«Валутина гора»

Валутина гора (fb2) - Валутина гора 991K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Луи Бриньон

Люттоли Валутина гора

Глава 1

Анастасия Аврецкая

Декабрь 1811 года выдался таким же холодным, как и предыдущие зимы. Уже к седьмому числу покрылось льдом Ильмень озеро, что находилось близ Новгорода. Примета добрая, раз Ильмень в декабре помёрз, говаривал местный люд. Помёрз бы в ноябре, быть лютой зимушке. Да и запаслись всем вдоволь. Куда ни посмотри, везде хорошо. И радостно бы стало на душе, да слухи о надвигающей беде покоя не давали. Слово «война», звучало всё чаще и чаще. А взгляды русских людей, с беспокойством обращались в сторону Пруссии, где сгущались чёрные тучи.

Другие только ждали беду, а в семью Аврецких она уже пришла. Умер Гавриил Аврецкий. Он лишь несколькими месяцами пережил покойную супругу. Умер, оставив семнадцатилетнюю дочь Анастасию – сиротой.

Усадьба Аврецких состояла из небольшого дома и нескольких деревянных пристроек, скромного скотного двора и длинного сарая, в котором содержались барские кони. Жили Аврецкие не очень богато. По этой причине, покойный Гавриил Аврецкий при жизни всячески избегал ненужных излишеств. Это касалось и самой усадьбы и всего имения в целом. Внутренне убранство комнат в барском доме, так же отличалось скромностью и умеренностью.

Очевидная бедность усадьбы никак не вязалась с расположением оной. С двух сторон, жилище окружали многовековые деревья. Это выглядело настолько красиво, что невольно создавалось впечатление, будто лес, откуда – то издалёка взял усадьбу и перенёс её в своих объятиях к берегу Ильмень озера.

В означенный выше день, ближе к вечеру, двери барского дома открылись, пропуская юную особу. Девушка была чуть выше среднего роста. Она была облачена в длинную белоснежную шубу. Руки были защищены от мороза меховыми рукавицами. В правой рукавице, девушка держала подсвечник с тремя горящими свечами. А левой рукой, девушка прикрывала пламя свечей от слабых порывов ветра. Покинув дом, девушка направилась через двор по направлению к озеру. Походка у неё была настолько легка, что даже не раздавалось привычного поскрипывания снега. Пламя постоянно колебалось. Но причиной тому был вовсе не ветер, а струи пара призрачно проплывающие мимо горящих свечей. Девушка отошла от дверей дома совсем недалеко, когда внезапно раздавшийся лай собак заставил её вздрогнуть. Она едва не выронила из рук подсвечник. Девушка на мгновение остановилась. Бросила беспокойный взгляд в сторону раздающегося лая…затем, снова продолжила прерванный путь. Однако почти сразу ей пришлось вновь остановиться. Её окликнули. Она сразу узнала голос управляющего имением. А вскоре из темноты вынырнул и сам управляющий, одетый в тулуп и валенки. Пламя свечей осветило лицо пожилого человека с низко посаженными глазами и густой бородой.

– Анастасия Гавриловна, стоит ли в такой холод к озеру идтить? – негромко спросил у неё управляющий. – Да и волчий вой вчера ночью в деревне слыхивали. Не дай бог случись чего, ведь не поспеем на подмогу.

– Не беспокойтесь за меня. Я недолго. – Голос у девушки прозвучал на удивление мягко. Когда Анастасия отвечала, в её голосе прозвучала искренняя благодарность за беспокойство и заботу.

– Раз решили, так тому и быть. – Управляющий кивнул головой. – Токмо я Анастасия Гавриловна с вами пойду. Ежели минутку подождёте, я топор прихвачу. Время для волков голодное. Всего можно ждать.

– Нет. Я одна пойду!

Уловив в голосе Анастасии твёрдые нотки, управляющий был вынужден покорно кивнуть головой. Он молча повернулся, собираясь уходить, но его остановила вопросом Анастасия.

– Завтра утром поедем?

– Сани готовы. Припасы на них сложены. Шуб положили несколько. Гришка мой сноровит больно. Всё успевает ко времени. Так что, утречком и поедете.

– Может, стоит взять другого возничего? Зачем его от вашей семьи отрывать? – с некоторой осторожностью спросила Анастасия.

Управляющий, отрицательно качая головой категорично развёл руками в сторону.

– Даже не говорите об том Анастасия Гавриловна. Я дал обещание вашему покойному батюшке, позаботиться о вас как должно. Гришка с вами поедет. И будет всегда при вас. Если не дай бог с вами что случится, я с него шкуру спущу. Он это знает. Да и если бы не знал, всё одно вас одну не отпустил бы. Он ведь с малого возраста за вами ходит да от лиха защищает. Не возьмёте его с собой – пешим за вами пойдёт. Да и как быть тогда с волей вашего батюшки?

– Я сделаю всё, как батюшка велел! – тихо ответила Анастасия и, бросив короткий взгляд, оставила его и пошла дальше. Управляющий, глядя вслед удаляющей фигуре с мерцающим огоньком, с искренним сочувствием прошептал:

– Сиротинушка ты наша…знаю, крепко батюшку своего любила. Знать то знаю, да вот чем помочь горюшку твоему не ведаю.

Управляющий повернулся и направился в сторону длинного сарая, где конюшня находилась. Ещё не успев дойти до сарая, он громко выкрикнул имя своего сына.

Анастасия спускалась к озеру по протоптанной снежной дорожке, всё время лавируя среди сугробов. Несколько раз она увязала по колени в снегу, но не останавливалась и упорно продолжала свой путь. Очень необычно выглядела в темноте фигура одинокой девушки с подсвечником в руках медленно спускающаяся по узкой тропинке. Да и сама причина, заставившая, покинуть её дом и направится к озеру, оставалась непонятной. Посторонний человек, наблюдающий эту картину со стороны, мог бы предположить свершение некого таинственного ритуала. Но Анастасию, по всей видимости, ничуть не беспокоила мысль о том, как может выглядеть её действие со стороны. Она спустилась к берегу озеру и, не останавливаясь, пошла дальше. Двигаться по озеру, поверхность которого была покрыта льдом, оказалось гораздо сложнее, чем идти по снегу. Ноги Анастасии постоянно скользили. Она прилагала неимоверные усилия, чтобы не упасть. Всякий раз, когда ноги скользили, Анастасия двумя руками хваталась за подсвечник, готовая удержать его от падения любой ценой. Это продолжалось довольно долго. К счастью для неё, выпавший накануне снежок, оказывал ей не меньшую помощь, чем собственные усилия. Наконец, Анастасия остановилась и опустилась на колени. Отложив подсвечник в сторону, она начала очищать лёд от налипшего снега. Она делала это рукавом своей шубы и не прекращала до тех пор, пока перед ней не оказался блестящий ледяной круг. В центр этого круга, Анастасия поставила подсвечник. Убедившись, что пламя не погаснет, она убрала от него руки. Не меняя коленопреклоненной позы, Анастасия сняла рукавицы, сложила руки и начала шептать молитву.

Пламя свечей отсвечивало на льду сразу несколько образов Анастасии. На одном образе были видны молитвенно сложенные руки. На втором, дивные белокурые волосы локонами ниспадавшие вниз. На третьем, тонкая шея и безукоризненный овал лица. На четвёртом, чуть вздёрнутый нос с тонко выгнутыми бровями. Пятый образ, отображал глубину и таинственное очарование взгляда…мерцающие подобно пламени свечи глаза Анастасии. И среди всего этого таинства раздавался прелестный, полный нежного очарования голос. В голосе том, слышались одновременно… безысходная печаль, горечь утраты, боль сердца… и муки душевные.

– Батюшка, сегодня впервые я пришла на озеро одна. Помните, вы не раз говорили мне: Настенька, как придёт час мой предстать перед ликом господа всемогущего, я покину тебя. Покину, но ненадолго. Я снова вернусь на седьмой день и обязательно приду на озеро, на наше место. Ты тоже приходи. И мы снова встретимся. Ты помолишься за меня, и только тогда мы с тобой попрощаемся навсегда. Я здесь батюшка, но прощаться с вами не хочу. Ведь у меня ведь кроме вас никого нет, а вы …всё одно решили оставить меня, – голос Анастасии на мгновение прервался от нахлынувших чувств. – Я не ропщу батюшка. Я всегда была послушна вашей воле. И сейчас выполню её, как вы того желали. Завтра утром, я оставлю отчий дом, который горячо люблю всей душой и отправлюсь в Смоленскую губернию. Как была я вам покорной дочерью, так же буду, покорна воле графа Арсанова, вашего друга. Вы выбрали его моим опекуном. Пусть так и будет. Клянусь вам батюшка душой своей в том, что невзирая ни на что, как бы тяжело бы мне не было, я не буду роптать. Из уст моих не сорвётся не единая жалоба. Я даже не знаю где это место… «Валутина гора» но обещаю любить его как свой отчий дом. Обещаю уважать семью вашего друга. Вам никогда не будет стыдно за меня. Я уеду завтра. Возможно навсегда. Но это будет только завтра. А сегодня,…сегодня позвольте побыть рядом с вами. Позвольте поговорить с вами, излить свою душу… – Анастасия внезапно осеклась. До неё явственно донеслось злобное рычание. Она оторвалась от созерцания свечи и медленно…очень медленно подняла взгляд. Она даже не дрогнула, увидев в нескольких шагах от себя светящиеся серые глаза и зловещий оскал. Она не испугалась. Наоборот она мягко, даже радостно улыбнулась и подняла взгляд к небу. С уст сорвался благодарный шёпот.

– Батюшка, благодарю тебя. Всей душой благодарю. Скоро я буду вместе с тобой.

Едва слова затихли, волк, скалясь, пригнулся ниже, а в следующее мгновение…рванулся с места и прыгнул на Анастасию. Она закрыла глаза и сжала молитвенно сложенные руки, в ожидание смерти. Но вместо смертельного рыка, раздался болезненный визг. А вслед за ним, шум падающего тела и грохочущий бас.

– Больно прыткий ты серый. Да меня, тебя не одолеть!

Анастасия распахнула глаза. Она узнала голос Гришки, сына управляющего её имением. Гришка, обладал поистине геркулесовым телосложением, которое давно стало предметом уважения всего уезда. Когда Анастасия открыла глаза, она увидела, как Гришка рогатиной прижимает голову волка ко льду. Тот рычал, визжал, выворачивался, пытался лапами избавиться от этой удавки, но ничего не получалось. Гришка намертво прихватил голову волка.

– Ты смотри злыдень то какой, – пробасил Гришка протягивая к нему руку.

Волк мгновенно рванулся и попытался укусить руку, но не тут то было. Гришка ещё крепче прижал голову волка рогатиной. Волк не прекращал попыток вырываться. Гришка лишь улыбался, наблюдая за тем, как волк вертится из стороны в сторону. Он не впервые встречался с волками и хорошо знал их повадки. Спустя несколько минут сопротивление волка стало заметно слабеть. Рычание перешло в хриплый визг. И тут, Гришка убрал рогатину отступая в сторону и заслоняя собой Анастасию.

Волк мгновенно вскочил на ноги и, оскалившись, издал злобный рык. Он пригнулся, видимо, собираясь прыгнуть на Гришку. Тот даже ухом не повёл, видя такую воинственность.

Бежал бы лучше домой, – посоветовал волку Гришка, да с таким видом будто тот понимал его слова, – убью ведь, если кинешься на меня. Как пить дать убью.

Выговаривая эти слова, Гришка сделал выпад рогатиной в сторону волка. Тот мгновенно развернулся и начал убегать. Провожая его взглядом, Гришка добродушно заулыбался. Убедившись, что волк ушёл, Гришка повернулся к Анастасии. Нависнув над ней, он решил объяснить, почему пожалел волка.

– Не от хорошей жизни сюда прибежал. Голодают они. А от голода, чё хошь сделаешь. Волк то он всё одно волк. Но ведь тоже живая тварь. Жалко…

Анастасия испытывала настоящее разочарование. Если б только Гришка не вмешался, как хорошо всё могло закончиться.

– А ты чё на коленках то стоишь барыня? Замёрзнешь ведь. Как пить дать замёрзнешь.

Гриша взял Анастасию за плечи, а в следующее мгновение приподнял её в воздух и уж, потом поставил на ноги. – Подсвечник то брать, иль здесь пусть побудет?

– Здесь, – негромко ответила Анастасия. – Пусть свечи горят!

– А зачем им гореть то барыня? – Гришка удивлённо оглянулся вокруг себя. – Вокруг от снега светло. А лёд всё одно от него не пойдёт. Слаб то огонь для этого.

– Ты что, решил, будто я сюда лёд растапливать пришла?

– А для чего ещё? Подсвечник то на льду стоит!

– Я с отцом пришла попрощаться! Понятно?

Анастасия отвернулась от него и побрела к берегу. Гришку явно озадачили её последние слова. Он почесал затылок и пробормотал:

– И чего сюда пришла прощаться? Могилка то в другом месте.

Через минуту он нагнал Анастасию. Гришка пошёл с ней рядом. Едва на пути оказывалось препятствие, как он подхватывал Анастасию и в буквальном смысле слова, переносил через сугробы. Анастасия молча принимала его заботу. Гришка проводил её до дверей дома. Там он пожелал ей доброй ночи и предупредил, что всё готово для отъезда. Ни слова не ответив, Анастасия вошла в дом и сразу направилась в свою спальню.

Утром следующего дня, вся прислуга имения собралась во дворе. Пока все почтительно прощались с Анастасией, Гришка деловито осматривал двойку серых лошадей, что были запряжены в сани. Он проверил хомут, подтянул слегка уздечку. Отчего, лошадь взвилась на дыбы. Но Гришка сразу успокоил её. После этого он проверил сани. Убедившись, что всё в порядке, Гришка обратился к Анастасии.

– Пора барыня!

Анастасия в ответ молча кивнула головой. Гришка подошёл к родителям. Он обнял мать, потом подошёл обнять отца. Тот снизу вверх посмотрела на сына, и только потом потянулся навстречу. Как только Гришка обнял отца, раздался болезненный возглас. А следом, Гришка получил знатную оплеуху.

– Спину мне сломать хочешь? – закричал на него отец.

– Да я же легонько, – начал оправдываться Гришка…

– Легонько? От прошлого раза неделю в постели пролежал. Легонько? Ну да ладно…негоже в дорожку ссору зачинать. – Голос управляющего почти сразу же подобрел, он кивнул на Анастасию и пригрозил сыну пальцем.

– Случится что с ней, шкуру с тебя живого спущу. Так и знай.

– Обижаешь батя, – Гришка, помня недавний урок, с величайшей осторожностью… обнял двух братьев и четырёх сестёр, что стояли в ряд, затем сделал один общий поклон всем. После этого, он подошёл к саням. Анастасия уже сидела в них. Гришка деловито и с подчёркнутой заботливостью, укутал её со всех сторон шубами. У Анастасии остались открытыми только глаза и нос. Убедившись, что она надёжно защищена от мороза, он поднял воротник своего тулупа и натянул плотнее шапку на голову. Когда Гришка садился на козлы, Анастасия бросила прощальный взгляд на отчий дом. Она прощалась с ним. С ним, и с обитателями своего имения, рядом с которыми она провела всю свою жизнь. Она увидела, как все молча машут им руками.

Гришка переложил вожжи в левую руку, а правой рукой взял с козел кнут и несколько раз стеганул лошадей. В воздухе раздался свист.

– А ну пошли злыдни, – грохочущий бас Гришки разнёсся по всей усадьбе.

Лошади рванулись с места. Выпуская из ноздрей пар, они начали постепенно ускорять движение. Лошади, понесли Анастасию к новой жизни, в имение графа Арсанова.

– «Валутина гора»…что меня там ждёт? – прошептала Анастасия. Она поёрзала, удобнее укладываясь на санях, и с грустью смотрела, как постепенно исчезал до боли знакомый пейзаж.

Глава 2

Санкт-Петербург

Большой плац перед военными казармами в Петербурге, рядом с Зимним дворцом. Ровно в полдень, на плацу выстроились пять эскадронов лейб-гвардейского гусарского полка. На очередной осмотр к гусарам, прибыл командир первого кавалерийского корпуса, генерал – лейтенант Уваров.

Отлично выкормленные кони, привыкшие к проведению подобных осмотров, практически не нарушали идеальную линию строя. Сотни всадников держали в руках поводья и как один следили за приближением командира корпуса.

Первым делом, Уваров проехался вдоль эскадронов. Он часто останавливался и придирчиво осматривал форму гусаров, пытаясь выявить смельчаков осмелившихся нарушить общий вид полка. Но нет, на всех была одинаковая форма.

Куртка со стоячим воротником, иначе говоря – «доломан». Поверх доломана была ещё одна куртка – «ментик». Узкие рейтузы, или как их ещё называли – «чикчиры». Короткие сапожки, украшенные чёрной шерстяной кисточкой. Пояс – кушак с перехватами. На голове кивер, обшитый чёрной кожей с пером. В центре кивера, спереди, круглая кокарда с двуглавым орлом, с оранжевой каймой и металлической петлицей цвета пуговиц. Доломан, ментик и чикчиры были расшиты шнурами и тесьмой. На доломане и ментике бросались в глаза, пятнадцать поперечных рядов шнуров и три ряда выпуклых пуговиц сделанные из золота и серебра. Доломан и ментик, у всех гусаров были красного цвета. Исключение составляли лишь воротник и обшлага. Они были синего цвета, как и чикчиры. У всех имелись широкие серые плащи со стоячим воротником, которые были застёгнуты на одну пуговицу. На поясе, висела красная портупея и кожаные в железной оправе – ножны, из которых торчала рукоятка сабли. Два пистолета в сумках, прикреплённых к седлу с двух сторон. Рукавицы кожаные, обшитые мехом. Кроме всего прочего, у каждого гусара справа висела ташка с выгравированной на ней эмблемой лейб-гусарского полка.

Все эти детали были хорошо знакомы Уварову. Он сам начинал службу унтер офицером. Осмотр занял у него не более четверти часа. Судя по его лицу, он остался доволен выправкой гусаров. Чуть помедлив, он развернул коня и пустил его лёгкой трусцой, направляясь в центр. В центре, он сделал ещё один полуоборот и оказался лицом к лицу с полком.

– Господа офицеры! – Уваров заговорил громко и чётко, прохаживаясь взглядом по стройным рядам всадников. – Мною получен высочайший приказ. Нашему корпусу предписывается в трёх месячный срок, покинуть Петербург и направиться в город Вильно. Ваш полк в составе корпуса отправится четырьмя эскадронами. Вторым, третьим, четвёртым и пятым. Первый эскадрон останется в Петербурге. Наш корпус войдёт в состав 1-й западной армии под командованием его превосходительства Барклай де Толли.

– Прозвучало троекратное УРА!

Гусары явно воодушевились после слов Уварова. Это отчётливо читалось на их лицах. Уваров не смог сдержать улыбку при виде единодушного воинственного порыва полка.

– Господа, от себя хотел бы добавить ещё несколько слов. – Едва Уваров снова заговорил, наступила мгновенная тишина. – Наполеон сосредоточил в Пруссии едва ли не половину своей непобедимой армии. Туда продолжают поступать подкрепления. И хотя император Франции всё ещё заверяет нас в своей дружбе, вполне очевидно, что всем нам стоит готовиться к войне. В связи с резким ухудшением обстановки на наших границах господа офицеры, попрошу вас со всей серьёзностью отнестись к предстоящему маршу. Не исключено, что мы можем подойти на место будущей дислокации, к моменту начала военных действий. Это всё, что я хотел сказать. Офицеры второго эскадрона: Лейб-гвардии корнет Астраханов, лейб-гвардии поручик Друцкой – Соколинский, лейб-гвардии поручик Анджапаридзе, лейб-гвардии штаб ротмистр Невич, командир второго эскадрона ротмистр Арсанов… останьтесь. Остальные свободны.

Сразу после этих слов, из общей массы выехали пять всадников. Все пятеро разительно отличались друг от друга. Арсанов был высокого роста, слегка худощав, голубоглазый с русыми волосами. В каждой чёрточке молодого лица сквозила твёрдость и решительность. Мужественное лицо ротмистра слегка смягчали тонкие усики. Они же, придавали лицу особое очарование и непонятную притягательность. Серб Невич тоже был высокого роста, но слегка полноват, зеленоглазый с каштановыми волосами. Грузин Анджапаридзе являл собой точный образ кавказского жителя. Невысокий и смуглый с выступающими скулами на лице и жёстким взглядом. Друцкой – Соколинский…тот был весь светлый. Он был небольшого роста и обладал едва ли не женственными чертами лица. Последний… Астраханов обладал средним ростом и крепким телосложением. У него были карие глаза и тёмные волосы. Кроме всего прочего, во всех его движениях сквозила непонятная нервозность.

– Господа, – объявил Уваров, едва они приблизились к нему на близкое расстояние, – счастлив сообщить о том, что ваше ходатайство удовлетворено. Ротмистру Арсанову в связи с предстоящей свадьбой положили отпуск, в два с половиной месяца. Остальным, положили отпуск ровно в два месяца. На время вашего отсутствия граф, эскадрон возглавит штаб ротмистр Безобразов. На этом всё. Желаю приятно повеселиться.

– Благодарю Ваше превосходительство! – одновременно прозвучали пять радостных голосов.

– Честь имею господа!

Гусары отдали честь, провожая отъезд командира корпуса. Сразу после этого, между ними, разгорелся оживлённый разговор. Все пятеро начали о чём – то увлечённо спорить. Закончилось всё это громким возгласом Астраханова.

– О чём можно спорить господа офицеры? Мы свободные люди. Завтра разъедемся в разные стороны. Но сегодня, разве мы не обязаны отметить такое, вне всякого сомнения, выдающееся событие?

– В трактир! – одновременно провозгласили все четверо.

– Вот именно, господа! – Астраханов улыбнулся.

Сказано сделано. Поставив лошадей в стойла, они наняли ямщика и отправились в трактир, что находился неподалеку от полковых казарм. Когда они вошли в трактир, там почти не было посетителей. Заняты был всего один стол, за которым сидели двое мужчин в купеческой одежде. Купцы с настороженностью встретили появление гусар, чей воинственный нрав был хорошо известен всему Петербургу. Все пятеро по привычке бросили беглый взгляд на обстановку трактира. Русская печь, от которой исходила такая приятная теплота. Икона в углу. Ряд незамысловатых разукрашенных росписями полочек над стойкой. Несколько бутылей с вином на полочках. Проход с аркой, ведущий, по всей видимости, из зала в помещение кухни. На стене, справа от стойки, висела казённая бумага, датированная 1781 годом. Это бумага привлекла внимание поручика Друцкого.

– Устав о вине, – громко прочитал он. Его голос звучал со своеобразным насмешливым акцентом. – Засвидетельствовано в казённой палате. Сей указ, устанавливает винные меры, что должны иметься в каждом питейном заведение России. Очень интересно господа, вы не находите? – поручик повернулся к своим друзьям, а затем снова продолжил чтение: – Что же должно иметься в каждом трактире? Вот…самое первое, да и слух приятно ласкает: «Ведро»! Дальше по списку идёт «графин». Милое дело. Следом идёт «бутылка» тоже неплохо. Дальше идёт «кружка»…терпимо. Дальше идёт «стопка». Сойдёт в плохие времена. Дальше идёт…даже язык не поворачивается произнести это слово. Неужели в нашем государстве кто то пользуется такой… «мерой»? Шкалик. И последняя в списке…четвертинка. Видно последняя в списке «мера» для того чтобы нюхать, наподобие табака. Господа, – поручик снова повернулся к друзьям, – вы не находите странным, что этот самый устав вывесили спустя тридцать лет после принятия?

В ответ на эти слова, все заулыбались, а Астраханов развёл руки в стороны и глубокомысленно обронил:

– Велика Россия!

Завидев гусар, сам хозяин трактира подошёл и почтительно приветствовал дорогих посетителей. По его знаку, двое подручных мужчин в фартуках, немедленно занялись гостями. Перво-наперво, они предоставили гусарам лучший стол. Стол был покрыт дорогой скатертью с красивыми узорами. Усадив гостей за стол, они внимательно выслушали все пожелания по поводу закуски. Затем, перешли к самому главному вопросу.

– Что будут пить господа офицеры? Винца, водочки?

Все пятеро удивлённо переглянулись между собой.

– Что ещё за вопрос? Конечно…водочки, – ответил за всех Астраханов.

– Анисовой? Яблочной? А может фирменной Табуреточки?

– Начнём с Анисовой, а там дальше видно будет!

– Сколько принести? – прозвучал новый вопрос.

– С чего начнём господа? – Астраханов незаметно для друзей улыбнулся, – с четверинки или шкалика?

– Корнет, ещё один подобный вопрос и я вычеркну вас из списка моих друзей, – совершенно серьёзно предупредил Астраханова… Друцкой.

– Ведро? – предложил Анджапаридзе.

– Давайте начнём с кружки! – неожиданно для всех предложил Невич.

Друцкой с явной симпатией посмотрел на Невича.

– Вот за что я уважаю вас штаб ротмистр. Вы всегда молчите, а если что скажете, так это не слова ей богу, а настоящее произведение искусства.

Все приняли предложение Невича. Стол начал постепенно заполнятся закуской. Появились две впечатляющие по объёму, кружки с анисовой водкой. Пошли, что называется «по первому кругу». Вначале провозгласили тост за государь императора. Затем за императорскую семью. Третий тост был провозглашён за славный второй эскадрон гусаров лейб гвардейского полка. Здесь пришлось сделать небольшую передышку. Водка закончилась. Но ненадолго. Появились ещё две кружки. Второй круг пошёл гораздо быстрее. Если вначале разогревались, то теперь попросту брали «разгону». Третья пара кружек с анисовой водкой, появилась после того, как прозвучал тост в честь солдат воевавших крепость Исмаил. Третий круг прошёл под частый смех. При этом, говорили почти все одновременно. Из за чего, не представлялось понять, о чём на самом деле идёт речь. Однако, в конце круга всё же восстановилось относительное понимание за столом. И это понимание привело к решению перейти, минуя яблочную водку… сразу на «табуреточку». Довод в пользу такого решения был приведён до удивления простой. Они, могли попросту не добраться до «табуреточки» если бы начали пробовать всё подряд. Сразу после принятия решения, на столе появились сразу пять кружок с любимой всеми водкой. После последнего события, на гусар начали бросать тревожные взгляды и работники трактира и посетители. Все прекрасно видели, что гусары навеселе и ведут себя всё более и более несдержанно. Выражалось это в громких криках и лёгких перебранках, которые заканчивались штрафным отпитием. Однако всеобщее волнение по поводу возможных действий гусар закончились, едва дверь в трактир отворилась и вместе с огромными клубами пара внутрь ввалился отряд из десяти полицмейстеров. Все полицмейстеры согласно закону, были облачены в чёрные плащи. Они сразу заняли два стола. Словно по команде, полицмейстеры начали снимать свои треуголки, стряхивать с них снег и выкладывать рядом с собой, на стол. Следом за ними, вошли ещё несколько человек в гражданской одежде. Трактир постепенно начал наполняться посетителями. Однако гусары практически не замечали происходящего вокруг них. Но все обратили на них внимание, когда поручик Анджапаридзе внезапно закричал во всё горло:

– Господа офицеры!

Все четверо мутными глазами уставились на поручика, совершенно не замечая странную тишину, воцарившуюся в трактире после этих слов.

– Позор господа офицеры. Позор нам! – произнёс с сильным акцентом поручик, сопровождая свои слова театральным жестом. Акцент всегда появлялся после принятия изрядного количества спиртного.

– Ну это слишком поручик. Вы перегибаете палку, – раздались за столом недовольные голоса.

– Ничут – возразил Анджапаридзе, – мы не провозглашали тост в честь невэсты нашего друга ротмистра Арсанова. Эта просто…преступление с нашей стороны. Непроститэльный промах. Досадное нэдоразумениэ.

– А ведь правильно говорит поручик, – раздались за столом удивлённые голоса, – как это мы могли позабыть?

– Господа офицеры, – Анджапаридзе шатаясь, встал, потом немного отошёл от стула. Поднял ногу и, согнув её в колене, поставил на тот самый стул, где недавно сидел. А руку, сжимающую кружку, положил на колено. – За здоровье будущей графини Арсановой! За здоровье… – Анджапаридзе, было, запнулся, но тут же последовала подсказка: – Абашева Виктория Николавна!

– За здоровье Виктории Николаэвны! Счастья, любви, долголетия,…а самое главное уважения и понимания желаю. Жена – это прекрасно. Это рай на земле. Это родной человек. Любимый человек. За жену, как за родину…жизнь можна отдать. Жена всегда должна слушаться мужа. Она эго лицо и имя. Очаг, который горит ярко или можэт потухнить. Жизнь, – которая может закончиться не начинаясь. Жена – это горе…большое горе…

– Эка вас занесло поручик, – пробормотал пьяным голосом Астраханов, – ещё немного подобных слов и ротмистр навсегда останется холостяком. Поглядите на него…он за весь вечер, не произнёс ни единого слова. Ротмистр явно не в духе, а вы «большое горе».

Слова Астраханова с точностью обозначали истинное состояние Арсанова. Ротмистр сидел, небрежно развалившись на стуле. Куртка была расстёгнута. Рука покручивала кружку на столе, а хмурый взгляд был направлен в сторону полицмейстеров.

– Ротмистр, вы собираетесь выпить за свою невесту? – громкий голос Друцкого заставил Арсанова взглянуть на него. Но вместо того, чтобы поддержать тост, он неожиданно спросил:

– Господа, вам не кажется, что эти мерзкие полицмейстеры недостаточно уважительно смотрят в нашу сторону. Я бы даже сказал больше. Они смотрят на нас с вызовом.

Все взгляды гусар мгновенно обратились в сторону полицмейстеров. Те сразу заметили повышенное внимание к своим особам. Зная вспыльчивый нрав гусар, полицмейстеры сделали вид, будто не обращают внимания на происходящее. Лишь изредка, один из них бросал осторожный взгляд в сторону гусар.

– Вам показалось ротмистр, – раздался голос Друцкого, – они даже не смотрят в нашу сторону.

– Вы тоже заметили поручик? – Арсанов сразу схватился за эти слова, – не считаете ли вы, что такое поведение абсолютно недопустимо? Полицмейстеры относятся к нам с явным пренебрежением.

– Вовсе нет, – возразил Друцкой, – они просто смотрят туда, куда им хочется.

Арсанов ещё больше нахмурился.

– Вот именно поручик! Пожелали – бросили на нас презрительный взгляд. Пожелали – отвернулись в сторону. Вот снова…смотрите, – Арсанов указал на самого высокого полицмейстера, чья голова возвышалась над остальными. Этот полицмейстер, бросил обеспокоенный взгляд в сторону Арсанова.

– Вы как хотите господа, а я не намерен терпеть этого оскорбительного для каждого дворянина…поведения!

– Ротмистр! – Друцкой попытался, было, его остановить, но Арсанов попросту не обратил внимания на эту попытку. Он поднялся и начал застёгивать куртку. А потом, пошатываясь, направился в сторону полицмейстеров. Арсанов остановился возле того самого полицмейстера, которого заподозрил в неуважении. Тот даже вида не подал, что пристально следит за всеми действия Арсанова. Но его голос за своей спиной, он всё же услышал.

– Сударь, позвольте заметить…вы самым возмутительным образом смотрели на меня и моих друзей. Я надеюсь, вы понимаете, насколько оскорбительно выглядели ваши взгляды? Понимая это, вы должны понимать и другое. А именно, что я жду от вас извинений и обещания, впредь избавить благородных людей от столь бессовестного внимания.

– Вы ошибаетесь милостивый государь, – не оборачиваясь, ответил полицмейстер, – у меня и в мыслях не было ничего подобного.

– Ошибаюсь? – выговаривая эти слова, Арсанов устремил на Друцкого торжествующий взгляд. – Видите поручик? Он ко всему прочему, меня ещё и лжецом обозвал!

– Даже в мыслях не было, – начал оправдываться полицмейстер…в этот момент Арсанов положил руку на эфес сабли. Невич увидел этот жест и со всей серьезностью, на которую был способен в данный момент, предостерёг Арсанова.

– Ротмистр остановитесь. Иначе уверяю вас, свадьбу придётся отложить.

– Прекрасно. Мы найдём другой способ, – выговорив эти слова, Арсанов схватил полицмейстера за голову и с силой стукнул её об стол, за которым тот сидел. Он повторил это действие три раза. Свершив праведную расправу, Арсанов с довольной улыбкой развёл руки в сторону и произнёс:

– Мы отомщены господа!

Арсанов только и успел сказать эти слова. Не успели они отзвучать, как он получил не меньше десятка ударов со всех сторон, которые буквально смели его в сторону. Увидев такое непочтительное отношение к своему другу, гусары бросились на выручку. Анджапаридзе убрал ногу со стула, и схватив его, понёсся на полицмейстеров. Он без малейших угрызений совести, обрушил стул на ближайшего полицмейстера. Тот, охнув, рухнул на пол. Невич сразу вступил в рукопашную драку. Друцкой с Астраханов перевернули стол на полицмейстеров, тем самым, отгоняя их от Арсанова. А в следующую минуту, они помогли ему подняться с пола. Несмотря на довольно значительный ущерб, понесённый в первые минуты сражения, Арсанов сохранил воинственный пыл.

– Ну мерзкое племя…погодите у меня, – увидев, что Анджапаридзе находится в тяжелом положении, Арсанов ринулся ему на помощь. По пути он хватал всё, что попадалось под руки, и бил им всех кто оказывался в пределах досягаемости его рук. Драка закипела вовсю. Полицмейстеры решили с полнотой использовать численное преимущество. Для этого, они разделились по двое и атаковали каждого из нападающих. В ход безостановочно шли стулья. То и дело раздавались болезненные крики. Бывало, что одним стулом били несколько десятков раз. В итоге чего от стула оставались лишь ножки. С одной такой ножкой от стула сражался Астраханов, защищаясь от двух наседавших на него полицмейстеров. Они уже практически одолели его, когда один из полицмейстеров рухнул на пол, издав глухой стон. На его месте оказался…Арсанов. В руках у него были зажаты две увесистые кружки.

– Ваш черёд сударь, – с этими словами, Арсанов обрушил на второго полицмейстера град ударов кружками.

В итоге, тот последовал за своим товарищем. Арсанов на мгновение остановился, но едва он это сделал, как сзади по голове, получил увесистый удар такой же кружкой. Не обращая внимания на падающего Арсанова, Астраханов сделал выпад ножкой, втыкая её в нос нападающему. Оттуда мгновенно потекла кровь. Полицмейстер выронил из рук кружку и схватился за кровоточащий нос. Пользуясь замешательством полицмейстера, Астраханов отбросил ножку и несколько раз двинул его кулаком, целясь в разбитый нос. Полицмейстер свалился. Увидев, что враг повержен, Астраханов бросился к Арсанову. Тот сидел на полу и держался за голову. Из маленькой раны чуть повыше виска вытекала тонкая струйка крови.

– Ротмистр, как ваше самочувствие?

– Прекрасно. Готов к битве! – сделав усилие, Арсанов вскочил на ноги.

Оглянувшись, они сразу увидели, что трое остальных друзей находятся в плачевном состоянии. Их со всех сторон теснили. Астраханов сразу бросился им на выручку. Арсанов же огляделся в поисках оружия. Заметив ухват стоявший возле печи, он бросился к нему. А через мгновение, с ухватом в руках, бросился уже на полицмейстеров. Без малейшего угрызения совести, Арсанов начал колотить ухватом полицмейстеров. И настолько преуспел в своих действиях, что сумел высвободить свободное пространство для своих друзей. Те, мгновенно осознали появившееся преимущество. Они сразу же пошли в яростную атаку, обрушивая град ударов на своих врагов. Раздались свистки. Полицмейстеры вызывали помощь. Они чувствовали, ещё немного и им придётся совсем плохо. Гусары, услышав свистки, удвоили усилия. Началось всеобщее избиение. Разгром был в полном разгаре, когда в трактир ворвались около двух десятков полицмейстеров. Они, без особых трудностей быстро скрутили всех пятерых гусар и повезли в тюрьму.

Глава 3

Пить надо меньше

Генерал Уваров пребывал в неописуемой ярости. Опять эти пятеро – раз за разом повторял он, направляясь в тюрьму. И наверняка зачинщик Арсанов. Весьма вздорный нрав у ротмистра. Весьма вздорный. С каждой минутой Уваров мрачнел всё больше и больше. Лицо его стало совсем черным, когда его сопроводили в камеру к задержанным. Полицмейстер почтительно открыл перед ним дверь темницы. Оказавшись внутри, Уваров едва не расхохотался. И было отчего. Все пятеро лежали на соломе, прижавшись, друг к другу. Мирный храп, никак не вязался с внешним обликом его подчинённых. Гусарская форма, представляла из себя жалкое зрелище впрочем, как и лица её обладателей. Практически у всех были синяки и ссадины. Местами виднелась запекшаяся кровь. И не только на лицах, но и на одежде.

– Жалкое зрелище, – пробормотал под нос Уваров, – однако эти разбойники и не собираются просыпаться. Встать!

Голос Уварова произвёл магическое действие. Ещё не проснувшись, все пятеро, цепляясь друг за друга, поднялись на ноги и встали в один ряд. Почти все шатались и пытались открыть слипшиеся веки. Уварову пришлось прождать несколько минут, пока, наконец, на него не уставились пять пар мутных глаз. Уваров едва сдержал улыбку при виде усилий предпринимаемых подчинёнными. Все пятеро пытались привести в порядок основательно разорванную форму.

Анджапаридзе, никак не мог приладить ряд свисавших с доломана шнуров. Да и пуговицы непонятно куда подевались. Он даже осмотрелся вокруг себя, пытаясь их обнаружить. У Невича, перо свисало с кивера прямо на лицо. Он всё время дул на перо из под уголков рта. Так как эти попытки ни к чему ни приводили, Невич правой рукой выпрямил перо, немного придержал его, придавая стойкости, как он полагал. Невич убрал руку, лишь, когда убедился, что перо больше не свисает на лицо. Он совершенно не замечал, что оно свесилось с другой стороны, на затылок. Он не замечал. Чего нельзя было сказать об Уварове. Многолетняя военная привычка приучила его схватывать на лету любую деталь. Наблюдая за действиями Невича, он едва мог сдержаться от смеха. Уваров справился со своим весельем, и тут же сделав усилие, нахмурил брови, для того чтобы выглядеть сердито. Он перевёл сердитый взгляд на остальных.

Друцкой пытался спрятать оторванный обшлаг на рукавах. Астраханов, пытался спрятать подальше от глаз пустые ножны, которые жалко свисали на разорванном поясе. Но хуже всего дело обстояло с Арсановым. У того чуть ли не половину лица была в ссадинах и кровоподтёках. На одежде целого места не было. Доломан вместе с золотистыми шнурами свисал в разные стороны. Кивер был порван. Чикчиры были настолько грязными, что сразу привлекли внимание Уварова.

– Позвольте спросить ротмистр, вас что, по полу таскали?

Арсанов задрал высоко голову и чётко ответил.

– Не помню ваше превосходительство!

– Не удивительно господа офицеры. От вас спиртным несёт аж до наших казарм. Я уж не говорю о том, что вы до сих пор пьяны. Мне интересно, сколько же вы выпили вчера? Поручик Анджапаридзе?

Увидев направленный на себя взгляд командующего, тот сразу попытался вытянуться и оставил, наконец, в покое свисавшие шнуры.

– Четвертинку ваше превосходительство!

– Четвертинку?

– Для начала, – пояснил Анджапаридзе.

– А после дошли, по всей видимости, и до ведра?

– Нет, честное слово нет ваше превосходительство. Ведра не было. Кружки были.

– Кружки значит. Мне вот одной за глаза хватает. А вам господа офицеры?

– Не помним ваше превосходительство! – одновременно прозвучали пять ответов.

– Не помните, значит, – лицо Уварова снова нахмурилось. – Кто зачинщик?

В ответ полное молчание.

– Шаг вперёд марш!

Едва прозвучали эти слова, как одновременно четверо шагнули вперёд. Один по прежнему оставался на месте. Уваров миновал четверых и подошёл к одиноко стоявшему Арсанову.

– Они не виноваты ваше превосходительство. Зачинщик я. И только я! – отчеканил Арсанов, глядя Уварову в лицо.

– А я и не сомневался ротмистр, – заверил его Уваров, – всем известен ваш вздорный нрав и излишняя вспыльчивость. И что же на сей раз, произошло, позвольте спросить?

– Мне показалось, что один из полицмейстеров смотрит в мою сторону неуважительно!

– Вам показалось ротмистр? А вы помните, что показалось вам в прошлый раз? Я напомню. Вам показалось, что некий драгун оскорбил вашу форму, когда на самом деле этот несчастный пытался всего лишь выразить своё восхищение. В итоге, ваш эскадрон едва не прикончил драгун. Вам всё время, что-то кажется ротмистр. И это качество становится крайне опасным для всех тех, кто оказывается в непосредственной близости от вас. Но на сей раз, я отучу вас от скверных манер. Будьте уверены. Все свободны за исключением ротмистра Арсанова! – Уваров бросил на подчинённых жёсткий взгляд. Трое ушли сразу. Астраханов по непонятной причине остался рядом с Арсановым.

– Корнет, вы не слышали приказ? – Уваров был удивлён поведением Астраханова.

– Ваше превосходительство, прошу два слова наедине!

– Хорошо корнет!

Получив разрешение, Астраханов подошёл к Уварову и что то зашептал ему на ухо. Как ни прислушивался Арсанов, так и не смог понять о чём идёт речь. С другой стороны решётки, три пары уха прислушивались с не меньшим вниманием. Неожиданно для всех раздался гневный голос Уварова.

Ах мерзавцы. Неужто посмели такое сказать. Ротмистр Арсанов вы свободны. Можете отправляться с остальными, – резко бросив эти слова, Уваров развернулся и направился к выходу.

Астраханов подмигнул Арсанову. Они вышли из темницы вслед за Уваровым. Их сразу же отступили остальные трое. Все задавали Астраханову один вопрос. А именно что он сказал Уварову? И почему тот не стал наказывать Арсанова?

– Я всего лишь сказал, что полицейские назвали гусар «курицами, которые только и умеют «кудахтать», – весело сообщил Астраханов.

Он тут же осёкся и с беспокойством посмотрел на расстроенного Арсанова. Ротмистр повернулся и быстро зашагал вслед за Уваровым.

– Вы куда ротмистр? – окликнул его Астраханов, но тот не обратил внимания.

Арсанов шёл очень быстро, но тем не менее успел догнать Уварова снаружи, когда тот уже садился в седло.

– Ваше превосходительство! – Арсанов остановился в двух шагах слева от Уварова и поднял на него открытый взгляд.

Увидев Арсанова, Уваров усмехнулся.

– Похоже ротмистр, вы пришли сказать о том, что ваш друг изрёк неправду. Мне знаком ваш вздорный нрав, однако вы слишком честны для того, чтобы прибегать ко лжи во спасение. У вас всегда хватало смелости ответить за свои поступки. И за это качество, честно говоря, вы и вызываете у меня уважение. На самом деле, я просто не хотел вас наказывать. Поэтому сделал вид, будто поверил словам поручика Астраханова. Однако должен вас предупредить ротмистр. Это последняя услуга с моей стороны. Ещё одна подобная выходка и я просто вынужден буду наказать вас. И наказать весьма серьёзным образом. Да…и не благодарите меня.

Уваров тронул коня. Арсанов принял положение, смирно провожая генерала. Чуть позже его обступили друзья. Сразу раздались радостные возгласы. Посыпались новые предложения.

– Господа, господа, – остановил всех Арсанов, – никаких трактиров. С меня достаточно. Я не желал бы опаздывать на собственную свадьбу. Это огорчит батюшку. Так что, я немедленно выезжаю в имение. Буду рад видеть вас господа, на моей свадьбе. Надеюсь, вы мне окажете такую честь. А засим позвольте откланяться.

Арсанов склонил голову перед друзьями. Они ответили ему тем же. Оставив друзей, Арсанов направился в сторону близ лежащей улицы. Взяв ямщика, он отправился на свою квартиру в Петербурге. Там он по возможности привёл себя в порядок. Умылся, переоделся и, забрав своего коня, отправился в Валутину гору.

Глава 4

Смоленск

Смоленск встречал гостей лёгким туманом и снегопадом. Однако же морозец стоял слабоватый. Оно всегда так. Когда снег идёт, мороз в сторонку отходит, свой черёд дожидается. Снега было так много, что крыши домов провисали от их тяжести.

– Эха сколько навалило, – пробормотал под нос Гришка, наблюдая за заснеженными домами, мимо которых они проезжали. На дороге было навалено не меньше снега. И с каждой минутой, снежный покров становился всё толще. Ему то и дело приходилось понукать лошадей. Лошади, не без труда прокладывали путь саням. Возле одного из домов, Гришка заметил одиноко стоявшего мужика в крестьянской одежде. Он натянул вожжи, останавливая сани рядом с ним.

– Подскажи мил человек, как до Успения пресвятой Богородицы доехать? – спросил у прохожего Гришка. Прохожий, услышав просьбу, немного выдвинулся вперёд и, вытянув руку, указал направление.

– Прямо езжай. Увидишь две дорожки. Одна вниз уйдёт, другая в горку. Пойдёшь по той, что в горку идёт. Поднимешься на горку, увидишь собор Успенский. Он аккурат в самом начале стоит.

Поблагодарив прохожего, Гришка тронул сани. Через несколько минут, он уже добрался до нужного перекрёстка и свернул вправо на горку, как и посоветовал прохожий. Вскоре после этого, сани въехали на небольшую возвышенность и остановились рядом с десятком других саней. Гришка оставил вожжи и слез с козел.

– Эха…красотище то какая, – восторженно вырвалось у него.

Задрав голову, он с восхищением смотрел на величественные стены Успенского собора. С первого взгляда, в глазу сразу бросались пятиглавые кубические крестовые купола с трёхчастной апсидой. Снаружи, стены собора были удивительно гладкими и имели такое же трёхчастное деление широкими лопатками. Между лопатками, шли окна в два яруса. Нижние с аркой, верхние в форме правильного круга. Края окон были украшены лентами и зубчиками.

Гришка обернулся через плечо и снова ахнул. Отсюда, от Успенского собора открывался великолепный вид на Днепр. Были заметны маленькие фигурки людей на льду. Гришка снова повернулся в сторону собора. Он прошёл немного вперёд и сняв шапку, трижды перекрестился. Сделав это, он уже собирался войти внутрь, когда позади него раздался мягкий голос Анастасии.

– Забывчив ты стал, словно невеста на выданье!

– Барыня! – Гришка спохватился и поспешно направился к саням.

Он был настолько впечатлён видом собора, что напрочь о ней позабыл. Гришка быстренько освободил Анастасию от шуб и помог выбраться из саней. Анастасия сразу отошла немного в сторону от саней и остановилась, дожидаясь пока Гришка привяжет лошадей. Пока он этим занимался, возле Анастасии появился молодой человек в военной форме. В поводу он вёл коня. Заметив Анастасию, военный издал восхищённое восклицание и без промедления обратился к ней.

– Позвольте представиться сударыня, – начал, было, военный, но Анастасия сразу же отвернулась в сторону, всем своим видом показывая, что не желает с ним разговаривать. Военному ничего не оставалось, как вскочить в седло и ретироваться, что он и сделал. Правда, выдержав при этом необходимую для приличия паузу. Вся эта сцена не укрылась от пристального внимания Гришки.

– Чудной то народ в Смоленске, – пробасил он, подходя к Анастасии, – помереть, хочет, а у тебя барыня дозволения спрашивает. На то один бог судья. – Гришка немного растерялся, заметив осуждающий взгляд Анастасии. – Чего барыня?

– Был бы прок от моих объяснений! – Анастасия тяжело вздохнула. На этом короткий диалог закончился.

После этого, они оба направились к входу собора, у которого толпились люди. Вслед за ними, они, медленно вошли внутрь. Анастасия бывала здесь прежде вместе с отцом, но Гришка…впервые оказавшись внутри собора, замер от восторга. Он с трепетом созерцал изумительный по красоте иконостас. Медленно двигаясь вперёд, он всё выше задирал голову, пытаясь рассмотреть затейливую резьбу и причудливые узоры в мельчайших подробностях. Он даже не обратил внимания на голос пожилой женщины, что встала рядом с ним.

– В первый раз здесь сынушко? Есть чему подивиться. В соборе два престола. Главный освящён во имя Успения Святой Богородицы. Второй придельный – освящён во имя Смоленской иконы Божией Матери Одигитрии.

Гришка повернул голову в направлении придельного престола. Возле него преклонила колени Анастасия и горячо молилась. Гришка посмотрел на женщину. Вернее сквозь неё. Он ничего не замечал, кроме окружающей его красоты, которая раз разом вызывала волны восторга. Забыв обо всём, Гришка с упоением отдался созерцанию святого места.

Спустя час, полный впечатлений он покинул собор. Анастасия осталась в соборе. Она горячо молилась за упокой души своего отца. И намерена была посвятить молитвам всю первую половину дня.

Покинув собор, Гришка начал раздумывать о том, чем бы ему занять свободное время. Он уже решил подремать в санях, когда услышал звон колокольчиков. А чуть позже, мимо него проехали, одна за другой четыре тройки лошадей полные народом. Из саней донеслись громкие слова песни. Гришка молча проводил взглядом эту компанию. Чуть постоял, раздумывая о том, куда бы могла та кампания направиться. Потом почесал затылок и оставив сани без присмотра, отправился вслед за ними. Незнакомая дорога, очень скоро привела его на большую площадь, где во всю шло гуляние.

Ярмарка! – понял Гришка, наблюдая за большим количеством народа, что во всю веселился на площади. Не раздумывая, он направился в гущу толпы. Гришка, который был от природы очень любознательный, пытался рассмотреть все, что происходило вокруг него. Его внимание сразу привлекла группа женщин, которые вытанцовывали под звуки балалайки. Женщины были наряжены в длинные сарафаны и душегреи, которые пестрели вышивками. Армяк, с узорами и кокошник с венцом, довершали наряд. Гришка заметил, что на площади многие женщины были одеты таким образом. И лишь немногие из них, скорее всего это были женщины из купеческих семей, носили кафтан и поневу. А головы были украшены убрусом, полотняным платком, сложенным треугольником и заколотым под подбородком. Одежда мужчин отличалась разве что качеством покроя и богатством узоров.

Наблюдая всё это, Гришка медленно продвигался вперёд. Часто люди останавливали на нём свои взгляды, с явным уважением поглядывая на мощную фигуру. Заслышав, что созывают на какое то представление, Гришка ринулся туда. Ему без труда удалось пробиться в первый ряд зрителей. Он только короткое время созерцал выступления двух акробатов. Они, ему явно не понравились. Чего нельзя было сказать о фокуснике. Чародей сразу привлёк внимание Гришки. Он втиснулся в плотный ряд людей, чтобы быть по возможности ближе к месту событий.

– Смотрите! – возвещал фокусник.

Он взял обношенный цилиндр и показал внутреннюю часть собравшимся вокруг него людям. Все увидели, что там ничего нет. После этого, фокусник закрыл цилиндр материей, нагнулся и подул на него. Сразу после этого, он сдёрнул материю и на глазах удивлённых зрителей достал два куриных яйца. Этим не ограничились его чудеса. Он снова накрыл цилиндр материей и на этот раз…выпустил из него голубя. Гришка был совершенно покорён действиями чародея. Над толпой пронёсся его бас.

– Слыхать слыхивал о таком, а вот видать не приходилось. Не подскажешь мил человек, где такие шапочки продают?

– Я последнюю купил! – под общий хохот ответил фокусник.

Гришка сокрушённо покачал головой головой.

– Жалко то как. Я бы тоже такую шапочку купил,…а может, свою продашь, а? – Гришка с надеждой посмотрел на фокусника. Тот развёл руками в стороны, словно говоря, что даже не знает, чем ответить на этот вопрос. Гришка расценил этот жест как отказ. Понимая, что ему здесь делать больше нечего, он ушёл оттуда и пошёл дальше. Двигаясь вперёд размашистыми шагами, он пробормотал:

– Оно и дураку ясно. Кто ж такую шапочку продаст?

Однако испорченное настроение улетучилось при виде очень необычного представления. В стороне ото всех, два мужика держали на привязи взрослого медведя. Голову медведя украшала смешная шапочка наподобие той, что фокусник продавать отказался. Морда медведя была наглухо связана кожаными ремнями. Но самое удивительное было в лапах. Вернее в том, что на них было одето. Это были самые обыкновенные…лапти. Лапти сразу привлекли внимание Гришки, а чуть погодя вызвали короткий смех.

– Чего это они сотворили? – пробормотав эти слова, Гришка направился в сторону медведя, которого уже окружала довольно внушительная толпа. Один из тех мужиков, что держали медведя, постоянно выкрикивал:

– Десять алтын тому, кто медведя поборет!

Гришка подошёл к зрителям. Он вместе со всеми наблюдал, как один за другим на медведя выходили смельчаки. Едва они пытались ухватить медведя, как тот, под общий хохот незамедлительно отвешивал удар лапой обутой в лапти. Смельчак оказывался мгновенно поверженным. Гришка посмотрел, посмеялся со всеми и уже собирался уходить, когда возле него раздался вкрадчивый голос:

– Богатырь, а ты не хошь с медведем побороться? Четвертной дам, коли одолеешь!

– Двадцать пять рублёв? – Гришка мгновенно обернулся и с ярко выраженным недоверием посмотрел на маленького мужичка, что стоял перед ним. – Врёшь!

– Истину говорю. Врать то грех. Не возьму на душу! – обиженно ответил мужичок.

– И то, правда, – согласился Гришка и тут же спросил: – нешто двадцать пять рублёв дашь?

– Дам. Если токмо одолеешь медведя.

– Стой здесь, – Гришка поднял мужика и поставил на открытое место, – я скоро!

Он уже сделал несколько шагов, но неожиданно остановился и резко обернулся. К его великому облегчению, мужичок стоял там, где он его и поставил.

– Здесь деньги, – мужик ткнул рукой в свой карман, – одолеешь медведя – отдам.

Гришка повернулся и направился в сторону медведя.

– Вот повезло то, как, – пробормотал он под нос, – одежду справлю всем, да ещё чего…сколько можно сделать. Батя рад то будет…

Зрители увидели, что на новый поединок выходит очередной смельчак, который ни ростом, да и не сложением, ничуть не уступает медведю. В толпе раздался весёлый женский голос:

– Гляньте на мужика. У него косая сажень в плечах. Всю жисть такого искала…

Раздался смех. А вслед за ним, ещё несколько насмешливых выкриков принадлежащих большей частью женскому полу. Многие из них были явно впечатлены размерами Гришки.

– Отпустите-ка Михайло! – попросил Гришка мужиков, которые держали медведя. Тех явно озадачили эти слова.

– Отпусти, отпусти, – повторил Гришка, сбрасывая на снег шапку и тулуп, – об заклад бился, по справедливости всё будет.

Он поправил расписную рубаху ярко красного цвета, что была надета на него под тулупом, и накрепко перетянул пояс. Проделав это, Гришка уверенно направился в сторону медведя. Людей вокруг становилось всё больше и больше. Все с явным любопытством и нескрываемым интересом следили за всеми передвижениями Гришки. Интерес увеличился многократно после того, как медведь был отпущен на волю. Ремни, державшие медведя пали, но с места он не двигался. Лишь следил за приближением Гришки, с которым, по всей видимости, собирался расправиться так же, как с остальными. Приблизившись к медведю, Гришка ловко нырнул под него, а в следующее мгновение обхватил медведя двумя руками. Раздалось рычание, медведь попытался высвободиться из объятий. Люди глазам не верили. Медведь так и не смог это сделать. Раздалось грозное рычание. Медведь начал злиться не на шутку. Все расслышали бас Гришки.

– Силён ты Михайло, да я и не таких ломал…

Медведь, на глазах ошеломлённой толпы начал поддаваться назад. Раз за разом, Гришка издавал рёв, подобно медведю и всей мощью напирал на него, стараясь опрокинуть. Обозлённый своим положением, медведь стал бить Гришку с двух сторон лапами. Ураган ударов вынудил Гришку выпустить медведя из своих объятий. Но отходить от него он не стал. Гришка едва ли с ненавистью посмотрел на медведя и внушительно заметил:

– Уговора махать кулаками не было…

Медведь нанёс мощную оплеуху. Гришка пошатнулся. Удар медведя попал в левое ухо. Все вокруг заволновались. И было отчего. Происходящее больше не напоминало шутку. Медведь по-настоящему распалился и, закатав кверху свою губу, издавал злобный рёв.

– Ах ты…собачий сын! – Гришка мгновенно рассвирепел…а в следующее мгновение нанёс ужасающий силы удар. Его кулак попал точно в переносицу медведя. Раздался глухой треск. Все вокруг ахнули. Медведь пошатнулся…а потом сел на мохнатый зад и начал во все стороны крутить головой, словно пытался от чего то избавиться.

Гришка повернулся. Мужика, который спорил с ним…и след простыл.

– Обманул…злыдень! – гневно пробормотал под нос Гришка.

Он молча надел шапку. Поднял тулуп и отправился с места битвы восвояси. Люди пытались рассмотреть Гришку в толпе людей. Тем, кому это сделать удавалось, окидывали его глубоко уважительными взглядами. Гришка уже покинул территорию ярмарки, когда вспомнил, что не взял и тех денег, что были обещаны хозяевами медведя. Возвращаться было уже поздно. Он махнул рукой и пошёл в сторону возвышающегося впереди собора. Когда он пришёл, Анастасия нетерпеливо дожидалась возле саней. Завидев его, она сразу же набросилась с вопросом:

– Ты где был?

– Кто выл то барыня? – переспросил у неё Гришка.

Анастасия опешила. Да и голос Гришки звучал намного громче обычного. Это её удивило, но она не стала придавать этому значения. Она просто спросила, узнал ли он дорогу в имение Арсанова? Ей пришлось несколько раз повторить, прежде чем Гришка понял, о чём идёт речь. Прямо возле саней, Гришка остановил двух мужиков и спросил дорогу.

– «Валутина гора»? Имение Арсановых? Знаю как же, – ответил один из них, – в десяти верстах отсель будет. Езжайте по Московской дороге. В часе езды увидите деревню Валутину гору. Подальше чуток, будет ещё одна деревенька, Лубино называется. А там мосточек через речку Колодня. Переедете через тот мосток, увидите имение.

Подробно объяснив всё, мужики пошли дальше, своей дорогой. Гришка проводил их взглядом, а затем повернул к Анастасии растерянное лицо и спросил:

– Чего это они сказывали?

– Да ведь они тебе про дорогу объясняли! – Анастасия возмутилась, услышав этот вопрос от Гришки.

– Чего?

– Ты что оглох?

– Какой горох?

Анастасия подошла к Гришке и внимательно осмотрела его лицо, а потом знаком показала, чтобы он склонил голову. Гришка молча повиновался. Она стянула с него шапку. Едва она это сделала, оба одновременно закричали. Гришка от боли. Анастасия от ужаса.

– Гришка, да у тебя ухо как у слона. Разве что махать им не сможешь. Вот распухло то как! – Анастасия подтянулась на носочках. Левое ухо у Гришки действительно выглядел ужасно. Оно распухло до невероятных размеров и стало ярко красного цвета. Больше того, опухоль была видна и повсюду вокруг уха. Тщательно рассмотрев ухо, Анастасия попросила Гришку закрыть глаза. Тот в ответ, вопросительно посмотрел на неё. Анастасия знаками показала, чтобы он закрыл глаза. Догадавшись, наконец, чего она от него хочет, Гришка сделал, как она просила. Едва он закрыл глаза, как на губах Анастасии появилась озорная улыбка. Она сняла рукавицы. Затем нагнулась и набрала в руки кучу снега, который тут же приложила к воспалённому уху. От последовавшего, сразу вслед за этими действиями крика, лошади встали на дыбы и едва не опрокинули сани. Все люди, находившиеся поблизости, застыли и устремили на них испуганные взгляды. Анастасия же звонко захохотала. Она смеялась впервые после смерти отца. Видя смеющуюся Анастасию, Гришка позабыл о боли, и сам не сдержался от улыбки. Хотя она и получилась несколько вымученной. Веселье весельем, а ехать в имение пора наступила. Иначе, им засветло не добраться. Уже отъезжая от собора, Гришка подозрительно покосился на Анастасию, которая на ходу свесила руку с саней и снова набрала снега, видимо на дорожку.

Глава 5

– Посторонись!

Громкий окрик всадника встревожил целую вереницу крестьянских повозок. Повозки, одна за другой заворачивали налево, на дорогу, которая вела в имение графов Арсановых «Валутина Гора». Среди крестьян, ехавших на повозках возникла сумятица. В грозном гусаре, осадившем коня рядом с повозками, крестьяне признали молодого хозяина. Возникло беспорядочное движение. Все наперебой пытались уступить дорогу всаднику. Не забывая при этом ежеминутно кланяться. В итоге все эти действия вызвали ещё большую неразбериху. Глядя на неуклюжие действия крестьян, Арсанов только и мог, что головой качать. Вскоре он отчётливо осознал, что ему придётся прождать немало, прежде чем, вокруг воцарится относительный порядок. Не долго думая, Арсанов направил коня в поле, в обход повозок. Конь совершил прыжок и сразу же завяз по самую грудь в снегу. Крестьяне вокруг заволновались и уже собирались прийти на помощь, но…коню удалось выбраться. Правда, прилагая при этом неимоверные усилия. Пробивая снег, шаг за шагом, всадник преодолел расстояние с угла дороги до конца столпотворения. Арсанов направил коня в сторону дороги, едва показалась крайняя спереди повозка. Увидев, что всадник благополучно выехал на дорогу, крестьяне с облегчением вздохнули. Миновав эту непредвиденную преграду, Арсанов пустил коня крупной рысью.

– Полторы версты осталось, – радостно подумал Арсанов, на ходу стряхивая снег с длинного плаща. – Скоро увижу батюшку! Викторию Николаевну,…небось, ждёт не дождётся свадьбы – Арсанов широко заулыбался. Ведь по большому счёту, все его ждали в имение. Его всегда ждали. И он это знал. Эти мысли привнесли в душу ощущения чего – то очень хорошего и доброго. Настроение у Арсанова стало преотличнейшим. Не только мысли, но и погода способствовала улучшению настроения. Несмотря на крепкий мороз, солнце сияло во всю. Отчего снежинки на дорогах отсвечивали, словно драгоценные камни. А вот и показались стройные ряды деревьев, с двух сторон вившиеся вдоль дороги ведущей к имению. У Арсанова на миг возникло чувство, будто он мчится к королевскому дворцу за таинственной принцессой. По дороге… усыпанной алмазами.

Он пришпорил коня, пуская его в галоп. Впереди, на некотором отдалении…показались сани. Арсанов быстро нагонял их. Вскоре он отчётливо увидел здоровенного мужика, сидевшего на козлах. А в самих санях…была заметна лишь шапка. Шапка была девичья. Всё остальное пространство в санях было уложено сундуками и шубами.

– Кто то гостить к нам едет! – догадался сразу же Арсанов.

В голове у него мелькнула сумасбродная мысль. А что если, как в юности озорством заняться? Настроение Арсанова только приветствовало такое решение. Более того, оно призывало к немедленным действиям. Недолго думая, он откинул край плаща за спину и пригнулся к гриве коня. Сразу после этого, он освободил правую руку от вожжей. Рука свесилась рядом с седельной сумкой. В таком положении, он и продолжал скакать. В санях по – видимому и не подозревали о погоне. Ни девушка, ни кучер, не оглядывались назад.

Поравнявшись с санями, Арсанов свесился с седла и молниеносным движением сорвал шапку с головы девушки. Он лишь мельком успел увидеть белокурые волосы, рассыпавшиеся по сторонам. Арсанов сразу поднял шапку над собой и закричал:

– Поцелуй красавица!

Проскакав немного вперёд, он остановил коня. Арсанов всё ещё держал шапку над головой. Он даже не повернулся, будучи уверенным в том, что сани непременно остановятся рядом с ним. И напрасно. Если бы Арсанов обернулся, то наверняка увидел бы угрозу, исходящую от мужика что сидел на козлах. Тот привстал на козлах с мрачным лицом и по всей видимости собирался сделать нечто не очень приятное для Арсанова. Неожиданно Арсанов услышал девичий голос. Арсанов, несомненно, насладился бы очарованием этого прелестного голоса, если б не странные слова.

– Не вздумай его бить Гришка!

Кого это они собираются бить? – удивлённо подумал Арсанов.

Он уже собирался повернуться и спросить, что значат эти слова, когда услышал ещё один голос. Правда, не такой приятной.

– Не озорничай барин!

А в следующее мгновение, Арсанов почувствовал, что у него потемнело в глазах. Какая то сила буквально вынесла его из седла и бросила на снег. Вслед за этим действием сани сразу остановились. Гришка спустился с козел, собираясь идти за шапкой Анастасии.

– Гришка…дурак. Ты что наделал? – Анастасия выскочила из саней. Она подбежала к нему и схватив за грудь, затрясла изо всех сил.

– Ты чего барыня? – Гришка с неподдельным удивлением воззрился на Анастасию.

– Я же просила не бить! – закричала Анастасия.

– Кому не жить?

– Тетерев глухой! – Анастасия оставила Гришку и бросилась к Арсанову.

Тот лежал в нескольких шагах от своей лошади, на снегу и не подавал признаков жизни. Гришка, всё ещё не понимая её поведения, тем не менее, направился за ней следом. Когда он подошёл, Анастасия уже стояла на коленях рядом с Арсановым и пыталась привести его в чувство. Анастасия растирала его лицо снегом, трясла за плечи, но ничего не помогало. Анастасия, видя тщетность своих усилий, снова напустилась на Гришку.

– Смотри, что ты наделал! Неизвестно жив или нет. Это гусар…видишь. У него всё лицо в ссадинах. Видно сражался на смерть, а ты…только и умеешь, что кулаками махать. Медведь…

– Ей богу барыня, не пойму чего сказываешь, – признался, грохоча Гришка, – чего йто злишься?

– Чего йто злишься? – передразнила его Анастасия и, указывая на лежащего Арсанова, добавила так выразительно, как только смогла, – человека, военного чуть не убил и не понимает.

– Понял барыня, – Гришка радостно закивал головой, но тут же насупился и закончил: – понять то, чего не понять барыня, но грех на душу не возьму. При всей глубокой любви к вам.

– Ты это о чём? – Анастасия приправила слова выразительным жестом.

– Вы же барыня желаете убить его. Грех это.

Арсанов чуть не расхохотался, услышав эти слова. Он уже пришёл в себя, но виду не показывал. Ему было до чёртиков любопытно, как поведёт себя эта странная парочка. Он получал огромное удовольствие, прислушиваясь к этому не совсем обычному разговору.

Анастасия поднялась с колен и несколько раз ткнула рукой в мощную грудь.

– Я имела в виду, что ты, – она решила разделять каждое слово, для того чтобы Гришка правильно понял, – чуть, – она приблизила большой палец к указательному, показывая это самое «чуть», – не убил – Анастасия размахнулась, показывая, как Гришка бил, – этого военного – в конце она показала на лежащего Арсанова.

– Побойся Бога барыня, неужто заставишь меня грех возмить на душу?

Да этому парню цены нет! – думал Арсанов прилагая все усилия, для чтобы не расхохотаться. Он уже решил, что простит ему все бывшие и будущие прегрешения.

Анастасия тяжело завздыхала, и махнула рукой, понимая бесполезность своих попыток.

– В сани то хотя бы отнеси…тетеря!

– Чего? – переспросил Гришка, пытаясь вникнуть в смысл сказанных слов.

В ответ, Анастасия молча наклонилась над телом Арсанова и показала, как берёт его и перекладывает в другое место.

– Захоронить? Живой то ведь барыня, как можно?

– Я тебе покажу «захоронить», – Анастасия не на шутку рассердилась, – я сказала «сани»…сани…она указала на них рукой.

Гришка облегчённо улыбнулся. До него, наконец, дошло, о чём говорила Анастасия.

– Не серчай барыня! Михайло то, знатно вдарил. Ничего не слышу. Может, и оглох вовсе.

Выговаривая эти слова, Гришка наклонился и, взяв Арсанова на руки, отнёс в сани. Анастасия прилагала все свои силы, чтобы незнакомцу было удобно лежать. Затем она сама взобралась в сани. Усевшись не столь удобно как прежде, Анастасия опустила голову Арсанова на свои колени и стала поглаживать руками лицо, пытаясь привести его в чувство. Гришка привязал коня Арсанова сзади к саням, затем подошёл к Анастасии и протянул злополучную шапку. Анастасия шапку взяла, но одевать не стала. Гришка сел на своё место и тронул лошадей. Сани покатились вперёд. Вслед за санями, рысцой побежал конь.

Всё это время, Арсанов не открывал глаза. Хотя ему хотелось сделать это раз сто. Он хотел увидеть лицо своего обидчика. Но более всего, хотелось ему увидеть лицо девушки, которая с такой трогательной заботой отнеслась к его мнимому обмороку. Обуреваемый глубочайшим любопытством, Арсанов открыл глаза. Сверху на него, словно самое нежное покрывало, опустился мягкий взгляд. Глаза, которые смотрели на него,…излучали голубое сияние и были подобно бескрайнему океану. Арсанов почувствовал своё бессилие перед надвигающей стихией. А ещё через мгновение его накрыли глубокие волны и понесли в сказочное царство. Одна волна, поднимаясь с морских глубин, несла с собой неторопливую нежность, которая обволакивала его удивительной теплотой. Другая волна бросала его в трепет, от которого проходил озноб по всему телу. Третья несла с собой очарование, сияние которой отражалось у него в душе. Четвёртая волна несла с собой смятение, от которого он переставал понимать происходящее. Пятая волна несла с собой доброту, которая струилась на него подобно солнечным лучам. Шестая волна захлестнула всю его сущность, заставляя испытывать непередаваемое счастье. Седьмая волна была подобно кристальному роднику, что утолял жажду непокорного сердца.

Их взгляд соприкоснулся лишь на мгновение, но Арсанов почувствовал, что теряет голову. Девушка быстро отвела взгляд и негромко прошептала:

– Вы пришли в себя сударь!

– Да. Благодарю вас! – Арсанову пришлось сделать огромное усилие, для того чтобы оторваться от Анастасии. Он принял сидячее положение. При этом, он всячески старался не смотреть в сторону Анастасии. От звука её голоса, Арсанов вздрогнул.

– Простите нас сударь. Мы виной тому, что произошло с вами!

– Виноват лишь ваш кучер сударыня. Вы же заслуживаете самой искренней моей признательности! – отвечая Арсанов, старательно избегал её взгляда.

Анастасия заметила это и расстроилась. Она полагала, что военный зол на них. Вернее он зол на Гришку.

– Прошу вас простить его. Он не виноват. Гришка всего лишь пытался меня защитить!

– Похвальное рвение! – отозвался Арсанов. – Гришка…он кто, ваш холоп?

– Гришка из поповичей. Он мне как родной брат! – Арсанов расслышал в голосе Анастасии обиду и сразу понял, что этот кучер значит для неё очень много. Неизвестно почему, это обстоятельство задело его.

– Я прощу вашего…брата сударыня. В обмен вы мне скажете, чем это он меня ударил! – Арсанов разговаривая, всё так же избегал прямого взгляда Анастасии. Короткий смех Анастасии очаровал Арсанова.

– Рукой!

– Вы шутите сударыня? – Арсанов от удивления позабыл о своём намерении. Они, снова встретились взглядами. Правда, Арсанов сразу же отвёл взгляд. Ему показалось, что незнакомка смутилась, встретившись с ним взглядом. А может, и не показалось. Арсанов неотступно думал о ней, хотя и разговаривал о своём обидчике.

– Нет, сударь. Так и было!

Арсанов явно расслышал лёгкое волнение в голосе незнакомки. Переживает за брата, догадался он. Ему следовало ещё раз взглянуть на Анастасию. Тогда бы он понял, что далёк от истины. Щёки Анастасии покраснели, и вовсе не мороз тому был причиной.

– Крепкий однако, ваш братец. Меня из седла ещё ни разу не вышибали. Даже в боях. А этот рукой. Даром что Гришкой нарекли. Илья Муромец подошло бы несравненно больше.

Снова прозвенел мягкий смех.

– Гришка не хуже звучит!

– Вам видней сударыня! – Арсанов сделал вид, будто вспомнил нечто важное. Ему было невыносимо находится рядом с незнакомкой и не смотреть на неё. А смотреть на неё он не имел права. По той простой причине, что он мог оскорбить её этим взглядом. Он не должен забывать, что у него есть невеста и скоро состоится свадьба. Арсанов потянулся к Гришкиной спине.

– Надо постучать, а то ведь он ничего не слышит!

Едва эти слова вырвались у него, как Арсанов сразу же понял, что допустил промах. Он украдкой бросил взгляд на незнакомку. Она потупила глаза, но на губах застыла неприметная улыбка, которое ясно показала, что его маленький обман раскрыт. Тяжело вздохнув и чувствуя себя крайне неудобно, Арсанов всё же постучал по мощной спине. Гришка повернулся. Увидев, что раненный пришёл в себя, он широко заулыбался.

– Живой барин!

– По всей видимости, стоит тебя поблагодарить за это! – отозвался Арсанов и попросил остановить сани.

– Чего барин?

Арсанов не стал объяснять свои слова. Он просто на ходу спрыгнул с саней. Гришка тут же натянул вожжи, останавливая коней. Арсанов развязал своего коня и показал Гришке рукой, что он может ехать дальше. Тот, понятливо кивнув головой, тронул коня. Как только сани тронулись, Анастасия не выдержала и обернулась назад. Она увидела, что незнакомец всё ещё стоит возле своей лошади. В этот момент их взгляды снова встретились. Анастасия вернула голову в прежнее положение. По лицу прошло облачко грусти. Она опустила голову и начала теребить руками муфту. Арсанов же стоял не в силах сдвинуться с места. Он смотрел и смотрел вслед удаляющимся саням. Он смотрел даже тогда, когда они исчезли из виду. Лишь спустя долгое время, Арсанов вспомнил, что не попрощался с незнакомкой. Он даже не спросил её имени. Это надо же настолько забыться.

– Мне нельзя более с ней видеться! – прошептал Арсанов.

Он тряхнул несколько раз головой, словно избавляясь от некого наваждения. Вскочил в седло и, подумав, пустил коня шагом в сторону имения.

Глава 6

Ряд деревьев закончился. Сани въехали во двор имения через каменную арку. Сразу после арки, слева от дороги стояла статуя, выполненная в греческом стиле. Статуя изображала мужчину с поднятой вверх согнутой рукой. Статуя словно открывала перед собой величественный вид усадьбы Арсановых. Усадьба настолько отличалась внешним видом от поместья Аврецких, что и Анастасия и Гришка с глубочайшим изумлением оглядывали всё вокруг себя. Слева от них появилась низкая каменная изгородь. Она брала своё начало от статуи. За изгородью, возникали разнообразные площадки и сооружения, предназначение которых нельзя было разобрать из за большого количества снега. По мере того как они двигались вперёд, справа от дороги на приличном отдалении, открывался удивительный по красоте вид. Несколько зданий брали начало от кромки деревьев и дальше шли полукругом. Они составляли единое архитектурное целое. Здания были выполнены в римском стиле. На каменном основании, стояли четыре ряда колонн. По две с каждой стороны. В середине между колоннами был сооружён коридор. Коридор и колонны тянулись от начала до конца строений. Они, плавно проходили в центре архитектурного сооружения, где стояло отдельное здание так же выполненное в римском стиле. Шесть колонн со знаменитым Римским треугольным козырьком служили входом в помещение, которое было увенчано круглым куполом. Едва Анастасия оторвалась от созерцания этих строений, как перед ними открылся ещё один, не менее красивый вид. Это был дом Арсановых. Особняк гармонично вписывался в общий архитектурный вид поместья. Все три этажа были выкрашены в бледно жёлтый цвет. Центральная часть особняка была выдвинута немного вперёд. Пять окон на каждом этаже были спереди и два по бокам. От центральной части отходили в разные стороны два крыла здания. Оба крыла одинаково заканчивались загнутыми углами с тремя рядами окон с каждой стороны. На каждом этаже находилось не менее тридцати окон. На первом этаже окна были квадратной формы. На третьем тоже. На втором окна были с полукруглыми арками. И почти перед каждым находился небольшой балкон. Стены дома изобиловали различными узорами из различных цветов. Полукруглые козырьки и несколько дымоходов на крыше, из которых во всю валил густой дым, завершали общую картину особняка.

Полный впечатлений Гришка, направил сани к входу особняка, где уже толпились несколько человек прислуги. Сани остановились. Гришка слез с козел и сразу же помог выбраться из саней Анастасии. Вход особняка, состоял так же из восьми римских колонн. По четыре с каждой стороны. Сверху, на колоннах был сооружён балкон с каменными перилами. Перед входом в особняк, на потолке висела дюжина красивых светильников. Пока Анастасия осматривала светильники и балкон, раздался радостный голос.

– Анастасия! Дитя моё!

У дверей особняка широко улыбаясь, стоял мужчина почтенного возраста. Он был высок и немного бледен. Что ещё больше подчёркивало худощавое лицо. В середине головы у мужчины была лысина. А по бокам волосы кудрявились. Одет был мужчина в домашний сюртук, чёрные рейтузы. Ноги были обуты в туфли на каблуках. Анастасия сразу узнала этого человека.

– Ваше сиятельство! – Анастасия присела перед ним в реверансе.

– Что ещё за «ваше сиятельство»? – выдохнул возмущённо граф Арсанов старший. Он быстрыми шагами подошёл к Анастасии и приподняв за плечи прижал к своей груди. Обнимая Анастасию, он прошептал с глубоким чувством.

– Я надеялся на счастье услышать от тебя слово «отец». Не оскорбляй старого человека ненужными эпитетами. Ты мне дочь. Родная дочь. Слышать не желаю других слов.

– Батюшка…простите меня! – Анастасия почувствовала как нечто родное, очень близкое шевельнулось в её груди. Страх перед встречей, что она испытывала до этой минуты, ушёл.

– Так то лучше! – Арсанов старший заулыбался. Затем обнял её за плечо и повёл в дом. Но Анастасия мягко воспротивилась.

– Я не одна батюшка! – негромко произнесла Анастасия, указывая кивком головы на стоявшего возле саней Гришку. Арсанов старший удивлённо приподнял брови оглядывая Гришку.

– Кто таков? – коротко осведомился граф.

– Гришка. Мой молочный брат! – ответила Анастасия.

– Здоров ты батенька, – не без уважения проговорил Арсанов старший, – без дела не останешься. Найдём чем заняться. А жить будешь в охотничьем доме. Он на отшибе возле пруда стоит. Архип! – воззвал во весь голос Арсанов старший, Архип, – куда ты подевался?

– Здесь я ваше сиятельство!

Рядом с Анастасией вынырнуло лицо мужика средних лет одетого в опрятный костюм.

– Покажи сему отроку Гришке охотничий домик. С сего дня, он жить там будет! – распорядился Арсанов старший, и тут же повернувшись к Анастасии, спросил, – ты довольна этим решением дитя моё?

– О да, – воскликнула Анастасия с глубокой благодарностью в голосе, – не знаю, что и сказать батюшка.

Арсанов старший заулыбался, уловив в голосе застенчивость.

– Найдёшь что сказать, шепни на ухо! – он с заговорщическим видом подмигнул Анастасии. Та не выдержалась и рассмеялась.

– Вот и всегда будь такой. А теперь пойдём, я покажу тебе весь дом. Да и похвалюсь по пути. У нас милое дитя праздник большой намечается. Сын мой единственный Пётр женится. Свадьбу сразу после рождества справим. Невеста – дочь предводителя Смоленского дворянства. Именитого роду. Давно об том мечтал. С того самого дня, как супруга моя богу представилась. Болтаю много. Это от радости. Ты уж не обессудь дитя, если что не так.

– Что вы батюшка? О большем я и мечтать не могла! – тихо промолвила в ответ Анастасия.

– Ну и слава богу. Пойдём дитя!

Едва они вошли в особняк, как прислуга засуетилась возле саней, стаскивая сундуки. А управляющий Архип подошёл к безмолвно наблюдающему за всем Гришке.

– Тебе честь оказали братец. Охотничий домик то, только для важных гостей, – сказал ему управляющий и спросил, как его зовут.

Ты об чём? – в свою очередь спросил у него Гришка.

Как зовут то? – немного громче повторил Архип.

– Хомут? И то правда. Расседлать коней надобно. Устали.

У управляющего Архипа недоумённо вытянулось лицо. Он с подозрением покосился на Гришку. Тот, глядя на лицо Архипа, сообразил, что говорит невпопад. Гришка снял шапку и показал воспалённое ухо.

– Слышу плохо, так что не серчай, если не так пойму!

Архип с важностью обследовал ухо, и с не меньшей важностью авторитетно заявил.

– У нас повариха есть. Авдотьей кличут. Заговоры знает всякие. Мигом тебя поправит. Идём со мной.

Гришка ничего не понял, кроме того, что надо, куда то идти.

– Только сперва лошадей в конюшню отведём. Здесь твои сани проходу гостям не дадут.

Оба постояли и подождали, пока весь скарб не был забран с саней. Дождавшись, Архип сделал знак рукой, призывающий Гришку следовать за ним.

Гришка молча проследил, как Архип садится в сани. А когда они тронулись, так же молча пошёл следом за ними. Едва они скрылись за особняком, как на дорожке появился наш запоздалый «герой». Младший Арсанов остановил коня там, где недавно стояли сани. Он с недоумением огляделся по сторонам. Никого вокруг не было. Впервые его никто не встречал.

– Что за чертовщина? – пробормотал Арсанов. А вслед за этими словами, слез с седла и вошёл домой.

Как раз в эту минуту его отец показывал Анастасии покои, которые были отведены лично для неё. И что находились на втором этаже. Покои, где предстояло жить Анастасии, представляли собой несколько комнат, обставленных, как и весь дом с роскошью, в которой угадывался утончённый вкус. Оставив в покоях молоденькую девушку, которая с нынешнего дня должна была стать личной служанкой Анастасии, Арсанов старший покинул её, не желая мешать обустройству. Едва он вышел из покоев, как в коридоре увидел молодого человека. Молодой человек направился ему навстречу. Старший Арсанов широко улыбнулся и протянул ему навстречу руки.

– Пётр, мой мальчик. Наконец – то я вижу тебя.

– Отец!

Они крепко обнялись и трижды поцеловались. Арсанов от души радовался встрече с отцом, которого горячо и искренне любил. Однако, увидев, что в покои прислуга заносит сундук, он нахмурился.

– Мамины покои. Ты их отдал гостям? – Пётр не мог скрыть разочарования в голосе, – мы же решили не трогать их.

– Это особый гость, – прошептал ему на ухо отец, – пойдем, Пётр…пойдём в гостиную. Там за чаркой вина обо всём и поговорим.

Глава 7

Гостиная поражала своей роскошью. Она была устроена довольно необычно. Во первых балкон с декоративными перилами который тянулся по всему периметру гостиной вдоль четырёх стен. Под каждой стороной балкона в самой середине стены был устроена ниша. Во всех четырёх нишах стояли железные изваяния рыцарей с мечами. В центре гостиной стояли четыре дивана и дюжина кресел покрытые светлым бархатом. В углах диванов стояли десертные столики. Ещё один длинный стол находился между ними. Отдельно стояли ещё два низеньких диванчика. Чуть поодаль от них стоял рояль. В углу ещё один столик с золоченым покрытием. По обе стороны столика стояли два очень широких кресла с золотистой каймой тянувшейся вдоль инструктированного дерева. Оба прохода в зал состояли из четырёх стеклянных дверей. С потолка, в центр гостиной свисала хрустальная люстра с десятками подсвечников. Отец и сын прошли в угол к позолоченному столику, на своё любимое место. Сразу появилась прислуга. А вслед за ней, на столе появился графин и два бокала.

– С приездом ваше сиятельство! – раздался подобострастный голос слуги. Пётр поблагодарил слугу кивком головы, а вслед за этим самолично разлил вино в бокалы.

– За твой приезд Пётр! За твою супругу и мою дочь! За твою будущую свадьбу! – провозгласил Арсанов старший. Они выпили по глотку вина. Едва отец положил бокал на стол, Пётр снова спросил о том, что его беспокоило.

– Видишь ли, Пётр, – неторопливо начал разговор старший Арсанов, – у меня был друг. Очень близкий друг. Гавриил Аврецкий.

– Достойный человек! – слова Петра Арсанова показали, что он хорошо помнит этого человека.

– Хорошо сказано Пётр. Достойный человек, вне всякого сомнения. Мы с ним дружили более тридцати лет. Так вот, – продолжал рассказывать старший Арсанов, – он недавно скончался. А перед смертью, Гавриил Аврецкий назначил меня опекуном своей дочери Анастасии. Перед своей смертью он прислал мне письмо, в котором умолял позаботиться о своей дочери. У неё есть небольшое состояние, которое досталось ей от матери. Эти деньги позволят ей вести безбедную жизнь, но не смогут обеспечить достойного замужества. Впрочем, это не столь важно. Другое важно. Я видел прежде Анастасию. Разговаривал с ней подолгу. Я знаю, что нрав у неё ангельский. Сердце моё всегда воспринимало её как родную дочь. По этой причине я и принял решение поселить Анастасию в нашем доме. Я ей дал покои твоей покойной матушки. Исключение, которого она достойна. Пусть знает, что здесь она получит столько же любви и заботы, сколько получала в отчем доме. Анастасия сирота. Мать Анастасии умерла гораздо раньше отца. Наш долг Пётр, принять её как самого дорогого гостя. Самого уважаемого и любимого гостя. Надо сделать всё, чтобы она не чувствовала себя чужой в этом доме.

– Конечно отец, – Пётр Арсанов мягко улыбнулся, – ты правильно поступил. Во мне можешь быть уверен. Я приму её как родную сестру. Когда познакомишь меня с твоей гостьей? Честно говоря, мне после твоего рассказа не терпится её увидеть.

– Сегодня вечером увидишь. За ужином, – пообещал старший Арсанов, – кстати, будь ты чуточку проворнее, застал бы Анастасию по дороге. Она приехала немногим раньше тебя.

Старший Арсанов потянулся к графину, иначе бы заметил, что его сын при этих словах внезапно изменился в лице.

– Будем пить только из полных бокалов! – с этими словами старший Арсанов долил в бокалы вино и поставил графин обратно на стол.

– Анастасия! – это слово далось Петру Арсанову с неимоверным трудом, – одна приехала?

– С братом! – коротко ответил ему отец.

Услышав ответ, Пётр Арсанов замолчал. И хотя бледности больше не было, выглядел он подавленным. Глядя мимо отца, он погрузился в размышления. Это была она. Та незнакомка. Не оставалось ни малейших сомнений. Что же ему делать? Что делать? – билась в голове лихорадочная мысль, он не может, не должен с ней встречаться. Иначе один бог знает, что может произойти. Там на дороге…он едва не бросился за ней следом. Лишь сконцентрировав всю свою волю, он смог удержать этот порыв. Эта девушка внушала ему безумные мысли одним своим взглядом.

– Как обстановка в армии? Что слышно о Наполеоне?

Пётр оторвался от мыслей и посмотрел на отца. Ему пришлось некоторое время осмысливать вопрос, прежде чем он понял его.

Нам приказано выдвигаться к Прусской границе, в направлении Вильно. Наполеон стягивает туда войска.

– Значит плохо дело, – констатировал старший Арсанов, – иначе вас бы не отправили. Ваш полк всегда охранял членов семьи его императорского величества. Если отправляют – значит быть войне.

– Скорее всего! – согласился с отцом Пётр Арсанов.

– Тяжко нам придётся, – старший Арсанов расстроился, – сила вон, какая у Наполеона. Всю Европу отвоевал. Тяжко придётся. Ох, тяжко. Да ещё с турками мир не заключили, хоть и закончилась война.

– Даст Бог, справимся. Не впервой защищать родную землю! – Пётр Арсанов выпил глоток вина из бокала, но не положил обратно на стол, а стал покручивать в руках, прислушиваясь к звону хрусталя.

– Дай то бог Пётр. Дай то бог. А лучше всего, чтоб войны не было. Неизвестно выдержит ли Россия такое нашествие. Надобно уговорить, уступить. Война может стать для нас погибелью.

– Наше дело гусарское. Положим жизнь за родину. Иным никогда не думал заниматься. Я солдат отец. Моё дело воевать, а не рассуждать.

– Верно, то оно верно. Но как не рассуждать когда вокруг такое творится. Всё Смоленское дворянство только и говорит что о Наполеоне и о будущей войне.

– Они всегда, о чём ни будь, да говорят, – Пётр легко улыбнулся, – да не всегда по делу. Дай им только волю.

– Тут тебе трудно возразить! – отец улыбнулся вслед за ним. Пётр Арсанов поднялся с места и поставил бокал на стол.

– Я пойду? Устал с дороги. Да и переодеться надо бы.

– Конечно, конечно, – спохватился Арсанов старший, – иди. Да и Кузьма Аркадьевич тебя заждался. Все последние дни только и говорит что о тебе. Всю твою одежду до блеска вычистил. В твоих покоях чистоту навёл. Никого, даже меня туда не впускает.

Попрощавшись с отцом, Пётр Арсанов направился к себе. Кузьма Аркадьевич был при нём с рождения. Он был ему и учителем, и воспитателем и слугой. Он как никто другой знал его. Знал и всей душой любил. Он поднялся на третий этаж, где были расположены его комнаты. Прошёл в левое крыло и открыл знакомую дверь. Идеальный порядок сразу бросался в глаза. Арсанов прошёл к своей кровати и сел на аккуратно заправленную постель. Раздался шорох. Пётр Арсанов поднял голову. На губах у него появилась мягкая улыбка при виде сухопарого старичка с острой бородкой. Старичок опустился перед ним на колени и взялся за сапоги. Раздался ворчливый голос.

– Ну сколько тебя учить можно? Сапоги снимать надо, прежде чем на кровать садиться.

– Кузьма! – Пётр Арсанов наклонился и обнял своего наставника. Тот потянулся к нему, и трижды поцеловав, с глубоким чувством произнёс.

– Приехал наш Пётр!

Глава 8

Ужин был сервирован на троих. За столом сидели Арсанов старший и Анастасия. Младшего Арсанова не было. Анастасия со слов своего опекуна знала о его приезде. Ей не терпелось познакомиться с ним. В душе она приняла его как родного брата. Кроме всего прочего, она испытывала непреодолимое любопытство. Она хотела узнать, насколько схожи отец с сыном. Однако время шло, а он всё не появлялся. А они, не начинали ужин без него. В ожидании сына, старший Арсанов завязал с Анастасией непринуждённый разговор. Он начал рассказывать ей о своей будущей невестке. О том, как она хороша и добра. О том, как долго он мечтал об этой свадьбе. Он сообщил ей, что через неделю у них дома состоится бал. Бал станет прелюдией перед свадьбой. Через две недели после бала состоится свадьба. Сообщив ей эти новости, он начал рассказывать о сыне. О том, каким он был в детстве непослушным ребёнком. Постоянно с кем – то дрался. Отчего лицо у него всегда было в синяках. Он продолжал рассказывать, а Анастасия, услышав эти слова, вспомнила другое лицо, которое тоже было в синяках. А вспомнив, непроизвольно улыбнулась. Незнакомец оставил в её душе неизгладимый след. Он так смотрел на неё, что она пришла в смятение. У неё учащённо забилось сердце при воспоминаниях о тех коротких мгновениях. По происшествию всего дня, Анастасия постоянно думала о нём. Восстанавливала в малейших подробностях черты его лица и надеялась…увидеть его вновь. Пусть ненадолго, но увидеть. Зачем это ей было необходимо, Анастасия не знала. Но она была уверена в другом. Она не понравилась незнакомцу. Он даже не желал смотреть на неё. А позже, когда уходил, выглядел и вовсе хмурым. Он даже не соизволил попрощаться с ней. Почему от последней мысли стало больно. Поток мыслей прорезал громкий голос опекуна, от которого она непроизвольно вздрогнула.

– Пригласите моего сына!

Спустя несколько минут, в столовую вошёл слуга и встав в почтительную позу, сообщил что его сиятельство спит.

– Прикажете разбудить?

– Не надо! Петр, вероятно, сильно устал, раз не смог ужина дождаться. Без него поужинаем.

Анастасия почувствовала лёгкое разочарование, но показывать этого не стала. Пока они оба за столом думали об одном и том же человеке, каждый на свой лад…виновник этих событий беспокойно ворочался в постели. Последние несколько дней изнурили его, но, тем не менее, сон никак не хотел идти к нему. Только Пётр закрывал глаза, как сразу появлялось лицо Анастасии. Лицо, которое он запомнил на всю жизнь. Её глаза…интересно, что она делает? – подумал он, – сидит за столом,…все её движения грациозны и легки. В прелестных пальчиках… наверняка…вилка или ложка. Какие они счастливые! – Пётр тяжело вздохнул и снова перевернулся на другой бок, – они, касаются её рук. Никогда бы не подумал, что буду завидовать…ложке. Мысли накатывали одна за другой. Петру становилось с каждой минутой всё хуже и хуже. Он прилагал неимоверные условия, для того чтобы не вскочить с постели и не броситься вниз. Этого нельзя делать, нельзя, нельзя, – в сотый раз повторял себе Пётр. – Стоит мне её увидеть, как все поймут, что со мной происходит. Она гостья в нашем доме. А у меня есть невеста. Скоро состоится свадьба. Я просто обязан выкинуть её из головы. Пётр сосредоточился на последней мысли. Он попытался, воплотит её в реальность. Закончилась эта попытка протяжным восклицанием.

– Чертовщина какая то. Сказать легче, чем сделать!

– Ты о чём Пётр? – раздался обеспокоенный голос Кузьмы Андреевича. А вскоре над Петром показалось обеспокоенное лицо наставника.

– Всё о том же, чёрт бы меня побрал, – в сердцах воскликнул Пётр и повернувшись к нему продолжал говорить лихорадочно возбуждённым голосом, – ты понимаешь Кузьма слабым я стал. Чуть что становлюсь прямо как девица. Нежности всякие в голову приходят. Лица, голоса мерещиться. Каким – то там несчастным ложкам начинаю завидовать. Начинаю думать об отце – она появляется. О друзьях – опять она. О службе, так вместо приказов Уварова её голос слышу. Битый час пытаюсь, вспомнить лицо невесты…поверишь, нет, ничего не получается. Не помню, какая Виктория. А вот про неё спроси, всё расскажу. Как улыбается. Как смотрит. Как реснички вздрагивают. Как брови взлетают. Как локоны обрамляют дивную шею. Только её и вижу. Только о ней и могу думать.

– Влюбился? – тихо спросил у него Кузьма.

Пётр молча кивнул в ответ и тихо прошептал:

– Видел лишь раз. Сказали несколько слов друг другу, но…эта встреча всю мою жизнь перевернула с ног на голову. Не знаю, как быть Кузьма. Впервые в своей жизни не знаю.

– Любовь хороша. Она дар божий. Но в твоём положении это грех величайший. Вот уже несколько лет невеста тебя дожидается. О свадьбе вся губерния знает. Откажешься от свадьбы – кровную обиду нанесёшь всему дворянству. Да и батюшке своему глубокую рану. Не простит тебе таково. Не простит Пётр.

– Знаю Кузьма, знаю. И оттого мне так худо. Не видел бы ее, и жилось бы легче. Увидев, забыть никогда не смогу. Сильнее меня это Кузьма. Не одолею сердце своё.

– Ну и не надо. Примирись с участью своей и не показывай истину. Время всё излечит. – посоветовал ему Кузьма.

– Ты прав. Это единственный выход, – вынужден был согласиться с ним Пётр, – иначе никак. Иначе поступить – быть бесчестию. Приготовь ка одежду Кузьма. Покатаюсь на вороном. Авось полегче станет на душе.

Пока происходил вышеозначенный разговор, ужин закончился. Сразу после ужина, Анастасия в сопровождение своей новой служанки Маши отправилась наведаться к своему молочному братцу. Прежде чем отойти ко сну, она должна была убедиться, что у Гришки есть всё необходимое для нормальной жизни.

Охотничий домик стоял далеко позади особняка. Несмотря на то, что у обеих девушек в руках были светильники, им обоим пришлось поблуждать, прежде чем они добрались до места. Ещё издали они заметили слабый свет, струившийся из окон. Анастасию это обрадовало. Не меньше обрадовал и дымоход, из которого во всю валил дым. Они постучали в дверь, прежде чем войти внутрь. Никто не откликнулся. Не дождавшись приглашения, Анастасия вместе со своей служанкой вошли внутрь. Вошли внутрь и замерли от удивления. Гришка был не один. Он стоял на коленях, а вокруг него ходила какая то старуха и что – то шептала. При этом она постоянно обводила руками вокруг головы Гришки, не дотрагиваясь до неё.

– Бабушка, что вы делаете? – решилась прервать этот странный ритуал Анастасия.

На неё никто из двоих не обратил внимания.

– Барыня, – зашептала ей в ухо служанка, – это тётка Авдотья. Она заговорами лечит. С ей надобно знаками сказывать. Она глухая.

– Глухая? – удивилась Анастасия, – как же они понимают друг друга?

Едва она это произнесла, как раздался скрипучий голос Авдотьи.

– Красную рубаху, что дала не сымай. Спи в ей. Попортил тебя дурной глаз, да с помощью матери божией сымем ту порчу.

Гришка с благоговейным видом выслушал ее, а потом громко и с надеждой спросил:

– Слышать то буду? Михайло то, знатно приложился…собачий сын!

– Люди злы бывают, завистливы…вот и напускают порчу! – последовал ответ тётки Авдотьи.

– А ухо болеть не будет?

– Да. Токмо красную рубаху носи!

– Так скоро пройдёт?

– Только на пасху сымай. В этот день сглаз силы не имеет!

– Не дурак. Не поддамся более так близко то. Не достанет меня Михайло!

– Святую правду сказываешь. Как спать пойдешь, помолись заступнице!

– Двадцать пять рублёв пообещал злыдень, вот потому и схватился!

– Утром тоже помолись. Как сон уйдёт. Всполосни лицо и помолись!

Анастасия не выдержала и расхохоталась. Невозможно было слушать этот разговор. Каждый говорил о своём, не показывая и вида что не слышит другого. Она подошла к Гришке и толкнула в плечо. Тот обернулся и уставился на неё удивлёнными глазами. Анастасия знаками показала ему, что бабка, которая его лечит – глухая. Потом она задумалась о том, как объяснить ему, что она лечит сглаз, а не больное ухо.

– Глухая? – Гришка побагровел и перевёл гневный взгляд на тётку Авдотью. – Ты глухая?

– Заговор то он всегда в помощь! – последовал ответ.

Гришка перевёл взгляд на Анастасию. Та просто заливалась смехом. Увидев это, Гришка поднялся и пригрозил целительнице:

– Лучше бы тебе уйтить отсель.

Тётка Авдотья собиралась ещё что то сказать, но не успела. Её под руку подхватила Маша и вывела из домика наружу. Гришка проводил её уход гневным взглядом, а потом снова повернулся к Анастасии. Та перестала смеяться, но всё ещё широко улыбалась.

– Чего это она со мной сделала?

Вопрос вызвал новый приступ смеха у Анастасии.

– Не забудь носить красную рубаху! – только и смогла выдавить из себя Анастасия, покидая охотничий домик. Оказавшись снаружи, она продолжала заливаться смехом. Неожиданно, рядом с ней раздалось ржание лошади. А через мгновение, мимо неё пролетел всадник и помчался в сторону леса. Она не смогла разглядеть лицо этого всадника и тут же забыла мимолётное происшествие. Но всадник сумел разглядеть лицо Анастасии. Да если б и не смог. Её смех…он узнал бы его из тысяч других.

Глава 9

Весь следующий день с самого утра, Анастасия только и делала, что пыталась встретиться с молодым графом. Но все её усилия оказались тщетными. Граф Пётр Арсанов так и не появился. Его не было ни на завтраке, ни на обеде. Он пропустил второй чай. Отсутствие сына крайне взволновала старшего Арсанова. Он не меньше десятка раз отправлял слуг справиться о состояние его здоровья. Ближе к ужину, от него же, Анастасия узнала, что младший Арсанов заболел. У него поднялась температура. По этой причине он и не появляется. Лёгкое разочарование быстро испарилось. Анастасия погрузилась в мысли о незнакомце. Накинув на себя меховой плащ с бобровым воротником светлых оттенков, взяв шапку и муфту, она вышла из покоев, собираясь прогуляться. Служанку, Анастасия не взяла с собой. Ей не хотелось, чтобы кто – либо помешал её мыслям. Анастасия сразу направилась в сторону охотничьего домика. Она шла неторопливо и даже не подозревала о том, что с окна третьего этажа за ней очень внимательно следят. Это был Пётр. Как он ни сдерживал себя, заметив из окна Анастасию идущую по снежной дорожке, так и не смог отвести от неё взгляда. Прижавшись лицом к стеклу, он наблюдал за ней.

– Почему он притворялся? – спросила себя Анастасия, и сразу же ответила на свой вопрос. Верно, желал просто подшутить надо мной. Как до того шапку с меня сорвал – она улыбнулась и подумала о том, что не смогла бы отказать незнакомцу в поцелуе. Он так озорно повёл себя и так смеялся заразительно,…а потом, всё изменилось. Незнакомец стал замкнутым и отчуждённым. Неужто так не понравилась? И почему его здесь нет? Ведь сюда же ехал. Может, просто весточку привёз и обратно уехал. Скорее всего. Тогда уж мне больше не свидится с ним – Анастасия тяжело вздохнула и решила забыть произошедшее. Мимолётная встреча. Странный незнакомец. Всё это следовало оставить в прошлом. Она отряхнулась от всех этих мыслей. Взгляд уловил знакомую фигуру Гришки. Гришка рубил дрова и складывал их у стены домика. Анастасия едва не расхохоталась, увидев его. На Гришке была та самая злополучная красная рубашка. Анастасия направилась в его сторону. Он увидел Анастасию только, когда она подошла к дверям.

– Барыня! – Гришка открыто заулыбался. Он воткнул топор в полено, которое лежало перед ним, и направился к ней. Они, вместе вошли в дом. На столе кипел самовар. Рядом стояли сладости. Гришка усадил Анастасию за стол и налил ей горячего чаю. Потом налил себе и сел напротив.

– Вкусно то как! – произнесла Анастасия, с видимым удовольствием отпивая глоток.

– Тётка Авдотья вчерась дала попробовать!

Анастасия замерла с блюдцем в руке. Она устремила удивлённый взгляд на Гришку. Тот открыто улыбался. А потом повернулся и показал ухо. Опухоль почти спала.

– Ты слышать стал? – не удержалась от вопроса Анастасия.

Гришка кивнул.

– Как утречком то встал, так, будто и не было ничего. Слышу лучше прежнего. Знатно подсобила тётка Авдотья. Ходил к ней. Благодарствовал. Другой день домой к ней схожу. Подсоблю по хозяйству. В долгу не останусь… чай!

– Гришка, как хорошо, что ты слышишь, – Анастасия и не скрывала своей радости, – замучилась эти дни. Кричу, а ты всё одно не слышишь. Руками показываю, да ты не так понимаешь. Просила не бить гусара, а ты всё одно ударил. Да ещё подумал, будто я его убить хочу.

– Гусара то? Видал его утречком. Снова верхом скакал. Лицо то чёрное. Брови опущены. Губы сжаты. Даже не взглянул на меня. Злой видать от рождения свого.

Анастасия, затаив дыхание, слушала Гришку. Незнакомец вновь объявился. Но кто он?

– Гришка, а ты не знаешь, как его зовут?

– Кого барыня?

– Кого? Того о ком ты рассказывал. Кого же ещё.

– Не знаю, – Гришка отрицательно покачал головой, – да и ни к чему знать то. Сторонится его надобно. Больно злющий на вид. Может, и на меня расправу задумал нехристь.

– Нет. Он не такой Гришка. Он не станет тебе мстить, – пылко возразила Анастасия, – он благородный. Сказал бы…

– Дай то бог барыня! Как увидел его утречком, беду почуял. Мысль пришла – извести меня хочет нехристь. Токмо я не поддамся.

– Чай лучше пей, а то стынет! – посоветовала озабоченному братцу Анастасия.

– И то верно барыня! – согласился Гришка. Но прежде чем отпить, несколько раз подул на блюдце с чаем.

Допив чай, Анастасия покинула Гришку. Следовало возвращаться обратно. Наступало время ужина, а ей необходимо было ещё переодеться. По пути в покои она думала о Гришке. О том, насколько хорошо его устроил опекун. Следовало отблагодарить благодетеля. Но как?

Ужинали опять вдвоём. Почти в полном молчание. Лишь однажды за весь ужин, граф оторвал взгляд от своей тарелки, чтобы осведомиться, как она освоилась в доме. Анастасии не терпелось спросить о младшем Арсанове, но она так и не решилась. Опекун выглядел излишне озабоченным. Было заметно, что его волнует состояние сына. После ужину, Анастасия прошла вместе с опекуном в гостиную. Пока он попивал мелкими глотками из бокала вино, она следила за слугами, которые зажигали свечи на люстре. Так как молчание затягивалось, Анастасия попросила разрешения удалиться в свои покои. Опекун только молча кивнул в ответ. Видя такую отрешённость, Анастасию решила предпринять попытку помочь ему. С этой целью она вернулась в свои покои, а оттуда в сопровождение служанки сразу же направилась на третий этаж. Служанка показала ей, где находятся покои молодого графа и, оставив ее, ушла обратно. Анастасия осторожно постучала в дверь. Оттуда раздался раздражённый голос.

– Ну кто там ещё?

Анастасию покоробил этот тон, но она приняла решение и не собиралась от него отказываться.

– Вы не знакомы со мной. Меня зовут Анастасия Аврецкая. Ваш батюшка мой опекун. Я бы хотела поговорить с вами. Помочь,…вы больны.

– Помочь? – раздался за дверью голос полный неприкрытого сарказма, затем послышалось какое то бормотание.

– Простите, сударь я не расслышала! – стоя перед дверью, Анастасия пыталась разобрать слова, которые произносил с другой стороны, её собеседник.

– Ну и слава богу!

– Я не понимаю вас сударь!

– Можно подумать я себя понимаю. – Раздалось в ответ. – Я знаю лишь одно сударыня. Ничего хуже, чем прийти сюда вы придумать не смогли бы. Мне и так невыносимо на душе, а ещё и вы являетесь с вашим чарующим голоском. Не трудно сойти с ума.

Анастасию расстроили эти слова. Она поняла, что молодой граф попросту невзлюбил её. Набравшись смелости, она устремила твёрдый взгляд на дверь и не менее твёрдым голосом произнесла:

– Я знаю сударь, что вы не в восторге от моего присутствия. Мне искренне жаль, но правда в том, что я не собиралась и не собираюсь занять ваше место в доме. Ваш батюшка добр ко мне. Я полюбила его как родного. Не знаю, возможно, ли меня упрекать за это чувство. И сюда я пришла единственно, для того чтобы избавить его от заботы о вашем здоровье. Я надеялась помочь вам. Сейчас я понимаю, насколько опрометчиво поступила. Примите мои извинения.

– Приму сударыня, – раздалось за дверью после короткой паузы, – но только с вашим обещанием.

– Слушаю вас сударь!

– Мне бы не хотелось вас…видеть. Где буду находиться я, не должны быть вы. И наоборот. Где окажетесь вы, там не будет меня.

Анастасия резко побледнела. Она всё поняла. С уст сорвался негромкий шёпот.

– Вот почему вас не бывает в столовой. Вы здоровы,…простите меня. Я больше не буду помехой между вами и вашим отцом!

Пётр уловил шелест платья, а за ним звук шагов которые постепенно удалялись. Вздохнув с облегчением, он прижался спиной к той самой двери, через которую разговаривал. Кузьма, который был свидетелем всего разговора, смотрел на него с глубоким ужасом.

– Пётр, что с тобой? Ты ведь глубоко оскорбил эту девушку. Она не заслуживала такого отношения к себе. – В голосе Кузьмы послышалось сдерживаемое возмущение.

В ответ Пётр Арсанов с глубокой горечью усмехнулся.

– Ты прав Кузьма. Я оскорбил Анастасию, чёрт меня бы подрал. Жестоко оскорбил. Унёс бы чёрт мою треклятую душу. Я мерзко поступил. Отвратительно. Она будет страдать. Но знаешь Кузьма, это всё же лучше, чем броситься на колени и целовать её руки. Целовать и говорить…бесконечно говорить ей красивые слова – по мере того как Пётр Арсанов говорил в глазах зажигался неистовый огонь, – а потом взять её на руки и прижать груди. А потом,…потом посадить её на коня и увезти. Увезти далеко, далеко. Туда где кроме нас никого не будет. Всю жизнь, каждый миг благодарил бы бога за этот дар.

– Это она?

Пётр Арсанов мог и не отвечать. Его слова и горящий взгляд всё досказали Кузьме.

– Она Кузьма. Она. Сделай доброе дело, избавь меня от встречи с ней. Не то, не сдержусь ведь Кузьма. Посажу её на лошадь и отвезу в церковь. Ты мой нрав знаешь.

– Твой нрав всем известен! – пробормотал Кузьма, с явной опаской наблюдая за тем, как Пётр Арсанов взялся за ручку двери. Однако к облегчению Кузьмы он оставил дверь и как был в одежде, упал на кровать. Пока он лежал совершенно равнодушный ко всему окружающему, Кузьма стал раздумывать над тем, как справиться с этой, весьма непростой ситуацией.

Глава 10

Анастасия вернулась в свои покои. Состояние у неё было крайне подавленное. Она не знала что делать. Её ненавидели в этом доме. И даже не пытались скрыть эту ненависть. Увидев что барыня выглядит необычайно бледной и подавленной, Маша забеспокоилась. Она по мере своих сил захлопотала над Анастасией. Маша быстро раздела Анастасию. Переодела её в ночную рубашку и помогла улечься в постель. При этом, Маша постоянно о чём то говорила с ней. Но Анастасия не слушала служанку. В голове бились одни и те же вопросы:

– За что? В чём я виновата?

Пока Анастасия задавалась этими вопросами, Кузьма уговорил своего воспитанника наведаться к отцу. Пётр Арсанов понимал справедливость этих слов. По этой причине, хоть и без большого желания, всё же прислушался к этому совету. На самом деле, он не то чтобы не хотел видеть отца. Нет. Здесь было другое. Он боялся…боялся что отец поймёт его чувства. Для отца это могло стать серьёзным ударом. Пётр, как никто другой знал характер своего отца.

Пётр застал отца в гостиной за бокалом вина.

– Я уж грешным делом начал подумывать, что ты бегаешь от меня! – такими словами встретил его отец и знаком руки показал на свой стол. Пётр изобразил улыбку на губах когда садился на предложенное место.

– Устал с дороги. Да последние месяцы в полку нелегко пришлось. Вот и решил поваляться в постели. Температуры то не было. Я нарочно сказал, чтобы поспать подольше.

– Хитрец, – старший Арсанов от души рассмеялся над словами сына, – я был уверен, что ты притворяешься, но причину понять так и не смог. Значит, детство решил вспомнить.

– Ты тоже от матушки в сад бегал поспать! – напомнил отцу Пётр Арсанов.

Старший Арсанов поднял обе руки вверх.

– Был такой грех. Признаюсь.

– Вот видишь. Выходит, бегать у нас наследственное!

– Только если не от французов! – поправил его отец.

Пётр Арсанов усмехнулся.

– У нас на Руси и хлеб соль есть, и сабля в ножнах висит. Кто как придёт, того и сполна получит!

– Хорошо сказано Пётр. Хорошо. Но это другое. Хотел с утра тебя спросить. Ты не собираешься наведаться к Абашевым? Не хочешь повидать невесту? Да и приглашение на бал нужно передать им лично в руки. До бала осталось всего ничего.

– Конечно отец. С утра и поеду!

– Вот и хорошо! – старший Арсанов облегчённо вздохнул.

Пожелав отцу спокойной ночи, Пётр поцеловал его в голову и вышел. Он снова поднялся к себе. Заснуть, несмотря на все свои старания, он не смог. Убедившись, что поспать ему не удастся, Пётр потратил всю ночь на подготовку встречи с будущей невестой. Он сотни раз повторял одни и те же фразы, пытаясь заучить их наизусть. Смотрелся в зеркало, произнося эти фразы. В общих чертах, к утру ему почти удалось внушить себе все необходимые мысли. Единственно, у него никак не получалось произнести одну фразу. Вместо «Дорогой Виктории» почему то всегда получалось «Дорогая Анастасия». Под конец, он решил вообще не произносить эту фразу.

Едва задребезжал рассвет, Пётр умылся, тепло оделся в обычную свою гусарскую форму и спустился вниз. Отец дожидался его в холле особняка. Он вручил Петру приглашение для Абашёвых и благословил на дорожку. Попрощавшись с отцом, Пётр вышел наружу. У входа уже стоял осёдланный конь. Он вскочил на него и сразу тронул с места рысью. Пётр направил коня мимо леса, где проходил короткий путь. Проезжая мимо охотничьего домика, он заметил брата Анастасии. Тот очень странно на него посмотрел.

Путь Петра Арсанова лежал в Смоленск. У Абашевых имелось несколько имений в Смоленской губернии, но зиму они, всегда проводили в Смоленске. Именно у них чаще всего собиралось дворянство. И нередко без повода, для того чтобы просто поговорить.

Меньше чем через час, Пётр уже въезжал в Смоленск. Он около года не бывал здесь и невольно удивился тому, как разросся город за это время. Людей на улицах стало гораздо больше. Да и карет немало попадались навстречу. Когда Пётр подъехал к дому Абашевых, возле особняка находилось много карет. Пётр направил коня к входу. Спешившись, он вручил поводья одному из слуг, что стояли снаружи, и вошёл в дом. Его сразу проводили в оранжевую гостиную. Войдя в гостиную, он увидел несколько десятков мужчин разных возрастов. Одежда отличалась лишь богатством отделки. У всех были на голове парики. На ногах туфли с высокими каблуками. Ещё бросались в глаз короткие костюмы и рейтузы. Все они, сидели в тесном кругу и о чём – то, оживлённо разговаривали. Женщин в гостиной не было. Его не замечали. Пётр сел в кресло, стоявшее в некоторой стороне от разгорающегося спора и положив ногу на ногу, прислушался к разговору.

– Нет милостивый государь, ошибаетесь, – восклицал с места полный мужчина, который был незнаком Петру. – Турки не осмелятся. Как миленькие отдадут нам Молдавию. И не забывайте, кто ведёт с ними переговоры. Голенищев – Кутузов. Сам Суворов был в восторге от Кутузова. Он всё время повторял: Хитёр Кутузов, ой как хитёр! Вспомните Исмаил господа!

– Может князь Кутузов и хорош в воинском деле, – возразил кто – то, – однако дипломат из него никудышней. России с Османской империей мир надо заключить, иначе точно не выстоим против нашествия Наполеона.

– Справится Кутузов. Обучен он переговорным тонкостям. Да и умён очень. И не хуже нас с вами понимает, чем грозит война на две стороны.

– Что вы всё Кутузов да Кутузов, – раздался, чей то раздосадованный голос, – подумали бы лучше о Наполеоне. Вон триста тысяч армии нагнал в Пруссию. У нас то едва половина наберётся. Да и командует кто? Граф Толли. Не доверяю ему. Что хотите, толкуйте, не верю и всё.

– Орудий то раз два и обчёлся, – поддержал говорившего другой голос, – нельзя нам воевать против Наполеона. Нельзя. Надобно мир заключить. Иначе худо придётся.

– Уж не Тильзитский ли мир, что после Аустерлица Россию позором запятнал? – раздался злой голос.

– А хотя бы и тот. Всё же лучше чем совсем битыми быть.

– Господа, господа!

Прозвучавшие голоса, остановили, разгоравшийся было спор. Пётр хмуро прислушивался к разговору. Не раз его подмывало вмешаться и посадить некоторых людей на своё место. Услышав ещё одно на его взгляд совершенно непочтительное выражение, Пётр помрачнел. Он уже собирался встать и подойти к этому человеку, но в это время за его спиной раздался радостный голос.

– Граф! Наконец то дождались!

При виде будущего тестя Пётр поднялся и кивнул.

– Николай Андреевич!

– Не так холодно граф. Не так холодно! – Абашев, невысокий мужчина чуть старше средних лет, обнял и расцеловал его. Сразу после этого, он сообщил Петру, что Виктория уже извещена об его приезде. Она готовится к встрече. Как только она приготовится, графа проводят к невесте. Пётр выслушал всё это молча. Когда тесть закончил, он так же молча указал на собравшихся, которые по прежнему не замечали их. Настолько они, были поглощены разговором.

Абашев понял смысл этого немого вопроса.

Плохо дело граф, – с ходу сообщил Абашев, – меня как предводителя Смоленского дворянства известили о переговорах, что вёл государь император с Наполеоном. Стал известен отказ Наполеона от предложенного мирного договора. Наши послы готовят ещё ряд важных уступок Наполеону. Переговоры продолжатся, но особых надежд на мир у нас нет.

– А что Турция? – негромко спросил у него Пётр.

– А что Турция? Кутузов ведёт переговоры с одним из главных везирей султана. Пока никаких новостей нет. Бог даст, наступит мир. Хватит уж воевать. Сколько можно? Десяток лет спокойно прожить не можем. То здесь, то там начинаются баталии.

– То не нам решать! – несколько жёстко заметил Пётр.

– К сожалению, вы правы граф! Однако вот и слуга!

Увидев вошедшего слугу, Абашев улыбнулся Петру. Тот без слов всё понял. Пётр без излишних слов последовал за слугой, на встречу со своей невестой.

Глава 11

Виктория Абашёва была невысокого роста. Она обладала приятным лицом, обаятельность которого подчёркивали выразительные глаза. У неё были длинные прямые волосы каштанового оттенка. Особенно бросались в глаза ямочки на щёках и маленький подбородок, который всякий раз поднимался, когда она начинала улыбаться. Они встретились в одной из гостиных особняка. Завидев жениха, она покрылась ярким румянцем. Оба с некой торжественностью приветствовали друг друга. Затем, сразу же по настоянию Виктории, они отправились гулять по городу. Пётр видел желание своей невесты остаться с ним наедине. Видел и немного опасался этого. На улице, Виктория сразу же взяла его под руку и тут же сунула её в муфту. Этот небольшой манёвр позволил ей теснее прижаться к Петру. Она всегда нравилась Петру. Нравилась и ничего больше. Кидая на неё редкие взгляды, Пётр думал о том, что никогда не сможет оскорбить Викторию. Она не заслуживала такого отношения. Пока он об этом размышлял, в лицо…попал снежок. А за ним ещё десяток попали и в него и в Викторию. Раздался звонкий мальчишеский смех. Петр, было, собрался приструнить дерзких мальчишек, но его остановил мягкий голос Виктории.

– Пожалуйста, Пётр, не мешайте им. Пусть делают то, чего им хочется. Ведь это так прекрасно когда делаешь то, что хочется самому, а не другим.

Разговаривая, она вытащила из кармана расшитый платок и аккуратно убрала с его лица стекающие капли.

Петра несколько удивили слова Виктории. Он не мог не спросить.

– И что же хочется вам Виктория?

– В снежки поиграть, как этим детям.

– Вы серьёзно это говорите?

– Вполне. Вас это удивляет?

– Немного, – признался Пётр и добавил: – я не знал вас с такой стороны.

– Вы вообще меня не знаете Пётр! – Виктория убрала платок. Они медленно пошли дальше. Снова послышался немного грустный голос Виктории.

– Может быть потому, что не давали себе труд узнать меня! Ведь не мы с вами решали, как нам жить, а наши родители.

– Следует ли понимать эти слова, как нежелание выходить за меня замуж?

Виктория звонко рассмеялась над его словами.

– Что смешного сударыня? – высокомерно осведомился Пётр.

– Знаете Пётр, в ваших словах прозвучала надежда. Хотя мне думается, что обида в данном случае была бы более уместна. Возможно, вы сами страдаете той болезнью, которую приписываете мне?

Пётр смутился, услышав эти слова от своей невесты. Пока он раздумывал что ответить, снова раздался голос Виктории.

– К сожалению, мы с вами не можем решать. И я этому рада. Вы мне нравитесь Пётр. Очень нравитесь.

– Вы мне тоже сударыня!

– По вашему лицу не скажешь, – Виктория широко улыбнулась и теснее прижалась к его плечу. – Не обижайтесь на меня Пётр. Я целый год вас не видела. Неужели я не заслужила компенсации за столь долгое ожидание?

– Заслужили Виктория. Я приму безропотно любое ваше слово, – со всей искренностью пообещал Пётр, – можете говорить всё что угодно.

– Можно ли сделать вывод, что мне позволено любой вопрос задать?

– Безусловно, сударыня! – подтвердил Пётр. Отвечая, он не посмотрел на Викторию, иначе бы заметил блеснувший в глазах лукавый огонёк.

Она не заставила долго ждать. Первый же вопрос невесты заставил Петра оцепенеть на месте.

– Вы изменяли мне в Петербурге с другими женщинами? Хотелось бы знать. В нашем городе столько разных историй рассказывают про гусаров.

– Не верьте всему что рассказывают, – посоветовал ей Пётр.

– Это не ответ!

– Сударыня, поверьте, мне неловко говорить на такие темы. И тем более оправдываться.

– Значит, есть за что! – Виктория коротко засмеялась, увидев растерянность на его лице. Засмеялась и напомнила: – Вы же позволили мне говорить, всё что захочется.

– Сударыня, давая обещание, я даже близко не предполагал чем это может закончиться!

– Теперь уже поздно сожалеть!

– И не думаю даже! Спрашивайте сударыня!

– Смелый ход, – Викторию привело в восхищение такое поведение. – Наградой за вашу храбрость явится избавление от каверзных вопросов. Расскажите лучше, как проходит ваша служба? На вашем лице остались следы ссадин. Скажите Пётр, откуда они взялись?

– Подрался в трактире, – неохотно признался Петр, приводя этими словами свою невесту в восторг.

– Их было двадцать, а вы один? И вы всех раскидали в разные стороны? – восторженно предположила Виктория.

Пётр легко засмеялся и почти с нежностью посмотрел в глаза своей невесты. Её лицо излучало такое восхищение и выглядело настолько по детски, что он не смог отвести от него взгляда.

– Не совсем так сударыня. Нас было пятеро, а их человек восемь, может чуть побольше. Признаться, я не очень хорошо помню. Мы все были пьяны. К тому же эти несчастные не были ни в чём виноваты.

– Несчастные? Значит, вы их побили?

– Насколько я помню, да!

– А как вы сражались? На саблях?

– Жаль вас разочаровывать сударыня, но последнее что я помню, так это ухват в моих руках.

Виктория, в который раз звонко расхохоталась.

– Гусар с ухватом. Кому рассказать ведь не поверят! Вы просто неподражаемы Пётр!

– Вы тоже сударыня! Поверьте, вы тоже!

Они развернулись и пошли обратно. Виктория молчала и чему то загадочно улыбалась. Каждый раз глядя на неё, Пётр пытался запечатлеть её образ в душе. Но ничего не выходило. Стоило ему отвернуться от Виктории, как снова появлялся образ Анастасии. И ему нужно было снова и снова смотреть на невесту. Отчего сразу же появлялось ощущение вины перед ней.

– В субботу бал. Через месяц наша свадьба! Я счастлива Пётр. По настоящему счастлива – неожиданно нарушила молчание Виктория. Облик у неё был мечтательный. В голосе прослеживались романтические нотки. Пётр предпочёл смолчать. Ему нечего было сказать в ответ на эти слова. Он не мог ни согласиться, ни опровергнуть их. Он молчал. И Виктория более не заговаривала с ним. Так молча, они и вошли в особняк Абашевых. Вручив приглашение отцу Виктории, Пётр сказал, что будет счастлив с отцом принимать дорогих гостей в субботу. После этого он распрощался с ними. Виктория вышла вместе с ним. Она смотрела, как Пётр вскочил в седло. А после долго стояла и махала ему рукой вслед.

Глава 12

Наступила долгожданная суббота. Все предыдущие дни в особняке Арсановых царило сумятица. Но с утра субботы всё вокруг превратилось в настоящий хаос. Только и было заметно, что мелькающие спины челяди. Ступени лестницы в особняке покрыли коврами. Перила начистили до блеска. Бальный зал на втором этаже, просто сверкал чистотой. Мраморные полы были начищены до такой степени, что в них можно было без труда разглядеть своё отражение. Справа от входа в бальный зал, установили большое зеркало. Любой вошедший мог оценить себя со стороны, прежде чем присоединиться к торжеству. В смежных с ним залах устраивали столы. Покрывали их дорогими скатертями. Заставляли напитками и лёгкой закуской. Ставили диваны, кресла. Кресла ставились и на балконах. Вздумай, гостям подышать свежим воздухом, они сделали бы это с удобством. В общем, делалось всё возможное, для того чтобы гости могли не только от души потанцевать, но и закусить или передохнуть. Снаружи особняка так же готовились встретить гостей. Несколько слуг заливали масло в светильники, что тянулись от самой арки вдоль дорожки до самого входа особняка. Другие убирали снег для лучшего проезда карет. Ровно в пять часов все приготовления закончились. Большая часть слуг исчезла из виду. Остались только те что носили парадную ливрею. Шесть из них стали у дверей. По трое с каждой стороны. Слуги с ливреями встали так же на лестнице. По одному на каждой площадке. Снаружи остались ещё четверо тепло одетых слуг. Им надлежало следить за порядком перед особняком. Пока всё это происходило, Анастасия успела приготовиться к балу. Она была одета в розовое платье без рукавов и открытым декольте. До пояса платье облегало фигуру Анастасии в обтяжку. Спускаясь вниз, оно немного расширялось. Форма декольте напоминала полуовал. Края декольте были собраны серебряными нитками, края которых от каждой сборки, ровными линиями спускались к талии. От талии вниз, платье окольцовывали три шёлковых обода голубоватого оттенка. Нижние края платья доходили до туфелек. Цвет туфелек идеально сочетался с цветом платья.

Длинные белокурые волосы были приподняты и собраны кольцами. Спускаясь вниз к шее, они превращались в один большой локон. Локон опускался с правой стороны. Края локона немного не доходили до края декольте. На груди у Анастасии висел нательный крест и закрытый медальон. Больше никаких украшений не было. Даже колец. К этому наряду Анастасия добавила голубой веер. Пока она смотрелась в зеркало и пыталась понять, насколько бледность на лице не соответствует наряду, этажом выше происходил настоящий скандал.

Кузьма пытался образумить Петра, но все его попытки заканчивались полным провалом. Пётр был неумолим.

– Объявлено заранее, всем лицам мужского пола, быть во фраках! – который раз безуспешно повторял Кузьма.

– А мне дела нет до других, – повторил Петр, оглядывая в зеркале щегольской гусарский наряд и начищенные до блеска чёрные сапоги. – Я в этом наряде пойду. А кому не нравится, пусть не смотрит.

Произнеся эти слова, Пётр покинул свои покои, оставив Кузьму в глубочайшей растерянности. Пётр был настолько занят мыслями о предстоящем бале, что спустившись на второй этаж, по привычке направился в левое крыло где прежде находились покои матери. Как только он свернул из коридора и оказался рядом с покоями матери, ему пришлось остановиться. Он замер и, не мигая, смотрел перед собой. У крайнего окна, спиной к нему стояла девушка. Заслышав шаги, она обернулась. Лицо Анастасии вначале выразило изумление, потом растерянность, а в конце осветилось радостью.

– Вы сударь? Это вы? – раздался её голос, наполненный счастьем, от которого у Петра голова пошла кругом.

Он был не в состоянии ни говорить, ни отвести от неё взгляда. Он чувствовал, что в душе у него с новой силой вспыхнул огонь. И он начал разгораться всё сильней и сильней. Несмотря на всё своё самообладание, Пётр почувствовал, что его неудержимо тянет к Анастасии. Ноги сами понесли его к ней. Она стояла и с той удивительной нежностью, что запала ему в душу при первой встрече, улыбалась Петру. Внезапно, раздался голос отца.

– Пётр, вот ты где. А я тебя везде ищу. Но как же можно быть таким бунтарём? Почему ты не облачился во фрак?

Пётр видел, как с каждым словом отца, улыбка на губах Анастасии тает, уступая место бледности. Она опустила глаза, но прежде чем она это сделала, Пётр…сумел увидеть в них боль.

Обнять, обнять, обнять…прижать к груди…сказать, как я её люблю…сказать, что за эту боль я готов тысячу раз умереть…

– Пётр!

Сделав над собой огромное усилие, Пётр повернулся к отцу. Тот аж замер на мгновение.

– Что с тобой Пётр? На тебе лица нет. Тебе худо? Ты болен?

– Волнение. Это просто волнение отец. Не беспокойся за меня!

Петру даже удалось изобразить нечто подобие улыбки.

– Ну и слава богу, – старший Арсанов шумно выдохнул и обратил свой взгляд на Анастасию. – Ты уже готова дитя моё? Прекрасно. Кстати, насколько мне помнится, вы ещё официально не представлены друг другу.

Выговаривая эти слова, он взял сына за руку и подвёл к Анастасии.

– Мой сын. Пётр Арсанов!

Пётр поклонился Анастасии.

– Моя воспитанница. Анастасия Аврецкая!

Анастасия в свою очередь сделала глубокий реверанс. С виду всё происходило торжественно с некоторой чопорностью. Но внутри, в каждом из них бушевали бури. Представив, их друг другу, старший Арсанов сослался на дела, и ещё раз пожурив сына за наряд, оставил их наедине. Ни он, ни она не осмеливались посмотреть друг на друга. Молчание затягивалось, отчего усиливалась неловкость положения, в котором они оказались. Собравшись, Петр поднял взгляд на Анастасию и негромко произнёс:

– Сударыня…я должен…попросить прощение за тот вечер, когда вы…

– Не стоит, – Анастасия подняла на него глаза. Их взгляды встретились. Пётр увидел, что в её глазах остался только… холод. – Я прекрасно знаю, какого вы мнения обо мне. Так что не стоит утруждать себя извинениями.

– И что вы знаете, сударыня? – в голосе Петра прозвучала неприкрытая горечь.

– Истину сударь! Из уважения к вашему отцу, мы оба должны седлать вид… Анастасия осеклась и замерла, не в силах отвести взгляда от полных грусти глаз Петра.

– Истина? Да что вы знаете о ней… – прошептал Пётр и, повернувшись, зашагал прочь, оставив Анастасию в растерянности. Она ещё долго прислушивалась к затихающим шагам, пытаясь понять странные слова Петра Арсанова.

Вслед за затихающими шагами Петра, раздался многоголосый шум. Анастасия прильнула к окну и сразу же шумно выдохнула. На бал начали съезжаться гости. В груди у неё возникло волнение. Она сразу забыла о разговоре и о Петре. Ведь это был её первый бал.

Глава 13

Все окна особняка были ярко освещены. Освещена была и дорожка, по которой кареты одна за другой проезжали ко входу. Слуги с поклонами встречали прибывающих гостей и сразу же помогали им снять шубы. Облегчившись от столь тяжёлой ноши, гости поднимались на второй этаж и проходили сразу в бальный зал. Наряду с гостями прибыли и музыканты. Они, сразу же заняли отведённое им отдельное место. По заведённому обычаю, прежде чем войти в зал, семейство в составе не менее двух и не более шести человек останавливались на пороге. Их фамилию громко выкрикивал дворецкий Арсановых, и лишь после этого они входили в зал. Одна за другой звучали фамилии:

– Абарины! Авельяшевы! Вадбольские! Байдуковы! Навроцкие! Миткомановы! Нелединские – Мелецкие! Острецовы! Папуше вы! Разгильдеевы! Размакины! Рахманиновы! Саницкие! Сациперовы! Менк! Любимовы – Чубаровы! Фонлебены! Черторыжские! Широбоковы! Целыковские! Фроловы – Багреевы! Урбановские!

Надо заметить, что среди приглашённых преобладала женская половина. Да и отличалась она богатством нарядов и разнообразием украшений. Практически вся мужская часть выглядела одинаково. Они были облачены во фрак и почти всегда тёмного покроя. У некоторых в руках были тросточки. Среди женских нарядов преобладал большой частью красный оттенок. Платья были и чревчатые, и керамзиновые, и багровые, и боканный, и кумашный. Рудо – жёлтый нередко попадался на глаза. Были платья и голубоватых оттенков. И оранжевые. В основном все женщины носили платья либо без рукавов, либо с короткими рукавами. Во всех случаях плечи и шея оставались открытыми, и самым соблазнительным образом выставляли напоказ грудь. Жемчужные ожерелья обрамляли шею, пальцы были просто нанизаны кольцами. Браслеты и прочие золотые украшения составляли обычный набор любой из присутствующих женщин. Зал был наполовину полон, когда там появился Пётр. Следующую четверть часа после прихода, он потратил на поклоны и поцелуи дамских ручек. Временами завязывался короткий разговор. Таким образом, Пётр самым учтивым образом поприветствовал всех гостей. Оставшись на мгновение без внимания к своей особе, Пётр проскользнул к одной из колонн, откуда хорошо просматривался вход. Через минуту после этого, он увидел как в дверях появилась Анастасия. Дальше проследить её не удалось. Какой то толстячок побеспокоил его вопросом. Пётр вынужден был повернуться к нему лицом и ответить. Вадбольский оказался на редкость разговорчивым человеком. Да и назойливости в нём оказалось непочатый край. Раздражение Петра росло с каждой минутой. Он и не думал, что с такой радостью воспримет приход невесты. Когда прозвучала фамилия Абашевых, он поспешно извинился перед Вадбольским и спешно направился к входу. Виктория была облачена в белое платье украшенное золотым шитьём. Волосы были собраны на голове и тремя локонами лежали на спине. К волосам был приколот шёлковый шарф. Он вился по спине, и ниспадал на пол, образуя короткий шлейф за платьем. На шее висело тонкое ожерелье. На руках была кольца с драгоценными камнями. Она вся засияла, когда увидела направляющегося к ним Петра.

Пётр кивнул тестю, а потом поклонился и поцеловал руку невесты. Сразу после этого, он предложил ей руку. Виктория с неподражаемой грациозностью подала ему свою, и они прошествовали в глубь зала под многочисленными взглядами гостей.

Анастасия прекрасно видела всё, что происходило. С момента своего прихода, едва заметив Петра, она не упускала его из виду, хотя и старалась не показывать этого. Почему она всё время смотрела на него? Ответ на этот вопрос ей был самой неизвестен. Она была настолько поглощена созерцанием Петра, что не сразу заметила, как возле неё собирается толпа воздыхателей. Она не замечала восторженных взглядов мужчин, как не замечала завистливых взглядов женщин. Анастасия осознала, что ведёт себя не совсем прилично, поэтому отвернулась в сторону и сразу наткнулась на моложавого фата со щёгольскими усами.

– Ганецкий! – представился, кланяясь, фат.

– Аврецкая!

– Позвольте пригласить вас на кадриль сударыня! – Ганецкий ещё раз поклонился и оставался в таком положение пока, наконец, не раздался голос Анастасии.

– Первый танец ваш сударь!

– Первый танец? – удивление на лице Ганецкого сменилось радостью, – неужели я оказался единственным счастливчиком, который осмелился пригласить вас сударыня?

– Не единственным! – раздалось рядом с ним голос, а вслед за голосом молодой мужчина среднего роста с выразительным лицом представился Анастасии: – Размакин! К вашим услугам сударыня! Надеюсь, вы осчастливите меня? – добавил он кланяясь.

– Ваш второй сударь! – без малейшего намёка на кокетство ответила Анастасия.

– Благодарю вас сударыня!

Пётр воспользовался тем, что Виктория заговорила с незнакомой ему пожилой дамой, и быстро оглянулся по сторонам в поисках знакомого розового платья. Его нигде не было заметно и он уже начал подумывать о том, что возможно Анастасия покинула бал когда…заметил край её платья в мелькнувшем просвете. Он присмотрелся внимательней. Анастасия стояла в окружение целой толпы поклонников. Он заметил, что Анастасия всё время застенчиво улыбается, слушая своих собеседников. Он видел, как все наперебой приглашали её на танец. И, по всей видимости, она соглашалась. Последний вывод Пётр сделал, увидев кивок Анастасии. Рука Петра потянулась вниз и до боли сжала эфес сабли. На лице заходили скулы. Он чувствовал, как гнев застилает ему глаза.

– Спокойно, – твердил раз за разом себе Пётр, – успокойся и принимай происходящее как должное. Рядом с тобой стоит твоя невеста. Ты не имеешь право показывать свои чувства. Не имеешь право,…но так хочется врезаться в толпу этих мерзких льстецов и проучить их как следует. Чтоб даже смотреть в её сторону не осмеливались. Надо вызвать его на дуэль – гневно подумал Петр, увидев, как один из поклонников поцеловал руку Анастасии. И не только поцеловал, но и задержал её дольше положенного приличиями.

Самоуверенный наглец! Я научу его манерам. А может, стоит прямо сейчас вызвать его на дуэль? Ох и отведу я душу…

– Пётр, ты смотришь всё время в одно точку и бормочешь непонятные слова!

Голос Виктории оторвал Петра от мрачных размышлений. Он повернулся к ней и сразу заметил два удивлённых взгляда, что были направлены на него. Один принадлежал Виктории. Второй её собеседнице.

– Несколько дней после приезда у меня держалась температура. Я часто бредил. Видимо, ещё не всё прошло.

– Бедняжка, – сочувственно произнесла Виктория и тут же таинственно зашептала, – после свадьбы я не позволю тебе хворать. Если понадобится, я ночами буду сидеть возле изголовья твоей постели.

– Я право не заслужил такой заботы! – Пётр натянуто улыбнулся.

Сразу после этого обоим пришлось замолчать. Разговоры гостей так же начали затихать. Это происходило по причине появления хозяина дома одетого в чёрный фрак. Без промедления, Арсанов старший вышел на середину зала и глубоко счастливым голосом обратился к собравшимся в зале.

– Дорогие гости! Позвольте поблагодарить вас за честь, оказанную этому дому. Всегда и во все времена, Арсановы счастливы видеть каждого из вас у себя в гостях! И особенно радостен сегодняшний день! Ибо он открывает не только бальный сезон, но и новую жизнь! Совместную жизнь! Ровно через три недели, мы будем счастливы снова увидеть вас всех на свадьбе! А сейчас,…сейчас, позвольте предложить жениху и невесте открыть этот чудесный праздник!

Едва отзвучали эти слова, как раздался голос дирижера.

– Полонез Огинского!

Под рукоплескания гостей, на середину зала вышли, держась за руку, Пётр и Виктория. Улыбаясь им, старший Арсанов отошёл в сторону. Зазвучала музыка. И в такт мелодии начался первый танец. Анастасия не могла отвести взгляда от фигуры в гусарском костюме и незнакомой девушки в белом платье, которая так счастливо улыбалась. Она следила за тем, с какой грациозностью и умением оба двигались, и невольно ловила себя на мысли, что завидует невесте. Она ей завидует. Но почему её не известили об истинной цели этого бала? Почему? Не потому ли, что считают её чужой в этом доме? Мысли, одна мрачнее другой проносились в её голове. Она не отрывала взгляда от танцующей пары, поэтому вздрогнула, когда услышала рядом с собой шёпот.

– Этот граф…Пётр Арсанов известен излишним вниманием к женскому полу и скверным характером. Он ко всему прочему считается одним из двадцати «записных дуэлянтов». На его счету несколько десятков дуэлей. Надо отдать ему должное. Саблей и пистолетом владеет мастерски. Об этом можно судить по его победам.

– Записных дуэлянтов? – Анастасия бросила непонимающий взгляд на Ганецкого. Тот воодушевился и охотно пояснил:

– Записные дуэлянты – особые люди! У них есть так называемый «свод правил». Например, при них нельзя плохо отзываться об отечестве. Нельзя произносить бранные речи в адрес дам. Рядом с ними нельзя жестикулировать руками. Даже смотреть долго на них нельзя. Нельзя повышать тон в разговоре. И многое другое. Всего я не знаю. Знаю только, что любое нарушение этих правил приводит к немедленной дуэли. Таким как Пётр Арсанов не нужна причина для дуэли. Он дерётся по любому поводу, а часто вообще без повода. Жестокий человек. Жестокий и страшный.

Анастасия не ответила Ганецкому. По большому счёту, она сама была такого же мнения об Арсанове младшем. Но почему то слова Ганецкого были ей неприятны. Почему, она не знала. Возможно, это происходило из – за опекуна, которого она всей душой полюбила. Снова раздались рукоплескания. По ним, Анастасия догадалась, что танец заканчивается. Вскоре, она увидела поклон жениха и приседание невесты. Закончив танец, Пётр Арсанов повёл невесту в смежный зал. Там он усадил её в кресло, рядом с другими женщинами, а сам отправился к группе мужчин, которых возглавлял его тесть. Пока он разговаривал, в большом зале объявили кадриль. Пётр нередко оборачивался и сквозь раскрытые двери смотрел на десятки танцующих пар. У многих на лицах играли радостные улыбки. Пары с неописуемым азартом предавались танцу под весёлые звуки музыки. Первый танец закончился. Перед началом второго, к Виктории подошёл Урбанов и пригласил на танец. Мельком взглянув на Петра, который одобрительно улыбался ей, Виктория приняла приглашение. Едва его невесту увели на танец, как Пётр подошёл к столу. Некоторое время он смотрел на напитки и раздумывал. Потом всё же решил, что вина будет достаточно. По его знаку, слуга налил в бокал вина. Взяв бокал, Пётр начал отпивать из него мелкими глотками вино и прохаживаться по залу. Он постоянно завязывал незначащие беседы, а потом возвращался к столу, для того чтобы снова наполнить бокал. За этим занятием застал его отец. Он попросил Петра не очень увлекаться, затем сразу отошёл к группе гостей, с которыми недавно разговаривал Пётр. Пётр видел как отец начал о чём – то оживлённо спорить с Абашевым. Он наблюдал за женщинами. Постоянно обмахиваясь веерами, они говорили о всяких пустяках. Он видел напряжённые лица слуг. А потом увидел, как Викторию снова, в очередной раз пригласили на танец. Что отличало все лица, так это радостное выражение.

– Чёрт надо веселиться – пробормотал под нос Пётр, – все вокруг счастливы. Один я…мрачный. Эй дружище – обратился он к слуге. Тот мгновенно подошёл. – Налей ка водочки. Душа горит ей богу.

Налив водку в рюмку, слуга положил её на поднос и собирался уже поднести, но Пётр выхватил рюмку и одним разом опорожнил её. Поставив, пустую рюмку на место, он глазами показал слуге, что нужно ещё налить. Вторая рюмка последовала за первой. За ней третья, четвёртая и пятая. Пётр перестал пить водку, когда почувствовал, что кровь быстрее заструилась по жилам. Потянуло танцевать. Слуга налил ему полный бокал вина и с ним в руке, Пётр неторопливо вышел в бальный зал и осмотрелся. Начиналась ещё одна кадриль. Пётр увидел, как Викторию ведут на танец. Он почти не обратил на это обстоятельство внимания. Обратил он внимание и очень пристальное, на незнакомого ему мужчину, который держал в своей руке, руку Анастасии и по всей видимости собирался вести её на танец. Пётр узнал щёголя, который чуть ранее с самодовольной ухмылкой целовал ей руку. Это был наш старый знакомый Ганецкий. Он сумел выпросить у Анастасии ещё один танец. Чуть помедлив, Пётр прямиком направился к ним. Когда он приблизился, они уже выходили танцевать. Пётр преградил им путь и сразу после этого вызывающего поступка, который был замечен некоторыми из гостей, с показной вежливостью обратился к Ганецкому.

– Простите сударь, но этот танец мой!

Анастасия растерялась, услышав эти слова. А Ганецкий принял гордый вид и непримиримым голосом ответил.

– Извините сударь, но вынужден вам отказать. Госпожа Аврецкая соизволила предпочесть моё общество!

Пётр наклонился к Ганецкому и негромко, но весьма выразительно сказал:

– Сударь, вы можете признать справедливость моих слов, и тогда мне не придётся считать себя оскорблённым. Признаться, глядя на вас, я уже начинаю склоняться к этой мысли.

На лице Ганецкого появился ярко выраженный испуг. Он выпустил руку Анастасии и поклонился ему. Едва он выпрямился, как Пётр вручил ему недопитый бокал с вином со словами.

– Благодарю вас сударь. Надеюсь, вас не затруднит эта маленькая услуга!

После этого Пётр взял руку Анастасии и повёл её на танец. Его оскорбительная выходка не осталась незамеченной. И больше всех нахмурился Абашев. Ему не понравилось такое пристальное внимание Петра к Анастасии. Ведь рядом с ним находилась его невеста.

– Вы ведёте себя непозволительно оскорбительно, – прошептала Анастасия, едва прозвучали первые звуки кадрили. – Я согласилась единственно из за того, чтобы не вызвать скандал. Предупреждаю вас сударь, в следующий раз я поступлю иначе.

– К чёрту следующий раз, – развязно отозвался Пётр, – для меня есть только этот.

– Как вы смеете разговаривать со мной подобным образом? – поразилась Анастасия.

– Вы ещё ничего не видели… сударыня, поверьте мне.

Не успели прозвучать эти слова, как Пётр закрутил её в танце, да с таким необузданной яростью,…что все танцующие пары вокруг них начали останавливаться. Все гости по очереди замолкали и устремляли на них удивлённые взгляды. Одно движение следовало за другим непрерывной чередой, и в них было столько эмоций, злости и непредсказуемости, что танец превратился из кадрили в нечто другое, неведомое и таинственное. Анастасия чувствовала сильные руки Петра, которые всякий раз заставляли её двигаться в такт незнакомому танцу. У неё кружилась голова. И вовсе не танец был тому причиной. Страсть…она чувствовала, с какой страстью предаётся танцу Пётр. Каждый раз она словно проваливалась в головокружительный омут. Она старалась, но не могла противиться той несокрушимой силе, что кружила её по залу. Музыка закончилась для обоих внезапно. Пётр сразу отпустил руки Анастасии. Она, чуть помедлив, отошла в сторонку, пытаясь скрыться от пристальных взглядов гостей. И уже оттуда краешком глаз наблюдала за Петром, который оставался стоять в середине зала. Она видела осуждающие взгляды, которыми его награждали гости. Послышался возмущённый шёпот. Не обращая на гостей ни малейшего внимания, Пётр подошёл к Ганецкому и забрал свой бокал обратно. И уже с ним в руках он направился к выходу из зала. Перед дверью он остановился и повернувшись сделал общий поклон всем гостям.

– Вынужден вас на время оставить господа, – нетвёрдым голосом заявил во всеуслышание Пётр, – мне необходимо подышать свежим воздухом. Надеюсь, вам не придётся долго скучать. И да, едва не забыл…тот, кому не понравился танец, легко сможет меня найти! Честь имею!

Глава 14

После ухода Петра, все вокруг сделали вид, будто ничего не произошло. Снова зазвучала музыка. Но Анастасия больше хотелось танцевать. Она вежливо отказывалась, а чуть позже сослалась на недомогание и покинула бал. Старший Арсанов был опечален её уходом, но не стал задерживать Анастасию. Вместо этого, он подошёл к Абашеву и начал извиняться. Тот внимательно выслушал его, а затем словно вскользь спросил про девушку, с которой танцевал Пётр.

– Это Анастасия, воспитанница моя! – отвечал на вопрос старший Арсанов.

– Вот как? – по взгляду Абашева нельзя было ничего понять. – Она живёт в этом доме?

– Разумеется! – ответил несколько удивлённо Арсанов старший и ещё раз попросил прощения за поведение своего сына.

– Да забудьте граф. Забудьте. – Милостиво произнёс Абашев. – По молодости с кем не бывает? Кровь то кипит.

Арсанов старший испытывая огромное облегчение, отошёл от Абашева. С отцом он поговорил. Осталась дочери принести извинения. Он поискал её среди гостей, но так и не нашёл. Да и не смог бы найти по очень простой причине. Виктория покинула зал сразу вслед за Петром, только он этого не заметил.

Виктория не долго искала своего жениха. Она его нашла его перед входом в особняк. Пётр стоял, опираясь рукой на колесо кареты. Голова у него была задрана вверх. Рот открыт. Он занимался тем, что выпускал изо рта струи пара и следил за их направлением. Виктория молча встала рядом с ним. А затем взяла его руку в свою и с болью спросила:

– Что с вами происходит Пётр? Почему вы так странно себя ведёте? Неужели вы не видите, что оскорбляете всех вокруг своим абсолютно бесцеремонным поведением? Как же так можно жить?

– Я по другому не умею сударыня, – не глядя на неё ответил Пётр. – Мне нужна вся жизнь целиком, а не её крохи.

Я вас не понимаю Пётр!

– Ну и слава богу!

Пётр отпустил колесо и повернулся к ней лицом. Глаза были слегка мутными, но это не помешало ему принести извинения.

– Простите меня сударыня! Перед вами я виноват. А что до остальных…до них мне дела нет. Нравится им моё поведение или нет, меня совершенно не заботит.

– Вы не в себе Пётр! – обеспокоено заметила Виктория, – вы даже не понимаете насколько неприлично звучат ваши слова. Приглашать в дом гостей, а потом оскорблять их…неправильно. Нельзя так поступать.

– Для оскорблённых есть вот это, – Пётр похлопал по эфесу сабли, – или это – он двумя пальцами изобразил пистолет. – И вообще сударыня…я хотел бы остаться один. Надеюсь, я не слишком огорчу вас, если скажу, что не нуждаюсь в нравоучениях. У вас же есть слуги сударыня…так используйте своё красноречие для них.

– Сударь! – бледная Виктория присела в реверансе, а затем развернулась и вошла в дом. Пётр ей вслед поклонился, а затем глубокомысленно изрёк.

– Только и знают, что уму учат! Надоело всё до чёртиков. И это общество, и это имение. Эх, друзей моих бы сейчас да в трактир. На славу бы повеселился. Кузьма,…где ты, чёрт бы тебя побрал!

Пётр нетвёрдой походкой вошёл в особняк и сразу поднялся в свои покои. Там он прямо в одежде плюхнулся на постель и мгновенно заснул. Чуть позже, бал по настоянию Виктории покинули Абашевы. А вслед за ними, начали постепенно расходиться гости. Пётр так и не возвратился назад, чего ожидали практически все. И этот поступок несомненно явился серьёзным оскорблением для общества. Как ни старался Арсанов старший поддержать веселье и задержать гостей, ничего не получалось. Один за другим все покинули имение. Перед отъездом многие бросали на него сочувственные взгляды. Арсанов старший и без того понимал, в какое неприятное положение перед обществом поставил его Пётр. По этой причине, он прежде всего отправил несколько слуг на его поиски. Узнав, что сын спит пьяный, он пришёл в ярость и незамедлительно отправился к нему в покои. Однако все его попытки разбудить Петра ни к чему, ни привели. Тот спал беспробудным сном. Откуда ему было знать, что со времени приезда, Пётр впервые нормально заснул. В итоге, он вышел из покоев ещё более разозлённым. Он пообещал себе, что поутру серьёзно поговорит с сыном. Его поведение переходили всякие границы. Оттуда Арсанов старший спустился на второй и этаж и прошёл в левое крыло, к покоям Анастасии. Она сразу откликнулась на стук. Анастасия и не думала спать. Произошедшее беспокоило её не меньше чем Арсанова старшего. Анастасия взяла опекуна за руку и усадила на диван, а сама села перед ним на низеньком табурете обшитым бархатом. Руки Арсанова старшего безвольно свисали вниз. Лицо выражало одновременно и гнев и растерянность.

– Ума не приложу, как обуздать его дикий нрав. Вот и тебя сегодня обидел. Я видел, что ты не хотела с ним танцевать. Но Пётр,…Пётр даже не подумал об этом. Он заставил тебя танцевать в этот непонятный, дурацкий танец. Выставил на всеобщее посмешище. Не знаю Анастасия, как я смогу загладить его поступок…

– Не думайте об том батюшка, – успокаивающе произнесла Анастасия, – он был немного пьян, вот и позволил лишнее. Я уже забыла обо всё. И вы забудьте. Я уверена, что подобное более не повторится – на последних словах, Анастасия поймала себя на мысли, что явно кривит душой. Она наоборот, была уверена в том, что можно ждать новых неприятностей от Петра Арсанова.

– Благодарю тебя дитя моё, благодарю, – с чувством произнёс Арсанов старший, – у тебя доброе сердце. Я засну спокойно, ибо ты дала мне это спокойствие. А поутру,…поутру я обязательно поговорю с Петром. Я не собираюсь подобное поведение, и он должен со всей ясностью это осознавать.

Видя, что опекун встал, Анастасия тоже поднялась. Он молча поцеловал её в лоб и, пожелав спокойной ночи, покинул её покои. Его визит и Анастасию несколько успокоил. Она чувствовала, что необузданный нрав молодого Арсанова начинает пугать её. Анастасия, не раздеваясь, легла на постель и задумалась. Она пыталась понять поведение Петра Арсанова. И почти сразу же пришла к выводу, что он непредсказуем в своих действиях. Вначале, он заявляет, что не хочет её видеть, а затем этот странный разговор и…этот танец. Вспоминая танец, Анастасия пришла в смятение. В движениях Петра Арсанова, явилось как откровение нечто безумное, страстное…которое не только пугало, но и непостижимым образом притягивало её. Танцуя с другими, Анастасия и в малой части не испытала того головокружительного восторга который ощущала во время танца с Петром Арсановым. Это больше походило на безумие, чем на танец. Но, тем не менее, она испытала нечто такое, чего прежде никогда не испытывала. Что именно она не знала. Она не могла дать название этим чувствам. И всё же, она должна поговорить с ним по поводу произошедшего на балу. Подобное поведение не допустимо. К тому же, у него есть невеста. Он всегда должен помнить об этом. Он должен уважать её доброе имя. Я поговорю с ним. Я поставлю его на место. Пусть знает, что в моём присутствии он не имеет права выказывать свой скверный характер. Это была последняя мысль Анастасии. Она так и заснула в одежде. Позже в покои пришла Маша, её служанка. Она раздела спящую Анастасию и накрыла пуховым одеялом.

Глава 15

Пётр чувствовал себя омерзительно. Спускаясь по лестнице в гостиную, он восстанавливал в памяти все события вчерашнего вечера. Он пытался понять, не обидел ли кого ни будь из гостей ненароком. Вроде ничего такого на память не приходило. Следовательно, отец просто захотел его увидеть, поэтому и позвал. Пётр остановился перед дверью гостиной и оглядел себя. Вернее он оглядел измятую одежду, которую так и не сменил после бала. После разговора переоденусь – решил он, и смело вошёл внутрь и…остановился как вкопанный. Отец сидел не на привычном месте за столиком, а на диване. А рядом с ним сидела… Анастасия. Едва он подумал о том, зачем она сюда пришла, как раздался гневный голос отца.

– Прежде чем мы начнём разговор, я требую, чтобы ты немедленно…слышишь, Пётр немедленно попросил прощения у Анастасии!

Не успели отзвучать слова отца, как Пётр подошёл к Анастасии и встав в почтительную позу принёс извинения, а вслед за ними негромко спросил у отца:

– Я сделал, как ты велел. Теперь бы неплохо узнать, за что я извиняюсь.

– За что? – поразился Арсанов старший, – и ты ещё спрашиваешь?

– А что? Не должен? – голос Петра прозвучал не совсем уверенно. Он покосился на Анастасию, на губах которой появилась широкая улыбка. Снова раздался гневный голос отца.

– Ты едва ли не похитил Анастасию из рук Ганецкого, тем самым глубоко оскорбив его. Ты угрожал ему. И не надо было слышать слова. Все прекрасно видели, что он напуган. Конечно, зная твою репутацию, ему не оставалось ничего больше как уступить. Но ты не остановился на этом, ты Пётр ещё с вызывающей наглостью вручил ему свой бокал. Унизив тем самым его дворянское достоинство. Заставил его стоять с этим бокалом. А в конце набрался наглости забрать этот бокал обратно. Все вокруг были просто уверены, что ты убьёшь Ганецкого, настолько мрачно ты выглядел. Только непонятно по какой причине.

– Ганецкий держал её за руку! – невзначай вырвалось у Петра. Он сразу же пожалел о своих словах. На него уставились две пары удивлённых глаз.

– Ну и что из того? – Арсанов старший удивлённо приподнял брови, – Ганецкий вёл Анастасию на танец.

– Об этом я не подумал!

На этот раз Арсанов старший покосился на улыбающуюся Анастасию, а после вновь обернулся к сыну и заговорил, почти с прежним гневом в голосе.

– А надо было думать Пётр! Надо было! Надо было думать, прежде чем заставлять Анастасию танцевать…. Ты глубоко оскорбил своим поведением Абашевых, а потом и всех гостей без исключения.

– И как я же оскорбил гостей? – удивлённо поинтересовался Пётр.

– Он ещё спрашивает? – Арсанов старший не на шутку рассердился, – а кто недвусмысленно намекнул всем собравшимся на дуэль? Может, это не ты был Пётр? А потом оставил всех и пошёл спать. Выказав тем самым полное неуважение обществу.

– Достаточно отец, – твёрдым голосом прервал его Пётр, – я человек чести и ты это знаешь лучше, чем кто либо другой. Неважно, какой поступок я совершил, но насмехаться надо мной, никому не позволено. Произнесённые мною слова исключали всякого рода замечания, которые могли быть отпущены в мой адрес. И за это я не собираюсь ни оправдываться, ни извиняться.

– Наглец! – гневно вскричал Арсанов старший, – как ты смеешь со мной разговаривать в таком тоне.

Взор Петра вспыхнул, но тут же погас. Он тихим голосом попросил отца.

– Прошу вас, не повторяйте этого слова. Если необходимо я попрошу прощения у тех людей, которых вы мне укажете. Я сделаю всё что угодно. Только не повторяйте слов подобных тому, что вы только произнесли. Иначе…иначе я не смогу находится рядом с вами.

Закончив говорить, Пётр поднял на отца открытый взгляд, в котором читалась решимость. Анастасия ни на минуту не усомнилась в том, что он выполнит свою угрозу. Она умоляюще посмотрела на Арсанова старшего. Тот ответил успокаивающим взглядом. А затем негромко приказал сыну.

– Поедешь к Абашевым. Принесёшь извинения. И помни Пётр, ещё одна такая выходка…и мне придётся не только повторить это слово, но и сказать гораздо больше. Хотя бы в отчем доме не показывай свой нрав, иначе нам с тобой придётся расстаться.

Высказав откровенно свои мысли, Арсанов старший покинул гостиную. Едва он ушёл, как раздался голос Анастасии.

– Я тоже хотела бы с вами поговорить сударь! – Анастасия встала и устремила на него неприязненный взгляд.

– И что же вы хотите мне сказать сударыня? – осведомился у неё Пётр.

– В тот день, когда вы сказали, что не хотите меня видеть,…я думала о вас. Мне казалось, что я нарушила семейную идиллию. Я считала во всём себя виноватой. Сейчас же, наблюдая за тем, как неуважительно вели вы себя с отцом, я пришла к другому выводу.

– Очень интересно послушать!

– Не смейте насмехаться надо мной! – Анастасия бросила гневный взгляд на Петра. У того на губах застыла грустная усмешка.

– Вы снова ошиблись сударыня!

– Вы обладает весьма скверным характером – не слушая его, продолжала гневно говорить Анастасия, – вы совершенно бесчувственный человек. Вы используете слабости людей, прекрасно зная, что они вас бояться. И это ещё более гнусно с вашей стороны. Я рада тому, что не понравилась вам, ибо вы мне глубоко ненавистны и омерзительны. Вы…Анастасии пришлось замолчать.

Пётр резко развернулся и, не произнося ни единого слова, пошёл к выходу. Не останавливаясь, он вышел из особняка и едва ли не бегом направился в сторону конюшни. Войдя в конюшню, Пётр прижался спиной к стене и, схватившись двумя руками за голову, прошептал:

– Почему я не мёртв? Почему? И как я смогу жить после этих слов?

Глава 16

Поздней ночью, Граф Салтыков неслышно вошёл в кабинет Российского императора. Александр выглядел усталым. Лицо выражало лёгкую растерянность. Он сидел за столом украшенным позолотой. Верхние пуговицы камзола были расстёгнуты. На столе, перед царём стояла чернильница с пером и бумага. Салтыков низко поклонился. В таком положение он и оставался, дожидаясь высочайшего дозволения заговорить.

– Проходите граф. Надеюсь, вы принесли хорошие вести? – разговаривая с Салтыковым Александр, смотрел на бумагу. Едва Салтыков подошёл близко к столу, как царь придвинул к нему бумагу и негромко произнёс:

Карамзина рука! Ругает меня, чем попадя. Тильзитский договор называет не иначе как преступлением. А назначение на должность государственного секретаря Сперанского – называет большой ошибкой.

– Не один Карамзин так считает государь – по многолетней привычке Салтыков заговорил с величайшей осторожностью, – всем известно кому поклоняется Сперанский. В нынешней обстановке это сказывается плохо на настроениях дворянства. Очень плохо.

– Знаю. Знаю. – Отмахнулся Александр. – Дворянство думает так. Раз Сперанский любит Наполеона, он не любит Россию и меня. Полный абсурд. Полнейший. Но мы не можем не считаться с мнением дворянства. Особенно сейчас, когда может разразиться война с Францией.

– Что же будем делать государь?

– Я уже думал обо всём. – Негромко ответил Александр. – Отправим Сперанского в ссылку на время. Он мне нужен. Но сейчас оставлять его в Петербурге опасно. Люди на него злы. Один бог знает, что может случиться. Единственно надо решить, кого поставить на его место – Александр вопросительно посмотрел на Салтыкова. Тот снова поклонился и ответил.

– Может того же Карамзина государь?

– Я уже предлагал! – Александр поморщился и продолжал, – не хочет Карамзин в государственные секретари. Высокомерен больно или уж слишком умён. О другом надо думать.

– Может адмирала Шишкина? – вкрадчивым голосом предложил Салтыков, – и умён, и степенен. К тому же, вся Россия знает о его ненависти к Наполеону.

– А что прекрасная идея граф! – Александр явно воодушевился. – Сейчас такой человек как нельзя к месту. Пригласите адмирала во дворец. Я лично поговорю с ним.

– Государь! – Салтыков снова поклонился. Видя, что царь молчит, Салтыков положил на стол два письма, которые с самого прихода держал в руках.

– От кого? – коротко осведомился Александр, поглядывая на письма.

– Первое из Парижа от флигель адъютанта Чернышёва. Второе, – Салтыков осекся, не решаясь продолжить.

– Второе? – Александр поднял на него выразительный взгляд.

– От Кутузова! – одним духом выпалил Салтыков, с опаской наблюдая, как мрачнеет лицо царя. Салтыков лучше всех знал о глубокой неприязни, которую питал по отношению к Кутузову его императорское величество. Эта неприязнь была связана с Аустерлицем. Накануне баталии, Кутузов дважды предостерёг царя. Кутузов изначально считал эту баталию гибельной и предрекал полный разгром Русской армии. К советам Кутузова царь не прислушался. В итоге, сражение закончилось так, как и предсказывал Кутузов. А за сражением последовал столь тягостный для России мир с Францией. Каждый раз вспоминая о Кутузове, Александр вспоминал именно этот неприятнейший эпизод.

– Что Чернышев? – коротко осведомился царь.

– Французский военный министр Мишель сообщил Чернышеву о решимости Наполеона начать войну с Россией. Все заверения Наполеона о мире, пусты. В Пруссию отправлено ещё семьдесят тысяч войска и сто тридцать орудий. Туда направлена гвардия.

– Гвардия? – услышав это слово, Александр слегка побледнел. Голос сразу стал глубоко озабоченным. – Мы не должны воевать с Наполеоном. Подумайте граф. Подумайте в совете, что ещё можно предложить Императору, для того чтобы избежать войны. Я готов пойти на дополнительные уступления. Разумеется, в известных пределах.

Салтыков поклонился.

– Государь, Чернышев отдельно сообщает о досмотре, что был произведён у него дома и в его отсутствие. Он подозревает, что стало известным его связь с военным министром. Чернышев просит позволения покинуть Париж при первом же удобном случае.

Александр кивнул головой в знак согласия, а потом искоса посмотрел на второе письмо. Понимая этот взгляд, Салтыков торопливо заговорил.

– Князь Кутузов пишет доброе. Турки признали право вашего императорского высочества на Молдавию и Валахию. Однако ж, мир заключать не спешат. Они, видят готовность Наполеона воевать Россию, и понимают, какие выгоды могут получить от новых баталий. Однако же князь надеется убедить турков подписать мирный договор.

– Кутузов обладает тонким умом, и значительно преуспел в переговорных делах. – Заметил с лёгкой хмуростью Александр. – Чего не скажешь о делах военных.

– Мало кто сможет сравниться командованием армией с вашим императорским высочеством! – Салтыков снова поклонился.

– Если не считать Наполеона. – Александр слегка помрачнел. – По производству баталий ему не найдётся равных. Однако достаточно о Наполеоне.

Александр встал с кресла. Увидев это, Салтыков снова поклонился.

– Подготовьте всё необходимое в Вильно, граф. До конца этой зимы я отправлюсь туда и лично приму командование армиями. Но прежде, постараемся заключить мир с Наполеоном. Уж если не получится, положимся на дух русский и силу нашего оружия.

Глава 17

Анастасия со светильником в руках направлялась в охотничий домик. Она уже несколько дней не видела Гришку и по этой причине беспокоилась. По обыкновению, Гришка раз в день навещал её. А тут…пропал и всё. Анастасия ещё издали заметила в окне силуэт Гришки. А рядом с ним ещё один, намного меньше. Кто бы это мог быть? – думала Анастасия. Она поняла, кто это был, когда подошла к двери. До неё явственно донёсся голос…Маши.

– Гриш отпусти. Идтить надобно. Барыня заволнуется.

– Погоди идтить то, – послышался бас Гришки, – мы ж с тобой и сказаться не зачинали!

После этих слов послышалась возня, а за ней послышался испуганный голос Маши:

– Заругает меня барыня. Ой, заругает.

Дальше Анастасия слушать не стала. Она молча развернулась и пошла обратно. Она улыбалась. Анастасия была рада за них обоих. Хорошо, что они нашли друг друга. Теперь ей стали понятными частые отъезды Гришки. Она знала, что он ездит в соседнюю деревню и кому то помогает. Она слышала, что Гришка им крышу дома починил, печь отладил, новый дымоход поставил. Хлеба им возил всегда. И много чего ещё сделал. Теперь стало ясным что делалось это всё для Машиной семьи. В общем то, все в имение Арсановых успели узнать и полюбить Гришку. Он то и дело помогал другим, заслужив этим глубокое уважение к себе. И дело было вовсе не в его необычайной силе. Гришка был всегда прост и открыт для каждого. Доброты и терпения у него хватало на всех. Эти его качества всегда восхищали Анастасию. Восхищали настолько, что она забывала о его привычке всякий раз переспрашивать. А нередко и воспринимать некоторые вещи в ином свете.

Возвратившись, домой, Анастасия застала у своих дверей одного из услуг. Слуга сообщил о том, что хозяин просит прийти Анастасию в гостиную. Сбросив с себя меховой плащ, Анастасия немедленно направилась в гостиную. По заведённому обычаю, старший Арсанов встретил её объятием и сразу же усадил за свой стол, на место которое обычно занимал Пётр.

– Ганецкий просит твоей руки! – сразу же радостно сообщил ей Арсанов. – Это предложение просто прекрасно для тебя Анастасия. Ганецкие богаты. Фамилия известнейшая…Арсанов осёкся по причине того, что разглядел облачко грусти на лице Анастасии.

– Что с тобой дитя? – обеспокоено, спросил старший Арсанов, – или ты не рада такому жениху?

– Батюшка, вы желаете знать моё мнение? – Анастасия с глубокой надеждой устремила свой взгляд на опекуна.

– Кончено дитя моё! Я не собираюсь отдавать тебя в замужество, не испросив твоего мнения!

– Благодарю вас батюшка. Благодарю!

– Так что же Анастасия? Каков будет твой ответ?

– Нет, батюшка! Признаюсь честно. Ганецкий мне противен!

– Почему так?

– На балу, – чуть помолчав, с некоторым усилием ответила Анастасия, – Ганецкий уступил меня…вашему сыну, даже не испробовав воспротивиться. Разве таким должен быть супруг, батюшка?

– Опять Пётр? – старший Арсанов поморщился, словно от не проходящей боли, – ну что мне с ним делать? Милое дитя, не бери в пример этот случай. Лишь немногие из тех, кто знает репутацию Петра, осмеливаются бросить ему вызов. Ганецкий не столь храбр, однако он будет прекрасным супругом. На него, в отличие от людей подобных Петру, ты сможешь положиться.

– Если вы приказываете батюшка, я подчинюсь! – Анастасия опустила голову и сложила руки на коленях.

– Я прошу, а не приказываю. Я прошу тебя подумать Анастасия. Хорошо подумать, прежде чем принимать решение.

– Я подумаю батюшка! – пообещала ему Анастасия.

На губах Арсанова старшего появилась радостная улыбка. Он погладил Анастасию по голове, приговаривая при этом:

– Вот и хорошо голубушка моя. Вот и хорошо! А вот и Пётр…

Анастасия резко обернулась и устремила неприязненный взгляд на мрачного Петра. Тот стоял в нескольких шагах позади них и по всей видимости слышал весь разговор.

– Я принёс извинения Абашевым как вы, и приказывали отец, – коротко сообщил Пётр и так же коротко спросил: – что мне ещё надлежит сделать?

– Зачем ты так Пётр? – старший Арсанов по настоящему расстроился, услышав слова сына.

– А как надобно? Вы приказываете, я исполняю. Разве не этого вы желали? Я исполнил ваше желание.

– Ты никогда не был злым Пётр!

– А вы всегда меня понимали! Если понадоблюсь снова, вы сможете найти меня в Римском парке.

– Сейчас же зима Пётр. Там всё занесено снегом.

– Вы запрещаете мне?

– Да что с тобой Пётр? – поразился старший Арсанов, – ты разговариваешь со мной, как со своим командиром полка.

– Так я могу идти? – коротко спросил у него Пётр.

– Конечно. Что за вопрос?

Пётр кивнул отцу, поклонился Анастасии и обернувшись пошёл к выходу.

– Пётр! – окликнул его отец.

Пётр остановился и повернулся к нему лицом.

– А свадьба? Что сказали Абашевы по поводу свадьбы?

– Она состоится, как вы все желали того!

Пётр ушёл, оставив отца в глубокой растерянности. Он признался Анастасии, что не понимает состояние сына. Не понимает и опасается этого состояния. Пётр ушёл в себя. А когда это происходит, Пётр полностью закрывается от внешнего мира холодной оболочкой. Невозможно понять, о чём он думает, чего хочет и что собирается сделать. Анастасия с глубоким сочувствием отнеслась к словам опекуна. Пётр волновал её настолько, насколько опечален был его поведением дорогой опекун. Слушая его, Анастасия вновь решила попытаться поговорить с Петром. Ей хотелось наладить добрые отношения между отцом и сыном. И кроме всего прочего извиниться. Анастасия глубоко сожалела о словах, столь необдуманно высказанных в лицо Петру. На самом деле ничего такого и в помине не было. Никакой ненависти она не чувствовала. Просто, её выводило из себя высокомерие и показная жестокость его характера. Её злило то, что он кичится своей храбростью перед всеми. А более всего её задело пренебрежение явно выказанное им своей невесте. И что ещё хуже, с её непосредственной помощью. В силу этих рассуждений, она попросила дозволения Арсанова старшего на разговор с Петром. Он обрадовался, услышав это предложение.

– Иди голубушка, иди, – напутствовал он Анастасию, – кто знает, может тебе удастся повлиять на него.

Анастасия незамедлительно приступила к действиям. Подобрав полы платья, она отправилась на третий этаж. Дойдя до дверей, Анастасия собиралась постучать, но так и замерла с поднятой рукой. Из – за двери раздался незнакомый ей мужской голос.

– Пётр, остановись ради Христа! Неужели ты не понимаешь, в какую пропасть катишься? Твоё упрямство до добра не доведёт. Просто пойди, и всё честно расскажи отцу. Это лучше чем изводить себя и мучить других.

– Он ничего не поймёт Кузьма, – раздался голос Петра, от которого Анастасия вздрогнула. Так сильно отличался этот голос оттого, что звучал внизу. Сейчас в нём отчётливо слышалась глубокая горечь. – Да и к чему всё это? Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Даже перед отцом. Я поступлю согласно его воле. Я сделаю то, чего он так сильно желает.

– Пётр остановись! – снова прозвучал прежний голос, – я знаю тебя лучше твоего отца. Сделав как он хочет, ты никогда не сможешь простить себя. Твоя жизнь превратится…

– Она уже сейчас превратилась в ад, – вскричал за дверью Пётр. – Раньше я мечтал приехать в родной дом. А сейчас, я только и думаю о том, чтобы поскорее покинуть его и никогда более не возвращаться.

Вслед за этими словами раздались шаги. Анастасия едва успела отпрянуть от двери, как она с силой отворилась. Показалось разгневанное лицо Петра. Увидев Анастасию, он отвесил ей шутовской поклон.

– Сударыня! Пришли сообщить о том, какой я плохой сын? Или же о вашем счастливом замужестве? А может, решили сказать о том, как сильно вы меня ненавидите? Жаль разочаровывать вас сударыня, но всё это я уже слышал. Честь имею!

Пётр прошёл мимо Анастасии. Уходя, он ни разу не оглянулся на неё. Анастасия некоторое время стояла в растерянности. Она не знала, что и думать об этой вспышке. Поведение Петра совершенно не укладывалось у неё в голове. То он был холоден и мрачен, то просто выплёскивал целую бурю чувств. И в том и другом случае, невозможно было его понять.

Глава 18

В последних числах января 1812 года, четыре всадника в гусарской форме пролетели через арку, ведущую в имение Арсановых. Через несколько минут, они спешились у входа в особняк и оставив лошадей на попечение одного из подоспевших слуг, воспользовались услугами другого, который незамедлительно провёл их внутрь. Слуга проводил гусар до дверей большой гостиной, где по обыкновению принимали гостей, и там оставил одних. Один из гусар громко закричал:

– Ротмистр! Где вы прячетесь? Бросили нас одних в Петербурге и полагаете, что подобное поведение сойдёт вам с рук? Мы требуем незамедлительной сатисфакции. К бокалу ротмистр!

Гусары вначале расхохотались, но тут же осеклись и одновременно склонились в поклоне. Вновь раздался голос тот же голос.

– Простите сударыня и позвольте представиться. Корнет Астраханов к вашим услугам – он выпрямился и вытянувшись кивнул головой. – Поручик Анджапаридзе!

Едва прозвучали эти слова, как поручик в точности повторил действие Астраханова.

– Поручик Друцкой – Соколинский!

И тот повторил то же самое действие.

– Штаб ротмистр Невич!

Едва Невич выпрямился и вытянувшись кивнул, как снова прозвучал голос Астраханова.

– Господа, салют в честь Виктории Николаевны!

Одновременно все четыре гусара вытащили сабли и салютовали…Анастасии, которая с глубоко растерянным видом наблюдала разыгрывавшееся перед ней представление.

– Анастасия Аврецкая! – улыбаясь, поправил гусар Арсанов старший, появившийся в эту минуту за её спиной.

Гусары приветствовали его появление лёгкими поклонами. Услышав его слова, Астраханов не растерялся.

– Господа офицеры, поскольку произошла непредвиденная случайность…ещё один салют. В честь Анастасии Аврецкой!

Гусары снова салютовали и на этот раз именно Анастасии. Анастасию сразу покорила единодушие, а ещё более… находчивость гусар.

Чуть позже, когда все оказались за столом, слуги подали чай. Анастасия самолично разлила его в чашки и подала гусарам. Те вежливо приняли чашки, но пить не стали. Они, просто поставили чашки перед собой и со всем возможным вниманием прислушивались к рассуждениям Арсанова старшего. Едва наступила короткая пауза, Анастасия решилась спросить у гусар, по какой причине они не пьют чай. Услышав этот вопрос, все четверо переглянулись. Сразу после этого раздался голос Невича:

– Отвечает Астраханов!

Анастасия не сдержалась и засмеялась, услышав эти слова. Так по детски они прозвучали. Негромко кашлянув, Астраханов как мог вежливо ответил на вопрос.

– Сударыня, мы не пьем чай, даже если с позволения будет сказать, он, и передан нам такими прелестными ручками!

– А что вы пьёте? – слегка зардевшись, спросила Анастасия.

Все четверо снова переглянулись. Ответил снова Астраханов.

– Ну во первых во… – Астраханов поймал на себе три угрожающих взгляда и быстро закончил: – я хотел сказать воду!

– Её все пьют. Это во первых! А что во вторых? – поинтересовалась Анастасия.

– И во – вторых только воду. И в третьих воду.

Остальные кивками подтвердили эти слова.

– Жаль, – протянула Анастасия с незаметной улыбкой на губах, – а я собиралась приказать слугам подать…вино!

Арсанов старший одобрительно улыбнулся ей. Лицо у гусар вытянулись. Анджапаридзе с укоризной посмотрел на друзей.

– Как не стыдно господа офицеры! Дама предлагает вам вино, а вы отказываетесь! Я считаю, мы просто обязаны отказаться от…воды.

– И то верно, – раздались притворно удивлённые голоса, – какое неуважение к даме господа! Мы просто обязаны нарушить наши традиции в честь прелестнейшей из женщин!

– Благодарю вас от всей души господа! – Анастасия придала словам скрытую иронию.

По её знаку слуга принёс графин с вином и бокалы. Едва вино оказалось разлито, как Анджапаридзе встал, собираясь произнести тост, но его тут же усадили обратно. Анастасия с удивлением следила за всеми этими непонятными движениями. Свет на происходящее пролили слова Невича.

– Поручик страдает многословностью. К тому же, нередко начало тоста разительно отличается от конца. Что часто приводит к очень серьёзным последствиям. Дома, в Тифлисе его едва не убили за это.

– Как так? – поразилась Анастасия, – разве можно убивать человека за такое?

Почему – то все гусары за исключением Анджапаридзе, расхохотались, услышав вопрос Анастасии.

– Мы тоже думали что нельзя, – отвечал Невич, насмешливо поглядывая на угрюмого Анджапаридзе, – но наш друг внёс новое понятие в слово «тост». Видите ли сударыня – продолжал рассказывать Невич, – мы все были в отпуску и поручик в том числе. Дома, в Тифлисе, умер один из ближайших родственников поручика. Земля ему пухом. Так вот сударыня, по обычаю в Тифлисе сразу после похорон накрывают стол, за которым поминают покойного. Именно там, поручик решил сполна использовать своё красноречие. Начал он тост словами соболезнования родственникам, а закончил тем, что пожелал всем присутствующим иметь каждый день такой стол как сегодня. Поручик едва успел ретироваться! – под общий смех закончил рассказывать Невич.

Все вокруг так заразительно смеялись, что Анджапаридзе не выдержал и широко улыбнулся.

– Всякое бывает господа. Я же не напоминаю, скажем вам, штаб ротмистр, о том, что вы напились и заснули под лошадью. И в особенности о том, что происходило дальше.

Услышав эти слова, Невич перестал смеяться и с угрозой посмотрел на Анджапаридзе. Заметив этот взгляд, тот расхохотался. Разлили ещё вино в бокалы. Старший Арсанов и Анастасия с огромным удовольствием смотрели и слушали гусар. С ними было настолько весело, что они обо всём позабыли и просто наслаждались их обществом.

– Господа, господа – возбуждённо заговорил Друцкой, – а помните, как ротмистр Арсанов явился пьяным в казарму и поднял эскадрон? Как мы в три часа ночи отправились штурмовать драгунский полк? Весь Петербург всполошился. А Уваров? Уваров решил, что начались боевые действия, только непонятно кого и с кем?

Все снова засмеялись.

– А помните трактир? – подхватил общее веселье Астраханов, – я до сих пор забыть не могу, как ротмистр бегал вокруг столов с ухватом и колотил им полицмейстеров.

Смех прервал осторожный вопрос Анастасии.

– И часто граф дрался?

– Часто! – улыбнулся ей Астраханов. – Часто сударыня. Мы все часто дерёмся. Таков уж наш удел. Бросать вызов судьбе – разве это не прекрасно сударыня?

– Не знаю, – протянула Анастасия. От неё не укрылось, что опекун, услышав, рассказы гусар о сыне, немного расстроился. – Мне трудно судить о таких вещах.

Она замолкла, по тому, что в эту минуту появился Пётр.

Увидев друзей, он страшно обрадовался. Последовали долгие объятия и похлопывания по плечам. Наблюдая за их встречей, Анастасия ловила себя на мысли, что впервые за время знакомство с ним, она видит у него настоящую открытую улыбку. С ними он не был таким. С ними, он был замкнутым и отчуждённым. За последние недели Анастасия несколько раз порывалась поговорить с ним, но каждый раз откладывала разговор. Она не знала, что ему сказать и нужно ли вообще говорить.

Анастасия и Арсанов старший покинули гостиную, почти сразу же после прихода Петра. Они понимали, что будут стеснять гусар своим присутствием. Едва они ушли, как на столе появилась закуска и водка. Вперемежку с выпивкой завязывался разговор между друзьями. Все делились впечатлениями от проведённого отпуска. Рассказывали, что всюду видели ожидание войны и страх перед ней. Разговоры продолжались до позднего вечера. Ближе к полуночи веселье решили прекратить. На следующий день должна была состояться свадьба Петра. По этой причине следовало выглядеть наилучшим образом. В особенности жениху. Несмотря на уговоры, Пётр оставался рядом с ними до тех пор, пока самолично не убедился в том, что друзья устроены со всеми возможными удобствами. Только после этого он отправился в свои покои.

Глава 19

Свадьба

Венчались в Смоленске. В Успенском соборе. К полудню, несмотря на сильный снегопад, у входа в собор собралось несколько сотен людей. Вся губерния знала о свадьбе. Одна за другой, кареты подкатывали к собору. Собиралась вся знать и не только из Смоленской Губернии. Немало именитых гостей пожаловали на свадьбу из Москвы и Санкт Петербурга. Люд, толпившийся у входа в собор, с шумом приветствовал появление кареты с новобрачными. Сразу за ней следовали четыре всадника в гусарской форме. А за всадниками, двигалось не менее двух десятков карет.

Жених с невестой вышли из кареты. Оба были облачены в белоснежные одежды с золотым шитьём. Взяв невесту под руки, Пётр повёл её в церковь. За ними, спина в спину двинулись гости. Анастасия шла под руку с Арсановым старшим. Всё происходило степенно и чинно, с некоторой торжественной медлительностью.

Собор понемногу начал наполняться и не только прибывшими гостями. Многие любопытствующие вошли в собор следом после гостей, которых здесь находилось не меньше двухсот человек. Любопытствующие приподнимались на носки и вытягивали шею, в надежде рассмотреть жениха и невесту. В соборе стоял лёгкий гул. Но он сразу затих, когда жених и невеста со свечами в руках, преклонили колени пред алтарём. Приглашённые гости стояли на небольшом отдаление от новобрачных и с умиленными лицами наблюдали свершение брачного таинства. Анастасия видела, каким счастьем сияли глаза опекуна, и расслышала, как он несколько раз поблагодарил бога за этот день. Все в соборе выглядели радостными. Все, кроме одного человека. Жених несколько раз во время движения к алтарю, обернулся и посмотрел на друзей, которые шли сразу следом за ним. Это незначительное происшествие было сразу забыто. Невеста выглядела просто восхитительно. Счастливая улыбка лишь тогда покидала её уста, когда она замечала непонятно напряжённый взгляд Петра.

Сам Пётр отрешился от всего. Он почти безучастно наблюдал за церемонией, в которой являлся одним из главных участников. С безразличием он встретил появление священнослужителей. И с тем же безразличием наблюдал он за свершением обрядом. А позже с безразличием прислушивался к монотонному пению архиепископа. Стоя на коленях перед алтарём, он не думал ни о своей невесте, ни об отце, ни о многочисленных гостях. Он лишь смотрел перед собой. Он разглядывал величественные своды собора с полным безучастием. Он не понимал что говорит, что делает, кому отвечает. Ему было совершенно безразлично происходящее.

Анастасия меня ненавидит – раз за разом повторял себе Пётр, – так не всё ли равно, что будет? Не всё ли равно на ком я буду женат? Не всё ли равно, если мне придётся лгать и лицемерить оставшуюся жизнь? Я стану таким, как много тысяч других. Образцовым мужем, заботливым отцом. Виктория будет счастлива. Все будут счастливы…за исключением меня. И что мне прикажешь делать? Бить себя в грудь и кричать, что я достоин счастья? Я не хочу жить как другие? Я хочу настоящей жизни. Мало ли что я хочу, – с печалью думал Пётр, – и какое имеют значения мои желания, если её со мной не будет рядом. И какой же вывод? Да очень простой. Сделаем, как отец велит. Сделаем всех счастливыми.

– Ротмистр Арсанов! Что с вами?

Голос Астраханова прорезался сквозь поток мыслей Петра. Он удивлённо обернулся и…только сейчас заметил растерянные лица своих друзей. Мало того, вокруг все люди смотрели на него с глубочайшей растерянностью и удивлением. Пётр посмотрел на свою невесту. Взгляд Виктории выражал ту же самую растерянность. Он перевёл взгляд на архиепископа. Тот застыл в выжидательной позе и не мигая смотрел на него, словно ждал чего то. На лице Петра отразилось недоумение. Он не понимал, почему все вокруг молчат и так странно смотрят на него. Не понимал, пока снова не раздался шёпот Астраханова.

– Клятву!

Вот в чём дело. Пётр сразу всё понял. Настало время давать клятву. Он настолько отрешился от происходящего, что пропустил всю церемонию. Пока он думал о том, как это могло произойти, снова раздался голос архиепископа.

– Клянусь любить… – выговаривая эти слова, архиепископ подбодрил его взглядом.

– Кого любить? – громкий голос Петра разнёсся по всему собору.

На этот раз растерялся даже архиепископ. Он не представлял, что сказать в ответ на слова жениха. Виктория с тревогой взглянула ему в глаза и шёпотом спросила:

– Что с вами Пётр?

– Надоело притворяться ей богу, – всё так же громко ответил Пётр. – Всё это ложь сударыня. Ложь. Знаю, что причиняю вам глубокую обиду сударыня, но разве это не лучше, чем обманывать вас всю жизнь? Я не прошу прощения лишь потому, что недостоин его! – он поцеловал руку Виктории, а вслед за этим поднялся с колен и повернулся лицом к гостям. Поведение жениха настолько выходило за общепринятые рамки, что все вокруг просто оцепенели. Все без исключения устремили вопросительные взгляды на открытое и спокойное лицо Петра. У присутствующих появилось предчувствие надвигающегося скандала. Громкий голос Петра, полный искренней горечи снова разнёсся по всему собору.

– Можно обмануть всех, за исключением самого себя. Я пытался смириться со своей участью. Пытался убедить себя в правильности происходящего. Я прилагал все свои силы, для того чтобы не огорчить близких мне людей. Но мне это оказалось не по силам. Я не смог победить ни свою душу, ни своё сердце. И как я могу дать клятву, если знаю, что и это будет ложью? Как я могу дать такую клятву? Как я могу клясться в любви и верности, если,…если всей душой люблю другую…

Вокруг раздался единой вздох изумления. Гости были потрясены словами Петра.

– Пётр! – раздался полный ярости голос отца, в то время как все гости бросали на Петра едва ли не гневные взгляды.

– Отец, не мешайте мне. Дайте выговориться, – попросил Петр, окидывая отца непокорным взглядом, под стать которого зазвучал голос. – Ведь я только и делал, что молчал и слушал вас. Я выскажусь со всей откровенностью. Я поступлю так, как велят мне честь и сердце. Вы же в праве поступать так, как посчитаете нужным – Пётр окинул всех собравшихся в соборе гордым взглядом и так же громко продолжал: – да, я люблю другую женщину. И только ей, сейчас, здесь…я могу дать эту клятву. Только её я клянусь любить до последнего своего вздоха.

Это были последние слова Петра. Оставив невесту, которая беззвучно рыдала, прижав руки к лицу, он покинул собор. Сразу после его ухода, Абашев подошёл к своей дочери и подняв с колен, прижал к груди. Обнимая её, он повёл дочь к выходу из собора. Среди приглашённых гостей после ухода Абашевых раздались открытые угрозы в адрес Петра. И почти сразу же раздался громкий голос поручика Анджапаридзе.

– Господа!

Увидев гусара, который занял положение перед алтарём и смотрел на всех твёрдым взглядом, гости начали замолкать и окидывать его непонимающими взглядами.

– Господа! – снова раздался громкий голос, – для начала позвольте принести извинения за поведение моего друга. Те же, кому моих извинений будет не достаточно, сможет меня найти в Петербурге. Во втором эскадроне Лейб гвардейского полка. Разумеется, ему будут предоставлены все преимущества, на которое имеет несомненное право, оскорблённая сторона. Поручик Анджапаридзе к вашим услугам господа!

Он кивнул и направился к выходу. Вслед за ним раздались голоса друзей.

– Поручик Друцкой – Соколинский к вашим услугам господа!

– Корнет Астраханов к вашим услугам господа!

– Штаб ротмистр Невич к вашим услугам господа!

Едва все четверо оказались снаружи, как немедленно начали искать Петра. Но того нигде не было заметно. После коротких поисков было решено ехать в имение. Все понимали, в какое тяжёлое положение поставил себя Пётр. Едва они отъехали от стен собора, оттуда вышли Анастасия и Арсанов старший. Они вышли сопровождаемые откровенно презрительными, а иногда и просто злыми взглядами. Нередко в адрес графа слышались неприкрытые угрозы и оскорбления. Анастасия чувствовала, что руки опекуна дрожат, когда повела его к карете.

– Какой позор,…какой позор, – прошептал Арсанов старший, оказавшись в карете, – Петр всю нашу семью покрыл бесчестием.

Анастасия была того же мнения. Она ненавидела Петра всё сильней и сильней. Как он посмел унизить своего отца? – в гневе думала она.

Глава 20

Абашёв некоторое время стоял, прислушиваясь к рыданиям дочери, а потом развернувшись, быстро зашагал в свой кабинет. Он находился там не более минуты. Когда он снова появился, на нём был пояс с ножнами, из которой торчала рукоятка сабли. Абашев вышел из дома и сев в карету, коротко приказал кучеру.

– В имение Арсановых!

Едва карета тронулась, как он сквозь зубы процедил.

– Негодяй. Ты мне сполна заплатишь за оскорбление!

Ровно через час, карета остановилась у входа в особняк Арсановых. Абашев вышел из кареты и вошёл внутрь. С глубоко мрачным видом, со стиснутыми зубами он поднялся на третий этаж и направился к покоям Петра. Слуги, завидев Абашева бросились в гостиную, где находились Арсанов старший, Анастасия и все четверо друзей Петра.

Абашев рывком распахнул двери в покои Петра. Пётр стоял и смотрел в окно. Рядом с ним находился Кузьма. При виде Абашёва Кузьма побледнел, а Пётр не оборачиваясь, проронил:

– Я ждал вас!

– Я требую сатисфакции! – без обиняков заявил Абашев.

Услышав эти слова, Пётр повернулся и чуть помедлив, поклонился Абашеву.

– Немедленно! Сию же минуту!

– Я к вашим услугам сударь!

Пётр молча достал из ножен саблю и положив её на стол, подошёл к Абашеву. Он остановился в шаге от Абашева и поднял на него безмятежный взгляд.

– Что это значит сударь? – вскричал Абашев.

– Это значит, что я признаю свою вину. Я оскорбил вас. Глубоко оскорбил. Следовательно, вы получаете преимущественное право. Первый удар за вами.

– Вы смеётесь надо мной? – Абашёв рассвирепел, – это не пистолеты сударь. Будьте добры немедленно взять в руки саблю и встать в позицию.

– Я стою в позиции сударь, – последовал спокойный ответ Петра, – что же касается оружия,…я не стану обнажать его против вас.

– Ещё как станете! – вскричал в бешенстве Абашев, сверля его глазами.

– Не стану! – твёрдо ответил Пётр и скрестил руки.

– Вы подлец граф!

Пётр побледнел, услышав эти слова, но позы своей не изменил.

– Подлец и негодяй!

– Я не буду с вами драться, что бы вы не сказали сударь! – глухим голосом произнёс Пётр.

– Вот как? – вскричал Абашев, – смелости не хватает господин «записной дуэлянт»? Или эта загадочная особа вам запрещает? Я заставлю вас драться сударь.

– Не трогайте её. Это касается только нас с вами!

Абашев не замечал, что Пётр почти умоляет его. Он распалялся всё больше и больше.

– Или вы полагаете, что я не понял, кому вы обращали столь трогательные слова в церкви? Я понял это ещё на балу, когда вы при всех закрутили этот омерзительный танец с этой…

– Остановитесь! – вскричал Петр, мгновенно покрываясь холодным потом, – клянусь честью, если вы посмеете оскорбить её, я забуду о своей вине перед вами.

– За живое задело господин гусар? – Абашев дико захохотал, – а ну расскажите мне, в какой очередности всё происходит? Вначале ваш отец пользуется прелестями Анастасии, а уж потом остальные, или всё обстоит наоборот? День предназначен для других, а ночью эта падшая девка ублажает вашего отца?

Абашев с видимым удовольствием наблюдал за тем, как Пётр направляется к столу и берёт саблю. Кузьма оцепенел, когда увидел, что глаза Петра наполнились кровью. Он весь почернел.

– Не убивай его Пётр! Не убивай! – Кузьма бросился ему наперерез, но Пётр отбросил его в сторону и подошёл к Абашеву.

Арсанов старший, Анастасия, все четверо гусар почти подошли к покоям Петра в тот миг, когда дверь распахнулась, и оттуда вылетел окровавленный Абашев. За ним следом появился Пётр. Он с такой яростью набросился на раненого Абашева, что в первое мгновение все оцепенели, а затем одновременно бросились к ним. Они увидели, как яростная атака Петра оставила ещё два кровавых следа на теле Абашева. Он свалился на пол как скошенный. К нему тут же подскочил Пётр и размахнувшись собирался воткнуть саблю в грудь, когда его за руки схватили друзья. Все четверо обхватили Петра со всех сторон и пытались оттащить от Абашева, но он…не подавался. Пётр дико вырывался из рук, каждый раз пытаясь, дотянутся, и поразить лежащего без движения Абашева. Все были в ужасе от происходящего. Несколько минут происходила борьба. Четыре человека с неимоверным трудом удерживали Петра. Наконец, им удалось оттащить его в сторону. Они вырвали у него из рук саблю, но не отпускали. Пётр дрожал от ярости, но более не порывался вырваться.

– Лекаря! – изо всех сил закричал Арсанов старший, а вслед за этим подошёл к Петру и коротко бросил гусарам: – отпустите его.

Петра не отпускали, опасаясь новой вспышки ярости.

– Отпустите! – грозно повторил Арсанов старший.

На этот раз, Петра отпустили. Все четверо отступили назад. Арсанов старший размахнулся и влепил сыну пощёчину.

– Подлец! Мало оскорбил благородного человека, да ещё и убить его хочешь? Негодяй! Вон из моего дома. Вон немедленно. Тебе больше не будет места в этом доме. Ты мне больше не сын!

Пётр ни произнося ни единого слова, повернулся и войдя в свои покои закрыл за собой дверь. Оказавшись в своей комнате, он молча начал собирать вещи. К нему подошёл Кузьма и тихо прошептал:

– Пётр, ты же не виноват. Никто такое не стерпит. Скажи отцу правду…

– Тсс! – Пётр приложил палец к губам, – молчи Кузьма, молчи. Если отец узнает правду, он не перенесёт этого. Он никогда не простит себя за то, что поднял на меня руку. Достаточно я горя ему принёс. Да и Анастасия…что будет с ней, когда она всё узнает? Мы не должны позволять и тени этих грязных слов коснуться Анастасии. Обещай мне Кузьма. Нет, лучше поклянись, что ты никому не скажешь. Поклянись Кузьма…

– А как же твоя жизнь Пётр? Что будет с твоей жизнью? Ты об этом подумал?

– Я справлюсь Кузьма. Справлюсь. А они нет. Клянись Кузьма. Клянись, что никто не узнает о том, что здесь произошло. Клянись.

Кузьма понурил голову и тихо произнёс:

– Пусть будет по твоему Пётр. Клянусь!

– Спасибо Кузьма, спасибо! – Пётр поцеловал его и направился к двери. Когда он вышел, отец отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, что Пётр здесь лишний. Абашева успели унести слуги. Он к счастью, всё ещё был живой. Никого из друзей тоже не было. Они успели спуститься вниз и дожидались Петра.

Миновав отца, Пётр подошёл к Анастасии. Он уже собирался заговорить с ней, когда послышался гневный голос полный неприкрытого презрения.

– Не так давно, я собиралась принести вам извинения за свои слова. Но сейчас, я ещё раз убедилась в том, что вы в равной мере заслуживаете, как моей ненависти, так и презрения. Помните об этом сударь.

В ответ на эти слова, Пётр негромко ответил.

– Поверьте, сударыня, я никогда о них не забываю. И ещё несколько слов,… а впрочем, не стоит. Прощайте…Анастасия! В этой жизни, мы с вами больше никогда не увидимся.

Анастасия не могла оторвать взгляд от удаляющей фигуры Петра. Глядя ему вслед, она с замиранием сердца думала. Почему? Ну почему в его голосе звучала такая боль?

Глава 21

Месяца полтора спустя после произошедших событий, Анастасия застала опекуна сидящим перед камином. С глубоко печальным видом, он смотрел на горевший огонь. На коленях Арсанова старшего лежало раскрытое письмо. Анастасия села в соседнее кресло и протянула руки поближе к огню.

– Нелегко тебе приходится голубушка, – не глядя на неё, тихим голосом заговорил Арсанов старший, – никто к нам не приезжает, в гости не приглашает. Все вокруг только и делают вид, что нас не существует. Не знаю, как и быть. Ведь тебе в свет надобно. На балы, празднества…иначе как же замуж выйдешь? Ганецкий то, даже не думает приезжать. Ведёт себя так, словно не просил у меня твоей руки.

– Вот и хорошо, – спокойно откликнулась Анастасия, – останусь с вами батюшка. И никого мне кроме вас не нужно. Будем вместе жить, пока Пётр не приедет…тогда и уйду от вас – Анастасия осеклась. Она пожалела, что не подумала над своими словами, прежде чем произносить их. Опекун всегда болезненно реагировал на упоминание о сыне. Он сразу приходил в гнев и обрывал разговор. Но на этот раз, он лишь тяжело вздохнул и с печалью ответил:

– Не понимал я Анастасия, что в тот день навсегда потерял сына. Не понимал. В гневе был. Да и потом не образумился. Чего стоит это имение, все эти богатства, мнение общества, если Петра не будет рядом. Помыслить не могу, как же такое могло случиться? Где я недоглядел Петра? Почему он так поступил? А более всего меня терзает другой вопрос. А что если он прав был в церкви? И мог ли он дать такую клятву, если любил другую женщину? А если любил, почему мне не сказал? Начинаю думать, как бы оправдать сына и вспоминается его злодейство, когда несчастного Абашева пытался убить. Не может быть оправдан такой поступок. Не может. Понимаю, но всё же ищу Петру оправдание. Да что говорить? – Арсанов старший повернул к Анастасии горестное лицо и закончил: – Потерял я Петра. Умру так и не увижу сына.

– Ну, зачем вы так батюшка? – попыталась утешить его Анастасия, – одумается Пётр. Одумается и придёт у вас прощения просить.

– Не придёт голубушка, никогда не придёт! – Арсанов старший показал рукой на письмо, что лежало у него на коленях. – Абашев подал жалобу на Петра его превосходительству графу Салтыкову. Пётр разжалован Анастасия. Разжалован личным рескриптом государь императора! Его сочли недостойным звания русского офицера и с позором изгнали из лейб гвардейского полка. Его покрыли бесчестием. Гусарская форма, служба…они были всем для него.

– Господи! – прошептала ошеломлённо Анастасия, – я даже думать не могла, что всё так закончится. Что же он будет делать?

– Я вам отвечу на этот вопрос! – раздался позади них голос Кузьмы.

Оба одновременно повернулись, услышав эти слова, и удивлённо уставились на Кузьму. Ещё больше их потрясли слезы, что стояли в глазах старого человека.

– Пётр будет смерти искать. День за днём. Час за часом. Он будет искать её и не успокоится, пока не найдёт. Он никогда не вернётся сюда и не потому что не хочет, а единственно по причине того, что не позволит бесчестию коснуться вас двоих. Вы и только вы, виноваты в том. Господь бог не простит вашу жестокость. Вы его погубили! – вскричал Кузьма, – и за то, проклиная вас, ухожу из этого дома. Пойду искать моего мальчика. И найду, даже если весь белый свет придётся обойти.

– Что ты говоришь Кузьма? – спросил поражённый его словами Арсанов старший, – как ты можешь говорить такие злые слова?

Анастасия же, не отрываясь, смотрела на Кузьму, пытаясь понять значение этих страшных слов.

– Как? – переспросил у него Кузьма, – я расскажу. Всё расскажу. Хоть и поклялся Петру, что буду молчать. Пусть я клятвопреступником стану, но вам отныне покоя не будет. Ибо знать вы будете, что взамен любви, наградили его бесчестием и позором.

– Кузьма! – гневно вскричал Арсанов старший, – замолчи или…

– Или что? – с вызовом поинтересовался у него Кузьма, – ударишь меня, как сына ударил? Ударил за то, что честь твою защищал!

– Кузьма! – кровь от лица Арсанова старшего отхлынула, он начал покрываться бледностью.

– Кузьма…что ж ты сына не спросил, за что он убить хотел Абашева? Хочешь узнать, что тогда произошло, так я тебе расскажу. Абашев вызвал на дуэль Петра. Пётр отказался драться. Тогда Абашев начал оскорблять его. Но Пётр и тогда не стал с ним драться. Он умереть готов был, но не стал бы обнажать оружие против Абашева. А знаешь, когда он это сделал? – Кузьма злыми глазами оглядел по очереди бледные лица Арсанова старшего и Анастасии, – когда Абашев ему в глаза сказал, что ты и Анастасия…

– Молчи Кузьма молчи! – Арсанов старший схватился за голову двумя руками, а Анастасия побелела как снег.

– Не буду молчать, – зло ответил Кузьма, – Абашев Анастасию поносил хуже уличной девки, а тебя её любовником назвал. За это Пётр и хотел его убить. За это, ты его и ударил – Кузьма внезапно замолчал, а потом негромко продолжил: – знаешь, что Пётр мне сказал, когда я просил его правду рассказать. Он сказал мне. Молчи Кузьма, молчи. Отец не перенесёт такого удара. А если узнает что из за того поднял на меня руку, никогда себе не простит. Думал о тебе даже тогда, когда униженный был выгнан из дома! – безжалостно продолжал Кузьма.

Старший Арсанов обхватив двумя руками голову качался и тихо стонал.

– А ты Анастасия! – Кузьма бросил на неё гневный взгляд.

– Довольно. Прекратите! – тихо попросила его Анастасия. Она не поднимала головы, выговаривая эти слова. – Батюшке плохо. Разве вы не видите?

– Речь не о батюшке, а о тебе. Иль ты не хочешь узнать, кому Пётр в любви клялся?

– Что? – Анастасия вздрогнула, словно от удара.

Кузьма махнул рукой и повернувшись зашагал к выходу.

– Остановитесь! – закричала ему вслед Анастасия.

Кузьма остановился и повернувшись устремил на неё хмурый взгляд. Анастасия медленно поднялась. Губы у неё дрожали.

– Почему вы мне… сказали эти…слова? – едва слышно спросила Анастасия.

Кузьма некоторое время молчал, а потом с горечью ответил:

– Знаешь ли ты, что с того дня как Пётр приехал, он говорил только о тебе. И днём и ночью только о тебе. Он не знал, как ему поступить. Свадьба ведь была назначена до того, как он тебя встретил. Вот и мучился. Хотел, как лучше сделать. Понимал он. Если откажется от свадьбы отца опозорит. Изводил себя всё время. Мечтал увидеть тебя, а говорил что не хочет. Грубостью нежность свою прятал. Знал Петр, что ты ненавидишь его, и всё же в вечной любви тебе поклялся. Вот и живи с этим Анастасия.

Кузьма ушёл. Он поднялся в покои Петра и быстро собрал мешок. Кузьма взял с собой лишь немного еды, всё остальное место в мешке, заняли вещи Петра. С ним в руках он вышел наружу. Кузьма низко поклонился дому. Затем закинул мешок за спину и задумался куда идти.

– А что думать то – прошептал Кузьма, – где смерть рядом… там и он будет.

С этими словами пожилой слуга отправился на поиски Петра Арсанова.

Глава 22

Вильно

В начале июня 1812 года, группа всадников медленно проезжала вдоль берега реки Неман. У всех были винтовки за плечами. Двигаясь вдоль берега реки, всадники то и дело поворачивали головы, настороженно всматриваясь в происходящее на другой стороне. Там был расположен военный лагерь. Нередко до них долетали отрывки слов, произнесённые на французском языке.

Лагерь французской армии тянулся далеко за пределы видимости человеческого взгляда. Тысячи палаток стояли вперемежку с орудийными лафетами. Повсюду была заметна суета. Раздавался непрерывный стук молотков команды плотников. Они уже второй день возводили мост через Неман. Напротив строящегося моста всадники остановились. На лицах появилось озабоченность.

– Мосты строят французы. Значит, скоро к нам приду!т – произнёс с беспокойством один из всадников. Они, постояли какое то время, наблюдая за темпами сооружения моста, а потом направились дальше. Солнце пекло во всю. Жара стояла неимоверная. Всадников, так и тянуло податься в сторону деревьев, откуда так манила прохлада, но они не стали этого делать. Видимо, то же им советовали французские солдаты, которые купались на другом берегу. Они что – то показывали знаками и сопровождали свои жесты смехом. Не обращая на них ровно никакого внимания, всадники продолжали нести дозор. Их путь лежал к следующему мосту. Мост был полуразвалившийся и по всей видимости стоял у Немана с незапамятных времён. Немного не доехав до того моста, всадники в очередной раз остановились. Но на сей раз причиной стали вовсе не французы.

Навстречу дозору неслись галопом четыре всадника. Доехав до моста, все четверо, один за другим, к величайшему изумлению дозора…въехали на мост и направились в сторону французского лагеря.

– С ума что ли сошли? – раздался растерянный голос одного из всадников, несущих дозор у Немана, – смерть свою ищут?

– И правда, куда это они направляются? – раздался второй голос полный удивления.

– Куда, куда? – проворчал третий, – знамо куда…к французам.

– А кто такие не знаешь?

– Гусары Лейб гвардейского. Этих хлебом не корми,…озорством своим всей армии известны.

– Гусары лейб гвардейского? Нелегко придется французам против них! – среди дозора раздался смех. Они, решили остаться на месте, и посмотреть чем закончится эта дерзкая выходка. А она действительно была дерзкой. Четыре наших старых знакомых, корнет Астраханов, поручик Анджапаридзе, поручик Друцкой и штаб ротмистр Невич, один за другим, спокойно выехали с моста, и сразу же…попали в окружение французских солдат. Солдаты направили на них оружие и стали объяснять на французском, что всадникам надо вернуться обратно. Видя, что всадники не реагируют на их слова, солдаты начали объяснять им знаками, но гусары и бровью не повели. С абсолютной бесцеремонностью, все четверо разглядывали расположение лагеря, и всего что здесь находилось. Это обстоятельство не на шутку разозлило солдат. Раздались угрозы в адрес гусар. В этот момент, из палатки, расположенной в непосредственной близости от места действия, вышел офицер. Офицер был в рубашке с закатанными рукавами. Поверх рубашки пролегали подтяжки. Этот офицер подошёл к солдатам и начал что то выговаривать, а потом обратился к гусарам на ломанном русском языке.

– Не трудитесь сударь! – остановил его Невич. – Я отлично слышу, да и мои друзья тоже.

Солдаты с некоторым удивлением посмотрели на Невича, который произнёс эти слова на безукоризненном французском языке. Им оставалось лишь догадываться, почему тот молчал всё это время.

– Прекрасно! – одобрительно произнёс офицер и сразу же представился гусарам: – лейтенант Моршан. К вашим услугам господа.

В ответ, все четверо по очереди представились французскому лейтенанту.

– Могу я узнать, чем вызвано ваше посещение господа? – поинтересовался лейтенант.

– Не очень любезный способ встречать гостей, – Невич, а вслед за ним и остальные спешились, надеюсь, сударь, вас не слишком затруднит наше посещение?

Скрытый сарказм, содержащийся в словах Невича, не ускользнул от лейтенанта Моршана. Он легко поклонился гусарам и с лёгкой иронией в голосе ответил:

– Мы всегда рады добрым друзьям господа. Прошу следовать за мной и даю слово, вы не сможете жаловаться на то, что французский офицер не оказал вам должного внимания.

– Мы и не сомневались в вашей гостеприимности сударь! – Невич в свою очередь отвесил лёгкий поклон лейтенанту.

Обмен любезностями на том закончился. Лейтенант Моршан пригласил их следовать за собой. Гусары молча приняли приглашение. Они пошли вслед лейтенанту пешком, держа за уздцы своих лошадей. По совету Моршана, гусары привязали лошадей к деревянному столбу возле палатки в которой обитал лейтенант. Однако внутрь палатки они не вошли. Лейтенант повёл их осматривать лагерь. Осмотр продолжался около часа. В течение этого времени, лейтенант называл количество орудий, количество пехоты и конницы. А так де подробно рассказывал о том, в какой стране и каком году, та или иная часть участвовала в сражениях. Упоминая о личной гвардии императора, мимо расположения, которой они проходили, лейтенант был особенно уважителен. В ходе небольшой экскурсии, несколько раз прозвучало название частей участвовавших в битве при Аустерлице. Лейтенант недвусмысленно намекал на недавнее поражение русской армии. Гусары в ответ, лишь незаметно усмехались. Все до единого прекрасно понимали истинный смысл этих слов. После подробного ознакомления с лагерем, лейтенант повёл их в свою палатку. Слух о прибытии русских офицеров успел распространиться по всему лагерю. Когда они вернулись к палатке, там уже находились порядка двух десятков французских офицер. Последовало шумное представление друг другу. А за ним, гостеприимные хозяева пригласили к столу. Гусары с удовольствием приняли приглашение. Ну а какой стол без вина?

Во всю закипело веселье. Русские и французские офицеры сидели за одним столом, пили тосты и говорили друг другу любезности. Шутки и смех сопровождали каждый поднятый бокал. Для всех стал неожиданностью тост, предложенный Невичем. Он встал и громко провозгласил:

– За Францию господа! За эту прекрасную страну! И за наших гостеприимных хозяев!

Французы с воодушевлением восприняли этот тост. За столом раздались громкие крики:

– Да здравствует Франция!

Все до единого стоя выпили этот тост. Бокалы вновь наполнили вином. Вслед за тостом снова начали раздаваться шумные голоса, которые перекрыл громкий голос одного из французских офицеров.

– Господа, господа! Мы просто обязаны отплатить любезностью за любезность. – Говоривший встал и подняв высоко бокал, провозгласил. – За Россию господа! За эту прекрасную страну!

– Надеюсь, вы придаёте своим словам тот же смысл, что и мы? – осведомился у него Друцкой.

Тот в ответ с улыбкой поклонился.

– Можете не сомневаться сударь! Слова сказаны от чистого сердца!

Все, за исключением одного французского офицера, снова встали и разом выпили. Ставя на стол пустой бокал, Друцкой покосился на офицера средних лет, который всем своим видом показывал, что не собирается пить этот тост. Он уже собирался заговорить с ним, как рядом раздался спокойный голос Астраханова.

– Сударь, могу я спросить, почему вы не выпили вместе с нами?

– Причина до удивления проста сударь, – последовал невозмутимый ответ, – я не желаю пить этот тост.

– Ах вот как, не желаете? – с виду спокойно переспросил Астраханов.

Почувствовав назревавшую ссору, все за столом затихли и молча переводили взгляд с Астраханова на своего товарища.

– Знаете сударь, как то недавно мне попалась на глаза книга, – продолжал говорить мрачнея Астраханов, – очень занимательная книга скажу вам. Там описывались рыцарские обычаи вашей страны. Особенно привлёк меня один, весьма удивительный обычай. Суть его состояла вот в чём. Рыцарь брал с собой кувшин вина и меч. Выезжал на дорогу и предлагал всем без исключения выпить за здоровье своей любимой. Кто пил, спокойно ехал дальше, а кто отказывался,…вызывался на поединок. Сударь! – Астраханов устремил на офицера отказавшегося пить, решительный взгляд, – у меня есть к вам два предложения. Либо вы пьете, либо я принимаю ваш вызов. Ваше решение сударь?

Офицер поднялся и уже собирался резко ответить, когда поймал на себе осуждающие взгляды сослуживцев. Астраханов повёл себя с присущим ему благородством. И это не могло не вызывать восхищения французских офицеров. После короткой паузы, последовали слова.

– За Россию!

– Благодарю вас сударь! – раздался голос Астраханова.

Выпив этот тост, офицер с неприязнью посмотрел на Астраханова и с ударением произнёс:

– Надеюсь, в скором времени встретиться с вами при других обстоятельствах!

– Будьте уверены сударь, если это и не произойдёт, то не по моей вине! – с поклоном отвечал Астраханов.

Отвесив ответный поклон, офицер молча удалился. Маленькое недоразумение ничуть не испортило общей атмосферы веселья. Разговоры, шутки продолжались недолго. Неожиданно для всех, лейтенант Моршан придал столу серьёзные нотки. Хотя он и был слегка пьян, но речь лейтенанта была близка и понятна всем сидящим за столом.

– Господа! – Моршан начал свою речь этими словами, – воля судьбы свела нас сегодня вместе. Никто из нас не знает, что несёт завтрашний день. Скорее всего, мы скоро станем врагами. И не по своей воле, к сожалению. Война неизбежна и все мы это прекрасно понимаем. Пусть все помнят сегодняшний день и этот стол, за которым собрались люди, для которых честь превыше всего. Я всей душой надеюсь, что эта война не заставит нас забыть об уважении и благородстве, о сочувствии и милосердии. Мы можем стать врагами, но можем и должны…с уважением относиться друг к другу. Господа этот тост я хочу выпить за лучшие времена. За день, когда мы сможем собраться вместе, как старые добрые друзья и выпить, не думая о войне между нами. За мир господа!

– Славный тост! – заявил Друцкой, поднимая бокал.

Снова все встали и выпили. Выпив, все опустились на места. Все за исключением Астраханова. Глядя на него, все за столом понимали, что он хочет ещё что то сказать. Так и произошло.

– Со всей откровенностью господа. Мы русские, народ простой. У нас в каждом доме, на столе лежит хлеб соль. А на стене висит сабля. Какой гость с чем придёт, того и сполна получит!

Было заметно, что слова Астраханова не понравились французам. Некоторые помрачнели, услышав их. Другие нахмурились. За столом раздался самодовольный голос одного из французских офицеров.

– Господа, неужели вы и впрямь надеетесь противостоять нашей армии? Это же смешно в самом деле. Уверяю вас, не пройдёт, и одной недели как мы придём в вашу страну.

– Прийти то вы конечно сможете, – с улыбкой ответил говорившему Астраханов, – а вот насчёт уйти обратно…не обещаю господа!

– Весёлый вы народ русские! – раздался голос за столом, который привёл к общему смеху.

Друцкой покосился на молчаливого Анджапаридзе. Он единственный из четверых не успел освоить французский. Это явно причиняло ему определённые неудобства. Поручик постоянно следил за выражениями лиц своих друзей. В зависимости от того, как выглядели они, менялось и его лицо.

– Поручик, не хотели бы вы произнести тост? – внезапно поинтересовался у него Друцкой.

Невич услышав эти слова, пришёл в ужас.

– Даже не надейтесь. Я не собираюсь переводить слова поручика. Я знаю, чем всё кончится.

– Я переведу! – предложил Друцкой.

Он лукаво сощурился и подмигнул Астраханову. Тот в свою очередь поддержал эту идею. Невич видя такое единодушие, демонстративно отвернулся от своих друзей и заговорил с офицером, который сидел справа от него. Невич осёкся на мгновение, когда слева раздался голос Друцкого.

– Господа, господа. У нас есть тост. Прошу прощения за моего друга. Он недостаточно хорошо владеет французским. По этой причине, я буду переводить его слова.

Друцкой привлёк к себе внимание. Едва он сел, поднялся Анджапаридзе. На губах поручика расплылась широкая улыбка. Чувствовалось, что он просто смакует своё выступление.

– Господа офицеры, хочу ещё раз выпить за Францию. За эту прекрасную страну, – этими словами начал свою речь поручик Анджапаридзе. Друцкому и не понадобилось переводить эти слова. Французы уловили знакомое слово «Франция» и начали аплодировать поручику.

– Прекрасный город Париж, – продолжал с пафосом поручик Анджапаридзе, – французы прекрасные люди.

Его речь постоянно прерывалась одобрительными выкриками. – А какие места красивые во Франции? А какие красивые женщины? А какая история? У вашей страны прекрасная история. Ну просто замечатэльная.

Астраханов наклонился к Друцкому и прошептал на ухо.

– Не переводи больше. У него появился акцент. Скверный знак. Самое время убегать отсюда.

– Людовик «святой», Людовик «сварливый», Людовик 14 и ещё какой то там. Всэх не помню. Прекрасная история господа у вашей страны. Так зачем надо было её портыть? Зачем надо был бросать этот прекрасный страна и приезжать сюда…умират?

– Достаточно поручик! – Невич встал с места и отвесил общий поклон, – прощу прощения господа, но нам необходимо отбыть в полк. Благодарим за гостеприимство и надеемся отплатить тем же.

Произнося эти слова, Невич незаметно подошёл к поручику Анджапаридзе и взяв за руку, повёл к выходу.

– Я нэ закончил! – возмутился Анджапаридзе.

Но Невич не слушал его. Быстренько распрощавшись со всеми, они, вышли из палатки, и ещё раз поблагодарив гостеприимных хозяев, вскочили в седло. И только, когда они покинули французский лагерь, Невич ответил ему.

– Вы начали оскорблять наших хозяев, а это недопустимо. Хорошо ещё, никто из них ничего не понял.

– Я только хотэл рассказать историю! – начал оправдываться поручик под общий хохот друзей.

– Историю он хотел, видите ли, рассказать? – насмешливо сказал Невич, – ещё немного и нам пришлось бы отбиваться от всей французской армии. Поручик, я попросил бы вас не произносить тосты. Или уж произносить их совершенно трезвым. Я вот совершенно убеждён в том, что если мы и погибнем, то лишь из за вашего красноречия.

Услышав эти слова, Анджапаридзе надулся и пустил лошадь вперёд.

– Зачем вы так штаб ротмистр? – упрекнул его Друцкой, – поручик кристальной души человек. Подумаешь, сказал пару лишних слов. Уж на самый худой случай, могли бы размяться на дуэли.

Рассмеявшись, Невич пришпорил лошадь и скоро догнал Анджапаридзе. Друцкой и Астраханов видели, как они разговаривают. Это продолжалось несколько минут, потом Невич вернулся.

– Господа, поблагодарите меня от всего сердца, – произнёс он с широкой улыбкой на губах, – поручик подробно изъяснил мне смысл своего тоста. Поверьте, вы все обязаны мне жизнью.

Глава 23

Весёлое настроение гусар улетучилось, едва они оказались в пределах Вильно. На въезде им встретился штаб ротмистр Безобразов. Он со скрытым злорадством сообщил о том, что их ищет командир полка…полковник Маникин. И уже перед тем как расстаться, Безобразов как бы вскользь поинтересовался о «друзьях французах». По всей видимости, об их поездке стало известно командиру полка. Не оставалось сомнений в том, кто выдал их полковнику. Все одновременно подумали о Безобразове. С ним, у них отношения складывались не лучшим образом. Всё началось после того, как Безобразов получил место изгнанного Арсанова. Безобразов не упускал случая дурно отозваться об их общем друге, что едва не закончилось дуэлью.

Сообщение Безобразова заставило их немедленно отправиться в казармы, хотя они намеревались поехать в дом, который сняли на время пребывания в Вильно. Всё ещё было светло, когда они прибыли в расположение полка. Светло, хотя и не столь жарко как днём. Недалеко от казармы несколько десятков гусар мыли своих лошадей. У входа…у входа в казарму их ждал командир полка. Было заметно, что он пребывает в ярости. Едва они подъехали, полковник знаком показал, чтобы они оставались в сёдлах. Они были удивлены поведением полковника, так как ожидали, что он их отчитает за самовольство. Но этого не произошло и скоро стало ясно почему. Полковник сел в седло и коротко приказал:

– Езжайте за мной!

Все четверо молча направили лошадей вслед за командиром полка. Меньше чем через четверть часа, миновав несколько улиц, они, подъехали к императорскому дворцу. Часовые у ворот, молча пропустили их внутрь. Они въехали внутрь. Перед лестницей ведущей ко входу во дворец, все спешились. К ним сразу же подошёл адъютант Уварова и сообщил что его превосходительство находится на аудиенции у его императорского величества.

– Ждём! – коротко бросил им командир полка и отвернулся, всем своим видом показывая, что очень скоро все четверо получат по заслугам.

Тем временем в одном из залов дворца, Александр сидел на кресле с позолоченными ножками и внимательно вслушивался в речь военного министра. Перед императором находился стол, на котором была разложена карта. Рука военного министра тянулась то к одной точке, то к другой. Глаза императора с не меньшей внимательности следили за направлением движения руки министра. Барклай де Толли говорил размеренно и неторопливо.

– К тому же перебрасывается корпус из Дрездена. Французская армия постоянно увеличивается в своём числе. Известно о прибытие императора Наполеона со старой гвардией. Он расположился на холме, вблизи от реки. Через Неман возводятся три моста. Приблизительная численность французской армии составляет около шестисот тысяч человек. Линия расположения армии – продолжал докладывать военный министр, тянется от Кенигсберга до Львова. С нашей стороны линия обороны расположена – рука военного министра снова легла на карту, напротив Кенигсберга – Ковно, корпус Винтгенштейна. Южнее… Вильно, первая армия под моим командованием. Далее…Белосток, вторая армия Багратиона и в Луцке третья экспедиционная армия Тормасова. Общая численность наших войск, менее ста восьмидесяти тысяч. Да и орудий у нас втрое меньше. На случай возможного начала военных действий, мною подготовлен лагерь в Дриссе. Лагерь достаточно укреплён.

– Военные действия непременно начнутся в ближайшие дни – прервал военного министра Александр, император Наполеон прервал все переговоры. И уже открыто говорит о войне. Благо, что шестилетняя война с турками завершилась мирным договором. Иначе пришлось воевать на две стороны. Бог видит, я не желал этой войны, но предложения мои, самые умеренные остались без ответа – Александр слегка помрачнел и продолжал суровым голосом: – нам следует решить, как быть дальше. Я в оном вопросе склонен принять ваш план об отступлении.

Военный министр поклонился в знак благодарности. Александр вздохнул и снова посмотрел на карту. Через мгновение, он уже погрузился в тяжёлые раздумья. Он сделал всё чтобы избежать войны. Однако, всё же оказался перед ней лицом.

– Государь! – раздался негромкий голос генерала Орлова. Орлов служил адъютантом императора и кроме всего прочего возглавлял личную охрану императора. Он как всегда неслышно появился перед императором. – Генерал Уваров всеподанейше просит аудиенции.

– Мы уже закончили. Просите!

Услышав эти слова, военный министр поклонился и вышел из зала. Едва он ушёл, там появился Уваров. Низко поклонившись, он поднял на императора просительный взгляд. Александр сразу же догадался о чём пойдёт речь.

– Опять Арсанов? – строгим голосом спросил он у Уварова. Тот в ответ снова поклонился, подтверждая догадку императора. – Вы уже имели уведомление о моём решение. Ротмистр Арсанов разжалован и отправлен в Оршу унтер офицером. Унтер офицер Арсанов – император намеренно подчеркнул эти слова, – будет служить в третьем резервном полку седьмой пехотной дивизии. Наказание сие, достойно оскорбления нанесённое им дворянству. А ещё более, за подлую попытку убийства предводителя Смоленского дворянства Абашеева. Я хорошо ознакомлен с оным вопросом. И считаю наказание, в отличие от вас, чрезмерно мягким.

– Ваше императорское величество, Арсанов один из лучших офицеров моего корпуса, – начал было говорить Уваров, но император жёстко перебил его.

– Что никоим образом не меняет вопроса. И избавьте меня впредь от вашего участия в оном вопросе.

Уварову, после этих слов, ничего не оставалось, как поклониться и покинуть зал. Хотя император всецело полагался на мудрость графа Салтыкова и доверял его мнению, настойчивость Уварова, которого он знал как человека честного и благородного, всё же поколебала эту уверенность.

Следует лучше разобраться в оном вопросе – вполголоса произнёс император, обращаясь к самому себе.

Уваров вышел из дворца в крайне дурном расположении духа. Увидев Маникина с подчинёнными, он направился к ним.

– Ваше превосходительство – раздались, было голоса гусаров, но Уваров раздражённо махнул рукой и с той же раздражённостью бросил:

– К чёрту моё превосходительство. Вы лучше милые поведайте, какого чёрта отправились к французам?

– Визит вежливости ваше превосходительство! – ответил за всех Невич.

Уваров хмуро оглядел всех четверых.

– Визит вежливости…да от вас несёт как от винного погреба. Ещё один такой визит вежливости и мне придется применить к вам самые строгие меры.

Все четверо втихомолку усмехнулись. Они, прекрасно знали, что дальше угроз командующий корпусом никогда не пойдёт. Уваров бросил короткий взгляд на Маникина, а уж после с совершенно мрачным видом сообщил им неприятную новость:

– Государь и слышать не хочет о Арсанове. Запретил мне вмешиваться. К величайшему сожалению, я ничего не могу поделать. Его императорское величество непреклонен. Боюсь, всем нам придётся смириться с этой…ужасной действительностью.

Услышав эти слова, все четверо совершенно расстроились.

– Куда его отправили ваше превосходительство? – негромко спросил Невич.

– В Оршу. Третий резервный полк, седьмой пехотной дивизии.

Глава 24

– Шевелитесь лентяи! Поторапливайтесь бездельники!

Грозный голос полковника Крампеля в очередной раз разнёсся над колонной. Третий резервный полк полностью скомплектованный из новобранцев двигался ускоренным маршем. Полк был сформирован в основном из жителей Могилёвской, Витебской и частично Смоленской губерний. Покинув Оршу, полк направлялся в Борисов. А оттуда в Белосток. Где и была конечная цель перехода. И где он должен был влиться в ряды второй армии Багратиона.

Полковник Крампель гарцуя на вороном скакуне, раз за разом, проезжался вдоль растянувшийся колоны своего полка и всячески пытался ускорить движение. Нередко, полковник прибегал к брани и угрозе, как ко всему составу в целом, так и отдельных личностей. И больше всех доставалось…Петру Арсанову. Не раз, Крампель останавливал коня возле Петра и отпускал язвительное замечание в его адрес. В ответ, Пётр лишь поднимал на командира полка хмурый взгляд, но не произносил ни единого слова. Сейчас почти невозможно было узнать того щегольского гусара, который лихо гарцевал на улицах Санкт Петербурга. Пётр был одет так же, как и все остальные солдаты. Вместо формы лейб гвардейского полка, на нём был запыленный мундир со стоячим воротником без знаков отличия. Короткие, неприметные сапоги. На голове, цилиндрической формы, кивер с высоким султаном. На звания унтер офицера указывали лишь обшлага на рукавах. Вот и всё отличие от рядовых солдат. И этим обстоятельством не раз пользовался Крампель. Останавливаясь возле Петра, он всякий раз подчёркивал разницу между формами. Конечно, форма Петра не выдерживала даже близкого сравнения с фрачным мундиром Крампеля. Блестящими и высокими сапогами, вдетыми в стремена. Обтягивающими рейтузами. Шарфом, плотно обтягивающим пояс и удачно подчёркивающим чёрный фрак от белых рейтуз. И кивером продолговатой формы с чёрным султаном. Все эти отличия, ясно читались на лице Крампеля, когда он очередной раз делал совершенно неуместное замечание Петру.

Черты лица Петра немного изменились. Они несколько обострились и потемнели. Он похудел. Взгляд почти не выражал прежней дерзости. Единственно, что осталось от прежнего гусара – это молчаливая решительность. Достаточно было бросить один взгляд на его облик, правую руку, сжимающую ремень от винтовки, чтобы понять это.

Назойливость Крампеля явно не нравилась командиру батальона и прямому начальнику Арсанова. Поручик Первакин недолюбливал Крампеля за излишнее самомнение и грубость. Шагая справа от Петра, он не раз бросал в его сторону сочувственные взгляды. Первакин, был одного роста с Петром и почти одного возраста. И отличался только более крупным телосложением.

Тем временем, полк приближался к окрестностям Борисова. Солдаты изнывали от жары. На многих лицах была заметна усталость. Они взмокли от пота. А ведь, вдоль дороги по которой двигался полк, тянулась полоса деревьев. Солдаты часто поворачивали головы в сторону деревьев, с завистью глядя на широкую полоску тени, что они отбрасывали. Но Крампель гнал всех без отдыха и что ещё хуже, по дороге. Лучше всех это понимал Пётр. Дождавшись очередного визита командира полка, он проводил его взглядом и тут же неожиданно для батальона скомандовал:

– Всем повернуть налево! Пойдём в тени!

Солдатам показалась, что они ослышались… Взгляды всех устремились на поручика Первакина. Но тот сделал вид, будто не слышит приказа Петра. Видя такое равнодушие командира, батальон немедленно подчинился приказу. Через несколько минут, батальон уже двигался в тени деревьев, когда остальной полк по-прежнему шёл по дороге. Среди солдат послышались шутки, местами смех. Они явно прибодрились. Мало того, и пошли шибче. Всё бы хорошо, да голос Крампеля нарушил все благие устремления Петра. Возмущённый голос полковника разнёсся вдоль колоны.

– Кто посмел? Без моего приказа? Поручик Первакин!

Бросив обнадёживающий взгляд в сторону Петра, Первакин заспешил к дороге, на краю которой его ждал разгневанный командир полка. Едва поручик оказался в непосредственной близости от Крампеля, как снова прогремел прежний вопрос:

– Кто посмел?

– Я отдал приказ господин полковник. Солдатам невыносимо идти под палящими лучами солнца, вот я и решил повести батальон в тенёчке – вытянувшись отрапортовал Первакин.

– Вы поручик? – Крампель казался удивлённым, а я думал на Арсанова. Не ожидал от вас такой смелости. Не ожидал. Верните батальон на дорогу. Немедленно – приказал Крампель, и в дальнейший научитесь спрашивать разрешения до того, как принимать решения в моём полку.

– Слушаюсь господин полковник!

Крампель оставил Первакина. Стеганув круп коня кнутом, он поскакал к голове колоны. Первакин сострил ему вслед гримасу, а потом неторопливо, насвистывая, полюбившуюся мелодия отправился обратно, к батальону. Его появление встретил признательный взгляд Петра.

– Идём вдоль полосы и медленно очень медленно двигаемся в сторону дороги – негромко приказал Первакин батальону и тут же чуть громче добавил: – унтер офицер Арсанов, подойдите ко мне!

Пётр отделился от общей массы и подошёл к Первакину. Первакин подождал пока весь батальон не ушёл вперёд и только после этого, сделав приглашающий жест Петру, пошёл вслед за ними.

– Птичкам, небось, хорошо. На веточках сидят, гнёзда строят – начал разговор Первакин наблюдая за пернатыми, что перелетали с ветки на ветку в непосредственной близости от них. – За что вас Крампель не любит? – неожиданно спросил он у Арсанова, – в Орше он вызвал меня. Он потребовал со всей строгостью обращаться с вами. Полковник рассказал, будто вы служили в лейб гвардейском полку и носили звание ротмистра. Будто государь приказал вас разжаловать и перевести в пехоту. Это правда?

Пётр молча кивнул в ответ.

– Не буду спрашивать причины, – в голосе Первакин прозвучал несомненный такт, – это ваше личное дело. Однако причину неприязни Крампеля хотелось бы узнать.

– Мы встречались в Петербурге, – после короткого молчания ответил Пётр, – поссорились. Я назвал его негодяем и вызвал на дуэль. Крампель отказался. Вот и всё наше знакомство.

Первакин, услышав это объяснение, аж присвистнул.

– Я вам не завидую граф. Крампель очень мстительный человек. Он не простит вам своего унижения. На вашем месте, я немедленно подал бы рапорт о переводе в другой полк. – посоветовал ему Первакин.

– Нет. Я не собираюсь убегать от кого бы то ни было.

– Вы смелый человек. По этой причине и заслужили моё глубокое уважение. – Первакин незаметно для окружающих, склонил голову в сторону Петра.

– Вы сударь тоже! – последовал ответный незаметный кивок со стороны Петра.

В этот миг, Первакин увидел подъезжающего Крампеля.

– Унтер офицер Арсанов, почему батальон до сих пор не на дороге? Я научу вас выполнять приказы господина полковника…

Услышав эти слова, Крампель с довольным видом проследовал дальше. Первакин подмигнул Петру.

– Вид у Крампеля как у напыщенного павлина. Разве только хвоста не хватает. Выводим батальон на дорогу. Второй раз эта хитрость не пройдёт.

Спустя некоторое время батальон влился в состав полка, а чуть позже уже входил в Борисов. Местные жители встретили военных с радушием и гостеприимностью. То и дело, городские жители подходили и совали солдатам хлеб и копчённое мясо. Нередко из домов выносили вёдра с водой. Солдаты и офицеры на ходу ополаскивали себя водой и шли дальше. Многие надеялись, что поступит приказ к долгожданному привалу. Можно было отдохнуть, да и с помощью гостеприимных хозяев, наестся до отвала. Но Крампель не давал приказа. Поэтому приходилось идти дальше. Полк прошёл через город и вышел к реке. И только здесь, прозвучал долгожданный приказ на отдых. Солдаты и офицеры едва не падали от усталости. Некоторые растягивались прямо на траве в ожидание обеда. Другие спустились к кромке воды и оставив сапоги на берегу, входили в реку. Вода несла ту самое облегчение и свежесть которой они были лишены много часов. А самые находчивые разместились под мостом, между сваями.

Пётр оставил камзол и сапоги на берегу и обнажённый вошёл в воду. Он обтирал тело водой и просто стоял в воде до той минуты, пока не стали разносить еду. Лишь после этого он вышел из воды.

Пётр сел у кромки и положил котелок с дымящей кашей на землю между ног. После этого он достал из мешка ложку и начал есть. Однако поесть толком и не удалось. Невдалеке раздался голос Крампеля.

– Унтер офицер Арсанов. Ко мне!

Пётр и вида не подал что слышит эти слова. Он продолжал есть, пока рядом с ним не легла тень полковника, а из – за спины раздался вкрадчивый голос.

– Вы не слышите унтер офицер?

– Я обедаю! – коротко ответил Пётр.

Крампель обошёл Петра и встав к нему лицом поднял нагайку, а в следующее мгновение нагнулся и её концом опрокинул котелок с едой. Каша вывалилась на землю.

– Уже закончили! – злорадно изрёк Крампель.

Пётр некоторое время молчал. Лицо его стало совершенно чёрным от гнева. Но постепенно черты лица начали сглаживаться. Он молча поднялся. Так же молча поднял котелок, взял ложку…вымыл их в реке. Затем вернулся обратно и положил всё это, обратно в мешок. Все его движения выглядели спокойными и неторопливыми. После всего сделанного, Пётр вытянулся перед Крампелем и коротко произнёс:

– Слушаю господин полковник!

– Следуйте за мной! – приказал ему явно довольный происходящим, Крампель.

Пётр молча повиновался приказу. Солдаты с явной недоброжелательностью смотрели вслед командиру полка. Многие думали в эти минуты об одном и том же. Вслух общие мысли выразил голос одного из солдат.

– Вот сволочь!

Глава 25

Колесо телеги угодило в рытвину, да так сильно…что Гришка едва не оседлал круп лошади. Это незначительное происшествие заставило его оторваться от грёз. Они с Машей собирались пожениться. И эта мысль владела всей его сущностью последние две недели. Он то и дело представлял, как справит новую избу. Как наладит хозяйство. Как заведёт детей. Однако Гришке приходилось лишний раз убеждаться в непреложной истине. Мечтать можно повсюду, за исключением дорог. Втихомолку выругавшись, он пробормотал себе под нос:

– Покойник подымется с гроба, если провестить по этим дорожкам!

Гришка замедлил бег лошади. Она пошла лёгкой рысью. Памятуя о недавнем уроке, Гришка то и дело хватался за край телеги при очередной тряске. Ем уже начало казаться, что этой ужасной дороге конца краю не будет, когда показались крылья мельницы. Крылья водяной мельницы вращались с размеренной медлительностью. Гришка остановил телегу позади мельницы, рядом с резервуаром. Бросив поводья в телегу, он подкинул лошади сена, взяв его из стога, что стоял неподалеку, в углу мельницы. Гришка какое то время наблюдал за огромным колесом, которое медленно вращалось, раз за разом черпая воду из резервуара. Затем, вразвалку направился вдоль кромки резервуара. Он обошёл его и свернув налево, пошёл вдоль дощатых стен.

У входа в мельницу творился настоящий переполох. Что сразу бросилось в глаза, так это знакомая фигура управляющего. Архип Иванович вспотел. И не жара была тому причиной. Безостановочно вытирая платком обильно выделяющийся пот на лысине, он пытался, что – то объяснить человеку в военной форме, стоявшему перед ним. Тот лишь отрицательно качал головой и молча указывал на десяток пустых телег стоявших у входа в мельницу. Гришка сочувственно покачал головой. Не легко приходилось управляющему. Видать поэтому и позвал.

– Гришка родной друг – завидев его управляющий со всей скоростью устремился навстречу. – Гришка родной выручай – прохрипел управляющий, едва оказался рядом с ним, – сил нет более. Порешит меня генерал, если не отправим муку. А как её отправить, если работников два, а муки… тыща пудов. Да мешки все пятипудовые. Не осиляют они. Спасай друга свого Гришка. Иначе не увидеть мне завтрашнего утра. Только на тебя одного и надёжа.

– Эх ты – вырвалось у Гришки. Отодвинув управляющего в сторонку, он поспешил к одной из телег, возле которой происходило невесёлое действие. Работник мельницы попытался скинуть со спины на телегу, мешок муки. Но не смог. Под тяжестью мешка, он отступил назад и опрокинулся бы, если б не во время подоспевшая помощь. Гришка подхватил незадачливого грузчика вместе с мешком на руки и аккуратно опустил в телегу.

– Отдохни мил человек – пробасил Гришка. Пока растерянный грузчик пытался понять как ему поступить в сложившейся обстановке, Гришка широкими шагами вошёл внутрь мельницы. Архип Иванович и военный генерал поспешили вслед за ним. Они, увидели как Гришка подошёл к груде мешков и взял в охапку второго работника, который помогал взваливать мешки на плечо. Он отнёс его в сторону и поставив на землю, велел отдыхать, как и первому. Вслед за этим, Гришка засучил рукава и вернулся к сложенным мешкам. Без видимого усилия, он поднял мешок с мукой и закинул себе за плечо. За тем, он неторопливо отнёс его в телегу. С этой минуты, и генерал и Архип Иванович, только и успевали следить за его работой. Один за другим мешки взлетали за плечо и опускались в телегу. На всю работу, Гришке понадобилось менее трёх часов. Когда был уложен последний мешок с мукой, Гришка вернулся к резервуару. Он снял с себя рубашку и начал стряхивать с неё налипшую муку. Закончив с рубашкой, он лёг на край резервуара и начал умываться. В этот момент за его спиной раздался вкрадчивый голос:

– Богатырь, а не хотел бы поддаться в гренадёры? Могу замолвить за тебя словечко.

Гришка несколько раз провёл руками по лицу, убирая с них струйки воды. Затем начал обтирать плечи и грудь водой.

– Нет барин. Женюсь. Воевать времени нет.

– Нешто, родину свою защищать не желаешь? – хмуро поинтересовался генерал.

– А от какого лиха? – удивился Гришка.

– Лихо то, всегда найдётся. Чай врагов то у нас всегда хватало!

– И то верно – Гришка поднялся и повернувшись к генералу, открыто посмотрел ему в глаза. – Наперво семья. А уж когда лихо найдёт, тогда и воевать пойду.

Понимая, что ему не убедить Гришку, генерал покинул его. Покинул с явным сожалением. Гришка поднял рубашку, и на ходу влезая в неё, направился к телеге. К его удивлению, в ней лежал мешок муки. Рядом стоял Архип Иванович и радостно улыбался ему.

– Чагой то вздумал Архип? – недовольным голосом спросил Гришка, указывая на муку.

– И рубль тебе в придачу. Спас ты меня Гришка.

Не успели прозвучать эти слова, как управляющий протянул ему завёрнутый в тряпку, рубль. Гришка отступил назад и отрицательно покачал головой.

– Не возьму Архип!

– Ты что Гришка, я же, как брату родному, – управляющий обиделся, услышав ответ Гришки. – Бери, не то обидишь.

– Ну ежели как брату родному, тогда возьму – с явной неохотой Гришка принял деньги и сунул их в карман штанов. – Ну бывай Архип. Ехать надо. В деревню к тёще заеду. Им и отдам муку. Мне то, в ей надобности нет.

– Выручил ты меня Гришка. Всегда буду помнить! – этими тёплыми словами, напутствовал его отъезд управляющий. Гришка только кивнул в ответ. Усевшись на телегу, он взял вожжи в руки и легонько стеганул ими по крупу лошади.

– А ну пошла…злыдня! – пробасил Гришка. Повозка дёрнулась и развернувшись в обратную сторону, покатилась по дороге.

Путь в деревню занял много времени. То и дело приходилось останавливаться и подсаживать местных крестьян, которые держали путь в ту же деревню. Доехав до места, Гришка высадил всех и уж потом подъехал к убогому на вид жилищу, которое и домом то нельзя было назвать. Прихватив мешок с мукой, Гришка направился к калитке. Она была отворена. Гришка прошёл по кривой дорожке к крыльцу. Поднялся по двум ступенькам и оказался на маленькой площадке перед дверью.

– Надо бы подсобить – пробормотал он оглядывая полуистлевшие доски под ногами. – Ну да ладно, время будет ещё.

Подняв свободную руку, он постучал в дверь. От Гришкиного стука, дверь слегка растворилась. Раздался неприятный скрип. А вслед за скрипом сразу же зазвенели счастливые детские голоса.

– Дядя Гриша приехал!

– Как они прознали про меня? – едва он об этом подумал, как на площадку высыпало пятеро детей. Мал мала меньше. Все были босиком. Из одежды на них была одна лишь рубашка. Дети обступили Гришку, и повели внутрь дома. Гришка оставил мешок в сенях, а сам прошёл дальше. Весь дом состоял из одной небольшой комнаты. Слева стояла печь. В середине грубо сколоченный стол и две длинных скамьи. И были ещё широкие топчаны возле окон. В углу стояла икона. Гришка отвесил поклон и перекрестился. Едва он выпрямился, как дети вновь осадили его. Гришка уже собирался по обыкновению поиграть с детьми, когда увидел тёщу. Немолодую женщину с изнеможённым лицом.

– Муки мешок привёз мать – пробасил Гришка. Он всех детей по очереди посадил на печь и потом повернулся к тёще и спросил где хозяин. Почему его не видать?

– В поле где же ещё! – отвечала радостно улыбаясь женщина. Видимо, приход Гришки обрадовал её, не меньше детей. – За муку поклон тебе большой. Не знаю что и сказать за помощь твою.

Гришка слегка смутился услышав эти слова.

– Помощь от Бога. Мы все ходим под господом и свершаем его волю. Да и как никак родня. Мука одно…вот ещё возьми мать.

Гришка полез в карман и достав тряпку, развернул её перед тёщей. Та, увидев деньги отрицательно покачала головой.

– Не возьму Гришка. Не возьму. Он тебе надобен будет.

– Будет надобен, работой возьму. Держи мать – Гришка протянул ей деньги. Та в ответ, снова отрицательно покачала головой и спрятала за спиной руки. Гришка молча положил деньги на стол и коротко попрощавшись вышел. Женщина вышла вслед за ним и молча проводила взглядом его отъезд.

Из деревни, Гришка прямиком направился в имение. Следовало навестить барыню. Гришка видел, что последнее время Анастасия часто грустила. Видел, но причины понять никак не мог. Она не говорила, что её гнетёт. Раз она не желала говорить, Гришка решил более не спрашивать. Зачем травить ей душу – думал он по пути в имение, захочет, сама скажет.

Он проехал прямиком к своему домику. Оставив телегу возле него, Гришка пешком отправился в имение. Он, не останавливаясь, прошёл внутрь и сразу же поднялся на второй этаж. Остановившись перед покоями Анастасии, он осторожно постучал. За дверью сразу же раздался счастливый голос Маши:

– Гришка!

А вслед за ним, появилось и счастливое лицо Маши в проёме двери. Воровато оглядевшись по сторонам, она бросилась на шею Гришки и крепко поцеловала в губы. Отстранившись от невесты, Гришка с некоторым удивлением поинтересовался:

– Как вы по стуку узнаёте меня?

– Гришка, ты так стучишь, будто дверь выломать хочешь!

Объяснение невесты несколько озадачило Гришку. Он всегда полагал, что стучит тихо.

– А барыня где?

– В столовой с барином сидит. У… их праздник. Торт заказывали. Стол праздничный велели накрыть. Лучшего вина из погреба принести.

– В столовой значит? – переспросил Гришка, – повидать её надобно. Да и барина заодно. Ты подожди, я мигом обернусь.

Маша молча кивнула на эти слова. Гришка отправился в столовую. Как и говорила Маша, он застал и Анастасию и Арсанова старшего. Они, вдвоём сидели за большим праздничным столом. Больше никого не было. Что сразу же удивило Гришку, так это третий прибор что стоял на другом конце стола. И кресло было придвинуто перед ним. И бокал, наполненный вином стола возле прибора. В общем, было всё, кроме гостя, который, по всей видимости, должен был появиться. Видя, что его не замечают, Гришка кашлянул. Анастасия обратила на него молчаливо вопросительный взгляд. Почти то же самое читалось и на лице Арсанова старшего. Он сделал жест, приглашающий Гришку к столу, но тут отрицательно покачал головой и негромко, но уважительно пробасил:

– Барин, дозволение нужно. С Машей пожениться хотим.

Арсанов старший кивнул головой.

– Анастасия мне говорила. Будьте счастливы. Я от всей души желаю вам всяческих благ.

– Благодарствуем барин!

Гришка повернул голову в сторону Анастасии. Она выразила молчаливым взглядом свою радость за него. Гришка улыбнулся и, поклонившись, покинул столовую.

Глава 26

– Ну хотя бы кто то счастлив в этом доме! – голос Арсанова старшего прозвучал негромко, но с горечью. Он поднял бокал и бросив по отцовски ласковый взгляд на Анастасию тихо провозгласил:

– За Петра! Сегодня ему исполнилось 27 лет. И я впервые за эти 27 лет, не знаю, где он и как складывается жизнь у моего сына. Выпьем же дитя моё. Выпьем за благородного сына недостойного отца.

Старший Арсанов отпил глоток вина, но не поставил бокал обратно. Он повертел бокал, со всех сторон прислушиваясь к монотонному звону хрусталя.

– Пётр так любил делать! – пояснил Арсанов старший. Внешне он выглядел совершенно спокойно. Но Анастасия знала, что стоит за этим видимым спокойствием.

– Перестаньте себя терзать батюшка, – попросила Анастасия, – ничего нельзя вернуть обратно. Приходится жить с тем, что есть сейчас. Пётр любит вас. А раз любит, обязательно вернётся назад. Вернётся домой…живой и невредимый.

– Бедное дитя! – Арсанов старший бросил на Анастасию сострадающий взгляд, – пытаешься утешить меня, когда сама нуждаешься в утешение больше меня. Или ты думаешь, я не вижу твоих переживаний? Не слышу, как по ночам ты тихонько льёшь слёзы? За все эти месяцы, я ни разу не видел улыбки на твоих устах. Но часто видел страдание и боль. Не пытайся прятать от меня свои истинные чувства, дитя моё. Ибо я вижу твои страдания так же ясно, как ты видишь мои.

С каждым произнесённым словом, Анастасия менялась в лице. А в конце лицо стало неестественного, серого оттенка. Анастасия подняла на опекуна горестный взгляд и с мучительной болью прошептала:

– Я ведь видела батюшка. Я видела,…как он смотрел на меня, когда произносил клятву в соборе. Я должна была понять батюшка. Должна. Но я не хотела понимать. Когда он уходил, я чувствовала его страдания, чувствовала его боль, но…снова оттолкнула от себя. Я ведь с первой встречи полюбила его. – Для Арсанова старшего не стало неожиданностью признание Анастасии. Это было заметно по его лицу. Он с прежним состраданием и с прежней молчаливостью вбирал в себя её душевные муки.

– Но я не понимала этого батюшка. Я считала Петра чёрствым и высокомерным. Мне он казался напыщенным эгоистом, который если и может любить, так только самого себя. Я не прислушивалась к своему сердцу. Вместо того, я только и делала, что выискивала в нём новые недостатки. Я никогда даже не пыталась понять его. Не утруждала себя глубокими мыслями о значении его поступков. А ведь всё это находилось перед моими глазами. Стоило лишь глубже заглянуть ему в душу, чтобы понять истину. Но я посчитала его недостойным человеком. Я утвердилась в этой мысли. А на деле,…на деле, всё оказалось наоборот. Боже, как низко должно быть выгляжу в его глазах…я. Простите меня батюшка.

– Анастасия! – попытался, было остановить её опекун, но она, не оглядываясь, вышла из столовой. Арсанов старший прекрасно понимал, что душа Анастасии переполнена. Он понимал, что она не захочет полностью открывать её перед ним. Ибо она не захочет…получить… понимания и прощения. А если и захочет, то только от одного человека. И этим человеком, несомненно, мог быть только Пётр.

Покинув столовую, Анастасия со всех ног бросилась к своим покоям. Ей необходимо было остаться одной. Но, дойдя до дверей, она услышала голос Маши. Анастасия развернулась и пошла обратно. Куда идти? – едва эта мысль мелькнула в её голове, как она уже знала ответ. Ноги сами понесли Анастасию на третий этаж. Анастасия остановилась на миг перед дверью ведущей в покои Петра, а затем…толкнула дверь и замирая от охватившего её трепета, вошла внутрь. Анастасия впервые оказалась в покоях Петра. А ведь именно здесь, она могла получить ответы на многие мучавшие её вопросы. Ведь, по сути, она ничего не знала о человеке, который пожертвовал всем ради любви к ней. Но сейчас, она могла многое узнать.

В покоях царила чистота и порядок. Анастасия подошла к массивному шкафу из ореха и взявшись за ручки, медленно растворила обе створки. Она медленно прошлась взглядом по висевшей одежде. А затем дотронулась рукой до фрачного костюма, который так и не был надет Петром. Она провела пальцами по ткани. Ткань на ощупь была несколько грубоватой. Анастасия прикрыла обе дверцы и направилась в следующую комнату, которая служила Петру спальней. На стене, прямо над широкой кроватью, заправленной шёлковым покрывалом висели две скрещенные сабли. Но не они привлекли внимание Анастасии, а стол…стоявший у самого окна. На столе стояла чернильница с пером. А перед ней лежал чистый лист бумаги, на который через окно падал солнечный луч. Анастасия чуть помедлила, а потом подвинула стул к столу и села. Рука Анастасии непроизвольно потянулась к чернильнице. Она взяла перо, макнула его в чернила и…начала выводить буквы на бумаге.

– Дорогой Пётр! – писала Анастасия, – я нахожусь в смятение. Я не знаю, как мне объяснить вам, мои истинные чувства. Нет, это неправда. Я знаю, как объяснить свои чувства, но боюсь, что вами это будет расценено как попытка оправдания. Ибо всё, что бы я не сказала, не будет иметь смысла для вас. Вы сможете задать один вопрос. Почему же, я молчала до сей поры? И я не смогу ответить на него. Но всё же я хочу попытаться. Я желаю этого всей своей душою. Я нуждаюсь в том, больше вас.

– Пётр, друг мой благородный, – продолжала писать Анастасия, – я не смогла увидеть величие вашей души. Ибо я считала, ошибочно считала вас…своенравным себялюбцем. Я не могу и не хочу оправдываться перед вами, но скажу другое. Я с первого взгляда полюбила вас. Я думала о вас. Но каждый раз, когда я стремилась к вам, вы отталкивали меня своей холодностью. Мне казалось, что вы ненавидите меня. Хотя я и не понимала за что. Я не понимала вас и вашего поведения. Я всё принимала так, как вы мне это показывали. Ночами я думала о вас с любовью, а днём…вновь начинала ненавидеть. Сейчас, я могу вам сказать с той же смелостью, с какой вы произносили слова клятвы, обрекая себя на страдания. Для меня нет иного имени, кроме вашего. Больше всего на свете я мечтаю о том мгновение, когда смогу предстать перед вами, и открыто глядя в ваши глаза, сказать: Я люблю вас Пётр!

Возможно, мне придётся уехать из этого имения. Я вновь начала тосковать по отчему дому. Но причина не только в этом. Хочу признаться вам Пётр. Я желаю, встречи с вами и боюсь её. А если вы разочаровались во мне? Что если вы стали презирать меня и не желаете больше видеть? Эти вопросы мучают меня постоянно. Это главная причина моего отъезда. Если вы, прочитав это письмо, всё же пожелаете меня увидеть,…вы найдёте меня в отчем доме… Анастасия.

Поставив подпись, Анастасия свернула листок вдвое и надписала сверху:

– Лично в руки Петру Арсанову от Анастасии Аврецкой!

Анастасия встала и оглянулась по сторонам в поисках места, где бы она могла оставить письмо. В глаза сразу же бросилась полка с книгами. Анастасия подошла к полке. Она взяла первую книгу, с описанием военных походов Рима. Раскрыв книгу, Анастасия вложила письмо таким образом, чтобы край немного выступал и был отчётливо заметен. Она положила книгу с письмом обратно и уже хотела отойти, когда в глаза бросилась маленькая книжица, лежавшая отдельно ото всех. Сверху на книжице было выведено крупными буквами одно слово: «Дневник».

Анастасия почувствовала дрожь во всём теле. Она медленно взяла дневник и прижав к груди вышла из покоев Петра.

Анастасия вышла из особняка и направилась в сторону Римского парка. Анастасия миновала цветник, вышла на аллею, которая и привела к парку. Анастасия по ступенькам поднялась наверх и оказалась между первыми рядами колон. Она пошла вперёд, медленно ступая по каменному полу. Края длинного платья едва касались плит. Лёгкий ветер шевелил белокурые локоны. Садовник, что поливал цветы на другой стороне парка, с удивлением смотрел, как между колон появлялась и исчезала, одинокая фигура Анастасии. Обычно, она всегда приходила сюда гулять по утрам.

Анастасия оторвала от груди дневник и с благоговейным трепетом открыла первую страницу. Взгляд Анастасии устремился на ряды строчек, исписанных крупным почерком. Почерк Петра. Она предполагала, что этот дневник вёл он. Она утвердилась в этой мысли, едва прочитала первые строчки.

Глава 27

Сегодня самый счастливый и самый несчастный день в моей жизни – писал Пётр, – я встретил ангела. Будь я поэтом, а не военным, и тогда не сумел бы описать мои чувства когда, открыв глаза, увидел её. Незнакомка обладала ослепительной красотой. Но не красота её и удивительно нежные черта лица меня восхитили. Нет. Из её волшебных глаз струился необъяснимый свет. Этот свет…в нём было столько подлинного чувства… Когда он опустился на меня, я перестал понимать происходящее. Я даже не знаю, как назвать то, что со мной начало твориться. Я словно купался в морских волнах. Они обволакивали меня со всех сторон и несли, несли в загадочную страну. Поняла ли незнакомка, что в тот миг я влюбился в неё? Не знаю. Я всячески избегал её взгляда, едва пришёл в себя. Я страшился смутить её своей настойчивостью и выдать чувства, которые овладели мной. Я был помолвлен. И подобным поведением, несомненно, мог оскорбить незнакомку. Я даже не попрощался с ней. Не узнал её имя. Настолько потрясла меня эта мимолётная встреча. Хотя, оно и к лучшему. Я не хотел бы причинить беспокойства загадочной незнакомке, которая в несколько мгновений приобрела власть повелевать мною, сама того не сознавая. Мысли о ней не покидали меня до самого дома. И лишь перед дверью я осмелился попрощаться с ней.

Лишь только я успел переодеться и увидеться с отцом, как снова приходится садиться за этот дневник. Ему как лучшему другу, я решил посвящать все свои мысли. Так вот друг мой, душа моя пребывает в глубочайшем смятение. Я узнал имя незнакомки. Её зовут… Анастасия. Отец и не подозревал, какую бурю чувств вызвал во мне, рассказывая о сироте, которой стал опекуном. Анастасия потеряла отца. Сейчас я понимаю…ту печать грусти, что отражалось на милых чертах лица. Что она сейчас чувствует? Наверное, тоскует по отцу. Ведь кроме отца, у неё никого не было. Ей пришлось оставить родной дом. Она не знает нас. Она не знает, куда приехала. Какие мы люди? Хорошие или плохие? Она наверняка страдает. Почему? Ну почему я не могу броситься к ней, обнять и прижать к своей груди. Почему я не могу прошептать ей с глубокой любовью: – Анастасия, ты не одна. Я рядом с тобой…вместо этого я должен буду молча смотреть на её переживания. Иного для меня не будет…

Я решил избегать её общества. Так будет лучше для всех…за исключением меня. Я не могу спуститься в столовую. Знаю, отец будет расстроен. Но что ещё остаётся мне сделать? Зная мой нрав, он сочтёт мои чувства за очередную выходку взбалмошного юнца. Он только так меня и называет. И всегда считал и считает, что я обладаю крайне вздорным характером. Отец сразу заметит моё отношение к Анастасии. А заметив, сочтёт себя глубоко оскорблённым. Я не могу,…не должен позволять, этому случится. Да и как мне объяснить Анастасии свою любовь? Узнав о моей помолвке,… о моей скорой свадьбе, она сочтёт их оскорблением для себя. Оба будут оскорблены. А Виктория? Что подумает она? Имею ли я право, говорить о своей любви, когда эти слова причинят страдания моим близким? Имею ли я право думать о своём счастье, когда все остальные будут несчастны? Ответ ясен для меня. Я постараюсь убить свою любовь и молча приму участь, уготовленную мне отцом. Он так счастлив в ожидание свадьбы. Он не выглядел таким счастливым с самой смерти матушки. Так пусть свершиться его воля. Прочь…прочь мысли об Анастасии. Забыть её…забыть,…забыть…

Судорожно вздохнув, Анастасия перевернула страницу.

– Как мне плохо друг мой, – писал Пётр, – я до сих пор не понимаю, как,…как я не сломал дверь и не бросился перед ней на колени. Легче было противостоять в одиночку вражескому полку, нежели стоять за дверью и обливаясь холодным потом говорить ей ужасные слова. Она пришла ко мне, сама пришла, а я изгнал Анастасию. Она наверняка страдает и всё по моей вине. Будь я проклят за свою грубость. Но это всё же лучше, чем правда. Они никогда не должны узнать правду. Забыть её…забыть,…забыть навсегда…

Мой друг, я вновь прибегаю к твоей помощи. На дворе глубокая ночь, а мне не спится. Мысли о ней не дают покоя. Как закрою глаза, передо мной встаёт её лицо. Слышу слова которых она не говорила и наверное никогда не скажет. Гоню от себя её образ, но ничего не помогает. Она снова возвращается и начинает терзать меня. Я начинаю думать, что ненавижу Анастасию,…но потом понимаю, что на самом деле ненавижу самого себя. Ненавижу за то, что не могу прикоснуться к ней…не могу сказать ей о своих чувствах.

Я снова возвращаюсь к тебе. Мне так и не удалось уснуть. Я начинаю подозревать бессонницу. И имя этой бессоннице Анастасия. Она владеет всем. Она владеет моим сердцем. Но душу свою ей не отдам.

Наконец утро пришло. Стало немного легче. Я прокатился на лошади с ветерком. У охотничьего домика встретил Анастасию. Она разговаривала со своим братом и не заметила, как я проскакал мимо. Я же несколько раз оглянулся на неё. Анастасия выглядела радостно. Она с таким выражением смотрела на своего брата, словно ожидала услышать очередную глупость от этого простодушного великана. Странно, но я не чувствую к нему ненависти. Больше того, он мне нравится. Хотя любого другого на его месте, я бы наверняка убил. Но он ведёт себя словно малый ребёнок. Он готов поверить любой чепухе. И этим несомненно покоряет всех вокруг…До меня донёсся звонкий смех Анастасии. Видимо, её братец всё же оправдал ожидания.

Она снова меня не заметила. Да и отец тоже не заметил. Оба были настолько поглощены разговором, что не заметили, как я вошёл в гостиную. Не желая мешать им, я прислонился к двери, и некоторое время наблюдал за ними. Отец о чём то разговаривал, постоянно жестикулируя руками. А Анастасия…вышивала какой то узор. Я смотрел, как её пальчики взлетают вверх и опускаются вниз. Время от времени Анастасия хмурилась. Видимо, это происходило, когда работа не удовлетворяла её. Когда Анастасия начинает хмуриться, она так смешно морщит свой прелестный носик,…я едва удержался от смеха. Глядя на них, я поймал себя на мысли. Я больше всего на свете мечтал бы видеть изо дня в день, всю свою жизнь, такую картину как сейчас. Ведь передо мной были два человека, которых я любил всей душой. О большем и мечтать нельзя…

Анастасия медленно перевернула очередную страницу. Она не заметила, как дошла до конца открытого коридора и повернула обратно. Двигаясь, между двумя рядами колон, она полностью погрузилась в чтение дневника.

Вечером я снова увидел её. Она лишь мельком посмотрела на меня и снова заговорила с отцом. Они, завели обыкновение беседовать в гостиной. Я только радуюсь, наблюдая за ними. Они, отлично поладили между собой. Отец полюбил Анастасию. Она платит ему тем же. Достаточно взглянуть на неё, чтобы понять чувства к отцу. А на меня она всегда смотрит холодно. И я рад этому обстоятельству. Мне кажется, я начинаю забывать о своём чувстве к ней. Возможно, мне удастся относиться к ней как к сестре. Во всяком случае, я надеюсь на остатки своего благоразумия. Я очень долго наблюдал за ней. Анастасия, когда разговаривает, всегда держит свои руки на коленях. А когда слушает, часто начинает сплетать пальцы между собой. Меня так и подмывало подойти к ней, заговорить и незаметно подсунуть свою руку. Возможно, она не поймёт с чьими пальцами переплетает свои.

У Анастасии вырвался короткий смех. Она с глубокой нежностью посмотрела на исписанные строчки и с той же нежностью прошептала:

– Милый…милый Пётр. Ты за короткое время сумел узнать меня лучше, чем я сама знала себя. Ты любил меня много больше того, что я заслуживала.

Прошептав эти слова, Анастасия снова предалась чтению.

– Опять ночь. И опять я с тобой мой друг – писал Петр, и Анастасия ясно представляла себя Петра склонённого над дневником и свечу отбрасывающую свет на его лицо. – Кого я обманываю? Сестра? Я никогда не смогу назвать Анастасию своей сестрой. Сейчас я понимаю это со всей отчётливостью. Я всё чаще подумываю об отъезде. Так и тянет отложить свадьбу и уехать в полк. Удерживает лишь одна мысль. Этим я не смогу успокоить мои душевные мучения. И мне не удастся, что либо изменить. Я лишь осложню всё. Мне нужны ответы, а я создам лишь новые вопросы и более невыносимую обстановку. Надеюсь, они и не догадываются о моих истинных чувствах.

Анастасия соблюдает наш уговор. Она всегда уходит после моего появления. Я поступаю так же. Так что, отец всегда беседует только с одним из нас. Это приносит мне некоторое успокоение. Чем меньше я вижу Анастасию,… тем больше о ней думаю. Чёрт…никакого успокоения на самом деле это не приносит. Я лишь в очередной раз пытаюсь обмануть себя. Следует поехать с визитом к Абашеевым. Я слишком долго оттягивал встречу с Анастасией,…Опять Анастасия,…а следовало написать Виктория. Я почти не помню лица своей невесты…

Виктория прекрасная девушка. Она сделает счастливым любого, за исключением меня. Мы с ней подолгу гуляли по Смоленску и всё время разговаривали. Я осознал, что на самом деле и понятия не имел какой у неё характер. Она права. Я не утруждал себя мыслью о ней. Невеста и всё тут. Решали отцы, а не мы с ней. Встреча с Викторией ещё более укрепила меня в мысли, женится на ней. Я не могу, не оправдать её чаяний. Чаяний родного отца. Отказаться от свадьбы – значит оскорбить всех. Всё дворянство. Решение принято. Но как же я? Как я смогу жить без Анастасии? И смогу ли жить?

Мне не прожить без Анастасии. Этот вывод стал следствием тяжёлых размышлений. Всю ночь я раздумывал над тем, что мне следует предпринять. Я принял решение поговорить с Анастасией. Прежде чем говорить с отцом, я должен понять, как она ко мне относится. Только я не знаю, смогу ли быть полностью откровенным с ней. А если смогу, то воспримет ли она мои слова как истинные или сочтёт за очередную интрижку самонадеянного гусара? Эти вопросы меня мучают постоянно. И что будет с отцом? Ведь он последние годы только и мечтал как о родстве с Абашеевыми. Противоречия и вопросы. Когда же всё закончится господи? Когда я смогу открыто посмотреть им в лицо и признаться в своих чувствах? А если им обоим сказать одновременно? Ведь мы же одна семья. Родные и близкие люди. Кому лучше всего понять, если не самим? Так и сделаю. Решено. Пойду и откровенно расскажу обо всём. Они должны меня понять. А если нет? Не надо думать. Надо пойти и честно всё рассказать.

– Так почему же ты не рассказал, почему не поговорил со мной? – прошептала Анастасия, переворачивая страницу.

– Глупец. Глупец. Трижды, четырежды глупец, – писал в дневнике Пётр, – как я мог только помыслить об откровенном разговоре? Я едва не возненавидел родного отца, когда он намекнул мне о скором замужестве Анастасии. Я хотел открыть свою душу, а он только и делал, что ходил кругами возле меня и рассказывал о том, как пышно устроит мою свадьбу с Викторией, а вслед за ней устроит свадьбу Анастасии. Я хотел закричать. Отец остановитесь. Но вместо этого лишь покорно согласился и молча ушёл. У выхода я встретил Анастасию. Она спешила на зов отца. Я лишь мельком взглянул на неё и прошёл мимо. Она же, даже не посмотрела на меня. Анастасия всё время делала вид, будто не замечает меня. И это обстоятельство приносит мне новые страдания. Хотя я не могу не понимать, что всему виной…сам. Вечером состоится бал. Я вновь и вновь призываю к своему благоразумию.

Бал. Я ждал и страшился этого дня. И не напрасно. Я чувствовал, что более не в состояние сдержать свои чувства к Анастасии. Когда она появилась, все вокруг перестали для меня существовать. Была только одна она…такая родная…такая близкая. Я едва не бросил Викторию, когда увидел Анастасию. Я смог себя сдержать и всячески пытался быть любезным со своей невестой. Я был уверен в том, что сумею вести себя достойно по отношению к ней. Был уверен до того мгновения, когда увидел рядом с Анастасией этих разукрашенных попугаев, которые то и дело норовили заглянуть ей в глаза и пригласить на танец. Я пришёл в бешенство. Но благоразумие вновь овладело мной. И вместо того, чтобы раскидать всех этих щёголей…я отправился в другой зал. Уйти, я ушёл, но никак не мог успокоиться. Хотя и пытался всячески это сделать. Пришлось выпить, иначе я мог не сдержаться и устроить скандал. После выпивки стало намного легче. Я вернулся в зал, уверенный в своём благоразумии. Однако оно разлетелось на мелкие кусочки, как только я увидел этого прыща с самодовольной улыбкой, который держал руку Анастасии. Он касался руки ангела, когда я себе этого и в мечтах не позволял. Терпение моё закончилось. Один Бог знает, как мне удалось сдержаться и не убить его на месте. Но, едва коснувшись рук Анастасии, я позабыл обо всём на свете. Понимала ли Анастасия, что я оказался таким же пленником, как и она? Пленником своих чувств, которых я был более не в силах удержать. Именно они кружили нас двоих. Эти короткие мгновения…за них я готов был страдать целую вечность. Я не жалею ни об одном из них. У меня до сих пор руки горят от её прикосновений. Сердце ликует. Пусть отец в гневе. Пусть говорит что угодно. Меня зовут к нему. Я выслушаю всё что угодно, а потом,…потом отправлюсь к Анастасии и во весь голос закричу: Я люблю тебя! И пусть весь мир слышит мои слова. Не отдам её никому и никогда. Она может принадлежать мне… только мне одному.

– Да будет так! – прошептала Анастасия, переворачивая очередную страницу. Там была написана только одна строчка.

– Анастасия меня ненавидит! Почему я не мёртв? Почему? И как мне жить после этих слов?

Одна за другой крупные капли падали на исписанные буквы. Чернила начали размываться. Анастасия остановилась и прижалась спиной к колоне. Дрожащие губы издали прерывающийся шёпот.

– Мне не было так больно,…когда я потеряла отца.

Она перевернула страницу, где была сделана рукой Петра последняя запись.

– Вот и настал день свадьбы. Сегодня я женюсь на Виктории и уже навсегда потеряю Анастасию. Она будет счастлива. Отец будет счастлива. А я? Не всё ли равно, что со мной будет, раз Анастасия меня ненавидит? Женюсь и буду всё жизнь притворяться счастливым…опять ложь. Снова ложь. Я могу обмануть всех, но не себя. Я могу одолеть всё, но только не своё сердце. И душа моя давно принадлежит ей. Ей одной. И как я смогу дать ложную клятву? Пусть она меня ненавидит,…но ведь я её люблю…

Анастасия закрыла глаза и утёрла слёзы со щеки. В глазах начала появляться решимость. Она вернулась обратно и сразу направилась в гостиную. Арсанов старший сидел по обыкновению за столиком с грустным лицом и потягивал вино. Увидев Анастасию, он вначале опешил, а потом и вовсе растерялся. Анастасия подошла к нему и, опустившись на колени, прошептала:

– Благословите батюшка!

Глава 28

– Иду, иду! – раздался ворчливый голос из – за запертых дверей.

Чуть позже двери маленькой церкви, что находилась в деревне рядом с имением, отворилась. Показалось заспанное лицо отца Фёдора. Узрев управляющего имением в такое позднее время, отец Фёдор насторожился.

– Помер кто?

– Все живы, слава Богу! – ответствовал попу Архип. – Венчать надобно батюшка.

– Венчать? – поп вытаращил глаза на управляющего, – и что сие не терпит подождать до утра? Ночь на дворе стоит.

– Сам граф Арсанов просил.

– Граф? – протянул поп и тут же закивал головой, – так и быть справим венчание. Скажи пусть едут.

Архип подождал немного и лишь убедившись, что поп начал зажигать свечи в церкви, иначе говоря, действовать, сел в двуколку и отправился обратно в имение. Ему самому не давала покоя просьба графа. Он никак не мог понять, кто и с кем венчается. И начал грешным делом подумывать о том, что речь идёт о самом графе и его воспитаннице Анастасии. Он утвердился в этой мысли, когда вернувшись назад, вошёл в особняк. Несмотря на глубокую ночь, никто из слуг не спал. Все стояли, сгрудившись в холле, и раскрыв рты смотрели наверх, откуда спускалась Анастасия под руку со своим опекуном. Анастасия была облачена в…свадебном платье, своей матери которое она хранила всё это время у себя. Печаль на лице, никак не вязалась со свадебным нарядом. Голова Анастасии была покрыта лёгким блестящим покрывалом. Покрывало ниспадало на открытые плечи и подчёркивало безукоризненный овал лица. Арсанов старший был одет в парадный костюм. На груди поблёскивали два ордена. Арсанов старший вывел Анастасию из особняка и помог сесть в карету. Затем сел сам. Архип следом за ними уселся в свою двуколку и поехал за каретой. Возле маленькой церквушки они остановились. Арсанов старший взял Анастасию под руку и повёл в церковь. Архип молча последовал за ними в церковь.

– Венчаются ночью, словно воры! – с неприязнью думал он, наблюдая эту церемонию.

Войдя в церковь, он встал справа от алтаря. К нему сразу же подошёл отец Фёдор и спросил имя невесты. Архип ответил. Отец Фёдор тут же ушёл, а вскоре вернулся в полном церковном облачение. Он подошёл к столу и взяв зажженную свечу, заговорил, вернее, запел на церковный лад…

– Венчается раба божия Анастасия и… – тут он осёкся.

По причине того, что оставив Анастасию у алтаря, Арсанов старший отошёл к Архипу. Тот с немым изумлением наблюдал все эти передвижения. Анастасия же оставалась на коленях и поднимала глубоко одухотворённый взгляд на отца Фёдора.

– Надо бы вернуться! – деликатно заметил отец Фёдор, недвусмысленно указывая Арсанову старшему на место рядом с Анастасией.

– Это не моя свадьба батюшка! – последовал ответ.

– Как не твоя? – поразился поп, – а кто жених?

– Жениха нет!

– Как нет? – поп совсем растерялся, – кого же венчать?

– Она одна венчается!

– Одна значит, венчается? – отец Фёдор никак не мог прийти в себя от этих ответов. Он беспомощно посмотрел на Архипа. Тот выглядел ещё более обескураженным. Отец Фёдор перевёл взгляд на Арсанова старшего. Тот стоял с совершенно спокойным видом.

– И как же мне венчать её одну? – осторожно поинтересовался поп, – и где эта видано, чтобы венчаться одному? А вдруг жених откажется?

– Он уже поклялся перед алтарём! – раздался негромкий голос Анастасии.

– Вон оно как, – протянул отец Фёдор, – так вы решили по одиночке…венчаться.

Он обратил беспомощный взгляд на Арсанова старшего и пробормотал:

– Сие не угодно господу, и мне не пристало. Нельзя венчаться одному. Это супротив всех божьих законов.

– Батюшка!

Заслышав голос невесты, отец Фёдор перевёл на неё настороженный взгляд.

– В душе своей, я приняла обет и поклялась стать супругой Петру Арсанову. Вам решать, будет ли обет мой освящён перед господом?

Услышав её слова, Архип мгновенно всё понял. Ему стало стыдно за свои мысли. Возникло непреодолимое желание помочь Анастасии. С этой целью он подошёл к отцу Фёдору и о что то зашептал ему на ухо. Тот внимательно слушал, временами испуская тяжёлый вздох. Когда Архип закончил и отошёл от него, отец Фёдор думал недолго. Он приблизился к Анастасии и негромко произнёс:

– Возьму грех на душу. Будь по твоему Анастасия. Тебе одной отвечать перед богом и своим супругом! Примут ли тебя с любовью или нет, судить не мне.

– Благодарю вас батюшка! – прошептала Анастасия. Она склонила голову и молитвенно сложила руки. Вслед за этим в церкви раздался голос отца Фёдора.

– Венчается раба божия Анастасия и раб божий Пётр!

Архип с умилением слушал пение и с глубокой радостью смотрел на проходящий обряд. Арсанов старший был растроган поступком Анастасии. Это было заметно по взглядам, что он бросал на Анастасию. Анастасия вела себя так, словно она была не одна перед алтарём. Супружеские обеты она произносила громко и отчётливо. В голосе её, звучала,… отчётливо звучала радость, что не раз во время обряда вызывало неподдельное изумление на лице священнослужителя.

Завершив обряд венчания, отец Фёдор поздравил новобрачную. Вслед за ним, Анастасию поздравили Арсанов старший и Архип. Так же тихо, как они и вошли, все трое покинули стены церкви. Церемония оставила у всех ощущения необычайной лёгкости, некой не совсем понятной радости. И Арсанов старший и Архип, понимали…Петру, на их глазах была принесена высочайшая дань любви. И это понимание отразилось в словах Арсанова старшего обращённых к Анастасии.

– Прошу в родительский дом дитя моё. Отныне он твой по праву. Как и имя. Отныне, ты Анастасия Арсанова, законная супруга моего сына.

Глава 29

Императорский дворец в Вильно напоминал встревоженный муравейник. Все суетились, спешили, передавали постоянно приказы и собирали самые необходимые вещи. Одина за другой, подводы грузились и сопровождаемые охраной, отправлялись на восток вслед за уходящими полками второй армии. И среди всего этого беспорядка вышагивал Барклай де Толли. Он неусыпно наблюдал за действиями штабных офицеров. Про себя он отмечал, поведение того или иного офицера. В целом, военный министр был удовлетворён работой штаба. Офицеры делали всё быстро, однако никакой нервозности или беспокойства, в их поведение не наблюдалось. Работали чётко и слаженно.

Дождавшись, пока штаб армии полностью эвакуируется из дворца, военный министр отправился к императору. Александр что – то поспешно писал. Увидев министра, Александр наскоро запечатал письмо и быстро спросил:

– Что французы?

– Перешли через Неман ваше императорское величество. Идут на Белосток и Вильно – коротко доложил императору военный министр.

– Что Багратион?

– Багратиону отправлен приказ отступать в Дрисский лагерь.

Александр удовлетворённо кивнул головой и снова спросил:

– Далеко ли французы от Вильно?

– Авангард французской конницы замечен в нескольких часах пути от города. Следует немедленно покинуть город ваше императорское величество!

Александр снова кивнул с непонятным выражением лица.

– Знаю. Я готов ехать!

Военный министр покинул кабинет императора. Едва он ушёл, как появился генерал Орлов. Он доложил государю о том, что все полки покинули пределы города. Остался лишь, лейб гвардейский гусарский полк, которому доверено нести охрану императора. Прежде чем уйти, Александр бросил взгляд вокруг себя и прошептал:

– Видит Бог, я приложил все силы чтобы избежать этой войны. Но не смог. Император Наполеон в уме своём положил разорить Россию. И мне ничего не остаётся, как ответить силою на силу.

Сопровождаемый генералом Орловым император покинул дворец. Перед дворцом императора ожидала личная охрана и лейб гвардейский полк. Гусары выстроились в длинный ряд по всему периметру дворцовой площади. Полковник Маникин, в который раз объехал своих подчинённых, дабы быть уверенным в должном порядке перед императорским появлением. Особо задержался полковник перед гусарами второго эскадрона. По привычке, он начал выискивать, столь непослушную его приказам четвёрку. Полковник всегда ожидал от них подвоха. Не ошибся и на этот раз. Одного гусара в рядах не доставало. Маникин направил коня к командиру второго эскадрона, ротмистру Безобразову. Тот видя внимание командира полка, невольно вытянулся в седле.

– Ротмистр, где корнет Астраханов? – прошипел Маникин едва ли не в ухо Безобразову. Тот оглянулся назад как ошпаренный. Привычное место, между Невичем и Анджапаридзе – пустовало.

– Найдите мне корнета, немедленно! – полковник Маникин был в ярости. И тут как на зло ему появился император. Александр сразу заметил какую то суету в рядах гусар. Он знаком подозвал к себе Маникина. Тот соскочил с седла и едва ли не бегом направился к императору.

– Что происходит полковник? – коротко, но строго спросил у него Александр.

– Одного гусара нет в строю государь! – с глубоким поклоном отвечал Маникин.

– Найдите и приведите ко мне. Я лично хочу поговорить с ним! – отрывисто бросил Александр и с необычайной лёгкостью вскочил в седло. Маникин побежал обратно. Добежав до второго эскадрона, Маникин с ходу закричал:

– Невич, Анджапаридзе, Друцкой…немедленно найдите корнета, немедленно…

Сразу после этих слов, строй покинули три всадника. Они поскакали в город, тогда как полк развернул строй и окружив императора плотным кольцом, направился на восток. Это движение послужило началом перехода в Дрисский лагерь, где были заблаговременно расположены мощные укрепления. Полки первой армии, один за другим покидали места постоянных дислокаций. Они уходили сопровождаемые радостными возгласами местных жителей, которые были уверены, что с приходом Наполеона их жизнь изменится в лучшую сторону. И особенно счастливы уходом русской армии были поляки. Им император Наполеон пообещал отдать Лифляндскую губернию в качестве награды за помощь в войне против России. В итоге, через час с небольшим после того, как российский император покинул Вильно, туда въехал император французский. Наполеон был встречен восторженной толпой. Сопровождаемый льстивыми выкриками, он въехал во дворец, в котором не так давно обитал Александр. Пока французские полки занимали город покинутый русской армией, трое наших знакомых сумели наконец то найти своего незадачливого друга. Нужно представить искренне удивление всех троих, когда они увидели Астраханова на своей, уже бывшей квартире. Тот как ни в чём ни бывало, сидел за столом в одной рубашке и с видимым удовольствием потягивал водку из бутылки. Все трое окружили Астраханова и некоторое время были не в силах что либо произнести. Они, только и могли что смотреть, как их друг опустошает бутылку с вином. Наконец у Друцкого появился голос:

– Корнет, вы совсем потеряли рассудок? Наш полк покинул город. Армия покинула город. В Вильно входят французы, а вы…сидите здесь и…пьете.

– Могу и вас угостить господа! – подмигнув друзьям, Астраханов вышел из комнаты и вскоре вернулся с большим графином водки. – Не водка, а пушечное ядро. Один выстрел – полный разгром. Астраханов причмокнул губами, предвкушая продолжение выпивки.

– Да какая к чёрту водка? – не выдержал Невич, – император лично приказал найти вас и привести к нему. Мы должны ехать. Немедленно.

– И не подумаю! – отозвался Астраханов.

Он откуда то достал стаканы и разлил в них водку.

– Что значит «не подумаю»? – поразился Невич, – вы в себе корнет?

– Пока в себе, но скоро буду в ней, родимой. – Астраханов покосился на графин и усевшись на прежнее место равнодушно продолжил: – можете отправляться вслед за полком господа! Я не еду! Решение окончательное. Уговоры бессмысленны.

Пока остальные выясняли отношения, Анджапаридзе сел за стол и взял одну из четырёх стопок. Они с Астраханов чокнулись и выпили. Раздался озабоченный голос Друцкого.

– Что вы делаете поручик?

Анджапаридзе удивлённо посмотрел на Друцкого.

– А на что это похоже поручик? Пью водку. Между прочим, отличная водка. Советую…

– Вот,…вот – поддержал его Астраханов.

– Правда? – Друцкой подошёл к столу и взяв стопку залпом опорожнил в себя. – И правда хороша – резюмировал он беря со стола солёный огурец и отправляя вслед за водкой.

– Да вы что, все с ума по сходили? – разозлился Невич, – французы в городе, а они сидят и водку обсуждают.

– Вот когда закончим с водкой, тогда и займёмся французами! – Астраханов снова подмигнул друзьям.

Те начали понимать, о чём идёт речь. Невич тоже заинтересовался. Он подсел к остальным и направил на Астраханова ожидающий взгляд, словно приглашая высказаться до конца. Тот не стал медлить и сразу же с откровенностью высказался:

– Я не стану бежать, даже если в город войдут три Наполеона сразу. Я отсюда уйду только при одном условии,…если добуду трофеи. Ну к примеру, если захвачу знамя одного из французских полков. Тогда другое дело. И уходить то не так обидно будет.

– Браво корнет, – воскликнул Друцкой и тут же указал пальцем на графин с водкой, – пускаем для разогреву. Как никак с полком пойдём биться. Я с вами корнет.

Невич тяжко завздыхал и молча взялся за стопку. После этого все разом посмотрели на Анджапаридзе.

– Вы с нами поручик?

Анджапаридзе усмехнулся.

– Если вы помните господа, я первый выпил с корнетом.

Сразу после этих слов взялись за дело. Отдав должное графину и пребывая в прекрасном расположение духа, все четверо начали готовиться к осуществлению дерзкого плана. Для начала они тщательно проверили всё своё вооружение. Сабли были в ножнах. Винтовки заряжены. Все знали об этом, но лишний раз не грех проверить, как выразился Невич. Он же выглянул в окно и с удовлетворением отметил, что кони стоят привязанные к ограде. Следовательно, французов по близости не было. По общему мнению, наступил благоприятный момент для наступательной операции.

– Придерживаемся строго плана! Плана корнета! – решил на всякий случай уточнить Невич.

Все трое кивнули и уже собирались выйти, как дверь распахнулась и на пороге показался…французский пехотинец. Он так и застыл в проёме открытой двери с изумлением глядя на четырёх русских военных. Невич не растерялся и небрежно махнув рукой заговорил на французском.

– Проходите и не обращайте на нас внимания. Мы примеряли форму русских гусаров. Они, её здесь оставили. И не только форму. – Невич многозначительно показал глазами на пустой графин. – Во дворе есть сарай. Там полно таких графинов.

Солдат услышав эти слова заулыбался. Он снял с плеча винтовку и приставив её в угол направился к гусарам. Те недолго думая, сбили его с ног. Завязали руки и заткнули кляпом рот. Едва они расправились с одним, как в дверях показался второй. Солдат тут же развернулся и побежал. Анджапаридзе нагнал его на крыльце. Обрушив удар рукояткой сабли по его голове, он тут же подхватил падающее тело и затащил в дом. Становилось очень опасно. Следовало немедленно покинуть дом. Все четверо, прихватив французские винтовки, один за другим покинули дом. Во дворе, к счастью никого из француз не было. Астраханов оглянулся вокруг себя.

– Что вы ищете корнет? – тихо спросил у него Друцкой.

– Ничего! Идём! – откликнулся Астраханов. Он первым подошёл к калитке и настороженно огляделся по сторонам. – Вроде никого. По коням господа!

Через минуту все уже сидели в седле.

– Устроим душе праздник господа, – громко воскликнул Астраханов и вытащил из ножен саблю, – пусть запомнят русских гусаров.

– Вперёд!

– За Отечество!

– Убьем всэх и захватым город!

Глава 30

Барабанщик отбивал дробь. И под эту дробь, по одной из улиц Вильно, ровными рядами, двигался французский пехотный полк. Впереди, рядом с барабанщиком шёл знаменосец. До очередного перекрёстка, полку оставалось пройти не более десяти шагов, когда из за угла…внезапно появился всадник. Французы на мгновение оцепенели, узрев русскую форму. Всадник на полном скаку ухватился за древко знамени. Знаменосец опрокинулся на мостовую, выпустив из рук знамя. Всадник уже со знаменем полка в руках понёсся дальше. Передние ряды полка побежали, вперёд собираясь разрядить свои винтовки в уходящего всадника, но тут же были ошеломлены выстрелами с тыла. Пока они разбирались, что происходит, через их ряды проскочили ещё три всадника и полетели вслед за первым. Среди французов раздались крики:

– Русские. Засада!

Полк в мгновение ока лёг на землю и направил дула винтовок на угол из за которого появлялись всадники. Однако время проходило, но никто более не появлялся. Солдаты начали подниматься и осторожно выдвигаться к переулку. Когда перед ними предстал общий обзор прилегающей улицы, они увидели, что она пуста.

– Догнать! Догнать и вернуть знамя!

В бешенстве заорал командир полка.

Чуть помедлив, солдаты бросились вслед за всадниками. Раздались громкие голоса, приказывающие оцепить все близ лежащие улицы. Пока французы приходили в себя и организовывали погоню, гусары миновали несколько улиц. К счастью для них, на пути попадались лишь небольшие группы французских солдат. Гусары не вступали с ними в бой, они, искали путь выхода из города. Тем временем, крики начали раздаваться вокруг них. По всей видимости, круг погони сужался и грозил в скором времени сомкнуться. Гусары на мгновение остановились, оглядываясь вокруг себя. Впереди, в двадцати шагах от них, находился перекрёсток. Что происходило слева и справа, они не видели. А вот впереди, за перекрёстком, по всей видимости, находился тупик. Они видели стену высокого дома, в которую упирался конец улицы. Сзади послышался явственный шум. Гусары пришпорили лошадей и выехав на перекрёсток, начали было останавливаться, но вынуждены были снова пришпорить коней. Слева по улице двигалась конница, справа пехота. И те и другие радостно закричали увидев в руках одного из всадников, знамя. Раздались выстрелы. Гусары пригнулись к шее коня и полетели вперёд. В тупик. Иного выхода не было. Следом за ними по пятам слышался цокот копыт и звуки выстрелов. У самой стены, все гусары радостно закричали. Слева от неё, была небольшая арка. Они тут же направили коней в арке и оказались…во дворе большого дома, где не было иного хода за исключением того, через который проехали они.

– Что по плану? – шумно выдыхая воздух из груди, спросил Невич.

– Какой к чёрту план? – раздражённо отозвался Астраханов, – бежать надо, не то знамя отберут назад.

– Бросаем коней?

– Ни за что! – вскричал Анджапаридзе, – я не брошу коня.

Шум начал раздаваться вблизи арки. В этот момент, все увидели пожилую женщину, которая вышла из дверей дома и махала им рукой, подзывая к себе. Гусары немедля направили коней в её сторону. Женщина показала рукой на дверь. Все поняли этот жест. Низко пригнувшись к шее лошадей, один за другим все четверо въехали внутрь. Женщина захлопнула дверь и знаком показала на широкую лестницу, которая вела на второй этаж.

– Выйдите на балкон. Прямиком через него к следующей лестнице. Там спуститесь вниз. Увидите ещё одну арку. Проедете через неё. Выйдете на улицу. Слева увидите дом с жёлтой крышей. Он недалеко будет. Там сноха моя живёт. Прямо за домом тропинка. По ней, меж яблонь и до самой речки. Речка неглубокая, вброд перейдёте. Дальше камыш. Держитесь, всё время прямо, выйдете на опушку. Там дерево увидите спалённое молнией. Справа от дерева тропиночка будет. Вот по ней и езжайте. Господь вас сбережёт – женщина перекрестила всех четверых.

Едва она закончила, как Друцкой свесился с седла, и полу обняв женщину крепко поцеловал.

– Спасибо за всех мать!

– Чай все мы люди, – откликнулась женщина и уловив крики во дворе, встревожено добавила, – скорей сынки, иначе погубят вас окаянные французы то.

Гусары направили лошадей на лестницу. Лошади с неимоверным усилием перескакивали через ступени и взбирались наверх. Благо лестница была не крутая, иначе тяжело бы пришлось. Оказавшись на следующей площадке, гусары снова пригнули головы к шеям лошадей и через открытую дверь выехали на балкон. Балкон второго этажа, примыкал к дому с наружной стороны. Так что, французы услышали шум, а за ним подняв головы кверху, увидели и самих гусар, которые преспокойно проезжали мимо них. Вслед за ними раздались запоздалые выстрелы. Гусары проехали по балкону и выехали на следующую площадку. Раздались крики полные ярости.

– Догнать!

– К вашим услугам господа! – раздался сверху насмешливый голос.

Гусары съехали по лестнице на нижнюю площадку. А оттуда выехали во двор. Он был пуст. Как и говорила им женщина, из двора на улицу вела арка. Не медля ни мгновение, все четверо бросили туда коней. Выехав на улицу, они снова остановились. Справа на них двигалась колона пехоты. Они были недалеко от дома с жёлтой крышей, где пролегал дальнейший путь. Выхода не было. Гусары пришпорили лошадей и понеслись в сторону пехоты. Раздались крики. Пехотинцы начали ложиться на землю и вести по ним огонь. Пули то и дело свистели рядом с гусарами. Пока прицельного огня не было к счастью всех четверых. Пехотинцы вели беспорядочный огонь. Но раздался окрик и они вообще перестали стрелять. Гусары оглянулись. Следом за ними галопом скакали не меньше полусотни всадников. Пришло понимание, почему был прекращён огонь. Пехотинцы опасались уложить свою же кавалерию. Они уже готовили штыки для встречи с гусарами, когда те неожиданно свернули влево и один за другим начали перепрыгивать через низкое деревянное ограждение. Копыта лошадей взбудоражили целую стаю гусей, что мирно паслась во дворе. Широко размахивая крыльями, гуси с гоготом взлетали в воздух. Гусары поскакали вдоль стены дома. Ещё одна калитка. Слава богу невысокая – подумал Друцкой, первым бросая лошадь в прыжок. Лошадь свободно перемахнула через калитку. Друцкой оглянулся. Все трое друзей благополучно перескочили через ограду. Увидев тропинку, вившуюся меж яблоневых деревьев, он бросил лошадь туда. Сразу же пришлось пригнуться к крупу лошади. Тропинка была узкой. То и дело, нависавшие ветки мешали продвижению. Сзади снова начал раздаваться шум. По всей видимости, преследователи опомнились и снова бросились за ними в погоню. Один за другим, гусары галопом летели по тропинке. Прошло ещё несколько минут напряжённой скачки, когда перед ними показалась речка. А за ней камыш. Друцкой решил рискнуть. Он на полном скаку бросил лошадь в реку. К счастью, она действительно оказалась неглубокой. Мощная грудь коня преодолела короткое препятствие, а вскоре лошадь и всадник исчезли в камышах. Проехав немного, Друцкой остановился дожидаться подхода друзей. Все трое благополучно присоединились к нему. Увидев друзей, Друцкой радостно похлопал по седлу, куда было приторочено французское знамя.

– Веселье удалось на славу господа!

Гусары заулыбались, а услышав с противоположного берега угрозы в свой адрес и вовсе расхохотались. Они тронули лошадей и начали пробираться через камыш, к лесу.

Несколькими часами позже, в отступающей колоне второй армии, Александр с некоторым удивлением выслушал доклад военного министра. Речь шла о сообщение арьергарда, который прикрывал отход армии. Они сообщали о бое, который, по всей видимости, происходил в Вильно. На вопрос императора, не остались ли отдельные части армии в городе, военный министр с уверенностью ответил отрицательно. Все покинули город.

– Так что же, французы сами с собой принялись воевать? – с некоторой долей иронии поинтересовался император.

– Не знаю государь! – отвечал военный министр.

Всё разъяснилось немного позже, когда позади императора раздались восторженные крики. Император остановил коня, а затем повернул его назад. Ему навстречу неслись четыре всадника. Орлов было собирался преградить путь всадникам, но Александр жестом руки остановил его. Остановив коней в непосредственной близости от императора, все четверо спешились. Трое остались стоять на местах, а четвёртый подошёл к императору и с поклоном положил знамя на землю. Александр с явным любопытством следил за всем этим действием. Знамя сразу же привлекло его внимание.

– Французское? – в голосе императора послышалась отчётливая радость, – откуда оно у вас сударь?

– У французов отняли государь!

– Ваше имя?

– Корнет Астраханов государь!

– Тот самый. Пропавший гусар? – император широко улыбнулся, – теперь понятно чем вы занимались, в то время как все остальные отступали. Ну что ж поручик, не могу не сказать, что весьма доволен вашим храбрым поступком.

– Нас было четверо государь. И я корнет! – осторожно поправил императора Астраханов.

– Поручик с этой минуты! Вы все будете награждены за славную службу отечеству!

Император бросил торжествующий взгляд на лежащее перед ним знамя и пришпорив коня поскакал вперёд, к голове колоны. Маникин и Безобразов, издали с неприязнью наблюдали за триумфом столь ненавистной им четвёрки. И они уже услышали голос Астраханова.

– Эх господа, будь с нами ротмистр Арсанов, мы могли бы отважиться и на более смелую затею!

Глава 31

Следующим утром, третий резервный полк подошёл к западной окраине Белостока. Высланный вперёд дозор, сообщил, что город занят французской армией. Узнав эту новость, полковник Крампель развернул полк и приказал идти к Дриссе через Николаев. Услышав этот приказ, Пётр не сдержался и немедленно отправился к командиру полка. Когда он подошёл, Крампель стоял в окружении командиров батальонов и что то объяснял. Завидев Арсанова, он нахмурился. Пётр козырнул ему и тут же высказал всё, что его волновало.

– Господин полковник, мы не знаем, куда ушла армия. А если она направилась не в Дриссу? Если она направилась в другое место? А если Николаев занят французами? Мы не знаем происходящего. Прежде, чем принимать решение о движение полка в определённом направление, следует выяснить обстановку.

– Учить меня вздумали унтер офицер – Крампель гневно сверкнул глазами и отрывисто приказал: – к батальону. Выполнять приказ.

Петру ничего не оставалось, как подчиниться. Он с хмурым лицом отправился к солдатам. По пути его нагнал Первакин.

– У полковника приказ. В случае начала военных действий выдвигаться к Дриссе – сообщил Первакин.

– Приказ? А если обстановка изменилась? – негромко спросил у него Пётр, – а если на пути французы? Тогда что?

– Наше дело выполнять приказы!

– Я знаю Крампеля, – глухим голосом произнёс Пётр, – он любое дело погубит. В любом случае, надо дать полку несколько часов отдыха. Солдаты устали.

Первакин ничего не ответил. Они подняли батальон и сообщили солдатам о новом марше, через Николаев в Дриссу. Солдаты, понадеявшиеся на скорый отдых, восприняли это решение с глухим ропотом. Колона полка снова двинулась в путь. Полк растянулся на версту. В хвосте колоны шли подводы гружённые продовольствием и боеприпасами. Всё шло спокойно. Да и погода несколько улучшилась. Подул свежий ветерок. Жара начал спадать. Спокойствие умиротворяло. И чем спокойнее становилось вокруг, тем явственнее беспокоился Пётр. Он всё время всматривался вперёд, словно пытался высмотреть опасность. До Несвижа, оставались не более десяти вёрст, когда показалась череда небольших холмов. Дорога начала уходить резко вверх. Пётр вышел из колоны и подошёл к Первакину. Тот заметил, что Пётр взволнован. Пётр указал рукой на холмы.

– Там отличное место для засады. Следует немедленно остановить движение полка и выслать во все стороны дозоры. Лучше уж время потерять, чем на неприятности нарваться.

Первакин чуть помедлив, кивнул и поспешно направился в сторону Крампеля. Через несколько минут, он вернулся обратно и развёл руками. Пётр всё понял. Оставив Первакина, он отошёл от колонны, и двинулся вдоль края дороги высматривая местность. Справа от него, не более чем в одной версте протекала речка. Пётр проследил за ней взглядом и увидел узкий мостик. По нему легко бы могла пройти повозка. За рекой, сразу начинался лес.

– Как хорошо было бы повернуть туда, – подумал Пётр, – но Крампель, сволочь не позволит. Только и думает, как людей помучить. А до остального и дела нет.

Тяжело вздохнув, он повернулся и торопливо зашагал вперёд, догоняя свой батальон.

Орудийный залп раздался внезапно. Ядра начали разрываться по всей колонне. Послышались истошные крики раненых солдат. В одно мгновение весь полк охватило смятение. Солдаты заметались, спасаясь от огня. Позади, разорвало одну повозку с боеприпасами. В воздух взметнулись столбы пламени. Артиллерийский огонь стих так же внезапно, как и начался. Среди всеобщей суматохи метался Крампель и до хрипоты кричал солдатам:

– Вперёд! Всем вперёд!

Полк несколько подобрал свои ряды и миновав подъём, начал выходить на равнину, оставив холмы слева от себя. Пётр метался среди батальона и помогал укладывать раненных в повозки. Затем, поручив двум солдатам из своего батальона заниматься раненными, со всей скоростью побежал к голове колоны. Когда он выбежал наверх, то с ужасом увидел, как Крампель готовит полк для броска на холмы. Там, на возвышенности стояли орудия неприятеля.

– Нет! – изо всех сил закричал Пётр.

Но его никто не слышал. Передние ряды полка, держа наперевес штыки, двинулись в сторону холмов. Снова в рядах полка начали разрываться ядра, неся с собой смерть и опустошение. Артиллерийский огонь продолжался несколько минут, а потом снова стих. Крампель в очередной раз поднял прижавшихся к земле солдат и угрозами погнал к холму. Пётр, невзирая на смертельный огонь, сумел пробраться к голове колоны. Там он остановился. От него не укрылось то, чему ни придал значения, ни один из офицеров, включая Крампеля. Канониры, прекратив огонь, даже не думали спасаться. Они вели себя до удивления спокойно. Слишком спокойно.

Пётр немедля бросилась и встав перед передними рядами полка, поднял руку и резко закричал:

– Всем стоять!

Солдаты, как ни странно повиновались ему. К Петру тут же подскочил бледный от ярости полковник Крампель.

– Прочь… – только и успел закричать Крампель.

Пётр схватил его за руку и стащив с седла бросил перед собой на землю. Этот эпизод ошеломил солдат не меньше чем огонь неприятельской артиллерии. Нависнув над Крампелем, Петр сквозь зубы произнёс:

– Я молчал, когда речь шла обо мне. Сейчас речь идёт об отечестве. Пошли прочь отсюда или клянусь честью, я убью вас на месте.

Не дожидаясь ответа Крампеля, Пётр повернулся к полку и коротко произнёс:

– Беру командование полком на себя. Приказываю, немедленно отойти к реке. Немедленно.

– Конница! – прозвенел чей то до предела напряжённый голос.

Из – за холмов начали появляться ровные ряды французской конницы. Они, выезжали, словно на прогулке и медленно направлялись в сторону полка. За первым рядом двигался второй, третий, четвёртый.

– Позади конница. Нас окружают! – раздался чей то вопль.

Весь полк сбился на большом поле, с ужасом наблюдая за приближением конницы. Она двигалась на них одновременно с трёх сторон. Лишь впереди путь оставался свободным. Но там была бескрайняя равнина. Взгляды всех солдат обратились к Петру. Тот лишь одно мгновение оценивал обстановку. Полк был окружён несколькими тысячами сабель конницы. Оставалось два пути. Либо сдаться на милость победителя, либо…

К ним подскакал один из французских кавалеристов. Он передал предложение командование, сдаться. Им давалось на размышления четверть часа. После этого, полк будет уничтожен. Выслушав парламентёра, Пётр повернулся к полку и громко скомандовал:

– Все офицеры ко мне!

Крампель всё ещё надеялся на поддержку со стороны офицеров, но увидев что они подчинились приказу, вскочил в седло и поскакал. Французы не обратили на него ни малейшего внимания. Они остановились и терпеливо ждали решения русских.

Дождавшись, когда все офицеры подошли к нему, Пётр отрывисто заговорил. При этом его лицо выглядело настолько решительным, и в нём сквозила такая уверенность, что все вокруг невольно восхитились этим удивительным самообладанием. И эти чувства понемногу начали передаваться другим.

– Мы окружены! Единственный путь спасения – река. Но её отсекли французы. Поэтому, нам необходимо двигаться по равнине, незаметно сдвигаясь вправо. Сумеем продержаться несколько часов, наступит темнота, а там и спасение. Самое главное добраться до реки.

– Но как? – не выдержал Первакин, – против нас не меньше дивизии конницы. Как мы сможем выстоять?

– Выстоим! – с непоколебимой уверенностью ответил Пётр, – но для этого все мои приказы должны выполняться беспрекословно и с возможной быстротой – Пётр оглядел всех уверенным взглядом и задал один вопрос: – готовы господа офицеры?

Все как один кивнули в ответ.

– Пойдём римской черепахой. В пять рядов. В середине поместим повозки и резерв 150 человек. Первый ряд стреляет, приседает, перезаряжает. Второй ряд стреляет, приседает, перезаряжает. И так далее. Убит солдат в первом ряду, его место занимает другой из второго ряда. Того с третьего и так далее. При непосредственной близости от конницы, выставляем частокол. Убьют меня, один из офицеров занимает моё место и продолжает командовать полком. Необходимо действовать чётко и только по команде. Солдат предупредите. Дрогнет один из них – падут все. По местам господа офицеры!

Глава 32

Пока разворачивались эти драматические события, изгнанный Крампель перебрался через реку. Миновав узкую полосу леса, он вышел на дорогу ведущую в Николаев. Крампель с глубокой радостью увидел хвост колоны второй армии. Пришпорив коня, он полетел вслед за ней. Очень скоро он догнал и обогнал арьергардный полк. А вскоре увидел и самого командующего. Багратион стоял возле одинокого дерева недалеко от дороги. Он стоял в окружение генералов и о чём – то с жаром говорил, постоянно жестикулируя руками. Генерала Тучкова и начальника штаба второй армии, генерала Ермолова, Крампель знал лично. По этой причине, он не стал задерживаться и оставив коня, прямиком направился к генералам. Представ перед ними, Крампель с оскорблённым видом, подробно доложил о произошедшем. Багратион помрачнел выслушивая Крампеля.

– И где же ваш полк господин полковник? – еле сдерживаясь, зло спросил у него Багратион.

– Унтер офицер Арсанов под угрозой убийства вынудил покинуть меня полк. Принял командование и сдался в плен французам.

– Где это произошло?

– В получасе езды отсюда! На другой стороне реки!

– Покажете дорогу, я лично хочу убедиться во всём!

По знаку Багратиона к нему подвели лошадь. Его вызвался сопровождать генерал Тучков. Крампель поехал вместе с ними показывать дорогу. Ещё издали до них донеслись выстрелы. Багратион покосился на Крампеля, но ничего не сказал. Не доехав до берега реки, Багратион направил коня на возвышенность. Тучков и Крампель остались стоять чуть ниже холма. Багратион приложился к подзорной трубе, наблюдая сражение, что происходило в непосредственной близости на другом берегу реки. Он видел горстку людей, которые медленно, шаг за шагом отходили к реке. Видел, как конница начала очередную атаку.

– Сколько у вас солдат в полку? – не отрывая подзорную трубу от глаз, спросил Багратион у Крампеля.

– Более трёх тысяч ваше превосходительство! – последовал снизу ответ Крампеля.

– Более трёх тысяч? Да против них сосредоточен весь корпус Даву. Сорок тысяч сабель. А самое странное в том, что они и не собираются сдаваться. А полковник? Может вы мне не всё рассказали?

Не дожидаясь ответа, Багратион снова сосредоточил внимание на происходящих событиях.

Пётр находился в первом ряду. В руках у него, как у всех остальных была винтовка с насаженным штыком. Это была третья по счёту атака конницы. Первые две были отбиты. Что привело француз в бешенство. Они перестроили ряды и на этот раз пошли в бой с большими силами. Под ногами земля дрожала от топота многих сотен копыт. Полк, выстроившись в ровный квадрат, ждал приближение конницы.

– Не стрелять! – громко скомандовал Пётр, а через мгновение прозвучал ещё один приказ: – делаем частокол по приближению. Готовить выемки.

Не успели отзвучать эти слова, как солдаты начали бить прикладами об землю. Несколько ударов и выемка готова. Она была необходима для лучшего упора приклада. Приклад опускался в выемку углом, отчего штык винтовки получался немного наклонённым вперёд. Тем временем стали отчётливо видны сверкающие в лучах солнца, сабли кавалеристов. Ещё несколько мгновений и они обрушаться на полк.

– Частокол! – что есть мочи закричал Пётр.

По его приказу, весь квадрат мгновенно присел, выставив впереди себя штыки.

– Во что бы ни стало держать строй! – снова закричал Пётр.

Едва прозвенели эти слова, как конница обрушилась на них всей мощью. Натыкаясь на частокол, лошади десятками падали на солдат. Солдаты всячески пытались уклониться от опасного груза, но даже ценой своей жизни не отступали назад. В итоге, первый ряд принял главный удар. Частокол задержал наступление конницы. Задние ряды начали наседать на передние. Возникло некое столпотворение в рядах конницы. Воздух прорезал резкий голос Петра:

– Пятый ряд…огонь!

Вслед за этим приказом, поднялся самый дальний и наименее пострадавший ряд полка. Воздух разрезал оглушительный залп. Стреляли в упор, отчего всадники валились как скошенные.

– Четвёртый!

Ещё один залп. А за ним последовали ещё два мощных залпа. Понеся серьёзный урон, французская конница начала откатываться назад. Вдогонку прогремел ещё один залп.

– Прекратить стрельбу. – Громкий голос Пётра разнёсся по всему полку. – Держать строй. Отступаем пошагово к реке.

– У вас рука в крови!

Пётр оглянулся. Прямо за ним во втором ряду находился Первакин.

– К чёрту руку! – отозвался Пётр, – отступаем! Конница снова пойдёт в атаку.

Однако несмотря на его живейшее возражение, Первакин всё же перевязал кровоточащий локоть Петра. Полк, выдерживая строй, начал отодвигаться вправо, пристально наблюдая за действиями противника. Часть продовольствия пришлось выбрасывать по ходу движения. Не хватало места для раненных.

Багратион буквально ошеломил и Тучкова и Крампеля своим криком.

– Слов нет никаких. Это же надо додуматься до такого. Как фамилия унтер офицера, который взял командование полком?

– Арсанов, ваше превосходительство, – живо откликнулся Крампель, – он прежде носил звание ротмистра и служил командир эскадрона в лейб гвардейском полку. Разжалован, лично государем в унтер офицеры.

– Лейб гвардейский? Первой армии? Ни за что. Я его у себя оставлю и ваш полк дам. Нет…лучше дивизию. Если жив останется. И к ордену представлю.

Слова Багратиона повергли Крампеля в шок. Багратион оторвался от подзорной трубы и жёстко бросил Крампелю.

– Я выясню истинную причину произошедшего, а пока…немедленно скачите к начальнику штаба и передайте мой приказ. Пусть незамедлительно выдвигает всю нашу конницу к реке.

– Ваше превосходительство! – бледный Крампель козырнул Багратиону и немедля поскакал выполнять приказ.

Тучков направил коня к Багратиону. Тот, завидев его рядом с собой, передал ему подзорную трубу. Тучков приложился к подзорной трубе, зорко наблюдая за разворачивающимися событиями. На глазах обоих генералов, французская конница очередной раз откатилась назад.

– Да это же просто уму непостижимо, – прошептал потрясённый Тучков, передавая обратно подзорную трубу, – пехотный полк противостоит кавалерийскому корпусу.

– Русский дух голубчик! Русский дух! – сияя, отвечал Багратион.

Они наблюдали с возвышенности, как атаки конницы, раз за разом разбивались об упорную защиту полка. И раз за разом, полк всё ближе подходил к реке. С другой стороны реки, начала подтягиваться русская конница.

Пётр всё время находился в первых рядах. Он вел, и всё время поддерживал полк ободрительными выкриками. Но солдаты и без того видели, что его команды, раз за разом спасают полк в безнадёжных ситуациях. Едва начиналась атака, как рядом с Петром, а чаще всего, впереди него, оказывались сразу несколько солдат. В эти короткие часы, Петр заслужил безграничное уважение всего полка. Он вёл в бой и всегда находился на самом опасном участке боя.

Очередная атака оказалась самой остервенелой. Французы, взбешённые яростным сопротивлением горстки людей, ввели в бой крупное соединение. Бой закипел с непостижимой яростью. Ценой неимоверных усилий удавалось держать строй. Целой группе всадников удалось вклиниться в самый центр полка. Отчего положение начало с каждой минутой ухудшаться. Петр, бросив винтовку, рубился одной саблей. Он пробрался в самый опасный участок, не замечая, что находится под прицелом. Прогремел выстрел. Пуля задела левое плечо. Пётр пошатнулся, но через минуту снова начал биться. Он прилагал непостижимые усилия, для того чтобы ликвидировать угрозу в центре. Он сражался без устали и при этом постоянно направлял действия полка. Воодушевлённые его примером, солдаты с каждым мгновением усиливали сопротивление. Но французы на этот раз и не собирались отступать. Давление на полк усиливалось с каждой минутой. Ряды полка редели на глазах. Но оставшиеся в живых, продолжали с ожесточением сопротивляться.

Один за другим прозвучали два выстрела. Пётр выронил саблю из рук и качнулся. С головы потекла струйка крови. Чуть ниже груди начало выступать кровавое пятно.

– Держать строй! – закричал Пётр и рухнул на землю.

К нему сразу же подбежали несколько солдат. Воздух прорезал горестный крик.

– Командир убит! Арсанов убит!

Едва прозвучали эти слова, как остатки полка с таким остервенением бросились на французов, что те не выдержали и начали отступать. Вслед им постоянно неслись выстрелы. А с выстрелами звенели крики, наполненные боли, которые раз за разом повторялись:

– Арсанов убит! Командир убит!

И Багратион, и Тучков услышали эти крики. Оба нахмурились.

– Жаль. Редкой храбрости был офицер, – грустно произнёс Тучков, – да с…жаль Арсанова.

– Арсанова? – раздался недалеко от них взволнованный голос.

Оба обернулись и увидели шагах в десяти позади них пожилого человека, который смотрел на них с глубокой надеждой.

– Что с ним? – дрожащим голосом спросил старик.

– Убит! – коротко ответил ему Тучков.

– Пётр! – вырвался болезненный возглас у старика. А в следующее мгновение он побежал в сторону моста.

– Куда? С ума сошёл? – вслед за ним закричал Тучков, но старик его не слышал.

Старик на глазах уланского полка, перебежал мост, всё время, исторгая из себя одно слово.

– Пётр!

Старик добежал до места сражения и начал метаться в разные стороны. Вот он остановился и опустился на колени, а потом приподнял чьё то тело и прижал к груди.

Не дожидаясь приказа, уланы двинулись вслед за стариком. За уланами двинулся полк драгун. Конница прикрывала отступление третьего резервного полка. Подобрав раненных и убитых, остатки полка начали переправляться через реку.

Глава 33

– Ваше сиятельство!

Анастасия не сразу откликнулась на зов слуги. Она ещё не совсем свыклась с новым положением. И лишь когда эти слова прозвучали второй раз, она оторвалась от созерцания цветов и обернулась.

– Хозяин просит вас в гостиную – кланяясь, сообщил слуга.

Анастасия кивнула в знак того, что всё поняла. Слуга ушёл. Следовало немедленно отправиться за ним, но ей так не хотелось покидать сад. Разнообразие оттенков и аромат цветов навевал на неё безмятежность и спокойствие. Здесь, на аллее Римского парка, где стояла любимая скамеечка Анастасии, она могла без помех поговорить со своим супругом. Вернее, с дневником своего супруга, который Анастасия всегда брала с собой в парк. Она снова и снова перечитывала эти строки. Читая дневник, Анастасия воссоздавала в мельчайших подробностях лицо Петра и вела с ним диалог. Она пыталась всё объяснить. Пыталась вести себя иначе. Говорить другие слова. И представляла, как бы Пётр отреагировал на это. Иначе говоря, здесь в парке, Анастасия разговаривала за них, обоих. Здесь она могла не чувствовать, той тягучей боли одиночества, что накатывало на неё в особняке. А главное, именно здесь она представляла встречу с Петром. О встрече она думала с замирающим сердцем и улыбкой, полной невыразимого счастья. Анастасия настолько погрузилась в счастливые мысли, что не заметила садовника. Подправляя ровные кусты аллеи, садовник не сводил взгляда с девушки в розовом платье, что сидела на скамеечке и не переставая улыбалась. У девушки были переплетены пальцы. А руки были сложены на коленях. Рядом с ней лежала книга. Взор девушки то взлетал высоко наверх, то останавливался на одном из цветов. Неизвестно что она представляла, подолгу любуясь его неповторимой красотой. Садовник поймал себя на том, что и сам глядя на графиню начал улыбаться. Но вот, улыбка слетела с уст графини. Она резко погрустнела. Затем взяв книгу, встала и направилась в сторону дома. Садовник прекратил работу. Он не сводил взгляда с уходящей графини. Он смотрел на белокурые волосы, которые слегка колебались при ходьбе. Он смотрел, как графиня переложила книгу в левую руку, а правой взялась за платье и слегка приподняв край, начала подниматься по лестнице. Все её движения были легки и грациозны. Садовник провожал её взглядом до тех пор, пока она не исчезла из виду. Тяжело вздохнув, он вновь принялся за прерванную работу. Графиня, своим приходом приносила парку особое очарование. Садовник часто сравнивал её с цветами. На них всегда хочется смотреть и восторгаться. Впрочем, не один садовник испытывал к графине нежнейшее почтение и глубокое восхищение. Все обитатели имения с умилением относились к новоиспечённой графине. Даже поведение Арсанова старшего изменилось. К прежнему чувству родительской любви, добавилось чувство глубокого уважения. Едва ли не по каждому вопросу он советовался с ней. При этом, он всячески подчёркивал, что именно она является хозяйкой имения. Анастасия понимала и ценила новое отношение к себе. Она окружила заботой своего опекуна и переложила все хлопоты по ведению дел имения на собственные плечи. Причиной такого решения стало, ещё и частое недомогание Арсанова старшего. Глубокие переживания надломили его здоровье. Арсанов старший только и думал, как бы встретиться с сыном. И желал этой встречи не меньше Анастасии.

Сегодняшний день стал счастливым для них обоих. Пришло, наконец, долгожданное письмо из Петербурга. Когда Анастасия вошла в гостиную, её встретил сияющий облик опекуна. Рука опекуна сжимала открытое письмо. Анастасия замерла, так и не дойдя до него. Весь её облик выражал вопрос.

– Пётр отправлен в седьмую пехотную дивизию второй армии. Мне сообщают, что дивизия Петра находится в Белостоке. С ним всё хорошо Анастасия. Всё хорошо. Служит наш Пётр.

Анастасия медленно опустилась на край кресла. В ногах появилась дрожь. Это была первая новость о Петре за все эти долгие месяцы.

– Батюшка! – прошептала Анастасия, устремляя на опекуна счастливый взгляд. Тот подошёл и крепко поцеловал её в лоб.

– Конечно дитя моё. Обязательно. Мы немедленно напишем обо всём Петру. Он должен знать, что здесь его ждут два человека. Любящий отец и…любящая супруга. Я сам напишу…Архип. Архип! Куда он запропастился? – Арсанова старшего охватило лихорадочное волнение. Вся его сущность призывала к немедленным действиям. Анастасия поднялась и взяв его за руку, усадила на своё место.

– Вам нельзя так сильно волноваться батюшка. Вы можете снова заболеть, если будете себя так вести – мягко укорила его Анастасия. – Я сама ему напишу. А вы посидите здесь и отдохните батюшка. Я всё сделаю.

– Звали барин? – на пороге показалось тучная фигура управляющего.

Он снял шапку и подошёл к Арсанову старшего. Тот невзирая на уговоры Анастасии снова поднялся и с той же лихорадочностью заговорил:

– Немедля Архип. Немедля закладывай лошадей. Пётр в Белостоке. Надо доставить ему письмо. Найди человека. Письмо напишет Анастасия,…Чего стоишь? – закричал на него Арсанов старший, я же велел немедля закладывать лошадей.

В ответ, управляющий наградил его хмурым взглядом, и коротко ответил.

– Не получится барин!

– Как это не получится? Смеешь мне перечить? – воскликнул Арсанов старший гневно наступая на управляющего.

– Французы в Белостоке барин! Война началась. Вон, какие дела!

Арсанов старший пошатнулся и упал бы, не поддержи его с двух сторон управляющий и Анастасия. Кровь отхлынула от его лица. Он мгновенно побелел.

– Война,…а Пётр ничего не знает. Он ничего не знает. Анастасия,…боже мой. Мой Пётр…

Ему сделалось плохо. Архип громко созвал слуг. Они, на руках отнесли его в опочивальню. Анастасия велела слугам подложить несколько подушек в изголовье. Арсанова старшего осторожно уложили на постель и накрыли тёплым одеялом. Но и это не помогло. Несмотря на жару, он весь дрожал. Анастасия распорядилась затопить камин в опочивальне. Пока слуги хлопотали в комнате, выполняя её поручение, она села на постель и положила руку на голову опекуна. Лоб весь горел. Им снова овладела лихорадка. Следовало немедленно, что то предпринять. Оставаясь у постели опекуна, Анастасия послала Архипа за тёткой Авдотьей. Благо та находилась в имение. Авдотья едва взглянула на больного. Едва войдя внутрь, она снова покинула опочивальню, предварительно попросив принести таз с водой. Вернулась она, с какой то бутылью и пучком странных растений. Бутыль Авдотья оставила на столе, а растения сразу бросила в таз с водой, что поставили возле кровати с больным. После этого Авдотья нависла над Анастасией и начала подробно объяснять, что ей следует сделать.

– Через часок возьми чистый полотенец и брось туда, – сказала она, указывая на таз, – выжмешь накрепко и приложишь ко лбу. Так и делай. А из энтой бутыли что принесла, будешь давать по четвериночке, покамест жар не спадёт. Бог милостив. Не даст худому случиться.

Проводив Авдотью, Анастасия ещё раз приложилась ко лбу опекуна. Она ощутила, что жар усилился.

– Может слуг оставить возле барина? – раздался осторожный голос Архипа.

– Я сама справлюсь! – не оборачиваясь, ответила Анастасия.

– А как же с письмом быть?

Этот вопрос заставил Анастасию издать судорожный вздох.

– Позже! – сделав усилие, выдавила из себя Анастасия.

– Как скажете барыня! – управляющий покинул опочивальню.

А вслед за ним ушли и слуги.

Анастасия переводила взгляд с опекуна на потрескивающий огонь в камине и почти с отчаянием думала о войне. О том, сколько горя она может с собой принести. И не только им.

– Нельзя поддаваться чувствам. Нельзя! – прошептала Анастасия, окидывая мечущую фигуру опекуна беспокойным взглядом. Необходимо набраться мужества и ждать. Ведь не может война длиться вечно. Когда ни будь, она закончится. И тогда…Анастасия прервалась от своих размышлений. Опекун издал мучительный стон. Потянувшись, Анастасия принялась гладить его по голове и приговаривать.

– Всё хорошо батюшка. Всё обязательно будет хорошо…

Глава 34

Июльская ночь. Под небом усыпанным звёздами, горят сотни костров. За кострами сидят солдаты и офицеры с мрачными лицами. Они, вполголоса обсуждают тяжёлое положение русской армии. Именно так в эту ночь выглядел лагерь в Дриссе, куда отвёл первую армию Барклай де Толли. Несмотря на тяжёлые арьергардные бои, положение первой армии было весьма устойчивым. Чего нельзя было сказать о второй армии.

Желая пресечь объединение русских армий, французы ударили и овладели Николаевым и Минском, тем самым, поставив вторую армию перед угрозой полного окружения. Путь на Дриссу, Багратиону был отрезан. Император Наполеон ликовал. Он во всеуслышание объявил о том, что вторая русская армия находится в его руках. А уничтожив её, уже не представляло сложности расправиться с оставшейся частью русской армии. Всё это и привело к тому, что в лагере воцарилось полное уныние. И ощущалось это уныние повсюду, даже в штабе командующего армией. Барклай де Толли, то и дело проезжал вдоль всего лагеря, тщательно высматривая все слабые и сильные стороны. На самом деле, всё это он знал наизусть. Ему было просто необходимо себя занять чем ни будь, в ожидание вестей о положение второй армии. Вернувшись, очередной раз после осмотра в штаб, командующий первой армией, застал там императора. Александр выглядел довольно бодро, хотя был озабочен тяжёлой обстановкой гораздо больше других. Однако жизнь при дворе отца, научила его не показывать свои чувства. Глядя на военного министра, Александр думал о письме сестры полученном накануне. Сестра умоляла его отказаться от должности командующего и передать его другому полководцу. Александр, вполне отчётливо осознавал, что у него нет плана противодействия Наполеону. Он не в состояние принимать решения, ибо на самом деле не знает что делать. Все эти размышления и привели императора к решению передать общие полномочия командующего, военному министру. Тот во всяком случае, знал что делать и всегда говорил уверенно. Александром овладела твёрдая уверенность в правильности принятого решения, когда на вопрос о положении второй армии, Барклай де Толли с уверенностью ответил, что Багратион вполне способен справиться с положением, в котором оказалась его армия. Не прошло и нескольких минут, после сказанных военным министром, слов, как в штабе появился офицер, посланный Багратионом. Офицер привёз два пакета и оба вручил военному министру. С молчаливого позволения императора, военный министр вскрыл первый пакет. Пробежавшись глазами по донесению, он радостно воскликнул:

– А не говорил ли я вашему императорскому величеству об умение князя Багратиона! Он форсировал Березину. И когда все французы знали, что он пойдёт на север, нам навстречу, Князь Багратион ещё раз форсировал Березину в обратную сторону и пошёл на юг, на Несвижь. Затем он совершил ещё один манёвр и повернул на восток. Сейчас он вырвался из окружения, и ведёт армию в Бобруйск.

Император в эти мгновения несколько раз менялся в лице, а под конец с огромным облегчением произнёс:

– Сообщите всем эту новость!

В то время, как несколько штабных офицеров отправились…с радостью отправились сообщить новость армии, военный министр вскрыл второй пакет. Пробежав по нему глазами, он с изумлением произнёс:

– Князь сообщает о баталии, свидетелем коей стал он лично. Третий резервный полк под командованием,…вероятно, здесь кроется ошибка. Такое не представляется…

– Читайте! – нетерпеливо перебил его император.

Барклай де Толли поклонился и продолжил чтение.

– Здесь говорится об унтер офицере Арсанове. Под его командованием, полк отбил сорок пять атак кавалерийского корпуса.

– Арсанов? – Александр встрепенулся, услышав знакомую фамилию.

– Да государь? В донесении говорится, что сам Арсанов пал на поле боя.

– Пал? – император, услышав эти слова, расстроился и негромко проронил: – отправьте гонца к князю. Я хочу знать все подробности баталии.

– Слушаюсь государь!

– И вот ещё что. Я решил назначить вас главнокомандующим. Сам я покидаю лагерь и еду в Москву.

– Государь! – Барклай де Толли низко поклонился.

– Незамедлительно информируйте меня обо всех ваших действиях!

Император покинул штаб и вернулся в свою резиденцию. Настроение у императора значительно улучшилось после полученных новостей. Его беспокоила лишь одна навязчивая мысль. Неужели он ошибся? Неужели без причины наказал невиновного? Эта мысль всё больше и больше тревожила императора. Он вызвал своего адъютанта. Когда генерал Орлов появился перед императором, тот с задумчивым видом, спросил:

– Как вы полагаете,…способен ли человек, который во главе полка не побоялся противостоять кавалерийскому корпусу….способен ли он на убийство беззащитного?

– Нет, государь! – без запинки отвечал Орлов.

Император кивнул.

– Я тоже так считаю. Известите предводителя Смоленского дворянства. Я заеду к нему в гости по пути в Москву. И ещё…отправьте от меня лично соболезнование семье унтер офицера…графа Арсанова.

Этим же вечером, новый главнокомандующий отдал приказ отступать на восток. Сражение, на которое так надеялись французы,… не состоялось.

Первыми начали отбывать из Дрисского лагеря, полевые лазареты с раненными. Сразу после них, отступление начали регулярные части первой армии. В арьергарде, прикрывающем, отход армии находился и второй эскадрон лейб гусарского полка.

Глава 35

Более пятисот кавалеристов всё ещё оставались в лагере, после ухода оттуда первой армии. Костры всё ещё горели, когда на востоке появилось отражение восходящего солнца. День сулил стать таким же жарким, как все предыдущие. Предрассветная тишина лишь изредка нарушалась ржанием лошадей и негромкими отрывистыми фразами. Все оставшиеся в лагере, молча готовились к отражению возможной атаки. Снаряжение перепроверялось по несколько раз. Особое внимание уделялось лошадям. В особенности стременам. От того, насколько хорошо они были подтянуты, зачастую зависела жизнь всадника. Все эти приготовления выглядели весьма незначительными и служили скорее способом занять свободное время. На лицах людей читалось напряжение. Перед боем всегда так. Ожидание всегда тяжелей самой битвы. Но вот…весь лагерь застыл наблюдая появление передового дозора. Семь всадников, один за другим прискакали в лагерь. Сведения, которые они сообщили, касались французской кавалерии. Не более чем в трёх верстах от передовой лини лагеря был замечен отряд кавалерии, численностью не более семьсот сабель. Спустя несколько минут после появления дозора, весь арьергард был готов к бою. Три эскадрона, словно по команде вскочили в седло и вытащили из ножен сабли. Прозвучали слова полные гордости:

– Вперёд! За отчизну!

Сопровождаемые красноватым отблеском восходящего солнца, отряд русской кавалерии устремился на запад. Всадники, один за другим перескакивали через насыпь и галопом устремлялись вперёд. В центре атаки находились гусары. Справа уланы, а слева скакал эскадрон драгун. Миновав впадину, кавалерия вышла на обширное поле, окружённое с двух сторон лесистой местностью. Впереди показались ровные ряды французского полка. Французы ехали лёгкой рысью. При виде русских, они вначале остановились, а потом выхватили сабли и понеслись им навстречу. Второй эскадрон по мере продвижения вперёд начал вырываться вперёд, образуя этим впереди атаки, острый клин. И именно этот клин со страшной силой первым врезался в ряды французского полка. А вслед за ними, в виде раскрытого веера вступили в бой оба фланга. Гусары дружно заработали саблями, стараясь с первых же мгновений смять центр французского полка. Со стороны, смертельный поединок завораживал своим зрелищем. Более тысячи всадников, практически одновременно резко осадила лошадей и привстав в стременах скрестила сабли. Искры от скрещиваемых сабель сыпались с такой частотой, что заставляли лошадей испуганно ржать и постоянно шарахаться в сторону. Из за чего, приходилось менять противника, так и не закончив с ним поединок. Лишь немногим удавалось одновременно направлять лошадь в нужное место и одновременно вести бой с противником. Напряжение и ожесточение руководили действиями всадников с обоих сторон. Первые мгновения боя огласились стонами и предсмертными криками. Лошади издавая хрипение валились на бок. Ожесточение нарастало с каждым мгновением. Гусары рубились с редким остервенением. Но и французы не отставали от них. Бой шёл с переменным успехом до тех пор, пока над вторым эскадроном не раздался громкий крик.

– Так сражаются на земле врага! Мы же на земле русской!

Поручик Друцкой, прокричав эти слова, первым бросился вперёд, напролом через центр французской кавалерии. Он уже собирался обрушиться на противника, когда сбоку раздался выстрел. Пуля пробила ему плечо. Вскинув руки, Друцкой качнулся и выпустил из рук саблю. Француз на которого он собирался обрушиться, незамедлительно решил воспользоваться этим благоприятным для него моментом. Однако удар его сабли, который должен был убить на месте Друцкого, отбил Невич. А следующим ударом он сразил француза. Невич резко оглянулся по сторонам. Рядом из своих никого не было. Но к ним уже спешили на помощь. Понимая что всё решают мгновения, он бросил коня вперёд заслоняя собой друга. Ему сразу пришлось завязать борьбу с четырьмя противниками одновременно.

– Держитесь штаб ротмистр! – изо всех сил закричали поручики Анджапаридзе и Астраханов. Они с такой силой начали прорываться вперёд, что французы невольно поддались назад. Ещё мгновение и они подоспеют на помощь. Но в этот миг раздался полный боли крик Друцкого.

– Невич убит!

Голова Невича упала на шею лошади, а потом он начал сползать вниз и свалился на землю. Астраханов и Анджапаридзе бросились вперёд. За ними вслед двинулся весь второй эскадрон.

– Вы ещё ничего не видели господа французы. Вот вам за Невича…а вот вам за Арсанова – раз за разом в бешенстве выкрикивали они. И каждый раз после этих слов, очередной противник валился с седла. Напор был такой силы, что центр француз не выдержал и начал отступать назад. Воспользовавшись этим обстоятельством, уланы и драгуны усилили натиск на флангах. Французы начали в беспорядке отступать. Они, едва могли прикрыть от мощных ударов следовавших один за другим. Несколько минут такого боя грозило закончиться для француз полным избиением. Но они сумели избежать этой участи. В непосредственной близости от проходящего боя, появились крупные силы французской армии. Русская кавалерия прекратила преследование и отступила. Они вернулись обратно в лагерь. А затем покинули и его. Арьергард отступил из лагеря вслед за первой армией. Радость одержанной победы, омрачала гибель штаб ротмистра Невича. Второй эскадрон двигался медленным шагом. Все гусары выглядели хмуро. И более всего, подавленными выглядели трое.

– Он погиб спасая мою жизнь! – прошептал Друцкой, сжимая раненную руку.

Глава 36

Раненные непрерывным потоком прибывали в имение Арсановых. Всё вокруг особняка было забито повозками. А они всё прибывали и прибывали. То и дело слышались отрывистые крики врачей, которые указывали санитарам каких раненных заносить внутрь в первую очередь. Одновременно с этим, раненных перевязали прямо на улице.

Анастасия с ног сбилась. Она коротко и деловито раздавала приказания слугам. Весь особняк, все три этажа, за исключением левого крыла, в котором находились её покои, были отданы под лазарет. Анастасия распорядилась перенести кровать опекуна в комнату, смежную с её покоями. Так она могла постоянно находиться рядом с ним. Вся ненужная мебель убиралась из комнат. Большую часть раненных разместили на втором этаже, в зале, где прежде проходили балы. Кроватей хватало не для всех. По этой причине, многих укладывали прямо на полу. В течение одного дня, особняк превратился в настоящий госпиталь. Около трёхсот раненных из частей первой и второй армий, были размещены в комнатах. Досталась несколько комнат и медицинскому персоналу. Анастасия отказалась от всех удобств. Два десятка слуг были направлены в помощь санитарам. Управляющему же было приказано вскрыть все хранилища с запасами продовольствия. Лазарет остро нуждался в продовольствие. Все увещевания Архипа разбивались о каменную стену. Напрасно он твердил, что такое расточительство может привести к тому, что они сами начнут голодать. Напрасно твердил о том, что армия сама может позаботиться о себе. Анастасия была непреклонна. Итогом всех этих разговоров стал ужин, приготовленный для раненных, самими обитателями имения. Горячая пища немного взбодрила раненных. Анастасия до позднего вечера ходила среди раненных и следила за тем, чтобы они были размещены со всеми возможности удобствами и не терпели недостатка в чём то ни было. Нередко, она садилась на постель к тяжелораненым солдатам и утешала их, пытаясь облегчить страдания. Чем заслужила признательные взгляды и не только раненных, но и всего медицинского персонала. Её мягкий, мелодичный голос разносился по всему особняку. И каждый, кто слышал этот голос,…слышал в нём сострадание и заботу. Анастасия передала санитарам всё, что только могло служить перевязочным материалом. Она лишь к полуночи смогла освободиться от бремени навалившихся на неё обязанностей. Анастасия не стала ложиться. Она отправилась навестить опекуна. Когда она неслышно появилась в комнате, опекун бодрствовал. Арсанов старший полулежал на нескольких подушках. В руках он держал раскрытую книгу, которую освещала пламя одинокой свечи. Анастасия опустилась на край постели и положила свою руку на лоб опекуна. Чуть подержав её, она убрала руку. Затем встала и взяла полотенец со стола и окунула её в таз с настоем. Накрепко выжав полотенец, Анастасия, несмотря на возражение, приложила его ко лбу опекуна.

– Не спорьте со мной батюшка! – мягко пресекла возражения опекуна, Анастасия, – вы ещё слишком слабы. И у вас жар не спал.

– У тебя и без меня забот хватает! – Арсанову старшему становилось не по себе от внимания Анастасии.

Он знал, что она целый день без отдыха ухаживала за раненными. И вместо того чтобы отдохнуть, она вынуждена сидеть рядом с ним.

– Поспала бы Настюшка! – попросил Арсанов старший.

Та, в ответ, упрямо покачала головой.

– А вдруг вам станет худо батюшка? Меня рядом не будет, слуги все заняты раненными. Нет, даже не просите батюшка. Я здесь посижу.

Арсанов начал возражать и упрашивать её, но Анастасия не слушала. Она пододвинула кресло к постели и опустившись в него, устремила на опекуна усталый взгляд и таким же голосом негромко спросила:

– Что вы читаете батюшка?

– Стихи Настюшка. Стихи!

– Почитайте вслух батюшка! – попросила Анастасия, удобней устраиваясь в кресле. Она положила руки на подлокотники и откинула голову на спинку кресла. Глаза слипались. Анастасию непреодолимо потянуло ко сну. Она крепилась до того момента, пока не раздался голос опекуна. Едва он зазвучал, глаза Анастасия начали непроизвольно закрываться.

– Раскаты грома с новой силой – Несутся с жаждою наживы – На землю русскую толпой – Изжечь, стоптать златые нивы – Тот гром подобен колдуну – Чей лик уродливый и мрачный – Мелькая в отблесках луны – Так норовит войти в дом каждый – Несёт с собой он разоренье – Цепей оковы страшный плен – Гром уготовил угнетенье – И страшный, безвозвратный тлен – Но как ещё не раз бывало – Накинув мерзкое забрало – Разрушить славные дела – Ступала не одна орда – Как и всегда, попытка злая – Позором станет для врагов – И ни одна земля другая – Могилой приютит их кров

– Словно про наши дни писано, – с глубоким чувством прошептал Арсанов старший. Оторвавшись от книги, он бросил нежный взгляд на Анастасию. Анастасия спала. Грудь еле заметно вздымалась. Старательно избегая малейшего шума, Арсанов старший отложил книгу и задул свечу. Комната мгновенно погрузилась в темноту. Он ещё некоторое время не спал, прислушиваясь к голосам, а больше к призывам помощи, которые нередко раздавались в доме.

Анастасия беспробудно проспала до самого утра. Когда она открыла глаза, опекун всё ещё спал. Анастасию порадовало это обстоятельство. Здоровый сон ясно указывал на улучшение здоровья опекуна. Анастасия поднялась с кресла, и некоторое время стояла, разминая затёкшие ноги. Затем наклонилась над постелью и поправив одеяло больного, покинула комнату. Направляясь по коридору, она несколько раз одёрнула помятые края платья. Анастасия сразу же прошла в бальный зал. Следующий час, она провела в беседах с раненными. Анастасия переходила от одного к другому и всегда начинала разговор с вопроса о самочувствие. Затем переходила к другим темам. Спрашивала о родных местах, о семье, о том в каком сражение он был ранен. Двигаясь по залу, она не замечала устремлённые на неё, десятки ласковых взглядов. За короткое время, раненые привыкли её видеть. А ещё больше слышать мягкий голос Анастасии. В течение времени, которое она провела рядом с раненными, Анастасия определила для себя список неотложных мер. Их по её мнению следовало незамедлительно предпринять. Она вышла из зала, собираясь найти управляющего и перепоручить ему выполнение этих дел, как…увидела Архипа. Управляющий шёл ей навстречу с опущенной головой.

– Вы мне и нужны, – ещё издали заговорила с ним Анастасия, – необходимо…

– Потом. – Перебил её управляющий, не дав высказаться. При этом он старался, не смотреть на Анастасию. – В гостиной находится военный. Он ждёт вас!

– Меня? Зачем? – не поняла Анастасия. Везде в доме находились военные. Так зачем надо было вызывать её на отдельный разговор в гостиную.

– Он ждёт вас! – тихо повторил Архип и не дожидаясь ответа, отвернулся от неё и зашагал прочь. Анастасия думала недолго. Её удивило странное поведение управляющего. Однако, не следовало заставлять себя ждать. Вполне возможно, что этот военный нуждался в её помощи. Анастасия поспешила в гостиную.

Её встретил молодой человек, обладающий безукоризненной выправкой. Анастасия остановилась в двух шагах от него. Она переводила недоумённый взгляд с лица военного на его руки, в которых находилось запечатанное письмо и какая то коробочка.

– Возвышенский! – незамедлительно представился военный, – штаб-с офицер. Состою при особе его императорского величества. А вы простите, графиня Арсанова? Супруга…Петра Арсанова?

– Его императорского величества? – Анастасия пришла в смятенье, услышав эти слова. Ей понадобилось некоторое время, на то, чтобы справиться с внезапно появившимся волнением и ответить на вопрос капитана. – Да!

– Лично от государь императора! – произнося эти слова, капитан вручил ей письмо и коробочку. Затем кивнул и покинул комнату.

Анастасия проводила его взглядом, потом перевела его на предметы, которые ей вручили. Появилась непонятная дрожь. Волнение понемногу усиливалось. Она всё ещё не понимала этого визита. Анастасия вскрыла императорскую печать и начала читать.

Архип остановился у входа. Он с глубочайшим состраданием следил за Анастасией. Он увидел, как письмо выпало из её рук и, кружась, опустилось на пол. А вслед за письмом из рук Анастасии выскользнула коробочка. Она упала на пол и раскрылась. Послышался глухой звон. Рядом с коробочкой…лежал орден.

Арсанов старший с нескрываемым удивлением смотрел на Анастасию. Впервые за время пребывания в имение, она нарядилась в чёрное платье.

– Что с тобой дитя моё? Ты же говорила, что тебе не по душе чёрный цвет.

– Война! – выдавила из себя Анастасия. Она всячески силилась, пытаясь не выдать своих чувств. Ей даже удалось улыбнуться.

– А почему глаза красные? Ты плакала?

– Нет, нет батюшка, – поспешно возразила Анастасия, – просто,….просто не удалось толком выспаться.

– А я ведь тебе говорил, – торжествующим голосом напомнил ей Арсанов старший, говорил, – но ты меня не послушалась.

Анастасия прошла к креслу. Ей понадобилось некоторое время, чтобы суметь посмотреть в глаза опекуну.

– Есть новости о…Петре.

– Ой как хорошо, – сразу оживился Арсанов старший, – что за новости? Где он? Воюет, наверное? Сражается с французами? Конечно, а что же ещё он может делать. Мой Пётр…рассказывай скорей. Мне не терпится всё услышать.

– С ним всё хорошо батюшка. Всё…очень хорошо. Пётр воюет. Очень храбро воюет. Император лично отзывается о нём с восхищением. Он…он…

Арсанов старший вздрогнул и резко поддался вперёд. Из глаз Анастасии одна за другой начали выкатываться крупные слезинки. Не замечая их, она продолжала говорить:

– Ему вернули всё. Восстановили…в чине. Даже…даже орден дали.

– Пётр! – вырвался сдавленный крик у Арсанова старшего. В одно мгновенье, он всё понял.

– Пётр…его нет? Нет? Скажи мне Анастасия! – из души Арсанова старшего вырвался крик полный отчаяния и боли.

В ответ, Анастасия медленно разжала руку и показала, что в ней находилось. Увидев орден, Арсанов старший глухо застонал и схватился двумя руками за голову.

– Я даже прощения попросить у него не смогу! – прошептала Анастасия, а в следующее мгновение бросилась в объятия опекуна и разрыдалась. Арсанов старший наклонился над Анастасией и поглаживая её по голове дрожащей рукой, горестно прошептал:

– Плачь милая. Плачь! Осиротели мы с тобой. Как жить дальше, не знаю. Да и стоит ли жить? Только надежда на встречу с Петром и поддерживала меня. Теперь…ничего больше не осталось. Так и уйду в могилу… с виной на душе.

Архип, некоторое время стоял возле двери и прислушивался к рыданиям. Потом отошёл и медленно направился в сторону гостиной. Он шёл с поникшей головой и думал об Анастасии и своём хозяине. Он как никто другой знал, как они оба любили покойного. И понимал, какое большое горе пришло в этот дом. Поглощённый тяжёлыми мыслями, Архип так и не заметил, что вместо гостиной, вошёл в зал к раненным. Он встрепенулся, когда один из раненных позвал его. Архип подошёл к молодому офицеру, кровать которого стояла возле колоны. Офицер был ранен в ногу. Приподнявшись на локте, он с небольшой хрипотцой в голосе, спросил у Архипа:

– Девушка, которая так трогательно заботилась обо мне и вправду графиня Арсанова? Супруга Петра Арсанова?

– Почему вы спрашиваете? – негромко поинтересовался Архип.

– Моя фамилия Первакин. Я служил в одном полку с графом Арсановым! – последовал ответ раненного, – так она действительно его жена?

– Вдова! Сын нашего хозяина погиб!

Дав короткий ответ, Архип отошёл от Первакина. Тот помрачнел и расстроился, услышав эти слова. Кроме всего прочего, ему следовало лично принести соболезнования графине.

– Знали его ваше благородие? – раздался рядом с Первакиным голос одного из раненных.

– Знал и очень хорошо, – отозвался Первакин, – вместе служили в третьем резервном.

– В том самом? – голос сразу оживился, привлекая к разговору внимание других раненных, – а правда ваше благородь, что в том бою ваш полк сорок пять кавалерийских атак отбил?

Первакин кивнул.

– В том бою меня и ранило в ногу. Командовал полком, хозяин этого имения…Пётр Арсанов. Не думал я…что так случится – Первакин вновь помрачнел и неслышно пробормотал, – а ведь и рана то тяжёлая, но не смертельная была. Все надеялись, что выживет Арсанов,…а на деле, вон как всё закончилось. Жаль…очень жаль. Прекрасный был человек.

Глава 37

Первая армия отступала к Витебску. Положение армии начало с каждым днём осложняться всё больше и больше. Французы все свои огромные силы бросили вслед русским армиям. Кавалерия Мюрата преследовала первую армию, едва не наступая им на пятки. Они, практически без сопротивления достигли местечка Бешенковичи. Тяжелейшие бои с французами вели арьергард под командованием графа Остермана – Толстого. Дивизии Коновницына и Палена. Арьергард русской армии оказал столь мощное сопротивление, что сумел не только задержать, но и опрокинуть основные силы французской армии. Бой возле местечка Островно, едва не закончился плачевно для знаменитой на весь мир коннице Мюрата. Они были обращены в бегство стремительными атаками. Дополнительные силы французской армии избавили их от незавидной участи. Пришлось снова отступить. Но время было выиграно. Первая армия получила необходимое время и поле для манёвра. От Багратиона, так же приходили удручающие вести. Ему не удалось прорваться для соединения с первой армией. Ввиду всего этого, Барклай де Толли приказал ему форсировать Днепр и идти к Смоленску. Именно там должны были соединиться обе армии. Смоленску, который не видел врагов возле своих стен более двухсот лет, предстояло преградить путь самой грозной армии мира.

Смоленск готовился к обороне. Набиралось ополчение. Городские стены укреплялись. Готовились запасы боеприпасов. Запасались продовольствием. Большая часть жителей готовилась покинуть Смоленск. Тяжёлую ситуацию в городе наблюдал император из окна своей кареты. Он видел уныние и безысходность на лицах людей. Он сам находился не в лучшем состоянии. Вести с мест боевых действий, приходили весьма неутешительные. Да и не могло быть иначе. Слишком грозен был враг. Но что более всего внушало тревогу императору, так это репутация Наполеона, который слыл непревзойдённым мастером в части баталий. Карета императора остановилась перед крыльцом дома Абашеевых. Сам хозяин низким поклоном встречал императора со всей свитой. Император благосклонно согласился отобедать. Обед поданный с утончённой изысканностью, понравился императору. Он высказал это вслух. За столом, кроме императора и его ближайшего окружения, присутствовал сам Абашеев и его дочь, Виктория. Бросив несколько незначительных фраз, император неожиданно для всех заговорил о том, что привело его в дом Абашеевым.

– У меня к вам всего один вопрос! – император растягивал слова, окидывая Абашеева проницательным взглядом. – Почему вас хотел убить граф Арсанов? Я лично ознакомился с вашей жалобой. Вы так и не указали причины, из – за которой вас хотели убить. Ранее я не придал значения этому обстоятельству, однако сейчас всё изменилось. Вы сидите здесь, когда…Арсанов покрыл своё имя славой. Я хочу знать причину сударь. Назовите мне её.

Не выдержав пристального взгляда императора, Абашеев со всей откровенностью рассказал обо всём, что произошло. Император выслушал его со всем вниманием. После этого он долго молчал. А затем поднялся и сказал:

– Мне трудно судить вас, ибо вы были оскорблены в лучших чувствах. Но не могу не заметить, что в том мало чести для вас. Прощайте!

Император покинул комнату. Абашеев собирался выйти за императором, но ему не дал это сделать генерал Орлов. Он посоветовал Абашееву не искушать судьбу, ибо император явно пребывал в гневе. И уже направляясь к выходу, Орлов как бы невзначай бросил Абашееву.

– Можете радоваться. Арсанов погиб в бою!

– Погиб? – Виктория побледнела. Её ненавидящий взгляд упёрся в отца. – Я же просила тебя. Я же умоляла не писать жалобу. Но ты меня не послушал.

– Так ему и надо! – со злорадством бросил в ответ Абашев, – он лишь получил то, что давно заслуживал. Мерзавец!

– Не смей его оскорблять. – Закричала на отца Виктория. – Как ты можешь…это низко и подло.

– Как ты разговариваешь с отцом? – Абашев мгновенно взбесился, тебе бы следовало благодарить меня,…а ты в подлости меня обвиняешь? Поедешь к тётке. Останешься там, пока не образумишься,…Я один в Петербург поеду.

– Никуда я не поеду! – вскричала Виктория, – я здесь останусь.

Абашев некоторое время гневно смотрел на дочь, а потом зло выплюнул:

– Ну и подыхай здесь! Скоро сюда придут французы. Они, тебя быстро научат уму разуму.

Виктория отвернулась от отца, а в следующее мгновение бросилась в свою комнату.

– Мерзавка! – прошипел ей вслед Абашев.

Спустя несколько часов, он осуществил свою угрозу. Из дома были вынесены все мало-мальски дорогие вещи и погружены на подводы. Абашев сел в карету, даже не попрощавшись с дочерью. Она же стояла у окна и с грустью наблюдала его отъезд. Вначале она потеряла мужа, а теперь вот и отца. Дом стал пустым. Виктория осталась одна. Все слуги покинули дом. Виктория думала недолго. Она наскоро переоделась и вышла из дома. Её путь лежал к городским стенам города. Виктория собиралась с оружием в руках защищать родной город. Она давно приняла это решение и лишь ждала удобного случая осуществить его. Мимо неё проезжали сотни доверху нагруженных повозок. Люди покидали Смоленск в каретах, на телегах и просто пешком. Все они, спасались от дыхания смерти, что несли в своём объятии французские армии.

Глава 38

Спустя две недели после описанных событий, положение русских армий и вовсе оказалось катастрофическим. И этим они были обязаны своему командующему. Барклай де Толли предпринял непонятное движение на Рудню. Там он потерял пять драгоценных дней, дожидаясь сведений о неприятельской армии. Едва Наполеон узнал об этом, как немедленно двинул армию к Смоленску. Он намеревался захватить город с хода и тем самым отрезать путь к отходу русским армиям. Командующий принуждён был бросить корпус Неверовского против громадных сил и начать поспешное отступление к Смоленску. Корпусу надлежало задержать наступление французской армии.

Багратион пребывал в сильнейшей ярости. Он первым привёл армию в Смоленск. Это произошло вечером 16 августа. Прибыв в город, он узнал, что корпус Неверовского почти полностью уничтожен. Да и не могло быть иначе. Слишком неравными были силы. Несколькими часами позже, в Смоленск начала прибывать первая армия. Сразу по прибытию, Барклай де Толли вызвал Багратиона и отдал новый приказ – незамедлительно вывести армию из Смоленска на Московскую дорогу. Багратион оцепенел, услышав этот приказ. Ибо он означал сдачу Смоленска. Напрасно он пытался убедить командующего в ошибке принятого решения. Багратион указывал на Днепр и на мощные крепостные стены, как на лучшие оборонительные позиции какие только можно найти. Он утверждал, что они смогут разбить Наполеоновскую армию под Смоленском. Однако все его доводы разбивались о глухую стену. Барклай де Толли держался с непоколебимой твёрдостью. В итоге, Багратиону скрепя сердце пришлось подчиниться. Не успев войти в Смоленск, русские армии начали покидать его. Для прикрытия очередного отступления, в Смоленске был оставлен гарнизон численностью в двадцать тысяч человек. Им была поставлена задача: Продержаться одни сутки, для того чтобы дать возможность армиям отойти и закрепиться на новых оборонительных рубежах. Иначе говоря, защитникам Смоленска предстояло сражение с одной из лучших армий, численностью в двести тридцать тысяч человек.

Ночь прошла в тревоге и приготовлениях. Командиры полков распределяли участки обороны. Со стен крепости, они с настороженностью наблюдали за неприятелем и высматривали наиболее слабо защищённые места. Особое внимание уделялось двум мостам. Один из них вёл к цитадели крепости. Напротив мостов сосредоточили большую часть артиллерии. С противоположного берега постоянно доносился гул. Море огней постоянно колебалось, смутно отражая передвижения во вражеском лагере. Затем, по обе стороны наступила тишина. Летняя ночь близилась к концу.

С первыми лучами предрассветного солнца, тишину разрушил ужасающий силы грохот. Одновременно сто пятьдесят французских орудий начали бомбардировку Смоленска. Ядра летели тучами в сторону крепостных стен. Французы сразу же решили пробить брешь в городских стенах. Но подобная попытка оказалась совершенно безуспешной. Ядра не могли пробить толстые стены. Они, отскакивали от них, не причиняя ни малейшего вреда. Тогда огонь артиллерии перевели за стены. Ядра начали перелетать через стены и разрываться в городе. В течение считанных минут, весь город охватило пламя. Загорелись десятки домов. Пламя перекидывалось с одной крыши дома на другую. Вслед за домами, загорелись несколько церквей. А за ними, склады и магазины. Спустя час после начала бомбардировки, высоко в небе над городом вздымались многочисленные дымовые шлейфы. Защитники Смоленска, отвечали редким огнём. Они ждали атаки. И лишь когда французская армия пошла на штурм города, со стен крепости раздался ураганный огонь. Атака производилась сразу в трёх направлениях. Тем самым, французы хотели полностью использовать численное превосходство. Как и ожидалось, главный удар был нанесён с целью захвата мостов через Днепр. Отдельные части переправлялись на другой берег в паромах.

Артиллерийский огонь со стен крепости не прекращался ни на одно мгновение. Стрелки вели прицельный огонь по наступающим частям неприятеля. Грохот от выстрелов превратился в единый монотонный гул. Первые атаки были отбиты. Защитникам Смоленска удалось частично разрушить мосты. До середины дня, все атаки отбивались без особого труда. Во второй половине дня, ситуация стала резко накаляться. Обозлённые упорством защитников города, французы двинули на штурм все свои силы. Наступил решительный момент. Едва начался штурм, как защитники прекратили огонь и как один замерли, прислушиваясь к отдаленным глухим звукам. Звуки нарастали с каждым мгновением. Успенский собор бил во все колокола, призывая защитников к борьбе с врагом. Воодушевлённые этой поддержкой, защитники города стали сражаться с невиданным упорством. Едва падал один из солдат, как его места тут же занимал другой. Французы с упорством шли вперёд. Они, во что бы то ни стало хотели овладеть городом. Среди всего этого убийственного хаоса, одинокая девушка бежала по улице, направляясь в сторону цитадели. Виктория не испытывала ни малейшего страха, хотя все дома вокруг пылали в огне. По лицу Виктории непрерывным потоком струился пот. Жар нагрел воздух до такой степени, что практически невозможно было дышать. Ядра рвались в непосредственной близости от Виктории. Одно из них пролетело в нескольких шагах от Виктории и врезалось в горящий дом. В стене сразу же образовалась большая дыра, а вслед за ней крыша сложилась. Дом рухнул, раскидывая по всей улице огненные искры. Некоторые из них попали на рукав платья Виктории. Платье мгновенно вспыхнуло. Виктория, не долго думая, оторвала рукав платья. Место ожога заныло. Но она заставила забыть себя о ноющей боли. Виктория, добравшись до цитадели, буквально взлетели по ступеням, не обращая ни малейшего внимания на снующих взад вперёд, солдат. Крепостная стена открыла перед ней грандиозную картину кипящего сражения. Французы пытались перебраться по мосту, прямо напротив места где она стояла. Виктория осмотрелась по сторонам. Увидев винтовку рядом с мёртвым телом, она подобрала её. Выпрямившись, она наткнулась на удивлённый взгляд незнакомого офицера.

– Я умею стрелять. И перезаряжать умею! – только и сказала ему Виктория.

А спустя несколько минут, она доказала свои слова прицельным огнём. Солдаты, расположенные вдоль стены цитадели, не раз оборачивались и с глубоким восхищением смотрели на девушку с оторванным рукавом платья, которая так мужественно сражалась рядом с ними. Раз за разом атаки французской армии разбивались об упорство защитников Смоленска. И чем яростнее становился штурм, тем упорней становилось сопротивление защитников города. Французские офицеры, выбиваясь из сил, гнали части вперёд. Ряды защитников начали редеть. В какое то мгновение наступил критический момент. Французам едва не удалось прорваться в город с южной стороны. Немедленно на отражение опасности были брошены все свободные силы. С тяжелейшим трудом, удалось сбросить нападающих, обратно и не допустить в город. Сразу после этого короткого, но изнурительного боя, возникла небольшая передышка. Французская армия прекратила штурм и начала перегруппировать свои силы. Защитники крепости были истощены, в то время как к французам поступали свежие подкрепления. Наблюдая за врагом, многие ясно понимали, что очередной штурм против такой силы им больше не выдержать. В эту тяжёлую минуту, на крепостных стенах появились несколько священнослужителей. Один из них в руках держал икону с изображением седовласого воина. Воин тот, в одной руке сжимал крест, а правой сжимал рукоятку воткнутого в землю меча. Слева от головы воина было изображение божьей матери с младенцем Христом на руках. Над крепостными стенами разнёсся единый голос священнослужителей:

– Жил-был некий человек в городе Смоленске, по имени Меркурий, Был он юн и благочестив. Поучался он день и ночь заповедям господним, цветя преподобным житием. Сиял он постом и молитвой, словно звезда богоявленная посреди всего мира. Был он чувствителен и возвышен душою. Часто приходил ко кресту молиться за всех мирян в Петровскую сотню.

В то время злочестивый царь Батый пленил Русскую землю, неповинную кровь проливая, словно воду обильную, и христиан мучил. И подошел тот царь с великим войском к богоспасаемому граду Смоленску, и остановился в 30 поприщах от города. Многие он святые церкви пожег, многих христиан перебил и готовился взять город. Люди же пребывали в великой печали, постоянно находились они в соборной церкви пречистой Богородицы, молились, вопия с плачем великим и многими слезами, всемогущему богу, и пречистой его богоматери, и всем святым, дабы сохранили они город тот от всякого зла.

И внял бог молитвам горожан. Близ города, за Днепром-рекою, в Печерском монастыре, явилась преславно пречистая богородица пономарю той церкви и сказала: «О человек божий, быстро иди ко кресту, где молится угодник мой Меркурий, и скажи ему: „Зовет тебя божья мать“. Пономарь пошел туда и нашел Меркурия у креста, молящегося богу, и позвал пономарь его по имени: „Меркурий!“ Он же спросил: „Что привело тебя сюда, господин мой?“ И сказал ему пономарь: „Иди скорее, брат, зовет тебя божия мать в Печерскую церковь“.

Когда вошел богомудрый во святую церковь, то увидел там пречистую богородицу, сидящую на престоле с Христом в лоне своем, окруженную ангельскими воинами. Он же припал к ногам ее, поклонился с умилением и страхом. Подняла его с земли пречистая матерь божия и сказала ему: „Дитя мое, Меркурий, избранник мой, я посылаю тебя: иди быстро и отомсти за кровь христианскую. Победи злочестивого царя Батыя и все войско его. Потом придет к тебе человек светлоликий, отдай в руку его все оружие свое, и он отсечет тебе голову. Ты же возьми ее в руку свою и прийди в свой город, и там ты примешь кончину, и положено будет тело твое в моей церкви“. Великая печаль охватила его, и заплакал он, говоря: „О пресвятая госпожа владычица, матерь Христа бога нашего, откуда у меня, окаянного, худого, непотребного раба, возьмутся силы на такое дело? Разве нет у тебя, владычица, небесных сил, чтобы победить нечестивого царя?“ И взял он благословение от нее и, вооружившись, поклонился ей до земли и вышел из церкви. И тут нашел он прехраброго коня стоящего, вскочил на него и выехал из города. И, доскакав до полков злочестивого царя, побил он их помощью божией и пречистой богородицы, освободил из плена христиан, отпуская их в город свой. Сам же прехрабро скакал он по вражеским полкам, словно орел по воздуху летая.

Злочестивый царь, узнав о поражении своих людей, великим страхом и ужасом охвачен был и быстро побежал от города того с малой дружиной. И прибежал он к венграм, и там Злочестивый был убит Стефаном-царем.

Тогда предстал перед Меркурием прекрасный воин. Меркурий поклонился ему и отдал все оружие свое, преклонив голову свою, И был он обезглавлен воином. И тогда взял блаженный голову свою в руку свою, а в другую руку-узду коня своего, и пришел в город свой обезглавленным. Люди, видевшие такое чудо, удивлялись божию промыслу. И дошел Меркурий до ворот Мологинских. Тут вышла по воду некая девица и, увидев святого, идущего без головы, начала поносить его бранью. Он же в тех воротах упал и предал честную душу свою господу. А конь в тот же миг стал невидим.

Смоленский же архиепископ пошел крестным ходом со множеством народа, чтобы взять честное тело святого. И не дался им святой. Тогда поднялся среди людей великий плач и рыдание, поскольку не могли они поднять тела святого. А архиепископ пребывал в великом недоумении и молился о том богу. И услышал он глас, обратившийся к нему: „О слуга господень, не скорби об этом: кто послал его на победу, тот и похоронит его“. И три дня лежал здесь Меркурий непогребенным. Архиепископ же всю ночь без сна пребывал, молясь богу, чтобы тот открыл ему тайну сию. И смотрел он со страхом в оконце, что было напротив церкви соборной. И видит: стало светло, и в великом сиянии, словно солнечная заря, вышла из церкви пречистая богородица с архистратигами господними Михаилом и Гавриилом. И подошла она к месту тому, где лежало тело святого. Взяла пречистая богородица в полу одежды своей честное тело святого и принесла его в соборную церковь и положила его в гроб на том месте, где и доныне стоит, всем видим, творя чудеса во славу Христа бога нашего, благоухая, как кипарис.

Архиепископ же, перед утренней войдя в церковь, увидел чудо преславное: святой лежит на своем месте и словно спит. Потом стал стекаться народ, и все видели чудо то и прославляли бога……………….Укрепите дух свой и веру свою! И да поможет вам святой Меркурий!

Последние слова священнослужителей прервал грохот выстрелов. В сторону Смоленска полетели бомбы, гранаты и ядра. Французская армия перегруппировавшись, снова пошла на штурм. Едва начался новый штурм, как среди защитников сотнями голосов раздались крики:

– За отчизну!

Защитники Смоленска покинули стены и бросились в атаку. Внезапная атака привела француз в некоторое замешательство. Мало что защищались ничтожными силами, так ещё и в атаку осмелились пойти. Мало пойти. В первые же минуты боя, французские части были отброшены от стен контратакой. С этой минуты, раз за разом французы шли на штурм и каждый раз, защитники Смоленска отбрасывали их назад. Ярость защитников города приводила француз в замешательство. До позднего вечера продолжались попытки овладеть городом. Но, все они были безуспешными. Французам не удавалось сломить сопротивление русских. Последний штурм начался после наступления сумерек. Наступившая ночь мало, чем помогла защитникам Смоленска. Пламя горящего города, ярко освещало крепостные стены. Они, сражались с одной стороны окружённые огнём, а с другой многочисленным неприятелем. Они сражались с невиданным упорством и сумели выстоять. Последний штурм разбился о непоколебимую твёрдость защитников Смоленска. Французы отвели свои войска назад. Наступила долгожданная передышка. Уцелевшие защитники Смоленска, падали на том же месте, где насмерть стояли весь день.

Глава 39

Едва наступило затишье, как раздался голос:

– Всем оставшимся в живых, покинуть город! Приказ командующего!

Несмотря на прямой приказ командования, солдаты отказывались покидать город. Это происходило сплошь и рядом. Некоторых, в буквальном смысле слова приходилось уводить со стен силой. Защитники города готовы были пойти на смерть, лишь бы не оставлять город французам. Но приказ есть приказ. И всем пришлось ему подчиниться. Из двадцати тысяч защитников Смоленска, в живых осталось менее половины. Покидая Смоленск, защитники города подожгли пороховые склады и взяли с собой икону божией Смоленской Божией Матери Одигитрии.

Одним из последних отступал поручик Астраханов. Он не поверил своим глазам, когда возле одной из стен увидел девушку. Девушка сидела на голой земле, прислонившись спиной об каменную стену. Рядом с её головой, к стене была прислонена винтовка. Девушка выглядело усталой. Руки бессильно лежали на коленях.

– Виктория? Виктория Абашеева? – окликнул её Астраханов. Он направил коня в её сторону. Виктория бросила на незнакомого всадника безразличный взгляд.

– Не помню вас,…вы уж простите!

– Астраханов! Я присутствовал на вашей…свадьбе… – на последнем слове он запнулся, но тут же уверенно продолжил: – я друг Петра Арсанова.

– Вот теперь вспомнила! Будьте добры сударь, избавить меня впредь от этих, не совсем приятных воспоминаний. И вообще, почему бы вам не продолжить свой путь? – все эти слова Виктория произнесла с прежним безразличием.

– Я не могу оставить вас одну! – живо возразил Астраханов.

Он спешился и подошёл к Виктории. Та кивнула в сторону винтовки и коротко ответила:

– Я не одна!

– И тем не менее. Необходимо срочно покинуть город. Сюда скоро войдёт французская армия.

– Я не покину свой родной город! – Виктория упрямо вздёрнула подбородок и с заметным презрением в голосе добавила: – а вы господин гусар, можете бежать. Если поспешите, может и успеете быстро до Москвы добраться. А там и Рязань рядом. Так что вам будет куда идти…

– А ну ка вставайте! – Астраханов схватил Викторию за руку и одним рывком поставил на ноги.

– Да как вы смеете, – возмутилась, было, Виктория, но тут же ей пришлось издать возглас подлинного негодования. Причина была проста. Астраханов схватил её за руку и потащил по направлению к лошади.

– Да оставьте же меня, – яростно закричала Виктория, – мало сами бежите как трусы, так и меня принуждаете это сделать.

– Трусом меня никто не смел, назвать!

Астраханов не на шутку рассердился. Он на мгновение выпустил руку Виктории, для того чтобы взобраться в седло. Виктория сразу же этим воспользовалась. Она рванулась и побежала. Увидев это, Астраханов пришпорил коня и бросился за ней. Нагнав её, он подхватил Викторию и несмотря на яростное сопротивление, поднял и посадил впереди себя.

– Да отпустите же меня! – вконец разозлилась Виктория.

– И не надейтесь на это, – последовал ответ.

Астраханов снова пришпорил коня. Конь перешёл с места в галоп.

– Моя винтовка! – закричала Виктория.

Астраханов молча развернул коня и направил его к стене. Так же молча, достигнув стены, он схватил винтовку и передал её Виктории. После всего этого, он снова развернул коня пуская его галопом к выходу из города.

– А не боитесь, что я попытаюсь убить вас? – поинтересовалась у него Виктория.

– Ружьё не заряжено! – последовал невозмутимый ответ.

– Слабый аргумент. Можно найти другой способ!

– Вот и ищите! – откликнулся Астраханов.

Он крепче прижал Викторию к себе, лавируя среди горящих обломков что тысячами валялись на улице. Так они и скакали. Астраханов сжимая Викторию. А Виктория, сжимая винтовку в руках.

Им удалось благополучно покинуть горящий город. Едва выехав из него, они услышали страшной силы грохот. Это взорвались пороховые склады.

Двигаясь в колоне отступающих, Астраханов размышлял о Виктории. Её следовало оставить в безопасном месте. Не мог же он, привести её с собой в полк. Едва он подумал об этом, как появилась спасительная мысль. Имение Арсановых. Конечно же. Оно находилось неподалеку. Виктория и не подозревала о его планах. Она поняла всё, лишь тогда…когда впереди забрезжила знакомая дорожка к имению. Ей непостижимым образом удалось повернуть голову лицом к Астраханову. На вопросительный взгляд Виктории, он коротко ответил:

– Побудете пока здесь сударыня!

– Какие ещё будут приказы…сударь? – издевательским голосом поинтересовалась Виктория.

– Голову поверните, не то рискуете свернуть себе шею!

Виктории ещё некоторое время взирала на Астраханова с упрямым вызовом и только потом, решила воспользоваться его…советом.

На пути к имению, им часто попадались навстречу повозки с раненными. Астраханов, вначале с удивлением следил за этим явлением, а потом до него, наконец, дошло происходящее. По всей видимости, в имение был расположен лазарет. Близость французской армии, принудила его эвакуироваться в более безопасное место. Когда они подъехали к особняку, оттуда выносили последних раненных. Возле дверей стояла Анастасия облачённая в чёрное платье и прощалась со всеми. Астраханов остановил коня и придерживая Викторию за руку, помог ей сойти на землю. В какое то мгновение, его внимание переключилось на Анастасию. Он видел необычайно бледное лицо и гордую осанку головы, которая всякий раз при прощании слегка клонилась книзу. До Астраханова долетали слова раненных. Почти все кого проносили мимо Анастасии на носилках, выражали ей одно и тоже. Благодарность и соболезнование. Виктория так же слышала эти слова. Они, с Астрахановым обменялись недоумёнными взглядами, а потом одновременно посмотрели на Анастасию. В этот миг, и Анастасия увидела их. Чуть помедлив, она отошла от дверей и направилась им навстречу. Астраханов слетел с седла и почтительно приветствовал её появление. Он так же рассказал о Виктории и попросил Анастасию приютить её. Анастасия сразу согласилась. Она отвечала Астраханову отдельными короткими фразами. У Астраханова оставалось очень мало времени. Ему необходимо было нагнать полк. По этой причине, бросив несколько общепринятых фраз, он решил спросить о том, что его так волновало.

– Простите сударыня, – заговорил он бросая многозначительный взгляд на чёрное платье Анастасии, – позволено ли будет спросить. У вас траур?

– Мой супруг умер!

Анастасия ограничилась коротким ответом. Она не желала вдаваться в подробности даже с лучшим другом Петра.

– Примите мои соболезнования сударыня! – Астраханов почтительно поклонился.

Он уже собирался, было сесть в седло, но помедлил, а потом неожиданно посмотрел на Викторию непонятным взглядом и так неожиданно для неё, попросил:

– Сударыня, вы позволите написать вам?

Астраханов с тревогой ожидал ответа. Но она ушла, уступая место радостной улыбке, едва он увидел утвердительный кивок Виктории. Для неё это просьба явилась полной неожиданностью. Это было заметно по растерянной улыбке Виктории.

– Благодарю вас сударыня!

Астраханов с пылом поцеловал руку Виктории и сразу же попрощавшись, вскочил в седло. Обе девушки ещё некоторое время смотрели ему вслед. Виктория простояла бы ещё долго, если б не раздался голос Анастасии.

– Прошу вас! И чувствуйте,…чувствуйте себя как дома!

Виктория оторвалась от мыслей и нежно обняла Анастасию.

– Благодарю вас! Могу ли я вас называть сестрой?

– Я бы желала этого!

Признание Анастасии всколыхнуло в Виктории тёплые чувства по отношению к ней. Между ними, сразу же возникла близость. Обе из за этого почувствовали себя крайне неловко. Голос Анастасии прервал неловкое молчание.

– Пойдёмте Виктория. Я отведу вас к батюшке. Он будет очень рад вас видеть!

Глава 40

Виктория поднялась вслед за Анастасией на второй этаж. Повсюду, в особняке были заметны следы беспорядка. Следствие пребывание здесь лазарета. Особняк был совершенно пуст. Ни единой души здесь не было.

– Все слуги сбежали. – Равнодушно пояснила Анастасия, догадавшись по взгляду Виктории, о чём она думала. – Остались лишь мы с батюшкой, да управляющий. Вот и всё.

Виктория не успела ответить. Снаружи раздался многочисленный топот ног. Обе одновременно бросились к окнам. Всю площадку перед домом начали заполнять вооружённые солдаты. Они прибывали и прибывали. Обе бросились к лестнице и едва не натолкнулись на человека в генеральском мундире с решительным лицом. Генерал бегло оглядел девушек.

– Тучков. Кому принадлежит это имение? – бесцеремонно поинтересовался генерал.

– Графу Арсанову! – ответила на вопрос Анастасия.

Генерал кивнул головой.

– Знал Арсанова. Геройский был офицер. Его убили у меня на глазах. Однако это в прошлом. Сейчас,….вам всем немедленно надо покинуть дом.

Анастасия собиралась запротестовать, но генерал не дал ей этого сделать.

– Сюда идёт маршал Ней со своим войском. Я должен задержать его продвижение. Отсюда отлично просматриваются все подходы. Дом расположен на возвышенности. Сожалею, но мне некогда искать другое место. Надеюсь, вы понимаете, что случится, когда начнётся сражение?

Генералу не удалось услышать ответ. В это мгновение раздался орудийные выстрелы. Ядра начали разрываться в непосредственной близости от особняка. Генерал перестал обращать внимание на девушек. Он бросился к окну и начал выкрикивать приказы. Анастасия рванулась с места и побежала. Виктория побежала вслед за ней. Она вбежала в комнату, где лежал Арсанов старший вслед за Анастасией. Анастасия сразу же бросилась к опекуну и лихорадочно прошептала:

– Скорей батюшка. Сражение начинается. Вы можете погибнуть!

Несмотря на слабость, Арсанов старший выбрался из постели. Он едва мог стоять на ногах. Он даже не смог запахнуть халат, чтобы скрыть от взгляда Виктории измятую рубашку. Но её это меньше всего интересовало в данную минуту. Девушки с двух сторон подхватили его и повели к выходу. Разрывы следовали один за другим. Пули свистели рядом с ними. Они шли постоянно пригибаясь. С огромным трудом им удалось выбраться из особняка. Едва они оказались снаружи, как в окна особняка, один за другим влетели два ядра начинённые порохом. Раздался взрыв. А вслед за ним из окон вырвалось пламя.

– Мой дом, – в отчаянии прошептал Арсанов старший, наблюдая эту страшную картину. – Я надеялся умереть в нём.

– Не время говорить о смерти батюшка…

Анастасия показала рукой направление. Виктория кивнула. Они снова потащили Арсанова. Всё время им приходилось останавливаться. То и дело раздавались взрывы. С огромным трудом, напрягаясь из последних сил, им удалось дотащить его, до охотничьего домика. Они, втащили его внутрь и уложили на единственной кровати, где даже одеяла никакого не было. Уложив его, обессиленные девушки, опустились на пол рядом с кроватью. Все трое затаив дыхание, прислушивались к доносившемуся снаружи, грохоту. Грохот продолжался несколько часов, а потом начал постепенно стихать. Вскоре, он совсем прекратился. Слышны были лишь отдельные выстрелы. Прошло ещё несколько томительных часов, в течение которых никто из них, даже не попытался двинуться с места. Неизвестность снаружи…настораживала и заставляла учащённо биться сердце. Уже когда начало темнеть, дверь охотничьего домика распахнулась. На пороге показались два французских солдата. Они, не обратили ни малейшего внимания на людей. Солдаты с изнурительной медлительностью обыскали весь домик, в поисках чего ни будь съестного. Они, даже приподняли коврик и тщательно осмотрели пол. Видимо, надеялись обнаружить скрытый подпол. Обыск не принёс желаемых результатов. Из съестного, здесь было лишь немного сухарей. Прихватив всё, до последней крошки, солдаты покинули домик. После их ухода, все трое облегчённо вздохнули. Чуть позже пришло трезвое осознание положения, в котором они оказались. У них не было еды. На троих приходилась всего лишь одна кровать. И ещё шкура медведя, висевшая на стене. Имение, по всей видимости, находилось в руках врагов. Положение практически безнадёжное. И все трое ясно это понимали.

Следовало устроиться каким то образом на ночлег. Утром можно было попытаться, что то перенести сюда из особняка. Первым делом, Анастасия не без помощи Виктории отодрала шкуру и постелила её на кровать. Затем заставила опекуна лечь. Арсанов старший только и мог, что слабо сопротивляться. Но Анастасия и слушать ничего не хотела. Стол стал ложем для Виктории. Сама же Анастасия села на единственный табурет, предварительно придвинув его к стене. Она то и дела вставала с места и нависала над опекуном. Тот лежал на спине с закрытыми глазами и прерывисто дышал. Чуть позже, к величайшему облегчению Анастасии, дыхания опекуна стало равномерным, и он заснул. Только тогда Анастасия смогла позволить и себе отдохнуть. Она откинулась спиной к стене и закрыла глаза. Виктории же не спалось. Она повернулась на бок и положив руку под голову, наблюдала за Анастасией. Её единственную из троих, освещал лунный свет, проникающий в домик через единственное окно. Ресницы Анастасии то и дело подёргивались. Даже в тусклом свете, была заметна неестественная бледность лица.

– Тяжело ей, – думала Виктория, глядя на Анастасию, – потеряла супруга.

Неожиданно для себя самой, Виктория заговорила с Анастасией.

– Простите меня, ведь я даже не успела выразить свои соболезнования по поводу смерти вашего мужа.

– Это я должна просить у вас прощения. – не открывая глаз, прошептала Анастасия. – Из за меня, вы испытали глубокое унижение. Меня нередко хотелось бросить всё, приехать к вам и умолять о прощение. Но не доставало мужества. Я считала, что вы ненавидите меня.

– Ненавижу? С чего вы взяли? – поразилась Виктория, – уверяю вас,… вы ошибаетесь. Я никогда не думала о вас плохо. А вернее сказать, я вообще о вас не думала. Не обижайтесь Анастасия. Ведь я вас толком и не знала до сегодняшнего дня. И мне непонятно, о каком прощении вы говорите. Вы…

– Я виновата перед вами обоими…

– Обоими? – Виктория осеклась, а через мгновение почувствовала напряжение во всём теле. Она начала понимать слова Анастасии. – Так вы…моя соперница? Это вам, Пётр клялся в любви?

– Да!

Виктория ожидала услышать этот ответ, но не смогла сдержать изумлённого восклицания. Она не знала, как отнестись к признанию Анастасии. Не так давно, она часами думала о своей неизвестной сопернице. Она завидовала ей и ненавидела её. Но сейчас…здесь…ничего из тех чувств не осталось. Единственно, что хотелось узнать Виктории, так это причину по которой Анастасия отказала Петру. Она спросила её об этом напрямик.

– Я ничего не знала о любви Петра, – чуть помолчав, ответила Анастасия, – он скрыл свои чувства от меня. И наверное, это было правильно. Я не смогла бы принять его любовь. Ведь он был помолвлен с вами.

– Когда вы узнали обо всём? – негромко спросила у неё Виктория.

– После его отъезда!

– После его отъезда? – Виктории показалось, что она ослышалась, – верно, я не так вас поняла. Вы же венчались с Петром перед его отъездом? Или он приезжал к вам позже?

Анастасия медленно повернула голову, показывая отрицательный ответ.

– Он больше не приезжал. А венчалась в церкви я одна.

– Понятно, – протянула Виктория, – в присутствие Петра не было необходимости. Ведь он дал вам обет перед алтарём. Вы любили его? – чуть помедлив, спросила Виктория. Анастасия едва заметно кивнула.

– Конечно, любили, – вслух произнесла Виктория, – иначе не сидели бы сейчас в чёрном платье передо мной. Мне искренне жаль, что всё так обернулось. Поверьте, я никоим образом не желала ему вреда. Пётр всегда вызывал у меня добрые чувства.

– Больше всего его мучила мысль о вас, – с тихой грустью произнесла Анастасия, – он не хотел обидеть или оскорбить свою невесту. И по этой причине страдал.

– Я знаю… – прошептала Виктория, – он был прекрасным человеком…

На этом разговор прекратился. Обе девушки погрузились в свои мысли. Откровенный разговор, а больше общее горе, дало почувствовать им обоим, насколько они стали близки друг другу. До самого утра, ни одна из них не сомкнули глаз. Едва задребезжал рассвет, как Анастасия покинула охотничий домик. Но, едва выйдя наружу, она остановилась. В глазах появился холодный ужас. Вместо роскошного особняка Арсановых, перед ней возвышалось полуобгоревшее здание с выбитыми окнами. И повсюду вокруг него сновали люди во французских мундирах.

Глава 41

Сдача Смоленска сказалась самым удручающим образом на настроениях в русской армии. Солдаты и офицеры уже открыто выражали недовольство действиями командующего. Барклая де Толли едва ли не в глаза называли, «трусом и «предателем». А Багратион открыто обвинял его в трусости. Он прямо говорил, кто виноват в том, что обе армии оказались в наихудшем положении с момента начала военных действий. А положение действительно ухудшалось всё более и более. Армия Наполеона едва ли не наступала им на пятки. Приходилось постоянно вести изнурительные, арьергардные бои чтобы задержать неприятеля. Командующий по прежнему отказывался дать генеральное сражение и приказывал армиям отступать. Недовольство вылилось в открытое неповиновение. Офицеры открыто объявили о том, что Россия погибнет если армия не получит нового командующего. Доверие, как такового, к командующему более не оставалось.

Обеспокоенный этими настроениями в армии, государь немедленно созвал государственный совет. Совету предстояло ответить лишь на один вопрос: Кто заменит Барклая де Толли на посту главнокомандующего. Совет единогласно решил рекомендовать государю на эту должность, генерала от инфантерии Голенищева – Кутузова. Они приняли это решение, невзирая на всеобще известную неприязнь императора по отношению к генералу. Впрочем, было известно, что и Кутузов недолюбливал императора. В эти дни, все снова вспоминали уроки Аустерлица и знаменитые слова Кутузова, сказанные им императору за день перед битвой.

– Побьют вас французы, если дадите сражение! – дважды повторил Кутузов.

Ещё до начала сражения он с точностью предрёк ход баталии и его окончательный исход. Семь лет назад император не прислушался к мнению полководца. Сейчас, он снова был поставлен перед таким же выбором. И на этот раз, император преодолел собственную неприязнь. Он утвердил Кутузова главнокомандующим, но с двумя обязательными условиями. Первое, обязывало главнокомандующего незамедлительно дать генеральное сражение. Второе, ни под каким предлогом не позволяло сдать…Москву.

Едва узнав о назначении, Кутузов собрался в дорогу. Провожали его всей семьёй. Прощаясь с Кутузовым, его племянник не выдержал и спросил:

– Дядюшка, неужто и вправду надеетесь разбить Наполеона?

Ответ Кутузова привёл в глубочайшее изумление всех, кто его услышал.

– Разбить? Нет, не надеюсь. А вот обмануть – надеюсь!

Кутузов отбыл в Царёво Займище, где был расположен штаб главнокомандующего. Армии с глубочайшей радостью встретили его назначение. Кутузов ещё со времён Суворова пользовался всеобщим уважением и любовью. Сразу по прибытии, Кутузов ознакомился с положением дел. Было доподлинно известно, что французы испытывают острый недостаток в провианте. Но и в русской армии дело обстояло не лучшим образом. Не то чтобы солдаты и офицеры, а некоторые генералы ложились спать голодными. Утвердив командующими первой и второй армии, Барклая де Толли и князя Багратиона, он отправил письмо командующему Московским ополчением – Ростопчину. Кутузов просил прислать провианта и корма для лошадей, которые находились в ещё более тяжёлом положении. Интендантам же, приказал немедленно и всяческими способами наладить снабжение. После этого, он выехал на позиции и самолично всё осмотрел. День закончился совещанием в узком кругу. Кроме Кутузова присутствовали: Барклай де Толли и Багратион. Первый призывал отступать, второй требовал дать генеральное сражение. Кутузов, неожиданно для Багратиона, поддержал позицию своего предшественника. Услышав слова Кутузова, Барклай де Толли бросил торжествующий взгляд на Багратиона. Кутузов заметил это.

– Голубчик, – с удивительной мягкостью обратился Кутузов к командующему первой армией, – я принимаю решение исходя из реальной обстановки. Позиции нашей армии непригодны для баталии. Мне не пришлось бы этого делать, если бы в Смоленске всё случилось иначе. О лучших позициях и мечтать, нельзя было. Но вы упустили прекрасную возможность и поставили нас в крайне неудобное положение.

Этими словами Кутузов завершил совещание. Барклай де Толли покинул комнату. Багратиона же Кутузов задержал. Они, вместе наклонились над картой. Единственный глаз Кутузова выражал столько огня, что Багратион невольно превратился в слух.

– Вот мы, – Кутузов показал на карте месторасположение армии, – а вот французы – рука полководца сместилась немного на запад. Давать сражение в сложившейся обстановке, полное безумие. Я не желаю этого, но государь…и народ Российский требует от меня дать генеральное сражение. И у меня не остаётся иного выхода.

– Но ведь сражение всё одно придётся дать. – Багратион искренне недоумевал над словами Кутузова. Тот едва заметно усмехнулся.

– Все так считают голубчик. В том числе и сам Наполеон!

– А у вашей светлости другое мнение? – осторожно осведомился Багратион.

– У моей светлости другое мнение. И оно в корне не совпадает с вашим. И знаете что самое удивительное голубчик? Наполеона можно одолеть только одним способом. И этот способ исключает любое значительное сражение. Вспомните голубчик, вспомните, как воевали наши предки. Я имею в виду наших далёких предков – скифов. Сталкиваясь с превосходящими силами противника, они заманивали его в глубь своей территории и лишали провианта.

Кутузов легко засмеялся, наблюдая остолбенелое лицо Багратиона. Он снова показал на карту и негромко спросил у Багратиона:

– Вам известно голубчик, что является самым страшным врагом полководца?

Видя что Багратион молчит, Кутузов сам же и ответил на свой вопрос:

– Тщеславие голубчик! Тщеславие самый страшный враг любого полководца. Именно оно заставляет забыть о реальности и принуждает совершать необдуманные поступки. Именно ему сейчас подвержен Наполеон. Он даже не пытается разобраться в обстановке и одержим лишь одной мыслью – захватить Москву.

– Ну и что в этом хорошего для нас? – Багратион всё ещё не понимал Кутузова.

Тот показал на карту и негромко, с прежней мягкостью продолжил развивать свою мысль.

– Наполеон рвётся в Москву. Смотрите, что получается голубчик? На востоке от Москвы стоит Рязанское и Владимирское ополчение. На севере расположились Новгородское, Тверское и Ярославское ополчение. На юге – Калужское ополчение. Юг, в отличие от востока и севера, защищён слабо. Иначе говоря, голубчик – продолжал сосредоточенно Кутузов, водя рукой по карте, – Москва со всех сторон окружена нашими войсками. Если мы займём позицию южнее и переведём основные действия на Калужскую дорогу, а Наполеон введёт армию в Москву – здесь Кутузов остановился и выразительно посмотрел на Багратиона.

Но тот не увидел этого взгляда. Багратион нагнулся над картой, раздумывая над картиной описанной Кутузовым. Чуть позже раздался изумлённый голос Багратиона.

– Но ведь получается…капкан. Если Наполеон войдёт в Москву, а мы займём позицию южнее Москвы,…у него останется три пути. Первый – идти дальше. Тогда капкан сам собой захлопнется, и он окажется в полном окружении. Второй – остаться в Москве. Но тогда, мы без труда сможем отсечь его коммуникации фланговыми ударами. И третий – отступить назад.

Багратион поднял на Кутузова изумлённый взгляд.

– Вот именно! – подтвердил Кутузов. – Император ведёт свою армию прямо в ловушку. А чтобы он не передумал, мы дадим генеральное сражение перед Москвой. Главная цель этого сражения голубчик, сохранить армию и не претерпев поражения, отступать далее. Он бросится за нами вдогонку. И тем самым обречёт свою армию на погибель. Нам останется лишь лёгкими ударами лишить французов снабжения. И помните о главном голубчик, никто не должен знать о том, что стало известно вам. Никто не позволит нам отдать Москву французам. Но иного выхода победить Наполеона и сохранить русскую армию – нет!

Спустя несколько дней после этого разговора, Кутузов отвёл армию к Можайску. Русская армия заняла позиции севернее Можайска. Бородинское поле готовилось встретить неприятеля.

Двадцать шестого августа 1812 года, небо на востоке окрасилось в оранжевый цвет, осветив предстоящее поле битвы. Глядя на восходящее солнце, Наполеон с торжеством вскричал.

– Вот оно…солнце Аустерлица!

Глава 42

В первых числах сентября, погода резко изменилась. Жара спала, уступив место дождям и холодным ветрам. Многие восприняли внезапное изменение погоды, как неблагоприятный знак. Разнообразные слухи проносились по всей России. Что только не говорили люди по поводу военных действий. А более всего, тревожили слух вести о падение Москвы.

– Как же так? – вопрошали люди, – ведь побили французов при Бородине. Так что же опять отступаем? Почто Москву отдали французам?

Маленькая деревушка Ивантеевка, Минской губернии не стало исключением. На дворе стояла глубокая ночь, а окна одного из домов в деревне были ярко освещены. Несколько мужиков, устроившись на двух громадных сундуках в прихожей, с пылом обсуждали военную обстановку. Часто слышались слова: Кутузов и Москва. Спор был в самом разгаре, когда снаружи раздался шум. Один из мужиков сразу же прильнул к окошку.

– Чего там? – раздался за ним грубый голос.

– Двуколка. Верно, доктор прибыл, – отозвался тот, кто смотрел из окна, – чего то припёрся в ночь. Верно, опять худо стало.

Снаружи действительно остановилась двуколка. Из неё вышел пожилой мужчина, с какой то сумкой в руках. Мужчина направился к соседнему с освещёнными окнами, дому. Из окна, за ним следили до тех пор, пока его силуэт не исчез за калиткой. Мужчина негромко постучал в дверь. Она тотчас же открылась. В проёме показалось худощавое лицо мужчины преклонного возраста. Он молча посторонился, пропуская внутрь прибывшего. Не задерживаясь у порога, он прошёл в единственную комнату, что имелась в доме. Старик пошёл следом за ним. В комнате, на грубом топчане, лежал раненный мужчина. Живот у него был накрепко перебинтован. Местами, сквозь бинты проступали капли крови. Лицо мужчины было покрыто густой щетиной. Доктор прошёл к раненному и опустился на табурет стоявший рядом с топчаном. Он взял руку раненного и пощупал пульс. Опустив руку, он занялся осмотром головы. Чуть выше правого виска, была заметна рана. По всей видимости, доктор был удовлетворён её состоянием. Он вновь пощупал пульс. Затем осмотрел зрачки и сразу после этого поднялся и скинув с себя сюртук, засучил рукава рубашки. Передвинув табурет немного назад, он снова опустился на него и, потянувшись к животу раненного, уверенными движениями начал разматывать бинты. Старик молча примостился за его плечом, пристально наблюдая за его движениями. Вскоре, показался своеобразный след от пули. Края вокруг раны вздулись и покраснели. Доктор наклонился и очень долго рассматривал рану. Потом снова поднялся и раскрыв сумку, начал вытаскивать бинты и лекарства. В следующие четверть часа, он тщательно прочистил рану и, наложив на неё лекарства, крепко перебинтовал. Когда он поднялся с места и начал одеваться, старик с немым вопросом устремил на него свой взгляд. Доктор широко улыбнулся:

– Лихорадка закончилась. Опухоль и краснота спадает,…это значит, что рана начала заживать. Теперь можно говорить с уверенностью о том, что самое страшное позади. Он выживет. А я ведь и не надеялся. Даже браться не желал. Если бы не ваша настойчивость…он бы сейчас был уже мёртв.

Доктор тепло посмотрел на старика и закончил:

– Меня ждут больные, надо ехать дальше. Давайте ему лекарство, которое я вам привёз в прошлый раз. Оно благоприятно действует на него. Через денька два снова вас навещу.

С этими словами, доктор покинул дом. Проводив его, старик вернулся к раненному. Он убрал табурет, а на его место постлал тонкое одеяло. Старик лёг на пол, подле топчана, где он провёл, последние два с половиной месяца борясь каждую ночь за жизнь раненного. Едва старик лёг, как тут же вскочил с места. До него донёсся хриплый шёпот раненного.

– Воды!

– Сейчас, сейчас! – засуетился старик.

Он вприпрыжку понёсся в прихожую и черпнув кружкой воды из ведра, побежал обратно. Старик сел на топчан у изголовья. Подняв голову раненного и придерживая её одной рукой, второй он поднёс кружку с водой к его потрескавшимся губам. Раненый пил мелкими глотками очень долго. Утолив жажду, раненный бессильно опустил голову обратно на подушку. Его помутневший взор остановился на старике. В глазах раненного начало появляться подлинное изумление, которое вылилось в очередной хриплый шёпот:

– Кузьма…

– Узнал. – Кузьма с непередаваемой нежностью погладил его по щеке, а потом взял руку раненного и прижавшись к ней губами прошептал. – Мой Пётр…

Пётр снова закрыл глаза. Всё тело превратилось в одну сплошную боль. Голова кружилась, и нестерпимо тошнило. Он попытался справиться со своим состоянием, но только охнул от прострелившей боли в животе.

– Лежи спокойно. – Прозвучал над его ухом голос Кузьмы. – Тебе покамест нельзя двигаться. Рана ещё не зажила. Потревожишь, лихорадка может возвратиться.

– Как ты…меня нашёл? – не открывая глаз, прошептал Пётр. Его голос звучал хрипло и постоянно прерывался.

– Как нашёл? Не мудрено найти то было. – Кузьма отпустил его руку и поднялся.

Он начал готовить лекарство для Петра и при этом продолжал разговаривать.

– Вначале то, никак не удавалось найти. Но как узнал, что война началась, сразу решил к границе податься. Знал, что тебя там найду. Пробился, было к его сиятельству князю Багратиону. Хотел про тебя спросить. Там и услышал, как все кричат: – Арсанова убили! Ну, я и побежал. Смотрю, ты лежишь. Голова в крови…живот в крови…на лице ни одной кровинки. Погрузил тебе на подводу и привёз сюда. Вот и весь сказ. – Кузьма вернулся на своё место и снова приподнял голову Петра. Лишь убедившись, что он выпил лекарство, Кузьма опустил её обратно.

– Давно я здесь?

– Скоро три месяца!

– Три месяца? – шёпот Петра выдавал потрясение, – батюшка…знает?

– Нет, – Кузьма помрачнел, услышав этот вопрос, – я не писал ему о твоём ранении.

– Хорошо, – облегчённо выдохнул Пётр, – иначе…испереживался…бы весь… А что…французы?

– Кутузов разбил их при Бородине. А сейчас слух пошёл, будто французы Москву взяли! – Кузьма сразу же пожалел о своих словах. Пётр рванулся вперёд и приподнявшись опёрся на локоть устремил взгляд полный боли на Кузьму.

– Москву?

– Да это слух. Неправда, наверное. – Поспешно добавил Кузьма. Пётр бессильно опустился на место. Эта вспышка отняла у него последние силы.

– Пиши письмо…Кузьма, – после долгого молчания хриплым голосом прошептал Пётр, – пиши,…что я желаю…продолжать службу…отечеству. Отправь…гонца к… генералу Уварову. Он похлопочет,…чтобы скорей…получилось. Напиши,…что мне всё одно,…где служить.

– Напишу, напишу. – Успокоил разволновавшегося Петра, Кузьма. – А ты отдохни. Сил надо набираться на войну идти.

Он не стал рассказывать о том, что три недели назад, едва наметилось улучшение состояния Петра, уже написал и именно Уварову. Кузьма знал о необычно тёплом отношении генерала к Петру. Поэтому и решил известить его о ранении Петра.

– Верно… Кузьма.

– Чего?

– Ты…когда в последний раз видел…Анастасию?

– Опять Анастасия? – Кузьма с раздражённым видом заходил по комнате, – мало было тебе от неё бед, так ещё захотелось…

– Кузьма…

– Весной. Как раз перед своим уходом и увидел, – хмуро поглядывая на Петра, ответил Кузьма.

– Какая она…стала? Изменилась,…наверное. Я её почти…год не видел.

– Она счастливая и довольная. И твой отец тоже. Забудь о них и выздоравливай. Набирайся сил. Даст бог, свидитесь. Тогда сам обо всём и спросишь…

В голосе Кузьмы отчётливо прослушивались злые нотки. Он до сих пор не мог их простить за несправедливое отношение к Петру.

– Нет,…Кузьма. Я не вернусь домой…никогда.

– Может оно и к лучшему! – пробормотал Кузьма.

Пётр затих. Кузьма некоторое время прислушивался к ровному дыханию Петра, а потом бесшумно прошёл к иконе, что стояла в углу комнаты и опустившись перед ней на колени прошептал:

– Божья матерь…кланяюсь тебе за милость твою до самой земли!

Глава 43

Телега, нагружённая провиантом и сопровождаемая десятком французских солдат, со скрипом двигалась по лесной дороге. Солдаты выглядели донельзя радостными. В руках, многие держали большой кусок хлеба и увесистый кусок вяленного мяса. Им выпала редкая возможность наестся досыта. Чего они, были лишены все последние недели.

Неожиданно, на пути их следования возник русский мужик в грубой крестьянской одежде. Мужик преградил дорогу лошади. И пока французы с изумлением оглядывали мощную фигуру незнакомца, тот взял лошадь за уздцы и сделав усилие, заставил её попятится назад. Повозка с провиантом съехала с дороги в канаву и опрокинулась. Двое солдат тут же бросились на великана. Остальные вынуждены были занять оборону. На них набросились несколько десятков мужчин вооружённые чем попало. Закипела борьба. Великан двумя мощными ударами уложил обоих солдат, а потом выразительно сплюнул и с угрозой произнёс:

– Ну, держитесь злыдни!

В следующее мгновение, его мощная фигура замелькала в гуще битвы. Появление великана вызвало панику среди французских солдат. Они, бросились врассыпную. Великан успел схватить одного из них за шиворот.

– Куда собрался собачий сын?

Тот постарался вывернуться из железных тисков, и старался повернуть винтовку чтобы воткнуть штык в своего врага. Однако пришёл в ужас, когда тот у него с лёгкостью отобрал винтовку. А затем почувствовал, как его ноги отрываются от земли. Приподняв солдата, великан стукнул его головой об ствол дерева и только потом отпустил.

– Гришка! – раздался возле него почтительный голос.

Гришка, а это был действительно он, повернулся на зов. Один из мужиков его отряда указывал на пойманных солдат, у которых отобрали винтовки и теперь сгоняли в кучу ударами в спину. – Что с ими делать то?

– Знамо что. В плен к нашим отдать. Пусть пытают. Авось и узнают чего, – откликнулся Гришка.

– А чего с ентим делать то? – мужик указал на провиант.

– Я чуток заберу. Остальное в лагерь отдайте!

Отдав распоряжение, Гришка подошёл к опрокинутой повозке и деловито вытащив десяток буханок хлеба и несколько внушительных кусков вяленного мяса, положил их в пустой мешок. Затем добавил туда немного сухарей и вскинул на свои плечи. Не дожидаясь, пока люди из его отряда увезут повозку с провиантом, Гришка углубился в лес. По происшествия небольшого времени, он вышел к берегу небольшого озера. Оставив мешок на берегу, он подошёл к куче набросанных веток, под которыми была спрятана небольшая лодка. Гришка спустил её на воду. А затем, прихватив продукты сел в лодку и начал грести, постепенно отдаляясь от берега. Он двигался очень медленно, бросая вокруг себя настороженные взгляды. Но вокруг всё дышало спокойствием. Вскоре показался одинокий домик на другом берегу озера. Его заметили. Из домика вышла одинокая женская фигура и спустилась к кромке воды. Гришка незаметно подплыл к берегу. Вытащив мешок из лодки, он положил его на берегу. Анастасия с глубокой благодарностью посмотрела на него.

– Французы не ушли? – на всякий случай спросил у неё Гришка.

– Нет! – коротко ответила Анастасия.

– Много их?

– Много!

– Ничего. Приду за ими! – Гришка с угрозой покосился в сторону почерневшего особняка.

– Уходи Гришка опасно здесь, – прошептала Анастасия, беспокойно озираясь по сторонам, – они, часто сюда приходят рыбу ловить.

– Я им покажу рыбу. Малость осталось потерпеть.

Гришка наскоро попрощался с Анастасией и сев в лодку отплыл от берега. Анастасия проводила его взглядом и лишь убедившись, что он в безопасности, взялась за мешок. Он ей оказался не под силу.

– Архип! – негромко позвала Анастасия, – Архип…

На её зов сразу же откликнулся управляющий. Он поспешно выскочил из дома. Вдвоём, они, занесли мешок в охотничий домик. Обстановка в домике изменилась. Поперёк единственной комнаты было подвешено покрывало, которое делило её пополам. Отдельно был огорожен маленький уголок. Прямо на полу лежали несколько одеял. Это была женская половина домика. Единственную кровать занимал Арсанов старший. Рядом с кроватью, тоже на полу спал Архип. Для него тоже нашлось одеяло. Это было то немногое, что уцелело после пожара в доме. Анастасии и Виктории удалось перенести их в охотничий домик. Они ютились вчетвером в маленькой комнатке, перебиваясь кое как со дня на день. Самая большая опасность для их существования таила еда. Её всегда не хватало. Они, часто голодали. Если б не помощь Гришки, неизвестно удалось бы им выжить или нет. Благо еще, что французы почти не наведывались к ним. Целый полк разместился рядом с ними, в особняке. С утра до вечера оттуда доносилась французская речь. Нередко звучали выстрелы. А чаще всего, оттуда отлучались группы солдат, отправляясь на поиски провианта.

В ту минуту, когда все четверо садились за стол, для того чтобы в очередной раз утолить сильный голод, в Петербурге, императору вручили запечатанное письмо. На его лице появилось недоумение, едва он увидел имя человека отправившего это послание. Орлов внимательно следил за действиями императора. На его глазах император вскрыл письмо. Чуть позже он же услышал восклицание Александра.

– Какая же это «досадная ошибка»? Это прекрасная ошибка. Просто чудесная.

Несколькими часами позже, из императорского дворца выехал верхом офицер. Он направлялся в Тарутино с письмом для главнокомандующего генерал – фельдмаршала Кутузова.

Спустя ещё три недели, в Тарутино прибыл унтер офицер в сопровождении пожилого человека. Унтер офицер явился в штаб главнокомандующего и доложил о своём прибытии. Едва заслышав фамилию, генерал Маевский, состоящий при особе главнокомандующего, немедленно отвёл его к Кутузову. Кутузов некоторое время осматривал унтер офицера. В глаза сразу бросался глубокий шрам чуть повыше правого виска. Шрам напоминал своими формами маленькую лопаточку. Но не на эту форму обратил своё внимание главнокомандующий.

– Что это у вас за мундир голубчик? – удивлённо спросил Кутузов.

Пётр растерялся, услышав этот вопрос.

– Мой мундир ваша светлость! – пытаясь говорить твёрдо, ответил Пётр.

– Ваш мундир? – Кутузов незаметно усмехнулся, – по всей видимости, вы ещё ничего не знаете. Ну да ладно, оставлю напоследок приятное. А пока хотелось бы спросить вас голубчик,…где желали бы служить?

– Отправлюсь, куда прикажет ваша светлость! – вытянувшись ответил Пётр.

– Куда прикажу? Что ж…в таком случае отправляйтесь в обоз. Будете находиться в тылу, и заниматься провиантом.

– Что? – совершенно растерянным голосом переспросил Пётр, – провиантом? Ваша светлость…

Кутузов легко засмеялся.

– Шучу голубчик. Шучу. Мне хорошо известны ваши качества. Наслышан о вас голубчик. Так что, принимайте командование лейб гвардейским гусарским полком.

– Что? – Пётр никак не мог прийти в себя от разговора с командующим.

– Вот заладил, что да что. – Кутузов не переставая, улыбался. Он прекрасно понимал состояние стоявшего перед ним офицера. – Полковник Маникин переведён в должности. Вам я доверяю командование лейб гвардейским гусарским полком. Принимайте командование,…да и не забудьте сменить форму. Теперь вы состоите в чине полковника. Государь лично отписал мне по этому вопросу.

– Слушаюсь ваша светлость! – Пётр не мог скрыть своей радости.

Кутузов медленно подошёл к нему и протянув руку, спросил:

– Побьем неприятеля, а… полковник Арсанов?

– Обязательно побьем ваша светлость! – ответил Петр, крепко пожимая протянутую руку.

Следующим вечером, близ Тарутино был выстроен весь лейб гусарский полк. Полк известили, что прибыл новый командир на замену полковника Маникина. Нового командира представлял сам генерал Уваров. Сотни гусаров во все глаза смотрели на моложавого полковника, что двигался рядом с командиром корпуса. Многие протирали глаза не в силах верить тому, что видели. Над полком пронёсся изумлённый голос поручика Астраханова.

– Чёрт…это же Арсанов…живой!

Едва представления закончились, как тут же на глазах у всех, Астраханов оттащил Петра в сторону и несколько раз крепко обнял.

– Живой ведь…живой, – раз за разом, растроганно повторял Астраханов и снова обнимал друга. Гусары с пониманием поглядывали в их сторону. Пётр начал оглядываться на гусар, пытаясь, выискать среди них знакомые лица.

– Не ищите! – Астраханов резко помрачнел, произнося эти слова, – Невич погиб, спасая жизнь Друцкому. Возле Дриссы это произошло. Друцкого тяжело ранило у Бородина. Обе ноги перебиты. Отправлен на лечение в своё имение. В Рязанскую губернию. Несколько месяцев придётся полежать в постели.

– Анджапаридзе? – тихо спросил Пётр.

– Два раза получал ранения у Бородино. Каждый раз перевязывал рану и возвращался обратно. В третий раз…получил тяжёлое ранение. Отправлен в госпиталь. Долго придётся лечиться поручику после такого ранения.

Пётр стянул с головы кивер в память о Невиче.

– Много наших полегло на Бородино. Страшная битва была. Мы на левом фланге стояли. Там тяжелее всего пришлось. Французам хуже пришлось. Вдвое против нас потеряли.

– Нам от этого не легче, – Пётр надел кивер, – только поделать ничего нельзя. Не мы начали эту войну.

– А вы как? Каким чудом в живых остались?

– Кузьмой кличут это чудо. Вытащил меня тяжело раненного прямо с поля битвы.

– Это не тот чудаковатый старик, что служил у вас камердинером? – с некоторым удивлением спросил Астраханов. Пётр в ответ кивнул.

– Да ему орден дать надо. Геройский старик. А где сейчас?

– Где же ещё? Со мной повсюду ездит.

Астраханов услышал эти слова, легко рассмеялся.

– Вы смотрите, какой заботливый оказался. Что ни говори, защитник…мне бы такого.

Пётр улыбнулся.

– Защитник…ладно потом поговорим. У меня приказ главнокомандующего. В рейд выступаем. Надо собрать офицеров полка. Где у вас тут штаб?

– Недалеко, – отозвался Астраханов и заговорщически подмигнул Петру, – что горячее дельце наклёвывается?

– Всё расскажу. Собирай офицеров!

Через некоторое время после этого разговора, в штабе полка состоялся короткий разговор с участием генерала Уварова. Новый командир полка рассказал о том, что намечается многодневный рейд. Перед полком ставились две цели. Первая – нанести противнику наибольший урон в живой силе. Вторая – всеми возможными средствами прервать линию коммуникаций от Москвы до Смоленска. Пётр подробно обрисовал маршрут и действия, которые следовало предпринять. В итоге, уже через несколько часов после принятия командования полком, полковник Арсанов повёл его в бой. Под его началом находилось пять эскадронов. Каждый имел в своём составе сто отлично вооружённых всадников. Полк двинулся в сторону Вязьмы, на запад. И этот факт придал особое значение рейду. До сей поры двигались лишь на восток. Перед самым выходом из Тарутинского лагеря, гусарам стало известно, что французы покинули Москву и двинулись на Малоярославец.

Глава 44

Впереди полка, на расстояние версты, постоянно действовали два дозора. Это позволяло своевременно узнавать о неприятеле. Однако, лишь вечером следующего дня начали поступать донесения о движение французских частей. Это произошло в двадцати верстах от Вязьмы. Пётр повёл гусаров в обход неприятеля. Сделав крюк, они вышли в непосредственной близости от Московской дороги и…сразу нарвались на крупный обоз с усиленной охраной. По всей видимости, обоз двигался в сторону Можайска. Пётр принял решение атаковать. Пока ещё было светло, что в данной ситуации облегчала задачу. Гусары молниеносно атаковали обоз. Французы первые несколько минут, ещё пытались, как – то сопротивляться, а потом начал бросили обоз и начали отступать в сторону Вязьмы. Оттуда им могла подойти помощь, поэтому Пётр решил не преследовать противника. Остановив коня в непосредственной близости от телеги, нагруженной мешками с мукой, он оглядел длинную вереницу повозок.

– Что делать с провиантом господин полковник? – раздался рядом с ним голос одного из гусар. Пётр оглянулся на него и коротко приказал.

– Взять лишь необходимое, остальное сжечь!

Гусары взяли совсем немного провианта. Следовало двигаться налегке. Лошадей распрягли. И сразу после этого подожгли повозки. Оставив горящие повозки, гусары перешли Московскую дорогу и углубились в лес. Начало было положено. Но предстояло сделать гораздо больше. Рейд только начинался. Пётр двинул полк вдоль опушки, стараясь не выпускать из под наблюдения бежавшую справа дорогу и одновременно иметь возможность уйти в лес. Постепенно начали сгущаться сумерки. Подул ветер. А вслед за ветром начал накрапывать мелкий дождь. Пётр дал приказ остановиться. Следовало незамедлительно найти место для ночёвки. Пока он раздумывал над тем, куда лучше пойти…к нему подскакал дозорный и сообщил, что в трёх верстах от места, где они стояли, прямо на берегу речки расположен французский лагерь. Не меньше сотни палаток стоят. Услышав эту новость, Пётр с усмешкой оглядел своих подчинённых.

– Ну вот господа и место для ночлега нашлось! – под общий хохот гусар сказал Пётр и добавил обращаясь к дозорному. – Охранение сильное?

– Не очень! Ну, там не меньше полка. Четыре орудия стоят! Но французы спокойны. Ведут себя так, словно отдыхать пришли.

– Орудия, где стоят? – задал новый вопрос.

– Аккурат против дороги, – ответил дозорный, – а там не пройдёшь незамеченными господин полковник. Всё вокруг, на несколько вёрст просматривается. Если только напасть когда стемнеет? Да всё одно успеют орудия перенести.

Пётр некоторое время размышлял над словами дозорного, затем внезапно спросил:

– Речка глубокая?

– Чего? – дозорный разинул рот и тут же захлопнул: – не мерил. Ну, может и неглубокая. Мелкая больно речушка.

Пётр поднял голову кверху. Дождь всё время усиливался. Внезапно загрохотал гром, и начали сверкать молнии. Это продолжалось несколько мгновений, а потом на землю хлынул настоящий ливень. Гусары поёживались под проливным дождём и с надеждой ожидали команды двигаться на ночлег.

– Идём на ночёвку! – голос Петра разнёсся среди гусар, – дозорный вперёд, остальным разбиться по парам. Поручик Астраханов!

Услышав своё имя, Астраханов подскакал к Петру. Тот сделал движение, рукой показывая, чтобы все следовали за ним, и пустил коня крупной рысью. Астраханов поскакал рядом с ним.

– Куда идём? – на ходу осведомился Астраханов.

– Искупаться! – коротко ответил Пётр.

Пока Астраханов раздумывал, Пётр слегка пришпорил коня и что то вполголоса приказал дозорному. Тот с пониманием кивнул. Пётр слегка отстал от него и снова поехал рядом с Астрахановым. Они, двигались под проливным дождём по лесу. Стало совсем темно. Ветки деревьев слабо защищали гусар от стихии. Все основательно намокли, когда перед ними внезапно возник берег той самой речушки, о которой говорил дозорный. Не останавливаясь, Петр направил коня к кромке воды, а потом, понукая, принудил войти в воду. Он направлял его вперёд до тех пор, пока вода не поднялась коню по самую грудь. После этого, Пётр повернул коня налево и двинулся дальше медленным шагом. Из воды торчала только рукоятка сабли. Тело до пояса накрывала вода.

– Винтовки не намочите! – негромко приказал Пётр.

Его приказ начали передавать по цепочке. Астраханов с трудом сумел догнать Петра. В воде было чрезвычайно сложно двигаться. Он занял позицию слева от Петра. Гусары по двое въезжали в речку и поворачивали налево, выстраиваясь в длинную цепочку. Никто не издавал ни звука. Стояла полная тишина. Даже всплеска воды не было слышно. Ливень всё заглушал. Ничего, кроме неумолкаемой барабанной дроби. Так они и шли. В воде и под ливнем. Неожиданно, впереди показались отблески затухающих костров. Они, отбрасывали тусклый свет на палатки. Гусары преспокойно миновали первую палатку и стали растягиваться по всей длине их расположения. И только после этого, они направили коней к берегу.

Французский часовой с нескрываемым изумлением смотрел, как перед ним появляется один всадник за другим. Он начал усиленно протирать глаза, а потом снова уставился на гусар.

– Надеюсь, пустите нас переночевать? – раздался насмешливый голос Астраханова.

Часовой бросил винтовку и молча поднял руки. Гусары в считанные минуты окружили весь лагерь. Произошёл короткий бой. Всё закончилось, не успев начаться. Многие спали, когда гусары начали входить в палатки. Продирая глаза, они сразу поднимали руки. Гусарам практически не пришлось стрелять. Французы сдавались в плен. Их загнали в несколько палаток и поставили охранение. После этого, им наконец представилась возможность высушить одежду и немного поспать. Пётр оставался на ногах дольше всех. Он несколько раз проверил весь лагерь и только потом вошёл в палатку. Там, кроме Астраханова, находились все командиры эскадронов. Они уже спали укутавшись одеялами. Рядом сушилась одежда. Астраханов же дожидался Петра. Едва он вошёл, как тот спросил, что делать с орудиями.

– Заклепать и в речку, – коротко ответил Пётр, – мы не можем их с собой таскать. По три упряжки на орудие. Эдак, мы не больше версты пройдём в день.

– Жаль, – протянул Астраханов, – понадобились бы. С ними можно было и на серьёзную баталию замахнуться.

– И без них замахнёмся! – ответил Пётр и начал раздеваться.

Следую примеру остальных, он повесил одежду сушиться и нырнул под одеяло.

– Здорово мы их. Хитро придумали, – снова раздался голос Астраханова, – наделаем с вами дел. От Маникина просто тошнота брала. Чуть что…отступаем, не ввязываемся в бой. Таким самое место в обозе. Всегда в хвосте плетёшься и ничего тебе не надо.

– Давай спать! – устало откликнулся Пётр.

– Ну и спите, я что мешаю?

– Конечно, мешаете. Болтаете без умолку. Раньше не были таким. Влюбились что ли?

Пётр и не подозревал, что невзначай брошенные слова, приведут к столь бурной реакции со стороны Астраханова. Тот вначале побагровел, а потом несколько раз всплеснул руками и резко отвернулся от Петра. Петра удивила такая реакция со стороны Астраханова. Вроде он ничего такого не говорил. Но всё разъяснилось, когда послышался виноватый голос Астраханов.

– Я должен попросить у вас прощения Арсанов. Я знал, что она ваша невеста и всё же…Я собирался вам всё рассказать, как только представился бы случай. Этот вероятно ничуть не хуже другого. Так что…

– Постойте, постойте, – перебил его Пётр, он приподнялся на локте и устремил недоумённый взгляд на спину Астраханова, – о чём это вы толкуете? Чья невеста?

– Виктория Абашева, – Астраханов повернулся к нему с виноватым лицом, – я кажется, люблю её!

– Ну и прекрасно. Виктория очень хороший человек. Вы уже сделали ей предложение?

– Нет, но собираюсь! – живо откликнулся Астраханов. Он явно приободрился. Поддержка друга явно его обрадовала. Видимо, он не надеялся на такую реакцию.

– Желаю удачи!

Пётр отвернулся от него и накрылся с головой одеялом.

– Что значит, желаю удачи? – послышался за спиной изумлённый голос Астраханова, – вы мой друг. Вы просто обязаны со мной поговорить.

– О чём же?

– Виктория. Я бы хотел побольше о ней узнать!

– Мне необходимо выспаться. Я устал. Так что вы уж простите, поговорим в другой раз…

– Арсанов – это бесчеловечно и не по товарищески!

Петру ничего не оставалось, как повернуться в сторону Астраханова. Тот обрадовался явному признаку продолжения интересующего его разговора.

– Расскажите о ней, – попросил Астраханов, – расскажите о ней Арсанов.

– Вам трудно отказать Астраханов. Что же вам рассказать?

– Всё, что вы знаете. Ну, например…какие она цветы любит, что читает…ну же Арсанов – Астраханов с глубокой надеждой смотрел на Петра.

Пётр перевернулся на спину и подложив руки за голову, задумался. Думал он довольно долго. Астраханов почти потерял надежду услышать его голос, когда, наконец, услышал его.

– Я не знаю, какие она любит цветы. Не знаю, что она читает. Но когда она говорит,…её голос…он похож на пение соловья с той лишь разницей, что в нём гораздо больше очарования и удивительной мягкости. Руки у неё нежные…самый незначительный жест полон изящества. Особенно заметно это становится, когда она начинает что то вышивать. Осанка горда и уверена. Походка не слышна. Она грациозна от рождения и ничуть не страдает кокетством.

Пётр продолжал говорить не замечая, что Астраханов больше не улыбается, а с хмурым видом поглядывает на него.

– Улыбка как луч солнца…согревает и радует. Лицо…оно прекрасно. Ангелам не сравниться. А глаза,…глаза…стоит лишь раз посмотреть в них, и ты понимаешь, что пропал…ничего более в жизни не надо…смотреть в них и смотреть…бесконечно. Её глаза говорят,…они могут сказать всё…никаких слов не надо. Они могут сказать, что…любят,…одобряют или осуждают…нравиться или не нравится…дать совет…поддержать в трудную минуту или…показать свою…ненависть,…а белокурые локоны…Пётр внезапно замолчал и повернулся на бок.

Астраханов услышав последние слова, изумлённо вытаращил глаза на Петра. Но изумление тут же сменила лукавая улыбка. Он начал понимать слова своего друга.

– Полагаю, ты мне описывал ту самую загадочную незнакомку, которой клялся в соборе?

Пётр ничего не ответил на эти слова. Видя что тот не желает больше разговаривать, Астраханов тоже отвернулся и подложив руку под голову, пробормотал:

– Послушать Арсанова, так я и не люблю вовсе. Я ведь даже цвет её глаз вспомнить не могу. Только и помню хорошо, как трусом меня обозвала.

Астраханов уже заснул, но Пётр никак не мог заснуть. Он всё время беспокойно ворочался и лишь под самое утро сомкнул глаза.

Глава 45

Пётр проснулся от того, что кто то тряс его за плечо. Это был Астраханов. Приподнявшись, Пётр увидел, что никого в палатке больше нет. Он сразу вскочил и начал поспешно одеваться.

– Что орудия? – одеваясь, спросил он у Астраханова.

– Заклепали и в речку, как и приказывали, – ответил Астраханов и тут же спросил: – а что с пленными делать?

– С собой возьмём, – с иронией ответил Пётр, – Что делать? В лагерь надо бы отправить. Но в данный момент не представляется возможным. Отправь гонца в штаб и извести, что у нас тут целый полк французов сдался в плен. Пусть сами решают, что с ними делать. А пока что надумают, оставим здесь человек десять охраны и половину нашего провианта. Вот и все дела.

– Слушаюсь! – Астраханов козырнул Петру и вышел из палатки.

Пётр только головой покачал ему вслед. Одевшись, он пристегнул саблю и взяв винтовку в руки, вышел из палатки. Возле палаток пылали костры. Гусары отдавали должное завтраку. Пётр наскоро поел вместе со всеми и тут же приказал готовиться к следующему маршу. Все дела были закончены к полудню. Полк снова взял направление на Московскую дорогу.

В течение всего дня, им удалось разгромить четыре обоза и взять ещё около пятидесяти пленных. Все они, были отправлены в лагерь. Отправив пленных, Пётр повёл полк к Вязьме. Он собирался предпринять дерзкую атаку и искал только подходящий случай. Этот случай подвернулся в одной деревушке, расположенной в непосредственной близости от города. Дозорные донесли, что в деревушке находятся крупные силы. Возможно дивизия или даже корпус. И около сорока орудий. Пётр сразу же уцепился за это донесение. В первую очередь, он очень подробно расспросил дозорных, а потом и сам отправился на разведку местности. Укрываясь среди деревьев, он издали наблюдал за движением неприятеля в деревне и расстановкой сил. Большинство орудий было расположено на востоке и юге деревни. Орудия простреливали всё, начиная от дороги заканчивая опушкой леса. На западе была низина. Нечего было, и думать о нападение с той стороны. Поэтому, Пётр решил сосредоточить своё внимание на востоке. Там находилось меньше всего орудий, но больше всего живой силы противника. Прямо перед домами, тянулись окопы. В случае атаки, их могли задержать и расстрелять в упор. Нечего было думать о нападение с этой стороны. Слишком сложно. Может, не получится – думал Петр, направляя коня вокруг между деревьев. Сделав большой крюк, он вышел к южной окраине и только сейчас заметил то, чего не заметил с другой стороны. Шагах в сорока от орудий тоже находились окопы. Видимо, эти окопы были сооружены во время отступления нашей армии – думал Петр, прикидывая каким образом можно было бы использовать их. Пешими добраться до окоп? Бессмысленно. Всё равно всех перебьют. Неожиданно его глаза загорелись. Он ещё раз всё осмотрел, потом пришпорил коня и понёсся обратно. И уже, когда полностью стемнело, он вернулся на это место, ведя за собой весь полк. Пётр расположил полк прямо на поле, но вне досягаемости орудийных выстрелов. Потом собрал командиров эскадронов и начал объяснять свой замысел. Разговор состоялся короткий. Сразу после разговора, последовали приглушённые распоряжения. Двадцать гусаров спешились и крадучись двинулись к окопам. Едва их головы скрылись в окопах, как в сторону орудий с громкими криками двинулся первый эскадрон. Едва они, вошли в зону обстрела орудий, как тут же начали рассыпаться веером в разные стороны. Около тридцати орудий одновременно начали изрыгать пламя. Но первый эскадрон уже вышел из обстрела. А орудия не переставали стрелять. И тому была причина. Те двадцать гусар что сидели в окопах, издавали крики, изображая раненных и убитых. Из за полной темноты, французы не могли разобраться, что точно происходит. По этой причине, слыша крики, они продолжали стрелять. Наконец крики стихли. Вслед за ними сразу же прекратился огонь. Гусары столпившись возле Петра вовсю хохотали.

– Зажечь десять костров! – приказал Пётр.

Через несколько минут костры ярко запылали.

– Пошла вторая сотня! – приказал Пётр.

И на этот раз повторилось тоже самое. Гусары с громкими криками атаковали позиции француз, а потом, рассыпаясь веером, начали уходить от огня артиллерии. И вновь, едва раздались орудийные залпы – начали раздаваться крики засевших в окопах, гусар.

Запылали ещё десять костров. В атаку пошла третья сотня. Потом четвёртая и пятая. После этого начали по второму кругу. После каждой ложной атаки зажигались десять костров.

– Костры то зачем жжем? – спросил у Петра Астраханов.

– А пусть думают, что подходят новые силы русских. – ответил Пётр. – Нам главное, чтобы они позиции оставили и начали отступать. Вот когда начнут это делать, тогда и по настоящему ударим. Они, будут думать, что их атакуют крупные силы. Вот уж тогда им сразу придёт конец.

Атаки чередовались одна за другой. Костры вспыхивали вслед за ними. А гусары…они хохотали не переставая. Так весело им, ещё ни в одном бою не было.

– Надо бы заменить наших в окопе, – раздался, чей то голос, – небось, глотки себе уже надорвали.

Эти слова вызвали новый приступ хохота у гусар. Атаки чередовались до тех пор, пока вокруг всей деревни не запылали костры. Лишь путь на запад, в сторону Вязьмы оставался свободным от костров. Пётр умышленно приказал так сделать. Именно там, удобнее всего было нападать. Гусары уже и не знали, какая по счёту пошла атака, когда услышали явные признаки переполоха в стане врагов.

– Давай ещё одну тремя сотнями сразу. – приказал Пётр. – И побольше шума. Орите во всё горло. Пусть думают, что нас тысячи.

Сказано сделано. Но на этот раз, орудия, почему то не стреляли. Сделав круг сотни вернулись обратно. Пётр немедленно послал в деревню разведку. Очень скоро, разведчики вернулись и доложили, что в деревне осталось не больше батальона и то, видимо для прикрытия.

– И что, они ушли, бросив орудия? – не поверил Пётр.

– Похоже на то господин полковник!

Пётр выслал повторную разведку, но она только повторила донесение предыдущей. Тогда он дал сигнал к атаке. Меньше чем через четверть часа, деревня была взята ими. Задребезжал рассвет. Часть, оставшихся в живых из батальона прикрытия француз, в смятении смотрели на несколько сотен всадников, которые взяли деревню.

– А где же все остальные? – говорили их взгляды.

Глава 46

Анастасия некоторое время наблюдала за тем, как Виктория хлопочет над печью, готовя ужин. У неё ловко получалось, хотя по всей вероятности, она подобно самой Анастасии, ничего такого в прежней жизни не делала. Анастасия вздохнула. Когда эта жизнь закончится? И какая жизнь будет после войны? И нужна ли будет ей такая жизнь? – эти вопросы часто возникали у неё в голове. И почти всегда, она не могла на них ответить. Как не могла и ответить на многие другие. Ещё раз вздохнув, она взяла моток белья и вышла из домика. Убедившись, что никого из французских солдат поблизости нет, она спустилась к озеру и начала стирать. Вода была холодная. Руки мёрзли. Но Анастасию ничуть это не волновало. Она знала, что это необходимо сделать. Вот и всё. Не раз во время стирки, она с грустью оглядывалась на дом. Он давно потерял былую привлекательность, как и Римский парк. Парк был практически полностью разрушен. Лишь кое-где высились уцелевшие колоны. Столько лет заботливые руки создавали эту красоту,…и в один день всё было уничтожено. Анастасия не столько тосковала по парку, сколько по дому. А больше всего по дневнику Петра. Она не успела его взять с собой, и он сгорел. Этот дневник все, что от него оставалось. Это была просто память. А само содержание дневника, Анастасия помнила. Она помнила каждую строчку в дневнике. Часто она воссоздавала эти строчки в памяти и раз за разом повторяла, словно молитву.

– Дай помогу!

Анастасия вздрогнула и резко обернулась. Увидев опекуна сидящего на корточках возле себя, она пришла в ужас.

– Батюшка, как вы только помыслили такое? – воскликнула с укором Анастасия, – вам же нельзя выходить. Вы только поправились и уже на холод идёте. Да ещё и стирать просите. Нельзя вам батюшка. Опять лихорадка начнётся. Худо будет вам, как в прошлые разы. Лучше полежите ещё. Я скоро. Совсем немного осталось.

– Не могу лежать целый день как покойник, – пожаловался ей опекун, – руки к делу тянутся. Ушли бы французы, да дело бы сразу нашлось. Да не одно. А пока они здесь, так хоть постирать дай.

– И не думайте об том батюшка, – внушительно предостерегла его Анастасия, – не ваше это дело.

– Да и не твоё. – С некоторой грустью ответил Арсанов старший и устремил такой же взгляд на покрасневшие руки Анастасии. – Тебя отец холил, лелеял, заботился, а я…вон работать заставляю.

– Молчите батюшка, молчите, – прошептала Анастасия, бросая на него взгляд, наполненный нежностью, – мне в радость заботиться о вас. У меня в целом свете кроме вас никого нет. И если случится что с вами, не переживу этого.

– Знаю дитя, знаю, – с чувством ответил Арсанов старший, – не каждая дочь станет заботиться о родителе своём, как ты обо мне заботишься. Бог свидетель, как увидел тебя, сразу родной дочерью принял. И не думал никогда иначе. Ты мне родная.

– Батюшка! – Анастасия оставила бельё и, потянувшись, обняла опекуна.

Тот поцеловал её в лоб и поднялся. Было заметно, что разговор растрогал его не меньше чем Анастасию. Едва Анастасия отвернулась от него, он молча прихватил отстиранное бельё и пошёл к дому. Едва он вошёл в дом и положил бельё рядом с печкой, как следом вошёл Архип. Управляющий выглядел на редкость довольным и не переставая улыбался.

– Новости есть? – спросил у него Арсанов старший.

– Да ещё какие, – Архип снизил голос и заговорил заговорщическим тоном, – француз то ушёл из Москвы. Пошёл на Калугу, а там…ему под дых сам князь Смоленский, Михайло Кутузов… дал. Да так дал, что Наполеоныч до самого Смоленска драпанул.

– Неужто в Смоленске Наполеон? – не поверил Арсанов старший.

Архип с видимым удовольствием кивнул.

– Там родной. Токмо недолго пробудет Наполеоныч в Смоленске. Идёт слух, что князь то наш, Михайло Кутузов, всю армию на его поимку послал. Мол, найдите и приведите ко мне эту нехристь. Дела, скажу я вам творятся,…французам не позавидуешь. – Архип снова радостно заулыбался.

– А правда ли? – засомневался Арсанов старший.

– Куда правдивей то, – заверил его Архип и, кивнув головой в сторону дома, добавил: – наши то вон, тоже съезжать собираются. Подводы готовят. Я уж собирался Гришке сказать, чтобы не выпускал их отсюда. Как никак помощь будет. Да и охраны у Наполеоныча поменьше будет. А значит, легче поймать его будет.

– Вот это новость, так новость. – Арсанов старший обнял Архипа.

Едва они обнялись, как тут же испуганно отшатнулись друг от друга. Причина была в Виктории. Она неожиданно для них во всё горло завизжала:

– Ура! Мы победили!

Анастасия так и осталась стоять у порога с бельём в руках. Виктория бросилась к ней и несколько раз крепко поцеловала. А потом преспокойно забрала из её рук бельё и положила на остальную стопку.

– Неужели правда победили? – Анастасия без сил опустилась на табурет и устремила взгляд на Архипа. Тот некоторое время раздумывал над ответом, потом решил высказать свою точку зрения на происходящие события.

– Победить то победили. Но вот без Наполеоныча полной победы не видать. Надобно его словить. Вот уж тогда, победа будет так победа.

Сразу после этого, весьма умного заключения, все четверо засуетились. Стали вытаскивать всё, что было припрятано на чёрный день. Даже бутылочка вина нашлась. Архип потихоньку от французов стащил её из погреба. Накрыли стол. И свеч не жалели для такого случая. Им было так необходим этот маленький праздник после всего того, что они пережили. После всех этих лишений, страданий, дней, когда приходилось выживать, находясь в ужасных условиях. В этот вечер всё было забыто. Всё плохое, что пережили за последние месяцы. Самое главное состояло в том, что враг повержен. А имение,…имение обязательно будет восстановлено. И станет красивее, чем было до войны. Арсанов старший выпив немного вина, стал делиться мыслями по поводу мер, которые следовало предпринять в первую очередь. Анастасия слушала его и радовалась за него. Апатия опекуна, наступившая после известия о смерти Петра, начала понемногу отходить. Она видела благие перемены, что происходили в нём. И надеялась, что так будет продолжаться и дальше. О себе она больше не думала. Всё, о чём она мечтала – умерло. Так пусть всё будет происходить так, как пожелает её опекун. Она поможет ему всеми своими силами восстановить имение. Её мысли прервал ласковый голос опекуна.

– Выпей дитя моё. Выпей за благие вести. И пусть господь, с сегодняшнего дня ниспосылает нам только такие и не иные вести. Пусть восторжествует мир, вместо войны. И жизнь – вместо смерти! Выпей!

Анастасия приняла кружку, из которой все пили. Ничего больше у них не было. Поэтому приходилось пользоваться одной кружкой. Отпив маленький глоток, она вернула кружку опекуну. Тот не медля, допил остальное. Больше пить Анастасия не стала. Она незаметно встала из – за стола и вышла из домика. Стоя на крыльце, Анастасия подняла грустный взгляд к небу. Звёзд почти не было. И это по непонятной причине расстроило её. Из дома раздавался явственный шум. Словно из него что то выносили. По всей видимости, французы готовились покинуть имение. Бегство французов меньше всего волновало Анастасию в данную минуту. Её мысли были заняты другим. Услышав скрип двери, Анастасия обернулась. Виктория вышла вслед за ней и остановилась рядом поёживаясь от холода. Обхватив двумя руками свои плечи, она подобно Анастасии устремила взгляд к небу.

– Снова о нём думаешь? – негромко спросила Виктория.

В ответ, Анастасия промолчала.

– Я знаю, что о нём. Ты каждую ночь бормочешь какие то слова во сне. И всегда среди этих слов…Пётр. Не можешь его забыть?

Анастасия снова промолчала. Она скрестила пальцы и повернула голову в сторону озера, давая тем самым понять, что ей неприятен этот разговор. Вновь раздался голос Виктории.

– Прости меня. Я не хотела бередить твою рану. Честно говоря, я хотела посоветоваться с тобой. Я кажется, попала в очень затруднительное положение.

Анастасия повернула голову к Виктории. На её чертах лица отразилось лёгкое удивление.

– Чем я могу помочь?

– Советом, – сразу же откликнулась Виктория и с решительным видом продолжила, – я собираюсь совершить ужасный поступок. Неслыханный. И мне нужен человек, который отговорит меня от этой глупой затеи.

– И что такого ужасного ты собираешься совершить? – понемногу Анастасией овладевала любопытство. Никогда прежде, Виктория не говорила с ней подобным образом.

– Я собираюсь сделать предложение! – одним духом выпалила Виктория. Она бросила жалобный взгляд на Анастасию. – Ничего не могу с собой поделать. Вбила себе в голову и всё. Я даже не думаю о том, что он может отказаться. Если это произойдёт, я буду совершенно унижена, уничтожена, растоптана. Моей жизни придёт конец. Останется только прыгнуть в это озеро и утопиться или…

– Постой Виктория, – остановила её слово обилие Анастасия, – для начала объясни, кому ты хочешь сделать предложение. Если Астраханову, тогда он наверняка согласиться.

– Ты так думаешь? – встрепенулась, было Виктория, а потом резко нахмурилась и спросила: – а с чего ты взяла, будто речь идёт о нём?

Анастасия печально улыбнулась в ответ на этот вопрос.

– Признайся, что любишь его. Скажи, как только увидишь его. Кто знает, представится ли ещё случай это сделать.

Виктория не успела ответить. Раздался шум двери. Анастасия ушла. Она ещё немного постояла на крыльце, а потом с решительностью пробормотала себе под нос.

– Я так и сделаю. Так и сделаю. И пусть только посмеет отказаться. Второй раз, я такого отношения к себе… не потерплю.

Глава 47

Утром следующего дня, в лесочке близ деревни Губино, что находилась недалеко от имения, Гришка со своим отрядом устроил засаду. Узнав о том, что через лес, в сторону Смоленска должен следовать французский обоз, он, не колеблясь, двинулся в путь. Засаду устроили, в ста шагах от поворота дороги. Спрятавшись за деревьями сорок человек, большинство из которых были вооружены французскими винтовками, замерли в ожидании. Очень скоро до них донеслась французская речь. А вслед за этим из – за поворота показались, семь нагруженных доверху телег. Охраны сопровождения было от силы человек двадцать. Гришка с удовольствием потёр руки. Едва первая телега поравнялась с ними, все сорок человек выскочили из засады и бросились на солдат. Закипела драка. Гришка орудовал мощной дубиной. С одного удара противника сносило как ураганом.

– Легка добыча! – во всё горло закричал Гришка, расправляясь с солдатами.

Ни он, ни его люди не замечали около сотни французских солдат, которые показались из за поворота. И лишь только тогда они осознали своё положение, когда на них со всех сторон посыпались удары. Французы не стреляли. Одного за другим, они валили на землю и связывали по рукам и ногам. Тяжелее всего им пришлось с Гришкой. Человек пятнадцать одновременно навалились на него и осыпая ударами пытались связать. Но Гришка не давался в руки. Отбросив в сторону дубинку, он раздавал удары направо и налево. Однако, превосходств было слишком очевидным. Его свалили на землю и накрепко связали руки. Потом снова поставили на ноги. К нему подошёл офицер и несколько раз ударил по лицу. В ответ Гришка усмехнулся и пробасил.

– Бить надобно, как следует.

Из за этих слов, он получил ещё несколько ударов. В ответ Гришка сплюнул перед офицером. Тот пришёл в ярость и выхватив у одного из своих солдат винтовку, подошёл к нему. Гришка видел налитые кровью глаза и уже уверился в своей смерти, как…неожиданно для него, офицер выронил винтовку и подняв руки, произнёс коверкая одно слово:

– Плен…плен…

– Плен? – Гришка остолбенело, уставился на офицера, – ты чего… в плен мне сдаёшься?

Тот радостно закивал в ответ, а в следующую минуту выхватил нож и разрезал веревки, связывающие его руки. Разминая затёкшие руки, Гришка повелительно указал рукой на своих людей.

– Иха тоже приказываю ослободить!

Солдаты немедленно всех развязали. Гришка с довольным видом следил за выполнением своих приказов.

– Смотри, как испугались то нас французы! – Гришка радостно стал потирать руки и тут же услышал робкий голос одного из своих людей.

– Ты бы обернулся назад Гриш…

– Чего йто – Гришка повернулся и…остолбенел.

Не более чем в двадцати шагах от него, стояли плотные ряды гусаров. Их было несколько сотен, а может и больше. И все они, как один смотрели на Гришку. А более всего на него был устремлён один взгляд. Гришка невольно поежился, узнав всадника, что находился впереди всех.

Среди гусар грянул хохот. Многие указывали на Гришку рукой и повторяли его слова. Пока все хохотали, Пётр тронул коня и подъехал к Гришке. Тот исподлобья следил за его приближением. Остановив коня, Пётр какое то время созерцал Гришку с непонятным для него выражением, а потом негромко бросил:

– Скажи своим людям, пусть делают то, зачем пришли!

Бросив эти слова, Пётр объявил полку отдых. Благо провиант был под рукой. Пока гусары с предвкушением готовились к приёму пищи, Пётр отвёл Гришку в сторону от остальных. Следуя за Петром, Гришка с холодным ужасом думал: – пристрелит ведь. Точно пристрелит. Лучшего времени свести счёты у него не будет.

Отдалившись на достаточное расстояние, Пётр сел на небольшой пригорок и знаком пригласил Гришку присоединиться. Тот беспрекословно подчинился.

– Когда был в имение? – негромко задавая вопрос, начал разговор Пётр.

– Деньков несколько назад, – сразу отозвался Гришка. У него немного полегчало на душе. По всей видимости, барин и не помнил о старом. – Хлеба с мясом отвозил.

Пётр кивнул. Непонятно было только, что он хотел этим выразить.

– Не знаешь…как отец?

– Здоров барин. Болел малость, да прошло всё.

Пётр снова кивнул и чуть помедлив, задал новый вопрос.

– А кто ещё остался в имение?

– Про Архипа знаю, да про барыню. Да ещё кто йто с ими. Как величать не знаю. Не спрашивал.

– Барыня?

– Анастасия Аврецкая. Я её с измальства барыней привык величать! – пояснил Гришка.

Петр, услышав его ответ, слегка побледнел. Наступило молчание. Гришка заглядывал Петру в глаза, пытаясь понять, как он собирается поступить с ним.

– Значит,…значит…всё хорошо в имение?

– Живы здоровы. Голодать не голодают! – сразу отозвался Гришка и слегка нахмурившись добавил: – вона токмо французов то изгоним с имения…

– Французы в имение? – Пётр резко перебил Гришку.

– Уж сколько месяцев там. Барин то с барыней да с Архипом в том домике ютятся, где я жил. Тяжко им…ты куда барин?

Гришка не успел договорить, как Пётр вскочил с места и быстро направился обратно. Гришка едва успевал за ним. Когда они вернулись, и гусары и крестьяне приступили к трапезе. Пленных тоже посадили рядом и равно делились всей едой. Пётр начал ходить взад вперёд с таким мрачным видом, что Астраханов забеспокоился. Оставив еду, он подошёл к Петру и негромко спросил:

– Случилось что?

– В нашем имении французы – коротко ответил Пётр, как только закончат, сразу по коням. Поедем в имение, – глаза Петра сверкнули мрачным огнём. Он сквозь зубы процедил:

– Если только, они посмели обидеть или оскорбить, кого ни будь,…пощады не будет. Всех на куски изрублю.

– И Виктория там, – мрачнея, сказал Астраханов, – надо немедленно ехать.

– Пусть пообедают, как следует.

Выговорив эти слова, Пётр нервно зашагал возле своей лошади. Гришка, который не упустил ни одного слова из этого разговора, только и знал, что головой качать. Злой больно барин – думал он глядя на Петра.

Пётр едва вытерпел эти недолгие минуты. Едва гусары закончили с едой, как раздалась команда:

– По коням!

Полк двинулся в сторону имения. Рейд продолжался.

Глава 48

Французский пехотный полк, поспешно уходил из имения. Повозки одна за другой грузились и отправлялись. Всюду, в самом доме и вокруг него царила суматоха.

Гусары нагрянули внезапно. Их появление привело французов в состояние шока. Часть полка уже отбыла в Смоленск, а другая собиралась это сделать. И вот такое. Уже в первые несколько минут, сопротивление солдат, что находились перед домом, было сломлено. Пётр не обращая ни малейшего внимания на сдающихся французских солдат, спрыгнул с коня и выхватив саблю, вбежал в свой родной дом. Следом за ним побежали ещё несколько десятков гусар. Гришка, прискакавший вместе с ними, остался снаружи. Он с угрюмым видом наблюдал за французскими солдатами. Те подняв руки, повторяли одно и тоже слово:

– Плен!

– Ишь как хорошо выучили…злыдни, – пробормотал под нос Гришка, – мало пришли непрошенными, так ещё и плен им подавай…

Пока Гришка смотрел на пленных, Пётр обследовал одну комнату за другой. Француз встречалось очень мало и то, почти все сразу же поднимали руки. Лишь иногда раздавались отдельные выстрелы. Пётр с болью смотрел на обгоревшие стены родного дома. Правого крыла вообще не было. Вместо него стояли одни развалины. Все окна выбиты. Часть стен в самом доме разрушена. Большинство дверей сломаны. Покои отца…здесь полностью всё выгорело. Ни мебели, ни одежды, ничего не осталось. Одни чёрные стены. Пётр снова вышел в коридор и направился в гостиную. Там более менее всё оставалось по прежнему. Она единственная во всём доме сохранилась. Даже мебель осталась. Лишь окон не было и беспорядок. Осколки на полу по всей гостиной. Пётр несколько раз судорожно вздохнул и снова вышел в коридор. Он направился в левое крыло. Туда, где находились покои Анастасии. Одна створка дверей, ведущей в её покои отсутствовала вообще. Вторая висела на одной петле. Пётр вошёл внутрь. Одна комната выгорела полностью вместе со всей мебелью, вторая частично уцелела. Пётр смотрел, как ветер шевелил обрывок висевшей занавеси над окном и его глаза понемногу наливались кровью. Что они сделали с его родным домом? Как осмелились? Он едва смог удержать себя и не броситься вниз. Им овладела безумное желание уничтожить осквернителей родного дома. И лишь мысль, что они безоружны и находятся в его власти, удержала его. Честь не позволяла ему опуститься столь низко.

– Вот вы где? – раздался сзади голос Астраханова, – я вас по всему дому ищу. Гришка сказал, что ваш отец находится в охотничьем домике. Не хотите с ним повидаться?

Петру понадобилось некоторое время, для того, чтобы он смог выдавить из себя одно слово.

– Хочу!

– Тогда пошли!

Пётр вслед за Астрахановым вышел в коридор. Ноги по не понятной причине вдруг стали свинцовыми и отказывались ему подчиняться.

– Да, – Астраханов остановился и повернулся к Петру лицом, – хотел бы вас предупредить Арсанов, а правильнее сказать попросить. Будьте повежливей с Анастасией.

– Почему вы мне это говорите? – Пётр весь напрягся.

– Она недавно потеряла супруга. Стоит лишь раз взглянуть на неё, чтобы понять, как тяжело она переживают эту потерю…да что с вами? – поразился Астраханов.

Пётр на глазах менялся в лице. Мертвенная бледность покрывала каждую чёрточку его лица.

– Ничего, – выдавил из себя Пётр, голос его слегка дрожал, – вы идите поручик. А я,…я как ни будь потом.

– Что значит потом? – спросил Астраханов.

Пётр не успел ответить. К ним бегом направлялся один из гусар. Запыхаясь от бега, он доложил что в двух верстах от имения, замечено движение крупного отряда конницы. Пётр в одно мгновение весь собрался. Он кинул понимающий взгляд на Астраханова и коротко произнёс:

– У вас есть несколько часов. Поговорите с Викторией. Потом нагоните нас.

Сказав эти слова, Пётр оставил Астраханова и ушёл. Все гусары уже находились в сёдлах. Пётр вскочил на коня и махнул рукой приказывая следовать за ним. Так и не повидавшись с отцом, он двинул полк к Московской дороге.

Ещё издали Пётр увидел плотные ряды всадников неторопливо двигающихся по дороге. Он первым выхватил саблю и пришпорив коня начал вырываться вперёд. Однако, по мере приближения к дороге, он замедлял бег коня. А приблизившись к ней на близкое расстояние и вовсе перевёл его в рысь. Рядом с ним раздался удивлённый голос одного из гусар.

– Это же наш корпус!

Пётр остановился у самого края перекрёстка дороги и с недоумением смотрел на спокойное движение кавалерийского корпуса. Заметив впереди знакомую фигуру, Петр пришпорил коня и поскакал в его сторону. Уваров встретил его непонятной улыбкой.

– Ваше превосходительство я не понимаю… – начал было Пётр, но Уваров весело перебил его.

– А чего не понимать полковник? Французы отступают. В плен тысячами сдаются. Наполеон бежит только пятками сверкает. Вот только узнали, что в Смоленске был, а теперь уже и там нет. Дальше, к Березине побежал.

– Смоленск наш?

– Наш! Кончилось веселье французов, наше пришло. На душе праздник…ей богу.

Пётр собирался продолжить разговор, но замер, наблюдая за очень странным всадником. Всадник тот преспокойно подъехал к Уваров и поехал рядом с ним.

– Кузьма, ты что здесь делаешь? – Пётр в себя не мог прийти от изумления.

Кузьма был облачён в форму гусара лейб гвардейского полка и ехал с таким чинным видом, будто он возглавлял корпус, а не Уваров.

– За тобой приехал Пётр! За тобой!

– Но это уж слишком, – возмутился Пётр, – ты и так со мной. Живём вместе на квартире. Куда часть моя направляется, туда и ты бежишь. Осталось только скакать за мной на поле сражения. Вернись и немедленно сними эту форму. Её ты не имеешь права носить. Понятно?

Закончив говорить, Пётр внушительно посмотрел на Кузьму. Он ответил не менее внушительным взглядом и выразительно ответил:

– Господин полковник, будьте любезны подчиниться приказу генерала!

– Какого ещё генерала? – возмущённо начал было выговаривать Пётр, но осекся,…пришло понимание происходящего. Пётр угрюмо покосился на Уварова. Тот в ответ расхохотался.

– Кстати полковник, – заметил Уваров, – мы знаем о ваших победах. Главнокомандующий представил вас к ордену святого Георгия четвёртого класса! Хочу заметить, что мы все считаем эту награду вполне заслуженной вами.

Любой русский офицер мог гордиться такой наградой. Пётр это знал не хуже любого другого офицера в русской армии. Но тему награды он обсуждать не стал. Поговорив ещё немного, Пётр отстал от Уварова и развернув коня направился обратно к своему полку. Его сразу же нагнал Кузьма.

– Ты чего такой мрачный? – с беспокойством спросил у него Кузьма, – если это из за формы, я сниму её.

– Нет, – остановил его Пётр, – раз дали, значит, и носить следует с честью. Не в тебе дело Кузьма. Просто тошно на душе.

– Не из имения ли едешь? – сразу догадался Кузьма.

Пётр кивнул.

– Отца…её видел?

Пётр отрицательно покачал головой и глухим голосом ответил:

– Не нужен я им Кузьма. Так что…ты только у меня и остался.

Кузьма мало, что мог ответить на эти слова. Он остановил коня и подождал, пока полк Пётр подъехал к своему полку. По его команде, гусары начали плавно вливаться в общий поток всадников направляющихся в Смоленск. Кузьма снова поехал рядом с Петром. Он как никто другой знал Петра и видел, что с ним творится неладное.

Смоленск поразил всех своим мёртвым видом. Повсюду одни пепелища. Людей нигде не было видно. Вокруг могильная пустота. Только ветер свистит и бродячие кошки у пепелищ. Мёртвый город, как его сразу назвали. Всего лишь за три месяца. Процветающий город превратился ничто. Но самое страшное было позади. Город будет восстановлен. И станет в стократ лучше, чем прежде. В этом был убеждённый каждый, кто проезжал в эти минуты через безжизненные улицы.

Глава 49

Буквально через несколько минут после отъезда Петра, к дому подошли взволнованные Анастасия и Арсанов старший. Увидев их, Астраханов незамедлительно двинулся навстречу и почтительно поприветствовал.

– Ушли? – задал вопрос Арсанов старший.

Астраханов кивнул и уже собирался, было сказать о том, что Пётр не смог дождаться. Ему пришлось уехать. Но не сделал этого, потому что с ними не было Виктории. Астраханов в эту минуту думал только о ней. И осмелившись, осторожно спросил об этом Анастасию. Она ответила, что Виктория осталась в охотничьем домике. Услышав ответ, Астраханов со всех ног поспешил туда. Едва он ушёл как откуда то вынырнул Гришка. Он вместе с Анастасией и Арсановым старшим вошёл в дом. Походив по нему какое то время, все трое спустились в погреб. Хотя винные запасы и были основательно уменьшены, кое что всё же ещё оставалось. И это не могло не порадовать Арсанова старшего. Он сразу прихватил с собой бутылку любимого сорта. Когда они поднялись наверх, Анастасия оставила их и прошла в гостиную. Когда Гришка вошёл следом за ней, то с ужасом увидел, что она начала прибирать в гостиной.

– Не делай этого барыня! – попросил у неё Гришка.

– Нельзя же бросить…вот так, – ответила ему Анастасия, не прекращая работы.

– Барыня я мигом соберу народ. Ты токмо ничего не тронь.

Гришка выбежал из гостиной и понёсся вниз. Анастасия с глубокой благодарностью посмотрела ему вслед. Гришка всегда о ней заботился. Не перестал, даже после женитьбы. Она села на диван и устремила взгляд на маленький столик, за которым так любил сидеть её опекун. Неужто, всё будет по прежнему? – подумала Анастасия и тут же поправила себя. – Так, как раньше…больше никогда не будет.

– Как в былые времена!

Арсанов старший прошёл к своему любимому столику. В руках у него, кроме бутылки вина, откуда то появился хрустальный фужер на тонкой ножке. Он сел за столик, налил себе вина и молча выпил.

Астраханов не нашёл Викторию в охотничьем домике. Выйдя из домика, он оглянулся по сторонам, ища её, и тут увидел Викторию. Она стояла на берегу озера и всматривалась в собственное отражение. Астраханов поправил форму. Сдвинул слегка вбок свой кивер и взявшись за рукоятку сабли, медленно направился в её сторону. Он остановился в двух шагах от Виктории.

– Сударыня! – негромко окликнул её Астраханов.

Виктория вздрогнула и резко обернулась. При виде Астраханова, её лицо засветилось от радости.

– Вы сударь! – она протянула ему навстречу обе руки.

Астраханов с некоторым трепетом поцеловал по очереди обе руки.

– Вы сударь. Какими судьбами? Как вы здесь оказались?

– Пришёл спасать вас от французов, – улыбаясь, отвечал Астраханов, – хотелось изменить вашего мнение обо мне.

Виктория сразу догадалась, что именно он имел в виду. Она слегка покраснела, вспомнив свои слова.

– Право сударь, это было сказано необдуманно. Вы ничуть не заслуживали моих слов. Больше того, я успела пожалеть о них.

– Приятно слышать сударыня! – Астраханов поклонился Виктории.

– Это обычный визит вежливости?

Виктория, почему – то покраснела, задавая этот вопрос. Но Астраханов не обратил внимания на эту незначительную деталь. Он был озабочен собственными мыслями. И не знал, как лучше сказать о том, чего он так сильно желал.

– Признаться нет сударыня, – Астраханов решил действовать напрямик, – я здесь только по одной причине. Я хотел увидеть вас. Увидеть и сказать…Астраханов запнулся, подыскивая нужные слова, и в это мгновение раздался взволнованный голос Виктории.

– Я хочу сделать вам предложение!

Астраханов поднял на неё глубоко благодарный взгляд.

– Сударыня, вы помогли мне выбраться из весьма затруднительного положения. Вы правы. Именно это я и хотел сказать!

Астраханов опустился на одно колено и, устремив на Викторию взгляд полный любви и надежды, с торжественностью произнёс:

– Сударыня, не соблаговолите ли вы стать моей супругой?

Виктория вначале замешкалась, а потом с очаровательной улыбкой произнесла одно слово «Да»

– Я счастливейший из людей, – вскричал Астраханов, вскакивая на ноги, – позвольте с этой минуты считать вас своей невестой?

– Я вам позволяю так считать! – с некоторым жеманством ответила Виктория.

Астраханов наклонился и благоговейно прижался к её руке. Виктория вначале сморщилась, а потом пробормотала под нос.

– Ишь, какой вежливый!

Услышав эти слова, Астраханов расхохотался, а в следующее мгновение обнял Викторию и прильнул к её губам. Викторию обвила его двумя руками за шею.

Больше двух часов, они сидели рядом друг с другом на берегу озера и восторженно обсуждали будущие планы. То и дело разговор прерывался смехом и короткими поцелуями. Оба были в полном восторге от принятого решения. И лучше всего об этом говорили их лица. Однако время шло. Астраханову следовало уезжать. Прежде чем покинуть берег озера, Астраханов несколько раз очень нежно поцеловал Викторию. После этого, она вязла его под руку и проводила до дверей дома, возле которых была привязана его лошадь. Астраханов ускакал, пообещав вскоре вернуться. Виктория так бы и стояла и смотрела ему вслед, если б не Гришка. Виктория с удивлением смотрела как несколько десятков мужчин и женщин, гуськом двигались вслед за ним. Гришка всех завёл в дом. Очень скоро оттуда начал доносится шум и негромкие голоса. Когда Виктория вошла внутрь, она увидела, что все занимаются наведением порядка в доме. Настроение у Виктории было прекрасное. Покрутившись несколько раз в холле, она взбежала по лестницам и стремительно ворвалась в гостиную. Затем бросилась к Анастасии и взяв её за руки, завертела вокруг Арсанова старшего. При этом она так заразительно хохотала, что и Арсанов старший не сдержался от улыбки. Едва они остановились, для того чтобы отдышаться, как Анастасия сразу спросила у неё:

– Получилось?

Виктория кивнула и снова залилась счастливым смехом.

– Даже лучше чем я того желала. Представляешь, я сделала ему предложение, а он решил, будто я помогла ему сказать то, что он не решался произнести. Всё получилось просто прекрасно. А самое главное, что не я ему сделала предложение, а он мне!

Глава 9

Меньше чем через месяц, после описанных событий, русская армия занимала город Вильно. Она вернулась сюда, спустя пять месяцев после своего ухода. Великая армия была разбита начисто. Императору Наполеону едва удалось сбежать. Если прежде жители города смотрели на русских солдат, как на нечто временное и соответственно выражали им своё отношение. То сейчас всё коренным образом изменилось. В город входила армия победительница. И только одно это вызывало всеобщее уважение. К тому же, обещание которые давал Наполеон жителям Вильно, так и не были им выполнены. Всё это сказалось на радужном приёме, который повсеместно оказывался русским частям. Корпус Уварова так же вступил в Вильно. И полк Петра вместе с ними. Их сразу же расквартировали по городу. Войска получили заслуженную передышку. Пётр с Кузьмой сняли квартиру в центре города, в непосредственной близости от дома Уварова. Едва они успели устроиться, как Петра немедля вызвал к себе командир корпуса. Когда Пётр явился к нему, Уваров предложил ему поехать домой, в отпуск. Пётр наотрез отказался. Как ни уговаривал его Уваров, как ни говорил, что ему предоставляется возможность провести новый год дома, Пётр ни за что не соглашался уехать. Осознав тщетность уговоров, Уваров оставил Петра в покое. Едва тот вернулся домой и собирался лечь отдохнуть, как появился Астраханов. Он сообщил, что получил отпуск и едет к нему в имение за Викторией. Он собирался жениться на ней во время отпуска. Астраханов предложил ему поехать вместе.

– Сговорились что ли все? – пробормотал Пётр и уже второй раз за этот день, наотрез отказался. Кузьма лишь исподлобья наблюдал за выражением его лица, пока Пётр разговаривал с Астрахановым. Услышав этот ответ, Астраханов расстроился. Крепко обняв Петра, он попрощался с ним и сразу же уехал. После его отъезда, Петр долго лежал на спине с закрытыми глазами. Вначале он пытался заснуть, а потом на него нахлынули мысли. В итоге, он встал и начал одеваться. Кузьма не говорил ни слова. Он прекрасно знал, куда и зачем идёт Пётр.

– Посижу немного. Рюмочку другую водочки выпью и вернусь. – Перед уходом сказал Кузьме, Пётр. Тот снова ничего не сказал. Выйдя из дома, Петр пешком направился по улице. Он раздумывал куда бы пойти, когда увидел нужную вывеску.

Он даже закуску не стал брать. Взял бутылку вина и сел за дальний столик, подальше от любопытных глаз. Пётр налил себе вина и, подняв бокал, прошептал:

– Ну что ж, самое время выпить за свою никчёмную, никому не нужную жизнь!

Пётр не успел поставить бокал на стол, когда услышал донельзя изумлённый и удивительно знакомый голос:

– Чёрт меня побери, если это не Арсанов собственной персоной?

Пётр поднял голову. Прямо над ним улыбаясь, возвышался…Первакин. Он уже состоял в чине полковника, как и сам Пётр. Они крепко обнялись. Пётр указал на свободный стул за столом.

– Одну минуту!

Первакин ушёл. Очень скоро он вернулся и сел за стол. Следом появился графин водки и закуски. Он разлил водку и подняв бокал громко и с отчётливой радостью произнёс:

– Чёрт, Арсанов…живой и невредимый. За это стоит, как следует напиться! За ваше здоровье Арсанов! Желаю, впредь не числится в покойниках!

– Вы где служите? – спросил у него Пётр, когда они выпили.

– В седьмой пехотной дивизии. Командую полком! – ответил Первакин и бросая взгляд на форму Петра продолжил: – А вы Арсанов, как я посмотрю, вернулись к гусарам?

– Командую Лейб-гвардейским полком! – коротко ответил Пётр.

– Заслужили. Ей богу заслужили. То, наше сражение,…я его никогда не забуду. Вы проявили себя настоящим молодцом. Мы все обязаны вам своими жизнями. За это и выпьем!

Второй бокал последовал за первым. Налили в третий раз. И снова Первакин взял слово. Он поднял бокал. Они с Петром чокнулись.

– А этот бокал я хочу поднять за вашу супругу! Прекраснейшая женщина. Достойна всяческих похвал!

Первакин одним махом опорожнил бокал. Пётр же не донёс свой бокал до губ.

– За кого? – Пётр с недоумением уставился на Первакина.

– За вашу супругу! Радовалась наверно, как, когда узнала, что вы живы. За это надо отдельно выпить.

Первакин налил себе в бокал водки и хотел налить Петру, но тот держал полный бокал в руке. Увидев движение Первакина, Петр выпил водку и коротко спросил:

– Кто это вам сказал, что у меня есть супруга?

– Да об этом все знают! – Первакин налил Петру водки.

– Я вот, к примеру, впервые об этом слышу! – Пётр устремил на Первакина насмешливый взгляд.

– Такими вещами шутить не стоит Арсанов!

– Я и не собираюсь! У меня просто нет никакой супруги. И никогда не было. И скорее всего, никогда не будет!

– Она что, обидела вас? – Первакин осуждающе покачал головой, – бросьте Арсанов. Ваша супруга на самом деле прекрасный человек. Добра, сострадательна. А как заботилась о раненных,…мне неприятно, что вы подобным образом о ней отзываетесь.

– А вы думаете, мне приятно слышать от вас какие то непонятные слова по поводу несуществующей супруги? – Пётр бросил на Первакина хмурый взгляд.

– Следовательно, у вас нет супруги?

– Я вам уже ответил на этот вопрос!

– Тогда кто же такая графиня Арсанова?

– Какая ещё графиня Арсанова? Может и есть такая. Только я её не знаю.

– Тогда почему она живёт в вашем доме?

– В моём доме? Вы не в себе Первакин. Я вам это со всей ответственностью заявляю.

– А я вам заявляю, что лично приносил соболезнования вашей супруге, по поводу вашей смерти.

– Мне до чёртиков любопытно, что же она ответила?

– Как что? Поблагодарила меня! И ваш батюшка тоже при том присутствовал.

– Так значит и моему отцу соболезнования принесли?

– Конечно! Я глубоко уважал вас и считал своим долгом выразить ту скорбь, которую чувствовал по причине вашей кончины.

– А с чего вы вообще решили, что я умер? Начнём с этого!

– Мне об этом сообщил ваш управляющий…Архип!

– Удивительно просто! И вправду есть такой управляющий!

– У вас и отец есть и супруга!

– Отец есть! А вот супруги нет!

– Тогда кто же эта белокурая красавица, которая постоянно ходила в чёрном платье? Все и в том числе ваш отец, называли её графиней Арсановой. Вашей супругой!

– Что? – Пётр изменился в лице, услышав последние слова Первакина, – что вы сказали? Как её звали? Как её имя?

– Если не ошибаюсь…Анастасия. Точно Анастасия!

– Анастасия? – Пётр так сильно побледнел, что Первакин невольно забеспокоился. Петру понадобилось некоторое время, чтобы он смог разговаривать. Сказанное Первакиным просто ошеломило Петра, потрясло до глубины души. Но он всё ещё боялся надеяться.

– Расскажите всё подробно! – голос у Петра внезапно охрип.

– Да что рассказывать? – отозвался Первакин, – я был ранен в ногу. Отправили в лазарет. А лазарет потом на время разместился в вашем доме. Этот ваш управляющий рассказал мне о том, что вы погибли. А потом он же сообщил, что государь лично прислал письмо с соболезнованиями и орден. Рассказал, как горько рыдала графиня, когда узнала о вашей смерти. Да что говорить. Я её каждый день видел. И всё одно и тоже. Заплаканные глаза и печальное лицо. Прямо душа разрывалась, глядя на её горе,…а вы Арсанов? – Первакин бросил на Петра осуждающий взгляд, – а вы такое говорите. Она вас так любит,…а вы даже не вспоминаете о ней.

– Выходит,…выходит…она по мне траур носит? – Пётр бросил ошеломлённый взгляд на Первакина и застыл, пытаясь понять как такое возможно вообще. Разум отказывался давать объяснение, но сердце…оно ликовало и требовало немедленных действий. Пётр внезапно бросился к Первакину и когда тот ожидал самого худшего, крепко расцеловал его.

– Сегодня вы спасли мне жизнь! – вскричал Пётр и побежал к выходу.

– Куда вы Арсанов? Допейте хотя бы этот бокал – закричал, было Первакин, но Петра и след простыл. Рядом с Первакиным раздался деликатный кашель.

– Ваш друг не заплатил!

– Я заплачу, – ответил Первакин, – мой друг похоже…обо всё на свете забыл. Хорошо хоть жену свою вспомнил! Дай им Бог счастья! За это следует выпить отдельно!

Пётр прямиком побежал к Уварову. Побежав к двери, он со всей силы застучал в неё. Щёлкнул замок. На пороге показалось раздражённое лицо генерала. Увидев Петра, он удивился.

– Мне нужен отпуск. Немедленно. Сию же минуту! – без обиняков заявил Пётр.

– Я же предлагал. Вы отказались!

– Я передумал!

– Хорошо! Передумал, так передумал. Не стоило из за этого двери ломать!

– Благодарю вас ваше превосходительство!

Уваров и сказать больше ничего не успел. Пётр исчез так же внезапно, как и появился. Он прибежал домой и едва до смерти не напугал Кузьму, когда прямо с порога, закричал:

– Скорей!

– Чего скорей то? – не мог понять Кузьма.

– Уезжаем! Собирайся! Чтобы через час был готов!

– Мы что на пожар собрались ехать! Не успею за час собраться!

– Не успеешь, без тебя поеду! Коней надо приготовить!

Кузьма только и рот успел открыть, как дверь снова хлопнула.

– Да что с ним такое творится? – пробормотал под нос Кузьма, – какая муха укусила?

Не переставая ворчать, Кузьма стал поспешно собираться в дорогу.

Глава 50

Поздним вечером, все собрались в гостиной. Кое как удалось заделать окна в гостиной, да ещё в четырёх комнатах. Во всём огромном особняке ничего пригодного больше не нашлось. Арсанов старший сидел за своим столиком и попивал по обыкновению вино. Анастасия сидела на диване и вышивала. На другой стороне, напротив Анастасии, сидела Виктория и приехавший накануне, Астраханов. Они были настолько поглощены разговором, что ничего и никого вокруг не замечали. Между двумя диванами стоял ещё один столик. На столике горела одинокая свеча. Она да огонь в камине, освещали гостиную. Время от времени, Анастасия бросала взгляд на опекуна, а потом вновь обращала всё своё внимание на работу. Она оторвалась от неё, когда в гостиной появился Гришка с большой охапкой дров. Гришка сложил дрова возле камина. А потом взял одно полено и подбросил его в огонь. Анастасия молча наблюдала за тем, как Гришка взял кочергу и начал ворошить уголья в камине. Она смотрела на языки пламени, которые медленно поднимались кверху. Вороша уголья, Гришка обернулся. Они, с Анастасией встретились взглядами. Гришка широко заулыбался. Но это продолжалось совсем недолго. Он по непонятной причине перестал улыбаться и нахмурился. Анастасия недоумённо приподняла брови, пытаясь понять, чем вызвана эта перемена. Пока она думала, раздался осторожный голос Гришки.

– Барин то скоро приедет?

– Батюшка рядом с тобой сидит. Поверни голову, увидишь, – ответила Анастасия и снова принялась за прерванную работу.

– Так я не про него…я про молодого барина. – Гришка повернулся к камину лицом и подкинул ещё одно полено в камин. – Ты уж как приедет, замолви то за меня словечко. Больно злющий то барин. Я ведь не со зла его стукнул. Хотел тебя барыня оборонить. Не знаю, забыл, нет. Иной раз, уж и думаю, что забыл, так увижу его глаза,…сразу не по себе становится. Глядит мне прямиком в душу и словно сказывает. Погоди у меня Гришка. Всё одно не спасёшься. Найду везде. Чую порешить меня хотит…Беды натерпелся барыня, когда сюда то ехали. Еду и мысль мучает. Думаю,…французов кончит, за меня возьмётся. Как пить дать возьмётся. Слава Богу, уехал. Да ведь ненадолго. Вернётся скоро. Год новый идёт всё ж. Ты уж не оставь меня барыня. Замолви словечко. А то ведь не спокойно, то на душе у меня.

Гришка повернулся и буквально застыл. Анастасия стояла. Вязание валялось на полу. Руки дрожали.

– Ты о ком говоришь? О ком Гришка?

– О молодом барине, о ком же ещё? – Гришка пожал плечами, – не помнишь разве, как я его, всю жисть жалеть буду,…стукнул то, когда он с тебя барыня шапку хватил?

– Я всё помню,…но ты,…ты говорил, что…вы ехали сюда и французы…зачем ты это сказал?

– Как было, так и сказал – отозвался Гришка, – он мне в лесу жисть спас. А потом долго вопросы разные задавал. Как узнал, что французы в имение, так почернел весь. Говорит, всех на куски изрублю. Я и говорю злющий он больно.

– Когда…когда ты его видел?

– С месяц назад, когда он отсель французов прогнал!

Гришка взялся за очередное полено, но так и застыл с ним в руке. Анастасия исторгла из души крик.

– Не смей врать,…нельзя…так врать!

Крик Анастасии заставил и Арсанова старшего и Астраханова с Викторией мгновенно замолчать. Занятые собой, они не слышали разговора, поэтому вид Анастасии их просто потряс. Она вся дрожала. В глазах стояли слёзы. Она смотрела на Гришку, поэтому все тоже посмотрели на него.

– Правду сказываю. Вот те крест! – Гришка перекрестился, а потом указал рукой на Астраханова и добавил: – вот не даст соврать. Они в одном полку служат.

– О ком речь? – поинтересовался Астраханов.

– Да про того же барина, – с досадой отозвался Гришка. – Не верит мне, что вы с им французов с имения погнали.

– Арсанов? Пётр? – догадался Астраханов, – не совсем верно. Я служу. А он командует полком. А то, что вместе имение освобождали, правда. Да Пётр, как раз перед вашим приходом и уехал.

Арсанов старший схватился за край стола и приподнявшись выдохнул:

– Когда вы его видели…в последний раз?

– Да перед тем как сюда приехать. Пётр сейчас находится в Вильно…чёрт – Астраханов вскочил с места и опрокинув свечу, едва успел подхватить падающую Анастасию.

Виктория вышла из комнаты, и осторожно прикрыв за собой дверь, с укоризной посмотрела на Астраханова.

– Что?

– В беспамятстве! Пройдёт скоро. Измучилась с ним бедняжка, а вы…Пётр в Вильно. Ну разве можно было такое говорить? Следовало хоть как то подготовить Анастасию, прежде чем сообщать такую новость?

– А чего в ней особенного?

– Чего, чего? – передразнила его Виктория, – они ведь его погибшим считали. Император лично их известил о смерти Петра, а вы…в Вильно.

– Так я ведь и понятия не имел об этом, – начал было оправдываться Астраханов, но Виктория его тут же прервала.

– Что сделано, то сделано. Возможно, оно и к лучшему, что так обернулось всё!

Разговаривая, они направились в сторону гостиной.

Когда они пришли в гостиную, то увидели одетого в старую шубу Арсанова старшего. Рядом с ним стоял Архип, тоже одетый в шубу. Гришка стоял с растерянным видом возле камина.

– Вы куда? – с беспокойством спросила Виктория у Арсанова старшего.

Тот остановился и глубоко счастливым голосом прошептал:

– Пойду, помолюсь,… поставлю свечку заступнице.

– Церковь то далека. Час идтить надобно,…а на дворе снег так и метёт! – раздался голос Гришки.

– Пойду, хоть если буду знать, что сгину по дороге! – Арсанов старший поднял счастливый взгляд на Астраханова и прошептал: – Так значит, Пётр полком командует?

Астраханов кивнул.

– Он в чине полковника. Командует лейб гвардейским полком его императорского величества!

– Велика честь!

Арсанов старший направился к выходу. Архип молча последовал за ним. Так они и вышли из дома. Оказавшись снаружи, Архип взял хозяина под руку. Они двинулись по направлению к церкви, прикрываясь воротниками шуб от хлеставших по лицу снежинок.

Оставив Астраханова, Виктория вернулась в комнату Анастасии. Она села к ней на постель и с нежностью сестры посмотрела на закрытые глаза Анастасии. Вот ресницы едва заметно дёрнулись, а вслед за этим из груди Анастасии вырвался стон. Виктории показалось, что она начала приходить в себя, но ничего такого не происходило. Виктория взяла руку Анастасии и ужаснулась. Рука была горячая как печка. Она потрогала лоб. Он горел.

– Лихорадка, – с сильным беспокойством оглядывая Анастасию, прошептала Виктория, – бедняжка. Столько крепилась. Столько выстрадала,…а когда счастье пришло, не выдержала. Да и кто такое выдержит? Пойду, посмотрю, что можно сделать.

Астраханов только и смотрел, как Виктория металась из сторону в сторону. А под конец, она велела перенести кровать Анастасии в гостиную. Здесь было теплее всего в доме. Заставила Гришку принести побольше дров и растопить камин пожарче. После всего этого, она прогнала Астраханова из гостиной, а Гришку отправила в деревню за помощью. Состояние Анастасии беспокоило Викторию всё больше и больше. Ведь она даже не пришла в себя после обморока. И это её пугало. Она ежеминутно щупала ей лоб и постоянно побрасывала поленья в камин. Изредка, она покидала гостиную, для того чтобы перебросится несколькими словами со своим женихом.

Тяжёлая ночь только начиналась.

Глава 51

Спустя полтора часа, Арсанов старший и Архип стучались в дверь церкви. Отец Фёдор не сразу отворил двери. Увидев, кто пришёл, он поспешно пропустил их внутрь. Оба с ног до головы были в снегу. Они, долго отряхивались, прежде чем войти внутрь. Едва они исчезли за дверью, как невдалеке показались два всадника. Они, скакали, пробиваясь сквозь летящий снег. Один вырвался вперёд. Остановив коня возле церкви, он соскочил с седла и бросив поводья поспешно вошёл внутрь. Оказавшись в церкви, Пётр снял заснеженный кивер и взял его в руку. В глаза сразу бросилась коленопреклоненная фигура отца. Он молился перед иконой. Пётр с непередаваемой нежностью, смотрел, как отец дрожащими руками зажёг свечку и начал шептать слова молитвы. Архип стоявший рядом с Арсановым старшим едва не прослезился, увидев его.

– Отец! – тихо позвал Пётр.

Арсанов старший вначале сильно вздрогнул, затем пошатнулся,… а затем, схватившись рукой за край чаши, в которой горела одинокая свеча, начал медленно поворачиваться. Глаза пожилого человека тут же наполнились слезами. Он протянул вперёд руки и с глубокой любовью, прошептал одно слово:

– Пётр!

Пётр подбежал к отцу. Они крепко обнялись. Архип с умилением наблюдал эту встречу.

– Прости меня Пётр, прости, – шептал Арсанов старший, обнимая сына, – прости,…я так виноват перед тобой,…так виноват.

– Ты ни в чём ни виноват передо мной, – Пётр отстранился от отца и широко улыбнулся, – я тебя люблю отец. Люблю, как и прежде. Даже в самые тяжёлые минуты моей жизни, я никогда тебя не забывал.

Они снова обнялись.

– Я не заслуживаю этих слов,…а ты изменился,…возмужал – Рука отца потянулась к виску сына, где был заметен глубокий шрам, – похудел,…усы стали немного длиннее, щёки впали,…подбородок то какой острый стал. А волосы…такие жёсткие – рука отца легла на голову сына, – у тебя они были мягкие.

– А это часом не Пётр Арсанов? – раздался голос отца Фёдора.

– Он самый! – Пётр повернул голову в сторону священника и улыбнулся.

– Ты то мне и нужен, – обрадовался священник, – грех по твоей вине на душу взял. Анастасию то одну венчал. Без тебя. И без твого согласия, супругой нарёк твоей.

– Одна венчалась? – Пётр перевёл изумлённый взгляд со священника на отца. Тот молча кивнул, подтверждая слова отца Фёдора.

– Одна, одна, – поспешно подтвердил отец Фёдор, – пришла вот сюда – он указал на алтарь, – встала на колени то, и говорит: Поклялась я батюшка супругой стать Петру Арсанову. В твоей воли обет мой исполнить. Повенчал её, но с того времени покоя мне нет. Всё думаю, может, ты не захотел с ней ожениться.

Закончив речь, отец Фёдор с надеждой посмотрел на Петра. Пётр некоторое время с непонятным видом смотрел на священника, а потом подскочил к нему, подхватил двумя руками и приподняв, закружил возле алтаря. Счастливый голос Петра разнёсся по всей церкви.

– Какие же вы все…прекрасные люди!

– Ты чего делаешь? – закричал отец Фёдор, – а ну поставь меня на место.

Пётр поставил его на место, затем широко развёл руки в обе стороны и ещё раз закричал:

– Да! Да! Тысячу раз «Да»! Я даже в самых смелых мечтах не мог вообразить такого. Вы батюшка, даже представить не можете, что для меня сделали.

– Ну и слава Богу! – с облегчением произнёс отец Фёдор.

Петр, не переставая счастливо улыбаться, повернулся к отцу.

– Домой?

Отец в ответ широко улыбнулся.

– Я бы не осмелился задерживать тебя в такую минуту!

– Домой! – закричал Пётр.

Едва они покинули церковь, как Архип с удивлением узрел…Кузьму, да ещё в гусарской форме.

– Ты чего это на старости лет, совсем сдурел? – поинтересовался у него Архип.

– На лошадь садись, – важно отвечал Кузьма и указывая рукой на Петра сажавшего в седло отца, добавил: – не то придется пешочком идти.

Эпилог

Пётр чувствовал страшную робость. Он никак не мог решиться войти в гостиную. Рука так осталась на ручке двери. Виктория приободрила его взглядом. Он решился. Войдя внутрь, он прикрыл за собой дверь. У него возникло чувство, что сердце больше не стучит. Оно остановилось. Пётр осторожно прошёл к кровати и опустился на одно колено. Анастасия всё ещё не пришла в себя. Руки ладонями вниз, лежали вдоль тела. Лицо были в поту. Белокурые волосы разметались по подушке. Пётр прижался губами к её руке. А потом взял её в свои руки и с бесконечной нежностью посмотрел на любимое лицо. При этом он неосознанно гладил её руку.

Неожиданно, Анастасия издала глубокий стон. Пётр весь напрягся. Он уже с беспокойством начал всматриваться в черты её лица. Анастасия вся пылала. От неё исходил жар.

– Что делать? Что делать? – едва Пётр подумал об этом, как дверь открылась и вошла Виктория с тёткой Авдотьей. Пётр встал, освобождая ей место. Тётка Авдотья молча указала ему на дверь. Пётр отрицательно покачал головой.

– Я останусь!

– Мы недолго. Потом вернётесь обратно. – Попросила его Виктория.

Петр, превозмогая себя, покинул гостиную, чтобы следующие четверть часа нервно вышагивать возле двери. Не успела она отвориться, как он немедленно бросился к ней.

– Всё хорошо, – успокоила его Виктория, – лихорадка не опасная. Очень скоро она поправится.

Пётр испытал огромное облегчение, услышав эти слова. Он без промедления вошёл внутрь и снова прикрыл за собой дверь.

– Пётр!

Он замер, услышав голос Анастасии. Почти сразу же к нему пришло понимание, что слова сказаны в бреду. Анастасия лежала по прежнему с закрытыми глазами. Голова металась по подушке. Пётр бросился к ней.

– Пётр! – издавая стон, повторила Анастасия.

– Я здесь. Я рядом, – прошептал Пётр, – я рядом Анастасия. – Он прильнул к её руке губами. – Я здесь!

– Я хочу домой Пётр…домой…скорее домой.

Пётр вздрогнул, услышав эти слова и положил руку на место. Запекшие губы Анастасии не переставали издавать горяченный шёпот:

– Домой…я буду дома,…батюшка говорил, когда время помереть настанет,…вернётся на седьмой день и придёт на Ильмень озеро. Может и ты придёшь?…Я буду ждать…А лучше забери меня к себе…забери,…не могу больше мучиться…своими руками на смерть тебя отправила…

– Анастасия! – прошептал глубоко растроганный Пётр.

Он почувствовал, что может в любую минуту расплакаться. Слушая этот бред, он отчётливо осознал, насколько сильно страдала Анастасия. Его страдания были ничто перед ними. Он откинул одеяло с Анастасии и подхватив её на руки пошёл к камину. Возле камина, Пётр, сжимая Анастасию в своих объятиях, опустился в кресло.

– Вот так и будет. Всегда будет. Клянусь тебе. – Прошептал Пётр. – Больше ни одной слезинки. Никаких страданий. Достаточно уже. Всю жизнь ты страдала…и сейчас по моей вине неизмеримо страдаешь. Если б я знал, если б я только знал…

Он крепче прижал Анастасию к груди, убаюкивая словно ребёнка. Потом поднялся и не отпуская её, взял одеяло с кровати. Вернувшись в кресло, он укутал босые ноги Анастасии и поближе придвинул кресло к огню.

– Родная моя, – шептал Петр, поглаживая рукой её разметавшиеся волосы, – родная…самая желанная моя. Вот так бы сидел всю жизнь и смотрел на твоё лицо. Ты ангел Анастасия, ангел, давший мне взамен минуты горя, столько радости и счастья…что я перестаю в них верить. Анастасия, милая жена моя!

Всю ночь, Пётр держал в своих объятиях Анастасию и шептал ей слова, которые непрерывным потоком лились у него из души. Он так и заснул, сжимая её в своих объятиях. Огонь в камине почти погас, когда он снова услышал голос Анастасии.

– Пётр!

Пётр мгновенно открыл глаза. Снизу на него смотрели открытые глаза Анастасии, в которых светилось непередаваемое изумление и … робкая надежда.

– Пётр! – едва слышно повторила Анастасия, – это правда ты?

– Я, – Пётр счастливо засмеялся, – знаешь, когда я вошёл в эту комнату, хотел сказать, те же самые слова, что ты сейчас произнесла…

– Прости меня Пётр!

Пётр приложил палец к её губам.

– Никогда больше не повторяй этих слов Анастасия. Ты ничего не знала. Мне некого винить кроме самого себя. А твой поступок…его нельзя оценить. Перед ним лишь можно склонить голову.

– Ты веришь мне? – глаза Анастасии буквально засветились от счастья.

– Больше чем самому себе. Знаешь, сколько долгих ночей я мечтал увидеть в твоих глазах то, что вижу сейчас. За это мгновенье я готов умереть…

– Одного раза было достаточно! – из уст Анастасии полился счастливый смех, а в следующее мгновение она обвила руками шею Петра и их губы слились в едином дыхании.

Тремя днями позже, вечером, был накрыт праздничный стол. Причин было несколько. Во первых приезд Петра. Во вторых предстоящая свадьба Астраханова и Виктории. И наконец все недоразумения закончились к общей радости. Оставался лишь один, правда весьма непростой вопрос. Стоит ли Петру и Анастасии венчаться? Ведь с одной стороны, оба дали клятву у алтаря. Тогда конечно же не надо. Но с другой стороны, возникло сомнение,…может ли такого рода обряд считаться настоящим браком? Пока Виктория с Астрахановым и Арсановым старшим увлечённо спорили на эту тему, Пётр разговаривал с Гришкой. Во время разговора к ним подошла Анастасия. Бросив лукавый взгляд на Петра, она громко произнесла:

– Вы знаете, мой брат просил поговорить с вами. Он, почему то уверен, что вы хотите убить его. За тот случай…

Пётр поморщился, и поднял руку, останавливая речь Анастасии.

– Я хорошо помню тот случай. Так что не стоит лишний раз напоминать о нём. А по поводу мести? Думаю, будет совершенно справедливо, если я как всякий оскорблённый приму ответные меры.

Гришка побледнел. Не успел он побледнеть, как тут же услышал мягкий с глубоким чувством, голос Петра.

– Да за что тебя убивать? Тебе в ноги поклониться надо, за то, что отца моего, супругу от голодной смерти спас.

Гришка растрогался. Они с Анастасией обменялись понятными им обоим взглядами.

Снова раздался голос Петра.

– Кланяться я тебе не буду, так что пригнись немного, чтобы я мог тебя обнять!

Пётр от всей души обнял Гришку, а потом, подмигнув Анастасии, поспешно выскочил из гостиной. Чуть выждав, она вышла вслед за ним и спустилась в холл. Пётр ждал её у наружной двери. Он протянул руку, приглашая её следовать за ним.

– Там же холодно, снег идёт, – ужаснулась Анастасия… – ты без плаща, а я только в одном платье.

– Любовь нас согреет!

Пётр выглядел таким счастливым, что Анастасия не удержалась и бросилась ему в объятия. Наградив его звонким поцелуем, Анастасия с неподражаемой грацией вложила свою руку в руку Петра. Так они и вышли из дома. Пётр повёл её к развалинам римского парка. Он помог ей подняться на небольшую уцелевшую площадку, с двух сторон которой возвышались одинокие колоны. Единственные уцелевшие из многих других. Петр, держа за руку Анастасию, повёл её на середину площадки. Они остановились между колонами. Не отпуская руки Анастасии, Пётр опустился на одно колено и с глубоким чувством заговорил.

– Прежде чем пригласить вас на танец сударыня, позвольте сказать несколько слов. Я мечтал о вас с той самой минуты, когда впервые увидел. Я любил вас так, как невозможно было любить. Сегодня, сейчас я хочу сказать своей супруге. Я влюблён! Я счастлив! Я горд! Я безумно рад! Я чувствую себя так, как должно быть чувствуют себя ангелы в раю. И всем этим чувствам одно имя – Анастасия!

Глаза Анастасии сияли счастьем. На устах играла ослепительная улыбка.

– И мне позвольте сказать сударь. Прежде чем я приму ваше приглашение, хотелось бы сказать несколько слов. Я дни и ночи повторяла в уме одни и те же слова. Повторяя, я понимала, что мне не хватит решимости сказать их вам. Но сейчас я это сделаю с лёгкостью и радостью.

Я люблю вас, Пётр! Никогда больше, не покидайте меня!

Из гостиной, на балкон вышли четыре человека. Они с нескрываемым восхищением смотрели в сторону римского парка, где кружилась удивительная пара. Мужчина в форме гусара и девушка в голубом платье. Они танцевали под открытым небом. Каждый раз, когда они кружились, с пола взлетали тысячи снежинок. Сверкая и переливаясь, они рассыпались по сторонам, вокруг них.

А снег падал и падал. Крупные хлопья оседали на танцующей паре и застывали, не в силах оторваться от этого непередаваемого по красоте зрелища. И лишь счастливый смех, превращаясь в струю пара, заставлял их с грустью исчезать.

Конец книги

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 9

Глава 50

Глава 51

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg