«Распутница и принц»

Распутница и принц (fb2) - Распутница и принц (пер. Леонид Анатольевич Игоревский) (Жаркие арабские ночи - 3) 639K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Маргерит Кэй

Маргерит Кэй Распутница и принц

Глава 1

Королевство Бхарим, Аравия

Июнь 1815

На небе занимался бледный рассвет, когда принц Бхарима Рафик аль-Антарах устало вышел из своих конюшен после очередного тревожного ночного бдения. Результат был трагически предсказуем – еще один из его драгоценных чистокровных арабских скакунов пал жертвой новой загадочной болезни. Это стало восьмой невосполнимой потерей за последние шесть месяцев, а единственная кобыла, которой удалось выжить после болезни, была истощена до крайности. Неужели это мучение никогда не кончится?

Прислонившись к деревянному частоколу, ограждавшему пустой загон, Рафик на какое-то мгновение ощутил отчаяние. Охватившая его ярость была так сильна, что могла бы поставить на колени даже самых мужественных и заставить плакать самых твердых. Но принц не мог позволить себе выказать слабость. Вместо этого он сжал кулаки, запрокинул голову и обратил гневный вопль к затухающим звездам. Его прекрасные лошади стали невинными жертвами, карой за его преступление. Он это понял. В этот темный час между ночью и утром, когда он чувствовал себя единственным живым человеком посреди пустыни, у него не осталось никаких сомнений. Судьба наслала на него эту чуму, превратив в посмешище слово, которое он публично дал своим людям, и клятву, данную им самому себе.

Он должен найти лекарство. Если природа и дальше продолжит свою разрушительную работу, это уничтожит все, чего он достиг с таким трудом. Они с Ясимом научились распознавать важнейшие симптомы, но даже его знаменитый шталмейстер, чья слава самого лучшего объездчика арабских скакунов считалась неоспоримой на всем Востоке, даже он оказался бессилен.

Когда Рафик унаследовал королевство от отца, конюшни выглядели совсем заброшенными. Легендарные арабские скакуны Бхарима, чью родословную удостоверяли древние свитки и устные предания, давно исчезли, утраченные в один роковой день. В день, который погубил его отца и запятнал честь всей королевской династии аль-Антарах. В день, который его подданные считали самым черным днем в долгой и славной истории королевства. В день унижения, ставшего фатальным ударом для национальной гордости и достоинства его народа. В день, когда они потеряли Сабр.

Рафику было шестнадцать, когда он стоял среди дымящихся углей – это все, что осталось от знаменитого конезавода Бхарима. Он поклялся, что, придя к власти, возместит потерю. Следующие шесть лет ему пришлось смотреть, как отец медленно, но неумолимо угасает, а вместе с ним тают богатства королевства.

Восемь лет назад, через несколько дней после того, как ему исполнился двадцать один год, он унаследовал трон и королевство, которое, похоже, утратило самый смысл своего существования. Тогда Рафик пообещал сделать Бхарим лучше и богаче, чем прежде, сделать его королевством нового времени, но все его реформы, изменения и новации были встречены равнодушно. Казалось, ничто не имеет значения, кроме возвращения Сабра – этого материального символа чести и гордости Бхарима. Пока не возвращен Сабр, его народ не мог поверить в светлое будущее, которое он хотел ему дать. Пока не возвращен Сабр, бессмысленно говорить о будущем Бхарима.

Пять лет назад Рафик дал клятву вернуть своему народу то, чего люди хотели больше всего. Он не сомневался, что его благородные намерения, помноженные на холодный расчет, позволят сдержать обещание. И только потом, когда стала очевидна его трагическая цена, решимость Рафика пошатнулась. Продолжать идти вперед и платить такую ужасную цену? Это шло вразрез со всеми его инстинктами.

Серое небо над ним окрасилось в молочно-белый цвет, предвосхищавший восход солнца и новый день. Рафик заставил себя выпрямиться. Он не признает себя побежденным ни сегодня, ни потом. Он принц Бхарима, правитель всего, что видят его глаза, один из самых могущественных людей Аравии. Еще не все потеряно. У него еще есть время выслушать, что скажет английский эксперт, к которому он обратился больше от отчаяния, чем с надеждой. Возможно, Ричард Дэрвилл уже в пути, и королевский ордер на проезд, высланный ему вместе с письмом, поможет ему быстрее добраться до Аравии. Даже Ясим, яростно противившийся постороннему вмешательству в то, что он считал делом своей жизни, неохотно признал, что репутация английского лошадиного доктора безупречна и заслуженна.

Говорили, что Дэрвилл способен творить чудеса, возвращая к жизни почти мертвых лошадей. А сейчас Рафику требовалось именно чудо. Его конюшни с чистокровными скакунами нужно было защитить любой ценой. Он должен сделать это ради своих людей, если хочет остаться принцем, которому они верят. Он должен сделать это ради памяти своего отца и восстановления фамильной чести. Но самое главное, он должен сделать это, чтобы искупить свой грех. Рафик так долго нес бремя своей вины, что не мог допустить, чтобы судьба казнила его и дальше. Он должен расплатиться. Изменить прошлое он не мог, но должен был сделать так, чтобы из этой мрачной главы его жизни родилось нечто светлое. И хотя расплата никогда не будет полной, он сделает все, что в его силах.

Две недели спустя

Долгое путешествие Стефани подходило к концу. На рассвете одномачтовое арабское судно, на котором она переплыла Красное море из Египта, причалило в ближайшем к месту назначения порту. На пристани высокий, сурового вида мужчина тщательно проверил ее бумаги и велел следовать за ним.

В конце причала их ждал небольшой караван верблюдов. Громоздкий багаж Стефани поместили на сопровождавших караван мулов, а ей с поразительной ловкостью помогли сесть на верблюда. Представитель властей взял поводья и с помощью жестов объяснил, что поведет его. Его непроницаемое лицо слегка дрогнуло, только когда Стефани заговорила с ним на его языке, сообщив, что прекрасно его поняла и благодарит за помощь. Однако если она воображала, что знание его языка заставит мужчину вести себя помягче, то она ошибалась. Ответив на ее слова сухим поклоном, он переключил свое внимание на четверых людей, которые их сопровождали. Его короткие, резкие приказания выполнялись четко и мгновенно. Таким образом, после получасового пребывания на земле Стефани снова оказалась на корабле. Только на этот раз на корабле пустыни.

Они проехали шумный порт, наводненный людьми, верблюдами, мулами и козами. Повозки, доверху груженные товарами, боролись за место на мощеной пристани. В воздухе царила какофония ослиных криков, блеяния и ржания, стук копыт и колес по грубым камням мостовой, перекрываемый криками погонщиков, моряков и портовых рабочих и возбужденным верещанием детей, сновавших повсюду, как показалось Стефани, с единственной целью внести свою лепту в этот шум и суету.

Как только они отъехали от берега, морской бриз исчез, уступив место палящему зною. Солнце уже поднялось, и широкая дорога, которая вела их дальше, сузилась, превратившись в каменистую тропу, уходившую прямо в пустыню. Воздух становился все горячее и суше. Несмотря на то что лицо Стефани защищали широкие поля шляпы, она начала чувствовать себя так, словно сидит в огромной печи. Редкие порывы ветра, бросавшие в лицо докрасна раскаленный песок, напоминали дыхание разъяренного льва. Легкий хлопчатобумажный жакет и блузка стали казаться сделанными из толстых кусков медвежьей шкуры. По спине потекли струйки пота. Белье и чулки неприятно прилипли к влажной коже. Глаза, рот и нос чесались от пыли и песка. Ноги, обутые в высокие сапоги для верховой езды, зудели.

Около полудня, когда солнце достигло зенита, проводник сообщил ей, что они пересекли границу королевства Бхарим. Здесь они сделали последнюю остановку, чтобы отдохнуть и попить воды, как раз в тот момент, когда Стефани подумала, что может умереть от жажды. Она, которая стоически переносила жару в разгар испанского лета, с трудом сдержалась, чтобы не выпить одним глотком все содержимое своего бурдюка с водой. Пришлось напомнить себе, что этот палящий зной, эта пустынная земля не должны казаться ей чужими. Они должны жить в ее крови. Стефани постаралась успокоить свои движения, чтобы пить маленькими расчетливыми глотками, как делали ее сопровождающие. Но даже после жары в Александрии и в Каире она оказалась не готова к этому. Встряхнув свой бурдюк, Стефани обнаружила, что он почти пуст. Когда ее молчаливый, но, очевидно, внимательный проводник протянул ей другой, она слишком обрадовалась, чтобы смутиться.

Путешествие продолжалось, и, когда покачивающаяся походка верблюда сделала свое черное дело с ее головой и желудком, Стефани перестало заботить, что думает о ней проводник. Все, чего ей хотелось, – это чтобы путешествие поскорее закончилось. Но они все шли и шли.

И вот впереди выросли внушительные стены города, уютно расположившегося у подножия горной гряды с плоскими вершинами. Построенные из красного камня, стены были увенчаны широкими резными зубцами с бойницами, имевшими, в отличие от обычных четырехугольных, треугольную форму. Похоже на клыки хищника, с содроганием подумала Стефани.

Вход в город преграждали огромные ворота в форме высокой каменной арки, по обеим сторонам которой, как два неподвижных стража, возвышались мощные башни. Несмотря на то что все другие верблюды и мулы проходили в город через них, караван Стефани продолжил идти дальше, обходя городские стены, пока не добрался до широкой, четко обозначенной дороги, поднимавшейся вверх, где она увидела конечную цель своего пути.

Здание, которое не могло быть ничем иным, кроме королевского дворца, стояло на плоской вершине холма, возвышаясь над городом, и было со всех сторон окружено высоким квадратом стен. Крохотные четырехугольные окна нижнего уровня, располагавшиеся на равных интервалах и, казалось, наблюдавшие за ее приближением, вызвали у Стефани заметное ощущение дискомфорта. Восторг, который не покидал ее с первого момента вовлечения в это рискованное предприятие, сменился ясным пониманием: ее здесь не ждут. За этими темными оконцами притаилось множество глаз, следящих за ее прибытием. Ее присутствие неизбежно вызовет пересуды.

Стыд, не покидавший ее весь прошлый год, исподволь снова завладел ею, и Стефани поймала себя на том, что инстинктивно опустила голову. Она проехала полмира, чтобы оставить его позади. Что бы ни случилось с ней здесь, в далекой Аравии, ее не станут публично называть распутницей. Шлюхой.

Стефани выпрямилась в седле и заставила себя вернуться к реальности. На более высоком уровне стены прорезали большие сводчатые окна. И стены, и бойницы украшала резная полоса из какого-то белоснежного камня. Алебастр? По мере приближения похожие на клыки зубцы перестали производить устрашающее впечатление. Караван вступил на площадь, чья мраморная поверхность была инкрустирована чем-то блестящим, похожим на золото. Стефани побывала во многих местах, но никогда не видела ничего сравнимого с этим дворцом. Пугающе суровый, он вместе с тем был невероятно экзотичен и сказочно красив.

Когда двойные двери распахнулись, от волнения Стефани забыла об усталости и дискомфорте. Принц, который жил за этими стенами, наверняка был богат сверх ее понимания. Ей удалось узнать о нем от тех, кто считал себя сведущим в таких делах, только то, что он продает своих чистокровных лошадей лишь избранным. Обладание арабским скакуном из Бхарима почиталось честью, которую почти невозможно купить за деньги. Стефани подумала, что этому принцу нельзя отказать в уме и хитрости. Мужчины, а особенно богатые и знатные мужчины, всегда хотели то, что, по общему мнению, получить невозможно, будь то лошадь или женщина. Разве она сама не живое тому подтверждение? И подтверждение того, что стоит им получить желаемое, как оно быстро теряет свою привлекательность.

«Хватит!» – строго напомнила себе Стефани. Она больше не станет оглядываться назад. Прошел целый год, вполне достаточно, чтобы примириться со своим стыдом и чувством вины и перестать проклинать несправедливость, приведшую ее к падению. Она дорого заплатила за свой грех и причинила много боли тем двоим, которых любила больше всего на свете. Настало время искупить свою вину и самой распорядиться своей жизнью, чтобы, оставив прошлое позади, сгладить последствия совершенной глупости.

А раз так, принц примет ее предложение. Стефани вздрогнула и напомнила себе, что он ничего не знает о ее несчастье и ему не нужно этого знать. В ее ушах звучали прощальные слова поддержки, укрепляя решимость оправдать ожидания и тем самым хоть немного уменьшить сердечную боль, которую она причинила.

В центральном внутреннем дворе сопровождающий после долгого и, насколько она смогла понять, ожесточенного спора передал Стефани другому устрашающего вида представителю власти. Спор сопровождался бурной жестикуляцией, многозначительными взглядами в ее сторону и суетой сновавших туда-сюда слуг. В конце концов новый сопровождающий отвесил Стефани официальный поклон и повел к двери в дальнем конце двора.

Длинные, узкие коридоры с мраморными полами, выложенными плиткой стенами и высоченными потолками, поддерживаемыми стройными арками, освещались факелами. Возле каждой двери неподвижно стояли стражники. Их черные плащи с короткими рукавами, надетые поверх длинной белой рубахи, не могли скрыть могучего телосложения, голову покрывала красная куфия, платок, который удерживал шнур, сделанный из скрученного черного шарфа. На ремне у каждого с одной стороны висел смертоносный ятаган, с другой – кинжал в ножнах, повторявших его изогнутую форму. Когда сопровождающий проходил мимо них, каждый стражник безмолвно наклонял голову. Шедшая за ним Стефани чувствовала, как их взгляды сверлили ей спину. К тому времени, когда они подошли к огромным дверям, она уже почти не дышала от волнения.

Этот портал охраняли особенно внушительные воины. Сопровождающий доложил о ней тоном, ясно говорившим, что он умывает руки:

– Ваше величество, принц Рафик аль-Ангарах, правитель Бхарима, позвольте представить вам Английскую Женщину.

Небольшой, но вполне ощутимый толчок в спину сдвинул Стефани с места, к которому она, казалось, приросла, заставив войти в великолепную комнату с высоким потолком. Трепеща от страха, она обвела взглядом темные мраморные колонны с золотыми прожилками. Золотом блестели и богато расписанные фризы и карнизы. Посверкивала расписная плитка на стенах. Цветное стекло отражало огонь светильников в форме звезд. Пол покрывали дорогие шелковые ковры, тяжелые парчовые драпировки роскошными складками спадали с единственного предмета мебели. Золотого трона. На котором властно восседал принц.

Дверь за ее спиной закрылась с тихим щелчком. Бросив быстрый взгляд через плечо, Стефани обнаружила, что совершенно одна с его королевским величеством. Что делать? Она понятия не имела. Должна ли она подойти ближе? Сделать реверанс? Она сомневалась. А может быть, он ждет, что она подобострастно упадет ниц. Не в состоянии решиться ни на одно из этих действий, она продолжала стоять на месте, когда принц вдруг встал с трона. Стефани застыла от страха.

Он оказался очень высок ростом. И в высшей степени неприветлив. И еще поразительно красив. Стефани в жизни не видела более красивого мужчины. Она смотрела на него, вытаращив глаза и открыв рот. С ее стороны это было крайне бестактно и дерзко, но она просто не могла оторвать от него глаз.

Принц Рафик с головы до ног был одет во все белое с золотом. Белая шелковая туника с высоким воротом и узкими рукавами облегала мускулистое тело, длинные ноги, широкие плечи и мощную грудь. Стройность бедер подчеркивал тяжелый пояс, украшенный драгоценными камнями. Такими же были и ножны его ятагана. Тонкая накидка поверх туники казалась сотканной из серебра и расшитой крошечными бриллиантами. Его куфию из того же материала удерживал золотой шнур.

Но все внимание Стефани было обращено к обрамленному этим головным убором лицу принца. В свое время ей случалось видеть красивых мужчин, но этот мог бы служить образцом совершенства. Кожа цвета песка в тени. Высокие скулы, почти орлиный нос и губы, которым удавалось быть одновременно и очень чувственными, и не знающими пощады. Из-под сильно изогнутых дуг бровей смотрели глаза такого темно-карего цвета, что казались почти черными. Стефани не видела его волос, но могла поспорить, что они черные, как ночь. Падший ангел, погрязший в грехе. Она понятия не имела, откуда явилось это странное знание, но слово «грешный» идеально описывало этого человека.

И так же хорошо описывало ее мысли. О господи! Ей, как никому другому, следовало бояться подобного опасного знания. И вовсе не красота принца Рафика должна была занимать ее мысли. Несмотря на его тяжелые веки, взгляд, казавшийся просто слегка задумчивым, и почти утомленное выражение лица, Стефани не могла обмануться. Перед ней стоял человек, настолько привыкший к власти, что он не нуждался в том, чтобы ее демонстрировать. Принц Рафик мог быть одет в лохмотья, но его статус все равно не вызвал бы у нее сомнений. Это было в его глазах. Не высокомерие, а убежденность в своем предназначении, уверенность в том, что он хозяин всего, на что упадет его взгляд. Это читалось в его осанке, в царственных линиях всей его фигуры. С запозданием собравшись с силами, чтобы пошевелиться, Стефани присела в глубоком реверансе.

– Встаньте.

Она сделала, как он велел, остро сознавая свой неприглядный вид: запылившуюся одежду и лицо, которое казалось буквально испещренным песком. Его глаза, полуприкрытые веками, скользнули по ее фигуре с бесстрастным, непроницаемым выражением.

– Кто вы и зачем вы здесь? – спросил принц Рафик. Он говорил по-английски с легким акцентом.

Несмотря на волнение, вызванное впечатлением, которое произвел на нее принц, Стефани прекрасно понимала, что тоже должна впечатлить его. Сжав за спиной кулаки, она заставила себя посмотреть ему в глаза и ответила на его языке:

– Ваше величество, я здесь по вашему приглашению.

– Я не посылал вам приглашения, мадам.

– На самом деле это не совсем так. Возможно, это поможет прояснить ситуацию, – ответила Стефани, протянув ему свои бумаги.

Принц бегло просмотрел документ.

– Это королевский ордер, который я отправил знаменитому ветеринару Ричарду Дэрвиллу, приписанному к седьмому гусарскому полку. Как он оказался у вас?

Стефани еще плотнее сплела пальцы, как будто это могло унять дрожь в ногах.

– Я Стефани Дэрвилл, его дочь и ассистент. Моего отца очень взволновало сообщение о болезни, поразившей ваших лошадей, но он при всем желании не смог бы оставить полк, пока Наполеон на свободе и наша армия в любой момент может пойти в бой. – Что было чистой правдой, хотя и далеко не всей.

– И он счел уместным отправить вместо себя свою дочь? – Голос принца звучал скептически.

– Мой отец научил меня разбираться в физиологии лошадей и в том, как лечить их болезни, – ответила Стефани более уверенно. – Я с самого раннего возраста работала с ним бок о бок. Кроме того, в прошлом году я работала в одном из самых крупных английских конезаводов, который находится в Ньюмаркете. Так что у меня имеется достаточный опыт. Хотя я, конечно, не могу сказать, что обладаю таким колоссальным опытом, как мой отец.

– У Ричарда Дэрвилла репутация самого лучшего в мире специалиста по лошадям. Его слава так велика, что достигла Аравии.

– И это заслуженная слава, ваше величество, – с гордостью произнесла Стефани. – На самом деле можно без преувеличения сказать, что мой отец в своем роде провидец. Он много лет без устали боролся, чтобы вывести ветеринарную практику из тьмы средневековья, заставить армейских коновалов отказаться от неоправданно жестоких и по большей части неэффективных способов лечения. Внедрить новые идеи, новые методы, основанные на принципах хирургии, разработанных великим Джоном Хантером. Мой отец…

– Мне известны достижения вашего отца, мисс Дэрвилл, – перебил ее принц. – По этой причине я и обратился за помощью к нему. Но не к его дочери. – Он снова окинул ее своим холодным взглядом, от которого ей стало слегка не по себе. Хотя и не так, как от следующих его слов. – Не говоря уже о том, что вы женщина.

– Что характерно для всех дочерей. – Стефани стиснула зубы. Она не первый раз сталкивалась с таким предубеждением. – Но, как я заметила, это не слишком заботит моих пациентов.

– Возможно, но мне трудно поверить, что их хозяева готовы с такой же легкостью закрыть на это глаза.

– Вот одна из причин, почему я предпочитаю людям животных, – выпалила Стефани. У нее вдруг страшно разболелась голова. Она сняла шляпу и запустила руки в мокрые от пота волосы. Не стоило настраивать принца против себя. Она с опозданием, но все же вспомнила про письмо, которое дал ей отец. – Возможно, это сможет вас убедить.

Принц сломал печать и прочитал письмо, написанное и подписанное четким папиным почерком.

– Весьма впечатляющее свидетельство. Надеюсь, что на его объективность не повлияли теплые отцовские чувства.

Его должно было взбесить безрассудство этой маленькой женщины, посмевшей так разговаривать с ним. Но Рафика заинтриговало, как она с явным вызовом смотрела на него своими большими карими глазами, видимо не сознавая, что нарушила все мыслимые правила приличия, придворного этикета и любых протоколов.

Она оказалась не так молода, как виделось с первого взгляда, – лет двадцати пяти – двадцати шести. Ее волосы выгорели на солнце, но он догадывался, что от природы они темнее, поскольку ее ресницы и брови были темно-каштановыми. Ее кожа была не того оттенка, что называют «английской розой», скорее оливковая, тронутая загаром, но не обгоревшая. Он не сказал бы, что она красива. Щеки слишком круглы, глаза слишком дерзки, подбородок слишком тверд. В ней чувствовалось гораздо больше характера, чем надо, чтобы называться хорошенькой. И все же в ней было что-то очень привлекательное, какая-то притягательность, которую он не мог определить. Несмотря на все признаки долгого путешествия, несмотря на то, что в ее внешности и поведении отсутствовали любые намеки на кокетство, можно было подумать, будто она только что встала с постели, где всю ночь с большим удовольствием предавалась бурным любовным утехам.

Рафик сомневался, что когда-либо смог бы сделать то, что она предлагала, – забыть, что она женщина. Глядя на эти розовые губы, нежные и полные, как шелковые подушки, он мог думать лишь о том, чтобы целовать их. О том, чтобы скинуть одежду с этого женственного тела и увидеть, действительно ли у ее сосков такой же розовый оттенок. Правда ли ее талия, стянутая ремнем, предназначенным скорее для того, чтобы носить на нем оружие, такая тонкая, как ему кажется? Докуда доходят ее сапоги для верховой езды: до икр, до колен или до нежной плоти ее бедер?

Забыть, что она женщина! Нет, он не смог бы этого сделать. Но ему пришлось напомнить себе еще один очевидный факт. Рафик не мог не признать, что в одном они согласны. Ему необходим тот, кто сможет спасти его лошадей.

– Мой скепсис в отношении ваших возможностей вполне понятен, мисс Дэрвилл. Уверен, даже вы согласитесь, что случай женщины – практикующего ветеринара чрезвычайно редок, если не сказать уникален.

– Зачем бы я стала обманывать вас насчет своего умения и опыта, если бы не обладала ими? – с вызовом спросила она. – Это ведь так легко проверить. Уверяю вас, у меня нет желания оказаться в вашей темнице или быть выброшенной в пустыню за мошенничество.

Говоря эти слова, она расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза, по крайней мере, насколько смогла, учитывая, что Рафик был на голову выше ее. Ее смелость вызывала у него восхищение, хотя недостаток почтения начинал раздражать.

– Вы забыли упомянуть, что вас могут препроводить в мой гарем, мисс Дэрвилл, где вы в роскошной обстановке будете ждать моего приглашения.

Рафик всего лишь хотел поставить ее на место. Но ее реакция на это замечание совершенно ошеломила его. Глаза мисс Дэрвилл вспыхнули гневом. Руки сжались в кулаки.

– Я не такого сорта женщина, – процедила она сквозь зубы.

Эти слова лишь подогрели его любопытство. Какого сорта женщиной она себя считает? Вызов во взгляде, оборонительная поза – все говорило, что она привыкла отстаивать свое достоинство. Но зачем вообще обрекать себя на такие сложности? И как такой привлекательной женщине, которую, судя по всему, постоянно окружают высшие британские офицеры, удалось остаться незамужней? Манкая – вот слово, которое он никак не мог найти для нее. Стефани Дэрвилл была манкой, но либо не осознавала, либо относилась к этому факту совершенно равнодушно.

Хотя для него подобное не имело никакого значения. Значение имела не ее внешность, а ее пол. Если она каким-то чудом действительно способный ветеринар, как утверждал в письме ее отец, ей пришлось бы работать в его конюшнях, с его людьми. Само ее присутствие рассматривалось бы почти как святотатство. А что касается одного из этих мужчин… Впрочем, не стоит забегать вперед.

– Хотя я ценю добрые намерения вашего отца, вы должны понять, что ваш приезд сюда вместо него – палка о двух концах. Поймите, то, что вы женщина, делает ваше назначение главным королевским ветеринаром весьма проблематичным. Прошу меня извинить, мисс Дэрвилл, мне надо подумать.

Рафик отошел к окнам, расположенным в дальнем конце королевской приемной, и уставился на зеркальный фонтан во дворе. Как справедливо заметила храбрая мисс Дэрвилл, ситуация была чудовищной. Мор будет косить лошадей снова и снова, пока не доберется до самого ценного и не выкосит лучших скакунов, на которых он и его люди возлагали все свои надежды. Этот год должен был стать их годом. Годом, когда они вернут себе Сабр.

Да, ситуация ужасная, но все же стоит ли рисковать, назначая своим ветеринаром женщину? Рафик отвернулся от окна, чтобы внимательно посмотреть на нее. Она стояла скрестив руки, и ее лицо выражало смесь мольбы и вызова. Уже многие недели и месяцы он боролся с собой, стараясь не поддаваться отчаянию. Могла ли эта женщина стать его спасением? Даже если у нее хватит духу и мужества, чтобы работать в конюшне среди одних мужчин, ее уверения в своем опыте могут оказаться преувеличенными.

Рафику хотелось ей верить, но он не мог допустить, чтобы надежды взяли верх над осмотрительностью, а ее обескураживающая привлекательность повлияла на его мнение.

– Вы свободно говорите на нашем языке, – сказал он, снова подойдя к ней. – Как англичанке удалось этого добиться?

– Моя мать египтянка, ваше величество.

Это объясняет цвет ее кожи, подумал он, стараясь не показать своего удивления.

– Ваше владение арабским определенно стало бы преимуществом, если бы я вас назначил.

– Однако едва ли это может играть решающую роль. – В ее словах слышался едва уловимый намек на иронию.

– Решающую роль, мисс Дэрвилл, – холодно произнес Рафик, – играет то, можете ли вы обещать, что спасете моих лошадей.

– Нет, не могу, ваше величество. – Ее лицо напряглось. – Если такое обещание является непременным условием назначения, то вопреки моему желанию мне придется уехать. Мой отец учил меня никогда не давать таких гарантий. Даже в самых рутинных случаях невозможно сбросить со счетов капризы природы. По тем признакам, которые вы описали в письме к моему отцу, речь идет о совершенно новом заболевании. Вам очень не повезло.

– Мое невезение – целиком и полностью дело моих рук, мисс Дэрвилл. – Проявив откровенность, Рафик, уже достаточно хорошо узнавший ее, догадывался, что она станет допытываться до сути дела, не подозревая или не обращая внимания на то, какая это дерзость с ее стороны. – Важно не то, как этот недуг появился в Бхариме, а то, сможете ли вы положить ему конец.

Большинство людей тут же бросились бы поддакивать ему. Ни один мужчина не посмел бы ответить иначе. Стефани Дэрвилл долго молчала, прикусив губу, а когда заговорила снова, то постаралась осторожно подбирать слова.

– Я могу обещать, что сделаю все возможное для спасения ваших лошадей, но я не могу дать гарантий, что смогу спасти их. Возможно, это не самый мудрый ответ на ваш вопрос, – поморщившись, добавила она, – но он самый честный из всех, что я могу вам дать.

Она не могла бы дать ему лучшего ответа. Рафик позволил себе улыбнуться.

– Ваша искренность звучит ободряюще и, как ни странно, внушает уверенность. Я окружен людьми, которые говорят мне то, что я – по их мнению – хочу услышать, а не то, что мне нужно знать.

– Значит ли это, что вы позволите мне осмотреть ваших лошадей?

– Сейчас никто из моих племенных лошадей не болеет. Но недуг дает о себе знать внезапно и резко. Две недели назад мы потеряли четырехлетнюю кобылу Инас. С тех пор вспышек не было, но так происходит каждый раз. У меня нет сомнений, что через какое-то время все повторится. Завтра я познакомлю вас со своим шталмейстером. – Рафик умолк, погрузившись в свои мысли. Если бы только ему удалось найти удобный способ, чтобы на время удалить Ясима из конюшен…

Опять он забегает вперед. Проблема с Ясимом возникнет, только если он решит взять эту загадочную мисс Дэрвилл.

– Мы еще поговорим об этом позже, когда вы присоединитесь ко мне за обедом. Вы проделали долгий и трудный путь и наверняка хотите сначала принять ванну и привести себя в порядок.

– Присоединиться к вам? Но у меня нет подобающего наряда. Я думала… то есть я не ожидала… – Приглашение, очевидно, озадачило ее.

– Все мои ожидания растаяли в воздухе в тот момент, когда вы вошли в королевскую приемную, мисс Дэрвилл, – печально произнес Рафик, взяв ее руку. – Ваш приезд в Бхарим стал, мягко говоря, неожиданным. Но я очень надеюсь, что он окажется небесполезным. – Густая прядь волос, упав на лоб, частично закрыла ей один глаз, но почему-то это лишь добавило ей очарования. Он крепче сжал ее ладонь. – Добро пожаловать в Бхарим, мисс Дэрвилл.

Поднеся ее руку к губам, Рафик собирался слегка коснуться губами ее пальцев, но, как только он это сделал, его вдруг пронзил острый всплеск желания, превратив жест из вежливой формальности в прелюдию к чему-то большему, чего ему не следовало допускать. Она слегка вздрогнула, и он заметил в ее глазах ответную вспышку. Однако мисс Дэрвилл так поспешно убрала руку, что Рафик засомневался, не показалось ли ему.

– Я распоряжусь, чтобы вас проводили в гарем, – сказал он. – Не поймите меня превратно, – не удержавшись, добавил он, – мой гарем – всего лишь место во дворце, где живет женская прислуга. Мне жаль вас разочаровывать, но там нет ни одной наложницы. Если не считать служанок, вы будете его единственной обитательницей.

Глава 2

Пройдя за очередным слугой по другим сумрачным коридорам, Стефани оказалась перед дверью, которую охранял настоящий великан. Решетка слегка приоткрылась, а затем дверь распахнулась внутрь. Слуга поклонился и жестом предложил ей войти туда, где стояла хорошо одетая пожилая женщина, очевидно ожидавшая ее прихода.

– Мне правильно сказали, что вы говорите на нашем языке, мадам? – спросила она, приветствуя Стефани вежливым кивком. – Меня зовут Аида, я хозяйка гарема. Не будете ли вы так любезны следовать за мной.

Аида отвела ее на огромную крытую террасу, центральная часть крыши которой открывала сумеречное небо пустыни. Пол устилала прохладная мозаичная плитка. Журчал фонтан. Перед Стефани распахнули дверь в дальнем углу.

– Ваши покои, мадам. Надеюсь, вам здесь понравится.

– О мой бог! – Стефани с удивлением уставилась на просторную комнату. Похоже, где-то между плаванием на одномачтовом доу и долгим путешествием по раскаленной пустыне она выпала из реальности и оказалась в сказке.

– Это ваша гостиная. Столовая находится с другой стороны террасы, – сообщила ей Аида. – Я взяла на себя смелость подать вам холодное питье. И смею заметить, что для вас готова ванна.

– Благодарю вас. – Стефани взяла высокий запотевший стакан. Напиток, оказавшийся терпким и одновременно сладким, источал нежный аромат розовой воды.

В комнате доминировала высокая кровать, отдававшая должное богатству хозяина. Стефани в жизни не видела ничего более роскошного. Она провела рукой по складкам полупрозрачных занавесей, погладила шелковые покрывала, взяв нежную бархатную подушку, прижалась к ней щекой. Кисточки щекотали подбородок.

Она стояла в королевском гареме. В королевском дворце. Принадлежащем принцу, который оказался самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо видела. Однако в его гареме странным образом отсутствовали жены и наложницы. Может быть, она ослышалась или неправильно его поняла? Принцу Рафику было лет тридцать, самое большее тридцать один, и, безусловно, предполагалось, что он должен жениться, чтобы завести наследника. В этом вопросе королевские семьи, будь то арабские или британские, не слишком отличались друг от друга.

Налив себе еще стакан напитка, Стефани присела на край дивана. Холостое положение принца Рафика ее совершенно не касалось. Как и тот факт, что, когда он целовал ей руку, она ощутила приятный трепет и на краткий миг почувствовала, что он тоже ощутил его. Конечно, нелепо было бы воображать, что она могла показаться привлекательной такому красивому мужчине, как принц. Но даже если так, она не собиралась совершать такой глупости, как отвечать ему взаимностью. Стефани поклялась извлечь урок из своей ошибки. Сейчас ей предоставлялась прекрасная возможность доказать, что она это сделала!

Стефани заставила себя встряхнуться. Пожалуй, эта комната могла бы подойти даже принцессе, но она здесь не для того, чтобы мечтать о шелковых нарядах и изысканных яствах. Она здесь, чтобы победить страшную болезнь, поразившую чистокровных арабских скакунов принца Рафика. Странно, но он сказал, что сам виноват в несчастье. Почему он считал, что это его рук дело? Принц не производил впечатления суеверного человека. Он не стал звать на помощь какого-нибудь знахаря, а обратился к ученому.

Внутренний трепет, не покидавший ее с той самой минуты, как она сюда приехала, снова отчетливо дал о себе знать. Ей так отчаянно хотелось преуспеть! От этого так много зависело. Она больше не будет пропащей. Она найдет способ обеспечить себя, а если успешно справится с загадочной болезнью, ее престиж перевесит скандал, который, даже несмотря на целый год усердных попыток прятаться от людей, следовал за ней по пятам, как назойливый запах. Стефани напомнила себе, что папа никогда не стал бы советовать ей ехать сюда, если бы не был уверен, что она справится. Он наверняка не хотел бы, чтобы ее и без того пошатнувшейся уверенности в своих силах был нанесен новый удар. Значит, она должна идти вперед. И начать стоило с того, чтобы не опоздать на обед с принцем.

Открыв сундук с одеждой, который поместили под диван, Стефани застонала. Там не было абсолютно ничего, в чем она могла бы показаться. Предполагая, что ей придется жить при конюшне и проводить время с лошадьми, Стефани взяла с собой только то, что необходимо для исполнения роли лошадиного доктора, – книги, записи и инструменты. Ее смятение усилилось, когда она отвернулась от своего жалкого гардероба к высокому зеркалу, стоявшему возле большого шкафа. Нет, ей определенно померещился проблеск желания в глазах принца, когда он целовал ей руку. Этот человек был воплощением соблазна и греха, тогда как она выглядела так, словно сначала вывалялась в масле, а потом в песке. Ее волосам удавалось казаться липкими и растрепанными одновременно, а лицо… теперь она понимала, почему путники в пустыне используют куфию, чтобы защититься от солнца. У нее оставалось меньше часа на то, чтобы привести себя в порядок, поэтому, сбросив одежду, Стефани надела халат и устремилась в ванную комнату. Ванная была целиком отделана прохладным кремово-белым мрамором. Там имелся фонтанчик для омовений и длинный стол, предположительно для массажа, а кроме того, огромная ванна, наполненная теплой водой с лепестками цветов. Ей, конечно, очень хотелось понежиться в душистой воде, но времени оставалось лишь на то, чтобы быстро и тщательно помыться. Выйдя из ванной освеженной, Стефани убрала в пучок влажные волосы и снова столкнулась с проблемой, что надеть. Помимо запасного костюма для верховой езды и прилагавшихся к нему блузок она взяла с собой только белье, ночные рубашки и одно дневное платье. Платье было сшито из простого белого хлопка с короткими рукавами-фонариками, по линии талии проходила атласная лента. Посередине сверху донизу шла широкая вышитая полоса, служившая единственным украшением платья. Стоя в нижней сорочке, корсете и чулках, Стефани подняла платье, чтобы показать его Аиде.

– Боюсь, у меня больше ничего нет. Как вы думаете, это сгодится?

– Жаль, что я не знала о вашем приезде, иначе я была бы рада возможности снова одевать красивую даму. – Хозяйка гарема смотрела на нее с сомнением.

– О, я не дама, я дочь армейского офицера и занимаюсь лошадьми.

Стефани снова приложила к себе платье. Оно было легким, удобным и самым любимым. Проблема в том, что это слишком явно отразилось на ткани, которая, износившись, стала почти прозрачной. Возможно, она могла бы попросить Аиду сшить ей новое платье. Ничего экстравагантного, но…

– Вы сказали, что были бы рады возможности снова одевать красивую даму! – воскликнула она, повернувшись лицом к Аиде. – Что вы имели в виду? Вы говорили о… о наложницах?

Аида сильно покраснела, словно почувствовала себя еще более шокированной, чем Стефани.

– Конечно нет. В этом дворце не было таких женщин со времен принца Бассама, дедушки нашего досточтимого благородного принца. Нет, я имела в виду… – Она замолчала и, обернувшись, посмотрела сначала через одно плечо, потом через другое, прежде чем заговорить таинственным шепотом. – Я имею в виду жену принца Рафика, принцессу Эльмиру.

Так, значит, он женат. Тогда почему он намекнул, что не женат, говоря о пустом гареме? И где его жена, если она больше не живет в гареме?

– Но принцессы Эльмиры больше нет среди нас.

– Больше… о! Простите, вы хотите сказать, она умерла?

– Два года назад принцесса Эльмира трагически умерла во сне, – приглушенным голосом ответила Аида. – Такой смертельный удар для принца и всего нашего народа… Нам хочется снова увидеть королевский дом аль-Антарах процветающим. – Хозяйка гарема печально покачала головой. – Но пока мы не вернем себе Сабр, никто из нас не может быть по-настоящему счастлив. Это касается принца Рафика и всего Бхарима.

– Сабр?

– Сабр, – благоговейно повторила Аида. – Вы сказали, что занимаетесь лошадьми. Это объясняет ваше присутствие здесь, мадам. Принц вызвал вас сюда, чтобы мы не потеряли наши шансы, да? – Она понизила голос до шепота. – Конюхи поклялись хранить все в тайне, но до меня дошли слухи о болезни.

Принц Рафик специально не запрещал Стефани говорить о том, какие дела привели ее сюда. Впрочем, она ведь еще не получила от него назначения. Но почему из этой болезни делается государственная тайна? Как бы сильно ей ни хотелось получить ответ на свой вопрос, она предпочла сменить тему.

– А теперь скажите мне честно, Аида, – сказала она, снова приподняв платье, – вы считаете, что оно совсем не годится для обеда с принцем Рафиком?

– По правде сказать, оно далеко от идеала. К несчастью, мадам, с самим платьем ничего нельзя сделать. Но если вы немного подождете, я смогу вам кое-что предложить.

Аида исчезла. Стефани надела платье и завязала ленту на талии. Простота и легкость в надевании платья были еще одной причиной того, что она так много его носила. Надев туфельки, Стефани недовольно смотрела на свое отражение, когда в комнату вернулась Аида с длинным отрезом ткани в руках.

– Вы позволите? – Это был кусок тончайшего крепдешина, с рисунком в виде россыпи золотых звезд. Аида сложила его пополам и приколола к волосам Стефани на затылке большим гребнем и шпильками, откуда ткань прозрачными фалдами спадала ей на спину, напоминая роскошные мантильи, которые носили знойные испанские дамы. Только эта мантилья была гораздо длиннее. Взяв оба конца ткани, Аида задрапировала их на плечах Стефани, что придало платью лоска и прикрыло ее обнаженные руки, которые выглядели бы более достойно в вечерних перчатках, если бы они у нее были.

– Как красиво. Теперь мое платье выглядит совсем иначе. – Стефани радостно покружилась перед зеркалом. – Какая вы умница.

Аида скромно улыбнулась. Звук колокольчика, донесшийся с террасы, заставил обеих вздрогнуть.

Последний взгляд в зеркало придал Стефани уверенности. Она едва узнала себя. Глаза сверкали от предвкушения. Какая-то новая Стефани. Настало время забыть прошлое и открыться навстречу будущему.

Столовая, куда отвели Стефани, оказалась даже больше, чем она ожидала. Все стены этого идеально квадратного помещения в точности повторяли друг друга: три высоких окна, увенчанные тремя сводчатыми арками, над которыми возвышался карниз, опиравшийся на две мраморные колонны. Стены нежного лимонного цвета контрастировали с геометрическим узором из плиток оттенков охры, терракоты, янтаря, рыжего и красного дерева, покрывавших пол. Тот же узор повторялся на потолке. Повсюду горели свечи. Свет лился из огромной люстры, висевшей над центром стола на длинной цепи, и сотен свечей, горевших на отдельно стоящих в каждом углу канделябрах, и бра, украшавших стены.

Большую часть пространства комнаты занимал низкий круглый стол с золочеными гнутыми ножками. По мнению Стефани, за ним могли разместиться по меньшей мере тридцать человек, хотя сервировка золотыми тарелками и хрустальными бокалами предполагала обед на двоих. Возле каждой из четырех дверей стояли по двое слуг. Слуга, сопровождавший ее из гарема, указал Стефани на подушки, но, когда она попыталась сесть, отрицательно покачал головой. От волнения Стефани дрожала с головы до ног. Ей страшно хотелось есть, но она сомневалась, что сможет хоть что-нибудь проглотить. Господи, ей предстояло обедать с принцем!

Двери – но не те, в которые входила она, – распахнулись. Вошел его величество, принц Бхарима Рафик аль-Антарах.

Слуги не кланялись, а стояли неподвижно, как вкопанные. Стефани неуверенно присела в реверансе.

– Ваше величество.

– Мисс Дэрвилл. Не нужно приседать каждый раз, как вы меня видите.

Он переоделся. Поверх традиционной рубахи, застегнутой до самого верха, принц Рафик был облачен в шелковую накидку цвета индиго с золотой каймой по подолу. Зачесанные назад волосы лежали влажными волнами, открывая высокий лоб. Подбородок был свежевыбрит. По телу Стефани вновь пробежала очевидная дрожь желания. Она решительно проигнорировала это.

– Пожалуйста, садитесь.

Принц взял ее за руку, чтобы помочь устроиться на груде подушек. От прикосновения его прохладной руки собственная рука показалась ей неприлично горячей. Она без особого изящества плюхнулась на подушки, словно у нее подломились колени.

– Очень красивая комната, – глупо заметила Стефани, стараясь не смотреть на хозяина.

– Это моя личная столовая, – ответил принц Рафик и, скрестив ноги, сел на более высокую груду подушек справа от нее. – Я подумал, что вам будет удобнее в менее парадной обстановке.

– В менее парадной обстановке? – Он что, шутит?

– Королевский банкетный зал свободно вмещает до трехсот гостей, а на кухне может одновременно жариться пятьдесят баранов. Я подумал, вы предпочтете более скромное помещение и менее парадное меню. Вы можете приступать.

Вовремя осознав, что последняя фраза адресована слугам, словно по волшебству появившимся во главе стола, Стефани с удивлением увидела, как распахнулась еще одна из четырех дверей и в столовую потянулась целая кавалькада слуг, каждый из которых нес золотое блюдо с крышкой. Ей показалось, что этой еды хватило бы, чтобы накормить целую армию. Каждый слуга снимал с блюда крышку и, взмахнув ею, ставил блюдо на стол. Горячее подавалось в глубоких мисках, и крышка снималась перед принцем, чтобы получить его одобрение. Знакомый аппетитный запах жареного мяса смешивался с другими, менее знакомыми, но не менее соблазнительными.

Стефани попыталась вспомнить, что рассказывала ей мать о связанных с едой обычаях Египта, но в голову ничего не приходило. Должна ли она сама накладывать себе еду? Ответ на этот вопрос пришел сам собой, когда на стол поставили последнее блюдо. Двери закрылись, и к ним подошли еще двое слуг, каждый из которых нес золотой лоток. Дождавшись соизволения принца – Стефани взяла на заметку, что соизволение принца, похоже, требовалось абсолютно на все, – слуги опустились на колени. Ритуал предварительного омовения рук, догадалась она, смутно припомнив рассказы матери. Однако выполнить его самостоятельно слуга ей не позволил. Он погрузил ее пальцы в душистую воду, потер ей руки лимоном, а потом высушил. Полотенце, которое для этого использовалось, было приятно подогрето.

Пока слуга повторял эту процедуру со второй рукой Стефани, она с некоторым смущением позволила себе перевести взгляд на человека, сидевшего рядом с ней. У принца Рафика были очень длинные ноги. Кроме того, он оказался очень гибким для такого рослого мужчины. И очень атлетичным для принца. Должно быть, сказывались постоянные занятия с лошадьми. В армии, когда не велись военные действия, кавалерийские полки проводили бесконечные часы, тренируя своих лошадей, приучая их преодолевать препятствия. В солнечные дни мужчины часто скакали без рубашек. Верховая езда сильно развивала мускулатуру плеч. Тонкий шелк и хлопок, которые носил принц Рафик, красиво обрисовывали его мышцы.

– Судя по выражению вашего лица, вы очень голодны, мисс Дэрвилл.

Боже, что с ней происходит! Щеки Стефани вспыхнули.

– Все это очень вкусно пахнет, хотя многие из этих блюд кажутся мне незнакомыми.

– Я вам объясню. Будем говорить на английском, – сказал он, переходя на ее язык. – Так мы сможем беседовать свободно и в то же время приватно. Как вы видите, еда на столе сгруппирована по цвету. Зелень для процветания. Желтый для счастья. Начнем с них. Затем последуют мясо и салаты. А под конец останутся сладости, финики и мед, символизирующие жизнь.

– О, я этого не знала. – Стефани с большим облегчением увидела, что один из слуг начал деликатно наполнять ее тарелку. – Спасибо, – сказала она и с облегчением выдохнула, когда он в ответ поблагодарил ее жестом; значит, сделав это, она не нарушила протокол. Тем более что, к ее удивлению, принц тоже поблагодарил своего слугу, назвав его по имени. Дворцовая прислуга наверняка насчитывала несколько сотен человек, и такая памятливость впечатляла.

– Прошу вас, начинайте, – сказал он. – Я велел им подать для вас столовые приборы. Нас часто посещают европейцы, и многим из них кажется неприятным наш обычай есть руками.

– Спасибо, но я с радостью буду есть, как вы, – ответила Стефани. Отломив кусок хлебной лепешки, она приготовилась положить на него немного салата из помидоров, отчаянно надеясь, что не будет выглядеть глупо.

– Значит, ваша мать сохранила обычаи своей родины в английском доме вашего отца? – спросил принц Рафик.

– Некоторые из них. Хотя, по правде сказать, папа предпочитает более простой стол. Я подозреваю, что такое разнообразие блюд поразило бы ее не меньше, чем меня.

– Поверьте мне, это весьма скромная трапеза по сравнению с парадными государственными банкетами, которые мне приходится давать. Я приверженец простых вкусов. Осторожно, – добавил он, когда Стефани положила на хлеб то, что показалось ей еще одной разновидностью салата, – эти блюда содержат перец чили, они очень острые. Если вы к ним не привыкли, то можете обжечь рот. Позвольте, я расскажу о некоторых блюдах на вашей тарелке. Это нежное пюре, украшенное йогуртом, делается из печеных баклажанов. Этот салат – из томатов, мяты и огурца, а тот, что рядом с ним, делается из распаренных зерен булгура. Вот кушанье из нута. А что ваша мать думает о вашей поездке в Аравию?

Он мягко сменил тему, но Стефани поняла, что не обманулась. Это был не столько приватный обед, сколько разведка. Ее – что неудивительно – проверяли.

– Поскольку мой отец объяснил ей, какие преимущества дает эта поездка, – осторожно ответила она, – мама отнеслась к ней очень хорошо. Вдобавок ее успокаивало то, что ее родственники живут недалеко от Александрии, хотя от Египта до Бхарима несколько недель пути.

Стефани проглотила горсточку пшеничного салата, который положила себе на хлеб, и рассеянно сунула в рот пальцы, чтобы слизнуть с них томатный соус. Он был очень вкусным, но она вдруг заметила, что принц как-то странно на нее смотрит.

– Прошу прощения, – виновато сказала она. – Я только сейчас вспомнила, что моя мать говорила мне, что считается невежливым делать это, пока еда не закончена.

Он не сводил глаз с ее рта. Может быть, она уронила каплю соуса на подбородок? Стефани не могла удержаться, чтобы не проверить. Лучше бы он не смотрел на нее так, как будто… как будто хотел сам облизнуть ее пальцы. О боже, откуда только взялась эта нелепая мысль!

– Если кто-то облизнет пальцы до окончания трапезы, этим он показывает, что больше не хочет есть, – объяснил ей принц. – И намекает на плохое качество угощения.

– Уверяю вас, я ничего такого не имела в виду, – горячо возразила Стефани. – Напротив, еда очень вкусная. Просто я не привыкла есть руками…

– Прошу вас, – перебил ее принц, слегка покачав головой, – не стоит обращать внимания… уверяю вас, вы никого не обидели. – Видимо почувствовав внезапный приступ жажды, он сделал большой глоток из своего бокала. – Мне хотелось бы узнать о преимуществах – кажется, вы так это назвали, – которые даст вам назначение моим ветеринаром.

Принц так внимательно смотрел на нее, что Стефани невольно опустила голову и уставилась в свою полупустую тарелку.

– Возможность получить опыт работы в таком знаменитом конезаводе поистине бесценна. Если я добьюсь успеха здесь, ваше величество, это надолго обеспечит мне успех в Англии на поприще, где, как вы справедливо заметили, мой пол считается большим недостатком.

– Однако он не помешал вам получить место в одном из самых крупных английских конезаводов, мисс Дэрвилл. Если не ошибаюсь, вы сказали, что проработали там весь прошлый год.

Ее тарелку убрали, и, пока на другую накладывали разнообразное мясо, Стефани хватило времени, чтобы обдумать ответ. Увиливать было совсем не в ее характере, хотя ее наивная вера, что всем людям, особенно армейским офицерам, присущи честность и порядочность, отличавшие ее отца, заметно пошатнулась. И потом, часть правды – это еще не ложь.

– Мой отец пользуется определенным влиянием, и это облегчает дело. Его репутация помогает мне зарабатывать собственную, – ответила она.

– И мое имя, точнее сказать, слава моего конезавода поднимет ее на новую высоту?

– Если вы будете так добры, что разрешите мне использовать это в качестве рекомендации. Конечно, при условии, что я добьюсь успеха в лечении загадочной болезни. И потом, – смущенно добавила она, – для меня также важно вознаграждение. Не обладая опытом моего отца, я, конечно, не жду, что оно будет очень щедрым, но надеюсь, что вы заплатите мне по справедливости. Ваше величество, я прошу прощения, что поднимаю такую вульгарную тему, но даже половина суммы, которую вы предложили папе, дала бы мне возможность встать на ноги и жить независимо. А мне очень хочется этого добиться.

При мысли о том, что это значило бы для нее и для ее родителей, к горлу Стефани подступил ком. Сознавая, что принц по-прежнему внимательно наблюдает за ней из-под своих полуопущенных век, Стефани сосредоточилась на небольшой порции козлятины, нашпигованной гранатом.

– Что побудило вас оставить работу под патронажем отца и поступить на конезавод? Вас утомили тяготы армейской жизни, мисс Дэрвилл?

– Армейские лошади, ваше величество, – это животные, предназначенные для тяжелой работы, будь то упряжные лошади артиллерии или тяжеловозы. Ни те ни другие не используются в племенной работе. Отец понимал, что на конезаводе у меня будет прекрасная возможность заполнить этот пробел в моих знаниях.

Она не лгала: опыт, полученный в Ньюмаркете, трудно было переоценить. Просто она не оставила бы армию и не поехала туда, если бы не другая, куда более неприятная причина. Лицо принца Рафика оставалось совершенно бесстрастным, но Стефани почему-то не сомневалась, что он уловил ее неловкость. Вспыхнув, она взяла свою вилку, потом снова положила ее на стол. Она не съела и половины того, что ей положили, но аппетит вдруг совершенно пропал.

Ее тарелку унесли и подали другую, где лежали сладости, политые медом, и финики, обвалянные в дробленых орехах. Пища, символизирующая жизнь. Самое подходящее, учитывая, что ее привело сюда страстное желание начать жизнь с чистого листа.

Стефани надеялась, что эта новая и последняя перемена блюд означает, что тема исчерпана. Однако принц с нетерпением ждал, чтобы ее продолжить.

– Такое стремление к независимости кажется мне весьма любопытным, мисс Дэрвилл, – сказал он. – Весьма необычным для женщины. Более привычно желание выйти замуж, не так ли?

Стефани смутилась. Рафик, исподволь наблюдая за ней, заметил, какого труда ей стоило взять себя в руки. Вырез ее платья был достаточно скромным, однако он видел, как поднималась и опускалась ее грудь. Ее округлые формы отвлекли Рафика, и он невольно задумался, есть ли у этого платья другие застежки, кроме ленты, стягивавшей его на талии. И что у нее под платьем. Оно казалось достаточно тонким, хотя, скорее всего, это иллюзия. Согласно его весьма ограниченному опыту, белье европейских женщин было специально создано так, чтобы максимально затруднить поползновения мужчин.

С другой стороны, сама мисс Дэрвилл, казалось, создана природой, чтобы побуждать их именно к этому, хотя не была замужем и, по ее собственному выражению, была «не такой женщиной». Тогда какая же она? И почему так жаждет того, что она называет независимостью? Она стала бы жить одна? Но зачем это женщине? Даже признавая, что его знания западных женщин нельзя назвать обширными, Рафик не думал, что они так сильно отличаются от женщин Востока. И разве не все женщины хотят иметь мужа и детей? Но эта женщина… он никогда не встречал подобных.

– Меня не интересует замужество, ваше величество, – прервала его размышления Стефани Дэрвилл, – и признаюсь, я не понимаю, какое отношение мои устремления – или их отсутствие – в этом направлении имеют к тому, смогу ли я вылечить ваших лошадей. Если не считать, конечно, – сухо добавила она, – что я, как незамужняя женщина, которой никто не может диктовать, что ей делать, сама решила приехать сюда, чтобы вам помочь.

– Прошу меня извинить, – так же сухо ответил Рафик, совершенно не привыкший, чтобы ему противоречили. – Вы правы. Значение имеют лишь ваши способности лечить лошадей и то, достаточны ли эти способности, чтобы компенсировать разлад, который, несомненно, вызовет ваше присутствие в моих конюшнях. Они являются исключительно мужской вотчиной.

– В этом они ничем не отличаются от других конюшен, где мне приходилось работать.

– Разница в том, мисс Дэрвилл, что здесь нет ни вашего отца, ни его репутации, чтобы защитить вас от грубого и агрессивного окружения.

– Но не такого же, как на поле боя, – возразила она. – Хотя папа никогда не разрешил бы мне приближаться к настоящему сражению. Я всегда выполняла свои обязанности в тылу. В этой войне с Наполеоном, которая вот-вот разразится снова, мое место займет его новый ассистент. – На какое-то мгновение Стефани погрузилась в свои мысли, и ее рассеянный взгляд устремился куда-то вдаль. Но потом она пожала плечами и слабо улыбнулась. – В каком-то смысле хуже находиться вдали от линии фронта и думать, что может произойти с родными или друзьями и, конечно, с лошадьми. Несмотря на то что я бы никогда не приравняла жизнь животного к жизни человека, я не разделяю мнения, что они лишены чувств.

– Я тоже, – сочувственно произнес Рафик. – На самом деле я бы сказал больше, я бы сказал, что между лошадью и всадником может возникать родство.

– О, я согласна, – горячо согласилась мисс Дэрвилл. – Если человек боится идти в бой, он передает свой страх лошади. Я много раз это видела. Может показаться смешным, но я видела, как лошадь придает человеку смелости, показывая свое… рвение. Звучит глупо, но…

– Вовсе нет. Арабские лошади, особенно кобылы, очень ценятся за свое бесстрашие в бою, которое способно придать всаднику храбрости, если ему этого не хватает. Но дело не только в этом. В самых враждебных человеку местах пустыни мне случалось видеть, как лошадь выносила всадника в безопасный оазис, когда он уже терял последнюю надежду.

– То же самое и в бою, – с жаром добавила Стефани. – Папа много, очень много раз видел, как лошади, подвергая опасности собственную жизнь, возвращались на позицию с полумертвым всадником в седле. И так же поступают люди, делая все возможное для спасения своих лошадей. Я видела, как самые закаленные в боях солдаты плакали, потеряв своего коня. И плакали от радости, когда вопреки всему удавалось спасти животное, как им казалось, обреченное на смерть. Это, – сказала Стефани Дэрвилл, крепко стиснув руки, – одна из самых приятных сторон моей профессии.

Ее реакция не могла не восхитить его.

– Я вижу, вы очень любите лошадей.

– Вы тоже. – Она просияла в ответ.

– Я буквально вырос в окружении лошадей, – признался Рафик. – Когда мне было три месяца, меня отправили жить в племени бедуинов. Здесь существует обычай, что до десяти лет сыновья правителя должны жить за пределами дворца. Бедуины считают лошадей частью своей семьи. На ночь они даже приводят их в свои палатки, чтобы укрыть от холодного воздуха пустыни.

– И в эти годы у вас зародился замысел создать собственный конный завод?

– Бхарим всегда гордился разведением чистокровных скакунов. Это часть нашего наследия.

– Простите, я не знала. У меня создалось впечатление, что ваш конезавод сравнительно новый. – Она покраснела.

– Если говорить буквально, то вы правы, – сухо произнес он. – Конюшни были отстроены заново восемь лет назад, когда я унаследовал трон. Но я считаю – и мой народ с этим согласен, – что они – продолжение того, что существовало раньше, но было утрачено. Мой замысел, как вы это назвали, возник четырнадцать лет назад, в тот день, когда Бхарим потерял Сабр. Выигрыш Сабра приносит победителю не только славу, он стоит целого царства. Сабр – это символ национальной гордости.

– Значит, вы воссоздали конезавод, чтобы выиграть его? – Стефани Дэрвилл нахмурилась. – Ваше величество, эта вспышка заболевания… почему вы держите ее в секрете? Аида – только не подумайте о ней плохо, – она не сказала ничего лишнего, только, что об этом нельзя говорить.

– В этом году, после четырнадцатилетнего отсутствия, у нас наконец появились достаточно быстрые и выносливые лошади, способные соперничать с самыми лучшими скакунами. Все помыслы и надежды моего народа нацелены на победу. Эта болезнь ставит под угрозу не только скачки, но и само будущее Бхарима. – Принц хмуро улыбнулся. – Вам это наверняка кажется преувеличением. Разве могут обычные скачки определять судьбу королевства? Поскольку вы иностранка, вы не можете понять историю Бхарима и Сабра, но уверяю вас, невозможно преувеличить его важность для моего народа.

Но это не шло ни в какое сравнение с тем, как важно это было для него. Сможет ли женщина-иностранка спасти его надежды? Сможет ли она помочь ему одолеть судьбу и обеспечить будущность его страны, его народа и его собственную? Когда Рафик впервые ее увидел, эта мысль казалась абсурдной, но теперь… теперь его интуиция подсказывала, что он должен ей верить. А сознание говорило, что у него нет лучшего выхода.

– Завтра, – продолжал Рафик, – я расскажу вам историю Сабра. Тогда вы поймете, как важно, чтобы вы спасли моих лошадей.

– Означает ли это, что вы позволите мне лечить их? Я не могу выразить, как много это для меня значит, ваше величество. – Ее лицо озарила улыбка – первая настоящая улыбка, которую он заслужил.

– Рафик, – сказал он, убедившись, что все слуги вышли из комнаты. – Когда мы одни, вы можете называть меня Рафик.

– Тогда я – Стефани. Если вам так нравится, ваше величество. Простите, Рафик.

Ему нравилась она, и даже слишком. Оставалось надеяться, что ее способности не уступали ее энтузиазму, потому что одно не вызывало сомнений: она не понравится его шталмейстеру. Однажды Ясим уже сделал все, что мог, чтобы воспрепятствовать присутствию женщины в конюшне. Рафик содрогнулся. В том, что случилось, виноват не Ясим, а он сам. Это только его вина. Но сегодня он не станет вспоминать о прошлом. Сегодня он должен думать о будущем.

– Завтра, – сказал он, – вы начнете работать. Не скрою, мисс… Стефани, меня беспокоит прием, который вам окажут в конюшнях. Он может оказаться враждебным.

– Как я уже говорила, я к этому привыкла. Ваше величество, Рафик, по моему опыту, те, кто работает с лошадьми, ведут себя так, потому что любят их. Когда они видят, что я разделяю их любовь, что я могу облегчить страдания больных или раненых лошадей, они перестают видеть во мне женщину и видят только ветеринара.

Уверенность, с которой Стефани произнесла эти слова, восхищала, но в данном случае она ошибалась.

– Возможно, это справедливо для большинства конюхов, но мой шталмейстер – другое дело, – покачал головой Рафик. – Ваш успех здесь не зависит от мнения Ясима, но вам будет гораздо проще выполнить вашу задачу, если вы найдете способ завоевать его расположение. Он знает об арабских лошадях практически все.

– Кроме того, как вылечить эту болезнь, – заметила Стефани. – Я уверена, когда он поймет, что у нас общая цель, он стает мне помогать.

– Он станет вам помогать, если я велю.

– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. – Она поморщилась. – Простите, что возражаю вам, но, как вы уже заметили, я не из тех, кто станет говорить вам то, что вы хотите услышать, вместо того, что вам надо знать. Уважение невозможно навязать, его нужно заслужить. Пожалуйста, не делайте мои отношения с вашим шталмейстером еще хуже, заставляя его изображать сотрудничество. Скорее всего, это лишь вынудит его прибегнуть к саботажу, чтобы дискредитировать меня. Я предпочитаю бороться самостоятельно.

– Вы удивительная женщина. Надеюсь, ваши таланты не уступают вашей необычности. – Рафик наклонился к ее руке.

Он едва заметно коснулся губами ее пальцев. Этим дело и ограничилось бы, если бы она не вздрогнула от его прикосновения. Но Стефани это сделала, и он инстинктивно сжал ее руку и потянул ближе к себе. Складки ее платья скользнули по его ноге. Прядь волос упала на лоб Стефани, и Рафик не смог устоять, чтобы не убрать ее от лица своей гостьи. Не смог устоять, чтобы не провести рукой по ее щеке и вниз на плечо. Стефани снова вздрогнула, и ее трепет передался ему. Она подняла голову, ее губы раскрылись, и Рафик наклонился. Звук приоткрывшейся, а потом резко захлопнувшейся двери заставил их резко отпрянуть друг от друга.

– Простите меня, – сказал Рафик, делая шаг назад, чтобы избавиться от соблазна.

– Вам не в чем извиняться, – густо покраснев, ответила Стефани. – Я виновата не меньше вас. Мне не следовало… это все усталость. И слишком жаркое солнце.

– Уже поздно, – коротко бросил он, чтобы избавить их обоих от неловкости. – Встретимся завтра утром в конюшне. И с этого момента считайте, что вы назначены главным королевским ветеринаром.

Его слова, сказанные, главным образом, чтобы напомнить самому себе, для чего она здесь, заставили Стефани резко вдохнуть воздух.

– Назначение продлится шесть месяцев, – отрывисто продолжил он. – По истечении этого времени вы либо вылечите болезнь, поразившую моих лошадей, либо мы поймем, что вы не в состоянии этого сделать. Ваше вознаграждение будет таким же, какое я предлагал вашему отцу.

Она безмолвно уставилась на него. Лучше бы она не смотрела на него так, словно с трудом сдерживается, чтобы в благодарность не броситься ему на шею.

– Назначение может быть отменено мною досрочно в любой момент до истечения шести месяцев, – продолжил Рафик более сурово, чем надо, – если я почувствую, что ваше присутствие ставит под угрозу нормальную работу в конюшнях. Вы понимаете?

– Понимаю.

– Прекрасно. Тогда до завтра.

– Рафик, спасибо, – Стефани схватила его за рукав, в очередной раз нарушив протокол, – что поверили мне. Что дали мне возможность доказать свое умение. Я очень благодарна вам и прекрасно понимаю, какую честь вы мне оказали. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы не разочаровать вас. – На этот раз она удивила его, когда, наклонившись к его руке, легким поцелуем коснулась костяшек его пальцев, а потом сама открыла дверь, изумив стоявшего за ней стражника.

Глядя, как она следом за слугой возвращается в гарем, Рафик не мог оторвать глаз от ее плавно покачивавшихся бедер. Он вздохнул. С тех пор как конюшни поразила болезнь, все его желания спали. Было бы по меньшей мере неловко признать, что они проснулись благодаря женщине, приехавшей в Бхарим, чтобы избавить их от этой напасти. Впрочем, возможно, это признак того, что он снова возвращается к жизни.

Конец, знаменующий собой новое начало, приближался с завораживающей и пугающей скоростью. Однажды Рафику приснился сон, в котором над трофеем Сабра парили цвета Бхарима, а над дворцом, над городом, над всей страной гордо вздымался флаг победы. Это видение глубоко запало ему в душу, но он не смел вызывать его в своем воображении из страха, что судьба лишит его всего этого.

Но нет! Стефани Дэрвилл вселила в него уверенность, что этому не бывать. Его лошади принесут Бхариму победу, вернут уверенность его королевству, радость его народу и успокоят его совесть. Это будет плата за его преступление, за все его долги.

Выйдя из обеденного зала, Рафик направился в свою спальню, чтобы обрести то жалкое утешение, которое она могла дать.

Глава 3

Стефани так сильно разволновалась, что, несмотря на усталость, не смогла уснуть. Вертясь с боку на бок на огромной кровати, она провела ночь в метаниях. Восторг от того, что она получила назначение, смешивался с неловкостью и смущением от неожиданной концовки этой встречи.

С того момента, как она увидела принца в полном блеске королевского облачения, он стал вызывать в ней почти неуправляемую, инстинктивную реакцию. Когда он прикасался к ней, ее кожа отвечала легким покалыванием. Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Нет, ощущение было куда более сильным. Она жаждала его поцелуев. Когда пальцы принца скользнули по ее щеке и шее, она почувствовала обескураживающий, но приятный трепет внизу живота.

Стефани натянула отороченное кружевом покрывало и спрятала в нем лицо. Неужели прошлое ничему не научило ее? Неужели она забыла, какую боль испытала, узнав, что ее подвиги открыто обсуждались в офицерском клубе? Но скандал с принцем крови стал бы оглушительней в тысячу раз. А главное, он был ее наниматель и символизировал возможный путь к спасению. На этот раз на кону стояла не только ее репутация, но все ее будущее.

Стефани застонала. Сбросив покрывало, она встала с дивана, открыла дверь спальни и вышла к фонтану. Звезды над головой начинали бледнеть, небо из чернильно-синего становилось серым. Приближался рассвет. Один из принципов папы состоял в том, что ветеринар больше учится на опыте, чем по книгам. Этот принцип она должна применять ко всем аспектам своей жизни. Опыт научил ее, что в сердечных делах ей не хватает трезвости и она не должна доверять своим чувствам. Опыт научил ее: существует огромная пропасть между ней с ее низким происхождением и теми, кто высокомерно дорожит своей родословной. Но самый жестокий урок, который преподал ей опыт, – это разница между общественным статусом мужчины и женщины. Если джентльмен мог безнаказанно хвастаться своей победой, женщина получала клеймо шлюхи. Это неравенство до сих пор заставляло ее руки сжиматься в кулаки от ярости.

Однако существовала одна область, где Стефани могла добиться успеха сама по себе. Это область, где она чувствовала себя знатоком почти таким же, как папа, и гораздо большим, чем любой мужчина, каким бы высокородным он ни был. И теперь настало время доказать это. Вернувшись в свою комнату, Стефани начала готовиться к долгому и трудному дню.

Через час с небольшим, позавтракав, одевшись и вооружившись своим драгоценным ящичком с инструментами, Стефани вслед за слугой вышла из королевского дворца на яркое утреннее солнце и двинулась к комплексу зданий, где находились королевские конюшни. Она надела батистовую блузку, заправив ее в простую широкую юбку; наряд дополняли ремень, сапоги для верховой езды и шляпа с широкими полями. Несмотря на то что она решила не брать жакет, ей было очень жарко, к тому же она сильно нервничала.

Рафик, который быстрым шагом вышел ей навстречу, напротив, выглядел спокойным, уверенным и царственным. Сегодня он надел простую рубашку с открытым воротом, бриджи для верховой езды и высокие сапоги. Его зачесанные назад кудри обрамляли лицо темным ореолом и в сочетании с темными волосками, выглядывавшими у шеи из-под рубашки, придавали его красоте оттенок первобытной дикости. Когда он подошел ближе, сердце Стефани непроизвольно екнуло и всплеск влечения в сочетании с каким-то темным предчувствием пошатнул ее самообладание еще сильнее.

– Доброе утро, ваше величество, – сказала она и присела в реверансе, понимая, что за ними наблюдает множество глаз.

– Надеюсь, вы хорошо спали?

– О да, сном младенца, – ответила она, и эта глупая ложь заставила ее покраснеть. Паника начинала угрожать ее работоспособности. Реальность, в которой она оказалась, слишком сильно отличалась от ее мечтаний о том, как она будет лечить племенных скакунов принца крови. Эти роскошные конюшни выглядели невероятно красиво и, очевидно, превосходили своим великолепием все, что она когда-либо видела. Стефани окаменела от страха.

– Как вы видите по положению солнца, мы находимся к северу от дворца, – сказал Рафик. – Здесь прохладней, поэтому это идеальное место для конюшен.

Стефани не ощущала ничего похожего на прохладу. Ее спина чесалась от пота. Корсет давил слишком сильно, хотя она зашнуровала его не туго. Огромный загон для выгула, расположенный прямо перед ней, прикрывал от солнца ряд высоких пальм и акаций с их перистыми листьями и белыми цветами. В дальнем конце поблескивал большой пруд с водой, в которой отражались высокие голубовато-зеленые стебли папируса. Его листья склонялись к пруду, словно для того, чтобы попить из него.

– Бхарим расположен довольно близко к морю, а благодаря вон тем горам, – сказал принц, указывая на возвышавшиеся вдали лиловые вершины, – у нас бывает много дождей, что совсем необычно для Аравии. Как следствие, мы имеем достаточно много хороших пастбищ. Тот пруд – это водоем, образованный подземным источником, которыми Бхарим, к счастью, обладает в большом количестве. Это одна из причин, почему у нас процветает коневодство. По сравнению с другими породами арабские лошади славятся своей выносливостью, однако они все же лошади, а не верблюды.

Другой ряд деревьев давал тень длинному, низкому зданию конюшен с фасадом в классическом стиле и большой центральной аркой над входом во внутренний двор. Фронтон над аркой украшало изображение мифического крылатого коня Пегаса. По периметру внутренний двор обрамляли террасы, над которыми располагались повторявшие их по форме балконы.

Ежедневные дела в конюшнях шли своим чередом. Лошадей друг за другом выводили из стойл на утреннюю тренировку. Рафик мимоходом здоровался с наездниками, большинство из них он знал по именам. Стефани заметила, что здесь пренебрегали формальностями. Мужчины просто коротко кивали ему в ответ и старались не встречаться с ней взглядом.

– К сожалению, мне пришлось отослать Ясима по важному делу, – сообщил ей Рафик. – Мы обещали двух годовалых жеребцов шейху бедуинов, но не можем передать их, пока над конюшнями висит угроза эпидемии. Нам необходимо, чтобы сама болезнь и слухи о ней не вышли за пределы конюшен, поэтому Ясиму пришлось поехать, чтобы под благовидным предлогом оттянуть передачу. Так что сегодня я сам буду вашим сопровождающим.

У Стефани, которая скрепя сердце готовилась к встрече с шталмейстером, это неожиданное заявление вызвало смешанные чувства.

– Мне бы хотелось встретиться с Ясимом как можно скорее. Думаю, я достаточно ясно дала понять, что предпочитаю выигрывать свои битвы без посторонней помощи.

– Ваше пребывание здесь зависит от того, насколько вы сможете поладить с людьми в конюшнях. Разговоры о том, чтобы выиграть битву, этому не способствуют. – Его слова прозвучали холодно. Принц, определенно, не привык, чтобы ему дерзили.

Стефани расправила плечи, но не подняла голову из опасения встретиться с ним взглядом.

– Иногда приходится биться, если хочешь заслужить уважение. Я не жду, что вы это поймете, поскольку для вас это непреложная данность, – сказала она гораздо более уверенно, чем себя чувствовала.

Наступила долгая неловкая пауза.

– Ваша непосредственность мне нравится, а ваша решимость вызывает восхищение. Но ваше суждение ошибочно. Я отослал Ясима, потому что вам перво-наперво нужно заслужить доверие и уважение других работников и конюхов. Ясим отнесся бы к вам враждебно, даже если бы вы были мужчиной. Вы не должны забывать, что ему самому не удалось вылечить эту болезнь. Как мой шталмейстер он, безусловно, заинтересован в том, чтобы ее вылечили, но как человек с уязвленной гордостью он будет с завистью воспринимать любой ваш успех. Я пытаюсь помочь вам добиться успеха, а не опекаю вас, как вы вообразили.

Пока он говорил, у Стефани возникло явственное ощущение, что она уменьшается в размере. Сейчас она чувствовала себя действительно размером с мышь.

– Теперь я это вижу, – пискнула она.

– Для этого, – продолжал Рафик, словно не расслышав ее слов, – я объяснил людям причину вашего назначения и подчеркнул, что желаю, чтобы к вам относились с уважением.

Что объясняло опущенные глаза и взгляды в сторону, которые она видела.

– Благодарю вас, – сказала Стефани голосом, который странным образом отказывался звучать благодарно.

– Если бы час назад вы видели их возмущенные лица, вы бы сказали это с другим выражением. – Рафик резко засмеялся.

– Рафик, одно я знаю точно. Ваше доверие значит для меня очень много. Спасибо.

– Извинение, но не капитуляция. Вы очень упрямая женщина, Стефани Дэрвилл.

– Я предпочитаю называть это целеустремленностью.

Его лицо было из тех, которые совершенно преображаются, когда на них появляется искренняя улыбка. Она смягчала его суровое совершенство и парадоксальным образом добавляла ему обаяния. Тело Стефани отреагировало на это всплеском самой непристойной похоти, от чего она глупо улыбнулась и замерла, как завороженная, забыв, где они и кто на них смотрит. Наконец Рафик разорвал эти чары, резко отвернувшись от нее.

– Идемте, – бросил он. – Продолжим вашу экскурсию. Конюшни прямо перед нами. Стойла расположены вдоль стен по обеим сторонам. Амуничники и кормовые комнаты находятся в задней части здания, а середину занимает манеж.

Следом за ним Стефани вошла внутрь и мгновенно протрезвела, как только сухой, пыльный воздух пустыни уступил место более знакомому запаху соломы, кожи и не похожему ни на какой другой запаху лошади. Однако вместо того, чтобы успокоить, он лишь сильнее натянул ее нервы. Здесь царила приятная прохлада. Дощатые ставни на высоких окнах отсекали самые жаркие солнечные лучи, а терракотовые плитки пола и белый мрамор стен смягчали жару. Помещение было огромным. Арочный потолок поддерживали простые дорические колонны. С каждой стороны располагалось по меньшей мере тридцать больших стойл.

– И вы говорите, что в другом крыле расположены такие же хоромы?

– Сейчас наше поголовье превышает сто лошадей. Понятно, что большая часть из них кобылы, поскольку арабские кобылы – самый востребованный товар, благодаря их кроткому нраву, выносливости и любви к людям. Но у нас есть и жеребцы, нужные нам в основном для разведения. Они содержатся в пустыне в отдельном загоне. В этом крыле есть еще одна отгороженная часть для жеребых кобыл. Кроме того, у нас есть загоны для верблюдов, мулов и лошадей, которых выгоняют на пастбище. – Должно быть, выражение лица отражало ее испуг, потому что Рафик улыбнулся. – Ваши обязанности будут ограничиваться лечением заболевших животных. Все остальное – забота Ясима.

– Признаюсь, я понятия не имела о том, насколько огромна ваша лошадиная империя. – Стефани откашлялась, стараясь придать голосу твердость. – Многие участвовали в скачках?

– На данный момент ни одной. Мы держим свой порох сухим, пока не почувствуем, что у нас достаточно сил, чтобы выиграть Сабр. – Рафик нахмурился и помрачнел. – Если мы не победим эту болезнь, то, даже если она не затронет лошадей, которых мы специально натренировали для скачек, я не смогу с чистой совестью участвовать в Сабре. Я не стану подвергать опасности чужих животных.

Следуя по центральному проходу, Стефани заметила, что в королевских конюшнях повсюду царит безупречная чистота. Это же касалось и снаряжения. Очевидно, что за лошадьми ухаживали очень тщательно, о чем она и сказала Рафику.

– Естественно, – ответил он, остановившись перед стойлом с великолепной кобылой. – Это Шерифа. – Он открыл Стефани калитку. – Она подарила нам трех первоклассных жеребят. Так ведь, моя красавица?

Серая кобыла отличалась точеной грацией, красивым изгибом шеи и высоко посаженным хвостом, характерным для этой породы. Она игриво наклонила голову, и принц потрепал ее по шее.

– Очевидно, что ваша любовь взаимна, – сказала Стефани. – Великолепное создание.

– Вы правы, – ответил Рафик, погладив нос лошади. – Она с нами уже пять лет. Шерифа – лошадь моей покойной жены. Моя жена умерла два года назад. Это был договорной брак.

Стефани не знала, как понимать его нейтральный тон. Договорной брак… но это вовсе не означало, что он не любил ее. Может, он подразумевал, что два года – достаточный срок, чтобы ее оплакать? Или нет?

– Вы наверняка хотите осмотреть Шерифу.

Она поняла, что это приказ, а не предложение. Густо покраснев, Стефани шагнула в стойло. Кобыла почувствовала ее тревожность и попятилась, ее дыхание сделалось коротким и прерывистым, ноздри раздулись. Стефани закрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов.

– Здравствуй, Шерифа. – Стефани протянула руку. Ее пальцы уверенно погладили нос лошади. И все ее существо наполнилось покоем. Стефани так сосредоточилась на том, чем занималась, что перестала замечать принца, стоявшего у нее за спиной и следившего за каждым ее движением.

Тем же днем, но позже Рафик с усталым вздохом закрыл тяжелый том в кожаном переплете, являвшийся официальной регистрационной книгой бхаримского конезавода, и запер замок большим золотым ключом. На данный момент они откладывали отправку уже шести стригунков своим тщательно отобранным покупателям. И хотя Ясим уверял его, что ни одного слова о болезни не просочилось наружу, Рафик понимал, что это вопрос времени.

Так же как и то, что болезнь еще даст о себе знать. После того как сегодня утром он наблюдал за работой Стефани, последние сомнения в том, что она дочь и ассистентка Ричарда Дэрвилла, рассеялись. Его главный конюх Фадиль сначала тоже очень скептически отнесся к ее способностям. Но Стефани потребовалось совсем немного времени, чтобы подтвердить свои знания бесконечными вопросами, на которые она требовала подробных и абсолютно точных ответов, и непоколебимой уверенностью, с которой она осмотрела Базилиска – крупного норовистого жеребца, придерживавшегося такого же низкого мнения о женщинах, как Ясим.

Рафик улыбнулся сам себе. Конечно, глупо питать слишком большие надежды, и он, естественно, будет по-прежнему соблюдать осторожность. Но надежда есть. Она явилась в лице этой милой и на редкость притягательной Стефани Дэрвилл. Он понимал, что прошло еще слишком мало времени, чтобы она могла добиться какого-то существенного прогресса, но ему хотелось услышать ее мнение и – что греха таить – получить удовольствие от ее общества. В последние месяцы он почти не выходил из своих покоев, появляясь на людях только по необходимости. Ему нужен был свежий взгляд на ситуацию и возможность хоть ненадолго отвлечься.

Остановившись, чтобы дать слуге кое-какие распоряжения, он направился в конюшни. Стефани сидела на скамье во внутреннем дворе в тени, отбрасываемой балконом верхнего этажа, и наблюдала за лошадьми, которых в этот относительно прохладный предвечерний час нескончаемой чередой выводили для занятий, а потом уводили обратно. За день ее прическа, видимо, растрепалась, и теперь она просто завязала волосы сзади, хотя непослушный локон все так же падал ей на бровь. Он был на тон светлее других волос, почти золотой. На ярком солнце ее кожа казалась еще более оливковой, хотя щеки раскраснелись. На ней была все та же юбка, возможно, практичная, но слишком тяжелая для такой погоды, как и белая блузка, хотя и хлопковая, но закрытая и застегнутая сверху донизу. Неудивительно, что она выглядела как привядший цветок, которому остро не хватает воды.

– Ваше величество. – Увидев его, она вскочила на ноги и присела в реверансе.

– Прошу вас, конюшня не место для подобных формальностей, – сказал Рафик. – Скажите, каково ваше первое впечатление о моих лошадях?

– Я никогда не видела таких великолепных экземпляров. Я осмотрела Шерифу, Касиду, Тамариск, Месауду, Азрека, Нуру, Рийалу и Шейху. Боюсь, я не смогла запомнить всех по именам. – Стефани просияла.

Ее рвение восхищало, улыбка очаровывала, привлекая внимание к идеальной белизне зубов и вееру тоненьких морщинок, появлявшихся в уголках глаз, когда она улыбалась. Слегка хриплый голос каким-то невообразимым образом заставлял Рафика воображать ее без одежды.

– В книге конезавода Бхарима имеются записи о каждой лошади, о каждой племенной линии, начиная с мифов и легенд, – сказал он, пытаясь выбросить из головы навязчивое видение.

– Легенд?

– По легенде, арабские лошади возникли из южного ветра. Поэтому бедуины называют их «пьющими ветер». Рассказывают, что табун этих диких созданий удалось приручить, для проверки послушания их лишили воды, а потом отправили скакать в оазис. Когда их позвали назад, только пять кобыл вернулись сразу. Эти кобылы стали родоначальницами пяти разновидностей арабской породы: Кохейлан, Сиглави, Обейян, Хамдани и Хабдан. Я могу проследить родословную каждой из своих лошадей до одной из этих первых кобыл.

– Занятная сказка, – сказала Стефани, глядя на него скорее с сомнением, чем с восхищением. – Но признаюсь, меня больше интересует история скачек, которые вы называете Сабр. Люди в конюшнях только о них и говорят.

Рафик улыбнулся.

– Это навязчивая идея моего народа. Я подумал, вам может понравиться конная прогулка до оазиса, где мы держим жеребцов. Там прохладней, чем здесь, и вы смогли бы немного посмотреть пустыню. Но вы слишком утомлены…

– Нет, я с радостью поеду.

– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы подготовили лошадей.

Стефани смотрела вслед красивой фигуре Рафика в высоких сапогах и бриджах для верховой езды. Когда он вернулся, за ним вели трех лошадей. Он надел белую шелковую куфию, которую придерживал простой черный шарф. Обрамляя его лицо, она привлекала внимание к совершенным чертам лица. У нее перехватило дыхание.

– Я велел приготовить для вас английское седло.

– К счастью, я научилась ездить верхом еще в детстве. – Стефани взяла шляпу, лежавшую рядом с ней на скамье. – В то время я была сорванцом.

– Мне несложно в это поверить, поскольку вы и сейчас ходячий парадокс. – Рафик достал еще один кусок белого шелка и сложил его в форме головного убора. – Наденьте это, она гораздо лучше защитит вас от солнца и песка, чем ваша шляпа, – сказал он, надевая куфию на голову Стефани.

Закрепив куфию ярко-красным шарфом, он убрал под ткань ее волосы. В его прикосновениях не было никакой чувственности, но Стефани ощущала их с особой остротой. Она стояла прямо перед ним, и ее лицо находилось на уровне его шеи, скрытой под высоким воротом белой рубашки, застегнутой на крохотные перламутровые пуговки. От него пахло оливковым мылом, напоминавшим то, которым она пользовалась сегодня утром.

– Вот так. – Рафик сделал шаг назад. – Концы можете подоткнуть сюда.

– Да. Спасибо. – Стефани вспыхнула и перевела взгляд на свою лошадь. – Касида, – сказала она, и ее глаза округлились. – Рафик, мне, конечно, случалось ездить на скаковых лошадях, когда я работала в Ньюмаркете, но Касида…

– Стефани, мне кажется, я уже достаточно хорошо вас узнал и понимаю, что, если бы вы не были уверены, что справитесь с Кае ид ой, вы бы об этом сказали. Я прав? – Он подождал, пока она улыбнулась и нехотя кивнула. – Тогда чего мы ждем?

Ее широкая тяжелая юбка не слишком хорошо подходила для такой жары, но по крайней мере не стесняла движений. Стефани, поставив ногу в стремя, села на лошадь даже не без некоторого изящества. Ее переполняло радостное предвкушение.

– Касида – одна из наших самых покладистых кобыл, – сказал Рафик, садясь на своего коня. – В отличие от моего Базилиска, который не любит, чтобы им командовали. Вы, должно быть, это заметили, когда осматривали его. Но он один из наших лучших жеребцов. Сейчас, когда он исполнил свои обязанности, я верну его в загон для жеребцов, а обратно поеду на кобыле, которую мы возьмем с собой.

Взяв в руку недоуздок запасной лошади, он поехал впереди Стефани к выходу. Как и все, кто работал в конюшнях, Рафик ездил по-бедуински, без стремян и уздечки, с одним недоуздком, что, по мнению Стефани, требовало от наездника невероятной ловкости. Вопреки уверениям Рафика, Базилиск, похоже, прекрасно понимал, кто из них главный. Когда они выехали из здания, где располагались стойла, и, миновав пруд, оказались на просторах пустыни, Рафик пустил жеребца в галоп.

Почва здесь представляла собой скорее плотную землю, чем песок. То тут, то там попадались растущие группами акации. По этим желто-зеленым островкам можно было безошибочно определять присутствие воды. Горы, которые издалека казались ей окрашенными в одинаковый лиловый цвет, теперь приобретали разнообразную окраску: самые высокие вершины – серебристо-голубые, ниже все оттенки аметистового, лавандового и лилового, а у подножия темно-коричневого. Она представляла пустыню однообразной плоской поверхностью, сплошь покрытой песком, как тот участок, который она пересекла вчера, когда ехала из порта на Красном море. Но королевство Бхарим нельзя было сравнить ни с одним из тех мест, где она побывала. Небо напоминало палитру всех оттенков синего, передать которые едва ли смогли бы даже самые талантливые живописцы. А когда впереди показался оазис, у Стефани захватило дух и она подумала, что в жизни не видела ничего красивее.

Целое озеро темно-голубой воды и в центре остров, поросший пальмами. Землю вокруг него покрывала пышная зелень, как на лугу, отражавшаяся в зеркальной поверхности воды и наполнявшая воздух сладковатым ароматом. Однако она недолго восхищалась этой красотой, поскольку Рафик легким галопом поскакал дальше.

Ржание жеребцов она услышала еще до того, как увидела их. В ответ Касида навострила уши. Загон окружала высокая стена. Стефани спешилась и подождала, пока Рафик отпирал ворота. Как только она завела свою лошадь внутрь, он сразу же снова закрыл их. Табун самых прекрасных жеребцов, которых она когда-либо видела, размещался в огромном загоне, в центре которого поблескивал еще один небольшой пруд и зеленело семейство тенистых пальм. Стефани изумленно оглянулась по сторонам.

– Сколько их здесь?

– Тридцать два, включая Базилиска, – ответил Рафик, снимая с жеребца седло и выпуская его свободно пастись с остальными. – Теперь, когда мы закончили все свои дела, можно отдохнуть, пока не стемнело. Идемте.

Он повел Стефани в дальнюю часть оазиса, где она увидела очаровательный каменный мостик, ведущий на остров. Пройдя по нему, она очутилась на зеленой поляне, окруженной пальмами. Землю здесь устилали ковры, на которых лежали мягкие подушки. В центре стояла большая плетеная корзина.

– О, какой приятный сюрприз!

– Как мне доложили, вы так увлеклись работой, что не сделали перерыва, чтобы поесть, – сказал Рафик и, открыв корзину, начал доставать из нее содержимое. – Поэтому я позволил себе послать вперед кое-что из еды.

Его предусмотрительность, его щедрость, а самое главное, его готовность довериться ей, поверить в нее так растрогали Стефани, что она почувствовала, как к горлу подступил ком.

– Благодарю вас, вы очень добры, – сказала она, опускаясь на большую подушку.

Услышав дрожь в ее голосе, Рафик, который разливал холодный напиток, поднял глаза.

– Что с вами? Что-то не так? Вы устали? Выпейте это. Возможно, вы немного обезвожены, особенно если ничего не ели.

Стефани сделала глоток.

– Спасибо.

Он поставил перед ней тарелку с едой.

– Ешьте.

Внезапно ощутив себя страшно голодной, она начала есть. Как и прошлым вечером, еда была невероятно вкусной. Свежий цитрусовый салат, острое мясо и легкие воздушные сладости. Стефани пробовала их более смело, чем за обедом, однако острый перец заставил ее одним глотком выпить целый стакан щербета. В конце концов, наевшись так, что не смогла осилить инжир, политый медом, она отодвинула тарелку в сторону и вымыла руки.

– Это было замечательно, – довольным голосом пробормотала она.

– Да, – улыбнулся Рафик, – вы правы.

У нее возникло впечатление, что он говорит не о еде. А его улыбка показалась какой-то греховной… хотя она сама не знала, что имела в виду, подумав это.

– Эти знаменитые скачки, – сказала она, стараясь переключиться на то, что стало причиной ее приезда сюда. – Сабр. Расскажите мне о них.

– Наша история, наше наследие, наша душа. Вот что такое Сабр для Бхарима. – Он с изящной легкостью сел, скрестив ноги. – Сабр – это сила и выносливость. История этих скачек уходит корнями в легенду. Говорят, что впервые они упоминались в одной из сказок «Тысячи одной ночи», хотя наши записи показывают, что первые скачки проводились сто лет назад, и в этом году им исполняется сто лет. Тогдашний принц Бхарима, мой прямой предок, установил правила, создал приз для победителя и определил маршрут. Ориентирами на этом круговом маршруте, который надо пройти дважды, служат четыре башни Сабра, расположенные на расстоянии двадцати пяти миль друг от друга. Каждая из четырех частей маршрута представляет собой совершенно разный ландшафт. Местами это плоская, хорошо утрамбованная поверхность, как здесь, но в одной из частей маршрут пролегает по подвижным дюнам, а в другой – по подножиям гор.

– Целых двести миль! – воскликнула Стефани.

– Это действительно предельно сложное испытание и для лошади, и для всадника, – признал Рафик. – Хотя всадник один, а лошадей четыре.

– Боже мой! Это значит, что скачки продолжаются… – Стефани наморщила нос. – Сколько нужно лошади, чтобы проскакать одну часть?

– Зависит от рельефа местности, но, как правило, от двух до трех часов. Скачки начинаются с первым лучом солнца и длятся весь день и ночь. Это настоящее испытание выносливости, хотя, как я сказал, это не просто скачки.

– История, наследие, душа, – повторила Стефани.

– Вот именно. С самого начала первенство в Сабре принадлежало Бхариму. Наши лошади никогда не проигрывали. Пока я рос, я каждый год видел, как цвета нашего флага первыми пересекают финишную линию. И как все в Бхариме, я верил, что мы непобедимы, что наши лошади сильнее и быстрее всех, что они настоящие потомки легендарных «пьющих ветер». Сабр у нас в крови. Наши люди считают, что, потеряв Сабр, мы лишимся чего-то жизненно важного, нашей национальной самобытности.

Глядя на принца, Стефани верила, что это так. Когда он говорил о скачках, его глаза горели почти детским восторгом, делая его совсем не похожим на внушавшего страх принца, которого она увидела вчера. Она с легкостью могла представить Рафика победоносным всадником, мчащимся, как ветер, по горячей пустыне навстречу победе.

Но вот блеск в глазах Рафика погас, лицо помрачнело.

– По традиции все проигравшие отдают победителю свою лучшую лошадь. Четырнадцать лет назад главный соперник моего отца бедуинский вождь Салим вывел на скачки лошадей новой породы, которых раздобыл в отдаленной части Аравии. Мой отец отчаянно жаждал получить лошадей этой породы. Это заставило его заключить тайное пари с бедуином, по которому проигравший отдавал победителю всех своих жеребцов – жемчужину своих конюшен. Вы можете догадаться, чем это кончилось.

Стефани в ужасе закрыла рот рукой.

– Как он мог так рисковать? – прошептала она.

– Самонадеянность. Жадность. Мы никогда не проигрывали, и у него не было причин полагать, что такое может произойти. Но это произошло. Даже сейчас… – Рафик вздрогнул и встал на ноги. – Даже сейчас поступок отца для меня непостижим. Помню, как я смотрел на жеребцов, которых выводили из конюшен, чтобы передать победителю. У меня было такое чувство, словно утекает кровь нашего народа. Но это еще не конец.

Он протянул руку, помог Стефани встать, и они направились с поляны назад, к маленькому мостику, откуда открывался вид на загон с жеребцами.

– Ночью я проснулся и увидел в небе яркое зарево. Мне хватило нескольких мгновений, чтобы понять, что оно поднимается от конюшен.

– Нет! – в ужасе воскликнула Стефани. – О, Рафик, нет.

Он слегка сжал ее руку и грустно улыбнулся.

– Сначала отец выпустил в пустыню всех кобыл и жеребят. Он не мог видеть их, как напоминание о своем проигрыше, но не смог бы причинить им вред. Мы делали все, что могли, но было слишком поздно, чтобы что-нибудь спасти. Я никогда не забуду, как стоял среди догоравших углей, а вокруг летали хлопья пепла. Конец моей мечте стать победителем Сабра. И тогда я поклялся, что найду способ построить конюшни заново, восстановить породу и вырастить новых лошадей, которые смогут выиграть Сабр и вернут приз моему народу.

Сердце Стефани переполняло сострадание. Она ждала, глядя на Рафика. Его горло беззвучно двигалось, словно он боялся говорить, чтобы не показать ей всю силу и остроту своих переживаний. По его лицу пробежали темные тени, и постепенно на нем появилось жесткое выражение, глаза стали холодными. Когда он заговорил, его голос звучал резко.

– Мне было всего шестнадцать, слишком мало, чтобы понимать истинный масштаб нашей потери и разрушительное действие, которое она оказала на все наше королевство. Каждый год нам приходилось устраивать Сабр, на котором другие народы выигрывали то, что мы привыкли считать своим. Отец окончательно опустился, королевство пришло в упадок. Восемь лет назад он умер, но, хотя я не забыл своей клятвы, у меня нашлись другие, более срочные дела. После отца осталось слишком много проблем, которыми он пренебрегал. Наше богатство, здоровье народа, его моральное состояние – пострадало все. Победа в Сабре виделась мне кульминацией общего возрождения, но людей интересовали только эти скачки. Я дал своим людям слово, что исполню их желание, верну Бхариму победу в Сабре, выращу новых скакунов-победителей, которые будут потомками тех самых лошадей, которых проспорил мой отец.

– То есть вернете свое наследие в прямом смысле этого слова, – со страхом произнесла Стефани. – Но ради бога, как вам удалось совершить этот подвиг?

Выражение его лица почти не изменилось. В глазах появилась мрачность, которую ей случалось видеть у солдат, которые возвращались с поля боя, как потерянные.

– Это стоило мне дороже, чем вы можете себе представить.

Она инстинктивно поняла, что он говорил не о золоте, и так же инстинктивно почувствовала, что не надо спрашивать, о чем он говорил. Есть вопросы, которых лучше не задавать. Секреты, которые лучше оставить под замком. Тем более что у нее были свои собственные.

– Вы взвалили на свои плечи страшное бремя ответственности. Ожидания целого народа.

– Я принц, и мой долг – нести эту ответственность, – ответил Рафик. – Хотя признаюсь, иногда это тягостно. Люди считают меня героем. Они вознесли меня так высоко, что временами мне страшно смотреть вниз. Но я добьюсь победы, Стефани, и не только ради моего народа, но и ради себя самого.

– Значит, для вас это личное дело? Из-за вашего отца?

– Отчасти да. – Рафик взял ее за руки. – Сейчас судьба послала мне вас, и впервые за долгое время у меня появились основания надеяться.

Он улыбнулся и посмотрел на нее так, что ей показалось, будто она стоит на краю пропасти. Ответственность пугала ее, но надежда, которую возлагал на нее принц, вызывала странное ощущение собственного могущества.

– Рафик, – сказала она, намереваясь предостеречь его.

– Стефани.

В его устах ее имя прозвучало необычно. Она вздрогнула. Сердце застучало сильнее. Казалось, какие-то невидимые нити тянули тело Стефани к нему, и она не могла устоять, чтобы не сделать шаг вперед. Она улыбнулась, и его глаза вспыхнули в ответ. Секунда, в течение которой ей казалось, что она взорвется, если он ее не поцелует, тянулась бесконечно долго, потому что она ждала этого поцелуя, хотела этого поцелуя еще с прошлой ночи.

Наконец, это случилось. Его губы коснулись ее губ, и все вокруг поплыло. Первый поцелуй был легким, как прикосновение крыла бабочки. Следующий нежно заставил ее губы раскрыться, и кончики их языков соприкоснулись, от чего у нее по спине побежали мурашки. Руки Стефани обвились вокруг его шеи, она наклонила голову и жадно прильнула к нему. Губы Рафика склонились над ее губами, и он поцеловал ее еще раз. Ее никогда не целовали с такой нежностью, от которой внутри вспыхнуло пламя.

Стефани стало казаться, что она тает, что вся ее кровь вскипает на медленном огне его поцелуев. Ее пальцы блуждали в его шелковых кудрях, тело прижалось к его телу, груди терлись о его грудь, заставляя соски твердеть. Она ощутила неопровержимый признак его возбуждения…

Резко прервав поцелуй, Рафик отступил назад и отпустил ее. Его глаза стали черными, как уголь. Дыхание слегка сбилось, хотя и не так сильно, как у нее. Его слова прозвучали обескураживающе.

– Я хотел сделать это с прошлой ночи, но мне не следовало допускать такой вольности. Простите.

– Вам не в чем извиняться, – сказала Стефани, с ужасом обнаружив в своем голосе плаксивые нотки. – Мне хотелось, чтобы вы меня поцеловали. – Она отвернулась в сторону, подняла с земли куфию и шелковый шарф и набросила себе на голову, главным образом прикрывая лицо. – Сама не знаю, что на меня нашло. Больше такое не повторится. – Не сумев повязать шарф, Стефани стянула с головы платок и начала мять тонкий шелк между пальцами. Если она не положит конец этому в высшей степени опасному влечению между ними, это фатальным образом скомпрометирует саму цель ее пребывания в Бхариме. – Рафик, – решительно сказала она, – я ваш главный королевский ветеринар. Главному королевскому ветеринару не пристало целовать принца, который его назначил.

– Вы не служанка, Стефани. Но даже если бы и были, я бы никогда не стал пользоваться своим положением.

Она ему верила. Верила, что Рафик не имел ничего общего с… впрочем, это не имело значения. Стефани густо покраснела. Она бы дорого дала, чтобы какая-нибудь блуждающая волна окутала ее, скрыв от его глаз, но природа наотрез отказывалась помогать, поэтому она продолжила:

– Рафик, я просто хотела сказать, что как ваш главный королевский ветеринар я должна в первую очередь думать о ваших лошадях, и только о них. У нас нет времени на этот… на поцелуи, даже если нам этого хочется, даже если не считать того, что с моей стороны это совершенно неправильно, поскольку вы не только принц, Рафик, но и мой наниматель, – жалким голосом закончила она.

– Конечно. Вы совершенно правы, – отрывисто произнес Рафик. Его лицо сделалось подчеркнуто высокомерным. – Ваша первейшая и единственная забота – это мои лошади. У меня есть государственные дела, требующие, чтобы я на несколько дней уехал в пустыню. Так что никто не будет отвлекать вас от работы. А сейчас нам пора возвращаться, чтобы добраться до дворца засветло.

На этом Рафик счел тему исчерпанной. Обратный путь не имел ничего общего с путешествием в оазис. Они ехали степенной рысью и почти в полной тишине. Это дало Стефани достаточно времени для размышлений.

Глава 4

Массивные двойные двери напоминавшего пещеру зала собраний закрылись за последним из старейшин деревни, выходивших оттуда непрерывным потоком. Обычно этот ежеквартальный день подачи прошений доставлял Рафику удовольствие, потому что позволял узнавать, каково благосостояние людей, что их беспокоит больше всего и какие просьбы они хотят передать ему через старейшин. Однако сегодня основной темой разговора стал вопрос о том, будет ли в этом году Бхарим наконец участвовать в Сабре. Казалось, всех волновало только это. Тот же вопрос первым слетел с уст вождя бедуинов, которого он посетил.

Десять дней провел Рафик в пустыне вдали от дворца. После своего возвращения прошлым вечером он еще не успел поговорить со Стефани, однако получил исчерпывающий отчет о ее достижениях. За почти две недели, прошедшие со дня ее приезда, ни одного нового случая заболевания не возникло. Более того, в его отсутствие одна из кобыл, Сармади, принесла жеребенка, и Стефани прекрасно приняла сложные роды, которые могли бы стать фатальными и для жеребенка, и для матери, если бы Стефани не вмешалась. На Фадиля, помогавшего ей, произвело огромное впечатление то, как Стефани уговорила сопротивлявшуюся кобылу встать на ноги, что позволило ей спасти и ее, и жеребенка. Уважение, звучавшее в голосе главного конюха, не оставляло сомнений, что Стефани делала то, о чем говорила, – завоевывала расположение его людей. Он оказался прав, отослав Ясима. Теперь, когда шталмейстер вернется в конюшни, ему будет гораздо сложнее подорвать авторитет нового главного ветеринара.

Рафик сел на диван, снял свой официальный головной убор и пояс, на котором висел его ятаган, и положил и то и другое рядом с собой. Он не видел Стефани десять дней. Десять дней с тех пор, как он вернулся во дворец из оазиса вне себя от гнева и возмущения. Она заставила его согласиться с тем, что он не должен отвлекать ее от работы. У него было достаточно времени, чтобы остыть и успокоить и свой пыл, и свою злость. Стефани Дэрвилл оказалась именно тем, кем представлялась, – отличным ветеринаром, и это все, что ему нужно. И все же он никак не мог забыть тот поцелуй.

Вспоминала ли она об этом? Ее ответ ясно давал понять, что она хотела его так же сильно, как он хотел ее. Почему такая чувственная женщина решила посвятить свою жизнь животным? В самый первый день она сказала, что предпочитает лошадей людям, но он принял это за шутку. И еще Стефани сказала, что она «не такого сорта женщина», и, хотя он не назвал бы ее поцелуи поцелуями опытной, искушенной женщины, они не были поцелуями девственницы. Так что же она за женщина?

Женщина, целовавшая его так жарко и сладко. Женщина, чья улыбка проникала в самое сердце. Чей голос позволял представить ее роскошное нагое тело распростертым на шелковых простынях. Чувствовать запах, определенно говоривший о возбуждении женщины. Ощущать этот не сравнимый ни с чем трепет предвкушения прежде, чем он входил в нее, и потом, когда ее удовлетворенная влажная плоть…

Рафик печально тряхнул головой. Стефани Дэрвилл здесь, чтобы заниматься его лошадьми, но он больше не мог делать вид, что он не хочет, чтобы она занялась и им тоже. Она напомнила ему о порочных радостях плоти, об удовольствиях соития, не связанного с исполнением супружеского долга. Невозможно, чтобы эти фантазии были удовлетворены, но что плохого в том, чтобы предаваться им! И нет смысла отрицать, что, кем бы она ни была, Стефани Дервилл – потрясающая женщина.

Вернувшись жарким вечером из конюшен, Стефани обнаружила на своем диване целую груду нарядов. Аида работала быстро. И со знанием дела. Наряды выглядели простыми и практичными, как просила Стефани, но в то же время все творения хозяйки гарема отличались очевидной женственностью и изысканностью. Здесь имелось несколько туник в стиле мужской рубахи, которые Стефани могла надевать для работы в конюшнях, и свободные муслиновые платья с длинными рукавами и высоким воротом нежных оттенков кремового, лимонного, мятного и небесно-голубого цвета. Две белые муслиновые накидки с подходящими к ним головными уборами для защиты от песка во время конных прогулок по пустыне и несколько шелковых шарфов, чтобы завязывать их. Белье из чистого шелка было шокирующе прозрачным. Легкие брючки и сорочки, отороченные кружевом, заменяли ее плотные нижние юбки и корсеты.

Стефани приподняла обновки и, отпустив, смотрела, как они нежным облаком снова опустились на диван. Простая одежда подходила для конюшен, как она просила, но эти наряды сильно отдавали гаремом. Она заметила еще несколько вещей, которые не заказывала. Легкое шелковое платье, казалось, сотканное из всплесков розового, светло-вишневого, фуксии, лавандового и лилового, с длинными рукавами, разрезанными так, чтобы обнажать плечи, поясом с кисточками и длинной вуалью, которую при желании можно закалывать наподобие мантильи. К нему прилагались розовые тапочки, украшенные серебряными колокольчиками. И еще платье, которое можно надевать поверх туники, чтобы придать наряду большую официальность. Оно было бутылочно-зеленого цвета, узкое в талии, расшитое по рукавам и подолу симметричным узором в рыжих тонах английских осенних листьев, напомнившим Стефани плиточный потолок в столовой Рафика.

Рафик… Она знала, что он вернулся во дворец. И подозревала, что Фадиль уже доложил ему обо всем самым подробным образом. Наверное, теперь ее будут держать на расстоянии. Вот и хорошо, подумала она, поскольку это означало, что она лишается возможности сделать очередную глупость. И возможности проверить, насколько сильно она преувеличивала эффект того поцелуя. Как и предлога, чтобы снова поцеловать Рафика.

Стефани быстро разделась и, подхватив банный халат, направилась в ванную комнату, где ее ждала ванна. Погрузившись в теплую воду, она закрыла глаза и попыталась отрешиться от всяких мыслей. Однако это оказалось бесполезно. Картина, которая притаилась в ее сознании, была слишком соблазнительна. Перед ней возник Рафик с его греховной улыбкой. Его руки обнимали ее за талию. Губы прижимались к ее губам. Она чувствовала прикосновение его языка. Ощущала вкус его губ. Его мягкие, как шелк, волосы. И упругое тело.

Тело Стефани напряглось в ответ. Не от испуга, а от предвкушения. И снова это чувство, словно она стоит на краю пропасти. Снова это ощущение жара, растекавшегося по всему телу. Что это? Томление? Желание? Отчаянная потребность прикасаться к нему, гладить, чувствовать, как ходят под кожей его крепкие мускулы. И чтобы он прикасался к ней, гладил ее, чтобы она чувствовала его руки на своем нагом теле.

Стефани села в ванне, взяла свежий кусок оливкового мыла, которое Аида приносила ей каждый вечер, и начала мыться. Что с ней не так? Воспоминание о тех поцелуях должно вызывать стыд, а не томление и желание большего. Что бы ни говорили, она не была распутницей, так почему ее тело снова пыталось обольстить ее и заставить вести себя как шлюха? Порядочные женщины не жаждут поцелуев. Они не наслаждаются ими. Они не чувствуют себя разочарованными, когда то, что обещали эти поцелуи, не сбывается.

Но поцелуи Рафика – совсем другое дело. Его пыл был сдержанным, он держал его под контролем. Его поцелуи уговаривали и манили, как будто они смысл, а не прелюдия. И конечно, поцелуи Рафика были совсем не такими, как поцелуи Руперта.

Руперт!

Стефани вылезла из ванны и начала ожесточенно вытираться. Она не позволит его имени отравлять ее новую жизнь. Крепко обхватив себя руками, она с силой зажмурила глаза. Она не распутница, что бы ни шептали по углам сплетники. Она просто дура, которая пожертвовала своей репутацией ради мужчины, не проявившего к ней уважения. Но она не позволит, чтобы это унижение преследовало ее здесь. Ни за что!

Вернувшись в спальню, Стефани увидела Аиду, поджидавшую ее в большом волнении.

– Его королевское величество требует вашего присутствия в зале собраний. Немедленно, мадам. Какой из ваших новых нарядов вам бы хотелось надеть?

Стефани выбрала красивое вышитое зеленое платье поверх мятной туники. Надев на ноги тапочки из мягчайшей кожи, она бесшумными скользящими шагами пошла по мраморному полу. Без сдавливавшего тело корсета она ощущала себя как-то странно. Казалось, отдельные его части двигаются, как хотят. Шелковая ткань белья отвлекала непрерывными поглаживающими касаниями.

Аида объяснила ей, что зал собраний – это место, где Рафик занимается государственными делами. Сегодня был один из четырех дней в году, когда старейшинам деревень разрешалось являться к принцу с прошениями. Прием начинался на рассвете и только что закончился. Стефани приготовилась увидеть официальное помещение, похожее на королевскую приемную, но, когда перед ней распахнулись двойные двери, она охнула от изумления.

Зал оказался огромным пространством с высоким сводчатым потолком, поддерживаемым шестью – нет, восемью – рифлеными колоннами с каждой стороны, разделявшими его на три части. Снизу стены были покрыты темными деревянными панелями с замысловатым резным орнаментом, а сверху – рядами круглых керамических плиток. Посередине каждой колонны поблескивали металлические держатели с закрепленными на них стеклянными светильниками, которые сейчас не горели, поскольку солнце еще не село, и его лучи свободно лились через огромное круглое окно прямо напротив нее. Под окном стоял диван. На нем восседал Рафик.

Он был одет так же, как в первый день, когда она его увидела. Белый шелк, золото, бриллианты на головном уборе. Пояс с ятаганом лежал на диване рядом с ним.

– Ваше величество. – Как и в первый раз, в животе Стефани затрепетали сотни бабочек. Она с радостью присела в реверансе, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Стефани, мы совершенно одни, не стоит вести себя так официально.

Он взял ее за руку и помог подняться. Одного прикосновения его руки хватило, чтобы заставить ее покраснеть. Она не должна вспоминать, что случилось, когда они виделись в последний раз. Не должна вспоминать тот поцелуй.

– Полагаю, вы хотите узнать, каких успехов мне удалось добиться, – сказала она, продолжая смотреть себе под ноги.

Почувствовав себя более уверенно, Стефани начала излагать отчет, который готовила последние десять дней, постоянно уточняя и дополняя его. Он получился достаточно длинным и подробным, поэтому, подойдя к концу, она начала слегка задыхаться.

– Я приняла решение изолировать лошадей, которых готовят к участию в Сабре, и держать их на тренировочных полях на достаточно большом расстоянии от конюшен.

– Вы думаете, это убережет их от возможного заражения? – оживился Рафик.

– По правде сказать, я не знаю, поскольку мы не определили ни источник болезни, ни даже способ заражения. Но такая предосторожность не помешает. Поскольку болезнь возникает как бы случайно, я решила, что, занося в дневник все обстоятельства, связанные с каждым случаем заболевания, мы сможем найти что-то общее.

– Прекрасная идея.

– Спасибо. – Если не смотреть на него, она сможет сохранить сосредоточенность. – В результате я смогу исключить любую связь между болезнью и питанием лошадей или водой в конюшнях.

– Вы произвели большое впечатление на Фадиля.

Лучше бы Рафик не улыбался, потому что это делало его нестерпимо привлекательным. Она не должна позволять себе излишнее самодовольство. Вдобавок хорошо бы убедиться, что она действительно произвела хорошее впечатление, на что очень надеялась, и что уважением главного конюха она обязана своему мастерству, а не авторитету принца.

– Вы себя хорошо чувствуете? Когда я сказал, что хочу знать, какие у вас успехи, я имел в виду не моих лошадей, а вас. И по меньшей мере в одном направлении я вижу заметный прогресс. Наши восточные одежды вам очень к лицу.

– О… – Теперь она снова красная как рак! – Спасибо, Аида – талантливая портниха. – Комплименты всегда ее смущали. Стефани огляделась по сторонам. – Великолепный зал. Вы принимаете здесь своих людей, чтобы ошеломить их?

– Я принимаю их здесь с помпой и пышностью, потому что от меня ждут именно этого. Если я стану встречаться со старейшинами в более скромной обстановке, они сочтут это оскорблением. Смысл не в том, чтобы их ошеломить, как вы выразились, а в том, чтобы выразить им свое почтение, показать, как я ценю их мнение.

– Я об этом не подумала, – виновато сказала Стефани. – Я дочь коновала, выросшая среди военных, и, боюсь, мой опыт общения с особами королевской крови ограничивается моим знакомством с вами. Куда мы идем?

Рафик вывел ее из зала собраний через потайную дверь, скрытую в деревянных панелях.

– В менее пышную часть дворца, – ответил он, когда Стефани пошла за ним по узкому коридору, где, к ее удивлению, отсутствовала стража.

Они вошли во внутренний двор, окруженный очень высокими стенами. Вечернее солнце окрасило камень в нежные тона с мягкими тенями. У одной из стен имелась терраса, где лежали подушки и стояли низкие диваны, но большую часть занимал огромный пруд для купания. Широкие ступени спускались в сине-зеленую воду, посверкивавшую золотом в лучах солнца.

Стефани не могла удержаться, чтобы не сделать шаг вниз и не опустить руки в ледяную воду.

– Чудесно. Это просто чудесно.

Рафик, смотревший на изгибы ее тела, явственно проглядывавшие сквозь тонкую ткань нового наряда, от всего сердца согласился с ней, но не стал ничего говорить. Вместо этого он отошел в тень, сел на свою любимую подушку и взял стакан мятного чая, чтобы отвлечься от столь притягательного зрелища. На самом деле ее скромная просторная одежда обрисовывала фигуру гораздо меньше, чем платье, в котором он видел ее во время их первого совместного обеда. Осознав, что вопреки своим лучшим намерениям пристально смотрит на нее, Рафик поспешно отвел глаза.

Что в ней такого, от чего она кажется совершенно неотразимой? Он знавал куда более красивых женщин, куда более искушенных женщин, женщин, которые в совершенстве владели любовным искусством, но ни одна из них не была для него таким испытанием, как Стефани, и ни одна так не озадачивала. Они улыбались ему, заискивали перед ним и довольствовались тем, что он давал, независимо от того, много это или мало. Так и должно быть, ведь он принц. Это скучно.

Стефани не вызывала скуки. Она была не похожа ни какую другую женщину из тех, кого он знал, что, вероятнее всего, и объясняло ее притягательность. Это и тот факт, что она дала ему надежду. Он больше не чувствовал отчаяния, он будто ожил. Неудивительно, что он хотел женщину, благодаря которой это случилось. К сожалению, он не мог дать волю своим желаниям, но хотя бы удовлетворить свое любопытство в отношении нее он мог.

Налив Стефани стакан чаю, Рафик предложил ей присоединиться к нему. Она улыбнулась в ответ и опустилась на подушку напротив него.

– Этот пруд немного напоминает мне тот, что я видела в Италии, хотя там была теплая вода, поскольку он питался от термального источника.

– Значит, вы много путешествовали? Не будете ли вы скучать об этом, когда обзаведетесь постоянным домом? – спросил Рафик.

– Не думаю. Мне посчастливилось побывать во многих странах, но, когда путешествуешь с армией, остается совсем мало времени, чтобы наслаждаться пейзажами. Большая часть проходит в биваках за получением довольствия, поисками утраченного снаряжения и ведением жалкого хозяйства, которое есть у каждого. Вы не поверите, как много времени тратится на починку мундиров, другой одежды и постельного белья.

– Нет, не поверю, – с улыбкой отозвался он. – У вас никогда не было настоящего дома?

– Временами был. Например, когда мы стояли под Мадридом, у нас был маленький деревенский домик, который мама покидала с большой грустью. Но чаще нам приходилось располагаться в палатках.

– Неудивительно, что после такой кочевой жизни вам очень хочется где-то осесть. У вас уже есть на примете какое-нибудь место? Например, вблизи Ньюмаркета, где ваше мастерство способны оценить по достоинству? Или, возможно, где-то рядом с родственниками? Хотя вы говорили, что хотите быть независимой. Означает ли это, что вы предпочитаете жить в одиночестве?

– Я имела в виду финансовую независимость, – ответила Стефани. – Не думаю, что вы сможете это понять, поскольку имеете все это с рождения. Но для женщины в моем положении совершенно необходимо иметь доход, если она не хочет быть обязанной другим.

– Женщине в вашем положении? – задумчиво произнес Рафик. – Признаться, я совершенно не понимаю, что это за положение. Сколько вам лет, двадцать пять?

– Двадцать шесть, хотя я не думаю…

– По вашим словам, до двадцати пяти лет вы зависели от своих родителей. Откуда вдруг взялось желание изменить это? Вы с ними поссорились?

– Нет, я ни разу не ссорилась с ними.

Она беспокойно заерзала на своей подушке, то скрещивая ноги, то снова выпрямляя их. Беседа, очевидно, взволновала ее. Рафику следовало сменить тему, но любопытство взяло верх.

– Почему вы захотели все изменить? Зачем так усложнять себе жизнь, отказываясь от родительского попечения и от работы, которую вы явно любите, ради такого неопределенного будущего?

– Я… просто я больше не могу жить с ними, – краснея, ответила Стефани. – Но если я не хочу выходить замуж, какие у меня остаются варианты, кроме того, чтобы содержать себя самой? – решительно спросила она. – Как вы думаете, Рафик, почему это назначение так много для меня значит? Я должна работать в два, в три раза лучше любого мужчины, чтобы получать вполовину меньше его. По-вашему, это справедливо? Конечно нет, но будет именно так. – Стефани скрестила руки и воинственно уставилась на него. – Вот почему рекомендация, которую вы обещали мне дать… она…

Рафик поднял руки вверх.

– Я не хотел вас расстраивать.

– Да, вы не пытаетесь принизить мое мастерство на том основании, что я женщина. Вы дали мне возможность, которую мало кто из мужчин согласился бы дать. Я действительно очень благодарна за это и не должна докучать вам своими личными проблемами. Это совершенно непрофессионально.

– Если вы еще раз скажете, что вы здесь для того, чтобы лечить моих лошадей…

– Я говорю это слишком часто? – Она одарила его слабой улыбкой.

– Подозреваю, что вы твердите это даже во сне.

– Думаю, я пытаюсь убедить вас, что знаю свое место. Когда я сюда приехала, я не ждала, что буду жить в королевском гареме и беседовать с принцем. Я думала, мне выделят место в конюшне.

– Тогда Ясим наверняка отказался бы от своего поста. Мой шталмейстер совершенно ясно изложил свои взгляды по поводу присутствия женщины в его конюшнях.

– В ваших конюшнях до меня уже работала женщина?

– Нет. Он имел в виду мою жену, – невольно признался Рафик, понимая, что должен что-то сказать. – Она была принцессой из племени бедуинов. И чувствовала особую близость к лошадям, чего не понимал Ясим.

– Кочевница? – с удивлением спросила Стефани. – Полагаю, в каком-то смысле моя жизнь похожа на жизнь бедуинов, у которых вы жили в детстве. Хотя мы никогда не позволяли своим лошадям заходить в палатку.

Рафику стало не по себе от этого сравнения. Он не хотел думать о Стефани как о кочевнице, не желал проводить параллели между преследовавшим его призраком и женщиной, сидевшей напротив, которая могла помочь ему навсегда закрыть дверь за прошлым.

– Мне кажется, если ваш шталмейстер не стал терпеть даже принцессу крови, то жизнь простой дочери армейского коновала он способен сделать совершенно невыносимой, даже несмотря на мой кочевой образ жизни и привязанность к лошадям.

– Вы совсем не похожи на Эльмиру, – вспылил Рафик, разозлившись на ее, как ему казалось, настойчивое желание сравнивать себя с его умершей женой.

Она неправильно истолковала его тон.

– Извините, конечно нет. Для вас это болезненная тема. Пожалуйста, простите меня.

– Я не люблю возвращаться в прошлое.

– В этом у нас с вами много общего.

В ее словах слышались нотки печали. Независимость, с которой так носилась Стефани, похоже, обошлась ей очень дорого. И это был не выбор, а суровая необходимость. В чем бы ни была причина, Рафик не собирался еще больше расстраивать ее вопросами.

– Когда мы выиграем Сабр и приз вернется в Бхарим, мое королевство снова свободно пойдет навстречу будущему. А вы – навстречу своему будущему. Как и я.

Ее ослепительная улыбка заставила его забыть обо всем, кроме ее близости и силы своего желания.

– Но признаюсь, в этот момент я думаю совсем о другом, – сказал Рафик.

Розовый кончик ее языка скользнул по нижней губе.

– Мы пообещали забыть то, что произошло между нами, – сказала Стефани, намекая, что она поняла, о чем он.

– И вы забыли?

– Нет. – Еще один промельк ее языка, и Рафик почувствовал, как вскипает кровь. – Но я хотела бы забыть, – добавила она.

Если бы только она забыла. Если бы не хотела его. Или он ее. И в самом деле, какой вред от одного поцелуя? Рафик обнял ее и, когда ее губы коснулись его рта, перестал бороться с собой.

Это наваждение, пыталась убедить себя Стефани, прижимаясь к губам Рафика. Скоро сладкая, пьянящая истома, охватившая ее, пройдет. Трепет, который она чувствовала, когда он целовал ее, не предвещает ничего более глубокого, он лишь прелюдия к разочарованию. И все же, когда его легкие поцелуи скользнули по ее нижней губе, Стефани вздрогнула. Его поцелуи медленно, но верно затягивали ее дальше, заставляя хотеть большего, верить, что это большее принесет удовлетворение и покой. На этот раз все будет по-другому. В самом деле? Ей не хотелось сравнивать. Не получалось сравнивать.

Рафик гладил ее по голове, касался поцелуями век, прикусывал мочку уха, целовал нежную кожу под ним, заставляя ее вздрагивать от удовольствия. Потом он снова вернулся к ее губам, и Стефани уже не могла ни о чем думать, подчиняясь тягучему наслаждению, которое дарили его поцелуи, язык, руки, ласкавшие ее волосы, спину, потом снова волосы, не выказывая, однако, намерений двинуться дальше. Но даже эти нежные поглаживания, без малейшей попытки спровоцировать ее на большее, действовали как самый искусный соблазн.

Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Неужели она действительно распутная женщина? Эта мысль так поразила Стефани, что она резко отпрянула от него.

Рафик тут же отпустил ее.

– Я не могу. Я хочу сказать, я не должна… – торопливо добавила она. – Вы мой наниматель и…

– И будучи им, уже заверял вас, что не стану пользоваться своим положением. Возможно, ваше будущее в моих руках, Стефани, но вам не приходило в голову, что мое будущее в ваших?

Конечно нет. Она смущенно и виновато уставилась на него, не говоря ни слова.

– Что вы воображаете, я сделаю, если вы меня оттолкнете? – спросил он более мягким тоном. – Забудем на минуту, что я всего лишь поцеловал вас, не более. Неужели вы думаете, я рискну надеждами всего королевства, своей репутацией, своей торжественной клятвой и просто уволю вас? Мое влечение к вам как к женщине не угрожает моему уважению к вам как к ветеринару.

Стефани почувствовала, как жаркая краска стыда поднимается из груди к шее, чтобы потом выступить на щеках. Не решаясь заговорить, она потупилась и, крепко сплетя пальцы, покачала головой. Горло свело. Она понимала, что должна что-то объяснить, но сама мысль о том, чтобы рассказать ему постыдную правду, казалась совершенно невыносимой.

– Я уважаю вас как своего главного ветеринара. Я поцеловал вас, потому что, хотя вы мой главный ветеринар, я, похоже, не в силах устоять перед вами и потому что думал, что вы тоже этого хотите… Но вижу, мне не следовало этого делать. – Рафик вздохнул, теребя высокий ворот своей парадной туники. – Когда вы поцеловали меня, я забыл, что вы неопытны.

– Я неопытна, но не невинна и так же, как вы передо мной, не могу устоять перед вами… – Стефани резко замолчала от смущения, поскольку никак не ожидала от себя этих слов. Выходит, она не так хорошо училась на своем опыте, как ей казалось.

Глава 5

В сгущавшихся сумерках читать становилось все труднее. Стефани со вздохом развязала шарф, который не давал волосам падать вперед, и закрыла «Полный справочник по лечению лошадей». Она перечитывала его на случай, если упустила что-нибудь существенное. Но нет. Ее потрепанный экземпляр «Наставлений для коновалов, приписанных к британской кавалерии и управлению артиллерийской службы», как всегда, только раздражал своими устаревшими лекарствами и методами, способными скорее убить, чем вылечить. Просмотрев свои рукописные записи, она смирилась с мыслью, что на данный момент сделала все, что могла. И самое разумное – пойти лечь спать.

Захватив фонарь, Стефани вышла из маленького кабинетика, который себе устроила, и направилась в главный блок, где, пройдя мимо ряда отсеков, дошла до стойла Шерифы. Кобыла фыркнула и, взяв финики, которые ей принесла Стефани, надменно вскинула голову. Два года назад ее хозяйка, принцесса Эльмира, умерла.

– Ты еще тоскуешь о ней? – шепотом спросила Стефани. – А Рафик?

«Я не люблю возвращаться в прошлое», – сказал он вчера. В этом отношении они были похожи, хотя их мотивы не имели ничего общего. Рафик пережил трагедию, тогда как ее прошлое просто вызывало отвращение, а стыд усугублялся пониманием, что в своем падении виновата только она сама. Она позволила себе потерять голову от красивого мужчины, обратившего на нее внимание. Она позволила себе поверить его чарующим словам о любви. Но не удосужилась подумать о несоответствии их положения в обществе. И вот сейчас здесь она снова потеряла голову, потому что на нее обратил внимание еще более красивый мужчина, чье положение настолько выше ее собственного, что даже смешно.

Стефани дала Шерифе еще один финик. Она воображала, что у них с Рупертом любовь. С Рафиком таких иллюзий не возникало. Сама мысль об этом казалась совершенно невозможной. Рафик достойный и честный человек. И, несмотря на внешнее сходство между этими ситуациями, как и между этими двумя людьми, в них не было ничего общего.

Она никогда и ни за что не будет настолько глупа, чтобы вообразить, что может стать для него чем-то иным, кроме главного королевского ветеринара. И это делало ситуацию и проще, и безопаснее… при условии, что она будет всегда об этом помнить.

Выйдя из конюшен, Стефани пустилась в долгий обратный путь во дворец, наслаждаясь прохладным ночным воздухом и яркими звездами, сверкавшими над пустыней. Внезапно ее остановил надсадный кашель, доносившийся из загона с мулами.

Когда среди ночи его разбудил один из приближенных слуг, Рафик понял, что это может означать только одно. Новую вспышку болезни.

– Я не хотел, чтобы вас беспокоили, господин, – сказал слуга, – потому что сейчас речь идет не о ваших чистокровных скакунах, а об обычном муле. Однако ваш главный королевский ветеринар настаивала, чтобы вас разбудили.

Если бы не тревога из-за нового случая болезни, Рафик, пожалуй, даже улыбнулся бы, услышав это. Стефани наверняка не настаивала, она требовала. Быстро надев одежду для верховой езды, он прошел по безмолвному спящему дворцу и через двор направился к конюшням. Новое доказательство того, что болезнь никуда не делась, камнем легло на сердце. Было бы неправильно ждать слишком много от первой встречи Стефани с болезнью. Он мог лишь надеяться, что ее не ждет полный провал.

Во дворе конюшни горел факел. По команде Стефани больное животное перевели в отдаленный бокс. Когда Рафик подошел к группе притихших работников, столпившихся у входа в бокс, до него донесся зловеще знакомый звук тяжелого дыхания мула, перемежающийся сухим кашлем.

Стефани стояла возле головы мула, пытаясь его успокоить. Когда Рафик тихо закрыл за собой дверь, она подняла глаза.

– Слава богу. Они сказали, что я не должна вас беспокоить, поскольку это всего лишь мул, но я знала, что вы захотите быть здесь, и кроме того, мне нужно, чтобы вы подтвердили, что симптомы те же.

На ней была простая белая туника, похожая на его собственную. Волосы спадали вниз, закрывая плечи.

– Рафик? Вы видите эту припухлость и покраснение вокруг глаз? Выделения из носа и лихорадку? Хотя состояние не такое тяжелое, как вы описывали…

– Кашель точно такой же. И затрудненное дыхание. У меня нет сомнений, что это очередной случай той же болезни. Что вы посоветуете делать?

– Ничего, – сказала Стефани после долгой напряженной паузы. – Ясим перепробовал все стандартные средства и ничего не добился. Он действовал очень тщательно, но очевидно, что мы имеем дело с чем-то совершенно новым, – осторожно добавила она. – Мне пришла в голову одна вещь, которую мы еще не пробовали, – позволить природе действовать самой и не вмешиваться. Бедному Баталю понадобятся все силы, чтобы справиться с лихорадкой.

– То есть ничего не делать!..

– Иногда это самое лучшее, особенно если причина болезни нам неизвестна. Мы можем успокаивать его, охлаждать и не давать ложиться, чтобы он продолжал бороться. Поверьте мне. – Она ненадолго отвлеклась от своего пациента и посмотрела на Рафика. – Рафик, я не стану пичкать его порошками или пускать ему кровь только для того, чтобы продемонстрировать вам, что я хорошо разбираюсь в традиционных методах лечения. Возможно, Баталь оправдает свое имя, докажет, что он герой, и выживет. Возможно, нет. Но в худшем случае мы исключим этот подход как метод лечения, не доставляя ему лишних страданий.

Она не соглашалась с ним и не пыталась его обмануть. Она не давала ложных обещаний, но это само по себе вселяло надежду. Рафик кивнул в знак согласия.

– Пустите, дайте мне, – сказал Рафик, беря у нее поводья. – Поверьте, я тоже знаю, что делаю, – добавил он, когда ему показалось, что она собирается возразить.

Стефани заворожено следила за тем, как Рафик что-то нашептывал испуганному мулу на непонятном языке. Не прошло и минуты, как животное успокоилось, его дыхание заметно облегчилось и мул перестал натягивать поводья. Такое впечатление, что Рафику удалось погрузить Баталя в транс.

– Вы умеете заговаривать лошадей? – только отчасти в шутку спросила она. Стефани слышала об этом, но всегда относилась к таким рассказам скептически.

– Я кое-чему научился у бедуинов, когда жил у них в детстве, – шепотом ответил он. – Теперь можете его охладить, если хотите. Он не будет сопротивляться.

Она сделала то, что он предложил. Бока мула тревожно раздулись, шерсть взмокла, однако вода, которой Стефани его полила, похоже, принесла ему некоторое облегчение. Они действовали вдвоем, прислушивались, задерживая собственное дыхание, но Баталю становилось все хуже. Каждый вздох давался ему с огромным трудом.

Долгая ночь совершенно измотала их. Когда лампы потушили, и через высокое окно закрытого отсека просочились первые лучи сероватого утреннего света, Стефани стала в очередной раз выслушивать сердце мула, что она проделывала каждые полчаса. На этот раз Рафику не пришлось его успокаивать. Сначала она подумала, что отчаяние сбивает ее с толку, но, прислушавшись повторно, воспрянула духом.

– Мне кажется, кризис миновал. Опасность еще сохраняется, но его дыхание значительно улучшилось, и лихорадка понемногу спадает. Думаю, у него есть реальный шанс полностью выздороветь.

– Вы даже не представляете, как много это для меня значит.

– Рафик, не надо опережать события. Это еще ничего не доказывает. Возможно, в случае Баталя мы имеем дело с более легким вариантом инфекции. Возможно, на мулов она действует иначе, чем на лошадей. Вы не должны думать, что я нашла верный способ лечения. Я просто позволила природе самой делать свое дело.

– И этим добились больше, чем Ясим всеми своими средствами, вместе взятыми. – Рафик убрал ее волосы назад от лица. – Спасибо.

Его прикосновение было нежным. От него исходил сладковатый запах пота, свежей соломы и оливкового мыла. Он поцеловал ее, но совсем не так, как вчера у пруда. Сейчас, после изнурительного ночного бдения, в этом поцелуе не осталось почти ничего, кроме нежности. Пальцы Стефани блуждали в его волосах, а его теплая ладонь гладила ее по голове. Она остро чувствовала близость его тела, хотя между ними еще оставалось небольшое пространство, как черта, которую никто из них не хотел переступать, потому что этого долгого поцелуя было достаточно, более чем достаточно.

Они медленно отодвинулись друг от друга. Их слегка замутненные взгляды встретились. Стефани ничего не говорила. Ей не хотелось нарушать нежность этого момента. Губы Рафика изогнулись в полуулыбке, от которой у нее дрогнуло сердце, напомнив, что желание притаилось где-то поблизости, поэтому она снова занялась Баталем, который выглядел совершенно выбившимся из сил.

– Думаю, теперь мы можем позволить ему лечь и отдохнуть.

– Полагаю, нам всем троим отдых пойдет на пользу, – отозвался Рафик. – Я попрошу Фадиля присмотреть за Баталем. Нет, – сказал он, когда Стефани открыла рот, – вам нет никакой необходимости оставаться здесь с ним. Баталю не будет от вас никакого проку, если вы не отдохнете.

– Хорошо. – Она заставила себя улыбнуться. – Только позвольте мне подождать, пока он не уляжется.

– Ладно. – Рафик поцеловал ее в щеку. – Спасибо. Я увижу вас и вашего пациента позже. Надеюсь, к тому времени он уже выздоровеет.

Она смотрела, как он уходит, слышала, как отдает приказы в присущей ему строгой манере, и невольно задумалась, что такого есть в его тоне, что делает совершенно естественным немедленное выполнение его указаний, притом что она ни разу не слышала, чтобы Рафик повышал голос. Потом она тронула пальцами свои губы, как будто снова ощущала на них прикосновение его губ.

Баталь издал тихий жалобный звук. Стефани потрепала его за ушами.

– Ты оправдал свое имя, мой герой, – нежно сказала она, – и теперь пойдешь на поправку, малыш. Я тебе обещаю.

Вернувшись в конюшню, чтобы проверить, как там Баталь, Рафик не удивился, когда увидел входящую туда Стефани.

– Вам удалось выполнять мой приказ целых два часа, – ласково произнес он. – Полагаю, мне следует считать, что это прогресс.

Стефани приняла ванну и переоделась. Волосы, убранные назад, она завязала шелковым шарфом цвета фуксии, ярко контрастировавшим с приглушенными тонами ее розово-кремовой полосатой туники и накидки.

Несмотря на то что их утренний поцелуй дышал лишь облегчением с обеих сторон и благодарностью с его стороны, это ничего не меняло. Та тонкая нить, которая связала их, никуда не девалась, и это уже не зависело от ситуации. Вот и сейчас Рафик чувствовал ее. Он больше не мог делать вид, что его желание вызвано одиночеством. Причиной была Стефани. Именно эта необычная женщина и именно в этих необычных обстоятельствах. В обстоятельствах, которые заставляли его колебаться, а не действовать. Потому что, как бы сильно он ни хотел ее, еще сильнее он хотел избавиться от груза прошлого, и ключ к этому Стефани держала в своих руках. Он не мог позволить себе потерять ее. И искренне надеялся, что ясно дал ей это понять, хотя она никогда не смогла бы осознать истинное значение, которое имел для него Сабр.

Спасение Баталя стало знамением, еще одним шагом в будущее, в котором народ Бхарима вернет свою духовную силу, в котором принц Бхарима избавится от чувства вины. Рядом со Стефани Рафик уже предчувствовал, как это будет. С ней он становился другим человеком. Временами он ловил себя на том, что разговаривает с ней, поддразнивает ее, смеется с ней, как никогда не делал ни с кем другим. Он не узнавал себя, но перемены ему нравились.

Возможен ли их союз, задумался Рафик, глядя, как Стефани встает после осмотра Баталя. Они уже решили, что влечение ничего не значит для них обоих. Если бы Стефани захотела – а он ничуть не сомневался, что она хочет этого не меньше его, – они наверняка могли бы прийти к какому-то молчаливому соглашению, без жестких обязательств.

Встретившись с ней глазами, Рафик улыбнулся.

– Мне кажется, Баталь совсем выздоровел, и это замечательно, – сказала она. – Хотя я пока не могу ответить на вопрос, как он заразился, потому что он не ел корм, который давали лошадям, не пил вместе с ними воду и не спал с ними в одном помещении.

– Баталь из тех, кого мы называем компаньонами, – ответил Рафик, почесывая мула за ушами. – У него смирный нрав, и его присутствие очень успокаивающе влияет и на наших самых нервных кобыл, трудно переносящих беременность, и на самых резвых годовалых лошадей, которых только начинают объезжать.

– Значит, он мог заразиться, когда контактировал с ними? – спросила Стефани. – Я проверю, когда он последний раз исполнял обязанности компаньона. Теперь нам придется следить и за другими мулами на случай, если Баталь заразил их. Хотя не похоже, чтобы близость к больному животному приводила к заражению. – Стефани наморщила губы. – Я исключила достаточно большое число причин, но до сих пор не приблизилась к тому, чтобы найти источник заражения.

– Вы пробыли здесь всего две недели, и это для вас первый случай. Хватит на сегодня. Оставшуюся часть дня вы будете отдыхать от лошадей, конюшен и дворца. Пора вам увидеть, что еще есть в моем королевстве.

Город оказался гораздо больше, чем представлялось Стефани исходя из того, что она видела, когда только приехала в Бхарим. Сейчас, глядя на него с самой выигрышной позиции, которую давала близость к дворцу, она видела строения из красного кирпича, прилепившиеся прямо у подножия горы и террасами поднимавшиеся вверх по ее скалистой поверхности. Дома были квадратной формы и с плоскими крышами, одни насчитывали всего два уровня, тогда как другие поднимались вверх на шесть, семь и более этажей.

Они с Рафиком ехали одни, без сопровождения.

– Как мне помнится, я еще в первый вечер вашего пребывания здесь говорил, что не разделяю любви моего отца к пышности и церемониям, – сказал он, когда она обратила на это внимание. – В его времена выезд в город сопровождался караваном из по меньшей мере тридцати верблюдов и вереницы обычных носильщиков. Вдобавок отец пользовался специальным большим тяжелым седлом, больше похожим на передвижной трон, который устанавливали на верблюда.

Однако, когда они проехали через высокую каменную арку городских ворот, стало очевидно, что для подтверждения своего величия Рафику не требовались ни верблюды, ни носильщики, ни седла, похожие на трон.

Они выехали на открытое пространство, окруженное рыночными прилавками. Рафик остановил своего верблюда и, подозвав одного из мальчишек, собравшихся вокруг, велел ему взять поводья, потом жестом подозвал другого, чтобы тот подержал верблюда Стефани, пока он сам помогает ей спешиться.

– Улицы очень узки. Будет проще, если дальше мы пойдем пешком, – объяснил он по-английски. – У меня обычай во время таких прогулок выслушивать устные просьбы, поэтому временами нас будут осаждать люди. Но не пугайтесь, вы в полной безопасности.

Стефани не успела ответить, потому что их мгновенно поглотила городская толчея. Шумная, радостная толпа восторженных горожан всех возрастов волной нахлынула на них и окружила со всех сторон, заставляя двигаться вместе с ней. Несмотря на то что она то и дело оказывалась отрезанной от него, Рафик периодически останавливался, и толпа, расступаясь сама собой, позволяла ей подойти к нему, после чего они двигались дальше.

Стефани с удовольствием отметила, что в городе есть много всего, на что стоит обратить внимание. И прежде всего – оригинальная архитектура, продуманная организация общественных пространств. На каждом перекрестке журчали фонтаны, воздух казался сладким без малейших признаков пыли и песка, мостовые были чисто выметены.

Похоже, единственной темой разговора для всех людей, с которыми она заговаривала по-арабски, пока Рафик занимался другими, был Сабр.

«Когда Бхарим вернет себе Сабр, мы снова сможем высоко держать голову».

«Когда Бхарим вернет себе Сабр, дождь будет лить как из ведра».

«Когда Бхарим вернет себе Сабр, Господь ниспошлет нашему принцу наследника».

«Когда Бхарим вернет себе Сабр, моя коза снова начнет давать молоко».

«Когда Бхарим вернет себе Сабр, торговцы на базаре перестанут нас обсчитывать».

«И моя свекровь наконец похвалит мою стряпню!»

Последние две остроты вызвали взрыв смеха. Но какими бы абсурдными ни казались Стефани некоторые просьбы и надежды, возлагаемые на Сабр, – потому что в глубине души ей по-прежнему не верилось, что скачки могут обладать такой силой, – у нее не осталось никаких сомнений в чувствах, которые питал к Рафику его народ. Люди видели в нем не просто правителя, он был их герой.

Они дошли до удивительно просторной площади, расположенной в самом центре города. Подняв вверх руки, Рафик произнес несколько слов, которые Стефани не разобрала, и толпа начала расходиться.

– Что происходит? – спросила она, когда он поманил ее к себе.

– Сейчас самое жаркое время дня, и всем лучше спрятаться в домах, – ответил он, направляя ее в сторону высокого здания, стоявшего на площади, и доставая ключ. – Включая нас.

– Господи, неужели это еще один дворец?

Рафик засмеялся.

– Нет, здесь просто королевская смотровая галерея.

– Для наблюдения за чем? За тем, как ваши подданные ходят по своим ежедневным делам?

Вместо ответа он повел ее вверх по трем лестничным маршам. Они вошли в комнату с высоким потолком и рядом окон, выходивших на площадь.

– Это потрясающе, – сказала Стефани. – У меня даже голова закружилась. Я понимаю, почему вы называете это смотровой галереей, но на что вы отсюда смотрите? О боже, не может быть…

Он засмеялся. Должно быть, ужас от того, что мелькнуло у нее в голове, отразился на ее лице.

– Нет, мы не устраиваем ни публичных казней, ни наказаний плетьми. В Бхариме уже очень много лет нет ничего подобного. Отсюда мы наблюдаем верблюжьи бега, – с улыбкой ответил он.

Она так удивилась, что невольно расхохоталась.

– Верблюжьи бега. Звучит как арабский вариант «скоттиш риил». Но, как я понимаю, это не танец?

– Это скачки. Надо три раза обскакать площадь по кругу, держась на верблюде без седла. Похожие состязания устраивают в Сиенне в Италии. Они называются «палио». Хотя там к ним относятся гораздо более серьезно и скачут на лошадях.

Стефани посмотрела вниз на площадь, которая имела форму не квадрата, а скорее неправильного прямоугольника с очень острыми углами.

– Вы правильно заметили, – кивнул Рафик. – Мы засыпаем их влажным песком, но это все равно очень сложно. Хотя, конечно, для всадников в этом весь смысл.

– И развлечение для зрителей, верно? Где стоят люди?

– В центре площади, конечно.

– Определенно, есть свои преимущества в том, чтобы быть принцем. У вас самый лучший обзор, и вам наверняка не приходится спасаться бегством.

– Это верно. Часть верблюдов приходят к финишу без всадника, но мы устанавливаем заграждение, чтобы не подвергать опасности зрителей. Это веселый праздник, развлечение для простого народа, – пояснил Рафик. – Каждая деревня выставляет своего жокея и верблюда. Они участвуют в параде, который проходит перед началом скачек. Самый красивый и самый уродливый получают призы.

– Вы говорите о жокеях или о верблюдах? – смеясь, спросила Стефани. – Представляю, какие жаркие споры разгораются по поводу того, какой верблюд самый уродливый. На мой взгляд, они все выглядят так, словно сделаны из отдельных частей, взятых от разных животных. А их запах… – Она скорчила гримасу. – Независимо от того, откуда он исходит, спереди или сзади, он одинаково противный. И когда состоятся эти бега? Мне бы хотелось их посмотреть.

– Боюсь, вы их пропустили. Они проходили шесть месяцев назад. Я не выставляю на них королевских верблюдов, поскольку это народная забава. Кроме того, вы, возможно, этого не заметили, но мои верблюды породистые и белые, что очень большая редкость. Хотя должен признать, что порода не влияет на запахи, которые вам так не нравятся, – с улыбкой пояснил Рафик. – Я взял на себя смелость заказать нам прохладительные напитки. Надеюсь, вы не возражаете.

Подумав, что она едва ли могла бы возражать против чего-либо, что Рафик взял на себя смелость сделать, Стефани прошла за ним вглубь комнаты, где в углублении за ширмами стоял стол, уставленный закрытыми блюдами, а на полу лежала целая гора разноцветных подушек.

– Куда бы мы ни отправились, везде, как по волшебству, возникает накрытый стол. Не сочтите меня неблагодарной… просто ваш мир очень сильно отличается от моего.

– Не далее как сегодня утром я подумал о том же. – Рафик подождал, пока она усядется за стол, прежде чем с присущим ему изяществом опуститься на подушки. – Я никогда прежде не встречал никого, похожего на вас. Ну вот, вы снова краснеете. Неужели вы действительно не привыкли слышать комплименты? Мне трудно в это поверить.

– Мне вполне достаточно комплиментов, которые я получаю как ветеринар.

– Да, ветеринар, но это вовсе не исключает того, что вы привлекательная женщина.

Он снова улыбнулся своей особенной улыбкой, и она произвела на Стефани обычное впечатление. Каждая частичка ее тела встрепенулась навстречу ему. Все ее внимание было приковано к нему, и только к нему. К его глазам. К его губам. К его сильному, мускулистому телу, расположившемуся в такой соблазнительной близости от нее. У Стефани пересохло во рту.

– Мы договорились, что не можем позволить себе отвлекаться.

– Прошлая ночь и это утро, когда мы вместе ухаживали за Баталем, доказали, каковы наши приоритеты. Вы так не считаете?

– Я… я думаю, да, хотя мы еще… потом, мы поцеловались. – Ее сердце стучало, как молот.

– Всего лишь проявление нежности и благодарности, рожденное чувством облегчения. Разве я не прав, считая это простительным теперь, когда мы доказали, что не поставим под угрозу наши взаимоотношения как принца и ветеринара?

Стефани не совсем понимала, что он предлагает, но ей стало любопытно узнать. Она прикусила губу и неуверенно засмеялась.

– Когда-то мне пришло в голову, как раскрепощает человека осознание того, что репутацию можно потерять только один раз. Но нынешняя ситуация – наша ситуация – совсем другая, хотя…

– Расскажите мне, что случилось, – деликатно попросил он, – помогите мне понять, почему вам так трудно мне довериться.

– Я доверяю вам. Просто я не уверена, что могу доверять себе. Это печальная история, в которой я выгляжу не лучшим образом. Боюсь, ваше хорошее мнение обо мне будет испорчено, если я ее расскажу.

– Мое хорошее мнение о вас основано на том, какой я вас знаю, Стефани. Ваше прошлое не может его изменить.

– Вы и вправду в это верите? Мое прошлое сделало меня такой, какая я есть. Я думала, что оставила его позади, но оно последовало за мной сюда. Я хочу от него избавиться, но мои ошибки продолжают меня преследовать. Лучшее, что я могу сделать, – это избегать любых ситуаций, допускающих возможность их повторения.

Ее слова заставили Рафика вздрогнуть. Он мог сказать то же самое. Неужели его прошлое будет точно так же вечно преследовать его?

Рафик повернулся на подушках и посмотрел ей в глаза.

– Я думаю, вы очень ошибаетесь, – твердо сказал он, – дверь в прошлое можно закрыть. Если мы искупим свои ошибки, их тень больше не будет нас преследовать.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен, – ответил он тоном, не терпящим возражений. – А теперь расскажите мне, что за призраки мучают вас?

Она сделал глубокий вдох, очевидно, чтобы набраться смелости.

– Его звали… зовут капитан Руперт Торнхил. Он служит в том же седьмом гусарском полку, что и папа. – Стефани на секунду закрыла глаза. – Он появился в полку два года назад. Торнхилы – очень древний род, известное семейство английских аристократов. Руперт богатый, влиятельный человек. И это первое, что я недооценила. Помимо этого он очень лихой кавалерист, обходительный, хорош собой. И это второе, чего я не учла. – Стефани криво усмехнулась. – Но моя самая большая ошибка в том, что я поверила, будто такой мужчина, как он, может выбрать меня. Мне это очень льстило, я потеряла голову. Я позволила сердцу взять верх над разумом.

Рафик боролся с закипающим гневом. Он легко представил мужчину, воспользовавшегося хорошо отработанными методами обольщения, чтобы соблазнить ее. И Стефани – наивную девушку, принявшую все это за чистую монету. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы промолчать.

Она продолжила. Ее тон говорил о том, что она во всем винит себя, и это возмущало его еще сильней.

– Я понимала, что я – незавидное приобретение. У меня нет знатного происхождения, нет приданого, я не красавица. Но когда Руперт сказал, что любит меня, я ему поверила. Я думала, что он… он любит меня, потому что иначе зачем ему это надо. Я была такой доверчивой маленькой дурочкой. – Стефани убрала за ухо прядь волос, упавшую на лоб. – Он сказал, что мы поженимся и что не будет ничего плохого, если мы не станем дожидаться свадьбы.

– Он соблазнил вас.

– Я бы с радостью сказала «да», но на самом деле это не так. Я думала, что влюблена. Мне хотелось угодить человеку, за которого я предполагала выйти замуж, но я тоже хотела… – Она замолчала, смущенно пожав плечами. – Я хотела того, чего не должна хотеть порядочная женщина. Хотя, судя по всему, я вовсе не порядочная, потому что вы заставляете меня чувствовать то же самое.

– Стефани, нет ничего постыдного в том, чтобы испытывать желание.

– О, Рафик, возможно, это так, но только для мужчин. Или для распутниц. Я понимала, что это плохо, но меня это не остановило. Если бы я только знала… Я думала, это будет что-то волшебное, – с горькой иронией сказала она. – Руперт, кажется, остался вполне доволен, а я была разочарована. К счастью, все закончилось очень быстро. Во всяком случае, мне так показалось.

Стефани сделала большой глоток гранатового сока, чтобы успокоиться. Рафик уже предчувствовал весь ужас того, что произошло дальше. Неудивительно, что Стефани не могла так просто довериться ему. Она поставила свой стакан на стол.

– Я знала, что у Руперта репутация человека, готового принять любой вызов, что он всегда добивался успеха там, где другим это не удавалось. Но я никогда не думала, что он может смотреть на меня как на приз, который нужно завоевать. Однако, видимо, так и было. И все лишь потому, что я ни разу не ответила на ухаживания других офицеров, отказывалась принимать непристойные предложения, которые делают каждой женщине, имеющей отношение к армии, потому что я берегла свою репутацию. Он воспринимал меня как вызов его мужскому достоинству, – с отвращением сказала она. – Руперт преуспел, потому что не делал мне непристойных предложений. Он притворился, что влюблен в меня.

Рафик онемел от ярости. Но Стефани слишком погрузилась в свои печальные воспоминания, чтобы это заметить.

– Теперь вы видите, насколько я была глупа? Такой человек никогда не женился бы на мне, и в папином полку только я одна этого не понимала. Наши семьи разделяла непреодолимая пропасть, поэтому, когда он открыто объявил о своей победе, все пришли к заключению, что я женщина легкого поведения.

Ее глаза блестели, но не от слез, а от гнева и возмущения. Руки сжались в кулаки.

– Это так несправедливо. Моя репутация погибла, в то время как Руперта только похлопывали по спине. Я стала падшей женщиной, а он…

– Этот человек лгал, он обманывал вас, чтобы украсть вашу невинность. Он заслуживает, чтобы его высекли плетьми. Тому, что он сделал, не существует оправданий. Это не ваша вина, Стефани. – Рафик выругался сквозь зубы. – Ваши родители должны были… ваш отец…

– Папа… – Ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. – Чего это стоило папе… это самое ужасное.

– Стефани…

Стефани подняла руку и покачала головой. Она сделала дрожащий вдох, вытерла глаза и продолжила, запинаясь от волнения на каждом слове:

– Когда я спросила Руперта, скоро ли мы поженимся, он рассмеялся мне в лицо. Не могла же я поверить, что благородный Торнхил женится на дочери коновала? Но я поверила, хотя теперь я вижу, какой это абсурд. Как принц вы, наверное, согласились бы в этом с Рупертом.

Рафик не мог этого отрицать, настолько глубоко в нем укоренилось сознание исключительности своего происхождения и чистоты родословной. Хотя признание этого вызывало ощущение неловкости.

Стефани снова убрала за ухо выбившуюся прядь. От слез не осталось и следа.

– Когда я пригрозила, что расскажу правду о том, что он делал мне предложение, чтобы спасти то немногое, что осталось от моей погубленной репутации, он ответил, что, если я посмею это сделать, он добьется, чтобы моего отца разжаловали. Руперт не был его непосредственным командиром, но в полку пользовался большим влиянием. Как многие люди его сорта, он купил себе назначение в этот полк и получил чин с помощью денег и связей. Они все учились в одной и той же школе, и все тем или иным способом связаны друг с другом. Что мог бы сделать мой отец, Рафик, каким бы блестящим ветеринаром он ни был, если бы они выступили против него единым фронтом?.. – Стефани зажмурила глаза и крепче сжала кулаки. – Папа всю жизнь отдал служению армии. Он так гордился своим офицерским чином. Я не могла позволить, чтобы он лишился всего, ради чего работал.

– Вместо этого вы сами отказались от того, что было и вашей жизнью тоже, от своей семьи? Так вот почему вы провели прошлый год на конном заводе!

– Мне пришлось. Позор, скандал, бесчестье – все это мой удел, а не их. У меня не осталось другого выбора. Однако убедить в этом папу оказалось нелегко, он слишком рассердился. Но мама… мама ясно видела, что любая попытка отомстить за меня лишь вызовет еще более громкий скандал и пересуды и что самое лучшее для всех нас, если я уеду как можно дальше от места моего бесчестья. И в конце концов папа согласился. Если бы я покрыла позором только себя, было бы не так страшно, но мои родители… Когда я думала, как они пострадали из-за меня… Вот что не давало мне спать весь прошлый год. Я мечтала успокоить их, найти способ сделать так, чтобы они перестали за меня волноваться.

– Стать независимой, – сказал Рафик, потому что он, наконец, понял это.

– Именно, – подтвердила Стефани и неуверенно улыбнулась. – Теперь вы видите, какой бесценный подарок вы сделали мне этим назначением? Для меня нашелся способ исправить зло, которое я причинила. Мое искупление.

Ее слова попали в самое сердце Рафика. Хотя она никогда бы не узнала об этом, потому что он ни за что не стал бы ей объяснять, но между ним и этой странной, ни на кого не похожей англичанкой было много общего.

– Я вас понимаю, Стефани. Неудивительно, что вам трудно кому-либо доверять, особенно человеку моего положения.

– О, спасибо вам. – Ее рука взметнулась к груди. – Я знаю, что не может быть никакого сравнения между вами и Рупертом. Я знаю, что вы человек чести, что вы никогда не стали бы лгать мне и что вы действительно цените меня за то, какая я есть. Что вы действительно уважаете меня. Вы не льстите мне, не говорите, что я хорошенькая…

– «Хорошенькая» – слишком пресное слово, чтобы описать вас. Умная, необычная, отважная, мужественная, остроумная, прелестная, соблазнительная, манкая, пленительная – все это вы, и еще гораздо больше. Вы совершенно особенная.

– Рафик, сознание, что между нами никогда ничего не может быть, – это одна из тех вещей, которые внушают мне уверенность. Это, если можно так выразиться, черта на песке. Вы принц, я дочь коновала, и через шесть месяцев – а может, и раньше, если я справлюсь с болезнью быстрее, – я вернусь в Англию.

– Вот видите, вы смотрите на ситуацию как никто другой, – смеясь, сказал Рафик. – Должен ли я понимать, что не должен предлагать?..

– Нет, я буду рада, если вы это сделаете, – краснея, ответила она. – Я понимаю, что в этом стыдно признаваться, но…

– Стефани, здесь нет ничего стыдного. Желание – совершенно естественная вещь, более того, это может быть очень приятно.

– В самом деле?

– Да. Страсть – достояние не только падших женщин. Порядочные женщины тоже испытывают ее.

– Я не уверена, что мне хочется быть порядочной. Если вы правы и прошлой ночью мы доказали, что важнейшим приоритетом для нас всегда будет борьба с болезнью, то я бы хотела услышать, что именно вы предлагаете, Рафик.

– Чтобы мы пошли навстречу нашим желаниям любыми способами, которые выберем, – сказал он и, взяв руку Стефани, поцеловал кончик ее мизинца. – И когда мы сделаем это без страха, что это повредит исполнению наших обязанностей, – он поцеловал следующий палец, – вы сможете решить, как далеко вы хотите зайти. – Еще один поцелуй, на этот раз в средний палец. – Вы сможете положить этому конец, когда захотите, не боясь последствий. – Он коснулся языком кончика ее указательного пальца. – Но самое главное, чтобы мы получали удовольствие от того, что делаем. Что бы мы ни делали. – Он с лукавой улыбкой сжал губами ее большой палец. – Как вы полагаете, вы могли бы согласиться на такое предложение?

– Да. – Она улыбнулась. – А теперь, когда я согласилась, Рафик, вам не кажется, что мы могли бы?..

– Да. – Он заключил ее в объятия. – Я думаю, нам надо начать немедленно.

Глава 6

Стефани нервничала. Он почувствовал это по ее слегка дрогнувшему голосу.

– Одно ваше слово, и мы прекратим, – прошептал Рафик.

– Я знаю.

В его голове пронеслась мстительная мысль о неумелом, эгоистичном, бесчестном человеке, который предал ее, но он тут же отбросил ее, как не стоящую внимания. Он сделает так, чтобы этот опыт стал для нее совсем другим во всех отношениях. Убрав назад волосы Стефани, Рафик легким поцелуем коснулся ее виска в том месте, где бился пульс.

– Сосредоточьтесь на том, что вы чувствуете.

– Я не уверена, что смогу.

– Тогда позвольте мне вам помочь. – Он стал бережно и нежно целовать ее, заботясь только о том, чтобы она получала удовольствие. Он целовал ее веки, виски, губы. Его легкие поцелуи не требовали ничего в ответ, и Стефани постепенно расслабилась, ее глаза закрылись, губы под его ртом сделались мягче. Потом они прижались к нему сильнее, ее язык коснулся его языка, тело обмякло.

Рафик положил ее на подушки и разжал руки, стараясь утихомирить внезапный всплеск своего желания. Глаза Стефани тут же раскрылись.

– Все хорошо, – сказал он, прочитав в них безмолвный вопрос, – вам ничего не надо делать.

– Но я хочу. Разве вы не хотите, чтобы я?..

– Да. – Его тело весьма наглядно согласилось, но он проигнорировал это. – Да, хочу, очень хочу, но не сейчас. Прежде чем мы узнаем друг друга, вы должны узнать себя.

На этот раз Рафик решил положиться на свой инстинкт. Он знал, как доставить удовольствие женщине. Но это была Стефани, женщина, совсем не похожая на других. Он стал целовать ее шею. Провел рукой вдоль тела, коснувшись груди, и заметил, как напрягся под туникой ее сосок. Потом обхватил ее грудь ладонью, сжал сосок пальцами, и она слегка шевельнулась, словно хотела, чтобы он не останавливался. Рафик считал себя искушенным любовником, но он никогда прежде не занимался любовью, как сейчас, с такой заботой о ней, с такой сосредоточенностью на ее ощущениях. Ему непременно нужно было знать, что она получает удовольствие.

Стефани потянулась к нему, ища его губы, и он ее поцеловал. Ее рот, ее язык лишали Рафика способности думать. Он расстегнул пуговки ее туники и сквозь тонкий шелк нижней сорочки поцеловал грудь, заставляя Стефани беспокойно ерзать на подушках, заставляя ее хотеть чего-то еще, чего-то большего. Чтобы он взял губами сосок? Да. И чтобы его руки, сдвинув тунику вверх, ласкали сквозь ткань внутреннюю сторону ее бедер.

Стефани напряглась. «Что дальше?» – казалось, спрашивала она. В ответ Рафик поцеловал ее. Она не открывала глаз. Дышала прерывисто и часто. Ее тело, лежавшее рядом с ним на подушках, горело огнем, шелковые волосы щекотали ему кожу. Он осторожно раздвинул ей ноги. Стефани не сопротивлялась, но снова напряглась. Что теперь?

– Стефани, мне остановиться?

Она открыла глаза. Ее веки отяжелели от желания.

– Нет, – ответила она. А потом, заметив, что он сомневается, добавила: – Прошу вас, не останавливайтесь.

От прикосновения его пальцев к ее голому телу по животу Стефани пробежал легкий трепет. Его рука скользнула вниз, накрыв самое сокровенное место, губы накрыли ее рот медленным поцелуем.

– Не надо спешить, мы никуда не торопимся, – прошептал он.

– Да, – шепнула она.

Еще один поцелуй, и его язык скользнул к ней в рот, а пальцы скользнули между ног. Стефани вскрикнула. Резкий звук, который он поначалу принял за боль. Но потом она сжала его руку бедрами. Рафик ощутил влажную напряженную плоть. Его собственная набухла и напряглась в ответ, однако все его внимание по-прежнему было поглощено ею одной. Его пальцы ласкали и дразнили, заставляя ее тело выгибаться к нему. Рафик продолжал целовать и ласкать Стефани. Его руки, губы, язык возносили ее все выше и выше к вершине. Ближе, еще ближе. Безумный крик возвестил, что пик наслаждения настиг ее с невероятной силой, и она вцепилась в него, словно боялась утонуть в блаженстве.

Когда все кончилось, Стефани открыла глаза, разжала руки и улыбнулась ему так, что у Рафика захватило дух.

– Я и понятия не имела… – сказала она.

– Стефани! – Рафик снова поцеловал ее. – Поверьте, удовольствие было взаимным.

Рафик коснулся ее губ легким поцелуем.

– А теперь мы поедим. Пора удовлетворить аппетит другого рода. Но сначала вы можете освежиться в комнате за шторой.

В кувшине с водой плавали лепестки роз. На блюдце лежал свежий кусок мыла, на полке – стопка мягких полотенец. И зеркало. Стефани посмотрела на свое отражение, удивляясь, что не сильно изменилась. А ведь казалось, ее тело разорвалось на миллионы маленьких частичек. Когда все закончилось, когда она медленно спустилась вниз с небес, где она парила, Стефани почувствовала себя так, словно эти частички снова сложились в одно целое, но не так, как раньше. Она была довольна собой, и в ее улыбке проглядывал легкий отблеск этого самодовольства.

– Распутница, – сказала она своему отражению. – Бесстыжая девка. – Слова, которые так больно жалили ее, заставляя опускать голову от стыда за то, что она сделала, теперь действовали на нее совсем иначе, чем тогда, когда их шептали у нее за спиной, публично ставя на нее позорное клеймо. В душе ей даже нравилась мысль о том, что она заслуживает слов, которыми ее клеймили. Ей даже хотелось стать еще более порочной…

Рафик налил Стефани еще стакан холодного гранатового сока и положил несколько медовых сладостей.

– Вы выглядите очень подавленной. Жалеете о том, что случилось? – спросил он.

– О нет. Совсем наоборот. – От ее улыбки Рафик почувствовал, как кровь горячей волной хлынула к чреслам. – Видите ли, Рафик, мой пытливый ум и готовность к экспериментам – это основа моего успеха в ветеринарии.

До него не сразу дошло, что она имеет в виду, но, когда он понял, его не до конца успокоившееся возбуждение снова дало о себе знать.

– Вы предлагаете, чтобы мы смелее экспериментировали с удовольствиями?

– Я говорю, что мне бы этого хотелось. Но я сильно сомневаюсь, что могу вас чему-то научить. – Стефани засмеялась.

– Вы себя недооцениваете. – Он коснулся ее щеки. – Сегодняшний эксперимент стал для меня такой же новостью, как для вас. С вами я чувствую все, как в первый раз.

– Что ж, для меня все это тем более ново. – Стефани отставила в сторону пустую тарелку и облизнула пальцы. – Я буду полагаться на ваш опыт. Как ветеринар, я всегда могу свериться со справочниками или учебниками, но учебников для падших женщин не существует.

– Напротив, существует множество таких книг. Мой дедушка – вы уж меня простите – был большой знаток в этих делах и имел обширную коллекцию. Хотя должен признаться, что я предпочитаю ваше предложение поэкспериментировать.

– Меня почти всему надо учить, тогда как вы… боюсь, вы будете разочарованы. – Ее глаза затуманились.

– Стефани, вы не можете меня разочаровать. – Он нежно поцеловал ее руку. – Вы каждый день меня удивляете своей обезоруживающей искренностью. И своим новым взглядом на мир.

Его прервал внезапно раздавшийся стук в дверь. Рафик вскочил на ноги, поправляя одежду. Вернулся он мрачным.

– Еще одна вспышка болезни. На этот раз одна из племенных кобыл.

Во время их поспешного возвращения во дворец Стефани на себе испытала, что такое верблюжьи бега. Отчаянно вцепившись в поводья, она пустила своего верблюда бежать за верблюдом Рафика и чувствовала себя как на корабле во время шторма. Рафик не знал никаких подробностей, кроме того, что Баталь продолжал выздоравливать. Он отправил своего человек вперед сообщить, что они едут.

– Два случая за двадцать четыре часа, – задыхаясь, сказала ему Стефани, когда они замедлили шаг перед впечатляющим дворцовым фасадом. – Такого ведь раньше не случалось, верно?

Он хмуро кивнул. Огромная дверь в стене распахнулась. Они спешились. В арке комплекса конюшен их ждал высокий, худой человек, безмолвно наблюдавший за их приближением. Выйдя из тени им навстречу, мужчина вежливо поклонился, но не ей, а только Рафику.

– Ваше величество. Мне очень жаль, но я должен сообщить, что вы опоздали. Кобыла Анадиль умерла.

– Мисс Дэрвилл, позвольте представить вам Ясима, моего шталмейстера. Ясим, как ты уже знаешь, я недавно назначил мисс Дэрвилл главным королевским ветеринаром.

В ответ на свое официальное приветствие Стефани получила едва заметный поклон. Ясим не удостоил ее взглядом. Впрочем, на данный момент это беспокоило Стефани меньше всего.

– Где Анадиль? Мне бы хотелось ее увидеть. Пожалуйста.

Она говорила по-арабски и обращалась непосредственно к Ясиму, однако он не обратил на ее слова никакого внимания, ожидая приказа от своего хозяина.

– Делай, как мисс Дэрвилл просит, – бросил Рафик. – Она как мой главный королевский ветеринар имеет право рассчитывать на твое полное и беспрекословное содействие. – Теперь его голос звучал резко, как взмах блестящего ятагана, который он носил на поясе, и Ясим вздрогнул, как от удара кнутом. – Если я еще раз услышу, что ты подвергаешь сомнению ее указания, последствия не заставят себя долго ждать. Ты меня понял, Ясим?

– Да, господин.

– Тогда чего ты ждешь? Отведи нас посмотреть кобылу.

– Я думаю, – голос Стефани заставил обоих мужчин замереть, – будет лучше, если я… вам нет необходимости при этом присутствовать, ваше величество.

Она говорила по-арабски, не желая, чтобы Ясим еще больше настраивался против нее, воображая, что она строит козни у него за спиной.

Рафик надолго задумался.

– Я очень надеюсь, вы знаете, что делаете, – сказал он на английском, прежде чем отвернуться и двинуться в сторону дворца.

Причина быстрой смерти Анадиль стала очевидна, как только Стефани вошла в пустой бокс, хотя она видела, что Фадиль сделал все возможное, чтобы скрыть улики.

– Кто велел пустить лошади кровь? – возмутилась она.

– Я. – Ясим смотрел прямо на нее без тени раскаяния. – Я вернулся и увидел, что кобыла совсем больна. Вас здесь не было, поэтому я начал действовать. Сказать по совести, я не мог стоять и ничего не делать.

– Ничего не делая, мы спасли Баталя. Если бы меня спросили, я бы и здесь велела ничего не делать. – Стефани бросила гневный взгляд на Фадиля, но главный конюх только пожал плечами.

– Поскольку до сих пор нам не удалось подобрать действенный метод лечения, я применил новую комбинацию процедур, – упорствовал Ясим.

Как и свои предыдущие слова, он адресовал свой ответ какой-то точке, расположенной чуть выше плеча Стефани. Ее расспросы наверняка еще больше настроят против нее того, кто за это в ответе. Но все сомнения заглушил звучавший в сознании голос отца. Она должна своими глазами увидеть последствия этой болезни.

Стефани попросила Фадиля принести ей ведро горячей воды и кусок мыла. Сделав это, главный конюх ушел, не скрывая своего облегчения от того, что может сбежать из стойла, где сам воздух, казалось, застыл от напряжения.

Засучив рукава туники, Стефани приготовилась к тому, что ее ждет. Она не спешила, хотя ощущала враждебность, исходящую от Ясима, следившего за каждым ее движением, и замечала любопытные взгляды, которые бросали на нее другие работники.

– Вам сообщили, что Баталь справился с болезнью?

– Мул. Навряд ли это имеет какое-то значение. Возможно, это даже другая болезнь.

Стефани пришла в бешенство, но постаралась говорить спокойно. Ясим был из тех людей, которым злость только придает сил.

– В этом нет никаких сомнений. Принц Рафик может это подтвердить.

– Принц Рафик – человек, доведенный до предела. Только поэтому ему пришлось назначить…

Он не закончил фразу, но его жест не оставлял никаких сомнений. Стефани медленно опустила рукава. Ей понадобилось время, чтобы достать инструменты. Только когда Ясим повернулся и двинулся к выходу, она заговорила:

– У меня есть несколько вопросов, на которые мне хотелось бы получить ответы, прежде чем вы уйдете. Принц Рафик ясно дал понять, что во всем, имеющем отношение к болезни, вы получаете указания от меня. – Стефани выпрямилась во весь рост, но ей все равно пришлось смотреть на него снизу вверх. – Пока мы с вами одни, Ясим, позвольте мне выражаться прямо. Я не стану наступать вам на пятки, если вы не будете делать этого со мной. Я не стану без необходимости вмешиваться в то, как вы распоряжаетесь в конюшнях. Но я не потерплю, чтобы вы вмешивались в то, как я лечу больных животных принца. В конце концов, мы работаем во имя одной и той же цели. Если я не смогу победить эту болезнь, ваши лошади не будут участвовать в Сабре.

Она не стала подчеркивать, что появилась здесь, потому что сам Ясим не смог найти действенного лечения, но видела, что он об этом думал и это сильно его задевало.

– Я понимаю, как все это тяжело для вас, но эта болезнь – что-то совсем новое. Вы не должны себя винить.

Позволив себе проявить сочувствие, Стефани допустила тактическую ошибку. Еще одну ошибку она допустила, полагая, что провал вызывал у него только боль. Ясим плюнул на солому у ее ног.

– Как вы смеете говорить так, словно знаете что-нибудь обо мне? Вы женщина, и само ваше присутствие в этих конюшнях – оскорбление. Как вы смеете учить меня, как лечить лошадь, когда вас, главного королевского ветеринара, даже не оказалось на месте, когда заболела Анадиль?

Эта колкость едва не заставила Стефани опустить голову, но она взяла себя в руки.

– Да, меня не было, – произнесла она жестко. – Но болезни нужно много часов, чтобы убить. Я оставила предельно ясные указания. В случае появления любых признаков болезни меня нужно вызвать немедленно.

– Мы выполнили этот приказ.

– Буквально? Я так не думаю. Сколько вы медлили, Ясим? Это не я пренебрегла своими обязанностями, а вы. Если бы вы сразу меня вызвали, Анадиль могла бы еще жить.

Однако запугать Ясима оказалось не так просто. Выставив вперед указательный палец, он шагнул к Стефани. Она почувствовала на лице его горячее дыхание.

– Вы в этом уверены? Хотите сказать, что вы нашли абсолютно надежный метод лечения? Конечно нет. Вы бродите впотьмах точно так же, как мы все. Вот в чем правда. Знаете, сколько стоила эта кобыла? И ее привезли всего неделю назад. Она одна стоила тех двух, которых мы потеряли раньше, мисс главный королевский ветеринар. Я молю Бога, чтобы мы нашли правильное лечение, но сомневаюсь, что это случится благодаря вам. Потому что женщина в конюшне – дурное предзнаменование.

Ясим презрительно усмехнулся.

– Однажды принц уже пустил сюда женщину, и посмотрите, к чему это привело. Принцесса Эльмира все здесь разорила. Своим присутствием она осквернила нашу мужскую территорию. Но она за это заплатила, мисс Дэрвилл. И принц, в конце концов, встал на мою сторону. Вы правильно сделаете, если будете помнить об этом.

Баталь по-прежнему содержался отдельно от других в пустом боксе. Мул обрадовался, увидев Стефани. Она села рядом с ним на солому и хотела ненадолго закрыть глаза, чтобы привести в порядок свои мысли. У нее возникло стойкое ощущение, что где-то в том неприятном разговоре, который только что состоялся у нее с Ясимом, таился ключ к разгадке проклятой болезни. Но она никак не могла нащупать эту жизненно важную деталь. Рафик ждал от нее доклада, и ей не хотелось идти к нему, не имея позитивной информации. По правде сказать, Стефани вообще не была уверена, что хочет с ним встречаться.

Сегодняшний день начался на такой высокой ноте, думала она, почесывая Баталя за ухом. Она была полна надежд. А потом, после полудня… о боже! Это было невероятно. Потрясающе. Ошеломляюще.

Баталь издал тихий хрипловатый крик. Его дыхание до сих пор не пришло в норму. Судя по всему, болезнь особенно сильно поражала легкие и сердце. Стефани постаралась уложить его поудобней и пошла принести ему свежей воды. В конюшнях стояла почти полная темнота. Снаружи в ночном небе сияли звезды. Вернувшись в бокс, Стефани поставила на пол деревянное ведро. Внезапно тень в коридоре шевельнулась, и по ее телу пробежала дрожь. Она знала, что это Ясим, хотя не могла его разглядеть. Пора уходить.

Сегодня Рафик встал на ее сторону. Он с самого начала говорил, что Ясим будет возмущен ее присутствием. И еще он говорил, что принцесса Эльмира очень тянулась к лошадям, и Ясиму это не нравилось. Ясим просто пытается нагнать на нее страху. Он хочет запугать ее, поставить на место. Но Рафик на ее стороне. Они все на одной стороне, просто Ясим не в состоянии этого понять.

Стефани тихонько постучала в дверь гарема. Страшно уставшая, она не могла сосредоточиться. Понимала только: какую бы цену ни заплатила принцесса Эльмира за преступление, которое совершила своим присутствием в конюшнях, та наверняка не шла ни в какое сравнение с той ценой, которую заплатила Анадиль. Смерть лошади снова отозвалась болью, пока Аида вела Стефани в наполненную теплым паром ванную. Она залезла в ванну, погрузилась в воду и заплакала.

После возвращения Ясима и смерти Анадиль Стефани попросила, чтобы Рафик неделю не появлялся в конюшнях. И вот эта неделя подошла к концу. Утро Рафик провел в Совете.

Помимо Сабра, только одна тема смогла вывести Совет из апатии. Но вовсе не новый договор о торговле, который Рафик заключил с соседним королевством Нессарах, а то, что красавица принцесса Тахира из этого королевства обручилась с принцем из королевства Карима. А все потому, что Совет считал ее самой подходящей невестой для Рафика, который с женитьбой станет полноценным королем. Он понимал, что пройдет немного времени, и вопрос о необходимости обзавестись женой будет поднят официально, особенно если им удастся обеспечить себе победу в Сабре.

Но до победы в Сабре было еще очень далеко. Несмотря на то что Ясим предлагал ему лошадей, пригодных для участия в скачках, которые теперь проводили большую часть времени на тренировочных полях, у Рафика не лежало сердце смотреть на них.

Он не хотел торопиться. Прошла неделя, и новых случаев болезни не возникало. Сменив свою официальную одежду, Рафик направился в конюшни. Стефани сидела на своем любимом месте. Она явно ждала его, потому что сразу же вскочила на ноги и пошла через двор ему навстречу. На ней была туника в голубых тонах, которую он раньше не видел: полосы цвета утреннего неба чередовались с полосами цвета Аравийского моря. Кожа загорела на солнце, от чего губы стали казаться еще розовее. От ее улыбки у Рафика поднялось настроение. Он соскучился по общению с ней. До приезда Стефани в Бхарим он не замечал, как много времени проводит в одиночестве.

– Я надеялась, что вы придете, – призналась она. – Мне сказали, что у вас совещание с Советом, но я подумала…

– Вы просили меня не приходить в течение недели, – сказал Рафик, улыбаясь ей в ответ. – Эта неделя показалась мне очень долгой.

– Вы считаете, что я просила слишком много? Мне хотелось доказать…

– Что вы не нуждаетесь в моей помощи, – закончил за нее Рафик.

– Да. – Стефани оглянулась в сторону конюшен.

– Ясим все время проводит на тренировочных полях.

– Дело не только в нем… они все заодно. Даже Фадиль. Я чувствую, как они смотрят мне в спину, ждут, что я допущу очередную ошибку.

– Стефани, смерть Анадиль не ваша вина.

– Да, но если бы меня вызвали раньше, то, возможно, я смогла бы остановить… – Она покраснела.

– Что именно остановить? – Рафик замер. – Неужели Ясим имел наглость нарушить мой приказ и пытался сам лечить лошадь в ваше отсутствие? Можете не отвечать. Я по вашему лицу вижу, что это так. Почему я ничего об этом не знаю?

Его тон заставил Стефани вздрогнуть, но она смело взглянула принцу прямо в глаза.

– Я не стала вам говорить, потому что не хотела, чтобы вы вмешивались. Я знаю, что ваши намерения благородны, но, как мне помнится, еще в самый первый вечер я просила вас не приказывать Ясиму помогать мне. Когда мы вместе обедали, я сказала – предположила, – что это лишь настроит его против меня. Мне казалось, вы со мной согласились, Рафик, но очевидно, вы просто решили, что будет проще не спорить со мной, но сделать по-своему.

– Я действовал в ваших интересах.

– Но за моей спиной.

– Значит, вы решили по-своему отплатить мне, отказавшись рассказать, что Ясим вмешивался в лечение Анадиль?

– Я не… – Она осеклась, провела рукой по волосам и тяжело вздохнула. – Рафик, вы уже отругали этого человека на глазах у всех, и с тех пор он, насколько мне известно, ни разу не ослушался вас.

– Он с самого начала не должен был этого делать. Я дам ему понять, что больше такого не потерплю.

– Он ваш шталмейстер и жизненно необходим вам в связи с вашими надеждами в отношении Сабра. – Стефани снова вздохнула. – Я недооценила то, о чем вы меня предупреждали. Его неприязнь к женщинам. Так что с моей стороны несправедливо упрекать вас, когда все, что вы делали, – это пытались помочь мне. Не сердитесь. В конце концов, вы мой наниматель и принц, и то и другое дает вам основания знать все, что здесь происходит.

– Стефани, – сказал Рафик, совершенно очарованный ею. – Я не сержусь, я расстроен. Ощущение, которое вам удается вызывать во мне с пугающей легкостью. Это комплимент. Я так думаю!

Глава 7

Два дня спустя Рафик ждал Стефани в зале собраний.

– Я подумал, что мой главный ветеринар заработала себе право сделать перерыв в работе. Она согласна?

– Она думает, что это возможно, если принц намерен к ней присоединиться.

– Он будет рад это сделать. – Рафик провел ее через дверь в задней стене зала заседаний. – Моего дедушку Бассама называли «Улыбающимся», – сказал он, направляясь в дальний угол крытой террасы. Когда они дошли до ниши, устроенной в стене, он достал ключ и вставил его в замок потайной двери, которую Стефани даже не заметила. Замок открылся с некоторым трудом, и Рафик провел ее внутрь. – Это его личное святилище. Место, которое я не имею привычки посещать.

– Это библиотека, – с удивлением сказала Стефани, глядя на замысловато сработанные застекленные книжные шкафы, выстроившиеся вдоль стен комнаты.

– Предназначенная для книг одной, очень специфической тематики, – пояснил он.

– Все до единой? – Она вытаращила глаза.

– Думаю, да, хотя, по правде сказать, я пролистал всего несколько, да и то будучи гораздо моложе, – улыбнулся Рафик.

– Мне трудно поверить, что эта тема достойна написания стольких томов. – Стефани с сомнением посмотрела на шкафы. Полки с книгами вызывали у нее неловкое сознание всей бездны собственного невежества.

– Стефани, может, мне не стоило приводить вас сюда?

– Я понятия не имела… это обилие несколько подавляет.

– Я не жду, что вы станете читать их все. – Рафик улыбнулся. – Я просто хотел показать вам, что такие книги существуют. – Он открыл один из шкафов и выбрал объемистый фолиант. Положив его на низкий стол, он жестом предложил ей сесть рядом с ним.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, на что она смотрит, и, когда она поняла, ее щеки густо покраснели. Все иллюстрации изображали обнаженных мужчину и женщину во время соития, но совсем не так, как она знала. Кто бы мог подумать, что под этими искусно оформленными переплетами скрывались такие шокирующие образы? И кто мог себе представить, что мужчина и женщина могут получать удовольствие, совокупляясь столькими разными способами?

Повисла пауза.

– Мне не верится, что такое возможно физически, – наконец протянула она.

У иллюстраций имелись названия. Стефани только что это заметила. К примеру, «Изгиб радуги», «Страусиный хвост», что-то с именем Архимеда и «Любовный узел». Последнее название хотя бы подходило к изображению. Ее любопытство стало брать верх над смущением. Стефани внимательно вгляделась в мужчину и женщину на картинке «Любовный узел».

– А вы это?.. О нет, не говорите. Я не должна была спрашивать.

– Ну, раз уж вы спросили. Нет, не пробовал, – ответил Рафик, – но признаюсь, выглядит… соблазнительно. Стефани, я не собираюсь сравнивать вас с какой-то другой женщиной. – Рафик закрыл книгу и повернулся лицом к ней. – Вас невозможно ни с кем сравнить. – Он взял ее за руку. – И я хочу, чтобы время, что мы проведем вместе, отражало это.

– Я не уверена, что готова пробовать что-нибудь настолько экзотическое.

– Я показал вам эту книгу, только чтобы продемонстрировать, что любовь – это искусство, имеющее множество форм. Но на этих иллюстрациях представлены вершины этого искусства, а мы с вами всего лишь подошли к подножию горы. – Он обнял Стефани и нежно поцеловал ее.

– Если говорить обо мне, то я сделала всего лишь первый шаг. Так вы хотите, чтобы я сначала изучила теорию?

– Только не самостоятельно. Мы же договорились, что будем экспериментировать вместе, помните? – Он положил ее на подушки рядом с собой.

– Я не могу представить, чтобы в какой-нибудь английской библиотеке имелись подобные книги.

– Подозреваю, что они есть, хотя их держат под надежным замком. Мне кажется, в Англии не особенно принято обсуждать искусство любви, верно?

– Среди женщин, определенно, нет. – Голова Стефани склонилась на плечо принца. Ее нога коснулась его ноги. – Возможно, замужние женщины говорят об этом шепотом между собой, но… – Она прильнула к нему, положив руку ему на грудь. Теперь она слышала, как бьется его сердце. – Разве здесь все по-другому?

– Здесь, на Востоке, эта тема не является табу. Мы понимаем, что невежество не приносит счастья, знание – ключ к наслаждению.

– Знание, которое содержится в таких книгах?

– Книги – это только один из способов узнать. Большинство людей не имеют доступа к книгам. Они все узнают из разговоров. Из понимания того, что удовольствие всегда полнее, когда оно взаимно. На опыте и…

– …с помощью экспериментов. – Стефани поцеловала его. Тем легким поцелуем, которому она научилась у него, едва касаясь его губ, маня и дразня. Положив руки ему на плечи, она поцеловала его брови, нос, потом снова губы. – Каким будет наш следующий шаг на пути к сияющим высотам, Рафик? – спросила она, прикусив мочку его уха.

Его пальцы скользнули в волосы Стефани и, развязав стягивающий их шарф, выпустили на свободу.

– Не имею понятия. Но в этом вся прелесть. Не важно, куда мы двинемся, главное – идти вперед, – с лукавой улыбкой произнес он.

Стефани засмеялась, снова целуя его в губы, трогая их кончиком языка. Поцелуй стал крепче, и ее сердце забилось быстрее, а внизу живота возник знакомый трепет.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, слегка отстраняясь от него.

– Ровным счетом ничего, я просто хочу понять, чего хотите вы, что у вас на уме. – Глаза Рафика потемнели от закипающей страсти.

– Я, наверно, не смогу… я даже не владею терминологией.

– Тогда опишите это своими словами.

Он провел рукой по ее спине и ниже. Стефани прильнула к нему, она была невероятно хороша. И она точно знала, чего хочет от него, от этого человека, который наверняка мог иметь любую женщину, но почему-то хотел ее. От этого искушенного человека, знавшего так много способов получать удовольствие, но почему-то хотевшего доставить удовольствие ей. Это пугало и в то же время очень возбуждало.

– Я хочу делать с вами то, что вы делали со мной, – сказала Стефани. – Хочу прикасаться к вам, как вы прикасались ко мне, заставить вас чувствовать то, что чувствовала я. Хочу познать ваше тело, как вы познали мое.

Стефани надавила ему на грудь и заставила лечь на спину, не позволяя неопытности поколебать свою решимость. Потом опустилась сверху, прижимаясь грудью к его груди, и обхватила его ногами. Она не могла не заметить, что он уже возбужден.

Потом она опустила голову и начала целовать его легкими, нежными поцелуями. Рафик вздохнул, его руки легли на ее ягодицы, поглаживая их, побуждая продолжать игру. Губы Стефани раскрылись, поцелуй стал более страстным.

Она целовала его снова и снова. Поцелуи становились все более сладкими, страстными, жаркими и возбуждающими. Она попросила его снять рубаху.

Его кожа отливала золотом, как пески пустыни, и каждый мускул отчетливо проступал сквозь нее, как и предполагала Стефани. Грудь Рафика покрывала темная поросль жестких волос, которая, сужаясь к животу, узкой стрелкой исчезала под ремнем его брюк.

Мысль о том, чтобы ощутить прикосновение его тела на своей коже, оказалась слишком соблазнительной, чтобы устоять. Она сняла свою тунику. При виде Стефани в одной сорочке глаза Рафика раскрылись шире, на щеках выступила краска. Набравшись смелости, она сбросила сорочку. Он резко втянул воздух. Его грудь поднялась. По мышцам живота пробежала волна. Стефани потянула его к себе. Теперь они сидели лицом друг к другу, она обвивала его ногами. Следующий поцелуй ощущался по-новому и дышал какой-то восхитительной близостью. Ее груди прижимались к его груди, волоски щекотали ее соски, заставляя их сжиматься в твердые бутоны.

Что теперь? Она вспомнила, как он ласкал ее груди, заставляя соски съеживаться. Что, если она проделает то же самое с ним? Стефани неуверенно положила ладони ему на грудь. Почувствовала, как бьется его сердце. Кожа Рафика была горячей и влажной, соски – темно-коричневыми. Когда она накрыла их руками, они съежились так же, как у нее, и Рафик задышал быстрее так же, как она. Она стала ласкать их большими пальцами, а когда его дыхание сделалось прерывистым, наклонилась, взяла один из них ртом и потянула. Он вздрогнул, и она ощутила ответный трепет.

Стефани лизнула другой сосок, но потом ее охватило смятение. Что дальше?

Рафик, должно быть, почувствовал ее неуверенность.

– Вы не должны делать то, чего не хотите, – сказал он. – Достаточно одного слова, помните? Нет никакой спешки.

– Я знаю, но я не хочу… просто я не знаю, что делать, – призналась она.

– Я могу вам показать, если хотите.

– Хочу. – Руки Стефани обвились вокруг него. – Я очень этого хочу.

Рафик положил ее на спину. Его рука накрыла одну из ее грудей, губы прильнули к другой, целуя, поглаживая, покусывая, от чего трепет возбуждения, возникший в груди, спустился вниз по животу и кольнул ее между ног. Оторвавшись от ее груди, Рафик снова поцеловал ее в губы.

– Определенная доля сдержанности способна усилить удовольствие. Давайте познаем друг друга, – шепнул он, переворачивая Стефани на живот.

Его тело накрыло ее. Грудь легла ей на спину. Губы коснулись шеи на границе волос. Его руки скользнули по боковой поверхности ее грудей и остановились на талии. Она чувствовала его возбужденную плоть, прижимавшуюся к ее ягодицам. Он раздел ее, затем она услышала шуршание снимаемой им с себя одежды. А потом он снова оказался на ней, совершенно голый.

Какое-то время он не двигался. Спиной она чувствовала, как его грудь поднималась и опускалась, чувствовала его горячее дыхание у себя на шее. Потом губы Рафика коснулись ее плеча, и он осторожно перевернул ее на бок.

Стефани вздрогнула и, инстинктивно выгнувшись ему навстречу, ощутила, что он тоже вздрогнул.

– Рафик?

Сначала ей показалось, что Рафик не обратил внимания на ее возглас, но, когда он заговорил охрипшим голосом, она поняла, что он просто старался взять себя в руки.

– Почувствуй, что ты можешь со мной сделать, – сказал он и, взяв ее руку, сомкнул вокруг своего члена. Пальцы Стефани коснулись ее лона. Оно было горячим и влажным. Плоть Рафика, напротив, тугой и гладкой, как шелк. Он положил ее ногу на свои и, согнувшись, слегка отодвинулся назад. – Медленно, – сказал он, показывая, как ласкать его.

Его пальцы скользнули к ней внутрь. Ее мышцы мгновенно сжались в ответ. Другая рука Рафика по-прежнему лежала у нее на груди, лаская сосок. Стефани чувствовала, как с каждым движением все сильнее пульсирует его мужская плоть у нее в руке, а ее лоно сжимается при каждом движении его пальцев. Вскоре она уже не могла сдерживать себя. Чувствуя приближение взрыва, она вся напряглась.

– Рафик, я не могу…

Она уже не владела собой, а быстрой спиралью взлетала ввысь, чтобы рассыпаться фейерверком сверкающих искр, но на этот раз Рафик летел вместе с ней. Она поняла это по хриплому стону, с которым он отвалился от нее, и по тому, как содрогалась его грудь, когда он лег рядом, дыша ей в спину.

Через несколько часов, когда стало совсем темно, Рафик сидел один перед раскрытой книгой бхаримского конезавода. Он перелистывал страницы, печально глядя на пустые места, ожидавшие, что их заполнят имена новых владельцев его арабских скакунов, которые должны были покинуть конюшни Бхарима много недель назад. Стефани попросила, чтобы завтра они съездили в оазис, где держат жеребцов. Возможный прорыв – так она это назвала. До Сабра оставалось всего два месяца, и он страстно надеялся, что она окажется права.

Рафик откинулся на груду подушек и закрыл глаза, вспоминая их последнее свидание. Ее тело под его руками, ее вкус. Запах ее возбуждения. И свое собственное. Он не мог вспомнить ничего подобного.

Рафик со стоном встал на ноги и расправил плечи. Вынужденное воздержание – вот в чем дело. И в том, что он никогда не встречал такой женщины, как Стефани. Такой смелой и в то же время невинной, такой соблазнительной, но не сознающей этого. С какой решимостью она хотела понять, что ему нужно, чтобы заниматься любовью вместе с ним, а не просто позволять это ему. До сегодняшнего вечера он никогда бы не поверил, что любовные утехи без полноценного соития могут приносить такое удовлетворение. Когда он чувствовал, как пульсировало ее лоно, сжимавшее его пальцы, возбуждение оказалось не меньше, чем если бы он по-настоящему был в ней.

Кульминация была такой силы, что он почувствовал себя полностью опустошенным. Любовные игры со Стефани разительно отличались от всего его прошлого опыта. То, как она смотрела на него, когда прикасалась к нему, то, как говорили друг с другом их тела, давало ощущение близости, которого он никогда не испытывал прежде, занимаясь любовью. Физическая связь, соединение тел, но не душ и умов. Он всегда оставался принцем, игравшим роль любовника. Принцем, игравшим роль мужа. Чувство долга лишало любовные игры удовольствия.

Его сознание сторонилось воспоминаний. Он не допустит, чтобы это повторилось. Стефани напомнила ему, как это было, и доказала, насколько лучше это может быть. Предчувствие будущего, хотя, конечно, в этом будущем не будет Стефани.

Его сознание восставало против этой мысли. Рафик в отчаянии тряхнул головой. Почему он не может просто наслаждаться тем, что у него есть! Женщина, которая говорила с ним, как будто сквозь королевский фасад видела его таким, какой он есть. До нее никто и никогда не смел этого делать. Она заставила его посмотреть на мир свежим взглядом. Теперь его смутные планы в отношении Бхарима и его народа обретали ясность и четкость. Его вина по-прежнему давила тяжким грузом, но она перестала быть его неотъемлемой частью. Она превратилась в бремя, которое он еще продолжал нести, но собирался сбросить раз и навсегда. Он, как Стефани, будет учиться на своих ошибках. И, как Стефани, станет другим человеком.

На следующий день, дожидаясь Рафика в конюшнях, Стефани обнаружила, что ей приходится постоянно напоминать себе, что она главный королевский ветеринар, ждущий принца. Прошлой ночью, вернувшись в гарем и глядя на себя в зеркало, она опять увидела распутную, нет, чувственную женщину, начинавшую понимать, что именно означает слово «чувственная». Когда она прикасалась к нему, когда он прикасался к ней, это доставляло наслаждение обоим. Вчера вечером их тела говорили друг с другом. Их физические различия поражали, но одинаковость их реакций поражала еще больше. Удовольствие одного эхом повторялось в другом.

Вчерашний вечер не удовлетворил любопытства Стефани, но лишь пробудил ее аппетит. Она усвоила, что заниматься любовью – это смотреть, прикасаться, говорить и слушать. Чувствовать вкус его кожи, его запах и те рождающие дрожь ощущения, которые они вызывали друг у друга. Стефани улыбнулась сама себе. Удовольствие. Взаимное наслаждение. Те иллюстрации больше не казались шокирующими, они вызывали интерес. «Страусиный хвост» ее пока не убедил, а вот «Любовный узел» – да, она могла это представить. Ее тело доставляло удовольствие Рафику, а удовольствие Рафика доставляло удовольствие ей. Пьянящее чувство, вызванное сознанием того эффекта, который она могла вызывать в нем, заставляло Стефани желать новых экспериментов. И давало непривычное ощущение власти.

Глядя, как Рафик идет к ней через внутренний двор, она старалась подавить эти чувства и напомнить себе, что она – главный королевский ветеринар и перед ней стоят сложные задачи. Она чувствовала себя совсем другой, а он выглядел ничуть не изменившимся. И неправдоподобно красивым. Грешным и соблазнительным.

– Лошади готовы, ваше величество. Давайте поспешим.

Тщательно осмотрев загон для жеребцов, Стефани не нашла никакого подтверждения своей теории, однако признавать поражение не собиралась.

– Должно быть, мы что-то упускаем. В каждом случае болезнь возникала через семь-восемь дней после того, как одного из жеребцов приводили в конюшню покрывать кобылу. Баталь заразился, потому что был рядом с Анадиль, когда ее покрывали.

– Но мы потеряли только одного жеребца. И потом, болезнь возникала не каждый раз, – возразил Рафик. – Если бы дело было в воде, как ты предполагала…

– Знаю, они бы все заразились. Нет, дело не в этом, и все же какая-то связь есть, Рафик. Картина каждый раз одна и та же. Нет, мы явно упускаем что-то очевидное.

– Ладно. Но что бы это ни было, сегодня мы этого не найдем. Возвращаться назад сейчас слишком жарко, давай немного отдохнем в тени.

С другой стороны от загона, вдали от лошадей, в оазисе царили красота и покой. В воздухе витали сладковатые ароматы, укрытый пальмами остров посреди пруда казался настоящим раем. Облокотившись на каменную ограду маленького мостика, Стефани видела в неподвижной голубой воде свое отражение и стоявшего рядом Рафика, хмуро смотревшего на высокую стену.

Легкий ветерок шелестел листьями пальм. Какой-то жеребец в загоне радостно заржал. Рафик присел на ограду рядом с ней. Внизу блестело зеркало кристально чистой воды.

Стефани видела свое лицо и рядом лицо Рафика. Он улыбнулся ей. Склонившись друг к другу, их головы соприкоснулись висками.

– Я много размышлял над тем, что ты рассказала мне о своем прошлом, – сказал он. – И не могу согласиться с тем, что ты хоть в чем-то виновата. Наверняка существует какой-то способ призвать к ответу мужчину, который соблазнил тебя.

– Рафик, я отдалась ему, потому что хотела этого. Хотя, честно говоря – теперь я это хорошо понимаю, – все было ужасно и принесло мне одно разочарование. Но дело не в этом. Я сама сделала свой выбор и до последнего времени глубоко сожалела об этом.

– И что же заставило тебя изменить свое мнение?

– После того, что произошло на прошлой неделе. – Стефани заговорила, тщательно подбирая слова. – Я тоже об этом думала, и для меня многое стало гораздо яснее, чем раньше. Расстояние позволяет взглянуть на прошлое со стороны, и это замечательно. Понимаете, я не могу сказать, что была несчастлива, работая с папой, но я начинала задаваться вопросом, хочу ли провести так всю свою жизнь. Я искала чего-то большего, чего-то другого, хотя не могла сформулировать, что это. Возможно, поэтому мне показалось, что я влюблена, не знаю. Но я знаю, что если бы не пошла по тому губительному пути, то мне никогда не предоставилась бы эта возможность, потому что папа ни за что не разрешил бы мне поехать в Аравию. То, что я так путано объясняю, вовсе не означает, что я с радостью снова совершила бы подобную ошибку, но, поскольку дело уже сделано, я не вижу смысла в дальнейших сожалениях.

– Но тот мужчина…

– Руперт – слабый, бесчестный человек и лжец. Однако у общества не нашлось для него наказания за его грехи, в то время как меня оно заставило заплатить за свой позор сверх всякой меры. Но именно этот позор вынудил меня взять ответственность за свою жизнь в свои руки. Моя неспособность мыслить здраво до сих пор приводит меня в ужас. Я больше никогда не сделаю подобной глупости. Но я больше не хочу оглядываться назад, я хочу смотреть вперед, в будущее. Поэтому месть – последнее, что меня интересует. Понимаете?

– Покончить с сожалениями, перестать оглядываться назад… Да, я это понимаю.

И все же его глаза были полуприкрыты веками, а голос мрачен.

– Не бойтесь, я помогу вам справиться с этой болезнью, – сказала Стефани, коснувшись его колена. – Вы выиграете Сабр, как и обещали.

– И все же мне очень хочется, чтобы негодяй был наказан за то, что сделал с тобой. Но об одном я никак не могу сожалеть – о том, что это привело тебя сюда, в мое королевство. – Рафик улыбнулся.

Они касались друг друга плечами. И руками. И бедрами. Сердце Стефани забилось быстрее. Рафик повернулся и провел рукой по ее волосам.

– Вчера вечером мне было очень хорошо.

– Да, – со вздохом ответила Стефани, – мне тоже. Когда мы поднимемся на следующую ступень?

– Скоро. – Он с нежностью поцеловал ее. – Но у нас обоих есть дела, которыми надо заниматься. А с этим делом я не хочу спешить. Такая женщина, как ты, заслуживает, чтобы ее смаковали.

– Но я не праздничный банкет.

– Праздник. Очень интересная мысль. – Рафик снова засмеялся.

– Что вы имеете в виду?

– Терпение – это добродетель, разве не так говорят англичане? – Он крепко поцеловал ее. Потом помог встать на ноги.

– Я вовсе не чувствую себя добродетельной.

Он снова засмеялся.

– Я тоже. Но нам, в самом деле, надо идти. Я должен присутствовать на банкете совсем иного рода. Вдобавок скоро стемнеет, и появятся кусачие насекомые, которые населяют этот пруд. Самое время возвращаться во дворец.

– Стефани, что происходит?

Она не видела Рафика уже пять дней, когда он вдруг вошел в конюшни, одетый в свои официальные одежды, но без головного убора. Он только что вернулся из поездки по отдаленным деревням и выглядел усталым и встревоженным, поэтому Стефани решила проигнорировать неуместный кувырок своего сердца.

– Как я понимаю, Ясим уже пожаловался на меня.

– И на первый взгляд, для этого у него есть серьезные основания. Это конезавод, Стефани. Мы разводим лошадей. Чтобы разводить лошадей, нам надо приводить сюда жеребцов, которые будут покрывать кобыл.

– Но, Рафик, мы же определили, что источник заражения находится в оазисе, где держат жеребцов.

– Мы не знаем этого наверняка. Мы тщательно осмотрели загон и не нашли ничего, что могло бы оправдать приостановку выполнения главной задачи этих конюшен, не говоря уже о тех радикальных изменениях, которые ты предлагаешь. Это невозможно.

Ясим хорошо потрудился, подумала Стефани.

– Если бы я знала, что вы вернулись, я бы первым делом лично обсудила с вами эти меры.

– Справедливости ради скажу, что обеспечивать четкую работу конюшен – обязанность Ясима.

– Но лечение болезни и предотвращение ее распространения вы поручили мне. Если для этого требуется временно изменить здесь режим работы, то решение принимаю я, а не Ясим. И даже не вы, если, конечно, вы не хотите отменить мое назначение.

Стефани не повышала голоса и, не дрогнув, выдержала его взгляд. Ей всегда с трудом удавалось читать мысли Рафика по выражению лица, но она научилась понимать некоторые нюансы. То, как взлетели вверх его тяжелые полуприкрытые веки, говорило, что он возмущен. Слегка опущенные уголки губ означали, что он сдерживает свои чувства. А поднятые вверх брови свидетельствовали, что он вынужден принимать неприятное решение.

– Будь любезна, объясни мне смысл принятых тобой мер.

Как бы ей ни хотелось, Стефани воздержалась от того, чтобы заметить, что она более чем рада, что он попросил ее это сделать.

– Полная изоляция, – сказала она. – Теперь, когда мы знаем, что источник проблемы находится где-то в оазисе – пусть мы и не определили, что это, – мы можем предупредить распространение болезни. Тот же самый метод с успехом используют, чтобы предотвратить распространение желтой лихорадки или тифа среди моряков в порту. Ваши жеребцы в оазисе будут по-прежнему под угрозой, пока мы не определим точную причину болезни, но у нас нет другого места, куда их можно перевести. Если мы будем держать их в изоляции, то сумеем защитить конюшни, а если изолировать еще и тех лошадей, которых готовят для Сабра, то я не вижу причины, чтобы они не участвовали в скачках.

Рафик нахмурился, постукивая пальцами по золотой пряжке своего пояса.

– Значит, работа конюшен будет приостановлена.

– Зато вы не потеряете больше ни одной лошади, – стиснув зубы, процедила она, – разве что заболеет еще какой-нибудь жеребец. – Стефани вздохнула и откинула назад волосы. – Я действительно прошу многого. Приостановить вашу программу разведения, найти другое хранилище для корма, организовать несколько загонов, изолированных друг от друга. Но, Рафик, это означает, что вы сможете участвовать в Сабре, и это важнее всего остального, включая уязвленную гордость Ясима.

– Но у нас нет доказательств. Если бы у меня было подтверждение…

– О, ради бога! – воскликнула Стефани, в конце концов дав волю своему разочарованию. – Даже если я дам вам неопровержимые доказательства, Ясим все равно не будет сотрудничать со мной. Все будет точно так же, как раньше. Вам придется встать на чью-то сторону.

– Что ты хочешь этим сказать?

Этот едва слышный шепот. Этот ледяной тон. Стефани невольно сделала шаг назад, но потом набралась смелости, скрестила руки и встала, точно вросла в землю.

– Он говорил мне, что вы приняли его сторону в конфликте с принцессой Эльмирой. Он хотел, чтобы это стало предупреждением для меня. Я думала, вы доверяете мне, но вижу, что он прав, а я ошибалась.

Она повернулась кругом, но Рафик схватил ее за локоть.

– Подожди. – Вспышка ярости на его лице уже погасла. – На этот раз моему шталмейстеру не удастся сделать по-своему. Поступай, как считаешь нужным. Я поговорю с Ясимом, скажу, чтобы он передал все дела в конюшнях Фадилю, за ним останется работа на тренировочных полях. Так он не будет пересекаться с тобой. Ты понимаешь, как я рискую, возлагая все надежды на тебя? Я не могу позволить себе потерять Ясима перед Сабром.

Стефани выпрямилась и расправила плечи, как на параде.

– Я все прекрасно понимаю, ваше величество.

Рафик коротко кивнул ей и пошел прочь. Стефани понимала, что один из шпионов Ясима предупредил того о возвращении Рафика. Стефани с легкостью могла себе представить, как шталмейстер настраивал Рафика против нее.

И все же Рафик разыскал ее, он ее выслушал. Он принял ее сторону. В конце концов. Она ощущала это как поражение, но это была победа. И очень ясное напоминание о том, что Рафик, прежде всего, принц. Стефани повернулась и пошла назад в конюшни. Потому что она прежде всего ветеринар и у нее есть дела.

Глава 8

На следующий вечер, сидя в своей спальне, Стефани мечтала о том, чтобы хоть на время сбежать из гнетущей атмосферы гарема. Но кроме того, чтобы снова отправиться в конюшни, пойти ей было некуда. Без специального разрешения Рафика этот огромный дворец оставался для нее за пределами досягаемости, а о том, чтобы одной отправиться на прогулку в пустыню после наступления темноты, не могло быть и речи. Хотя, вяло выйдя во двор и подняв глаза на звезды, она подумала, что с удовольствием сделала бы это.

Стефани не видела Рафика со вчерашнего дня, но он, очевидно, поговорил с Ясимом, шталмейстер отбыл на тренировочные поля. Фадиль с виноватым видом старался ей помогать и осторожно спросил, верит ли Стефани, что предложенные ею меры позволят лошадям Бхарима участвовать в Сабре. Ее утвердительный ответ, без сомнения, содействовал лучшему исполнению ее указаний.

Она сидела на краю фонтана и рассеянно смотрела на темную воду, когда вошедшая Аида сообщила, что ее вызывают. Решив, что Рафик хочет получить отчет о проделанной работе, Стефани взяла свой блокнот и направилась к двери, однако хозяйка гарема ее остановила.

– Мадам, разве вы не желаете переодеться перед аудиенцией у принца? – с удивлением спросила она.

Стефани быстро приняла ванну, переоделась в чистую тунику мятно-зеленого цвета и завязала волосы подходящим по тону шелковым шарфом. Аида предложила шелковое платье розоватого оттенка, которое Стефани еще ни разу не надевала.

Стефани не смутило, когда ее повели в зал собраний, однако, войдя в зал, она с удивлением обнаружила, что он пуст. Через дверь в задней стене ее провели в небольшую комнату, примыкавшую к пруду для купания.

– Ты уверен, что привел меня, куда надо?

Слуга молча кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Оставшись одна, Стефани прошла по коридору, ведущему к пруду. Вокруг него горели факелы на высоких подставках, отбрасывавшие на воду танцующие отблески пламени. Рафик сидел на своем любимом месте, но, как только она вошла, сразу же встал на ноги. Его волосы влажно поблескивали после ванны.

Стефани остановилась в самом начале крытой террасы, открыла свой блокнот и откашлялась.

– Я рада, что могу доложить вам…

– Я позвал тебя, чтобы извиниться.

Она в недоумении уставилась на него, не в состоянии мысленно оторваться от своего доклада.

– То, что вы сказали Ясиму, безусловно, принесло свои плоды. Он…

– …Этот человек в шаге от увольнения. Несмотря на то что некоторые мои чувства полностью оправданы, мне не следовало изливать свою злость и разочарование на тебя.

– Да, но это послужило напоминанием – не скажу, чтобы я в нем нуждалась, – что вы принц Бхарима и, в конечном счете, ваше слово – закон.

– Но ты выставила меня деспотом.

– Вы как-то сказали, что находите мою искренность освежающей.

– Да, это так, но временами она освежает, как ушат ледяной воды из горного родника, – печально ответил Рафик. – Мне трудно признавать, что я не прав. Однако… Ты правда считаешь, что мы сможем рискнуть и принять участие в скачках, не заразив лошадей других участников?

Стефани очень хотелось пообещать ему это, но она не могла заставить себя солгать.

– Рафик, я не могу этого гарантировать.

– Конечно, не можешь. Невозможно предугадать капризы природы. – Он негромко засмеялся.

– Именно. Но я думаю, что надежда есть. Я считаю, что меры, которые мы приняли, дают хорошие шансы уберечь от заражения лошадей, отобранных для Сабра, а значит, они смогут спокойно участвовать в скачках.

Рафик несколько раз кивнул. Он не мог подобрать слов, и это выдавало всю глубину того, что он чувствовал. Он поцеловал ей руку.

– Это меня не оправдывает, но иногда мне трудно различать Стефани и главного королевского ветеринара. Когда ты совершенно справедливо указала, что мне следовало посоветоваться с тобой и не обращать внимания на жалобы Ясима, я… – Он пожал плечами и покачал головой. – Я видел, что обижаю тебя, но мне совсем не хотелось причинять тебе вред.

– Главное, что вы мне поверили. – Она не шевелилась, и Рафик по-прежнему держал ее за руку. – Рафик, вы не единственный, кому трудно различать… Могу я спросить, сейчас я говорю с принцем?

– Принц извинился перед своим главным ветеринаром. Мужчина хочет – надеется – загладить свою вину перед Стефани. Если она ему позволит.

У Стефани пересохло во рту.

– Что вы задумали?

– Я тебе покажу. – Рафик снова поцеловал ее руку и улыбнулся, но на этот раз улыбка была греховной. – Знаешь, когда-то пруд назвали прудом нимф, эта терраса была частью гарема, а библиотека – комнатой переодевания для хаммама.

Он повернул ключ в замке и предложил ей войти внутрь.

– Она и сейчас может показаться тебе роскошной, но когда-то это была роскошь, выставленная напоказ. Богатые драпировки на стенах, персидские ковры, золотая и серебряная вышивка на подушках и покрывалах, чашки из дорогого фарфора и чайники, украшенные драгоценными камнями. Хочешь посмотреть следующую комнату?

Стефани кивнула. Она чувствовала себя заинтригованной, возбужденной и немного нервничала. Рафик открыл дверь в маленькую прихожую, целиком отделанную белым мрамором.

– Здесь раздевались, прежде чем войти в первый зал. Не желаешь ли воссоздать эту традицию, Стефани?

Неужели он в самом деле предлагал ей принять ванну вместе? Голой. С голым Рафиком. Стефани взяла халат, который он протянул ей, и зашла за ширму.

Когда она вышла, плотно запахнувшись в халат, Рафик тоже успел переодеться. Его халат доходил ровно до икр. У него оказались очень изящные ступни. Узкие щиколотки. Когда он коснулся ее легким поцелуем, Стефани остро ощутила близость их тел, разделенных лишь двумя слоями шелка. Он вопросительно поднял брови.

Она кивнула, разрешая ему вести ее дальше. Это была не баня, а отделанная белым мрамором комната с прохладным полом, уставленная диванами.

Когда Рафик снова поцеловал ее, она прильнула к нему. Их языки сплелись. Обхватив ее ягодицы, он потянул ее ближе к себе. Стефани обхватила его за спину, и ее ладони начали скользить по ней вверх-вниз. Он прервал поцелуй и слегка отступил назад. Его халат распахнулся, открывая мускулистый живот и поросль грубых волос, покрывавших грудь.

– Еще один шаг вперед? – спросил он.

– Вперед и вверх, – с готовностью согласилась Стефани.

Рафик открыл дверь в следующую комнату, и оттуда, затуманивая ее взгляд, хлынул пар. Стефани пошла вперед и споткнулась. Он поддержал ее за локоть. Дверь закрылась. Туман рассеялся.

– Большой банный зал, – объявил он.

Они стояли в помещении с высоким куполом, освещенным чем-то похожим на звезды, хотя, наверное, это были какие-то лампы, разбросанные по всему куполу, как по ночному небу. Дополнительные светильники располагались на стенах. Никаких окон. Пар просачивался сквозь щели между мраморными плитками пола. Мрамор здесь тоже был белым, но с серыми и черными прожилками. Вдоль стен стояли резервуары с водой. Стройные колонны, поддерживавшие арки купола, образовывали круг в центре зала. Здесь стояла ванна – массивное сооружение в форме звезды с очень широкими, словно полки, мраморными стенками. Сама емкость для воды в центре ванны оказалась гораздо меньше. Помимо этого имелись мраморные столы.

Стефани стало очень жарко. Халат Рафика прилип к его телу. Она видела темные кружки его сосков. Опустив взгляд вниз, она увидела, что ее халат тоже прилип к ней, а соски не просто просвечивали, но откровенно торчали вперед. Рафик тоже это заметил. Его щеки покраснели. Они поцеловались. Медленно, томительно. Он отвел ее в дальний конец зала, где стоял большой низкий стол, накрытый простыней. Еще один поцелуй, на этот раз такой же влажный и томный, как атмосфера в банном зале, и он поднял ее на стол.

– Что вы делаете?

– Исправляю то, что сделал. – Рафик развязал пояс ее халата и спустил халат с ее плеч.

Он обхватил ладонями ее груди и стал ласкать твердые бусины сосков. Стефани превратилась в сгусток трепещущих, звенящих нервов. Одурманенная желанием, она развязала пояс его халата и, когда он упал на пол, стала откровенно разглядывать стоявшего перед ней обнаженного мужчину. Его влажная кожа блестела от пота. Мышцы ходили при каждом вздохе. Его возбуждение не вызывало сомнений. Стефани провела пальцем по шелковой коже его мужской плоти.

Рафик поцеловал ее и положил на стол. Но потом, когда она думала, что он ляжет рядом с ней, перевернул ее на живот.

– Сейчас моя очередь действовать, – прошептал он. – От вас требуется только наслаждаться результатами.

Она лежала перед ним на столе и выглядела так восхитительно, что Рафик с трудом сдерживал себя. Прелестный изгиб спины, тонкая талия, очаровательные выпуклости ягодиц, манящая тень между ног. Ему хотелось целовать каждый дюйм ее тела, утонуть в ней.

Взяв склянку с бесценным маслом, он нежно раздвинул ей ноги и встал на колени между ними. Масло капля за каплей падало на спину Стефани вдоль позвоночника. Он начал растирать его круговыми движениями, начав с плеч, где ее мышцы были напряжены сильнее всего. Дыхание вырывалось из ее груди, как легкий шепот. Рафик наклонился над ней, его грудь коснулась ее покрытой маслом спины и скользнула по ней. Он поцеловал ее в затылок. Прикусил мочку уха. Стефани всхлипнула.

Капнув еще масла, Рафик стал массировать ей спину. У нее была сильная спина. Не мягкая, хотя она постепенно расслаблялась от скользящих, поглаживающих прикосновений его рук. Они опустились ниже, к холмам ее ягодиц, таким удивительно женственным и податливым. Потом скользнули вверх по ее бокам, касаясь пальцами грудей. И снова вниз. Когда он наклонялся над ней, его член касался этой совершенной плоти. Сладчайшая пытка. Вверх, вниз. Он сел. Накапал еще масла и легкими движениями начал втирать его в верхнюю часть ее ног, раздвигая их шире, чтобы добраться до нежных мест на внутренней стороне бедер. Стефани застонала и инстинктивно выгнула спину, приподнимаясь ближе к нему.

Руки Рафика скользили вниз от ее бедер к коленям и ниже к узким щиколоткам, а потом снова поднимались вверх. Касались невероятно нежной кожи на тыльной стороне колен. Он поцеловал ее. Скользнул руками вверх, прижался губами к основанию позвоночника и ощутил отчетливый запах ее возбуждения. Руки Стефани вцепились в простыню, из груди непрерывно вырывались легкие стоны и всхлипы. Его пальцы легко проскользнули к ней внутрь, и ее лоно плотно сжало их. Она шепнула его имя тем неверным умоляющим голосом, который казался Рафику самой прекрасной музыкой, какую он когда-либо слышал, и сильнее выгнулась ему навстречу.

Но Рафик хотел дать ей больше. Он еще раз провел рукой вниз по ее бедрам и снова вверх, а потом перевернул ее на спину. Стефани была на грани. Ее глаза помутнели от страсти. Соски превратились в темные бутоны. А эти золотисто-каштановые завитки между ног… Все ее тело соблазняло и манило к себе.

Она снова назвала его по имени. Рафик встал у нее между ног и потянул простыню, чтобы подвинуть ее ближе к себе. Потом наклонился и поцеловал ее. Теперь, когда в ее теле не осталось никакого напряжения, она вся была воплощенная нежная мягкость и женственность. Еще одно прикосновение к ее губам, а потом совсем другой поцелуй внизу между ног. Он заставил ее вскрикнуть.

Масляные руки Рафика легли ей на бедра, не позволяя шевельнуться, губы медленно скользили по ней, лаская и дразня, доводя до края, потом останавливались и, дав ей слегка успокоиться, начинали все снова. Наконец он почувствовал, что она больше не может терпеть, и сделал последнее сильное движение языком, от которого она взлетела к звездам. Из ее груди вырвался безумный крик, и ее пульсирующее лоно чуть не лишило его власти над собой.

Последний поцелуй, и Рафик отпустил ее. Ему необходимо было окунуться в ледяную воду пруда нимф.

Ванна хаммама оказалась глубокой, с горячей водой, которая бурлила, выходя из маленьких отверстий. Стефани легла на спину, закрыла глаза и стала наслаждаться ощущением прикосновения пузырьков, обстреливавших ее тело. В ее сознании заново оживали ощущения рук Рафика, касавшихся ее, его губ, его языка. И те особенные поцелуи. О, теперь она могла признаться себе, какое огромное облегчение испытала от того, что их отношения восстановились, да еще таким чудесным образом. Теперь она могла признаться, насколько важно для нее мнение Рафика.

Важнее, чем надо. Внутри что-то странно екнуло. Стефани села. Она должна быть осторожна. Очень, очень осторожна. Заставляя себя вылезти из усыпляющего тепла ванны, она решила, что ей нужна хорошая порция реальности. Завернувшись в огромное полотенце, она пошла назад, к пруду нимф. Вокруг стояла почти полная темнота. Факелы догорели, единственным источником света была подернутая дымкой луна. Зеленовато-синяя вода стояла совершенно неподвижно. Сбросив полотенце, Стефани прыгнула в пруд, который оказался гораздо глубже, чем она ожидала. Стефани выплыла на поверхность, барахтаясь и кашляя. Волосы прилипли к лицу, и ей с трудом удалось добраться до ступенек, где ее подхватила пара сильных рук.

Крик замер у нее в груди, когда она поняла, что это Рафик.

– Что вы здесь делаете? Я считала, что я здесь одна.

Он обернул ее полотенцем и отвел вглубь темной террасы, где лежали подушки.

– Я лежал под звездами и наслаждался уединением. Разве тебе кажется странным, что принцу иногда хочется убежать от своих обязанностей?

– Я понимаю. Мне и самой тяжело сидеть взаперти в гареме. Этой традиции уже тысяча лет, и я правда не хочу уподобляться тем людям, которые приезжают в чужие страны, только чтобы высмеивать их нравы и обычаи. Просто я к этому не привыкла и никогда не смогла бы привыкнуть, несмотря на всю роскошь своих комнат. И я не могу избавиться от мысли, что для кочевницы-бедуинки, как принцесса Эльмира, все это было как золотая клетка.

В тот же миг, когда эти слова сорвались с ее губ, Стефани пожалела, что сказала их. В воздухе между ними как будто повеяло холодом.

– Что ты слышала?

– Ничего. – Она повернулась, но в темноте смогла разглядеть лишь его силуэт. – Я только хотела сказать, что, будучи бедуинкой, она привыкла кочевать по пустыне, и для нее все это стало огромной переменой.

– Слишком большой.

Его голос дрогнул. Стефани в испуге схватила его за руку.

– Рафик, я не хотела вас расстраивать. Мне очень жаль.

– Помнится, на этой самой террасе я говорил тебе, что не хочу говорить о прошлом. – Он высвободил руку и встал на ноги.

– Я рассказала вам о моем прошлом. – Стефани тоже поднялась, натягивая на себя полотенце. – Это было болезненно, я боялась, что вы сурово осудите меня, но… Но вы помогли мне по-новому посмотреть на то, что случилось. Вы помогли мне оставить прошлое позади. Так почему бы вам?..

– Нет. – В отличие от нее Рафик, видимо, видел во сне чудовищ. Он взял ее за плечи. – Есть только одна вещь, которая позволит мне оставить прошлое позади.

– Сабр, – сказала она не потому, что понимала его, а потому, что это, похоже, было ответом на все вопросы.

– Сабр, – с напором повторил он. – Для меня это единственный путь к искуплению. – Его руки сильнее сжали плечи Стефани. Холодные губы коснулись ее лба. А потом он повернулся, и его тень растаяла в ночи.

Искупление? Наморщив брови, Стефани постаралась вспомнить, что именно было сказано перед тем, как он сделал это странное заявление. Эльмира. Он снова отказался говорить об Эльмире. Но какое отношение Эльмира могла иметь к Сабру? Бедная Эльмира, которая умерла во сне два года назад. Эльмира, которая, по словам Ясима, заплатила за то, что отравила конюшни своим присутствием. Что за ужасное преступление она совершила, если это заставило Рафика встать на сторону Ясима против собственной жены? Рафик не объяснил, он ей не доверял. Существуют границы, которые она не должна переходить. Не имеет права. Ей не следовало путать их физическую близость с чем-то более глубоким.

Рафик сидел один во второй из четырех башен на территории Сабра. Он слышал, как Нура, гнедая кобыла, на которой он приехал, тихо заржала, но не мог ее разглядеть. Ночь была слишком темной. Черные тучи закрыли луну и звезды, но, чтобы чувствовать окружавшую его пустыню, Рафику не требовались глаза. Ее бескрайние просторы неизменно вызывали у него благоговение. Он прислонился к холодному камню столба, служившего вехой для Сабра, и потер глаза. Рафик собирался приехать сюда, чтобы подумать о Стефани, но она, сама того не желая, вызвала призрак Эльмиры. Эти две женщины так сильно отличались друг от друга. Наедине со Стефани он чувствовал вкус будущего, свободного от чувства вины. С ней он не хотел думать об Эльмире. Не хотел проводить параллели между ними. Чувство вины кружило над ним черным вороном, сомнения когтями злобного хищника терзали совесть. Он был так поглощен мечтой о возвращении Сабра, что ничего не слушал и не пытался понять последствия своего бездействия и ответной реакции, пока не стало слишком поздно.

Встав на ноги, Рафик поцеловал каменный столб Сабра. Настало время ловить момент, быть твердым и действовать. Стефани указала ему путь. Рафик прислонился к столбу и закрыл глаза. Этим вечером все снова было как никогда прежде. Это заставляло задуматься, как же все будет, когда их тела наконец сольются по-настоящему.

Ему не нравилось быть с ней в ссоре, хотя потребовалось много часов, чтобы он признал, что именно это, а не поведение Ясима так беспокоило его. Мнение Стефани стало для него очень важным. Она заставила его признать, что он человек, способный ошибаться. Она не была его совестью, но быстро превращалась в его пробный камень. Кто будет играть эту роль, когда она уедет?

Стефани неловко ерзала в высоком седле своего верблюда. Возможность посетить конскую ярмарку, которую устраивали бедуины, казалась слишком захватывающей, чтобы отказаться, хотя она отказывалась, пока Фадиль не пообещал, что немедленно пошлет за ней, если возникнет новый случай заболевания. Прошло больше недели с тех пор, как стали полностью выполняться предложенные ею меры предосторожности, и почти три недели с последнего случая заболевания, и это давало основания для оптимизма. Кроме того, после их свидания в хаммаме десять дней назад Стефани ни разу не удавалось побыть с Рафиком наедине.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы они были наедине сейчас. Весь последний час дорогу через пустыню заполняли верблюды, лошади, мулы и даже люди, тащившиеся на своих двоих.

– Далеко еще? – спросила она, направляя свой корабль пустыни ближе к верблюду Рафика.

Он покачал головой.

– Обещаю, что оно того стоит.

Вскоре они перевалили холм, и перед ними открылась долина. Сотни похожих друг на друга палаток конической формы выстроились ровными рядами. Дым от многочисленных котлов с едой накрывал весь лагерь легкой пеленой. Детское щебетание и смех смешивались с криками мулов и верблюдов и ржанием лошадей. Лошади были повсюду: некоторые стояли на привязи возле палаток, но большая часть на длинных веревках, привязанных к высоким шестам, паслась на большой поляне перед палаточной деревней.

– Те лошади предназначены для продажи на ярмарке, – сказал ей Рафик, направляя верблюдов в сторону от толпы.

– Это аукцион?

– Нет, это несколько более сложно. К счастью, у меня будет время объяснить. У бедуинов очень строгие правила этикета. Если бы сегодня я выступал как хозяин, от меня требовалось бы провести целый ряд аудиенций в строго определенном порядке. Но сейчас мы не в Бхариме, час назад мы пересекли границу королевства Нессарах, и я волен распоряжаться своим временем, как мне вздумается.

– Я даже не представляла, что здесь будет так много палаток.

– Сегодня здесь собрались несколько племен. В этой части Аравии конская ярмарка проводится всего два раза в год и редко в одном и том же месте. Нам повезло, что в этом году она оказалась так близко к моему дому.

– Может ли случиться, что мы встретим?.. – Стефани колебалась. Она не хотела портить ему настроение, но вопрос казался ей совершенно естественным. – Семья принцессы Эльмиры… они приедут сюда?

– Думаю, нет.

Означало ли это, что он заранее узнал об этом? Потому, что хотел с ними встретиться, или потому, что хотел избежать встречи? Его голос звучал нейтрально. Выражение лица – из тех, которые Стефани назвала королевскими. Никаких эмоций, но не потому, что их нет, а потому, что они тщательно скрываются.

– А то племя, где вы росли в детстве?

– Несколько лет назад они кочевали далеко к северу отсюда, хотя за эти годы я не раз слышал о них от людей из других племен. Они не растили меня, Стефани. Я жил с ними время от времени, чтобы научиться обычаям пустыни.

– Если бы у меня был ребенок, мне бы не хотелось поручать заботу о нем кому-то еще. Впрочем, этого никогда не будет.

– Ты не хотела бы иметь детей?

Стефани могла бы сказать ему, что его это не касается, но ее раздражало, с каким упорством Рафик скрывал свои чувства. Она не станет притворяться.

– Я всегда хотела детей, много детей, но теперь этому не бывать. Мне хотелось иметь братьев и сестер. Правда, в военном лагере всегда находились другие дети, с которыми я могла поиграть. Но это не одно и то же. А вы любите детей? Я хочу знать, хотелось бы вам иметь братьев и сестер? – Она рисковала испортить весь день и уже предвидела это, но не могла остановиться. – Я устала от всех этих табу, которыми вы ограничиваете наши беседы, Рафик.

– Ради всего святого, о чем ты? Мне казалось, мы очень ясно обо всем договорились.

– Да, договорились, – хмуро согласилась Стефани. – Просто иногда мне хочется, чтобы вы доверяли мне и позволяли заглянуть под непроницаемый покров, под которым вы скрываете свои чувства. Мне бы хотелось понимать вас и, как я надеюсь, быть понятой. Впрочем, я вела себя нелогично. Пожалуйста, давайте забудем об этом и проведем этот день с удовольствием.

– Ты бываешь упряма, часто несговорчива, но никогда не бываешь нелогична.

– Спасибо. – Стефани заставила себя засмеяться.

– Только ты могла бы расценить это замечание как комплимент. Ты просто неподражаема, Стефани, и это делает тебя совершенно особенной.

– О. – Слезы навернулись так внезапно, что она не успела их удержать, и одна слезинка скатилась по ее щеке.

– Ты расстроилась, потому что я не упомянул твои достоинства как ветеринара?

От его улыбки Стефани почувствовала себя так, словно из-за туч вышло солнце, что было совершенно нелепо, поскольку здесь, в Аравии, солнце светило всегда.

– Как бы мне хотелось убрать эту слезинку поцелуем!

– Потерпим до утра, потому что едва ли мы вернемся с этой ярмарки раньше.

– Важно не время, а чувство, – заметил Рафик.

Глава 9

Стефани ошеломила страшная толчея и неумолкающий шум. Казалось, все не говорили, а кричали, но двигались со скоростью черепахи, если не считать собак и детей, с безумной скоростью и дикими восторженными воплями носившихся между высоких шестов, к которым были привязаны лошади. Мужчины и женщины тащили подносы с горячей едой и холодными напитками. В воздухе витали запахи еды, людей и животных.

Стефани с радостью вдыхала атмосферу этого праздника и, не желая привлекать к себе внимание, держалась в тени Рафика. Несмотря на то что он приехал сюда не как официальное лицо, его все узнавали, и у всех на устах был один и тот же вопрос – Сабр. Зная, как сильно это его мучило, Стефани с трепетом наблюдала за ним, но, к своему удивлению, услышала, что он не только отвечал, когда его спрашивали, но с удовольствием поддерживал разговор.

– Без сомнения, это будет год Бхарима, – говорил он. – В этом году трофей Сабра вернется в свой истинный дом. – Делая эти заявления, он каждый раз вскидывал взгляд на Стефани и в какой-то момент крепко сжал ее руку. – Я впервые по-настоящему в это верю, – прошептал он.

Они подошли к толпе, разглядывавшей лошадей.

– Если ты присмотришься, то заметишь, что вся хитрость заключается в том, чтобы делать вид, что ты не смотришь на самых лучших лошадей, – объяснил он Стефани. – Это не аукцион, скорее, это работает как система индивидуального бартера. Если возле какой-то лошади поднимется шум, это привлечет внимание других покупателей, а следом подскочит и цена. Поэтому покупатель изображает большой интерес к лошадям, которые ему не нужны, и между тем предлагает снизить цену на тех, которых хочет купить. Впрочем, лошади, которых я покупал на таких ярмарках, стоили возмутительно дорого, хотя должен признать, они были великолепны.

– Значит, жеребцы, которые стали производителями вашего нового поголовья, куплены на конских ярмарках? – спросила Стефани. – Помнится, когда вы рассказывали мне историю Сабра, вы говорили, что жеребцы обошлись вам дороже, чем я могу представить. Должна сказать, в то время я подумала, что вы говорили не о золоте, но я, видимо, ошиблась.

Она понятия не имеет, о чем говорит, думал Рафик. На миг он ощутил острое желание признаться ей, но потом безжалостно подавил его. Не это ли имела в виду Стефани, когда обвинила его в том, что он скрывает свои чувства за непроницаемым покровом? Он вспомнил, как после хаммама она предложила ему быть более откровенным в отношении своего прошлого. Тогда они говорили об Эльмире. Стефани не могла знать, что сейчас речь снова шла об Эльмире. Ему не нравилось, что она завела привычку напоминать ему об умершей жене, пусть даже невольно. Он пожал плечами и отвернулся.

– Жеребцов для Бхарима я купил в другом месте.

Они оба прекрасно понимали, что это не ответ, но Стефани, очевидно, решила не нарушать их негласного перемирия и просто кивнула. Казалось бы, Рафик должен был испытать облегчение. Вместо этого он почувствовал себя виноватым.

Рафик смотрел, как Стефани завела игру с продавцами лошадей, и с восхищением увидел, что она верна себе. Она бросала всем вызов, поднимая шум возле самых красивых лошадей, чем страшно веселила продавцов и, безусловно, возмущала потенциальных покупателей, хотя никто из них, естественно, не выдавал себя.

В Стефани быстро распознали иностранку. Однако повышенное внимание, похоже, ее ничуть не беспокоило. Ее природное любопытство пересиливало робость, а скромность и то, что она совершенно не сознавала своей привлекательности, притягивало к ней в равной степени и мужчин, и женщин, и детей.

Стефани хотела детей. Много детей, как она сказала. Независимость обошлась ей очень дорого. Рафика в очередной раз возмутила эта несправедливость. За что ей такое жестокое наказание! Как принц, он обязан был жениться на девственнице, впрочем, Стефани даже не имела никакого титула. Но действительно ли девственность настолько важнее всех других качеств? В конце концов, она не обязана заявлять всему свету о потере невинности.

От этих мыслей Рафик почувствовал себя неловко. Стефани пришла бы в ужас, если бы узнала о них. Она ценила свою драгоценную независимость превыше всего. Он не хотел бы видеть Стефани с другим мужчиной. Он не имел никакого права испытывать в отношении ее собственнические чувства, и, узнай она об этом, ее бы это возмутило. Но выход был. Когда Стефани уедет из Аравии и вернется в Англию, его уже не будет касаться, что она делает, так что он может ни о чем не волноваться.

Высокий мужчина, разговаривавший с ней, отвлек Рафика от размышлений на тему морали. В нем безошибочно чувствовалась уверенная властность. И легкий намек на угрозу. Ятаган, висевший у него на поясе, выглядел хорошо поработавшим. Фигура мужчины говорила о том, что он с успехом мог бы им орудовать.

Рафик, рассекая толпу, пересек поляну.

– Могу я чем-то вам помочь? – решительно спросил он.

Лицо высокого мужчины сильно загорело, но его выгоревшие брови и пронзительные голубые глаза выдавали в нем иностранца, хотя по-арабски он говорил в совершенстве.

– Нет, – беспечно ответил он. – Я просто восхищался тем, как хорошо мисс Дэрвилл разбирается в лошадях. Хотя теперь, когда я узнал, что она ваш главный королевский ветеринар, мне это понятно. Вы, должно быть, принц Рафик. – Мужчина протянул руку. – Я много слышал о вашем конезаводе и о скачках Сабр. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Кристофер Фордис.

Рафик приветствовал его по-английски и заметил, что Фордис забрался далеко от дома.

– Верно. Как и прелестная мисс Дэрвилл, – любезно ответил тот. – Знаете, за недолгие месяцы она третья англичанка, которую я встречаю здесь, в Аравии. Полуостров просто кишит ими! В Кариме я встретил ботаника, хотя сейчас она, наверно, уже вернулась в Англию. А потом в Маримоне – придворного астронома, вы представляете?

– Я знаком с принцем Кадаром из Маримона. Он владелец одного из моих чистокровных скакунов.

– Счастливец. Мне бы очень хотелось заполучить одну из ваших драгоценных лошадей, но я держу ухо востро и не стану спрашивать, привезли ли вы сегодня какую-нибудь из них на продажу.

– Это почему же? Что вы слышали?

– Только то, что известно всем в этих местах. Что вы продаете лошадей только избранным и не на публичных торгах, – сказал Кристофер Фордис, слегка сдвинув свои выгоревшие брови. – Не нужно обижаться.

– Никаких обид, уверяю вас. Как я понимаю, мистер Фордис, вы здесь, чтобы купить лошадь.

– О, я просто проезжал мимо.

– Сначала Карима, потом Маримон и вот теперь Нессарах. Не самый прямой маршрут. Уверен, у вас есть веская причина, чтобы проделать такой путь.

– Такая же веская, как та, что заставила вас выписать из Англии дочь Ричарда Дэрвилла, чтобы она лечила ваших скакунов, принц Рафик. Как я уже сказал, я держу ухо востро. Но не беспокойтесь, секреты – моя профессия, так что ваш секрет в полной безопасности. Обещаю. А теперь прошу меня извинить. Мисс Дэрвилл, приятно было познакомиться. Ваше величество. – Англичанин раскланялся.

– Один момент, мистер Фордис. Уверен, вы понимаете, что пустыня – очень опасное место. И раз вы так хорошо информированы, то должны также знать, что у меня имеются связи практически со всеми бедуинскими племенами. Любые слухи, касающиеся моих конюшен и особенно здоровья моих лошадей, дойдут до меня очень быстро. Мне бы это очень не понравилось.

– Мне понятно ваше страстное желание, так сказать, не выносить сор из дома, но не опускайтесь до того, чтобы угрожать мне, пусть даже косвенно. – Взгляд Кристофера Фордиса стал жестким, как и его голос. – Я человек слова, и этого должно быть довольно даже для принца.

– Безусловно. Я вижу, что так оно и есть.

Англичанин повернулся и исчез в толпе.

– Несмотря на все его очарование, это опасный человек, – заключил Рафик. – А теперь почему бы нам?.. – Он остановился на середине фразы. Не может быть. Возможно, он ошибся? Но нет. У Рафика упало сердце. Черная пелена вины снова накрыла его душу.

– Рафик? У вас такой вид, словно вы увидели призрак.

Она даже не представляла, насколько близка к правде.

– Я вижу, что вождь бедуинов Салим нежданно почтил нас своим присутствием, – мрачно произнес Рафик.

– Тот бедуин, который украл лошадей у вашего отца!

– Тот бедуин, который выиграл лошадей у моего отца, – поправил ее Рафик, тронутый ее несвоевременной преданностью. – Прошу меня извинить, – сказал он, – меня уверяли, что сегодня его не будет, но, видимо, эти сведения оказались неверными. Я должен выразить ему свое почтение. Подожди здесь, чтобы я мог тебя видеть.

Стефани осталась на месте, с пониманием относясь к его просьбе. Встреча с человеком, который украл – выиграл – лошадей его отца, который лишил Бхарим Сабра, очевидно, была для Рафика не простым делом. Ей бы наверняка захотелось повернуться и бежать в противоположном направлении. Рафик вел себя гораздо достойнее.

Он отсутствовал всего несколько мгновений, а когда вернулся, на его лице застыло «королевское» выражение, хотя шагал он как человек, идущий в бой.

– Ярмарка близится к закрытию, – бодро сказала Стефани. – Думаю, нам пора ехать.

– Тебе не хочется дождаться, чтобы посмотреть, кто купил лошадей, которые понравились тебе больше всего?

– Рафик, я бы предпочла уехать, – с тревогой ответила она.

– Что тебя беспокоит, Стефани?

Ей не хотелось расстраивать его еще больше, но было бы гораздо хуже, если бы…

– Эльмира, – выпалила она. – Я боюсь, что, в конце концов, здесь может появиться племя принцессы Эльмиры. Если оказались неверными ваши сведения о вожде Салиме, то возможно, что информация о племени принцессы Эльмиры тоже неверна, а мне не хотелось бы столкнуться с ними лицом к лицу.

– Боюсь, уже слишком поздно, – мрачно сказал Рафик. – Салим – отец принцессы Эльмиры.

С того времени, как они уехали с конской ярмарки, никто из них не произнес ни слова. К счастью для Стефани, ее верблюд без понуканий шел по пустыне за верблюдом Рафика, потому что в ее голове беспрестанно роились назойливые мысли. Рафик женился на дочери человека, вырвавшего у Бхарима Сабр. Почему он это сделал? Она не могла этого понять. Снова и снова она открывала рот, чтобы задать ему вопрос, но снова и снова один взгляд на застывшую фигуру человека, ехавшего на верблюде впереди нее, заставлял ее молчать. Стефани не могла представить, о чем он думает.

Солнце уже садилось, когда они остановились в маленьком оазисе, который она запомнила, когда они ехали на ярмарку. Всего несколько пальм и маленький пруд, возле которого приткнулась бедуинская палатка. Утром она ее здесь не видела. Больше никаких признаков жизни, ни верблюдов, ни лошадей, хотя Стефани заметила сложенный костер.

– Интересно, где обитатели этой палатки? – спросила она.

– Только что подъехали. – Рафик щелкнул языком, и оба верблюда тут же опустились на колени, позволяя путникам слезть. – Ты говорила, как тяжело сидеть в золотой клетке. Стефани, ты, как всегда, заставляешь меня по-новому смотреть на вещи. Когда мы вернемся, ты обнаружишь, что теперь ты сможешь беспрепятственно входить в свои комнаты и выходить из них, и никто не будет за тобой наблюдать. Но если хочешь, я велю выделить тебе покои в основном здании дворца.

– О нет. Я не… вам не стоило так беспокоиться.

– Что касается самого дворца, то у меня уже есть план покоев для тебя. А пока, за исключением помещений для слуг и моих собственных покоев, он полностью в твоем распоряжении. Многие из наших традиций служат здравым целям. Другие уже устарели. У меня никогда не было намерения ограничивать тебя пределами гарема.

– Нет, вы хотели меня защитить. И не хотели скомпрометировать меня или себя.

– Ты действительно понимаешь меня, что бы ты ни говорила. – Он криво усмехнулся. – Ты ведь это имела в виду сегодня утром? Что я недостаточно тебе доверяю? И что, отказываясь тебе доверять, я не позволяю тебе понять меня? Стефани, я попытаюсь нарушить правила и кое-что объяснить. Тебе, и только тебе одной.

Рафик стреножил верблюдов, а Стефани тем временем разожгла костер. Спереди у палатки имелся навес, который поддерживали два деревянных шеста. На полу лежали роскошные толстые ковры, шелковые покрывала и огромные подушки. Это была бедуинская палатка для принца. Они сели у огня, стали пить чай, который она приготовила, и есть хлеб, салаты и холодное мясо, которые каждый раз появлялись, словно из ниоткуда, в том месте, где Рафик велел им быть. Над ними распростерлось небо цвета индиго и звезды, постепенно превращавшиеся из мигающих световых точек в сияющие серебряные диски.

Рафик отставил свой чайный стакан в сторону. Он сидел босиком, скрестив ноги, накидка и пояс лежали рядом. Его черные, как ночь, волосы растрепались под куфией. Отросшая за день щетина тронула подбородок синеватой тенью, подчеркнув почти нереальное совершенство черт и придавая ему соблазнительно порочный вид. Стефани притворилась, что потягивает чай, а сама украдкой бросала на него взгляды.

– Мой отец никогда не мог простить Салиму, что тот опозорил его, победив в скачках, – сказал Рафик, оторвавшись от своих размышлений, – даже несмотря на то, что это по его вине поражение имело такие катастрофические последствия. В результате, пока отец жил, разрыв между Бхаримом и племенем Салима постоянно углублялся. Когда он умер, я пытался навести мосты. Дело двигалось медленно, но я приготовился проявить терпение.

– Потому что лошади Салима были прямыми потомками жеребцов, которых вы потеряли? Но не только потому, что они могли обеспечить вам победу, но потому, что, обладая ими, вы смогли бы восстановить утраченную чистоту породы своих арабских скакунов?

– Точно.

– А сделав это, восстановить честь своего имени, свою собственную породу.

– Похоже, мой непроницаемый покров остался на конской ярмарке! Ты совершенно права, но еще кое-что. И это… это то, о чем я так неловко пытаюсь тебе рассказать.

– Эльмира, – шепнула Стефани. Не потому, что понимала, а потому, что это единственное, что она могла предположить. – Отец Эльмиры выиграл скачки у вашего отца. Отец Эльмиры продал вам племенных жеребцов.

– Он не продавал их мне, Стефани. – Рафик долго молчал, уставившись на огонь. – Он мне их отдал. Достаточное количество жеребцов, чтобы возобновить в конюшнях племенную работу. И гарантировал, что все они прямые потомки лошадей Бхарима. Но отдал не даром.

– Вы должны были жениться на Эльмире!

– Он не оставил мне выбора, – хрипло бросил Рафик. – Салим не продал бы их мне ни за какие деньги. Он жаждал власти и политического влияния, которые мог получить, заключив альянс с таким королевством, как Бхарим. А для меня это была не только возможность восстановить конезавод, но первый шаг по пути к возвращению Сабра и прекращению раздора между Бхаримом и самым влиятельным бедуинским племенем. У меня не было выбора, Стефани. – Рафик устало покачал головой. – Я понятия не имел… если бы я только знал… Но меня ослепляло тщеславие.

– Тщеславие ваших людей.

– Нет. Не пытайся оправдать меня. Я их принц, у меня есть обязанности в отношении моего народа, но я не могу отрицать силу собственного тщеславия. Я рассказывал тебе, как еще ребенком мечтал пересечь победителем финишную черту и как эти мечты превратились в пепел, когда отец сжег конюшни. Трагедия для меня. Но достаточно ли для того, чтобы жениться? Потому что я женился на Эльмире только ради ее приданого.

– Она была высокого рода. Вы сказали, что вождь Салим хотел этого брака…

– О, это была хорошая партия, мой Совет всем сердцем одобрил ее. К тому же приближалось окончание вражды, которую начал отец. Все получили, что хотели, особенно я. Все, кроме бедной Эльмиры. Вот почему на моих лошадей напал мор.

– Так вот что вы имели в виду, говоря, что болезнь – ваша вина, что ваши несчастья – дело ваших рук? Рафик! – Стефани тряхнула его за плечо. – Болезнь – дело рук природы, вы должны это видеть. Она возникла бы независимо от того, женились вы на Эльмире или нет. Любили вы ее или нет.

– Я не любил Эльмиру.

В первый раз, когда Рафик заговорил о своей умершей жене, в его голосе звучала печаль. Она разрывала Стефани сердце по причине, о которой она предпочитала не задумываться.

– Брак по расчету и отсутствие любви – не преступление.

– Есть другие преступления, которые нуждаются в искуплении. – Рафик опустил голову.

Стефани не знала, что думать. Очевидно, что он рассказал ей не все, но он рассказал очень многое. Он доверился ей. Стефани не могла этого не оценить. Она обняла его за шею.

– Спасибо.

– За то, что показал тебе, какой жалкий человек скрывается под личиной безупречного принца? – Рафик хмуро рассмеялся.

– Когда я рассказала вам про Руперта, я больше всего боялась, что вы сочтете меня легкомысленной, что вы осудите меня так же строго, как я судила себя. Но вы поддержали меня. Теперь мой черед. Я знаю вас как человека чести. Человека, который отчаянно хочет сделать добро своим людям, своему королевству. Человека, который многим пожертвовал, чтобы выполнить свои обещания. Хорошего человека, Рафик. Который так же, как я, сожалеет о том, что сделал, и который полон решимости искупить это. Вы судите себя слишком строго.

– Нет. – Он нежно убрал ее руку и встал на ноги. – Для меня не существует слишком строгого суда. Смотри, какая прекрасная ночь. Я привез тебя сюда, чтобы ты могла прогуляться по пустыне под звездами. Если ты еще этого хочешь. Мы достаточно углубились в прошлое.

Стефани спала, свернувшись калачиком под ворохом покрывал. Рафик подбросил дров в костер и сел, прислушиваясь к звукам пустыни. Они прогуляли почти час и все это время молчали или говорили ни о чем. И не упоминали ни лошадей, ни Сабр, ни Эльмиру.

Сегодняшняя встреча с Салимом была не первой, но Рафик впервые столкнулся с ним неожиданно. В свое время тот принял трагическое известие о смерти Эльмиры с флегматичным смирением опытного правителя, имевшего целую толпу благородных дочерей. Такое же впечатление он старался произвести и сегодня днем.

Рафик застонал, уронив голову на руки. Он не обязан усугублять свое чувство вины сознанием того, что для отца Эльмира значила так же мало, как и для него. Но он не смог не добавить еще одну ветку в этот погребальный костер.

Неужели все мужчины так невнимательны к тому, как их поступки отражаются на женщинах? Почему так мало женщин восстает против этого? Глупый вопрос. Он не мог представить, чтобы Эльмира говорила с ним, как Стефани. Не мог представить, чтобы Эльмира устояла против Ясима. Не мог представить, чтобы она потребовала от мужа уделять ей больше внимания, проводить с ней больше времени. Потому, что она чувствовала себя счастливой в своем роскошном заточении? Или потому, что боялась?

От этих вопросов Рафику стало не по себе. Признание, которое он сделал Стефани, только усилило его чувство вины. Потому что было неполным. Потребность рассказать ей всю правду не оставляла его, словно рука, подталкивающая к пропасти. Безумие. Бессмыслица. Хотя какая разница, если он лишится ее хорошего мнения о себе? Она всего лишь его главный ветеринар. Через несколько месяцев она вернется в Англию.

Нет, слишком поздно притворяться, будто ему не важно, что думает Стефани. И значит, тем более глупо рассказывать ей всю отвратительную правду. Он сгреб угли в кучку, чтобы завтра утром они смогли сварить кофе, прежде чем ехать назад во дворец. Днем он пообещал ей поцелуи сегодня вечером. Но все пошло не так, как он планировал.

Проснувшись, Стефани обнаружила себя в крепких объятиях сопящего во сне Рафика. Его дыхание нежно касалось ее шеи, руки обвились вокруг ее талии. Она чувствовала его упругий живот, а его мужское достоинство в полной боеготовности упиралось в ее ягодицу. Ощущение показалось ей самым приятным. В своем роде более интимным, чем занятие любовью. Какая-то полусонная возбуждающая дремота. Если она повернется, он поцелует ее, и они займутся любовью по-настоящему. Как прекрасно было бы просыпаться так каждое утро.

Стефани резко открыла глаза, выбралась из его объятий и, схватив тунику, направилась к холодному источнику. К тому времени, когда проснулся Рафик, она уже оделась и очень строго напомнила себе, что до конца ее пребывания в Аравии остается совсем немного дней. И ни в один из них она больше не проснется рядом с Рафиком.

– Я принял решение, касающееся Сабра, – сказал Рафик, когда она подала ему чашку крепкого черного кофе, приготовленного по рецепту, которому научила ее мама. Он улыбнулся. Но ни словом не упомянул о прошлой ночи, которую они провели вместе. Возможно, он, как и Стефани, считал, что лучше не говорить об этом. Хотя это вовсе не означало, что ему не все равно, как и ей.

– Я слышала, как на ярмарке вы говорили, что Бхарим будет участвовать в Сабре и вы надеетесь на победу.

– Да, но я имел в виду другое решение. Я сам буду участвовать в скачках. Я буду всадником Бхарима.

Стефани бросилась ему на шею и, выбив из его рук чашку с кофе, потащила Рафика в палатку.

– Я не могу себе представить никого, кто годился бы лучше. Когда вы впервые рассказали мне историю Сабра, я сразу представила, как вы верхом на одном из ваших скакунов, словно ветер, несетесь по пустыне к финишу.

– Голый по пояс, – смеясь, добавил Рафик.

Она уселась на него верхом. Он помылся, но не побрился. Что она там говорила себе, когда проснулась? Все совсем наоборот. Она не должна избегать близости с Рафиком. Напротив, она должна максимально использовать каждую такую возможность. Стефани провела ладонью по жестким волосам у него на груди.

– Голый по пояс? Это было бы впечатляющее зрелище.

Он снова засмеялся. Стефани чувствовала, как содрогается его грудь.

Она легла на него сверху.

– Прошлой ночью вы спали вместе со мной.

– Это вышло случайно.

– Я рада, что так вышло. Мне понравилось. – Наклонившись вперед, Стефани коснулась губ Рафика легким поцелуем. Ее волосы щекотали ему лицо. – Я подумала, что до моего возвращения в Англию остается все меньше дней.

– Еще четыре месяца, это не так мало.

– Если вы собираетесь участвовать в Сабре, вам придется много тренироваться и соблюдать жесткий режим. У нас будет совсем мало возможностей побыть вместе.

– Ну, раз ты так ставишь вопрос… – Рафик обхватил ее за талию и потянул вниз.

– Именно так. Вдобавок есть одна мелочь, которую вы вчера пообещали мне.

– Я обещал поцелуи и сдержал свое слово. – Его жесткая щетина колола кожу Стефани. От этого его губы казались еще нежнее. Рафик скользнул рукой вниз и взял в ладонь ее грудь. – На самом деле я целовал тебя вчера ночью, но ты не проснулась.

– Должно быть, вы целовали меня не как положено, иначе я бы проснулась.

Он ласкал ее сосок, заставляя его съеживаться в твердую бусину. Стефани чувствовала его возбуждение.

– Может, ты хочешь, чтобы я сейчас поцеловал тебя, как положено?

– Да, Рафик, хочу, – прошептала она, прикусив мочку его уха. – Я очень, очень хочу, чтобы вы поцеловали меня, как положено.

Он поцеловал ее, как она просила. Потом прижал к себе и поцеловал еще раз. Потом перевернул ее на спину и поцеловал снова, а она поцеловала его в ответ, прижимая к себе и обхватив его ногами. Безумные поцелуи продолжались, а они торопливо стягивали друг с друга одежду, отрывая пуговицы, пока не остались совсем голыми.

Колючий подбородок Рафика тронул ее нежную кожу, и тело Стефани затрепетало. Он взял губами ее сосок и потянул, заставив ее стонать. Она выгнулась к нему и вздрогнула, когда его шелковистая возбужденная плоть коснулась ее между ног.

– Стефани, я хочу, чтобы это было… подожди.

– Я не хочу ждать и совершенно уверена, что вы тоже не хотите. – Она откинула волосы с его лба и крепко поцеловала брови. – Я хочу. Я уверена. Клянусь вам, я совершенно уверена. А теперь…

Поцелуй Рафика не дал ей договорить. Его поцелуи проделали дорожку вниз, задержавшись в ложбинке между ее грудей, и ниже к животу. Лизнув пупок Стефани, он двинулся ниже, но теперь медленно, лаская, уговаривая. На этот раз он чувствовал ее решимость. На этот раз прикосновения его губ и языка были не дразнящими, а настойчивыми. Стефани забыла, что хотела сказать. Она просто неслась к неизбежному концу и, достигнув небес, с криком поплыла в облаках наслаждения. Потом губы Рафика снова накрыли ее рот. Его язык коснулся ее языка. И наконец, он вошел в нее, медленно, плавно. Она думала, что для нее кульминация уже позади, но возбуждение начало нарастать снова. Стефани застонала, вцепилась в его плечи и нетерпеливо поцеловала его. Ее ноги поднялись выше, обвивая Рафика за талию, она снова застонала. Он двигался все быстрее и настойчивей, а она все крепче сжимала ноги, пока с последним рывком не перешагнула грань, заставляя его с хриплым криком выйти, чтобы последовать за ней.

Потом Стефани лежала, раскинувшись на груде подушек и покрывал, и чувствовала себя распутной женщиной. Она была абсолютно голой и абсолютно удовлетворенной. Рафик, судя по виду, испытывал то же самое. От страсти его глаза казались еще темней, грудь тяжело поднималась и опускалась, все тело взмокло от пота.

– Я распутница и бесстыжая девка, – сказала Стефани и, наклонившись над ним, медленно поцеловала в губы. – Оказывается, это восхитительно.

Глава 10

Вскоре они двинулись в обратный путь. После эйфории от занятий любовью на Стефани внезапно напала меланхолия. Она окутала ее, словно влажное покрывало. Стефани не могла этого понять. Она не сомневалась, что для Рафика вчерашний опыт стал не менее приятным, чем для нее. Она знала, что это будет приятно, но даже не мечтала, что это будет так… волшебно.

Это слово вызвало какое-то неприятное предчувствие. Нет, не волшебно. Волшебство подразумевало возможность самых разных ошибок. Занятие любовью было просто физическим переживанием. Чувственным переживанием. Приятным, восхитительным переживанием. Но вовсе не волшебным. Она просто чувствовала себя волшебно по сравнению с первым разом. Хотя сейчас она уже не могла вспомнить, как это было в первый раз. И не хотела вспоминать. Ее намерение стереть те воспоминания, заменить их другими осуществилось.

Взглянув на Рафика, Стефани задумалась. Она не хотела, чтобы воспоминание о нем затерлось воспоминаниями о других. Хотя, скорее всего, этого не случится. Когда она вернется в Англию, ей придется быть очень осторожной в отношении своей репутации. Еще одна грустная мысль. Англия. Серое небо. И нет Рафика.

– О нет, Стефани Дэрвилл, – пробурчала она себе под нос, от чего ее верблюд повел ушами. – Ты не сделаешь такой глупости.

Нет, конечно нет! Она не забудет, зачем приехала сюда. Не забудет, что, закончив здесь свои дела, должна вернуться назад, в Англию. Она не забудет, что он принц, а она дочь коновала. Но даже если она окажется настолько глупа, чтобы пренебречь всем этим, ей не уйти от того, что она недостойная женщина. И что падение, которое освободило ее, позволив вести себя как распутница, – это ее падение. Потому что ни один мужчина, тем более принц, никогда не женился бы на падшей женщине. Позабавиться с ней?.. Пожалуй. Но жениться… это даже не обсуждается.

Все это должно было бы убедить ее, однако, пока они подъезжали к дворцу, Стефани так и не удалось вернуть душевное равновесие. Возможно, именно потому, что они возвращались во дворец, где Рафик снова станет принцем, а она – ветеринаром. Да, наверное. Кроме того, он собирался начать готовиться к Сабру, и теперь у него останется еще меньше времени, когда он может сбросить свое королевское обличье.

Они подъехали к конюшням, и Рафик помог ей спешиться.

– Я оставлю тебя заниматься своими делами. Не сомневаюсь, что тебе не терпится проверить, что произошло здесь за время нашего отсутствия, – сказал он и направился прямо во дворец.

И ни следа той душевной смуты, которая терзала ее. Он получил удовольствие, не более того. «А что еще могло быть?» – подумала Стефани. Она знала ответ, но не желала соглашаться с ним. Надо уметь принимать то, что имеешь. Перед ней открывалось будущее, где она будет вольна заниматься тем, что любит больше всего на свете. Она не станет рисковать всем этим, давая волю чувствам.

Стефани бросила поводья верблюда одному из работников и уже собиралась направиться в гарем, чтобы принять ванну, когда ее остановил Фадиль.

– Пожалуйста, мисс Дэрвилл, вы не посмотрите на недавно родившегося жеребенка? Я не думаю, что это та самая болезнь, но с ним что-то не так.

Рафик лежал в ванне. Слуга приготовил в спальне его парадное облачение для заседания Совета, которое назначено на сегодняшний вечер. А в это время у него в кабинете несколько секретарей отменяли и переназначали официальные события, запланированные на время, предшествовавшее Сабру. Другая группа секретарей занималась самим Сабром. В этом году толпы его подданных потянутся на скачки. К празднованию следовало подготовиться загодя. Он не позволит себе думать о поражении. Через полчаса он встретится с Ясимом. Это будет встреча чрезвычайной важности, поскольку они будут обсуждать режим его тренировок и отбирать самых лучших лошадей. Еще два месяца назад, две недели назад Рафик не смел надеяться. Теперь он верил в победу.

Дела говорят громче слов. Стефани. Рафик глубже погрузился в воду, накрыв лицо фланелевой тканью. С того самого момента, когда они поцеловались впервые, он знал, как это будет. Получилось лучше. Лучше, чем он себе представлял. Лучше, чем когда-либо раньше. Лучше, чем он считал возможным.

Стефани была такой смелой. Никаких полумер. Когда он прикасался к ней, она не попыталась скрыть, как это на нее действует. А когда она касалась его… Как она смотрела, словно хотела прочитать его мысли, словно ей важна каждая его мысль! Она хотела его понимать. Однако…

Они занимались любовью… и больше ничего. Это доставляло огромное удовольствие, но это все, что было. Развлечение. Очень приятное развлечение. Но все же просто развлечение. У него нет времени валяться здесь, вспоминая его. Впереди скачки, где он должен победить.

Новорожденный жеребенок перенес первый приступ в день возвращения Стефани. Ее не удивило, что второй приступ случился на восьмой день, и, хотя после него это красивое юное создание совершенно лишилось сил, Стефани и Фадилю удалось не дать ему причинить себе вред. Стефани уже случалось видеть такие приступы, когда она работала на конезаводе в Ньюмаркете. Ничего фатального. В конечном итоге жеребята перерастали их естественным путем.

– За ним надо внимательно следить, а если случатся новые приступы, нужно придерживать его, как мы делали это сегодня. Немного удачи, и через год, самое большее через полтора он вырастет в красивого здорового жеребца, – сказала она Фадилю.

Однако кто-то, видимо, сообщил Ясиму, потому что, когда на следующее утро Стефани подъехала к конюшням, он уже поджидал ее.

– Почему вы заставляете моих людей тратить время на доходягу? – возмущенно бросил он. – Жеребятами распоряжаюсь я. Я делаю вам любезность, сообщая об этом лично, прежде чем мои указания будут выполнены.

– Какие указания?

– Пристрелить жеребенка. Это конезавод, мисс Дэрвилл. Разведение лошадей – наш бизнес. Сантиментам здесь не место. – Он окинул ее с головы до ног высокомерным взглядом. – До Сабра осталось совсем немного. Потом ваше присутствие здесь станет не более чем неприятным воспоминанием.

Ясим щелкнул пальцами, и тут же появился один из работников. В руках он держал ружье.

– Нет!

Мужчина посмотрел на Ясима, но тот отвернулся, и работник направился к стойлу.

– Нет! – Стефани бросилась к нему и схватилась за ружье. – Почему никто не хочет мне помочь? Я не позволю…

Внезапно он выпустил ружье, и Стефани от неожиданности упала назад, держа его в руках. К счастью, ружье не выстрелило.

– Ты не ушиблась?

Теперь она поняла причину внезапной уступчивости работника. Рафик помог ей подняться.

– Фадиль прибежал за мной. Похоже, он посчитал, что тебе нужна помощь. Вижу, ты все-таки ушиблась, – сказал он, глядя в ее заплаканное лицо. – Стефани…

– Нет, нет. Со мной все в порядке, но… Рафик, это жеребенок. Тот, что родился восемь дней назад. Дамир. У него приступы. Я видела такие раньше, у породистых жеребят такое случается. Его вовсе не нужно убивать.

– Стефани, – мягко сказал Рафик, – ты должна понимать, что иногда лучше избавить животное от страданий. Особенно если оно может причинить себе вред.

– Избавлять от страданий – моя обязанность, но мой долг также спасать жизнь, если это возможно. – Стефани выпрямилась во весь свой небольшой рост. – Я считаю, что этого жеребенка нужно оставить.

– Ваше величество. – Вперед вышел Фадиль. Он дрожал, но был полон решимости. – Мисс Дэрвилл… она права. Жеребенок совершенно здоров, если не считать этих приступов, и она показала мне, что делать в таких случаях, чтобы он не поранился. Из него вырастет хороший жеребец. Нет никаких причин избавляться от него. В общем, я согласен с мисс Дэрвилл.

– Спасибо, Фадиль, – сказала Стефани, тронутая этим смелым заявлением.

– Ладно. – Рафик повернулся к ней. – Похоже, ты спасла ему жизнь. Но к чему такая спешка, зачем понадобилось отрывать меня от завтрака… – Он, нахмурившись, повернулся к Фадилю. – Кто велел пристрелить жеребенка, если не ты?

– Я велел, мой господин. – Шталмейстер притаился в тени у главного входа. Теперь он вышел оттуда и поклонился. – Мне пришлось приехать в конюшни самому, чтобы убедиться, что мои указания выполняются. Когда мне сказали, что Фадиль поддался чарам этой женщины…

– Тебе специально приказали оставаться на тренировочных полях. На данный момент твоя единственная забота – лошади, отобранные для Сабра. – Рафик говорил тем тихим ледяным голосом, который заставлял всех съежиться. – Почему ты снова счел возможным ослушаться меня?

Ясим уронил свои четки.

– Ваше величество, мои указания не выполняются. Мой главный конюх имеет наглость думать, что эта женщина может понимать больше, чем я! Это мои конюшни. Мой главный конюх…

– Это мои конюшни, Ясим. Мой главный конюх. Ты не ответил на мой вопрос. Это не первый раз, когда мне приходится говорить с тобой. Почему ты счел возможным ослушаться меня?

После паузы Ясим заговорил, и его голос походил на дрожащий шепот.

– Этого больше не повторится, мой господин.

– Да, не повторится, – сухо бросил Рафик. – Собирай свои вещи. Я скажу кому-нибудь из секретарей, чтобы тебе заплатили все, что ты заработал. Я предоставил тебе достаточно большую свободу действий, учитывая твое неоспоримое мастерство. Но ты зашел слишком далеко. Теперь уходи, твои услуги больше не нужны.

– Рафик, – не выдержала Стефани, – в самом деле, вам не нужно принимать таких жестких мер ради меня.

– Я принимаю эти меры ради себя. А теперь, поскольку я не закончил завтракать, ты поедешь со мной во дворец выпить чашечку кофе.

– Кофе? – Не дожидаясь ответа, Рафик наполнил чашку Стефани. Он заметил, что кофе уже успели подать свежий. Кто из слуг проследил за этим, когда они вернулись? Кто предусмотрительно поставил на поднос две чашки, хотя раньше там стояла только одна? Он принимал такие вещи как должное. И, по правде сказать, только недавно начал их замечать. Снова Стефани.

– Рафик, вы не можете рисковать победой в Сабре. – Стефани пригубила кофе и поставила чашку на стол, стоявший под лимонным деревом. – Ясим – лучший берейтор в Аравии, в этом нет никакого сомнения. И хотя для меня противоестественно его защищать… вы просто не можете его уволить.

– Стефани, я уже это сделал.

– Это я виновата! – в отчаянии воскликнула она, заламывая руки. – Я должна была сказать вам, что может возникнуть проблема, но вы были так заняты. Я думала, он поймет. Мне в голову не могло прийти, что он просто придет и даст указание… – Она вздрогнула. – Тот человек. Ружье. Если бы я не…

Стефани встала и начала ходить взад-вперед у фонтана. Во время стычки с работником она потеряла шарф, который держал волосы. Сегодня она надела тунику с синими полосами, напоминавшую Рафику сочетание аравийского неба и моря. Прошла уже неделя после их возвращения с конской ярмарки и того восхитительного утра в палатке. Он страшно соскучился и жестом подозвал ее.

Она села рядом с ним на подушки под деревом. На ее щеках виднелись бороздки от слез.

– Вы должны найти какой-нибудь другой способ заставить его слушаться, – сказала она. – Вы не можете рисковать Сабром, Рафик. Только не теперь.

– Мне давно надо было избавиться от этого человека, – сказал он, чувствуя облегчение. – Я знал, что он не станет тебя терпеть. В конце концов, это не в первый раз. Если бы я сделал это тогда…

– Вы имеете в виду Эльмиру? – осторожно спросила Стефани.

– «Она мешает четкой работе конюшен», – вот что он мне сказал. Потом стало «она подрывает». И наконец, «она отравляет». Я не стал его расспрашивать. Теперь я никогда не узнаю. – Рафик закрыл глаза и откинулся назад, прислонившись к стволу лимонного дерева.

– Вы могли бы… вы не хотите рассказать мне об этом, Рафик?

– Нет, Стефани, не хочу. Достаточно того, что мне стало легче, когда я избавился от этого человека.

Она улыбнулась, и Рафик почувствовал, что напряжение, сковывавшее плечи, спало. Однако ее улыбка вызвала напряжение совсем иного рода. Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

Стефани сжала его пальцы, подсела ближе, положила голову ему на плечо.

– Как продвигаются ваши тренировки?

– Болезненно. Технически самый сложный элемент – пересадка на полном скаку с одной лошади на другую. Мне кажется, большую часть дня я валялся на земле. – Он засмеялся.

– Бедный Рафик. Вы, наверно, весь в синяках.

– Да. – Он обнял ее за талию.

– Хотите, чтобы я поцеловала их?

– Да. – Он заглянул в ее большие карие глаза. – О да.

– Где болит, Рафик? – Стефани нежно поцеловала его в губы.

– Здесь, – сказал он, снова целуя ее, но теперь более крепко. – Да, именно здесь. – Ее поцелуи были такими сладкими. Он мог бы утонуть в них. Он тосковал о них всю неделю. Скользнув пальцами в ее волосы, поцеловал полуопущенные веки Стефани, ее соленые от слез щеки и снова губы. Потом нежно опустил ее на подушки и целовал снова и снова. – Я никогда не устану тебя целовать, – прошептал он. – Никогда. – Он снял через голову свою рубаху, показал ей синяки на груди и потянул к себе.

– О, бедняжка. – Стефани нежно поцеловала его и приложила ладони к красновато-желтым синякам. – Бедный мой. – Еще поцелуи. Она лизнула его сосок. Ее прикосновения успокаивали и возбуждали одновременно. Ее губы скользили вниз по его ребрам. Язык коснулся пупка.

Кровь Рафика вскипела. Он снял с нее тунику. Под полупрозрачной тканью сорочки проглядывали соски. Он стал ласкать их и почувствовал, как Стефани затрепетала. Их губы снова встретились в долгом страстном поцелуе.

Она легла на бок. Рафик раздел ее и скользнул в нее пальцами. Она застонала. Руки Стефани легли на его ремень, и он сбросил его. За ним последовали его брюки.

– Я так хочу тебя. Так хочу. – Неужели это его голос?

И снова поцелуи. Она была горячей и влажной.

– Мне нужно больше, чем слова, – сказала она охрипшим голосом, от которого по телу Рафика побежали мурашки.

Приподняв Стефани, он посадил ее сверху и осторожно вошел в нее, боясь, что не сможет больше сдерживаться. Она застонала. Он приподнял ее. Ей потребовалась небольшая помощь, чтобы понять его, и она начала двигаться. Немного вверх и вниз, увлекая его за собой, заставляя затаить дыхание.

Движения становились все быстрей, она все крепче сжимала его, пока волна наслаждения, прокатившись по ее телу, не заставила его последовать за ней, как раз вовремя, чтобы, приподняв ее, успеть выйти и, содрогаясь, дать себе волю.

Позже Рафик не глядя протянул руку и прижал Стефани к себе. Ее дыхание постепенно успокаивалось, одновременно с его собственным. Только тогда он осознал, как близок был к тому, чтобы полностью потерять контроль над собой. Что он делает? О чем думает?

Стефани попыталась заняться делами. Она была благодарна Фадилю за мужество и поддержку и с удивлением обнаружила, что на самом деле все работники конюшен за редким исключением испытали облегчение после увольнения Ясима. Их вера в то, что Рафик выиграет для них Сабр – с Ясимом или без него, – была непоколебима.

Не найдя, чем занять себя в конюшнях, Стефани решила спрятаться от послеполуденной жары и побродить по прохладному дворцу, воспользовавшись планом, нарисованным для нее Рафиком. Так много комнат, одни охраняются, другие нет. Так много похожих названий, которые легко перепутать. Например, «Двор правителей» был всего лишь площадкой с самым обычным фонтаном. В то же время «Правительственный двор», напротив, оказался закрытым комплексом помещений, чем-то похожим на гарем. Аида объяснила ей, что в далеком прошлом в нем обитали несчастные сыновья наложниц правящего принца. Бедных мальчиков держали здесь на протяжении всей жизни, поскольку считалось слишком опасным разрешать им покидать дворец, иначе они могли попытаться свергнуть своего отца. По словам Аиды, так гласила легенда.

Стефани распахнула дверь туда, где, по плану Рафика, располагался королевский банкетный зал, но оказалась еще в одном внутреннем дворе. Этот выглядел заброшенным. Фонтан не работал, и вода в нем зацвела. На полу сквозь щели мозаики пробивались сорняки. Авокадо так разрослось, что стало выше стены. Под ним валялись высохшие зеленые плоды и коричневые косточки.

По словам Аиды, Эльмира – бедуинка, кочевница – научилась любить гарем. Стефани в этом сомневалась. На конской ярмарке она слышала кое-какие из преданий бедуинов. Они считали себя аристократами пустыни, каждое племя могло проследить свою родословную вплоть до прародителя. Как объяснил ей Рафик, у них имелся свой строгий кодекс поведения. Они гордились тем, что никому не подчиняются, хотя на своих условиях готовы сотрудничать со всеми. Пустыня – душа и сердце бедуина, и главное для него – свобода кочевать по ней. Эльмира была бедуинкой голубых кровей. Разве могла такая женщина с радостью принять жизнь в гареме со всеми ее ограничениями?

Стефани осторожно присела на край фонтана. По поверхности зловонной воды плавали странные маленькие насекомые.

«Она заплатила за то, что отравила конюшни», – говорил Ясим.

Но этим утром Рафик без сомнения встал на сторону Стефани. Или он просто защищал свой авторитет? Он сказал: «Мне давно надо было избавиться от этого человека. В конце концов, это не в первый раз. Если бы я сделал это тогда…»

Какую цену пришлось заплатить Эльмире? И какое преступление она совершила, чтобы за него пришлось расплачиваться?

Стефани шлепнула по одному из водоплавающих насекомых, которое село ей на руку. Его длинный хоботок проткнул ей кожу, чтобы сосать кровь. На месте укуса уже вздулась плотная шишка. Она встала, думая, что надо найти аптечку и намазать укус какой-нибудь мазью, когда в голове мелькнуло нечто важное, о чем говорил Рафик. Что-то насчет кусачих насекомых в воде.

– Оазис с жеребцами! – Забыв об укусе, Стефани побежала в конюшни.

– Ты уверена? – Рафик недоверчиво посмотрел на нее.

– Я знаю, в это трудно поверить, но таково единственное объяснение, – ответила Стефани.

– Кровососущие насекомые, которые цепляются за гриву жеребца и вместе с ним проделывают путь из оазиса до конюшен, а потом, когда он покрывает кобылу, перебираются с одного животного на другое! – Он поднял руку. – Мне известно, как удивительна природа и как мало мы о ней знаем. Но почему ты так уверена? Почему эти насекомые не кусают других жеребцов?

– Я думаю, наверняка кусают. Но понимаете, ваши жеребцы уже привыкли к ним, стали невосприимчивы. Как доярки, которые невосприимчивы к оспе, потому что постоянно контактируют с коровьей оспой, и это каким-то образом позволяет им противостоять болезни. – Она с жаром пустилась в объяснения, слишком далекоидущие и всеобъемлющие. – Хотя, в конечном счете, – заключила она, – я не могу доказать этого иначе, как заставив одно из этих насекомых укусить какую-нибудь кобылу или мула. Но даже ради науки я не в состоянии это сделать.

– Тогда что ты предлагаешь?

Она улыбнулась ему. Рафик улыбнулся в ответ. Он еще не успел снять одежду, в которой ездил на тренировочные поля. Его белая рубашка запылились, распахнутый ворот открывал волосы на груди. На подбородок легла тень отросшей щетины. Утром, когда он ее целовал, Рафик был свежевыбрит.

– Я задал вопрос своему главному ветеринару.

Стефани уловила намек.

– Насекомые живут в стоячей воде, – коротко бросила она. – Я обнаружила их личинки в нескольких прудах загона для жеребцов. Свежая вода в самом оазисе им, видимо, не нравится. Я предлагаю осушить и вычистить пруды, чтобы убрать всех личинок. А жеребцов еще какое-то время не допускать в конюшни. А сейчас, если это все…

– Стефани.

– Что-то еще?

– Если ты права, то ты на пороге важного научного открытия. – Рафик подошел к ней.

– Я не думала об этом в таких выражениях.

– Тогда подумай. Ты должна написать статью. И представить ее в знаменитое лондонское «Королевское общество».

– Сэр Джозеф Бэнкс – он президент общества – вряд ли примет статью от женщины.

– Даже от гениальной женщины?

– Я не гений. Это просто наблюдения и дедукция. – Лучше бы он не улыбался ей так. Лучше бы ей помнить, что он принц.

– Скромна, как всегда, Стефани. Мои поздравления. И спасибо тебе. Я в большом долгу перед тобой.

– Рафик, вы не должны мне ничего сверх того, что обещали.

Он поморщился, приняв ее напоминание как упрек.

– Прости меня. Оказалось, что мне очень трудно помнить… различать главного королевского ветеринара и Стефани. Если я – после того, что было утром, – ты понимаешь, я просто пытаюсь напомнить себе правила, о которых мы договорились.

– Вам не о чем беспокоиться, Рафик. Я прекрасно помню правила и не питаю никаких иллюзий. Никого не волнует, если мужчина ложился в брачную постель не девственником. Но каждый мужчина хочет жениться на девственнице. А для принца это необходимость. Вы не могли бы жениться на мне, даже если бы моя родословная не уступала родословной ваших чистокровных лошадей. Даже если бы безумно, страстно любили меня.

– Стефани…

Она густо покраснела.

– О, я вовсе не хочу сказать, что хоть на минуту могла предположить что-нибудь подобное. Вообще что-нибудь. Я просто хотела заверить вас, что это не так.

– Стефани…

– Извините. Если вы согласны принять мою стратегию, то мне надо идти. Дел очень много.

Стефани выскочила из комнаты и, захлопнув за собой дверь, бросилась бежать, сама не зная куда. Она просто бежала по лабиринту коридоров, пока наконец не оказалась возле пруда нимф. Стефани погрузила в прохладную воду ноги и руки. Укус, ставший причиной ее открытия, чесался под повязкой, которую она наложила. Вечером надо будет еще раз помазать его мазью. Наверное, ей стоило изобразить насекомое на бумаге. Если бы она умела рисовать. Но она не умела. Нет, вместо этого она напишет для папы черновик статьи, которую он сможет представить в «Королевское общество». Папа будет очень горд ее открытием, и ей придется приложить некоторые усилия, чтобы убедить его выдать открытие за свое. Но когда он поймет, что иначе открытие никогда не увидит свет, он это сделает. И это станет ее подарком. Она, наконец, заглушит всю ту боль, что причинила ему.

На какое-то время эти приятные размышления захватили Стефани, а планирование дел на завтрашнее утро отвлекло ее еще на несколько минут. Она должна составить список того, что надо сделать, чтобы обезопасить загон для жеребцов, а потом…

Она всхлипнула и, уронив голову на руки, разрыдалась. Какая же она глупая! Стефани больше не могла отрицать неоспоримую правду, которой весь день отказывалась посмотреть в лицо. Несмотря на все предосторожности, на все попытки держать себя в узде, она влюбилась в Рафика. Господи, какая же она дура!

Она так сильно любила Рафика, что это не шло ни в какое сравнение с предыдущей жалкой попыткой. Поначалу ее привлекла его поразительная красота, но полюбила она в нем человека. Стефани полюбила его, потому что он уважал ее и, несмотря на свое высокое положение, обращался с ней как с равной. Он, не стесняясь, указывал на ее ошибки, но всегда признавал ее достижения. Она любила его, потому что он ее слушал и потому что понимал, что она хотела сказать, даже когда она этого не говорила. Она любила его, потому что он не просто играл роль принца, а потому, что был Принцем в полном смысле этого слова – благородным человеком, который хотел для своего народа самого лучшего. Она любила его потому, что благо народа он ставил на первое место, даже когда его инстинкты подсказывали иное. И еще она любила его потому, что он, совершив ту фатальную ошибку, мучился этим, хотя его страдания причиняли ей боль.

Это утро было волшебным. Волшебным, потому что она любила. Возможно, для Рафика неистовое влечение, которое притягивало их друг к другу с первого момента встречи, так и осталось просто влечением. Но для Стефани… о, до чего же она глупа, если не заметила, как оно постепенно менялось, от эксперимента со своим телом восходя к сильнейшему обоюдному наслаждению, к общению тел и, наконец, к проявлению любви.

Слава богу, Рафик ни о чем не догадывался. Ей надо очень постараться, чтобы так продолжалось и дальше, потому что любовь ничего не могла для них изменить. Она не такая идиотка. Стефани выпрямилась и отряхнула ноги. Да, она глупая дура, но другим совсем не обязательно об этом знать. Через несколько месяцев она вернется в Англию, и ее закружит новая жизнь.

Укус под повязкой продолжал зудеть. Стефани определила причину болезни. По договору ее назначили главным ветеринаром на шесть месяцев, но она уже нашла способ лечения. Теоретически ее работа здесь закончена.

У Стефани свело желудок. Неужели так скоро! Слишком скоро. Она еще не готова вернуться в Англию. Кроме того, у нее еще оставались дела, которые нужно завершить. Пока они не сделаны, она не будет думать о возвращении.

Глава 11

– Что случилось?

Стефани быстро вытерла глаза рукавом.

– Рафик, мне так жаль… Шерифа.

Он остановился как вкопанный. Кобыла еще держалась на ногах, но еле стояла. Ее красивая блестящая серая шкура взмокла от пота. Бока дрожали, из носа текло, а надсадный кашель не оставлял поводов для сомнений.

– Это началось около четырех часов назад, – сказала Стефани. – С тех пор я не отхожу от нее. Я сразу же послала за вами, но…

– У меня были другие дела. Как она?

– Плохо. – Стефани не удалось скрыть дрожь в голосе. – Мы не даем ей упасть. Я пыталась ее охладить и очистить ей нос, но у нее очень частый пульс, и ей тяжело дышать. Это… это плохо, Рафик. Мне очень жаль.

– Это не твоя вина. Твоя теория… Она с самого начала казалась мне… Ладно. К сожалению, теперь у нас есть доказательство, что ты ошиблась.

– Нет. – Только не плакать. Она не должна себя жалеть. – Я боюсь, что Шерифа как раз подтверждает мою теорию. Когда я ездила в оазис жеребцов, я брала Шерифу, правда, не заезжала на ней в загон, а привязывала ее снаружи, но она была там. А те кусачие мушки… когда я брала образцы, одна из них, скорее всего, села на меня, а потом перебралась на Шерифу и… понимаете, другого объяснения нет. Это было шесть дней назад, что укладывается в границы инкубационного периода. Шерифа – мое доказательство, но если она умрет, я никогда себе не прощу.

– Нам надо удержать ее на ногах, Рафик, и, хотя Фадиль отчаянно рвется помогать, у него нет ваших навыков. Может быть, вы?.. – Теперь слезы потекли по-настоящему, но Стефани не обращала на них внимания.

– Я готов. Просто скажите, что надо делать. Я все сделаю.

Рафик подошел к голове лошади и начал что-то бормотать. Его медленный, гипнотический голос успокоил Шерифу, позволив Стефани охладить больное животное, но она не питала иллюзий. Болезнь поразила кобылу гораздо сильнее, чем Баталя.

Не обращая внимания на слезы, она трудилась без устали, охлаждая лошадь, проверяя пульс и очищая ее нос от выделений. В последние дни она видела Рафика, но они были как два корабля в ночи. Он бесконечно тренировался, она до изнеможения работала в конюшнях. Сегодня они встретились впервые с тех пор, как она призналась себе, что любит его. Сейчас они вдвоем стояли рядом с боровшейся за жизнь драгоценной лошадью покойной жены Рафика, и, если бы она умерла, виноватой была бы Стефани.

– Тебе надо успокоиться самой, Стефани, иначе от тебя не будет никакого толку.

– Это моя вина. Если бы я сообразила…

– Ты без сомнения подтвердила, в чем источник заболевания. Это значит, что, даже если мы потеряем Шерифу, мы не потеряем других.

– Но мы не можем потерять Шерифу. Я знаю, как много она для вас значит. Она справится, – твердо добавила Стефани, – потому что я не собираюсь позволить ей умереть.

Стефани работала с мрачной решимостью, которая, казалось, становилась все тверже по мере того, как слабела кобыла и таяли надежды Рафика. Несмотря на то что он пытался заговаривать Шерифу, уверенность стремительно покидала его, и на рассвете, когда Шерифа упала на колени, отчаяние взяло верх.

– Мы ее теряем.

– Нет. – Они снова подняли ее на ноги, в основном благодаря волевым усилиям Стефани. – Прости, – шепнула она лошади, – но тебе еще не пришло время последовать за своей хозяйкой.

Рафик старался не вспоминать, но все время, пока они со Стефани вели эту, казалась бы, проигранную битву за жизнь Шерифы, его не оставляли воспоминания.

Вот Эльмира демонстрирует трюки, которым обучена Шерифа, в ночь праздника в честь подписания брачного договора.

Эльмира верхом на Шерифе въезжает в дворцовые ворота во главе вереницы жеребцов в день их свадьбы.

Эльмира плачет от радости, когда у Шерифы появился первый жеребенок.

Эльмира плачет от горя после того, как Ясим забрал жеребенка. Слишком рано, по мнению Эльмиры. Она была права, но Рафик не пожелал вмешаться, не встал на ее сторону. Сейчас этот жеребенок вырос в красивого жеребца и будет участвовать в Сабре.

Колени Шерифы снова подогнулись, но Стефани снова не позволила ей упасть.

– Не пора ли нам… тебе не кажется, что продлевать ее страдания жестоко? – дрогнувшим голосом спросил Рафик.

– Я продлеваю ее жизнь. Не бросайте ее, Рафик. Пожалуйста, не бросайте.

Он отступился от Эльмиры. Ее лошадь он не бросит.

– Давай, Шерифа, – прошептал Рафик на языке, который выучил в детстве, на языке, на котором Эльмира всегда говорила со своей любимой кобылой. – Твоя хозяйка хотела бы, чтобы ты показала характер настоящего арабского скакуна.

Часы тянулись, словно в забытьи. Временами ему казалось, что дух Эльмиры наблюдает за ним, то обвиняя, то умоляя его. Если бы Шерифа умерла, это стало бы убийственным приговором ему. Рафик не знал, выдержит ли. Хватит ли у него духу участвовать в Сабре, а тем более победить в нем?

– Рафик. – Нежная рука легла ему на плечо. Рафик моргнул. Тишина. Никаких хрипов. – Она?..

– Смотрите сами. – Стефани улыбалась. – Это чудо, – добавила она.

Рафик протер глаза. Нет, это было не чудо, а измученная лошадь с мокрой шкурой, которая, наконец, устраивалась, чтобы поспать. Рафик встал на ноги. Кобыла вскинула голову и сделала слабую попытку заржать.

– Она справилась. Я не уверена, что она когда-нибудь будет пригодна для разведения, но…

– Она жива. – Рафик провел рукой по спине лошади. – Ты ее спасла. Как много это для меня значит! – Рафик пошатнулся. Пол в конюшне начал качаться. – Это я убил ее, Стефани. – Ноги больше не держали его. Он опустился на пол и уронил голову на руки. – Я убил Эльмиру.

– Рафик! – Стефани обхватила его руками. – Рафик, вы переутомились. Вы не понимаете, что говорите. Эльмира умерла во сне. Аида мне говорила.

– Аида сказала тебе то, во что верят все. Только я знаю правду.

Его голову сковала страшная тяжесть, перед глазами все плыло. Эльмира, Шерифа, Стефани – все смешалось в его лихорадочных видениях. Рафик посмотрел на Стефани. Под ее глазами залегли темные тени, волосы спутались, кожа приобрела землистый оттенок.

– Мне показалось, что она здесь, – сказал он. – Эльмира. Она почти не выходила отсюда в первые дни нашего брака. «Преследовала» лошадей, – добавил он с сухим смехом. – Так говорил Ясим. Она и сейчас здесь.

– Рафик, вы не убивали ее. Вы не способны на убийство, я знаю вас.

– Ты не знала меня тогда, Стефани. Я был одержим.

– Вы говорили. Но я сказала…

– …что для короля моя женитьба была вполне разумной. Это не оправдание. Хотя сначала Эльмира казалась счастливой. Она оставалась бы счастливой, если бы я вел себя как подобает хорошему мужу. Но даже в день свадьбы меня больше интересовали лошади, которых я получил в приданое, чем моя жена. Я поместил ее в гарем и позаботился, чтобы она получала наряды и драгоценности, которые ей так хотелось иметь, и… я бросил ее там. Я приходил к ней, поскольку долг велел мне позаботиться о наследнике, но делал это нечасто и не старался узнать ее. Моя жена оставалась для меня чужой, Стефани.

Рафик скользнул по ней взглядом.

– Ее единственной радостью стали конюшни, лошади, Шерифа. Но не только Шерифа. Эльмира знала подход к лошадям. Она умела заговаривать их гораздо лучше, чем я. Ясима она невзлюбила. Считала его методы слишком жестокими. Ты и Эльмира… вы понравились бы друг другу. Если бы я уделил ей время, я мог бы ее полюбить. Но я этого не сделал.

У него страшно болела голова, в глазах помутилось. Он прищурился.

– Стефани?

Она коснулась его руки. Едва заметно, но он понял, что это она.

– Вы не падали с лошади вчера на тренировке? – спросила она. – Мне кажется, у вас небольшое сотрясение. Посмотрите мне в глаза.

– Понимаешь, она пыталась со мной поговорить. Пыталась рассказать, что ей одиноко, но я не слушал. Возможно, она была недостаточно упорна и настойчива. Но это меня не оправдывает. Я не слушал Эльмиру, я слушал Ясима. Он сказал мне, что она вмешивается в работу конюшен. Я попросил ее этого не делать. Он настаивал, что она продолжает вмешиваться. Она пояснила, что хочет помогать объезжать лошадей. Исключено. Ясим никогда бы этого не допустил. Я сказал, чтобы она ему не мешала. Она согласилась, но не послушалась. Я думал, что дело в особых взаимоотношениях бедуинов и лошадей. Возможно, так и было. А может быть, Ясим просто врал. Посмотри, как он повел себя с тобой. Я должен был понять, что все повторяется, но не понял.

– Нет, вы поняли, Рафик. На этот раз поняли. И приняли меры.

– Слишком поздно для Эльмиры. – Рафик закрыл глаза, и его окутала тьма. Пол под ним закачался, как палуба корабля. Он открыл глаза. – Я встал на его сторону. Это он тебе сказал. Но не сказал, что говорил мне, будто Эльмира изменила мне с конюхом. Сначала я не поверил. Я поговорил с ней, и она не стала отрицать, что ей нравится его общество, его внимание. Она говорила, что я сам виноват, потому что пренебрегаю ею. Она говорила, что ей одиноко. Что она чувствует себя живой, только когда ездит верхом. Но я сказал, что навсегда запрещаю ей покидать дворец.

– А что конюх?

– Ясим сразу же прогнал его. Я не стал задавать вопросов. Он поступил правильно. Я не мог сам вызвать этого человека и учинить допрос, потому что, если бы он это подтвердил, мне пришлось бы развестись с Эльмирой.

– После того как тогда в палатке я рассказал тебе половину правды, все стало только хуже. – Рафик стиснул запястье Стефани. – С тех пор она поселилась здесь, – продолжал он, постучав себя по лбу. – Поэтому сейчас я должен рассказать тебе все. Ты понимаешь?

– Рафик, я думаю, вам надо отдохнуть.

– Я отдохну. Когда сниму с себя это бремя. Я говорил себе, что, запирая ее в гареме, защищаю ее честь, но сейчас я вижу, что на самом деле защищал свои собственные интересы. Я не хотел отправлять ее назад к родителям, потому что хотел сохранить для себя ее приданое.

– Она вам изменила.

– Так ли это? Ее флирт мог быть вполне невинным. Но мне не важно, была она неверна или просто неосмотрительна. Она была несчастна, и это моя вина. Я сам виноват в том, что она находила утешение в обществе другого мужчины, какие бы формы это ни принимало. Я виноват, что она оказалась запертой в гареме в полном одиночестве. Кочевница, запертая в четырех стенах и не имевшая возможности возразить, потому что я перестал приходить к ней. Она теряла интерес к жизни, а я не замечал этого, потому что не виделся с ней. И не заметил, когда она в конце концов решила, что ей больше не стоит жить.

– Она лишила себя жизни? – Стефани побледнела.

– Яд. Какое-то сильное снотворное. Я нашел ее лежащей здесь, рядом с Шерифой, которая ждала очередного жеребенка.

– Но Аида сказала, что Эльмира умерла во сне.

– Так и было. В течение нескольких часов я пытался ее разбудить, но ничего не вышло, и я перенес ее тело назад, в гарем.

– Аида знает, что произошло?

– Нет, Эльмира, должно быть, усыпила ее и стражника. Другие слуги спали отдельно. Аида обнаружила Эльмиру в постели мертвой, когда пришла звать ее на завтрак. А стражник… что ж, не в его интересах признаваться, что он уснул на посту.

– Вы защищали ее честь даже в смерти.

– Я слишком мало сделал для нее в жизни. Я пожертвовал жизнью Эльмиры в погоне за Сабром. Ради нее я должен выиграть. Это единственный способ.

– Искупление?

– Если я этого не сделаю, она навсегда останется здесь, преследуя меня на каждом шагу. – Его голос дрогнул. Грудь тяжело вздымалась. Тело Рафика обмякло, он беззвучно всхлипнул. Пристыженный и раздраженный, он отчаянно хотел уйти, прежде чем чувства окончательно возьмут верх над самообладанием. Но Стефани крепко обхватила его руками и больше не отпускала.

Она держала его до тех пор, пока Рафик не перестал сопротивляться. И потом, когда он сдался и все его тело сотрясли сухие рыдания, давая выход эмоциям, которые он держал в себе все эти два года. И потом она держала его, когда он, измученный до изнеможения, уснул там же, где лег. Стефани гладила его по волосам, положив его голову себе на колени. Она держала его несколько часов, осторожно отпустив только для того, чтобы проверить спящую кобылу, и сразу же вернулась к нему. Она держала Рафика, гладила его, и ее сердце разрывалось от любви.

Стефани не спала. Она снова и снова прокручивала в голове его слова, но никак не могла соединить образ того человека, которого он нарисовал, с тем, которого она знала. Он не любил Эльмиру, но услышать из его собственных уст признание в жестоком пренебрежении, которому он ее подверг… это стало настоящим шоком. И все же это не могло поколебать ее любви к Рафику.

Она отчаянно хотела ему помочь. Конечно, ее жалкая маленькая история не шла ни в какое сравнение с его трагедией, но здесь, в Аравии, она поняла многое о том, как избавиться от тени собственного прошлого. И если существует какой-нибудь способ использовать эти знания, она это сделает. Изменить прошлое невозможно, но должен быть способ заставить Рафика увидеть, что это прошлое сделало из него того благородного человека, которым он стал сегодня.

Рафик спал крепко и пробуждался медленно. Его веки дрогнули, потом открылись. Увидев Стефани, он сонно улыбнулся, потом едва заметно тряхнул головой, потом линия его губ стала тверже, он резко сел, потому что все вспомнил.

– Как долго я проспал?

– Несколько часов.

– Шерифа?

– С ней все хорошо, она тоже спала.

Его кадык заходил ходуном. Превозмогая смущение, Рафик посмотрел на Стефани в полумраке стойла, закрытого ставнями от солнечных лучей.

– Ты спасла ее. Я не знаю, как тебя благодарить. Боюсь, я немного… ты должна простить мое… – Рафик попытался встать, чтобы уйти.

– Пожалуйста, не уходите! – Она схватила его за руку.

Ей хотелось сказать, что она его любит, но эти три коротких слова наверняка заставили бы его бежать прочь с таким же успехом, как если бы она стала уверять, что принцы тоже могут плакать.

– Рафик, я хочу с вами поговорить, – сказала она, пытаясь успокоиться. – Я хочу, чтобы вы подумали, что будет, если вы не выиграете Сабр.

– Это немыслимо.

– И все же это возможно, не пытайтесь отрицать. Я понимаю, почему Сабр так важен для народа вашего королевства. Вы обещали своим людям победу, а вы человек верный своему слову. Я понимаю, что это важно для вас, потому что вы хотите восстановить честь отца. Но дело ведь не только в этом, верно? Вы верите, что победа в Сабре каким-то образом избавит вас от страшного чувства вины в смерти Эльмиры, но я боюсь…

Стефани замолчала, почувствовав, что сейчас заплачет. Нет, надо сохранять спокойствие.

– Я боюсь, Рафик, что вы ошибаетесь, и мне невыносима мысль, что ваши страдания будут длиться еще год, а потом еще, пока вы не победите – если вы победите. Вы связали все свои надежды с победой в этих скачках и теперь живете в подвешенном состоянии. Ничто не может изменить прошлого, Рафик, но вы способны запретить ему управлять вашей жизнью.

– Не вижу, как это возможно, – тяжело вздохнув, ответил он, – но я готов выслушать.

Стефани сплела пальцы и, нахмурившись, уставилась на них.

– Признаюсь, то, что вы рассказали, меня шокировало. Невозможно отрицать, что вы пренебрегали Эльмирой, что вы сыграли свою роль в том, чтобы она почувствовала себя несчастной, но вы не учли ее роли в этом.

– Стефани, тебе известно, что я женился на ней только ради приданого.

– Вы женились на ней, чтобы исполнить обещание, данное вашим людям, и положить конец раздору с бедуинами. Соглашаясь на этот брак, вы, прежде всего, думали не о себе, а о благе своего королевства.

– И совсем не думал об Эльмире.

– Но почему она вышла за вас?

– Такова была воля ее отца. – Рафик выглядел смущенным.

– Но если она не хотела выходить за вас, разве она не могла отказаться?

Он задумчиво сдвинул брови и, взяв соломинку, завязал ее узелком.

– У Салима несколько дочерей. Если бы Эльмира не захотела выходить за меня, я полагаю, ее место заняла бы одна из ее сестер.

– Значит, она хотела выйти за вас? И понимала, что это предполагает гарем. Жизнь, которую ей предстояло вести, не стала для нее неожиданностью.

– Нет, конечно нет. Это одна из немногих вещей, которые мы обсуждали до подписания брачного договора. Я знаю бедуинов и понимаю, как они ценят свободу. Именно поэтому я согласился, чтобы Эльмира каждый день ездила верхом на прогулку по пустыне, при условии, что ее будут сопровождать. – Рафик посмотрел на завязанную узлом соломинку и нахмурился еще больше. – Я забыл об этом.

– Значит, Эльмира знала, чем рискует, если будет злоупотреблять этой свободой.

– Но действительно ли она злоупотребляла ею?

– Как вы думаете, если бы она была совершенно невинной, разве она не сказала бы вам об этом? Она теряла слишком много.

– Она была одинока, и это моя вина.

– Эльмира была взрослой женщиной и сама могла подумать о себе. Она говорила вам, что ей одиноко? Что она несчастлива?

– Стефани, большинству женщин не хватает смелости высказывать, что они думают, как это делаешь ты. Впрочем, это не важно. Я был ее мужем и, значит, отвечал за нее. Мне следовало знать, что она несчастлива.

– Да, следовало, но и она должна была обратиться к вам, рассказать о своей проблеме. Вы слишком вините себя, Рафик, что так сложилась ее судьба. – Стефани сделала глубокий вдох. – И в ее смерти – тоже.

Рафик вздрогнул.

– Да, я не давал ей снотворное, но…

– Вы считаете, что Эльмира лишила себя жизни потому, что чувствовала себя одинокой, потому, что она стала узницей гарема, потому, что вы сделали ее несчастной, но на самом деле вы этого не знаете, верно? – Стефани крепче сжала руки. Только бы не заплакать. Только бы не выдать своих чувств. – Если бы вы знали, в каком отчаянии она была…

– Как я мог знать? Я перестал приходить к ней.

– А она не звала вас. Она говорила с Аидой?

– Нет. – Он отбросил соломинку в сторону. – Нет. Я не мог спросить ее прямо, не выдав Эльмиру, но… нет.

– По моему впечатлению, Аида считала, что она всем довольна. Какой бы ни была причина, заставившая Эльмиру пойти на такие крайние меры, она решила унести ее с собой. Трагедия в том, что ее смерть, которую она воспринимала как конец всем своим страданиям, заставила так страшно страдать вас.

– Я это заслужил.

Ей показалось или его голос звучал менее уверенно?

– Вы думаете, Эльмире хотелось, чтобы вы так мучились чувством вины? – продолжала настаивать Стефани. – Ей стоило больших трудов сбежать из гарема в ту ночь, усыпив Аиду и стражника.

– Она хотела быть с Шерифой.

– Конечно, но вам не кажется, что она хотела, чтобы еще один человек почувствовал себя виноватым?

– Ты… ты имеешь в виду Ясима? – Рафик был ошеломлен.

– Это Ясим сделал все, чтобы она перестала ходить в конюшни. Ясим говорил, что она мешает работе. Ясим обвинил ее в неверности. Ясим выгнал человека, который был ей если не любовником, то близким другом. Вы не могли знать, лгал ли Ясим, чтобы навредить ей, но Эльмира это знала. И она самостоятельно приняла решение умереть в конюшнях.

– Стефани, все это слишком. Я не… я не могу…

– Уделите мне еще несколько минут. Пожалуйста. – Она дождалась, когда он кивнет. – Эльмира лишила себя жизни, и, какими бы ни были причины, это сделала она сама, а не вы. Все, что вы делали потом, вы делали, чтобы защитить ее честь и честь ее семьи. Никто до сих пор не знает, что она наложила на себя руки. Вы взвалили на себя все бремя вины, избавив ее семью от скандала. Вы также избавили их от позора, не пожелав разводиться.

– Потому что хотел сохранить лошадей.

– И вы полагаете, что Эльмира стала бы счастливей, вернувшись в семью разведенной женщиной, чем сидя взаперти в вашем гареме? – Стефани нежно коснулась его плеча. – Я понимаю, на этот вопрос нет ответа, но вам стоит задуматься. Однако самое главное, вы должны понять – то, как эта трагедия изменила вас. Человек, которого я знаю – благородный, заботливый, внимательный человек, что сидит сейчас рядом со мной, – совсем не тот, который когда-то женился на Эльмире. Если вы женитесь снова… – Она осеклась и отчаянно заморгала, понимая, что должна преодолеть это последнее препятствие. – Когда вы снова женитесь, вы станете совсем другим мужем. Возможно, вы даже будете поощрять свою жену говорить с вами прямо и открыто, потому что вам будет этого не хватать, когда я уеду.

– Стефани, таких, как ты, больше нет.

– Я просто первая из тех, кого вы встретили. Если придать женщинам немного смелости, большинство из них выскажут свои мысли так же откровенно, как я.

Рафик взял ее за руки, осторожно расплел стиснутые пальцы и поцеловал их.

– Чтобы высказывать свои мысли, как это делаешь ты, нужно иметь мужество, много мужества.

– Рафик, я хочу, чтобы вы были счастливы. Вы заслуживаете счастья.

– Я сделаю все необходимое, чтобы обрести покой. – Он снова поцеловал ей руку.

– Нет, не то, – яростно возразила Стефани. – Вы заслуживаете большего.

– Ты дала мне пищу для размышлений. Мне нужно время… я не знал… мне нужно время. – Он вздохнул.

– Конечно. Но прошу вас, Рафик, подумайте над тем, что я сказала.

– Обещаю. Спасибо тебе. – Он коснулся ее лба легким поцелуем.

Две недели спустя

Поля для тренировок располагались к северу от дворца, на естественной площадке в долине. Плотно утрамбованный песок – идеальная поверхность для скаковых лошадей. Но лошадей, отобранных для Сабра, все равно выводили потренироваться на маршруте скачек, чтобы приучить к разным поверхностям. Когда Стефани заметила, что это дает преимущество команде Бхарима, Фадиль обиженно сообщил ей, что команда из любого другого королевства вольна делать то же самое.

В дальнем конце площадки под навесом, образованным скалой, установили временные стойла для лошадей. Спешившись у входа на арену, Стефани привязала Шерифу в тени и принесла ей ведро воды. Кобылу впервые вывели из стойла после болезни, и, хотя поездка была короткой, Стефани не хотела рисковать.

Рафик специально пригласил ее сегодня, чтобы она посмотрела тренировку. После его признания она почти не виделась с ним. Но хотя ей отчаянно хотелось узнать, смогли ли ее аргументы изменить его взгляд на себя и свое прошлое, она твердо решила дать ему время, которое он просил.

На площадке она не заметила никаких признаков присутствия Рафика. В центре арены две лошади тренировались брать высокие препятствия. В дальнем конце трех стригунков вели на маршрут попробовать силы. Еще пять или шесть топтались неподалеку в компании мула.

Еще четырех лошадей вывели на маршрут. На каждой была уздечка и вожжи, но не было седла. Три кобылы и жеребец – все очень резвые. Конюхи с трудом удерживали их. Рафик появился из временной конюшни, и у Стефани екнуло сердце. Он был одет в свой обычный костюм для верховой езды: белая рубашка, кожаные бриджи, высокие сапоги. Окинув взглядом арену, он заметил Стефани с Шерифой, улыбнулся, помахал рукой.

Затем между мужчинами состоялась бурная дискуссия, видимо, о том, как Рафик должен вести гонку, но Стефани не могла расслышать слов. От Фадиля она знала, что сегодня они должны принять одно из самых важных решений, особенно учитывая, что до скачек оставалось совсем мало времени. Случалось, что лошади убегали без всадника или отказывались остановиться, чтобы всадник мог поменять лошадь. Отсутствие седла и стремян создавало большие сложности для всадника в процессе контроля обеих лошадей во время пересадки. Фадиль с удовольствием перечислял множество случаев, которые, по мнению Стефани, могли быть чреваты страшными травмами. Увидев ее ужас, он поспешил заверить ее, что лошади травмируются редко. Ему не пришло в голову, что она больше беспокоится о Рафике, чем о его племенных скакунах. Впрочем, скорее всего, ему, как и любому другому жителю Бхарима, просто не могло прийти в голову, что их принца ждет что-то, кроме победы.

Когда обсуждение закончилось, Рафик вскочил на спину первой лошади, что само по себе потребовало впечатляющей ловкости, поскольку эта черная кобыла ни секунды не стояла спокойно. Стефани с замиранием сердца следила за тем, как он помчался по кругу. Стригунков вернули в их стойла. Рафик разогнался до предела, и над площадкой взметнулся вихрь из пыли и песка. Он сидел ровно, наклонившись вперед, и его тело слегка покачивалось вместе с телом лошади. Со стороны казалось, что это легко, но Стефани только вчера попробовала проделать то же самое и знала, что это невероятно трудно.

Сейчас он приближался к месту пересадки. Три другие лошади забеспокоились. Лошадь, на которую ему полагалось пересесть, вывели вперед. Хендлер черной кобылы стоял, готовый в любую секунду броситься вперед. Все замерло, кроме стука копыт. Сейчас Рафик замедлит бег. Он сделал это, но всего за несколько ярдов до пересадки. Стефани закрыла лицо руками и сквозь пальцы смотрела, как он наклонился вперед к шее лошади, натянул поводья, придерживая ее, выбросил в сторону одну ногу и завис наполовину в воздухе, когда к нему подвели вторую лошадь. Потом он соскользнул на землю, побежал, не замедляя шаг, вскочил на свежую лошадь и, сразу же пустив ее в галоп, помчался дальше.

Все это произошло очень быстро. Три другие лошади, одна после скачки и две свежие, натянули поводья. Следующая смена лошади произошла медленней, свежая лошадь попятилась, прежде чем перейти в галоп. Во время третьей перемены Рафик поскользнулся на песке, но каким-то чудом или сверхусилием ему удалось сохранить равновесие.

В четвертый раз ему предстояло пересесть на жеребца. Стефани стиснула зубы, глядя на то, как тот вскидывал голову и бил копытом. Жеребец был гораздо крупнее и мощнее кобыл. Чтобы вскочить на него, нужно было прыгнуть выше, а чтобы править им, требовалось куда больше сил, особенно учитывая его крутой норов. Однако пересадка прошла благополучно, и Рафик проскакал последний круг. Он уже останавливался, когда жеребец вдруг взъярился и встал на дыбы. Стефани затаила дух, глядя, как конь и человек борются за верховенство, и выдохнула, только когда жеребца удалось смирить. Но потом вскрикнула, потому что тот взбрыкнул и сбросил Рафика на землю.

Когда она подбежала к нему, Рафик уже поднялся и отряхивал пыль.

– Вы не ушиблись?

– Не больше обычного. – Он усмехнулся. – Ты привела Шерифу. Она мать Ламеха, который меня сбросил. Он самый быстрый из всех четырех, но не любит, когда им командуют. Я рад, что ты пришла.

– А я рада, что вы меня позвали.

Рафик отвел Стефани в тень, где они уселись за камнем, который не полностью закрывал их от арены, но создавал атмосферу уединения.

– До Сабра осталось четыре недели, а я до сих пор меняю лошадей недостаточно уверенно. Я слишком поздно начал тренироваться.

– Фадиль рассказал мне множество жутких историй про скачки. Я понятия не имела, что это так опасно.

– Это опасно, только если не знать своих лошадей. Наши в прекрасной форме. Думаю, у нас хорошие шансы на победу. Но, как ты сама говорила, гарантий не существует. Достаточно одной лошади захромать. Видишь, Стефани, я услышал. – Он откинулся назад и вытянул ноги. – Я не позволял себе думать о возможности поражения. Я был так одержим победой, так сосредоточился на одной-единственной цели, что потерял способность мыслить разумно. В отличие от моего главного ветеринара.

Стефани вспыхнула, и он улыбнулся.

– Вот видишь, я научился делать комплименты, которые тебе нравятся. Тебе наверняка хочется узнать, возымело ли действие твое здравомыслие?

Стефани кивнула. Похоже, он изменился, но это не означало…

Рафик наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Да, возымело. Мне понадобилось много времени и усилий. Два года мучительного чувства вины – это много, чтобы примириться с собой, но, думаю, мне, наконец, удалось.

Он сел, скрестив ноги.

– Когда Эльмира умерла, я был близок к тому, чтобы все бросить, закрыть конюшни. Но тогда все оказалось бы напрасно – и моя женитьба, и ее смерть, – и я поклялся, что выиграю Сабр ради Эльмиры. Я по-прежнему хочу сделать это в ее честь, но теперь, благодаря тебе, я вижу, что победа не успокоит мою боль. Это все, что я могу сделать, чтобы искупить то, что я совершил, но легче мне не станет. Понадобилась ты с твоим поразительным умом, чтобы указать мне на это. Умная Стефани.

– Просто у меня есть некоторый опыт того, как примириться со своими ошибками.

– И теперь я пользуюсь тем, чему ты научилась. Мне очень повезло. – Рафик снова поцеловал ее, на этот раз в губы. – Мне никогда не узнать, что привело Эльмиру к такому страшному концу. Я всем сердцем хотел бы, чтобы она этого не делала, но теперь я действительно вижу, что это сделала она, а не я. И, как ты говорила, самое главное, я изменился. Это случилось совсем недавно благодаря тебе.

Стефани снова вспыхнула.

– Хотите сказать, теперь вы понимаете, что есть вещи, которые женщина может делать ничуть не хуже мужчины? Например, лечить лошадей?

– Ты действительно заставила меня понять, что я мыслил очень консервативно, но я имел в виду не это. Твой отказ признать за мной исключительность, которая полагалась мне по рождению, – Рафик криво усмехнулся, – заставил меня увидеть, сколько всего я воспринимаю как должное. Когда ты сказала, что в моем дворце у каждого есть свое место, и стража строго следит, чтобы каждый занимал именно его, это меня поразило. Но еще больше меня поразило, когда я понял, что то же самое происходит в моей жизни.

Их губы встретились. Когда его язык скользнул по нижней губе Стефани, она закрыла глаза. Когда поцелуй закончился, она открыла глаза, и от яркого солнца у нее закружилась голова.

– Рафик, я…

– Я тоже хочу тебя, – сказал он, неправильно поняв ее мысль, и тем избавил от большой глупости, которую она чуть не сделала. – Я очень тебя хочу, но боюсь, что ближайшие четыре недели до Сабра мне придется провести здесь. Очень важно, чтобы в то малое время, что у меня осталось, я сделал все для победы.

– В день скачек я буду ждать вас на старте. – Боясь выдать свои чувства, Стефани встала.

Глава 12

Четыре недели спустя

Согласно традиции скачки начинались на рассвете. В этот юбилейный год участвовать в скачках пожелали двадцать пять команд. К тому времени, когда Стефани подъехала к месту старта, вокруг собралась огромная толпа. Все пребывали в приподнятом настроении. Одежда всадников была выдержана в традиционных цветах команд, и зрители, желавшие продемонстрировать свою приверженность одной из команд, тоже носили эти цвета. Флаг Бхарима был изумрудно-зеленым с белой полосой, поэтому Стефани надела изумрудно-зеленую тунику и такую же куфию, с белой накидкой и шарфом. В такие же тона нарядились и большинство зрителей. Казалось, весь Бхарим сбежался сюда наблюдать за скачками.

Фадиль проводил ее к ограждению, за которым держали лошадей. В воздухе стояла пыль, поднятая их копытами, и запах конского пота. Напряжение было почти осязаемым. Рафик советовался со своими хендлерами, но, увидев Стефани, пробился сквозь толпу к ней, и Фадиль деликатно отошел в сторону, присоединившись к другим членам команды Бхарима.

– Я рад, что ты так явно выразила свое предпочтение, – с улыбкой сказал Рафик.

Как и у нее, его туника и головной убор были зелеными, а шарф, державший куфию, – белым. Стефани видела его впервые за последние четыре недели и едва сдерживала свои чувства. Рафик похудел, и его мышцы стали еще более рельефными, что делало его красивым, как никогда.

– Я не знала, что участников будет так много, – наивно сказала она. – Похоже, в городе не осталось ни одной живой души.

– Это еще не все. Остальные будут ждать в конце каждого этапа.

– Вы нервничаете?

– Наши лошади уже сильно возбуждены. И для них, и для меня будет лучше, если я сохраню спокойствие.

– Вы выиграете, Рафик. Я это знаю.

– И все же это не помешало вам заметить, что я могу проиграть. – Он усмехнулся.

– Тсс! Нельзя, чтобы кто-нибудь слышал, что вы допускаете такой исход. Вас ждет победа. Я уверена в этом.

– Я тоже. – Лицо Рафика стало серьезным. Один из членов команды позвал его. – Скачки сейчас начнутся. Завтрашний день станет днем праздника, если мы победим, и днем траура, если проиграем, но, что бы ни случилось, я намерен удалиться, как только смогу, и мы отпразднуем его или поплачем по-своему. Вдвоем. Наедине. Если ты хочешь.

– О, конечно, хочу, Рафик, очень хочу.

– Тогда пожелай мне удачи.

Ей хотелось поцеловать его, но она понимала, что это невозможно. Люди вокруг не спускали с них глаз.

– Вы в ней не нуждаетесь, но все равно удачи вам. Завтра я буду ждать вас на финише.

Он незаметно пожал ей руку под накидкой и ушел. Толпа разделила их, выражая ему поддержку приветственными криками. Фадиль отвел Стефани на специально огороженное место для почетных гостей, чтобы она могла наилучшим образом видеть линию старта. К первой башне Сабра была приставлена лестница, и толпа замерла, когда по ней стал подниматься человек со стартовым флагом. Напряжение возросло до предела. На линии старта двадцать пять лошадей нетерпеливо били копытами и вставали на дыбы. Хендлеры крепко держали вожжи, рядом в нервном ожидании стояли всадники.

Рафик стоял примерно в середине линии, что соответствовало результатам предыдущих скачек. Согласно правилам, позиции по краям доставались тем, кто занял первые места, а середину занимали те, кто не дошел до финиша или вообще не участвовал. Это считалось худшим местом для старта, поскольку всадники, пытаясь пробиться вперед, не стеснялись в средствах. Но Рафик не стал требовать себе преимуществ, как хозяин. Когда человек с флагом добрался до верха, Рафик закрепил куфию, чтобы она закрывала лицо. Все глаза были устремлены на высоко поднятый в небо флаг. Королевская эмблема Бхарима трепетала на легком ветру. А потом флаг опустился вниз. Сабр начался, толпа взревела, лошади, окутанные облаком пыли, галопом помчались в пустыню.

Предполагалось, что пройдет около десяти часов, прежде чем Рафик завершит первый этап изнурительной гонки по пустыне длиной в сто миль. В то время как большинство зрителей принесли с собой еду и, похоже, готовились надолго устроиться там же, где стояли, Стефани поскакала назад, в конюшни. На входе стоял только один стражник, внутри царила непривычная тишина. Она вошла в маленькую комнатку, ставшую ее кабинетом, и открыла свой сундук с инструментами. Потом снова закрыла его. День выдался жаркий и душный. Чтобы их лошади не перегрелись, участникам Сабра следовало проявить осторожность и не пытаться пройти каждый этап на максимальной скорости.

Стефани вышла из кабинета и пошла бесцельно бродить вдоль стойл. Остановившись возле Шерифы, она дала ей несколько фиников и направилась во дворец, а оттуда в пустой незапертый гарем. Сколько времени прошло с тех пор, как она обнаружила источник болезни? Семь, нет, восемь недель. Восемь недель прошло с того дня, когда она нашла этот заброшенный внутренний двор с гниющим фонтаном. Восемь недель с тех пор, как они с Рафиком занимались любовью. Восемь недель с тех пор, как она поняла, что любит его.

Завтра они с Рафиком снова будут заниматься любовью. Впервые она будет заниматься любовью с любимым мужчиной, сознавая, что любит. Но эта любовь должна остаться невысказанной. Чувство тоски, которое преследовало ее весь день, начало обретать форму неизбежного вывода.

Вывода, который Стефани не хотелось признавать. Она вышла в свой двор и свесила ноги в холодную воду фонтана. День действительно был очень душный. Ей не хотелось мириться с тем, куда вели ее мысли.

Но в этом огромном опустевшем дворце она нигде не смогла бы спрятаться от них. Ее работа в Бхариме закончена. Последние четыре недели, когда Рафик тренировался, она просто ждала. Время тянулось еле-еле, а иногда, как ей казалось, и вовсе останавливалось, но Стефани ничего не могла сделать. Только ждать. Теперь ожидание закончилось. Завтра они с Рафиком будут заниматься любовью. А потом она уедет.

И вот она – картина, которую ей не хотелось вызывать в своем воображении. Бхарим и Рафик исчезают вдали, а она уезжает, направляясь в Англию, в будущее, которому полагалось быть ярким и сияющим, но которое теряло всю свою прелесть, потому что в нем не было любви. Она могла бы остаться здесь еще на неделю, на месяц, даже на три, но зачем? Ее работа закончена. Будущее она держала в своих руках. Как и Рафик. Только это совсем другое будущее. Светлое, свободное от чувства вины. Да, она могла бы испытывать удовлетворение от того, что помогла ему открыть дверь возможному счастью. Глубокое удовлетворение. Не говоря уже об удовлетворении тем, что она добилась успеха там, где хотела его добиться, и может искупить свою вину перед папой, отправив ему статью для «Королевского общества». Она почувствует это удовлетворение, как только справится с болью разлуки. И чтобы это сделать, у нее будет долгое путешествие из Аравии в Англию.

Итак, решение принято. Дело должно быть сделано. Строго сказав себе, что сейчас у нее нет времени на слезы и сожаления, Стефани снова пошла в конюшни, чтобы начать готовиться к отъезду.

Первый этап занял девять часов, быстро оставив позади раннее утро. Рафик не рвался быть первым, его вполне устраивало, что он держится в группе лидеров. После пятой перемены лошадей эта группа в количестве десяти человек пересекла стартовую линию. Вокруг клубились дымы от сотен костров, зажженных, чтобы не дать замерзнуть зрителям. На шестой и седьмой перемене всадников оставалось восемь. Однако на восьмой и последней – всего четверо. Сначала Ламех, как всегда, с завидной решимостью попытался избавиться от Рафика, подпрыгивавшего у него на спине, но Рафик не был настроен терпеть строптивость жеребца. Ламех, похоже, это почувствовал и потому быстро смирился.

Впереди оставалось двадцать пять миль и трое всадников, которых ему предстояло обогнать. Один из них носил цвета вождя Салима. Ламех отвел уши назад, выражая готовность скакать изо всех сил, но Рафик его придержал. Последняя часть пути была самой трудной, пролегая большей частью по каменистому подножию холма. Крутые подъемы вверх сменялись коварными спусками, лишь в самом конце выходя на равнину. На первом этапе несколько лошадей упали на колени на этих спусках. Рафик не собирался допускать, чтобы это произошло с Ламехом.

– Ты должен сделать это ради своей матери, – шепнул он жеребцу, – как я сделаю это ради ее хозяйки.

Странно, но теперь, когда он больше не ощущал необходимости победить, его уверенность в победе лишь возросла. На карту по-прежнему было поставлено очень многое, но он уже не чувствовал себя так, словно от этих скачек зависит сама его жизнь. Рафик хотел победить ради Эльмиры. Ради своего народа. Ради своего королевства. Но не ради своей жизни. Она принадлежала ему.

Восемнадцать часов гонки, все мышцы болели, но он с хмурой решимостью мчался вперед. Осталось две мили. Он благополучно преодолел последний крутой спуск, и теперь их осталось только двое: он и человек Салима.

Рафик ни минуты не сомневался в победе, и все же, когда впереди показалась финишная прямая, его сердце начало отчаянно стучать. Прямо за спиной он слышал стук копыт и чувствовал дыхание соперника, но не оглядывался. Он смутно ощущал присутствие толпы, размахивавшей флагами, и, проезжая мимо, слышал приветственные крики. Однако все его внимание было сосредоточено на том, чтобы пересечь финишную прямую первым. Ради Эльмиры и ради своего народа. Когда Ламех с минимальным отрывом от соперника пересек финишную прямую, Рафик натянул вожжи. Его сразу же окружила ревущая от восторга толпа подданных, и тут он увидел ее. Она спокойно стояла за ограждением и с сияющей улыбкой ждала его. Стефани. Очень личная и предназначенная только ему награда.

Всю дорогу своего торжественного выезда от финиша до города Рафик восседал на спине верблюда в массивном, похожем на трон седле своего отца. В руках он держал огромный золотой трофей Сабра. Люди пребывали в экстазе. Празднества, которые готовили на случай такого исхода, должны были продлиться четыре дня и охватить все королевство.

Потом Рафик стоял на сцене, установленной на городской площади. В окнах королевской галереи виднелось несколько лиц. Он знал, что одно из них – лицо Стефани, но не мог понять какое. Он пригласил на сцену Салима и поднял высоко над головой трофей Сабра.

– Свою сегодняшнюю победу я посвящаю вашей дочери, принцессе Эльмире. Поэтому мне кажется правильным передать этот трофей вам на постоянное хранение. Пришло время оставить прошлое позади. В следующем году будет новый Сабр, открытый для всех лошадей, любого разведения. Это будет свежая кровь. И новый старт для всех нас.

Чтобы отметить свою последнюю ночь с Рафиком, Стефани решила надеть розовое платье. На ее розовых тапочках позвякивали маленькие колокольчики. Ей почему-то казалось, что нужно надеть что-то такое, чего никогда не посмела бы надеть прежняя Стефани. Ожидая его, она вышла на террасу у фонтана нимф. Рафик задерживался, он по-прежнему оставался в окружении толпы. Он недооценил энтузиазма своих подданных и их желания отпраздновать победу вместе с ним.

Все факелы и светильники на террасе были зажжены. Наконец ее чуткие уши уловили звук открывшейся двери, соединявшей террасу с залом собраний, и Стефани быстро ушла с террасы, чтобы дожидаться его внутри. Рафик наверняка выйдет на террасу, удивится, не найдя ее там, где она обещала его ждать. Потом заметит открытую дверь в библиотеку. Потом – открытую дверь в раздевалку. И тогда…

Дверь в большой банный зал открылась и снова закрылась. Туман рассеялся.

– Стефани?

На нем была белая шелковая туника. На ногах тапочки. Рафик уже принял ванну у себя, и его волосы еще не высохли. Он побрился. Увидев ее возле мраморного стола, он улыбнулся. Своей соблазнительной греховной улыбкой. Сердце Стефани заныло от любви, которую приходилось скрывать.

– Стефани.

Никто больше никогда не произнесет ее имя так, как он. Рафик обнял ее, и Стефани стала целовать его, позволяя поцелуям говорить то, что она не могла сказать словами.

– Прости, что я не смог прийти раньше.

– Сейчас вы здесь, остальное не важно.

Снова поцелуи. Ей хотелось целовать его, целовать и снова целовать. Истратить за одну ночь все поцелуи, отпущенные ей на жизнь. Отстранившись от него, Стефани начала расстегивать пуговицы на вороте его туники, целуя шею и грудь.

– Снимите ее, – попросила она.

Рафик сделал это, и движение волной пробежало по рельефным мускулам его рук, плеч и живота.

– Теперь ты, – сказал он.

– Не сейчас. Сначала я хочу поблагодарить вас за все, что вы мне дали, за все, чему вы научили меня.

Его глаза блеснули. Он крепко поцеловал ее в губы.

– И как же ты собираешься это сделать?

– Снимите остальную одежду, и я вам покажу.

Еще один поцелуй. Его рука легла ей на грудь. Стефани так хотела его, что чуть не сдалась, но нет, она подождет. Ей мечталось, чтобы это стало чем-то особенным. Ее любовным подарком, который бы говорил громче любых слов. Высвободившись из рук Рафика, она стала развязывать пояс, державший его брюки. Они соскользнули на пол. Он уже был возбужден. Как и она.

– На стол, – скомандовала Стефани, целуя его. – Ложитесь на спину.

От его низкого гортанного смеха у нее побежали мурашки. Он сделал, как она велела. Она сбросила тапочки. Рафик не сводил с нее глаз. Стефани развязала пояс платья, и он соскользнул на пол. Потом медленными движениями одну за одной расстегнула пуговицы, и платье последовало за поясом. Глаза Рафика потемнели от желания. Дыхание участилось.

Стефани осталась в сорочке из розового шелка. От пара сорочка прилипла к ее груди. Она сбросила ее. Его лицо и тело недвусмысленно отражали, как сильно его возбуждают ее действия. Это придавало уверенности. Рафику доставляло удовольствие колдовать над ее телом. Теперь она покажет, что ей нравится делать то же самое с ним.

Взяв небольшую склянку с маслом, она залезла на стол и встала на колени у него между ног. Потом наклонилась над ним, касаясь сосками его груди. Грубые волоски щекотали их. Когда она поцеловала его, твердая мужская плоть уперлась ей в живот. Их поцелуй дышал страстью.

Стефани капнула масла ему на грудь и начала нежно втирать. Мышцы Рафика дрогнули, дыхание участилось, и Стефани почувствовала, что ее переполняет восторг. Она наклонилась, чтобы поцеловать его, скользнув по нему всем телом. Потом снова села и продолжила работу, постепенно спускаясь ниже, на его мускулистые бока и упругий живот. Рафик не отрываясь смотрел не нее. На его щеках выступила краска. Еще немного масла, и руки Стефани скользнули на внутреннюю поверхность его ног. Из груди Рафика вырвался стон. Еще масла, и она осторожно взяла в руку его самую сокровенную часть и тут же почувствовала, как она напряглась и увеличилась в размере.

И еще масла.

– Давайте узнаем друг друга, – шепнула она, вспомнив его слова и улыбнувшись такой же, как у него, греховной улыбкой. Стефани медленно ласкала его шелковистую плоть и чувствовала, как она пульсирует у нее в руке. Рафик застонал и прикусил губу, но не отвел глаз.

Еще одно медленное движение. И еще одно. Потом его рука схватила ее запястье.

– Стефани, – хрипло простонал он. – Боюсь, я могу провалить это испытание.

Она покачала головой, улыбнулась, но отпустила его.

– Это не испытание, Рафик. Это новый опыт для нас обоих, о чем вы как-то очень вдохновенно рассказывали мне.

Глаза Рафика распахнулись шире. А когда Стефани откинулась назад, опершись на руки, и скользнула ступнями по его плечам, его губы изогнула порочная улыбка.

– «Любовный узел», Стефани?

– «Любовный узел», – согласилась она. Любовь. Узел. Она не могла представить ничего более подходящего.

Он придвинул ее к себе. Стефани была так возбуждена, что, как только он вошел в нее, сразу почувствовала скорее приближение конца.

– Давайте узнаем друг друга, – сказал он, удерживая ее неподвижно.

– Нет. Давайте забудем себя.

Они двигались вместе, возбуждение росло. Но поза не давала ей целовать Рафика. «Любовный узел» позволял получать удовольствие, но не позволял выразить любовь. Слиться в одно целое.

– Не то, – бросила Стефани. – Я хочу…

– Поцелуев, – закончил он, сажая ее к себе на колени.

– Поцелуев, – повторила она, обнимая его за шею.

Любовь. Слияние. Губы, языки, тела. Рафик внутри и вокруг нее. Его движения, поцелуи, ласки не прекращались, пока взрыв наслаждения не заставил ее содрогнуться, вскрикнуть и, взлетев в небеса, забыть обо всем…

Они лежали на столе, обнимая друг друга, и казалось, это будет длиться вечно. Сердце Рафика стучало, но он не чувствовал собственного веса, пребывая в блаженном забытьи. Его наполняло ощущение покоя и чувство, которое он не знал, как назвать. Казалось, он, наконец, там, где и должен быть.

Странное дело, если вдуматься. Скорее всего, это результат всех событий прошедшего дня. Кульминация всего. Сабр выигран. Искупление состоялось. Народ видел в нем героя. Но сейчас это волновало его меньше всего. После эйфории, которую Рафик испытал, когда пересек финишную черту, единственное, что его волновало, – это найти Стефани. И вот она здесь, в его объятиях, улыбается своей милой улыбкой. И он чувствует именно это – он там, где и должен быть.

Он поцеловал ее медленным, протяжным поцелуем. Душистое масло пьянило. Их тела стали скользкими от него. В некоторых местах они слиплись самым приятным образом. «Любовный узел». Скорее, слияние. Сердце Рафика дрогнуло без всякой видимой причины. Стефани томно улыбнулась. Сейчас она выглядела точно так, как он представлял в самый первый раз, – довольной, с распухшими от поцелуев губами и веками, отяжелевшими от страсти. Он снова поцеловал ее.

– Рафик? Вы же не можете… – Она тихо вздохнула.

Он провел рукой по ее боку до углубления на талии, а потом обратно к роскошным выпуклостям груди.

– Стефани, – проговорил он, – думаю, я могу.

Она засмеялась. Этот гортанный звук был как приглашение, как ожидание.

– Рафик. – Она обвила руками его шею, прижимая к себе. – В таком случае я тоже могу.

Он проснулся на террасе в холодном свете раннего утра. Один. В библиотеке еще горела лампа, но Стефани и след простыл. Они пришли сюда купаться, а потом, завернувшись в полотенца, сидели рядом на подушках и смотрели на звезды. Рафик не думал, что заснет, но усталость после скачек сделала свое дело. А может быть, это сделало долгое занятие любовью.

Рафик надел халат, лежавший в раздевалке, и уселся в библиотеке. «Давайте забудем себя», сказала она прошлой ночью, и ему это почти удалось. Он забылся, утонул в ней. Обнимая Стефани, целуя и лаская ее, он чувствовал себя так, словно их тела стали единым целым. Когда он во второй раз вознес их к вершине, Стефани и Рафик перестали существовать, вместо них родилось что-то новое, что-то одно. А потом, когда, обнимая Стефани, он уткнулся лицом в ее шею и вдыхал ее запах, на него вдруг нахлынула невероятная нежность. Хотелось, чтобы это длилось вечно. Он не желал ее отпускать.

Однако выбора не было. Когда срок ее назначения закончится, ему придется ее отпустить. Еще три месяца, и в конюшнях не будет Стефани. Ее не будет ни во дворце, ни в его постели, ни в его жизни. Земля покачнулась. Сердце Рафика дрогнуло. Но ведь он всегда знал, что она уедет, что она вернется в Англию, чтобы обрести свою пресловутую независимость. Уедет, оставив его одного – как там она говорила? – брать будущее в свои руки.

Рафик не хотел думать о том, как будет жить без нее, но знал, что в его жизни появится пустота, которую не сможет заполнить никто другой, которую он не хотел заполнять никем другим. Стефани заставила его взглянуть в лицо прошлому, заставила увидеть это прошлое не в лучшем, но в более ясном свете. Она не избавила его от сознания своих ошибок, Стефани всегда была до боли честной, но она противопоставила его ошибкам ошибки других людей. Он был виноват, но ответственность лежала не только на нем. Стефани дала ему силы избавиться от призраков. Вчера он, наконец, сделал все, чтобы Эльмира покоилась с миром. Он всегда будет сожалеть о ней, но перестанет оглядываться назад. И это сделала Стефани.

Как и многое другое, с грустью подумал Рафик. Он задул лампу, потому что солнце уже взошло. Он изменился безвозвратно. Благодаря Стефани он станет лучшим правителем, потому что она научила его, что принц еще и человек. И конечно, он должен быть сначала человеком, а потом принцем.

Три месяца, и Стефани уедет. Рафик не хотел, чтобы она уезжала. Почему она должна уехать? Почему бы ей не остаться здесь, в Аравии, управлять его конюшнями? Она могла бы стать его шталмейстером и его главным королевским ветеринаром. Если она останется, он не лишится своего пробного камня. Ему не придется тосковать о ней. Не придется жить без нее. Рафик улыбнулся. Непонятно, почему это не приходило ему в голову раньше. Это идеальное решение.

В своем кабинетике в конюшнях Стефани укладывала книги по ветеринарии в деревянный дорожный сундук. Прошлой ночью все прошло так, как она надеялась, как она мечтала. Это было волшебно. И подтвердило – если она нуждалась в подтверждении, – как сильно она любит Рафика. И еще это подтвердило – если она нуждалась в подтверждении, – что она должна уехать. И чем скорее, тем лучше. Еще день, еще неделя превратили бы наслаждение в пытку.

– Что ты делаешь?

Когда она поцеловала его на прощание, Рафик крепко спал. Сейчас он стоял перед ней бодрый, свежевыбритый, и, когда Стефани его увидела, ее сердце подскочило к самому горлу. А потом упало, когда она подумала, что должна ему сказать.

Рафик вошел в комнату и с растерянным видом закрыл за собой дверь.

– Я выполнила свою работу, собираю вещи. – Стефани не могла поднять на него глаза. Взяв очередную книгу, она уставилась на нее невидящим взглядом.

– Но я назначил тебя на шесть месяцев. Зачем тебе уезжать раньше?

– С болезнью покончено. Я готова… – Она старалась тщательно подбирать слова, потому что знала, что он с легкостью поймал бы ее на лжи. – С моей стороны будет самым разумным… Теперь, когда вы выиграли Сабр, ваши мысли наверняка будут устремлены в будущее. Рафик, у вас столько планов в отношении вашего королевства, и теперь народ с радостью поддержит их. Мое присутствие будет только отвлекать.

– Стефани, почему ты на меня не смотришь? Прошлой ночью… неужели я?..

– Рафик, прошлая ночь была прекрасна. – Она заставила себя положить книгу. Она заставила себя посмотреть ему в глаза. – Невозможно улучшить совершенство.

– Ты боишься, что следующий раз обернется разочарованием?

– Я думаю, следующего раза не должно быть. Я не могу быть частью вашей жизни, Рафик. – Стефани проглотила ком в горле.

– Я пришел сюда предложить тебе постоянное место. Независимость, к которой ты так стремишься. Здесь, в Аравии. Ты могла бы управлять моими конюшнями. Кроме того, теперь, когда болезнь удалось победить и о ней можно говорить за пределами конюшен, твоя слава начнет расти. Ты могла бы взять себе помощников, обучать других. Твои знания будут востребованы повсюду. Ты останешься моим главным ветеринаром, но я не стану ограничивать тебя пределами Бхарима. Стефани?

Из-под ресницы выскользнула слезинка. Она быстро смахнула ее. Только не плакать. Она не могла позволить Рафику увидеть, как она его любит.

– Это очень великодушное предложение, Рафик.

– Но, несмотря на это, ты его не примешь, верно? Но почему?

– Я буду вашей любовницей и вашим главным королевским ветеринаром? Но что будет, когда я вам надоем? – Она беспомощно уставилась на него.

– Стефани, пусть это тебя не тревожит. – Взяв Стефани за руки, Рафик улыбнулся ей. – Этим утром я осознал, что ты никогда мне не надоешь.

У нее защемило сердце. Что плохого, если она останется здесь, с любимым мужчиной, в роли, которая давала гораздо больше всего, на что она могла надеяться в Англии? Но было одно препятствие.

– Теперь, когда вы выиграли Сабр, ваш народ будет ждать, что вы снова женитесь и обзаведетесь наследником, разве не так? Вы не можете этого отрицать. Так что мое присутствие здесь будет не просто неудобным, оно будет неприличным для любого из нас.

– Ты не неудобство, ты необходимость. – Рафик провел рукой по волосам. – И потом, в ближайшее время я не собираюсь жениться.

– Это ничего не меняет. Я все равно не могу остаться.

– Почему, Стефани?

– Потому что я люблю вас! – Признание эхом разнеслось по комнате. – Ну вот. Я это сказала. Я люблю вас. Я понимаю, что это нелепо. У меня нет ничего, что могло бы сделать меня приемлемой для ваших подданных, даже если бы я была девственницей. Но ведь это не так, и мы оба слишком хорошо это знаем. И главное, вы не любите меня, Рафик!

Наступила долгая пауза. Потом он покачал головой.

– Стефани, я люблю тебя. – Рафик выглядел изумленным. – Я люблю тебя. Но что и вправду смешно, так это то, что, сидя утром в библиотеке и перечисляя все причины, почему я хочу, чтобы ты осталась, я не догадался…

– Вы говорите так, только чтобы убедить меня остаться.

Рафик яростно замотал головой.

– Я люблю тебя, Стефани.

– Вы не можете. – Ей показалось, что сердце сейчас выскочит из груди.

– Могу, – твердо возразил он. – Я люблю тебя. И не хочу, чтобы ты осталась здесь на полгода, или на год, или даже на десять лет. Я хочу, чтобы ты осталась в моей жизни навсегда.

– О, Рафик. – По ее щекам текли слезы.

– Стефани, я не стану запирать тебя в золотой клетке. Не буду пытаться изменить то, что люблю в тебе больше всего. Ты будешь моей женой, но останешься моим главным ветеринаром, станешь моим шталмейстером, кем захочешь.

– Рафик, я не могу выйти за вас.

– Ты меня не слушаешь, Стефани. Ты по-прежнему будешь независимой…

– Дело не в независимости. Дело в несоответствии. Я не обладаю ни одним из качеств, которые ваши люди требуют от принцессы.

– Родословная, происхождение. – Он раздраженно вздохнул. – Как же мне это надоело! Вчера, когда я сказал, что мы должны привнести в Сабр свежую кровь, я думал о наших лошадях. У жеребенка, страдающего припадками, прекрасная родословная, но в его чистой крови таится изъян, делающий его слабым. История! Наследие! А как же мое сердце? Меня мутит от того, что я должен постоянно смотреть в прошлое. Пришло время смотреть вперед, Стефани. Королевскому дому Бхарима нужна инъекция свежей крови.

Убрав волосы с ее лба, Рафик поцеловал его.

– В тебе есть все качества, которые я хотел бы видеть в своей супруге. Благородство и цельность. Честность и смелость. Ты замечательный человек, Стефани. Вчера, когда мы занимались любовью, я почувствовал такое умиротворение, как никогда прежде. Я тебя люблю, Стефани, а ты любишь меня.

Он поцеловал ее. Нежно, осторожно. Как будто боялся, что она разобьется.

– И это самое главное, Стефани. Мы можем сами писать свою историю, можем сами создавать свое наследие. До тех пор, пока наши сердца бьются в унисон. – Рафик снова поцеловал ее. – Скажи, что любишь меня. Скажи, что ты выйдешь за меня.

– Я хочу, очень хочу, но я… Рафик, ты же принц, и значит, чистота твоей невесты должна быть вне подозрений.

– Почему моих людей должна интересовать твоя девственность? Важно, что моя невеста верна мне, а я верен ей. Важно не то, что было в прошлом, Стефани. Важно, что будет дальше. Наше будущее ждет, чтобы мы взяли его в свои руки. Я стану женатым человеком, полноценным королем. Разве ты не хочешь этого?

– Конечно, хочу.

– Так ты выйдешь за меня?

– Да. – Стефани прижалась к нему. – Я так люблю тебя.

– И я тебя люблю. Всем сердцем.

Он нежно поцеловал ее, и она поцеловала его в ответ, чувствуя вкус своих слез на его губах. Но потом Рафик вдруг отпустил ее. Взяв тяжелую стопку книг, он придавил ею дверь.

– Что ты делаешь?

Рафик улыбнулся своей греховной улыбкой.

– Забочусь о том, чтобы нас не побеспокоили. Хочу доказать тебе, что мы можем улучшить совершенство.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg