«Любовь на Рождество»

Любовь на Рождество (fb2) - Любовь на Рождество [Once Upon a Highland Christmas - ru] (пер. Ульяна Валерьевна Сапцина) (Семья Макнаб - 3) 1269K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лесия Корнуолл

Лесия Корнуолл Любовь на Рождество

Lecia Cornwall

Once Upon a Highland Christmas

© Lecia Cotton Cornwall, 2014

© Перевод. У. В. Сапцина, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Пролог

Замок Крейглит, за девятнадцать дней до Рождества

— Смелее, Фиона, сейчас самое время для волшебства, — подбодрила леди Элизабет Карри свою шотландскую кузину, стоя рядом с ней на коленях перед камином в библиотеке. Она вложила в руку Фионы Макгилливрей пучок сухих трав — точно такой же, как держала сама. — Видишь? Вот, оберни пучок прядью своих волос, произнеси заветные слова и бросай в огонь!

Фиона с сомнением посмотрела на серые листья у себя на ладони и наморщила нос, уловив их пряный запах.

— Думаешь, поможет? Я ведь не англичанка. И потом, от чародейства можно ждать чего угодно. Старая Энни говорит…

— Старая Энни! — пренебрежительно перебила Элизабет. — Что она понимает в настоящей любви? Ей ведь без малого сотня лет от роду!

Фиона бросила взгляд на дверь, но та была закрыта.

— У Энни есть дар, — шепотом возразила она. — В магии она разбирается как никто другой. Однажды я видела, как она вылечила овцу одним только…

Элизабет фыркнула.

— Одно дело — овцы и совсем другое — любовь. Ну, решайся. Узнать правду не повредит, — она вынула из кармана портновские ножницы и вопросительно вскинула брови.

Фиона всмотрелась в лицо нетерпеливой кузины, на котором лежал золотистый отблеск пламени. В дальних углах комнаты сгущались тени подступающего зимнего вечера. В декабре темнело рано, а Энни предсказывала, что в этом году зима будет необычно ранней.

— А может, нам надо было уйти в лес, развести костер и устроить пляски вокруг него? — спросила Фиона, сидя неподвижно, как статуя, пока Элизабет осторожно срезала один из ее локонов.

— Снаружи очень холодно! — запротестовала Элизабет. — Чем камин хуже костра?

— А разве он подходит для чародейства? Энни говорит, творить чары надо как полагается, иначе быть беде, — напомнила Фиона. Элизабет нахмурилась было, но морщинки у нее на лбу тут же разгладились.

— Да какая тут может быть беда? Мы же не черной магией занимаемся. А для нашего чародейства надо всего лишь собрать травы в день летнего солнцестояния, высушить их, перевязать прядью волос и сжечь в день святого Николая. То есть сегодня! И если слова, которые ты произносишь, исходят от самого сердца, тогда твое желание сбудется.

Фиона крепче сжала пальцы, и аромат лаванды усилился, заглушая запах горящего торфа, которым топился камин. В пригоршне лаванды и вправду не было ничего дурного. Тем не менее Фиона сомневалась.

— Ты первая, — наконец предложила она.

Элизабет бросила свой пучок в огонь.

— Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне на Рождество! — с жаром воскликнула она. Пламя накинулось на ее подарок, зашипело, вспыхнуло и вмиг поглотило его.

Девушки придвинулись к камину, всматриваясь в огонь в поисках таинственного знака.

— Видишь что-нибудь? — шепнула Фиона.

Элизабет присмотрелась, сощурив глаза.

— Ничего, что можно было бы по ошибке принять за истинную любовь… Бросай свой.

Фиона обернула травы локоном, перевела дыхание и бросила пучок в самое сердце пламени.

— Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне… — Она прервалась. — А почему обязательно на Рождество? Может, лучше к весне или даже к следующему лету?

Огонь сожрал второе подношение, и Элизабет досадливо вздохнула.

— Ну вот, уже сгорел, жди теперь весны.

Снаружи вдруг завыл ветер, задребезжали стекла в оконных рамах. Вихри ринулись под дверь и в трубу, разом выстудив комнату. Словно поперхнувшись, дымоход жадно втянул пламя, и оно затрещало, вспыхнуло, взвилось столбом и распалось на множество искр, ослепительно-ярких на фоне копоти, недолго померцавших и унесенных ледяным дыханием ветра. Огонь тяжело вздохнул и присмирел, притих, лишь время от времени нервно выпуская длинные языки.

Девушки переглянулись, широко раскрыв глаза.

— Что это было? — спросила Элизабет. — Что это значит?

Снаружи вновь дико и пронзительно завыл ветер. Фиона поплотнее закуталась в шаль и встала, чтобы зажечь свечи и наконец загнать тени в дальние углы, за кушетку и кресла. Элизабет бросилась к окну.

— Ну и ну, как же переменчива погода здесь, в горах Шотландии! Ведь только минуту назад никакого снега и в помине не было, верно?

Фиона повернулась к окну. Снегопад и впрямь начался внезапно, и теперь крупные белые хлопья бешено неслись на фоне темного ландшафта, устремляясь к замку, в ледяной ярости бросались на его окна и каменные стены, царапали их, словно когти злобной твари, рвущейся внутрь. У Фионы сжалось сердце. Всего час назад на небе не было ни облачка. Она снова оглянулась на камин, но огонь в нем горел мирно, как прежде, не замечая, что за окнами разбушевались стихии. Фиона судорожно сглотнула. Сухие травы, чары… нет, этого просто не может быть.

Элизабет смотрела в окно не отрываясь, словно завороженная усиливающейся метелью.

— Этот снег — прямо рождественское волшебство! Смотри, сад уже почти весь занесло!

Фиона села рядом с кузиной. Первый снегопад — неизменно прекрасное и волшебное зрелище, чарующее людей так, словно с прошлой зимы они умудрились забыть, как выглядит снег. Наверное, так и есть.

Она смотрела в окно, загипнотизированная изощренным танцем снежных хлопьев в воздухе.

«Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне на Рождество…»

За древними стенами Крейглита искры из камина закружились вместе со снежинками в исступленном вальсе, облетая заостренную башню в сгущающихся сумерках раз, другой, третий.

И унеслись прочь над вересковыми пустошами, догоняя ветер.

Глава 1

Крейглит-Мур, за девятнадцать дней до Рождества

Как это все-таки ужасно — замерзнуть насмерть накануне собственной свадьбы!

Алана Макнаб огляделась по сторонам и поняла, что заблудилась. И, что самое страшное, внезапно началась метель. Меньше часа назад — или все-таки двух? — небо было чистым, хоть и свинцово-серым, и Алана блуждала по холмам, припорошенным едва заметным снежком, нежным, как сахарная пудра на свадебном пироге. И вдруг из-за горного хребта с невиданной свирепостью взметнулись снег и ветер, заволокли землю и небо, накинулись на Алану, словно разбойники, задумавшие злодейства.

Резкий порыв ветра сорвал с ее головы капор и унес прочь, отхлестал Алану по щекам, опутал ноги плащом так, что она не могла ступить ни шагу, и продолжал гнать вперед.

Привычные ориентиры исчезли под плотным белым покровом, Алана в первый раз смутно ощутила подступающий страх. Она всего лишь собиралась прогуляться по холмам, подумать, проветрить голову и осознать наконец, что случится завтра. В замке Дандрум уже висит в гардеробной приготовленное к свадьбе платье — нарядное, бледно-голубое. Кухарки сбиваются с ног, выпекают кексы и пироги к свадебному завтраку. Мать Аланы прихорашивается у зеркала, убеждаясь, что ее собственный наряд, сшитый к свадьбе, выглядит безупречно. И жених, маркиз Мерридью, уже в пути.

Он прибудет в замок Дандрум сегодня же днем, и долг Аланы — встретить его. Она снова посмотрела по сторонам, на побелевший мир. Встревожится ли ее жених, если она опоздает? Вздохнув, она ощутила, как ветер вырвал дыхание из ее легких, заморозил его на губах, и поняла, что и вправду сильно опоздает. Маркиз Мерридью наверняка будет раздосадован… или рассердится, или испугается. Алана понятия не имела, как поведет себя жених, с которым она была едва знакома. Она повернулась, и ветер повернул вместе с ней, облетел вокруг, схватил в объятия и отказался отпускать. Может быть, если она просто вернется туда, откуда пришла, то окажется дома раньше, чем ее исчезновение успеют заметить. Вот только откуда она пришла?

Снег был таким белым, что слепил глаза. От ледяного воздуха стыли ноздри и горло. Алана понятия не имела, куда бредет.

Ее мать наверняка встревожится, но сначала рассердится на среднюю дочь за то, что та ушла из дома. Тетя Элеонора будет вышагивать из угла в угол, стуча тростью по плиткам пола и с нетерпением ожидая возвращения Аланы. Ее младшая сестра вообразит себе наихудшее, как будто можно представить себе что-то похуже уже случившегося. Родные начнут перешептываться, уверяя друг друга, что Алана обычно не поддается необдуманным порывам, поэтому ее исчезновение выглядит настолько возмутительным.

Ее брат Алек с женой и старшая сестра Меган не собирались на свадьбу. Поэтому о пропаже Аланы они узнают не скоро. Вряд ли Алеку вообще известно о спешных приготовлениях к свадьбе, а сестра Аланы, поселившаяся в Англии, недавно вышла замуж и пребывает в счастливом неведении. Алане остро не хватало общества Меган, но если Меган решила… впрочем, об этом лучше не думать. Что сделано, то сделано, и Меган, по крайней мере, счастлива. Безумно счастлива.

Хоть кто-то из них.

Алана крепче сжала на шее края капюшона, чтобы буря не сорвала его. Ветер пробирался сквозь тонкую кожу ее перчаток, превращая пальцы в неподвижные обрубки. Ступни леденели в коротких сапожках, предназначенных для прогулок в теплую погоду, холод пробирался под плащ исподтишка, как вор. Никогда еще Алане не было так холодно, как сейчас.

Далеко ли еще? Неизвестно, куда она забрела. Помнится, она прошла через сад, вверх по узкой долине, мимо озера и развалин древнего замка Глен-Дориан. Потом поднялась по крутой тропе и на миг застыла, ошеломленная открывшимся видом. Холмы расстилались перед ней, водопад выплескивался в долину и выглядел на фоне бурого ландшафта серебристым кружевом, подобным фате невесты. Поспешно отогнав эту мысль, Алана отвернулась, двинулась дальше и продолжала идти, даже когда ей следовало бы уже повернуть обратно. Неужели в тот момент и начали сгущаться тучи? Рокот водопада остался позади, когда она достигла вересковой пустоши. В то время ветер уже был резким, но еще благосклонным, очищающим.

А теперь от его недавней доброты не осталось и следа. Ветер стал злым и беспощадным. Алану охватила паника. Может, если она приглядится как следует, то различит сквозь снегопад замок Дандрум и за несколько минут благополучно вернется домой. А если нет, тогда кто-нибудь выйдет встречать ее. Алана с надеждой вгляделась в белую пелену метели, ожидая увидеть темный силуэт спасителя, но, увы, вокруг не было ни души. Она подавила разочарованный вздох.

Как глупо! Ведь она нарочно ушла из замка, никого не предупредив. Мама остановила бы ее, напомнив, что до приезда лорда Мерридью осталось слишком мало времени. Элеонора настояла бы, чтобы кто-нибудь сопровождал Алану на случай… да, как раз на такой случай, как этот. Младшая сестра Сорча захотела бы пойти с ней, но болтала бы без умолку, а Алане хотелось поразмыслить. Вот только не было смысла в ее размышлений. Ей не спастись. Ни от свадьбы, ни от метели.

Ох, как же ей холодно! Снег забивался в сапожки, таял внутри и вымораживал щиколотки, словно глодал кожу острыми ледяными зубками. Далеко ли еще? Если буря разразилась так внезапно и с такой яростью, наверняка она так же стремительно и пройдет. Алана прислушалась, не притихли ли завывания ветра, но они по-прежнему были пронзительными. Заморгав, она ощутила тяжесть снега, налипшего на ресницы, смахнула его и удержалась от острого желания расплакаться: слезы не помогут, только застынут на лице.

Она упрямо брела вперед. Спасение совсем рядом, за ближайшим холмом… а может, она уже в долине? Неизвестно. Плащ покрылся ледяной коркой, подол затвердел и царапал ноги, цеплялся за чулки и рвал их. Страх нарастал злее прежнего, сдерживать панику стоило немалых усилий. Судорожно схватив ртом воздух, Алана почувствовала привкус снега, холод вторгся в ее легкие, свернулся тяжелым морозным комком в животе. Летящий снег бил в лицо с такой силой, что отчаянно хотелось закрыть глаза.

Мир вокруг стал мутно-белым, словно полотно.

Или саван.

— Эй! — позвала Алана. Ветер подхватил ее крик и унес прочь. — Кто-нибудь! — взмолилась она. Этот возглас тоже потонул в завываниях ветра. Пригнувшись, Алана с трудом делала шаг за шагом, снег скрипел под ее ногами, ветер трепал одежду.

Глубокий овраг она не заметила. Все вокруг было белым-бело, и вдруг она почувствовала, как клонится куда-то вбок, заскользила и, не удержавшись, покатилась по замерзшему склону. От резкого удара обо что-то острое и твердое она вскрикнула, и ее падение прекратилось. Боль пронзила колено, наполнила тело мукой, сделала сбивчивым дыхание, сердце судорожно заколотилось в груди. Под свежевыпавшим снегом притаились острые камни. Там, где Алана сбила с них снег, они торчали, словно обломки зубов. Хорошо еще, она отделалась лишь ушибом колена. «Повезло», — подумала — Алана.

Оцепенев от потрясения и боли, она лежала неподвижно и смотрела в небо, такое же белое и бездушное, как земля. Потом попыталась дотянуться до левого колена, от которого волнами расходилась боль, но замершие пальцы не слушались. Поднеся руку к глазам, Алана увидела на перчатке кровь и с трудом сглотнула.

Значит, еще и поранилась. Или сломала ногу? Алана попыталась шевельнуть ногой, ощутила мгновенную вспышку боли и невольно вскрикнула. Мир вокруг из заснеженного стал слепяще-белым. К груди волнами подступал истерический смех. Теперь свадьбу наверняка отложат. Или в свою первую брачную ночь она будет изранена и безобразна? Краткий проблеск радости угас. Уже не в первый раз за последние дни она попыталась представить Мерридью в ее постели, вообразить, как соприкасаются их тела. И не почувствовала ничего, кроме ужаса.

Встать — вот что от нее требуется, встать и идти. Стиснув зубы, Алана попыталась подняться. От нового взрыва боли у нее перехватило дыхание, и она повалилась на спину. Наверное, она и вправду ушиблась сильнее, чем ей показалось поначалу, и вдобавок увязла в глубоком сугробе. Значит, придется выбраться из него, любой ценой встать на ноги и продолжать путь. Алана огляделась, пытаясь понять, где находится, но вокруг не было ничего и никого. Все исчезло. Она прикусила губу, борясь со слезами, прижала ладонь к сердцу, чтобы прогнать ужас, угрожающий задушить ее. Ей так холодно, она невероятно устала.

Она снова легла на спину. Ей нужна всего одна минута отдыха, а потом она встанет и отыщет дорогу домой. С небес к ней спускались снежные хлопья, серебристые на белом фоне, притягивающие взгляд. Их прикосновение к коже казалось легкой щекочущей лаской. Алана закрыла глаза.

Она полежит вот так всего минутку, чтобы перевести дух. А потом встанет и найдет дорогу домой.

Глава 2

Замок Крейглит

Фиона засмотрелась в окно и нахмурилась, удивляясь ярости снега, подхваченного ветром. Он явился непрошеным гостем со стороны пустошей, обрушился на внешние укрепления и башни, и только стены и окна внутренних строений замка остановили его. Прочные каменные стены вздрагивали под натиском, но держались.

Что творится за стеной, окружающей сад, Фиона разглядеть не могла. Метель как будто смела с лица земли все, что на ней было, оставив один лишь замок Крейглит.

Зябко поежившись и плотнее запахнувшись в шаль, Фиона наклонилась к окну и подышала на быстро покрывающееся морозными узорами стекло. Ее брат Иан, лэрд[1] Крейглита, уехал из дома незадолго до начала бури — повез приготовленное Энни снадобье Илле Макгилливрей, мучающейся болью в суставах. Зная своего брата, Фиона ничуть не сомневалась, что он не вернется, пока не убедится, что на землях между домом Иллы и замком царит порядок и никто не нуждается в помощи, которую способен оказать только хозяин поместья. К своим обязанностям хозяина Иан относился ответственно — гораздо серьезнее, чем к собственным нуждам. Он был готов снять с себя последнюю рубашку, если бы увидел, что она нужна другому. Фиона надеялась лишь на то, что сегодня, в метель, Иан воздержится от подобных поступков.

Иан покинул бы дом, даже если бы знал о надвигающейся метели: он ни за что не остался бы под защитой прочных стен, если бы знал, что кто-то ждет от него помощи. Но вскоре людям клана Макгилливреев придется обходиться без внимательного хозяина: его, нового графа Пембрука, ждут другие, более важные дела и заботы. С Фионой Иан об этом не заговаривал, но она видела, что он обеспокоен, не зная, справятся ли без него местные жители, когда он переселится на юг, в английский Шропшир.

Фиона оглянулась на кузину: Элизабет со скуки задремала у огня, уронив на колени раскрытую книгу и ни о чем не беспокоясь. Она понятия не имела, как страшно Фионе: за Иана, попавшего в метель, за его будущее в Англии, за то, как ее брат выдержит новую бурю, с которой неизбежно столкнется здесь, в стенах Крейглита.

Она снова повернулась к окну, высматривая вдалеке фигуру брата, спешащего верхом к замку, но торфяная пустошь была безлюдна. В сущности, для беспокойства нет причин. Любой житель округи почтет за честь предложить ее брату горячий ужин, глоток виски и постель, чтобы переждать метель. Так предписывали шотландские традиции — неважно, незнакомец постучался в дверь или всем известный лэрд Иан Макгилливрей. Однако нынешняя метель была не похожа на другие. Снежные хлопья сверкали, как кристаллы, и ветер бормотал что-то неразборчивое, словно колдовал, оплетал замок заклинаниями.

Дверь библиотеки открылась, и Фиона вскочила, надеясь, что вернулся Иан. Но при виде сестры Элизабет, Пенелопы, у Фионы упало сердце. Двадцатилетняя Пенелопа прошествовала к камину, чтобы согреть руки, удостоила Фиону единственным пренебрежительным взглядом и недовольно уставилась на Элизабет.

— Чем это вы тут занимаетесь? — поинтересовалась Пенелопа, подозрительно прищурив голубые глаза.

— Сейчас уже ничем. Мы попробовали наколдовать себе любовь, но у нас ничего не вышло, — ответила проснувшаяся Элизабет, села и достала из кармана еще один пучок трав, который протянула сестре так, как пыталась бы угостить яблоком норовистую лошадь, способную укусить. — Может, и ты попробуешь, Пен? Я приберегла травы и для тебя. Обвяжи их прядью своих волос и произнеси заклинание.

— Какое еще заклинание? — Пенелопа нехотя приняла у сестры пучок трав и повертела его в руке. Потом понюхала и поморщилась.

— Ты должна произнести: «Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне на Рождество!» — воодушевленно воскликнула Элизабет.

Пенелопа небрежным жестом уронила пучок на — ковер.

— Какая чушь! — Она поправила свои роскошные белокурые локоны. — Ради этого лишаться пряди волос? Я уже знаю, кто моя истинная любовь, и сейчас мой избранник здесь. Мне незачем дожидаться святок.

Фиона незаметно скрестила пальцы за спиной.

— Значит, мой брат уже сделал тебе предложение?

Пенелопа вспыхнула и надменно вскинула голову.

— Нет, но за ним дело не станет, и произойдет это задолго до Рождества. Мы с Ианом поженимся в Англии будущей весной, и я стану молодой графиней Пембрук.

Фиону вновь окатила волна ужаса. Выйдя замуж за Иана, Пенелопа станет также хозяйкой Крейглита. Бедный Иан, бедный Крейглит! Когда Пенелопа отвернулась к камину, Элизабет нагнулась, подняла с ковра пучок трав и с вызывающим видом сунула обратно в — карман.

Фиона задумалась: существует ли заклинание, способное увести кого-нибудь из замка на Рождество? Лучше бы ее английская родственница вообще не приезжала в Шотландию. Впрочем, Фионе нравилась Элизабет, веселая и не такая язвительная, как ее мать и старшая сестра.

Послушать тетю Марджори, так женитьба на Пенелопе — самый разумный шаг, какой только мог бы совершить Иан. Ведь он шотландский лэрд, всего-навсего шотландский лэрд, значит, с точки зрения Марджори, совсем не ровня англичанам. Но недавно двоюродный дедушка оставил Иану в наследство английское графство Пембрук, и как только разнеслась эта удивительная новость, в замок нагрянула тетя Марджори с дочерьми. Они прибыли в Крейглит в шикарной карете с гербом Пембрука, столпились на пороге, жалуясь на шотландские запахи, холод, вонь и ветхость самого замка, и с места в карьер потребовали доложить о них графу Пембруку. Домочадцы не сразу поняли, что гостьи имеют в виду Иана.

При виде Иана леди Марджори и ее дочери опустились в глубоком реверансе. «Они приехали помочь», — объявила Марджори, одарив Иана улыбкой, напомнившей Фионе жуткий оскал чучела дикой кошки, украшавшего древний зал замка. Марджори пообещала обучить Иана всем английским манерам и обычаям как раз к тому времени, как он отправится на юг, чтобы принять наследство. Сказано все это было таким тоном, словно Иан понятия не имел о правилах приличия. Когда Иан представил ей Фиону, Марджори едва удостоила ее взглядом. Только объявила, что вышколенная английская гувернантка в скором времени сделает из Фионы настоящую юную леди, хотя с ее злополучной хромотой уже ничего не поделаешь. До приезда тети Марджори хромоту Фионы никто не считал злополучной.

Фиона вовсе не желала, чтобы кто-то делал из нее настоящую леди, и была убеждена, что у Иана прекрасные манеры. Другого такого же доброго, умного и смелого мужчину не знала не только она, но и никто из обитателей Крейглита.

Позднее, за ужином в первый же вечер после приезда, тетя Марджори предложила Иану жениться на Пенелопе — точнее, принялась настаивать на этом. Пенелопа станет ему поддержкой и опорой, из нее получится идеальная графиня, ведь она выросла в Вудфорд-Парке — величественном главном поместье графа Пембрука. Сама Пенелопа только трепетала длинными, густыми золотистыми ресницами и мило улыбалась Иану. Выслушав Марджори, Иан долго молчал — он принадлежал к числу мужчин, которые тщательно обдумывают каждое свое слово и поступок. Ему хватило такта и здравомыслия предложить прежде узнать друг друга получше — вдруг Пенелопа обнаружит, что он не годится ей в мужья? О том, понравилась ли ему самому Пенелопа или нет, он умолчал, и хранил на лице настолько непроницаемое выражение, что даже Фиона не поняла, какого Иан на самом деле мнения о своей жеманной кузине. И даже сейчас, по прошествии двух недель после прибытия Пенелопы, Фиона по-прежнему терялась в догадках. Разумеется, Иан был безукоризненно вежлив с гостьей, но долгожданного предложения до сих пор не сделал.

Это промедление доставляло все больше и больше неудобств. Пользуясь каждым мало-мальски подходящим случаем, тетя Марджори подталкивала к Иану Пенелопу, разодетую как принцесса, невинно хлопающую ресницами и выставляющую напоказ пышную грудь. В холодное время года в Шотландии ей не следовало бы рядиться в настолько открытые платья.

— А по-моему, у Иана уже было предостаточно времени, чтобы сделать предложение. Может, он просто не хочет, — заявила Элизабет сестре. Пенелопа порывисто шагнула к ней и дернула ее за волосы.

— Само собой, он сделает мне предложение! Отчего же нет? — Она метнула острый взгляд в Фиону, которой хватило ума промолчать. — Ведь я обворожительна. В меня влюбляется каждый мужчина, стоит ему только меня увидеть. Иан тоже влюбится. Вот увидите, он еще упадет к моим ногам и будет умолять стать его женой.

— Ну и когда же? — осведомилась Элизабет, благоразумно отступив подальше от сестры, которую решила подразнить.

«Никогда», — мысленно помечтала Фиона.

— Очень скоро, — заверила Пенелопа, кутаясь в модную кашемировую шаль. — Подбрось лучше топлива в огонь. В этом жалком подобии замка всюду сквозняки. Должно быть, в стенах дыры величиной с мою голову.

«Голова у нее тверже любого из камней, из которых сложены стены замка», — подумалось Фионе. Пройдя по комнате, она подбросила в камин еще торфа, поскольку в шотландских домах гостей чтили и заботились о них, даже если ответной доброты от них не видели. По мнению Фионы, Иан не смог бы выбрать жену хуже Пенелопы Карри, а он заслуживал самой лучшей супруги, такой же доброй, заботливой и отважной, как он сам.

Не удержавшись, Фиона пустила пробный шар.

— А что ты подаришь Иану на Рождество, Пенелопа? — спросила она. — Может, твой подарок убедит его, что ты — лучшая дев… то есть леди, какую он только сможет найти.

— Подарю на Рождество? — Пенелопа изумилась. — Значит, в Шотландии вы делаете друг другу подарки?

— Да, и дарим их.

— А он мне тоже что-нибудь подарит? — спросила Пенелопа.

Фиона приподняла брови.

— Рождество — это прежде всего подарки, по крайней мере здесь, в Шотландии.

Пенелопа вскинула подбородок.

— Ну и что же тогда ему понравится?

— Какой-нибудь дар от всего сердца, — объяснила Фиона, твердо убежденная, что сердца у Пенелопы нет.

— То есть? — Пенелопа хмурилась.

Прикусив язык, Фиона только улыбалась. Если Пенелопа до сих пор ничего не поняла, если даже ни разу не поговорила с человеком, за которого собиралась замуж, и не узнала, что он любит, а что нет, тогда Фиона ничем не могла ей помочь, да и не хотела. Сама она вязала брату шарф из шерсти, которую вычесала, спряла и покрасила. Иан тоже каждый год собственноручно готовил Фионе подарок — обычно вырезал что-нибудь из дерева.

Дверь снова открылась. Фиона с надеждой вскинула голову, но увидела на пороге старую Энни.

— Неужто в Шотландии слуг не приучают стучаться? — осведомилась Пенелопа.

— Неужто в Англии молодежь не уважает старших? — парировала Энни и сверлила гостью взглядом до тех пор, пока та не отвела глаза.

Энни принюхалась.

— Чую таволгу, лаванду и тысячелистник, — объявила она, пригвоздив Фиону к месту пронзительным взглядом. — На что колдовали? — спросила она на гэльском языке.

— На любовь, — ответила Фиона.

— Для этой? — Энни повела глазами в сторону Пенелопы.

Фиона покачала головой.

— Для Элизабет и меня, — объяснила она, и Энни усмехнулась.

— Для этого ты еще слишком молода, девочка. — Она посмотрела в сторону камина. — И что же ты видела?

— Вообще-то ничего. Искры, — ответила Фиона, и Энни подошла к камину, чтобы заглянуть в него.

— Говори по-английски и подбрось еще торфа в огонь, если уж стоишь там, — распорядилась Пенелопа, но Энни пропустила ее слова мимо ушей.

— Только искры? Что-то вызвало метель, — продолжала по-гэльски Энни. — Я не заметила, что она приближается, и у Сэнди локоть не болел так, как болит обычно к перемене погоды.

Она стояла так близко к огню, что его отблеск оживлял приглушенные цвета клана Макгилливреев — оранжево-красный, бирюзовый и зеленый — на старинном шотландском платье «эйрисейдж», которое она носила. Энни ткнула костлявым пальцем в камин.

— Ага, видишь полосу копоти вон там, у решетки? — спросила она по-английски. Элизабет поспешила подойти, чтобы тоже взглянуть.

— Это знак? — ахнула Элизабет. — Знак истинной любви?

— Это значит, что мы ждем гостей, — объяснила Энни. — И довольно скоро.

Пламя отражалось в глазах Энни, словно полыхало у нее внутри. Фиона заглянула в эти блестящие глаза, и предчувствие неведомого наполнило ее страхом и трепетом.

— Этот снег приведет кого-то к нашему порогу, — объяснила Энни, отходя от камина и направляясь к окну. Она нахмурилась. — Иан с самого утра в отъезде. Я велела ему возвращаться не мешкая, но скоро уже стемнеет, а его все нет дома. — Энни устремила взгляд на убеленный снегом безлюдный парк, и у Фионы сердце от испуга чуть не выскочило из груди. Метель так разыгралась, и если тревожится не кто-нибудь, а сама Энни…

Но старуха с усмешкой обернулась к ней:

— Незачем бояться, Фиона. Я же вижу: с лэрдом ничего не случится. Иан знает здешние холмы, как свои пять пальцев. Он найдет укрытие, чтобы переждать метель, и она не причинит ему вреда.

Но Фиона знала, как легко заплутать среди пустошей зимой, сбиться с пути и забрести далеко от дома. А если все привычные глазу вехи занесло снегом… Об этом Фиона даже думать не хотела. Энни пожала ей руку узловатыми, но неожиданно сильными пальцами.

— Можешь спать спокойно, детка. Все будет хорошо, — успокоила она, впиваясь взглядом в Фиону.

— А когда будет готов ужин? Мы можем рассчитывать хотя бы на чай? — осведомилась Пенелопа. Энни метнула в нее пронзительный взгляд, но Фиона успела пожать ей руку раньше, чем с языка Энни сорвался уже вертевшийся на нем колкий ответ. Фиона задумалась, способна ли Энни превратить Пенелопу в тритона или жабу — вот был бы подарок Иану на Рождество! При этой мысли она невольно улыбнулась.

— Пойдем, Энни, я помогу вам с Шона приготовить ужин, — предложила она.

— В Англии леди не помогают слугам, — бросила им вслед Пенелопа.

Фиона сухо улыбнулась ей.

— Не знаю, заметила ли ты, кузина, но мы в Шотландии и, скорее всего, пробудем здесь, пока не растает снег.

В ответ на нее посыпался град возгласов недовольства и упреков, но Фиона быстро закрыла дверь, а Пенелопа и Элизабет бросились к окнам, смотреть на бушующую метель.

Глава 3

Крейглит-Мур

Иан Макгилливрей подтянул свой плед повыше, прикрывая лицо от ветра. Снег острыми иглами впивался в кожу, буря неумолимо усиливалась. Странно, что такой перемены погоды он не предвидел. С утра небо было ясным, только сам Иан ходил мрачнее тучи. Через торфяные пустоши Крейглит-Мур он ехал верхом, погрузившись в невеселые размышления, и не заметил, как над холмами сгустились свинцовые тучи, перевалили через гребень, распространились по другую сторону от него, и небо вдруг стало низким и словно обрушилось на Иана всей своей тяжестью, не давая вздохнуть.

Верный шотландский пони Иана — конь породы, которую здесь называли «гаррон», — упрямо брел сквозь снег, устремляясь к дому и теплой конюшне, но до замка оставалось еще больше часа пути — слишком далеко, да еще в такую погоду, когда немудрено заплутать среди заваленных снегом холмов. Привычные вехи исчезли из виду, дневной свет больше напоминал сумеречный. Вскоре тьма поглотит последние знакомые очертания.

До коттеджа Юэна Макгилливрея было ближе, но Иан знал, что там некому оказать ему радушный прием. Прошлой весной Юэн умер, и с самых похорон коттедж стоял опустевший. Впрочем, это как-никак крыша над головой, место, где можно переждать метель. Упускать такую удачу не следовало.

Нет худа без добра: непогода означала для Иана желанную отсрочку. Тем вечером он собирался сделать Пенелопе предложение, поскольку способа уклониться от него так и не нашел. Иан был готов пойти на такой шаг лишь ради Фионы, а еще потому, что от него этого ждали, но не потому, что любил Пенелопу или хотел взять ее в жены. Он надеялся только на то, что любовь и желание придут со временем.

Завывания бури отдавались у него в ушах, ярость этого воя изумляла Иана, хоть он и вырос в горах Шотландии и провел здесь двадцать семь зим — точнее, двадцать шесть, потому что один год он прожил в Англии. Тогда-то он и решил, что в любую погоду Шотландия ему милее Англии, но теперь выбора у него не было. Его ждали новые обязанности и английский титул, о котором он даже не мечтал.

Сжав пятками тугие бока пони, Иан пригнулся к его шее.

— Теперь уже близко, малый, — вон за тем холмом, — он потрепал верного друга по мохнатой холке, засыпанной снегом. Но пони вдруг шарахнулся в сторону, и Иан подхватил поводья, усмиряя его и вглядываясь вперед в попытках понять, что его напугало.

В снегу что-то лежало, красное на белом. Может, останки волчьей добычи? Но в горной Шотландии волки встречались редко, на них так долго охотились, что почти полностью истребили. Отведя край пледа от лица, Иан присмотрелся. Подол какой-то красной одежды трепетал на ветру, словно флаг, и у Иана перехватило дыхание. Он различил очертания человеческой фигуры, наполовину засыпанной снегом, и с замирающим сердцем спешился.

Упав на колени, он коснулся ледяного плеча под плащом. Неизвестный, занесенный снегом, не шевельнулся. Иан нахмурился и повернул к себе неподвижное тело, с ужасом готовясь увидеть кого-нибудь из знакомых.

Сдвинув красный капюшон, он склонился ниже, и ледяной ком у него внутри вмиг растаял. Эту девушку он видел впервые, но мог поклясться, что она прекрасна, хоть и бледна, как лед, с посиневшими от холода губами. Глаза незнакомки были закрыты, длинные заледеневшие ресницы касались замерзших щек. Темные волосы обрамляли лицо, мягкие, как шелковая пряжа, запорошенный снегом капюшон не давал им упасть на лоб. Незнакомка была похожа на ангела.

Иан склонился ниже, надеясь заметить хоть какие-нибудь признаки жизни, пощупал жилку на горле и ощутил слабое биение. Попытался позвать, но ответа не дождался. Его пони молча наблюдал за хозяином, заслоняя его от ветра.

Выпутываясь из своего пледа, Иан чувствовал, как ветер холодит тело под курткой. Он закутал девушку в толстый плед, поднял ее, прижал к груди. «Холодна, как смерть», — промелькнула у Иана мрачная мысль. Он огляделся в поисках коттеджа и увидел его — наполовину занесенный снегом, но совсем недалеко, так что можно различить не только очертания крыши, но и одинокое окно, похожее на прищуренный глаз. Иан направился к коттеджу, зная, что пони послушно последует за ним.

— Лучше нам оказаться под крышей, — сказал он коню и незнакомке, словно она могла его услышать. Он снова посмотрел на ее лицо, больше похожее на мраморный рельеф на надгробии, чем на лицо живой женщины. — Откуда же ты взялась, черт возьми? — еле слышно выговорил он.

Пинком открыв дверь коттеджа, Иан внес девушку внутрь, бережно уложил на пол у очага и накрыл пледом. Незнакомка лежала неподвижная, пепельно-бледная и ледяная и казалась совершенно безжизненной. Иан стащил с ее рук тонкие перчатки. Ее пальцы были тонкими и нежными, ногти — лавандово-голубыми от холода. Даже усердно растирая незнакомке руки, Иан не сумел разбудить ее.

Значит, надо поскорее развести огонь и согреть ее.

— Подожди немного, — попросил он, хотя девушка никуда и не собиралась уходить. Иан снова плотнее укутал ее пледом, подумал, снял с себя куртку и на всякий случай накрыл ею незнакомку.

Он выложил в очаг пару поленьев, нашел корзину сухого мха и мелких веток для растопки и раздувал пламя, пока оно не занялось, не окрепло и не озарило пустую комнату, разгоняя по углам чернильно-синие тени.

Затем Иан торопливо отправился на поиски торфа, который наверняка хранился где-то в пристройке под навесом. Своего пони он завел в сарай, стряхнул с густой шерсти животного снег и лед, принес сена. К тому времени, как Иан покончил с этими делами, он уже стучал зубами от холода. Набрав полную охапку торфа и пригибаясь под порывами ветра, он обогнул коттедж и ухитрился открыть дверь, не растеряв свою ношу.

Незнакомка по-прежнему лежала у очага на том же месте, где Иан оставил ее. На фоне яркого пледа ее лицо было белоснежным. Иан подбросил в огонь торфа, пробормотал гэльскую молитву и коснулся кончиками пальцев того места на шее девушки, где слабо билась жилка. Биение едва ощущалось, но все-таки оно было. При тусклом свете очага Иан разглядел под нежной кожей незнакомки тонкие голубоватые вены. Снег на рубашке Иана уже растаял, его начала бить дрожь. В коттедже стоял почти такой же холод, как снаружи. Иан придвинулся ближе к очагу и встал перед ним на ко-лени.

Трясущимися пальцами он подбросил в огонь хворосту и торфа, поминутно оглядываясь через плечо на девушку и всей душой желая, чтобы она выжила, дождалась, когда в доме наконец станет тепло. Раздувая все еще слабое пламя, Иан смотрел, как оно наливается оранжевым сиянием, растет и крепнет, с треском пожирает растопку и дарит тепло и жизнь.

Услышав слабый вздох, он резко обернулся. Неужели это добрый знак? Но лицо незнакомки все еще было неподвижным. Иан коснулся ее щеки, и ему вновь показалось, что он дотронулся до мрамора, а не до человеческой плоти.

— Эй, девушка! — шепотом позвал он и снова не услышал ответа.

Лед на ее волосах и коже начинал оттаивать, льдинки превращались в капельки, сияющие, словно алмазы. Незнакомка будто засветилась в пламени очага, прекрасная и неподвижная, погруженная в сон, столь похожий на смерть.

Иан осторожно снял с нее плед и расстегнул плащ. Под плащом на ней было платье из тонкой шерсти, мягкое и зеленое, как летняя трава, вот только вокруг ворота ткань вымокла и промерзла насквозь — там, где за воротник плаща набился снег. Иан нахмурился, чувствуя, как в сердце вновь закрадывается страх. Как долго незнакомка пролежала в снегу в разгар метели? Если бы он выбрал другую тропу, если бы решил сразу вернуться в Крейглит или взял дюжиной шагов левее или правее… он невольно сглотнул.

— Надо снять с тебя мокрую одежду, согреть, проверить, не ранена ли ты, — забормотал он, хоть и знал, что она не слышит. Обхватив голову незнакомки ладонями, он ощупал череп, проверяя, нет ли на нем припухлостей, порезов, следов крови, но ничего не нашел. Ее волосы выбились из косы, их темные волны заструились между пальцев Иана, как шелк. Невольно затаив дыхание, он принялся расстегивать крошечные перламутровые пуговицы спереди на платье, от воротника до талии. Расстегнув их и отвернув в стороны края платья, Иан помедлил. Но незнакомка не вскочила, возмущенная его дерзостью. Она по-прежнему была неподвижна, и Иан позволил себе обежать взглядом ее грудь. Над отделанным кружевом вырезом сорочки ее кожа казалась голубоватой. Иан бережно приподнял девушку, прижимая к себе, высвободил ее руки из рукавов платья и спустил платье до талии.

Он всеми силами старался смотреть на нее так бесстрастно, как сделал бы врач, но незнакомка была прелестна. Иан ничуть не сомневался, что ее любимый в эту минуту сходит с ума от беспокойства. Бросив быстрый взгляд на ее левую руку, Иан не увидел обручального кольца, но это еще не значило, что она не замужем. Проведя ладонями по ее тонким рукам, Иан не нащупал переломов — ссадин и синяков было множество, но кости целы. Снова убедившись, что жилка на запястье бьется, Иан осторожно сжал пальцы девушки в ладонях и нахмурился, глядя на огонь и досадуя, что он горит не так жарко, как хотелось бы. Положив незнакомку обратно, на расстеленный плед, он ощупал ее ребра, коснулся талии, которую мог бы легко обхватить обеими руками, и вздохнул с облегчением, убедившись в отсутствии опасных ран. Ее нижняя рубашка была сшита из тонкого полотна, отделана атласными лентами и украшена нежной вышивкой белым шелком. Корсета она не носила и не нуждалась в нем. Снова сглотнув, Иан отвел взгляд от ее сосков, темнеющих сквозь ткань. Он сосредоточенно принялся спускать платье по бедрам и ногам, заметил, что насквозь промокшая юбка разорвана и запачкана кровью, и скрипнул зубами, заранее боясь того, что могло предстать его глазам.

При виде левой ноги незнакомки он ахнул: хоть и неглубокая, но длинная рваная рана тянулась через колено, вся нога была в лиловых синяках и еще сочащихся кровью царапинах. Правда, холод не дал распространиться отекам и почти остановил кровотечение. Виновато взглянув на незнакомку, Иан провел ладонью по ее ноге, и едва задел поврежденное колено, как она еле слышно застонала и свела брови. Он принялся сбивчиво извиняться за причиненную боль, но ее голова снова безвольно запрокинулась, и, пока он ощупывал ногу, проверяя, не сломаны ли кости, девушка не издала больше ни звука. Наконец Иан со вздохом отстранился и вытер лоб. Несмотря на холод, лоб был покрыт испариной. В худшем случае колено вывихнуто. Боль будет адская, когда незнакомка очнется… если очнется вообще.

Иан поспешил отогнать пугающую мысль. Для начала надо промыть и перевязать рану. К тому времени, как девушка очнется, нога уже успеет распухнуть. Иан вспомнил, что у него с собой нет никаких снадобий, чтобы унять боль, — он не ожидал ничего хуже жалоб Иллы Макгилливрей на ноющие суставы. Болеутоляющую мазь Энни он оставил Илле, и теперь ему предстояло помочь раненой незнакомке, не имея под рукой почти ничего. Он развязал шнурки ее сапожек и снял изодранные в клочья, перепачканные кровью чулки. Откуда она, черт возьми? И кто отпустил ее гулять в такую непогоду?

Бережно и заботливо укрыв свою пациентку пледом от бедер до шеи, Иан на время оставил ее, чтобы сходить за снегом. Ветер снаружи яростно налетел на него, первый же порыв заморозил испарину на коже. Набитый снегом старый чайник покойного Юэна вскоре был подвешен над огнем, и в ожидании, когда вода нагреется, Иан не сводил глаз с незнакомки. Наконец чайник закипел. Продолжая рассыпаться в невнятных извинениях, Иан откинул плед, окунул свой носовой платок в миску с теплой водой и принялся промывать рану. Ткань платка остыла, едва соприкоснувшись с кожей. Действуя быстро и уверенно, Иан смыл кровь, снова смочил и выжал платок и крепко обвязал им колено. Не помешало бы приложить лед, чтобы нога не отекла, но Иан не рискнул, опасаясь окончательно заморозить незнакомку.

Он нахмурился: девушка до сих пор так и не пришла в себя. Огонь уже немного согрел комнату, а ее руки и ноги по-прежнему были бледными, все тело — неподвижным. Иан подбросил еще торфа в огонь и развесил на просушку одежду незнакомки на веревке, протянутой между балками. Потом снова подошел посмотреть, не очнулась ли девушка. Но нет: кожа была все еще мертвенно-холодной, дыхание — неглубоким, сердце билось еле заметно, глаза оставались закрытыми. Иан провел ладонью по ее лбу, похлопал ее по рукам, надеясь привести в чувство, но не сумел.

Иан тяжело вздохнул. Ему оставалось лишь одно.

С судорожно бьющимся сердцем он потянулся к завязкам на вороте своей рубашки и принялся распутывать их.

— Надеюсь, ты не станешь возражать, когда придешь в себя. Поверь, я не из тех мужчин, которые готовы воспользоваться таким случаем в корыстных целях, но мне надо согреть тебя, а другого способа, как сделать это, я не знаю. У нас есть огонь, мой плед и мы сами. И метель разыгралась, а то я сумел бы получше позаботиться о тебе и найти для тебя подходящее общество, но пока… — он стащил через голову рубашку. И не услышал ни удивленных, ни возмущенных возгласов, показав незнакомке обнаженный торс.

Он снял сапоги, поставил их поближе к очагу, рядом с сапожками неизвестной, и принялся расстегивать пуговицы на поясе своих бриджей. А если она очнется прямо сейчас, в эту минуту, и увидит стоящего над ней полуголого мужчину? Наверное, ужаснется и от этого согреется гораздо быстрее. Он отвернулся, постарался раздеться поскорее и со всей скромностью, на какую только был способен, а затем пристроил свою одежду сушиться на ту же веревку, рядом с одеждой девушки.

Наконец Иан откинул плед, скользнул под него, прилег рядом с незнакомкой и вздрогнул от ледяного прикосновения ее плоти. Под пледом он осторожно распустил ленты на ее сорочке, сдвинул с плеч бретельки, снял с нее тонкую ткань, стараясь не смотреть на тело, которое обнажал. Но пальцы касались ее груди, трепетали на плоском животе, пробегали по бедрам. — Иану было незачем видеть ее, чтобы понимать, насколько она красива.

Еще никогда в жизни Иан так не радовался тому, что он джентльмен, хоть и проклинал себя за то, что уродился мужчиной, а незнакомка оказалась красавицей. Он забросил ее сорочку сушиться на веревку, рядом с платьем, и снова нырнул под плед, чувствуя, что начинает замерзать. Девушка была холодна как лед, исходящий от нее холод вмиг заморозил Иана. Стуча зубами, он обнял ее, стараясь не задевать разбитое колено, окружил ее своим теплом, поплотнее завернулся в плед вместе с ней. Его зубы постукивали прямо у нее над ухом, но она ничего не слышала. Иан вздрогнул: неужели ему суждено проснуться, держа в объятиях труп? Будь он проклят, если допустит такое! Он теснее прижался к ней, словно желая передать ей свое тепло и жизнь, уложил ее ледяную щеку к себе на плечо и коснулся пальцами шеи, убеждаясь, что сердце все еще бьется.

— Теперь все уже хорошо, милая. Живи, — прошептал он ей на ухо. — Не сдавайся. Останься со мной.

Ее сердце продолжало биться, тело постепенно теплело и оживало, а у Иана начали слипаться глаза.

За прочными каменными стенами всю ночь бушевала буря. Погружаясь в дремоту, Иан чувствовал, как тело незнакомки теплеет и словно тает, пропитываясь его жаром. Она пошевелилась, прильнула ближе, прижалась ягодицами к его чреслам, а спиной — к его груди. Сонная, она была такой нежной и беззащитной, и все ее изгибы были словно созданы для его тела. Должно быть, в последний раз он проводит холодную зимнюю ночь под пледом, держа в объятиях незнакомую девушку… тело Иана отозвалось на эту мысль, как сделало бы тело любого здорового мужчины, которому посчастливилось обнять обнаженную красавицу в морозную декабрьскую ночь. Иан скрипнул зубами и мысленно пожелал, чтобы возбуждение поскорее утихло, не мешая согревать незнакомку и поддерживать в ней жизнь.

Он прислушался к утробным завываниям ветра, который кружил вокруг прочного каменного коттеджа, словно разыскивая способ проникнуть внутрь. Здесь они в безопасности. Но им обоим предстоит очень длинная ночь.

Глава 4

За восемнадцать дней до Рождества

Алана Макнаб проснулась со страшной головной болью. Все тело ныло. Пахло горящим торфом и сыростью, неподалеку завывал ветер. Вспомнив метель, Алана тут же открыла глаза. И увидела, что находится в маленькой темной комнате, в какой-то хижине, наверное, пастушьей, или коттедже кого-нибудь из арендаторов в Гленлорне. Или она все-таки дома, среди родных и близких? Она осмотрелась, пытаясь понять, где именно очутилась и чей это дом. Потолочные балки над ее головой были черными от времени и копоти, толстостенный глиняный горшок болтался на цепочке, свисая с гвоздя, вбитого в балку. Увиденное ни о чем не говорило Алане — все хижины в округе выглядели одинаково. Она повернула голову, зная, что где-то поблизости должен быть очаг, и…

В двух шагах от нее, у очага, на корточках сидел мужчина.

Огромный и совершенно голый.

Алана уставилась на его гладкую и широкую спину, отметила, как перекатываются под кожей мускулы — незнакомец орудовал кочергой. Взгляд Аланы заскользил вниз по его позвоночнику до пары ямочек чуть выше крепких белых ягодиц.

У нее пересохло в горле. Она попыталась сесть, но боль пронзила тело, и комната поплыла перед глазами. Ногу словно охватило пламя, боль была нестерпимой. Алана слабо вскрикнула.

Незнакомец обернулся на звук, взглянул на нее через плечо, и она успела увидеть в отблеске камина высокую скулу и блестящий глаз, мгновенно и широко раскрывшийся от удивления. Не удержав равновесия, незнакомец выронил кочергу и плюхнулся на пятую точку.

— Вы очнулись! — воскликнул он.

Алана в растерянности уставилась на него, распростертого на каменных плитах возле очага, а он ахнул, попытался прикрыться одной рукой и, прежде чем Алана успела зажмуриться, потянул к себе первое, что попалось под руку — угол пледа, но Алана вцепилась в плед со своей стороны. Спохватившись, неизвестный сразу разжал пальцы и схватился за ближайшую одежду, свисающую с веревки над его головой, — этой одеждой оказался красный плащ Аланы. Неловко обернув его вокруг талии, незнакомец одновременно поднялся и теперь возвышался над Аланой в своем импровизированном килте, придерживая его пальцами с побелевшими от напряжения суставами. Он густо покраснел. Алана отвела взгляд и подтянула плед повыше, кутаясь в него по самый подбородок.

— Вижу, вы пришли в себя, — продолжал незнакомец, не сводя с нее взгляда. Его голос теперь звучал на октаву ниже. — Как вы себя чувствуете?

Как она себя чувствует? Алана попыталась понять, что с ней, вспомнить, как попала в эту хижину, чьей бы она ни была. Ей припомнилось, как она заблудилась в метель, потом упала. Увидела кровь на перчатке… Она нахмурилась. Все, что было потом, она не помнила.

Девушка осторожно сдвинулась с места на своем ложе, и в глазах у нее потемнело, тело пронзила режущая боль, исходящая от колена. Алана судорожно втянула в себя воздух и замерла, пережидая приступ.

— Не шевелитесь, — сказал незнакомец, протянул руку с растопыренными пальцами, но не коснулся Аланы. Он вдруг усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами, и в его глазах мелькнуло отражение пляшущих в камине языков пламени. — Я нашел вас в снегу. И боялся, что… впрочем, это уже неважно. Вы поранили колено и, кажется, вывихнули его, но перелома нет, — поспешно добавил он, снова улыбнулся, словно сообщив хорошие вести, и опустился на одно колено возле ложа Аланы. — У вас наконец-то порозовели щеки.

Он протянул руку и коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, быстро и ласково, но Алана вздрогнула и ахнула, вновь ощутив взрыв боли. Незнакомец сразу же отвел руку и виновато опустил голову.

— Я не хотел обидеть вас… просто проверял, согрелись ли вы, а если да, то не слишком ли… И не очень ли вам холодно… — Понимая, что несет чушь, он осекся, слегка улыбнулся, встал, придерживая ее плащ, и отступил на шаг. Неужели он покраснел — или это игра отсветов пламени на его коже? Алана старалась не глазеть на его широкую обнаженную грудь и мускулистые ноги под плащом.

Она боязливо пощупала свои ноги под пледом и обнаружила, что одно колено чем-то перевязано. Незнакомец снова покраснел и отвернулся, и тут Алана заметила, что плед сполз с ее плеча. А сама она обнажена, как и он. Встрепенувшись, она снова укрылась пледом до подбородка и возмущенно уставилась на неизвестного. Потом подняла голову и увидела, что ее одежда сушится на веревке над очагом — вся одежда, даже нижняя сорочка.

— А где?.. — у нее перехватило горло, она сглотнула. Голос звучал хрипло, горло казалось израненным. — Кто вы? — повторила она попытку и ощутила, как щеки наливаются жарким румянцем, а боль сворачивается в груди в тугой узел. Она снова попробовала вспомнить, что произошло, но на этом месте в памяти зияла пустота. Если он раздет, а она тоже раздета…

— Что здесь?.. — еще раз начала она, но так и не смогла договорить. О чем спросить в первую очередь — где, кто или что? Разум работал медленно и нехотя, мысли путались, язык не слушался.

— Теперь вам ничего не угрожает, — заверил незнакомец, и Алана задумалась о том, угрожало ли ей что-либо раньше. Впрочем, она и раньше видела, как мужчины, разогревшись под летним солнцем, работают, сняв рубашки и обнажив загорелый торс, на котором бугрятся мышцы, но задуматься о том, как они выглядят, Алане и в голову не приходило. А этот человек… с ним все было иначе. Вдобавок она оказалась тоже обнаженной.

— Можно мне мою одежду? — наконец попросила она.

— А?.. Ну конечно! — Он схватил ее сорочку и протянул ей. Плащ, которым он прикрывался, слегка соскользнул, обнажая выступ кости на узком мужском бедре и плоскую долину живота, которые он тут же поспешил прикрыть, подтянув плащ до талии. Незнакомец был высок, почти касался головой потолочных балок, но, возможно, Алану обмануло зрение, ведь он стоял, а она лежала — как теперь выяснилось, на полу. При свете огня в очаге его рыжие волосы вспыхивали, как начищенная медь. Поблескивала и колючая щетина на щеках, отчего они казались позолоченными, чуть ли не по волшебству. Может, он только привиделся ей? Алана зажмурилась, потом снова открыла глаза, но незнакомец не исчез.

Он снял с веревки и ее платье, сухое и теплое, хоть и разорванное, и положил рядом с ней на плед.

— Если нужна моя помощь… — начал он, но Алана метнула в него гневный взгляд, высунула руку из-под пледа, втащила под него одежду и прижала к своему животу, настороженно поглядывая на незнакомца. Даже эти незначительные усилия вызвали у нее приступ слабости.

Она следила, как он снял с той же веревки свою рубашку и путем ловких маневров заменил ею чужой плащ, прикрыв все, что не следовало выставлять напоказ. Потом одной рукой он расправил плащ на все той же веревке, и плащ, как занавес, загородил Алану.

Теперь она видела лишь щиколотки незнакомца, жилистые и стройные, и ступни, длинные и белые на фоне каменных плит у очага. Он снял с веревки бриджи, и Алана увидела, как он поднял сначала одну ногу, потом другую, натягивая их. Тихий шорох ткани отчетливо раздавался в тесной комнате. Наконец незнакомец замер неподвижно, а Алана вдруг вспомнила, что и ей надо бы одеться. Прижимая плед к груди, она с трудом натянула через голову сначала сорочку, потом платье и принялась возиться с застежками и завязками. Собственные пальцы казались ей опухшими и неловкими, и хотя ленты на сорочке поддались, пуговицы на платье оказались настолько крошечными, что она никак не могла с ними справиться. Не выдержав, Алана прижала незастегнутое платье к груди и отыскала взглядом сапожки, которые сушились у огня рядом с обувью незнакомца. Своих чулок Алана нигде не заметила.

Рука незнакомца высунулась из-за занавеса, сделанного из плаща, схватила его сапоги. Он начал обуваться.

— Мне надо выйти проведать коня. Так что вам хватит времени, чтобы… в общем, на все необходимое. Я буду рядом, так что зовите, если будет нужна помощь.

Дверь открылась, ворвавшийся ветер овеял Алану, и дверь тут же плотно захлопнулась. В хижине воцарилась звенящая тишина.

Откинув плед, Алана попыталась встать. Ее нога решительно отвергла эту мысль, и разум согласился с ней. Все ее конечности двигались так же неловко, как пальцы, и выглядели чужими. Она осмотрела повязку на колене — судя по виду, носовой платок. На нем неумелыми стежками была вышита монограмма, голубая на белом полотне — «И.М.». Алана развязала узел, морщась от боли. Царапины выглядели глубокими и безобразными, как длинные следы когтей, оставленные разъяренной бурей, злобной, словно дикий кот. Ссадины напоминали тени на снегу, бронзовые и черные, а колено распухло так, что казалось вдвое толще другого.

Дверь снова открылась. Алана рывком опустила подол платья, прикрывая голую ногу, но платье было разорвано от подола до колена, поэтому ничего не прикрыло. Поскольку и пуговицы были незастегнуты, у Аланы не осталось выбора: она схватилась за края лифа и плотно сжала их на груди.

Незнакомец не сводил глаз с ее опухшего колена. Он замерз, волосы растрепал ветер, щеки раскраснелись. Посмотрев в глаза Алане, он заговорил:

— Метель ненадолго утихла, но, судя по всему, скоро снова начнется снегопад. Вы в состоянии отправиться в путь? — Он подошел ближе, протягивая вперед руки, словно желая показать, что при нем нет оружия и его намерения чисты. Снег в его волосах начал таять, капли засияли, как драгоценности, и с этим сиянием вокруг головы, похожим на нимб, незнакомец казался ангелом, или, по крайней мере, существом из другого мира. Может, она в раю? Неужели она?.. Алана поспешно отогнала от себя эту мысль. В раю у нее не болела бы нога и, уж конечно, не было бы ни снега, ни холода.

— Видите ли… — начала она, но голос прозвучал хрипло, и она никак не могла вспомнить, что собиралась сказать. Незнакомец встал на колено перед ней, и она судорожно сглотнула.

— Мне надо осмотреть вашу ногу, — виновато объяснил он. — Вы позволите?

Он держался так обходительно и вежливо, в его серых глазах отражалась лишь доброта. Алана кивнула, понимая, что не в состоянии сопротивляться. Он приподнял подол ее платья, обнажая как можно меньше тела, — точно так же, как сделала бы сама Алана. Его руки двигались мягко и успокаивающе, на фоне ее белой кожи длинные пальцы незнакомца выглядели особенно смуглыми. Алана вскрикнула от боли, и он виновато поморщился.

— Переломов нет. Я осмотрел другие раны…

Она вскинула голову.

— Вот как?

Он снова покраснел, но выдержал ее взгляд.

— Послушайте, это было необходимо. Я нашел вас едва живой. Как вы очутились вдали от жилья в такую бурю?

На глаза Аланы навернулись слезы.

— Заблудилась, — выговорила она.

Он окунул платок в ведерко с холодной водой и обвязал ледяной тканью колено. От резкого холода Алану передернуло.

— «И.М.» — это вы? — сквозь зубы спросила она.

— Иан Макгилливрей, — ответил он и выжидательно приподнял брови.

— Алана Макнаб, — ответила она. — Где мы сейчас?

— В Крейглит-Муре. А куда вы направлялись?

Она пожала плечами и снова ощутила боль.

— Да так, никуда, просто гуляла, — ответила она. — Мне хотелось о многом подумать, вот я и отправилась на прогулку. Мама, наверное, гадает, куда я… — Внезапно она широко раскрыла глаза. Ее свадьба! Как она могла забыть? Она взглянула на собеседника. — Долго я здесь пробыла?

— Одну ночь, — успокоил он. — Откуда вы — пришли?

— Из Дандрум.

— Дандрум? — он ошеломленно уставился на нее. — До него же двенадцать миль! Стало быть, дело — серьезное.

— Дело? — переспросила она.

— Вы же сами сказали, что отправились погулять, чтобы о многом подумать. Обычно это означает некие трудные дела, которые требуется осмыслить.

Она попыталась подняться, но ахнула и села на прежнее место. Конечности отказывались подчиняться ей.

— Ох, Алана… лучше бы вам не спешить.

Он приобнял ее за плечи, подхватил под колени и поднял, как ребенка. Мгновение она прижималась к его широкой горячей груди, а потом была бережно усажена на скамью у огня. Перед глазами поплыли черные пятна, все завертелось, но Иан придерживал ее за талию, помогая переждать головокружение.

— Мне надо как можно скорее вернуться в Дандрум, — с трудом проговорила Алана.

Иан налил в глиняную кружку горячей воды, плеснул туда же виски из фляжки и вложил кружку в руки девушки. Кружка была приятно теплой, Алана обхватила ее пальцами.

— Сегодня не получится. Глен-Дориан занесло снегом. Мы поедем в замок Крейглит. Вашим коленом необходимо заняться, и мы попросим об этом Энни. А вашей семье мы при первой же возможности сообщим, что вы в безопасности… но не сегодня.

Глаза Аланы наполнились слезами.

— Но сегодня же… день моей свадьбы!

Его брови взлетели до самой линии волос.

— Вашей?.. — Его осенила догадка. — Так вы сбежали!

Алана попыталась высокомерно выпрямиться, но ей не хватило сил. Каждый дюйм ее тела немилосердно ныл, слезы подступали к глазам. Прижимая к груди незастегнутое платье, она возмущенно воскликнула:

— Разумеется, нет!

— Вы прошли пешком двенадцать миль в метель, чтобы подумать, и вы чуть не… — начал было он, но Алана метнула в него злой взгляд.

— Если я не вернусь домой вовремя, мама рас-строится.

Он снова приподнял брови.

— Ваша мать? А ваш жених? — спросил он и обвел Алану явно восхищенным взглядом. — Полагаю, ему не терпится… то есть будет весьма досадно… — Он умолк, а она скрестила руки на груди и уставилась на него, чувствуя, как на щеках проступает румянец.

— Так вы видели… все?

Иан снова покраснел и виновато пояснил:

— Я сделал лишь то, что было необходимо. Вы были холодны как лед, чуть ли не… Словом, я согрел вас своим телом. Больше ничего не было. Вашему жениху не на что сетовать, кроме того, что вы опоздаете на свадьбу.

Она смотрела на него, глубоко взволнованная самой мыслью о том, что он и она были… о нет! Румянец на щеках стал еще гуще. Но ведь этот человек спас ей жизнь… Алана вскинула подбородок.

— Благодарю, — чинно произнесла она, гадая, что именно полагается говорить в таких обстоятельствах. Потом перевела взгляд на то место на полу, где они провели ночь. Вдвоем. Совершенно обнаженные.

Отвернувшись, он расстегнул седельную сумку.

— Увы, позавтракать нам нечем, если не считать пары овсяных лепешек. Могу предложить вам виски, если надо приглушить боль, но наша Энни наверняка даст вам снадобье получше.

— Кто такая Энни?

Он заулыбался, протягивая ей лепешку.

— Старая Энни Макинтош. Без нее невозможно представить себе Крейглит, она была там всегда. Энни лечит болезни и раны, рассказывает всякие истории и даже держит в узде самого лэрда.

— Как Мойра… — пробормотала Алана, принимая протянутую лепешку и невольно касаясь пальцев — Иана. Это прикосновение словно выбило из нее искры. — У нас есть Мойра Макнаб. Она делает для нас все то же, что и Энни.

А у Иана и вправду чудесная улыбка… Отвернувшись, Алана принялась жевать свой завтрак, но обнаружила, что не может съесть больше одного куска.

— Простите, что вынужден торопить вас… Понимаю, вам больно, но буря вскоре возобновится, и тучи не предвещают ничего хорошего. Если снова начнется снегопад, дороги окончательно занесет. Лучше бы нам поскорее добраться до Крейглита, где вы сможете как следует отдохнуть. Там вы будете среди друзей, Алана. Вам нечего опасаться.

А разве у нее есть выбор? Едва ли она в состоянии пройти дюжину миль до Дандрум, вдобавок она понятия не имеет, в какую сторону идти. Пока Алана раздумывала, Иан Макгилливрей надел свою куртку, подошел к скамье и снова встал на колено.

— Вы позволите? — произнес он. Выглядел он так, словно приглашал ее на танец, — протянутые руки, выжидательное выражение лица. Потом он указал на ее грудь. — Ваши пуговицы. Снаружи холодно.

Вспыхнув, она отвела руки и почувствовала, как его пальцы касаются ее груди и шеи. Ощущения были непривычными, но, как ни удивительно, приятными.

— Не беспокойтесь, я часто помогал одеваться моей сестре, когда она была маленькой, — объяснил он, улыбаясь ей ободряюще, словно перепуганному ребенку.

— А сейчас ей сколько? — спросила Алана. Его голова находилась в нескольких дюймах от ее лица, от рыжих волос Иана исходил свежий аромат. Густые волосы казались мягкими, и стоило Алане слегка податься вперед, она могла бы прижаться к ним щекой…

— Фиона уже взрослая, ей пятнадцать, — оторвавшись от своего дела, Иан вернул Алану в настоящее. Его глаза в окаймлении ресниц медного оттенка были серыми. Алане вспомнилась Сорча, ее младшая сестра, еще совсем ребенок в ее двенадцать лет. Сорча, наверное, изводится от беспокойства. Как и все остальные — мама, тетя, даже Грейвз, дворецкий-англичанин, и Джинни, горничная тети Элеоноры. Угрызения совести свернулись в тугой клубок у нее в груди. Не надо было ей вообще уходить из Дандрум.

Иан Макгилливрей отвернулся, чтобы взять ее сапожки. Чулки лежали в них, и Алана, заметив пятна крови и дыры на чулках, вспомнила, как неловко и ужасно упала и с какой силой ударилась коленом. Она с трудом сглотнула. Впрочем, ей повезло. Она разрешила себе снова засмотреться на Иана Макгилливрея. Если бы не он… Должно быть, он заметил, как она побледнела, потому что ободряюще улыбнулся и убрал изодранные чулки к себе в карман, с глаз долой. Сердце Аланы гулко стукнуло. У Иана и вправду чудесная улыбка, как у героя и рыцаря, о каком мечтает каждая девушка.

— Вы сможете обуться без чулок? — спросил он. — В Крейглите мы найдем вам другую пару, — по-рыцарски опустившись к ее ногам, он взял горячими ладонями и поставил к себе на колено сначала одну, потом другую ступню Аланы. Надевая сапожок на ее раненую левую ногу, он сосредоточенно нахмурился. Алана стиснула зубы, сдерживалась из последних сил, чтобы не вскрикнуть, но, судя по тому как потемнели его глаза, он понял, как она страдает и какую боль он невольно ей причиняет.

Он набросил на ее плечи плащ, застегнул его и подхватил ее со скамьи. Мир покачнулся перед глазами Аланы. Она невольно вцепилась в лацканы его куртки. Их взгляды встретились. У Аланы перехватило дыхание, и она поспешила приписать это головокружению. Еще никто не носил ее на руках — если не считать брата Алека, да и то в раннем детстве.

Будь здесь Алек, он обращался бы с незнакомой девушкой так же бережно и заботливо, как Иан Макгилливрей — с Аланой. Но сама она ни за что не спутала бы Иана со своим братом. Прикосновения Иана, какими бы учтивыми ни были, ощущались иначе, воспринимались острее, вызывали непривычное волнение.

— Вы, наверное, замечательный брат, — неловко пробормотала она, и его широкая грудь задрожала от смеха.

— Об этом лучше спросите Фиону.

После полутемной хижины белизна снега слепила глаза. Холодный воздух ринулся в легкие, дыхание вылетело изо рта облачком пара, устремившимся к свинцово-серому небу, и Алана невольно ахнула.

Иан Макгилливрей бережно посадил ее на коня, она вцепилась в жесткую конскую гриву, чтобы не упасть. Между тем пони повернул голову и с дружелюбным любопытством осмотрел всадницу. И не стал сопротивляться, когда Иан уселся верхом позади Аланы, закутался сам и закутал ее пледом, так что она очутилась точно внутри кокона. Там было тепло и уютно.

— Вам удобно? — спросил он, пуская шагом коня, под копытами которого заскрипел снег.

— Да, — подтвердила Алана, хотя правдой ее ответ был лишь отчасти. Ей действительно никогда еще не было настолько удобно и в то же время неловко. Она сидела, закутанная в плед чужого человека, ее ноги оказались между его бедер, тех самых, которые прикасались прошлой ночью к ее обнаженному телу. Она ощущала, как билось его сердце, горячее дыхание овевало ее щеку. Колено Аланы ныло так, словно его грыз дьявол, но Иан надежно удерживал ее в кольце рук и в то же время с привычной небрежностью правил конем. Еще никогда в жизни Алана не оказывалась так близко к мужчине, даже к Мерридью, ее жениху. Впрочем, с Мерридью она виделась всего два раза, и поскольку в обоих случаях он ухаживал за ее старшей сестрой, не знала, считаются ли вообще эти встречи. Вдобавок он даже не глядел на нее, Алану, — вторую дочь в семье, замену… Алана почувствовала, как щекам стало горячо, несмотря на холод. Пони мирно трусил по убеленному снегом ландшафту, спеша домой.

— Вон Бен-Лагган, — Иан указал на серую гору, укрытую плотной шалью свежевыпавшего снега. — Глен-Дориан и Дандрум находятся за ним. Вы, должно быть, прошли через перевал вон там, — он снова указал вдаль, но Алана не увидела впереди ничего, кроме снега. — Теперь там не пройти.

— А далеко еще до Крейглита? — спросила она. Ей представился коттедж вроде того, откуда они только что уехали, ухоженный и теплый, жена Иана в дверях… и конечно, его сестра. Есть ли у него дети? Ее щеки вновь вспыхнули при мысли, что придется знакомиться с женой Иана и объяснять, что минувшую ночь она, Алана, провела в объятиях ее мужа. Поверит ли жена Иана, что это было крайней необходимостью? Сама Алана вряд ли поверила бы в такую чушь, тем более если бы речь шла о мужчине с внешностью Иана Макгилливрея.

— Мили четыре, — ответил он. — Ехать недолго. Через час будем на месте. Если хотите, подремлите пока.

До сих пор Алана сидела прямо, как ее учили. Она вовсе не собиралась расстраивать миссис Макгилливрей лишний раз, и уж, конечно, в ее намерения не входило засыпать, прижавшись к груди незнакомого мужчины или сидя верхом. Но белый снег был настолько ослепительным, что ее так и тянуло закрыть глаза хоть на минутку.

Иан почувствовал, как она расслабилась в его объятиях и задремала, — на этот раз не ледяная, а теплая, нежная и легкая. Он поерзал, поудобнее пристраивая ее у себя на груди и укладывая щекой на плечо. Слегка повернув голову, он засмотрелся на ее лицо. Ее губы и щеки порозовели, темные тени залегли под глазами — чудесного светло-орехового цвета, как ему запомнилось, немного испуганными, огромными и прекрасными. Ей бы сейчас миску чудодейственного супа, сваренного Шона, расческу, ванну, повязку на поврежденное колено и несколько часов сна — и женщины прекраснее, чем она, не нашлось бы в целом свете. Он не смел заглядывать под плед и ни за что не осмелился бы осматривать ее выше коленей или ниже плеч, но он уже знал, что значит прикасаться к ней, прижимать ее стройное тело, дотрагиваться до шелковистой кожи. А теперь, когда ее ягодицы касались его чресел, ритм движений идущего шагом коня усиливал возбуждение до крайности. Иан сидел неподвижно, не желая, чтобы Алана проснулась и заметила, в каком он состоянии. Она принадлежит другому, который, несомненно, уже вышагивает туда-сюда по церкви перед алтарем, молится о ее возвращении, спешит взять ее в жены и уложить в свою постель, перед собственным очагом… В приливе ревности Иан на мгновение с силой сжал ее плечо и вдруг опомнился, строго напомнив себе, что она не принадлежит ему и не может принадлежать. Их пути вскоре разойдутся: он отправится в Англию, она — в деревню Дандрум, на свою свадьбу. Иан задумался: кто ее будущий муж — фермер, кузнец, пекарь? Кем бы он ни был, ему несказанно повезло.

Посмотрев на хмурое небо, Иан принялся считать шаги пони, чтобы отвлечься.

До Крейглита было еще далеко.

Глава 5

Замок Дандрум

— То есть как это вы не смогли ее найти? — Леди Деворгилла Макнаб, вдовая графиня Гленлорн, впилась недоверчивым взглядом в едва живого от холода егеря Дандрум. Он часами обыскивал окрестности, замерз и выбился из сил, но Алану так и не нашел. — Не могла же она просто раствориться в воздухе! — воскликнула Деворгилла.

Было еще слишком рано предполагать, что с ее средней дочерью случилась беда, или гадать, не сбежала ли Алана и не обручилась ли тайком, лишь бы свадьба не состоялась. Алана благоразумна и послушна. Ничего подобного она не сделает. Деворгилла прикусила губу и взглянула на часы. И все-таки Алана пропадала где-то всю ночь и почти половину утра. К счастью, и лорд Мерридью пока не прибыл — несомненно, его задержала непогода. Иначе как пришлось бы объяснять ему, что Алана пропала в день своей свадьбы — да еще после того, как всего несколько месяцев назад Меган отказалась выйти за его светлость и тайно стала женой другого? Бедняга лорд, чего доброго, заподозрит, что дочери Деворгиллы — неблагодарные негодяйки, считающие, что английский маркиз им не пара. Деворгилла стиснула кулак. Нет, этого она не допустит. Алану надо найти во что бы то ни стало.

Тем временем ее золовка, леди Элеонора Фрейзер, принесла замерзшему егерю стакан виски.

— Присядьте к огню, Джейми, согрейтесь, а потом расскажите нам все, что вам известно.

— Со вчерашнего дня ее никто не видел, миледи, — Джейми сокрушенно покачал головой. — Джинни говорит, что заметила, как леди Алана, одетая в красный плащ, вышла в сад, прогуляться среди деревьев. Это было незадолго до начала метели, — он снова покачал головой, и Деворгилла заметила в проницательных глазах егеря тревогу. — С тех пор от нее не было никаких вестей. Буря замела все следы. Снегу навалило много, а вскоре снова ожидается метель. — Он потер локоть. — И сегодняшняя будет пострашнее вчерашней, то-то у меня все кости ноют.

— Ступайте снова искать ее, — велела Деворгилла. — Ее необходимо найти. Вы везде смотрели — в сторожке, на постоялом дворе в деревне, в старом замке Глен-Дориан?

Неужели Алана разобиделась, надулась и спряталась где-нибудь?

— Несколько раз, миледи, — заверил Джейми. — Мы всю деревню подняли искать пропавшую госпожу. Мы все волнуемся за нее. — Теребя в руках шапку, он перевел взгляд на Элеонору.

— Идите на кухню, поешьте супу и согрейтесь, — велела Элеонора, отсылая его.

Деворгилла принялась вышагивать по ковру из угла в угол.

— Сначала Меган сбежала и обручилась с лордом Россингтоном, а теперь вот… — раздражение быстро вытесняло из ее сердца тревогу. — Я несколько недель умасливала лорда Мерридью, убеждала его, что если нет Меган, то подойдет и Алана. И что теперь? Обе дочери не оправдали моих надежд?

Элеонора отошла к окну и окинула взглядом сад, прежде чем повернуться лицом к невестке. По ее выражению Деворгилла поняла, что нигде в саду Аланы не видно, и совсем пала духом.

— Ну, поскольку Мерридью еще не приехал, его, несомненно, задержала в пути метель, — заговорила Элеонора. — Значит, у нас еще есть время, чтобы найти Алану до его приезда. Я уверена, что с ней все хорошо. В горах Шотландии принято оказывать радушный прием путникам и предлагать им кров, значит, кто-нибудь наверняка приютил Алану, — она встретилась взглядом с Деворгиллой. — И конечно, надо пригласить на свадьбу Алека и Кэролайн, если позволит погода. Рано или поздно Алек узнает, что его сестра вышла замуж, и не обрадуется, выяснив, что ты вычеркнула его из списка гостей. А если мы отложим свадьбу на неделю-другую, то сможем устроить ее на Рождество. Тогда и у Мерридью с Аланой появится шанс познакомиться поближе.

Деворгилла нахмурилась и стиснула пальцы под внимательным взглядом Элеоноры.

— Теперь Алек носит титул графа Гленлорна, у него и без нас хватает дел. Алана — это моя забота.

— И его сестра. Он любит ее и желает ей только добра, как и ты, — возразила Элеонора. — Ты же знаешь, он не откажется приехать к ней на свадьбу. Он опекун и защитник Аланы…

Деворгилла вскинула подбородок.

— А я — ее мать! Лорд Мерридью — лучшая партия, на какую только может рассчитывать Алана. У него есть титул, он готов жениться, а Алана уже приняла его предложение.

Элеонора скрестила руки на груди.

— Она согласилась на то, что предложила ей ты. Ты ведь боишься, что Алек не даст согласия на этот брак? Если он спросит Алану, любит ли она Мерридью, она не сможет ответить «да».

Покраснев, Деворгилла опять начала вышагивать из угла в угол.

— Любит, не любит! Да какая разница? Само собой, она его любит — или полюбит со временем.

Элеонора покачала головой.

— Алеку этого недостаточно — как и всем, кроме тебя. Мерридью женится на приданом Аланы.

— И что? Зато она станет маркизой, а когда-нибудь — и герцогиней, — парировала Деворгилла.

— Думаешь, для нее это имеет значение? Она нежная и ранимая. Титул не принесет ей счастья. Выйти за Мерридью она согласилась лишь потому, что ты настаивала. А она не хотела расстроить тебя.

— Так, как сделала Меган? — напомнила Деворгилла. Она прекрасно знала, что нужно ее дочерям, — английские титулы, власть, положение в обществе. В Шотландии им этого не видать. Здесь они навсегда останутся в тени.

Элеонора усмехнулась.

— Я горжусь Меган. Она выбрала жизнь, о которой мечтала, и мужчину, которого любит. Так и должно быть. Вдобавок она вышла за английского графа — разве ты не этого хотела?

— Нет, ведь она могла бы стать маркизой!

Элеонора закатила глаза.

— Может, тебе все-таки стоит для приличия поволноваться за Алану? Она не так упряма и своевольна, как Меган. Алана не сбежала бы. Скорее всего, она в беде.

Деворгилла пожала плечами и принялась осматривать свои ухоженные руки, сжав пальцы, чтобы не было видно, как они дрожат.

— Разумеется, я волнуюсь за нее, но ты же сама сказала: если ей понадобится помощь, кто-нибудь приютит ее.

Элеонора вздохнула.

— Надеюсь, ты права. Было бы ужасно довести девушку до такого отчаяния, чтобы она сбежала из дому в метель… — Она направилась к двери. — Пожалуй, попробую собрать людей на поиски, пока метель не началась снова.

Деворгилла проводила Элеонору взглядом, потом повернулась к окну и принялась высматривать дочь среди голых деревьев сада. Прижавшись лбом к оконному стеклу, она надеялась, что с Аланой ничего не случилось. Очень скоро Мерридью будет здесь и наверняка захочет сразу увидеть свою невесту.

Глава 6

Крейглит-Мур

Ветер донес до Иана запах крепкого табака раньше, чем вдалеке показался Сэнди Макгилливрей. Увидев, как егерь из Крейглита рысью скачет навстречу ему по снегу, Иан не сдержал улыбки.

Курчавые и белые, как дым, волосы старика торчали во все стороны из-под шотландской шапочки, он усмехнулся, показывая остатки зубов, когда всадники поравнялись один с другим.

— Добрый день, лэрд.

Некоторое время Сэнди изучал фигуру, закутанную в плед. Если он и удивился тому, что Иан везет с собой незнакомую женщину, то вида не подал. Только кивнул.

— Старая Энни сказала, что сегодня я встречу вас как раз вот здесь. А еще сказала, что по всем при-метам в замке Крейглит будут гости. Должно быть, это про нее.

Иан усмехнулся, Сэнди развернул лошадь и двинулся бок о бок рядом с ним.

— Что помогло Энни на этот раз — вещие сны, магические кристаллы?

Сэнди прищурился.

— Да, вчера что-то разглядела в золе, а сегодня — в тесте для лепешек. — Он снова перевел взгляд на Алану. — С ней что-то стряслось?

— Да, и пока что она спит. Заблудилась в разгар метели. Мы провели ночь в коттедже покойного Юэна. У нее повреждено колено, — отделался кратким объяснением Иан.

Сэнди ухмыльнулся.

— Стало быть, в коттедже Юэна?

Иану вспомнилось, как он всю ночь прижимал к себе ледяное тело Аланы, надеясь, что в него вернется тепло и жизнь. Никакой романтики в этом не было и в помине. И все же, когда он проснулся утром, теплая и нежная Алана лежала прильнув к нему, как возлюбленная. Вспоминая об этом, он снова взглянул на нее, крепко спящую в его объятиях. Она выжила. Он спас ее. Иан повыше подтянул край пледа, прикрывая ее лицо от холода, и Сэнди, заметив это, хмыкнул.

Иан метнул в него недовольный взгляд.

— Она пробыла без чувств всю ночь.

Сэнди пошевелил косматыми бровями.

— Ну-ну, как скажете, лэрд. А только вашей англичанке это не по нраву придется, особенно если она красотка. Как она, ничего? Вы так крепко прижали ее к сердцу, что и не разглядишь.

— Пенелопа вовсе не моя англичанка. Она моя кузина и просто приехала погостить.

«А Алана Макнаб и вправду красавица…» Он невольно сжал ее в объятиях покрепче жестом собственника, не желая делиться ни с кем, даже с Сэнди.

Сэнди попыхивал трубкой, вопросительно приподняв белые брови.

— Вам виднее, лэрд, как скажете, — повторил он. — Да только кто же вам поверит-то? А поспешить бы надо, — добавил он. — Скоро начнется метель.

Иан промолчал, но чуть не испустил вздох облегчения, когда впереди показался замок Крейглит. Как всегда перед бурей, небо приобрело желтовато-серый оттенок и словно нависло над приземистой квадратной башней замка и ее заостренной крышей. Снег облепил древние камни, от него стены замка выглядели пятнистыми. Это зрелище завораживало, Иан всегда испытывал прилив радости и гордости, приближаясь к дому. Будет ли он ощущать их в Англии, в Вудфорд-Парке?

Всадники въехали во внутренний двор замка и направились к двери кухни. Дверь распахнулась, едва они успели осадить лошадей, и Энни вышла на порог, приветливо глядя на Иана, который ухитрился спешиться вместе с Аланой на руках. До приветствий Энни не снизошла.

— А вот и наша гостья. Неси ее скорее в тепло, — распорядилась она и посторонилась, зябко придерживая на груди воротник. Увидев, что Иан перенес Алану через порог своего дома, как невесту, Энни негромко кашлянула. Иан бросил в ее сторону укоризненный взгляд. Алана и вправду невеста, только чужая. Сегодня день ее свадьбы, и ей следовало бы радоваться и принимать поздравления, а она здесь, в Крейглите, среди незнакомых людей и вдобавок с ноющим коленом. Бедняжка.

Алана проснулась и удивленно уставилась на него огромными ореховыми глазами, приоткрыв губы. У — Иана перехватило дыхание, он принужденно улыбнулся.

— Мы на месте… в Крейглите.

— В кухне огонь горит, там я ее и посмотрю, — решила Энни, и Алана повернулась к ней.

— Энни Макинтош, это Алана Макнаб, — представил Иан гостью и осторожно усадил ее на скамью возле огня. На миг она прижалась к его плечу, и его охватило желание удержать ее, но он отступил. Его груди, к которой еще недавно льнула Алана, вдруг стало холодно. Алана обвела взглядом любопытные лица собравшихся — Сэнди, его невестки Шона — здешней поварихи, Крошки Дженет — так в доме звали старшую дочь Шона. Иан представил их, и Алана улыбнулась каждому — так искренне, словно была и впрямь рада знакомству. Ей дружно заулыбались в ответ, ловко прикидываясь простачками. Иан нахмурился, глядя на собравшихся поверх головы Аланы, но те словно не поняли намек. И продолжали глазеть на нее. Алана сбросила с головы край пледа и покраснела.

— Вот уж красотка так красотка! — воскликнула Энни, всмотревшись в ее лицо, и с усмешкой обратилась к Иану: — Это все равно что пустить кошку к голубям, помяни мое слово, Иан. Любому ясно, стоит только взглянуть.

Иан пропустил ее слова мимо ушей и прислонился к полке над очагом, не желая оставлять Алану даже на попечение заботливой Энни. Старуха налила в кружку виски и достала из буфета горшок с травами. Всыпав в кружку щедрую щепотку сушеных трав, она добавила туда же меда и вынула из огня кочергу, чтобы перемешать снадобье. Кружку с булькающим и шипящим виски она вложила в руки Аланы.

— Пей до дна, пока горячее, — велела она.

Алана окинула взором собравшихся. Эта беременная женщина с засученными выше локтя рукавами — жена Иана? Она буквально пожирала взглядом Алану, а на Иана даже не смотрела. Хорошо, что сам Иан никуда не ушел, только отступил в сторону, к очагу.

Эти люди не выглядели злыми, совсем напротив, но откровенно глазели на нее. Наверное, выглядит она ужасно — с нечесаными волосами, в мятой и рваной одежде… Вспыхнув от смущения, Алана оглядела кухню — просторную и уютную, напомнившую ей Гленлорн, где она выросла. Там стоял такой же дочиста выскобленный деревянный стол, такие же кастрюли и сковородки висели на гвоздях, соседствуя с пучками сушеных трав, так же кипел над огнем чайник и плыли знакомые ароматы свежевыпеченного хлеба и горячего супа. Глаза Аланы защипали непрошеные слезы.

Шона Макгилливрей сочувственно вздохнула, взяла Алану за руку, потрепала ее пухлой рукой и назвала гостью бедняжкой, попавшей в такую непогоду. Другую руку, перепачканную в муке, Шона держала на своем округлившемся животе.

Совсем юная Крошка Дженет застенчиво льнула к своему деду, Сэнди Макгилливрею. Сам Сэнди ободряюще улыбался Алане, его белые волосы при свете пламени приобрели оранжевый отблеск — должно быть, такими они и были во времена его юности.

Энни Макинтош изучала гостью внимательнее, чем остальные, ее темные глаза, глубоко посаженные на морщинистом лице, многозначительно поблескивали. Алане казалось, что Энни стремится заглянуть ей в душу и прочесть мысли. И от этого желание Аланы потянуться за рукой Иана стало почти нестерпимым. Однако она справилась с неуместным позывом, выпрямилась и посмотрела на кружку с янтарным снадобьем у себя в руках. От кружки распространялось приятное тепло, Алана сделала несколько глотков. Мед смягчил и жжение виски, и горечь трав. От горячей жидкости конечности согрелись и приобрели удивительную легкость. Остро ощущая на себе взгляды собравшихся, Алана задумалась, что же было в выпитом снадобье, но тут Энни успокаивающе улыбнулась — совсем как Мойра дома, в Гленлорне.

— Вот и все, детка.

Дверь распахнулась, в кухню влетела молоденькая девушка и бросилась в объятия Иана. Алана заметила, что девушка прихрамывает.

— Вернулся! — воскликнула она, а Иан обнял ее и поцеловал в макушку. — Мы так волновались… вернее, я волновалась. — Девушка отстранилась, чтобы посмотреть на Иана. — А Энни сказала, что с тобой ничего не случится. Ты из-за бури задержался на всю ночь?

— Да. Нам пришлось переждать ее у Юэна, но все обошлось, — объяснил Иан.

Девушка заулыбалась.

— Да, ты дома, цел и невредим. А Энни говорит, надвигается новая метель.

— Скорее уж продолжается вчерашняя — со снегом, ветром и холодом. Ранняя зима в этом году и лютая, — вздохнула Энни, привычным жестом отгоняя беду.

— Познакомься с нашей гостьей, — Иан положил руку на плечо девушки. — Алана Макнаб, это моя сестра, Фиона Макгилливрей.

Фиона удивленно раскрыла глаза.

— Энни говорила, что у нас будут гости! Здравствуйте!

Алана улыбнулась.

— Рада знакомству, — добавить еще что-нибудь она не успела: Энни склонилась над ее ногой.

— Ступай-ка отсюда, Иан, и ты тоже, Сэнди, хоть ты и старик. Не для твоих это глаз, — заявила Энни, узловатыми руками взявшись за подол юбки гостьи.

Алана посмотрела на Иана, он ответил ей взглядом, стоя в тени, спиной к огню. Ей не хотелось, чтобы он уходил. Он уже видел не только ее раненое колено — он видел ее всю. Какие уж там приличия! Вдобавок он сам раздел ее, прижимал к себе, согревал своим телом. Даже сейчас, думая об этом, Алана почувствовала, как заколотилось ее сердце.

— Пожалуй, схожу в конюшню. Оставляю вас на попечение Энни, — сказал он и успокаивающе улыбнулся. Значит, здесь, в Крейглите, он конюх и, наверное, привык лечить раненые ноги лошадей, потому и о ней позаботился. Алана проводила его взглядом и вдруг ощутила странное одиночество, хотя знала Иана всего несколько коротких часов — считается ли все то время, которое она провела без сознания? В этом случае, наверное, да, и все-таки Иан для нее чужой человек. Но вместе с ним кухню словно покинули свет и тепло. Может, все дело в том, что он ее спас. Или в том, что такого рослого и красивого мужчины она никогда прежде не встречала. Или же в том, что он спас ее от участи немногим лучше смерти: если бы в этот момент Алана находилась в Дандрум, она произносила бы слова клятвы, чтобы связать свою жизнь с маркизом Мерридью. А благодаря Иану Макгилливрею она получила отсрочку. От проснувшегося чувства благодарности к — Иану у нее потеплело в груди.

Энни приложила морщинистую руку к щеке Аланы.

— Ты раскраснелась, как летняя роза. Я уж думала, у тебя жар, а его нет. — Старуха тоже посмотрела вслед Иану и задумчиво прищурилась. Алана опустила голову.

— Со мной, кажется, все хорошо, вот только нога…

Энни отвела в стороны разорванную юбку пациентки.

При виде ран Крошка Дженет ахнула, Шона жалостно запричитала, а Фиона указала на повязку.

— Это платок Иана! — вполголоса объявила она. — Я сама вышила его инициалы на прошлое Рождество.

Энни усмехнулась.

— Пожалуй, зря мы его выпроводили. Наверное, он и перевязал тебе ногу?

Кровь уже в который раз прилила к щекам Аланы. Ей вспомнилось его нагое тело при свете пламени в очаге, прикосновения сильных рук, движение, которым он подсадил ее на коня, легкость, с которой поднимал и нес ее… Она не сводила глаз с собственной ноги.

— Да, это он наложил повязку, — подтвердила она. — Неужели все так плохо, как кажется?

Энни осторожно ощупала колено, прищурилась и заключила:

— Распухло, вывихнуто, разбито и расцарапано, но не сломано. Неудивительно, что Иан внес тебя сюда. Придется ему носить тебя на руках еще несколько дней.

— О нет, это не обязательно. Я справлюсь сама, — заверила Алана. — Так долго пробыть здесь я все равно не смогу. Спасибо вам за заботу, но мне пора домой.

— Куда это? — спросила Энни, наливая в большой таз горячей воды и добавляя пригоршню трав.

— В Гленлорн… то есть в Дандрум, — ответила Алана. И вдруг ей нестерпимо захотелось домой к брату, к Мойре — ко всем, кого она так любила. Не то чтобы она недолюбливала мать или тетю Элеонору, но к маркизу Мерридью не питала никаких чувств. Ее глаза снова наполнились жгучими слезами.

— Ох, детка, не плачь. Все будет хорошо. Хоть сейчас мы и кажемся тебе чужими, но мы народ простой и добрый, а Иан… лучшего мужчины, чем Иан, не найдешь, — убеждала Шона, положив руку на плечо Аланы.

Энни накладывала на колено пациентки теплую припарку, осторожно касаясь пальцами. По кухне распространился стойкий запах летних трав, вновь напомнив Алане о доме.

— Ходить тебе пока нельзя, — твердо, но по-доброму заявила Энни. — Ты говорила про целительницу по имени Мойра, так вот и она сказала бы тебе то же — самое.

— А как же лэрд Крейглита? — спохватилась Алана. — Мне надо поговорить с ним, спросить позволения…

Лицо Энни удивленно вытянулось, а Шона захихикала.

— Так Иан и есть лэрд Крейглита. Неужто он не представился как полагается? — спросила Энни.

— Но мы… почти не разговаривали, — Алана с трудом сглотнула, и Энни снова усмехнулась.

— А еще мой брат — английский граф Пембрук… точнее, скоро будет. Старый граф приходился нам двою-родным дедом, прошлой осенью он умер. Весной Иан уезжает в Англию, принимать наследство, — объяснила Фиона.

Граф? Алана смутилась. А она-то приняла его за арендатора или конюха… Конечно, ей следовало распознать в нем хозяина — по твердому взгляду и внутренней уверенности в себе. Однако здесь все обращались с Ианом так свободно, почти фамильярно, а сам он умел расположить к себе даже совершенно незнакомого человека.

Энни кисло поморщилась и по-гэльски пробормотала какую-то брань в адрес англичан, а Фиона беспокойно стиснула руки.

— Мой брат тоже граф, — поспешила сообщить Алана. — Только шотландский. Граф Гленлорн.

Фиона широко раскрыла глаза, нахмуренный лоб Энни сразу разгладился, глаза заблестели.

— Сестра графа? — Энни засмеялась, широко разевая рот, в котором недоставало зубов. — Да уж, и верно кошка среди голубей! — повторила она загадочную фразу. — Вот подождите, когда вас увидят дамы наверху, миледи!

— Дамы? — переспросила Алана.

— Англичанки, — презрительно процедила Энни и поджала губы.

— Моя тетя Марджори и мои кузины леди Пенелопа и леди Элизабет из Англии, — объяснила Фиона. — Элизабет очень милая…

— Ох, да только требуют они английских кушаний, английских манер и английского Рождества. Не знаю, известно ли им вообще, что они в Шотландии, — вступила в разговор Шона. — Да еще вздумали давать уроки нашему лэрду, учить его, как быть английским лордом — как будто можно спутать Иана Макгилливрея с англичанином! Я вам так скажу: вывезти его из Шотландии — это еще куда ни шло, но Шотландию из Иана ничем не выведешь.

Уроки английских манер, языка и обычаев были хорошо знакомы Алане, и она посочувствовала лэрду. Неужели мужчинам приходится еще труднее? Ее мать давным-давно решила выдать дочерей за английских лордов. Их растили, готовя к первому выезду в свет в Англии, нанимали английских учителей, гувернанток, горничных, даже дворецкого-англичанина. После того как Алана выйдет замуж за маркиза Мерридью и станет английской маркизой, в ее облике и поведении не останется ничего шотландского. Даже напевный акцент будет уничтожен многочасовыми упражнениями. Или почти уничтожен. Но заставить ее забыть родную Шотландию не сможет никто.

Алана попыталась представить, как Иан Макгилливрей, рослый и рыжеволосый, широкоплечий и загорелый, с растрепанными ветром волосами и с пледом, накинутым на плечи, входит в английскую гостиную. Нет, Шона права: никто не перепутает лэрда Крейглита с англичанином. На англичан он похож примерно так же, как орлы на дроздов. По крайней мере, на тех англичан, которых повидала в своей жизни Алана.

— В таком случае мне следует засвидетельствовать почтение леди Макгилливрей, — вспомнила она.

— Мамы давно нет в живых, — растерялась Фиона.

— Она, похоже, говорит про жену Иана, — поправила ее Энни, и Фиона покраснела.

— А-а! Он не женат. Никакой леди Макгилливрей нет, — объяснила Фиона.

— Пока что, — вполголоса уточнила Энни, и Фиона нахмурилась.

Алана не стала расспрашивать, что это значит. Она наблюдала, как Энни накладывает на ее ногу повязку из полос чистого полотна. Наконец Энни отстранилась и вытерла руки о передник.

— Вот так! А теперь тебе бы выспаться в тишине. Сейчас позову Иана, пусть отнесет тебя наверх. Посиди пока, допей лекарство. Фиона составит тебе компанию.

Алана снова покраснела.

— Мне бы не хотелось причинять неудобства Иа… то есть лэрду, — призналась она. Иан для нее был уже не просто спасителем, а хозяином этого замка, человеком, на котором лежит огромный груз ответственности. Алана попробовала встать и только тогда поняла, насколько она устала и как остра боль в колене. Перед глазами Аланы поплыло, Энни положила руку ей на плечо и усадила обратно.

— Иану это не составит никакого труда. Я видала, как он поднимал телят весом побольше тебя, и нес их целую милю на новое пастбище. Тебе же будет лучше, если ты отдохнешь. Крошка Дженет, насыпь углей в грелку и отнеси ее в зеленую спальню.

Фиона вытаращила глаза.

— В зеленую?.. Но ведь это же…

— Тс-с-с! — прервала ее Энни, щелкнув пальцами, и в кухне как по волшебству воцарилась тишина. — Ну, ступай. — Крошка Дженет сразу же подчинилась ей.

Алана засмотрелась в свою кружку. Или от трав, или от виски на нее накатила слабость, начало клонить в сон, мысли текли медленнее, чем обычно, захотелось просто подремать у огня. Она наблюдала, как кружатся по дну сероватые стебельки, словно затягивая ее в глубь снадобья. Может, оно и вправду волшебное, и теперь она забудет и Мерридью, и чувство долга, и непомерные мамины амбиции. Алана поднесла кружку к губам и допила остатки лекарства, мечтая уснуть, проспать до весны и проснуться в своей постели в Гленлорне, чтобы больше уже никогда не вспоминать про маркиза. На дне пустой кружки ей привиделось его лицо — Иана, не Мерридью. На редкость привлекательное лицо. Алана потерла глаза и вздохнула, а когда подняла голову, то обнаружила, что Энни внимательно наблюдает за ней.

Сердце гулко застучало в груди Аланы, голова стала легкой, ее бросило в жар.

— Вам плохо? — донесся откуда-то издалека голос Фионы.

Алана улыбнулась ей.

— Нет, что вы! Спасибо за беспокойство, со мной все замечательно, — ответила она, как ее учили — вежливо, приятным голосом, как подобает леди. Но ей самой показалось, что ее слова доносятся со дна глубокого колодца. Алана усмехнулась, борясь с желанием громко расхохотаться. Значит, сегодня свадьба не состоится. Ей дали отсрочку, пусть и ненадолго.

Эта мысль отрезвила ее. Надо немного вздремнуть, решила она, а потом попросить перо и бумагу, или же запряженную лошадью повозку, или даже коня. Куда отправиться — в Дандрум или в Гленлорн? Один из них находится к западу отсюда, другой к северу… Она закрыла глаза.

До Дандрум гораздо ближе, и к тому же она дала слово. Ее мать наверняка уже вне себя, особенно после того, что случилось с Меган. Поэтому Алана не вправе ни сбежать, ни обручиться с привлекательным незнакомцем, как сделала ее сестра, ни даже влюбиться. В Дандрум ее ждет лорд Мерридью, и ее долг — исполнить свое обещание и выйти замуж за человека, которого она не любит.

Глава 7

Иан взял пони за мохнатую ногу и принялся вычищать набившийся в копыто снег. При этом он задумался о беде Аланы Макнаб, потому что она и вправду попала в беду. Ему никак не удавалось отогнать от себя чудесное видение: Алана сидит в темной комнате коттеджа, темные волосы обрамляют обольстительное лицо, наготу прикрывает только плед. Губы приоткрыты, взгляд огромных глаз устремлен на него — такого же обнаженного, как и она…

Иан встряхнул головой и снова взялся за копыто. Нет, под плед он не заглядывал, но его руки и ноги помнят… Одернув себя, он перешел к следующему копыту.

Он просто поступил так, как следовало, вот и все. Любой мужчина на его месте сделал бы то же самое. Иначе Алана была бы уже мертва.

Но она выжила и теперь сидела у него на кухне, в обществе Энни и его сестры, безнадежно опоздав на собственную свадьбу.

Ее свадьба… Иан нахмурился. Ведь она же объяснила, что даже не пыталась сбежать. И все-таки она проделала путь длиной в двенадцать миль в сильную метель накануне свадьбы. Этот поступок не имел смысла.

Может, она просто поссорилась с возлюбленным, но что он за человек, если не бросился вдогонку за такой женщиной, как Алана Макнаб?

— Не мое дело, за кого она выходит замуж, — произнес вслух Иан, и пони с любопытством покосился на него. Вычищая следующее копыто, Иан задумался, как Алана расскажет жениху о событиях минувшей ночи и поймет ли он ее. На его месте Иан ни с кем не пожелал бы делить такую красавицу, как Алана, пусть даже по самым безобидным причинам.

— Она даже не пыталась сбежать, — пробормотал он, снова чувствуя на себе пристальный взгляд пони. — Она сама так сказала.

Если бы она осталась в Дандрум, сегодня ей предстояла бы первая брачная ночь, и она улеглась бы в постель совсем с другими, нежели вчера, более приятными целями. Эта мысль наполнила Иана отвращением. Он ощутил мгновенный укол… что это было за чувство? Инстинкт собственника? Ревность? Но у него нет никакого права ревновать, Алана Макнаб ему не принадлежит.

Как только позволит погода — может, даже завтра, — они отправятся в замок Дандрум, сообщить потерявшему покой жениху, что Алана жива, невредима и ждет его в Крейглите. Сама она в ближайшие дни не в состоянии отправиться в путь, так что лучше пусть пока побудет в гостях. Поймет ли ее жених, что Иан переступил границы приличий лишь потому, что это было необходимо? Поверит ли ему?

— Ни на секунду, — ответил сам себе Иан, обращаясь к пони, и покачал головой.

Вдобавок придется решать, как быть с Пенелопой. Прошлым вечером он собирался сделать ей предложение, а сам… это всего лишь отсрочка, и не более. Предложение все равно придется сделать, и как можно скорее.

— Долг… — пробормотал он. Как ненавидел Иан это слово! Сочетаться браком с кем-либо только из чувства долга — это ужасно. Пенелопа заслуживает лучшей участи.

— С кем это вы беседуете?

Подняв голову, Иан обнаружил, что Пенелопа стоит, облокотившись на калитку денника, и наблюдает за ним. А он и не заметил, как она подошла. Если бы не вчерашняя метель, сейчас они были бы уже обручены. Конечно, он мог бы попросить ее руки прямо сейчас. Иан посмотрел на Пенелопу, на лице которой застыло выжидательное выражение, и его язык словно прилип к небу.

— Со своим пони, — ответил он, взявшись за последнее копыто.

— С лошадью, — поправила она. — В Англии мы называем «пони» лошадей совсем другой породы, а английским графам и в голову не приходит чистить конюшни. Когда вы станете графом Пембрук, конюшнями в Вудфорд-Парке займутся ваши слуги.

«Пембрук». Незаметно для Пенелопы Иан состроил гримасу. Он не мог даже выговорить слово «Пембрук» как полагается и хорошо помнил, как потешались над его произношением английские кузены, когда в детстве он гостил в Вудфорд-Парке. Его даже поколачивали за то, что он шотландец. Иан поморщился. Это было задолго до того, как он — и его английская родня — мог хотя бы предположить, что проклятый графский титул достанется именно ему. Теперь никто не посмел бы даже задеть его, во всяком случае, физически. Но насмехаться над ним все еще могли, правда, самого Иана никакие насмешки не волновали. А вот Фиона, добрая и застенчивая хромоножка Фиона, замечала любое оскорбление, как бы искусно завуалировано оно ни было. Ему придется вечно быть начеку, чтобы никто не посмел ее обидеть.

— Работы я не боюсь, — сказал он Пенелопе. — Вам чем-нибудь помочь?

Обычно в холодные дни его высокородная кузина за двери замка даже не выглядывала. Насколько было известно Иану, за все три недели, проведенных в замке, Пенелопа ни разу не прошлась даже по саду. Уж она-то не заплутала бы в метель…

— Да нет, не надо, — Пенелопа придерживала у горла воротник плаща. — Холодно, — добавила она. — В Шотландии всегда так холодно?

Не удержавшись, Иан усмехнулся, но поспешил скрыть усмешку, делая вид, что ему срочно понадобилась скребница.

— Нет, иногда бывает дождливо, или ветрено, или пасмурно. Но летом здесь чудесно, — он принялся чистить жесткой скребницей шкуру пони, с удовольствием проводя по упругим мышцам.

Пенелопа открыла калитку и подошла ближе. Аромат ее духов перебивал даже привычные запахи конюшни.

— Может, и так, но летом нас здесь уже не будет. Вам придется привыкать к английскому лету — катанию на лодках, пикникам, клубнике… Вы любите клубнику, Иан?

Он взглянул в ее глаза, голубые и знойные, как летнее небо. Глаза Аланы поражали сходством с оттенками шотландского пейзажа. Ах да, клубника, заставил он себя вернуться к вопросу.

— А кто ее не любит? Здесь клубника тоже растет.

— Но вряд ли здесь она такая же сладкая, как в Англии! — Пенелопа шагнула к нему и коснулась его руки. Иан окинул ее взглядом: широко распахнутые глаза, приоткрытые губы, зовущие к поцелуям — или к предложению руки и сердца. Желудок Иана словно связало узлом. Она ждала, когда он заговорит, и все, что от него требовалось, — произнести те самые слова. Она согласится. Ей так велели.

Но Иан отвел взгляд.

— Вам лучше вернуться в дом, где тепло. Скоро снова начнется снегопад, — предостерег он.

Пенелопа нахмурилась.

— Мои сапожки будут испорчены! Это же ручная работа!

— Значит, они тонкие и не годятся для прогулок по снегу или по конюшне, — подхватил Иан, поймал Пенелопу за руку, отвел от кучки навоза, в который она чуть было не вступила, и отпустил. От прикосновения к ней он ничего не почувствовал — ни желания, ни вожделения, и конечно, никакого прилива любви. — Может, Энни подыщет вам обувь покрепче, а эти сапожки приберегите для Англии. И плащ вам нужен другой, потеплее.

Пенелопа любовно провела затянутой в перчатку рукой по тонкой голубой шерсти нарядного плаща, щедро расшитого по подолу и капюшону переплетенными веточками и бутонами роз. Он служил скорее украшением, чем защитой от непогоды пострашнее легкой английской измороси.

— А этот плащ вам не нравится? Мама говорит, он подобран точно под цвет моих глаз. А вы как думаете? — Она снова придвинулась к нему, широко раскрывая глаза. Ее лицо оказалось в нескольких дюймах от его лица. Пенелопа облизнула губы, придавая им сочный блеск.

Иан засмотрелся в голубые озера ее глаз, она ответила ему долгим и томным взглядом, явно ожидая поцелуя. Но он не хотел целовать ее. Хотя попросту был обязан. Тетя Марджори права: из Пенелопы получится безупречная графиня. Она рождена для этого титула, а он не годится в графы. Может, он почувствует себя иначе, если поцелует ее… Сглотнув, Иан хотел было наклонить голову, но тут дверь распахнулась и в теплую конюшню ворвался холодный ветер со снегом. Пенелопа резко обернулась, Иан отступил.

— Надеюсь, не помешала, — Энни скользнула взглядом по Пенелопе, которая отошла к стене и скрестила руки на груди, поверх тонкого плаща. Глаза ее были холодны как лед.

Иан вздохнул с облегчением, хоть и не подал виду, и выжидательно посмотрел на Энни.

— Да я просто зашла сказать, что с той девушкой все будет хорошо, Иан. Ей бы отдохнуть, конечно, но переломов у нее нет. Пусть побудет у нас несколько дней. Ты не отнесешь ее наверх?

Иан с готовностью бросил скребницу и отряхнул — руки.

— Какая еще девушка? Куда ее надо отнести? — вмешалась Пенелопа.

— Что же ты не сказал, что у нас гостья, Иан? — упрекнула Энни. — Лэрд нашел в снегу замерзающую девчонку. Им пришлось переночевать вместе в ближайшей хижине, где больше не было ни души.

Пенелопа залилась гневным румянцем, от возмущения ее рот приоткрылся. Взгляд, который она метнула в Иана, был способен пронзить его, как стрела.

— Энни! — предостерегающе произнес Иан.

Старуха только усмехнулась и подала ему скомканный лоскут.

— Вот, возьми обратно свой платок. — Пока Иан запихивал его в карман, Энни объяснила Пенелопе: — Бедняжка сильно поранила ногу, и Иан перевязал ее своим платком вот здесь… — она указала на своем бедре место намного выше того, где была рана Аланы, и Иан увидел, как румянец Пенелопы приобрел густой сливовый оттенок.

Его кузина тряхнула головой.

— Какой глупый ребенок! Если не ошибаюсь, «девчонками» в Шотландии зовут детей?

Энни хмыкнула.

— О нет, какой же она ребенок! Она взрослая женщина, притом красавица. День-другой она не сможет ходить сама, придется Иану носить ее на руках. Но это совсем не трудно: судя по тому, как она выглядит, она весит не больше снежинки. Верно, Иан?

Он не ответил. Голубые глаза Пенелопы сверкали от гнева. Иан нисколько не сомневался, что она даже забыла о ненавистном холоде.

— Неужели она и вправду не может ходить сама? В какой она комнате? — решительно спросила Пенелопа.

— В единственной достойной сестры графа — в зеленой спальне, — объяснила Энни.

Сердце Иана дрогнуло: зеленой спальней называлась его собственная комната. Алана будет спать в его постели… он с трудом заставил себя сосредоточиться.

— Сестра графа? — переспросил он.

— Да, а разве она тебе не сказала? Ее брат — Макнаб из Гленлорна, — ответила Энни.

— Кто он такой? — потребовала ответа Пенелопа, переводя глаза с Иана на Энни и обратно.

— Да мы почти не говорили, — признался Иан. Сестра графа!

Пенелопа изумленно воззрилась на него круглыми, как блюдца, глазами.

— Почти не говорили? За всю ночь? Чем же вы тогда занимались?

Пройдя мимо нее, Иан открыл дверь.

— Тем, что было необходимо, — проворчал он, выходя на холод. Начался снегопад, обещая новые заботы. С Энни можно поговорить и потом, как только он устроит Алану… то есть леди Алану в его постели. Иан нахмурился, отворачивая лицо от порывов ветра. Постель теперь не его, а ее. На время. А он будет ночевать один в старой башне.

У дверей кухни он услышал хохот. Сэнди устроился у очага рядом с Аланой, на которую он смотрел с шальной, как у мальчишки, улыбкой, глуповатыми влюбленными глазами. Пламя в очаге подсвечивало темные волосы Аланы, придавая им сходство с сияющим ореолом, в котором попадались жаркие медные пряди. У Иана перехватило дыхание, он замер, не успев переступить порог, и Пенелопа, следующая за ним, с разбега натолкнулась на его спину.

Алана подняла голову и взглянула на Иана. Ее улыбка погасла, на щеках проступил легкий румянец. При виде этого зрелища сердце Иана дрогнуло, он с трудом сглотнул.

Сэнди тоже поднял голову, но его улыбка стала только шире. Он проворно поднялся.

— А я тут немного потолковал с девушкой, — он заложил большие пальцы за ремень и гордо выпятил грудь. — Я же местный егерь, вот и решил узнать, что поймать ей на ужин — может, жирную куропатку или же кролика для пирога.

Энни отогнула края воротника, стряхивая с платья снег.

— Ты уж без малого десять лет как не егерь, Сэнди. Ты и целиться давно разучился. Лучше отправь к ней с расспросами Логана.

Сэнди сник.

— Я сам научил этого мальчишку всему, что знаю, а поставить капкан мне до сих пор под силу.

Энни повела бровью.

— Хоть Логан тебе и сын, он уже взрослый, у него самого уже четверо детей, так что никакой он не мальчишка, а ты — тем более. Что сейчас нужно девушке, так это сытный мясной суп. Так что ступай в курятник, ставить капканы на кур, — велела Энни, и старый егерь с ворчанием побрел прочь из кухни.

— Добрый день, — произнесла Пенелопа, проскользнув мимо Иана и останавливаясь перед гостьей, которую смерила высокомерным взглядом. — Позвольте поприветствовать вас в Крейглите. Я леди Пенелопа Карри.

Алана улыбнулась и протянула руку.

— Леди Алана Макнаб, — произнесла она на безупречном английском. — Простите, что не могу подняться и сделать книксен, как полагается.

Иан не мог отвести от нее глаз. Сестра графа, умеющая говорить на безупречном английском и явно знающая толк в английских манерах! Известно ли ему об этой девушке хоть что-нибудь? Да нет, почти ничего.

— Ничего, вот поправишься, тогда и делай книксены, сколько душе угодно, а пока выспись хорошенько, — вмешалась Энни. — Иан!

Иан обошел Пенелопу и бережно подхватил Алану на руки. Она и вправду казалась невесомой. Попытавшись обхватить Иана рукой за шею, под пристальным взглядом Пенелопы, Алана вдруг замерла, ее щеки порозовели. Все лучше, чем мертвенная бледность, поду-мал Иан. Теперь она была теплой, от нее пахло травами и виски, к ним примешивался слабый запах его мыла — должно быть, от пледа. Этот запах казался печатью владельца. Алана подняла голову, встретилась взглядом с Ианом и зарумянилась, как небо на закате. Ее губы оказались совсем рядом — такие сочные, безупречные губы. Вот эту женщину ему хотелось поцеловать! Спохватившись, Иан взглянул на Пенелопу и увидел, как закипают в ее глазах подозрения и зло сжимаются челюсти.

Повернувшись, он направился по кухонному коридору, а затем через большой зал к лестнице. Каблуки Иана гулко стучали по каменным плитам пола, но не заглушали острое и резкое цоканье каблучков Пенелопы. Энни шла впереди, показывала гостье зал и столовую, на гэльском языке делилась подробностями истории замка Крейглит и клана Макгилливреев.

Иан не слушал ее: он помнил лишь об Алане в его объятиях и о том, что Пенелопа неотступно следует за ним. Кузина взглядом словно сверлила его спину между лопатками. На миг Иан испытал приступ раздражения. Он не давал Пенелопе никаких поводов для ревности, вдобавок они еще даже не помолвлены. Он просто делает то, что следует, и не более того. Но вместе с тем он ощущал уколы совести, радуясь тому, что держит Алану в объятиях и вдыхает аромат ее кожи. Алана слушала Энни, рассматривала дом Иана, и он невольно следил за ее взглядом и видел все то же, что и она. Крейглит был возведен около четырехсот лет назад. Когда отец Иана, англичанин, женился на его матери-шотландке, то пристроил к дому новое крыло. Древняя каменная стена по одну сторону коридора была увешана дирками — короткими шотландскими кинжалами, тарджетами — круглыми щитами и лохаберскими секирами. Двери вели в старую оружейную и комнату рыцарей, а лестница — наверх, в башню и верхнее жилое помещение — соляр. Противоположная стена коридора была обшита полированным дубом. В ней находились двери совершенно английской по убранству библиотеки, маленькой гостиной и огромной столовой, достойной принять короля Англии, если он когда-либо осмелится заехать так далеко на север и окажется настолько здравомыслящим, что заглянет на ужин в Крейглит.

Иан гордился своим домом. Он задумался: интересно, намного ли роскошнее Гленлорн? А дом жениха Аланы? Оказывается, Алана — леди, а не простая шотландская девчонка, которая заблудилась, отправившись на поиски своих коров. Она привыкла к роскоши, которую в этом доме вряд ли увидит. Если бы он заранее знал, кто она такая, повел бы он себя минувшей ночью иначе или нет? Любопытно. Но ответа на него Иан не знал.

Энни открыла дверь его спальни. Перенося Алану через этот порог, который значил для него гораздо больше, чем прежний, Иан невольно затаил дыхание. Его одежда и прочие вещи лежали на привычных местах, висели на крюках и на стуле, были свалены на сундуке в углу. На письменном столе у окна возвышалась неровная кипа книг. Постель была заново застелена, простыни согреты, Энни приглашающим жестом откинула одеяла. В камине пылал огонь. Алана замерла на руках Иана.

— Но эта комната кому-то принадлежит…

— Да, Иану, но он не против, — откликнулась Энни, опередив его. — Здесь тебе будет удобнее.

Иан бережно усадил Алану на кровать, она посмотрела на него, запрокинув голову.

— А где же будете спать вы?

Смысл этого вопроса дошел до Иана, вызвал осознание, пронзил чресла. Ему представилось, как он ложится в постель рядом с ней — на этот раз никто из них не мерзнет и не хочет спать, и… Иан тряхнул головой и отступил, стиснув руки за спиной.

— В Крейглите есть и другие комнаты.

— Спальня лорда свободна, Иан. Вы могли бы занять ее, — предложила Пенелопа.

Он по-прежнему называл ту комнату отцовской, редко бывал там и ни к чему не прикасался с тех пор, как его отец, лорд Энтони Марстон Макгилливрей, скончался почти десять лет назад. Великолепию отцовской спальни Иан предпочитал свою — более скромную и менее английскую. Даже его отец, который обставил свои покои по образцу величественных английских поместий, чаще проводил ночь в просто отделанной спальне своей супруги.

— Сойдет и башня.

Иан заставил себя отступить еще на шаг от кровати, а Энни объяснила:

— Пока он не женат, он наотрез отказывается переселяться в спальню лорда.

— В таком случае самое время решиться, — вмешалась Пенелопа подошла к Иану и взяла его под руку. Ее пальцы показались ему острыми когтями хищной птицы, безжалостно и по-хозяйски впившимися ему в рукав.

Иан увидел, что и Алана скользнула взглядом по руке Пенелопы, и сразу все поняла — это понимание отразилось у нее в глазах. Как ни в чем не бывало он отстранился от кузины и принялся собирать вещи.

Энни наблюдала за ним, склонив голову, и Иан попытался понять, о чем она сейчас думает. На всякий случай он послал ей предостерегающий взгляд и направился к двери, но у порога оглянулся на Алану. Она сидела на его постели такая поникшая и усталая, что он потянулся к ней всем сердцем. И ощутил нестерпимое желание приложить ладонь к ее лбу, проверить, нет ли жара, потом уложить ее на подушки, подоткнуть одеяло и задернуть шторы.

— Отдохните как следует, леди Алана, — произнес он, решительно поклонился и торопливо вышел.

Пенелопа последовала за ним.

— Ей было бы удобнее отдохнуть у себя дома, разве не так? Напрасно Энни утруждает вас по пустякам. Пусть за гостьей присмотрят слуги, а если ей нужен врач, наверняка в округе найдется какой-нибудь.

Иан скрипнул зубами.

— В Шотландии принято оказывать путникам радушный прием и окружать заботой. А нашей гостье нужен хороший уход, отдых и доброе отношение. О ее здоровье позаботится Энни.

— Я могла бы спросить у моей мамы, — предложила Пенелопа. — Она лучше знает, что делать.

Иан остановился так внезапно, что Пенелопа чуть не врезалась в него снова.

— Не здесь, Пенелопа. Не в Шотландии. Это мой дом, и здесь решения принимаю я, как лэрд Крейглита. Если этой девуш… то есть леди нужна помощь, я с радостью предоставлю ее. Как и вы, она моя гостья.

Пенелопа побледнела.

— Но я ведь не просто гостья, Иан… — начала она, однако он уже повернул в коридор, ведущий в старую часть замка и башню. Да, он мог бы — и должен был! — остановиться, обернуться, встать на колено и сделать ей предложение. Но Иан бросил взгляд назад, на плотно прикрытую дверь своей спальни, за которой осталась Алана, и слова застряли у него в горле.

— Увидимся за ужином, Пенелопа, — произнес он вместо предложения руки и сердца.

— Иан! — сказала она ему вслед, и он остановился.

— Что?

— Что бы вы хотели получить в подарок на Рождество?

«В подарок на Рождество?» Он обернулся.

— Это совсем не обязательно, — заверил Иан. — Вы же гостья.

— Да, но я могла бы стать не просто гостьей… — снова напомнила она. — Вы ведь помните, что моя комната находится совсем рядом с покоями лорда?

Ее взгляд был полон надежды, голубые глаза широко раскрылись. Еще один шанс сделать предложение был упущен: пауза повисла, затянулась и вызвала неловкость.

— Мне будет удобнее в башне, — сказал Иан и принялся торопливо подниматься по лестнице. Пенелопа смотрела вслед ему, стоя у подножия.

Иан вдруг поймал себя на мысли, что он спасается бегством, совсем как Алана. Он стиснул зубы и продолжал свой путь наверх. Нет, он никуда и не думал бежать.

Несомненно, его кузина сейчас направится прямиком в комнату его тетушки. Вдвоем мать и дочь примутся строить планы следующего этапа его поимки, решать, как поставить его на колени — точнее, на одно колено. Его сочтут упрямым и неотесанным, а на самом деле он просто опасается за чувства Пенелопы и свои собственные. Так или иначе, ему придется смириться с неизбежным и найти способ произнести те самые слова.

Но только не сейчас — может, через день-другой. После того как уедет Алана Макнаб.

Глава 8

— Элизабет, просыпайся! — Фиона потрясла за плечо кузину.

— Который час? — сонно пролепетала Элизабет. — Наверное, рано, еще даже не рассвело.

Фиона не переставала удивляться: неужели в Англии принято спать допоздна?

— Уже почти десять. А темно снаружи из-за непогоды. Иан, к счастью, вернулся, и ты не поверишь — у нас гости, как и сказала Энни!

— Кто? Твоя истинная любовь? — пробурчала Элизабет, ныряя с головой под одеяло. Но Фиона решительно стянула одеяло с кузины, и та сжалась в комочек, взвизгнув от холода.

Фиона скрестила руки на груди.

— Может, даже истинная любовь, только не моя. Она красива, молода и вдобавок сестра графа.

Элизабет разом открыла глаза.

— Правда? Откуда же она взялась?

Фиона схватила подушку, прижала к груди и обняла.

— Она сбилась с пути, ее чуть не занесло снегом, а Иан спас ее. Так романтично, правда?

— Да… — Элизабет вздохнула и села на постели, ее глаза взволнованно заблестели. — Говоришь, кто она?

— Ее зовут Алана Макнаб. Энни говорит, привезти ее сюда было все равно что пустить кошку к голубям, — повторила слова старухи Фиона.

Элизабет нахмурилась.

— К каким еще голубям? — Приподняв брови, Фиона подождала, когда до кузины дойдет смысл ее слов. — А-а, ты про Пенелопу! Голубка Пенелопа… — она захихикала.

— Вот именно, — лукаво усмехнулась Фиона.

— Она хорошенькая?

Фиона вздохнула.

— Да, очень.

— Блондинка или брюнетка?

— Брюнетка, — сообщила Фиона.

Элизабет вздохнула.

— Тогда хорошо. Англичане предпочитают блондинок — так мама говорит, не мне, конечно, а Пенелопе, потому что она у нас украшение семьи, а у меня волосы мышиного цвета. А глаза?

— У нее их два, — сострила Фиона.

— Я про цвет, глупая.

— Цвета шотландского нагорья морозным утром — золотисто-коричневые с серебром, — объяснила Фиона.

— А у Пен просто голубые. Она пухленькая или тоненькая?

— Стройная, но… — Фиона сделала выразительный жест руками перед собственной плоской грудью. Элизабет вытаращила глаза. — И ноги у нее тоже красивые — вернее, красивая та нога, которую я видела, хоть она и была сплошь в синяках и царапинах. В метель она упала и поранилась, а Иан нес ее всю дорогу до дома, и…

— Нес! — Элизабет прижала ладони к груди. — Далеко?

— Конечно, я же говорю — всю дорогу, много-много миль, закутав в свой плед и перевязав рану своим носовым платком. Тем самым, который я вышила и подарила ему на прошлое Рождество.

Элизабет склонила голову набок.

— Носовым платком? Это что, шотландский обычай?

Фионе вспомнилось, каким ласковым взглядом ее брат смотрел на Алану. И взгляд Аланы был таким же, и оба они, казалось, не замечали никого вокруг.

— Не знаю… — с расстановкой произнесла она. — Если и так, я, наверное, еще слишком молода и не понимаю, в чем его значение.

— Значит, надо выяснить! — Элизабет спрыгнула с постели и бросилась к шкафу. Вытащив платье, которое надевала накануне, она принялась рыться в кармане. — Вот, последний остался… — она извлекла пучок трав — точно такой же, какие они сожгли в камине. — Мы сможем добыть прядь ее волос?

Фиона изумленно уставилась на кузину.

— Не глупи! Как можно прийти к гостье, да еще раненой, и попросить у нее прядь волос?

— А что такого? — возразила Элизабет. — Или отрезать потихоньку, пока она не видит.

— Тогда она точно подумает, что мы обе спятили!

— Неужели тебе не интересно? — воскликнула Элизабет. — А если она и есть истинная любовь Иана, как по волшебству присланная сюда как раз на Рождество?

Фиона ощутила, как по телу пробежал трепет. А вдруг и правда?.. Она отмахнулась от волнующих — мыслей.

— Ты же помнишь, Лиззи, для себя мы ничего не наколдовали. С чего ты взяла, что чары подействуют для нее?

Ей вспомнился сноп искр, улетевших в дымоход, ответный вой ветра, внезапность метели, и по спине снова побежали мурашки.

— А вдруг на этот раз все получится? — не унималась Элизабет. — По-твоему, нет ничего странного в том, что мы с тобой колдовали и просили подарить нам истинную любовь на Рождество, а потом появилась она — закутанная в плед твоего брата, с повязкой из его носового платка?

Фиона задумалась.

— И Энни предупреждала, что у нас будут гости, и вот пожалуйста — она здесь. А если мы что-нибудь разглядим в огне? И правда похоже, как будто к голубям пустили кошку.

Элизабет захихикала.

— Еще как похоже! Пенелопа взбесится. Вот смеху-то будет!

Глава 9

— Вот куры, Энни, — Иан выложил на кухонный стол три тушки. Сэнди поймал было гуся, но Иан велел отнести его обратно в птичник. Сэнди уже вернулся, раскурил трубку и устроился у очага.

Шона подошла к столу, потыкала тушки пальцем и усмехнулась.

— И мясистые, и молоденькие. Как там гусь — жиреет? Поспеет к рождественскому ужину?

— Не догадался спросить, — с улыбкой отшутился Иан. Живот Шона стал таким огромным, что казалось, она вот-вот разродится четвертым малышом. Энни предсказывала, что он родится накануне Рождества, и самые отъявленные спорщики уже держали пари насчет даты этого счастливого события. Логан ходил гордый, каким только способен быть отец, и хотя Сэнди жаловался, что в коттедже, где он жил вместе с семьей сына, и без того шумно и не хватает только воплей новорожденного, он тоже явно был доволен.

Энни скрестила руки на груди и впилась проницательным взглядом в Иана.

— Собираешься оставить?

— Кого — гуся? — уточнил Иан, хотя прекрасно понял, кого имеет в виду старуха. В глазах Сэнди и Шона он прочел тот же вопрос.

— Не гуся, а девушку. Леди Алану Макнаб.

— Ага, есть даже древний шотландский обычай, — вставил со своего места у очага Сэнди. — Кто нашел заблудившуюся корову или девчонку, того и добыча. Она красотка, вот только встанет на ноги — и получится из нее добрая жена.

Иан тоже скрестил руки на груди и ответил Энни взглядом в упор.

— Конечно, получится, только обручена она с другим, — сказать по правде, почти замужем.

— Раз «почти», это еще ничего не значит, — возразила Энни и вместе с Шона принялась ощипывать кур.

— Мы больше не крадем невест. Шотландцы не варвары, — напомнил ей Иан.

Сэнди поскреб бороду.

— А мой дед украл себе жену. Она была из Фрейзеров. Поехал добывать себе корову, а девчонка ни в какую не захотела отпускать веревку, вот и пришлось ему вести к себе домой обеих. Дед вернул бы ее — не корову, девчонку, — а она возьми да и скажи, что влюбилась в него и никуда не уйдет. Ну, он и обручился с ней, чтобы дать время поразмыслить и передумать, а тут и сам в нее влюбился по уши.

— В такую девчонку, как наша гостья, немудрено влюбиться, — заметила Шона, ощипывая курицу и с любопытством поглядывая на Иана. Он сделал вид, будто не понимает намеков.

— Да уж, вот красотка так красотка, — согласился Сэнди. — Я бы ее оставил.

Энни осадила его:

— Не о тебе речь. Иану решать.

— Я же объяснил, что собираюсь… — начал было Иан, но Энни остановила его, вскинув облепленную пухом и перьями руку.

— Знаю-знаю, ты про англичанку. Все они лишь того и ждут, что ты женишься на ней. Вот только приметы плохи, все до единой.

— А что говорят приметы насчет красотки Макнаб? — подался вперед Сэнди.

Иан раздраженно хмыкнул. Титул графа Пембрука — вот что важно. Неужели они не понимают?

— Приметами крышу замка не покроешь и стадо весной не пополнишь, — заметил он.

— Так ведь и они тебя ночью не согреют, — в тон ему подхватила Энни.

Иан сглотнул, вспоминая прикосновение холодной как лед кожи Аланы к его телу. Но едва согревшись, она стала нежной, теплой и женственной в его объятиях. Всякий раз, когда он вспоминал, как обнимал ее, укрывал пледом или устраивал на своей постели, перед его глазами возникали совсем другие образы — сладостные и непристойные. Отгораживаясь от них, Иан стискивал кулаки.

— Я буду делать то, что необходимо, — заявил он. — Таков мой долг — перед этим домом и моими людьми. Всеми до единого.

Но сколько он ни пытался представить в своей постели Пенелопу, пусть даже разгоряченную и страстную, он оставался к ней равнодушен.

— Ох и упрямый, — пробормотала Энни.

— Эта девушка уже обручена. Ее привели сюда не волшебство и не приметы, а случайность и беда. Когда позволит погода, мы доставим ее домой, на ее свадьбу.

Энни сунула руку в карман.

— Совсем забыла! Она написала письмо — на случай, если удастся доставить его. Сказала, что иначе не сможет уснуть, зная, что родные сходят с ума, беспокоясь за нее.

— Любовное небось письмо? — спросил Сэнди.

— Письмо к ее брату, Гленлорну, — объяснила Энни и выложила свернутый лист бумаги на стол. — Об обручении в нем и речи нет. Странно, что она не написала своему жениху, кем бы он ни был, верно?

Иан уставился на письмо, уголок которого облепил белый куриный пух, как на ангельских крыльях. Вот тебе и приметы.

— Ты его не читала?

Энни пожала плечами.

— Заглянула одним глазком. Оно ведь не запечатано.

Сэнди поднялся и взял со стола письмо.

— Я сам отвезу его на ферму Джока Макинтоша. Он как раз собирался в гости к дочери, и чтобы поспеть к рождению первого внука, поедет в любую погоду, хоть в бурю, хоть в метель. А ее муж Коннор отвезет письмо своим родичам в Лох-Рейн, вместе с вестями о новорожденном. Ну, а оттуда кто-нибудь доставит письмо в Гленлорн. Так ее брат и узнает, что она жива и гостит у нас.

Иан кивнул.

— Хорошо.

— Мог бы попросить за нее выкуп. За нее наверняка дадут не одну, а несколько коров, — предположил Сэнди.

Иан закатил глаза.

— Мы передадим Гленлорну, что его сестра желанная гостья здесь, в Крейглите, пока не наладится погода. И ни слова о выкупе!

— Вот и пусть тогда остается у нас до Рождества, — живо подхватила Шона. — Еще неизвестно, когда погода наладится!

— В ближайшие дни буря только усилится, — не-громко заметила Энни, словно знала это наверняка.

Иан не желал даже думать об этом.

— До Рождества еще несколько недель. Она успеет уехать до праздника.

«Уедет, выйдет замуж и обо всем позабудет».

Энни поджала губы.

— Может, успеет, а может, и нет. По всем приметам снегу навалит столько, что и носу отсюда не высунешь. — Перья летали над ее головой, словно снежные хлопья, и в глубине души Иан замечтался о том, чтобы ни ему, ни Алане и вправду не пришлось никуда уезжать. Но чем же он тогда лучше старика Сэнди?

Энни кивнула в сторону потолка.

— Может, сходишь проведать ее, Иан? Не надо бы оставлять леди Алану одну надолго, вдруг ей что-нибудь понадобится. А она даже встать с постели не может, не говоря уже о том, чтобы спуститься по лестнице. А мне еще кур щипать и суп варить, да и хлеб сам собой не испечется, а Шона пора бы и прилечь.

Шона встрепенулась и уставилась на Энни испуганными глазами.

— Почему? Уже пора? А я еще ничего не чувствую…

Энни не удостоила ее взглядом.

— Я о девчонке беспокоюсь. А ребенку когда придет время родиться, тогда и придет.

Иан представил себе, как он откроет дверь собственной спальни и увидит Алану в своей постели — там же, где представлял ее себе все утро.

— Мне самому заходить к ней неприлично, — решительно отказался он. — Может, лучше Марджори или Пенелопа? А где Фиона?

Сэнди фыркнул.

— Неприлично? Ты же целую ночь провел наедине с ней в коттедже покойного Юэна!

Энни взглядом заставила старого егеря умолкнуть.

— Прилично или нет, а кто-то должен ее проведать. Леди Марджори еще в постели, а леди Пенелопа, похоже, готова задушить нашу гостью во сне, если только представится случай. Фиона, пожалуй, могла бы, но она с ума сведет Алану своей болтовней, — продолжала Энни. — Ты только загляни к ней на минутку, Иан, а я поднимусь сразу же, как только управлюсь здесь. Добрый хозяин не оставляет гостей без присмотра, а ты сам сказал, что долг для тебя превыше всего.

— Ладно, только взгляну, — пообещал Иан, чувствуя себя глупо и в то же время ликуя в предвкушении новой встречи с Аланой. — Я сразу же вернусь и, если ей что-нибудь нужно, передам тебе.

— Ладно, — согласилась Энни, взмахом руки выпроваживая его из кухни. — Ступайте, лэрд, делайте, что сочтете нужным.

Глава 10

Приоткрывшись, дверь скрипнула, и Фиона застыла на пороге, вцепилась в руку Элизабет, и обе они поморщились от пронзительного скрипа. Они заглянули в комнату Иана — вернее, теперь уже комнату Аланы. Гостья не шевелилась и, кажется, крепко спала.

— Вот она, — прошептала Фиона.

— Вижу, — отозвалась Элизабет и на цыпочках прошмыгнула в комнату. — Ой, как похожа на Спящую красавицу! Вся такая бело-розовая, прелесть! — восхитилась она. — Была такая принцесса, которую прокляла злая волшебница. Принцесса должна была уснуть и проспать до тех пор, пока принц не разбудит ее поцелуем.

— А это правда? Или просто английская сказка? — шепотом уточнила Фиона.

— Кажется, немецкая, но, конечно, все в ней правда. Такое часто случается. Не со мной, разумеется, а с принцессами.

— Она же не принцесса, — возразила Фиона. — Она сестра графа.

— Но раз в ее жилах течет голубая кровь, значит, в ее роду все были аристократами, может, даже родственниками самого короля, и…

Фиона ущипнула кузину.

— Хватит болтать! Ты ее разбудишь.

— А ты взяла ножницы? — спросила Элизабет.

— Я думала, ты возьмешь, — ответила Фиона. — Тогда, может, сначала спросим у нее разрешения?

— Она же спит, будить ее — это невежливо, — возразила Элизабет.

— А резать волосы без спросу?

— Всего-то одну прядку. У нее полно волос.

Вздохнув, Фиона вынула из кармана маленькие ножницы и протянула их кузине.

— Только осторожнее, — предупредила она.

Девушки склонились над постелью, Элизабет подняла руку с зажатыми в ней ножницами.

Иан помедлил за дверью своей комнаты, то есть комнаты Аланы, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам. Потом поднял руку, чтобы постучать, и замер. Ему представилась Алана в его постели — с разметавшимися по подушке темными волосами с рыжеватым отливом. Он хорошо помнил, как эти волосы скользили, точно шелк, по его обнаженной груди. Сглотнув, он придвинулся ближе к двери и постучал.

Услышав стук в дверь, Фиона в ужасе подскочила. Элизабет выронила ножницы, поддала их ногой и забросила под кровать.

— Что вы здесь делаете? — спросил Иан, когда сестра открыла ему. Он перевел взгляд сначала на Алану, потом на сестру и ее кузину. Фиона затаила дыхание. — А она?..

— Спит, — шепотом отозвалась Фиона. — Мы просто зашли проведать ее, — она смотрела, как брат подходит к постели и кладет руку на лоб Аланы, проверяя, нет ли жара. — А ты зачем пришел?

— А? — Лицо спящей Аланы словно заворожило его. — Да просто Энни просила меня узнать, не нужно ли гостье чего-нибудь, — он отдернул руку, сжал пальцы в кулак и заложил его за спину.

Иан повернулся, прошел к книжным полкам в углу и взял первую попавшуюся книгу.

— Если вы побудете здесь, тогда я пойду, — решил он.

— Ой, нет… у меня дела, и у Элизабет тоже, — поспешно воскликнула Фиона и схватила кузину за руку. — Идем!

Она почти вытолкала Элизабет из комнаты и закрыла дверь.

— Зачем ты меня увела? Если бы мы выпроводили его, то смогли бы отрезать волосы, — огорчилась Элизабет.

Фиона приложила ладонь к ее щеке.

— А по-моему, ее волосы нам ни к чему, — объявила она. — Ты видела его лицо?

— Его лицо? — Элизабет нахмурилась. — А что с ним не так?

Фиона вздохнула.

— Неважно. Пойдем.

— Куда?

— К Энни.

Глава 11

Проснувшись, Алана снова увидела Иана Макгилливрея, сидящего у огня. Только на этот раз он был одет как полагается и читал книгу — прямо-таки образец хороших манер и благопристойности, если бы отблеск огня не плясал на его медно-рыжих волосах и не подчеркивал мужественную линию скул и внушительную ширину плеч. Каково было бы, просыпаясь, каждый день видеть его рядом? При этой мысли у Аланы перехватило дыхание и что-то екнуло в глубине живота.

— Вы всегда будете рядом, когда я проснусь? — спросила она и сразу же пожалела о том, что высказала эту нелепую мысль вслух.

Он поднял голову, встретился с ней взглядом, отложил книгу и встал.

— Я… просто Энни занята внизу, вот она и прислала меня посидеть с вами. Вам что-нибудь нужно? — Он снова приложил ладонь к ее лбу и сразу отстранился. — Прошу прощения, я привык ухаживать за Фионой, когда она болела в детстве. Но вы, конечно же, не ребенок, — и он снова сел спиной к огню. Он находился в своей комнате, сидел в своем кресле, но чувствовал себя явно не в своей тарелке. Это ее вина, догадалась Алана.

— И что же? — спросила она.

— Вы о чем?

— Есть у меня жар или нет?

Он сглотнул, она увидела, как дрогнуло его горло.

— Нет. Энни знает толк в целебных травах, а вы молоды и сильны, — он снова сглотнул, и в его глазах мелькнула тень. — Теперь вам ничто не угрожает, и скоро вы снова будете на ногах.

Алана вцепилась в край толстого одеяла, которым была укрыта.

— Я чуть не умерла, да? Как глупо…

Он посмотрел ей в глаза.

— И все-таки выжили — вот что самое главное.

— Благодаря вам. Я очень вам признательна, милорд.

— Просто Иан, и благодарить незачем — я сделал только то, что было необходимо.

— Необходимо… — повторила она и покраснела, вспомнив, как проснулась и обнаружила, что они оба раздеты и их разделяет только плед.

Он тоже вспыхнул.

— Я хочу сказать, что ни за что не стал бы пользоваться случаем. Просто вас надо было согреть, а для этого вам и мне пришлось…

— Раздеться, — невнятно договорила она.

Он встал, прошел к окну, отдернул тяжелую штору и выглянул наружу. Алана не увидела ничего, кроме белизны.

— Вы были холодны как лед и в глубоком обмороке. Лучшего способа согреть человека не существует. Спросите Энни.

— Спасибо, — выговорила Алана, не зная, что еще сказать. Безопаснее было сменить тему. — Вижу, снег все еще идет.

— Да, — подтвердил он. — Боюсь, вам придется пробыть здесь еще несколько дней. Даже Энни не припомнит, когда в прошлый раз так же много снега выпадало настолько быстро. Но мы постараемся поскорее доставить письмо вашим родным. Вы беспокоитесь из-за свадьбы?

Ее свадьба. А она и забыла про нее. Почти.

— Что?.. Ах да, конечно, — сбивчиво ответила она, и ей вдруг захотелось, чтобы снегопад никогда не кончился и она могла остаться здесь навечно и не выходить замуж за Мерридью. — И вы, наверное, тоже? Когда ваша свадьба?

— Моя? — удивился он.

— Леди Пенелопа очень мила.

— А-а… — он снова засмотрелся в окно. — Да, пожалуй. Она моя кузина. Из Англии. Мы лишь недавно… — Он оборвал себя. — Почему вы написали брату, а не жениху?

— Просто подумала о брате в первую очередь, — объяснила Алана. Она и не подозревала, что настолько соскучилась по брату и Гленлорну, пока не взяла в руки перо. Кажется, Иан не говорил, что дорога на Дандрум через Глен-Дориан стала непроезжей? Алек найдет способ связаться с ее матерью — конечно, если получит письмо. Острое чувство вины больно кольнуло Алану в сердце: ее родные понятия не имеют, что с ней стало, и наверняка предполагают худшее. Это она причинила им беспокойство и боль. Надо было сидеть дома и ни в коем случае не…

— Так вы все-таки сбежали? — Иан отвернулся от окна и прислонился к подоконнику, пригвоздив Алану к месту взглядом умных серых глаз.

Ее бросило в жар. Разумеется, нет! С какой стати? Она просто вышла погулять. Но истина заключалась в том, что она не сумела заставить себя повернуть обратно, дойти до Дандрум, дождаться приезда лорда Мерридью и выйти за него замуж. Оказалось, гораздо проще шагать и шагать вперед куда глаза глядят, лишь бы подальше от… от всего. Боже милостивый, она и вправду сбежала. Ничем другим ее поступок не объяснить. Она потупилась, глядя на мягкую зеленую шерсть одеяла.

— Нет, я даже не думала бежать! — заявила она. — Я дала слово, мама рассчитывает на меня.

Он скрестил руки на груди.

— Ваша мать? Вы уже упоминали о своей матери и брате. А ваш жених?

— Он англичанин.

— Как Пенелопа.

— Да, — подтвердила Алана. Правда, Мерридью был отнюдь не молод и не хорош собой. И между ним и Аланой не было ни любви, ни даже восхищения, как между Ианом и его невестой. Алана ощутила прилив зависти. Иан достанется леди Пенелопе, и она сможет видеть его каждое утро, едва проснувшись.

— Я просто устроила себе небольшую прогулку, чтобы подышать свежим воздухом, пока он… не приехал, — Алана никак не могла заставить себя выговорить имя жениха в присутствии Иана Макгилливрея — ее спасителя, ее героя.

Он выслушал ее, держа руки скрещенными на груди.

— Дюжину миль, пройденных в сильную метель, не назовешь «небольшой прогулкой». Вам повезло, что вы остались в живых.

Алана почувствовала, как раздражение закипает в ней, горячит кожу, и сдвинула одеяло, пытаясь сесть.

— Неужели так трудно поверить, что я просто потеряла счет времени, а метель застала меня врасплох, вот я и сбилась с пути? Что в этом странного? Мне поблагодарить вас еще раз? Я чрезвычайно вам признательна, милорд.

— Просто Иан, — снова повторил он и нахмурил лоб. — Это моя рубашка?

Алана и забыла, что на ней надето. Эту рубашку дала ей Энни, забрав всю ее одежду, чтобы вычистить и починить. Алана неловко поерзала в постели. Домотканое льняное полотно мягко облегало грудь. Алана прикрыла ее сложенными руками.

— Это?.. Да, мне дала ее Энни на время, пока не высохнет мое платье.

— Выглядит очаровательно… то есть я хотел сказать, пожалуйста, я не против, — ошеломленный, он попятился к двери. — Пойду разыщу Энни, передам ей, что вы проснулись… — Он наткнулся на стул, успел подхватить его, не дав упасть, и наконец очутился у двери. Взявшись за дверную ручку, он снова заговорил: — Так я пойду найду Энни, передам… — он сглотнул, сообразив, что повторяется. Увидев, как он нервничает, забеспокоилась и Алана. От волнения ее язык будто прилип к небу, и ей осталось лишь смотреть на Иана.

Под ее взглядом он открыл дверь и метнулся прочь, кивнув ей на прощание. Лежа неподвижно, Алана не сводила глаз с двери. Еще ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств, как Иан Макгилливрей, рядом с которым ей становилось трудно дышать, смущение и беспокойство накатывали разом. Наверное, все дело в обстоятельствах их знакомства, последствиях метели и ее пострадавшей ноге… а может, в том, что он спас ей жизнь. Вот и все. Алане захотелось поверить в это. Она вздохнула, поворочалась в постели и закрыла глаза. Обо всем этом она успеет подумать и завтра, когда пройдет смятение.

Иан прислонился к стене возле двери и прижал ладонь ко лбу, стараясь отогнать соблазнительное видение: Алана Макнаб в его рубашке и в его постели, с разметавшимся по подушке ворохом шелковистых локонов. А под рубашкой она совершенно нагая, как там, в коттедже… Усилием воли Иан удержал мысли от опасного поворота, направил их в противоположное русло. Как выглядела бы в его рубашке Пенелопа? Этого он даже представить себе не мог. Зато испытывал нестерпимое желание дотронуться до Аланы, снова положить ладонь ей на лоб, погладить по щеке, убедиться, что она такая же нежная и теплая на ощупь, как и на вид, — впрочем, это он знал наверняка. Ведь он всю ночь держал ее в объятиях и хорошо запомнил, что везде ее кожа нежна, как розовый лепесток.

Должно быть, его околдовали. Да, любое милое девичье лицо вызывало в нем приятное волнение, у него имелся некий опыт общения с женщинами, но ни одна из них не будоражила его так, как Алана. А ведь она права — он обручен с Пенелопой, точнее, почти обручен.

И Алана принадлежит другому.

Иан повернулся и зашагал вниз по лестнице в библиотеку, где занимался счетами. Надо провести пару часов в обществе цифр, сухих чисел, взяться за привычное дело — прикинуть, как тратить деньги, если их слишком мало, а расходов — чересчур много. Это наверняка отвлечет его от мыслей об Алане Макнаб.

Глава 12

Леди Марджори Карри, восседающая в постели, со вздохом отпила чаю из чашки. Она приходилась дочерью шестому графу Пембруку, была вдовой виконта и последней из длинного рода Марстонов, прискорбно оборвавшегося на ее дяде — правда, есть еще Иан. Ему следовало бы называться Марстоном, а не Макгилливреем. У дедушки Марджори, пятого графа, было трое здоровых сыновей, и будущее влиятельного семейства Марстонов казалось определенным. Но за время жизни двух поколений его мужская линия сократилась до единственного потомка — Иана, скорее шотландского варвара, нежели английского джентльмена. Какая до-сада.

Если бы дядя Марджори выбрал жену покрепче, способную подарить ему выводок детишек вместо единственного болезненного мальчика, который умер в раннем детстве, и если бы его брат не умер молодым, а брат самой Марджори не ушел из дома, не женился по любви на дочери шотландского лэрда и не принял имя клана жены, Макгилливрей, и вдобавок не обзавелся бы крепким и здоровым сыном, Марджори не пришлось бы сейчас торчать в Шотландии. Слегка поморщившись, она отставила чашку. По крайней мере, дома, в Англии, она пила бы чай получше здешнего.

Но ведь она последняя из Марстонов, а значит, на ее плечах лежит бремя ответственности. Ее дядя давно в могиле, а ей пришлось предпринять эту поездку, чтобы, так сказать, взять дело в свои руки. Она презрительно взглянула на чашку с блюдечком, стоящие на подносе. Даже чашка здесь выглядела по-нищенски и предназначалась для удовлетворения вульгарных потребностей, а не для услаждения взора красотой.

Как и сам Иан Макгилливрей — заурядный, неотесанный малый, хоть и полезный в некотором смысле. И ей, Марджори, предстоит сделать из Иана следующего графа Пембрука, хоть этого меньше всего хочется и ему, и ей.

Марджори положила в некрепкий чай еще ложечку сахара, надеясь изменить его вкус к лучшему, попробовала и снова поморщилась. Граф Пембрук — шотландец! До сих пор не верится, а она уже почти три месяца осваивается с нынешним положением вещей. Вся английская аристократия поднимет их на смех, если она не сумеет подчинить его себе.

Допивать чай Марджори не стала. Иана Макгилливрея она не видела с тех пор, как он был еще подростком, вместе с отцом навестившим английских родственников в Вудфорд-Парке. С тех пор он окреп, похорошел, стал, по крайней мере, выглядеть подобающим образом — несомненно, благодаря английским кровям, и это очень кстати, поскольку Пенелопе придется выйти за него замуж. Но Марджори все-таки беспокоилась, зная, что привлекательное лицо еще не гарантия благородства мужчины.

Отец Пенелопы был весьма хорош собой — настолько, что с легкостью кружил головы женщинам. И обладал двумя досадными недостатками: пристрастием к бренди и азартным играм. Во хмелю виконт Олдридж дважды проигрывал состояние и умер совсем молодым, вскоре после того, как Элизабет исполнилось два года, ничуть не опечалив близких, а скорее вызвав у них вздох облегчения. После смерти виконта его титул перешел к дальнему родственнику, который не знал ни вдову предшественника, ни двух ее дочерей и предлагать им остаться в его новом доме не собирался. Забрав дочерей, Марджори вернулась в прекраснейшее из убежищ — Вудфорд-Парк, где ее дядя был несказанно рад приютить ее, а заодно и возложить на нее обязанности хозяйки дома.

Марджори надеялась — точнее, твердо рассчитывала, — что ее дядя не забудет упомянуть Пенелопу и Элизабет в своем завещании, по меньшей мере назначив обеим приличное приданое, но шестой граф ничего не оставил ни девочкам, ни самой Марджори. Без приданого Пенелопе и Элизабет нечего было и надеяться выйти замуж за мужчин, обладающих положением в обществе, властью и состоянием. Какой бы миловидной ни была Пенелопа, одной ее красоты было недостаточно, чтобы сделать партию, какой хотела для дочери Марджори. А самой Марджори без наследства суждено было прозябать позабытой всеми в тесном коттедже где-нибудь в деревенской глуши.

Ах, как она жалела о том, что когда-то, много лет назад, оттолкнула племянника-шотландца, считая его никчемной деревенщиной! А ведь могла бы завести дружбу или хотя бы близкое знакомство с мальчишкой, который стал для нее сейчас единственным спасением.

Однако он до сих пор так и не сделал предложение Пенелопе. Разумеется, сделает, будет подведен к этому решению и даже принужден к нему, если понадобится. Морщинки на лбу Марджори разгладились. Пенелопа на диво хороша и рождена быть графиней. Марджори озадачилась, обнаружив, что Иан вовсе не намерен на коленях просить руки его прелестной кузины в первую же минуту знакомства. В Крейглите не было ни единой женщины, которую можно назвать мало-мальски привлекательной, тем более в сравнении с Пенелопой. Марджори полагала, что Иан будет усердно добиваться расположения Пенелопы, одержимый желанием взять в жены столь утонченную леди, но он оказался на удивление упрямым, а может, просто тугодумом. Своей дочери Марджори уже намекнула весьма откровенным образом, что если Иан так и не перейдет от слов к делу, тогда Пенелопе придется сделать все от нее зависящее, лишь бы он сделал ей предложение.

Марджори уже решила: еще до того, как нога Иана ступит под священные своды Вудфорд-Парка, Пенелопа станет следующей графиней Пембрук.

А потом Пенелопе понадобится только произвести на свет здорового, крепкого сына — и ее долг будет выполнен. Судя по виду, Иан более чем способен быть отцом здоровых детей. Марджори охотно займется воспитанием внука и будущего графа — самого настоящего английского графа.

Приложив палец к щеке, она улыбнулась. Сколько же предстоит хлопот! Первым делом — Рождество: каким подобает быть английскому Рождеству, а не этому недоразумению с пресными лепешками на скорую руку и воем волынок, к которым наверняка привыкли здешние жители.

А перед свадьбой Марджори намеревалась добиться, чтобы Иан сменил фамилию, стал Марстоном. Ей грезились приглашения на свадьбу, извещающие гостей, что леди Пенелопа Карри сочетается браком с высоко-чтимым графом Пембруком, лордом Ианом Марстоном. А еще лучше — если заставить его взять английскую форму имени, данного при крещении, стать Джоном Марстоном. Приличное английское имя, в котором никто не найдет никаких изъянов!

Откусив кусочек тоста, Марджори в сердцах швырнула его обратно на тарелку. Похоже, здесь не найти другого хлеба, кроме темного, из муки грубого помола. Как она истосковалась по свежевыпеченным, еще теплым белым булочкам, поданным на тарелочке из тончайшего костяного фарфора, вместе с клубничным джемом и густыми английскими сливками!

Дверь распахнулась. Марджори открыла было рот, чтобы преподать непрошеному гостю, позабывшему постучаться, урок хороших манер, но осеклась при виде страдальческого лица Пенелопы.

— Доченька, что случилось?

Марджори сама велела Пенелопу подтолкнуть — Иана к поцелую. Неужели он нанес ей непростительное оскорбление, зайдя слишком далеко? Или не пожелав зайти вообще?

— Иан притащил домой женщину! — воскликнула Пенелопа, и острый кинжал гнева вонзился в самое сердце Марджори.

— Женщину? Какую еще женщину?

Может, потаскушку? Или любовницу?

— Он нашел ее раненой в снегу, где-то среди пустоши, — объяснила Пенелопа, скрестив руки на груди и с видом капризного ребенка оттопырив нижнюю губу.

Марджори вздохнула.

— Какая-нибудь местная жительница, полагаю, шотландская крестьянка, — на предпоследнем слове она презрительно скривила губы.

— Она леди, — возразила Пенелопа.

Марджори приподняла брови. Леди?

— Шотландская или английская?

— Шотландская. Но ее брат — граф.

Марджори стиснула кулаки под одеялом, но сдержалась, и ее лицо осталось невозмутимым.

— Дурнушка или?.. — продолжить она не смогла.

Пенелопа принялась прилежно изучать собственные руки, особенно безымянный палец без обручального кольца.

— О нет, красавица. Иан принес ее сюда на руках, завернув в чуть ли не всю свою одежду.

— Свою одежду? — Марджори отставила поднос. — Господи, что все это значит? — Пенелопа пожала плечами. — Не пожимай плечами, дорогая, — упрекнула Марджори. — Это пошло, а графиня не может позволить себе подобных вещей.

Пенелопа сцепила пальцы на уровне талии, подняла подбородок и выпрямила плечи.

— Она была закутана в его плед, а ее колено перевязано его носовым платком. Она, видите ли, поранилась, и ей понадобилась помощь.

— А-а, — облегчение волнами разошлось по телу Марджори. — В таком случае это не имеет значения. Ты еще не поцеловалась с Ианом?

Губа Пенелопы оттопырилась еще сильнее, настолько, что в эту минуту ее вряд ли кому-нибудь захотелось бы поцеловать.

— Я пыталась, но…

— Что «но»? — поторопила ее Марджори.

— А что мне было делать? Бросаться ему на шею, вымаливать поцелуй?

«Если понадобится — само собой», — мысленно подтвердила Марджори.

— Он тихоня. Может, просто постеснялся, — вместо этого вслух объяснила она. Или слишком упрям, или неописуемо глуп. Марджори попыталась вдохновить дочь улыбкой, протянула руку и пожала ее пальцы. — Тебе надо почаще поощрять его, улыбаться, кокетничать, делать ему комплименты, вызывать на откровенность…

— С ней он, похоже, не стесняется, — обиженно запыхтела Пенелопа. — А все остальные здесь смотрят на нее так, словно она возникла по волшебству.

Марджори нахмурилась.

— По волшебству? Не болтай чепухи. Это простой, необразованный народ. Они во всем видят волшебство, предсказывают будущее по тому, что разглядели в тесте для хлеба или форме облаков. Я нисколько не сомневаюсь, что Иан просто проявил вежливость по отношению к незнакомке. Насколько мне известно, у шотландцев есть обычай с радостью встречать не только гостей, но и любых путников, не отказывая им ни в чем. Это из свода неписаных правил, по которым они живут.

— Не отказывать даже в его постели? — уточнила Пенелопа.

Марджори показалось, что выпитый чай образовал водоворот у нее в желудке.

— В его постели? Он был с ней в постели? — Ей стоило немалых трудов произнести эти слова абсолютно равнодушным, бесстрастным тоном.

— Нет, — ответила Пенелопа. — Он решил, что пока она не уедет, он будет спать в башне. Но все равно…

Марджори вздохнула.

— А по-моему, для беспокойства нет никаких причин. Очень скоро она уедет, вернется туда, откуда явилась. А тебе просто надо быть понастойчивее с Ианом. Некоторых мужчин требуется убеждать дольше, чем остальных, показывать им, чего они хотят, направлять их… Льсти ему, очаровывай… — начала она, но тут дверь снова открылась, и в спальню ворвалась Элизабет, возбужденно сверкая глазами.

— У нас гостья! — воскликнула она. При виде младшей дочери Марджори нахмурилась: волосы Элизабет были встрепаны, платье выглядело как тряпка, лицо раскраснелось от волнения. Когда же этот ребенок наконец научится приличиям и манерам?

— Пенелопа только что рассказывала мне про нее, — ровным тоном отозвалась Марджори.

— Она такая красивая, а Фиона говорит, что еще и очень милая, — тараторила Элизабет.

Пенелопа прижала ладони к вискам.

— Умоляю, потише!

— Что еще тебе известно о ней, Элиза? — спросила Марджори, а Элизабет тем временем присела на край постели и уставилась на недоеденный тост на подносе.

— Ну, еще она сестра графа Гленлорна и уже невеста. Перед самой своей свадьбой, которая должна быть сегодня, она заблудилась в метель, а Иан нашел и спас ее! Если бы он не заметил ее в снегу, она замерзла бы и погибла. Правда, романтично? Им пришлось искать убежище в пустом коттедже, там они и провели ночь. У нее рана на ноге, поэтому Иан носит ее на руках. Старая Энни говорит, что наша гостья весит не больше, чем снежинка, и что сюда ее привело волшебство.

— Снова волшебство! — возмутилась Пенелопа.

— Энни говорит, это снег ее принес — или она принесла снег, точно не помню. А Фиона говорит, что Рождество здесь — самое волшебное время года, хотя, по-моему, в Шотландии каждый день волшебный! Ты не будешь доедать тост, мама?

— Смотри, растолстеешь, — предупредила Пенелопа.

— А с кем она помолвлена? Кто такой граф Гленлорн? Важная персона? — допытывалась Марджори.

— Не знаю, — ответила Элизабет на оба вопроса сразу и пожала плечами. Упрекнуть младшую дочь за вульгарный жест Марджори не удосужилась.

— Ну что ж, по крайней мере, она помолвлена, — заключила Марджори, обращаясь к Пенелопе, которая плюхнулась в кресло у камина и застыла, надувшись. — Значит, и беспокоиться не о чем, верно?

Элизабет усмехнулась.

— А может, и есть! Фиона говорит, она еще никогда не видела, чтобы Иан так смотрел на женщину, как смотрит на гостью.

— Ну и как он на нее смотрит? — процедила Пенелопа.

— Как будто в комнате или даже во всем мире больше нет никого, кроме нее.

Пенелопа издала стон изнеможения, но Марджори предостерегающе вскинула руку.

— Может, он просто беспокоится за ее здоровье. Вы же говорите, она ранена. А Иан… — она сглотнула подступившую ко рту горечь, — …добрый и заботливый человек, только и всего. Со своей стороны мы тоже должны постараться, чтобы гостья чувствовала себя здесь как дома. Пенелопа, подружись с ней и разузнай о ее помолвке. Если за ее женихом еще не послали, это надо сделать как можно скорее. Возьми на себя роль хозяйки, держись так, будто Крейглит принадлежит тебе. Ясно дай понять, какое положение ты здесь занимаешь.

— И какой в этом толк? — спросила Пенелопа.

— Ты убедишь ее, что Иан уже занят, что он принадлежит тебе и, самое важное, влюблен в тебя по уши.

— Насколько мне известно, она не слепая, — вмешалась Элизабет.

— Ну и что это значит? — спросила Пенелопа, глядя на сестру зло прищуренными голубыми глазами.

— Это значит, что она сама увидит, что Иан в тебя нисколько не влюблен, — Элизабет с вызывающем видом схватила тост, запихнула в рот и успела увернуться от шлепка Пенелопы.

Марджори выбралась из-под одеяла, позвонила, призывая горничную, и направилась в гардеробную.

— Ступай переоденься, Пенелопа. Выбери что-нибудь более подобающее.

— А чем плохо то платье, которое сейчас на ней? — удивилась Элизабет.

— Наряд должен быть более изысканным и роскошным, — объяснила Пенелопа.

Марджори улыбнулась.

— Вот именно. Ни у гостьи, ни у Иана не должно остаться ни малейших сомнений в том, кто всех прелестней, лучше одет и, кстати, гораздо больше подходит на роль жены и графини, — растолковала Марджори.

— Мама, а ты веришь, что ее привело сюда волшебство? — спросила Элизабет.

Марджори сердито отмахнулась от младшей дочери:

— Конечно, нет, Элизабет, не глупи! Иди к себе, причешись и тоже оденься понаряднее. Все мы должны быть образцами английского достоинства и превосходства. Английские титулы в любом случае выше шотландских. И мы должны ясно дать это понять всем и — каждому.

Дерзкую улыбку Элизабет погасила мысль о предстоящем переодевании.

Марджори задумалась, что предпринять далее.

— Пойду поговорю с Ианом — посмотрим, есть ли у нас причины для беспокойства. Привести его в нужное состояние мы должны к святкам, и ни в коем случае нельзя затягивать дело до нашего возвращения в Англию. Ты должна быть очаровательной и кокетливой и сделать все возможное, чтобы покорить Иана, — понятно, Пенелопа?

— Да, мама.

— Все возможное? — переспросила Элизабет, широко раскрыв глаза.

— Все, — в один голос подтвердили мать и сестра.

Глава 13

— Племянник, дорогой мой, до меня только что дошли ужасные вести! С тобой все хорошо?

Иан оторвался от счетов и обернулся к тетушке, вошедшей в библиотеку. Ее платье больше подходило для прогулки по лондонскому парку или чаепития во дворце, чем для холодного и снежного дня в Шотландии. По библиотеке распространился сильный запах французских духов.

— Доброе утро, тетушка, — ответил Иан и направился к камину, чтобы подбросить в огонь еще торфа — он знал, что его английские родственники страдают от холода не только за пределами замка, но и в хорошо натопленных комнатах. Покончив со своим делом, он повернулся к тетке. — И что же это за вести? — спросил он. Неужели Пенелопа наконец решила не выходить за него замуж? С его точки зрения, ничего ужасного в этом нет.

— Меня известили, что ты уезжал на всю ночь в эту кошмарную метель, чтобы спасти какую-то девчонку из местных, которой втемяшилось гулять в непогоду. На-деюсь, ты не простудился.

А-а, вот в чем дело. Если он умрет, кто унаследует титул Пембруков? Иан облокотился о каминную полку.

— Она не из местных. Она пришла издалека, сбившись с пути.

— Как опрометчиво с ее стороны! — Марджори устремила на него высокомерный взгляд хозяйки поместья. Этот взгляд был хорошо знаком Иану: он — означал, что предстоит очередное наставление. — Пенелопа ни за что не поступила бы так бездумно. Благовоспитанным английским леди чужды подобные выходки.

— В таком случае английским леди приходится следить за погодой по десятку раз на дню, прежде чем что-либо предпринять, — лицо Иана оставалось непроницаемым, голос звучал холодно и учтиво, мысленно он напоминал себе, что тетушка — гостья в его доме, незнакомая с шотландскими обычаями. — Зимние бури обрушиваются на здешние места внезапно, ветер приносит их из-за гор, и они застают врасплох даже опытных путешественников.

— Говорят, нашу гостью пришлось нести, — заметила Марджори, открывая свою корзинку для рукоделия и вынимая иголку. Она вечно что-нибудь вышивала, но назначение ее вышивки оставалось неизвестным. Хуже того, она настаивала, что и Фиона должна обучиться рукоделию, поскольку с ее хромотой нечего даже думать о танцах или прогулках, подобающих леди.

— Леди Алана упала и поранила колено. Но, к счастью, скоро рана заживет.

Тетушка поджала губы.

— Значит, вот как ее зовут? Алана? Как именно она поранилась, не стоит объяснять. В приличном английском обществе дамы о таких вещах не говорят. — Иан задумался, можно ли английским леди говорить хоть о чем-нибудь — если верить Марджори, под запретом находились даже самые безобидные темы. — И кроме того, ни одна истинная английская леди не доставила бы тебе таких хлопот. Такое больше не повторится. У тебя будет достаточно слуг, чтобы поручить им несущественные дела.

Снова слуги. Неужели все вокруг убеждены, что он способен купаться в роскоши, отказываясь шевельнуть даже пальцем, как только прибудет в Вудфорд-Парк? Он не из таких. Иан крепко сжал руки за спиной и невозмутимо улыбнулся.

— Леди Алане оказали бы в Крейглите радушный прием и всемерную помощь, даже если бы ее нашел кто-нибудь из слуг, а не я.

— Насколько я поняла, в самом ближайшем времени она выходит замуж, — сменила тему тетушка. Как обычно, она и впрямь была прекрасно осведомлена.

— Да, — подтвердил Иан и почувствовал, как напряглись его плечи. Он крепче сцепил пальцы рук. Вот она, причина, по которой тетушка посетила его в библиотеке, ловко сведя разговор к помолвкам и свадьбам.

— Полагаю, ее родные, не говоря уже о женихе, теряются в догадках, не зная, куда она пропала. Ей следует как можно скорее разрешить уехать домой.

Иану вспомнился разговор с Энни и Сэнди о том, что Алану следует оставить в замке. Он нахмурился.

— Дело не в том, стоит ей разрешить уехать домой или нет. Она не пленница. Просто сейчас она не в состоянии путешествовать. Ей нужен отдых и вдобавок несколько дней, чтобы зажила нога.

Марджори изобразила изумление.

— Но ведь с ней даже компаньонки нет! Ты, конечно, понимаешь: если она и вправду леди и если она задержится здесь надолго, ее репутация будет непоправимо запятнана. Или кто-нибудь заподозрит, что она сбежала с собственной свадьбы, и она приобретет дурную славу обманщицы. А может, кто-нибудь предположит, что она сбежала от своего жениха, чтобы тайком обвенчаться с другим. С каждым часом, проведенным ею здесь, тени скандала и сплетен самого губительного свойства нависают над ней все ниже. И не только над ней, но и над тобой, Иан.

Скандал и вправду неизбежен, если станет известно, что Алана провела ночь обнаженной в его объятиях, хоть это и было необходимо для ее спасения и ничем не повредило ей. Умолчав об этом, Иан улыбнулся тетушке.

— Незачем опасаться — на Шотландию английские правила не распространяются. Здесь все только посочувствуют девушке, попавшей в беду, и поймут, что ей просто помогли, — Иан кивнул в сторону окна, на карниз, за которым уже намело целый сугроб. — Леди Алана пробудет с нами в Крейглите некоторое время. Ее близкие все поймут, и, конечно, никто не станет распускать сплетни.

Щеки Марджори побагровели, она крепко сжала губы, выдергивая из ткани платья какую-то нитку. Иан решил, что этот поединок он выиграл — по крайней мере, так он считал, услышав, что собеседница снова сменила тему.

— Иан, эта комната весьма элегантна, но как же в ней холодно! Как раз сегодня у Пенелопы появились дельные мысли о том, как можно обновить комнату, сделать ее более светлой и теплой, придать модный облик. Хотя бы эти драпировки… м-да. Когда ты женишься на Пенелопе, она поможет тебе преобразить этот дом — разумеется, если ты захочешь. Во владениях Пембруков четыре особняка, Вудфорд считается одним из красивейших домов Англии. Как только ты увидишь его, тебе не захочется возвращаться сюда. Или же этот дом можно сделать охотничьей резиденцией и проводить здесь неделю-другую раз в год.

Иан обвел взглядом библиотеку. Его отец пригласил одного из лучших архитекторов Англии, чтобы отделать новое крыло Крейглита. Да, с тех пор мебель и шторы не меняли ни разу, но с другой стороны, дом — это не просто кирпичи, раствор и драпировки из модного дамаска, не только роскошные картины на стенах и широкие лужайки: дом — это прежде всего люди и земля, которая принадлежит им вот уже пять столетий. Невозможно усовершенствовать открывающийся из окон дома вид на холмы, на отражение неба в черной зеркальной глади озера, на вереск в цвету. Для того и предназначены окна, чтобы видеть все это.

Ему пришлось напомнить себе: теперь он несет ответственность не только за клан Макгилливреев из Крейглита. Его подопечными стали также жители земель, принадлежащих Пембрукам, — всех четырех поместий. К этим обязанностям Иан относился с такой же серьезностью, как и к долгу хозяина Крейглита. Ощущая на своих плечах всю тяжесть этой ноши, Иан часто замечал сомнения в глазах Марджори и Пенелопы, когда они напоминали ему, что теперь он граф. Неужели обязанности английского графа настолько отличаются от его нынешних? Ему известно, как управлять Крейглитом, но к роли английского графа и владельца обширных поместий его не готовили, на что Марджори то и дело указывала с тех пор, как прибыла в Шотландию.

Словно прочитав мысли Иана, Марджори вздохнула, покачала головой, оглядела его и нахмурилась, как будто сомневаясь, что лорду по плечу такое бремя.

— Тебе следовало бы задуматься не только о смене обстановки в Крейглите, однако весь он, в том числе и эта комната, — наглядный пример тому, что тебе нужна жена, знающая толк в английских обычаях и манерах, способная поддерживать знакомство с людьми, которые тебе полезны. Ты же теперь английский граф, ты должен учиться действовать как подобает графу, — снова упрекнула его Марджори.

— Придет время — научусь, — отозвался он и повернулся лицом к камину, глядя в огонь. Среди пляшущих языков ему виделось лицо Аланы, а не Пенелопы.

— Право, Иан, это время придет гораздо быстрее, чем тебе кажется, — заверила Марджори. — Мы покинем Шотландию после Рождества, как только погода переменится. Ты даже отдохнуть в Вудфорде не успеешь, в лучшем случае проведешь там пару дней, а потом придется мчаться в Лондон, искать портного, башмачника, и… словом, понадобится менять все сразу! Разве плохо, если рядом будет человек, способный дать тебе разумный совет?

— Полагаю, с этой задачей справятся и слуги, — саркастически произнес Иан, уже зная, что Марджори считает его потертые сапоги и домотканую рубашку такими же убогими, как старые драпировки на окнах. Его тетя и кузины ни о чем не жалели так, как о целой армии слуг, которыми когда-то распоряжались. Иан задумался: способны ли они хоть что-то делать своими руками? А вот чего он не предвидел, так это поездки в Лондон и необходимости провести там несколько недель. Иан надеялся по дороге остановиться в Эдинбурге, показать Фионе достопримечательности шотландской столицы, а уж потом отправиться на юг, в английскую.

— От жены в таких делах помощи гораздо больше, чем от камердинера или даже сведущего секретаря. И потом, тебе как можно скорее понадобится наследник, а значит, и жена, притом безупречного происхождения. Промедление в этом вопросе непозволительно, — она выжидающе смотрела на него, словно рассчитывала, что Иан тут же упадет на колено и начнет просить у нее руки Пенелопы.

Но Иан отличался упрямством — его мать всегда уверяла, что это упрямство он унаследовал от своих английских предков. Он давно привык сам принимать решения и не собирался перекладывать эту обязанность на кого-либо еще. Конечно, он не сомневался, что по другую сторону границы ему понадобится помощь, но пока что мог обойтись и без советов.

— Благодарю вас за заботы, тетушка, но я привык все решать сам, — в очередной раз сообщил он.

— Ну разумеется, — пропела Марджори, словно увещевая невоспитанного ребенка. — Просто… словом, англичане будут видеть в тебе чужака, иностранца, особенно если ты одет или ведешь себя неподобающим образом. Мы же тебе родня. Кто лучше нас наставит тебя в трудные времена? Ты ведь хочешь, чтобы и Фионе принесли пользу связи с английской аристократией? Благодаря умелому руководству и надлежащему воспитанию она приобретет светский лоск и сможет сделать удачную партию, несмотря на ее изъян, — партию намного лучше, чем та, на которую она могла бы рассчитывать, оставшись здесь.

Ее изъян. Неужели англичане и вправду настолько жестоки, чтобы пренебречь его сестрой только потому, что она прихрамывает? Иан задумался о том, что он мог бы дать своей сестре в Англии — красивую одежду, книги, образование, — и ощутил угрызения совести оттого, что не спешит следовать указаниям Марджори. Фиона заслуживает не только всего перечисленного, но и многого другого.

А Марджори продолжала щебетать, не сводя глаз со своего рукоделия.

— Светский сезон в Лондоне тебе понравится — столько веселья, развлечений, приемов и балов! И конечно, едва сезон начнется, Пенелопу будут осаждать толпы поклонников и претендентов на ее руку. Обидно будет отказываться от танцев и других удовольствий, на которые вправе рассчитывать юная леди, только потому, что она ждет предложения от единственного человека и надеется на него. Ты ведь понимаешь: тебе достаточно попросить, и мы все сразу уладим. Никто лучше Пенелопы не годится на роль следующей графини Пембрук.

Иан отметил, что она ни словом не упомянула о том, что Пенелопа хочет быть его женой и графиней. Любит ли она его? Сам Иан не любил Пенелопу и пока не мог решить, удастся ли ему когда-нибудь испытать к ней хоть какое-то подобие романтичных чувств. Его родители страстно любили друг друга. В Шотландии принято жениться по любви, и Иан надеялся поступить так же, как только найдет себе пару. На миг ему вспомнилась девушка, оставшаяся наверху, — не Пенелопа, а Алана, — но он отогнал эту мысль. Алана принадлежит другому. Иан постарался не думать о сожалении, которое давило ему грудь.

Тем временем Марджори продолжала, не дожидаясь ответа:

— Мы могли бы объявить о твоей помолвке прямо здесь, на Рождество, и начать готовиться к весенней свадьбе в Лондоне, а летом устроить грандиозный прием в Вудфорд-Парке в честь новобрачных. Только представь себе: молодой граф, пышная свадьба — идеальное начало твоей новой жизни, возможность показать, что ты ее достоин.

Значит, здесь, в Крейглите, свадьбы не будет? Иан не стал даже уточнять это.

— Я подумаю, — вместо этого произнес он вежливо и терпеливо, как делал десятки раз за последние несколько недель.

— Вот и хорошо, — заключила тетушка, убирая рукоделие обратно в корзинку. — А теперь прошу меня простить: мне надо повидаться с экономкой, дать ей распоряжения насчет Рождества. Разумеется, мы отпразднуем его по-английски, но я уверена, что наш — то есть и ваш тоже — праздник тебе понравится и все в доме скоро привыкнут к английским обычаям.

Иан открыл было рот, но тут же снова закрыл его. Марджори собирается отдавать распоряжения экономке? Видимо, она имеет в виду Энни или Шона. Лучше бы все-таки Шона, потому что попытка потребовать, чтобы Энни следовала английским обычаям, чревата катастрофой. А что касается Рождества, то у клана Макгилливреев есть свои традиции, которым следует уже не первое поколение. Никто не откажется от них, ведь праздников с нетерпением ждут весь год. Не откажется ни за какие поместья Англии.

Он задумался: не остановить ли Марджори, не предупредить ли ее, как страшна Энни в гневе и как ревностно она следует давним обычаям? Но какую сторону принять ему самому? Ведь он наполовину англичанин и наполовину шотландец — что он может возразить? В любом случае найдутся недовольные. Пока Иан колебался, его тетушка выплыла из комнаты, целеустремленно обратив вперед взгляд голубых английских глаз, так похожих на глаза ее дочери.

Иан засмотрелся на снег, горько сожалея о доставшемся ему проклятом английском титуле.

Глава 14

Замок Дандрум, за семнадцать дней до Рождества

— Уверяю вас, милорд, Алана готова выйти за вас замуж — она с нетерпением ждет этого события.

Лорд Уилфред Эсмонд, маркиз Мерридью, восседал в гостиной замка Дандрум и хмурился, глядя на свою будущую тещу, леди Деворгиллу Макнаб, сидящую напротив него за чайным столиком. Он вглядывался в прелестное лицо собеседницы, пытаясь понять, не обманывают ли его.

С обманом он уже сталкивался. Леди Деворгилла твердила, что ее старшая дочь Меган будет счастлива выйти за него, — до тех пор пока юная леди не обманула доверие матери и не сбежала с графом Россингтоном, который и стал ее мужем.

— Миледи, если леди Алана не последовала примеру сестры и не обручилась с кем-нибудь тайно, где же она тогда? Я рассчитывал, что по прибытии сюда меня встретит моя невеста, тем более если ей так не терпится стать моей женой, как вы говорите. А теперь я слышу, что она «задерживается». Что же это означает?

Метель задержала Уилфреда в пути на два дня. Он полагал, что застанет невесту уже принаряженной к свадьбе, хоть и опоздал на церемонию на целый день, но, как оказалось, Аланы даже не было в замке. В ее готовность стать его женой Уилфреду уже не верилось.

Деворгилла улыбнулась ему, и Уилфред сжал свой стакан с виски. Вдовая графиня Гленлорн была прелестной женщиной и выглядела слишком юно для матери трех взрослых дочерей, в том числе невесты Уилфреда. На удивление стройная фигура, блестящие зеленые глаза, понимающий взгляд, будоражащий воображение мужчины, пусть и весьма ограниченное, — у Деворгиллы Макнаб множество достоинств. Уилфред заерзал на месте, надеясь, что дочь ничем не уступает матери.

На это он мог лишь надеяться, потому что почти не помнил леди Алану. На нее он, в сущности, и не глядел и перебросился с ней не более чем парой фраз, встречаясь в обществе и ожидая свадьбы с ее старшей сестрой. Вот леди Меган действительно была красива.

Когда Меган сбежала, лишь бы не выходить за него, Деворгилла сама предложила ему жениться на Алане. Уилфред сделал вывод, что она хороша собой, хотя ее внешность не шла ни в какое сравнение с приданым, которое за ней давали, и это обстоятельство стало решающим. Уилфред наблюдал, как щебечет хозяйка замка, успокаивая его, и отмечал, как мило порозовели ее щеки.

Вздохнув, маркиз пригубил виски и отказался от чая, предложенного графиней. Так устроен мир: титулованным джентльменам полагается жениться ради денег, а юным леди с внушительным приданым — ради высоких титулов. Деньги превыше красоты для обеих сторон.

— Алана ушла из дома в метель, чтобы помочь местным беднякам — она, видите ли, занимается благотворительностью. Вы же знаете, у нее добрая душа.

До увлечений и занятий этой девушки Уилфреду не было ровным счетом никакого дела. Ее долг — приумножить его состояние и произвести на свет наследника.

— Должно быть, непогода застала ее врасплох — здесь, в Шотландии, метели налетают внезапно, милорд, — продолжала Деворгилла. — Вот она и решила погостить у друзей, пока не переменится погода. Метель не прекращается уже второй день.

Уилфред отставил стакан и устремил пронзительный взгляд на будущую тещу, бывшую почти пятью годами моложе его.

— Однако я как-то сумел сюда добраться.

Деворгилла поспешила наполнить его стакан из графина.

— Да, конечно, но даже вы опоздали к назначенной дате, милорд. И прибыли лишь сегодня утром.

— Потому что хотел поскорее очутиться здесь, — подчеркнул Уилфред. — И сделал все возможное.

Точнее, все возможное делал его кучер. А Уилфред сидел в обитой бархатом карете, поставив ступни на горячие кирпичи, укрывшись одеялом из гагачьего пуха, потягивая бренди и закусывая сластями.

Деворгилла одарила его обольстительной улыбкой.

— Я уверена, что и Алана делает все возможное, чтобы вернуться как можно скорее. В Шотландии принято не только давать приют путникам и оказывать им необходимую помощь, но и с уважением относиться к капризам погоды.

Он отпил виски из вновь наполненного стакана. Согревает ли что-нибудь еще так же хорошо, как добрый шотландский виски? Ему казалось, что по его жилам распространяется приятный теплый дымок.

— А ваша старшая дочь… — начал было он, но Деворгилла снова одарила его улыбкой, согревающей ничем не хуже виски.

— Меган своенравна, а Алана благоразумна, добра и почтительна, быть вашей невестой — большая честь для нее. Мне даже кажется, что она вот-вот шагнет через этот порог и принесет свои глубочайшие извинения.

Оба посмотрели на дверной проем, но он был пуст. Уилфред приподнял бровь и повернулся к Деворгилле. Казалось, даже тиканье часов на каминной полке стало нервозным.

Графиня скромно опустила ресницы и прикусила сочную губу.

— На месте Аланы я считала бы минуты до того, как вы сделаете меня счастливейшей женщиной на свете, — произнесла Деворгилла, понизив голос на октаву, отчего он стал таким же дурманящим, как виски.

Уилфред заинтересованно посмотрел на нее.

— Правда?

Она улыбнулась.

— Разумеется. Вы наверняка знаете о своих чарах и без моих напоминаний. Ваша привлекательность, благородство, непревзойденное чувство юмора…

Сорокашестилетний Уилфред был лысоват, на носу у него сидела крупная бородавка. Он заслуженно носил прозвище одного из самых унылых джентльменов всей Англии. В поисках подвоха он заглянул в зеленые глаза графини, но прочел в них лишь восхищение и горделиво выпятил грудь. Пожалуй, он может позволить себе подождать еще день. Или два.

— Алана ничего не говорила о моих… чарах, — заметил он.

Деворгилла склонила голову набок, на ее золотистых волосах заиграл отсвет пламени.

— Да, но она еще так молода и застенчива.

Он подался вперед.

— А вы, дорогая графиня, — искушенная женщина.

На ее высоких скулах проступил румянец.

— Мой опыт не так уж велик, милорд. Когда родилась Алана, мне было всего семнадцать. В Шотландии женщины рано выходят замуж, и в мужья мы выбираем достойных и зрелых мужчин — таких, как вы.

— Вы мне льстите, графиня.

Может, это и вправду была лесть, но она ему нравилась.

Ее улыбка расцвела медленно и соблазнительно.

— Зовите меня Деворгиллой, милорд.

— Тогда и вы зовите меня Уилфредом.

— С удовольствием, Уилфред.

— Прелестно, — пробормотал он, пытаясь припомнить, когда в последний раз слышал собственное имя из уст красивой женщины. — Вы позволите сказать, что выглядите скорее как привлекательная старшая сестра Аланы, чем ее мать?

В сущности, он предпочитал женщин постарше: понимающих, опытных в постели, знающих, как угодить мужчине. Девственницы нужны для брака, а женщины вроде Деворгиллы Макнаб — для удовольствий.

Услышав его комплимент, Деворгилла не стала жеманиться. Взглянув на него в упор, она снова медленно опустила ресницы.

— Вот видите! Вы само очарование, Уилфред, — она отставила чашку. — Чем займемся в ожидании Аланы? Может, партию в карты или в шахматы?

Последнее слово она произнесла так, словно подразумевала совсем другую игру, и Уилфред поспешно встал, предложив руку прелестной хозяйке дома.

Пока он помогал ей установить шахматную доску на столике перед камином, их пальцы то и дело соприкасались.

За окном валил снег, блистательная вдовая графиня Гленлорн снова наполнила стакан собеседника виски, улыбнулась, и он забыл и про метель, и про свою пропавшую невесту.

Глава 15

Крейглит, за семнадцать дней до Рождества

Сэнди стряхнул с плеч снег и вошел в уютный коттедж Джока Макинтоша. Наступило следующее утро после прибытия Аланы Макнаб в Крейглит.

— Хорошо, что я застал тебя дома. Есть вести от дочки? — спросил Сэнди, вешая свой плед к огню, чтобы просушить. Жена Джока поприветствовала гостя молчаливым кивком, налила ему виски и снова принялась что-то вязать — должно быть, для будущего внука.

— Вестей нет, но малыш родится не сегодня завтра. Я пообещал дочке привезти в помощь мать, но метель задержала нас. Хотя сегодня мы все равно двинемся в путь, неважно, будет снегопад или нет, — сказал Джок. — А если ребенок родится, несмотря на всю болтовню, которую наверняка разведут мамаша с дочкой, это надо видеть!

Жена укоризненно взглянула на него и набросила на спицу еще одну петлю.

Сэнди хмыкнул.

— Послушать тебя, так до первого внука тебе и дела нет. А я вот уже четвертого жду. Люблю ребятню, когда они уже подрастут настолько, чтобы придержать язык и не дергать старика понапрасну.

— Да тебя от новорожденного за уши не оттащишь, Сэнди Макгилливрей. Как и меня, — с упреком сказала жена Джока.

Джок усмехнулся.

— В нашем возрасте каждый внук — благословение небес. Старая Энни говорит, что будет мальчик, вот я и жду не дождусь. Дочка с семьей живут отдельно, так что никто не станет будить меня по десять раз за ночь, как тебя. — Он раскурил трубку для Сэнди, затем свою. — Зачем пришел, да еще в такую метель?

Сэнди протянул ноги к огню, чтобы согреться.

— Пришел спросить, не отвезешь ли ты письмо, когда поедешь к дочке. Твой зять, наверное, все равно сгоняет в Лох-Рейн, сообщить о новорожденном своей родне. Может, и письмо с собой прихватит, и найдет кого-нибудь, кто доставит его дальше.

— Да я не против, а кому пишешь?

— Не я, девчонка из замка. Иан нашел ее без сознания в снегу и повез к себе домой. Метель так разыгралась, что им пришлось переждать ночь в старом коттедже покойного Юэна. А вчера утром он привез девушку в замок, завернутую в его плед и с перевязанным коленом платком.

— Что, правда? — глаза Джока заблестели. Он потер щетинистый подбородок. — Хочет оставить ее себе?

Сэнди вздохнул.

— Говорит, что нет, а она красива, как холмы летним утром.

— Так кому же тогда он пишет?

— Да не он, а она. В Гленлорне у нее брат, вот она и пишет ему, что жива-здорова.

— Помню, были времена, когда никому и в голову не пришло бы ради этого посылать письмо. Все и так знали бы, что девчонка невредима, — задумчиво произнес Джок.

— Таков уж шотландский обычай, — согласился Сэнди.

— А наш Иан… да разве найдешь лэрда лучше — Иана Макгилливрея? — Джок поднял свою кружку, Сэнди последовал его примеру, выпил и поднялся.

— Ну, не буду вас задерживать. Счастливого пути, и передайте мои пожелания дочке с мужем, — он отдал письмо Джоку.

— Коннор найдет кого-нибудь в Лох-Рейне, чтобы доставили письмо. А мы вернемся к Рождеству — или не вернемся, если жена откажется. Увезти мою Мэй от малыша будет непросто.

— Думаешь, тебя легче, старик? — отозвалась Мэй, не отрываясь от вязания.

— Хорошего Рождества вам и вашей родне, — пожелал Сэнди, кивнул Мэй, пожал руку старому другу и ушел в метель.

Глава 16

Крейглит, за шестнадцать дней до Рождества

— Войдите! — сказала Алана, укрываясь одеялом до подбородка и затаив дыхание. Она ждала, что в спальню войдет Иан.

— Я вас не потревожила? — спросила Фиона Макгилливрей. — Энни велела отнести вам одежду, гребень и ленты для волос, — может, вам уже лучше и вы захотите спуститься к ужину. Ваше платье порвано, Шона как раз зашивает его, потому что она лучшая рукодельница в здешних местах, так что… — Сообразив, что разболталась, Фиона покраснела и умолкла.

Фиона была женственной и миловидной копией своего брата, оттенки рыжих волос и серых глаз были у них одинаковыми.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарила Алана и села, опираясь на подушки. В постели она провела уже два дня и с нетерпением ждала, когда можно будет встать.

— Это одно из моих платьев. Оно, конечно, не такое нарядное, как ваше, — добавила Фиона, вешая платье на спинку стула. — Вы, наверное, привыкли к красивой одежде.

— Вообще-то нет, — призналась Алана. — Это мама решила, что в Англии мне понадобятся наряды, только и всего.

Фиона удивленно раскрыла глаза.

— Неужели и вправду там все по-другому? Я видела, как одеваются Элизабет и Пенелопа. Пенелопа меняет платья четыре-пять раз на дню, и к каждому у нее есть туфельки, шали и шляпки в тон. Для каждого дела свой наряд — для чаепитий, для визитов, для театра. Хоть театров здесь нет и визиты бывают редко, Пенелопа говорит, что за манерами надо следить, где бы ты ни был, — она сжала пальцы. — Наверное, когда я уеду в Англию, трудно будет привыкать целыми днями ничего не делать, только без конца менять платья. Никак не могу запомнить, чем утреннее платье отличается от того, которое надевают, выходя к чаю. — Она понизила голос до шепота. — Пенелопа говорит, что англичане таких ошибок не прощают, особенно если… — она пожала плечами. — Как видите, я хромаю. Я бы охотнее осталась здесь, в Крейглите, но Иану обязательно надо в Англию, а я не могу допустить, чтобы он в одиночку справлялся со всем сразу…

Справлялся — с чем? Неужели он так же нервничает, побаивается и тревожится, как и она? Алана постаралась не выдать удивления. Иан Макгилливрей — мужчина, он сильный, смелый и добрый. Разумеется, ему нечего бояться. В отличие от нее. Алана сжала в кулаке подол его рубашки под одеялом.

— А ему… хочется в Англию?

Фиона состроила гримаску.

— О, конечно, он храбрится, но думаю, что его туда совсем не тянет. Он бывал в Англии только однажды, когда был моложе. И ему не понравилось.

— Не понравилось? Почему? — спросила Алана, чувствуя, как сердце силится выпрыгнуть из груди, а живот наполняется знакомым чувством тревоги.

— Он не рассказывал, а я в то время была совсем маленькой. Какая она, Англия?

Там всюду правила, строжайшие правила, — так говорили Алане. Она иностранка, поэтому любой, даже самый ничтожный, промах с ее стороны будет замечен и воспринят как чудовищное преступление, повод для сплетен и скандалов. Став маркизой, она окажется под неусыпным надзором, за ней будут внимательно следить все вокруг. Проглотив ком зябкого ужаса, Алана принужденно улыбнулась Фионе — так, как делала, успокаивая свою младшую сестру.

Задачу с выбором платьев для каждого события она уже решила и теперь могла помочь Фионе хотя бы в этом. В ее собственном гардеробе все платья были снабжены ярлычками.

— Думаю, на новом месте всегда приходится к чему-то привыкать. Но мне говорили, в Англии есть немало хорошего — приемы, балы, красивые места, — она очень надеялась, что ее не обманули.

Фиона прикусила губу.

— Пожалуй, я не прочь их увидеть… Не балы, я ведь не могу танцевать, а красивые места. А вы их видели?

— Я там еще не бывала, — призналась Алана. — Поэтому обо всем знаю лишь с чужих слов. — Ее душа привычно заныла при мысли о замужестве с Мерридью. — Увижу сама, когда выйду замуж.

Фиона удивленно приоткрыла рот.

— Ваш жених — англичанин?

Алана принужденно улыбнулась, хотя ей было не до улыбок.

— Да, как и у вашего брата…

В дверь снова постучали, но на этот раз гости открыли ее прежде, чем Алана успела дать разрешение. Леди Пенелопа возникла на пороге. Ее холодная улыбка не отражалась в глазах, она обводила комнату взглядом хищной птицы.

— Привет, Пенелопа, — улыбка Фионы погасла.

— А ты что здесь делаешь? — спросила Пенелопа кузину.

— Принесла Алане свое платье — чтобы она носила, пока ее платье не приведут в порядок. — Алана увидела, как англичанка скользнула взглядом по платью из теплой красной шерсти, висящему на спинке стула.

— Ясно. Ваше платье, кажется, порвано, — произнесла Пенелопа, и на ее щеках проступили яркие пятна румянца. Алана задумалась: что успел рассказать ей Иан?

— Я упала, — объяснила она. — В самый разгар метели.

— И ничего не помните?

— Нет, совсем ничего. Помню только, как началась метель, а потом я очнулась в каком-то коттедже вместе с… — Она умолкла, Пенелопа нахмурилась сильнее. — Я так признательна Иану и всем жителям Крейглита! — на безупречном английском продолжала Алана. — Спасибо.

Пенелопа скоро станет хозяйкой Крейглита, значит, Алане следует поблагодарить ее вместе с Ианом и остальными.

— За платье благодарить не надо, — заявила Пенелопа с таким видом, словно оно принадлежало ей, а не Фионе. — Одежда Фионы вам как раз подойдет. Вы же наверняка привыкли к шотландским нарядам, к тому же у нас с вами разные размеры, — она провела ладонью по своим пышным изгибам. Алана и вправду была стройнее, но сравнение с пятнадцатилетней сестрой Иана показалось ей обидным.

— Я только зашла узнать, не нужна ли моя помощь. Уверена, вам давно не терпится вернуться домой, — продолжала Пенелопа, словно ждала, что Алана сразу же выскочит из постели Иана и покинет Крейглит. Заметив, что Алана даже не сдвинулась с места, Пенелопа вскинула голову.

Ей не оставалось ничего другого, как держаться высокомерно, тем более что Алана была по-прежнему одета в рубашку Иана.

— Если не ошибаюсь, вашей свадьбе помешал несчастный случай, — чопорно продолжала Пенелопа. — Вы обручены с кем-нибудь из местных? Может, следовало бы позвать его сюда?

С каким-нибудь пастухом? Или егерем? Снисходительный тон Пенелопы разозлил вспыльчивую Алану.

— О нет, он не шотландец, если ты об этом спрашиваешь. Он англичанин, — вмешалась Фиона прежде, чем Алана успела ответить.

Глаза Пенелопы расширились, любопытство в них сменилось подозрением.

— Англичанин? Господи, но какого… то есть как вышло, что вы обручились с англичанином?

Алана посмотрела на Пенелопу в упор. Неужели она намекает, что Алана недостойна английского лорда — недостаточно красива или умна? Она гордо подняла — голову.

— Он маркиз, — объяснила она. — Маркиз Мерридью. Поскольку вы тоже англичанка, может, вы с ним знакомы?

У Пенелопы отвисла челюсть, голос взвился на целую октаву вверх.

— Маркиз? Так вы будете маркизой?

— Да. А моя сестра уже замужем за английским графом, лордом Россингтоном. А мой брат, граф Гленлорн, женат на сестре английского графа Сомертона.

— За Китом Россингтоном? — ахнула Пенелопа, прижимая ладонь к пышной груди. — Но ведь каждая леди Англии мечтает о… — Она вовремя спохватилась и умолкла.

— Безусловно, — согласилась Алана с недосказанным. Россингтон и вправду хорош собой и баснословно богат — он завидная добыча, которой надеялось завладеть множество женщин. Однако он выбрал Меган. Алана задумалась, означает ли изумление в глазах Пенелопы, что теперь она находит шотландских дам заслуживающими уважения.

— А я и не знала, что Россингтон женился, — пробормотала Пенелопа, заливаясь ярким румянцем.

— Мой брат стоит дюжины маркизов! — шепнула по-гэльски Фиона, сложив руки на груди и с негодованием глядя на кузину. Алана улыбнулась ей.

— Конечно, стоит, — прошептала она в ответ тоже по-гэльски.

— Говорите по-английски! — потребовала Пенелопа.

— Я сказала, что маркиз Аланы наверняка само очарование, — Фиона ехидно улыбнулась кузине. — А Иан все-таки лучше.

Пенелопа снова вздернула подбородок и обвела глазами комнату.

— Да, конечно, — сама того не замечая, произнесла она в тон Алане, но никакой уверенности в ее голосе не чувствовалось. — Но английский маркиз…

Насколько помнилось Алане, ничего очаровательного в Мерридью не было. Он искал здоровую молодую жену с большим приданым, а ее мать — титул для дочери. Этот брак был заключен в бухгалтерии, а не на небесах. Но даже если мнение Аланы о достоинствах будущего мужа не имело никакого значения ни для него самого, ни для ее матери, сама Алана не собиралась его менять.

В детстве она мечтала, что выйдет замуж за прекрасного принца и он отвезет ее на белом коне через холмы и долины, в замок возле сверкающего на солнце озера, где они будут жить счастливо до конца своих дней. Похоже, мечты сбываются далеко не всегда.

— Неудивительно, что вы так хорошо говорите по-английски, — заметила Пенелопа. — Полагаю, вас этому учили. — Задумавшись, она провела ладонью по тонкой шерсти ждущего платья Фионы. — Скажите, а незамужние сестры у вас есть?

— Только одна, — ответила Алана.

Пенелопа вздохнула с явным облегчением.

— И конечно, скоро у нее первый выезд в свет в Лондоне. — На этот раз Алана солгала: пройдут еще годы, прежде чем Сорча достигнет возраста замужества. О сестре она заговорила в пику Пенелопе. — Она красивее всех нас, — добавила Алана, зная, что когда-нибудь Сорча наверняка затмит сестер красотой.

— Да? — Пенелопа с несчастным видом поджала губы. — А другие знакомые в Англии у вас есть? Герцоги, принцы, может, даже королева?

— Сказать по правде, никого, — призналась Алана.

— Вот и хорошо… — успокоилась Пенелопа, но, увидев, что ее неучтивость не ускользнула от глаз Фионы, покраснела. — Я хочу сказать, не обязательно знать всех и каждого там, где собираешься поселиться. Сюрпризы не помешают.

— А я уверена, что с Аланой захотят познакомиться все, — заявила Фиона и с доброй улыбкой переглянулась с гостьей.

— Где находятся поместья лорда Мерридью? Моя мама, скорее всего, знакома с ним, — предположила Пенелопа.

— Кажется, в Кенте.

— А Вудфорд-Парк — в Шропшире. Это рядом с Кентом? — спросила Фиона.

— Нет, — ответила Пенелопа. — Так что шансов на нашу новую встречу почти нет.

— Если только мы не увидимся в Лондоне, — уточнила Фиона. — Элизабет говорит, что в Лондон съезжаются все.

— Кроме тебя, — отрезала Пенелопа. — Вы с Элизабет будете сидеть в детской Вудфорда, пока ты не повзрослеешь настолько, чтобы войти в светское общество. Ну и, конечно, тебе придется научиться хорошим манерам и правильному английскому языку, и даже в этом случае… — она с сомнением посмотрела на хромую ногу Фионы.

Алана заметила, как погасла улыбка Фионы.

Фиона повернулась к Алане, пряча искры слез от кузины.

— Вы поможете мне научиться, Алана? — спросила она на гэльском. — Хотя бы немножко, чтобы Иану не было стыдно за меня?

— Конечно! — с готовностью воскликнула Алана.

Фиона слабо улыбнулась, явно опасаясь предстоящей задачи. Алана уже научилась скрывать свой страх, теперь следовало первым делом научить тому же самому и Фиону.

Пенелопа направилась к двери.

— Мне пора. Иан, наверное, уже ищет меня повсюду. Он без меня как без рук. Я помогаю ему учиться всем мелочам, которые обеспечат ему успех в Лондоне. Раз вам ничего не нужно, я вас оставлю, можете одеваться. Вижу, вы привыкли обходиться без горничной, как полагается леди, а то я предложила бы вам свою.

Алана промолчала, Фиона последовала ее примеру. Невеста Иана покинула комнату так же быстро, как и вошла, и едва за ней закрылась дверь, Алана глубоко вздохнула. До этого она и не подозревала, что невольно сдерживает дыхание.

— У Иана прекрасные манеры, — возмущенно воскликнула Фиона, глядя на закрывшуюся дверь. — Это ему следовало бы научить им и ее! Ведь она выходит не за кого-нибудь, а за шотландского лэрда. И не знает на гэльском ни единого слова — ни поздороваться не умеет, ни сказать «спасибо» или «пожалуйста»!

— Иан, конечно, поможет ей, когда придет время, — дипломатично предположила Алана. Леди Пенелопа очень красива, несмотря на острый язычок, и Иан наверняка влюблен в нее без памяти.

Должно быть, по сравнению с Пенелопой она, Алана, выглядит неряшливой оборванкой… Сев на постели, она принялась расчесывать спутанные волосы, стараясь не морщиться от боли.

— Что бы вам хотелось узнать? — спросила она у Фионы.

— Сначала — научиться лучше говорить по-английски. Элизабет говорит, все будут насмехаться над моим выговором и манерами. А насмехаться над вами, Алана, никому и в голову не придет. Жаль, что я хромаю, но тут уж ничего не поделаешь. А еще мне хотелось бы знать, как смотреть на людей так же, как это делают Пенелопа и моя тетя Марджори, чтобы рядом со мной все чувствовали себя ничтожествами.

Алана отложила гребень.

— Но тогда у вас не будет друзей. Учиться надо проявлять доброту, быть приятной в общении, давать людям понять, что ты дорожишь знакомством с ними.

Фиона улыбнулась.

— Иан говорит то же самое.

Алана улыбнулась Фионе и похлопала по постели рядом с собой.

— Садитесь сюда, я научу вас причесываться, как это делают в Англии.

Она сама расчесала темно-рыжие волосы Фионы и уложила их простым и гладким узлом, как ее научили. И снова задумалась, достойна ли она титула маркизы Мерридью.

Глава 17

— Ох, мама, должен же быть какой-то закон!

Марджори обернулась, услышав крик ворвавшейся в ее комнату Пенелопы. В этот момент Марджори с помощью горничной переодевалась к ужину, поэтому первым делом отметила, что Пенелопа к ужину еще не готова. И только потом она обратила внимание, что Пенелопа в отчаянии заламывает руки, а ее глаза заплаканы. Марджори взмахом руки выслала из комнаты горничную.

— В верхнем ящике комода есть носовой платок. Успокойся, а не то лицо станет красным. О каком законе ты говоришь? — спросила Марджори, усаживаясь к туалетному столику и разглядывая собственное лицо в старинном зеркале.

Пенелопа раздраженно бросилась на постель.

— Закон, по которому шотландки могут выходить замуж только за шотландцев, а англичане — жениться только на англичанках! — Пенелопа вытерла глаза квадратиком тонкого ирландского полотна с вышитой монограммой.

— И как же тогда быть с тобой и Ианом? — невозмутимо осведомилась Марджори.

Пенелопа всхлипнула.

— Ой… Об этом я не подумала.

Марджори взяла щетку для волос, глядя на отражение дочери в помутневшем от времени зеркале.

— Тогда о чем же ты думала? — спросила она. Иногда любые объяснения из Пенелопы приходилось вытаскивать словно клещами.

— Ты знала, что она… то есть леди Алана… обручена с маркизом Мерридью?

У Марджори приоткрылся рот. Она уставилась на дочь.

— С Уилфредом Эсмондом? С тем самым Мерридью?

— А ее сестра замужем за графом Россингтоном.

Это известие удивило Марджори сильнее, чем предыдущее.

— За Китом? А я и не знала, что он женился.

— Да, женился. А ее брат, шотландский граф, женат на сестре графа Сомертона.

Марджори отложила щетку, обернулась и с недоверием воззрилась на дочь.

— Но ведь Шарлотта Сомертон — моя близкая подруга! А она об этом ни словом не упоминала.

— Да еще сама она будет маркизой — эта бродяжка, которую притащили сюда в метель, завернутую в плед! Это унизительно, — плакалась Пенелопа, утирая глаза.

Марджори растерянно моргала.

— Неплохие связи у этой бродяжки.

— Если мы когда-нибудь встретимся в Англии, по положению она будет выше меня. А ее сестра, графиня, будет мне ровней. Эти сестры украли лучших джентльменов Англии прямо у нас из-под носа!

Пенелопа скрутила платок так свирепо, словно шею Аланы Макнаб. Марджори поспешила спасти тонкую ткань, пока дочь не разорвала ее. Поднявшись, Пенелопа принялась вышагивать по комнате.

— Леди не вышагивают из угла в угол, — напомнила Марджори.

Пенелопа замерла на месте и мятежным жестом скрестила руки на груди.

— Хотела бы я знать, как Уилфред познакомился с сестрой шотландского графа, — размышляла вслух все еще ошеломленная Марджори. — С какой стати ему жениться на ней? Интересно, его мать об этом знает?

— А какая разница? — удивилась Пенелопа.

Марджори придирчиво изучала свои холеные ногти.

— Возможно, Уилфред приедет сюда за невестой. Было бы славно вновь повидаться с ним. Когда-то мы с его матерью были близкими подругами. — На самом деле — заклятыми врагами и соперницами. — Мы с ней и Шарлоттой Сомертон начали выезжать в свет в одном и том же году. Шарлотте достался Сомертон, Джейн вышла за отца Уилфреда, герцога Лайалла, а я — за вашего отца, — Марджори скривила губы. Олдридж был красивейшим из мужчин, каких она когда-либо видела, и вдобавок самой обаятельной и лакомой добычей светского сезона. А Лайалл и Сомертон, несмотря на состояние и титулы, производили впечатление заурядных и нудных толстяков. Тем вечером, когда Марджори приняла предложение очаровательного молодого красавца Олдриджа, она думала, что победила в игре «Сделай самую лучшую партию». Но Олдридж за несколько коротких лет промотал ее приданое и умер, не оставив ей ничего. И вот теперь ее дочери приходится выходить за шотландца, а какой-то приблудной девчонке досталась на брачном рынке намного более завидная добыча.

— Почему я не могу стать маркизой? — захныкала Пенелопа.

— Ты станешь графиней, дорогая, — заверила Марджори. В отсутствие приданого Иан — самое большее, на что могла рассчитывать Пенелопа. Но теперь ее дочь вряд ли удовлетворится шотландцем, зная, что Алана Макнаб отвоевала титул маркизы.

— А она когда-нибудь будет герцогиней!

Марджори задумалась, потом заметила, что сама нервно скручивает платок, и бросила его на туалетный столик. Она не стала напоминать дочери, что леди Алана пока что всего лишь сестра шотландского графа. Обручиться не значит выйти замуж. Марджори сжала в ладонях мокрые пальцы Пенелопы.

— Ступай переодеваться к ужину, дорогая. Если не ошибаюсь, леди Алане уже гораздо лучше, так что сегодня вечером она присоединится к нам. Мне не терпится познакомиться с ней. Вот уж не думала, что она достойна моего внимания.

— А она достойна?

Марджори улыбнулась.

— О да! Теперь — да. Надень сегодня вечером голубой шелк.

Она проводила дочь взглядом и повернулась к своему секретеру.

Глава 18

— Ну что, добыла ее волосы? — Элизабет бросилась к Фионе, едва та вошла в библиотеку.

Фиона прикусила губу.

— Сняла несколько волосков с ее гребня, — она раскрыла ладонь, и Элизабет прищурилась, разглядывая тоненькую прядь. На волосах играл медный отблеск свечей.

— Так мало, — заметила Элизабет.

Фиона на всякий случай снова сжала кулак.

— А ты думаешь, сколько нам надо? Больше я все равно не могла достать, разве что выдернуть у нее. Но она такая добрая… я просто не смогла, — и она пригладила новую прическу.

Элизабет со вздохом вытянула из кармана пучок сухих трав.

— С тремя волосками будет непросто.

— А может, лучше не надо? Что, если к Рождеству и вправду приедет ее истинная любовь? — спросила Фиона.

— И что? — Элизабет недоуменно заморгала.

— Он же маркиз! Английский маркиз, — прошептала Фиона.

У Элизабет округлились глаза.

— Правда? Как же это ей… — Она осеклась. — Ну, тогда он прискачет, как рыцарь, на белом коне, в сверкающих доспехах, и сразу подхватит ее на руки!

— По такому снегу лучше скакать на шотландском пони и надеть что-нибудь потеплее доспехов, — возразила Фиона.

Элизабет скрестила руки на груди и проницательно уставилась на кузину.

— Например, плед цветов Макгилливрея и носовой платок?

Фиона возмутилась.

— Иан вдвое лучше любого маркиза!

— Он всего лишь граф, — напомнила Элизабет. — С другой стороны, какая разница? Если что-то имеет значение, так это судьба и настоящая любовь. Неужели тебе не хочется узнать? — Она жестом попросила отдать ей волоски, и Фиона разжала пальцы.

— Только смотри не урони, — предупредила Фиона, затаив дыхание.

Они так увлеклись, перевязывая волосками пучок трав, что не слышали, как в комнату вошла Энни, и вздрогнули от прозвучавшего над ними голоса:

— Что это вы тут затеяли?

Элизабет взвизгнула, вскинула руку, и пучок трав взлетел в воздух. Энни ловко поймала его.

— Что такое? Снова чары? — Она поднесла травы к носу и принюхалась. — Те же самые, как и прежде.

— Это не для нас, Энни, а для…

Энни скрестила руки на груди.

— Для Иана и девчонки наверху. Вы хотите узнать, вправду ли ваши чары привели ее сюда, к нему.

— Или проверить, женится ли он на Пенелопе, — добавила Элизабет.

— Да, — подтвердила Фиона, всей душой надеясь, что этого не будет никогда.

Энни оглядела обеих, сначала одну, потом другую, поблескивая ясными глазами, но ее лицо осталось непроницаемым.

— А твоя сестра вызывала чары? — спросила она у Элизабет.

— Нет, отказалась. Она уверена, что Иан сделает ей предложение к Рождеству.

Энни повела носом и помахала рукой.

— Тогда зачем же вам понадобилась магия? Чему быть, того не миновать, — напомнила она.

Фиона вцепилась в руку старухи.

— Пожалуйста, Энни! Я же видела, как Иан смотрел на Алану, когда нес ее наверх!

— Ну и как он на нее смотрел?

— Совсем не так, как на меня, или на тебя, или даже на Пенелопу. Никогда раньше не видела, чтобы он на кого-нибудь так смотрел — словно в голове у него не осталось ни единой здравой мысли. Или как будто он что-то потерял.

— Или нашел, — подсказала Энни.

Элизабет вздохнула.

— У меня был спаниель, который смотрел на меня с обожанием, когда я чесала его за ухом, — такой был взгляд?

Энни и Фиона нахмурились.

— Нет, — хором ответили они. Элизабет разочарованно нахмурилась.

— А какой же тогда? — спросила она.

— Во-первых, Иан — не глупое животное, а муж-чина.

— А разве есть разница? — удивилась Элизабет.

Энни потрепала ее по руке.

— Скоро поймешь, детка.

— Как же нам быть сейчас? С леди Аланой?

— Об этом в другой раз, — решила Энни. — А сейчас пора ужинать, Иан уже ушел наверх за гостьей. И потом, девушка сама должна бросить травы в огонь, а то чары не подействуют.

— А как же тогда чары привели ее сюда? — возразила Фиона. — И эта метель…

Довольное лицо Энни стало бесстрастным, она засмотрелась в огонь.

— Что ты видишь? — затаив дыхание, спросила Фиона. Ей уже случалось замечать на лице Энни такое же выражение — старуха словно видела настоящее, прошлое и будущее одновременно, читала что-то в воздухе перед глазами, вслушивалась, наблюдала, как что-то происходит или исчезает, но кроме нее, больше никто и ничего не видел и не слышал. Энни по-птичьи склонила голову к плечу, в ее глазах отражалось пламя. — Энни!

Энни медленно повернулась, словно просыпаясь после глубокого сна.

— У Джока Макинтоша родился внук, — пробормотала она.

Элизабет нахмурилась.

— Кто такой Джок Макинтош? — спросила она, но ей никто не ответил.

Энни задумчиво вложила пучок трав в руку Фионы и загнула ее пальцы, заставляя сжать их в кулак.

— Спрячь его, детка. Лучше пока оставить волшебство в покое.

С этими словами Энни развернулась и вышла из библиотеки. Девушки бросились за ней, упрашивая рассказать еще что-нибудь, но губы старой Энни были плотно сжаты.

Глава 19

Иан почти взлетел по лестнице, шагая через две ступеньки. Он пообещал Энни привести — то есть проводить — Алану в столовую к ужину. Последние два дня Алана главным образом спала, но Энни заверила — Иана, что гостья уже почти поправилась и для опасений нет причин. «Розы снова цветут на ее щеках, опухоль на колене сошла» — вот и все, что добавила Энни, прежде чем вновь взяться за домашние дела. Неужели Энни рассчитывала, что он забудет о гостье, оставит ее в собственной спальне на попечение женщин?

Может, и следовало бы, но за последние три дня, с тех пор как он нашел Алану, он не мог думать ни о чем другом. Ему грезилось ее лицо, белое как снег, розовые пухлые губы с поблескивающими кристалликами льда — ледяная дева, которую можно вернуть к жизни только поцелуем. Просыпаясь один в башне замка, он тянулся к ней, от желания у него сбивалось дыхание, а за окном зло хохотал ветер.

Когда Иан не спал, он видел ее лицо среди морозных узоров на стеклах в окнах замка, различал изгибы ее тела в очертаниях сугробов на окрестных холмах и стенах, среди черных, отяжелевших от снега веток. Отражение в ее глазах виделось ему в пламени камина. За три кратких дня леди Алана Макнаб стала его наваждением.

У двери ее комнаты он помедлил, сделал глубокий вдох, постучал и дождался разрешения войти.

Она сидела в кресле у камина, держа в руках книгу, — это было его кресло и его книга. Взгляд блестящих глаз был выжидательным, на волосах мерцал отблеск пламени, играл темными и яркими оттенками меди. Тщательно расчесанные волосы она уложила низким узлом на стройной шее и была одета в одно из платьев Фионы — шерстяное красное, отделанное темно-зелеными лентами. И ничем не напоминала ледяную деву. Она казалась нежной, милой и выглядела так, словно ее место здесь, в этом замке и в этой комнате.

В его замке и его комнате. У Иана пересохло во рту.

Заметив, что глупо смотрит на нее, а она ждет, когда он что-нибудь скажет, Иан спохватился.

— Я пришел узнать, готовы ли вы спуститься к — ужину.

Она неловко поднялась, держась за спинку ближайшего стула. Иан поспешил подставить ей согнутую в локте руку.

Теперь Алана находилась на расстоянии нескольких дюймов от него, и он ощущал нежный аромат верескового мыла, которое варила Энни, — знакомый, но такой соблазнительный, поскольку он исходил не от кого-нибудь, а от Аланы. Почему раньше он никогда не обращал внимания на этот запах? А вот теперь отчетливо чувствовал его. Иан сглотнул и ощутил, как его тело наливается теплом.

Глядя на него, Алана вспыхнула.

— Со мной все хорошо, просто засиделась без движения и провела слишком много времени в постели. Я к этому не привыкла.

Он сразу же отступил и заложил руки за спину.

— Понимаю. Будь вы сейчас дома, вы бы уже вышли замуж и теперь были бы новобрачной. — Он поспешно прикусил язык, чтобы не добавить: будь она его невестой, в постели она провела бы гораздо больше времени, но отдыхать ей было бы просто некогда.

Она снова покраснела.

— О да, конечно. А я как раз вспоминала о Гленлорне, о брате с женой и сестрах. В такое время года всегда столько дел! Раньше я никогда не проводила Рождество вдали от дома. Весной жена моего брата ждет своего первенца, так что для них Рождество выдалось по-настоящему счастливым.

— Вы еще успеете вернуться домой, — возразил Иан.

Она покачала головой.

— Его светлость, то есть мой жених, желает провести Рождество в своем доме, в Англии.

Он приподнял брови.

— В Англии? Ваш жених — англичанин?

Сглотнув, она кивнула.

— Да. Маркиз.

Брови Иана поднялись еще выше.

— Впечатлились? Напрасно. Я не хотела… — Она пожала плечами, и он различил в ее голосе горькие — нотки.

— Не в этом дело. Просто я думал, что английские маркизы — такая же редкость, как волки в горах Шотландии.

Она принужденно улыбнулась, но глаза остались грустными.

— Да. Полагаю, мне просто…

— Повезло? — подсказал он.

Она не ответила, опустила глаза и засмотрелась на свои руки.

— Нам лучше сойти вниз, — наконец произнесла она.

— Отнести вас в столовую? — сухо осведомился он.

— Нет, я могу идти сама, хоть и прихрамываю, как… — Она прикусила губу.

— Как Фиона, — договорил он и вгляделся в ее лицо в поисках насмешки или пренебрежения. Но заметил лишь искреннее сочувствие.

— Она всегда хромала?

Привычный гнев вскипел в груди Иана, как бывало всегда, когда люди, замечая хромоту его сестры, почему-то принимали ее за слабоумную. Отвечать ему не хотелось, но Алана внимательно смотрела на него.

— Нет. В детстве с Фи произошел несчастный случай. Она упала с лестницы в старой башне, и даже Энни не удалось сделать так, чтобы кости срослись как полагается. Каменные ступени в башне сильно истерты за долгие века и потому опасны. Сейчас туда запрещено подниматься всем… кроме меня. Так мы идем? — он согнул локоть, Алана взяла его под руку.

— Фиона боится, что в Англии над ней станут насмехаться, — заговорила Алана. Она переступала медленно и осторожно, оберегая поврежденную ногу.

— Да. Я подумывал оставить ее здесь, когда отправлюсь на юг, но она и слышать об этом не хочет и все твердит, что поедет со мной. Может, это и к лучшему. Она заслужила большие возможности — образование, красивую одежду, все, что есть у других девушек.

— А разве здесь, в Крейглите, она не может получить все то же самое? — спросила Алана.

— В Англии есть врачи.

А когда он станет графом, у него появится положение в обществе и деньги, чтобы платить врачам. Он искоса взглянул на Алану.

— Только не говорите Энни.

— Энни просто сказала бы вам, что Фиона мила и прелестна, несмотря на хромоту.

— Так и есть. Здесь, в Шотландии, о ее хромоте никто даже не задумывается. Все воспринимают Фиону такой, какая она есть на самом деле. Но я же видел, как поглядывают на нее Марджори и Пенелопа, каким тоном говорят о ней. Невыносимо думать, что и остальные в Англии будут относиться к ней так же — как к чужой и никчемной калеке.

И сам он ничем не лучше с точки зрения англичан. Он почувствовал, как ее пальцы слегка сжались на его руке, и, не раздумывая, жестом утешения накрыл ее руку своей ладонью. Но кто из них кого успокаивал?

— Для того чтобы привыкнуть к новому месту и новым обычаям, требуется время, — заговорила Алана. — К тому же вы будете рядом и сможете защитить Фиону. На самом-то деле англичане мало чем отличаются от нас.

— Вы говорите это так уверенно, словно уже в сотый раз.

— Да, — шепотом подтвердила она. — А может, и больше.

— Беспокоитесь о собственном будущем, миледи? Но вы ведь станете маркизой.

— И тем не менее, — пробормотала она. — Понадобится время, чтобы привыкнуть к новому дому и начать воспринимать чужих людей как свою семью.

Они достигли верхней площадки лестницы, и Алана помедлила, переводя дыхание.

— Долго же нам придется спускаться, — заметила она, поглядев вниз.

— Отнюдь. — Он наклонился, подхватил ее под колени и за плечи и поднял на руки. Она прижалась грудью к его груди, обвила рукой его шею и удивленно и радостно вскрикнула, когда он со смехом помчался вниз по лестнице.

— Вот так я носил по лестницам Фиону после того, как она упала и сломала ногу. Она еще долго потом боялась ступенек.

Посерьезнев, Алана заглянула ему в глаза.

— Но она преодолела этот страх, да? И в этом ей помогли вы. Как?

— Перестал носить ее. Держал за руку и заставлял идти.

— С вами она чувствовала себя спокойнее.

— Потому что она смелая и умная.

Они уже достигли подножия лестницы, а он все прижимал ее к себе, не в силах уговорить себя поставить ее на ноги. Алана вдруг приложила пальцы к его щеке, и это прикосновение пронзило как молния.

— Она и в Англии будет смелой и умной.

Он вгляделся в ее лицо.

— А с кем будете чувствовать себя спокойнее вы?

Он увидел, как в ее глазах отразился страх, но она тут же отгородилась, словно занавесом, опущенными ресницами.

— Я? — переспросила она. — Я…

— Вот вы где! — воскликнула Пенелопа, выходя из тени. — А мы уже думали, что леди Алана не расположена составить нам компанию.

Одним взглядом она охватила руку Аланы, обнимающую Иана за шею, ее лицо в нескольких дюймах от его лица. И наверняка услышала обрывок разговора шепотом. Иан увидел, как лицо Пенелопы медленно заливается краской и сжимаются челюсти.

— Пожалуй, стоит подыскать вам пару костылей, — обратилась она к Алане язвительным тоном. — Чтобы не доставлять Иану неудобства всякий раз, когда вам вздумается спуститься по лестнице.

Иан почувствовал, как окаменела Алана в его объятиях, увидел, как погасла ее улыбка.

— Никаких неудобств для меня в этом нет. Я с удовольствием помогу вам, — заверил ее Иан. Ему следовало бы поставить Алану на ноги, но он упрямо пронес ее мимо Пенелопы, прошагал по коридору и вошел в столовую. Высокие каблучки модных английских туфелек Пенелопы взорвались резким и сердитым стаккато, пока она пыталась догнать его. Алану он поставил на ноги бережно, придерживая за талию одной рукой. Только почувствовав, что она устойчиво держится на ногах, он отступил, не обращая внимания на негодующий взгляд Пенелопы.

Иан шагнул через порог столовой, и у Аланы, которую он нес на руках, перехватило дыхание. Разговоры умолкли, присутствующие широко раскрыли глаза при виде гостьи на руках у хозяина дома. Женщины за столом молча наблюдали, как Иан ставит ее на пол. Алана крепко вцепилась в спинку своего стула, расправила плечи, принудила себя улыбнуться и сделать вид, будто бы ничего особенного не произошло.

— Вы, кажется, еще не знакомы с моей тетушкой. Леди Марджори Карри, позвольте представить вам леди Алану Макнаб.

Леди Марджори внешне напоминала постаревшую Пенелопу, такую же изысканно одетую и элегантную. На Алану она взирала, высоко подняв гордый патрицианский нос. Алана сделала книксен по всем правилам этикета, ухитрившись скрыть боль в колене, которую причинило ей это движение. Леди Марджори величественно кивнула, зорко подмечая все детали покроя простого платья Аланы. Марджори, Пенелопа и Элизабет были разодеты в шелка, Алана и Фиона носили платья из тонкой шерсти.

— Спасибо, что одолжили мне свое платье, Фиона. Оно пришлось впору, — сказала Алана и увидела, как просияла сестра Иана. На Фионе было белое шерстяное платье, на зябнущие плечи она накинула мягкую шерстяную шаль.

— Вам очень идет красное, — ответила Фиона, пока Алана усаживалась на свое место.

Пенелопа, сидящая напротив Аланы и по правую руку от Иана, изучала гостью с холодным любопытством.

Свое бледно-голубое платье Пенелопа дополнила коротким ожерельем из жемчуга — совсем как приготовленное для свадебного наряда Аланы и ждущее ее в Дандрум. Алана вспомнила, что и Пенелопа вскоре станет невестой. Невестой Иана.

— Ваше платье — просто прелесть, бледно-голубой шелк вам к лицу.

— Благодарю, — отозвалась Пенелопа сквозь зубы, словно сомневаясь в искренности комплимента. Однако он был искренним.

— Если не ошибаюсь, из-за этого злополучного случая вашу свадьбу пришлось отложить. Должно быть, наш дорогой Уилфред вне себя, — предположила леди Марджори.

— Уилфред? — озадаченно переспросила Алана.

Леди Марджори прижала ладонь к горлу.

— Маркиз Мерридью, разумеется, — так его зовут. Пенелопа, ты ведь говорила, что она обручена с лордом Мерридью?

Алана сглотнула, чувствуя, как краснеет под обращенными на нее взглядами присутствующих. Второе имя маркиза Мерридью она слышала впервые.

Оплошность Аланы лишь подчеркивала, как мало она знает о своем женихе.

— А вы дружны с… Уилфредом? — спросила она, впервые пробуя его имя на язык. Ощущая на себе пристальный взгляд Иана, Алана порозовела, но не смогла посмотреть на него в ответ.

— Я прекрасно знаю его мать. Уверена, она будет очарована вами, дорогая моя. Нашему милому Уилли давно пора жениться. Герцогиня пишет об этом в каждом своем письме ко мне. Как прошло ваше знакомство с ее светлостью? Как вы ее находите?

Уилли? Алане было непросто называть Мерридью даже полным именем, а уж краткое «Уилли» казалось немыслимым. Неужели он захочет, чтобы она звала его так? Или все-таки обращалась к нему «сэр» и «милорд»? Заметив, что вцепилась мертвой хваткой в салфетку, Алана заставила себя разжать пальцы.

— С герцогом и герцогиней я еще не знакома, — спокойно произнесла она. — Мы собирались — и собираемся — отправиться на юг сразу же после свадьбы, если позволит погода.

— Ясно… — откликнулась леди Марджори, снова поднимая нос. В ее глазах отчетливо читались подозрение и сомнение.

Алана чуть не вскрикнула от радости, когда Шона и Крошка Дженет наконец подали ужин. От запаха рагу у Аланы, уже который день питавшейся бульоном и укрепляющими снадобьями из козьего молока и крепкого эля, чуть не закружилась голова. Улыбнувшись Шона, она по-гэльски спросила ее о малыше. Между тем леди Марджори не спускала с нее внимательных глаз.

Шона расплылась в широкой улыбке и вспыхнула от удовольствия.

— Энни говорит, осталось всего несколько дней, — вполголоса ответила она и отошла, чтобы наполнить тарелку Пенелопы. При виде простой еды невеста Иана состроила гримаску.

— А у нас в Англии подают ростбиф, черепаховый суп или жареных фазанов, — капризно заявила она.

— О, здесь мы тоже готовим и фазанов, и оленину, и говядину. Только не каждый день, — объяснила — Фиона.

Шона налила в бокал Аланы красного вина.

— Я слышала также, вы недавно породнились с Китом Россингтоном, — леди Марджори взглядом пригвоздила Алану к стулу. — Его сестра, леди Арабелла Коллингвуд, — еще одна моя близкая подруга.

— Лорд Россингтон недавно женился на моей старшей сестре, — сообщила Алана. Иан не сводил глаз с ее порозовевшего от волнения лица.

— А граф Сомертон, если не ошибаюсь, также состоит с вами в родстве? — чуть ли не с восхищением спросила Марджори.

Алана снова принялась комкать салфетку и отпила глоток вина.

— Кэролайн, сводная сестра лорда Сомертона, замужем за моим братом.

В столовой повисло молчание, и когда наконец Алана осмелилась взглянуть на Иана, то прочла в его глазах удивление. Девушка, которую он считал шотландской простушкой, оказалась родственницей едва ли не всей английской аристократии. И вместе с тем осталась шотландкой. Алана вскинула голову, подыскивая способ сменить тему. Она выросла в семье бедного главы одного из шотландских кланов. У Макнабов из Гленлорна не было почти ничего — кроме гордости. Унаследовав титул, брат Аланы вернулся домой и занялся тщательным распределением средств, в результате чего Гленлорн вновь стал процветающим поместьем. Но это произошло благодаря упорному труду, а не праву, полученному при рождении, и не выгодному браку. Алек и Кэролайн любили друг друга — как и Кит с Меган, если уж на то пошло, и свадьбы обеих пар не имели никакого отношения к деньгам или титулам. И только замужество самой Аланы должно было стать браком по расчету.

Она смотрела в свою тарелку, откусывала свежий хлеб, с удовольствием пробовала нежное рагу из кролика и понимала, что не сможет назвать маркиза Мерридью «Уилли» даже после того, как… Хлеб раскрошился в ее судорожно сжавшихся пальцах, упал в рагу, внезапный прилив паники сдавил грудь, так что ей стало трудно сглотнуть или улыбнуться. При мысли о первой брачной ночи с совершенно чужим человеком она снова вспыхнула, и ужас сковал холодом ее тело. Она поспешила отложить ложку.

— Алана, вам плохо? Вы так покраснели. Я позову Энни… — встрепенулась Фиона, заметив густой румянец на щеках Аланы.

— Нет, я просто задумалась о… Рождестве, — поспешила объясниться она.

— «Ноллэг Бэк», — подхватила Фиона по-гэльски, улыбнулась, и ее глаза засверкала, как рождественские свечи. — Мое самое любимое время года!

— Говорить на языке, который понимают не все присутствующие, невежливо, — упрекнула племянницу Марджори. — В Вудфорд-Парке тебе придется помнить об этом. Так что лучше начать прямо сейчас. Кстати, я решила, что в этом году мы последуем английским рождественским обычаям прямо здесь, ведь скоро все мы будем англичанами.

Фиона приуныла, а Алана вдруг возмутилась. Она посмотрела на Иана: его пальцы стиснули ложку так, что побелели суставы. Иан с беспокойством смотрел на расстроенную сестру.

— Здесь, в Шотландии, и в замке Крейглит есть свои традиции, просуществовавшие много веков подряд, — заговорил он. — А изучить английские обычаи мы еще успеем.

— И ты готов лишить нас наших традиций? — спросила Марджори, поджимая губы. — Когда в следующем году ты будешь в Англии…

— Тогда я и начну уважать ее традиции, — перебил Иан. Повисла напряженная пауза.

— А можно сочетать и те и другие, — предложила Алана. — Старые и новые.

— Ну и как нам это сделать? — вмешалась Пенелопа.

— Как?.. В Англии украшают дома зеленью? — спросила Алана.

— Конечно, — кивнула Пенелопа. — В сочельник мы идем за свежесрезанными ветками, собираем остролист и омелу, а потом украшаем ими большой зал в Вудфорд-Парке.

Фиона воспряла духом.

— И мы делаем то же самое! Ветки мы перевязываем шотландкой цветов клана Макгилливреев. А «кайах ноллэг»?[2] Его в Англии делают?

— А что это такое? — спросила Элизабет. — Его едят?

— Рождественское полено. На нем вырезают лицо «кайах» — зимней ведьмы, чтобы защититься от нее и холодной зимы. Это полено приносит тепло, радость и удачу. Иан сам вырезает ведьму, и лицо получается ну прямо как настоящее — так и кажется, что она среди нас. Иан умелый резчик, — с гордостью добавила Фиона. — Он делает много замечательных вещей.

— В Англии тоже есть обычай сжигать рождественское полено. Мужчины семьи идут искать ясень, по очереди бьют топорами по стволу, пока не срубят, и несут домой. В сочельник ясеневое полено поджигают и продолжают жечь все двенадцать дней Рождества, — объяснила Пенелопа. — Обычно так забавляются простолюдины и слуги. — Она с кроткой улыбкой обратилась к Иану: — Вам, как графу Пембруку, не придется рубить деревья или резать их. Для этого есть дровосеки, плотники и их подручные.

— Мне нравится этот обычай, и я намерен придерживаться его. Здесь, в Крейглите, в приготовлениях к Рождеству участвуют все, не только слуги и простой люд. Мужчины привязывают к рождественскому полену веревки и таскают его вокруг дома. Надо обойти дом с поленом трижды, прежде чем вносить его внутрь. А детвора катается на полене. Это испытание силы и в то же время веселая забава.

— И все смеются до упаду, — лицо Фионы вновь оживилось. — А в сочельник мы устраиваем праздник в большом зале и приглашаем на него всех членов клана Макгилливреев. Игра на волынках, танцы и веселье продолжаются всю ночь, — рассказывала Фиона, и ее глаза сияли.

— А когда я была совсем юной, мы собирались на бал в поместье старого лорда Уэллбриджа, — задумчиво произнесла Марджори. — Там играла музыка, только не волынки, а скрипки, и все пили пунш с ромом. Но после смерти Уэллбриджа об этом обычае забыли, а мой дядя после смерти его жены и сына навсегда отказался отмечать Рождество.

— Вам понравится наш праздник, тетя Марджори, — заверила Фиона. — Мы научим вас танцевать шотландский рил!

Марджори изумленно вскинула брови.

— Так ты танцуешь, Фиона? — воскликнула она.

Алана увидела, как радость в глазах девушки снова погасла.

— Я больше смотрю… — призналась Фиона.

— И танцуешь тоже — когда можешь, — напомнил Иан.

Сестра посмотрела на него с грустной улыбкой.

— Да, но только с тобой, и при этом стою у тебя на ногах. Но для таких развлечений я уже слишком взрослая, — щеки Фионы порозовели.

— В Англии, разумеется, об этом не может быть и речи, — заявила Марджори.

— Фиона говорит, мне можно тоже потанцевать, если какой-нибудь парень пригласит меня. Она говорит, все танцуют, даже если им еще рано выезжать в свет, — затараторила Элизабет.

— Не болтай чепухи, Элизабет, до твоего первого выезда в свет еще три года. Можешь посидеть в уголке, составить компанию Фионе вместе с остальными детьми, а в девять вечера отправишься спать, — безжалостно выговорила Пенелопа.

Алана принужденно засмеялась.

— О, в Шотландии на празднике никто не сидит в уголке и не уходит спать так рано! Танцуют все, и никто не гонит ни дряхлых стариков с ревматизмом, ни ребятню, ни хромоножек вроде меня. — Алана переглянулась с Фионой. — Мы с Фионой будем танцевать вместе и держаться друг за друга, чтобы не упасть!

Фиона прыснула, а Иан исподтишка и с беспокойством наблюдал за ней.

Пенелопа ужаснулась.

— Ребятню? То есть детей? Вы пускаете на праздники детей? Но праздник — это ведь торжество для избранных, бал. Пусть слуги и простолюдины празднуют сколько угодно где-нибудь в деревенском амбаре, как они делают в Вудфорде. Я на этом настаиваю! Праздник должен быть чинным, и мы с Ианом откроем бал вальсом. И, само собой, наймем настоящих музыкантов.

— Пенелопа, здесь никто не умеет танцевать вальс, — бесстрастно произнес Иан. — А когда вы познакомитесь с кланом Макгилливреев поближе, то поймете, что все мы достойны быть избранными. Донал Макгилливрей играет нам на волынке во время праздников с тех пор, как умер его отец, который играл нам раньше. Как дед Донала играл до него.

— Не пригласить Донала поиграть нам в этом году — значит нанести ему непростительное оскорбление, — добавила Фиона.

— Обидно упускать случай послушать волынщика, которого чтит вся округа, — согласилась Алана.

Иан улыбнулся ей.

— Как сказал бы Сэнди, Донал способен выжать слезы даже из камня, исполняя похоронные песни на волынке.

На Алану вновь накатила тоска по дому. Ей вспомнился волынщик из Гленлорна, Найалл Макнаб.

— Хорошо бы, вы остались у нас на Рождество, Алана, — с надеждой произнесла Фиона.

— Ну, Рождество еще не скоро. Зачем заставлять милого Уилфреда так долго ждать? — вмешалась Марджори.

Упоминание о «милом Уилфреде» словно обдало Алану ледяной водой, от недавней радости не осталось и следа.

Энни принесла виски и со стуком поставила графин на стол.

— Так ведь это не она заставляет жениха ждать: уедет она отсюда или нет — зависит от погоды. Иан, Сэнди только что вернулся от Джока. Говорит, перевал у Глен-Дориана все еще непроезжий и снегу навалило больше прежнего. Вот диво, холмы-то, почитай, совсем голые. Похоже, непогода разгневалась на Крейглит.

— И что это значит? — резким тоном спросила Пенелопа.

— А то и значит, что хоть до Дандрум меньше двадцати миль, для того чтобы добраться туда сейчас, придется ехать в обход, через долину, а это почти шестьдесят миль, — объяснил Иан.

— Дандрум? Значит, вы оттуда? — спросила Марджори.

— Да, там живут моя тетушка и моя мать. И свадьба моя должна была состояться… и состоится… в Дандрум, — ответила Алана.

На лице Марджори отразилось притворное сочувствие.

— Значит, милый Уилфред тоскует там, бедняжка, без вас?

Алана кивнула — довольно коротко, представив себе, как багровеет и злится жених в ее отсутствие, точно так же, как кипел, когда сбежала Меган. Дождется ли он ее? По крайней мере, ее приданое стоит ожиданий.

— Да, наверное, — ответила Алана на вопрос Марджори. — Моя мать и тетя составят ему компанию, пока я не вернусь.

Выходящая из столовой Энни остановилась в дверях, обернулась с усмешкой и произнесла на гэльском: «Ис блиэнах Ноллэс гун снэкт».

— Ну и что это значит? — в очередной раз спросила Пенелопа.

— Ничего страшного, — успокоила Алана. — Что Рождество без снега никуда не годится.

Фиона усмехнулась.

— В таком случае нас ждет на редкость веселое Рождество.

Глава 20

По-видимому, английская половина семьи вовсе не горела желанием проводить время после ужина вместе с шотландской половиной. А может, предположила Алана, все дело в ней, гостье, в присутствии которой все чувствуют себя неловко. На протяжении всего ужина в воздухе то и дело повисали напряженные паузы, и когда наконец все встали из-за стола, облегчение стало почти осязаемым.

Алана сумела самостоятельно дойти до подножия лестницы под пристальными взглядами Марджори и Пенелопы, которые словно оценивали, насколько сильно она пострадала.

Фиона взяла ее за руку, вдвоем они зашагали по коридору к лестнице, болтая о Рождестве. Иан следовал за ними. Его взгляд Алана ощущала как прикосновение. За ужином он не проронил почти ни слова.

— Я отнесу вас наверх, — сказал он, когда они остановились у нижней ступеньки.

— Я вполне могу… — начала было Алана, но Иан ответил ей не допускающим возражений взглядом, подхватил на руки и на виду у всех начал подниматься по лестнице.

— Если бы у меня была трость или костыль… — снова заговорила Алана, и он снова без слов заставил ее замолчать.

— Лестницы опасны, — помолчав, произнес он. — А мне совсем не тяжело, если вы беспокоитесь об этом. Или о чем-то другом?

О чем-то другом? Алана задумалась: что он имеет в виду? Не сводя глаз со ступенек, он стиснул челюсти.

— Я подожду в библиотеке, Иан, — сказала ему вслед Пенелопа.

— И я приду пожелать спокойной ночи. Мне надо еще написать несколько писем, — подхватила Марджори.

Элизабет и Фиона куда-то исчезли.

— Дальше я сама, — сказала Алана, когда они достигли верхней ступеньки.

— Как пожелаете, миледи, — он поставил ее на ноги, сцепил руки за спиной и зашагал рядом. — Вы не говорили мне, что состоите в родстве с половиной Англии.

— Не то чтобы с половиной — самое большее с четвертью, — пошутила она, но он не улыбнулся. — А это имеет значение?

— Это все равно что принимать у себя в доме особу королевских кровей. Нам следовало приготовить парадные покои и подавать на стол изысканные блюда, — саркастическим тоном отозвался он.

— Хорошо, постараюсь представиться как полагается в следующий раз, когда попаду в метель. Или хотя бы буду держать в кармане подробный список своих родственников — просто так, на всякий случай, — съязвила она. — Ну, или начну носить пояс с гербами. Получится интересная завязка разговора.

— По крайней мере, теперь понятно, почему вы выходите замуж за английского лорда — за маркиза, если не ошибаюсь? По-видимому, так предписано семейными традициями.

Гнев ударил Алане в голову.

— И это говорит английский граф, помолвленный с англичанкой!

— Ладно, мы квиты, — негромко признал он. — Но мы с Пенелопой не помолвлены.

Кровь прилила к лицу Аланы.

— А я думала… Приношу свои извинения. — Она увидела, как на его лице отразились десятки чувств, среди которых были и раскаяние, и гордость, и страх.

— Она… то есть я рассчитываю, что скоро… — Он не договорил, и Алана подавила улыбку. Неужели Иану Макгилливрею не хватает смелости попросить руки Пенелопы — потому что он слишком застенчив или просто опасается отказа? И совершенно напрасно: Алана без труда могла вообразить себе, как Пенелопа тащит Иана Макгилливрея к алтарю за волосы, настолько ей не терпится стать его женой. Ведь она недвусмысленно намекала, что Иан принадлежит ей и скоро они поженятся.

Они остановились у двери ее комнаты — то есть комнаты Иана. Алана коснулась руки своего спутника.

— Вот увидите, милорд: леди Пенелопа с радостью примет ваше предложение и будет счастлива стать вашей женой, — ободряюще произнесла она, глядя ему в глаза. Он ответил ей долгим взглядом, но его глаза прятались в тени, а лицо оставалось непроницаемым.

— А вы будете счастливы выйти за своего маркиза?

Она отвела глаза.

— Конечно, — солгала она. — Уилбур очень… — она шевельнула губами, но не издала ни звука: ей не удалось найти в своем женихе ни единого достоинства. Иан поддел ее подбородок пальцем, заставил ее поднять голову и посмотрел на нее в упор.

— А мне показалось, Марджори называла его Уилфредом, а не Уилбуром.

Алана смутилась.

— Ну да, все верно — Уилфред. Уилли. Лорд Мерридью, — забормотала она, устыдившись ошибки.

Долгую минуту он озадаченно смотрел ей в глаза. Потом улыбнулся и отступил, отпустив ее подбородок, словно пришел к некоему выводу. У Аланы сжалось сердце. А теперь, подумалось ей, он пойдет в библиотеку, встанет на колено перед Пенелопой и попросит ее руки. Она буквально чувствовала, как распространяется по ее жилам ревность.

— Спокойной ночи, миледи, — произнес он и поклонился ей почтительно, как королеве.

Она машинально присела в ответ, поморщилась от боли в колене, выпрямилась и неловко взялась за дверную ручку. Помедлив еще мгновение и посмотрев вслед удаляющемуся Иану, она торопливо шагнула через порог и захлопнула за собой дверь.

У верхней ступеньки лестницы Иан остановился. Он еще мог спуститься в библиотеку, разыскать Пенелопу и сделать предложение. На этот раз слова не застрянут у него в горле. Он посмотрит ей в глаза и просто…

Только представлялись ему совсем не глаза Пенелопы.

И все-таки это неизбежно. Он начал спускаться по лестнице. Одна минута — и все будет кончено, будущее определится. У подножия лестницы он остановился, упершись рукой в стену. Он стоял там, где древний шотландский замок, составляющий половину его дома, примыкал к новому английскому крылу, пристроенному его отцом. Невозможно было представить себе две более разные половины холла: каменные стены с одной стороны, полированные дубовые панели с другой. Комфорт и роскошь — и рядом убежище и защита. Два мира сошлись в этой точке, каждый со своими ценностями и традициями. Иан вышел на середину холла, устремил взгляд вдаль, в сторону двустворчатых дверей большого зала. А на полпути к ним виднелась приоткрытая дверь библиотеки, откуда на холодный каменный пол падал теплый луч света.

Иан не сводил глаз с этой приоткрытой двери. Там, в библиотеке, его ждала Пенелопа. С трудом сглотнув, он подошел ближе и снова остановился. Дверь за его спиной вела в соляр. Он оглянулся на древнее железное кольцо, так не похожее на отполированную медную ручку на двери библиотеки.

Протянув руку, он взялся за железное кольцо, услышал скрип приоткрывшейся двери, вошел и закрыл дверь за собой.

В этом соляре любила бывать его мать, а теперь комната служила Иану кабинетом и мастерской, поскольку света здесь было предостаточно. Подойдя к широкому столу у окон, он зажег лампу и повесил ее на крюк. Лампа закачалась над столом, отбрасывая тени, и те затанцевали по витым древесным стружкам на его поверхности. Вторую лампу Иан поставил на стол, взял нож, брусок дерева — ароматной смолистой сосны — и принялся за работу. Чувствуя, как нож врезается в дерево, срезает с него длинную стружку, а дерево теплеет в его руках, издавая сухой резкий запах, Иан вскоре успокоился.

Он вырезал фигурку ангела в подарок Фионе и на время выбросил из головы и Пенелопу, и предложение, глядя, как ангел обретает форму, а стружка сыплется из-под пальцев.

— Уилбур… — хмыкнул он, отводя волосы со лба. И еще раз улыбнулся безликому, наполовину вырезанному ангелу. — Сбежала — это же очевидно.

Но почему?

Глава 21

Данкорри, за пятнадцать дней до Рождества

Коннор Фрейзер встретил тещу и тестя на пороге своего коттеджа, расплывшись в широкой улыбке.

— Отличный мальчишка! — объявил он, радостно обнял тещу, и она тут же убежала в дом, к дочери и новорожденному внуку.

Джок вошел следом и принялся разматывать свой плед.

— Ну и намаялись мы в этом снегу! Хорошо хоть, не зря притащились в такую даль. А до вас, как я погляжу, метель не добралась. Всего день пути от Крейглита, а земля едва присыпана снегом.

— Зато холодно, — пожаловался Коннор. — Ступайте поглядите на внука, а затем выпьем — надо же согреться, да и головенку новорожденному обмыть, — продолжал он. — Вот поедим все вместе, а утром я съезжу к своим старикам, расскажу им, что да как.

Джок похлопал зятя по плечу.

— Дело говоришь! Не только мы ждали от вас вестей. Кстати, ты не захватишь с собой письмо? Пусть кто-нибудь отвезет его через перевал в Гленлорн.

— Письмо? У вас есть знакомые в Гленлорне? — удивился Коннор, приподнимая брови.

— Ни души. Это для лэрда Иана, он нашел в снегу заблудившуюся девушку и привез к себе домой. А ее брат живет в Гленлорне.

Коннор разлил виски по двум кружкам. В нише в глубине комнаты, где стояла кровать, его жена Айла ворковала над младенцем, словно голубка, переговариваясь со своей матерью. Тем временем и Джок подошел полюбоваться малышом — взвесил крепыша на руках, похвалил за немалый вес, откинул одеяльце и пересчитал пальчики на руках и ногах, не слушая возражений женщин, уверяющих, что малыш непременно простудится. Наконец Мэй забрала у Джока ребенка, заново закутала и отправила мужа к Коннору.

— Так кто эта девчонка? Лэрд хочет оставить ее себе? — спросил Коннор.

Джок вздохнул.

— Сам я ее не видел, но говорят, красавица, каких мало. Сэнди Макгилливрей рассказывал, будто бы Иан загнал ее, как лань, и всю ночь не выпускал из рук. А потом на руках принес в Крейглит, закутанную в его плед и утирающую слезы его носовым платком.

— Значит, будет свадьба, — подытожил Коннор, отпивая виски.

— Или выкуп, — добавил Джок. — А может, он поймет, что она ему не годится, и вернет обратно.

— Если она красотка, как ты говоришь, я бы оставил ее себе, — шепнул Коннор украдкой, чтобы не услышала жена.

— Я бы тоже, — подмигнул ему Джок и подставил кружку, чтобы Коннор подлил ему виски.

— А как пойдут детишки, считай, дело сделано: девчонка станет покладистой и довольной, как хорошая корова.

— Да, так уж водится у нас в Шотландии, — согласился Джок. — А обычаи — дело хорошее, если взять, к примеру, женщин и скот.

— Верно, если бы не обычаи, мужчине бы нипочем не разобраться ни в тех ни в других, — поддержал его Коннор. Жена Джока, помешивающая рагу, которое булькало на огне, смерила обоих недовольным взглядом, потому что так полагалось по обычаю, а обычай гласил, что мужчин надо держать в строгости.

Глава 22

Лох-Рейн, за четырнадцать дней до Рождества

В доме родителей Коннора Фрейзера царило веселье. Хоть гордый отец и не привез с собой долгожданного младенца, чтобы показать своим родным, им хватило и добрых вестей.

— А большой он? — допытывался отец. Коннор разводил руки на добрых два фута в стороны, и отец одобрительно кивал.

— А тяжелый — на руках не удержишь! — похвалялся Коннор. — Славный будет парень, когда вырастет.

— Совсем как его отец, — сияла мать Коннора. — Сосет-то хорошо, кричит громко?

Тетка Коннора закивала, присоединяясь к вопросам.

— Орет громче волынок на деревенской площади в ясный день, а уплетает за обе щеки, как голодный мат-рос, — не поскупился на сравнения Коннор. Его двоюродный брат, парнишка лет шестнадцати, явно заскучал.

Коннор вынул из кармана письмо и толкнул парнишку локтем в бок.

— А у меня есть для тебя работенка, Фарлан.

— Что это? — спросила мать Коннора, выхватывая у него письмо.

— Доставить его надо. Лучше бы, конечно, до самого Гленлорна, но можно и поближе, в Корнфорт, а там уж найдется кто-нибудь, кто отнесет… — Коннор знал, что у кузнеца из Корнфорта хорошенькая дочка, и действительно, Фарлан сразу встрепенулся.

— Ладно, отнесу, — согласился Фарлан.

— А у тебя что, знакомцы объявились в Гленлорне? — спросила тетушка и подбоченилась. Забрав у матери Коннора письмо, она прочла адрес: — Алек Макнаб? Это не главу клана зовут Алеком? Откуда ты знаешь главу клана Макнабов, Коннор?

— Куда уж мне! Я, видишь ли, обещался отнести письмо Джоку Макинтошу, а того просил Сэнди Макгилливрей. Одной девчонке в Крейглите надо передать весточку своей родне в Гленлорн.

— Девчонке? — заинтересовалась мать, и все подступили ближе, даже Фарлан. — Она хорошенькая?

— Джок говорит, что во всей Шотландии не сыщешь красивей, — сообщил Коннор. — Сам лэрд Крейглита нашел ее, пока бродил по холмам, охотился на оленей к Рождеству. А нашел ее, да возьми и влюбись по уши! Завернул в свой плед, заткнул рот своим платком и повез к себе в замок.

Родные Коннора слушали его разинув рты.

— Что, правда? — спросила тетка.

— За что купил, за то и продаю, — заверил Коннор.

— А может, она «кайах» — зимняя ведьма! — оживился Фарлан. — Говорят же, снегу в Крейглите навалило, а здесь его почти нет.

Женщины заахали.

— Ты что, «кайах» старуха!

— Так она же ведьма, в кого хочет, в того и обратится, — возразил Фарлан, потирая подбородок, щетина на котором еще не росла.

Закатив глаза, Коннор поспешил развеять подозрения смехом.

— Видно, малый, ты наслушался рассказов шаннахи![3] К чему ведьме трудиться, рисовать буквы? Куда захотела, туда и полетела или чары наслала. Джок говорит, обычная она девчонка, хоть и пропащая.

Все разочарованно притихли.

— Ты же сказал, она красотка? — не унимался — Фарлан.

— А то, — ответил Коннор.

— Такая, что глаз не отвести? А лэрд хочет оставить ее себе? Если нет, тогда я сходил бы в Крейглит, забрал ее.

Мать дернула Фарлана за ухо.

— Ишь чего выдумал! Ступай давай, отнеси письмо в Корнфорт, найди того, кто доставит его в Гленлорн, да смотри сегодня же возвращайся!

Красный как рак Фарлан поднялся, бурча:

— Ладно уж, но если по дороге я найду в снегу красотку, к ужину меня не ждите.

Он затолкал письмо в карман, набросил на плечи плед и вышел, хлопнув дверью.

Глава 23

Замок Крейглит, за тринадцать дней до Рождества

В библиотеке замка Крейглит приятно коротать дни, решила Алана. Шкафы здесь были заполнены превосходным собранием книг, судя по виду, не раз читанных. В доме, где выросла Алана, книг было немного, поэтому она привыкла перечитывать их по многу раз. А теперь она могла читать, сколько душе угодно, чем и занималась. Вот если бы в доме лорда Мерридью тоже была библиотека!

Когда Алане наконец надоело сидеть одной в своей спальне, она сама спустилась с лестницы, медленно переступая со ступеньки на ступеньку и опираясь на кочергу. При этом она чувствовала себя старой каргой, может, даже «кайах», зимней ведьмой, ковыляющей по холмам и долинам Шотландии на костлявых ногах. Одолев лестницу, Алана направилась в библиотеку в поисках компании или хотя бы книги.

И нашла Фиону и Элизабет, которые шили, сидя у огня.

Услышав шаги Аланы, обе вскочили и поспешно спрятали свое рукоделие за спину. Но когда Фиона увидела в дверях гостью, ее лицо осветилось радостью.

— Добрый день! А мы думали, это Шона. Мы — шьем обновки к Рождеству для ее новорожденного. Ну, и для других тоже. А вы умеете шить? То есть вам, конечно, не обязательно, а я в этом году припозднилась. Я готовлю подарок для Иана, — объяснила Фиона и посмотрела в сторону двери. — Это Иан принес вас вниз?

Алана заулыбалась, слушая ее щебет.

— Нет, я сама пришла. Мне уже гораздо лучше. — Отставив в сторону импровизированную трость, она присела на кушетку.

Элизабет сделала книксен.

— Добрый день, миледи.

Алана улыбнулась ей.

— Если вы будете звать меня Аланой, можно мне звать вас Элизабет?

Девушка засмеялась.

— Да, конечно… то есть само собой!

— Элизабет хочет учиться гэльскому, — объяснила Фиона. — Вот я и пытаюсь ее учить.

— Фалте[4], — с трудом выговорила Элизабет.

— Тапалейх[5], — отозвалась Алана. — А зачем вы хотите учить гэльский?

Элизабет вздохнула.

— Мама говорит, что выдать меня замуж будет очень трудно — ведь я дурнушка, толстушка, да еще и глуповата. Вот я и подумала: если не выйду замуж, приеду сюда, в Крейглит, и буду жить здесь, шить для всего клана и учиться волшебству у Энни.

— А по-моему, вы очень хорошенькая, — возразила Алана. — Моя мама тоже все время боится, что никто не возьмет замуж мою сестру Сорчу. У Сорчи весь нос в веснушках, ее кудряшки никакие гребни не берут, она любит носиться по холмам босиком, подоткнув юбки, вместо того чтобы наряжаться или корпеть над учебниками. Ни к шитью она не способна, ни к другим занятиям, которые мама считает обязательными для леди. Зато Сорча вырастет и станет красивее всех в семье!

— Откуда вы знаете? — удивилась Элизабет, накручивая на палец свой светлый локон и не сводя голубых глаз с Аланы.

— Она любит смеяться, она добра ко всем, и ее нисколько не заботит то, что думают о ней другие. Ей просто надо дорасти до своей красоты, ведь она уже есть в ней, внутри.

— О-о! — выдохнула Элизабет, радостно распахнув глаза. — Замечательно! Может, и у меня внутри есть красота и она только и ждет, чтобы наконец показаться.

— Как бабочка, — подсказала Фиона. — Когда-нибудь ты расправишь крылья, начнешь выезжать в свой первый лондонский сезон, выйдешь на середину бального зала и затмишь всех.

— И ты тоже, — кивнула Элизабет. — Может, мы даже сможем выезжать вместе.

Фиона покачала головой, не сводя глаз со своих стежков.

— Не знаю… — задумчиво ответила она. — Танцевать я не умею, мой английский — курам на смех. Так Пенелопа говорит, а тетя Марджори не понимает ни единого моего слова. Я умею шить, но сшить рубашечку для новорожденного — разве это достойное умение для леди?

Выслушав это, Алана почувствовала, как в ней нарастает возмущение.

— В таком случае начнем учиться. Учитель английского, которого приглашала моя мама, велел мне говорить, держа во рту камешки, но так, чтобы каждое слово слышалось отчетливо.

— И помогло? — спросила Фиона.

— Нисколько. Хотя с гэльским вполне может.

Девушки покатились со смеху.

— Скажите «добрый день», — предложила Алана Фионе.

— Добрый день! — с напевным гэльским акцентом повторила та.

— У тебя получилось «добридень», а не «добрый день», — указала Элизабет.

— Зато она произнесла эти слова так, словно по-настоящему рада меня видеть. Поэтому человек, к которому она обращается, заметит не выговор, а искреннее чувство и обрадуется.

По крайней мере, Алана надеялась, что это правда. Ее собственный выговор не удалось исправить ни камешками, ни многочасовыми упражнениями. Он присутствовал в ее речи, словно домотканая рубашка, надетая под шелковое бальное платье.

— А-а, понятно, — Элизабет просияла, переглянувшись с кузиной. — Звучит очаровательно, правда? Так и хочется подойти и прислушаться.

— А у мужчин так же? — спросила Фиона, озабоченно хмурясь.

Конечно, она беспокоилась за Иана. Алана вспомнила бархатистый голос Иана, его звучание — успокаивающее, ласковое, чувственное и насыщенное, как подогретый виски. Знакомое тепло распространялось по ее телу всякий раз, когда Иан был рядом или когда она просто думала о нем. Вот и сейчас Алана ощутила эта тепло, хоть Иана и не было поблизости.

— Конечно, — заверила она Фиону.

— Вы умеете ладить с людьми, Алана. Наверное, маркиз очень любит вас. Это брак по любви? — спросила Элизабет. — Извините, если спрашивать об этом невежливо.

По телу Аланы пробежали мурашки.

— Я… — она сглотнула. — Я охотно принимаю ваш… то есть его предложение, — она произнесла эти слова так, как заучила их, повторяя вновь и вновь до тех пор, пока не привыкла выговаривать чисто, без подступающих к горлу слез и паники, которая грозила задушить ее. Подняв голову, она встретилась взглядом с Фионой, прочла в ее глазах вопрос и вымученно улыбнулась. — Можно я помогу вам с шитьем?

Фиона показала ей льняную рубашку, которую — шила.

— Конечно! Дети так быстро вырастают из одежды или снашивают ее. К тому времени, как их обноски достаются самому младшему в семье, они превращаются в лохмотья. Мама всегда шила новые вещи для самых маленьких и раздаривала их на Рождество, чтобы и малыши могли порадоваться собственным обновкам.

Алана улыбнулась этим добрым словам.

— Мудрое решение! В детстве мне часто приходилось надевать обноски старшей сестры, а я этого терпеть не могла.

Она росла в тени Меган — средний ребенок в семье, всеми позабытый, вечно второй в очереди за нарядами, вниманием и любовью. Но теперь, выйдя за Мерридью, она окажется по положению выше сестры, которая стала всего-навсего графиней. Наконец-то она, Алана, будет первой. Хотя Мерридью все равно что обносок — ведь сначала он хотел жениться на Меган. Даже когда речь идет о замужестве, ее, Алану, считают менее достойной, чем старшую сестру…

На миг она закрыла глаза. Как ей хотелось хоть чего-нибудь — или кого-нибудь, — принадлежащего только ей, того, кому нужна лишь она, кто считает ее совершенством, а не отводит ей второе место…

Проглотив эту горькую мысль, Алана заставила себя задуматься о чем-нибудь приятном. Скоро Рождество. Окажись она сейчас в Гленлорне, то помогала бы Мойре и сестрам готовить праздничные сюрпризы для местных жителей и друг для друга. Но поскольку она не дома, она поможет готовиться к празднику чужим людям… нет, новым друзьям. Алана улыбнулась, Фиона вручила ей крошечную рубашку, Алана осмотрела уже сделанные на ней аккуратные стежки. Рубашка была сшита из мягкого полотна, выстиранного с лавандой и вереском и пахнущего сладко и приятно. Алана вдела в иголку голубую нитку вместо белой и начала вышивать мелкие цветочки вокруг горловины.

— Боже мой! — воскликнула Фиона. — Какая прелесть! А я думала, вы не умеете…

— Учителя приходили в отчаяние от моих рисунков, я не умею ни играть на пианино, ни петь. Сорча поет как ангел, Меган знает много интересных историй. А вот шить они не умеют. Это мой талант, — гордо объявила Алана.

— А я хорошо вяжу на спицах, — подхватила Элизабет. — Но мама говорит, что это умение подходит крестьянкам да старухам. Тонкая работа не по мне, у меня руки-крюки.

— Может, свяжешь одеяло или два? — спросила Фиона. — В корзинке есть красная шерсть.

— Такая нарядная! — воодушевилась Элизабет и взялась за спицы. — Маму с Пенелопой хватит удар, если они узнают, что я вязала для простолюдинов.

— Но это же просто благотворительность и доброе дело, такой подарок наверняка оценят по достоинству. Кто станет запрещать это? — удивилась Алана.

— О, мама занимается благотворительностью — отдает распоряжения слугам в Вудфорде, а те разносят корзины с едой беднякам.

Фиона переглянулась с Аланой.

— Здесь, в Шотландии, мы сами готовим и раздаем подарки. Я помогаю Энни и Шона варить джемы и печь рождественские кексы, а за несколько дней до Рождества мы с Ианом объезжаем всю округу, развозим подарки и приглашаем членов клана отпраздновать с нами Сочельник. Мы следим за тем, чтобы никто в окрестностях не нуждался в том, что можем обеспечить мы.

— В Гленлорне тоже есть такой обычай, — подтвердила Алана. — Мы с сестрами собираем подарки, а потом проходим по деревне и раздаем их.

— Можно мне помочь вам в этом году? — спросила Элизабет. — Мне бы очень хотелось.

— Конечно! Чем больше помощников, тем легче работа. Мы готовим подарки и радуемся, и тогда все праздники проходят весело.

— Здесь люди относятся друг к другу совсем не так, как в Англии, да? — спросила Элизабет. — Я вот о чем: вы обращаетесь к слугам так, как будто они вам родные.

— Так и есть, мы одна семья, — подтвердила Фиона. — Все они входят в клан Макгилливреев, как мы с Ианом. Энни заботится обо мне с тех пор, как умерла моя мама. И об Иане тоже.

Элизабет воодушевленно подалась вперед.

— А она правда знает толк в магии?

Фиона посерьезнела.

— Да. Она увидела в огне корону и кольцо незадолго до того, как Иан узнал, что унаследовал титул Пембруков. А еще предсказала появление Аланы.

Алана вскинула голову.

— А она может предсказать мне будущее, увидеть, что будет со мной? — спросила Элизабет.

— Это бывает не так, — объяснила Фиона. — Она видит то, что видит. Только о плохом она не предупреждает и не пытается помешать плохим событиям, если не уверена, что это ей под силу.

— А у нас в Гленлорне есть Мойра Макнаб. Она и целительница, и кухарка, она тоже умеет различать видения в огне или в небе, а иногда у себя в голове. Мы давно привыкли верить ей, мы любим ее так же, как в клане Макгилливреев любят Энни.

Дверь открылась. Девушки засуетились, пряча недошитые подарки под подушки и в складки юбок, но оказалось, что это всего лишь Сэнди принес еще корзину торфа. С серьезным видом он сгрузил свою ношу у камина.

— Сегодня утром Шона родила, — объявил он. — Мальчишку, как и предсказала Энни, да такого крепкого и сильного! И легкие у него как у волынщика.

— Как чудесно! — воскликнула Алана, а Фиона порывисто поднялась и поцеловала старого егеря в морщинистую щеку.

Сэнди вздохнул.

— Чудесно, говорите? Да теперь в коттедже не будет ни минуты покоя! А как же иначе, если мелюзга верещит дни и ночи напролет? А мужчине нужен сон.

Фиона улыбнулась.

— Можете спать здесь, в замке, Сэнди. Места хватит всем.

Он удивленно повернулся к ней.

— Это как же так? И оставить свою семью?

— Сегодня днем мы сходим проведать Шона, — пообещала Фиона. — И принесем сластей детям. Вот они и угомонятся на время.

Сэнди довольно закивал.

— То-то они обрадуются гостям! Шона гордится своей ребятней и любит их всех без памяти. И Логан тоже.

— Неудивительно, что вам не хочется уходить от родных, — сказала Алана, и Сэнди ответил ей благодарным взглядом.

— Новорожденный — мой четвертый внук. Вот подрастет, и я научу его охотиться, лишь бы Господь дал мне пожить на этом свете еще хотя бы несколько лет.

Сэнди пожелал всем хорошего дня и ушел, а девушки снова принялись рукодельничать.

— Кто же теперь будет готовить еду? — спросила Элизабет.

— Крошка Дженет, конечно, а мы с Энни ей поможем, — объяснила Фиона. — Но я знаю Шона: она и двух дней дома не просидит и вернется на кухню — печь пироги к Рождеству и так далее, а малыша принесет с собой в корзине, и тот будет нежиться у очага, как молочный поросенок.

— Ты будешь помогать на кухне? — переспросила Элизабет кузину. — Мама была бы в ужасе!

— Значит, мы ей ничего не скажем, — решила Фиона и повернулась к Алане. — Неужели в Англии все настолько по-другому и люди живут каждый сам по себе?

— Да, мне так рассказывали.

— Но вы же будете маркизой. Значит, сможете сделать все по-своему, — предположила Фиона.

— Я буду подчиняться мужу. — Эту мысль ей тоже постарались как следует внушить. В Англии жена, будь она даже маркизой, послушна и нетребовательна. Она во всем соглашается с мужем, не возражая и не споря. Алана заранее знала, что взорвется, если ей не позволят даже высказать свое мнение, не то что принимать решения. Неужели муж будет выбирать ей одежду, подруг и книги?

— Интересно, сколько раз в день маркизам полагается переодеваться. Мама говорит, графине — не меньше четырех раз, — сообщила Элизабет. — И даже больше — в те дни, когда она занята.

— Чем же занимаются графини или маркизы целыми днями, если за них все делают слуги? — спросила Фиона.

Девушки вопросительно уставились на Алану, а у той пересохло во рту.

— Мне объяснили, что каждое утро я должна обсудить со своей экономкой распорядок дня, сообщить ей, чем будет заниматься мой… муж, одобрить меню обеда и ужина. Конечно, кухарке уже известно, что предпочитает его светлость, поэтому вносить в ее меню поправки почти не потребуется. Утром я буду писать письма или читать. Затем обедать, потом — гулять в парке, пешком или верхом, в сопровождении грума, если я за городом, или же в экипаже, если я в Лондоне. Затем предстоит наносить визиты или ждать визитеров. Перед ужином — отдохнуть, а потом переодеваться к вечеру — к балу, приему или посещению театра, после чего спать, а на следующий день все начать сначала. — Даже сейчас, перечисляя события предстоящей ей жизни, она понимала, что не выдержит ее. Как только будет зачат наследник Мерридью, ее отправят в загородное поместье, ждать родов. И все то же самое будет повторяться из года в год.

— Наверное, приемы — это весело, — задумчиво произнесла Элизабет. — Пенелопа начала выезжать в свет в прошлом году. Каждую ночь она танцевала допоздна, а потом полдня спала. Но мой двоюродный дедушка заболел, и нас позвали домой. Пенелопа прямо взбесилась из-за того, что светский сезон пришлось прервать. А к началу следующего сезона она уже будет замужем, так что больше балов ей не видать.

— Неужели ей не хочется выйти за моего брата? — спросила Фиона и поджала губы. — Никого лучше — Иана она все равно не найдет, сколько бы ни кокетничала.

Элизабет сосредоточенно вывязывала петли.

— Может, и не найдет. Но будь у нее большое приданое или хоть какое-нибудь, она могла бы выбрать кого угодно — графа, маркиза, даже герцога.

Алана не сводила глаз с шитья.

— А как же любовь? — спросила Фиона. — Ей не хочется влюбиться?

Элизабет хихикнула.

— Мама говорит, любовь не имеет никакого отношения к браку. Брак — это положение, власть, защита и уверенность, особенно для женщины.

— Здесь, в Шотландии, все по-другому, — заметила Фиона и повернулась к Алане. — А вы любите своего маркиза, Алана? Вы об этом не говорили. — Она вспомнила, что этот вопрос уже задавала.

Язык Аланы словно прилип к небу, знакомый ком ужаса разросся в груди.

— Я… — Она задумалась. — Я знаю, что он истинный джентльмен, которым восхищаются в Англии, и потому я надеюсь…

Фиона изумленно приоткрыла рот.

— Так вы его не любите?

— Нет, — неопределенно ответила Алана. — То есть, конечно, полюблю. — Она уколола палец иголкой, поморщилась и высосала кровь из ранки. По крайней мере, она попытается полюбить его. Но он ее не любит, в этом она уверена. Она всего лишь удобная замена ее сестры. Неужели он любил Меган?

— Моя мама любила моего отца. И он любил ее так сильно, что ради нее взял фамилию Макгилливрей, чтобы ее отец разрешил на ней жениться, и даже пообещал всегда жить в Шотландии и дать своим детям ту же фамилию. Хотела бы я, чтобы и меня так любили, — размышляла вслух Фиона.

Алана подавила вздох. И она хотела бы, да еще как! Страстное желание охватило ее, заставило поджать пальцы ног. Перед мысленным взглядом всплыло лицо Иана Макгилливрея, стоящего у огня и прикрытого одним только плащом Аланы. Она неловко поерзала на месте и поморщилась от боли в колене.

— Вам больно? — сразу же насторожилась Фиона. — Привести Энни? Или Иана?

— Нет. — Алана отложила рукоделие и поднялась, смело улыбнувшись девушкам. — Просто я устала. Пожалуй, пойду немного отдохну.

Иан нахмурился, глядя на резную фигурку в своих руках. Ангел получился красивым, линии его тела и одежды — изящными и простыми. Крылья изгибались над его головой.

А вот лицо не получилось. Нет, его выражение было по-настоящему ангельским, милым и неземным, но это было лицо Аланы — такой она предстала Иану, когда он нашел ее замерзшую в снегу. Но Иан не собирался изображать ее, когда задумал своего ангела. И теперь изумленно смотрел на черты лица, возникшие благодаря точным движениям его ножа.

Если он подарит этого ангела Фионе на Рождество, каверзных вопросов не избежать. Почему из-под его ножа появилось не лицо Пенелопы, не милые черты Фионы и даже не облик его матери? Сходство было поразительным, оно не вызывало сомнений: этот ангел — Алана. Иан завернул фигурку в чистую ткань и положил в ящик стола. Потом взял еще брусок дерева и начал все заново.

Опираясь на кочергу, Алана медленно прошла по библиотеке, мягко отвергая предложения девушек помочь ей. Движение поможет ей исцелиться, вскоре она снова окрепнет. Ей надо вернуться в Дандрум, исполнить обещание и приготовиться к отъезду в Кент, в свой новый дом. Оставаться здесь, в Крейглите, ей просто нельзя.

Она открыла дверь, обернулась к Элизабет и Фионе, улыбнулась и вышла. Прислонившись спиной к прикрытой двери, она постояла некоторое время, переводя дыхание.

Дверь по другую сторону холла открылась, и показался Иан. Мгновение они стояли неподвижно, глядя друг на друга. Заметив кочергу, он нахмурился. Алана увидела, что в его волосах запутались древесные стружки, и учуяла аромат сосновой смолы. От Иана пахло Рождеством, и она слабо улыбнулась.

— Надеюсь, эта кочерга — не оружие, — пошутил он.

Она гордо выпрямилась.

— Да будет вам известно, никакая это не кочерга. Это моя трость, и я прекрасно с ней управляюсь. А нога почти зажила. К сочельнику я буду готова вовсю отплясывать шотландский рил.

Он задумчиво потер подбородок.

— Если вам нужна трость, у меня найдется кое-что получше, — сказал он, снова открыл дверь, из которой вышел, подал руку Алане и повел за собой.

Ее взглядам предстал старый стол, заваленный стружками и опилками. На скамье стояла незаконченная фигурка ангела, и Алана, хромая, направилась к ней, чтобы рассмотреть. Из бруска дерева резчик успел высвободить лишь одно крыло, грубо наметить руку и одежду. Линии поражали плавностью и изяществом, формы притягивали взгляд. К работе над лицом резчик пока не приступал.

— Это ваша работа? — удивленно спросила Алана.

Иан подошел к ней, глядя на фигурку в ее руках.

— Это рождественский подарок для Фионы. Я каждый год дарю ей что-нибудь, не обязательно ангелов: когда она была ребенком, я вырезал для нее кукол и зверей.

— Какое чудо… — прошептала Алана, проводя кончиками пальцев по теплому дереву.

— Как вы знаете, Фиона не могла бегать и играть с другими детьми. Вот я и вырезал ей друзей из дерева, товарищей по играм, помогающих коротать время.

Алана внимательно посмотрела на Иана, но его взгляд был устремлен на ангела, на лице отразилась нежность.

— Ей несказанно повезло, — заключила Алана.

— Вы думаете? Приживется ли она в Англии? Она уже слишком взрослая, чтобы довольствоваться игрушками.

— Она беспокоится за вас по тем же причинам, — призналась Алана. Их взгляды встретились.

— А вы? Вы беспокоитесь за себя?

Она поставила ангела на прежнее место.

— У вас есть Фиона, а у нее — вы, — напомнила она. — А я как-нибудь справлюсь.

Иан прислонился к столу и скрестил руки на груди. Алана заметила на его волосах опилки, и ее пальцы невольно сжались от нестерпимого желания смахнуть их.

— Миледи маркиза, вы произнесли эти слова — «я как-нибудь справлюсь» — на безупречном английском. Я ничуть в этом не сомневаюсь. Ведь у вас будет ваш маркиз. — На его лице проступила тень восхищения, словно он считал Алану невероятно смелой, решительной и готовой встретить неизвестное будущее. Она старалась не только выглядеть, но и чувствовать себя смелой, но внезапно ее рот наполнился горечью — от страха сожаления. И она перевела разговор.

— В детстве я любила получать в подарок на Рождество книги. Мама вечно боялась, что от чтения у меня разовьется косоглазие.

— И совершенно напрасно, — заверил он, вглядываясь в ее глаза.

Она опустила ресницы.

— Рождество в этом году будет совсем другим, — пробормотала она. — И все последующие тоже.

— Да, верно, — рассудительным тоном подтвердил он.

— Но в следующем году ему совсем не обязательно быть другим. Вы ведь можете ввести шотландские обычаи в своем новом доме. И никто не осмелится перечить вам, милорд.

Он слегка нахмурился, глядя на нее.

— Вы правда считаете, что это будет настолько легко? А ваш муж, маркиз, позволит вам что-нибудь изменить?

Она понятия не имела.

— Я… не знаю. Но Пенелопа наверняка…

Он шагнул ближе и взял ее за руку.

— Вы боитесь, Алана?

Она вгляделась в его лицо, гадая, что он имеет в виду — брак? Англию? Роль хозяйки в доме мужа? Да, и то, и другое, и третье. Она судорожно сглотнула и кивнула.

— А вы?

— Ужасно, — признался он. Она пожала его пальцы. Его рука была теплой, надежной.

— Мне бы так хотелось… — начала она и осеклась. Чего бы ей хотелось? Выйти не за маркиза, а за Иана? Это невозможно. Долгие часы она грезила о своем будущем, мечтала о доме, любви, о таком муже, как Иан… но вместо всего этого ее ждал Мерридью.

Иан отвел волосы со лба Аланы, нежно касаясь пальцами ее кожи. На ее щеке его пальцы помедлили.

— Вы прекрасны, Алана.

Она прочла в его глазах восхищение и нечто большее — возможно, желание, мечту, подобную ее собственной, чтобы все сложилось иначе, чтобы в будущем их ждало хоть что-то светлое, обнадеживающее и яркое, а не пугающее.

Глядя на губы Иана, Алана задумалась о том, каким мог быть его поцелуй. Можно ли выяснить это прямо сейчас? Только чтобы узнать, что значит целоваться с мужчиной, которым восхищаешься, к которому тебя тянет? Прежде чем для нее окажутся под запретом любые поцелуи, кроме как с лордом Мерридью?

Колебаться и медлить она не стала. Бросившись к нему, она прижалась к его губам. Опыт поцелуев у Аланы был небогатым. Точнее, отсутствовал вообще. Иан издал изумленный возглас, едва их губы соприкоснулись, и схватил ее за плечи. А потом его губы стали мягче, он обнял Алану и ответил на поцелуй. Осознание этого пронзило ее тело, заставило ее затрепетать. Неужели именно это и происходит всегда между мужчиной и женщиной? И прикосновения Мерридью взбудоражат ее точно так же?

Одного поцелуя ей было мало, она издала грудной возглас, жалобный и требовательный, и Иан подчинился. Прижав большой палец к ее подбородку, он побудил ее приоткрыть рот. Его язык коснулся изнутри ее нижней губы, и Алана невольно ахнула от удовольствия. Он впился в ее губы, просунул язык глубже, застав ее врасплох. Значит, вот что такое поцелуи! Это ей по душе. Даже очень. Алана обвила обеими руками шею — Иана, запустила пальцы в шелковистые волосы, коснулась языком его языка, придвигаясь ближе. Потом привстала на цыпочки, вжалась грудью в его твердую мускулистую грудь, и его руки обхватили ее. Чтобы стать еще ближе, она выдвинула вперед бедра, и тут вдруг он отстранился.

— Мы должны остановиться, — задыхаясь, выговорил он.

Алана заглянула в его глаза: еще недавно серые, теперь они казались почти черными. Он тяжело дышал, она чувствовала, как колотится сердце в его груди. Наклонив голову, он прижался лбом к ее лбу, закрыл глаза и дрожащими руками пригладил ее волосы. Она попыталась снова поцеловать его, коснуться губ, но он схватил ее за руки, разжал их и отступил.

— Господи, Алана… — Он обошел вокруг стола и остановился с противоположной стороны. — Я привел вас сюда не за этим, но черт меня побери, если я помню, зачем мы вообще сюда пришли!

Алана сжала руки.

— Прошу прощения, — произнесла она. — Это я поцеловала вас. Я не хотела…

Но на самом деле она ни о чем не жалела. Пока не вспомнила, что он обручен — или почти обручен — с Пенелопой, а она принадлежит Мерридью. Краска стыда залила ее лицо. Он, должно быть, гадает, насколько распутное, порочное и опасное создание привез к себе в дом. Повернувшись, Алана направилась к двери.

— Постойте! — Он остановил ее, не дав открыть дверь. — Трость! Вот что я хотел найти. Я вырезал ее для старого Юэна Макгилливрея, но не успел закончить вовремя. Это в его коттедже мы переночевали в метель.

Алана покраснела еще сильнее. Ее сердце колотилось в груди, губы словно горели, на языке ощущался привкус губ Иана. Она наблюдала, как невозмутимо Иан ищет трость на полках. Наконец он нашел ее и с улыбкой протянул Алане. Их пальцы случайно соприкоснулись, и Алана остро ощутила их тепло и собственный прилив желания. И услышала резкий вдох — Иана. Значит, не настолько уж он невозмутим.

— Спасибо. — Алана сжала пальцы на трости и принялась внимательно разглядывать ее, но почти не понимала, что делает, и помнила лишь о том, что Иан стоит прямо перед ней — настолько близко, что можно снова поцеловать его. Однако она не двигалась с места, как и он, и ждала. Может, на этот раз он поцелует ее? Ей захотелось облизнуть губы.

— Вам помочь подняться по лестнице? — наконец спросил он ровным и спокойным тоном, и Алане представилось, как он понесет ее на руках теперь, после поцелуя.

— Нет, — поспешно отказалась она. — Я справлюсь сама. Спасибо вам за трость.

Повернувшись, она сбежала, выскользнула за дверь, пересекла холл и заторопилась вверх по ступенькам так быстро, как только позволяло колено, боясь скорее того, что он не последует за ней, чем того, что он ее догонит.

Добравшись наконец до своей комнаты, она плотно закрыла дверь. Но и здесь ее повсюду окружали следы присутствия Иана, его вещи, его запах. Дыхание застряло у нее в горле, спазм желания пронзил все тело. Алана прижала пальцы к губам.

Она поцеловала его, и он ответил на поцелуй.

Теперь она знала, что значит целоваться с мужчиной, которым восхищаешься.

Но лучше от этого не стало. Стало только хуже.

Глава 24

Прислонившись к верстаку, Иан смотрел на дверь, которая закрылась за Аланой. Он поцеловал ее.

Напрасно он это сделал. Она принадлежит другому, у него нет на нее никаких прав. Вообще-то это она его поцеловала. Иан усмехнулся, вспомнив свое удивление, когда их губы соприкоснулись. Поцелуй был таким неумелым, явно первым.

Он облизнул губы, еще хранящие ее вкус. И принялся вышагивать по комнате, прямой как палка, желая лишь одного: броситься за ней, ворваться в ее… то есть в свою, комнату и повторить поцелуй. И на этот раз не останавливаться.

Дверь открылась, и он живо вскинул голову, с бьющимся сердцем надеясь увидеть Алану.

Но вошла не она, а Пенелопа. Остановившись у порога, она огляделась. Явись она пятью минутами раньше, то застала бы Алану в его объятиях. Иан с трудом сглотнул, пригладил волосы и стряхнул с них опилки, пытаясь понять, видела ли Пенелопа выходящую из мастерской Алану.

Пенелопа состроила недовольную гримасу и попятилась.

— Вы сплошь покрыты пылью! Чем это вы занимались? Бедняжка! Ничего, в Вудфорде вам не придется убирать конюшни, резать дерево и спасать заблудившихся крестьян.

Иан вскинул руку, чтобы она перестала внушать ему, что вскоре он станет никчемным бездельником.

— Да-да, вы говорили, что для этого и существуют слуги. Но мне нравится не только самому ухаживать за лошадьми, но и вырезать подарки к Рождеству для моей сестры. Этого за меня не сделает никакой слуга. И Алана… то есть леди Алана — не заблудившаяся крестьянка.

Ее глаза вспыхнули.

— Подарки? А мне вы тоже что-нибудь готовите?

Он вздрогнул: о подарке для Пенелопы он даже не подумал.

— Конечно.

Кокетливо улыбаясь и строя глазки, она поспешила подойти к нему, коснулась его руки, подалась ближе.

— Можно узнать, что именно? А посмотреть? Обещаю, я буду делать вид, что ничего не знала.

Ему стоило немалых трудов не вздрогнуть, не отпрянуть, а улыбнуться, хоть ему было не до улыбок. Надо бы коснуться ее, накрыть ладонью ее руку, поцеловать ее, а он никак не мог себя заставить.

— Так рождественские подарки не делают, — невнятно пробормотал он. — Лучше не портить сюрприз.

— О, я прекрасно умею изображать удивление! — заверила она, подступая все ближе и невинно хлопая ресницами. Ее глаза были голубыми, как озеро в середине лета, от приторно-сладкого запаха ее духов кружилась голова. Уставившись на Пенелопу, Иан, к своему ужасу, увидел, что она прикрыла глаза, привстала на цыпочки и выпятила губы.

Он отпрянул.

Поцеловать ее сейчас он просто не мог. Только не после поцелуя с Аланой. Пенелопа чуть не упала ничком, когда он отстранился, схватилась за край стола, чтобы удержать равновесие, и воззрилась на Иана так, словно не могла поверить своим глазам. Схватив незаконченную резную фигурку, которой Алана восхищалась несколько минут назад, Иан протянул ее Пенелопе.

— Вот что я готовлю в подарок Фионе. Вам нравится?

Ее губы по-прежнему были выпячены — точнее, капризно надулись, а глаза потемнели и теперь напоминали озерную гладь перед грозой. Она равнодушно взглянула на фигурку, но даже не попыталась прикоснуться к ней.

— Это? Ну что ж… Надеюсь, мне вы приготовите что-нибудь поинтереснее. В Вудфорде у меня целая коллекция редких фарфоровых собачек. А дерево — оно такое… — Она пренебрежительно умолкла.

— Так что же вы хотите в подарок на Рождество? — спросил он и сразу пожалел, что не придержал язык.

Приложив пальчик к подбородку, Пенелопа возвела глаза к потолочным балкам.

— Даже не знаю… Драгоценности Пембруков я унаследую, когда… то есть если мы поженимся. А у Макгилливреев есть драгоценности?

Иан хранил обручальное кольцо матери и кольцо, подаренное ей мужем в честь помолвки, — дымчатый топаз в золотой оправе, очень простой, в шотландском стиле. Он попытался представить себе, как наденет это кольцо на палец Пенелопы.

— Нет, — наконец ответил он. — Никаких драгоценностей. Однажды на Рождество отец хотел купить для мамы ожерелье и повез ее в Эдинбург, а она предпочла накупить книг для библиотеки. После этого он дарил ей на каждое Рождество книги, потому что она искренне радовалась таким подаркам. — Ему вдруг вспомнилось, как Алана сказала, что книги всегда были для нее лучшим подарком на Рождество.

Пенелопа попятилась с таким видом, словно боялась заразиться фамильным сумасшествием Иана.

— Как странно… — выговорила она. — Книги хороши разве что для Фионы, ведь она ни ходить не может толком, ни танцевать и нет никакой надежды на…

Иан нахмурился, и Пенелопе хватило ума умолкнуть. Она покраснела.

— Фиона, конечно, очень милая, но эта хромота…

Алана назвала его сестру смелой и очаровательной, она видела в ней не только изъяны. А Пенелопа и не старалась ничего разглядеть. Гнев вспыхнул в груди — Иана, угрожая вырваться наружу. Сдерживая себя, Иан направился к двери и открыл ее.

— Прошу меня простить, но я сейчас занят, — твердо сказал он и умолк, ожидая, когда Пенелопа уйдет.

Она медлила.

— Ах да! Я же пришла спросить, чего бы вы хотели на Рождество. До сочельника осталось всего две недели.

Чего бы он хотел? Найти выход. Иан прикрыл глаза.

— Мне ничего не нужно.

Покачивая бедрами и обольстительно улыбаясь, она направилась к нему. За бахрому ее шали зацепилась длинная, завитая спиралью стружка.

— И все-таки, чего бы вы хотели? — спросила она, томно понизив голос.

Иан сглотнул. Вот он, тот самый момент — ему достаточно только сказать: «Вас. Хочу, чтобы вы вышли за меня замуж и стали моей графиней». Он глубоко вздохнул, покрепче вцепился в дверную ручку и облизнул губы, приготовившись заговорить.

И ощутил вкус поцелуя Аланы. Он провел ладонью по своим волосам. От руки запахло ее вересковым мылом. Приоткрытый было рот закрылся. Пенелопа выжидательно склонила голову набок, подняла брови и заморгала, всем видом давая ему разрешение высказаться.

Но он просто не мог.

— Мне пора, — бросил он и вышел, оставив Пенелопу стоять столбом и смотреть ему вслед изумленными глазами. Иан шел не останавливаясь, пока не очутился в конюшне, среди молчаливых, ничего не требующих от него лошадей.

Пенелопа уставилась в пустой дверной проем. Какой дьявол в него вселился?

— Книги вместо драгоценностей? — произнесла она в пустой комнате. — Вздор!

Иан должен понять: ей непросто угодить. Книгами женщине голову не вскружить. С ее точки зрения, книга не идет ни в какое сравнение с блеском бриллиантов или сапфиров. Книга не поможет войти в гостиную и приковать к себе завистливые взгляды всех присутствующих до единого. Впрочем, если Иан подарит ей на Рождество книгу, она воспользуется ею как орудием, чтобы вбить в его голову хоть каплю здравого смысла.

Так что же все-таки он подарит ей на Рождество? Она ведь пообещала притвориться, будто не знала о подарке… Пенелопа оглядела мастерскую. От каменных стен веяло холодом, она поплотнее запахнула шаль. Кроме верстака с разложенными на нем ножами и пилками и стола с брусками дерева и ворохом стружек, искать здесь было негде. Заметив в столе выдвижной ящик, Пенелопа улыбнулась: ну конечно! Он спрятал свой подарок, чтобы сделать ей сюрприз. Но если взглянуть, что в этом плохого? Будет даже легче изобразить радость, если она заранее узнает, что ее ждет… Пенелопа выдвинула ящик и увидела что-то, завернутое в льняную ткань.

Затаив дыхание, она развернула сверток.

Глава 25

Энни проводила взглядом лэрда, молча прошагавшего через кухню в сторону двери и конюшни. Когда он скрылся, Энни и Крошка Дженет переглянулись.

— Лэрд спешит, — заметила Дженет.

— Угу, — ответила Энни и продолжала резать морковь. В конюшню Иан сбежал в ту ночь, когда умер его отец. Сам Иан в то время был еще совсем ребенком. Когда Энни нашла его свернувшимся клубком на ворохе сена, Иан старательно делал вид, что не плачет. После несчастного случая с Фионой он тоже искал убежища в конюшне. Подолгу стоя в тени, в обществе бессловесных пони и дойных коров, он о чем-то размышлял… или беспокоился. Но ни с Энни, ни с кем-нибудь другим своими мыслями он не делился — он всегда был немногословным и полагался только на себя. А думать приходилось о многом. Когда лэрд проходил мимо, Энни принюхалась. Вереск. А от англичанки пахнет лавандой.

Посмотрев в сторону двери, ведущей во двор, Энни улыбнулась.

— Чему ты усмехаешься, Энни? — спросила Крошка Дженет.

— Кошка, — пробормотала Энни. — И голубка.

— Во дворе кошка?

— Там, где Иан, я так думаю, — отозвалась Энни, постучала себя по лбу и снова улыбнулась.

Глава 26

Сидя в своей комнате, Алана смотрела на пустошь за окном. Мир по ту сторону стекла укрылся толстым пуховым одеялом, по его белому атласу вышивали узоры следов кролики, на белом фоне отчетливо выделялись черные голые ветви деревьев. Эти ветки, как костлявые пальцы, укоризненно указывали на небо и горы, ругая их за метели. Вершины далеких холмов словно подняли носы по ветру, оставаясь надменными, серыми и гордыми на фоне туч, как будто бросая им вызов, требуя новых снегопадов — а ну-ка, пусть попробуют засыпать их снегом доверху.

Из окна Алане были видны амбар и коровник, а еще — горстка коттеджей неподалеку от замка, на склоне холма.

Она пыталась читать, но слова на странице расплывались, и сквозь них проступало лицо Иана. Губы Аланы до сих пор горели от поцелуя. Он был замечательным, этот поцелуй, он наверняка запомнится ей навсегда. С этим поцелуем ей предстоит сравнивать все остальные… Алана поспешно отогнала от себя эту мысль. Ее рука, ее поцелуи и ее тело принадлежат маркизу Мерридью. Неужели прошло всего пять дней с тех пор, как она ушла из Дандрум? Ей казалось, что пролетела целая жизнь, а сама она очутилась в другом месте и в другом времени, где и в помине нет Мерридью.

Однако он существовал и по-прежнему ждал ее. Если бы в тот день Алана не вышла на прогулку и не попала в метель, сейчас она уже путешествовала бы по Англии вместе с новоиспеченным супругом, готовясь встретить Рождество с его почтенными родителями, герцогом и герцогиней Лайалл. Эти люди совершенно чужие для нее, как и она для них. У Аланы сжалось сердце. Рождество не для того придумано, чтобы проводить его среди чужих. Правда, с ней будет Мерридью… но перестанет ли он быть чужим после того, как их брак получит надлежащее завершение? Алану передернуло. Но она же обещала, напомнила она себе.

В дверь постучали так неожиданно, что она вздрогнула и мгновение смотрела в сторону двери, прежде чем разрешить гостю войти. А если это Иан? Вдруг он захочет снова поцеловать ее? Нет, она не согласится… так нельзя. Больше никогда.

— Войдите! — вмиг осипшим голосом откликнулась она, провела ладонью по волосам, заложила выбившуюся прядь за ухо и прикусила губу.

Пенелопа открыла дверь и, как обычно, перед тем как войти, обвела комнату подозрительным взглядом, словно надеясь заметить что-нибудь, что скрывает — Алана.

Например, что она целовалась с Ианом Макгилливреем. Алана почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Она и вправду виновата. Усилием воли она удержалась и не прижала ладонь к губам. Можно ли по виду женщины догадаться, что она с кем-то целовалась? Алана поднялась и сделала книксен, не обращая внимания на боль в колене.

— Добрый день, леди Пенелопа.

Пенелопа поморгала и прищурилась, глядя на нее.

— Я хотела узнать, нет ли вестей от ваших родных… или от лорда Мерридью.

Алана сглотнула.

— Пока нет.

— Вам, конечно, не терпится уехать отсюда, вернуться домой, выйти за него замуж. — Последнее слово она процедила сквозь зубы, как проклятие.

Неужели она узнала про поцелуй? Алана прижала к груди книгу, которую читала, и задумалась, стоит ли извиниться. Но что сказать — что это была ошибка? Только не для нее.

Пенелопа заметила книгу.

— Вы читаете, — произнесла она тоном упрека. — Наверное, любите книги.

— Очень! Это стихи Роберта Бернса. А вы его читали?

Выражение лица Пенелопы не изменилось, вопрос она пропустила мимо ушей. Помолчав, она скрестила руки на пышной груди.

— Скажите, если бы вам понадобилось выбрать рождественский подарок, что бы вы предпочли — драгоценности или книги?

Алана насторожилась: что это? Испытание? Пожалуй, став маркизой Мерридью, она могла бы получить в подарок и то и другое. И ей вовсе незачем выбирать.

— Думаю… — Она посмотрела на Пенелопу, оценила тонкую шерстяную ткань платья, голубую, под цвет глаз, и дорогую кашмирскую шаль, расшитую летними розами, и вдруг заметила тонкую витую стружку, зацепившуюся за бахрому шали, точно украшение или тайный знак. Внутри у Аланы все сжалось. Неужели Пенелопа побывала в соляре до или после нее? Может, Иан и с ней целовался?

— Так книги или драгоценности? — повторила Пенелопа.

— М-м… книги, — ответила Алана, испытав страстное желание очутиться в библиотеке Гленлорна, забраться с ногами в любимое кресло у огня и встречаться с приключениями лишь на страницах книг.

Лицо Пенелопы покраснело ярче любой розы, она опустила руки. Алана уже думала, что кузина Иана готова ударить ее, но вместо этого Пенелопа подбоченилась холеными руками.

— А я бы выбрала драгоценности. Бриллианты, рубины, сапфиры… в любви можно разочароваться, а драгоценные камни никогда не утратят блеск, верно? — И она провела пальцами по своей шее, словно на белой коже уже красовались дорогие украшения.

— Да, пожалуй, — невнятно согласилась Алана.

— Лорд Мерридью подарил вам кольцо в честь помолвки? — спросила Пенелопа.

Алана не сводила глаз с витой стружки. Она идеально подошла бы для тонкого дамского пальчика.

— Н-нет… Он должен был привезти его на свадьбу и подарить накануне вечером. Наверное, оно сейчас в Дандрум.

Пенелопа вытянула перед собой обнаженную левую руку, полюбовалась ею и довольно улыбнулась.

— В кольцо, которое принято дарить в клане Макгилливреев в честь помолвки, вделан сапфир размером с голубиное яйцо. Разумеется, носить его каждый день тяжеловато, вот я и держу его под замком. Но на Рождество обязательно надену — пусть все видят! — Ее глаза сверкали. — Тогда о помолвке объявят официально, о ней узнают все.

Алана ощутила стесненность в груди. Значит, Иан все-таки сделал предложение Пенелопе. Сердце Аланы упало, улыбка далась ей с трудом. От нее ныли челюсти.

— Кольцо наверняка прелестное, — сумела выговорить она. — Вы будете красивейшей из невест, — повторила она слова, которые так часто слышала от матери, тетушки, белошвейки и всех до единого слуг в Дандрум. Они улыбались, но глаза оставались грустными. Похоже, никто даже не надеялся, что она будет счастлива.

— Благодарю. — В эту минуту Пенелопа напоминала довольную кошку, которая налакалась сливок. — Так что теперь нам осталось только отправить вас к жениху как можно скорее, чтобы ваша свадьба наконец состоялась. Ваше благополучное возвращение станет для него рождественским подарком.

Рождество всегда было для Аланы любимым праздником. Внезапно она пожалела, что ее свадьба состоится именно теперь.

Она чувствовала себя не подарком, а рождественским ужином маркиза Мерридью.

Глава 27

За двенадцать дней до Рождества

Энни вгляделась в тлеющие угли и подула на них. Потухший было огонь приоткрыл сонный багровый глаз и уставился на старуху, ожидая, что будет дальше. Время перевалило за полночь, в кухне было безлюдно и тихо.

Энни собрала для новорожденного сына Шона бузину и остролист, чтобы искупать ребенка в их отваре и тем самым защитить от сглаза. В другой пучок она связала листья боярышника и тутовника — их полагалось положить в колыбельку, чтобы отпугивать беды. Все эти хлопоты только радовали ее.

Через несколько дней пора начинать сбор трав для Рождества, потом смешивать их и варить снадобья, благодаря которым сочельник пройдет весело: таволга усилит вкус вина, девясил придаст аромат дыму очага, принесет радость и любовь.

Руки Энни зависли над рядами банок и горшков, она задумалась, не понадобится ли ей пополнить запасы остролиста и плюща, которых обычно с избытком хватало и для украшения дома, и для всего остального. Конечно, решать Иану. Но обычно венком из остролиста украшали голову жениха, а венком из плюща — его невесту. Послушать разговоры англичанок, так к Рождеству Иан уже будет обручен с леди Пенелопой.

Или не будет.

Энни задумалась об Алане Макнаб — такой же шотландке, как они, милой, доброй и немного грустной девушке. Руки Энни снова замерли над рядом банок с травами. Пожалуй, омела — чтобы побудить к поцелуям, или лаванда, чтобы привлечь истинную любовь, — за кого бы ей ни суждено выйти замуж, — а заодно и принести радость, покой и исцеление… Девушка нравилась Энни, но старуха не смела вмешиваться в судьбу, если та уже предначертана. Однако всякий раз, вспоминая, как Иан смотрит на Алану и каким взглядом она отвечает ему, Энни чувствовала, как сердце ее обливается кровью.

Она сунула пальцы в банку с кедром, раскрошила его в ладонях, вдохнула острый землистый запах. Но, остановившись перед очагом, она опять замерла в нерешительности. Кедр способствует магическому зрению. Рискнув, она могла бы попытаться разглядеть в пламени, что уготовано судьбой Иану.

С негромким возгласом Энни ссыпала раскрошенный кедр обратно в банку. Нет, не стоит плести чары, особенно чары любви, да еще в такое время. А если что-то не сложится? Может, судьбой Иану предначертано стать мужем Пенелопы, а Алане — выйти за того лорда-англичанина.

Энни нахмурилась. Но зачем тогда сводить их вместе, зачем пускать кошку к голубям, если все уже решено? Поджав губы, она снова потянулась за кедром, собрала еще несколько трав и присела у очага. Посмотреть в огонь не повредит. Ведь от того, как сложится жизнь Иана, зависит судьба всех обитателей Крейглита.

— Его счастье — наше счастье, его радость — наша радость, — бормотала старуха, глядя на пламя в упор.

Она открыла первую банку и бросила в огонь пригоршню мелких веточек.

— Кедр — для ясного зрения, — шепнула она.

Пламя вспыхнуло. Энни открыла вторую банку.

— Можжевельник — чтобы привлечь в дом любовь. — Потом пришла очередь омелы. — Чтобы усилить чары.

Если, конечно, магия здесь вообще поможет. Поглядев на горшок с болотником, Энни только покачала головой: это для самых сильных любовных заклятий, он не понадобится. Пока что. Все началось с попыток Фионы и ее английской кузины наколдовать любовь. Энни нисколько не сомневалась, что девчонки по крайней мере вызвали метель, а уж метель привела Алану Макнаб в Крейглит и в объятия Иана. Что же будет дальше, что ждет Иана?

Склонив голову набок, она смотрела, как пламя пожирает травы, и ждала знака. Как там говорили девчонки? «Яви мне мою истинную любовь, приведи его ко мне на Рождество!» Энни пробормотала эти слова, но пламя горело ровно и спокойно, оберегая свои тайны.

— Ну давай же, — упрашивала Энни. — Ты же можешь.

Дверь кухни распахнулась и ударилась о стену так, что грохот разорвал тишину в кухне. Энни обернулась, прижимая ладонь к сердцу.

На пороге стояла Алана — задыхаясь, тяжело опираясь на трость, с глазами, полными паники.

— Энни, в деревне пожар! Амбар горит! — выпалила она. — Сэнди побежал наверх, будить Иана. Я послала его в башню.

Иан вскоре появился, продолжая одеваться на ходу. Не застегнув рубашку, он просунул руки в рукава — куртки.

— Пожар, — повторил он побелевшими губами, взглянув на Алану, потом на Энни. — Вы останетесь здесь, — коротко приказал он и выбежал за дверь, впустив порыв ледяного ветра.

Энни посмотрела ему вслед.

— Я приготовлю одеяла, — пробормотала она, чувствуя, как сердце наполняется ужасом. Понадобятся еще бинты — на случай ожогов — и саваны, если случится худшее. Взглянув в огонь, она нахмурилась. Ее ни о чем не предупредили — или она спутала знаки, а может, смотрела не туда. Энни провела ладонью по морщинистой щеке, ощутила, как ноют от старости и страха кости. Она видела — или вообразила себе — самое страшное: сгоревших людей, сбежавший скот, пропавший урожай.

Алана потянулась за своим плащом. Ее глаза стали огромными от испуга, на лице читалась решимость. Босые ноги она сунула в чьи-то тяжелые сапоги, стоящие у двери.

— Я пойду помогу, — бросила она и быстро вышла, прихрамывая. Энни не стала удерживать ее: она просто не смогла сдвинуться с места.

В комнату ввалился Сэнди с белым и перекошенным от ужаса лицом. Его руки и одежда были перепачканы копотью, на запястье виднелся ожог. Энни осмотрела его.

— Что стряслось?

Сэнди покачал головой и вдруг сморщился, будто собираясь заплакать. Значит, все плохо. Очень плохо. Сердце оборвалось в груди Энни.

— Я же не хотел, — заговорил Сэнди тонким дрожащим голосом. — Это все младенец, кричит по ночам, не дает спать. А мне бы хоть немного тишины и покоя… Вот я и ушел спать в амбар, а лампу не потушил… — Его лицо снова сморщилось, но помолчав, он расправил плечи: — Но я хотя бы скот выгнал и поднял тревогу. Пойду искать Иана.

— Дурень, — пробормотала Энни. — Старый ты дурень.

Глава 28

Оранжевое зарево полыхало в беззвездном небе, отгоняя ночную тьму. Иан гнал пони к деревне, сердце трепетало у него в груди. Сэнди разбудил его там, где Иана сморил сон, — в библиотеке, куда он зашел посидеть с книгой. Долгие часы он вышагивал по своей комнате в башне, так и не сумел успокоиться и принялся блуждать по замку. Он думал об Алане, ее поцелуе, ее стройном теле, ее лице и чувствовал, что сходит с ума от вожделения. Некоторое время он стоял в коридоре возле ее двери, гадая, что будет, если он откроет ее и войдет в спальню.

Если бы он остался в башне, или в соляре, или же в своей прежней постели, то сразу заметил бы пламя. А так Сэнди потерял драгоценные минуты на поиски хозяина. Судя по тому, как высоко взвивалось пламя, предотвратить беду уже не удастся.

Деревенские жители — Макгилливреи, Макинтоши и Фрейзеры, мужчины, женщины и дети — ждали его прибытия. К нему навстречу они бросились сквозь дым, полуодетые, перепуганные, с испачканными копотью лицами. Пони шарахнулся, напуганный толпой и ревом пламени, Иан спешился и огляделся.

При виде происходящего у него упало сердце. Горел не только амбар — ветер отнес искры к коттеджам, где они принялись стремительно пожирать соломенные кровли, окрепли и породили пламя, а оно начало сметать все на своем пути. Горело уже четыре коттеджа, и остальным грозила опасность.

Амбар, похожий на птичью клетку, в которую заперли огонь, пропал. Иан огляделся в надежде, что какие-нибудь припасы удалось спасти — может, мешки с зерном или бочки с солониной, — но его надежды были напрасны. По крайней мере, коров и овец успели вывести. Животные жались в тени, блеяли, пугаясь дыма и жара, в ужасе косили глазами, показывая белки. Собаки носились вокруг отары, неумолчным лаем усиливая какофонию.

Женщины стояли в снегу, ошеломленные и оцепеневшие от потрясения. Дети плакали, надрывались от крика младенцы. Иан сосчитал людей, пытаясь понять, кто здесь и кого нет: Логан, Шона, дети… Новорожденного Шона прижимала к груди, остальные цеплялись за ее юбки. Старая Лотти зажимала рот ладонью, пламя отражалось в дорожках слез на ее щеках: она смотрела, как в огне исчезает дом, где прошла вся ее жизнь.

— Что будем делать, лэрд? — спросил Логан. — Амбар?..

Иан покачал головой.

— Слишком поздно. Заливайте коттеджи! — крикнул он мужчинам, поднимающим ведра из колодца, и указал на дома, ближайшие к амбару. От него веяло невыносимым жаром. Бросив взгляд на замерзшее озеро, Иан мысленно проклял морозы. — Пробейте во льду прорубь! — велел он. — Несите еще ведра!

Люди поспешили исполнить приказ, немного успокоившись оттого, что лэрд с ними и знает, что надо делать.

Прогоревшая крыша амбара с грохотом провалилась, послышались испуганные крики. Обернувшись, Иан увидел, как огромные балки, прослужившие несколько веков, сдались под напором пламени. Отовсюду слышались всхлипы, молитвы, проклятия на гэльском. Нет, амбар уже не спасти. Иан скатился с обледеневшего берега озера, схватил ведро, наполнил, передал дальше по цепочке, взял другое, наполнил и его и понес к ближайшему коттеджу, чтобы намочить соломенную кровлю, а потом снова вернуться к проруби. Его товарищи по клану последовали примеру.

Впереди мелькнул красный плащ, хрупкая фигурка в толпе тех, кто смотрел, как огонь приканчивает коттедж Лотти. Алана? На миг Иан ощутил прилив страха, который тут же сменился яростью. Он бросился к Алане. Ей здесь не место. Неужели она рассчитывала, что он снова спасет ее, вынесет из огня так, как вынес из сугроба? С поврежденной ногой она легко может споткнуться, упасть, получить ожоги или даже погибнуть. Иан вполголоса выругался. Некогда ему за ней присматривать. От него зависит жизнь десятков людей. Подбежав к Алане, он схватил ее за плечо.

— Алана, что вы здесь делаете? Живо возвращайтесь в замок и… — Повернув ее лицом к себе, он увидел под капюшоном красного плаща Аланы побелевшее лицо Лотти Макгилливрей. К ней жались внуки, прячась под подолом плаща.

— Какая-то девушка отдала нам плащ, лэрд, и ушла помочь Шона, — объяснила Лотти, указывая на один из горящих коттеджей.

Иан вздрогнул.

— Лотти, бери моего пони, сажай на спину столько детей, сколько поместится, и вези в замок, — велел он и побежал к коттеджу. Неподалеку от него, под защитой низкой каменной ограды, сидела Шона, прижимая к себе орущего младенца и остальных детей. На Иана они уставились огромными от страха глазами. Заметив, что дети не одеты, он сорвал с себя куртку и укрыл их.

— А где Алана? — спросил он. — Лотти сказала, что она где-то здесь.

— Была здесь, — ответила Шона. — Помогла мне увести сюда детей, — и Шона принялась суетливо пересчитывать свой выводок, касаясь каждой темной головки, притягивая детей ближе к стене, каким бы жалким ни было это укрытие.

Значит, и здесь Аланы нет. Страх сжал его сердце.

— Отправляйся в замок вместе с Лотти, Шона, уведи детей с холода, — приказал он. — В какую сторону ушла Алана?

Шона покачала головой, в ее глазах стояли слезы.

— Не знаю… Она убедилась, что нам не грозит опасность, и поспешила на помощь остальным.

Чем могла помочь на пожаре хрупкая девчонка вроде Аланы, да еще с больной ногой? О чем она только думала? Чертыхнувшись, Иан огляделся, надеясь высмотреть ее.

Но Аланы Макнаб нигде не было видно.

Сердце Аланы чуть не выскочило из груди, когда она увидела, сколько бед уже натворил огонь. Дым клубился над горящими коттеджами, отбрасывал зловещие тени, огонь царапал снег, словно длинными когтями.

Жители деревни плакали и молились. Алана отдала свой плащ какой-то старушке, но, кроме нее, еще многие нуждались в помощи. Вдалеке она заметила Иана, отдающего приказы. Он руководил людьми так умело, как будто находился повсюду сразу, помогал тушить пожар и в то же время следить, чтобы огонь не перекинулся на соседние коттеджи. Но ветер раздувал пламя, подгонял его, а тучи сгущались все сильнее, предвещая новый снегопад.

Кое-кто из деревенских так и не осмелился покинуть свои дома, несмотря на опасность. А их следовало вывести. Алане уже случалось повидать большие пожары, она знала, какой угрозы от них можно ждать.

Она помогла Шона отвести детей в безопасное место, подальше от ветра и огня. У матери всего две руки, и одной она должна прижимать к себе новорожденного младенца. Две руки Аланы пришлись очень кстати, дети охотно послушались ее, и вскоре нашлось безопасное место.

— Спасибо вам, миледи, — повторяла Шона. — Бедная ваша нога…

Алана сжимала зубы, стараясь не обращать внимания на боль в колене. Боль и вправду была почти терпимой. От холода колено онемело, а ей сейчас требовались две здоровых ноги, трезвый ум и смелость. Она вспомнила пожар в Гленлорне: тогда сгорел всего один коттедж, но все, кто находился в нем, погибли. Она огляделась. Четыре — нет, уже пять коттеджей полыхали, а над шестым поднимался дым, значит, и он скоро должен был пасть жертвой огня. А люди, таскавшие ведрами воду, ничего не замечали. Алана схватила попавшееся ей пустое ведро, наполнила водой и захромала к коттеджу. Она плеснула водой на пламя и услышала злобное шипение: вода замедлила продвижение огня, обезвредила его, но лишь на время.

Из коттеджа донесся жалобный крик и басовитое ворчание. Там кто-то есть! Алане казалось, что ее сердце вот-вот вырвется из груди. Бросившись к двери, она распахнула ее.

— Эй! — позвала она. Комнату наполнял густой дым, и хотя пламени еще не было видно, для спасения оставалось всего несколько минут.

— Сюда!

Оглядевшись, Алана увидела стоящего на коленях старика, обнимающего простертую фигуру, закутанную в одеяло. От едкого дыма у старика слезились глаза.

— Это моя Несса, не желает уходить, и все тут, — плачущим голосом объяснил он. — Не любит она холод, отказывается выйти из дому.

Алане живо представилась дряхлая старуха, жена старика, упрямая и напуганная, отказывающаяся покидать родной дом и признавать, что ей грозит опасность.

— Надо уговорить ее, — решила она.

— Ох, да она упряма, как всякая женщина! Помогите мне лучше обвязать ее веревкой, — попросил старик.

Алана растерялась. Веревкой?.. Она заморгала, пытаясь разглядеть в дыму женщину. Укутанная одеялом незнакомка хрипло зафыркала.

— Несса! — Алана встала на колени и положила ладонь на широкую спину. — Надо уходить! Ваш коттедж горит.

Несса протестующе взвизгнула.

— Ну же, Несса, не упрямься. Пойдем скорее, — вмешался старик.

Он протянул Алане конец веревки и сдернул с Нессы одеяло.

Алана изумленно застыла: на полу коттеджа лежала огромная, тяжело отдувающаяся свинья. Злобно поглядывая на Алану маленькими глазками, животное наотрез отказывалось сойти с места.

— Она нипочем не согласится, ведь она видит вас впервые, — объяснил старик. — Так что лучше вам познакомиться с ней.

Алана бросила быстрый взгляд в дальний угол комнаты, где сгущался дым. Искры уже начали проедать солому, пробивая себе дорогу внутрь. Времени осталось совсем мало. В глазах старика стояли слезы.

— Надо уходить, — решительно повторила Алана.

Он покачал головой.

— Без Нессы я никуда не пойду.

Алана сглотнула. Оставшись здесь, он погибнет, и свинья вместе с ним. Она повернулась к животному.

— Несса, я Алана Макнаб, — сообщила она, гадая, пожать свинье копыто или сделать реверанс. Свинья не выказала никакого радости от знакомства, зато старик вскинул брови.

— Девушка лэрда! — воскликнул он. — Так это вы заблудились в снегопад!

— Да, — подтвердила Алана, хоть и не считала себя девушкой лэрда. Несса хрюкнула и села, с любопытством уставившись на Алану. Старик живо накинул веревку на голову свиньи и обвязал вокруг толстой шеи.

— А я — Донал Макгилливрей, здешний волынщик, а это моя Несса, — объяснил он.

— Рада знакомству с вами обоими, но нам пора уходить отсюда, — поторопила Алана, заметив, что густой дым в углу уже чернеет.

Донал заковылял к двери, волоча за собой на веревке Нессу.

Свинья подняла рыло, принюхалась, испугалась то ли холода, то ли запаха пожара и наотрез отказалась переступать порог.

Донал изо всех сил тянул веревку, но не мог справиться с любимицей. Алана зашла сзади и попробовала протолкнуть Нессу в дверь. В дверях свинья снова села и закрыла глаза, загораживая выход.

Утирающий слезы Донал перестал тянуть за веревку и покачал головой.

— Не могу я уйти без Нессы и моей волынки, — твердил он и тряс головой. — А вы бегите, спасайтесь. Мне без них не жить.

Алана закашлялась.

— Где ваша волынка? — выговорила она. Дым вы-едал глаза, колено разболелось снова.

— В сундуке, у дальней стены. Мне мимо Нессы не пройти, а она выходить не желает, так что никуда мы отсюда не уйдем, — упрямо заявил старик.

Оглянувшись через плечо, Алана почувствовала, как ее охватывает страх. Сундук стоял там, где огонь уже глодал солому. В кровле образовалась дыра, искры разъедали неровный край, придавая ему сходство с кружевом. Достаточно любого порыва ветра, чтобы пламя с ревом пробудилось к жизни.

Посмотрев по сторонам, Алана вдруг поняла, что оказалась в ловушке в этом тесном коттедже. Несса надежно загораживала выход.

В груди Аланы взметнулась паника. Если свинья так и не сдвинется с места или если перелезть через нее с больной ногой не удастся, ей грозит смерть. На этот раз в огне, а не в снегу. Что хуже? В отчаянии она ударила кулаком по крупу Нессы, но свинья даже не шевельнулась. Алана уже слышала треск огня, хозяйничающего на крыше над ее головой.

…— Смотрите! Сейчас коттедж Донала загорится, — крикнула Шона Иану, указывая вперед. — А я что-то не видела ни его, ни Нессу, а вы ведь знаете, без Нессы он никуда не пойдет.

Иан бросился к узкой улочке, ведущей к коттеджу волынщика. Крыша уже дымилась, в соломе зловеще мерцали искры. Еще немного — и огонь соберется с силами, чтобы приняться за очередную добычу. У — Иана в запасе было лишь несколько минут, чтобы разыскать Донала. Непрочная соломенная кровля обрушится почти сразу. Страх сжал сердце Иана. Если старый волынщик все еще в доме…

Он прибавил ходу. Донал стоял у дверей коттеджа и отчаянно махал ему.

— Лэрд, слава богу, вы пришли! Девчонка ваша там, внутри, и Несса тоже!

Девчонка? Алана в доме? Иан отодвинул Донала с дороги.

— Алана! — крикнул он в дым. — Вы где?

— За свиньей, толкаю ее, — откликнулась она сиплым от дыма голосом.

Приподнявшись на цыпочки, Иан наконец разглядел ее за огромной свиной тушей. На черном от копоти лице Аланы глаза казались огромными. Она напрягала все силы, решив вытолкнуть из дома проклятую — свинью.

— Тяни за веревку, — велел Иан Доналу, схватил свинью за ноги и выволок из коттеджа. Очутившись в снегу, свинья развизжалась, но Донал набросил на нее одеяло, упал на колени в снег рядом с ней и прикрыл своим тощим телом от ветра. К удивлению Иана, Алана не вышла следом за свиньей.

— А девчонка?.. — начал было Донал, но Иан уже ринулся в самую гущу дыма, и как раз в этот момент пламя на крыше с жадным ревом окрепло и взвилось.

— Алана!

Адский отблеск огня озарил комнату. Набрав побольше воздуха, Иан кинулся вперед. В густом дыму он никак не мог разглядеть Алану.

— Какого черта вы здесь делаете? — закричал он, наконец высмотрев ее. По стенам гуляли языки пламени, тянулись к Алане, а она упрямо пробиралась в противоположную от двери сторону.

Схватив с постели изъеденный молью плед, она закутала им голову.

— Алана! — Иан схватил ее за плечо, но она вырвалась и метнулась к пламени, а не от него.

Упав на пол перед большим сундуком всего в нескольких дюймах от горящей стены, она словно не замечала, что вокруг сыплются смертоносные искры. Откинув крышку сундука и кашляя, она рылась внутри, потом вдруг вскрикнула, и Иан, рванувшись к ней, обхватил ее за талию и оттащил от сундука, успев в последнюю минуту. Огонь с ревом обрушился вниз по стене, потянулся к Алане. Она испустила сдавленный вопль, потом протяжно застонала, но Иан, не слушая никаких возражений, понес ее прочь из коттеджа.

— Как вы? — спросил он, поставив ее на снег. Вместо ответа она затрясла головой, согнулась и закашлялась. Жуткий стон повторился.

— Моя волынка! Вы спасли мою волынку! — воскликнул Донал и выхватил свой инструмент из рук Аланы. Он прижал волынку к себе, отполз под бок к свинье и уставился на горящий дом. — Теперь пусть горит. Самое ценное при мне. — Он посмотрел на Алану, и Иан увидел в глазах старика слезы. — Премного вам благодарен, девушка.

Алана выпрямилась и улыбнулась волынщику. Но Иан заметил, как дрожит рука, которой она отвела прядь волос, упавшую на покрытый копотью лоб. Отсвет пламени позолотил ее кожу, отразился в потемневших глазах. Иану стало трудно дышать. Заметив, что наконец пошел снег, Алана запрокинула голову и заморгала, глядя на снежные хлопья.

Люди тоже останавливались, привлеченные снегопадом. Амбар и коттеджи еще догорали, но снег усиливался, и пламя сдавалось, злобно шипя. Теперь ветер был на стороне людей и не разносил, а гасил улетевшие искры.

Иан обвел взглядом сгоревшую деревню. Его товарищи по клану, усталые, грязные и полуодетые, растерянно смотрели на руины своих домов. Сердце Иана сжалось, он чувствовал себя совершенно беспомощным и молча злился. Сгорела чуть ли не вся деревня, простоявшая на этом месте сотни лет. А он даже не сможет помочь заново отстроить ее — долг призывает его покинуть эти места. Кто же поможет местным жителям?

Он повернулся к Алане, охваченный желанием сорвать злость хоть на ком-нибудь.

— Вы в своем уме? Я же велел вам остаться дома! Вы хоть когда-нибудь слушаете, что вам говорят?

От удивления она ответила не сразу.

— Да, лэрд, я слушаю то, что мне говорят. Притом всегда. По крайней мере, слушала до сегодняшнего дня. — Она с вызовом скрестила руки на груди и вскинула голову. — Но так мне нравится больше.

Ну и что это значит? Иан растерянно смотрел, как Алана обошла его и направилась к Доналу.

— Донал, вы не могли бы поиграть на волынке прямо сейчас?

Донал выпятил грудь, тугую, как сумка его волынки.

— Само собой!

— Тогда поиграйте, пока клан идет в замок, — попросила она. — Людям нужен приют, место, где можно согреться.

Иан смотрел на нее разинув рот. Алана перепачкалась, ее волосы были покрыты копотью и снегом и встрепаны, как после беспокойного сна. Но она стояла прямо и гордо, кутаясь в вытертый до дыр и обгоревший плед Донала. Она повернулась к Иану и добавила:

— Разумеется, если лэрд позволит.

Иан проглотил вставший в горле ком. Раньше эта девушка казалась ему просто прелестной. Но теперь она, спокойная, несмотря на весь ужас положения, с блестящими глазами на грязном и закопченном лице, стала для него прекраснейшей из женщин, каких он когда-либо видел. Такое же восхищение читалось в глазах Донала и даже на морде проклятой свиньи. Свинья с тяжелым вздохом попыталась было привалиться к ногам Аланы боком, но Иан, помня о поврежденном колене девушки, схватил ее за руку и оберегающим жестом отвел в сторону. Потом он кивнул Доналу.

— Передай Энни: пусть накормит всех и поможет согреться.

— Ладно, лэрд. А как быть с Нессой, с коровами и овцами? — спросил Донал.

— Посадите на них детей, пусть едут верхом, — предложила Алана.

Иан смотрел на нее: этой девушке не нужен спаситель, она сама способна спасать.

— Дельная мысль, — согласился он. Алана наклонилась почесать Нессу за ухом, словно преданную собаку, потом помогла Доналу обвязать веревку, к которой была привязана свинья, вокруг пояса, чтобы он мог идти и играть на волынке.

— Пойдем же, Несса, — позвал Донал и приложил игровую трубку волынки к губам. Инструмент издал первые пронзительные звуки, словно рассекающие шум ветра и снегопада. Люди оборачивались и смотрели на волынщика, а он зашагал между еще тлеющих коттеджей, преследуемый по пятам огромной свиньей.

Вскоре жители деревни цепочкой потянулись за Доналом, Иан сажал детей на спину Нессы. Мужчины гнали следом овец и коров, и наконец вся деревня направилась через пустошь к замку.

Иан с горсткой мужчин остался среди обгорелых развалин и огляделся. Спасать здесь было уже нечего. Снег валил все быстрее и гуще, таял на еще горячих углях, положив конец краткому господству огня.

— Что будем делать, лэрд? — спросил Логан. Остальные мужчины стояли позади, измученные и встревоженные, но уверенные, что у Иана на все найдется ответ, что он каким-то чудом все исправит, сделает как было прежде, позаботится о них. Иан невольно стиснул кулаки. Он лэрд Крейглита и граф Пембрук, на его плечах лежит огромный груз ответственности. Его долг — позаботиться обо всем, чего бы это ему ни стоило. Весной он уедет отсюда и впредь будет разрываться между Шропширом, Лондоном и Крейглитом, напрягая все свои силы. Тяжесть свалившихся на него обязанностей словно выбила воздух из его легких. Все сомнения, которые одолевали его в последние месяцы, после того как он унаследовал английский титул, вновь вернулись к нему, и он уже не знал, что ответить людям, с тревогой ждущим его решения. И вправду, как им теперь быть? Зима в самом разгаре. Сгоревшие дома не отстроить заново, пока не сошел снег, вдобавок надо найти замену потерянным запасам зерна и сена. А весной для сева понадобятся семена.

Алана держалась в тени, наблюдая за ним. Совсем недавно она посадила последнюю деревенскую малышку на спину коровы и отправила в замок.

Ее взгляд он ощущал телом, как прикосновение. Алана стояла неподалеку, не сводя с него глаз и гордо распрямив плечи. В ее взгляде не было ни сомнений, ни страха — только уверенность, ободрение и надежда, как будто она знала, что и с этой бедой он справится, и верила, что ему все по плечу.

Иан выпрямился и обвел взглядом лица жителей деревни.

— Сейчас уже ничего не поделаешь. Пойдем в замок, согреемся, а утром посмотрим, что будем делать дальше.

— Утро уже наступило, лэрд, — хмуро напомнил Логан. — Сдается мне, мы ничего не сможем поделать до самой весны.

И вправду, на горизонте занималась заря — серая и унылая, как изнуренная старуха.

— Что нам нужно, так это чудо, — произнес Найалл Макгилливрей, качая головой и разглядывая почерневшие руины своего коттеджа.

— А время чудес как раз начинается, верно? — произнесла Алана так громко, что ее услышали все.

На нее уставились, будто она вдруг заговорила на неизвестном языке. Она ободряюще улыбнулась, в ее глазах светилась надежда.

Логан Макгилливрей улыбнулся в ответ.

Найалл вздохнул с явным облегчением.

Уилл Фрейзер расправил плечи.

— Точно, — пробормотал он.

Иан ощутил прилив сил.

— Идем, — позвал он, и все собравшиеся зашагали к замку.

Подойдя к Алане, он предложил ей руку.

— Как ваше колено?

— Все хорошо, — ответила она, хотя сжимала челюсти, чтобы не стучать зубами от холода. Иан заметил под ее глазами темные круги, оставленные отнюдь не копотью.

— Вот, возьмите, миледи, — сказал Логан, протягивая ей свой плед. Иан набросил его на Алану поверх пледа Донала и подхватил ее на руки.

— Когда вернемся в замок, вы пойдете отдыхать, — заявил он.

Она строптиво нахмурилась.

— Нам предстоит много дел. Еда, постели…

— И купание, — добавил он, глядя на размазанную по ее щекам копоть. Алана густо покраснела.

— Не смущайтесь, вы прекрасно выглядите, — добавил он. Она заглянула ему в глаза, потом ее взгляд упал на его губы. Иан заметил, как она беспокойно сглотнула, словно собираясь вновь поцеловать его. Только об этом он и мечтал. И слегка наклонил голову, чтобы приблизить губы к ее губам.

Она отвернулась.

— Нельзя, — сказала она. — Пенелопа…

Он вздохнул. Пенелопа.

— Ее здесь нет, — возразил он. Ни здесь, ни в его сердце, ни в мыслях. Место в них уже занято.

Глава 29

Когда из деревни начали прибывать первые погорельцы, Сэнди Макгилливрей топтался у кухонной двери. Слезы оставили чистые дорожки на закопченных лицах. Все замерзли, выбились из сил и были слишком растерянны, поэтому входили в дом и молча валились с ног, прижимая к себе близких и немногочисленные пожитки, которые им удалось спасти.

Сэнди грызла совесть, болело сердце, он считал прибывающих, мысленно молясь, чтобы никто не погиб из-за его глупой ошибки.

Лэрд вернулся одним из последних, грязный и закопченный, как остальные. На руках он нес такую же встрепанную и перепачканную Алану Макнаб, снова завернутую в плед цветов клана Макгилливреев. Сэнди поймал Иана за рукав.

— Все спаслись? — с волнением спросил он.

Иан коротко кивнул, Сэнди прочел презрение в глазах лэрда и виновато поник. Слезы снова начали жечь его глаза.

Отступив в сторону, он наблюдал, как осторожно Иан ставит девушку на ноги. Она удержала равновесие, хоть и выглядела очень усталой. Еще не успев перевести дух, она сразу же пробралась сквозь толпу растерянных и ошеломленных крестьян к очагу, возле которого Энни, Фиона и Крошка Дженет раздавали подогретый эль и суп, и принялась помогать им так, словно делала это всегда. Люди смотрели на Алану благодарными глазами. Сэнди давался диву: эта девушка заботилась о людях клана Макгилливреев, тогда как долг предписывал им окружать заботой ее, их гостью.

Стыд и отчаяние теснили грудь Сэнди, он спрятался в темном углу. В случившемся виноват только он один: это из-за него сгорели коттеджи, пропали запасы еды и корма для скота. Как же им теперь пережить зиму? Что будет с ними весной, когда лэрд уедет в Англию, справятся ли они без него?

Чья-то рука легла ему на плечо, кто-то протянул ему кружку. Обернувшись, он увидел Алану.

— Выпейте, — сказала она. — Всех удалось спасти, Сэнди, даже Нессу Донала.

Свинья волынщика уже развалилась у очага. Взглянув на нее, Сэнди не удержался, и крупная слеза сползла по его щеке.

— Горькое будет нынче Рождество, — прошептал он. — И непогода, и вообще я один во всем виноват. Я ведь не хотел…

— Конечно, — кивнула она. — Теперь всем надо постараться и сделать все возможное.

— Но как? — Он поднял голову и посмотрел на нее. — Обычно Шона готовится к Рождеству загодя: припасает вино, варит джемы, печет рождественские кексы. А теперь все пропало, сгорело дотла. Как и припасы, которые сделали к празднику все остальные. Даже жилья у нас не осталось, сгорело все имущество, все инструменты и утварь. Сена теперь не хватит, чтобы кормить скот, зерна нет даже на прокорм, не то что для посева следующей весной…

Алана помрачнела, оглядывая комнату, потом положила ладонь на его локоть.

— Сэнди, я кое-что придумала, но без вашей помощи мне не обойтись. Колено так болит, что я не удержусь в седле. Мой брат Алек поможет, я точно знаю, — поможет с радостью. Вы не могли бы съездить в Гленлорн, попросить его поделиться запасами на ближайшие несколько месяцев? Алек такой же добрый, как Иан, он хороший человек. Он вам не откажет. — Она помолчала. — Передайте ему, что другого подарка на свадьбу мне не нужно.

Глядя на нее, Сэнди почувствовал пробуждающуюся надежду.

— Чтобы добраться туда, надо дня два или три, но я справлюсь. И вернусь к Рождеству, — он заложил большие пальцы за ремень. — А на обратном пути еще успею поохотиться и привезти домой к празднику оленя…

Алана привстала на цыпочки и поцеловала его в морщинистую щеку.

— Спасибо, Сэнди, — кивнула она. — Вы храбрый человек. Только никому не говорите — сделаем остальным сюрприз, ладно?

Внезапно Сэнди и впрямь почувствовал себя храбрецом. Он кивнул, молча вышел и направился в конюшню. Оседлав пони, он двинулся в путь по снегу, глядя, как светлеет небо на горизонте. Съежившись под теплым пледом, Сэнди с благодарностью думал о том, что метель следует за ним, толкает в спину, подгоняет вперед. Он остановился, только чтобы поглядеть на желтоватый дым, висящий над сгоревшей деревней.

Алана дала ему задачу, нашла для него способ искупить вину, и он не имел права вновь подвести ее и свой клан.

Сэнди возблагодарил небеса за тот день, когда леди Алана Макнаб появилась в Крейглите. Им всем несказанно повезло.

Ударив пятками бока пони, он двинулся дальше.

— Семья Шона может занять мою комнату, — распоряжалась Фиона. — А я переберусь к Элизабет.

Энни кивнула.

— А в комнату Иана мы поселим Лотти с дочерью.

Фиона поморщилась.

— Но это значит, что Алане придется временно перебраться к Пенелопе.

— Или кому-нибудь из них поселиться вместе с — Ианом, — еле слышно пробормотала Энни, снова бросив взгляд на огонь. Раньше зрение никогда не подводило ее. Почему же сегодня подвело? Она огляделась. Никто не смотрел на нее и даже не пытался винить — все не сводили глаз с Аланы Макнаб. Эта девушка, казалось, родилась и выросла здесь, в замке, и сейчас была перепачкана копотью, как все, и так же занята. Может, ее место и вправду здесь.

Зато англичанка, желающая стать госпожой Крейглита, в кухню даже не заглянула. Энни поджала губы, сочувствуя Иану, а когда подняла голову, то заметила, что в кухню вошла горничная англичанки — скорее всего, за горячей водой и подносом с завтраком для праздных дам, нежащихся в постелях наверху. При виде оборванных и грязных жителей деревни горничная застыла как вкопанная, на ее лице отразилось потрясение.

— Что это?..

Энни покрепче сжала половник.

— С завтраком в постель придется повременить. Может, до завтрашнего утра, — отрезала она. Покраснев, горничная поспешно ушла. Должно быть, прямиком к леди Марджори, которая наверняка примчится вниз, чтобы лично высказать свои упреки Энни. Старуха сделала знак, отгоняющий зло, и наполнила супом еще одну миску.

— А скот, Иан? Куда его девать? В конюшне есть место? — спросил Логан. — Ветер поднимается, овец надо загнать в укрытие.

— Старая оружейная подойдет. Дверь оттуда ведет прямо во двор. Вот только как быть с припасами, которые Энни хранит там? — задумался Иан.

— Это уж тебе решать, лэрд, — откликнулась Энни. — Неудобно, конечно, но ничего не поделаешь. — Она многозначительно поглядела на Донала, который оберегающим жестом положил руку на бок Нессы.

— Только Нессу не забирайте! — встревожился — Донал.

— Оставаться здесь ей нельзя, — Энни подбоченилась. — Если, конечно, она не хочет стать нашим рождественским ужином.

Донал вскипел.

— Несса — это не еда! Разве ты стала бы есть верного охотничьего пса или давнего друга?

— Мало ли как дело обернется, — проворчала — Энни.

Иан и другие мужчины ушли, а Энни и Донал продолжали мерить друг друга недовольными взглядами поверх розового брюха Нессы.

Алана встала между ними.

— Теперь, когда самое страшное уже позади, детей клонит в сон. Может, отведем их в библиотеку и устроим там?

— Дельная мысль. Нечего им путаться под ногами здесь, в кухне, — согласилась Энни.

Алана улыбнулась Доналу.

— И Несса пусть идет с ними, — добавила она. Энни невольно улыбнулась. Сама она предложила бы другой выход, но и этот сойдет.

Волынщик благодарно закивал.

— Само собой, девушка.

— Уложите ребятню в библиотеке, а остальных в холле, — распорядилась Энни. Народу в замке стало так много, дел тоже прибавилось. Совсем как в давние времена, когда в замке жили товарищи деда Иана по клану вместе с семьями. Отец Иана предпочитал тишину. Но все-таки приятно, когда в старом доме опять не смолкает шум, особенно под Рождество.

Энни снова повернулась к огню и разворошила угли кочергой, надеясь заметить знак, но увидела лишь снег и все еще туманное будущее.

Алана уложила дюжину ребятишек на кушетки, кресла и ковер перед камином. Свое место возле камина, как верный пес, заняла и Несса и сразу уснула в окружении жмущихся к ней детей. Малыши выжидательно смотрели на Алану.

— Может, расскажете им сказку? — предложил Донал. — Мои истории они знают все до единой.

— Хорошо, я расскажу вам одну сказку, которую сама слышала в детстве. Это одна из моих самых любимых рождественских историй, — начала Алана.

— А она была по правде? — спросил кто-то из — детей.

— Конечно! Все лучшие истории — чистая правда, — заверила Алана. — Но только если верить в волшебство. А вы верите?

Младшие закивали, дети постарше недоверчиво нахмурились.

— Тогда закройте глаза и изо всех сил постарайтесь поверить.

И она принялась рассказывать волшебную рождественскую сказку. Вскоре пережитое потрясение, тепло камина и напевный голос Аланы убаюкали всех, в том числе Донала.

Подняв голову, Алана обнаружила, что Иан стоит в дверях и тоже слушает ее. Он уже успел умыться, но не сменил одежду, запачканную копотью и грязью, был небритым, усталым и наверняка голодным. Сама Алана устала так, что могла бы проспать неделю, вдобавок ей не мешало вымыться. Но Иан смотрел на нее как завороженный, в его серых глазах отражалось восхищение. Алана смущенно покраснела.

Она перевела взгляд на уснувшую у нее на коленях девчушку с копной рыжих кудряшек.

— Я не слышала, как вы вошли. Все хорошо?

— Да, все — ну, насколько это возможно в нашем случае. Наверху уже готовы постели для малышей, но подозреваю, что скоро они проснутся и захотят позавтракать. А пока оставим их, пусть отсыпаются.

Он прошел по комнате, облокотился на каминную полку и оглядел спящих детей.

— Шона благодарна вам за то, что вы присматриваете за детьми. У нее полно хлопот с новорожденным, а Крошка Дженет и Фиона помогают Энни. Лотти всем и каждому рассказывает, какая вы смелая. Видимо, история о том, как леди Алана спасла свинью волынщика, станет любимой рождественской сказкой в здешней деревне.

— На самом деле я трусиха, — призналась Алана. — Надеюсь, вы не станете меня переубеждать. Вы спали?

— Посплю потом, когда угомонятся остальные, — отмахнулся он. — Вообще-то я ищу Сэнди. Вы его не видели?

Она прикусила губу.

— Вы хотите наказать его? Но ведь он не нарочно…

Иан гордый, он может и отказаться от помощи Алека. Об этом Алана не подумала. Она действовала повинуясь минутному порыву, считая, что это будет правильно. И с давних пор знала о своем стремлении устранять сложности в жизни тех, кто был ей дорог.

Алана уклонилась от прямого ответа, и Иан нахмурился, отблеск огня подчеркнул морщины на его лбу.

— Могли погибнуть люди.

— Но ведь не погибли же. Все спасены. Коттеджи можно отстроить заново. А если бы Сэнди не поднял тревогу, все могло кончиться гораздо хуже.

— Сейчас он преступник, а не герой, — возразил Иан.

— Да, но на его месте мог оказаться…

— Вы считаете, светлую сторону можно отыскать в чем угодно? Если да, вы удивительная женщина, Алана Макнаб, — негромко произнес он.

Ее сердце чуть не выскочило из груди.

— Так меня воспитали. Видите ли, Меган у нас в семье красавица и прекрасная рассказчица, но она ужасно вспыльчивая. Сорча — прелестная девчонка-сорванец, легко прощающая всех и каждого.

— А вы? — спросил он.

— А я — нечто среднее между ними. Я мирила сестер, когда Сорча таскала у Меган ленты, и я исправила положение, когда Меган… — Она осеклась. Она так старалась быть самой полезной и ответственной из сестер Макнаб, послушной, готовой всем угодить даже ценой собственного счастья! Как поступили бы минувшей ночью Меган или Деворгилла? Она вгляделась в хмурое лицо Иана. Несомненно, он тоже теряется в догадках, но только думает не о ее родных, а о собственных.

— Бедная Пенелопа… — заговорила Алана. — Она чувствует себя здесь чужой, к шотландским обычаям не привыкла. По-моему, ей необходима ваша поддержка, и тогда она удивит вас…

Он скрестил руки на груди.

— Пока что меня удивляете вы. Это же не ваши люди. А вы, несмотря на больное колено…

Она яростно выпалила:

— Все они — мои люди! На месте Лотти Макгилливрей могла оказаться Мораг Макнаб из деревни Гленлорн. На месте Сэнди — Лейф Ренни, наш егерь, коттедж которого тоже сгорел. Как же я могла не помочь? Я скучаю по этим людям, люблю их, вижу их в лицах, словах и поступках членов клана Макгилливреев. — Ее глаза наполнились слезами при мысли о том, что могло случиться, ужас сковал сердце.

Иан встал перед ней на колени и нежно стер с ее щек слезы.

— Такая отважная, а сбежала, — произнес он и жестом руки остановил Алану, когда она попыталась снова возразить. — Готовы вы признаться в этом или нет, а уезжать в Англию вам не хочется. И выходить за лорда Уилбура тоже?

Она закрыла глаза.

— Он Уилфред, а я дала слово. Пообещала.

Сколько же раз она успела мысленно повторить эти слова? Произнесенные вслух, они звучали не так убедительно. Скорее как недостаточно веская причина выйти замуж.

— Если есть о чем сожалеть, исполнить обещание нелегко, — заметил он.

— Мне объяснили, что со временем можно привыкнуть ко всему, надо только захотеть. Все не так уж плохо. — Их взгляды встретились, она увидела в его глазах сомнения, но к ней они вряд ли относились — зачем ему вообще беспокоиться о ней? Алана вспомнила слова Фионы о том, что Иан, наверное, не хочет уезжать в Англию и боится этого переезда. Накрыв ладонью руку Иана, Алана пожала ее. — У вас все будет по-другому, Иан. Вы станете графом. Пенелопа так красива, из нее получится превосходная графиня… — Может, уверяя его, она и сама поверит в лучшее будущее для себя и свыкнется с мыслями о неизбежном. Но прикосновение к нему вызвало новый прилив сожалений.

— Не надо меня жалеть, — попросил он, неверно истолковав ее намерения.

— Но я…

Он убрал руку, отошел к камину и засмотрелся на огонь; выражение его лица стало суровым, пальцы сжались в кулак на каминной полке.

— Я никогда даже не мечтал стать английским графом. От своих английских родственников я годами не получал никаких вестей, с тех самых пор, как умер мой отец, и думал, больше никогда о них не услышу. Я был уверен, что проведу всю жизнь здесь, в Крейглите, буду прилагать все старания, чтобы быть хорошим лэрдом, добрым мужем и отцом, когда придет время, если оно придет, и я убеждал себя, что всего этого мне более чем достаточно. — Он сглотнул. — Тем не менее… — Иан умолк.

— Тем не менее? — напомнила о себе Алана.

— Вместе с ответственностью приходят и новые возможности, шансы сделать что-то большее и стать чем-то большим. Возможности строить и менять, помочь Фионе устроить свою жизнь, выяснить, чего я… — Он повернулся к ней и сцепил руки за спиной. — Чего я хочу и на что способен, — заключил он.

Алана улыбнулась.

— Иан Макгилливрей, вы удивительный человек. Вы прекрасный лэрд и будете отличным графом.

— А если я ошибаюсь, а Марджори права? Что, если меня, шотландца, не признают новым графом Пембруком? — Он пригладил ладонью волосы и покачал головой. — Сколько учился произносить это чертово слово, и все равно ничего не выходит. «Пибрек».

Она мягко улыбнулась.

— А мне нравится, как вы его произносите. Звучит как название манящего, уютного места, а не… — Она отвернулась. — Моя тетя Элеонора говорит, что любое дело надо начинать так, как будто твердо решил продолжать его, с самого начала дать окружающим понять, кто ты такой.

— А с чего начнете вы? — спросил он. — Как только вы, молодая жена лорда Мерридью, выйдете из экипажа, на вас устремятся все взгляды. И с чего же вы начнете?

Она тяжело вздохнула. Все начнется задолго до этого момента. Одно время ей казалось, что достаточно будет просто сделать что ей скажут, надеть свадебное платье и произнести слова клятвы, скрепляющей ее союз с лордом Мерридью. О моменте, который упомянул Иан, она даже не задумывалась, не представляла, как вступит в права маркизы, жены, хозяйки огромного поместья.

Алана прикусила губу. Начать ей следовало с другого: с твердого «нет» на все требования матери занять место Меган.

— Жаль, что нельзя все начать сначала, — прошептала она.

— А может, вы уже начали, — возразил Иан. — Потому и сбежали, и пришли…

Ответить она не успела: дверь открылась и вошла Пенелопа, свежая после купания, элегантно одетая в воздушный розовый муслин, щеголяющая изысканной прической. Безмятежность на ее лице улетучилась, едва она увидела детей, а потом Иана и Алану. Пенелопа брезгливо сморщила нос.

— Что здесь происходит? Повсюду какие-то люди! В холле я слышала крики животных, запах там ужасный. А эти дети зачем здесь?

— Прошлой ночью случился пожар, — резким тоном ответил Иан, не удосужившись произнести «доброе утро». — Разве вы не слышали шум?

— Слышала, конечно. Элизабет разбудила меня. Но я подумала, что арендаторы справятся сами. Как в Англии. Там никому и в голову не придет будить господ из-за того, что загорелся какой-то коттедж.

— Шесть коттеджей и амбар, — поправил ее Иан. — Если нечто подобное когда-либо произойдет в Вудфорде или в других поместьях Пембрука, разбудить меня надлежит обязательно, и я на этом настаиваю. Я сам должен видеть, что происходит, сколько бы слуг у меня ни было, — продолжал он. Пенелопа умолкла, но выражение ее лица по-прежнему было негодующим.

— Людям не так страшно, когда Иан с ними, — примирительно произнесла Алана.

Пенелопа презрительно поморщилась.

— У вас все лицо в грязи.

Алана подавила желание потереть щеки и пригладить волосы. Вместо этого она подняла подбородок.

— Да, мне действительно пора привести себя в порядок.

Иан повернулся к ней.

— Отнести вас наверх? — спросил он. Пенелопа сдавленно ахнула, но Иан и бровью не повел. Алане показалось, что все ее тело охватил огонь. Кажется, из-за нее вот-вот разгорится ссора.

Она указала на ребенка, уснувшего у нее на коленях.

— Лучше будет отнести детей и уложить их в постель.

— Пусть поспят здесь еще немного. В библиотеке тепло и тихо, — сказал Иан, бережно взял малышку с коленей Аланы и уложил на кушетку, где спала ее сестра. От мимолетных прикосновений рук Иана по жилам Аланы словно разбежались искры. Он повернулся к своей кузине — и невесте — со словами:

— Возможно, Пенелопа могла бы остаться и присмотреть за детьми.

Но Пенелопа недовольно нахмурилась.

— Я? Ну уж нет. Если в доме есть еще свободные комнаты, надо сейчас же отправить их туда. Они уже достаточно большие, сами дойдут. Вам незачем носить их на руках, Иан. И Алану тоже. А библиотека — единственная во всем замке приличная комната для господ, поскольку гостиной здесь нет. И потом, где еще должны находиться эти оборванцы, если не со своими родителями, среди себе подобных?

Иан выпрямился.

— Вы хотите сказать, подобных мне?

Пенелопа недоуменно молчала.

— Мой клан — это мои родственники.

— Но не мои, — напомнила она.

— Да, не ваши, — согласился он. Напряжение в комнате сгустилось настолько, что стало трудно дышать.

Алана поднялась.

— Конечно же, это… — Предостерегающий взгляд Иана заставил ее умолкнуть. Это не ее клан.

Вошла Шона, прижимая к груди завернутого в плед и крепко спящего младенца.

— Зашла узнать, не проголодались ли дети. Каша уже готова, но они, я вижу, спят. Лучше не будить их — проснутся, снова поднимут шум.

Пенелопа гневно воззрилась на женщину.

— Немедленно уберите их отсюда, ясно? — потребовала она, надменно выпрямившись. — Кто дал им право досаждать господам? Я… — она метнула быстрый взгляд в Иана, — не желаю ни видеть, ни слышать их!

Шона растерянно заморгала, перевела взгляд на — Иана, потом на нее. Алана продолжала молчать, ее лицо осталось бесстрастным. Иан молча смотрел в упор на будущую жену и не издавал ни звука.

— Да, миледи, — наконец отозвалась Шона с едва заметным раздражением в голосе. — Мы сейчас же сделаем все так, как вам угодно. — И она обратилась к Алане: — Энни приготовила вам ванну наверху, Алана, и…

— Леди Алана, — перебила Пенелопа. — Должны же соблюдаться хоть какие-то правила и различия!

Хромая, Алана прошла по комнате и пожала руку Шона.

— Спасибо, я сейчас же пойду наверх. Вымоюсь, сменю одежду и вернусь помогать вам.

— Вы ляжете в постель и будете спать, — заявил Иан, прикрыл глаза, помолчал немного и добавил уже мягче: — Вы сделали достаточно. Более чем достаточно.

Не удостоив свою невесту ни единым взглядом, он подхватил Алану на руки. Она чувствовала гнев в каждой жилке его тела, хотя прикосновения по-прежнему были бережными. У него на руках Алана застыла неподвижно, как деревянная. У дверей Иан помедлил.

— Вы умеете заваривать чай, Пенелопа?

Ее глаза злобно вспыхнули, их взгляд пронзал, словно кинжал.

— Разумеется, нет!

— Тогда советую вам научиться, если сегодня утром вы рассчитываете позавтракать, — с этими словами Иан покинул комнату.

Глава 30

Замок Дандрум, за восемь дней до Рождества

Деворгилла Макнаб напряженно смотрела в сад за окном. Снег укрыл деревья, сгладил неровности, сделал все вокруг белым, пушистым и мягким, вызывая предвкушение Рождества.

Но Деворгилла предпочла бы туман, или дождь, или любую другую погоду под стать ее настроению. Она гадала, где сейчас Алана, прислушивалась к боли в сердце и прижимала руку к груди. С тех пор как ее средняя дочь исчезла, прошло уже одиннадцать дней. Деворгилла оглянулась на письменный стол, где оставила начатое письмо к своему пасынку Алеку. За последние два дня она уже начала и бросила писать сотню подобных писем. Как сообщить ужасное известие? Она все еще надеялась, что Алана вернется и дописывать письмо будет ни к чему. Ее сердце заныло. Горничные перешептывались о засыпанных снегом коварных оврагах, острых камнях, о том, как быстро убивают холод и снег. Когда они смотрели на Деворгиллу, в их глазах читалась жалость, словно надежды уже не осталось и в помине.

Леди Макнаб отвернулась от стола и потерла виски.

Деворгилла просто не могла поверить, что Алана… Судорожно сглотнув, она вновь принялась оглядывать сад, надеясь заметить среди голых черных деревьев красный плащ Аланы. Прижавшись лбом к стеклу, она простояла у окна до тех пор, пока холод не закрался ей под череп. Неужели это она во всем виновата?

Когда Меган сбежала, отвергнув Мерридью, Деворгилла пришла в ярость и сгорала от стыда. Ей казалось — нет, она твердо знала! — что действует в интересах дочери, выдавая ее за самого завидного титулованного жениха во всей Англии, какого ей только удалось найти. По положению они стали бы выше своего брата, оказались бы богаче и знатнее, чем если бы остались в Шотландии. В чем же ее ошибка?

Мерридью все еще спал наверху, хотя время близилось к полудню. Исчезновение Аланы он воспринимал как временное неудобство, не более. Ему вполне хватало возможности сидеть у камина, истощая запасы винных погребов Дандрум и поджидая невесту. Присоединиться к отрядам, отправленным на поиски Аланы, он даже не подумал. Вчера Элеонора поинтересовалась, не намерен ли он просидеть в Дандрум до тех пор, пока Сорча не достигнет брачного возраста, — конечно, если Алана не вернется.

Об этом ужасном исходе Деворгилла не желала даже думать. Алана наверняка жива и невредима, иначе и быть не может. Деворгилла уже понимала: маркиз — далеко не лучшая партия не только для старшей, но и для средней дочери. Он слишком напыщен, эгоистичен и самоуверен. Ни разу в жизни он ничего не добился своим трудом, то же самое относилось и к поискам невесты. Деворгилла понимала: следовало бы заставить его добиваться Алану, показать себя, но Уилфред Эсмонд не из таких людей. В сущности, от мужчины в нем немного. Уж лучше пусть Алана выйдет за садовника… нет, спохватилась Деворгилла, она не это имела в виду. Просто она вообразила, что жизнь, которой она хотела для себя, наилучшим образом подойдет и ее дочерям. Ради этой цели она плела интриги, строила планы и лгала, и что в итоге?

Меган сбежала, Алана пропала. Сорча наверху заливалась слезами, отказывалась от еды и умоляла отпустить ее домой, в Гленлорн.

Но Деворгилла просто не могла вернуться в Гленлорн после того, как потерпела поражение. Как будет злорадствовать Алек! Об этом невыносимо даже думать. Точно так же невыносимо, как признать, что она потеряла Алану — ее кроткую, робкую, добрую и благоразумную дочь. Деворгилла почти не замечала Алану, пока та не исчезла. Раньше она держалась в тени Меган, ожидая своей очереди выйти вперед. Понравился бы ей светский сезон в Лондоне или нет? Деворгилла не спрашивала. Вздохнув, она вернулась к письменному столу, села, взяла перо и дрожащей рукой вывела: «Дорогой Алек…»

В дверях появилась Джинни.

— Миледи, там какой-то человек спрашивает лорда Мерридью. Он привез для него письмо.

— Лорд Мерридью еще спит. Пусть оставит письмо и уходит.

— Он сказал, что ему велено дождаться ответа или предложить доставить самого маркиза, если понадобится.

У Деворгиллы сжалось сердце. Уронив перо, она поднялась.

— Проведите лучше его сюда.

Незнакомец был засыпан снегом, его лицо раскраснелось от мороза, а теплый редингот выдавал в нем кучера. Он с завистью уставился на пылающий в камине огонь.

— Джинни, пусть кухарка приготовит в кухне обед — горячий суп, эль. — Деворгилла повернулась к кучеру. — Какие вести вы привезли?

— У меня письмо для лорда Мерридью, если он здесь.

— Кто вас прислал? — продолжала расспросы Деворгилла, держась прямо и невозмутимо и втайне надеясь, что известия не касаются Аланы. Кучер оказался не шотландцем, а англичанином. Возможно, Мерридью призывают обратно в Англию… но кучер одет отнюдь не в цвета Мерридью или герцога Лайалла.

— Я прибыл по приказу леди Марстон, которая сейчас гостит в Крейглите.

Фамилия ничего не сказала Деворгилле, разве что возбудила любопытство.

— Ясно. Пока что маркиз не может выйти к вам. Передать ему ваше письмо?

В комнату торопливо вошла Элеонора.

— Я слышала, у нас гости… есть вести от Аланы? — спросила она, нетерпеливо вглядываясь в лицо кучера.

— Я прибыл из замка Крейглит, — повторил кучер. — От леди Марстон…

— Крейглит? — Элеонора схватилась за сердце. — До него же меньше пятнадцати миль! Моя племянница там? Леди Алана Макнаб?

Кучер кивнул.

— Верно, миледи.

От облегчения у Деворгиллы ослабели колени. Она присела на кушетку.

— Она жива? Ранена? Больна? — подступив к кучеру, Элеонора засыпала его вопросами.

Он неловко переступил с ноги на ногу, с его тяжелых сапог натекла лужица.

— Обо всем сказано в письме леди Марстон, — объяснил он. — К лорду Мерридью.

Элеонора нахмурилась.

— Юноша, моя племянница пропала одиннадцать дней назад. С тех пор от нее не было никаких вестей, и мы чуть не сошли с ума от беспокойства. Эта леди — мать Аланы. И мы вовсе не намерены ждать, пока его светлость соизволит подняться с постели, чтобы выяснить, что случилось. Рассказывайте все, что вам известно.

Все еще сомневаясь, он вгляделся в лица обеих — женщин.

— Пожалуйста… — попросила Деворгилла.

— Она в безопасности, — начал кучер. — Лэрд Крейглита нашел ее без сознания в снегу и привез к себе домой. У нее рана на ноге, а в остальном с ней, кажется, все хорошо.

— Лэрд? Иан Макгилливрей? — переспросила Элеонора.

— Да, теперь он еще и граф Пембрук.

— Английский Пембрук? А что случилось с Берти Марстоном? Он был последним графом Пембруком, которого я знала…

Кучер указал на черную повязку на рукаве его редингота.

— Его светлость скончался несколько месяцев назад, новым графом стал лорд Иан.

— Так где же теперь моя дочь? — спохватилась Деворгилла.

— Да, почему вы не привезли ее домой?

Кучер покачал головой.

— Мне было велено только доставить письмо его светлости, маркизу Мерридью. Понадобилась неделя, чтобы добраться сюда, потому что снега навалило столько, что пришлось двигаться в объезд.

«Она не в состоянии путешествовать?» Деворгиллы и «Насколько тяжело она ранена?» Элеоноры прозвучали одновременно.

Кучер умоляюще уставился на них.

— Я знаю только то, что мне приказали доставить письмо его светлости.

Элеонора скрестила руки на груди и нахмурилась, глядя на него.

— Вздор. Вы же слуга. Вы все слышите и все знаете. Что произошло в Крейглите?

Он украдкой взглянул на вторую даму.

— Лэрд нашел девушку… то есть леди… в снегу. И привез к себе в замок, закутанную в плед. Ей перевязали ногу и уложили в его постель. Вот и все, что я знаю, — закончил он.

Деворгилла вскипела.

— В его постель?!

Элеонора вопросительно приподняла бровь, и кучер покраснел.

— Вы намерены сообщить об этом лорду Мерридью? — Она отошла и позвонила, призывая слугу. — Грейвз отведет вас в кухню. Там ждет горячая еда, потом вам будет предложена постель. Завтра же утром мы готовы отправиться с вами в Крейглит.

— Но… — начал было кучер и осекся, остановленный решительным жестом Элеоноры.

— Дайте мне письмо, я позабочусь о том, чтобы маркиз получил его.

Кучер с коротким поклоном вручил ей письмо.

— Благодарю, миледи.

— Дайте мне! — воскликнула Деворгилла, но Элеонора прижала письмо к груди, дождалась, когда за кучером закроется дверь, бросилась к корзинке для рукоделия и достала иголку с ниткой.

— Боже, что ты делаешь? — воскликнула Деворгилла.

— Выясняю, что именно леди Марджори Марстон собиралась сообщить маркизу Мерридью насчет Аланы, — ответила Элеонора, просунула нитку под сургучную печать и осторожно принялась водить туда-сюда. Наконец печать отлипла от бумаги.

Деворгилла придвинулась ближе к золовке.

— Что там? С ней все хорошо?

Элеонора пробежала письмо глазами.

— Леди Марджори пишет маркизу Мерридью, что Алана в Крейглите. Сама леди Марджори там же, с — обеими дочерьми. Она советует ему незамедлительно приехать за Аланой. По-видимому, Марджори хорошо знакома с матерью маркиза, герцогиней Лайалл. Похоже, они давние подруги: письмо адресовано «дражайшему Уилли».

— Дражайшему Уилли? — повторила Деворгилла. Она представить себе не могла, чтобы хоть для кого-нибудь лорд Мерридью был «дражайшим Уилли».

— Именно, — усмехнулась Элеонора. Она разогрела сургуч, заново запечатала письмо и позвонила. — Будьте добры, Грейвз, отнесите это в комнату его светлости. И скажите камердинеру, что его светлости давно пора вставать.

Дворецкий принял письмо и поклонился.

— Вы, наверное, уже знаете от человека, который привез письмо, что Алана в безопасности, — добавила Элеонора.

Грейвз искренне улыбнулся.

— Лучших вестей и представить себе нельзя, ми-леди.

— Завтра же мы отправляемся в Крейглит и все узнаем сами. Соберите корзину с припасами, Грейвз. Не забудьте положить бутылку-другую виски Макинтошей. Скоро Рождество, мы в большом долгу перед лэрдом Макгилливреем. Захватите побольше любимых лакомств Аланы. Деворгилла скажет вам, каких именно.

Кровь прилила к щекам Деворгиллы: о любимых лакомствах дочери она понятия не имела. Она принялась судорожно рыться в памяти. Алана тихая и застенчивая, она любит читать, а еще она любит… на этом месте у нее в памяти зиял пробел.

— Имбирные пряники, — назвала она первое, что пришло ей в голову.

Конечно, имбирные пряники любят все, особенно на Рождество.

Глава 31

Замок Крейглит, за восемь дней до Рождества

— Имбирные пряники — единственное рождественское лакомство, которое я терпеть не могу, — призналась Алана Фионе, пока они застилали очередную постель для гостей и развлекались, расспрашивая друг друга обо всем на свете.

— Шона печет изумительное песочное печенье, а ее кексы с патокой — это… — Фиона умолкла и закатила глаза, подыскивая верное сравнение. — «О крут мо крис»[6], — поэтически заключила она. — Наверное, в этом году нам понадобится больше сладостей, ведь в гостях у нас вся деревня. А еще надо приготовить подарки тем, кто живет за ее пределами. В сочельник они тоже придут к нам, но обычно мы с Ианом доставляем им подарки за несколько дней до Рождества.

— И мы в Гленлорне делали то же самое, — подхватила Алана. — Мы с сестрами помогали Мойре печь угощение, потом раскладывали его по корзинам — точнее, не столько раскладывали, сколько лакомились. Ну, а потом запрягали лошадь в повозку и всю дорогу распевали песни. В деревне мы заходили в каждый коттедж, местные присоединялись к нам, навещали друзей и соседей, и наконец все мы возвращались домой, пили глинтвейн и виски и веселились вовсю.

— Может быть, съездите в этом году вместе с нами? — предложила Фиона. — Иан согласится, и будет так…

Алана опустила глаза, сосредоточенно взбивая по-душку, и прервала ее:

— Мне кажется, с Ианом должна поехать Пенелопа.

Улыбка Фионы погасла.

— Ах да. Конечно.

— Она будет его… — Алана так и не смогла заставить себя выговорить слово «жена», — хозяйкой Крейглита.

Фиона перешла к следующей кровати и хлопнула простыней, расправляя ее.

— Вряд ли она захочет выходить из дома в такой холод. Должно быть, в Англии круглый год стоит лето — по крайней мере, так кажется, если послушать Пенелопу.

Алана с трудом улыбнулась.

— Значит, когда мы туда переселимся, можно будет не беспокоиться о погоде.

Фиона задумчиво уставилась на край белой льняной простыни, которую скомкала в руках.

— А я буду скучать по снегу. Правду говорят, что Рождество без снега — никакое не Рождество.

— Значит, будем радоваться снегу, пока есть возможность. Пойдем поиграем в снежки с детьми! Или покатаемся по льду на озере, — предложила Алана.

Фиона грустно улыбнулась.

— А я никогда даже не пробовала. Вы же понимаете, моя нога… мне нипочем не угнаться за другими детьми. И ничего уже не поделаешь. Так и в Англии я не смогу угнаться за другими девушками и буду все время стоять в сторонке, как…

Алана взяла Фиону за руки.

— Не говорите так! Сейчас я хромаю так же сильно, как вы. Ну и что? Давайте все равно пойдем гулять и будем держаться друг за друга! Детей надо вывести на прогулку, пока они не свели нас с ума своей беготней. Пойдемте, будет весело!

Слабая улыбка снова заиграла на губах Фионы, она кивнула.

— Сейчас, только принесу свой плащ и поищу пледы для ребятишек.

Глава 32

Иан откинул волосы со лба, отложил перо и потер усталые глаза. Он сидел в уединенной комнате башни — одной из немногих в переполненном замке, где сейчас можно было найти тишину и покой. Иан давно запретил подниматься в башню всем, опасаясь коварных каменных ступеней, и этот запрет соблюдали неукоснительно.

Иан пробежал глазами строчки бухгалтерской книги, гадая, где взять денег на то, чтобы заново отстроить коттеджи и амбар. Затея казалась безнадежной, разве что удастся направить часть денег, которые он получит в Англии, в помощь погорельцам Крейглита. Однако он понятия не имел, каков доход английских поместий и каких расходов требует их содержание. Марджори заверила, что в каждом поместье есть опытный управляющий, а в Лондоне — поверенный. Этот последний написал Иану после смерти его дяди и сообщил об унаследованном титуле.

Иану удавалось на протяжении десяти лет управлять Крейглитом без посторонней помощи. Он надеялся, что так будет и впредь и его шотландские владения не понадобится содержать за счет английских.

Стекла в окнах вдруг зазвенели от удара, который застал его врасплох, чернила выплеснулись на страницу. Иан бросился к окну и выглянул наружу. Наверное, мальчишки попали снежком — засиделись взаперти, соскучились, вот и расшалились. Надо бы подыскать им какую-нибудь работу или другое занятие. Еще одно дело в длинном списке…

К его удивлению, в снежки играли две девушки. Их окружила целая толпа смеющихся, раскрасневшихся от мороза детей — вид у всех был счастливый, они радостно кидались снежками в старших подруг. Алану он узнал сразу — по красному плащу — и заметил, что меткостью она не уступит чемпиону Шотландии по метанию камней.

А когда он рассмотрел вторую девушку, у него перехватило дыхание. Она двигалась не так уверенно, но старалась изо всех сил.

Фиона…

С тех пор как с ней случилась беда, Иан никогда не видел, чтобы она играла в подвижные игры, обычные для других детей. А если она упадет? Надо сейчас же спуститься, прекратить безобразие, убедиться, что она…

Но Фиона обернулась, и он увидел ее смеющееся, счастливое лицо. Иан был ошеломлен. Фиона никогда не играла с другими детьми, не бегала и не лазала по деревьям. Из-за хромоты она передвигалась медленно и неуклюже и всегда боялась, что испортит другим игру или бег наперегонки, если попробует присоединиться к ним. Потому и предпочитала больше сидеть. Иан давал ей возможность решать самой и даже не пытался уговорить попробовать.

А теперь ему казалось, что прямо у него на глазах совершается чудо. Фиона играла в снежки, хромая так же, как обычно. Потом они с Аланой взялись за руки и побежали по лужайке, поддерживая друг дружку: у Фионы здоровой была левая нога, у Аланы — правая. То и дело они покатывались со смеху, иногда валились в снег, и все это время лицо его сестры сияло от радости. Как и лицо Аланы Макнаб.

Иан в изумлении наблюдал за ними. Каким-то образом Алана умудрилась превратить катастрофу в праздник. Дети будут помнить этот день дольше, чем ночной пожар. Иан заморгал. Подхваченный ветром плащ Аланы развевался за ее спиной.

Словно крылья ангела.

Снежок угодил ей в грудь, она упала навзничь, ахнула и расхохоталась. Иану вдруг захотелось быть рядом, разделить с ней радость, улыбаться, наблюдая, как дети толпой кидаются к ней и снова опрокидывают в снег.

Таких женщин, как Алана Макнаб, он еще никогда не встречал, но всегда надеялся встретить. Когда он размышлял, какой хотел бы видеть свою жену, подругу, любимую, ему представлялось, что она будет похожа на Алану. Сердце сжалось от тоски. Нет, не просто похожа — это будет она, Алана.

В отчаянии он сжал рукой край подоконника. Увы, он опоздал.

Глава 33

Корнфорт, за восемь дней до Рождества

Фарлан Фрейзер пригубил свой эль и оглядел зал — постоялого двора. Эль приятно кружил голову, как и воспоминания о том, что ему удалось-таки украсть поцелуй у Брианны Макнаб, дочери кузнеца. Весной он пообещал вернуться и наняться подручным к ее отцу — конечно, если его собственный отец согласится. А пока он был немного пьян и влюблен, и единственное, что ему оставалось, прежде чем направить свои стопы к дому, — сплавить кому-нибудь письмо, лежащее у него в кармане.

На постоялом дворе он разыскал паромщика, рассудив, что уж он-то наверняка знает, кто куда ездит и как часто.

— Вы не отвезете письмо в Гленлорн?

Паромщик посмотрел на измятое письмо в руке Фарлана Фрейзера и отхлебнул эля.

— Отвезу. Доставлю до самого постоялого двора в Лох-Рэмси. А там уж найдется кто-нибудь, кто отнесет его в Гленлорн.

— Премного вам благодарен, — ответил парнишка и поднял кружку.

— Душеньке своей пишешь? — поддразнил его паромщик, на которого холодными зимними вечерами нередко находило желание поболтать.

Фарлан почувствовал, что краснеет, и старый паромщик расплылся в ехидной ухмылке.

— Да нет, не моя она. А Макгилливрея из Крейглита. Он, говорят, ездил воровать скот и нашел ее в снегу. Ну и, недолго думая, перекинул через плечо и повез домой, а теперь вроде как решил себе оставить. А письмо это — для ее родни в Гленлорне.

— Стало быть, лэрд остался доволен и хочет скрепить сделку, — сообразил паромщик. — Красотка, — видно.

Фарлан придвинулся к нему.

— Говорят, второй такой нигде не сыщешь. Лэрд-то аж онемел, как увидел ее, ну и не захотел никому отдавать. Дело уже сделано, если понимаете, о чем я, только ее родня еще ни сном ни духом.

Паромщик ухмыльнулся.

— Везунчик Макгилливрей, — заметил он. — Будет кому согреть ему постель этой зимой.

— Еще и богачка, — разошелся Фарлан, постучав указательным пальцем по письму. — Вот Макгилливрей и пишет, спрашивает, какое за девчонкой дадут приданое. Я слыхал, он хочет и скот, и земли, и золото…

Паромщик присвистнул.

— Все сразу? Видно, девчонка-то не из простых.

— Все сразу, — подтвердил Фарлан. — Но говорят, за такую ничего не жалко отдать.

Прихлебывая эль, паромщик обвел взглядом лица любопытствующих слушателей.

— Чтоб всем нам хоть раз найти такую девчонку в снегу!

Звякнули кружки, подогретый эль пенными струйками сбежал со щетинистых подбородков.

Глава 34

Когда Алана и Фиона вернулись в дом, Иан ждал внизу. Поддерживая друг друга и вслух отсчитывая шаги, девушки ступали прямо и легко, как принцессы.

Заметив поодаль ждущего их Иана, Фиона сбилась со счета, бросилась к нему и крепко обняла.

— О, Иан, нам было так весело! — воскликнула она. — Пойдем завтра с нами! Алана говорит, можно расчистить место на льду озера и покататься — они часто так делают.

Он посмотрел поверх ее плеча на Алану, которая расстегивала плащ. Ее щеки разрумянились, глаза блестели. Его вновь охватило нестерпимое желание поцеловать ее.

— Ну, не так уж часто, — поправила она.

— Пойду расскажу Элизабет, может, она тоже захочет с нами, — Фиона звонко чмокнула брата в щеку холодными как лед губами и поспешила прочь, что-то напевая.

Иан не сводил глаз с Аланы.

— Она не играла так, как сегодня, с тех пор как случилось несчастье с ее ногой. А мне и в голову не приходило, что она скучает по детским забавам. Я даже не додумался расспросить ее.

Алана улыбнулась.

— Мне тоже было весело. Давно я не играла в снежки так, как раньше, с сестрами. Пока Алек жил с нами, он расчищал лед на озере, и мы катались все вместе. — Ее взгляд стал задумчивым.

— Пока я смотрел, как вы играете, мне пришла в голову одна мысль, — заговорил Иан. — О том, как можно помочь Фионе справиться с хромотой. Рождественский подарок. — Увидев, что в глазах Аланы вспыхнуло любопытство, он пояснил: — Это не значит, что с Фионой что-нибудь не так.

— Разумеется!

— Просто я увидел, как вы идете с ней под руку, и подумал: может, если изготовить для Фи особую пару обуви, в которой ее ноги сравняются по длине, она сможет ходить прямо?

Алана всплеснула руками.

— Может, даже танцевать! — подхватила она.

— Или войти в комнату так, чтобы никто не догадался, что она хромает.

— И тогда никто не будет судить о ней по внешности, — добавила Алана. — А когда с ней познакомятся, узнают, какая она умная, добрая и замечательная, никому уже не будет дела до ее хромоты.

— Вот именно, — кивнул Иан.

Алана коснулась его рукава.

— Для Фионы это очень много значит.

А для Иана ее улыбка означала целый мир. Боже, он рисковал утонуть в ее глазах.

Посерьезнев, он смотрел на нее и чувствовал, что в горле пересохло. Ему хотелось поцеловать ее. Должно быть, Алана прочла это желание в его глазах, потому что вдруг покраснела и отпрянула, порывистыми и суетливыми движениями сворачивая плащ.

— А как это можно сделать? — спросила она. — Я вот о чем: подложить клинья под стельки ее сапожек будет несложно. Но у бальных туфелек подошва тонкая, почти как ткань.

— Я… — На миг Иан утратил способность думать о чем-либо кроме Аланы. А она стояла рядом и ждала ответа — разумного ответа. — Спасибо, — наконец пробормотал он. — За то, что вы так добры к Фионе.

— О, это совсем не трудно, — заверила она и хотела уйти, но он удержал ее за руку.

— И все-таки… — начал он. От ее волос пахло мылом и ветром; медь, серебро и бронза дали цвет ее глазам. Иан шагнул к ней, услышал, как она тихо ахнула — от предвкушения или от испуга, а может, эти чувства смешались. Он коснулся ее мягких и прохладных губ и с трудом удержался, чтобы не продлить этот единственный целомудренный поцелуй. — Спасибо, — повторил он и заставил себя отпустить ее.

Она улыбнулась и посмотрела на него так, словно была уверена, что он способен свернуть горы. Одного краткого поцелуя оказалось недостаточно. Тихо чертыхнувшись, Иан снова притянул ее к себе и сжал в объятиях, намереваясь поцеловать так, как давно уже мечтал.

Но когда их губы уже почти соприкоснулись, послышались крики, топот, и два малыша пробежали между ними, догоняя кошку.

— Кошка-то здесь откуда? — возмутился Иан. Алана рассмеялась, отступила, и чары рассеялись.

Глава 35

Замок Гленлорн, за семь дней до Рождества

Алек Макнаб, граф Гленлорн и глава клана Макнабов, смотрел, как его жена укладывает подарки, предназначенные для жителей деревни.

Всякий раз, когда он наблюдал за Кэролайн, его дыхание становилось сбивчивым, а теперь ее рыжие волосы так маняще поблескивали при свете огня в камине, пока она обучала Мойру и ее помощниц, как надо готовить английские рождественские лакомства. Мойра считала, что ни один уважающий себя шотландец не оценит лимонные пироги и миндальное печенье, но на этот раз она ошиблась. Запах миндаля витал в кухне, Алек протянул руку и схватил с тарелки еще теплое печенье, а другой рукой обнял округлившуюся талию жены.

— Как думаешь, оно всем понравится? — с беспокойством спросила Кэролайн.

— Конечно, — кивнул он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Да, без твоих сестер Рождество здесь будет совсем другим, — продолжала Кэролайн. — Мойра рассказала мне о рождественских традициях Гленлорна. Печь черный кекс мне еще учиться и учиться… Мойра говорит, что с первой попытки он получился слишком английским. Как думаешь, что это значит?

— Чересчур много бренди, — объяснила Мойра, проходя мимо, чтобы взять еще печенья для следующей подарочной корзины.

Алек усмехнулся.

— Черного кекса я не пробовал с тех пор, как уехал в Англию.

— Вот и хорошо! Значит, ты даже не поймешь, что он не удался.

Мойра многозначительно взглянула на Алека, а тот рассмеялся.

— Забыть черный кекс Мойры просто невозможно!

— Вот как? — Кэролайн заметно приуныла.

— Не расстраивайся! Даже если ты раздашь в деревне вместо кексов и печенья черствые лепешки, тебе все равно будут рады все местные жители до единого. — Он приложил ладонь к ее животу. — Особенно теперь.

Она накрыла ладонью его руку.

— Я слышала столько историй о той ночи, когда родился ты, Алек, — о том, сколько звезд высыпало на небе, о проливном ливне, о жарком полуденном солнце…

— Мойра знает, как было на самом деле. Она видела это своими глазами.

— Тогда я спрошу у нее. А теперь помоги мне завернуть печенье, — попросила Кэролайн. — Я подумала, что нам стоит отослать одну корзину в Дандрум.

Алек посерьезнел.

— Алана и Сорча наверняка обрадуются.

— Хотела бы я увидеть их здесь!

Подошла Мойра с пучком сушеных трав и добавила их в миску, стоящую посреди стола.

— Таволга — чтобы Рождество было веселым… — приговаривала она и вдруг подняла голову и принюхалась.

— Миндаль? — предположил Алек, узнав запах, но Мойра покачала головой.

— Нет, гости, — сказала она. — Едут с вестями.

Кэролайн заулыбалась.

Мойра по-птичьи склонила голову набок.

— Не слишком хорошие, но и не плохие. Поживем — увидим. А я пока вскипячу воды для чая.

Глава 36

Замок Крейглит, за шесть дней до Рождества

— Они все сошли с ума! — выпалила Пенелопа, обращаясь к матери. Они стояли у окна в библиотеке, наблюдая, как дети и взрослые играют в снегу. Из бывшей оружейной, находящейся по другую сторону холла, слышалось мычание коров и блеяние овец. — Можешь представить себе что-либо подобное в Вудфорд-Парке?

— А по-моему, весело, — вмешалась Элизабет, прижимаясь носом к оконному стеклу.

— Не болтай чепухи! — Пенелопа больно ущипнула сестру.

Элизабет вскрикнула и вылетела из комнаты.

Марджори наблюдала за неразберихой, которая творилась внизу. Все смеялись, кидались снежками, и никто даже не думал сетовать, когда снег попадал за шиворот или прямо в лицо. Иана, находящегося в самой гуще событий, обступили хохочущие дети, все до единого простолюдины, и он разрешал им забираться к нему на плечи, словно он не лэрд и не граф, а ровня им. Марджори вздохнула. Надо обязательно побеседовать с ним о приличиях и о том, как важно держать низшие классы на расстоянии. Подобное поведение недопустимо — как в Вудфорде, так и в любом другом цивилизованном месте. Вдобавок в замке с недавних пор воцарился — хаос: повсюду носилась шумная ребятня, в большом зале и в кухне сплетничали какие-то женщины. И никому из них даже в голову не приходило встать или опустить глаза, когда в комнату входили господа. Стоило Марджори и Пенелопе покинуть свои спальни, как их повсюду встречали любопытными взглядами, а дети бегали за ними, задавая дерзкие вопросы. А эти приготовления к празднику! Каждая женщина в доме, похоже, старалась приготовить или испечь особенное рождественское блюдо, которым несказанно гордилась. В доме день и ночь пахло пряностями и сахаром. Впрочем, Марджори нехотя признавала, что эти запахи приятны и создают праздничное настроение.

Странные они все-таки, эти местные. Огонь отнял у них дома и все имущество, а они вовсю веселятся. Возможно, они попросту глупы. Или дело в чем-то — или в ком-то — совсем другом.

— Ты только посмотри на нее! Это все она, — пожаловалась Пенелопа. Проследив направление гневного взгляда дочери, Марджори увидела, что леди Алана Макнаб швыряется снежками, как простая крестьянка.

— Странное дело: недавно чуть не замерзла насмерть, а совсем не боится снега и холода, — задумчиво произнесла Марджори, наблюдая за девушкой. Она заметила также, что Иан не сводит с Аланы глаз. Она и вправду была хороша сейчас — с нарумяненными морозом щеками, разметавшимися на ветру шелковистыми волосами и блеском в глазах.

— Вот бы она… — начала было Пенелопа, но Марджори оборвала ее:

— Замолчи! Желать другому зла — значит навлекать на себя беду.

— Ты прямо как старая Энни, — проворчала Пенелопа. — Все вокруг считают, что ее привело сюда волшебство. Может, если пожелать ей зла, она наконец — уедет отсюда?

Марджори попыталась представить Алану Макнаб маркизой Мерридью, открывающей бал или светский прием. Как ни странно, даже сейчас, запорошенная снегом, она справилась бы с этой ролью. Она от природы была наделена обаянием и грацией, к тому же умела расположить к себе людей. Марджори искоса взглянула на дочь: Пенелопа прищуренными глазами следила за соперницей, строптиво оттопырив губу и вцепившись ногтями в юбку. Сравнение оказалось отнюдь не в пользу Пенелопы.

— Тебе следовало бы думать об Иане, дорогая, а не об Алане.

— Она торчит здесь уже почти две недели. Если бы не она, сейчас я была бы уже помолвлена, — напомнила Пенелопа.

— Тебе не о чем беспокоиться. Она уже обручена. Зачем ей простой граф, когда ее рука обещана маркизу?

«Затем, что Иан хорош собой и они одного поля ягоды», — мысленно ответила себе Марджори. Но этих двоих связывало не просто влечение, а более прочные узы. Об этом говорили глаза Аланы, которая то и дело задерживала взгляд на Иане — гораздо дольше, чем допускали приличия.

Снежок угодил в оконное стекло, и Пенелопа взвизгнула, как ошпаренная кошка. Среди детей стояла румяная от мороза Элизабет и широко улыбалась. Она показала старшей сестре язык, закатила глаза и снова усмехнулась. На миг младшая дочь-дурнушка показалась Марджори прелестной, жизнерадостной и счастливой, как никогда прежде. И она невольно заулыбалась.

И вправду волшебство. Определенно что-то витает в воздухе здесь, в Крейглите, кружит голову, согревает и вызывает радостное изумление. Задумавшись об этом, Марджори вдруг поняла, что с нетерпением предвкушает Рождество, а этого с ней не случалось с самого детства. Сейчас ей казалось, что и чудеса, и магия вполне возможны. Может, чудо уже свершилось. Мерридью наверняка получил ее письмо и теперь едет за своей сбежавшей невестой. Разве сможет Иан удержать ее? Значит, он достанется Пенелопе, как и было задумано.

Посмотрев на Пенелопу, Марджори улыбнулась.

— Не волнуйся. Думаю, нет никаких сомнений в том, что все сложится так, как мы и рассчитывали, дорогая. А теперь иди и оденься понаряднее, а когда вернется Иан, постарайся встретить его улыбкой.

Глава 37

Пенелопа смотрела, как Иан входит в замок с Фионой и Аланой, в окружении весело шумящей толпы. Эти трое выглядели как одна семья, в которой Пенелопе не было места. Даже Элизабет пристроилась рядом с ними, щебетала без умолку и улыбалась. При виде этого у Пенелопы болезненно сжалось сердце.

С чарующей улыбкой она подошла, взяла Иана под руку и зашагала рядом.

На ее томный взгляд он от неожиданности ответил улыбкой, но ничего хотя бы отдаленно похожего на любовь или влечение так и не вспыхнуло в его глазах. А улыбка вскоре погасла, исчезла стремительно, как никогда. Пенелопа улыбнулась еще обольстительнее, сжала руку Иана крепче.

— Как мило, что вы решили развлечь детей, чтобы они не путались под ногами! — восторженно пропела она.

— Они и не путаются, — возразил он. — Люди здесь привыкли, что дети все время на виду. Вот когда они куда-то исчезают, тогда есть о чем беспокоиться.

— А в Англии наоборот, — подхватила Пенелопа, мысленно поклявшись, что когда у них с Ианом появятся дети, она отправит их на верхний этаж особняка в Вудфорд-Парке, под присмотр целой армии нянь и гувернанток и с глаз долой, пока они не вырастут.

— Ты бы вышла погулять, Пенелопа. Там так хорошо, — вмешалась Элизабет, расстегивая одолженный у кого-то плащ из толстой шерсти, теплый, но совершенно немодный.

Пенелопа скрипнула зубами, но ухитрилась удержать на лице улыбку. От усилий у нее ныли щеки.

— Элизабет, дорогая, но там же так холодно! А снегопад кончился? — милым голосом спросила она. Элизабет удивленно заморгала и не ответила.

— Ненадолго, — ответил за нее Иан, глядя поверх головы Пенелопы, и она точно знала, куда и на кого он смотрит. Алана помогала детям выпутываться из промокших шерстяных одежек и развешивала их у огня в холле. С ней дети вели себя как паиньки.

— Будете вести себя тихо — получите печенье, — пообещала Пенелопа, но дети лишь молча обернулись и посмотрели на нее так, словно вместо сладостей она пригрозила им касторкой с мухоморами. Пенелопа принужденно рассмеялась, с трудом сдерживая досаду. — А вы умеете обращаться с детьми, Алана! Если бы не помолвка с маркизом, из вас вышла бы превосходная няня.

Она почувствовала, как закаменела рука Иана, за которую она судорожно цеплялась, и еще сильнее сжала пальцы. Радости на лице Аланы поубавилось, и Пенелопа испытала пьянящее чувство триумфа.

— Благодарю, Пенелопа, — нерешительно произнесла Алана и отвернулась к только что вошедшему в комнату старику, одному из местных, прижимающему к боку волынку. При виде этого инструмента Пенелопу охватил ужас. Волынку она ненавидела сильнее, чем… Закончить мысль она не успела, увидев, что Алана снова просияла так, будто бы замок посетил сам принц-регент. От ее теплой улыбки старик прямо-таки растаял. Найдется ли на свете хоть один мужчина, которого не сумеет очаровать Алана Макнаб? Как ей это удается? Ведь Пенелопа гораздо красивее и одета наряднее…

— Вы готовы, миледи? — лучась улыбкой, спросил старик-волынщик.

— Доброе утро, Донал, — отозвалась Алана. — Как Несса?

Пенелопа прикусила губу. Алана знала, как зовут не только старика, но и его жену. Она всех знала по имени. Можно подумать, это важно. В Вудфорд-Парке всех лакеев звали Майклами, поэтому никакой путаницы не возникало. Но на всякий случай Пенелопа обольстительно улыбнулась волынщику.

— Да, как дела у Нессы? Это не она испекла чудесное песочное печенье сегодня утром? Мы так славно побеседовали…

Она осеклась, вдруг заметив, что рука Иана дрожит.

— Что такое? — спросила она.

Старик глазел на нее с нескрываемым удивлением, Алана прятала улыбку, а Иан раскраснелся, с трудом сдерживая смех.

— Хотел бы я на это посмотреть, миледи, — наконец хмыкнул волынщик.

— Пенелопа… — Иан наклонился к ней и зашептал на ухо. Пенелопа победно смотрела на Алану, пока до нее вдруг не дошел смысл сказанного Ианом.

Свинья?! Пенелопа почувствовала, как стремительно краснеет. Краска стыда проступила сквозь румяна на ее лице.

— Пенелопа, к сочельнику я пообещала научить женщин английскому контрдансу, чтобы мы могли устроить танцы, — заговорила Алана, глядя на нее так ласково, словно они были подругами и Пенелопа не допустила только что непростительный промах, разболтавшись о том, как свинья пекла песочное печенье и вдобавок поддерживала с ней занимательную беседу.

Пенелопа взглянула на Иана: его лицо было непроницаемым.

— Так вы составите нам компанию, Пенелопа? Приходите обязательно, — настаивала Алана. — Я все еще хромаю, и, если я попробую научить кого-нибудь полонезу или шотландскому рилу, на танцах в сочельник все мы будем дружно прихрамывать.

Элизабет, чтоб ей провалиться, все еще держалась за живот, потешаясь над сестрой. Пенелопа исподтишка показала ей кулак. Она знала все английские танцы, славилась умением танцевать их и считалась превосходной партнершей. Но сейчас в толпе, окружившей ее, то и дело слышались шепотки, вспыхивали усмешки, люди хихикали и переглядывались, и Пенелопу словно обдавало ледяной водой. Они смеялись над ней!

Она гордо вскинула подбородок. Если она откажется показывать им танцевальные па, их возьмется учить Алана. Представив себе полный зал прихрамывающих шотландцев, пляшущих английский контрданс, Пенелопа подавила улыбку. Так им и надо!

Выдержав паузу, она ответила Алане:

— Может быть, вам поможет Элизабет, — впрочем, танцует она неважно. — Пенелопа позлорадствовала, увидев, как сползла улыбка с лица ее сестры. — Но все-таки уроки она брала и кое-что знает. А я, увы, занята, к тому же пора пить чай.

— Вот и у меня та же беда, — подхватил Иан. — Как дело доходит до танцев, кажется, что я родился с двумя левыми ногами, — он коротко поклонился Алане. — Увидимся за ужином, — сказал он Пенелопе, явно ожидая, что она отпустит его руку, но Пенелопа настойчиво вцепилась в нее и вместе с Ианом направилась через холл, надеясь, что Алана Макнаб смотрит им вслед.

— За последние несколько дней нам ни разу не представилось случая поговорить, Иан, — начала она. Он свернул в библиотеку, где от вязания отвлеклась сразу дюжина пар глаз. Разговоры и пощелкивание спиц смолкли.

— Добрый день, — с улыбкой поприветствовал присутствующих Иан.

— Здравствуйте, лэрд. Только лучше бы вы постучались, а то испортите себе весь рождественский сюрприз, входя без предупреждения, — недовольно сказала одна из женщин.

Пенелопа нахмурилась, ожидая, что Иан одернет дерзкую незнакомку, но он лишь усмехнулся.

— Ладно, не буду вам мешать, Лотти, — и он покинул библиотеку, сопровождаемый Пенелопой. — Куда вас проводить, Пенелопа? — учтиво спросил он, многозначительно глядя на руку, которой она вцепилась в его локоть.

— А куда идете вы? — она взмахнула ресницами.

— В соляр. У меня дела. Накануне Рождества всегда много хлопот.

Ей не оставалось ничего другого, кроме как смириться.

— Да, — согласилась она и вспомнила ангела со старательно вырезанным лицом Аланы. — Может, вам чем-нибудь помочь? — добавила она, подступила ближе и заглянула Иану в глаза. — Я могла бы просто побыть с вами.

Он коснулся ее пальцев, но лишь затем, чтобы осторожно разжать их и снять со своего локтя, освободиться от нее. Мгновение она раздумывала, не броситься ли к нему в объятия с жаркими мольбами, но отчужденное выражение его лица остановило ее.

— Спасибо, Пенелопа, но нет, это ни к чему. Увидимся позднее.

Глядя, как он уходит от нее, она задыхалась от накатившей волны досады, ярости и ревности. И скривилась, услышав, как в большом зале волынка сначала издала вступительный вопль, а потом разразилась бурным потоком пронзительных звуков. Подхватив юбки, Пенелопа бросилась бежать вверх по лестнице и не останавливалась, пока не влетела в свою комнату. Энни просила ее пустить к себе сестру, чтобы освободить место для погорельцев, но Пенелопа отказалась наотрез. Ведь она хозяйка Крейглита — или скоро станет хозяйкой! И она не желала отказываться от своих привилегий ради простолюдинов.

Распахнув дверцы гардероба, она уставилась на аккуратно развешанные платья. Которое из них понравится Иану, окажется самым соблазнительным на вид и на ощупь? Голубое шелковое она приберегала для Рождества и официального объявления о помолвке с Ианом. Тогда, может быть, скромный розовый атлас? Или подчеркивающая ее формы зеленая шерсть? Она вздохнула. Замечает ли он вообще, как она одета? Он еще ни разу не высказал свое мнение о ее нарядах, а она привыкла, что ее осыпают комплиментами и лестью, увиваются вокруг нее. Подойдя к зеркалу, она вгляделась в отражение своего безупречного лица. Его Иан тоже не замечает. Внезапно ей в голову пришла неожиданная мысль.

Возможно, он обратит на нее внимание, если на ней не будет надето ничего.

Спальня графа находилась в том же коридоре, что и комната Пенелопы, в нескольких шагах. Открыв дверь, Пенелопа проскользнула в спальню.

Эта комната выглядела элегантно и величественно, как покои в Вудфорд-Парке, но ведь отец Иана был английским джентльменом, сыном графа, вырос в роскоши и обладал изысканным вкусом. Пенелопа провела ладонью по полированным дубовым столбикам кровати и тонкому дамаску полога над ней. Ее шаги приглушали толстые и мягкие турецкие ковры. Ступая по ним, она вздохнула от удовольствия.

Ну как Иан может спать в самой обычной комнате, если вся эта роскошь принадлежит ему по праву? Если дать ему волю, он, должно быть, предпочтет ночевать в конюшне Вудфорд-Парка. Пенелопа нахмурилась. Ее долг — научить его манерам, или, как говорит мама, вышколить его, сделать настоящим графом, какими были его дед и отец, — важным и высокомерным.

Она перевела взгляд на постель. Атласное покрывало на ней было мягким и гладким. И голубым — ее любимого цвета. Пенелопа представила себя лежащей вместе с Ианом в этой постели или на другом столь же великолепном ложе в Англии, и ее передернуло. Она вытерпит его знаки внимания, родит ему наследника или даже двух, а потом потребует себе отдельную спальню и начнет запирать на ночь свою дверь. Ей хотелось стать графиней, она мирилась с тем, что титул налагает на нее некие обязанности, но не чувствовала к Иану ни капли любви, как бы хорош собой он ни был. Она никогда и ни в кого не влюблялась и уже начинала сомневаться, что любовь существует. Брак — это необходимость, а не удовольствие, его заключают, чтобы получать, а не отдавать. Эту убежденность ей привили с детства.

Пенелопе было совершенно ясно: если она хочет быть графиней, действовать предстоит решительно и без промедления. Она еще раз провела ладонью по атласному покрывалу и усмехнулась.

Глава 38

Замок Гленлорн, за пять дней до Рождества

Письмо оказалось неожиданностью, чтобы не сказать больше. Еще удивительнее звучал рассказ того, кто принес письмо, — этот рассказ еще продолжался, когда Алек вошел в комнату. В роли посыльного выступал Лейф Ренни с почти непристойной историей из жизни лэрда Крейглита.

По словам Лейфа, однажды в сильный снегопад лэрд встретил среди пустошей прекрасную девицу. Мало того, она гнала целое стадо — по меньшей мере две сотни голов отличного шотландского скота. Никто не упустил бы такой шанс, о чем лэрд и заявил незнакомке, связал ее своим пледом и повез к себе в замок. Там он сразу унес красотку в постель, с которой она не встает до сих пор.

В этой истории Алек не понял ровным счетом ничего, пока не прочел письмо от Аланы.

Она извещала его, что с ней все хорошо, что в снегопад она заблудилась в Крейглит-Муре, неподалеку от Дандрум, но сейчас находится в том самом замке, который упомянул посыльный, окруженная неусыпными заботами лэрда Крейглита. «Неусыпными заботами»? Вскипев, Алек сбил посыльного с ног ударом сзади.

И вот теперь, час спустя, он сидел за столом, вновь и вновь перечитывая проклятое письмо, а жена накладывала смягчающую повязку на его разбитые пальцы.

— Неизвестно, какую девушку имел в виду этот человек, Алек, — может, вовсе не Алану, — увещевала Кэролайн. — По-моему, вся эта история выдумана от начала до конца.

— В таком случае совпадение более чем странное. Сколько же тогда женщин разгуливают в снегопад по пустошам Крейглит-Мура? Может, у этого Макгилливрея такое правило — похищать женщин и увозить их к себе.

— Алана не пишет, что ее похитили.

Он встряхнул письмом.

— Да она вообще почти ничего не пишет! И уж тем более даже не заикается о том, что наболтал нам человек, который привез письмо. По его словам, Алану похитили, увезли, принудили к… — Алек яростно зашевелил губами, но не сумел подобрать подходящее или хотя бы пристойное слово.

— Вздор. Алана ведь сообщает, что у нее все хорошо, вдобавок письмо написано ее собственной рукой, — напомнила Кэролайн. — С другой стороны, это все-таки странно…

— Странно? — Лицо Алека налилось зловещей багровой краской. — Мою сестру украл какой-то безумец, держит ее в плену в своем замке, и… — Он снова осекся.

— Да нет же, я про коров. Посыльный говорил, что та девушка гнала стадо коров. Неужели Элеонора по-прежнему держит скот? — спросила Кэролайн. — Зачем Алане понадобилось пасти коров в разгар метели?

Алек нахмурился.

— Понятия не имею. Мы с ней не виделись уже почти четыре месяца. До этого письма я полагал, что она живет в Дандрум вместе с матерью и ей ничто не угрожает. Это какая-то бессмыслица.

Кэролайн приложила ладонь к щеке мужа.

— Алана — умная и рассудительная девушка. Я уверена, что все будет хорошо.

— Она впечатлительна и застенчива, — возразил Алек. — И еще очень молода, — он сжал пальцы в кулак и поморщился от боли в костяшках, которые ссадил. — Я своими руками разорву человека, который посмел обидеть ее!

— Ты уже чуть не убил посыльного, — напомнила ему Кэролайн.

Алек направился к дверям.

— Будет лучше, если я сам побываю там и узнаю, что происходит, — решил он.

— Но куда сначала — в Дандрум или в Крейглит?

Алек замер.

— Я имел в виду кухню. Если посыльный еще там, я расспрошу его как следует.

Сэнди Макгилливрей отвел от лица край заиндевевшего пледа и уставился на замок Гленлорн. Замок стоял посреди широкой и длинной долины, припорошенной снегом, неподалеку от глубокого и черного горного озера. Полуразрушенная сторожевая башня высилась на холме над долиной, как часовой. Бойницы напоминали злобно прищуренные глаза, и под их пристальным взглядом Сэнди ударил пятками в бока своего пони. Ему понадобилось шесть дней езды, чтобы добраться сюда, и теперь и конь, и всадник изнемогали от усталости.

— Она, помнится, обещала, что нас примут здесь как дорогих гостей, — сказал Сэнди и потрепал коня по холке.

Отблеск теплого желтого света в окнах Гленлорна квадратами лежал на снегу, сулил гостеприимство. Сэнди надеялся, что граф Гленлорн окажется таким же добрым, как его младшая сестра.

Задумавшись, он чуть не столкнулся с человеком, почти бегущим вверх по склону и кутающимся в свой плащ. Пони отпрянул в сторону, незнакомец испуганно вскрикнул.

— Здорово! — поприветствовал его Сэнди. — Куда спешишь, приятель?

— Куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого безумца, — отозвался незнакомец. — Чтоб я еще хотя бы раз согласился сделать кому-нибудь одолжение! Меня просили доставить письмо — что тут такого? А здесь меня за эту услугу чуть не прибили.

— Значит, недружелюбный народ здесь, в Гленлорне? — нахмурился Сэнди.

— Здешний лэрд — это уж точно, — подтвердил незнакомец, отогнул воротник плаща и продемонстрировал Сэнди ссадину на челюсти. Сэнди участливо поморщился.

— Так это Макнаб тебя так отделал? Сам граф?

— Ага, — кивнул его собеседник. — Отдал я, значит, письмо, а пока его читали, думал, выпью кружечку эля и расскажу одну занятную байку. И вдруг Макнаб как сбесился — налетел, схватил, да как ударит, а за что, спрашивается?

— Может, он байки не любит, — предположил Сэнди и задумался, как воспримет здешний хозяин его рассказ.

— Эта ему точно не по нраву пришлась, хотя и впрямь занятная.

— Да ну? — Сэнди решил, что торопиться в Гленлорн пока не стоит. Вынув из кармана фляжку, он предложил ее незнакомцу.

— Еще какая! Вроде как лэрд из Крейглита украл девчонку и пять сотен голов доброго скота вместе с ней, а может, и все шесть. А девчонка-то оказалась такой пригожей — и лицом, и так далее, что сцапал он ее, связал своим пледом и уволок к себе в замок. И теперь нипочем не отдает — может, коров ему жалко? Словом, отказывается наотрез, разве что родичи девчонки заплатят ему выкуп золотом. А ее саму он держит в высокой башне, привязанную к кровати, и прикрыться-то ей, говорят, нечем, кроме одного-разъединственного носового платка! — Рассказчик многозначительно пошевелил бровями.

Сэнди уставился на него, разинув рот.

— Господи боже ты мой… да что же это… откуда — узнал?

— На местном постоялом дворе болтали. Мол, какой-то парень из местных даже песню об этом уже почти сложил.

Вмиг спешившись, Сэнди ринулся на незнакомца и от души влепил ему в глаз.

Тот завопил и зашатался.

— Какого дьявола? За что?

— Макгилливрей — порядочный человек, а эта девчонка — настоящая леди! И чтобы больше я ни единого дурного слова о них не слышал, ясно?

— А ты-то кто такой, черт тебя побери, если тебе до них есть дело? — возмутился незнакомец.

— А я Сэнди Макгилливрей.

— Макгилливрей? — Незнакомец отпрянул и выпучил глаза. — Из Крейглита?

— Ага. Знаешь такой?

Но незнакомец уже опасливо пятился.

— Знаю довольно, чтобы обходить стороной и Макгилливреев, и Макнабов, — подтвердил он. — Все вы спятили! — Повернувшись, он бросился бежать.

Сэнди перевел взгляд на замок и представил себе его хозяина. Даже самый кроткий и добрый человек на свете, даже самый отзывчивый лэрд, заботливый, как сам Иан Макгилливрей, взбесился бы, услышав подобную историю. Ведь ее героиня приходилась ему сестрой и была милой и достойной девушкой.

— Привязал к кровати, значит… Прикрыться нечем, кроме носового платка… — забормотал Сэнди. Он вытащил из кармана собственный платок немалых размеров и обстоятельно высморкался. Пони фыркнул, словно и он не поверил ни единому слову незнакомца. А девушка… Сэнди побагровел, понимая, что ее честь безнадежно запятнана.

Правдой во всей этой истории было лишь упоминание о красоте Аланы.

Его сердце ушло в пятки. Помедлив, он чуть было не повернул туда, откуда приехал.

Но леди Алана Макнаб оказала ему услугу, дала шанс искупить свою вину перед Ианом. Все, что от него требуется, — встретиться с ее братом.

Вспомнив ссадину на челюсти незнакомца, он вздрогнул.

— А все-таки я перед ней в долгу, — прошептал он, возвел глаза к небу, наскоро помолился, прося защиты и милости, и направил коня к Гленлорну.

Глава 39

Когда Иан Макгилливрей спустя два часа заглянул в зал, урок танцев все еще продолжался. Честно говоря, происходящее напоминало скорее неразбериху, чем танцы: пары всех возрастов и размеров поминутно сталкивались одна с другой и покатывались со смеху.

Подняв голову, Алана увидела, что Иан стоит в дверях, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, и с насмешливой улыбкой наблюдает за ними. Девушки бросились к нему и потащили на середину зала, умоляя составить им компанию.

Алана не танцевала, так как нога все еще болела, но показывала па с помощью Элизабет, которая была в восторге от всеобщего веселья. Алана ничуть не сомневалась: если у Марджори есть хоть что-нибудь общее с Деворгиллой, Элизабет ждет длинное и нудное наставление о правилах приличия, достоинстве и необходимости держать на расстоянии арендаторов и слуг. Подобные нотации сама Алана выслушивала десятки раз и старалась пропускать их мимо ушей. Праздники в Гленлорне устраивали для всех — для лэрда и леди, егеря и пастуха.

Сидя рядом с волынщиком, Алана смотрела, как Иан меняет партнерш, кружит каждую в танце, терпеливо ждет, когда они заучат па, а девушки краснеют и улыбаются. Иан оказался хорошим танцором, но Алана почти не удивилась этому, помня, как прекрасно он сложен и ловок. У нее перехватило дыхание, тело налилось жаром. В танцах он смотрелся более чем внушительно. Алана задумалась: случалось ли ей встречать более привлекательного мужчину? За высокими окнами серебрился снег, бросал отсвет на рыжую шевелюру Иана. Волынка Донала пела, как рождественские колокольчики, ей вторили смех и хлопки в ладоши. Сколько времени прошло с тех пор, как Алана в последний раз смеялась так весело и чувствовала себя такой же счастливой? Несколько месяцев, с тех пор как она покинула Гленлорн.

Поймав ее взгляд, Иан усмехнулся и продолжал вести партнершу. Сердце Аланы чуть не выскочило из груди, она невольно просияла. Иан направился к Фионе, сидящей в ряду стариков и хлопающей в такт, и подал ей руку. Она смущенно замотала головой, боясь выглядеть неуклюже из-за хромоты. Алана заметила, как грустно блестят глаза Фионы, как хочется ей потанцевать. Иан снова поклонился сестре, не принимая отказ, и Фиона, закусив губу, подала ему руку. Брат подхватил ее на руки, подняв над полом, и кружил в воздухе, пока Фиона не рассмеялась, а потом бережно поставил на пол. Наступив хромой ногой на его ступню, Фиона принялась старательно повторять движения танца. Музыка кончилась, Иан отвел сестру на место. Алана увидела, что Фиона кивает в ее сторону.

«Пригласи Алану», — прочла она по губам Фионы, и Иан послушно направился к ней.

Кровь прилила к щекам Аланы, когда он подошел к ней, протянул руку и поклонился, пытаясь подбодрить озорной улыбкой. Но в глубине его глаз было что-то, отчего Алана позабыла, как надо дышать. Она сглотнула, смутилась, подала ему руку, и ее сердце судорожно заколотилось.

— Смелее! — подбодрил ее Донал. — А я сыграю вам рил.

Оглядевшись, Алана увидела, что все собравшиеся выжидательно смотрят на них, сжала руку Иана и кивнула, чувствуя, как от прикосновения его руки возбуждение волнами расходится по ее телу, согревает его.

— Вы умеете вальсировать? — спросил он.

Она удивленно взглянула на него.

— Да, а вы?

Он приподнял брови.

— Ну, я же изредка бываю в Эдинбурге.

— Разумеется, я не о том… да, конечно, только сейчас вальс мне вряд ли по силам, потому что нога…

Не дослушав, он поднял ее на руки, как Фиону, и прижал к груди, а потом закружился в вальсе. Она ощущала прикосновение его рук к талии, его торса — к ее груди, а его смеющиеся серые глаза находились совсем рядом, в нескольких дюймах от ее глаз. И губы были близко, как перед поцелуем. Алана сильнее сжала его ладонь, вцепилась другой рукой в плечо и замечталась о том, чтобы танец длился вечно.

До сих пор ей случалось вальсировать только с сестрами, под строгим надзором учителя танцев. Это было утомительное, механическое и нудное занятие. Но с Ианом вальс напоминал полет или… она невольно перевела взгляд на его губы. В танце она снова почувствовала себя так же, как в тот миг, когда целовалась с ним. Ей представилось, что они лежат обнявшись, обнаженные и укрытые его пледом, только на этот раз обоим не холодно и совсем не хочется спать. Его глаза посерьезнели, словно он думал о том же самом, и Алана ощутила, что его сердце ускорило бег. Переведя взгляд на ее губы, он слегка улыбнулся.

— Пора остановиться, — шепнула она. — Донал уже закончил играть.

В зале и впрямь было тихо, только они одни танцевали, притягивая взгляды собравшихся и вызывая мечтательные улыбки. Иан осторожно поставил ее на ноги, придержал, чтобы она восстановила равновесие, и Алана невольно вспыхнула. Ей не хотелось, чтобы он ее отпускал.

— Я тоже хочу так танцевать, — прозвучал чей-то восторженный голос, и все рассмеялись.

Иан склонился в глубоком поклоне над ее рукой, как мог бы склониться на лондонском балу перед леди — или маркизой, — удостоившей его чести принять приглашение на танец. Алана прикусила губу, но он пожал ее пальцы, и она взглянула на него.

— Приходите в соляр, — шепнул он так, чтобы услышала только она.

У нее пересохло во рту, пальцы сжали шерстяную ткань юбки.

— Не знаю, надо ли… — с трудом выговорила она, вспомнив, как в предыдущий раз побывала вместе с ним в его мастерской. Только теперь она уже знала, что значит целоваться с ним и желать его. Если они поцелуются снова, она не сможет остановиться.

— Я почти закончил рождественский подарок для Фионы и хочу узнать ваше мнение, — объяснил он, и Алана вновь покраснела.

— Да?..

Она почувствовала себя глупо. Разумеется, он вовсе не собирается снова целовать ее — для этого у него есть Пенелопа. К тому же в прошлый раз Алана сама его поцеловала. Почти бросилась ему на шею. Да нет, не почти — и впрямь бросилась. Она разжала пальцы, сумела свободно сложить руки на уровне талии и бесстрастно улыбнуться.

— Конечно, приду.

Он кивнул и вышел из зала.

Час спустя, когда танцоры наконец утомились и разошлись довольные, Алана тихонько постучала в дверь соляра. Иан приоткрыл ее и выглянул в щелку. Алана вздрогнула: неужели при виде этого человека у нее всегда будет перехватывать дыхание? Заметно ли это? Она могла лишь надеяться, что нет.

Он отступил, пропуская ее в комнату, и она вдохнула запах древесных стружек, горящего в камине торфа и самого присутствия Иана.

Он сдернул ткань с какого-то предмета, стоящего на столе, и Алана увидела, что это туфли для Фионы: подошва одной была чуть толще, чем у другой. Приблизившись, Алана осмотрела подарок. Туфли выглядели грубовато, но Иан выдолбил каблук изнутри, поэтому они не были ни слишком тяжелыми, ни громоздкими.

Он взял туфельку в руки, повертел, провел по ней пальцем.

— Я отшлифую их и покрашу так, чтобы обе подошвы выглядели одинаково.

— Замечательно! — восхищенно произнесла Алана, взяв туфельку в руки и разглядывая ее.

— Возможно, после примерки понадобится кое-что доработать. Вот, к примеру… — он взялся за каблук, нечаянно задел пальцы Аланы, и по ее телу прошла волна желания. Она чуть не задохнулась и чудом не выронила туфельку. Иан остановился, но не убрал руку. Напротив, положил пальцы на ее ладонь, погладил, провел от кончиков пальцев до запястья. Она вздрогнула.

— Я… счастлив с тех пор, как вы появились в Крейглите, — негромко заговорил он, стоя вплотную к ней. — Благодаря вам я почувствовал себя… словом, как будто быть английским графом совсем не страшно, если вы… — Она приложила палец к его губам, останавливая его, но он поцеловал ее палец, давая понять, как собирался закончить фразу. — Почему всякий раз, когда я оказываюсь рядом с вами, мне хочется вас поцеловать?

Значит, это желание возникает не только у нее. Неужели и ее желание настолько же очевидно? Она заглянула в его глаза, прочла там ответ, и у нее дрогнули губы. Она закрыла глаза, заставила себя вспомнить о Мерридью и Пенелопе. Сердце болезненно сжалось. Оба они дали обещание другим людям. Пенелопа любит Иана. Наверняка любит. Разве можно не любить его?

А она, Алана, не любит Мерридью, зато любит свою мать. Деворгилла была в отчаянии, когда Меган сбежала с Россингтоном. Этот поступок причинил всей семье много горя, сожалений и боли. И если сейчас она, Алана, поцелует Иана, влюбится в него, это не принесет ничего, кроме боли, не только ей, но и тем, кого любит она и кто дорог Иану. Закрыв глаза, она боролась с желанием. Как легко было бы поддаться ему и исполнить свою мечту хотя бы раз!

Она отстранилась, покачала головой и обхватила себя обеими руками.

— Нам нельзя, Иан… я так не могу. Мы оба дали слово.

Он обошел вокруг стола, остановился за ее спиной и положил руки ей на плечи. И поцеловал в ухо.

— А как же быть с желанием? — спросил он.

Она наклонила голову, подставляя ему шею.

— А как быть с честью и долгом? — возразила она.

Он обнял ее и притянул к себе. Обоим казалось, что именно так все и должно быть.

— А как же судьба? Может, это судьба привела вас сюда, ко мне.

У нее ныло сердце, но она нашла в себе силы отстраниться.

— Я не верю в судьбу, — солгала она. Ей очень хотелось поверить и в судьбу, и в волшебство, и в настоящую любовь, и даже в счастливый финал. Но она помолвлена с маркизом Мерридью. Он ее судьба, а вовсе не Иан Макгилливрей. — Я обещала…

— Значит, вы готовы угождать всем, даже если ради этого понадобится наступить себе на горло. Я прочел это по вашим глазам, Алана.

— Что именно? — испугавшись, спросила она.

— Я же вижу, как вы смотрите на меня. Благодаря вам мне так легко представить себе иное будущее, совсем не то, которого мы оба ждали всего несколько недель назад.

Она прикрыла глаза, которые выдали ее, и почувствовала, как слезы жгут их.

— Как бы я хотела… — начала она и осеклась. Стоит ли говорить об этом? Что от этого изменится? Неужели желание выше обещаний и надежд?

— Чего бы вы хотели? — спросил он, и от его низкого голоса ее охватила дрожь. Ей хотелось бы никогда не соглашаться выйти за Мерридью, стать смелой, как ее сестра, отказать жениху, несмотря на риск разочаровать родную мать. И раньше познакомиться с Ианом. Гораздо раньше. Она крепко сцепила руки, чтобы не дать себе дотронуться до него. Но ее решимость быстро ослабевала. Она попыталась представить Иана в объятиях Пенелопы, мужем Пенелопы, отцом ее детей.

— Я сожалею, что ушла из Дандрум в тот день, — солгала она. — Вы на редкость удачливый человек, Иан Макгилливрей. Пенелопа будет вам чудесной женой.

— Вы так думаете? — бесстрастно отозвался он.

— Конечно. Она прелестна.

— А Мерридью будет чудесным мужем?

Алана молчала. Ответить она просто не могла. К горлу подкатил ком. Она попятилась к двери.

— Мне пора, — сказала она. — Я обещала Энни помочь на кухне, и Фионе надо… — придумать, что могло понадобиться Фионе, ей не удалось. Она знала только, что должна бежать. — Ей наверняка понравятся эти туфли, Иан. Вы… — она вдруг растеряла все слова.

Он склонил голову набок.

— Замечательный? — скучным тоном произнес он. — Порядочный?

Пряча слезы, она убежала.

Иан тщательно завернул туфли и сунул их в выдвижной ящик. Потом достал оттуда ангела, все еще завернутого в ткань, развернул, поставил на стол и осмотрел. Провел пальцем по резному лицу, лицу Аланы, коснулся волны волос, изогнутых крыльев. Вот и все, что останется ему, когда она уедет и выйдет за маркиза.

Он попытался представить себе будущее. А если он женится на Пенелопе, а потом когда-нибудь встретит Алану, то есть маркизу Мерридью, на лондонском балу? Он улыбнется, поклонится, произнесет какое-нибудь незамысловатое замечание насчет погоды или толпы. И они разойдутся, как чужие. Он закрыл глаза. Значит, сейчас они не чужие друг другу?

Его влекло к Алане Макнаб, как ни к кому прежде. Он не сводил глаз с лица ангела и вспоминал нежность Аланы, ее мягкую улыбку. К черту долг и честь! А как же любовь и желание? Взяв ангела в руки, он поднес его ближе к свету. Он уже знал, о чем мечтает и чего хочет.

В дверь постучали. Его сердце пропустило положенный удар: неужели Алана? Она передумала? За дверью он увидел Крошку Дженет.

— Лэрд, леди Пенелопа просила передать вам вот это, — и она протянула ему свернутую записку с его именем. Если Крошку Дженет и заинтересовало содержание записки или удивило то, что Пенелопа решила написать ее, хотя проще было найти Иана и поговорить с ним, она и виду не подала. Справившись со своим делом, Крошка Дженет ушла и явно сразу забыла о записке. Иан взломал печать.

«Мне хотелось бы поговорить кое о чем, — говорилось в записке. — Приходите в покои графа».

И подпись — краткое «П.».

Держа записку в руке, Иан задумался. Что ей могло понадобиться? Несколько недель он заставил ее томиться в ожидании, когда он сделает ей предложение. И она терпеливо ждала. Он снова посмотрел на ангела, стоящего на столе, потом подошел, завернул фигурку в ткань и положил в ящик, к туфлям для Фионы.

Иан направился к «покоям графа» — комнатам его отца. Как поступил бы на его месте отец? Энтони Марстон женился по любви, взял другую фамилию ради любимой женщины — шотландской красавицы, брак с которой мало что мог дать младшему сыну английского графа. Родители Иана страстно любили друг друга и вместе строили новую жизнь. Граф был безутешен, когда его жена умерла.

Сунув записку в карман, Иан повернул к лестнице. Он принял решение. Пора было поговорить с Пенелопой.

Глава 40

Алана возвращалась в свою комнату и чувствовала, как мучительно ноет сердце. Шагая по коридорам, она задумалась. Должен же быть какой-то выход. Она просто не может позволить себе любить человека, которого ей никак не заполучить.

Для этого она слишком рассудительна и умна. Скорее всего, она приняла за любовь какое-то другое чувство. Возможно, благодарность, ведь Иан спас ее, рядом с ним она почувствовала себя в безопасности. С другой стороны, то же чувство защищенности она испытывала рядом с Алеком, однако это было совсем не то. Алек не заставлял ее сердце биться сильнее, когда входил в комнату. В сущности, спасти ее мог любой, кто наткнулся на нее во время метели, разве не так? Но почему-то она знала, что этот человек — не просто первый встречный, не просто случайный спаситель, причем знала с того самого момента, как проснулась в коттедже и увидела — Иана присевшим у очага, а потом — завернувшимся, словно в килт, в ее плащ.

Может, все дело в восхищении. Иан — прекрасный, благородный лэрд, он старается помогать своим товарищам по клану всем, чем только может. Но таких людей сколько угодно — сотни, а может, и тысячи. Однако у Аланы вовсе не кружилась голова в присутствии друга ее отца, лэрда Мелроуза, которого весь клан уважал за доброту. Ее восхищение Ианом было совсем другим. Оно возникало, стоило ему просто взглянуть на нее — как будто она совершенство, не такая, как все, не просто вторая дочь в семье, тень своих сестер, а первая и лучшая во всем.

Алана всей душой любила свой клан, своих сестер и брата, мать и тетю.

Но только Иан вызывал у нее головокружение, только рядом с ним она задыхалась от волнения. И изнывала от желания прикоснуться к нему, поцеловать его.

Однако он принадлежит Пенелопе и вскоре станет ее мужем. Алана зажмурилась.

Она была потрясена, когда узнала, что Меган сбежала, наотрез отказалась выйти за лорда Мерридью, не побоялась ни скандала, ни позора, ни гнева семьи и вышла за человека, с которым была едва знакома. В то время Алана не понимала ее. А теперь ей все стало ясно. Меган влюбилась. Мама не права: без любви титулы и состояние ничего не значат. Но Деворгилла выросла в семье бедного шотландца и не имела ничего, кроме своей красоты и надежд. Она вышла замуж за графа, лишь бы ее дочери не знали никаких лишений, не боялись нужды и голода, так хорошо знакомых ей. По мнению Деворгиллы, любой английский лорд намного превосходил шотландского.

Только теперь Алана наконец разобралась в своих чувствах. Это была не благодарность, не восхищение и даже не уважение, а любовь. Она любит Иана Макгилливрея. Алана прижала ладонь к груди, в которой торопливо стучало сердце. Если это и правда любовь, значит, любить очень больно.

Она задумалась о своем обручении. Испытала бы она такой же трепет, если бы Мерридью поцеловал ее или коснулся ее руки? С трудом сглотнув, она поняла: нет, ничего подобного. И чтобы вытерпеть его прикосновения, она была бы вынуждена закрывать глаза и вспоминать Иана.

Она подошла к окну. Мороз расписал стекло узорами, как на фате невесты. Ее фата скроет сожаления и явное нежелание встать вместе с Мерридью перед алтарем. Ее сердце останется холодным, как этот снег. Как бы ей хотелось… Мысль прервалась.

Ей хотелось бы, чтобы ее жизнь сложилась иначе, вот и все. Потрясение и ярость матери нетрудно себе представить. Отказавшись выйти за Мерридью, она разочарует множество людей — возможно, даже самого Мерридью.

Но Иана ей все-таки не заполучить. Он обручен с Пенелопой. Его клан, его родные, его арендаторы в Англии рассчитывают на этот брак, счастливый союз их лэрда и безупречной леди.

Алана подышала на оконное стекло, потерла его пальцем и отогрела крошечный кружок в морозной вуали. И выглянула в нее на белую от снега пустошь, над которой выл ветер.

В Крейглите она пробыла слишком долго. И лишь теперь поняла, что ее удерживают здесь не снег и не ноющее колено, а Иан.

Но теперь пришло время покинуть замок.

Глава 41

Иан вошел в гостиную, примыкающую к спальне его отца. В этой комнате ничего не изменилось с тех пор, как почти десять лет назад умер его отец. Мебель здесь была английской, подобающей джентльмену, солидной и богатой, книги — научными трудами по английской истории, земледелию и политике. Иан по-думал, что ему давно следовало бы прочитать их. Хрустальный графин стоял на элегантном столике у окна, рядом со стаканами, в ожидании, когда их наполнят бренди, который лорд Энтони предпочитал всем прочим спиртным напиткам.

Эта комната, в которой царил истинно английский комфорт, была неотъемлемой частью крыла, пристроенного к замку после того, как родители Иана поженились. Комнаты его матери располагались по другую сторону холла, в шотландском замке XIV века. Там же, где и комната самого Иана. Сейчас Пенелопа, Элизабет и Марджори занимали комнаты в новом, «английском» крыле, обставленном английской мебелью.

Иан задумался о том, почему Пенелопа позвала его именно сюда. Возможно, она решила преподать ему урок, показать, какую жизнь надлежит вести английскому графу в отличие от шотландского. Комната самого Иана была завалена книгами и счетами, но не поражала роскошью обстановки, а вещи он предпочитал хранить в сундуке, где раньше держал доспехи кто-то из его давних шотландских предков. Это нравилось Иану, свое шотландское наследие он предпочитал английскому, но понимал, что рано или поздно положение изменится. Ему придется найти способ примирить обе своих стороны.

Дверь в спальню была приоткрыта.

— Пенелопа! — позвал он.

— Я здесь, — откликнулась она, и он прошел по комнате, бесшумно ступая по толстому ворсу много-цветного турецкого ковра.

Открыв дверь спальни, он застыл. На кровати его отца лежала Пенелопа. Ее светлые волосы были распущены и разметались по подушкам с вышитыми монограммами, щеки разрумянились. Пенелопа села, и атласное голубое покрывало сползло с ее атласных белых, совершенно обнаженных плеч.

Иан огляделся и заметил, что свою одежду она бросила в кресло по другую сторону кровати. Страх сковал его горло. Он снова посмотрел на Пенелопу, и она призывно протянула руку.

— Идите ко мне, — томным, мурлыкающим голосом позвала она. Но ее улыбка не отражалась в глазах: они остались холодными, как сапфиры. — Я подумала, может, вы захотите развернуть свой рождественский сюрприз за несколько дней до праздника.

Иан застыл на месте. Покрывало сползло еще ниже, обнажая ее грудь. На щеках Пенелопы проступили красные пятна. Она с вызовом вскинула подбородок. На влюбленную женщину она ничуть не походила — скорее казалось, что она прилагает все старания, чтобы добиться своего.

— Вам помочь развернуть его? — спросила она.

Он отвел глаза.

— Пенелопа… — начал он.

— Поговорить можно и потом, — резковатым тоном перебила она, и в ее голосе он различил отчаяние и гнев, но никаких признаков любви или вожделения. Заглянув в ее глаза, он прочел в них свирепую решимость. От этого зрелища у него перехватило дыхание, но совсем не так, как рассчитывала она.

— Нет, Пенелопа, — заявил он. — Я ухожу. Я пришел сюда, чтобы сказать вам, что не сделаю вам предложения и не женюсь на вас.

Блеск ее глаз стал еще холодней. Схватив покрывало, она прикрыла грудь.

— Из-за нее, да? — спросила она.

Выяснять, кого она имеет в виду, было незачем. Иан бесстрастно взглянул ей в глаза.

— Из-за нас двоих, и больше ни из-за кого. Дело в том, что мы с вами не пара.

— Конечно, пара! — возразила Пенелопа. — Мы идеально подходим друг другу.

Иан огляделся.

— Эта комната принадлежала моему отцу. Он потратил целое состояние, чтобы привезти для нее обстановку из Лондона, Франции, даже из Китая. А ночи он все-таки проводил в спальне моей матери. Здесь он спал лишь после ее смерти. Видите ли, они поженились по любви. Семейное предание гласит, что он ехал верхом по холмам и искал путь к горному перевалу, а в этот замок заглянул, чтобы спросить дорогу. Едва ступив на порог, он увидел дочь здешнего лэрда и дальше уже не поехал. — Он посмотрел на Пенелопу. — Вы можете со всей искренностью сказать, что любите меня?

Лихорадочные пятна на ее щеках разрастались, она отвернулась.

— Конечно, я буду питать к вам… привязанность и уважение… со временем.

Он покачал головой.

— Неужели вам этого достаточно? И вы никогда не мечтали о чем-то большем и лучшем? Не только о том, что вас ожидает?

Она нахмурилась.

— О чем вы говорите? Мы поженимся ради положения в обществе, а не по любви. Любовь — это для крестьян, потому что им больше не на что рассчитывать. А меня воспитывали как будущую графиню.

— А если бы титул унаследовал не я, а другой кузен, сейчас вы сидели бы в его постели? — спросил Иан.

Она не ответила, только крепко сжала губы.

— Вы заслуживаете лучшей участи, чем я, кузина, — мужа, к которому будете испытывать не только уважение и привязанность. Надеюсь, вы обретете любовь — вместе с титулом, к которому так стремитесь, но это будет не мой титул. — Он повернулся, чтобы уйти. — Я ухожу, не буду мешать вам одеваться.

— Стойте! — воскликнула она, и он обернулся. Пенелопа скрестила руки на груди. — Неважно, что было между нами и чего не было, Иан. Мне достаточно только рассказать маме о том, что мы с вами побывали в этой комнате вдвоем и что вы… — она шевельнула губами, но не добавила ни слова. Гордо подняв голову, она властно смотрела на него. — Вас заставят жениться на мне. Что вы на это скажете?

Покрывало снова сползло с ее груди.

— Энни, вы не видели лэрда? — спросила Алана, входя в кухню, где сладко пахло корицей.

— Он наверху, в покоях старого лорда, — сообщила Крошка Дженет, помешивая рагу над огнем и глядя на Алану через плечо.

Повернувшись, Алана вышла из кухни и начала медленно подниматься по лестнице. Колено уже не болело, с ногой все было в порядке. Почти. Она поморщилась, поднявшись на очередную ступеньку. В присутствии Иана она твердо решила делать вид, что абсолютно здорова.

Она поблагодарит лэрда Крейглита за доброту и гостеприимство и объяснит, что ей пора вернуться домой. Утром она уедет и будет очень признательна, если кто-нибудь проделает хотя бы часть пути до Дандрум вместе с ней. Алана надеялась, что эту задачу Иан поручит кому-нибудь другому. У него наверняка полно дел — например, объявить о своей помолвке.

Она открыла двустворчатую дверь, ведущую в английское крыло замка и парадные покои. Дверь была огромной, дубовой, с отделкой из полированной бронзы. Шагнув через порог, Алана вдруг услышала голоса и остановилась.

— И тогда мы оба всю жизнь будем несчастны и уже никогда не сможем доверять друг другу. Вы этого хотите? — донесся до Аланы голос Иана.

— Мне все равно, — ответил ему ледяной голос Пенелопы.

Алана увидела, что Иан стоит спиной к ней, на пороге двери, ведущей в спальню.

— Нет, — отрезал Иан.

Пенелопа взвизгнула, Иан пригнулся, уворачиваясь от брошенной в него подушки. Подушка плюхнулась у ног Аланы, та отскочила. Затем что-то тяжелое полетело следом и разбилось о дверь. Алана изумленно уставилась в злые глаза Пенелопы Карри, глядящей на нее поверх плеча Иана. Сам Иан даже не подозревал, что Алана стоит за его спиной. Он не сводил глаз с Пенелопы.

Пенелопа была закутана в покрывало с кровати… точнее, отчасти прикрыта им. Алана заметила смятую постель, увидела брошенную как попало одежду Пенелопы, и у нее во рту стало сухо. Кровь отлила от лица. Мгновение она не могла пошевелиться. Она ощущала… что именно? Что ее сердце разбито? Но у нее нет на это никакого права. А у Пенелопы с Ианом есть все основания, все причины… она заметила торжествующее выражение глаз Пенелопы, увидела, как на ее лице возникает холодная насмешливая улыбка.

Кровь бросилась в голову Алане, стыд и унижение грозили задушить ее. Надо бежать, пока Иан ее не видит. Если сейчас он обернется и увидит ее, это будет невыносимо. Скрыть боль она не сумеет.

А он и не подозревал, что она рядом. Он не сводил глаз со своей невесты — обнаженной, лежащей в постели, которую им предстоит делить всегда, как мужу и — жене.

Алана попятилась, споткнулась о злополучную по-душку, метнулась к двери. Она должна уйти отсюда как можно скорее! Слезы затуманивали ей глаза, она спешила прочь по коридору. В свою комнату, то есть в спальню Иана, она даже не заглянула. В Крейглит она явилась с пустыми руками и уйдет отсюда так же.

Бросившись в кухню, она сорвала с крючка свой плащ и набросила его на плечи. До вечера еще далеко, времени хватит, чтобы найти какой-нибудь приют на ближайшей ферме, постоялом дворе, в хижине пастуха. Кто-нибудь поможет ей добраться до Дандрум или Гленлорна.

У двери, ведущей во внутренний двор замка, она помедлила.

— Мы идем играть? — спросил детский голосок. Обернувшись, Алана увидела шестилетнюю дочь Шона, Молли.

— Нет, детка, не сегодня.

— Энни говорит, что будет снег, — продолжала Молли. — Мы слепим еще снеговика?

— Может быть, завтра… А скоро сочельник, все пойдут собирать зеленые ветки, ходить вокруг замка и петь рождественские песни. Весело будет, правда? — Сама не понимая, что болтает, Алана слышала, как колотится сердце. И вдруг ей стало горько оттого, что на Рождество ее уже не будет здесь, среди друзей и знакомых.

— А потом будут танцы! — подхватила Молли.

— Да, — согласилась Алана. Иан и Пенелопа объявят о своей помолвке в сочельник. Значит, это даже хорошо, что ее здесь уже не будет.

Она улыбнулась Молли, надеясь, что малышка не заметит слезы в ее глазах.

— На кухне я видела, что Энни печет печенье. Если ты поможешь ей заворачивать его и убирать, она, может быть, угостит тебя.

Обрадованная Молли побежала в кухню.

Алана проводила ее взглядом, открыла дверь и вышла на холод.

Порыв ветра выбил из ее легких теплое дыхание, Алана плотно запахнула плащ и шагнула с крыльца в снег.

Глава 42

Иан ничего не понимал: Пенелопа только что была в ярости и твердила, что заставит его жениться на ней, и вдруг залилась хохотом, словно обезумела. Ничего смешного в происходящем он не видел. Неужели она пошутила?

— А может, я и не стану настаивать, чтобы вы женились на мне. Может, вы и правы. Пожалуй, подыщу себе маркиза или даже герцога. И тогда вам придется кланяться мне, кузен, — да, милорд граф, — эти слова она бросала ему в лицо как оскорбления. Наконец она поднялась с таким видом, словно была завернута не в покрывало с кровати, а в горностаевую мантию, и подняла голову. — Убирайтесь.

Повторять дважды ему не понадобилось. Он понятия не имел, что заставило ее передумать, и предположил, что произошло рождественское чудо.

Он прошел в бывшую оружейную и уставился на бревно, которому предстояло стать «рождественским поленом», или «кайах ноллэг», — огромный ствол сосны, узловатый, кривой и пахнущий смолой. Иан должен был вырезать на полене лицо зимней ведьмы.

Он взял молоток и долото и принялся за работу, снимая с полена кору. Овцы вокруг него блеяли, коровы пережевывали жвачку и наблюдали за ним. Они были привязаны к крюкам, на которые раньше вешали доспехи и оружия воины Крейглита, рыцари былых времен, любившие, должно быть, повеселиться на пиру в большом зале, во главе с лэрдом и его леди, сидящими на возвышении. А его клану придется довольствоваться холостым лэрдом еще год. Начнутся ли расспросы? Многие ожидали, что он женится на Пенелопе. Но о помолвке никто не объявлял. Иан с горечью прикусил губу. Все могло обернуться по-другому, но Алана ясно дала понять: она намерена выйти за своего маркиза, и этим все сказано.

Обрубая сучки, он представлял себе Алану рядом с ним в сочельник. Скорее всего, они потанцуют и посмеются вместе, но и только. В холле подвесят омелу. Значит, ему может перепасть поцелуй — последний поцелуй из тех, которые он будет помнить до конца своих дней. А потом он отвезет Алану в Дандрум, к ее жениху.

Дверь открылась, вошла Энни, ведя за руку Молли. Иан улыбнулся, но Молли недовольно нахмурилась. В глазах Энни он прочел тревогу.

— Лэрд, Алана ушла.

Он поднялся, отложив долото.

— Ушла? Куда ушла? — переспросил он, хотя все уже понял по лицу Энни.

— Ушла час или два назад, а может, и больше. Молли видела, как она уходит, но не знает, когда это было.

— Я ела печенье, — заявила Молли в свое оправдание.

— Крошка Дженет говорит, что Алана заходила в кухню, спрашивала тебя, узнала, что ты наверху, в покоях лорда Энтони, и ушла. Она нашла тебя там? — спросила Энни, вглядываясь в его глаза.

Иан не ответил. Он вдруг понял, что увидела Алана. Сначала он пытался поцеловать ее в соляре, а меньше чем через час… он сглотнул. Неужели она поверила, что он такой подлец?

— Скоро будет снег, Иан. Новая метель, — предупредила Энни.

Он вспомнил, как нашел ее в снегу. Тогда она чуть не погибла.

— Я поеду за ней. Наверное, снег еще не успел замести следы.

Энни склонила голову набок.

— Если хочешь знать, есть только одна причина, по которой может убежать женщина. Но если раньше она убегала от того, чего не хотела, то сейчас — от того, что, как ей кажется, она не может заполучить. Я права? Между вами с Аланой что-то произошло? Я не могу читать знаки — они прячутся от меня. Если это и чары, то их вызвала чужая магия, не моя.

— Вот она, — вмешалась Молли и указала пальцем. Энни и Иан обернулись, чтобы посмотреть, но Молли показывала на «кайах ноллэг».

Задумавшись, Иан опять вырезал на полене лицо Аланы. Она смотрела на них с милой и проказливой улыбкой. Энни усмехнулась и пожала ему руку.

— Не беда. Теперь все знаки указывают на одно и то же. Так что лучше поспеши найти ее.

Глава 43

Лорд Мерридью обернул шею кашемировым шарфом и поправил одеяло на коленях. За окном кареты расстилался унылый, белый, ничем не примечательный пейзаж. Он понятия не имел, где находится. Деворгилла с непроницаемым лицом наблюдала за ним с сиденья напротив. Уже три дня они передвигались со скоростью улитки, непогода заставила их двинуться в объезд. Путь длиной в шестьдесят миль летом занял бы считаные часы. А по прямой — если только возможно пройти прямо по такому снегу — расстояние до Крейглита не превышало пятнадцати миль. Там пряталась или гостила невеста Мерридью. Он так и не понял, почему она до сих пор не вернулась в Дандрум, — кажется, что-то повредила. Лорд надеялся, что Алана не обезображена и ему не придется отказываться от своих планов жениться на ней. Но об этом в письме леди Марджори ничего не говорилось — его просто звали приехать как можно — скорее.

Он снова выглянул в окно, утомленный нескончаемым путешествием, и заметил вдалеке обнадеживающие огни постоялого двора. Предупреждая кучера, он постучал в потолок кареты.

— Тут мы и переночуем, — решил он.

— Но мы уже почти достигли Крейглита, милорд, — возразила Деворгилла. — Осталось всего несколько — часов езды. Нам наверняка предложат там горячий ужин и теплые постели, и вы сможете воссоединиться с — Аланой.

Но горячий ужин на постоялом дворе и глоток виски интересовали его куда больше, чем девчонка. Пусть подождет. Тем более что до замка Крейглит еще несколько часов езды. В сущности, он даже не помнил, как выглядит Алана Макнаб. Но это не имело значения. Как гласит пословица, ночью все кошки серы.

— Нет, лучше остановимся, — настоял на своем Мерридью. За ними в карете леди Марджори следовали леди Элеонора и младшая из сестер Макнаб, Сорча. Элеонора сама пожелала отправиться в Крейглит и прихватила с собой младшую племянницу. А может, девчонка сама не захотела остаться в Дандрум, услышав, что в Крейглите на Рождество будет свадьба. Уилфред не выносил детей, особенно девчонок. И в свою очередь настоял, чтобы Сорча ехала в другой карете, вместе с Элеонорой.

Он объявил о своем решении переночевать на постоялом дворе, и на лице Деворгиллы отразилось удивление. Очевидно, ей не терпелось увидеть дочь — в отличие от него. Под ее пронзительным и недоверчивым взглядом он невольно отвернулся.

— Снегопад начинается, — сварливо добавил он. — Какой смысл гнать во весь опор, чтобы застрять где-нибудь в снегу?

— А вы уверены, что хотите жениться на моей дочери, лорд Мерридью? — спросила Деворгилла, когда они уже сидели в отдельной комнате постоялого двора и давились тошнотворным ужином, про который угрюмый хозяин заявил, что это лучшее, что он может предложить. Отвергнув рагу, Мерридью осушил несколько стаканов виски.

Выслушав вопрос, он уставился на графиню. В сущности, он вообще не желал жениться. И не женился бы, если бы не долг. Ему хотелось заполучить приданое Аланы Макнаб и наследника, именно в таком порядке. Сама девушка мало что значила для него.

— Наши договоренности меня вполне устраивают, — заявил он.

— Какой у Аланы любимый цвет? — спросила леди Элеонора, и ее взгляд стал острым, как вязальные спицы. Девчонка… то есть Сорча наблюдала за маркизом из угла комнаты.

— Какого черта?.. — Он вспомнил, в каком обществе находится, и умолк. — Да какая разница?

— Возможно, вы захотите сделать Алане подарок на Рождество или на свадьбу. А вдруг он ей не понравится?

Маркиз горделиво задрал нос.

— Я дарю ей титул, миледи. Этого более чем достаточно.

— Милорд, а какого цвета глаза Аланы? — пискляво спросила девчонка.

— Если глаз у нее два и они смотрят в одну сторону, до остального мне нет дела, — в раздражении отрезал он.

— А волосы? — вмешалась Деворгилла.

— Она блондинка, — бросил Мерридью, потому что и Деворгилла была блондинкой.

Элеонора и Деворгилла переглянулись, сжав губы так же плотно, как стянуты завязки на кошельке скупердяя. Графиня поднялась.

— Идем, Сорча. Пора спать, — и они покинули комнату, даже не пожелав маркизу спокойной ночи.

Леди Элеонора тоже встала и, опираясь на свою трость, вгляделась в лицо жениха.

— У моей племянницы глаза орехового цвета, с серебристыми и нежно-коричневыми крапинками, милорд. А волосы рыжевато-каштановые. Ее любимый цвет — красный, как розы, которые цветут здесь, в горах Шотландии, летом. Она любит книги, и в целом у нее романтичная натура.

Ну и к чему все эти объяснения? Уилфред недоумевал. Элеонора Фрейзер вышла, не добавив ни слова, а он заказал еще виски, просто чтобы развеять промозглый холод, наполняющий комнату.

Глава 44

Ветер усиливался, быстро темнело. Иан шел по — слабым отпечаткам подошв Аланы в снегу и молился, чтобы снегопад начался лишь после того, как он разыщет ее.

По-видимому, Алана была наделена талантом выбирать самое неожиданное направление для долгих прогулок. В той стороне, куда она двигалась, не было ни ферм, ни постоялых дворов, ни оживленных дорог — лишь пустоши и холмы на много миль, до самого Глен-Дориана. А оттуда оставалось всего десять миль до Дандрум, но в хорошую погоду и при попутном ветре.

А не по глубокому снегу.

Он устремил взгляд вдаль, в сторону горизонта, на-деясь заметить красный плащ. В здешних местах так легко сбиться с пути, упасть в овраг, как в предыдущий раз, и тогда…

Страх стиснул сердце Иана. Если она по-прежнему хочет выйти за своего маркиза, он это как-нибудь переживет. Если вернется домой в Гленлорн и останется там, с этим тоже можно смириться. Но представить себе мир без Аланы Иан не мог.

Он любит ее. Потому и отказался жениться на Пенелопе или на ком-нибудь еще, к кому не испытывает никаких чувств. За несколько кратких недель он привык к тому, что у него перехватывает дыхание и сердце пропускает положенный удар всякий раз, когда в комнату входит Алана.

Благодаря ей изменился даже замок Крейглит — наполнился улыбками, радостью и смехом в трудное время, когда полагалось бы лить слезы. После пожара Алана сделала все возможное, чтобы подарить людям надежду. В том числе и ему, Иану: он уже научился без страха представлять себя английским графом. Он знал: если рядом с ним будет Алана — его жена, его графиня, — его ничто не остановит. Она сумеет очаровать всю Англию.

Как только он найдет ее, первым же делом попытается образумить. А потом сделает предложение. На этот раз ему не терпелось произнести заветные слова, хоть он даже предположить не мог, какой ответ услышит.

Пони всхрапнул, Иан поднял голову. И вздохнул с облегчением, увидев впереди трепещущий на ветру красный плащ. Хрупкое тело Аланы сгибалось под порывами ветра. Иан нахмурился.

Если она собиралась достичь Дандрум, то почему-то шла в противоположную сторону.

Как раз впереди начиналось глубокое ущелье, и Алана направлялась прямиком к нему. Иан ударил пони пятками по бокам и бросился вдогонку.

Глава 45

Она заблудилась.

Алана прикрывала щеки краями капюшона, спасаясь от колкого ветра. Она же шотландка, она родилась и выросла среди точно таких же холмов. Пожалуй, ей следовало проводить на воздухе больше времени, гуляя с Меган, вместо того чтобы читать книги одну за — другой.

Алана оглядела заснеженные пустоши. Наверное, в этот раз она заблудилась по-настоящему, так что даже Иан не сумеет найти и спасти ее. Страх сковал ее тело, такой же ледяной, как ветер. Вместе с ним ее терзало раскаяние. Ведь она могла бы повести себя совсем иначе, проявить смелость. Могла отказаться, когда мать настаивала, чтобы она вышла за лорда Мерридью вместо Меган. Мерридью выбрал именно Меган — разве не так? Алана сжала замерзшие губы. Вот и она хочет выбрать кого-нибудь другого. А ее брак с Мерридью обречен еще до того, как его успели заключить.

Ей нужен человек, который любит ее саму, только ее одну, и которого любит она.

Не кто-нибудь, а Иан.

Слезы стыли у нее на щеках, она нетерпеливо смахивала их. Надо было сказать Иану, что она…

— Сказать мне — что именно?

Алана круто обернулась. Закутанный в плед Иан восседал на своем пони. Наверное, она задумалась и разговорилась вслух сама с собой. У нее начались видения. Но разве видения отвечают? Алана заморгала. Иан не исчез, он был таким же настоящим, как и она, и взгляд его прищуренных глаз был устремлен на нее.

Леди Макнаб мгновенно воспряла духом. Он нашел ее!

А потом Алана вспомнила обнаженную Пенелопу в постели, и ее сердце рухнуло вниз, как подстреленная птица. Отвернувшись, она побрела прочь.

— Этот разговор вас не касается, Иан Макгилливрей.

— В таком случае продолжайте. Я подожду. Так о чем вы говорили?

Снег поскрипывал под копытами пони, и Алана понимала, что он следует за ней.

На самом деле она была несказанно рада видеть его.

— Просто мне хотелось бы… Впрочем, неважно.

— Попробую угадать: вы хотели бы, чтобы начался снегопад? Ваше желание исполнилось, миледи.

Подняв голову, она увидела, что с неба падают крупные хлопья.

— Чудесное будет Рождество — столько снегу выпало! — продолжал он. — Крейглит преобразился до неузнаваемости. Кстати, он красив и весной, и летом. Возле кухонной двери цветут розы, да так густо, что аромат разносится на несколько миль.

Она оглянулась на него. В медно-рыжих волосах Иана белел снег — как и на ресницах. Она запомнит его именно таким, в снегу, а не весной и не летом, среди роз, увивающих крепкие стены замка. К тому времени ее здесь уже не будет.

Иан спешился и догнал ее.

— А может, вы хотели, чтобы вас спасли?

— Мне хотелось пройтись. А вас, наверное, ждут дела в Крейглите, — она ткнула пальцем в сторону замка. Туда, где осталась обнаженная Пенелопа.

Он указал в противоположном направлении.

— Замок там, Алана. Вон там.

Леди Макнаб изумленно приоткрыла рот, оглядывая горизонт.

Иан Макгилливрей взял ее за руку и повернул в сторону, прямо противоположную той, куда она шла.

— Дандрум вон там, если вы собирались идти через Глен-Дориан, хоть он и стал непроходимым из-за снега. А если продолжать идти в ту сторону, куда вы идете, рано или поздно вы попадете в Англию. Кстати, впереди, на расстоянии двадцати шагов, начинается глубокое ущелье. — Она вспыхнула. Иан стоял совсем рядом, загораживая ее от ветра. — Так вы спасались бегством или спешили куда-то? — спросил он.

— А разве человеку нельзя просто выйти погулять?

— Понятно, — кивнул он и зашагал вместе с ней по снегу. Пони побрел следом. — Вы знали, что Сэнди сразу сказал, что я должен оставить вас себе, как только я привез вас в замок?

— Оставить себе? — переспросила она, задыхаясь от напрасных попыток обогнать его. Он без труда держался вровень с ней.

— Да, по давнему шотландскому обычаю. Сотни лет назад Макгилливреи промышляли тем, что угоняли чужой скот, — впрочем, как и большинство шотландских горцев. Мы крали коров у наших соседей, затем они забирали их обратно и вдобавок прихватывали несколько наших. Ну и невест мы тоже крали, если представлялся случай. Так что если бы мне попалась славная телочка, гладкая и милая, с нежными ореховыми глазами, я бы непременно оставил ее себе.

Она застыла, гневно глядя на него.

— Вы сравниваете меня с коровой?

— Ни в коем случае. Просто размышляю над тем, в каком положении мы очутились. Девушка или корова без хозяина — добыча того, кто их нашел, верно? — Он улыбнулся, и ее сердце дрогнуло, несмотря на нарастающее возмущение. — Конечно, теперь мы цивилизованный народ, но я, признаться, скучаю по давним обычаям, особенно с тех пор, как познакомился с вами. Вы пробуждаете во мне самые низменные чувства.

Ответить она не успела: он схватил ее и перекинул через плечо. От неожиданности Алана вскрикнула, попыталась высвободиться, но его рука, придерживающая ее за бедра, казалась железной.

— Что вы делаете? — возмутилась Алана.

— Похищаю вас.

На миг она замерла.

— Вы же обручены с Пенелопой. Или это новая традиция? Шотландский гарем?

Он рассмеялся.

— Люблю начитанных женщин, — он невозмутимо шагал вперед, а ей осталось только смотреть на перевернутый мир, где небо находилось внизу, а земля — вверху.

— Вряд ли Пенелопа найдет эту шутку забавной.

— Но ведь Пенелопы здесь нет.

Алана снова попыталась вырваться, но безуспешно.

— Конечно, нет! Потому что она в Крейглите, в вашей постели.

— Единственная женщина, побывавшая в моей постели, — это вы.

Она ударила его кулаком по спине и больно ушиблась о твердые мускулы.

— Отпустите меня сейчас же! — потребовала Алана на своем лучшем английском, изображая выговор хозяйки поместья. — Я не намерена разговаривать с вашей… с вашей задницей!

— И не подумаю, — беспечно отозвался он. Казалось, ему совсем не тяжело — даже дыхание осталось ровным. — Мне нравится держать вас в руках — нравится больше, чем что-либо еще. Я уже привык носить вас. И, кстати, беседовать с вашей задницей, а также любоваться ею.

— Куда вы меня несете?

— В коттедж Юэна Макгилливрея.

— Но почему? — Ее снова обдало жаром.

— Потому что уже почти стемнело и начинается снегопад. Там мы будем в безопасности.

В безопасности она себя не чувствовала. В ней нарастало желание. На этот раз она не в обмороке, а ей предстоит остаться наедине с мужчиной, который заставил ее мечтать о поцелуях, и любви, и…

— Отвезите меня обратно в Крейглит, — потребовала она.

— Испугались?

— Да.

— Меня?

— Себя, — пробормотала она, уткнувшись в складки его пледа.

Иан пинком открыл дверь коттеджа и внес Алану внутрь.

Прижимая к себе, он поставил ее на ноги и придержал, пока она пережидала головокружение. Он по-прежнему продолжал обнимать ее. Алана посмотрела ему в глаза.

— Я хочу сразу же кое-что прояснить, — заговорил Иан. — Во-первых, я не обручен — ни с Пенелопой, ни с кем-нибудь еще. Я уже сказал ей, что не намерен на ней жениться.

— Но я своими глазами видела…

— Да, я знаю, что вы видели, точнее, что вам показалось. Пенелопа пыталась любым способом заставить меня сделать ей предложение.

Тепло его тела окутывало ее.

— А вы отказали ей?

Он покачал головой.

— Мы с ней не пара. Конечно, я желаю ей только добра и как глава семьи позабочусь, чтобы она удачно вышла замуж и была счастлива, но я люблю другую.

У нее сжалось горло.

— Правда? — еле выговорила она.

— Да. Видите ли, меня воспитывали в убеждении, что есть два вида мужчин. Первые опекают тех, за кого несут ответственность, заботятся о них, ставят их нужды превыше собственных.

— А вторые? — спросила Алана.

— Они берут то, что пожелают, и лишь потом начинают думать о последствиях своих поступков. На протяжении двадцати семи лет я принадлежал к первому типу, меня воспитали таким, каким подобает быть лэрду. Я исполнял долг перед своим кланом. И никогда не хотел принадлежать к мужчинам второго вида, пока не встретил вас.

— Да?.. — она потупилась. Ей и в голову не приходило считать себя женщиной, способной заставить мужчину свернуть с пути, предписанного долгом и честью.

— Вы понимаете меня? — спросил Иан.

— Я вовсе не собиралась…

Он снял с ее головы капюшон плаща.

— Я хочу вас, Алана Макнаб. Благодаря вам я осознал, что мужчина не может принадлежать только к одному виду: он должен быть и тем и другим, иначе рискует потерять все и остаться несчастным до конца своих дней. Я считал унаследованный титул Пембруков всего лишь еще одним бременем, очередной жертвой. Но теперь, когда вы рядом, я понимаю, что это привилегия. — Он опустился на колени. — Алана, выходи за меня замуж.

Алана перестала дышать, ее сердце замерло. Положив руки на плечи Иана, она смотрела на него, читала надежду и любовь в его глазах, видела в них свое отражение. Она хотела его и всего, о чем он просил. Больше, чем чего-либо в жизни. Почти.

Она задумалась о том, сколько боли, скандалов и горя причинит, если осмелится сказать «да» и выбрать новый путь. И о радости, которую принесет ей союз с — Ианом. Она закрыла глаза: нет, она не свободна. Она не может давать новых обещаний, не покончив со старыми, а для этого ей надо увидеться с лордом Мерридью. Его самолюбие наверняка было уязвлено, когда Меган сбежала, хотя он предлагал ей достойный брак. Значит, она обязана по крайней мере объясниться с ним.

— Боюсь, Иан, я из тех людей, кому недостает смелости или дерзости.

Он помрачнел.

— Ты все равно выйдешь за своего маркиза?

— Не знаю, — отчаяние и желание подталкивали ее к действию. Она перевела дыхание. — Зато знаю, что у нас есть сейчас, Иан. Сегодня. Это я могу тебе по-обещать.

— А что потом? — спросил он.

Она покачала головой и медленно опустилась на колени лицом к нему, провела ладонью по его волосам, смахнула растаявший снег.

— Стоит ли думать об этом? Поцелуй меня.

Он ошеломленно уставился на нее, а она прижалась губами к его губам, и он после краткого замешательства ответил на поцелуй. Потом притянул ее к себе и застонал.

— Человек, принадлежащий к первому виду, ни за что бы так не… — начал он.

— Тогда действуй, как будто ты из второго, — подсказала она.

Иан склонился к ее губам, Алана встретила его на полпути. Как она могла жить без его поцелуев? Он прижимался к ее губам, пока она не приоткрыла рот, чтобы глотнуть воздуха. Их языки встретились, он провел языком изнутри по ее нижней губе. Ладонью он подхватил ее затылок, привлек ее к себе, прижался к ней всем телом, принялся целовать ее щеки, глаза, лоб. Она вздохнула, наслаждаясь ощущениями. Казалось, звезды вспыхивают в ее жилах, согревают кровь, заставляют запеть. Она отвечала на поцелуи, касалась губами щетины на его подбородке, нащупывала пульсирующую жилку за ухом, слышала, как нетерпеливо колотится его — сердце.

Отстранившись, он впился в ее лицо взглядом потемневших и непроницаемых глаз.

— Нам лучше остановиться, или… — Он поднялся. — Пойду посмотрю, как там пони.

Дверь захлопнулась за ним, в комнате стало тихо. Алана прикусила губу. А если он не вернется? Если сядет верхом и уедет? Он вполне может оставить ее здесь, в коттедже, зная, что она в безопасности. Но нет, не оставит. Он же принадлежит к первому типу мужчин.

Алана нашла корзину с растопкой и развела огонь. Наблюдая, как пламя лижет сухой мох, она начала скармливать ему тонкие ветки.

Губы слегка саднило, она провела по ним рукой. Все тело словно звенело от предвкушения. Она оглянулась на дверь. Разве это преступление — узнать, что такое настоящие поцелуи, понять, что значит быть с тем, кого любишь и к кому тебя влечет? Она осмотрела комнату, знакомый очаг, бельевую веревку между потолочными балками, чайник, коврик у очага, где Иан согревал ее всю ночь в прошлый раз, когда они остались здесь.

Ей не хотелось думать о завтрашнем дне. Она подняла брошенный плед Иана и аккуратно расстелила у огня.

Затем расстегнула пуговицы на своем платье и сбросила его на пол. Перешагнула через снятую сорочку, стащила чулки, положила на скамью. Оставшись обнаженной, она оглянулась на дверь, взяла плед, закуталась в его теплую толстую ткань и закрыла глаза, ожидая — Иана.

Глава 46

Иан стоял в пристройке рядом со своим пони, глядя на снег. Он не из тех мужчин, которые поддаются прихотям, или желаниям, или страстям. Он всегда думал, прежде чем заговорить, просчитывал недостатки и достоинства любого плана. На этот раз в нем заговорило желание, и он сделал неловкое, необдуманное предложение. Оно казалось правильным. Но только казалось.

Алана благороднее и, пожалуй, разумнее его. Она дала слово, которое намерена сдержать. Жаль, что в здешних местах никто больше не крадет ни скот, ни чужих невест и у него нет на это права. Но он лэрд, граф и джентльмен. А Алана — леди. Для любви здесь просто не остается места.

Он ждал, что холод образумит его, но напрасно.

Ему не следовало привозить ее сюда. Если поспешить, они еще успеют добраться до Крейглита, если не до темноты, тогда уже после ее наступления, хотя ветер и будет бить им в лицо, и снегопад уже усиливается. Но эта поездка окажется такой же безрассудной и опасной, как и попытка остаться здесь. Разве он сможет удержаться от поцелуев, пока они здесь вдвоем? Стоит ему поцеловать ее снова, как дело зайдет слишком далеко. Понимает ли это Алана? Он прислонился к широкому боку пони. Предаться с ней любви, а потом отпустить ее, дать выйти за другого — будет ли им от этого легче?

— Только хуже, — сказал он коню.

Тот фыркнул и переступил с ноги на ногу.

— Да, ты прав. А решение должно быть мудрым и достойным. — Он набрал охапку торфа и направился в коттедж. Ледяной ветер швырял ему в лицо колкие снежинки, словно надеялся охладить его пыл, но не мог. Открывая дверь, Иан едва сдерживался, чтобы не вбежать в комнату.

Отблеск пламени в очаге плясал на каменных стенах, согревал и манил. Оглядевшись, Иан не сразу заметил Алану. А потом увидел на скамье ее платье.

Потом перевел взгляд на свой плед, расстеленный перед очагом. В глазах Аланы отражалось пламя, ее кожа приобрела оттенок меда. Волосы рассыпались по плечам. Иан во все глаза смотрел на нее — прекраснейшую из женщин, каких он только видел. Он застыл на месте с полной охапкой торфа, на его коже таял снег, а он никак не мог насмотреться.

— Алана… так нельзя… мы не должны… — враз охрипнув, выговорил он. Случалось ли ему прежде хотеть чего-нибудь так же, как теперь?

Девушка высунула руку из-под пледа, обнажив плечи. Она была раздета.

— Иди сюда, — тихо позвала Алана, и от его решимости не осталось и следа.

Бросив торф, он в три шага преодолел разделяющее их расстояние и упал на колени. Прижав ладони к ее щекам, он принялся покрывать ее лицо поцелуями, ласкать ее губы, впитывать ее вкус.

Она нащупала пуговицы его куртки, расстегнула их, спустила куртку с плеч и принялась за рубашку. Распутывая завязки, она осыпала поцелуями обнажающуюся кожу. Он помогал ей, стремясь поскорее освободиться от одежды. Сбросил куртку, потом рубашку, а ее руки тем временем коснулись застежки его бриджей. Он мягко остановил ее.

— Ты не пожалеешь? — спросил он.

— Нет, — не раздумывая, ответила она, коснулась выпуклости под его бриджами и посмотрела ему в глаза. — Я этого хочу. Хочу тебя, — добавила она, но не успел он исполниться надежд, как она покачала головой: — Сегодня, Иан. Только сегодня.

Эти слова стали метким ударом в чресла, желание пронеслось по его телу, словно табун диких лошадей. Он закрыл глаза, стараясь удержать власть над собой, попытался замедлить стремительно развивающиеся события и отвернулся, чтобы подбросить в огонь еще — торфа.

— Вот таким я увидела тебя впервые — ты сидел на корточках у огня. Только был совсем раздет.

Иан невольно застонал, а она улыбнулась ему дерзко и ласково.

Воспоминания мгновенно возбудили его. Поднявшись, он расстегнул бриджи, спустил их, отбросил в сторону и замер перед ней, совершенно обнаженный. Ее взгляд скользил по его телу, как прикосновение ладони, пока не остановился на восставшем естестве. Иан скрипнул зубами, мысленно поклявшись, что остановится, если Алана пожелает, чего бы ему это ни стоило.

— Ты так прекрасен, Иан Макгилливрей, — произнесла она и откинула край пледа, чтобы он увидел ее. Он знал ее тело на ощупь, хоть и не видел его толком, оно являлось к нему в сновидениях, мучило его. Она оказалась еще прекраснее, чем рисовало его воображение. Не в силах произнести ни слова, он с трудом сглотнул. Отблеск огня позолотил ее длинные стройные ноги, плавные изгибы бедер. Грудь с розовыми сосками показалась ему совершенством. Это тело он прижимал к себе всю ночь, когда спас ее, и чувствовал, как заледеневшая плоть медленно отогревается, слышал вздохи боли и страха. А теперь каждый ее вздох переполняло желание, и на этот раз никто из них не замерзал и не был без чувств, а впереди оставалась еще целая ночь. Всего одна ночь, а он зря терял время.

Иан вытянулся рядом с ней, привлек к себе. На этот раз ее тело уже не казалось ледяным или мраморным. Алана издала краткий возглас удовольствия, обвила его шею руками, запуталась пальцами в волосах, потянула его к себе. Он поцеловал ее, и она жадно приоткрыла губы. Поцелуй стал глубже, языки соприкоснулись, он провел ладонями по ее телу — по спине, бедрам и ягодицам — и почувствовал, как затвердели ее соски. От прикосновения ее бедер он невольно ахнул, а она опустила руку, чтобы дотронуться до него. Однако он успел удержать ее.

— Не будем спешить, — попросил Иан.

Глядя на него широко раскрытыми, возбужденно блестящими глазами, она возразила:

— Я не хочу медлить. Или признаваться в этом плохо? Покажи мне, что надо делать, чем порадовать тебя, — и она поцеловала его в ухо, подаваясь бедрами навстречу Иану.

— Нет, в этом нет ничего плохого, — с трудом выговорил он. — Алана, ты леди до самых кончиков пальцев, ты заслуживаешь удовольствий. Я тоже хочу порадовать тебя. Поэтому лучше нам быть осторожными.

— Потому что я девственница? Мама говорила, что в первый раз может быть больно. Но я не представляю себе, как такое наслаждение может причинить боль, — Алана провела пальцами по его широкой обнаженной груди, медленно скользнула вниз, по животу и бедрам. Иан резко втянул воздух, почувствовав, как она снова коснулась его достоинства, сомкнула на нем пальцы. Подавив стон, он не стал больше протестовать, предоставив ей действовать как она пожелает. На его лбу выступил пот.

Пальцы Иана пробегали по шелковистой коже ее плеч, подхватывали груди, касались набухших сосков. Алана ахнула, словно неожиданно узнала тайну, и прильнула к нему, погладила ногами его ноги, изогнулась всем телом.

Иан протянул руку к шелковистым завиткам между ног Аланы, и она застонала, когда его палец коснулся жаркого средоточия ее желания. От прикосновений она выгнулась, повернула лицо к огню, приоткрыла губы и смежила веки, и ее кожа порозовела от возбуждения. Иан любовался игрой света на ее лице, и ему казалось, что сердце тяжелеет у него в груди. Такой он и хотел запомнить эту женщину и этот миг — навсегда. Одна ночь, всего одна. Значит, она должна быть безупречной — и для нее, и для него. Запомнит ли ее Алана? Он сделает все возможное, чтобы она никогда в жизни не забыла ни его, ни эту ночь.

Алану словно охватило пламя. Каждый поцелуй, каждая ласка возносили ее все выше, к тайным и прекрасным сферам наслаждения. Вся вселенная сосредоточилась в ней, остались лишь они двое, а остальное перестало существовать. Его пальцы, губы и тело сводили ее с ума, она впивалась ногтями в его плечи, желая большего, всего сразу, немедленно. Но приходилось ждать, когда он укажет ей путь к вершинам блаженства, вознесет ее туда.

А он лежал на боку и неторопливо ласкал ее, хотя ей хотелось напора и ярости. Из-под полуприкрытых век он наблюдал, как от каждого его прикосновения по телу Аланы пробегает мелкая дрожь. Она издала негромкий страстный стон, и Иан поцеловал ее. Алана коснулась его языка, побуждая продолжать, без слов умоляя о большем. Ее пальцы сжались, притягивая его ближе.

Иан зашептал ей на ухо нежные слова, которые Алана никак не могла расслышать: слишком остро она ощущала прикосновения его рук и тела, и сводящее с ума, нарастающее желание, которое продолжало захватывать ее, делало прерывистым дыхание. Наконец нажим его пальцев между ее ног усилился, удовольствие стало более острым, а вожделение — почти невыносимым. С безмолвной мольбой она впилась ногтями в его плечи, и вдруг ей показалось, будто сама ночь взорвалась вокруг нее. Он целовал ее, бормотал нежные слова, а его пальцы двигались то быстрее, то медленнее, подводя ее к пику наслаждения и снова отпуская, пока она, теряя рассудок, не вознеслась к вершинам блаженства…

— Еще… — со стоном прошептала она. — Есть что-нибудь еще?

Улыбнувшись, он поцеловал ее, и она почувствовала, как его горячее копье прикоснулось к тому месту, где только что побывали его пальцы.

— Сейчас… — пробормотал он, начиная входить в нее.

Новый взрыв наслаждения пронзил Алану от макушки до пяток. Она застонала и глубоко вздохнула.

Он замер.

— Тебе больно? — встревоженно спросил он.

Алана помотала головой и обвила руками его шею.

— Не останавливайся.

Он осторожно продвинулся дальше, скользнул чуть глубже, и это вторжение вызвало у нее возглас скорее удивления, чем боли. Она выгнулась всем телом, стремясь повторить ощущения, вызванные его пальцами, и предчувствуя еще более острое удовольствие. Он едва сдерживался: она видела это по его глазам, по напряжению мышц. Казалось, ее боли он боится больше, чем она сама.

Алана обвила ногами его бедра, прижимаясь к нему и впуская его в себя. С тихим возгласом он вонзился и целиком заполнил ее.

— Милая… — прошептал он сдавленным голосом, но она снова выгнула спину, и он умолк, задвигался быстрее, с каждым рывком погружаясь все глубже. От наслаждения Алана запрокинула голову и закрыла глаза. Почувствовав, что вновь достигает вершины, она вскрикнула, а он продолжал вонзаться в нее, повторяя ее имя, пока сам не обрел вожделенное освобождение. Он рухнул на нее, она ощутила стремительное биение его сердца и улыбнулась, глядя на черные потолочные балки. Поглаживая его голову, она испытывала блаженство, чувство удовлетворенности заполняло ее целиком. И любовь. Неужели она способна любить его сильнее, чем час назад? Ей хотелось, чтобы эти минуты не кончались никогда.

— И это все? — шепнула она ему на ухо и поцеловала.

Подняв голову, он заглянул ей в глаза.

— Ты не устаешь удивлять меня, милая. Но боюсь, пока что это все, — Иан перекатился на бок, лег рядом с ней, а она приподнялась на локте и поцеловала его сосок. Иан резко втянул в себя воздух, наблюдая, как Алана с улыбкой проводит ногтем по его груди.

— Я про другие… способы, — подыскать более точные слова ей не удалось.

Он рассмеялся, и дрожь его тела передалась ей.

— Столько, что мы могли бы искать и находить их всю жизнь.

В его глазах появилась надежда. Алана легла и прижалась к нему.

— Будь моей женой, — снова попросил он.

Алана закрыла глаза. Да, именно этого она и хотела, но молча покачала головой.

— Ты же знаешь, я не могу, — добавила она. Иан повернулся на бок, прикоснулся лбом к ее лбу, так что их губы оказались на расстоянии дюйма, вгляделся в самую глубину ее глаз.

— Тогда постараемся сделать так, чтобы навсегда запомнить каждую минуту, хорошо?

Она улыбнулась, он вновь поцеловал ее и притянул к своей груди.

Глава 47

За три дня до Рождества

Сидя напротив Алека, Кэролайн не сводила с него глаз. Он смотрел в окно, но она знала, что мысленно он вспоминает разговор с Сэнди Макгилливреем. При этом Алек то багровел, то бледнел, его щеки приобретали то сливовый, то зеленый оттенок.

Сэнди Макгилливрея он встретил мрачной гримасой. Старый егерь сделал все возможное, чтобы смягчить гнев Алека, клялся и божился, что Алану никто не похищал и, само собой, никто не удерживает ее в замке Крейглит вопреки ее воле.

Кэролайн разглядела в глазах старика то, чего не заметил Алек, — искренние чувства. Похоже, Сэнди был неравнодушен к леди Алане Макнаб, которую он называл ангелом, явившимся в Крейглит-Мур по волшебству.

— По волшебству? — выпалил Алек, и на его щеках вспыхнули два ярких пятна. — И что же это значит? Что она пленница?

Белые брови Сэнди взлетели вверх.

— Пленница? О нет, она почетная гостья! Уверяю вас, ни Иану, ни кому-нибудь из Макгилливреев и в голову не придет причинить ей вред. Да если бы не она, пожар был бы куда страшнее…

— Пожар? — Алек побледнел. — Какой пожар?

Сэнди Макгилливрей крепче стиснул переплетенные узловатые пальцы.

— Да случилась у нас беда, не потушили на ночь лампу… само собой, случайно…

— Алана не пострадала? — перебил Алек.

Сэнди заморгал, его глаза блестели от слез.

— Никто не пострадал, хвала лэрду и леди Алане! Она спасла и свинью Донала Макгилливрея, и его волынку. Вот только амбара мы лишились и нескольких коттеджей, — добавил старик. Слезы полились по его щекам. — Огромная потеря, но если бы не девушка, то есть леди Алана, могло быть гораздо хуже.

— Алана спасла свинью? — переспросила Кэролайн, растерянно покраснев. Алана тихая, робкая, больше слушает, чем говорит. Меган гораздо смелее сестры.

Сэнди Макгилливрей по-петушиному выпятил грудь.

— А как же! Леди Алана не только Нессу спасла — это свинью так зовут, — но и целых пять коттеджей, сама их водой заливала. И волынщика нашего вызволила, Донала, и десяток ребятишек от неминуемой…

— Десяток ребятишек? А чем же в это время занимался ваш лэрд и остальной клан? — возмутился Алек. — В Гленлорне почетных гостей и дам никто не заставляет тушить пожары и спасать скот!

Сэнди заложил большие пальцы за пояс.

— Ну, скот, положим, спас я. Но вы поймите, Несса для Донала — не просто свинья. Он ее молочным поросенком взял, сам вырастил. И девушку на пожар никто не гнал. Напротив, Иан велел ей остаться в замке, но она знает подход к людям, — он изобразил ласковую улыбку Аланы так похоже, что лицо Алека ярко заалело. Кэролайн заметила, как набухли жилы у него на лбу.

— Мы говорим об одной и той же Алане Макнаб? — уточнил Алек.

Сэнди прищурился.

— Ростом она вот такая — лэрду до подбородка, когда он стоит рядом, а не держит ее на руках, волосы как темный шелк, глаза цвета инея на осенних холмах, губы мягкие…

Алек побагровел.

— Держит ее на руках? Губы мягкие?!

Натолкнувшись на свирепый взгляд Алека, Сэнди попятился. Кэролайн удержала мужа за руку. И почувствовала, как туго натянуты под кожей стальные мускулы.

— Да незачем тревожиться, лэрд, никто не причинит девушке вреда, совсем напротив, — заверил Сэнди.

Алек приоткрыл рот, но Кэролайн вцепилась в него ногтями, и его рот захлопнулся.

— Что значит «совсем напротив»? — строго спросила Кэролайн. — Думаю, лучше начать с самого начала. Мой муж вспыльчив, и тот, кто обидит его сестру, дорого заплатит за это. А мы уже слышали возмутительные истории, мистер Макгилливрей.

Сэнди поморщился.

— Знаю, только все это неправда. На самом деле.

— Иан Макгилливрей действительно нашел мою сестру во время метели и привез к себе домой, закутав в свой плед? — уточнил Алек.

Сэнди Макгилливрей почесал в затылке.

— Ну, насчет этого все верно. Она заблудилась, а лэрд нашел ее в снегу среди пустоши. Она была ранена, вот он и отвез ее в коттедж, чтобы отогреть за ночь и метель переждать. Ночь выдалась холодная, девушка замерзла чуть ли не насмерть. Почти замерзла, словом…

В этот момент Алек позеленел.

— Заблудилась? Ранена? Отогреть за ночь?! — Он вскочил, возвышаясь над старым егерем, как башня.

Сэнди вскинул руку.

— Нет-нет, лэрд, вы не подумайте плохого! Хоть и говорили ему, что маловато будет одной ночи…

Алек схватил старика за шиворот и поднял над — полом.

— Где, черт побери, моя сестра? — рявкнул он.

Макгилливрей позеленел, как Алек, его глаза выпучились, он попытался трясущимися руками разжать пальцы Алека.

— В Крейглите она, жива и невредима, клянусь вам. Ждет своего жениха, английского маркиза. Мы принимаем ее как дорогую гостью, по всем шотландским обычаям. Мы же не дикари какие-нибудь, как некоторые!

Румянец на лице Алека приобрел опасный сливовый оттенок.

— Жениха? Какого еще маркиза?

Кэролайн вспыхнула от волнения.

— Ничего не понимаю! Из Аланы лишнего слова не вытянешь, — встревожилась Кэролайн. — Алек, поставь мистера Макгилливрея на место.

— Я, должно быть, не так выразился, — Сэнди Макгилливрей оправил одежду. — Наш лэрд делал только то, что было необходимо. Она повредила ногу и не могла идти. А он привез ее домой, уложил в свою постель и… — Он спохватился: — Само собой, его в этой постели не было — ну, то есть одновременно с ней, — поспешно добавил он.

Кэролайн сжала свою шаль на груди.

— Да что же он за дикарь, этот Иан Макгилливрей!

— А маркиз? Он кто такой? — допытывался Алек.

Сэнди не стал отвечать ему.

— Вы, главное, знайте, что лэрд Иан — истинный джентльмен, каких больше нигде не найти, — он гордо поднял подбородок. — Алана рассказывала мне, что вы добрый хозяин и заботливый лэрд. Это она прислала меня сюда, сказала, что вы не откажетесь помочь нам с припасами, чтобы дотянуть до весны, если я попрошу, потому что пожар… — его подбородок задрожал. — Она такая добрая, вот я и подумал…

Алек смягчился.

— Так она все еще в Крейглите?

— Ага, — кивнул Сэнди. — Если ее английский лорд не приехал за ней.

— Маркиз? — спросила Кэролайн.

— Он самый. Иан спас леди Алану накануне дня ее свадьбы. Поговаривают, что она вроде как сбежала…

— Свадьбы? Сбежала? — голос Алека взвился на две октавы. — Я с этим человеком не знаком, я не давал разрешения на брак Аланы! Она еще слишком молода…

— Она взрослая женщина, — тихо возразила Кэролайн. — Может, она влюблена.

— В Иана? — с надеждой спросил Сэнди.

— Если она влюблена в Иана, тогда кто же такой маркиз? — окончательно запутался Алек.

Ему никто не ответил.

— Я сейчас же отправляюсь в Крейглит, — объявил Алек и посмотрел на Сэнди Макгилливрея. — Вы проводите меня туда.

— Я еду с вами, — Кэролайн встала.

— Ни в коем случае. Ты останешься здесь, в безопасности.

Она уперлась руками в бедра, раздавшиеся теперь, когда она ждала ребенка.

— Я не намерена проводить наше первое Рождество в разлуке, Алек Макнаб, — отрезала она. — Мы найдем Алану и привезем домой, — она засучила рукава, затем снова опустила их. — Велю Мойре укладывать вещи.

— Может, будет бойня, — предостерег Алек, и на миг Кэролайн показалось, что он не шутит. Его лицо было непроницаемым, а спокойствие — опасным.

— Бойня? — пискнул Сэнди Макгилливрей и попятился. — Но это же совсем ни к чему…

Алек пригвоздил гостя взглядом — острым, как кинжал дирк.

— Если по вине Макгилливрея или кого-нибудь другого с головы Аланы упал хотя бы один волос, я задушу виновных голыми руками. — И он продемонстрировал Сэнди свои руки, отчего старый егерь побледнел.

Убедившись, что старик напуган, Алек слегка смягчился.

— Лучше ступайте на кухню, поешьте, пока мы соберемся в путь. Отдайте Лейфу Ренни список припасов, которые вам нужны, — пусть посмотрит.

Алек и Кэролайн проводили Сэнди взглядами.

Кэролайн вцепилась в руку мужа.

— Алек, я уверена, что все в порядке. Кому придет в голову обидеть Алану?

Алек нахмурился:

— В последний раз, когда я получил вести от нее, она жила в Дандрум вместе с матерью и тетей. Но я не забыл, сколько волнений доставила нам Меган.

Кэролайн улыбнулась.

— Зато теперь Меган замужем и счастлива. Тебе же понравился Кит Россингтон.

— Это другое дело. Сколько английских лордов насчитывается здесь, в горах Шотландии, и как вышло, что Алана обручилась с одним из них еще до того, как я успел с ним познакомиться? Она сбежала со своей свадьбы, и кто-то похитил ее. — Но тревога в глазах Алека отступила, когда он приложил ладонь к округлившемуся животу жены. — Надеюсь только, что будет не девочка. Второго такого же испытания мне не вы-нести.

Она накрыла его руку ладонью и улыбнулась.

— До него еще пройдут годы. За это время ты успеешь выдать замуж еще одну сестру.

Он застонал.

— Сорча! Как я мог забыть?

Глава 48

За два дня до Рождества

Леди Сорча Макнаб смотрела на мать, сидя напротив нее, рядом с тетей, и кутаясь в одеяла. До сих пор Деворгилла ехала в карете лорда Мерридью, но сегодня перебралась к дочери и золовке, даже не пожелав его светлости доброго утра.

Сорча боялась, что с Аланой случилось что-то ужасное, и несказанно обрадовалась, услышав, что ее сестра в безопасности. Поездка представлялась ей удивительным приключением. По перешептываниям и многозначительным взглядам она поняла, что и Алана пережила больше приключений, чем рассказали ей, Сорче, но все-таки жива и в целом невредима, а ее свадьба с лордом Мерридью откладывается. Лорда Мерридью Сорча недолюбливала, и хотя Алана спокойно приняла его предложение, сестра подозревала, что и Алане он неприятен. Алек любил Кэролайн, Меган тоже любила своего английского лорда. Сорча знала, как Алана мечтает о любви и как будет страдать без нее. В том, что лорд Мерридью не любит Алану, не было никаких сомнений. Необходимость отправиться за ней раздосадовала его сильнее, чем обрадовало известие, что она жива.

Его светлость не отличался добротой. Как и умом — Сорча легко обыгрывала его и в шахматы, и в карты, и даже по-французски говорила лучше, чем он. В конце концов он потребовал, чтобы ее отправили в детскую, с глаз долой. Это Элеонора настояла на том, чтобы Сорчу взяли с собой в Крейглит, на случай если придется задержаться там на все Рождество и если лорд Мерридью пожелает жениться на Алане, как только они найдут ее. Ведь она как-никак вторая невеста из семьи Макнаб, которая ухитрилась ускользнуть из его жирных пальцев. Сорча мысленно поклялась: когда придет ее очередь выбирать, она выберет себе самого лучшего мужа и выйдет замуж по любви. Лишь бы только мама не стала возражать.

Сорча прижалась к тете Элеоноре под одеялом, чтобы согреться, а тем временем ее мать что-то крикнула кучеру через отверстие в крыше экипажа. Лорд Мерридью следовал за ними в тяжелой и роскошной карете, задерживая их постоянными остановками.

— Вы не могли бы прибавить ходу? — спросила Деворгилла кучера.

— Он и так делает все возможное, — вмешалась Элеонора. — Если мы вообще доберемся туда по такому снегу, можно считать, что нам повезло. И если прибудем благополучно. Завтра сочельник. Наш приезд станет отличным подарком для Аланы.

— На постоялом дворе я слышала одну историю, — вспомнила Сорча, которую долгая поездка утомила, несмотря на желание повидаться с Аланой.

— Да? Какую? — спросила Элеонора.

— Там рассказывали, что у лэрда Крейглита новая невеста. Он нашел ее среди холмов, вмерзшую в лед, и отогрел. Говорят, она прекраснее цветов на весенних холмах. Лэрд повез ее к себе в замок совершенно голую и…

— Сорча! — Деворгилла ахнула и прижала ладонь к щеке. — Ни слова больше!

Но заставить Сорчу замолчать было нелегко.

— Еще говорили, что невесту лэрда привела к нему магия, какое-то могущественное заклинание. И вместе с ней в Крейглит пришли метели. Может, это правда, а может, и нет, но видите, как много здесь снега? Гораздо больше, чем в Дандрум!

— Ну, не знаю, как насчет магии, а столько снега, признаться, я никогда не видывала, — заметила Элеонора. — Наверное, все-таки магия.

— Магия? — усмехнулась Деворгилла. — Снег доставляет неудобства, но ничего зловещего в нем нет. Вы забыли, что Алана попала в метель и замерзла бы насмерть, если бы не доброта незнакомого путника?

— Кстати, мы ведь едем не куда-нибудь, а в Крейглит. Интересно, Алана знает эту историю? — задумалась Сорча.

Она вдруг увидела, как лицо матери побледнело, глаза широко раскрылись.

— Магия… — пробормотала Деворгилла. — Сорча, каким было продолжение?

— Да это почти вся история.

Мать придвинулась к ней.

— А имя девушки, найденной во льду, а внешность?

Сорча задумалась и нахмурилась.

— Кажется, ее имени никто не называл.

Внезапно все трое переглянулись.

— Алана… — прошептала Элеонора. — Неужели она?

— Голая? — ахнула Сорча.

Ее мать откинула одеяло, открыла окно и высунула в него голову, не обращая внимание на снегопад. Пересиливая вой ветра, она закричала, приказывая кучеру пустить лошадей галопом.

Глава 49

Пробудившись, Алана потянулась. Все ее тело приятно ныло. Она с улыбкой повернулась к очагу: Иан сидел возле него совершенно обнаженный, спиной к ней. На этот раз при виде Иана ее сердце затрепетало, и Алана пожелала остаться в этом коттедже навсегда.

— Уже утро? — спросила она, и он обернулся.

— Почти. Но еще очень рано.

Она снова легла на спину.

— Тогда возвращайся в постель.

— Разве можно отклонить такое приглашение? — он проскользнул обратно под плед. — Вы ненасытны, Алана Макнаб, — Иан снова поцеловал ее и привлек к себе.

Она свернулась рядом с ним, наслаждаясь теплом его тела, потом нырнула с головой под плед, а когда нашла то, что искала, и обхватила рукой, Иан застонал.

— Нам пора одеваться и ехать домой, в Крейглит, — напомнил он.

Она улыбнулась.

— Немного погодя, — обещала она, и он рассмеялся, поцеловал ее и снова уложил на спину.

— Выходи за меня, — произнес он позже, когда они лежали обнявшись и слушая, как колотятся сердца. — Мы объявим о том, что поженимся, как только вернемся в Крейглит.

Она нахмурилась.

— Не могу. Есть еще лорд Мерридью. Я дала ему слово. Как же я теперь дам слово тебе?

— А ты объясни ему, что мы провели ночь вдвоем, что ты и я… — Она прижала палец к его губам.

— Ни в коем случае! — она вспыхнула, представив себе этот разговор. Она вернется домой, найдет лорда Мерридью, если он все еще в Дандрум, и объяснит, что не может выйти за него замуж. Он разозлится, придет в бешенство, как когда Меган отвергла его, но выбор останется за ней. И она не позволит ни ему, ни своей матери винить в этом кого-нибудь другого, особенно Иана.

Она влюблена в Иана Макгилливрея. Ночь, проведенная в его объятиях, как печатью скрепила ее чувства. Значит, вот что чувствует Кэролайн, когда смотрит на Алека, вот как Меган любит Кита! Тогда это и вправду волшебство. Она попыталась было объяснить это Иану, но он поднялся, отводя глаза, и отстранился. Выражение его лица стало непроницаемым и холодным. Алана смотрела, как он ходит по комнате, собирая свою одежду. Отвернувшись, он начал одеваться, и его движения были резкими и сердитыми. Или обиженными.

Иан принял ее молчание за упрямство или, хуже того, за трусость. Но требовалось немало смелости, чтобы не сказать ему «да», не подать надежду, которая вряд ли существует. Будущее вместе с ним может оказаться невозможным, и если так, разобьется лишь ее сердце. Она не станет причинять боль Иану, отвечая ему сейчас, до примирения с лордом Мерридью и матерью, — и до того, как она получит благословение Алека.

— Пойду проведаю пони, — бросил он и вышел.

Она завернулась в его плед, пахнущий вереском, дымом и любовью. Иана она любила всем сердцем и жалела, что все сложилось так плачевно. Возможно, когда-нибудь потом, когда она будет свободна, она разыщет его, объяснится, попросит…

Но не сейчас.

Иан прислонился к стене, ожидая, когда выветрится аромат ее тела из его волос, рук и губ. Он оказался прав: расставаться после ночи любви было гораздо тяжелее. Его пальцы невольно сжались в кулаки. Ему хотелось снова перекинуть Алану через плечо и унести, но куда?

Она сделала свой выбор. Предпочла лэрду и графу маркиза. Отвергла его.

Алана дала слово, и он относился к ее выбору с уважением. Так надо. Что это — благородство или глупость с его стороны? Алана его любит, в этом нет никаких сомнений. И он любит ее. Неужели она готова обречь их обоих на горечь потерь и неосуществленных желаний? Он обошел вокруг дома, заглянул в пристройку и потрепал по шее коня.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как отвезти Алану Макнаб в Дандрум как можно скорее, отпустить ее и заняться собственной жизнью. Честь, долг и ответственность порой оказываются тяжкой обузой.

Как и любовь.

Глава 50

Стоя у окна библиотеки, Фиона засмотрелась на кружащиеся снежные хлопья. Снегопад начался вчера днем, когда ранние зимние сумерки только подступали. Иан уехал искать Алану. Всю ночь снегопад усиливался, а они не вернулись. Уже утро, и мрачное небо немного посветлело, но по-прежнему хмурилось.

Наступал сочельник, и Фиона тревожилась, что Иан и Алана не успеют к празднику. Она еще никогда не праздновала Рождество без брата, и хоть весь остальной клан здесь, в замке, без Иана будет уже не то. Может, он заблудился? Или с ним что-нибудь случилось? Или же он повез Алану домой, в Дандрум, и вернуться в Крейглит к Рождеству попросту не успеет? Фиона жалела, что не смогла попрощаться с Аланой Макнаб. Благодаря ей в Крейглите и вправду стало весело, а без нее в замке чего-то недоставало.

Элизабет вошла в библиотеку и забралась на подоконник, возле которого стояла Фиона.

— Не видно их? — спросила Элизабет.

— Пока нет, — ответила Фиона.

Кузина вздохнула.

— А разве сегодня мы не пойдем собирать зелень и готовиться к Рождеству? В Англии мы всегда так делали.

Фиона повернулась к ней.

— Элизабет, здесь не Англия. Алана ушла, никому не сказав ни слова, и Иан отправился за ней.

— Еще одна шотландская традиция?

— Просто порядочность.

— А-а, я думала, что-то вроде погони. Он ведь любит ее, да?

Фиона кивнула.

— Думаю, да.

— Это и есть волшебство? — прошептала Элизабет и прикусила губу. — Может, наши чары подействовали? — Она помолчала, разглядывая свои ногти. — Скажи, а что будет, если кто-нибудь пытался колдовать, с благими намерениями, конечно, но что-то разладилось?

Услышав упавший голос подруги, Фиона взглянула на нее, заметила, как горят щеки, и перепугалась.

— Господи, Элизабет, что ты натворила?

Элизабет смущенно пожала плечами.

— Да так, ничего, просто волосы Аланы мне все-таки пригодились. Ну и у Пенелопы я тоже стащила немного. Потом произнесла заклинание и бросила их в камин, когда пробило полночь. Должна же я была узнать! Пенелопа убеждена, что Иан женится на ней, а он не глядит ни на кого, кроме Аланы. Пенелопа с мамой только шепчутся, строят какие-то планы, а мне ничего не объясняют. Вот я и решила на этот раз узнать все первой.

Фиона смотрела на нее во все глаза.

— И что же было дальше?

— Волосы Пенелопы сгорели сразу. А волосы Аланы горели медленно — сначала появились искры, затем вспыхнуло пламя, а потом волосы как взлетят, Фи! Так и порхали над пламенем, только обгорели по краям, как красное кружево. Повисели над огнем, и сквозняком их вынесло к самой каминной решетке. А тут вдруг из дымохода вылетел ветер и выдул их в комнату. Что это — значит?

— Это значит, что тебе повезло — ты ведь могла спалить весь дом, — с досадой выпалила Фиона.

Элизабет пристыженно молчала, и Фиона схватила ее за руку.

— Пойдем-ка лучше спросим у Энни.

— Они где-то пропадали всю ночь — может, сбежали и поженились тайком? — допытывалась Пенелопа у матери.

Марджори нахмурилась, прошлась по гостиной и выглянула в окно. «Интересно, — задумалась она, — если уже находишься в Шотландии, обязательно ехать в Гретна-Грин или любая наковальня сгодится для поспешного бракосочетания?» Она с досадой отмахнулась от этой мысли.

— Не глупи, Пенелопа. Конечно, нет.

Пенелопа вышагивала по ковру.

— В замке переполох, потому что она ушла, никому не сказав ни слова, не попрощалась, даже не пожелала всем счастливого Рождества. Дети плачут и зовут ее, мужчины поговаривают, что пора бы отправиться на поиски. А Иан уже уехал за ней!

Марджори нахмурилась. Что станет с Пембруком, если Иан заблудится в метель, получит увечье или погибнет? С другой стороны, исчезновение Аланы Макнаб и вправду хорошее известие.

— Похоже, я убедила ее, что Иану она не нужна.

Марджори обернулась к дочери.

— Убедила ее? Ты? Каким образом?

Пенелопа остановилась, ее щеки заалели.

— Она видела меня с Ианом. Я лежала в постели голая, — и она хитро усмехнулась, глядя в глаза матери. — Какое у нее было лицо!

У Марджори подкосились ноги, она уставилась на дочь, разинув рот.

— Так ты соблазнила Иана, позволила ему…

Пенелопа вскинула голову.

— Ты же сказала, что я должна сделать все возможное, лишь бы вытянуть из него предложение. Но застать нас вдвоем должна была не Алана, а моя горничная — закричать, переполошить весь замок, чтобы все подумали… словом, чтобы увидели нас с Ианом и ему не осталось ничего другого, кроме как жениться на мне.

У Марджори сжалось сердце.

— Мне, наверное, следовало выразиться яснее. Я со-всем не то имела в виду, Пенелопа. Что же произошло?

— Он только взглянул на меня один раз и заявил, что не станет делать предложение — он решил, что мы не пара. И он меня не хочет. Ужасно унизительно!

— Так он отказался… лечь с тобой в постель или жениться на тебе?

— И то и другое, — в глазах Пенелопы заблестели слезы. — О, мама, ну что со мной не так?

Марджори зашагала из угла в угол, ярость взметнулась в ней пламенем костра.

— Значит, отказался? Болван, деревенщина, простофиля Иан Макгилливрей посмел отвергнуть мою дочь?

— Что нам теперь делать, мама? — спросила Пенелопа. — Как все исправить, заставить его жениться на мне? Я сказала ему, что мне все равно, но это неправда. Я не допущу, чтобы она…

Марджори резко остановилась.

— Говоришь, вас с Ианом видела леди Алана?

— Да. Она вошла в комнату и побелела, как снег, увидев меня в постели, а Иана — спиной к ней, возле кровати, как будто мы и вправду…

Марджори задергала шнур звонка.

— Мы должны вернуть ее.

— Зачем?

Марджори улыбнулась дочери.

— Пусть подтвердит то, что видела. Тогда Иану придется жениться на тебе. Выбора у него нет. Выиграем все равно мы.

Пенелопа улыбнулась, только ее глаза остались настороженными. На счастливую невесту она ничуть не походила — наоборот, излучала ненависть. На миг у Марджори перехватило горло. Что она натворила?

Но Пенелопа уже повернулась к двери.

— В таком случае сегодня мы все-таки объявим о нашей помолвке. Как только он вернется, неважно, с Аланой или без нее. Надеюсь, она все-таки будет здесь. Если бы на Рождество я загадывала желание, то загадала бы именно это.

— Пенелопа… — начала было Марджори, но та уже открыла дверь.

— Пойду прикажу горничной как следует отутюжить мое голубое шелковое платье, — сказала она. — Сегодня я хочу выглядеть как графиня.

Глава 51

Карета подкатила к дверям замка Крейглит, и Уилфред Эсмонд, маркиз Мерридью, принюхался и фыркнул. Он уставился на серые холодные камни, и они словно воззрились на него в ответ, настороженные и негостеприимные. Вокруг не было ничего примечательного, кроме разве что каменной башни с заостренной крышей, наполовину занесенной снегом.

Уилфред истосковался по комфорту отцовских поместий, великолепного герцогского дворца в одном из самых живописных уголков Англии. Он покрепче сжал набалдашник трости и сердито откинул ворох меховых одеял, оберегавших его от волчьего оскала шотландской зимы. В эту минуту он мог бы сидеть в роскошной гостиной поместья Лайаллов и потягивать горячий ромовый пунш — если бы не глупая девчонка, которая вынудила его задержаться здесь и нарушила все его планы.

И вот теперь ему придется провести отвратительное Рождество черт знает где, среди каких-то дикарей, судя по внешнему виду их дома. Какой же это замок? Они даже не знают, что означает это слово. Он еще заставит свою невесту поплатиться за все ее выходки.

— Надеюсь, в погребе у них найдется кларет, — пробормотал он, ожидая, когда кучер откроет дверцу и спустит подножку. А если не кларет, так бренди.

Собравшиеся вокруг простолюдины глазели так, словно никогда не видывали современных карет. Розовощекие оборванные мальчишки, полные женщины, мужчины с прищуренными глазами разглядывали герб на дверце, словно он свидетельствовал о бесчестных намерениях — или о превосходстве владельца.

Наконец подножка была спущена, и Уилфред выбрался из кареты, высоко подняв нос, держа трость наготове и всем видом показывая, насколько он важен. Не спеша, позволяя полюбоваться своей внушительной особой, он прошествовал через толпу к крыльцу.

Все молчали — пока маркиз не наступил на замерзшую лужицу. Он вдруг почувствовал, что сапог скользит. Раскинув руки, он повалился навзничь и приземлился на широкий зад. Бобровая шапка взлетела в воздух и упала ему на грудь.

Долгое мгновение никто не шевелился. Уилфред лежал на снегу и смотрел в свинцовое небо. Одно за другим над ним возникали незнакомые лица, разглядывали его скорее с любопытством, чем с участием.

А потом случилось кое-что похуже. Лакей протянул ему руку, Уилфред вцепился в нее, дернул, и слуга повалился на него. Бобровая шапка оказалась смятой. Тут-то крестьяне и накинулись на него толпой — мужчины, женщины, дети: они протягивали руки, дергали его, толкали, трясли, пока наконец не поставили на ноги. Чьи-то руки отряхнули с его пальто снег, кто-то протянул ему сплющенную шапку и трость. Никто не смел рассмеяться, но любопытство в глазах сменилось весельем. Уилфред почувствовал, что густо краснеет.

— Я хотел бы пройти в дом, — заявил он, ни к кому не обращаясь.

Словно по волшебству, дверь распахнулась. Осторожно переступая ногами, он поднялся по ступенькам.

— Добро пожаловать в Крейглит, — приветствовала его какая-то карга в потрепанном клетчатом платье.

— Где Леди Алана Макнаб? — осведомился он, не удосужившись приветствовать ее.

— Лорд Уилфред!

Каргу оттеснили в сторону.

— Я видела в окно, как вы подъехали. Добро пожаловать в замок Крейглит!

— Леди Марджори, — кивнул маркиз. Она зацепилась взглядом за снег на его пальто, сплющенную шапку, и приветственная улыбка дрогнула. Он пригладил ладонью растрепавшиеся волосы и вошел в дом.

Карга-шотландка дерзко оглядела его, и у нее засветились глаза.

— Так вы и есть тот лорд-англичанин, маркиз леди Аланы! — Она кивнула в сторону. — Вам будет удобнее в библиотеке.

Она провела его по древнему коридору, украшенному на варварский манер мечами и щитами. Полы здесь были выложены простой и толстой каменной плиткой. Замок оказался внутри таким же серым, как и снаружи. Марджори взяла гостя под руку.

— Вижу, мое письмо вы получили, — заговорила она. — А как поживает ваша матушка?

Карга распахнула двустворчатую дверь, гость вошел в библиотеку.

По крайней мере, эта комната напоминала об английских особняках, была обставлена шкафами с книгами и удобной мебелью. В камине приветливо горел огонь.

— Вам виски или чаю? — спросила карга, не выказывая ни почтительности, ни радушия.

— А где леди Алана? — вместо этого осведомился Уилфред настойчивым и бесстрастным тоном.

Карга задумчиво покачала головой.

— Ее здесь нет.

Он вопросительно повернулся к Марджори.

— Она… вышла, — объяснила та.

— Вышла? Но там же мороз, снег и сильный ветер, — ледяной тон Уилфреда был под стать погоде.

Дверь распахнулась, в библиотеку торопливо вошла хорошенькая девушка. Ее атласное платье зашуршало, она подошла к маркизу и низко присела перед ним. Он окинул довольным взглядом ее золотистые ресницы и пышную грудь, выставленную напоказ в низком вырезе платья. Неужели это и есть его невеста? Уилфред надеялся, что это так.

— Позвольте представить вам мою дочь, леди Пенелопу Карри, — заговорила леди Марджори, и Уилфред разочарованно нахмурился.

Он взял леди Пенелопу за руку и поцеловал ее. Она кокетливо заулыбалась.

— Добрый день, милорд, — промурлыкала она.

— О нет!.. Вы маркиз Аланы! — воскликнула еще одна девушка, вошедшая следом. «Эта слишком юна и вдобавок дурнушка», — подумал Уилфред.

— Моя младшая дочь Элизабет, — равнодушно пояснила леди Марджори. Вместо поклона Мерридью коротко кивнул. Девушка смело разглядывала его.

Дверь снова открылась, впуская дам из Дандрум. Деворгилла посмотрела по сторонам в поисках дочери.

— Ее здесь нет, — надменно сообщил Уилфред, не удосужившись поприветствовать ее. Леди Элеонора приподняла брови. Сорча за ее спиной громко ахнула.

— Тогда где же она? — спросила Деворгилла, обращаясь к остальным женщинам. Никто ей не ответил.

— По-видимому, вышла, — процедил Уилфред.

Дверь распахнулась, и маркиз поморщился, потому что Сорча взвизгнула, как банши, промчалась через всю комнату и бросилась в объятия рыжеволосой краса-вицы.

Уилфред встрепенулся. Может, это и есть наконец его невеста? Но когда Сорча отступила, он заметил округлый живот. Значит, снова не она. Тем лучше.

— Аланы здесь нет! — объявила Сорча рослому, широкоплечему и мрачному шотландцу, вошедшему следом за рыжей.

Шотландец уставился на Уилфреда в упор так злобно, словно намеревался просверлить его взглядом насквозь.

— Где моя сестра, Макгилливрей? — надвигаясь на маркиза, выпалил он.

Уилфред выпрямился.

— Я не… — начал он, но шотландец не стал терять времени даром и нанес удар ему в челюсть. Уилфред попятился и рухнул в кресло, взвизгнув от боли.

— Лорд Уилфред! — леди Марджори и ее дочь запричитали, бросившись к нему. К разбитой губе маркиза приложили кружевной платочек.

— Это не Иан Макгилливрей. Это маркиз Мерридью, — объяснила леди Марджори.

— Тот самый маркиз? — уточнил шотландец. — Маркиз Аланы? — И он снова замахнулся. Между ним и маркизом встала Деворгилла.

— Алек, умоляю!

— А вы кто такой? — кривясь от боли, спросил — Уилфред.

— Гленлорн, — бросил шотландец, разглядывая Уилфреда в упор. Тот не выдержал и первым отвел взгляд.

— Добрый день, Алек, — поздоровалась леди Элеонора и обняла рыжеволосую женщину. — Кэролайн, как ты похорошела! Похоже, вся семья в сборе, да еще на Рождество! Чудесно!

— А где Алана? — снова спросил Гленлорн.

Деворгилла высокомерно выпрямилась.

— Не знаю, — холодно ответила она. — Нам сообщили, что она вышла.

— Хотя там снег, — добавил Уилфред, все еще не веря услышанному.

— Ее не было всю ночь, — негромко произнесла Элизабет, и все в изумлении посмотрели на нее.

— Господи, что все это значит? — воскликнула графиня Гленлорн, но тут дверь снова отворилась. Все дружно повернули головы и уставились на старуху, внесшую чайный поднос. А следом за ней, прихрамывая, вошла еще одна девушка. Сердце Мерридью упало: он уставился на ее хромую ногу, надеясь, что эта калека не леди Алана.

Девушка остановилась и оглядела собравшихся.

— Добрый день, я Фиона Макгилливрей. Добро пожаловать в Крейглит.

Мерридью испустил вздох облегчения.

— Где моя дочь? — возмущенно выговорила Деворгилла, направляясь к девушке.

— Где Иан Макгилливрей? — подхватил Гленлорн.

Девушка побледнела.

— Иана здесь нет. Аланы тоже.

— Они вернутся, — добавила старуха, ставя на стол поднос. — Будет снег, но они вернутся до начала метели.

И все заговорили разом, задавая вопросы и требуя ответов. У Уилфреда ныла челюсть. Он посмотрел на дверь: если броситься к ней, добраться до своей кареты, приказать кучеру гнать на юг как можно скорее… И больше он в Шотландию ни ногой!

В дверях появилась еще одна женщина, и у Уилфреда пересохло во рту. Темные волосы, огромные ореховые глаза, румяные щеки. Рослая и стройная — настоящая красавица. На голову и плечи незнакомки был накинут плед, она сбросила его с головы, и он упал изящными складками. Никто не обратил внимания на гостью, кроме Уилфреда. Она стояла, глядя по сторонам, и ее румянец становился все ярче, а пухлые губы удивленно приоткрылись. Если это и есть его невеста, Уилфреду было не на что сетовать. Мужчину, стоявшего за ее спиной, он поначалу не заметил.

— Добрый день, — решительный голос перекрыл шум, и все обернулись. Незнакомец был рослым и широкоплечим, как Гленлорн.

— Алана! — и половина собравшихся толпой бросилась к ней.

— Иан! — воскликнула Фиона Макгилливрей.

Гленлорн нахмурился.

— Иан? Иан Макгилливрей?

Уилфред поморщился, заметив, что Гленлорн вновь замахнулся.

К чести Макгилливрея, он не упал, только пошатнулся, когда Гленлорн нанес ему прямой удар кулаком в челюсть. Макгилливрей заморгал, приложил ладонь к разбитой губе и уставился на противника.

Глава 52

— Алек, прекрати! — Алана встала между братом и Ианом. Из губы Иана сочилась кровь, но он не обращал на нее внимания.

— Все хорошо, Алана, — Иан взял ее за плечи и мягко отстранил. — Добро пожаловать в Крейглит. Полагаю, вы брат Аланы.

Но Алана не пожелала отойти и снова встала перед братом.

— Так нельзя! Никто не давал тебе права приезжать сюда и бить людей! — яростно выпалила она, сверкая глазами.

— Совершенно согласен.

Алана обернулась, услышав еще один мужской голос, и ее душа ушла в пятки: она узнала лорда Мерридью. Он направлялся прямиком к ней. Щеки Аланы запылали, она потупилась и сделала книксен.

Алек схватил ее за руку.

— Идем, Алана.

— Что ты делаешь? — удивилась она.

— Спасаю тебя. Мы уезжаем.

Заметив на лице лорда Мерридью свежую ссадину, Алана смерила брата сердитым взглядом.

— Если леди и поедет куда-нибудь, то со мной, — заявил маркиз. — Она моя невеста — и скоро будет — женой.

Алана увидела, что Алек снова сжал кулак, и схватила его за руку прежде, чем он успел сойти с места.

— Нет! — Ей удалось остановить его. — Это мой поединок, Алек. А ты не вмешивайся, понял?

Замерев, он с удивлением смотрел на нее. Такой яростной и смелой он видел ее впервые.

Алана повернулась к Мерридью: он оказался ниже ростом, чем ей запомнилось, и гораздо толще.

— Так мы едем? — спросил он, обращаясь к ней. — Не вижу причин задерживаться здесь.

— Сегодня Сочельник… — начала было Фиона, но Мерридью не удостоил ее взглядом.

— Я хочу как можно скорее пересечь границу и вернуться домой к Новому году. — Он протянул руку, и Алана застыла, глядя на нее. Ни на мать, ни на сестру, ни на Иана она не смотрела. Помедлив еще немного, она покачала головой.

— Я не могу выйти за вас замуж, милорд.

Он мгновенно переменился в лице. Это было не огорчение и не разочарование, а только надменный гнев.

— Почему?

— Во-первых, я не даю своего разрешения, — вмешался Алек. — Я опекун Аланы, и…

Алана остановила его:

— Я справлюсь, Алек.

Она чувствовала, что Иан стоит рядом с ней, воспринимала его взгляд как прикосновение, нежную ласку, от которой становилось жарко коже.

— Алана… — умоляюще начала ее мать, но дочь только вскинула голову.

— Вынужден настаивать, чтобы вы сдержали свое слово, миледи, — произнес Мерридью, но Алана покачала головой, сцепив руки вместе.

— Ваше предложение — честь для меня, но я… видите ли, я люблю другого. Было бы несправедливо по отношению к вам рассчитывать…

Нетерпеливо хмыкнув, Мерридью взял ее за запястье.

— Я готов рискнуть, — процедил он.

На руку маркиза легла ладонь Иана.

— Нет.

Алек оттолкнул обоих.

— Алана поедет домой, в Гленлорн.

Она повернулась к брату и улыбнулась.

— Я уже дома, Алек. Я влюблена в…

— Моего жениха? — вмешалась Пенелопа.

Алана перевела взгляд на самодовольно улыбающуюся Пенелопу. Та вышла вперед и взяла Иана под руку, прижалась к его боку, высокомерно посмотрела на Алану.

— Иана вы не получите, Алана. Он женится на мне.

Алана затаила дыхание. Иан с удивлением выслушал кузину.

— Пенелопа… — начал он.

— Две женщины? — перебил Алек, грозно глядя на Иана. — Это что, гарем по-шотландски? — повторил он слова Аланы, сам того не подозревая. — Алана, с кем именно из них ты обручена?

Она прикусила губу.

— В настоящий момент — с лордом Мерридью, но я не могу…

— И ты согласилась также выйти за Макгилливрея? — допытывался Алек.

У нее сжалось горло. Потупившись, она покачала головой.

— Это было бы невозможно, — заявила Пенелопа, буравя Алану взглядом голубых глаз. — Он должен жениться на мне.

— Пенелопа, мы ведь уже обо всем поговорили. Я не женюсь на вас, — сказал Иан, но Пенелопа смотрела не на него, а на Алану.

— Вы ведь знаете, почему он должен жениться на мне, миледи? Вы все видели. — Она самодовольно усмехнулась Иану. — Мы сегодня же объявим о нашей помолвке. Я настаиваю!

Иан переменился в лице и закрыл глаза.

Алана вспомнила Пенелопу в постели и Иана, не сводящего глаз с красавицы-англичанки, с ее разметавшимися по плечам волосами и блестящими глазами. Колени Аланы подогнулись, ей стало нечем дышать. Она огляделась, услышала сочувственный возглас Кэролайн, увидела, как растерянно моргает Сорча. У Фионы в глазах стояли слезы, Элизабет хмурилась. Лицо леди Марджори было непроницаемым, Элеонора поджала губы. А мать Аланы стояла в нерешительности: в ее глазах не было ни гнева, ни стремления настоять, чтобы дочь вышла за лорда Мерридью. Алана отвернулась от всех. Их сочувствие было невыносимым.

Алек обнял ее.

— Пожалуй, мы пойдем, — негромко произнес он. Она замерла в кольце его рук. Алек снял с ее плеч плед Иана, бросил его в сторону, надел на Алану свою куртку — огромную и тяжелую, укрывшую ее чуть и не до пят. Тем лучше. Теперь ей есть где спрятаться. Она схватилась за края воротника, сжала их на шее. От куртки пахло братом.

— Алана… — начал Иан, но Пенелопа крепко держала его за рукав, и на ее лице читался триумф. Алана не могла смотреть на них и отвернулась.

— Я помогу тебе собраться, — предложила Кэролайн.

Алана на миг задумалась.

— Мне нечего собирать. Все мои вещи находятся в Дандрум… или в Гленлорне.

Неважно. Теперь ей нет дела ни до нарядов, ни до роскоши. Она потеряла самое дорогое.

Мерридью повернулся к Деворгилле.

— Неужели вам нечего сказать, миледи? Несмотря на опрометчивый поступок вашей дочери, я все еще готов жениться на ней.

Деворгилла встретилась с дочерью глазами.

— Решать должна Алана, милорд, а она свой выбор уже сделала. Мне не следовало убеждать ее и настаивать. Ты простишь меня, Алана?

Алана бросилась к ней в объятия.

— Конечно, мама.

— Вы отказываете маркизу? — ахнула Пенелопа.

— Я решила не выходить за него, — ответила Алана. На Иана она не смотрела, просто не могла. Сказать ему было нечего. — Можно мне немного побыть у вас в Гленлорне, Алек?

— Конечно, — кивнул он и смерил холодным взглядом Иана. — Мы уезжаем, не будем мешать вам праздновать Рождество.

В дверь заглянула Энни.

— Боюсь, сегодня никто никуда не уедет, — объявила она. — Снова идет снег, да такой густой, что вытянутой руки не увидишь.

Все бросились к окнам, столпились возле них, глядя на снегопад. Мир за стеклами вновь побелел.

— Предлагаю всем остаться здесь, хотя разместиться будет непросто. Но ведь сегодня сочельник, так что пора праздновать, — бесстрастно произнес Иан.

Фиона принужденно улыбнулась.

— Будет весело! Мы уже украшаем зал. И просим всех помочь нам!

Собравшиеся мрачно переглянулись: им было не до веселья.

Марджори взяла маркиза под руку.

— Идемте же, Уилфред. Здесь Рождество празднуют не так, как в поместье Лайаллов, но мне удалось придать торжествам английский оттенок. Не хотите приложить к щеке лед?

— На озере его полно, — сострила Элизабет. Сорча фыркнула, Фиона подавила улыбку. Леди Марджори послала младшей дочери строгий взгляд.

— Мы, конечно, все уже взрослые, но дети собираются кататься на рождественском полене по залу, поскольку снаружи слишком ветрено. Пойдем смотреть? — предложила Фиона. Сорча живо кивнула, и девушки убежали, весело переговариваясь.

Кэролайн обняла Алану за плечи.

— Давай и мы пойдем! Это же мое первое Рождество в Шотландии, а следующее мы будем встречать уже с малышом. Мойра говорит, будет мальчик… — радостно щебетала она. Алек занял место по другую сторону от Аланы, оберегая ее. Но помощь пришла слишком поздно. Алана бросила взгляд через плечо на Иана. Ошеломленный, он не сводил с нее глаз, и ей показалось, что ее сердце леденеет в груди, перестает биться. Отвернувшись, она обняла Кэролайн, мысленно пожелала Иану счастья, а себе — ни в коем случае не расплакаться.

Глава 53

Пенелопа дождалась, когда все покинут комнату.

— Итак? — произнесла она, скрестив руки на груди и направив на Иана ледяной взгляд. — Просите моей руки. Но даже если не станете, мы все равно объявим о нашей помолвке сегодня же вечером. Тем не менее некоторые условности стоит соблюсти — по крайней мере английские.

— Неужели вам так хочется замуж, что вы готовы выйти за человека, который любит другую? — спросил Иан. В его глазах она не увидела ни гнева, ни смирения — только жалость.

И вдруг ощутила замешательство. Ей с детства внушали, что она должна выйти замуж ради титула. Ее учили и наряжали, муштровали и баловали. Ей недоставало лишь одного — приданого. И если ее лицо и фигура притягивали джентльменов, то отсутствие приданого отталкивало их. А без денег она могла рассчитывать разве что на баронета или на второго сына лорда, но никак не выше. Не было надежды даже на знакомых нового графа Пембрука, ведь он шотландец, чужак. Хуже того, он предпочел ей другую женщину. Это было невыносимо.

Она гордо подняла голову.

— Я хочу быть графиней Пембрук, Иан, и я стану ею. Если хотите, можете взять Алану в любовницы. — Она ждала, что он заговорит, упадет на колени, откажется наотрез, но он стоял прямо и неподвижно, изучая ее. — Ну, если вы не собираетесь просить моей руки…

— Не собираюсь, — подтвердил он.

— Тогда мы все равно объявим о помолвке. Пойду наверх, поищу подходящий наряд, — заявила она и удалилась.

Глава 54

Если кто-то из Макгилливреев, украшавших зал к Рождеству, заподозрил, что сердце Аланы разбито, то и виду не подал.

Ее родных встретили радушно, а на лорда Мерридью поглядывали со сдержанным любопытством. Элеонора устроилась в обществе старушек у огня, где они обменивались сплетнями, вязали и попивали чай, щедро сдобренный виски по случаю Рождества.

Кэролайн узнала еще один рецепт приготовления черного кекса и теперь умоляла Алека ничего не говорить Мойре. Энни, положив ладонь на живот Кэролайн, просияла:

— Девчонка. И парень.

Алек растерялся.

— Близнецы?

Вид у него был настолько ошарашенный, что Алана заулыбалась, а Кэролайн радостно поцеловала мужа в щеку.

Сорча с Фионой, Элизабет и детьми помогала украшать зал, поглядывая на вьющийся за окнами снег.

Алана заставляла себя весело улыбаться и смеяться как ни в чем не бывало. Она пробовала лакомства, которые приносили из кухни, и делала вид, будто не слышит, как перешептываются Макгилливреи, вешая омелу и посматривая в ее сторону. Все они надеялись, что они с Ианом… она решительно оборвала себя. Это невозможно. Местным жителям придется полюбить Пенелопу. Уже сейчас Алана начала мысленно готовиться к объявлению о помолвке, хотя и знала, что это произойдет гораздо позже вечером. Она ничем не выдаст своего горя. Родные будут наблюдать за ней — как и лорд Мерридью и Пенелопа. И Иан… у нее сбилось дыхание. Она приложила ладонь к груди и продолжала заниматься своим делом: обвязывать букеты из ароматной зелени полосами шотландки цветов Макгилливреев. Через несколько дней она уедет домой, в Гленлорн, и больше никогда не увидится с Ианом.

Она выдержит. Должна.

Шона с помощью Аланы разместила в доме вновь прибывших: лорда Мерридью — в спальне графа, Алека и Кэролайн — в спальне его жены. Сорча охотно согласилась составить компанию Фионе и Элизабет. Деворгилла и Элеонора заняли одну комнату. Алана не могла даже подумать о возвращении в комнату Иана, особенно после предстоящей ночи, и для нее поставили койку в углу комнаты Деворгиллы. Иан остался наверху, в башне. Присоединится ли к нему сегодня Пенелопа, и не только сегодня, но и каждую последующую ночь? Алана находила себе новые дела, хлопотала, помогала, смеялась, лишь бы отвлечься от своих переживаний. Алек понимал, что она делает и что чувствует, и мать с Элеонорой видели, что с ней происходит. Это понимание читалось в их глазах. Родные пытались защитить ее, забыв, что она уже взрослая. У нее есть собственные доспехи.

За весь вечер Иана она не видела ни разу. В приготовлениях к празднику он не участвовал. Как и Пенелопа. Алана старалась не думать, где они сейчас и чем заняты. Воспоминания о ласках и поцелуях Иана сводили ее с ума, но Алана упрямо продолжала готовиться к празднику и была чуть ли не веселее всех вокруг.

Сидя рядом с лордом Мерридью, Марджори издалека наблюдала за предпраздничной суетой. Все сложилось так, как и было задумано, но какое-то странное чувство не давало ей покоя. Она составляла компанию Уилфреду, пыталась развлечь его разговором, но он отделывался односложными ответами и стакан за стаканом тянул пунш с виски.

— Не похоже на английское Рождество, верно? — сочувственно спросила Марджори.

Мерридью снова наполнил свой стакан.

— Сегодня я должен был сидеть за отцовским столом в поместье Лайаллов. И уже быть женатым — на ней, — он указал на Алану, развешивающую по стенам зала зелень.

— Вы очень любили ее, Уилфред? — спросила Марджори.

— Любил? Да я с ней едва знаком! Зато влюблен в ее приданое. Страстно, — он прижал ладонь к груди и зло уставился на Алану. — Теперь придется весной обхаживать другое приданое, то есть невесту, — уже в Лондоне, — он усмехнулся Марджори. — Жаль, что у вашей дочери уже есть жених. — У Марджори дрогнуло сердце. — И что в них такого, в мужчинах вроде Иана Макгилливрея, если женщины их так любят? — пожаловался Мерридью.

— Не все, Уилфред, — Марджори задумалась о дочери, еще раз подлила маркизу в стакан виски и заставила себя улыбнуться.

Час спустя Марджори разыскала Иана в соляре. Он стоял, не сводя глаз с деревянной фигурки ангела в окружении древесных стружек.

— Ты еще даже не одет! — воскликнула она, указывая на его килт. — Ты ведь не собираешься явиться на праздник в таком виде?

Брошь лэрда, которую он приколол, блестела при свечах, как символ ушедших веков. В килте Иан казался особенно крепким, мужественным и сокрушительно красивым.

Он коротко взглянул на нее и отвернулся.

— Если вы пришли читать мне нотации, не утруждайтесь.

Она скрестила на груди руки.

— Не стану даже спрашивать, что это значит.

— Это значит, что я не буду стыдить женщину, даже если она лжет.

Марджори шагнула ближе.

— Поэтому я и пришла, Иан. Не лгать, а сказать тебе правду.

— Вот как? — Он поднял голову.

— Мой муж, виконт Олдридж, был красивейшим из мужчин, каких я только видела. Когда я начала выезжать в свет, за Олдриджа хотели выйти замуж дебютантки все до единой. Я тоже пыталась поймать его, завоевать этот приз. В то время я была красивой, как Пенелопа, — бриллиант чистой воды. Вдобавок я была дочерью графа Пембрука, с состоянием, положением и связями. Мои подруги позволили родителям выдать их за престарелых герцогов или тучных графов, а мне хотелось замуж за Олдриджа. Ради него я была готова на все.

Она не поднимала глаз, глядя на свои руки.

— Только после свадьбы я узнала, что он женился на мне ради моих денег. Видите ли, он питал пристрастие к азартным играм. И вскоре проиграл все, что мог, в том числе мои драгоценности, даже мое обручальное кольцо, — она потерла безымянный палец. — Я была убита горем. Умерев, он не оставил нам ни пенса. И мне с дочерьми пришлось вернуться к Пембруку. К тому времени мой дядя был уже графом, ему не хватало хозяйки в доме. Я думала, точнее, рассчитывала, что он оставит девочкам приданое, чтобы они могли подыскать себе достойную партию. Но он этого не сделал. Поэтому Пенелопе осталось только выйти за следующего графа — за тебя. — Теперь он внимательно смотрел на нее. — Но ты влюблен в Алану Макнаб. — Он по-прежнему молчал. — Если ты обеспечишь Пенелопу приданым, она наверняка отпустит тебя.

Иан скрестил на груди руки.

— Значит, все это ради денег?

— Возможно, в Англии им придают больше значения, чем в Шотландии, — осторожно предположила Марджори. — Я хочу, чтобы браки моих дочерей были надежными и вместе с тем чтобы в них была любовь, если им посчастливится найти ее. Боюсь, для нашего класса деньги часто служат заменой любви. Мой младший брат, твой отец, женился по любви. Мой отец считал его глупцом.

— Я предложил бы Пенелопе приданое в тот же день, как вы появились здесь, стоило вам только попросить, — сказал Иан. — И Элизабет тоже.

Она улыбнулась, перевела дыхание и коснулась руки племянника. Как правило, свои чувства она держала при себе, но на этот раз сочла нужным выказать их. Он осторожно пожал ей пальцы, и она улыбнулась.

— Полагаю, сегодня все равно будет объявлена помолвка? — спросила Марджори. — По-моему, этого ждут все члены клана до единого.

Он поднялся и поцеловал тетушку в лоб.

— Спасибо, тетя. Это прекрасный подарок на Рождество.

— О, этот подарок дорого обойдется тебе, но думаю, ты готов заплатить даже такую цену. С Рождеством, Иан, — добавила она. — Как бы там ни было, думаю, ты станешь превосходным графом, а Алана будет… достойной графиней.

Сдержанная похвала в адрес Аланы вызвала у него улыбку.

— Да, будет, — согласился он, и леди Марджори Карри улыбнулась в ответ, предвкушая Рождество, чего с ней не случалось с детства.

— Я хочу просить руки Аланы. — объявил Иан, остановившись перед Гленлорном в гостиной, ранее принадлежавшей его матери. Если все сложится хорошо, вскоре это будет гостиная Аланы.

— Нет, — буркнул Гленлорн.

— Алек, будь благоразумен, — принялась уговаривать Кэролайн. — Алана любит его.

— Если хотите, приезжайте за ней весной — не нынешней, а следующей, — предложил Алек.

— Я уже просил ее выйти за меня, и мы уже… — он неловко переступил с ноги на ногу. Нет, он не станет упоминать о ночи в коттедже, чтобы заполучить ее. Иначе он ничем не лучше Пенелопы.

Но Гленлорн, услышав его, начал угрожающе багроветь.

— Макгилливрей, я уже наслушался историй о носовых платках, о том, как вы несли Алану на плече, связав своим пледом, а потом держали ее привязанной к постели.

Иан не выдержал и усмехнулся.

— Увы, все это правда, — подтвердил он. — До последнего слова.

Кэролайн Макнаб вскрикнула, ее муж замахнулся, и его кулак впечатался в челюсть Иана. Боль была адской, из глаз посыпались искры. Иан схватился за щеку и снова усмехнулся.

— Будем считать, что ваше благословение я уже получил.

Глава 55

Празднование сочельника началось с наступлением ночи, в самый разгар снегопада. Древний зал замка Крейглит преобразился к Рождеству — «Ноллэг Бэк»: столы были застелены тканью цветов клана Макгилливреев, на стенах висели перевитые лентами гирлянды из зелени, зал наполняли ароматы сосны и ели. На окна выставили свечи, чтобы освещать дорогу путникам, золотистое сияние озарило морозные узоры на стеклах и отразилось в глазах радостных членов клана Макгилливреев. Заиграла волынка, Алана захлопала и заулыбалась, хоть на сердце у нее было тяжело.

Иан вошел в зал вместе с леди Марджори, и праздник официально начался. Лэрд, нарядившийся в шотландскую шапочку и килт, был настолько хорош собой, что все дружно ахнули, а Алана на миг позабыла, что надо дышать.

Она огляделась в поисках Пенелопы, но невесты Иана нигде не было видно. Наверное, она выйдет попозже, задумав эффектно обставить свое появление — например, приехать на ледяных санях, запряженных семью оленями. Уже ничто не могло ни удивить, ни ранить Алану — по крайней мере, она на это надеялась. Она держалась так прямо, что ломило спину, скулы болели от улыбок.

Иан обводил зал взглядом, пока не высмотрел ее, и Алане показалось, будто в нее ударила молния. Единственного взгляда хватило, чтобы ее сердце заколотилось, тело вспыхнуло. Она отвела глаза, вцепившись в свой бокал, сделала большой глоток виски, который приятно согрел ее изнутри, и улыбнулась как ни в чем не бывало. Ей надо готовиться к объявлению помолвки. Сначала поднимут тост за Рождество, затем — за рождественское полено и, наконец, — за обручение лэрда Иана Макгилливрея и леди Пенелопы.

Алана задумалась: заметит ли кто-нибудь, если она улизнет или провалится сквозь землю?

Из бывшей оружейной вытащили полено, «кайах ноллэг», с привязанными к нему веревками. Поскольку метель не давала выйти из дома, дети катались на полене прямо по залу. Его трижды протащили вокруг всего зала на удачу, мужчины брались за веревки по очереди, похваляясь своей силой. Дети визжали и смеялись.

Под аккомпанемент волынки полено подтащили к камину, детей с него сняли. Пятеро сильных мужчин уже ждали, чтобы поднять полено и поставить его вертикально перед камином. Вырезанное на полене лицо зимней ведьмы сейчас предстанет собравшимся. За нее поднимут тост, восхищаясь искусством резчика, потом полено бросят в очаг и будут жечь всю ночь.

— Алана!

Обернувшись на его голос, она обнаружила, что Иан стоит перед ней.

— Иан, что вы делаете? Все ждут, когда вы поднимете тост, — напомнила она и крепко сжала бокал, чтобы удержаться и не дотронуться до него, а потом заметила, что у него бокала нет, и отдала ему свой. — Вот, возьмите.

Но он не отпустил ее руки, сжимающие бокал.

— Отойдем на минутку, — шепнул он. Она пошатнулась, голова закружилась от его запаха — шерсти килта, аромата тела. Алана закрыла глаза. Может, он поцелует ее? Чинно попрощается? Как глупо…

— Я не могу, Иан. Так нельзя. Я желаю вам и Пе… то есть вашей невесте, всяческих благ, искренне желаю, — заверила она, боясь расплакаться, случайно взглянув на него.

— Рад слышать, — его голос прозвучал чуть насмешливо, и она наконец отважилась посмотреть в его глаза. Он улыбался ей. Он спятил? А если Пенелопа увидит?

— Идите же, полено уже поднимают! — зашептала она. Алана ждала, что присутствующие разразятся дружными возгласами.

Но все только ахнули, и Алана подняла голову.

Поверх голов толпы на нее смотрела «кайах ноллэг» — зимняя ведьма. Алана растерянно заморгала: лицо, вырезанное на полене, никак не могло принадлежать старухе. Оно было озорным, лукавым, милым и молодым.

— Это же я… — ошеломленно выговорила она.

Все дружно повернулись к ней, у нее дрогнуло сердце. Она перевела взгляд на Иана.

— Что это значит? Иан, что скажет Пенелопа?

Он усмехнулся и склонил голову.

— Думаю, заметит явное сходство с женщиной, которую я люблю.

Ее бросило в жар. Она посмотрела на бокал, который они держали, обхватив ладонями, и попыталась высвободить руки. Он удержал ее.

— Но вам нельзя…

— Я не собираюсь жениться на Пенелопе. Я поговорил с ней и объяснил, что мы с ней не пара. И что я люблю другую.

В зале становилось жарко, у Аланы закружилась голова. Возможно, она ослышалась — здесь так шумно! Она огляделась и вдруг поняла, что все вокруг молчат и смотрят на нее во все глаза.

— А вы поцелуете ее, лэрд? — спросил кто-то. — Свадьба будет?

Он обвел взглядом собравшихся, взял бокал и отдал его кому-то.

— Думаю, об этом лучше спросить леди Алану, — ответил он и, к ее изумлению, опустился на колено. — Алана Макнаб, вы выйдете за меня замуж, станете моей женой, хозяйкой Крейглита и графиней Пембрук?

Она смотрела на него, не в силах издать ни звука.

Он обнял ее.

— Надеюсь, ты не откажешься, милая.

Алана почувствовала, как тает ее сердце. На глаза навернулись слезы. Вспышка радости пронзила ее, как молния, рассыпалась искрами, разбежалась по венам, заполнила ее целиком. Она увидела отражение собственного лица в глазах Иана и сказала: «Да».

— Что? — выкрикнул из толпы Сэнди, приставив ладонь к уху. — Я не расслышал!

— Она сказала «да»! — громко произнес Иан, не сводя глаз с Аланы. — Она сказала «да»!

Поднялся шум, послышались радостные крики, от которых содрогались потолочные балки древнего зала.

Сэнди поднял свой бокал.

— За «кайах ноллэг» и «Ноллэг Бэк», за прекрасную леди Алану Макнаб, ангела из Крейглита!

Иан принял из чьих-то рук бокал и поднес к ее губам. Она сделала глоток, рассмеялась и поднесла бокал Иану. Потом он передал его ближайшему Макгилливрею и схватил Алану в объятия. Их губы встретились, горячие, пахнущие виски и медом. Можно ли опьянеть от поцелуя? Если и можно, Алана ничего не имела против. Она прильнула к Иану, ответила на поцелуй, разрешила поднять ее в воздух и закружить, что он и сделал, не переставая целовать.

Когда он поставил ее на пол, она приложила ладони к его щекам.

— Да, — со смехом повторила она, — да!

Обернувшись, она увидела улыбающихся Алека и Кэролайн. У ее матери на глазах застыли слезы счастья. Старая Энни, Фиона и Сэнди улыбались во весь рот, чувствительная Шона всхлипывала на плече Крошки Дженет. Донал подмигнул ей, приложил к губам трубку волынки и заиграл веселую мелодию. Радуясь, члены клана обступили лэрда и его невесту.

Алана заметила, что в дверях зала стоит Пенелопа — с холодной, но спокойной улыбкой, разодетая как принцесса. Алана направилась к ней.

— Вы, наверное, ждете поздравлений, — любезно заговорила Пенелопа. — Желаю вам счастья с ним — он дорого заплатил за то, чтобы я передумала. А ведь могла бы настоять… — Она умолкла, но Алана пожала сопернице руку и улыбнулась.

— Спасибо вам, Пенелопа. С Рождеством!

Пенелопа отвернулась, вскинув голову.

— Знаете, у меня ведь от поклонников отбоя нет. Теперь я смогу выбрать любой титул. О, смотрите! Лорд Мерридью уснул над своим бокалом. Пожалуй, попробую разбудить его, поздравить с Рождеством. — И она посмотрела на Алану: — Не возражаете?

Алана покачала головой.

— Удачи вам, Пенелопа, — и она проводила взглядом бывшую соперницу, которая решительно направилась к дремлющему маркизу.

Иан схватил Алану за руку и потащил к омеле, заключил в объятия и снова поцеловал.

Волынка заиграла рил, пары вышли на середину зала, смеясь от радости за лэрда и его леди.

— Как думаешь, это магия? — задыхаясь от волнения, спросила Элизабет и подергала Фиону за рукав. Ее услышала старая Энни.

— Конечно, магия. Любовь — это всегда магия, особенно на Рождество.

Эпилог

Ко всеобщему удивлению, погода переменилась уже на следующий день, на Рождество. Выглянуло солнце.

Лорд Мерридью вызвался проводить леди Марджори и Пенелопу домой, в Вудфорд-Парк, где им предстояло готовиться к свадьбе молодого графа Пембрука, назначенной на весну.

Точнее, к его английской свадьбе. А шотландская состоялась в день Рождества, в присутствии Макгилливреев, Макнабов, Макинтошей, Карри и Фрейзеров. Невеста была в голубом шелковом платье, одолженном у леди Пенелопы, с поясом из шотландки цветов клана Макгилливреев. Лорд Гленлорн сам подвел сестру к лэрду Иану, и когда собравшиеся увидели любовь и радость в глазах счастливой пары, то все до единого утерли слезы умиления.

Тем вечером в большом зале танцевали вальс, лэрд пригласил на танец свою младшую сестру, которая в особенных туфельках словно плыла по воздуху — снова волшебство, которое, как говорили люди, привлекла в Крейглит леди Алана. Старая Энни предсказывала, что волшебство это будет таким же долгим, как любовь, которую нашел лэрд, а прежде — его отец, иначе говоря, вечным, поскольку, согласно древнему шотландскому обычаю, лэрды клана Макгилливреев всегда женились по любви.

Даже старожилы уверяли, что не припомнят более веселого Рождества. Когда под чистым голубым небом закончилась свадебная церемония, вперед вывели принадлежащего лэрду пони, украшенного лентами, чему этот верный малый был совсем не рад. Лэрд посадил свою жену на спину пони, и они шагом двинулись прочь.

— Куда это они? — спросила Сорча, помахав вслед новобрачным.

— В коттедж старого Юэна, — объяснила Фиона.

Сорча поморщилась.

— Не очень-то романтично.

Старая Энни только усмехнулась.

— Пойдем-ка в дом, детка, я предскажу тебе будущее. Ты веришь в магию?

— Конечно, нет! — воскликнула Сорча.

Энни засмеялась.

— Поверишь, детка. Поверишь обязательно.

Примечания

1

Лэрд — землевладелец, помещик в Шотландии (Здесь и далее прим. пер.).

(обратно)

2

Cailleach Nollaigh (гэльск.) — святочное или рождественское полено для ритуального сожжения в печи.

(обратно)

3

Шаннахи (гэльск. seannachaigh) — бродячий певец и рассказчик в Шотландии и Ирландии.

(обратно)

4

Failte (гэльск.) — добро пожаловать.

(обратно)

5

Tapadh leibh (гэльск.) — спасибо.

(обратно)

6

O cruit mo cridh (гэльск.) — струны моей души.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg