открывшейся вакансии. Мне не хочется нарушать правила. Последствия могут быть… весьма вредными для моего здоровья.

Рэндольф вытер платком вспотевший лоб.

– Да, ваша светлость. Вы совершенно правы.

Да что это с ними! Рэндольф – нотариус, а нотариусы, как известно, оперируют фактами, а не сказками.

– Ты ведь не веришь в какое-то дурацкое проклятие, Рэндольф?

Тот бросил на Кэт затравленный взгляд.

– Я…

– Вне зависимости от того, является ли проклятие неоспоримым фактом или выдумкой, герцог обязан исполнять условия, прописанные в имеющем юридическую силу документе, – заявила Джейн. – И Рэндольф об этом прекрасно знает.

– Да, знаю, – хмуро согласился с сестрой мистер Уилкинсон. Поправив очки, он продолжил читать вслух: – Извещение заинтересованных сторон. Не позднее чем через семьдесят два часа после получения сведений об освободившейся вакансии герцог обязан расклеить листовки, извещающие всех заинтересованных лиц о том, что каждая из незамужних девиц, проживающих в Лавсбридже, имеет право претендовать на заселение в дом старой девы при подаче соответствующей заявки. Листовки должны быть расклеены в следующих местах: на дверях дома старой девы, на дверях гостиницы «Купидон», а также в самой гостинице, в церкви и в местах, наиболее посещаемых старыми девами деревни.

– Я обещаю заняться объявлениями в ближайшее время, ваша светлость, – добавил Рэндольф, закончив читать параграф.

– Отлично, – кивнул Маркус. – Теперь я припоминаю, что подписывал какие-то бумаги, перед тем как вместе с дядей и двоюродным братом отправился расклеивать объявления. – Признаться честно, я запомнил не то, как расклеивал объявления, – этим занимался дядя, а как гонялся за братом по лужайкам к неудовольствию своего родственника.

То есть делал именно то, что делали бы Генри с Уолтером, если бы обстоятельства вынудили их плясать под дудку Изабеллы Дорринг. Бедный мальчик не понимал, зачем его притащили в Лавсбридж. Впрочем, бедный мальчик уже давно стал мужчиной, и жалеть его не следует. Вместо того чтобы его жалеть, надо подумать, как не упустить бесценную возможность вырваться из битком набитого дома, где тебя ни на минуту не оставляют в покое, на свободу и наконец начать писать книгу всей жизни.

– Как долго нам придется ждать заявок от желающих заселиться, Рэндольф? Насколько я понимаю, кроме Джейн и меня на дом никто не претендует. – Кэт перевела взгляд на подругу. – Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы составить нам конкуренцию, Джейн?

– Нет. Все замужем.

Герцог скептически усмехнулся:

– Так уж все, мисс Уилкинсон?

– Вероятно не все, ваша светлость, но прочие девицы, кто пока не замужем, мечтают вступить в брак.

– Так сколько нам ждать, Рэндольф?

Нотариус глубоко вздохнул и ответил:

– Трое суток после расклейки объявлений.

Целых три дня! А Кэт надеялась, что уже завтра переедет.

– А что будет после того, как истекут положенные трое суток? – поинтересовалась она.

– Да, Уилкинсон, что потом нужно делать? Помню, мой дядя проводил собеседование с мисс Франклин. Оно не было длинным. Он задал ей пару вопросов. А может, они говорили о погоде. Я не прислушивался. В ваших документах что-нибудь написано о требованиях, предъявляемых к кандидаткам на заселение? Помимо неприязненного отношения к браку, разумеется?

– Вроде нет, – Рэндольф скользил глазами по бумаге. – Нет. Здесь лишь сказано следующее: если кандидатур будет две и более, они должны собраться все вместе и герцог…

– Все вместе? Зачем? – недовольно промолвила Джейн. – Собеседование принято проводить с каждой соискательницей индивидуально.

Странное требование, с этим Кэт не могла не согласиться, но все преимущества были у нее, а не у ее подруги. Джейн было тесно с братом под одной крышей, однако ей мешал жить один брат, а Кэт вынуждена была делить кров с четырьмя братьями и тремя сестрами, включая Мэри, которая хоть и должна в ближайшее время покинуть отчий дом, все еще в нем проживает. К тому же Изабелла приходилась Кэт дальней родственницей. В общем, любой, кроме Джейн, поймет, что дом должен достаться именно ей.

– Откуда мне знать, зачем? – растерянно произнес Рэндольф. – Искать тут логику бессмысленно.

– А за неисполнение договорных обязательств виновному положено якобы проклятие. Где уж тут логика?

– Я бы убрал слово «якобы», мисс Хаттинг. – Герцог забарабанил пальцами по деревянному подлокотнику, демонстрируя нетерпение. – Очевидно, мисс Дорринг была не в себе, когда писала завещание. Мой предок дурно поступил с ней, и она по понятным причинам стремилась отомстить нашему семейству, заставляя совершать нелепые поступки. Я бы не удивился, если бы она потребовала от герцога Харта стоять на голове во время интервью.

Вот уж кто несправедливо пострадал, так это нынешний герцог Харт, который в отличие от своего негодяя предка производил весьма приятное впечатление. Утешало то, что страдать ему осталось недолго. Как только герцог выберет ее, Кэт, в качестве новой хозяйки дома, он будет волен делать то, что хочет. Вернется к себе в Лондон и заживет лучше прежнего.

– Что я должен выяснить во время собеседования? По каким критериям проводить отбор? В документе об этом что-нибудь сказано, Уилкинсон?

– Нет. Встреча с соискательницами, по сути, собеседованием не является, ваша светлость.

– Как не является? – разочарованно воскликнула Кэт. Невероятно! Рэндольф, наверное, что-то упустил.

– Тогда как герцог будет выбирать?

– Герцог никого не выбирает. Соискательницы тянут жребий.

– Жребий? – Значит, все решит слепая фортуна? Нет, это неправильно.

Джейн вскочила с места и, подбежав к брату, выхватила документ у него из рук.

– Я этого не видела, когда читала, – сказала она и прищурилась. Увы, буквы расползались. – Черт, я оставила очки на столе.

– Дай мне, – промолвила Кэт и, взяв лист из рук подруги, быстро нашла то, что требовалось: – «Девица, которая вытащит короткую соломину, поселится в доме». – Кэт бросила документ на стол Рэндольфа, и он упал бы на пол, если бы мистер Уилкинсон с удивительным проворством не подхватил его. – Не могу поверить, что Изабелла предоставила столь важный вопрос воле жребия! Почему она так поступила?!

– Понятия не имею, мисс Хаттинг, – вздохнул Маркус. Теперь он тоже поднялся, поскольку стояли обе дамы. Маркус словно сделался еще выше и шире в плечах. Очевидно, все дело в размерах помещения: в кабинете Рэндольфа было тесновато. – Но я, признаться, испытываю огромное облегчение. Я не настолько храбр, чтобы делать выбор между вами и мисс Уилкинсон.

Джейн пропустила его слова мимо ушей.

– Ты уверена, что все правильно прочитала, Кэт?

– Да. Сложных фраз тут нет, а ты, если не веришь, сходи за очками и прочитай сама.

– Ладно, схожу, – кивнула Джейн и, быстро сбегав за очками, взяла со стола брата документ и погрузилась в чтение.

– Джейн, прошу тебя, ты ведешь себя…

Насупленный взгляд нотариуса не испугал сестру.

– Не учи меня жить, Рэндольф, на себя посмотри!

– Ваша светлость, я должен просить у вас прощения за мою сестру. Я…

– Не надо извиняться, Уилкинсон. Если не хотите, чтобы вам воткнули перочинный нож между лопаток.

– Что?

– Мисс Уилкинсон, кажется, хочет убить вас, – пояснил Маркус, кивнув в сторону Джейн. – Я бы на вашем месте не стал рисковать.

– Теперь вы понимаете, почему я хочу жить в доме старой девы, ваша светлость? – усмехнулась Джейн.

– Джейн, что подумает его светлость?

– Мне безразлично, что он думает, Рэндольф! – Она потрясла зажатым в руке документом. – Тем более что, судя по тому, что здесь написано, от него ничего не зависит. Я… – И тут Джейн наконец осознала, что ее занесло. Она зажала рот рукой и густо покраснела. – Пожалуйста, извините меня, ваша светлость, – произнесла Джейн, и, зло покосившись на брата, добавила: – Мне трудно себя контролировать, когда брат обращается со мной как с ребенком.

– Я вынужден обращаться с тобой как с ребенком, когда ты ведешь себя вот так, Джейн.

Неужели Рэндольфу действительно жить надоело? Кэт всегда считала его напыщенным занудой, но так отвратительно при ней он себя никогда не вел.

У Джейн от гнева расширились зрачки и перехватило дыхание. Сейчас она, похоже, выскажет Рэндольфу все, что о нем думает! Но нет, пронесло: герцог ее опередил.

– Ваша сестра желает убедиться в том, что мы все делаем правильно. Мне вполне понятно ее стремление. Вы выяснили еще что-нибудь относительно процедуры отбора, мисс Уилкинсон?

– Нет, – густо покраснев, ответила Джейн. – Кэт все правильно прочитала. О чем думала Изабелла, предоставив столь важное решение случаю?

– Зачем она вообще затеяла эту историю с домом? – воскликнул Рэндольф. – Безбрачие для женщины – это ненормально. – Одернув жилет, он посмотрел на герцога. – Женщина нуждается в том, чтобы мужчина наставлял ее и воспитывал, верно, ваша светлость?

Джейн издала звук, напоминающий рычание. Какое у нее было при этом лицо, Кэт сказать не могла, потому что гнев красной пеленой застил ее глаза.

– Уилкинсон, – произнес Маркус, – боюсь, что в одной комнате с вами находятся сразу две женщины, готовые порезать ваши кишки на подвязки.

Маркус мерил шагами кабинет. Хорошо, что Нейта и Алекса в замке не было. Он мог бы запросто свернуть шею любому, кто попытался бы с ним сейчас заговорить.

Взгляд Маркуса упал на тяжелую чернильницу на широком столе. Нет, чернильница не подойдет. Слишком много грязи. Может, воспользоваться рыцарскими доспехами, что сторожили глобус? Если пнуть ногой эту гору железа, загрохочет так, что мало не покажется.

И, услышав шум, старый Эммет помчится сюда, чтобы проверить, что случилось. Нет уж, как ни хочется выпустить пар, придется держать себя в руках. Но как же это нелегко! По дороге в эту чертову деревню Маркус думал, что задержится здесь на пару часов, не более, а застрять пришлось на несколько дней. И ради чего? Уилкинсон мог организовать жеребьевку ничуть не хуже, чем он, Маркус.

Маркус сделал еще один круг и остановился перед парадным портретом мужчины в старомодном одеянии. Гофрированный широкий воротник создавал видимость того, что голова мужчины лежит на блюде. Парчовый камзол, нелепо выпирающий гульфик панталон, вышитые чулки и туфли на каблуках с большими черными помпонами выглядели смешно.

Мужчина на портрете был молод: лет на пять или шесть моложе Маркуса, лицо его украшала короткая бородка и усы. Маркусу был хорошо знаком этот типаж: в Лондоне полно юных аристократов, уверенных в том, что все прочие люди живут для того, чтобы доставлять удовольствие им, избранным.

Похоже, художник писал портрет здесь, в этом самом кабинете. Портьеры и ковер были те же, но гораздо ярче, чем в жизни. Наверное, этот наглый тип приходится Маркусу предком.

Он подошел поближе, чтобы прочитать слова, выгравированные на маленькой бронзовой пластине, прикрепленной к раме. И вот что увидел:

«Маркус, третий герцог Харт.

Тот самый негодяй».

В лондонском доме не осталось ни одного портрета злосчастного герцога. От них избавились уже давно, словно рассчитывая таким образом стереть позорное пятно с родословной Хартов. Как бы не так! Маркусу забыть о предке не удалось бы хоть с портретами, хоть без них. Об этом позаботилась его добрая матушка.

Родители Нейта рассказывали, что его отец перед самой своей кончиной распорядился, чтобы сыну дали имя третьего герцога. Зачем? Непонятно. Над ним и так уже тяготело проклятие, передающееся вместе с титулом. Маркус давно решил, что отец его тут ни при чем. Скорее всего имя ему дала мать. Такое у нее своеобразное чувство юмора.

Маркус пристально вглядывался в черты мужчины на портрете. Странно, но с портрета смотрел на него не злодей и не развратник. Вероятно, художник решил польстить заказчику, чтобы тот не скупился, расплачиваясь за работу.

– Вернулся, наконец! А мы, устав ждать, поехали кататься без тебя! – на одном дыхании выпалил Нейт. – Все в порядке? – нахмурившись, спросил он.

Алекс молча смотрел на хозяина замка.

– Возникли непредвиденные осложнения, – сквозь зубы процедил Маркус.

Алекс подошел вплотную к портрету и принялся разглядывать его:

– Маркус, а ты знаешь, что этот тип на портрете – копия ты? – Если бы не волосы на лице и этот дикий наряд…

Черт! Теперь и Маркус заметил поразительное сходство.

Алекс прочитал надпись на бронзовой табличке и присвистнул.

– Так это и есть тот самый предок, в честь которого тебя назвали?

– Да. – Маркусу хотелось бежать из этого проклятого места без оглядки, но из-за Изабеллы Дорринг ему придется торчать тут еще несколько дней. Он подошел к буфету, налил себе большую порцию бренди и выпил. Бренди слегка обжег горло, но вскоре по телу разлилось приятное тепло.

– Кто-нибудь желает присоединиться? – спросил Маркус, подняв графин.

– Я не откажусь, – произнес Алекс и, напоследок окинув предка Маркуса оценивающим взглядом, повернулся к портрету спиной. – Не понимаю, как ты мог позволить этой истории с проклятием так портить себе жизнь!

Мисс Хаттинг тоже говорила нечто подобное. Она при этом смеялась, и ее рыжевато-золотистые волосы сверкали на солнце, зеленые глаза блестели, и кожа у нее такая гладкая и нежная, и светится, как тончайший фарфор…

Нет. Графин дрогнул в руке Маркуса и жалобно звякнул, ударившись о бокал Алекса. Ему не следовало так возбуждаться. Признаться честно, то необычайно радостное волнение, что испытывал Маркус, вспоминая о мисс Хаттинг, было чрезвычайно неуместно в данных обстоятельствах. Ему вообще не следовало бы ничего к ней испытывать. Эта женщина не имела желания выходить замуж.

А он не испытывал желания умирать.

– Полагаю, то, что проклятие существует, доказано историей моей семьи, – заявил Маркус, передавая Алексу бокал с бренди.

– Пять смертей ничего не доказывают. Печальный факт, однако, возможно, простое совпадение. Или, что тоже допустимо, случается то, во что веришь, потому что своим поведением создаешь предпосылки для того, чтобы случилось то, что, как тебе кажется, должно случиться. А ты так не думаешь, Нейт?

– Нет, – хмуро буркнул тот, принимая из рук Маркуса бокал с бренди. – За последние двести лет не было ни одного герцога Харта, который не умер бы скоропостижно до того, как жена родит наследника титула. О случайности говорить не приходится. При этом верить в проклятие необязательно. Помнишь, в Лондоне Маркус рассказывал о том, что его отец не верил в проклятие. Не верил, а все равно умер. – Нейт мрачно смотрел в бокал. – Моя мать потеряла отца и брата из-за этого проклятия. Она заставила меня дать обещание, что я буду опекать Маркуса, насколько это в моих силах.

– Нейт, ты мне не сиделка! – раздраженно напомнил Маркус. – И не опекун.

– Кто-то должен следить за тем, чтобы ты не затаскивал женщин в кусты!

– Мисс Ратбоун я никуда не тащил. Если на то пошло, это она затащила меня в кусты.

– Хватит вам пререкаться! Вы оба ведете себя как малые дети! – сказал Алекс. Маркус с трудом взял себя в руки. Прежде он не замечал за собой подобных всплесков эмоций.

«Черт, неужели это проклятие подает сигнал? Оно исподволь действует, подводя меня к роковой черте…»

– Мы росли вместе, – промолвил Нейт. – Я считаю Маркуса братом.

«Но братья не должны мешать друг другу жить своей жизнью, какой бы короткой она ни была».

– Понимаю, – кивнул Алекс. – В любом случае даже если предположить существование некого проклятия…

– Оно существует!

Алекс в недоумении покачал головой, но спорить с Нейтом не стал.

– Ты говорил, что снять проклятие можно, женившись по любви, – напомнил он Маркусу.

– Да, говорил, – ответил тот с нескрываемым сарказмом. Каковы шансы встретить на светском рауте девушку из общества, которую он мог бы полюбить всем сердцем? С большой вероятностью он встретит там единорога.

– Так вот, – продолжил Алекс, – найди… Право, это самый неудобный стул, на котором мне приходилось сидеть.

Маркус засмеялся. Степень комфорта замковой мебели – тема более приятная, чем дела сердечные.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Готов поспорить, что эти стулья выбирал мой тот самый недоброй памяти предок.

– Скорее его матушка, – заметил Нейт, сидевший на столь же неудобном предмете мебели. – Семейное предание называет эту женщину исчадием ада. Она всех держала в кулаке, а что касается убранства замка, то ее больше заботило производимое впечатление, чем удобство пользования.

– И ни одна из последующих герцогинь не сочла нужным сменить обстановку? – спросил Алекс и в изумлении обвел взглядом кабинет. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, здесь нет ни одного предмета интерьера моложе двухсот лет.

– Пожалуй, ты прав, – кивнул Маркус. Кабинет производил тягостное впечатление, но не настолько тягостное, как сразу по приезде Маркуса в замок. Пока он находился в деревне Эммет (или Данли?), целая армия горничных боролась с паутиной, пылью и прочими напастями. – С того времени, как Изабелла Дорринг прокляла третьего герцога Харта, ни один из нас тут постоянно не жил.

– А тот самый третий герцог? Он тоже не жил здесь после смерти Изабеллы Дорринг?

– Да. – Очевидно, муки совести были знакомы и ему. Никакие муки совести не могли бы вернуть Изабеллу Дорринг и ее так и неродившегося ребенка с того света, но Маркусу все же было легче от мысли, что сердце его согрешившего предка не было каменным.

– Это твоя главная резиденция, ведь так?

– Да, но герцоги и герцогини Харт всегда предпочитали жить в столице. – В столичной суете проще забыть о проклятии, хотя бы на время. Впрочем, герцогиням оно настроения не портило. Отнюдь. Они не могли дождаться, когда их мужья отдадут концы, чтобы в полную силу насладиться богатством и положением, полученным в результате столь удачного брака, не испытывая при этом неудобств, создаваемых присутствием супруга.

– Но не могли же они, все, как один, пустить дела в поместье на самотек? Порой необходимо наведываться сюда, чтобы держать руку на пульсе, – нахмурившись, произнес Алекс.

– Мы сюда приезжаем, – сказал Маркус. – И еще они всегда нанимали хороших управляющих.

– Даже самый лучший управляющий не заменит собственника, – заметил Алекс. – Меня удивляет подобная безответственность, – начал он и осекся. – Я не хотел тебя оскорбить. У тебя, безусловно, есть веские причины для того, чтобы…

С Алексом не поспоришь. Хороший хозяин не относится так ни к вверенной ему недвижимости, ни к земле, что ему принадлежит, ни к людям, которые на него на этой земле трудятся.

– Я на тебя не в обиде. При иных обстоятельствах я бы приезжал сюда чаще. Но так уж сложилось, что меня тут едва ли кто узнает даже с близкого расстояния. – Проклятие Изабеллы искорежило его, Маркуса, жизнь во многих смыслах, и вот очередное тому подтверждение. – Если знаешь, что умрешь раньше, чем появится на свет твой наследник, желание вкладывать силы и душу в родовое гнездо исчезает.

– Только если ты сам позволишь ему пропасть, – промолвил Алекс.

– Что? – Маркус даже растерялся от такой бесцеремонности.

– Он прав, Маркус.

«И ты, Брут», – подумал Маркус, укоризненно взглянув на Нейта. Тот в отличие от Алекса все же потрудился придать своей физиономии виноватое выражение.

– Тебя действительно тут никто не помнит, – продолжил Нейт. – Когда мы с Алексом проезжали по деревне, люди останавливали нас, чтобы спросить, кто из нас двоих герцог.

– Так что, я должен выставлять себя напоказ, как урод на ярмарке? – раздраженно воскликнул Маркус.

– Не выставлять себя напоказ, а бывать на людях, общаться с теми, чье благополучие в твоих руках.

Ба! Да как Нейт смеет его критиковать?!

– Как будто я не забочусь об их благополучии! – усмехнулся Маркус. – Вы видели их дома́. Скажите, они похожи на нищие лачуги?

– Нет, но…

– Может, тут развалился мост? Или дороги размыло?

– Нет.

– Значит, я честно исполняю свой долг и никому не даю повода для жалоб.

– Никто и не жалуется на тебя, Маркус, – сказал Алекс. – Просто людям любопытно было посмотреть на герцога Харта.

«Вот в том и суть. В праздном любопытстве. Каждому интересно взглянуть на проклятого герцога. Для них я что-то вроде экзотического зверя».

– Ни к чему им на меня глазеть, и я их видеть не желаю.

В глазах обоих его друзей читалось недоумение. Они его не понимали. Что ж, придется раскрыть им кое на что глаза.

– Вы оба могли наблюдать за тем, как ваши отцы управляли своими поместьями. Они учили вас, готовили к тому, что вам придется однажды заменить их. Точно так же, как вы будете учить своих сыновей.

Нейт заерзал на своей неудобной кушетке.

– Маркус, я знаю…

– Нет, ты не знаешь, Нейт. Никто из вас отдаленно не представляет, как я живу. – Даже с учетом того, что семейная история Маркуса была знакома им обоим, а Нейту вообще во всех подробностях, они не могли знать, что такое проживать каждый день под спудом проклятия. – Я никогда не видел своего отца. Я никогда не увижу своего сына – если у меня вообще будет сын.

Маркус уставился в камин, где вместе с горячим воздухом поднимался пепел. «Самое лучшее, что я могу сделать, это вообще никогда не жениться. Тогда проклятие умрет вместе со мной».

В двадцать лет Маркус был уверен в том, что никогда не женится. Даже еще год назад решимость оставаться холостяком была в нем крепка. Что с того, что титул вернется короне? Зато одним злом в мире будет меньше.

Но с того дня, как Маркусу исполнилось тридцать лет, с ним стали происходить странные события. Прежде он не чувствовал себя одиноким и несчастным. Умом понимал, что, женившись в надежде избавиться от мук одиночества, обречет себя на еще более жестокие муки. К тому же брак спасает от одиночества далеко не каждого. Семейная жизнь с женщиной вроде мисс Ратбоун изведет его раньше, чем проклятие Изабеллы Дорринг. Увы, сердце Маркуса и другой орган тоже доводам разума внимать не хотели.

«Может, мне последовать примеру Изабеллы и утопиться?»

Маркус был хорошим пловцом, но воды Лавс глубоки и холодны…

Нет, он, конечно, не вправе осуждать Изабеллу, но топиться Маркус не стал бы. Его мнение на сей счет совпадало с мнением мисс Хаттинг, которая назвала поступок своей дальней родственницы эгоистичным и безответственным. Да и трусливым.

– Как дела в деревне? – поинтересовался Нейт, посчитав, что пауза слишком затянулась. – Мы сможем завтра все вместе отправиться на озера?

– Нет, – ответил Маркус и потер переносицу, предчувствуя атаку мигрени. – Я должен известить жителей о вакансии, из-за чего задержусь на несколько дней. Вам придется ехать без меня.

Вот черт, опять он сделал что-то не так, потому что Нейт нахмурился и заявил:

– Тогда и мы остаемся. Несколько дней ничего не решают, верно, Алекс?

– Да. Озера никуда не денутся. К тому же задержавшись в этих краях, мы поможем Маркусу покончить с проклятием.

– И каким это образом вы собираетесь мне помочь? – произнес Маркус.

– Найдем тебе симпатичную деревенскую девушку, в которую ты непременно влюбишься.

Да поможет мне бог (или Изабелла Дорринг)!

Глава 6

25 апреля 1617 года. Вчера к герцогу приехали друзья. Я видела, как они вместе прогуливались по окрестностям деревни. Такие приятные молодые люди! Не зря говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Маркус, а следом за ним и его верные друзья Нейт и Алекс вышли из дома Уилкинсона с готовыми объявлениями, написанными скорее всего рукой не мистера Уилкинсона, а его сестры.

– Мисс Уилкинсон весьма привлекательная особа, – вскользь заметил Алекс. – Если все женское население Лавсбриджа ей под стать, то нам наверняка удастся найти ту, в которую ты влюбишься, Маркус.

– Я не прошу тебя брать на себя роль свахи, Алекс. И, кстати, мисс Уилкинсон – еще одна претендентка на роль хозяйки дома старой девы.

– Правда? – Алекс оглянулся на дом и рассмеялся, увидев, как всколыхнулась занавеска на окне рядом со столом мисс Уилкинсон. – Отчего-то мне не верится в серьезность ее планов провести остаток жизни в одиночестве. – Он поправил шляпу и добавил словно невзначай: – Наверное, я мог бы облегчить тебе работу, избавив основную претендентку от конкурентки.

– За три дня?

– Ты не веришь в мою способность очаровать леди за три дня?

– Я знаю, что ты не станешь этим заниматься. – Алекса можно было назвать беспечным, но играть чувствами влюбленных в него женщин он никогда бы не стал.

– Вопрос спорный. Место это носит очень уж говорящее название. Когда мы найдем подходящую партию тебе, я займусь поисками и своей половины.

– Ищи на здоровье, но только себе, а не мне. – Маркус понимал, что приятель шутит. Не прошло и месяца с тех пор, как невеста бросила его у самого алтаря.

– Я-то думал, ты поклялся никогда не жениться, – сказал Нейт.

Алекс пожал плечами:

– Если я смогу найти женщину, которая снимет проклятие с Маркуса, то, вероятно, мне удастся найти ту, что залечит раны моего разбитого сердца. А ты, Нейт? Может, мне следует и тебя иметь в виду, когда буду вести отбор? Тебе ведь тоже немного одиноко, верно?

– Я себя одиноким не чувствую!

Они подошли к началу тропинки, ведущей к церковному двору. Тропинка эта была слишком узкой, чтобы идти по ней шеренгой по трое, и потому Маркус немного приотстал, пропуская Нейта и Алекса вперед.

Едва он ступил на тенистую тропинку, как ощутил, что напряжение отпускает его. Шелест листвы, птичьи разговоры – от всего этого веяло покоем и умиротворением. Здесь было лучше, чем в шумном, полном металлического лязга и громких криков Лондоне. Маркус вдохнул полной грудью и почувствовал, что и воздух тут совсем другой – пронизанный ароматом сосен и земли, а не дыма и нечистот, как в городе.

Нейт и Алекс, похоже, тоже почувствовали особую ауру этого места. Они приглушили голоса, словно зашли не в перелесок, а в церковь. Было так, будто…

Неожиданно Маркус споткнулся о выступавший из земли корень, однако сумел удержаться на ногах. Хорошо, что Алекс и Нейт ничего не заметили, а то бы пришлось терпеть их насмешки еще очень долго. Неудивительно, что мисс Хаттинг споткнулась тут вчера, а он сумел ее поймать. Ведь могло случиться так, что они оба оказались бы на земле.

Маркус судорожно сглотнул.

Подумай о чем-нибудь другом, мысленно приказал он себе. Действительно, в том, чтобы лежать на жесткой земле, да еще с торчавшими корнями, нет ничего привлекательного. Лучше уж дождаться мягкой постели…

Нет! Да что с ним такое? Не будет никакой теплой постели для Кэт, для мисс Хаттинг, поспешил поправить себя Маркус. Он подцепил плоский камешек мыском ботинка и подбросил его. Тот упал в дюйме от ботинка Нейта и скатился в заросли.

Так приятно было держать ее в объятиях! Мисс Хаттинг идеально подходила ему по размеру – и рост в самый раз, и сложение: не слишком худая и не слишком полная. Само совершенство.

Никакое она не совершенство! Маркус сжал кулаки. Кто она ему? Никто. Пока даже не ясно, станет ли мисс Хаттинг хозяйкой дома старой девы. И даже если станет, между ними не может быть никаких отношений, кроме деловых, да и те будет поддерживать с ней управляющий поместьем, как это было и до нее.

Маркус ускорил шаг и догнал друзей в тот момент, когда те заходили на церковный двор.

– Дело пойдет быстрее, если ты отдашь часть объявлений нам, – предложил Алекс.

Верно, только Маркус не хотел рисковать. Как знать, навлечет ли он на себя гнев Изабеллы Дорринг, желая сэкономить свое время и нервы? В завещании четко указывалось, что объявления размещает сам герцог, значит, так тому и быть. Двадцать лет назад дядя настоял на том, чтобы объявления Маркус развешивал лично, хотя в то время ему было всего десять лет. Едва ли с тех пор правила изменились.

– Спасибо, но я бы не хотел вас утруждать. Объявлений не так уж много, и я легко справлюсь сам. Почему бы вам не подождать меня в «Купидоне» за кружкой эля? – Маркус вымучил улыбку. – Я скоро к вам присоединюсь.

– Принимается, – согласился Алекс. – Когда я отказывался пропустить кружку?

Нейтрализовать Нейта оказалось сложнее. Тот смотрел на Маркуса с тревогой и печалью, как на неизлечимо больного родственника. В определенном смысле Нейт и считал его таковым.

– Ты действительно не хочешь, чтобы тебе помогали? – поинтересовался Нейт. Как Маркуса возмущал этот тон! – В прошлый раз я находился с тобой.

– Да, но тогда мы оба были детьми, и ты был со мной лишь потому, что твой отец являлся моим опекуном. – На сей раз улыбку не пришлось вымучивать. – Если ты помнишь, мы тогда больше гонялись друг за другом по лужайкам, чем клеили объявления. Я бы и сегодня не прочь побегать на свежем воздухе, но, боюсь, местные жители меня не поймут.

– Хотел бы я насладиться этим незабываемым зрелищем, – усмехнулся Алекс, а Нейт, осадив друга суровым взглядом, вновь обратился к Маркусу:

– Я с радостью составлю тебе компанию.

– Спасибо, но я обойдусь без посторонней помощи, – ответил тот.

– Оставь парня в покое! – велел Алекс, похлопав Нейта по спине. – Пусть себе трудится. А мы тем временем подумаем, как свести твоего кузена с нужной девицей, чтобы раз и навсегда положить конец этой глупости. Я имею в виду так называемое проклятие, в которое вы оба отчего-то свято верите.

Черт! Не хватало еще, чтобы Алекс занимался налаживанием его, Маркуса, личной жизни! Но еще больше Маркусу не нравилось то, что мисс Хаттинг не выходила у него из головы.

– Не следует опускаться до сводничества! – брезгливо скривившись, заявил Нейт. – Подобные темы не для меня.

– Посмотрим, как ты заговоришь после двух пинт эля, – насмешливо возразил Алекс.

Разумеется, Алекс просто валял дурака. Он вообще любил подурачиться, и лучшее, что можно сделать в подобной ситуации, это подыграть ему. Тогда желание дразнить его, Маркуса, отпадет само собой.

– Я целиком полагаюсь на тебя, Нейт. Ты, я знаю, не позволишь Алексу свести меня с какой-нибудь старой сварливой каргой.

– Не волнуйся, Маркус. Дело, что начинается с выпивки, ею и закончится. Не задерживайся, а то нам придется волочить напившегося Алекса в замок на себе.

– Эй, вы! – обиженно воскликнул Алекс, – я умею пить лучше вас!

– Только не пытайся сейчас доказать это, – сказал Нейт. – Не хватало, чтобы местный фольклор пополнился еще и легендой о графе пьянице.

– О пьянице маркизе, если быть точным!

Маркус посмотрел вслед уходящим друзьям и, вздохнув, направился к дому викария. Перед тем как развешивать объявления вокруг церкви, надо поговорить с тем, кто в этой церкви служит. Если повезет, он не застанет в доме мисс Хаттинг.

Проходя через кладбище, Маркус задержался у надгробия Изабеллы Дорринг, которое по сути было лишь каменной плитой с гравировкой, поскольку никакого гроба под ним не было. Где на самом деле покоятся останки Изабеллы Дорринг и покоятся ли, остается тайной.

– Все дело в нем, в проклятии! Это из-за него я желаю мисс Хаттинг, – пробормотал Маркус, стиснув надгробие так, что побелели пальцы. – Но я не позволю этой женщине, как и Изабелле Дорринг, играть мной. Сделаю все, чтобы наши дорожки с мисс Хаттинг не пересекались. Всего-то осталось потерпеть пару дней.

Маркус поднял голову, и его сердце глухо ухнуло в пропасть. Мисс Хаттинг, выйдя из дома, закрывала за собой дверь.

Может, она меня не заметила? А если спрятаться за надгробие, которое вовсе не надгробие, и…

Нет, так поступил бы только трус. К тому же если мисс Хаттинг его заметила, то он просто выставит себя на посмешище. Да она не могла его не заметить! Остается надеяться на то, что мисс Хаттинг сделает вид, будто его не заметила, или, по крайней мере, не станет подходить к нему.

Напрасные надежды! Кэт целенаправленно двигалась в сторону Маркуса. На мгновение у него мелькнула мысль, что можно спастись бегством, но он подавил в себе малодушие и мужественно остался стоять, где стоял.

– Доброе утро, ваша светлость!

– Доброе утро, мисс Хаттинг!

Она скользнула взглядом по листовкам в его руке.

– Полагаю, это те самые объявления о вакансии?

«А что же еще?»

– Да, те самые. – Маркус бочком двинулся в сторону дома. – Я как раз собирался поговорить с вашим отцом о том, где их повесить. Так что прошу меня извинить…

– Папы нет дома, – ухмыляясь, заявила Кэт.

Лондонские леди никогда не ухмыляются. Они и улыбаются крайне редко, и даже когда улыбаются, то просто растягивают губы. Мисс Хаттинг без стеснения демонстрировала зубы и не боялась обзавестись морщинками в уголках глаз.

– Какая неприятность. – Придется церковь отложить на потом. – И когда вы ждете его обратно?

– Не слишком скоро. Но я могу вам помочь. Я точно знаю, где должно быть размещено объявление.

– Мне не хочется вас обременять. Вы ведь собрались куда-то по своим делам, верно? «Я не могу оставаться с ней наедине». Но ему отчаянно хотелось именно этого.

– Я должна встретиться с Джейн, и нашей третьей подругой Энн Давенпорт, и еще с несколькими дамами в гостинице «Купидон», чтобы обсудить подготовку к ярмарке. Впрочем, у меня много времени в запасе, и его вполне хватит, чтобы вам помочь. – Кэт состроила недовольную гримасу. – Я знала, что сейчас мама повесит на меня близнецов, вот и выскочила из дома пораньше. Мальчики нам бы очень мешали. Можете представить, как трудно принимать взвешенные решения, когда нельзя ни на минуту упускать из виду двух сорванцов, которым и пяти лет нет.

К несчастью, Маркусу было трудно представить себя на ее месте ввиду полного отсутствия опыта общения с детьми.

Кэт между тем уже шла к церкви. Заметив, что герцог Харт за ней не идет, она оглянулась и вопросительно посмотрела на него.

Решимость держать данное себе же слово стремительно таяла, но Маркус решил пустить в ход последний аргумент:

– Я не уверен, что мне следует принимать от вас помощь, мисс Хаттинг. Мисс Уилкинсон может это не понравиться.

– Не смешите меня. Джейн умнее, чем вы думаете.

Маркусу действительно хотелось как можно скорее избавиться от объявлений, и этому весьма способствовала бы помощь мисс Хаттинг. Маркус уже представлял, как они вместе крепят к стене листовку в каком-нибудь темном укромном уголке.

«Я ведь смогу держать себя в руках несколько минут: больше не потребуется, чтобы повесить объявление в церкви».

Маркус догнал Кэт.

– Простите за то, что тянул резину, – улыбнулся он.

– Я предполагала, что герцоги могут заниматься таким низменным делом, как растяжка резины, – рассмеялась она. Лондонские леди, кстати, никогда не смеются. Они хихикают.

– Тянуть резину, вообще-то, не в моих правилах, – весело, в тон ей, произнес Маркус, подумав, что вся его жизнь, в сущности, представляет собой нечто столь же бессмысленное, как и вышеупомянутый процесс. Но какой еще может быть жизнь человека, который не является хозяином собственной судьбы?

Маркус шел рядом. Кэт задавала темп. Еще вчера он заметил, что она может идти быстро и при этом не семенит. Очевидно, у нее длинные ноги. «Не смей думать о ее ногах!»

– Можно спросить, куда отправился ваш отец?

– Навестить лорда Давенпорта, – наморщив симпатичный носик, ответила Кэт.

Тоже мне, симпатичный нос! Самый обыкновенный нос – седло для очков, к тому же слишком короткий, чтобы называться красивым.

Но он как нельзя лучше подходил к ее лицу.

– Не представляю, как можно часами говорить о лошадях и охоте. Папа – младший брат графа Пенленда, и он буквально вырос в седле.

– Скучает, наверное, по лошадям и прогулкам верхом? – В ее внешности Маркусу нравилось абсолютно все. Пусть мисс Хаттинг не была красавицей в классическом понимании, для него она все равно красавица. Он смотрел на нее и радовался. Если бы все ограничивалось целомудренной радостью!

Скорее бы уже заселить дом старой девы и уехать из деревни! Это как раз тот случай, когда промедление смерти подобно.

– Немного. Но в отличие от многих младших сыновей, о которых мне доводилось слышать, моему отцу по-настоящему нравится работа викария. – Кэт повернулась к Маркусу всем корпусом и посмотрела ему в лицо. – Я не верю, что папа поехал к барону, чтобы полюбоваться его конюшнями. Наверное, мама послала его к барону для того, чтобы папа расспросил его о подходящих для меня женихах.

У Маркуса свело живот от… Неужели это ревность?

Какая нелепость! Он едва успел с ней познакомиться, к тому же она решила никогда не выходить замуж, и в довершение всего она приходилась родственницей той самой Изабелле Дорринг, виновнице всех его бед.

– Если граф Пенленд – ваш дядя, то почему ваши родители не отправили вас в Лондон для, так сказать, выхода в свет?

Кэт смерила его взглядом, полным презрения.

– Чтобы меня выставляли напоказ на этой вашей ярмарке невест, словно призовую свинью?

Маркус рассмеялся. Она была недалека от истины.

– Ну, насчет свиньи вы погорячились. Сравнение с породистой лошадью подошло бы больше.

– Не такая уж породистая. Как бы там ни было, мама мне ничего такого никогда не предлагала. Папа и граф не очень ладят. Папа называет его старым кичливым зазнайкой.

– Отчасти я с ним согласен. – Граф был гораздо старше Маркуса, но с сыном графа Маркус учился в школе. – Но виконт Эджедон еще хуже.

Кэт одобрительно улыбнулась, и у Маркуса едва не отрасли крылья.

– Так и есть, – кивнула она. – Когда граф с семьей приехал в Лавсбридж на свадьбу Тори, все у нас было ему не по нраву. Но самая противная в этой семейке дочь графа Джульетта. Они с Тори одногодки, и она замужем за виконтом…

– Апплтоном, – закончил за нее Маркус. – Крайне неприятный тип.

– Да, за ним. Он коротконогий и лысый. Мне ее откровенно жаль. Но ей, только представьте, жаль меня! На свадьбе она решила мне посочувствовать. Распиналась о том, как мне, наверное, обидно, провожать замуж младшую сестру, и уверяла, будто у меня еще не все потеряно, и, как знать, я еще могу приглянуться приличному жениху, хотя лучше будет, если приучу себя к мысли, что придется выйти за фермера.

Кэт шумно перевела дыхание. Заметно было, что держать свой гнев в узде ей удается с трудом.

– Вы не одна находите эту женщину одиозной, – сказал Маркус.

– Вы меня не удивили, – улыбнулась она. – К счастью, на свадьбу Рут никто из них не приехал, хотя на свадьбу Мэри мы их ждем, – со вздохом добавила Кэт и остановилась перед дверью в церковь. – Я еще могу потерпеть разглагольствования Джульетты на тему брака и семьи – она как приедет, так и уедет, но вот мама – другое дело. Она никак не хочет оставить попытки выдать меня замуж.

Маркус не понимал, почему мисс Хаттинг так решительно настроена против брака. У него самого причина не жениться была уважительная, но для всех прочих людей нет ничего более естественного и благоразумного, чем брачный союз.

– Уверен, ваша мама не желает вам ничего плохого. Она лишь хочет, чтобы вы были окружены заботой, – сказал Маркус, распахивая перед ней дверь церкви.

Кэт взглянула на него с неприязнью, прежде чем ступить в прохладную полутьму.

– Да, так оно и есть.

– Даже если вы не видите в браке иных плюсов, кроме перспективы поменять обстановку, вы могли бы выйти замуж уже ради того, чтобы жить в более комфортных условиях, чем те, в которых находитесь сейчас. У вас, по крайней мере, был бы собственный дом.

– Какую цену мне пришлось бы заплатить за улучшение жилищных условий? – выразительно хмыкнув – чего не позволила бы ни одна столичная леди – спросила Кэт и тут же сама ответила: – Мне пришлось бы взвалить на себя всю работу по обслуживанию мужа: готовить для него, убирать, стирать и чистить его одежду, вынашивать и рожать детей, растить их. На себя времени вообще не остается. Нет уж, спасибо, мне такого счастья не нужно, – заключила Кэт и указала на доску, покрытую многочисленными листовками. – Вот здесь у нас принято вывешивать объявления.

– Вы не хотите иметь детей? – Черт, зачем он ее об этом спросил? – Маркус воткнул кнопку в дерево. В отличие от Кэт он хотел детей. У него щемило сердце, когда ему попадалась на глаза няня с детьми. Глупое желание. Если только ему не повезет и первым ребенком не будет девочка, он никогда не увидит свое дитя, не говоря о том, чтобы услышать его смех или наблюдать за тем, как малыш делает первые шаги.

Маркус уже размышлял о том, не завести ли ему бастардов, если найдется женщина, готовая рожать внебрачных детей от Проклятого герцога, но отказался от данной затеи, посчитав, что не имеет права наказывать невинное дитя, лишая его или ее права носить его имя и пользоваться всеми привилегиями.

– Нет, – не слишком уверенно произнесла Кэт и пояснила: – С детьми слишком много хлопот.

– Вообще-то я этого не знаю и едва ли узнаю.

– Вам пора выбросить из головы дурные мысли. Вы – хозяин собственной жизни, а не глупое проклятие.

– Это, как вы выражаетесь, глупое проклятие распоряжается моей жизнью, хочу я того или нет.

Если бы Маркус мог снять проклятие со своего рода, перестав думать о нем и решив, что его не существует, все было бы проще. Тогда бы он мог жениться, завести семью и жить обычной жизнью, как прочие в его окружении. Но для него вступление в брак равносильно подписанию смертного приговора самому себе.

– Тогда вам придется просто поверить мне на слово. Как только у женщины появляются дети, времени на себя у нее не будет уже никогда. Я сужу по своей матери.

Они вышли из церкви на воздух, теплый весенний воздух, наполненный волнующими ароматами.

– Десять детей – действительно много, – заметил Маркус, щурясь от яркого солнца.

«Имеет ли мисс Хаттинг представление о том, каким образом были зачаты эти десять детей? Наверное. Она живет в деревне, наблюдала за животными…»

Впрочем, акты соития у животных и людей сильно отличаются. По крайней мере с точки зрения поэтов. Хотя личный опыт Маркуса свидетельствовал о том, что кроме физической разрядки совокупление не дает ничего.

Легкий ветерок играл прядью золотисто-рыжих волос Кэт. Она сердито подула на волосок, что норовил попасть в глаз.

– Да, десять – много, но вы ведь помните, что две мои сестры тоже замужем. Так вот, у каждой из них всего по два ребенка, но они могут часами говорить о том, как тяжело у них проходит прорезывание зубов, о детском плаче, о простудах и так до бесконечности. – Кэт шла по тропинке, ведущей к подножью холма и дальше к дороге. – Я хочу от жизни большего. Мечтаю совершить что-нибудь значительное.

– По мнению многих, нет ничего важнее, чем вырастить и воспитать достойную смену. Дети – наше будущее.

Будущее, которое ему не дано увидеть. Чертово проклятие насмерть приковало его к прошлому. Возникновение новой жизни обрывает жизнь отца. Как, черт побери, смеет мисс Хаттинг рассуждать о рождении и воспитании детей так пренебрежительно?

– Ваше будущее. Я понимаю, о чем вы.

– Понимаете? Слабо в это верится. О «глупом проклятии» мисс Хаттинг говорить не стала, и на том спасибо.

– Ваше имя и ваш титул продолжат жить после того, как вас не станет, – промолвила она, подняв голову. – А что остается после ухода женщины? Мы отдаем все: нашу жизнь, собственность, даже свое имя мужу. Наши тела превращаются в сосуды для вынашивания детей, не более. Детей, которые продолжат род мужа. А я так не хочу! Я мечтаю оставить после себе нечто такое, что будет носить мое имя.

Кэт дошла до того места, где тропинка уперлась в дорогу, и остановилась.

– Куда мы двинемся? – спросила она.

– Я иду к дому старой девы, – с упором на первое слово ответил Маркус. Никаких «мы» у него и мисс Хаттинг быть не может. – Мистер Уилкинсон дал мне ключи, чтобы я мог осмотреть дом, после того как прикреплю объявление на двери.

Если Маркус и рассчитывал осадить мисс Хаттинг или даже оскорбить ее чувства, его ждало разочарование. Она либо не поняла намек, либо сделала вид, будто не поняла.

– Как хорошо! Мисс Франклин никогда меня к себе не приглашала. Я очень хочу увидеть дом изнутри, тем более что, – Кэт обворожительно улыбнулась, – я очень рассчитываю там вскоре поселиться.

Нахальная девчонка! Надо бы отчитать ее за дерзость. И отправить восвояси. Но она не пыталась хитростью втереться к нему в доверие, да и в деревне правила хорошего тона отличаются от столичных. К тому же мисс Хаттинг ясно дала понять, что как мужчина он ее не интересует.

И, самое главное, ему совсем не хотелось с ней расставаться.

Маркус себя не узнавал. Он никогда не навязывал свое общество женщине, которая не испытывала к нему никаких чувств, но сейчас он был на волоске от того, чтобы забыть о том, о чем джентльмен забывать не имеет права ни при каких обстоятельствах. Впрочем, если у Маркуса помутится рассудок, мисс Хаттинг напомнит ему о том, что такое хорошо и что такое плохо, ударив по голове чем-нибудь тяжелым, что подвернется под руку. В этом он может на нее положиться.

Итак, Маркус уступил. Но уступил ее желанию или своему?

– Разве вам не страшно при мысли, что вы обрекаете себя на пожизненное одиночество? – спросил он, когда они переходили дорогу. Знает ли она, что такое муки одиночества?

Мисс Хаттинг рассмеялась:

– Когда я думаю о том, что рядом со мной никого не будет, мне хочется танцевать от радости. Ваша светлость, я так давно мечтаю об этом! Особенно если Мэри ночью толкает меня в спину своим острым локтем. Одиночество – это рай.

Нет, это не рай, а ад. Маркус пытался сбежать из этого ада, бросаясь в водоворот столичной жизни, но с прискорбием признал, что одиноким можно себя чувствовать и в гуще толпы.

Прикрепив объявление к двери, Маркус полез в карман за ключом.

– А как насчет любви, мисс Хаттинг?

– А при чем тут это?

– Ну как же? Я полагаю, все женщины мечтают о любви.

Маркус сунул ключ в замок и повернул его.

– Я люблю своих родителей, братьев и сестер. – И снова эта усмешка, которая, странное дело, удивительно ей шла. – Но я бы любила их еще сильнее, если бы жила здесь, через дорогу от них.

Как можно так легкомысленно относиться к жизни? Маркус толкнул дверь сильнее, чем требовалось, чтобы распахнуть ее.

Чтобы не выйти за рамки приличий, нужно молчать. Маркус пропустил Кэт вперед. Если бы не этот вызывающе дерзкий взгляд, Маркус сумел бы удержать язык за зубами.

– А как же любовь к мужу, мисс Хаттинг? Ласки его рук, губ… – Да что же с ним происходит! Раздражение и досада возникали вместе с нестерпимым желанием, переполнявшим и его сердце, и чресла. Надо немедленно успокоиться. – Я уверен, острый локоть мужа, упирающийся вам в спину, вас бы не смутил.

Зачем он это сказал?

Кэт уже собралась ответить ему, но что-то ее остановило. Нечто особенное в его голосе. Эти бархатные, чуть хрипловатые интонации…

Маркус закрыл дверь, перекрыв доступ яркому свету с улицы. Плечи его были едва ли не шире дверного проема.

Внезапно пришло к ней осознание того, что они с герцогом Хартом тут одни, отрезаны от всего мира…

Он пристально смотрел на нее, и во взгляде его было что-то такое, мужское…

Неожиданно, словно бабочка вспорхнула где-то внутри, внизу живота, будто очнулась от сна ее женская сущность. И стало трудно дышать. Тело вдруг охватил жар. И это было не смущение, не стыд, а какое-то странное ощущение, которое Кэт прежде не испытывала. Она не была так уж уверена в том, что хотела бы вновь испытать нечто подобное. Нет, она его не боялась. Если бы Кэт захотела покинуть этот дом, ей пришлось бы попросить у герцога, чтобы он ее выпустил. Но она знала, что он не станет удерживать ее против воли. Опасность ей не грозила. Со стороны герцога Харта точно.

– Я… – Кэт прочистила горло. – Я не собираюсь выходить замуж, ваша светлость. Не намерена отдавать себя в рабство мужчине, кем бы он ни являлся. – Это странное чувство в животе, наверное, от голода. Перед собранием надо будет попить чаю с чем-нибудь вкусненьким. Миссис Твиден, жена хозяина гостиницы, печет отменные кексы с тмином. – Вы об этом знаете. Потому я и нахожусь здесь, в доме старой девы. – С каждым произнесенным словом тон ее становился все более уверенным. – А вы что думаете?

– Ни к чему вам знать, что я думаю, мисс Хаттинг.

Глаза его светились каким-то мрачным, голодным блеском. Кэт отступила на шаг и задела низкий столик. Стоявший на нем подсвечник опрокинулся и покатился. Он упал бы на пол, если бы Кэт не изловчилась и не поймала его на лету.

– Женщина отдает себя мужчине в браке, это верно, – произнес Маркус. Глаза его затуманились. – Но верно и обратное. Мужчина точно так же отдает себя жене.

Теперь у нее в животе порхала целая дюжина бабочек, не менее. Кэт посмотрела на его рот. Губы у него были узкие и твердые, а не мясистые, как у мистера Баркера. Что она почувствовала бы, если бы он приник губами к ее губам?

Где твои мозги? Герцог никогда не поцелует дочь викария, какими бы жадными глазами он на нее не смотрел.

А что касается этой конкретной дочери викария, то ей от герцога ничего не нужно, кроме ключей от дома старой девы. Можно лишь представить, какой он деспот! Достаточно вспомнить, что выше его в табеле о рангах только король. Герцог Харт привык, чтобы все вокруг беспрекословно подчинялись его воле.

В общем, Кэт не станет перед ним пресмыкаться. И льстить ему тоже не будет. А если и почувствовала к нему нечто похожее на восхищение, то это случайно. Виной тому таинственный полумрак.

Кэт шагнула в гостиную и распахнула ставни. Герцог шел за ней следом.

– Вы считаете, что ваша матушка находится в рабстве у вашего отца?

Кэт собралась сказать «да», но что-то ее остановило. Разумеется, она не пожелала бы себе той жизни, что была у матери, но никто на свете не назвал бы ее рабыней. Характер у мамы властный. Порой даже чересчур. И часто отец шел у нее на поводу, а не наоборот.

– Нет, – покачала головой Кэт.

– А ваши сестры? Они ходят в рабынях у своих мужей?

– Нет. – Своих несчастных зятьев Кэт смело могла бы назвать типичными подкаблучниками. У герцога правая бровь взмыла вверх. Похоже, ему пришла в голову какая-то оригинальная мысль. – Так вы предпочитаете женщин? Поэтому вас не прельщает брак?

– Что? – Не может быть, чтобы он имел в виду… Нет, она неправильно поняла его. – Я действительно дружу в основном с женщинами. Близких друзей мужчин у меня нет. Хотя я не могу гарантировать, что Джейн будет испытывать ко мне дружеские чувства, если я здесь поселюсь.

– Это все объясняет, – кивнув, произнес герцог.

– То, что у меня есть подруги и нет друзей среди мужчин, не имеет никакого отношения к моему решению не выходить замуж, ваша светлость! – заявила Кэт и, подойдя к герцогу вплотную, ткнула его пальцем в грудь, и тут же, словно опомнившись, отдернула палец и сжала ладонь в кулак. – Вы – типичный мужчина. У вас в голове не укладывается, как может разумная особь женского пола отказаться впрягаться в ярмо. Вам кажется, будто она, эта особь, должна почитать за счастье возможность всю жизнь тянуть лямку. Вы верите, что мы все только и ждем, когда вы, мужчины, научите нас, неразумных и слабых, как надо жить. Мы…

Кэт поджала губы и сердито засопела, раздувая ноздри. Какой смысл бросать слова на ветер? Герцога Харта ей не изменить – мужчинам вообще свойственно упорствовать в своих заблуждениях.

И еще не нужно забывать о той, пусть и не вполне ей понятной роли, что будет играть герцог при отборе кандидаток на заселение в дом. Вряд ли он станет подтасовывать факты, но, даже если судьбу места должен решить случай, не следует настраивать герцога Харта против себя. Не стоит искушать провидение. Собравшись с духом, Кэт слабо улыбнулась.

– Но ведь все это к делу не относится, верно? – произнесла она как можно любезнее. – Так мы будем осматривать дом или нет?

Герцог Харт продолжал смотреть на Кэт каким-то странным, вызывающим беспокойство взглядом.

– Столько страсти, – пробормотал он и легко провел указательным пальцам по ее губам. – Сколько выдержки! А что будет, если вся эта страсть сорвется с короткого поводка?

Кэт бы ударила его по руке, но не успела – герцог убрал ладонь сам. Прикосновение было таким мимолетным, что Кэт почти поверила, что ей это почудилось. Но нет, если это прикосновение было плодом ее воображения, почему так странно ведут себя ее губы? Откуда взялось это покалывание? И почему ей так жарко там, внизу?

О боже!

Глава 7

30 апреля 1617 года. Я не стану слушать Розалин и Марию. Они говорят, что все джентльмены Лондона одним миром мазаны: могут заигрывать с деревенскими девушками, а женятся на столичных дамах. Они просто не знают герцога Харта. А я его знаю.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Маркус хотел поцеловать ее. Она стояла так близко, что он чувствовал тепло ее тела, исходящий от него свежий запах лимона и запах женщины: жаркий, мускусный, пряный. Лицо Кэт пылало, грудь вздымалась и опадала. Маркус слышал ее учащенное дыхание. Он знал, что и она его чувствует: влечение, что неподвластно разуму. Хотя, судя по тому смятению, что Маркус читал в ее взгляде, мисс Хаттинг не понимает, что с ней.

Как бы ему хотелось наглядно все ей показать. Взять ее за плечи и привлечь к себе. Нежно, бережно – приглашая, а не принуждая. Маркус понимал, что стоит ему надавить, даже чуть-чуть, и он ее вспугнет.

Ему хотелось ощутить вкус ее страсти.

Кэт высунула кончик языка, быстро облизнула губы, и, словно раскаленным копьем, Маркуса пронзило желание. Он хотел прикоснуться, нет, прижаться к ее губам…

Да что с ним, черт возьми, такое? Раньше его никогда не тянуло к строптивым старым девам. Все дело в проклятии… И еще в этом чертовом доме. Похоже, он кишит привидениями!

Какие бы нелепые объяснения своему состоянию он ни давал, других у него все равно не было. Я принимаю твой вызов, Изабелла Дорринг. Посмотрим, кто кого!

Маркус заставил себя сделать шаг назад, увеличив дистанцию между собой и искушением в образе мисс Хаттинг.

– Раз мы уже тут, – прохрипел он и деликатно покашлял, прочищая горло, – надо осмотреть дом. И еще я должен повесить объявление.

– Да, конечно. – Кэт отчего-то начала заикаться. Следуя его примеру, она тоже сделала шаг назад, а потом еще и второй, и третий. – Мне действительно хочется здесь все увидеть. А вы знали, что мисс Франклин не была в действительности мисс Франклин?

– Что, простите? – Проклятие, вероятно, оказывает влияние и на мисс Хаттинг, угнетая ее умственные способности.

– На самом деле мисс Франклин зовут, вернее, звали мисс Фрост. Пока мы вчера находились в конторе у Рэндольфа, папа рассказал маме правду о последней хозяйке этого дома. Теперь, надо полагать, это известно всем и каждому в Лавсбридже. – Мисс Хаттинг говорила как-то слишком быстро. Может, нервничала из-за того, что осталась с ним наедине? Маркус едва заметно улыбнулся. Он не мог позволить себе улыбнуться открыто, потому что, увидев улыбку на его лице, мисс Хаттинг примет ее за свидетельство мужского самодовольства и чего доброго заедет ему по физиономии. Маркус старался не смотреть на мисс Хаттинг и, чтобы не выдать себя, глядел по сторонам. Желтые обои на стенах. Пыльные балки под потолком. Ему помнились дубовые панели с замысловатой резьбой, окаймлявшие жерло камина. Пока его дядя задавал вопросы тогда еще совсем юной мисс Франклин (Маркус был уверен, что дядя обращался к ней именно так, а не иначе), Маркус рассматривал завитки деревянных узоров, и ему в них чудились какие-то лица. В зеркале над каминной полкой отражалась кушетка, обитая красным, уже тогда изрядно потертым бархатом, и кресло. И еще с тех далеких времен Маркус помнил уродливую картину с изображением охотничьей собаки со свисающей из пасти мертвой птицей. Наверное, мисс Франклин либо не хотела тут ничего менять, либо не имела на это средств.

– Странно, что уже немолодые люди решили сбежать тайком, среди ночи, – произнес он. – Зачем? Из страха, что их осудят за сожительство вне брака?

– Но их не за что осуждать. Папа обвенчал их в этой самой комнате. Выяснилось, что мисс Франклин, вернее, мисс Фрост… – Кэт слегка задыхалась. – Неважно! Теперь она герцогиня Бентон. На самом деле оказалось, что она знала мистера Уотлса, который еще и герцог Бентон, когда они оба были молоды.

– Вот как? – Маркус слышал, что старый герцог умер. В мир иной отошли и двое старших сыновей герцога. Значит, Уотлс – третий сын герцога, тот самый, чья жена не вылезала из скандалов до самой своей недавней кончины, тоже, впрочем, скандальной.

Факт, что Уотлс поторопился вступить в новый брак, не пробыв вдовцом и месяца, не мог не развязать языки сплетникам, так что его желание не афишировать свой теперешний статус вполне объяснимо.

– Ни за что бы не подумала, что мистер Уотлс – сын герцога, – покачав головой, промолвила Кэт. – Глядя на него, можно решить, что он одевается в лавке старьевщика.

Странно. Маркус не раз встречался с Уотлсом в Лондоне, и тот был одет вполне прилично. Вероятно, так он одевался в Лавсбридж для маскировки, не желая, чтобы в свете узнали о его любовных похождениях.

По правде сказать, Маркус сочувствовал бедняге: от такой жены, как у Уотлса, не захочешь, а побежишь на сторону. Пожалуй, покойница зарекомендовала себя даже хуже, чем герцогиня Харт, хотя в отличие от герцога Харт, вернее сказать, герцогов Харт, Уотлс, по слухам, любил женщину, на которой женился.

– И что его занесло в нашу деревню? И как он, сын герцога, согласился учить музыке олухов и лентяев вроде моего брата Уолтера? – улыбнулась Кэт. – Мисс Франклин… Да что же со мной такое? Никак не могу привыкнуть называть ее по-другому! Так вот, она ни разу даже не намекнула мне о том, что у них с учителем музыки роман, хотя мы виделись каждую среду.

Ничего удивительного. Не надо быть гением, чтобы оценить последствия столь откровенного признания. Мисс Хаттинг нашла бы с кем обсудить скандальную новость, это точно.

– Полагаю, они не хотели привлечь к себе внимание, потому и молчали.

Кэт брезгливо наморщила нос.

– И все же я не понимаю, как мисс Франклин могла отказаться от дарованной ей свободы и независимости ради… Ради чего?

– Наверное, ради титула? Или богатства? – насмешливо предположил Маркус. – Даже девушка, выросшая в деревенской глуши, не может быть настолько наивной, чтобы не сообразить, как сильно меняют жизнь к лучшему деньги и власть.

Кэт покачала головой.

– Нет. Вероятно, какая-нибудь совсем юная и глупая девица могла на это польститься, но мисс Франклин уже почти сорок лет.

– Очевидно, ей было одиноко. – Маркус знал, о чем говорил. – Возможно, она его любит.

«Любит? Вот уж курам на смех! В высшем свете, откуда Бентон родом, такого понятия, как любовь, не существует в принципе».

У Кэт глаза едва не вылезли из орбит.

– Вы считаете, что мисс Франклин любит мистера Уотлса? То есть герцога Бентона?

Кэт вынудила его защищаться в заведомо проигрышной позиции.

– Не думаете ли вы, что того, кто носит немодный костюм, уже и полюбить нельзя?

– Нет, я не это хотела сказать. Вы меня превратно поняли. Мисс Франклин училась играть на арфе.

Мисс Хаттинг, похоже, всерьез повредилась рассудком.

– И что с того? Разве неприлично играть на арфе?

– Мистер Уотлс был ее учителем, и он ее, наверное, соблазнил во время уроков. – Кэт наморщила лоб. – Хотя я при всем желании не могу представить его соблазнителем.

– Тогда, вероятно, мисс Франклин соблазнила бедного мистера Уотлса, – предположил Маркус. У Кэт округлились глаза. – Поверьте, я по собственному печальному опыту знаю, что женщины могут вести себя весьма агрессивно. – Не стоит, пожалуй, упоминать конкретных имен, но покушение на его честь, осуществленное мисс Ратбоун, он едва ли когда-нибудь забудет.

Кэт хотела что-то возразить, но вдруг густо покраснела и опустила голову.

Хотелось бы знать, о чем она думает…

А вот и нет. Нисколько ему это не интересно. Если мисс Хаттинг думает о том, о чем ему хочется, чтобы она думала, то ни к чему, кроме еще большей неловкости, это не приведет. Впрочем, последствия могут быть и более печальными.

– Да, вы, конечно, правы, – глядя себе под ноги, промолвила Кэт. – Хотя странно, почему папа ничего не сообщил даже маме. Он ей обо всем рассказывает.

Маркус не увидел в этом ничего странного.

– Я полагаю, Уилкинсон взял с него слово хранить произошедшее в тайне, чтобы слухи не дошли до мисс Уилкинсон. У меня сложилось впечатление, что он предпочел бы, чтобы новая старая дева вселилась в дом до того, как об имевшей место вакансии узнала его сестра.

– Да уж, – презрительно усмехнулась Кэт, – в этом весь Рэндольф.

– А вам не кажется, что ваш папа так же, как мистер Уилкинсон, рассчитывал скрыть от вас новость об освободившемся месте?

Кэт прикусила губу. Как бы ему хотелось…

Нет! Ничего бы ему такого не хотелось! Пора с ней прощаться: они и так слишком много времени провели наедине.

– Вряд ли, – наконец ответила Кэт. – Папа не догадывается о том, что я мечтаю разъехаться с ними. – Сарказм был ей к лицу. Впрочем, ей все было к лицу. – Он уверен, что уеду я лишь после того, как они с маман выдадут меня замуж.

Старая песня на новый лад!

– Мисс Хаттинг, как бы вам ни претило замужество, брак еще не проклятие. – Черт! Неужели он все же это сказал? – То есть ни для кого брак проклятием не является, за исключением меня. – Кэт нахмурилась и сделала вдох, готовясь, видимо, засыпать его неопровержимыми доказательствами своей правоты. Если она еще раз повторит, что Изабелла Дорринг к его жизни не имеет никакого отношения, он ее, пожалуй, задушит. – Может, пойдем дальше? – поспешно предложил Маркус.

Кэт заглянула на кухню и распахнула ставни. Маркус остановился у буфета.

– Эти тарелки, похоже, тут со времен Изабеллы, – произнес он.

– Наверное, у Изабеллы был целый большой сервиз – ее отец был состоятельным купцом, а одиноким женщинам много посуды ни к чему. – Кэт повернулась к Маркусу и спросила: – Сколько старых дев успели пожить в этом доме?

– Восемь. Нам повезло. Каждая из женщин жила тут подолгу, самое меньшее – четырнадцать лет, самое большее – сорок.

– Я надеюсь побить рекорд. Я не сбегу, как мисс Франклин, не волнуйтесь.

Нет, мисс Хаттинг не может знать – по-настоящему знать, – от чего отказывается, выбрав участь старой девы. Если бы она познала мужскую ласку, почувствовала бы прикосновение его губ к…

«Остановись, это тебя не касается!»

– Если этот дом достанется вам. Не забывайте, что мисс Уилкинсон тоже на него претендует.

Ему удалось испортить ей настроение. С недовольным видом мисс Хаттинг из кухни направилась в комнату, которая выглядела жилой: книги на полках, письменный стол со всеми необходимыми принадлежностями, включая чернильницу с чернилами, в одном углу и нарядная старинная арфа – в другом. Окна выходили в сад: запущенный, но живописный, а на одном из подоконников разлеглась трехцветная кошка: рыже-черно-белая.

– Привет, Поппи! – Кэт подошла к кошке и почесала у нее за ушами.

Поппи недовольно смотрела на Маркуса.

«Еще одна самка, которой не нужен сильный пол».

– Как она проникла в дом?

– Не знаю. Мисс Франклин считала, что где-то в стене есть дыра. – Кэт нахмурилась. – Она говорила мне, что мистер Уотлс помогал ей эту дыру отыскать, но теперь я уже сомневаюсь, что он занимался именно этим.

Лучше будет, если Маркус оставит эту реплику без ответа. Да и что тут скажешь? Факт, что бывшая хозяйка дома и Бентон венчались в спешке, однозначно указывал на то, что поиски Бентон вел в ином направлении. Неплохо было бы последовать его примеру, и…

Нет, разумеется, он не станет следовать примеру Бентона.

Маркус не умел лгать, в особенности самому себе.

– Если в стене имеется дыра, то ее нужно срочно заделать. Я распоряжусь, чтобы Эммет предпринял все необходимое для ремонта. Если отверстие в стене достаточно велико для Поппи, то ведь в дом может забраться какая угодно опасная тварь.

Теперь уже на Маркуса злобно уставилась не одна пара зеленых глаз, а сразу две.

– Пусть все останется как есть! Поппи должна иметь возможность заходить и уходить, когда сочтет нужным, – заявила Кэт. – Давайте пойдем наверх.

Поппи спрыгнула с подоконника и, высоко задрав хвост, выскочила из комнаты. Маркус и Кэт заметили лишь, как что-то рыже-черно-белое мелькнуло на верхней ступени. Кэт бросилась за Поппи.

Маркус задержался внизу. Им владело странное ощущение страха и волнующего предчувствия, ожидания чуда. А так ли он хочет увидеть место, откуда родом его проклятие?

Мисс Хаттинг уже нигде не было. Маркус слышал ее шаги наверху.

А ведь ему может и не представиться иного шанса увидеть дом. Как только очередной синий чулок поселится в доме, он навсегда отсюда уедет.

Жажда чуда или любопытство, теперь уже неважно, пересилили страх, и Маркус поднялся на лестничную площадку второго и последнего этажей дома. Перед ним было три двери, и Маркус открыл ту, в которую вошла Кэт.

– Вы все же решили подняться, – сказала она.

– Да. – Маркус чувствовал себя глупо. Чего он боялся? Комната эта была самой обычной спальней, только маленькой. Кровать заправлена, но все равно казалось, будто комнату покидали в спешке: на трюмо валялся забытый флакон духов, и несколько ящиков комода выдвинуты. – А что за следующей дверью?

– Давайте посмотрим.

Следующая комната была даже меньше предыдущей, служила когда-то кабинетом или гостиной, но теперь была превращена в кладовую. Один из ставней был сломан, а из кресла с рваной красной бархатной обивкой лез конский волос. Креслом, надо полагать, подоткнули отваливающийся ставень.

Высокий бронзовый подсвечник красовался на украшенном замысловатой резьбой громоздком буфете, набитом фарфоровыми фигурками, среди которых не было ни одной целой: у кого нос отбит, у кого руки не хватает. Сам буфет, к слову сказать, находился в превосходном состоянии. Маркус распахнул одну дверцу и увидел целую батарею выдвижных ящиков. Каждый был снабжен замком с личинкой для ключа. Он потянул один из ящиков, но тот оказался заперт.

– Как вы думаете, где могут быть ключи?

– Не знаю. Вероятно, они потерялись еще в прошлом веке.

– Не представляю, почему мисс Франклин ни разу не сообщила о потерянных ключах или сломанном ставне. Я бы выделил необходимые средства, для того чтобы все привести в порядок. – Кэт любовалась украшавшей один из выдвижных ящиков искусно вырезанной фигуркой кошки, которая так реалистично нежилась на «подоконнике».

– Похоже, мисс Франклин не хотела создавать вам лишних проблем. Вплоть до своего скоропалительного замужества она вела себя скромно и тихо.

– Я должен проследить, чтобы дом привели в порядок и снаружи, и изнутри, до того как он будет заселен, – произнес Маркус, стряхивая пыль с ладоней. – Решение осмотреть дом оказалась как нельзя кстати. Надеюсь, последняя комната будет в лучшем состоянии.

– Возможно, как раз наоборот, – промолвила Кэт, выходя на лестничную площадку. – Кто знает, когда в последний раз открывали эту дверь?

Разумеется, мысль, что предстоит увидеть свидетельства тлена и запустения, пропитанные вонью мышиных экскрементов, заставила Маркуса почувствовать тошноту и головокружение. Он с силой толкнул дверь.

– Какая прелесть! – с благоговейным восторгом воскликнула Кэт.

Комната была размером как две предыдущие, вместе взятые, и была в идеальном состоянии, словно Изабелла и поныне жила там, и лишь на пару минут покинула ее. Но, наверное, так ему почудилось из-за скудного освещения. Маркус шагнул к окну, чтобы распахнуть ставни.

– Смотрите, Изабелла!

На мгновение Маркусу показалось, будто он умер или сошел с ума. Оглянувшись, он увидел залитый светом парадный портрет девушки, одетой в платье по моде начала XVII века. Белая ткань платья была густо расшита синими и красными цветами на золотых причудливо закрученных стеблях. В круглом вырезе лифа лишь едва угадывались очертания груди. Но куда больше, чем грудь Изабеллы, внимание Маркуса привлекло ее лицо: лицо, обрамленное кружевным воротником и роскошными рыжими волосами. Высокий гладкий лоб, полуулыбка, зеленые глаза… Она была красивой и юной. И очень счастливой. Вероятно, портрет был написан до ее встречи с его недоброй памяти предком.

И еще Изабелла показалась ему такой странно знакомой… Маркус перевел взгляд с портрета на мисс Хаттинг:

– Вы на нее похожи.

– Правда? – Склонив голову, она изучала картину. – Нет, разве что волосы и глаза. – Кэт ошибалась. Сходство было поразительное, хотя, пожалуй, подбородок у мисс Хаттинг был потверже и выражение лица более решительное.

Маркус вновь посмотрел на портрет и нахмурился. Изабелла была хороша собой, это верно, но назвать ее редкой красавицей даже у него язык не повернулся бы. В Англии немало хорошеньких девушек, так что у третьего герцога Харта выбор был. Притом, что Маркус верил в проклятие, он не верил в привороты, любовное зелье, ведьм и прочую ерунду. Так какого же черта герцог обесчестил себя и навлек проклятие на весь свой род ради вот этой обычной девушки?

На данный вопрос ответ до сих пор не найден.

– Мне нравится комната. – Кэт утратила всякий интерес к картине. Теперь ее занимал интерьер. – Не понимаю, отчего мисс Франклин не сделала эту комнату своей спальней.

Наверное, мисс Франклин эта комната внушала то же странное гнетущее чувство, что Маркус испытывал, находясь тут. Стены были обшиты панелями из темного дуба, и лишь каркас из более светлого дерева слегка разбавлял общее мрачное впечатление. Впрочем, тоска Маркуса могла быть вызвана не столько цветом стен, сколько сознанием того, что здесь берут начало все его беды. Тут было украдено его будущее. На этой самой кровати. Кровать была сделана из того же темного дуба, что и панели на стенах, с резными столбами по углам и темно-красным балдахином. А посреди кровати на покрывале сидела Поппи и тщательно вылизывала у себя под хвостом.

Если я здесь поселюсь, думала Кэт, то сделаю эту комнату своей спальней. Она гораздо больше и приятнее, чем та, первая комната, и выходит окнами в сад. А может, кровать тут неудобная? И потому мисс Франклин ее не выбрала? Кэт присела на кровать, чтобы проверить, насколько удобен матрас, и Поппи с неприязнью посмотрела на нее.

Так, может, все дело в кошке? Поппи наложила лапу на эту комнату, а мисс Франклин постеснялась разобраться с кошкой по-свойски. С ней у Поппи этот номер не пройдет. Для кошки она устроит удобное место где-нибудь еще. И если матрас необходимо заменить, то герцог ей в этом не откажет, верно? Он ведь пообещал, что займется ремонтом.

Герцог вглядывался в портрет Изабеллы Дорринг и хмурился.

Когда сюда придут рабочие, Кэт попросит их перенести картину в другое место. Наверное, было бы негуманно сжечь его, хотя именно это Кэт больше всего и хотелось сделать, однако запереть картину в какую-нибудь темную кладовку она имеет полное право. Кэт не желала бы спать в комнате, где со стены на нее будет смотреть Изабелла Дорринг.

Кэт неохотно взглянула на картину. Да, надо признать, некое семейное сходство присутствовало.

– Мне она представляется слишком избалованной, – заявила Кэт.

Маркус поднял голову. Между бровями у него пролегла глубокая борозда.

– Что вы имеете в виду?

– Изабелла была единственным ребенком богатого торговца. Скорее всего она ни в чем не знала отказа. А когда захотела присвоить себе вашего предка, то и мысли не допускала, что он может ей не достаться. – Проклятие действительно слишком жестокая кара за грех, совершенный не тобой двести лет назад.

– Изабелла была юной девушкой, а третий герцог был не обделен ни богатством, ни властью. И вина за то, что случилось, лежит на нем. И вам меня не переубедить.

Какие же все-таки эти мужчины узколобые!

– К тому времени Изабелле исполнилось двадцать четыре. Мы с ней одногодки. Ее не назовешь юной, вы не находите?

– Ну да, двадцать четыре – это уже старуха, – усмехнулся Маркус.

Как же он злил ее своей тупостью!

– Я убеждена, что Изабелле было прекрасно известно, как именно завладеть вниманием герцога. Женщинам свойственно лукавство.

– Да, к несчастью, я об этом хорошо знаю. Мне показалось, вы испытали потрясение, когда я высказал предположение о том, что это мисс Франклин соблазнила учителя музыки, а не наоборот?

– Вы никогда не встречались с мисс Франклин, – заметила Кэт. Как бы там ни было, сейчас, вглядываясь в лицо Изабеллы Дорринг, она пришла к выводу о том, что ее дальняя родственница не являлась беспомощной жертвой. – И, упоминая о лукавстве, я имела в виду не совсем то, о чем говорили вы. Все далеко не так однозначно. И не так очевидно. По моим наблюдениям, в том, что касается романтических отношений, женщинам больше свойственно сохранять трезвую голову, чем мужчинам, как бы вы к этому ни относились.

– Неужели? А я не знал.

«Конечно, не знал. Он же мужчина».

– Вам надо развивать в себе наблюдательность. Присматривайтесь к окружающим и делайте выводы. Естественно, гораздо проще этим заниматься, оставаясь незаметным для окружающих, что в вашем случае практически недостижимо, но правила игры, как мне представляется, что у нас, что в Лондоне, все те же.

– Скажу вам больше, в столице женщины преследуют мужчин на редкость истово; куда настойчивее, чем в деревне. Слишком часто я чувствовал себя, будто лис, удирающий от своры гончих собак.

Как бы ужасно ни звучало это признание, но Кэт верила Маркусу. Принимая во внимание его титул и весьма и весьма выдающиеся внешние данные…

– Да, но я имела в виду более тонкую игру, ваша светлость. Женщина находит мужчину, который, по ее мнению, станет для нее хорошим мужем, и добивается того, чтобы он ее добивался. Я видела, как это делали мои сестры и многие другие девушки из нашей деревни. В общем, я наблюдала это столько раз, что и со счету сбилась.

– Неужели?

Маркус оперся ладонью о кроватный столбик. Как бы Кэт хотелось стереть с его физиономии эту снисходительную усмешку! Этот болван уверен, будто делает ей честь, «опекая» ее!

– Да. Как только девушка выбирает своего мужчину, она приступает к изучению его привычек. Она «совершенно случайно» встречается с ним где-нибудь на природе возле деревни. Улыбается ему. Если он улыбнется в ответ, она устроит так, чтобы «случайно» столкнуться с ним нос к носу после воскресной службы. Они обмениваются парой фраз, обсуждая проповедь. Потом она «случайно» отправится в магазин в тот момент, когда и ему понадобится пойти в том же направлении. На сей раз они поговорят о погоде. Еще до того как бедный молодой человек осознает, что́ с ним произошло, он уже в ловушке. И вот он навещает ее при каждом удобном случае. И в итоге ему ничего не остается, кроме как просить ее руки.

– Но тогда получается, что Изабелла не слишком хорошо разыграла свою партию, верно? Третий герцог на ней не женился, хотя и сделал ей ребенка.

– Это так. Вероятно, проблема в том, что Изабелла не могла даже представить, что кто-нибудь скажет ей «нет». Вот она и запрягла телегу перед лошадью, как говорится.

Солнце скрылось за тучей, и в комнате вдруг стало темно. И герцог Харт (или ей показалось?) придвинулся ближе. Кэт отступила на шаг.

– Вы описали тщательно спланированную операцию. А где же любовь? – Маркус говорил шепотом. Вкрадчивым и полным соблазна. – А где желание?

– Ж-желание?

С каких это пор она начала заикаться? Не хватало, чтобы он подумал, будто напугал ее!

Но, по правде говоря, Кэт действительно чувствовала себя не в своей тарелке. Теперь уже и в области сердца что-то трепетало, и голова кружилась. Может, она заболевает?

Чтобы не упасть, Кэт схватилась за тот же кроватный столбик, за который уже держался герцог Харт. Ладонь его была гораздо шире и сильнее, чем ее рука.

– Да, желание, – повторил он. – Физическая потребность ласкать и принимать ласки, так тесно слиться с другим человеком, что уже не знаешь, где заканчиваешься ты и где начинается он. Она, эта потребность, бывает весьма болезненной. Она может поглотить тебя целиком.

– Ах!

Кэт дышала с трудом, словно воздуха в комнате не осталось.

А потом Маркус свободной рукой погладил ее по щеке.

О боже!

Надо было ударить герцога по руке, но Кэт совсем не хотелось, чтобы он убирал ладонь. Она желала схватить его за запястье и прижать теснее к своей щеке.

– И тоска. Тоска одиночества. Стремление избавиться от него хотя бы на несколько мгновений. Это обман. Ловушка. Мы не можем вырваться из тисков одиночества, но, пусть совсем не надолго, мы можем притвориться, будто вырвались.

Нет. Герцог Харт ошибается. Кэт стремилась к одиночеству. Она открыла рот, чтобы сказать ему об этом, и увидела тоску и отчаяние в его глазах.

Кэт хотела помочь ему, утешить его. Она шагнула к нему.

– Мяу!

– Ой! – Кэт вздрогнула от неожиданности, а герцог отдернул ладонь от ее лица. Оба они одновременно отпустили столбик и уставились на Поппи. Та стояла на кровати, выгнув спину, и хмуро смотрела на них. Выдержав паузу, кошка грациозно спрыгнула с кровати и вышла из комнаты.

Из спальни Изабеллы Дорринг. В которой она, Кэт, находилась наедине с герцогом Хартом, и… А чем, собственно, они занимались? И что произошло? Ничего. У герцога был растерянный вид. Даже не растерянный – ошеломленный. Глядя на него, вполне можно было бы рассмеяться.

Но Кэт совсем не хотелось смеяться.

– Простите, мисс Хаттинг. Я был… То есть… – Герцог прочистил горло, одернул жилет и бросил злой взгляд на портрет Изабеллы Дорринг. – Я не хотел проявить к вам неуважение. И раз мы уже сделали все, что собирались… – добавил он и покосился на кровать. Кэт готова была поспорить, что при этом герцог покраснел. – Нам пора уходить. Мне надо еще развесить несколько объявлений.

– Конечно, – кивнула она и шагнула к двери. – Вы не станете возражать, ваша светлость, если я уберу портрет в кладовку, когда перееду сюда? При условии, конечно, что получу право стать новой хозяйкой дома старой девы.

– Уверен, это превосходная мысль, мисс Хаттинг.

Глава 8

5 мая 1617 года. Тетя Уинфред снова пишет, что со мной должна жить старшая компаньонка, но я вновь ответила ей, что не нуждаюсь в няньках. Папа с ранних лет приучал меня к независимости, как бы ни противилась этому моя тетя Уинфред. Трудно сосчитать, сколько раз она заламывала руки (по крайней мере в письмах) и твердила, что попустительство отца до добра не доведет. Мы с папой часто смеялись над ее причитаниями. Как же мне не хватает папы! Но я не потерплю, чтобы какая-то старая карга шпионила за мной в моем же доме! Мне двадцать четыре года, и у нас в Лавсбридже все меня знают и привыкли к моим странным привычкам. Не говоря уже о том, что компаньонка стала бы мне сильно мешать, особенно сейчас. Герцог Харт продолжает искать моего общества. Думаю, предложение руки и сердца не заставит себя ждать.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэт раздраженно смахнула прядь, что упорно лезла в глаза и мешала наблюдать за тем, как миссис Бейтс, хозяйка деревенской лавки, обхаживает герцога.

– О, ваша светлость, – жеманно кривляясь, говорила она, прижав руку к своей выдающейся груди. – Вы не представляете, как мы рады вас видеть!

Он ведь не станет задирать нос перед бедной миссис Бейтс? Герцог улыбался.

– Благодарю вас, миссис Бейтс. Вы очень добры, – любезно произнес он и, подняв зажатые в руке объявления, спросил: – Вы не подскажите, где их заметят быстрее всего?

Ни разу за все время, что они провели вместе, герцог Харт не вел себя с ней пренебрежительно. Наоборот, он был неизменно приветлив, даже дружелюбен, когда Кэт показывала ему дорогу к Рэндольфу. И когда они с Джейн чуть не вцепились друг другу в волосы, герцог не осадил их резко, как мог бы, а терпеливо выслушал обеих. Да и в доме старой девы…

Кэт прикусила губу. А что именно произошло в доме Изабеллы?

– У меня вон там висит доска объявлений, ваша светлость. Она не бросается в глаза сразу, но покупатели подходят к ней регулярно.

Что-то определенно произошло. Нечто, что находится в ведении темных сил. Что, не вмешайся вовремя Поппи, могло бы иметь необратимые последствия. Как хорошо, что кошка выбрала этот момент, чтобы соскочить с кровати.

Да, с кровати! Кэт не следовало заходить в спальню в обществе мужчины. О чем она думала?

Но все было вполне невинно до того самого момента, как герцог Харт заговорил о – щекам стало нестерпимо жарко – желании.

Кэт прижала ладонь к щеке.

Когда сестры ее с придыханием упоминали о широких плечах и поцелуях, Кэт считала, что они несут чушь. Ее передергивало от брезгливости при мысли, чтобы какой-нибудь дурно пахнущий тип стал бы облизывать ее губы.

И все же…

В полутемной спальне Изабеллы наедине с герцогом, который стоял совсем близко, Кэт вдруг начала понимать своих сестер. Он лишь прикоснулся к ее щеке, но это легкое прикосновение словно вернуло Кэт в тот момент, когда она, оступившись на неровной тропинке, оказалась в его сильных, крепких руках. И, надо признаться, ей не было ни страшно, ни неловко. Ей было хорошо! С герцогом Кэт чувствовала себя как за каменной стеной. Разве не для этого женщины выходят замуж? Чтобы обрести в жизни опору и защиту?

Глупости! Ни о чем подобном она не мечтает! Не нужна ей никакая опора и защита. Все, что ей необходимо, – стать хозяйкой этого дома. Чтобы ни от кого не зависеть, чтобы ей никто не мешал сочинять романы.

«Но герцог Харт выглядел таким одиноким в спальне Изабеллы Дорринг».

Похоже, с Кэт сыграло злую шутку ее богатое воображение. Как может чувствовать себя одиноким герцог Харт? У него слуг – целая армия, и друзей и знакомых не сосчитать. Он и сюда, в Лавсбридж, приехал не один, а с двумя друзьями. Герцог не нуждается ни в ее сочувствии, ни тем более в жалости.

Лично ей, Кэт, совсем не хочется, чтобы ее жалели!

Миссис Бейтс подвела герцога к доске объявлений, на которой висело поблекшее сообщение о праздновании Дня святого Георгия, который состоялся еще в апреле, и более недавнее, о собрании, посвященном подготовке к ярмарке, на которое Кэт должна попасть в самое ближайшее время.

Но что это? Сестры Уэндли, выглядывая из-за стенда с атласными лентами, глупо хихикали, наблюдая за герцогом. Кажется, пора спасать его. Бойкие девицы, угадав намерения Кэт, бросились к нему ей наперерез.

– Глядите-ка, – улыбаясь сестрам, произнесла миссис Бейтс, – это наши близнецы Уэндли. Никто не может различить их, даже родная мать. Боюсь, ваша светлость, и у вас ничего не получится. – Придется вам, девочки, представиться самим, – посмеиваясь, добавила она и, присев в реверансе, промолвила: – Прошу меня простить, но я вас покину. Надо следить за кассой.

– Спасибо за помощь, миссис Бейтс, – с вежливым поклоном сказал герцог Харт.

Девицы едва дождались, пока хозяйка отойдет, чтобы занять ее место – поближе к герцогу.

– Я – Абигейл, – представилась та, что справа.

– Я – Беатрис, – представилась та, что слева.

Две голубоглазые блондинки восемнадцати лет присели в реверансе. Кэт, несмотря на то что имела близнецов братьев, так и не научилась различать этих пустоголовых кукол. Впрочем, она никогда и не стремилась к этому.

– Приятно познакомиться, мисс Абигейл, мисс Беатрис.

Глупые гусыни чуть ли не застонали от восторга. И тоже одновременно. Герцог Харт едва заметно улыбнулся и перехватил взгляд Кэт.

Кэт усмехнулась. Молодец. Устоял. В отличие от большинства других мужчин, которых двойная красота сестер с ходу сбивала с ног.

– Мы так рады видеть вас у нас в Лавсбридже, ваша светлость! – воскликнула Абигейл.

– Надеемся, что вы здесь надолго, – хлопая ресницами, сказала Беатрис.

– Мы, конечно, понимаем: Лондон – чудесный город.

– Мы бы хотели как-нибудь поехать туда.

– Расскажите нам о нем, пожалуйста!

Герцог Харт подслеповато заморгал. Не мудрено ослепнуть от такой красоты, тем более что, судя по всему, раньше с явлением, подобном сестрам Уэндли, герцог не встречался. Однако оправился он от потрясения довольно быстро.

– На самом деле Лондон весьма грязный и шумный город.

– Жаль! – хором вздохнули сестры и обменялись печальными взглядами. Но очевидное отсутствие желания продолжать с ними беседу не стало для них непреодолимым препятствием.

– В Лондоне, говорят, столько всего интересного: балы, приемы, – произнесла Абигейл.

– И множество всяких магазинов, – добавила Беатрис.

– И элегантные экипажи.

– И прогулки в Гайд-парке в модные часы…

– Где можно на людей посмотреть и себя показать.

– Да, все это так, – кивнул герцог Харт. – Полагаю, в столице есть много чего занятного, но и ваша деревня имеет свое, особое очарование.

И в чем же оно состоит? Наверное, в Лондоне действительно хватает грязи и шума, но жизнь там интереснее, чем в Лавсбридже. В Лондоне расположены литературные салоны, театры, музеи…

Да какое Кэт до всего этого дело? У нее так же мало шансов попасть в столицу, как и у сестер Уэндли.

– Вы на самом деле находите Лавсбридж очаровательным? – спросила Абигейл.

Она что, глухая? Герцог ведь только что это сказал.

– Да, мисс. – После заминки он добавил: – Абигейл.

– Вы теперь планируете жить в замке? – чуть ли не приплясывая от радости, спросила Беатрис.

– Тогда вы должны посетить нашу ярмарку, – с придыханием промолвила Абигейл. – Там так весело! Всевозможные игры, угощения, танцы. В прошлом году была даже дрессированная обезьяна.

– Подобную возможность нельзя упускать, – вмешалась Кэт. – Я говорю о выступлении дрессированной обезьяны, ваша светлость. И еще на ярмарке будет шарманщик, хотя наверняка обещать не могу. Инициативная группа пока не приняла окончательного решения.

Герцог Харт выразительно посмотрел на нее.

– Правда? Вы меня искушаете, – сказал он и вновь обратился к блондинкам: – Но я еще не знаю, чем мне придется заниматься в это время.

– Мы очень надеемся, что вы останетесь у нас, ваша светлость!

– До ярмарки осталось несколько недель, ваша светлость!

– Вы хотите сказать, несколько месяцев, – уточнила Кэт.

Девицы злобно уставились на нее, но Кэт всегда любила точность во всем. К тому же она была абсолютно уверена в том, что герцогу деревенская ярмарка совсем не интересна. Как только решится вопрос с домом старой девы, он поспешит вернуться в Лондон.

– Я буду иметь в виду ваше приглашение, – сказал герцог Харт и, отвернувшись, стал крепить объявление к доске.

– Что вы делаете? – спросила Беатрис, силясь за широкой спиной герцога разглядеть листок.

– Вешаю объявление об открывшейся вакансии на проживание в доме старой девы. Исполняю свой долг, так сказать. Никто из вас на это место не претендует, конечно?

Сестры близнецы в ужасе переглянулись и замотали головами так, что едва не растеряли все шпильки. Можно подумать, им предложили ночные горшки выносить!

– Нет, нет, ваша светлость, – пробормотала Беатрис. – Мы хотим замуж. Все женщины хотят замуж.

Абигейл посмотрела на Кэт.

– То есть все молодые женщины, – уточнила она.

Герцогу хватило такта попытаться замаскировать свой смех кашлем.

– Да, понимаю. Извините, но нам с мисс Хаттинг пора в гостиницу «Купидон».

– Было так приятно с вами познакомиться, – улыбнулась Беатрис.

Кэт едва не стошнило от этой сцены. А тут еще Абигейл добавила масла в огонь своим беспримерным высокомерием:

– Вы были чрезвычайно любезны, мисс Хаттинг, показав его светлости дорогу. Несомненно, вы почувствуете себя ужасно счастливой, когда он больше не будет нуждаться в вашей помощи.

– Разумеется. А сейчас нам пора, – отчеканив каждое слово, сказала Кэт и, развернувшись на каблуках, направилась к двери. И в этот момент ей было почти безразлично, идет за ней герцог или нет.

– Приходите к нам снова, ваша светлость, – произнесла у нее за спиной миссис Бейтс. Значит, герцог идет следом.

– Вы намерены заставить меня вас догонять всю дорогу до гостиницы? – спросил он, когда Кэт начала переходить дорогу.

Она остановилась.

– Я не собиралась ни к чему вас принуждать. И вы могли бы без труда меня нагнать, если бы пожелали.

– Я боялся, что мне надают по ушам, если я это сделаю. – Маркус смотрел на Кэт сверху вниз и широко улыбался. – Что было бы крайне несправедливо. Все, что я хочу, это предложить вам взять меня под руку, чтобы я мог помочь старушке преодолеть опасный участок пути.

Кэт ничего не оставалось делать, кроме как рассмеяться.

– Эти девицы чрезвычайно молоды.

– Они одного возраста с моей сестрой Мэри, но ведут себя так, словно у них одни мозги на двоих, – усмехнулась Кэт и, посмотрев на него, добавила: – И они красивы. Обычно этого бывает достаточно.

– Достаточно для чего?

– Чтобы все местное мужское население порхало вокруг них, как мотыльки около пламени.

Ладно, она и сама уловила обиду в своем голосе. Нет, ей не хотелось мужского внимания. Просто противно смотреть, как разумные, в общем-то, мужчины, в присутствии этих девиц ведут себя как умалишенные.

– Понимаю.

– Да не переживайте вы. Я не откушу вам голову. – Кэт вымучила улыбку. – Простите мне мою раздражительность. Не знаю, что на меня нашло. До сестер Уэндли мне нет дела.

Ну вот, теперь она слышит злобу в собственном голосе. Что это с ней такое?

Маркус остановился, пришлось остановиться и Кэт.

– Что такое? – спросила она глядя снизу вверх в его карие глаза с длинными ресницами. Тепло и нежность его взгляда составляли впечатляющий контраст с резкими, угловатыми, по-мужски основательными чертами лица.

Откуда-то снизу по всему телу растекалось тепло, странное, необъяснимое томление…

Кэт собрала волю в кулак. Что она придумала? У него самые обычные глаза. Как у всех.

– В Лондоне много красивых женщин, мисс Хаттинг. Сестры Уэндли хорошенькие, это верно, однако в Лондоне они бы были только одними, двумя, из многих.

– Да, конечно. – Какая она глупая! Прямо курам на смех. Ясно, что в сравнении с лондонскими дамами самая красивая девушка в Лавсбридже покажется серой мышкой. – Простите. Не знаю, что на меня нашло.

– А я, по-моему, знаю, – с усмешкой сообщил герцог. – Вы ужасно раздражены. И я вас понимаю. Девушки эти совершенные пустышки, что не может не раздражать. Хорошо, что нам наконец удалось от них сбежать.

Кэт улыбалась, не в силах сдержать переполнявшей ее радости. А был ли повод радоваться? Искать ответ на этот вопрос она не стала.

– Я…

– Кого я вижу! Мисс Хаттинг собственной персоной. И кто этот мужчина рядом с ней? Ты не знаешь, Гарольд?

Кэт мысленно чертыхнулась. Голос миссис Баркер она узнала сразу. За спиной у мамаши маячил ее сын.

– Ваши друзья? – шепотом поинтересовался Маркус.

– Я бы не стала называть их друзьями, – сквозь зубы процедила Кэт.

Миссис Баркер шла к ним и тащила за руку упирающегося великовозрастного сына, что выглядело весьма нелепо. Гарольд смущенно смотрел в землю, в то время как его мамаша, с хитрым прищуром глядя на герцога, раздраженно бросила в сторону Кэт:

– Не стой столбом! Давно бы представила нас друг другу.

– С радостью, если вы дадите мне возможность, – не скрывая досады, ответила Кэт. Хорошо бы, чтоб миссис Баркер, которая уже и так сильно недолюбливала Кэт, ее возненавидела. Тогда, вероятно, она запретит своему сыночку близко подходить к ней. – Ваша светлость, позвольте представить вам миссис Баркер и ее сына. Мистер Баркер, миссис Баркер, это его светлость герцог Харт.

Герцог и мистер Баркер обменялись поклонами. Миссис Баркер уставилась на него, словно на уродца на ярмарке.

– Могла бы и догадаться, – произнесла она. – Вы – копия своего отца.

– Как скажете, мадам.

Герцог смотрел на миссис Баркер с нескрываемым отвращением, как на навозную муху. Кэт втайне ему позавидовала. Вот бы научиться делать такое лицо!

– Ой, да не дуйтесь вы так, – промолвила миссис Баркер, и глаза ее подернулись дымкой, а на губах заиграла ностальгическая улыбка. – Ваш отец был душкой. Мы все были от него в восторге.

Мистер Баркер, в отличие от его мамаши, взгляд герцога интерпретировал правильно.

– Рады знакомству, ваша светлость, – сказал он и, поклонившись еще раз, оттащил мамашу подальше от герцога. – Пойдем, мама. У нас свои дела, а у его светлости и мисс Хаттинг свои. Ты собиралась за покупками.

Миссис Баркер уперлась пятками в землю.

– Отчасти нас тянуло к нему из-за проклятия, разумеется. Ваш отец казался нам таким таинственным. Таким опасным. – Она захихикала, если, конечно, странные звуки, что издавала эта дама, можно назвать смехом. – Мы все хотели познакомиться с ним поближе, даже если это будет знакомство на одну ночь.

– Мама! – умоляюще воскликнул мистер Баркер, сделавшись красным как рак.

У Кэт глаза полезли на лоб. Она не представляла, как сварливая жирная уродина миссис Баркер могла пускать слюни, мечтая переспать с самим герцогом Хартом. Такое у Кэт просто не укладывалось в голове. Украдкой она взглянула на Маркуса и испугалась за него. Он был похож на перетянутую струну, вот-вот готовую лопнуть.

– Что ты краснеешь, словно девица, Гарольд! Пора уже становиться мужчиной. Да, я тоже когда-то была молодой. Ты что, до сих пор думаешь, что я тебя в капусте нашла?

Если бы Кэт так не боялась за герцога, то оценила бы комизм ситуации. И правда, у мистера Баркера был ужасно смешной и нелепый вид.

– Мама, ты ведь не хочешь сказать, что изменяла папе!

Боже правый, Кэт впервые видела, чтобы миссис Баркер краснела от стыда!

– Значит, я… – Мистер Баркер судорожно сглотнул. – Я мог бы…

– Ничего ты не мог бы, дуралей! Герцог умер за три года до твоего рождения, – успокоила сына миссис Баркер и, досадливо покачав головой, добавила: – Ты – сын мистера Баркера, тут ничего не попишешь.

Первой реакцией ныне здравствующего мистера Баркера был вздох облегчения, но уже через мгновение он нахмурился. Вроде мать не сказала ничего явно обидного в его адрес, однако почувствовал себя оскорбленным.

– Мадам, – решив, что пора ставить точку в этой беседе, произнес герцог, но миссис Баркер только вошла во вкус.

– Хотя от матери у вас тоже кое-что есть, – невозмутимо продолжила она.

Герцог Харт словно окаменел.

Где-то неподалеку дятел простукивал дерево, из открытых дверей кузни доносился размеренный стук молота о наковальню. Ярдах в пятидесяти от них заржала лошадь.

– Вы знали мою матушку? – с трудом выдавил Маркус.

– Естественно. Мы не были с мисс Кларой О’Рейли близкими подругами, как вы понимаете. Она приходилась бедной родственницей миссис Уотсон, нашей прежней деревенской портнихе. Мисс Клара прибыла в Лавсбридж из Ирландии, и герцог увидел ее на второй или третий день после приезда. – Миссис Баркер презрительно шмыгнула носом.

«Пора его отсюда уводить, от греха подальше», – решила Кэт и с опаской посмотрела на герцога Харта. Тот уставился на миссис Баркер стеклянным взглядом. Лицо его было как маска.

«Если он не хочет слушать эту женщину, то сам ей об этом скажет. Он же герцог и не обязан терпеть рядом с собой дураков».

– Клара была красивая, и отец ваш, само собой, захотел ее, но Клара была ужасно богобоязненной. Ирландка, что с нее взять. Он не мог получить то, что желал, пока не женится. – Миссис Баркер снова шмыгнула носом. – Уж как он старался! Неделями ее обхаживал. Казалось, вот-вот девчонка не выдержит и сдастся, а она все держалась. – Миссис Баркер пожала плечами. – Герцогу ничего не оставалось, кроме как повести ее под венец.

– Понимаю, – с каменным лицом сказал Маркус.

– Клара его любила. Это было всем ясно. И она не верила в проклятие: ведь Клара была девушкой деревенской, глупых книжек не читала. В общем, когда герцог умер, это стало для нее ударом, да еще каким. Но вы и сами об этом знаете. – Миссис Баркер улыбнулась. – И как поживает ваша дорогая матушка?

У Маркуса дернулась щека и широко раздулись ноздри.

– Не имею чести знать. Мне пора, мадам. – И Маркус быстро зашагал прочь через лужайку.

– Грубо он со мной обошелся, – заявила миссис Баркер, расправляя могучие плечи.

Кэт уже открыла рот, собираясь высказать мисс Баркер все, что думает об ее манерах, но мистер Баркер опередил ее:

– На самом деле грубо вела себя ты, мама. Герцог Харт на удивление долго терпел.

– Гарольд!

Сын, не обращая внимания на мамашу, вежливо кивнул Кэт.

– Прошу вас передать герцогу Харту мои извинения, мисс Хаттинг, – промолвил он и, хмуро взглянув на мать, добавил: – Я думаю, тебе лучше прийти за покупками в другой раз.

– Гарольд! Как ты смеешь так разговаривать с матерью! – кричала миссис Баркер, брызжа слюной, пока сын тащил ее прочь от лавки.

Кэт пришлось бежать, чтобы догнать герцога, но ей бы это не удалось, если бы он не остановился на дальнем краю лужайки и не подождал ее там. Кэт осторожно прикоснулась к его руке.

– Вы действительно ничего не знаете о матери? – спросила она, прекрасно понимая, что не должна задавать подобных вопросов. Слова сами сорвались у нее с губ. Да, порой ей хотелось уединиться, но Кэт не представляла, как смогла бы жить, не общаясь с родными.

Вначале Кэт подумала, что герцог не будет ей отвечать. Он смотрел в сторону, на гостиницу через дорогу. Она решила не торопить его.

– Нет, – наконец произнес Маркус. – Я говорил вам, что моя мать бросила меня, когда я был младенцем.

Ах, как же хотелось Кэт утешить его, приласкать! Но вместо того чтобы обнять герцога, она сжала кулаки.

– Понимаю, – кивнула она. Кэт знала, что герцог не нуждался в сочувствии с ее стороны, но не посочувствовать ему все равно не могла. – Мне очень жаль.

Маркус взглянул на нее и неожиданно улыбнулся.

– Не надо меня жалеть. Все это уже неважно, – сказал он.

Неправда, каждый ребенок нуждается в материнской любви. Пусть Кэт и не хотела иметь своих детей, она догадывалась, что значит мать для ребенка. Мать постоянно присутствовала в ее жизни, и даже если настойчивое желание матери выдать замуж свою непутевую дочь тяготило Кэт, она чувствовала, что мать всем сердцем желает ей добра. Мать была искренне уверена в том, что женщина не может быть счастливой без мужа и детей.

– Я должен повесить последнее объявление, – указав в сторону гостиницы, сказал Маркус. – Друзья меня заждались. Того и гляди, отправятся меня искать. Впрочем, – добавил он с озорной ухмылкой, – скорее всего они напились, и мне придется тащить их в замок на себе. Ну что, пойдемте? – Герцог галантно предложил взять его под руку, и Кэт не стала отказываться, довольная уже тем, что к нему вернулось прежнее доброе расположение духа.

«Что за несносная особа эта миссис Баркер!»

Сколько Маркус ни повторял себе, что ни миссис Баркер, ни ее омерзительный сынок не стоят того, чтобы о них думать, однако продолжал злиться, когда следом за мисс Хаттинг вошел в гостиницу.

Неудивительно, что мисс Хаттинг решила не выходить замуж, если ничего лучшего, чем мистер Баркер, Лавсбридж не может ей предложить.

– Куда вы мне посоветуете повесить объявление?

– Пусть вам подскажет миссис Твиден, жена владельца гостиницы.

«И как у нее только язык повернулся сказать, что моя мать любила моего отца…»

Нет, сейчас об этом размышлять нельзя.

– Я должен просить у нее разрешение, прежде чем портить булавками обои принадлежащего ее мужу заведения? Я правильно вас понял?

– Да, правильно, – со смехом ответила Кэт.

Гостиница была старше самого замка, но выглядела вполне прилично. И мебель, пусть и слегка потертая, явно была приобретена при его, Маркуса, жизни, никак не раньше. С какой бы радостью он развел огромный костер из всего того, что составляло обстановку замка, включая изуверски неудобные кушетки и наводящие тоску картины! Устроил бы танцы вокруг этого костра, пригласив поучаствовать всех жителей деревни – от мала до велика. И сам бы пустился в пляс первым.

– А вот и она, – произнесла Кэт. – Доброе утро, миссис Твиден! Я привела с собой герцога Харта.

Из смежной комнаты к ним навстречу вышла дородная женщина с каштановыми с проседью волосами. В руках она держала необъятный поднос с чайником, чашками и огромным блюдом с разнообразными печеными изделиями. Сложением и возрастом она не сильно отличалась от миссис Баркер, но улыбалась так, что не улыбнуться в ответ было просто нельзя.

Поставив тяжелый поднос на стол, миссис Твиден присела в реверансе:

– Добро пожаловать, ваша светлость. Ваши друзья уже давно здесь, в баре. Знаете, весть о вашем приезде облетела деревню со скоростью урагана.

Миссис Твиден смотрела на герцога с какой-то странной пристальностью.

Только не это! Неужели и она тоже спала с моим отцом?

Теперь он будет задавать себе этот вопрос всякий раз, как встретит даму определенного возраста.

– Надеюсь, я не слишком вас всех разочаровал, – с вежливым поклоном промолвил Маркус.

– Вовсе нет, – ответила миссис Твиден, и ее в глазах блеснуло озорство. – Вы унаследовали исключительную отцовскую стать и миловидность матери.

«Вот проклятие!»

Он как-то не подумал о том, что на каждом шагу будет встречать местных жителей, знавших его родителей.

– Ах, простите. Вижу, что мне не следовало это говорить. Еще раз прошу меня извинить, ваша светлость.

Миссис Твиден смотрела на него так, словно ей хотелось по-родственному, крепко обнять его. Маркус мысленно подготовил себя к неизбежному испытанию, однако миссис Твиден передумала. Вместо того чтобы прижать его к своей груди, она, нахмурившись, покачала головой:

– Темная эта история с Изабеллой Дорринг. Не хочется говорить о мертвых плохо, но ведь в том, что с ней произошло, есть отчасти и ее вина.

– Я то же самое говорила его светлости, миссис Твиден. Даже если всю вину возложить на того герцога, этот герцог совершенно ни при чем! – Кэт в своем благородном порыве даже попыталась погладить его по плечу.

Маркус слегка отстранился, чтобы избежать контакта. Ему не хотелось унижать девушку или показаться ей снобом, но, право, он не мог допустить подобной фамильярности. Поощряя это, он даст ей надежду на будущее, а у их отношений будущего нет. Увы, нет.

– Да, но это к делу не относится, верно? – бодрым тоном произнес Маркус и, показав миссис Твиден последнее объявление, спросил, куда его прикрепить.

– Дайте-ка вспомнить, – промолвила она. – Когда мисс Франклин заселялась в дом, мы повесили его в красной комнате. Думаю, и сейчас можно поступить так же. Хотя на сей раз у нас не одна претендентка, а сразу несколько, – добавила миссис Твиден со смешком.

Итак, осталось повесить последнюю листовку, и все. Через трое суток будет отобрана новая хозяйка дома, и прощай Лавсбридж! Не увижу тебя еще лет двадцать. Нет, я не увижу тебя никогда. Потому что к тому времени, как дом будет свободен вновь, его, Маркуса, уже много лет как не будет в живых.

– Пойдемте, ваша светлость! – пригласила мисс Хаттинг. – Сюда, за мной.

Маркус отправился следом. Они прошли через одну комнату, потом через вторую. Гул женских голосов становился все громче, отчетливее, и, когда они наконец оказались в той самой «красной» комнате, их встретила звенящая тишина. Шесть пар женских глаз и одна пара младенческих уставились на Маркуса.

Кэт представила герцога дамам.

– Вы уже знакомы с Джейн, то есть с мисс Уилкинсон, а это сестры Болтвуд, – произнесла Кэт, указав на двух сидящих рядом седовласых дам. Леди с одинаковыми улыбками и одинаковыми бледно-голубыми глазами навыкате беззастенчиво разглядывали Маркуса. – Знакомьтесь, миссис Летем и миссис Симмонс. – Стоило герцогу перевести взгляд на молодых женщин, одна из которых держала на коленях младенца, как сестры Болтвуд начали громко перешептываться и хихикать, поглядывая на Маркуса, при этом прикрывая рукой рот. Последней Кэт представила некую мисс Давенпорт, которая на вид была примерно одних лет с мисс Уилкинсон и мисс Хаттинг.

Маркус посмотрел на младенца, и тот одарил его широкой беззубой улыбкой. Сердце у герцога болезненно сжалось. Да, надо бежать из Лавсбриджа чем скорее, тем лучше.

– Леди, – обратилась к дамам Кэт, – герцог Харт здесь для того, чтобы разместить объявление об открывшейся вакансии хозяйки дома старой девы.

Маркус поклонился дамам:

– Рад знакомству.

– Нет, нет, ваша светлость, это мы необычайно рады знакомству с вами, – кокетливо двигая бровями, заявила одна из мисс Болтвуд.

– Веди себя прилично, Корделия, – осадила ее сестра, шутливо шлепнув по спине. – Что о тебе подумает его светлость?

Его светлость улыбался, надеясь, что его не принудят сказать, что именно он думает обо всем этом.

– Вот доска объявлений, – произнесла Кэт, как ему показалось, раздраженно.

– Спасибо. – Лицо у нее было недовольное. – Я пришпилю этот листок и сразу уйду. Не буду вам мешать.

Маркус занялся объявлением, мечтая поскорее присоединиться к Нейту и Алексу. С каким удовольствием он выпьет вполне заслуженную кружку эля…

– Меня нисколько не удивляет то, что мисс Франклин и мистер Уотлс, то есть герцог Бентон, поладили, – услышал Маркус. Голос принадлежал одной из сестер Болтвуд. – Я давно заметила, что между ними что-то есть. От них так и веяло жаром. Приходилось веером отмахиваться, чтобы не угореть.

– А какие взгляды они посылали друг другу, думая, что на них никто не смотрит, – вторила ей сестрица. – Наблюдать за ними было занятно.

Обе дамочки дружно захихикали.

– Я ничего не замечала, – сказала Кэт.

– Тебе, милочка, не дано такое замечать.

Чем скорее он отсюда уберется, тем лучше для всех!

– Но они вели себя в рамках приличий. Не вили гнезда под придорожными кустами, как некоторые.

«Боже правый, неужели они знают про него и мисс Ратбоун?»

Маркус допустил ошибку, решив украдкой взглянуть на сестер. Они обе смотрели на него в упор, и обе в унисон двигали бровями.

«Проклятие! Они знают».

Он должен уйти. Немедленно.

– Спасибо вам, мисс Хаттинг, за помощь. А теперь, прошу меня извинить, я…

– Одну минутку, ваша светлость! – воскликнула мисс Давенпорт. – Я не могу прочитать объявление со своего места. Вы не расскажите нам вкратце, в чем его суть?

– Да уж, расскажите, – со смехом сказала миссис Летем. – Может, Корделия или Гертруда захотят подать заявку.

– О, нет, – промолвила мисс Корделия и, к ужасу Маркуса, скромно потупившись, «кокетливо» заморгала. – Мы все еще ищем свои половинки. – После этих слов она окинула Маркуса оценивающим взглядом с головы до пят, намеренно задержавшись в районе, скажем так, бедер.

«Господи, только бы не покраснеть!»

Маркус чувствовал, как кровь приливает к лицу. А чего он ждал от Всемогущего? Проклятый герцог – не Его забота.

Гертруда поддела сестру локтем в бок.

– Ну вот, ты смутила бедного мальчика, Корделия.

– Ни одной из вас дом не нужен, – хмуро посмотрев на престарелых сестре, заявила мисс Давенпорт, – а я хочу там поселиться. – Она покосилась на Маркуса и добавила: – Очень хочу.

Мисс Хаттинг в шумом втянула воздух.

– Энн! Твой отец барон. Тебе что, жить негде? Тебе дом без надобности.

– Мне он нужен, и еще как нужен, – с недобрым прищуром ответила мисс Давенпорт. Судя по всему, она настроена была так же решительно, как и мисс Хаттинг, и мисс Уилкинсон.

«Вот попал так попал».

Глава 9

10 мая 1617. Сегодня я встретила герцогиню в роще возле деревни. Очень вежливо я пожелала ей доброго утра, а она прошла мимо, даже не взглянув на меня. Вот ведьма! Ничего, пусть дождется, пока я выйду замуж за ее сына, а там посмотрим, как она запоет.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Герцог ушел, как только ответил на вопросы Энн. Разумеется, ни для кого не могло остаться тайной то, что на место претендуют еще и Кэт, и Джейн.

– Не понимаю, почему вы, девочки, не хотите замуж, – произнесла Гертруда, глядя вслед уходящему герцогу. – Мужчины могут быть весьма занятными. – Кэт готова была поклясться, что видела, как герцог при этих словах прибавил шаг, юркнул за дверь и был таков.

– Вы-то сами замуж не вышли, – упрямо, что совсем на нее не похоже, – стояла на своем Энн.

И с чего это вдруг Энн захотелось поселиться в доме? Прежде она не высказывала желания остаться старой девой. Справедливости ради, надо заметить, что Энн никогда и не изъявляла желания выйти замуж. Если уж начистоту, она с большой неохотой посещала светские рауты, на которые ее приглашали. Но Энн была дочерью барона, и удачно выйти замуж ей сам бог велел! Уж Энн точно не придется всю жизнь проторчать в Лавсбридже, рожая одного за другим горластых отпрысков, слушая одни и те же сплетни, видя одних и тех же людей, делая одно и то же день за днем, год за годом, до самой смерти. И прах твой похоронят на церковном кладбище, и будешь ты лежать рядом со всеми твоими предками…

– Если сейчас в моей жизни нет мужчины, это не значит… – начала Гертруда, но Виола Летем торопливо перебила ее:

– Нам пора переходить к основной повестке! Малколму скоро надоест молчать. Как будем готовиться к ярмарке?

Словно в подтверждение слов мамаши Малколм завертелся. Скорее всего не без скрытого участия Виолы.

– У него, знаете ли, зубки режутся.

У Малколма зубки резались уже на протяжении двух месяцев – процесс начался во время первого собрания по проведению ярмарки и продолжался с тех пор без видимого результата – зубов у малыша пока не было ни одного.

– Мы бы успели гораздо больше, если бы все приходили вовремя, – произнесла Гертруда, выразительно посмотрев на Кэт. Примеру Гертруды последовали все прочие. В глазах читался интерес разной интенсивности: от умеренного до жгучего.

– Я помогала его светлости развешивать объявления о вакансии. Он не знал, где их лучше всего разместить.

– Как ты добра, – сказала Виола, обменявшись многозначительными взглядами с Хеленой Симмонс.

– Тебе пора оформлять опекунство над его светлостью, – промолвила Хелена. Муж Хелены и муж Тори, сестры Кэт, были закадычными друзьями. – Насколько я понимаю, ты также помогла бедняге герцогу отыскать контору мистера Уилсона.

– Да, так и было, – подтвердила Джейн. Недобро прищурившись, она добавила: – Я все видела своими глазами: они с герцогом на короткой ноге.

– Ты могла бы вспомнить и то, что мне почти удалось убедить герцога отдать мне ключи от дома старой девы. – Господи, да что с ними всеми происходит? Они же отлично знают, что я не собираюсь выходить замуж.

– А я и не подозревала, – усмехнулась Гертруда, – что у тебя хватит хитрости усыпить бдительность герцога, внушив ему, что ты не представляешь угрозу его комфортному холостяцкому житью.

– Никакая я не угроза!

Корделия сделал вид, будто ее не слышит.

– Когда ты собираешься дать ему понять, что пора бы готовить замок к твоему переезду туда, да и кровать заодно поменять на новую? – заговорщически подмигнув, спросила она.

– Только не позволяй ему затащить тебя в кусты, – посоветовала Гертруда. – Пусть знает, что пока не расплатится с тобой обручальным кольцом, удовольствие ему не получить.

«Боже упаси!»

– Герцог не пойдет по стопам своего предка.

Сестры Болтвуд обменялись взглядами. Расскажи об этом мисс Ратбоун.

«Кто она такая, эта Ратбоун?»

Пожалуй, ей об этом лучше не знать.

– Я никогда бы не позволила мужчине – ни одному – подобные вольности.

«Если бы Поппи вовремя не мяукнула в спальне Изабеллы…»

Ничего бы не произошло.

– Уверяю вас, холостяцкому статусу герцога с моей стороны ничто не угрожает. – Кэт понимала, что никто не обязывает ее оправдываться, но как иначе положить конец этим глупым домыслам? – Мой отец попросил помочь герцогу отыскать дом мистера Уилкинсона, когда его светлость пришел к нам, спросить у отца дорогу. А сегодня утром мы встретились совершенно случайно. И было бы невежливо отказать ему в помощи.

– По мне, так эта леди слишком уж рьяно все отрицает, – со смешком заметила Хелена, – что наводит на подозрения.

Кэт посмотрела на Малколма. «Не пора ли тебе запищать, приятель?» Малколм улыбнулся ей, не вынимая изо рта пятерни, которую с удовольствием сосал. Нет, от этого джентльмена помощи не дождешься.

– Так мы будем готовиться к ярмарке или нет?

Виола выразительно вскинула бровь, отреагировав на нотки отчаяния в голосе Кэт. Но, сжалившись, сказала:

– Конечно. Как раз перед твоим приходом Корделия предложила включить в программу поиск сокровищ.

Каждый год Корделия предлагала включить в программу поиск сокровищ, и каждый год за это предложение был только один голос – голос Гертруды. Остальные члены комитета знали, что сестры лишь ищут предлог проникнуть в чужие дома и покопаться в чужом имуществе.

– Да, – кивнула Корделия и заискивающе улыбнулась Кэт. – И, поскольку вы с герцогом теперь друзья, ты могла бы уговорить его включить замок в зону поисков.

– Мы с герцогом не друзья!

Присутствующие смотрели на Кэт, затаив дыхание. Никто не ожидал, что она перейдет на крик.

– Прошу меня извинить, – сказала Кэт, злясь на себя. Не надо было срываться! – Вы ведь знаете, что мистер Эммет с удовольствием устроит для вас тур по замку, стоит лишь намекнуть, и даст вам заглянуть во все углы и закоулочки, куда только пожелаете.

– Сколько в ней страсти, да? – воскликнула Гертруда, толкнув сестру локтем в бок. – Повезло герцогу.

– А огрызаться некрасиво, мисс Хаттинг, – добавила Корделия.

Кэт сделала глубокий вдох и медленно, считая до трех, выдохнула.

– Даже если бы я хотела выйти замуж – а я не хочу! – еще один медленный вдох и выдох, – герцог все равно на мне бы не женился. Помните проклятие?

– Да кто в наше время верит в проклятия! – усмехнулась Хелена.

– Герцог верит.

У Виолы брови поползли вверх.

– Даже так? Тебе известно, что герцог думает по данному вопросу, Кэт? – Она посмотрела на Хелену. – Возможно, между ними действительно что-то есть.

– Ничего между нами нет! – Как ей убедить их в том, что они все не так понимают? Кэт огляделась. Да, верно, как же она забыла? – Джейн тоже знает, что герцог верит в проклятие. Герцог намекнул, что верит в проклятие, когда мы у ее брата обсуждали, каким образом необходимо оповестить о вакансии в доме все заинтересованные стороны. Разве я не права, Джейн?

Джейн была честной девушкой. Она не смогла солгать.

– Действительно, он опасался нарушить установленный Изабеллой Дорринг порядок и сделать что-нибудь не так.

– Видите? – Кэт облегченно вздохнула. – А теперь, давайте оставим эту глупую тему и займемся уже…

– Проклятие не помешало его отцу жениться на Кларе О’Рейли, – заметила Гертруда.

– Не помешало, – кивнула Корделия.

– На эти ухаживания, если их можно, конечно, таковыми назвать, было больно смотреть, – промолвила Гертруда. – Герцог – отец этого герцога, был весьма хорош собой. Ему ни одна девушка не смогла бы отказать. Ни одна, кроме Клары. Та была непреклонна. Не пускала его к себе под юбки до тех пор, пока он не женился на ней.

– Он очень старался, – сказала Корделия. – Дарил ей дорогие подарки.

– Только она их не брала.

– Герцог приглашал Клару на роскошные увеселения в замок.

– Только она их не посещала.

– Наконец дошел до того, что явился на воскресную службу в церковь. Мы боялись, что бедный викарий лишится чувств, – улыбнулась Корделия.

– И ты помнишь, Корделия? – спросила Гертруда. – Как только викарий закончил службу, чуть ли не все мужчины и некоторые женщины тоже бросились менять ставки с «договорных отношений» на брачный союз.

– Так что, детка, – заключила Корделия, ткнув Кэт пальцем в бок, – смотри, не продешеви. Разыграешь свои карты верно – можешь стать герцогиней.

Кэт отпрянула как ужаленная.

– Да как вы можете так думать! Я никогда… – Она считала, что женщина не должна даже пытаться женить на себе мужчину, как бы ни складывалась ситуация, а уж тем более нельзя подталкивать его к браку, если он убежден, что, женившись, вскоре умрет. – Я не хочу быть герцогиней. Не желаю быть ничьей женой.

– А вдовой? Вдовой ты тоже не хочешь быть? – уточнила Гертруда, и тут же Малколм начал орать. Слава богу.

– Нам придется перенести заседание на следующую неделю. Надеюсь, оно станет более продуктивным. – Виоле приходилось кричать, чтобы ее можно было услышать. – И уж тогда просьба никому не опаздывать, – добавила Виола, глядя на Кэт в упор.

Кэт не стала отвечать.

У нее были дела поважнее.

Она направилась к Энн. Джейн успела подойти к Энн раньше и уже задавала ей тот вопрос, который хотела задать Кэт.

– Ты ведь не претендуешь на место в доме?

– Претендую. И непременно подам заявку.

– Но почему? – озадаченно и, надо признать, не без возмущения спросила Кэт. – Тебе не нужен дом старой девы.

Энн смотрела на Кэт хмуро, исподлобья:

– Он мне нужен.

– Но твой отец – барон, – напомнила Джейн, когда они втроем вышли на улицу.

– Да, барон. Тупой, безмозглый пижон! – неожиданным фальцетом воскликнула Энн. И шмыгнула носом. А потом часто заморгала.

Вот так дела! Энн вот-вот расплачется, а ведь она никогда не плачет. Что-то тут неладно!

– Ты видела, какие у него ноги? – неслось им вслед. Это был голос Гертруды Болтвуд. Если Гертруда увидит, что Энн вот-вот расплачется, проблем не оберешься.

– Пойдем, – сказала Кэт и, схватив Энн за руку, потащила за собой. Джейн не отставала.

– Вот черт, – оглянувшись, шепнула Джейн. – Сестры Болтвуд следуют за нами.

– Пойдем к иве, – произнесла Кэт. У Энн глаза были по-прежнему на мокром месте. Чтобы успокоиться, ей надо было облегчить душу, и как раз там, под ивой, они обычно рассказывали друг другу свои секреты.

Подруги свернули за угол и, двигаясь по узкой тропинке вдоль каменной ограды до ступеньки, перебрались через стену, ловя на себе ленивые взгляды коров, краем поля пошли к деревянному мосту через речку, на противоположном берегу которой и росла та самая плакучая ива с могучим стволом. Усевшись под дерево – Кэт по правую руку от Энн, а Джейн по левую – девушки немного помолчали, слушая мелодичное журчание реки.

– Ну, давай, Энн, рассказывай, – сказала Кэт.

Она вытащила из кармана носовой платок и громко высморкалась.

– Вы помните, что папа потащил меня на домашний праздник виконта Баннингли.

– Да, – кивнули Кэт и Джейн.

Они знали, что их подругу заставляют ездить на праздник, не считаясь с ее желаниями, еще за несколько недель до назначенного времени. Несколько месяцев назад Энн исполнилось двадцать шесть лет, и ее отец, спохватившись, стал отправлять дочь на балы в Лондон чуть ли не три раза в неделю. Услышав от «добрых людей», что Энн часами просиживает в библиотеке, читая в одиночестве, вместо того чтобы завлекать перспективных женихов в бальном зале, он начал ездить на светские рауты вместе с дочерью.

Энн шмыгнула носом, заморгала, но, так и не справившись с собой, смахнула слезу.

– Как же я ненавижу эти сборища! Мужчины все ужасно скучны. Они могут говорить лишь о лошадях и охоте, а если у них имеются титул и деньги, а у большинства есть либо то, либо другое или то и другое вместе, они превращаются в несносных снобов. Мужчины так уверены в собственной неотразимости, что не представляют, как можно ими не восхищаться, не вздыхать томно, слушая каждое их слово, и не строить им постоянно глазки. – Энн раздраженно смахнула прилипшую к щеке прядь. – Рядом с ними чувствуешь себя лошадью на ярмарке, которой каждый заглядывает в зубы.

– Да, тебе не позавидуешь, – произнесла Кэт. Впрочем, в этом году Энн успела побывать на многих светских раутах, но еще никогда не возвращалась из Лондона в таком, как сейчас, состоянии. – Один из этих несносных типов попросил у отца твоей руки?

– Нет, – ответила Энн и, горестно покачав головой, добавила: – Все гораздо хуже.

– О боже! – побледнев, воскликнула Джейн. – Неужели кто-то… Но ведь твой отец постоянно находился рядом и мог предотвратить… – Она сочувственно погладила подругу по плечу. – Кто-то из них покусился на твою девственность?

– Да нет же, бог с тобой! – Энн повела плечом, стряхнув руку утешительницы. – Я себя в обиду не дам!

– Так в чем же дело?

– Не в чем, а в ком. Дело в папе. – Энн снова начала плакать. – Мой отец – старый похотливый козел. В свои пятьдесят лет он возомнил себя двадцатилетним юнцом!

Кэт от удивления открыла рот. Джейн тоже.

– Но я думала, что для этого он ходит к вдове Конклин, – сказала Кэт.

Вдова Конклин – женщина неопределенного возраста – жила на окраине деревни. Она поселилась там еще до рождения Кэт и уже тогда, поговаривают, пользовалась популярностью у местных мужчин. Скорее всего мистера Конклина никогда не существовало, но, поскольку «вдова» была неизменно любезна и скромно держалась в тени, при этом не соглашалась развлекать женатых мужчин без разрешения их жен, деревенские женщины без особых жалоб мирились с ее присутствием.

– Он к ней ходил, – всхлипывая, подтвердила Энн, – а теперь решил, что влюбился. И хочет жениться вновь.

– Ясно, – промолвила Джейн и посмотрела на Кэт.

Но что она, Кэт, могла сказать? Опыта ни у нее, ни у Джейн в этом вопросе не было. Родители Кэт были, к счастью, вместе, а родители Джейн погибли в дорожной аварии, когда та была маленькой девочкой.

– Может, твоему отцу нужна компаньонка, чтобы скоротать с ней старость? – предположила Кэт. – Наверное, ему одиноко.

Мать Энн умерла в год первого выхода дочери в свет. С тех пор миновало десять лет, но жениться барон решил только сейчас. Интересно, что на него нашло? Но кто их, мужчин, поймет!

– Миссис Итон – овдовевшая младшая сестра жены лорда Баннингли. И ей всего двадцать пять лет – она на год моложе меня!

Кэт не представляла, что на это сказать. На ум приходили разные слова, но ни одного приличного. Джейн, судя по ее растерянному взгляду, находилась не в лучшем положении.

– Папа хочет обзавестись наследником, а у миссис Итон уже имеется двое сыновей. Это ее первостепенное конкурентное преимущество.

– А второстепенные тоже есть? – поинтересовалась Джейн.

– Полагаю, она довольно красивая, – нехотя признала Энн, покраснев.

– Я пытаюсь представить, как твой отец тебе обо всем этом говорит, и не могу, – вздохнула Кэт. Барон любил поворчать и не отличался особым тактом, однако совершенно бесчувственным назвать его она не могла.

– Ему не пришлось мне ни о чем говорить, все и так было понятно. Он весь праздник не сводил с миссис Итон влюбленных глаз.

– Допустим. Но отвечала ли она ему взаимностью? Смотрела ли миссис Итон на твоего отца такими же влюбленными глазами? Если твой отец ее не привлекает, прости меня за прямоту, но барон и в самом деле годится ей в отцы… – Джейн, опомнившись, сделала вид, что закашлялась. – То есть я хотела сказать, что барон несколько старше миссис Итон.

Энн скомкала платок, сжав руку в кулак.

– Подозреваю, что она ищет дом для себя и своих сыновей и потому принимает ухаживания моего отца весьма охотно. Скажу больше…

Кэт терпеливо ждала, пока Энн продолжит мысль, но Джейн ждать не стала:

– Говори же!

– Однажды дождливым вечером в Лондоне я зашла в библиотеку, спасаясь от докучливого внимания одного виконта, и увидела миссис Итон на коленях у моего папаши. Лиф ее платья был приспущен, корсет расшнурован, а юбки смяты.

«Ух, ты!»

Хочется надеяться, что у нее ничего с языка не сорвалось. Впрочем, и Джейн и Энн думали об этом то же, что и она, Кэт.

– В общем, как вы сами понимаете, – подытожила Энн, – мне нужен этот дом.

Вернувшись в замок после развешивания объявлений, Маркус пригласил Эммета к себе в кабинет. Через несколько дней он сможет навсегда уехать из Лавсбриджа. Если успеет завершить все накопившиеся за время его отсутствия дела. Друзья правы. Даже самый лучший управляющий не заменит хозяина.

– Ваша светлость, если соблаговолите взглянуть на этот отчет, то увидите, что дренаж на южном поле надо бы улучшить. – Листок бумаги дрожал и трясся в руке Эммета, словно пойманная птица. Маркус уже пытался взять что-то непосредственно из рук старого управляющего, но у того от волнения руки начинали дрожать еще сильнее. – Я могу поехать с вами и показать все на месте, если пожелаете, ваша светлость.

– Спасибо, мистер Эммет.

Маркус опасался, что старик не сможет ехать верхом. Мисс Хаттинг была права: голова у Эммета светлая, и молодому впору завидовать, и знал он о замке и вверенной ему земле все, но вот тело…

Наверное, для своего возраста – восьмидесяти лет – Эммет был еще крепок. Любой мечтал бы дожить до столь преклонных лет, передвигаясь на своих двоих. На своих двоих, но не в седле.

– Я думаю, осмотреть поле необходимо, но, пожалуй, поеду сам. – Раз уж он тут вынужденно застрял, можно провести время с пользой для дела.

– Это было бы замечательно, ваша светлость.

Эммет едва не приплясывал в своем кресле от нетерпения. Неужели старику действительно хочется любоваться на какие-то там дренажные канавы?

– Я очень рад тому, что вы проявляете интерес к земле, ваша светлость. Я никого не осуждаю и прекрасно понимаю, почему вам не хотелось навещать замок, но ваши арендаторы искренне желают видеть вас, хотя бы потому, что выплачиваемая ими рента идет в том числе и в ваш карман.

Эммет прав. Долг платежом красен.

– Когда вы начали работать в замке, мистер Эммет? – спросил Маркус, пристально глядя на управляющего.

– Когда мне исполнилось двадцать лет, ваша светлость.

Значит, он должен помнить и мать его, и отца. Эммет может объяснить ему, есть ли хоть толика правды в россказнях миссис Баркер.

Но нужно спросить себя, желает ли он, Маркус, знать правду о своих родителях.

– Сколько лет было моему отцу, когда вы приехали сюда, мистер Эммет?

– Семь лет. А его сестре, вашей тете, двенадцать. Ни ваш отец, ни леди Маргарет, ваша тетя, не проводили здесь много времени. Герцогиня предпочитала жить в Лондоне.

– Разумеется.

– Такова жизнь, – вздохнул Эммет.

Маркус взял со стола принесенный управляющим отчет и переложил его так, чтобы листок лежал ровно.

– Когда мой отец достиг совершеннолетия, он стал больше интересоваться поместьем?

Маркус поднял голову и увидел, что Эммет хмурится. Лицо старика покрывал нездоровый румянец. Не зря он опасался задавать этот вопрос.

– Ваш отец часто приезжал сюда, ваша светлость, но, боюсь, не для того, чтобы заниматься землей.

Маркус догадывался, какие именно дела гнали его отца сюда из столицы.

– Я имел беседу с миссис Баркер сегодня утром, мистер Эммет.

Управляющий брезгливо скривился.

– Миссис Баркер – весьма неприятная особа.

– Согласен.

Надо бы на этом поставить точку. К чему ворошить давно заброшенную навозную кучу? Но Маркусу не давала покоя мысль, что жители Лавсбриджа знают о его семье больше, чем он сам.

– Она намекнула, что мой отец посещал Лавсбридж, когда у него возникала потребность в, так сказать, тесном общении с противоположным полом.

Маркус втайне надеялся, что неправильно понял эту миссис Баркер, но Эммет кивнул.

– Да. Мне неприятно говорить вам об этом, ваша светлость, но ваш отец был повесой.

Эммет щадил сыновние чувства. Отец Маркуса был сластолюбцем и развратником. Потому что одно дело – посещать столичных куртизанок и таких же светских развратниц, а другое дело – развращать деревенских девушек, которые понятия не имели о правилах игры. К тому же он был хозяином этой земли, и девушки от него зависели. Ни стыда ни совести!

Судя по всему, склонность к разврату – их, Хартов, родовая черта. Недоброе же наследство ему досталось! Его, Маркуса, дядя и тетя не могли не знать, что собой представлял его отец. Вероятно, что и Нейту многое известно со слов своих родителей. Может статься, что он, Маркус, единственный, кто до сих пор пребывал в неведении.

Но это несправедливо! Сын имеет право знать правду о своем отце. Если отец был негодяем, это может как-то объяснить отсутствие в его жизни матери…

Нет, не нужно искать ей оправдание. Его нет и быть не может.

Да и не все ли равно, почему она бросила сына? Разве теперь это важно? Даже если бы его отец был святым, проклятие все равно убило бы его.

– Я был так рад, что ваш отец полюбил Клару, – произнес Эммет, – ведь Клара – это было для всех очевидно – тоже любила его. Я надеялся, что Лавсбридж ждет счастливое будущее.

Да что они все, сговорились? С чего это Эммет решил, будто мать любила отца?

«И почему он зовет ее по имени?»

– Насколько хорошо вы знали мою мать, мистер Эммет? Миссис Баркер говорила, что она родом не из этой деревни.

– Клара родилась не здесь. Она была дочерью брата миссис Уотсон. Миссис Уотсон раньше обшивала всех в Лавсбридже, и ее брат прислал к ней Клару, чтобы она научила ее ремеслу. Вообще-то, подозреваю, он отправил ее сюда, потому что новая жена невзлюбила падчерицу и не захотела делить с ней дом. К тому же Клара была очень красивой, и это тоже не нравилось мачехе.

– И миссис Баркер говорила, что моя мать была красивой. – Маркус никогда не видел матери. Портрет с нее никто не писал, а если даже портрет и имелся, то его, верно, запихнули куда-нибудь в дальний угол чердака и забыли. – Не представляю, чтобы мой отец женился на уродине.

– Да, нелегко приходится женщине, у которой, кроме красоты, ничего за душой нет, – промолвил Эммет. – Мы с Уотсоном были друзья, и за кружкой эля он рассказывал мне о том, как Кларе живется у них в доме. Когда герцог начал ее добиваться, Уотсон попросил меня выяснить, какие у герцога намерения в отношении девушки, и я, хотя и не мое это дело, как-то осмелился задать вашему отцу вопрос о Кларе. Я, как и следовало ожидать, получил нагоняй. Но так мне и надо. В конце концов, кто я такой? Слуга.

Маркус всегда считал, что мать женила отца на себе, но Баркер и Эммет утверждали обратное.

– Герцог не стал тратить время на долгие ухаживания. На мой взгляд, он мог бы и повременить со свадьбой. А после того как их с Кларой обвенчали в деревенской церкви, молодые уехали в Лондон. Я думаю… – Управляющий поджал губы. – Впрочем, это к делу не относится.

– Что именно, Эммет?

Тот нахмурился и доверительно наклонился к Маркусу:

– Ваша светлость, я знаю, что не моего ума это дело, но все же скажу: боюсь, герцог плохо обращался с Кларой.

– Вы полагаете, он ее бил?

Господи, неужели нет пределов вероломству его отца?!

– Нет, ваша светлость! – Эммет с ужасом отшатнулся. – Просто ваш отец вскоре вернулся к прежним привычкам: зачастил в бордели и все такое. Полагаю, что этого и следовало ожидать: ведь он был богат и знатен. Еще бы, сам герцог! Но Клара, увы, этого не понимала, когда вышла за него замуж. Она ждала, что герцог будет ей верен. – Он покачал головой. – Какой с нее спрос? Она была простой деревенской девушкой, к тому же ирландкой.

– Герцог знал, на ком женится!

– Герцог был без памяти в нее влюблен, и мыслить трезво, пожалуй, был не в состоянии. По крайней мере до тех пор, пока не получил то, что хотел.

В общем, его чертов папаша думал причинным местом, а не головой.

– И вот что еще: я часто размышлял, не проклятие ли сделало вашего отца одержимым желанием овладеть Кларой любой ценой, и не оно ли заставило его пуститься во все тяжкие после того, как Клара забеременела.

Маркус понимал охвативший отца страх. Страх, парализующий волю и ум. Кому понравится чувствовать затылком дыхание смерти? Маркус мог лишь просить Небо дать ему силы жить достойно и умереть с честью, когда настанет его черед.

Эммет беспокойно заерзал на стуле.

– Я не могу во всем винить лишь вашего отца. Наверное, Клара вышла за него замуж, считая, что сумеет изменить его, и, конечно же, вскоре обнаружила, что ей это не по силам, – со вздохом произнес старик и покачал головой. – В любом случае, когда она вернулась в Лавсбридж после его смерти, ей никакие герцогские регалии были не нужны. Она и в замке-то селиться не хотела: думала опять жить с Уотсонами. Мы еле уговорили ее не делать этого, чтобы люди лишнего не болтали. Следующий в роду герцог должен был появиться на свет в замке.

Получается, мать бросила его за грехи отца. А как же иначе? Проклятие передается от отца к сыну, ведь так? Он, Маркус, родился с «черной меткой».

Эммет заметно нервничал, словно что-то недоговорил, и это его тяготит.

Что ж, он облегчит старику задачу и скажет то, что нужно, за него.

– А вскоре моя мать отвезла меня к тете и дяде и оставила у них, чтобы не тащить на себе груз чужого проклятия.

Если думать отвлеченно, Маркус может ее понять. Он бы и сам освободился от тяжкого груза.

Реакция Эммета на его слова удивила Маркуса. Глаза у старика полезли на лоб, и он отчаянно, рискуя заработать сотрясение мозга, затряс головой.

– Нет, нет, все было совсем не так, ваша светлость. Ваша тетя и дядя сами сюда приехали. Они убедили Клару в том, что ради вашего блага она должна отдать вас им на воспитание.

– Что?

Невероятно! Тетя Маргарет и дядя Филипп никогда бы так не поступили! Инициатива отдать его на воспитание родственникам по отцовской линии принадлежала именно ей, его матери! Это она решила, что он ей не нужен!

– Пожалуйста, постарайтесь понять, ваша светлость. – Слезящиеся от старости глаза Эммета смотрели на него с мольбой. – Клару увезли в чужой город, прочь от тех немногих людей, кого она знала. Знакомые мужа откровенно смеялись над ее ирландским акцентом, над манерами, над наивностью. Клару дразнили, травили. Муж очень скоро стал ее стесняться, потом охладел к ней, перестал замечать. Пропадал каждую ночь то у одной женщины, то у другой, а когда он неожиданно умер…

– Неожиданно?

– Для Клары – да. Она не верила в проклятие. До того самого рокового дня. – Эммет вздохнул, и плечи его безвольно опустились. – Клара вернулась в Лавсбридж с разбитым сердцем и на сносях. А через несколько дней после того, как она вас родила, приехала ваша тетя с мужем. Они принадлежали к тому миру, к которому по праву рождения должны принадлежать вы. Миру, в каком вам суждено играть ключевую роль. Миру, который никогда не примет ее, Клару, и для нее навсегда останется чуждым и враждебным. Ваш отец еще до вашего рождения назначил лорда Филиппа, мужа своей сестры, вашим опекуном. Так что, когда ваша тетя потребовала от вашей матери согласие на усыновление, та в конце концов согласилась.

– То есть моя мать бросила меня ради моей же пользы?

Эммет опустился на стул, озадаченно глядя на Маркуса:

– А как же еще? Клара все дни напролет плакала после того, как вас увезли.

Но благостная картинка все равно не складывается.

– Тогда почему она ни разу с тех пор не попыталась со мной встретиться? Или хотя бы написать?

– Полагаю, она думала, что вы не захотите с ней видеться, ваша светлость. Ваши родственники сумели убедить ее, что будет удобнее для всех, если она вообще забудет о том, что вас родила; лучше вам вообще не иметь матери, чем иметь мать-ирландку. – Эммет удрученно покачал головой. – Должен признать, я так не считаю, но ведь я совсем мало знаю о высшем обществе и его законах. И уж вы простите, то немногое, что мне известно о высшем обществе, мне совсем не нравится.

Эммет ошибался. Не мог не ошибаться. Хотя…

Маркусом овладело странное ощущение: словно от первого в жизни бокала шампанского. Пружинящая, радостная легкость… А вдруг это правда?

Нет. Не обольщайся. На самом деле мать не пишет и не приезжает лишь потому, что ей и без общения с ним прекрасно живется. Если она и была раньше, когда отец на ней женился, скромной, богобоязненной и наивной, то теперь стала совсем иной.

– А как насчет итальянского графа?

– Какого итальянского графа? – наморщив лоб, переспросил Эммет.

– Того самого, за которого вышла замуж моя мать. И не уверяйте, что ее никто не содержит. С ее счетов не было снято ни пенни. Я имею к ним доступ, и знаю, о чем говорю.

Эммет продолжал смотреть на него с удивлением и растерянностью.

– Да, она действительно вышла замуж вторично, но муж ее не итальянец и никакой не граф. Оправившись от родов, ваша мама вернулась в Ирландию и через несколько лет познакомилась с врачом, ирландцем по национальности. За него она и вышла замуж. Сейчас живет в Дублине с мужем и тремя сыновьями.

«У меня есть братья».

Маркус опустил голову. Ему надо было собраться с мыслями. Слишком много открытий для одного утра. Случайно взгляд его скользнул по портрету третьего герцога Харта. Как же ему хотелось разодрать ногтями холст, с которого смотрел на него этот негодяй!

– Так вы с ней поддерживаете связь? – спросил Маркус. Каким-то чудом ему удавалось говорить спокойно.

– Да, ваша светлость. Благодаря моей дружбе с ее тетей и дядей, а также волнующим обстоятельствам вашего рождения, я полюбил Клару как дочь, которой у меня никогда не было.

– Понимаю.

Маркус взялся обеими руками за бронзовое пресс-папье. Нужно ухватиться за что-нибудь тяжелое, чтобы его не унес вихрь эмоций. Голова его шла кругом.

«У меня есть братья».

– Сколько лет ее сыновьям?

– Они уже взрослые. Насколько я помню, младшему двадцать лет.

– А старшему?

– Двадцать четыре.

«У меня есть родственники, о которых я ничего не знаю. Ирландские родственники, а не итальянские. Ирландия и Италия. Обе страны на одну букву. Наверное, дело в этой букве? Может, я что-то не так понял? Невероятно!»

– Спасибо, мистер Эммет. Вы свободны.

«Надо поговорить с Нейтом и выяснить, что ему известно из того, о чем рассказал Эммет».

Управляющий медленно встал:

– А как насчет дренажной системы, ваша светлость?

Не мудрено забыть о какой-то там сточной канаве.

– Я готов взглянуть на поле завтра, только…

Как бы сказать об этом так, чтобы не обидеть старика?

– Я ценю ваши знания и опыт, мистер Эммет, но, может, было бы лучше… То есть мне было бы проще оценить знания вашего помощника, если бы я взял с собой Данли.

Эммет засмеялся:

– Вы боитесь выезжать с восьмидесятилетним стариком?

– Я не хотел…

Управляющий взмахнул рукой, заметно дрожащей:

– Нет, ваша светлость, вы абсолютно правы. Я еще езжу верхом, однако не так быстро, как раньше. За вами мне было бы не угнаться. Возьмите Тео. Он отлично разбирается в данном вопросе. Когда он должен быть готов? Я ему передам.

– Завтра в восемь часов утра. Договорились?

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – с поклоном произнес Эммет и направился к выходу. Но уже взявшись за ручку двери и сокрушенно покачав головой, добавил: – Простите, ваша светлость, я чуть не забыл. – Он вернулся, достал из кармана вдвое сложенный лист бумаги и положил его на стол перед Маркусом. – Это послание принес Генри, старший сын викария, за пару минут до нашей встречи. На словах он передал, что приглашает вас, лорда Хайвуда и лорда Эванса к себе домой на ужин завтра вечером.

– Спасибо. Я спрошу друзей.

– Ответ можете послать с Тео, – со смешком сказал управляющий. – Он изматывает свою бедную старую лошадь, гоняя ее по нескольку раз в день к дому викария и обратно в замок. Чего не сделаешь ради любви, когда ты молод и горяч, верно?

– Ладно, – кивнул Маркус. Знать бы, что такое любовь, подумал он, провожая взглядом Эммета.

Не успел Маркус проводить управляющего, как на смену ему явились Нейт и Алекс.

– Мы решили, что раз Эммет ушел, с делами у тебя на сегодня покончено. Хочешь покататься с нами? – спросил Нейт.

– Это лучше, чем сидеть в душной комнате в не самой приятной компании, – добавил Алекс, указав на портрет третьего герцога.

– Надо было сразу убрать его с глаз подальше, – усмехнулся Маркус. – Запихнуть на чердак. Пусть пыль глотает.

– Отличная мысль, – сказал Нейт.

– Нейт, Эммет только что рассказал мне удивительную историю. Совершенно невероятную. По его словам, моя мать уехала в Ирландию и вышла там замуж за местного врача.

У Нейта глаза полезли на лоб.

– Впервые об этом слышу. Мои родители, да и все люди нашего круга уверены в том, что она замужем за итальянским графом.

– Все так, но Эммет говорил вполне убедительно. И еще сообщил, что у меня есть братья по матери, которые живут в Ирландии.

– Я бы сделал скидку на возраст, – произнес Алекс, постучав себя по виску. – Эммет в том возрасте, когда у людей случаются сбои. Помнишь Чайлдвича?

– Ну да, графа, который якобы умел говорить по-собачьи! – откликнулся Маркус. – Я присутствовал при том, как он заявил графине Фонтенли, что самое заветное желание ее мопса – петь в опере. Но Эммет не так плох. Я имел возможность убедиться в том, что голова у него отлично работает, когда он рассказывал о состоянии дренажной системы на южном поле.

– И Чайлдвич был повернут исключительно на собаках.

– Я бы посоветовал за ним понаблюдать, Маркус, – озабоченно сказал Нейт. – Хорошо, что он успел подготовить себе смену в виде мистера Данли.

– Все верно, – рассеянно произнес Маркус. Наверное, у Эммета действительно ум помутился, хотя говорил он связно и убедительно.

– Не думай об этом! – хлопнув приятеля по плечу, воскликнул Алекс. – Свежий воздух и весеннее солнышко – что может быть лучше для поднятия настроения? А работа никуда не денется.

– Пожалуй, ты прав. – Маркусом владели смешанные чувства. Пусть ненадолго, но он успел поверить в существование ирландских братьев, и теперь испытывал разочарование. С другой стороны, он мог гордиться тем, что не поддался искушению поверить в сладкую ложь. Пора отправить Эммета на заслуженный отдых…

Маркус встал и посмотрел на лежавшее на столе приглашение.

– В случае, если вам надоело торчать в замке по вечерам, – сказал он, – имейте в виду, что нас приглашают завтра поужинать в доме викария.

Алекс удивленно вскинул брови:

– Кажется, у викария десять детей. Или я ошибаюсь?

– Да, и две дочери уже замужем.

– Они, полагаю, тоже придут вместе со своим потомством. – Алекс зябко поежился и добавил: – Вы с Нейтом идите, если хотите, а я воздержусь. В моей жизни и так хватает хаоса.

– Я присоединяюсь к Алексу, – произнес Нейт. – Ты ведь не обязан принимать его приглашение, верно?

«Я пойду, потому что там будет мисс Хаттинг».

Разумеется, причина совсем не в ней.

– Не будут же дети сидеть за общим столом! Их покормят в детской, не сомневайтесь. И потом, не вы ли рекомендовали мне активнее участвовать в жизни деревни? Викарий – далеко не последний человек в Лавсбридже.

– Участвовать в жизни деревни, Маркус, нужно. Однако жертвовать своим желудком не обязательно, – заметил Алекс. – Сходи на службу, если хочется, только меня с собой не зови. Рисковать здоровьем – это слишком!

Маркус задумчиво посмотрел на приглашение.

– Ничего, мой желудок и не то выдерживал, – сказал он. А вот выдержит ли сердце и кое-что другое – большой вопрос.

Глава 10

20 мая 1717 года. Ведьма уехала в Лондон, и потому Харт смог, наконец, больше времени проводить здесь. Он заходит через заднюю дверь потихоньку, чтобы никто не видел. Мы не хотим давать повод сплетницам чесать языком. К тому же у герцогини повсюду шпионы.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Очевидно, викарий не считал нужным кормить детей отдельно от взрослых. Никаких положенных по правилам этикета карточек с именами возле приборов Маркус не обнаружил. Каждый садился за стол, где хотел. Маркус, правда, первым выбрал себе место по правую руку от викария, а потом расположились остальные – как кому заблагорассудилось. Мисс Хаттинг сидела напротив него, а по левую руку от нее – один из четырехлетних близнецов.

Маркус никогда не ужинал за одним столом с детьми. Он вообще близко с ними не общался. Так уж сложилось, что ни у кого из его знакомых своих детей не было, и, даже если бы и были, едва ли кто-нибудь стал бы таскать их с собой по гостям и в прочие присутственные места. Викарий, вообще-то, мог бы догадаться, насколько некомфортно будет чувствовать себя герцог Харт на семейной трапезе. Если учесть, что у герцога шансы создать собственную семью приближались к нулю.

Маркус почувствовал, что кто-то потянул его за рукав и посмотрел на… Как же его зовут?

– Микки, не хватай герцога за сюртук, – сказала Кэт.

Микки пропустил слова сестры мимо ушей. Глядя снизу вверх на Маркуса своими огромными карими глазами, он спросил:

– Как зовут вашего коня, герцог?

– Джордж.

Насколько нежнее черты у мальчика, чем у взрослого мужчины.

А ведь пройдет всего несколько лет, и эти круглые щеки исчезнут, черты огрубеют, а гладкая, чистая кожа обветрится. Нос станет длиннее, на подбородке появится растительность, а сладостная наивность превратится в ничто под гнетом разочарований и утраченных иллюзий.

– Джордж? – наморщив нос, удивился второй близнец. – Так коней не называют.

– Джордж – замечательное имя, – произнес мистер Хаттинг. – Так зовут короля, Том, и так же зовут и регента. Угощайтесь, ваша светлость. Рекомендую горошек. Вы не могли бы положить Микки ложечку? Если он сделает это сам, то весь горох окажется на полу.

– Спасибо, сэр, – кивнул Маркус и, положив немного горошка себе на тарелку, приготовился обслужить мальчика.

– Не очень много, герцог, – сказал Микки. – Я не люблю горох.

– Я думаю, вы должны назвать его… – Тема клички для коня все никак не отпускала Тома. Мальчик сосредоточенно морщил лоб. – Рексом, или Громом, или Пег… – Ребенок посмотрел на отца. – Ты знаешь, папа, как звали летающего коня.

– Его звали Пегасом, – подсказал викарий сыну и улыбнулся герцогу. – Томас и Майкл любят древнегреческую и древнеримскую мифологию. – Попробуйте креветки с маслом. Нашей кухарке они особенно удаются.

– Мне нравится, если кухарка оставляет им головы, – доверительно сообщил Микки, когда Маркус положил несколько штук ему на тарелку. – Но Сибби и Пру считают их отвра… отврати… – Мальчик изо всех сил тужился, силясь вспомнить слово.

– Отвратительными? – пришел ему на помощь Маркус.

Микки расплылся в довольной улыбке:

– Да, вот это слово.

– Тому и Майклу нравятся мифы, потому что им не приходится часами их переводить, – заметил Генри. Он сидел слева от Майкла.

– И тебе не пришлось бы часами сидеть над переводом, если бы ты прилагал больше старания, Генри!

– Чтобы служить в кавалерии, мне ни латынь, ни греческий не нужны.

– Ты не будешь служить в кавалерии, – произнесла миссис Хаттинг. Она сидела у дальнего края стола с Данли по правую руку и Мэри по левую. Пруденс и Сибби, младшие сестры Кэт, расположились между Томом и Данли и смотрели на герцога, словно на ожившего бога из древних мифов.

Маркус улыбнулся девочкам, и те, порозовев от смущения, опустили головы.

Маркус снова почувствовал, что его тянут за рукав.

– А Джордж кусается, герцог? – спросил Микки.

– Право же, нет. У Джорджа прекрасные манеры.

– Это хорошо.

– А ваша кухарка вкусно печет? – поинтересовался Том.

Каким образом, хотелось бы знать, кухарка и выпечка соотносятся с Джорджем, его конем?

– Томас, едва ли его светлость обращает внимание на качество выпечки кухарки. Он, полагаю, вообще не ест печенье, – сказала Кэт.

Маркус готов был поклясться, что она нервничает. С чего бы?

– На самом деле я люблю сладкое, – сообщил он и улыбнулся Томасу. – И потому я с уверенностью могу сказать, что миссис Честер превосходно печет. Вы согласны, мистер Данли?

Тот с видимым усилием заставил себя оторвать взгляд от возлюбленной.

– Да, конечно. Она печет вкусное печенье, и еще превосходные кексы с тмином, не говоря уже о кексах с корицей и изюмом и прочих десертах. И всегда уговаривает взять еще один.

– Клянусь Юпитером, все – чистая правда! – воскликнул Уолтер, сидевший рядом с Генри.

– Это очень хорошо, – кивнул Том и, посмотрев на Маркуса, вдруг спросил: – Так вы женитесь на Кэт, герцог?

Мисс Хаттинг сдавленно застонала, кто-то из домочадцев испуганно вскрикнул, кто-то приглушенно засмеялся, кто-то захихикал. Близнецы молча, в напряженном ожидании глядели на Маркуса.

Микки, теряя терпение, снова потянул герцога за рукав:

– Да, герцог, вы мне нравитесь гораздо больше, чем мистер Баркер. Его конь кусается, а кухарка печет невкусные, черствые печенья.

– И мать похожа на ведьму, – добавил Том. – У нее даже бородавка на носу есть.

Маркус не мог не согласиться с такой точной оценкой.

– Майкл, Томас, вы не должны говорить его светлости такие вещи! – нахмурилась миссис Хаттинг.

– Но, мама, ты же хочешь, чтобы у Кэт был муж, а у герцога нет жены. – Мальчик вновь обратился к герцогу: – У вас ведь нет жены?

Маркус пришел бы в ярость, если бы в подобном тоне с ним общался кто-то другой, но как мог он злиться на этого ангелоподобного ребенка, таково милого и подкупающе искреннего?

– У меня нет жены.

Майкл просиял, озарив улыбкой Маркуса:

– Тогда не могли бы вы жениться на Кэт, пожалуйста, герцог? Я знаю, что Кэт старая, но она хорошая.

– Майкл! – Лицо у Кэт сделалось пунцовым, и выражение было довольно интересным: жгучий стыд, возмущение и ужас в равной пропорции. – Ты не можешь просить герцога жениться на мне!

– Тогда попроси его сама, Кэт, – предложил Томас. – Он должен нравиться тебе больше, чем мистер Баркер. Она терпеть не может мистера Баркера, герцог, – объяснил он.

– Понимаю. – Бедная мисс Хаттинг. Можно было бы ожидать, что остальные члены семьи придут ей на выручку, но все они, включая, надо признать, и самого Маркуса, отчаянно пытались сдержать смех. В семье Нейта никогда не было так весело. Но они с Нейтом, будучи детьми, не ели за одним столом с родителями. – И что заставляет тебя думать, что твоя сестра испытывала бы ко мне меньше отвращения, Томас?

Но ответил ему не Томас, а Пруденс, которой, как ему сообщили, исполнилось десять лет. Презрительно наморщив нос, она сказала:

– Все очевидно, ваша светлость. Кэт бросает на вас влюбленные взгляды со дня вашего приезда.

Неужели правда? И, что еще важнее, почему вместо раздражения он ощущает сладостное волнение предвкушения? Маркус украдкой покосился на Кэт. Если бы взглядом можно было убить, то Пруденс уже лежала бы мертвая на полу.

– Пруденс! – сердито воскликнула миссис Хаттинг. – Как ты можешь такое говорить!

– Если так оно и есть, что я должна говорить?

Наконец викарий сообразил, что нужно срочно менять тему беседы.

– Ваша светлость, как, по вашему мнению, обстоят дела в замке? Все ли содержится в должном порядке? – Взглянув на будущего зятя, викарий поспешил добавить: – Я искренне надеюсь, что вам не к чему было придраться. Тео работает, не покладая рук.

– Да, он такой, – кивнула Мэри, не сводя влюбленного взгляда с жениха. Тео покраснел. Надо полагать, от скромности.

– Во всем заслуга мистера Эммета, ваша светлость. Он меня всему учит.

– Конечно, – сказал Маркус, – но я вижу, что он полагается на вас и тем самым демонстрирует мудрость. Вы проявили себя как знающий специалист, когда мы осматривали дренажную систему сегодня утром.

Данли покраснел еще гуще, а Мэри сияла от гордости за него.

Маркус порадовался тому, что нашелся повод похвалить Данли. Откровенно говоря, он получил удовольствие от этой поездки в поле по такому, казалось бы, скучному поводу. Проводить время с пользой в деревне было намного приятнее, чем в праздных развлечениях в столице. И это стало для Маркуса открытием.

Может, занимаясь полезными делами, он сумеет оттеснить мысли о проклятии и тень от него исчезнет? И жизнь увидится ему такой, какой ее видят другие: Алекс, Нейт, викарий? Все мы рано или поздно умрем, и разница между ним и прочими смертными лишь в том, что конец его земного существования обозначен более конкретно.

– Так мы можем надеяться, что вы не станете торопиться с возвращением в Лондон, ваша светлость? – спросил мистер Хаттинг. – Мы в Лавсбридже будем рады, если вы продлите свой визит.

– Я пока не принял окончательного решения по этому вопросу. – Маркус старательно избегал встречаться взглядом с Кэт. Он должен уехать отсюда, как только решится вопрос с заселением дома старой девы. Если хочет жить дальше. Ему ведь только тридцать лет.

Но Лавсбридж не собирался отпускать его. Во всех смыслах.

– А как обстоят дела с домом старой девы, ваша светлость? Уж простите мое любопытство, – произнесла миссис Хаттинг и бросила на мужа мрачный взгляд. – Представьте мое удивление, когда я узнала о том, что мисс Франклин обвенчалась с мистером Уотлсом – то есть с герцогом Бентоном – ночью, тайком!

Мистер Хаттинг внезапно живо заинтересовался содержимым своей тарелки.

– Я видела объявления, развешанные по всей деревне, – продолжила миссис Хаттинг. – Кто-нибудь уже откликнулся?

– Да, три женщины.

– Три! – воскликнула миссис Хаттинг. – Кто они?

Маркус хотел ответить, но неожиданно почувствовал острую боль в лодыжке. Он посмотрел на соседку напротив и увидел в ее глазах немую мольбу. Похоже, она не сочла нужным поставить родственников в известность о том, что собирается в ближайшее время покинуть их.

– Я лучше промолчу, миссис Хаттинг. Не хочу подводить тех, кому не повезет. Вряд ли они захотят, чтобы об их неудаче узнали все в Лавсбридже. – Маркус прекрасно понимал, что в деревне ни у кого нет секретов друг от друга не потому, что люди не хотят иметь секретов, а потому, что их невозможно сохранить.

– Конечно, вы все правильно решили. – Миссис Хаттинг покосилась на самую старшую из дочерей, которая сейчас изучала содержимое своей тарелки так же старательно, как и ее отец. – Но я не представляю, как может девушка – любая девушка – пожелать остаться старой девой.

– Если кандидаток три, – быстро проговорил мистер Хаттинг, заметив, на кого посмотрела его супруга, – то каким образом будет определяться победительница? Расскажите, ваша светлость.

– Леди будут тянуть жребий, сэр.

– Тянуть жребий? – улыбнулась миссис Хаттинг. – А вы уверены, что они не передерутся, ваша светлость?

Краем глаза Маркус увидел, как встрепенулась Кэт.

– Они будут тянуть жребий, мадам. Так указано в завещании Изабеллы Дорринг.

– Боже мой! – нахмурившись, миссис Хаттинг покачала головой. – А вы знаете, что Изабелла Дорринг – моя дальняя родственница?

– Да. Мисс Хаттинг мне рассказала.

– Позвольте мне, ваша светлость, просить у вас прощения от имени Изабеллы. Я всегда считала данную ситуацию… досадным недоразумением. Хотя для вас это не просто недоразумение, а нечто гораздо более трагичное.

– Ваша родственница не нуждается в оправдании, мадам, – с легким поклоном промолвил Маркус. – Вся вина лежит на моем предке.

– Неправда! – возразила миссис Хаттинг. – Согрешили оба: и он и она.

Не самая подходящая застольная тема, особенно с учетом того, что за столом сидели дети, сразу навострившие уши.

– Да, однако они находились в неравном положении, – заявил Маркус. Стоило ли напоминать о том, как далеко отстояли они друг от друга в табели о рангах. – Женщины принадлежат к слабому полу.

Генри тихо присвистнул.

– Ваша светлость, я бы на вашем месте сейчас нырнул под стол!

Кажется, мисс Хаттинг собралась метнуть в него тарелку.

– Даже если ваш предок был дьяволом во плоти, – продолжила миссис Хаттинг, взглядом приказав Генри помолчать, – последствия его действий не должны пагубно отражаться на вас, на том, кто родился через двести лет после него.

– Не должны, но ведь отражаются! Каждый из герцогов Харт, начиная с того самого, которого мисс Дорринг, – Маркус покосился на Томаса и Майкла, – повстречала, умирал раньше, чем появлялся на свет его наследник.

– Прямо как в романах миссис Радклиф[2], – заметила Пруденс.

– Пруденс! Где ты раздобыла эти романы? – сурово спросила у дочери миссис Хаттинг.

– Мэри мне дала.

– Мэри…

– А мне они достались от Рут. Она не стала забирать их с собой, когда уехала жить к мужу, – поспешила отчитаться Мэри и, неприязненно посмотрев на Пруденс, добавила: – И я их Пру не давала. Она сама взяла. Вытащила из-под кровати.

– Я хотела что-нибудь почитать.

– И больше тебе поискать было негде? Только под кроватью у Мэри? – усмехнулась миссис Хаттинг.

– На этой кровати и Кэт тоже спит.

– Что ты искала в моих вещах, Пру? – возмутилась Кэт.

Пруденс проигнорировала вопрос.

– Будь довольна, что я взяла только эти старые книги. А ведь могла бы забрать твой дневник.

Мэри беззвучно вскрикнула, вскочила с места и чуть не схватила Пруденс за плечи, но, к счастью, между ними был стол.

– Если я узнаю, что ты его читала, не сносить тебе головы!

– Боишься, что я нашла бы там что-нибудь интересное?

Данли попытался ослабить узел шейного платка, словно ему внезапно сделалось душно. Зря он так. Брак спишет все грехи.

– Прекратите, девочки! – строго велела миссис Хаттинг. – Его светлость не привык к такому безобразному поведению за столом.

Вот это правда. Ничто из того, чему он сегодня стал свидетелем за этим столом, даже близко не напоминало его степенные и, следует признаться, скучные трапезы.

Мэри неохотно опустилась на стул, глядя на Пруденс так, чтобы у той не осталось иллюзий: кара ее настигнет и прощения ей не будет.

– Ваша светлость, – с улыбкой обратилась к Маркусу миссис Хаттинг, – как вы уже знаете, Тео и Мэри собираются обвенчаться через две недели. Я очень надеюсь, что если вы не уедете в Лондон, то не откажетесь отпраздновать с нами это событие.

Вообще-то Маркус терпеть не мог свадьбы, но с ходу отказать миссис Хаттинг не смог. Не хватило духу.

– Спасибо, мадам. Если я все еще буду тут, непременно приду.

– Разумеется, приглашение распространяется на ваших друзей тоже. Мы будем рады видеть их у себя.

– Я им передам. – Маркус был уверен в том, что ни Алекс, ни Нейт не явятся, однако отклонять приглашение за них он не стал.

– И еще… – Миссис Хаттинг, скромно потупившись, рассеянно двигала нож с вилкой.

Господи, что еще за беда надвигается?

– Я хотела спросить, ваша светлость, не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы взять на себя труд приехать к нам из столицы и украсить наш праздник игрой на фортепиано? – Миссис Хаттинг подняла голову и обезоруживающе улыбнулась. – Отъезд мистера Уотлса, то есть герцога, увы, сильно нарушил наши планы.

– Это так, – кивнув, подтвердил мистер Хаттинг. – Любовь, как говорят, всегда права, и мы с этим согласны, естественно. – Насчет «естественно» он, пожалуй, погорячился. Маркус перехватил устремленный на мужа тяжелый взгляд миссис Хаттинг и понял, что жена викария была готова на все, чтобы не дать объединиться любящим сердцам мисс Франклин и герцога Бентона, если бы могла таким образом удержать герцога в Лавсбридже до той поры, пока не выдаст Мэри замуж. – Но нам бы хотелось, чтобы эта любовь случилась несколько позднее, – закончил свою мысль викарий и улыбнулся. – Однако герцог и герцогиня, конечно, думают иначе. И правы они, а не мы.

– Не беда, папа, – промолвила Мэри. – Обойдемся без фортепиано.

Данли мудро воздержался от участия в дискуссии.

– Полагаю, во время церемонии мы действительно обошлись бы без музыки, – нахмурившись, произнес викарий, – хотя я все равно надеюсь найти кого-нибудь, кто умеет играть на органе, но как можно танцевать в отсутствии музыки, Мэри?

– Мистер Линден неплохой скрипач…

– Мы не будем танцевать под пиликанье мистера Линдена!

– Мы на всех праздниках танцуем под его пиликанье, и ничего.

– На праздниках – да, а на твоей свадьбе – нет. – Миссис Хаттинг тяжело вздохнула. – По крайней мере, хочется надеяться, что нам не придется слушать его скрипку на твоей свадьбе.

Маркус понимал, что ему ничего не надо говорить, но неожиданно сказал:

– Лорд Хайвуд – отличный музыкант, мадам. Я не знаю, уедет ли он до свадьбы вашей дочери, поскольку они с лордом Эвансом собирались отправиться на отдых на север, в Озерный край, но я могу у него спросить.

– Не откажите в любезности, ваша светлость! – Миссис Хаттинг смотрела на герцога так, словно он только что подарил ей сундук с драгоценностями. – Было бы просто чудесно, если бы лорд Хайвуд сыграл для нас. Если его это не затруднит, разумеется.

– Да, но я не могу вам ничего обещать.

– Конечно, ваша светлость.

Но при этом она вся сияла от счастья и благодарно улыбалась ему. Теперь Маркус чувствовал себя обязанным не обмануть ее ожидания. Если придется, он притащит Нейта и Алекса сюда на аркане. Или найдет для свадьбы другого музыканта.

– Прошу меня извинить, ваша светлость, я должна уложить младших детей. За мной, Томас, Майкл, Сибилла и Пруденс! Пожелайте его светлости спокойной ночи.

Девочки присели в реверансе. Мальчики поклонились. Микки схватил Маркуса за руку и, заглядывая ему в лицо, шепнул:

– Вы мне нравитесь, герцог. Пожалуйста, женитесь на Кэт.

– Пойдем, Майкл! – позвала мать. – Хватит докучать его светлости.

– Он мне не докучает, миссис Хаттинг. – Но что он мог ответить мальчику? Маркус бережно пожал детскую ладонь. – Поживем – увидим. А сейчас иди с мамой. Добрых снов.

Микки пошел следом за братьями и сестрами, но вдруг развернулся и, подбежав к Маркусу, обхватил его руками за шею и крепко обнял. И молча двинулся за остальными детьми. Все случилось так быстро и неожиданно, что Маркус не успел никак отреагировать.

– Простите, ваша светлость, – произнес викарий. По глазам его было видно, что у него неспокойно на душе. – Надеюсь, вы не в обиде на Микки.

Маркус пытался взять эмоции под контроль, но, кажется, потрясение было написано у него на лице. Хорошо еще, что только потрясение.

– Я не в обиде на мальчика, мистер Хаттинг!

«При одной лишь мысли, как доверчиво обнимали эти руки его шею, как прильнула к щеке эта детская щека…»

Теперь уже Маркус жалел, что не обнял Микки.

Родители Нейта не баловали детей лаской. И между собой тоже не были особенно нежны. Маркус не сомневался, что они любили друг друга, но их взаимные чувства вполне укладывались в общепринятые представления о том, какими должны быть отношения двух титулованных особ, связанных узами брака: весьма сдержанными, даже, если хотите, выхолощенными. Маркус и Нейт видели маркиза и маркизу Хайвуд редко – детство их в основном проходило в обществе слуг: нянек, гувернанток, а позднее воспитателей и наставников.

В этой семье все было по-другому.

А как же иначе? Мистер Хаттинг хотя и родился от графа, сейчас был лишь викарием, чьи средства не позволяли содержать армию слуг для забот о многочисленном потомстве.

– Мальчики, вы можете быть свободны, – сказал викарий своим сыновьям Генри и Уолтеру. – Попрощайтесь и не забудьте про заданные вам на завтра переводы с латыни. Надеюсь, – выразительно вскинув бровь, добавил родитель, – что работа если еще не закончена, то близка к завершению.

– Да, папа.

– Я как раз собирался закончить, папа.

Викарий, проводив мальчиков взглядом, обратился к Маркусу:

– Они хорошие ребята, ваша светлость. Может, не слишком усидчивые и способные к наукам, хотя я питаю определенные надежды в отношении Уолтера, но сердца у них добрые.

По глазам викария было видно, как он гордится своими сыновьями.

«А мне не дано испытать этого чувства».

– Они оба – бездельники и шалопаи, – заявила Кэт. – У них одни шалости на уме.

– Они мальчики, Кэт, – улыбнулся викарий. – Мальчики без баловства не могут.

– Папа, я больше не желаю терпеть их издевок насчет… – Она посмотрела на Маркуса и покраснела.

Интересно.

Кэт быстро отвернулась и уже не сводила глаз с отца.

– И еще они учат Томаса и Майкла всяким нехорошим словам!

– И мои братья меня учили тому же. – Викарий от души рассмеялся. – Мне больно об этом говорить, Кэт, но плохие слова – самое невинное из того, что близнецам предстоит перенять от старших братьев. Я самый младший из четырех сыновей, ваша светлость, – пояснил викарий, обращаясь к Маркусу. – О многом знаю не понаслышке, а из личного печального опыта.

– Ваша дочь говорила мне, что вы брат Пенленда, сэр. Не могу сказать, что хорошо знаю графа, но я знаком с его сыном. Ни тот ни другой в озорстве не замечены. Напротив, за ними обоими закрепилась репутация истовых ревнителей строгости и порядка.

– Да, время нас меняет. Но их таковыми сделала графиня. Она… – Викарий поджал губы и покачал головой. – Вот как бывает: я, служитель культа, чуть было плохо не отозвался о жене своего брата. – Он оперся ладонями о подлокотники стула и, подавшись вперед, предложил: – А не пройти ли нам в гостиную и выпить по бокалу бренди? – Викарий с улыбкой посмотрел на жену. – А для дам у нас есть чай.

Маркус встал, и следом за ним поднялись со своих мест все остальные: викарий, мисс Хаттинг, Мэри и Данли.

– Боюсь, мне придется отказаться от вашего предложения, сэр. Мне пора возвращаться в замок. – Маркус сполна прочувствовал, что такое настоящая семейная жизнь, без купюр и церемоний; большей эмоциональной нагрузки он просто не выдержит. – У меня гостят друзья, и обязанности хозяина не позволяют мне оставлять их без внимания на долгое время.

– Конечно, ваша светлость, – промолвил Данли. – Я…

– Мистер Данли, не стоит беспокоиться! – воскликнул Маркус. – Я не стану лишать вас удовольствия от общения с вашей невестой. Дорогу в замок я могу найти и сам.

– Если вы в этом уверены, ваша светлость…

Данли, как ни пытался, не мог скрыть радости. Но он хотя бы пытался, в отличие от Мэри. Ее лучезарная улыбка чуть не ослепила Маркуса.

Такая простая, понятная любовь.

– Конечно, уверен. Спокойной ночи, – кивнул герцог и откланялся.

– Я провожу вас до двери, ваша светлость, – предложила Кэт.

Маркус напрягся. Где-то там, в глубине его естества, зашевелилось чувство: далеко не такое однозначное и светлое, как у Данли, но вполне предсказуемое. И боль, что он ощутил во вполне предсказуемом месте своего тела, тоже вызывалась вполне понятными причинами. Маркус с тоской смотрел на мисс Хаттинг, которая шла впереди него, покачивая бедрами.

«И сердце у меня тоже болит. Может, это и есть любовь?»

Нет, какая тут любовь? Любовь – целомудренна и чиста, воздушна и возвышенна. И потому воспета поэтами. Но ничего возвышенного ни в его мыслях, ни в желаниях не возникало. Должно быть, он страдал от особо злокачественной формы похоти.

Кэт, проводив герцога до двери, останавливаться не стала. Она двинулась по тропинке, ведущей к кладбищу, и дальше, к густым зарослям…

Интересно, что она задумала?

– Вы решили проводить меня до самого замка?

– Разумеется, нет! – бросила Кэт через плечо. – Я просто хочу поговорить с вами без свидетелей.

Она бодро свернула с тропинки к высоким кустам, до которых в последние годы у садовника, судя по всему, руки не доходили.

– Мы можем тут спокойно побеседовать, не боясь, что нас подслушают. И потом, тут нас никто не увидит, – заявила Кэт и нырнула в узкий проход между кустами.

Маркус не знал, как реагировать.

Ну и дела!

Если бы на месте мисс Хаттинг находилась мисс Ратбоун, то сомнений в ее намерениях у Маркуса не возникло бы: он бы точно знал, что на его свободу, а следовательно, и жизнь совершено покушение, и он должен срочно что-то предпринять. Но мисс Хаттинг была весьма решительным образом настроена на получение пожизненной ренты старой девы – хранительницы дома.

– Так вы идете или как? – раздраженно прошипела она. – Или собрались тут весь вечер торчать, как столб?

«А ведь умеет подобрать слова соблазна!»

Надо было стоять, где стоял, но разыгравшаяся похоть из области… сердца перебралась в голову. И Маркус лишился способности мыслить рационально.

– Иду, – ответил он и ступил под зеленую сень.

– Я здесь.

Тут едва хватало места для них двоих. Сам воздух был пронизан соблазном, напитан искушением, будто дождевой влагой, и сделался густым и тяжелым.

– Что вы хотели обсудить? – хрипло спросил Маркус.

– Тс-с! Потише. А то нас обнаружат.

– Хорошо. – Потому что если их обнаружат, то ему ничего не останется, кроме как повести ее к алтарю. И то, что при этой мысли у него не возникло желания опрометью броситься наутек, уже было плохим знаком.

– Итак, зачем вы меня затащили в эти кусты?

– Я вас не затаскивала! Вы сами пошли.

«Нет, это моя похоть согласилась на это, а не я!»

– Мне надо было переговорить с вами наедине, и я не могла сделать этого в доме. Хочу, чтобы вы поняли, почему именно я должна получить дом.

«Пруденс правду сказала? Мисс Хаттинг действительно смотрит на меня влюбленными глазами?»

– От моего понимания ничего не зависит, мисс Хаттинг. Изабелла все решила двести лет назад. И она все отдала на откуп случаю. – В этой ситуации она так же не властна над своей судьбой, как и он над своей. – Либо повезет, либо не повезет.

Маркус подвинулся чуть ближе. Мисс Хаттинг положила ладонь ему на грудь.

– Осторожнее. Вы сейчас наступите мне на ноги. – Она нахмурилась. – А я и не знала, что вы такой крупный. Вы много места занимаете.

– Да. – Маркус накрыл ее ладонь своей. Он ожидал, что мисс Хаттинг отдернет руку, отпрянет, но она этого не сделала. – Почему вы так сильно хотите получить этот дом, Кэтрин?

Маркус не собирался называть ее по имени: вышло само, но ему понравилось, как оно звучит. Как звук прокатывается по языку, ласкает его.

Приятно было бы почувствовать языком и многое другое из того, что ей принадлежит: ее губы, грудь…

Кэтрин напряженно замерла. Неужели она ударит его по лицу? Это было бы мудрым решением.

– Все зовут меня Кэт, ваша светлость. – Голос ее звучал хрипло.

Она не стала надевать шляпку, выходя из дома. Маркусу хотелось потрогать ее волосы, вытащить шпильки и любоваться тем, как рассыплются пряди по плечам. Хотелось погрузить руки в душистую массу волос, зарыться в них лицом.

– Но я буду звать вас Кэтрин. – Он погладил ее по щеке, едва касаясь, одним большим пальцем. И щека у нее была мягкой и нежной, как у ее младшего брата.

– А вы должны называть меня Маркус.

– Маркус? – с запинкой повторила Кэт. – Я никогда не могла бы вас так назвать.

Она отдает себе отчет в том, что и вторая ее ладонь лежит у него на груди? Он и эту ладонь накрыл своей.

– Вы только что это сделали.

– Нет, я… – Кэт потрясла головой, словно хотела вернуть ясность мыслям. Похоже, ее разум заволокло тем же тлетворным туманом, что давно уже хозяйничал у него в голове. – Почему вы…

– Тс-с. – Маркус приложил палец к ее губам. Они оказались еще мягче, чем щека. – Вы ведь не хотите, чтобы нас обнаружили?

«Что произойдет, если я прикоснусь губами к тому месту, которое сейчас трогаю пальцем?»

И в этот момент Маркус почувствовал такое острое, такое нестерпимое желание, что едва не лишился рассудка. Ему было больно до слез: и болело не одно лишь причинное место, болело сердце, противоречивые мысли разрывали мозг. Не надо было этого делать. Маркус знал, что не должен этого делать. Но хотел. Всего лишь попробовать. Почувствовать вкус. И все.

Если бы только он был обычным мужчиной, таким как Тео Данли. Мужчиной, который может ухаживать за хорошенькой девушкой, украдкой целоваться с ней и думать о женитьбе. Мечтать о будущем, в котором есть место и жене, и детям, и даже, наверное, внукам.

– Разве вы не видели, как мы живем? Как у нас тесно и шумно? Как трудно, не просто трудно, а невозможно побыть в одиночестве. У меня ни минуты нет для себя. – Кэт льнула к герцогу, вся во власти одного желания: убедить его в своей правоте.

Только убедила она его не в том, в чем хотела.

– А я вынужден посвящать себе больше минут, чем хотел бы, – произнес Маркус.

– Но, согласитесь, у вас совсем другая ситуация, ваша светлость.

– Маркус. Пожалуйста, Кэтрин! Маркус.

Кэт высунула розовый кончик языка и быстро облизнула губы. И это его добило.

– М… Маркус, – сказала она, и герцог поцеловал ее.

Глава 11

25 мая 1617 года. Маркус поцеловал меня! Он уже собирался уходить и, как раз перед тем как открыть дверь, чуть ли не против воли наклонился и приник губами к моим губам. Мой первый поцелуй! Теперь я точно знаю, что люблю его!

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэт перевернулась на спину и уставилась в потолок. Впрочем, потолок тонул во тьме: свечи давно погасли, а угли в камине успели остыть. В доме было так тихо, как бывает только глубокой ночью. Завтра у нее ответственный день, и надо бы выспаться, но только как тут уснешь?

Кэт закрыла глаза. Герцог Харт поцеловал ее. Она совсем иначе представляла этот процесс и зря переживала за свой нос и губы. Они даже не соприкоснулись носами, и губы ее остались целы и невредимы. По сути, герцог лишь слегка коснулся их своими губами, но отчего-то это прикосновение она ощутила всем своим существом, словно он не в губы ее поцеловал, а в сердце.

И сердце откликнулось на его поцелуй, и не только сердце. Кэт широко распахнула глаза. Кровь прихлынула к щекам. И если бы только к щекам! Все тело охватил жар. И истома в самых потаенных местах.

Она и представить не могла, что герцог станет целовать ее. Она вовсе не думала о поцелуях, когда тащила его в кусты. Она думала только о доме старой девы.

Герцог был такой высокий, широкоплечий. От него пахло вином, шерстью и еще чем-то мускусным, волнующим. И когда он прошептал ее имя, голос его звучал так чувственно. Хорошо, что никто, кроме герцога, не зовет ее полным именем.

– Ты перестанешь вертеться?

Вот досада! Мэри проснулась.

Сестра перевернулась на бок и приподнялась на локте:

– Что с тобой, Кэт?

– Ничего. Извини. Постараюсь лежать тихо.

– Почему бы тебе не попытаться уснуть? – не без раздражения произнесла Мэри и, присмотревшись к сестре, села в кровати, подоткнув под спину подушку, будто готовилась к долгой беседе. – Это все из-за герцога, да?

Возможно, если она не станет отвечать, Мэри снова ляжет и уснет. Кэт закрыла глаза.

– Все дело в герцоге, я знаю. Раньше у тебя никогда не возникало проблем со сном. Обычно ты отключаешься, не успев голову до подушки донести, а потом храпишь так, что мертвец проснется! – брезгливо поджав губы, сообщила Мэри.

Кэт вновь открыла глаза:

– Неправда! – Неужели она действительно храпит? А если герцог…

Господи, она точно с ума сходит. Герцог никогда не окажется там, где сможет услышать ее храп. Или не услышать, если Мэри на нее наговаривает.

– Еще как храпишь. Я всегда стараюсь уснуть первой, чтобы не ждать, когда ты утихнешь. Через какое-то время ты вроде как хрюкаешь, а потом все – тишина.

– Ты врешь, – хмуро сказала Кэт.

– А тебе откуда знать? Ты же спишь и себя не слышишь.

Кэт вновь устремила взгляд в потолок. Может, скоро ей не придется выслушивать подобные замечания, поскольку спать она будет в доме старой девы, одна…

«Или с Маркусом…»

Господи, нет!

– Сейчас я не храплю. Лови удачу и засыпай!

Но Мэри спать не собиралась.

– А ведь Пру была права, – произнесла она. – Ты и вправду смотришь на него влюбленно. Весь ужин только на него и глядела.

«Не слушай ее. Не слушай Мэри».

– Он тебя поцеловал?

– Что? – Кэт рывком села. Мэри не могла их видеть. Она ведь находилась в доме с Тео. Или нет? – С чего ты взяла?

– Потому что герцог был похож на мужчину, который только что кого-то целовал.

– Неужели? – Кэт не закрыла лицо руками, как ей того хотелось, – у нее неплохо получается контролировать свои действия. Спокойно, веди себя как ни в чем не бывало. И ни в чем не признавайся. Мэри может подозревать все, что угодно, но наверняка ничего не знает.

Кэт считала вдохи и выдохи. Еще немного, и она окончательно успокоится.

– Откуда тебе известно, как выглядел герцог? Разве ты не была в гостиной вместе с папой и Тео?

– Мы с Тео сразу сказали папе, что хотим прогуляться, и мы действительно отправились на прогулку – до ближайших зарослей. Ну, тех нестриженых кустов недалеко от тропинки. Ты ведь знаешь, что это любимое место для свиданий у нашего брата? Тори и Рут проводили там немало приятных минут со своими мужьями. Разумеется, до того, как те стали их мужьями.

– Правда? – удивилась Кэт, которая знала лишь одно достойное применение этим зарослям – во время игры в прятки.

– Так ты ни о чем не знала, – разочарованно протянула сестра.

Как ненавидела Кэт этот снисходительный тон! Как Мэри смеет смотреть на нее свысока лишь потому, что Кэт не считает возможным резвиться в кустах со всякими там мужчинами…

– Герцог Харт ведь не принуждал тебя ни к чему? – озабоченно спросила Мэри. – Тео рассказывал мне о скандале, в котором был замешан герцог, незамужняя леди и какие-то там кусты возле лондонского особняка. Впрочем, когда Тео познакомился с герцогом лично, он решил, что на него наговаривают.

«Что-то такое Кэт уже слышала. От Гертруды Болтвуд. Точно! Там было и про кусты, и про герцога!»

Глупости. Ничего особенно скандального не произошло.

– Герцог ни к чему не принуждал меня. Насчет кустов – это была моя идея.

Наверное, Кэт сказала что-то не то. У Мэри глаза стали как блюдца.

– Но только для того, чтобы я могла без помех втолковать ему, как мне важно получить ренту в доме старой девы.

Сестра беззвучно вскрикнула и, зажав рот рукой, в ужасе уставилась на Кэт.

– Ты хочешь жить в доме?

Нет, не дано ей держать язык за зубами.

– Да, только маме с папой не говори.

– Ладно. Но, если ты хочешь остаться старой девой, зачем целовалась с герцогом?

– Я его не целовала. – Это он ее целовал. А она вошла в ступор от потрясения, потому и не смогла ответить на его поцелуй.

Мэри нахмурилась:

– Мы с Тео находились в шагах десяти от зарослей, когда оттуда вышел герцог. И вид у него был еще тот. Можешь представить наше изумление! – со смешком добавила она. – И радость. А если бы мы с Тео застали вас с герцогом в страстных объятиях? Я бы это как-нибудь пережила, а вот Тео…

– Никаких страстных объятий не было! – И это правда. Объятий не было в принципе. Герцог лишь прикоснулся губами к ее губам.

И это все изменило. Кэт ощущала этот сдвиг совершенно отчетливо. Так, как если бы земля ушла из-под ног.

– Мы обсуждали условия ренты.

Мэри презрительно шмыгнула носом:

– По герцогу было видно, чем вы занимались. Ренту или старых дев вы точно не обсуждали. Он выглядел, – она театрально вздохнула, – словно его околдовали. Или заговорили. Ничего вокруг себя не замечал. Даже нас с Тео. И ты тоже была не лучше. Правда, к тому времени, как ты вышла из кустов, мы с Тео успели спрятаться за стволом дуба.

Кэт это совсем не нравилось.

– Так ты признаешь, что шпионила за мной?

– Нет. Увидев выходящего из кустов герцога, я решила посмотреть, с кем он там развлекался. И я рада, что этой девушкой оказалась ты. – Мэри прикоснулась к плечу сестры. – По Лондону гуляют неприятные слухи, и для всех очевидно, что он тебе не безразличен. Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Ах! Кэт чуть не распустила нюни – так подействовало на нее сочувствие Мэри. Пришлось даже прикусить губу и часто заморгать. Вообще-то излишняя эмоциональность никогда Кэт не отличала. Во всем виноват герцог. Если бы только он был таким же негодяем, как его злосчастный предок, ее, Кэт, жизнь продолжала бы катиться своим чередом, без ненужных потрясений. Она могла бы строить планы на будущее и мыслить рационально. И конечно, не находилась бы сейчас в таком смятении чувств.

– Между мной и герцогом ничего нет, Мэри.

– А я думаю, есть. – Сестра уже радостно подпрыгивала, сидя на кровати. Матрас уподобился бурному морю, и Кэт слегка подташнивало, как при качке. – Уверена, он сделает тебе предложение. И Тео тоже так считает. – Тео был влюблен в Мэри по уши и готов был согласиться с чем угодно, только бы угодить своей избраннице.

– Герцог никогда не женится на дочери викария!

– Но папа – сын графа. У тебя безупречная родословная, Кэт.

«Если бы только она могла выйти за него… Нет!»

– Я убежденная мужененавистница.

– За ужином ты не выглядела мужененавистницей, а уж когда вышла из кустов…

Смысла спорить с сестрой не было. Мэри на попятную не пойдет, тем более, что Кэт действительно чувствовала себя несколько странно, когда возвращалась домой после дискуссии в кустах.

Но ведь это вполне объяснимо. Прежде ее никто никогда не целовал.

– Герцог не станет делать мне предложение. Он слишком молод.

– Ему тридцать. Не так уж герцог юный.

– Тридцать лет – очень мало, если верить, что умрешь вскоре после вступления в брак.

Она, Кэт, не должна об этом забывать. Даже если она влюбится в него без памяти, следует помнить о том, что герцог рассматривает вступление в брак как смертный приговор. И у него есть еще много лет в запасе. Жениться и зачать наследника он успеет и лет через пятнадцать-двадцать.

Как же это несправедливо! Не для нее, а для него. Герцог должен был иметь возможность почувствовать себя отцом, побыть им. Он был так добр и терпелив с близнецами за обедом. Не знал, куда девать глаза, когда Микки попросил его жениться на ней. Кэт готова была сквозь землю провалиться от стыда, но еще больше она боялась, что герцог скажет Микки что-нибудь резкое, даже жестокое – а ведь он имел для этого основания. Но нет, герцог проявил такт и понимание. И потом, когда Микки обнял его…

Кэт почувствовала, как сжалось сердце от сочувствия к Маркусу. Да, взгляд у него был удивленный, но в глазах его была такая смертная тоска…

Из него получился бы великолепный отец.

– Я ненавижу Изабеллу Дорринг!

Мэри кивнула:

– Она натворила больше бед, чем следовало. Однако герцог производит впечатление человека умного, а верит в какие-то глупые проклятия. – Мэри понизила голос до шепота и доверительно сообщила: – Только никому не говори: Тео вовсе не обрадовался, узнав, что герцог приезжает в Лавсбридж. Тео считает, что хозяин, бросивший свое поместье на произвол судьбы, достоин осуждения. И я с ним согласна – земле такой владелец точно не нужен!

Кэт прикусила губу. Что могла Мэри знать о земле? Ничего. Она лишь как попугай повторяла слова своего жениха.

– Но за то непродолжительное время, что герцог здесь находится, он заставил Тео полностью изменить к нему отношение. Герцог вникает в суть проблем, задает вопросы по существу и дает дельные советы. И это впечатляет. Однако он остается в плену суеверий. Как такое возможно? Не понимаю.

– Трудно закрыть глаза на то, что каждый герцог, начиная с того, кто соблазнил Изабеллу, умирал в то время, как его жена ждала наследника, – произнесла Кэт.

– Совпадение.

– Слишком много совпадений.

– А что еще? Ты же не веришь в проклятие?

– Нет. – По правде говоря, Кэт уже не знала, во что верить.

– Разумеется, не веришь, – с улыбкой заключила Мэри и наконец легла, укрывшись одеялом. – Раз не веришь, то и герцогу сумеешь внушить, что проклятие – выдумка. И он сразу почувствует себя гораздо лучше. А когда женится на тебе, то будет совсем счастливым.

Под силу ли ей переубедить герцога? Нет. Не стоит и пытаться. Он подумает, будто Кэт просит его пожертвовать ради нее жизнью. О подобном никого просить не станешь, а тем более того, кого любишь. Что это было? Оговорка? Едва ли. Неужели она действительно успела полюбить его?

Нет. Так не бывает. Они знакомы всего несколько дней.

«О чем я думаю? Я вообще не хочу замуж. Ни за кого».

Кэт закрыла глаза. Надо спать. Завтра ей предстоит тянуть жребий, и, если повезет, дом достанется ей. А после этого Маркус – герцог, а не Маркус! – уедет, и жизнь войдет в прежнее русло.

Кэт представила, как станет жить после того, как уедет Маркус, и будущее окрасилось для нее в безнадежно унылый серый цвет. А сама жизнь показалась бессмысленной чередой дней и лет, дорогой в никуда. И так до самой смерти.

Кэт сидела за низкой неудобной партой в классной комнате. Перед ней лежал по-прежнему чистый лист бумаги. Она наблюдала за играющими в солдатиков близнецами. Сибилла ушла рисовать в сад, а Пруденс пристроилась в каком-нибудь укромном уголке с книгой в руках. Ничто не мешало Кэт писать роман. Она обмакнула перо в чернила и… опустила его. Этим утром ей ничего умного в голову не приходило. Кэт не выспалась и была как на иголках.

Она в очередной раз взглянула на часы. Время тянулось невероятно медленно этим утром. Когда же часовая стрелка приблизится к одиннадцати? Надо подождать еще полчаса. И тогда Кэт пойдет в дом тянуть жребий. Ну вот, осталось ждать уже двадцать минут. Конечно, явится она раньше положенного времени. Но дом, хочется верить, уже откроют. А если не откроют, то она погуляет по палисаднику. С той стороны, откуда не виден ее родной дом. А маме и папе сообщит о своих планах, когда будет точно знать, что выиграла лотерею.

И, уже начиная с сегодняшнего дня, у нее будет сколько угодно свободного времени, часов благословенной тишины и покоя, когда никто не сможет помешать ей трудиться над книгой.

Это если выигрыш достанется ей, а не Джейн или Энн.

Но ни Джейн, ни Энн не сумеют обойти ее!

– А, вот ты где, Кэт!

Она вздрогнула. Нужно вести себя спокойно, как ни в чем не бывало. А то мама заподозрит неладное. Мать стояла в дверях классной комнаты и пристально смотрела на дочь.

– Ты меня напугала, – промолвила Кэт, вымучив улыбку.

– Это заметно.

Мама зашла в класс и присела за парту рядом с дочерью. Ничего хорошего это не сулило. Неужели Мэри рассказала ей о доме? Нет, сестра не стала бы кляузничать. Но мама могла и сама догадаться. Не так уж много было в Лавсбридже неприкаянных женщин.

Кэт продолжала улыбаться:

– Не хочешь ли ты сказать мне, мама, что приготовила еще одну корзину с гостинцами для бедной миссис Баркер?

– Нет. – Мисс Хаттинг стряхивала с юбки невидимые пылинки. – Я сдалась. Вижу, что мистер Баркер тебе не подходит.

– Кэт выйдет замуж за герцога, мама, – сообщил Микки, не отрывая взгляда от своих солдатиков.

– Нет, не выйду. – «Боже, неужели я краснею? Мама, пожалуйста, смотри на свою юбку, а не на меня».

Но мать смотрела на нее.

Кэт заставила себя поднять голову на мать. Сделать это было непросто. Но еще труднее оказалось выдержать материнский взгляд – смесь озабоченности, воодушевления и крайней решимости.

– Папа думает, что герцог интересуется тобой, Кэт.

До сих пор, обсуждая потенциальных женихов, мама не ссылалась на мнение отца. Неужели папа действительно считает…

Неважно, что считает папа. Папа в проклятие не верит, а герцог верит.

– Его светлость всего лишь вежлив.

Мать продолжала смотреть на нее в упор.

«Не дергайся. Не прячь глаза. Тебе не раз удавалось давать матери отпор, удастся и сейчас».

– И я полагаю, что тебе нравится герцог, Кэт.

Выдержки Кэт не занимать, но ее все равно оказалось недостаточно. Кэт устремила взгляд на мальчиков, игравших со своими солдатиками. К несчастью, близнецы были не настолько увлечены игрой, как ей представлялось.

– Ты нравишься герцогу, Кэт, – сказал Микки.

Том согласно кивнул.

– И нам он нравится. Он гораздо лучше, чем мистер Баркер.

Кэт почувствовала себя загнанной в угол. Но это же нелепо! Кто загнал ее в угол? Два несмышленыша четырех лет от роду и собственная мать?

– Я не выйду замуж ни за герцога, ни за мистера Баркера. Я вообще ни за кого не выйду замуж.

Мать прикоснулась к ее руке:

– А как насчет друзей герцога? Тебе мог бы понравиться кто-либо из них?

Кэт похолодела от ужаса. Выйти замуж за одного из друзей Маркуса? Боже сохрани!

– Нет.

– Но тебе нужен муж, дорогая, – тихо промолвила мать.

– Нет, не нужен.

Мама поджала губы и решила сменить тактику:

– Ладно. Но ты когда-нибудь размышляла о том, какая жизнь ждет взрослую незамужнюю женщину? Ты, например, задумывалась о том, где будешь жить?

Если мать не собирается упоминать очевидное, то и она этого не сделает.

А вдруг Энн или Джейн выиграют ренту в доме? Что я тогда буду делать?

Живот свело при этой мысли, и Кэт почувствовала противный металлический привкус паники. Рента в доме предоставлялась пожизненно. Или до замужества.

Хм-м…

Кэт не была морально готова пойти на убийство, но поработать свахой она бы не побрезговала. Мама только что упомянула друзей Маркуса. Они были приглашены на свадьбу Мэри и уже дали согласие. Герцог прислал записку, в которой сообщалось о согласии лорда Хайвуда играть на фортепиано. С близкого расстояния друзей Маркуса Кэт не видела, но издали они смотрелись неплохо. Вероятно, кто-то из них сгодится в женихи либо Энн, либо Джейн.

Однако лучше бы все-таки выиграть ренту.

В материнский тон закралось раздражение, хотя на лице читались скорее озабоченность и тревога.

– Разумеется, тебе всегда найдется место в отчем доме, но ведь мы не вечны. Не представляю, чтобы ты комфортно чувствовала себя, живя у Тори, у Рут или даже у Мэри. Или с Генри, Уолтером, Пру, Сибиллой. Они ведь все вырастут и обзаведутся своими семьями.

Кэт кивнула. Раз они обе притворились, будто дома старой девы не существует, то и говорить ей не о чем.

– Муж не только дает тебе крышу над головой, Кэт. Муж – это друг. – Мама наклонилась к ней и, слегка порозовев от смущения, тихо добавила: – И любовник.

– Я в курсе, – быстро сказала Кэт, надеясь, что мать не станет развивать данную тему.

И зря надеялась.

– Я понимаю, ты до сих пор не знаешь, что такое мужская ласка…

От одного воспоминания о вчерашнем поцелуе Кэт обдало жаром. Она почувствовала, что краснеет. Мама изумленно изогнула брови:

– Так ты целовалась с мистером Баркером?

– Нет! Ты же знаешь, я его терпеть не могу!

– Я тоже так думала, но нет ничего необычного в том, что любопытство побуждает…

– Уж если кто не может вызвать у меня интерес, так это мистер Баркер!

– Тогда с кем? – глядя на дочь с недоверчивым прищуром, спросила миссис Хаттинг. – С герцогом?

– Мама! – Она повела его в кусты вовсе не из любопытства. Просто хотела поговорить с ним о деле наедине, чтобы никто не мешал. Она и представить не могла, что между ними произойдет что-то такое, романтическое.

Подозрения матери ей скорее всего развеять не удалось, но, к счастью, та решила не настаивать.

– Тогда, если ни с кем не целовалась, ты, дорогая, просто не понимаешь, от чего отказываешься. – Мать деликатно покашляла и с опаской покосилась на сыновей. Мальчики играли как ни в чем не бывало, хотя битва между полками проходила на удивление тихо. Она наклонилась к самому уху Кэт и зашептала: – Обычно я оставляю беседу о том, что́ происходит между мужчиной и женщиной до вечера перед свадьбой, однако…

– Мама, нет!

Кэт вскочила как ужаленная.

– Прости, мама, мне пора. – Она посмотрела на часы и увидела, что опаздывает. Мать тоже встала, продолжая держать дочь за руку и старательно отворачиваясь от играющих на полу близнецов. – Любви в браке не следует бояться, Кэт. Любовь мужчины дарит женщине восхитительные, незабываемые ощущения. – Она тихо засмеялась. – Я не родила бы десятерых детей, если бы это было не так.

Кэт испугалась, что ее сейчас вырвет. Она догадывалась, что мать с отцом делали то, от чего рождаются дети, но предпочитала об этом совсем не думать. Кэт видела, как совокупляются собаки и другие животные. Смотреть на них было неловко, даже противно, и самка при этом явно испытывала массу неудобств. Кэт не могла представить, что ей бы захотелось заняться этим ради самого процесса. Хотя после поцелуя с Маркусом…

Нет, она не станет думать о поцелуях с герцогом, тем более когда на нее смотрит мать. Слишком острый был у матери глаз.

– Не сомневаюсь в твоей правоте, мама. А теперь, прости, мне действительно пора. Я должна встретиться с Энн и Джейн. Я опаздываю. – Кэт попыталась высвободить руку, но мать ее не отпустила, а ухватила еще крепче.

– Не хочу, чтобы ты шла по жизни в одиночестве, Кэт. Да, я навязывала тебе мистера Баркера, да и других мужчин до него, но я мечтаю, чтобы ты была счастлива. Жизнь без мужа и детей будет невыносимо одинокой.

Кэт почувствовала теснение в груди, к глазам подступили слезы. Неожиданно ей стало жаль мать. Какое же нужно иметь сердце, чтобы вот так за всех переживать!

– Мама, сама подумай, как я могу чувствовать себя одинокой, имея девять братьев и сестер? А уж сколько у меня появится племянников и племянниц – и не сосчитать!

– Твои братья и сестры станут жить своими семьями, а ты, чем будешь жить ты?

Действительно, а в чем будет состоять смысл ее, Кэт, жизни?

В том, к чему она всегда стремилась.

– Я буду сочинять романы.

– Глупости. Твои романы ночью тебя не согреют.

Это точно, не согреют. Так, может, мама права? Нет! Приняв решение, метаться ни к чему. А в том, что в душе ее поселилось сомнение, виноват он, герцог. И зачем только он ее поцеловал?

– Я хочу стать писательницей, мама. Всегда мечтала.

Терпение матери лопнуло. Она отпустила руку Кэт и с нескрываемым презрением воскликнула:

– Писательницей! Хочешь знать, кем ты станешь? Старой ворчливой теткой, которая всю жизнь просидит в углу.

– Кэт может прийти ко мне жить, мама, если герцог на ней не женится, – сказал Микки, подошел и обнял Кэт за ноги.

– Или приходи ко мне, Кэт, – добавил Том, дергая сестру за руку, – и пиши свои книги.

Мать улыбнулась:

– Вы очень хорошие, мальчики. Добрые и заботливые.

– Спасибо вам обоим, – пробормотала Кэт, пытаясь проглотить возникший в горле ком. Если она не уйдет отсюда немедленно, то уже не сможет сдержать слез.

Кэт опрометью бросилась вон из дома. Они не начнут без нее. Не посмеют. А вдруг посмеют? Хорошо, что дом совсем рядом – только дорогу пересечь. Кэт перебежала дорогу и едва не сбила Поппи.

– Мяу! – возмутилась трехцветка.

– Прости, Поппи, я тебя не заметила, – произнесла Кэт и наклонилась, чтобы, почесав кошку за ухом, загладить свою вину.

Поппи подняла на Кэт обиженный взгляд, однако решила сменить гнев на милость и потерлась об ее ноги перед тем, как убежать по своим кошачьим делам на задворки сада. Кэт мысленно поздравила себя с тем, что, в случае если ей повезет и она получит ренту, не придется делить дом с соседкой, которая имеет на нее зуб.

С каждым шагом волнение нарастало все сильнее, и, когда Кэт постучала в дверь, ее уже охватила паника. Вероятно, из-за этого стук получился уж слишком настойчивым и громким. Если они провели жеребьевку без нее…

Дверь ей открыл Рэндольф.

– Ломать дверь вовсе не обязательно, – вместо приветствия сказал он и, заглянув Кэт за спину, спросил: – Ты, случайно, его светлость не видела?

– Нет. А герцог еще не пришел?

Глупый вопрос. Рэндольф не задал бы его, если бы герцог уже прибыл на место. Кэт шагнула в гостиную и попала под прицел двух пар недобро прищуренных глаз: Энн и Джейн.

– Мы думали, он с тобой, – промолвила Джейн. – Вы с ним ведь добрые друзья.

Гостиная показалась Кэт гораздо просторнее, чем когда она находилась здесь с герцогом. Кэт присела на самый край красной кушетки – как можно дальше от Энн. Джейн расположилась в кресле.

– Я видела, как вы с ним вчера нырнули в кусты, – сообщила Энн.

Кэт напряглась. Не дождутся. Она ни в чем не признается.

– Как ты сумела? Наш дом на одном краю деревни, а ваш – на другом.

– Я не сидела дома. Я была здесь. Осматривала сад. Составляла план работ на ближайшее время. Собираюсь начать его облагораживать, как только заселюсь. – Энн улыбнулась. – Но я вас обеих, разумеется, приглашу в гости.

– У нас у всех равные шансы, – заметила Кэт.

– Да, если герцог тебе не подыграет. Вероятно, он желает поселить тебя тут, чтобы беспрепятственно навещать время от времени.

– Джейн! – воскликнул Рэндольф.

Кэт не верила своим ушам. Каждое слово Джейн было пропитано ядом. Сколько же ненависти в ее бывшей подруге! Такой Кэт ее никогда прежде не видела. Наверное, она и не знала ее совсем.

– Извини, – вспыхнув, сказала Джейн. – Я погорячилась. Я не думаю о тебе плохо, Кэт. Просто мечтаю выиграть ренту.

– Это не означает, что можно забыть о приличиях и достоинстве, – произнес Рэндольф.

Он хочет, чтобы Джейн его задушила?

– Ты мне не отец, Рэндольф, чтобы учить меня хорошим манерам.

– Кто-то же должен тебя учить. Если так дальше пойдет, ты совсем от рук отобьешься.

Джейн злобно уставилась на него. Под скулами ее ходили желваки. И кажется, она скрипела зубами.

– А Джейн дело говорит, – в звенящей от напряжения тишине раздался голос Энн. – Если Кэт победит, это будет очень странно. Ты согласна, Кэт?

Да что тут, черт побери, происходит?

– Отчего же? Я имею такое же право на этот дом, как ты или Джейн. – По сути, прав на этот дом у нее было больше, чем у бывших подруг. В конце концов, Изабелла Дорринг приходилась ей хотя и дальней, но родственницей. Впрочем, сейчас не самое подходящее время напоминать им об этом.

– Герцог скомпрометировал тебя, когда затащил в кусты, – усмехнулась Энн. – Теперь ты скорее падшая женщина, чем старая дева.

– Я не падшая женщина. – Как может Энн говорить такое? – И герцог меня в кусты не затаскивал. Это я его туда отвела.

Энн, Джейн и Рэндольф повернули головы и уставились на нее. Вот досада! Она ведь ни в чем не собиралась сознаваться!

– И лишь для того, чтобы без посторонних обсудить обстоятельства получения ренты дома старой девы.

Джейн хмыкнула:

– Интересная, полагаю, у вас получилась дискуссия!

«Господи, не дай мне покраснеть!»

Энн противно захихикала и, выгнув брови дугой, поинтересовалась:

– А больше ничего не произошло?

– Разумеется, нет.

Бог не любит лгунов. Кэт ощутила, как краска заливает шею, щеки и лоб.

Джейн и Энн многозначительно переглянулись, после чего уставились на Кэт. Та почувствовала себя насекомым, которого булавками пришпилили к доске.

– Каждому известно, что твои сестры вот уже не один год используют эти кусты в качестве комнаты свиданий, если ты понимаешь, о чем я, – добавила Энн. – Никто не удивится, узнав, что и ты использовала их по тому же назначению.

Кэт вдруг стало нечем дышать. Перед глазами замелькали светящиеся точки. Что скажет папа? И мама? Как она после этого будет смотреть людям в глаза? Нет, паниковать не следует. Ничего не случилось. Ничего непоправимого не случилось.

– Наш разговор был абсолютно невинным. – Кэт не погрешила против правды. То, что произошло, было уже после окончания беседы. – И, как бы там ни было, никто, кроме тебя, Энн, нас не видел. Но ты ведь не станешь распускать обо мне нехорошие слухи.

– Я не была единственной, кто тебя видел. Лорд Хайвуд тоже имел возможность наблюдать эту сцену. – Отчего-то на щеках Энн вспыхнул яркий румянец. И по столь же непонятной причине она вдруг опустила голову.

– Но он приходится герцогу двоюродным братом. Он ничего не скажет.

Энн разглаживала складки на юбке.

– И еще кое-кто мог вас заметить. Сестры Болтвуд как раз в это время вышли прогуляться. – Она повела плечами, по-прежнему избегая встречаться с Кэт взглядом. – Лавсбридж невелик, а о том, как быстро расходится дурная молва, ты и сама знаешь.

Вначале Кэт охватило отчаяние, а потом гнев. Она крепко стиснула ладони, заставляя себя дышать как можно ровнее и глубже. Нет, она справится…

– Доброе утро, Уилкинсон! Доброе утро, леди!

Сердце ее вдруг забилось чаще. Кэт обернулась. Герцог стоял в дверном проеме. Пространство комнаты стремительно сжалось. И по телу Кэт разлилась приятная теплота.

– Простите за опоздание. Возникла небольшая проблема, потребовавшая моего немедленного вмешательства, – произнес герцог, а затем обратился к Рэндольфу: – Мы уже можем приступить к жеребьевке?

– Да, ваша светлость. Все готово. Если позволите, я…

– Минутку, Рэндольф, – сказала Джейн. – Каким образом ты намерен удостовериться в том, что его светлость не подыгрывает Кэт?

– Вы ставите под вопрос мое честное имя, мисс Уилкинсон?

В комнате повеяло холодом. Кэт даже поежилась.

– Джейн! – в ужасе воскликнул Рэндольф. – Что ты себе позволяешь?!

Подбоченившись, она развернулась к брату лицом. В этой склочной дамочке невозможно было узнать ту, прежнюю, Джейн.

– Что надо, то и позволяю! Я хочу, чтобы все было честно! – Посмотрев на герцога, Джейн добавила: – Даже если вы – сама честность, ваша светлость, я своего не упущу. Иной возможности вырваться из дома моего брата у меня нет, и провести себя я не позволю никому!

– Господи, Джейн, что ты такое говоришь?! Тебя послушать, так я хуже тюремщика!

– Так и есть. Мне часто кажется, будто я не живу в этом доме, а срок отбываю. В карцере!

Рэндольф побагровел, и на лбу вздулась и начала пульсировать вена.

– Я вынуждена согласиться с Джейн, – сказала Энн. – Я тоже хочу быть уверенной в отсутствии каких бы то ни было махинаций.

Глаза у его светлости полезли на лоб. Лицо стало обиженным и одновременно растерянным.

– Почему, смею спросить, вы, леди, полагаете, что я начал бы способствовать победе мисс Хаттинг?

– Энн видела, как мы свернули в кусты, ваша светлость. – Смысла утаивать данный факт от герцога не было. Более того, Кэт опасалась, что в случае ее победы Энн сделает так, чтобы все в деревне узнали об этом досадном инциденте. До сих пор она не давала повода заподозрить себя в мстительности, но, похоже, сложившаяся ситуация высветила все самое худшее в каждой из них троих. – И хотя я объяснила, что лишь хотела поговорить с вами без свидетелей, но она думает, будто произошло нечто иное.

Правда ли герцог улыбнулся или ей показалось?

– Я более чем уверен, что леди не сомневаются в вашей честности, ваша светлость, – произнес Рэндольф, мрачно глядя на сестру. Впрочем, Джейн смотрела на брата с тем же, если не еще более злобным, выражением. – У присутствующих дам просто сдали нервы, что можно понять с учетом того, насколько желанным для каждой из них является проживание в этом доме.

– Ясно. И полагаю, держать соломинки, которые будут тянуть дамы, должен я?

– Думаю, что так, ваша светлость. – У Рэндольфа дернулись губы. – Мисс Дорринг не уточнила этот момент в своем завещании, но поскольку нас только двое, а моя сестра скорее всего обвинит меня в подтасовке, если рента ей не достанется, то, наверное, держать соломинки придется вам.

– Вы стали бы обвинять своего брата в подтасовке, мисс Уилкинсон?

Джейн даже бровью не повела.

– Да, ваша светлость. Непременно стала бы.

– Ладно, – кивнул герцог. – Тогда могу утешаться тем, что не я один под подозрением. И как мы поступим, мистер Уилкинсон? Как вы предлагаете провести процедуру, чтобы удовлетворить требования присутствующих дам?

– Спасибо, ваша светлость, за понимание, – сказал Рэндольф, бросив на сестру испепеляющий взгляд. – Я сделал все, чтобы исключить какой бы то ни было фаворитизм. На дно старой керамической вазы я положил глину и воткнул в нее соломинки таким образом, чтобы все они казались одной длины. Если только вы не умеете видеть сквозь непрозрачные предметы, вы и сами не сможете узнать, какая из соломинок короче других. Следовательно, исключается любая возможность подсказки.

– Предложенные вами меры кажутся вполне достаточными, но на всякий случай я бы еще и завязал глаза тому, кто будет держать вазу, то есть мне. Это вас устроит, леди?

– Пожалуй, устроит, – хмуро согласилась Джейн. – Ты согласна, Энн?

Энн, похоже, пыталась отыскать изъян в предложенном плане, но, не найдя, к чему придраться, неохотно сдалась. У Кэт, разумеется, никто ничего спрашивать не стал. Но, с другой стороны, зачем бы герцог стал ее спрашивать? Вся эта ситуация была нелепой.

Герцог вытащил из кармана большой белый носовой платок.

– Вы не могли бы завязать мне глаза, Уилкинсон? – попросил он. – А потом пусть дамы проинспектируют вашу работу, чтобы у них не осталось сомнений в том, что все делается как положено.

– Простите, ваша светлость, – произнес Рэндольф, взяв протянутый платок. – Я не представлял, что это выльется в столь низкопробный фарс.

У герцога были красивые глаза, но сейчас, когда их закрывала повязка, внимание Кэт сосредоточилось на его губах. Это произошло само собой. И сам собой вспомнился тот поцелуй в кустах. И она вдруг вновь почувствовала губами вкус его губ.

Кэт отвернулась, когда Джейн и Энн подошли к герцогу, желая убедиться, что он действительно ничего не видит.

– Не хочешь ли и ты проверить повязку, Кэт? – спросил Рэндольф.

– Нет. Ты умеешь вязать узлы.

– Спасибо за доверие, Кэт. А вы, леди, – Рэндольф посмотрел на Джейн и на Энн, – удовлетворены?

Энн молча кивнула.

– Да, – сказала Джейн. – Можно приступать.

Рэндольф принес вазу с кухни и осторожно вложил ее в руки герцогу. У Кэт ноги сделались ватными. Через мгновение решится ее судьба!

– Предлагаю следующее: я начну считать, и на счет три, каждая из дам схватится за выбранную соломинку. Однако перед тем, как они вытянут свой жребий, я передам вазу вам, Уилкинсон. – Красивые губы герцога сложились в улыбку. Нет, скорее в мрачную ухмылку. – Я бы хотел иметь возможность снять с себя повязку до того, как станет известен результат жеребьевки, чтобы в случае нападения защитить свою жизнь.

– Надеюсь, у нас хватит самообладания не бросаться на вас с кулаками, ваша светлость, – произнесла Джейн.

– Я тоже на это надеюсь, но отчего-то мне не хочется рисковать, – промолвил герцог и, вытянув руки, державшие вазу, начал отсчет: – Раз, два.

Кэт была как сжатая пружина. Она нацелилась на выбранную соломинку и приготовилась на счет «три» к молниеносному броску.

– Три!

Кэт дотронулась до «своей» соломинки, и в то же мгновение Энн, выбив добычу, вцепилась в соломинку, которая, судя по всему, приглянулась им обеим.

– Энн!

– Я была первой!

Кэт была вынуждена довольствоваться тем, что осталось.

– Уилкинсон, – сказал герцог, – не сочтите за труд – заберите у меня вазу.

Рэндольф взял вазу, и герцог отошел в сторону и стянул с глаз повязку.

– Давайте, – предложил его светлость, – посмотрим, кто станет следующей хозяйкой дома старой девы.

Кэт вытащила соломинку из вазы, и, вне всяких сомнений, она оказалась короче двух других.

– Я победила! – воскликнула она и улыбнулась герцогу.

Ответной улыбки от его светлости не последовало.

– Мои поздравления, мисс Хаттинг. Можно я дам вам совет? Ни на секунду не теряйте бдительность, если хотите удержать свой приз.

– Что? О чем это вы? – Кэт посмотрела на Джейн, потом на Энн и все поняла. – Да, спасибо за совет.

Подруги превратились в ее заклятых врагов.

Глава 12

30 мая 1617 года. Сплетницы и сплетники чешут языками, распуская грязные слухи. Миссис Бидли даже имела наглость отчитать меня прямо в церкви в это воскресенье. Но мне безразлично. Я лишь хочу, чтобы мой дорогой Маркус поскорее вернулся из Лондона. Его несносная мамаша прикинулась больной и настояла на том, чтобы он всю неделю был у нее на побегушках. Ничего, как только Маркус сумеет вырваться, он приедет ко мне. А мне остается считать дни.

Из дневника Изабеллы Дорринг

– Ты переезжаешь в дом старой девы?

– Да, папа.

Кэт дождалась ужина, чтобы сообщить об этом сразу всем членам семьи. Нельзя сказать, что все прошло гладко. Новость ее произвела эффект разорвавшейся бомбы. Даже мама лишилась дара речи – чего с ней не случалось ни разу на памяти Кэт. За немой сценой последовала другая, еще более угнетающая. Мама будто разом постарела лет на двадцать. Микки зарыдал навзрыд, и даже Том всхлипнул и кулачком утер слезу.

– Но зачем тебе это, Кэт? – ошеломленно спросил отец. – Разве тебе так плохо дома? Ты здесь несчастна?

– Конечно, нет! – В определенном смысле все так и было. Кэт не чувствовала себя несчастной. Она любила родителей, братьев и сестер. – Но мне двадцать четыре года, и пора жить самостоятельно. У меня даже кровати своей тут нет.

– Скоро у тебя будет своя кровать, – напомнила Мэри. – Как только я выйду замуж за Тео.

– Как только ты выйдешь за Тео, мама подселит ко мне Пру, – усмехнулась Кэт. Объяснение с семьей оказалось сложнее во всех смыслах, чем она предполагала.

– Нет, Кэт, – произнесла мама, обретя наконец голос. – Я бы позволила тебе занять всю кровать и даже целую комнату, если бы ты сказала мне, что хочешь этого. Сейчас у нас достаточно места. Пру и Сибби могут пожить в одной комнате.

– Да, Кэт, я поживу с Сибиллой, – тихо проговорила Пруденс. – Пожалуйста, не уезжай.

Боже мой! А ведь она думала, что Пруденс первая запляшет от радости, да еще и пинка ей даст на дорогу. Сибби плакала, уткнувшись носом в салфетку, а Уолтер и Генри молча смотрели себе в тарелки. То, что эти вечно голодные подростки не притрагивались к пище, свидетельствовало о многом.

– Я же не в Лондон уезжаю. Я буду жить через дорогу от вас!

Решение принято верное. Кэт много лет об этом мечтала. Тогда почему у нее внезапно возникло чувство, будто она совершает ужасную ошибку? Она просто не ожидала подобной реакции, вот и все. Нехорошо получилось, но перемены всегда тяжело переживаются. Как только все привыкнут к тому, что она живет в доме, все само собой наладится.

И, право же, когда Тори и Рут уезжали, ничего подобного не происходило. Мэри тоже уедет через неделю, и никто по этому поводу слез не льет.

Нет, проблема состояла не в том, что Кэт переезжает, а в том, что она переезжает, не выходя замуж.

– Как я могла не воспользоваться таким шансом? Кто мог догадаться, что мисс Франклин выйдет замуж и место освободится?

– Но я думала, ты лю… – Мэри вовремя спохватилась. – Я считала, что тебе нравится герцог, Кэт.

– Да, он мне нравится, – подтвердила она, обещая взглядом своей незадачливой соседке по комнате медленную и мучительную смерть в случае, если Мэри хотя бы словом обмолвится об их ночном разговоре. – И что с того?

Микки подбежал и уткнулся лицом в платье Кэт, обхватил ее руками и заплакал навзрыд, время от времени вытирая нос об ее юбки.

– Ты должна выйти за герцога, Кэт!

Кэт крепко обняла братишку:

– Нет, Микки.

– Должна! – выкрикнул с места Том. Глаза у него были красные, а нижняя губа выпятилась – как всегда, когда он боролся со слезами.

– Том, – улыбнувшись брату, промолвила Кэт и заставила себя обвести взглядом остальных домочадцев. – Что за нелепость! Герцог даже не думал делать мне предложение!

– Но он его сделает.

– Папа!

– Я видел, как он смотрел на тебя вчера во время ужина, Кэт. И как ты смотрела на него. Ты не можешь сказать, что абсолютно равнодушна к нему, потому что я в это не поверю.

– Она далеко к нему не равнодушна, папа! – скороговоркой выпалила Мэри. – Она…

– Да, он мне нравится. – Кэт посмотрела на сестру, и Мэри, вспыхнув, прикусила язык.

Мама удрученно и растерянно покачала головой:

– Я могу понять твою сдержанность в отношении мистера Баркера, но герцог совсем на него не похож.

– Я это знаю. – Разумеется, Кэт это знала. При иных обстоятельствах…

Но обстоятельства были такими, какие есть. Герцог тронулся умом на почве мнимого проклятия, а она, Кэт, мечтала сочинять романы. Муж, даже такой муж, как герцог, стал бы неустранимой помехой ее планам. Пожизненная рента – настоящий подарок судьбы, благодаря которому она наконец начнет писать книги.

– Я уже говорила тебе, мама, и тебе, папа, что не собираюсь выходить замуж. Я хочу сочинять романы. А для этого мне нужно время и тихое, спокойное место, где я могла бы работать в уединении.

– Может, я чего-то не понимаю, – сказал папа, – но, по-моему, чтобы писать, нужны бумага и ручка.

Папа не понимает, о чем говорит. Никто ее никогда не понимал, за исключением мисс Франклин. Сочинить роман – это не просто нацарапать слова на листке бумаги.

– Если я выйду замуж, буду вести хозяйство, особенно если появятся дети, то времени у меня ни на что другое не останется. – Кэт оглянулась на мать. – Разве не так?

Мама вскинула брови.

– Подозреваю, что в статусе герцогини Харт ты будешь иметь в своем распоряжении целую армию слуг, готовых исполнить любое твое желание.

– А ведь правда! – У Пруденс глаза загорелись. – Если ты выйдешь замуж за герцога, то станешь герцогиней. – Она чуть ли не подпрыгивала на стуле. – Мои подруги обзавидуются!

– Готов поспорить, у герцога кони – первый класс! – воскликнул Уолтер.

– А если нет, то появятся, когда он решит поселиться в замке.

– И у него есть кухарка, она печет вкусное печенье, – добавил Том.

– И конь, который не кусается, – напомнил Микки.

– И он сможет купить мне комиссию в кавалерийский полк…

– Нет, – нахмурившись, возразила мама. – Ты не пойдешь служить в кавалерию.

– Но, мама…

– Прекратите! – крикнула Кэт. – Я не выхожу замуж!

– Мама права, – заметила Пруденс. – Если ты выйдешь замуж за герцога, за тебя все будут делать слуги. И замок такой большой, что ты могла бы по нескольку дней с герцогом не видеться, когда он тебе надоест.

В том-то и дело, что ей хотелось видеть герцога постоянно, каждый час, каждый день. Разделить с Маркусом жизнь. Просыпаться с ним каждое утро и каждую ночь ложиться вместе в постель.

Кэт густо покраснела. Про постель не следовало думать.

– Я не выйду замуж за герцога Харта. Сколько еще раз я должна это повторить? – Кэт с трудом держала себя в руках. – Что бы ты ни считал, папа, герцог не сделает мне предложение. Ты забыл о проклятии?

– Еще лучше, – пожав плечами, усмехнулся Уолтер. – Если ты выйдешь за него замуж, то совсем скоро станешь богатой вдовой. Тогда у тебя будет и замок, и время, чтобы писать книги. Сколько угодно времени. Ведь ты именно этого хочешь, насколько я понял.

Кэт вскочила как ужаленная:

– Как ты можешь говорить такое! – Швырнув салфетку на стол, она выбежала из комнаты.

Мать нашла ее в спальне, которую Кэт делила с Мэри. Кэт сидела на единственной кровати, закрыв лицо руками.

– Уолтер зря это сказал, – промолвила мать, присев рядом.

– Да, зря.

– Папа в качестве наказания велел ему переводить отрывок из греческого, но, как только он закончит, сам придет и попросит прощения. Уолтер искренне раскаивается.

– Естественно. – Кэт опустила руки, но упорно смотрела в сторону. Впрочем, матери необязательно глядеть ей в лицо, чтобы знать, что она чувствует. Кэт продемонстрировала свои эмоции всей семье. Весьма наглядно.

Мать накрыла ладонь дочери своей рукой.

– Прости. Если бы я могла чем-то тебе помочь, но я не знаю, как.

Кэт душили слезы, но она упорно с ними боролась. Мать бережно пожала дочери руку.

– Если бы Изабелла не была уже двести лет как мертва, я бы ее утопила своими руками. Сколько же боли она причинила и тебе, и герцогу!

– Между мной и герцогом ничего нет, – с трудом выдавила Кэт. Мать тактично оставила ее слова без комментариев.

– Уолтер поможет тебе завтра с переездом.

– Мне не нужна помощь.

– Может, и не нужна, однако Уолтеру было бы легче, если бы ты позволила ему как-то загладить свою вину перед тобой. Ты должна его простить – он не понимает твоих чувств.

Кэт и сама их не понимала.

– Хорошо.

Через полчаса кто-то постучал в дверь ее комнаты.

– Войдите.

Уолтер бочком вошел в комнату.

– Прости, Кэт. Я не знал. То есть я хочу сказать, ты говорила… – Уолтер запнулся. Голос у него ломался, и он часто давал петуха. – Пожалуйста, прости, – хрипло добавил он, глядя себе под ноги.

– Я на тебя не в обиде, Уолтер.

– Ты позволишь мне помочь тебе? – Уолтер поднял голову. – Мама сказала, что ты разрешишь.

– Да, конечно.

Утром Уолтер снова стал прежним. Он без умолку болтал – Кэт слушала его вполуха, – пока нес ее саквояж в дом старой девы. По дороге им встретилась миссис Бейтс – она направлялась в магазин.

– Доброе утро, миссис Бейтс! – улыбнулась Кэт.

Та на приветствие не ответила и демонстративно отвела взгляд. После чего, подобрав юбки, перешла на противоположную сторону дороги.

Уолтер остановился и изумленно посмотрел ей вслед.

– Что это с ней?

– Не знаю, – пожала плечами Кэт. Действительно, странное поведение. Миссис Бейтс всегда вела себя приветливо.

– Словно у тебя чума или нечто подобное, – протянул Уолтер.

– Может, она заболела? – предположила Кэт, продолжив путь. Стоять на дороге и размышлять о том, чем вызвано странное поведение миссис Бейтс, у нее не было ни времени, ни желания. Ключ от дома старой девы оттягивал ее карман. – Пойдем, Уолтер. Я хочу заселиться как можно скорее, да и тебя папа ждет на урок.

Брат недовольно поморщился:

– У папы нет ни капли жалости. Мог бы в честь отъезда старшей сестры разрешить мне отдохнуть денек.

– Нашел повод! Я что, в другой город уезжаю? Соскучишься, приходи – я буду жить через дорогу.

– Но ведь не в одном доме. А это совсем не то.

– Никакой разницы.

Открыв дверь теперь уже собственным ключом, Кэт увидела кошку. Поппи сидела перед входом и вылизывала лапы, словно ждала прибытия хозяйки. Заметив Уолтера, кошка выгнула спину дугой и зашипела, после чего шмыгнула в открытую дверь и скрылась в саду.

– Ты мне тоже не нравишься! – крикнул ей вслед Уолтер. Как правило, животные любили Уолтера, и потому демонстративная неприязнь Поппи оскорбила его.

– Она лишь кошка, – улыбнулась Кэт.

– И к тому же глупая. Я бы на твоем месте прогнал ее.

– Сомневаюсь, что это в моих силах. Этот дом больше ее, чем мой. По крайней мере, она так считает. А теперь дай мне мой саквояж и возвращайся домой.

– Я подниму его наверх. Это мужская работа. Нечего тебе спину ломать.

Уолтер явно не торопился домой, к переводам с греческого.

– Не такая уж я хрупкая. И потом, я этот саквояж сама упаковывала, помнишь?

Кэт ничего не имела против того, чтобы брат поднял саквояж на второй этаж, но отчего-то ей очень не хотелось, чтобы он заходил в спальню и прочие комнаты второго этажа. Теперь это был ее дом, ее территория.

– Ладно, – кивнул Уолтер и опустил саквояж на пол. Но не ушел.

– Ты забыл, где дверь?

– Нет. – Брат неловко переминался с ноги на ногу. Он обвел взглядом комнату, остановившись на отвратительной картине, изображающей собаку с мертвой птицей в зубах.

– Посмотри на ту картину!

– Я ее уже видела. Папа ждет тебя.

– Не терпится от меня избавиться? – нахмурился Уолтер.

Кэт мечтала погрузиться в сладостное уединение. Насладиться им. Но как-то уж слишком нарочито бодро прозвучал его вопрос. Что же он пытался скрыть за мальчишеской бравадой?

– Уолтер, ты же не будешь скучать без меня?

– Конечно, не буду, – с запинкой ответил Уолтер.

Для Кэт стало настоящим откровением то, что она уловила в голосе брата. Он ее любит и действительно будет тосковать без нее!

– Ты можешь прийти ко мне, когда пожелаешь. В любое время.

Ну вот! Зачем она это сказала? Разве все это затевалось не ради того, чтобы получить наконец вожделенное уединение? Едва ли ей удастся много написать, если по нескольку раз в день придется принимать гостей.

Но, с другой стороны, она сказала именно то, что хотел услышать Уолтер, и это хорошо. Он буквально ослепил Кэт улыбкой. Но тринадцатилетний мальчик не станет признаваться в теплых чувствах к кому бы то ни было. Даже к родной сестре.

– Да мне и не захочется, – произнес Уолтер, по-прежнему лучезарно улыбаясь. – Ты ведь через улицу живешь, я и так буду тебя видеть. – Неожиданно он сделался серьезным и, помолчав, спросил: – Ты ведь будешь приходить на ужин?

– Да. Время от времени. – Кэт направилась к двери, подавая брату пример. – А теперь иди. Не заставляй папу ждать.

Уолтер тяжело вздохнул:

– Чертовы переводы! Отчего эти древние мудрецы не додумались писать на королевском английском?

– Вероятно, потому, что они были греками и римлянами.

Брат состроил рожицу и, помахав ей рукой на прощание, пошел домой. Кэт решительно закрыла за ним дверь и удовлетворенно перевела дух. Ну вот, наконец-то! Впервые за двадцать четыре года своей жизни она не будет слышать, как кто-то плачет, ссорится или топает. Никто не станет просить ее поиграть или что-нибудь сделать. Она была совершенно одна. Какое счастье!

И действительно тут было как-то очень тихо…

Конечно. Она ведь мечтала о тишине, разве нет? В тишине лучше думается.

Кэт взяла саквояж и потащила его наверх. Ее шаги по деревянной лестнице гулко отдавались в звенящей тишине дома. Она могла бы пригласить Энн и Джейн на чай…

Только они едва ли придут. Наверное, со временем они вновь станут подругами, но пока переживают свое поражение. Разрыв отношений с ними угнетал Кэт. Чем она будет заниматься, когда не сможет писать? Впрочем, на первое время дел у нее хватало: Кэт станет обживать этот дом: избавляться от ненужного, переставлять мебель так, как ей нравится.

Она вошла в спальню и опустила саквояж на пол. Надо открыть окна навстречу свежему воздуху и солнечному свету. Кэт взглянула на портрет Изабеллы Дорринг.

– А потом я уберу тебя в кладовку, – сказала она.

Маркус проснулся и, подойдя к окну, распахнул его. Голова его гудела, точно там поселился пчелиный рой. Теперь, когда он исполнил то, что требовала Изабелла Дорринг, можно отсюда уезжать. Маркус был свободен. Он мог хоть сейчас направиться в Лондон или в Озерный край, и забыть о Лавсбридже навсегда. Мисс Хаттинг – двадцать четыре года. У нее вся жизнь впереди.

Однако Маркус не ощущал себя свободным. Вопрос с рентой дома решился два дня назад, и мисс Хаттинг переселилась туда, наверное, вчера. А Маркус пока не уезжал. Нейт и Алекс отбыли в Лондон. Надо было ехать с ними, но он остался под предлогом неотложных проблем, связанных с поместьем. Объяснил, что дела не отпустят его еще дней десять, а там наступит день свадьбы Мэри, и его друзья вернутся в Лавсбридж. Алекс согласился исполнить роль аккомпаниатора на свадьбе. А после свадьбы они втроем поедут в Озерный край.

Может, поедут. Или нет.

У Маркуса действительно имелись кое-какие дела в поместье, но истиной причиной, удерживающей его в Лавсбридже, были не они. Он просто не мог себя заставить уехать от Кэтрин.

Маркус крепко зажмурился. Проклятие! Нейт опять за ним шпионил! Видел, как Маркус и Кэтрин скрылись в зарослях после ужина в доме викария. И в тот же вечер, когда Маркус вернулся в замок, и на следующее утро Нейт только и делал, что читал ему нотации о том, что он, Маркус, испытывает судьбу, и ему необходимо постоянно помнить о грозящей ему опасности и действовать осмотрительно. Из-за него, Нейта, он опоздал на жеребьевку.

Нейт лишь хотел защитить его, со вздохом повторил себе Маркус. И это стремление Маркус понимал. Однако свою жизнь он должен прожить сам, и выбор делать он тоже будет сам. Даже если это приведет его к катастрофе.

И потому Маркус солгал другу. Видит бог, он никогда не лгал Нейту раньше. Но как иначе он мог поступить? Скажи он Нейту правду, так тот бы никуда не уехал, а ходил бы за ним как верный пес и дышал в спину. И, что еще хуже, постоянно совал бы нос в дела Маркуса.

И потому он сказал Нейту, что они с Кэтрин скрылись в зарослях, чтобы обсудить вопросы, связанные с рентой дома старой девы.

И так оно и было.

И еще, что ничего не произошло.

А вот это уже неправда.

Что она была убежденной мужененавистницей, твердо решившей никогда не выходить замуж.

Правда. Но лишь отчасти. И Маркус надеялся, что переубедить ее в его силах.

Нейт обрадовался, узнав, что рента в доме досталась Кэтрин. Пожалуй, Нейт уехал в Лондон, потому что решил – Маркус теперь вне опасности.

Но Нейт просчитался.

Маркус прижался лбом к стеклу. Он чувствовал себя сухим листом, который швыряет холодный осенний ветер. Никогда еще ему не было так тоскливо. И все из-за нее, из-за Кэтрин. Из-за женщины, для кого пожизненное одиночество – не приговор, а исполнившаяся мечта. Но тогда, в зарослях, она ответила на поцелуй. Жарко прижималась к нему, и губы ее трогательно раскрылись навстречу его губам.

Видит бог, он хочет ее. Прижать ее губы к своим губам, почувствовать вкус желания…

Маркус отвернулся от окна и уныло побрел к письменному столу. Усевшись в кресло, взял первый попавшийся документ и принялся изучать его. Перечитав раз пять первый параграф, но так и не сумев вникнуть в суть написанного, Маркус раздраженно бросил лист на стол.

Он мог думать только о Кэтрин. О ее лице, о голосе, о прикосновении рук, о запахе кожи. Он влюбился как мальчишка.

Что может его отвлечь? Только по-настоящему полезное дело. Или хотя бы просто полезное дело. Он мог бы ответить на пару писем. Вот так всегда! Перо затупилось!

В поисках перочинного ножа Маркус выдвинул один ящик стола, за ним другой, третий. Все они, как назло, были пусты. Вообще-то Эммет говорил ему, что столом этим никто не пользовался уже лет двести, с тех пор как тот самый третий герцог Харт скончался. Но маленький перочинный ножик могли и не заметить те слуги, что убирали в столе. Маркус глубоко засунул руку в первый ящик, пошарил по углам, однако лишь испачкал рукав сюртука вековой пылью. То же повторилось и со вторым ящиком, и с третьим.

Но в последнем, самом нижнем Маркус нащупал в дальнем углу какой-то длинный узкий предмет. Он заглянул внутрь, но ничего не увидел. Маркус попытался поддеть находку ногтем. Безуспешно. Может, если подавить на него, он проскочит в щель? Действительно, неизвестный предмет сдвинулся и…

Маркус едва успел вытащить руку. Задняя стенка ящика выдвинулась вперед. Вот это да! Потайной ящик! И не пустой! Внутри него лежала маленькая, величиной с ладонь, потрепанная книжка в черном переплете, толщиной примерно в полдюйма.

– Ваша светлость?

Маркус быстро сунул книжицу в карман – не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о его находке до того, как он сам выяснит, что же хранилось двести лет в потайном ящике стола.

– Войдите, – произнес Маркус.

На пороге стоял Теодор Данли. Он заметно нервничал.

– Чем я могу вам помочь, мистер Данли? – спросил Маркус.

Судя по тому, что парень не торопился с ответом, судорожно, словно выброшенная на берег рыба, глотая воздух, вопрос поставил его в тупик.

– Присаживайтесь, – любезно предложил Маркус помощнику управляющего.

– Спасибо, – кивнул тот и осторожно присел на краешек.

Данли молчал. Молчал и Маркус.

– Мистер Данли, – нелепость ситуации начала действовать Маркусу на нервы, – вы явно хотите что-то сообщить. Так излагайте скорее, не тяните.

Данли кивнул:

– Да, ваша светлость. Мэри, то есть мисс Мэри Хаттинг упросила меня поговорить с вами, ваша светлость, о своей сестре.

Похоже, решимости Теодору хватило лишь на одно предложение, и он снова замолчал.

– О мисс Кэтрин?

Данли молча кивнул.

Этого он и боялся.

– Слушаю вас.

– Она, то есть они… То есть Мэри…

– Да говорите уже! – воскликнул Маркус и, переведя дух, добавил: – Прошу прощения, Данли. Мне не следовало кричать. Однако если вы немедленно не перейдете к сути…

– Да, ваша светлость, – пробормотал Данли, глядя в одну точку чуть повыше правого плеча Маркуса, – Мэри просила меня рассказать вам о слухах, если вы сами о них еще не знаете.

– О каких слухах?

– О вас и Кэт.

Маркус готов был поклясться, что его сердце перестало биться в этот момент.

– Данли, после того как по результатам жеребьевки мисс Хаттинг достался дом старой девы, я не возвращался в деревню, и, даже если бы я туда и наведывался, сплетничать никто со мной не стал бы. Так о чем, черт побери, речь?

– Кто-то, то есть кто-то кроме Мэри и меня, видел вас и Кэт в кустах в тот вечер, ваша светлость, – скороговоркой произнес Данли, продолжая смотреть в ту же, однажды выбранную, точку. – А теперь все говорят, будто вы и она, то есть Кэт… – Он густо покраснел. – Все говорят, что Кэт, раз она живет одна в доме, без компаньонки, без родительского присмотра… В общем, все женщины в деревне обходят ее стороной.

– Какого черта! – воскликнул Маркус и вскочил. Как смеют они так обходиться с Кэтрин? Да он в порошок их сотрет… Вот только Маркус слабо представлял, как будет стирать в порошок все женское население Лавсбриджа, даже если эти гнусные сплетницы ничего иного не заслуживали. Он был уверен, что Нейт никому ни словом не обмолвился о том, что видел. – Викарий и миссис Хаттинг не верят этим грязным домыслам, полагаю?

– Нет, – подтвердил Данли. – Родители слишком хорошо знают свою дочь, чтобы верить сплетникам. Мэри говорит, что в следующее воскресенье мистер Хаттинг собирается прочитать проповеди о греховной природе сплетен, а миссис Хаттинг… – Он помолчал, пожал плечами и добавил: – Мэри думает, что ее мать была бы только рада, если бы Кэт действительно согрешила с вами, ваша светлость. Миссис Хаттинг не понимает, почему Кэт решила не выходить замуж. И Мэри, если честно, тоже этого не понимает. Она уверена, что Кэт любит…

– Так, Данли, продолжайте. Кэт любит…

Неужели его? Что-то жаркое теснило грудь.

– Э… – Данли был красный как рак. – Ах, да! – Глаза у парня радостно заблестели. Он был похож на лиса, который вдруг сообразил, как скрыться от догоняющих его собак. – Она любит независимость. Мэри уверена, что Кэт любит независимость.

Проклятие. Маркус был убежден в том, что Данли совсем не это хотел сказать.

– Надеюсь, я вас ничем не обидел, ваша светлость. Я не смею лезть в ваши дела, но Мэри меня упросила. Ей казалось, будто вы должны были об этом узнать, если уже не знали, – сказал Данли и, покашляв, добавил: – Вы непременно должны узнать.

– Спасибо, что пришли и все мне рассказали. – Он должен сделать Кэтрин предложение. В противном случае все знакомые и друзья отвернутся от нее.

Данли сразу задышал свободнее, словно сбросил тяжелый груз с плеч.

– Я не хотел вам ничего говорить, ваша светлость. Не моего ума это дело, верно? Но Мэри настояла.

– И правильно сделала.

Если он женится на Кэтрин, то дни его сочтены в буквальном смысле. А ведь ему всего тридцать лет. Маркус прислушался к себе, однако животного ужаса, что всегда сопутствовал мыслям о возможном браке, не ощутил. Вместо привычного страха он почувствовал радостное волнение и предвкушение. Пусть всего несколько месяцев, но Кэтрин будет принадлежать ему и телом, и душой.

– Я поеду в деревню, Данли, если кто-нибудь будет меня спрашивать.

– Да, ваша светлость.

Маркус отправился на конюшню седлать своего Джорджа. Может, он сошел с ума? Не успел вырваться из капкана, расставленного мисс Ратбоун и ее папашей, как по собственной воле лезет в петлю. А нужна ли она, его благородная жертва? Слухи рано или поздно утихнут. Чем быстрее он уедет из Лавсбриджа, тем скорее замолчат сплетники.

Маркусу уезжать из Лавсбриджа не хотелось. Уезжать от Кэтрин. Он чувствовал… облегчение. Наконец-то он прекратит убегать от того, от чего убегал всю жизнь, и повернется к врагу лицом. Высшая свобода человека – в преодолении страха смерти, и Маркус был как никогда близок к обретению той самой вожделенной свободы.

Он поехал к викарию. Миссис Хаттинг, окруженная с обоих флангов близнецами, открыла ему дверь.

– Герцог!

Мальчики одновременно бросились к нему и обхватили его ноги ручонками. Маркус погладил обоих по голове: одного правой ладонью, другого левой. Как бы ему хотелось однажды вот так погладить по голове собственного сына!

Один из мальчиков, Майкл, – Маркус уже понемногу стал различать их, – задрав голову, посмотрел на него и произнес:

– Люди обижают Кэт, герцог.

– Знаю. Мистер Данли только что мне об этом сообщил.

– И вы сделаете так, чтобы они перестали ее обижать? – спросил Том.

– Да.

– Удивлюсь, если у вас получится, – усмехнулась миссис Хаттинг. – Мальчики, отпустите его светлость. Бедняга пошевелиться не может.

Близнецы нехотя отпустили Маркуса.

И он сразу ощутил странную пустоту. Словно лишился чего-то важного и безусловно приятного. Глупости. Маркус мысленно встряхнулся, расправил плечи и с подобающей случаю торжественностью заявил:

– Миссис Хаттинг, я пришел, чтобы переговорить с викарием.

Она кивнула:

– Он у себя в кабинете, ваша светлость. – Миссис Хаттинг обернулась к близнецам и промолвила: – С прогулкой придется подождать, мальчики. А сейчас папа и я должны обсудить с герцогом несколько вопросов.

Маркус был уверен в том, что упомянул лишь викария. Наверное, миссис Хаттинг его неверно поняла. Или наоборот, разгадала его намерения. Что касается близнецов, то они определенно поняли все.

– Ура! – крикнул Томас и запрыгал от радости. – Герцог женится на Кэт!

Майкл был настроен менее оптимистично.

– Вы нравитесь Кэт, – произнес он, нахмурив брови, – но она может и не сказать вам об этом с первого раза. Кэт упрямая, как черт. Рогами упрется, ее и не сдвинешь.

– Майкл! – в ужасе воскликнула миссис Хаттинг. – От кого ты такое слышал?

– От тебя, мама.

Она смущенно засмеялась:

– Признаю, я могла сгоряча такое сказать. Впрочем, хватит время зря терять. Идите, мальчики, поиграйте сами. Чем раньше мы с папой освободимся, тем быстрее я смогу взять вас на прогулку.

Маркус посчитал, что не в его компетенции напоминать миссис Хаттинг, что в дискуссиях из числа тех, что предстояла им с викарием, матери участия не принимают. Об этом ей должен напомнить муж. Хотя едва ли у мистера Хаттинга хватит духу выставить жену за дверь.

В этой семье все было не так, как принято во всех прочих.

– Хорошо, мама, – кивнул Том и, посмотрев на брата, добавил: – Пойдем, расскажем Мэри.

– Пойдем и расскажем! – с готовностью откликнулся Майкл.

– Пока еще не о чем рассказывать, мальчики! – крикнула вслед бегущим вверх по лестнице сыновьям миссис Хаттинг. – Эти двое меня доконают, – сказала она с улыбкой, когда близнецы скрылись из виду. – Пойдемте, ваша светлость, туда, где нам никто не помешает. – Миссис Хаттинг повела Маркуса уже знакомой ему дорогой в кабинет главы семейства. – Должна признать, что я рада вас видеть, хотя должна предупредить: Майкл прав насчет Кэт. Вся деревня может от нее отвернуться, а с нее как с гуся вода. – Она нахмурилась. – Во всяком случае, Кэт сделает вид, будто ей безразлично. Она действительно бывает очень упрямой. Только представьте, вбила себе в голову, что ее предназначение – сочинять романы!

Поскольку как раз в этот момент миссис Хаттинг открыла перед Маркусом дверь в кабинет викария, он был избавлен от необходимости как-то комментировать ее высказывание.

– Уильям, его светлость пришел поговорить с тобой!

– Вот как? – Мистер Хаттинг улыбнулся, отодвинул раскрытые книги, положил на стол карандаш и поднялся навстречу герцогу. – Присаживайтесь, ваша светлость. – Может, ты принесешь нам что-нибудь перекусить, дорогая? – с робкой надеждой обратился он к жене.

– Нет, нет, – покачала головой миссис Хаттинг, усаживаясь на соседний с Маркусом стул. – Так легко тебе от меня не избавиться. Если тебя жажда замучила, то бренди ты прячешь вон там, на полке за Аристотелем и Платоном. И его светлость, по-моему, готов отказаться от чая с печеньем в пользу старого доброго бренди.

Маркус догадывался, в кого Кэтрин пошла характером.

– Ну что же, раз так… Не изволите ли бренди, ваша светлость?

– Благодарю вас, сэр, но я вынужден отказаться. Сразу после вас я намерен отправиться в дом старой девы, а для разговора с вашей дочерью мне необходимо быть во всеоружии.

– Весьма умно, – одобрительно кивнув, заметила миссис Хаттинг. – Однако викарий, похоже, не был согласен с женой.

– Могу ли я предположить, что вы пришли, чтобы просить руки Кэт, ваша светлость? – спросил мистер Хаттинг.

– Да, сэр. – К счастью, голос Маркуса не дрогнул. – Я пришел, как только мистер Данли рассказал мне о сплетнях. – Он прочистил горло. – Как мисс Хаттинг справляется с ситуацией?

– А вы как думаете? – весело спросил отец Кэт. – Она в ярости. Вчера возле лавки сцепилась с миссис Баркер. Слава богу, до драки дело не дошло: они ограничились криком и руганью. Генри пришлось оттаскивать Кэт от миссис Баркер, а мистер Баркер с трудом сумел увести мать домой.

– Вот как? – Маркус получил несколько иной ответ, чем ожидал, хотя если бы он дал себе труд подумать, то реакция Кэт показалась бы ему вполне предсказуемой. Она и раньше не вела себя стереотипно. Кэтрин была женщиной необычной.

– Кэт говорит, что Энн Давенпорт видела нечто вполне невинное, – доверительно сообщила ему миссис Хаттинг, – однако решила, что раз не повезло и приз в виде дома старой девы достался не ей, ославить подругу в надежде вынудить вас жениться на Кэт. В таком случае дому вновь потребовалась бы хозяйка – и на сей раз ей точно повезет.

– Но моя дочь лишь посмеялась над наивностью Энн, посчитавшей, что подруга выйдет за кого-то замуж только из-за пары глупых сплетен, – сказал викарий. – Или не пары, а дюжины. Неважно, – добавил он, как показалось Маркусу, не без гордости за дочь. – Кэт очень принципиальная.

– И характер у нее сильный, – заметила миссис Хаттинг.

– Я уже понял это, – произнес Маркус.

– Должен признаться, что меня разбирает любопытство, – продолжил викарий. – Если убрать лишнее, то суть слухов состоит в том, что вы вошли в заросли с Кэт. Дочь утверждает, будто она повела вас туда для разговора наедине, но я подозреваю, что всей правды Кэт не раскрывает. Что же между вами произошло?

Маркус заерзал на стуле.

– Я ее поцеловал.

– И она дала вам пощечину?

– Нет.

Миссис Хаттинг дотронулась до его плеча:

– Кэт ответила на ваш поцелуй?

Маркус был не из тех, кто любит распространяться на подобные темы.

– Все было вполне целомудренно.

Миссис Хаттинг как-то разом сникла.

Маркус прочистил горло.

– Но я сознаю, что мне не следовало заходить в заросли с вашей дочерью. Ее намерения были невинны, в то время как мои… – В его намерения не входило ничего неподобающего, ничего конкретного. Однако лезть в кусты следом за молодой незамужней особой нельзя при любом раскладе. – Не были таковыми на сто процентов.

Миссис Хаттинг едва не захлопала в ладоши от радости.

– Я готов жениться на вашей дочери.

– Боже, – нахмурившись, промолвила миссис Хаттинг и покачала головой. – Не слышу в вашем голосе радости.

– Откуда ей, радости, взяться? – усмехнулся викарий. – Вспомни, что нам рассказала Кэт. Его светлость верит в проклятие Изабеллы Дорринг.

– Ах, да. То самое ужасное проклятие.

Они оба смотрели на Маркуса с искренним и глубоким участием.

– Полагаю, каждый должен нести свой крест, – вздохнул он.

– Но не каждый думает, будто его похороны состоятся не позднее нескольких месяцев после свадьбы, – заметил викарий. – Я даю вам разрешение ухаживать за Кэт, ваша светлость, однако нужды в этом нет. Если бы всех, кто украдкой целовался в кустах, тащили бы к алтарю, на свете не осталось бы ни одного неженатого мужчины и ни одной незамужней женщины. Глупо строить свою жизнь по сплетням, – пожав плечами, добавил викарий. – Сплетни уйдут, а жизнь останется.

Миссис Хаттинг вновь прикоснулась к руке Маркуса:

– Вам следует просить у Кэт руки, если вы действительно ее любите, ваша светлость. Ей не нужен просто муж, ей необходим мужчина, который бы ее любил.

Точно так же, как ему нужна только та женщина, которая его любит.

Но если бы все было так просто! Жизнь ведь намного сложнее!

– Спасибо. – Маркус встал. – Я ухожу, чтобы увидеться с вашей дочерью. Надеюсь, вскоре вы сможете поздравить нас.

– И я на это надеюсь, – улыбнулся викарий. – И еще я надеюсь однажды увидеть вас счастливым отцом как минимум трех сыновей и трех дочерей.

«Если бы!»

– Спасибо, сэр.

Маркус уже направился к двери, когда викарий окликнул его:

– Да, чуть не забыл!

– Слушаю вас?

– У Кэт весьма мощный удар правой. Кто предупрежден, тот вооружен. Вероятно, вы успеете пригнуться и уцелеете после того, как зададите ей тот самый вопрос.

Глава 13

10 июня 1617 года. Маркус вернулся! Я так счастлива. Только вот что-то гнетет его. Хотела бы я знать, что именно.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэт сидела за столом в библиотеке дома. Перед ней возвышалась стопка исписанных с обеих сторон листов. По правде сказать, многие слова были зачеркнуты, но сюжет уже начал обретать конкретные очертания. Главная героиня – эта мямля и зануда – взяла наконец бразды правления собственной жизнью в свои руки. Вместо того чтобы хныкать по углам и пускать слюни в надежде, что красавец герцог Уортинг заметит ее, теперь она разрабатывала операцию по спасению несчастного герцога от злой колдуньи и от пособницы злой колдуньи – хитрой и коварной кошки.

Поппи разлеглась на подоконнике, греясь на теплом солнышке. Взглянув на Кэт, она зевнула. Кэт усмехнулась. Ну да, вероятно, сюжет романа был навеян текущими событиями, но суть не в этом. Ей удалось перевалить через еще недавно казавшуюся непреодолимой преграду – первое предложение. Может, вся ее писанина – галиматья, но главное – она сочиняет. А что конкретно – не так уж важно. Вряд ли у той дамы, что написала «Гордость и предубеждение» и «Чувство и чувствительность», все получалось с первого раза!

Кэт обмакнула перо в чернильницу, предвкушая, как сейчас разделает под орех персонаж, подозрительно напоминавший миссис Баркер. Вначале она…

Вот досада! Кто-то стучит в дверь. Может, постучит и уйдет? Не век же стучать! Рука Кэт зависла над листом. Нет, этот кто-то никак не уймется. Она нахмурилась и, поджав губы, рассеянно провела по ним гусиным пером. К ней мог прийти отец. Или мама. Или кто-нибудь из мальчиков. Не зря же Кэт так старательно учила их стучать, а не врываться без спроса.

Признаться, ей бы не удалось приучить их стучать, если бы она сама не приучила себя запираться на замок.

Между тем стук был все громче и настойчивее. Видимо, незваный гость твердо решил заставить ее спуститься вниз и отпереть дверь. Кэт вздохнула и встала из-за стола.

– Почему они не могут оставить меня в покое, Поппи? – спросила Кэт. Кошка не удостоила ее ответом. Она лишь пристально и недоверчиво смотрела на нее.

Ладно, так и быть. Поппи права. Вероломство Энн принесло свои плоды: Кэт оставили в покое. Все. Подруги. Знакомые. Теперь ее репутация была замарана донельзя, хотя если невинный поцелуй в кустах считать смертным грехом, то кто тогда безгрешен?

Кэт почувствовала, что краснеет. Скорее всего ей приписывали нечто гораздо более предосудительное, чем невинный поцелуй. Кэт не держала на Энн зла, хотя предательство подруги больно задело ее. Впрочем, кто знает, в какие тяжкие ударилась бы она, Кэт, если бы вытянула не ту соломинку. Отчаяние толкает порой на преступление.

Бессмысленно бороться со стихией. Грозу лучше просто переждать. Все стихнет, как только герцог уедет из Лавсбриджа.

Кэт прибавила шагу. Кто же это может быть? Не ровен час, ей дверь вышибут.

– Иду, иду! – крикнула она, широко распахнула дверь и… – Что вы… – Господи. Да это сам герцог. Сердце сделало сальто. Ужасно неуклюже. Красивое лицо герцога поплыло перед глазами Кэт. – Что вы тут делаете? – с трудом выдавила она.

Не слишком вежливо – что верно, то верно. Но вполне очевидное удивление и нечто иное, куда менее очевидное, относящееся скорее к бессознательному и даже к животному, плохо уживается с хорошими манерами.

– Я пришел поговорить с вами. Могу я войти, мисс Хаттинг?

– Нет! – Только этого ей не хватало. Разумный человек не мог не задаться вопросом, что такого особенно греховного произошло между ней и герцогом в зарослях на обочине, но никаких сомнений в ее беспутстве не останется, если общественности станет известно, что они с герцогом находились вдвоем в пустом доме. Нет, Кэт не имела четких представлений о греховных деяниях, однако герцог – совсем другое дело. Он наверняка лицо осведомленное. Весьма осведомленное. Герцог уж точно сумел бы предоставить внушительный список подобного рода деяний. Кэт вдруг бросило в жар, что привело ее в замешательство. Решение возникло само собой. Кэт уже собралась захлопнуть перед носом герцога дверь, но не успела. Он оказался на полшага впереди. Герцог без усилия надавил на дверь и перешагнул порог.

– Спасибо, – сказал он как ни в чем не бывало.

Что это? Шум крови в ушах или ядовитый шепот сплетен?

Нет, сплетни – проблема ближайшего будущего. А услышала она звук собственного дыхания. Кэт опасливо выглянула за дверь. Так и есть. Миссис Грили, портниха, шившая Мэри свадебное платье, стояла у входа в дом, где совсем недавно жила Кэт, и смотрела на нее во все глаза.

– Вы должны немедленно уйти. Вас видели.

– Меня? – с деланым удивлением переспросил герцог и, просунув голову в дверь, с улыбкой помахал рукой миссис Грили.

Опешив, та вяло взмахнула рукой, отвечая на приветствие.

– О боже… – со вздохом протянула Кэт. Никогда ей не было так стыдно.

Она не придумала ничего лучше, чем пройти в дом. Герцог услужливо закрыл за ней дверь изнутри. И вновь случилось то, что и в первый раз – герцог заполнил собой все свободное пространство. У Кэт слегка кружилась голова. И еще она не чуяла под собой ног.

Надо собраться с духом, пока я окончательно не расклеилась!

– Возможно, вы не в курсе, ваша светлость, но кто-то – я подозреваю, что Энн, – распускает о нас грязные слухи. Вернее, она рассказала лишь о том, что мы с вами ненадолго уединились в зарослях, чтобы поговорить, однако каждый, кто это услышал, приукрасил историю на свой лад, благодаря чему она – история – изменилась до неузнаваемости. И, даже если все жители Лавсбриджа дружно показывают мне свое презрение, если вы уйдете прямо сейчас, я думаю, нет, уверена, что…

Герцог положил ей ладони на плечи:

– Мне известно о сплетнях, Кэтрин. Мне очень жаль, что я узнал об этом только сейчас. Иначе я бы пришел сюда гораздо раньше.

– Вот как… – Произошло именно то, чего Кэт так боялась. Бедная, бедная ее голова, превратившаяся в пустой скользкий горшок, в который угодили несчастные мышата, – ее мысли. Они все пытались куда-то бежать, но скатывались по скользким стенкам на дно – безнадежное темное дно. Впрочем, если мозг Кэт пребывал в полной растерянности, то тело помнило, чего хочет. Оно мечтало прижаться к Маркусу, вдыхать его запах и чувствовать, что находится в надежных и крепких руках. И еще оно желало вновь ощутить вкус его поцелуя.

– Я побеседовал с вашим отцом, и он разрешил мне навещать вас.

– Что? – Маркус вел себя странно. Зачем он говорит в то время, как должен ее целовать?

Он засмеялся и легонько встряхнул Кэт:

– Завтра я поеду в Лондон за специальной лицензией, и мы сможем обвенчаться…

– Обвенчаться? – В испуге она отшатнулась, и Маркусу ничего не оставалось, кроме как отпустить ее. – Вы в своем уме?

Или, точнее, в своем ли уме она, Кэт? Она годами грезила о свободе, о возможности жить так, как живет сейчас, – сама себе хозяйка, о возможности сочинять романы, и вот наконец ей улыбнулась удача и мечта стала явью. И при этом Кэт поймала себя на глупом, но таком остром желании поступить так же, как мисс Франклин: поставить крест на своей свободной, независимой жизни и начать новую, семейную, со всеми ее неизбежными проблемами.

Герцог насупился; брови его почти сошлись на переносице.

– Разумеется, я в своем уме.

– Тогда почему вы говорите о венчании? – Кэт не могла устоять на месте и принялась расхаживать по комнате, при этом старательно держала дистанцию – не приближалась к герцогу. Она боялась, что не выдержит и поддастся неожиданно сильному искушению последовать примеру мисс Франклин. Голос тела оказался сильнее доводов разума.

«Помни: для герцога брак равносилен смерти.

Он ошибается. Проклятие – не более чем глупое суеверие. Но если он прав…»

Кэт не хотела стать причиной смерти Маркуса.

– Я вас скомпрометировал. Как после этого я могу не говорить о браке с вами?

– Чепуха. Меня скомпрометировали не вы, а Энн.

Как-то глупо прозвучало.

– То есть я хочу сказать, что моя репутация в целости и сохранности. Вы же знаете, как бывает: желание посплетничать у людей в крови. Но скоро все поймут: этот шум – на пустом месте. Я даже думаю, что Энн, да и Джейн тоже пойдут на мировую и наша дружба возобновится. Не могут же они вечно обижаться на меня за то, что дом достался мне, а не одной из них! – По крайней мере, Кэт очень на это надеялась. – И даже если от моей репутации живого места не останется, ведь это я сама вас затащила в кусты, так что мне и отвечать за последствия. – Она слабо улыбнулась. – Помните? Вам не в чем себя винить.

Герцог продолжал хмуриться, глядя на нее. Что с ним такое? Ему бы впору плясать от радости и хохотать.

– А как насчет той дамы в уродливом чепце? Она видела, как я вошел сюда. Я даже ей помахал рукой.

Что за женщина? Ах, да, ясно.

– Только ни за что не говорите об этом ей!

Он в недоумении заморгал:

– Что я не должен говорить и кому?

– Миссис Грили – той самой даме, видевшей, как вы вошли. Вы не должны говорить ей, что ее чепец уродлив. Она портниха и болезненно относится к подобным замечаниям. Бедняга не переживет, услышав, что столичному лорду не понравился ее головной убор. Хотя, по совести, миссис Грили не слишком лестная оценка ее шляпы удивить не должна. Мама уже не первый год тактично намекает ей, что вкус у нее несколько прихрамывает.

– Тогда пусть не водружает себе на голову такое убожество. Хочется верить, что в платьях она разбирается лучше.

– Неизвестно. Впрочем, миссис Грили прекрасно исполняет то, что от нее требуют, и, как правило, обходится без самодеятельности. Однако с платьем Мэри вышла промашка – миссис Грили занесло, но по настоянию мамы та убрала все, что по мнению портнихи должно было украсить платье невесты. – Кэт от души рассмеялась. – Вы бы видели мамино лицо, когда Мэри вышла к нам вся в оборках, воланах, фестонах и бантиках. Папа сказал, что платье ее выглядит так, словно галантерейную лавку вырвало прямо на нее.

На герцога рассказ Кэт не произвел должного впечатления. Хмуриться он не перестал. Покрутив головой, словно шейный платок сдавил ему горло, он произнес:

– Все, что вы мне рассказали, к делу не относится, мисс Хаттинг. Сейчас меня волнует лишь то, что у вашей портнихи есть язык, которым она скорее всего пожелает воспользоваться. И в деревне каждому станет известно о моем визите.

– Вот именно. Серьезный довод в пользу того, чтобы максимально сократить время вашего здесь пребывания, – промолвила Кэт и решительно шагнула к двери.

Герцог не сдвинулся с места.

– А как же ваша репутация? – Бедняга совсем растерялся. Вероятно, до сих пор никто не осмеливался вносить коррективы в его планы.

– Я уже сказала вам, что урон, нанесенный моей репутации, – моих рук дело. – Кэт пожала плечами. – Да и не все ли мне равно? Пусть о своей репутации пекутся юные девицы, рассчитывающие удачно выйти замуж. Мне муж не нужен – «Никто, кроме вас». – И посему репутация мне без надобности. – Ей даже почудилось, будто она услышала скрежет зубов. – А теперь не были бы вы так любезны…

Кэт уже взялась за дверную ручку, но герцог совершил стремительный маневр, чем застал ее врасплох. В мгновение Кэт оказалась прижатой спиной к двери, запертой изнутри.

Она смотрела на герцога во все глаза, беспомощно хватая ртом воздух.

– Вы не оставили мне времени на то, чтобы я дала вам пощечину.

Кэт должна была кипеть от гнева. Она не могла шевельнуться.

Но шевелиться ей и не хотелось. Разве что для того, чтобы еще теснее прижаться к герцогу. Борясь с соблазном, Кэт все сильнее впечатывалась спиной в дверь, а он, злодей, крепче прижимался к ней. Крохотный участок ее мозга, который продолжал функционировать, подавал ей сигналы о том, что герцог отпустит ее немедленно, стоит лишь попросить.

«Если бы только мне хватило воли на эту просьбу!»

– Конечно, не оставил. Я же не дурак, – улыбнулся он.

И затем его губы прижались к ее губам.

Этот поцелуй сильно отличался от того, другого, в кустах. Герцог не ограничился легким прикосновением. Он впился губами в губы Кэт. И еще дал волю рукам – они скользили вверх от бедер почти до груди и вниз. Приятное, восхитительно приятное тепло прокатывалось по телу Кэт, оседая внизу живота. Грудь налилась и стала почти болезненно чувствительной. Соски дрожали. Внезапно ей стало жарко. Нестерпимо жарко.

Хорошо, что Маркус и дверь поддерживали ее, не то она растеклась бы лужей на полу.

Кэт хотелось касаться герцога, и она просунула ладони под его сюртук. Чертов жилет, он мешал ей добраться до цели! Снять бы его. Ей вообще все хотелось снять: и его одежду, и свою, телом чувствовать его тело. Губы Маркуса и язык прочертили абрис ее скул и коснулись чувствительной точки под ухом. Кэт застонала и потерлась о его ноги. Ах, если бы она была на три-четыре дюйма выше, то тереться пришлось бы не о ноги, а о выдающуюся во всех смыслах выпуклость, что уже давно привлекала ее внимание. Кэт закинула руки герцогу за шею и приподнялась на цыпочки. Он снова целовал ее в губы, касаясь их языком в том месте, где они соприкасались друг с другом. Он хочет, чтобы она приоткрыла рот?

Кэт так и сделала.

Ой! Язык его скользнул внутрь. Маркус издал странный утробный звук, похожий и на стон, и на урчание одновременно, и ей вдруг безотчетно захотелось чего-то такого, что только он и мог ей дать.

Пальцы Кэт сами погрузились в его волосы: густые, шелковистые, немного вьющиеся, и она застонала. Кровь гудела у нее в ушах, и сердце билось часто-часто. Наверное, именно поэтому она не сразу услышала, как кто-то колотит в дверь у нее за спиной.

Маркус поднял голову.

– Вы кого-нибудь ждете? – тихо спросил он.

– А?

Герцог посмотрел на дверь, и в этот момент вновь раздался стук.

– Ой! – тихо вскрикнула Кэт, пытаясь оттолкнуть его.

– Подождите, – шепнул он ей на ухо. – Кто бы там ни был, рано или поздно он уйдет.

– И как это все будет выглядеть? – прошипела Кэт. – Вы знаете, что миссис Грили видела, как вы ко мне вошли. А люди додумают остальное.

Герцог усмехнулся, и это сделало его похожим на мальчишку. Задорного и, как ни странно, счастливого. Она очень ему шла, эта усмешка. Он был чертовски соблазнителен.

– Тогда давайте займемся тем, что люди потом додумают.

О, нет. Как бы заманчиво ни звучало предложение Маркуса, Кэт понимала, что, приняв его, допустит ошибку. Вероятно, роковую ошибку. То, чем, герцог предлагал ей заняться, как она подозревала, вполне могло привести к появлению ребенка, а в этом случае отклонить предложение стать его женой Кэт будет еще труднее.

Он по глазам прочитал ее ответ и сдался. Кэт рывком распахнула дверь. Мэри уже уходила. А с ней Майкл и Томас. Кэт окликнула близнецов, все трое обернулись, и мальчики радостно заулыбались.

– Так и есть. Герцог здесь! – сказал Майкл, и, минуя Кэт, побежал обнимать Маркуса.

– Мы уже хотели уйти, – сообщил Том, обхватив Маркуса с другой стороны. – А где Поппи? – спросил Микки. – Мы, кажется, слышали, как она мяукает за дверью. – Кэт ощутила, как краска заливает ее лицо. И еще она почувствовала на себе пристальный взгляд сестры.

– Наверное, кошка в комнате с арфой. Или отправилась погулять. Ты же знаешь, что Поппи вас с Томом побаивается.

– Глупая кошка, – сказал Микки и взял Маркуса за руку. – Пойдем ее поищем, герцог!

Маркус не стал сопротивляться двум сорванцам, потащившим его на поиски глупой кошки.

– Интересно, что это случилось у герцога с волосами? – спросила Мэри, глядя вслед удаляющейся троице. – Я привыкла видеть его причесанным.

– М-м-м. – В целях безопасности лучше не предлагать версий.

– И у тебя на голове беспорядок.

Руки сами вспорхнули вверх и принялись оценивать урон. Урон, надо сказать, неожиданно значительный. Чтобы заправить в узел все выбившиеся пряди, придется воспользоваться зеркалом. Без него никак.

– Мы… беседовали.

– Беседовали, значит. – Мэри хмыкнула.

Сестра бывает нескромной!

– Герцог знает о сплетнях. Он просил у папы моей руки.

– Так это же здорово! – Мэри радостно обняла Кэт. – Я так счастлива за тебя. Вот видишь? Глупое проклятие не помешало ему сделать тебе предложение.

Заметив, что Кэт не разделяет ее радости, Мэри отстранилась.

– В чем проблема? – тревожно спросила она. – Только не уверяй, будто всерьез решила остаться старой девой!

Видимо, надо было честно сказать сестре, что именно это она и хотела, но у Кэт не повернулся язык.

– Я не могу выйти замуж за герцога.

– Почему?

– Он все еще верит в проклятие, Мэри. Я не должна требовать от него, чтобы он расстался с жизнью ради того, чтобы заткнуть рты сплетникам.

– Но герцог не умрет. Ты ведь знаешь, что он не умрет! – У Мэри округлились глаза. – Ты тоже веришь в проклятие?

Леденящий страх мгновенно охладил любовный пыл.

– Я сама не знаю, во что верю.

Маркус возвращался из конюшни в замок. День прошел совсем не так, как он ожидал. Отправляясь в деревню, Маркус был уверен в том, что викарий и его жена бросятся к нему на шею с благодарностями. Был убежден, что Кэтрин вздохнет с облегчением, услышав, что скандал замят. Думал, что к вечеру станет женихом и начнут тикать часы, отмеряющие последние месяцы его жизни.

Он не учел, что имеет дело с семейством безумцев. Маркус шлепнул себя по ноге. Что, черт возьми, он мог сделать? Он не может тащить Кэтрин к алтарю силой. И зачем это ему? Он должен был бы радоваться тому, что легко отделался. Теперь ему не в чем себя винить. Впрочем, ему и в самом начале не в чем было себя винить – не он же затащил Кэтрин в кусты. И не он распускал слухи.

Маркус стиснул зубы. Но люди будут винить его. Решат, что он не позвал ее замуж. Ведь ни одна женщина в здравом уме не упустила бы возможности стать герцогиней, даже если ее супруг – Проклятый герцог. И это он поцеловал Кэтрин в тех зарослях. А что до поцелуя в доме старой девы…

Маркус ускорил шаг.

Что с ним творится? До сих пор общественное мнение его не волновало. И погубленная репутация мисс Ратбоун не лишила Маркуса ни минуты сна. Но, с другой стороны, какая у мисс Ратбоун репутация? Всем известно, что она интриганка, при этом весьма неразборчива в средствах. И если на нее показывают пальцем и перешептываются у нее за спиной, то так ей и надо. Кэтрин же, напротив…

О боги. Тот орган, что последнее время взял на себя функции мозга, сделался каменным, со всей болезненной ясностью давая понять хозяину, что находится в состоянии крайнего возбуждения. При чем тут репутация Кэтрин? Совершенно ни при чем. Маркус был до безумия счастлив, увидев ее. Когда она наконец открыла ему дверь, и он, и его главный орган – не мозг – буквально подскочили от радости. Не нужно было махать рукой миссис Грили, но ведь он хотел, чтобы их с Кэтрин увидели вместе. Мечтал, чтобы все вокруг знали, что она – его женщина.

Только вот его женщиной Кэтрин не была.

Однако откликнулась на поцелуй.

По крайней мере, ему так показалось. Маркус замедлил шаг, прокручивая сцену с поцелуем у себя в голове. Вероятно, он слишком увлекся процессом, чтобы трезво оценивать ситуацию. Но Кэтрин его не оттолкнула, это точно. Маркус отчетливо помнил, как она гладила его по груди под сюртуком, как ерошила волосы. Стонала и терлась об него…

Только не это! Надо срочно переключиться на что-нибудь другое. Подумать, например, о прокладке дренажа…

И еще Кэтрин впустила его язык и застонала, и привкус ее так и остался с ним. С каким бы удовольствием Маркус приник бы сейчас к губам Кэтрин и забылся во влажной глубине рта. А потом раздел бы Кэтрин и вошел бы в нее, и вонзался бы в нее раз за разом до тех пор, пока она не выкрикнула бы его имя…

Нет. Думай лучше о копытной гнили. Об осыпающейся штукатурке. О протекающих крышах. Можно не сомневаться: в том, что его тянуло к Кэтрин с такой непреодолимой силой, с такой дьявольской силой, виновато проклятие Изабеллы Дорринг. Теперь, когда ему исполнилось тридцать лет, инстинкт продолжения рода гнал его на край пропасти: пропасти под названием брак. А ведь Финч и Кимбал предупреждали! Нейт тоже старался спасти друга.

Настало время самому себя спасать.

Он должен проложить как можно более длинную дистанцию между собой и мисс Хаттинг. И сделать это нужно как можно скорее. Он должен уехать в Лондон немедленно. Эммет и Данли вполне успешно справлялись со своими обязанностями все эти годы; и дальше будут справляться не хуже. Герцог им не нужен. Если повезет, к тому времени, как он вернется сюда на свадьбу Мэри – к несчастью, не приехать Маркус не мог, поскольку не составить компанию Нейту, согласившемуся на роль аккомпаниатора, было бы свинством, – он излечится от своего любовного недуга. Несколько визитов в знакомый бордель помогут ему в этом.

Ну и что, что его затошнило при мысли о борделе? Кто сказал, что лекарство не будет горьким? И визит Мэри с близнецами пришелся как нельзя кстати. Он будет скучать по мальчикам, но тут уж ничего не поделаешь. Порой приходится отступать, а порой и бежать без оглядки, если хочешь остаться в живых.

Эммет встретил Маркуса у парадного входа в замок.

– Ваша светлость, я рад, что вы вернулись, – произнес он, заметно нервничая. – У вас гости. В кабинете.

Кому взбрело в голову наносить ему визиты здесь, в Лавсбридже?

– А этот гость представился? – спросил Маркус.

– Да.

Маркус выжидательно молчал. Эммет смотрел на него с улыбкой, которая напоминала нервный тик.

– Э… – прохрипел управляющий и судорожно сглотнул. – Вашу гостью зовут миссис Каллен. Она приехала час назад. Я проводил ее в кабинет и принес чай и лепешки. Ей не терпится увидеться с вами, ваша светлость. Я бы предложил, чтобы вы шли прямо к ней. – Эммет виновато улыбнулся. – Если вам удобно. – И снова судорожно сглотнул. – Ваша светлость.

– Я не знаком с миссис Каллен. Что вы от меня скрываете?

Бледное лицо Эммета сделалось землисто-серым, но голову он держал высоко.

– Ваша светлость, полагаю, будет лучше, если вы позволите миссис Каллен все вам объяснить.

А он-то думал, что самое плохое, что судьба уготовила ему на сегодняшний день, уже случилось. Маркусу совсем не хотелось вступать в контакт с еще одной представительницей слабого пола с тараканами в голове. Если бы он мог прямо сейчас оказаться в Лондоне! Но срывать свое раздражение на старике Маркус не стал. Если Эммету важно, чтобы он, Маркус, встретился с этой миссис Каллен и выслушал ее, так и быть.

– Хорошо, мистер Эммет, я ее приму, но, надеюсь, наш разговор не будет долгим.

– Благодарю, ваша светлость, – не поднимая головы, сказал Эммет. – Уверен, что миссис Каллен не станет понапрасну отнимать у вас время.

Управляющий явно чего-то недоговаривал, но что именно он скрывал? Миссис Каллен – замужняя дама, и подозревать Эммета в сводничестве глупо. К тому же Маркус научился чуять опасность и не позволил бы скомпрометировать себя.

Ладно, он пойдет и выяснит, чего эта женщина хочет. И, если заподозрит неладное, на снисхождение пусть она не рассчитывает.

Дверь в кабинет была приоткрыта, и Маркус решил присмотреться к гостье до того, как войдет. Миссис Каллен была высокой и худощавой дамой средних лет, с черными с проседью волосами. Не похоже, чтобы она принадлежала к высшему обществу. В синем повседневном платье, которое нельзя было назвать поношенным, но и новым оно не выглядело. И модным тоже. Едва ли платье сшила лондонская портниха.

Женщина в кабинете Маркуса внимательно рассматривала портрет третьего герцога Харта. Интересно, почему? Что-то в ее профиле показалось Маркусу смутно знакомым. Он был уверен, что прежде женщину не видел, но, вероятно, встречался с кем-то из ее семьи.

– Добрый день, миссис Каллен, – произнес Маркус, заходя в комнату. – Извините, что заставил вас ждать.

При первых звуках его голоса женщина со свистом втянула ртом воздух и стремительно обернулась к нему. Левой рукой она схватилась за грудь, словно боялась, что сердце выпрыгнет.

– Маркус, – еле слышно выдохнула она.

Герцог нахмурился.

– Простите, мы знакомы? – вежливо поинтересовался он, хотя готов был руку дать на отсечение, что видит эту женщину впервые. Как у нее хватило дерзости назвать его по имени?! И еще она смотрела на него… Очень странно она на него смотрела: словно желала запомнить каждую, самую мелкую, черточку его лица.

Миссис Каллен улыбнулась, и в углах ее глаз появились морщинки.

– Да, мы знакомы, ваша светлость, правда, знакомство наше было кратким, и произошло оно много лет назад. Вы бы все равно не вспомнили. – Она говорила с певучим ирландским акцентом.

– Да, понимаю, – кивнул Маркус, хотя ничего не понимал. – Вы пришли с какой-то конкретной целью, миссис Каллен?

Не для того же она явилась сюда, чтобы пялиться на него.

Миссис Каллен отчего-то развеселил его вопрос.

– О, да! – улыбнулась она. – Прошу прощения. Вы, наверное, считаете меня странной. Мы могли бы присесть, ваша светлость? И тогда я расскажу вам свою историю.

– Конечно. Хотите еще чаю?

– Нет, благодарю. Я выпила достаточно.

К несчастью, Маркус не мог сказать того же про себя. Ему очень хотелось выпить. Не чаю. Бренди. Большой бокал. Что-то подсказывало ему, что без поддержки в виде порции алкоголя придется туго. Но пить бренди при даме, которая не пьет, он не мог, а женщина эта, похоже, не из тех, кто любит выпить.

Миссис Каллен грациозно присела на край неудобной кушетки, а Маркус занял столь же неудобное кресло. Если бы он намеревался задержаться в этих краях – чего не было в его планах, то сразу бы избавился от всей этой мебели.

Женщина по-прежнему не сводила с него пристального взгляда. Она когда-нибудь перейдет к сути и назовет цель своего визита? Пожалуй, настало время напомнить ей о том, чего от нее ждут.

– Вы собирались рассказать мне, зачем вы здесь, миссис Каллен.

Гостья кивнула:

– Да. Не буду пытаться найти легкий путь. Его в моем случае, наверное, нет.

– Тогда просто скажите то, что хотели сказать, мадам. – Выдержка его не беспредельна. Поведение этой женщины действовало Маркусу на нервы.

– Вы правы. Я ваша мать.

– Что? – Маркус почувствовал, как у него отвисает челюсть. Он зачем-то вскочил со стула и принялся ходить по кабинету.

Эта женщина лгала ему. Она явилась сюда, чтобы его обобрать! Откуда-то выяснила, что он задержался в Лавсбридже. Возможно, она была в сговоре с Эмметом. Не зря же старик наплел ему про ирландские корни его матери. Он даже признался в том, что хорошо знал ее и до сих пор состоит с ней в переписке.

Маркус повернулся лицом к самозванке, чтобы сказать ей все, что о ней думает, и вдруг…

Только сейчас он понял, почему ее лицо, и не только лицо – весь облик – показался ему знакомым. В зеркале Маркус увидел себя в женском образе.

– Простите, – произнесла она. – Представляю, какое потрясение вы пережили.

– Да. – Маркус опустился на стул. Бокал бренди был бы сейчас кстати. – Как вы решились приехать сюда, мадам? – Маркус не мог назвать ее матерью. По крайней мере, пока. Не исключено, что так и не сможет. Мать Нейта, тетя Маркуса, стала ему матерью.

Но зачем тетя Маргарет сказала ему, что его мать вышла за итальянского графа и уехала в Италию?

– Насколько я помню, Эммет сообщил мне, что вы живете в Дублине. Это так?

– Да, – кивнула миссис Каллен. – Мой муж работает там врачом. Он давно переписывается с одним коллегой, живущим неподалеку от Лондона, и наконец решился нанести ему визит. Лавсбридж совсем рядом, и потому я попросила мужа заехать сюда, чтобы повидаться с Эмметом. И вот необыкновенное везение или сама судьба свела нас.

Маркус никогда не считал себя баловнем судьбы.

– А ваш супруг? Где он сейчас?

– Вскоре после нашего приезда Эммет узнал, что в деревне серьезно заболел ребенок, вот мой муж и отправился посмотреть, что с ним. Он всегда путешествует со своим докторским саквояжем и солидным запасом медикаментов. Вы не представляете, как часто ему приходится помогать людям.

Миссис Каллен явно гордилась своим мужем. А может, и любила тоже.

Но что ему до них? А досада была лишь последствием пережитых за день волнений. Миссис Каллен наклонилась к Маркусу, и в глазах ее мелькнула решимость.

– Мой муж вернется с минуты на минуту, ваша светлость, и потому я должна сказать это сейчас. – Гостья нервно трогала платье, собирая несуществующие пылинки. – Пожалуйста, поймите меня правильно, я не хочу осуждать вашу тетю…

– Я очень на это надеюсь, мадам. Я бы не потерпел критики в адрес женщины, которая меня вырастила.

Миссис Каллен вздрогнула, как от боли. Маркус пожалел о том, что причинил ей страдание своими словами. Боль этой женщины нашла отклик в его сердце, и это его озадачило.

– Да, она вас вырастила. И вероятно, так было лучше для вас. По крайней мере, я только этим и утешаю себя. Но я и представить не могла. – Миссис Каллен внезапно замолчала, нахмурившись. Наверное, подыскивала слова. – Я и подумать не могла, что… – Она вновь подалась вперед, навстречу Маркусу. – Ваша светлость, мистер Эммет сказал мне, что у него сложилось впечатление, будто вы думаете, что я была рада от вас избавиться. Это неправда. – Миссис Каллен вздохнула. – Или не вся правда. Все сложнее и запутаннее.

Столько воды утекло с тех пор! Не лучше ли забыть о прошлом?

– Миссис Каллен, нет никакой необходимости в…

– Я любила тебя, Маркус! Отдать тебя тете мне было очень трудно. Ничто и никогда не давалось мне так тяжело, как тот выбор. У меня будто сердце вырвали. Я сделала это, потому что меня убедили в том, что так будет лучше для тебя.

– И вы ни разу за тридцать лет не попытались со мной связаться по той же причине? Считали, что так будет лучше для меня? – Ну почему он не промолчал? Не зря говорят: язык впереди ума рыщет. Это дела давно минувших дней, не имеющие к настоящему никакого отношения.

Тогда отчего так мучительно ноет сердце? Он ведь больше не ребенок. Взрослый мужчина. Ему не нужна мать.

– Да, и по этой причине тоже. Все гораздо сложнее, чем кажется. Но я повторяюсь. – Миссис Каллен резким движением заправила за ухо выбившуюся прядь. – Не знаю, сможете ли вы понять.

– Так и не объясняйте, мадам. Все эти годы я прекрасно без вас обходился.

Возможно, Маркус погрешил против истины. Миссис Каллен судорожно сглотнула и опустила голову:

– И все же я надеюсь, что вы позволите мне сказать. Думаю, вам стоит выслушать и другую сторону – мою.

– Ладно. – Маркус демонстративно посмотрел на часы. Зная, что ведет себя непростительно грубо, он тем не менее ничего не мог с собой поделать. В горле стоял тошнотный ком, и живот сводило то ли от страха, то ли еще по какой причине. Маркус одновременно и хотел, и не хотел услышать то, что она собиралась рассказать ему.

– Спасибо, – произнесла миссис Каллен и нервно потерла ладони. – Вспоминая то время, я постоянно твержу себе, что была тогда юной и довольно наивной. И чего уж там – бестолковой. Я думала, что могу перекроить мир по своему вкусу, что было непростительной глупостью с моей стороны, с учетом того, что жизнь уже преподнесла мне урок: новая жена моего отца избавилась от меня, чтобы я не путалась у нее под ногами. Даже сейчас, тридцать лет спустя, муж говорит мне, что я всегда уверена в том, что все пойдет так, как я этого хочу.

Маркус вновь взглянул на часы. На сей раз не из-за того, чтобы лишний раз указать гостье ее место, а потому, что мечтал поскорее со всем этим покончить и выпить наконец большой бокал бренди. Сегодня, увы, в Лондон ехать уже нет смысла.

– Пора мне к делу переходить, верно?

– Да. – Маркусу и это единственное слово далось непросто. Гостья нахмурилась, однако продолжила рассказ: – Мне было семнадцать лет, когда вы родились.

«Всего семнадцать? Действительно, почти ребенок».

А герцогу было уже далеко за тридцать.

– Я любила вашего отца, но признаю, что наш брак был ошибкой. Я думала, что если моей любви хватит на двоих, то и он со временем меня полюбит, и мы счастливо заживем вместе. Но, конечно, я заблуждалась. Сразу после бракосочетания мы отправились в Лондон. И там начался кошмар. Многие молодые женщины в столице надеялись завоевать вашего отца. Вернее, не его, а титул и богатство. Чтобы присвоить себе и то и другое. И они, скажем так, приняли меня не слишком тепло.

Разумеется, ни о каком теплом приеме и речи быть не могло. Лондонские дамы не знают, что это такое.

– Ирландский акцент и отсутствие светских манер еще больше усугубили мое положение. И потому, к сожалению, ваш отец стал относиться ко мне не лучше, как я надеялась, а хуже. Он стыдился меня. – Гостья усмехнулась. – Его можно понять. И к тому же я чуть ли не в первую брачную ночь забеременела, и бедняге стало совсем невмоготу. Вероятно, он жил с ощущением, что смерть дышит ему в затылок. – Миссис Каллен посмотрела на Маркуса. – Я считала, проклятие всего лишь легенда, но для вашего отца оно было реальностью.

– Для каждого герцога Харта это жестокая, но реальность, мадам.

– Да, теперь я это понимаю. – Гостья удрученно покачала головой. – После того как он умер, я вернулась в Лавсбридж. На сносях, с разбитым сердцем, в полной уверенности, что сама загубила свою жизнь. Бывали дни, когда я горько сожалела о том, что нельзя повернуть время вспять и снова стать мисс Кларой О’Рейли.

А если бы она могла повернуть время вспять, то и за отца не вышла бы замуж и Маркус на свет не родился бы.

Может, оно было бы к лучшему – по крайней мере, ему часто приходили в голову подобные мысли, однако после поцелуя с одной весьма несговорчивой девицей, пожелавшей остаться старой девой, жизнь заиграла для Маркуса новыми красками.

– Загубили свою жизнь, говорите? Позвольте с вами не согласиться, мадам. Вы были герцогиней Харт и могли пользоваться всеми привилегиями, что дает титул и богатство.

– Но мне ничего этого не хотелось. Лондон научил меня кое-чему. Я знала, что высшее общество никогда меня не примет. И потому, когда ваша тетя и ее супруг приехали в Лавсбридж вскоре после вашего рождения, им не составило труда убедить меня, что мать без роду, без племени, к тому же ирландка, станет вам серьезной помехой в жизни. Когда они сказали, что будут растить вас вместе со своим сыном, почти одного с вами возраста, я поверила в то, что вам действительно будет лучше с ними, чем со мной. А я смогу сбежать отсюда. – Миссис Каллен обвела рукой обветшалую обстановку комнаты, но Маркус понимал, что она говорит не об этой комнате и не о замке, а обо всем том, что идет в довесок к титулу герцогини Харт: о тяжком бремени проклятия в том числе.

И я тоже был бы изгоем для всех.

Да, у него была бы мать, но счастливой он ее все равно не увидел бы. И у него не было бы ни тети Маргарет, ни дяди Филиппа, ни Нейта. Они бы навещали его – дядя Филипп был назначен опекуном Маркуса еще при жизни отца, но это не то же самое, что жить с ними.

У Маркуса было бы очень одинокое детство.

– И, помните, ваша тетя лучше других понимала, что творит проклятие с людьми. Ей было пять лет, когда умер ее отец, а ваш только родился. Она жила с бабушкой до той поры, пока не вышла замуж за вашего дядю. – Миссис Каллен нахмурилась. – Вернее, жила она с многочисленными, сменявшими друг друга нянями и гувернантками. Герцогиня была слишком увлечена светской жизнью: балами, праздниками и прочими мероприятиями, а к детям была равнодушна. Когда задумываюсь о том, в какой обстановке она росла, я прихожу к выводу, что не должна осуждать ее за то, что она не допускала и мысли, будто я могу быть хорошей матерью.

– Женщин, выходивших замуж за Проклятых герцогов, статус вдов всегда привлекал сильнее статуса жен, – заметил Маркус.

– Но я не из их числа! И возможно, тех, других, оговорили напрасно. Никто не знает, что на самом деле происходит в чужой семье, и точно так же никому не известно, как переживает горе другой человек.

Маркус готов был согласиться с тем, что миссис Каллен вышла замуж не из корысти, однако поверить в бескорыстие прочих герцогинь Харт было бы наивно.

Гостья вздохнула, словно смирившись с тем, что ей не удалось переубедить Маркуса.

– А что касается итальянского графа, то его ваша тетя придумала для того, чтобы удовлетворить любопытство тех членов высшего общества, которые интересовались, куда я пропала. Объяснила, что в графа все с готовностью поверят и я смогу начать жизнь с чистого листа, что я и сделала. Как только здоровье позволило, я вернулась домой в Ирландию. Не в дом отца, разумеется. Жена его по-прежнему не желала меня там видеть. Я сняла квартиру в Дублине. Вашей тете я регулярно писала, и она отвечала на мои письма, рассказывала, как вы растете. Судя по письмам Маргарет, вам прекрасно жилось без меня. А вскоре я встретила своего будущего мужа и стала помогать ему в его работе. А когда у нас родились мальчики, я… – Она смахнула слезу платком. – Я отпустила вас, окончательно поверив в то, что ваша жизнь удалась. И Маргарет с мужем дали вам куда больше того, что при всем своем старании могла предложить вам я. К тому же ваш дядя стал вашим опекуном. Вы должны были получить воспитание, положенное по статусу герцогу Харту.

И это правда.

И тогда миссис Каллен сняла с шеи медальон, открыла его и показала Маркусу портрет, что был спрятан внутри.

– Я никогда не забывала тебя, Маркус. Видишь? Эту миниатюру прислала мне твоя тетя. На портрете тебе десять лет.

Маркус взглянул на портрет. Он был написан за пару месяцев до того, как ему пришлось приехать в Лавсбридж для того, чтобы присутствовать при назначении мисс Франклин ренты в доме старой девы. Маркус помнил, как позировал художнику.

– И еще я должна признаться, – с лукавой улыбкой добавила миссис Каллен, – что у меня в Лондоне, кроме вашей тети, есть еще несколько хороших знакомых. До меня доходят кое-какие слухи. И я знаю о недавнем эпизоде с мисс Ратбоун.

Неужели ей вздумалось критиковать его?

– Я не собирался жениться на этой интриганке.

– Правильно. Эта девушка вас не любит. И, что еще важнее, вы ее не любите.

– Э… Все так. – Маркус заерзал на стуле. Он не ожидал, что миссис Каллен поддержит его в столь щекотливом вопросе.

– Ну что ж, пора и честь знать, – произнесла она и встала. – Надеюсь, вы мне поверили. Я сказала вам правду.

Маркус тоже поднялся.

– Да, миссис Каллен, я вам верю.

И он действительно ей верил, хотя от всего услышанного голова у Маркуса шла кругом. Взглянув на портрет третьего герцога, он в очередной раз задался вопросом, который мучил его уже давно.

– Если вы меня так любили, мадам, то зачем назвали меня именем этого хлыща? Понимая, что ношение титула герцога Харта уже наказание?

Гостья тоже посмотрела на портрет.

– Ваш отец пожелал, чтобы вас назвали Маркусом, – объяснила она. – Мне не известна причина. – Миссис Каллен перевела взгляд на Маркуса и продолжила: – Но я знаю, почему согласилась исполнить желание вашего отца. – Улыбнувшись, она легко коснулась его руки. – Я надеялась, что вы станете тем герцогом Хартом, который снимет проклятие Изабеллы Дорринг с вашего рода.

Глава 14

15 июня 1617 года. Розалина только что обручилась с кузнецом. Я узнала об этом, подслушав разговор на рынке. Ни Розалина, ни Мэри теперь со мной не общаются. Они считают, что я – гулящая и пропащая. Мерзкие коровы! Представляю, как у них вытянутся физиономии, когда я стану герцогиней Харт. Я знаю, что Маркус вот-вот сделает мне предложение.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Никогда в жизни Маркус не закрывал за собой дверь спальни с таким облегчением. Наконец этот мучительный день завершился. Голова болела нещадно.

Миссис Каллен все еще находилась здесь. Он пригласил ее с супругом погостить в замке, и она согласилась, но лишь на одну ночь. Завтра утром они с мужем отправятся в обратный путь: к себе домой, в Ирландию. Маркус налил себе щедрую порцию бренди и упал в кресло – единственное удобное кресло во всем замке.

Мысленно он вновь и вновь возвращался к пережитому за день. Встреча с Кэтрин, которая закончилась совсем не так, как ему бы хотелось, а потом еще и беседа с матерью… Маркус чувствовал себя так, словно его, зрячего, внезапно ослепили, и он бродил по лабиринту, постоянно попадая в тупик и не находя выхода. Хуже того, лабиринт этот менял очертания, нарушая все законы физики и логики, и то, что казалось бесспорным и ясным, превращалось в сомнительное и зыбкое.

Маркус смотрел на огонь, потягивая бренди, надеясь, что алкоголь растопит холодный комок в животе. Надо ехать в Лондон. Там жизнь проще и яснее. В столице Маркус знал, кто он такой, и понимал, чего от него ждут окружающие. Не сказать, чтобы ему нравилось то, что он знал, но, по крайней мере, он не ощущал себя таким беспомощным.

Господи, как же голова болит! Маркус прижал ладонь ко лбу, будто мог таким простым приемом остановить поток мыслей.

Мать, как и тетя, лгали ему. Они выдумали итальянского графа. Однако ложь выполнила свою задачу: матери удалось вырваться на свободу, и она не попала, как многие до и после нее, под беспощадные жернова мельницы сплетен, которую принято называть высшим светом. Странно, но этот придуманный граф и ему, Маркусу, подарил свободу. Та пустышка, что сбежала в Италию, вовсе не являлась его матерью, она была лишь выдумкой, брошенной светским сплетникам на растерзание.

И все же мать призналась в том, что отказалась от сына и, отдав его в чужие руки, даже испытала облегчение.

А как еще она могла поступить? Если бы ей не удалось избавиться от титула герцогини Харт, разве не превратилась бы она со временем в холодную, бездушную оболочку, в которой исчезло все искреннее и доброе? Разве не повторила бы судьбы своих предшественниц? И если бы мать не отдала его, Маркуса, тете Маргарет, у него не было бы Нейта, который так печется о благополучии друга. И дяди Филиппа тоже не было бы.

Мать ни разу ему не написала, однако носит на груди медальон с портретом сына.

Он, Маркус, взрослый мужчина и не нуждается в матери.

Но тогда почему уходит эта извечная сосущая боль в груди, словно затягивается, наполняется плотью старая рана?

Маркус сделал еще глоток. Мать ему нравилась. Он не предполагал, что мать может ему понравиться, но получилось именно так. Маркус неплохо провел время за ужином. И она, и ее муж оказались приятными собеседниками, с ними было интересно поговорить на самые разные темы, более важные, чем те, какие принято обсуждать в приличном обществе.

Маркус допил бренди. Пора спать. Разобраться в своем отношении к происходящему он все равно не сумеет. Крепкий здоровый сон даст отдых уставшей голове, и завтра утром все увидится ярче и четче. Маркус стал снимать сюртук, и вдруг что-то выпало у него из кармана. Ах, да, он совсем забыл о книжице, что нашел в потайном ящике стола. Маркус поднял книжку и поднес ее к свету. Бумага пожелтела и вот-вот готова рассыпаться. Хрупкие страницы были плотно исписаны выцветшими от времени чернилами. Похоже, это дневник. И почерк вроде мужской. И дата…

1617 год.

Господи! Неужели это дневник того самого третьего герцога Харта? Маркус положил его на стол и быстро убрал руки, словно боялся обжечься. Он не хотел знать, какие грязные тайны этот негодяй поверил бумаге.

Или все же хотел?

Третий герцог незримо присутствовал в жизни Маркуса с самого рождения, отбрасывая тень на все происходящее. Может, ему все же следует узнать, о чем думал отравивший ему жизнь тезка, живший двести лет назад? Хотя бы ради того, чтобы понять, что в действительности произошло между предком и проклявшей его род женщиной.

Маркус открыл дневник и прочитал первую запись. Да, это писал его предок. Почерк у него был крупный и размашистый – почерк уверенного в себе человека. Как выяснилось, предок его мало чем отличался от теперешних молодых аристократов: он любил лошадей, интересовался охотой, женщинами и еще всевозможными придворными интригами. Он пространно, не жалея обличительных эпитетов, ругал своего портного и целые две страницы посвятил оперной певице, которую вожделел.

Но написал ли этот тип об Изабелле? Маркус пролистал несколько страниц.

16 апреля 1617 года. Мне следует чаще приезжать в замок. Девушки в Лавсбридже мной восхищаются. Одна хорошенькая простушка преследует меня. Куда бы я ни пошел, она тут как тут. Ее зовут Изабелла Дорринг, а ее отец – ныне покойный – был богатым купцом. Живет она одна, без компаньонки, в доме напротив жилья викария. Думаю, стоит продолжить наше знакомство. Я бы не отказался немного поразвлечься.

Итак, предок его был именно таким, каким Маркус его представлял – законченным негодяем. Только негодяй мог воспользоваться неопытностью деревенской девушки.

«А ты тогда кто?»

Жители Лавсбриджа видят в нем негодяя и распутника. Можно не сомневаться.

Проклятие. Маркус ведь хотел поступить по чести. Сделал Кэтрин предложение. Но, если она ему отказала, какой с него спрос?

Но, когда я ее поцеловал, Кэтрин ответила на мой поцелуй. Наверное, я могу…

Хватит уже строить предположения! Кэтрин заявила, что хочет жить одна, и нужно уважать ее решение.

Но это не означает, что он не может держать руку на пульсе происходящего в деревне. Надо попросить Данли, чтобы тот докладывал ему о том, как все складывается, и, если слухи, вопреки ее прогнозам, не утихнут, он, Маркус, может повторно сделать ей предложение. Тогда, не исключено, она захочет принять его.

Маркус покосился на дневник. Надо бы забросить его подальше. А лучше сжечь.

Если уж он все равно собрался сжечь эту пакость, то можно напоследок и почитать еще немного.

Интересно, к 20 апреля тон третьего герцога Харта поменялся. Теперь он писал о красоте Изабеллы: ее чудных глазах, восхитительных ямочках, соблазнительных формах. Видимо, третий герцог начал влюбляться в нее.

«Вот так штука! Дело дошло до стихов собственного сочинения!»

Маркус быстро перевернул страницу.

События приняли неожиданный оборот. Герцог писал, что его мать не любила Изабеллу. Она считала, что сыну не подходит девушка столь низкого происхождения: ведь Изабелла была купеческой дочерью. По мнению герцогини-матери, будущая герцогиня Харт должна быть аристократического происхождения. Мать запретила герцогу Харту видеться с Изабеллой. Прикинувшись больной, она затащила сына в Лондон и навязала ему девицу, какую выбрала сама: леди Аманду Маннерли, дочь герцога Блендейла, которая, как помнится, и стала впоследствии женой третьего герцога Харта.

Ясно, что мать была характером сильнее сына, и все, на что хватило духу у маменькиного сынка, это исписать жалобами на мать три страницы своего дневника. Тайком от матери третий герцог навещал Изабеллу, и отношения между ними были далеко не платоническими. Последняя запись в дневнике была вся в пятнах от расплывшихся чернил. Похоже, герцог проливал слезы, когда это писал.

10 июля 1617 года. Я люблю Изабеллу, собираюсь жениться на ней. Мне безразлично, что подумает мать. Она не может заставить меня жениться на леди Аманде. Если мать на аркане потащит меня к алтарю, я все равно не скажу «да». Я всего себя отдал: и душой, и телом – моей Изабелле. Я никогда не полюблю другую женщину.

Да, жаль, что его давно почивший тезка не догадался найти своим талантам лучшее применение. Он мог бы сочинять романы, над которыми барышни проливали бы слезы ведрами.

Факт остается фактом. Вопреки всему написанному, третий герцог Харт все же женился на леди Аманде, притом что Изабелла носила под сердцем его ребенка. Поступку нет оправданий, но утешало то, что предок Маркуса не был бессердечным дьяволом. Изабелла Дорринг явно была ему небезразлична. Жаль, что герцогу не хватало характера. Насколько легче жилось бы его потомкам на протяжении двухсот лет, если бы он нашел в себе силы сказать матери «нет».

Маркус положил дневник на комод и стал готовиться ко сну. У него в отличие от предка характер стойкий. Маркус не станет навязывать себя Кэтрин, но он должен знать, что она довольна своей жизнью – жизнью старой девы, которую сама для себя выбрала. Маркус не уедет из Лавсбриджа до тех пор, пока еще раз не поговорит с ней.

…Кто-то постучал в дверь. Кэт едва не подскочила от неожиданности и даже поставила кляксу на недописанном листе своего романа.

– Кто бы это мог быть?

Кошка сладко зевнула и почесала за ухом. Поппи лежала на подоконнике, на своем излюбленном месте, и наблюдала за птицами в саду.

Неужели Маркус? Кэт замерла, прислушиваясь к тревожному биению собственного сердца. Всю ночь она провела без сна, беспокойно переворачиваясь с боку на бок, вспоминая о его поцелуях. Она была не готова увидеться с ним. Пока не готова.

Нет, вряд ли это герцог. Стук не такой, как вчера.

Стучали настойчиво, но не слишком.

Наверное, это Мэри. Не пойду открывать. Ей надоест стоять под дверью, и она уйдет.

Кошка окинула Кэт презрительным взглядом, после чего спрыгнула с подоконника и удалилась.

– Ты ведь не в гостиную пошла, Поппи? – крикнула ей вслед Кэт. – Если заберешься на подоконник, сразу станет ясно, что я дома. Ты меня выдашь с головой.

Кошка не удостоила ее ответом.

– Вот засада! – воскликнула Кэт и опустила перо. Придется идти открывать. Или хотя бы посмотреть, кто пришел.

Поппи действительно забралась на подоконник, а таинственный посетитель продолжал стучать. Кэт решила положиться на случай. Хорошо бы это был он, подумала она, отодвигая задвижку.

Кэт не сдержала возгласа удивления, увидев на пороге вместо Маркуса высокую худую женщину с добрыми глазами.

– Доброе утро. Я ищу мисс Кэтрин Хаттинг, – произнесла та с певучим ирландским акцентом.

– Я – мисс Хаттинг.

– Можно мне войти?

О боже! Кэт вдруг осенила догадка. Кажется, она знала, кто эта дама.

– Да, конечно. Проходите.

– Благодарю. – Гостья вошла в дом и сняла чепец, обнажив темную с проседью голову.

– Вы ведь герцогиня Харт, ваша светлость?

Вчера вечером Тео рассказал Мэри о том, что мать герцога гостит в замке, и та сразу прибежала, чтобы передать эту новость Кэт.

Ладно, чего уж там: Кэт понимала, почему сестра решила, что ей, Кэт, важно об этом узнать. Но Мэри безнадежно сентиментальна и верит во всякую романтическую чушь. И до сих пор мечтает, что Кэт выйдет замуж за герцога.

– Герцогиней я была много лет назад, мисс Хаттинг. С тех пор успела выйти замуж и теперь я просто миссис Каллен.

– Ясно. – Об этом Тео тоже сообщил своей невесте. Кэт оглянулась на дверь. – Вы пришли с мужем?

– Муж отправился к викарию, к вашему отцу. Он понял, что я хочу поговорить с вами наедине.

– Вот как, – сказала Кэт и неохотно прикрыла за гостьей дверь. Зачем матери Маркуса понадобилась встреча с ней? О чем она желает говорить? Кэт надеялась, что гостья не будет ходить вокруг да около, а сразу перейдет к цели своего визита.

Однако миссис Каллен не торопилась приступать к делу. Она обвела взглядом комнату и вновь улыбнулась Кэт. Может, стоит спросить ее о цели визита? Нет, это было бы неучтиво.

– Не хотите ли чаю? – промолвила Кэт.

– Не отказалась бы.

Поппи с громким мяуканьем спрыгнула с подоконника и гордо прошествовала по комнате.

– Какое красивое животное, – улыбнулась миссис Каллен и, наклонившись, почесала кошку за ушами. – Оно ваше?

– Нет. Поппи живет здесь, но мне она не принадлежит. Она никому не принадлежит.

Миссис Каллен засмеялась:

– Разве не все кошки такие?

– Наверное. Мне трудно судить. Я знакома только с Поппи.

Кошка громко урчала и жмурилась. Вероятно, миссис Каллен знала, где именно следует чесать, чтобы Поппи получила максимум удовольствия.

– Присядьте, пожалуйста, а я поставлю воду для чая, – произнесла Кэт. Вместе с рентой хозяйке дома полагалось солидное содержание, но Кэт не хотела нанимать служанку, да и не видела в этом необходимости. Мисс Франклин вполне обходилась своими силами, значит, и она, Кэт, справится.

– Не проще ли было бы попить чаю в кухне? – спросила миссис Каллен и, в последний раз погладив кошку, распрямилась. – Вы не должны думать, будто я веду жизнь английской герцогини, мисс Хаттинг. Я не привыкла к тому, чтобы меня обслуживали. Мой муж – врач, и у нас трое общих сыновей, так что бо́льшую часть жизни я прожила в счастливом хаосе. Чашка чая в тишине в уютной кухне – что может быть лучше?

– Да, конечно. Сюда, пожалуйста.

Кэт повела миссис Каллен в кухню, которую трудно было назвать уютной. Впрочем, солнечный свет щедро лился в окно, и это немного скрашивало ситуацию. Поппи сразу отыскала на каменном полу согретый солнцем участок и довольная разлеглась. Только этого не хватало! Кэт уже не раз спотыкалась о кошку и один раз даже растянулась на полу, при этом больно ударившись. Поппи не привыкла считаться с хозяйкой дома, но на сей раз Кэт решила, что не пойдет на поводу у зарвавшейся кошки. Тем более что сейчас существовала опасность обварить кипятком не только Поппи, но и мать Маркуса.

– Я никогда не видела дом изнутри, – сказала миссис Каллен. – Он довольно милый.

Облезлый и мрачный – вот те определения, что первыми приходили на ум. Кэт поставила чайник на огонь и стала нарезать кекс с тмином, который вчера прислала мать. Накрыв на стол, она села напротив миссис Каллен и, собравшись с духом, сказала:

– Миссис Каллен, я не хочу показаться вам невежливой, однако…

Гостья с улыбкой взяла с тарелки ломтик кекса.

– Вам интересно, зачем я пришла?

– Вообще-то, да.

– Разумеется, вам интересно. – Миссис Каллен попробовала кекс. – Видите ли, мисс Хаттинг, я женщина назойливая и постоянно сую нос в чужие дела. Я не была такой, когда начинала жить, но, воспитывая трех своих младших сыновей, усвоила один урок: порой бывает важно подтолкнуть ближнего в правильном направлении. – На мгновение на ее лице промелькнула грусть. – И я полагаю, что, раз уж так сложилось, что я не была рядом с Маркусом, когда он рос, я должна, нет, обязана, помочь ему обрести счастье.

– Да? – Кэт заерзала на стуле. Эта беседа, точнее, монолог, принимал не очень приятный для Кэт оборот. Надо бы указать этой женщине на дверь. Ей, Кэт, пора писать роман, а она теряет время, выслушивая всякий бред.

– Я люблю Маркуса, – подавшись вперед, с нажимом в голосе сказала миссис Каллен. – Пусть вчера я увидела его впервые с тех пор, как попрощалась с ним вскоре после рождения, но уверяю вас: ни дня не прошло, чтобы я не думала о нем.

Бросила несчастного ребенка, а теперь утверждает, будто любит его?

– Но вы же отдали его!

Ах, зачем она это сказала! Надо было держать язык за зубами. Пусть болтает, что хочет. Лишь бы скорее ушла.

– Да, я его отдала, – нахмурившись, призналась миссис Каллен, – но меня убедили в том, что так будет лучше для него. – Она вздохнула. – Действительно, что я могла предложить ему, кроме своей любви? Мир, в котором предназначено жить Маркусу, был для меня совсем чужим, а взять его с собой в Ирландию мне бы не позволили. Вы можете представить, чтобы всемогущий герцог Харт рос в крохотной квартирке в Дублине?

– Нет. – Если взглянуть под этим углом, то да, Кэт понимала, почему эта женщина так поступила, хотя могла бы не ждать тридцать лет, чтобы напомнить о себе сыну.

– Миссис Каллен, а какое это имеет ко мне отношение?

– Я думаю, мой сын вас любит. Или, если пока не любит, то может полюбить.

– Что?!

Поппи не понравилось, что Кэт повысила голос. Она подняла голову со своего солнечного лежака и зарычала. Миссис Каллен, напротив, рассмеялась.

– Я же говорила вам, что назойливости мне не занимать. Я спросила у мистера Эммета, как дела у Маркуса, и после поговорила и с Данли. Они оба упомянули вас и еще кое-какие интересные слухи, что ходят по деревне.

«Вот черт!»

– А потом я пообщалась с вашими родителями, перед тем как прийти сюда. Ваш отец сказал, что он позволил моему сыну ухаживать за вами.

Неудивительно, что миссис Каллен решила разыскать ее.

– Да, но вам не о чем волноваться. Я за него не выйду замуж.

У миссис Каллен брови поползли вверх.

– Он вас скомпрометировал!

– Нет. Это лишь сплетня, ее пустила женщина, которой не достался дом старой девы.

Мать Маркуса пристально смотрела на Кэт.

– То есть вы хотите сказать, что слухи совершенно безосновательны?

– Э… Да, – с запинкой произнесла Кэт. Жаль, очень жаль, что она так и не научилась лгать. – Просто…

Кэт откусила щедрый кусок кекса и принялась сосредоточенно жевать. Пусть лучше язык будет занят этим процессом, чем болтать чушь. Она и так чуть не угодила в расставленный миссис Каллен капкан.

Та улыбалась, глядя на Кэт:

– Мой сын не стал бы разговаривать с вашими родителями, если бы он ничего к вам не чувствовал, мисс Хаттинг.

Кэт чуть не подавилась крошкой, которая попала не в то горло.

– Вы заблуждаетесь.

«Если бы только так и было!»

Но, конечно, все было не так. Женщина эта ничего не знает наверняка. Может, она и родила Маркуса, однако увидела его только вчера.

– Герцог беседовал с моими родителями из-за сплетен. Не сомневайтесь, я быстро убедила его в том, что он не несет за меня никакой ответственности.

Миссис Каллен покачала головой:

– Нет, мисс Хаттинг. Вы должны знать, что герцог Харт не стал бы предлагать женщине выйти за него замуж только потому, что люди думают, будто он вас скомпрометировал. Его многие пытались женить на себе хитростью, однако он не поддавался на их уловки.

– Кажется, вы говорили, что не видели герцога последние тридцать лет, миссис Каллен.

– Не видела. Но я его мать, и у меня повсюду глаза и уши. В свою бытность герцогиней я все же смогла кое с кем подружиться, и мне сообщали обо всем, что с ним происходит. А с тех пор как Маркусу исполнилось тридцать лет, письма стали более частыми и подробными. На это есть причины. Дело в том, что, достигнув тридцатилетнего рубежа, все герцоги Харты начинают испытывать сильнейшую потребность завести семью. И с каждым днем она растет.

Вот так история. Значит, и здесь не обошлось без чертового проклятия.

– Тем более есть основания не принимать его предложение. Впрочем, я в любом случае не хочу выходить за него замуж.

– Правда? Мужчины не вызывают у вас желания?

– Конечно, не вызывают! – Если бы только у Кэт не так сильно пылало лицо. И если бы миссис Каллен не смотрела на нее так, словно видит ее насквозь.

– Некоторые женщины действительно не знают, что такое желание, но я не думаю, что это про вас.

– У меня нет времени на семейную жизнь, – заявила Кэт, старательно сдвигая в одну сторону оставшиеся на тарелке крошки. – Я хочу сочинять романы.

– А будучи замужем вы не сможете их сочинять?

Тому, кто ни разу не пытался написать книгу, не понять, что это такое.

– Нет. Муж и дети отнимают слишком много времени и сил, миссис Каллен. – Но вы и сами об этом знаете.

– Не могу с вами согласиться. Я никогда и не пробовала написать книгу, но, даже когда наши сыновья были совсем маленькими, помогала мужу в его работе. – Кэт заметила, с какой гордостью об этом сообщила миссис Каллен. – Помимо тех пациентов, кто в состоянии заплатить, мой муж лечит многих дублинских бедняков. – Она пригубила чай, глядя на Кэт поверх чашки. – Чтобы о чем-то писать, надо это пережить, не так ли? Как могут ваши персонажи испытывать радость или скорбь, любить или ненавидеть, если вам подобные чувства неведомы?

Кэт хорошо были знакомы все перечисленные миссис Каллен эмоции и до встречи с ее сыном, а после встречи тем более.

– Вы хотите сказать, что одинокие женщины не могут быть писательницами, миссис Каллен?

– Вопрос вот в чем: в каком случае вы будете чувствовать острее и ярче – живя одна в этом доме или вместе с моим сыном?

«Вместе с Маркусом, конечно».

Но она не могла сказать об этом своей гостье.

– Разумеется, здесь.

– Ваши родители и Мэри думают иначе. Знаете, все в вашей семье, включая двух очаровательных мальчиков-близнецов, уверены в том, что ваше место – рядом с моим сыном.

Нет. Она не может выйти замуж за Маркуса. А если проклятие не выдумка? Что, если она забеременеет и Маркус умрет?

Кэт пришла в ужас от этой мысли; у нее даже дыхание сбилось.

– Тому и Майклу герцог нравится, потому что его конь не кусается, а кухарка вкусно готовит.

Миссис Каллен тихо рассмеялась:

– Должна признать, вчера ужин был великолепен, но я полагаю, что ваших домочадцев куда больше лошадей и выпечки волнует ваше счастье.

Все, довольно. Если немедленно не закончить этот разговор, то Кэт может сказать что-то, о чем впоследствии будет жалеть.

– Миссис Каллен…

Мать Маркуса положила руки Кэт на плечи:

– Пожалуйста, послушайте меня, месс Хаттинг. Прошу прощения, что навязалась на вашу голову, но то, что я хочу сказать, очень важно для меня, и, смею надеяться, для вас и Маркуса тоже. Как только закончим этот разговор, мы с мужем отправимся обратно, в Ирландию. Нас и так долго не было.

– Хорошо, – промолвила Кэт. – Я готова вас выслушать.

Кэт решила, что у нее нет выбора: только согласившись на условия этой женщины, она сможет наконец освободиться от ее присутствия.

– Мур-р! – Поппи неожиданно запрыгнула на стол. По счастливой случайности, она не угодила в тарелку с кексом и не перевернула чашки.

– Поппи, как ты себя ведешь! – возмущенно воскликнула Кэт и хотела уже сбросить наглую кошку на пол, но миссис Каллен остановила ее.

– Позвольте Поппи посидеть там, где ей хочется. Мне малышка нисколько не мешает, – попросила миссис Каллен и погладила кошку по голове. Поппи ответила утробным урчанием.

Никому бы не пришло в голову назвать Поппи малышкой, но в предложении оставить кошку в покое был смысл. Если бы Кэт согнала нахалку на пол, та скорее всего прыгнула бы на стол снова. Поппи была весьма упрямой.

– Вы, кажется, хотели мне о чем-то рассказать, миссис Каллен?

Рука гостьи замерла у Поппи над головой, и кошка тут же мяукнула. Миссис Каллен вновь принялась гладить ее.

– Я хочу рассказать вам о своем браке с отцом Маркуса.

Кэт не желала об этом слушать.

– Миссис Баркер уже все мне рассказала.

– Правда? – нахмурилась миссис Каллен. – Что именно?

– Вообще-то не очень много, – ответила Кэт, пожалев о том, что упомянула миссис Баркер. Когда она научится держать язык за зубами?

– Зная Урсулу, могу предположить, что она называла Джеральда бабником. И что он женился на мне лишь потому, что не сумел затащить меня в постель.

Смысла отпираться не было.

– Но она при этом говорила, что вы его любили. И вы не верили в проклятие.

Миссис Каллен вдруг словно постарела лет на десять.

– Да, это правда.

– А сейчас вы в него верите? – Если проклятие действительно выдумка, то…

Нет, она все равно не выйдет замуж за Маркуса.

Поппи тихо зарычала и посмотрела на гостью. Наверное, та перестала ласкать ее, и кошке это не понравилось.

– Вероятно, оно все-таки существует. Но я не уверена, что Изабелла Дорринг в том виновата.

– Что вы хотите этим сказать?

Поппи спрыгнула на пол, рассыпав при этом крошки на стол. Миссис Каллен аккуратно собрала их к себе на тарелку.

– Детство у герцогов Харт не бывает счастливым, мисс Хаттинг, хотя я надеюсь, что Маркус стал исключением из общего правила. – Миссис Каллен улыбнулась и постучала по деревянной столешнице, чтобы не сглазить. – Только представьте: на протяжении двухсот лет ни один из них не знал в лицо своего отца, и вплоть до поколения моего мужа, ни у кого из них не было сестер. Матери их… Скажем так: по преданию, матери их все эгоистки, не способные ни на какие теплые чувства; корыстные и властолюбивые. Впрочем, поскольку в эту компанию попала и я, у меня возникли сомнения. Не исключено, что были среди этих женщин и любящие матери. Вероятно, матерей, едва разрешившихся от бремени, тем или иным способом устраняли из жизни сыновей. И это дело рук конкретных людей – мужчин, которых назначали опекунами будущих герцогов Харт.

Кэт не могла не согласиться с тем, что версия ее гостьи имеет право на существование. Мужчины, особенно те, кто верит в свое высокое предназначение, считают, будто им все позволено, и действуют соответственно.

– В общем, – продолжила миссис Каллен, – бедным мальчикам с самого раннего детства зачем-то внушают мысль, что они умрут до того, как родится их первенец. Вам не кажется, что это радости не прибавляет?

– Да уж, – кивнула Кэт. Бедный Маркус.

– Я отдала сына на воспитание его тете по многим причинам, но назову лишь одну. В семье Маргарет он бы рос со своим кузеном Нейтом, и это помогло бы ему научиться любить тех, кто находится рядом.

Миссис Каллен подалась вперед и взяла Кэт за руки.

– Я уверена, что Маркусу вы дороги, мисс Хаттинг. Я думаю, вместе вы могли бы победить проклятие. Именно поэтому я отняла у вас столько времени сегодня.

Победить проклятие?

– Вы заблуждаетесь.

– Я любила отца Маркуса, когда выходила за него замуж, и считала, что моей любви будет достаточно, но ее не хватило.

– Миссис Каллен, я не выйду замуж за вашего сына!

– Наверняка он вновь придет просить вашей руки. Так просто Маркус не оступится. Он полагает, что в долгу перед вами…

– Я сказала ему, что он ничем мне не обязан.

– Я не уверена в том, что Маркус любит вас уже сейчас, но точно знаю, что у него есть к вам чувство. Если это только похоть, то вы должны придерживаться твердой позиции и не соглашаться ни за что.

Маркус ее вожделеет? При этой мысли Кэт ощутила волнение…

– Миссис Каллен, я убежденная старая дева!

– Но если это все же любовь и Маркус любит вас, мисс Хаттинг, тогда проклятию конец. Это и есть ключ, решение головоломки – герцог должен жениться по любви. Обещайте мне, что не выйдете за него замуж, пока он не признается вам в любви.

Женщина явно слегка не в себе. Самое лучшее, что могла сделать Кэт, самое милосердное – это подыграть ей.

– Хорошо, миссис Каллен. Обещаю вам, что не выйду замуж за герцога, пока он не признается, что любит меня.

Глава 15

20 июня 1617 года. Маркус с матерью снова уехали в Лондон, и Розалина вместе с Мэри злобно ухмыляются мне в лицо. Гадко! Они постарались, чтобы я услышала, как они говорили между собой о Маркусе. Обе уверены в том, что он не вернется. Но Маркус вернется, я знаю. Скоро вернется. И тогда мы будем вместе. Мне никто, кроме него, не нужен.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэт стояла перед входом в церковь и слушала орган. Странная меланхолия охватила ее. Она проводила здесь многие часы, играя с сестрами в куклы. Они рассаживали кукол на скамьях, пока мама украшала цветами алтарь, или взбегали на кафедру наперегонки, когда папа готовился к проповеди. Но было место, к которому Кэт старалась не приближаться. Кэт улыбалась, вспоминая, как отец озабоченно спрашивал ее, отчего она так боится склепа третьего герцога Харта. Наконец папа понял, в чем дело, и терпеливо объяснил дочери, что герцог и герцогиня, лежавшие там рядом, молитвенно сложив руки, лишь мраморные изваяния, а их тела находятся глубоко внизу, в большом каменном ящике.

Кэт посмотрела на пол. Второй герцог тоже был тут, под проходом, но остальные покоились не здесь, а в часовне при замке. Того, кто проклят, в церкви не хоронят, хотя прямо об этом никогда не говорилось. Какой викарий скажет это тому, кто оплачивает и нужды церкви, и нужды викария?

Видел ли Маркус места упокоения своих предков? Он не заглядывал в церковь с того дня, как Кэт пошла с ним развешивать объявления о вакансии в доме старой девы.

Кэт хотела повернуться, чтобы посмотреть…

«Нет. Я не должна на него смотреть».

Ее непреодолимо тянуло взглянуть на него, но она стойко сопротивлялась. Самые разумные жители деревни уже перестали судачить о них даже после того, как миссис Гринли увидела, как Маркус зашел к ней в дом. И Кэт не хотела подливать масла в огонь.

Она избегала его. И для этого пришлось прилагать усилия – Маркус, казалось, был настроен решительно. Однако разговор между ними так и не состоялся, хотя с того вечера, как мать Маркуса нанесла Кэт визит, прошло уже четыре дня. Кэт нервно усмехнулась, вспомнив, как удивила мать своим горячим желанием поучаствовать в последних приготовлениях к свадьбе сестры. А вчера в Лавсбридж вернулись друзья герцога, и он поневоле проводил время с ними. Завтра, а может, и сегодня, герцог уедет в Лондон и, вероятно, больше никогда тут не появится. И все – проблема решится сама собой.

Сердце Кэт было тяжелым, как камень.

А если его мать не ошибалась? Есть ли надежда на то, что Маркус полюбит ее и проклятие рассыплется в прах?

Нет. Наверное, если бы он не считал себя виноватым перед ней, думая, будто скомпрометировал ее, у них что-нибудь и получилось… Они могли бы стать друзьями, и тогда… Но сейчас положение таково, что она никогда не узнает, что стоит за вниманием Маркуса к ней: любовь, чувство вины или мужское желание.

Кэт слышала приглушенный кашель, несвязное бормотание, детский смех. Церковь наполнялась людьми. Скоро яблоку будет негде упасть. Все пришли на свадьбу Мэри и Тео.

Кэт взглянула на жениха и невесту. Мэри была такой красивой, прямо светилась от счастья. Тео, серьезный, взволнованный, барабанил себя пальцами по ноге. А папа находился позади них, в своем торжественном церковном облачении.

Кэт стояла на том самом месте, что и во время свадьбы Тори и Рут. Скорее всего она будет стоять там же и когда будут выходить замуж Пру и Сибби. Одна сестра, за ней другая, потом третья: все они покинут родительский дом, заживут в новых, ими же созданных семьях, в то время как она…

Кэт гордо вскинула голову. А она будет счастливо жить в доме старой девы. У нее нет ни малейшего желания выходить замуж.

«Лгунья».

Чушь! Она хочет сочинять романы. Иметь личное пространство. Мечтает о тишине.

Кэт попыталась отвлечься от мыслей, вслушиваясь в звуки органа. Маркиз Хайвуд – хороший музыкант, не хуже, а возможно, и лучше, чем мистер Уотлс, новый герцог Бентон. И он был весьма отзывчивым. Маркиз Хайвуд не отказал папе, когда тот попросил его сыграть на церковном органе во время церемонии. Папа любил украшать службу музыкой. Считал, что музыка отдаляет людей от будничных забот и приближает к Богу.

К несчастью, сегодня музыка не заставила Кэт почувствовать Господа. Наверное, этому мешало близкое присутствие некоего джентльмена. Герцог сидел на фамильной скамье рядом с другим своим лондонским другом, лордом Эвансом. Кэт успела разглядеть его, когда герцог заходил в церковь. Маркус был ошеломительно красив, одетый в строгий темный фрак, с белоснежным, туго накрахмаленным краватом на шее.

Понравилось ли герцогу ее зеленое платье? Это платье было одним из ее самых любимых. Мама сказала, что оно гармонирует с ее глазами…

Какая разница, что герцог думает о платье? Он возвращается в Лондон и, будем надеяться, проживет еще долго и счастливо до того момента, когда тянуть с наследником будет уже нельзя, и тогда ему придется жениться… на другой.

«О боже! Мэри говорит, мне следует услышать, что намерен сообщить Маркус. Может, я…»

Нет. Нельзя ей слушать герцога. А не то ему, чего доброго, удастся ее переубедить.

«Но, если мать Маркуса права, наш брак может победить проклятие».

Однако миссис Каллен призналась в том, что не уверена, любит ли ее Маркус. Он предложил ей выйти за него замуж только по велению долга. Или, что еще хуже, из иных побуждений.

Да что уж там говорить, из-за похоти.

Неожиданно Кэт почувствовала нечто подозрительно напоминающее то самое низменное побуждение.

Я не хочу становиться вдовой до того, как стану матерью. А если Маркус любит меня? Тогда…

Мысли ее, точно стремительные белки в колесе, гонялись по замкнутому кругу.

Папа закрыл молитвенник. Церемония завершилась. Теперь Мэри будет зваться миссис Теодор Данли.

К тому времени как Кэт поставила подпись в церковной книге и дошла до павильона, праздник уже был в разгаре. Лорд Хайвуд играл на фортепиано ничуть не хуже, чем на органе, и как раз сейчас исполнял ирландскую джигу, а мистер Линден подыгрывал ему на скрипке. Кое-кто из взрослых и большинство детей, включая Пру, Сибби и близнецов, танцевали. Допустим, танцем назвать это трудно, но они танцевали по-детски, на свой лад: прыгали, кружились и радовались.

– Твоя свадьба будет следующей, Кэт, – произнесла Энн. Она подошла к ней вместе с их третьей подругой Джейн.

– Нет, – возразила Кэт. – И я не одобряю тех, кто распускает сплетни, мисс Давенпорт.

«Но если бы Энн не распустила слухи, Маркус не пришел бы в дом и не поцеловал бы меня!»

Кэт была уверена, что тот поцелуй был ошибкой, но эта ошибка не из тех, о которых она сожалела.

Энн вспыхнула:

– Я только говорила, что видела, как вы с герцогом уединились в кустах. Я ни слова не сказала о том, чем вы могли и чем не могли там заниматься. Это все додумали за меня.

– Ты бы поступила так же, окажись на нашем месте, Кэт, – заметила Джейн. – Ты ведь была готова почти на все, чтобы заполучить дом старой девы.

Верно. Кэт догадывалась, какое отчаяние испытывали Энн и Джейн.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что твоя свадьба не будет следующей? Герцог сделал тебе предложение?

Откуда им все известно? Вероятно, мама проговорилась. Она огорчилась, когда Кэт заявила ей, что не станет очередной герцогиней Харт.

– Да, герцог сделал мне предложение, однако я ему отказала.

– Ты ему отказала? – хором воскликнули Энн и Джейн.

– Естественно. Он предложил мне стать его женой только из-за сплетен. На самом деле герцог меня не… испортил. – Вот досада, зачем она покраснела? – Не знаю, с чего вы взяли, будто я соглашусь. Я не намерена выходить замуж.

«Я по-прежнему не хочу замуж. У меня есть то, что я всегда мечтала иметь: независимость».

Если бы только независимость прибавила счастья!

Энн и Джейн переглянулись с таким видом, словно не верили своим ушам.

– Ты ведь знаешь, что герцог пялился на тебя все время, пока шла церемония? Признайся! – произнесла Джейн.

Сердце Кэт ухнуло.

– Не смеши меня.

Энн наклонилась к уху Кэт и прошептала:

– Только не смотри туда. Он и сейчас глаз с тебя не сводит.

Кэт не удержалась, посмотрела – и встретилась с герцогом взглядом. Густо покраснев, она сразу отвернулась.

– Я уверена, что это ничего не означает, – сказала Кэт.

– Я не была бы такой категоричной, – возразила Джейн. – Герцог закончил говорить с одной из сестричек Уэндли и направляется сюда.

Нет, только не это. Кэт не могла общаться с ним сейчас. Все только на них и будут смотреть.

– Пойду спрошу, не нужна ли маме моя помощь.

– Трусиха, – усмехнулась Энн. – Я бы не стала возражать, если бы красавчик герцог захотел бы… поговорить со мной.

– Прекрати!

Маркуса перехватил лорд Эванс, и, значит, у Кэт есть пара лишних секунд на то, чтобы исчезнуть.

Она почти бежала, ничего не видя перед собой, и едва не сбила с ног свою нелюбимую кузину Джулию, супругу противного виконта Апплтона, который тоже находился здесь. Супруги заняли стратегическую позицию поближе к еде.

– Ах, кого я вижу! Мисс Хаттинг! – нацепив фальшивую улыбку, воскликнула Джулия. – Мы просто восхищены тем, как стойко ты держалась во время церемонии. Разве я не права, дорогая?

Рот у лорда Апплтона был набит свадебным тортом, и потому он лишь кивнул.

– Что ты хочешь сказать? – Кэт прекрасно понимала, куда клонит кузина. Насколько было бы лучше для всех, если бы Джулия и ее супруг ограничились бы поздравительной открыткой, как в тот раз, когда замуж выходила Рут. Совсем не обязательно было приезжать. Впрочем, следовало порадоваться уже тому, что наследник титула, старший брат Джулии отсутствовал. – Я искренне рада за Мэри. Они с мистером Данли очень любят друг друга.

Джулия покровительственно похлопала Кэт по руке:

– Представляю, как трудно тебе говорить об этом. Как, наверное, ужасно сознавать, что ты давно никому не нужна, когда твои младшие сестры выходят замуж.

Кэт брезгливо стряхнула ее руку. Так хотелось сказать этой мерзкой выскочке, что… Нет. Даже если это принесет Кэт неизмеримое удовлетворение, она не объявит своей кузине, что отвергла предложение самого герцога Харта, чей титул был выше, чем титул лорда Апплтона и отца Джулии тоже. Даже Джулия не спровоцирует ее на недостойные поступки.

– Я не стремлюсь замуж, – безразлично пожав плечами, промолвила Кэт.

Джулия многозначительно взглянула на мужа, давая ему понять, что именно думает по поводу слов Кэт. Только вот Джулия, похоже, зря старалась, поскольку лорд Апплтон не смотрел в сторону жены. Он запихивал в рот очередной кусок торта.

– Я все понимаю, – с легкой нотой жалости произнесла Джулия. – К несчастью, джентльмены предпочитают женщин помоложе, несмотря на то что более зрелые дамы рассудительнее и спокойнее. Ты согласна со мной? Лично я тебе очень сочувствую. Но твои родители должны быть довольны тем, что ты предпочла посвятить свою жизнь тому, чтобы ухаживать за ними в старости.

«Я не выйду из себя. Я не выйду из себя».

Кэт так мечтала, чтобы в руках у нее оказался большой бокал темно-красного пунша, который бы она случайно пролила на светло-желтое платье Джулии.

– Вряд ли мои родители задумываются о собственной старости.

– Кэтрин, как приятно увидеть тебя вновь!

Вот досада – это ее тетя.

Когда Маркус звал ее Кэтрин, она чувствовала, как по телу прокатывается приятное тепло. Когда полным именем ее называла тетя, по телу Кэт бежали холодные мурашки. Ощущения примерно такие же, когда царапаешь мелом по грифельной доске.

Кэт медленно обернулась, и увидела не только тетю, но и графа.

Веди себя пристойно. Ты же не хочешь закатить сцену на свадьбе у сестры?

– И мне приятно видеть вас, тетя и дядя.

Тетю трудно было обмануть. Она легко распознавала притворство.

– Тебе повезло с внешностью, Кэтрин. Глядя на тебя и не скажешь, что у тебя двадцать шесть лет за плечами.

– Мне не двадцать шесть, тетя. Мне двадцать четыре. – Нет, двадцать шесть лет не являются возрастом старости, но точность должна быть во всем.

– Да, да. Точно. Двадцать четыре.

– Ты выглядишь очень хорошо для женщины твоего возраста, – произнес граф. – Наверное, уже и не надеешься выйти замуж? – Он ловко схватил последнее пирожное с блюда. – Как вам те бисквиты? – поинтересовался граф у Апплтона, указав на блюда со стремительно таявшим содержимым.

Виконт, ввиду того что его рот вновь оказался набит едой, лишь кивнул и смахнул крошки с жилета.

– Меня все вполне устраивает, – сказала Кэт, ни к кому конкретно не обращаясь. Она бы чувствовала себя еще лучше, если бы эта компания оставила ее в покое.

– Должна признаться, я удивлена тем, что герцог Харт здесь, – прошептала графиня. – Зачем он пришел?

– Его пригласили.

– Не дерзи мне!

«Спокойно. Держи себя в руках».

– Я и не думала вам дерзить, тетя. Вы, вероятно, знаете, что папа обязан своим благосостоянием исключительно его светлости. Поскольку герцог находился у себя в замке, папа пригласил его. Выглядело бы странно и вызывающе грубо, если бы папа этого не сделал. – Кэт натянуто улыбнулась. – И друг герцога, лорд Хайвуд, любезно согласился выступить в роли музыканта на церемонии. Он неплохо играет, вы не находите?

С тем же успехом Кэт могла бы произнести свою тираду по-древнегречески. В глазах и тети, и кузины читалось полное непонимание.

– Но зачем Харт пришел? – прошипела Джулия.

– Может, потому, что не придумал себе иного занятия?

Если не сменить тактику, то обе родственницы набросятся на нее с кулаками. Хорошо, что мужьям обеих дам не до нее. Каждый из них старался съесть не меньше соперника, и скоро им, похоже, предстоит вступить в бой за последнее пирожное.

– Боюсь, что я не могу вам больше ничего сказать по данному вопросу, потому что не владею информацией. Если вам так интересно, спросите сами у его светлости.

– А я знаю, почему он тут, – с нехорошим блеском в глазах сообщила Джулия. – Он здесь из-за скандала, мама.

Герцог пришел сюда из-за скандала? Должно быть, она ослышалась. Если считать скандалом объявленный Кэт бойкот, то он целиком лежит на совести мисс Энн Давенпорт.

– Могу вас заверить, сплетни не имеют под собой никакого основания. Ничего не было, – сказала Кэт.

Джулия смотрела на нее как на умственно отсталую. Но она редко смотрела на Кэт иначе.

– Откуда тебе известно? – усмехнулась Джулия. – Ты ни разу не была в Лондоне.

– Нет, не была.

Значит, Кэт понятия не имеет о том, о чем говорит Джулия. И в этом тоже нет ничего для Кэт необычного.

– По-моему, герцог приехал в Лавсбридж потому, что дом старой девы опустел. По завещанию Изабеллы Дорринг он лично должен подыскать замену прежней хозяйке.

Кэт не собиралась сообщать им о том, что заменой стала она, Кэт.

– Ты ведь не веришь в это глупое проклятие? – воскликнула Джулия.

– Верю я или нет, неважно. Важно, что герцог в него верит.

Графиня со вздохом покачала головой:

– Кэтрин, дорогая, не будь такой наивной. Ты ведь не думаешь, что герцог с его образованием, с его положением в обществе настолько суеверен? Напряги мозги, детка. Он, наверное, объяснил, что приехал в Лавсбридж для того, чтобы исполнить волю Изабеллы Дорринг, но правду нужно искать совсем в ином месте.

– Именно так, – кивнула Джулия. – Герцог скомпрометировал бедную мисс Ратбоун, а затем отказался жениться на ней. Ему ничего не оставалось, кроме как бежать из Лондона туда, где его еще готовы принимать. В Лондоне он стал персоной нон грата.

– Джулия, детка, не надо драматизировать. Никто не устраивал обструкцию самому герцогу Харту, – промолвила графиня и, понизив голос, обратилась к Кэт: – Я бы не стала оскорблять твой слух пикантными подробностями, но герцога застали под кустами в саду лорда Палмерсона с бедной мисс Ратбоун.

– Он ее страстно целовал, и платье ее было спущено до самой талии, а волосы растрепаны! – захлебываясь от избытка чувств, добавила Джулия.

Графиня обмахнула веером разгоряченное лицо.

– Можно лишь порадоваться тому, что герцог не успел перейти к действиям более интимного характера в тот момент, как их застала леди Данли.

– Действительно! – возбужденно воскликнула Джулия. – И потом, когда отец мисс Ратбоун предъявил герцогу претензии – это было в клубе «Уайтс», – его светлость не только не согласился жениться на мисс Ратбоун, но и заявил, что не мог погубить ее честь, поскольку у нее таковой нет.

– Немыслимо! – заключила графиня и с громким щелчком захлопнула веер. – Однако чему удивляться? Все герцоги Харты известные распутники.

Вот это номер! Кэт вспомнила собрание по поводу ярмарки, состоявшейся в тот день, когда герцог развешивал объявления о вакансии. Сестры Болтвуд тогда упоминали и мисс Ратбоун, и кусты.

Так находился ли Маркус в кустах с полуголой женщиной? В том месте, где их мог застать кто угодно?

Кэт поморщилась. «Какой я была дурой!»

Теперь все стало понятно. Герцог хотя и попросил ее руки у отца, но знал, что она не примет его предложения. В конце концов, Кэт была хозяйкой дома старой девы! Поцелуи, что так много значили для нее, для него не значили ничего. Ему было скучно, и он решил использовать ее, Кэт, для удовлетворения своих животных потребностей.

Ну что же, ничего у него не получится!

– Что с тобой, Кэтрин? Тебе нездоровится?

– Ты ведь не прониклась нежными чувствами к его светлости Бессердечному герцогу, Кэт? – с противным смешком поинтересовалась кузина.

Графиня вздохнула и печально покачала головой:

– Это, конечно, большая глупость с твоей стороны, Кэтрин, но вполне ожидаемая. Герцог – опытный соблазнитель, а ты весьма наивна и неопытна, и это в твои-то, далеко не юные годы.

Насчет этого тетя была совершенно права. Опыта общения с мужчинами вроде герцога у Кэт не было, и слава богу.

– Пока никакого непоправимого вреда не нанесено, – начала графиня и, вскинув брови, пристально посмотрела на Кэт. – Ведь ничего непоправимого не случилось?

Кэт почувствовала, как ее лицо заливает краска.

– Разумеется, нет.

Графиня, судя по ее выражению лица, не поверила ей, но, к счастью, от дальнейшего обсуждения животрепещущей темы воздержалась.

– Ну, тогда считай, что это тебе урок. Опыта мы набираемся на собственных ошибках. В следующий раз, Кэтрин, ты будешь мудрее, если этот следующий раз будет, – сказала тетя, захихикав.

Кэт не хуже тети знала, что следующего раза скорее всего не будет. Теперь до конца дней она станет держаться как можно дальше от любых особей мужского пола, за исключением родственников. Как, собственно, и намеревалась жить до того, как этот змей искуситель приполз сюда из Лондона.

– Не оглядывайся, – прошептала Джулия. – Проклятый герцог направляется к нам.

Кэт не смогла бы сейчас не то что говорить с ним, даже стоять рядом. Боялась, что сделает нечто такое, о чем потом будет сожалеть. Например, ударит его или… расплачется.

– Прошу меня извинить, но мне надо уйти. По-моему, я заболела.

Маркус увидел, как Кэтрин со всех ног бросилась прочь от графини Пенленд и леди Апплтон.

Куда ее, черт побери, понесло? Маркусу казалось, будто он только и делает, что гоняется за ней с того самого дня, как мать почтила его визитом. А ведь он только и хотел, что поговорить с ней без свидетелей. Ну, предположим, не только поговорить. В любом случае очевидцы ему не нужны. Стоило ему попытаться начать с ней беседу, как она убегала, ссылаясь на то, что мать попросила ее помочь с последними приготовлениями к свадьбе Мэри.

Но теперь Мэри и Данли стали мужем и женой. Больше никаких отговорок.

Маркус изменил направление движения. Он шел за Кэтрин следом, при этом пытаясь создать видимость, что у него иная цель. Но те две гарпии, с которыми стояла Кэтрин, не могли не заметить этого.

– Ваша светлость!

У Маркуса упало сердце. Может, притвориться, будто он не услышал мисс Корделию Болтвуд?

Нет, не получится. Мужчины, мимо которых он проходил, замолчали, прервав обсуждение какой-то болезни овец, и, ухмыляясь, проводили его взглядом.

– По-моему, мисс Корделия пытается привлечь ваше внимание, – услужливо напомнил ему Эммет. Тон у него был почтительный и серьезный, однако озорной блеск в глазах выдал старика с головой.

– Да. Но я, к несчастью…

Невесть откуда взявшаяся Гертруда Болтвуд схватила Маркуса под руку и потащила в сторону. Маркус лишь успел заметить, как Кэтрин выскользнула за дверь.

– Вы должны стать первым, кто отведает мою корзиночку с крыжовенным вареньем, ваша светлость, – сказала мисс Корделия, когда мисс Гертруда доставила герцога по назначению. – Меня тут считают отменным кондитером, знаете ли, и я не могу не согласиться с тем, что мои пирожные корзиночки – лучшие в деревне. Скажу вам больше, ваша светлость, я бы не побоялась поставить целое состояние на то, что вы в жизни не ели ничего лучше, даже в Лондоне. – Она протянула ему тарелку. – Вы непременно должны попробовать.

– Мисс Корделия, боюсь, я…

Мисс Гертруда ткнула его локтем в бок:

– Да, мы знаем, что вы предпочли ли бы побегать за мисс Хаттинг, ваша светлость, но нужно ли всем так явно демонстрировать свои намерения? Сплетни о том, как вы с ней предавались страсти в кустах…

– И о вашем скандальном посещении дома старой девы, которое наблюдала миссис Грили, – вставила мисс Корделия.

– Утратили прелесть новизны и скончались. Но если вы станете столь настойчиво и прилюдно преследовать ее, то остывшие угли разгорятся вновь, и этот пожар уже так просто не потушить.

Мисс Корделия сунула герцогу в руку тарелку с пирожным и ложку.

– Все верно. Жители Лавсбриджа слухам не верят и впредь верить не станут, если только вы не укрепите их в мысли, что все сказанное о вас – чистая правда. Но если вы прилюдно преследуете бедняжку…

Мисс Гертруда захихикала:

– Корделия, я не назвала бы Кэт бедняжкой. Думаю, ей повезло, если такой джентльмен, как наш герцог, к ней не ровно дышит. – И она ткнула Маркуса в бок локтем.

Проклятие! Он ведь не покраснел. Или все же покраснел?

– Согласна, – кивнула Корделия. – Но, как я уже говорила вам, герцог, если вы будете гоняться за мисс Хаттинг с таким голодным и отчаянным выражением лица, любой обладающий воображением человек догадается, что именно у вас на уме.

– Не то, чтобы девушке радость была бы в тягость, – сказала мисс Гертруда и хотела снова ткнуть Маркуса локтем в бок, но он сумел увернуться.

– Действительно, – сказала мисс Корделия и наклонила к нему голову. – Знаете, герцог, одной из причин, по которой мы все с таким удовольствием перемывали Кэт косточки, является то, что от нее никто подобного не ожидал. Она всегда была строгой, правильной и серьезной. Уверена, большинство наших мужчин ее просто боятся. Мы все были ошарашены тем, что она согласилась поступиться своими принципами даже в сущей безделице.

– А то, что Кэт склонил к этому мужчина, стало для нас громом среди ясного неба, – добавила мисс Гертруда. – Мы все тут склонялись к мысли, что она вашу породу не жалует. Если вы понимаете, о чем я.

Маркус понимал, но говорить об этом не собирался. Неужели они считали Кэт сухой и чопорной? Может, она слегка ершистая, но колючки ее – мера вынужденная. Нужно же как-то защитить такое нежное сердце.

Надо бы съесть это чертово пирожное, чтобы освободиться. Маркус откусил кусочек. Действительно, очень вкусно.

– Изумительное пирожное, мисс Корделия, – произнес он.

– Я вам говорила! – воскликнула та.

Маркус отправил в рот еще один кусок. К счастью, рот у него был вместительный. Еще одна ложечка, и от корзиночки ничего не осталось. Он протянул пустую тарелку Корделии.

– Ну все, теперь можете идти, – сказала она, поставив пустую тарелку на стол. – Но постарайтесь вести себя более осмотрительно.

– Поцелуйте за нас мисс Хаттинг! – хихикая, добавила мисс Гертруда.

Маркус молча улыбнулся сестрам Болтвуд и направился к выходу из павильона. По дороге ему пришлось задержаться, чтобы поздравить мистера и миссис Хаттинг. А потом еще раз, чтобы пожать руку Данли и поцеловать руку Мэри, пожелать им большого счастья и напомнить, что жених должен в полной мере насладиться медовым месяцем, забыв на время обо всех своих обязанностях главного помощника управляющего. И после этого Маркус наконец вышел за дверь и был встречен благодатной тишиной раннего деревенского вечера.

И тогда его посетила первая разумная мысль. Он не должен идти к Кэтрин. Она ясно дала ему понять, что не хочет говорить с ним. Если бы Кэтрин была настроена на общение, то не придумывала бы отговорки и не бегала от него в павильоне.

Сестры Болтвуд сказали, что сплетни в деревне прекратились. Действительно, Маркус не замечал, чтобы сегодня кто-то смотрел косо на Кэтрин. Он может ехать в Лондон в твердой уверенности, что ее репутация не пострадала. Он свободный мужчина с чистой совестью. Но почему-то Маркус направился туда, куда идти не собирался: к дому старой девы.

Данли обмолвился, что перед отъездом в Ирландию мать побывала у Кэтрин. Маркус хотел бы знать, что именно они обсуждали. И он принес с собой дневник третьего герцога. Кэт, вероятно, не откажется почитать его.

И, надо признать, он мечтает поцеловать ее. Всего один раз. На прощание. Кэт была такой красивой сегодня, стройной, элегантной. Он не мог отвести от нее глаз, и это наверняка заметили все находившиеся в церкви люди. Что касается Алекса, то он замучил Маркуса своими шуточками.

И еще ему показалось, будто Кэтрин очень одиноко. Маркус готов был поклясться, что прочитал страдание в ее глазах. Ему это чувство было хорошо знакомо, так что вряд ли он ошибся.

Он подошел к дому, но Кэтрин поблизости не было. Вероятно, она уже зашла внутрь. Маркус остановился посреди дороги. Он, кажется, сходит с ума. Надо возвращаться на праздник. Мисс Хаттинг получила все, о чем мечтала: уединение, тишину, время, чтобы сочинять романы. Она сделала свой выбор, и он должен принять его. Хочет остаться старой девой – ее право.

Ну почему ему так не везет в жизни? Той единственной женщине, что нужна ему, он не нужен! И ее нисколько не впечатляет ни богатство, ни титул.

Чего нельзя сказать о его поцелуях. Маркус знал точно, что его поцелуи не оставили Кэтрин безучастной. Убежденная мужененавистница оттолкнула бы его, дала бы ему пощечину, а Кэтрин прильнула к нему и поцеловала в ответ. И ладони ее скользили по его телу, к несчастью упрятанному в одежду!

Маркус решительно перешел дорогу. Если она даст ему категорический отказ, утром он покинет Лавсбридж. Алекс и Нейт все еще собирались отправиться на озера. Он мог бы составить им компанию.

Маркус приблизился к дому и постучал в дверь. Ответа не последовало.

Он вновь постучал, на сей раз громче. Тишина. Тогда Маркус попытался открыть дверь, но дверь была заперта. Значит, Кэтрин дома нет. Тогда где она? Вся деревня празднует свадьбу. Наверное, она решила прогуляться. Конечно, Лавсбридж не такое опасное место, как Лондон, но даже в деревне женщина, гуляя в одиночестве, рискует. Он должен найти ее, но где? Кэтрин могла пойти куда угодно.

Маркус повернул обратно, к дороге, но тут прямо ему под ноги выскочила кошка. Он едва удержался на ногах.

– Хулиганка! Из-за тебя я чуть не упал!

Поппи сидела, поджав лапы и обернувшись хвостом, глядя прямо Маркусу в лицо.

– Ты, случайно, не знаешь, где мисс Хаттинг? – спросил он. Ну вот, дело дошло до того, что он стал говорить с кошками. Если Поппи сейчас ответит ему, то можно не сомневаться: он окончательно слетел с катушек.

Поппи моргнула и, призывно мурлыкнув, двинулась вдоль дома. Заметив, что Маркус за ней не пошел, она остановилась.

– Мне идти за тобой?

– Мяу!

Маркус опасливо огляделся. Слава богу, поблизости не было никого, кто мог бы увидеть, чем он занимается. Кошка свернула за угол. Маркус постоял немного, но, решив, что терять ему нечего, пошел за Поппи. Она повела его мимо пристройки с односкатной крышей – там, наверное, раньше держали лошадь, и дальше через калитку в сад.

– Чертов плющ, – пробормотал он, с опаской глядя на ощетинившийся колючками куст, в который едва не угодил головой. Плющ так разросся, что тропинка стала непроходимой. Освобождая ноги от намотавшихся на них побегов, Маркус мысленно внес расчистку тропинки в список первоочередных задач, какие должен поставить перед Эмметом. Поппи сидела возле двери на кухню и вылизывала лапы.

Маркус проделал остаток пути, внимательно глядя под ноги, чтобы не упасть, переступая через густо переплетенные побеги.

– Ты считаешь, что мне следует постучать и в эту дверь тоже? – спросил он у кошки.

Поппи молчала, словно не могла поверить, что на свете бывают такие тупые создания.

– Понятно. Думаю, ты меня поэтому сюда и привела.

Кошка чихнула и продолжила умываться, на сей раз занявшись ушами. Маркус постучал, но вновь не получил ответа. Собственно, иного он и не ждал.

– Видишь? Эта дверь ничем не лучше той, что с противоположной стороны. Я бы сказал, эта дверь даже хуже. Чтобы подойти к парадной двери, мне не пришлось рисковать жизнью.

Поппи зевнула.

– Итак, у тебя есть еще какие-нибудь блестящие идеи?

Да, плохи его дела. Сейчас он беседует с кошкой, а что потом? Станет вести диспуты с собакой?

Поппи уставилась на замок.

– Никого нет дома, я же тебе говорил.

Поппи мяукнула, поднялась на задние лапы и принялась скрести замок передними.

– Какое ты упрямое создание, – вздохнул Маркус и взялся за замок. – Ты же видишь…

И тут дверь открылась.

Глава 16

25 июня 1617 года. Маркус приехал в Лавсбридж. И сразу ко мне. Бедняга! Его ужасная мать принуждает Маркуса жениться на дочери богатого герцога, но он этого не хочет. Маркус любит только меня, и – я сейчас покраснела – показал мне сегодня днем, как сильно. Я даже не представляла, как то, что называют такими нехорошими словами, может быть таким прекрасным и чудным. Теперь я прихожусь ему женой во всех смыслах, кроме одного. Он пока не дал мне своего имени.

Из дневника Изабеллы Дорринг

«Негодяй! Подлец! Грязный развратник!»

Кэт мерила шагами спальню. Она пришла сюда для того, чтобы, упав на кровать, выплакать свою боль, но, к тому времени как поднялась на второй этаж, гнев и возмущение вытеснили жалость к себе, и плакать расхотелось.

Чертов распутник. Герцог Харт посмел сделать ей предложение через несколько дней после того, как обнимался под кустом с какой-то полуголой лондонской девицей! Отвратительно!

Спальня Кэт была слишком мала, чтобы вместить весь ее гнев. Кэт шагнула в комнату, куда по ее просьбе перенесли портрет Изабеллы Дорринг.

– Ты правильно сделала, прокляв герцогов Хартов! – сообщила она девушке на портрете. – Они недостойны любви.

Как она могла вообще принять это фарсовое предложение за чистую монету?! И, пусть лишь на мгновение, задуматься о том, чтобы принять его! Наверное, герцог от души повеселился, довольный тем, что удалось заставить ее отступиться. А если бы она приняла его предложение? Вот это было бы ему достойное наказание! И куда бы он делся?

«Лучше спроси себя, куда делась бы ты».

Кэт закрыла глаза, вспоминая его поцелуй. Вспоминая, как прижимался Маркус губами к ее губам, как проводил по ним горячим влажным языком, как вжимал ее в дверь всей тяжестью своего сильного тела…

Кэт прислонилась к шкафу, потому что ноги отказывались держать ее истомленное желанием тело. Она хотела, чтобы герцог оказался здесь…

Да что с ней такое? Неужели подлый герцог успел превратить ее в распутницу? Заставил ее пасть так низко, что она продолжала желать его, ненавидя? Нет! Если бы он сейчас здесь появился, она дала бы ему пощечину, а еще лучше пнула бы со всего размаху в голень. Или задушила бы шейным платком. Затащила бы герцога в спальню, привязала к кровати, и…

Ну откуда, спрашивается, берутся подобные мысли?

Кэт глубоко вдохнула. Если ей удастся обуздать свой гнев, то и эта… эмоция… постепенно утихнет. Спокойно. Нельзя выходить из себя. Надо подумать о чем-то умиротворяющем. Представь, как кружатся в небе снежинки и плавно падают на землю. Или о лебедях, скользящих по глади озера. О солнечных лучах, пробивающихся сквозь молодую листву.

Кэт не всегда умела справляться с гневом. Когда Кэт была ребенком, она визжала и швырялась чем попало, таскала Тори за волосы и даже испортила один из самых любимых рисунков Рут. Но с тех пор Кэт проделала над собой большую работу. Она не возмущалась, как бы ее ни провоцировали. Кэт по праву гордилась своей выдержкой.

Вот так-то лучше. Сейчас она спустится вниз. Наверное, даже найдет в себе силы вернуться на праздник. Сейчас Кэт могла бы беседовать с его светлостью без крика, без тыканья в грудь и раздирания его подлой физиономии ногтями. На этой позитивной ноте Кэт завизжала и, схватив с буфета фарфоровую пастушку, швырнула ее в стену, и та разлетелась на тысячи мелких осколков.

Кэт сразу полегчало. Она окинула оценивающим взглядом содержимое буфета в поисках потенциальных метательных снарядов. Выбор пал на фаянсовую китайскую собачку. Статуэтка оказалась тяжелая. Вот и хорошо. Размахнувшись, Кэт со всей силы швырнула ее в сторону двери и чуть не попала в Маркуса. Он пригнулся, и собачка, пролетев у него над головой, ударилась о дальнюю стену.

– Какого дьявола, Кэтрин?! В чем дело?

– В вас!

Она могла бы выцарапать ему глаза. Дать коленом в пах. Вырвать ему руки и ноги – по очереди. Кэт бросилась к герцогу, намереваясь задушить его.

Сопровождавшая герцога кошка взвизгнула и метнулась к лестнице.

Маркус поймал Кэт, с легкостью перехватив запястья, и она напрасно извивалась, силясь ударить его если не кулаком, то ногой.

– Вы отвратительнее жабы, хуже змеи, вы…

Маркус крепко прижал ее к себе, и, как назло, в тот момент, когда тело Кэт соприкоснулось с его телом, оно предательски обмякло. Она вдохнула знакомый запах, и ей пришлось бороться с собой, чтобы не положить голову к нему на грудь.

«Он – распутник, негодяй, подлец и бабник».

Но тело не слушало.

– Кэтрин, любимая, что привело вас в такое состояние?

Его голос был полон нежности, заботы и тепла.

Ложь. Все ложь.

Кэт оттолкнула его, и Маркус ослабил хватку настолько, что она смогла откинуться на его руки, но совсем он ее не отпускал.

– Не зовите меня любимой, злодей. Надеетесь умаслить меня сладкими речами? Так убирайтесь же к себе в столицу и ныряйте в кусты с кем хотите. Мне безразлично.

– О чем вы говорите? – Маркус наклонился, принюхиваясь к ее дыханию. – Спиртным от вас не пахнет.

«Его губы так близко…»

– Конечно, не пахнет. А вы что думали?

Очень некстати, гнев стал уступать иному чувству, не менее сильному.

– Кто-то подмешал вам что-то в пунш, и вы выпили его слишком быстро. Если вы непривычны к алкоголю, то вино может ударить в голову.

– Я не напилась, если вы об этом.

Маркус нахмурился:

– Тогда почему вы на меня набросились?

– Потому что моя тетя и кузина назвали мне истинную причину вашего приезда в Лавсбридж.

– Истинную причину?

– Да. – В груди Кэт затрепетала надежда. Может, история, рассказанная Джулией и тетей, была чьей-то выдумкой. – Скандал.

– Скандал?

– Вы эхо, что ли? Они сказали, что вас застали в кустах с девушкой.

– А, вы об этом. – У Маркуса вспыхнули щеки. – Да. Девицу зовут мисс Ратбоун.

Значит, правда. Сердце у Кэт будто налилось свинцом. И она вновь оттолкнула Маркуса. Но он держал ее крепко.

– Она пыталась женить меня на себе, Кэтрин!

– Неужели? Совсем как я?

– Я мог бы только мечтать, чтобы вы попытались сделать то же, что она.

Ладони Маркуса заскользили вверх и вниз по ее спине, и Кэт вдруг поняла, что чувствует Поппи, когда ее гладят. Ей захотелось заурчать от удовольствия.

Надо бы настоять на том, чтобы герцог отпустил ее. Его присутствие рядом с ней, так близко от нее, лишало Кэт рассудка.

– Мисс Ратбоун пряталась в кустах и выпрыгнула прямо на меня, когда я шел мимо. Она сбила меня с ног, и мы оказались на земле.

Кэт не выдержала и захихикала.

– Звучит нелепо, верно?

Она таяла словно свечка от тепла его тела, его рук. Ей ужасно хотелось положить голову к нему на грудь, но она решила не сдаваться.

«Подожди. Он, похоже, упустил кое-какие подробности».

– Вам было незачем стаскивать с нее платье, – усмехнулась Кэт.

– А я не стаскивал. Она сделала это сама, так же как и вытащила шпильки из прически. Для большей убедительности. – Голос герцога звенел от напряжения, и он держал Кэт очень крепко. – Я не собирался жертвовать собой ради этой развратной интриганки.

– Еще чего, жертвовать собой, – сказала Кэт. Странное чувство зрело в ней: стремление защитить его, уберечь. И жалость. Искренняя жалось. Каково это: жить с сознанием, что за твоей спиной постоянно плетут интриги.

– Самое ужасное, – тихо произнес Маркус, – что порой мне бывает так одиноко, что меня и заманивать никуда не надо. Сам бы отдался первой попавшейся распутной девице. И лучше мне не становится, – добавил он, склонив голову к голове Кэт. – Только хуже. Одиночество поедом ест меня.

Его слова нашли в ее сердце самый живой отклик. Они задели в ней какую-то струну, о которой Кэт даже не догадывалась. Ей хотелось обнять Маркуса, прижать к себе, излечить от боли одиночества. Пусть лишь на время.

Возможно, ей это по силам.

Она повернула голову и провела губами по его щеке.

– Кэтрин, – хрипло прошептал он.

Она прикоснулась губами к его губам.

Маркус застонал, и его ладонь легла ей на затылок. Язык его вошел глубоко, наполнив Кэт желанием. Ее ладони скользнули ему под сюртук. Кэт прижималась к нему все теснее, но этого было недостаточно. Он поднял голову, и в его глазах мелькнуло отчаяние.

– Я… Мне лучше уйти.

Да, ему следует уйти. Если он останется, то перейдет черту, за которую уже никогда нельзя будет вернуться. Все закончится тем, что они окажутся в одной постели, и Кэт отдаст ему девственность. Но зачем ей она, ее девственность? Она ведь никогда не выйдет замуж. Кэт лишь заплатит справедливую цену за то, что станет ей памятью на всю оставшуюся жизнь. Она отодвинет боль одиночества – его одиночества и своего тоже, пусть ненадолго, но все же…

Кэт крепко обняла Маркуса:

– Не уходите.

Он замер.

– Вы знаете, что произойдет, если я останусь?

– Да.

Маркус облизнул пересохшие губы. Тело было напряжено, словно натянутая тетива.

– Кэтрин, если мы начнем… – Под скулами его заиграли желваки. – Я не вполне владею собой.

– Я не передумаю.

Маркус смотрел на нее сверху вниз. Он обхватил ее лицо ладонями, не давая отвести взгляд.

– Я обещаю, что постараюсь проследить за тем, чтобы вы не забеременели. А вы должны мне обещать, что если нам суждено зачать ребенка, то пошлете мне весточку сразу же, когда узнаете об этом.

Ребенок? Кэт как-то не подумала об этом… Глупости! Вероятность такого исхода ничтожно мала. Однажды Кэт случайно подслушала, как Тори объясняла Рут, которая переживала из-за того, что не может забеременеть вот уже несколько месяцев, что несколько месяцев не срок. Порой для этого требуется целый год.

– Если вы мне в этом не поклянетесь, то я уйду. Как-нибудь вытащу себя из этого дома, – он невесело рассмеялся, – даже если это меня убьет.

Кэт понимала, почему Маркусу так важно узнать о том, что у него будет бастард. Он ведь считал, что своего законного сына никогда не сможет увидеть. Печально. Когда Маркус общался с близнецами, на него было приятно смотреть. Из него получился бы хороший отец.

– Клянусь, что сообщу вам, Маркус, как только узнаю, – улыбнулась Кэт. – Если, конечно, будет о чем писать.

Она встала на цыпочки, потянувшись губами к его губам. Он застыл, словно изваяние. Кэт растерялась. Может, она неправильно поняла его?

Нет, все она поняла правильно. Маркус держался из последних сил, но страсть победила. Он схватил Кэт в объятия и принялся жадно целовать. Она даже немного испугалась такого напора. Может, еще не поздно все отыграть назад? Не совершает ли она непоправимую ошибку?

Но едва Кэт об этом подумала, как ласки Маркуса сделались нежнее, ласковее. Губы его коснулись самой чувствительной точки за ухом, и он шепнул:

– Пойдем в кровать?

По телу ее прокатилась дрожь предвкушения, в которой было поровну радостного волнения и страха. Голосу своему Кэт не доверяла, и потому лишь молча кивнула.

Маркус поднял ее на руки.

– В которую из комнат? – спросил он.

– В эту, – показала ему Кэт. Она не стала называть ту комнату комнатой Изабеллы. Изабелла не имела никакого отношения к тому, чем они собирались заняться.

Маркус отнес ее в спальню, поставил на ноги и развернул так, чтобы он мог расстегнуть ей платье.

– Черт бы побрал того, кто придумал эти мелкие пуговицы, – хрипло пробормотал он, с трудом орудуя непослушными пальцами. – Как вы его надевали?

– Мама помогла. – «Мама будет удивляться, как мне удалось снять его.

Нет, мама никогда не узнает. Этот дом – мой мир, куда посторонним нет доступа».

Теперь уже платье валялось на полу у ее ног, и ладони Маркуса скользили по обнаженным плечам Кэт.

– У вас кожа как шелк, – пробормотал он и наклонился, чтобы поцеловать ее шею.

От прикосновения его губ Кэт бросило в жар, и ноги стали ватными.

«Так нельзя. Я должна остановить его. Мы не венчаны. Но если бы мы обвенчались, призрак смерти крался бы за нами по пятам… А если я для него лишь очередная женщина? Это неважно. Я люблю его. А если у меня будет ребенок? Ребенок от Маркуса будет желанным для меня. Я не уподоблюсь Изабелле».

Маркус освободил Кэт от корсета, и все ее тревоги и сомнения исчезли. Во всем мире их теперь было только двое: она и Маркус. Кэт повернулась к нему лицом и закинула руки ему за шею.

Он не должен здесь находиться. Не должен этого делать. Кэтрин такая милая, чистая, чудная, и она не понимает, чем рискует. Откуда ей знать? Кэтрин же девственница.

«Я беру то, что только муж имеет право брать. Но она не хочет выходить замуж.

Я должен жениться на ней. Кэтрин должна надеть мое кольцо на палец, прежде чем я уложу ее в постель».

Но если он наденет ей кольцо на палец, то ему не дожить до того дня, как родится их сын. Ребенка не будет. Он успеет выйти из нее до того, как извергнет семя. И этот раз будет первым и последним. Единственным. Одного раза должно быть достаточно, чтобы излечить его от страсти к Кэтрин. Возможно, эта ночь совершит чудо и притупит жгучую боль проклятия. А потом он вернется в Лондон и будет жить дальше. Впереди у него достаточно времени. А женится он тогда, когда тянуть с продолжением рода уже не сможет.

Маркус закрыл ей рот поцелуем и стал снимать с нее сорочку. Он понимал, что спешить нельзя. Он у Кэтрин первый мужчина. Но трудно сдерживать себя, когда чувствуешь себя как мальчишка, в первый раз обнимающий женщину. Как пьяный от страсти юнец.

«Держись. Ты должен думать о ней. Ты взрослый опытный мужчина и можешь сделать этот раз незабываемым. Для нее. И для себя».

Маркус не торопился снять с Кэтрин последние покровы. Он наслаждался ее кожей, шелковистой, нежной.

Маркусу пришлось прервать поцелуй, чтобы снять с нее рубашку. Кэтрин стояла перед ним в одних чулках и туфлях, и волосы ее все еще были забраны наверх. Перехватив его взгляд, она покраснела и попыталась прикрыть тело руками, но Маркус не дал ей этого сделать. Он бережно взял Кэтрин за плечи и повернул так, чтобы свет из окна падал на нее. Золотистые лучи скользили по изгибам ее тела.

– Позвольте мне полюбоваться вами, – промолвил он.

– Мы должны задернуть шторы, – дрожащим от смущения голосом сказала Кэт. Румянец покрывал не только лицо, шею и грудь, она вся пылала.

– Нет, я хочу видеть каждую ложбинку, каждую впадинку вашего прекрасного тела.

Кэтрин смущенно отвернулась, и Маркус нежно, но властно, развернул ее к свету.

– Не прячься, – сказал он и коснувшись ее груди.

– Значит, мне прятаться нельзя, а вам можно? Почему бы вам тогда не снять с себя одежду? – с напускной бравадой спросила Кэт.

– Скоро наступит и мой черед. – Эта игра имеет множество вариаций, но на сей раз – тот единственный раз, что будет у них, он не станет с ней играть. У них с Кэтрин был по меньшей мере один час до того, как их отсутствие вызовет вопросы. Маркус хотел насладиться сполна каждой минутой этого часа. – Чуть позднее.

– Сейчас.

– Боюсь, что, сняв одежду, я долго не продержусь. Давайте немного подождем, Кэтрин. Прошу вас. Еще чуть-чуть.

Она посмотрела на него с недоверием:

– Сюртук-то вы можете снять.

– Так и быть. Его я снять могу. – И действительно, без сюртука будет легче дышать.

Маркус снял сюртук.

– И жилет.

С жилетом тоже заминок не было.

– И шейный платок.

Еще никогда он так быстро не развязывал узлы.

– А рубашку? – с запинкой спросила Кэтрин. Она смотрела на Маркуса с опаской, словно, сняв рубашку, он мог из джентльмена превратиться в дикого зверя.

– Помогите мне ее снять.

Кэтрин боязливо шагнула к нему, но, поскольку он не набросился на нее – для того чтобы не распускать руки, ему пришлось прижать их к бокам и стиснуть в кулаки – она, похоже, почувствовала себя более уверенно. Кэтрин сосредоточенно взялась за дело. Случайные прикосновения ее пальцев, прикушенная от старания нижняя губа, лимонный аромат, исходящий от ее волос и тела – все это одновременно возбуждало Маркуса и умиляло.

Она была совсем другой, не такой, как те женщины, с которыми он привык иметь дело в столице. Но ведь и Лавсбридж совсем не похож на Лондон.

Маркус вдруг поймал себя на крамольной мысли: он бы с радостью жил здесь, в провинции, с женой. Жил бы так же просто и незатейливо, как заживет сестра Кэтрин с Данли, как живут другие. Но и такое простенькое счастье было ему заказано. И за это он должен благодарить своего слабовольного предка и Изабеллу Дорринг.

Ах, да, ведь он собирался показать Кэтрин дневник герцога и расспросить ее о подробностях визита к ней матери…

Но это все подождет.

Возможно, удобный случай еще представится.

Кэтрин справилась с застежкой и теперь пыталась вытащить рубашку из панталон. Она издала возглас то ли удивления, то ли восхищения, проведя по уходящей под пояс панталон полоске кожи, покрытой курчавым волосом.

– Ваше тело такое твердое и одновременно мягкое.

Маркус пробормотал что-то в ответ.

Кэтрин пока не обнаружила ту его часть, что была самой твердой, но она, эта часть, уже давно и настойчиво испытывала на прочность ткань панталон и жаждала выбраться на свободу.

Маркус стащил рубашку через голову.

Кэтрин увлеченно водила ладонями по буграм мышц на его плечах, а потом вдруг крепко обняла Маркуса, прижавшись щекой к груди.

– Я слышу, как бьется ваше сердце, – произнесла она с таким видом, будто только что стала свидетельницей чуда.

Маркус тоже слышал стук собственного сердца – глухое уханье, перекрывавшее даже гул в ушах. Он еще никогда так сильно никого не хотел.

«Медленнее. Не гони. Это будет у нее впервые, а у тебя только один раз. Это твой единственный раз с ней. Насладись каждым мгновением».

Но осаживать себя было все сложнее. Маркус глубоко вздохнул и сосредоточил внимание на ощущениях, что дарили ее ладони, скользившие вдоль его спины. И на ощущениях, что дарили нежные, как сливочное масло, груди Кэт, прижатые к его груди. Маркус погрузил пальцы в ее пышную рыжую шевелюру и принялся вытаскивать из прически шпильки: одну за другой. Наконец тяжелая масса волос шелковистым водопадом покрыла ее плечи и спину. Маркус поцеловал Кэт за ухом и шепнул:

– Чулки и туфли все еще на вас.

Она нервно рассмеялась.

– Я сейчас же их сниму.

– Позвольте мне.

– Нет, право, не стоит. Я… О!

Маркус опустился перед ней на колени и поцеловал ее живот.

– Если понадобится, держитесь за меня, – предупредил он.

– Я не… О!

Кэт изо всех сил вцепилась в его плечи, когда он поцеловал ее совсем рядом с тем местом, на которое был нацелен изначально. Ее тепло, запах, волнующе мускусный, искушали, но он дал себе слово продвигаться медленно. Маркус развязал ее подвязку и медленно скатил чулок, целуя ногу Кэт с внутренней стороны чуть повыше подвязки, потом чуть повыше колена, затем под коленом, в икру. Дыхание Кэт сбилось, став мелким и частым. Оно перемежалось с тихими стонами разной продолжительности и высоты. Ноги дрожали, и запах ее желания понуждал Маркуса торопиться.

Но он не станет спешить.

– Поднимите стопу, Кэтрин.

Она смотрела на него сверху вниз, и взгляд ее был затуманен.

– Что вы со мной делаете? – тихо спросила Кэт.

Маркус улыбнулся и приподнял ее ногу. Все, на что ее хватило, это вовремя согнуть колено.

– Снимаю с вас чулки и туфли.

Шутка удалась, судя по ее ответному нервному смешку.

– Сомневаюсь, что останусь жива после того, как вы закончите.

– Вы не умрете. – А вот он может и не дожить. Со вторым чулком Маркус расправился менее церемонно, после чего осторожно коснулся ее там, где она была влажной, жаркой и готовой его принять.

Вскрикнув, словно от испуга, Кэтрин вздрогнула, подалась назад, но тут же снова качнулась бедрами навстречу его губам. Маркус успел попробовать ее на вкус, едва прикоснувшись к чувствительному бугорку. Кэтрин сжала бедра, вздрогнула всем телом и застонала. Еще одно прикосновение, и все – она в раю. Но, если другого раза у него с ней не будет, он должен продлить наслаждение настолько, насколько у него хватит сил и умения.

Маркус поднялся и поцеловал Кэтрин в губы. Поцелуй этот был долгим и нежным.

– Мне нравится ваше тело, – сказал Маркус, проводя ладонями вверх и вниз по ее предплечьям. – Мне нравится ваш запах и вкус, – добавил он, целуя Кэт в шею. – И мне нравится, как вы стонете, когда я вас ласкаю. – Маркус потер ее соски и улыбнулся, когда она зажмурилась и затаила дыхание. Он и сам слегка задыхался, глядя на то, как Кэт выгибается, подставляя грудь под его ласки.

Маркус откинул покрывало, обхватил ладонями Кэт за талию и, приподняв, опустил на кровать. И стал спешно снимать с себя оставшуюся одежду.

Услышав удивленно-испуганный возглас, Маркус повернул голову и увидел, куда она смотрит.

– Можно мне его потрогать?

– Да.

Маркусу пришлось схватиться за кроватный столб, чтобы стоять прямо, пока Кэтрин на ощупь исследовала его восставшую плоть. Впрочем, он не стал бы называть свои ощущения неприятными. К тому же ко всему незнакомому надо привыкнуть, а на это нужно время. Маркус был готов предоставить Кэтрин это время.

– Все мужчины прячут это в панталонах? – поинтересовалась она.

– Да, – ответил Маркус, едва сдерживая смех.

Глаза Кэтрин изумленно расширились, и она окинула взглядом заинтересовавший ее орган.

– Обычно он меньше, – поспешил успокоить ее Маркус. – И не такой твердый.

Если бы этот раз не был у них единственным…

Нет. Он не мог превратить Кэтрин в содержанку. Этот единственный раз, вероятно, ему еще и простится, но вот повторение… И, как только все закончится, он, наверное, больше и не захочет. Может, он излечится от пагубного пристрастия. Хорошо бы, чтобы его перестало к ней тянуть. У них ведь нет общего будущего.

Разве что случится непоправимое, и Кэтрин забеременеет. Тогда у него нет вообще никакого будущего. Но она не забеременеет. Он будет осторожен.

Маркус наклонился, поцеловал Кэтрин и лег рядом. Хватит уже медлить. Больше он ждать не мог.

– Я хочу вас, Кэтрин.

– И я тоже вас хочу, Маркус. – Имя его она произнесла с запинкой. Как и слово «хочу».

Странно, но он чувствовал разочарование.

Почему? Непонятно. Рядом с ним в постели находилась красивая, страстная женщина. Красивая обнаженная женщина, следует добавить. Женщина, которая только что сказала, что хочет его. Нет, что-то ему не нравилось в собственных рассуждениях. Ах, вот оно: слово «женщина». С ним в кровати была Кэтрин, а не просто женщина. И ему не нужна была просто женщина – он желал только ее, Кэтрин.

О чем еще можно мечтать?

Маркус подумал еще немного и едва не присвистнул, вслух обозвав себя болваном. Ему, чудаку, хотелось, чтобы Кэтрин призналась ему в любви. Но сам-то он что знал о любви? Ничего. О желании, о похоти знал не понаслышке. Хорошо представлял, что такое страсть. Что такое наслаждение. Готов бы вложить все свои силы и мастерство, для того чтобы сделать это – как это ни называй – незабываемым для Кэтрин. Он целовал ее глаза, нос, уголки губ. Скользил губами по ее горлу, по ключице, по вздымавшейся от частых вздохов груди.

– О, – стонала Кэтрин. – О, Маркус…

Маркус глубоко вдохнул, стараясь запомнить ее запах. Запомнить ее всю и все в ней: ее вкус, ритм дыхания и шумные вздохи, и тихие стоны, и шелковистую кожу, и упругую податливость тела… Но больше всего, до боли, до судорог, ему хотелось оказаться в ней, зарыться во влажное тепло ее тела и раствориться в нем.

Никогда еще с ним такого не было. Маркус по праву гордился своей выдержкой, но сейчас его тело управляло сознанием, а не наоборот. Маркус поцеловал Кэт в грудь. Сосок ее уже был словно тугая почка. Он прикоснулся к нему языком. Кэт застонала и выгнулась навстречу ему. Бедра ее приподнялись. Она заметалась по постели.

– Маркус! – выкрикнула Кэт.

Маркус гордился собой. Он хотел, чтобы ей запомнился этот опыт, чтобы память о нем навсегда осталась в ней. Маркус дразнил ее почти воздушными поцелуями, невесомыми прикосновениями, пока наконец не взял ее сосок в рот.

Кэт вскрикнула.

Маркус проделал то же самое с другой ее грудью. Теперь Кэт уже извивалась под ним, шумно вздыхая, и ладони ее лихорадочно гладили его по спине.

– Маркус, прошу, Маркус.

Она обезумела от страсти. А ведь он знал, что так и произойдет. Разглядел в ней страстную натуру почти сразу.

Ему бы хотелось растянуть время. Чтобы все это длилось не час и не два. Но терпеть не было сил. Маркус спустился пониже, целуя ее грудь и живот. Он лизнул ее пупок, а потом поцеловал рыжие завитки пониже пупка. Она была влажной и ароматной.

Придерживая Кэт за бедра, Маркус прикоснулся языком к тугому бугорку, что прятался во влажных складках. Кэт развернула ноги шире и застонала.

– Маркус!

Он языком прошелся вокруг бугорка, смакуя вкус ее страсти так, как смакуют дорогое вино. Бедра Кэт взметнулись вверх.

– Маркус! – выкрикнула она. – Маркус!

Больше он не мог ждать. Маркус приподнялся повыше, завис над Кэт, посмотрел в ее лицо. Обычно он совокуплялся с женщинами в темноте и был сосредоточен на получении удовольствия, почему и держал глаза закрытыми. Но с Кэтрин все было по-другому. Маркус хотел смотреть на нее, медленно соскальзывая во влажное тепло ее лона. Достигнув барьера, он не остановился, и, пробив его, ушел дальше, вглубь.

– Ой! – Кэт вскрикнула, поморщившись от боли, с шумом втянула воздух.

Маркус замер.

– Все хорошо, Кэтрин?

– Да, – запнувшись, сказала она, судорожно сглотнула и улыбнулась ему, погладив по спине. И, приподняв бедра чуть выше, уже увереннее добавила: – Да.

Грудь ему распирало какое-то неведомое прежде чувство. Что это? Горячая благодарность, нежность, а может счастье? Маркус наклонился, поцеловал Кэтрин и продолжил начатое. С чем сравнить то мучительно-сладостное наслаждение, что он испытывал, погружаясь в нее, выбираясь из тугого влажного плена? То, что Маркус чувствовал, нельзя сравнить ни с чем.

Кэтрин замерла под ним и тихо охнула. Близко, совсем близко! Он толчком вошел в нее еще раз, и она, выкрикнув его имя, сдавила его у себя внутри как в тисках. Ее жаркий, сладковатый запах заполнил его ноздри.

А потом пришло наслаждение. И оно не отступало, накатывая волна за волной, всепоглощающее наслаждение – такое сильное, острое и яркое, что Маркус едва не потерял сознание. Он не хотел, чтобы оно заканчивалось. Мечтал, чтобы оно продолжалось вечно. Но так, конечно, не бывает. И, когда откатил последний прибой и Маркус в изнеможении опустился на Кэтрин, едва дыша, мокрый от пота, он чувствовал себя, наверное, впервые в жизни, абсолютно счастливым человеком.

Маркус повернул голову, поцеловал Кэт в шею, смакуя ощущения: ее тела под его телом, его…

О боже! Он все еще был там – глубоко в ней.

Глава 17

11 июля 1617 года. Мы очень любим друг друга, но должны соблюдать осторожность. Маркус хочет объяснить матери, что леди Аманда не станет ее невесткой. Он не собирается жениться на леди Аманде. Завтра Маркус уезжает в Лондон, и я не увижу его целый месяц, а может и дольше. Как я это вынесу?

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэт гладила Маркуса по широкой, липкой от пота спине и пыталась дышать. Он еще был в ней, и тело его своей тяжестью вдавливало ее в матрас. Она не могла пошевельнуться.

Но Кэт и не хотелось шевелиться. Она была всем довольна. Ее все устраивало.

То, что Маркус с ней сделал, то, что они вместе сделали, имело определенно низменную природу, но при этом Кэт испытывала странное воодушевление, будто то, что произошло между ними, возвысило ее духовно.

Кэт закрыла глаза. Ей не было стыдно. Может, стыд охватит ее позднее, когда она останется одна? Но сейчас она не станет портить себе настроение. Кэт крепко обняла Маркуса. Сегодня она узнала счастье, какого не узнала за всю жизнь.

Кэт почувствовала губы Маркуса у себя на шее. Она повернула голову, чтобы ответить на его поцелуй, но он вдруг напряженно замер.

«Черт побери!»

Кэт беззвучно вскрикнула и разжала объятия. Она не привыкла, чтобы в ее присутствии ругались. Но на этом неприятные сюрпризы не закончились. Маркус как ужаленный вскочил с кровати. Кэт словно окатили ледяной водой. Ей было холодно и страшно. Внезапно устыдившись своей наготы, она поспешила укрыться одеялом.

– Что случилось? – с дрожью в голосе спросила Кэт, испуганно глядя на Маркуса.

Как бы плохо ей ни было в эту минуту, она не могла не залюбоваться им. Кэт не встречала и никогда не встретит мужчину, который был бы сложен лучше, чем Маркус. Даже его поникший орган казался ей красивым. Впрочем, не такой уж он был и поникший. Он рос и крепчал у нее на глазах.

Маркус схватил с пола панталоны и буквально впрыгнул в них.

– Простите, – произнес он, потянувшись за рубашкой.

– За неприличное выражение? – растерянно уточнила Кэт, не понимая, зачем ему вдруг так срочно понадобилось одеваться. – Пустяки. – Ни копить обиды, ни читать ему нотации она не собиралась. – Я вас прощаю.

Кэт приподнялась и раскинула руки, готовясь принять Маркуса в свои объятия. Одеяло сползло, но это ее уже не смущало. Даже если она замерзнет, не беда. Маркус ее согреет.

– Возвращайтесь в кровать, – промолвила Кэт.

Маркус покачал головой.

– Дело не в том, что я сказал, хотя я об этом тоже сожалею.

– Тогда в чем же?

Вместе с тревожным предчувствием возникло смущение, а потом и стыд. Она его разочаровала? Маркус в отличие от нее не получил удовольствия? Кэт думала, что ему приятно, но что она в этом понимает?

– Я просил прощения за то, что пролил семя в вас, Кэтрин. Я собирался выйти из вас до того, как это произойдет. – Под скулами его перекатывались желваки, и он смотрел в сторону.

Кэт покраснела. Ей было неловко говорить об этом.

– Ничего страшного. Я ведь не возражала. – Если уж начистоту, то, чувствуя, как он пульсирует в ней, Кэт испытала восторг. Ей казалось, будто они стали одним целым, и это было прекрасно.

А теперь она узнает, что это произошло по ошибке. И сразу одухотворенная красота того, что она пережила только что, что, как она думала, переживали они оба, стала блекнуть. И вот уже Кэт чувствовала себя старой и никчемной.

Маркус уже надел туфли.

– Теперь вам придется выйти за меня, – произнес он. – Как только праздник закончится, я поговорю с вашим отцом. Потом добьюсь получения специальной лицензии. Через несколько дней мы обвенчаемся.

Кэт боролась с подступающей тошнотой.

– Я не могу выйти за вас.

– У вас нет выбора. – Маркус надел жилет. – Если бы я достал вовремя – и можете мне поверить, обычно я так и поступаю, – риск забеременеть у вас был бы если не нулевой, то минимальный. Но после случившегося… – Он покачал головой. – Я не настолько испорчен, чтобы спокойно жить, зная, какой скандал вызовет ваша беременность вне брака.

Верно. То, что для Кэт стало откровением, чудом, для него лишь очередное, в меру приятное спаривание.

– А как же проклятие? – спросила она.

Маркус завязывал шейный платок:

– При чем тут проклятие?

Он что, насмехается над ней или действительно не понимает?

– Если вы женитесь на мне и окажется, что я ношу под сердцем вашего наследника…

Только сейчас к ней пришло осознание возможных последствий произошедшего.

«Я могу забеременеть от Маркуса. Я могу родить ему сына».

Восторг и ужас охватили Кэт одновременно, голова закружилась. Ее вот-вот стошнит. Нет, не бывать этому. Она сглотнула подступивший комок.

– Если вы женитесь на мне и я ношу вашего ребенка – мальчика, вы, возможно… – Кэт собралась с духом и заставила себя произнести: – Умрете.

Маркус безразлично пожал плечами и, сосредоточенно глядя в зеркало, поправил узел кравата.

– Ничего не поделаешь, – произнес он и надел сюртук.

– Неправда! – воскликнула Кэт и, откинув одеяло, вскочила с кровати и решительно шагнула к нему. – Я могу вас спасти, и я это сделаю, – сказала она уверенно и твердо, не стесняясь того, что стоит перед ним, полностью одетым, обнаженная и босая. – Я могу отказаться выходить за вас замуж. – И это правда. Жить ему или умереть – выбор за ней. И выйти за него замуж ее никто не заставит.

– Кэтрин, будьте благоразумной… – Маркус повернулся к ней лицом и, медленно окинув ее взглядом, хрипло пробормотал: – Оденьтесь, прошу вас.

– А зачем? Пять минут назад вы не возражали против моей наготы.

– Я и сейчас не возражаю, просто… – Он поднял с пола рубашку Кэт и протянул ей. – Вот, пожалуйста.

– Чего вы хотите от меня? Чтобы я вернулась на праздник? Может, мы пойдем туда вместе? И я, держа вас под руку, объявлю всем собравшимся, что между нами произошло?

– В этом нет нужды. Если мое семя укоренится, то через несколько месяцев все и так узнают о том, чем мы тут с вами занимались.

– Узнают еще раньше, если по вашему настоянию нас поженят через считаные дни.

– Какое это имеет значение? Если у вас будет расти живот…

– Но ведь это еще неизвестно?

Взгляд у Маркуса был мрачный.

– Да, – угрюмо согласился он.

– Тогда давайте подождем, пока в этом вопросе не наступит ясность.

– Но я вас обесчестил.

– До этих ваших слов я не чувствовала себя обесчещенной.

И это правда. Сейчас от недавнего восторга осталась лишь горькая оскомина. И стыд. Кэт кусала губы, чтобы не расплакаться.

Маркус издал какой-то странный звук: нечто среднее между вздохом и рычанием, и обнял ее.

– Простите меня, Кэтрин.

– Вы привыкли к подобным занятиям, а я – нет.

– Я знаю, Кэтрин. – Маркус гладил ее по волосам. – Простите меня.

Кэт пыталась держаться. Она шмыгнула носом, и слезы потоком полились из глаз. Ее душили рыдания. Кэт терпеть не могла плакать. От плача лицо распухало и краснел нос. А потом у нее всегда болела голова.

Маркус обнимал Кэт, но теперь в его объятиях не было ничего любовного. Так ее мог бы обнимать отец. Да что там, отец. Так ее мог бы обнимать чужой человек.

Наконец Кэт нашла в себе силы оттолкнуть Маркуса.

– Я не выйду за вас замуж!

Он смотрел на нее, но по его глазам она не смогла ничего прочитать. Кэт понятия не имела, о чем Маркус сейчас думает.

– Хорошо. Я не стану пока говорить с вашим отцом. Давайте подождем до того момента, когда будем точно знать, будет у нас ребенок или нет.

– Я все равно не выйду за вас замуж.

Голос ее дрожал и звучал совсем неубедительно. Даже сама Кэт понимала это. Но Маркус из природной тактичности не стал развивать тему.

– Я уезжаю в Лондон, Кэтрин. Так будет лучше для всех. Меньше повода для сплетен. Сестры Болтвуд заметили нашу взаимную симпатию, и скоро возникнет новая волна слухов. Мой отъезд и продолжительное отсутствие должны убедить всех сомневающихся, что их подозрения беспочвенны.

Маркус намерен уехать? Кэт была на грани обморока. Голова кружилась. Сердце словно сковал лед. Маркус собирался бросить ее так же, как третий герцог Харт оставил Изабеллу.

Нет, не следует потакать разыгравшемуся воображению. У них с Изабеллой нет ничего общего, и жизненные обстоятельства, в которых они с Изабеллой оказались, тоже сравнивать нельзя.

– Только помните, – добавил Маркус, – вы поклялись написать мне сразу, как только обнаружите, что ждете ребенка.

– Я напишу. Если узнаю, что в положении.

Маркус вздохнул и взял Кэт за руки. Она попыталась высвободить ладони, но он сжал их чуть сильнее. Ладно, признаться честно, она нуждалась в утешении.

– Вы не одна, Кэтрин. Согласитесь ли вы выйти за меня замуж или нет, я позабочусь и о вас, и о ребенке. Наверное, вам нелегко придется, но в итоге все будет хорошо. Я богат, обладаю влиянием. Я могу вас защитить и сделаю это. – Маркус крепче сжал ее руки. – Не поддавайтесь отчаянию. Не берите пример с Изабеллы.

Кэт резким движением высвободила руки.

– Я не так труслива. – Самоубийство ужасно само по себе, однако Изабелла убила не только себя, но и ребенка. Кэт никогда бы так не поступила.

– Я не считаю Изабеллу трусливой, – нахмурившись, произнес Маркус. – Вероятно, она не увидела иного выхода. В общем, напишите мне. Я приеду, и мы вместе решим эту проблему.

– Значит, в ближайшее время вы не собираетесь жениться на другой, следуя примеру третьего герцога? – Кэт попыталась рассмеяться, обратив вопрос в шутку.

– Разумеется, нет. Хотя когда-нибудь мне все равно придется сделать это.

Маркус женится, а как же иначе. Ведь ему нужен наследник. И когда это произойдет…

Господи, ей тогда лучше умереть.

– Я хотел рассказать вам, что случайно наткнулся на дневник третьего герцога, – сказал Маркус. – Он был спрятан в потайном ящике стола. Если его писанине можно верить, то он действительно любил Изабеллу и намеревался уговорить свою мать позволить ему жениться на ней. – Впрочем, планы – это одно, а поступки – совсем иное.

– Однако он на ней не женился.

– Нет. Не известно, почему. – Маркус покачал головой. – Думаю, третий герцог не знал, что Изабелла ждет ребенка. Об этом в его дневнике нет ни слова, притом что он, судя по тому, что я читал, писал обо всем весьма пространно, во всех пикантных подробностях. – Маркус презрительно скривил губы. – Этот слюнтяй не умел скрывать своих чувств. Все у него было напоказ.

У нынешнего герцога простодушие явно не в чести.

– Но я могу не волноваться на сей счет, верно? Вы сообщите мне, если узнаете о ребенке.

Маркус смотрел ей прямо в лицо, и Кэт почему-то не посмела отвести взгляд. Ей показалось или она почувствовала какую-то странную тяжесть внизу? Неужели она действительно уже беременна? Что за глупые мысли!

– Я сказала, значит, сделаю. Я привыкла держать слово.

Маркус продолжал смотреть ей в лицо. Сердце отсчитывало время ударами: один, два. Затем он кивнул, словно удостоверившись, что Кэт не обманет его. Вытащив из кармана часы, Маркус нахмурился:

– Я достаточно долго отсутствовал на празднике. Мне пора.

– Вы действительно уезжаете утром в Лондон?

– Да, – кивнул Маркус и с надеждой добавил: – Если только вы не передумали насчет того, чтобы выйти за меня замуж.

Кэт молча покачала головой.

– Ну, тогда уже все сказано? – произнес Маркус и направился к двери.

Он уедет, так меня и не поцеловав. И тогда Кэт испугалась. Горло сдавила железная рука страха. Она не бросилась к Маркусу лишь благодаря своему упрямству.

– Когда вы вернетесь? – спросила Кэт.

Маркус остановился, но оборачиваться не стал.

– Я не вернусь. Точнее, вернусь в том случае, если получу от вас письмо с известием о ребенке.

Голос Маркуса звучал спокойно, но, присмотревшись пристальнее, что было сделать нелегко, поскольку слезы вновь жгли глаза, Кэт увидела, что руки его сжаты в кулаки.

– Или, если вы напишете, что передумали и готовы выйти за меня замуж.

Кэт вновь покачала головой. Нет. Нельзя.

– Ну что же, как я уже сказал, мне хочется надеяться на то, что мой отъезд положит конец всяким домыслам. Но уверенности в том, что будет так, у меня нет. Если вы почувствуете, что не справляетесь, сообщите мне.

Маркус не просил ее дать ему слово, что она непременно напишет, если положение станет невыносимым. И это хорошо. Потому что Кэт все равно не стала бы ему жаловаться. Не поставить его в известность о ребенке она не могла, но со своей репутацией разберется сама. Глядя на Маркуса, пыталась как можно четче запечатлеть в памяти его гордый профиль, поворот головы, осанку. Скорее всего она видит его в последний раз.

Кэт больно прикусила губу. Она не заплачет!

– Прощайте, Кэтрин, – произнес Маркус.

Кэт лишь кивнула. Если она что-нибудь скажет, то непременно заплачет. И даже упадет к его ногам и будет умолять не бросать ее. Нет, этого ей не позволит гордость.

Маркус задержался, явно ожидая от нее каких-нибудь слов. Потом молча поклонился и вышел. Кэт слышала, как он спускался по деревянной лестнице, затем открылась и захлопнулась входная дверь. Кэт бросилась к окну и успела увидеть Маркуса, перед тем как он скрылся в заросшем саду.

Боже мой! Кэт еле добрела до кровати и тяжело опустилась на нее. В спальне было пусто. И внутри у нее было пусто. Кэт всегда смеялась над теми, кто говорил о разбитых сердцах, но теперь поняла, что иронизировала зря. Порой боль бывает такой сильной, что никакими слезами не выплачешь.

– Мяу.

– Поппи, а я и не слышала, как ты зашла.

Поппи прыгнула на кровать и ткнулась головой в ладонь Кэт. Странно, что кошка решила потребовать свою порцию ласки именно у нее. До сих пор отношения между Кэт и Поппи были натянутыми. Нет, они не ссорились, и кошка даже иногда позволяла Кэт погладить ее, но чтобы просить об этом…

– Ты поняла, что мне нужна компания, Поппи?

Кошка моргнула и снова боднула ее в руку, так ни в чем и не признавшись.

Впрочем, какая разница, призналась Поппи или нет? Невозмутимая, нешумная и немногословная компаньонка – как раз то, в чем Кэт сейчас больше всего нуждалась.

Кэт сидела на кровати в одной сорочке, гладила кошку и смотрела в окно.

Как могло случиться, что он не успел вытащить? Никогда прежде он не допускал подобного промаха, даже будучи зеленым юнцом. Гордился своей способностью все и всегда держать под контролем. Но в самый ответственный момент, когда его самоконтроль был по-настоящему необходим, он, Маркус, не совладал с собой.

Маркус шел по заросшему саду к дороге. Там, на противоположной стороне, была церковь, дом викария и павильон на лужайке. Веселились люди, звучала музыка. Праздник продолжался, но Маркусу было не до веселья. И он свернул к кладбищу.

«Что мне делать? Как мне быть теперь?»

Ответ очевиден. Маркус уже дал его Кэтрин. Вернуться в Лондон и попытаться забыть о ней и обо всем, что между ними произошло. Легко сказать. Как ее забудешь? Сколько ни греши, сколько ни пей, Кэтрин ему не забыть никогда.

Я не хочу ни о чем забывать. Все было прекрасно. Все, кроме того, что Маркус забыл его вовремя вытащить. Но ведь там, в ней, было хорошо, и еще как. Куда приятнее это делать внутри трепещущего, теплого тела Кэтрин, чем заниматься самоудовлетворением. Если бы Маркус мог позволить себе роскошь вести жизнь обычного человека, то сейчас бы мечтал о том, чтобы Кэт родила ему ребенка.

«Но эта роскошь не для меня».

Может, сразу отправиться на озера, не заезжая в Лондон, даже если Алекс и Нейт передумают туда ехать? Там, на безлюдье, он будет целыми днями гулять, встречая лишь овец да баранов, и слушать мудрые советы Нейта и Алекса, если они захотят составить ему компанию. Взгляд со стороны всегда полезен, и не исключено, что разобраться в создавшейся ситуации ему одному не по силам.

«Но если Кэтрин все же напишет мне, что она…»

Даже если Кэтрин ему и напишет, письмо дойдет до него недели через три, не раньше. И это станет катастрофой.

Дорогу Маркусу перебежала рыжая белка и по широкому стволу взобралась на старый дуб, в дупло.

Надо было, черт побери, взять с нее слово, что она сообщит ему в любом случае: если узнает, что беременна, и как только узнает, что не беременна. А теперь из-за своей глупости он может и не узнать правды. Не получив от нее письма, станет думать, что беременность не наступила, а она, чего доброго, решит родить ребенка без его ведома.

Я могу приказать Данли поставить меня в известность…

Нет. Придется ввести Данли в курс дела. Тот непременно расскажет Мэри и далее по цепочке. И хуже всех от этого будет только Кэтрин. А если не посвящать Данли в подробности, то что именно он должен ему приказать? Написать в случае, если сестра его жены заметно располнеет?

Ерунда какая-то.

Маркус бесцельно бродил среди могильных плит. Сколько времени должно пройти до того, как Кэтрин будет знать, беременна она или нет? Обычный женский цикл составляет примерно месяц, но ведь бывает и дольше. И все это время он, Маркус, будет жить как на иголках.

Маркус со всего размаха ударил кулаком по камню. Как я мог так оплошать?! За минуту наслаждения отдал жизнь!

Ему всего тридцать лет. Он мог бы жить, не зная печалей, еще многие годы. Но если Кэтрин забеременела, он не допустит, чтобы она родила вне брака. Кэтрин станет посмешищем для всей деревни. А если ребенок окажется мальчиком? Тогда ему суждено стать следующим герцогом Хартом, но только в том случае, если они с Кэтрин успеют сочетаться законным браком до рождения наследника.

И тогда проклятие перейдет на бедного малыша. Вероятно, для него будет лучше, если он родится бастардом.

Нет. Пусть будет проклятым герцогом, чем бастардом проклятого герцога.

Маркус несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Он опережает события. Если повезет, Кэтрин не забеременеет, и то, что случилось в ее спальне, станет лишь приятным воспоминанием. При этой мысли Маркусу захотелось завыть от тоски. Если зачатия не произошло, то больше он никогда ее не увидит.

Маркус прислонился к памятнику. Может, и не придется мучиться. Не напрасно же Эммет говорил, что ему, герцогу, следует почаще наведываться в Лавсбридж и проводить больше времени в замке. И деятельное участие в управлении поместьем, как и в жизни деревни, пришлось Маркусу по душе. Если бы он порой наведывался в дом старой девы, это ни у кого не вызвало бы подозрений: желание убедиться в том, что за домом и садом ведется надлежащий уход, вполне естественно для хорошего хозяина. Нет. Кого он хочет обмануть? Если он увидит Кэтрин, то немедленно пожелает переспать с ней. И это желание может оказаться сильнее его. Маркус больше не рассчитывал на свой здравый смысл и выдержку. Какие еще нужны доказательства? Нельзя искушать судьбу, даже если его чертов детородный орган настойчиво требует повторения.

«И я с ним согласен: одного раза мало. Но это все, что у меня есть. Второго не будет».

Не будет, если Кэтрин не забеременела. А если да? Тогда у него есть время – дни, недели, месяцы – на то, чтобы жить с ней, любить ее и наблюдать за тем, как растет ребенок в ее животе.

Месяцы, а не годы. И он никогда не увидит ребенка, ведь так? Если только ему безумно не повезет и Кэтрин не родит ему дочь. Это уже однажды случилось. Может случиться и вновь.

«Нет, я не должен рассчитывать на такую редкую удачу. И мне в любом случае нужен сын, чтобы передать ему титул».

Маркус выпрямился и расправил плечи. Хватит бегать по замкнутому кругу. Уж лучше тогда вернуться на праздник, хотя туда его тянуло меньше всего.

Маркус посмотрел на памятник, возле которого стоял, и прочитал высеченное на нем имя. Ну конечно, как могло быть иначе? Изабелла Дорринг не отпускала его. Выдернуть бы этот камень из земли и раздробить. В любом случае это не было бы святотатством: могила Изабеллы находилась не здесь.

Если бы только проклятие было такой же фальшивкой!

Когда через несколько минут Маркус вошел в павильон, сестры Болтвуд сразу окружили его.

– Вы надолго отлучились, герцог! – воскликнула мисс Корделия.

– Вас не было ровно один час и четырнадцать минут, – кокетливо улыбаясь, сказала Гертруда.

– Мы засекли время.

– Наверное, беседа с мисс Хаттинг была весьма содержательной, – заметила мисс Корделия и ткнула сестру локтем в бок, после чего обе захихикали.

– Да. Столькими любезностями удалось обменяться.

– За один час и четырнадцать минут.

– У вас, похоже, было, что ей сказать. А у нее – вам.

Судя по всему, дамы перебрали пунша. Маркус огляделся. Неужели никто не придет ему на помощь? Кажется, помощи ждать неоткуда. Нейт играл на фортепиано. Маркус поискал Алекса, но тот был всецело поглощен беседой с мисс Уилкинсон.

– Уверена, скоро викарий будет праздновать еще одну свадьбу. А ты что думаешь, Гертруда?

– И возможно, крестины через девять месяцев.

Сестры замолчали, смущенно потупив взгляды. Поняли, наверное, что зашли далеко.

– Никто не верит в это глупое проклятие, – сказала Гертруда.

Мисс Корделия оживленно закивала:

– Сейчас ведь не Средние века, а тысяча восемьсот семнадцатый год! А смерти предыдущих герцогов были вызваны лишь неудачным стечением обстоятельств.

Пять смертей подряд и все случайные? За двести лет ни один из герцогов Хартов не дожил до рождения наследника, и это тоже случайность?

Маркус давно научился прятать свои истинные чувства за вежливой улыбкой.

– Вообще-то все это время я общался с Изабеллой Дорринг, – сообщил он сестрам. – Посетил ее могилу, точнее, могильный камень.

Сестры Болтвуд от удивления открыли рты.

– Зачем вы ходили к ней? – в недоумении спросила Корделия.

«Действительно, зачем?»

– Просто так. Я бродил по кладбищу и случайно остановился у того камня.

Сестры Болтвуд все с тем же недоумением смотрели на Маркуса. Он понимал их чувства. Прогулка по кладбищу во время свадебного пира – весьма странная причуда. Но Маркус не мог рассказать им, где побывал до того, как пошел гулять на кладбище.

– Боже правый! – воскликнула Корделия. – Да Кэт дала вам от ворот поворот. – Она повернулась к сестре. – Ты можешь в это поверить, Гертруда? Кэт ему отказала! Что не так с этой девицей?

– У нее вместо мозгов перья – вот что с ней не так, – заявила Гертруда. – Или не перья, а камни. Я понимала, почему она шарахается от Гарольда Баркера, но воротить нос от такого джентльмена?! – Она кивком указала на Маркуса. – У нее, похоже, не только с головой не все в порядке, но и со зрением тоже.

Маркус не желал подтверждать их подозрения, но молча слушать, как они насмехаются над Кэтрин, он также не мог.

– Мисс Хаттинг живет в доме старой девы, дамы. Вам название дома ни о чем не говорит? И ее полностью устраивает избранный ею статус.

Обе девицы закатили глаза.

– Чепуха! – возразила Корделия. – Ни одна особа женского пола в здравом уме, если бы ее поставили перед выбором: остаться девственницей или провести ночь в вашей постели, не предпочла бы девственность, герцог.

– И неважно, прилагается ли к вашей постели предложение руки и сердца или нет, – добавила Гертруда. – Но Кэт не такая, как все. Ей сначала надо заполучить обручальное кольцо. Не следует забывать, что она – дочь викария.

«Господи, сделай так, чтобы никто не увидел, как мне стыдно за себя!»

– И ведет себя как монашка. Такая строгая и правильная – не подступишься.

«Неправда!»

Корделия кивнула.

– Точно. Чопорная и скорее всего холодная, как ледышка.

«Если бы только они знали… И узнают, если Кэтрин, не приведи бог, забеременела».

– Но если кто-то и может ее отогреть, – сказала Гертруда, – то это вы, герцог. – Она подмигнула ему. – Уверена, в постельных делах вы не новичок.

– Да уж, – вздохнула Корделия. – Если бы только я была на пару лет моложе.

На пару лет? Старушке не меньше шестидесяти лет, а то и все семьдесят. И они с сестрой никогда не были замужем.

– Ну что же, леди, приятно было пообщаться, но мне надо переговорить с друзьями: лордом Хайвудом и лордом Эвансом. И к тому же завтра мне рано вставать.

– Рано вставать? – Сестры Болтвуд переглянулись, после чего уставились на герцога. – Вы ведь от нас не уедете?

– Увы, я должен отправиться в Лондон. Дела зовут.

Сестры Болтвуд взирали на него с молчаливым сочувствием. Выдержав паузу, Корделия слегка потрясла Маркуса за рукав:

– Не сдавайтесь, герцог. Кэт одумается. Нужно лишь быть настойчивым.

Если бы только все было так просто! Маркус осторожно высвободил руку.

– Мадам, я знаю, что вы желаете мне добра, однако вынужден просить вас оставить эту тему.

– Вы хотите, чтобы мы с ней поговорили и похлопотали за вас? – спросила Гертруда.

– Нет!

Пожалуй, прозвучало слишком резко. Даже грубо.

– Спасибо, – улыбнулся Маркус. – Спасибо за предложение, вы очень добры ко мне, но не стоит. А теперь мне действительно пора.

– Когда вы вернетесь? – спросила Гертруда.

Корделия опять хотела схватить его за рукав, но Маркус увернулся. Достаточно деликатно. По крайней мере, Маркус на это надеялся. В общем, он не отшиб у Корделии желание поучаствовать в его жизни.

– Я бы на вашем месте осталась в Лондоне на неделю или две. Раньше возвращаться не следует. Пусть Кэт поскучает подольше. Тогда она упадет в ваши объятия, как только вы переступите ее порог.

– Да. Спасибо. Хотя едва ли я когда-либо вернусь. Желаю вам хорошо провести время, дамы.

Маркус раскланялся и направился к выходу. И едва не упал, когда под ноги ему бросились младшие братья Кэт – близнецы Майкл и Том. Две пары темно-карих глаз смотрели на него с надрывающей душу тоской. И Микки, и даже Том были на грани слез.

– Вы не должны уезжать, герцог! – воскликнул Микки, обхватив ноги Маркуса руками.

Том смахнул слезу рукавом.

– Вы должны жениться на Кэт, – всхлипывая, произнес Том.

Глава 18

25 июля 1617 года. Боже мой! Месячные должны были начаться две недели назад, а они все не приходят. И еще меня часто тошнит. Меня тошнит от некоторых запахов, и желудок перестал принимать кое-что из того, что мне нравилось раньше. Вероятно, я в положении. Что мне делать? Если бы только Маркус находился рядом, он бы поддержал меня. Но он все еще не вернулся из Лондона.

Я должна ему написать. Он женится на мне, и все будет хорошо.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Что-то мягкое и пушистое скользнуло по щеке Кэт. Она отмахнулась и, перевернувшись на другой бок, снова уснула. Ей снился удивительный сон. Маркус как раз собирался… Теперь это что-то скользнуло по носу.

– Уходи, Поппи, я сплю.

С того самого дня кошка взяла привычку спать рядом с Кэт на кровати. Все это было весьма странно. Может, у нее запах изменился или что-то еще?

Кэт накрылась с головой одеялом. Если что-либо в ней и изменилось, то, к счастью, никто, кроме Поппи, этого не заметил.

– Мур-р, – сказала Поппи и потерлась мордочкой о лицо Кэт.

– Еще слишком рано. Солнце еще не встало. – Кэт со вздохом открыла глаза. В спальне было светло и солнечно. Даже как-то слишком солнечно.

Кэт рывком села, и кошка спрыгнула на пол.

– Господи, который час? – Кэт потянулась за часами, лежавшими на тумбочке. – Девять! Никогда я так поздно не просыпалась.

Хотя, если честно, в последнее время долгий сон вошел у нее в привычку. Кэт убрала упавшую на лицо прядь. Что с ней такое происходит? Она постоянно чувствует себя усталой, и грудь покалывает и ноет… Наверное, ей не хватает Маркуса и его ласки. Кэт закрыла лицо руками. Надо его забыть. Она не станет, как некоторые глупые девицы, сутками напролет вздыхать о сбежавшем любовнике. К тому же, строго говоря, Маркус не являлся ее любовником. У них это случилось всего один раз.

Тело Кэт помнило все до мельчайших деталей. Маркуса не было вот уже три недели, три долгие недели, но ей помнилось все так, словно он уехал вчера.

Как же ей было хорошо! Кэт и не подозревала, что так бывает, что она способна испытывать такое острое, непередаваемое наслаждение. Как ей хотелось повторения… Мало ли, что ей хочется! Повторения не будет, и пора с этим смириться. К тому же грудь ее стала какой-то уж слишком чувствительной. Болезненно чувствительной.

Кэт неохотно выбралась из постели. Если бы она уже не пропустила одно собрание по организации ярмарки, то можно было бы и не вставать. А теперь придется пойти, тем более что она пообещала Джейн и Энн.

Ой, как больно! Кэт случайно задела грудь локтем, когда надевала рубашку. Корсет она зашнуровывала с большой осторожностью и также медленно надевала платье. Странно, платье в груди стало ей тесновато. И при этом Кэт не набрала вес, скорее наоборот. Последнее время она ела совсем мало, потому что вдруг стала весьма разборчивой в еде. От некоторых запахов ее тошнило.

Вероятно, она приболела. Или месячные вот-вот должны прийти, и ей нездоровится. Что-то они долго не приходят. Кэт нахмурилась, вспоминая, когда закончились ее последние месячные. Надо бы повнимательнее…

Ой! Кэт бросилась за ширму к ночной вазе. Едва успела. Еще немного, и ее бы вырвало на пол. Кэт присела на корточки, схватившись за голову. Нет, беременность не может наступить с первого и единственного раза. Хотя Маркус считал, что может. И он велел ей написать ему.

Кэт покосилась на ночную вазу. Желудок ее бунтовал. Чепуха все это! У нее обычная задержка, вызванная… стрессом. Тело не справилось с потрясением от общения с Маркусом и ответило нарушением цикла. Через пару дней все встанет на свои места.

Кэт открыла окно, выплеснула содержимое ночной вазы в разросшиеся сорняки и отправилась на собрание. Завтракать времени не было. Впрочем, выпить чаю с какой-нибудь выпечкой она сможет в гостинице.

Выйдя на дорогу, Кэт увидела Энн и Джейн. Они тоже ее заметили и помахали руками.

– А почему ты не в гостинице, Энн? Разве тебя не подвезли?

Жаль Энн. Ее отец женился вторично и перевез молодую жену с ее сыновьями от первого брака в Давенпорт.

– Подвезли. Но ни тебя, ни Джейн я там не застала, зато встретила сестер Болтвуд. И тогда я решила прогуляться. Слушать их сомнительные советы мне как-то не захотелось.

Энн не заглянула в дом старой девы по дороге к Джейн. И это обидно. Не обидно, а удачно. Что было бы, если бы Энн решила за ней зайти? Она бы застала Кэт в постели или, что еще хуже, корчащейся над ночной вазой.

– А ты почему задержалась, Джейн?

– Рэндольфу нужно было найти один документ, и искать его пришлось, конечно, мне, – недовольно объяснила Джейн. – Разумеется, этот документ лежал именно там, где я и говорила, но Рэндольф не догадался заглянуть под книгу, которую сам же на него положил.

– Представляю, как он тебя раздражает, – сказала Кэт и прислушалась к себе.

Вот сейчас у нее должно подняться настроение от осознания того, как ей повезло. Целый дом в ее распоряжении, и никаких досадных помех. Увы, радости Кэт не чувствовала. С того самого дня, как она совершила роковую ошибку, пустив Маркуса в свою постель, удовлетворенность жизнью вообще и жилищными условиями в частности неуклонно снижалась.

Ну ладно, Кэт признает, что жить в доме оказалось чуть менее приятно, чем она ожидала. Здесь было слишком тихо и одиноко. Но Кэт еще не привыкла тут жить, а привыкать всегда сложно. Скоро будет легче. Ситуация с Маркусом внесла… путаницу.

Как только я привыкну к его отсутствию, все наладится.

Сейчас они проходили мимо библиотеки. С тех пор как мисс Франклин уехала, библиотека стояла закрытая. Может, Кэт следует взять эту работу на себя, чтобы скоротать время, не занятое сочинением романа.

– В чем причина твоей задержки, Кэт? – поинтересовалась Энн.

Боже милостивый, откуда ей известно о том, что у нее не пришли месячные? Ах, да, Энн же спрашивает совсем не о том. Она хочет знать, почему Кэт не пришла вовремя на собрание.

– Я проспала.

– Будить некому, вот и спится? Никаких тебе крикливых малышей.

Какая же молодец Джейн! Сразу попала в яблочко. Ну, конечно, только поэтому она так долго спит.

– Да. И мне больше не приходится делить постель с сестрой Мэри.

– Тебе бы и дома не пришлось спать с Мэри в одной кровати, раз она вышла замуж, – заметила Джейн и, выразительно приподняв брови, добавила: – Кстати, о замужестве. Надеюсь, что и ты скоро последуешь примеру сестры. Только представлю, что смогу наконец поселиться в доме старой девы…

– Ты мечтаешь переехать в дом? – с перекошенным от злости лицом прошипела Энн, глядя на Джейн с недобрым прищуром.

– Можешь на него не рассчитывать! – бросила та.

– Дом занят, в нем живу я! – вмешалась Кэт. Что с Джейн творится? – С какой стати вы решили, будто я выхожу замуж?

«Мне придется выйти замуж, если я беременна. Нет, нельзя. Проклятие…»

– Ты, случайно, не получала от герцога вестей в последнее время? – спросила Джейн, обменявшись с Энн многозначительным взглядом.

Как же легко ее вывести из себя! Даже говорить ничего не надо. И опять у нее проблемы с желудком. Кэт зажала рукой рот, но, к счастью, тревога оказалась ложной.

– Не получала. – Кэт сглотнула ком в горле. – У его светлости нет никаких причин писать мне.

– А когда он возвращается? – поинтересовалась Энн.

– Герцог не вернется. Именно это он, по словам мамы, сказал Тому и Майклу, а обманывать детей герцог не стал бы.

– Насколько я знаю, он заявил, что не знает, когда именно вернется, но, возможно, его еще долго здесь не будет, – нахмурившись, произнесла Энн.

– Разве это не одно и то же? Герцог просто попытался смягчить удар, жалея мальчиков, но они слышали, что он сказал сестрам Болтвуд. – Тогда Микки проплакал всю ночь – мама ей об этом сообщила, хотя причиной слез мог быть и отъезд Мэри. Но даже у Тома глаза были на мокром месте. Ну вот, опять Джейн и Энн переглядываются с таким видом, словно знают о том, о чем не знает она, Кэт.

– Ну, в чем дело? Говорите уже!

– Я беседовала с лордом Эвансом на свадьбе Мэри, – промолвила Джейн, – и он считает, что герцог очень… интересовался тобой.

Да, верно. Интересовался. Настолько, что во всех подробностях изучил ее тело, добравшись до таких закоулков, до которых она сама не добиралась.

– Его светлость добрый человек. Его волнует благополучие нас всех.

Джейн закатила глаза:

– Лорд Эванс имел в виду интерес иного рода: создание семьи.

Если я ношу его ребенка, то Маркус настоит на том, чтобы я вышла за него замуж, несмотря на проклятие.

– Мы считаем, что герцогу ты небезразлична, Кэт, – добавила Джейн.

Питал ли Маркус к ней какие-то чувства, или то, что между ними было, лишь прихоть пресыщенного повесы, решившего воспользоваться тем, что охотно предлагала ему глупая деревенская барышня, засидевшаяся в девках? Тогда Кэт об этом не думала, она находилась в плену романтических заблуждений, ее переполняли эмоции, и она вообще утратила способность мыслить рационально. Как знать, может, герцог втайне потешался над ней?

Опытный и искушенный Маркус скорее всего в постели Кэт не нашел для себя ничего притягательного и на его вкус все было скучным, унылым, пресным.

Кэт уже не знала, что думать. Постепенно стирались из памяти слова, какие он говорил. Она почти не помнила, как герцог выглядел. Одно лишь было неизменным: желание повторить то, что между ними произошло. Этого требовало ее тело, и доводы рассудка оно игнорировало. Впрочем, кое-что осталось прежним с того дня – чувства, которыми полнилось сердце Кэт.

– Вы забыли о проклятии Изабеллы? – спросила она. – Для герцога брак равносилен смертному приговору. И ему совсем не хочется так скоро перебираться на кладбище.

«Но если я ношу его ребенка… О господи, если я рожу бастарда, какой это будет скандал! Я – дочь викария!»

– Но если герцог женится на тебе по любви, разве проклятие не исчезнет? – уточнила Энн.

Маркус ни слова не сказал про любовь. Он предложил Кэт выйти за него замуж лишь потому, что пролил в нее семя.

– Зачем мы ведем этот нелепый разговор? Я убежденная старая дева. Герцог об этом знает. Это он вручал мне ключи от дома старой девы.

Они наконец дошли до гостиницы.

– Сейчас ты незамужняя девица, – произнесла Джейн. – Но из этого не следует, что ты останешься незамужней до конца своих дней. Вот, например, мисс Франклин…

– Мисс Франклин – исключение, которое только подтверждает правило! – воскликнула Кэт, открывая дверь гостиницы. – Мама говорит, что не помнит ни одного случая, чтобы женщина впервые выходила замуж после двадцати пяти лет. – Именно это ее и ждет: она навсегда останется незамужней. Если не за Маркуса, то ни за кого.

«А если я беременна? Господи, только не это! Господи, помоги!»

Кэт сидела на собрании с отсутствующим видом, и, если бы ее упрекнули, что она недостаточно ответственно подходит к организации ярмарки, она бы с готовностью в этом призналась. Кэт мелкими глотками пила чай и упрашивала месячные прийти поскорее.

– Все оплакиваешь своего герцога? – спросила у нее мисс Гертруда, когда Кэт не смогла ответить на какой-то вопрос. Что за жизнь ее ждет, если после каждой промашки, вызванной рассеянностью, ей будут тыкать в нос титулом Маркуса.

– Какого герцога?

Все присутствующие на собрании женщины закатили глаза, а младенец Малколм громко пустил газы.

– Ты спрашиваешь, о каком герцоге речь? – промолвила мисс Корделия. – Давай-ка посчитаем, сколько герцогов забредало в Лавсбридж за последние несколько лет?

– Герцог Бентон – это раз, – сказала Кэт.

– Речь не о герцоге Бентоне, – презрительно усмехнулась мисс Корделия. – А о герцоге Харте. О том самом, что несколько недель назад ходил вокруг тебя кругами и все принюхивался.

– Если бы только принюхивался, – заметила Гертруда и громко рассмеялась, ткнув сестру локтем в бок.

– Ты его заинтересовала, Кэт, – заявила Виола Летем, – нам всем так казалось. – Она проверила, не выпустил ли Малколм кроме газов кое-чего посущественнее, и, убедившись, что все чисто, добавила: – Мы видели.

– Даже мой муж про это говорил, – сообщила Хелена Симмонс, – а его вообще такие вещи не волнуют. Для него важно только то, что можно выпить, съесть или поиметь.

Хелена не была счастлива с мужем.

– Так когда герцог вернется в Лавсбридж? – спросила мисс Корделия. – И когда состоится свадьба?

У Кэт опять случился приступ тошноты, но она поборола его.

– Он не вернется, и свадьбы не будет.

– Свадьба будет, помяните мои слова! – воскликнула мисс Гертруда. – Герцог должен жениться на тебе, чтобы переспать с тобой, и любой дурак понимает, что он тебя хочет!

О боже, если я беременна, все узнают, что́ у меня было с герцогом. Кэт глубоко вздохнула. Месячные начнутся завтра или послезавтра. Они не могут не начаться.

– Вспомните о проклятии, – произнесла Кэт. Почему никто, кроме нее, не напоминает им об этом? – Герцог должен оттягивать вступление в брак насколько возможно.

Мисс Корделия прищелкнула пальцами:

– Одним глупым проклятием проблемы не решить. Нужно средство посильнее, чтобы не дать ему залезть тебе под юбку.

Если сейчас ее начнет выворачивать, что лучше испачкать: пол или туфли сестер Болтвуд?

– Корделия, – сказала Виола, – не забывай, что Кэт девственница. И Джейн с Энн тоже. И вы с сестрой, полагаю, тоже.

Корделия слегка зарумянилась и пожала плечами:

– Естественно. Но мы не любим ходить вокруг да около, верно, Гертруда?

– Да, – кивнула та и ворчливо добавила: – Нынче в моде всякие недомолвки, а в наше время было принято брать быка за рога. В общем, Кэт, твой герцог – парень в самом соку, и с мужской силой у него все в порядке. Когда он на тебя пялился, у него из панталон…

– Мне пора. – Кэт не желала слушать, что думает мисс Гертруда о панталонах Маркуса. – Мне нездоровится.

– Я знаю, что тебя вылечит, – сказала мисс Корделия. – Помять тебя надо как следует между…

Кэт добежала до двери раньше, чем мисс Корделия закончила фразу.

Господи, как ей пережить это стихийное бедствие?

Кэт побрела к дому. Как говорится, время – лучший лекарь. Каждый день без Маркуса приближает тот час, когда она перестанет вспоминать его. Нет, она никогда его не забудет, но вскоре горечь исчезнет, и останется лишь приятное воспоминание. Не помешало бы и месячным поскорее начаться. Перед ними она зачастую бывает слишком эмоциональна. Случается, и слезы льются ни с того ни с сего. И сестры Болтвуд наверняка угомонятся и перестанут дразнить ее, когда пройдет еще неделя, другая, третья, а Маркус так и не появится.

– Кэт!

Она подняла голову и заметила, что навстречу ей идет Мэри и приветливо машет рукой.

– Что ты тут делаешь? – спросила Кэт, когда сестра приблизилась. Мэри и Тео вернулись из свадебного путешествия неделю назад, но дом Тео находился на территории замка, поэтому в деревне сестра оказывалась нечасто. – Ты выглядишь счастливой. Семейная жизнь тебе на пользу.

Это из-за тошноты у нее болела грудь, а вовсе не от зависти.

– Да. – Мэри чуть ли не приплясывала от радости. – Я хочу повидаться с мамой. Кэт, я могу сообщить самую чудесную новость на свете, но вначале мама должна подтвердить мои подозрения.

– Правда? – Кэт решила побыть в роли доброй самаритянки. Мэри, того и гляди, лопнет от радости. – Что за новости?

Мэри покраснела:

– Я не должна тебе говорить. Я забыла. Ты ведь не замужем.

Нет, она не станет толкать родную сестру в тот колючий терновник, что так кстати растет у дороги.

– Не понимаю, каким образом семейное положение влияет на то, что ты можешь сказать или нет.

– Конечно, ты не понимаешь. Ты еще девственница.

Надо бы продолжить путь к дому старой девы в состоянии девственного неведения, вот только Кэт не была девственницей и, вполне вероятно, ей не удастся долго скрывать данный факт.

– Однако я не умственно отсталая.

Сестра никогда не умела хранить секреты. Ни свои, ни чужие.

– Разумеется, нет. – Подпрыгивая от радости, Мэри схватила Кэт за руку. – По-моему, я жду ребенка!

У Кэт все внутри сжалось.

– Но ведь прошло мало времени. Вы женаты всего несколько недель.

– Да, я тоже думала, что так не бывает, но мама предупредила меня, что зачатие может наступить быстро, особенно если жена молодая.

«Хорошо, что я не молода».

– Мама сказала, что они с отцом зачали тебя в брачную ночь.

«Пожалуй, эта информация лишняя».

– И когда появились те самые признаки, я предположила, что, возможно, и со мной так же произошло.

– Какие признаки?

Мэри была слишком возбуждена, чтобы делать скидки на то, что говорит с девственницей.

– Ну, первый признак, конечно, это что месячные вовремя не пришли. У меня задержка почти на неделю.

– Ясно. – Но недельная задержка – это ведь не обязательно беременность?

– А еще постоянная усталость, набухшая грудь, до которой не дотронешься, тошнота, чувствительность к запахам… – Мэри все никак не могла устоять на месте. Ноги ее так и просились в пляс. Теперь к ногам присоединились руки. Она хлопнула в ладоши. – Неужели я действительно в положении?! Как же это чудесно!

– Да. – Господи, только бы меня не стошнило прямо сейчас. – Это было бы замечательно. Передавай привет маме.

Кэт ускорила шаг. Надо успеть дойти до дома. Иначе неприятность случится у всех на виду.

– А ты не пойдешь со мной?

– Нет. – Кэт изобразила улыбку. – Тебе лучше поговорить с мамой без свидетелей.

– Да, ты права. Она так обрадуется! – Помахав рукой Кэт на прощание, сестра свернула на тропинку к церковному двору.

Кэт перешла на бег. Мимо библиотеки, по тропинке к дому старой девы. Зайти в дом она все равно не успеет, однако найти укромный уголок в заросшем саду не составит труда.

В общем, придется написать герцогу Харту письмо.

На балу у лорда Истхейвена Маркус кружил в вальсе леди… Как же ее зовут? Беатрис? Белинда? Маркус помнил лишь, что имя девушки начиналось на букву Б. Лучше вообще не обращаться к ней по имени. Так безопаснее. Впрочем, каким бы именем он ее ни назвал, партнерша по танцу едва ли стала бы поправлять его.

– Вам нравится бал?

– Да, ваша светлость. – Она смотрела на него так, как собака на хозяина. С обожанием и страхом. Маркуса от нее тошнило.

Он пригласил танцевать эту девицу из-за ее волос. Они были у нее рыжевато-золотистые, как у Кэтрин. Увидев ее со спины, он на мгновение решил, будто видит Кэтрин, и так обрадовался, что сердце едва не выпрыгнуло из груди.

Сердце из груди, а другой орган – из штанов.

А потом он увидел ее лицо. То была одна из дочерей лорда Амблтона.

– Красивая ночь, – произнес Маркус. Красивая, если вы – ценитель сырости и моросящего дождя.

– Да, ваша светлость.

Да у нее есть хоть одна своя мысль в голове? Кэтрин посмеялась бы над ним и сказала…

Нельзя думать о Кэтрин.

– Вы собираетесь переехать в деревню на лето?

– Да, ваша светлость.

Маркус думал, что, вероятно, его вызовут в Лавсбридж и ему придется приехать туда, потому что без него не решаются какие-то важные вопросы. Но, похоже, переоценил собственную значимость. По крайней мере, в вопросах управления поместьем. Дела и без него шли своим чередом, и в его ценных советах и указаниях никто не нуждался. Миновало уже три недели, и от Кэтрин вестей не было. Если бы она ждала ребенка, то скорее всего к этому времени знала об этом.

Маркус должен был бы плясать от радости, но ничего, кроме раздражения и тоски, он не чувствовал.

Каждый день Маркус проверял почту. Каждый день со страхом ждал появления Финча с письмами в руках и каждый день испытывал разочарование, а не восторг, так и не обнаружив среди множества конвертов и визиток заветного письма от Кэтрин.

Проблема была в неопределенности. Теперь, когда точно знает, что его, так сказать, ошибка, не имела последствий, он может вздохнуть с облегчением.

Наверное, когда-нибудь он его почувствует: то самое желанное облегчение. Но Маркус мог поздравить себя с тем, что время уже пошло. Сегодня он решил провести день подальше от дома, чтобы не ждать как на иголках прибытия почты. А потом с замиранием сердца искать письмо, которого нет. Через несколько недель, в худшем случае через несколько месяцев, боль притупится, тоска исчезнет.

– Ваша светлость?

Маркус посмотрел в лицо девушки. Наверное, она знает и другие слова, кроме «да, ваша светлость», и только что это продемонстрировала. Как назло, он их не услышал.

– Прошу прощения. Я отвлекся.

Она порозовела. Пожалуй, этот румянец был ей даже к лицу.

– Я лишь спросила, поедете ли и вы за город.

– Нет. – Но он мог бы поехать не в Лавсбридж, а в любое другое из его поместий. Вероятно, так и следовало бы поступить. Однако Маркусу хотелось только в Лавсбридж. Значит, лучше остаться в Лондоне. Здесь есть, чем отвлечься.

Жаль вот, что ничего не срабатывало. Ни прогулки верхом в Гайд-парке, ни походы в театр, ни посещения музеев не могли заставить Маркуса выбросить Кэтрин из головы. Постоянно она находилась с ним – в его мыслях. Куда бы ни отправлялся, он представлял, как показывает ей Лондон, наблюдает за ее реакцией. Маркус мог бы познакомить Кэтрин с писателями, представить ее людям, собиравшим у себя литературные кружки, устраивающим салоны. Он не был там завсегдатаем, однако отказать герцогу Харту никто бы не посмел…

С Кэтрин они расстались навсегда. Больше он ее никогда не увидит, и хватит строить воздушные замки.

Между тем его партнерша, которую звали неизвестно как, улыбалась ему. Маркус улыбнулся в ответ. Похоже, зря. Потому что глаза ее сразу загорелись.

– Так вы приедете? Папа будет очень рад.

– Куда?

– В наше загородное поместье. – Девушка нахмурилась. Впервые за время танца. Это уже прогресс. – Я только что пригласила вас.

– Да, конечно. – Маркус не обладал выдающимися актерскими способностями, но кое-какие азы мастерства усвоил давно. Он не любил применять их в жизни, больше полагаясь на другое свое умение – поставить на место того, кто зарвался, но в данном конкретном случае виноват был скорее он, чем его собеседница. – С удовольствием. – Маркус сделал выразительную паузу, слегка ссутулился, словно под грузом непреодолимых обстоятельств, и, печально покачав головой, добавил: – Простите. Только что вспомнил. Я должен остаться в городе.

Девушка уже не просто хмурилась, она недовольно скривила губы.

– Но почему?

– Это личное, – сказал Маркус и с улыбкой, больше напоминавшей глумливую ухмылку, произнес: – Уверен, что вы меня понимаете.

Девица, судя по всему, не понимала. Она открыла рот, решив потребовать от него объяснений, но тут, к счастью, танец закончился.

– Я провожу вас. Позвольте? – Маркус галантно подал руку и повел девушку «как ее там» к леди Амблтон.

– Мы могли бы прогуляться в саду, – сказала девица, упершись пятками в пол. – Вечер такой хороший, ваша светлость.

Неожиданно Маркус кое-что вспомнил. Ходили слухи, будто ее отец сделал несколько рискованных инвестиций и в результате сильно поиздержался, а теперь искал способы пополнить свои активы. В общем, у него не получится сделать это за его, Маркуса, счет.

– На улице дождь.

Девица захлопала ресницами.

– Мы могли бы укрыться под деревом. – Она слегка подалась вперед, и только сейчас Маркус заметил, что вырез ее платья был глубоким. С высоты его роста открывался великолепный вид на женскую грудь.

Но у Маркуса нигде ничего не зашевелилось. С тем же успехом он мог любоваться парой яблок. Нет, скорее парой слив. Мелких слив.

– Уверена, что вы не дадите мне промокнуть, ваша светлость.

– Ну, тут вы заблуждаетесь. – Идиот! Неужели его ничему не научила история с мисс Ратбоун? Маркус не мог позволить себе расслабиться. Тут вам не Лавсбридж, а Лондон, и каждый его промах будет иметь серьезные последствия. Здесь женщины буквально сидели в засаде за каждым кустом и даже за каждой пальмой в горшке. И ждали момента, чтобы забросить силки. Не успеешь оглянуться, а тебя уже ведут к алтарю. – Я бы посоветовал вам вернуться к матери. Вот-вот начнется новый танец, и тогда вы сможете найти себе более сговорчивого партнера.

– Вы хотели сказать, более разговорчивого? Или более обаятельного? – не без сарказма поинтересовалась юная леди Амблтон, перестав наконец сопротивляться попыткам Маркуса проводить ее к матери.

– И это тоже.

Отделавшись от назойливой дамы, Маркус отправился в буфетную, где его и застали Алекс и Нейт.

– Понравилось танцевать с леди Барбарой? – спросил Алекс, накладывая себе закуску из омара.

Теперь, по крайней мере, Маркус знал, как зовут девицу.

– Нет.

– Я тоже подумал, что тебе не понравится. – Алекс отправил в рот целый пирожок.

Сейчас он не сможет говорить, пока не прожует. Несколько минут тишины – уже хорошо.

К несчастью, у Нейта рот был свободен.

– Зачем ты явился сюда, Маркус? Ты смотришь на всех, как на заклятых врагов. Люди не понимают, чем перед тобой провинились. Ко мне уже несколько раз подходили с вопросом, что тебя тут не устраивает. С тех пор как ты вернулся из Лавсбриджа, на тебе лица нет. Меня спрашивали, что у тебя там случилось.

– Надеюсь, ты хранил молчание?

– Разумеется. Я ничего никому не говорил. Да и что я мог сказать? – Нейт нахмурился. – Ведь в Лавсбридже ничего особенного не произошло, верно?

– Нет, в Лавсбридже ничего не случилось. – Вот черт. Теперь из-за него Нейт будет переживать. Чего Маркусу сейчас хотелось меньше всего, так это бесконечных рассуждений по поводу проклятий и призывов Нейта к осторожности. За что ему это все? Тем более что повода для переживаний действительно не было: Кэтрин ему не написала.

– Вот и прекрасно, – кивнул Нейт. – Признаюсь, я волновался за тебя после вашей с мисс Хаттинг встречи в кустах. Но потом понял, что мои подозрения безосновательны. К тому же мисс Хаттинг не стремится к браку и скорее всего вполне довольна тем, что имеет: свой дом и ренту, позволяющую не думать о хлебе насущном.

– Да, она всем довольна, – произнес Маркус. У него не было никакого желания обсуждать с Нейтом Кэтрин. – Там, у окна, случайно, не виконт Моттон? Помнится, ты говорил, что должен перекинуться с ним словом.

– Где он стоит? А, теперь вижу. Я отойду, не возражаешь?

– Нет, – покачал головой Маркус, угрюмо глядя вслед кузену.

– Ты знаешь, на кого похож? На мальчишку, которому от любви снесло голову!

Маркус стремительно обернулся.

– Да-да, ты не ослышался, – дожевывая пирожок, сообщил Алекс и, запив пирожок шампанским, добавил: – Ты можешь обмануть Нейта, но не меня. Я видел, как ты смотрел на мисс Хаттинг в церкви, как не сводил с нее глаз в павильоне. И я знаю симптомы болезни. – Алекс допил остатки шампанского. – Слишком хорошо знаю.

Алекс никогда не говорил о сбежавшей невесте, но Маркус догадывался, что друг еще не вполне оправился от удара.

– Я тебе сочувствую. Леди Шарлотта поступила дурно.

– Пустое! – Алекс небрежно махнул рукой. – Но вот тебе мой совет: возвращайся в Лавсбридж и женись на мисс Хаттинг.

Если бы все было так просто.

– Не могу. Ты ведь знаешь о проклятии.

– Кажется, ты говорил, что если женишься по любви, то проклятие исчезнет.

– Да, но если то, что испытываю к Кэтрин, не любовь, я скорее всего умру меньше чем через год.

Маркус точно знал, что вожделеет Кэтрин. Но любит ли он ее? И как, черт побери, отличить любовь от похоти?

– Какая разница? Глядя на тебя, я точно могу сказать, что ты почти мертвец. И то, что ты не лежишь в земле, мало что меняет.

Верно сказано!

Алекс говорил с грубой прямотой, однако при этом речь его не была лишена сочувствия.

– Что бы ты выбрал: прожить несколько месяцев счастливо в союзе с мисс Хаттинг или целую жизнь, отравленную горькими сожалениями о том, что тебе не хватило храбрости поставить на кон свою жизнь и выиграть счастье?

– Мне пора возвращаться домой.

Алекс нахмурился:

– Один поедешь?

– Один. Да не смотри ты на меня как наседка на цыпленка! – со смехом добавил Маркус. – И ничего Нейту не говори. Я хочу спокойно обдумать твои слова. Увидимся завтра.

Он постарался выйти из буфетной незаметно для Нейта. Лондонские улицы были пусты. Маркус шел домой под мелким моросящим дождем.

Так любил ли он Кэтрин? Он хотел ее. Каждую ночь Маркус просыпался и, мучаясь от неудовлетворенного желания, проводил остаток ночи без сна.

Приехав в свой некогда любимый бордель, обнаружил, что не может вступить в близость ни с одной из тамошних жриц любви. Он хотел только Кэтрин, и его мужской орган ни на кого не реагировал. Пришлось срочно уехать из борделя с сознанием того, что он навсегда загубил свою репутацию.

Вспомнив о позоре, Маркус в сердцах пнул мыском ботинка булыжник. Надо признать очевидное: то, что было у него с Кэтрин, нельзя назвать лишь приятным совокуплением. Тогда они слились не только телами. Необратимые изменения произошли с его сердцем и сознанием.

Тогда что это было, если не акт любви?

Но означает ли это, что он любит Кэтрин?

Маркус перешел на противоположную сторону улицы, к своему дому. В свете газовых фонарей мерцали лужи, и сияли отмытые дождем булыжники мостовой. К чему гадать? Он все равно не знает, что такое любовь. Алекс прав: какая разница, живой ты или мертвый, если тебе опостылела жизнь? Несколько месяцев с Кэтрин значительно лучше, чем многие годы без нее.

Он поедет в Лавсбридж и попросит ее руки. Воодушевленный принятым решением, Маркус бодро зашагал к дому.

Утром он отправится в путь. Маркус поехал бы сейчас, если бы ночь выдалась лунная. Впрочем, Эммет и Данли едва ли его поняли, если бы он явился под утро. Такое странное поведение хозяина замка вызвало бы кривотолки, что было бы нежелательно, принимая во внимание факт, что Кэтрин пока не ответила согласием на его предложение.

Финч распахнул перед ним дверь еще до того, как Маркус успел взяться за ручку. Вот черт, неужели за ним следят домочадцы, включая дворецкого?

– Я и сам в состоянии войти, Финч. Ни к чему стоять под дверью целый вечер.

Дворецкий, насупившись, одернул жилетку:

– Я принес почту в ваш кабинет, ваша светлость.

Ну да, конечно. Наблюдая за тем, как трепетно хозяин относится к получению почты, Финч, видимо, решил, что для Маркуса нет ничего важнее просмотра корреспонденции.

– Благодарю. Я прочитаю почту завтра. А сейчас иду спать.

Нужно ли сообщать Финчу о том, что на рассвете он выезжает в Лавсбридж? Нет. Пусть первым эту новость услышит Кимбал. Тот обижался, если дворецкий о чем-то узнавал раньше.

– Я думаю, – деликатно кашлянув, произнес Финч, – что вы бы захотели прочитать почту сегодня, ваша светлость.

Маркус замер.

– Хорошо, спасибо, – кивнул он.

Финч оставил на столе зажженную лампу. Маркус сразу заметил конверт, предусмотрительно отодвинутый в сторону мудрым дворецким. Медленно подойдя к столу, Маркус взял конверт в руки и прочитал адрес: «Лавсбридж. Дом старой девы». Вот оно и случилось. Он сломал печать и вскрыл конверт. Почерк был аккуратный, женский. И на середине страницы чернила расплылись. Наверное, туда упала слеза.

Ваша светлость!

С сожалением вынуждена сообщить вам, что я в положении.

Искренне ваша,

Мисс Кэтрин Хаттинг

Глава 19

1 августа 1617 года. Маркус женился на дочери герцога. Розалина показала мне заметку в лондонской газете. Боже, что мне делать?

Из дневника Изабеллы Дорринг

Кэтрин сожалеет…

Маркус разжал пальцы; письмо выпало из рук и приземлилось на стол.

Кэтрин сожалеет.

Он так увлекся анализом своих эмоций, что совсем забыл о том, что у Кэтрин тоже есть чувства. И принципы. Кэтрин не была такой, как прочие девушки. Она не хотела замуж. Ее не привлекала перспектива стать герцогиней. Кэтрин хотела жить одна в доме старой девы и сочинять романы. Эта беременность перечеркнула ее планы.

Ну почему же перечеркнула? Да, ей придется выйти за него замуж, но он наймет нянек, гувернанток, учителей. Лавсбридж – одно из его многочисленных поместий. Кэтрин выберет себе любое из них для постоянного проживания. Он, Маркус, не станет мешать ее одиночеству и писательству. Он хотел бы, чтобы она иногда согревала его постель в течение тех нескольких месяцев, что ему осталось жить, но, право же, он не так уж много от нее требует, верно? Кэтрин – женщина темпераментная. Но… Ведь он совсем не этого хочет. Кэтрин в роли пусть не содержанки, но очень близкой к ней, не прельщала не только самого Маркуса, но и ту часть его тела, что не давала ему покоя все эти долгие недели.

Маркус опустился на стул и потер лицо руками. Он хоть что-нибудь для нее значит?

Кэтрин никогда этого не говорила. Однажды она сказала, что хочет его. Однако пустила его в свою кровать. Надо думать, Кэтрин не сделала бы этого, если бы питала к нему лишь страсть. Она не была ни легкомысленной, ни распущенной. Он, Маркус, был ее первым мужчиной. «Но это не означает, что Кэтрин тебя любит. Боже, как я хочу, чтобы Кэтрин меня любила!» Маркус вскочил и принялся мерить шагами кабинет.

Кэтрин было не безразлично, умрет он или нет. Разве она сама не сказала ему, что не может выйти за него замуж, опасаясь, что он станет очередной жертвой проклятия? То есть проклятие, делавшее получение титула герцогини Харт таким желанным для многих поколений женщин, Кэтрин как раз мешало принять его предложение?

Маркус остановился и глубоко вздохнул. Ладно, он готов был отпустить этот грех своей матери, но все те женщины, что правдами и неправдами мечтали затащить его к алтарю, преждевременную смерть супруга считали приятным бонусом.

Маркус развернулся и возобновил движение по кругу, только на этот раз не по часовой стрелке, а против нее.

Но из того, что ей не безразлично, умрет он или нет, не следовало, что она его любит. Кэтрин, чистая душа, так же переживала бы за любого другого на его месте, и даже за презренного мистера Баркера.

«Я видел боль в ее глазах. Клянусь, она не хотела, чтобы я уходил».

Но Кэтрин его не остановила.

Скорее всего ему лишь показалось, будто он заметил в ее глазах боль, потому что сам чувствовал боль. А то, что он увидел, было ужасом и смятением от содеянного. Наверное, тогда Кэтрин осознала, что совершила роковую ошибку, которая может разрушить ее планы и мечты.

Маркус вздохнул при мысли, что Кэтрин сейчас, возможно, испытывает те же ужас и отчаяние, что заставили Изабеллу Дорринг свести счеты с жизнью. Нет, Кэтрин не такая. Она обещала написать и написала. Кэтрин знает, что может на него положиться и он поможет ей.

Маркус развернулся спиной к камину. Он женится на ней. Ну и что с того, что замужество не входило в ее планы? Теперь это не так уж важно. Ни у него, ни у Кэтрин теперь нет выбора – они сделали свой выбор три недели назад.

Да, именно так: они оба. И он, и она. У Кэтрин была возможность выбора: он, Маркус, ее к близости не принуждал. Сказал, что уйдет, если она попросит. Даже предупредил ее, что существует риск зачатия. Да, ему следовало бы выйти из нее заблаговременно… Он не намеревался делать ей ребенка.

Но сейчас Кэтрин носит его ребенка и, следовательно, должна стать его женой. Он не допустит, чтобы сын или дочь родились вне брака.

Маркус схватил письмо Кэтрин со стола и швырнул его в огонь. Не надо искушать судьбу. Не ровен час, Финч или Кимбал прочитают письмо. Возникнут сплетни. Не нужно, чтобы кто-нибудь узнал о том, что они с Кэтрин стали супругами в библейском смысле раньше официального вступления в брак. Разумеется, вопросы появятся, но порой дети рождаются на свет на несколько недель раньше срока.

Маркус вышел из кабинета и направился в спальню. Надо заставить себя уснуть, хотя бы на пару часов. С первыми петухами он отправится в путь. Завтра увидит Кэтрин.

Видит бог, он не предполагал, что когда-нибудь будет иметь удовольствие встретиться с ней, но сейчас…

Сейчас Маркус пребывал в смешанных чувствах, и что победит: радостное предвкушение или жуткий страх, он и сам не мог сказать.

Кэт снился Маркус. Он находился в ее спальне, и на ней не было ничего из одежды, и…

Что-то легко коснулось ее щеки. Кэт взмахнула рукой, словно отгоняла муху, но у кошки была хорошая реакция. И вновь нечто тронуло ее щеку.

– Уходи, Поппи, – пробормотала Кэт, зарываясь с головой в одеяло. – Не видишь, я сплю? Не мешай мне смотреть сон.

– Сон обо мне, надо полагать?

Кэт могла бы поклясться, что слышит голос Маркуса. Она широко раскрыла глаза. Комната все еще тонула в сумраке, однако лицо Маркуса, склонившееся над ней, Кэт узнала. Сон это или нет? Она вынула руку из-под одеяла и дотронулась до его подбородка. И тут же сильная ладонь перехватила ее запястье. Маркус поцеловал ее руку, и по телу Кэт прокатилась дрожь возбуждения.

– У тебя щека шершавая.

– Мне некогда было побриться.

Она точно спит. Этот Маркус – фантом, вызванный к жизни ее нездоровым желанием. Настоящий Маркус так рано не мог приехать. Она только вчера днем отнесла письмо на почту.

– Это правда? Ты действительно здесь? – прошептала она.

– Да, Кэтрин. Я здесь. – Голос его был низкий и хрипловатый, и от него веяло теплом. И смехом. И желанием. Да, точно, желанием.

– Докажи.

– Доказать? – с запинкой переспросил он.

– Докажи, что ты действительно тут. Что ты мне не снишься, – сказала Кэт и откинула одеяло, чтобы Маркус наконец понял, что именно она имела в виду под доказательством.

Кэт понимала, что скучает по нему, но насколько сильно – осознала лишь сейчас. Тело ее было все в огне. Оно срочно требовало повторения. Теперь ведь никакой опасности не было. Она не могла забеременеть, потому что уже была беременна.

На мгновение ее посетила отчаянная мысль, что Маркус откажется. Кэт прикусила губу. Она не станет упрашивать его, даже если ей ужасно этого хочется.

И не только тело ее изнывало по его ласке. Сердце ее тоже истосковалось. Ей было без него так одиноко.

Было еще слишком темно, чтобы читать по глазам Маркуса, тем более, что он стоял к окну спиной.

– Мне раздеться? – тихо спросил он.

– Да.

Кэт кое-как выбралась из ночной рубашки, пока он снимал сюртук. А уже потом она смотрела, как Маркус избавляется от жилета, рубашки, туфель, носков и, наконец, от панталон.

Три недели назад его тело было таким странно-чужим. Сейчас оно было знакомым до слез и желанным, как самый заветный подарок. Скорее бы взять в руки этот подарок!

Маркус забрался в кровать и лег рядом. Кэт положила руку ему на грудь, зарылась лицом в уютный уголок между его шеей и плечом и глубоко вдохнула. Ей так нравился запах Маркуса: сильный, крепкий, мужской. И сразу страх, боль одиночества, тревога, что все эти недели держали Кэт в своих колючих лапах, исчезли.

Она провела ладонью по его груди, по плоскому животу и даже чуть ниже. Там он был большим и твердым. Желание пронзило ее. Кэт чувствовала себя пустым сосудом, который он должен наполнить.

– Как видишь, или, лучше сказать, как ощущаешь, я очень скучал по тебе, – произнес Маркус, чуть задыхаясь, а потом перевернулся и прижался губами к ее губам.

В их соитии не было ни нежности, ни трепетности. Вначале Маркус пытался себя тормозить, но Кэт это не устраивало. Она слишком сильно хотела его, чтобы тратить время и силы на нежности.

И он не стал с ней спорить.

Кэт взлетела к вершине почти мгновенно, и Маркус отстал от нее разве что на два удара сердца. Он без сил опустился на нее, и Кэт крепко обнимала его, расслабленного, влажного от пота.

Господи, как же она его любит!

Маркус лежал неподвижно несколько секунд, а затем, повернув голову, коснулся щеки Кэт губами.

– Какое чудное начало дня. Каждый бы день так. – Она провела рукой по его груди. Кэт чувствовала себя прекрасно. Отдохнувшей, выспавшейся и довольной.

– Мне нравится эта мысль, – сказал Маркус и улыбнулся по-мальчишески задорно.

За окном рассвело, и теперь Кэт сумела рассмотреть его получше. Глаза Маркуса светились радостью. Он выглядел очень и очень счастливым.

– Хотя я не уверен на сто процентов, что останусь в живых, занимаясь этим каждый день, – добавил он. – Но я попытаюсь. Непременно попытаюсь.

Кэт улыбалась. Когда Маркус находился с ней, жизнь превращалась в рай, хотя Всемогущий, наверное, не одобрил бы подобного. Хорошо, что сегодня никуда не надо торопиться: никаких тебе собраний…

– А как ты вошел? – спросила она.

– Так же как в прошлый раз – через кухню. – Маркус поцеловал ее в нос. – Тебе, пожалуй, надо все-таки закрывать ее, если не хочешь однажды проснуться рядом с каким-нибудь бродягой.

Нет, Кэт не боялась разбойников или бродяг, но если Маркус сумел попасть в дом, то и кто-нибудь еще запросто может зайти, а ей не хотелось, чтобы ее застали в постели с герцогом Хартом.

– Не волнуйся, – произнес он, укладывая ее обратно в постель. – Я запер за собой дверь.

Кэт положила голову ему на грудь и слушала, как бьется его сердце, а он в это время гладил ее по спине. Ей было тепло и уютно, и так хорошо, что совсем не хотелось покидать это теплое гнездышко.

– Впредь будь осторожнее, если не собираешься в ближайшее время перебраться в замок.

Всю ее сонливость как рукой сняло.

– Что ты имеешь в виду? – резко приподнявшись, спросила Кэт. – Я не поеду в замок.

– Поедешь, куда ты денешься.

Наконец Маркус чувствовал полное удовлетворение. Не только тело его успокоилось, но и душа. И к нему вернулась способность мыслить ясно. Последние три недели он был несчастен, но теперь все это в прошлом. Кэтрин будет с ним столько, сколько ему назначено судьбой.

Господи, как я ее люблю!

Маркус смотрел на ее прекрасную грудь, любовался изящным абрисом ключицы и даже глубокой складкой, что пролегла у нее сейчас между бровями. Он хотел разгладить эту складку, но Кэтрин отстранилась.

– Нет, не поеду.

Маркус был слишком доволен жизнью, чтобы волноваться по пустякам.

– Поедешь.

Он протянул руку к ее соску, наблюдая за тем, как тот твердеет. Кэтрин отодвинулась еще дальше и чуть не свалилась с кровати.

Маркус приподнялся на локте.

– После того как мы поженимся, разумеется. Мы же не хотим будоражить народ. Сегодня я поеду за специальной лицензией, и твой отец поженит нас, как только я вернусь. – Маркус широко улыбнулся, добавив: – Не заказывай свадебное платье у миссис Грили. Я этого не переживу.

Кэт по-прежнему хмурилась:

– Маркус, я не выйду за тебя замуж.

Похоже, она не шутит.

– Но тебе придется! – воскликнул он и сел в кровати. – Я знаю, что ты ждешь ребенка. – Маркус положил ладонь на ее живот и испытал волнение, радость и благоговение перед чудом. Его дитя, часть его, жила в ней.

Кэт накрыла ладонью его руку.

– Нет, Маркус. Разве ты не понимаешь? Если мы не будем мужем и женой в тот момент, когда родится ребенок, он не станет твоим наследником. И проклятие его не коснется. – Она улыбнулась и наконец погладила его по щеке. – Ты сможешь держать сына на руках и смотреть, как он растет. И у нас могут быть еще дети.

«Семья. Господи, я бы все отдал за…»

– Нет.

– Нет? Почему? По-моему, я предложила идеальное решение.

Маркус не хотел, чтобы Кэтрин была его любовницей. Сама мысль об этом была оскорбительной для него. Он мечтал, чтобы она стала его женой.

– Нет, это не выход. Помнишь, как все отвернулись от тебя после той нашей встречи в кустах? На сей раз все будет гораздо хуже, поскольку ни у кого не возникнет сомнений в характере наших отношений.

– Это неважно, – густо покраснев, промолвила Кэтрин.

– Еще как важно. Не хочешь думать о себе, подумай о своих близких. Все они окажутся в ужасном положении. Подумай о Мэри не как о сестре, а как о жене Данли. Или об отце. Он викарий, Кэтрин!

Она укуталась в одеяло.

– Вероятно, я могла бы жить где-нибудь в ином месте. У тебя же есть другие поместья?

– Да. Но люди везде одинаковы. И не тешь себя мыслью, будто о нашей «семье» не узнают в Лондоне. Свет обожает сплетни, и твоя кузина леди Апплтон вместе с твоей тетей леди Пенленд больше всех прочих.

– Мне безразлично.

Кэтрин была храброй и независимой, но она всю жизнь прожила в деревне. Да, Кэтрин со странностями, однако с праведного пути не сбивалась по крайней мере в глазах жителей Лавсбриджа. Когда характер их с герцогом отношений станет очевиден всем, тогда случится то, к чему Кэт совершенно не готова: она станет изгоем. И ей будет очень больно.

– А как быть с нашими детьми, Кэтрин? За их спинами начнут перешептываться, на них будут показывать пальцем, их будут считать плодом греха. Никому из окрестных детей не разрешат с ними играть.

Маркус убрал шелковистую прядь с ее лица.

– У бастардов трудная жизнь. Даже у бастардов герцога.

Кэт молча покачала головой.

– И еще кое-что. Если ты носишь под сердцем мальчика, то как мой перворожденный сын должен стать следующим герцогом Хартом.

Кэт вскинула голову и посмотрела Маркусу в лицо.

– Да, и принять на себя проклятие.

Увы, это правда.

– Уверяю тебя, даже если за титул приходится платить великую цену, он дает немалые богатства и привилегии. – Маркус оценивал возможность возвращения титула короне, но теперь, когда ощутил вкус к управлению поместьем, познакомился с людьми, живущими на его земле, ему расхотелось отдавать титул. – И когда я женюсь – а мне придется жениться, – и у меня родится сын, по твоему мнению, что будет чувствовать он?

– Богатства и привилегии его не будут интересовать.

– Только святой безразличен к таким вещам. – Маркус взял Кэтрин за руку. – Я хочу, чтобы твой сын стал следующим герцогом. Мечтаю, чтобы именно ты направляла и воспитывала его, когда я не смогу. Позаботилась о том, чтобы он хорошо обращался со своими подданными и вырос честным и благородным человеком.

Кэт осторожно высвободила руку, подняла с пола ночную рубашку и надела ее. Встав с кровати, приблизилась к окну, глядя на заросший сад.

– Должен быть какой-то иной выход, – тихо промолвила она. – Наши дети могут поехать в Штаты. Там титулы и родословная ничего не значат.

Маркус подошел и встал рядом с ней.

– Я бы не говорил об этом уверенно, Кэтрин. Люди есть люди. Да, у американцев нет лордов и леди, но насчет происхождения – все далеко не так однозначно. К незаконнорожденным детям отношение в Штатах не лучше, чем у нас.

Хотела бы ты, чтобы твои дети находились так далеко от тебя? Ты бы никогда не смогла с ними увидеться, если бы они уехали в Штаты.

Кэт прикусила губу.

– Я тоже могла бы уехать.

– И оставить здесь сестер и братьев, отца и мать?

– Да.

Слишком высокую цену она собралась заплатить. Непомерно высокую. Да, Кэтрин мечтала жить в этом доме, где ей никто бы не мешал сочинять романы, но лишь глупец поверил бы, что она захотела бы уехать за океан от тех, кого любит.

– И ты бы от меня уехала? Я не должен бросать свои земли.

– Наш сын мог бы заняться торговлей там, в Америке. Сумел бы сам пробиться в жизни. Мир меняется.

– Не так быстро. – Маркус провел пальцем по ее щеке и почувствовал, что она влажная. Он переживал, что поставил Кэтрин в столь трудное положение, однако не испытывал ни малейшего сожаления о том, что было между ними. И раскаяния тоже. – А наши дочери? С ними что будет?

– Наверное, ты прав во всем, но я все равно не выйду за тебя замуж. Я не возьму на себя твою смерть.

– Тебе и не придется. Я точно знал, чем рискую, когда укладывал тебя в постель.

Кэтрин шмыгнула носом. То ли таким образом она выражала презрение, то ли боролась со слезами.

– Ты совершил ошибку. И ты не должен платить за нее своей жизнью.

Это уже перебор. Маркус схватил Кэтрин за плечи и развернул к себе:

– Я не совершал никакой ошибки. С тобой я провел самые счастливые минуты своей жалкой никчемной жизни. Я люблю тебя, Кэтрин. Лучше я проживу с тобой несколько месяцев, чем буду влачить существование без тебя. – Он не мог остановиться. Слова сами лились. Он забыл о гордости. Выпрашивал ее согласие, словно нищий милостыню. – Прошу тебя, Кэтрин, выходи за меня замуж. Без тебя мне жить невыносимо.

Она смотрела на него, открыв рот в беззвучном крике, и Маркус не придумал ничего лучше, чем закрыть ей рот поцелуем.

Глава 20

3 августа 1617 года. Я виделась с мистером Уилкинсоном и все устроила по своему желанию, но так, чтобы он не догадался о моих планах. Теперь мне остается только одно: завершить начатое.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Маркус любит ее.

Улыбаясь, Кэт терлась щекой о его грудь. Разумеется, они вновь оказались в постели. Мало сказать: «Да, я выйду за тебя замуж и буду любить тебя до конца дней» – хочется верить, что судьба назначила им срок длиннее, чем несколько месяцев, – нужно подтвердить слова действием. На сей раз каждое прикосновение и каждый поцелуй был очередным признанием в любви, и мощным аккордом стало не просто слияние тел, а соединение душ и сердец.

Маркус чуть запрокинул голову, чтобы посмотреть в лицо.

– Ты прекрасна, Кэтрин.

Какое это чудесное чувство: любить и быть любимой.

– Спасибо за то, что согласилась взять меня в мужья.

Кэт ответила ему озорной улыбкой:

– Я бы не отказалась взять тебя снова.

Маркус рассмеялся:

– Дух силен, но плоть слаба!

Он выглядел отдохнувшим и счастливым, и его настроение передавалось Кэт.

– Вряд ли в данной ситуации уместно цитировать Библию, Маркус.

– Я категорически не согласен. Я испытал неповторимое духовное переживание. – Он нежно погладил ее по щеке. – Интуиция мне подсказывает, что твой отец пожелает как можно скорее узаконить наш союз. – Маркус поцеловал Кэт и сел, спустив ноги на пол. – И потому мы, увы, должны одеться. Нам надо сообщить важную новость твоим родителям, а затем мне нужно получить специальную лицензию. Чем дольше будем с этим тянуть, тем очевиднее для всех будет факт, что мы стали супругами раньше, чем произнесли брачную клятву.

– Ладно, согласна. – Кэт предпочла бы целый день провести в постели, но Маркус уже успел надеть панталоны. Она со вздохом потянулась за рубашкой. – Мама придет в восторг, когда узнает, что я наконец выйду замуж. Ей даже безразлично, за кого. С кем она только не пыталась меня свести, все напрасно.

Маркус помог Кэт затянуть корсет.

– Полагаю, ей придется на время забыть о ремесле свахи. Генри еще слишком молод для вступления в брак.

– Не представляю, чтобы Генри или Уолтер пошли на поводу у мамы, даже когда вырастут, – улыбнулась она. Надев платье, Кэт добавила: – Джейн и Энн обрадуются, услышав, что мы поженимся.

Маркус застегивал жилет.

– Почему? – спросил он.

– Они претендуют на мое место.

– Ах, да. – Маркус подошел к зеркалу, чтобы завязать крават. – Полагаешь, они будут настаивать, чтобы я снова проводил жеребьевку с завязанными глазами?

– Вряд ли. Они понимают, что среди них у тебя нет фавориток. – Кэт причесала волосы и подняла их наверх на ощупь, как обычно. Но теперь надо бы взглянуть в зеркало и удостовериться, что все в порядке. Чтобы не мешать Маркусу, Кэт решила воспользоваться зеркалом в соседней комнате – бывшей спальне мисс Франклин. – Я даже не знаю, кому из них я бы пожелала вытянуть счастливый жребий. Джейн приходится терпеть Рэндольфа, а Энн теперь вынуждена делить дом с мачехой – нашей ровесницей.

Кэт шагнула к двери и чуть не наступила на Поппи.

– Что это ты тут делаешь? – возмущенно спросила она, едва удержавшись на ногах.

Ответ на вопрос Кэт был очевиден: кошка заглядывала под невысокий буфет, стоявший под дверью в спальню. Но зачем?

– Надеюсь, ты не играешь с мышью? – испугалась Кэт.

Маркус подошел и стал наблюдать за Поппи, которая лапой пыталась достать что-то из-под буфета.

– В доме водятся мыши?

– Я с ними никогда не встречалась, но, возможно, за это надо поблагодарить кошку. Она взяла решение этой проблемы на себя. – Поппи наконец удалось вытащить кое-что из-под буфета. К счастью, не мышь.

– Давай посмотрим, что ты там раздобыла, – произнес Маркус. Кошка уселась и принялась вылизываться, позволив ему забрать ее находки.

– Осколок фарфора и ключ, – протянула Кэт. – Похоже, это осколок от той самой китайской собаки, что я швырнула в тебя после свадьбы Мэри.

– Ты чуть не попала мне в голову!

– Да, прости. Но я была зла на тебя за то, что ты затащил в кусты ту лондонскую девицу.

– Мисс Ратбоун? Нашла, к кому ревновать! Искать приключений с другими женщинами я не стану, но, если вдруг ты меня в чем-то подобном начнешь подозревать, просто скажи об этом.

– Не переживай, меня вообще-то трудно вывести из себя. – Кэт чмокнула Маркуса в щеку и, взяв ключ, покрутила его на ладони. – Интересно. Мне эта безделушка показалась тяжелой не по размеру. Вероятно, ключ находился у собаки внутри. Как ты думаешь, от чего он?

– Понятия не имею. Пойдем к твоим родителям. Ключ лежал тут многие годы, и, когда ты вернешься, он по-прежнему будет здесь.

– Неужели в тебе нет ни капли любопытства?

– Нет, когда ум у меня занят одним: как быстрее на тебе жениться. – Маркус усмехнулся. – Я собираюсь поступить благородно и не навещать твою постель вновь, пока не надену тебе кольцо на палец. Чем меньше дней мне придется испытывать свою волю, тем лучше.

– Тебе не обязательно страдать, – заметила Кэт. – Ты всегда можешь войти через черный ход.

– Я больше не стану тайком навещать твою спальню, Кэтрин.

– Но…

– Нет. Я должен думать о нашей репутации. Лавсбридж – маленькая деревня с очень длинной памятью. Не желаю давать сестрам Болтвуд и им подобным лишний повод для сплетен.

– Как тебе будет угодно. – Кэт больше не волновало, что о ней говорят, но спорить с Маркусом она не собиралась.

Кэт хотела положить ключ на буфет, но в этот момент кошка громко зашипела. Она не сводила взгляда с ключа, помахивая хвостом.

– Я думаю, Поппи требует, чтобы мы занялись ключом немедленно.

– Да, похоже, – кивнул Маркус и, пожав плечами, добавил: – Я не стану возражать. Тем более что я у кошки в долгу.

– То есть?

– В день свадьбы Мэри я уже собрался уходить, когда обнаружил, что входная дверь твоего дома заперта, но кошка настояла на том, чтобы я попробовал войти через кухню. – Маркус покачал головой. – Тому, кто не верит в магию (и проклятия), нужно познакомиться с Поппи. – Он галантно поклонился кошке: – Чур, без обид.

Поппи пару секунд смотрела ему в лицо, а затем повернулась и двинулась в сторону кладовой. На пороге она остановилась и, оглянувшись на Маркуса и Кэт, юркнула в комнату.

– Готов поспорить, что, если мы не пойдем за ней, она будет кусать нас за ноги до тех пор, пока не добьется своего, – сказал Маркус и вошел первым. – Только после вас, мисс Хаттинг, – добавил он, жестом приглашая Кэт пройти вперед.

– Трус!

– Виновен по всем пунктам.

В кладовой они обнаружили кошку, лежащую на большом шифоньере.

– Поппи, ты хочешь, чтобы мы заглянули в этот шифоньер? – спросила Кэт.

– Мяу.

– Господи! – воскликнула Кэт. – По-моему, она поняла, что я сказала.

Маркус смотрел на портрет Изабеллы, стоявший около стены. Услышав слова Кэт, он скептически хмыкнул.

– Давай не будем терять связи с реальностью. Я знаю, что большинство людей считают, будто проклятиям место в сказках, но верить в разумных кошек…

Поппи зашипела и оскалилась.

– Простите меня, вы совершенно правы. Джентльмен никогда не должен критически отзываться о леди. – Маркус взглянул на Кэт. – А ведь Поппи действительно хочет, чтобы мы исследовали содержимое шифоньера.

– Да. – Что бы там не пыталась сказать им кошка, Кэт очень хотелось узнать, какие тайны хранит этот старинный шкаф. Она распахнула дверцу шифоньера и обнаружила множество выдвижных ящичков, украшенных тонкой замысловатой резьбой.

– С какого из них ты думаешь начать? – спросил Маркус.

– С этого. – Кэт протянула руку к ящичку, украшенному изображением кошки, сидевшей на подоконнике.

– Поппи одобрила бы твой выбор, – улыбнулся он.

Кошка чихнула и лизнула заднюю ногу.

Ключ легко вошел в замочную скважину, но повернуть его оказалось куда сложнее.

– Вот досада, не открывается, – вздохнула Кэт.

Поппи зарычала.

– Может, я попробую? – предложил Маркус. – Мы ведь не хотим, чтобы кошка, утратив терпение, прыгнула тебе на голову?

– Нет, – кивнула Кэт.

Пальцы у Маркуса были сильные, но и ему пришлось постараться, чтобы раздался тихий щелчок – знак того, что замок поддался. Кэт хотела открыть ящик, но передумала. Проклятие Изабеллы Дорринг навредило Маркусу больше, чем ей.

– Ты первый, – предложила она.

Маркус выдвинул ящик.

– Там действительно что-то есть, – сообщил он и вытащил сверток в промасленной бумаге. Внутри находились маленькая книга и письмо. – Письмо адресовано Изабелле. – Маркус перевернул его. – И печать не сломана. Вероятно, она его не прочитала.

Кэт тоже посмотрела на портрет. Почему-то ей казалось, будто Изабелла хотела, чтобы они отыскали эти вещицы.

– А книга? – спросила Кэт.

Маркус положил письмо на шифоньер рядом с Поппи и открыл книжку. Кэт пришлось прижаться к нему, чтобы она тоже смогла видеть то, что видит он.

– Это дневник Изабеллы! – воскликнула Кэт.

– Да, похоже на то.

– Мы должны прочитать все, что она написала. – Кэт охватило любопытство. – Я думаю, Изабелла хочет, чтобы мы это сделали. – Она покосилась на портрет. – Тебе не кажется, что она выглядит более счастливой сейчас?

Маркус нахмурился:

– Не увлекайся. У тебя чересчур живое воображение. Кроме того, у нас на это просто нет времени. Я хочу увидеться с твоим отцом и сегодня же получить лицензию.

– Да, конечно. – Неужели ему совсем неважно, что Изабелла написала? – Давай хотя бы прочитаем последнюю запись. Это займет минуту. – Кэт слегка потрясла его за плечо. – Пожалуйста!

– Ладно, – кивнул Маркус и с опаской посмотрел на Изабеллу, словно ждал, что она запретит ему вторгаться в ее жизнь. Изабелла не подавала никаких знаков, и он осторожно стал перелистывать страницы. Почерк у Изабеллы был крупный, со многими завитками. Но последние несколько записей свидетельствовали о том, что почерк ее изменился: стал мельче, убористее и строже.

– Вот она, последняя запись, – произнес он. – Собственно, это даже не запись дневника, а обращение к третьему герцогу. – И Маркус начал читать вслух:

4 августа 1617 года

Герцогу Харту.

Я никогда не прощу вас за то, что обещали жениться на мне, а потом женились на другой. Вы отняли у меня сердце, а за это я забираю у вас вашего первенца, ребенка, который должен стать вашим наследником.

Кэт посмотрела на Маркуса.

– Она не могла знать, что ребенок – мальчик.

– Может, она действительно была ведьмой.

– Не говори глупости!

– Ты хочешь, чтобы я читал, или нет?

– Читай, конечно.

Маркус с сомнением посмотрел на Кэт, выразительно приподняв брови, но она молчала, и ему ничего не оставалось, кроме как продолжить чтение.

Вы никогда не увидите его. Я надеюсь, никто из герцогов Хартов не увидит своих сыновей, пока у одного из них не хватит мужества жениться по любви, а не из-за выгоды или чтобы угодить своей матери. Вы, сэр, – отпетый негодяй. Желаю вам выстрадать хотя бы десятую долю того, что выстрадала я.

Изабелла Дорринг

Закончив читать, Маркус посмотрел на Изабеллу и поклонился ей.

– Я должен согласиться с вами, мадам. Приношу свои самые искренние извинения за поведение моего предка.

Кэт потянула Маркуса за руку:

– Ты знаешь, а ведь Изабелла нигде не упоминает о том, что собирается утопиться. Даже не проклинает никого.

– Наверное, что-то есть в документах Уилкинсона.

– Не исключено. – Кэт почувствовала, как в душе ее забрезжила надежда. – А также возможно, что проклятия нет и никогда не было.

– Объясни это моим предкам, – хмуро пробурчал Маркус.

– Их смерть могла быть случайной.

– Слишком много совпадений, – усмехнулся он.

Кэт не стала терять драгоценного времени на спор, который ни к чему не приведет.

– А что там в письме? – спросила она.

– Давай посмотрим, позволит ли нам Поппи прочитать его.

Кошка придерживала письмо коготками, но, когда Маркус протянул руку к нему, втянула когти и даже изящным движением лапы подвинула к нему письмо. Поппи наблюдала за тем, как Маркус, сломав печать, разворачивает лист – единственный. Он тихо присвистнул.

– Что там? – Кэт вновь прижалась к Маркусу, и он обнял ее.

– Это письмо от третьего герцога, и оно также датировано четвертым августа.

– О чем оно? – Маркус держал письмо слишком высоко, и Кэт не могла разобрать, что там написано. – Прочитай его или позволь прочитать мне.

– Не терпится?

– Да! – Как может он шутить в такой момент? Сейчас они узнают что-нибудь важное!

– Не дразни меня.

– Но тебя так забавно дразнить.

Кэт топнула ногой. Маркус рассмеялся и перевел взгляд на письмо.

– Не представляю, что Изабелла нашла в моем пижоне-предке. Он пишет так напыщенно и выспренно, что читать противно.

– Тогда передай смысл своими словами. – Маркус явно выбрал не лучшее время для того, чтобы пробовать себя в роли литературного критика.

– Ладно. – Он просмотрел несколько строчек. – Очевидно, мать герцога нашла письмо Изабеллы, где та писала о ребенке. Письмо доставили в Лондон, в то время как герцог находился за городом. Мать прочитала письмо, и, будучи категорически против этого союза, решила поместить в газету фальшивое объявление. Герцог не женился на леди Аманде. Он даже не обручился с ней. – И взгляд Маркуса, и его голос выдавали растерянность, даже смятение чувств. – А бедная девушка, похоже, так никогда об этом и не узнала.

– Боже мой! – Кэт не находила слов для поступка герцогини. Вероломство! Бесстыдство! – Разве так можно? В газете – черным по белому – ложь?

– Все напечатанное в газетах сплошная ложь. Однако в данном случае герцогиня вряд ли обошлась без сообщников. Смею предположить, что они с женой издателя были закадычными подругами. – Маркус вновь посмотрел на письмо. – Вот так поворот: герцог пишет, что завтра же приедет в Лавсбридж, чтобы жениться на Изабелле!

– А когда он приехал, ему сказали, что она утопилась. – Кэт взглянула на портрет. Что она видит? Удивление? Радость?

«Я действительно схожу с ума, если думаю, что двухсотлетний портрет способен слышать, о чем мы говорим».

Маркус кивнул:

– Герцог, должно быть, нашел свое письмо, понял, что она его не прочитала, и запер его вместе с ее дневником в этом шкафу. – Маркус сложил письмо по линиям сгиба.

– Значит, во всем виновата герцогиня-мать. – Кэт пожалела о том, что не может путешествовать во времени. Как бы ей хотелось встретиться с вероломной обманщицей и вправить ей мозги. – Ну, и Изабелла тоже. Если бы она дождалась герцога, чтобы поговорить с ним, то ни якобы проклятия, ни дома старой девы не было бы. Изабелла вышла бы замуж за своего возлюбленного и стала бы герцогиней.

– Да, но и герцог несет ответственность. Ему не хватало решительности. – Маркус покачал головой и положил письмо вместе с дневником обратно в ящик. – Это все существенно меняет. Потребуется время, чтобы я осознал то, что из этого следует.

– Я знаю, что из этого следует! Тебе больше не надо бояться глупого проклятия. Ты проживешь долгую чудесную жизнь, и у нас будет семья. Разве ты не рад? – Кэт хотелось заключить Маркуса в объятия и танцевать.

– Может, и так, – сказал он.

– И даже если проклятие существует, твоя мать считала, что именно ты положишь ему конец.

– Да, она и мне это сказала.

– Ты ведь женишься на мне по любви?

– Да. – Маркус улыбнулся и погладил ее по животу. – Мы все узнаем не позднее чем через девять месяцев.

– Теперь уже не через девять, а раньше. – Кэт обняла его. – Ты должен решить, что будешь жить так, словно проклятия больше нет. Не позволяй ему отбрасывать тень на счастливое настоящее. Никогда больше не позволяй ему делать это!

– Я попытаюсь, – произнес Маркус, взяв в ладони ее лицо. – И то, что ты на моей стороне, и, – с озорной ухмылкой добавил он, – в моей постели, очень даже мне в помощь.

Маркус поцеловал Кэт, и она еще крепче стиснула его в объятиях. Она сделает все, чтобы он был счастлив.

– Мяу!

Кэт вздрогнула и отпрянула от Маркуса в тот момент, когда кошка, громко оповестив о своих намерениях, спрыгнула с шифоньера на пол.

– Поппи! Ты меня напугала.

– Да, не совсем удачное время вы выбрали, мадам, – заметил Маркус. – Прервали нас с мисс Хаттинг на середине весьма интересной… дискуссии.

Поппи безо всякого раскаяния моргнула и шмыгнула из комнаты вниз по лестнице.

– Даже хорошо, что нам помешали, – улыбнулся он. – Нам ведь предстоит встретиться с твоими родителями, чтобы я мог сделать из тебя честную женщину.

– А я из тебя – честного мужчину!

– Да, действительно, – кивнул Маркус. – Я этого с нетерпением жду.

Кэт церемонно вложила ладонь в его руку, и они следом за кошкой спустились вниз и вышли из дома старой девы.

Примечания

1

От англ. «cat» – кошка.

(обратно)

2

Радклиф, Анна (1764–1823) – английская писательница, одна из основательниц готического романа. – Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

Посвящение

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg