«Воспитание чувств»

Воспитание чувств (fb2) - Воспитание чувств [Friday's Child] (пер. Анатолий Александрович Михайлов) 2071K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джорджетт Хейер

Джоржетт Хейер Воспитание чувств

© Georgette Heyer, 1944

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2015

* * *

Глава 1

– Прошу вас, милорд, не говорить более ничего! – умоляющим тоном промолвила мисс Милбурн, в смятении отворачиваясь и прижимая руки к груди.

Ее собеседник, высокий молодой человек, романтично припавший на одно колено перед креслом девушки, похоже, явно растерялся, услышав эту сбивчивую просьбу.

– Проклятье… Я хотел сказать, черт возьми, Изабелла! – нетерпеливо вскричал он, поспешно поправив себя, когда мисс Милбурн обратила на него укоризненный взгляд карих глаз. – Да ведь я еще и не начинал!

– И не надо, прошу вас!

– Но я собираюсь сделать тебе предложение! – недовольно заявил виконт.

– Знаю, – ответила девушка. – Но это бесполезно! Ни слова более, милорд!

Разочарованный и изрядно рассерженный, виконт поднялся на ноги.

– Должен заметить, Изабелла, что, на мой взгляд, ты обязана хотя бы позволить мужчине высказаться! – обиженным тоном заявил он.

– Я всего лишь желаю избавить вас от ненужных страданий, милорд.

– Сделай мне одолжение – прекрати нести эту театральную чушь! – вознегодовал виконт. – И перестань называть меня «милордом», словно ты меня не знала всю свою жизнь!

Мисс Милбурн, покраснев, опустила голову. Он был неопровержимо прав, поскольку их имения располагались по соседству и она действительно знала виконта всю свою жизнь. Но ослепительная карьера в качестве общепризнанной Красавицы, к ногам которой склонилась добрая половина самых достойных молодых джентльменов столицы, приучила леди к куда более трепетному обращению, нежели то, к коему прибег ее товарищ по детским играм. Посему Изабелла даже с некоторой обидой принялась холодно смотреть в окно, в то время как ее разгоряченный воздыхатель описывал круги по комнате.

Вид, открывавшийся перед ней, а именно: аккуратные лужайки, ухоженные цветочные клумбы, изящно подстриженные живые изгороди – несомненно радовал глаз, однако сейчас мисс Милбурн любовалась им отнюдь не из любви к идиллической природе. Ее поспешный отъезд из метрополии[1] несколькими неделями ранее был связан с тем, что она имела несчастье подцепить гадкую детскую хворь, вынудившую девушку укрыться от глаз высшего общества в то самое время, когда она – не без оснований – полагала себя если не центром, то хотя бы средоточием внимания света. Маменька мисс Милбурн, с не меньшим здравомыслием сознававшая всю пагубную нелепость этого недомогания, провозгласила, что тяготы светского образа жизни плачевно сказались на здоровье драгоценной дочери, и в срочном порядке умчала ее в Кент в карете, запряженной четверкой лошадей.

Здесь, в уютном особняке, благополучно удалившись от посягательств мужчин, Изабелла смогла не только поправить пошатнувшееся здоровье и вернуть прежнюю красоту, но также излить душу двум горничным и херувиму-пажу. Минуло вот уже несколько недель, как она пошла на поправку, однако, поскольку на челе ее все еще сохранялись следы чрезмерной бледности, миссис Милбурн, женщина весьма рассудительная, решила оставить дочь за городом до тех пор, пока (по ее словам) на щечках Изабеллы вновь не расцветут розы.

Тем временем много пылких джентльменов, спешно прибывавших сюда из самого Лондона в надежде хоть одним глазком взглянуть на Несравненную, являлось в особняк Милбурн-Хаус. Но дальше порога их не пускали, так что им приходилось передавать букеты цветов и страстные послания в руки невозмутимого дворецкого и направлять свои колесницы обратно, не изведав даже мимолетного удовольствия от возможности приложиться к восхитительной ручке Красавицы.

Мистера Шерингема неизбежно ожидал бы столь же неласковый прием, если бы он не решил предосудительно воспользоваться своим давним знакомством с соседями. Прибыв из поместья Шерингем-Плейс, где он провел ночь, молодой человек оставил лошадь в конюшне и, пройдя через сад, беспрепятственно вошел в особняк через одно из высоких окон, выходивших на лужайку. Встретив по пути изумленного лакея, его светлость, чувствовавший себя как дома, небрежно швырнул хлыст и перчатки на стол, положил рядом свою касторовую[2] шляпу с загнутыми полями и потребовал провести его к хозяину дома.

Мистер Милбурн, к сожалению, лишенный житейской мудрости своей супруги, едва уразумев цель этого визита, не задумываясь, хотя и без особого воодушевления, предложил его светлости побеседовать для начала с самой Изабеллой.

– Потому как я не могу сказать тебе ничего определенного, – заявил он, с сомнением глядя на виконта. – Кому известно, что у них в голове? Право слово, одному Богу!

Верно истолковав сие туманное выражение, как имеющее прямое отношение к супруге и дочери мистера Милбурна, Шерри осведомился:

– Но вы-то, сэр, по крайней мере, не имеете никаких возражений, я надеюсь?

– Нет, – с достоинством ответил его светлость. – То есть… Словом, я полагаю, у меня нет возражений. Да, никаких. Однако тебе лучше самому повидаться с Изабеллой!

Вот таким образом виконт и предстал перед Несравненной еще до того, как она успела задернуть занавески на окнах, преграждая путь чересчур безжалостному дневному свету, и без долгих предисловий сделал первое в своей жизни предложение руки и сердца.

Мисс Милбурн оказалась в том достойном всяческого сожаления положении, которое характеризуется невозможностью разобраться в собственных чувствах. На протяжении всего прошлого года виконт оставался одним из самых верных ее поклонников, и тот факт, что она была знакома с ним едва ли не с колыбели, отнюдь не мешал ей сполна оценить его достоинства. Он был симпатичным молодым человеком приятной наружности, достаточно сумасбродным, чтобы волновать девичьи грезы, и, хотя не считался такой блестящей партией, как герцог Северн, в последнее время демонстрировавший обнадеживающие намеки на признание в любви, выглядел, по крайней мере, гораздо более презентабельным, чем его сиятельство – флегматичный молодой человек, склонный к полноте. С другой стороны, в чувствах виконт не мог сравниться с благоговейной преданностью своего друга, лорда Ротема, который вот уже несколько раз кряду предлагал вышибить себе мозги, ежели таковой страстный поступок доставит Изабелле удовольствие.

Собственно говоря, мисс Милбурн питала стойкое подозрение, что виконт присоединился к сонму ее обожателей только ради того, чтобы не отстать от моды. То самое преклонение, о котором он столь бестрепетно заявлял, ничуть не мешало ему и дальше волочиться за оперными танцовщицами и жрицами любви, равно как и не побуждало преодолеть в себе недостатки характера, против коих мисс Милбурн неоднократно заявляла решительный протест. Его поведение откровенно задевало ее. Вот если бы он наглядно явил осязаемые признаки обожания, а именно: изменил образ жизни, который иначе как возмутительным и назвать было нельзя, обрел некоторую затравленную изможденность, как у бедняги Ротема, смертельно бледнел, получив отпор, или испытывал неземное блаженство, удостоившись мимолетной улыбки, – вот тогда она была бы куда более склонна принять его предложение руки и сердца. Но, вместо того чтобы вести себя с ней таким образом, по ее мнению, единственно достойным, виконт упорствовал в своих предосудительных заблуждениях. Он, хотя и выказывал Изабелле всяческое уважение, совершенно очевидно, получал ничуть не меньшее удовольствие от иных забав и развлечений, кои, казалось, выбирал исключительно для того, чтобы доставить своей семье как можно больше треволнений и беспокойства.

Она украдкой метнула на него взгляд из-под ресниц. Нет, он, конечно, далеко не так привлекателен, как бедняга Ротем, чья смуглая и грозная красота не давала покоя ее девичьему сердечку. Ротем был истинным воплощением романтика, особенно когда его черные кудри пребывали в беспорядке оттого, что он в отчаянии взъерошивал их руками. Правда, прическа виконта тоже выглядела растрепанной, но уж в этом не было ничего романтичного, поскольку беспорядок сей достигался тщательной укладкой, и мисс Милбурн не без оснований подозревала: страсть молодого человека к ней все-таки была не настолько неистовой, чтобы разрушить это настоящее произведение искусства, к которому приложил руку его камердинер.

Ростом виконт превосходил Ротема, сохраняя некоторую нескладность, и демонстрировал склонность пренебрегать своим внешним видом. Хотя мисс Милбурн вынуждена была признать, что в данном случае этот упрек выглядел явно неуместным. Виконт принарядился со всем подобающим тщанием. Завязать шейный платок еще аккуратнее было решительно невозможно, как, впрочем, и накрахмалить острые уголки воротника его сорочки. Сюртук из голубого атласа с длинными фалдами, пошитый ни кем иным, как самим великим Штульцем, без малейшей складочки и морщинки обтягивал его широкие плечи; бриджи поражали бледно-лимонным великолепием, а сапоги были начищены до зеркального блеска. В данную же минуту, пока он расхаживал по комнате, лицо его омрачалось чем-то весьма похожим на гримасу недовольства, но черты были правильными, и, даже если ему недоставало романтичной пылкости Ротема, нельзя было отрицать, что при необходимости он способен на милую улыбку, придававшую обаяния его упрямо сжатым губам. В светлых глазах виконта сияла обманчиво-ангельская голубизна, странным образом противоречившая неуловимому флеру щегольского беспутства, который ощущался во всем его облике.

Исподтишка наблюдая за виконтом, мисс Милбурн вдруг встретилась с ним взглядом. В глазах молодого человека светилась враждебность, но затем добродушие его светлости взяло верх и он широко улыбнулся.

– Черт возьми, Белла, ты же знаешь – я влюблен в тебя без памяти!

– Нет, не знаю, – с внезапной откровенностью ответила мисс Милбурн.

От неожиданности у виконта отвисла челюсть.

– Но, моя дорогая девочка… Нет, это уже ни в какие ворота не лезет, Белла! Я твой самый преданный раб! Слово джентльмена, так оно и есть! Господи милосердный, уж не я ли танцую пред тобой на задних лапках с того самого момента, как впервые увидел тебя?

– Нет, – повторила мисс Милбурн.

Виконт уставился на нее в полном изумлении.

– Когда мы с вами впервые познакомились, – продолжала мисс Милбурн безо всякого злопамятства, а лишь с видом человека, изрекающего чистую правду, – вы сказали, что все девчонки – надоедливые ничтожества, а меня называли Лисичкой-сестричкой, потому что, дескать, у меня рыжие волосы.

– Я так сказал?! – ужаснулся его светлость собственной ереси.

– Да, Шерри; более того, вы заперли меня в сарае садовника, и, если бы не Касси Бэгшот, я бы просидела в нем целый день!

– Нет-нет! – неуверенно запротестовал виконт. – Уж наверняка не целый день!

– Нет, целый, потому что вы прекрасно помните, что отправились стрелять голубей, прихватив одно из охотничьих ружей своего папочки, а обо мне и думать забыли!

– Надо же, совсем запамятовал! – воскликнул Шерри. – А заодно и подстрелил шляпу прямо на голове старого Гримсби! Ох и раскипятился же он! Дьявольски вспыльчивый старикан, этот Гримсби! Прямиком отправился к моему отцу и наябедничал. А как вспомню о трепке, что задал мне отец… Да, кстати, раз уж ты напомнила мне об этом, Белла, как я мог думать о тебе, когда отец тащил меня за ухо и я ощущал такую боль, что не в состоянии был думать больше ни о чем? Ну, прояви же благоразумие, моя дорогая девочка!

– Это не имеет ровным счетом никакого значения, – отрезала мисс Милбурн. – Но уверения, будто вы танцевали предо мной на задних лапках с тех самых пор, как мы познакомились, – это самая большая неправда, которую я когда-либо слышала!

– Во всяком случае ты нравилась мне больше, чем все остальные девчонки вместе взятые! – в отчаянии заявил виконт.

Мисс Милбурн задумчиво уставилась на него, отчего молодой человек пришел в еще большее замешательство.

– Нет, не думаю, – наконец заявила она. – Если вы и отдавали кому-либо предпочтение, то это была Геро Уонтедж.

– Геро?! – вскричал виконт. – Будь я проклят, Белла, да я в жизни не думал о Геро. Клянусь тебе!

– Да, знаю, – нетерпеливо отозвалась мисс Милбурн, – но в детстве она нравилась вам больше, чем я, или Касси, или Юдора, или Софи, потому что вечно была у вас на побегушках, а еще притворялась, будто ей ничуточки не больно, когда вы попадали в нее одним из своих ужасных шаров для крикета. Она тогда была совсем еще маленькой, иначе поняла бы, какой вы противный и гадкий мальчишка. Потому что вы были им, Шерри, были, и сами знаете об этом!

Виконт, задетый за живое, возмущенно возопил:

– Клянусь, я и вполовину не был таким противным, как девчонки Бэгшот! Проклятье, Белла, неужели ты не помнишь, как эта маленькая крыса, Софи, без конца бегала к своей мамочке и ябедничала на нас?

– Только не на меня, – холодно отозвалась мисс Милбурн. – Обо мне ей просто нечего было рассказывать.

Девушка заметила, что, углубившись в воспоминания, подала дурной пример виконту. Блеск в его глазах подсказал ей: у него в памяти оживают некоторые нежелательные картинки детства, поэтому Изабелла поспешно вернулась к действительности:

– Впрочем, все это не имеет решительно никакого значения. А правда заключается в том, что мы не подходим друг другу, Шерри. Нет, в самом деле, я глубоко тронута честью, которую вы мне оказываете, но…

– Перестань нести всякий вздор! – заявил ее воздыхатель. – Думаю, мы с тобой превосходно поладим. Ты только посмотри на меня! Я же до безумия влюблен в тебя, Белла, – чахну от тоски, право слово! Нет, правда, девочка, я нисколько не шучу! Штульц, когда снимал с меня мерку для сюртука, даже проехался на сей счет.

– Полагаю, – чопорно заметила мисс Милбурн, – вы похудели вследствие того образа жизни, который ведете. Я не льщу себя надеждой, что в том есть и моя вина.

– Нет, однако это уже чересчур! – с негодованием заявил его светлость. – Хотел бы я знать, кто распускает обо мне подобные байки!

– Никто. Мне бы, конечно, не следовало так говорить, но ваше поведение ни для кого не является тайной. Шерри, если бы вы действительно любили меня так, как говорите, то уж постарались бы сделать мне приятное!

– Постарался бы сделать тебе приятное! Постарался… Нет, клянусь богом, ты хватила через край, Белла! Стоит мне только подумать о том, как я увивался вокруг тебя, вечерами пропадая в «Олмаксе»[3], когда мог бы…

– Уйти пораньше, чтобы отправиться в какой-нибудь притон! – закончила за него мисс Милбурн.

У виконта достало такта покраснеть, но затем он окинул ее подозрительным взглядом и угрюмо осведомился:

– Ну-ка, ну-ка, расскажите мне, что вам известно о притонах, мисс?

– С полным на то основанием могу заявить: к счастью, мне о них ничего не известно, кроме того, что вы вечно пропадаете в одном из них, о чем знают все на свете. И это доставляет мне крайнее огорчение.

– Да неужели? – огрызнулся виконт, которого такая заботливость его дамы сердца почему-то нисколько не обрадовала.

– Да, – подтвердила мисс Милбурн.

Перед ее мысленным взором вдруг встала благородная картина того, как любовь виконта к безупречной женщине уводит молодого человека со стези порока. Она подняла на него свои прекрасные глаза и сказала:

– Быть может, мне не следует говорить об этом, но… но вы продемонстрировали неустойчивость характера, Шерри, и… отсутствие возвышенных принципов, что не позволяет мне принять ваше предложение. Я не хочу причинять вам боль, однако та компания, которую вы водите, ваши экстравагантность и сумасбродное поведение не позволят ни одной разумной женщине отдать вам свою руку.

– Но, Белла! – запротестовал пришедший в ужас виконт. – Боже милостивый, моя славная девочка, но это все останется в прошлом! Из меня получится примерный муж! Клянусь тебе! Я никогда не заглядывался на других женщин…

– Никогда не заглядывался на других женщин?! Шерри, как вы можете? Я своими собственными глазами видела вас в Воксхолле с самой вульгарной и презренной…

– В матримониальных видах, я имею в виду! – спохватился его светлость. – Там ничего не было – ровным счетом ничего! Если бы ты не довела меня до отчаяния…

– Вздор! – отрезала мисс Милбурн.

– Говорю тебе, что без ума влюблен в тебя – пылко и до беспамятства! Вся моя жизнь пойдет прахом, если ты не выйдешь за меня замуж!

– Ничего с ней не случится. Вы и дальше продолжите заключать свои глупые пари, играть на скачках, или в карты, или…

– А вот здесь ты ошибаешься, – перебил ее Шерри. – Мне будет не до этого, потому что если я не женюсь, то останусь без гроша в кармане.

Услышав столь неожиданное признание, мисс Милбурн в тревоге уставилась на него.

– Вот как! – сказала она. – Должна ли я понять вас так, милорд, что вы предложили мне руку и сердце исключительно в надежде выпутаться с моей помощью из долгов?

– Нет, конечно нет! Будь это единственной причиной, я бы уж наверняка остановил свой выбор на ком-нибудь из пары дюжин девиц, которые строили мне глазки последние три года! – бесхитростно воскликнул его светлость. – По правде говоря, Белла, до сих пор мне недоставало мужества, хотя, Господь свидетель, я пытался! Но мне, кроме тебя, так и не встретилась девушка, с которой я согласился бы связать себя узами брака на всю жизнь. Провалиться мне на этом месте, если вру! Можешь спросить у Джила! Или у Ферди! Да хотя бы у Джорджа! Можешь спросить у кого угодно! И все тебе скажут, что это правда.

– У меня нет ни малейшего желания расспрашивать их о чем-либо. Полагаю, вы никогда бы не сделали мне предложение, если бы ваш отец не оставил свое состояние связанным таким нелепым способом!

– Да, пожалуй, так, – согласился виконт. – То есть нет, конечно же нет! Сделал бы непременно! Но сама подумай, девочка моя! Все состояние оставлено на началах доверительной собственности до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять, если только я не женюсь раньше этого срока! Ты-то должна понять, в какой дьявольский переплет я угодил!

– Разумеется, – с ледяным достоинством отозвалась мисс Милбурн. – Ума не приложу, почему вы до сих пор не сделали предложение одной из тех дюжин девиц, что, вне всякого сомнения, с радостью выскочат за вас замуж!

– Но я не хочу жениться ни на ком, кроме тебя! – провозгласил ее обескураженный воздыхатель. – И даже не думал об этом! Черт возьми, Изабелла, я уже устал повторять, что люблю тебя!

– Что ж, я не разделяю ваших чувств, милорд! – ответила уязвленная до глубины души мисс Милбурн. – Мне представляется странным, почему вы до сих пор не сделали предложение Касси, которую миссис Бэгшот буквально вешает вам на шею на протяжении последних шести месяцев! Но если вы настолько разборчивы, что вас смущает цвет лица бедняжки Касси, которая, как я вынуждена признать, действительно усыпана веснушками, не сомневаюсь, что Юдора сочтет себя польщенной, если вы отдадите предпочтение ей! Что касается меня, милорд, то хоть я и желаю вам только добра, но мысль о браке с вами даже не приходила мне в голову, и я должна заявить вам со всей определенностью в последний раз, что не могу принять ваше лестное предложение.

– Изабелла! – тоном, не сулящим ничего хорошего, провозгласил лорд Шерингем. – Не испытывай моего терпения! Если ты любишь другого – ты меня понимаешь, Изабелла, – если ты нацелилась на Северна, то могу сообщить: заполучить его тебе не удастся. Ты еще не знаешь герцогиню! Он ведь себе не принадлежит, бедолага Северн, а она никогда не позволит ему жениться на тебе, помяни мое слово!

Мисс Милбурн резко поднялась со стула.

– Я думаю, вы – самое гадкое и презренное создание на свете! – разгневанно заявила она. – И я хочу, чтобы вы немедленно удалились!

– Если ты прогоняешь меня, то я прямиком отправлюсь к дьяволу! – пригрозил его светлость.

Мисс Милбурн, неожиданно прыснув от смеха, сказала:

– Полагаю, там вы почувствуете себя как дома, милорд!

Виконт заскрипел зубами:

– Вы еще пожалеете о своей жестокости, мадам, но тогда будет уже поздно!

– Право же, милорд, если мы заговорили о притворстве…

– Кто говорит о притворстве? – спросил виконт.

– Вы.

– Я не говорил ничего подобного! Ты способна любого мужчину довести до умопомешательства, Изабелла!

Она, небрежно поведя плечиком, отвернулась. Виконт, почувствовав, что, пожалуй, не проявил того любовного пыла, который, по его же словам, завладел всем его существом, в два шага пересек разделявшее их расстояние и попытался заключить девушку в объятия. В ответ он получил такую оплеуху, что у него брызнули слезы из глаз и на мгновение его светлость едва не забыл – он уже давно не мальчишка, дергающий за косичку маленькую вредную девчонку. Мисс Милбурн, прочтя по его лицу, что он готов дать ей сдачи, проворно отступила за маленький столик и преисполненным трагизма тоном велела:

– Уходите!

А его светлость окинул девушку оценивающим взглядом.

– Клянусь богом, Изабелла, ты еще попадешься мне в руки, и тогда… – Но тут ее красота, отрицать которую было невозможно, в очередной раз пленила виконта. Лицо Шерри смягчилось. – Нет, – сказал он, – я не позволю и волоску упасть с твоей головы! Ладно, Белла, а теперь…

– Нет! – едва не взвизгнула мисс Милбурн. – И еще я просила бы вас не называть меня Беллой!

– Очень хорошо, Изабелла, как пожелаешь! – сказал виконт, уже готовый пойти на уступки. – Но разве ты…

– Нет! – выразительно повторила мисс Милбурн. – Уходите! Я вас ненавижу!

– Ну к чему преувеличивать? – сказал его светлость. – Ты никогда не питала ко мне ненависти, по крайней мере раньше, и будь я проклят, если понимаю, откуда вдруг взялось подобное отношение!

– Да, я вас ненавижу! Вы – игрок, распутник и…

– Еще одно слово – и я действительно надеру тебе уши! – взревел виконт. – Распутник! Нет, ну надо же такое придумать! Стыдись, Белла!

Мисс Милбурн, сознавая, что ведет себя неподобающе для приличной девушки, расплакалась. Но, прежде чем окончательно сбитый с толку Шерри успел предпринять какие-либо действия, дверь отворилась и в комнату вошла миссис Милбурн.

Одним взглядом оценив положение, она безо всяких церемоний выпроводила оконфузившегося молодого человека из дому. Его протесты не возымели ни малейшего действия. Она заявила:

– Да, да, Энтони, тебе лучше уйти, в самом деле! Изабелла недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы принимать гостей! Не представляю, кто мог пустить тебя к ней! С твоей стороны было очень любезно заглянуть к нам, но сейчас мы не принимаем визитеров! Передавай от меня привет свой матушке.

Всунув ему в руки шляпу и перчатки, почтенная матрона непреклонно выставила его за дверь. К тому времени, как миссис Милбурн вернулась в гостиную, Изабелла уже вытерла глаза и успокоилась. Мать взглянула на нее, выразительно приподняв брови.

– Он сделал тебе предложение, любовь моя?

– Да, – призналась Изабелла, прижимая к носу платочек.

– Не вижу в этом ничего такого, из-за чего стоило бы плакать, – решительно заявила миссис Милбурн. – Ты должна помнить, любовь моя, что от слез у женщин краснеют глаза, а это – очень неприятное зрелище. Полагаю, ты отказала ему?

Дочь кивнула, шмыгая носом еще жалостливее.

– Да, разумеется, мама. А еще я сказала, что никогда не смогу выйти замуж за того, кто начисто лишен возвышенных принципов и…

– В этом не было решительно никакой необходимости, – заявила миссис Милбурн. – Я удивляюсь тому, что ты сама проявила полное отсутствие деликатности, Изабелла, заговорив о таких сторонах жизни джентльмена, о которых хорошо воспитанной девушке знать не полагается.

– Да, мама, но я не представляю, как можно не знать об излишествах Шерри, когда о них говорит весь город!

– Вздор! Тебе не было ни малейшей нужды упоминать о таких материях. Не то что бы я винила тебя в твоем отказе Шерри. По крайней мере, я готова признать: в некотором смысле это был бы идеальный альянс, поскольку он сказочно богат, да и мы всегда дружили с… Но если Северн намерен сделать тебе предложение, то, разумеется, их нельзя и сравнивать!

Мисс Милбурн, зардевшись, вымолвила:

– Мама! Как ты можешь так говорить? Я не настолько меркантильна! Просто не люблю Шерри и убеждена в том, что и он меня не любит, невзирая на все его протесты!

– Что ж, думаю, ему не повредит получить от ворот поворот, – рассудительно заметила миссис Милбурн. – Десять к одному – он осознаёт-таки свое нынешнее положение. Но если ты помышляешь о Джордже Ротеме, любовь моя, то, надеюсь, серьезно задумаешься, прежде чем связать свою судьбу с простым бароном, имения которого, насколько мне известно, заложены и перезаложены. Кроме того, в Ротеме меня пугает его неуравновешенность.

В свете того, что виконт Шерингем отличался еще бо́льшей неуравновешенностью и непостоянством, подобное замечание показалось мисс Милбурн несправедливым, о чем она не преминула заметить своей маменьке, добавив, что бедняга Ротем не совершил и половины сумасбродств Шерри.

Миссис Милбурн не стала отрицать очевидного. Она заявила, что Изабелле нет нужды торопиться с выбором, и порекомендовала ей прогуляться по саду, чтобы успокоиться и охладить разгоряченные щеки.

Виконт же тем временем возвращался в Шерингем-Плейс в прескверном расположении духа. Его самомнение, получив болезненный удар, было уязвлено. На протяжении последних двенадцати месяцев он обзавелся привычкой считать себя без памяти влюбленным в Несравненную Изабеллу. А получив отказ, решил, что жизнь его загублена безвозвратно. Посему под своды родительского дома он вступил в настроении, которое никак нельзя было назвать умиротворенным, и сообщение дворецкого, что ее светлость ожидает сына в Голубой гостиной, отнюдь не улучшило его расположения духа. Виконта так и подмывало ответить старому Ромси, что он может убираться к дьяволу, но поскольку молодой человек все равно собирался перед отъездом в Лондон повидаться с матерью, то воздержался от первого порыва, удовлетворившись тем, что метнул на дворецкого мрачный взгляд, и широким шагом направился к Голубой гостиной.

Здесь он обнаружил не только свою родительницу – даму, по ее собственным уверениям, слабого здоровья, однако поразительной живучести, – но и дядю, Горация Паулетта.

В связи с тем что мистер Паулетт еще несколько лет назад, после кончины последнего лорда Шерингема, перебрался на постоянное место жительства в Шерингем-Плейс, факт сей не поверг виконта в изумление. Собственно говоря, он даже предполагал увидеть здесь дядю, что, впрочем, не помешало ему приветствовать родственника с намеренной грубостью:

– Боже милосердный, вы опять здесь, дядюшка?

Мистер Паулетт, пухлый джентльмен с непобедимой улыбкой и мягкими белыми ручками, никогда не позволял себе расстраиваться из-за явного недружелюбия племянника и частых грубостей в свой адрес. Он лишь улыбнулся еще шире и ответил:

– Да, мой мальчик, да! Как ты сам видишь, я здесь, на посту, рядом с твоей дорогой мамочкой.

Леди Шерингем, вооружившись бутылочкой с нюхательными солями для укрепления нервов на время беседы со своим единственным отпрыском, поспешно вынула из нее пробку и сделала глубокий вдох.

– Не представляю, что бы со мной сталось, если бы мой дорогой брат не оказывал мне всемерную поддержку в моем одиночестве, – проговорила она слабым, жалобным тоном, превосходно скрывавшим ее железную волю и стремление добиваться своего любым путем.

Но сын, упрямством не уступавший матери, а прямотой так и вовсе намного превосходивший ее, отвечал с убийственной доброжелательностью:

– Насколько мне известно, мадам, вы чувствуете себя прекрасно. Более того, и я мог бы время от времени оставаться дома. Я не говорю, что так бы оно и было, потому что мне здесь не нравится, но я мог бы.

Вместо того чтобы рассы́паться в благодарностях за столь щедрое предложение, миссис Шерингем принялась рыться в своем ридикюле в поисках носового платка, после чего аккуратно приложила это изделие из кружевного муслина к уголкам совершенно сухих глаз.

– Ох, Гораций! – изрекла она. – Я знала, что так все и будет! Он очень похож на своего отца!

Виконт не ошибся – счесть данную ремарку комплиментом было нельзя, поэтому он заявил:

– Черт возьми, мадам, не вижу в этом ничего дурного! Если подумать, то на кого же еще я должен быть похож?

– Ни на кого, мой мальчик, ни на кого! – мягко упрекнул его дядя. – Однако не стоит забывать о хороших манерах!

– Не вам учить меня манерам, – отрезал его светлость. – И перестаньте называть меня вашим мальчиком! Я, быть может, и впрямь обладаю массой недостатков, но, по крайней мере, именно в этом меня никто не может упрекнуть!

– Энтони, подумай о моих бедных нервах! – дрожащим голосом проговорила его мать, вновь пуская в ход флакончик с солью.

– Почему бы вам не попросить этого старого толстого зануду удалиться? – с раздражением произнес виконт. – До него никак не дойдет, что его присутствие нежелательно, хотя я уже миллион раз намекал ему на это!

– Увы, мой маль… Но я не должен так называть тебя, верно? В таком случае пусть будет Шерри, поскольку именно так называют тебя твои друзья-приятели, не правда ли?

– Не понимаю, причем здесь это, – отрезал молодой человек. – Если бы вам не взбрело в голову явиться сюда и поселиться здесь, вам не пришлось бы называть меня вообще никак, что устроило бы меня как нельзя лучше!

Мистер Паулетт, погрозив ему пальцем, сказал:

– Шерри, Шерри, не зря я опасался, что твое сватовство не увенчается успехом! Но ты не огорчайся, дорогой мальчик! Не сдавайся, и сам увидишь, как она сменит гнев на милость!

Небесно-голубые глаза виконта вдруг вспыхнули гневом, а щеки заалели.

– Дьявол и преисподняя! – изрыгнул он замысловатое ругательство. – Значит, и вы туда же? Я был бы весьма вам признателен, если бы вы поменьше утруждали себя моими делами!

Леди Шерингем сочла за лучшее отказаться от тактики, не сулившей успех, и завладела рукой его светлости. Взяв ее обеими ладонями и красноречиво пожимая, она негромко произнесла:

– Мой милый Энтони, помни, что я твоя мать, и не держи меня в неведении! Итак, ты виделся с Изабеллой?

– Да, виделся, – проворчал виконт.

– Присядь, любовь моя, вот здесь, рядом со мной. Ты сделал… ты сделал ей предложение?

– Да, сделал! Но она мне отказала.

– Увы! Самое сокровенное мое желание! – вздохнула леди Шерингем. – Если бы я знала, что ты женишься на Изабелле, то могла бы уйти с миром!

Сын озадаченно взглянул на мать.

– Уйти куда? – спросил он. – Если вы имеете в виду Доувер-Хаус, то, насколько мне известно, ничто не мешает вам отправиться туда в любой день, когда пожелаете. Более того, можете забрать с собой моего дядю, против чего я совершенно не стану возражать, – милостиво добавил он.

– Иногда я думаю, что ты злонамеренно отказываешься понимать меня! – пожаловалась леди Шерингем. – Ты не можешь не знать, в сколь плачевном состоянии пребывает мое здоровье!

– Что? Но вы же не хотите сказать, будто собираетесь умереть, а? – воскликнул виконт с таким видом, словно не верил своим ушам. – Нет, нет, вы не сделаете этого! Я же помню, то же самое вы говорили еще моему отцу, но из этого так ничего и не вышло. Готов биться об заклад, столь гнетущим образом сказывается на вас неизменное присутствие моего дяди. Право, на вашем месте я бы загнулся уже через неделю, а ведь у меня, в отличие от вас, с нервами пока все в порядке.

– Энтони, если ты не питаешь уважения ко мне, то подумай хотя бы о чувствах своего дяди!

– Что ж, ежели я ему не нравлюсь, он всегда может уйти, – упрямо ответил его светлость.

– Нет, нет, я слишком много повидал в жизни, чтобы обижаться на молодого человека, страдающего от несчастной любви! – заверил племянника мистер Паулетт. – Мне прекрасно знакомо чувство унижения и обиды, которыми ты сейчас терзаешься. Это и впрямь очень гнетущее ощущение. И прискорбное разочарование для всех нас, должен сказать.

– Такая прекрасная партия, замечательная во всех отношениях! – сокрушенным тоном подхватила леди Шерингем. – Ее поместье так славно присоединилось бы к твоему, Энтони, а милая Изабелла – именно та девушка, которую я бы сама выбрала для своего единственного сына! Она одна – наследница своего отца, и пусть даже ее состояние не может сравниться с твоим, оно пришлось бы очень кстати!

– Черт возьми, мадам, я вовсе не стремлюсь заполучить ее состояние! Мне нужно свое собственное! – заявил его светлость.

– Если бы она приняла твое предложение, ты получил бы его, а я была бы счастлива увидеть это состояние в твоих руках, хотя, Господь свидетель, ты наверняка промотал бы деньги раньше, чем я успела бы опомниться! Ах, Энтони, если бы только я смогла убедить тебя отказаться от образа жизни, который наполняет мое бедное сердце ужасом за твое будущее!

Его светлость поспешно высвободился из материнских объятий.

– Побойтесь бога, мадам, и не расстраивайтесь так из-за всяких пустяков! – взмолился он.

– Я знала, что она откажет тебе! – провозгласила леди Шерингем. – Да и какая приличная девушка, воспитанная в правилах строгого тона, спрашиваю я тебя, сын мой, согласится выйти замуж за мужчину, который не намерен сворачивать со стези порока? Как может не оттолкнуть ее то пристрастие к распущенному образу жизни, что…

– Довольно, мадам, прошу вас! – запротестовал ошеломленный виконт. – Все не так плохо, как вам представляется, клянусь честью!

Его дядя, подавив тяжелый вздох, заметил:

– Согласись, мой мальчик, не найдется такой глупости, которую ты не сделал бы с тех пор, как достиг совершеннолетия.

– Нет, не соглашусь, – возмутился виконт. – Будь я проклят, но нельзя ведь жить в столице и не развлекаться время от времени!

– Энтони, ты можешь сказать своей мамочке, что у тебя нет… особы (поскольку я не могу заставить себя называть ее женщиной), с которой ты не стыдишься появляться в общественных местах? Которая буквально вешается тебе на шею и выказывает знаки внимания, что переполняют меня отвращением?

– Нет, не могу, – ответил виконт. – Но я охотно дал бы пятьсот фунтов за то, чтобы узнать, кто рассказал вам об этой маленькой птичке!

Шерри вперил негодующий взгляд в своего дядюшку, но тот сделал вид, будто внимание его целиком приковано к противоположной стене, а мысли так и вообще витают далеко от земных условностей.

– Ты разобьешь мне сердце! – провозгласила леди Шерингем, вновь прижимая платочек к глазам.

– Ничего подобного, – не замедлил с ответом ее сын. – Ни одна из прихотей и капризов моего отца, о которых я слышал, не разбила вам сердце! Или если это уже случилось, то во второй раз не повторится. Будьте же благоразумны! Кроме того, женившись, я покончу с подобными приключениями, можете не сомневаться!

– Но сейчас ты пока не женат! – возразила леди Шерингем. – Однако это не все! Еще никогда в жизни мне не было так стыдно, как тогда, когда пришлось извиняться перед генералом Уэром за твое гадкое поведение по дороге в Кенсингтон в прошлом месяце! Я готова была сквозь землю провалиться! А ты, разумеется, был пьян.

– Ничуть не бывало! – возмутился его светлость, уязвленный до глубины души. – Боже милосердный, мадам, не полагаете же вы, что я смог бы задеть колеса пяти экипажей, если бы пребывал подшофе?

Его мать позволила носовому платочку выпасть из внезапно помертвевшей руки.

– Задеть колеса пяти экипажей? – запинаясь, повторила она, глядя на сына так, словно усомнилась, в своем ли он уме.

– Пяти, которые ехали друг за дружкой и при этом без остановки! – подтвердил виконт. – Мне дьявольски не повезло, что я перевернул фаэтон старины Уэра! Не рассчитал немного, должно быть. А заодно и проиграл пари. Я поспорил, что оцарапаю колеса первых семи экипажей, которые встретятся мне после дорожной заставы Гайд-парк, не опрокинув при этом ни одного из них. Ума не приложу, как так вышло. Должно быть, всему виной манера старины Уэра править лошадьми. Он отродясь не умел держать строй, обыкновенное ничтожество – вот он кто! Его глазомер никуда не годится!

– Несчастный мальчик! – с трепетом вскричала миссис Шерингем. – Неужели тебе чуждо всякое чувство стыда? Гораций, поговори с ним!

– Если только он попробует, – заявил виконт, угрожающе выпятив подбородок, – то выйдет вон через то окно, дядя он мне или нет!

– О боже! – в отчаянии простонала родительница виконта, откидываясь на подушки софы и прикладывая ладонь ко лбу. – Что, что, мой дорогой брат, я совершила, чтобы заслужить все это?

– Тише, моя дорогая Валерия! Успокойся, умоляю тебя! – сказал мистер Паулетт, завладевая другой рукой сестры.

– Ничего удивительного, что бедная Изабелла отвергла его предложение! Я не могу винить ее за это!

– Увы, но ради семейного благополучия подобный вариант можно счесть наилучшим! – сообщил мистер Паулетт, из стратегических соображений продолжая удерживать хрупкую, но очень властную руку сестры, сулящую ему надежную защиту. – Мне весьма неприятно произносить вслух такие вещи, однако я полагаю, бедный Шерри не способен взять на себя ответственность за свое состояние. Так что ему еще очень повезло, что оно находится в доверительном управлении!

– Вот как! Значит, мне еще и несказанно повезло? – гневно вмешался Шерри. – Много вы понимаете! Ума не приложу, как это мой отец додумался сделать вас одним из попечителей! Я ничего не имею против дяди Проспера – по крайней мере, с ним я могу найти общий язык, но вы! Только и делаете, что вечно вставляете мне палки в колеса! И не забивайте мне баки, пытаясь убедить в том, будто вам ужасно жаль, что Белла отказалась выходить за меня, потому что мне прекрасно известно – это не так! Как только я покончу с тем чертовым трастом, имеющим доверительное управление, вы отсюда вылетите как пробка из бутылки, о чем вам тоже известно не менее прекрасно! Если моя мать намерена и дальше позволять вам наживаться за ее счет, это ее дело, но со мной такой номер не пройдет, богом клянусь!

– Ага! – заявил мистер Паулетт с улыбочкой, способной кого угодно довести до бешенства. – Но до окончания срока действия доверительного управления остается еще два года, мой дорогой мальчик, и мы должны надеяться, что за это время ты осознаешь всю ошибочность своего поведения.

– Если только не женюсь раньше! – напомнил ему виконт, глаза которого сверкали гневом.

– Разумеется! Но пока что женитьба тебе не грозит, мой дорогой мальчик, – заявил ему дядя.

– Не грозит, значит? – взорвался его светлость и решительным шагом направился к двери.

– Энтони! – взвизгнула леди Шерингем. – Что, ради всего святого, ты задумал? – Она села, отпустив руку брата. – Что ты намерен делать? Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Я возвращаюсь в Лондон! – сказал виконт. – И собираюсь жениться на первой же встреченной мною женщине!

Глава 2

Как и следовало ожидать, парфянская стрела[4] виконта повергла его родительницу в полную прострацию. Она выказала все признаки желания немедленно упасть в обморок, и лишь осознание того, что сына больше нет рядом и, следовательно, его нельзя вразумить видом маменьки, страдающей от припадка сильнейшей истерики, привело миссис Шерингем в чувство. Смесь нашатырного спирта с водой, бережно предложенная ей мистером Паулеттом, несколько капель лавандовой воды, уроненных на носовой платок, да нежное похлопывание по ладошке в конце концов позволили несчастной женщине открыть глаза и поправить свой тюрбан. Она незамедлительно призналась мистеру Паулетту в убеждении, что Энтони приведет домой какое-нибудь ужасное, вульгарное создание из балетной труппы, пусть даже только для того, чтобы досадить ей, и выразила горячее желание упокоиться в тишине и безмятежности фамильного склепа.

Однако мистер Паулетт, по-видимому, отнюдь не опасался того, будто племянник женится на ком-либо в ближайшем будущем. Он сказал, что непременно отыщет Энтони и укажет ему: такое поведение, недостойное любящего сына, обязательно приведет его маменьку на край могилы. Но к тому времени, как ему удалось вернуть миледи здоровье, которое еще у нее оставалось, равно как и уверить ее, что молодой джентльмен, отчаянно влюбленный в Красавицу, вряд ли заключит брак с какой-либо другой женщиной, виконт уже катил по дороге обратно в Лондон.

Юноша сам правил своей коляской, запряженной парой горячих и норовистых гнедых лошадок. За его спиной на облучке пристроился остролицый ливрейный грум, на запятках должным образом была пристегнута ремнями дорожная сумка, а сам виконт, с видом человека, отряхнувшего с ног прах ненавистного места, быстро гнал свой экипаж, нимало не заботясь об остальных средствах передвижения, что могли встретиться ему на пути.

У его светлости было много конюхов и несколько грумов. Но поскольку для того, чтобы сидеть рядом с ним во время очередного приступа удали, что происходило с пугающей регулярностью, требовались железные нервы и лишь очень немногие грумы отличались беззаботным отношением к собственной жизни вкупе со здоровьем, то ни один из них у него на службе не задерживался. Однако в лице индивидуума, обеими руками вцепившегося в коляску позади него, Шерри улыбнулась самая настоящая удача.

Знакомство началось с того, что этот малый обчистил карманы виконта, когда тот выходил из ювелирной лавки на Людгейт-Хилл. Джейсон, детство которого прошло в Воспитательном доме для подкидышей, попавший с лондонских улиц в скаковые конюшни, а потом, после ряда неприглядных происшествий, – обратно на улицы Лондона, вором был неопытным, зато с лошадьми умел обращаться превосходно.

В тот самый момент, когда виконт схватил злоумышленника за шиворот, готовясь отвести его в ближайшую арестантскую, чистокровный жеребец, запряженный в его фаэтон, вдруг решил выразить протест против повозки, приближавшейся к нему по улице, и встал на дыбы, опрокинув на брусчатку грума, который, вместо того чтобы крепко держать его под уздцы, раскрыв рот, глазел на хозяина. Моментально возникла суматоха, в ходе чего Джейсон вырвался из ослабевшей хватки его светлости, но не бросился наутек, а подскочил к гнедому. Уже через несколько мгновений порядок был восстановлен, гнедой же признал хозяина в грязном оборванце, не давшем ему сорваться вскачь и понести, а сейчас грубовато и неуклюже успокаивавшем его.

Поскольку этот конь с полным на то основанием считался самым нежеланным и вздорным жеребцом в конюшне виконта, готовым искусать любого за скромную сумму в полпенни, тот факт, что теперь он послушно спрятал голову на невзрачной груди оборванца, поразил его хозяина в самое сердце. Виконт в один миг позабыл обо всех неприятностях, в силу которых сей кудесник и привлек его внимание, и прямо на месте взял его к себе в ливрейные грумы. Джейсон – другого имени у него не было, и никто, включая его самого, понятия не имел, как он обзавелся даже этим, – еще никогда в своей непутевой жизни не сталкивался с таким беззаботным добродушием, которое по отношению к нему проявил виконт. Очнувшись от транса, он вдруг обнаружил, что нежданная удача пинком под зад отправила его в услужение благородному джентльмену, коего родственники считали настоящим сумасбродом, не поддающимся исправлению, но в ком он в тот миг озарения с первого взгляда распознал Бога, сошедшего к нему с небес на землю.

Его светлость, не желавший и пальцем пошевелить, дабы измениться самому, приложил массу усилий, чтобы наставить на путь истинный своего грума. Объяснялось это не каким-то особым рвением или душевной потребностью, а неудовольствием друзей, утверждавших, будто продолжительное знакомство с человеком, чей ливрейный грум без зазрения совести способен облегчить их кошельки, похитить цепочки и обчистить карманы, имеет серьезные недостатки. Виконт пообещал исправить положение, что и сделал, задав своему груму знатную трепку и строго-настрого запретив ему впредь обкрадывать кого-либо из его друзей. Джейсон, испуганный не взбучкой, а выражением неудовольствия на лице своего божества, пообещал встать на путь исправления и вскоре достиг на нем таких поразительных успехов, что одного-единственного взгляда или слова было достаточно, чтобы заставить его вернуть позаимствованное при случайной встрече. Посему между виконтом и его приятелями вновь воцарилась прежняя безоблачная гармония.

Что до всего остального, то, хотя ему явно недоставало лоска, Джейсон оказался самым преданным и верным слугой из всех, когда-либо бывших в услужении у виконта. Ни один раб не смог бы снисходительнее относиться к капризам и причудам своего господина, как и быть более заботливым, выражая к нему внимание. Пять раз грум переворачивался вместе с его светлостью в коляске; выезженная наполовину лошадь однажды взбрыкнула и сломала ему ногу; он сопровождал виконта в самых безумных эскападах; и, пожалуй, готов был принять участие в наиболее отчаянной его авантюре, включая убийство.

Держась за ременную петлю за спиной хозяина, Джейсон бесстрастно заметил: он ничуть не сомневался в том, что в этом притоне они не задержатся и на пару дней. Не получив ответа, грум погрузился в молчание, нарушив его лишь ближе к концу мили советом сбавить скорость перед поворотом, если только виконт не хочет выкинуть их обоих в придорожную канаву. Но тон его ясно показывал, что, ежели хозяину взбредет в голову такое желание, он с радостью готов разделить с ним подобную участь.

Виконт, чей порыв ярости уже миновал, придержал, однако, лошадей и прошел поворот всего лишь на легком галопе. До почтового тракта на Лондон оставалось еще пару миль, и дорога, ведущая к нему от Шерингем-Плейс, тянулась сначала вдоль владений его светлости, а затем огибала небольшую деревушку, один или два отдельных домика и скромное поместье, принадлежащее мистеру Хэмфри Бэгшоту.

Особняк мистера Бэгшота стоял на некотором удалении от дороги, отделенный от нее деревьями и кустарниками, а весь участок ограждала невысокая каменная стена. Молодой человек, внимание которого было в равной мере поглощено собственными лошадьми и последним разочарованием, не сводил сумрачного взора с дороги впереди и не удостоил бы этой стены даже взгляда, если бы его грум вдруг не посоветовал ему «обратить гляделки налево».

– Там какая-то дамочка машет вам рукой, хозяин, – сообщил он виконту.

Его светлость, повернув голову, обнаружил, что проезжает мимо леди, сидящей на стене и с печалью и тоской глядевшей на него. Узнав ее, виконт осадил своих лошадей, подал их назад и окликнул даму:

– Привет, чертенок!

Мисс Геро Уонтедж, похоже, не нашла в этом приветствии ничего необычного. Щеки ее слегка заалели, и она, застенчиво улыбнувшись, ответила:

– Привет, Шерри!

Виконт оглядел ее с головы до ног. Девушкой она была очень молоденькой и в данный момент выглядела далеко не лучшим образом. Ее платье с подолом в стиле «волан» имело неопрятный грязно-розовый цвет и явно перешло к Геро по наследству, будучи уже изрядно поношенным, поскольку изначально предназначалось куда более крупной женщине, после чего было неумело ушито по ее миниатюрным размерам. На шее у девушки была завязана накидка из тускло-коричневой ткани, откинутый капюшон которой ниспадал с плеч Геро; в руке она держала скомканный мокрый платочек. На щеках ее блестели дорожки от слез, а большие серые глаза покраснели и припухли. Ее темные кудряшки, выбившиеся из-под обтрепанной ленты, пребывали в полном беспорядке.

– Эй, что стряслось? – спросил виконт, заметив на лице девушки следы от слез.

Мисс Уонтедж судорожно всхлипнула.

– Все! – дала она всеобъемлющий ответ.

Его светлость был добродушным и благожелательным молодым человеком и, вспоминал о мисс Уонтедж, что случалось нечасто, с несомненной симпатией. Во времена беспечной юности он беззастенчиво пользовался ею, научил играть в крикет и таскать за собой мешок с добычей, когда ему взбредало в голову поохотиться на полях за живой изгородью. Он насмехался над Геро, тиранил ее, выходил из себя, драл ей уши и заставлял принимать участие в играх и развлечениях, приводивших ее в ужас. Но при этом позволял девочке ходить за ним по пятам, не разрешая более никому дразнить или дурно обращаться с ней.

А положение девчушки не внушало оптимизма. Она была сиротой, и кузина из милости взяла ее к себе в возрасте восьми лет, чтобы воспитывать Геро вместе со своими родными дочерями – Кассандрой, Юдорой и Софронией. Геро делала с ними уроки, донашивала платья, из которых они уже выросли, выполняла многочисленные поручения – причем подобные услуги с ее стороны, как заявила девушке кузина Джейн, были очень малой платой за оказанное ей гостеприимство.

Виконт, который не любил Кассандру, Юдору и Софронию лишь немногим меньше, чем их мамашу, однажды в пятнадцатилетнем возрасте высказал свое просвещенное мнение, что все они – жестокие скоты, а со своей бедной маленькой кузиной обращаются, как с собакой. Так что сейчас, глядя на мисс Уонтедж, он без труда и совершенно правильно истолковал ее огульное заявление.

– Эти мымры опять издеваются над тобой? – осведомился виконт.

Мисс Уонтедж высморкалась.

– Я буду гувернанткой, Шерри, – горестно сообщила она ему.

– Будешь кем? – не поверил своим ушам его светлость.

– Гувернанткой. Так сказала кузина Джейн.

– В жизни не слыхал большей глупости! – с легким раздражением заметил его светлость. – Ты же совсем еще маленькая!

– Кузина Джейн говорит, что я уже взрослая. Ведь всего через две недели мне исполнится семнадцать.

– Но ты совершенно не выглядишь на свои годы, – заявил Шерри, закрывая тему. – Ты всегда была маленькой глупышкой, Геро. Нельзя же безоговорочно верить всему, что говорят другие. Ставлю десять против одного, она имела в виду совсем не это.

– Если бы! – печально воскликнула мисс Уонтедж. – Понимаешь, я всегда знала, что когда-нибудь буду ею. Вот почему меня учили играть на этом ужасном фортепиано и рисовать акварелью: чтобы я могла стать гувернанткой, когда вырасту. Только я не желаю быть ею, Шерри! Только не сейчас! Я хочу еще немножко порадоваться жизни!

Виконт откинул в сторону плед, прикрывавший его изящные ноги.

– Джейсон, слезай и прогуляй лошадей в поводу! – приказал он, а сам спрыгнул на землю и подошел к невысокой стене. – Она, случайно, не поросла мхом? – с подозрением осведомился его светлость. – Будь я проклят, если испорчу свои панталоны ради тебя, Геро!

– Нет-нет, честное слово! – заверила его мисс Уонтедж. – Кроме того, ты можешь подстелить мою накидку, правда, Шерри?

– У меня мало времени, – предупредил ее виконт, взобрался на стену рядом с ней и по-братски обнял за плечи. – Не реви, чертенок, от этого ты выглядишь ужасно! – сказал он. – Кроме того, мне это не нравится. С чего бы старой ведьме вдруг взбрело в голову избавиться от тебя? Полагаю, ты совершила что-то такое, чего не должна была делать.

– Нет, дело совсем не в этом, хотя я, конечно, разбила ее любимую чашку, – призналась Геро, с благодарностью прижимаясь к нему. – Думаю, это из-за того, что меня поцеловал Эдвин.

– Ты смеешься надо мной! – его светлость явно не мог поверить своим ушам. – У твоего несносного маленького кузена Эдвина не хватит духу поцеловать даже горничную!

– Ничего не могу сказать тебе на сей счет, Шерри, но он поцеловал меня. Это было так ужасно! А кузина Джейн, узнав обо всем, заявила, что я сама виновата, обозвала меня хитроумной потаскухой и сказала, что пригрела змею на своей груди. Но я не змея, Шерри!

– Не обращай на нее внимания! – сказал виконт. – А вот Эдвин! Это уже ни в какие ворота не лезет! Наверное, он был пьян, чем все и объясняется.

– Нет, он не был пьян, – честно призналась Геро.

– В таком случае это показывает, что ты совершенно не разбираешься в людях. Как бы то ни было, Геро, тебе не стоило позволять жалкому сопляку целовать себя. Это никуда не годится.

– Но как я могла помешать ему, Шерри, когда он поймал меня и так крепко прижал к себе, что я едва могла дышать?

Виконт, коротко рассмеявшись, заметил:

– Подумать только! Эдвин превратился в отъявленного бабника! Пожалуй, стоит научить тебя паре штучек, как впредь не допустить подобного обращения. Жаль, я не подумал об этом раньше.

– Спасибо тебе, Шерри! – с искренней благодарностью заявила Геро. – Вот только теперь, когда меня отправляют гувернанткой в ужасный пансионат в Бате[5], не думаю, что мне пригодятся твои штучки.

– Знаешь, я уверен, все это лишь разговоры, – провозгласил Шерри. – Ты ничуть не похожа ни на одну гувернантку, которых я видел, и, готов биться об заклад, ни один пансионат не возьмет тебя на работу. Ты умеешь хоть что-нибудь, Геро?

– До сих пор я тоже думала, что ничего не умею, – ответила Геро. – Вот только мисс Мандсли говорит, я справлюсь очень хорошо, а пансионатом заведует ее сестра, так что, по-моему, они уже обо всем договорились. Мандсли – наша гувернантка, кстати. Ну, ты знаешь. По крайней мере была ею.

– Знаю, – кивнул Шерри. – Старая дева с кислой физиономией! Вот что я тебе скажу, чертенок: если ты отправишься в этот драгоценный пансионат, то там на тебя свалят всю тяжелую работу, предупреждаю! И вообще, о чем они думают, если собираются выставить за порог такую малявку, как ты?

– Мисс Мандсли заявляет, что обо мне будут заботиться, – сказала Геро. – Строго говоря, они не выставляют меня за порог.

– Не в том речь. Будь я проклят, но чем больше думаю об этом деле, тем меньше оно мне нравится! В конце концов, ты же не нищенка какая-нибудь!

Мисс Уонтедж устремила на виконта взор своих невинных глаз.

– Но это именно я и есть, Шерри. У меня совсем нет денег.

– Это не имеет решительно никакого значения, – нетерпеливо отмахнулся виконт. – Я всего лишь хочу сказать, что девушки твоего происхождения не становятся гувернантками! Я не знал лично твоего отца, зато много слышал о нем. Очень хорошая семья – уж во всяком случае намного лучше, чем эти чертовы Бэгшоты! Более того, у тебя куча важных родственников. В Норфолке или еще где-то. Однажды я слышал, как моя мать говорила об этом. Мне они показались напыщенными простаками, но это к делу не относится. Ты бы лучше написала им, что ли.

– Бесполезно, – вздохнула Геро. – По-моему, отец поссорился с ними, и поэтому они не стали ничего делать для меня после его смерти. Точно так же, думаю, они не будут возражать и против того, чтобы я работала гувернанткой.

– Зато я возражаю, – заявил виконт. – Откровенно говорю – я не допущу этого. Тебе придется придумать что-нибудь еще.

В словах молодого человека мисс Уонтедж не усмотрела никакого самоуправства или безрассудства, вполне согласившись с его точкой зрения, хотя и с некоторыми сомнениями.

– Ты имеешь в виду, выйти замуж за викария, Шерри? – поинтересовалась она, наморщив свой маленький носик.

Виконт, воззрившись на нее в живейшем изумлении, сказал:

– Какого дьявола я должен иметь в виду что-либо подобное? Совсем наоборот! Из всех бестолковых девчонок, Геро, ты самая бестолковая!

Мисс Уонтедж смиренно приняла его упреки, однако заметила:

– Знаешь, я тоже думаю, что это очень глупо, но кузина Джейн говорит, мол, я должна либо выйти замуж за викария, либо отправиться в тот ужасный пансионат.

– Ты что же, хочешь мне сказать, будто викарий намерен жениться на тебе? – спросил Шерри.

Мисс Уонтедж кивнула.

– Он сделал мне предложение, – не без некоторой гордости призналась она.

– Как мне представляется, – суровым тоном изрек его светлость, – с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз, ты превратилась в дьявольски взбалмошную особу! Выйти замуж за викария, надо же! Смею предположить, он целовал тебя украдкой, да?

– Нет, конечно, Шерри, что ты! – заверила его мисс Уонтедж. – Кузина Джейн говорит, он вел себя чрезвычайно прилично!

– Будем надеяться! – заявил его светлость, но испортил все впечатление от своего строгого замечания, задумчиво добавив: – Хотя мне он представляется очередным занудой.

– Да, он такой, – согласилась Геро. – Я полагаю, он очень добрый человек, но, Шерри, ты только не обижайся на меня, пожалуйста, – я бы предпочла стать гувернанткой, потому что совершенно не хочу выходить за него замуж!

– Никак не могу взять в толк, – признался его светлость, – почему он вообще хочет жениться на тебе! Наверняка он тип со странностями. Ну какая из тебя может быть жена приходского священника? Ты же точно не рассказывала ему о том, как намазала клеем скамью Бассентуэйтов в церкви, из-за чего они тогда подняли такой шум.

– Нет, не рассказывала, – призналась Геро. – Но ведь это ты намазал ее клеем, Энтони.

– Вот таковы вы все, женщины! – вскричал его светлость. – Ты еще скажи, что вообще не имеешь к этому никакого отношения!

Мисс Уонтедж доверчиво вложила ему в руку свою маленькую ладошку.

– Я помогала тебе, не правда ли, Энтони? – спросила она.

– Да, и пролила клей на мои новые короткие штаны, потому что тебе, видите ли, показалось, будто кто-то идет, глупая малявка! – сказал виконт и при этом воспоминании нахмурился.

Однако мисс Уонтедж лишь захихикала в ответ:

– О, а ты тогда залепил мне пощечину! Щека у меня много часов оставалась красной, так что мне пришлось выдумать целую историю, чтобы объяснить, как это случилось!

– Правда, что ли? – удивился его светлость, которого вдруг одолели угрызения совести, и ласково погладил девушку по щеке. – Ну и свиньей же я был тогда! Но ты, чертенок, и святого могла вывести из себя!

– Да, так говорят и мои кузины, поэтому я не могу отделаться от чувства, что не должна испытывать терпение викария, Шерри, ведь я вечно попадаю в какие-нибудь истории, хотя и совершенно не нарочно. По крайней мере не всегда.

– Не напоминай мне больше о своем викарии! – приказал виконт. – И вообще вся эта идея с твоим замужеством представляется мне абсолютной бессмыслицей! Собственно, это просто здорово, что я наткнулся на тебя, иначе один Господь знает, что за фокус ты бы выкинула, не останови я тебя вовремя!

– Да, и я тоже очень рада увидеть тебя вновь, Энтони, – ответила Геро. – Откровенно говоря, я так и думала, что ты приедешь.

– Боже милостивый, неужели? А почему?

– Чтобы сделать предложение Изабелле, – невинно ответила девушка.

– Ха! – с горьким смешком воскликнул его светлость.

Мисс Уонтедж, окинув его вопросительным взглядом, заметила:

– Судя по твоему голосу, ты не слишком-то доволен, Шерри. Она отказалась тебя видеть?

– Доволен?! – возмутился виконт. – Можно подумать, мне есть чем быть довольным!

– Я знаю, она не принимает остальных джентльменов, хотя они ради этого проделали долгий путь из Лондона, но я подумала, что тебя-то она точно примет.

– Да уж, приняла, нечего сказать, – признался виконт. – Хотя с таким же успехом я мог бы и вовсе не приезжать… Эй, а кто тебе сказал, что я хочу жениться на Белле?

– Ты сам, – просто ответила мисс Уонтедж. – Еще когда приезжал сюда в прошлом году. Не помнишь?

– Нет, не помню, но это не имеет никакого значения. Она отказала мне.

– Шерри! – вскричала мисс Уонтедж, шокированная до глубины души. – Ты имеешь в виду, что сделал ей предложение, а она тебе отказала?

– Да, именно так. И это еще не все! – заявил виконт, припоминая все свои недостатки. – Она сказала, что у меня сумасбродный характер и я лишен возвышенных принципов! Услышать подобное от девчонки, которую я знаю всю свою жизнь!

– Это неправда! – успокоила виконта Геро, тепло пожимая его руку.

– Я, видите ли, игрок и распутник, и ей не нравится компания, которую я вожу…

– Шерри, – встревоженно прервала его Геро, – а не могла ли она услышать о твоей оперной танцовщице, как ты думаешь?

– Нет, но это вообще никуда не годится! – ахнул виконт. – А ты-то откуда знаешь о моей оперной танцовщице? Только не говори, что я сам рассказал тебе о ней, потому что такого не могло быть!

– Нет-нет, об этом мне говорил Эдвин! То есть он рассказал Касси, потому что они поссорились, а она уже потом по секрету призналась мне.

– В общем, тебя это совершенно не касается! – решительно отрезал его светлость и задумался, отчего на лбу у него собрались морщинки. – Кроме того, это не имеет никакого смысла! Эдвин рассказал обо всем Касси, потому что они поссорились? Это же полная чушь!

– Видишь ли, Шерри, он сказал, что, прежде чем она начнет строить глазки тебе, ей не помешает узнать… – Мисс Уонтедж, оборвав себя на полуслове, покраснела до корней волос. – Ой, я опять сказала то, чего не следовало говорить ни при каких обстоятельствах! – устыдившись, пробормотала она. – Нет, правда, мне вовсе не хочется быть сплетницей!

– Ага! – заметил его светлость. – Вот, значит, какие новости носятся в воздухе! Кстати, я знал об этом, – добавил он, на секунду отвлекшись от главной темы. – Так что можешь передать своей кузине Касси мои наилучшие пожелания и сказать, чтобы она не утруждала себя, потому что я пал еще не настолько низко! Эй, только не вздумай выпаливать ей все это при первой же встрече! И перестань болтать на каждом углу о моей танцовщице из кордебалета! А меня так и подмывает зайти к вам и хорошенько вздуть Эдвина! Разносить сплетни о моих делах по всей округе! Теперь я понимаю, от кого об этом узнал мой проныра-дядюшка! Грязная ложь!

– Значит, у тебя все-таки нет оперной танцовщицы? – поинтересовалась мисс Уонтедж. – Потому что если нет, то я сама скажу об этом Изабелле, и тогда, быть может, у вас все наладится.

– Ты никому не скажешь об этом ни слова! – заявил встревоженный виконт.

– Да, но, Шерри…

– Нет, говорю тебе! Во-первых, воспитанной девушке вообще не полагается знать о подобных вещах; а во-вторых… Словом, ты не поймешь! – Но, встретив искренний взгляд, в котором светилось недоумение, он принялся подбирать слова для подходящего объяснения: – Черт тебя возьми, Геро, оставь меня в покое! У каждого есть любовница, но это ровным счетом ничего не значит, можешь мне поверить!

Мисс Уонтедж, безусловно, готова была поверить ему на слово, однако чувствовала, что вопрос еще окончательно не закрыт.

– Да, но, Шерри, быть может, ты все это объяснишь Изабелле? – спросила Геро. – Разве тебе не кажется…

– Нет, не кажется, – поспешно оборвал девушку его светлость. – Одним словом, Белле на меня наплевать.

Мисс Уонтедж, которой трудно было поверить в это, предположила, что, скорее всего, у бедной Изабеллы просто болела голова.

– Нет, голова тут ни при чем. Правда, теперь, когда ты заговорила об этом, Белла и впрямь показалась мне немного бледной. Но такой же Несравненной, как всегда! – верноподданнически добавил он.

– Она очень красива, – согласилась мисс Уонтедж. – Она выглядела красивой даже тогда, когда у нее были пятна.

– Пятна? – переспросил ошеломленный виконт. – Да у нее в жизни не было ни единого прыщика!

– Ну, не обычные пятна, как у Софи, а такие, как бывают при краснухе.

– У Изабеллы не было краснухи!

– Нет, была, – ответила Геро. – Вот почему ее мама привезла Беллу домой. Она чувствовала себя ужасно, и миссис Милбурн рассказывала кузине Джейн, что она вся покрылась пятнами.

– Не может быть! – с отвращением вскричал виконт.

– Может, да будет тебе известно, – со знанием дела ответила Геро.

– Разумеется, известно! Однако Изабелла не могла заболеть краснухой! Мне сказали, что суета лондонской жизни утомила ее!

При этих его словах на лице Геро отразилось удивление.

– Не знаю, почему тебе так сказали, – ответила девушка, – ведь они должны были знать, что это краснуха. Ею заболели две служанки и паж миссис Милбурн.

– Господи милосердный! – вскричал виконт. Обескураженное смятение на его лице сменилось широкой улыбкой. – Вот, значит, почему она никого не принимала! Бедная девочка! Клянусь богом, я бы не пожалел и пятисот фунтов, только чтобы взглянуть на выражение лица Северна, знай он об этом! Чертовски романтичный малый, этот Северн! Ему бы такое совсем не понравилось!

– Он герцог? – заинтересованно осведомилась Геро.

Ее собеседник вновь помрачнел и кивнул.

– Она… она выйдет за него замуж, Шерри?

– Как мне представляется, Северн попросту не отважится на такой шаг, – откровенно ответил виконт. – Но теперь мне уже все равно. Мои надежды пошли прахом!

– Ох, Шерри, ты сильно огорчился? – спросила Геро, сердечко которой разрывалось от сочувствия.

– Разумеется, сильно! – язвительно отозвался его светлость. – Моя жизнь кончена! С таким же успехом без дальнейших мучений я могу хоть прямо сейчас отправляться к дьяволу. Собственно, этим я, пожалуй, и займусь, потому что если не заполучу в руки свое состояние, то поплыву на плоту по кредитной реке[6], а мы с тобой прекрасно знаем, что это такое!

Геро с умным видом кивнула. Виконт, рассмеявшись, щелкнул ее по носу.

– Ты и понятия об этом не имеешь! – заявил он. – Ты ведь никогда не слышала о том, что такое сто на сто[7], верно, чертенок?

– Нет, слышала! Это есть на всех почтовых каретах, а если ты в ней едешь, значит, ты очень беден!

– Что ж, дело может дойти и до этого, – поморщился Шерри. – Вся штука в том, что основная часть моего состояния связана самым идиотским доверительным управлением, какое только можно придумать. Представляешь, я буду получать нищенское содержание до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять лет от роду, если я не женюсь раньше этого срока! Всем заправляет парочка моих чертовых дядьев – по крайней мере это предполагается, но Проспер слишком ленив для того, чтобы приглядывать за тем старым негодяем! Он любит того прохиндея не больше меня – родственники со стороны отца на дух не переносят никого из семьи моей матери, и, Господь свидетель, я не могу винить их за это, потому что бо́льших паразитов свет еще не видывал, клянусь тебе! Однако разве он пошевелит хоть пальцем, чтобы избавиться от него? Только не он! И вот он торчит в моем доме, живет за мой счет и, ставлю десять против одного, обустраивает свое гнездышко на мои деньги, не говоря уже о том, что вкладывает матери в голову самые безумные идеи и при этом делает вид, будто огорчен отказом Беллы выйти за меня замуж! Огорчен! Да он был так доволен, что не смог убрать улыбку со своей сальной физиономии! Будь я проклят, если понимаю, почему удержался и не отвесил ему хорошенького леща хоть раз за все эти шесть лет! – Заметив ошеломленное выражение на лице Геро, виконт спохватился и оборвал себя на полуслове. – Эй, не вздумай когда-либо повторить те жаргонные словечки, что услышала от меня! – предостерег он девушку. – Мне бы, конечно, не следовало так говорить, но они вдвоем буквально доводят меня до бешенства. Или нет, говорить-то можно, только не в женском обществе.

– Хорошо, не буду, – послушно согласилась мисс Уонтедж.

– Это ты сейчас так говоришь, – ворчливо заметил виконт, – но я-то знаю тебя, Геро! Мне не следовало распускать язык в твоем присутствии, потому что ты вечно повторяешь вслед за мной, да еще в присутствии не менее полудюжины старых дев! «Но ведь так говорит Энтони, кузина Джейн!» Ничего удивительного, что время от времени я таскал тебя за уши!

– Нет, теперь точно не буду, – заверила его Геро. – Да и не смогла бы, даже если бы захотела, потому что не поняла, что это означает.

– Вот и хорошо, тебе и не надо знать, поэтому не приставай ко мне, чтобы я тебе все объяснил! Я хотел сказать лишь – дальше так продолжаться не может. Когда дело доходит до того, что мне говорят (причем моя собственная мать!), будто ни одна разумная женщина не согласится выйти за меня замуж, это уже переходит все границы! И все из-за того, что мне чертовски не повезло и я перевернул фаэтон старого генерала Уэра! Послушать ее, так можно подумать, я задушил его собственными руками, так ведь ничего подобного! Он всего лишь влетел в изгородь да и застрял там, целый и невредимый! Более того, я еще и вытащил его оттуда, а ведь, учитывая, как он дьявольски плохо управляется с вожжами, что, кстати, стоило мне проигранного пари, любой другой на моем месте мог запросто оставить его там! Но разве был он мне благодарен? Ха! Заковылял к себе и немедленно настрочил донос моей матери!

– Не обращай на него внимания, Шерри! – сказала мисс Уонтедж, ласково пожимая руку виконта. – Они все ужасные и злые люди! И всегда были такими. Вот только об Изабелле я думала, что она…

– Я не желаю больше выслушивать упреки в ее адрес! – исполнившись благородства, заявил виконт. – Она есть и всегда будет Несравненной! Однако ежели она полагает, будто я из-за нее стану убиваться от горя, то сильно ошибается! А меня, кстати, нисколько не удивило бы, если б я узнал, что именно этого она и добивается, ведь из всех бессердечных созданий Белла… Но все, довольно, рассуждать об этом далее нет смысла.

– И что же ты намерен делать, Шерри? – услужливо поинтересовалась мисс Уонтедж.

– Именно то, о чем говорил матери и своему хитромудрому дядюшке! Жениться на первой же встреченной мною женщине!

Мисс Уонтедж, хихикнув, сказала:

– Глупый! Это же я!

– Черт побери, совершенно ни к чему воспринимать мои слова буквально! – заявил в ответ его светлость. – Я знаю, что это ты, так уж получилось, что… – Он вдруг неожиданно умолк и уставился на личико мисс Уонтедж, по форме напоминавшее сердечко. – Кстати, а почему бы и нет? – медленно проговорил он. – Черт меня подери, именно так я и поступлю!

Глава 3

Лишившись дара речи, мисс Уонтедж несколько мгновений непонимающе взирала на него.

– Ж-жениться на мне, Шерри? – наконец, запинаясь, пролепетала она.

– Да, а почему нет? – ответил его светлость. – То есть если ты, разумеется, не имеешь возражений. Но, учитывая, что ты была готова выйти замуж за викария, не понимаю, откуда им взяться!

– Нет-нет, я вовсе не была готова выйти замуж за викария! – запротестовала Геро. – Я же сказала тебе, что предпочту стать гувернанткой!

– Ладно, не обращай внимания, – великодушно отмахнулся его светлость. – Только не вздумай говорить, будто предпочтешь стать гувернанткой вместо того, чтобы выйти замуж за меня, потому что я тебе не поверю! И никто не поверит. Проклятье, Геро, я не намерен распускать перед тобой перья, как какой-нибудь самодовольный павлин; не исключено, что мне действительно не хватает силы воли, я склонен к распутству и провожу все свободное время в игорных домах, да еще и считаюсь таким сумасбродом, которого не потерпит ни одна разумная женщина; но не делай вид, будто со мной тебе будет хуже, чем в том проклятом пансионате, о котором ты уже прожужжала мне все уши!

Мисс Уонтедж и не собиралась делать ничего подобного. Однако брак с человеком, который долгие годы оставался для девушки примерно таким же божеством, как и для его ливрейного грума, представлялся ей столь фантастической идеей, что она не могла ни отнестись к нему серьезно, ни поверить, будто в ее унылом и беспросветном будущем возможны столь ослепительные перемены.

– Ох, Шерри, прошу тебя, не надо! – взмолилась Геро, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание. – Я понимаю, ты меня разыгрываешь, но, пожалуйста, не надо!

– Никакого розыгрыша! – заявил виконт. – Собственно говоря, чем больше я об этом размышляю, тем сильнее мне кажется, что я придумал превосходный план.

– Но, Шерри, ты же любишь Изабеллу!

– Разумеется, я люблю Изабеллу! – ответил его светлость. – Хотя, имей в виду, я вовсе не утверждаю, что непременно сделал бы ей предложение, не сложись обстоятельства чертовски неудачным образом, потому что, скажу тебе откровенно, Геро, я все-таки предпочел бы не связывать себя узами брака. Однако теперь уже поздно думать об этом! Я должен жениться, и раз уж не могу заполучить Несравненную, то предпочту тебя, чем кого-либо еще. Вне всяких сомнений, – великодушно добавил он, – ты мне чертовски нравишься, Геро. Полагаю, мы с тобой великолепно поладим, потому что у тебя нет комнатных собачек или кошечек, ты не впадаешь в истерику и не станешь ожидать, чтобы ради тебя я отказался от своих привычек и все время только и делал бы, что танцевал пред тобой на задних лапках.

– О нет, нет!

– Разумеется, я отдаю себе отчет – это не брак по любви, – продолжал его светлость. – Что до меня, то я покончил с любовью, раз уж Изабелла разбила все мои надежды. Смею надеяться, ничто не доставит ей большего удовольствия, чем осознание того, что она отравила мне жизнь точно так же, как и бедному Джорджу, но будь я проклят, если потешу ее тщеславие, дав ей знать об этом!

Сочувственный вздох, вырвавшийся из уст собеседницы виконта, заставил его вспомнить о ней. В глазах Шерри появилось сомнение, когда в голову пришла очевидная, но неприятная мысль.

– Очень жаль, что ты еще дьявольски молода! – пожаловался он. – Вот будет номер, если тебе приспичит влюбиться в какого-нибудь мо́лодца после того, как мы с тобой окажемся связаны узами брака! Хотя, если подумать, тебе вообще рано выходить за кого-либо замуж. Проклятье, ты же совсем еще ребенок!

– Аугуста Ярфорд вступила в брак, когда ей было всего семнадцать, Шерри, – с надеждой возразила мисс Уонтедж.

– Это совсем другое дело. К тому времени она уже пару сезонов выходила в свет, и если кто и был в тот момент на высоте, так это Гусси Ярфорд! А вот ты ни разу не бывала в обществе, как и не встречалась с кем-либо, кроме своего драгоценного кузена Эдвина да этого любителя молоденьких женщин – викария.

– И тебя, Шерри, – с застенчивой улыбкой добавила девушка.

– Да, но меня можно не считать, потому что с таким же успехом я мог быть твоим братом. – И вдруг его охватили сомнения в собственной правоте. – Пожалуй, из этого ничего не выйдет. Не стоит даже и начинать, – с легкими потугами на рыцарское благородство сказал он. – Я ничего не имею против того, что меня называют распутником, но будь я проклят, если дам повод говорить о себе, будто я покусился на ребенка, едва выпорхнувшего из пансиона!

Мисс Уонтедж сцепила руки на коленях и, запинаясь от волнения, сказала:

– Шерри, если ты думаешь, что я подойду тебе, то, пожалуйста… пожалуйста, женись на мне, потому что я хочу этого больше всего на свете!

– Да, однако о том, что тебя ждет, ты имеешь понятия не больше, чем вон тот воробей, – без обиняков заявил виконт. Обдумав собственные слова, он добавил: – И даже меньше.

– Но мне бы очень хотелось всегда быть с тобой, Шерри, потому что ты никогда не сердишься на меня, и мне бы понравилась новая жизнь, и я бы поехала с тобой в Лондон, и повидала все те вещи, о которых до сих пор только слышала, и ходила бы на приемы и на балы, и меня бы никто не бранил, и не отправил бы в тот ужасный пансионат… Ох, Шерри, это было гадко с твоей стороны – предложить мне такую возможность, если ты не собирался этого делать!

Виконт небрежно потрепал ее по плечу, и по его губам скользнула горькая улыбка. Он, конечно, был сумасбродом, но не настолько, чтобы эта бесхитростная речь не произвела на него впечатление.

– О господи! – только и сказал молодой человек.

Мисс Уонтедж, проглотив комок в горле, храбро заявила:

– Ты всего лишь пошутил. Разумеется, мне следовало бы знать об этом. Я не хотела надоедать тебе своими просьбами.

– Нет, я нисколько не шутил, – ответил его светлость. – Черт меня подери, почему это я не могу жениться на тебе? Я знаю, у тебя еще не было времени разобраться в своих чувствах, но, ставлю десять против одного, так ты лишь окончательно запуталась бы. Кроме того, ты увидишь, я не из тех мужей, которые вечно поднимают шум из-за пустяков. Я не стану вмешиваться в твои удовольствия, если они останутся в рамках приличий, моя дорогая. И ты можешь не беспокоиться – я не начну назойливо оказывать тебе знаки внимания. Я уже сказал, что покончил с любовью. Это будет брак по расчету! Проклятье, это, конечно, не так романтично, как ты, пожалуй, ожидала, зато намного забавнее, чем быть гувернанткой!

Мисс Уонтедж яростно закивала головой. Глаза ее сияли.

– Но я все равно думаю, что это очень романтично, – произнесла она.

– Это потому, что ты еще ничего не понимаешь, – цинично заметил Шерри. – Однако не огорчайся! Тебе понравится блистать в лондонском обществе, вот увидишь.

Мисс Уонтедж с воодушевлением согласилась. Но в следующий миг в голову ей пришла мысль, от которой блеск в глазах девушки живо угас.

– О, мне бы так хотелось! Однако они никогда, никогда не позволят нам этого, Шерри!

– И кто же нас остановит? – спросил он. – Это единственное, что мой отец не передал в то чертово доверительное управление! Я могу жениться на ком захочу, и никто не посмеет мне слова сказать против.

– Но они непременно попытаются, – мрачным тоном предрекла Геро. – Ты и сам знаешь, что попытаются, Шерри! Твоя мама хочет, чтобы ты подыскал себе великолепную партию, и сделает все возможное, чтобы не дать тебе погубить себя, связавшись со мной. Видишь ли, у меня даже нет приданого.

– Знаю, но это не имеет ни малейшего значения. Как только доверительное управление закончится, у меня хватит денег для нас обоих.

– Леди Шерингем наверняка так не думает. А кузина Джейн отправит меня в Бат завтра же, если только узнает!

– Чтоб меня разорвало, Геро, не понимаю, почему ты настолько уверена в этом, просто не понимаю! Она скажет, что ты сделала дьявольски удачную партию: вот увидишь, так и будет!

– Дело в том, Шерри, что она сочтет ее чересчур удачной для меня! Она ужасно рассердится! Кроме того, чтоб ты знал, она надеется, ты проявишь интерес к Касси или даже Юдоре.

– Не дождется. Я всегда терпеть не мог их обеих, как и Софи, если на то пошло, и вряд ли до конца дней моих что-либо изменится. Однако в том, что ты говоришь, Геро, есть смысл: больше всего на свете я ненавижу, когда свора женщин начинает скандалить из-за меня. С ними каждые пять минут случаются обмороки, а так наверняка и будет, можешь мне поверить! Если же твоя кузина и впрямь упечет тебя в Бат, то мне придется отправиться туда – спасать тебя, а я терпеть не могу это место. Остается только одно: нужно провернуть все так, чтобы никто ни о чем не пронюхал. Как только дело будет сделано, что не должно стать большой проблемой, если мне удастся раздобыть специальную лицензию[8], они уже ничего не скажут – или скажут, но во всяком случае уже не нам.

– Ты думаешь? – с сомнением протянула Геро.

– Да, потому что, с одной стороны, в этом не будет никакого смысла, а с другой – мы всегда сможем указать им на дверь, – заявил в ответ виконт.

– То есть ты не считаешь, что кузина Джейн заявит о моем несовершеннолетии и потребует положить этому конец? Люди ведь могут такое сделать, правда, Шерри?

Виконт надолго задумался.

– Нет, – провозгласил он наконец. – Она так не поступит. Не вижу, как это у нее может получиться. Сама подумай, Геро! Я не какой-нибудь там авантюрист, похищающий богатую наследницу, чтобы обвенчаться с ней! Я порядочный человек! Ей придется проглотить пилюлю, сделав при этом хорошую мину. Полагаю, она даже обратится к тебе с просьбой подыскать мужей для своих пресных дочек.

– Что ж, если ты думаешь, что я смогу ей помочь, то сделаю все зависящее от меня, – совершенно серьезно ответила Геро.

– Никто не в состоянии подыскать мужей для этой своры тупых дурнушек, – с жестокой прямотой отозвался его светлость. – Кроме того, они мне не нравятся, в своем доме я их не потерплю. Ладно, идем! Мы и так потеряли кучу времени. Скоро тебя хватятся, если мы и дальше будем рассиживаться тут. Эй, Джейсон!

– Прямо сейчас? – ахнула мисс Уонтедж. – Но у меня же с собой ничего нет, Шерри! Разве я не должна собрать дорожную сумку или взять хотя бы шляпную картонку?

– Геро, ты совсем ума лишилась? Или полагаешь, я подкачу прямо к передней двери, чтобы забрать тебя? Если ты вернешься и начнешь собирать дорожную сумку, то тебя тут же разоблачат.

– О да, но… Ты не думаешь, что мне лучше выскользнуть из дому, когда стемнеет, и присоединиться к тебе здесь?

– Нет, не думаю, – отрезал его светлость. – Я вовсе не намерен торчать в этой дыре до самого вечера! Кроме того, на небе нет луны, и ежели ты считаешь, что я повезу тебя в город в темноте, то сильно ошибаешься, девочка моя! Не понимаю, зачем тебе вообще нужна дорожная сумка. Если все остальные твои платья похожи на то, что надето на тебе сейчас, то чем скорее ты от них избавишься, тем лучше! Когда мы приедем в Лондон, я куплю тебе все необходимое.

– Ох, Шерри, правда? – вскричала мисс Уонтедж, и щечки ее зарделись от удовольствия. – Большое тебе спасибо! Тогда поехали быстрее!

Виконт спрыгнул на землю и, протянув ей руки, скомандовал:

– Слезай!

Мисс Уонтедж не раздумывая повиновалась. Джейсон подвел к ним лошадей и пристально уставился на девушку, после чего обратил вопросительный взор на хозяина.

– Я везу эту леди в Лондон, Джейсон, – объявил виконт.

– Хо! – выразился верный сподвижник. – Хо, вот оно, значит, как, хозяин?

– Да, и более того, не хочу, чтобы кто-нибудь еще знал об этом. Так что не вздумай болтать в любой из тех забегаловок, где ты имеешь обыкновение пропадать, понятно? И в конюшне тоже никому ни слова!

– Я умею держать язык за зубами, – с достоинством отозвался Джейсон. – Но меня аж раздирает от любопытства, что вы намерены выкинуть на этот раз!

Виконт забросил мисс Уонтедж в коляску, подобрал вожжи и, перед тем как подняться вслед за ней, сообщил:

– Я собираюсь жениться.

– Вы? Никогда! – ахнул Джейсон. – Но она же вам не подходит, хозяин! Проклятье, сдается мне, вы изрядно перебрали, а я ведь даже и не заподозрил, что вы тепленький, помогай бог! Что ж, вы ловко все это провернули, хозяин! Чертовски ловко, нечего сказать! Уверяли меня, будто трезвы как стеклышко, а сами нализались как сапожник! А вот что вы скажете, когда протрезвеете, а, милорд? Вот это будет номер, да еще и обвините меня в том, что я позволил вам связаться с какой-то пигалицей!

– Умерь свой пыл, я действительно трезв! – с раздражением заявил виконт. – И не суй нос в мои дела! А ты какого дьявола смеешься, Геро?

– Он такой забавный! – давясь смехом, сказала мисс Уонтедж. – А что такое «пигалица»?

– Откуда мне знать? У этого малого что ни слово, то воровской жаргон. Но ты его не слушай, это не для дамских ушей. Джейсон, в сторону! Эгей, поехали!

Коляска покатила вперед. Джейсон ловко вскочил на запятки и через разделявший их сложенный верх заявил:

– Я и дальше буду совать свою сопелку в ваши дела, хозяин. Вы никак тайно сбегаете под венец?

– Нет конечно… Господи милосердный, а ведь так оно и есть! – заявил ошеломленный виконт.

– Потому что если это так, – продолжал Джейсон, – и вы не хотите, чтобы кто-нибудь узнал об этом, то этой сопливой пигалице не следует восседать рядом с вами, у всех на виду.

– Черт меня подери, а ведь он прав! – вскричал виконт и резко натянул поводья, останавливая лошадей. – Этак все в округе начнут болтать, будто видели, как ты уезжала со мной! Ничего не поделаешь: тебе придется присесть на пол и накрыться пледом, чтобы тебя не было видно, Геро.

Поскольку жизненный опыт мисс Уонтедж не научил ее беспокоиться о собственном достоинстве и удобствах, то она без возражений приняла это предложение, свернувшись клубочком у ног виконта и позволив ему накрыть себя пледом. А так как манеру его управления экипажем иначе как головоломной назвать было нельзя, Геро изрядно трясло, но она не жаловалась, обхватив обеими руками сапоги его светлости и прижимаясь щекой к его колену.

Так они проехали несколько миль. У второй заставы виконт остановился и заметил, что, по его просвещенному мнению, они отъехали достаточно далеко, поэтому можно не опасаться случайной встречи с кем-либо из общих знакомых.

– Я не возражаю против того, чтобы еще немного посидеть вот так, Шерри, если ты полагаешь, что так будет лучше, – заверила его Геро.

– Да, но у меня уже затекла левая нога, – с подкупающей искренностью заявил виконт. – Вылезай, чертенок, только, ради бога, причешись! А то ты похожа на бродяжку!

Мисс Уонтедж честно попыталась выполнить его пожелание, впрочем, без явного успеха. К счастью, особенности собственной прически предписывали виконту неизменно носить при себе расческу. Достав ее, он провел по мягким спутанным кудрям, завязал шнурки капюшона под подбородком Геро и, окинув девушку критическим взглядом, заявил, что сойдет и так. Мисс Уонтедж доверчиво улыбнулась ему, и виконт совершил неожиданное открытие:

– Ты похожа на котенка!

Она, рассмеявшись, сказала:

– Этого не может быть, Шерри!

– Может, может. Думаю, все дело в твоем смешном маленьком носике, – заметил виконт, щелкнув по нему пальцем. – Или это, или твоя манера смотреть на меня, широко открыв глаза. Пожалуй, теперь я буду звать тебя Котенком. Такое имя идет тебе гораздо больше, чем Геро, которое всегда представлялось мне крайне неподходящим для девчонки.

– О, а сколько неприятностей оно принесло мне! – воскликнула она. – Ты даже представить себе не можешь, Шерри! Так что я буду очень рада, если ты станешь звать меня Котенком.

– Вот и славно. Значит, решено, – сказал Шерри, вновь трогая коляску с места. – А сейчас нам нужно решить, что я буду с тобой делать, когда привезу в Лондон.

– Ты говорил, купишь мне новую одежду, – не без некоторой тревоги напомнила ему Геро.

– Конечно, куплю, раз обещал, но меня немного беспокоит вопрос о том, где ты будешь спать сегодня ночью, – признался Шерри. – Видишь ли, сегодня мы пожениться никак не успеем.

– Нет, безусловно, ведь мы отправимся за покупками, – согласилась Геро. – Но я могу приехать к тебе домой, не так ли?

– Вот уж ни в коем случае! – решительно заявил Шерри. – Кроме того, у меня нет дома. Я имею в виду, у меня есть квартира неподалеку от Сент-Джеймс-стрит, а это не тот вариант, что тебя устроил бы. Более того, для тебя там просто нет свободной комнаты. Пожалуй, я мог бы отвезти тебя в Шерингем-Хаус, но не думаю, что ты чувствовала бы себя там комфортно. В особняке распоряжаются старина Варли и его жена, а вся мебель накрыта голландским полотном.

– О нет! Пожалуйста, не надо везти меня туда! – взмолилась Геро, которую пугала подобная перспектива.

Джейсон, с большим интересом прислушивавшийся к разговору, в этот момент почел за благо вмешаться и высказал собственное просвещенное мнение. Оно заключалось примерно в следующем: ничто не может оказаться столь же губительным для клевого исхода всего шухера, как обращение к Варли, коего он обозвал старым болтуном, способным растрепать об этом всем и каждому, сто́ит только ему пронюхать о подобной затее.

Виконт, который, как и все молодые люди, обожал обильно уснащать свою речь жаргонными словечками, без труда и абсолютно правильно истолковал мрачное предостережение грума. В целом он был полностью согласен с Джейсоном, однако при этом строго заметил: подобная безжалостная критика старого и верного слуги его семьи объясняется тем, что несколько месяцев назад Варли пресек попытку Джейсона украсть у него часы с цепочкой.

– Вот, кстати, чуть не забыл! – воскликнул Шерри, поворачиваясь к груму. – Проклятье, однако я пребывал в очень расстроенных чувствах, когда уезжал из дому, поэтому сей факт совершенно вылетел из моей головы! Не знаю, что именно ты украл, пока мы там были, но ты не смог бы провести два дня в одном месте, не попытавшись стянуть хоть что-нибудь. Посему давай, выворачивай карманы!

– Вы бы лучше обратили свои гляделки на дорогу, хозяин, – посоветовал ему Джейсон. – Чтобы я да обчистил вашу хазу! Чтоб мне закончить свои дни на каторге, не бывать этому!

– Джейсон! – грозно повторил его светлость.

Грум возмущенно шмыгнул носом.

– Ну, увел я пару желтяков у того старого филина с бледной опухшей рожей, – угрюмо признался Джейсон. – Он мне даже фартинга на чай не подкинул ни разу, скряга.

– Ты хочешь сказать, свистнул пару гиней у моего дяди? – спросил Шерри.

– Откуда мне было знать, что вы не хотите, чтобы я его обчистил? – осведомился Джейсон. – Вы не шепнули мне об этом ни полсловечка, хозяин, вот я и подумал – он не тянет на вашего приятеля!

– Ладно, если это все, то большой беды здесь нет! – жизнерадостно отозвался Шерри. – Правда, скорее всего, деньги-то были мои.

– Он что, ворует постоянно, Шерри? – прошептала Геро, глядя на виконта округлившимися от изумления глазами.

– О да, постоянно! Видишь ли, он ничего не может с этим поделать.

– Но это же очень неудобно!

– Ничуть! Сей факт меня нисколько не беспокоит, – просто ответил Шерри. – У меня лично он никогда и ничего не брал. Правда, было чертовски неловко, когда Джейсон обчищал карманы моих друзей, – он пять раз воровал часы у моего кузена Ферди, прежде чем я поймал его на горячем, – но теперь это в прошлом. Кроме того, большинство людей знает: если у них что-нибудь пропало, пока они были со мной, им достаточно всего лишь сказать мне об этом. Джейсон всегда возвращает мне добычу, если я прошу его. Да, кстати! Эй, Джейсон! Не смей красть что-либо у этой леди! Имей в виду, я не шучу! Рассчитаю тебя без выходного пособия, ежели у нее пропадет хотя бы носовой платок!

– Вы никогда так не сделаете, хозяин! – в ужасе ахнул грум.

– Пожалуй, это правда, – признал Шерри. – Наверное, и впрямь не сделаю. Но я переломаю тебе все кости, поэтому помни о том, что я тебе сказал!

Грум, похоже, испытал нешуточное облегчение, когда понял – хозяин сменил гнев на милость. Шумно вздохнув, он великодушно предположил, что скорее согласится, чтобы его утки заклевали, чем уведет у своей будущей хозяйки хотя бы заколку для волос.

Виконт, вполне удовлетворенный подобным заверением, сказал мисс Уонтедж, что отныне она может чувствовать себя спокойно.

– Если уж на то пошло, не думаю, будто он решится ограбить тебя, – признался его светлость. – Тем не менее не помешает принять кое-какие меры. Крайне странный тип! Готов сделать для меня все на свете, но убей бог, если я знаю, почему!

– Сколько ему лет? – полюбопытствовала Геро.

– Понятия не имею, дорогая моя. И сам он, думаю, тоже. Хотя вряд ли ему может быть больше восемнадцати или девятнадцати.

– Он такой маленький!

– А вот здесь нет ничего удивительного! Одно время его учили на жокея, пока не выгнали взашей из конюшен за воровство. Знаешь, Котенок, я тут подумал и решил, что будет лучше, если я отвезу тебя в «Гриллон».

– В самом деле, Шерри? А где это?

– На Альбемарль-стрит. Это гостиница. Дьявольски респектабельная и скучная, но тут уж ничего не поделаешь.

– А ты останешься там со мной? – немного волнуясь, поинтересовалась Геро.

– Боже милостивый, нет конечно. Это будет настоящий скандал! Нам и так придется выдумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить, почему такая малявка, как ты, путешествует без дуэньи или хотя бы горничной. Господи, да у тебя же и дорожного сундука с чемоданом нет! Эх, надо было нам все-таки захватить с собой хотя бы дорожную сумку да несколько шляпных коробок. Без них тебя и на порог «Гриллона» не пустят. И почему я не подумал об этом раньше?

– Это очень на тебя похоже, Шерри, – снисходительно заметила мисс Уонтедж. – Ты никогда не обращал ни малейшего внимания на то, что я говорю, а потом, когда у тебя ничего не получалось, обвинял меня во всех смертных грехах! Всегда! Ты же прекрасно помнишь, что я просила тебя дать мне время собрать дорожную сумку. И что мы теперь будем делать?

– Ну, тут уж ничего не поделаешь. И, кстати, я тебя пока ни в чем не обвиняю, верно?

– Да, но ты собирался, – возразила Геро, лукаво глядя на виконта. – Уж я-то тебя знаю, Шерри!

Он, улыбнувшись, заметил:

– Ах ты, хитрюга маленькая! Вот что я тебе скажу. Сейчас мы поедем прямо ко мне; отправим моего слугу Бутля, чтобы он купил тебе пару чемоданов; наймем фиакр до Бонд-стрит; там купим все, что тебе понадобится на ночь; отвезем это обратно ко мне на квартиру; уложим вещи в чемоданы и отправимся с ними в «Гриллон». Я скажу им, что ты моя сестра… Нет, не пойдет: десять против одного, они знают – у меня нет сестры! Я скажу, что ты моя кузина. Возвращаешься в пансионат в Бате. Приехала из Кента (на самом деле так ведь оно и есть!), чтобы провести ночь в Лондоне – я пообещал встретить тебя – горничная, выходя из кареты, сломала ногу – ее отвезли в больницу – других родственниц у тебя в городе нет – и что мне остается делать? Разумеется, ничего иного! Я отвожу тебя в респектабельную гостиницу! Что может быть лучше?

Мисс Уонтедж не увидела изъянов в предложенном плане, и остаток пути прошел незаметно. Они обсуждали гениальную историю, придуманную виконтом, внося в нее некоторые коррективы и весело смеясь над потрясением, ожидавшим их ближайших родственников. Когда Шерри и Геро достигли метрополии, между ними возникла небольшая размолвка, поскольку мисс Уонтедж непременно желала осмотреться, а виконт настаивал, чтобы она опустила капюшон, дабы скрыть лицо. Однако вскоре недоразумение было улажено, и Геро пребывала в поистине солнечном расположении духа, спрыгнув на землю из коляски перед домом, где квартировал его светлость.

Камердинер виконта Бутль в силу жизненной необходимости обладал неистощимым долготерпением и флегматичностью, но внезапное появление Шерри в обществе молодой дамы непритязательного вида, державшей его под руку, потрясло даже стальное самообладание этого слуги. К тому времени как он уяснил, что имеет честь лицезреть будущую супругу своего господина, Бутль постарался вернуть себе выражение лица человека, давно привыкшего к неожиданным стихийным бедствиям и любым сумасбродным выходкам. Узнав же, что ему предстоит немедленно отправиться за покупками, дабы приобрести багаж, необходимый всякой приличной молодой женщине, он выдал всю глубину обуревавших его чувств лишь тем, что слабым голосом подтвердил:

– Очень хорошо, милорд!

Но после того как виконт вновь умыкнул Геро, сей почтенный господин несколько забылся. Он доверительно сообщил любопытствующему владельцу апартаментов: если бы судьба не наградила его опухшей щекой в тот самый день, когда его светлость вознамерился навестить родительские пенаты, а сам Шерри не предоставил ему выходной, чтобы он мог удалить больной зуб, то события, которые, по его мнению, неизбежно должны были привести к катастрофе, никогда бы не произошли. Однако владелец, будучи начисто лишенным воображения, возразил, что никогда не видел, чтобы мистер Бутль или кто-либо еще мог помешать виконту совершить очередное сумасбродство. Далее он отозвался о его светлости как о законченном вертопрахе, и сей вульгаризм показался мистеру Бутлю настолько оскорбительным, что тот отправился выполнять поручение виконта, более ни слова не сказав своему закадычному приятелю.

Шерри тем временем препроводил Геро к известной модистке на Бонд-стрит, где он пользовался некоторой популярностью. Здесь, после недолгого, но вполне откровенного разговора с потрясенной владелицей, виконт передал ей девушку, чтобы та приодела ее, как того требует статус. Похоже, ничто не нарушало благостного течения этого процесса, за исключением небольшого непредвиденного осложнения. Оно было связано со жгучим желанием мисс Уонтедж принарядиться в кисею цвета морской волны с серебристыми лентами. А его светлость выразил категорический протест против того, чтобы она надела предмет туалета, столь решительно не подходящий для молодой леди, направляющейся предположительно в избранное учебное заведение в Бате.

Но эту пустяковую ссору тут же помогла уладить модистка, которая, узрев в будущей леди Шерингем ценную клиентку, пустила в ход весь свой такт и красноречие. Она предложила виконту приобрести скромное (однако чрезвычайно дорогое) платье, которое мисс Уонтедж сможет носить уже в ближайшие дни, одновременно отложив до лучших времен ту самую кисею, что так пришлась по душе молоденькой мисс. Виконт согласился с модисткой и тут же вынужден был призвать мисс Уонтедж к порядку, поскольку та прямо на людях бросилась ему на шею.

К тому времени как были сделаны эти и некоторые другие покупки более интимного свойства, в соседнем магазине выбрана шляпка в тон муслиновому платью, куплена пара бледно-фиолетовых лайковых перчаток, к списку необходимых вещей добавились расчески, гребни и ароматическое мыло, а мисс Уонтедж получила твердое обещание завтра же вернуться на столь замечательную улицу, наступили сумерки. Жених с невестой вернулись в жилище виконта, причем мисс Уонтедж пребывала в состоянии невыразимого блаженства, а ее кавалер разрывался между изумлением при виде того удовольствия, что доставило ей новое платье, и желанием немедленно приступить к ужину. Бутль сполна оправдал его доверие, поэтому им оставалось лишь уложить всевозможные покупки в два аккуратных чемодана и кликнуть извозчика, чтобы тот отвез их в гостиницу «Гриллон».

Сидя в непритязательном экипаже, мисс Уонтедж сунула маленькую ладошку, обтянутую кожей перчатки, в руку его светлости и срывающимся голосом произнесла:

– Я так тебе благодарна, Шерри! Ах, если бы ты знал… Понимаешь, до сих пор мне никто и ничего не дарил!

– Бедняжка! – сказал виконт и дружески похлопал ее по руке. – Ну, ну, не плачь! Теперь ты получишь все, что пожелаешь. То есть все, за исключением той отвратительной шляпки с пурпурными перьями! Имей в виду, Котенок, – не вздумай завтра купить ее! Иначе я распоряжусь немедленно отнести шляпу назад!

– Хорошо, Шерри. Обещаю, что не стану, – покорно согласилась мисс Уонтедж.

Глава 4

На следующее утро, ближе к одиннадцати часам, двое молодых джентльменов завтракали в передней гостиной дома на Страттон-стрит. Апартаменты, служившие пристанищем мистеру Гилберту Рингвуду, имели все признаки холостяцкого жилища: мебель отличалась старомодностью и была предназначена скорее для удобства, нежели для придания квартире элегантности; на серванте из красного дерева громоздилась батарея бутылок, больших бокалов, пивных кружек и чаш для пунша; в одном углу стояла пара спортивных рапир; на стене, среди коллекции спортивных гравюр и эстампов, затерялись несколько хлыстов для верховой езды; полку над камином украшали три жестянки с нюхательным табаком, коробка сигар и мраморные часы. Над всем этим великолепием висело зеркало в болтающейся раме, за которую были воткнуты всевозможные пригласительные открытки и два объявления: одно о предстоящих петушиных боях в Ройял Кокпит, а другое – о боксерских поединках, проводимых под эгидой мистера Джона Джексона[9] в Файвз-Корте, в Вестминстере. Еще одним доказательством спортивных увлечений владельца квартиры служили стопка альманахов «Уикли диспэтчиз» и календарь скачек, покоившиеся на письменном столе у окна.

В центре комнаты располагался продолговатый овальный стол, застеленный белой скатертью и заставленный блюдами, которые предположительно должны были возбудить аппетит у мистера Рингвуда и его закадычного приятеля, достопочтенного Фердинанда Фейкенхема. Но вот с этим дело как раз обстояло плохо. Ни один из джентльменов не соблазнился видом ни маринованной селедки, ни яичницы-болтуньи, и оба ограничились тем, что лениво прожевали несколько тончайших ломтиков говяжьей вырезки да отщипнули по кусочку свежайшего йоркского окорока. Презрев горячий шоколад, поданный им в серебряном кофейнике, оба запивали жалкие крохи еды, кои сочли возможным проглотить, обильными порциями эля, подливая его в свои вместительные кружки из большого коричневого кувшина.

Мистер Рингвуд, который, как и полагалось хозяину, восседал во главе стола, был опрятно и со вкусом одет в сюртук из тончайшей шерсти с перламутровыми пуговицами, брюки из того же материла и начищенные до блеска высокие сапоги-ботфорты чрезвычайно изящного покроя. А вот мистер Фейкенхем, в силу того обстоятельства, что спать ему пришлось прямо в верхней одежде, нарядился в один из халатов мистера Рингвуда, являвший собой настоящее произведение искусства из атласной парчи, пурпурный отлив которой весьма гармонировал с цветом его дружелюбного, но изрядно помятого лица.

Не было никакого предварительного, тем паче злого умысла в том, что достопочтенный Фердинанд переночевал на диване в квартире своего друга. Вечер, проведенный в таверне «Касл-Таверн» в Холлборне, пробудил в нем столь пылкую привязанность к мистеру Рингвуду, что он вызвался сопроводить сего джентльмена обратно на Страттон-стрит вместо того, чтобы направить свои заплетающиеся и неверные стопы к родительскому особняку на площади Кэвендиш-сквер. Руководствуясь то ли вполне естественным нежеланием двигаться дальше, то ли смутной уверенностью, что он достиг цели собственного подлинного назначения, он вошел в дом под руку со своим другом, доковылял до дивана и растянулся на нем, пожелав мистеру Рингвуду – поскольку был воплощением вежливости – очень покойной ночи. Мистер Рингвуд, будучи исключительно заботливым хозяином, накрыл его худую, долговязую фигуру пледом из экипажа и даже поручил своему слуге снять с него сапоги. После несколько запоздалого размышления он собственноручно принес гостю ночной колпак и бережно водрузил его на голову приятеля.

Поскольку оба джентльмена не отличались словоохотливостью, да к тому же страдали последствиями бурно проведенного накануне вечера, то за завтраком они едва обменялись несколькими словами. Мистер Рингвуд угрюмо просматривал новости о скачках в утренней газете, а мистер Фейкенхем просто сидел, пристально глядя в никуда. Стук колес экипажа, приближающегося быстрой рысью по улице, не пробудил в обоих ни малейших проблесков интереса, но, когда карета остановилась перед домом, после чего входная дверь незамедлительно отозвалась бодрым стуком, мистер Фейкенхем недовольно поморщился, а мистер Рингвуд страдальчески смежил веки с видом сильнейшего дискомфорта. Однако мгновением позже он вновь открыл глаза, поскольку в коридоре раздались нетерпеливые шаги и дверь распахнулась, впуская мистера Шерингема, ворвавшегося в комнату с предосудительным видом человека, который не только лег спать трезвым, но и поднялся ни свет ни заря.

– Джил, мне срочно нужно поговорить с тобой! – провозгласил он, швырнув свои перчатки и шляпу на стул. – Привет, Ферди!

– Это Шерри, – сообщил мистер Фейкенхем хозяину, в чем не было решительно никакой необходимости.

– Да, это Шерри, – согласился мистер Рингвуд, пристально разглядывая виконта. – Я думал, ты уехал в деревню.

– И я тоже, – признался Ферди. Взглянув на своего кузена, он, очевидно, понял, что от него требуется нечто большее, и потому дружески поинтересовался: – Так ты вернулся, Шерри?

– Клянусь богом, ты же сам это видишь, не так ли! – огрызнулся его светлость. – Какого дьявола ты здесь делаешь в такой час, да еще в этом дурацком халате?

– Провел вечер в клубе «Даффи», – незатейливо пояснил Ферди.

– А-а, так ты снова в изгнании, верно? Будь я проклят, если когда-нибудь встречал таких любителей, как ты! – заявил Шерри, который нашел на серванте чистую пивную кружку и щедрой рукой налил в нее эля. Он пододвинул к себе стул, смахнув на пол всякую ерунду, что лежала на нем, и уселся. – Джил, ты знаешь все на свете: мне нужна твоя помощь!

Мистер Рингвуд оказался столь тронут этим неожиданным признанием, что покраснел и выронил «Морнинг Кроникл».

– Все, что в моих силах, Шерри! Ты же знаешь, тебе стоит только попросить! – сказал он. Но тут ему в голову пришла неприятная мысль, и он поспешно добавил: – Если только речь не идет о том, чтобы передать записку Джорджу!

– Передать записку Джорджу? – переспросил Шерри. – Какого дьявола я должен хотеть передать записку Джорджу?

– Что ж, если это не так, не обращай внимания. Потому что я не стану делать этого, Шерри, и можешь даже не упрашивать меня.

Мистер Фейкенхем с удрученным видом покачал головой.

– Прихватил с собой одного из своих любимцев, – сказал он. – А вчера пристал ко мне прямо в «Будлзе», требуя, чтобы я сообщил ему, куда ты подевался. Мне следовало бы оставаться настороже и сказать ему, что ты уехал в Лестершир. Чертовски жаль, что так вышло, Шерри! Но до полудня я всегда сам не свой.

– Ну и черт с ним, с этим Джорджем! – заявил Шерри. – Он может не надеяться, будто проделает во мне дырку, потому что этого не случится, и точка.

– Мне показалось, он настроен весьма решительно, – с сомнением протянул мистер Фейкенхем.

– Скажи ему, пусть уймется! Но я пришел не за этим. Джил, где можно раздобыть специальную лицензию?

Вопрос виконта поверг двух закадычных приятелей его светлости в ошеломленное молчание. Мистер Фейкенхем от удивления выпучил глаза, готовые вот-вот вылезти из орбит; у мистера же Рингвуда отвисла челюсть.

– Эй, в чем дело? – спросил Шерри. – Только не говорите мне, что никогда не слыхали о специальной лицензии! Этого просто не может быть!

Мистер Рингвуд, сделав глотательное движение, промолвил:

– Шерри, ты ведь не имеешь в виду разрешение на брак, а?

– Именно. Что еще я могу иметь в виду? Разрешение, которое необходимо, если ты хочешь спешно жениться.

– Шерри, неужели она согласилась? – ахнул мистер Рингвуд, у которого в голове явно наступило легкое помрачение.

– Она? – нахмурившись, переспросил виконт. – А-а, Несравненная! О боже, нет конечно! Она не пожелала даже слушать меня. Это не она.

– Слава богу! – с облегчением воскликнул мистер Рингвуд. – Шерри, старина, прошу тебя больше никогда не врываться ко мне с такими вопросами! Ты буквально поверг меня в панику! Так кому вдруг понадобилась специальная лицензия?

– Мне. Я твержу тебе об этом вот уже битых полчаса. Смахивает на то, что вчера вечером ты набрался не хуже Ферди!

Мистер Рингвуд не веря своим ушам уставился на виконта, после чего, будто ища поддержки, перевел взгляд на мистера Фейкенхема.

– Но ты же сам сказал, что она даже не пожелала говорить на эту тему! – произнес мистер Фейкенхем. – Я же слышал. Если она не хочет обсуждать твои намерения, то и специальная лицензия тебе не нужна. Ты в ней абсолютно не нуждаешься. Что тебе нужно, так это оглашение имен вступающих в брак.

– Ничего подобного, – отрезал Шерри. – Оглашение меня ничуть не устроит. Я должен получить лицензию.

– Гораздо дешевле обойтись оглашением, – возразил мистер Фейкенхем. – Какой смысл выкладывать наличные за лицензию? Это глупо: намного лучше прибегнуть к оглашению!

– Ты болван, Ферди, – не выбирая выражений, заявил его светлость. – Я сегодня женюсь, а без лицензии сделать это нельзя.

– Шерри, похоже, именно ты набрался вчера! – вскричал мистер Рингвуд, и в голосе его прозвучали суровые нотки. – Как ты можешь жениться, если только что сказал, что она и слушать тебя не пожелала?

– Господи, да неужели для вас не существует иных женщин, кроме Изабеллы Милбурн? – спросил Шерри. – Естественно, я намерен жениться на другой!

Мистер Рингвуд, воззрившись на виконта, растерянно заморгал.

– На другой? – не веря своим ушам переспросил он.

Мистер Фейкенхем, подумав немного, провозгласил:

– Вот оно что! На другой. Не вижу причин, почему бы ему не поступить так, Джил.

– Я не говорю, что он не может, – отозвался мистер Рингвуд. – Я всего лишь хочу сказать, что мне это представляется сплошным надувательством. Он уехал в Кент, чтобы сделать предложение Изабелле, так? Отлично! А теперь он врывается сюда и заявляет, будто хочет жениться на другой. Но, на мой взгляд, это совершенно нелепо! Именно так, по-другому и не скажешь – нелепо!

– А ведь ты прав! – согласился Ферди, на которого логические доводы приятеля произвели неизгладимое впечатление. – Он снова врет. Ты не должен так вести себя, Шерри. Только не с утра пораньше!

– Чтоб вас обоих черти взяли, я говорю совершенно серьезно! – заявил его светлость, с таким стуком опуская кружку на стол, что Ферди подпрыгнул на месте, словно олень, испуганный сворой гончих. – Я собираюсь жениться на девушке, которую знаю всю жизнь! Проклятье, я должен жениться на ком-нибудь! А если не поступлю так, то останусь без гроша.

– Кто она? – осведомился мистер Рингвуд. – Надеюсь, ты не сделал предложение девчонке Стоув, Шерри? Той самой, с личиком кролика?

– Нет конечно. Вы ее не знаете: она никогда не бывала в Лондоне! Вчера я сбежал вместе с ней.

– Но, Шерри! – запротестовал мистер Рингвуд, шокированный до глубины души. – Этого не может быть, дорогой мой! Скажи, что ты пошутил! Ты не мог такое сделать!

– Именно это я и сделал, – угрюмо признался виконт.

На помощь ему пришел мистер Фейкенхем:

– В таком случае тебе нужна Гретна-Грин[10], Шерри. И карета, запряженная четверкой.

– Упаси господь, только не это! Дело и без того выглядит скверно!

– Ты можешь сочетаться браком во Флите[11], – предложил мистер Фейкенхем.

От гнева виконт даже приподнялся со стула.

– Говорю тебе, что это совсем не то! – заявил он. – Я намерен сочетаться браком в церкви, чтобы все было как полагается, но для этого мне нужна специальная лицензия!

Мистер Фейкенхем попросил извинить его. Мистер Рингвуд смущенно откашлялся.

– Шерри, старина, не хочу вмешиваться в твои дела, тем более обижать тебя! – сказал Джил. – Ты, случайно, не собрался ли жениться на дочери хозяина твоей квартиры или ком-нибудь в этом роде?

– Нет, нет! Она – Уонтедж, приходится им кузиной, кажется, но они не желают признавать ее. Отец девушки что-то там с ними не поделил, из-за чего поднялся изрядный шум. Но это было еще до моего рождения. Все дело в том, что ее происхождение ничуть не хуже вашего. Геро воспитала миссис Бэгшот, еще одна из ее кузин. Уж Бэгшотов-то вы должны знать!

Мистер Фейкенхем внезапно оживился.

– Если она – Бэгшот, Шерри, то я бы не стал жениться на ней! Это было бы ужасно! Ты знаешь, что эта женщина привела третью? У нее их там целая стая – и каждая последующая хуже предыдущей! Кассандра была достаточно плоха, но ты видел новую? Девицу с бледным одутловатым лицом по имени Софи?

– Господи, да Бэгшотов я знаю всю свою жизнь! Но Геро совсем не такая, даю вам слово!

– Кто? – навострив уши осведомился Ферди.

– Геро. Девушка, на которой я хочу жениться.

– А почему ты называешь ее Геро[12]? – озадачился Ферди.

– Потому что так ее зовут, – нетерпеливо ответил Шерри. – Знаю, имя дурацкое, но, черт возьми, все-таки не настолько, как Юдора! Кроме того, я называю ее Котенок, так что какая разница?

– Шерри, а где сейчас эта девушка? – поинтересовался мистер Рингвуд.

– В «Гриллоне». Не смог придумать ничего лучшего. Сказал им, что она ехала в пансионат и ее служанка, выходя из кареты, сломала ногу. На большее меня не хватило.

– В самом деле? – оживился Ферди. – Смею предположить, она не стала ждать, пока ей откинут ступеньки. У меня была тетка… ты должен ее помнить, Шерри! Старая тетя Шарлотта, так вот, она…

– Ради всего святого, Ферди, может, ты выйдешь на улицу и сунешь голову под струю воды из колонки? – вскричал выведенный из себя виконт. – Никакой служанки не было вообще!

– Но ты же сам сказал…

– Он все это придумал. Взял из головы, – мягко пояснил мистер Рингвуд. – Чтобы казалось, будто служанка была.

– Да, черт меня подери, и это еще одна забота, которая свалилась на мою голову! – воскликнул Шерри. – Право слово, им ни конца ни края не видать! Где, черт возьми, можно найти горничную, Джил?

– Сама найдет, – ответил мистер Рингвуд. – Жениху необязательно нанимать горничную. Дворецкого и лакеев – это да. Горничных – нет.

Но его светлость, покачав головой, заявил:

– Нет, так не пойдет. Она не знает, с какого боку взяться за это дело. Говорю вам, она еще сущий ребенок, только-только выпорхнувший из пансиона. Совершенно неопытная.

Мистер Рингвуд, с тревогой воззрившись на виконта, спросил:

– Старина, ты ведь не сбежал с воспитанницей пансиона, а?

В глазах виконта появилась горькая улыбка.

– Ну ей еще даже не исполнилось семнадцати, – ответил он.

– Шерри, скандал будет грандиозный!

– Никакого скандала не будет. Этой старой ведьме Бэгшот ровным счетом наплевать на бедняжку. Если бы не я, она отправила бы ее гувернанткой в какой-то богом забытый пансионат в Бате. Геро! Малышка собирала вместе со мной яйца в птичьих гнездах! Не мог же я этого допустить, в самом-то деле? Кроме того, если уж я должен жениться на ком-либо, то лучше это будет она, чем кто-то еще.

Подобное богохульство повергло его кузена в ужас, и он сдавленно проблеял:

– Изабелла!

– О да, конечно! – поспешно сказал Шерри. – Однако я все равно не могу жениться на ней, так что пусть будет Геро. Но мы только зря теряем время. Итак, где можно получить специальную лицензию, Джил?

Однако мистер Рингвуд лишь удрученно покачал головой.

– Будь я проклят, если знаю, Шерри! – признался он.

Похоже, его ответ ошеломил виконта. К счастью, в этот момент дверь отворилась и в комнату вошел слуга мистера Рингвуда, держа в руках пальто достопочтенного Фердинанда, которое затем осторожно положил на спинку стула.

– Чилхэм должен знать наверняка! – торжествующе заявил мистер Рингвуд. – Замечательный малый, этот Чилхэм! Знает все на свете! Чилхэм, где его светлость может получить специальную лицензию?

Вопрос этот нимало не смутил камердинера, слуга лишь поклонился и рафинированно ответил:

– Полагаю, сэр, правильным будет его светлости обратиться к его преосвященству архиепископу Кентерберийскому.

– Но я его не знаю! – запротестовал виконт, на лице которого отразилось нешуточное беспокойство.

Камердинер вновь отвесил один из своих чопорных поклонов.

– Смею предположить, милорд, знакомство с его преосвященством не является условием, необходимым для истребования у него специальной лицензии.

– Вот что я тебе скажу, Шерри, – решительно заявил кузен виконта, – на твоем месте я бы и близко к нему не подошел.

– Если его светлость сочтет это возможным, то, полагаю, сэр, для такой цели подойдет и любой епископ, – продолжал Чилхэм. – Вам угодно еще что-либо, сэр?

Мистер Рингвуд отпустил его небрежным мановением руки, но как раз в этот момент входная дверь затряслась от яростных ударов.

– Нет, ничего! – сказал Джил. – Если кто-либо пожелает меня видеть, то меня нет дома.

– Очень хорошо, сэр. Я приложу все усилия к тому, чтобы перехватить этого джентльмена, – пообещал Чилхэм и удалился.

Однако его усилия по перехвату не увенчались успехом. В гостиную долетели звуки громкого препирательства, и мгновением позже в комнату ворвался необычайно симпатичный молодой человек, одетый в бриджи и голубой сюртук с длинными фалдами, а также сапоги для верховой езды. На шее у него был небрежно завязан синий платок в белый горошек, роскошные черные кудри пребывали в беспорядке, причем один локон ниспадал на лоб. Взгляд его горящих темных глаз обежал комнату и остановился на виконте.

– Так я и знал! – срывающимся голосом провозгласил молодой человек. – Я видел твой фаэтон!

– В самом деле? – безразлично отозвался Шерри. – Если Джейсон вновь позаимствовал твой кошелек, то пороть горячку из-за этого нет решительно никакой необходимости. Я скажу ему, чтобы он вернул его тебе.

– Не шути со мной, Шерри! – угрожающе заявил ему вновь прибывший. – Даже не пытайся, говорю тебе! Мне известно, где ты был! Ты подло обманул меня, черт подери!

– Ничуть не бывало, – вмешался в разговор мистер Рингвуд. – А ты присаживайся, Джордж, ради всего святого, и не кипятись из-за всякой ерунды! Что за вспыльчивый малый!

– Решительно не из-за чего закатывать истерику, – сообщил мистер Фейкенхем, присоединяя свой голос к хору увещеваний. – Шерри женится, только и всего.

– Что?! – взревел лорд Ротем, бледнея на глазах и обращая негодующий взор на виконта.

– Нет-нет, не на Изабелле! – успокоил его мистер Рингвуд, тронутый зрелищем столь искренних страданий. – Ферди, право же, как тебе не стыдно? Шерри собирается жениться на другой женщине.

Лорд Ротем нетвердой походкой подошел к свободному стулу и повалился на него. Стремясь искупить свою вину, мистер Фейкенхем налил в кружку эля и подтолкнул ее к нему по столу. Лорд, сделав большой глоток, испустил глубокий вздох.

– Боже мой, а я уж было подумал… – произнес он. – Шерри, я заблуждался на твой счет!

– Ничего страшного, – великодушно отозвался виконт. – Слишком много всего навалилось. Кроме того, ты всегда так поступаешь.

– Шерри, – заявил Ротем, пронзая виконта голодным взглядом, – я оскорбил тебя! Если тебе нужна сатисфакция, я готов дать ее.

– Ежели ты думаешь, что я получу сатисфакцию, встав напротив тебя, чтобы позволить тебе проделать дыру в моей груди, то сильно ошибаешься, Джордж! – откровенно заявил Шерри. – Вот что я тебе скажу: если ты не прекратишь затевать ссоры со своими лучшими друзьями, то скоро их у тебя вообще не останется!

– Кажется, я схожу с ума! – со стоном сообщил им Ротем и уронил голову на руки. – Я полагал, ты отправился в Кент, чтобы опередить меня и посвататься к Несравненной! – Он вновь вскинул голову и вперил горящий взгляд в мистера Фейкенхема. – Это ведь ты мне так сказал! – обвиняющим тоном заявил он. – Клянусь честью, Ферди…

– Это было ужасной ошибкой! – слабым голосом пролепетал Ферди. – До обеда я всегда сам не свой!

– Откровенно говоря, именно так я и поступил, – сообщил Шерри с подкупающей искренностью, граничащей, по мнению его друзей, с несусветной глупостью. – Вот только она отказалась выходить за меня.

– Она отказала тебе! – вскричал Ротем, и его осунувшееся лицо внезапно озарилось радостной улыбкой.

– Именно это я и пытаюсь тебе втолковать. На мой взгляд, у нее в запасе имеется кое-кто получше нас обоих, Джордж. Если она сумеет довести его до нужного состояния, то получит Северна, помяни мое слово!

– Шерри! – прогремел обескураженный влюбленный, вскакивая на ноги и сжимая кулаки. – Еще одно пренебрежительное слово в адрес самой милой, божественной и очаровательной из женщин – и я вызову тебя на дуэль!

– Ну а я не приму твой вызов, – ответил виконт.

– Я должен буду назвать тебя трусом? – пожелал узнать Ротем.

– Нет-нет, Джордж, не делай этого! – взмолился Ферди, встревоженный донельзя. – Ты не можешь назвать беднягу Шерри трусом только потому, что он не хочет драться с тобой! Будь же благоразумен, старина!

– Ох, да оставьте вы его! Пусть называет меня кем хочет! – заявил виконт, которому явно надоели эти препирательства. – Если бы я не должен был сочетаться браком сегодня, то непременно заставил бы тебя умыться красненьким, Джордж! Кому-нибудь уже давно пора выпустить тебе капельку твоей горячей крови!

– Более того, – суровым тоном подхватил мистер Рингвуд, – Шерри не сказал ни единого слова, которое ты мог бы истолковать превратно. Предположим, она действительно намерена выйти замуж за Северна. Ну и что из этого? Что здесь плохого, скажи на милость? Смею предположить, она уже видит себя герцогиней. Как и любая на ее месте!

– Ни за что не поверю, что она может быть такой меркантильной! – заявил Ротем, подходя к окну и глядя на улицу.

Его долготерпеливые друзья, с облегчением отметив, что гнев Джорджа улегся, по крайней мере на некоторое время, вернулись к обсуждению проблемы, с которой столкнулся Шерри. Разговор их в конце концов привлек внимание лорда Ротема, он отошел от окна и даже вежливо попросил виконта пояснить, как могло случиться, что тот женится на совершенно незнакомой им девушке. Шерри охотно, хотя и сдержанно, удовлетворил его любопытство и вкратце посвятил в историю своего побега; а лорд Ротем, окончательно уверовав в то, что виконт отказался от всех притязаний на руку Несравненной Изабеллы, тепло пожал ему ладонь и принес свои поздравления.

– Да, все это очень хорошо, – заявил мистер Рингвуд, – но ничуть не приближает нас к решению проблемы того, где взять епископа, который бы выдал нам специальную лицензию.

– Тебе все-таки придется сочетаться браком во Флите, – скорбным тоном изрек мистер Фейкенхем.

– Нет, – возразил мистер Рингвуд. – Так не годится. Это незаконно.

И в тот самый миг лорд Ротем потряс всю компанию, заставив ее лишиться дара речи, признавшись, что он знаком с одним епископом. Сей исключительный казус Джордж объяснил тем, что вот уже лет десять его мать водит самую сердечную дружбу с этим типом; после чего, испытывая явное облегчение, ведь виконт более не являлся его соперником, Ротем предложил представить Шерри клирику.

Виконт моментально принял предложение и тут же заручился содействием мистера Рингвуда. Джил, узнав, что ему предстоит сопровождать невесту друга в походе по шляпным магазинам и ателье мод, которые почтили город своим присутствием, да еще и разубедить даму приобретать вещи, несовместимые с ее статусом, в смятении уставился на виконта. Но его возражения ни к чему не привели. Шерри заверил Рингвуда, что он с легкостью найдет общий язык с мисс Уонтедж; после чего, договорившись о встрече с Ротемом, увез Джила с собой на фаэтоне в гостиницу «Гриллон».

Глава 5

Мисс Уонтедж, несмотря на вполне понятный и простительный страх, испытываемый ею оттого, что она осталась совершенно без поддержки в столь внушительном заведении, как гостиница «Гриллон», провела ночь вполне спокойно. Непривычное перевозбуждение минувшего дня чрезвычайно утомило девушку, поэтому она провалилась в сон, из которого ее не смог вырвать даже шум деловой лондонской улицы. Виконт любезно задержался ненадолго, чтобы поужинать с Геро перед тем, как отправиться к себе на квартиру; и, поскольку он обещал заглянуть к ней на следующий день с самого утра, девушка рассталась с ним, сохраняя некоторое самообладание.

Но высокомерные взгляды нескольких вдовствующих матрон, остановившихся в гостинице, в сочетании с явным любопытством служанки, прислуживавшей ей, повергли мисс Уонтедж в смятение. Лишь осознание того, что на ней надето модное платье, позволило Геро сохранить присутствие духа вплоть до одиннадцати часов утра, когда к ней пожаловал виконт, ведя за собой съежившегося и унылого мистера Рингвуда.

Господь благословил мисс Уонтедж доброй, открытой натурой, вследствие чего она покладисто смирилась с присутствием мистера Рингвуда. Узнав же, что Джил позаботится о ней, пока его светлость будет занят в другом месте, Геро, доверчиво улыбнувшись ему, сказала:

– О да! Благодарю вас! Это очень любезно с вашей стороны! Не согласитесь ли вы сопроводить меня до лавки, где я смогу приобрести шляпку для своей свадьбы? Шерри заставил меня купить вот эту, которая сейчас на мне, поскольку сообщил всем и каждому, что я еду в пансионат в Бате, но на свою свадьбу я ее ни за что не надену!

– В этом нет необходимости, – ответил Шерри. – Но имей в виду, Котенок, ты не должна выбирать то, что не понравится Джилу!

– Конечно, не буду!

Повергнутый в ужас мистер Рингвуд издал горлом какой-то неопределенный звук. Однако никто не обратил на него внимания. Шерри напутственно посоветовал Джилу быть твердым с мисс Уонтедж и – понизив голос – добавил, чтобы он ни за что не позволял ей купить шляпку, больше подходившую бы chere-amie[13], а не досточтимой леди.

Мистер Рингвуд, не причислявший себя к дамским угодникам, жалобно заявил в ответ, что он на самом деле совершенно – нет, воистину! – не разбирается в подобных вещах, но виконт, лишь пренебрежительно отмахнувшись от его возражений, вернулся к гораздо более животрепещущему вопросу найма служанки.

Мисс Уонтедж с большим удивлением, хотя и с благодарностью, узнала: у нее будет горничная, однако, поскольку она решительно не представляла, где таковую можно сыскать, то ничем не смогла помочь его светлости. И тут мистеру Рингвуду пришла в голову блестящая идея задать этот вопрос Чилхэму, что моментально пришлось по душе Шерри, заявившему: он немедленно вернется на Страттон-стрит после того, как оплатит счет мисс Уонтедж.

– Вот, кстати! – вдруг сказал виконт. – Где, дьявол меня раздери, мы остановимся?

– Остановимся? – переспросил мистер Рингвуд.

– Проклятье, Джил, нам нужно где-то перекантоваться до тех пор, пока я не решу, где мы будем жить!

– Но… Или ты собираешься остаться в городе, Шерри? – поинтересовался мистер Рингвуд, в голове которого уже крутились идеи насчет того, где можно провести медовый месяц.

– Разумеется, мы собираемся остаться в городе! Где же еще, черт возьми, мы можем остановиться? Но я решительно заявляю тебе, что здесь не останусь ни за что! Среди всех напыщенных и чванливых… Кроме того, мы просто не можем остаться здесь. Ведь они полагают, что Котенок направляется в пансионат.

– Позволь тебе заметить, старина, у тебя же есть дом – отличный роскошный особняк! В лучшей части города – прекрасное местоположение! Почему бы не поехать туда?

– Похоже, все к этому идет, – согласился Шерри, но без особого энтузиазма. – Однако я не могу вселиться туда, пока не скажу матери, что он мне нужен. А до тех пор нам придется удовольствоваться какой-нибудь гостиницей. Вопрос заключается в следующем: какой именно?

– Например, «Лиммерзом», – с некоторым сомнением предложил мистер Рингвуд.

– «Лиммерзом»! – с отвращением повторил виконт. – Чтобы все тамошние светские хлыщи наперебой угощали малышку выпивкой! С таким же успехом мы можем отправиться прямиком в таверну «Замок»!

Мистер Рингвуд, изрядно смущенный, рассы́пался в извинениях и вновь напряг мозги. Он вспомнил об «Эллисе»; но виконт с негодованием отверг этот постоялый двор по той причине, что однажды имел глупость обедать там с матерью, а «Грэхем» не устроил его потому, что там вообще нет никаких удобств; кроме того, Шерри презрел и предложение вступить под своды гостиницы «Саймонз» под тем туманным предлогом, что однажды у него была тетка, имевшая обыкновение останавливаться там, поэтому общими усилиями было решено – молодая пара обретет временное пристанище у «Фентона», на Сент-Джеймс-стрит.

– Теперь, раз уж мы с этим покончили, я, пожалуй, отправлюсь к Джорджу, дабы нанести визит этому его чертовому епископу, – сообщил виконт. После чего с явным неодобрением добавил: – Скажи на милость, Джордж знаком с епископом! Никогда бы не подумал.

– Да, я тоже, – согласился мистер Рингвуд. – Хотя, разумеется, в семье они иногда встречаются. Такое может произойти с каждым.

– Да, но при этом ты не водишь с ними знакомство, – возразил Шерри. – И он не сказал, что тот тип – его родственник. Очень странный малый, этот Джордж.

– Знаешь, что я думаю о Джордже, Шерри? – изрек мистер Рингвуд с видом человека, долго и плодотворно размышлявшего над данным вопросом. – Очень жаль, что он не расстается со своими пистолетами. Иногда быть его другом бывает чертовски неловко, поскольку не знаешь, когда он выхватит одного из своих любимцев, а потом не остановится, пока не вызовет кого-нибудь на дуэль. По крайней мере, я не совсем это имею в виду, хотя и понятно, что никому не хочется бывать с Джорджем где-нибудь, разве что против собственной воли, но вся штука в том, что он несчастлив. Какая жалость!

– Ну, не знаю, – ответил Шерри. – Пока в городе не появилась Несравненная, он был не так уж и плох. Сам я не обращаю на него особого внимания. Тебе, случайно, не известно, как скоро мне удастся развести этого его знакомого епископа на специальную лицензию? Я имею в виду, где мы встретимся?

Поскольку мистер Рингвуд понятия не имел, сколько времени может продлиться столь деликатная операция, после продолжительных споров было решено: как только мисс Уонтедж покончит с покупками, ее следует сопроводить на квартиру виконта, где он подрядился встретить ее. На том они и расстались. Шерри отправился за лордом Ротемом, который вернулся домой, дабы сменить свой синий шейный платок в белый горошек на галстук, более подходящий для той возвышенной компании, встреча с коей ему предстояла; а мистер Рингвуд выдвинулся вместе с мисс Уонтедж в направлении Бонд-стрит.

Все его тайные надежды на то, будто через час или два он сумеет вернуть свою подопечную под крылышко ее жениха, потерпели полный крах после того, как они, вернувшись в обиталище виконта вскоре после полудня, обнаружили, что его светлость предполагает встретиться с Геро лишь у самых дверей церкви. Для мистера Рингвуда он оставил поспешно нацарапанную записку, в которой уведомлял, что все, похоже, устроится как нельзя лучше, а кроме того, он полагается на своего друга в том, что тот доставит его невесту к церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер ни минутой позже половины третьего пополудни.

Мистер Рингвуд, к тому времени уже пребывавший в наилучших отношениях с этой самой доброжелательной и нетребовательной молодой леди из всех, с кем ему приходилось иметь дело, передав ей содержание записки, поинтересовался:

– Итак, чем бы вы хотели заняться?

– Я могла бы подождать здесь, – предложила мисс Уонтедж тоном, который ясно показывал, что она сочла бы подобное времяпрепровождение смертельной скукой.

– Нет, так не пойдет, – ответил мистер Рингвуд и нахмурился. – Думаю, сейчас самое время угостить вас обедом. А после этого… – он умолк, испытующе глядя на нее. Мисс Уонтедж ответила ему взглядом, исполненным доверчивого ожидания. – Я знаю, что вам понравится! – сказал он. – Вам наверняка захочется взглянуть на диких животных в Ройял-Иксчейндж![14]

Ничто не могло более потрафить непосредственному детскому вкусу мисс Уонтедж, посему, как только она сменила соломенную шляпку на ангулемский сетчатый капор белого плетения, отороченный кружевом, то вновь двинулась в путь, сопровождаемая мистером Рингвудом, с уверенностью особы, сознающей, что одета согласно канонам последней моды. Ангулемский капор очаровательно обрамлял ее личико; она со старанием расчесала кудри, поэтому они не превратились в модные локоны. И если платье из узорчатого муслина не было столь ослепительным, как наряд из бутылочно-зеленого атласа, который, по уверениям изрядно волнующегося мистера Рингвуда, нисколько не одобрил бы Шерри, то ее маленькие голубые туфельки из лайковой кожи, дорогие перчатки и ридикюль, равно как и зонтик от солнца, коим она вооружилась, внушая страх остальным прохожим, оставались безупречными.

К церкви они прибыли с небольшим опозданием, это было вызвано тем обстоятельством, что мистер Рингвуд после окончания обеда крайне несвоевременно упомянул торговые ряды «Пантеон»[15]. Мисс Уонтедж тут же потребовала, чтобы он немедленно отвел ее туда, а там она пришла в полный восторг, увлекая Джила за собой из одной лавки в другую. Геро изрядно напугала его тем, что внезапно обнаружила желание обзавестись канарейкой в позолоченной клетке, – птица имела несчастье привлечь ее внимание. Мистер Рингвуд оказался податливым как воск, но он очень хорошо представлял себе, что скажет его друг, когда встретит свою невесту у врат церкви с птичьей клеткой, посему с мужеством отчаяния заявил, мол, Шерри это не понравится. Джил уже потерял всякую надежду быть услышанным, однако, к его невероятному удивлению, эти простые слова произвели волшебное действие на его порывистую спутницу. Так что наемный фиакр, доставивший их от торговых рядов на площадь Ганновер-сквер, хотя и был полон шляпных коробок и свертков, но, по крайней мере, не содержал какой-либо живности, что мистер Рингвуд имел все основания поставить себе в заслугу.

У паперти церкви их поджидал не только Шерри, но и достопочтенный Ферди Фейкенхем, которого он взял с собой, дабы тот поддержал его по случаю столь знаменательного события. Оба джентльмена вырядились в изящные голубые сюртуки, белые панталоны, начищенные ботфорты и ослепительно-белые сорочки, имевшие неудобно высокие воротники с искусно повязанными шейными платками; а достопочтенный Ферди, помимо всего прочего, щеголял (будучи истым франтом) еще и длинной тростью из черного дерева, перчатками лавандового цвета и голландской гвоздикой в петлице. Именно Ферди прихватил с собой небольшой букет цветов для невесты; поклон, с которым он вручил его Геро, по достоинству прославил Фейкенхема в высшем обществе.

– Привет, Котенок, эта шляпка изумительно тебе идет! – вместо приветствия заявил виконт. – Но почему, дьявол вас забери, вы позволяете себе опаздывать? Джил, лучше рассчитайся с возницей: кто знает, сколько мы здесь проторчим.

– Нет, Шерри. Не отпускай его! – твердо заявил мистер Рингвуд.

– Почему? Если нам понадобится фиакр, мы возьмем другой, не так ли?

– Дело в том, Шерри, что в этом лежат один или два свертка, – виновато пояснил мистер Рингвуд.

Виконт непонимающе уставился на него, после чего заглянул в экипаж.

– Один или два свертка! – воскликнул его светлость. – Боже милосердный! Что заставило вас приволочь целую кучу шляпных картонок на церемонию бракосочетания?

– Ох, Шерри, все это я купила в торговых рядах «Пантеон»! – сказала мисс Уонтедж. – А отвезти их к тебе домой у нас уже не оставалось времени, и мне очень жаль, что тебе это не нравится. Но я не стала покупать канарейку, хотя и очень хотела!

– Боже мой! – только и смог выдавить виконт, понимая, как ему повезло.

– Я сказал ей, что канарейка тебе не понравится, – пояснил мистер Рингвуд, примирительно покашливая.

– Только этого нам и не хватало! – ответил его светлость. – Что ж, ничего не поделаешь – извозчику придется подождать! Проклятье, я совсем забыл представить тебя, Ферди! Котенок, это – Ферди Фейкенхем. Он в некотором роде мой кузен, поэтому ты спокойно можешь называть его Ферди, как и все мы. А еще ты наверняка будешь часто с ним видеться. Джордж Ротем тоже явился бы, но мы так и не смогли привести его в чувство. Он передает тебе свои поздравления и желает нам обоим счастья или еще какой-то вздор в этом же духе.

– Не нашел в себе мужества появиться на свадьбе, – качая головой, сообщил Ферди. – Едва не помешался. Это так потрясло его! Бедолага, от одного вида лицензии он вновь ударился в меланхолию.

Мистер Рингвуд испустил сочувственный вздох, но виконт не собирался и далее обсуждать проблемы лорда Ротема, а потому предложил, чтобы они перестали попусту терять время на потеху всем бездельникам Лондона, вошли в церковь и уладили дело. Друзья, последовав его совету, вступили внутрь, где в самом скором времени все и впрямь было улажено ко всеобщему удовлетворению, если не считать того досадного обстоятельства, что в самый разгар церемонии жених вдруг обнаружил, что забыл приобрести кольцо. Шерри обратил выразительно-вопросительный взор на своего кузена Ферди, который взирал на него в полной прострации округлившимися, как у испуганного молодого оленя, глазами; но находчивость, которая обострилась в минуту опасности, подсказала его светлости выход – он снял с пальца перстень-печатку и протянул его ожидающему священнику. Кольцо оказалось слишком велико для пальчика Геро, но сияющий взгляд, которым она наградила жениха, судя по всему, означал, что она ничуть не в претензии по поводу столь вопиющей непредусмотрительности.

Мистеру Рингвуду выпала честь отвести невесту под венец, что он и сделал, залившись румянцем смущения. Все присутствующие расписались в метрической книге; достопочтенный Ферди с редким изяществом поцеловал новобрачную в щечку; мистер Рингвуд коснулся губами ее руки; а счастливый муж признался, что по его мнению, они справились с делом совсем недурно.

Выйдя из церкви, виконт подсадил супругу в экипаж, после чего обернулся к своим друзьям, дабы испросить у них совета относительно того, как лучше всего провести вечер. Мистер Рингвуд ответил ему выразительным взглядом, и даже Ферди, обычно не склонный предаваться здравым рассуждениям, выпучил от изумления глаза, услышав предложение собраться всем у «Фентона» на ранний обед, сходить в театр и завершить столь судьбоносный день легким ужином в «Пьяцце»[16].

– Но, Шерри, дорогой мой мальчик! Леди Шерингем… первая брачная ночь… не захочет празднества! – запинаясь, пробормотал Ферди.

– Вздор! А чем еще прикажешь нам заниматься? Молиться, что ли? Не можем же мы провести целый вечер, нежно глядя друг на друга! – заявил виконт. – Котенок, ты ведь не против немного повеселиться с нами, верно?

– О да, с удовольствием! – моментально откликнулась Геро. – Мне бы очень этого хотелось!

– Я так и знал, что ты не станешь возражать. А еще ты захочешь, чтобы к нам присоединились Джил и Ферди, правильно?

– Да, – согласилась Геро, одаривая джентльменов теплой улыбкой.

– В таком случае решено, – заявил виконт, садясь в фиакр. – В гостиницу «Фентон», любезный! Не опаздывай, Джил!

Экипаж укатил, а достопочтенный Ферди и мистер Рингвуд застыли, пристально глядя друг на друга.

– Знаешь, о чем я думаю, Джил? – зловеще поинтересовался Фейкенхем.

– Нет, – ответил мистер Рингвуд. – Чтоб меня черти взяли, если я знаю, о чем думаю сам!

– Именно это я и собирался тебе сказать! – заявил Ферди. – Будь я проклят, если знаю, что думать!

Весьма довольные тем, что пришли к столь гармоничному согласию, они под руку двинулись вниз по улице в направлении Кондуит-стрит.

– Славная маленькая крошка, знаешь ли, – спустя некоторое время изрек мистер Рингвуд. – Кажется, она дьявольски высокого мнения о Шерри.

Но легкая тревога в голосе Рингвуда не укрылась от проницательного Ферди. Он вдруг внезапно остановился и заявил:

– Вот что я тебе скажу, Джил!..

– Ну что? – спросил мистер Рингвуд.

Ферди задумался.

– Не знаю, – признался он. – Давай лучше заглянем к «Лиммерзу», раз уж мы все равно рядом, и пропустим по стаканчику!

Молодожены тем временем тряслись в наемном экипаже, катившем по булыжной мостовой в сторону Сент-Джеймс-стрит. Молодой муж обнял свою юную супругу за талию и сказал:

– Мне чертовски неудобно, что я забыл о кольце, Котенок! Я куплю тебе его завтра.

– А мне нравится это, – ответила Геро, опуская взгляд на перстень-печатку. – Я хочу оставить его себе, потому что его носил ты.

Он, рассмеявшись, заметил:

– Оно недолго пробудет у тебя! Скорее всего, ты потеряешь его еще до наступления утра.

– Ни за что! Я согну палец, чтобы оно не соскользнуло. Шерри, когда твой кузен сказал: «Леди Шерингем…» – неужели он имел в виду меня?

– А кого же еще? Хотя, говоря откровенно, эти слова и мне показались очень уж непривычными и странными, – признался его светлость.

Геро обратила на него взгляд широко открытых глаз.

– Шерри, – сказала она, – я понимаю, что я и есть леди Шерингем, но это представляется мне невозможным! Меня не покидает ужасное чувство, будто вот сейчас я проснусь и пойму – все это было только сном!

– Мне ясно, что ты имеешь в виду, – кивнул его светлость, – хотя когда я вспоминаю обо всем произошедшем сегодня, оно представляется мне кошмаром. – Встретив испуганный взгляд девушки, он поспешно добавил: – Нет-нет, я не имею в виду женитьбу! Пожалуй, она мне даже понравится после того, как я свыкнусь с мыслью о ней. Но этот епископ Джорджа! Знаешь, а ведь мне пришлось дать клятву, или как оно у них называется, что ты заручилась согласием своих опекунов, Котенок!

– Но ведь это не так, Шерри!

– Да, знаю, но ты ведь не думаешь, что столь пустячное обстоятельство могло остановить меня, а? Кроме того, особого вреда не случилось: твоя драгоценная кузина Джейн не станет поднимать шум, помяни мое слово! Она еще будет мне благодарна за то, что так удачно избавилась от тебя.

Геро согласилась, хотя и с некоторым сомнением. Виконт же решительно заявил: сейчас они более всего нуждаются в бутылочке чего-либо укрепляющего, чтобы взбодриться.

В конце концов они прибыли в гостиницу «Фентон», где и обнаружили, что Бутль не только обосновался в ней и распаковал сундуки своего хозяина, но и высокомерно приказал местной горничной сделать то же самое с вещами миледи. Чтобы поддержать в равной мере авторитет Геро и свой собственный, Бутль постарался как можно небрежнее упомянуть о том, что со служанкой ее светлости приключилась желтуха, отчего она временно осталась без прислуги. Его вальяжные манеры, исполненный легкого презрения взгляд, коим он окинул лучшие апартаменты в гостинице, а также безупречный вкус, с которым расставил безделушки на полке камина в гостиной, отделявшей спальню милорда от комнаты миледи, внушили благоговейный страх горничной и посыльным, вселив в них убежденность в полной благопристойности лорда и леди Шерингем, рассеять которую смогло лишь появление сумасбродной парочки.

Прибыв в гостиницу, виконт первым делом потребовал подать в номер бутылку бургундского и еще одну – миндального ликера; затем он, сунув руку в карман, извлек из него маленькую коробочку, которую протянул супруге со словами:

– Чуть не забыл! Это тебе в качестве свадебного подарка, чертенок: всякие безделушки, но я куплю тебе кое-что получше, как только основной капитал вернется ко мне.

– Ой! – вскрикнула Геро, с невыразимым восторгом глядя на свою первую в жизни пару сережек с бриллиантами. – Энтони, Энтони!

– Святой боже, Котенок, какие пустяки! – отозвался его светлость, когда она в порыве благодарности бросилась ему на грудь. – Моя дорогая девочка, не помни́ мне шейный платок! Ты понятия не имеешь о том, сколько мне понадобилось времени, чтобы завязать его именно таким вот образом!

– Ой, прости меня, но как я могла удержаться? Шерри, ты не мог бы проколоть мне уши, чтобы я надела серьги уже сегодня вечером?

Но виконт счел, что подобный поступок выходит за пределы его компетенции. У Геро столь жалобно вытянулось лицо, что он предложил пока подвязать серьги атласными лентами. Она немедленно просветлела и, к тому времени как официант вернулся с заказанным освежающим, уже достигла результата, который, по уверению супруга, смог бы обмануть любой взор, кроме самого пристального. После этого они подняли тост за здоровье и счастье друг друга, а виконт настолько расчувствовался, что заявил: будь он проклят, если сегодняшний день прожит им напрасно.

Немного погодя, когда Геро предстала перед его светлостью в сетчатой кисее цвета морской волны, он, с величайшим изумлением уставившись на нее, изрек:

– Черт побери, я никогда не думал, что ты можешь так прекрасно выглядеть!

Приободренная его комплиментом, Геро продемонстрировала Шерри накидку из зеленой тафты, отороченную лебяжьим пухом, которую приобрела нынешним утром, и, выслушав искреннюю похвалу своему вкусу, призналась, хотя и немного нервно, мол, она опасается, что муж, увидев счет, решит, что эта вещица стоит все-таки дороговато. Но виконт небрежно отмел столь прозаические соображения, и супруги, вполне довольные друг другом, сошли вниз, дабы принять к ужину своих гостей.

По выражению лиц мистера Рингвуда и достопочтенного Ферди стало понятно – оба сочли, что молодая жена их друга делает ему честь. Каждый из джентльменов принес с собой свадебный подарок, выбранный в результате продолжительной дискуссии, состоявшейся между ними за двумя стаканами джина в гостинице «Лиммерз».

Достопочтенный Ферди преподнес Геро очаровательный браслет; мистер Рингвуд остановил свой выбор на часах из золоченой бронзы, которые, по его мнению, могли бы оказаться ей полезными. Геро приняла оба подарка с неприкрытым восхищением, немедленно застегнув на запястье браслет, а часам пообещала найти достойное место на каминной полке в своей гостиной. Слова девушки напомнили виконту о главной проблеме, в данный момент не дававшей ему покоя, и, когда все расселись за столом в ресторане, он вновь поднял вопрос об их будущем месте жительства.

Мистер Рингвуд твердо придерживался убеждения, что фамильный особняк на Гросвенор-сквер располагается в прекрасном районе, считая данное обстоятельство весьма важным; а вот Ферди, хотя и соглашался с Джилом в этом вопросе, заявил, что виконту придется выбросить на помойку всю тамошнюю мебель, прежде чем дом станет пригодным для жилья.

– Да, клянусь богом, ты прав! – воскликнул Шерри. – Бо́льшая часть всякого хлама хранится там еще со времен королевы Анны[17], а то и с более давних времен. Впрочем, Геро понравится выбирать новую обстановку, так что особого значения это не имеет.

Достопочтенный Ферди, весь день с перерывами размышлявший о том, откуда у супруги его кузена взялось столь необычное имя, придал общему разговору новое направление, неожиданно воскликнув:

– Ничего не понимаю! Ты уверен, что все правильно нам объяснил, Шерри?

– Что именно?

– Геро, – нахмурившись, заявил Ферди. – С какой стороны ни взгляни, это представляется мне бессмыслицей. Во-первых, «герой» – это не женщина, а во-вторых, это не имя. По крайней мере, – осторожно добавил он, – раньше ни о чем подобном я не слыхал. Ставлю десять против одного, ты опять что-то напутал, Шерри!

– О нет, меня действительно зовут Геро! – заверила его миледи. – Это из Шекспира[18].

– Ах, вот оно что! Значит, из Шекспира? – сказал Ферди. – Теперь понятно, почему раньше я никогда о таком не слышал!

– И вы тоже из Шекспира, – сообщила ему Геро, щедрой рукой накладывая себе очередную порцию зеленого горошка.

– Я? – изумился пораженный Ферди.

– Да, из «Бури»[19], если не ошибаюсь.

– Уму непостижимо! – воскликнул Ферди, обводя друзей взглядом. – Она говорит, что я – из Шекспира! Надо сказать отцу. Не думаю, что он знает об этом.

– Да, а еще, если поразмыслить хорошенько, то и Шерри тоже из Шекспира, – сказала Геро, тепло улыбаясь супругу.

– Нет, я не оттуда, – заявил виконт, отказываясь ступать на тонкий лед. – Меня назвали в честь деда.

– Что ж тогда, не исключено, из Шекспира был он, и это все объясняет.

– Все может быть, – беспристрастно заявил Ферди, – но я так не думаю. Лично я со старым джентльменом знаком не был, однако слышал о нем и не думаю, будто он имел хоть какое-то отношение к Шекспиру.

– Он пользовался очень дурной славой, мой дед, – флегматично заметил виконт. – Настоящий сумасшедший. Ни один из Верельстов никогда не имел ни малейшего отношения к Шекспиру.

– Что ж, Шерри, тебе виднее, конечно, но только подумай об «Антонии и Клеопатре»[20]! – возразила Геро.

– Антоний и кто? – с тревогой осведомился Ферди.

– Клеопатра. Вы должны знать Клеопатру! Она была царицей Египта. По крайней мере, я полагаю, речь шла именно о Египте.

– Никогда не бывал там, – заявил Ферди. – Наверное, в этом все дело. Зато я знаю одного малого, который однажды побывал в Египте. Назвал его унылым и грязным местом. Оно совершенно мне не подходит.

Геро, захихикав, сказала:

– Глупый! Клеопатра жила много-много сотен лет назад!

– Много сотен лет назад? – ошеломленно переспросил Ферди.

– Господи милосердный, но ты же понимаешь, что имеет в виду Геро! – вмешался виконт.

Мистер Рингвуд кивнул.

– Клеопатра – мумия, – сообщил Джил. – В Египте их полно. – Поняв, что такая эрудиция требует пояснений, он добавил: – Я где-то читал о них.

– Да, но тот, которого я имею в виду, есть у Шекспира, – сказала Геро. – Полагаю, это одно и то же лицо, потому что он все время писал пьесы о реальных людях.

В голове Ферди зародилось ужасное подозрение. Вперив в девушку пристальный взгляд, он поинтересовался:

– Вы, часом, не синий ли чулок, а?

– Разумеется, Геро никакой не синий чулок! – вскричал виконт, грудью вставая на защиту молодой жены. – Просто она только что закончила пансион и голова у нее забита подобной ерундой!

– Любому видно, что она не синий чулок, – строго заявил мистер Рингвуд. – Кроме того, тебе не следует говорить такие вещи вслух, Ферди. Очень дурной тон!

Мистер Фейкенхем в некотором смятении попросил прощения и добавил, что он дьявольски рад. Но тут воображение нарисовало ему очередную ужасную картину, и он потребовал, чтобы ему ответили, не предусмотрен ли на сегодняшний вечер Шекспир в качестве застольного развлечения. Лишь получив отрицательный ответ, он смог расслабиться и продолжить ужин в более-менее сносном расположении духа.

Пьеса, на которую пригласил своих гостей виконт, не подвергла испытанию умственные способности даже достопочтенного Ферди. Она оказалась веселой и забавной – временами не слишком корректной – комедией, которую все трое молодых джентльменов назвали вполне терпимой. А Геро пребывала в состоянии, напоминающем экстаз, что не позволяло ей ни на минуту отвести взгляд от сцены. Смысл некоторых острот и шуточек, изрядно забавлявших ее спутников, впрочем, остался ей непонятен; один раз девушка даже повергла мистера Рингвуда в смятение, обратившись к нему за разъяснениями. К счастью, ее услышал виконт и вывел своего друга из весьма затруднительного положения, коротко бросив, что она все равно не поймет, даже если ей и попытаются все растолковать.

В антракте стало очевидным – ложа виконта привлекает к себе повышенное внимание прочих гостей в других частях театра. Его светлость, заметив среди зрителей нескольких знакомых, принялся раскланиваться и махать рукой. Спустя несколько минут в дверь ложи постучали и вошел модно одетый джентльмен; с любопытством поглядывая на Геро из-под тяжелых век, он лениво промолвил:

– Значит, ты вновь вернулся к нам, дорогой мой Шерри! И не сказал никому ни слова! Я уже начал думать, что чем-то обидел тебя.

– Привет, Монти! – отозвался Шерри, поднимаясь со стула. – Ты все шутишь! Какие могут быть обиды? Я чертовски рад видеть тебя здесь сегодня вечером – хочу представить тебя моей жене! Геро, это – сэр Монтегю Ревесби, мой хороший друг!

Геро явно оробела в присутствии элегантного незнакомца, который, судя по всему, был на несколько лет старше виконта. Во всем облике этого молодого человека ощущалась некоторая презрительная надменность, а в улыбке сквозила ирония, отчего девушка чувствовала себя неуютно, но, поскольку она была готова без предубеждения отнестись ко всем друзьям Шерри, то не раздумывая протянула ему руку.

Сэр Монтегю пожал ее, однако брови его взлетели от удивления, и он обратил смеющийся вопросительный взгляд на Шерри.

– В самом деле? – осведомился Монтегю. – Ты уверен, что теперь уже ты не шутишь, мой дорогой мальчик?

Шерри рассмеялся.

– Нет-нет, мы действительно поженились, но только сегодня! – ответил виконт. – Можешь спросить у Джила, если не веришь!

– Какая неожиданность! – сказал сэр Монтегю. – Ты должен позволить мне выразить свои наилучшие пожелания, Шерри. – Взгляд его холодных глаз обежал Геро, улыбка стала шире. – Да – мои самые искренние поздравления, Шерри! Значит, вы поженились только сегодня? Надо же! Как интересно! Почему же ты не прислал мне приглашение на свадьбу?

Мистер Рингвуд внезапно решил принять посильное участие в разговоре. Он коротко заявил:

– Приватная церемония. В церкви Святого Георгия, на Ганновер-сквер. Так пожелала леди Шерингем. Шумиха не в ее вкусе.

– В глубоком трауре, – пришел на помощь приятелю Ферди, чувствуя, что следует немного расцветить картину.

– Нет, траур тут ни при чем, – с раздражением возразил мистер Рингвуд. – Хотя оказалось бы лучше, если было бы при чем. По семейным соображениям.

– Вздор! – заявил Шерри, отвергая дружескую помощь. – Говоря по правде, Монти, мы сбежали и поженились тайком.

– Чтобы не навлечь на себя неприятности, – еле слышно, однако настойчиво пробормотал Ферди.

– Я все прекрасно понимаю, – поклонился сэр Монтегю. – И считаю себя польщенным, что оказался в числе первых, кто удостоился чести познакомиться с леди Шерингем. Насколько помню, до сих пор…

– Да, раньше она никогда не бывала в городе, – подтвердил Шерри. – Геро Уонтедж – кузина Бэгшотов; я знаю ее всю жизнь.

– В самом деле? – Брови сэра Монтегю показывали, что он изрядно удивлен. – Просто очаровательно. Но, я вижу, занавес вот-вот будет поднят и начнется второй акт. Мне не следует более злоупотреблять вашим терпением.

– Нынче вечером мы ужинаем в «Пьяцце», Монти. Присоединяйся! – предложил Шерри.

Сэр Монтегю поблагодарил виконта, однако отказался, поскольку уже был связан обещанием поужинать с друзьями. Он вновь склонился над ручкой Геро, пообещал засвидетельствовать ей свое почтение в самом ближайшем будущем и откланялся. Не успел он выйти из ложи, как Ферди высказался совершенно недвусмысленно и откровенно:

– Не следовало приглашать его. Он плохой человек.

Геро обратила на Фейкенхема вопросительный взгляд своих широко открытых глаз. Шерри возразил:

– Ерунда все это! С Монти все в порядке! Ты сам не знаешь, что несешь, Ферди!

– Простолюдин и наглец, – невозмутимо заметил мистер Рингвуд. – Я всегда был о нем подобного мнения.

– Чушь!

– Считает, будто все ему рады, – подхватил мистер Фейкенхем. – Что ж, он ошибается. Более того, мне он не симпатичен. И Джилу тоже.

– Зато он дьявольски приятен в общении, – парировал виконт.

– Он водит дьявольски дурную компанию, – флегматично заметил мистер Рингвуд.

– Проклятье, да его можно встретить везде! – воскликнул Шерри.

– Все дело в том, что мы не желаем встречать его везде, – сказал Ферди. – Знаешь, что говорит Дюк?

– Твой брат Мармадюк – еще больший глупец, чем ты, – ответил виконт.

– Шерри, черт возьми! – запротестовал мистер Рингвуд. – Это уже чересчур! С Дюком все в порядке! Это очень грамотный малый!

– Он говорит, – невозмутимо продолжал Ферди, – что Монти – шулер. Я не хочу сказать, будто это правда, но он говорит то, что говорит.

Подобное заявление можно было истолковать лишь так: достопочтенный Мармадюк Фейкенхем считает сэра Монтегю замешанным в завлечении незадачливых растяп в игорные притоны, поэтому ничего удивительного не было в том, что виконт покраснел до корней волос, и, позабыв о всякой вежливости, принялся с жаром опровергать столь вопиющую клевету.

Мистер Рингвуд, заметив, с какой тревогой Геро переводит озадаченный взгляд с Ферди на Шерри, ощутимо наступил Фейкенхему на ногу, с величайшим трудом воздержавшись от того, чтобы не напомнить Шерри, что его собственное знакомство с игрой по высоким ставкам и последующим катастрофическим проигрышем в таких приличных заведениях, как «Вакуортс» и «Вулерс», состоялось именно с подачи, а также под эгидой сэра Монтегю.

К счастью, в тот самый момент поднялся занавес и начался второй акт; Ферди и Шерри, несмотря на готовность дальше продолжать ожесточенные дебаты, вынуждены были, в силу замечаний, сделанных из соседних лож, отложить выяснение отношений на более поздний срок. Но к тому времени оба, естественно, уже забыли об этом; и, поскольку дружескую атмосферу вечера не омрачали больше никакие разногласия, вся компания выдвинулась к «Пьяцце» для торжественного ужина. Геро несли в портшезе, а трое джентльменов вышагивали рядом.

Сие обстоятельство напомнило мистеру Рингвуду одну мысль, о которой он хотел сказать Шерри весь день; поэтому сразу же после того, как был сделан заказ и выбрано вино, Джил, вперив в его светлость испытующий взгляд, сказал:

– Вот о чем я подумал, Шерри. Экипаж для леди Шерингем. Не может же она разъезжать по городу на извозчике. Это никуда не годится.

– Конечно, не годится, – согласился Шерри. – Хорошо, что ты напомнил мне. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, давайте решим, что ей нужно.

– Ей нужна карета, – сказал мистер Рингвуд. – Ландолет[21].

Мистер Фейкенхем, пристально разглядывавший крабовое карри в лорнет, заслышав эти слова, поднял голову и решительно заявил:

– Ландо. Последнее веяние моды! Жена Шерри не может ездить по городу в ландолете, словно какая-то замухрышка.

– О да! – согласилась Геро. – Я уже решила, что не намерена отставать от моды. Шерри говорит, я могу произвести фурор, и, думаю, мне бы очень этого хотелось.

– Золотые слова! – улыбнулся виконт. – Разумеется, ландолет ей не подойдет! Проклятье, именно в нем ездит моя мать! Только ландо, причем запряженное парой гнедых.

– Тогда лучше завтра заглянуть в «Таттс»[22], – кивнул Ферди. – У тебя в конюшне нет ничего подходящего для леди, мой мальчик.

Мистер Рингвуд, доставший из кармана визитную карточку, принялся делать на ней пометки.

– «Таттс», – сказал он. – Кучер и лакей. Паж. Горничная.

– Этим занимается Чилхэм, – сообщил Джилу его светлость. – Говорит, он знает как раз такую, что нам подойдет.

– Верховая лошадь, – предложил Ферди.

– Геро не ездит верхом.

– Нет, езжу! – вмешалась в разговор леди Шерингем. – По крайней мере, я часто каталась на стареньком пони, и ты сам сажал меня на своего гунтера[23], когда мне было всего двенадцать, Шерри!

– Неужели ты станешь утверждать, будто ездила на нем, а? – спросил виконт. – В жизни не видел, чтобы лошадь быстрее избавилась от седока!

– Тебе не следовало сажать Геро на одного из своих необъезженных скакунов, Шерри, – с неодобрением заметил мистер Рингвуд и сделал еще одну пометку на своей карточке. – Для нее подошла бы славная маленькая кобыла. Кобыла. Дамское седло.

– Да, и костюм для верховой езды, – вставила леди Шерингем. – А карету я хочу такую, как мы видели сегодня утром, Джил, и управлять ею я буду сама.

– Фаэтон, – подтвердил мистер Рингвуд, записывая.

– Шерри научит меня управлять им, – с радостным видом заявила Геро.

Друзья виконта в унисон воскликнули:

– Ни за что!

– Почему же нет?

– Потому что он не умеет управлять экипажем, – прямо ответил мистер Рингвуд, не выбирая выражений.

– Шерри умеет управлять экипажем! Он правит им лучше всех!

Но Ферди, сокрушенно покачав головой, заметил:

– Очевидно, вы имеете в виду кого-то еще. Только не Шерри. Зря, что ли, его не приглашают в «Клуб Четырех Коней»? Там даже слышать о нем не хотят. Полное отсутствие глазомера. Вам подойдет только Джил. Ездит так, что любо-дорого глядеть!

Мистер Рингвуд покраснел от столь щедрой похвалы и смущенно пробормотал: он почтет за счастье научить леди Шерингем всему, что только в его силах. Геро поблагодарила Джила, но было очевидно – ее вера в способности Шерри не уменьшилась ни на йоту. Виконт, который лишь улыбался, выслушивая суровую критику друзей, с непривычной скромностью заметил: ей действительно лучше обратиться за помощью к Джилу. Его же собственный стиль управления экипажем, хотя и способен затмить любого другого кучера на дороге, все-таки не совсем подходит для леди. Однако он подрядился сам подыскать для Геро славную лошадку.

– Разве что, – окинув вызывающим взглядом мистера Рингвуда, добавил его светлость, – меня уже не считают и знатоком лошадиных статей.

Мистер Рингвуд поспешил уверить виконта, что вполне полагается на его умение выбрать настоящую чистокровную кобылку. Поскольку все необходимые меры по обеспечению достойных условий жизни и быта Геро были приняты, Шерри, спрятав визитку в карман, наконец приступил к ужину.

Глава 6

Первым делом утром виконт отправился с визитом к своему дяде, достопочтенному Просперу Верельсту. Этот джентльмен занимал апартаменты в Олбани, и поскольку в силу привычки никогда не покидал своего жилища до полудня, то племянник обоснованно рассчитывал застать его дома. Действительно, дядюшка вкушал поздний завтрак, а его камердинер получил строгий приказ никого к нему не пускать. Но виконт преодолел это препятствие, попросту отодвинув камердинера с дороги, и бесцеремонно вошел к дяде.

Достопочтенный Проспер отличался такой тучностью, что просто не мог не обладать нравом легким и добродушным, и потому при виде племянника ограничился жалобным стоном, ничем более не выказав недовольства оттого, что его побеспокоили в столь ранний час. Он лишь махнул рукой, предлагая Шерри опуститься на свободный стул, и продолжил поглощать завтрак.

– Сэр, прошу вас, скажите своему дураку камердинеру, чтобы он не пытался более преградить мне дорогу, – пожаловался виконт, кладя на стол шляпу и трость.

– Но я хочу, чтобы он не пускал тебя ко мне, – безмятежно отозвался Проспер. – Ты мне нравишься, Шерри, однако будь я проклят, если позволю тебе своими причудами испортить мне начало дня.

– Ладно, у него все равно ничего не выйдет, – сказал Шерри. – Хотя повидаться мне с вами было решительно необходимо. Я пришел сообщить, что вчера женился.

Если Шерри рассчитывал, будто дядя каким-то образом выкажет ему свое удивление, то его ждало разочарование. Проспер, покосившись на племянника тусклым голубым глазом, изрек:

– Вот как? Окончательно выставил себя на посмешище, верно?

– Ничего подобного! Я женился на Геро Уонтедж! – с негодованием заявил в ответ Шерри.

– Никогда о ней не слышал, – сказал Проспер, подливая себе кофе. – Но это не значит, что я не рад. Теперь ты, по крайней мере, сможешь сам заниматься своими делами. А они доставляют мне чрезвычайное беспокойство.

– Доставляют вам чрезвычайное беспокойство! – возмущенно возопил Шерри. – Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Вы же и пальцем не пошевелили, чтобы хоть как-то уладить их! Вы передоверили дела этому хитромудрому проныре, моему дяде Горацию, и если тот не поживился за мой счет, то я готов съесть свою шляпу!

Проспер обильно добавил сливок в свой кофе.

– Да, Шерри, думаю, ты прав, – сказал он. – Я, кстати, всегда придерживался такого же мнения, что меня очень беспокоило, будь уверен.

– Так почему же, черт подери, вы ничего не сделали, чтобы остановить эти бесчинства? – в сильнейшем раздражении – вполне простительном – пожелал узнать Шерри.

– Потому что я слишком ленив, – ответил его дядя с подкупающей искренностью. – Обладай ты моими размерами, не задавал бы таких дурацких вопросов. Более того, я всегда терпеть не мог этого типа Паулетта, и если со мной до сих пор не случился апоплексический удар, то лишь потому, что я старался держаться от него подальше. За исключением тебя, дорогой племянничек, родственников твоей матушки я и на дух не переношу, а что касается самой Валерии… Впрочем, это к делу не относится! Итак, ты явился докучать мне в ранний час только потому, что повесил себе хомут на шею, мой мальчик?

– Потому что вы должны ликвидировать траст, – ответил Шерри. Достав из кармана какой-то документ, он положил его на стол. – Это – мое свидетельство о браке или как там еще вы его называете. Матери я напишу сам, а вот со стряпчими должны разобраться вы.

Проспер вздохнул, но возражать не стал.

– Что ж, я не против повидаться со стариной Дичлингом, – сказал он. – А что ты собираешься делать дальше, Энтони? Хочешь, чтобы мать поселилась в Доувер-Хаус? Ей это не понравится.

– Нет, – ответил его светлость, уже размышлявший на эту тему. – Жизнь в деревне для меня не подходит, я бы предпочел, чтобы она осталась в Шерингем-Плейс и продолжила управлять поместьем. Имейте в виду, я бы с радостью вышвырнул дядю Горация вон, но, полагаю, подобное невозможно. С матерью непременно случится обморок, а мне бы этого не хотелось. Но зато я начну контролировать расходы, и, хотя не возражаю против того, чтобы предоставить ему крышу над головой да хлеб насущный, будь я проклят, если и дальше позволю дядюшке оплачивать свои маленькие удовольствия из моего кармана!

– Ну, это уже меня не касается, – сказал Проспер, – однако на твоем месте я бы избавился от него раз и навсегда.

– Ничего подобного. Вы слишком ленивы. Кроме того, мне вовсе не хочется, чтобы с матерью случился очередной обморок, а он точно будет, если я вышвырну дядю Горация вон, помяните мое слово! Ставлю десять против одного, тогда она переселится в город, что мне совершенно ни к чему.

– Тут ты абсолютно прав! – подтвердил Проспер, на которого железная логика племянника произвела неизгладимое впечатление.

– Что же касается городского особняка, я еще не решил, что с ним делать, – продолжал Шерри. – Должен признаться, он совершенно не в моем вкусе, однако сегодня я отвезу туда Геро, чтобы она взглянула на него, и если ей захочется поселиться в нем, так тому и быть.

– Захочется, – цинично заметил Проспер. – Какая женщина откажется от возможности завладеть огромным старинным особняком, продуваемым всеми ветрами, да при том – в лучшей части города!

Как выяснилось, дядя виконта ошибался. Когда его светлость привез свою молодую супругу в увитый плющом особняк на Гросвенор-сквер, живости у нее изрядно поубавилось. Что было тому виной – то ли явное неодобрение смотрителя, водившего их из комнаты в комнату, то ли гнетущий эффект чехлов из голландского полотна, которыми было покрыто большинство стульев и диванов, – она затруднилась бы сказать сама, но атмосфера дома нагоняла на девушку тоску. Геро крепко вцепилась в руку Шерри, широко раскрытыми испуганными глазами глядя на мрачные полотна в громоздких позолоченных рамах, огромные зеркала, массивные люстры, драпировки и тяжелую мебель. Девушка чувствовала себя маленькой и беззащитной, будучи решительно не в состоянии представить, что она сама – хозяйка этой старомодной роскоши и великолепия.

На Шерри дом, разумеется, не произвел такого гнетущего впечатления, но он по собственному опыту знал: для содержания особняка необходима целая армия слуг, и подобная ответственность внушала виконту вполне естественный для молодого человека ужас. Более того, мебель представлялась ему потрясающе старомодной и безвкусной; Шерри терзался смутными сомнениями, что если он поддастся внутреннему порыву и выбросит всю обстановку на свалку, то тем самым породит бурю протестов, столь же бессмысленных, сколь и неприятных.

К тому времени как они с Геро осмотрели гостиные, спальни и, словно узники на эшафоте, направились в помещения для слуг, его светлость уже принял решение.

– Знаешь что, Котенок, – сказал он, – не думаю, будто тебе захочется жить здесь.

– Да, – с благодарностью отозвалась Геро. – Но я… я буду жить здесь, если ты этого хочешь, Шерри.

– Нет, не хочу, – сказал он. – Я сам терпеть не могу этот дом, и Ферди, безусловно, прав в отношении мебели. Если хочешь знать мое мнение, нам нужно что-нибудь поменьше. Когда-нибудь потом, когда ты станешь старше – я имею в виду, наберешься опыта и шика, – быть может, мы и переедем сюда, однако сейчас об этом можно не беспокоиться. Проклятье, здесь я чувствую себя, как в склепе! Все, едем отсюда!

Геро с готовностью последовала за супругом, и они вновь вышли на площадь. Когда он подсаживал ее в фаэтон, она поинтересовалась, останутся ли они в гостинице «Фентон». Шерри, на которого уже начала действовать атмосфера чопорной сдержанности сего заведения, заявил в ответ, что ничто не заставит его поселиться там постоянно, и, более того, если они не съедут оттуда в самом скором времени, то он не отвечает за последствия.

– Должна сказать тебе, я очень рада тому, что ты не хочешь там оставаться, – произнесла Геро, элегантным движением расправляя юбки и открывая зонтик от солнца. – Они так на меня смотрят! Я буквально теряюсь под их взглядами. Но где же мы найдем подходящий дом?

– Проклятье, откуда мне знать? – ответил Шерри. – Пожалуй, мы просто скажем Стоуку, чтобы он занялся этим делом. Он – наш семейный поверенный. Если подумать, то мне надо сообщить ему, что отныне он ведет все дела со мной, а не с моими дядьями. Хочешь прокатимся вместе в Сити? Кстати, можем навестить старика прямо сейчас и побыстрее покончить с этим.

Поскольку Геро была готова прокатиться с ним не только в Сити, но и в любое другое место по его усмотрению, прошло совсем немного времени, и мистер Филипп Стоук был ошарашен сообщением своего секретаря, что в приемной находятся лорд с леди Шерингем, которые желают видеть его. Мистер Стоук изрядно растерялся, ведь, хотя и знал, что виконт – безалаберный молодой человек, который может заявиться к нему по собственной прихоти, вместо того чтобы пригласить к себе домой, он все-таки не мог представить обстоятельства настолько необычного, что оно подвигло бы матушку его светлости сопровождать сына.

Стоук поспешил в приемную, дабы пригласить его светлость к себе в кабинет, и растерялся окончательно, столкнувшись там с молоденькой леди, которую его благородный клиент небрежно представил как свою супругу. Справившись с удивлением, поверенный отвесил им низкий поклон и пригласил его светлость проследовать в свой личный кабинет. Здесь он предложил Геро стул, одновременно заявив виконту, что был бы счастлив непременно заглянуть к нему домой, если бы знал о том, что понадобились его услуги.

– Нет, мы не можем терять времени, – ответил Шерри.

– Кроме того, – добавила Геро, – я раньше никогда не бывала в Сити, и только представьте: я уже повидала Собор Святого Павла!

Прежде чем ошеломленный мистер Стоук нашелся, что ответить на это замечание, виконт раскрыл ему цель их визита.

– Вся штука в том, что я хочу, чтобы вы приобрели для нас дом, в котором мы будем жить, – заявил он. – Пока мы остановились в «Фентоне», но мне там решительно не нравится.

Мистер Стоук перевел взгляд с его светлости на Геро. Он уже давно привык к сумасбродствам виконта, но нынешняя выходка Энтони тем не менее поразила поверенного в самое сердце. Он не мог припомнить, что видел в «Газетт» объявление о бракосочетании мистера Шерингема, и был совершенно уверен: когда не далее чем десять дней назад он беседовал с достопочтенным Проспером Верельстом, о предстоящей свадьбе не было сказано ни слова.

Шерри, заметив на лице Стоука недоумение, сказал:

– Мы поженились вчера. Откровенно говоря, сбежали и сочетались браком тайно, однако совершенно законно. А это означает, что чертов траст надо ликвидировать. Более вам не придется иметь дел с моими дядьями.

Мистер Стоук открыто и прямо встретил взгляд виконта.

– Позволено ли мне будет заметить, милорд, что я очень рад этому? – спросил он.

– Чертовски любезно с вашей стороны, – во весь рот улыбнулся Шерри.

Мистер Стоук принялся задумчиво изучать кончики своих пальцев.

– Я имел честь неоднократно информировать мистера Верельста, что денежные суммы, изымаемые мистером Паулеттом на содержание поместья Шерингем-Плейс и особняка Шерингем-Хаус представлялись мне намного превышающими необходимые расходы. Полагаю, вашей светлости известно об этом.

– Черт возьми, еще бы! Вы толковали мне об этом уже давно! Но я оставляю все дело – с поместьем, вы меня понимаете, – в ваших руках, Стоук, – пообещал виконт.

Мистер Стоук, позволив себе заученную улыбку, ответил:

– Смею надеяться, могу заверить вашу светлость в том, что мистеру Паулетту не удастся перехитрить меня.

– Готов биться об заклад, у него ничего не выйдет! Однако оставим это! Первым делом нужно подыскать дом.

– Но разве ваша светлость забыли, что у вас уже есть дом, расположенный на Гросвенор-сквер?

– Нет, не забыл, однако вот в чем штука: он нам не нравится. Мы только что осматривали его, и, должен заметить, из всех чертовых дыр, где мне довелось побывать… Короче, там еще хуже, чем в «Бруксе»[24]! А нам нужен маленький уютный домик, в котором можно было бы устроиться со всем комфортом.

– Правильно ли я понимаю, что ваша светлость желает избавиться от особняка Шерингем-Хаус? – спросил мистер Стоук, шокированный донельзя.

– В этом нет необходимости, – отозвался Шерри со свойственной ему широтой души. – Быть может, мы со временем решим переселиться туда, а пока и о моей матери стоит подумать. В конце концов, ей тоже нужно где-нибудь останавливаться, когда она наезжает в город.

Мистер Стоук, полагавший, что весьма значительная вдовья часть наследства, доставшаяся миссис Шерингем, вполне позволяет ей купить собственный особняк, изобразил на лице ровно такое неодобрение, на которое осмелился, и сказал:

– Очевидно, ваша светлость не подумали о тех расходах, кои повлечет за собой приобретение и содержание четвертого дома.

– Проклятье, у меня всего два дома! А-а, вы имеете в виду тот маленький охотничий домик, что раздобыли для меня в Лестершире, верно? Ну, его можно не считать.

– Вот как! – слабым голосом пробормотал мистер Стоук.

– Я ведь богат, не так ли? – спросил Шерри, вытягивая перед собой свои длинные ноги.

– Ваша светлость – очень богатый человек, но…

– Вот-вот! Кстати, раз уж мы заговорили об этом, мне надо уплатить кое-какие долги. Ничего особенного, но я бы хотел избежать неприятностей.

– Именно это, милорд, я имею в виду, – сказал мистер Стоук. – Вы оказались настолько добры, что поручили мне оценить размер ваших долговых обязательств, и боюсь, что…

– Я в долгах как в шелках, вы хотите сказать? Что ж, тогда лучше покончить с этим делом поскорее и забыть о нем. Да, и не делайте такое скучное лицо: в конце концов, это мои деньги, черт побери! Но сначала мне нужен дом, где я мог бы жить.

Мистер Стоук слишком хорошо знал его светлость, чтобы спорить с ним, когда по упрямо поджатым губам Шерри было совершенно понятно – он уже принял решение. Единственное, что ему еще оставалось, – убедить виконта: лучше все-таки снять дом, а не покупать его, и с этой целью поверенный завел речь о размере предполагаемого жилья, его местоположении и способе приобретения.

Геро, очень быстро утратив всякий интерес к разговору, встала со стула и принялась смотреть в окно на шумную улицу. Когда же и виконт поднялся наконец со своего места, она увлеченно рисовала рожицы на пыльных стеклах.

– Тебя ни на минуту нельзя оставить без присмотра! – воскликнул Шерри. – Нет, ты только посмотри на свою перчатку! Более того, думаю, и Стоуку не понравится, во что ты превратила его окно.

Мистер Стоук, с некоторым изумлением наблюдая за тем, как ее светлость пристыженно разглядывает свой грязный палец, заметил, что ее оконные рисунки оживили комнату, чем заслужил благодарную улыбку девушки. Виконт увел свою молодую жену, дабы совершить турне по лучшим мебельным магазинам, а его поверенный, проводив парочку до фаэтона, вернулся к себе в контору и некоторое время сидел, глядя на забавные рожицы на окне и гадая, к чему в конце концов приведет столь необычная женитьба его клиента.

Молодожены провели остаток дня за восхитительным занятием выбора мебели. Сопровождаемые услужливыми продавцами, они посетили несколько больших магазинов; после шутливых препирательств по поводу достоинств стилей «Хэпплуайт»[25] и «Шератон»[26], равно как и взаимных обвинений в безвкусице по отношению к портьерам и занавесям, супруги заложили основание своего будущего дома, приобретя набор позолоченных стульев, обитых атласом соломенного цвета, ведерко для охлаждения вина, письменный стол с крышкой закругленной формы, хрустальную люстру и подставку для бритвенных принадлежностей, о которой Шерри, как выяснилось, мечтал уже много месяцев.

Столь напряженный день, разумеется, исключал возможность написания письма миссис Шерингем, и Шерри, чтобы убить вечер, повел супругу в Воксхолл-Гарденз[27]. Здесь они потанцевали, поужинали тончайшими, как бумага, ломтиками ветчины, запивая их араковым пуншем, и полюбовались фейерверком. Геро наслаждалась каждым мгновением столь прекрасного вечера и, поскольку она ничуть не возражала против того, чтобы Шерри разглядывал в лорнет самых красивых женщин, танцевала или прогуливалась с ним под руку, в зависимости от его желания, не выказывая своих предпочтений, то и он отблагодарил ее, заявив: дескать, ничуть не сомневался в том, что они прекрасно поладят друг с другом.

Уже на следующий день к ним пожаловал мистер Стоук со списком домов, выставленных на продажу либо сдающихся внаем в фешенебельной части города. Он также подготовил объявление о состоявшемся браке для публикации в «Морнинг Пост». Виконт любезно согласился с тем, что его можно отослать в газету немедленно, после чего они вместе отправились на извозчике смотреть первый из домов в списке мистера Стоука.

Дом был отвергнут немедленно по причине того, что оказался чересчур велик; у второго, на Керзон-стрит, в гостиной обнаружился прямо-таки уродливый камин, и это внушило Геро непреодолимое отвращение ко всему зданию. Третий, как выяснилось, располагался всего через два дома от семейства, о котором виконт отзывался с нескрываемой неприязнью, а у четвертого имелась столь опасная лестница, что дальше узкого коридора пройти было решительно невозможно. К этому времени подобные домашние хлопоты виконту уже изрядно прискучили, поэтому он заговорил о том, чтобы предоставить Геро и мистеру Стоуку самим довести до конца столь утомительное дело. Однако его светлость согласился сопроводить их к еще одному дому, который, по счастливой случайности, оказался именно таким, на который он и рассчитывал с самого начала.

Геро выказала не меньший энтузиазм, и хотя мистер Стоук, памятуя о достоинстве своего клиента, заметил, что гостиная выглядит уныло, а спальни – так и вовсе убого, его возражения были отметены с порога. Геро уже вслух планировала, как нужно переделать гостиную: она предложила Шерри использовать заднюю гостиную под библиотеку для него. Передняя комната на втором этаже должна была служить виконту спальней, а комнату позади гостиной стоило превратить в спальню для нее самой. На замечание мистера Стоука о том, что ей понадобится еще и гардеробная, девушка невинно ответила: таковой у нее никогда не было и потому она не представляет, что с ней делать. Вполне естественно, ни она сама, ни Шерри не выразили ни малейшего желания подняться на чердак или спуститься в подвал, где размещалась кухня; они полагали, что помещения эти ничем не отличаются от уже увиденных ими, и, кроме того, их обустройство можно было поручить Бутлю.

Гораздо большего внимания требовало убранство гостиной и холла. Шерри, правда, вспомнил о слугах, которые понадобятся для благопристойного содержания дома, но, помимо замечания, что дворецкий не должен походить на старого Ромси, разбавлявшего вино водой, он, как выяснилось, не имел ни малейшего представления, сколько требуется служанок для особняка подобных размеров, и потому не высказал больше никаких предпочтений.

Виконт заявил: подобные мелочи они оставляют на усмотрение мистера Стоука. А мистер Стоук, изначально предвидевший такой исход, затеял подробное обсуждение этого вопроса, в ходе которого Шерри, пропустивший все речи поверенного мимо ушей, отправился в гостиную, чтобы на месте определить, где будет стоять его ведерко для охлаждения вина.

Геро же осталась с мистером Стоуком наедине и немедленно повергла его сначала в шок, а потом и в изумление, так как абсолютно не представляла, сколько слуг им понадобится, но надеялась, что он не предложит ей нанять их слишком много.

– Право слово, я даже не знаю, как к ним подступиться, – заявила девушка. – По крайней мере поначалу, потому что со временем я, несомненно, разберусь.

В конце концов было решено, что относительный комфорт и удобства молодоженам смогут обеспечить, в придачу к камердинеру его светлости, личной горничной ее светлости, кучеру, двум конюхам и ливрейному груму, также кухарка, дворецкий, две служанки и паж. Мистер Стоук взялся лично побеседовать с каждым претендентом на эти посты, равно как и нанять тех, кто покажется ему наиболее подходящим. После этого он, распрощавшись со своими клиентами, удалился в крайне задумчивом расположении духа.

Им же оставалось лишь выбрать необходимое количество ковров, комодов, кроватей, столов и стульев для дома. Виконту, на которого большие магазины уже навевали смертельную тоску, пришла в голову удачная мысль воспользоваться услугами своего кузена Ферди, коему он и поручил опекать Геро, а сам отправился в «Таттерсолз», сопровождаемый мистером Рингвудом.

Ферди, чрезвычайно польщенный доверием, оказанным его вкусу и суждению, заявил: он с радостью предоставит и то и другое в распоряжение Геро, поскольку был не только готов составить компанию симпатичной даме, но и полностью полагался на свои обширные познания в области высшего света и принятых в нем правил. Он знал, какие элегантные безделушки полагается иметь в собственной гостиной любой моднице, без колебаний готов был предложить обои, что выгодно оттеняли бы соломенную обивку стульев, и безошибочно направить вкус Геро в выборе ковров и драпировок с портьерами. Никому не пришло в голову справиться о содержимом кошелька виконта, поэтому гений Ферди получил полную свободу действий, и владельцы нескольких крупных салонов, куда заглянули Геро с Фейкенхемом, выказали лестное, чтобы не сказать подобострастное, внимание столь щедрой паре.

Тем временем виконт под руководством мистера Рингвуда приобрел жене очаровательную верховую кобылку, двух упряжных гнедых, высоко поднимающих ноги, (для ландо Геро) и легкоуздую серую лошадку (для фаэтона). После чего Шерри задержался еще ненадолго, чтобы пополнить свою конюшю гнедым жеребцом, которого организатор торгов назвал «чистокровным скакуном». Затем он увлек мистера Рингвуда в мастерскую по изготовлению экипажей на Сент-Джеймс-стрит. Здесь они безо всяких хлопот купили отличное ландо с желтым кузовом и легкий фаэтон.

Приятели уже собрались уходить, чтобы направиться на поиски отделанной серебром упряжи, когда на глаза виконту попалась элегантная дорожная коляска. Он моментально решил приобрести также и ее; ведь о том, чтобы Геро путешествовала в почтовой карете, не могло быть и речи – его мать, насколько ему было известно, никогда не снисходила до такого. Кроме того, самому виконту чрезвычайно нравилось управлять каретой, запряженной четверкой лошадей, и он рассчитывал получить огромное удовольствие от владения собственным экипажем. Приобретение подобного средства передвижения заставило его светлость вновь вернуться в «Таттерсолз», дабы присмотреть упряжку, которую можно было бы впрячь в карету, поэтому стало очевидно: мистер Шерингем тратил деньги ничуть не менее щедро, чем его молодая супруга.

Геро, узнав о том, что стала обладательницей целых трех экипажей и восьми лошадей, порозовела от удовольствия и, оправившись от смущения, запинаясь, пролепетала:

– Ох, Шерри, это совсем как в «Короле Кофетуа и нищенке»![28]

– Кто это такой, дьявол меня раздери? – пожелал узнать виконт.

– Я, в общем-то, точно не помню, но он женился на нищенке, а потом дал ей все, чего она хотела.

– Чистой воды надувательство, как мне представляется, – заявил ее скептически настроенный супруг. – Собственно говоря, какое отношение этот тип имеет к нам?

– Никакого, кроме того, что ты заставил меня вспомнить о нем, – ответила Леди Шерингем, улыбаясь супругу сквозь слезы.

– Вздор! – немного поразмыслив, заявил Шерри. – В жизни не слышал ничего глупее! Котенок, если ты не поостережешься, люди станут называть тебя «синим чулком».

Геро пообещала, что сделает все, чтобы не заслужить подобное клеймо, и, подкрепившись очень приличным бургундским из подвалов гостиницы, Шерри уселся за стол, дабы набросать изрядно запоздалое письмо своей родительнице.

После второго дня напряженного хождения по магазинам с Ферди, покупать для дома на Хаф-Мун-стрит было нечего, не считая таких унылых и приземленных вещей, как кухонная утварь и постельное белье. Поскольку Геро уже изрядно устала от процедуры выбора мебели, то с восторгом ухватилась за предложение Шерри доверить приобретение всего остального мистеру Стоуку.

– Вот что я тебе скажу, Котенок, – заявил виконт. – Мне только что пришла в голову дьявольски хорошая мысль. Давай-ка уедем в Лестершир до тех пор, пока наш дом не будет готов. У меня там есть отличный маленький охотничий домик, а это то, что нам сейчас нужно!

– Лестершир, старина? – вскричал мистер Рингвуд, ставший свидетелем этого разговора. – Какого черта ты собрался там делать в эту пору?

– Самое время взглянуть на мой подрастающий молодняк, – сказал Шерри. Встретив многозначительный взгляд друга, он заявил: – В чем дело, черт побери? Почему мы не можем поехать в Лестершир? Судя по всему, дом будет готов лишь через несколько недель, а я не намерен больше торчать в этой проклятой гостинице! Более того, подозреваю, мать уже на всех парах мчится в Лондон. Сдается мне, мы выбрали самый подходящий момент, чтобы удрать в деревню.

При мысли о том, что ей придется иметь дело с разъяренной родительницей виконта, Геро побледнела и, запинаясь, пролепетала:

– Энтони! Ты и вправду думаешь, что она может приехать в город?

– На сей счет у меня нет ни малейших сомнений, – сухо отрезал виконт.

Геро, судорожно стиснув руки, добавила:

– Ты полагаешь… с ней приедет и кузина Джейн?

– Нисколько не удивлюсь, если это случится. Беда одна не приходит. Я даже позволю себе высказать предположение, что она прихватит с собой за компанию и моего дядю Горация.

– А не будет ли… не будет ли с нашей стороны трусостью сбежать от них? – с тревогой поинтересовалась Геро.

– А вот это меня решительно не волнует, – отозвался Шерри. – Зато если мы останемся, то чертовски неприятные впечатления нам обеспечены! Главное для нас сейчас – дать им время поостыть и свыкнуться с мыслью о том, что мы уже женаты. А к тому моменту, как мы вернемся в город, смею надеться, обмороки у них закончатся.

Мистер Рингвуд, который все это время просидел, погрузившись в собственные мысли, очнулся и заявил:

– Брайтон.

– Слишком поздно: сезон уже начался, и мы не сможем найти приличное жилье, – ответил Шерри. – Кроме того, я уже был там в мае и мне это место решительно не понравилось.

– Леди Шерингем Брайтон наверняка понравится больше Лестершира.

– Нет, не понравится. К тому же я научу ее верховой езде.

– Правда, Энтони? В таком случае давай поедем в Лестершир! – вскричала Геро.

– Леди Шерингем, – упрямо стоял на своем мистер Рингвуд, – понравятся балы в гостинице «Касл-Инн». Ей захочется быть представленной регенту. Полагаю, он все еще там.

– Это правда, но каково придется мне? Ведь я буду вынужден приглядывать за ней! – возмутился Шерри. – Ты прекрасно понимаешь: она совершенно не готова поддерживать отношения с теми типами, которых там встретит!

– Справедливо, – согласился мистер Рингвуд, с умудренным видом кивая головой. – Действительно, лучше уехать в Лестершир. Вот что я тебе скажу: надо распустить слух, будто у вас медовый месяц.

– Дьявольски здравая мысль, Джил! – одобрительно заметил виконт. – А поехали-ка с нами!

Подобное предложение застало мистера Рингвуда врасплох, но его горячо поддержала Геро. Расплатившись по долгам в «Таттерсолзе», Джил подозревал, что в ближайшем будущем не сможет удовлетворить более насущные требования, поэтому-то он с благодарностью принял приглашение. Мысль о том, что вдовствующая леди Шерингем, с которой Рингвуд был знаком слишком хорошо, может призвать его к себе и потребовать отчета, каким образом он оказался замешан в тайной женитьбе ее сына, тоже приходила Джилу в голову, но он мудро оставил это при себе, рассудив так: его друг, мистер Фейкенхем, получив неизбежный вызов на допрос, не сумеет сложить два и два и не станет обвинять его в предательстве. Близкое знакомство с мыслительным процессом мистера Фейкенхема позволяло Рингвуду питать небезосновательную надежду, что подобные математические упражнения выходят за пределы его способностей.

Глава 7

Виконт не ошибся, предположив, что письмо, в котором он сообщал матери о своей женитьбе на Геро Уонтедж, заставит ее немедленно отправиться в Лондон. Известие о таинственном исчезновении Геро, естественно, достигло ее ушей за несколько дней до прибытия послания Шерри. Собственно говоря, миссис Бэгшот даже нанесла миссис Шерингем утренний визит, в ходе которого с жаром принялась перечислять все многочисленные благодеяния, коими долгие годы осыпала свою неблагодарную родственницу, и призналась утомленной ее словоохотливостью почтенной матроне: она всегда ожидала, что испорченная девчонка опозорит ее. Но ни одной из дам в голову не пришло связать бегство Геро с недавним визитом виконта в родительские пенаты.

Не было ничего неестественного и в том, что подобная мысль не посетила и мисс Милбурн, которая откровенно заявила: она ни в чем не винит бедную маленькую Геро и надеется лишь на то, что девушка нашла приют у кого-нибудь из членов своей семьи, кто будет обращаться с ней с большей заботой и уважением, нежели Бэгшоты.

Письмо виконта произвело эффект разорвавшейся бомбы. Будучи не в силах поверить собственным глазам, миссис Шерингем застыла, оцепенело глядя на послание. А когда ужасные известия проникли в ее сознание, она испустила пронзительный крик, который заставил ее брата, затачивавшего в этот момент гусиное перо, вздрогнуть и порезать себе палец перочинным ножом.

– Прочти вот это! – срывающимся голосом проговорила почтенная матрона, дрожащей рукой протягивая ему письмо. – Прочти сам!

Сказать, что мистер Паулетт был огорчен известием о женитьбе своего племянника – значит серьезно недооценить его реакцию. Он не верил, будто Шерри рискнет связать себя узами брака с кем-либо еще, кроме мисс Милбурн, и поначалу был склонен счесть письмо обычной подделкой, целью которой было доставить ему неприятности. Но при повторном прочтении сего послания надежды дядюшки улетучились. В нем было нечто весьма правдоподобное, но что именно – он затруднился бы сказать: то ли упоминание церкви Святого Георгия и площади Ганновер-сквер, то ли уверение, что семейный поверенный свяжется с ним в самом ближайшем будущем. Мистер Паулетт, увидев зримый и скорый конец своего благополучия, испустил горестный стон. Но вдруг сквозь пелену отчаяния перед ним вновь забрезжил луч надежды. Он сказал:

– Геро Уонтедж? Она же пока несовершеннолетняя – и все еще можно остановить! И она не заручилась согласием своего опекуна!

Вдовствующая миледи, покачнувшись, приподнялась с дивана.

– Распорядись незамедлительно подать к крыльцу экипаж! – заявила она. – Господь свидетель, я не ожидаю ни малейшего проявления добропорядочности от Джейн Бэгшот, которая, на мой взгляд, и устроила все это грязное дело. Ушлая и мерзкая интриганка! Я не пожалею усилий, дабы спасти своего сына от столь губительного союза, и отправлюсь к ней немедленно!

Та же самая почта, что доставила письмо виконта матери, привезла куда более краткую записку, хотя и аналогичного содержания, для миссис Бэгшот. Виконт получил истинное удовольствие, когда писал ее, и даже прочел послание вслух Геро, прежде чем закрепить его собственной печатью.

«… Уважаемая мадам, – гласило оно, – считаю своим долгом поставить Вас в известность о том, что Ваша кузина, мисс Уонтедж, оказала мне честь принять мою руку и сердце в браке. Свои поздравления, буде таковое желание у Вас возникнет, Вы можете направить ей письмом на имя виконтессы Шерингем, гостиница “Фентон”.

За сим остаюсь, искренне Ваш и т. д., Шерингем».

Миссис Бэгшот, ошеломленно прочтя краткое послание, испытала в полном объеме всю ту ярость и разочарование, что и предвкушал виконт, когда злорадно составлял его. Она немедленно заявила, что полагает бракосочетание незаконным, и посему оно должно быть аннулировано. Далее мадам провозгласила, что всегда считала Геро кокеткой и негодницей, и продолжила: если бы Касси регулярно пользовалась датским лосьоном[29], который она приобрела для нее, то он, несомненно, помог бы ей убрать веснушки с лица, и всего этого никогда не произошло бы. С Касси случилась истерика, на звуки которой в комнату вошел ее отец и ядовито осведомился, что здесь, черт их всех возьми, происходит. Предоставив сестре успокаивать Касси, миссис Бэгшот сунула записку виконта супругу в руки и потребовала, чтобы он немедленно сделал что-нибудь. А мистер Бэгшот, преспокойно заправив дужки очков за уши, с удручающей неспешностью прочел письмо, после чего предложил супруге сообщить ему, что он, по ее разумению, в связи с этим должен предпринять.

Миссис Бэгшот высказала ему свои пожелания. Он выслушал ее в терпеливом молчании, а потом, улучив момент, когда она, переводя дыхание, умолкла, промолвил одно-единственное слово:

– Чушь!

Почтенная матрона недоуменно воззрилась на супруга. Видя, что жена на несколько мгновений лишилась дара речи, мистер Бэгшот сказал:

– С чего бы это вы вдруг возжелали разрушить столь выгодный брак? Я бы хотел, чтобы вы дали себе труд хоть немного задуматься, прежде чем впадать в крайности, моя дорогая. Да, разумеется, я тоже не понимаю, для чего молодому Шерингему понадобилось убегать с Геро, поскольку у него не было решительно никаких причин опасаться, что вы воспротивитесь этому браку.

– Я?! – ахнула миссис Бэгшот. – Я дам согласие на брак этой нищенки с Шерингемом? Да я скорее умру!

Супруг, окинув ее холодным взглядом, заявил:

– Скажите на милость! В таком случае Шерингем знал, что делает, когда увозил ее столь неподобающим образом.

– Я намерена положить этому конец!

– Вы не сделаете ничего подобного, – ответил он. – Если только вам не хочется выставить себя еще большей дурой, чем я вас считаю, вы примете этот очень лестный союз со смирением и уступчивостью. – И сухо добавил: – Полагаю, вы не захотите дать всему миру повод обвинить вас в зависти из-за того, что его светлость не стал осыпать знаками внимания Касси. Что до меня, то я счастлив, ведь Геро, которую я всегда считал славной девчушкой, наконец-то благополучно устроилась в жизни.

Его спокойные рассудительные слова возымели свое действие. К тому времени, как у дверей их дома остановился ландолет вдовствующей леди Шерингем, мисс Бэгшот уже все хорошенько обдумала. Чувство желчи и горькой зависти никуда не исчезло, но она оказалась достаточно умна, чтобы сообразить: попытка расстроить брак лишь выставит ее на посмешище.

Вот почему вдовствующая миледи не нашла сочувствия и понимания у миссис Бэгшот. Последняя была шокирована случившимся и выразила живейшее сочувствие дорогой леди Шерингем, но при этом ясно дала понять: она не намерена вмешиваться в брачный союз. И, когда леди Шерингем сообщила ей, что рассчитывала обрести невестку в лице милейшей Изабеллы, миссис Бэгшот вдруг пришло в голову: как бы она не гневалась из-за того, что презренная родственница вдруг оказалась куда выше нее на социальной лестнице, она не испытала бы ни малейшего удовлетворения, если бы виконт женился на мисс Милбурн.

Что до самой Несравненной Изабеллы, то новости стали для красавицы несомненным и не слишком приятным потрясением. Шерри оказался первым из ее поклонников, обретшим утешение в объятиях другой, и Белла была бы поистине святой, если б не ощутила при этом вполне естественного укола ревности. Однако она имела гордость, да и девушкой была добросердечной, поэтому заявила миссис Шерингем, мол, всегда знала о том, что Шерри питает привязанность к Геро, и ей остается лишь пожелать им обоим счастья.

Столь достойное восприятие не слишком приятных известий встретило горячую поддержку и одобрение миссис Милбурн.

– Очень умно с твоей стороны, любовь моя! – сказала она после того, как вдовушка покинула их. – Но каков мезальянс, однако! Жениться на этом маленьком ничтожестве, Геро Уонтедж, у которой ни гроша за душой, когда весь город знает, что он пал к твоим ногам!

– Ты забываешь, мама, он сделал мне предложение, но я отказала ему.

– Ты поступила мудро. Хотя, должна признать, я бы хотела, чтобы твой отказ не был столь безапелляционным, любовь моя. То, что прямо от тебя он побежал под венец с другой, не добавит тебе популярности, дорогая. Смею предположить, в нем заговорили обида и унижение, и мне остается лишь надеться, что он не пожалеет о своем поступке. Учитывая все обстоятельства, мы возвращаемся в Лондон, дорогая. И с твоей стороны было бы очень умно передать свои поздравления Геро.

– Именно так я и намерена поступить, мама.

– Виконтесса Шерингем! – недовольно проворчала миссис Милбурн. – В общем, я никак не ожидала, что эта девчонка выскочит замуж раньше тебя, любовь моя, учитывая, какими прекрасными возможностями ты располагаешь!

Вдовствующая миледи тем временем под влиянием момента приняла решение немедленно отправиться в Лондон, хотя и сама наверняка затруднилась бы сказать, с какой целью. Она туманно, однако весьма внушительно заявила: Энтони должен наконец прислушаться к голосу своей матери, хотя на основании чего миссис Шерингем сделала подобный вывод – так и осталось загадкой.

Мадам распорядилась, чтобы брат сопровождал и поддерживал ее в этой поездке, и двинулась в путь в огромной дорожной колеснице вместе с собственной горничной, кучером, лакеем и форейторами. Впереди катил столь же громоздкий, но куда менее презентабельный экипаж, груженый ее сундуками и столькими слугами, скольких она сочла необходимым взять для обеспечения собственного комфорта в особняке на Гросвенор-сквер, в коем намеревалась провести несколько дней. Последнее обстоятельство напомнило ей о свежей ране, и миссис Шерингем заявила брату, мол, ничуть не сомневается в том, что неблагодарный сын выбросит ее на улицу и поселит свою гадкую жену в том самом доме, в который его отец – воистину святой человек – привел ее саму двадцать четыре года тому назад.

Мистер Паулетт, с сочувствием отнесшись к душевным мукам сестры, не стал напоминать ей о том, что покойный виконт, собственно говоря, привел ее в Шерингем-Плейс.

Но когда убитая горем вдова прибыла в Лондон и отправила повелительное послание в гостиницу «Фентон», ей доставили в ответ вежливое письмо, в котором сообщалось: лорд Шерингем с супругой покинули город. Кто-то из служащих гостиницы «Фентон» любезно добавил: его светлость можно найти в местечке под названием Мелтон-Моубрей.

И вот здесь виконт совершил грубую ошибку. Останься он в Лондоне, выкажи почтительное раскаяние, представь матери свою супругу, попроси прощения и наставления – миледи, не исключено, осознала бы все преимущества этого брака и ее без особых усилий удалось бы убедить ввести жену сына в высшее общество. Но трусливое бегство Шерри, которое она без колебаний приписала влиянию Геро, лишь еще сильнее настроило мать виконта против молодоженов. То, что к этому могло иметь самое прямое отношение ее собственное поведение на протяжении последних десяти лет, ей даже не пришло в голову.

Поначалу леди Шерингем послала за Проспером Верельстом, но, услышав от него, что ни к поспешной женитьбе, ни к последующему бегству Шерри он не имеет никакого отношения, а во всем принимали самое активное участие Гилберт Рингвуд и молодой Ферди Фейкенхем, вдовушка немедленно призвала к себе мистера Рингвуда. Со своим деверем она рассталась весьма прохладно, поскольку сей господин имел наглость заявить, что полагает жену Шерри чудесным маленьким созданием, и, метнув выразительный взгляд на мистера Паулетта, добавил: он чертовски рад тому, что мальчик взял управление делами в собственные руки.

Узнав, что мистера Рингвуда в городе нет, миледи послала повелительный вызов мистеру Ферди Фейкенхему. Однако она совершила непоправимую ошибку, назвав причину, по которой желает видеть его, поэтому мистер Фейкенхем, проявив редкое здравомыслие, приказал слугам ответить ей: он уехал из Лондона; Ферди отменил все встречи и, подобно зайцу, которого вспугнула из норы гончая, поспешил присоединиться к молодоженам (а также своему другу мистеру Рингвуду) в Лестершире.

Лишившись удовольствия растерзать даже столь никчемную добычу, как Ферди, вдовушка утратила последние остатки здравого смысла и принялась рассказывать всем и каждому о постигших ее несчастьях. Знакомые миледи не замедлили разнести весть об этом по городу, да и оскорбленный в лучших чувствах мистер Паулетт внес свою лепту в историю грехопадения Шерри. Вскоре о невероятной женитьбе виконта говорил уже весь Лондон; самая чопорная из покровительниц «Олмакса», миссис Драммонд Буррелл, небрежно заметила своей приятельнице, леди Джерси: юная леди Шерингем, само собой, не удостоится чести получить пригласительный билет в этот наиболее известный из эксклюзивных клубов.

– Боже милостивый, а почему нет? – беспечно осведомилась леди Джерси.

– Я была на Гросвенор-сквер, с визитом у Валерии Шерингем.

– О, у этого скучнейшего создания!

Миссис Буррелл, слабо улыбнувшись, ответила:

– Совершенно с вами согласна, однако в данном случае полагаю, ее использовали самым предосудительным образом. Сумасбродный молодой человек Шерингем вступил в шокирующий мезальянс. И, что уж совсем непростительно, он, похоже, сбежал с этой молодой особой.

Леди Джерси, вкушавшая утренний шоколад со своей подругой, выбрала кусочек бисквита из блюда, стоявшего перед ней, и аккуратно впилась в сладость зубами.

– Да, похоже, он действительно сбежал с ней, – признала она, но в следующий миг на губах у нее заиграла лукавая улыбка. – Однако Проспер Верельст уверяет меня, что в остальном Шерри вел себя по отношению к девчонке с соблюдением всех правил приличия! Нет, вы только представьте – Шерри вдруг вспомнил о приличиях!

– Я не позволю мистеру Верельсту выступать судьей. Валерия рассказала мне об этом деле все. Девчонка – сущее ничтожество, гувернантка, прости господи, или еще что-то в этом роде!

– Ничего подобного! Она – одна из Уонтеджей, что, на мой взгляд, служит залогом наивысшей респектабельности. Ее, разумеется, никак нельзя назвать блестящей партией, но только такая гусыня, как Валерия Шерингем, могла поднять из-за этого невероятный шум.

Хозяйка, обратив на гостью спокойный, холодный взгляд, спросила:

– Вы что же, дорогая, уже встречались с этой молодой особой?

– Нет, но я навещала Марию Сефтон, а та виделась с ней и, более того, уверяет, что девочка – нечто исключительное: очень юная, разумеется, в сущности, только-только из пансиона, однако, вне всяких сомнений, – настоящая леди! Вам следует знать, что ее опекуншей была миссис Бэгшот – та самая, которая упорно старается повесить своих отвратительно унылых дочек на шею всем нашим мало-мальски приличным холостякам!

– Вряд ли это можно счесть достойной рекомендацией. Где, вы говорите, ее повстречала леди Сефтон?

– О, в Мелтон-Моубрей! Вы наверняка помните – Сефтоны остановились у Эштона Смита, в Куорндон-Хаус. Мария рассказала мне, что они как раз собрались уезжать, когда столкнулись с Шерри и его женой. Она говорит, наблюдать за виконтом было одно удовольствие – кажется, он учил ее ездить верхом и вел себя в высшей степени предупредительно.

– Полагаю, так оно и должно быть, ведь он женился на ней.

– Разумеется, но, признаюсь вам, мне не терпится узнать, почему он женился на ней, поскольку нам с вами известно – он был претендентом на руку мисс Милбурн всего-то две недели назад!

– Совершенно верно. Леди Шерингем сообщила мне, что он даже сделал предложение девице Милбурн, однако получил отказ, а потому и женился на первой встречной, чтобы досадить ей. Иного объяснения быть просто не может.

– Это она вам так сказала? Право слово, значит, она полная дура, если сама рассказывает о таком! Положительно, я не могу не испытывать сильнейшего сочувствия к бедной маленькой новобрачной и непременно вручу ей пригласительные билеты в «Олмакс», если этого еще не сделала Мария Сефтон!

– Разумеется, если вы намерены взять девчонку под свою опеку, здесь более не о чем говорить, – пожала плечиками миссис Буррелл.

Леди Джерси, рассмеявшись серебристым смехом, сказала:

– Как, только из-за того, что вручу ей пригласительный билет в клуб? Какой абсурд!

– Мне бы хотелось, чтобы вы не принимали это так близко к сердцу.

– Если я посчитаю нужным вмешаться, то Мария Сефтон составит мне компанию, а большего мне и не нужно.

– Однако дружелюбие лорда и леди Сефтон слишком широко известно, чтобы не прослыть притчей во языцех. Полагаю, они чересчур часто оделяют им всех без разбора. Валерия Шерингем заверила меня, что девчонка – сущая farouche[30], начисто лишена утонченности и воспитания, ее внешность можно назвать лишь сносной, а будущего у нее так и вовсе никакого нет.

– У нас будет время лишить ее права бывать в «Олмаксе», ежели мы убедимся, что хотя бы раз в жизни Валерия Шерингем не солгала.

– Валерия настоятельно не советует нам смягчать свои правила ради девчонки.

Глаза леди Джерси засверкали, и она воскликнула:

– Как, Валерия так сказала? Нет, но какая самодовольная и презренная особа! Это уже никуда не годится, дорогая, я твердо решила дать девочке шанс проявить себя!

Миссис Буррел после небольшой паузы ответила:

– Вы правы. Посмотрим, как она поведет себя. Но мне совершенно очевидно, что Шерингем стыдится показать ее в городе.

– Вздор! – ответила леди Джерси. – Проспер Верельст говорит, они уехали в свадебное путешествие.

– В Лестершир? – осведомилась миссис Буррелл, выразительно приподнимая брови.

– Очевидно. Однако правда, само собой, заключается в том, что Шерри просто удрал, чтобы не стать свидетелем череды обмороков Валерии. Ему бы стоило остаться, пожалуй, но какое, в сущности, это имеет значение? Он, по моему разумению, очаровательный молодой человек, однако при этом эгоистичен и беззаботен донельзя. Мне уже жаль его бедную маленькую жену.

Глава 8

Геро была бы неприятно поражена и, пожалуй, даже вознегодовала бы, знай она о том, что удостоилась сочувствия леди Джерси. Ведь девушка была счастлива как никогда. Шерри оказался прав, когда предположил, будто его охотничий домик в Мелтон-Моубрей придется ей по душе. Она пребывала в полном восторге; и беззаботный образ жизни, столь свойственный Шерри, причем не только на отдыхе, не мог не прельстить молодую леди, которой всю жизнь докучали предубеждения и ограничения.

Охотничий домик, и впрямь оказавшийся небольшим, содержала семейная чета; привыкнув к собственному распорядку, в который не считал нужным вмешиваться их легкомысленный хозяин, они поначалу отнеслись к Геро с подозрительной враждебностью. Но, поскольку она не выказала ни малейшего желания лишить их возможности управлять хозяйством по собственному усмотрению, равно как и критиковать за упущения, что могло бы вызвать у них обиду, вскоре Горинг с женой приняли ее с тем же радушием, с каким относились к мистеру Рингвуду или прочим приятелям виконта.

Можно было предположить, что нескольких дней, проведенных в Мелтон-Мобрей в самом конце лета, вполне хватило бы для того, чтобы его светлость затосковал и умчался в Лондон, однако все оказалось совсем иначе. Выяснилось, что ему доставляет истинное удовольствие обучать Геро верховой езде, прогуливаться с ней по холмам Сикс-Хиллз, показывая лисьи норы, посвящать девушку в премудрости фараона, бассета и прочих азартных игр, играть в пикет с мистером Рингвудом, объезжать свой молодняк и бывать на петушиных боях, устраиваемых по соседству. Словом, Шерри ничуть не сожалел о том, что приехал сюда, и проводил время с большой приятностью.

Прежде чем эти столь незатейливые радости успели наскучить виконту, очередное оживление внес приезд лорда Ротема, который пожаловал осмотреть свои заложенные поместья. Поскольку они располагались всего в нескольких милях от Мелтона, Джордж, естественно, много времени проводил в обществе своих друзей, с восторгом встретив в лице Геро благодарную слушательницу. Прошло совсем немного времени, а он уже признался ей в своей безответной любви к Несравненной Изабелле, и, хотя неосторожное упоминание хвори, вынудившей Красавицу удалиться от соблазнов высшего света в деревню, на несколько мгновений подвергло серьезной опасности их зарождающуюся дружбу, Геро быстро загладила возникшую неловкость, тут же уверив его, что сыпь ничуть не изуродовала Изабеллу. Джордж прокатился верхом вместе с Геро к лесистым карьерам Уартнаби-Стоунпитс и, будучи завзятым поклонником охоты с гончими, смог забыть о собственных неприятностях, рассказывая девушке о некоторых классических способах травли. При этом он подверг суровой критике Эштона Смита, тоже охотившегося с гончими, но делавшего это столь безалаберно, что он зачастую просто проскакивал мимо лисьих нор, не успевая вовремя поднять своих собак, а на охоте в Лестершире, по словам Джорджа, подобное было совершенно недопустимо.

Наслушавшись охотничьих баек мистера Рингвуда, Геро преисполнилась духа состязательности, отважилась перепрыгнуть через канаву, которую Джордж назвал «препятствием для начинающих», и потерпела неудачу. К счастью, во время падения она получила лишь несколько синяков и ушибов, а вот лошадь ее растянула сухожилие, и Шерри, беспомощно наблюдавший за безрассудной попыткой жены, сначала удостоверился, что она не пострадала, а уже потом надрал ей уши, пообещав – он больше никогда не возьмет ее с собой. Оба его друга, хотя и отнеслись неодобрительно к столь суровому методу воспитания, тем не менее поддержали устроенный им разнос, поскольку к этому времени уже стали считать Геро кем-то вроде своей младшей сестренки.

Когда к честно́й компании присоединился мистер Фейкенхейм, его появление было сочтено благоприятным обстоятельством, поскольку он становился четвертым в партии в вист. В охотничьем домике состоялось несколько праздничных вечеров под руководством хозяйки дома, которая, несмотря на свой небольшой опыт общения с представителями высшего света, быстро училась тому, как обрести популярность в среде молодых шалопаев. Формальности очень скоро были забыты; леди Шерингем для всех стала Котенком, а приятели настолько привыкли к присутствию девушки за столом, что частенько не помнили о том, что она вообще находится с ними в одной комнате. Однако обычно они вспоминали об этом до того, как веселье становилось чересчур уж буйным, и тогда виконт отправлял Геро в постель, откровенно заявляя ей: они уже чуточку перебрали с горячительными напитками. Но однажды, когда он упустил из виду сей ритуал, Геро повергла в ужас мистера Рингвуда, окинув многозначительным взглядом мистера Фейкенхема и невинно поинтересовавшись:

– Мне уже пора уходить? Кажется, Ферди нализался?

Виконт разразился гомерическим хохотом, однако мистер Рингвуд начал не только умолять хозяйку дома никогда больше не употреблять подобных вульгарных выражений, но и немного погодя сделал Шерри внушение о том, что они должны быть очень осторожны при разговорах в ее присутствии.

Письмо от Изабеллы, пришедшее из Лондона с поздравлениями в адрес дорогой Геро, разрушило идиллию. Едва только Джордж осознал, что Красавица вновь оказалась в пределах досягаемости сильной половины рода человеческого, как бросил неоконченными все свои дела и помчался обратно в столицу с недвусмысленно выраженным яростным намерением вставлять палки в колеса его сиятельству Северну. Несколькими днями позже уехали Ферди с мистером Рингвудом, и охотничий домик опустел.

Молодоженам нанесли утренний визит милосердия лорд и леди Сефтон, в ходе которого ее светлость пообещала Геро непременно открыть перед ней двери «Олмакса», сто́ит девушке обзавестись постоянным местом жительства в Лондоне. Шерри объяснил жене: подобное знакомство следует считать самой невероятной удачей, когда-либо выпадавшей на ее долю, поскольку (хотя самому виконту такое общество может показаться скучным) поддержка и одобрение леди Сефтон, вне всякого сомнения, станет бесценным подарком для леди, делающей первые шаги в высшем свете.

– Ставлю десять против одного, – беззаботно заявил Шерри, – она вынудит их всех оставить свои визитные карточки на Хаф-Мун-стрит: леди Джерси, леди Каупер, графиню Ливен, принцессу Эстергази и прочую публику. И тогда тебя примут как свою.

Когда же и мистер Стоук в письме сообщил виконту о том, что новый дом готов принять его, Шерри уже до чертиков надоела деревня. Даже досадное известие, полученное им в виде короткой записки, нацарапанной дядей Проспером, где говорилось, что его матушка по-прежнему обитает на Гросвенор-сквер, не смогло удержать виконта от возвращения в метрополию.

Кроме того, Шерри предстояло вернуть часы достопочтенному Ферди. Этот молодой человек написал ему из Лондона, что у него пропал изящный хронометр и он был бы очень рад, если бы его кузен забрал вещицу у своего проклятого грума. Никто не мог уразуметь, почему часы Ферди были настолько притягательны для Джейсона. Виконт пришел в ярость от подобного конфуза; слезливые уверения Джейсона, будто его натура оказалась не способна вынести искушение находиться несколько дней подряд на расстоянии вытянутой руки от хронометра, ничуть не умерили гнева Шерри. Груму, пожалуй, и впрямь грозили серьезные неприятности, не приди ему на помощь Геро. Она пообещала подарить Джейсону на Рождество собственные часы, если до той поры он воздержится от воровства тех, что принадлежали Ферди.

– Или еще чего-нибудь! – сурово добавил Шерри.

Джейсон шмыгнул носом и, вытерев его рукавом своей ливреи, пообещал вести себя примерно. Далее он провозгласил: жена его хозяина – дамочка что надо, а Шерри перевел для нее сей образчик разговорного жанра как хвалебный комплимент.

И вот, когда однажды вечером Шерингемы высадились у крыльца собственного дома на Хаф-Мун-стрит, то обнаружили, что мистер Стоук потрудился на славу. Обстановка небольшого особняка отличалась недурным вкусом и элегантностью. Геро, придя в полный восторг, принялась бегать по комнатам, то и дело восклицая, как хорошо смотрится письменный стол, как милы обои в гостиной, как она рада тому, что предпочла голубую парчу зеленой, и не кажется ли Шерри, что Ферди выбрал для его библиотеки именно ту мебель, которая нужна. Оба джентльмена, и Ферди, и мистер Рингвуд, в этот день уже побывали на Хаф-Мун-стрит; Ферди оставил букетик цветов у дворецкого, а мистер Рингвуд – канарейку в позолоченной клетке. Геро была настолько тронута этим знаком внимания, что, не успев даже снять шляпку, уселась за письменный стол с закругленными краями и написала свое первое письмо на превосходной бумаге с золотым обрезом, предоставленной многоопытным мистером Стоуком, а затем повелела пажу немедленно доставить послание на Страттон-стрит.

А вот хозяина дома ожидал сюрприз далеко не столь приятный. На импозантном двухтумбовом столе в комнате, которую его супруга настойчиво именовала библиотекой, громоздилась пачка умопомрачительных счетов. Виконт был слегка ошеломлен, причем не столько собственной расточительностью, сколько той, что продемонстрировала Геро. Его светлость не мог понять, каким образом она умудрилась потратить такую баснословную сумму на одну лишь мебель, но потом благородно решил – он не станет упрекать жену за это. Просматривая прочие счета, пришедшие от модисток и портных, Шерри задумчиво присвистнул, однако предыдущее знакомство с подобными заведениями не позволило ему испытать чрезмерного изумления при виде стоимости одного-единственного платья или капора с перьями, связанного наподобие шляпки. Виконт сунул пачку счетов в выдвижной ящик стола, решив передать их своему поверенному при следующей встрече. Любой, кто был хоть немного знаком с натурой его светлости, непременно отметил бы отрезвляющий эффект, который произвела на него женитьба, поскольку еще месяц назад он попросту швырнул бы счета в огонь.

Молодожены отужинали в гордом одиночестве в положенное модой время – восемь часов вечера, – сидя друг напротив друга в очаровательной столовой своего нового дома. Прислуживал им дворецкий, чья костлявая фигура и бледность, похоже, свидетельствовали о склонности к умеренному образу жизни. Обед, состоявший из цыпленка на вертеле с грибами, коему предшествовал разделанный лобстер и петушиные гребешки в вине, за которыми последовали грушевый пудинг и трюфели, был приготовлен великолепно, поэтому заслужил похвалу виконта. Геро, которой уже нанесла визит тучная особа, распоряжавшаяся на кухне, очень хозяйственно заявила: они рады тому, что в кухне решились-таки заменить старый камин на современную плиту.

Виконт, правда, едва не испортил произведенный эффект, широко улыбнувшись жене с другой стороны стола и спросив, с чего это, черт возьми, она решила, будто разбирается в кухонных плитах. Геро, лукаво подмигнув ему в ответ, сказала:

– Я, быть может, разбираюсь в них недостаточно, но миссис Грумбридж говорит, что плиты – весьма полезное изобретение, которое к тому же позволяет сэкономить массу угля.

– Ну что ж, во всяком случае это уже кое-что, – заявил Шерри, подставляя бокал, чтобы попробовать вино из бутылки, которую предупредительно держал у локтя виконта дворецкий. – Нет, не это. Принесите игристого шампанского. Оно тебе понравится, Котенок.

Поскольку его светлость предпочитал сухое вино, Геро пришлось изобразить на лице гримасу ценительницы и выразить удовлетворение, которого она на самом деле не испытывала. Заметив это, его светлость рассмеялся, но заявил, что не может позволить ей и далее портить желудок такой ерундой, как миндальный ликер; он предложил жене быть хорошей девочкой и допить вино.

– За вас, миледи! – провозгласил Шерри, поднимая свой бокал. – Черт возьми, должны же мы выпить за свой первый дом!

Следуя указаниям виконта, Геро послушно покинула его по окончании ужина и удалилась в гостиную наверху, пока он в одиночестве вкушал портвейн. Поскольку одиночество его светлости быстро наскучило, вскоре он присоединился к Геро, развалившись на одном из стульев с обивкой соломенного цвета. Протянув свои длинные ноги к камину, в котором тлели угли, виконт зевнул и заявил, что в женитьбе все-таки есть свои положительные стороны.

– По крайней мере, – добавил его светлость, – они были бы, если бы ты не купила на редкость неудобные стулья! Как Ферди, черт его побери, мог допустить подобное?

– Разве ты не помнишь, Шерри? Их мы купили вместе, в самый первый день, когда ты отправился со мной выбирать мебель.

– Господи милосердный, наверное, я был подшофе!

– Пожалуй, ты просто сел не туда, – заметила Геро. – Пересядь вот сюда: это кресло очень удобное!

Виконт без возражений поменялся с ней местами и, провозгласив, что кресло и впрямь удобное, дал Геро повод проникнуться чувством удовлетворения.

Прежде чем его светлость успел прийти к выводу, что вечер, проведенный у собственного камина, нестерпимо скучен, раздался стук в дверь, и через несколько минут виконту подали визитную карточку сэра Монтегю Ревесби. Он распорядился, чтобы Грумбридж привел припозднившегося гостя сюда, и сам вышел на лестничную площадку, дабы приветствовать его.

Сэр Монтегю, войдя в комнату, рассы́пался в извинениях по поводу того, что явился так рано после прибытия ее светлости в город. К сожалению, его неверно проинформировали: в противном случае он бы просто оставил свою карточку у дворецкого утром; он надеется, она извинит его за подобную бесцеремонность; он заглянул только для того, чтобы узнать, не согласится ли Шерри составить компанию ему и еще нескольким друзьям в одном из домов по соседству.

– Брокенхерст поручил мне убедить тебя присоединиться к нам в том случае, если ты уже вернулся в Лондон, мой дорогой Шерри, но, боюсь, – сэр Монтегю отвесил поклон и метнул иронический взгляд на Геро, – я пришел напрасно.

– Проклятье! Ничего подобного! – воскликнул Шерри. – Ты ведь не возражаешь против того, чтобы я оставил тебя, а, Котенок?

Помня о его предупреждении, что, они, когда обоснуются в Лондоне, не должны вмешиваться в личную жизнь друг друга, Геро проглотила разочарование и заверила его, что она уже собиралась лечь спать.

– Вот и правильно, – согласился виконт. – Я знал, что ты почувствуешь усталость с дороги. – Взяв Геро за руку, он поцеловал ее запястье и отбыл вместе с сэром Монтегю.

После ухода его светлости девушка поднесла запястье к лицу и прижала к щеке. Ей очень хотелось заплакать, и она решила, что действительно устала, поскольку прекрасно знала: плакать ей решительно не из-за чего. Напротив, ей следовало бы радоваться. С этой возвышенной мыслью Геро и отправилась к себе в спальню, где очень ласково и жизнерадостно болтала со своей горничной, пока та раздевала ее и укладывала в постель.

Шерри, вернувшийся домой глубокой ночью, так и не появился за завтраком. Время близилось к полудню, когда виконт наконец вышел из своей спальни. Он по-прежнему был в халате и выглядел сонным. А в ответ на ее вопросительный взгляд лишь заявил, что они недурно посидели вчера у Брокенхерста и он немного проигрался в карты. Глядя на мужа, Геро решила не напоминать ему о том, что около полудня они собирались нанести визит его матери. Виконт вновь удалился к себе, раздраженно осведомившись, какого черта Бутль до сих пор не принес воду для бритья; а жена Шерри как раз решила, что сейчас самое время прокатиться по Гайд-парку в одном из своих ландо, когда стук в дверь возвестил о появлении первой утренней посетительницы.

Ею оказалась миссис Бэгшот, она привела с собой двух старших дочерей. Почтенная матрона величественно вплыла в гостиную еще до того, как Грумбридж успел объявить о ее приходе, остановилась посередине комнаты и, окинув девушку оценивающим взглядом, промолвила одно-единственное слово:

– Однако!

Геро в некотором смятении поднялась со стула и шагнула ей навстречу. На щеках девушки заалел легкий румянец, когда она, запинаясь, проговорила:

– К-кузина Д-джейн! К-касси! Юдора! Как поживаете?

– Я удивляюсь, что ты еще не сгорела со стыда! – заявила миссис Бэгшот, окидывая взглядом закрытое платье Геро из жатого французского муслина с двойной оборкой и плиссированными складками.

– Честное слово! – провозгласила она. – Готова держать пари, что ничего подобного ты в жизни не носила!

Замечание было крайне неуместным, поскольку дало Геро возможность парировать:

– Вы и сами должны об этом знать, кузина!

– Что это ты сделала со своими волосами? – спросила Кассандра. – Ты выглядишь очень странно и непривычно! Пожалуй, встретив на улице, я бы даже не узнала тебя!

– Это последняя мода, – ответила Геро. – Прическу мне сделала служанка.

Миссис Бэгшот, коротко хохотнув, заявила:

– Одежда красит человека! Я вижу, ты устроилась весьма недурно. Полагаю, скоро мы узнаем, что у тебя есть свой экипаж и даже ложа в опере, как у тех дам, с которых ты намерена брать пример. Но когда я вспоминаю… Однако я пришла сюда не для того, чтобы ссориться с тобой. Господь свидетель, я рада тому, что ты нашла свое место в жизни, пусть даже приняла предложение, сделанное тебе с целью досадить другой. Я бы ничуть не удивилась, если бы ты отказалась признать бедных кузин, приютивших тебя, когда ты осталась совершенно одна в этом жестоком мире.

– Нет, – абсолютно серьезно ответила Геро. – На самом деле я не настолько неблагодарна! И с удовольствием помогу подыскать приличных мужей моим кузинам, если смогу, вот только Шерри говорит… – девушка оборвала себя на полуслове и покраснела до корней волос, а на лице ее изобразился ужас, что выглядело очень комично.

– Так что говорит твой супруг? – угрожающим тоном спросила миссис Бэгшот.

– Я забыла! – в полном смятении ответила Геро.

– Презираю увертки, – заметила Юдора. – Можешь не трудиться повторять все, сказанное им, потому что нас нисколько не интересует, что говорит столь беспутный молодой человек!

Уязвленная подобной критикой своего идола, Геро без колебаний выпалила:

– Что ж, он сказал, что не потерпит вас в своем доме, потому что вы ему не нравитесь!

Миссис Бэгшот побагровела, безуспешно пытаясь найти нужные слова. Но, прежде чем она смогла вымолвить что-либо, полагающееся в таких случаях, Геро покаянно воскликнула:

– Ох, простите меня! Но Юдора не должна была так отзываться о Шерри! Прошу вас, присаживайтесь, кузина Джейн, и… и позвольте мне позвонить Грумбриджу, чтобы он принес фрукты и бокал вина!

Но миссис Бэгшот холодно отвергла предложение освежиться, однако снизошла до того, чтобы опуститься на диван, заметив при этом: то высокое положение, в котором ныне оказалась Геро, не улучшило манер девицы. Дочери же ее принялись бродить по комнате, рассматривая мебель, критикуя расцветку обоев и занавесей и вслух поражаясь тому, как Геро может выносить столь оглушительное чириканье канарейки. На их бесцеремонные замечания и восклицания Геро старалась реагировать с ангельским терпением, коего ей явно недоставало, а на язвительные вопросы миссис Бэгшот отвечала с достоинством и сдержанностью.

Словом, она справлялась весьма недурно, как вдруг дверь распахнулась, впуская Шерри, ворвавшегося в комнату с криком:

– Черт возьми, Котенок! Мой дурак-камердинер потерял…

Им не суждено было узнать, что именно потерял Бутль, поскольку Шерри, узрев посетительниц, оборвал себя на полуслове, воскликнув «Боже мой!», и как ошпаренный немедленно выскочил вон.

Геро отчаянно старалась сохранить невозмутимость, но потерпела неудачу и звонко рассмеялась. Ее оскорбленная родственница величественно поднялась на ноги и, обращаясь к дочерям, убийственным голосом изрекла:

– Идемте, мои крошки! Совершенно очевидно – в доме кузины нам не рады.

– Умоляю вас, кузина Джейн, не обижайтесь! – взмолилась Геро. – Все… Все дело в том, что бедный Шерри себя неважно чувствует сегодня! Я уверена, он раскаивается в своем поступке.

Миссис Бэгшот, однако, осталась непреклонной и уже готова была разразиться суровой прощальной речью, которая была прервана Грумбриджем, возвестившим о появлении лорда Ротема.

В комнату ворвался Джордж в своей обычной порывистой манере и с такой же обычной прядью черных как вороново крыло волос, упавших на его лоб. Он, тепло сжав руку хозяйки, воскликнул:

– Я слыхал, вы уже вернулись из деревни! Как поживаете? Выглядите просто потрясающе! А какой у вас славный дом! Как раз то, что нужно, Котенок!

– Ох, Джордж, я так рада видеть вас! – сказала Геро. – Да, кстати… Вы знакомы с лордом Ротемом, кузина Джейн?

Миссис Бэгшот поклонилась в ответ, но терять времени не стала и буквально вытолкала дочерей из комнаты. Она, естественно, и мысли не допускала о том, чтобы какой-либо мужчина мог взирать на них без должного восхищения, но, хотя его светлость обладал тем неоспоримым преимуществом, что являлся пэром королевства, все знали – в карманах у него (вульгарно выражаясь) ветер свищет. Почтенная матрона принялась упрекать Геро, вызвавшуюся проводить ее, в неуместном поощрении столь вопиющей фамильярности со стороны молодого человека, известного своей неуравновешенностью, и выразила ханжескую надежду, что неподобающие манеры не приведут ее к краху.

Выпроводив родственниц восвояси, Геро вновь поспешила наверх и, пританцовывая, ворвалась в гостиную, крича на бегу:

– Ох, Джордж, еще никогда я не была так рада видеть вас! Она бранила меня просто ужасно, когда вы вошли, и я боялась, она никогда не уйдет! Не знаю, где спрятался Шерри. Только представьте – он вошел сюда, даже не подозревая, что ко мне пожаловали кузины, после чего вскричал «Боже мой!» и выбежал из комнаты! Это было так смешно! Вы пришли к нему?

– Нет, нет… хотя я буду рад повидаться с ним, разумеется! Я пришел засвидетельствовать вам свое почтение, оставить визитную карточку и узнать, не хотите ли вы взглянуть на подъем воздушного шара сегодня в три пополудни?

Геро, естественно, была в восторге от подобного предложения, поэтому заявила, что ничего не может быть лучше.

– Как это любезно с вашей стороны, Джордж, что вы вспомнили обо мне! – сказала девушка. – Право слово, я вам чрезвычайно признательна!

– Не стоит благодарности! Уверяю вас… В общем, я подумал, вам, быть может, будет интересно взглянуть на это зрелище. По случайному совпадению мисс Милбурн тоже не видела его раньше. Ей также очень хочется присутствовать при взлете воздушного шара, вот только, к несчастью, миссис Милбурн занята с друзьями, посему из этой затеи ничего не выйдет, если только… – по губам его скользнула очаровательная обезоруживающая улыбка. – Будь я проклят! Короче говоря, Котенок, если вы только согласитесь пригласить ее в свой экипаж, думаю, мисс Милбурн очень обрадуется! А если сумеете убедить Шерри присоединиться к нам, то это будет просто замечательно!

– Джордж, вы непревзойденный проходимец! – сообщила ему Геро, позаимствовав выражение из лексикона Шерри. – А я возьму и приглашу свою кузину Касси вместо мисс Милбурн. Вот это будет номер! Хотела бы я взглянуть на вас тогда!

– Клянусь, вы – славный малый! – воскликнул Джордж. – То есть нет! Я совсем не это имел в виду! Что я такое говорю? Положительно, сегодня я готов обнять весь свет – или буду готов, если вы пошлете записку на Грин-стрит о том, что приглашаете мисс Милбурн присоединиться к вам!

– Хорошо, я так и сделаю, – пообещала Геро, усаживаясь на диван и приглашающим жестом похлопывая по сиденью рядом с собой. – Но отчего у вас сегодня такое восторженное настроение? Неужели Изабелла… Ох, Джордж, неужели она согласилась выйти за вас замуж?

– Нет, – признался он, и блеск в его глазах угас. – Нет, еще нет… Но взгляните, Котенок!

С этими словами лорд Ротем сунул руку в карман и вынул оттуда небольшой сверток. Бережно развернув его, он показал Геро увядшую красную розу, бутон которой уже начал ронять лепестки.

Девушка широко открытыми глазами взглянула на реликвию, после чего, переведя вопросительный взгляд на Джорджа, с благоговейным трепетом поинтересовалась:

– Это она дала вам ее, Джордж?

Он кивнул, и от избытка чувств у него на мгновение перехватило горло, так что говорить он не мог. Откашлявшись и обретя дар речи, лорд Ротем сказал:

– Вчера вечером у нее был их маленький букетик, приколотый к платью. Вот этот бутон упал ей на колени, и Северн, – он заскрипел зубами при воспоминании об этом, – у Северна достало наглости потребовать, чтобы она подарила розу ему! Словно этому джентльмену достаточно лишь приказать – и она исполнит любое его желание! Честно вам признаюсь, я уже готов был вызвать его на дуэль! Впрочем, я бы так и сделал, если бы мисс Милбурн не дала Северну от ворот поворот… Котенок, она протянула ее мне и с милой улыбкой на губах и многозначительным выражением бесценных глаз сказала, что я могу оставить себе ее розу, если она мне нужна! Если она мне нужна! Я положил цветок на ночь под подушку, а отныне буду носить его под сердцем до самой смерти! – Бросив на Геро умоляющий взгляд, он с усилием проговорил: – Она ведь не сделала бы так, если бы не готова была отдать мне предпочтение… не правда ли?

– О да, конечно! – вскричала Геро. – Наверняка так оно и есть! Это самая трогательная история, которую я когда-либо слышала! О, Шерри, это ты? Входи же, умоляю тебя, и взгляни, чем Изабелла одарила дорогого Джорджа!

– Привет, Джордж! – поздоровался его светлость, входя в комнату. – Боже мой, Котенок, в хорошенькую же историю ты меня только что втравила!

Его жена, прыснув от смеха, заявила:

– Я знаю. Ах, если бы ты видел выражение своего лица! Но давай забудем об этом! Ты только взгляни!

Виконт с отвращением уставился на розу.

– Ну, и какой смысл хранить бутон? – осведомился он. – Цветок завял. Не вижу в этом ничего восхитительного.

– Но, Шерри, ты ничего не понимаешь! Изабелла подарила его Джорджу вчера вечером!

– Неужели? – его светлость явно не желал понимать намеков. – Боже мой, ну и кокетка!

Лорд Ротем вскочил на ноги, и в груди его мгновенно вскипела ярость. Геро, к этому времени уже хорошо знакомая с его выходками, пронзительно вскрикнула:

– Джордж, если вы сейчас вызовете Шерри на дуэль, я не стану приглашать Изабеллу на прогулку с нами!

Лорд замер, сжимая кулаки.

– Шерри! – зловещим тоном проговорил он. – Возьми свои слова обратно!

– Будь я проклят, если сделаю это, – отозвался виконт. – Ты не можешь вызвать меня на дуэль в моем собственном доме. Дьявольски дурной тон! Кроме того, Несравненная и в самом деле кокетка! Ну и что? Ставлю пятьсот фунтов, она сделала это специально, чтобы заставить Северна ревновать. Только не говори мне, будто его там не было. Тебе не удастся обмануть меня, мальчик мой!

– Если бы я думал, что… – начал Джордж, убирая прядь волос со лба.

– Она не может быть такой жестокой! – с негодованием заявила Геро. – Не слушайте его, Джордж!

– Если бы я думал, – сказал Ротем, – если бы я полагал, что вчера она бессердечно флиртовала со мной, то я… я бы раздавил эту розу каблуком!

– Ни к чему пачкать наш новый ковер, – заявил виконт. – Лучше выброси ее в окно.

– Шерри, не понимаю, как ты можешь быть таким бесчувственным! – с упреком воскликнула Геро.

– Да будь я проклят, что он собирается делать с ней? – поинтересовался Шерри. – Мужчина не может носить в кармане увядшие лепестки розы! Да вы только взгляните на нее!

Кажется, подобная точка зрения обескуражила Джорджа.

– Полагаю, совсем скоро она осыплется окончательно, – безутешно заметил он.

– Нет-нет, в этом нет ни малейшей нужды! – заверила его Геро. – Вложите ее между страниц книги, и тогда она сохранит форму. Шерри, Джордж приглашает нас вместе посмотреть на взлет воздушного шара! Мы возьмем с собой Изабеллу, если она согласится. Ты ведь тоже хочешь поехать, не так ли?

– Для чего? Чтобы посмотреть на чертов воздушный шар?! – воскликнул Шерри. – Нет, конечно, никуда я не поеду!

– Но, Шерри, если ты откажешься составить нам компанию, у нас ничего не выйдет!

– Будь я проклят, если нарочно выставлю себя на посмешище! Джорджу хочется выглядеть влюбленным олухом, и это его личное дело! Но впутать в историю меня ему не удастся!

Геро уже собралась возразить виконту, как вдруг сообразила: Шерри ведь тоже входил в число поклонников Несравненной. Она подумала, что он пытается скрыть естественное нежелание провести целый день в обществе девушки, отвергшей его притязания, поэтому леди Шерингем тактично отказалась от дальнейших препирательств. Она предложила Джорджу пригласить мистера Фейкенхема четвертым в их компанию. Джордж поначалу было согласился, но потом вспомнил, что Ферди тоже числился воздыхателем мисс Милбурн, и заявил, будто полагает, что Ферди не интересуется воздушными шарами, а вместо него он приведет своего друга, Алджернона Гамли. При этих словах виконт рассмеялся самым неподобающим образом, однако отказался пояснить причину своей неожиданной веселости. Джордж с некоторой чопорностью уверил Геро: мистер Гамли – крайне добродушный малый, после чего откланялся, бережно унося с собой розу.

Геро уселась за письменный стол, чтобы составить надлежащее письмо для Изабеллы. Шерри сказал:

– Ну и тип же этот Джордж! Увядшие розы и взлет воздушного шара! Ты не поверишь, но еще двенадцать месяцев назад, до того как на глаза ему попалась Изабелла, он был совершенно другим человеком. Я готов поклясться, она вознамерилась выйти замуж за Северна – если сумеет заполучить его! Знаешь, в клубах на это заключают пари.

– Ох, Шерри! – ответила Геро, оборачиваясь, чтобы взглянуть на виконта. – Не может же она быть настолько бессердечной, чтобы дарить ему цветы, если сердце ее остается равнодушным к его страданиям!

– Много ты знаешь об этом! – заявил его светлость. – Да она самая бессердечная девчонка, которую я когда-либо встречал! Ты только вспомни, как она обошлась со мной!

– Да, – согласилась Геро, понурив голову. – Разумеется, с тобой она обошлась крайне жестоко. Прости меня за то, что я уговаривала тебя поехать сегодня с нами. Я забыла, что это должно причинять тебе боль.

– Причинять мне боль? – повторил Шерри. – О… ах да! Именно так! Совсем запамятовал. Ты долго еще собираешься писать свои письма, или мы все-таки поедем на Гросвенор-сквер?

Геро заверила его светлость, что будет готова через четверть часа, после чего он ушел, чтобы отдать распоряжение по конюшне, а она дописала записку и передала ее пажу, дабы тот лично доставил ее адресату.

Визит ко вдовствующей миледи успехом не увенчался. Они застали ее лежащей на софе; занавески в комнате были полуопущены, а на коленях у нее многозначительно покоился томик «Раздумья среди могил»[31]. Невестку она приветствовала с содроганием, а сына обняла с нежностью матери, выражающей бессловесное сочувствие жертве жестокой и несправедливой судьбы. Высказанное Шерри предложение ввести Геро в высший свет немедленно стало толчком к проявлению самых пугающих симптомов. Мать не сомневалась в том, что пошатнувшееся здоровье не позволит ей нанести визит в особняк на Хаф-Мун-стрит; прямая же просьба Шерри вернуть фамильные изумруды вызвала у нее поток дорогих сердцу воспоминаний, вследствие чего ей пришлось прибегнуть к нюхательным солям и промокнуть платочком уголки совершенно сухих глаз.

– Но вы же не носите их, мадам! – запротестовал Шерри. – Проклятье, вы же сами говорили, что зеленый вам не идет, и умоляли отца подарить вам бриллиантовый гарнитур вместо изумрудного! Кроме того, вам прекрасно известно, они принадлежат мне – и всегда принадлежали, по крайней мере после смерти отца!

– Увы, какой ты бесчувственный! – дрожащим голосом изрекла родительница виконта. – Те самые драгоценные камни, что твой дорогой папочка застегнул у меня на шее, когда мы только поженились…

– Чего не было, того не было, – возразил Шерри. – В то время был еще жив мой дед, и, более того, отцу пришлось чертовски постараться, чтобы убедить бабушку отдать их после того, как старик скончался! Да-да, мадам, а вы, закатив очередную истерику, заявили, что она не имеет на них никаких прав! Я помню все так хорошо, словно это происходило вчера.

Заметив, что вдова намерена вот-вот упасть в обморок, Геро поспешно сказала, мол, наденет изумруды только после смерти свекрови. Но заявление это оказалось очень неудачным, поскольку дало возможность вдове ответить: теперь она не сомневается в том, что сын и невестка только и ждут этого дня. Она добавила, что ждать им осталось недолго, чем привела Шерри в неописуемое раздражение; виконт начал настаивать, что если изумруды не будут доставлены к нему домой в течение недели, то он прикажет старому Дичлингу самому забрать их.

– Быть может, – вопросила вдовствующая миледи, на щеках которой заиграл румянец гнева, – ты потребуешь от меня прислать твоей жене и жемчуга́, и бриллиантовые клипсы?

– Да, клянусь богом, потребую! – заявил Шерри. – Я рад, что вы напомнили мне о них: они очень пойдут Геро!

– Шерри, прошу тебя, не надо! – прошептала девушка.

– Вздор! Жемчуга́ всегда передаются в моей семье новобрачным: в этом нет ничего нового! – отрезал Шерри. – Но идем! Если ты намерена отправиться в экспедицию с Джорджем, то нам уже пора уходить!

Мысль о том, что она угодила в яму, которую сама же и вырыла, настолько ошеломила вдовушку, что она едва нашла в себе силы слабым голосом проститься с ними. Геро сделала реверанс, словно и впрямь оставалась школьницей из пансиона; виконт запечатлел небрежный поцелуй на протянутой ему дрожащей руке; оба удалились с чувством огромного облегчения, как люди, по меткому выражению Шерри, прошедшие через несколько кругов ада.

Письмо с вежливым ответом Изабеллы, принимающей любезное приглашение Геро, ожидало их на высоком столике с тонкими ножками, стоявшем в проходе, что исполнял роль переднего холла в доме на Хаф-Мун-стрит. А в три часа пополудни прибыл Джордж вместе со своим другом, мистером Гамли. Одного взгляда на этого джентльмена Геро хватило, чтобы понять, почему при упоминании его имени с Шерри случился припадок грубого смеха: он был явно выбран за полное отсутствие какого-либо обаяния и привлекательности, олицетворяя собой ходячий кошмар для представительниц слабого пола. Это был совершенно невзрачный молодой человек, и, хотя Джордж тихим голосом уверил Геро: если он преодолеет свою стеснительность, то вполне способен поддерживать разговор, мистер Гамли так сильно заикался, пытаясь изредка сказать несколько фраз, что для слушателей его попытки казались куда более невыносимыми, чем для него самого. Однако, судя по его виду, он получил глубокое, пусть и бессловесное, удовольствие от представления, коему стал свидетелем, и даже сумел сообщить Геро при расставании, что прекрасно провел время.

Геро, хотя ей и было интересно впервые в жизни посмотреть на взлет воздушного шара, пребывала отнюдь не в радушном настроении. Тому виной оказалось поведение мисс Милбурн. Отношение ее к девушке нельзя было назвать иначе, чем задушевным и ласковым, тогда как своего возлюбленного она довела капризами буквально до белого каления. Геро не могла найти оправдания ее кокетству и была поистине шокирована тем, как она то распаляла, то остужала страсть бедняги Ротема.

Невозможно было понять, то ли мисс Милбурн сожалеет о том, что вдохнула в него надежду подаренной ему розой со своего корсажа, то ли мстит за то, что оказалась в обществе столь нерасполагающего джентльмена, как мистер Гамли. Но, хотя время от времени Изабелла делала вид, будто отвечает Джорджу взаимностью, позволяя молодому человеку, например, задержать свою руку на мгновение дольше необходимого, когда он помогал ей выйти из ландо, по большей части, ее поведение оставалось вздорным и раздражительным, она ясно давала понять: все потуги доставить ей удовольствие тщетны.

Один раз Геро, проникшаяся симпатией к Джорджу, не удержалась и с упреком, причем весьма красноречиво, взглянула на Изабеллу, но Красавица сделала вид, будто ничего не заметила. Она принялась оживленно рассказывать о маскараде, на котором побывала неделей ранее, и Геро, в силу молодости и неопытности не слишком-то разбиравшаяся в повадках избалованных красоток, сразу же поняла – причина, подвигшая мисс Милбурн заговорить об этом событии, заключалась в том, что туда ее сопровождал его сиятельство герцог Северн.

Неудивительно, решила Геро, что к концу мероприятия лорд Ротем насупился и выглядел мрачным, даже взбешенным. Повинуясь внезапному порыву, девушка крепко сжала его руку своими, прощаясь с ним у дверей, и застенчиво сказала:

– Не обращайте внимания, дорогой Джордж! Полагаю, у нее просто болит голова.

Он, покраснев, пробормотал нечто нечленораздельное и стремительно зашагал вниз по улице. Геро же, глядя ему вслед, впервые подумала о том, что, возможно, ее обожаемому Шерри в некотором смысле определенно повезло и он совсем не заслуживал той жалости, с которой она относилась к нему изначально.

Глава 9

На протяжении нескольких следующих недель очередные посетители оставили свои визитные карточки на Хаф-Мун-стрит, поскольку вездесущий мистер Стоук заручился согласием виконта и разместил в «Морнинг Пост» объявление о том, что лорд и леди Шерингем поселились по этому адресу. Гости постарше нанесли визиты, считая себя обязанными засвидетельствовать свое почтение супруге Шерри. Вряд ли можно было ожидать, что матроны с полными надежд дочками на выданье, будь они в ясельном или студенческом возрасте, озаботятся семнадцатилетней новобрачной; и поскольку ни одна знатная дама не сочла своим долгом ввести Геро в высший свет, то девушка заводила дружбу с женщинами молодыми и, как правило, эффектными.

Одной из самых первых ее посетительниц стала миссис Хоби, энергичная, жизнерадостная девица, представившаяся дальней родственницей Геро; она буквально ошеломила леди Шерингем своими восклицаниями, протестами и наставлениями. Миссис Хоби была женой ирландца; он, являясь наследником внушительного состояния, жил на пособие в восемьсот фунтов в год, ожидая возможности вступить в права собственности. Женщина призналась: она даже не подозревала о существовании Геро до тех пор, пока не прочла в газете извещение об их браке, но, узнав, что имеет кузину, приходящуюся дочерью дорогому дяде Джеффри, решила не терять времени и немедленно нанести ей визит.

Одного быстрого взгляда миссис Хоби хватило, чтобы понять – ее новая родственница исключительно молода и неопытна, поэтому она возжелала взять ее под свое крылышко. Геро неоткуда было узнать о том, что покровительство взбалмошной особы, прозябающей на задворках общества, не прибавит ей популярности, и она без колебаний приняла приглашение на праздничный вечер в «Пантеоне» после того, как миссис Хоби снисходительно рассмеялась над ее замечанием: она, дескать, не может отправиться туда одна, без Шерри.

– О, моя дорогая леди Шерингем, уверяю вас, это вполне в порядке вещей! Признаюсь откровенно – потому что вижу, насколько чужда вам та легкомысленная и бурная жизнь, которую мы ведем в Лондоне, – нынче совершенно не в моде бывать всюду исключительно в сопровождении супруга! Нет, положительно, это будет сочтено проявлением дурного тона, а я с самого первого взгляда поняла: вы совсем не такая!

Поскольку Шерри говорил ей почти то же самое, Геро с готовностью приняла столь авторитетно высказанное мнение и сочла, что ей просто невероятно повезло, когда узнала о намерении супруга сопровождать ее в клуб «Олмакс».

– Полагаю, я должен сам отвести тебя туда, – заявил он с видом человека, сознающего свой долг. – Имей в виду, это совсем не в моем вкусе, но тамошние патронессы настолько чопорны и манерны, что рядом со мной ты будешь чувствовать себя спокойнее, во всяком случае в первый раз. Десять против одного, тебе там не понравится: чертовски церемонное заведение, предупреждаю тебя!

Его светлость не стал возражать против новой знакомой жены; до этого он ничего не слышал о миссис Хоби, но если она приходится Геро кузиной, то он ничуть не сомневается – знакомство с ней не принесет вреда. Откровенно говоря, он даже рад тому, что она начинает заводить своих друзей, поскольку собственные обязательства не позволят ему так часто находиться рядом с ней, как она, должно быть, надеется.

Судя по всему, эти обязательства требовали от виконта частого присутствия в некоторых неприметных, но, по всей видимости, эксклюзивных заведениях на Пэлл-Мэлл и Пикеринг-Плейс. Как правило, он бывал там в обществе сэра Монтегю Ревесби, цель жизни которого, по мнению людей опытных и много повидавших, заключалась в том, чтобы знакомить богатых молодых людей с теми игорными домами, где они могли бы расстаться со своим состоянием в максимально короткие сроки.

Манеры и умение одеваться обеспечили Монтегю доступ во все круги, за исключением самых избранных; и можно было не сомневаться – он буквально очаровывал своих молодых друзей. Монти, с особой житейской мудростью, обходительным обращением с собственными фаворитами, был, по их словам, настоящим асом, недостижимым идеалом и мастером своего дела.

Представители старшего поколения денди, восседавшие в олимпийском отчуждении у эркерного окна «Уайтса»[32], отказываясь отвечать на приветствия знакомых с улицы, могли, конечно, надменно приподнимать брови при виде сэра Монтегю; но их праздное неодобрение не останавливало молодых и горячих сорвиголов, стремившихся взять от жизни все и уже начавших считать джентльменов типа Вустера, Олванли, а также «короля» Аллена стариками и ретроградами.

Женщины в свою очередь тоже не устояли перед очарованием сэра Монтегю, и среди них нашлись те, кто открыто чувствовал себя польщенными, принимая от него знаки особого внимания. Дело в том, что он не принадлежал к числу джентльменов, которые ради благосклонного взгляда готовы танцевать пред дамой на задних лапках. Он неизменно оставался вежлив, но в его негромком голосе слышались нотки веселого, чуточку презрительного изумления, даже когда он отпускал комплименты, что не могло не возбуждать в представительницах слабого пола охотничьи инстинкты. Однако ни одна из них до сих пор не могла похвастаться тем, что внесла его в список своих побед.

Монтегю, безусловно, восторгался несравненной красотой мисс Милбурн, но она совсем не была уверена в том, что такое преклонение перед ней не имеет оттенка иронии. Естественно, это не могло не пробудить интереса в той, кто привык к безусловному поклонению, и, стоило ему появиться рядом с ней, или оказаться в той же комнате, где находилась она, девушка понимала, что его присутствие действует на нее куда сильнее, чем она готова была себе признаться.

Но на одну леди, по крайней мере, его очарование не подействовало. Геро мистер Монтегю решительно не нравился. Она знала, что должна хорошо относиться ко всем друзьям Шерри, и делала все возможное, стремясь преодолеть отвращение. Однако слишком часто именно Ревесби, как в тот их первый памятный вечер на Хаф-Мун-стрит, уводил от нее Шерри. В памяти леди Шерингем были свежи и обвинения Ферди, которые зазвучали еще сильнее после тактичного намека леди Сефтон – одной из тех дам, кто покровительствовал ей, – что было бы неплохо отвадить Шерри от дружбы с этим ame damnee[33]. Но не могла же Геро признаться леди Сефтон, что они с Энтони условились не вмешиваться в личную жизнь друг друга! Инстинкт подсказывал девушке: ее светлость не одобрила бы подобной свободы нравов. Сэр Монтегю пару раз ужинал у них на Хаф-Мун-стрит, и она вела себя как примерная хозяйка, умело скрывая едва заметную ревность, которая поднималась у нее в душе всякий раз, когда она видела, какое влияние оказывает этот самоуверенный, улыбающийся мужчина на беспечного виконта. Но если сэр Монтегю устраивал очередной развеселый вечер с картами в сугубо мужской компании, то Геро тактично удалялась после ужина, чтобы больше не появляться. И только когда гостями были мистер Рингвуд, Ферди, его брат Мармадюк и лорд Ротем, то условности отбрасывались и хозяйка, совсем как в Мелтоне, сворачивалась клубочком в большом кресле, с интересом наблюдая за игрой.

Да и сама она понемногу начала все чаще бывать на вечеринках с картами. От игры в кадриль или коммерцию с умеренными ставками был всего один шаг до куда более волнительных экспериментов с мушкой[34], фараоном или вистом. Миссис Хоби очень любила азартные игры, и Геро ничуть не возражала против того, чтобы провести вечер-другой в ее аккуратном маленьком домике неподалеку от Парк-Лейн, довольно-таки бестолково применяя на практике все те отрывочные знания, что преподал ей Шерри. Она проигрывала чаще, чем выигрывала, но содержание, которое, по совету мистера Стоука, выделил ей виконт, представлялось ей настолько значительным, что беспокоиться из-за мелкого проигрыша в карты не было смысла.

Мистер Рингвуд, выполнив обещание, принялся обучать Геро управлению фаэтоном, и поскольку она с удивлением обнаружила, что ей нравится держать в руках вожжи, то вскоре была замечена лихо разъезжающей по Гайд-парку в часы променада. Виконт мог только аплодировать этому, ведь подобные экзерсисы позволяли привлечь внимание высшего света к его Геро, выставляя ее перед всеми в самом выгодном свете.

Иногда она брала с собой Изабеллу, но Первая Красавица изрядно нервничала, забираясь на высокий облучок позади лошади, высоко поднимающей ноги, и не слишком доверяла способности подруги справляться с благородным животным. Белла прекрасно понимала: новоиспеченная виконтесса намеревалась произвести фурор в свете и не могла не завидовать как ее положению, так и свободе от оков, что весьма осложняли жизнь незамужней леди. Временами Изабелла ревновала к несомненной популярности Геро у друзей Шерри, но по большей части ей удавалось утешить себя соображением: они относились к ней сугубо по-товарищески, что исключало то обожание, которое она сама воспламеняла в мужских сердцах.

Его сиятельство Северн, склонный к помпезности, однажды высказал мнение, что Геро отличается некоторым фривольным легкомыслием, и неизменно приветствовал ее лишь небрежным поклоном. Надо сказать, этому обстоятельству мисс Милбурн изо всех сил пыталась не радоваться чересчур уж явно.

Визит в «Олмакс» стал для Геро сплошным удовольствием. Она сочла всех присутствующих людьми исключительно милыми и обходительными, не обратив ни малейшего внимания на холодную сдержанность миссис Драммонд Баррел или критические взоры принцессы Эстергази. Геро не могла нарадоваться тому, что ее ладошка лежит в руке Шерри, и если ему вечер, где главным развлечением являлись танцы, а не карты, показался скучноватым, то он был чрезвычайно рад приему, оказанному его супруге, поэтому воздержался даже от резких комментариев в отношении прохладительных напитков. Его светлость великодушно дотерпел до конца, принял участие в нескольких танцах, представил Геро всем наиболее влиятельным персонам из присутствующих посетителей и вообще вел себя примерно. Но, когда они возвращались домой, Шерри пообещал показать жене нечто более занимательное, чем то сборище, на котором они только что побывали, уверив Геро, что ей непременно понравится. Она не думала, будто что-либо может оказаться еще более замечательным, но с ним была готова отправиться куда угодно, и три или четыре дня спустя попала на маскарад в Ковент-Гарден, ожидая получить массу удовольствий.

Вечер действительно, как и обещал Шерри, превзошел все ее ожидания, хотя и не в том смысле, который он имел в виду, сравнивая его со сдержанной атмосферой в «Олмаксе». Надев маски, они обнаружили, что Оперный театр переполнен представителями всех сословий, ужасно шумевшими и веселившимися от души. Шерри заказал одну из нижних лож и, станцевав несколько раз с женой, подвел ее к ложе, чтобы вкусно отужинать, запивая изысканные блюда пуншем из шампанского со льдом и замороженными фруктами.

Пока они сидели за столиком, виконт, забывшись, насмешничал над прохаживающимися мимо дамами, лениво разглядывая в лорнет их лодыжки, привлекшие его рассеянное внимание, и вместе с Геро потешался над несколькими супружескими парами, оказавшимися в пределах видимости. Леди Шерингем ничуть не возражала против этого и даже сама обращала его внимание на особенно стройную ножку или изящную фигурку, пытаясь угадать, кто скрывается под маской, и обучаясь у своего неисправимого мужа распознавать признаки, по которым в будущем можно отличить тех, кого он загадочно именовал «девицами легкого поведения».

И вот одна из таких девиц, уже некоторое время наблюдавшая за их ложей, прошла мимо них, столь соблазнительно оглянувшись на него и покачивая бедрами, что никто на месте виконта не смог бы устоять.

– Кажется, я знаю эту маленькую птичку! – воскликнул он. – Я должен взглянуть, не Проказница ли это Нэнси. Ставлю пятьсот фунтов – это она и есть, дерзкая баловница!

С такими словами он внезапно покинул Геро и бросился в погоню за соблазнительной сиреной, проталкиваясь сквозь толпу на первом этаже огромного театра. Девушка сочла его поступок хорошей шуткой, наблюдая за тем, как он пытается завоевать расположение дамы, внезапно превратившейся в стыдливую скромницу, глаза которой, однако, озорно поблескивали в прорези маски и выдавали ее с головой.

И вдруг Геро обнаружила, что она теперь не одна, потому что в ложу вторгся какой-то незнакомец в маске, без затей перешагнув через невысокий бордюр, отгораживающий ее от зала. Мисс Уонтедж удивленно обернулась, когда игривый мужской голос проговорил ей прямо на ухо:

– Скучаете в одиночестве, моя дорогая?

– Да. А вы кто? – наивно поинтересовалась Геро.

– Еще одна одинокая душа! – ответил незнакомец, без приглашения усаживаясь на опустевшее место Шерри и нагло кладя руку на спинку ее стула. – Сжальтесь надо мной, прекрасная незнакомка!

Поначалу Геро вообразила, будто незваный гость – один из тех, с кем она успела подружиться, но голос его показался ей совершенно незнакомым, а его фамильярность так и вовсе вызывала у нее негодование. Тем не менее она вполне благоразумно ответила:

– Вы не можете знать, красива я или нет, сэр, а еще я уверена, что вы не были мне представлены. Прошу вас удалиться!

Но он, лишь рассмеявшись в ответ, обронил:

– Смотри, какая гордая маленькая кошечка! Быть может, представиться вам по всей форме? И, если я так сделаю, тогда вы скажете мне, как я могу вас называть?

– Нет, не скажу, – напрямик заявила Геро. – И ваше имя мне тоже решительно неинтересно! Уходите!

– Непослушная кошечка выпускает коготки! – игриво упрекнул ее мучитель. – А почему бы, спрашивается, мне вдруг не сделать вам приятное? Уверен, я буду рад доставить вам удовольствие, когда увижу вас!

– Вы меня не увидите, а если сейчас же не покинете мою ложу, тогда уйду я! – заявила Геро, выпрямляясь на стуле. Под маской лицо ее залила краска гнева.

Незнакомец одной рукой обнял девушку за плечи.

– Нет-нет, я уверен, вы не откажете мне в возможности полюбоваться вашим личиком! – проворковал он, другой рукой пытаясь развязать тесемки ее маски.

Геро, возмущенно вскрикнув, сделала попытку оттолкнуть его. Виконт, намеревавшийся проделать те же манипуляции, что и навязчивый незнакомец, в этот самый момент случайно оглянулся на свою ложу. У него вырвалось ругательство; пораженная леди, изображавшая сопротивление, вдруг поняла, что оказалась на свободе, и оцепенело уставилась ему вслед, наблюдая, как его светлость мчится к своей ложе. Виконт легко перепрыгнул через перегородку, поднял наглеца со стула и нанес ему сокрушительный удар в челюсть, отчего тот простерся на полу.

– Ох, спасибо тебе, Энтони! – выдохнула Геро. – Не знаю, кто он такой, но он мне противен, а ему, очевидно, показалось, будто я – девица легкого поведения! Я так рада, что ты вернулся!

Небольшая потасовка тут же привлекла внимание гуляющих.

– Проклятье! – воскликнул Шерри, заметив это. – Прости меня, Котенок: это я во всем виноват! Эй, ты, убирайся из моей ложи, если не хочешь, чтобы я вышвырнул тебя за… шиворот!

Незваный гость, поднявшись и успев оценить положение вкупе с манерой боя своего противника, пробормотал нечто похожее на извинение и выскользнул через дверь, оставив на полу собственный передний зуб. Шерри вновь опустился на свой стул, потирая костяшки пальцев.

– Чуть руку не сломал об этот мешок с костями, – жизнерадостно пожаловался он. – Не обращай внимания на тех зевак, Котенок! Мне не следовало оставлять тебя одну. Все время забываю, что теперь я женатый человек! Он не причинил тебе вреда, а?

– Нет, что ты! – ответила Геро. – Мне кажется, он был немного пьян. Ему очень хотелось взглянуть на мое лицо, но я ему не позволила. Это бисквиты с кремом? Пожалуйста, положи мне один. Да, и еще налей, наверное, капельку того холодного напитка. Так это была Проказница Нэнси?

– Котенок, – растроганно произнес виконт, – ты лучшая из жен, о которых я когда-либо мог мечтать, честное слово! Давай выпьем за тебя, чертенок!

– Что ж, а ты – самый лучший муж, Энтони, – ответила Геро, порозовев от удовольствия.

– Ничуть, – возразил виконт с несколько неожиданной скромностью. – Девять женщин из десяти уже грохнулись бы в обморок после того, что здесь произошло, а всю обратную дорогу домой обвиняли бы меня в случившемся! Вот что я тебе скажу: я рад, что мы поженились. Это не совсем то, что я собирался сделать, но все устроилось как нельзя лучше. Впрочем, так я и думал.

– Ох, Шерри! – только и вздохнула в ответ Геро, тронутая словами его светлости.

Виконт вновь наполнил ее бокал.

– А вот Несравненную я бы ни за что не уговорил появиться на маскараде в Ковент-Гарден, – заметил он. – Хотя, если подумать, и тебя приводить сюда мне тоже не следовало.

– Как, только из-за того, что это глупое создание попыталось сорвать с меня маску? Какая ерунда, Шерри! Мне здесь очень нравится!

– Ты хорошая девочка, – заявил виконт. – Будь я проклят, если после этого не арендую ложу в оперу!

Столь щедрая уступка с его стороны привела Геро в экстаз, но, к несчастью, именно это и стало причиной того, что она столь же стремительно впала в немилость у собственного супруга. Ложа была приобретена через любезное посредничество леди Сефтон, и Геро не замедлила появиться там на первой же итальянской опере. Ради такого случая она купила новое платье и, поскольку вдовушка неохотно, но рассталась с фамильными драгоценностями, надела жемчужный гарнитур, включавший в себя и премиленькую тиару. Уговорив Шерри составить ей компанию, леди Шерингем пригласила мистера Рингвуда и миссис Хоби присоединиться к ним.

Вечер начался просто великолепно. Виконт был рад видеть жену в столь приподнятом настроении, а Геро всегда лучилась счастьем. Помимо столь нечаянной радости, теперь она могла в свое удовольствие раскланиваться и махать рукой знакомым в других частях театра, поскольку, благодаря посещению нескольких приемов, вечеров и утренних визитов, успела перезнакомиться со многими людьми, входящими в высшее общество. Дела шли как нельзя лучше, и она не могла не вспомнить свое первое появление здесь в день собственного бракосочетания, когда все до единого лица в зрительном зале были ей совершенно незнакомы. Она была рада тому, что рядом с ней сидит мистер Рингвуд, небезосновательно полагая его одним из своих лучших друзей; судя же по частым взрывам смеха и яркому блеску ангельски-голубых глаз Шерри, ее кузина изрядно забавляла и развлекала виконта.

Но во время выступления балетной труппы случился конфуз. Поглощенная волшебным зрелищем танца, разворачивающимся на ее глазах, Геро подалась вперед, пытаясь в мельчайших подробностях разглядеть все, что происходит по ту сторону рампы. При этом она не могла не заметить, что их ложа привлекает повышенное внимание изящной невысокой балерины с лукавым блеском в глазах и очаровательными ямочками на щеках. Забыв о своем окружении, равно как и о строгих наставлениях Шерри следить за своим непослушным язычком, Геро порывисто повернулась к нему и самым невинным тоном поинтересовалась, обратившись к его светлости через голову сидевшего между ними мистера Рингвуда:

– О, Энтони, это и есть твоя оперная танцовщица?

Не успели слова слететь с ее губ, как она уже готова была откусить себе язык, потому что Шерри не только покраснел как маков цвет, но и метнул на нее испепеляющий взгляд, от которого ей стало жарко даже в легких атласных туфельках. А тут еще со стороны миссис Хоби долетел сдавленный смешок и кузина поспешно прикрылась веером.

Положение пришлось спасать мистеру Рингвуду. Он заметил смятение своего друга, досаду на лице его молодой жены и мужественно пришел им на помощь.

– Нет, – с великолепной простотой ответил Джил. – Шерри больше нравится, как танцует ее напарница-брюнетка – та, что справа.

Виконт явно растерялся от такой находчивости человека, которого он всегда считал изрядным тугодумом; Геро, все еще пребывая в смятении, сунула свою ладошку в руку мистера Рингвуда и красноречиво пожала ее, сопроводив этот жест произнесенными шепотом словами:

– Да, именно это я имела в виду, Джил!

Во время антракта, когда они вышли в фойе, чтобы освежиться, виконт отвел миссис Хоби в сторонку, не удостоив жену и взгляда. А мистер Рингвуд раздобыл для Геро бокал лимонада и уже собрался затеять вежливый разговор, как она прервала его, заявив с обезоруживающей прямотой, столь характерной для нее:

– Джил, не понимаю, как я могла сказать такое! Он очень сердит на меня, не так ли?

– Не придавайте этому слишком большого значения, – мягко посоветовал ей мистер Рингвуд. – Смею предположить, уже к концу вечера он попросту не вспомнит об этом. Он не из тех, кто способен долго таить обиду, наш Шерри!

– Я забыла о том, что мы не одни, – покаянно сказала Геро. – Всему виной мой глупый язык! Ах, если бы здесь не было кузины!

– Да, но, Котенок, – рассудительным тоном начал мистер Рингвуд, – вам вообще ничего не полагается знать о… Шерри… Словом, я имел в виду…

– Я знаю, – прервала его Геро. – О девицах легкого поведения.

Мистер Рингвуд поперхнулся своим лимонадом.

– Нет, я совсем не это хотел сказать! Право слово, Котенок, вы не должны говорить таких вещей!

– О голубках, – послушно поправила себя Геро.

Мистер Рингвуд в нешуточном смятении воззрился на нее.

– Послушайте меня, Котенок, раз уж вам известно, что это значит: если вы когда-либо произнесете подобное выражение вслух в приличном обществе, люди повернутся к вам спиной, а ваша репутация будет погублена безвозвратно. Можете мне поверить! Шерри совершенно напрасно разоткровенничался с вами!

– Шерри ни в чем не виноват! – тут же ощетинилась Геро, бросаясь на защиту своего откровенного в высказываниях супруга. – Он все время напоминает мне о том, чего я не должна произносить вслух! Но все дело в том, что я не очень хорошо помню, что можно говорить, а что – нет. Наверное, и танцовщицу я тоже не должна называть «милашкой»?

– Ни в коем случае! – категорически заявил мистер Рингвуд.

– Что ж, призна́юсь, для меня это нелегко. А как я могу называть ее, Джил?

– Никак! Дамам не полагается вообще ничего знать о таких вещах.

– Но они знают. Кстати, первой об оперной танцовщице Шерри мне рассказала моя кузина Касси, и это показывает, как вы ошибаетесь!

– Во всяком случае они делают вид, будто ничего не знают! – в отчаянии заявил мистер Рингвуд.

– Ах, вот как? Но Шерри сам говорил мне, у каждого джентльмена есть своя оперная танцовщица или нечто в таком роде и в этом нет ничего особенного. Джил, а у вас тоже есть…

– Нет! – поспешно отрезал мистер Рингвуд, на мгновение позабыв о вежливости.

– Ага! – задумчиво протянула Геро. Подняв глаза на его лицо и коротко жалобно вздохнув, она сказала: – Я вовсе не ханжа, Джил.

– Это точно, – с чувством согласился мистер Рингвуд.

– И жеманничать я тоже не собираюсь, потому что кузина говорит, что джентльмены этого очень не любят. Но я не могу не желать – совсем-совсем немножко, – чтобы у Шерри не было балерины.

Из горла мистера Рингвуда вырвался неопределенный звук; он повел свою пугающе откровенную подопечную обратно в ложу. Через несколько мгновений к ним присоединились виконт и миссис Хоби, после чего был поднят занавес и возможности для дальнейших откровений не осталось.

Оперный театр вся компания покинула в ландо Шерингемов. Миссис Хоби оживленно поддерживала пустую болтовню, пока даму не высадили у самых дверей ее дома. Мистер Рингвуд отправился на Хаф-Мун-стрит вместе с Шерингемами, но, малодушно отказавшись от приглашения войти, распрощался с ними на ступеньках, а остаток пути до собственной квартиры проделал пешком. Его мучила совесть за то, что он проигнорировал жест Геро, когда она умоляюще потянула его за рукав, но он твердо придерживался мнения, что станет третьим лишним в ссоре, которая непременно разразится.

Дворецкий распахнул перед молодоженами дверь, и Геро, украдкой метнув взгляд на хмурое лицо его светлости, провозгласила:

– Как я устала! Пожалуй, пойду-ка прямиком к себе в комнату.

– Отправь спать свою горничную! – распорядился его светлость. – Мне нужно поговорить с тобой наедине.

От волнующей перспективы побеседовать наедине с супругом, который был мрачен словно грозовая туча, у Геро затряслись поджилки. Она с удовольствием оставила бы горничную при себе, но, поскольку в таком случае Шерри почти наверняка повелел бы той удалиться, обнаружив ее в комнате, Геро не осмелилась противоречить ему.

Дверь за служанкой захлопнулась. Не прошло и пяти минут после этого, как его светлость поднялся к своей супруге. Геро едва-едва успела убрать в шкатулку жемчужный гарнитур и теперь, без этих побрякушек, выглядела совсем молоденькой, живо напомнив виконту самую надоедливую девчонку, которой он помыкал еще в школьные годы. Заготовленная им прочувствованная речь, тщательно отрепетированная во время обратной дороги из оперного театра, моментально вылетела у него из головы. Его светлость подошел к жене, схватил ее за плечи и безжалостно встряхнул.

– Ты, бессовестная маленькая негодница! Как ты могла? – в гневе вскричал он. – Разве я не говорил тебе… Разве не предупреждал, чтобы ты держала свой болтливый язычок за зубами? «Ох, Энтони, это твоя оперная танцовщица?» Нет, это была не моя оперная танцовщица, и вот тебе мой ответ с наилучшими пожеланиями!

В глазах Геро заблестели слезы. Когда он отпустил ее, она поднесла руку к горящей щеке и пролепетала:

– Ох, Шерри, не надо! Я не хотела! Я совсем забыла, что мы не одни!

– Если бы ты имела хоть каплю благоразумия и пристойности, – гневно продолжал его светлость, – тебе и в голову бы не пришло сказать что-либо подобное!

– Да, Энтони, конечно, но она так смотрела на тебя и улыбалась при этом, что я не могла не спросить… Но теперь понимаю, что должна была молчать. Больше этого не повторится.

– Ты уж постарайся! Тебе же будет лучше! – неумолимо парировал ее супруг. – Если я хоть немного разбираюсь в женщинах, эта твоя кузина за неделю разнесет новость по всему городу – или разнесла бы, если бы вращалась в кругах высшего света, чего нет и в помине! Вот, кстати! Не знаю, как ты умудрилась обзавестись столь плебейской кузиной, однако если ты и далее намерена бывать в ее обществе, то я не допущу этого!

Уязвленная столь несправедливым упреком, Геро воскликнула:

– Но это ведь ты сказал, что мне повезло, раз у меня в городе нашлась родственница! И добавил, что ничуть не возражаешь против моих визитов к ней!

– Тогда я и в глаза ее не видел, когда говорил такое, – если вообще говорил! – угрюмо заявил в ответ Шерри.

– Мне показалось, ты очень приятно провел время в ее обществе! – набросилась на него с упреками Геро. – Я уверена, ты смеялся над тем, что она тебе говорила!

– Хорошо, оставим это. Но разгуливать с ней по всему городу ты больше не будешь! – грозно пообещал Шерри. – Имей в виду!

– Ни за что! – потеряв терпение, выпалила Геро. – Я буду дружить с тем, с кем захочу, и ездить туда, куда пожелаю, и делать стану, что мне нравится, и…

– Да неужели? – взорвался его светлость и решительно устремился к жене.

Геро предусмотрительно отступила за небольшой столик.

– Да, именно так все и будет, и можешь не говорить: «Да неужели?», потому что сам заявлял – мы не должны вмешиваться в личную жизнь друг друга, и ты это знаешь!

Виконт, остановившись, с подозрением уставился на Геро.

– Я говорил такое? Клянусь, никогда в жизни я не мог сказать подобной глупости! – произнес он.

– Нет, говорил! Ты сказал, что не принадлежишь к числу тех мужей, которые вечно поднимают шум из-за всяких пустяков! Ты сказал, если я буду соблюдать приличия…

– Но ты их не соблюдаешь! – возопил его светлость, хватаясь за соломинку. – Более неприличного поведения я в жизни не видел! А касательно того, что ты намерена поступать, как тебе вздумается, то тебе только дай волю, девочка моя! Да у тебя мозгов еще меньше, чем у той канарейки, которую подарил тебе Джил, сотворив при этом несусветную глупость, а вести себя в обществе ты умеешь не лучше Джейсона!

– Зато я не ворую! – выпалила разгоряченная жена его светлости.

– Я никогда этого и не говорил!

– Нет, говорил, потому что сравнил меня с Джейсоном, а это вообще уже ни в какие ворота…

– Я не сказал, что ты похожа на Джейсона! Я всего лишь сказал, что вести себя в обществе…

– Это одно и то же, и это совершенно в твоем духе, Шерри: обвинить во всем меня, когда ты сам рассказывал мне о девицах легкого поведения и балеринах!

– Откуда, черт возьми, мне было знать, что ты начнешь трещать о таких вещах на каждом углу, как сорока? – сказал его светлость.

– Ты должен был догадаться, что, скорее всего, так оно и выйдет, – без обиняков заявила ему Геро. – Ты знаком со мной уже давно, и я столько раз д-доводила тебя до белого к-каления тем, что говорила то, чего не должна была говорить. А Джил вообще сказал, что тебе не стоило обсуждать со мной подобные вещи, так что ты виноват в случившемся ничуть не меньше меня!

– Ага! – негодующе вскричал его светлость. – Вот оно, значит, как, да? Мало того что ты унизила меня на людях, так еще и решила обсудить это дело с Джилом! Клянусь честью, Геро, это уже никуда не годится! Я должен был догадаться, как все будет! Ничуть не сомневаюсь, что ты спросила у Джила, нет ли у него оперной танцовщицы!

– Да, спросила, а он ответил…

– Что? – проревел виконт.

– Он ответил, что у него ее нет, – просто сказала Геро.

Похоже, виконту вдруг стало трудно дышать.

– Геро! – выдавил он наконец, когда к нему вернулся дар речи. – Неужели ты начисто лишена чувства приличия?

– Да, представь себе! – заявила леди Шерингем. Грудь девушки бурно вздымалась. – И чувство приличия у меня развито гораздо сильнее, чем у тебя, Шерри, потому что я не содержу оперных танцовщиц, и не напиваюсь, и не… Лучше уходи, прошу тебя! Ты злой, и гадкий, и бессердечный, и вообще, я тебя ненавижу!

– Чрезвычайно вам обязан, мадам! – заявил виконт, ища спасения во внезапно обретенном и повергающем в благоговейный трепет достоинстве. – Не имею ни малейшего намерения ни секунды более навязывать вам свое недостойное присутствие, а за сим – желаю покойной ночи!

С этой напутственной речью он выскочил из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь и предоставив своей окончательно расстроенной супруге заливаться слезами.

На следующее утро они встретились за завтраком, обуреваемые болезненными воспоминаниями о вчерашней ссоре. Виконт, вежливо пожелав Геро доброго утра, уткнулся в газету. Геро налила себе кофе и принялась медленно жевать рогалик. После короткой паузы она проглотила непонятно откуда взявшийся комок в горле и сказала:

– Шерри?

Виконт опустил газету.

– Да?

– Ты не хочешь ломтик ветчины? – предложила Геро, которую его холодный голос поверг в уныние.

– Нет, спасибо, не хочу.

– Или… или еще кофе?

– Нет, – отказался виконт, вновь возвращаясь к газете.

Геро подкрепилась несколькими глотками кофе и предприняла новую попытку:

– Шерри?

– Ну, что еще?

– Н-ничего! – ответила девушка, сопроводив свои слова отчетливым всхлипом.

– Ради всего святого, – сказал его светлость, – только не реви!

– Пожалуй, мне лучше в-выйти из комнаты, потому что я не м-могу не плакать, когда ты так холоден со мной! – заявила Геро.

– Я вовсе не холоден с тобой.

– Ох, Шерри, как это на тебя похоже – говорить вот так, когда ты сам прекрасно знаешь, что дурно обошелся со мной! – сказала леди Шерингем, и по губам ее скользнула робкая улыбка. – И так было всегда! Но раньше ты никогда не называл меня «мадам» этим ужасным тоном, и я бы предпочла, чтобы ты надрал мне уши! Честное слово!

– И ты бы получила по заслугам! – сказал его светлость, протягивая руку через стол. – Нет, правда, Котенок, мне чертовски жаль, что я обидел тебя! Но сказать такое… Но ты обещаешь, что этого больше не повторится?

– Обещаю! – вскричала Геро, вкладывая свою ладошку в его руку.

По лицу виконта расплылась невольная улыбка.

– Проклятье, я отдал бы пятьсот фунтов за то, чтобы взглянуть на физиономию Джила, когда ты спросила, нет ли у него оперной танцовщицы! – сказал он.

– Ты думаешь, это могло ему не понравиться? – с тревогой поинтересовалась Геро. – Он такой близкий друг, что мне показалось, будто я могу спросить его о чем угодно. Кроме того, мне действительно хотелось знать, потому что ты говорил, они есть у всех, и…

– О господи, да мало ли что я говорил! – простонал Шерри. – Забудь об этом, чертенок! Что до моей балерины, то теперь, когда я стал женатым человеком, с этим покончено, и давай больше не будем обсуждать подобные темы!

– Больше я не скажу ни слова, – просветлев, пообещала Геро. – А разве у женатых мужчин их не бывает?

Виконт, рассмеявшись, перебросил ей через стол счет.

– Нет, если у тебя есть жена, тратящая столько денег на парочку вот таких никчемных шляпок! – ответил он.

– О боже! – воскликнула Геро, которую мгновенно охватили угрызения совести. – Наверное, мне не следовало их покупать. Вот только одну из них я надевала, когда мы ездили в Ричмонд, и ты еще сказал, что она тебе очень нравится, Шерри!

– Нет-нет, дело не в этом! – запротестовал виконт, накручивая на палец один из ее локонов. – Экстравагантная маленькая транжира! Надевай ее сегодня! Я прокачу тебя по Парку, если хочешь. У меня есть желание опробовать ту пару гнедых, приобретенных мной на прошлой неделе в «Таттсе».

– Очень хочу! – воскликнула Геро, на горизонте которой рассеялись все тучи.

Глава 10

Разумеется, глупо было бы надеяться, что эта размолвка станет единственной, омрачившей безоблачную атмосферу в доме на Хаф-Мун-стрит. Можно было биться об заклад: юная леди, выросшая в глуши Кента и незнакомая с тонкостями общественного этикета, наделает ошибок, то и дело попадая в мелкие неприятности, которые подстерегают любую отважную девушку, решившую произвести фурор в свете. Женясь на Геро, виконт отдавал себе отчет в том, что она не искушена относительно правил поведения в высшем обществе. Но, отчасти из-за ошибочной уверенности, что его мать возьмет Геро под свое крылышко, а отчасти из легкомысленной надежды, что девушка быстро освоится, он не предвидел, будто ему самому предстоит сыграть важную роль в ее дебюте. Знакомые виконту светские дамы редко зависели от мужей в выборе развлечений; не приходилось их спасать и от последствий собственного невежества. В сущности, его светлость очертя голову окунулся в семейную жизнь, наивно рассчитывая ограничиться тем, что время от времени он будет сопровождать миссис Шерингем на балы и приемы, катать ее по Парку да мило болтать с ней за чашечкой утреннего чая. Подобные уступки со стороны виконта вряд ли могли помешать ему в погоне за собственными удовольствиями.

Что касается Геро, то Шерри, отличаясь добродушием и даже некоторой рассудительностью, не собирался возражать против того, что у нее появится круг собственных знакомых с неизбежными в таких случаях дамскими угодниками и даже (при условии соблюдения внешних приличий) тайными амурными интригами. Он полагал, жена станет устраивать карточные вечера и, быть может, будет проигрывать в серебряную мушку те деньги на булавки, что он выделял ей; покупать себе свой любимый номер в лотерею у Ричардсона; демонстрировать дорогие туалеты в Парке; и, в общем и целом, вести себя, как полагается любой женщине с родословной и состоянием. Он никак не рассчитывал, что, когда вернется с соревнований по стрельбе в Эппинге, его будет поджидать известие о том, будто ее светлость отсутствует и не сможет отужинать с ним, поскольку отправилась на пароходе с друзьями в Маргейт. Или, заглянув в «Ройял-Салун»[35], на Пиккадилли, в поисках развлечений, которые мог предложить ему турецкий павильон, виконт наткнется на супругу, ужинающую в одном из кабинетов в компании некой крайне легкомысленной молодой вдовы и двоих самоуверенных хлыщей, известных всему городу своими сумасбродствами. И факт, что это была одна из тех самых вечеринок, в которых он так часто принимал участие сам, ничуть не уменьшал его гнева.

Вдова, с которой его светлость был хорошо знаком, приветствовала виконта с насмешливым добродушием, удостоившись в ответ лишь ледяного взгляда да чопорного поклона; молодые повесы, сразу распознав все признаки взбешенного супруга, вдруг стали потрясающе сдержанными в отношении леди Шерингем; и лишь заблудшая жена продолжала вести себя как ни в чем не бывало, когда его светлость присоединился к развеселой компании. Да-да, такое случилось именно с ним, и те, кто привык видеть в Шерри отъявленного кутилу, являвшегося душой любой компании подобного толка, с трудом узнали бы его в церемонном молодом человеке, садящемся за незатейливый стол и одним своим видом превращающем разудалый вечер в нечто унылое и скучное.

При первой же возможности виконт увел оттуда Геро и всю дорогу домой читал ей нотации относительно неуместности ее появления в таком месте и подобном обществе. Она тут же раскаялась, но заявила: миссис Честер, веселая вдова, говорила о дружбе с ним, потому она и решила, что в этом нет ничего предосудительного. Виконт, растерявшись, поспешно заявил, что никакого отношения к их разговору это не имеет, но Геро больше никогда не должна появляться в заведении «Ройял Салун». Девушка торжественно пообещала, что не будет, и на том инцидент был исчерпан.

Но всего неделей позже виконт, по чистой случайности узнавший об очередной выходке супруги, лишь в самый последний момент предотвратил ее появление в притоне, известном под названием «Пиэрлесс Пул»[36]. Она тут же повинилась, как только ей объяснили, что ни одна уважающая себя светская леди ни за что не станет посещать «Пул», и ничем не выразила протеста против того, что вечеринка, на которой она рассчитывала получить удовольствие, оказалась испорченной. Его светлость, тронутый этим, добровольно пожертвовал своими планами, решив отвести молодую жену в «Амфитеатр Эстли», где они посмотрели зрелищную пьесу «Дорогу свободе, или Бегство Сарацин». Это был несомненный успех; Шерри, считавший, что подобное незатейливое действо не способно развлечь его, прекрасно провел время и повеселился от души, чему немало способствовало наивное изумление Геро при виде чудес, творящихся на сцене.

По просьбе жены виконт составил для нее список мест, посещать которые было бы категорически несовместимо с ее достоинством. Она тщательно выучила его наизусть, но он оказался неполным. Вернувшись домой однажды после полудня, виконт обнаружил записку, поджидающую его на столике в холле, поспешно нацарапанную рукой супруги.

«…Дорогой Шерри, – гласило послание, – только представь себе! Гусси Ярфорд, я имею в виду леди Эпплби, нанесла мне визит и предложила замечательную забаву! Мы, переодевшись в самые простые платья, отправляемся на ярмарку Бартоломью[37]. Она говорит, все будет в рамках приличий, поскольку нас сопроводят Уилфред Ярфорд и сэр Мэттью Брокенхерст, поэтому я уверена, ты не станешь возражать, если я опоздаю к ужину».

Виконт испустил сдавленный стон и потерял контроль над собой настолько, что вцепился обеими руками в свои светлые локоны. Друг Шерри, мистер Рингвуд, провожавший его домой, с озабоченной тревогой уставился на виконта.

– Она отправилась на ярмарку Бартоломью! – в отчаянии сообщил ему Шерри.

Мистер Рингвуд, обдумав его слова, покачал головой.

– Это недопустимо, – сказал он. – Дурной тон. Ты не должен был позволять ей.

– Откуда, черт побери, мне было знать, что такая мысль вообще придет ей в голову? Абсолютная сумасбродка! Ну дай мне только добраться до Гусси Ярфорд! Самая неуправляемая сорвиголова во всем Лондоне! Ты же знаешь, несмотря на все свои связи, она не может получить приглашение в «Олмакс» с тех самых пор, как начала ставить весь мир на уши! Что я такого сделал, чтобы навлечь на себя… Однако в том нет вины Геро: о происходящем она имеет не больше представления, чем… чем котенок!

Мистер Рингвуд принялся добросовестно ломать голову над предложенной ему загадкой, после чего поинтересовался, должен ли он понимать своего друга так, что леди Шерингем отправилась на ярмарку Бартоломью с печально известной леди Эпплби?

– Да, да, о чем я тебе и толкую! – нетерпеливо вскричал Шерри. – Похоже, она полагает, что во всем этом нет ничего предосудительного, поскольку, чтоб ты знал, Ярфорды родом из Кента. Она знакома с Гусси вот уже девять лет – со всеми вытекающими отсюда последствиями!

Мистер Рингвуд, вдруг сделавшись очень серьезным, сказал:

– Весьма дурной тон эта леди Эпплби, Шерри. И сам Эпплби тоже. Надеюсь, он-то не отправился с ними на ярмарку. На него совершенно нельзя полагаться. Обязательно что-нибудь выкинет.

– О нет! – отмахнулся Шерри. – Эпплби не отправится. Котенок считает, что я не стал бы возражать против этой затеи, потому что они, видишь ли, взяли с собой Уилфреда Ярфорда и Брокенхерста!

У мистера Рингвуда отвисла челюсть, поскольку он имел несчастье свести знакомство с предприимчивым братцем леди Эпплби, Уилфредом, равно как и более тесное – с сэром Мэттью Брокенхерстом. Справившись с изумлением, он порывисто воскликнул:

– Шерри, старина! Не хотел бы нагнетать обстановку, но этот малый Ярфорд… Право, Шерри, он – сущий дьявол во плоти!

– Проклятье, неужели ты думаешь, я этого не знаю? – взорвался Шерри. – А что касается Брокенхерста… Черт возьми, мне не следовало приглашать его к нам на ужин! Десять к одному, из-за этого Котенок полагает, будто с ним все в порядке! Пожалуй, остается только одно: я отправляюсь вслед за ними! Мне чертовски жаль, Джил, однако тебе придется найти кого-нибудь вместо меня для нашей увеселительной прогулки. Обратись к Ферди! Ты сам видишь, что я ничего не могу поделать!

– Но, Шерри! – запротестовал мистер Рингвуд. – Ты хорошо подумал? Ты же просто не сможешь их отыскать! В такой-то толпе!

– Что ж, я могу хотя бы попытаться, не так ли? – парировал Шерри и проницательно добавил: – Если я хоть немного знаю Котенка, она наверняка сидит в Большом павильоне Ричардсона и смотрит какую-нибудь шокирующую постановку или разглядывает «Ученую свинью» либо еще какую-нибудь диковинку в этом роде!

После некоторого размышления мистер Рингвуд признал подобный исход весьма вероятным. Заметив, что его друг озабоченно хмурится, он, прочистив горло, предположил:

– Знаешь, старина, это не мое дело, разумеется, но она не имела в виду ничего плохого! Только вчера я говорил Джорджу: славная, открытая душа! Наивная и чистая!

– Это точно, клянусь богом! – с чувством подтвердил виконт.

– Вот что я тебе скажу, Шерри: будь у меня жена – хотя я чертовски рад тому, что ее нет, – я бы предпочел кого-нибудь вроде твоего Котенка, чем целый легион Несравненных вместе взятых.

– В самом деле? – изумился виконт, глядя на него.

– В самом деле, – твердо ответил мистер Рингвуд.

– Что ж, не стану утверждать наверняка, но, пожалуй, и я тоже, – жизнерадостно заявил Шерри, не подозревая, что этой незамысловатой фразой лишил своего друга дара речи.

Из дому они вышли вместе и расстались на Пиккадилли. Мистер Рингвуд поплелся в свои апартаменты, пытаясь разрешить загадку – что же это за брак, свершиться которому он столь активно помогал, а виконт на извозчике отправился в Смитфилд.

Ярмарка, занимавшая огромную территорию, была настолько переполнена людьми и павильонами, что задача поиска одной маленькой леди в кипучем авантюрном расположении духа способна была привести в отчаяние и куда более настойчивого сыщика, нежели Шерри. Расплатившись с извозчиком, виконт застыл в нерешительности, прикидывая, то ли прямиком отправиться в Большой павильон, то ли пройтись по палаткам, предлагающим такие аттракционы, как «Живой скелет», «Огнестойкая леди» или «Мистер Симон Паап, знаменитый голландский карлик», как вдруг, по невероятно счастливому стечению обстоятельств, заметил свою жену.

Она пробиралась сквозь толпу, направляясь в его сторону, и сопровождал ее отнюдь не мистер Ярфорд или сэр Мэттью Брокенхерст, а совершенно незнакомый ему горожанин, явно одетый в свой лучший воскресный костюм, с типичной внешностью преуспевающего лавочника средней руки. Виконт, как громом пораженный, застыл на месте, и, пока он недоуменно взирал на собственную супругу, которая семенила рядом с обычным горожанином, опираясь на его руку, Геро, тоже заметив мужа, завизжала от радости. Она заторопилась к нему, увлекая за собой своего кавалера, и буквально бросилась ему на грудь, крича:

– Ох, Шерри, как же я рада тебя видеть! Не ругай меня! Честное слово, я и представить себе не могла, что все так получится! Как только я сообразила, куда она меня привела, то заявила Гусси, что ты ни за что не пустил бы меня сюда, но она в ответ обозвала меня маленькой гусыней и сказала, что с этим гадким Уилфредом я буду в полной безопасности! А потом она ушла с сэром Мэттью, а я попыталась – честное слово, Шерри! – уговорить Уилфреда отвезти меня домой, но он повел себя просто отвратительно, и я убежала от него. А он бросился за мной в погоню, и мистер Тутинг – о, Шерри, это мистер Тутинг, и он был чрезвычайно любезен! – и мистер Тутинг опрокинул его на землю; поднялся ужасный шум, собралась такая толпа, что ты и представить себе не можешь! Но в конце концов все как-то устроилось, а мистер Тутинг сказал, что отвезет меня домой на извозчике, а потом я вдруг увидела тебя, так что теперь он избавлен от досадных хлопот!

Шерри, высвободив лацканы своего сюртука из цепких пальчиков супруги, крепко взял ее под руку и повернулся, чтобы поблагодарить мистера Тутинга, лицо которого уже заливала краска смущения. Этот молодой джентльмен, с первого же взгляда распознав в муже своей подопечной первосортного денди, явно растерялся и, запинаясь, пробормотал что-то невнятное насчет того, что, дескать, рад был услужить и все такое. Шерри, всегда с легкостью находивший общий язык с представителями сильной половины рода человеческого, схватил его за руку, которую тот робко протянул ему, и крепко пожал, заявив, будто очень ему обязан и с радостью готов оказать ответную услугу. Затем он осведомился о мистере Ярфорде; узнав, как именно тот был повержен, в превосходных выражениях отозвался об ударе, который назвал «сокрушительным апперкотом». Далее Шерри сообщил, что и сам недурно, как говорят, владеет кулаками и регулярно берет уроки бокса у Джексона на Нью-Бонд-стрит. После этого разговор, вполне естественно, свернул на тему боксерских поединков, а также знаменитых бойцов прошлого и настоящего, по окончании которого джентльмены расстались, весьма довольные друг другом. Виконт вручил мистеру Тутингу свою визитную карточку; тот отправился прочь, не чувствуя под собой ног и осознавая, что уберег от крупных неприятностей настоящую живую леди, а кроме того, на дружеской ноге поболтал с ее молодым супругом.

Едва он успел раствориться в толпе, как виконт перевел взор на свою беспокойную женушку.

– Сначала – одно, а теперь – другое! – сурово изрек он. – Будь я проклят, если когда-либо встречал женщину, от которой столько проблем, как от тебя, Геро!

– Не ругай меня, Шерри! Мне очень стыдно, что я попала в очередные неприятности! – обезоруживающе повинилась Геро. Подняв глаза, в которых светилось обожание, и взглянув на мужа, она со вздохом добавила: – Теперь я и сама вижу, что это не то, к чему ты мог бы отнестись с одобрением, но ни в одной палатке я не была, хотя и видела потешный кукольный спектакль.

– Наконец-то ты прозрела! – суровым тоном заявил его светлость, однако тут же испортил весь воспитательный эффект собственных слов, отказавшись от роли разгневанного супруга и по-мальчишески воскликнув: – Что ж, раз уж мы здесь оказались, то можем и полюбоваться зрелищем. Черт возьми, если мне придет в голову пригласить свою жену посетить ярмарку Бартоломью, то кто способен мне в этом помешать? Кроме того, мы наверняка не встретим здесь никого из знакомых!

– Шерри! – восторженно ахнула Геро, повисая у него на руке. – Ты не шутишь? А можно мне взглянуть на Огнестойкую женщину, умывающую руки в кипящем масле? И еще, Шерри, здесь есть один театр, а в нем поставлена пьеса под названием «Коридор смерти, или Кто убийца?». Шерри, может быть, мы…

Виконт, коротко рассмеявшись, ответил:

– Нет, ну ты просто выдающийся чертенок! «Коридор смерти», надо же! Ладно, идем, но предупреждаю – не смей хвататься за меня всякий раз, когда тебе станет страшно, как ты вела себя у Эстли!

Геро пообещала вести себя прилично, и они вместе отправились в Большой павильон, где за два шиллинга приобрели билеты в ложу, а в оставшееся до начала многообещающего спектакля время бродили по ярмарке, разглядывая диковинки и покупая друг другу совершенно бесполезные подарки.

«Коридор смерти» оказался настолько жутким, что от такого зрелища у Геро кровь стыла в жилах и она крепко держалась за руку Шерри от начала до самого конца, а на его вопрос о том, понравилась ли ей мелодрама, лишь красноречиво содрогнулась в ответ, что он правильно истолковал как нешуточное удовлетворение.

По дороге домой он строго-настрого наказал ей ни под каким предлогом не говорить никому, где они были, и категорически запретил появляться в обществе леди Эпплби. Внимательно расспросив супругу о знаках внимания, которыми пытался осы́пать ее мистер Ярфорд, Шерри, хотя и не без сожаления, отказался от первоначальных намерений вызвать этого зарвавшегося молодца на дуэль. Виконт, впервые в жизни обнаружив, что отныне ему приходится думать и отвечать сразу за двоих, сообразил: вызвать мистера Ярфорда на дуэль – значит накликать на голову Геро тот самый скандал, коего он всеми силами стремился избежать. Несмотря на то что подобная мысль была ему очень неприятна, Шерри оказался вынужден признать – наилучшим выходом будет и дальше продолжать делать вид, будто ему ровным счетом ничего не известно об эскападе Геро. А, поскольку мистер Ярфорд, получив трепку от самого обычного горожанина, выставил себя на посмешище, можно было надеяться, что и он станет помалкивать о событиях сегодняшнего дня.

– Котенок, все Ярфорды как один – изгои и сумасброды, – вдруг заявил его светлость. – И Брокенхерст тоже. Да, знаю, я довольно хорошо знаком с ним, но это не важно. Можно иметь массу знакомых, которых нежелательно представлять собственной жене. – Внезапно сообразив, что именно так он и поступил, Шерри добавил: – Не нужно было мне приглашать его к нам на ужин. Но я часто забываю, что женат.

– Знаешь, по правде говоря, я не очень-то обращала на него внимание, – призналась Геро. – Зато меня шокировало упрямство Гусси. Понимаешь, в пору нашего детства она никогда не вела себя так. И хотя, разумеется, у очень многих дам есть любовники, я не считаю допустимым позволять им обращаться с собой настолько фамильярно, как это делал сэр Мэттью по отношению к ней.

– А кто сказал тебе, что у многих дам есть любовники? – спросил виконт. – Только не говори, будто это был я! Я никогда не говорил тебе ничего подобного, и можешь не уверять меня в обратном!

– О нет, конечно, но теперь я немного повидала свет и узнала тысячу разных вещей, о которых раньше даже не подозревала! – не без гордости пояснила леди Шерингем и застенчиво посмотрела на него. – А ведь ты, Шерри, имел в виду именно это, не так ли, когда сказал, что не станешь возражать при условии, если я буду соблюдать приличия?

Виконт взглянул прямо в глаза Геро. Собственно говоря, он действительно имел в виду именно это. Однако теперь спросил себя, а не было ли в его роду помешанных, и коротко ответил:

– Ничего подобного!

– Вот как! – сказала Геро и предположила: – Наверное, ты считаешь меня чересчур молодой для таких вещей?

– Считаю. Причем очень молодой! – с нажимом заявил его светлость.

– Вот как! – повторила Геро и умолкла.

Через несколько дней его светлость повел супругу на грандиозный гала-концерт в Воксхолл-Гарденз, пригласив для этого нескольких гостей. Среди них была и мисс Милбурн, родителей которой удалось убедить, пустившись на маленькую хитрость, передать ее под опеку Геро. Но все приличия в этом смысле удалось соблюсти, равно как и в отношении виконта к собственным гостям.

Единственным, что омрачило веселую атмосферу праздника, стала бурная ссора между мисс Милбурн и лордом Ротемом, случившаяся после того, как его сиятельство Северн, заприметив Несравненную, покинул собственную компанию и на весь остаток вечера присоединился к друзьям виконта. Разумеется, событие это оказалось достойно всяческого сожаления, но мисс Милбурн была слишком хорошо воспитана, чтобы дать волю своему раздражению, и поскольку все уже привыкли к припадкам угрюмости у лорда Ротема, то неприятный инцидент замяли, не позволив ему испортить удовольствие остальных гостей.

Глава 11

Ссора, вспыхнувшая в Воксхолл-Гарденз между мисс Милбурн и лордом Ротемом, продлилась дольше, чем можно было ожидать. У Ротема окончательно сдали нервы, а мисс Милбурн была очень возмущена тем, что он выбрал столь неподходящее место для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать свой пылкий нрав, поэтому даже отказалась принять его, когда лорд явился к ней на следующий же день, дабы принести свои извинения. Поскольку герцог Северн поднимался по ступенькам резиденции Милбурнов в тот самый момент, когда Джордж сбега́л по ним вниз, причем его немедленно впустили в дом, не было ничего удивительного в том, что горячий молодой человек попросту потерял терпение.

Подбадриваемый своими многострадальными друзьями, лорд Ротем решил отказаться от всех притязаний на руку самой ветреной кокетки в Лондоне и даже некоторое время прилагал к этому максимум усилий. Он позволил себе забыть о своем разбитом сердце на время, достаточное для того, чтобы предложить Шерри на спор участвовать в гонках, выбрав себе в качестве достойного идеала для подражания сэра Джона Лейда, который однажды совершил настоящий подвиг, двадцать два раза подряд проехав через ворота с проемом чуть-чуть шире его экипажа. Впрочем, никто из молодых людей не смог превзойти его достижение: Шерри потерпел неудачу уже на пятом прогоне, а Джордж – на седьмом.

Шерри ничуть не пострадал, а вот Ротем вывихнул себе плечо и несколько дней ходил с рукой на перевязи, отчего выглядел еще романтичнее обыкновенного, так что те, кто был плохо проинформирован, принялись распространять слухи о том, что он, дескать, вызвал кого-то на дуэль и был ранен. Эта история в конце концов достигла ушей Изабеллы, и она вполне естественно предположила, что стала причиной кровавой схватки. Девушка не одобряла дуэлей, но не могла не чувствовать себя хотя бы капельку польщенной и встревоженной в равной мере; и, поскольку Джорд не желал являться ей на глаза, однажды утром она под каким-то предлогом нанесла визит на Хаф-Мун-стрит, чтобы выведать у Геро подробности случившегося.

Геро, только что вернувшаяся с верховой прогулки по Парку, щеголяла изящной маленькой шляпкой с чудесным плюмажем, пикантно завивающимся на полях, отчего сердце мисс Милбурн преисполнилось зависти. Леди Шерингем приняла гостью со своим обычным солнечным радушием, искренно поблагодарила ее за роман в мраморной обложке, только что выпущенный издательством «Минерва Пресс», который Изабелла и выбрала в качестве предлога своего визита, и предложила той присаживаться. Мисс Милбурн, похвалив ее пикантную шляпку, призналась, что если бы сама ездила верхом лучше и если бы не боялась лошадей, то, пожалуй, тоже поддалась бы искушению прокатиться верхом по парку.

– Знаешь, я ведь тоже не очень хорошо езжу верхом, – откровенно призналась ей Геро. – Шерри говорит, что я криворукая. Но это неправда, потому что со своим фаэтоном я управляюсь очень даже неплохо. Меня учил Джил, а он, скажу тебе прямо, настоящий ас в этом деле. Однако вся штука в том, что вчера моя кобыла понесла; из-за этого поднялся такой шум! – Она весело захихикала. – Шерри разозлился до чертиков, но не мог же он обвинить себя в приобретении для меня такого неуправляемого животного! Кстати, она меня не сбросила, так что и волноваться особенного повода не было. Собственно, Джордж сказал, я прекрасно держалась в седле.

Мисс Милбурн обеими руками ухватилась за представившуюся возможность. Опустив глаза долу, она трагическим голосом осведомилась:

– Надеюсь, лорд Ротем серьезно не пострадал?

– О нет, ни чуточки!

– Мне было очень неприятно узнать… я полагаю подобное поведение возмутительным, как и все разумные люди. Кто… кто был его соперником?

– Как кто? Шерри, конечно, кто же еще! – ответила Геро. – Нет, ты и вправду шокирована, Изабелла? А я была уверена, что ты не настолько консервативна!

– Шерри? – ахнула мисс Милбурн, быстро вскидывая глаза на Геро. – Однако это невозможно! О, я бы не позволила такому совершиться ни за что на свете!

– Право слово, ты ничем не лучше миссис Шерингем! – с негодованием вскричала Геро. – Она даже явилась ко мне с визитом, но только для того, чтобы сказать мне, что, не будь я такой плохой женой, то уже давно бы положила конец всем этим сумасбродным выходкам!

– Геро, что произошло? – спросила мисс Милбурн, озабоченно наморщив лобик, так что между бровей у нее появилась складка. – Насколько я понимаю, рана была получена Джорджем не на дуэли?

– На дуэли? Боже милосердный, нет конечно! – со смехом ответила Геро. – Какая нелепость! Джордж всего лишь предложил Шерри на спор проехать сквозь узкие ворота, пообещав выиграть, чего, собственно, и добился, хотя ему удалось проскочить в них невредимым всего семь раз против пяти Шерри!

Мисс Милбурн покраснела до корней своих восхитительно подстриженных и бережно уложенных медно-красных локонов и, стараясь не выдать голосом охвативших ее чувств, произнесла:

– Я ничего не знала об этом. Какой… какой абсурд! Нет, правда, это уже слишком! И неудовольствие миссис Шерингем меня ничуть не удивляет. – Встретив насмешливый взгляд хозяйки, она деланно рассмеялась. – О! Не смотри на меня так, дорогая! Меня это решительно не касается. Ты будешь завтра вечером в «Олмаксе»?

Поскольку Шерри, когда Геро робко поинтересовалась его мнением на сей счет, с многозначительным вздохом заявил, что готов исполнить свой долг, Геро могла с уверенностью ответить – она непременно там будет. Остаток времени до окончания визита обе девушки посвятили обсуждению подробностей своих туалетов.

К несчастью, когда на следующий вечер Геро предстала перед мужем во всем блеске нового платья из итальянского флера, обильно украшенного кружевами и шелковой пряжей, выяснилось, что он совсем забыл о своем обещании и даже договорился встретиться с друзьями в таверне «Криббз парлор». Он выглядел чрезвычайно недовольным, чтобы не сказать – мрачным, и заявил: она, наверное, полагает, что он пошлет записку Джилу с сообщением об отмене вечеринки, а затем поинтересовался, чем же ее так притягивает «Олмакс».

– Значит, ты бы предпочел не ходить туда, Шерри? – спросила Геро, изо всех сил стараясь не выдать своего разочарования.

– О! Думаю, ты уже настроилась, так что ничего иного мне просто не остается! – ответил он. – Вот только я должен буду переодеться, а мне лень, честно говоря. Но это не имеет значения.

Подобный вариант решительно не устраивал Геро. Она не могла допустить, чтобы он пренебрег своими удовольствиями ради нее, да и осознание сего факта отравило бы ей все наслаждение, поэтому девушка твердо заявила:

– Но я вовсе не хочу идти туда, Шерри. У меня даже немного побаливает голова, и если ты договорился встретиться с друзьями, то я предпочту остаться дома!

Чело виконта моментально прояснилось.

– Правда? – радостно вскричал он. – Знаешь, я готов сопровождать тебя, если ты действительно этого хочешь, хотя мне кажется, тебе там будет скучно.

– О да!

– А если тебе станет уж совсем невмоготу, пошли записку своей кузине и пригласи ее к нам! – предложил Шерри, забыв о том, что сам же и запретил жене поддерживать любые отношения с миссис Хоби. – Кроме того, я уйду только после ужина. Кстати, я отправил посыльного к Джорджу с приглашением присоединиться к нам, так что он должен зайти за мной.

Но когда ближе к концу ужина перед ними предстал лорд Ротем, они увидели, что он надел бриджи до колен, и это обстоятельство вынудило Шерри воскликнуть:

– Черт возьми, мы же не на бал отправляемся, старина! Что ты задумал? Бриджи до колен для «Криббз парлор»!

– «Криббз парлор»? – повторил Джордж, обмениваясь рукопожатием с Геро. – Но я думал, мы собираемся в «Олмакс»!

– Ой! – в смятении сказала Геро. – А я и забыла, ведь вы говорили, что пойдете с нами! Право же, мне очень жаль, Джордж! Не представляю, как я могла оказаться такой глупой!

– Ну, ничего страшного, – заявил Шерри, наливая своему другу бокал вина. – Геро не горит желанием идти на Ассамблею, а я договорился устроить славную маленькую вечеринку в «Криббз парлор».

Лорд Ротем вопросительно взглянул на Геро. Тот факт, что она была в бальном платье, не укрылся от его внимания; он спросил:

– Это действительно так? Вы уверены, что не хотите идти?

– Нет, правда, я предпочту остаться дома, – заверила Джорджа девушка. – У меня немного болит голова, да и Шерри говорит, что мне там будет скучно.

– Вот как! – ответил Ротем и нахмурился, окидывая их обоих взглядом, после чего сказал, что отправляется домой переодеться во что-нибудь более подходящее для «Криббз парлор».

Однако Шерри не отпустил его, заявив, что они уже и так опаздывают и им пора выходить. Небрежно потрепав Геро по плечу, он посоветовал ей пораньше лечь спать и вместе с другом отправился к мистеру Рингвуду. Тот подсел к ним в нанятый фиакр, и уже втроем они отправились в таверну, принадлежавшую бывшему чемпиону мира по боксу. Но Джорджа все так же мучали сомнения, и, когда мистер Рингвуд позволил себе выразить удивление по поводу того, что Шерри выбрал для встречи вечер собраний в «Олмаксе», Ротем вдруг неожиданно заявил:

– Я не заметил, чтобы у нее болела голова.

– Господи, тебе-то откуда знать об этом? – отозвался Шерри. – Говорю же, она не хочет идти в «Олмакс»! Она сама так сказала. Я предложил отвести ее туда, если уж она настроилась, но Геро сразу ответила, что предпочтет не ходить. – После чего наивно добавил: – Должен признаться, я был чертовски рад этому, поскольку мне подобные сборища решительно не по вкусу.

В этот момент фиакр остановился на улице Джермин-стрит, чтобы подобрать сэра Монтегю Ревесби, и потому тема была закрыта, а остаток пути посвящен обсуждению достоинств и недостатков двух молодых боксеров-тяжеловесов, которые сейчас готовились к поединку.

Лорд Ротем, почти не принимая участия в разговоре, сидел, погрузившись в невеселые размышления, продлившиеся куда дольше первого стакана джина. Он уже собрался приступить ко второй порции, как вдруг, очевидно, принял внезапное решение и ошеломил своих друзей, заявив со всей убежденностью:

– Все-таки она очень хотела пойти!

Мистер Рингвуд с недоумением воззрился на него.

– Пойти куда? – осведомился он.

– В «Олмакс», разумеется! – нетерпеливо ответил Ротем.

– Кто хотел?

– Котенок – леди Шерингем!

– Вздор! – возразил Шерри. – Ну, ты даешь, Джордж! Если ты вбил себе что-нибудь в голову, то, черт возьми, обратно это уже ничем не выбьешь! Налей ему еще, Монти!

– Нет! – возразил Джордж. – Говорю вам, она была одета для выхода на бал. Ставлю пятьсот фунтов, что все это твои проделки, Шерри! А я сейчас вернусь на Хаф-Мун-стрит и предложу сопровождать ее!

– Да сколько же можно тебе повторять: она не желала никуда идти! – упорствовал Шерри, которому эта тема уже явно начала надоедать.

– А я как раз думаю, что желала. Поскольку мне изначально не хотелось приходить сюда, то, черт возьми, я возвращаюсь.

Виконт пожал плечами, метнув выразительный взгляд на мистера Рингвуда, а лорд Ротем поспешно удалился. Джорджа никак нельзя было назвать разговорчивым собеседником, но после его ухода за столом воцарилось тягостное молчание. По лицу виконта промелькнула тень, и он с вызовом опорожнил второй стакан джина. К ним подошли несколько знакомых, последовал обмен приветствиями, поэтому Шерри очнулся от задумчивости и с готовностью поддержал разговор. Но после того как собеседники откланялись, он вновь опустился за стол и уже в полном молчании прикончил третий стакан. Попытка мистера Рингвуда разговорить его не удалась; выслушав какую-то забавную шутку от Ревесби, виконт лишь механически улыбнулся в ответ. Третий стакан, похоже, помог ему принять решение. Со стуком опустив его на непокрытый деревянный стол, он вдруг громогласно осведомился:

– Кто дал право Джорджу Ротему сопровождать мою жену в «Олмакс»?

Мистер Рингвуд надолго задумался, прежде чем ответить:

– Не вижу в том никакого вреда, – провозгласил он наконец. – Обычное дело.

– А я не намерен этого терпеть! – с вызовом заявил его светлость.

– Мой дорогой Шерри, позволь мне заказать тебе еще один стаканчик! – улыбнулся Ревесби.

Но его светлость, проигнорировав любезное предложение, продолжил:

– Он приходит сюда, не говорит ни слова, почти не пьет, и что же он делает потом? И даже не спрашивает разрешения, если на то пошло!

– Не согласен, – качая головой, возразил мистер Рингвуд. – Он ведь сказал тебе, что собирается сделать, не так ли? Если тебе это не понравилось, надо было так ему и заявить. А сейчас уже слишком поздно. Закажи себе еще стаканчик!

– Мне не нужен еще один стаканчик, и я не позволю Джорджу увести у меня жену из-под самого носа!

– Шерри, Шерри! – попробовал урезонить виконта сэр Монтегю, положив ладонь ему на локоть.

Но Энтони стряхнул его руку.

– Перестань меня успокаивать! – раздраженно заявил он. – Если она так хотела пойти на эту чертову Ассамблею, то какого дьявола не сказала мне об этом? Ну же, отвечайте!

– Я уверен, ей никуда не хотелось идти, поэтому она отправит Ротема восвояси, – вновь попытался увещевать его Ревесби.

Мистер Рингвуд, проницательность которого обострилась после внушительной порции джина, мудро заметил:

– Она бы не призналась, что желает поехать, если тебе этого не хотелось, Шерри. Я часто замечаю, что твоя жена всегда поступает согласно с твоими желаниями. Это ошибка, если хочешь знать мое мнение. – Подкрепившись очередным глотком из стакана, он изрек: – Эгоист!

– Кто эгоист? – потребовал ответа его светлость.

– Ты, – просто сказал мистер Рингвуд.

– Ничего подобного! – вспылил уязвленный в самое сердце Шерри. – Откуда, черт возьми, мне было знать, что она хочет пойти, когда она утверждала обратное?

– Мой дорогой Шерри, бедный Рингвуд уже немного подшофе! К чему так горячиться? – заметил Ревесби.

– Ничего я не подшофе! – возмутился мистер Рингвуд, с неприязнью глядя на элегантного сэра Монтегю. – Шерри – глупец. И всегда был им. Джордж знал, что она хотела поехать. Джордж не глупец. – Он, ненадолго задумавшись, поправился: – По крайней мере, не такой, как Шерри.

– Ты уже вообще несешь непонятно что, а еще говоришь, будто не пьян! – гневно заявил Шерри. – А Джордж не имел никакого права уходить вот так! Более того, он не повезет мою жену в «Олмакс», потому что я сделаю это сам!

Ревесби ухватил виконта за рукав, когда тот вскочил на ноги.

– Нет-нет, дорогой друг, ты все равно опоздал! Опомнись! Джордж ушел уже минут двадцать назад, если не больше!

– Я отправлюсь прямо в «Олмакс» и устрою ему головомойку! – с воинственным блеском в глазах пообещал Шерри.

Мистер Рингвуд резко выпрямился на стуле.

– Ты не можешь вызвать Джорджа на дуэль, Шерри! Помни об этом!

– А кто сказал, что я собираюсь вызвать его на дуэль? Просто если моя жена едет в «Олмакс», то и я собираюсь туда же!

– Право слово, Шерри, ты делаешь из мухи слона, – мягко укорил его Ревесби. – В том, что Ротем будет сопровождать леди Шерингем, нет ничего неприличного, уверяю тебя!

– Ты обвиняешь мою жену в нарушении приличий? – осведомился Шерри, драчливое настроение которого достигло пугающих пределов.

– Ни в коем случае! – сказал Ревесби. – Подобная мысль даже не приходила мне в голову, мой дорогой мальчик! А теперь я бы хотел, чтобы ты сел на место и забыл о своих диких фантазиях.

– Увольте! – заявил в ответ Шерри. – Я еду в «Олмакс».

Мистер Рингвуд нашарил на столе монокль и через него пристально обозрел своего друга. Выпустив монокль из рук, откинулся на спинку стула.

– Только не в панталонах, – изрек он. – Тебя туда не пустят, Шерри.

Виконт на мгновение растерялся, но было видно, что, приняв решение, он не намерен от него отказываться. С достоинством заявив, что заедет домой переодеться, его светлость быстро вышел из таверны, прежде чем Ревесби или мистер Рингвуд нашлись, что ему ответить.

Добравшись до Хаф-Мун-стрит, он узнал от дворецкого: ее светлость уехала в сопровождении лорда Ротема. Шерри небрежно заявил, что знает об этом, и потребовал к себе своего камердинера. Найти сего господина удалось далеко не сразу, и, когда запыхавшийся паж доставил его наконец из близлежащей таверны, которую он украшал своим присутствием в свободное время, виконт пребывал в столь отвратительном состоянии духа, что испортил не менее пяти шейных платков в тщетных попытках завязать их в стиле «водопад». В общем, прошло целых полчаса, прежде чем он оказался должным образом одет для появления на Ассамблее, и в «Олмакс» прибыл в пять минут двенадцатого. Подобное стечение обстоятельств стало для него настоящим несчастьем, поскольку правила, установленные деспотическими патронессами «Олмакса», не предусматривали исключений даже для самого герцога Веллингтона; и, хотя любезная вежливость Уиллиса, президента клуба, выглядела поистине непревзойденной, ни угрозы, ни уговоры виконта не помогли ему проникнуть сквозь запертые двери.

Он был вынужден вернуться домой, а поскольку вечеринка в таверне «Криббз парлор» его более не привлекала, принялся убивать время, перелистывая страницы взятой в библиотеке книги, играя сам с собой в кости (правая рука против левой) и размышляя о понесенных обидах. Как бы он ни вел себя в компании приятелей, привычки пьянствовать в одиночку у него не было, посему, когда лорд Ротем наконец-таки доставил свою подопечную домой, что случилось незадолго до двух часов пополуночи, дверь им отворил трезвый, но внушающий благоговейный ужас своей чопорной холодностью молодой человек. Его светлость поклонился своему другу, ледяным тоном поблагодарил его за оказанные услуги и выразил надежду – мрачно, – что они с миледи вполне сносно провели время.

Джордж, порядком ошеломленный оказанным ему приемом, ответил: вечер получился поистине очаровательным. Геро, на которую церемонные манеры виконта не произвели ровным счетом никакого впечатления, жизнерадостно заметила:

– Правда, со стороны Джорджа это было очень мило – все-таки взять меня с собой, Шерри? Я получила массу удовольствия! Какая жалость, что тебя не было с нами. Сегодня вечером там собрались буквально все. С Кауперсами пришел твой дядя Проспер и – только представь себе, Шерри! – он сделал мне комплимент по поводу моего платья, заявив, что я выгляжу настоящей светской львицей! О, а еще там была кузина Джейн с Касси и Юдорой, и вела она себя чрезвычайно мило и любезно, потому что в тот самый момент я с Дюком Фейкенхемом танцевала вальс (дорогая леди Сефтон сказала, что отныне, после того, как меня приняли, я имею на это право, так что не думай, будто я опять попала в неприятности!), и она весьма настойчиво пожелала, чтобы его представили ей. Ох, Шерри, ты не поверишь – я смогла оказаться полезной кузине Джейн! Жаль, но, боюсь, все усилия пропали напрасно, потому что Дюк, лишь поклонившись в ответ, несколько минут беседовал о совершеннейших пустяках и даже не пригласил Касси на танец. – Обернувшись, она протянула руку лорду Ротему. – Благодарю вас, Джордж! С вашей стороны было очень мило и галантно сопроводить меня на вечеринку, за что я вам сердечно благодарна.

Лорд Ротем взял руку Геро и легонько пожал ее, ласково заверив, что это он обязан ей любезным согласием и не помнит, когда в последний раз проводил столь великолепный вечер. После чего, видя, что виконт не намерен удерживать его, лорд Ротем пожелал им покойной ночи и откланялся.

– А я не думала, что ты вернешься домой так рано, Шерри, – невинно заявила Геро. – Неужели твоя вечеринка оказалась-таки скучной?

– Знай я о том – хотя как я мог догадаться, не представляю! – что ты хочешь побывать на Ассамблее, я бы отвел тебя туда сам, – чопорно отозвался его светлость. – Не понимаю, почему ты сначала говоришь мне, будто у тебя болит голова, а потом, избавившись от меня, отправляешься туда вместе с Ротемом!

– Избавилась от тебя? – в смятении воскликнула Геро. – О нет, Шерри, нет! Я подумала, тебе не хочется ехать со мной! Только не говори, что ты хотел поехать! Я с гораздо большей радостью предпочла бы, чтобы это был ты, а не Джордж!

– Весьма польщен! – ответил его светлость. – А мне почему-то показалось, что вы с Джорджем чудесно провели время!

– Да, это действительно так, но я бы хотела попасть туда вместе с тобой, а не с кем-нибудь еще. Шерри, почему ты к нам не присоединился? Это было бы просто здорово!

– Если хочешь знать, то я попробовал, – смягчившись, признался виконт. – Вот только к этому чертовому месту я добрался после одиннадцати, и Уиллис наотрез отказался впустить меня.

– Ох, Шерри! – в отчаянии вскричала Геро и даже покраснела от негодования. – Знай я об этом, то не получила бы никакого удовольствия! Ах, какая досада! Мне очень, очень жаль! Это я виновата, что поверила в то, будто ты не хочешь идти!

– Должен признать: учитывая, что я был безусловно готов сопровождать тебя, – оскорбленным тоном заговорил его светлость, – я решительно не понимаю, почему… – Он умолк, встретив ее встревоженный, беззащитный взгляд. – Нет, ты ни в чем не виновата, и сама прекрасно об этом знаешь! – сказал он. – Я не хотел ехать, но и ты не должна отказываться от своих развлечений из-за меня. Проклятье, Джил все-таки был прав!

– Джил? А он-то тут при чем?

– Не обращай внимания! Он всего лишь заметил, что я – глупец и эгоист, и, пожалуй, он прав, но вот что я тебе скажу, Котенок…

– Как Джил посмел произнести такое? – пылко вскричала Геро, перебивая виконта. – Это же неправда! Ты совсем не такой! Думаю, он нализался до чертиков, раз отважился на подобное!

– Нет, нет, он был лишь слегка подшофе! – заверил ее Шерри. – Как бы там ни было, это не имеет значения, и я жалею лишь о том, что не отвел тебя в «Олмакс» сам, за что и прошу прощения, Котенок. Мир?

Она взяла его протянутую руку и прижала ее к щеке.

– Ох, Шерри, как все глупо и смешно! Кажется, ты немножечко пьян, если просишь извинения за такую нелепость! – сказала Геро.

– Я трезв как стеклышко! – оскорбился виконт. – Не стану уверять, будто не пребывал в подпитии, уходя от «Криббза», но это было уже давно. Проклятье, я прождал целых три часа, когда же ты вернешься домой, а делать мне было решительно нечего, кроме как листать какую-то дурацкую книгу!

Мысль о том, что он просидел весь вечер дома за книгой, представилась Геро весьма забавной, и девушка звонко рассмеялась, причем смех ее оказался невероятно заразительным, поэтому его светлость не удержался и последовал примеру своей супруги. В мире и согласии они поднялись наверх, и, расставаясь у дверей спальни Геро, Шерри оказал ей честь, сообщив, что она славная маленькая кошечка и всегда ему нравилась.

Глава 12

Быть может, вечер, проведенный на Ассамблее «Олмакса», понравился Геро, зато он не доставил никакого удовольствия ее сопровождающему, а кое для кого так и вовсе стал источником несомненного раздражения. При виде одного из своих самых пылких обожателей, входящего в комнату под ручку с Геро, мисс Милбурн испытала нечто весьма похожее на шок. Еще никогда прежде ей не доводилось видеть Джорджа, ухаживающего за кем-нибудь, кроме нее самой! Он приходил в «Олмакс» только для того, чтобы стать одним из тех, кто не отходил от нее ни на шаг; а когда она танцевала не с ним, у него была отрадная привычка, привалившись плечом к стене, не сводить с Несравненной глаз вместо того, чтобы пригласить кого-нибудь еще. Теперь же, после самой ожесточенной ссоры, когда-либо между ними случавшейся, лорд Ротем выглядел совершенно счастливым и даже смеялся чему-то, что говорила ему Геро, слегка склонив к ней свой симпатичный профиль, чтобы лучше слышать.

Геро, кстати, тоже выглядела просто потрясающе: собственно говоря, мисс Милбурн до сего момента даже не подозревала, что ее подруга способна на подобные метаморфозы. Разумеется, ей очень далеко до Несравненной, но мисс Милбурн была вовсе не глупа и была вынуждена признать, что в улыбке новобрачной и лукавом блеске ее глаз было нечто неотразимо притягательное. Наблюдая за Джорджем, она с неохотой сказала себе: он попросту очарован своей спутницей. Заметив же свою обожаемую Изабеллу, Ротем удостоил ее всего лишь вежливого поклона, и тогда ей стало понятно: весь вечер он намерен посвятить исключительно Геро.

Мисс Милбурн, не задумываясь, смогла бы назвать дюжину причин, объясняющих, почему он вызвался сопровождать леди Шерингем на бал, но ни одна из них ее не удовлетворяла; равным образом, как и безраздельное внимание, уделяемое Изабелле ее сиятельным поклонником, не могло повысить девушке настроения. Она даже позволила себе быть раздражительной с Северном, и это обстоятельство впоследствии навлекло на нее язвительные упреки матушки, понятия не имевшей о двойной игре дочери со столь блестящим претендентом на ее руку.

Правда же заключалась в том, что мисс Милбурн оказалась в неловком и неприятном положении молодой леди, которой вскружили голову как амбиции ее родительницы, так и восхищение, вызываемое ею самой с первого появления в высшем обществе. Ее воспитывали в ожидании, что она составит блестящую партию, и до тех пор, пока на орбиту Красавицы не ворвался пылкий и сумасбродный лорд Ротем, она и помыслить не могла о каком-либо неповиновении своей матушке.

Но появление лорда Ротема разрушило эту стройную картину, и вскоре строгая покорность и упорядоченные стремления Несравненной вступили в явное противоречие со смутными порывами ее сердца. Ведь никто, пребывая в здравом уме и твердой памяти, не взялся бы утверждать, что для любой девушки Ротем и есть та самая блестящая партия. Происхождение молодого человека было действительно безупречным, зато все знали, что поместья его обременены огромными долгами; кроме того, в отличие от своего соперника герцога, демонстрирующего завидное постоянство натуры, он прославился несдержанным нравом.

Джордж отличался тем же вольнодумством и легкомыслием, кои мисс Милбурн так жестоко раскритиковала в Шерри: он был завзятым игроком, водил дружбу с низкорожденными личностями, такими, как профессиональные боксеры и жокеи. Друзья лорда, пребывающие в вечной тревоге из-за его вспыльчивого нрава, мрачно предсказывали, что когда-нибудь он непременно прикончит своего камердинера и будет вынужден покинуть страну.

Мисс Милбурн прекрасно понимала: одна только мысль о том, чтобы связать с ним свою судьбу, была бы верхом нелепости, поэтому старательно пыталась выбросить его из головы. В конце концов, он был не единственным из обожателей Изабеллы, кто привлекал ее. Она ни в коем случае не была невосприимчивой, например, к несомненному и беззаботному обаянию Шерри; а еще ей очень нравился некий сэр Барнабас Краули, не говоря уже о неприступном сэре Монтегю Ревесби.

В минуты откровенности Изабелла признавалась себе, что в герцоге Северне ее привлекает лишь его высокий титул; но, когда Джордж становился назойлив и невыносим более обыкновенного, убеждала себя, что будет вполне счастлива в браке с благородным вельможей, который никогда не даст ей ни малейшего повода для беспокойства и будет обращаться с ней, проявляя неизменные, пусть и унылые, вежливость и внимание. Кроме того, он был чрезвычайно богат, но, поскольку она и сама являлась наследницей внушительного состояния, то ей удалось отказаться от подобных меркантильных соображений.

Словом, воспитанная в строгих правилах мисс Милбурн была далека от того, чтобы своим браком разочаровать родителей, но, увидев, как Ротем входит в бальную залу «Олмакса» под ручку с Геро, она ощутила укол некоего чувства, очень похожего на ревность, и устыдилась собственного убожества духа, что моментально отравило ей все удовольствие от вечера. Не могла она и простить Геро того, что та столь бесстыдным образом похитила Джорджа и – словно этого было мало – умудрилась весь вечер поддерживать его прекрасное настроение.

Изабелле неизбежно пришла в голову мысль о том, что он стал уже вторым ее поклонником, которого увела у нее Геро. Конечно, можно было и дальше рассуждать о том, что Шерри женился на бедной малышке Геро в пику всем остальным; быть может, именно так все и обстояло на самом деле, но любой, кто осмелился бы утверждать, что Шерри страдал от безответной любви к Изабелле, был помешанным или обладал куда бо́льшим тщеславием, нежели мисс Милбурн. Она никак не могла отделаться от ужасного подозрения, что страсть, в которой ее поклонники клялись ей, являлась лишь недолговечной и преходящей прихотью, от которой они быстро избавлялись, поэтому Изабелла чувствовала себя униженной.

Она ждала, что Джордж немедленно устремится к ней, как только какой-нибудь мужчина освободит его от опеки над Геро. Вот Мармадюк Фейкенхем пригласил Геро на тур вальса; но Джордж, как ни в чем не бывало, направился к нескольким своим друзьям, желая поболтать с ними. Мисс Милбурн, слишком оскорбленная в своих лучших чувствах, чтобы помнить, как отказалась принять его, когда он нанес ей утренний визит, могла лишь полагать, что его страсть к ней умерла, и немедленно принялась флиртовать с ослепительным сэром Барнабасом. Немного погодя она вдруг обнаружила, что угощается лимонадом в буфетной зале рядом с Геро, и поспешила осы́пать ее комплиментами, снизойдя до демонстрации чрезвычайного благородства души, сказав, что платье девушки – самое красивое в зале, а ее новая прическа вообще сногсшибательна.

– Вижу, – заметила миссис Милбурн по дороге домой, – наша маленькая знакомая не теряет времени даром и уже обзавелась постоянным спутником! Что ж! Остается лишь пожелать ей счастья с молодым Ротемом! Мне показалось, он проникся к ней самыми нежными чувствами. Впрочем, этого следовало ожидать: как я уже неоднократно говорила, он отличается неисправимым непостоянством. Но мне очень не понравилось, что ты два раза подряд танцевала с сэром Барнабасом Краули, любовь моя. Не стану спорить, он очень элегантен и мил, однако его никак нельзя назвать состоятельным человеком. Легкий флирт – но только в рамках приличия, не забывай! – никому не причинит вреда, однако, полагаю, Северну не слишком нравится наблюдать за тем, что Краули сделал тебя объектом своих ухаживаний. Я всего лишь упоминаю об этом, дорогая, потому что уверена – мне нечего опасаться по поводу твоего здравомыслия.

– Разумеется, мама, – безжизненным голосом отозвалась мисс Милбурн.

На следующий день она сидела в ландо матери напротив магазина на Бонд-стрит, ожидая, пока миссис Милбурн совершит покупку флакона дистиллированной ананасной воды (для предотвращения морщин), когда к ней гуляющей походкой подошел Шерри. Выглядел он весьма щеголевато: на его светлых кудрях лихо сидела заломленная набок шляпа с длинными полями, а мужское пальто тускло-коричневого цвета (осеннее утро выдалось прохладным) было небрежно распахнуто, открывая нескромным взорам облегающий сюртук из тонкой шерсти, пестрый жилет, а также изящные штаны из оленьей кожи.

Остановившись рядом с ландо, виконт в своем добродушном стиле заговорил с мисс Милбурн, и в манерах его напрочь отсутствовала стесненность, которой можно было бы ожидать от молодого человека, оказавшегося наедине с леди, недавно отвергшей его предложение руки и сердца. Шерри только что побывал в боксерской школе Джексона[38], где, подобно всем остальным светским шалопаям, безуспешно пытался пробить защиту экс-чемпиона мира; теперь же его светлость направлялся в «Уайтс», там у него была назначена встреча с мистером Рингвудом. Он сделал мисс Милбурн несколько изысканных комплиментов, но, поскольку вслед за ними добавил, что давно ее не видел, она не могла отнестись к ним серьезно.

– Прошлым вечером вы отсутствовали в «Олмаксе», где как раз и могли увидеть меня, – заметила она.

Виконт помрачнел, потому что, хотя и не был в обиде на супругу за события вчерашнего вечера, по-прежнему злился, вспоминая о той роли, что сыграл в них Джордж.

– Да, отсутствовал, – коротко согласился Шерри.

Мисс Милбурн, моментально уловив нотки неудовлетворенности в его голосе, не была бы женщиной, если бы удержалась и не стала развивать эту тему далее. Опустив взгляд на свои лайковые перчатки лавандового цвета, она проговорила, разглаживая кожу на запястьях:

– Зато я была рада повидаться с леди Шерингем, пребывавшей в прекрасном расположении духа.

Виконт вперил в Изабеллу взгляд своих голубых глаз.

– Вот как! – сказал он. – В прекрасном расположении духа, значит?

– Она удостоилась неприкрытого восхищения, – невозмутимо продолжала мисс Милбурн. – Мне даже жаль, что вас там не было, потому что Геро выглядела несравненно!

– Я обязательно позабочусь о том, чтобы оказаться рядом с ней в следующий раз, когда она пожелает посетить это прокля… замечательное местечко! – пообещал его светлость.

– Уверена, лорд Ротем окружил ее заботой и вниманием.

– Мне остается поблагодарить его за то, что он оказался столь любезен по отношению к чужой жене! – раздраженно заявил в ответ его светлость.

Мисс Милбурн встревожилась не на шутку. Оставив в стороне формальности, она напрямик спросила виконта:

– Шерри, ты, случайно, не ревнуешь ли ее к Джорджу, а?

– Кто говорит о том, что я ревную к Джорджу? – возмутился его светлость. – Полагаю, мне нечего беспокоиться из-за того, что он сопровождает мою супругу, не спросив хотя бы разрешения, или… Впрочем, все это пустяки! Но какого дьявола ему нужно от моего Котенка, когда последние шесть месяцев он буквально танцует перед тобой на задних лапках, – вот чего я не разумею!

Мисс Милбурн предпочла пропустить мимо ушей нелестное описание привязанности лорда Ротема, сказав:

– Я уверена, у тебя нет ни малейшего повода для беспокойства. Честное слово, в его манерах не было решительно ничего, что заслуживало бы ревности с твоей стороны!

– Не приведи господь! – заявил в ответ его светлость, и глаза его засверкали.

Поговорить еще им не дали. Рядом с ландо Милбурнов остановился громоздкий ромбовидный экипаж, и вдовствующая миссис Шерингем высунулась из окошка, дабы засвидетельствовать почтение своей дорогой Изабелле. Сына же она приветствовала вздохом и печальной улыбкой, но, похоже, получила некоторое утешение от того, что он беседует с мисс Милбурн. В ее манерах, пусть и не в произнесенных словах, отчетливо звучала тема «ах, что могло бы быть», поэтому мисс Милбурн почувствовала, как краснеет, а виконт, вспомнив о неотложных делах, поспешно удалился.

– Ах, любовь моя! – пробормотала миссис Шерингем. – Если бы все было по-другому! Я живу в постоянном страхе того, что он горько пожалеет о своей поспешной женитьбе. И, увидев его рядом с твоим экипажем, я воспылала надеждой…

– Я уверена, мадам, вам можно не опасаться за его счастье! – быстро проговорила мисс Милбурн, сознавая, что кучер на облучке внимательно прислушивается к их разговору.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказалась права, – вздохнула вдовушка, питавшая надменное презрение ко всем слугам. – Должна признаться, я пришла в смятение, узнав от миссис Буррелл о том, что моя невестка – полагаю, я должна называть эту женщину именно так – вчера вечером осмелилась появиться в «Олмаксе» в сопровождении этого ужасного Ротема. Но я с самого начала знала – именно так все и будет! Как мне представляется, его постоянно видят в ее обществе.

Мисс Милбурн была избавлена от необходимости отвечать благодаря язвительным и, пожалуй, чересчур громким окрикам извозчика фиакра, дорогу которому загородил экипаж вдовы. Миссис Шерингем пришлось приказать собственному кучеру ехать дальше, оставив свою молодую подругу переваривать ее зловещие и мрачные замечания.

Тем временем лорд Ротем нечеловеческим усилием воли старательно держался в стороне от Красавицы, но не из решимости порвать с ней, как надеялись доброжелатели Джорджа, а в надежде, что подобная перемена в поведении заставит ее внимательнее отнестись к его ухаживаниям. Одна из замужних сестер лорда, которая ничего так не желала, как женить его на богатой наследнице, дала Ротему дельный совет, и, как бы пренебрежительно ни относился Джордж к рекомендациям своих сестер в целом, тут он решил: Аугуста знает, о чем говорит, когда речь заходит о капризности представительниц слабого пола.

Пока что ход событий подтверждал авторитетное мнение Аугусты: эффект, произведенный на мисс Милбурн его появлением в «Олмаксе» в сопровождении Геро, не остался незамеченным Джорджем. Сердце у него обливалось кровью, когда он ответил лишь вежливым поклоном на самую приветливую улыбку, наконец-то полученную от Красавицы впервые за много недель, но лорд не дрогнул. И если ее последующие заигрывания с сэром Барнабасом Краули причинили Ротему нешуточную боль, то у него все-таки достало ума сообразить: их целью было добиться его ревности. Он решил, что несколько дней вообще не станет показываться ей на глаза, в счастливом блаженстве обдумывая романтический жест, который должен был окончательно растопить сердце, уже начавшее оттаивать.

Однажды мисс Милбурн призналась ему, что фиалки – ее любимые цветы. Для подобного признания она выбрала момент, когда он положил к ее ногам роскошный букет роз, и этот факт внушал некоторые опасения, но он решил приберечь полученные знания до лучших времен, а сейчас использовать их себе во благо. Разыскать в эту пору в столице фиалки было, наверное, не самым легким делом, но для настойчивого влюбленного молодого человека нет ничего невозможного.

Мисс Милбурн получит букетик в элегантной упаковке вечером на балу у леди Фейкенхем. При этом она наверняка догадается, кто прислал их, но на всякий случай, чтобы избежать ошибки, он приложит к цветам свою визитную карточку с кратким посланием. И сейчас Ротем пытался сделать мучительный выбор, разрываясь между двумя вариантами: «Приколите их ради меня» и «Если вы приколете их сегодня, я буду знать, на что могу надеяться», но, так ничего и не придумав, обратился со своей дилеммой к Геро.

Эта идея, разумеется, очень ей понравилась, поэтому она заявила: ни одна женщина не откажется украсить свой туалет цветами, достать которые стоило много времени и сил. Но, обладая практическим складом ума, Геро заметила Джорджу: Изабелла вряд ли сможет приколоть на корсаж букетик цветов в обертке из филигранной папиросной бумаги. Джордж вынужден был согласиться с леди Шерингем, однако, написав на очередной визитной карточке на этот раз слова: «Держите их в руках ради меня», признал, что подобная смена акцентов пришлась ему не по душе.

– Я знаю, что написала бы на вашем месте, Джордж, – заявила Геро. – Я бы написала просто: «С любовью».

– «С благоговением!» – с придыханием поправил ее Джордж.

– Что ж, можно и так, если хотите, но мне представляется, что «любовь» звучит куда более трогательно.

– А что, если я напишу: «Возьмите вместе с ними и мое сердце»? – предложил Джордж в приступе внезапного вдохновения.

Геро, ахнув, потрясенно ответила:

– Не знаю, почему, дорогой Джордж, но… но на месте Изабеллы мне бы захотелось рассмеяться.

– В самом деле? – спросил уязвленный до глубины души Ротем.

Она кивнула.

– Не понимаю, почему вы так в этом уверены. Но, пожалуй, вы правы. Однако мне все равно хотелось бы упомянуть свое сердце. А рассмеялись бы вы, если бы я написал: «Носите их ради меня»? Проклятье, она поймет, что я имею в виду!

За неимением лучшего, ему пришлось удовлетвориться этим, и он распрощался с Геро в более-менее приемлемом расположении духа. На ступеньках Джордж столкнулся с Шерри, однако слишком спешил заняться поисками фиалок и посему обменялся с виконтом лишь коротким приветствием. Его светлость подозрительно уставился вслед другу, после чего сразу же поднялся в гостиную и поинтересовался у супруги, уж не поселился ли Джордж на Хаф-Мун-стрит?

Она невинно ответила:

– Я полагала, он живет на Райдер-стрит? Он что, переехал оттуда, Шерри? Джордж ничего мне не говорил об этом, а ведь расстался со мной каких-нибудь пять минут назад.

– Мне это прекрасно известно! – язвительно ответил его светлость. – Но я желаю знать, что он здесь делал? Полагаю, ты ответишь, будто он приходил повидаться со мной!

– О нет, не думаю, что он хотел повидаться с тобой, Шерри! Он пришел, чтобы спросить у меня совета кое в чем. Ты ведь не станешь никому говорить об этом, правда? Он собирается послать Изабелле букетик фиалок на бал у Фейкенхемов. Джордж говорит, это ее любимые цветы.

– Вот как! – сказал его светлость. – Не понимаю, зачем ему в таком случае понадобился твой совет.

– Нет, ему действительно был нужен мой совет, но, пожалуй, я не стану говорить тебе, о чем шла речь, потому что, думаю, он бы не хотел, чтобы об этом стало известно, – доверчиво сообщила мужу Геро.

– Как мне представляется, – гневно заявил Шерри, – Белла Милбурн не единственная девушка, на которую он положил глаз!

– О нет, Шерри! – преданно воскликнула Геро. – Право, ты ошибаешься! Неужели ты можешь подозревать Джорджа в том, что он положил глаз на меня? Ох, Шерри, большей глупости я в жизни не слышала! Уверяю тебя, он только и говорит, что об Изабелле!

– Ну, не знаю, – заявил в ответ его светлость, окидывая жену критическим взглядом. – Вся штука в том, что ты дьявольски похорошела с тех пор, как я женился на тебе, так что все может статься.

Геро, покраснев до корней волос, спросила:

– Правда, Шерри? Правда? Наверное, все дело в том, что я по-новому уложила волосы, и в моих шикарных платьях тоже.

– Да, очень может быть, – согласился он. – Должен признать, я и сам никогда не считал тебя красавицей, но если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то одному богу известно, чем все это кончится.

– Но, Шерри, ты ведь не возражаешь против того, что я похорошела?

– О, я ничуть не возражаю! – ответил его светлость. – Вся штука в том, что на это я не рассчитывал, только и всего, а если в доме вечно будут ошиваться типы вроде Джорджа, то это окажется чертовски хлопотно. Кстати, если подумать, Джордж – далеко не единственный! Есть еще и Джил! Самый закоренелый женоненавистник, которого я когда-либо встречал. И как же он поступает? Берет тебя с собой на Солт-Хилл на прогулку, словно всю жизнь только и делал, что катал женщин в экипаже, чего не было и в помине. Да, а что этот странный тип, с которым я застал тебя на прошлой неделе?

– Ты имеешь в виду мистера Кирби, Шерри?

– Вот, значит, как его зовут? Впрочем, это не имеет уже никакого значения, поскольку больше он здесь не появится, чтобы смотреть на тебя телячьими глазами.

Геро, захихикав, заметила:

– Должна сказать, ты обошелся с ним очень грубо и невежливо, Шерри. Мне даже страшно представить себе, что он мог подумать!

– Неужели? – угрюмо осведомился его светлость. – Что ж, он прекрасно понял, что должен подумать, смею тебя уверить! – Виконт вдруг совершенно неожиданно вновь вернулся к первоначальной теме разговора: – Ну, ладно. С каких это пор мужчине понадобился совет такой несмышленой крошки, как ты, хотел бы я знать? У тебя концы с концами не сходятся, Котенок! Чертовски не сходятся, откровенно тебе говорю!

– Однако он действительно приходил ко мне за советом, Шерри! Просто он очень надеется на то, что Изабелла смягчится, и хотел узнать мое мнение о… словом, небольшом послании, которое он намеревается вручить ей вместе с букетом цветов на балу у леди Фейкенхем. Но ты не должен никому говорить об этом, ведь я уверена – он бы не хотел, чтобы я кому-нибудь рассказывала о его просьбе!

Поскольку виконт прекрасно сознавал, что не имеет ни малейших оснований с подозрением относиться к лорду Ротему, то сделал вид, будто удовлетворен этим объяснением, и прекратил допрос. К тому же беседа с поверенным, состоявшаяся несколькими днями позже, дала ему намного более веские основания для размышлений. Мистер Стоук почел своим долгом обратить внимание его светлости на некоторые неприглядные факты. По причине того, что разговор этот состоялся после черного понедельника на «Таттерсоллзе», который оказался куда чернее обыкновенного, виконт сопровождал супругу на бал к Фейкенхемам в состоянии угрюмой неудовлетворенности. Его друг Ревесби, которому Шерри рассказал о своих неприятностях, приложил все силы, дабы развеять его тревоги, заверив виконта: удача вскоре вновь непременно повернется к нему лицом, и даже познакомил его с новым игорным притоном, расположенным на Пикеринг-Плейс.

Заведение это отличалось особой скрытностью и осмотрительностью, поэтому виконт ничуть не удивился, если перед тем, как впустить внутрь, его попросили бы назвать пароль одному подозрительному субъекту, общавшемуся с ним сквозь забранное железной решеткой оконце в массивной двери. Он играл в макао до раннего утра, но с переменным успехом; и, хотя сэр Монтегю придерживался мнения, что первоначальный проигрыш следует счесть благоприятным знаком, нельзя было отрицать очевидного – в особняк Фейкенхемов на Кэвендиш-сквер виконт пожаловал в далеко не столь солнечном настроении, как обычно.

– Обжегся, старина? – приветствовал его мистер Фейкенхем, также посетивший «Таттерсоллз» в день расчетов.

Шерри ответил ему недовольной гримасой.

– Ничего, все образуется, – подбодрил его Ферди. – Я и сам думал, что окажусь на мели, пока Брок не намекнул мне: в минувшую среду надо поставить на Быструю В Одежде[39].

– А я поставил на Дебютантку, – сообщил его светлость.

Ферди лишь покачал головой в ответ.

– И сделал ошибку, – сказал он. – Надо было тебе послушать Брока. Дельный малый, этот Брок. Ну, идем, пропустим по стаканчику!

Предложение это пришлось Шерри по душе, и он отправился вслед за своим кузеном, чтобы выяснить, способен ли пунш из шампанского поднять ему настроение. Они бы непременно прихватили с собой и лорда Ротема, но его светлость, темные глаза которого сверкали предвкушением и радостным восторгом, отказался покидать бальную залу.

Однако вечер, увы, не оправдал ожиданий Ротема. Мисс Милбурн, получив букетик фиалок из рук мавританского слуги своей матушки, оказалась во власти самых противоречивых эмоций. Она была тронута тем, что Ротем приложил столько усилий, чтобы раздобыть цветы, которые считал ее любимыми. Изабелла вдруг ощутила болезненный укор совести, когда вспомнила о том, как мимоходом солгала ему на сей счет, и уже готова была из чувства сострадания взять его подношение с собой на бал, отказавшись от желтых роз, кои были ей доставлены чуть ранее с наилучшими пожеланиями от его сиятельства Северна.

Однако столь благородный порыв тут же угас под влиянием нескольких обстоятельств. Во-первых, в самый последний момент Ротем передумал и приложил к букету второе послание вместо первого. «Приколите их, и я буду знать, на что могу надеяться» – гласила надпись на визитной карточке его светлости. Мисс Милбурн сочла, что он слишком уж спешит, поскольку полагала так: до тех пор, пока она не поймет сама, на что может надеяться, его светлости лучше пребывать в неведении. Она была готова пойти на легкий флирт со своими многочисленными воздыхателями, но при этом оставалась добросердечной девушкой и, не будучи готова принять предложение руки и сердца Ротема, считала, что не имеет права брать на бал цветы, к которым прилагалась столь недвусмысленная записка. Поразмыслив еще немного, Изабелла ощутила, как, кроме сострадания к несчастному возлюбленному, начинает испытывать негодование. Нет, право, это уже никуда не годится, если Джордж, в течение двух недель не обращавший на нее никакого внимания, вдруг навязывает ей букет цветов с приложенным к нему настоящим ультиматумом!

Было и еще одно соображение, из-за которого – не в последнюю очередь, кстати, – она отвергла фиалки лорда Ротема. Мисс Милбурн, чью поразительную красоту не могли испортить даже неумело подобранные тона, надела на бал новое платье из светло-коричневого атласа, к которому решительно не подходили фиалки Джорджа. Поэтому она отложила их в сторону и приколола к корсажу букетик роз Северна, решив при этом, что постарается смягчить удар для Джорджа, обращаясь с ним мягче и ласковее обычного.

Но все благие намерения Изабеллы пошли прахом! Стоило Джорджу, с нетерпением ожидавшему ее появления, заметить желтые розы, как он побледнел и стремительно покинул залу. В столь расстроенных чувствах он наверняка бы выбежал из дому, если бы не наткнулся в передней на его хозяйку. Леди Фейкенхем, знавшая Ротема с пеленок, строго поинтересовалась, куда это он направляется, и, не дав ему времени ответить, неумолимо увлекла за собой обратно в бальную залу, где и представила молодой леди, благодарно принявшей безвольную руку молодого человека в кадрили, для которой как раз выстраивались пары. К тому времени, как танец закончился, Джордж осознал всю неуместность собственного побега и вернулся на свое излюбленное место у дверей, где и застыл, скрестив руки на груди и горящим взглядом пожирая мисс Милбурн, танцующую контрданс[40]. Но, поскольку партнером девушки был не кто иной как Северн, то долго выдержать подобное зрелище Джордж не смог и отправился искать убежища в небольшой комнатке, примыкающей к бальной зале. Она предназначалась для тех, кто предпочитал утехи спокойного виста более утомительным танцевальным экзерсисам, однако выражение лица Джорджа было настолько мрачным, что какой-то мужчина, имевший нерешительный вид, робко заглянул в комнату и, в страхе выскочив из нее, сообщил своим компаньонам, что им лучше подыскать себе другое помещение для игры.

От внимания Геро не ускользнули розы мисс Милбурн и смятение на лице Джорджа, поэтому она воспользовалась первой же возможностью, чтобы последовать за ним в его убежище. Ее доброе сердечко разрывалось от сострадания к нему. Она прекрасно знала, какую боль он сейчас испытывает. Подобные страдания были не чужды девушке, посему она сочла, что должна постараться утешить Джорджа всеми доступными ей способами.

Она обнаружила его угрюмо сидящим на небольшом диванчике с бокалом бренди в руке. Джордж поднял голову, и в глазах его вспыхнул мрачный вызов, но при виде вошедшей чело молодого человека разгладилось, и он, встав со своего места и отставив в сторону бокал, сумел даже выдавить нечто похожее на улыбку.

Геро, тепло взяв его руку в свои, сказала:

– Дорогой Джордж, не обращайте внимания! Поверьте, фиалки совершенно не подходят к этому платью!

– Она приколола розы Северна, – ответил он.

– О нет! Откуда вы знаете?

– Я собственными ушами слышал, как мисс Милбурн говорила об этом леди Каупер.

Геро пришла было в смятение, но тут же взяла себя в руки.

– Это означает лишь то, что они больше подходят к ее платью, – сказала девушка. – Присядьте же, Джордж! Полагаю, вы придаете этому чересчур большое значение.

Он позволил усадить себя на диван рядом с леди Шерингем, но, испустив горестный стон, заявил:

– Я написал ей, что если она приколет мои фиалки, то я буду знать, на что могу надеяться. И вот сейчас получил ответ, так что теперь могу без дальнейших мучений вышибить себе мозги.

– О нет, не говорите так! Знаете, Джордж, я думаю, вам не следовало присовокуплять свое послание. Быть может, оно ей не слишком понравилось. Вы уже говорили с ней?

Он, покачав головой, ответил:

– Я испугался, что не сдержусь. Кроме того, если я приближусь к этому типу, Северну, то, скорее всего, найду способ затеять с ним ссору.

– Нет-нет, даже не помышляйте! Хотите, я могу попробовать узнать, что думает Изабелла по этому поводу!

– Благодарю вас! Я уже и сам заметил – она пребывает в превосходном расположении духа! – с горечью отозвался Джордж. – Ума не приложу, как такая красавица может быть настолько бессердечной!

– А я уверена, что вы ошибаетесь! Она очень сдержанна, быть может, и не откроет душу первому встречному, но я почти убеждена: Северну не удалось покорить ее сердце.

Ротем помолчал несколько мгновений, безжалостно комкая в руках носовой платок, и было видно, что все его внимание поглощено столь бессмысленным занятием. Но вот по губам молодого человека скользнула горькая улыбка и он вынес суровый вердикт:

– Она выйдет за Северна замуж ради его состояния и титула. Это совершенно очевидно.

– О нет! Вы несправедливы к ней, Джордж! В ее сердце чувства еще не умерли!

– Когда-то я верил… – Он оборвал себя на полуслове, после чего со стоном обеими руками схватился за голову. – Это не имеет никакого значения! Простите меня! Мне не следовало докучать вам своими горестями. Но вы даже не представляете, что это такое, когда вашу любовь отвергают с презрением и попросту не замечают!

– Дорогой Джордж, не говорите так! – взмолилась Геро, гладя его по голове и распрямляя непокорные кудри. – Я знаю… О, еще как! Однако не позволяйте себе потерять надежду, что ее чувства более не оживут! Этого не может быть, потому что, если любишь по-настоящему… – Голос леди Шерингем сорвался, и она смахнула слезу со щеки.

Он по-братски обнял ее за плечи и легонько прижал к себе.

– Да, да, там, где есть сердце, его можно завоевать, и вы бесконечно правы, Котенок! Но в моем случае… Однако довольно рассуждать об этом! Я самый настоящий эгоист и бесчувственная скотина: я заставил вас плакать, а мне этого хотелось меньше всего на свете!

Геро, неуверенно рассмеявшись, сказала:

– Только ради вас, дорогой Джордж! И впрямь, я самое счастливое существо на земле… если судить вообще!

Он, повернувшись к ней, спросил:

– Правда? Надеюсь, так оно и есть, потому что вы заслуживаете счастья.

Она улыбнулась ему сквозь слезы, и, поскольку подобное в нынешних обстоятельствах представлялось вполне естественным, он наклонился и поцеловал ее.

В поступке лорда Ротема не было ничего пылкого и страстного, поэтому Геро без колебаний приняла его действия именно в том смысле, в коем они и предназначались. К несчастью, Шерри выбрал этот самый момент, чтобы войти в комнату вместе с Ферди и мистером Рингвудом. Воздав должное пуншу из шампанского в количестве достаточном, чтобы вернуть виконту обычную веселость, он, вспомнив о своих обязанностях, отправился на поиски жены, дабы оказать ей честь и потанцевать с ней. О местонахождении Геро Шерри сообщил мистер Рингвуд, но сомнительно, чтобы последний или Ферди согласились составить ему компанию, знай они, в каком положении он застанет свою молодую супругу.

Его светлость появился как раз вовремя, чтобы увидеть, как лорд Ротем, придерживая Геро одной рукой за подбородок, запечатлевает поцелуй на ее аппетитных губках. На мгновение виконт замер словно вкопанный, а потом, изрыгнув чудовищное богохульство, поспешно шагнул вперед. Мистер Рингвуд, пришедший в себя после сокрушительного потрясения, последовал его примеру, а Джордж, покраснев до корней волос, вскочил на ноги.

– Шерри! – предостерегающе воскликнул мистер Рингвуд. – Ради всего святого, мальчик мой, не забывай о том, где находишься! Ты не можешь взять и придушить Джорджа на месте!

А Джордж, скрестив руки на груди, язвительно улыбнулся. Выглядел он крайне благородно и романтично, с блеском в глазах ожидая дальнейшего развития событий. Геро, изрядно удивившись воинственному поведению своего прежде столь беззаботного супруга и не чувствуя за собой ни малейшей вины либо раскаяния, поинтересовалась:

– Шерри, что случилось? Ты искал меня?

– Да, клянусь богом, искал! – ответил Шерри, вырываясь из рук мистера Рингвуда. – Черт возьми, Джил, отпусти меня!

Ферди, глазевший на происходящее с открытым ртом, вдруг вышел из оцепенения, одним взглядом оценил положение и с поклоном предложил руку Геро.

– Позвольте мне сопроводить вас обратно в бальную залу! – провозгласил он.

– Да, но… Шерри, не думай ничего такого о том, что Джордж поцеловал меня! – заявила Геро, в смятении переводя взгляд с одного мужчины на другого. – В этом не было ни малейшего вреда или умысла, не так ли, Джордж?

– Дорогой Котенок, – отвечал Джордж, отвешивая ей еще более изысканный поклон, нежели тот, на которой сподобился Ферди, – вы доставили мне несказанное удовольствие!

Придя в ужас от столь безответственного и провокационного поведения, Ферди обменялся пораженными взглядами с мистером Рингвудом и увел Геро из комнаты.

– Разумеется, в этом не было никакого умысла! – подхватил мистер Рингвуд. – Но все равно тебе не следовало целовать жену Шерри, Джордж, а что до тебя, Шерри, то, если бы ты не выпил столько пунша из шампанского, тебе достало бы ума не поднимать сейчас шум… Проклятье, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Она столь же невинна, как новорожденный агнец!

– Она! – провозгласил виконт. Жутко скрипнув зубами, он обратил горящий взор на Ротема. – Благодарю тебя, Джил, но я не нуждаюсь в уверениях, будто моя жена невинна! А вот что до этого… повесы, этого волка в овечьей шкуре, этого… этого простолюдина…

– Эй, Шерри, черт возьми, ты не можешь назвать Джорджа простолюдином! – запротестовал мистер Рингвуд. – Чудовищная ошибка! Джордж не стал бы… ради бога, перестань корчить из себя героя, Джордж, и попроси у Шерри прощения!

– Нет! – заявил Ротем, небрежным мановением носового платка стряхивая с обшлага воображаемую пылинку, – Ни разу в жизни я не просил прощения еще ни у одного мужчины.

– Ну и что, Джордж? – сказал Ферди, только что вернувшийся в комнату. – Никогда не знаешь, что может случиться! Да вот взгляни хотя бы на меня! Я всегда клялся, будто ни за что не поставлю на лошадь с тремя белыми чулками, но все-таки поставил, и знаешь, что из этого вышло? Она выиграла забег! В общем, не зарекайся!

Виконт великолепным образом проигнорировал это вмешательство и, презрев отчаянную мольбу мистера Рингвуда, отбросил непреложный принцип, коим руководствовался все годы знакомства с лордом Ротемом.

– Назовите своих друзей, милорд! – в ярости вскричал он.

– Шерри! – едва не взвыл от отчаяния мистер Фейкенхем. – Одумайся, старина! Ты не в себе! Потерял голову! Это все шампанское! Не обращай на него внимания, Джордж!

Лорд Ротем, однако, отозвался незамедлительно:

– С превеликим удовольствием! Джил, ты не откажешься стать моим секундантом?

– Ты не можешь выбрать Джила! – с жаром возразил виконт. – Я собирался взять его себе!

– Ни за что! – парировал Джордж, мгновенно позабыв о своем образе героя. – Забирай себе Ферди.

– Я назову обоих сразу: и Ферди, и Джила, – высокомерно заявил виконт.

– Перебьешься, потому что я назвал Джила первым.

– Проклятье, что, у тебя нет других друзей, кроме Джила? – спросил Шерри.

– Есть, но если у тебя не хватает мозгов оставить это дело между нами четырьмя, то я могу назвать еще нескольких! – заявил в ответ Джордж.

– В этом что-то есть, Шерри, старина, – с умудренным видом заметил Ферди. – Не годится распространять сплетни о том, что Джордж целует твою жену. Если уж тебе приспичило вызвать его на дуэль (но, имей в виду, я не сторонник этого, потому что ты знаешь, кто он такой, и ставлю десять против одного, все дело не сто́ит выеденного яйца!), я буду твоим секундантом, и мы с Джилом устроим все наилучшим образом. А теперь послушай меня, Джордж! Если ты выберешь пистолеты, то ты не тот, за кого я тебя принимаю!

– Именно их я и выбираю, – незамедлительно ответил Джордж.

– Пусть выбирает, что хочет: мне все едино! – великодушно заявил Шерри. – Я отправлю мистера Фейкенхема обсудить все подробности схватки с вашим секундантом, милорд, но позвольте сообщить вам: я считаю подлой уловкой с вашей стороны то, что вы назвали имя Джила прежде, чем я сам успел сделать это!

Глава 13

В Кодексе чести записано прямо: первейшая обязанность секундантов при организации дуэли заключается в том, чтобы сделать все от них зависящее для примирения своих принципалов[41], и никогда еще никто из секундантов не прилагал бо́льших усилий, чем мистер Рингвуд и Ферди Фейкенхем. В частности, ни один из этих джентльменов не ограничился уговорами лишь своего собственного принципала: и по отдельности, и вместе они увещевали и умасливали обоих будущих противников. Но их усилия не увенчались успехом: виконт в открытую заявил, что, какими бы невинными ни были намерения Джорджа, он не собирается забирать назад свой вызов. А Джордж избрал следующую линию поведения: раз не он бросил вызов первым, то и адресовать ему какие-либо упреки и воззвания попросту бессмысленно.

– Проклятье, Джордж! – заявил доведенный до отчаяния мистер Фейкенхем. – Ты же не можешь ожидать, что Шерри пойдет на попятную!

– А я и не ожидаю этого, – ответил Джордж.

– От этого никуда не деться, – сказал мистер Рингвуд. – Ты поступил дурно. И должен признать это. Не дело целовать жену Шерри.

– Шерри ведет себя как собака на сене! – вспылил Джордж, и глаза его засверкали. – Почему бы ему самому не поцеловать ее? Ну-ка, ответьте мне!

– К делу это не имеет никакого отношения, – заметил мистер Рингвуд. – Более того, это тебя никоим образом не касается, Джордж. Я не говорю, что ты не прав, но это не меняет сути: ты не должен был целовать ее!

– Очень хорошо! Тогда пусть Шерри проделает во мне дыру – если сможет!

– Ты меня удивляешь, Джордж! – строго заявил мистер Рингвуд. – Ты прекрасно знаешь о том, что бедный Шерри тебе и в подметки не годится!

– Да, однако есть еще кое-что! – вмешался Ферди. – Это низко с твоей стороны, Джордж – настаивать на дистанции в двадцать пять ярдов!

– Джордж! – обратился к нему мистер Рингвуд, призвав на помощь все свое красноречие. – Говорю тебе, так не пойдет! Шерри не может признать это вслух, но он понимает не хуже меня: между вами ничего не было! Все дело можно уладить так же легко, как прихлопнуть комара! Ты должен лишь объяснить сложившиеся обстоятельства Шерри, и я убежден – он пойдет тебе навстречу!

– Ты что же, ожидаешь, что я первым пойду на попятную? – спросил Джордж.

– Он опять встал в позу! – в отчаянии воскликнул Ферди. – Никогда не встречал такого типа, никогда в жизни!

– Не понимаю, почему бы тебе не уступить, Джордж, – заявил мистер Рингвуд. – Будь здесь кто-нибудь посторонний, чего, слава богу, нет и в помине, он бы ни за что не подумал, что ты просто боишься встретиться с Шерри. Одна только мысль об этом представляется мне абсурдной!

– Так и есть: чистой воды абсурд! – подхватил Ферди. – А если кто-нибудь даже и подумает, то не рискнет высказать ее вслух, – наивно добавил он. – Если хочешь знать мое мнение, очень жаль, что никто не осмеливается противоречить тебе: это пошло бы тебе на пользу! В самом деле, старина! Впрочем, теперь уже поздно беспокоиться о подобных вещах!

– Если только вы не убедите Шерри отозвать свой вызов, я встречусь с ним завтра утром на Уэстбурн-Грин, – невозмутимо отрезал Джордж. – А если полагаете, будто вам это удастся, то вы не знаете Шерри!

На такой бескомпромиссной ноте он и расстался со своими друзьями, пребывавшими в нешуточной растерянности. Вся проблема в том, что, по словам Ферди, с Джорджем никогда нельзя ни в чем быть уверенным. Мистер Рингвуд согласился: когда Джорджу попадала вожжа под хвост, никто не мог быть уверенным, будто знает, какое безумство он выкинет в следующий миг. Оба джентльмена еще несколько минут просидели, храня мрачное молчание и размышляя о невеселых последствиях приближающейся дуэли. Мистер Рингвуд не мог не согласиться со своим другом в том, что тот попал в самую точку, когда заявил: Джордж просто не может промазать. Джил, глубоко вздохнув, произнес:

– Их надо остановить. Проклятье, не можем же мы позволить Джорджу убить беднягу Шерри! Вот что я тебе скажу, Ферди: нам ничего не остается, как рассказать обо всем леди Шерингем.

Мистер Фейкенхем, неизменно педантичный в вопросах чести, был потрясен до глубины души, но мистер Рингвуд развеял его сомнения.

– Я понимаю, это никуда не годится, – сказал он, – но Котенок очень дружна с мисс Милбурн, а если есть на свете человек, способный остановить Джорджа, когда он закусил удила, то это именно она!

Мистер Фейкенхем был настолько тронут, что схватил друга за руку и яростно потряс ее.

– Джил, старина, ты прав! – воскликнул он. – Я всегда знал, у тебя есть голова на плечах! Но это против всех правил! Никогда нельзя рассказывать о подобных вещах женщинам!

– Забудь об этом! – нетерпеливо бросил мистер Рингвуд. – Отправляемся немедленно на Хаф-Мун-стрит, пока Шерри не путается у нас под ногами!

Оба джентльмена выступили в путь. Им повезло: они застали Геро дома и одну. Их провели наверх, в гостиную, здесь мистер Рингвуд без обиняков выложил хозяйке дома цель их визита.

Уже имея некоторое представление о том, что ее ждет, Геро, как того до ужаса опасался мистер Фейкенхем, не стала падать в обморок и не закатила сильнейшую истерику. Нотация супруга относительно ее поведения, которую он прочел ей вчера вечером, пока они возвращались домой, оказалась настолько суровой и нелицеприятной, что девушка сникла и едва нашла в себе силы объяснить, что всего лишь пыталась утешить бедного Джорджа, который пребывал в отчаянии из-за жестокости Изабеллы. Гнев виконта к этому времени несколько поутих, но его суровая критика неуместности подобного способа утешения молодых холостяков сделала бы честь самой чопорной дуэнье, поэтому Геро лишь покаянно разрыдалась в ответ. Его светлость размяк окончательно, осушил ее слезы и заявил: она ни в чем не виновата, он сам должен был думать головой, прежде чем знакомить ее с таким отчаянным повесой, как Джордж Ротем. Разумеется, Геро не могла смириться с подобным утверждением и, жалобно всхлипывая, пояснила: на самом деле вина лежит именно на ней и Джордж поцеловал ее чисто по-братски, не сознавая, в сущности, что делает. Виконт грубовато заявил в ответ: поскольку братьев у Геро нет, то не ей судить об этом. Однако, будучи джентльменом, обладающим богатым жизненным опытом, он с легкостью может представить себе подобное положение и даже – хотя и не высказал этого вслух – сожалеет о том, что позволил своему бурному нраву взять над собой верх. Но, когда девушка выразила робкую надежду, что он все-таки не поссорился с Джорджем, единственным ответом, которого она добилась от него, стали неубедительные уверения – ей решительно незачем беспокоиться из-за него.

Поэтому Геро ничуть не удивилась сообщению мистера Рингвуда. Она лишь кивнула в знак того, что поняла, да слегка побледнела; после чего, вперив встревоженный взгляд в лицо Джила, сказала:

– Но ведь Джордж не причинит вреда Шерри! Он просто не может так поступить!

– Нет, может, – ответил Ферди. – Он дьявольски ловко обращается с пистолетами! Никогда не промахивается!

Глаза леди Шерингем испуганно расширились.

– Он не сделает этого! – воскликнула она. – Только не с Шерри!

– Не стал бы отвергать такую возможность, – возразил Ферди, качая головой. – Джордж пытался вызвать Шерри на дуэль дюжину раз. Но Шерри всегда говорил, что он не такой дурак, чтобы выступить против Ротема и рассчитывать всадить в него пулю. Жаль, что он передумал.

– Но он не должен так поступать! – вскричала Геро, вскакивая с места. – Он не сделает этого! О, вы несправедливы к нему! Я знаю, он не сделает ничего подобного!

– Странный тип, этот Джордж, – мрачным голосом сообщил мистер Рингвуд. – Не говорю, что он плох: всегда готов на рискованное мероприятие, как никто другой! Однако вся штука в том, что у него дьявольский нрав, а когда на Джорджа находит, то от него можно ожидать вообще чего угодно. Ферди, ты помнишь, как мы едва не дали ему задушить того малого? Забыл, как его зовут, но ты должен его знать! Тот чудак, что женился на его сестре Эмили. Это я привожу вам лишь в качестве наглядного примера, Котенок! Своего собственного зятя!

– Имейте в виду, я никогда не винил его за это! – добавил Ферди. – Этот малый мне тоже очень не нравится. Как же, черт возьми, его зовут?

– Да какая разница? – вскричала Геро. – Какое это имеет значение? Как мы можем помешать дуэли Шерри с Джорджем?

– Никак, – отозвался мистер Рингвуд. – Не стоит рассчитывать, будто Шерри отзовет свой вызов. Да если бы я оказался таким дураком, что вызвал бы Джорджа на дуэль, то тоже не отступил бы!

– Джордж должен попросить у Шерри прощения. Однако вся беда в том, что он не станет этого делать, – заявил Ферди. – Если подумать, он уже давно нарывается на драку. Никак не мог найти того, кто согласился бы выступить против него. Если бы им оказался не Шерри, я бы даже сказал, что жаль портить удовольствие бедному малому, которое он получил впервые за много месяцев!

– Но речь идет как раз о Шерри! – вскричала Геро.

– Да, – скорбно согласился Ферди. – Очень жаль!

– Это не имеет значения! – вмешался мистер Рингвуд. – Дуэль нужно остановить. Не обращайте внимания на Ферди, Котенок! Слушайте лучше меня! И еще одно: ни слова Шерри, ведь он просто взбесится, если узнает, что я разболтал вам обо всем, и пришлет вызов мне, да и Ферди тоже!

– Нет-нет, обещаю вам, что не скажу Шерри ни слова!

– Я не могу уговорить Джорджа; Ферди не может уговорить Джорджа. Мы уже сделали все возможное. Остался только один человек, которого он послушает.

– Изабелла! – воскликнула Геро.

– Вот именно. И вы должны повидаться с ней. Она ваша подруга, поэтому не откажется помочь вам. Убедите ее послать за Джорджем. Но скажите, пусть не вздумает болтать об этом в городе! Нужно, чтобы она встряхнула Джорджа и отправила его к Шерри. Я знаю Энтони: если Джордж протянет ему руку, все тут же уладится ко всеобщему удовлетворению!

– Я немедленно еду к Изабелле! – заявила Геро. Опасность, грозившая ее Шерри, заслонила собой все прочие соображения.

Она выехала тотчас же и прибыла к особняку Милбурнов в тот самый момент, когда Изабелла поднималась по ступенькам в сопровождении служанки. Мисс Милбурн радостно приветствовала гостью и непременно показала бы некоторые интересные покупки, которые только что совершила, но даже не столь проницательный наблюдатель, как она, заметил бы: у Геро к ней дело поважнее, нежели рюши и оборки. Изабелла, немедленно пригласив подругу в гостиную, попросила без стеснения рассказать, чем в состоянии ей помочь. Вплоть до сего момента леди Шерингем даже не задумывалась о том, что ей может быть нелегко рассказать всю историю мисс Милбурн, однако под внимательным взглядом этих великолепных глаз она вдруг обнаружила, что мямлит и запинается там, где раньше все представлялось ей простым и естественным.

Мисс Милбурн выслушала ее, чувствуя, как в груди у нее медленно разгорается пламя гнева. Все было именно так, как она и подозревала: Геро действительно увела у нее очередного поклонника, а Ротем выказал то самое непостоянство, о котором ей так часто говорила матушка! Всю серьезность положения лишь подтверждал вызов Шерри, брошенный Джорджу. Мисс Милбурн прекрасно знала: ни один человек в здравом уме не рискнет вызвать Джорджа на дуэль, разве что в исключительном случае, а поскольку Шерри ничуть не выглядел пьяным на балу, то и сослаться на возбуждающее действие пунша из шампанского, собственноручно приготовленного достопочтенным Ферди Фейкенхемом, она тоже не могла. Грудь Изабеллы бурно вздымалась, и она вдруг поняла, что ее охватило унизительное желание расплакаться. Что до объяснения, предложенного Геро о том, будто Джордж поцеловал ее из-за того, что она отвергла его фиалки, то ничего более неубедительного и возмутительного мисс Милбурн в жизни своей не слыхала. Срывающимися голосом она проговорила:

– Вполне понятно, почему Шерри вызвал его на дуэль! Но ты, Геро, – как ты могла? Мне и в голову не пришло бы, что ты окажешься легкомысленной, фривольной и лишенной принципов!

– Я не считаю себя легкомысленной или беспринципной! – с негодованием заявила в ответ Геро. – Мне было так жалко бедного Джорджа, что если он пожелал поцеловать меня (чтобы утешить, а не из каких-либо иных соображений!), то с моей стороны было бы жестоко оттолкнуть его!

– Моя дорогая леди Шерингем, не трудитесь излагать мне совершенно неправдоподобные вымыслы! – заявила мисс Милбурн величественным и высокомерным, как она надеялась, тоном, но даже для ее собственных ушей это прозвучало обиженно и жалко.

– Изабелла Милбурн, я полагаю вас самым жестоким существом на свете! – выпалила Геро, глаза которой метали искры. – Я не желала верить, когда Джордж говорил, что у вас нет сердца, но теперь сама убедилась в его отсутствии! Как вы могли смотреть вчера вечером на бедного Джорджа и не пожалеть его?

Мисс Милбурн поспешно отвернулась и чопорно ответила:

– Какую бы жалость я ни испытывала к лорду Ротему (и не вам судить об этом, заметьте!), она явно была неуместна, поскольку он чрезвычайно быстро утешился.

– Вздор! – парировала Геро. – Он хотел поцеловать тебя, но, поскольку не мог этого сделать, а рядом оказалась я, то поцеловал меня вместо тебя; что же касается того, что он будто бы утешился… Господи, как ты можешь быть такой глупой? Разве ты не знаешь, у мужчин подобное поведение в порядке вещей? Они легко целуются с кем угодно, но для них это ничего не значит!

– Нет, к счастью, мне это неизвестно, – с достоинством ответила мисс Милбурн.

– Боже милосердный! А я-то думала, ты разбираешься в подобных вещах намного лучше меня, потому что вышла в свет гораздо раньше! – бесхитростно воскликнула Геро.

Мисс Милбурн, покраснев, чопорно заявила в ответ:

– Вы смеете предполагать, мадам, будто мне грозит опасность остаться старой девой?

– Нет, я так не думаю… Хотя, не исключено, что ты так ею и останешься, если не научишься быть хотя бы капельку добрее, Изабелла!

– Неужели! Быть может, вы посоветуете мне раздавать поцелуи со щедростью, которую демонстрируете сами? – пожелала узнать мисс Милубрн, щеки которой уже заливал жаркий румянец.

Заметив, что сумела лишь разозлить Несравненную, Геро поспешила покаянно заявить:

– Нет конечно! Прошу прощения: мне не следовало так говорить. Просто я желаю Джорджу только добра, и мне больно видеть его несчастным.

– Не смею давать вам советы, мадам, но надеюсь, ваше исключительное расположение к лорду Ротему не приведет к еще бо́льшим неприятностям, нежели те, в которые вы уже попали. Прошу простить меня за подобную откровенность! Вы оказали мне честь, доверившись мне, хотя с какой целью, – я буквально теряюсь в догадках…

– Ох, Изабелла, перестань жеманничать! – взмолилась Геро. – Неужели ты до сих пор не поняла, почему я обратилась к тебе за помощью?

– Не имею ни малейшего представления.

– О господи, а ведь я считала тебя такой умной! Ведь ты наверняка знаешь, что представляет собой Джордж, Белла: говорят, он никогда не промахивается и потому не должен убить Шерри, и он его не убьет!

Мисс Милбурн небрежно повела плечиками.

– Полагаю, можно не опасаться того, что эти двое поубивают друг друга! – заметила она.

– Я тоже так думала, но Джил и Ферди провели с Джорджем все утро и говорят, что он упорно стоит на своем! Ему нравится драться на дуэли – ну, разве это не странно? Они говорят, когда на него находит, вот как сейчас, то его ни в чем нельзя переубедить! Изабелла, я должна отменить эту ужасную дуэль!

– Признаюсь тебе откровенно, не представляю, как ты этого добьешься!

– Вот поэтому я и пришла к тебе, Изабелла! Он не станет слушать ни Джила, ни Ферди, зато послушает тебя! О, ты поступишь очень мило, если пошлешь за ним и заставишь его пообещать, что он не будет драться с Шерри! Прошу тебя, Изабелла, ты сделаешь это для меня?

Мисс Милбурн несколько неожиданно поднялась на ноги.

– Я пошлю за Джорджем? – словно не веря своим ушам, повторила она. – Ты что же, сошла с ума?

– Нет конечно! Ты ведь знаешь, для тебя он сделает все что угодно! Тебе достаточно лишь попросить его…

– Я скорее предпочту умереть старой девой!

Сдержанная страсть, прозвучавшая в голосе Красавицы, настолько ошеломила Геро, что она, растерянно моргая, молча уставилась на нее. Мисс Милбурн тем временем прижала ладони к пылающим щекам.

– Право, у меня нет слов! Значит, я должна послать за Джорджем, а потом умолять его не участвовать в дуэли? И это после того, как он самым возмутительным образом ухаживал за тобой? Ничто – ничто на свете не заставит меня сделать это! И я поражена, что ты посмела просить меня о таком! Лучше скажи мне, почему ты сама, пребывая в столь откровенных отношениях с Джорджем, не попросишь его об этом? Уверена, твои слова покажутся ему столь же убедительными, как и мои! Даже больше!

Геро вскочила на ноги, крепко сжав кулачки в своей муфте из горностая, и щеки ее запылали таким же горячим румянцем, как у Изабеллы.

– Ты права! – воскликнула она. – Я немедленно отправлюсь к Джорджу! И он не ухаживал за мной самым возмутительным образом, потому что не любит меня! Да, не любит, но относится с уважением и сам говорил, что не хочет сделать меня несчастной! Не понимаю, как я могла оказаться настолько глупой, чтобы решить, будто ты поможешь мне, потому что за твоей красотой нет ничего, кроме тщеславия и злобы, Изабелла!

С этими словами Геро буквально вылетела из комнаты, сбежала по ступенькам, выскочила на улицу и с грохотом захлопнула за собой дверь. Запрыгнув в ландо, она велела изумленному лакею ехать прямо на квартиру к лорду Ротему.

Его светлость оказался дома. Он едва успел поправить свой шейный платок и пригладить рукой непокорные волосы, как в комнату порывисто вошла его гостья.

– Джордж! – воскликнула Геро, швыряя свою муфточку на кресло, и направилась к лорду, протягивая ему обе руки.

– Моя дорогая леди Шерингем! – сказал Джордж и чопорно поклонился, поглядывая уголком глаза на застывшего у двери слугу.

Тот весьма неохотно вышел из комнаты, а Геро тут же вскричала:

– Оставьте это, Джордж! Я в отчаянии!

Он схватил ее за руки и, тепло пожав, сказал:

– Нет, нет, Котенок, но вы представляете, что подумает мой камердинер? Вам не следовало приходить сюда!

– Да, я знаю, не следовало, но что еще мне оставалось? Я ведь совершенно уверена – вы на Хаф-Мун-стрит не придете.

– Едва ли!

– Тогда вы должны понять, почему я вынуждена была прийти сюда!

Он быстро выглянул в окно, заметил герб на дверце ее ландо и воскликнул:

– Да еще в своем собственном экипаже! Котенок, вы неисправимы! Святые угодники, если Шерри узнает об этом, то устроит грандиозный скандал, и вам не поздоровится!

– Какое это имеет значение? Хуже, чем есть, уже не будет! Джордж, вы не должны стреляться с Шерри!

– Именно так я и намерен поступить.

Она вцепилась в лацканы его сюртука и легонько встряхнула его.

– А я говорю – нет! Джордж, вы не можете не понимать, что мы сделали очень дурно, хотя и не имели в виду ничего недостойного. Прошу вас, Джордж, попросите у Шерри прощения, и забудем об этом!

Но он лишь упрямо покачал головой в ответ.

– Я еще никогда не отказывался от поединка и, видит бог, не сделаю этого теперь!

– Да, Джордж, но сейчас…

– Кроме того, будь я проклят, если стану извиняться за то, что поцеловал вас! Мне это чертовски понравилось! – без стеснения сообщил ей Джордж. – Будь у Шерри хоть капля мозгов, то и он бы понял – это ничего не значит!

– Джордж, вы сами говорили, что не хотели бы сделать меня несчастной! – в отчаянии заявила Геро.

– Ни за что на свете, провалиться мне на этом месте!

– Но разве вы, глупое создание, не понимаете: убив Шерри, вы сделаете меня такой несчастной, что я умру? – сказала Геро.

– Но я вовсе не собираюсь убивать Шерри! – беззаботно отозвался его светлость. – С чего вы взяли?

Она отпустила лацканы его сюртука и отступила на шаг, глядя на него.

– Но они сказали мне… Джил и Ферди…

– Вы хотите сказать, эта парочка идиотов разболтала вам обо всем? – не веря своим ушам промолвил Джордж.

– Но что еще им оставалось делать, если они решили, что вы намерены убить Шерри?

– Ба! Какая нелепость! Кто тут говорит об убийстве? Боже милостивый, виконт – мой друг!

– Да, но… Если вы не намерены просить у него прощения, то, боюсь, он настоит на том, чтобы встретиться с вами на дуэли, – сказала Геро.

– Еще бы! Он славный малый, наш Шерри! – с искренним радушием воскликнул Ротем.

Геро непонимающе уставилась на него.

– Джордж, если вы намерены ранить его, то я бы предпочла, чтобы вы не делали этого! – сказала девушка.

– Нет-нет, с его головы не упадет и волосок! – заверил он ее. – Я испорчу свой выстрел.

– То есть?

– О – выстрелю в воздух!

– Знаете, Джордж, я, конечно, очень вам признательна, но не будет ли лучше, если вы вообще откажетесь встретиться с Шерри на дуэли?

– Будь я проклят, ни за что! Мы должны встретиться! Он бросил мне вызов!

– Да, знаю, но… Джордж, если вы собираетесь выстрелить в воздух, то мне кажется, что тогда Шерри убьет вас!

– Шерри? С двадцати пяти ярдов? – спросил Джордж. – С такого расстояния он не попадет и в стог сена! Вот почему я и выбрал эту дистанцию. Хотя мне абсолютно все равно, даже если он и продырявит меня насквозь, – добавил Ротем, и чело его неожиданно затуманилось.

– Зато мне не все равно! – язвительно заявила Геро. – Ему придется бежать из страны, и что тогда станет со мной?

Уныние Джорджа моментально сменилось широкой улыбкой.

– Ох, Котенок, какая же вы все-таки маленькая хитрюга! – сказал он. – Но не терзайтесь понапрасну! Шерри не попадет в меня.

– Вам не кажется, что мне лучше предупредить его о вашем намерении выстрелить в воздух? – с тревогой осведомилась Геро.

Джордж, взяв ее за плечи, легонько встряхнул.

– И думать забудьте об этом! – сказал он. – Если он узнает, что вы сделали, то убьет нас обоих! Кроме того, вы не должны никоим образом вмешиваться в эту историю! А сейчас отправляйтесь домой. И помните – никому ни слова!

– Но я должна сказать Джилу…

– Ни в коем случае! С Джилом я разберусь сам! За то, что он вас так напугал, он заслуживает, чтобы я вызвал на дуэль его самого!

– О нет, прошу вас, Джордж, не надо! – поспешно сказала Геро.

– Это было бы бесполезно, даже если бы я захотел: вызвать Джила на дуэль решительно невозможно. Но вам следовало бы догадаться, что я не причиню Шерри вреда!

– Говоря по правде, – призналась девушка, – я и сама так считала до тех пор, пока ко мне не пожаловали Джил и Ферди. Но как дурно было с вашей стороны заставить их подумать, будто вы намерены убить его! Вы просто невыносимы, Джордж!

Лорд Ротем признал правоту леди Шерингем, однако заметил: Джил и Ферди пребывали в такой панике, что он просто не смог удержаться. Выслушав ответ Ротема, Геро рассмеялась; он же сопроводил ее до ландо, и они расстались лучшими друзьями. Леди Шерингем вернулась на Хаф-Мун-стрит, а Джордж отправил записку на квартиру мистеру Рингвуду, призывая его не выставлять больше себя на посмешище. Джил показал сие загадочное послание мистеру Фейкенхему, и оба джентльмена пришли к заключению: каким бы ни был результат вмешательства мисс Милбурн, Джордж, очевидно, не собирается завтра убивать Шерри.

Тем временем виконт провел исключительно унылое утро в обществе своего поверенного. Он составлял завещание, и задача эта повергла его в столь меланхолическое расположение духа, что он отправил записку сэру Монтегю Ревесби, прося извинения за то, что не сможет присоединиться к нему за карточным столом тем вечером.

Шерри, пожалуй, просидел бы дома у камина, если бы ему вдруг не пришло в голову, что подобное поведение можно истолковать как нежелание (мягко говоря) встречаться утром с лордом Ротемом. Поэтому, вместо того чтобы предаваться мрачным размышлениям в гостиной супруги, его светлость повез ее в театр и, поскольку пьеса оказалась живой и остроумной, сумел даже получить некоторое удовольствие. Геро же веселилась от души; данное обстоятельство вселило в виконта уверенность, что она не подозревает о его условленной встрече на Уэстбурн-Грин. Разумеется, он и помыслить не мог, чтобы рассказать жене об этом, но решил, что она испытает невероятный шок, если его бездыханное тело привезут домой в тот момент, когда она усядется завтракать, и посему, когда они вернулись домой, возжелал предостеречь ее.

– Знаешь, Котенок, – сказал его светлость, остановившись у дверей ее спальни, – если вдруг со мной что-нибудь случится… (имей в виду, я не утверждаю, что это случится обязательно, но кто знает!) …словом, я хочу сказать, что сделал все необходимые приготовления, безо… безо всяких условий, так что ты снова сможешь выйти замуж, если захочешь.

– Этого не будет никогда! – заявила Геро, крепко держа его за руку.

– Не вижу причин, почему ты не можешь так поступить. Только не выходи замуж за Джорджа, чертенок! Он тебе решительно не подходит!

– Шерри, не говори так! – взмолилась она. – С тобой ничего не произойдет!

– Да, я тоже так думаю, но решил, что ты должна знать об этом, – беззаботно откликнулся виконт. – А если все-таки что-нибудь случится, то мне бы не хотелось, чтобы ты огорчалась из-за этого.

– Хорошо, не буду! – пообещала Геро. – Только не говори больше так, Шерри, потому что (хотя я уверена, что с тобой все будет в порядке) мне это не по душе!

– Глупый маленький котенок! – сказал он, щелкнув ее по носу. – Тебе понравилась пьеса?

– Да, очень!

– Что ж, я рад, – заметил его светлость, и на этой альтруистической ноте они расстались и он поднялся к себе наверх.

На следующее утро кузен Ферди зашел за Шерри, когда было еще холодно; в воздухе висел промозглый туман. Виконт был уже готов и хотя выглядел чуточку серьезнее обыкновенного, но, по всей видимости, пребывал в приподнятом расположении духа. Легко запрыгнув в тильбюри, он уселся рядом с Ферди, одетым в длинное пальто с многочисленными воротниками, застегнутое под горлом. Шерри коротко поинтересовался:

– Ты достал пистолеты?

– Джил достал, – ответил Фейкенхем и добавил: – Я подумал, что нужно прихватить с собой лекаря, на всякий случай… Однако убежден – он нам не понадобится.

– Никогда ни в чем нельзя быть уверенным заранее, – заметил виконт. – А туман-то рассеивается. Утро будет просто прекрасным!

Прибыв на место назначенной встречи, они обнаружили, что Джордж и мистер Рингвуд уже поджидают их. Оба принципала чопорно поклонились друг другу. Секунданты, осматривая орудия убийства, шепотом обменялись своими соображениями.

– Джордж тебе что-нибудь говорил? – осведомился Ферди.

– Нет. Он ведет себя чертовски загадочно, – откровенно поведал мистер Рингвуд жестокую правду.

– Проклятье, он не способен продырявить Шерри!

– То же самое подумал и я. Странно, что я не получил никаких известий от леди Шерингем.

Пока имел место этот диалог, Шерри сбросил свое тускло-коричневое пальто для верховой езды и до самого подбородка застегнул простой темный сюртук, надетый под него, чтобы полностью скрыть белую сорочку. Он намеренно выбрал сюртук с небольшими, темными пуговицами, не желая предоставлять своему противнику дополнительной мишени; но сейчас виконт с некоторым неудовольствием отметил, что лорд Ротем, словно в насмешку над его стрелковой выучкой, надел синий в желтую полоску жилет «Клуба Четырех Коней» и сюртук со сверкающими серебряными пуговицами.

Отмерили необходимое расстояние; каждый дуэлянт занял свою позицию, держа взведенные тяжелые дуэльные пистолеты с десятидюймовыми стволами дулом вниз; секунданты отступили на восемь шагов; доктор повернулся к участникам дуэли спиной; мистер Рингвуд, достав платочек, взмахнул им. По его знаку Джордж вскинул правую руку и выстрелил в воздух. Мгновением позже пуля виконта угодила в ствол дерева, растущего в трех футах левее от его оппонента. Он опустил пистолет и сердито вскричал:

– Черт тебя побери, Джордж, когда ты перестанешь играть в благородство?

– Боже мой, Шерри! – заявил лорд Ротем, с отвращением разглядывая изувеченное дерево, – неужели это все, на что ты способен, приятель?

– Все, на что я способен? Да я специально целился в него! – в сердцах парировал разозленный Шерри.

– Ну, и кто из нас играет в благородство? – пожелал узнать Джордж, подходя к мистеру Рингвуду, чтобы вручить ему свой пистолет. – Должно быть, ты усердно практиковался. Держи, Джил!

Мистер Рингвуд, от облечения лишившись дара речи, протянул руку за пистолетом Шерри и спрятал оружие в ящик. Бывшие противники тем временем окинули друг друга оценивающими взглядами.

– Знаешь, Джордж, – заявил виконт, – у меня буквально руки чешутся сбросить сюртук и пустить тебе кровь из носа! Пожалуй, с самого начала надо было так и сделать!

– Нет, клянусь богом, только после того, как мы позавтракаем! – ответил Джордж и неохотно улыбнулся. В следующий миг он протянул другу руку. – Прости меня, Шерри! Понимаешь, все получилось случайно, и в том не было ни капли злого умысла!

– А-а, иди ты к дьяволу! – ответил Шерри, крепко пожимая ему руку. – Ты – славный малый! Эй, Ферди, тебе пришло в голову заказать завтрак?

Глава 14

Последние следы настороженности и враждебности совершенно рассеялись за обильным завтраком, который предложил друзьям хозяин близлежащей гостиницы. Действие же эля, коим четверо джентльменов запивали внушительные порции ветчины, говядины и пирогов с мясом, оказалось настолько расслабляющим, что Шерри не удержался и поведал друзьям о том подвиге, который совершил, когда давеча составил собственное завещание. Джордж согнулся пополам от смеха, услышав столь забавную шутку, и заявил: знай он о том, что Шерри сможет попасть в дерево, если прицелится в него, то и он, не исключено, последовал бы его примеру. В его светлости, естественно, сразу же взыграло самолюбие, и он тут же предложил Джорджу устроить в тире Ментона соревнования по стрельбе. Мистер Рингвуд и мистер Фейкенхем, всегда готовые поддержать пари и сделать дополнительные ставки, возразили, что Джорджу следует причинить увечье, чтобы кто-либо, пребывающий в здравом уме, согласился состязаться с ним. Словом, остаток завтрака прошел в обсуждении всевозможных ран, воспоминания о которых пришли на ум четверым джентльменам, пребывавшим в приподнятом расположении духа после двадцати четырех часов, проведенных в тревоге и волнениях.

Когда же они наконец покинули гостиницу, мистер Рингвуд и Ферди убыли в тильбюри, а Джордж пригласил Шерри к себе в фаэтон, пообещав высадить его на Хаф-Мун-стрит.

– Котенок захочет увериться в твоей целости и сохранности, – широко улыбнулся он.

– А, она ничего не знает! – беззаботно отмахнулся Шерри.

Услышав эти слова виконта, Джордж немного помолчал, но, обдумав положение, решил быть с другом откровенным, поэтому сказал:

– Нет, знает. Я не собирался говорить тебе об этом, однако теперь понимаю, что твой кучер в курсе происходящего, и ставлю десять против одного: если ты узнаешь об этом от него, то снова возжелаешь вырвать мне печень. Джил тут ни при чем. Как и Ферди, кстати. Эти идиоты думали, что я намерен убить тебя, и, наверное, сочли меня таким же придурком, как и они сами. Что им еще оставалось, кроме как отправиться к Котенку и выложить ей все без утайки? Одному богу известно, чего они рассчитывали этим добиться, потому что даже Ферди оказался не в силах предположить, что ты струсишь, и оба они представить себе не могли, будто она приедет ко мне, – а она так и сделала, кстати.

– Что? – ахнул виконт.

Джордж, кивнув, обронил:

– Вчера утром. Знаешь, Шерри, тебе стоит получше приглядывать за Котенком. Это, конечно, не мое дело, но она совсем еще ребенок, так что может выкинуть все что угодно. Она приехала умолять меня отказаться от дуэли с тобой.

– Как это на нее похоже! – воскликнул Шерри. – Понимаешь, Джордж, я просто не поспеваю за ней! Откуда мне знать, что я должен был предупредить ее взять извозчика, если она вознамерилась навестить квартиру мужчины?

Джордж несколько озадачился, но потом ответил:

– Все дело в том, что ей не следует навещать другого мужчину у него на квартире, старина.

– Да, клянусь богом, конечно, не следует! – согласился Шерри. – Быть женатым человеком – дьявольски хлопотное дело, скажу тебе, Джордж. Ты себе не представляешь, насколько! Никогда не думал, что буду так занят, но ее эскапада с Королевским павильоном, «Пиэрлесс-Пул» (я едва успел помешать Геро отправиться туда!), ярмаркой Бартоломью, а теперь еще и этим, не говоря уже о прочих ее выходках – проклятье, да у меня нет ни минуты покоя!

– Она делает это не нарочно, Шерри, – неловко проговорил Джордж.

– Еще бы, конечно нет! Вся штука в том, что она пока не знает, что к чему, а эта ее кузина так и не сподобилась научить Геро чему-либо полезному.

Джордж мастерски завернул за угол, после чего заметил:

– На мой взгляд, она не сделает ничего, что, по ее мнению, могло бы тебе не понравиться. Ты ей чертовски симпатичен, Шерри.

– Да, я знаю Геро еще с тех самых пор, как ей сравнялось восемь лет от роду, – отозвался Шерри с беспечным равнодушием, которое, в конце концов, заставило его друга умолкнуть.

Пока разворачивались все эти события, к Геро с визитом пожаловала мисс Милбурн, которую провели в столовую до того, как со стола были убраны тарелки. Она выглядела бледной, подрастеряв изрядную дозу своей обычной самоуверенности. Не давая себе труда извиниться за столь раннее вторжение, Изабелла порывисто воскликнула:

– Ты была права! Я не сомкнула глаз, раздумывая о сказанном тобой! Я не хотела обидеть тебя отказом! И сделаю все возможное, чтобы отговорить Ротема от участия в этой дуэли!

Злорадство совершенно не было свойственно Геро, поэтому она тут же ответила, сопроводив свои слова лучезарной улыбкой и дружеским рукопожатием:

– Я знала, что не ошиблась в тебе, Изабелла! Я очень тебе признательна, вот только уже немного поздно, потому что несколько часов назад они отправились на Уэстбурн-Грин. Не представляю, что могло их так задержать!

Мисс Милбурн в ужасе уставилась на леди Шерингем.

– Они уже уехали? А ты сидишь и преспокойно завтракаешь, словно ничего… И после этого ты называешь меня бессердечной?

Геро, весело захихикав, ответила:

– О, но ведь волноваться решительно не о чем! Джордж пообещал мне, что с головы Шерри не упадет и волос, так как он выстрелит в воздух. Поэтому я и сохраняю спокойствие.

– А что будет, – сдавленным голосом поинтересовалась мисс Милбурн, – если Шерри убьет Джорджа?

– Что ж, я думала и об этом, – призналась Геро. – Но Джордж заверил меня: с расстояния в двадцать пять ярдов Шерри не сумеет попасть в него, а я полагаю, в таких вещах он должен разбираться. Позволь мне предложить тебе кофе, Изабелла!

– Спасибо, не надо. Насколько я понимаю, ты действительно заезжала к Ротему на квартиру?

– Да. А что еще мне оставалось после твоего отказа помочь? Право же, я очень сожалею, что побеспокоила тебя, Изабелла, поскольку в том не было ни малейшей нужды: Джордж сразу же заявил мне, что я могу не волноваться о Шерри. А Джил настаивал, чтобы я попросила тебя никому не говорить об этом, но я забыла, как всегда.

– Успокойся: я не намерена распространяться о подобных вещах! – безжизненным голосом отозвалась мисс Милбурн. – Но больше я не могу задерживаться. Очень рада тому, что мое вмешательство не понадобилось.

Геро сообразила, что допустила бестактность, и нервно затараторила:

– Да, но… я надеюсь, ты не думаешь, будто… Видишь ли, Джордж сказал, что не имел ни малейшего намерения убивать Шерри, так что мое вмешательство тоже было излишним, скорее всего.

– Очень может быть, – ответила мисс Милбурн. – Что ж, недаром говорят: «Все хорошо, что хорошо кончается».

– Да, вот только… Изабелла, прошу тебя, не думай, будто я Джорджу не безразлична, потому что все это – просто вздор!

Мисс Милбурн рассмеялась негромким журчащим смехом.

– Дорогая моя, – сказала она, – если я и надеюсь на это, так только ради твоего собственного блага, уверяю тебя! Мне решительно все равно, о ком он заботится, а кто ему безразличен. А теперь мне и в самом деле пора, потому что я должна съездить кое-куда с мамой! Полагаю, мы с тобой увидимся в «Олмаксе». Ты идешь на прием к Кауперсам? Хотя, пожалуй, можно не спрашивать об этом! Там будут все, включая его супругу!

Подобная беззаботная жизнерадостность настолько оглушила Геро, что у нее едва хватило мужества проводить подругу до двери и, запинаясь, пожелать ей всего хорошего. Она начала подозревать, что оказала бедному Джорджу медвежью услугу; и, пока в холле не раздались шаги Шерри, при звуках которых все мысли, кроме самых радостных, тут же вылетели у нее из головы, Геро сидела и размышляла, как помочь несчастному влюбленному.

Шерри беззаботно вошел в гостиную и, когда она вскочила на ноги, взяв ее за плечи, легонько потряс.

– Котенок, маленькая ты негодница, как ты додумалась просить Джорджа не убивать меня? – воскликнул виконт.

– Но ведь я действительно не хотела, чтобы он убил тебя, Шерри! – рассудительно отозвалась Геро. – А что еще мне оставалось делать? Вот только, боюсь, я очень рассердила Беллу и теперь не знаю, что мне делать!

– Черт возьми, а какое отношение ко всему этому имеет Белла? – спросил виконт.

– Понимаешь, я попросила ее поговорить с Джорджем, но она… Словом, она, похоже, не больше тебя понимает, почему Джордж поцеловал меня, и потому отказалась, а теперь…

– Ты попросила Изабеллу повлиять на Джорджа ради меня? – ахнул Шерри, и его довольную улыбку как ветром сдуло.

Геро в смятении уставилась на мужа.

– О боже, – произнесла она, – наверное, мне не надо было говорить об этом! Прошу тебя, Шерри, не огорчайся!

– Не огорчаться? Да ты хоть понимаешь, что выставила меня на посмешище перед всем городом?

– О нет, Шерри, ни в коем случае! Изабелле было ничуть не смешно, и она даже не улыбнулась!

Он, вперив в Геро тяжелый взгляд, спросил:

– Это Джил и Ферди надоумили тебя?

– Нет-нет! – поспешно воскликнула она. – Это была моя собственная идея!

– Ты заслуживаешь того, чтобы я надрал тебе уши!

– Не надо! – покаянно взмолилась девушка. – Изабелла не станет никому ничего рассказывать: она сама мне это пообещала! Но, Шерри, я боюсь, она уверилась в том, будто он флиртует со мной! Ты не мог бы сделать мне одолжение и сказать ей, что это не так?

– Чтоб мне провалиться на этом месте, я и не заикнусь о таком! – провозгласил виконт. – Честное слово, я даже боюсь представить, о чем ты меня попросишь в следующий раз!

– Но если бы она знала, что ты не возражаешь против того, что Джордж поцеловал меня…

– Но я возражаю и даже очень! – вспылил его светлость.

– Правда, Шерри? – с надеждой спросила Геро.

– Разумеется, возражаю! Хорош бы я был, если бы не возражал, нечего сказать!

– Я больше так не буду, – пообещала она.

– Ты уж постарайся, право слово! И, раз уж мы заговорили на эту тему, чертенок, ты больше не будешь наведываться в апартаменты к другим мужчинам!

– Я знаю об этом, Шерри, но все вышло так неудачно! Ведь Джордж не хотел приходить сюда, так что я просто не видела другого выхода.

– Все это замечательно, – суровым тоном заявил Шерри, – но ты не должна была отправляться к нему в собственном экипаже. Неужели ты не сообразила нанять фиакр для такого случая?

– Это мне даже в голову не пришло! – наивно призналась она. – Как глупо с моей стороны! В следующий раз я буду умнее. Я так рада тому, что у меня есть ты, Шерри, ведь ты можешь научить меня таким вещам, потому что кузина Джейн никогда не говорила мне ничего подобного.

Его светлости пришло в голову, что тот здравый совет, который он только что дал своей новобрачной, был совсем не тем, что он хотел сказать. Но после всех треволнений сегодняшнего утра виконт не чувствовал себя способным углубляться в этические и моральные аспекты того, что, как он знал совершенно точно, было абсолютно невинным и безвредным визитом на квартиру к Джорджу. Он еще раз сказал, что она ни в коем случае не должна повторять ничего подобного, и разговор на этом был закрыт.

Облегчение, испытанное Шерри на месте дуэли, когда Джордж выстрелил в воздух, было настолько велико, что даже визит его поверенного не смог приглушить чувства воинственного оптимизма, которое испытывал виконт. Шерри был твердо уверен: вскоре все непременно наладится, потому что было бы наивно полагать, будто его неудачи могут длиться вечно. Но мистер Стоук, не разделявший радужных надежд своего нанимателя, оказался настолько любезен, что перечислил ему несколько случаев, опровергавших подобную убежденность. Однако виконт, нетерпеливо выслушав жутковатую историю об одном искателе приключений, который, проиграв даже собственный сюртук, повесился на уличном столбе, пока счастливый соперник ожидал в сторонке, когда же можно будет забрать предмет его туалета после того, как он сведет счеты с жизнью, триумфально предъявил доказательства в поддержку собственной теории. Они состояли в том, что три дня назад он, поставив на победителя забега между индюком и гусем, выиграл. Однако виконт несколько опешил, увидев общую сумму своих обязательств, и согласился с тем, что было бы чертовски неправильно постоянно распродавать собственную долю государственных процентных бумаг.

– А следующим шагом, о чем, как я уверен, мне необязательно говорить вашей светлости, – мягко напомнил ему мистер Стоук, – станет распродажа ваших земель.

Виконт неоднократно высказывался в том духе, что его родовое гнездо, Шерингем-Плейс, нагоняет на него тоску, и проявлял лишь поверхностный интерес к вопросам управления собственными владениями, но при этих словах поверенного глаза его загорелись нехорошим огнем и он непроизвольно воскликнул:

– Распродажа моих земель? Да вы, любезный, спятили, если даже можете предполагать такое! Я никогда не соглашусь на это!

Мистер Стоук окинул Шерри задумчивым взглядом; заинтересованное выражение лица этого господина странным образом контрастировало с его смиренным тоном, когда он сказал:

– В конце концов, вашей светлости нет дела до Шерингем-Плейс.

Виконт в изумлении уставился на поверенного.

– Будь я проклят, но какое отношение к делу это имеет? – спросил он. – Это ведь мой дом, не так ли? Боже мой, Верельсты проживали в Шерингем-Плейс с незапамятных времен, и даже мой дед не продал и пяди земли, а ведь такого мота было еще поискать! Только потому, что мне нравится это место… – Он вдруг оборвал себя на полуслове, вспоминая детские годы, еще до того, как к нему домой заявился дядюшка Паулетт, когда он объезжал поместье верхом вместе с отцом или охотился, вооружившись легким дробовым ружьем. Приятные воспоминания встали перед его внутренним взором. Шерри покраснел.

– Кроме того, оно мне вовсе небезразлично! – коротко заявил он.

Мистер Стоук опустил глаза, в которых светилось удовлетворение.

– Жизнь в деревне представляется вашей светлости несколько скучноватой, – заметил он.

– Да, но… Но это вовсе не означает, что когда-нибудь я не поселюсь там! Как бы ни сложилась жизнь, продавать свои земли я не намерен и больше не желаю даже слышать об этом!

– Мой долг в том и состоит, чтобы предупредить вашу светлость: при сохранении нынешних темпов расходов у вас может не остаться выбора, – сказал мистер Стоук.

– Вздор! Не стану отрицать, в этом году я несколько поиздержался, но я непременно отыграюсь! – заявил Шерри тоном, исключавшим дальнейшие дискуссии.

Однако гнетущую мысль, которую заронил ему в голову поверенный, отогнать оказалось не так-то легко, что стоило его светлости целого часа ночного сна. Но крупная сумма, поставленная на темную лошадку, на которую виконт обратил внимание по совету вездесущего Джейсона, изрядно подняла настроение его светлости, так что, забирая свой выигрыш в «Таттерсоллзе», он заявил букмекеру на углу, Джерри Клоувзу, чтобы тот теперь был осторожнее, поскольку удача опять повернулась к нему лицом.

Джерри, ухмыльнувшись, пожелал своему благородному патрону всего наилучшего, однако фортуна все-таки оказалась дамой капризной, поскольку в тот же вечер его светлость в пух и прах проигрался в «Вотьерзе»[42], отчего пришел в такое раздражение, что пригрозил больше никогда не играть в макао.

Не успел он прийти в себя после невеселых размышлений, навеянных столь неудачным вечером, как ему нанес визит сам достопочтенный Проспер Верельст. Проспер застал его светлость на ступеньках собственного особняка, когда виконт уже намеревался прогуляться до «Уайтса», и властно увлек Шерри обратно в дом.

– Не можешь же ты всерьез полагать, мой мальчик, что я задал себе такие хлопоты, придя сюда, только для того, чтобы ты ускользнул у меня из-под самого носа! – заявил Проспер.

– Какого дьявола вам понадобилось? – осведомился неблагодарный племянник, приглашая дядю в библиотеку позади гостиной.

– Ты мне нравишься, Шерри, честное слово! – провозгласил Проспер, опускаясь в глубокое кресло. – Если у тебя еще осталась та мадера, что я подарил тебе, то я, пожалуй, выпью стаканчик.

Его светлость дернул за шнурок звонка.

– Все это прекрасно, однако вам было необязательно приходить ко мне в тот самый момент, когда я собирался присоединиться к компании друзей! – возразил виконт.

– Нет, обязательно, потому что тебя никогда нет дома, – ответил Проспер. – Сильно проигрался вчера в «Вотьерзе», Шерри?

Его светлость резко обернулся к дяде.

– А вам-то какое дело, даже если и так, дядя Проспер? – осведомился он тоном, не сулящим собеседнику ничего хорошего.

– Ладно-ладно, не лезь в бутылку! Всего какой-нибудь месяц назад я был одним из твоих попечителей!

– И чертовски плохим, должен заметить! – парировал Шерри.

– Хорошо, не будем об этом! Но до меня дошли слухи о твоих неудачах, мой мальчик. Ты слишком много проигрываешь! Слишком много!

– Уж кто бы говорил мне об этом, сэр!

– Это не имеет никакого отношения к делу. Во-первых, я – одинокий человек, а во-вторых, – игрок. А вот ты – нет, Шерри.

– Что? – возмутился его светлость, задетый за живое.

Проспер сокрушенно покачал головой.

– Никуда не годный. Худшего я еще не встречал, – заявил он. – В игре тебе не везет. Что довольно-таки странно, учитывая, как мой папаша… Однако, должен сказать, и твой собственный отец был никудышным игроком. Пожалуй, в этом ты пошел в него. Ты молодой глупец, племянник, потому что, на мой взгляд, ходишь по игорным притонам только из… – Он оборвал себя на полуслове, когда в комнату вошел Джейсон, а потом с ужасом воскликнул: – Только не говори, что пригрел этого типа! Проклятье, ты мог бы предупредить меня, Шерри! Я оставил в холле свое пальто, в одном кармане которого лежит табакерка, а в другом…

– Дай ее мне! – коротко распорядился Шерри, протягивая руку.

Джейсон шмыгнул носом с видом оскорбленной невинности и напомнил своему хозяину, что обещал не марать свои арабки[43] до самого Рождества, когда хозяйка пообещала презентовать ему такие же котлы[44], как у мистера Фейкенхема.

– Да, действительно, – сказал Шерри. – Так что до Рождества насчет Джейсона можете не беспокоиться, сэр. Но какого черта ты здесь делаешь, Джейсон? А где Грумбридж?

– Наклюкался, – лаконично отозвался грум. – Храпит так, что с потолка штукатурка сыплется, верно вам говорю.

– Пьян? – не веря своим ушам, осведомился его светлость. – Вот дьявол! А я-то думал, он не прикасается к спиртному! А где Бутль?

– Смылся. А чего еще вы ожидали, хозяин, когда сами сказали, что уходите? Эти голавли аж позеленели от страха, как лента на вашей шляпе, когда я сказал им, что вы все время были дома. Так чего вы трезвонили-то в колокольчик?

– Вот, значит, как обстоят дела! – зловеще проговорил его светлость. – Принеси мне мадеры из столовой и пару бокалов, Джейсон! Только не говори, будто не знаешь, где она стоит, потому что я тебе в жизни не поверю!

– Отчего же, знаю, – с достоинством ответил преданный сподвижник. – В выпивке я разбираюсь, хозяин, только вот что: я не какой-нибудь там горький пьяница, поэтому можете не втирать мне, будто видели, как я рассолодел[45], ведь такого со мной отроду не случалось!

Адресовав свой упрек его светлости, Джейсон вышел из комнаты, но уже через несколько минут вернулся с графином в одной руке и двумя винными бокалами – в другой, бесцеремонно сгрузив их на стол. Затем он удалился, однако в дверях обернулся и проинформировал достопочтенного Проспера, что в карманах у того, помимо злополучной табакерки, завалялось еще много всякого добра, так что если он желает, чтобы его не обобрали до нитки, то пусть припрячет свои желтяки[46] получше.

– На твоем месте, Шерри, я бы выставил его в два счета! – заявил Проспер.

– Он не доставляет мне хлопот, – коротко ответил виконт, протягивая дяде бокал вина.

– Да уж! Твои-то вещи он не крадет! – язвительно парировал Проспер. – А я как вспомню, сколько ценных вещичек увел у меня этот негодяй… Однако я пришел к тебе не для того, чтобы говорить об этом! Если ты не будешь очень осторожен, мой мальчик, то окажешься мало того что на мели, так еще и за решеткой! Какого дьявола тебе понадобилось в номере двенадцатом на Парк-Плейс? Юный глупец! В кости ему, видите ли, поиграть захотелось! Так можно и все состояние спустить за игорным столом!

– Вздор! – заявил в ответ Шерри и покраснел.

– Вздор, значит? Говорят, тебя часто видят с этим малым Ревесби. Это он привел тебя на Парк-Плейс?

– Ну и что, даже если и он?

– Так я и думал, – заявил Проспер, кивая головой. Отпив глоток вина, он словно бы мимоходом обронил: – Есть у меня сильное подозрение, что у них там подлитые кости[47].

Шерри во все глаза уставился на дядю.

– Это ложь! – заявил виконт. – Вы-то что об этом знаете?

Проспер иронично ухмыльнулся.

– Если кто-нибудь в этом городе и способен с закрытыми глазами определить, когда с ним играют нечестно, так это я! – сказал он. – А ты, небось, считаешь себя стреляным воробьем, а, Шерри? Так вот, позволь сообщить тебе, что это не так! – Допив остатки вина из бокала, он с трудом вылез из кресла. – В общем, я сказал тебе все, что хотел, – проворчал он. – Знаешь, почему Ревесби так и не стал членом «Вотьерза»? Потому что они прокатили его на выборах.

Разговор этот вызвал у Шерри нешуточное раздражение. А поскольку не прошло и десяти минут после ухода дяди, как появилась Геро, то он, естественно, передал ей суть беседы и пустился в долгие рассуждения о несусветной глупости людей, полагающих, будто черная полоса может продолжаться до бесконечности, высказав жене некоторые свои соображения относительно того, как следует вести себя, когда кости не желают выпадать правильно. Геро впитывала каждое слово супруга, будто истину в последней инстанции; но упоминание о визите мистера Стоука, состоявшемся в начале недели, вселило в нее определенную тревогу. Едва услышав язвительное описание цели визита этого господина, леди Шерингем тут же решила вернуть модистке то, что она пошила. А именно: два бальных платья, одну накидку для оперы и восхитительный туалет для променада – с присборенными рукавами и высоким воротником-стойкой; последний наряд полагалось носить с испанским жакетом, имеющим отвороты из тончайшей оранжевой шерсти и украшенным эполетами, а также опушкой из белого тисненого бархата.

Однако Шерри, которому Геро предложила эту жертву, пришел в ужас и запретил ей не то что претворять подобные идеи в жизнь, но даже просто думать о них, а затем дал ей совет по поводу больших расходов на хозяйственные нужды – быть экономнее. В конце он заявил, мол, не сомневается в том, что Грумбридж втихаря пьет их лучшее шампанское.

Итак, Геро пришлось собраться с духом и серьезно поговорить с главной кухаркой. Охватившее девушку смятение было столь велико, что миссис Грумбридж смотрела на нее с нескрываемым презрением, а отвечала так и вовсе с высокомерным пренебрежением. Но тут она допустила ошибку, поскольку ее хозяйка обладала вспыльчивым характером. Разговор, получив непредсказуемое направление, закончился неожиданным выдворением Грумбриджей с Хаф-Мун-стрит.

Поскольку хозяин дома в тот вечер устраивал холостяцкую вечеринку с друзьями, то не было ничего удивительного в том, что Бутль, Джейсон и толстяк-паж смотрели на свою госпожу с унынием и разочарованием, к которым, правда, примешивалось уважение. Но, даже учитывая, что кузина Джейн не утруждала себя обучением своей подопечной жизненным премудростям, науку ведения домашнего хозяйства она преподала ей в полном объеме. Пажа отправили с запиской к миледи Килби; в послании под предлогом головной боли миледи Шерингем сообщала: она не сможет присутствовать у той на приеме нынче вечером.

Высокомерная горничная с верхних этажей была потрясена, узнав, что ей предстоит помогать хозяйке на кухне; Бутль вежливо поклонился в ответ на просьбу принять на себя обязанности дворецкого; сама же Геро вторглась на просторы подвальных помещений, где ее появление испугало служанку настолько, что та уронила тарелку на каменный пол, да и в остальном до самого вечера от нее было мало толку. Однако подобное происшествие осталось незамеченным, поскольку Джейсон, посоветовав ей перестать распускать нюни, предложил свои услуги Геро, взамен потребовав лишь «занавеску для защиты собственной ливреи». Стоило честно́й компании уразуметь, что этот эвфемизм означает «передник», искомый предмет одежды был ему немедленно предоставлен, и грум продемонстрировал умение виртуозно обращаться не только с лошадьми, но также с кастрюлями и сковородками.

И лишь когда ужин близился к концу, виконт соизволил заметить, что ему прислуживает камердинер. Поскольку гости были представлены исключительно лордом Ротемом, достопочтенным Ферди Фейкенхемом да мистером Рингвудом, его светлость без колебаний потребовал, чтобы ему сообщили причину столь вопиющего отклонения от заведенного порядка вещей, высказав предположение, что Грумбридж опять валяется в стельку пьяный на полу в кладовой. Бутль, с явным неодобрением отнесшийся к подобному бесцеремонному поведению, отделался уклончивым ответом; но Джейсон, ожидавший, когда ему передадут очередное блюдо, которое он должен внести в столовую, просунул в дверь голову и провозгласил: поскольку Грумбриджи смазали пятки салом, ужин приготовила хозяйка, причем в отпадном стиле.

Переварив столь потрясающую информацию, вся компания немедленно отправилась в кухню. Шерри достало благоразумия прихватить с собой графин с вином, а Ферди приостановился лишь для того, чтобы спрятать свои часы в одной из ваз на каминной полке в столовой.

Геро была восхитительна, не подозревая о выбившихся из прически кудряхах, раскрасневшихся щечках и пятне сажи на носу; она смущенно приветствовала гостей. Приятели выпили за ее здоровье, съели все абрикосовые тарталетки, которые она приготовила, распробовали содержимое всех кувшинчиков и банок на огромном кухонном столе с полками, а потом дружным хором выразили сожаление, что счастливая мысль наведаться в кухню не пришла никому из них в голову раньше. После этого они умыкнули Геро с собой наверх, оставив слуг мыть посуду.

Бутль и старшая горничная обменялись понимающими взглядами, служанка удалилась в посудомоечную, чтобы вволю предаться истерике, а Джейсон, вольготно рассевшийся за столом, потребовал от пажа накрошить ему пайку и каффан[48]. Сей смышленый паренек, который за последние пару месяцев изрядно обогатил свой и без того немалый словарный запас выражениями из обихода грума, немедленно выполнил его просьбу, отрезав ему ломоть хлеба с сыром.

На следующий день Бутль, чье чувство собственного достоинства не позволило бы ему стерпеть повторения событий предыдущего вечера, вызвался отыскать и доставить респектабельную чету на место Грумбриджей. Словно по мановению волшебной палочки, он представил какого-то своего кузена, который вместе с супругой немедленно принялся распоряжаться на кухне. Правда, счета́ за ведение домашнего хозяйства от этого радикальным образом не уменьшились, но, поскольку миссис Бредгейт готовила почки на решетке именно так, как любил Шерри, и всегда с улыбкой соглашалась со всем, что говорила Геро, а набеги самого Бредгейта на винный погреб были слишком осторожными, чтобы причинить существенный урон, то молодая чета смогла поздравить друг друга с тем, что способствовала переменам к лучшему.

Приватные дела Шерри тоже некоторым образом пошли в гору, ведь его друзья Ревесби и Брокенхерст посоветовали ему отказаться от некоторых своих привычек. И теперь, вместо того чтобы испытывать судьбу в «Вотьерзе», играя в кости и макао со ставками от десяти шиллингов до двухсот фунтов за очко, он сделался завсегдатаем укромного притона на Пэлл-Мэлл, коим заведовала очаровательная дама, отличавшаяся исключительным тактом и обхождением, и в заведении которой предпочитали «красное и черное»[49], а также рулетку. Шерри провел там несколько удачных вечеров и даже начал лелеять надежду, что вскоре вновь окажется на коне. Его дядя, услышав об очередных похождениях племянника, закатил глаза и сказал, что умывает руки.

Впрочем, помимо Проспера Верельста и мистера Стоука, излишества Шерри за игорным столом не вызывали восторга и у кое-кого еще. Ферди Фейкенхем, ужиная однажды в «Лиммерзе» со своим братом и мистером Рингвудом, даже заявил, что с этим надо что-то делать, с надеждой добавив: все наладится, если Джил поговорит с Шерри. Но мистер Рингвуд решительно отклонил столь заманчивое предложение, заметив, что отнюдь не он приходится Шерри кузеном.

– Пожалуй, будет лучше, если Джордж намекнет ему на это, – с сомнением протянул Ферди. – Правда, я бы лично пропустил слова Джорджа мимо ушей, но Шерри может и послушать его.

– Кстати, а где Джордж? – осведомился достопочтенный Мармадюк. – Я полагал, сегодня он ужинает с нами?

Ферди, вздохнув, ответил:

– Нет. Он отправился на бал к Кауперзам. Бедняга! Мне не хотелось говорить ему об этом, но ставки в клубах падают отнюдь не в его пользу. Если раньше ставили десять к одному, что Северн так и не отважится сделать предложение руки и сердца, то теперь дают лишь один к одному, и я не удивлюсь, что вскоре он вообще окажется в минусе.

– Ага! – со значением заявил Мармадюк. – А каковы ставки на то, что Милбурн примет предложение Ротема?

Ферди, недоуменно уставившись на него, ответил:

– Желающих принять подобное пари не найти, Дюк.

– В самом деле, дорогой мой? – парировал его всезнающий брат. – Позволь в таком случае сообщить тебе, что теперь они принимаются за этого малого Ревесби. Говорят, за последние недели он преуспел в ухаживаниях.

– Не может быть! – ошеломленно вскричал Ферди.

– Мне лично Несравненная никогда не нравилась, – заявил мистер Рингвуд, – но я ни разу не слышал, чтобы от девчонки был какой-то вред, так что я в это не верю. Она ни за что не согласится выйти за него замуж.

– Он как раз из тех прохиндеев, при виде которых дамочки теряют голову, – заметил Мармадюк.

Мистер Рингвуд надолго задумался, после чего заявил, что в словах друга есть доля правды.

– Не то что бы мне было дело до того, за кого она выйдет замуж, – заметил он, вновь наполняя свой бокал. – Я всего лишь хочу сказать, мне очень жаль, что Шерри дружен с этим типом. У меня есть основания полагать, что Ревесби в долгах как в шелках. Это было плохо, когда он оставался на плаву, а теперь, когда сел на мель, это стало дьявольски опасно. Интересно, уж не поэтому ли он нацелился на Несравненную?

– Ты знаешь заведение миссис Кейпел на Пэлл-Мэлл? – спросил Ферди.

– Слышал о нем, – ответил мистер Рингвуд. – Жулики и простаки.

– Ну, так слушай дальше: Шерри повадился ходить туда.

– Правда? – ужаснулся мистер Рингвуд.

Ферди, мрачно кивнув, сказал:

– Играет там в «красное и черное».

– Плохо, очень плохо! – сказал мистер Рингвуд. – Какого дьявола он там забыл? Ничего не имею против того, чтобы сыграть по маленькой: сам иногда так делаю! Но у Шерри это превращается в чертовски опасную привычку! Что на него нашло?

– Ревесби, – коротко бросил Мармадюк. Положив ладони на стол, он заявил: – Это он затащил Шерри туда. Ему достаточно лишь поманить его пальцем – и виконт бежит за ним следом как собачонка. То же самое было и с Таллертоном. Я видел это собственными глазами.

– Таллертон! – воскликнул мистер Рингвуд, ошеломленно глядя на Мармадюка.

Старший мистер Фейкенхем, величественно склонив голову, спросил:

– Знаешь, что случилось с Таллертоном, Джил?

– С ним произошел несчастный случай на охоте, – медленно проговорил мистер Рингвуд.

– Вышиб себе мозги, – поправил его Мармадюк.

– Совершенно верно, – поддержал его Ферди. – Разнес себе башку на куски. Дело замяли, разумеется, но так оно и было. Ясно как божий день. Дюк слышал это от Ната Таллертона. Вся штука в том, что нельзя допустить, чтобы Шерри постигла та же участь. Проклятье, он – наш кузен! Кроме того… это же Шерри! Ну, вы меня понимаете.

– Шерри до такого не докатится! – уверенно заявил мистер Рингвуд.

– Нет, потому что Ревесби еще недостаточно прочно держит его на крючке, – сказал Мармадюк.

Мистер Рингвуд выпрямился на стуле.

– И что мы намерены делать? – требовательно спросил он.

– А мы ничего не можем сделать, – отозвался Мармадюк. – Если ты не знаешь Шерри, то я знаю. Малый никогда не прислушивается к голосу рассудка, а в тот единственный раз, когда я попробовал употребить свое влияние на него, он просто взбесился и сделал именно то, что я просил его не делать.

– Да уж, в этом весь Шерри, – согласился Ферди. – Упрямец, каких поискать! Он был таким с самого детства. Никакой управы на него.

– Леди Шерингем может попробовать вправить ему мозги, – предположил Мармадюк.

Но мистер Рингвуд покачал головой.

– Она – его жена, – упорствовал Мармадюк. – Ее он послушает.

– Нет, – отозвался мистер Рингвуд, хмуро глядя в собственный стакан.

– А я думаю – да. Очаровательная маленькая штучка! Надежда есть!

– Нету ее, нету, – коротко ответил Джил. – Надо придумать что-нибудь еще.

– Точно, – согласился Ферди. – Открыть ему глаза! Можно рассказать Шерри о Таллертоне.

– Он тебе не поверит. Нужно хорошенько подумать, чем мы можем ему помочь.

Они все еще на досуге раздумывали бы над этой проблемой, однако в дело неожиданно вмешалась сама судьба.

Глава 15

С того самого вечера, когда лорд Ротем сопроводил Геро на Ассамблею в «Олмакс» вместо Шерри, его светлость старался не дать какому-либо альтруисту-джентльмену возможности проявить свои рыцарские наклонности. Если Геро получала приглашение посетить Ассамблею под крылышком некой матроны, он воспринимал это как временное, но благословенное облегчение и без зазрения совести отправлялся на поиски собственных развлечений. Однако ежели таковой матроны не находилось, то он с полным чувством ответственности приносил себя в жертву на алтарь семейного долга и даже пресекал все попытки Геро убедить его в том, что она предпочла бы остаться дома. Да, его светлость мог быть беззаботным, но, несмотря на то что за двадцать четыре года своего существования он редко считался с чьими-либо желаниями, кроме собственных, Шерри нельзя было назвать злонамеренным эгоистом, ему и в голову не приходило лишить жену удовольствия только потому, что сам он предпочел бы развлечься иным образом и в другом месте.

Да, действительно, столь легкомысленно вступая в матримониальные отношения, его светлость даже не подозревал о связанных с ними обязательствах; справедливо и то, что он честно предупредил Геро о своем нежелании изменять ради нее собственным привычкам. Свои представления о браке виконт черпал из поведения знакомых молодых замужних дам, которые не только не отличались всепоглощающим желанием постоянно держать при себе супругов, но еще и ухитрялись – вполне в рамках приличий, естественно, – развлекаться на стороне без ведома этих покладистых джентльменов. Но уже в самом начале своей семейной эпопеи Шерри понял – Геро самым радикальным образом отличается от этих искушенных и умудренных дам. Не имея ни соответствующего воспитания, что могло бы подготовить ее к особенностям светской жизни, ни родственников, к которым она могла бы обратиться, девушка вынуждена была полагаться на своего мужа в степени, повергшей бы его в панику, знай он с самого начала о том, как все это будет выглядеть.

Уже через месяц после того, как они поселились в особняке на Хаф-Мун-стрит, виконт уразумел: его жена не более приспособлена к самостоятельному плаванию в бурном море жизни, чем котенок, как он и называл Геро. Его светлость, доселе ничего не знавший об ответственности, демонстрирующий полную неспособность направить собственную жизнь в русло устоявшихся традиций и предписаний, вдруг обнаружил себя полновластным единственным властителем дум и чувств беззащитного маленького существа. Девушка не только беспрекословно верила ему и полагалась на него в том, что он наставит ее на путь истинный, но и была убеждена: Шерри спасет ее от последствий невежества.

Мужчина с сердцем менее чувствительным, нежели у виконта, наверняка лишь пожал бы плечами да закрыл бы глаза на проблемы своей супруги. Но сердце виконта было отнюдь не бесчувственным, и точно так же, как инстинкт защитника слабых заставил его однажды всю ночь напролет обшаривать леса в окрестностях Шерингем-Плейс в поисках любимого щенка, забравшегося в кроличью нору и застрявшего в ней, так и сейчас он вынудил себя позаботиться о Геро способом, который счел наиболее подходящим.

Она всегда смотрела на него с обожанием, что называется, снизу вверх, и хотя он принимал это как должное, но никогда не упускал из виду, поэтому по мере сил старался быть добрым к ней. Шерри изумился, но при этом был тронут, когда понял, что наибольшую радость Геро доставляет возможность сопровождать его, куда бы он ни направлялся. Виконт полагал, что наступит время, и его жена перерастет эту детскую привязанность. Он забыл о том, что, когда она проявила желание выйти в свет в сопровождении лорда Ротема, инстинкт собственника повелел ему запретить ей подобную практику раз и навсегда.

Посему его светлость радовал свою жену и собственных доброжелателей, с поразительной регулярностью появляясь на Ассамблеях, и это заставило даже таких завзятых оптимистов, как леди Сефтон, уверовать, что женитьба сделает из него настоящего мужчину.

Еще одним джентльменом, который стал посещать собрания Ассамблеи чаще обыкновенного, оказался всеобщий дамский любимец, сэр Монтегю Ревесби. Да, собратья-мужчины прокатили его на выборах в члены «Вотьерза», но, несмотря на всю свою исключительность, патронессы «Олмакса» не смогли устоять перед внешностью, манерами и непринужденной легкостью, отличавшей сэра Монтегю. Будь он плебеем по рождению, то, разумеется, никакая внешность или умение вести себя не помогли бы ему изменить их августейшие воззрения, но, к счастью для него, происхождение этого молодого человека было безупречным. Критические же замечания в его адрес, отпускаемые мистером Фейкенхемом и ему подобными, обычно приписывались ревности и по большей части игнорировались. Лишь пожилые и наиболее здравомыслящие представительницы слабого пола с неодобрением взирали на все более настойчивые ухаживания сэра Монтегю за мисс Милбурн.

Ведь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что внезапно обнаружившаяся предрасположенность сэра Монтегю к танцам проистекала из его преклонения перед Несравненной. До тех пор, пока он не пополнил собой список ее поклонников, знающие люди считали лорда Ротема наиболее серьезным соперником герцога Северна. Но Ротему никогда не удавалось увести мисс Милбурн из-под самого носа его сиятельства, а сэр Монтегю проделал это с необычайной легкостью.

Быть может, Красавице пришлась не по душе самоуверенность, с которой Северн рассчитывал заполучить ее руку для немецкого вальса, быть может, намеренное легкомыслие сэра Монтегю стало для нее желанным отдохновением после страстной искренности ее более молодых воздыхателей, но очевидным было только одно – она вручила ему свою руку, оставив его сиятельство переживать горькое разочарование. Однако самомнение Северна было слишком велико, чтобы он мог позволить себе последовать примеру Джорджа: скрестить руки на груди, привалиться к стене и провожать горящим взглядом мисс Милбурн, скользящую в танце по бальной зале. Он пригласил на тур вальса другую даму, но его маневры, целью которых было держать в поле зрения мисс Милбурн, чрезвычайно позабавили некоторых людей, украдкой наблюдавших за этой маленькой комедией, среди которых оказался и милорд Шерингем. Он, коротко рассмеявшись, порекомендовал супруге, с которой танцевал, взглянуть на то, как Монти уделал Северна с Несравненной!

Его сиятельство был слишком высокопарен и напыщен, чтобы пользоваться любовью у большей части своих современников, и мысль утереть ему нос, пришлась Шерри по душе. Он поспорил со своим кузеном Ферди на то, что сделает это, поставив на кон весьма приличную сумму и условие, что не станет пытаться увести мисс Милбурн до тех пор, пока Северн вновь не начнет домогаться ее руки в танце. Виконт, благополучно передав Геро под опеку мистеру Рингвуду, который пожаловал в «Олмакс» вместе с ними, атаковал Изабеллу в тот самый момент, когда герцог склонился перед ней в чопорном поклоне.

– Могу я надеяться, мадам…

– Добрый вечер, Северн! – жизнерадостно прервал его виконт. – Кажется, сейчас мой танец, Белла!

Герцог окинул его ледяным взглядом.

– Я как раз собирался умолять мисс Милбурн оказать мне честь и подать мне свою руку, – сообщил он. – Мадам…

В глазах Шерри заплясали лукавые огоньки, и мисс Милбурн ответила ему тем же.

– О, в списке кандидатов я стою выше вас! – с неподражаемым апломбом заявил виконт. – Белла, моя сладкая, ты же не откажешь старому другу детства?

– Шерри, как можно? – подрагивающим от сдерживаемого смеха голосом сказала она, но тем не менее протянула ему руку и позволила вывести себя на середину залы. – Ты ведешь себя беспардонно! – сообщила Изабелла виконту, когда они закружились в вихре танца. – Я уже и не помню, когда в последний раз танцевала с тобой вальс!

– Это было слишком давно, клянусь честью! – не замедлил с ответом его светлость. – Ах, Белла, ты не должна была отказывать мне! Какой парой мы бы с тобой были!

Она, рассмеявшись, заявила:

– Ты стал мне нравиться только после того, как отказался жениться на мне, Шерри!

– Я? Боже милосердный, разве ты не видишь, как кровоточит мое разбитое сердце?

– В таком случае тебе удается превосходно скрывать это! Обманщик! Твоего траура не хватило даже на один день!

В ответ он лишь крепче обхватил Изабеллу за талию и улыбнулся, глядя в ее глаза.

– Если бы за нами не наблюдало столько людей, знаешь, что бы я сделал, Белла? Поцеловал тебя! Будь я проклят, но еще никогда не видел тебя такой красивой!

– Постыдись, Шерри! Не забывай, теперь ты – остепенившийся женатый мужчина!

– Истинно так! – Он обвел взглядом комнату. – Что случилось с Котенком? Я оставил ее с Джилом и готов был выложить двадцать пять фунтов, чтобы посмотреть, как он танцует! Но нет, богом клянусь, он сбежал! Она танцует с Джорджем.

– Да, – ответила мисс Милбурн, и ее хорошее настроение тут же куда-то улетучилось. – Как они все-таки подходят друг другу! Я рада видеть Джорджа в таком прекрасном настроении.

– Котенок всегда умудряется каким-то образом развеселить бедного малого, – беззаботно откликнулся его светлость.

А бедный малый в это самое время говорил:

– Черт возьми, я бы очень хотел знать, что задумал Шерри и отчего Изабелла так весело смеется! Да, а мгновением раньше она зарделась! Я сам видел!

– Не смотрите на них! – сказала Геро. – На вашем месте я бы постаралась не показывать Изабелле, что вам небезразлично, с кем она танцует, Джордж!

– А мне действительно небезразлично, – подтвердил он, хотя в том не было решительно никакой нужды. – Кроме того, я не понимаю, что нашло на Шерри, если он вздумал пофлиртовать с ней, будучи женатым на вас! А ведь именно этим он и занимается, Котенок! И от этой правды никуда не деться!

– Знаете, а я не возражаю, как не должны и вы, в чем я совершенно уверена.

Взгляд его блестящих темных глаз встретился с ее взором.

– А вы действительно не возражаете? – спросил он напрямик.

Она, едва слышно вздохнув, ответила:

– Разве что совсем немного, Джордж. Если мы перейдем в соседнюю комнату, то не будем видеть. Вы сможете принести мне бокал оршада, и нам станет вполне удобно. Что скажете?

Он увел Геро с танцевальной площадки.

– Нет. Утешения и комфорта не будет никому из нас! – со сдержанной страстью сказал Ротем.

Однако же в гостиной с прохладительными напитками некоторое отдохновение им все-таки удалось обрести, поскольку они встретили там мистера Рингвуда и Ферди, а последний рассказал им о проигранном пари. Геро весело рассмеялась, и даже чело Джорджа на мгновение прояснилось. Но вскоре оно опять затуманилось, когда он вспомнил, как в начале вечера предпринял такую же попытку, что и Шерри, и как она не увенчалась успехом.

Стоило виконту привести мисс Милбурн в гостиную в поисках лимонада со льдом, Джордж немедленно атаковал ее и, не обращая внимания на Шерри, стал умолять Красавицу станцевать с ним следующий тур вальса. Она отклонила его просьбу и наверняка присоединилась бы к группе гостей, окруживших Геро, если бы он не загородил ей дорогу.

– Вы не можете просто взять вот так и отмахнуться от меня! – срывающимся голосом заявил он. – Почему вы отказываете мне в одном-единственном туре вальса? Неужели я оскорбил вас? Ответьте мне, Изабелла!

– Боже милосердный, с чего вы взяли? – сказала она. – Дело всего лишь в том, что я уже обещала…

– Северну! Это никуда не годится! Не можете же вы танцевать с ним постоянно! А меня вы используете, словно…

– Ради бога, только не устраивайте сцену, милорд! Не забывайте о том, где мы находимся, умоляю вас! Мы уже привлекаем внимание!

– Мне нет до этого дела! Вы будете танцевать со мной?

– Хорошо, следующий контрданс – ваш, но если только вы станете вести себя прилично!

Молодому человеку пришлось удовлетвориться этим, однако танец, столь неохотно дарованный ему, превратился в настоящую катастрофу. Всякий раз, когда движения заставляли их сближаться, он пытался возобновить разговор, который стремительно перетек в бурную ссору; а по причине того, что мисс Милбурн очень не любила выставлять себя на посмешище и прекрасно сознавала, сколько любопытных глаз на них устремлено, то едва не лишилась терпения и несколько раз высказалась довольно резко, чего делать, в общем-то, не собиралась, однако Джордж воспринял это крайне болезненно.

– Будь я проклят, если когда-либо думал, что одна из Ассамблей в «Олмаксе» окажется настолько забавной! – откровенно признался Шерри. – Но все равно, Котенок, думаю, нам следует удрать отсюда раньше, чем Джордж выйдет из бальной залы, иначе ты опять начнешь целовать его, поскольку, судя по его виду, он вновь нуждается в утешении. Ты идешь с нами, Джил?

Мистер Рингвуд выразил готовность покинуть комнату; в этот самый миг к ним подошел и Ферди, бесцельно бродивший по зале, поэтому виконт предложил обоим отправиться вместе с ним на Хаф-Мун-стрит за более освежающими напитками, нежели те, что подавали в «Олмаксе». Слугу отправили за экипажем Шерингемов, и вся компания покинула залу.

В вестибюле внизу они столкнулись с сэром Монтегю Ревесби и уже вместе с ним вышли наружу. Шерри, естественно, принялся уговаривать его поехать с ними на Хаф-Мун-стрит, но, прежде чем сэр Монтегю успел ответить на это приглашение, случилось нечто совершенно неожиданное. Фигура, неподвижно застывшая в тени здания, шагнула вперед, и в свете уличного фонаря обнаружилось, что это – молодая женщина, прижимающая к груди сверток, закутанный в шаль. Не будь она такой изможденной, ее можно было бы назвать редкой красавицей, однако лицо бедняжки заливала смертельная бледность, а в глазах светилось безумие отчаяния. Она не обратила внимания на Геро, спускавшуюся по ступенькам здания под руку с Шерри, а встала на пути у сэра Монтегю и заговорила негромким, умоляющим голосом:

– У вас дома мне сказали, что вы не примете меня и что вы отправились сюда, но я должна, должна поговорить с вами! Ради всего святого, не прогоняйте меня! Я вновь и вновь прихожу к вам домой, однако всякий раз получаю один и тот же ответ! Я в отчаянии, Монтегю, в полном отчаянии!

На мгновение воцарилась тишина. Все, будучи ошеломленными, замерли, не в силах пошевелиться. Ферди в изумлении выпучил глаза, глядя на незнакомку, а Ревесби напряженно застыл, судорожно сжимая в кулаке набалдашник трости. Он внезапно побледнел, но, быть может, в этом был повинен тусклый свет уличного фонаря. Голос его нарушил затянувшуюся паузу:

– Милочка, вы ошибаетесь, – лениво протянул он. – Я не имею чести быть с вами знакомым.

С губ девушки сорвался протяжный стон.

– Это жестоко! Жестоко! – пролепетала она. – Знакомство! О боже мой! Но вам не удастся отделаться от меня столь бесцеремонно! Вы не посмеете! Я последую за вами, где бы вы ни попытались скрыться! Неужели в вас нет жалости, нет сострадания? Неужели вы откажетесь признать собственного ребенка? Смотрите же! Вы видите перед собой невинное дитя, и неужели вас не трогает тот позор, что вы навлекли на меня? – С этими словами женщина, откинув уголок шали, показала личико спящего младенца.

– Боже милосердный! – промолвил мистер Рингвуд.

– Я не видел вас никогда в жизни, – по-прежнему улыбаясь, заявил Ревесби. – Вы положительно сошли с ума, и я полагаю, вам каким-то образом удалось сбежать из Бедлама[50].

– Сошла с ума! Нет! Но если этого не случилось, то не вас мне следует благодарить! – вскричала женщина. – Ты говорил, что со мной все будет в порядке, ты обещал… клялся…

– Ради всего святого, Шерри, уведи отсюда свою жену! – настойчиво, хотя и негромко, предложил мистер Рингвуд. – Иначе сейчас вокруг нас соберется целая толпа!

Шерри, который, застыв от изумления, стоял как вкопанный, встряхнулся и пришел в себя.

– Да, клянусь богом! – сказал он. – Котенок, полезай в экипаж! Мы не можем торчать тут целую ночь!

Но Геро отвела его руку.

– Ох, бедняжка! – жалобно вскричала она и сбежала по ступенькам к отчаявшейся девушке.

– Ну все, влипли! – пробормотал Шерри. – Будь я проклят, Джил, что нам делать? Черт возьми, надо же такому случиться!

– Пойду-ка я домой, пожалуй, Шерри, старина, – трусливо промямлил Ферди. – Вы тут вполне обойдетесь без меня!

– Нет, Ферди! – решительно возразил мистер Рингвуд. – Нельзя бросать Шерри одного. Дьявольски неловкая ситуация!

– Знаешь что, Джил? – прошептал ему на ухо Ферди. – Я всегда говорил, что этот тип – простолюдин! И вот тебе лишнее тому подтверждение!

– Ну он мне тоже не нравится и никогда не нравился; однако, черт побери, не хотел бы я сейчас оказаться на его месте! – откровенно выразился мистер Рингвуд.

– Это уж точно! – подтвердил Ферди, пораженный в самое сердце подобной точкой зрения.

А Геро тем временем обняла незнакомку рукой за плечи.

– О, прошу вас… – произнесла она. – Вот так, давайте укроем бедную малютку! Не плачьте! Скажите мне, чего вы хотите, и я постараюсь помочь вам!

– Котенок! Нет, право, это уже слишком, Котенок! Проклятье, ты не можешь… Это не наше дело! – запротестовал Шерри.

В кои-то веки она не обратила на него внимания; а незнакомка заговорила, задыхаясь, словно от быстрого бега.

– Спросите у него, посмеет ли он отречься от собственного ребенка! Спросите у него, не он ли обещал на мне жениться! Спросите у него, не была ли я честной девушкой, когда он впервые увидел меня! О боже, что теперь со мной будет?

– Нет, Котенок, ради всего святого! – быстро проговорил Шерри, когда Геро развернулась к Ревесби. – Ты не можешь требовать ответа у Монти… Черт возьми, Монти, сделай же что-нибудь, а не стой столбом!

– Я прошу леди Шерингем не дать себе увлечься этими байками, – напряженным голосом отозвался Ревесби. – Несчастная женщина, похоже, лишилась рассудка. Рекомендую препроводить ее в ближайшую арестантскую.

Стон, вновь вырвавшийся у девушки, заставил Геро лишь крепче прижать ее к себе и с негодованием воскликнуть:

– Как вы смеете?! Неужели вы совсем не чувствуете сострадания к бедному созданию? Эта малютка – действительно ваш ребенок?

– Его! Его! – выкрикнула девушка. – Взгляните сами, разве не похожа она на него словно две капли воды?

Ферди, с опаской поглядывая на спящего младенца, с сомнением произнес:

– Странно, как женщинам удается разглядеть сходство в таких вот крошках. Я хочу сказать, на мой взгляд, они ни на кого не похожи. Помню, как думал то же самое, еще когда родился старшенький моей сестры Фейрфорд. Хотя она с моей матерью в один голос уверяли, будто он – вылитая копия бедного Фейрфорда. Имейте в виду, я не хочу сказать, что он какой-то не такой, этот Фейрфорд, но…

– Ох, да помолчи же ты, Ферди! – раздраженно прервал его Шерри. – Ну вот, так я и думал! Вокруг нас уже начала собираться толпа! Ставлю десять против одного, сейчас кто-нибудь выйдет из «Олмакса» и мы будем выглядеть полными болванами… Ради всего святого, Монти, уведи эту девчонку куда-нибудь!

– Мой дорогой Шерри, я уже сказал, что никогда раньше в глаза ее не видел. Я снимаю с себя всякую ответственность в этом деле. На твоем месте я бы вызвал стражу и приказал увести девушку.

Все это время лакей Шерингема стоял подле ландо, держа дверцу экипажа открытой и делая вид, что ничего не слышит и не видит. Пара носильщиков портшезов, от нечего делать подошедшая с другой стороны улицы, уже демонстрировала явное намерение взяться за дубинки и отстоять честь поруганной девушки; двери Ассамблеи распахнулись, и оттуда донесся гул голосов. Отчаянный вскрик бедняжки заставил мистера Рингвуда содрогнуться и способствовал поспешным действиям Шерри.

– Ну-ка, поживее залезайте внутрь! – сказал он, подталкивая обеих женщин к экипажу.

– Да, прошу вас, поедемте со мной! – обратилась Геро к своей протеже. – Здесь, на холоде и сквозняке, малютка может простудиться, а я обещаю, что мы позаботимся о вас. Правда, Шерри?

– Да. То есть я хочу сказать… Ладно, потом разберемся! – ответил ее обеспокоенный супруг. – Поезжай домой, Джон!

Кучер величаво склонил голову, показывая, что все понял; за обеими женщинами захлопнулась дверца; лакей вскочил на запятки, и ландо покатило вперед в тот самый момент, когда по ступенькам «Олмакса» начала спускаться стайка дам в сопровождении своих кавалеров.

Ферди, словно завороженный, по-прежнему смотрел на то место, где в последний раз видел Ревесби. Мистер Рингвуд взял его под руку и повлек за собой и виконтом в направлении Хаф-Мун-стрит.

– Никогда не видел ничего подобного! – заявил Ферди. – Этот тип просто взял и ушел! Не сказав никому ни слова! Сбежал, будь я проклят! Плохо, очень плохо!

– Ты и сам хотел удрать, – напомнил ему мистер Рингвуд. – Дьявольски неловкая история! Не могу сказать, что виню его.

– Он не имел права бросать Шерри одного с ребенком, – сердито возразил Ферди. – Это же не ребенок виконта, в конце концов.

– Девчонка сошла с ума! – изрек его светлость.

– Совсем напротив, – парировал мистер Рингвуд. – Этот малый – типичный мещанин! Не дело бросать малютку умирать с голоду. Если она – его ребенок, то обеспечить ее очень легко.

– Джил, похоже, совершенно в этом уверен, – предположил Ферди. – Заметил, что она похожа на него. Вот что я тебе скажу, Джил: присмотрись к малютке внимательнее!

– Бесполезно. Наш приятель отрекся от нее. А заставить его силой позаботиться о ней невозможно.

– Проклятье! – заявил Шерри. – Если каждая девица легкого поведения…

– Она не показалась мне девицей легкого поведения, Шерри.

– Я не верю, что Монти…

– Да, очень похоже, что не веришь, – безжалостно оборвал его мистер Рингвуд. – А он – повеса и распутник каких поискать, если хочешь знать мое мнение.

– Господи, да кому какое дело? Любой нормальный человек…

– Никому. Но вся штука в том…

– Этот малый имеет полное право быть повесой, – согласился Ферди. – Не вижу в том никакого вреда. Но нельзя бросать ребенка в сточной канаве. Это дурной тон.

– То же самое я и собирался сказать, – кивнул мистер Рингвуд. – Дьявольски дурной тон!

– Чертовски неприятная история! – нахмурившись, заметил Шерри. – Никогда бы не подумал, что Монти способен на такое! Проклятье, здесь наверняка какая-то ошибка! Монти не уклонился бы от ответственности, будь девчонка одной из его любовниц!

– А мне он показался дьявольски выбитым из колеи, – бесстрастно заявил мистер Рингвуд.

– Еще бы! – подхватил Ферди и после недолгого размышления добавил: – Пожалуй, на его месте я и сам бы растерялся. Проклятье, прямо посреди Кинг-стрит! Да еще когда гости выходят из «Олмакса»! Но вот что я тебе скажу, Джил: я бы не бросил ребенка на Шерри. Только не на него! – Пораженный внезапной мыслью, он перевел взгляд на кузена. – Кстати, что ты намерен делать с малюткой, Шерри?

– Черт возьми, я ничего не намерен с ней делать! – с негодованием ответил его светлость. – Это не мое дело!

Мистер Рингвуд, сдержанно прочистив горло, заявил:

– Старина… Леди Шерингем! Что она намерена делать с ребенком?

– Вот-вот, – согласно закивал головой Ферди. – Похоже, она приняла эту историю близко к сердцу.

– Она сделает так, как я скажу, – коротко бросил Шерри.

– Ну а что ты ей скажешь? – осведомился мистер Рингвуд.

– Что-нибудь придумаю, – с холодным достоинством отозвался Шерри.

Мистер Рингвуд начал подозревать, что в желании мистера Фейкенхема дистанцироваться от всей этой дурно пахнущей истории кроется нечто большее, чем он полагал поначалу.

– Пожалуй, ты хочешь, чтобы мы оставили тебя одного, старина, – нерешительно предложил Рингвуд. – Деликатное положение: гости будут только мешать!

– О нет, что вы! – горячо запротестовал его светлость.

– Тебе, конечно, виднее, Шерри! – изрек мистер Рингвуд. – Я просто подумал, что ты, быть может, захочешь остаться наедине с леди Шерингем!

– А я не хочу! – без обиняков заявил его светлость.

К этому времени они уже подошли к его дому. Дверь им открыл Бредгейт и заодно сообщил, что миледи повела молодую особу наверх, к себе в спальню. Его манеры ясно показывали, что он не несет никакой ответственности за это и умывает руки, каковы бы ни были последствия. Виконт распорядился, чтобы слуга подал бренди в гостиную, а сам проводил друзей на один пролет вверх, в собственные апартаменты.

За решеткой в камине пылал огонь, однако свечи еще не были зажжены. Его светлость сунул лучину в огонь и прошелся по комнате, поджигая фитили, причем на лице его собирались грозовые тучи. Канарейка в клетке, висящей в оконном проеме, пробудилась, но, очевидно, пребывая в некотором помрачении рассудка, затянула утреннюю песенку. Виконт, отпустив несколько нелестных эпитетов в адрес всех птиц вместе взятых, набросил на клетку темную ткань, и песня смолкла так же внезапно, как и началась.

Вскоре появился дворецкий с подносом в руках; тоном, выдающим крайнее отвращение, Бредгейт сообщил, что, насколько он понимает, юная особа проведет ночь в гостевой спальне. После чего слуга удалился, а виконт воскликнул:

– Вот это номер! Нет, ну в этом весь Котенок! И что теперь прикажете делать мне? Будь я проклят, если потерплю chere-amie Монти в собственной гостевой спальне!

– Да еще с ребенком, который будет плакать. Обязательно. Они все так делают, – поддакнул Ферди, качая головой. Очень неловкая ситуация, Шерри. Не знаю, что ты можешь сделать.

– Ладно, давайте, черт возьми, выпьем! – заявил его светлость, подходя к столу и хватая графин.

Прошло некоторое время, леди Шерингем все не было, однако примерно через полчаса Геро появилась, по-прежнему в своем атласном бальном платье с кисеей, но уже без драгоценностей и со слегка растрепанной прической. Она быстро вошла в комнату, и на лице у нее было написано страдание. Протянув руки к виконту, девушка направилась к нему и порывисто воскликнула:

– Ох, Шерри, как это ужасно! Руфь рассказала мне все, а я и представить себе не могла, чтобы кто-нибудь мог оказаться таким испорченным и гадким! И все это правда! Эта славная малютка – и впрямь дочь сэра Монтегю, но он отказывается давать на содержание Руфи хотя бы пенни и даже не желает взглянуть на нее! О, Шерри, как такое может быть?

– Да, я все понимаю, Котенок. Это чертовски плохо, но… но мы вынуждены верить этой девушке на слово, хотя, возможно, стоит выслушать…

– Все еще может оказаться ошибкой, – встрял в разговор Ферди, искренно желая помочь.

Геро, обратив на него взгляд своих больших глаз, заметила:

– О нет, Ферди, никакой ошибки быть не может! Видите ли, она рассказала мне все! Она не испорченная девушка. В этом я совершенно уверена! Наоборот, она не слишком умна и даже не подозревала о том, что делает!

– Все они так говорят, – мрачно изрек мистер Рингвуд.

– Что вы, Джил? Я и представить себе не могла, будто вы способны на такую несправедливость! – вскричала Геро. – Она – всего лишь деревенская девчонка, служанка, да и отец у нее – очень хороший человек… Респектабельный, я имею в виду. Потому что, едва узнав ужасную правду, он выгнал ее из дому, отказываясь разговаривать с ней. Сие всегда представлялось мне ужасной жестокостью, хотя кузина Джейн говорит, что именно этого и следует ожидать – расплаты за грехи, как написано в Библии! Нет, правда, она совершенно невинная и наивная девочка, да и разве может быть иначе, если она поверила обещанию сэра Монтегю, будто он женится на ней? Даже я понимаю, что этого не могло произойти!

Ферди, внимательно прислушивавшийся к разговору, решил внести в него свою лепту:

– Ого, а вот этого я бы себе никогда не позволил, Джил! Одно дело – соблазнить девчонку, хотя, имейте в виду, я и это полагаю ошибкой! Жди неприятностей! А ведь в городе полно доступных женщин! И совсем другое – обещать жениться на ней. Проклятье, что за грязная история!

Не обращая внимания на его вмешательство, Геро продолжала:

– Шерри, она в полном отчаянии! Не знаю, как она осталась жива, и, если бы не одна добросердечная женщина, что сжалилась над ней, бедняжка наверняка умерла бы с голоду! Вот только, похоже, та женщина работает «ночной бабочкой» в Оперном театре, и Руфи, пожалуй, не следовало бы у нее оставаться, потому что я припоминаю, как ты говорил мне, Шерри, что эти особы…

– Ладно-ладно, оставим это! – поспешно сказал виконт.

– О да! Я точно помню, как ты просил меня никогда не говорить об этом! Однако все дело в том, что женщина взяла Руфь, потому что она приехала в Лондон на поиски сэра Монтегю и даже представить себе не могла, будто он откажется увидеться с ней! Но он-то хорош! Самый бессердечный и жестокий… Шерри, мне очень жаль, что я так отзываюсь об одном из твоих друзей, однако это уже чересчур! Соблазнить бедную, невежественную девушку – потому что именно так он и поступил…

– Да, но подожди минуточку, Котенок, – запротестовал Шерри. – Где? Я имею в виду, если она – простая деревенская служанка, как ты говоришь, то я не понимаю…

– Это случилось, когда он прошлой зимой наведался в Хартфордшир. Сама я об этом не слышала, но, полагаю, ты должен помнить, Шерри: Руфь говорит, у него есть дядя, который живет неподалеку от Хитчина. И, очевидно, сэр Монтегю приезжал к нему на Рождество, а там уже познакомился с Руфью.

Мистер Рингвуд согласно кивнул.

– Это правда, Шерри. Старый Фортескью Ревесби. Виды на наследство, – сумрачно добавил он.

– Да знаю я об этом! – нетерпеливо бросил Шерри. – Но ради чего ему понадобилось соблазнять эту несчастную девушку?..

– Кто его знает, Шерри, – честно признался Ферди. – Чтобы убить время… Там, должно быть, чертовски скучно!

– Да, я тоже так думаю, – согласилась Геро. – Но как это дурно с его стороны, Шерри! Как жестоко! Как он мог так поступить? Он погубил ее ради забавы, из чистой прихоти, потому что я ни за что не поверю, будто она была ему небезразлична!

– Знаешь что? – внезапно встрепенулся Ферди, обращаясь к мистеру Рингвуду. – Я никак не мог уразуметь, почему все это представляется мне таким знакомым! Так вот, я понял! В театре «Лицей» я смотрел целую пьесу об этом. Отец выгнал дочь на мороз. Отец Руфи тоже выгнал ее на мороз, Котенок?

– Нет-нет… по крайней мере, я не знаю! Но это правда, Ферди!

– Не обращай внимания на Ферди! – распорядился виконт. – Вся штука в том, Котенок, что это не наше дело, и мы не можем…

Под укоризненным взором широко раскрытых глаз Геро он сбился и умолк, метнув умоляющий взгляд на мистера Рингвуда в поисках поддержки.

Мистер Рингвуд поспешил ему на помощь, сказав:

– Шерри не нравится мысль о том, что ребенок Ревесби будет жить в его гостевой спальне, Котенок. Не могу винить его за это, ведь он не даст ему спать.

– О нет, это только на одну ночь… Шерри, ты не окажешься настолько жестоким, чтобы выгнать бедняжку на улицу в такой час! Ты не сделаешь этого!

– Нет, я не говорю, что сделаю это, но вопрос в том, Котенок… Проклятье, о чем думал Монти, всучив мне своего незаконнорожденного ребенка? – с негодованием вскричал Шерри.

– Если хорошенько поразмыслить, – внезапно напомнил о своем существовании мистер Фейкенхем, – это был не «Лицей». Это был «Нонпарей». Сейчас, погодите минутку, я вспомню, как называлась пьеса.

– Я думала, такое бывает только в театре, – горестно заметила Геро. – И даже не предполагала, что мужчины могут быть такими злыми и порочными!

– В общем, да, Котенок, но ты не понимаешь! – в отчаянии заявил Шерри. – Все это выглядит чертовски дурно, однако, ставлю десять против одного, у истории есть и другая сторона. Маленькие интрижки, понимаешь? О них не принято говорить, но… черт возьми, такое может случиться с каждым!

– О нет! – срывающимся голосом вскричала Геро, и глаза ее наполнились слезами. – Только не с тобой, Шерри! Только не с тобой!

– Нет, нет… Боже мой, надеюсь, что не со мной! – пробормотал его светлость, у которого волосы встали дыбом, когда он вдруг наяву представил себе сцену, имевшую место на Кинг-стрит. Внезапно виконт обнаружил, что и его кузен, и мистер Рингвуд, тронутые слезами и полным отчаяния возгласом Геро, с упреком смотрят на него, и с негодованием спросил:

– Какого черта вы оба уставились на меня, хотел бы я знать? Да будет вам известно, я в жизни никого не соблазнял! Более того, я не из тех, кто бросает своих незаконнорожденных детей умирать с голоду в сточной канаве. В том смысле, что не поступил бы так, если бы они у меня были, но их нет – по крайней мере, я о них никогда не слышал! О, дьявол!

Его друзья, чрезвычайно огорченные и взволнованные, дружно попросили прощения, а Ферди даже счел нужным пояснить, что на мгновение забылся. Виконт разозлился не на шутку, однако у мистера Рингвуда достало присутствия духа вновь наполнить его бокал, а Геро, взяв руку мужа в свои, сказала:

– О нет, Шерри, я знаю, ты бы так не поступил! И ты ведь позволишь мне помочь этой бедной девочке, правда?

– Полагаю, что-нибудь для нее следует сделать, – заявил его светлость. – Хотя, будь я проклят, если знаю, что именно! Мне придется поговорить с Монти, но заявляю вам, что мне это не нравится, потому что ясно как божий день – признавать ребенка он не намерен.

– Нет-нет, не надо с ним разговаривать! – сказала Геро. – Он уже и так принес столько вреда, что его нельзя подпускать к Руфи и на пушечный выстрел! Я тут кое-что придумала! Она отправится в Мелтон, и ты разрешишь ей жить в пустующей маленькой сторожке у западных ворот, Шерри, не так ли? А она будет помогать миссис Горинг управляться с охотничьим домиком, потому что ты должен помнить: когда мы гостили там, миссис Горинг рассказывала мне, что никак не может найти себе респектабельную девушку в помощь – или нет, ты забыл, но так оно и было, честное слово!

– Проклятье, Котенок, однако она совсем не респектабельная девушка! – запротестовал Шерри. – И, насколько я знаю миссис Горинг…

– Нет, ты только представь себе! – взмолилась Геро. – Ты можешь купить ей обручальное кольцо, а мы скажем, что ее муж умер, и никто не узнает правду, а ей будет спокойнее! Например, он был убит при Ватерлоо! И никто даже не подумает удивляться!

– Убит при Ватерлоо? – изумленно переспросил мистер Рингвуд.

– Очень здравая мысль, – одобрительно заметил Ферди, но потом его охватили сомнения. – Однако, если подумать, я не очень уверен в этом.

Стало ясно, что и он, и мистер Рингвуд ударились в математические вычисления и мистер Рингвуд первым получил искомый результат.

– Не пойдет, – заявил он. – Июнь прошлого года, не так ли? То есть восемнадцать месяцев назад.

– И у меня получилось столько же, – сообщил Ферди, явно довольный тем, что не отстал от друга. – Нужно придумать что-нибудь еще. С радостью помогу вам. Надеюсь, мне в голову придет блестящая мысль.

– Давайте просто скажем, что он умер от какой-нибудь болезни! – решила Геро. – Здесь не возникнет никаких трудностей! А Руфь была служанкой в гостинице, поэтому знает, что надо делать, Шерри. И, если ты не станешь возражать, мы должны платить ей столько же, сколько платим Марии. Я понимаю, это немножко дорого, но надо же подумать и о ребенке.

Шерри испытал невероятное облегчение, узнав, что Геро не намерена дать своей несчастной протеже постоянный приют в их гостевой спальне, поэтому с радостью принял ее план и после недолгих уговоров выписал чек, дабы покрыть расходы на приобретение одежды для бедной малютки. Леди Шерингем, тепло поблагодарив его, умчалась наверх, торопясь успокоить Руфь, а виконт смог поздравить себя с тем, что разобрался с этим делом куда лучше, чем можно было изначально предположить. Мистер Рингвуд погрузился в глубокие раздумья, Ферди же принялся изобретать высокохудожественную смерть для гипотетического супруга несчастной девушки.

Глава 16

Поскольку Шерри не относился к числу молодых людей, склонных предаваться глубоким размышлениям, ему попросту не пришло в голову, что его следующая встреча с другом Ревесби может быть омрачена скованностью. Он был изрядно потрясен тем, что приятель предстал перед ним в неприглядном свете, а после того, как у него состоялся не слишком приятный разговор с Руфью Уимборн (буквально навязанный виконту женой уже на следующее утро), он больше не сомневался – ее история была правдой от первого до последнего слова. Однако его светлость, по-прежнему готовый поверить и в то, что у этой медали есть обратная сторона, наверняка принял бы версию случившегося из уст сэра Монтегю, если бы тот предложил ее. Но на протяжении нескольких дней виконт не видел Ревесби, а когда их встреча все-таки состоялась, тот ни словом не обмолвился о щепетильном деле. Монтегю был все так же вежлив и учтив; казалось, никакого скандала вовсе не произошло. Шерри разозлился. Он был щедрым и отзывчивым молодым человеком и не стал протестовать против того, чтобы позаботиться о любовнице и ребенке другого мужчины. Однако обнаружил, что Ревесби начисто забыл о случившемся. Мысль, которую впервые заронил ему в голову его кузен Ферди о том, что недостойно другу бросать своего незаконнорожденного отпрыска на его попечение, завладела всем существом виконта.

Кроме того, до него начало доходить – не сразу, но постепенно: каким бы ни было поведение Ревесби, ему будет неловко и далее поддерживать дружеские отношения с человеком, которому он, учитывая обстоятельства, не мог позволить приблизиться к собственной жене. Геро робко попросила его не приглашать более сэра Ревесби на Хаф-Мун-стрит, когда она собирается остаться дома одна; он ответил, что на сей счет она может быть совершенно спокойна.

– А если он пригласит меня на танец в «Олмаксе», Шерри, ты не обидишься на меня за мой отказ? Потому что, право…

– Успокойся: он не станет этого делать! От тебя требуется лишь приветствовать его поклоном, когда ты столкнешься с ним где-нибудь. Понимаешь, так будет лучше для всех, пойдут ненужные разговоры, если ты проигнорируешь его. И еще одно, Котенок! Никому ни слова об этой истории!

– Хорошо, я не буду никому рассказывать о ней, – пообещала леди Шерингем. – Но… но ведь он оказывает явные знаки внимания Изабелле, Шерри. Тебе не кажется, что я должна предупредить ее: он – неподходящий человек для того, чтобы водить с ним знакомство?

– Ни в коем случае! – решительно заявил его светлость. – У Изабеллы есть мать, которая присматривает за ней, и, можешь не сомневаться, миссис Милбурн очень хорошо представляет себе, кто такой Монти! Ах, как бы мне хотелось, чтобы и у тебя была мать!

– Да, но за мной присматриваешь ты, Шерри, так что это не имеет значения! – постаралась успокоить виконта Геро.

– Нет, имеет, и еще какое, – возразил он. – Я не женщина, поэтому откуда мне знать, что ты выкинешь в следующий раз? И кроме того, мне тысячу раз жаль, что моя собственная мать недолюбливает тебя.

А вдовствующая миледи, вместо того чтобы полюбить невестку, как родную дочь, посвятила себя сбору сведений и сосредоточенным размышлениям над оплошностями вкупе с промахами, совершенными Геро в последние пару месяцев, которые стали известны окружающим. Каким-то мистическим способом она разузнала о склонности собственного сына к игре по-крупному в домах с сомнительной репутацией и даже нанесла Геро визит, дабы внушить ей мысль: бедный Энтони не знал подобных излишеств до того, как погубил собственное будущее злосчастной женитьбой.

Девушка была совершенно подавлена, зато эта встреча вдохнула новые силы во вдову, которая заявила своему брату, сочувственно отнесшемуся к ее положению, что если случится самое худшее, то она, по крайней мере, успела сообщить Геро свои мысли о ее поведении. После чего, обнаружив, что друзья более не склонны выслушивать очередной пересказ ее несчастий, она удалилась в Шерингем-Плейс, а особняк на Гросвенор-Плейс вновь закутался в голландские мебельные чехлы и погрузился в спячку.

Тем временем Геро, которая провела прекрасное утро, выбирая одежду для малышки Руфи, вызвала изрядное раздражение супруга тем, что предпочла отправиться вместе с молодой несчастной женщиной в Мелтон, дабы устроить ее в новом доме и познакомить с Горингами. Поэтому виконта, вернувшегося домой с намерением сопроводить жену на прием, ожидало неприятное известие – ее светлость отбыла в деревню вместе с мисс Уимборн и вернется не ранее завтрашнего вечера. Из поспешно нацарапанной записки, которую оставила ему Геро, следовало, что она совершенно забыла о приеме; посему виконту пришлось с ходу изобрести некую дальнюю родственницу собственной супруги, обладающую исключительно слабым, пошатнувшимся здоровьем, и вдобавок уложить ее на смертное ложе, дабы таким образом объяснить внезапный отъезд Геро из города.

Минула целая неделя, прежде чем Шерри вновь встретился с сэром Монтегю при обстоятельствах, вполне благоприятствующих приватному разговору, но Ревесби отнюдь не воспользовался представившейся возможностью и не доверился своему молодому другу. Вместо этого он рассказал какой-то забавный анекдот да описал собственные успехи в игре на тотализаторе. Шерри, в кои-то веки оказавшийся невосприимчивым к его обаянию, с растущим нетерпением выслушал Монтегю, после чего напрямик поинтересовался:

– Да, все это прекрасно, Монти, но я хотел поговорить с тобой о том деле, что стряслось давеча вечером…

Брови сэра Монтегю недоуменно взлетели:

– Каком деле, мой дорогой мальчик? – спросил он.

– У входа в «Олмакс», естественно! Ну, ты помнишь…

– Святые угодники, Шерри, да я уже совершенно забыл о нем! – с веселым изумлением заявил сэр Монтегю. – Если бедная женщина и не сошла с ума, в чем я лично совершенно уверен, то это один из самых затасканных трюков во всем мире, дорогой мой! Вот только в выборе жертвы она допустила ошибку: я слишком опытен для того, чтобы попасться на такую удочку, можешь мне поверить!

– Монти, тебе не кажется, что это немного чересчур? – с несвойственной ему сухостью осведомился Шерри.

Улыбка сэра Монтегю застыла у него на губах, и после недолгой паузы он легкомысленно ответил:

– Мой бедный мальчик, как же ты наивен! Однако идем! Оставим столь непотребные материи для других! Не хочешь присоединиться к небольшой компании сегодня вечером у меня на квартире? Обещал прийти Брок и еще парочка других общих знакомых.

– Чертовски любезно с твоей стороны, однако я устраиваю собственную вечеринку! – отказался Шерри и развернулся на каблуках, оставив сэра Монтегю огорченно размышлять о последствиях неблагоразумного обхождения с молодыми джентльменами, обладающими неприятно пылким нравом.

К несчастью для собственных хитроумных планов, сэр Монтегю должным образом не оценил основополагающую честность Шерри, побуждавшую его с презрением отворачиваться от вопиющей неискренности, граничащей с явной ложью. Ревесби, денежные затруднения которого делали его решительно несклонным принимать на себя даже такие пустяковые обязательства, как обеспечение собственного незаконнорожденного отпрыска, поддавшись минутному порыву, решил упрямо отрицать саму возможность знакомства с девушкой, о существовании которой он уже почти позабыл.

Для человека склада Ревесби подобное поведение означало, что он никогда не смог бы признаться кому-либо в собственных прегрешениях, даже Шерри. Ему оставалось лишь утешиться тем соображением, что виконт просто не умел подолгу таить обиды; но когда несколько дней спустя он столкнулся с его светлостью на Сент-Джеймс-стрит и заметил явную холодность в манерах друга, то ощутил досаду и раздражение, а виновницей подобного отчуждения незамедлительно счел леди Шерингем, удостоившую его чуть заметного кивка во время случайной встречи в театре пару вечеров назад.

Разумеется, не следовало ожидать, будто отчуждение, возникшее между Шерри и сэром Монтегю, сразу и бесповоротно избавит виконта от дурных привычек за игорным столом. Но оно действительно заставило Шерри обходить стороной некоторые злачные местечки на Пэлл-Мэлл и Пикеринг-Плейс, где он почти наверняка встретил бы Ревесби, и вынудило вернуться обратно в «Вотьерз» и «Уайтс». Что само по себе, как доверительно признался мистер Рингвуд Ферди Фейкенхему, являлось добрым знаком, потому что, хотя ставки здесь были выше, чем еще где-либо в городе, в этой святая святых не жаловали шулеров и проходимцев.

Вскоре, в полном соответствии с порядком вещей, известие о нынешнем местонахождении Руфь Уимборн достигло ушей сэра Монтегю. Сначала Ферди пересказал историю своему брату, а мистер Рингвуд поведал ее лорду Ротему за второй бутылкой портвейна во время уютных дружеских посиделок у себя на квартире. Шутка представлялась слишком хорошей, чтобы сохранить эту новость в тайне от джентльменов, которые способны были по достоинству оценить ее, и в сугубо мужских кругах начали распространяться совершенно недвусмысленные слухи. Сэр Мэттью Брокенхерст с игривым злорадством упрекнул сэра Монтегю в неподобающем поведении, и, хотя последний лишь рассмеялся в ответ на предположение, будто он может быть замешан в таком непотребстве, под его веселостью крылась лютая ярость.

Резонно рассудив, что самому Шерри и в голову бы не пришло подружиться с Руфь Уимборн, сэр Монтегю затаил злобу на жену виконта, поклявшись отомстить ей полной мерой. Наглость его казалась беспредельной, однако положение, сложившееся после того, как отвергнутая им любовница нашла приют в одном из поместий Шерри, было чересчур щекотливым, чтобы он мог долго делать вид, будто эта история его нисколько не касается. Ему пришлось смириться с тем, что один из самых богатых простаков, встретившихся на его пути, упорхнул от него, оказавшись вне пределов досягаемости, и не проявлял никаких признаков желания примчаться обратно.

И вот, когда Шерри уехал в Ньюмаркет[51], Геро обзавелась новой знакомой. В числе прочих гостей она получила приглашение от своей кузины, миссис Хоби, посетить Зал для собраний «Пантеона» в ночь Большого Маскарада. Там, во время праздничного вечера, к ложе миссис Хоби подошла модно одетая элегантная женщина с изящными манерами, пожелав узнать, права ли она в своем предположении о том, что имеет честь обращаться к леди Шерингем.

Геро подтвердила этот несомненный факт, и леди присела рядом с ней, представившись миссис Джиллингем и добавив, что лорд Шерингем наверняка упоминал о ней своей молодой жене. Когда же Геро ответила «Нет!», она рассмеялась и заявила: это так похоже на Шерри – взять и забыть о ней.

– Последние несколько месяцев мне нездоровилось, иначе я бы оказала себе честь нанести вам визит, леди Шерингем, можете не сомневаться! Мы с Шерри знакомы вот уже пять лет, и потому мне очень хотелось встретиться с его женой. Я чувствую, мы с вами станем друзьями; я тешу себя надеждой, что с первого взгляда распознаю тех, с кем хочу познакомиться ближе!

Геро смущенно зарделась и поблагодарила ее, после чего попросила разрешения представить свою кузину. Миссис Джиллингем, будучи намного старше любого из гостей миссис Хоби, оказалась особой милой и дружелюбной, задержалась еще ненадолго, легко поддерживая непринужденную беседу, и распрощалась только после того, как взяла с Геро обещание, отбросив церемонии утреннего визита, заглянуть к ней будущим вечером, чтобы сыграть в карты в небольшой избранной компании.

– Вы полагаете, мне следует пойти туда, Тереза? – с сомнением спросила леди Шерингем после того, как миссис Джиллингем откланялась.

– О, безусловно, моя дорогая кузина! Она держалась с большим достоинством, а какое у нее элегантное платье! Да и адрес тоже: Керзон-стрит – безупречно! Более того, она знакома с вашим супругом, что делает ее подходящей знакомой для вас, в чем я не сомневаюсь!

– Да-да, – протянула Геро. – Но Шерри однажды сказал, что знаком со многими людьми, которых не хотел бы представлять мне.

Миссис Хоби, пронзительно рассмеявшись, заметила:

– Ох, дорогая, что вы скажете в следующий раз? Имейте в виду, миссис Джиллингем под эту категорию не подпадает! Да ей наверняка уже тридцать пять и ни днем меньше, а быть может, даже больше!

Итак, следующим вечером Геро высадили у неброского особняка на Керзон-стрит, и она робко вошла в гостиную, уже полную посетителей. Хозяйка немедленно подошла к ней, приветствовала с изысканной любезностью, представив нескольким людям, которые были совершенно незнакомы Геро, и чуть ли не силой всунув ей в руку бокал шампанского. Девушка с некоторым удивлением обнаружила, что не знает никого из гостей, и, оглядевшись по сторонам, ощутила легкую тревогу, сменившуюся страхом; она сказала себе: «Шерри, наверное, не понравилось бы, что я пришла сюда».

Когда же прибыл сэр Мэттью Брокенхерст в сопровождении достопочтенного Уилфрида Ярфорда, на смену тревоге пришла паника, и знай она, как уйти отсюда, не обидев хозяйку и не привлекая к себе ненужного внимания, то непременно так и сделала бы. Но, к несчастью, Геро не смогла ничего придумать, поэтому, когда собравшиеся перешли в комнату гораздо бо́льших размеров на втором этаже, где были расставлены карточные столы, девушка покорно позволила увлечь себя вверх по лестнице вместе с остальными гостями.

Леди Шерингем любила играть в карты, а, поскольку в таинства фараона, «красного и черного», макао и некоторых других азартных игр ее посвятил сам Шерри, она, вполне естественно, полагала, что сумеет постоять за себя в любой компании. К несчастью, в действительности все оказалось совсем не так. Да и ставки были гораздо выше тех, с которыми она привыкла играть, так что очень скоро Геро в смятении обнаружила, что осталась без денег, чтобы поставить их на кон. Но миссис Джиллингем, сама доброта, в очередной раз пришла ей на помощь и лишь мягко улыбнулась ее наивности, объяснив, как можно играть в кредит до тех пор, пока удача вновь не повернется к тебе лицом, и показав, как нужно выписывать расписки.

Геро, вспомнив о рассказах Шерри про то, что он сам давал расписки, сочла это общепринятой практикой и начала отыгрываться. Она настолько увлеклась игрой, что перестала обращать внимание на что-либо еще, кроме масти карт; азарт, охвативший девушку, духота в комнате и шампанское, постоянно подливаемое в ее бокал, привели к тому, что леди Шерингем влезала в долги все сильнее и сильнее и, уже под утро встав из-за стола, обнаружила, что проиграла колоссальную сумму. Как ей это удалось, девушка даже не представляла.

Невероятно, однако выданные девушкой расписки исчислялись четырехзначной цифрой. Как она сумеет расплатиться по своим долгам до тех пор, пока содержание на следующий квартал не будет переведено на ее счет, Геро решительно не представляла. Но и здесь миссис Джиллингем проявила полнейшее понимание, заверив ее: Джек Крэнборн, который держал банк, не станет торопить с оплатой долга, и выразила убежденность, что завтра вечером она сумеет не только выкупить все свои расписки, но и доверху набьет карманы золотыми гинеями.

Леди Шерингем, моментально пришедшая в себя после столь сокрушительного проигрыша, не имела ни малейшего желания приезжать сюда еще раз, но понимала, что в словах миссис Джиллингем кроется правда, поскольку Шерри говорил то же самое. Следует лишь набраться мужества, не обращать внимания на проигрыш и продолжать игру, а уж тогда фортуна непременно повернется к тебе лицом и поражение превратится в победу.

Но на следующий вечер игра оказалась еще более катастрофической, чем накануне; внутренний голос нашептывал Геро: и в третий раз ее ждет то же самое. До смерти напуганная, дрожа от одной мысли о тех огромных суммах, что она умудрилась проиграть, и не зная, к кому обратиться за помощью, леди Шерингем провела остаток ночи без сна, ворочаясь в кровати и отчаянно ломая голову над тем, как выбраться из западни, в которую угодила. Рассказать мужу о своем фиаско представлялось ей немыслимым, поскольку у бедного Шерри имелись собственные обязательства и всего лишь неделю назад он даже заметил, что им надо учиться экономить. Геро рыдала, уткнувшись лицом в подушку, от осознания того, что взвалила на мужа еще и собственные несчастья, и подумала: свекровь все-таки сказала правду, когда обвинила ее в том, что она сломала ему жизнь.

В тот же день, вернувшись домой из Ньюмаркета, виконт обнаружил супругу с заплаканными и покрасневшими глазами; она нервно объяснила ему, что у нее болит голова. Он в свою очередь заявил, что и сам страдает от того же недуга, и без колебаний приписал это злонамеренному поведению четырех из пяти лошадей, на которых имел несчастье сделать ставки. Геро побледнела и, запинаясь, пролепетала:

– Неужели все было так плохо, Шерри?

– Дьявольски плохо! – отозвался он. – Если так пойдет и дальше, то совсем скоро я окажусь в полной власти какого-нибудь лихоимца! – Сломав печать на одном из писем, ожидавших его внимания, он вскричал: – Счета! Сплошные счета! Будет ли этому когда-нибудь конец? Славный у меня выдался медовый месяц, нечего сказать!

– А кто… кто такой лихоимец, Шерри? – еле слышным голосом жалобно поинтересовалась его супруга.

– Ростовщик, – машинально отозвался он, отправляя очередной вексель в огонь и вскрывая письмо, имеющее куда более многообещающий вид.

– А разве люди одалживают друг другу деньги? – с тревогой спросила она.

– Ростовщики одалживают – но под дьявольские проценты, скажу я тебе! Уж я-то их знаю! Мне вечно приходилось пресмыкаться перед «Говардом и Гиббзом», пока доверительное управление не приказало долго жить.

– Ты сказал «Говард и Гиббз», Шерри?

– Да. Они, пожалуй, самые приличные из всех кровососов, а это о многом говорит. – Он поднял голову от письма. – Какого дьявола тебя вдруг заинтересовали ростовщики, Котенок?

– Я… я всего лишь не до конца поняла, кто такой лихоимец! – быстро ответила она.

– Смотри, не вздумай где-нибудь заикнуться об этом! – предупредил виконт Геро. – Воспитанные люди не употребляют подобных выражений.

Уже на следующее утро чрезвычайно успешная контора филантропов в лице мессиров Говарда и Гиббза приняла леди под вуалью, прибывшую на извозчике и явно пребывавшую в полном невежестве относительно той сферы финансовых услуг, которые практиковала эта богоспасаемая организация. Поначалу респектабельный джентльмен, встретивший даму, был явно не склонен пойти ей навстречу. Он поверг ее в панику, уклончиво заговорив про обеспечение и верительные грамоты, но, когда она раскрыла ему тайну своей личности, его манеры претерпели разительные изменения к лучшему и он не только объяснил ей условия, на которых фирма будет готова предоставить ей дружеский заем, но и выразил желание помочь ей чем только возможно. Джентльмен, похоже, без слов понимал, как могло так получиться, что она проиграла подобную сумму всего за два вечера, и продемонстрировал такое сочувствие, что его клиентка покинула здание, будучи чрезвычайно высокого мнения обо всем ростовщическом сословии.

Но, пока супруга Шерри счастливо выкупала собственные расписки деньгами, что так щедро ссудили ей мессиры Говард и Гиббз, виконт получил письмо на бумаге с золотым обрезом от одной леди, с которой не поддерживал отношений после своей женитьбы. Прочтя послание, он нахмурился, поскольку вовсе не был расположен пускаться в авантюру, что, кажется, скрывалась за его таинственными формулировками. Дама писала: она не хочет приглашать его нанести ей визит, но имеет сообщить ему кое-что, представляющее огромную важность, поэтому он нисколько не пожалеет, если придет. Шерри, перечитав письмо дважды, провозгласил: Нэнси не из тех, кто обманывает добрых знакомых, и отправился на улицу, где располагались ее апартаменты.

Он застал женщину дома, а она приветствовала его сладчайшей улыбкой и с таким же радушием.

– Шерри, я надеялась, что ты придешь! – сказала Нэнси. – Вообще-то мне не следовало приглашать тебя, но все же поцелуй меня в память о старых добрых временах!

Он довольно охотно повиновался ее просьбе, потому что, хотя она и начала увядать, все еще оставалась живой аппетитной штучкой, да и он питал к ней симпатию, несмотря на их прошлую амурную связь.

– Да-да, все это очень хорошо, Нэнси, но теперь я женатый мужчина! Перевернул, так сказать, новую страницу! – сказал виконт, обнимая ее за пухлые плечики.

– Да благословит тебя Господь, Шерри. Неужели ты полагаешь, я этого не знаю? И ты не думай, пожалуйста, что я послала за тобой, дабы устроить тебе неприятности, потому что я не унижусь до такого никогда, о чем ты должен знать! Я попросила тебя прийти, ведь нам было хорошо вместе и ты всегда мне нравился. Да, а еще мне понравилось, как выглядит твоя маленькая женушка, Шерри, – и в этом-то все дело!

– Черт побери, какое отношение ко всему этому имеет моя жена? – спросил он.

– Присаживайся, дорогой мой, у тебя такое настороженное выражение лица, прошу тебя, расслабься! Ты ведь был в Ньюмаркете, не так ли?

– Да, но…

– Знаешь, Шерри, если сейчас я говорю тебе нечто, что тебе не нравится, просто помни: я делаю это, потому что питаю к тебе привязанность, иначе ты не услышал бы от меня ни слова, просто я случайно узнала (неважно где!), что твоя маленькая женушка – сущая малышка, которой еще очень далеко до настоящей леди, как и доброй половине тех высокородных дамочек, так горделиво задирающих свои носы!

Виконт вперил в нее напряженный взгляд своих голубых глаз.

– Продолжай! – коротко бросил он.

Она, улыбнувшись ему, сказала:

– Словом, дорогой мой, я видела твою жену там, где ей находиться не было никакого резона, и как она попала туда – ума не приложу, потому что все мои старания, узнать, кто же сделал так, что она познакомилась с Шарлоттой Джиллингем, не увенчались успехом.

– Что?! – не веря своим ушам вскричал его светлость.

– Да, дорогой мой, именно там я ее и видела, причем выглядела она очень растерянной! Твоя жена была похожа на бедняжку, которая не знает ни одной живой души и жалеет о том, что пришла туда, если я хоть немного разбираюсь в людях! Короче говоря, Шерри, игра шла по-крупному и твоя супруга здорово проигралась. Быть может, я не стала бы ничего говорить, если бы не узнала, что она отправилась туда снова, уже на следующий вечер, а тебе не хуже меня известно: ежели она попадет в лапы к этой банде, то они погубят ее окончательно и бесповоротно.

– Боже мой! – пробормотал Шерри. – О господи, что она сделает в следующий раз?

Нэнси, ласково похлопав его светлость по руке, сказала:

– Ну же, не стоит огорчаться раньше времени! Ничего особенно плохого пока не случилось. И не вздумай злиться и кричать на бедное дитя, потому что она выглядела перепуганной до смерти, когда я заметила ее. Не сомневаюсь – она хорошенько усвоила урок и без того, чтобы ты окончательно поверг бедняжку в ужас.

– Нет, – сказал он, – конечно, я не стану этого делать. Шарлотта Джиллингем! Но кто, во имя всего святого… – Оборвав себя на полуслове, виконт вскочил на ноги. – Клянусь богом, если бы я только мог предположить… Нэнси, мне пора! Ты чертовски хороший друг, девочка моя, и я чрезвычайно благодарен тебе!

– Что ж, тогда поцелуй меня еще раз! – со смехом сказала она.

Вернувшись домой, его светлость обнаружил, что супруга отправилась кататься в Парк. О благоприобретенном чувстве ответственности виконта можно судить хотя бы по тому, что, метнув взгляд на часы на каминной полке, он велел доставить записку на Страттон-Стрит, в которой коротко извинился перед мистером Рингвудом за то, что не сможет сопровождать его в Ричмонд.

Геро, воротившись наконец домой, легко взбежала по лестнице, и Шерри услышал, как она расхаживает по комнате позади гостиной. Судя по всему, она отнюдь не пребывала в подавленном расположении духа. Войдя в гостиную, девушка вздрогнула от несомненной радости при виде мужа.

– Шерри! – воскликнула она. – А я не знала, что ты дома! Значит, ты все-таки не уехал с Джилом?

– Нет, я поужинаю дома. Иди сюда, Котенок: я хочу поговорить с тобой.

Она, зардевшись от удовольствия, ответила:

– Правда, Шерри? Это очень мило с твоей стороны!

– Вряд ли ты останешься при своем мнении, когда выслушаешь меня! – пробормотал его светлость.

Геро подошла к камину.

– Что ты сказал, Шерри? – спросила она.

– Ничего. Присаживайся! Ох, черт бы побрал эту птицу! – Быстрым шагом подойдя к канарейке, он накрыл клетку покрывалом и повернулся к Геро. – А теперь, чертенок, выкладывай! Сколько ты проиграла в доме Шарлотты Джиллингем, пока меня не было?

Краска сбежала с ее лица, а в глазах угасло доверчивое ожидание.

– Ох, Шерри, кто рассказал тебе об этом? – испуганным голоском пролепетала она.

– Не имеет значения! Так сколько, Котенок?

Она, содрогнувшись, произнесла:

– Ой, не спрашивай! Это было так ужасно!

– Не спрашивать, значит! – воскликнул он. – Но как, черт возьми, я могу погасить твои долги, если не знаю, каковы они? Не говори глупостей!

– Ох, Шерри, Шерри, мне очень стыдно! Я вовсе не собиралась быть такой плохой женой! А тебе ничего не нужно уплачивать, поскольку я все заплачу сама и сделаю это непременно, Шерри, ведь ты выделил мне большое содержание на булавки, но теперь я не буду покупать себе новые платья и вообще ничего! Обещаю!

– Все это вздор, чертенок. Кроме того, карточные долги полагается оплачивать немедленно, чтоб ты знала. Нельзя заставлять людей ждать, пока ты заплатишь им то, что должна. Это чертовски дурной тон, девочка моя!

– Да-да, я знаю и уже выкупила все свои расписки, хотя поначалу не представляла себе, как это можно сделать, и решила, что скорее умру, чем…

– Одну минуточку! – перебил ее Шерри, схватив за руки, которые она, похоже, не знала, куда девать. – Откуда ты взяла деньги, чтобы выкупить свои расписки? Я готов поклясться: от ежеквартального содержания у тебя оставались сущие гроши! Котенок, ты ведь не продала изумруды?

– О нет, Шерри! Разумеется, я не сделала ничего подобного! Как я могла продать их, если они не мои? Как ты мог подумать, что я решусь на такой поступок?

– Тогда каким же образом, дьявол меня забери, ты сумела раздобыть деньги?

– Я их одолжила! – торжествующе заявила Геро.

– Одолжила? Господи Иисусе, Котенок, я бы предпочел, чтобы ты продала изумруды! Кто… Только не говори мне, Котенок, что ты обратилась к бедному старине Джилу с просьбой ссудить тебя деньгами!

– Нет-нет! Я знала, что это недопустимо! Поэтому отправилась к тем людям, о которых ты мне говорил, и они оказались очень любезны, и…

– Каким людям? – бледнея, вновь прервал ее виконт.

– Я не помню, как их зовут, но ты их знаешь, Шерри! Ты называл их лихоимцами, и они живут…

– Говард и Гиббз! – ошеломленно пробормотал он.

– Да, их зовут именно так, – кивнула она. – Как только я сообщила им, что я – твоя жена, один из них преисполнился уважительности и сказал, что готов с превеликим удовольствием одолжить мне денег и мне можно не беспокоиться насчет того, что он потребует скорейшего их возврата.

– Еще бы! – произнес Шерри и отпустил ее руки. – Говард и Гиббз! Котенок, как ты могла?

– Ты сердишься! – пролепетала она. – Я поступила дурно? Но ведь я не знала. Ты сам говорил, что вел с ними дела, и я подумала…

Его светлость застонал.

– Дьявол! Я говорил! – произнес он. – Ради всего святого, девочка, я когда-нибудь говорил, что ты можешь иметь с ними дело?

– Нет, Шерри, – жалким голоском ответила Геро. – Но ты не говорил и обратного. Что же мне оставалось, когда я задолжала такую сумму?

Он резко бросил:

– Черт возьми, почему ты не рассказала об этом мне? Проклятье, я мог бы надрать тебе уши, и не исключено, что так и сделаю, но не нужно было бояться меня!

Она вдруг вскочила на ноги, и щеки ее зарумянились.

– Бояться тебя, Шерри! О нет, никогда! Но мне было ужасно стыдно! Ты не понимаешь! Тебя преследовали неудачи, а потом эти ужасные лошади так гадко повели себя в Ньюмаркете – я готова была сделать что угодно, только бы не просить тебя уплатить мои карточные долги!

Он уставился на нее с таким видом, словно не верил своим ушам.

– Геро, неужели ты могла подумать, что я отдам тебя на растерзание этим кровопийцам?

– Но, Шерри, я убеждена, они совсем не такие! Основную сумму я должна вернуть из своего содержания, а…

– Ты маленькая глупышка! Они прекрасно знают, что ты не сможешь этого сделать! Они надеются, что ты лишь еще глубже увязнешь в долгах и окончательно запутаешься в их сетях, пока… О, дьявол, что толку объяснять тебе? Послушай, чертенок! Что бы ни случилось, никогда не связывайся с ростовщиками! Это самый верный путь к гибели и разорению! Да-да, я сам побывал у них в руках, но это абсолютно другое – по крайней мере, не совсем так! И вот что я тебе скажу: я чертовски постараюсь, чтобы никогда больше не оказаться в их власти. Обещай мне, что поступишь так же!

– Обещаю. Прости меня! Если бы я знала, что тебе это не понравится…

– Полагаю, ты прекрасно знала об этом, Котенок, – проницательно заметил он. – Такое поведение совершенно тебе не присуще – промолчать о том, что ты задумала.

Геро понурилась.

– В общем, я… В общем, да, я испытывала некоторое неудобство, – призналась она. – Но, главным образом, только оттого, что боялась, ты рассердишься на меня, ведь я пошла в тот дом, играла по таким высоким ставкам.

– Так и есть, – сказал он. – Я очень зол. И каковы же были ставки?

– П-пятьдесят фунтов, Шерри, – прошептала она.

Он выразительно присвистнул.

– Однако! Ну, и каков же общий итог? – Его светлость взглянул на ее склоненную голову. – Ну, давай, признавайся, чертенок! Не съем же я тебя, в конце-то концов!

– Ох, Шерри, я проиграла больше пяти тысяч фунтов! – выпалила Геро.

Его светлости лишь изрядным усилием воли удалось сохранить самообладание. После нескольких мгновений внутренней борьбы он сказал:

– А ты вовсю сорила деньгами, верно? Нет, не плачь, ради бога! Все могло быть и хуже. Но что на тебя нашло, простая ты душа, если ты решила выбросить такие деньги на ветер? Потому что мне совершенно точно известно: ты и на второй вечер отправилась в этот притон! Неужели у тебя настолько отсутствует здравый смысл, что ты вновь позволила ободрать себя как липку? Боже милостивый! Или игра у тебя в крови?

– О нет, нет! Я совершенно уверена, что этого нет и в помине, потому что настолько неловко и подавленно я еще не чувствовала себя ни разу в жизни! Да, теперь я жалею о том, что вернулась туда, но я старалась сделать как лучше, Шерри, и даже думала, что ты и сам порекомендовал бы мне так поступить, если бы я могла в тот момент спросить твоего совета!

– Думала, что я… думала, что я… – ахнул его светлость. – Ты что, окончательно спятила, Геро?

– Но, Шерри, ты же сам так и сказал мне, когда твой дядя Проспер подтрунивал над тобой: единственный выход в этом случае – продолжать игру, потому что неудачи не могут длиться вечно, и… – Геро оборвала себя на полуслове, встревоженная выражением его лица. – Ой, что я такого сказала? – вскричала она.

– Это не ты сказала, а я! – отозвался Шерри. – Нет-нет, не смотри на меня так, Котенок! Это я во всем виноват! Но мне и в голову не могло прийти, что ты запомнишь мои слова… Проклятье. А ведь мне следовало бы знать! Котенок, не слушай меня, когда я говорю подобную ерунду!

Геро вперила в него вопросительный взгляд.

– Но ведь это неправда, верно, Шерри? – поинтересовалась она. – Должна сказать, мне это представляется неправдой, потому что я еще сильнее залезла в долги, однако тогда еще подумала: наверное, играла недостаточно долго. Просто мне настолько это не понравилось, что я пришла в отчаяние и быстро сдалась.

– И слава богу! – отозвался он. – Да, это неправда… по крайней мере… проклятье, я имею в виду…

– Понимаю! – с надеждой вскричала она, пожимая ему руку. – Ты имеешь в виду, это то же самое, как пойти в Королевский Павильон: тебе можно, а мне – нельзя, потому что я женщина.

– Да, вот именно. Хотя нет, не так! – спохватился Шерри, природная честность которого взяла верх. – Это неправда для нас обоих, и если мы не будем осторожны, то пойдем по миру. Проклятье. Я мог бы многое порассказать тебе о состояниях, которые переходили из рук в руки за карточным столом! Это погубило Бруммеля[52], и беднягу Таллертона, и того малого, о котором рассказывал Стоук, – того самого, что повесился на фонарном столбе или что-то в этом роде! – Виконт рассмеялся, когда Геро непроизвольно стиснула ему руку. – Нет, я не собираюсь следовать его примеру, не волнуйся! Завтра повидаюсь со Стоуком и улажу дело с Говардом и Гиббзом, так что можешь забыть об этом.

– Да, но ведь я знаю, что тебе придется продать те вещи, которые мистер Стоук не хочет, чтобы ты продавал, и…

– Это мое дело.

– Нет, Шерри, не твое, а мое! Должна признать, я испытываю огромное облегчение оттого, что не буду оставаться в долгу перед совершенно чужими людьми, но если ты намерен заплатить за меня, то я выплачу тебе долг из своих денег на булавки.

Он, ласково погладив ее по щеке, сказал:

– Маленький глупый котенок! Нет, мы выкрутимся и у нас все будет в порядке, вот увидишь! Но я хочу узнать еще кое-что. Кто представил тебя миссис Джиллингем, чертенок?

– Никто, Шерри. Она сама представилась. Сказала, что приходится тебе другом.

– Ты хочешь сказать мне, что у этой гарпии хватило наглости самой нанести тебе визит? – спросил он.

– Нет, потому что, по ее словам, ей нездоровилось.

– Ха! – воскликнул его светлость. – Очень мило, клянусь Юпитером!

– О господи! Я и подумала, что она совсем не та, за кого себя выдает, когда поняла, с кем она водит компанию! – горестно покаялась Геро. – Потому что, приехав к ней домой, я не увидела там ни одного знакомого лица, если не считать сэра Мэттью Брокенхерста и Уилфреда Ярфорда, а ведь я помню: ты против моей дружбы с ними.

– Они видели тебя там? Проклятье! – пробормотал его светлость.

– Они… они не обратили на меня особого внимания, Шерри, а я им поклонилась едва-едва, уверяю тебя!

– Не в том дело. Если Ярфорд видел тебя, то об этом узнает весь город! Надо же случиться такому несчастью! Все старые кумушки – да и не только старые! – будут на каждом углу судачить о твоем легкомыслии! Впрочем, я рассчитываю, что Брок удержит язык за зубами: проклятье, он называет себя моим другом! Хотя, богом клянусь, будь он хотя бы вполовину тем самым другом, которым хочет казаться, то вызволил бы тебя из того логова и сопроводил бы домой! Джил, например, или Джордж, или даже Ферди не колебались бы ни минуты! Однако теперь уже слишком поздно горевать о случившемся! Где ты встретила эту Джиллингем?

– В Зале собраний «Пантеона», Шерри. Там проходил бал-маскарад.

– С кем ты была?

– Со своей кузиной, Терезой Хоби, и несколькими ее знакомыми.

– Мне следовало бы догадаться! Значит, это были ее происки?

– Нет, ни в коем случае! Тереза с миссис Джиллингем не знакома, хотя и сказала, что считает ее настоящей леди – какой сочла ее и я, Шерри, потому что выглядела она очень импозантно! Ну, ты понимаешь!

– Да уж, понимаю! – угрюмо согласился его светлость. – Расскажи мне все с самого начала.

Геро послушно изложила Шерри все обстоятельства своего знакомства с миссис Джиллингем, и виконт, слушая жену, с каждым мгновением мрачнел все сильнее. Узнав о том, каким образом эта дама набилась в друзья к его супруге, с какой ловкостью заручилась доверием леди Шерингем и насколько просто предложила ей играть в долг, он уже выглядел мрачным словно туча, поэтому Геро прервала свое скорбное повествование, с мольбой глядя на него. Она заметила, что на лице мужа написан не только гнев и в глазах его появилось напряженное выражение; создавалось впечатление, будто он размышляет не над ее словами, а над чем-то еще. Девушка, набравшись мужества, пробормотала:

– Я поступила очень дурно, Шерри, но сделала это не нарочно.

Его светлость, пропустив слова жены мимо ушей, взглянул на часы.

– Я ухожу, – вдруг сказал он. – Но вернусь, и мы поужинаем вместе.

– А куда ты идешь, Шерри? – с тревогой поинтересовалась она.

– Не волнуйся! Я должен кое-что сделать – и не сяду ужинать, пока не покончу с этим!

– Не ходи! Ты рассердился на меня…

– Я не сержусь на тебя. – Он обнял ее одной рукой за плечи и прижал к себе. – Ну вот! От тебя одни неприятности, чертенок, но ведь ты не нарочно! Мне не следовало… Однако что теперь говорить об этом – что сделано, то сделано! – Приподняв лицо Геро, он поцеловал ее в щеку. – Смотри, не вздумай плакать, пока меня не будет, поскольку для этого нет ни малейшего повода! Кроме того, покрасневшие глаза тебе не идут, да и мне они не нравятся. Обещаешь?

Она кивнула, улыбаясь ему сквозь слезы, а он вышел из комнаты, сбежал по лестнице, набросил на плечи пальто, схватил на бегу трость, шляпу и выскочил из дому, после чего скорым шагом пошел по улице в южном направлении.

Идти было недалеко, и виконту повезло: его добыча еще не успела «выскользнуть из норы», хотя, как сообщил виконту камердинер, уже был вызван портшез, чтобы доставить джентльмена на очередной вечерний прием.

– Не трудитесь докладывать о моем приходе, – бросил Шерри, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. – Я сам доложу о себе!

Камердинер, не найдя в этом ничего необычного, поклонившись, вновь скрылся в глубинах помещений нижнего этажа. А Шерри тем временем беспрепятственно продолжил свой путь в гостиную, куда и вошел безо всяких церемоний.

Сэр Монтегю, уже одетый для бала, поправлял перед зеркалом складки своего шейного платка; именно в зеркале его взгляд встретился с глазами Шерри. На мгновение он застыл, но потом повернулся и с вежливой улыбкой протянул виконту руку.

– Вот нечаянная радость, Шерри! – ласково проговорил он. – Юный негодник, как ты меня напугал!

– В самом деле? – ответил его светлость, не обращая внимания на протянутую руку.

– В самом деле! Но ты всегда для меня – желанный гость, о чем, надеюсь, тебе прекрасно известно! Удачно сыграл на скачках?

– Я пришел поговорить с вами не о скачках.

Сэр Монтегю, выразительно приподняв брови, с дружеским упреком заметил:

– Мой дорогой мальчик, ты очень зол, и мне хотелось бы знать, почему. Итак, что ввергло тебя в столь дурное расположение духа?

– Случилось кое-что! – ответил Шерри, и в глазах его вспыхнул гнев. – Я узнал, что кто-то – кое-кто, Ревесби! – пытался причинить зло моей жене, пока меня не было в городе!

– Что ж, это действительно очень неприятно, Шерри, но какое отношение имеет ко мне?

– Оставьте в покое свои штучки, на меня они больше не действуют! – заявил ему Шерри. – Я совсем не тот глупец, за которого вы меня принимали! Я знаю, с какими красотками вы водите нежную дружбу, и Шарлотта Джиллингем – одна из них!

– Шерри, ради всего святого…

– Кто надоумил Джиллингем заманить мою жену к себе домой? Она ни за что бы не додумалась до этого сама! Очень умно, Ревесби! Но все-таки недостаточно хитро! Моя жена присутствовала при том, как вы отреклись от своего незаконнорожденного ребенка! Именно она взяла девчонку под свою защиту, и вы знали об этом! Да, а теперь об этом знает и весь город, однако не она раструбила столь щекотливую новость на каждом углу, мой славный денди! Это были другие люди, которым, насколько я понимаю, вы мстить не посмеете! Клянусь богом, мне давно следовало бы сообразить, с кем я связался! Но теперь я это знаю, и вы мне за все ответите!

Сэр Монтегю слегка побледнел, однако ответил недрогнувшим голосом:

– Ты лишился рассудка, мой мальчик. Подозреваю, ты просто пьян. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Напротив, вы все прекрасно понимаете! – гневно возразил Шерри. – Но я не деревенская девчонка, и отмахнуться от меня столь же легко вам не удастся! Я сразу же понял, кого должен благодарить за эту историю, как только услышал фамилию Джиллингем! Вы – глупец, если думали, что я не догадаюсь об этом! Господи, каким же тупицей вы должны меня считать!

– Я считаю тебя вспыльчивым и несдержанным молодым человеком, мой дорогой Шерри. Если не веришь, можешь сам спросить у миссис Джиллингем, имею ли я какое-либо отношение к визиту в ее дом леди Шерингем!

– Где вы взяли деньги, чтобы заплатить ей за вашу грязную игру? – задал оскорбительный вопрос его светлость. – Или она проделала это из любви к вам?

– Ступай домой, Шерри: ты определенно пьян! Но знай, я не доставлю тебе удовольствия и не позволю затеять со мной ссору!

– Да неужели? – сказал Шерри и ударил Ревесби по лицу перчатками, которые сжимал в руке.

После удара бледная щека сэра Монтегю стала алой, и он быстро шагнул назад, злобно глядя на своего противника.

– Итак? – сказал Шерри. – Итак? Каков ваш выбор? Что вы предпочитаете – пистолеты или шпаги?

– Повторяю: я не позволю тебе затеять со мной ссору. Ты пьян! А если начнешь рассказывать, что я уговорил миссис Джиллингем погубить леди Шерингем, то лишь выставишь себя на посмешище. Я стану категорически все отрицать, и она тоже.

Еще несколько мгновений Шерри стоял, глядя на Монтегю прищуренными глазами, взгляд виконта переполняло невыразимое презрение, а потом он отвернулся и положил ладонь на ручку двери.

– Мой кузен Ферди называет вас простолюдином, Ревесби, – сказал его светлость. Слова эти прозвучали как удар хлыста, и Монтегю, вздрогнув, напрягся. – Но он не знает и половины того, что известно мне! – заявил Шерри. – Вы трус – а я только сейчас об этом догадался!

Виконт подождал еще минуту, однако сэр Монтегю не пошевелился и не произнес ни слова. Тогда Шерри, презрительно рассмеявшись, вышел из комнаты.

Глава 17

Двое лучших друзей виконта наконец-то сообразили – его размолвка с сэром Монтегю, вместо того чтобы растаять без следа, как оба мрачно предрекали, сменилась неприкрытой враждебностью, поэтому пришли в неописуемый восторг и лишь спустя некоторое время поинтересовались, что же стало причиной разрыва столь нежеланной дружбы. Мистер Рингвуд к тому же заподозрил, что виконт вроде бы как и остепенился; и вот, выбрав удобный момент, когда они сидели в библиотеке его друга, пробуя бургундское, только что приобретенное Шерри, Джил без обиняков поинтересовался:

– Что-нибудь случилось, старина?

Виконт, удивленно подняв голову, ответил:

– Нет. С чего бы вдруг?

– Именно об этом я и спрашиваю себя. Не хочу лезть без спросу в твои дела. Просто подумал, что в последнее время ты не в духе. Кстати, очень приличное вино.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «не в духе»? Я еще никогда не чувствовал себя лучше, Джил!

– Ну, если подумать, то и я не имею в виду чего-либо конкретного. Просто вдруг пришло в голову. Такое случается со мной время от времени. Хотя, пожалуй… Вот вчера ты ушел из «Вотьерза» совсем еще рано. Что, дела совсем плохи, Шерри?

– О господи, нет конечно! Ничего такого, о чем стоило бы волноваться. Правда, я в последнее время регулярно встречаюсь со своим поверенным, потому что изрядно поиздержался, так что все не столь радужно. Но ничего плохого не случилось, поэтому идти по стопам Таллертона я не намерен, сразу говорю.

– Чертовски рад это слышать, Шерри! – сказал мистер Рингвуд. – Мне никогда не доставляло удовольствия смотреть, как ты таскаешься с Ревесби по его притонам. Жулики и простаки, мой мальчик! Жулики и простаки!

– Можешь быть спокоен: с ним я больше никогда не пойду ни в притон, ни в какое-либо иное место, говорю откровенно! – чуточку резче, чем следовало бы, отозвался Шерри.

Мистер Рингвуд спокойно встретил горящий взгляд его голубых глаз и невозмутимо осведомился:

– Ты, никак, поссорился с ним, Шерри?

Виконт, коротко рассмеявшись, заявил:

– Я пытался вызвать его на дуэль. Оскорблял его почем зря! Господи Иисусе! Я даже ударил его по лицу! Но он безнадежный трус. Я так и сказал ему об этом – а он молча проглотил мои слова, как и все остальное.

– Этого следовало ожидать, – заметил мистер Рингвуд. – Но что заставило тебя вызывать его на дуэль, старина? Не ребенок, надеюсь?

– Ребенок? Ах, это! Нет конечно!

Мистер Рингвуд погрузился в тактичное, но при том выжидательное молчание. Шерри вновь наполнил бокалы, подошел к огню и сапогом поправил полено, после чего оглянулся на своего друга.

– Джил, только между нами, – начал он.

– Можешь на меня положиться, старина.

– Да, знаю. Я бы не стал ничего говорить тебе, если бы не был уверен в этом. Дело касается моей жены.

Мистер Рингвуд выпрямился, и на лице его отразился ужас.

– Ты хочешь сказать мне, что этот негодяй…

– Нет, нет, все не настолько плохо! – быстро сказал Шерри. Виконт опустился в кресло по другую сторону камина и в нескольких словах поведал другу о том, что случилось здесь, пока он был в Ньюмаркете.

Мистер Рингвуд внимательно слушал его, в нужные моменты издавая звуки, которые свидетельствовали о его крайнем изумлении. Он без колебаний поддержал виконта в том, каким образом тот разрешил ситуацию, добавив, что дело абсолютно ясное; а когда услышал, как сэр Монтегю наотрез отрекся от своего участия во всем этом, презрительно фыркнул.

Но к тому времени бокалы вновь потребовалось наполнить, и, после того как виконт проделал эту операцию, оба джентльмена провели приятные полчаса, припоминая различные инциденты из прошлого сэра Монтегю, не снискавшие ему славы. Кроме того, они свободно обменивались мнениями относительно его характера и моральных качеств, и эти высказывания становились все более оскорбительными по мере того, как понижался уровень вина в бутылке. От подобных экзерсисов друзья получили несказанное удовольствие; мистер Рингвуд даже снизошел до того, что заявил: он не чувствовал себя так хорошо с того самого момента, как Ревесби возник на горизонте.

– Все, что ни делается, Шерри, – все к лучшему, помяни мое слово! Лишь бы только он не попробовал провернуть очередную пакость с твоей женой, чего я, зная о том, какой он трусливый малый, не опасаюсь, особенно после того, как ты поймал его на горячем. Но все равно, не спускай с него глаз, дружище.

– Я и не собираюсь, – ответил Шерри. – Да, и при том мне придется присматривать за Котенком, клянусь богом! Знаешь, Джил, это дьявольски трудное дело! Я начинаю терять покой и сон, честно тебе признаюсь! Главное, она ведь вовсе не стремится попадать впросак. Но… А, ладно!

Мистер Рингвуд задумчиво уставился на вино в своем бокале.

– Геро не сделает ничего, что, по ее мнению, тебе не понравилось бы, Шерри, – неуверенно проговорил он.

– Знаю, но вся штука в том, что она полагает, будто мне могут понравиться поистине шокирующие вещи! – сказал его светлость. – При этом она принимает на веру каждое мое слово и считает все мои поступки не только правильными, но и разумными… От этого можно поседеть, Джил, честное слово! Она бы ни за что не додумалась обратиться к тем кровососам, если бы я не оказался таким дураком, что упомянул, как имел с ними дело. Она не залезла еще глубже в долги, попытавшись отыграться, и все из-за того, что я сам пробовал провернуть подобный фокус! Ты не поверишь, у меня буквально кровь застыла в жилах, когда я узнал об этом!

Мистер Рингвуд согласился – подобное потрясение способно нанести серьезный удар по нервной системе любого мужчины; но после короткой паузы добавил:

– Знаешь, что я думаю, Шерри?

– Да, ты думаешь: она не имела в виду ничего плохого, – отозвался виконт. – Ты уже говорил это раньше – собственно, только и делаешь, что повторяешь эти слова вновь и вновь! – о чем я и сам знаю, так что можешь не утруждать себя.

– Я собирался сказать совсем другое, – возразил мистер Рингвуд. – Я хотел обратить твое внимание, что она не делает ошибок дважды. Я уже заметил.

– Ну, и к чему ты клонишь? – нетерпеливо осведомился его светлость.

– А вот к чему. Здесь кроется нечто такое, чего ты не видишь, Шерри. Я уже давно так думаю, – глубокомысленно заметил мистер Рингвуд и погрузился в раздумья.

Но виконт был не из тех, кто размышляет о значении загадочных изречений, и потому не обратил внимания на слова друга. К тому времени он ликвидировал последствия «аферы Джиллингем», как он ее называл. И, хотя при этом ему пришлось пойти на некоторые крайне непопулярные меры, такие, как например, продажа собственных лошадей, он был склонен полагать, будто выпутался из скверной истории куда лучше, чем можно было надеяться.

Но правда заключалась в том, что цифры, которые предъявил ему поверенный, повергли его светлость в шок. У него просто не укладывалось в голове, как он мог потратить такие сумасшедшие деньги. Они недвусмысленно свидетельствовали о том, что его траты за игорным столом чрезмерны, и, поскольку он на самом деле не испытывал столь болезненной привязанности к азартным играм, как могло бы показаться по событиям минувшего года, виконт хладнокровно решил ограничить себя в подобном досуге. В любое другое время года скука могла бы вновь отправить его за игорный стол, но его светлость был завзятым охотником с собаками, а сейчас сезон охоты был в самом разгаре. Шерри проводил много времени в Лестершире; единственным, что омрачало радость виконта, были мысли о поступках Геро в его отсутствие.

А она прилагала титанические усилия, стараясь не впутаться в неприятности, и, не считая того, что прокатилась по Сент-Джеймс-стрит в своем фаэтоне, ей это почти удалось. На неделю Геро приехала вместе с Шерри в Мелтон, развлекая Ферди и мистера Рингвуда в охотничьем домике. Но, поскольку леди настаивала на том, чтобы отправиться на охоту с собаками вместе со всеми, повторяя при этом действия мужа с трогательной, пусть и слепой, верой в его мудрость, он наотрез отказался повторять подобные эксперименты.

В этом Шерри поддержали друзья, которым неустрашимое поведение новобрачной испортило настроение на весь день. Она во всем копировала его светлость, поэтому собственных борзых не затоптала, но даже мистер Рингвуд вынужден был признать: нет ни малейшей возможности положиться на Геро в том, что она будет вести себя во время гона так, как полагается взрослой женщине.

Лорд Ротем также проводил бо́льшую часть времени в Лестершире, поскольку его последняя ссора с мисс Милбурн привела к серьезному охлаждению между ними, которым ловко воспользовалась решительная и целеустремленная родительница Красавицы. Миледи целила очень высоко, амбиции же Северна стали настолько осязаемыми, что дошли до ушей его матери.

Герцогиня неожиданно прибыла в Лондон в сопровождении многочисленной свиты: своего капеллана, экономки, сенешаля и унылой запуганной дамы неопределенного возраста, оказавшейся кем-то вроде фрейлины. Ставки, предлагаемые в клубах на то, что его сиятельство все-таки решится сделать предложение, возросли многократно; но, когда стало известно, что герцогиня лично пожаловала с государственным визитом на Грин-стрит, те, кто поставил на кон кругленькую сумму, в буквальном смысле затаили дыхание. Никто, разумеется, не знал доподлинно, как проходил этот утренний прием, однако знакомые герцогини описывали ее поведение по отношению к Милбурнам на следующей Ассамблее как чрезвычайно любезное.

Джордж, едва знавший мать Северна, не сумел рассмотреть и следа приветливости в римском профиле и решил: манеры женщины свидетельствуют лишь о надменности да больном самомнении. Соответственно, он воспрянул духом, но очень скоро впал в отчаяние, когда стало известно, что ее сиятельство пригласила миссис Милбурн с дочерью встретить Рождество в ее поместье Северн-Тауэрз.

Это оказалось правдой. Герцогиня, обнаружив, что ее обычно послушный и мягкий сынуля демонстрирует упрямство, которое недвусмысленно напомнило ей о покойном джентльмене, коего она в силу привычки неизменно именовала «твой бедный отец», готовилась извлечь из сложившейся ситуации максимальную выгоду. Изабелла и впрямь приятно поразила ее. Самые тщательные поиски не обнаружили в происхождении мисс Милбурн никаких порочащих обстоятельств, она даже позволила себе отозваться об Изабелле как о хорошо воспитанной молодой девушке, отчего ее сын, выслушав такой панегирик, расплылся в улыбке и с благодарностью воскликнул:

– Я был уверен, что она вам понравится, мадам!

Едва Джордж прослышал о готовящемся визите в Северн-Тауэрз, как, не теряя времени, тотчас же помчался на Грин-стрит. Ему повезло, что он появился там именно в тот момент, когда миссис Милбурн не было дома, и таким образом заполучил доступ к Красавице. Безо всяких околичностей он потребовал, чтобы ему сообщили, правдивы ли услышанные им известия. После того как мисс Милбурн признала, мол, ее сиятельство и впрямь пригласила их, лорд Ротем повел себя со столь возмутительной несдержанностью, что Изабелла, разрываясь между естественным желанием обзавестись звучным титулом и несклонностью поощрять Северна в его знаках внимания, неминуемо подразумевавших согласие принять предложение его матушки, вышла из себя. Она не только заявила, что поступит именно так, как ей заблагорассудится, но и добавила напоследок: ее намерения и действия никоим образом не касаются лорда Ротема. В ответ его светлость забылся, стиснув ее в удушающих объятиях и покрыв лицо девушки поцелуями. Как отреагировала бы на подобное обращение мисс Милбурн, если бы в это самое мгновение дворецкий ее маменьки не отворил дверь и не объявил о появлении обоих мисс Бэгшот, не знал никто и меньше всего – она сама. Но довольно будет отметить, что Изабелла пришла в ярость, и не будь она столь строгих правил, то непременно отвесила бы Джорджу хлесткую пощечину.

От его пылкой страсти прическа девушки пришла в беспорядок, а щеки горели, как в огне. По выражению лица дворецкого мисс Милбурн поняла, что тот стал свидетелем любовной лихорадки Джорджа, и догадалась – Юдора и Касси, хотя и не видели того, как лорд Ротем сжимал ее в объятиях, все же вполне представляли себе случившееся. Она готова была завизжать от досады и отчаяния; и когда миссис Милбурн вернулась домой, то обнаружила: дочь, еще недавно обуреваемая бунтарскими настроениями, вдруг стала мягкой и податливой как воск, так что даже самой требовательной родительнице было нечего больше желать. Более того, мисс Милбурн выразила желание угодить своей маменьке и все-таки встретить Рождество в поместье Северн-Тауэрз.

Друзья сумели разубедить лорда Ротема в том, что ему остается лишь поднести пистолет к виску и спустить курок, однако Джордж тут же стал искать хотя бы толику утешения в бурной ссоре с любым джентльменом, который окажется настолько любезен или глуп, дабы принять его вызов.

Таковых сыскалось ровно трое. Одним из них стал Шерри, виконту удалось разбить несчастному влюбленному нос во время ожесточенного спарринга. Вторым оказался достопочтенный Мармадюк Фейкенхем, ловко и умело парировавший все оскорбления, которыми осыпал его Джордж, а потом и вовсе отказавшийся дать ему удовлетворение, чего он столь отчаянно домогался. Третьим был совершеннейший незнакомец, на свое несчастье столкнувшийся с Джорджем в дверях; этот бедолага выразил столь явную готовность обидеться на последующее поведение милорда, что было совершенно очевидно: он и не подозревает о том, с кем связался. Однако Ферди и немногословный мистер Гамли, ставший свидетелем этой ссоры, поспешно отвели незнакомца в сторонку и раскрыли ему инкогнито Джорджа прежде, чем он успел связать себя словом.

Лишившись законной добычи, лорд Ротем удалился в родительские пенаты, пребывавшие в состоянии постоянного увядания, что как нельзя лучше соответствовало его расположению духа. Здесь он занимался тем, что попеременно скандалил со своей матерью и младшими сестрами да бесстрашно охотился с борзыми, при виде чего друзья высказали пророческое предположение – он таки свернет себе шею.

Шерингемы встретили Рождество в Букингемшире, в родовом поместье Фейкенхемов, вместе с большой и дружной компанией молодых людей, за которой не слишком внимательно приглядывала леди Фейкенхем, обладательница покладистого и беззаботного нрава, что сделало ее весьма популярной среди молодежи. Визит, продолжавшийся чуть более недели, был лишь слегка омрачен разорением, причиненным Джейсоном движимому имуществу сотоварищей его хозяина. Сей опустошительный набег случился сразу же после того, как Геро презентовала груму обещанные часы, и который он слезливо объяснил напряжением, в коем пребывал в течение нескольких долгих месяцев воздержания. Его пришедший в ярость хозяин отказался принять подобный лепет, поэтому болезненная экзекуция на конюшне казалась уже неизбежной, когда Ферди, часы которого более не таили неизъяснимого соблазна для Джейсона, пришел ему на помощь, к вящему негодованию нескольких джентльменов (чьи брелоки, цепочки и кошели были похищены), заявив: то обстоятельство, что его часы по-прежнему остаются при нем, показывает – грум ступил на путь исправления.

Окончательно сгладить неловкость помогло вмешательство Геро. Виконт согласился простить своего трепещущего сподвижника при условии, что тот вернет все украденное имущество. Что и было проделано немедленно, а после того как его светлости пришла в голову счастливая мысль пригрозить отправить грума обратно в Лондон, если тот еще раз позволит своим низменным инстинктам взять над собой верх, Джейсон поспешно и абсолютно добровольно вернул достопочтенному Мармадюку табакерку для нюхательного табака, которую тот, по собственному уверению, куда-то задевал еще в городе.

Когда дело ко всеобщему удовлетворению было улажено, атмосферу дружеского и непринужденного веселья более ничто не омрачало. Праздники прошли в играх и развлечениях, включая охоту на фазанов, бал и большие гонки на фаэтонах между Геро и сестрой Ферди, леди Фэйрфорд, считавшейся недурной наездницей и бросившей новобрачной шутливый вызов. Джентльмены, приняв происходящее с огромным воодушевлением, начали спорить об условиях гонок, выбирать подходящий маршрут и делать ставки. Фаворитом, естественно, считалась леди Фэйрфорд, но мистер Рингвуд, полагая, что на карту поставлена его честь, поддержал свою ученицу и дал ей несколько весьма дельных советов. Леди Фейкенхем назвала их сборищем бездельников и сорвиголов, однако, в общем, не выдвинула более никаких возражений против предложенной авантюры.

Гонки состоялись на обширной территории поместья Фейкенхем-Манор, и Геро, в точности выполняя полученные от мистера Рингвуда наставления, выиграла их, обогнав свою соперницу на несколько корпусов. Виконт пребывал в полном восторге. Он заявил, что его Котенок – блестящая наездница, идеально управляющаяся с упряжкой; а когда тем же вечером за ужином в ее честь поднимались шумные и многословные тосты, на лице его была написана такая гордость за нее, что сердце Геро готово было выскочить из груди. Она, мило порозовев, покачивала головой и с любовью поглядывала на него.

Леди Фэйрфорд, имеющая обыкновение изъясняться совершенно по-мужски, заявила: Геро превзошла ее по всем статьям; лорд Фейкенхем высказал свое просвещенное мнение, которое заключалось в том, что даже сама Летти Лейд в свои лучшие дни не смогла бы соперничать с Геро; а мистер Рингвуд просто добавил: его ученица проявила себя во всей красе.

Но скачки, забава вполне невинная сама по себе и способная доставить одно лишь удовольствие, привели к катастрофическим последствиям. О них, естественно, заговорили, и слухи о том, что в городе появилась новая опасная наездница, достигли ушей леди Ройстон, супруги одного азартного баронета, которая и сама весьма недурно управлялась с вожжами. До сих пор она не обращала особого внимания на жену Шерри, будучи на несколько лет старше нее, да и не считая нужным тратить время на представительниц собственного пола. Но однажды, встретив Геро в доме общего знакомого, леди Ройстон оказала девушке честь, заговорив с ней, слегка насмешливо, вслух рассуждая о том, каков был бы итог, вздумай супруга виконта потягаться с ней в искусстве управления экипажем.

Идея эта пришлась весьма по душе светским щеголям, собравшимся вокруг двух дам. Поклонники леди Ройстон клятвенно уверяли: никто не в состоянии победить ее светлость, но один из джентльменов, присутствовавший на скачках в Фейкенхем-Манор, верноподданнически заявил, что готов поставить на леди Шерингем. И очень скоро то, что поначалу представлялось лишь непритязательной шуткой, обрело реальные черты. Леди Ройстон предложила Геро посоревноваться с ней на выбранной дистанции, жена Шерри приняла вызов, были выбраны судьи и хронометристы, согласованы правила, назначена дата и сделаны ставки.

Местом встречи был выбран Эпсом; вскоре предполагаемое мероприятие стало самым обсуждаемым событием в городе. Геро, мечтая о победе, которая зажжет теплый огонек гордости в глазах Шерри, а саму ее поставит вровень с первыми законодательницами мод в высшем свете, оказалась слепа к признакам, которые должны были предостеречь ее, что таковое предприятие было слишком смелым, дабы с лучшей стороны рекомендовать девушку самым ревностным хранительницам устоев.

Леди Сефтон в городе не было; Шерри охотился в Лестершире вместе с мистером Рингвудом и лордом Ротемом; даже мисс Милбурн все еще гостила в Северн-Тауэрз. Единственным человеком, обладающим необходимым опытом и предусмотрительностью, оказалась миссис Бэгшот, но, поскольку Шерри заклеймил сию леди вместе с ее дочками как стадо гусынь, то не было ничего удивительного, что Геро пропустила мимо ушей суровую нотацию, которую прочитала ей кузина Джейн.

Мистер Рингвуд, вернувшийся в Лондон днем позже с сильной простудой, слег в постель и ничего не слышал о Дамских гонках. А вот лорд Ротем, который и сопроводил его в город, узнал о них; и, хотя он был не из тех, кто склонен придавать чрезмерно большое значение приличиям, счел, что жене Шерри не к лицу принимать участие в состязаниях колесниц. Он проконсультировался с достопочтенным Ферди относительно уместности сего действа, и тот, без всякой задней мысли поддержав Геро в ее стремлении победить, был поражен в самое сердце столь вопиющим нарушением приличий. Он заявил, что не понимает, почему не подумал об этом раньше, и задался вопросом, что же, черт возьми, делать сейчас, когда ставки приняты, день назначен и прочие приготовления завершены? Лорд Ротем согласился с ним, что придумать выход из ситуации теперь очень трудно, однако, отложив решение до утра, рассудил: необходимо связаться с мистером Рингвудом, на здравое суждение которого неизменно полагался.

Мистер Рингвуд, обнаруженный с опущенными в тазик с горячей водой и горчицей ногами, подле локтя которого стояла кружка с исходящим паром ромовым пуншем, не колебался ни минуты. Он заявил: леди Шерингем следует немедленно предупредить о том, что ее участие в подобном предприятии совершенно неуместно.

– Да, но кто скажет ей об этом? – с подозрением осведомился Джордж.

– Ты, – с величайшей твердостью ответил мистер Рингвуд.

– Ни за что! Будь я проклят, Джил, если стану указывать жене Шерри, как ей следует вести себя!

– Ты должен сделать это, – заявил мистер Рингвуд. – Если бы не чертова простуда, я бы все сказал ей сам. И вообще вся эта история не должна достигнуть ушей Шерри. Она ему чертовски не понравится.

Лорд Ротем, угрюмо глядя на приятеля, энергично и содержательно высказал другу все, что думает о его простуде, моральном облике и поразительной трусости. Мистер же Рингвуд, подкрепившись внушительным глотком пунша, коротко ответил:

– Вот что я скажу тебе, Джордж: это должен сделать Ферди.

– Точно, клянусь богом! – воскликнул Джордж. – В конце концов, он приходится Шерри кузеном. Значит, ему и карты в руки!

Но Ферди, которого угрозами заставили нанести визит леди Шерингем уже на следующий день, оказался никудышным дипломатом, прибегнув к столь витиеватым фигурам речи, что Геро нисколько не прониклась осознанием собственных заблуждений. Она посмеялась над ним, заверила его, что он настолько же чванлив и консервативен, как и кузина Джейн, и отправилась менять книгу в библиотеку Ричардсона, прежде чем он успел высказать ей хотя бы четверть того, что репетировал по дороге на Хаф-Мун-стрит.

Мистер Рингвуд, узнав о случившемся, вслух посетовал на тупость одного из своих друзей и моральную трусость другого, а потом заявил, что намерен сам повидаться с леди Шерингем на следующее же утро.

Но было уже поздно. Миссис Бэгшот, уязвленная до глубины души разговором с Геро, не стала терять времени даром и отправила с нарочным в Мелтон письмо для Шерри, в котором сообщила ему о последней по счету эскападе супруги, нарисовав удручающую картину неизбежных последствий и в красках расписав, как имя его жены треплют в клубах, связывая его со скачками и ставками, присовокупив следущее: она сама решительно умывает руки и не желает иметь отношения к происходящему.

Это послание застало Шерри накануне того, что обещало стать самым удачным эпизодом его нынешней охотничьей эпопеи, и вызвало у него невероятный взрыв гнева, отчего миссис Горинг, в этот самый момент проходившая по коридору со стопкой чистого белья в руках, уронила шесть сорочек и восемь носовых платков прямо на пол, перепачканный грязью от сапог его светлости, и тут же закатила истерику.

Шерри прибыл в Лондон вечером того же дня, когда состоялся столь неудачный визит Ферди на Хаф-Мун-стрит, проделав весь путь в собственной коляске. Он устал, замерз и вынужден был отказаться от прекрасного развлечения. Ошеломленный дворецкий уведомил его, что миледи переодевается для бала; виконт, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал по лестнице и бесцеремонно ворвался к ней в комнату, где, не обращая внимания на присутствие горничной, гневно осведомился:

– Что здесь происходит, черт возьми?

Горничная испуганно попятилась; Геро, сидевшая перед зеркалом, в смятении уставилась на него и, запинаясь, пролепетала:

– Шерри! Шерри! Я не ждала тебя…

– Да уж, клянусь богом, я вижу, что ты не ждала меня! – сказал он, выхватив из кармана письмо миссис Бэгшот и сунув его в руки Геро. – Прочти вот это! – Заметив наконец горничную, он накинулся на нее: – Какого черта вы здесь делаете? Вон!

Но горничная несказанно удивила свою юную госпожу тем, что недвусмысленно и бесстрашно заявила о намерении защищать и поддерживать ее светлость, пусть даже на нее набросятся дикие лошади. Столь неожиданное покровительство произвело на Геро потрясающее впечатление, однако она тем не менее попросила ее выйти из комнаты. Мария одарила виконта – и в его лице всю мужскую половину рода человеческого – презрительным взглядом и удалилась, дабы пересказать миссис Бредгейт вкупе с посудомойкой жизненные обстоятельства, убедившие ее в том, что все мужчины, по сути своей, стоя́т еще ниже зверей полевых.

Геро тем временем ошеломленно читала письмо кузины Джейн. Наконец, недоуменно ахнув, она подняла на мужа глаза и, запинаясь, спросила:

– Но почему, Шерри? Почему? Я ведь постаралась сделать так, чтобы у тебя не было ни малейших возражений!

– Ни малейших возражений? – громовым ревом повторил он. – Ни малейших возражений против того, как ты выставляешь себя на всеобщее обозрение? На тебя принимают ставки в клубах! На тебя пялятся все болваны в городе, считая столь же безнравственной и развращенной, как и Летти Лейд!

– Но л-леди Ройстон…

– Салли Ройстон! – перебил жену виконт. – Салли Ройстон! Только этого не хватало, клянусь богом! Вульгарнее этой молодой особы не сыщешь – начисто лишенная стыда дамочка…

– Шерри, нет! О нет, нет, этого не может быть! Я встречала ее в самых знатных домах, честное слово!

– Ну и что? Точно так же ты встречала в самых знатных домах и леди Марию Бервик, и дюжину других! Или ты намерена брать с них пример? Господи боже мой, неужели ты так ничему и не научишься?

Она, дрожа всем телом, сказала:

– Шерри, если я поступила дурно, прости меня, пожалуйста, но откуда мне было знать? Леди Фейкенхем не увидела никакого вреда…

– Что? Она знала обо всем и ничего не предприняла, чтобы остановить тебя?

– Нет, о нет! Она по-прежнему живет в деревне. Но в Фейкенхем-Манор, когда я обогнала леди Фэйрфорд… Шерри, ты же был тогда очень доволен! Ты говорил, что гордишься мной!

Он уставился на нее с таким видом, словно не верил своим ушам.

– Однако! То было приватное развлечение, среди друзей, под присмотром моей тетки! Причем здесь это? Как ты могла сравнить подобное с публичными скачками в Эпсоме? Ты понимаешь, что на тебя будут делать ставки, и все кому не лень станут глазеть на леди Шерингем? Я и в самом деле начинаю подозревать, что ты сошла с ума!

Геро прижала ладошки к щекам.

– Я не думала… – промолвила она, – не знала… Ох, Шерри, не сердись на меня!

– Не сердиться на тебя! А что прикажешь делать, когда ты из одних неприятностей попадаешь в другие, дискредитируя себя и меня, а потом лепечешь, будто не знала? Или твоя кузина ничего не говорила тебе? Разве не приходила она сюда только для того, чтобы предостеречь – ты ни в коем случае не должна совершать ничего подобного?

– Да, приходила, – понуро кивнула Геро. – Но я не стала ее слушать, потому что она говорила всякие глупости, а ты сам сказал, что она – недалекая гусыня! Вот я и решила, что она всего лишь…

Он вновь не дал ей договорить, а на лице у него появилось такое выражение, при виде которого она испуганно съежилась на стуле.

– Значит, это я сказал тебе не слушать ее, не так ли? Мне следовало бы догадаться, что именно этим все и кончится! Значит, я так сказал? Или, быть может, это я предложил тебе участвовать в скачках? Ну конечно, кто же еще! Это я говорил тебе, что надо обязательно выбрасывать деньги на ветер, играя в фараона, верно, девочка моя? И занимать у лихоимцев, и…

– Ох, Шерри, прошу тебя, не надо! Ах, если бы только я послушалась кузину Джейн и Ферди!

– Ферди! – воскликнул виконт. – Выходит, и он тоже предостерегал тебя?

Она, жалобно кивнув, ответила:

– Да, но я не стала слушать и его, потому что он так же глуп, как и кузина Джейн, и я подумала… Я подумала, ты будешь доволен, если я сумею обогнать леди Ройстон!

Виконт зарычал от бешенства и, словно обезумев, схватил себя за волосы. Геро закрыла лицо руками и заплакала.

Его светлость, придя в себя, прошелся по комнате, нахмурившись и о чем-то сосредоточенно размышляя. Метнув угрюмый взгляд на жену, он наконец изрек:

– Не плачь. Слезами горю не поможешь. Ты наверняка погубила себя в глазах тех единственных людей, мнение которых имеет для нас значение.

Геро не нашла в его словах ничего, что могло бы утешить ее и заставить не плакать, но честно попыталась сделать это. Жалобно высморкавшись, она сидела, глотая слезы, пока его светлость продолжал метаться по комнате. Выждав несколько минут, она робко встала, подошла к нему и умоляющим тоном произнесла:

– Ох, Шерри, пожалуйста, прости меня! Я не стану участвовать в скачках… честное слово, я бы никогда не поступила так, если бы знала, что тебе это не понравится! Я не хотела ничего дурного! Ах, если бы я не была такой невежественной!

Его светлость остановился, глядя на жену.

– Да, ты сделала это не нарочно, – произнес он. – Я прекрасно знаю. Или ты хочешь сказать, я во всем виноват? Что ж, я знаю и об этом, но нам с тобой от того не легче.

Геро, схватив супруга за руку, крепко сжала ее.

– Нет, нет, ты ни в чем не виноват! – сказала она. – Это я глупая и надоедливая, и мне очень стыдно!

– Нет, вина лежит только на мне одном, – возразил Шерри. – Мне с самого начала не следовало жениться на тебе. Не будь я таким бестолковым идиотом, я бы знал… Ладно, что теперь об этом горевать! Просто ты не годишься для самостоятельной жизни в городе, не имея другого советчика, кроме меня.

Геро отпустила руку мужа, щеки девушки залила смертельная бледность, и она впилась испуганным взглядом в его лицо.

– Шерри! – прошептала она.

Его светлость возобновил метания по комнате. Он больше не хмурился, но, казалось, постарел на несколько лет и осунулся. Резко остановившись, виконт бросил:

– Остается только одно. У тебя нет матери, которая могла бы дать совет и наставить тебя, посему именно моя матушка должна научить тебя всему, что следует знать. Мне нужно было с самого начала передать тебя ей в руки! Однако еще не поздно: я отвезу тебя в Шерингем-Плейс завтра. Предупреди свою горничную, пусть заранее уложит твои вещи. Всем остальным я скажу, что ты захворала и отправилась в деревню поправить здоровье.

– Шерри, только не это! – всхлипнула она. – Ты не можешь быть таким жестоким! Я не поеду! Твоя мать ненавидит меня…

– Вздор и чепуха! – перебил ее виконт. – Говорю тебе, у нас нет иного выхода! Я не хочу сказать, будто моя мать – чертовски умная женщина, но она, по крайней мере, знает, как вести себя в обществе, и может…

Геро обеими руками вцепилась в лацканы его сюртука.

– Нет, нет, Шерри, не отправляй меня к ней! Вернуться домой опозоренной…

– Никто не будет знать, почему ты вернулась. Почему, черт побери, кто-нибудь должен удивляться тому, что тебе вздумалось навестить свою свекровь?

– Кузина Джейн поймет все, и мои друзья тоже, да и леди Шерингем расскажет всем, какой я оказалась порочной и безнравственной!

– Вздор! Кто сказал, что ты порочная и безнравственная?

– Она так скажет! Твоя мать с самого начала твердила, что я сломала тебе жизнь, а теперь будет знать, что оказалась права! Шерри, лучше убей меня, только не отправляй обратно!

Он разжал ее кулачки, отцепил от своих лацканов и строго заявил:

– Перестань молоть всякую чушь! В жизни не слышал такого претенциозного вздора! Неужели ты не видишь, я лишь делаю то, что должен был сделать с самого начала?

– Нет! Нет! Нет!

– Не «нет», а «да»! – заявил его светлость, упрямо сжав губы. – Все, я больше не желаю ничего слушать, Геро! Я так решил. Завтра ты поедешь в Шерингем-Плейс, и я сам отвезу тебя туда.

– Шерри, нет! Выслушай меня! Умоляю, выслушай! – отчаянно взмолилась она.

– Говорю тебе, не впадай в истерику! Неужели ты не видишь, что мы не можем и дальше продолжать жить так же, как раньше? Я не могу научить тебя, каким образом ты должна вести себя! А вот моя мать может и сделает это!

После такого заявления виконт, решительно отстранив от себя Геро, направился к двери.

– Шерри! – в отчаянии вскричала она.

– Нет! – окончательно и бесповоротно отрезал его светлость и захлопнул за собой дверь.

Глава 18

Вечером простуда несколько отступила под натиском надлежащего лечения, и мистер Рингвуд почувствовал себя настолько хорошо, что мысль об ужине в одиночестве у собственного камина вызвала у него вполне понятное отвращение. Камердинер доложил ему: на улице поднялся пронизывающий ветер с мокрым снегом, поэтому Джил решил, что отправляться в один из клубов было бы непозволительной глупостью, и вместо того отослал записку на Кэвендиш-сквер, умоляя мистера Фейкенхема оказать ему честь, составив компанию за ужином, а затем и сыграв пару робберов в пикет.

Ферди, тронутый бедственным положением друга, немедленно отменил прежнюю договоренность о встрече с приятелями в гостинице Лонга; он прибыл на Страттон-стрит, где его и принял хозяин с покрасневшим носом, одетый в теплый парчовый халат пурпурного цвета, который некогда носил он сам, и синий шейный платок в белый горошек, небрежно повязанный вокруг горла. Столь неподобающий наряд поразил в самое сердце тонкого ценителя и знатока вкуса, коим полагал себя Ферди, и он без обиняков заявил мистеру Рингвуду, что тот выглядит дьявольски плохо.

– Я и чувствую себя так же, – мрачно ответил Джил, после чего с вызовом добавил: – Но во всяком случае я позволил камердинеру побрить себя!

– Да, – согласился Ферди, с содроганием вспоминая картину, которую являл собой мистер Рингвуд ранее. – Если бы он не сделал этого, Джил, старина, я бы не стал ужинать с тобой. Не смог бы проглотить ни крошки! – Он с некоторой опаской уставился на синий шейный платок в белый горошек. – Проклятье, я совсем не уверен, что мне это удастся даже теперь!

Однако уже совсем скоро Фейкенхем смог воздать должное очень недурному ужину, состоящему из краба в масле, жареной баранины с пастернаком, пирога с фазаном и гарнира, а также соленой осетрины, заливного из телячьих хрящиков и жареных свиных ушей. Запивая эти яства превосходным шамбертеном[53], мистер Рингвуд почувствовал, что возвращается к жизни, и даже рискнул предположить: если добавить к этому несколько глотков портвейна, присовокупив к нему капельку бренди, то завтра он проснется совсем другим человеком.

Достопочтенный Ферди не нашел изъянов в такой программе, посему скатерть была убрана, на стол водружены графины, и два друга начали первую партию в пикет. За этим занятием обоих вскоре и застал лорд Ротем, заглянувший к мистеру Рингвуду с тем, чтобы узнать – ведь Ферди столь прискорбно провалил порученную ему миссию, – что следует предпринять, дабы не позволить леди Шерингем окончательно уронить себя в глазах высшего общества. Мистер Рингвуд объяснил, дескать, он намерен сам нанести визит на Хаф-Мун-стрит уже на следующее утро; и трое джентльменов едва успели пожалеть об отсутствии четвертого игрока, который составил бы партию в вист, как в дверь вновь постучали.

Надежда, что к ним пожаловала какая-то родственная душа в поисках развлечений, вдребезги разбилась минутой позже, когда в комнату вошла Геро, держа в одной руке клетку с канарейкой и зажав под мышкой другой каминные часы. Вокруг горла у нее была застегнута накидка, капюшон откинут на плечи; девушка выглядела пугающе бледной, а на щеках у нее блестели дорожки от слез.

– Джил! – срывающимся голосом выдавила она. – Помогите мне! О, вы ведь поможете мне?

Когда леди Шерингем вошла в комнату, трое джентльменов инстинктивно вскочили на ноги и застыли словно парализованные, в немом изумлении глядя на нее. Мистер Рингвуд, с ужасом осознавая, сколь неподобающе выглядит, продемонстрировал постыдное желание укрыться за спинами друзей. Первым вспомнил о своих манерах Ферди, который шагнул вперед и пылко вскричал:

– Все, что в наших силах, Котенок! Джил немного не в себе – неприятно простудил голову! – и залег в своей берлоге. Позвольте взять у вас часы!

Она с благодарностью передала их ему, вручила клетку Джорджу и взволнованно воскликнула:

– Благодарю вас, Ферди! Я и не подозревала о вашем присутствии здесь! И Джорджа тоже не надеялась увидеть! Мне очень-очень жаль, что вам нездоровится, Джил, но я не представляю, что буду делать, если вы мне не поможете! Мне решительно некуда пойти и не к кому обратиться за советом, поэтому я просто в отчаянии!

– Боже милосердный! – вскричал Джордж, стоя с птичьей клеткой в руке и ошеломленно глядя на Геро. – Но как такое может быть? Что…

Мистер Рингвуд, заставив себя встряхнуться, заверил Геро, что его простуда осталась в прошлом, после чего подвел девушку к огню.

– Прошу вас, присаживайтесь, Котенок, и успокойтесь! – сказал он. – Разумеется, я помогу вам!

– Мы все вам поможем! – вмешался Ферди. – С величайшим удовольствием! Нет повода для беспокойства – ни малейшего!

– Она продрогла до костей! – сообщил мистер Рингвуд, взяв маленькие ладошки Геро в свои. – Ради всего святого, Джордж, поставь ты куда-нибудь эту клетку и налей Котенку капельку бренди!

Геро позволила усадить себя в кресло подле камина, поперхнулась и закашлялась, отпив глоток бренди, после чего сказала:

– Благодарю вас, довольно, пожалуйста! У меня просто замерзли руки – там, снаружи, дует такой сильный ветер!

– Вы пришли сюда пешком? – ужаснулся Ферди с таким видом, словно Хаф-Мун-стрит находилась на другом конце города.

– Да, а что еще мне оставалось? О, Джил, обещайте мне, обещайте – и все вы тоже, – что не выдадите меня Шерри!

Три пары глаз были прикованы к ее лицу.

– Не… не выдавать вас… Котенок, вы сошли с ума? – запинаясь, пробормотал мистер Рингвуд.

– Нет, – ответила она, заламывая руки. – Нет, я не сошла с ума, Джил, но сойду или умру, если он найдет меня!

У Ферди отвисла челюсть. Сделав несколько глотательных движений, он увещевающим тоном произнес:

– Думайте о ком-нибудь еще, Котенок! Не о Шерри! Славный малый, мой кузен Шерри. Мне казалось, он вам нравится!

Джордж, застыв позади кресла и вцепившись в спинку руками, осведомился тоном, не предвещавшим отсутствующему виконту ничего хорошего:

– Что вам сделал Шерри?

– Он еще ничего не сделал. Вот почему мне пришлось убежать, чтобы помешать ему! Я не могла этого вынести, просто не могла!

– Черт побери! – выругался Джордж, и в его темных глазах вспыхнул огонь. – А ну-ка, говорите!

В эту минуту из оцепенения вышел мистер Рингвуд. Налив себе изрядную порцию бренди, он одним глотком опрокинул ее, после чего опустил стакан на стол с видом человека, способного отныне справиться с любыми трудностями.

– Придержи язык, Джордж! – язвительно посоветовал он Ротему. – Значит, Шерри вернулся домой, не так ли, Котенок?

Она кивнула, и две крупные слезинки скатились по ее щекам.

– Полагаю, все это из-за той дурацкой скачки?

– Да. Как я могла быть такой гадкой и глупой, чтобы… Ах, Ферди, если бы только я послушала вас в то утро!

Он, печально покачав головой, согласился:

– Жаль, конечно. Именно так я и подумал тогда.

– Но все равно было бы уже поздно, потому что Шерри говорит, на меня делают ставки в клубах, а моя репутация безнадежно погублена! Все только и твердят, что обо мне, полоща мое имя на к-каждом…

– Пусть только кто-нибудь попробует трепать ваше имя в моем присутствии! – заявил Джордж и скрипнул зубами. – Пусть кто-нибудь только попробует заикнуться, это все, чего я прошу! Если Шерри не знает, уж я-то буду знать, что делать!

– А как обо всем узнал Шерри, кстати? – поинтересовался мистер Рингвуд.

– Моя кузина Джейн написала ему ужасное письмо, и он тут же приехал. Он так зол на меня… – Голос Геро сорвался, и она захлебнулась слезами.

Мистер Рингвуд обменялся взглядом со своими друзьями.

– Да, в общем, Котенок, тут нет ничего удивительного. Вряд ли можно было ожидать, будто подобная история не огорчит Шерри, потому что, откровенно говоря, это никуда не годится. Я сам собирался вам об этом сказать, если бы виконт не вернулся домой.

– Ох, Джил, она его не просто огорчила! Вы еще ничего не знаете!

Ферди, прочистив горло, заметил:

– Он скор на расправу, Шерри. Но это ничего не значит, помяните мое слово! Уверен, он уже обо всем забыл.

Геро вытерла слезы с глаз.

– Он больше не злится, – сказала она. – Это я могла бы вынести! Но он говорит, все произошло по его вине, он женился на мне и мы не можем продолжать дальше в том же духе, поэтому решил: я должна отправиться в Шерингем-Плейс, чтобы его мать научила меня всему… Но я скорее умру!

– Шерингем-Плейс в это время года? – с ужасом переспросил Ферди. – На вашем месте я бы не поехал, Котенок! Ни за что! Не представляю, как Шерри додумался до такого. Абсурд, полнейший абсурд! Вот что я вам скажу: я сейчас поеду и поговорю с Шерри. Скоропалительное решение: он, скорее всего, просто не подумал о том, каково там зимой.

– Это бесполезно. Я умоляла его не отправлять меня туда с позором, но он не пожелал слушать. Он сказал, что решение его окончательно и он сам отвезет меня туда завтра. И, поверьте, сделает это. Но так нельзя! Леди Шерингем ненавидит меня, и она всем расскажет о том, что я наделала и как сломала Шерри жизнь, а когда сегодня вечером я увидела его лицо, то поняла – это правда! Ох, Джил, Джил!

– Шерри так сказал? – в бешенстве вскричал Джордж.

– Нет-нет, но вы же не знаете всего! Сколько глупостей я натворила, а теперь еще и это! Я же вижу, как он устал от всего и жалеет, что сбежал со мной. Думаю, он хочет сделать как лучше и верит, что мать поможет ему, но она не станет! Поэтому я и решила уехать, вот только не знала – куда, и пришла к вам, Джил, потому что надеюсь, вы подскажете мне.

– Но, Котенок, вы не можете взять и бросить Шерри вот так! – запротестовал Ферди. – Это никуда не годится!

– Знаю, но тогда, быть может, он разведется со мной и ему опять станет хорошо, – объяснила Геро, потерянно всхлипнув.

– Боже милосердный, нет! – вскричал Ферди, шокированный до глубины души. – Подобного в нашей семье не было никогда, Котенок! Кроме того… В общем, я имею в виду, что это вовсе не причина для развода с вами!

Джордж отпустил спинку кресла и целеустремленно ринулся к двери.

– Какой смысл переливать из пустого в порожнее? Я собираюсь найти Шерри, а когда найду, то…

– О нет, Джордж! Умоляю вас, не надо! Не надо! – пронзительно вскрикнула Геро и побледнела.

– Не стоит волноваться, Котенок! Даю вам слово, что всего лишь поколочу его. Я приведу Шерри сюда и заставлю на коленях просить у вас прощения!

Ферди оценил все плюсы и минусы этого предложения.

– Не думаю, что у тебя получится, Джордж, – рассудительно заметил он. – Мой кузен Шерри здорово владеет кулаками. Давеча он ведь разбил тебе нос и, вполне вероятно, проделает это вновь. Не хочу расстраивать твои планы, мой мальчик, но от правды не уйдешь. Более того, я никогда не видел, чтобы он на коленях просил у кого-нибудь прощения. Имей в виду, я не хочу сказать, что такого не может быть в принципе, просто я такого не видел. Удивительно надменный и упрямый народ эти Верельсты.

– Когда Шерри выслушает все, что я имею ему сказать, то он вернется сюда вместе со мной и извинится перед бедным Котенком, – провозгласил лорд Ротем. – Или же он не тот человек, за которого я его принимаю!

– Вы не понимаете, Джордж, – печально сказала Геро. – Быть может, он выслушает вас и даже, не исключено, сжалится надо мной, потому что добр ко мне, но, видите ли… Видите ли, все это было ужасной ошибкой и мне не следовало выходить за него замуж. – Она понурила голову, глядя на свои судорожно сжатые руки. – Понимаете, Шерри… Шерри не любит меня. И… и никогда не любил. Не будь я такой г-глупой г-гусыней, я бы не вышла… Потому что он даже не притворялся, будто любит меня.

Лицо Джорджа исказилось гримасой боли. Быстро вернувшись в комнату, Ротем накрыл ладошки Геро своей рукой и крепко сжал их.

– Знаю, – сказал он прочувствованно.

Леди Шеригем, кивнув, ответила:

– Да… так я и думала, что вы знаете, Джордж. Поэтому вы сами видите…

В комнате воцарилось тягостное молчание. Его нарушил Джордж, со всей суровой прямотой обратившись к мистеру Рингвуду:

– Почему бы тебе не изречь что-нибудь, Джил, а не стоять здесь как чертова восковая статуя?

– Я думаю, – коротко отозвался мистер Рингвуд.

– Что ж, думай быстрее! – заявил Джордж. – Не хватало еще, чтобы Шерри догадался, что она здесь, – это лишь подольет масла в огонь!

– Шерри хватится вас? – осведомился у Геро мистер Рингвуд.

– О нет! Он куда-то ушел и, скорее всего, сочтет, что я уже легла, когда вернется. Никто не знает, что меня нет дома.

– Вы пришли сюда одна, Котенок?

– Нет, со мной Мария. Она – моя горничная, и до сегодняшнего дня я даже не подозревала, как она меня любит, потому что мне казалось, будто Мария меня терпеть не может! Но… но она вернулась ко мне после ухода Шерри и прочла мне отрывок из Библии, о Руфи и Наоми, это было так трогательно, а сейчас она в холле, сидит с моим багажом, потому что я не могла нести больше ничего, кроме часов и канарейки, а их я должна была взять с собой обязательно!

Ферди с сомнением окинул взором эти два предмета первой необходимости дамского багажа.

– Пожалуй, вы правы, – сказал он. – Очень симпатичный хронометр.

– Джил подарил мне его на свадьбу, – пояснила Геро, и слезы вновь заструились по ее щекам. – Я сохранила и ваш браслет, и разве я могла оставить милую маленькую канарейку Джила? Она ведь названа в его честь! А Шерри… Шерри не любит ее так сильно, как я, и, наверное, отдал бы ее кому-нибудь.

– Хорошо, что вы захватили их с собой, – решительно заявил Ферди. – Они составят вам компанию. Но все равно, Котенок, не представляю, куда вы намерены направиться. Вы же не можете остаться у Джила. Шерри это не понравится.

– Нет, может, – неожиданно возразил мистер Рингвуд. – По крайней мере ненадолго, но я не вижу причин, почему бы ей не остаться здесь на сегодняшнюю ночь. Собственно говоря, она просто обязана это сделать.

– Господи милосердный, Джил, да ты, наверное, сошел с ума! – взорвался Джордж. – Не видишь причин, почему она не может этого сделать, – нет, надо же такое сказать! Если это все, до чего ты додумался…

– Абсолютно никаких причин, – подтвердил мистер Рингвуд. – Служанка с ней. Раскладную кровать можно поставить в моей комнате. А я переночую у тебя.

– Полагаю, это меняет дело, – неохотно признал Джордж. – Но ничего не решает! Проклятье, надо же, как все запуталось! У нее нет родственников, к которым она могла бы обратиться, иначе я бы сказал, что она поступила правильно, покинув Шерри. Но не может же она жить одна! И ты знаешь об этом! Не будь ее свекровь такой вздорной женщиной… Вы уверены, что не сможете жить в Шерингем-Плейс, Котенок? Я имею в виду, Шерри, конечно, редкостная скотина, что поставил вас перед таким выбором, но я понимаю его резоны. Это дело и обязанность вдовы – присматривать за вами, вот только…

– Нет-нет, Джордж, даже не просите меня поехать туда! – взмолилась Геро. – Я уже решила, что стану гувернанткой, как и хотела кузина Джейн. Правда, я не знаю, с чего начать, поэтому и пришла к Джилу, ведь он учил меня управлять фаэтоном, и я подумала, что он может знать.

– А ты знаешь, как, Джил? – полюбопытствовал Ферди, глядя на мистера Рингвуда с зарождающимся уважением.

– Нет, – ответил мистер Рингвуд.

– Так я и думал, – заключил Ферди. – Вот что я тебе скажу: надо спросить мою мать! Она знает наверняка!

– Она не будет гувернанткой, – коротко бросил мистер Рингвуд. – Говорил же я вам, что размышляю. И вот что я придумал.

Джордж, который тоже думал о случившемся, внезапно заявил:

– Все это очень хорошо, но она не может оставить Шерри таким вот образом! Проклятье, это невозможно!

– Очень даже возможно, – отозвался мистер Рингвуд со своей обычной невозмутимостью. – Это лучшее, что она может сделать. Я собираюсь отвезти ее к своей бабушке.

– Вот это да! – ошеломленно воскликнул Ферди. – Это ты чертовски здорово придумал, Джил! Если только она не умерла.

– Разумеется, она не умерла! – ответил мистер Рингвуд с ноткой нетерпения в голосе. – Разве я мог бы отвезти к ней Котенка, если бы она умерла?

– Я тоже об этом подумал, – признался Ферди. – Но мне казалось, она действительно умерла. Более того, мне показалось, ты ездил к ней на похороны.

– Если бы ты не был таким тупоголовым, то знал бы, что то была моя вторая бабушка! – с раздражением отозвался мистер Рингвуд. – А сейчас я говорю о бабушке по материнской линии, леди Солташ.

Ферди, пристально разглядывая приятеля, заметил:

– Совсем забыл, что она приходится тебе бабкой. Знаешь, о чем я думаю, Джил?

– Нет, не знаю и не хочу знать.

– Не становись в позу, старина! Я всего лишь собирался сказать, что и сам не смог бы придумать ничего лучшего. Очень живая пожилая леди, твоя бабка. Смею предположить, они с Котенком прекрасно поладят.

– О, так вы думаете, она научит меня, как полагается вести себя светской леди? – с тревогой осведомилась Геро.

– Ничуть не удивлюсь этому, – ответил мистер Рингвуд. – Еще не встречал другой такой пожилой леди, которая бы так во всем разбиралась, как моя бабушка.

А Геро вдруг охватили сомнения.

– Но, быть может, она не захочет, чтобы я жила у нее, Джил? – спросила девушка.

– Захочет. Точно. Думаю, вы ей пригодитесь. У нее есть мопс. Злобное вонючее существо. Однажды укусил меня за ногу. Вы сможете выгуливать его. Ему нужны прогулки. По крайней мере, они были нужны, когда я видел его в последний раз. Естественно, он мог уже и сдохнуть. Было бы неплохо.

Ферди, внимательно прислушивавшийся к разговору, счел нужным вмешаться:

– Не согласен с тобой, Джил, старина; решительно не согласен! Верно подмечено – Котенок не сможет выгуливать мопса, если тот сдох. Ей нет смысла ехать в Бат.

– Бат! Так она живет в Бате? – вскричала Геро, прежде чем оскорбленный в лучших чувствах мистер Рингвуд успел дать Ферди достойную отповедь. – О, ничего лучше и быть не может: потому что именно в Бате я должна была стать гувернанткой, а Шерри это место не нравится, и он не станет меня там искать! Ох, Джил, какой вы умный и добрый!

Мистер Рингвуд, покраснев, принялся все отрицать. Ферди согласился, что Джил всегда был ловким малым, и лишь Джордж так и остался при своем мнении. Однако он оставил свои сомнения при себе до тех пор, пока невозмутимый камердинер мистера Рингвуда не проводил Геро с ее горничной наверх. Но уж тут он недвусмысленно высказал друзьям все наболевшее, причем суть его возражений сводилась к тому, что, какими бы ни были отношения Шерри с его женой, они женаты законным браком, и потому было бы верхом неприличия для Джила или кого-либо еще помогать Геро скрыться от собственного супруга.

– Мне нет до этого никакого дела, – заявил мистер Рингвуд. К тому времени он успел сменить теплый халат на синий сюртук и жилет, а сейчас был занят тем, что запихивал в саквояж предметы туалета, которые могли ему понадобиться для ночлега вне дома.

– Вижу, – парировал лорд Ротем, – но позволь уж сказать тебе, что ты не единственный из нас, кто способен думать! Я не имею в виду Ферди: и сам знаю, что он не может, но я-то могу, и, более того, я уже подумал! Мне чертовски нравится Котенок. Однако – будь я проклят! – Шерри ведь мой друг.

– И мой тоже, – откликнулся мистер Рингвуд, нашедший внутри домашних тапочек укромное местечко, куда положил щетки для волос.

– Ну, если он твой друг, то ты не имеешь права прятать его жену от него!

– Нет, имею. И давно об этом думал.

– Давно думал о том, чтобы спрятать от него Котенка? – осведомился лорд Ротем таким тоном, словно не верил своим ушам.

– Ты глупец, Джордж. Такой же большой, как и Ферди. Я думал о Шерри и Котенке. Люблю обоих.

– Мне тоже они оба нравятся, – встрял Ферди. – Более того, Шерри – мой кузен. Но он не имеет права вести себя с ней, как проклятый мужлан. Кузен он или не кузен. Бедная крошка! Дьявол, Джил, она почти ангел!

– Нет, – заявил мистер Рингвуд, обдумав его слова. – Не ангел, Ферди. Душка – да. Ангел – нет!

– Да какая разница, кто она! – вмешался Джордж. – Для нас важно лишь то, что она жена Шерри!

Мистер Рингвуд метнул на него взгляд исподлобья, но промолчал. После недолгой паузы Джордж заявил:

– Не наше это дело, что бы мы о нем ни думали. Но вся штука в том, что она действительно нуждается в зрелой даме, которая наставила бы ее в житейских премудростях.

– Она ее получит, – изрек мистер Рингвуд.

– Да, все это прекрасно, однако, хотя я не хочу сказать, что он поступает правильно, Шерри был не так уж и не прав, решив отправить Котенка ко вдовствующей миледи.

– Ты знаком с моей теткой Валерией, Джордж? – пораженный в самое сердце, спросил вдруг Ферди.

– О боже, я знаком с ней, конечно! Но…

– Никогда бы не подумал.

– Не в этом дело, – вмешался мистер Рингвуд. – А в том, что, как только что сказала Котенок, Шерри не любит ее.

– Я бы не стал этого утверждать, Джил, – запротестовал Ферди. – Он никогда не говорил мне, что не любит ее!

Мистер Рингвуд закрыл саквояж и защелкнул замки.

– Я знаю Шерри, – заявил он. – Но не знаю, любит виконт Котенка или нет. Пришло время понять это. Если хотите знать мое мнение, он и сам этого не ведает. Если не любит, то нет решительно никакого смысла отправлять Котенка к вдове. Впрочем, поразмыслив, могу сказать: смысла все равно нет, если он и любит ее, потому что так он сам этого не узнает. Но если он любит ее, то ему не понравится пребывать в неведении относительно того, что с ней сталось. Может, он будет сильно скучать по ней. Может, начнет хоть немного думать.

Джордж, окинув приятеля хмурым взглядом, спросил:

– Ты собираешься сказать Шерри, что не знаешь, куда подевалась его жена?

– Вообще ничего ему не скажу, – заявил мистер Рингвуд. – Он не догадается, что я имею к этому какое-либо отношение. Я все обдумал. Ты скажешь Шерри, что я уехал в Хартфордшир, потому что мой дядя, кажется, собрался наконец умереть.

– Я сам скажу ему об этом, если Джордж не захочет, – предложил Ферди.

– Нет, не скажешь, – ответил мистер Рингвуд. – Потому что ты едешь со мной в Бат.

– Только этого мне не хватало, Джил! – слабо запротестовал Ферди.

Джордж, чело которого разгладилось, заявил:

– В самую точку, Джил, клянусь богом! Проклятье, Шерри надо преподать урок, я и сам давно думаю об этом. Я скажу ему, что ты уехал в Хартфордшир! Да, и, бог свидетель, очень постараюсь, чтобы он не спросил меня, что сталось с его Котенком!

– Да, но я не желаю ехать в Бат! – заявил Ферди.

– Вздор! Разумеется, ты поедешь! – коротко бросил Джордж. – Ты же не оставишь бедного старину Джила одного в столь трудном деле! Кроме того, это будет выглядеть лучше, если вы оба станете сопровождать Котенка. Ты же знаешь Шерри! Или забыл, что он вызвал меня на дуэль только за то, что я поцеловал ее? Если он узнает о том, что Джил разъезжает по стране с ней вдвоем, он наверняка вырежет ему печень и поджарит ее. А вот если и ты поедешь с ним, виконт не станет возражать.

При такой постановке вопроса рыцарские инстинкты Ферди тут же проявили себя во всей полноте, и он заявил, что будет стоять рядом с Джилом насмерть. После некоторого размышления он даже признал, что предпочел бы не встречаться со своим кузеном Шерри на следующий день. Затем Джордж потребовал гарантий в том, что камердинер мистера Рингвуда Чилхэм станет держать рот на замке, а когда его уверили, что этот малый – самый сдержанный человек на свете, заявил: на сегодня они сделали все возможное и теперь им остается лишь дождаться завтрашнего дня.

После этого все трое джентльменов покинули дом, Ферди отправился к себе на Кэвендиш-сквер, а мистер Рингвуд, позабыв о своей простуде, в компании Джорджа двинулся к его обиталищу на Райдер-стрит.

Глава 19

Когда Геро не появилась за столом во время завтрака, виконт не слишком удивился, а потому и никак не прокомментировал ее отсутствие. Он и сам спал неважно нынче ночью. Визит виконта в «Уайтс» давешним вечером лишь подтвердил его худшие опасения. Один из начисто лишенных такта джентльменов даже имел наглость упомянуть в разговоре с ним предполагаемые скачки, в которых должна была принять участие Геро, и, вместо того чтобы угостить этого господина сочным хуком в челюсть, ему пришлось спустить дело на тормоза, заявив: все это выдумки и он удивлен тому, что кто-то может полагать иначе.

После этого Шерри отправился домой, где и написал сухое краткое письмо леди Ройстон, отменяя состязание. Ему потребовался целый час, чтобы составить послание, и виконт извел на него несколько листов бумаги, не получив хотя бы того удовлетворения, что окончательный вариант содержал все чувства, которые он испытывал к этой леди. Спал его светлость беспокойно, поэтому утром встал с тяжелой головой, что отнюдь не убавило его решимости увезти и спрятать Геро до тех пор, пока в свете не забудут о ее последней по счету эскападе. Шерри не собирался рисковать тем, чтобы его супруге отказали в пригласительном билете в «Олмакс»; и, следует отдать должное виконту, беспокоился он больше о ней, нежели о себе. Он решил все обстоятельно разъяснить Геро по дороге в Кент, потому что, хотя и разозлился на нее ужасно давеча вечером, был не из тех, кто долго помнит обиду, и уже жалел о том, что столь стремительно покинул ее комнату, даже не попытавшись утешить или иным способом развеять страхи супруги.

Шерри было неприятно представлять свою Геро в слезах, он боялся, что она проплакала всю ночь напролет, пока наконец не заснула. И, когда она не сошла вниз к завтраку, он лишь уверился в этом. Потому, покончив с собственной трапезой, поднялся к ее комнате и вежливо постучал в дверь. Ответа не последовало, и, выждав несколько мгновений, он повернул ручку и вошел внутрь. В комнате было темно. Удивленный, виконт заколебался, но потом все-таки окликнул супругу по имени. И вновь ответа не последовало. В следующий миг Шерри посетила уверенность – причем откуда она взялась, виконт не смог бы объяснить, – что в комнате он один. Подойдя к окну, его светлость отдернул плотные занавески, впуская свет, и повернулся. Его заблудшая жена не спала на кровати под атласным балдахином. Покрывало даже не было снято, зато на подушке лежало запечатанное письмо.

Виконт протянул за ним руку, которой изрядно недоставало твердости. Послание адресовалось ему. Он, сломав печать и развернув лист бумаги, прочитал:

«… Шерри, я убежала, потому что никогда не поеду к твоей маме. Теперь я понимаю, это было бы бесполезно, даже если бы я и поехала, потому что ты был прав, когда сказал, что тебе не следовало жениться на мне, хотя тогда я этого не знала, будучи глупой и невежественной. Во всем виновата одна лишь я, потому что я всегда знала: ты не любил меня, хотя и был со мной очень добр и терпелив. Теперь я понимаю, что причинила тебе много горя и беспокойства и даже сломала тебе жизнь, не говоря уже о том, что ввергла в долги, вынудив продать лошадей. Я не знаю, как надо было поступить, чтобы миссис Бредгейт не заказывала столь дорогих вещей, как те кошмарные подсвечники, например, или дюжина других. Поэтому, Шерри, прошу тебя, разведись со мной, пожалуйста, и забудь обо мне, и не терзайся мыслями о том, что со мною сталось, ведь со мной все будет в порядке и тебе можно более ни о чем не беспокоиться. Да, и еще одно, Шерри: я надеюсь, ты не станешь возражать, что я забрала часы из гостиной и свою канарейку, они же мои по-настоящему, как те сережки, что ты подарил мне в день свадьбы, и браслет Ферди.

Твой любящий Котенок».

У виконта задрожали губы. Подняв голову, он обвел взглядом комнату, которая вдруг показалась ему пустой и унылой. Он обнаружил, что не способен мыслить связно, и, когда попытался сосредоточиться на том, где Геро может сейчас находиться, голова у него оставалась совершенно пустой, а в ушах назойливо стучала одна-единственная мысль: «Она ушла!».

Входя в комнату, он оставил дверь открытой и, спустя несколько мгновений, понял – в проеме кто-то стоит. Быстро оглянувшись, его светлость увидел своего камердинера, который строго и внимательно смотрел на него. Они глядели друг на друга, храня молчание, пока виконт пытался придумать что-либо в оправдание отсутствия своей жены, а Бутль просто ждал. Шерри, как назло, ничего не приходило в голову, и внезапно он понял всю тщетность своих усилий.

– Бутль, когда ее светлость ушла из дому? – вдруг спросил его светлость.

Камердинер перешагнул порог и закрыл за собой дверь.

– Не знаю, милорд, но думаю, прошлым вечером. – Подойдя к окну, он принялся методично поправлять занавески, которые его хозяин раздвинул столь поспешно. Бесцветным голосом слуга добавил: – Полагаю, ее светлость взяла с собой горничную, милорд, потому что служанка говорит, что кровать Марии была не смята.

Камердинер с удовлетворением отметил, как чело хозяина немного прояснилось, и продолжал тем же ровным голосом, что и раньше:

– Я взял на себя смелость сообщить слугам, милорд, что ее светлости пришлось уехать в большой спешке, поскольку одна из ее родственниц внезапно заболела.

Виконт покраснел.

– Да, очень хорошо! Большое спасибо. – Сложив письмо, которое все еще держал в руках, он сунул его в карман. – Но все равно они в это не поверят.

– Поверят и еще как, милорд! – невозмутимо отозвался Бутль. – Ваша светлость может положиться на меня. И, если мне будет позволена подобная вольность, милорд, вашей милости нет ни малейшего резона беспокоиться по поводу Бредгейтов, поскольку они приходятся мне родственниками и не имеют склонности распускать сплетни о своих хозяевах.

– Я чрезвычайно обязан вам, – с усилием проговорил виконт. – Вы, случайно, не знаете – ее светлость кликнула извозчика или… или портшез?

– Нет, милорд, не знаю. Но если ваша светлость желает, я могу навести справки. Осторожно и ненавязчиво.

– Прошу вас, сделайте это.

– Очень хорошо, милорд. Ваша светлость примет лорда Ротема, или я должен сообщить его светлости, что вас нет дома?

– Лорд Ротем!

– Он внизу, в библиотеке вашей светлости, – сказал Бутль.

– Я приму его, – решил виконт и быстро вышел из комнаты.

Лорд Ротем, одетый в традиционный наряд члена одного из самых эксклюзивных конных заведений – «Клуба Четырех Коней», – расшитый эмблемами и позументами, стоял у камина, поставив ногу на решетку. На его плечи было небрежно наброшено пальто темно-коричневого цвета с не менее чем шестнадцатью пелеринами. Одного взгляда, оброненного им на лицо виконта, в голубых глазах которого светилось нечто среднее между надеждой и подозрением, когда тот быстрым шагом вошел в комнату, хватило, чтобы заговорить прежде, чем Шерри успел хотя бы вымолвить его имя.

– Привет, Шерри! – сказал он. – Когда ты вернулся в город? Я полагал, ты все еще в Мелтоне.

– Нет, – ответил виконт. – Нет, Джордж…

Лорд Ротем, поправив чудовищный букетик цветов, украшавший его петлицу, спросил:

– Леди Шерингем готова прокатиться со мной? Я собираюсь проехаться до Ричмонда, чтобы опробовать свою новую пару. Чистокровные скакуны! Слышал о Джиле?

– Джил… – сказал Шерри. – А что с ним случилось?

Джордж расхохотался.

– Ну как же! – ответил он. – Похоже, этот его старый дядюшка наконец-то сделает ему одолжение! Кажется, он совсем плох. Джил умчался на перекладных в Хартфордшир, чтобы успеть до того, как он испустит дух. Клянусь богом, я и сам не прочь иметь дядюшку, который оставил бы мне приличное состояние!

Шерри хмуро уставился на лорда Ротема. Подозрение еще не рассеялось в глазах виконта.

– Джордж, ты уверен в этом? – произнес он.

– Я сам проводил его не далее как пару часов назад. А почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Джордж.

– Просто так, – ответил Шерри, потирая рукой лоб. – Мне вдруг стало интересно… Нет, чепуха.

Лорд Ротем, вдруг обнаруживший, что ему становится все труднее смотреть другу в глаза, принялся созерцать свой начищенный до блеска сапог. Джордж не рассчитывал получить удовольствие от этого разговора, так оно и случилось. Шерри, как ему показалось, буквально спал с лица; и, не пообещай Джордж Геро, что не расскажет ему о том, где она находится, он, пожалуй, не устоял бы перед искушением признаться во всем. Но сегодня, провожая всех четверых со Страттон-стрит, дал слово леди Шерингем и теперь не собирался нарушать его. Ротем надеялся, его вера в правоту мистера Рингвуда не окажется напрасной, и потому постарался сказать как можно небрежнее:

– Котенок собирается поехать со мной, Шерри?

Виконт, встряхнувшись, взял себя в руки.

– Нет, – ответил он. – Дело в том, что она неважно себя чувствует. Попросила меня извиниться перед тобой.

– Господи милосердный! Надеюсь, это не серьезно, Шерри?

– Нет, нет! По крайней мере, сейчас я не могу сказать ничего определенного. Пожалуй, она просто переутомилась. Сам понимаешь, у нее нет привычки к городской жизни. Через день-другой я… я отвезу ее в деревню. Ей нужен покой и свежий воздух.

– Какая жалость! А ты, без сомнения, желаешь, чтобы я убрался поскорее и оставил тебя в покое: все-все, уже ухожу!

Шерри, обычно самый радушный хозяин на свете, не сделал ни малейшей попытки задержать друга и лишь проводил Ротема до входной двери. Когда Джордж уже спускался по ступенькам, он вдруг окликнул его:

– Джордж, а где мой кузен Ферди?

– Проклятье, откуда мне знать? – отозвался тот, натягивая перчатки. – Вчера вечером он собирался ужинать у Лонга, так что, скорее всего, до сих пор отсыпается. Ты же знаешь его!

– А он действительно ужинал у Лонга? Ты уверен в этом?

– Во всяком случае он был приглашен туда, – ответил Джордж чистую правду.

– Вот как! Значит… Нет, ничего, – Шерри, пристыженно умолкнув, покраснел. – Дело в том, что и у меня сегодня что-то с головой не в порядке, Джордж!

Лорд Ротем, посочувствовав ему, отбыл. А Шерри вернулся обратно в библиотеку, сел и надолго задумался.

Результатом этих раздумий стала самая ужасная неделя в его жизни. Друзья, каждый день рассчитывавшие увидеть виконта в одном из его любимых заведений, напрасно ждали появления Шерри. Его светлость уехал из города. Сначала он отправился в Букингемшир, в Фейкенхем-Манор, а оттуда – в Ланкашир, в Крокстет-Холл, поместье эрла[54] Сефтона. В обоих местах виконта постигло разочарование, зато и его тетка, и леди Сефтон сумели выудить у него всю историю, после чего сообщили – каждая по отдельности, но их мнения, как ни странно, совпали – все, что думают о его характере. Причем леди Фейкенхем оказалась куда красноречивее леди Сефтон, заявив ему, что он получил именно то, чего заслуживал. После этого она порекомендовала Шерри как можно скорее отправляться в Ланкашир, с укором напомнив на прощание: за то, что случится с его бедной супругой, которая осталась одна в этом жестоком мире, он должен благодарить только себя.

Когда виконт уехал (ему понадобилась вся его сила воли, чтобы распрощаться с ней подобающим образом), ее светлость задумчиво сообщила своему супругу, что, по ее мнению, после этой истории Энтони может наконец-то стать совсем другим человеком.

– Да, но что могло случиться с этим бедным созданием? – осведомился лорд Фейкенхем, которого не слишком интересовало возможное искупление грехов Шерри.

– Хотелось бы мне знать! Кстати, а еще мне очень хотелось бы, чтобы она приехала ко мне, но, к несчастью, ей наверняка и в голову не придет обратиться к кому-либо из родственников Энтони.

А леди Сефтон, заставив виконта бессловесно внимать ей, как она с успехом, хотя и крайне редко, поступала со своим первенцем, лордом Молино, все-таки сжалилась над Шерри настолько, что позволила ему в кромешной тьме отчаяния разглядеть два лучика света. Во-первых, она сочла возможным, что Геро сама вернется на Хаф-Мун-стрит; и во-вторых, пообещала сгладить возможные неприятности, вероятно, возникшие во влиятельных кругах из-за предполагаемых скачек.

Виконт вернулся в Лондон. Особняк на Хаф-Мун-стрит показался ему пустым и заброшенным, как если бы в нем кто-то умер. Шерри с удовольствием съехал бы из него; но, уже приняв решение запереть дом и вернуться на старую квартиру, передумал и вознамерился остаться здесь. Закрыть дом – значило дать пищу сплетням и спекуляциям; а если Геро действительно вернется сюда, подумал он, то для нее станет настоящим шоком обнаружить, что ставни заперты, а с двери снят входной молоточек.

Мистер Рингвуд, воротившись в город, изрек чистую правду, когда сообщил, что не видит причин, почему бы его дядюшке не прожить еще добрый десяток лет. Джил также добавил: он с величайшим сожалением узнал от Джорджа, что леди Шерингем почувствовала себя очень плохо, поэтому вынуждена была удалиться на некоторое время в деревню.

Шерри, уже приучивший себя с механической вежливостью отвечать на подобные замечания, испытал некоторое облегчение оттого, что смог сбросить маску перед другом, которому всецело доверял. Он неожиданно признался:

– Это неправда. Сказка, придуманная мною самим. Она ушла от меня.

– Прошу прощения? – переспросил мистер Рингвуд.

Шерри коротко хохотнул.

– Ты слышал, что я сказал, Джил! Она убежала, потому что я пообещал отвезти ее к своей матери, в Шерингем-Плейс. Геро вбила себе в голову какие-то совершенные глупости, – не имеющие никакого отношения к действительности! – она исчезла до того, как я успел объяснить, почему… Естественно, я намеревался все растолковать ей, а речи о том, чтобы… Но ты же знаешь, каковы они, эти женщины!

Мистер Рингвуд, который с величайшим старанием угостился щепоткой табака, сказал:

– Не морочь мне голову, Шерри! Полагаю, правда состоит в том, что ты поссорился с ней из-за предстоящих скачек?

– Поссорился?! Джил, да ты знаешь, что она вознамерилась выкинуть? Будь это твоя жена… Да, я разозлился! Но так на моем месте чувствовал бы себя любой! А ей не было ни малейшей нужды убегать от меня, словно я повел себя, как последняя скотина, или… или… Я знаю, что виноват не меньше нее, и, более того, сам признал это. Так что убежала она совсем не поэтому! Я заявил, что она должна будет поехать к моей матери, а Геро не захотела. Начала нести всякие глупости насчет того, будто моя мать сказала ей, что она сломала мне жизнь… Какой вздор!

– Не хочу и слова молвить против твоей матери, Шерри, старина, но именно так она и говорила.

Его светлость во все глаза уставился на Джила.

– Это невозможно! – произнес виконт. – Я не слышал ничего подобного!

– Вряд ли ты мог такое услышать, – заметил мистер Рингвуд. – А ведь это ее собственные слова, хоть ты ничего и не знаешь. Частенько ты даже не подозреваешь о том, что творится у тебя под самым носом, Шерри. Так что я лично ничуть не удивлен нежеланию Котенка ехать в Шерингем-Плейс. Не думаю, что и ее светлость была бы рада Геро. Ты только не обижайся, старина, – она наверняка начала бы попрекать и унижать Котенка.

Глаза виконта засверкали.

– О, нет, она бы не посмела! – заявил он. – Ей придется считаться со мной! А если бы я увидел, что она или кто-либо еще унижает моего Котенка…

– Но все дело в том, что тебя не было бы рядом, чтобы увидеть это, – сухо заметил мистер Рингвуд. – Полагаю, ты ведь не намерен поселиться в Шерингем-Плейс, а, старина?

– Нет, но… Да, естественно, я бы ездил туда время от времени, и… – Он умолк, мрачно и с вызовом глядя на друга. – Значит, ты считаешь, я сделал ошибку, когда решил отвезти туда Котенка, не так ли? Много ты понимаешь!

Мистер Рингвуд, пропустив мимо ушей последние слова друга, откровенно ответил:

– Да, считаю.

– Клянусь богом, что еще мне оставалось? – вспылил Шерри. – Мы не могли и дальше продолжать жить так, как раньше! Проклятье, мы женаты всего-то четыре месяца, а если бы ты знал хотя бы о половине тех сумасбродств, что едва не выкинула Котенок, не окажись я рядом…

– Ага! – прервал его мистер Рингвуд. – Вот ты и заговорил о самом главном, Шерри. Она не совершала никаких сумасбродств, пока ты был рядом.

– Черт побери, но как я могу все время быть рядом? Или ты полагаешь, я должен отказаться от своего прежнего образа жизни только потому, что женился?

– Я полагаю, для тебя пришло время остепениться немного, мой мальчик. Правда, мне самому эта идея никогда особенно не нравилась, вот почему я и остаюсь холостяком. Я считаю, мужчина не может продолжать и дальше жить по-прежнему после того, как свяжет себя брачными узами. И что ты теперь намерен делать?

– Найти ее, разумеется! Я было решил, что она уехала или к моей тетке Фейкенхем, или даже к леди Сефтон, но ее там нет. Говорю тебе, у меня уже голова кру́гом идет, Джил! Суди сам: я слушаю все эти выдумки о том, что ей нездоровится; отгоняю любопытных, пытаясь сгладить неприятности, которые принесла эта чертова несостоявшаяся гонка; не знаю, где искать ее… И вдобавок я еще вынужден по-прежнему жить в этом проклятом доме… Словом, иногда мне хочется собственными руками свернуть Котенку шею! С тех пор как она сбежала, мне даже некогда было хоть на денек вырваться на охоту; я мотаюсь по всей Англии, ищу ее; а еще меня снедает такое беспокойство, что я не могу спать по ночам! Проклятье, да она может позаботиться о себе не лучше той канарейки, подаренной тобой! Только не говори мне, что я отвечаю за Геро! Но правда такова: мне изначально не следовало жениться на девчонке, едва выпорхнувшей из пансиона!

Мистер Рингвуд, метнув на виконта острый взгляд исподлобья, спросил:

– Жалеешь об этом, Шерри?

– Мне вообще не нужно было ни на ком жениться! – с раздражением воскликнул Шерри. – Посмотри на меня и не повторяй моей ошибки, Джил! В женитьбе нет ничего хорошего, одни беспокойства и неприятности; а самое плохое заключается в том, что ты ничего не можешь изменить и… – тебе этого даже не хочется! Полагаю, вся штука в том, что к наличию жены привыкаешь, пусть и незаметно, а потом… Проклятье, Джил, я очень скучаю по ней!

– Смею надеяться, она вернется к тебе, – невозмутимо ответил мистер Рингвуд.

– Да, то же самое я говорю себе, а иногда даже верю в это. Быть может, она решила подшутить надо мной, потому что всегда была непослушной и озорной девчонкой! А потом я начинаю думать, что нет, этого не может быть, а затем спрашиваю себя, во что она могла впутаться на сей раз… Словом, ничего удивительного, что сон бежит от меня! Ах, если бы у меня была хотя бы зацепка, где ее искать! – Виконт провел рукой по своим светлым волосам. – Изабелла вернулась в город. Так во всяком случае говорят. Пожалуй, она сможет помочь мне, потому что с Котенком они дружны с самого детства. Я отправил ей записку и попросил о личной встрече. Не знаю, можно ли довериться ей насчет того, что она не станет болтать об этом на каждом углу, но, если Котенок не вернется в самое ближайшее время, правда, рано или поздно, все равно выплывет наружу, так что особой роли это не играет.

Закончив разговор с Шерри, мистер Рингвуд остался вполне доволен услышанным. Он даже заявил лорду Ротему, что, по его мнению, дело уладится ко всеобщему удовлетворению, и наложил решительный запрет на предложение его светлости рассказать Шерри всю правду.

– Проклятье, Джил, мне это не нравится! – сказал Джордж. – Ты не представляешь, какие страдания испытывает мужчина, когда женщина, которую он любит…

– У нас нет причин полагать, будто Шерри любит Котенка.

– А я в этом уверен. Он выглядит больным, не ездит на охоту, не бывает на скачках и даже не заглядывает в «Вотьерз»!

– Это ему не повредит, – заявил мистер Рингвуд, на которого столь жалостливая картина не произвела особого впечатления. – Собственно говоря, я думаю, ты прав и он действительно любит ее. Но сам об этом не знает, а ему пора бы узнать. Только сегодня Шерри говорил, что хочет свернуть ей шею. Ему предстоит пройти еще долгий путь, Джордж.

Мысль о том, что кто-то хочет свернуть шею Геро, привела Джорджа в ярость, поэтому он тут же отказался от дальнейших попыток уговорить мистера Рингвуда смягчиться в отношении Шерри. Но по собственным словам виконта, его по-прежнему беспокоило то, что Геро оставалась глубоко несчастной.

Мистер Рингвуд согласился с ним, однако заявил: уж лучше пусть бедняжка немного побудет несчастной, чем потом они с Шерри станут чужими друг другу, а он боялся, что именно так и произойдет, если их нелепый брак будет и далее развиваться своим чередом. Более того, он смог заверить Джорджа, что леди Солташ моментально прониклась к Геро несомненной симпатией и, выслушав всю историю о ее браке, решительно одобрила вмешательство внука.

Но на самом деле ее светлость выразилась несколько иначе:

– А ты, оказывается, не такой дурак, каким я тебя считала, Гилберт. Не пересказывай мне, что сказал и сделал Энтони! Я знаю этого мальчишку еще с пеленок. Обаятельный плут, вот кто он такой! Возвращайся обратно в Лондон и забери с собой это глупое создание, своего Ферди Фейкенхема, потому что он меня нервирует!

Когда Шерри нанес визит мисс Милбурн, расположение духа и внешний вид последней оставляли желать лучшего, однако, поскольку голова его полностью была занята собственными проблемами, да он, скажем откровенно, никогда и не отличался особой наблюдательностью, виконт, ничего не заметив, немедленно приступил к изложению цели своего визита.

Мисс Милбурн была шокирована до глубины души. В отличие от тетки виконта, леди Сефтон и мистера Рингвуда, она не поверила и не сказала вслух о том, будто считает Шерри виновным в бегстве Геро. Поскольку сама Изабелла не испытывала ни малейшего желания нарушать правила приличия, история со скачками привела ее в изрядное смятение. Она и представить себе не могла, что какая-либо дама, претендующая на элегантность мыслей и чувств, способна выслушать подобное предложение и не покраснеть от стыда. Посему Белла не могла винить Шерри за то, что он разозлился; и она непременно предложила бы ему свое сочувствие, будь он в настроении принять его. Но, стоило ему уразуметь, что он оказался в обществе единомышленницы, упрямство взяло над ним верх и он принялся уверять Изабеллу, будто сам повинен в случившемся от начала и до конца, а если Геро и допустила оплошность, то лишь по собственному неведению да по его небрежению своими обязанностями. Мисс Милбурн сочла, что подобное поведение делает Шерри честь, о чем и заявила вслух. Послушав девушку, его светлость коротко ответил:

– Вздор!

Она бы непременно всячески помогла, но, при всем желании, решительно ничего не могла поделать, поскольку не более виконта представляла, куда могла сбежать Геро. Вот уже несколько лет они не разговаривали по душам. Ей в голову пришла одна-единственная мысль, да и та – весьма неприятная. Замявшись, Белла все-таки поинтересовалась у Шерри, не беседовал ли он на эту тему с лордом Ротемом.

– Он ничего не знает, – нетерпеливо отмахнулся Шерри. – Он полагает, она больна и уехала в деревню.

Мисс Милбурн принялась тщательно разглаживать свой носовой платочек, в чем не было решительно никакой необходимости.

– Я всего лишь подумала… Иногда мне кажется, будто… будто Джордж весьма неравнодушен к Геро, Шерри.

– О, в этом нет решительно ничего такого! – заявил его светлость. – Боже милосердный, уж кому-кому, а тебе-то следовало бы знать – Джордж равнодушен ко всем женщинам, кроме тебя!

Мисс Милбурн слегка покраснела и, похоже, собралась сказать кое-что еще. Но Шерри, которого не интересовало более ничего, кроме собственной насущной проблемы, уже вскочил на ноги и поспешил откланяться. Белла не стала его задерживать; немного поразмыслив, она призналась себе, что не знает, о чем хотела бы сказать ему. Пожимая виконту на прощание руку, мисс Милбурн с вполне определенным намерением сообщила, что на некоторое время уезжает в Кент. Шерри принял ее слова к сведению, не выразив удивления или интереса, и на том они расстались.

Белла изо всех сил постаралась не обидеться, однако вынуждена была признать: его светлость не отличается проницательностью. Потому что мисс Милбурн впервые в жизни повела себя в манере, самым решительным образом противоречащей ее собственным интересам, и выказала неповиновение своей матушке, отчего сия доблестная дама предрекла ей унылое существование в одиночестве и все беды, которые подстерегают старых дев.

Дело было в том, что мисс Милбурн отправилась в поместье Северн-Тауэрз с намерением осуществить ожидания своей матушки, и герцогиня приняла девушку с распростертыми объятиями, выказывая ей недвусмысленные знаки внимания. Там присутствовали также другие визитеры, в том числе более высокородные, но Изабелла сознавала, что является почетной гостьей, и без труда истолковала манеры хозяйки как знак несомненного одобрения выбора, сделанного ее сыном.

Мисс Милбурн показали все огромное здание сверху донизу, не исключая постельного белья; она побывала в кладовых и буфетных; служанки приседали перед ней в реверансах; экономка посвятила ее в таинства управления домашним хозяйством; а герцогиня небрежным тоном поделилась с Изабеллой своими планами на тот случай, если ее сын приведет домой молодую жену. Белле следовало бы чувствовать себя польщенной, но вместо этого мисс Милбурн испытала внезапный иррациональный страх, вызвавший недоумение у ее родительницы. В свое оправдание девушка смогла сказать лишь, что не любит герцога, а сие замечание было слишком легкомысленным и поверхностным, чтобы ее матушка отнеслась к нему всерьез.

Мисс Милбурн потерялась в огромном особняке; ее возили в экипаже по процветающему поместью; обедала она на золоте; ей прислуживала целая армия слуг в ливреях. Белла вдруг представила себя хозяйкой всей этой роскоши и, поскольку была всего лишь женщиной, не могла не почувствовать всей привлекательности подобной картины. Но рядом с ней тоскливо переминалась с ноги на ногу начисто лишенная какой бы то ни было романтики фигура ее сиятельного воздыхателя, являвшего собой ходячий образчик педантичной вежливости. Северн обращался с Изабеллой с помпезным уважением, одаряя ее своим восхищением так, словно это была акколада[55]. Его сиятельство был столь же несокрушимо педантичен в ухаживании за девушкой, которую полагал сделать супругой, как и во всех прочих подробностях собственной размеренной и упорядоченной жизни. Единственным проявлением страсти, которое он себе позволил, стало пылкое прикосновение губами к ее руке.

Изабелла сомневалась, что Северну когда-либо придет в голову сжать ее в объятиях и осы́пать поцелуями, что, к большому сожалению, без особых колебаний позволил себе лорд Ротем. Белла знала, герцог никогда не выйдет из себя и не накричит на нее, не совершит экстравагантных поступков, не станет угрожать вышибить себе мозги или сбиваться с ног, разыскивая для нее цветы не по сезону. Мисс Милбурн была уверена, что представления Северна о правилах приличия не позволят ему вступить даже в незначительные пререкания с ней, поскольку, стоило ей вызвать его неудовольствие, как на лице герцога появлялось еще более бесстрастное выражение и он отходил от нее в сторонку, чтобы спустя некоторое время вновь оказаться рядом с таким видом, словно гармонию их взаимоотношений ничто не нарушало.

Он неодобрительно относился к азартным играм, проявлял лишь поверхностный интерес к бегам, дабы не отставать от моды, выбирал себе друзей из числа наиболее степенных, уравновешенных современников и был склонен предаваться морализаторству относительно таких удручающих пороков, как недостаток воспитания и манер, легкомысленность молодежи и отсутствие скромности у девушек, полагающих себя центром притяжения общества.

И вот когда впереди уже совершенно отчетливо замаячило блестящее обручение, мисс Милбурн вдруг со всей определенностью поняла, что не сможет выйти замуж за Северна. Ужаснувшись собственному поведению, тому, что поощряла его ухаживания, и сожалея о том, что позволила себе в пику Джорджу принять приглашение герцогини посетить Северн-Тауэрз, Изабелла сделала все возможное, чтобы не дать его сиятельству совершить непоправимое. Она стала вести себя с ним с нескрываемым отчуждением и холодностью.

Герцогиня, заметив эти перемены в отношении мисс Милбурн к ее сыну, высказала мнение, что она – очень хорошо воспитанная девушка, поскольку подобная чопорная сдержанность полностью соответствовала ее собственным представлениям о достойном поведении. Даже малая толика столь отталкивающей холодности, которую Белла продемонстрировала герцогу, повергла бы Джорджа в отчаяние, но Северн, с полным основанием полагая себя самым большим призом на матримониальном рынке, увидел в этом лишь потрясающую женскую скромность и оттого ничуть не смутился. Мисс Милбурн чувствовала себя так, словно угодила в западню, и, появись в этот момент в Северн-Тауэрз лорд Ротем, она с охотой позволила бы ему умыкнуть себя на луке седла. Но, хотя его светлость, несомненно, повиновался бы мисс Милбурн с превеликой радостью, знай о ее желании, он не имел о том ни малейшего представления. И его романтическое присутствие не нарушило респектабельности родового гнезда герцога.

Северн объяснился Белле в любви; Изабелла отвергла его лестное предложение. Герцогиня изумилась и оскорбилась одновременно, а миссис Милбурн заключила, что злонравная дочь окончательно лишилась рассудка.

Она привезла ее обратно в Лондон, именно здесь в полной мере осознав все последствия отказа принять руку и сердце герцога. Никто не верил, что его сиятельство наконец-то отважился сделать предложение. Миссис Милбурн читала правду в тщательно скрываемых улыбках, коими встречалось любое упоминание об этом деле, и приходила в ужас. Высший свет нисколько не сомневался, что маменька его сиятельства исподволь таки добилась своего, а возвращение Милбурнов в город означало поражение.

Мисс Милбурн наравне с матушкой осознавала столь печальное обстоятельство. Белла предвидела его, и ей понадобилось все мужество, чтобы отвергнуть предложение герцога. А вот чего она предвидеть не могла, так это того, что и лорд Ротем совершит столь распространенную ошибку.

Но именно так и повел себя этот порывистый молодой человек, проникшийся к ней очевидным отвращением. Вместо того чтобы испытывать благодарность и облегчение при виде Красавицы, вернувшейся в столицу в прежнем незамужнем статусе, он горько и хрипло рассмеялся, после чего позволил себе некоторые замечания, прозвучавшие настолько язвительно, что они граничили с оскорблением. Их, естественно, подхватили доброжелатели, и его слова вскоре достигли ушей мисс Милбурн.

Девушку охватило непреодолимое желание отхлестать Джорджа по щекам, удовлетворить которое она не могла, поскольку он не приближался к ней. После продолжительных раздумий мисс Милбурн вынуждена была признать: в определенной степени она сама повинна в том, что Джордж самым постыдным образом не питает более к ней доверия, и многое отдала бы за возможность объясниться с ним. Она выказала ему все знаки внимания, кои может позволить себе скромная и порядочная девушка, но он в ответ лишь презрительно скривился и одарил ее насмешливым взглядом. Мисс Милбурн, привыкшая безнаказанно обращаться с ним, как с дрессированной собачкой, испытала настоящий шок, разрываясь между негодованием и извращенным удовлетворением оттого, что молодого человека, оказывается, нельзя вернуть легким мановением пальца.

Но стремительная потеря одного за другим троих столь знатных и выдающихся поклонников, как милорд Шерингем, его сиятельство герцог Северн и лорд Ротем, стало для Беллы серьезным испытанием и даже катастрофой. Отныне самым реальным претендентом на ее руку оставался простой баронет, поскольку она прекрасно понимала, что такие воздыхатели, как достопочтенный Ферди Фейкенхем, ухаживают за ней, лишь отдавая дань моде, и не питают серьезных намерений.

Навязчивые знаки внимания, которыми принялся в последнее время осыпать Беллу сэр Монтегю Ревесби, стали бальзамом для израненного самолюбия девушки, но когда миссис Милбурн заявила, что, оставаясь в Лондоне, ее неблагодарная дочь лишь выбросит на ветер свое будущее процветание и потому ей будет лучше в деревне, Изабелла не стала возражать. Подобное бегство означало поражение, однако ничто не могло быть более унизительным, нежели сочувствие или изумление высшего общества.

Итак, мисс Милбурн удалилась в Кент, дабы набраться мужества и вернуть себе былое присутствие духа; лорд Ротем предался разнузданному поиску удовольствий и вел себя чрезвычайно безрассудно. Он проигрывал внушительные суммы за карточным столом, готов был свернуть себе шею на охоте, без малейших колебаний принимал любое, даже самое дикое, пари, участвовал в настоящих оргиях и попойках у Лонга, «Лиммерза», в клубе «Даффи» и прочих притонах. К тому же на глазах у шокированного света менял любовниц как перчатки, вел себя крайне вспыльчиво, даже агрессивно, по отношению к своим собратьям-мужчинам и распугивал рассудительных джентльменов, всаживая пулю за пулей в мишени тира Ментона.

Шерри тем временем ни на шаг не приблизился к разгадке тайны местопребывания своей заблудшей супруги; а еще он обнаружил, что привычка отнюдь не позволяет ему смириться с ее отсутствием. С каждым днем виконт лишь сильнее тосковал по ней, а дом, который они выбирали вместе, становился для него все более чужим и негостеприимным. Его светлости недоставало даже пронзительных и визгливых трелей канарейки, прежде частенько вызывавших у него одно лишь раздражение. Раньше он роптал по поводу уз, которые наложил на него брак; ворчал из-за необходимости сопровождать Геро на балы и рауты; полагал, что его комфортный быт рухнул из-за ее способности постоянно попадать в неприятности, из которых ему приходилось выручать ее; с тоской вспоминал беззаботные деньки своей холостяцкой жизни и считал, что хотел бы вернуть их обратно.

Что ж, Геро вернула их ему, а они оказались для него красивыми, но гнилыми плодами. Пока она оставалась для него недосягаемой, виконт потерял всякий интерес к охоте. Когда один из его приятелей предложил ему посостязаться наперегонки от Лондона до Барнета, отмечаясь на всех дорожных заставах, а потом хорошенько отметить это дело, он ошарашил сего предприимчивого джентльмена, бросив в ответ одно-единственное слово – «Глупость!» – и наотрез отказавшись принимать вызов.

Известия об исчезновении Геро, разумеется, в конце концов достигли ушей вдовствующей леди Шерингем, а поскольку у нее имелись все причины знать, что ее невестка, как полагал свет, вовсе не поправляет здоровье в Шерингем-Плейс, то она отписала Шерри, потребовав объяснений. Перечитав письмо матери, Шерри собственной персоной прибыл в Кент и удовлетворил ее любопытство.

Присутствовавший при этом мистер Паулетт начал было сокрушаться по поводу брака, который, как он и предсказывал, окончился столь плачевно, но вдруг с ошеломлением понял: племянник противостоит ему, и дядя его не узнает. Шерри не грубил Паулетту по-мальчишески и даже не угрожал. Сохраняя ледяную невозмутимую вежливость, он выпроводил дядюшку из комнаты, распахнув перед ним дверь, после чего поклонился с холодным достоинством, что привело мистера Паулетта в чрезвычайный трепет.

Вдовушка, заметив признаки возмужания сына, уронила слезу и даже, пожалуй, взяла бы его за руку и постаралась бы утешить, если б он ей это позволил. Она попросила не обращать внимания на ее утверждение, что она никогда не считала Геро Уонтедж подходящей женой для него. К несчастью для остальной речи, заготовленной ею загодя, виконт отрезал, что очень даже обращает внимание, и добавил, что в этих словах нет ни грана правды и он должен попросить ее никогда более не повторять их. Затем матушка совершенно лишилась дара речи, когда Энтони проинформировал ее, что он намерен внести изменения в свой образ жизни, каковые подразумевают ее переезд из Шерингем-Плейс в Доувер-Хаус. В любое удобное для нее время, добавил он со своей вновь обретенной устрашающей вежливостью, а после этого уведомил матушку о том, что собирается перенести собственную резиденцию в особняк на Гросвенор-сквер, как только воссоединится со своей женой. И попросил ее светлость забрать оттуда все предметы мебели, которые являются ее собственностью или к коим она питает душевную слабость. У него, дескать, возникло сильное желание заново отделать особняк, чем он и намерен заняться, не теряя времени.

Когда вдова вновь обрела дар речи, она попыталась, хотя и без особого успеха, выразить протест. Но виконт не дал ей договорить.

– Я принял решение, мадам, – заявил Шерри. – Пришло время мне осесть и обзавестись настоящим домом. Мне следовало сделать это с самого начала. Быть может, сейчас уже слишком поздно – не знаю. Но если моя жена вернется ко мне, надеюсь, тогда у нас все наладится.

– Я – последний человек на земле, кто хотел бы выгнать тебя из собственного дома, – заикаясь, проговорила дрожащим голосом леди Шерингем. – Однако не понимаю, почему ты надеешься, что твоя жена вернется к тебе. Ставлю десять против одного – она сбежала с другим мужчиной!

– Нет, – возразил его светлость и повернулся к матери спиной, глядя в окно на унылый, мрачный сад. – Кстати, я не желаю, чтобы вы повторяли еще и такое, мадам, поскольку это неправда.

– Откуда ты знаешь, Энтони, мой бедный мальчик? Ты ее никогда не интересовал! Всему виной ее тщеславие и желание любой ценой стать важной дамой!

Он, покачав головой, ответил:

– Она никогда не стремилась к этому. Тогда я этого не знал – мне даже в голову не приходило задуматься о подобных вещах, – но она заботилась обо мне. Гораздо больше, чем я о ней… в то время. Однако если я сумею разыскать ее… Я целыми днями ломаю голову, но так и не могу себе представить, куда или к кому она уехала! Геро была вынуждена искать приют у кого-нибудь! Господи милосердный, мадам, мысли об этом не дают мне спать по ночам; я боюсь, она осталась совсем одна, без денег, без друзей, без… Нет, она наверняка остановилась у кого-то из знакомых, о существовании которых я даже не подозреваю!

– Очень может быть, она отправилась к той своей вульгарной кузине, – язвительно предположила его мать.

Шерри резко обернулся к ней, и она увидела, что он побледнел.

– Миссис Хоби! – воскликнул он. – Как же я мог забыть о ней? Господи, какой же я дурак! Премного вам обязан, мадам!

В тот же день он выехал обратно в город и прямиком отправился к дому Хоби. После того как он постучал в третий раз, дверь ему отворила неряшливая служанка, сообщив, что хозяин с хозяйкой покинули Лондон. Последующие расспросы позволили установить, что чета Хоби отбыла в Ирландию на следующий день после того, как Геро исчезла с Хаф-Мун-стрит. Помрачнев как туча, виконт осведомился, была ли эта поездка согласована заранее. Служанка полагала, что нет: они собрались и уехали в большой спешке; по ее мнению, они получили письмо, которое заставило их отправиться в путь. Но когда виконт спросил: «Они уехали одни или взяли с собой кого-то из друзей?», она лишь покачала головой в ответ и заявила, мол, не знает, поскольку самого отъезда не видела, но полагает, что отбыли одни.

Его светлость вернулся домой, чтобы обдумать полученные сведения. Чем дольше он размышлял, тем больше убеждался в том, что Геро и впрямь обратилась к кузине и сейчас скрывается у нее. Тереза Хоби никогда ему не нравилась; ее мужа он едва знал, но без сомнений заклеймил его словом «проходимец». Постепенно в груди Шерри поднялось негодование на то, что Геро нашла приют у тех самых людей, которых он недолюбливал сильнее всего. Он вспомнил, что запретил ей поддерживать близкие отношения с миссис Хоби; вспомнил и то, что жена, по большей части, игнорировала этот запрет; Шерри благополучно забыл: этот запрет был сделан под влиянием момента, и больше он серьезно его не повторял.

Виконт начал злиться. Перестав воображать, что Геро грозят всевозможные опасности, виконт представил, как она бездумно веселится в обществе тех самых людей, от которых его светлость настоятельно советовал ей держаться подальше. Циничное замечание, походя оброненное его дядей Проспером о том, что дерзкая девчонка вознамерилась напугать его до смерти, пустило корни в голове Шерри и подвигло его, без малейшего удовольствия, на те же самые излишества, коим предавался лорд Ротем. В таком поведении ощущались натужное ухарство и разухабистая удаль, равно как и намек на стиснутые зубы и более чем вероятное упрямство; но мистер Рингвуд, узнав об этом, лишь укоризненно опустил уголки губ да горестно покачал головой.

Спустя шесть недель после исчезновения Геро в Лондон вернулась чета Хоби. Шерри, узнав об их приезде, стал мрачно ожидать возвращения супруги. Но она так и не появилась; зато пожаловала ее кузина – нанести ей визит. Виконт принял леди, и десяти минут, проведенных в ее обществе, ему хватило, чтобы понять: о местонахождении Геро ей ровным счетом ничего не известно. Она даже не подозревала, что его жена сбежала из дому, а в Ирландию ездила, чтобы навестить свекровь, которая тяжело заболела.

Голова у виконта окончательно пошла кру́гом. Угрызения совести, тревога и отчаяние вновь захлестнули его; он изрядно напугал Бутля тем, что всю ночь провел в задней комнате, именуемой библиотекой, то расхаживая взад и вперед, то сидя перед камином и обхватив голову руками. Его светлость много выпил, но не был пьян, когда камердинер рискнул заглянуть к нему на следующее утро, а это, как угрюмо сообщил Бутль Бредгейту, являлось очень дурным знаком.

Виконт несколько мгновений смотрел на слугу, словно не узнавал, после чего провел рукой по взъерошенным волосам и коротко распорядился:

– Пошлите за Стоуком. Скажите ему, что я желаю видеть его немедленно!

Прибывшего мистера Стоука осунувшееся лицо патрона и его загнанный взгляд потрясли до глубины души. Он в молчании выслушал откровенную исповедь виконта и не моргнув глазом принял к исполнению распоряжение любыми способами установить местонахождение леди Шерингем. Стоук задал виконту один или два наводящих вопроса, постарался скрыть, что считает ситуацию безнадежной, и отбыл, пообещав приложить все усилия для розыска ее светлости.

Виконт все еще ждал, что его поверенный в делах оправдает свое существование, когда в Лондон прибыла вдова и потребовала, чтобы сын навестил ее в гостинице «Гриллон», где она изволила остановиться. Он, застав ее в обществе мисс Милбурн, узнал: вследствие необычайно сырой зимы все ревматические хвори матушки обострились настолько, что ее не спасет ничего, кроме поездки в Бат. Ее светлость заявила: мисс Милбурн тоже недомогает вот уже несколько недель. Поэтому ей в голову пришла идея пригласить славную девушку съездить вместе с ней в Бат и посмотреть, не помогут ли ей во́ды; она предлагала Белле занять место мистера Паулетта, который сейчас занимался подготовкой Доувер-Хаус к великому переселению. Вдова пожелала, чтобы виконт, исполнив сыновний долг, сопроводил их в полном опасностей путешествии.

Но Шерри отказался с истинно не сыновней решительностью. Он сообщил матери, что ничто не заставит его покинуть Лондон, а если матушка считает, будто ей грозит опасность угодить в руки грабителей, то пара верховых для сопровождения принесет ей куда больше пользы, нежели его присутствие. Вдова ответила сыну бледной улыбкой, величественно восстав из кресла и заявив: быть может, Кто-Нибудь-Еще вынудит его передумать, после чего выплыла из комнаты, оставив Шерри наедине с мисс Милбурн.

Виконт несколько мгновений смотрел на закрывшуюся дверь, а потом перевел взгляд на Красавицу. Его лицо выражало недоверие, боровшееся с гневом.

– Какого дьявола? – грозным тоном спросил виконт.

Мисс Милбурн поднялась на ноги, взяла его за руку и с чувством произнесла:

– Бедный мой Шерри, ты ужасно выглядишь! От Геро не было никаких вестей?

Он, покачав головой, ответил:

– Никаких. Я поручил своему поверенному в делах заняться ее поисками. Сказал ему, что при необходимости он может обратиться к сыщикам уголовного суда, хотя, Господь свидетель, я не хочу огласки… Но что еще мне остается? А потом является моя мать и требует, чтобы я сопроводил ее в Бат! Нет, какая наглость! И позволь мне сообщить тебе, Белла: если ее светлость рассчитывает, что ты сможешь уговорить меня сопровождать вас, то столь крупно она не ошибалась еще никогда в жизни!

Мисс Милбурн улыбнулась.

– Я знаю! – сказала она. – Я никогда не представляла для тебя интереса, Шерри. Полагаю, это всегда была Геро, хотя, ты, наверное, и сам того не понимал, пока не потерял ее.

Он застыл, глядя на Беллу сверху вниз.

– Ты говорила нечто подобное, – произнес после паузы, – в тот день, когда я сделал тебе предложение, а я ответил, что Северн так никогда и не осмелится признаться тебе в любви. Мы с тобой оба несчастны, не так ли?

Она отняла руку и, покраснев, сказала:

– Шерри, мы с тобой дружим с самого детства, и мне очень неприятно, если ты думаешь, будто я ношу траур по Северну. О, не стану отрицать, мне льстило, что он сделал меня объектом своих воздыханий! И конечно, мысль о том, чтобы стать герцогиней, тоже пришлась мне по вкусу, пусть и совсем немного! Но когда я представила себе, каково это – быть замужем за ним и провести с ним всю жизнь… О, я просто не смогла!

– Ты хочешь сказать, что он все-таки набрался смелости сделать тебе предложение, а ты отказала ему?! – воскликнул Шерри.

Белла кивнула:

– Да, я не смогла помешать ему. Моя поездка в Северн-Тауэрз на Рождество оказалась фатальной. Но прошу тебя, Шерри, не рассказывай никому об этом! С моей стороны это было бы неподобающе, да и Северну наверняка не хотелось бы, чтобы об этом стало известно.

– Еще бы! – ошеломленно пробормотал виконт.

Мисс Милбурн попыталась улыбнуться, заметив:

– Ты все-таки противная личность. Можешь представить, в какую немилость мамы я попала! Единственным человеком, кто был добр ко мне, помимо бедного папы, является твоя мать, и отчасти именно поэтому я еду с ней в Бат. Буду с тобой откровенна, Шерри: по-моему, она вбила себе в голову, что ты можешь развестись с бедной Геро, а потом женишься на мне.

– Ни за что! – заявил его светлость, демонстрируя полное отсутствие галантности.

– Не льсти себе, думая, будто я ответила бы согласием! – парировала мисс Милбурн. – Ты мне столь же безразличен, как и Северн! Нет, пожалуй, не совсем так, но почти!

– Хотел бы я знать, кто тебе небезразличен! – сказал Шерри.

Она отвернулась и, пряча лицо, произнесла:

– А я-то думала, ты знаешь. Но если нет – я рада.

– Джордж? – Видя, что мисс Милбурн не спешит отвечать, виконт добавил: – Вот это да! Джордж настолько обиделся на тебя, что в последнее время с ним нет никакого сладу. Того и гляди, шею себе свернет. Оставалась бы ты в Лондоне, Белла!

– Нет, – ответила она. – Я и мечтать об этом не смею. Джордж может думать обо мне, что хочет: я еду в Бат с леди Шерингем.

– Да неужели? Это же богом забытое место: я, например, его терпеть не могу! – Виконт вдруг оборвал себя на полуслове, нахмуренные брови сошлись в ниточку над переносицей, а в глазах появилось отсутствующее выражение. – Бат! Когда я в последний раз вспоминал эту дыру? Говорил, что мне придется поехать туда, если… Господи милосердный, почему же я не вспомнил об этом раньше? Бат – пансионат – гувернантка! Вот что она сделала, маленькая идиотка, негодница этакая! Мой Котенок! Какая-то чертова семинария на площади Куин-сквер, готов заложить голову, где ей приходится вкалывать как проклятой за пригоршню… Передай моей матери, что я с превеликим удовольствием сопровожу ее в Бат, но она должна быть готова выехать завтра!

– Шерри! – ахнула мисс Милбурн. – Ты полагаешь, Геро там?

– Полагаю! Я в этом уверен! Не будь я таким тупоголовым болваном, я бы вспомнил об этом еще несколько недель назад! Вот что я тебе скажу, Белла: если мы не хотим окончательно испортить моей матери настроение, то давай ничего не говорить ей. Пусть ее светлость думает, что тебе удалось убедить меня: мне, в общем-то, все равно, однако она может изрядно попортить нам кровь, если все пойдет не так, как ей хочется. А ведь ты будешь вынуждена сидеть с ней в одном экипаже целых два дня (потому что она ни за что не согласится проделать весь путь за один!), и ее бесконечные обмороки покажутся тебе весьма утомительными.

Дав Изабелле на прощание этот разумный, пусть и неблагодарный, совет, его светлость, подхватив свое пальто и шляпу, вышел наружу, торопясь сделать приготовления для немедленного отбытия из города.

Глава 20

А Геро тем временем гостила у леди Солташ в Аппер-Кэмден-Плейс. Поначалу величественная и острая на язык пожилая дама внушала ей панический страх, но вскоре девушка успокоилась и, попривыкнув, избавилась от своей застенчивости. Ее заботам был поручен мопс, которого ду́хи предков еще не призвали к себе. Помимо расчесывания ужасно хрипящей животины и выгуливания ее на поводке, девушка играла в криббедж с хозяйкой, читала ей газеты и сопровождала в Большую Питьевую галерею либо Зал собраний, где ее светлость была подписчицей в Игральной и Читальной залах.

Геро сняла с пальца обручальное кольцо и вернулась к своему девичьему имени, чем заслужила одобрение леди Солташ. Поначалу ей было нелегко вновь научиться откликаться на «мисс Уонтедж», а когда леди Солташ взяла девушку с собой на один из костюмированных балов в Новом Зале собраний, она попала под перекрестный огонь недоуменных взглядов, машинально направившись к местам, предназначенным для замужних дам. Но эта небольшая оплошность была изящно заглажена, и, как только ей представили церемониймейстера, засвидетельствовавшего свое одобрение молодой протеже леди Солташ, социальный статус Геро получил комфортное подтверждение. Впрочем, она не придавала подобным вещам никакого значения и предпочла бы вести уединенную жизнь затворницы, заручившись позволением леди Солташ. Но почтенная дама ни в грош не ставила затворниц, поэтому дала девушке здравый совет – не повторять ошибки, выставляя свои чувства напоказ.

– Имейте в виду, милочка, – сказала леди Солташ, – нет ничего более унылого и утомительного, чем вид особы, без конца оплакивающей собственную судьбу. Помните, ваши страдания не интересуют ближнего ни в малейшей степени! Нет более бессмысленного занятия, чем отгораживаться от мира только потому, что вам взбрело в голову, будто ваше сердце разбито. Отчего это у вас вытянулось лицо? И не вздумайте подавлять вздохи – ничего не может быть вульгарнее!

Геро пообещала, что постарается выглядеть веселой и жизнерадостной, но заметила, как нелегко улыбаться, когда на сердце лежит печаль.

– Вздо-о-ор! – пропела в ответ леди Солташ. – Когда у вас будет не меньше причин, чем у меня, рассуждать о своей несчастной судьбе, милочка, тогда можете начинать стенать и жаловаться, но поверьте, дорогая, сейчас вы об этом ничего не знаете и вряд ли вообще когда-либо узнаете. Судя по тому, что вы мне тут рассказывали, вам совершенно не из-за чего разыгрывать мелодраму. Я знаю Энтони вот уже двадцать лет, поэтому могу с уверенностью заявить: вы поступили с ним абсолютно правильно. Смею предположить, сейчас он волосы на себе рвет в отчаянии!

– Но мне никогда не хотелось, чтобы с ним случилось несчастье или другая беда! – потерянно воскликнула Геро.

– Очень может быть. Вы маленькая глупышка, милочка. Выясняется, у моего внука гораздо больше мозгов, потому что он как раз хочет, чтобы Энтони изрядно понервничал.

– Этого нельзя допустить! Это будет хуже, чем все остальное вместе взятое! – в отчаянии вскричала Геро.

– Глупости! Мальчику давно пора научиться думать собственной головой, чего он в своей жизни еще никогда не делал. Знаете, милочка, не побоюсь признаться, что ваш рассказ меня приятно удивил. Очевидно, Энтони заботился о вас в меру своих сил, а этого я никак не ожидала от молодого человека, привыкшего не считаться ни с чьими интересами, кроме своих собственных. Смею предположить, все это время он был влюблен в вас, даже не подозревая об этом. Так что разлука с вами, несомненно, пойдет ему только на пользу.

Геро, с надеждой уставившись на нее, спросила:

– Вы действительно так считаете, мадам? Быть может, вы не до конца отдаете себе отчет в том, что он женился на мне только потому, что Изабелла Милбурн отказалась принять его предложение руки и сердца?

– Не желаю более слышать об этой самой мисс Милбурн! Мне она представляется лишь очередной пресной, унылой девицей, которую только сейчас и могут принять за красавицу! Вот в мое время… Впрочем, к делу это не относится! Я буду очень удивлена, если выяснится, что Энтони питает к ней хотя бы малейшую привязанность. Рано или поздно, помяните мое слово, мы увидим, как он примчится сюда в поисках вас, и, говорю вам откровенно, дитя мое, если вы намерены предстать перед ним убитой горем, то я заранее умываю руки! С мужчинами так обращаться негоже. Капелька ревности пойдет мальчику только на пользу: он был уж слишком уверен в вас! Должна сказать вам, милочка, эти Верельсты все одним миром мазаны! Совсем вот как мой мопс! Если никто не выразит желания покуситься на его косточку, то, ставлю десять против одного, он и сам на нее лишний раз не взглянет. Но стоит вам коснуться ее хоть пальцем, как тут же выясняется – она нужна ему более всего на свете, и он зарычит, и оскалит зубы, и ощетинится, и будет охранять ее, как самое драгоценное сокровище! Если Энтони приедет сюда на поиски вас, я намерена показать ему, что вы живете в свое удовольствие и прекрасно обходитесь без него.

Судя по всему, Геро в этом сомневалась, но сама мысль о том, что Шерри приедет сюда искать ее, показалась ей столь прекрасной, что она не стала возражать против плана действий, предложенного ее умудренной опытом хозяйкой.

Мистер Рингвуд, который, хоть и считался не слишком надежным корреспондентом, тем не менее писал со скрупулезной регулярностью, сообщая об успехах Шерри. Геро втайне орошала эти послания слезами, и не реши она предоставить виконту возможность забыть себя, если таково будет его желание, то уже непременно давно отписала бы ему, чтобы успокоить.

Узнав о том, что виконт пустился во все тяжкие, она почувствовала себя так, словно сердце у нее и впрямь готово разорваться, и решила: он перестал горевать из-за ее исчезновения. Когда к Геро вернулся дар речи, она уже в третий или четвертый раз обратилась к леди Солташ с просьбой разрешить ей подать прошение о том, чтобы получить место в Семинарии для молодых леди. Но ее светлость не дала ей договорить:

– Оставьте свою слезливую сентиментальность, Геро! Что на вас нашло, раз вы опять заговорили о подобных глупостях?

– Я всего лишь получила очередное письмо от Джила, мадам, которое… которое…

Ее светлость властным жестом протянула руку, уже слегка тронутую подагрой. После недолгого колебания Геро вложила в нее упомянутое послание. Леди Солташ прочла его, и на лице ее не дрогнул ни один мускул.

– Пустился во все тяжкие, не так ли? – заметила она. – Очень на него похоже. Именно этого я и ожидала! Ну а теперь скажите мне, что в этом письме, помимо достойных сожаления грамматических ошибок, могло привести вас в такое уныние?

– Разве у вас не сложилось впечатление, что Шерри позабыл обо мне, мадам? – с надеждой осведомилась Геро.

– Как, только из-за того, что он ведет себя, словно глупый мальчишка? Ничего подобного! Он намерен и далее притворяться, дабы никто, милочка, и, в первую очередь, вы сами, не догадался о том, как ему плохо. Право слово, глядя на несносного мальчишку, я начинаю питать вполне определенные надежды! Уберите это письмо подальше, дорогуша, и больше о нем не думайте! Полагаю, сегодня вечером мы можем посмотреть в театре «Ройял» вполне пристойную пьесу. А теперь, будьте добры, присядьте за мой стол и напишите две небольшие записочки – приглашения сэру Карлтону Фрому и мистеру Джасперу Тарлетону, пусть окажут мне честь и составят компанию на нынешний вечер. Мы отправим одного из слуг заказать для нас ложу.

Геро молча повиновалась, но, справившись с заданием едва наполовину, подняла голову и заявила:

– В конце концов, если Шерри намерен развлекаться, не понимаю, почему бы и мне не последовать его примеру!

– Прекрасно! – со смехом заключила ее светлость. – Итак, вы намерены разбить сердце мистеру Тарлетону? Желаю удачи!

Геро, смущенно захихикав, ответила:

– Но он же совсем старик, мадам!

– Старик! Если он хотя бы на один день старше тридцати пяти, то я клянусь больше никогда не надевать свой новый парик!

– В таком случае он чересчур стар, чтобы его сердце можно было разбить, – поправилась Геро. – Он мне очень нравится, потому что неизменно добр и вежлив, а еще он весьма забавный.

Леди Солташ, получавшая ни с чем несравнимое удовольствие от зрелища того, как ее старый друг, Джаспер Тарлетон, готовится вот-вот пасть жертвой невинного очарования ее юной протеже, окинула Геро задумчивым взглядом, но больше не сказала ни слова. Она питала несомненную привязанность к мистеру Тарлетону, однако после провала своих неоднократных попыток вызвать у него интерес к какой-либо заслуживающей внимания даме вынуждена была признать, что получит огромное удовольствие от того, как он потеряет голову из-за леди столь же недостижимой, сколь и безразличной к нему. Мистер Тарлетон, решила ее светлость, уж слишком уверовал в себя, так что небольшая встряска пойдет ему лишь на пользу.

Джаспер был завидным холостяком и владельцем небольшого, но симпатичного и славного поместья, расположенного в нескольких милях от Бата. Этот достопочтенный джентльмен считался книжным червем, что, очевидно, не позволило ему в полной мере испытать на себе притяжение и соблазны Лондона; бытовало мнение, будто в молодости он пережил сильнейшее разочарование, чем и объяснялось отвращение, которое Тарлетон питал к супружеству. Но, как бы то ни было, Джаспер не выказывал никаких признаков женоненавистничества, однако умудрился остаться холостяком, обретя славу крепкого орешка. Многие дамы пытались вскружить ему голову, поскольку, помимо весьма недурного материального положения, он обладал приятной наружностью, тонким вкусом и изящными манерами. Но, будучи неизменно готовым к легкому, элегантному флирту, он неизменно умудрялся оставить у своей очередной пассии несомненное впечатление о полном отсутствии серьезных намерений.

Впервые он увидел Геро во время игры в вист в доме леди Солташ. Нечто неуловимое, что выгодно отличало ее от манерных и расчетливых молодых дам, с которыми он водил знакомство, тотчас же привлекло его внимание, но он оставался невосприимчивым к ее очарованию вплоть до того памятного вечера в театре, когда предложил ей прогуляться в фойе во время антракта и она привела его в полный восторг, с самым невинным видом поинтересовавшись, не здесь ли выходят на променад местные девицы легкого поведения, как это происходит в «Ковент-Гардене». Он был очарован, но ответил, не выказав ни малейшего удивления и позволив себе лишь улыбнуться, после того как она с досадой воскликнула:

– О боже, мне не следовало этого говорить! Я опять впуталась в неприятности!

Мистер Тарлетон заверил Геро: ему она может говорить все, что сочтет нужным, после чего между ними состоялась чрезвычайно занимательная беседа; этот разговор непременно поверг бы в ужас леди Солташ, которая, как известно, отличалась необычайно широким кругозором и терпимостью. Мистер Тарлетон предположил, что подобными знаниями Геро снабдил ее брат, но, когда Джаспер попробовал осторожно расспросить ее о прошлой жизни, она зарделась и дала ему столь уклончивый ответ, что хорошее воспитание не позволило ему углубиться в столь деликатные материи. Но с того дня стало заметно – мистер Тарлетон предпочитает проводить в Бате все больше времени; а когда он позволил себе появиться в Нижнем зале собраний, чтобы станцевать с Геро менуэт[56] и один из контрдансов, его многочисленные друзья и знакомые не поверили своим глазам и единодушно заключили: бедный старина Джаспер наконец-то угодил в расставленные сети.

Как и следовало ожидать, мысль об этом даже не пришла Геро в голову. Она всего лишь сочла, что ее новый знакомый уже благополучно миновал тот возраст, когда люди имеют свойство влюбляться, и обращалась с ним в той же манере, что и с друзьями-холостяками виконта. Поскольку в последние месяцы она довольствовалась их обществом, то в мужской компании чувствовала себя легко и свободно; кроме того, с первого же момента появления в обществе пользуясь всеми преимуществами замужней дамы, Геро была начисто лишена аффектации[57], не стараясь выглядеть ни чрезмерно заинтересованной, ни девически жеманной, как то было в моде у большинства ее современниц.

Подобное поведение представлялось мистеру Тарлетону прелестным, и когда девушка виновато ловила себя на употреблении жаргонных словечек, почерпнутых из словаря Шерри, или совершала иной аналогичный промах, Джаспер умолял ее не стесняться, а продолжать далее в том же духе, не пытаясь исправить ни речь, ни манеры Геро.

– Позвольте сообщить вам, мисс Уонтедж, – заявил он однажды, но строгости его тона странным образом противоречили лукавые смешинки в глазах, – что вы – самая непосредственная и юная леди из всех, кого я встретил на своем жизненном пути! Расскажите мне о Бриксхэмском Любимце!

Она ответила совершенно серьезно:

– Я уверена, что не должна делать этого, потому что теперь, по здравом размышлении… человек, который поведал мне о нем, считал его неподходящей темой для разговора. Видите ли, он чернокожий, и, по мнению очень многих, станет-таки чемпионом. Вам доводилось бывать на поединке боксеров-профессионалов, мистер Тарлетон?

– Вы знаете, боюсь, что нет. А вам, мисс Уонтедж?

Она, рассмеявшись, ответила:

– Теперь уже вы разыгрываете меня! Ой, я хотела сказать – шутите! Разумеется, не приходилось! Женщины не ходят на бокс!

– Но вы настолько не похожи на всех прочих женщин, с которыми я был знаком, что это решительно ни о чем не говорит!

– Вот как? Этого не может быть! По крайней мере, если это действительно так, то я возражаю: вы не представляете, насколько это неудобно – вести себя не так, как все остальные!

– А вот я на вашем месте не обращал бы на такие вещи никакого внимания. И, если мне будет позволено высказать свое мнение, предпочел бы, чтобы вы и далее вели себя так, как вам заблагорассудится.

Геро, покачав головой, ответила:

– Вы бы так не говорили, если бы знали о том, в какие неприятные истории я попадала из-за этого. Вернее, вы были бы шокированы. Как и я.

– Вы меня недооцениваете: еще ни разу в жизни я не был шокирован.

– Даже тем, что леди может отправиться в Пиэрлесс-Пул? – поинтересовалась Геро, глядя на него с нескрываемым любопытством, как на редкий образчик неведомой прежде породы.

– Разумеется, нет! А что такое Пиэрлесс-Пул?

– Сама я там ни разу не была, потому что… потому что это не принято. Зато я побывала на Ярмарке Бартоломью и в павильоне «Ройял Салун», от чего, честно вам признаюсь, получила огромное удовольствие. Но с моей стороны это было очень дурно, и я не должна была так поступать.

Мистер Тарлетон, запрокинув голову, расхохотался.

– Знаете, мисс Уонтедж, – сказал он, – вы кажетесь мне живым воплощением того, что в просторечии именуется «сущим наказанием»! Я позволю себе дерзость и стану умолять вас, когда вы решите выйти замуж, выбрать себе мужчину, которого, как и меня, ничем невозможно шокировать!

Она, зардевшись и опустив глаза на свой веер, ответила:

– Да, но… словом, я не намерена думать о замужестве.

– Как такое может быть? – поддразнил он ее. – Предсказываю, что уже недалек тот день, когда вы в окружении подружек направитесь в церковь в облаке кружевной вуали и флердоранжа, на заднем фоне будут скрипеть зубами ваши отвергнутые почитатели, а все ваши родственницы женского пола станут ронять слезинки, как это у вас принято, и…

– О нет, право же, вы ошибаетесь! – прервала она его. – Боже милосердный, мне это нисколько не нравится!

Мистер Тарлетон, в притворном изумлении выразительно подняв брови, спросил:

– Вам не нравится свадьба? Нет-нет, уж настолько вы не можете отличаться от остальных представительниц своего пола!

– А я и не отличаюсь от остальных представительниц моего пола! Я всего лишь хочу сказать, что меня решительно не интересует такая свадьба, какой вы ее описываете. Мне довелось побывать на одном бракосочетании в Лондоне, и, боже мой, оно было ничуть не романтичным!

Он, улыбнувшись, заметил:

– Полагаю, вы бы предпочли тайный побег, упряжку быстрых как ветер коней и шотландскую границу в качестве неотложной цели, а также рассерженного отца, преследующего вас по пятам, да?

Геро ответила ему совершенно серьезно:

– Видите ли, я почти не помню своего отца, потому что он умер, когда я была еще совсем маленькой, но действительно считаю, что тайное бракосочетание – лучшее из возможного, потому что бегство с тем, кого ты… к кому испытываешь определенные чувства, а потом и замужество безо всяких там церемоний, правил и приготовлений… было бы самым чудесным приключением, какое себе только можно вообразить! Это как очутиться в раю, на небесах или в волшебной стране, когда тебе и в голову не приходит, что вся жизнь может пройти в унылых хлопотах и заботах!

В уголках глаз мистера Тарлетона появились лучики смешинок, но он торжественно произнес:

– Мисс Уонтедж, вы читаете романы?

– Разумеется! – отозвалась она, вопросительно глядя на него.

– Издательства «Минерва Пресс», наверное?

Вопросительное выражение на ее лице сменилось подозрением.

– Мистер Тарлетон, вы опять потешаетесь надо мной! – сказала Геро.

– Нет, нет! – ответил он. – Я всего лишь от души наслаждаюсь вашим живительным обществом! Мне совершенно ясно, что вам подойдет только самый отчаянный жених!

По ее губам скользнула мягкая улыбка.

– Да, – согласилась она.

– Высокородный дворянин, законодатель мод, непревзойденный идеал…

– О нет, ему необязательно быть таковым! Я знакома с идеалом – настоящий верх совершенства, уверяю вас! С лошадьми управляется безукоризненно, но я и помыслить не могу, чтобы убежать с ним. Однако, разумеется, в моем представлении мужчина должен уметь держать вожжи в руках. Как вы считаете?

– Безусловно, – сохраняя серьезность, ответил Джаспер.

– Что до модников, то я знакома с несколькими и должна заявить – они мне не подходят. Кроме того, они совершенно не романтичны, потому что все время думают только о своих шейных платках, сюртуках и размерах пуговиц, а на все остальное у них просто не остается времени. А вот самый романтичный мужчина из всех, кого я знаю, не обращает никакого внимания на то, как выглядит. Разумеется, подобная небрежность не приветствуется, но он настолько красив, что может себе это позволить.

– Ого, я начинаю бояться, что сей опасный красавец и есть тот самый мужчина, которому суждено похитить ваше сердце!

Геро, рассмеявшись, ответила:

– А вот здесь вы ошибаетесь! Он безумно влюблен в другую! Да и, откровенно говоря, мне кажется, из него получится уж очень неспокойный супруг, потому что, как только у него портится настроение, он начинает искать повод вызвать кого-нибудь на дуэль.

– Да, это серьезный недостаток, – согласился мистер Тарлетон. – Остается надеяться, что настроение у него портится нечасто!

– О да! Знаете, он способен обидеться на сущую ерунду! – жизнерадостно ответила Геро. – Однако вся беда в том, что он прекрасный стрелок, поэтому никто не соглашается принять его вызов. Иногда это буквально выводит его из себя, что, впрочем, неудивительно. Но только вообразите, насколько это утомляет – быть замужем за ним!

– Вы даже не представляете себе, как я рад тому, что вы предпочитаете более уравновешенных женихов, мисс Уонтедж, – заявил мистер Тарлетон, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Э-э… а вашему будущему супругу обязательно быть очень молодым джентльменом?

Заговорив о друзьях Шерри, она совершенно забылась, и лишь последние слова Джаспера вновь вернули ее к действительности. Геро вздрогнула, боясь, что выдала себя, и жарко покраснела, поспешно сообщив:

– Все это глупости! Не понимаю, как мы заговорили о таких нелепостях. Лучше расскажите мне о тех гнедых, которых, по словам генерала Краули, вы намерены купить у него! Вы хотите впрячь их в свою коляску? У них ровный ход? Когда-то я правила серой лошадью, высоко поднимавшей ноги при ходьбе. Она была запряжена в фаэтон – очень быстрая, норовистая и легкоуздая! А еще я однажды выиграла скачки – частным образом, – добавила Геро, и в глазах у нее при воспоминании об этом появилось испуганное выражение.

– Значит, вы – умелая наездница! – воскликнул мистер Тарлетон. – Я и сам должен был догадаться! Но это же прекрасно, послушайте! Те гнедые, о которых вы упомянули, – замечательные ходоки! Если я куплю их у генерала, то могу ли надеяться, что вы окажете честь им и мне, взявшись править ими?

Испуганное выражение тут же исчезло с лица Геро, она, порывисто повернувшись к мистеру Тарлетону, спросила:

– О, вы научите меня управлять парой? Джил – тот самый друг, научивший меня управлять фаэтоном, – не позволял мне ездить в его коляске, но мне очень хочется! То есть если позволит леди Солташ.

Мистер Тарлетон заверил девушку, что ее светлость не станет возражать против столь безобидного времяпрепровождения; так оно и оказалось. Леди Солташ лишь коротко рассмеялась и дала свое позволение. Очень скоро у мистера Тарлетона вошло в привычку подкатывать к особняку в Кэмден-Плейс по утрам и забирать свою старательную нетерпеливую ученицу.

Они катались в окрестностях городка, Геро продемонстрировала великолепные способности в управлении экипажем, поэтому вскоре почувствовала себя очень уверенно и жалела о том, что ее не видит мистер Рингвуд. Когда девушка держала в руках вожжи, ей удавалось ненадолго забыть о боли, поселившейся у нее в сердце. Она часто бывала в приподнятом расположении духа, неизменно вела себя совершенно естественно; Геро и в голову не приходило, что ее немолодой спутник может влюбиться в нее. Девушка полагала его добрейшей души человеком и, соответственно, была с ним чрезвычайно откровенна, не подозревая, что тем лишь ускоряет падение мистера Тарлетона.

А Джасперу казалось, что с каждым днем в ее присутствии он становится все моложе. Он начал всерьез подумывать о браке и отчаянно ломал голову, как уговорить столь юную, необычную и романтически настроенную леди благосклонно отнестись к его предложению руки и сердца. Тонкий внутренний голос, правда, нашептывал ему, что он еще пожалеет о своем легкомыслии, но Тарлетон старался заглушить его. Он вдруг подумал, что до сих пор влачил унылое, обыденное существование, а теперь пришло самое время отважиться на некоторые безумства.

Глава 21

Выйдя из гостиницы «Гриллон», Шерри зашагал домой, на Хаф-Мун-стрит, но по дороге столкнулся с лордом Ротемом, который, мрачный словно туча, ехал в коляске вниз по Пиккадилли в сторону Сент-Джеймс-стрит. Виконт окликнул его, и тот остановился. На его симпатичном с подвижными чертами лице не отразилось ни малейшей радости при виде друга – он приветствовал Шерри кислой гримасой и коротким ворчанием:

– Ну, чего тебе?

– Дьявол! Ты опять хандришь? – парировал виконт. – Ну ты и субчик, Джордж! А я еще собирался рассказать тебе кое-что, чему ты был бы чертовски рад!

Джордж, равнодушно передернув плечами, ответил:

– А мне все равно! Не представляю, что должно было случиться, чтобы ты пребывал в столь радужном настроении. Когда я видел тебя в последний раз…

– Оставим это! – прервал его Шерри. – Если ты хотел затеять со мной ссору, надо было пользоваться моментом, потому что, богом клянусь, тогда я готов был драться с первым встречным! Но теперь передумал. Сдается мне, тебе будет интересно узнать, что Красавица вернулась в город.

Джордж сделал движение, словно собирался тронуть свою лошадь с места.

– Если ты чуть не бросился мне под колеса только ради того, чтобы сообщить эту новость, то лишь зря потратил время! Как по мне, она может отправляться хоть на край света!

– Вся штука в том, что сейчас она – не на краю света, а собирается поехать в Бат вместе с моей матерью. Завтра я еду с ними в качестве сопровождающего.

Выражение деланного равнодушия моментально исчезло с лица лорда Ротема.

– Что?! – воскликнул он.

– То самое! Но я хотел рассказать тебе совсем не об этом. Северн остался с носом.

Взгляд сверкающих глаз Джорджа теперь был устремлен на лицо виконта, и в них читалось болезненное нетерпение.

– Ты хочешь сказать, она отказала ему? – спросил молодой человек.

– Вот именно. Заявила, что поначалу идея стать герцогиней пришлась ей по душе, но когда она представила, каково это – прожить с Северном всю жизнь, то поняла, что не вынесет подобного счастья. Не могу сказать, будто виню ее.

– Я не верю этому!

– Дело твое. Но я знаю Беллу Милбурн всю жизнь. Очень правильная и правдивая девочка – временами даже чересчур, как я частенько думал в детстве. Кроме того, она просила меня никому не рассказывать об этом. Она полагает, Северн не хотел бы, чтобы все знали о том, что он получил от ворот поворот. Проклятье, никогда не думал, что доживу до того дня, когда мне станет жалко Несравненную, но, увы, от правды не уйдешь: она пребывает в сильнейшем огорчении! Она сказала мне, что впала в немилость у миссис Милбурн, а ее отец и моя мать остались единственными людьми, кто отнесся к ней по-человечески. А потом Белла добавила кое-что еще и, клянусь, это была чистая правда!

– Что еще она тебе сказала? – спросил Джордж.

Но Шерри в ответ лишь ухмыльнулся.

– Ага, тебе уже захотелось узнать? – заявил он. – Или ты думаешь, я способен обмануть доверие девушки? Как бы не так!

Джордж глубоко вздохнул и застыл, глядя прямо между ушей своей лошади. Спустя несколько мгновений он вспомнил первые слова Шерри и вновь вперил в него напряженный взгляд.

– Ты сказал, она направляется в Бат с твоей матерью! – воскликнул молодой человек.

– Ну да, а почему бы и нет?

– Но ты также сказал, что и сам едешь туда же!

– Еду. Моя мать боится грабителей или еще какой-то ерунды в этом духе.

Джордж, нахмурившись, глядел на Шерри в упор.

– Но она может нанять охранников! – сказал он.

– Именно так я и посоветовал ей поступить, однако мать настаивает на том, чтобы ее сопровождал именно я.

В глазах Джорджа загорелись нехорошие огоньки.

– Вот, значит, как? – произнес он. – Клянусь богом, это что-то новенькое! С каких это пор ты танцуешь перед своей матерью на задних лапках, Шерри? И позволь сказать тебе, если ты опять вознамерился приударить за Изабеллой…

– Пойди и остынь, идиот! – посоветовал ему Шерри. – Я – женатый человек! Более того, если бы я действительно намеревался приударить за ней, то неужели рассказал бы тебе о ее желании поехать в Бат?

Джордж, устыдившись, попросил прощения и пояснил: он настолько устал от переживаний, что уже сам не соображает, что говорит. Шерри, приняв его извинения, собрался было двинуться дальше, как Джордж придержал его и заявил:

– На твоем месте я бы не ездил в Бат, Шерри. Тебе там не нравится. Если леди Шерингем позволит мне занять твое место…

– Она не позволит, – перебил его Шерри. – Кроме того, у меня там дела.

– Какие? – с подозрением осведомился Джордж.

– Они тебя не касаются. Допустим, мне прискучил Лондон. Я чувствую себя здесь не в своей тарелке. Мне нужна перемена климата.

– Да! Можно подумать, ты будешь принимать воды! – съязвил Джордж.

– Все может статься, – согласился Шерри. – Кто знает, что я там буду делать – за исключением одного! Можешь не переживать: ухлестывать за Несравненной я не стану!

С этими словами он зашагал вниз по Пиккадилли, оставив Джорджа, с ужасом смотревшего ему вслед.

Придя в себя, молодой человек медленно тронулся с места, свернул на Сент-Джеймс-стрит и уже почти доехал до Райдер-стрит, когда вспомнил о мистере Рингвуде. В конце концов, именно Джил отвез Котенка в Бат, значит, ему и решать, что делать дальше. Развернув свою двуколку, Джордж покатил обратно на Страттон-стрит. Шерри к этому моменту уже свернул за угол Хаф-Мун-стрит и скрылся из виду. Джордж подъехал к дому мистера Рингвуда, окликнул какого-то зеваку, поручил ему посторожить свою лошадь и спрыгнул на землю.

Дверь квартиры Джила лорду Ротему открыл отставной слуга владельца особняка, который и сообщил милорду, что мистер Рингвуд уехал из города.

– Уехал из города! – с негодованием воскликнул Джордж. – За каким дьяволом ему это понадобилось, хотел бы я знать!

Сам же владелец, которого уже не удивляли причуды благородных джентльменов, будучи хорошо знакомым именно с этим представителем высшего света, не выказал ни малейшего удивления при виде столь неожиданной вспышки. Он вежливо ответил, что мистер Рингвуд отбыл в Лестершир всего на один день с целью поохотиться, но он вернется не раньше завтрашнего утра.

– Чтоб его черти взяли! – пробормотал Джордж. – Полагаю, он взял с собой своего камердинера?

– Да, милорд.

– Ну еще бы! – гневно вскричал Джордж. – И что мне теперь прикажете делать?

Мистер Форд, благоразумно рассудив, что ответа от него не требуется, предусмотрительно промолчал. Несколько мгновений Джордж напряженно размышлял, а потом заявил с видом человека, только что принявшего судьбоносное решение:

– Я оставлю для него записку!

Мистер Форд поклонился и препроводил его в гостиную мистера Рингвуда. Джордж сел за стол у окна, смахнул на пол несколько экземпляров «Коккера», «Уикли диспэтчиз» и календарь скачек, пододвинул к себе чернильницу, после долгих поисков среди вороха счетов и приглашений нашел чистый лист бумаги и поспешно набросал несколько строчек.

«…Дорогой Джил, – написал он. – Случилось кое-что чертовски неприятное: Шерри завтра отправляется в Бат вместе со своей матерью и мисс Милбурн. Я не вижу другого выхода, кроме как прибыть туда раньше него, дабы предупредить леди Шеррингем на тот случай, если она не желает видеть его. Я уезжаю из города сегодня вечером. Твой Ротем».

Его светлость сложил записку, поставил на ней собственную печать, надписал на обороте крупными буквами имя мистера Рингвуда, прислонил ее к часам на каминной полке и отбыл восвояси. Он полагал, что поступает весьма достойно, отправляясь в Бат с целью предостеречь Геро о приезде супруга; а то, что этот дружеский поступок совпадает с его собственным желанием немедленно оказаться в Бате, – это не более чем (так он сказал себе) счастливое стечение обстоятельств.

Пока Джордж занимался этими приготовлениями, Шерри поверг своего камердинера, Бутля, в величайшее изумление, распорядившись подготовить все для завтрашнего отъезда в Бат ранним утром. Относительно сроков пребывания на водах виконт выразился весьма неопределенно, а поскольку ему еще никогда не доводилось укладывать свои вещи самому, то он никак не мог понять, почему Бутля должны интересовать такие пустяки. Он решил, что поедет в собственной коляске, поскольку это с самого начала расстроит планы родительницы, которая наверняка пожелает усадить его рядом с собой в фамильной дорожной карете.

Посему понадобилось немедленно предупредить Джейсона и конюха, а когда это было сделано, конюх отдал соответствующие распоряжения о подготовке сменных лошадей на нескольких станциях. Время уже приближалось к восьми часам вечера, и виконту пришлось задуматься о собственном ужине. С момента исчезновения Геро он крайне редко трапезничал дома. Но сегодня вечером, будучи твердо уверенным в том, что наконец-то к нему в руки попала ниточка, которая приведет его к ней, его светлость приободрился настолько, что решил отужинать на Хаф-Мун-стрит, если у миссис Бредгейт найдется для него что-либо съестное. Поскольку ничего не нашлось, Шерри вынужден был вновь выйти в город.

Он отправился в «Уайтс», где и заказал – впервые за много недель – обильный ужин. Виконт уже заканчивал трапезу, когда в буфетную вошел его кузен Ферди. Мистер Фейкенхем договорился встретиться здесь с друзьями, но, поскольку они еще не появились, он присел рядом с его светлостью, согласившись выпить с ним стаканчик бургундского.

– Хочешь посмотреть на петушиный бой завтра вечером, Шерри, старина? – осведомился он, потягивая вино.

– Не могу, – отозвался Шерри. – Еду в Бат.

Ферди поперхнулся вином. Понадобилось несколько раз хлопнуть его по спине, чтобы привести в чувство, и когда он наконец перевел дух, глаза его слезились, а лицо заливал нездоровый румянец.

– Что с тобой? – воскликнул Шерри, с удивлением глядя на него.

– Крошка! – прохрипел Ферди.

– Крошка? Да ты же ничего не ел!

– Больше нечему, – выдохнул Ферди. – А что тебе понадобилось в Бате, Шерри?

– Не мне, а моей матери. Она остановилась в «Гриллоне» с Несравненной. Обе направляются в Бат на воды. Я должен их сопровождать.

Ферди в смятении уставился на виконта.

– На твоем месте я не делал бы этого, Шерри, – выдавил он наконец. – Тебе там не понравится!

– Что ж, если мне там не понравится, я всегда могу вернуться обратно, не так ли?

– Лучше всего вообще не ездить туда, – посоветовал Ферди. – Нынче там просто скука смертная. Даже не вальсируют. И во́ды тебе наверняка придутся не по вкусу.

– Боже милосердный, да я и не собираюсь пить их!

– Жаль, что ты пропустишь петушиный бой! Соперники достойны друг друга! – слабо, однако настойчиво запротестовал Ферди.

– Говорю тебе, я должен сопровождать в Бат свою мать! – нетерпеливо отмахнулся Шерри. – Да что с тобой такое, Ферди? Почему это я не могу съездить в Бат?

– Просто я подумал, что тебе там не понравится, старина! Не обижайся! Ты сказал, Несравненная тоже едет с вами?

– Собирается составить компанию моей матери.

– Вот как! – пробормотал Ферди и надолго задумался. – В общем, мой тебе совет: не ездил бы ты туда, Шерри! Если в это место собирается Несравненная, за ней увяжется и Ревесби, а тебе подобная компания наверняка будет не по душе.

– Полагаю, Бат достаточно велик, чтобы вместить нас обоих. А вот если он не собирается отходить от Беллы ни на шаг, то мне как раз лучше поехать!

Ферди сдался. Через несколько минут он ушел, чтобы присоединиться к своим друзьям, а Шерри отправился домой. Но друзья Ферди обнаружили, что сегодня вечером ему не до веселья. Он сидел, погрузившись в свои мысли, а после ужина, словно сомнамбула, последовал за всей компанией в игорную залу, где уделял игре так мало внимания, что брат обвинил его в рассеянности. Однако их хозяин, беспристрастно оценив положение, лишь покачал головой и сказал:

– Он ничуть не рассеян, Дюк. Очень заботлив и ласков, стоит ему выпить хоть немного. Но сегодня ему не до нежностей. С тобой все в порядке, Ферди, старина?

– Я испытал шок, – отозвался Ферди. – Видел Шерри сегодня вечером.

– Шерри? – переспросил достопочтенный Мармадюк.

– Своего кузена Шерри, – пояснил Ферди.

– Проклятье, он ведь и мой кузен тоже, не так ли? – заявил Мармадюк. – Ты глуп как пробка, Ферди!

– Может, он и твой кузен тоже, – сообщил Ферди, не желая оспаривать очевидное, – но ты бы не испытал шока, как я. У тебя нет для этого резона. Шерри собирается в Бат.

Мармадюк во все глаза уставился на Фейкенхема.

– Зачем? – спросил он.

– Вот и я спрашиваю себя об этом весь вечер, Дюк. И знаешь, что я думаю? Судьба! Есть такая штука, она ходит за человеком по пятам: у нее даже имеется имя, правда, я забыл какое. Подбирается к нему втихаря и лупит его по башке в самый неподходящий момент, когда он ожидает этого меньше всего.

– И что собой представляет эта штука? – с тревогой поинтересовался их хозяин.

– Не знаю, – ответил Ферди. – Но ее нельзя увидеть.

– Если это привидение, то я в них не верю! – заявил хозяин, возвращая себе самообладание.

Ферди, покачав головой, заметил:

– Все куда хуже, Джек, мой мальчик! Погоди минуту, я вспомню, как она называется. Встречал ее в Итоне.

– Проклятье, Ферди, я учился в Итоне в одно время с тобой, но ты ни словом не обмолвился о том, что кто-то подбирается к тебе со спины!

– Может, я и не говорил, но так оно и было. Она подобралась ко мне, когда я разбил то окно в часовне.

– Старый Херли? – спросил мистер Уэстгейт. – Ты что, хочешь мне сказать, он притащился в Лондон? Да зачем ему подбираться к тебе?

– Нет-нет! – запротестовал Ферди, которого непонятливость друга уже начала выводить из себя. – Не старый Херли! Та штука, что заставила его заподозрить меня, когда я уже был уверен, будто благополучно замел все следы. Кажется, она из Греции. Хотя не исключено, что из Рима.

– Я знаю, о чем идет речь! – провозгласил Мармадюк. – Более того, это лишний раз доказывает: Фейкенхем рассеян, иначе не думал бы о подобных вещах. Немезида![58] Правильно, Ферди?

– Немезида! – повторил Ферди, довольный тем, что наконец-то его поняли. – Точно! Проклятье, тайное всегда становится явным, верно? Никогда не думал, что то, чему нас учили в школе, может пригодиться, однако, если бы мне не пришлось учить греческий и латынь, я бы и не знал, что это за штуковина такая. Опять забыл, как она называется, но это уже не имеет значения.

Похоже, Ферди собрался пуститься в разглагольствования по поводу преимуществ классического образования, однако брат быстро вернул его с небес на землю.

– Но какое, черт возьми, отношение имеет Немезида к тому, что Шерри собрался в Бат? – пожелал узнать он.

– Ты не поймешь, – ответил Ферди. – Пожалуй, надо повидаться с Джилом.

– Проклятье, Ферди, ты не можешь просто взять и уйти! – возмутился мистер Уэстгейт.

– Напротив, могу, – заявил Ферди. – Мне вдруг захотелось повидаться с Джилом. Очень умный малый. Вернусь к вам попозже.

– Знаешь что, Дюк? – сказал мистер Уэстгейт, глядя, как Ферди, кренясь, пробирается к двери. – Еще никогда в жизни я не видел Ферди таким пьяным! Его наверняка заберет стража, помяни мое слово!

Но Ферди сумел избежать столь бесславного конца. Он без помех добрался до Страттон-стрит, однако здесь его поджидало то же разочарование, что и немногим ранее лорда Ротема. Правда, Фейкенхем был обескуражен куда сильнее его светлости, но пришел к аналогичному решению. Вот уже второй раз за день мистеру Форду пришлось препровождать очередного приятеля мистера Рингвуда в его гостиную, дабы тот мог написать ему записку.

Подробное изложение всех обстоятельств стоило Ферди немало времени и умственных усилий, но, прочитав наконец составленное в изящных выражениях письмо, он остался весьма доволен собой. На его взгляд, ему удалось внушить мистеру Рингвуду мысль, что дело не терпит отлагательств и одновременно заверить друга в том, что сам он беззаветно верит в справедливый исход. Из этого со всей очевидностью вытекало, что Ферди отправится вслед за кузеном в Бат, однако затем стиль изложения несколько запутывался; следовало упоминание о тягостном предчувствии, что ему понадобится секундант, намекавшее мистеру Рингвуду: Ферди опасается, будто Шерри непременно вызовет его на дуэль. Подобную вероятность он объяснял происками таинственной силы, имя которой можно узнать, обратившись за разъяснениями к достопочтенному Мармадюку Фейкенхему. Но, дочитав до этого места, Ферди вдруг сообразил: мистеру Рингвуду было бы крайне нежелательно следовать его совету, посему он кратко начертал на полях: «Лучше не надо».

Сочинение подобного литературного шедевра, вполне естественно, потребовало от достопочтенного Ферди прибегнуть к поискам укрепляющего средства. К счастью, в одном из графинов на буфете обнаружился бренди. Ферди налил себе щедрую порцию в большой бокал и, поскольку он всегда оставался чрезвычайно щепетилен в вопросах хорошего тона, добавил постскриптум: «Выпил у тебя бокал бренди».

Обиталище мистера Рингвуда Ферди покинул с чувством, человека чести, сделавшего все, что в силах; бренди придало ему храбрости, и он отправился на Хаф-Мун-стрит. Дом был погружен в темноту, поэтому прошло некоторое время, прежде чем он добился ответа на свой настойчивый стук. То обстоятельство, что дверь в доме Шерри открыть было некому, показалось Фейкенхему чертовски странным, и он уже начал спрашивать себя, не ошибся ли номером, когда на втором этаже распахнулось окно и Шерри сонным раздраженным голосом осведомился, кого это, черт возьми, принесло к нему в гости в такой час.

Ферди, подняв глаза на смутный профиль кузена, воскликнул:

– Привет, Шерри, старина! Какого дьявола ты там делаешь?

– Это ты, Ферди? – разгневанно осведомился Шерри. – Это я должен спросить: какого дьявола ты там делаешь, если разбудил меня посреди ночи?

– Как, ты уже спал, Шерри? – не веря своим ушам отозвался Ферди. – Но ведь еще очень рано! А я пришел поболтать с тобой. По важному делу.

– Ох, дьявол! Ты опять надрался до чертиков. Как же ты мне надоел, Ферди! – раздраженно заявил Шерри.

Он исчез и через несколько минут отворил дверь, впуская кузена. Ферди вошел, приветливо улыбаясь, но предложение занять свободную спальню отклонил.

– Я должен вернуться в «Уайтс», после того как поговорю с тобой, Шерри, – сказал Ферди. – Меня там ждут друзья. А чего это ты улегся в постель?

– Проклятье, уже второй час ночи! – ответил Шерри. – Кроме того, завтра я еду в Бат.

– Ну и что? – возразил Ферди. – Я тоже еду в Бат, но я не ложусь спать в час ночи. С какой стати?

– Ты пьян. И в Бат ты не едешь.

– Еду. Пришел сообщить тебе об этом. Мне вдруг захотелось поехать с тобой.

Шерри, прищурив глаза, уставился на него, подняв повыше свечу, которую держал в руке.

– Зачем? – спросил он.

– Ты мне нравишься, Шерри. Сам не знаю, почему, но так оно и есть. И всегда нравился. Если ты едешь в Бат, значит, и я еду туда же.

– Теперь я точно знаю, что ты пьян! – с отвращением воскликнул Шерри.

– Ничуть не бывало. И Джил мне тоже нравится. Я не из тех, кто оставляет друзей в беде. Ты едешь в своей коляске?

– Да, но…

– Тогда захвати меня на Кэвендиш-сквер. Буду ждать тебя в любое время.

– Я с удовольствием захвачу тебя, если ты не шутишь, – сказал Шерри. – Откровенно говоря, я только рад компании в дороге, но, сдается мне, завтра ты будешь дрыхнуть до обеда, чтобы хоть немного проспаться. А теперь, если ты не желаешь оставаться у меня, ступай домой!

– Я иду не домой, а в «Уайтс», – поправил его Ферди. – Не хочешь присоединиться к нам, старина?

– Нет, не хочу! – отрезал Шерри, распахивая перед Фейкенхемом дверь.

– И правильно! Ты одет совершенно неподобающе! – согласился Ферди. – До завтра!

Вопреки ожиданиям, Шерри, остановившись в полдень на Кэвендиш-сквер, застал кузена не только полностью проснувшимся, но и готовым выступить в путь. У Ферди было время изобрести несколько предлогов, объясняющих его неожиданное, однако весьма настойчивое желание отправиться в Бат, и, хотя Шерри не поверил ни одному из них, все-таки угадать действительную причину виконт не мог. Он подозревал, что последние проделки Ферди в Лондоне могли пробудить в нем горячее желание удалиться на некоторое время из метрополии, но поскольку проявлял лишь поверхностный интерес к делам кузена, то не стал и с пристрастием расспрашивать его.

Зима выдалась необычайно мягкой, и они не испытывали особого дискомфорта в дороге, которая, как и предсказывал Шерри, растянулась на два дня. Кавалькада, состоявшая из тяжелой дорожной кареты, двух легких фаэтонов для слуг и багажа, а также спортивной коляски, выглядела достаточно импозантно, чтобы обеспечить вдове весьма лестное внимание во время каждой остановки. Хозяева гостиниц кланялись ей чуть ли не до земли, официанты сбивались с ног, спеша подать им освежающие напитки; служанки приседали в реверансах, а конюхи расталкивали друг друга локтями в надежде опередить конкурентов и первыми обслужить кортеж, один только вид которого обещал необычайно щедрые чаевые.

Они въехали в Бат к вечеру второго дня, и карета вдовы, тяжело покачиваясь на мостовой, намного опередила коляску, непозволительно задержавшуюся на постоялом дворе в нескольких милях от города. Леди Шерингем заказала роскошные апартаменты в «Ройял-Крещент», посему Шерри, выехав на авеню Бельмонт со стороны Гинея-лейн, вынужден был резко свернуть направо, на Беннет-стрит, которая вела мимо Новых Залов собраний на Серкус.

Именно посередине этой оживленной магистрали, в тот самый момент, когда от виконта требовался исключительный глазомер и твердость рук, чтобы протиснуться между наемным фиакром, приткнувшимся с левой стороны дороги, и фаэтоном с высокой посадкой, приближающимся к нему навстречу, коим правил франтоватого вида мужчина в пальто с многочисленными воротниками, Шерри и увидел свою супругу, шествующую под ручку с лордом Ротемом.

С губ его светлости сорвалось ужасное богохульство, и он едва не свалился наземь с облучка. Шерри резко дернулся вправо, в сторону от фаэтона; в следующий миг колеса обоих экипажей с треском сцепились, и теперь уже куда более яростные восклицания посыпались с губ мужчины в пальто с воротниками.

Поскольку лошади отпрянули в стороны, грозя встать на дыбы, и раздался зловещий треск ломающегося дерева, Шерри вынужден был обратить свое внимание туда, где оно в данный момент требовалось больше всего. Экипажи удалось расцепить благодаря ловкости Джейсона, который, не тратя лишних слов, в мгновение ока слетел с запяток и бросился к лошадям своего хозяина. Тем временем Геро и Джордж, свернув на Рассел-стрит, скрылись из виду.

Шерри, не обращая внимания на справедливые упреки вошедшего в раж владельца фаэтона, сунул поводья в руки кузена и, бросив ему короткое «Разберись с этим типом!», спрыгнул с повозки, едва не угодив под колеса тильбюри; а потом обругал парочку носильщиков, портшез которых загородил ему дорогу, пересек улицу и быстрым шагом устремился в сторону Рассел-стрит.

Увы, он опоздал. Добежав до поворота, виконт увидел, что его добычи уже и след простыл, и, сделав еще несколько шагов по улице, остановился, осознав всю тщетность поисков в хитросплетении соседних улочек и переулков. Развернувшись, виконт пошел обратно, сообразив, что его крайне эксцентричное поведение привлекло повышенное внимание и к нему самому. Он также обнаружил, что по-прежнему сжимает в руках хлыст, и если бы вид лорда Ротема, услужливо склонившегося к Геро, не преисполнил Шерри убийственной ярости, он бы, пожалуй, даже улыбнулся при мысли о том, сколь комичное зрелище собой являет.

Когда Шерри вернулся, оказалось, что Ферди с обезоруживающей любезностью приносит извинения и даже предлагает оплатить ремонт фаэтона. Владелец пострадавшего экипажа сменил гнев на милость; вся ситуация окончательно и благополучно могла бы разрешиться за стаканчиком джина, к чему и вел дело Ферди, если бы виконт не задавил такие дружеские поползновения в зародыше. Окинув жертву хмурым взглядом, он едва удостоил его сухих кратких извинений, вручил ему свою карточку, вскарабкался в собственную коляску и укатил, не проронив более ни слова.

– Шерри, старина, так нельзя, в конце концов! – запричитал Ферди. – Вовсе ни к чему было расставаться врагами! Милейшей души человек!

– Ты видел, кто это был? – требовательно осведомился Шерри.

Недавнее дорожное происшествие вышибло все остальные мысли из головы Ферди, но слова друга заставили его вспомнить об испытанном им удивлении.

– Да, клянусь богом! – воскликнул он. – Будь я проклят, если смог поверить своим глазам! Джордж! Ты ведь тоже видел его, Шерри?

Виконт скрипнул зубами.

– Ты думаешь, я ослеп? Я видел его. Более того, я видел, с кем он шествовал под ручку! С моей женой!

– Леди Шерингем? – осторожно поинтересовался Ферди.

– Да, идиот.

– Раз уж ты сам заговорил об этом, Шерри, старина, то теперь и мне кажется, будто я видел ее, – сказал Ферди. – Не хотел обращать на это твое внимание.

К тому времени они пересекли Серкус и проехали половину Брук-стрит.

– Вот, значит, почему… – пробормотал Шерри. – Выходит, Джорджа я должен благодарить за то, что… Ну, погоди, дай мне только добраться до тебя!

Ферди, правильно угадав, что всего через несколько минут следующий и крайне неприятный вопрос будет адресован уже ему самому, в отчаянной попытке отвести от себя подозрения заявил:

– Не хочу лезть в твои дела, Шерри! Насколько я понимаю, ты не ожидал увидеть здесь леди Шерингем? Чертовски запутанная история!

К счастью Фейкенхема, голова виконта была занята мыслями о двуличности Джорджа, поэтому он не обратил на слова друга никакого внимания. Коляска вкатилась на Ройял-Крещент[59] и остановилась перед одним из зданий, позади экипажей, которые разгружали какие-то наемные бедолаги. Джейсон, спрыгнув на землю, направился к лошадям. Когда на дорогу спустился и виконт, грум ошеломленно промолвил:

– Чтоб я сдох, хозяин! Это же была ваша женушка!

– Джейсон, придержи язык! – сердито бросил ему Шерри.

– Закрываю гляделки и буду нем как рыба! – тут же пообещал грум, на остреньком личике которого отразилось жгучее любопытство.

Виконт вошел в здание, предоставив кузену не спеша следовать за ним. Холл был напрочь загроможден сундуками и шляпными коробками; его светлость пробрался сквозь полосу препятствий, не слишком бережно обходясь с ними, и взбежал по лестнице в гостиную второго этажа. Здесь он обнаружил мисс Милбурн, которая руководила двумя служанками, показывая им, как следует разместить многочисленные коробки, разбросанные по комнате. Улыбнувшись при виде его светлости, Белла сказала:

– У твоей мамы болит голова, и она решила прилечь, перед тем как переодеться к ужину. Мне очень жаль, что здесь так неуютно, но скоро все будет в полном порядке… Что случилось, Шерри?

Виконт подождал, пока обе служанки не навьючат друг друга припасами и снаряжением, после чего решительно выпроводил их из комнаты. Положив ладонь на дверную ручку, он мрачно осведомился:

– Знаешь, кого я только что видел на Беннет-стрит?

Девушка в недоумении и тревоге уставилась на него.

– Джорджа! – обвиняющим тоном метнул в нее имя виконт.

– Вот как! – воскликнула мисс Милбурн, зардевшись. – Вот как!

– Да! – подтвердил его светлость. – Но убери выражение самодовольства со своего личика, Белла, потому что он явился в Бат не ради тебя! Он вышагивал важный, словно принц крови, с моей женой под ручку!

– Вот как! – ахнула мисс Милбурн уже совсем другим тоном. – О нет, Шерри, этого не может быть!

– Это был он собственной персоной, говорю тебе! – заявил виконт и принялся расхаживать по комнате, небрежным пинком отшвырнув в сторону попавшуюся ему под ноги коробку.

Мисс Милбурн судорожно сцепила руки и проговорила, стараясь не выдать голосом своего волнения:

– А ведь я говорила тебе, Шерри, я предупреждала, что он неравнодушен к Геро! Мысль об этом пришла в голову первой, когда я узнала о том, что Геро оставила тебя. Но он не мог… все это время… О, это слишком низко!

– Подожди, пока я не встречусь с ним лицом к лицу! – сквозь зубы процедил Шерри.

Мисс Милбурн прикрыла глаза рукой.

– Еще никогда в жизни я не была настолько шокирована! – сказала она. – Я даже не знаю, что сказать! Ты не думаешь… Не может ли такого быть, что он встретил Геро случайно?

– Я ничуть не сомневаюсь в том, что именно в это он и попытается заставить нас поверить! – коротко рассмеявшись злым смехом, сказал Шерри. – Но это уже немного чересчур! Теперь я понимаю, почему он так настойчиво уговаривал меня не ехать в Бат! Теперь у меня открылись глаза! Да он, наверное, помчался сюда сразу же после того, как я твердо решил сопровождать свою мать!

– И она тоже хороша! – срывающимся от волнения голосом изрекла мисс Милбурн. – О, такого я от нее не ожидала!

– Неправда! – провозгласил виконт, подступая к девушке. – Именно об этом ты и подумала, Белла! Но в том нет ни грана правды, а если ты посмеешь повторить свои слова, то я задушу тебя!

– Кто дал тебе право разговаривать со мной в подобном тоне! – мгновенно ощетинилась мисс Милбурн. – Слава богу, я не твоя несчастная супруга!

– Если ты благодаришь Бога за это, значит, наши мнения на сей счет совпали! – не остался в долгу виконт. – Это ты во всем виновата! Если бы ты не морочила голову Ротему, подобное никогда не случилось бы! Боже мой, стоит мне подумать о том, как он всячески уговаривал меня не ехать сюда, а потом… – Его светлость вдруг замер на месте и хлопнул себя по лбу. – Клянусь Юпитером! И Ферди тоже! Ферди! Он знал! Что ж, по крайней мере, до одного из них я доберусь непременно! И Фейкенхему придется мне кое-что объяснить!

С этими словами виконт решительно вышел из комнаты и, прыгая через несколько ступенек, спустился по лестнице. Но, хотя его кузен Ферди, по общему мнению, не отличался особой сообразительностью, чувство самосохранения у него было развито прекрасно, и он не стал дожидаться неизбежной развязки. Ни в доме, ни поблизости не обнаружилось ни малейших признаков его присутствия, и лишь в ходе яростного допроса Бутля виконту удалось установить, что мистер Фейкенхем вспомнил о срочных покупках, которые ему понадобилось сделать немедленно, поэтому он отправился за ними не далее как десять минут назад.

Шерри знал, что остановиться кузен собирался в гостинице «Йорк», и потому незамедлительно направился туда. Но и здесь его подстерегала неудача. Багаж и камердинер мистера Фейкенхема действительно прибыли, однако сам кузен Ферди здесь еще не появлялся. Виконт, распаляясь все сильнее, некоторое время прождал его в буфетной, но, когда стало ясно, что кузен не намерен вылезать из той норы, в которую забился, Шерри вернулся в «Ройял-Крещент», оставив у камердинера сообщение; оно должно было вселить в Ферди ужас и подвигнуть его тотчас же спасаться бегством в Лондон.

Первым, что бросилось в глаза виконту по возвращении в номер своей родительницы, стала продолговатая визитная карточка, лежащая на столике в холле. Он с любопытством взглянул на нее, однако расположение духа его от этого не улучшилось, поскольку на ней значилось имя сэра Монтегю Ревесби, выведенное каллиграфическим почерком. Его светлость поднялся наверх, дабы сменить дорожный костюм на что-либо более подходящее для ужина в обществе своей матери. Но чувство сыновнего долга не простиралось настолько далеко, чтобы побудить его надеть чулки и бриджи до колен, которые она старомодно считала de rigueur[60]. Вместо них Шерри остановился на компромиссном варианте, включавшем пару облегающих панталон со штрипками, застегнутыми под стопой, и одним из своих сюртуков Штульца, сшитом из тончайшей шерсти.

Его родительница, пребывавшая, по всей видимости, в превосходном расположении духа, приветствовала сына ласковой улыбкой и, когда он коротко извинился за опоздание, ответила, что не держит на него зла. Он занял свое место в конце стола, сердито заявив:

– Я смотрю, этот тип не стал терять времени и уже навязал тебе свое общество, Белла!

– Если ты имеешь в виду сэра Монтегю, – невозмутимо откликнулась мисс Милбурн, – то он оказался столь любезен, что дождался нашего появления, чтобы справиться, не может ли он быть нам полезным. Мы уже в долгу перед ним за цветы, которые он нам прислал.

– Да, действительно! – подхватила леди Шерингем. – Замечательный мужчина! И выглядит просто великолепно: в нем за версту чувствуется джентльмен! Он вел себя чрезвычайно мило и любезно; только представь себе, Энтони, он даже смог порекомендовать мне лечение, которое я непременно должна испробовать! Похоже, здесь живет некий доктор Уилкинсон, недавно купивший купальни Эбби-Батс; именно он, по мнению сэра Монтегю, может мне помочь. Видишь ли, эти купальни – приватные, и доктор Уилкинсон намерен устроить Питьевую галерею на Эбби-стрит, где можно будет испить четыре разных сорта вод! Подумать только! Кроме того, этот доктор является ярым приверженцем русского метода принятия паровых бань, о которых я раньше не слыхала, но они, я уверена, пойдут мне на пользу. Не помню, когда в последний раз получала подобное удовольствие от разговора с кем-либо! И о тебе сэр Монтегю отозвался с дружеским расположением, Энтони.

– Я бы советовал ему приберечь свое расположение для того, кто сумеет оценить его по достоинству! – недвусмысленно выразился на сей счет его светлость.

Ему стало ясно, что сэр Монтегю верно оценил леди Шерингем и приложил все усилия, дабы расположить ее к себе. Мысль о том, что у Ревесби хватило наглости явиться в дом, где, как ему было прекрасно известно, остановился и сам виконт, вызвала у его светлости раздражение, но, поскольку у Шерри и без того хватало причин для дурного настроения, он тут же забыл об этом.

Виконт обратил внимание, что к мисс Милбурн вернулось самообладание и она с аппетитом расправилась с ужином. Сам же он лишь поковырялся в нескольких блюдах, почти не принимая участия в обсуждении планов на ближайшее будущее, которое затевали обе дамы. Правда, про себя он подивился тому, что мисс Милбурн может так спокойно рассуждать о нескольких своих знакомых, в настоящее время пребывавших в Бате, о подписке на балы в Залах собраний, о посещении библиотек, выдающих книги на дом, и о прочих пустяках.

Как только с ужином было покончено, он тут же встал из-за стола, извинился перед дамами за то, что не сможет присоединиться к ним в гостиной, и требовательно задал вопрос управляющему: вернулся ли уже его грум, которого он отправил с одним поручением?

Джейсон ждал внизу, и за ним немедленно послали. Приветствовав хозяина широкой улыбкой, грум сообщил: лорд Ротем, коего он назвал «мелким фраером», остановился в гостинице «Уайт Харт», на Столл-стрит. Виконт немедленно переобулся в высокие, начищенные до блеска ботфорты, потребовал подать ему шляпу и длинное пальто, после чего вышел из дому.

Глава 22

Лорд Ротем прибыл в Бат на день раньше Шерри и задержался в гостинице «Уайт Харт» ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы отряхнуть с себя дорожную пыль, после чего незамедлительно отправился в Аппер-Кэмден-Плейс. Ему не повезло, потому что была среда и леди Солташ вместе со своей юной подопечной поехала на еженедельный концерт в Новых Залах собраний.

Джордж, желая передать свое предостережение Геро, вынужден был дожидаться следующего утра. На сей раз он застал ее дома, она перематывала шерсть для хозяйки; не успел дворецкий доложить о его приходе, как девушка вскочила с кресла и побежала навстречу Ротему, протягивая к нему обе руки. На лице ее была написана столь неподдельная радость, что леди Солташ даже позволила себе удивленно приподнять брови. Однако пожилая дама оказалась достаточно проницательной, чтобы понять: радушный прием, оказанный этому молодому джентльмену, имел исключительно сестринскую природу. И она снизошла до того, что позволила Джорджу поцеловать свою искривленную подагрой руку, после чего тут же указала ему на его место. Леди припомнила, при каких обстоятельствах встречалась в последний раз с его мамой, как была ближайшей подругой одной из его величественных теток и что именно сказала его ныне покойному отцу, когда этот джентльмен шокировал своих доброжелателей, заложив собственные поместья. Цикл воспоминаний леди Солташ закончила тем, что в ярких красках описала, как выглядел сам Джордж во время крещения, мастерски ухитрившись сделать так, что этот опасный ослепительный молодой человек даже как-то стал меньше ростом, изрядно подрастеряв собственное самомнение.

– Джордж, но почему вы приехали сюда? – с лукавой улыбкой осведомилась Геро. – Вам это место решительно не подходит! В Залах собраний кости запрещены, знаете ли, и здесь никто не вальсирует, так что вам придется несладко!

– Знаю, знаю: чертовски старомодный городишко! – согласился лорд Ротем. – Однако я приехал не ради этого! Котенок… то есть я хотел сказать – леди Шерингем, – поправился он, метнув виноватый взгляд на леди Солташ.

– Нет-нет, прошу вас, не называйте меня так! Здесь меня знают как мисс Уонтедж, но вы можете звать меня Котенком! Кажется, в последний раз этим именем меня называли так давно! – дрогнувшим голосом произнесла Геро.

Он с чувством пожал ей руку.

– Но с вами все в порядке? Вам здесь нравится?

– Да, конечно! Милая леди Солташ очень добра ко мне! Но вы так и не ответили, для чего приехали сюда?

– Котенок, дело чертовски осложнилось, и не знаю, как, на ваш взгляд, я должен поступить! Джилу понадобилось укатить в Мелтон как раз в тот момент, когда он срочно нужен здесь, а смысла советоваться с Ферди я не видел.

– Джордж, с Шерри ничего не случилось? – вскричала Геро.

– Нет, ничего. Но сейчас он направляется сюда!

Глаза ее вспыхнули столь ясным светом, а щечки зарделись таким жарким румянцем, что если бы мог он предъявить ей Шерри сию же минуту, то непременно сделал бы это.

– Чтобы… отыскать… меня, Джордж? – запинаясь, пролепетала она, умоляюще глядя на него.

Он был вынужден покачать головой. Повисло долгое молчание, которое наконец нарушила Геро:

– Нет. Понимаю. Но… но очень странно, что Шерри едет сюда, если не собирается искать меня, потому что он терпеть не может этого места.

– Дело в том, – грубовато заявил Джордж, изо всех сил стараясь скрыть симпатию и сочувствие, грозившие захлестнуть его, – что вдова вдруг возжелала испить вод и вбила себе в голову, будто Шерри должен сопровождать ее. Она взяла с собой мисс Милбурн.

– Она взяла… Вот как! – безжизненным голосом проронила Геро. – Так вот почему Шерри… Теперь я действительно понимаю. Это… это было очень любезно с вашей стороны – предупредить меня, дорогой Джордж.

Он, потянувшись к Геро, завладел ее ручкой.

– Котенок, я не мог скрыть этого от вас! Господь свидетель, я… Но я не верю, будто ему есть хоть какое-нибудь дело до Несравненной! За все эти недели он ни разу не дал понять, что она ему небезразлична! Должен признаться: узнав о том, что Шерри согласился приехать сюда, я исполнился подозрений и предостерег его, чтобы он не вздумал вновь приударить за ней. Но виконт немедленно все отрицал: напомнил мне о том, что отныне он – женатый мужчина, и заверил, будто не намеревается вновь ухаживать за ней. Ведь как только я узнал, что мисс Милбурн составит леди Шерингем компанию, сразу предложил занять место Шерри в качестве сопровождающего. Он не согласился, но…

– Он был с радостью готов поехать с ними? – тоскливо поинтересовалась Геро.

Джордж, заколебавшись, ответил:

– Мне трудно судить… Будь оно все проклято, да! Уговорить его передумать мне не удалось. Но все вполне может быть и так, как он говорит: его мать ни за что не соглашалась на замену.

– Не думаю, что Шерри послушался бы миссис Шерингем, если бы сам не хотел ехать с ней, – сказала Геро. – Видите ли, Джордж, я очень хорошо знаю Шерри. Ну и еще мне прекрасно известно: если бы он развелся со мной, миссис Шерингем сделала бы все возможное, чтобы только женить его на Изабелле.

– Это правда, но не думаю, будто Шерри участвует в этом заговоре. Проклятье, Котенок, вынашивай он подобные планы, не стал бы останавливать меня на Пиккадилли, чтобы сообщить о том, что мисс Милбурн едет в Бат. К тому же, богом клянусь, он чуть ли не открытым текстом заявил мне, что это я завоевал ее благосклонность, – потому как вы должны знать, миссис Милбурн говорила правду: Северн таки сделал предложение, но получил отказ!

– Ой, Джордж, подобные новости не могут не радовать! – порывисто воскликнула Геро. – Ах, если бы еще все остальное оказалось правдой! Но для чего Шерри тогда приезжать сюда? Видите ли, дела обстоят так, как я вам уже говорила в ту ночь, когда ушла от него: он взаправду хотел жениться на Изабелле, а мне сделал предложение только потому, что она отказала ему, да еще и мать здорово разозлила его. Не думаю, что он так уж сильно любит Изабеллу, но он устал от… от всего и, наверное, хочет сделать приятное леди Шерингем.

– Не знаю, что творится у виконта на душе: мне он об этом ничего не говорил. Сразу же после вашего ухода он стал недосягаемым. Застать его дома было решительно невозможно: он скитался по стране, ища вас. Но вот в последнее время начал валять дурака, словно… Впрочем, это ничего не значит! Кто угодно может вам подтвердить – я и сам вел себя подобным образом, но, Господь свидетель, не получал от этого ни капли удовольствия! Однако что мне делать, Котенок? Желаете ли вы, чтобы он узнал, что вы здесь? Признаюсь, был бы рад снять камень с души, потому что собственная роль мне нисколько не нравится!

– О нет, Джордж, умоляю вас не делать этого! Если он начал забывать меня… если он не обрадуется, узнав о том, что я здесь, – я этого не переживу! Потому что Шерри почувствует себя обязанным вернуть меня, а я не хочу возвращаться, если только… Но к чему говорить об этом? Ведь он приезжает в Бат не ради меня, а ради Изабеллы, и вы знаете об этом так же хорошо, как и я, Джордж!

– Будь я уверен в этом, то… – мрачно проговорил лорд Ротем, с силой стискивая собственное колено.

– Как мне представляется, – сухо вмешалась леди Солташ, – вы оба ровным счетом ничего не знаете! Позвольте попросить вас, любовь моя, не впадать в истерику хотя бы до тех пор, пока этот ваш супруг не прибудет в Бат! Что до вас, Ротем, – я намерена говорить с вами безо всяких церемоний! – то вы можете оказать нам любезность, сопроводив нас на Питьевую галерею. Полагаю, ландо уже ждет у дверей.

Джордж поспешил выразить желание быть им полезным, сел на переднее место в карете, лицом к дамам, и вел себя чрезвычайно примерно вплоть до появления на сцене мистера Тарлетона. Тот подошел к ним на Питьевой галерее и приветствовал Геро с таким видом старого доброго друга, что волосы на загривке Джорджа моментально встали дыбом. Геро познакомила обоих джентльменов друг с другом и, воспользовавшись случаем, когда Джордж отошел, чтобы принести леди Солташ второй бокал ее любимой воды, шепотом сообщила мистеру Тарлетону: это и есть тот самый драчун, о котором она ему рассказывала. Мистер Тарлетон, обладавший развитым чувством юмора, чрезвычайно оживился и поблагодарил Геро за предупреждение, заявив, что приложит все силы, дабы не разозлить столь опасного молодого человека.

Джордж, не спускавший ревнивого взгляда с Геро, забылся настолько, что даже не дал чаевых механику у разливочной машины, и поспешил присоединиться к ним. При ближайшем рассмотрении он убедился: мистер Тарлетон уже не страдает первой молодостью, и факт сей несколько умиротворил его. В свою очередь мистер Тарлетон, с не меньшим подозрением отнесшийся к Джорджу, но скрывавший это куда лучше, не увидел в его обращении с Геро никаких признаков влюбленности. Леди Солташ, сидевшая немного поодаль, наблюдала за всей троицей с циничным удовлетворением. Назревала именно та ситуация, которая неизменно радовала ее натуру прожженной интриганки.

Когда они с Геро вновь сидели в ландо, катаясь по городу, перед тем как вернуться в Кэмден-Плейс, она с обескураживающей прямотой заметила:

– А теперь, дорогая, я буду очень рада, если вы расскажете мне о том, что намерены делать дальше.

Однако Геро лишь беспомощно покачала головой.

– Вы не знаете. Ничего не может быть хуже! – заявила леди Солташ. – Но, быть может, знаете, согласны ли безропотно вернуть своего супруга этой Красавице, о которой я столько слышала?

Геро отвернулась, невидящим взором глядя в окно.

– Мадам, прошу вас – не расспрашивайте меня! – ответила она. – Я готова подумать дурно об Изабелле!

– Прекрасно! Я счастлива видеть, что вы еще не сломлены окончательно! Что ж, позвольте заметить вам, дитя мое: если вы намерены удержать Энтони, то должны показать, что вполне способны обходиться без него. Не вздумайте смотреть на него телячьими глазами и просить прощения за то, что восстали против его тиранических замашек! Это вы – пострадавшая сторона, помните об этом! И…

– Нет, мадам, это не так! – убежденно заявила в ответ Геро. – Это я виновата в том, что…

– Не перебивайте меня! Повторяю, это вы – пострадавшая сторона, и если вы мечтаете о том, чтобы подчинить Энтони своей воле…

– Но, мадам, вы ошибаетесь! – заверила ее Геро. – Подобные мысли никогда не приходили мне в голову! Я всего лишь хочу сделать его счастливым и не быть для него обузой!

– Вы окончательно лишились рассудка от любви! – заявила ее светлость. – Меня одолевает сильнейшее желание умыть руки и предоставить вас вашей незавидной участи! Сделать его счастливым, надо же! Да! А если развод с вами и женитьба на этой девице Милбурн сделает его счастливым, вы, смею предположить, поможете ему в этом!

Геро тщательно обдумала слова леди Солташ.

– Нет, не помогу! – неожиданно возразила девушка. – Если бы Изабелла любила Шерри, я бы изо всех сил постаралась не быть эгоисткой, но она его не любит. А если она намерена столь низким способом добиться, чтобы Шерри опять начал бегать за ней, то лишь потому, что Северн так и не сделал ей предложение, что бы она Шерри ни говорила! Я знакома со всеми джентльменами, которые хотели бы жениться на Изабелле, и Шерри – самый приличный из них, так что теперь, когда Северн вышел из игры – или выйдет, в чем я не сомневаюсь, – я не позволю ей принести Шерри в жертву собственным столь отвратительным амбициям!

Леди Солташ удовлетворенно зажмурилась.

– Вот теперь вы начинаете рассуждать, как разумная женщина! – сказала она. – Но как же вы намерены спасти его из лап этой хитроумной особы?

– Пока еще не знаю, – призналась девушка. – Разумеется, если я вернусь к Шерри, то она не сможет выйти за него замуж, не правда ли? Но я совсем не уверена, что так уж нужна ему: откровенно говоря, очень боюсь, что не нужна ему вовсе, а мое возвращение не сделает его счастливым. О боже, мадам, когда я вспоминаю, как красива Изабелла, что она – богатая наследница, и хорошо воспитана, и всегда поступает правильно, и является живым воплощением того, какой должна быть настоящая жена, то не понимаю, почему чувства Шерри к ней не могут вспыхнуть с новой силой!

– А я уверена, – невозмутимо ответила ее светлость, – Шерри никогда не питал к ней ни малейшей привязанности. Все это очень мило – рассуждать о том, будто он, дескать, женился на вас в пику своей мамочке! Я постоянно читаю об этом в бульварных романах, но за всю свою жизнь ни разу не видела, чтобы это случилось в действительности! По-настоящему влюбленный мужчина ни за что не отвернулся бы от объекта своих притязаний так легко, как это, похоже, сделал Шерри, моя дорогая, имейте в виду сей факт! Правда же заключается в том, что он не любил ни одну из вас. Я не стану уверять, будто знаю, какие чувства владеют им сейчас, но девять мужчин из десяти с презрением отвернулись бы от того, что могли бы получить, стоило им протянуть руку! А вот того, что представляется им недосягаемым, они намерены домогаться всеми правдами и неправдами. Итак, вы не знаете, любит вас Энтони или нет, и, скорее всего, он сам этого не знает. Упадите ему в подставленные руки, словно спелый плод, и, смею предположить, вы и не узнаете этого, потому что, к его чести, он наверняка сделает вид, будто готов принять вас обратно с распростертыми объятиями. Энтони никогда не был злонравным мальчишкой: совсем напротив, я всегда была уверена, что у него добрая душа, особенно если кто-нибудь подтолкнет его к тому, чтобы продемонстрировать это! Так вот, ежели вы хотите знать, как он к вам относится, дайте ему понять, что не имеете особого желания возвращаться к нему! Если вы нужны ему, он перевернет небо и землю, чтобы завоевать вас; если нет – что ж, тогда вы можете осчастливить его тем дурацким способом, каким только пожелаете!

Геро с большим вниманием выслушала миледи и надолго задумалась, прежде чем ответить. Наконец она медленно проговорила:

– Это будет очень нелегко, но, пожалуй, мне стоит попытаться. Я понимаю, что вы имеете в виду, мадам. Вот только когда Джордж сказал мне о его приезде сюда, я подумала… я не могла удержаться от мысли – каким-то образом Шерри узнал о том, что я нахожусь здесь, с вами. И я не могла не лелеять надежду, что он все-таки любит меня.

– Да, моя дорогая, – сухо согласилась ее светлость. – Правда, это лишь усложнило бы дело. Но, как мне представляется, он понятия не имеет о том, что вы живете у меня.

– Да, – печально сказала Геро.

На этом леди Солташ позволила разговору оборваться. Вскоре после полудня, как и было оговорено заранее, в Кэмден-Плейс на своей коляске прикатил мистер Тарлетон и повез Геро на прогулку в Келстон. Поразившись сдержанному поведению девушки и унылому выражению ее лица, он решил подшутить, обвинив Геро в том, что и Бат, и он сам чрезвычайно прискучили ей.

– О нет, что вы, совсем наоборот! – быстро ответила девушка.

– А я убежден, вы полагаете меня унылым занудой, стоя́щим одной ногой в могиле, начисто лишенным хотя бы проблеска романтики!

Геро, рассмеявшись, ответила:

– Неужели я кажусь вам настолько глупой? Смею предположить, вы склонны к чрезмерной романтичности, если только захотите, а что касается одной ноги в могиле, то это вообще ерунда!

– Но, полагаю, именно так вы и подумали, когда мы встретились с вами в первый раз? – насмешливо поинтересовался он.

Геро, покраснев, ответила:

– Да, правда, но это было еще до того, как я узнала вас поближе.

– Скажите мне, мисс Уонтедж, вы считаете, я уже вышел из того возраста, когда можно думать о женитьбе?

Она подняла на него глаза.

– Нет конечно! А что, у вас появились подобные мысли?

– Да, – ответил он.

На щеках Геро заиграли ямочки.

– В таком случае, – заметила она, – вам обязательно нужно стать романтиком, мистер Тарлетон! Женщины настолько глупы, что предпочитают романтику материальным ценностям!

Он, недовольно скривившись, ответил:

– Материальные ценности! Изо всех отвратительных словосочетаний вы избрали именно это! Вы помните, как однажды сказали мне, будто полагаете тайные браки с бегством самыми лучшими? Вы все еще придерживаетесь такого мнения?

Она, подавив вздох, ответила:

– Да. То есть для меня это единственный приемлемый вид брака. Но не думаю, однако, что он подойдет вам! А как вы полагаете, я смогу когда-нибудь сама править упряжкой, мистер Тарлетон?

– Да. И я готов научить вас.

– Никогда еще и ни с кем я не находила общий язык с такой легкостью, как с вами! – смеясь, заявила Геро. – Но уверена, мне этого не позволят! Полагаю, это неуместно.

– А кому какое дело? – возразил он. – Уверяю вас, я пока не настолько стар и консервативен, чтобы только и думать о том, что уместно, а что – нет! – Он скосил глаза на ее профиль. – Вы ничего не рассказываете о себе, мисс Уонтедж. Я правильно понимаю, вы не родственница леди Солташ?

– Нет, – ответила Геро.

– Простите меня, если мое поведение представляется вам дерзким и нахальным! Но я же вижу, вы ведете образ жизни, который никоим образом не соответствует вашей молодости и темпераменту, и…

– Леди Солташ – сама доброта! – прервала она его. – Действительно, я многим обязана ей, и если вы считаете меня неблагодарной…

– Неблагодарность! Что вы, совсем напротив! Меня поражает, сколь внимательно вы за ней ухаживаете. Я испытываю глубочайшее уважение к леди Солташ, но не могу поверить, что вы счастливы в Кэмден-Плейс.

Геро промолчала, и лишь румянец на ее щеках стал жарче. После короткой паузы мистер Тарлетон продолжил:

– Вы намерены и далее оставаться в этом качестве?

Она, вздрогнув, ответила:

– О нет! Это было бы невозможно, поскольку я не имею ни малейших прав на внимание и заботу леди Солташ! У меня уже и так появилось чувство, будто я злоупотребляю ее добротой. Я… еще не знаю в точности, чем займусь, но вы должны знать: я училась на гувернантку, и… в Бат приехала для того, чтобы подыскать подходящее место для себя в какой-либо семинарии.

– Гувернантка! Вы! – воскликнул он. – Вы, должно быть, шутите! Я не могу поверить, будто вы мечтаете о подобном существовании!

По губам девушки скользнула меланхолическая улыбка.

– Нет конечно! – ответила она. – Подобное будущее вызывает у меня отвращение! Собственно, однажды я уже говорила, что предпочту стать кем угодно, только не гувернанткой. Но, если мне удастся найти место, быть может, оно окажется не таким уж плохим.

– Неужели у вас нет родственников, к которым вы могли бы обратиться? – спросил мистер Тарлетон. – Вы ведь еще так молоды! Наверняка у вас есть кто-нибудь – опекун, быть может, – кто взял бы на себя заботу о вас?

– Нет, не осталось никого… Правда, у меня есть кузина, давшая мне приют после смерти отца, но, понимаете ли, не могла же я поселиться у нее навсегда, да и, говоря по правде, я ее ужасно недолюбливала, как и она меня, кстати.

– Я и представить себе не мог, что такое возможно, – дрогнувшим голосом сказал мистер Тарлетон. – А я-то полагал… Но это все меняет! – Он улыбнулся и, когда она недоуменно взглянула на него, добавил: – Теперь я понимаю, почему вы мечтаете о пылкой любви и приключениях! Думаю, вас следует называть Золушкой!

Губы ее дрогнули в улыбке, и она ответила:

– Как странно слышать такое от вас. Я иногда и сама так думаю. Вы не знаете всего, и сейчас я не могу рассказать вам свою историю, хотя когда-нибудь, быть может, это все-таки случится. Я… я действительно была похожа на Золушку.

– Вот только принц так и не появился, чтобы примерить хрустальный башмачок на вашу ножку! – сказал мистер Тарлетон.

Геро промолчала, глядя на дорогу впереди. На лице девушки по-прежнему рдел легкий румянец. Когда же она наконец заговорила вновь, в голосе ее чувствовалась сдержанность, и она поинтересовалась, не пора ли им возвращаться обратно в Кэмден-Плейс. Он немедленно согласился, потому что счел, что ее замешательство порождено застенчивостью, а затем мягко осведомился:

– Наверное, в доме кузины вам было скучно и очень неуютно, Золушка?

Геро, улыбнувшись, ответила:

– Да, ужасно скучно! А еще у нее было аж три дочери, потрясающе некрасивые, хотя, наверное, недостаточно некрасивые для того, чтобы называть их Злыми и Гадкими[61].

– А они ездили на балы, пока вы оставались дома и убирали на кухне?

– Ну, в общем, все происходило не настолько плохо, поскольку я еще не выходила в свет! Они не всегда были добры ко мне, но ведь и я доставила им неудобства тем, что жила у них.

– Надеюсь, все они умрут старыми девами!

– О нет, это слишком жестоко! – запротестовала Геро.

– Вы мечтали о любви, а они хотели сделать из вас гувернантку! Уже за одно это я никогда их не прощу! Но вы непременно обретете любовь и получите свое приключение, несмотря ни на что! Хотите, чтобы вас умчали на быстрых конях, хотите тайно обвенчаться с любимым и жить в радости с мужем, который обожал бы и боготворил вас… словом, хотите, чтобы все было, как в сказке? Разве не об этом вы всегда мечтали?

– Об этом мечтают все девушки, – сдержанно отозвалась Геро. – По крайней мере пока они еще очень молоды и глупы. Но… но настоящая жизнь не похожа на сказку.

– Однако вы заслуживаете жить в сказке, и я намерен сделать так, чтобы ваши мечты сбылись!

Геро, подняв свой ласковый и безмятежный взгляд на него, сказала:

– Прошу вас, не надо, мистер Тарлетон! Я знаю, вы всего лишь шутите, но… но я бы предпочла, чтобы вы перестали!

– Я не сделаю ничего, что могло бы вызвать ваше неудовольствие, – пообещал он. – Я увижу вас на бале-маскараде завтра вечером в Нижнем Зале?

– Не… не знаю. Я не уверена, что приду.

– О, это слишком жестоко с вашей стороны! – шутливо взмолился он. – Разве не вы обещали мне менуэт? Сегодня, перед отъездом из Бата, я непременно впишу свое имя в список кандидатов, чтобы стать первым. Вы же не оставите меня без партнерши на первый танец?

Геро ответила ему шуткой; всю оставшуюся дорогу мистер Тарлетон поддерживал легкий и непринужденный разговор. Окончательно плененный ею, он высадил девушку в Кэмден-Плейс и решился предпринять некоторые действия, достаточно сумасбродные, чтобы понравиться какой-нибудь несмышленой девице, зачитывающейся романами из публичных библиотек.

После обеда, возвращаясь с Милсом-стрит, Геро случайно столкнулась с Джорджем. Она сделала кое-какие покупки для леди Солташ, и он моментально освободил леди Шерингем от пакетов, настояв на том, что проводит ее до Аппер-Кэмден-Плейс. Едва они успели пересечь Беннет-стрит, как из-за угла Бельмонт-стрит показался экипаж Шерри. Его испуг и застывшее на лице изумление не остались незамеченными Геро; и, поскольку ей не пришло в голову (как и Джорджу, кстати), что его удивление вызвала не она сама, а ее спутник, то последние проблески надежды, будто он приехал в Бат на ее поиски, растаяли в душе Геро без следа. Пока Шерри расцеплял свою коляску и фаэтон, она поспешила прочь по Рассел-стрит, едва ли не силой увлекая Джорджа за собой. Будучи прекрасным наездником, лорд Ротем на мгновение позабыл обо всем, глядя на ту кашу, что заварил посреди улицы Шерри.

– Боже, ну как можно быть таким криворуким! – воскликнул он.

Погрузившись в пучину отчаяния, Геро тем не менее не смогла удержаться от смеха, вспоминая дорожное происшествие.

– Как это похоже на Шерри! – сказала она. – А ведь он наверняка обвинит во всем того беднягу на фаэтоне! Ох, Джордж, он решительно не ожидал увидеть меня здесь! Вы были правы. Еще никогда я не видела его в таком смятении. О боже, зачем я только родилась на свет?

– Вы видели, кто сидел рядом с ним? – спросил Джордж. – Ферди! Должно быть, Шерри сообщил ему, что едет сюда, как сказал об этом и мне! Признаюсь, не думал, будто у Фейкенхема достанет здравого смысла приехать вместе с ним. Помяните мое слово, не пройдет и часа, как он явится с визитом на Кэмден-Плейс! Но что же, черт возьми, нам делать, Котенок? Ах, какая досада – он видел меня с вами и теперь потребует у меня объяснений! Как по-вашему, что я должен ответить ему?

А Геро не знала, на что решиться; но, когда они вернулись на Кэмден-Плейс, леди Солташ взяла всю ответственность на себя и попросила Джорджа передать Шерри, что в настоящий момент Геро живет у нее.

Геро, в волнении расхаживавшая по комнате, вдруг остановилась и решительно заявила:

– Джордж, если он станет расспрашивать вас, счастлива ли я, ответьте ему, что да, несомненно, потому что буквально пропадаю на балах, приемах и концертах! И еще, передайте ему: я вновь стала мисс Уонтедж! Вы не станете возражать, дорогой Джордж, если добавите, что у меня появилось множество поклонников в Бате? Но если позволите ему догадаться о том, что я ужасно скучаю по нему, то я больше никогда не стану разговаривать с вами, до самой смерти!

Джордж пообещал в точности исполнить все ее указания; однако на душе у него было неспокойно, поскольку он еще никогда не видел ее в таком смятении. Леди Солташ между тем одобрила все данные ему поручения, посему он решил, что сделает так, как ему велено. Джорджа снедало любопытство, и ему очень хотелось повидаться с Ферди, который, как он был уверен, не преминет появиться на Кэмден-Плейс в самое ближайшее время, посему он постарался задержаться в гостиной.

Долго ждать не пришлось; спустя короткое, на удивление, время наемный фиакр высадил Ферди у дверей особняка леди Солташ. Мистер Фейкенхем был настолько похож на испуганного молодого оленя, преследуемого охотниками, что даже Геро не выдержала и рассмеялась, присоединившись к Джорджу у окна, чтобы понаблюдать за прибытием Фердинанда.

Но никакие обстоятельства не в силах были заставить Ферди забыть об изысканных манерах, поэтому когда через минуту его препроводили в комнату, то поклон и поцелуй, запечатленный на руке леди Солташ, казались безупречными.

– Знаете, молодой человек, – язвительно заметила ее светлость, – вы похожи на кролика, за которым гонится борзая! Что, Шерингем преследует вас по пятам?

– Слава богу, нет, мадам! – с жаром воскликнул он. – Хотя и очень на то похоже! Требуется величайшее присутствие духа!

– Не говоря уже об отсутствии тела, полагаю!

Он, поднеся к губам ручку Геро и поцеловав ее, сказал:

– Леди Шерингем! Ваш покорный слуга! Не хотел бы пугать вас, но мы в западне! Чертовски неудачно, что вам вздумалось оказаться на Беннет-стрит в самый неподходящий момент! Бедный Шерри разозлился до невозможности! Понимаете, он даже не подозревал о том, что вы находитесь в Бате. Чистый нокдаун, скажу я вам! Врезался на своей коляске в очень симпатичный фаэтон с высокой посадкой, а сам бросился за вами вдогонку, оставив меня приносить извинения. Тогда он вас не нашел, но найдет непременно, Котенок: вы же знаете Шерри! Всегда и во всем стремится быть первым!

– Он очень рассердился, Ферди? – встревоженно спросила Геро.

– Впал в бешенство! – заверил ее Фейкенхем. – Просто взбесился, когда увидел с вами Джорджа. Виконту не хочется думать, будто все это время Джордж просто морочил ему голову. Грозит добраться до него, поэтому я и решил, что лучше мне поспешить и предостеречь тебя, Джордж.

– Господи милосердный, да я нисколько не боюсь Шерри! – презрительно заявил в ответ лорд Ротем.

– Нет-нет, Джордж! Ты у нас храбрец, каких свет не видывал! Об этом все знают. Но вся штука в том, что ты же не захочешь, чтобы Шерри снова вызвал тебя на дуэль!

– Да пусть вызывает, если хочет! – не раздумывая ответил Джордж. – Я всегда к его услугам, уверяю тебя!

– Нет-нет, Джордж, даже не помышляйте! Я не позволю, чтобы Шерри убили! – быстро вмешалась в разговор Геро.

– Вот это правильно! – одобрительно заметил Ферди. – Настроишь против себя всех, если убьешь Шерри, Джордж! Не нужно доводить дело до смертоубийства! Кроме того, он мой кузен, сам понимаешь! И я люблю его!

– Да, все это очень хорошо, но если он бросит мне вызов, то будь я проклят в случае отказа принять его!

– Ради меня, Джордж! – взмолилась Геро, хватая его за локоть.

– А-а, ладно! – сказал он. – Имейте в виду, Котенок: больше ни для кого на свете я не согласился бы на это, и даже ради вас мне будет дьявольски трудно сделать подобное! Ты пришел сюда, чтобы предупредить леди Шерингем, Ферди?

– Да, подумал, что должен сделать это, – пояснил Ферди. – Джил куда-то укатил, я не смог убедить Шерри не ехать сюда и не знал, что ты здесь. Ты тоже приехал, чтобы предостеречь ее?

– Вы оба так добры ко мне! – тепло сказала Геро. – Лучших друзей нельзя и желать! Я вам и вправду очень благодарна, Ферди. Надеюсь, Шерри не слишком сердит на вас?

– Он чересчур разозлился, чтобы подумать о том, имею ли я какое-либо отношение к вашему пребыванию здесь, – ответил Ферди. – Виконт вошел в дом в дьявольском раздражении – вдова Шерингем остановилась в «Ройял-Крещент», кстати, не знаю, зачем. Скорее всего, Шерри хотел рассказать о случившемся Несравненной. Я решил, что настал подходящий момент удрать. Не то чтобы я боялся Шерри, но не знаю, о чем говорить с ним, а как только виконт догадается, что я знал о вашем пребывании здесь, Котенок, он наверняка сделает попытку выведать у меня всю историю от начала до конца.

– Мы должны рассказать ему правду, – заявил Джордж.

Ферди изумленно вытаращился на него, а потом сказал:

– Проклятье, Джордж, да он нас на куски разорвет! Я имею в виду, что мы спрятали от него жену и соврали, будто не знаем, куда она подевалась! Выставили его круглым дураком! Он не потерпит такого: только не мой кузен Шерри! Тут и думать нечего!

– Меня он на куски не разорвет! – отозвался Джордж, пренебрежительно скривив губы.

Очевидно, подобное заявление не утешило Ферди, и он негодующим тоном продолжал:

– Причем тут это? Зато меня он точно разорвет! Я никогда не мог возразить ему, да и с кулаками не очень дружу. И начинаю жалеть о том, что вообще приехал в Бат. Более того, Шерри знает, что я остановился в «Йорке», ставлю пятьсот фунтов – сейчас он уже там, готовый наброситься на меня, сто́ит мне лишь переступить порог!

– Вздор! Если только я хоть немного знаю Шерри, сейчас он гоняется за мной! – пренебрежительно возразил Джордж. – Собственно говоря, думаю, мне лучше как можно скорее вернуться в «Уайт Харт», потому что чем быстрее я разберусь с ним, тем лучше для всех нас.

– Джордж, вы помните о своем обещании не вызывать Шерри на дуэль? – с тревогой спросила Геро. – Вам не кажется, что Ферди лучше пойти с вами, на всякий случай, чтобы вы не забыли об этом?

– Нет уж, Котенок! – заявил Ферди и еще больше стал похожим на загнанного оленя. – Все и так складывается из рук вон плохо! Кроме того, даже вдвоем мы с вами не разнимем их, когда они вцепятся друг другу в глотки! Так что мне идти туда нет ни малейшего смысла! Я безвинно пострадаю, только и всего!

В этот момент в разговор вмешалась леди Солташ, заявив, что по ее мнению, лорду Ротему следует отправляться одному, не рассчитывая на помощь Ферди. Далее она заслужила вечную благодарность этого молодого человека, предложив ему отужинать с ними в Кэмден-Плейс; а Джорджу сообщила: если Шерри изъявит желание явиться за своей супругой, то он должен уведомить его о том, что она отправилась на частный прием и вернется домой никак не раньше полуночи.

Глава 23

Часы на башне аббатства как раз отбивали девять ударов, когда Шерри решительным шагом вошел в приватную гостиную лорда Ротема в «Уайт Харте». Джордж уже отужинал, скатерть была убрана, а на столе стояла только бутылка выдержанного красного портвейна и два бокала.

Шерри подождал ровно столько, сколько понадобилось, чтобы слуга, проводивший его в гостиную, удалился, после чего приветствовал друга в манере, лишь в малой степени передававшей охватившие его чувства.

– Ну и подлый же ты негодяй, Джордж! – яростно заявил он.

Лорд Ротем, подавив сильнейшее желание ответить в том же духе, решил посмотреть, какую пользу может принести мягкий подход.

– Привет, Шерри! – сказал он. – Я так и думал, что ты пожалуешь ко мне в гости. Давай выпьем по бокалу портвейна!

– Бокал портвейна мне нужен только для того, чтобы выплеснуть его содержимое тебе в лицо! – заявил виконт, гнев которого ничуть не убавился.

Лорд Ротем недрогнувшей рукой взялся за бутылку.

– Ты не сделаешь этого, – сказал он. – И пытаться вызвать меня на дуэль бесполезно, потому что я не приму твой вызов, а даже если и соглашусь драться с тобой, ты все равно меня не убьешь! Скорее всего, даже не попадешь в меня. Но я не виню тебя за желание хотя бы попытаться, имей в виду!

– Значит, не примешь? – вскричал Шерри. – Очень мило с твоей стороны, клянусь богом! Чем ты занимался с моей женой?

– Провожал ее домой, – невозмутимо ответил Джордж.

– Какого дьявола! И встретил ее совершенно случайно, полагаю? – с сарказмом осведомился Шерри.

– Так оно и есть, но если ты спрашиваешь, знал ли я о том, что она в Бате, то да, знал.

– И ты смеешь сидеть здесь передо мной и нагло заявлять, что знаешь, где она была все это…

– Да, признаю́, подобное поведение – грязный трюк, – согласился Джордж. – Я всегда был против, однако дал слово леди Шерингем, что не выдам ее, поэтому мне ничего не оставалось, как хранить молчание.

Шерри выглядел мрачным словно туча.

– Она сказала тебе, где ее можно найти? Она доверилась тебе? – спросил виконт. – Ротем, отвечай, или я выбью из тебя признание силой – она сбежала от меня к тебе?

– Нет, она сбежала к Джилу, – ответил Джордж. – А мы с Ферди ужинали у него. Буду откровенен с тобой, Шерри, – она рассказала нам все и стала умолять нас помочь ей скрыться от тебя. Она была в ужасном состоянии. Собственно, я даже собрался отправиться к тебе, чтобы вправить мозги!

– Жаль, что ты не попытался! – быстро ответил Шерри и побелел от гнева. – Славные у меня друзья, нечего сказать! Все эти недели… Где она?

– Она живет на Кэмден-Плейс в гостях у леди Солташ, – ответил Джордж.

Шерри, во все глаза уставившись на друга, воскликнул:

– Леди Солташ! Бабка Джила? Нет, это вообще никуда… И я представить себе не мог, что узнáю, когда приеду сюда! Клянусь, это уже переходит все границы! В гостях у леди Солташ! Полагаю, заодно и развлекается весьма недурно, да? Еще бы, ведь ей не приходится зарабатывать себе на хлеб в поте лица! И никакая опасность ей тоже не грозит!

– Проклятье, да ты должен радоваться этому! – парировал Джордж.

– Радоваться! Что ж, я очень рад! Но сто́ит мне подумать, что… Ты знал обо всем! И ты, и Джил, и Ферди! Называли себя моими друзьями, а сами помогали моей жене скрыться от меня, пока я с ног сбился, разыскивая ее, и оказался настолько туп, что воображал, будто она попала в беду и пребывает в отчаянии! Клянусь богом, это уже ни в какие ворота не лезет! Меня так и подмывает выпустить тебе кишки и скормить их воронам!

– Уймись! – нетерпеливо ответил Джордж. – Или поезжай в Лондон и выпусти кишки Джилу. Это была его идея, а не моя!

Шерри, расхаживавший по комнате, не оборачиваясь, обронил:

– А она разгуливает тут с тобой под ручку, всем довольная и счастливая! Даже не подумала о том, чтобы поставить меня в известность! В гостях у леди Солташ! Да уж, вы вчетвером сделали из меня настоящего дурака!

– Ничего подобного. Правды не знает никто, кроме нас. Леди Шерингем живет здесь под именем мисс Уонтедж.

Как ни странно, эти слова привели Шерри буквально в исступление. Он хватал воздух широко раскрытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. А Джордж счел момент как нельзя более подходящим для того, чтобы еще раз предложить виконту освежающего. Разлив портвейн по бокалам, он протянул один своему лишившемуся дара речи другу. Шерри машинально принял его, осушил одним глотком и перевел дыхание. Вперив в Джорджа горящий взгляд, его светлость произнес:

– Насколько я понимаю, моя жена ни капельки не горюет обо мне?

– Нет, – ответил Джордж, в точности выполняя полученные инструкции. – Поначалу она, конечно, была дьявольски расстроена, но теперь, сдается мне, пребывает в отличном расположении духа. Видишь ли, ей нравится Бат. Нравятся балы и концерты. А еще она обзавелась здесь многочисленными друзьями. Очаровательная маленькая штучка, наш Котенок: в Бате она обрела бешеную популярность.

Сведения эти не доставили виконту ни малейшего удовлетворения. Он, заскрипев зубами, промолвил:

– Вот, значит, как, да? А я-то думал…

Чувства вновь захлестнули его, и Шерри возобновил свои метания по комнате. Спустя некоторое время он уже открыл было рот, чтобы заговорить, когда вдруг какофония звуков, раздражавшая виконта с тех пор, как он переступил порог комнаты, снова долетела до его слуха, на сей раз – куда сильнее, чем прежде.

– Что это за дьявольское завывание? – спросил он.

– Просто кошмар, верно? – согласился Джордж. – Это «Музыкальное общество». Оно собирается здесь каждую неделю. Я бы ни за что не приехал сюда, если бы знал о таком заранее. Они поют без музыкального аккомпанемента.

– Что? – не веря своим ушам вскричал Шерри. – Ты хочешь сказать, каждую неделю они заводят свой кошачий вой? Караул! Бат! Вот тебе и Бат!

– Кажется, уже этого было бы достаточно, чтобы обнести городишко высокой стеной, верно? – спросил Джордж. – Я чуть не спятил, когда они затянули свои напевы в первый раз, точно тебе говорю.

Оба молодых джентльмена еще пару минут предавались мрачным размышлениям по поводу состояния общества, которое допускает подобные зверства. Но тут пауза, наступившая в музыкальных упражнениях, напомнила Шерри о куда более насущных проблемах. Окинув Джорджа оценивающим взглядом, он поинтересовался:

– Насколько часто ты бывал здесь с тех пор, как Котенок бросила меня?

– Проклятье, Шерри, за кого ты меня принимаешь? – возмутился Джордж. – Я и не собирался приезжать сюда, пока не узнал, что ты сам едешь в Бат! Тогда, естественно, мне пришлось предупредить леди Шерингем. На моем месте ты сделал бы то же самое!

– Пришлось предупредить ее! – едва владея собой, повторил Шерри. – Как будто я – какая-нибудь Синяя Борода! У меня просто нет слов!

– Но ведь это же ты напугал ее так, что она решилась убежать, – безжалостно напомнил ему Джордж.

Шерри подхватил со стула шляпу с загнутыми полями и тщательно разгладил ворсовый фетр.

– Мне больше нечего сказать тебе! – провозгласил он. – Я отправляюсь к своей жене!

– Сейчас ехать туда бесполезно, – предостерег его Джордж. – Она уже уехала на какую-то вечеринку и должна вернуться не раньше полуночи.

– Уехала на вечеринку! – ошеломленно повторил виконт. – Зная о том, что я постараюсь немедленно отыскать ее, раз уж видел здесь!

– Пожалуй, так, – холодно согласился Джордж. – Полагаю, она просто не хочет видеть тебя, Шерри.

На несколько мгновений взгляд голубых глаз виконта угрожающе скрестился со взором темных очей лорда Ротема. Но потом Шерри резко развернулся на каблуках и быстрым шагом вышел из комнаты.

Он не стал проверять справедливость утверждения Джорджа, а прямиком вернулся в «Ройял-Крещент». В душе его боролись столь противоречивые чувства – гнев, облегчение, тревога, – что он не сознавал, какое из них одерживает верх. Настроение виконта отнюдь не улучшилось после того, как он обнаружил в гостиной матери двух молодых леди, а также их брата, о чем-то оживленно болтавших с мисс Милбурн. Манеры виконта казались столь недружелюбными, что мистер Чалфонт устрашился, но запугать дам оказалось не так-то легко, и они просто сочли Шерри чрезвычайно симпатичным молодым человеком и постарались бы покорить его сердце, если бы он предоставил им для этого хоть малейшую возможность. Однако Шерри почти сразу откланялся под первым же попавшимся предлогом и удалился к себе, дабы в одиночестве собственной спальни предаться невеселым размышлениям.

Результатом этого стало всепоглощающее желание как можно скорее увидеться с Геро. И на следующее утро, в неподобающе ранний час, он уже стучал в двери особняка леди Солташ, но, как выяснилось, только для того, чтобы дородный дворецкий отказал ему в доступе, сообщив: ни ее светлость, ни мисс Уонтедж еще не сходили вниз. Взгляд слуги, исполненный вышколенного удивления, заставил мистера Шерингема стушеваться. Шерри уже совсем было собрался заявить о намерении подняться в спальню Геро, забыв о том, что никто в Бате не подозревает, будто она – его жена, и лишь осознание того, что он едва не удостоился скандальной славы в особняке леди Солташ, заставило виконта поубавить свой пыл, после чего он поспешил удалиться, не оставив даже визитной карточки.

Чтобы убить время и облегчить душу, виконт решил заглянуть к своему кузену в гостиницу «Йорк», где и выложил тому собственное беспристрастное мнение о его нравственных устоях и поведении. Ферди, вкушавший континентальный завтрак[62] в постели, не предпринял попытки оправдаться, а лишь постарался утешить Шерри, попутно обвинив во всем Джила.

– Ты можешь считать, что тебе дьявольски повезло, раз я не стал вытаскивать тебя из постели, чтобы одним ударом уложить на пол! – заявил виконт, в сильнейшем раздражении глядя на мистера Фейкенхема. – Очень сильно повезло, просто невероятно, скажу я тебе!

– Уверяю тебя, старина, я все понимаю! – с подкупающей искренностью согласился Ферди. – Очень рад тому, что ты не стал делать этого! После ссоры с тобой я всегда чувствую себя ужасно разбитым!

– Заячье сердце! – поддразнил его виконт.

– Как скажешь, Шерри! Тебе виднее! – ответил Ферди.

Виконт, рассмеявшись, сдался и согласился выпить с кузеном чашечку кофе.

В половине одиннадцатого он вновь прибыл на Кэмден-Плейс и опять только для того, чтобы получить отказ. Обеих дам, по сообщению дворецкого, не было дома. На сей раз виконт вручил ему свою визитную карточку, но, хотя слуга вежливо поклонился, особой пользы его светлости это не принесло.

Тогда Шерри пришла в голову счастливая мысль наведаться на Большую Питьевую галерею, где он нос к носу столкнулся со своей матерью и мисс Милбурн, собравшими вокруг себя большую оживленную толпу. Миссис Шерингем немедленно подозвала его к себе и представила своим новым знакомым. Одна из мисс Чалфонт заявила: она уже имеет счастье быть знакомой с виконтом, но в награду за свои старания удостоилась ледяного взгляда. Вдруг Шерри заметил, что в толпу затесался сэр Монтегю Ревесби. Виконт приветствовал его едва заметным поклоном, намеренно повернувшись к нему спиной, когда Монти с улыбкой воскликнул:

– Как я рад снова видеть тебя, мой дорогой Шерри!

Тут старшая мисс Чалфонт завладела вниманием виконта, поинтересовавшись, не считает ли он, что погода благоприятствует экспедиции в Уэллз[63], на что он коротко ответил:

– Нет.

– Как вы жестоки! – заявила мисс Чалфонт, строя ему глазки. – А я решила поехать туда, потому что обожаю соборы. А вы, милорд?

– Соборы? – переспросил виконт, внося разнообразие в свои ответы. – Боже упаси, нет конечно!

– Не знаю, что это за новая мода у молоденьких девушек – непременно побывать в Уэллзе, – вмешалась в разговор миссис Шерингем. – Но если дорогая Изабелла выразит такое желание, ты ведь отвезешь ее туда в своей коляске, Энтони?

– Ничто на свете, мадам, не доставило бы мне большего удовольствия, – отозвался виконт, метнув угрюмый взгляд на мисс Милбурн, – если бы у меня уже не была назначена встреча в другом месте.

– Ой, какой вы гадкий! – вскричала мисс Чалфонт. – Вы даже не спросили, когда мы собираемся туда поехать!

– Я буду занят во все время своего пребывания в этом черто… в этом месте, – дипломатично закончил виконт.

Вдова, шокированная столь непочтительным ответом, собралась было оспорить его точку зрения, но тут вмешалась мисс Милбурн, заявив, что не намерена отправляться на столь длительную прогулку в эту пору года. Ее замечание породило целый хор протестующих возгласов, который прорезал голос сэра Монтегю, галантно предложившего отвезти мисс Милбурн в своей коляске туда, куда она только пожелает. Она вежливо поблагодарила его, но согласия так и не дала.

В этот момент блуждающий взор мисс Чалфонт остановился на очередном посетителе Питьевой галереи: он оказался самым привлекательным молодым человеком из всех, доселе попадавшихся на ее пути. Поэтому, она оставила в покое Шерри, который немедленно воспользовался случаем и удрал, а лорд Ротем, подошедший к их компании, тут же угодил в ее цепкие лапки и в течение следующей четверти часа довольствовался лишь тем, что любовался профилем Несравненной. Когда же он наконец изыскал возможность приблизиться к мисс Милбурн, она встретила его с холодной вежливостью и сделала вид, будто не расслышала пылкой просьбы уделить ему несколько минут своего времени для личного разговора. Он уже собрался настаивать, однако заметил Геро, которая вела леди Солташ к креслу. Их сопровождали мистер Тарлетон, достопочтенный Ферди Фейкенхем и третий джентльмен, незнакомый Джорджу. Ротем, вскочив на ноги, бросил мисс Милбурн короткое «Прошу меня извинить!» и быстро направился в противоположный конец галереи, дабы предупредить Геро о присутствии Шерри. Мисс Милбурн с непроницаемым выражением лица смотрела ему вслед, и лишь грудь ее бурно вздымалась от негодования.

Не успел Джордж подойти к Геро, как рядом с ними оказался Шерри. Взор его был устремлен на лицо жены, и он, без сомнения, попросту проигнорировал бы всех остальных, если бы его не привел в чувство резкий окрик леди Солташ, которая властно проговорила:

– Энтони? Как поживаешь?

Виконт был вынужден остановиться у кресла ее светлости, приложиться к ее ручке и ответить на вопросы. Поинтересовавшись у него, как поживает его мать, леди Солташ многозначительно произнесла:

– Полагаю, ты уже знаком с мисс Уонтедж?

Шерри, запинаясь, пробормотал, что да, и, словно пребывая в трансе, обменялся рукопожатием с Геро. Она, избегая смотреть ему в глаза, вымолвила какие-то банальности вместо приветствия и быстро отняла руку. Повернувшись к леди Солташ, девушка сказала:

– Вам здесь удобно, мадам? Вы не будете возражать, если я оставлю вас?

– Нет-нет, дитя мое, ступай! – ответила леди Солташ. – Я прекрасно понимаю, как тебе не терпится уйти! Хотелось бы мне, чтобы ты не пожалела о своей поспешности! Имейте в виду, мистер Тарлетон, вы головой отвечаете за нее, так что не позволяйте ей гнать ваших лошадей во весь опор прямо по центру Бата, на что она вполне способна! А вы, Шерингем, присядьте рядом со мной и расскажите мне последние лондонские сплетни!

– Покорнейше прошу извинить меня, мадам! – сказал Шерри. – Если мисс… мисс Уонтедж желает прокатиться, я с радостью готов предложить ей свою коляску, поскольку имею огромное желание возобновить свое знакомство с ней!

– Но мисс Уонтедж уже дала согласие составить компанию мне, – мягко возразил мистер Тарлетон.

Ответом ему стал взгляд, изрядно озадачивший мужчину. Виконт, с видимым трудом взяв себя в руки, сказал:

– Буду чрезвычайно вам признателен, мадам, если вы окажете мне честь и уделите несколько минут для разговора наедине!

Геро, страшно боясь того, что прямо сейчас разразится публичный скандал и сознавая, что свекровь заметила ее и смотрит так, словно не верит своим глазам, поспешно сказала:

– Как-нибудь в другой раз, прошу вас! А сегодня утром я действительно занята с мистером Тарлетоном!

Сказав это, она положила свою ручку на локоть мистера Тарлетона и повелительно сжала его. Он, моментально отвесив вежливый поклон виконту, повел Геро прочь из Питьевой галереи. Почувствовав, что она вся дрожит, ласково накрыл ее руку своей и сказал:

– Не тревожьтесь! А кто этот порывистый молодой человек? Я не расслышал, как его зовут.

– Лорд Шерингем, – прерывающимся голосом ответила она. – Вы сочтете мое поведение очень странным, но сейчас я не могу ничего объяснить вам и не желаю оставаться с ним наедине!

Мистер Тарлетон заверил девушку, что она может не опасаться этого. Щегольской вид Шерри, а также слова Геро позволили ему живо представить отвратительную картину соблазнения, надругательства и насилия. Джаспера охватило жгучее желание защитить девушку, и, вздумай Шерри преследовать их, он бы приложил все усилия, чтобы отправить его в нокаут.

Однако виконт прекрасно сознавал все последствия публичного скандала и потому не стал открыто домогаться Геро. Вместо этого он повернулся к леди Солташ и попросил сообщить ему, когда он может иметь честь нанести ей визит. Леди Солташ, которую чрезвычайно забавляла эта ситуация, дружески уведомила Шерри: он может зайти к ней, когда ему заблагорассудится, вот только они с мисс Уонтедж ужасные непоседы, поэтому она не станет обещать ему, что они окажутся дома.

Виконт, не будучи дураком, чопорно поклонился и мрачно пообещал себе поквитаться с леди Солташ еще до того, как доживет до ее лет. Затем он, вернувшись к матери, поинтересовался, готова ли она уйти. Ему пришло в голову, что было бы неплохо уведомить ее о фактическом положении дел.

Вдова, выслушав сына, отреагировала именно так, как он и ожидал, разразившись возмущенными восклицаниями по поводу бесстыдства Геро, после чего не преминула обратить внимание Энтони на то, что бессовестная интриганка не теряла времени даром и уже вскружила голову очередной несчастной жертве. Ее светлость заявила, что с превеликой радостью она станет называть Геро «мисс Уонтедж», ведь никогда и не считала ее кем-то другим.

Вскоре после того как они вернулись в «Ройял-Крещент», к ним присоединилась мисс Милбурн, которую до самых дверей проводил сэр Монтегю. Миссис Шерингем приветствовала ее жалобным стоном, осведомившись, не видела ли она «то бесстыжее создание», выставлявшее себя напоказ на Питьевой галерее.

Мисс Милбурн ответила:

– Дорогая мадам, я не возьмусь утверждать, будто она выставляла себя напоказ! Да, я видела ее и, признаю́, была шокирована тем, что вы с Шерри оказались в столь неловкой ситуации! И как только Геро отважилась на такой поступок! Что подумают остальные?!

– Ничего подобного! – резко бросил в ответ Шерри. – Здесь она известна под именем «мисс Уонтедж», да и в любом случае мне плевать на мысли каких-то ничтожеств из Бата! Но меня чрезвычайно бесит то, что Джордж, Джил и Ферди все знали! Оказывается, им с самого начала было известно, что Геро здесь!

– Мы ведь тоже предполагали нечто подобное, не так ли? – холодно ответила мисс Милбурн. – Лорд Ротем настолько усерден и заботлив в своем внимании, что я готова охотно поверить всему услышанному. Дорогая миссис Шерингем, если вы не станете возражать, я бы с удовольствием осмотрела Уэллз. План заключается в следующем: мы едем туда завтра на трех экипажах, вшестером, чтобы успеть побывать в соборе, пока погода не испортилась. Мисс Чалфонт уверила меня, что мы успеем вернуться засветло, как раз к ужину. Любезный сэр Монтегю Ревесби предложил мне место в своей коляске; компанию нам составит мистер Чалфонт со своим другом и две его сестры, разумеется.

– Послушай моего совета, – вмешался в разговор виконт, – и забудь о том, чтобы разъезжать по здешней глуши в обществе Ревесби!

– Благодарю тебя, Шерри, за твою заботу, но, поскольку моя мама не имеет возражений против сэра Монтегю, не понимаю, откуда они взялись у тебя.

– Я уверена, сэр Монтегю заслуживает самых лестных отзывов, – заявила вдовствующая миледи. – Вот только если ты твердо решила поехать, любовь моя, я предпочла бы убедить Энтони сопровождать тебя, ведь в его обществе тебе будет удобнее.

– Напротив, мадам, в его обществе я буду испытывать неловкость, потому что терпеть не могу угрюмых и всем недовольных мужчин! – язвительно возразила мисс Милбурн.

– Осторожнее на поворотах! – парировал виконт. – Если ты намерена вывести меня из себя, то можешь не рассчитывать, что я галантно сопровожу тебя в Нижний Зал нынче вечером!

– Боже милосердный! Ты все-таки собрался туда? – осведомилась мисс Милбурн. – Спешу заверить тебя, я отнюдь не рассчитывала, что ты выразишь хоть малейшее желание побывать на балу!

– А я взял и выразил. Более того, заплатил за подписку, что дает мне право на два дамских билета, так что если вы с моей матушкой хотите пойти со мной, то добро пожаловать! – любезно сообщил мисс Милбурн его светлость.

– Должна признаться, ты поступил очень мило, Энтони! – одобрительно заметила его родительница.

– Я хочу увидеть свою жену, – огрызнулся виконт. – Потому что я могу заранее сказать, что меня ждет, если я опять нанесу визит на Кэмден-Плейс!

– Ее наверняка не окажется дома! – вскричала леди Шерингем. – У нее хватит наглости!

– Не вижу причин, почему бы ей не отправиться туда, куда она пожелает! – вспылил Шерри. – А поскольку ее имя записано на менуэт с каким-то типом по фамилии Тарлетон и первый котильон она танцует с Джорджем, то, полагаю, она намерена присутствовать на балу!

Так оно и оказалось. Ревнивый блеск в глазах Шерри на Питьевой галерее продемонстрировал, что леди Солташ дала разумный совет. Сердечко Геро затрепетало, но тут она вспомнила, что уже однажды видела у Шерри такое выражение, когда поцеловала Джорджа. Однако тогда оно всего лишь означало поведение «собаки на сене». Разрываясь между радостью при виде него, обидой, что он прибыл в Бат в свите Изабеллы, надеждой, будто он желает вновь вернуть супругу, и страхом, что подобного желания у него нет, она не знала, что и думать. Геро боялась отправиться на бал и увидеть, как Шерри ухаживает за Изабеллой, но и не пойти туда, а следовательно, не увидеть его, было немыслимо. Ко всему этому примешивалось порожденное гордостью желание не показывать ему, что она несчастлива, и даже убедить его светлость в том, будто она прекрасно без него обходится.

Поэтому Геро и позволила мистеру Тарлетону внести свое имя в список для менуэта, пообещав первый котильон Джорджу, а второй – Ферди. Мистеру же Тарлетону, кроме того, выпала честь сопровождать девушку в столовую на чаепитие. Насчет контрдансов она пока ничего не решила. Шерри наотрез отказывался танцевать их, называя скучными, но, если он нарушит собственное правило и пригласит ее, Геро, вероятно, не сможет отказать ему.

Те, кто собирался танцевать менуэт, должны были появиться в бальной зале не позже восьми вечера, посему кортеж леди Солташ прибыл в Нижний Зал собраний намного раньше экипажа миссис Шерингем и ее спутников. Менуэт начался в тот момент, когда Шерри сопроводил своих дам в комнату и усадил мать на одну из верхних скамей.

Геро, грациозно исполняя свою роль, не могла не отметить, что для Несравненной оказалось внове сидеть у стены, тогда как другие, куда менее ослепительные и очаровательные дамы, кружились в танце. Но потом она упрекнула себя за столь злонравные мысли, признав очевидное: Изабелла не участвовала в действе только потому, что у нее не было времени вписать свое имя в список исполнительниц менуэта. Сегодня вечером Белла выглядела поистине великолепно, в облаке лимонного сетчатого флера, с тщательно завитыми и уложенными рыжевато-золотистыми локонами и отливающей невероятной белизной кожей.

Пока Геро наблюдала за ней, мисс Милбурн снизу вверх взглянула на Шерри, стоявшего рядом с ее стулом, и лукаво улыбнулась. В этой улыбке проскользнул намек на близость, впрочем, и в том, как наклонился к ней виконт, слушая, что она ему говорит, поэтому острая заноза ревности больно кольнула Геро в самое сердце. Шерри тоже улыбнулся, кивнул и сказал что-то, отчего мисс Милбурн, рассмеявшись, шутливо погрозила ему пальцем. Но тут сюжет танца заставил Геро повернуться к ним спиной, и она постаралась больше не смотреть в их сторону. Вместо этого девушка принялась напропалую флиртовать с Джаспером, что не укрылось от глаз его светлости, который, едва разглядев ее партнера, безо всяких на то оснований заявил: ему следовало бы догадаться, что именно этот тип и окажется мистером Тарлетоном.

Как только менуэт окончился, а пары начали медленно уходить с танцпола, к Геро подошел какой-то молодой человек и принялся умолять ее станцевать с ним контрданс. Она согласилась, гости направились к своим местам, так что, когда виконт, прорвавшись сквозь толпу, оказался рядом с женой, новый партнер уже уводил ее на площадку. Шерри был настолько раздосадован, что ринулся обратно к Белле, и, подойдя к ней на мгновение раньше сэра Монтегю Ревесби, яростно заявил:

– Потанцуй со мной, Изабелла! Будь я проклят, если доставлю своему маленькому чертенку удовольствие видеть, как подпираю стену, что в обычае у Джорджа!

– Но ты же никогда не танцуешь контрдансы! – напомнила ему Изабелла.

– Я станцую его, даже если он убьет меня! – выругался виконт.

Танцоры первого круга, среди которых была и Геро, уже выстроились в пары, и его светлости пришлось встать во второй ряд. Это было совсем не то, чего он хотел, но мисс Милбурн оставалось только порадоваться, поскольку перспектива танцевать с джентльменом, выворачивающим шею, чтобы следить за другой дамой в том же ряду и слушать, что она при этом говорит, Изабеллу, мягко выражаясь, не привлекала.

Геро, разумеется, заметила, как его светлость вывел на танцпол мисс Милбурн, и моментально поняла, что чаша ее терпения переполнена. Она бы предпочла, сбежав из бальной залы, вволю выплакаться, но, поскольку сделать это было нельзя, чрезмерно оживилась, беспрестанно смеясь и разговаривая, – словом, старалась произвести впечатление молодой женщины, прекрасно проводящей время. Виконт, подметив столь бессердечное поведение со стороны своей жены, решил последовать ее примеру, а мисс Милбурн, увидев в дверях высокую фигуру лорда Ротема, без колебаний принялась поощрять друга детства на самый беззастенчивый флирт. Но, поскольку чересчур цветистые комплименты Шерри перемежались произнесенными вполголоса гневными упреками в адрес собственной супруги, мисс Милбурн не слишком обольщалась ни на свой, ни на его счет.

Каковы бы ни были планы виконта после окончания танца, их расстроило появление на сцене мистера Гинетта, церемониймейстера. Мистер Гинетт умел прекрасно обходиться с упрямыми и нерасположенными к сотрудничеству джентльменами, и, прежде чем его жертва успела сообразить, что происходит, он представил виконта самой некрасивой девушке в комнате; это обстоятельство должно было дать понять его светлости всю ошибочность неосмотрительного отказа вписать свое имя в подписную книгу церемониймейстера. Воспитание потребовало от Шерри пригласить некрасивую даму на танец, и, поскольку она без колебаний приняла его предложение, он был обречен еще на полчаса мучений в чистилище.

Тем временем начался первый котильон, который Геро танцевала с Джорджем; после него все отправились пить чай. К этому моменту Изабелла уже привлекла к себе привычный круг воздыхателей, самым ярким представителем которого можно было счесть сэра Монтегю.

Геро и мистер Тарлетон сели за стол, где не оказалось больше свободных мест; и, когда виконт все-таки протиснулся в до отказа забитую столовую залу, ему пришлось присоединиться к нескольким оставшимся без дам джентльменам у буфета. Здесь он обнаружил и лорда Ротема, который, по своему обыкновению, выглядел мрачным как грозовая туча; из-за ужасного расположения духа Шерри позабыл, что расстался с Джорджем едва ли не врагом, и благодарно окликнул его, почуяв в нем родственную душу.

– На редкость неудачный вечер! – в сердцах воскликнул виконт. – Здесь в сто раз хуже, чем в «Олмаксе»!

– Хотелось бы мне знать, – проворчал Джордж, с угрозой глядя на друга, – какого черта ты имел в виду, когда сказал, что это вроде бы я завоевал благосклонность мисс Милбурн?

– Никогда не говорил тебе ничего подобного! – заявил в ответ виконт. – Впрочем, она сама призналась мне в этом чуть ли не открытым текстом. Ну, а на тебя что нашло?

– Я просил у Изабеллы позволения сопроводить ее к чаю, однако она ответила, что уже обещала эту честь Монти. Тогда я станцевал с ней второй контрданс, но она вела себя так, будто видит меня впервые в жизни!

– Пусть это станет тебе уроком никогда не оказывать моей жене чрезмерного внимания! – сурово заявил ему Шерри.

– Но не может же она всерьез думать, будто между мной и Котенком есть что-то еще, кроме самой обычной дружбы! – вскричал Джордж.

– Кто просил тебя называть мою жену Котенком? – с вызовом заявил виконт.

– Ты сам и просил, – отозвался Ротем.

– Вот как! – ошеломленно протянул Шерри.

– Никогда не думал, что Несравненная способна поверить в такую чушь! – вспылил Джордж, покраснев от негодования. – Неужели я дал ей повод полагать, будто могу хотя бы взглянуть на другую женщину?

– Ну ты даешь! – воскликнул Шерри. – Это уже ни в какие ворота не лезет! Если то, что ты поцеловал мою жену на балу у Фейкенхемов, теперь не считается поводом…

– Она ничего не знала об этом!

– Совсем наоборот! Котенок пыталась убедить ее отговорить тебя от дуэли со мной!

– Боже милосердный! – пробормотал Джордж и побледнел. – Так вот почему… Я должен поговорить с ней!

– Здесь тебе это не удастся, – с мрачным удовлетворением заключил Шерри. – А вообще мы с тобой похожи на двух идиотов, раз бегаем за женщинами, которые нас и в грош не ставят! И выпить нечего, кроме чертового чая!

– Она выйдет замуж за Монти! – угрюмо проронил Джордж.

– Только не Изабелла!

– Завтра она едет в его коляске на какую-то дурацкую экскурсию. Она сама мне об этом сказала. Все, здесь мне больше делать нечего. Я возвращаюсь в «Уайт Харт». Там подают недурной шамбертен.

– Будь я проклят, если не пойду с тобой! – провозгласил Шерри.

– Ты не можешь. Ты сопровождаешь леди Шерингем и мисс Милбурн.

– Я вернусь, чтобы отвезти их домой, – сказал Шерри, – разве что… Клянусь Юпитером, я же могу заставить Ферди отдать мне свою очередь на котильон!

– И какой в этом смысл? – осведомился Джордж. – Сегодня я уже поступил точно так же, но дело-то в том, что балы – неподходящее место для личных разговоров. Вас постоянно разъединяют движения танца, и в результате все заканчивается ссорой.

– Что ж, пожалуй, ты прав, – согласился Шерри. – А если я увезу Котенка…

– Ты не можешь так сделать! – воскликнул Джордж, шокированный до глубины души. – На этих балах дьявольски строгий этикет! Более того, если она откажется уехать с тобой, ты будешь выглядеть еще бо́льшим дураком, чем сейчас.

– Клянусь богом, ты прав! – заявил Шерри. – Я был идиотом, что приехал сюда! Идем, Джордж!

Итак, обе дамы, изо всех сил постаравшиеся продемонстрировать свое равнодушие их светлостям, имели сомнительное удовольствие наблюдать, как те уходят с празднества. Девушкам следовало бы испытывать удовлетворение, оттого что их намек был понят столь ясно, но вздымающиеся груди обеих дамочек распирало отнюдь не это чувство. Ощутив временное облегчение в связи с тем, что на протяжении следующего часа они подчеркнуто игнорировали друг друга, каждая леди вскоре почувствовала ужасную головную боль и выразила жгучее желание немедленно отправиться домой.

Глава 24

Геро, проведя бессонную ночь, на следующее утро действительно проснулась с головной болью и подозрительно припухшими глазами. Леди Солташ хватило одного взгляда на нее, чтобы отправить девушку обратно в постель. Она же порекомендовала ей взглянуть на себя в зеркало и решить, стоит ли в таком виде показываться супругу или кому-либо еще.

– Ох, мадам, вы думаете, он придет сегодня утром? – спросила Геро. – Я убеждена, что все его мысли заняты только Изабеллой! Когда я увидела, как он приглашает ее на контрданс, – Шерри! – то готова была провалиться сквозь землю!

Ее светлость, рассмеявшись, ответила:

– А что еще ему оставалось, когда вы так беззастенчиво флиртовали с этим мальчиком в коротких штанишках? Глупая девчонка! Все идет просто прекрасно. Шерингем не сводил с вас глаз, пока оставался в зале!

У Геро задрожали губы.

– Он ушел, пока мы пили чай, – сказала она. – Я подумала… Я надеялась, быть может, он подойдет ко мне после этого и пригласит на танец, но… но…

– Вот-вот! И умчит вас с собой на белом коне, не так ли? Прямо из Зала собраний Бата! Это неслыханно!

Геро, слабо улыбнувшись, произнесла:

– Не думаю, что это остановило бы его. Это как раз в его духе, если бы он только захотел. Но он не хочет. Если… если он придет сегодня утром, то не могли бы вы, мадам, принять Энтони и узнать, если это возможно, каковы его настоящие чувства?

– Будьте покойны, милочка: я приму его, – пообещала леди Солташ.

Но ее светлости не пришлось увидеться с виконтом: тем утром он так и не появился на Кэмден-Плейс, потому что с ночным дилижансом в Бат пожаловал мистер Рингвуд.

Почтовая карета прибыла вовремя, и его высадили у гостиницы «Уайт Харт» утром, в начале одиннадцатого, когда лорд Ротем еще завтракал. Джил присоединился к нему, едва успев побриться и сменить дорожное платье; после чего в молчании выслушал путаный отчет его светлости о положении дел, которое, похоже, лишь осложнялось с каждым часом. Значительная часть речи Джорджа, естественно, была посвящена поведению Несравненной, но мистер Рингвуд не обратил на это внимания. Выслушав Джорджа, он фыркнул и сказал:

– Сборище идиотов!

– Кто? – спросил Джордж.

– Ты, Шерри и Ферди, – ответил мистер Рингвуд. – Будь я проклят, но Ферди – самый тупой из вас! Ты только взгляни на это!

Он протянул Ротему письмо мистера Фейкенхема, которое Джордж и прочел со всевозрастающим изумлением.

– Похоже, он был здорово пьян, – заметил его светлость. – И кто же этот тип, который, по его мнению, убедил Шерри прикатить в Бат? Какая чушь! Не знаю, почему он приехал сюда, но никакого заговора не было и в помине. Кстати, причем здесь Дюк?

– Да откуда же мне знать? – презрительно бросил в ответ мистер Рингвуд. – Или ты думаешь, я стал бы тратить время, выясняя у него имя типа, который мне нисколько не интересен, а?

– Нет, но я хотел бы знать, почему Ферди так уверен, что за всем этим кто-то стоит, – задумчиво протянул Джордж. – Мне он ни словом не обмолвился. Ведь это не может быть Ревесби, верно? Уж в таком случае Ферди не забыл бы, как его зовут. Ладно, спрошу у него самого.

– Ты волен поступать, как тебе заблагорассудится, а я отправляюсь повидать Шерри, – заявил мистер Рингвуд. – Где он остановился?

– В «Ройял-Крещент». Но предупреждаю, Джил: он в дьявольски дурном настроении!

– Твои предостережения мне совершенно ни к чему, – ответил мистер Рингвуд. – Если за пять лет знакомства ты так и не сподобился вызвать меня на дуэль, то Шерри это и подавно не удастся!

Затем Джил натянул свои ботфорты, которые его камердинер любовно начистил до блеска патентованной ваксой, набросил на плечи пальто, сунул под мышку коричневую тросточку из ротанга и отправился в «Ройял-Крещент».

Он застал Шерри в тот самый момент, когда виконт уже собирался уходить, дабы нанести визит в Кэмден-Плейс, но при виде друга моментально отказался от этого намерения и приветствовал его чем-то вроде рычания голодного тигра.

– Ага! Ты-то мне и нужен! – зловеще провозгласил виконт. – Тебе придется многое мне объяснить! Идем-ка наверх!

– Я и собираюсь, – ответил мистер Рингвуд. – А вот что касается объяснений, то, по-моему, настал твой черед давать их!

– Мне нравится твоя проклятая наглость! – опешил Шерри. – И что же, во имя всего святого, я должен объяснить?

– Ну, ты можешь начать, например, с того, что расскажешь мне, какого черта тебя понесло в Бат, – сказал мистер Рингвуд, поднимаясь вслед за виконтом в гостиную. – Если миссис Шерингем дома…

– Ее нет, – прервал его Шерри. – Отправилась с визитом к очередному проклятому доктору. А Несравненная пару часов назад укатила в Уэллз, так что можешь не бояться, что тебе придется нежничать с обеими! – Распахнув дверь гостиной, он широким жестом пригласил друга внутрь. – Итак, Джил! Хорошо же вы со мной обошлись! Столько времени морочили мне голову! Но для чего тебе понадобилось прятать мою жену от меня, а меня надувать, будто ты не ведаешь, куда она подевалась? Клянусь богом, не знай тебя хорошо, я мог бы подумать, что ты питал по поводу нее совершенно определенные намерения, чтоб я провалился на этом месте!

– Тебе пришлось бы упиться до изумления, чтобы предположить, будто я способен отвезти твою жену к своей бабке, если бы вынашивал бесчестные намерения в отношении нее! – парировал мистер Рингвуд.

– Тут ты прав, конечно! – признал Шерри. – И все равно, Джил, я не понимаю, что за игру ты затеял. А лишь подумаю, как ты втирал мне очки, когда я сходил с ума от беспокойства за Котенка…

– Вся штука в том, что я этого не знал, – сказал мистер Рингвуд. – Если на то пошло – и сейчас не знаю.

Шерри во все глаза уставился на него.

– Ты что, спятил? – спросил он. – За кого ты меня принимаешь, хотел бы я знать? Моя жена уходит от меня, а ты не знаешь, тревожусь ли я о ней, да?

– Я думал, ты был бы рад узнать, что она находится в хороших руках, – тонко пояснил свою мысль мистер Рингвуд, – но не знал, тревожит ли тебя то, что она больше не живет с тобой.

– Тревожит?! – Шерри поперхнулся от негодования. – Она моя жена!

Мистер Рингвуд принялся тщательно полировать свой лорнет.

– Буду с тобой откровенен, Шерри, – сказал он наконец.

– Ты меня премного обяжешь!

– Сдается мне, ты будешь совсем не рад, старина, когда выслушаешь меня. Очень деликатное дело: я бы не стал касаться его, если бы мог обойтись без этого. Я знаю, она – твоя жена: я был на вашей свадьбе, если помнишь. Но вся штука в том, что дело-то выдалось дьявольски странным, эта ваша женитьба, Шерри. Ты ведь никогда не притворялся, будто без ума влюблен в Котенка, а, Шерри?

Виконт, покраснев, хотел было что-то сказать, но промолчал.

– Вот видишь, ты не был в нее влюблен, – продолжал его друг. – Впрочем, и особой необходимости в том не было: это ясно как божий день! Понятно и кое-что еще, вот только я до сих пор не уверен, что ты это заметил. Я пытался несколько раз намекнуть тебе, но ты, сдается мне, пропустил мои слова мимо ушей. Она о тебе чрезвычайно высокого мнения, Котенок. Не желала слушать ни единого слова поперек: не признавала даже того, что ты правишь лошадьми недостаточно хорошо, чтобы тебя приняли в «Клуб Четырех Коней». Как тебе это нравится? Мне всегда казалось, что она только и думала о том, как угодить тебе. Если собиралась сделать что-то такое, чего ей не следовало делать, достаточно было сказать ей, что тебе это не понравилось бы, и она тут же отказывалась от своего. Геро напомнила мне о стихах, которые я учил в детстве. Что-то о том, что любить – значит отдавать. Вот такая она, Котенок! Имей в виду, я вовсе не хочу сказать, будто ты был скуп с нею, не позволял ей тратить столько, сколько она хотела, и… – Он умолк, потому что Шерри выставил перед собой руку. – Ладно, нет смысла продолжать. По-моему, ты понимаешь, о чем я. А вот я не знал что и думать, черт меня побери! А потом ты поскандалил с ней из-за тех гонок, в которых она вознамерилась принять участие, и Геро пришла ко мне, потому что ей было больше не к кому обратиться. Села в моей комнате с этой чертовой канарейкой, которую я когда-то подарил ей, и с часами из гостиной, а потом расплакалась так, будто у нее разрывалось сердце. Кстати, я тогда был близок к тому, чтобы вызвать тебя на дуэль, Шерри! Мне показалось, ты повел себя с бедняжкой, как бесчувственная скотина! Но она никогда не винила тебя: уверяла, что с самого начала во всем была виновата сама. А потом сказала кое-что еще, заставившее меня задуматься. Сказала, что ты никогда не любил ее, а жениться всегда хотел только на Несравненной.

– Нет! – сдавленным голосом выкрикнул Шерри.

– Так я и думал, что тебе было плевать на Несравненную, – согласно кивнул мистер Рингвуд. – И тогда я подумал: возможно, Котенок дорога тебе больше, чем ты считаешь.

Шерри подошел к окну и остановился подле него спиной к другу, коротко бросив:

– Так и есть.

– Вот почему я и привез Котенка к своей бабке и взял с Ферди и Джорджа слово, что они не скажут тебе, где находится твоя жена. Решил: когда ты поймешь, что потерял ее, быть может, немного призадумаешься. – Сделав паузу, он посмотрел на виконта. – Знаешь, я бы ни за что не выдал ее. Поначалу думал, все образуется. Теперь я в этом уже не уверен. Во-первых, не знаю, для чего ты приводишь в порядок Шерингем-Хаус.

Шерри, резко развернувшись, воскликнул:

– Для Котенка, идиот ты этакий, если когда-нибудь верну ее! Или ты полагаешь, у меня не было времени, чтобы все хорошенько обдумать, как сделал ты? Теперь я знаю, как действовать! Я полагал, что смогу жить прежней жизнью, пусть даже женатым мужчиной, и не собирался остепеняться! Так вот, теперь я понимаю: это невозможно, и, будь я проклят, сам не хочу этого! Я подумал, если найду Котенка, мы сможем начать все сначала, попробуем жить вместе! Если бы я не надеялся, что когда-нибудь она вернется туда, то уже давно бы избавился от этого проклятого дома на Хаф-Мун-стрит! Господь свидетель, я его ненавижу! Но как я мог это сделать? Предположим, она вернется и увидит, что ставни закрыты или там даже живут другие люди? Я должен был оставаться в нем, хотя он казался мне склепом!

– Понятно, – сказал мистер Рингвуд. – Хотя не стану отрицать: мне показалось, когда ты взялся приводить в порядок Шерингем-Хаус, у тебя появились другие идеи на сей счет. Когда Северн сошел с дистанции… Словом, ты заставил меня поволноваться, Шерри!

– Если ты еще хоть раз упомянешь при мне Беллу, Джил, я устрою тебе взбучку! – пообещал Шерри. – Эта избалованная девчонка никогда меня не интересовала, а если ты в этом сомневаешься, то спроси у нее! Не в обиду будет сказано, она может быть писаной красавицей, но только верните мне моего Котенка! Белла, с ее манерами и претензиями, ее обидами и чертовым острым язычком! Нет уж, благодарю покорно! Более того, ни один мужчина, проживший хоть немного с Котенком, на Беллу второй раз и не взглянет!

– Тогда какого дьявола ты притащился в Бат, который, как всем известно, терпеть не можешь, да еще вслед за ней? – раздраженно спросил мистер Рингвуд.

– Вслед за ней? Бог мой, так вот что ты подумал? Нет, ты положительно спятил! Да никакая сила на свете не заставила бы меня приехать сюда, если бы не одно соображение! Мать просила поехать с ней, но я и слушать ее не стал. Да и самой Белле заявил, что если она полагает, будто может переубедить меня, то крупно ошибается! Однако потом она сказала что-то – или это сказал я сам, точно не знаю, – что вдруг напомнило мне: именно в Бат эта Бэгшот намеревалась отправить Котенка, чтобы сделать из нее гувернантку. Поэтому я и решил – найду ее здесь, в какой-нибудь семинарии на площади Куинз-сквер. Это единственная причина, по которой я приехал в городишко, где намеревался не бывать больше никогда в жизни!

Мистер Рингвуд уставился на него с раскрытым ртом.

– Так вот оно в чем все дело! – пролепетал он.

– Ну разумеется! А потом, не успев въехать в город, я увидел Котенка и Джорджа, шествующих под ручку, и если бы тогда догнал их, то убил бы его на месте! С тех пор я только и пытаюсь, что перемолвиться с Котенком парой слов наедине, но она не принимает меня на Кэмден-Плейс, а когда мы встречаемся на людях, ведет себя с холодной вежливостью, будто мы не знакомы!

– Клянусь честью, Шерри, такого идиота, как ты, еще поискать! – воскликнул мистер Рингвуд. – Откуда Котенку было знать, что ты приехал сюда, чтобы найти ее? Можешь не сомневаться, она полагает, ты прикатил только ради цели быть рядом с мисс Милбурн и никак не рассчитывал встретить здесь свою жену! Неудивительно, что она не хочет разговаривать с тобой!

– Но неужели она думает… неужели она полагает… – растерянно пробормотал Шерри.

– Она! – уничтожающим тоном сказал мистер Рингвуд. – Сдается мне, это ты у нас разучился думать. Ну ты даешь! Как хорошо, что я приехал вовремя, иначе ты окончательно все испортил бы! Но я совсем не уверен, что все еще можно исправить.

– Что ты имеешь в виду? – быстро спросил Шерри, встревоженно глядя на друга.

Мистер Рингвуд выдержал его взгляд.

– Я же говорил, что буду откровенен с тобой, старина, не так ли? В общем, бабка сказала мне: в последнее время за Котенком ухлестывает один господин.

– Вот оно что! – мрачно пробормотал Шерри.

– Пожилая леди не думает, будто у них что-то серьезное, однако она намекнула мне, что тебе неплохо бы поспешить и вмешаться, пока не стало слишком поздно. Собственно говоря, когда ты вызвался сопровождать свою мать, я уже собирался написать Котенку письмо с просьбой разрешить мне рассказать тебе правду. Судя по тому, что мне известно, он – неплохой малый, обладатель небольшого славного поместья, жизнерадостный и веселый, и все такое прочее. Он влюбился в Котенка по уши и готов ради нее на все.

Шерри уже собирался осчастливить друга собственным мнением о мистере Тарлетоне, однако присущая ему честность не позволила оспаривать очевидное.

– Да, черт бы его подрал! – с горечью признал виконт. – Полагаю, он действительно вполне приятный тип. Пожалуй, он куда более нежен и добр с Котенком, чем я.

Мистер Рингвуд поднялся со стула.

– Поеду-ка лучше на Кэмден-Плейс и повидаюсь с Котенком, – сказал он. – Попробую распутать этот проклятый узел, который ты завязал!

Шерри схватил его за руку.

– Джил, лучшего друга, чем ты, и пожелать нельзя! – провозгласил он. – Ты ведь скажешь ей, что я приехал сюда только ради того, чтобы найти ее, не так ли? Скажи ей, что после ее ухода, я сто раз собирался вышибить себе мозги! Попроси ее всего лишь увидеться со мной! Скажи ей…

– Не нервничай ты так! Я скажу ей все! – пообещал мистер Рингвуд.

Но когда он прибыл на Кэмден-Плейс, Геро свалилась с ног от треволнений и забылась тревожным сном, а леди Солташ наотрез отказалась будить ее. Посему мистеру Рингвуду пришлось передать порученное ему послание своей бабке, что, по ее словам, тоже было очень неплохо. Когда же он рассказал ей все, она, кивнув, заметила: именно такого дурацкого поведения и ожидала от Шерингема.

– Он заслуживает того, чтобы помучить его неизвестностью, и я бы сама так и поступила, будь на то моя воля, – строго провозгласила пожилая дама. – Однако пришло время уладить эту безумную ситуацию, поскольку, если только я не ошибаюсь, мой друг, мистер Тарлетон, окончательно потерял голову. – На мгновение она задумалась, барабаня пальцами по столу. – Можешь передать Шерингему от меня, что если он пожалует к нам на ужин сегодня вечером, то не застанет меня дома. Я приглашена к друзьям на Лаура-Плейс, а этот прием не из тех, что способны доставить удовольствие его жене. Пусть приходит ровно в семь часов. Я не дам ребенку встать с постели до самого вечера, потому что не желаю, чтобы она явила Шерингему заплаканное личико!

– Однако согласится ли она принять его, мадам? Вы уверены в этом? – с тревогой поинтересовался мистер Рингвуд.

Пожилая леди, сухо рассмеявшись, ответила:

– О, на сей счет можешь быть спокоен!

– Прошу прощения, мадам, но вы не забудете передать ей послание Шерри, хорошо? Я ведь понимаю, виконт дал ей массу поводов для того, чтобы отбить всякое желание встречаться с ним вновь!

– Так ему и скажи! – посоветовала внуку ее светлость. – А вот о том, что она готова броситься ему на шею, говорить необязательно! Пусть он придет сюда в смиренном умонастроении! Смею предположить, это будет в первый и, скорее всего, в последний раз в его жизни!

Мистер Рингвуд пообещал не говорить Шерри ничего такого, что заставило бы того вновь преисполниться самомнения, попросил передать наилучшие пожелания Геро и вернулся обратно в «Ройял-Крещент».

На сей раз, поскольку вдова уже вернулась после посещения паровых бань, Шерри пригласил его в столовую на первом этаже и с волнением в голосе потребовал рассказать о результатах визита. У него вытянулось лицо, когда он узнал, что мистеру Рингвуду не удалось поговорить с Геро, однако настроение виконта моментально улучшилось, как только он услышал новость – нынче вечером она будет одна. Он принялся яростно трясти руку мистера Рингвуда в знак сердечной благодарности, очевидно, уже позабыв о том, что совсем недавно готов был свернуть ему шею.

Что же касается Геро, то, когда хозяйка пересказала ей об утренних событиях, обуревавшие девушку чувства настолько захлестнули ее, что она спрыгнула с кровати и крепко обняла леди Солташ, нанеся серьезный урон одному из лучших париков почтенной матроны. Призванная к порядку, Геро тут же преисполнилась смирения и послушания, даже пообещав, что проведет в постели весь день, если только леди Солташ даст указания кухарке приготовить все любимые блюда Шерри. Затем она улеглась и принялась смотреть на часы.

Но вскоре терпение девушки истощилось, она уселась перед зеркалом и позвонила в колокольчик, вызывая свою горничную, после чего пожелала надеть платье, которое однажды понравилось Шерри. Затем принялась бесцельно слоняться по дому, пока леди Солташ не пожаловалась, что от вида Геро у нее начинает кружиться голова. Поскольку светские развлечения в Бате начинались не так поздно, как в Лондоне, ее светлость отбыла на званый ужин в шесть часов пополудни, прозаически напомнив своей подопечной, чтобы та не забыла выгулять Пага, ее мопса.

Обычно Геро выводила животину на прогулку на несколько минут перед самым ужином; после того как леди Солташ отбыла в своем ландо, девушка решила заполнить этим занятием оставшееся время. Сказано – сделано; накинув плащ с капюшоном, Геро взяла Пага на поводок и вышла через переднюю дверь.

Уже смеркалось, но было еще достаточно светло, чтобы без помех прогуляться по нижним и верхним улицам Кэмдена. Кроме того, район был настолько фешенебельным, что риск встретить каких-либо нежеланных личностей практически исключался. Итак, Геро зашагала по тротуару, Паг, бодро сопя, потрусил за ней следом, и мысли девушки устремились к волшебному времени семи часов вечера. Она настолько увлеклась предвкушением встречи, что не заметила экипажа, стоявшего у обочины Лоуэр-Кэмден-Плейс. Вообще-то мельком Геро скользнула взглядом по его смутному силуэту, но не придала этому факту решительно никакого значения, пока вдруг перед ней не выросла мужская фигура в пальто с пелеринами и касторовой шляпе с высокой тульей.

Геро испуганно ахнула, но сделать более ничего не успела, потому что мужчина шагнул вперед и сжал ее в объятиях. Девушка отчаянно забилась, пытаясь вырваться, и даже попробовала крикнуть. Но злодей не дал ей такой возможности, припав ко рту своей жертвы в страстном поцелуе. На мгновение перед ее глазами мелькнула карнавальная маска, закрывавшая верхнюю половину его лица, и вдруг ей показалось, что она узнала своего похитителя. Высвободив одну руку, Геро обняла его за шею и ответила на жаркий поцелуй. Звуки чьей-то неспешно приближающейся поступи вдалеке заставили мужчину подхватить девушку на руки, в три быстрых шага достичь ожидающей кареты и забросить Геро внутрь. Поскольку она машинально цеплялась за поводок Пага, то флегматичное животное помимо воли отправилось в полет вслед за ней, с трудом вскарабкавшись по ступенькам в карету за миг до того, как дверца за ними захлопнулась.

Геро, бесцеремонно брошенная на мягкие подушки сиденья, выпрямилась, приводя себя в порядок, когда экипаж рванулся вперед, и обнаружила, что плачет и смеется одновременно. Зрелище негодующего мопса, пыхтящего на полу кареты, моментально осушило ее слезы.

– Ох! – выдавила она, с трудом переводя дыхание. – Как это похоже на Шерри – бросить тебя прямо на меня!

А мистер Тарлетон, скачущий рядом с каретой, поздравил себя с успешным воплощением безумного плана похищения леди, которую намеревался сделать своей женой.

Тем временем Шерри, уже одетый для ужина с супругой, сидел перед туалетным столиком с зеркалом, нетерпеливо уверяя лорда Ротема, что никакой иностранец, будь он греком или кем-либо еще, совершенно не имеет отношения к его приезду в Бат.

– Тогда я ничего не понимаю! – заявил Джордж. – Ферди твердит о каком-то типе, который учился с ним в Итоне. Я и не подозревал, что там бывают греки. А ты? Дьявольски странный субъект, ты не находишь? Вечно крадется за кем-нибудь и пугает приличных людей. Он говорит, что Дюк знает его.

– Может, он и знает, а я – нет! – отрезал виконт. – Отстань от меня с этими байками! Лучше ступай в гостиную! Может, Изабелла уже вернулась. Джил тоже там торчит. Бедолага пришел засвидетельствовать свое почтение моей матери, а она вцепилась в него мертвой хваткой и не отпускает вот уже добрый час – рассказывает о прелестях русских паровых ванн, рекомендованных ей каким-то чертовым докторишкой.

– Должен признаться, я пришел сюда в надежде повидать мисс Милбурн, – бесхитростно заявил Джордж. – Но дело в том, что твоя мать меня недолюбливает, и я бы предпочел, чтобы ты отправился со мной, тогда все пройдет как по маслу.

Виконт, поправлявший складки шейного платка, заявил:

– Ты жалкий трус, Джордж. Ладно, если подождешь еще пару минут и при этом не будешь досаждать мне разговорами о каком-то греке, то я пойду с тобой и постараюсь сделать все возможное.

Но в этот момент раздался стук в дверь, виконт крикнул «Войдите!» и в комнату вплыла вдова, вооруженная флакончиком с нюхательными солями. Приветствовав лорда Ротема легким наклоном головы в тюрбане, она обратилась к сыну:

– Ох, Энтони, я так рада, что ты еще не ушел! Я очень волнуюсь о дражайшей Изабелле и боюсь, с ней случилось какое-то несчастье! Она заверила меня, что вернется домой не позже пяти часов пополудни, но ведь уже половина седьмого, а ее все нет и нет! Мало мне этого беспокойства, так еще сейчас меня окончательно расстроили мистер и мисс Чалфонт, заглянувшие, чтобы передать шарф Изабеллы, который она нечаянно обронила в гостинице в Уэллзе. Мой дорогой Энтони, оказывается, она вместе с сэром Монтегю выехала обратно по другой дороге, причем на полчаса раньше остальных! Что могло с ними произойти? Когда я услышала эти новости, у меня началось такое сердцебиение, что мистер Рингвуд, такой любезный молодой человек… А, вы тоже здесь, мистер Рингвуд! Ну да, конечно. …Словом, как я говорила, он был вынужден кликнуть мою горничную и велел ей подать нашатырный спирт, чтобы привести меня в чувство! Потому что, как ты понимаешь, я отвечаю за дорогую Изабеллу и не знаю, как буду смотреть в глаза ее мамочке, если с девочкой что-нибудь случится… Энтони, тебе ничего не остается, как немедленно заложить коляску и отправиться на ее поиски!

– Да неужели, клянусь Юпитером! – отозвался виконт. – Нет уж, благодарю покорно, мадам! Я предупреждал Изабеллу о том, что ей не стоит раскатывать по окрестностям в обществе этого типа, но она меня не послушала, так что пусть теперь пеняет на себя! В семь часов я ужинаю со своей женой в Кэмден-Плейс и предоставляю вам самой судить, готов ли я пожертвовать этой встречей ради очередной выходки Беллы!

В тот же миг Джордж, чей выразительный взгляд был прикован к лицу вдовы во время ее речи, шагнул вперед и низким, подрагивающим от волнения голосом заявил:

– Предоставьте это дело мне, миссис Шерингем! Оно касается меня куда больше, чем Шерри! Я выезжаю немедленно, и, можете не опасаться, не только верну вам мисс Милбурн в целости и сохранности, но и призову Ревесби к ответу за ту беспечность или… или злодейство, которое он совершил!

Ротем, коротко поклонившись миссис Шерингем, шагнул к двери, и на лице его появилось столь яростное выражение, что мистер Рингвуд запротестовал:

– Эй, Джордж, послушай, так не годится! Ставлю десять против одного, случилось какое-нибудь досадное недоразумение, они приедут сюда с минуты на минуту! Проклятье, Монти не осмелится… Джордж!

Лорд Ротем, удостоив его лишь презрительного взгляда, покинул комнату. Мистер Рингвуд повернулся к Шерри.

– Пожалуй, мне лучше отправиться с ним, старина! – сказал он. – Ты же знаешь его! Я не люблю Монти, но не могу допустить, чтобы Джордж убил этого типа – потому что именно такое и случится: предумышленное убийство! Ваш самый покорный слуга, миссис Шерингем! Желаю тебе удачи, Шерри, старина!

Вдова обессиленно опустилась в кресло, ошеломленная столь внезапным поворотом событий. Она поднесла носовой платочек к глазам и уже изготовилась оплакивать грядущее воссоединение сына с его женой, когда в дверях показался слуга, объявив о прибытии достопочтенного Ферди Фейкенхема, которого пригласили на ужин в «Ройял-Крещент». Виконт, радуясь возможности избежать очередных бессмысленных стенаний своей родительницы, пригласил Ферди войти и занялся куда более насущным вопросом выбора брелока для завершения своего туалета.

На Ферди, едва тот успел переступить порог, обрушилось слезливое повествование тетки о бедах и несчастьях, которые, по ее мнению, грозят им всем. Он, покачав головой, заявил, что Монти, конечно, Плохой Человек и никто не может сказать, какие еще беды принесет им хаос, устроенный этим старым греком. Его слова привлекли внимание виконта, уже собравшегося потребовать у кузена объяснений, но тут в комнату с оскорбленным видом вошел Бутль и доложил: Джейсон, которого он неизменно именовал «шалопаем», срочно требует свидания с виконтом.

– Какого дьявола ему от меня понадобилось? – подивился вслух его светлость. – Где он?

– Я здесь, хозяин! – отозвался грум, выныривая из-под руки Бутля. – Совсем запарился, гоняясь за той таратайкой, что чуть не располовинила меня!

– Да ты пьян! – обвиняющим тоном завил виконт.

– Ни в одном глазу! Отправьте-ка лучше этого толстуна, и я скажу вам кое-что, что вам захочется узнать! А остальных слушателей выставлять за дверь резона нету! – добавил он.

Бутль, оскорбленный в самых лучших чувствах, не говоря ни слова, величественно вышел из комнаты, тщательно прикрыв за собой дверь. Грум, в глазах которого светилась настоящая тревога, посмотрел на своего хозяина.

– Хозяйка в беде! – выпалил он.

Виконт выронил из рук цепочку для часов.

– Что? – быстро сказал он. – Что случилось?

Грум печально покачал головой.

– Ее умыкнули, хозяин! – просто ответил он.

– Что?!

– Истинная правда, хозяин, богом клянусь! Она смылась с этим прилизанным фраером, с которым я видел ее давеча!

У виконта возникло очень странное ощущение, будто пол уходит у него из-под ног. Протянув руку, он ухватился за край туалетного столика и прохрипел:

– Это ложь!

– Провалиться мне на этом самом месте, если я когда-нибудь лгал вам, хозяин! – пылко вскричал Джейсон. – И уж тем более не стал бы врать насчет хозяйки! Готов съесть собственную шляпу!

В подтверждение своих слов он вытер глаза рукавом и горестно шмыгнул носом. Виконт, бледный как смерть, осведомился:

– Откуда ты это знаешь, негодяй?

– Видел все своими собственными гляделками, хозяин. – Грум неловко переступил с одной ноги на другую. – Я ждал в Кэмден-Плейс, потому как Мария – эта славная пышечка, служанка хозяйки, – наплела мне насчет того, что хозяйка по вечерам выгуливает псину, которая принадлежит той старушенции. Ну, я, значит, решил наведаться туда да передать хозяйке, как мы смертельно соскучились по ней, но случая раззявить свою хлеборезку мне так и не представилось! Там, сбоку от дороги, стояла какая-то колымага, а в ней притаился тот самый голубок, которого вы знаете, хозяин. Ну, я затихарился и стал наблюдать. И вот появляется хозяйка с псиной на поводке. И что я вижу? Этот лощеный фраер надевает себе на физию маску, и чтоб я сдох, если он не хватает хозяйку в объятия и не начинает лобызать ее! Не успел я перевести дух, как он зашвырнул ее в колымагу, прыгнул в седло кобылки – давно я не видывал такой чистокровной лошадки – и был таков!

Виконт шагнул вперед.

– Ты, проклятый тупой коротышка, ничем не помог ее светлости?! – воскликнул он. – Ты смотрел, как ее увозят силой, и…

– Хозяин, нет смысла забивать вам баки: ее не увезли силой или против ее воли, нет! Потому что я видел, как она одной рукой обхватила этого голубка за шею, обнимая его, как не знаю кто, и даже не сопротивлялась и не крикнула ни разу!

– Так я и знала! – провозгласила вдова.

– Нет, разрази меня гром, мадам, вы ничего не могли знать! – возразил Ферди, до глубины души тронутый ошеломленным выражением, появившимся на лице кузена. – Шерри, старина! Можешь мне поверить, это недоразумение! Котенок не стала бы обнимать какого-то типа в маске! Она могла поцеловать Джорджа, но только не типа в маске! Этот твой грум-остолоп все напутал!

Шерри молча покачал головой, а Джейсон с оскорбленным видом заявил:

– И ничего я не напутал! Более того, я помчался вслед за колымагой – да-да, через весь город, скажу я вам, и очень хорошо запомнил дорогу, по которой поехал хитрый голубок, и это совсем не тот путь, что ведет в его берлогу, нет! Он укатил с хозяйкой по дороге на Редсток, ведущей к Уэллзу, но далеко он не уедет, чтоб мне провалиться на этом месте!

Шерри, подняв голову, спросил:

– Почему же?

– Да потому что я обчистил карманы этого субчика, пока он поджидал хозяйку, – угрюмо пояснил Джейсон и с вызовом добавил: – Вы не говорили мне не трогать этого фраера, хозяин, а если он ваш приятель, то я впервые об этом слышу!

Шерри пристально взглянул на грума.

– И что же ты у него украл? – поинтересовался виконт. – Ну же, я не сержусь на тебя! Отвечай!

Джейсон опять шмыгнул носом и нехотя достал из-за пазухи пухлый бумажник и кошель, перетянутый завязками у горлышка, что и протянул своему хозяину. В бумажнике, помимо внушительной пачки банкнот, обнаружилось специальное разрешение на вступление в брак и несколько визитных карточек, на которых были указаны имя мистера Тарлетона и его адрес; в кошеле позвякивали несколько гиней и монеты в полугинею[64].

Шерри дрожащей рукой вложил ассигнации обратно в бумажник.

– Не исключено, что в карманах у него осталась какая-нибудь мелочь, но ты прав! – сказал его светлость. – Он не уедет дальше первой же заставы, особенно если путешествует на наемных лошадях. Правды он не знает, разумеется, и полагает, будто Геро свободна и может выйти за него замуж. Ты уверен, что он поехал по дороге на Редсток, Джейсон?

– Клянусь могилой матери! – тут же отозвался грум.

– Сочетаться браком в Уэллзе – что ж, очень похоже! Подай к дверям мою коляску и как можно скорее! Бегом!

– Энтони! – взмолилась вдова, поднимаясь из кресла, когда грум покинул комнату. – Неужели ты не послушаешь свою мамочку? Или тебе нужны новые доказательства того, что эта гадкая девчонка…

– Прошу вас не говорить более ни слова, мадам! – перебил ее Шерри, и на лице его изобразилось столь суровое выражение, что она испуганно умолкла. – Это я один во всем виноват – от начала и до конца! Я получил то, чего заслуживал, и сознаю это, даже если вы отказываетесь признать очевидное! Моя глупость… мое небрежение ею, моя проклятая жестокость принудили Геро к бегству! Должно быть, леди Солташ уговорила ее принять меня сегодня вечером, но она, вместо того чтобы встретиться со мной… – Голос его сорвался, а губы задрожали. – Но она не должна… Я не могу позволить ей убежать с этим мужчиной до того, как я… освобожу ее ото всех обязательств! Я должен найти их… объяснить все обстоятельства Тарлетону… вернуть ее под защиту леди Солташ!

Ферди, погруженный в глубокую задумчивость, поднял голову и преданно взглянул на виконта.

– Шерри, старина, знаешь, что я думаю? – сказал он. – Это какое-то недоразумение! Ставлю десять против одного, твой слуга не ведает, о чем говорит! Он мог увезти Котенка на маскарад. Маска, сам понимаешь.

– Ферди, я должен был прийти к ней на ужин! – срывающимся голосом напомнил кузену Шерри.

– Она могла забыть об этом. Проклятье, проще простого забыть о назначенном ужине! Со мной такое случалось. Однако имей в виду, ты правильно решил поехать за ней! Это не дело – разъезжать по округе с типом в маске: ты должен был предостеречь ее! Только не впадай в бешенство, Шерри, иначе опять напугаешь бедняжку до слез!

– Нет-нет! Хотя не знаю, как удержусь от того, чтобы не задушить этого типа Тарлетона собственными руками… Но все будет в порядке, не волнуйся!

И тут Ферди принял благородное решение.

– Вот что я скажу тебе, Шерри: я поеду с тобой, – заявил он. – Будь оно все проклято! Я не из тех, кто бросает друзей в беде!

Глава 25

Геро, столь бесцеремонно заброшенная в карету, которая, кренясь и подскакивая на камнях, мчалась по улицам Бата, не имела ни малейшего представления ни о том, куда они направляются, ни почему Шерри не влез внутрь вслед за ней. Заметив на соседнем сиденье плед, девушка укрыла им колени, забилась в уголок, держась одной рукой за ременную петлю, заменявшую подлокотник, и стала с приятным предвкушением ожидать дальнейшего развития событий. Она, разумеется, и не подозревала о том, что ее похититель, все-таки не окончательно потерявший голову, вполне отчетливо представлял себе, чем закончится попытка объясниться в любви в средстве передвижения, заслужившем прозвище «тарантас». Дорога от Бата до Уэллза, особенно в это время года, была изрыта выбоинами и колеями: мистер Тарлетон счел, что добьется большего, отложив предложение руки и сердца до прибытия в Уэллз.

Сей город, прославившийся своим собором, отстоял от Бата на целых восемнадцать миль, находясь по другую сторону холмов Мендип-Хиллз. Мистер Тарлетон заказал комнату для своей предполагаемой супруги в гостинице «Кристофер», а для себя – в гостинице «Лебедь». Пусть желание этого джентльмена привнести капельку приключений в постылую жизнь Геро и привело его к совершению поступка, о котором он старался особенно не задумываться, но природная сдержанность и такт, как ни парадоксально это звучит, побуждали мужчину избегать любого намека на бесчестие везде, где только можно. Следуя данной логике, он нанял экипаж и лошадей в гостинице, где его никто не знал, и время от времени ловил себя на опасливой надежде, что правда о его скоропостижной женитьбе так никогда и не выплывет наружу.

Подобные соображения побудили Тарлетона сменить лошадей в небольшой деревушке Эмборроу, лежащей у подножия холмов Мендип, а не в гостинице «Оулд-Даун», расположенной в двенадцати милях от Бата, где и происходила обычная подмена. К тому времени как они достигли назначенного места, в небе светила яркая луна и ехать стало значительно легче.

Карета вкатилась в небольшой дворик, принадлежавший ничем не примечательной гостинице, и конюх криком возвестил о первой остановке. В этот миг одно из окошек экипажа открылось и наружу выглянула Геро, глаза ее весело блестели в свете фонарей и луны, а на губах играла лукавая улыбка.

– Изо всех твоих нелепых и восхитительных затей эта… – начала она подрагивающим от сдерживаемого восторга голосом, но тут же умолкла, когда ее взгляд остановился не на любимых чертах Шерри, а на совершенно неромантичном обличье мистера Тарлетона. На лице девушки изобразились смятение и разочарование; краска спала с ее щечек, и помертвевшим голосом она пробормотала одно-единственное слово: – Вы?!

Мистер Тарлетон внутренне подготовился к девичьему негодованию, но подобная реакция оказалась для него неожиданной, и он несколько опешил. Подойдя к карете, мужчина, глядя на побледневшее личико в окошке, сказал:

– Но, моя сладкая, кто же еще это может быть?

– Ой! – запричитала Геро, и лицо ее сморщилось, как у грудного ребенка. – Ой! А я подумала, что это Ш-Шерри!

Голова у мистера Тарлетона пошла кру́гом.

– Думали, что я – кто? – тупо переспросил он.

– М-мой м-муж! – выдавила Геро, и слезы покатились по ее щекам. – О, как вы м-могли так ж-жестоко подшутить надо мной?

Если из-под ног Шерри ушел пол, то вокруг мистера Тарлетона закачалась, обрушиваясь, целая Вселенная. Несколько мгновений он лишь молча смотрел на Геро в невероятном изумлении, после чего ошеломленно повторил:

– Ваш муж?

Ответом ему стали душераздирающие всхлипы. Он вдруг осознал, что рядом стоит мальчишка-форейтор, и огромным усилием воли постарался взять себя в руки.

– Умоляю вас, мадам… Прошу вас, не надо… Эй, сколько там получилось?

Форейтор, приведший сюда карету из Бата, назвал ему сумму в восемнадцать шиллингов, считая аренду экипажа и пары лошадей по одному шиллингу и шесть пенсов за милю, а мистер Тарлетон, спеша избавиться от него, сунул руку в карман. Только тут он обнаружил, что лишился не только бумажника, но и кошеля, а мелочи у него в карманах набирается всего на шесть шиллингов девять пенсов. Никогда еще джентльмен, сбегающий с невестой под венец, не попадал в более отчаянное и нелепое положение! Никогда еще он с такой горечью не сожалел о том, что нанял карету в гостинице, где его никто не знал! Одного взгляда на лицо форейтора мистеру Тарлетону хватило, чтобы понять, – если ему и позволят ехать далее в долг, то лишь после чудовищного скандала. В этой гостинице его имя никому и ничего не скажет. У него не оставалось выбора, кроме как повернуться к своей плачущей жертве, и ощущение нелепости, нереальности происходящего вновь обрушилось на него, погребая под собой куда более жгучие чувства.

– Дорогая моя, умоляю вас, не плачьте! Обещаю, я все улажу! Вот только… Мисс Уонтедж, я оказался в совершенно нелепом положении, но у меня украли кошель, а вот этот малый ожидает, что ему заплатят за службу. Вы можете одолжить мне гинею?

Геро, оторвав голову от подоконника, ответила:

– Н-нет конечно! У меня нет с собой к-кошеля!

– О боже! – пробормотал мистер Тарлетон. – Вот теперь мы действительно влипли!

– Я хочу умереть! – заливаясь слезами, простонала Геро.

– Нет-нет, что вы, не делайте этого! Боже, ну и положеньице! Но откуда я мог знать… Дитя мое, вам нельзя оставаться здесь! Прошу вас, выходите из кареты, идемте в гостиницу! Право, все перевернулось с ног на голову! – Поднявшись по ступенькам, которые предусмотрительно опустил конюх, Джаспер открыл дверцу экипажа, но вход внутрь ему преградил мопс. Мистер Тарлетон, отшатнувшись, воскликнул: – Господи боже, а его-то вы зачем с собой взяли?

– Это вы во всем виноваты! – донесся до него из складок носового платка голос Геро, и она с вызовом высморкалась. – Я вовсе не собиралась брать его с собой и подумала, что это так п-похоже на Шерри – кинуть его на меня с-сверху!

– Прошу вас, не надо плакать! – взмолился обескураженный мистер Тарлетон. – Иначе сюда на шум сбежится весь постоялый двор! Идемте в дом, и я все улажу!

– Я п-погибла безвозвратно, и это уже никто не сможет уладить! – провозгласила Геро. – Мой муж д-должен был прийти ко мне на ужин, а теперь меня там не будет, и он больше никогда-никогда не з-заговорит со мной снова! А если узнает об этой ужасной истории, в которую вы меня втравили, то это будет вообще конец всему!

Мистер Тарлетон взял ее за руку и помог сойти по ступенькам на землю.

– Он ничего не узнает, – сказал мужчина. – Мы придумаем какую-нибудь историю, которая вполне удовлетворит его. Но кто… почему… Нет, идемте в гостиницу, где нас никто не услышит! Что до тебя, приятель, то тебе придется подождать! Ступай в буфетную и закажи себе за мой счет стаканчик чего-нибудь горячительного! Вот тебе крона, и держи язык за зубами!

Форейтор принял взятку, но предупредил своего клиента, чтобы тот не вздумал сбежать, не заплатив ему за наем лошадей. Мистер Тарлетон язвительно потребовал, чтобы ему сообщили, как он может это сделать при своих нынешних денежных затруднениях, и повел Геро в гостиницу. Здесь он властно приказал владельцу отвести леди в приватную гостиную. Когда его распоряжение было исполнено и владелец присоединился к нему в столовой, Тарлетон объяснил, призвав на помощь всю свою самоуверенность, что у него украли кошель и бумажник. Владелец вежливо позволил себе усомниться в этом, и тогда мистер Тарлетон высокомерно заявил:

– Вот моя визитная карточка, любезный! – Но тут же вынужден был поправиться: – Нет, проклятье, она исчезла вместе со всем остальным! Но меня зовут Тарлетон – из Френшем-Холла, близ Суонсвика! Вы должны знать это место! Я сопровождаю… друга в Уэллз… во всяком случае сопровождал, но она только что обнаружила, что оставила в Бате чрезвычайно важный… э-э… пакет, и мы должны вернуться туда со всей возможной быстротой. Окажите мне любезность и заплатите форейтору… или нет! Будет лучше, если вы пошлете одного из своих помощников, чтобы он отвел лошадей туда распряженными, а мой форейтор отвезет нас на свежей паре. Таким образом, и он, и вы можете быть уверены, что получите свои деньги назад. Тем временем…

Владелец, погрузившись в размышления, прервал его:

– Прошу прощения у вашей милости, но если вы живете во Френшем-Холле, то как получилось, что путешествуете в Уэллз в наемной карете?

– Какое вам до этого дело, любезный? – вспылил мистер Тарлетон и покраснел.

– Мне, может, и нет никакого дела до этого, сэр, вот только я подумал: как странно, что джентльмен, которому понадобилось доехать всего лишь до Уэллза, не отправился в путь на собственном экипаже и почему он не сделал этого в куда более подходящее время дня. Не хочу сказать ничего обидного, сэр. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Меня прекрасно знают в Бате, – сухо отозвался мистер Тарлетон. – А еще меня знают в гостинице «Оулд-Даун», так что вы можете удовлетворить свое любопытство, поинтересовавшись там, менял ли когда-либо у них лошадей мистер Тарлетон.

– Да, а когда я отправлю одного из своих парней дальше по дороге на полторы мили, чтобы навести справки, кто подтвердит мне, что вы и есть тот самый мистер Тарлетон? – возразил владелец постоялого двора. – А если вас так хорошо знают в Бате, как получилось, что форейтор не узнал вашу милость? Вот что мне очень хотелось бы знать!

Мистеру Тарлетону пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы взять себя в руки. После недолгой борьбы он сумел сдержать гневные слова, уже готовые сорваться с его губ, и убедил владельца гостиницы – правда, после отчаянного торга и уговоров – запрячь свежую пару лошадей в его карету и попросить мальчишку-форейтора, который и доставил его сюда, со всей возможной быстротой отвезти их обратно в Бат после того, разумеется, как тот подкрепится, на чем владелец, по его словам, будет непременно настаивать. Затем мистер Тарлетон дал ему в залог свои золотые часы и перстень с печаткой, приказал немедленно подать в гостиную кофе и поспешил присоединиться к Геро.

Она сидела у огня, держа на коленях мопса, и выглядела живым воплощением вселенской скорби. Когда мистер Тарлетон вошел в комнату, Геро с таким упреком посмотрела на него, что он воскликнул:

– Откуда мне было знать? Я был уверен, что вам понравится! А когда вы поцеловали меня… Боже милосердный, что за чудовищная путаница!

– Ни за что и никогда! – ответила Геро со всем пылом юности. – Не представляю, с чего вы взяли, будто я хочу, чтобы вы похитили меня! Да еще и принудили взять с собой эту отвратительную собаку!

– Но, моя дорогая, вы же не могли не заметить, что я без памяти влюбился в вас!

По выражению лица Геро он понял – ничего такого она не заметила.

– Влюбились в меня? – спросила девушка. – Но вы же мне годитесь в… Я имею в виду… Я хочу сказать…

– Нет, не гожусь! – сердито ответил он. – В отцы не гожусь, если вы собирались сказать именно это! Но как получилось, что вы живете у леди Солташ, да еще под именем мисс Уонтедж? И кто ваш супруг? Я его знаю? Он сейчас в Бате?

– Да, о да! Он приехал сюда в поисках меня, потому что мы ужасно поссорились и я убежала от него, вот только не знала об этом и думала, будто он приехал из-за мисс Милбурн, поэтому… Он ни в коем случае не должен узнать о том, что произошло сегодня вечером! Это намного, намного хуже тех неприятностей, в которые я попадала раньше!

– Боже милостивый! – только и смог пробормотать мистер Тарлетон. – Но кто он? – И тут на него снизошло ужасное озарение; терзаемый дурными предчувствиями, Тарлетон, взглянув на Геро, спросил:

– Не тот ли – надеюсь на это всем сердцем – свирепый молодой человек, которого мы встретили на Питьевой галерее?

– И никакой он не свирепый! – возразила Геро и даже покраснела от негодования. – Он – самый хороший и милый человек на всем белом свете! Просто тогда он пребывал в чрезвычайно дурном расположении духа, потому что я ушла с вами! А когда я вспоминаю о том, как он однажды вызвал лорда Ротема на дуэль только за то, что тот поцеловал меня, то боюсь, что он впадет в настоящее бешенство, если сегодняшняя история дойдет до его ушей! Ох, я от всей души надеюсь, найдется способ помешать ему узнать об этом!

– Я тоже! – искренне признался мистер Тарлетон. – Собственно говоря, дорогая моя, у меня уже колени дрожат, так что я удивлен, что вы не слышите, как они стучат друг о друга!

Геро помимо воли улыбнулась, но почти сразу же вновь погрузилась в уныние.

– Это не имеет значения, – сказала она. – Что он подумает, когда обнаружит, что в семь часов на Кэмден-Плейс его никто не ждет? О, неужели вы не понимаете? Он решит, будто я не хочу видеть его, и будет уязвлен и рассержен. Как прикажете объяснить ему, что моей вины тут нет? О, я погибла безвозвратно!

– Дайте мне подумать! – взмолился мистер Тарлетон, сев за стол и обхватив голову руками. – У меня от ваших рассказов голова идет кру́гом! Полагаю, вы не можете сказать ему, что уехали на ужин к каким-нибудь друзьям?

– Нет, не могу! – сварливо ответила Геро. – Он специально должен был прийти для того, чтобы увидеться со мной, а на ужин у нас намечались крабы в масле и говяжий язык с цветной капустой!

Ее слова повергли мистера Тарлетона в некоторое ошеломление, и он неуверенно заметил, что столь будничные мелочи не имеют особого значения.

– Это любимые блюда Шерри! – трагическим голосом возвестила Геро.

– Ну, не расстраивайтесь вы так! – сказал мистер Тарлетон. – Смею надеяться, вы еще не раз угостите его таким ужином. Право же, дитя мое, в подобный момент убиваться из-за…

– Нет, не угощу! Потому что он разозлится настолько, что забудет обо мне, и у меня в целом мире не останется больше ни единой души, кого я могла бы любить, за исключением этой гадкой собачонки да канарейки!

– Моя дорогая мисс… То есть я хотел сказать, моя дорогая леди Шерингем, я совершенно уверен, ваш супруг не поступит с вами столь незаслуженно жестоко! Умоляю вас…

– Нет, поступит! – возразила Геро, вытирая глаза уже совершенно мокрым платком. – В столь неприятной ситуации на его месте так поступил бы любой муж!

– Клянусь честью, если мужчина способен на такое, то он – настоящее чудовище!

Геро моментально возмутилась против того, что подобный эпитет может быть применен к ее любимому Шерри, и от бесконечных попыток объясниться и взять свои слова назад мистера Тарлетона спасло лишь появление официанта, принесшего кофе, который он заказывал. Пока слуга с неторопливой тщательностью расставлял чашки на столе, дверь за его спиной, ведущая в буфетную, оставалась открытой. И вдруг до ушей парочки в гостиной долетели звуки, со всей определенностью свидетельствующие о том, что в гостиницу прибыли новые постояльцы. Голос, заставивший Геро замереть в кресле и резко вскинуть голову, но уже начисто лишенный обычной обходительной вкрадчивости, распорядился:

– Будьте добры проводить нас в отдельную гостиную и подайте освежающего для леди! Моя карета сломалась, и нам пришлось пешком добираться до вашего постоялого двора.

Владелец начал было объяснять, что единственная приватная гостиная уже занята, но его прервал еще один голос, в котором скрежетали и сталкивались торосы арктического льда, знакомый Геро еще лучше.

– Я бы не отказалась от чашечки горячего кофе – горячего, прошу обратить внимание! – но предпочту выпить его здесь, в общей комнате; и, пока буду отдыхать, я была бы вам чрезвычайно признательна, если бы вы распорядились подать экипаж и свежих лошадей, дабы немедленно отвезти меня в Бат.

Геро, ахнув, выпрямилась в кресле, а глаза ее округлились от изумления. Владелец пустился в извинения, заявив, что держит лишь один экипаж, который в настоящий момент уже нанят.

– Мне совершенно нет дела до того, в каком средстве передвижения я поеду, но я должна получить его немедленно – и я его получу! – провозгласила мисс Милбурн. – Чья это карета стои́т у вас во дворе?

– Она нанята посетителями, которые пребывают в гостиной, мадам. Право же, мне нечего вам предложить, кроме собственной двуколки, но она вам решительно не подойдет!

– Благодарю вас, она вполне меня устроит, если вы соблаговолите одолжить ее этому… этому джентльмену! – съязвила мисс Милбурн.

В сей миг официант, закончив накрывать на стол к полному своему удовлетворению, удалился и закрыл за собой дверь. Мистер Тарлетон был очень удивлен тем, что Геро вскочила с кресла, спихнув на пол несчастного мопса, на цыпочках подкралась к двери и склонилась к замочной скважине. Разглядеть она почти ничего не смогла, поэтому прижалась к отверстию ухом и стала напряженно прислушиваться к происходящему в соседней комнате. Когда же мистер Тарлетон собрался поинтересоваться у нее, что она задумала, девушка поднесла палец к губам и повелительно прошептала:

– Ш-ш-ш!

Очевидно, хозяин удалился, чтобы исполнить приказание мисс Милбурн, потому что до Геро отчетливо донесся голос сэра Монтегю:

– Моя дорогая мисс Милбурн, позвольте заверить вас, вы все превратно поняли! Ну же, не будем ссориться! Произошел непредвиденный несчастный случай…

– Если вы попробуете дотронуться до меня хоть пальцем, сэр, я закричу изо всех сил! – перебила его мисс Милбурн.

– Но послушайте же, дорогая моя! Я и не думал прикасаться к вам! Однако…

– Нет! Вне всякого сомнения, вы и не думали навязывать мне свои непрошеные ласки, тиская меня так, словно я – какая-нибудь вульгарная девка, к обращению с которыми вы, несомненно, привыкли! – вспылила мисс Милбурн. – Не сомневаюсь я и в том, что вы бы оказались столь любезны, что сами убрали бы руки и без того, чтобы мне понадобилось втыкать в вас заколку!

При этих словах в глазах Геро заплясали чертики, и она приглушенно рассмеялась.

– Если, – начал тем временем сэр Монтегю, – если, будучи опьяненный тем, что остался наедине с той, к кому питаю подлинную и пылкую страсть…

– Умоляю вас избавить меня от необходимости выслушивать ваши фантазии! Ежели пылкая страсть внушила вам мысль, что, поскольку мы оказались вдвоем в этом медвежьем углу, мне не остается ничего иного, кроме как обручиться с вами, то я могу лишь уповать, что больше никогда не столкнусь со столь своеобразной привязанностью! Не знаю, каким образом вы сумели подстроить поломку своей кареты, однако теперь я нисколько не сомневаюсь в причинах того, почему вы так настойчиво желали отвезти меня обратно в Бат другой дорогой, а не почтовым трактом! Вы рассчитывали, сэр, принудить меня выйти за вас замуж, поскольку прекрасно сознавали – иного способа заполучить мою руку у вас нет. Но вы очень сильно ошиблись в оценке моего характера, если предположили, будто я настолько глупая и слабая женщина, что поддамся на ваши бесчестные уговоры!

Геро, напряженно прислушивавшаяся к голосам, долетавшим из соседней комнаты, отошла от двери и подбежала к мистеру Тарлетону.

– Я спасена! – радостно прошептала она. – Это Изабелла Милбурн, а с ней – самый отвратительный мужчина из всех, кого только можно себе вообразить! Я знакома с Изабеллой всю жизнь и знаю: она поможет мне выпутаться из этой истории! И по-моему, она будет очень рада видеть меня, поскольку сможет вернуться обратно вместе со мной в карете, ведь сидеть рядом с ним в двуколке хозяина, каждую минуту ожидая подвоха, – сомнительное удовольствие. Это совсем не в ее духе, знаете ли. Оставайтесь здесь, мистер Тарлетон, пока я все не устрою!

– Но, леди Шерингем, подождите! – взмолился он. – Вы уверены, что…

– Да, да! Кроме того, разве я могу оставить бедную Изабеллу одну на милость сэра Монтегю?

– Судя по тому, что я имел честь слышать, бедная Изабелла вполне в состоянии защитить свое целомудрие! – сухо заявил мистер Тарлетон.

– Правда, она дала ему замечательный отпор? Она всегда была девушкой с характером! Но сейчас, полагаю, ей очень не по себе! Прошу вас, подержите поводок Пага, сэр!

Мистер Тарлетон, на котором уже начали сказываться события сегодняшнего вечера, покорно принял поводок и стал с опаской наблюдать за тем, как его спутница отворила дверь и вошла в буфетную.

Мисс Милбурн стояла у камина, поднеся к огню ножку, обутую в полусапожек из оранжевой ткани; она, повернув голову, изумленно воскликнула:

– Геро!

– Собственной персоной, – с солнечной и радостной улыбкой, пренебрегая общепринятыми правилами этикета, подтвердила Геро. – Бедная Изабелла, как ты перепачкалась! Я уже не говорю о несчастье, которое с тобой произошло! Но пройдем же в гостиную! Тебе совершенно нет необходимости нанимать бричку владельца гостиницы, потому что я отвезу тебя в Бат в своей карете!

– Однако каким образом? – запинаясь, в величайшем изумлении пролепетала мисс Милбурн. – Как ты здесь оказалась, да еще в такой час? О, Геро, в какую историю ты впуталась снова?

– Знаешь, Изабелла, это уже переходит все границы – не тебе обвинять меня в том, что я попала в неприятности! Лучше посмотри на себя! – парировала Геро. – Не представляю, как ты могла отправиться на прогулку в такую даль в обществе сэра Монтегю Ревесби, потому что это никуда не годится!

– Мы с сэром Монтегю, – ответила Изабелла и покраснела, – ездили на экскурсию в Уэллз в компании нескольких моих друзей!

– Ну, и где же они, твои друзья? – невозмутимо поинтересовалась Геро. – Тебе следует знать, Изабелла: я подслушала весь твой разговор с сэром Монтегю, и, хотя понимаю, что ты не виновата в поломке экипажа, нельзя отрицать – ты оказалась в крайне неловком положении. Ты, конечно, вольна говорить все что угодно, однако я уверена: есть один человек, который, чего бы тебе очень хотелось, ни за что не узнал бы об этом! Потому как ты не настолько бессердечна, чтобы причинить ему такую боль, я в этом убеждена!

Мисс Милбурн, уставшая, замерзшая и потрясенная куда сильнее, чем она пыталась показать, почувствовала вдруг, как слезы защипали ей глаза, и закрыла лицо руками, взмолившись:

– Ох, Геро, не надо! Пожалуйста, не говори больше ничего!

Геро моментально подбежала к ней.

– Ой, прости меня! Прошу тебя, не плачь, моя милая Изабелла! Я не хотела сделать тебе больно, честное слово! – сказала девушка.

И тут своим вкрадчивым и ласковым голосом заговорил сэр Монтегю:

– Как трогательно, леди Шернигем! Но где же, позвольте спросить, ваш супруг? Его здесь нет, как я вижу! Собственно говоря, насколько я могу судить, в последнее время его нечасто видят в вашем обществе! А ведь вы были моим самым заклятым врагом, не так ли? Интересно, не пожалеете ли вы об этом теперь? Знаете, а ведь я почти уверен, что пожалеете! Не слишком ли самоуверено с нашей стороны будет питать надежду взглянуть на джентльмена, который, вне всякого сомнения, скрывается вон в той приватной гостиной?

– Нет! – провозгласил мистер Тарлетон, показываясь в дверях. – Не слишком, сэр! – С этими словами он влепил хук правой сэру Монтегю в челюсть, отчего тот простерся на полу. – Поднимайтесь, и я хорошенько угощу вас еще разок! – пообещал Тарлетон, встав над сэром Монтегю и сжав кулаки.

А у сэра Монтегю выдался нелегкий день: несмотря на все свои усилия, честные и не очень, он так и не сумел склонить к замужеству богатую наследницу, в предплечье ему вонзилась заколка от шарфа, добрых три мили ему пришлось шагать по проселочной дороге рядом с дамой, хранившей ледяное молчание, и неотесанным мужланом, коего она наняла, дабы он указал им дорогу к ближайшему постоялому двору. И уже здесь Монтегю столкнулся со своим злейшим врагом, на которого возлагал вину за бо́льшую часть постигших его несчастий; наконец его болезненно и постыдно сбил с ног какой-то незнакомец, грозивший повторить неприятный опыт. Разрываясь между гневом и естественным страхом человека, для которого физическое насилие всегда оставалось недопустимым ужасом, он потерял голову. Его тросточка со стуком упала на пол вместе со стулом, на который он положил ее и за спинку которого отчаянно ухватился при падении.

Монтегю протянул к трости руку, с трудом поднялся на ноги, взялся за набалдашник из слоновой кости и, когда мистер Тарлетон решительно шагнул к нему, вырвал спрятанную шпагу из невинно выглядевших ножен и ткнул в своего обидчика. Мистер Тарлетон опоздал на какую-то долю мгновения. Он заметил, как рванулось к нему стальное жало, и успел уклониться, так что клинок, вместо того чтобы вонзиться ему в грудь, прорезал рукав и располосовал предплечье. В следующий миг Тарлетон подскочил к сэру Монтегю вплотную, вырвал у него клинок из рук и вновь ударом опрокинул его на пол. После этого он застыл над поверженным врагом, тяжело дыша и машинально пытаясь зажать рану, кровь из которой обильно пятнала его рукав зловещим багрянцем и капала на пол.

Обе дамы, в ужасе наблюдавшие за происходящим, бросились к нему.

– Какой позор! – вскричала Изабелла, величественно сверкнув глазами. – Обнажить сталь против безоружного человека! Негодяй!

– О, бедный мистер Тарлетон! – запричитала Геро. – Вы пострадали из-за меня! Я чрезвычайно вам обязана, но очень надеюсь, что рана ваша несерьезна! Позвольте, я немедленно сниму с вас сюртук! А, хозяин, это вы? Будьте добры, как можно скорее принесите мне воды в тазу и немного бренди! А вы, официант, помогите этому джентльмену снять сюртук, а вы, все остальные, уходите отсюда и не мешайте!

– Боже милосердный! – слабым голосом пробормотал мистер Тарлетон, заметив, что в комнату набились владелец постоялого двора, официант, конюх, оба форейтора и служанка. – Что я наделал! Моя проклятая глупость! Но когда я услышал, каким тоном он обращается к вам, то не смог сдержаться!

– Разумеется, не могли! – согласилась Геро, бережно закатывая рукав его сорочки и обнажая безобразный порез. – Здесь не обойтись без хирурга! Хозяин… о, он уже ушел! Эй, кто-нибудь, пожалуйста, сбегайте за хирургом, живущим неподалеку, и скажите ему, что в его помощи нуждается джентльмен, с которым произошел несчастный случай!

– Ради всего святого, никого не надо звать! – взмолился мистер Тарлетон из кресла, в которое его усадили. – Это пустяковая царапина! Лучше передайте мне одну из тех салфеток и помогите перетянуть ею руку!

Изабелла, порывшись в своем ридикюле, извлекла из него ножницы и принялась с их помощью резать салфетку на полоски. Сэр Монтегю, ужаснувшись как своей последней по счету безумной выходке, так и ее сокрушительным результатам, которые могли наступить, с величайшим трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел в дальний конец комнаты, на ходу ощупывая быстро распухающую челюсть и отчаянно пытаясь придумать, как избежать возмездия.

Тут вернулся хозяин с миской воды и властным окриком велел своим работникам идти заниматься делами. Официант поднес стакан бренди к губам мистера Тарлетона, и тот, ослабев от изрядной потери крови, сделал небольшой глоток и откинулся на спинку кресла, устало смежив веки.

Хозяин, донельзя разгневанный столь неподобающим происшествием в его гостинице, чрезвычайно умело обработал рану, но заявил: он немедленно пошлет за деревенским констеблем, дабы тот арестовал обоих вояк. Едва он успел выразить уверенность, что магистрат будет знать, как поступить с так называемыми джентльменами, пытающимися лишить простых форейторов честно заработанной платы, как во дворе раздался стук копыт, скрежет колес по гальке и кто-то нетерпеливым голосом крикнул:

– Эй, там! Конюх! Конюха сюда немедленно!

– Шерри! – завизжала Геро, стоявшая рядом с креслом мистера Тарлетона, и выскочила в коридор, ведущий во двор. – Шерри, Шерри!

Его светлость только что спрыгнул на землю с облучка своей коляски. В луче света, падающего из открытой двери, он увидел супругу и шагнул к ней.

– Ох, Котенок, слава богу, я нашел тебя! – воскликнул виконт, протягивая к ней руки. – Ты не должна так поступать, моя дорогая крошка! Я не могу тебе этого позволить!

Геро с разбегу бросилась к нему в объятия, обхватив его светлость руками за шею.

– Нет, нет, Шерри! Это вышло нечаянно! – всхлипывала она. – Я подумала, что это ты, а не мистер Тарлетон!

– Ох, Котенок, как это на тебя похоже! – срывающимся голосом проговорил он. – Это должен был быть я! Но я оказался таким идиотом… Котенок, маленькая ты негодница, как ты меня разыграла! Поцелуй же меня!

Достопочтенный Ферди Фейкенхем, с большим интересом наблюдая за страстными объятиями двух людей, которые, похоже, совершенно забыли о том, где находятся, сошел из экипажа на землю и с достоинством попросил ничуть не менее заинтересованного Джейсона отвести лошадей на конюшню и проследить, чтобы их обтерли и напоили. К тому времени как его распоряжение было с большой неохотой выполнено, виконт уже вытирал щеки супруги своим носовым платком, а Геро, улыбаясь сквозь слезы, смотрела снизу вверх в его смягчившееся лицо.

– Но, Шерри, как ты обо всем догадался? – спросила она.

– Тебя видел Джейсон. Я подумал… Я испугался, что внушил тебе столь сильное отвращение, что ты не можешь заставить себя даже поговорить со мной! Я уже готов был вышибить собственные мозги!

– Ох, Шерри, нет! Как я могла испытывать к тебе отвращение? Я любила тебя всю жизнь!

– Котенок, Котенок! – произнес он, вновь прижимая ее к себе. – Как бы мне хотелось сказать то же самое! Однако я полюбил тебя только после того, как мы с тобой поженились! Какой же я олух! Но, когда ты удрала от меня, я понял, насколько сильно люблю тебя! Обещаю, больше ты от меня не убежишь!

Она прижалась щекой к его груди.

– Ой, от меня одни неприятности! А теперь еще и эта ужасная история! Я уже была уверена, что ты не пожелаешь со мной знаться!

– Это моя вина! Это я во всем виноват! – яростно сказал он.

Ферди кашлянул с извиняющимся видом.

– Я же говорил тебе, что это ошибка, Шерри, старина! – заметил он. – Не хотел бы мешать тебе, но вон там из-за двери конюшни за вами подглядывает парочка форейторов.

– Пусть подглядывают! – небрежно отмахнулся его светлость, однако потом взял Геро под руку и медленно направился с ней к гостинице. – Где этот тип, Тарлетон? Ты, маленькая обманщица, как ловко его разыграла! Будь я проклят, если мне не жаль бедолагу! Но что он затеял, увозя тебя таким образом?

– Ох, Шерри, боюсь, всему виной мои неосторожные слова, которые я однажды сказала ему! – с виноватым видом призналась Геро.

Виконт, хохотнув, заметил:

– Да, мне следовало бы самому догадаться об этом! Вытаскивать тебя из очередных неприятностей – то же самое, что видеть, как лошадь, вчистую проигрывающая скачки, вдруг приходит первой, негодница!

– Что ж, я очень рада твоим словам, Шерри, потому что, говоря по правде, эта история куда хуже всех прочих. Собственно, дело серьезное, и хозяин грозится сдать всех нас констеблю; но, если ты заплатишь за бедного мистера Тарлетона, он, быть может, и смягчится. Видишь ли, у него украли все деньги…

– Мне об этом известно, – ухмыльнулся Шерри. – Его обчистил Джейсон! Именно благодаря этому я и сумел догнать тебя.

– Джейсон – просто молодец! – просияла Геро. – Мы обязаны сделать ему замечательный подарок!

Они как раз подошли к концу прохода, ведущего в буфетную. Мистеру Тарлетону удалось избавиться от хозяина, но виконту странным образом показалось, что комната битком набита людьми. Его ошеломленный взгляд поначалу наткнулся на мисс Милбурн, затем на сэра Монтегю Ревесби и наконец остановился на Паге, который, хотя и проспал все последние события, шумно посапывая перед камином, сейчас, переваливаясь, словно утка, вошел в буфетную и приветствовал его светлость хриплым лаем.

С характерной для виконта непосредственностью он тут же позабыл о беспокойных событиях минувшего дня. Лицо его помрачнело; Шерри, с отвращением уставившись на мопса, спросил:

– А он здесь откуда взялся?

– О, это я взяла его с собой! – с довольным видом ответила Геро. – Его зовут Паг!

– Так я и знал! – заявил Шерри. – Черт меня побери, Котенок! Я ничего не имею против канарейки Джила – то есть имею, конечно, но, по крайней мере, научился терпеть ее, – однако пусть меня повесят, если я потерплю в своем доме такую раскормленную скотину, как эта! Если ты хочешь иметь собаку, я подарю тебе ее, но предупреждаю, это будет не мопс!

– Нет, Шерри, правда? – обрадовалась Геро. – Думаю, это было бы прекрасно. Но этот пес не мой, видишь ли. Он принадлежит леди Солташ, и он мне решительно не нравится!

– В таком случае за каким дьяволом ты взяла его с собой? – пожелал узнать его светлость. – Не понимаю, для чего тебе могла понадобиться собака, если ты убегала под венец!

– Никуда я не убегала и брать его с собой не собиралась! Я всего лишь вывела пса на прогулку, когда мистер Тарлетон похитил меня, а потом Паг каким-то образом оказался в экипаже. Ох, Шерри, а вот это и есть мистер Тарлетон!

Мистер Тарлетон с трудом поднялся на ноги и, сохраняя достоинство, если оно могло еще оставаться у полураздетого человека, сказал:

– Шерингем, если вы уделите мне пару минут наедине, полагаю, я смогу дать вам все необходимые объяснения к вашему полному удовлетворению!

– О, это вовсе необязательно! – жизнерадостно отозвался Шерри, пожимая ему руку. – Я не виню вас за то, что вы убежали с моей женой, потому что сам выкинул нечто подобное! А вообще, если подумать, я ваш должник, поскольку это мой грум свистнул у вас кошель и бумажник. Я собирался захватить их с собой, но потом, посреди всей этой суеты, попросту забыл о них. Эй, да вы ранены! Как это случилось?

Ферди, пристально рассматривавший миску с порозовевшей водой, стоявшую на столе, рядом с которой лежала окровавленная салфетка, подтолкнул кузена локтем.

– Знаешь, что я думаю, Шерри? – сказал он. – Здесь была настоящая драка. Кому-то раскупорили бутылку. Юшка текла ручьем. Если это была бутылка Монти, на здоровье! Он мне не нравится. И никогда не нравился.

Шерри повернулся, чтобы взглянуть на Ревесби, и лицо виконта вновь помрачнело.

– А я уже и забыл, что этот негодяй еще здесь! – сказал он. – Клянусь Юпитером, ты прав, Ферди! Кто-то наконец заехал ему по физиономии! Ты только взгляни на его челюсть!

– Отменный апперкот, – заметил Ферди, одобрительно качая головой. – Сдается мне, этот Тарлетон – малый что надо! Рад познакомиться!

– Да, но погоди-ка минутку! – сказал Шерри, переводя взгляд с обнаженного клинка на руку мистера Тарлетона. – Здесь произошло нечто чертовски странное! Что тут делает эта трость со спрятанной в ней шпагой? Не хочешь же ты сказать…

– Спросите сэра Монтегю! – обронила мисс Милбурн, которая сидела за столом и, подперев подбородок рукой, невидящим взором глядела в огонь, отстранившись от происходящего. – Спросите у него, почему он обнажил сталь против безоружного человека!

– Он это сделал? – сказал Ферди. – Вот это да! Ты слышал, Шерри? Говорил же я тебе, он – Плохой Человек.

– Господи, да мне это известно вот уже три месяца! Но теперь хотелось бы знать, почему он обнажил шпагу и за что схлопотал по лицу! И, раз уж мы заговорили об этом, еще мне бы очень хотелось знать – хотя не могу сказать, будто мне это действительно интересно, но подобная информация может избавить нас от хлопот, – что это вы вдвоем делаете здесь в такое время ночи?

Мисс Милбурн коротко, однако весьма выразительно поведала ему о своем участии в приключениях нынешней ночи. Однако виконт отнюдь не проникся к ней сочувствием.

– Если помнишь, я предупреждал тебя, Белла, чтобы ты с ним не связывалась, – сказал его светлость. – Ты могла бы догадаться – он затевает очередную подлость. Будь я проклят, если ты не получила по заслугам! В хорошенькую историю ты вляпалась, и все только ради того, чтобы досадить Джорджу, если я хоть что-нибудь понимаю! Но это не объясняет, как он схватился с Тарлетоном!

– О, мистер Тарлетон очень любезно уложил его на пол, потому что Монтегю говорил гадкие вещи обо мне! – беззаботно пояснила Геро.

– Ага! Вот оно что! – заявил его светлость, в глазах которого зажегся воинственный огонек. – Я дважды ваш должник, Тарлетон! А теперь, приятель, пока я не свернул тебе шею, признавайся, что ты сказал леди Шерингем?

Сэр Монтегю, испуганно попятившись, хрипло заявил:

– Если тронешь меня хоть пальцем, ты пожалеешь об этом, Шерингем! Если о событиях нынешней ночи станет известно…

– Нет, Шерри! – вскричал Ферди, хватая кузена за руку. – Ты же обещал мне, что не станешь впадать в бешенство! От этого всем будет только хуже! Надо заткнуть рот тому приятелю!

– Я ему так заткну рот, что он его больше никогда не откроет! – гневно заявил Шерри. – Черт тебя подери, Ферди, отпусти меня! Я разорву этого ублюдка на куски, а если к тому времени, как я с ним покончу, от него что-нибудь останется…

– Только не на глазах у дам, старина! Чертовски дурной тон! Кроме того, в подобных действиях нет необходимости: Джордж жаждет его крови, и будь я проклят, почему бы не дать ему того, чего он хочет? Это пойдет на пользу бедняге! Он хоть немного воспрянет духом!

– Если здесь вновь разразится драка, со мной случится обморок, предупреждаю вас! – провозгласила мисс Милбурн. – Уверена, мне пришлось вынести от рук сэра Монтегю куда больше, чем Геро, и, если я удовлетворена, не понимаю, почему бы не удовлетвориться и тебе, Шерри! А если вы, сэр, окажетесь настолько глупы, что станете распускать слухи о событиях сегодняшней ночи, то, поверьте, у меня тоже найдется что рассказать! Полагаю, вам бы не хотелось, чтобы свет узнал, как вы позволили себе обнажить шпагу против безоружного человека!

Шерри стряхнул с себя руку кузена.

– Ревесби, – проговорил он, холодно глядя на сэра Монтегю. – Я желаю поквитаться с вами, но, думаю, Ферди прав и в этом нет необходимости. Вас ищет Ротем, он должен появиться здесь с минуты на минуту. Вы – покойник, Ревесби!

– Джордж ищет меня? – слабым голосом осведомилась мисс Милбурн. – Святые угодники!

– Впал в бешенство немедленно, как только узнал, что вас нет дома, – сообщил девушке Ферди. – Сказал, что вызовет Ревесби на дуэль за его злодейства. Господи милосердный, будь я проклят, если этот грек не добрался и до Монти, Шерри! Чертовски благоприятное стечение обстоятельств, клянусь честью!

– Что это за дьявольщина насчет какого-то грека? – спросил виконт. – Сначала рассказать мне о нем пытался Джордж, но пусть меня повесят, если я понял хоть слово! Я не знаком ни с какими греками и, более того, не желаю водить с ними знакомство!

– Это не то, что ты знаешь, старина. Но Дюку о нем известно все. Он подкрадывается к человеку сзади, когда тот совершенно этого не ожидает. Я думал, он охотится за мной, но теперь выяснилось, что за Монти. Отлично.

– Да, но кто он такой?

Ответил ему мистер Тарлетон, в голосе которого прозвучало плохо скрытое изумление:

– Полагаю, он имеет в виду Немезиду.

– Точно! – вскричал Ферди, с уважением глядя на Тарлетона. – Немезида! Вы тоже его знаете?

– Нет, с меня хватит! – провозгласил Шерри. – Более того, кем бы он ни был, к моему приезду в Бат он не имеет никакого отношения!

– Не «он», – пробормотал мистер Тарлетон, вдруг ощутивший всю тяжесть прожитых лет и почувствовавший себя стариком. – Это богиня возмездия. Если верить Гесиоду[65], она – дочь Ночи.

– В самом деле? – спросил Ферди. – Надо же! Дочь кого?

– Ночи, – повторил мистер Тарлетон.

На лице Ферди отразилось сомнение.

– Чертовски странно, однако, пожалуй, вы правы. Если подумать, у всех греков с головой было не в порядке.

Кузен уставился на него с удивлением, к которому примешивалось неодобрение.

– Никогда бы не подумал, что ты у нас – книгочей, Ферди! – сказал он.

– Узнал об этом в Итоне, – с отвращением признался Ферди. – Все дело в том, что я думал, будто эта штука гонится за мной. Но нет, она преследует Монти. Влепила ему хорошенький апперкот и пустила по его следу Джорджа. Но все равно, Шерри: если подумать, в ней нет ничего хорошего. Мне, например, совсем не хочется, чтобы Джорджу пришлось бежать из страны. Вот что я тебе скажу: надо отпустить Монти до того, как прибудет Джордж! Жаль, конечно, но ничего не поделаешь!

Виконт поднял голову, прислушиваясь к каким-то настойчивым звукам.

– Слишком поздно! – сказал он и коротко рассмеялся. – Готов поставить все свои деньги – это Джордж!

Так оно и оказалось. Не прошло и пары минут, как в буфетную широким шагом вошел Джордж, по пятам за которым следовал мистер Рингвуд. Джордж замер на пороге.

– Шерри! – воскликнул он. – Господи милосердный, ты здесь? Какого… Котенок!

Мистер Рингвуд поднес к лицу лорнет.

– Клянусь честью! – с удивлением сказал он. – Чертовски странное место, чтобы наткнуться тут на всех вас! Ваш покорный слуга, Котенок! Вы с Шерри приехали сюда, чтобы провести здесь медовый месяц?

Геро крепко стиснула обе его руки.

– Дорогой Джил, я так рада видеть вас вновь! – сказала она. – Я попала в ужасно неприятную историю! Меня по ошибке похитил и увез мистер Тарлетон, вон он сидит; с Изабеллой тоже случились неприятности, но уже благодаря сэру Монтегю Ревесби; однако потом приехал Шерри – и все пошло как по маслу, то есть я хочу сказать, все благополучно разрешилось!

Сэр Монтегю, на губах которого заиграла гадкая улыбочка, заявил:

– Леди Шерингем ошибается… Я могу объяснить… имел место прискорбный инцидент…

– Да? – обронил Джордж, стаскивая перчатки для верховой езды, перекладывая их в правую руку и приближаясь к сэру Монтегю. – Вы втравили мисс Милбурн в пренеприятнейшую историю, а теперь полагаете, что можете все объяснить, не так ли? Только не к моему удовлетворению, Ревесби!

– Стой, Джордж! – сказал вдруг мистер Рингвуд, крепко хватая его светлость за правое запястье. – Похоже, тебя уже кто-то опередил! Остынь, дружище, остынь!

– Клянусь богом, Джил, если ты меня не отпустишь… Вот уже два месяца я только и жду случая вызвать этого приятеля на дуэль, и если ты думаешь, что ты или кто-либо еще сможет остановить меня сейчас, то…

– Джордж! – властно окликнула его мисс Милбурн.

Лорд Ротем быстро обратил на нее взор.

– Джордж! – побледнев, повторила мисс Милбурн, но твердо встретила его взгляд. – Если вы сейчас вызовете его на дуэль, я не выйду за вас замуж!

– Изабелла! – дрожа прошептал лорд Ротем. – Вы имеете в виду… Неужели вы хотите сказать…

Мистер Рингвуд отпустил Монтегю, но только после того, как предусмотрительно забрал перчатки из внезапно ослабевших пальцев Джорджа.

– Ох, Джордж, ради всего святого, отвезите меня домой! – взмолилась мисс Милбурн, и ее чарующий голос вдруг сорвался. – Я очень устала, проголодалась, и меня никогда не интересовал этот гадкий мужчина, а также Северн или Шерри, или еще кто-нибудь, кроме вас. Не знаю, почему вы мне настолько дороги, ведь вы ничуть не лучше любого из них. И я выйду за вас замуж хоть завтра, если хотите!

– Если я хочу! – тупо повторил Ротем и заключил ее в медвежьи объятия.

Мистер Рингвуд, заметив, что внимание друга занято другими вещами, прикоснулся к плечу мертвенно-бледного сэра Монтегю и многозначительно кивнул ему на дверь. Ферди, всегда готовый прийти на помощь, подняв его шляпу и пальто, вручил их ему. Сэр Монтегю с благодарностью прижал вещи к груди, тут же выскользнув вон.

– А самое главное заключается в том, – заметил Шерри, закрыв дверь и привалившись к ней плечом, – что теперь он долго не осмелится показываться в городе, чтобы не наткнуться на Джорджа, который может и не совладать с собой.

– Вы отпустили этого типа? – спросил Джордж, поворачиваясь к ним.

– Да, но от того, что он ушел, нам всем будет только лучше, – успокаивающим тоном сказала Геро. – Потому что, если вы убьете его, вам придется покинуть страну, и тогда вы не сможете жениться на Изабелле. А о том, что случилось сегодня ночью, он не посмеет сказать никому ни слова, ведь в ответ мы расскажем, как он ранил бедного мистера Тарлетона. Кроме того, если он все-таки устроит скандал, думаю, Шерри не станет возражать, если я поведаю о его бедном ребенке, потому что у него есть дочь, чтоб вы знали, а он не дает ее матери и пенни на содержание. Этим приходится заниматься Шерри, что очень плохо, поскольку это чужой ребенок! Хотя мне бы очень хотелось, чтобы она была дочерью Шерри… то есть жаль, что она не моя, ведь она просто очаровательная малышка! – Тут в голову Геро пришла неожиданная мысль, и глаза ее загорелись; девушка, порывисто обернувшись к виконту, спросила: – Ох, Шерри, как ты думаешь…

– Да! – поспешно ответил его светлость. – Да, я согласен, Котенок, но только не прямо сейчас, во имя всего святого!

– Дурной тон! – добродушно подхватил Ферди. – Так нельзя! Тут присутствует Тарлетон – очень приятный малый, но почти чужой человек! Поговорим об этом позже!

– Нет, клянусь богом, мы обойдемся без тебя! – выпалил его светлость.

– Да? – удивился Ферди. – Боже милосердный! Ну, как хотите.

1

Метрополия – столица, центр деловой или культурной жизни, мегаполис. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)

(обратно)

2

Из плотного тонкого сукна с ворсом на изнаночной стороне, которое изготавливается из пряжи с добавлением бобрового или козьего пуха. (Прим. ред.)

(обратно)

3

«Олмакс» (Almack’s Assembly Rooms) – популярный клуб для встреч и приемов в Лондоне. Существовал с 1765 по 1871 годы, став первым заведением, обеспечившим равный доступ мужчинам и женщинам.

(обратно)

4

Парфянская стрела – колкость или меткое замечание, приберегаемое к моменту ухода.

(обратно)

5

Бат – город в Англии, местопребывание епископа и главный город графства Сомерсет, на реке Эйвон. С античности знаменит целебными источниками.

(обратно)

6

Плыть на плоту по кредитной реке (положить зубы на полку, сесть на мель, сдать свои карманы напрокат) – эвфемизмы, означающие полное отсутствие средств к существованию.

(обратно)

7

Сто на сто – ростовщический процент.

(обратно)

8

Специальная лицензия – разрешение на венчание без церковного оглашения брачащихся, выдаваемое архиепископом Кентерберийским.

(обратно)

9

Джон Джексон (1769–1845) – знаменитый боксер по прозвищу Джентльмен Джексон, чемпион мира и владелец популярного боксерского клуба «Джентльмен Джексон», открытого в Лондоне в 1795 году.

(обратно)

10

Гретна-Грин – деревня в Шотландии, где обручались молодые люди из Англии, не достигшие 21 года.

(обратно)

11

Имеется в виду печально известная лондонская тюрьма, в окрестностях которой процветал бизнес, связанный с бракосочетаниями. Тюремные священники юридически не подчинялись Церкви и потому могли проводить фиктивные либо тайные браки. Нередкими были и законные бракосочетания для тех, кто хотел вступить в брак как можно быстрее и дешевле.

(обратно)

12

На английском языке в этом имени наблюдается забавная игра слов: Hero (англ.) – имя девушки, Геро, но еще и «герой».

(обратно)

13

Chere-amie (франц.) – любовница, подружка.

(обратно)

14

«Ройял Иксчейндж» (именуемый также «Эксетер Чейндж») – здание на северной стороне Стрэнда в Лондоне, сводчатая галерея которого нависала над проезжей частью. Наибольшую известность ему принес бродячий зверинец, занимавший верхние этажи на протяжении свыше 50 лет, с 1773 по 1829 годы.

(обратно)

15

Торговые ряды «Пантеон» (или «Базар Пантеон») – первоначально зал для официальных собраний и встреч, по форме напоминающий римский «Пантеон». С 1814 года был пассажем, представлявшим собой настоящий рай для покупателей. Здесь продавались одежда, драгоценности, меха и пр.

(обратно)

16

«Пьяцца» («Пиацца») – площадь в итальянском стиле и одноименный ресторан в Ковент-Гарден.

(обратно)

17

Анна (1665–1714) – королева Англии, Шотландии, а также Ирландии с 8 марта 1702 года. Первый монарх Соединенного королевства Великобритании. Последняя представительница династии Стюартов на английском престоле.

(обратно)

18

Геро – персонаж комедии Шекспира «Много шума из ничего» (1598).

(обратно)

19

«Буря» – пьеса Уильяма Шекспира, традиционно считается одной из последних в его творчестве (1610–1611) и самой выдающейся трагикомедией драматурга.

(обратно)

20

«Антоний и Клеопатра» – трагедия Уильяма Шекспира. Действие пьесы происходит в I веке до н. э. (от начала Парфянской войны до самоубийства Клеопатры).

(обратно)

21

Ландолет – небольшое ландо, четырехместный экипаж с крышей, поднимающейся только над задним сиденьем. Ландо (баруш) отличалось тем, что крыша над ним складывалась в обе стороны, а спереди располагался высокий облучок для кучера.

(обратно)

22

«Таттс» – название «Таттерсоллза», лондонского аукциона чистокровных лошадей и специально отведенного места на ипподроме, где принимали ставки при игре на скачках. Назван в честь основателя Р. Таттерсолла (1724–1795).

(обратно)

23

Гунтер (англ. hunter – охотничья лошадь) – верховая выносливая лошадь, рожденная от чистокровного верхового жеребца и упряжной кобылы. В Ирландии и Англии издавна выращивали гунтеров для использования в конных охотах.

(обратно)

24

«Брукс» – мужской клуб в Лондоне, расположенный на улице Сент-Джеймс-стрит, открытый в январе 1762 года мессирами Бутби и Джеймсом после того, как им не удалось стать членами клуба «Уайтс».

(обратно)

25

Стиль «Хэпплуайт» – стиль мебели с простыми строгими формами и линиями, созданный законодателем английского мебельного искусства Джорджем Хэпплуйатом.

(обратно)

26

В отличие от мужественного стиля Хэпплуайта стиль Томаса Шератона считается более женственным. Именно Шератон разработал изящные стулья с круглыми сиденьями для гостиной и устойчивые, с квадратным мягким сиденьем и твердой спинкой – для столовой.

(обратно)

27

Воксхолл-Гарденз – развлекательный сад в Лондоне, одно из главных мест общественного отдыха и развлечений города с середины XVII до середины XIX веков.

(обратно)

28

«Король Кофетуа и нищенка» – картина английского художника Эдварда Берн-Джонса, созданная в 1884 году. Здесь имеется в виду стихотворение, написанное в 1612-м. Оно повествует о короле Африки, который испытывал отвращение к женщинам, а затем влюбился в нищенку.

(обратно)

29

Датский лосьон – очищающее (отбеливающее) средство.

(обратно)

30

Farouche (франц.) – нелюдимый, дикий, угрюмый.

(обратно)

31

«Раздумья среди могил» – посредственное сочинение клирика и писателя Джеймса Херви (1714–1758).

(обратно)

32

«Уайтс» – старейший английский клуб. Открыт в 1693 году итальянским иммигрантом, который взял себе имя Френсис Уайт. Постепенно превратился в центр социальной жизни, эдакий клуб для избранных, где регулярно устраивались балы и праздники.

(обратно)

33

Ame damnee (франц.) – душа, преданная проклятию; пропащая душа.

(обратно)

34

Мушка – старинная карточная игра, легкая и забавная, преимущественно женская. Во время игры за столом поощряются разговоры, шутки и музыка. Игроки берут взятки и прикуп.

(обратно)

35

Знаменитое в те времена ночное кабаре, славящееся своей кухней и прочими изысками.

(обратно)

36

«Пиэрлесс Пул» – первый плавательный бассейн на открытом воздухе эпохи Георгов и Регентства (XVIII век). Закрыт в 1850 году.

(обратно)

37

Ярмарка Бартоломью – одна из самых больших средневековых ярмарок Лондона около рынка Смитфилд. Изначально специализировалась на торговле тканями и одеждой, но быстро стала шумным и даже развязным центром развлечений: здесь выступали бродячие артисты, проходили поединки борцов, вовсю процветали азартные игры и другие развлечения для взрослых. Ярмарка настолько досаждала достопочтенным горожанам, что в 1866 году ее закрыли.

(обратно)

38

«Джентльмен Джексон» – популярный среди английской аристократии боксерский клуб. Открыт в 1795 году в Лондоне боксером Джоном Джексоном (1769–1845) по прозвищу Джентльмен Джексон.

(обратно)

39

Клички лошадей почти всегда отличаются замысловатостью (как, впрочем, и породистых собак).

(обратно)

40

Контрданс – английский деревенский танец. Став бальным, он получил широкое распространение в Европе. В XIX веке слился с кадрилью. В контрдансе пары танцуют одна напротив другой, а не друг за другом, как в круговых танцах.

(обратно)

41

Принципал (здесь) – дуэлянт; главное действующее лицо, наниматель; доверитель.

(обратно)

42

«Вотьерз» – первоначально особняк принца Уэльского, названный им в честь своего шеф-повара, Жана-Батиста Вотьера. В 1807 году превращен в закрытый клуб для джентльменов, действовавший до 1819-го. Пользовался чрезвычайной популярностью как игорный дом и ресторан для гурманов.

(обратно)

43

Арабка (воровской жаргон) – рука.

(обратно)

44

Котлы (воровской жаргон) – часы.

(обратно)

45

Рассолодеть (жарг.) – опьянеть, напиться пьяным.

(обратно)

46

Желтяки, желтизна (воровской жаргон) – золотые монеты, золото.

(обратно)

47

Подлитые кости – шулерские кости (кубики с насечками), подлитые с одной стороны свинцом для того, чтобы они всегда падали одной стороной вверх.

(обратно)

48

Каффан (воровской сленг) – сыр («Словарь жаргонизмов и воровского сленга», Великобритания, 1811 год).

(обратно)

49

«Красное и черное» – разновидность игры в рулетку, когда ставка делается не на цифру, а на цвет поля.

(обратно)

50

Бедлам (здесь) – психиатрическая больница в Лондоне.

(обратно)

51

Ньюмаркет – город в Англии, известный своим ипподромом и скачками.

(обратно)

52

Джордж Брайан Бруммель (1778–1840) – законодатель мод и первый лондонский денди. Изобретатель шейного платка, он ввел в моду чистить штиблеты шампанским. Это о нем писал А. С. Пушкин: «Как dandy лондонский одет – И наконец увидел свет».

(обратно)

53

Шамбертен – сорт красного бургундского вина, названного в честь одноименной деревни.

(обратно)

54

Эрл – граф в Англии.

(обратно)

55

Акколада – обряд посвящения в рыцари.

(обратно)

56

Менуэт – старинный народный французский танец, названный так вследствие мелких па. Произошел от медленного народного хороводного танца провинции Пуату. С середины XVII века – бальный. С этого же времени менуэт широко распространился по всей Европе.

(обратно)

57

Аффектация – преувеличенное, подчеркнутое выражение какого-либо чувства или настроения. (Прим. ред.)

(обратно)

58

Немезида – в древнегреческой мифологии – крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.

(обратно)

59

«Ройял-Крещент» – знаменитый архитектурный комплекс из 30 домов, вытянувшийся полумесяцем, фактически, целая улица. В одном из домов и располагалась фешенебельная гостиница.

(обратно)

60

De rigueur (франц.) – в порядке вещей.

(обратно)

61

В первоначальном варианте сказки «Золушка» дочерей у мачехи действительно было три, их прозвище – Злые и Гадкие – стало именем нарицательным.

(обратно)

62

Континентальный завтрак – принятый на континенте (в Европе) легкий завтрак, состоящий обычно из кофе и булочки с конфитюром.

(обратно)

63

Уэллз (англ. Wells) – небольшой епархиальный город и община, административный центр округа Мендип в английском графстве Сомерсет, южнее Бата, знаменитый своим готическим собором.

(обратно)

64

Полугинея – английская золотая монета стоимостью в 10 шиллингов и 6 пенсов.

(обратно)

65

Гесиод (VIII–VII века до н. э.) – первый исторически достоверный древнегреческий поэт и рапсод, представитель направления дидактического и генеалогического эпоса.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg