«Невеста шотландского воина»

Невеста шотландского воина (fb2) - Невеста шотландского воина [Bride of a Scottish Warrior - ru] (пер. Андрей Е Мосейченко) (Шотландцы - 2) 1837K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Адриенна Бэссо

Адриенна Бассо Невеста шотландского воина

Adrienne Basso

BRIDE OF A SCOTTISH WARRIOR

Печатается с разрешения издательства Zebra Books an imprint of Kensington Publishing Corp. и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Adrienne Basso, 2014

© Перевод. А. Е. Мосейченко, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Глава 1

Ноябрь 1314 года

Шотландия, замок Данед

– Он умирает, – тихо и почтительно прошептала Эдна.

– Вижу, – так же тихо отозвалась леди Грейс Фергусон, отворачиваясь от сочувствующих глаз служанки и устремляя взор на умирающего мужа. Сэр Аластер, вождь клана Фергусон, безмолвно и неподвижно лежал под меховым одеялом. На пепельно-сером лице застыла страшная предсмертная гримаса, даже на пороге смерти боль и страдания не оставляли его израненное тело.

Грейс вгляделась в эту страшную маску, волевой подбородок, заросший темной густой щетиной, нос с горбинкой. Его лицо было страшным, почти чужим, и неудивительно. Вот уже семь лет она была его женой, но сэр Аластер дома бывал редко, почти наездами, он все время воевал на стороне доблестного Роберта Брюса, который сражался за независимость Шотландии и за шотландскую корону.

Грейс ласково коснулась его лба, горячего и сухого. Внезапно Аластер открыл глаза.

– Жарко, – прохрипел он и попытался сбросить с себя меховое одеяло, но настолько ослабел, что не смог даже приподнять руки.

У Грейс оборвалось сердце: было нетрудно догадаться, что это предвещало.

– Ш-ш, – промолвила она, – позволь я тебе помогу.

Грейс до пола спустила меховое одеяло. Смочив в воде чистую тряпочку, она аккуратно вытерла пылавшие лоб и лицо мужа.

– Он простудится, если ты будешь столь часто обтирать его холодной водой, – предостерегала ее Эдна.

Грейс не смогла сдержать улыбку. Эдна, как и она, знала, что Аластер умирает, и при этом несла всяческий вздор насчет простуды. Увы, страх и неуверенность почти свели их с ума.

– Я буду обтирать его до тех пор, пока это будет приносить ему хоть какое-нибудь облегчение, – решительно ответила Грейс. Распахнув рубашку, она принялась обтирать мужу грудь. – Одному Богу известно, сколько мук он вынес за последние несколько недель.

По странной, злой иронии Аластер, не получивший за семь лет войны ни одной тяжелой раны, умирал в результате несчастного случая, происшедшего с ним четыре недели назад на охоте. Его сбросила лошадь, и на него – беспомощного – набросился дикий вепрь. Зверь растерзал ему ногу, переломал ее в нескольких местах, и сломанная кость торчала наружу.

Немедленно послали в монастырь Террифф за братом Джоном, который прославился своим врачебным искусством. Он очень ловко зашил рану, наложил лубки на переломы, но рана воспалилась, и началась лихорадка.

– Миледи, вы уже и так потрудились на славу. Лучше опустите рубашку, пока кто-нибудь не вошел и не увидел, что вы делаете, – умоляюще произнесла Эдна.

Не обращая внимания на служанку, Грейс продолжала обтирать пышущее жаром тело мужа, не решаясь признаться самой себе, что, ухаживая за ним, она испытывает не меньшее, а может, даже большее облегчение, чем сам Аластер. Если бы она не пряталась за эту, в сущности, пустяковую заботу, скорее всего точно тронулась бы рассудком, потому что сидеть целыми днями возле постели умирающего мужа без дела было бы невыносимо.

Машинально обтирая мужа, она так же машинально принялась утешать его. Грейс говорила о том, что скоро ему станет легче, что он пойдет на поправку и обязательно выздоровеет. Она снова и снова обмакивала тряпку в холодную чистую воду, отжимала и принималась обтирать горячее тело Аластера – лицо, плечи, грудь, руки, одновременно подбадривая и утешая его, пытаясь внушить ему надежду в невозможное.

– Грейс?

– Да, слушаю тебя, Аластер.

Он смотрел на нее ничего не видящими глазами, затем с усилием хрипящим шепотом произнес:

– Пить.

Грейс вопросительно посмотрела на Эдну, та нахмурилась. Обе женщины прекрасно помнили указание брата Джона, строго-настрого запретившего давать жидкость больному до заката солнца. Налив эля в небольшой кубок, служанка передала его Грейс, а та, приподняв мужа за плечи, поднесла питье к его растрескавшимся губам. Аластер пил медленно, но с жадностью. Выпив до дна, он откинулся на спину, закрыл глаза и поморщился от боли.

– Подвинь ближе мое кресло, Эдна. Только тихо.

Служанка недовольно буркнула себе под нос:

– С того дня, когда его принесли на носилках, вы проводите почти все свое время рядом с его постелью. Вы даже спите здесь, прямо в кресле. Куда же это годится? Почему бы вам не пройти к себе в спальню и не поспать там несколько часов? Обещаю, как только сэр Аластер очнется или ему хоть чуть-чуть станет лучше, я сразу, не медля ни секунды, дам вам знать.

– Милая Эдна, я все равно не усну.

– Гм-гм, ну, тогда хоть выйдите во двор, на свежий воздух, а то на вас смотреть больно. Сейчас последние солнечные деньки, скоро начнутся дожди, и тогда будет совсем тоскливо.

Грейс на миг заколебалась: в самом деле, почему бы не прогуляться, не выйти на воздух хотя бы на несколько минут? Она взглянула на красное от жара лицо Аластера, рукой погладила его горячую щеку и отрицательно покачала головой.

Каким бы заманчивым ни было предложение Эдны, чувство долга властно призывало ее остаться на своем посту и не покидать мужа ни на минуту.

– Нет, Эдна, я лучше побуду здесь.

Служанка шумно вздохнула, но больше ничего не сказала и пододвинула кресло ближе к постели вождя клана. Едва Грейс села, как скрипнула дверь и вошел брат Джон.

– Добрый день, леди Грейс.

Заметив пустой кубок, мокрую тряпку и миску с водой, он тут же нахмурился:

– Как я погляжу, вы упорно не хотите следовать моим советам. – Монаха явно обижало откровенное пренебрежение к его врачебному искусству. – Сколько еще раз мне вам повторять: вы должны выполнять мои указания, если хотите, чтобы сэр Аластер выздоровел!

– Я только пытаюсь по мере своих сил приносить ему облегчение, – возразила Грейс, стискивая руки в кулаки.

Недовольно ворча что-то себе под нос, монах подошел к постели больного. Грейс поспешно встала, уступая место, чтобы лекарю было удобнее осматривать Аластера. Как только брат Джон осторожно снял повязку, тошнотворный запах гниющего мяса распространился по всей комнате. Грейс стало дурно, казалось, еще немного, и ее стошнит. Она зажала нос пальцами, стараясь дышать как можно реже, и взглянула на искалеченную ногу Аластера. Вся она была страшного серого цвета, а там, где были раны, виднелось темно-красное мясо. Грейс невольно отшатнулась, ударилась о кресло и чуть было не опрокинула его.

– Ничего страшного, леди Грейс. Да, запах не из приятных, но понемногу привыкнете, – произнес монах с легким оттенком высокомерного презрения. – О, я вижу некоторое улучшение.

Брат Джон улыбнулся, оскалив длинные желтые зубы, всем своим видом говорившие об обратном. Судя по ухмылке, он считал Грейс наивной дурочкой, которую ничего не стоит обмануть.

Уловив все в тот же миг и подавив вспыхнувшее негодование, Грейс ответила как можно серьезнее:

– У него усиливается жар, он очень страдает.

– На все воля Божья, – отозвался брат Джон. Наложив, нет, скорее шлепнув на рану припарку с вонючей мазью, он принялся накладывать новую повязку.

Действовал он настолько грубо, что тихо стонавший Аластер вскрикнул от боли. В один миг Грейс подскочила к постели и оттолкнула не слишком обходительного лекаря.

– Ради бога, не причиняйте ему лишней боли. Неужели у вас нет ни капли сострадания?

Забрав у монаха повязки, она решительно воскликнула:

– Позвольте мне самой перевязать его!

– Леди Грейс, – брат Джон больше не скрывал своего раздражения, – не мешайте!

Однако Грейс была настроена более чем решительно:

– Я сама перевяжу его.

От подобной дерзости лицо монаха побагровело. Он заскрипел зубами, но Грейс была не из пугливых. Чаша ее терпения переполнилась: сколько уже можно смотреть, как издеваются – по-другому это никак нельзя было назвать – над ее мужем? Пусть она не была сведущей во врачевании ран, но перевязать больного так, чтобы не усугублять боли, она умела.

Брат Джон замер в полной растерянности, затем фыркнул от негодования, но, не зная, что сказать, вскинул руки, повернулся и вышел, громко стуча башмаками.

– Он скоро вернется, – обронила Эдна.

– Кто бы сомневался. И наверняка с подкреплением, так что нам надо торопиться.

Грейс с помощью Эдны ловко и бережно перевязала сломанную ногу Аластера, почти не причинив ему боли. Он лежал тихо с закрытыми глазами, лишь иногда вздрагивая. Когда перевязка была закончена, Грейс внимательно посмотрела в лицо мужа.

– Как ты себя чувствуешь? Где у тебя болит больше всего?

По лицу Аластера скользнула тихая улыбка.

– Везде, миледи. Мне больно до конца ногтя на мизинце ноги, так больно, что больше нет сил терпеть.

– Скоро тебе станет лучше, – попыталась утешить его Грейс, надеясь, что он не заметит ни по ее глазам, ни по голосу, что она лжет.

– У тебя доброе сердце, дорогая. Жаль, что я понял это так поздно. Ах, если бы у меня было время исправить мою ошибку… – Его голос дрогнул и оборвался.

От этого признания у Грейс сжалось сердце, ей стало так горько и больно, что она едва не заплакала. Ей было жаль его, себя, свою собственную погубленную жизнь, в которой у нее, в сущности, не было, а теперь точно не будет ни любящего мужа, ни семьи, ни детей, ничего того, из чего состоит женское счастье. Да, их брак был заключен не на небесах, а исходя из клановых интересов, тем не менее и она, и Аластер если и не любили друг друга, то по крайней мере испытывали друг к другу симпатию. Если бы не война, разлучившая их на многие годы, они, возможно, обрели бы свое счастье или его подобие.

– Ничего, Аластер, у нас с тобой будет еще время, много времени… – попыталась подбодрить мужа Грейс. На лице Аластера сквозь маску боли проступило смутное выражение печали, сожаления и даже, как показалось Грейс, вины. У нее опять перехватило в горле.

– Ничего у нас больше не будет, – с нескрываемой горечью признался он. – Я умираю, все бесполезно, ваши старания вылечить меня лишь продлевают мои мучения. Похоже, у брата Джона получилось только одно – помучить меня как следует перед смертью.

– Но все хвалят его искусство врачевать раны, превозносят его до небес, – отозвалась Грейс, хотя она прекрасно сознавала горькую правду, скрытую в словах Аластера.

Он протянул руку и неожиданно сильно сжал ее пальцы.

– Послушай, прошлой ночью я невольно подслушал, о чем брат Джон говорил со своим помощником.

– И о чем же они говорили?

– Монах шутил, но говорил это вполне серьезно. Он сказал, что в крайнем случае отрежет мне ногу.

– Нет, нет, ты, наверное, ослышался! – Грейс быстро замотала головой. – Все-таки это, должно быть, была шутка, правда, очень жестокая. Как же ты без ноги сможешь вести своих воинов в бой?

– Вот именно! – С тяжелым вздохом Аластер закрыл глаза. – Грейс, нельзя допустить, чтобы это случилось. Ты должна помочь мне уйти в иной мир таким, каким меня сотворил Бог, со всеми моими ногами и руками.

Но как же это сделать? Растерявшись, Грейс схватила руку мужа, сжала ее между ладонями и прижала к своей груди.

– Ты сам должен сказать об этом во всеуслышание, и прежде всего брату Джону. Твердо и решительно, чтобы он не посмел ослушаться.

– Любимая, сейчас у меня нет никаких сил, а раньше, когда сил было хоть отбавляй, я был слеп и не видел, кому я действительно дорог… – Аластер запнулся, от боли и отчаяния у него перехватило в горле. – Я теперь ни на что не гожусь, придется тебе говорить от моего имени.

Грейс улыбнулась сквозь душившие ее слезы.

– Думаю, ничего у меня не получится. Кто же станет слушать женщину? Даже если я буду кричать, все равно меня никто не услышит. Может, лучше попросить об этом кого-нибудь из твоих братьев?

– Думаю, сейчас им не до меня. – Аластер криво улыбнулся. – Кроме того, мне бы не хотелось перед смертью просить их о чем бы то ни было. Это было бы не по-мужски.

Грейс стало больно и грустно. Гордость, вечная мужская гордость – и, как всегда, некстати. Делать было нечего.

– Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, – прошептала она.

– Помолись за меня, – прохрипел слабеющим голосом Аластер.

– Я каждый час молюсь о тебе, о том, чтобы ты выздоровел.

– Нет, – его лицо стало мрачно-печальным, – помолись о моей скорейшей кончине. Я только об этом и молю Бога. Смерти я не боюсь. Я хочу умереть, слышишь?

В этот миг Грейс услышала приближавшийся топот ног. Судя по всему, это возвращался брат Джон – явно не один, и точно, через несколько мгновений в комнату вместе с ним вошли братья Аластера – Дуглас и Родерик. Все трое застыли на полпути между дверьми и постелью умирающего, три лица выражали три различных чувства: лицо Дугласа – озабоченность, лицо Родерика – настороженность, лицо брата Джона – самодовольство. Грейс прекрасно знала: несмотря на братские чувства, никто из братьев не очень обрадовался бы выздоровлению Аластера, но надежды на такой исход, увы, почти не было.

Сходясь в одном, Дуглас и Родерик расходились, причем очень сильно расходились в своем отношении к сроку кончины старшего брата: ни сострадание к мукам умирающего, ни любовь тут были ни при чем. Скорая развязка вполне устраивала одного, другого – как можно более затянувшаяся.

У Аластера не было наследника, поэтому Дуглас и Родерик за спиной умирающего вождя клана начали борьбу за власть. По слухам, сейчас большинство клана поддерживало Дугласа. Но деятельный и решительный Родерик, не скупившийся в последнее время на посулы и обещания, переманивал на свою сторону все больше и больше воинов клана, вместе с которыми росли и его шансы на успех.

На данный момент расклад был таков: умри Аластер сейчас – победа за Дугласом, чем дольше будет тянуться агония Аластера, тем больше шансов у Родерика победить в схватке за власть. Не было ничего удивительного в том, что именно Родерик настоял на приглашении брата Джона. Родерик не жалел ни усилий, ни денег на лечение Аластера, что выглядело очень благопристойно лишь в глазах тех, кто ничего не знал о его тайных замыслах.

– Брат Джон говорит, что Аластеру стало намного лучше! – воскликнул Родерик. – Неужели ты этому не рада, Грейс?

– Будь это правдой, не нашлось бы человека счастливее меня.

Брат Джон презрительно фыркнул:

– Так смело судить о том, в чем ничего не смыслит, может лишь… – Тут он осекся, махнул рукой и достал из-под полы рясы небольшую бутылочку. Несмотря на свой самодовольный вид, брат Джон явно нервничал. Дрожащими руками, отчего горлышко бутылки стучало о металлический край кубка, он налил в него лекарство.

Все вокруг молча наблюдали за монахом. Слегка приподняв голову Аластера, он поднес к его губам кубок. Будучи в полусознательном состоянии, раненый не мог пить, и едва ли не половина лекарства пролилась мимо губ на подбородок. Грейс подошла и ловко вытерла Аластеру рот.

– Поможет ли это ему? Ведь он не выпил и половины? – удивился Родерик, усомнившись в действии лекарства.

– Поможет, еще как поможет! – Брат Джон поспешил развеять сомнения, витавшие в воздухе. – На самом деле ему не надо так много этого напитка. Он опасен. Но зная, что больной выпьет не все, я нарочно дал ему больше.

Плотно закрыв пробкой бутылку, монах спрятал ее под рясой.

– Остается только ждать. Посмотрим, как он будет себя чувствовать через два-три дня. Если нагноение распространится дальше, придется, видимо, отнять ногу. Ведь мы уже пришли к такому решению.

Грейс вздрогнула и резко обернулась.

– Нет! Вы не отнимете у него ногу. Я не позволю.

Трое мужчин уставились на нее. Их лица выражали одну лишь эмоцию – откровенное недоумение, правда, в разной степени. Первым опомнился брат Джон.

– У вас слишком мягкое сердце, леди Грейс, – не без язвительности возразил он. – Конечно, оно делает вам честь, но здесь и сейчас оно совершенно неуместно.

– Вы не отрежете ему ногу! – упрямо повторила она.

– Здесь я и только я отвечаю за здоровье больного сэра Аластера! – глазки монахи злобно блеснули. – Поэтому я один решаю, что делать и как лечить раненого.

Однако Грейс была не из робкого десятка, ее не так просто было запугать. Понимая, как не любят мужчины, когда женщина бросает им вызов, покушаясь на часть их власти, она решила прибегнуть к хитрости – найти среди них союзника.

– Почему бы нам не положиться на Бога? Пусть он, всемогущий и милосердный, решит судьбу Аластера. – Она вопросительно взглянула на Дугласа.

Не выдержав ее умоляющего взгляда, Дуглас отвел глаза. Ему действительно было жаль брата, но он не знал, как лучше всего поступить в данном положении.

– Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы спасти его.

– Отрубив ему ногу, разве мы этим ему поможем? – промолвила она.

Выражение сострадания и жалости отразилось на лице Дугласа.

– Вряд ли, – произнес он.

– А ты, Родерик, согласен?

Ноги у Грейс дрожали, сердце едва не выпрыгивало наружу, а лицо горело от возбуждения. Она, слабая женщина, бросила им вызов, но для того, чтобы убедить их в своей правоте, надо было держаться как можно спокойнее и увереннее. Слишком высоки были ставки в этой борьбе, и отступать она не собиралась.

Свет заходящего солнца смягчил жесткие черты лица Родерика, и на миг Грейс показалось, что он понял, насколько важен ее вопрос. Родерик резко встряхнул головой, и выражение его лица опять стало твердым и упрямым. Любое проявление мягкосердечия ему, как воину, казалось недопустимой слабостью.

– Мы должны выполнять указания брата Джона.

От холодной твердой решимости, звучавшей в его словах, мороз пробежал по коже Грейс. Они все прекрасно понимали, насколько тщетны усилия брата Джона, и тем не менее отказывали брату в скорейшей спокойной кончине. Грейс тихо вздохнула и опустила глаза. Спорить, доказывать свою правоту, явно было бесполезно; для того чтобы выиграть битву с мужской непреклонностью, надо было прибегнуть к иным, более действенным, чем слова, средствам.

На Грейс, погруженную в свои мысли, мужчины перестали обращать внимание. Теперь она вела себя, как и положено женщине, тихо и смирно, по-видимому готовая послушно выполнять все, что ей скажут мужчины. Однако в действительности она кипела от возмущения.

Она думала о той цене, которую ей придется заплатить, нет, не в этом мире, а в том, где она предстанет перед Божьим судом и будет отвечать за все свои прегрешения.

Но разве можно назвать грехом то, что она собиралась сделать? Выполнить последнее желание мужа, его волю – и только.

Времени в запасе почти не осталось, дня три, не больше. За этот короткий срок, если, конечно, ее муж сам не упокоится вечным сном, надо было найти способ, который помог бы ему перейти из этого мира в иной. Слезы навернулись на глаза Грейс, казалось, еще миг – и они брызнут наружу. Она стиснула руки в кулаки что есть силы с одной целью – не заплакать. Моргнув несколько раз, она прогнала слезы.

Успокоившись, она прислушалась к разговору мужчин. Брат Джон как раз взмахнул руками, в чем-то убеждая Дугласа и Родерика, и в его кармане что-то звякнуло. Бутылка с лекарством, и очень опасным – тут же припомнилось, что совсем недавно говорил о нем монах. По-видимому, смертельно опасным?!

Грейс замерла. Неожиданная мысль пришла к ней в голову. Теперь она точно знала, что ей нужно делать.

Солнце светило по-осеннему неярко и почти не пригревало длинную вереницу утомленных путников, ехавших по пустынным холмам. Иногда налетал северный ветер и студил кожу, порой пробирая до самых костей. Сэр Эван Гилрой опять взглянул на грубо начертанную карту в своих руках, тщетно пытаясь понять, где они находятся и где тот ориентир, от которого было рукой подать до цели их путешествия.

– Нам следовало повернуть вот тут, возле скал, – прямо над его ухом раздался бодрый и уверенный голос.

– Заткнись, Алек! – огрызнулся Эван, всматриваясь в карту и с досадой осознавая, что его самый близкий друг и соратник абсолютно прав. Теперь из-за глупого промаха надо было возвращаться назад, на что должно было уйти не меньше часа. Из-за этой досадной задержки они не успевали добраться к нужному месту до заката солнца.

– Долина вон там, впереди и внизу, она хорошо защищена от ветра, – задумчиво произнес Алек. – Там можно устроить привал на ночь. Что скажешь?

– Наверное, – пробурчал в ответ Эван.

– Позволь-ка взглянуть… – Алек протянул руку, и Эван неохотно отдал ему карту. Было обидно и досадно, что, как командир отряда, он не смог вывести своих людей туда, куда требовалось. Он ошибся, а любой промах начальника непростителен в глазах подчиненных. Впрочем, Алек был не просто подчиненным, они семь лет воевали плечом к плечу на стороне Брюса. За эти годы Алек стал для Эвана другом, товарищем, братом, да-да, настоящим братом, которого у незаконнорожденного Эвана, к сожалению, никак не могло быть. Так вот Алек, к величайшей досаде самого Эвана, отлично разбирался в картах – это очень важное умение для солдата, которым многие, в том числе Эван, не обладали.

– Посмотри, если повернуть через милю вот здесь, то мы подъедем к пожалованному тебе королем замку немного с другой стороны. О-о, да этот путь даже короче! – радостно воскликнул Алек.

– Кончай насмехаться, – улыбнулся Эван. Подняв руку, он дал знак поворачивать и двигаться назад.

Цепочка уставших воинов повернулась, изогнувшись, словно змея, и поползла в обратном направлении. Как назло, ветер дул навстречу, утомленные люди, опустив голову, брели, с трудом передвигая ноги. Впереди по-прежнему ехал Эван, а рядом, чуть сзади, Алек.

Говорить никому из них не хотелось, давала знать усталость. Всадники долго, несколько часов ехали молча, погрузившись в грустные размышления. Наконец впереди на фоне неба возник силуэт пяти гор, надежный ориентир, что место, которое они искали, уже недалеко. Услышав радостное известие, что конец пути близок, все сразу приободрились. Сдерживая волнение, в глубине души понимая, что следует быть реалистом, Эван, не выдержав, послал лошадь вперед и первым въехал на перевал, за которым внизу лежала долина.

Открывшийся вид был настолько грустным и удручающим, что Эван, не сдержавшись, шумно вздохнул. Застыв на месте, он смотрел на свои владения, не зная, что сказать.

– Матерь Божья! – произнес подъехавший Алек, выразив вслух то, о чем не решался сказать их вождь.

– Да уж, – согласился с ним Эван.

Конечно, он не слишком рассчитывал на королевскую щедрость. В его положении – безродного, бедного рыцаря – смешно было бы надеяться на многое. По правде говоря, Эвану, как человеку без роду и племени, крупно повезло, что король, которому служили сотни и тысячи рыцарей, вспомнил о нем. Видимо, он чем-то приглянулся королю Роберту, и тот, понимая, как важно незаконнорожденному Эвану Гилрою занять достойное положение, наградил его землей, что давало ему как владельцу право передавать землю по наследству своим потомкам, что, разумеется, упрочивало как его положение, так и положение его наследников.

Хотя большая часть кланов Западной Шотландии встала на сторону Брюса, некоторые выступили против, за что жестоко поплатились. Земли одного из них теперь стали владениями Эвана.

Но долина, лежавшая перед ними, казалась бедной, пустой и бесплодной, она больше походила на пустыню. Облако пыли, поднятое налетевшим ветром, подтверждало справедливость этого суждения. В дальнем конце долины виднелись обвалившиеся стены и обугленные бревна разрушенного замка.

– Скалы с обеих сторон служат естественными укреплениями, – заметил Алек.

– Неужели? – буркнул под нос Эван. – Но, как видно, они не спасли защитников замка от штурма войск короля Роберта.

Покрытая золой, черная от пожарища земля, там, где раньше стояли дома, усиливала мрачное впечатление, а то, что уцелело, выглядело так, как будто было готово рассыпаться от одного сильного порыва ветра. Ни из одной трубы не вился дымок, который говорил бы о том, что там кто-то готовит себе еду. Вокруг не было ни души, стояла мертвая тишина.

– Черт, неужели тут никого не осталось? – Алек был мрачнее тучи.

– Не стоит забывать об осторожности даже в этих Богом забытых местах. – резонно ответил Эван, с лязгом вытаскивая меч. Этому примеру тут же последовали лучшие воины, собравшиеся за его спиной. Выстроившись, они поехали вперед, тогда как остальная часть отряда осталась в ожидании позади.

Подъехав ближе к замку, они увидели несколько домов, но уже в более лучшем виде, которые могли похвалиться четырьмя стенами и крышей сверху. В одном из уцелевших окон мелькнули чьи-то испуганные глаза и тут же исчезли.

– Ты видел? – спросил Алек.

– Да, – ответил Эван и нахмурился. – За нами явно наблюдают, но на засаду это не похоже. Ты, как и я, наверное, заметил, что это все женщины и дети.

Однако едва возникшее ощущение сравнительного благополучия сразу исчезло, как только всадники подъехали к подъемному мосту и въехали во двор. Массивные дубовые ворота были разбиты в щепки, судя по всему, осаждавшие хорошо поработали тараном, каменные лестницы, ведущие наверх стен, были полуразрушены, крыши всех четырех угловых башен целиком сгорели во время пожара. Несколько заржавленных мечей, воткнутых в землю, красноречивее любых слов говорили о жестокости и беспощадности последней битвы.

Зияющая дыра вместо дверей позволяла заглянуть внутрь, но для того чтобы понять, что в замке никто не живет, не надо было никуда всматриваться. Полуразрушенная крыша, сквозь которую виднелось небо, сырость и грязь, оставшиеся после непогоды, наводили на грустные размышления – на ремонт замка, чтобы в нем можно было прожить зиму, требовались недели, если не месяцы.

Во дворе всадники спешились. Эван обошел замок кругом, чтобы как следует оценить степень нанесенных повреждений. Несмотря на большие разрушения, душа его пела от радости. Он шел, то и дело повторяя про себя: «Мой замок, моя земля, мои владения». Эван воочию видел, как сильно изменилось его положение: из незаконнорожденного, нищего, отверженного всеми существа он превратился в рыцаря, владельца замка и прилегавших к нему земель. Для многих таких же, как и он, бедных младших сыновей вождей шотландских кланов это было заветное желание. Ему повезло, он добился своего, достиг недосягаемого.

Подняв руки к небу, он издал торжествующий победный крик. Выхватив меч, он воткнул его в землю, упал рядом с ним на колено и склонил голову. Его молитва была проста и безыскусна, но шла из самого сердца. Он молился о мире и спокойной жизни, достатке и счастье, хотя бы крошечном.

Закончив молиться, Эван встал на ноги и подошел к воинам, стоящим посреди двора.

– Пусть четверо отправятся в деревню и позовут ее жителей в замок. Мне надо поговорить с ними.

Один из воинов по привычке, лучше любых слов говорившей о его намерениях, хитро и жестоко ухмыльнулся. Заметив его ухмылку, Эван нахмурился и со строгим видом прибавил:

– Никакого насилия. Браться за оружие лишь в случае необходимости. Никого не обижайте, помните – нам теперь жить вместе с ними.

Потянулись минуты томительного ожидания. Вскоре посланные воины пригнали в замок небольшую кучку дрожащих, напуганных до смерти людей, состоявшую целиком из стариков. женщин и детей. Одетое на них рванье язык никак не поворачивался назвать одеждой. Они столпились посреди двора, испуганно поглядывая по сторонам.

– Больше в деревне никто не живет? – спросил Эван одного из стариков.

– Да, здесь все, – ответил старик, выпрямляя свою согбенную спину. – Но скоро зима, и нас поубавится, а тех, кто переживет зиму, будет еще меньше.

Эвану было жалко старика, как и всех остальных жителей. Жизнь в горах была нелегка, а во время войны становилась вообще тяжелой, зачастую невыносимой. Эван пообещал самому себе, что сделает все от него зависящее, чтобы облегчить жизнь этих людей, их страдания, впрочем, он не очень обольщался, прекрасно понимая, как непросто бороться в мире со страданиями, несчастьями, да и со всяким злом вообще.

– Меня зовут сэр Эван Гилрой. Я новый владелец замка и земель Тайри. – Эван возвысил свой мощный голос, и тот, отразившись от стен замка, эхом прокатился по двору. – По повелению короля Роберта я и мои люди пришли сюда, чтобы отстроить замок и возродить его былое благосостояние. Те, кто пожелает здесь остаться, должны будут принести присягу в верности и послушании. Взамен я обещаю защищать их жизни и имущество. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, ради будущего процветания нашего края.

Вокруг воцарилось гнетущее гробовое молчание, от которого мурашки забегали по спине Эвана. Его стали одолевать сомнения, насколько правильно он поступил, дав местным жителям право самим выбирать – оставаться ли им здесь или уйти. Его неуверенность подтвердила выступившая вперед женщина, спросившая:

– А что будет, если мы пожелаем уйти отсюда?

– До заката солнца вы должны будете убраться с моей земли. Я разрешаю вам взять с собой все, что сможете унести.

– Вы не заставите нас силой служить вам? – В голосе женщины звучало явное сомнение. Она, как и все остальные жители, как будто ждала, что сейчас их всех начнут пинками принуждать дать клятву рабского послушания.

– Нет, – твердо ответил Эван, разумно рассудивший, что если бы была возможность куда-нибудь податься, то они давно ушли бы из этих гиблых мест. Его расчет был прост: добровольная присяга в верности была лучше, надежнее и прочнее клятвы, принесенной под угрозой насилия.

Согнанные в замок жители начали взволнованно перешептываться, и вдруг один за другим они стали то вставать, то падать на колени и склоняться до тех пор, пока на дворе не осталось никого, кто бы стоял по-прежнему на ногах. Радостное чувство победы, добытой не силой, без всякой крови, овладело Эваном.

– Прекрасно, – пробурчал за его спиной Алек. – Не хватало еще целой кучи голодных ртов, которых неизвестно чем кормить.

– Весной ты запоешь по-иному, когда понадобятся рабочие руки для того, чтобы вырастить урожай, – тихо отозвался Эван.

– Это в том случае, если и они, и мы доживем до весны, – усмехнулся скептик Алек.

– Сегодня вечером, – продолжал как ни в чем не бывало Эван, – мы устроим пиршество из той дичи, которую моим людям удалось подстрелить утром. А завтра начнем отстраивать замок и ваши дома, зима ведь не за горами.

Настроение толпы мгновенно изменилось. На мрачных, вытянутых лицах появились сперва робкие, а затем все более веселые улыбки, даже послышались разрозненные одобрительные возгласы. Неплохое начало, отметил Эван, прекрасно понимавший, что одними пустыми обещаниями невозможно завоевать доверие новых подданных.

Двор замка вскоре ожил, заполненный веселыми и шумными звуками. Повозки разгружались, разбивались палатки, распределялись спальные места на ночь. В середине круговорота, суеты и гама стоял довольный Эван: ему удалось вдохнуть жизнь в мертвые стены своего замка, а то ли еще произойдет в недалеком будущем. Вдруг он заметил направлявшуюся к нему мать, явно чем-то недовольную, которую сопровождала служанка с вечно вытянутым и унылым лицом, обе женщины резко выделялись на фоне всеобщей радости.

– Я не поверила своим ушам, когда мне передали твое приказание разбить лагерь на ночлег в этой разрушенной дыре, по ошибке названной замком! – Леди Мойра Гилрой кипела от возмущения и недовольства. – Неужели ты в самом деле собираешься здесь ночевать?

– А что в этом такого? По дороге сюда мы спали в открытом поле, в тех же самых палатках.

– Что в этом такого? Ты что, Эван, издеваешься надо мной?!

– И не думал! Я полон решимости остаться и жить здесь.

– Сын мой, ты полон глупости и наивности. Какой щедрый подарок сделал тебе король Роберт, пожаловав тебе сгоревшие развалины! Очнись! Это просто позор!

– Ладно, когда в следующий раз я буду беседовать с королем, я поделюсь с ним твоим мнением о его подарке. Боюсь только, что это будет не скоро.

– Это не замок, а сарай, – сморщилась Мойра. – Раз тебе так хочется остаться здесь, то почему бы не переночевать в тех более или менее уцелевших домиках, которые стоят на расстоянии выстрела из лука от стен этого сарая.

– Не хочу выгонять местных жителей из их домов.

– Но ты же здесь полновластный хозяин и господин. – Мать схватила Эвана за руку. – Ты должен внушить к себе почтение, причем сразу. Не будут бояться – не будут повиноваться.

Эван ласково похлопал мать по руке. Жизнь жестоко обошлась с Мойрой Гилрой. Хоть она была из довольно знатного рода, ее девическим мечтам о счастливой семейной жизни не суждено было осуществиться. Ей не суждено было выйти замуж. Обманутая отцом ее незаконнорожденного ребенка, изгнанная своими родными и близкими, она с крошечным Эваном на руках оказалась выброшенной на улицу. Для того чтобы выжить и спасти сына, ей пришлось хлебнуть столько горя, сколько с лихвой хватило бы на долю нескольких человек. Эван никогда не забывал об этом.

– Поверь мне, мама, я знаю, что делаю.

В ответ он услышал полное недоверия и сомнения фырканье. Приняв самоуверенный вид, Эван опять бросился отдавать указания, хотя в глубине души не испытывал и половины уверенности в успехе, которую так искусно и так картинно выказывал перед всеми.

Глава 2

Дверь в спальный покой отворилась, Грейс вскинула голову и с облегчением вздохнула – пришла Эдна с тарелкой еды для своей хозяйки. Но Грейс совсем не хотелось есть. Даже если бы она принялась за еду, то вряд ли смогла бы проглотить хоть один маленький кусочек. Со дня смерти Аластера прошла целая неделя, а у нее от внутреннего напряжения скручивало желудок при одном лишь взгляде на еду.

Многие не видели в этом ничего удивительного: как иначе могла вести себя благочестивая и любящая жена, убивающаяся по умершему мужу? Отчасти это было правдой, но только отчасти. Грейс лучше кого бы то ни было знала, кто виноват в столь быстрой кончине вождя клана, храня это знание как страшную тайну. Не скорбь по мужу, а скорее страх, как бы ее тайна не выплыла наружу, поднимал тошнотворную муть на дне ее желудка и в глубине ее души.

– Клан принял окончательное решение, – прошептала Эдна, ставя тарелку на столик. – Теперь вождем станет Дуглас.

– А как воспринял это решение Родерик?

– Очень плохо. Услышав, что Дуглас стал вождем, он в страшном гневе выбежал из зала. Следом за ним вышли его самые преданные сторонники.

– Выступит ли он против брата? Начнет ли он борьбу за власть?

Эдна пожала плечами:

– Да кто ж знает? Разное говорят. Одни – что борьбы не миновать, другие считают, что Родерик не настолько глуп.

Грейс нахмурилась. Она мало верила в благоразумие разгневанных мужчин, тем более когда речь шла о власти, которую мужчины любили не меньше, если не больше, чем женщин.

Шум внезапно распахнутой двери прервал ее размышления. На пороге стоял сам Родерик и смотрел на нее прищуренными злыми глазами.

– Оставь нас, – бросил он Эдне.

Служанка, напротив, сделала шаг к своей госпоже, как бы защищая ее. Не желая злить Родерика, Грейс ласково промолвила:

– Эдна, будь так добра, принеси нам немного вина.

– Ты слышала последнюю весть о Дугласе? – Родерик сразу приступил к делу. Такое начало не сулило ничего хорошего.

– Да, Эдна сказала, что теперь он будет вождем.

– Ты рада?

– Да, это решение должно пойти на благо клану.

– А если бы меня выбрали вождем, – глаза Родерика злобно сверкнули, – ты была бы так же довольна?

– Конечно.

– Ничуть тебе не верю! – Родерик нагнулся над Грейс так близко, что его глаза оказались на одном уровне с ее глазами. – Кстати, у меня к тебе есть несколько вопросов по поводу той ночи, когда умер Аластер.

Грейс откинулась назад и отвела взгляд в сторону.

– Воспоминания о той ужасной ночи еще так тяжелы. Мне больно говорить об этом.

Родерик взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– О-о, какое скорбное лицо, а может, виноватое, а?

– Не мели чушь, – огрызнулась Грейс, бесстрашно смотря ему в глаза.

– Чушь? Как бы не так! – Родерик больно сжал пальцами ее подбородок. – Признайся, ты заодно с Дугласом?

– Нет, – ответила Грейс, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно тверже, хотя в душе молилась Богу, чтобы он дал ей силы выдержать это испытание.

– О-о, не притворяйся удивленной и ничего не понимающей! – Раздражение Родерика увеличивалось на глазах. – Все знают, как много Дуглас выиграл от быстрой смерти Аластера. А в ту ночь никого, кроме тебя, возле него не было.

От быстрой смерти? Грейс от возмущения растерялась. Несчастный Аластер несколько недель страдал от тяжелых мучений, причем без всякой надежды на исцеление.

– Что ж тут такого необычного? Быть рядом с больным мужем все время его болезни, в час его смерти…

– Я разговаривал с братом Джоном утром в день похорон. Он сказал, как ты настояла на том, чтобы он не подходил к Аластеру в тот день, когда он умер. Не скажешь почему?

Грейс резким движением освободилась от жестких пальцев Родерика и повернулась к нему спиной. Отвечать под его острым и злым взглядом было непросто.

– Брат Джон выглядел уставшим, очень уставшим. Я подумала, что ему надо дать немного отдохнуть.

– Да-а? А монах говорит, что ты несколько раз настойчиво просила его оставить больного.

– Странно, – искренне удивилась Грейс. Она прекрасно помнила, как ей легко удалось уговорить монаха уйти, ведь его больше привлекала своя постель, чем жесткий стул возле постели больного. Достать смертельный препарат оказалось намного более трудной задачей.

– Брат Джон говорил, что Аластер шел на поправку.

– Родерик, неужели ты веришь этим пустым бредням? – фыркнула Грейс. – Разве ты не видел, что Аластер умирает? Ничто не могло его спасти.

Он подошел к ней, положил руку на плечо и опять повернул лицом к себе.

– Ты меня не обманываешь?

– С какой стати мне тебя обманывать?

Лицо Родерика опять исказилось от гнева.

– А почему бы и нет? Может, у тебя были на то свои причины. Если бы Аластер протянул еще несколько недель, то тогда вождем клана, вероятно, стал бы я, а не Дуглас.

Грейс открыла было рот, чтобы возразить, но тут же передумала. Злобный взгляд, перекошенный рот – все говорило о том, что Родерика бесполезно переубеждать в обратном.

– Родерик, мы не властны над прошлым. Смирись с настоящим, думай о будущем и уповай на волю Господню.

– Смириться?! Как бы не так! – Он прищурился, и его взгляд стал мрачным, холодным, жестоким. – А ты берегись. Рано или поздно, но я узнаю правду, и если ты меня обманула, берегись. Я отомщу и тебе, и всем моим недругам.

Выходя, Родерик в сердцах громко хлопнул дверьми.

На сердце у Грейс стало очень тяжело. От страха у нее едва не подкосились ноги. Она почти упала на стул и была так напугана, что не заметила, как тихо вошла Эдна.

– Выпейте, – протянула служанка кубок с вином, – это подкрепит ваши силы.

Грейс отрицательно замотала головой и задумчиво взглянула на девушку.

– Родерик подозревает меня. Он считает меня виновной в смерти Аластера и угрожает отомстить.

Эдна побледнела. Они никогда не говорили между собой о той ночи, однако Грейс знала, что Эдна догадывается о том, что случилось, и была благодарна ей за ее молчаливую верность.

– Дольше оставаться здесь небезопасно, – промолвила Эдна. – Миледи, наверное, нам стоит подумать о возвращении домой, в родной клан.

Грейс тяжело вздохнула. Домой? Где именно был ее дом? Пятилетней девочкой сразу после смерти матери ее отдали в женский монастырь Святого Сердца. Богобоязненные монахини воспитали ее и подготовили к жизни внутри монастырской ограды, но этим планам не дано было осуществиться. Брайан Маккенна, брат Грейс и вождь клана, поступил иначе, выдав ее замуж, едва она достигла пятнадцати лет, за Аластера, вождя клана Фергусонов, с целью укрепить дружеский союз. К ней, как к жене вождя, относились почтительно и вместе с тем без особого тепла. Юная, неопытная, робкая Грейс так и не обзавелась подругами. Если бы ее муж бывал дома чаще, возможно, ей удалось бы с его помощью притереться к новым людям, к новой обстановке, стать, как говорится, своей, но этого, увы, так и не случилось. Грейс так и осталась для Фергусонов чужой.

– Думаешь, если я вернусь, мой брат примет меня? – спросила Грейс.

– Конечно! – Эдна закивала головой. – А как же иначе? Ведь вы одной крови, а Маккенны никогда не бросают своих.

– А не посмотрят ли на меня как на провинившуюся?

– Вот уж выдумали! Вы бездетная вдова. Куда же вам возвращаться, как не к своим родным? Более того, думаю, здесь от вас ждут именно такого поступка.

Эдна присела на край постели и отпила глоток вина из кубка, от которого отказалась Грейс.

– Вам надо будет попросить Дугласа, чтобы он дал вам охрану.

Грейс растерянно заморгала:

– А что, если он отправит меня под присмотром Родерика? Какая уж тут безопасность! Отказаться под благовидным предлогом будет никак нельзя, а сказать правду Дугласу я не смогу.

– М-да, положение не из легких. В таком случае вам надо тайком известить Маккенну, вашего брата, чтобы он прислал за вами воинов, которые отвезут вас домой.

Еще интереснее! Очень интригующе! Скорее бы уж все кончилось! Грейс печально вздохнула. Ей, привыкшей к тихой, скромной жизни, ограниченной кругом семейных и домашних обязанностей, любящей благочестие и благопристойность, предлагалось нечто такое, что шло вразрез со всеми ее привычками и складом характера.

Однако жизнь заставляла приспосабливаться, и Грейс оказалась способной ученицей. Ее отъезд, каким бы непростым ни выглядел, все-таки был наилучшим выходом из положения.

Подъехав к неширокой речке, Эван спрыгнул с коня и дал ему напиться. Его примеру последовали его спутники, дав уставшим лошадям столь необходимый им отдых. Эван посмотрел на небо, на солнце, перевалившее зенит, и закрыл глаза. Какая здесь стояла тишина! После непрерывной суеты и постоянного шума в замке она казалась такой умиротворяющей.

Эван глубоко вздохнул – как же хорошо! В воздухе еле заметно пахло весной: чудесный запах, от которого, как и в прежние годы, у него улучшалось настроение.

Не за горами была весна, когда земля опять зазеленеет, травы и растения расцветут, за жаркое лето все созреет, и они соберут богатый урожай. Однако не стоило предаваться одним лишь мечтам; для того чтобы они осуществились, надо было работать, причем очень много. Необходимо было заготовить такое количество еды, дров и прочих припасов, чтобы их с лихвой хватило на всю следующую зиму. С прошедшей зимой им повезло, но Эван хорошо знал, насколько переменчива удача.

Сзади послышался шум приближающихся шагов, но Эван даже не обернулся: он на своей земле, невдалеке виднеется его замок, ему нечего бояться. Впервые за столько лет он чувствовал себя в полной безопасности, более того, полновластным хозяином. Мог ли он когда-нибудь мечтать о таком счастье?

– Сегодня утром я случайно услышала разговор на кухне между Маргарет и Колин, – раздался за его спиной знакомый голос матери. – Они говорили, что снег уже начал таять, поэтому скоро следует ждать приезда священника.

Улыбнувшись, Эван повернулся к матери.

– Неужели, матушка, тебя снедает горячее желание покаяться и получить отпущение грехов? Это как-то мало на тебя похоже…

Леди Мойра тихо вздохнула:

– Напрасно смеешься. Хотя я видела мало что хорошего от мужчин, носящих рясу, но речь-то идет не обо мне. Священник нужен тебе, а вовсе не мне.

Эван остолбенел от удивления.

– Мне? Матушка, я нуждаюсь в духовнике или исповеднике не больше, чем ты.

– Уж в чем, в чем, а в этом я нисколько не сомневаюсь, – усмехнулась Мойра. – Дело в другом, Эван. Тебе нужно серьезно подумать о женитьбе, только священник может надежно скрепить клятвы, даваемые при венчании. А люди говорят, что святой отец потом может объявиться в этих отдаленных краях только через год. Если придется так долго ждать, то всех приличных девушек разберут, вот что я тебе скажу.

– Неужели всех? – улыбнулся Эван.

Однако Мойре было явно не до шуток. Она нахмурилась, а сдвинутые брови матери, как хорошо помнил Эван еще с детства, не сулили ничего хорошего.

– Ты можешь смеяться надо мной столько, сколько вздумается, но правда, какой бы смешной она ни была, остается правдой. Тебе нужен наследник, чтобы закрепить твои права на землю, а без жены, как сам понимаешь, в этом деле не обойтись.

Веселое настроение как рукой сняло, и хотя выслушивать прописные истины от матери Эвану не нравилось, он понимал, что она была абсолютно права.

Ему была нужна жена, и не только для продолжения рода. За эту зиму он трудился как проклятый над возрождением и обустройством своего замка. Падая от усталости поздним вечером в холодную постель, он с горечью сознавал, как ему недостает женской ласки и тепла. На вопрос, что необходимо ему для полноты счастья, Эван без труда ответил бы примерно вот как: женщина умная и чуткая, ценящая его усилия и заботу, разделяющая вместе с ним его стремление к лучшей жизни.

Это звучало нелепо и смешно, но в ночной темноте, когда Эван оставался один на один со своими не слишком веселыми мыслями, они не казались ему смешными, а напротив, очень разумными и желанными. Жена, сидящая подле или напротив него, пылающий в камине огонь, в ее глазах отражается свет пламени и обожание своего мужа; добросовестная труженица, понимающая шутки и поддразнивания, добрая душа, готовая дать совет, если ее попросят, и вместе с тем умеющая держать язык за зубами; женщина, которая родит и воспитает его детей.

Проще говоря, ему была нужна любящая верная жена, надежная подруга жизни.

Встряхнув головой, словно избавляясь от наваждения, Эван чуть было не рассмеялся. Похоже, от мирной жизни у мужчины что-то портится в голове, мозги, что ли, протухают. Как будто у него мало других забот…

– Да, жениться, конечно, надо, – осторожно заметил он. – Но торопиться в таком деле тоже не стоит, как и не стоит забывать о своем долге и семейных обязанностях.

Мойра одобрительно закивала головой:

– Верно. Да я бы и не позволила моему сыну непочтительно обращаться с женщиной. Именно поэтому я и попросила тебя запретить твоим воинам силком затаскивать местных женщин к себе в постель.

– И мой приказ, как это ни удивительно, привел к тому, что кое-кто из них вскоре предложил руку и сердце местным красоткам.

– Вот видишь? Не зря я пытаюсь заставить тебя поскорее жениться! – воскликнула Мойра. – Кроме того, хозяйству замка никак не обойтись без женской руки.

Ее слова вызвали у Эвана удивление, но он благоразумно держал язык за зубами. Дело в том, что Мойре нравилась ее нынешняя роль хозяйки замка.

После стольких лет унижений и мытарств она явно получала удовольствие от высокого положения, заставлявшего всех относиться к ней с почтением. Было совсем непонятно, как она отнесется к новой хозяйке замка.

– Что касается дел по хозяйству, то я полностью доволен тем, как ты их ведешь, – дипломатично ответил Эван.

– Я устала. Мне так хочется отдохнуть, – вздохнула Мойра. – Охотно переложу заботы о хозяйстве замка на плечи твоей будущей жены. Пусть она занимается всеми делами, заботится о пропитании его обитателей, хлопочет о порядке.

Прекрасно понимая, что этим вопросом он лишь навредит себе, Эван тем не менее не удержался:

– Мне кажется, что ты уже подобрала для меня невесту, не правда ли?

Однако Мойре, как матери, видимо, очень нравилась тема женитьбы. Улыбнувшись, она с живостью произнесла:

– В деревне есть немало достойных девушек, но, как я заметила, Маргарет порой заглядывается на тебя.

– Эка невидаль, – усмехнулся Эван. – Маргарет и на других воинов тоже заглядывается.

Мойра дернула плечом.

– Да, она действительно держится немного вызывающе. А как насчет Дирдре? Она не чурается никакой работы, все время хлопочет по хозяйству. Она вроде заводилы среди других женщин.

– Дирдре – чудесная девушка, если бы не одно «но». Разве ты не заметила, какими глазами смотрит на нее Алек всякий раз, когда видит ее?

Мать небрежно махнула рукой.

– А тебе какое дело до этого? Здесь ты полновластный господин. Твоя воля – закон, если ты захочешь жениться на ней, то так оно и будет. Да и сама Дирдре, – тут Мойра хитро улыбнулась, – больше обрадуется браку с тобой, чем с Алеком. Стать хозяйкой замка… какая из местных девушек не мечтает об этом?

Эван покачал головой:

– Алек мой друг, нехорошо из-под носа уводить у него невесту. Тем более что к ней я не испытываю никаких чувств, тогда как он любит ее.

Мойра грустно вздохнула:

– Жаль. Хотя, может, ты еще одумаешься. Но если не Дирдре, то кто в таком случае? Больше, похоже, никого и нет.

Замечание было более чем справедливым. Эван закусил губу, ему хотелось закончить столь далеко зашедший разговор. В конце концов, это его дело – на ком жениться, но глаза матери сверкали настолько решительно, что было ясно: это также и ее дело, и отмахнуться от нее, от ее мнения, она не позволит.

– Я собираюсь съездить в южную часть Шотландии и поискать там невесту.

Пожав плечами, Мойра хмыкнула:

– Простой деревенской девушке будет нелегко здесь, на новом для нее месте. Местные женщины, в том числе Дирдре и Маргарет, будут смотреть на нее с неприязнью. Впрочем, мне как-то не верится, что тебе, хоть ты у меня парень видный и умеешь подольститься к женщине, удастся найти в другом месте кое-кого лучше местных красавиц.

– Приятно услышать от матери столь добрые слова в мой адрес. В таком случае поищем женщину, которой не терпится оставить свой родной дом.

Глубокий вздох матери лучше всяких слов говорил о ее неверии, что подхлестнуло Эвана высказаться откровеннее, сделать то, чего ему как раз совсем не хотелось делать.

– Более того, я намерен жениться на женщине благородного звания.

– Ни одна из них за тебя не пойдет.

Раздражение овладело Эваном. Впрочем, он сам был виноват, поделившись с матерью своими романтическими надеждами: от нее трудно было ожидать чего-нибудь другого, кроме недоверия и неодобрения.

– Война немного стерла границы между знатными и простыми людьми. Теперь я рыцарь, облеченный королевским доверием, владею замком и землями.

– М-да?.. Прежде всего ты бастард, ты им был, ты им навсегда и останешься. Ни один вождь клана, ни один лэрд не отдаст за тебя свою дочь, а если отдаст, то это будет какая-нибудь пропащая, согрешившая девка, на которую все давно махнули рукой.

Как Эвану ни хотелось вступить в спор, чтобы опровергнуть жестокие слова, в глубине души он не мог не сознавать их неприглядной справедливости. Тем не менее он надеялся, как и всякий человек в тяжелом положении, на чудо. Мрачный, он смотрел прямо перед собой на принадлежавшую ему долину и мысленно твердил: «Я смог добиться многого, почти всего, о чем мечтал. Осталось только одно последнее желание». Женитьба пусть не на знатной, но благородного происхождения женщине.

Ход его мыслей прервал подъехавший на коне Алек. Мойра, заметившая Алека, презрительно фыркнула и пошла прочь.

Отойдя на несколько шагов, она обернулась и громко сказала:

– Какая же я старая дура! Даже не верится, что совсем недавно я подумывала о том, чтобы попросить Алека вразумить тебя, но теперь-то я вижу, какая это пустая и бредовая затея. Не имея своих собственных, он, как эхо, повторит твои глупые мысли.

– Может быть, они просто совпадают, как это не раз бывало раньше на войне, – возразил Эван.

Презрительно рассмеявшись, Мойра сомнительно покачала головой и еще решительнее зашагала прочь. Смущенный тем, что стал свидетелем семейной размолвки, Алек спрыгнул с коня.

– Кажется, я опять навлек на себя недовольство твоей матери.

– Не обращай на это внимания. Ты же хорошо ее знаешь, – успокоил друга Эван и, подняв камень, со злостью бросил его в реку. – Мы с ней только что обсуждали, на ком мне лучше всего жениться, и не сошлись во взглядах.

– Судя по твоему недовольному виду, разговор был не из приятных.

– Это еще мягко сказано! – Эван поднял второй камень и с силой швырнул его в воду. – Как бы там ни было, но мне придется жениться по расчету. Невесту надо искать с хорошим приданым. Нам нужно столько всего… зерно, семена, домашний скот, а также деньги, деньги, деньги, без которых трудно будет выкрутиться, ведь хозяйство замка почти разрушено.

– Но кроме женитьбы, как мне кажется, есть и другой выход из положения.

– Интересно – какой же?

– Попросить денег взаймы у твоего старшего брата. Думаю, – Алек говорил очень осторожно, – он не откажет тебе.

Как ни осторожен был Алек, но при одном упоминании о старшем брате Эван сразу помрачнел.

– Я лучше проглочу свой меч, чем стану просить о чем-нибудь моего брата. – Тон Эвана был решителен и столь же тверд, как и меч, который он собирался проглотить.

Тем не менее Алек все-таки попытался дать делу желанный оборот:

– Мне тоже это не очень по душе, но этот выход лучше голодной смерти.

– Я с тобой согласен, Алек, только наполовину, – Эван улыбнулся, но почти сразу его лицо опять стало серьезным. – Я много думал о том, как нам быть, и пришел к единственному выводу. Надо искать невесту с приданым. Впрочем, я нисколько не против того, если она к тому же окажется симпатичной соблазнительницей.

Эван опять улыбнулся:

– Составишь компанию в моих поисках?

– А как же? – весело подхватил Алек. – Неужели я могу упустить случай посмотреть на то, как ты будешь корчить из себя влюбленного осла и попадать в глупое положение?! Итак, я готов. Когда отправляемся в путь?

Звонкий детский смех нарушил тишину главного зала замка Маккенны и, отразившись от высоких стен эхом, заполнил все пространство. Малколм, старший сын, которому недавно исполнилось шесть лет, вместе с младшей сестричкой и братиком прижался к юбке тети Грейс, прячась в складках. Грейс хитро улыбнулась и, нарочно расправив пошире юбку, вышла вперед, выступая как бы в роли живого щита.

– Ты никогда не найдешь нас, страшный дракон! – крикнул Малколм, старательно пряча голову поглубже в тетину юбку точно так же, как это сделали чуть раньше его менее храбрые братик и сестричка.

Страшный дракон – в его роли выступал Брайан Маккенна, отец и глава клана, – пригнувшись к земле, зарычал низким хриплым голосом:

– Вам не скрыться от меня! Я пришел за вами, и горе тому мальчику или девочке, кто первым окажется в моих когтях!

Брайан, нарочно громко топая, начал кружить по залу, медленно приближаясь к Грейс. Дети от страха еще теснее прижались к ней.

Оскалив зубы, страшный дракон встал почти напротив Грейс и зарычал протяжным низким голосом. От притворного страха дети разбежались в разные стороны. Брайан весело подмигнул Грейс и, протянув длинную руку, схватил дочку Кэтрин, которая была ближе всех. Завизжав от переполнявших ее чувств, девочка попыталась вырваться из лап дракона, но не тут-то было. Дракон захохотал, но так весело и ничуть не страшно, что маленькая Кэтрин весело рассмеялась вслед за ним.

Увидев сестру в плену, братья поспешили к ней на выручку. Две гончие, возбужденные громкими криками, залаяли и зарычали, видимо тоже решив принять участие в игре. Старший Малколм прыгнул на спину дракона, а младший Джеймс ухватился за его ногу. Брайан начал покачивать вверх-вниз ногой, делая вид, что пытается вырваться, в то время как малыш, крепко держась за нее, звонко смеялся.

Шум стоял невообразимый. Но все – и взрослые, и дети – явно наслаждались поднятой неразберихой.

Игра пришлась всем явно по вкусу. Брайан освободился от детей, и все они тут же бросились под тетину защиту. Улыбаясь, Грейс руками раздвинула в стороны юбку, прикрывая их ею от дракона и ловко притворяясь, что тоже борется с ним.

Брайан обошел их с боку, и вскоре вся троица опять висела на нем, визжа от радости на весь замок.

– Ох, Брайан Маккенна, куда девалась та небольшая доля разума, которую вложил в твою голову Господь Бог? – промолвила леди Эйлин, входя в зал выставив вперед свой округлый живот. – Я-то думала, что ты упражняешься в боевом мастерстве вместе со своими воинами, а ты бегаешь как полоумный по залу, визжа, как маленький ребенок. Кстати, уже давно за полдень, так что кое-кому пора спать, а как я погляжу, они настолько разыгрались и распрыгались, что их вряд ли уложишь.

– Все наоборот, они так набегались и напрыгались, что заснут как миленькие, – возразил Брайан.

– Я уже большой и не буду спать! – сердито крикнул Малколм, выглядывая из-за плеча отца, за шею которого он держался.

– И я тоже, – пропищал Джеймс.

– Это кто не слушается матери? Вот я вам сейчас покажу, будете знать! – добродушно произнес Брайан.

Упершись руками в боки, Эйлин смотрела на мужа и детей, укоризненно покачивая головой:

– Как смешно. А вечером они будут ныть и хныкать от усталости, а потом посреди ночи прибегут к нам в спальню, залезут в постель и начнут жаловаться, что не могут спать, так как боятся дракона.

– Так, понятно. – Лицо Брайана вмиг стало серьезным. Ловко сняв со спины Малколма, отцепив от ноги Джеймса и поставив на ножки Кэтрин, он со всей строгостью произнес: – Чтобы с сегодняшней ночи никаких слез и жалоб на дракона. Слышите, сорванцы?

Троица дружно закивала головами. Глядя на их хитрые рожицы, Грейс не смогла сдержать улыбку.

Брайан с довольным видом повернулся к жене, явно не раскусив притворного послушания своих детей. Однако Эйлин, лучше его разбиравшаяся в детских уловках, с напускным негодованием возвела глаза к небу и шумно вздохнула, чем сразу сбила с Брайана его победный вид.

– Сейчас они согласятся на все, что угодно, лишь бы продолжать играть. Разве не так, Грейс?

– Конечно, Эйлин. – За полгода, прожитые вместе с братом и его семьей, Грейс твердо уяснила: во избежание ненужных трений лучше всего сразу соглашаться со своей невесткой; пусть Брайан Маккенна железной рукой управлял своим кланом и воинами, но в семье твердой рукой им управляла жена. – Ради того, чтобы поиграть с отцом, они готовы побыть недолго смирными и послушными.

– И о чем это говорит? – иронично воскликнула Эйлин. – О том, что их отец доверчив, как ребенок, пожалуй, он еще больший ребенок, чем они.

– Истинная правда, – благодушно отозвался Брайан. – Но именно за это ты меня и любишь, дорогая.

Эйлин похлопала его по плечу, а он, нежно обхватив ее за пополневшую талию, прижал к себе. Эйлин изобразила притворное негодование, но и оно растаяло, когда Брайан, наклонившись, прошептал ей на ухо что-то ласково.

Счастливая улыбка осветила ее лицо. Мать троих детей, будучи снова на сносях, она вся светилась изнутри той особой красотой, которая присуща только по-настоящему счастливой женщине, причем в присутствии мужа эта красота становилась ярче и заметнее.

– Подумать только, он уговаривает меня позволить ему еще немного поиграть с детьми! – с притворным возмущением воскликнула она.

– Вот видишь, Грейс, мы, мужчины, как дети. Поверь, в нас есть немало хорошего. Жаль будет, если ты уйдешь в монастырь, так и не убедившись в этом на личном опыте.

От шутливого замечания брата у Грейс перехватило дыхание, но, сделав над собой усилие, она приняла равнодушный вид. Уже не в первый раз после ее грустного возвращения домой Брайан намекал ей об удовольствиях семейной жизни, откровенно подталкивая ко второму замужеству.

Впрочем, она была глубоко признательна брату и его жене за теплый прием. Брайан и Эйлин сделали очень многое, чтобы внести мир и покой в ее измученную душу. Меньше всего ей хотелось бы вступать с ними в спор или пререкания. Но замужество? Нет-нет, больше ни за что.

– Муженек, мы же с тобой договорились: пусть Грейс сама выберет, как ей жить дальше, это ее жизнь, и решать ей, а не нам, – вмешалась в разговор Эйлин.

– Но, дорогая… – Брайан попробовал было что-то возразить.

– Ты слышал, что я сказала.

– Но почему я должен позволить ей одной решать столь важный для каждого человека вопрос? Я так не могу.

– Нет, ты можешь, к тому же мы договорились.

– Я передумал.

– А я – нет, – фыркнула Эйлин. – Все уже решено. И давай на этом закончим.

Склонив голову, Брайан уставился в лицо жене. Они смотрели в глаза друг другу, и по их виду, по взглядам, полным нежности, сразу было ясно, как сильно они любят друг друга. Грейс быстро отвернулась. Зрелище чужого счастья, когда ее собственное прошло мимо, угнетало ее. В горле опять застрял предательский комок. Ей было горько, обидно и завидно.

Ни один мужчина никогда не смотрел на нее такими глазами. И увы, никогда не будет. Ее время прошло.

Итак, вопрос о будущем замужестве Грейс был закрыт. Однако оставался другой, не менее спорный – позволить ли детям дальше играть с их отцом или нет, – но и он вскоре разрешился, как только в зал вбежал гвардеец с сообщением, что вдали показался отряд воинов.

В одно мгновение в поведении Брайана произошла резкая перемена. Место любящего и доброго отца занял властный вождь клана и суровый воин.

– Ты разглядел их цвета?

Часовой замотал головой:

– Слишком далеко, да и солнце светит прямо на нас и слепит глаза.

– Быстро поднять заградительную решетку. А лучники пусть займут свои места на замковой стене.

У женщин быстро забились сердца. Они тревожно переглянулись: нет, какая бы опасность им ни грозила, они чувствовали себя уверенно под защитой брата и мужа. Кроме того, замок Маккенны был надежно укреплен, и защищали его пусть немногочисленные, но одни из самых бесстрашных и мужественных воинов во всей горной Шотландии.

– А не может ли это быть кто-нибудь из твоих родичей, отец или кто-то еще? – спросил Брайан у жены.

– Нет, они знают, что как только у меня родится ребенок, я сразу извещу их об этом, но это случится через месяц, не раньше, и это тоже им известно.

Эйлин повернулась к Грейс:

– А вдруг это кто-нибудь из твоих деверей, Дуглас или Родерик? С их стороны было бы очень любезно проведать вдову их старшего брата.

Невинный вопрос Эйлин застиг Грейс врасплох. Внутри у нее все похолодело, дурное предчувствие овладело ею. Она ни словом не обмолвилась ни брату, ни Эйлин о настоящей причине смерти Аластера. Неожиданное появление Дугласа или особенно Родерика не сулило им ничего, кроме неприятностей.

– Ну что ж, в таком случае будем надеяться, что это нежданный друг, едущий в гости, а не враг, – резонно заметил Брайан. – Но поскольку у меня нет никакой уверенности в их мирных намерениях, придется вам обеим вместе с детьми подняться на третий этаж главной башни и ждать там.

– Так высоко мне совсем не хочется…

– Не спорь со мной, Эйлин.

Это было сказано столь твердым тоном, что Эйлин стало ясно: спорить в самом деле бесполезно. Желая смягчить свою резкость, Брайан нежно погладил ее тыльной стороной ладони по щеке.

– Как только все прояснится, я сразу дам тебе знать.

Неуклюже поцеловав жену в бровь, Брайан снял со стены тяжелый двуручный меч и побежал на двор.

Глава 3

Солнце уже припекало голову, несильно, но приятно, однако холодный, порывистый ветер пробирал до костей. У Эвана было так тяжело на сердце, что он, не замечая ни тепла, ни холода, все скакал и скакал вперед. Иногда оглядываясь назад, он видел такие же мрачные, как и у него, но по другой причине лица воинов. Несмотря на внешне грозный вид, вблизи отряд производил довольно жалкое впечатление: хорошо было заметно, как устали и утомились всадники. Вялые движения, тусклые глаза, на всех лицах печать подавленности, и в этом не было ничего удивительного. Вопреки ожиданиям Эвана поиски жены очень затянулись и, что хуже всего, оказались совершенно бесплодными. Более того, все грозило закончиться провалом.

О да, в каждом замке его как любимца короля встречали любезно, почти восторженно, но внимание и расположение сразу куда-то исчезали, как только он переходил к основной цели своего приезда. Едва он сообщал о своем намерении жениться, как все незамужние женщины загадочным образом оказывались либо уже просватанными, либо сватовство вот-вот должно было состояться. Знатные хозяева замков избегали оскорбительных намеков, но скрытый смысл их уклончивых объяснений, выражения лиц, сразу приобретавших мрачный оттенок, красноречиво говорили об одном – его сватовству нисколько не рады.

Вопреки тому, что перед поездкой Эван мысленно клялся забыть напрочь о своем незаконном происхождении, то в одном, то в другом замке ему нет-нет да и напоминали об этом. Порой его душили злость и обида: неужели, несмотря на все его заслуги, к нему всегда будут относиться как к недостойному? Неужели до конца жизни его будут попрекать его происхождением? Даже если он добьется еще более высокого положения, неужели ему так и не удастся вычеркнуть из людской памяти его прошлое?

Эван не знал, что его больше огорчает, то ли то, что его отвергают, то ли его нежелание расстаться с мечтой – взять в жены кого-нибудь из хорошей или знатной семьи. Иногда ему хотелось все бросить и последовать совету матери – жениться на простой деревенской девушке.

Эван тяжело вздохнул. В словах матери заключалась горькая правда, и если у Брайана Маккенны ничего не выйдет, то, видимо, ему ничего не остается, как последовать ее совету. Однако Эван очень надеялся на своего друга, на то, что Брайан, как вождь клана, сумеет найти ему женщину, которая согласится на брак с ним. Чувствуя себя припертым к стене, Эван готов был проглотить гордость и в случае необходимости прямо попросить Маккенну посодействовать ему в его брачных планах.

В глубине души ему хотелось повернуть лошадей и пуститься наутек – назад к себе домой. И забыть о надежде на женитьбу по крайней мере до следующего года: он вернется к ней, куда спешить?..

В воздухе послышался отдаленный колокольный звон. Подняв голову, Эван увидел на горизонте цель их поездки – внушительный и массивный замок Маккенны.

– Слышишь, какой поднялся в замке переполох из-за нас? – произнес незаметно подъехавший Алек. – Судя по всему, нас приняли за врагов. Не слишком хороший знак.

– И чего они так взволновались? – удивился Эван. – Помнится, Маккенна не раз хвастал, что его замок хорошо укреплен.

Всадники замедлили ход лошадей, пытаясь тем самым показать миролюбивость своих намерений. Однако тревожный перезвон не только не смолкал, напротив, как будто усиливался. Над замком и его окрестностями расплылся напряженный, густой, волнующий гул, заполнивший собой все пространство.

– По-видимому, дружелюбие не относится к числу добродетелей Маккенны, – сказал Алек, посматривая на лучников, укрывающихся между зубцами и за парапетом стены. – Впрочем, я знаю его ребят, ведь мы сражались с ними бок о бок несколько лет. Они относятся к числу тех воинов, которые сначала стреляют, а затем спрашивают – если, конечно, будет кого, – кто едет.

Эван рассмеялся:

– Что верно, то верно. Хотя нас так мало, что даже самый тупой из его вояк поймет, что мы не собираемся штурмовать замок.

Эван не ошибся в своем предположении. Крикнув дозорному на надвратной башне свое имя, он попросил пропустить его, для того чтобы переговорить с Маккенной. Натужно заскрипел ворот, загремели цепи, и подъемный мост опустился, открывая дорогу в замок. Во дворе было полно воинов. Остановившись и оглядевшись по сторонам, Эван увидел Маккенну, стоявшего на крыльце перед сводчатым входом в главный зал. Напряженное выражение его лица сразу смягчилось, как только он узнал боевого товарища.

– Каким ветром тебя занесло к нам? Неужели тебе так быстро надоело житье в горах Северной Шотландии? – шутливо воскликнул Маккенна.

– Надоело, просто сил нет, – согласился Эван. – Вот решил проехаться, посмотреть, насколько хороша жизнь на юге. И как погляжу, вы тут живете – не тужите.

– Ну, у нас тут все-таки не равнинная Шотландия. Вот там-то точно как сыр в масле катаются. Впрочем, кому все это я рассказываю? Тебе, как уроженцу тех мест, это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Эван улыбнулся, ему понравился теплый дружеский юмор. Спрыгнув с коня, он ловко приземлился на обе ноги. Мужчины обнялись крепко, по-товарищески, мрачное настроение Эвана тут же улетучилось. Он даже удивился, насколько ему было приятно и легко в обществе старого друга.

– Давай проходи, надо как следует отметить встречу. Сейчас подадут эль и угощение. – Обняв друга за плечи, Брайан повел его внутрь.

– Звучит чертовски заманчиво. Вот только мне хотелось бы спросить, знает ли твоя жена, кто именно пожаловал в гости?

Брайан в недоумении остановился, а потом воскликнул:

– Совсем вылетело из головы, ведь ты знаком с моей Эйлин!

– Как это у тебя, дорогой муженек, язык повернулся назвать это знакомством? – раздался возмущенный голос Эйлин, которая вышла из внутренних дверей. – Я провела с сэром Эваном несколько очень неприятных для меня часов, о чем не могу забыть до сих пор.

Брайан нахмурился, как только до него дошло, на что намекает жена.

– Ах да, совсем забыл. Ведь это ты, будучи отъявленным молодым шалопаем, некогда похитил мою жену.

– А вот я не забыла! – Эйлин почти кипела от негодования. Встав напротив Эвана, она смерила незваного гостя взглядом, который никак нельзя было назвать дружелюбным, более того, если бы взглядом можно было убить человека. то Эван точно пал бы бездыханным к ее ногам.

Эван смутился, но не испугался. В конце концов, с тех пор прошло восемь лет, тем не менее надо было выбираться из неловкого положения. Для того чтобы загладить свою вину, Эван, уже знакомый с правами знатного общества, принялся льстить, отлично понимая, что это самый удобный способ смягчить женское сердце. Впрочем, ему не надо было кривить душой: Эйлин выглядела прекрасно, даже ее известное положение почти не портило ее красоты, так что его лесть мало чем отличалась от правды.

– Я очень рад нашей встрече, леди Эйлин!.. – Эван нарочно говорил, несколько растягивая слова. – Позвольте мне сказать вам, что я восхищен вашей красотой, которая нисколько не уменьшилась и не потускнела с тех пор, когда мы виделись последний раз.

– О, вы можете говорить мне все, что вздумается, только хочу вас предупредить: ни ваша обаятельная улыбка, ни откровенная лесть не изменят моего мнения о вас, Эван Гилрой. Как бы вы ни притворялись, вы до кончиков ногтей все тот же мерзкий и нахальный тип, каким были.

Эван немного помолчал и, тихо откашлявшись, сказал:

– Виновен, миледи, каюсь. Но признайтесь, ведь вам не было причинено ни малейшего вреда, когда вы находились под моим… гм-гм… присмотром. Более того, в сущности, вы должны быть мне благодарны за ваше нынешнее положение, за ваше счастье. Вы вполне могли оказаться замужем за моим единокровным братом, если бы не мое… гм-гм… очень своевременное вмешательство.

– Ой, только не надо нас дурачить, строя из себя благодетеля! – Эйлин сердито фыркнула. – Не выйдет. Неужели вы полагаете, что у меня не хватило бы ума и проницательности, чтобы понять – эрл Керкленд меня не только не любит, но и не полюбит никогда?

Время, бывшее благосклонным к внешности Эйлин, оказалось столь же, если даже не более, благосклонным к ее характеру, который ничуть не изменился, а пожалуй, стал еще тяжелее. Надо было быстро менять направление разговора, принимавшего опасный ход.

– Конечно, Маккенне очень повезло с такой женой, как вы. О, сколько раз во время прошедшей войны всем нам приходилось слышать его сетования, даже жалобы на то, как он скучает по своей прекрасной супруге.

Удар попал в цель: как ни старалась Эйлин скрыть удовольствие, еле заметная улыбка в уголках рта выдавала ее. Улучив удобный момент, Эван галантно взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, как настоящий рыцарь, – почтительно любезно.

– Чистая правда, – рассмеялся Брайан, ловко и намеренно втискиваясь не столько в разговор, сколько в пространство, разделяющее Эйлин и Эвана, во избежание назревающей ссоры. – Хотя кое-кто считал, что как-то не по-мужски столь открыто жаловаться на разлуку с женой, никто не осмеливался сомневаться в искренности моей тоски.

Закрыв на миг глаза, Эйлин то ли от недоверия, то ли от негодования вскинула брови, она ясно понимала, что муж на стороне Эвана.

– Довольно! Вижу, как вы спелись. Сэр Эван, рада видеть вас как гостя в нашем замке, но только обещайте, что и впредь будете вести себя по-рыцарски. У вас, следует признаться, пока это неплохо получается.

– Обещаю! – Эван полуторжественно-полушутливо поднял руку.

– А я прослежу за этим, будь покойна. – Брайан ласково обнял жену.

Смягчившись, Эйлин положила голову на грудь мужа. Он прошептал ей что-то на ухо, на что она лишь покачала головой. Зная грубоватость Брайана и заметив румянец на щеках Эйлин, Эван быстро сообразил, что его слова имели интимный оттенок. Скорее всего даже неприличный!

Раскрасневшаяся Эйлин вышла из зала, бросив на ходу, что угощение сейчас подадут. Усевшись за столом, друзья начали с жаром вспоминать прошлое – сражения, боевых товарищей, заодно поговорили о короле и Шотландии. Хотя приятели не виделись более года, дружба по-прежнему крепко связывала обоих.

Во время дружеской беседы Эван заметил двух мальчиков, выглядывавших из-за гобелена и удивленно смотревших на него. Точно такие же удивленно-вопросительные взгляды бросал на него Брайан.

– Эй, трусишки, а ну-ка вылазьте из своего укрытия. Не бойтесь, к нам пожаловал не страшный англичанин, готовый убить вас в постели, а сэр Эван Гилрой, смелый и верный рыцарь, который по праву заслужил милость короля Роберта. Выходите и поздоровайтесь с ним.

Мальчики подошли с самодовольным и развязным видом, таким знакомым Эвану, что красноречивее любых слов говорил о том, кто их отец. Брайан явно гордился своими детьми, это было заметно по всему – по его лицу, улыбке, голосу. После короткого знакомства он послал детей узнать, почему так запаздывает обещанное угощение. Польщенные оказанным им доверием, мальчики стремительно кинулись к выходу так, что едва не столкнулись в дверях со слугами, которые несли блюда с едой.

Вскоре стол был не просто заставлен, а скорее завален блюдами с хлебом и мясом, кувшинами с элем. За другими столами с таким же обильным угощением расположились воины Эвана и Брайана, между которыми уже успели завязаться самые приятельские отношения.

Эван вытянул ноги к огромному пылавшему камину и блаженно зажмурился: как хорошо, когда на свете есть такие друзья, как Брайан Маккенна, рядом с таким другом огонь пылал жарче, еда казалась вкусной, а жизнь прекрасной и счастливой. За все его столь неудачное путешествие, а еще точнее, за всю прошедшую тяжелую зиму он никогда не испытывал такого блаженства покоя, тепла и уюта, какое овладело его телом и мыслями, придав последним радужную благодушную окраску.

Бревно, горевшее в камине, с громким треском выбросило целую тучу искр. Пробудившись от дремы, вызванной сытным обедом, Брайан налил им обоим еще по кружке крепкого эля.

– Дружище, ну, рассказывай, каково жить на севере, где так легко отморозить задницу? Да и как называется замок, подаренный тебе королем? Тирра?

– Нет, Тайри. Это, без преувеличения, чудесный кусок земли. Рядом с замком небольшая деревушка. За зиму нам удалось многое отстроить, укрепить разрушенные стены замка. – Откинувшись на спинку кресла, Эван задумчиво и печально вдруг признался: – Я скучаю по Тайри. Ни за что не уехал бы из своего замка, если бы был женат и счастлив, как ты. Вот я взял и отправился на поиски жены и счастья.

Сказать, что признание Эвана удивило Маккенну, означало почти ничего не сказать. Его дремоту словно ветром сдуло.

– Постой, постой! Насколько мне помнится, тебе никогда не составляло труда найти ласковую девушку на час, ночь или на неделю. На большее тебя никогда не хватало. Если бы ты объявил во всеуслышание, что готов взять любую из них в жены, то, полагаю, вся дорога от твоего замка до границы с Англией была бы заполнена особами женского пола, желающими составить твое счастье.

– Мне не до шуток. – Эван поморщился. – Жениться на девушке из порядочной семьи, как оказалось, человеку с таким происхождением, как у меня, совсем не просто. Родители и сами невесты воротят от меня носы, как от прокаженного.

– Но ведь ты сын знатного шотландского эрла.

– Вот только этот эрл отказался жениться на моей матери.

Брайан опрокинул кружку и выпил ее содержимое до дна, затем вытер рукавом губы и вопросительно посмотрел на своего приятеля.

– Послушай, нет ли у тебя каких-то особых требований к твоей будущей невесте?

Эван недоуменно дернул плечом.

– Да у меня самые обычные требования, ничего особенного. Я хочу жениться на женщине из уважаемого клана, достаточно молодой, чтобы родить мне наследников. У нее должно быть приличное приданое, жизненный опыт и… великодушная натура. Нет ли у тебя кого-нибудь на примете?

– Пожалуй, нет… – Брайан задумчиво потер подбородок, а затем бросил на него хитрый, испытующий взгляд. – Хотя моя сестра Грейс как нельзя лучше подходит к тому образу, который ты только что так живо набросал передо мной.

– Грейс? – Эван с удивлением посмотрел на Брайана. – Да ведь она замужем за Аластером Фергусоном, разве не так?

– Она недавно овдовела. Аластер умер этой зимой.

– Прости, не знал. Мои соболезнования.

Брайан кивнул:

– Он был хорошим мужем и настоящим воином. После его ухода Грейс оказалась чужой в клане Аластера. Дома ей лучше, чем там.

– Полагаю, после того как Грейс поселилась у тебя, здесь побывало немало искателей ее руки.

Брайан уставился на дно кружки и проворчал:

– Искателей поддержки и выгод, которые им сулил союз с кланом Маккенны. Наверное, это ты имел в виду?

– Ну да, и это тоже. Что ж тут удивительного?

– Да уж, интерес ко мне точно был. Более того, последовало даже несколько предложений… – Брайан улыбнулся. – Грейс, а не мне…

– И всем было отказано? – Эван выжидательно замолк. Тут что-то должно было быть еще, о чем Брайан умалчивал. Эван быстро перебрал в памяти то, что ему когда-либо доводилось слышать о Грейс. Оказалось, ничего.

Брайан о ней ничего не рассказывал, а с Аластером, мужем Грейс, Эван встречался редко, в перерывах между сражениями, но если они и разговаривали, то, разумеется, о чем-то более важном, чем о жене Аластера. Нехорошие сомнения зашевелились в душе Эвана: раз о Грейс никто из ее близких не хотел говорить, то здесь что-то было нечисто. Видимо, неспроста Брайан завел этот разговор.

Глаза Эвана натолкнулись на проницательный и сразу как-то посуровевший взгляд Брайана.

– Ого, Эван, будь на твоем месте кто-нибудь другой, я счел бы себя оскорбленным за тот подозрительный взгляд, каким ты только что посмотрел на меня.

Эван смущенно потупился.

– Знаешь, по пути к тебе в каждом замке, который я проезжал, только лишь я заикался о женитьбе, как мне давали от ворот поворот. А ведь это все были куда менее сильные кланы, чем твой. Вот поэтому твое предложение меня несколько удивило.

Брайан наклонился вперед, он был как никогда серьезен:

– Не хочу тебя обманывать или напрасно обнадеживать, ведь ты мой старый боевой товарищ. Скажу тебе откровенно – завоевать сердце моей сестры совсем непросто.

У Эвана едва не вырвалось: «Кто бы сомневался!» Но он вовремя прикусил язык. Ему оставалось одно – как можно осторожнее выведать у Брайана, в чем тут загвоздка. Однако при одной мысли о союзе с таким сильным кланом, как клан Маккенны, у Эвана сладко заныло сердце, так далеко он никогда не заходил даже в своих самых смелых мечтах и надеждах.

– Послушай, Брайан, ты же знаешь, я умею обходиться с женщинами, даже если у них дурной или, скажем, строптивый характер.

Брайан презрительно фыркнул:

– Что ты несешь? Как ты мог подумать такое о моей сестре?! Да таких женщин, как она, днем с огнем не найти. Благовоспитанная, добрая, послушная, она может сделать счастливым любого мужчину.

– Неужели? Даже не верится, что она твоя родственница! Может, ты перепутал ее с кем-нибудь? – Эван улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой.

Брайан усмехнулся в ответ:

– Я и сам порой удивляюсь, глядя на нее. В наших жилах течет одна и та же кровь, но между нами нет ничего общего.

Эван вздохнул, откинулся назад и скрестил руки на груди. Ему слегка поднадоел этот разговор – странный, малопонятный, совсем не в духе Брайана, которого он, как и все, кто хорошо знал Маккенну, ценил за прямоту и откровенность.

– Мне неловко спрашивать, – напрямик произнес Эван. – Может, у нее какой-то тайный порок?

Лицо Маккенны вмиг стало мрачным, жестоким, казалось, еще миг – и произойдет взрыв, но он удержался.

– Ради нашей дружбы я забуду эти оскорбительные слова, но впредь думай, прежде чем говорить.

Эван хотел было извиниться, но Брайан резким движением головы остановил его.

– Когда Грейс была маленькой, ее намеревались посвятить Богу. Она воспитывалась в монастыре, еще немного – и она приняла бы постриг, но тут кое-что произошло. Мне понадобилась ее помощь.

– А-а, понимаю, тебе нужен был союз с кланом Фергусонов?

– Верно. Но Грейс и Аластер оказались чудесной парой, брак между ними никак нельзя было назвать несчастливым. Грейс была довольна своей судьбой. – Брайан огорченно покачал головой и продолжил: – Она переехала к нам почти сразу после смерти Аластера. И тут я впервые узнал ближе мою сестру. Если не считать моей жены, то я не встречал более рассудительной, доброй, нежной и любящей женщины, чем она. А какое у нее прекрасное чувство юмора! Любой мужчина гордился бы такой женой и был бы с ней счастлив.

– Гм-гм, так в чем же дело?

Брайан поднял руку, как бы призывая к терпению.

– Эйлин очень полюбила Грейс, так же как и я. Мы оба желаем ей счастья.

– Прекрасно.

– Вот именно, – без всякой иронии отозвался Брайан. – Однако представления Грейс о счастливой и радостной семейной жизни идут вразрез с нашими.

– Она идет против твоей воли? Она непослушна и строптива? – удивился Эван, не веря собственным ушам. Неужели кто-то, тем более родная сестра, способен перечить Брайану?

– Непослушной, тем более строптивой Грейс назвать никак нельзя.

– В таком случае к чему весь этот разговор? Разве она не должна послушно выполнить твою волю, волю брата?

Брайан явно смутился.

– Понимаешь, – откашлялся он, – я не могу приказать Грейс поступить так, как мне хочется.

– Не можешь? – поразился Эван.

Брайан поерзал на месте, он был в полной растерянности.

– Я дал обещание Эйлин, что не буду принуждать Грейс вступать в брак. Эйлин думает, что Грейс сама должна решить, как ей жить дальше.

У Эвана челюсть едва не отвалилась от удивления. Он не понимал Брайана, более того, это просто не вмещалось в его голове. Перекладывать на женщину такую ответственность? Да ведь это чистое безумие – позволить ей самой выбирать, самой решать, как жить дальше! Это противоречило всем заповедям, как божеским, так и человеческим. Заботиться о женщине, руководить ее действиями и защищать ее – вот что обязан был делать мужчина и муж. Услышать нечто совсем противоположное от самого Маккенны, от столпа традиционного взгляда на семью и женщину, было до крайности удивительно.

– Чего скалишься? Тут нет ничего смешного! Перестань, а не то я сверну тебе шею! – разозлился Брайан. – Бог наградил Эйлин таким характером, что ей лучше не перечить, особенно тогда, когда она, как ей кажется, права. – Смущенно потупившись, Брайан признался: – А это случается довольно часто. Я не собираюсь добровольно высовывать голову, чтобы мне ее оттяпали под горячую руку. А тем более сейчас, когда она на сносях. Не приведи Господь вывести ее из себя, тогда не только мне, но и тебе небо покажется с овчинку.

Смущение, робость – среди недостатков Маккенны их не было точно, но зрелище робеющего перед своей женой Брайана было настолько забавным, что Эван едва не рассмеялся.

– А если Грейс захочет выйти замуж за кого-нибудь, а он покажется тебе неподходящей парой, тогда как?

– Она вообще не хочет выходить замуж. Ни за кого. Хуже того, Грейс хочет опять вернуться в монастырь и провести там остаток своей жизни.

Брайан упрямо выпятил челюсть, показывая всем своим видом, что он против такого ее намерения.

– Грейс, как женщина, достойна лучшей доли. Она создана для того, чтобы иметь семью, детей, радоваться жизни, жить среди людей, а не в молитвах среди монастырских стен.

– И ты полагаешь, что все это я могу ей дать? – Эван растерялся. В словах Брайана звучал вызов, и он не знал, как к этому относиться.

– Я полагаю, что если и есть такой человек, на которого я мог бы положиться, так это только ты.

С трудом уложив детей в постель, Грейс уже собралась рассказать им на ночь сказку, как в спальню торопливо вошла Эдна.

– Миледи, сэр Брайан просит вас сойти вниз, в большой зал.

– Ой-ой, только не сейчас! – запищали хором недовольные дети.

– Тетя Грейс обещала нам рассказать сказку! – закричал Малколм.

– Да-да, о прекрасной даме и ее рыцаре! – пискнула младшая Кэтрин.

– И о драконе, – прошептал самый маленький Джеймс с блестящими от возбуждения глазами.

– Раз зовут, надо идти, – с сожалением сказала Грейс. Она предчувствовала, что ее позовут, поэтому ничуть не удивилась. Идти ей не хотелось, с гораздо бо́льшим удовольствием она осталась бы с детьми, но просьба брата напомнила ей о ее обязанностях, и Грейс послушно направилась к выходу.

– Эдна, а ты знаешь сказку, которую нам хотела рассказать тетя Грейс? – умоляющим тоном спросил Малколм.

– Не знаю, – честно призналась Эдна. – Зато я знаю другую – о злых гоблинах и добрых эльфах.

– А она очень страшная? – спросил храбрый Малколм.

– Очень, но у нее счастливый конец. Думаю, она вам понравится. Итак, слушайте.

Дети устремили взгляды на Эдну, моментально забыв о Грейс, которой стало даже обидно. Закрывая за собой двери, она услышала, как ее служанка намеренно приглушенным голосом начинает свой рассказ, и мысленно дала себе обещание придумать в следующий раз еще более страшную и увлекательную сказку и утереть нос Эдне.

Спустившись вниз, она увидела совсем юного пажа, с трудом удерживавшего в руках тяжелый поднос, который был раза в два больше его самого.

– Позволь мне помочь тебе, Коннор, – сказала Грейс и ловко сняла большой кувшин с элем, который опасно накренился набок, явно собираясь упасть.

– Благодарю вас, миледи! – радостно воскликнул паж и, подхватив заметно полегчавший поднос, устремился в главный зал.

Грейс медленно последовала за ним. Войдя, она осторожно посмотрела на возвышающийся стол, за которым сидел ее брат с каким-то гостем. По внезапным мурашкам, пробежавшим по ее спине, она вдруг поняла, что и гость, в свою очередь, разглядывает ее.

Чем был вызван его интерес – это было ей непонятно.

Подойдя ближе, Грейс привычно опустила взгляд чуть ниже, устремив его на один из углов стола. Однако приблизившись вплотную, она вынуждена была поднять глаза и тут же увидела, как по озабоченному лицу брата скользнула довольная улыбка. Смутное подозрение овладело ею.

– Грейс, позволь представить тебе моего друга, с которым мне давно хотелось тебя познакомить, – с воодушевлением произнес Брайан. – К нам пожаловал в гости сэр Эван Гилрой.

Закинув одну ногу на другую, сэр Эван сидел с таким самоуверенным и безмятежным видом, словно был не в гостях, а у себя дома. Он не спеша приподнялся, сделал шаг навстречу и поклонился. Вблизи он подавлял своим ростом, широкими плечами и хорошо развитыми мышцами, которые красноречивее любых слов говорили о его силе и доблести.

Волнуясь, Грейс поставила кувшин с элем на стол и выпрямилась. Для того чтобы взглянуть гостю в лицо, ей пришлось слегка откинуть голову назад. В нем прежде всего поражали синие глаза, гордые, красивые, которые в упор, без тени смущения рассматривали ее. Давно, очень давно никто из мужчин не смотрел на нее такими глазами.

– Леди Грейс. Очень приятно.

– Сэр Эван.

– Для меня большая честь познакомиться с такой учтивой и красивой леди, как вы.

Столь откровенный комплимент смутил Грейс своей нескромностью, и, желая скрыть смущение, она присела в реверансе. Сперва у нее возникла мысль, что сэр Эван просто хочет выказать ей любезность, но, подняв голову, она заметила, как он по-прежнему внимательно, даже слишком внимательно, разглядывает ее.

Дрожь пробежала по ее спине.

Грейс разгладила складки на платье, пытаясь понять, чем вызвано столь пристальное внимание к ее скромной особе. Насчет своей внешности у нее не было никаких иллюзий. Годы брали свое, хотя стройная, почти девичья фигура позволяла ей выглядеть моложе своих лет. Чудесные волосы темно-золотистого цвета – то, что больше всего привлекало мужчин в ее внешности, – были спрятаны под платком из легкой полупрозрачной ткани. Ее простое платье, свободное и невзрачное, хорошо приспособленное для домашних дел, никак не подчеркивало достоинств ее фигуры.

Как ни странно, несмотря на это, сэр Эван казался очарованным ее внешностью. Он смотрел на ее лицо, переводил взгляд на грудь, опускал его ниже на ноги, затем вновь поднимал глаза вверх и опять скользил ими вниз, охватывая ими ее тело. От волнения дыхание Грейс стало более частым и глубоким, грудь то приподнималась, то опускалась, – неловкая пауза затягивалась.

«Это от излишнего напряжения. Я слишком перенервничала, думая, что к нам в гости пожаловал Родерик, и теперь пережитый страх дает о себе знать», – пыталась успокоить себя Грейс. Она напомнила себе, что находится у себя дома, в замке своего брата, где ей ничто не может грозить. Волнение отступило, ушло, и теперь можно было спокойнее смотреть на гостя.

Но тут выяснилось нечто другое – трудно было противиться его обаянию. Грейс переминалась с ноги на ногу, как застенчивая девушка при виде симпатичного молодого человека. Заметив ее смущение, сэр Эван вдруг улыбнулся, и Грейс окончательно пропала. Если до этого он ей нравился, то улыбка, добрая, чуть насмешливая, в сочетании с выступившими сквозь щетину на щеках ямочками делали его совершенно неотразимым. Колени у Грейс стали мягкими, расслабленными, а сердце сладко и приятно заныло. Стряхнув наваждение, усилием воли она заставила себя вернуться из сладких грез к действительности.

По мнению Грейс, Эван Гилрой, вне всякого сомнения, был опасен, очень опасен, его внешность действовала на женщин неотразимо, а если к ней добавлялись любезное обхождение и разные хитрые уловки, то у большинства, наверное, кружилась голова и подгибались колени. Судя по всему, Эван не только знал, как его внешность и обаяние действуют на женщин, но и умело ими пользовался. Он прекрасно освоился с ролью соблазнителя, но с ней это не пройдет.

Так, во всяком случае, говорила себе самой Грейс.

– Что привело вас к нам, сэр Эван?

– Поиски, миледи. Поиски, которые как будто подошли к желанному концу. – Эван, в глазах которого светилась еле заметная улыбка, подошел еще ближе. – Конечно, если только вы благосклонно посмотрите на меня.

– Я? А при чем тут я?

– Даже очень при чем. Рассказать вам подробнее?

Мурашки побежали по спине Грейс. Его низкий, бархатного тембра голос завораживал не менее, чем его улыбка. Такой голос она готова была слушать и слушать, он никогда не смог бы надоесть.

Тряхнув головой, чтобы отогнать прочь видения, она отвела глаза от Эвана и взглянула на брата.

– Как долго твой друг намерен гостить у нас?

Брайан прищурился, как бы мысленно отмеряя срок пребывания Эвана.

– Дело в том, что это не только дружеский визит.

– Да? – Грейс пыталась сохранить самообладание, интуитивно уже догадываясь, о чем сейчас пойдет речь, из-за чего ее внутреннее замешательство лишь усилилось.

– Да, его привела к нам одна очень важная причина. – Брайан громко откашлялся. – Эван ищет невесту, и мне кажется, что кое-кто неплохо подходит для этой роли.

Глава 4

Грейс не вздрогнула, не изменилась в лице, но в том, что она удивилась, возмутилась, а может быть, даже рассердилась, у Эвана не было сомнений. Судя по напряженно застывшему выражению ее лица, было понятно, что она старается подавить поднявшуюся внутри нее бурю чувств. Что же ее вызвало? Он сам? Или его предложение – быстрое, неожиданное? А может быть, и то, и другое, вместе взятое?

Скрываемое неприятие или даже ее возмущение озадачило Эвана, хуже того, оно задевало его мужское тщеславие. Никогда прежде ни одна девушка, которой он делал соответствующие намеки, не отвечала на них столь явной неприязнью. Хотя за последние недели ему всякий раз отказывали, когда он предлагал свою руку и сердце, но делали это мужчины, вожди кланов. Данное обстоятельство тешило мужскую гордость Эвана, ведь он ничуть не сомневался, что ему ничего не стоит вскружить голову любой девушке, как только для этого представится удобная возможность.

Эван внимательно взглянул в лицо Грейс: назвать ее красавицей никак было нельзя, впрочем, и уродиной тоже. Симпатичная, стройная, она двигалась с мягкой изящной грацией. Припухлые губы, серые глаза, в которых светились ум и уверенность, – качества, не совсем свойственные женщине.

Нет, леди Грейс совсем не походила на тех девушек, которых он предпочитал, – высоких, грудастых брюнеток. Но почему при ее виде у него так быстро и взволнованно забилось сердце?

Он продолжал рассматривать леди Грейс и ее наряд. Простенькое платье сидело неплохо, но не потому, что было хорошо сшито, а потому, что леди Грейс была прекрасно сложена. Поражали больше всего простота покроя платья и домотканая материя, более свойственные для простолюдинки, чем для сестры вождя клана.

Эван одобрительно улыбнулся. Однако его улыбка вызвала у нее откровенное недоумение. В ответ она смерила его оценивающим взглядом – от макушки до пят. Он отреагировал мгновенно, как самый настоящий соблазнитель. Расправив плечи и выпятив грудь – Эван явно хотел произвести на нее самое лучшее, с его точки зрения, впечатление – он любовался самим собой, совершенно не замечая, как в этот момент походил на петуха. Его стремление не осталось незамеченным, Грейс прищурилась, и по ее губам скользнула насмешливая улыбка.

Выражение лица Эвана изменилось так, будто на него вылили ушат холодной воды.

Быстро опомнившись, он нагнулся к уху Грейс и произнес:

– Не присоединитесь ли вы к нам, миледи? Ваше присутствие украсит наш стол.

Грейс невольно отшатнулась, но Эван, предугадав ее реакцию, галантно взял ее правую руку и, поднеся к губам, поцеловал.

– Это будет для нас большой честью.

Пальцы Грейс стали холодными, как лед, но руки она не отдернула. В ее взгляде, брошенном на брата, проглядывала тревога и читался явный вопрос: что это за странные шутки?

– И правда, почему бы тебе не присоединиться к нам, сестра?

Пожелание брата ошеломило Грейс. И он туда же! Самый настоящий заговор! Бросив на Брайана убийственный взгляд, она сделала реверанс.

– К моему глубокому сожалению, никак не могу. Неотложные и весьма важные дела по дому.

– А нельзя ли их отложить? – проворчал Брайан.

– Нет, нельзя! – отрезала Грейс.

По лицу Брайана пробежала гримаса неудовольствия. Как ни хотелось Эвану, чтобы Грейс присоединилась к ним, он не мог не понимать, что действовать силой никак нельзя, иначе можно все испортить.

– Приятно видеть столь внимательное отношение к своим делам и обязанностям, – как можно любезнее произнес Эван. – В таком случае остается лишь надеяться увидеть вас за нашим столом вечером, миледи. Вы позволите сесть мне рядом с вами?

– До вечера, сэр Эван. Конечно, я буду ужинать вместе со всеми… – Грейс замялась. – Что касается того, кто будет сидеть возле меня, то об этом прежде всего стоит спросить хозяйку замка, леди Эйлин.

Взглянув на Брайана с видом победительницы, она повернулась и пошла к выходу. Брайана передернуло при упоминании имени его жены. Обменявшись с гостем взглядами, он пожал плечами. Эван еле заметно улыбнулся. Какой умный и хитрый ход! Конечно, Грейс недаром упомянула имя Эйлин, которая, похоже, в домашних делах имела над мужем неограниченную власть.

Леди Грейс все больше и больше нравилась ему. Умная, деловая и очень привлекательная, она как нельзя лучше подходила на роль его жены. Его воображение разыгралось, и он представил ее в своих объятиях, как он целует ее, прижимает к себе ее нежное тело.

Эван на миг закрыл глаза, все глубже погружаясь в сладостные видения. Вот он целует ее грудь, прижимается к ней лицом, она стонет от пробуждаемого желания, он опять приникает губами к ее пухлым губам, не забывая гладить ее грудь и все тело, она дрожит, изгибается от страсти и, как искусительница, приникает к нему…

– Ты сыт?

Неожиданный вопрос Маккенны прервал картину сладостных видений.

– У тебя такой вид, будто ты еще не наелся и хочешь отведать какое-нибудь блюдо.

Для того чтобы скрыть смущение от того, что Брайан почти поймал его за непристойными мыслями о его сестре Грейс, Эван широко улыбнулся:

– Слов нет, угощение на славу, но ты прав, я с удовольствием съем еще немного ржаных хлебцев. Они просто тают во рту, – схитрил Эван, которому на самом деле уже совсем не хотелось есть.

Расхваленные хлебцы теперь показались Эвану жесткими и безвкусными, словно сухое сено. Тем не менее он жевал их, одновременно издавая одобрительное мычание и думая о том, как ему завоевать сердце Грейс. Ясно было одно – это далеко не просто, для этого надо будет сделать нечто большее, но пока он сам не понимал смысла, вложенного в эти слова. Жаль, что времени было немного, но это лишь подхлестнуло его желание понравиться Грейс. Отступать Эван не собирался. Как незаконнорожденный ребенок, он с детства узнал горечь разочарований и обманутых надежд. Судьба зло подшутила над ним, поставив его ниже людей знатного рода, но смириться с этим он так и не смог, тем более что чувствовал себя выше многих из них.

Брак с Грейс Маккенной ставил его в один ряд с теми, кто до этого презирал его, их дети – от этой мысли у Эвана на миг даже перехватило дыхание от радости – не будут, как он, носить клеймо отверженных. Однако помимо трезвых и расчетливых мыслей, тут скрывалось нечто большее, вот почему он с такой нежностью и вниманием смотрел вслед уходившей Грейс. Сколько же в ней было очарования! Он не в силах был отвести глаз от ее фигуры. Дело стало за малым: убедить ее стать его женой.

Внутренне напрягшись, сжав руки в кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней, Грейс шла к дверям. Глядя на ее поднятую голову и плавную поступь, никто не догадался бы о том, как ей было горько и стыдно. Перед глазами стояло что-то наподобие пелены: это говорило в ней возмущенное достоинство или то, что осталось от него.

Не чувствуя под собой ног, с комком горечи, застрявшим в горле, она поднялась к Эйлин, которая сидела возле окна, греясь в лучах солнца и чиня белье мужа.

– Отчего у тебя такой мрачный вид? Что-то случилось? – с тревогой спросила Эйлин.

– Да, случилось, – честно призналась Грейс. – Глупо говорить об этом, но я только что разговаривала с братом. Его намеки застали меня врасплох и сильно расстроили.

С глубоким вздохом Эйлин отложила белье в сторону:

– Что же такого опять натворил мой драгоценный муженек? Что взбрело в его упрямую голову?

– Он прямо сказал мне, что сэр Эван приехал в замок с намерением найти для себя жену и что я, по его мнению, очень подхожу на эту роль.

Как ни старалась Грейс скрыть свою злость и обиду, они прорвались наружу. Выражение лица и жалобный голос выдали ее с головой.

– Неужели он так и сказал?

– Да.

– Никак не ожидала от него такой выходки.

– Ты в самом деле ничего не знала о его намерении?

– Честное слово, нет. – Эйлин взяла со столика кувшин со сладким вином и наполнила им два кубка. Грейс взяла кубок, хотя пить ей ничуть не хотелось.

– Эйлин, почему ты ни словом не обмолвилась о том, что к нам приезжает сэр Эван?

– Я не знала о его приезде точно так же, как и ты. Более того, я потеряла дар речи от возмущения, когда увидела этого человека в нашем большом зале. Нет, конечно, я знала, что Брайан и сэр Эван вместе воюют на стороне нашего короля, но никогда не рассчитывала увидеть Эвана Гилроя под крышей нашего дома.

– Почему?

Эйлин хитро улыбнулась:

– Ты ведь знаешь своего брата, каким он может быть ревнивым и подозрительным. Вот почему я не думала, что он с радостью встретит человека, который когда-то похитил меня.

Грейс притворно закатила глаза, решив, что ее невестка решила позабавить ее своими небылицами.

– Эйлин, не дразни меня своими выдумками.

– Какие выдумки, Грейс?! Это чистая правда! – Эйлин пристально посмотрела в лицо Грейс. – Пусть это было очень давно, но я ничего не забыла. Слава богу, что все тогда хорошо закончилось. Такое трудно забыть.

– Охотно верю.

Сделав глоток вина, Эйлин еле заметно улыбнулась:

– Скажи мне, что ты думаешь о сэре Эване? Какое у тебя первое впечатление?

– Ужасно самоуверенный, – сразу бросила в ответ Грейс.

– Прекрасное качество для мужчины. Но, судя по всему, это не привело тебя в восхищение?

– Еще бы! – Грейс взмахнула руками, едва не расплескав вино в кубке. – О чем думал Брайан, предлагая брак с таким самовлюбленным петухом? Разве он забыл, что я больше не хочу выходить замуж? Почему он не оставит меня в покое? Разве это так трудно?

– Не трудно. Твои чувства ему небезразличны, но пока ты не ушла в монастырь, он по-прежнему будет пытаться сосватать тебя. Согласись, сэр Эван далеко не первый мужчина, за которого он пытался выдать тебя замуж. – Эйлин проговорила все это с чрезвычайной осторожностью.

Ее слова попали в цель. Правда, на этот раз все было немного иначе. Скорее даже совсем иначе, ведь раньше Грейс отказывала претендентам на ее руку легко, без всякого возмущения. Так что же случилось на этот раз? Почему предложение Брайана, далеко не первое, вывело ее из себя? А может быть, все дело в том, что прежним ухажерам было очень далеко до такого красавца, как сэр Эван Гилрой, да еще со столь обаятельной улыбкой?

В нем было нечто такое, что не поддавалось определению, но именно эта ускользавшая неопределенность заставляла Грейс замирать от трепетного волнения, особенно когда он стоял рядом с ней. Это приводило ее в ужас. Ей было стыдно признаться самой себе, что Эван ей нравится. Неужели его красота произвела на нее столь быстрое и сильное впечатление? Что с ней происходит? Откуда такое легкомыслие? Неужели всему виной ее одиночество?

Дверь скрипнула. Вошел Брайан и, намеренно не замечая сестры, направился к жене. Грейс решительно преградила ему дорогу. Надо было искать выход из положения, женская интуиция подсказывала ей, что если пустить дело на самотек, то скорее всего не пройдет и недели, как все окончится свадьбой, совершенно ей ненужной.

– Ты обидел меня, Брайан! – громко произнесла она. – Зачем было так открыто предлагать меня в жены? Это унизительно. Не знаю, как мне только удалось сохранить спокойствие.

Судя по внезапно напрягшейся спине Брайана, ее слова задели его. Но сперва он поздоровался с женой, поцеловал ее и только затем, повернувшись, заметил с укором:

– Моя дорогая сестра, если тебе желают счастья, ответь мне, что в этом плохого?

– Но мы ведь договорились… – Грейс запнулась, покраснев от возмущения. – Ты позволил мне самой решать, за кого выходить или вообще не выходить замуж после того, как Макгрегор и сэр Алфред просили моей руки, Но их главной целью был союз с нашим кланом. Что же изменилось? Отчего ты так стоишь за сэра Эвана?

Брайан даже бровью не повел.

– Он прекрасный человек. Он будет к тебе хорошо относиться.

– Он почти нисколько не изменился. Такой же красивый, каким я его помню, – задумчиво вставила Эйлин. – Думаю, не одна девушка втайне вздыхала, поглядывая на него.

– О да, если выходить, то, конечно, лучше за красивого мужчину, так намного приятнее! – Голос Грейс прозвучал резко и жестко. – Впрочем, мне все равно. Я ведь не собираюсь выходить замуж.

Брайан нахмурился. Обернувшись к Эйлин, он спросил:

– А что ты скажешь, жена? На твой взгляд, Гилрой красив?

– Конечно. Хотя он в подметки не годится тебе, дорогой, – улыбнулась ему Эйлин. Зная вспыльчивый и самолюбивый характер Брайана, она, ловко польстив ему, сразу погасила его подозрения, а может быть, даже и ревность. – А теперь скажи: почему ты решил, что он будет хорошим мужем для Грейс?

– Он настоящий мужчина. За таким мужем Грейс будет как за каменной стеной. Эван хлебнул горя, теперь он хорошо знает жизнь и с должным почтением относится к женщинам, в том числе и к чужим женам.

Грейс не смогла удержать улыбки. Что бы ни говорил об Эване Брайан, в его последних словах явственно слышалась ревность. То, что случилось между Эйлин и Эваном, хоть это было давным-давно, по-видимому, вызывало в его душе не очень хорошие воспоминания. Быстро сообразив, какую власть имеют над ним те события из далекого прошлого, Грейс без колебаний решила извлечь из этого максимальную для себя выгоду.

– Хотя мне известно очень немного, тем не менее я полагаю, что такой поступок, как похищение слабых и беспомощных женщин, никак не может украсить честь мужчины, как бы хорошо ты к нему сейчас ни относился.

Это был меткий удар. Брайан в ответ начал было что-то бормотать, тщетно пытаясь найти достойное оправдание поступку Эвана и своей вере в него, но его выручила Эйлин, поспешно пришедшая на помощь мужу.

– Это случилось за несколько лет до нашей свадьбы с Брайаном. Сэр Эван воспользовался удачным стечением обстоятельств, и я действительно оказалась в тяжелом положении. Но к его чести, коль разговор касается ее, когда мне стала угрожать настоящая опасность, сэр Эван смело встал на защиту моей жизни и моей чести. Он спас меня, рискуя своей жизнью. Я полностью согласна с Брайаном, Грейс, сэр Эван будет для тебя хорошим мужем.

Острая игла вонзилась в сердце Грейс: Эйлин предала ее, моментально переметнувшись на сторону мужа, как только в этом возникла необходимость. А она наивно считала ее своей союзницей в таком вопросе, как ее повторное замужество.

– Почему бы тебе не дать ему шанс, сестра. – Пришедший в себя Брайан заговорил с прежней уверенностью.

– Какой именно? И для чего?

– Позволить ему изложить те события так, как он их видит. Для чего? Ха, для того, чтобы получить твою руку.

Грейс хотела возмутиться, но в ее сердце не было ни капли возмущения. В конце концов, Брайан действительно желал ей добра, более того, предоставил ей такую свободу, на какую она почти не могла рассчитывать в ее положении.

А ведь в ее прошлом тоже был поступок, за который ей было не только больно, но и о котором страшно вспоминать. Не будь его, она, возможно, благосклоннее отнеслась бы к возможности стать женой сэра Эвана. В его глазу она увидела сучок, тогда как в своем не хотела видеть бревна.

Кто был повинен в смерти сэра Аластера? Кто, как не она? Она должна искупить свой грех и посвятить остаток своей жизни молитвам и покаянию в надежде, что Господь простит ей ее грех. Ее терзала не столько мысль о том, что она сделала, сколько осознание – вот в чем был грех – своей правоты. Если бы можно было все вернуть назад и перед ней опять встал бы выбор, как ей быть, то она поступила бы точно так же. Разве не благо, убив человека, тем самым избавить его от таких страшных, долгих мук?

Грейс закрыла глаза, чтобы унять охватившее ее смятение. Как ей хотелось рассказать все Эйлин и Брайану! Но увы, это было невозможно. Это ее грех, ее крест, который она должна нести до конца своей жизни.

– Не грусти, Грейс. Не так уж и плохо, если за тобой ухаживает такой обаятельный мужчина. В жизни есть вещи похуже, – заметив перемену в ее настроении, поспешила развеселить ее Эйлин.

Смешного тут было мало. Тем не менее перед ее мысленным взглядом тут же возникло улыбающееся лицо Эвана, его сверкающие глаза, и видение это никак не исчезало.

– Что вы собираетесь надеть сегодня вечером, миледи? Платье из синего шелка? Оно так идет вам, потому что подчеркивает цвет ваших глаз. А может, красное? Оно придаст вашему лицу больше краски.

Вопросы Эдны ошеломили Грейс. Не зная, как ей быть, она удивленно спросила:

– С чего ты решила, что мне надо переодеться?

– Но ведь за столом будет сэр Эван. Я не раз засматривалась на него, а две девушки с кухни полдня судачили только о нем, мол, какой красавец, глаз не отвести.

– Святые угодники, и ты туда же, Эдна! – Грейс шумно вздохнула. – Хватит с меня и того, что Брайан и Эйлин прожужжали мне о нем все уши.

– Может, вам стоит к ним прислушаться? – Эдна лукаво улыбнулась. – Как знать, а вдруг он придется вам по сердцу?

– Не придется, Эдна. Более того, даже не буду пытаться ему понравиться. С чего вы все взяли, что я непременно должна ему нравиться? Как мне кажется, моя внешность – явно лишнее. Уверяю тебя, он женился бы на мне, даже если бы у меня были две головы и нрав старой карги.

Лицо у Эдны стало грустным.

– Неужели вы не хотите ему понравиться? Как знать, может, здесь ваше счастье.

– Эдна, ты же знаешь, я не могу выйти ни за него, ни за другого, вообще ни за кого.

Выражение жалости на лице Эдны быстро сменилось на выражение покорности. Понурив голову, она медленно и аккуратно положила платья на постель. Столь же медленно она налила воды из кувшина в чашу для мытья рук и подала ее госпоже.

Грейс была благодарна служанке за ее молчаливую сдержанность. Вымыв руки и лицо, она села и распустила волосы. Закрыв глаза, Грейс наслаждалась приятным ощущением, которое дарила расческа, равномерно и плавно двигавшаяся вдоль ее длинных локонов. Расчесывание снимало напряжение, сковывавшее ее шею и плечи. Грейс охватило блаженство.

Эдна отошла в сторону, но Грейс по-прежнему сидела с закрытыми глазами, подольше задерживая в себе приятное чувство. Наконец оно прошло, было тихо, подозрительно тихо, и Грейс открыла глаза. Перед ней стояла Эдна держа в каждой руке платье – красное и синее.

– Мне кажется, если вы наденете на себя одно из этих красивых платьев, вы обязательно развеселитесь.

В ее уютной небольшой комнате стояла такая благодушная атмосфера, что у Грейс не было ни малейшего желания выбранить Эдну за подобное упорство, она лишь отрицательно замотала головой:

– Тебе так хочется меня развеселить? Ну что ж, в таком случае помоги найти выход из положения, в которое я попала по вине брата.

– Но ведь Маккенна не собирается выдавать вас замуж силой.

Это было правдой. Тем не менее что-то больно кольнуло в сердце Грейс. Закусив губу, она на миг задумалась, а потом вздохнула и произнесла:

– Сэр Эван его близкий друг, брат явно ему покровительствует. Брайану почему-то очень хочется устроить этот брак. В чем тут дело, я никак не могу понять. Ах, если бы сэр Эван нашел, что я ему не подхожу, и сам бы отказался от этой идеи. Тогда все разрешилось бы само собой. – Грейс встрепенулась, вскинула голову. – Это было бы чудесно. Как ты думаешь, такое возможно?

Эдна задумалась:

– Стать непривлекательной в глазах сэра Эвана? Вы этого хотите?

– Вот именно! – Грейс энергично закивала головой. – По-моему, прекрасная мысль. Ну-ка, берись за дело. Найди мое самое старое платье. Постой, лучше не самое старое, а самое грязное. Да-да. А к нему как нельзя лучше подойдет та вуаль, которую мне испачкал маленький Малколм своими грязными пальцами.

Эдна с сомневающимся видом покачала головой:

– Чуть больше грязи на вашем платье вряд ли отобьет у него желание.

– А неприятный запах? Я ведь буду сидеть рядом с ним во время еды.

Эдна сморщила нос:

– Запах, грязь. Все это как-то смешно и нелепо. Но судя по вашему виду, вы не прочь попробовать.

– А почему бы и нет?

Застыв на месте, служанка явно о чем-то задумалась. Грейс уже хотела было напомнить ей о своем повелении, как вдруг Эдна, глубоко вздохнув, решительно промолвила:

– Да простит меня наш хозяин, лэрд Маккенна, но у меня есть иной план, и, как мне кажется, он не только лучше, но и благопристойнее.

В большом зале было светло, шумно и людно. Грейс, пока шла к высокому столу, за которым сидели ее брат и сэр Эван, не без тайной радости замечала, что почти все, кто был в зале, с удивлением и восхищением оглядывались на нее, а многие даже смотрели ей вслед, похоже, их с Эдной план удался. Подойдя к возвышению, она с гордым видом опустилась на свое место.

– Добрый вечер, леди Грейс. – Эван вежливо кивнул ей.

Услышав имя сестры, Брайан рассеянно посмотрел в ее сторону, отвел взгляд, но затем, словно его кольнули, подскочил на месте и удивленно взглянул на нее опять. Грейс притворилась, что ничего не заметила. Приняв самый что ни на есть королевский вид, она небрежно бросила в ответ:

– Добрый вечер, сэр Эван.

В синих глаза Эвана явственно угадывалось восхищение.

– Вы выглядите прекраснее, чем я ожидал. Я очень польщен.

Сердце у Грейс упало. Проклятие! Неужели он полагает, что она вырядилась специально ради него? Ладно, это только начало. Посмотрим, что он запоет, когда она пустит в ход другой, не менее хитрый прием. Вытянув вперед руку, на которой позвякивало несколько браслетов – пусть видит! – она взяла кубок с вином и не спеша сделала небольшой глоток.

– О, сэр Эван, не обольщайтесь на свой счет. Я так оделась, потому что люблю наряжаться. О, как я обожаю красивые и дорогие вещи! Шелк, бархат, атлас, драгоценности – даже не представляю, как можно жить без них. Мой умерший муж очень меня любил, баловал, дарил все, что мне нравилось или приглянулось.

Она намеренно растопырила пальцы, на которых было по одному, а то и по два кольца. Поначалу Грейс возражала против такого неумеренного количества колец, но Эдна убедила ее надеть все драгоценности, какие только были в ее шкатулке. Лучше было пересолить – для вящей убедительности. Надо было во что бы то ни стало заставить сэра Эвана поверить в то, что она крайне легкомысленная, пустоголовая и взбалмошная женщина.

– Кто бы спорил, леди Грейс. Вы заслуживаете большего, – медоточивым тоном произнес Эван. – Когда у меня будет много денег, я засыплю вас с головы до ног подарками, словно королеву.

– Бу-удет? – капризно протянула Грейс. – Все вы, мужчины, одинаковы, на словах сулите горы, а на деле даже дешевенького камешка от вас не дождешься.

– Сперва надо позаботиться о своих людях, – мягко заметил он. – Что касается подарков, то клянусь, у вас будет все, что вы пожелаете. Поверьте, вы будете носить кольца с настоящими драгоценными камнями.

В его голосе было столько неподдельной искренности и чувства, что на сердце Грейс стало тепло и радостно. Давно, очень давно никто из мужчин так не разговаривал с ней. Она раскраснелась от смущения, забыв о своем королевском величии. Их план начинал трещать по швам. Эдна советовала ей притвориться, показать, как сильно она любит деньги, – испытанное средство для того, чтобы отпугнуть новоявленного жениха. Не тут-то было. Ее мнимая жадность, по-видимому, казалась Эвану ничуть не страшной, а скорее забавной и занятной.

Приходилось быстро менять тактику, хорошо, что в запасе была еще одна хитрость – женская болтливость. Грейс понимала: если трещать и трещать без умолку, то ее пустая и глупая болтовня скорее всего вызовет у Эвана одно лишь раздражение. И она принялась за дело. Как это хлопотно – варить мыло, как хорошо горят восковые свечи по сравнению со сделанными из сала, как трудно найти хорошую ткачиху, не говоря уже о швее. Едва только сэр Эван пытался вставить слово или свое замечание, как Грейс безжалостно перебивала его, продолжая молоть всякую ерунду.

Исчерпав все темы, посвященные домашним делам, она перешла к жалобам. Зимой слишком холодно, а летом слишком жарко, а весной или осенью так много дождей. Она болтала, трещала, щебетала, едва не выбиваясь из сил, кушанья, стоявшие перед ней, остыли, в горле пересохло, под ложечкой посасывало от голода, а сэр Эван все так же с внимательно-любезным видом слушал ее, ни в его лице, ни в глазах не было ни тени усталости или раздражения.

За все время Эван не выказал ни малейшего неудовольствия.

Чувствуя, что еще немного и она охрипнет, Грейс сделала несколько глотков вина. В наступившей тишине Эван осушил до дна кружку с элем и, глядя прямо в глаза Грейс, вдруг спросил:

– Почему вы так недолюбливаете меня, миледи?

– С чего это вы взяли? – делано удивилась Грес.

– Если судить по вашему внешнему виду… – Он запнулся.

– То что?

– То по тому, как горят ваши прекрасные глаза, вы хотите одного – чтобы я провалился в тартарары и навеки сгинул с лица земли.

– О, сэр Эван, как вы несправедливы ко мне. Я хочу гораздо меньшего – чтобы вы навсегда уехали из замка моего брата, и только.

– О чем речь, миледи, – усмехнулся Эван. – Я не намерен злоупотреблять гостеприимством Маккенны, но, уезжая из замка, я непременно прихвачу вас с собой.

Грейс опешила от столь явной дерзости, но сдаваться не собиралась.

– Лучше выкиньте из головы подобные глупости, сэр Эван, и тогда вы непременно сбережете, – тут она язвительно улыбнулась, – как свои силы, так и свое время. Я повторяю вам…

– Эван, – вдруг вставил он.

Это сбило Грейс с толку. Она удивленно заморгала.

– Зовите меня просто Эван. А мне можно называть вас по имени?

Нет, она не ослышалась. Подобная фамильярность не лезла ни в какие ворота. Обращение по имени было чревато осложнениями, которых Грейс так хотела избежать. Если же наотрез отказать Эвану, то это может привести к непредсказуемым последствиям. Брат может вспылить, разгневаться, обвинить ее в нарушении условий их договора, что отчасти было справедливо, и тогда…

Может произойти взрыв и погубить ее.

Разгневанный Брайан может легко наломать дров – и выдать ее замуж. Нет, с братом надо вести себя осторожно, чтобы не вызвать его гнев, а с гостем – мягко и вежливо.

– Мой брат не в первый раз поднимает вопрос о моем втором замужестве… – Грейс слегка замялась, прежде чем сказать: – Эван.

Услышав свое имя, Гилрой улыбнулся. В его улыбке было столько искренней, чисто мальчишеской, обезоруживающей радости, что Грейс, не удержавшись, улыбнулась ему в ответ. Но тут же опомнившись и приняв гордый вид, погасила улыбку.

– Вы оказали мне большую честь, попросив моей руки. Тем не менее мой ответ будет таким же, каким был и прежде. Я хочу уйти в монастырь. Мне нравится тамошняя жизнь, уединенная, заполненная молитвами, покаянием и духовным устремлением. Я не желаю иной доли.

Последние слова она произнесла намеренно подчеркнуто и тут же пожалела о сказанном. Ей было известно, что мужчины не любят, когда женщины берут ответственность на себя и сами решают, как им жить. Однако ее твердые планы, по-видимому, не произвели на Эвана большого впечатления. Судя по веселым искрам в его глазах, он находил все это довольно забавным.

– Но ведь в монастыре вам наверняка не разрешат носить ваши украшения и прочие побрякушки, – с самым простодушным видом сказал он.

– Ну что ж, я легко обойдусь без них, – обронила Грейс.

Он вопросительно посмотрел на нее, в уголках его рта пряталась лукавая улыбка.

– Я слышал, что в монастырях молчаливость почитается добродетелью и многие монахини соблюдают ее. Как же вы там будете жить, если даже словечком не с кем будет переброситься?

Грейс заерзала на месте: стрела попала в цель.

– Буду бороться, буду днем и ночью стараться сдерживать язык.

– Ну зачем брать на свои плечи такое бремя? Если вы выйдете за меня, то сможете разговаривать столько, сколько вам будет угодно.

– Ни за что! – Грейс стиснула зубы; он еще насмехается над ней.

Сэр Эван покачал головой:

– Как знать? Известно, как часто женщины меняют свое мнение: утром – одно, вечером – другое. Женщины переменчивы, эта черта в их характере так привлекательна… – После паузы Эван прошептал своим завораживающим, бархатистым голосом: – Очаровательная Грейс, подскажите, что я должен сделать, чтобы ваше мнение обо мне изменилось?

– Смириться, мой настойчивый сэр, выбросить ваши глупости из головы, и тогда мое мнение о вас точно изменится, как вы того желаете.

Смотря ему прямо в глаза, Грейс проговорила каждое слово вежливо, но не без ехидства. Пусть знает, с кем имеет дело, пусть он упрям, но она еще упрямее и ни за что не переменит своего решения не выходить замуж.

Грейс внутренне сжалась, ожидая с его стороны какой-нибудь выходки или небольшого охлаждения, но он и ухом не повел. Ее прекрасная отповедь пропала втуне.

– Я в восхищении от того, как вы бросили мне вызов. – Эван улыбнулся без всякой злобы или насмешки. – Всегда приятно встретить достойного противника, победа над ним приносит несравнимое удовольствие. В жизни, как правило, мы ценим то, что дается с трудом, а то, что достается легко, не имеет в наших глазах большой цены.

– Ваши слова обо мне, какими бы лестными они ни были, никак не повлияют на мое решение.

– В таком случае почему бы нам не перейти от слов к делу? – В его глазах не было никакой угрозы, напротив, в них по-прежнему лучилась добрая, веселая усмешка. – О нет, я не буду донимать вас лестью или, хуже того, угрозами, напротив, когда наступит нужный час, а он непременно наступит, ваше сердце проснется, оно услышит голос моего сердца и заговорит в ответ.

Горячая волна пробежала по ее телу, ей стало жарко. Боже, что с ней происходит? Однако Грейс не отвела глаз в сторону, не опустила их, а продолжала смотреть как ни в чем не бывало прямо на Эвана.

– Ну что ж, – она вздохнула, чтобы немного снять охватившее ее напряжение, – если не хотите быть благоразумным, в таком случае, как мне ни жаль, вы неизбежно натворите глупостей, которых могли бы благополучно избежать.

Голос ее звучал ровно, лицо было невозмутимым, но внутри не было и в помине того самого внешнего спокойствия, в котором она так нуждалась.

Грейс внутренне съежилась. Откуда он только взялся? Сколько же в нем силы и обаяния! Не от этого ли ей захотелось того, о чем она почти забыла думать? Более того, даже перестала надеяться. Благодаря ему ее надежды, ее мечты, прятавшиеся непонятно где, вдруг ожили, заговорили в ее сердце страстным шепотом и уже больше не казались чем-то нереальным и невозможным.

Глава 5

Эван проснулся, через узкое окошко в его покои проникали веселые солнечные лучи, образовавшие яркий небольшой круг в изножье его постели. Несмотря на то что вчера они с Брайаном допоздна засиделись за выпивкой, им овладело очень приятное расслабленное состояние, не имевшее ничего общего с головной болью и недомоганием, обычными спутниками чрезмерного возлияния. Напротив, в его голове витали светлые, под стать погоде, радостные мысли: он намерен жениться на чудесной женщине с не менее чудесным приданым.

Вчера за кружкой с элем он кое-что выспросил у Брайана. Хотя друг нисколько не был против его сватовства, тем не менее он не знал, что надо сделать, чтобы получить руку его сестры. Брайан признался, что вопреки его воле у него вырвали обещание, причем не столько сама Грейс, сколько его жена, что он не станет принуждать сестру вступать в брак помимо ее желания. По его голосу и лицу было видно, что как бы ему ни не нравилось данное им обещание, он не станет его нарушать, опасаясь гнева, о, конечно, не сестры, а своей жены.

Понимая серьезность положения своего союзника, Эван задумался. Да-а, для того чтобы добиться руки Грейс, ему придется очень и очень постараться. Упорства ей точно не занимать. А ведь вчера он пустил в ход все свое обаяние, был воплощенной любезностью, и что? Она наотрез отказывается выходить замуж. Ну что ж, время у него есть, еще ему требуется немного удачи, так что если не зевать, а действовать в нужном направлении, то она даже не заметит, как окажется под венцом. Пока же нужно быть обходительным, любезным, терпеливым, остроумным, а для этого необходимо как можно больше времени проводить в ее обществе.

Из вчерашнего разговора стало ясно, что Грейс – крепкий орешек, сломить ее сопротивление будет непросто, но как бы она ни увиливала, ей от него не отделаться. Она, конечно, умная женщина. Эван усмехнулся, вспомнив ее вчерашние уловки, но какой бы умной она себя ни считала, ей придется сдаться перед его хитростью.

Откинув одеяло, Эван присел. В этот момент на дворе зазвонили церковные колокола. Помотав головой, чтобы туман, оставшийся в голове после сна и выпитого эля, рассеялся, Эван понял, что звонят к ранней мессе. И вдруг его осенило! Он искал встречи с Грейс, а где еще могла быть женщина, собирающаяся уйти в монастырь, как не на ранней службе? Он самодовольно улыбнулся: «Как бы ты ни пыталась спрятаться от меня, я везде тебя найду».

Воодушевленный своей выдумкой, Эван сделал два быстрых шага к столику, на котором стояла небольшая бадья с водой для умывания. Окунув голову в холодную воду, он подождал до тех пор, пока из головы не выветрились последние остатки похмелья. Чувствуя себя как никогда бодрым и свежим, он насухо вытер волосы, лицо и торопливо оделся.

Найти церковь не представляло никакого труда – путеводной нитью служил неумолкающий колокольный звон. К его удивлению, в церкви было полным-полно народу, однако ни Маккенны, ни его жены там не было – по всей видимости, чрезмерное благочестие не входило в число их добродетелей.

Но для него важнее всего было то, что в храме он увидел ту, ради которой пришел сюда. Грейс стояла возле алтаря, склонив голову и держа перед собой приподнятые руки с переплетенными пальцами, – судя по ее позе, она была целиком погружена в молитву. Хотя она была невысокого роста – Грейс была по плечо Эвану, – от ее стройной, изящной фигуры веяло духовной силой и внутренним достоинством. Ее величавый и одновременно смиренный вид придавал ей, как показалось восхищенному Эвану, сходство с Девой Марией.

Протиснувшись сквозь толпу молящихся, он очутился рядом с ней. Закрыв глаза, она молилась, беззвучно шевеля губами. Эван осторожно прикоснулся к ее руке, чтобы вывести Грейс из молитвенного состояния. Она вскинула голову и удивленно взглянула на того, кто потревожил ее. Узнав его, она удивилась еще больше:

– Сэр Эван? Кто бы мог подумать?

– Доброе утро, Грейс.

Она смутилась от такого обращения, как будто они уже были друзьями, и слегка отпрянула. Ему хотелось быть как можно ближе к ней, однако Эван, конечно, заметил ее смущение и понимал, что ни в коем случае не следует торопиться и слишком быстро сокращать расстояние, разделявшее их.

Началась месса. Как ни пытался Эван сосредоточиться на том, что говорил священник, у него ничего не получалось, все его мысли были устремлены к Грейс, такой близкой и такой желанной. Подзабыв то немногое, что он знал, Эван старательно, но с небольшим запаздыванием повторял следом за священником слова литургии. Скосив глаза, он видел, что в отличие от него Грейс не только превосходно знает службу, но и даже на полслова и на полшага опережает самого священника. Что бы ни сказал святой отец и что бы ни сделал, Грейс говорила и делала все не только вовремя, но и даже чуть раньше, можно сказать, что она вместе со священником отправляла службу, ведя за собой всех молившихся.

Эван нахмурился. Неужели она действительно собирается в монастырь? Неужели ее намерения настолько серьезны и основательны? А может быть, это всего лишь навык, привычка, приобретенная за многие годы? Эван не знал, что и думать. Мучительные сомнения зашевелились в его душе.

Уйдя целиком в свои не слишком приятные мысли, он и не заметил, как подошел конец службы. Священник произнес последнее благословение, и прихожане начали понемногу покидать церковь. Выйдя следом за Грейс из храма, Эван вежливо взял ее под руку.

– А не проехаться ли нам сегодня верхом, дорогая Грейс, после того как мы немного нарушим пост и слегка перекусим? – Эван решительно взялся за дело. – Вы только поглядите, какая сегодня чудесная погода – тепло, солнечно, на небе ни облачка.

– Увы, как мне ни жаль, – притворно вздохнула Грейс, – но меня ждут неотложные дела по дому, так что поезжайте без меня, думаю, мой брат с удовольствием составит вам компанию, он лучше меня покажет вам окрестности и все местные красоты.

– О, я уже провел достаточно времени в компании вашего брата. – Эван шел, то и дело поглядывая на Грейс, тогда как она упорно старалась на него не смотреть. – Мне кажется, некоторое разнообразие не помешало бы, тем более что на вас гораздо приятнее смотреть, особенно когда светит такое яркое солнце.

– Только не сегодня.

– Тогда завтра?

– И не завтра.

Эван внезапно остановился, тем самым принудив остановиться также и ее.

– Вы же обещали, – умоляющим голосом произнес он и схватил ее за руку. – Вы сказали, что у меня будет возможность поухаживать за вами.

В глазах Грейс промелькнула молния:

– Ничего подобного я вам не обещала.

Эван выпустил ее и, скрестив руки на груди, встал перед Грейс.

– В таком случае вам придется это сделать. Хотя бы из долга вежливости перед гостем.

Грейс презрительно фыркнула:

– Будет намного лучше, если вы из чувства вежливости перестанете донимать слабую и беззащитную женщину своим бестактным поведением и грубыми манерами.

– Как знать? Может быть, это еще одна причина, из-за которой вам следует выйти за меня. Став моей женой, вы сможете обтесать как следует такого невежу, как я. Разве не мечтает каждая женщина вылепить мужчину таким, каким он ей видится в ее мечтах?

Грейс притворно закатила глаза, давая понять, что такого счастья ей даром не надо. Но тут как нельзя кстати появился Алек. Эван улыбнулся с довольным видом и дал ему знак подойти к ним. Как только Алек приблизился, он представил его Грейс, которая с самым любезным видом проговорила:

– Признайтесь, добродетельный рыцарь, не подошли ли вы к нам с намерением произнести в честь сэра Эвана хвалебную речь?

– Нет, миледи! – Алек держался уверенно и даже нахально. – То, что я намерен сказать, больше походит на жалобную литанию, от звуков которой вполне может скиснуть молоко.

– Неужели?

– Он прекрасный человек, в этом нет ни тени сомнений. Трудно даже сосчитать, сколько раз я доверял ему свою жизнь, и вот сейчас я стою и разговариваю с вами, миледи. Это столь же очевидно, как и то, – тут Алек усмехнулся, – что такой чудесной леди, как вы, лучше всего не связывать свою жизнь с таким нахальным типом, как сэр Эван.

Грубоватый юмор Алека пришелся Грейс по душе.

– Значит, вы полагаете, мне следует отказаться от его предложения?

Алек наклонился к Грейс и, поглядывая на Эвана, зашептал придушенным голосом, который легко можно было услышать за несколько шагов:

– Звучит весьма соблазнительно, такое решение достойно уважения, но, прошу вас, пожалейте его чувства и нас, его воинов. С вашей стороны будет очень великодушно, если вы притворитесь – ведь это совсем не трудно, – что вас заинтересовало его предложение, и несколько дней как бы раздумывайте над ним. Вы не представляете, сколько горя мы натерпимся от него, от его уязвленной гордости, если вы сразу дадите ему от ворот поворот.

Грейс, не удержавшись, звонко рассмеялась и уже с более веселым видом посмотрела на Эвана:

– Хорошо, давайте встретимся через час возле конюшни.

Переведя взгляд на Алека, она изящно поклонилась.

– Очень рада нашему знакомству.

Мужчины молча смотрели вслед Грейс до тех пор, пока она не исчезла из виду. Повернувшись к другу, Эван первым нарушил молчание:

– Буду крайне признателен, если ты прекратишь любезничать с моей будущей невестой.

Ему было досадно, что Грейс с такой легкостью откликнулась на заигрывания Алека. Почему с ним она держится совсем иначе – отчужденно, неприязненно, замкнуто? Почему бы ей не перестать так себя вести?

– Видя, как она с тобой разговаривала, я понял, что она просто не знает, как от тебя отвязаться, – объяснил Алек. – Вот поэтому я счел нужным вмешаться в вашу беседу.

– Лгун, – возразил Эван, втайне надеясь, что Алек все-таки ошибается. – Она уже была готова упасть мне в руки, словно спелая груша.

– Как бы там ни было, – примирительным тоном произнес Алек, – снискав благосклонность леди, тебе будет легче добиться от ее брата согласия на брак.

– Да будет тебе известно, Маккенна уже согласился на этот брак, – не подумав, проговорился Эван.

Ухмыльнувшись, Алек хлопнул Эвана по плечу.

– Поздравляю, дружище. Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Интересно, большое ли за ней дадут приданое?

Эван мысленно выругался за свою несдержанность.

– Не стоит об этом кричать на каждом углу. Я ведь до сих пор не получил ее согласия.

– Ее согласия? – удивленно переспросил Алек.

– Эти Маккенны не без странностей. Понимаешь, Грейс должна сама решить, гожусь ли я быть ее мужем, и если нет, то о свадьбе можно забыть.

– О, здесь явно видны происки леди Эйлин, – покачал головой Алек. – Видно, она не забыла того, что случилось столько лет тому назад.

– А-а, ты намекаешь на то самое похищение?

– Да, на то самое.

Эван склонил голову:

– Помнится, она ехала на твоей лошади, связанная по рукам и ногам… можно сказать, ты держал ее в своих объятиях.

– А что мне было делать, я ведь выполнял твое приказание, – грустно промолвил Алек. – Как ты думаешь, почему вчера я сидел, не высовываясь, тише воды, ниже травы, в самом конце зала? Не хотел, чтобы меня заметила леди Эйлин, не хотел ее раздражать, чтобы ненароком не прогневить ее мужа. Маккенна тот еще гусь, ревнивый и обидчивый.

– М-да…

Оба молчали, обдумывая только что сказанное.

– Алек, отчего ты ухмыляешься с таким идиотским видом?

– Да так, просто подумал, раз Маккенна уже дал согласие на брак, то тебе остается самая малость – очаровать леди, чтобы и она согласилась. Считай – дело слажено.

Эван поморщился. О, как ему хотелось быть столь же уверенным, как и Алек. Однако Грейс мало походила на остальных женщин. Она упорно не хотела сходить с того пути, который уводил ее прочь от него; Эван был в растерянности, он не знал, как убедить ее рискнуть и пойти вместе с ним другим путем.

Время – вот в чем он нуждался прежде всего. Для осуществления задуманного требовалось время, а еще удача, без которой в любовных делах никак нельзя обойтись.

Примерно через час, как и было условлено, Эван подошел к конюшне и стал прогуливаться перед воротами, поджидая Грейс. В небе ярко светило солнце. Он посмотрел на небо, на котором вплоть до горизонта не было ни облачка. Погода явно была на его стороне, чему Эван только порадовался.

В этот миг он увидел Грейс, шедшую к конюшне, и его лицо сразу осветила радостная улыбка под стать погоде. В ответ он получил короткий холодный кивок. Пройдя мимо него, она подошла к конюху, державшему под уздцы ее лошадку. Перед тем как сесть в седло, Грейс нежно обняла кобылу за морду и начала говорить ей разные ласковые слова. Лошадь с довольным видом замотала головой, ткнулась носом в ее грудь и тихо заржала. Потрепав последний раз кобылу по холке, Грейс вскочила в седло, а следом за ней и Эван прыгнул на своего жеребца, который от нетерпения приплясывал на месте.

– Вы готовы? – спросил Эван, очарованный ее проворством и грациозностью.

– Почти, – лукаво ответила Грейс, глядя куда-то мимо него.

Эван снисходительно улыбнулся. Он догадался, что она придумала какую-то хитрость, для того чтобы помешать ему ухаживать за ней, но каким бы неприятным ни был ее сюрприз, сегодня ничто не могло испортить ему настроение.

– А-а, наконец-то! – воскликнула вдруг весело Грейс. – О, сколько радости, просто невероятно!

Мороз пробежал по спине Эвана, когда он услышал детские крики и топот ног. Обернувшись в ту сторону, откуда доносился весь этот шум, он увидел, как и ожидал, двух маленьких чудовищ – двух детей Маккенны, бегущих сломя голову через двор к конюшне.

– Сэр Эван, вы не против, если вместе с нами поедет Малколм? – сладким как мед голосом спросила Грейс. – Его пони довольно рослый, выносливый и быстрый конек, он легко покроет то расстояние, которое мы сегодня собираемся преодолеть.

«Я так и думал…» Эван помрачнел. Присутствие Малколма означало одно: о романтической любовной поездке можно напрочь забыть. Кроме того, это был прекрасный повод для того, чтобы сделать их выезд совсем недолгим. Эван чувствовал на себе ее испытующий и вместе с тем насмешливый взгляд, как бы говоривший: «Хороший сюрприз, не правда ли?»

– Это нечестно. Я тоже хочу поехать, – ныл младший Маккенна.

– Тебе нельзя! Ты еще слишком маленький, чтобы ездить верхом! – крикнул ему Малколм.

– Я не маленький!

– Нет, маленький.

– Нет, не маленький! – Джеймс едва не плакал от обиды.

– Маленький, маленький, – Малколм злорадствовал.

Не в силах выносить дальше их вопли, Эван оглянулся по сторонам, высматривая, не идут ли к ним их родители или служанка. Или вообще хоть кто-нибудь, кто увел бы отсюда этих двух ужасных крикунов.

– Ну-ка, успокойтесь немедленно! – скомандовала Грейс. – А не то вы оба отправитесь прямо в свою спальню.

– Тетя Грейс! – жалобно, в один голос воскликнули оба мальчика.

– Тише! Вы же не хотите, чтобы сэр Эван думал о вас плохо, как о дурно воспитанных неучах?!

– Нет. – Малколм склонил голову и принялся носком ковырять грязную землю – это, видимо, должно было изображать раскаяние. – Простите меня, я больше не буду.

– Я тоже больше не буду, – пропищал следом за братом Джеймс. – А теперь мне можно поехать вместе с вами?

– Но ты же очень маленький, – снова проворчал Малколм.

– Нет, не маленький, – опять захныкал Джеймс.

«Боже, да когда же они успокоятся?!» – содрогнулся Эван, с ужасом ожидая продолжения ссоры между двумя юными Маккеннами. Однако стоило Грейс посмотреть на них с самым строгим видом, как оба спорщика замолчали и присмирели, словно церковные мышки.

– Малколм, иди седлать своего пони.

Мальчик радостно улыбнулся и вприпрыжку побежал к конюшне. Лицо маленького Джеймса искривилось так, что было ясно: еще немного – и он расплачется.

– Тетя Грейс, – жалобно захныкал он, – не оставляйте меня, прошу вас.

– Прямо не знаю, как нам быть с тобой, мой славный Джеймс, – задумалась Грейс. – Ты такой сильный и уже начал учиться ездить верхом. Но брать тебя довольно рискованно.

На глаза Джеймса навернулись слезы и медленно покатились по его пухлым щекам. Грейс стало очень жалко мальчика, но как ей быть, она не знала. Слезы Джеймса, его искренняя обида тронули и сердце Эвана.

Он прекрасно помнил свое одинокое и горькое детство. Никто из его сверстников не хотел ни играть, ни тем более дружить с незаконнорожденным сыном эрла. Тяжелые воспоминания, всколыхнувшие душу Эвана, заставили его сделать то, чего он сам никак от себя не ожидал.

– В таком случае, юный Джеймс, тебе больше ничего не остается, – тут Эван сделал маленькую строгую паузу, отчего на лице мальчика отразилась явная тревога, – как поехать вместе со мной.

В тот же миг Джеймс буквально просиял от радости, причем этой радости было столько, что она моментально поглотила, растворила в себе недовольство Эвана, вызванное неожиданным изменением количества желающих прокатиться верхом.

Склонившись, он подхватил Джеймса рукой и посадил впереди себя, крепко придерживая мальчика, чтобы тот не упал. Джеймс ловко и прочно, словно не в первый раз ему приходилось так ездить, расположился в седле.

Направляя жеребца коленями, Эван сделал небольшой круг по двору, поджидая остальных своих спутников. Грейс и Малколм не заставили себя долго ждать. Выехав из конюшни, маленькая кавалькада не спеша пересекла двор на виду у воинов Эвана. При виде своего вождя в положении, напоминающем семейный выезд, у многих из них от удивления округлились глаза и отвисла челюсть.

Очутившись за воротами замка, Эван поинтересовался:

– Куда едем? В какую сторону?

– За мной! – громко крикнул Малколм, пришпоривая пони, который стрелой помчался к стоявшему невдалеке лесу. Грейс и Эван поскакали следом за ним. Джеймс заерзал, завертел головой и, обернувшись назад, сказал Эвану:

– Малколм всегда хочет быть первым. Давай его обгоним?

Эвана охватило внезапное чувство нежности к маленькому Джеймсу, видимо, нелегко ему было быть вторым сыном.

– Хорошо, обязательно обгоним, но только не сейчас, а немного попозже, когда его пони устанет.

Успокоенный Джеймс доверчиво прислонился к груди Эвана. По тому, как он держался, спокойно и уверенно, было ясно, что верховые прогулки для него не в диковинку, по всей видимости, он не раз совершал их вместе с отцом.

У Эвана перехватило в горле – он вдруг представил, что впереди него сидит не Джеймс, а его собственный сын. Такой же отчаянный сорванец с огненно-рыжими волосами как у него и с серыми глазами как у Грейс. В этот миг ему стало до боли ясно одно: ему хочется иметь собственного сына. Нет, не одного сына, а несколько детей.

Малколм по-прежнему скакал впереди, а они следом за ним. Джеймс тараторил без умолку, указывая пальцем и говоря обо всем, что попадалось ему на глаза. Грейс намеренно держалась так, что разделявший их промежуток был невелик, но эта была пропасть, не позволявшая Эвану начать беседу.

Непрерывная болтовня Джеймса не столько мешала, сколько смягчала неловкость положения. Но постепенно словесный ручеек Джеймса ослабевал, мелел, и в конце концов журчание совсем прекратилось. Наступившая тишина поразила Эвана, он не мог понять, что случилось, но, приглядевшись, понял, что мальчуган просто-напросто уснул.

– Он устал и заснул, – поравнявшись с Эваном, вдруг сказала Грейс, прервав молчание.

– Ничего удивительного, от такой болтовни устанет не то что мальчик, но и взрослый. Признаюсь, еще немного и я бы сам заснул от усталости, настолько меня измучила его болтовня, – улыбнулся Эван.

– Вы очень понравились Джеймсу. Он полюбил вас.

– Полюбил? – отозвался Эван, поглядывая с улыбкой на Грейс. – Наконец-то хоть кто-то меня полюбил.

Она повернулась к нему, явно задетая за живое.

– Я не говорила, что не люблю вас, сэр. Я лишь не хочу быть вашей женой.

– Но ведь ваш брат одобрил брак.

Грейс фыркнула откровенно и презрительно – для леди такое поведение было недопустимо, но Эвану понравилась ее искренность, и он невольно улыбнулся.

– В такого рода делах мужчины стоят горой друг за друга.

– Откуда столько упорства? Ведь для вас брак – самый лучший выход.

– О, какой ловкий ход! Я смиренно прошу объяснить мне, в чем же моя ошибка! Впрочем, я уверена, вам не составит труда привести кучу доводов, почему и в чем я не права.

– О да. Конечно, я мог бы расписать в ярких красках прекрасную жизнь, которая якобы ожидает вас в моем замке. Но будет лучше, если я расскажу правду, одну лишь правду.

Несмотря на то что насмешливая гримаса скользнула по лицу Грейс, было видно, что Эвану удалось пробудить в ней любопытство и тем самым привлечь ее внимание.

– Та земля, которую мне пожаловал король, не очень плодородна, почти одни камни, но там очень красиво. Клянусь вам, в жизни не встречал более прекрасного места. Я вас не обманываю. Мой замок намного меньше замка вашего брата и вряд ли когда-нибудь сравнится с ним по величине. Кроме того, его надо еще как следует укрепить, многое отстроить заново. Да и в деревне подле его стен тоже надо многое починить, обустроить. Дел более чем достаточно.

– Как это заманчиво звучит, – не без сарказма отозвалась Грейс.

– Еще бы, – улыбнулся Эван, заметивший усмешку, но нисколько не задетый ее явной иронией. – Жители деревни – честные хорошие люди. Да, гордости и строптивости им не занимать, как и всем шотландцам, хотя не будь они таковыми, вряд ли бы выжили. Но сердца у них добрые, привыкнув к вам, они станут уважать вас и даже преклоняться перед вами.

– О, я нисколько не нуждаюсь в преклонении. Это совершенно излишне.

– Даже с моей стороны?

– Особенно с вашей.

– О, вы, видимо, не знаете…

– Тетя Грейс, смотрите! – вдруг крикнул Малколм. – Вон там на лугу, наверное, штук пять кроликов, не меньше. Они убегают. Может, мы поставим на них ловушки?

Громкий крик Малколма разбудил Джеймса. Мальчик резко выпрямился, чем немного напугал коня Эвана. Он прянул в сторону, и Джеймс непременно упал бы, если бы Эван вовремя не удержал его.

– Где кролики? Где они? – громче брата закричал Джеймс.

– Их нет, они уже спрятались в кустах, – объяснил Эван.

– Но ведь они вернутся, – резонно заметил Малколм. – И тогда мы сможем их поймать.

– Мне нравится жаркое из кролика, – облизнулся Джеймс. – Тетя Грейс тоже любит его.

– В самом деле? – Эван натянул поводья и остановил коня. Решение созрело мгновенно. Ловко спрыгнув на землю, он поставил Джеймса рядом с собой. – В таком случае мы обязательно должны поймать несколько жирных кроликов, чтобы сделать приятное вашей тете.

Пока Эван и мальчики собирали все, что было необходимо для постройки ловушек, Грейс сидела верхом на лошади и наблюдала. Из кожаной сумки, притороченной к седлу, Эван достал крепкую веревку, заявив, что это именно то, что нужно. Вместе с обоими мальчиками, которые не отходили от него ни на шаг, он искал подходящие места для ловушек.

Сгорая от желания помочь, Малколм и Джеймс ходили за Эваном буквально по пятам, больше мешая, нежели помогая ему. Однако их навязчивое внимание нисколько не раздражало Эвана. Грейс понравилась его выдержка. Он терпеливо объяснял мальчикам разные тонкости и позволял им что-то делать собственными руками. Вскоре несколько силков было готово. Оставалось одно – ждать, когда в них попадется желанная добыча.

– Джеймс нашел очень удобное место для того, чтобы спрятаться и оттуда наблюдать за ловушками, – улыбаясь, сказал Эван и протянул руку Грейс, но та сделала вид, что ничего не заметила.

– А нельзя ли нам отъехать на время, а потом вернуться и проверить силки? – спросила Грейс в явной растерянности.

– Лучше не стоит, какой-нибудь зверь может похитить нашу добычу. А если мальчики увидят обокраденные силки, то, конечно, страшно расстроятся.

Их взгляды встретились, и Грейс кисло улыбнулась. Внутреннее напряжение, которое не давало ей покоя в последнее время, с неожиданной силой опять охватило ее. В ее воображении возникла картина: она идет под руку с Эваном по лугу; от этого видения у нее все поплыло перед глазами. Меньше всего Грейс хотелось гулять с ним под руку. Такая прогулка казалась ей уединенной, сближающей их обоих и оттого излишне интимной. Впрочем, к счастью, рядом были Малколм и Джеймс, шумные, озорные непоседы. Грейс перевела дух, надеясь, что Эван не позволит себе никаких глупостей на глазах детей.

Понимая, что дальше молчать и отказываться глупо и бессмысленно, Грейс оперлась на протянутую руку и, стараясь не смотреть на красивое лицо Эвана, оказавшееся в такой опасной близости, спрыгнула на землю. Хорошо, что на ней были перчатки – они защитили ее от более волнующих ощущений, так как на его руках в отличие от нее никаких перчаток не было. Он задержал на миг ее небольшую руку в своей ладони, с некоторым удивлением рассматривая ее, и тут же выпустил. От этого ласкового пожатия у Грейс по спине побежали мурашки, причем очень приятные.

Дальнейшее поведение Эвана удивило ее: он не брал ее под руку, а едва ли не с равнодушным видом молча шел рядом с ней. Малколм и Джеймс убежали вперед, их почти не было видно за зеленеющими кустами и деревьями.

Так они шли, пока не выбрались на небольшую полянку, покрытую цветущим вереском, который рос по обоим берегам неширокой речки, пересекавшей поляну.

Неожиданно Эван повернулся, намеренно преграждая путь Грейс.

– Мальчики, – растерянно воскликнула она.

– Ничего страшного, их слышно и даже видно, – успокоил ее Эван.

– Это ни о чем не говорит. Они такие шалуны, что запросто могут свалиться в воду! – Грейс была очень серьезной.

– Я легко выловлю их, – невозмутимо возразил Эван. – Я прекрасно плаваю.

– Да что вы говорите? Неужели на свете нет ничего, что бы вы не умели делать?

Эван не моргнув глазом встретил очередную колкость в свой адрес.

– Запомните, Грейс, я не люблю проигрывать и не собираюсь отказываться от того, чего мне больше всего хочется.

Эван был полон решимости, и это чувствовалось во всем – в его голосе, в выражении его лица, в самой фигуре. Излишняя самоуверенность Эвана лишь укрепила твердость Грейс: нет, она ни за что не сдастся.

Закусив губу, она задумалась: как бы отговорить Эвана от его намерения жениться на ней? Задача была явно не из простых. Хотя если учитывать не только шотландское упрямство, но и шотландскую гордость, может, сыграть именно на ней?! Разве не унизительно для мужчины уговаривать строптивую девушку выйти за него замуж? Мужчины вообще не любят идти на поводу, тем более у женщины, не считают нужным с кем-либо считаться.

– Женское терпение порой сильнее мужского упорства. Надеюсь, что скоро вам надоест выслушивать от меня отказ за отказом и вы оставите свою нелепую затею, – сказала Грейс.

Ее голос был тверд, чего никак нельзя было сказать о ее сердце. Быть одинокой, если не лукавить, невесело и грустно. Если бы обстоятельства сложились чуть иначе, она с бо́льшим бы вниманием прислушалась к голосу своего сердца и к словам Эвана – все-таки в них было столько искренности, не говоря уже о том, что он честно рассказал ей обо всем, не рисуя сказочных картин своего замка и жизни, которая ждет ее там.

– Как знать, может быть, вам первой надоест отказывать и вы наконец согласитесь.

– Не соглашусь.

Ее слова заглушили звонкие крики Малколма и Джеймса. Грейс обернулась в их сторону, чтобы посмотреть, что там случилось. Внезапно Эван быстро взял ее за руку, привлек к себе и поцеловал. Грейс от неожиданности застыла на месте.

«Господи, что происходит? Аластер никогда не целовал меня так, как он», – промелькнуло в ее голове.

Растерянная, изумленная Грейс не знала, что делать, но Эван в отличие от нее прекрасно знал. Одной рукой обхватив ее за талию, а другой за шею, он прижал ее к себе, продолжая целовать.

Сердце Грейс замерло от восторга, а затем застучало быстро и радостно. Давно забытое возбуждение горячей опьяняющей волной пробежало по ее телу, пробуждая нетерпение страсти. У нее закружилась голова. Она вдруг обмякла. Слегка запрокинув голову назад, Грейс позволяла Эвану осыпать себя поцелуями. Забыв о благоразумии и осторожности, она наслаждалась этими короткими мгновениями, прекрасно понимая, как мимолетно счастье.

Внутри нее вспыхнул огонек первобытной страсти, такой знакомой, такой манящей и желанной. Она ведь была живой женщиной из плоти и крови, со всеми желаниями и слабостями, присущими всем дочерям Евы. Она впитывала сладость его ласк с таким довольным видом, с каким котенок пьет молоко.

Эван, конечно, нисколько не походил на котенка, но, судя по виду, он был не менее счастлив, чем она.

Вдруг раздался стон, Эван не выдержал и дал волю охватившим его чувствам. От звука его низкого густого голоса душа Грейс встрепенулась, очнулась от долгой спячки и жадно потянулась навстречу тому, что обещал и этот голос, и эти руки, и сам Эван. Грейс погладила его волосы, такие мягкие, такие шелковистые, и, повинуясь внезапному порыву, сама прильнула к нему, к его губам с такой страстью, которой не ожидала от себя.

Эван застонал еще раз, но как-то странно, словно был чем-то недоволен, может, собой, и вдруг оторвал ее от себя, чему Грейс страшно удивилась. Он взглянул ей в лицо с лукавым видом, как будто разгадал ее тайну, которую она хранила глубоко в сердце. Он попытался обнять ее снова, но тут Грейс, вытянув перед собой руку, остановила его. Она покраснела, ей стало ужасно стыдно; она точно знала: если раньше он кое о чем догадывался, то сейчас наверняка понял, что она к нему неравнодушна.

У нее не было сомнений в том, что Эван за свою жизнь целовался со многими женщинами, во всяком случае, не с одним десятком, а может быть, даже не с одной сотней, и, по всей видимости, перецелует столько же после нее, когда они расстанутся. Смущенная Грейс поспешно сделала два-три шага в сторону и сорвала первый попавшийся ей на глаза цветок, чтобы тем самым положить между собой и Эваном небольшое расстояние и освободиться от власти его обаяния и красоты.

– Грейс, вы созданы для того, чтобы быть моей, – вымолвил Эван. – Вы ведь умная женщина, вы все понимаете, но почему-то сопротивляетесь. Вы должны стать моей женой.

«Его женой. Делить вместе с ним ложе, все радости и трудности жизни. Как это прекрасно!» От этих мыслей у Грейс закружилась голова. Она закрыла на миг глаза, отдавшись сладким грезам, но через несколько мгновений опомнилась и постаралась избавиться от этих глупых дум. Так расклеиться, размякнуть – и всего из-за нескольких поцелуев. Пусть он был прав, все равно это ничего не меняло, ровным счетом ничего. Не стоит предаваться опасным и несбыточным мечтам.

– Кролики! Они попались! – вдруг раздался радостный крик Джеймса как нельзя кстати.

Грейс облегченно вздохнула и, не глядя больше на Эвана, поспешила в направлении крика. Эван, которому больше ничего не оставалось, поплелся следом за ней.

На полянке возле силков с пойманными зверьками уже стояли Джеймс и Малколм, приплясывавшие от радостного возбуждения.

К большому облегчению для Грейс, Эван занялся вместе с мальчиками пойманными кроликами. Когда они все вчетвером опять забрались на лошадей, она полностью успокоилась, а когда они приехали обратно в замок, то забыла – или почти забыла – о тех поцелуях, которыми он осыпал ее на лесной тропинке.

Глава 6

В начале ужина Эван украдкой поглядывал на Грейс. Трудно было сказать, замечала она его взгляды или нет, во всяком случае, судя по ее холодно-равнодушному виду, по тому, что она ни разу не посмотрела в его сторону, вывод напрашивался неутешительный: она его игнорировала.

Но разве могло это остановить Эвана? Он перешел в наступление, начав как можно чаще донимать ее вопросами. Не отвечать на них было бы крайне невежливо, и Грейс вынуждена была пойти на уступку: она снизошла до односложных ответов. Но Эван был находчив и настойчив, он как ни в чем не бывало расспрашивал и расспрашивал ее, изо всех сил поддерживая беседу. Ее деланая холодность не могла сбить его с толку. Он прекрасно помнил те поцелуи, которыми они обменялись в лесу. То, что произошло там между ними, в корне меняло положение дел. Однако поведение Грейс ставило его в тупик. Он решительно давал ей понять, чего хочет, а она, как это ни странно, с не меньшей решительностью давала понять ему, что у него ничего не выйдет.

Кто кого переупрямит? – вот как называлась игра, которую они оба вели.

Однако Эван находился в менее выигрышном положении. Поджимало время, весна была уже в разгаре, пришла пора сеять, а у него не имелось ни семян, ни денег, чтобы их купить. Если он задержится здесь надолго, то все пропало – вместе с надеждой на будущий урожай исчезала надежда благополучно пережить очередную зиму. На следующий год он недосчитается многих обитателей своего замка и близлежащей деревни.

Если сперва Эвану доставляло удовольствие то упорство, с каким Грейс отклоняла его предложение, так как это делало его победу, в которой он почти не сомневался, более сладостной и желанной, то теперь ему уже хотелось победить быстрее и малой кровью. Но как сломить ее упорство, как ее переубедить? Ответов на эти вопросы пока не было.

– Сегодня мы охотились на кроликов. – Эван нарочно сделал паузу и, не сводя глаз с лица Грейс, ждал, когда она повернется к нему. Как только она посмотрела на него, он продолжил: – А завтра мы с вами отправимся на рыбалку.

– На рыбалку? – переспросила Грейс с совершенно ошарашенным видом. – Зачем? Я ведь не умею ловить рыбу.

– Это не важно. Я вас научу.

– У меня нет никакого желания учиться этому. – Она еле заметно усмехнулась. – Зато я знаю кое-кого, кто с удовольствием поучится у вас искусству рыбачить. Могу спорить на все, что угодно, что вы не найдете более прилежных учеников. Вы, наверное, догадались, о ком идет речь? Конечно, это Малколм и Джеймс.

– Не возражаю! – Эван широко улыбнулся. – Кстати, где они? Я сейчас сообщу им эту приятную новость, то-то они обрадуются. Думаю, им совсем расхочется спать. И тогда тетю Грейс ждет бессонная ночь, чему она вовсе не будет рада.

Грейс растерялась, не зная, как быть. Перед ее мысленным взором возникла Эйлин на последнем месяце беременности, которую ни в коем случае не стоило волновать, и Грейс поняла, что деваться ей некуда.

– Послушайте меня, Грейс… – Эван заговорил более мягким тоном. – К чему лишать себя удовольствия, а меня возможности поухаживать за вами?

Грейс покраснела от досады.

– Ну почему вы не хотите оставить меня в покое?

– Да потому, что вы мне нравитесь. А я нравлюсь вам, и в этом у меня нет никаких сомнений.

– Ха-ха, не смешите меня. У меня тоже нет никаких сомнений, но совершенно в обратном.

– Нет, нравлюсь, ведь я не какой-нибудь урод. А если и урод, то очень обаятельный, и многие девушки разделяют это мнение.

– Ну что ж, в таком случае вам не составит труда найти себе невесту.

– А я уже нашел и больше не намерен искать, – сказал он, многозначительно понизив голос.

Грейс едва не задохнулась от возмущения. Ну сколько можно говорить об одном и том же?

Как же она была прекрасна в своем негодовании! Эвану захотелось поцеловать ее прямо в раскрасневшиеся губы, в щеки. Он вспомнил, как она обвила его за шею своими нежными руками, и у него мгновенно пересохло в горле. Им опять овладели эротические фантазии, что было совершенно неуместно, и он усилием воли отогнал их прочь.

В это время заменили блюда, и небольшая передышка позволила Эвану взять себя в руки.

– Ладно, предлагаю перемирие, – сказал он.

– Что за вздор? Разве мы с вами воюем?

– Конечно, нет. Мы просто находимся по разные стороны.

– Прекрасное положение. Пусть оно таким и остается.

– Грейс, женщине, которая умеет целоваться так, как вы, нет места в монастыре, уж поверьте мне.

Замолчав, Грейс отвернулась в сторону, показывая всем своим видом, что не намерена продолжать разговор. Эван не спеша пил из кружки эль, раздумывая над своим положением, над ее положением и сожалея про себя, что Грейс оказалась таким достойным противником. Она умела настоять на своем – редкое и ценное качество, ведь в спорах и переговорах с другими мужчинами Эвану почти всегда удавалось заставить их принять его точку зрения.

Даже будучи женщиной, Грейс оказалась крепким орешком, и ему надо было как можно быстрее разгрызть его, так, чтобы она по своей воле дала согласие выйти за него замуж.

Его уж точно не надо было уговаривать. Эван готов был принести нужную клятву перед Богом и людьми в любое время.

На другой день утром, прекрасно понимая, что ей лучше как можно реже видеться с Эваном, Грейс решила позавтракать прямо на кухне. Выбрав укромный уголок, она торопливо прожевала овсяную лепешку с куском сыра под удивленными взглядами прислуги, подававшей блюда в главный зал.

Утолив голод, Грейс скрылась на женской половине, вход мужчинам сюда был строго-настрого запрещен. Это было правило, за выполнением которого Эйлин следила крайне строго, и плохо приходилось тому мужчине, даже ее собственному мужу, если он осмеливался без особого на то разрешения сунуть свой нос в ее владения. Укрывшись здесь, Грейс чувствовала себя в безопасности, что и было главной целью существования женской половины.

Грейс вошла в комнату, пол которой устилал мягкий ковер, и уселась возле открытого окна. Подоткнув под спину подушку, она забралась с ногами на кресло и стала задумчиво смотреть вдаль, на вспаханное поле, зеленеющий лес и далекие вершины гор, окаймлявших горизонт.

Ее мысли текли спокойно и ровно. Ей вдруг стало интересно: а что действительно поджидает ее там, за цепью гор, далеко на севере? А ведь хорошо было бы проехаться верхом, в незнакомые края, чтобы… начать новую жизнь… с Эваном.

Она вдруг нахмурилась. Как все-таки проскользнула сквозь запретительные барьеры благоразумия столь опасная мысль? И глупая к тому же, потому что это было невозможно. К чему мучить себя такими мечтами, совершенно бессмысленными и бесполезными, пустая трата времени, и только. Для того чтобы избавиться от охватившей ее грусти, Грейс принялась за рукоделие. Недавно она начала шить тунику для Малколма, теперь было самое подходящее время, чтобы завершить начатую работу.

Вскоре послышалось тяжелое дыхание Эйлин, которая, как обычно, после завтрака поднималась сюда, в их комнату, чтобы немного поткать. За ней по пятам шла ее дочка Кэтрин. Поздоровавшись, Эйлин направилась к своему станку. Грейс замерла с опущенной головой, ей хотелось побыть в тишине и не хотелось говорить, особенно об Эване Гилрое.

В комнату залетал приятный ветерок, наполненный запахом весны. Поморщившись, поскольку увеличившийся живот явно мешал ей, Эйлин уселась за ткацким станком, поправила нити, натянула уток. Затем толкнула челнок и несколько раз пропустила его сквозь поперечные нити утка. По всему ее виду было заметно, как ей неудобно и тягостно. Грейс стало ее жаль.

Несмотря на видимое неудобство, Эйлин продолжала ткать, однако то и дело прерывала работу, чтобы откинуться назад, потереть мучительно нывшую поясницу и перевести дух. Замечая ее страдания, Грейс в конце концов не выдержала.

– Эйлин, дорогая, ну зачем так утруждать себя? Тебе и так тяжело, а ты словно нарочно увеличиваешь свои мучения. Давай я потку вместо тебя, а ты немного передохни.

Грейс встала, но Эйлин махнула ей рукой.

– Спасибо, но мне так лучше. За работой я отвлекаюсь, она помогает мне забыться.

– Ребенок очень беспокоит тебя?

– Как и всякий ребенок, – улыбнулась Эйлин. – Судя по тому, как он все время ворочается и толкается, это мальчик. Девочка проявила бы больше сострадания к матери, ведь ей тоже придется рожать.

– А что ты чувствуешь помимо боли? – из любопытства поинтересовалась Грейс.

Глаза Эйлин подернулись мечтательной дымкой.

– Мне трудно описать это словами, как и любой матери. Это большая радость, хотя ты очень устаешь и вместе с тем тебя не покидает ощущение чего-то чудесного, и все это одновременно переплетается между собой.

– Это звучит как-то странно и непонятно для меня.

Эйлин понимающе кивнула и улыбнулась:

– Вот если бы ты вышла за Эвана Гилроя, тогда мне не пришлось бы тебе все это объяснять.

Намек был слишком красноречив, Грейс зарделась от смущения. На миг в ее сердце, как в сердце любой женщины, затеплилась смутная надежда на будущее семейное счастье, радость иметь своих детей, но она тут же погасла под натиском холодного рассудка. У нее не было будущего, у нее не будет детей ни от Эвана Гилроя, ни от любого другого мужчины.

Грейс молчала из-за боязни, что Эйлин ее не пожалеет, видя ее растерянность и колебания в вопросе выходить ей замуж или нет. Ее выручила племянница Кэтрин, которая подошла к Грейс, показывая ей свою любимую куклу, убаюкивая ее и что-то напевая кукле на ухо.

У Грейс перехватило в горле. Игра маленькой девочки пробудила в ней материнское начало, желание иметь своих собственных детей, чтобы она могла также нянчить и напевать им на ухо что-то ласковое.

– Кэтрин, не приставай к тете, – обронила Эйлин и, чуть помолчав, спросила не без любопытства: – Как прошла ваша вчерашняя верховая прогулка? Ты мне так ничего и не рассказала о ней.

– О, Малколм и Джеймс в полном восторге от нее.

– Да-да, они взахлеб делились своими впечатлениями. Особенно хвастались пойманными кроликами.

– И не зря. Из них вышло отличное жаркое.

– Дорогая, как ты прекрасно понимаешь, я имела в виду не кроликов, а нечто совсем иное. – Эйлин дружески похлопала Грейс по руке, как бы призывая к откровенности. – Не стану скрывать, теперешний Эван Гилрой нравится мне намного больше, чем прежний, хотя в этом вопросе важно не столько мое мнение, сколько твое. Мне, как и моему брату, крайне любопытно узнать, что ты думаешь о нем.

Грейс заерзала на месте. Ей нисколько не хотелось огорчать ни Брайана, ни Эйлин, она охотно пошла бы навстречу любому их пожеланию или просьбе, но только не в этом деле. Для нее это было невозможно.

– Я согласна с тобой. Сэр Эван – приятный во всех отношениях мужчина. Красивый, остроумный, внимательный, умеет владеть собой.

– Сколько прекрасных качеств ты нашла у него. – Эйлин испытующе посмотрела на нее. – Они украсят любого мужчину, но еще больше – мужа.

– Да. – Грейс раздраженно дернула плечом, услышав последнее слово. – Но поскольку я не собираюсь выходить замуж, они теряют для меня всяческий смысл.

За окном вдруг послышались громкие крики и лязг мечей, прервавшие неудобный для Грейс разговор. Она подошла к окну и выглянула во двор. Эйлин, встав, из-за ее плеча тоже взглянула вниз.

Внизу собралась большая толпа воинов, оживленно о чем-то говоривших. В центре стояли Эван и Брайан. Оруженосец последнего держал меч своего хозяина, тогда как Эван, вынув из ножен свой клеймор, примеривал его в руке. По всему было видно, что между ними намечается показательный поединок. Двое запыхавшихся воинов только что ушли с обучающей площадки посреди замкового двора, освободив место для более достойных противников.

– Смотрите, парни! – кричал Брайан, взяв в руки меч. – Сейчас вы поймете, что мечом нельзя просто махать, им надо махать умеючи.

К восторгу толпы, Брайан поднял меч над головой и, размахивая им вокруг головы, сделал несколько шумных выдохов. Эван с улыбкой, но внимательно смотрел на его показную разминку, способную устрашить кого угодно, но только не его.

Все вокруг умолкли, когда мечи с громким лязгом столкнулись. Оба противника были достойны друг друга, мощные удары чередовались с ложными выпадами, каждый из них атаковал то с одной, то с другой стороны, демонстрируя незаурядное владение мечом, и тот и другой были мастерами своего дела. Ловкость, смелость и мужество, пусть даже выказываемые на тренировке, внушали стоявшим вокруг воинам уважение.

Брайан и Эван, когда им стало жарко, скинули туники и сражались голыми по пояс. На обнаженных торсах и руках клубками вились мышцы. Грейс, как завороженная, наблюдала за Эваном. Когда он взмахивал руками, передвигаясь с места на место, парируя и нанося удары, мощные мускулы напрягались и как живые ходили под его атласной кожей. Эван служил воплощением мужественности и был сложен почти как бог.

Внезапно Брайан издал страшный крик с явной целью запугать противника и высоко поднял меч, чтобы нанести страшный по силе удар. Ловко отклонившись, Эван по касательной отразил удар, повернулся и, поймав Брайана на движении вперед, ударил его локтем по челюсти. Затем, совершив полный оборот и очутившись за спиной Брайана, ударил мечом плашмя по его заду.

Прием был сделан так умело и быстро, что окружавшие их воины разразились одобрительными криками, а кое-кто даже рассмеялся, пораженный ловкостью Эвана. Взбешенный Брайан круто развернулся лицом к Эвану и, выплюнув на землю сгусток крови, прохрипел:

– Ах вот как, тебе хочется поиграть, ну так я весь к твоим услугам!

– Ты всегда любишь рубануть сплеча. Вот я и поймал тебя на этом, – весело ответил Эван, вытирая пот со лба.

– В таком случае придется сменить тактику, – буркнул Брайан и, не дожидаясь ответа, попробовал мечом подсечь ноги Эвана. Однако тот был настороже и вовремя перескочил через сверкнувшее лезвие. Но едва его ноги коснулись земли, как Брайан по инерции врезался плечом прямо ему в живот и повалил на землю. Эван не растерялся и ловко рванул Брайана за лодыжку, отчего тот тоже упал. Крепко сжимая друг друга руками, они катались по земле, пытаясь положить друг друга на лопатки. Поднялась туча пыли. Воины, стоявшие кругом, кричали, подбадривая борющихся мужчин, одновременно спорили, а кое-кто даже бился об заклад, что победит тот или иной.

Вскочив на ноги, Эван и Брайан опять схватили мечи. Тяжело дыша, в поту и грязи, они внимательно смотрели друг другу в глаза, пытаясь понять, сильно ли устал противник, не ослабло ли его внимание, чтобы нанести удар в слабое место и одержать победу.

– Они когда-нибудь устанут? – удивленно спросила Грейс.

– Когда-нибудь да, – отозвалась Эйлин. – И когда это случится, кто-нибудь из них ошибется, пропустит удар и получит тяжелое увечье. Спрашивается, нам с тобой это надо?

Распахнув окно и высунувшись из него, Эйлин громко закричала:

– Поединок закончился вничью!

Все, кто стоял во дворе, подняли головы, и сотни глаз устремились в ее сторону. Нисколько не смутившись, Эйлин продолжала стоять во весь рост перед окном, тогда как застенчивая Грейс спряталась за ее спину.

– Миледи, – послышался чей-то голос, – но нам нужно определить победителя.

– Долго же вам придется ждать, – усмехнулась Эйлин. – Солнце сядет за горы, придется зажечь факелы, прежде чем кто-то из них одержит верх. Неужели не видно, что они ни в чем не уступают друг другу по силе, ловкости и смелости? Я считаю, что силы противников равны, и приглашаю всех в большой зал, чтобы отметить этот славный бой. Слуги сейчас подадут эль и виски.

Раздались редкие одобрительные голоса, но большинство явно колебалось, выражая смутное неудовольствие.

– Похоже, они не слишком обрадовались возможности промочить горло, – прошептала Грейс за спиной Эйлин.

– Брайан и Эван оба должны с честью выйти из этого поединка, до остального мне нет никакого дела, – обернувшись, обронила Эйлин.

– Неужели ты в самом деле считаешь, что они могут серьезно ранить друг друга?

– Всякое случается. Ты, наверное, не знаешь, что у поединка свои законы. Стремясь победить во что бы то ни стало, они могут наломать дров. А это может повредить их дружбе.

– Всадники! Отряд всадников на горизонте! – вдруг закричал дозорный на башне.

Это сразу положило конец всем спорам. Без всяких напоминаний или указаний воины побежали на стены, каждый на свое место. Брайан и Эван уже как два боевых товарища поднялись на смотровую площадку. Грейс и Эйлин обменялись тревожными взглядами. Времена стояли беспокойные, война подхлестнула клановые междоусобицы. Даже недавнее завершение войны не положило конец клановым распрям. Суета стихла, и все замерли, напряженно всматриваясь в даль, пытаясь разглядеть цвета одежды на воинах и по ним узнать название клана. Всадники приближались, поднимая столбы пыли.

Хотя клан Маккенны сейчас ни с кем не враждовал в открытую, тем не менее некоторые кланы скорее можно было отнести к числу его тайных врагов, чем друзей. Распри между кланами длились столетиями, то затихая, то вспыхивая с новой силой, поэтому о бдительности ни в коем случае нельзя было забывать.

Ожидание становилось все более напряженным и невыносимым. Вдруг Эйлин облегченно вздохнула и радостно закричала:

– Это цвет клана Синклеров! Я узнаю их стяг – зеленый с золотым.

Грейс перевела дыхание. Напряжение медленно покидало ее.

– А среди них есть твой отец?

– Конечно, вон он впереди всех, в центре. – Эйлин печально вздохнула. – Я же просила его немного подождать, пока не пройдут роды, чтобы он мог приехать и взглянуть на очередного внука. Но он никогда не слушается ничьих советов, тем более указаний.

– Хм-хм… – Грейс едва подавила смех, прекрасно зная, что ее невестка вся пошла в отца. Эйлин столь же неохотно прислушивалась к чужим словам, как и ее отец. – Побегу на кухню. Ведь надо распорядиться насчет угощения.

– Спасибо, Грейс. Путь у отца был неблизок, так что он и его воины успели как следует проголодаться. Скажи поварам, чтобы ничего не жалели. Угощение должно быть на славу.

Грейс была рада услужить Эйлин. Она быстро спустилась вниз на кухню, где нашла главного повара – высокого, дородного мужчину, явно умеющего отдать должное плодам своего искусства, который встретил ее с перепуганным лицом.

– Уже начался приступ? – дрожащим голосом спросил он.

– Нет, но скоро начнется, – весело ответила Грейс. – И тебе, и твоим поварятам придется одними из первых отражать его.

Ничего не понимающий повар задрожал от страха.

– Не бойся. К нам в гости пожаловал Синклер, отец Эйлин. Леди Эйлин не хочет ударить перед ним в грязь лицом. Угощение должно быть на славу, так что не подведи.

Повар тут же повеселел:

– Конечно! Все будет в наилучшем виде. В кладовых полно дичи, оленины, рыбы. – Повар едва не захлебывался от радости. – Тесто подошло, и можно печь хлеба. Многое осталось со вчерашнего пира: ветчина, пироги. Кроме того, у нас много яблок и груш, я сейчас же велю приготовить пироги с ними на десерт.

– А сколько у нас меда? Хватит ли? – с беспокойством спросила Грейс.

– Хватит. А если нет, то кое-что возьмем из ульев, они уже стоят не одну неделю. Вот только для такого празднества у меня явно мало помощников. Боюсь вовремя не управиться.

– Понятно! – Грейс энергично закивала головой. – Сейчас пришлю на помощь несколько женщин. А я займусь приправой, нарву нужных трав.

Повар, просияв от радости, кинулся отдавать распоряжения. На кухне сразу поднялись невероятные суета и гам, отряд поварят и кухарок горячо принялся за дело.

Когда все было готово, Грейс, одернув на себе платье, направилась в главный зал, где уже собрались гости. Войдя, она глубоко вздохнула – в зале было приятно свежо и прохладно по сравнению с душной и полной чада кухней. Она поискала глазами брата, Эйлин, Эвана и главного гостя, лэрда Синклера, с которым еще не была знакома. По-видимому, им был невысокий тучный мужчина, сидевший рядом с Эйлин.

Как ни странно, но внешне он походил на уменьшенную копию повара, если бы не надменный повелительный взгляд его умных глаз, сразу выдававших в нем человека, умеющего повелевать. Несмотря на годы – седина уже заметно пробивалась в его волосах – и тучность, Синклер производил впечатление энергичного, полного сил воина. Эйлин очень походила на отца как внешне, так и характером. Ей были присущи не меньшие самоуверенность и гордость.

Синклер внимательно рассматривал Грейс, подходившую к высокому столу, за которым сидели все знатные члены двух кланов. Его испытующий взгляд смутил ее.

– Приношу свои соболезнования в связи с кончиной сэра Аластера, – промолвил Синклер и почтительно склонил голову. Затем, окинув ее еще раз внимательным и любопытным взглядом, старый лэрд громко произнес: – Надеюсь, леди Грейс, вы скоро обретете счастье с новым мужем.

– Нет, милорд, этому не суждено быть, – отозвалась она.

– Моя сестра упорно настаивает на возвращении в монастырь, где она воспитывалась в детстве, – вмешался в их беседу Брайан и недовольно поморщился.

– Неужели вы, как всякая женщина, не мечтаете о собственном доме, семье, детях? – искренне удивился Синклер.

В горле Грейс перехватило, ей пришлось откашляться, чтобы сглотнуть комок, мешавший ей говорить.

– Как это ни горько, но это не мой удел. – Она натужно улыбнулась, пытаясь выглядеть спокойной, когда душа ее рвалась от боли.

– Странно! – Старый лэрд никак не мог понять нежелание Грейс выходить замуж. – Странно видеть еще молодую женщину, которая вопреки всему рвется в монастырь.

– Об этом же я ей твержу чуть ли не каждый день, – поддержал лэрда Эван.

По губам Синклера скользнула еле заметная улыбка.

– А вот тут как раз нет ничего странного. Меня нисколько не удивляет то, что ты крутишься вокруг нее. Ты всегда казался мне ловким малым, никогда не упускаешь своей собственной выгоды.

– Я, как и всякий мужчина, очарован ее красотой, а также ее благородством и чудесными душевными качествами, – вскинулся Эван.

Синклер хмыкнул с довольным видом.

– Ладно, ладно. Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь. Тебе нужна богатая жена и союз с могущественным кланом Маккенны.

– Я не потерплю столь грязных намеков в свой адрес! – Эван в негодовании подпрыгнул на месте и вскочил на ноги. – Разве нельзя любить женщину ради ее собственных достоинств? Это оскорбительно!

– Не петушись, – ответил Синклер, нисколько не обидевшись на возмущение, то ли показное, то ли подлинное, и вызов в словах Эвана. – Незачем распускать хвост перед всеми, а особенно перед той, кого ты, судя по твоим намекам, любишь. Сядь!

– Вы совершенно неверно смотрите на мое отношение к леди Грейс, – с упреком, но почтительно заявил Эван старому вождю и сел.

– Я сказал правду, да ты и сам знаешь об этом. Нет ничего плохого, тем более оскорбительного в том, что ты хочешь стать союзником Маккенны и заодно Синклеров. Напротив, это большая честь и ряд немаловажных выгод. Мне ведь тоже небезразлично, за кого выйдет замуж заловка моей дочери, тем более я видел тебя, Гилрой, в настоящем деле, на поле битвы. Скажу честно: и мне, и Брайану будет намного приятнее, если ты будешь сражаться на нашей стороне, а не против нас. Хотя земли, пожалованные тебе королем, лежат так далеко на севере, что ты придешь к нам на помощь скорее всего после того, как сражение с нашими врагами будет закончено.

– Я и сам сумею защитить свои земли! – вдруг вскипел Маккенна. – Да, я ценю дружбу, но отстоять все то, что принадлежит моему клану, я могу и без посторонней помощи.

– Мне надоело слушать все время одно и то же, – вмешалась Эйлин. – У вас в головах одни лишь битвы и сражения, а ведь война уже закончилась. Боже, от этих вечных разговоров о войне у меня пропал аппетит.

Брайан и Синклер, понимая, что не стоит раздражать Эйлин в ее положении, каждый по очереди протянул руки и похлопал ее по плечу. Она благосклонно приняла их жест извинения.

Дальше трапеза протекала тихо и спокойно, под звуки медленного или торопливого чавканья, довольных вздохов, стука глиняной или металлической посуды и размеренного шарканья слуг, менявших блюда.

Грейс только начала приходить в себя после разговора с Синклером, как вдруг прямо над ухом услышала шепот Эвана:

– Вы слышали, Грейс? Лэрд Синклер считает точно так же, как и я, будет лучше, если вы выйдете за меня…

«Боже, куда деваться от надоедливых мужчин? Как же порой они невыносимы!» – мелькнуло в голове Грейс.

– Конечно, слышала, правда, он больше говорил о том, что каждая женщина должна быть замужем, – колко возразила она. – Кроме того, он не очень лестного мнения обо мне, так что мои шансы выйти замуж крайне низки.

– Это он сказал сгоряча, не подумав, – шептал Эван, иногда он был очень наивен. – Но если бы он знал вас чуть лучше, то понял бы, что для вас нет лучшего мужа, чем я.

Грейс, в душе поражаясь его напористости и самонадеянности, смешанным с простодушием, бросила на него любопытный взгляд. К счастью для нее, разговор за столом переключился на политику короля Роберта. Синклер как вождь клана и умудренный жизнью человек не во всем поддерживал монарха; при этом не считая нужным скрывать свою точку зрения, он открыто осуждал кое-какие поступки короля. Для Грейс это было полной неожиданностью. Вдруг Синклер обратился прямо к ней с вопросом, застигнув ее врасплох.

– Леди Грейс, вы не расскажете нам, что происходит в клане Фергусонов? По слухам, там назревает междоусобица?

– Я ничего не слышала об этом, – осторожно выдавила она. Грейс действительно ничего не знала о том, что происходит у Фергусонов в последние месяцы, в конце концов, это ее уже больше не касалось.

– Похоже, в клане Фергусонов настали тяжелые времена, – продолжал старый лэрд. – Распря, как чума, охватила весь клан. Говорят, воду мутит Родерик. Он недоволен тем, что вождем выбрали не его, а брата. По слухам, многие в клане поддерживают Родерика.

Брайан покачал головой.

– Когда кланы враждуют между собой – это плохо, но раздор в самом клане – хуже некуда. Помяните мои слова: если свара между братьями не прекратится, то Фергусонам придется туго, очень туго.

Многие согласно закивали. От одного упоминания имени Родерика в душе Грейс поднялась масса воспоминаний, впечатлений, чувств, среди которых не нашлось ни одного, которое можно было бы назвать приятным.

– По слухам, дело дошло до того, что Родерик выказывает открытое неповиновение брату, – сказал Синклер. – Он во всеуслышание говорит, что его удивляет столь быстрая смерть Аластера, что в этом есть что-то странное, намекает на какую-то грязную интригу против него, и во всем винит брата.

– Как это ужасно, – печально промолвила Эйлин.

– Да уж, ничего хорошего в этом нет. – Синклер вытер жирные пальцы о свою тунику и бросил вопросительный взгляд на Грейс. – Скажите, леди Грейс, ведь вы были рядом с мужем до последнего его часа?

У Грейс пересохло во рту, а внутри неприятно похолодело. Вот и добрались до того, чего ей вообще не хотелось касаться. Растерявшись и не зная, что сказать, она потупилась.

Но тут Эван, громко стукнув своей кружкой о стол, едва ли не закричал:

– Разве не ясно, что любое напоминание о кончине мужа крайне неприятно леди Грейс, что ей как раз хочется побыстрее забыть о тех тяжких днях?!

Он отвлек от нее внимание, за что она была ему очень признательна, и вместе с тем ей было неловко и стыдно: он защищал ее, считая невиновной, тогда как на самом деле она, и никто иной, была виновата в быстрой смерти Аластера.

Оторвав глаза от блюда, Грейс промолвила:

– Да, я была возле него до самой его кончины, и так же верно, что мне неприятно вспоминать об этом. Его раны были тяжелыми и смертельными, он сильно страдал. И в том, что Бог решил забрать его побыстрее, я вижу только Его милость.

– А что вы скажете насчет притязаний Родерика? – Синклер не унимался, пытаясь уяснить для себя картину до конца. – Насколько они справедливы?

– Они совершенно несправедливы и беспочвенны, – тихо, но уверенно ответила Грейс. – Большинство воинов выбрало Дугласа, все прошло честно и по закону. Родерик же вносит смуту и раздор, потому что не хочет признавать себя побежденным. Ставя свои интересы выше интересов клана, он тем самым показывает, что не годится на роль вождя.

– Хорошо сказано, даже если это сказано женщиной. – Эван опять пришел на помощь Грейс.

Однако его поддержка, какой бы приятной она ни казалась в первый миг, потом поднимала в ее душе мутный осадок. Голос совести шептал: она не заслуживает этого.

– На всякий случай тебе стоит приготовиться к визиту Родерика, – повернувшись к Брайану, произнес Синклер. – Какими бы призрачными ни были его шансы на успех, но Родерик мечется по всей Шотландии, ища союзников.

Брайан недовольно поморщился:

– От меня он не получит никакой помощи. Больно слышать о бедах в клане Фергусонов, но, с другой стороны, приятно сознавать, что сестра избавлена от этих неприятностей. Она опять в лоне своей семьи, которая оберегает и защищает ее, а я прослежу за тем, чтобы Родерик не вмешивал в свои грязные дела Грейс.

– У меня тоже сложилось о нем неприятное впечатление. Судя по всему, он готов переступить через все, чтобы добиться своей цели.

– Я предупрежу своих воинов, чтобы они были более бдительными, – уловив мысль тестя, произнес Брайан, ласково пожав руку жены.

В этот момент в зале раздались первые протяжные звуки баллады, в которой воспевались мужество и смелость шотландских воинов. Разговоры стали стихать, и вскоре все внимательно слушали чистый и звучный голос Бесс, лучшей исполнительницы народных песен в клане Маккенны. Воспользовавшись удобным моментом, Грейс тихо выскользнула из-за стола.

Глава 7

Едва выйдя из зала, Грейс в изнеможении прислонилась к стене, пытаясь взять себя в руки. Как же она в этот миг ненавидела и презирала Родерика за то, что он разжигал распрю среди Фергусонов! Его безрассудство, откровенный эгоизм, неудержимое стремление к власти были несказанно отвратительны. Ей было жаль клан Фергусонов, ставший для нее не менее дорогим и близким, чем ее родной клан.

Ее терзало чувство вины. Она не могла не осознавать своей, пусть и невольной, доли вины в нынешнем положении дел среди Фергусонов. Из-за нее могло пострадать множество невинных людей. Наконец Грейс задала себе самый мучительный вопрос: удалось бы избежать междоусобной распри, если бы она не помогла Аластеру, ускорив его кончину? Какими бы сумбурными и беспорядочными ни были ее мысли, она ясно понимала: Родерика ничто не могло остановить, он во что бы то ни стало хотел стать вождем клана Фергусонов, невзирая ни на какие последствия.

Тем не менее слишком быстрая смерть Аластера вызывала некоторые подозрения, правда, весьма смутные, но именно они и позволяли Родерику затеять нечестную игру. И как ни крути, но ее доля вины тут точно была.

– Что вас так тревожит?

Застигнутая врасплох, Грейс вскрикнула от испуга. Только сейчас она заметила Эвана, стоявшего возле нее.

– Да ведь это я, Грейс. Чего вы так испугались?

Он ласково обнял ее за плечо. Растерянная, напуганная, она склонила голову ему на грудь в поисках утешения.

– Вы напугали меня, – прошептала Грейс. Она стояла, прижавшись к нему, стремясь согреться его теплом, чтобы прогнать колючий холод из своего сердца. Придя в себя, она неохотно отстранилась из-за опасения, что заметят, как они обнимаются. – Напоминание о Родерике встревожило меня. От мысли, что он готов пожертвовать благополучием клана Фергусонов ради своих честолюбивых устремлений, мне становится не по себе.

– Как странно, что вас волнует судьба клана, с которым вы больше ничем не связаны. У вас доброе сердце, Грейс. Кланы часто враждуют один с другим и между собой, и хотя многим это не по душе и многие хотят мира, вражда длится годами, а порой ей не видно ни конца ни края. – Эван взглянул в лицо Грейс. – Вам надо забыть о прошлом и начать думать о будущем. Вместе со мной.

Грейс печально вздохнула. В ее душе боролись самые противоречивые чувства.

– Замужество – это не выход.

Эван с неожиданной чуткостью отнесся к ее признанию.

– Признайтесь мне, Грейс, что вас беспокоит? Поделитесь со мной.

Грейс молчала, пытаясь разобраться в своих переживаниях. Она прислонилась к стене, обхватив себя за плечи руками, и задумалась.

Итак, чего она боится? Угроз Родерика, его возможной мести? Да, это очень серьезно. Если разобраться, то Родерик был опасен не только для клана Фергусонов, но и для клана Маккенны.

Что касается брака Грейс, то об этом даже смешно было думать. Смешно и глупо. У нее был единственный выход – спрятаться, уйти в монастырь. И там за высокими стенами замаливать свой проступок в благочестивом одиночестве…

– Не надо давить на меня, Эван. Прошу вас. Буду с вами откровенна. Я не могу и не собираюсь выходить замуж. Ни за кого.

– Даже за меня? Я ведь не такой, как все. Мне нужна жена, которая будет делить вместе со мной мои радости и печали, которая в трудную минуту может дать нужный совет. А я буду уважать ее, заботиться о ней.

«И любить».

Он не сказал последнего, но оно явственно прозвучало в ушах Грейс. Эван был не настолько глуп, чтобы разбрасываться словами, он прекрасно знал им цену. Вместе с тем он был достаточно умен и, неплохо разбираясь в чувствах женщин, понимал, что любая женщина хочет быть любимой.

Он был откровенен в своих чувствах, и Грейс не могла не ощущать этой искренности, теплоты и нежности. У нее сжалось сердце и на глаза навернулись слезы. Все было бы намного проще, если бы он только искал жену из сильного клана и с приданым. С какой легкостью она отказала бы ему, причем ее отказ нисколько бы не задел ни его, ни ее. Как все было бы просто, если бы не любовь.

Грейс вздрогнула, словно от невидимого толчка. Его нежность и внимание трогали до глубины души, но дальше так продолжаться не могло. С этим пора было кончать.

– Вам нужна жена с приданым, из хорошей семьи. Думаю, вам будет нетрудно найти кого-нибудь, кто подходил бы вам.

– Нет, Грейс, мне нужны только вы. – Эван тыльной стороной ладони ласково провел по ее щеке. – Конечно, я не идеальный муж, но обещаю вам: я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать вас счастливой.

Она закусила губу, чтобы сдержать улыбку: его самоуверенность, иногда доходившая до нахальства, чуть не рассмешила ее.

– Эван Гилрой, вы, без всякого сомнения, самый отъявленный нахал и льстец во всей Шотландии.

Он многозначительно усмехнулся, и у Грейс замерло сердце. Женской интуицией она сразу уловила, что сейчас он ее поцелует. И точно, он нагнулся и поцеловал ее; как только это случилось, земля поплыла у нее под ногами. Невероятная легкость овладела ее телом, она как будто парила в воздухе, сотканная из радости и света, ей казалось, что она могла бы висеть на своих собственных ресницах. Это было так чудесно, что Грейс целиком отдалась охватившим ее чувствам.

Почувствовав ее трепет, Эван крепко и ласково обнял ее и прижал к себе. Он был выше Грейс и поэтому невольно чуть-чуть приподнял ее, можно сказать, она лежала в его объятиях, едва касаясь ногами пола.

Пьянящее возбуждение ударило ей в голову, и она невольно в ответном порыве ответила поцелуем на его поцелуй.

Грейс слышала его взволнованное прерывистое дыхание. Мурашки пробежали по ее коже, она закрыла глаза, расслабленная, безвольная, словно кусок воска в его руках. Ей уже хотелось большего, вспыхнувшая внутри страсть требовала удовлетворения. Боже, что же происходит с ней? Нет, нет! Это невозможно. Это глупо, опасно и… невыполнимо.

Наваждение прошло. Огонь внутри нее вспыхнул и погас.

Грейс отвернулась в сторону от его жадных губ. Из горла Эвана вырвался то ли стон, то ли ворчание, но по его звуку было ясно, что он недоволен. Однако Грейс уже полностью пришла в себя.

Она посмотрела ему в лицо. Его глаза горели от сдерживаемого желания, их огонь поразил Грейс. Неужели это она пробудила в нем такую страсть? Он хотел ее. В этом не могло быть никаких сомнений. Она была нужна ему, именно она, а не ее приданое и союз с кланом Маккенны.

Эта ясная и четкая мысль билась, стучала в ее сознании сильно и громко, не давая ей покоя. В какой-то миг Грейс показалось, что счастье совсем рядом, достаточно лишь протянуть руку и взять, но усилием воли она подавила это желание. Нет-нет, этому никогда не бывать.

– Когда-нибудь ты станешь моей, – прохрипел Эван.

Грейс отрицательно замотала головой. Эван не стал спорить, вместо этого он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее. Замерев на месте, они испытующе смотрели друг на друга.

Вдруг где-то вдалеке послышались шаги и голоса. Грейс тут же напряглась: будет глупо, если их увидят вдвоем наедине, по замку поползут нелепые слухи.

– Не надо, чтобы нас видели вместе, – прошептала она.

Он согласно кивнул головой, причем в его глазах было столько нежности и понимания, что ей стало неловко. Она не заслуживала такого великодушия.

– В таком случае я первым вернусь в зал, – предложил Эван. – А вы, Грейс, следом за мной.

Его внимание растрогало ее; не в силах говорить, она лишь молча кивнула в ответ. «Ничего, он скоро забудет меня, так же как я его», – промелькнула в ее голове утешительная мысль.

Эван ушел, а Грейс еще долго смотрела ему вслед.

Очень скоро тревожные мысли о Родерике вытеснили более приятные об Эване. Неопределенность положения Грейс вносила смуту в ее душу, беспокоила и давила ее; прежде чем вернуться к гостям, надо было разобраться в своих чувствах, понять, как жить дальше. Она поднялась на крепостную стену, на широкую площадку, откуда открывался прекрасный вид на окрестности.

Свежий воздух, прохладный ветер, безмятежная лазоревая даль принесли душе покой. Грейс оперлась рукой о парапет и задумалась.

Внизу чернели вспаханные поля, чуть дальше зеленели луга, переходившие в густой сине-зеленый лес. На склоне небольшого холма, расположенного на расстоянии выстрела из лука, располагалась деревня с кривыми улицами, над крышами, покрытыми соломой, вился дымок, жители деревни, видимо, тоже что-то стряпали после окончания трудового дня.

Сердитые крики женщин и звонкие вопли детей доносились даже сюда, до верха стены. Оживленный шум и запахи, говорившие о счастливой, сытой и мирной жизни, о жизни, о которой так долго мечтали во время войны люди, не могли не радовать Грейс.

«Все опять может измениться, если сюда придет Родерик», – с беспокойством подумала она.

Грейс поежилась. Нет, она не сомневалась в мужестве и силе воинов клана Маккенны и их вождя, ее брата; она сомневалась в честности и благородстве самого Родерика, опасаясь его коварства и злобы. Мстя ей, он мог причинить немало вреда всем, кто принадлежал к клану Маккенны.

От этой мысли Грейс упала на колени и начала молиться. Слова молитвы, как обычно, оказали благотворное действие, мрачные предчувствия понемногу рассеялись, и на их место пришло твердое решение, долго созревавшее и наконец созревшее.

Она должна уехать ради спокойствия и блага ее близких, столь любимых ею людей, как и всего клана Маккенны. Как только решение было принято, на сердце у Грейс сразу стало легко и свободно.

…На следующее утро, полная решимости, Грейс направилась к брату. Как это ни удивительно, но облегчение, которое принесло принятое вчера решение, куда-то ушло, в висках стучало, и во всем теле ощущалась скованность. Странная, непонятная духовная опустошенность давила на нее.

В голове крутилась растерянная мысль: вот она придет и скажет, что отказывается выходить замуж за кого бы то ни было и просит немедленно отвезти ее в монастырь, а если Брайан спросит, откуда такая спешка, то она, вынужденная скрывать подлинную причину, никак не могла, как ни старалась, придумать разумное объяснение.

К ее сожалению, Брайан был не один. Когда она вошла, он о чем-то оживленно беседовал с Эваном, стоя возле стола, на котором лежала большая карта.

– О, простите меня за вторжение, – торопливо проговорила Грейс. – Ты занят, в таком случае я зайду попозже.

– Ничем таким я не занят, сестра, – сказал Брайан, жестом предлагая ей остаться. – Мы с Эваном пытаемся определить местоположение его владений на карте.

– Мои владения простираются так далеко на север, что трудно определить его границы. Никак не думал, что стану обладателем таких обширных земель, – шутливо произнес Эван.

Они оба испытующе смотрели на Грейс, словно ожидая от нее помощи.

Оказавшись в ловушке, ничего не оставалось, как принять участие в их забаве, впрочем, не лишенной практического смысла.

– Они недалеко от моря? – спросила она, растерянно водя пальцем по нарисованным на карте морским чудовищам.

– Недалеко, но и не близко, – ответил Эван. – Примерно полдня езды верхом, что лишает меня приятной возможности лакомиться свежей рыбой, равно как и другой, не столь приятной – нападения морских разбойников.

– По-моему, тут выгода перевешивает недостаток, – усмехнулся Брайан. – Прекрасные владения.

Направление разговора совсем не нравилось Грейс – она прекрасно понимала, к чему все идет.

– При небольшом желании вы можете сами в этом убедиться, – любезно произнес Эван.

В воздухе повисло напряженное ожидание. Казалось, струна, соединявшая всех находившихся в комнате, натянулась до предела. Грейс вздохнула и решительно приступила к делу:

– Это невозможно по простой причине. Я пришла к брату с просьбой, – Грейс взглянула на Брайана, – отвезти меня в монастырь на этой неделе.

Ее голос звучал ровно и рассудительно, Грейс сама не ожидала от себя такого хладнокровия, отчего даже чуть обрадовалась. Теперь ее трудно было заподозрить в женской истеричности или, еще хуже, взбалмошности.

– А я-то думал, ты останешься до тех пор, пока Эйлин не родит, – мрачно заметил Брайан.

– Роды наступят через месяц или даже позже, а мне необходимо уехать сейчас. Мне так будет легче.

– Ты уверена? – Брайан был мрачен как туча.

– Да, уверена. Так будет лучше всего. Мы ведь раньше обо всем договорились. Мое намерение вернуться в монастырь не изменилось. Кроме того, сэр Эван одобряет мое решение. – Грейс зарделась от смущения, ведь это была явная ложь, она сама не понимала, как это сорвалось у нее с языка.

Подняв голову, она увидела полные недоумения и возмущения глаза Эвана и жалостливо посмотрела на него, моля о прощении.

Да, она ни словом не обмолвилась ему о своем намерении так скоро отправиться в монастырь, но она же никогда не подавала ему надежду, что выйдет за него замуж, разве не так?! В этом вопросе Грейс всегда была с ним честной. Однако ее внезапное решение и то, как она ловко приплела к нему Эвана, ошеломило его, вид у него был не просто удивленно-растерянный, а совершенно потрясенный. Чуткой Грейс стало его невыразимо жаль.

Эван был хорошим человеком, и поступать с ним так, конечно, было непорядочно. Грейс не хотела его обижать, но все-таки его обидела. Так уж получилось. Пришла пора, пока еще было не поздно, решительно разорвать все, что связывало ее с внешним миром. Тянуть, откладывать на потом было бы слишком опасно.

– Не хочу притворяться и лгать, – отозвался Брайан, – но твое решение меня очень огорчило.

Грейс виновато потупилась. Брата было не узнать – таким расстроенным она никогда раньше его не видела. Ей было горько сознавать, что всему виной она и только она.

– Со временем ты поймешь меня, во всяком случае, я надеюсь.

Эван выглядел не менее расстроенным, чем Брайан. Смотреть на них обоих было тяжело и неловко, и Грейс, присев в глубоком реверансе, поспешно удалилась, оставив их в мрачном недоумении.

Выйдя из комнаты, она заколебалась. Ей казалось, что она только что совершила непоправимую ошибку: судьба предоставила ей счастливую возможность начать жизнь с начала, а она отказалась от нее. У нее вдруг подкосились ноги, ей захотелось вернуться назад и все исправить, но здравый смысл возобладал. Разогнав мучившие ее сомнения, Грейс в который раз убедила себя, что поступает совершенно правильно. Благоразумие победило. Однако победа далась нелегко, принеся с собой странную горечь – не поражения ли?

…После ухода Грейс в комнате воцарилась мертвая тишина. Эван выразительно посмотрел на Брайана, в ответ тот лишь пожал плечами. Говорить тут в самом деле было не о чем.

– Я обещал сестре, что в любой момент по ее желанию отвезу ее в монастырь. Таков был наш уговор. Пришло время выполнять его.

Черт подери! Быть так близко от цели, и все напрасно. Счастье было недалеко, и Грейс могла быть его женой.

Поначалу Эван хотел просто жениться на женщине с приданым, к этому вынуждали его обстоятельства, но теперь ему хотелось большего. Он нашел ту единственную женщину, которую ищет всякий мужчина и, между прочим, не всегда находит. Однако, вопреки всем его надеждам, она не поддавалась на его уговоры.

Время. Вот что требовалось для достижения цели, но его как раз у него и не было. Ее холодность постепенно таяла, их близость росла, еще немного – и все вышло бы так, как он того хотел.

– Выпьешь?

Эван очнулся и увидел, что Брайан протягивает ему кружку с элем. Он выхватил ее из его рук и опрокинул одним махом. Сразу стало легче, однако боль не прошла, она только притупилась.

– Не важно, что она тут говорила. Ни за что не поверю, что она действительно хочет в монастырь, – пробормотал Эван.

– Я огорчен не меньше, чем ты, – буркнул Брайан. – Дело в том, что Грейс воспитывалась в этом монастыре, после выхода оттуда ее сразу выдали замуж. Она мало что рассказывала о своей жизни в клане Фергусонов, но думаю, там ей жилось неплохо. Полагаю, ей даже нравилась роль хозяйки замка, да и какой женщине это не понравилось бы, поэтому я надеялся, что она соблазнится на твое предложение стать твоей женой и хозяйкой замка. Увы!

Эван, негодуя, потряс в воздухе сжатыми кулаками.

– Святые угодники! Не могу поверить в то, что она предпочитает стать монахиней, вместо того чтобы стать моей женой. Слишком горькая правда!

Брайан задумчиво почесал подбородок.

– Грейс нужен эскорт, особенно теперь, после крайне неприятных известий о Родерике. Надо обязательно позаботиться о ее безопасности.

Огорченный Эван лишь подлил масла в огонь:

– Конечно, это же твой долг – защитить ее от разбойников и прочих негодяев, которых в избытке хватает на дорогах после войны.

– Но ты же сам знаешь, я начал заново перестраивать южную сторону замка. Тянуть с завершением строительства очень опасно, кроме того, война унесла слишком много жизней, так что рабочих рук не хватает. Ума не приложу, где мне взять столько воинов, чтобы обеспечить ей надежную охрану.

Разговор становился любопытным, Эван задумался, еще не понимая, но смутно догадываясь, какой ему предоставляется шанс.

– Неужели ты полагаешь, что под предлогом нехватки людей тебе удастся отсрочить ее отъезд? Я очень сомневаюсь, что это сработает. А если твоя жена заподозрит, что тут дело нечисто, то она скорее всего встанет на сторону Грейс.

– Эйлин прекрасно во всем разбирается. Замок надо укреплять, ей это известно не хуже, чем мне.

– Но если она все-таки почувствует, что тут что-то неладно? Ее так просто не проведешь, – гнул свое Эван.

– А я и не собираюсь идти наперекор жене. Кроме того, мне незачем хитрить перед ней. – Брайан весело подмигнул Эвану. – У меня не хватает людей, зато они есть у тебя. Надеюсь, ты не будешь возражать против того, чтобы отвезти мою сестру в монастырь? Тебе отчасти это даже по пути домой. Поездка продлится дня четыре.

Эван широко улыбнулся – они оба раскусили друг друга.

– Думаю, дней пять или шесть, в зависимости от того, какой дорогой ехать.

Брайан расхохотался:

– Ну ты ловкач! Ладно, тебе выбирать, каким путем ехать. Значит, по рукам?

– О чем речь? Конечно.

Утро в день отъезда выдалось хмурым и сырым. Темно-серое небо предвещало дождь. На дворе замка стояла суматоха, суетились слуги, навьюченные лошади и нагруженные продовольствием повозки занимали почти весь двор. Монастырь был не из богатых, его жительницам приходилось нелегко. А порой и вовсе туго, поэтому Грейс, не желая быть им в тягость, везла с собой провизию, необходимые вещи и подарки.

Внезапно налетевший ветер дохнул надвигающимся дождем, небо нахмурилось еще сильнее.

– Может, тебе лучше отложить отъезд? – неуверенно спросила Эйлин, зябко подергивая плечами. – Похоже, надвигается дождь. Переждешь день или два, а когда наступит хорошая погода, тронешься в путь.

Грейс отрицательно покачала головой. Откладывать отъезд было слишком тяжелым испытанием для ее измученных нервов.

– Дождь прибьет дорожную пыль, да и лошадям будет не так жарко.

– Как ты, наверное, догадываешься, я волнуюсь вовсе не из-за здоровья лошадей, – усмехнулась Эйлин. – Впрочем, в упрямстве тебе не откажешь, ведь ты тоже из рода Маккенны, так что в этом нет ничего удивительного.

– Милая Эйлин, мне также будет очень-очень тебя не хватать! – Грейс порывисто обняла Эйлин и прижала ее к груди. Обе женщины замерли в печальном безмолвии.

Вдруг кто-то дернул Грейс за рукав. Она обернулась и увидела Малколма, его лицо выражало явное недоумение.

– Тетя Грейс, а когда мы опять с вами увидимся?

У Грейс навернулись на глаза слезы, ей захотелось отшутиться, немножко солгать, но она не нашла сил для притворства – слишком велика была горечь расставания.

– Боюсь, довольно не скоро. Когда мы с тобой встретимся, ты, вероятно, уже станешь совсем взрослым.

Она надеялась, что Малколм, услышав, что вскоре к нему будут относиться как к взрослому, заважничает и забудет о происходящем, но не тут-то было. Мальчик нахмурился, словно понял, что расставание будет долгим.

– А зачем ты уезжаешь? – со слезами в голосе спросил Джеймс. – Неужели ты нас больше не любишь?

– Милые мои, дорогие! – Грейс была растрогана до глубины души. – Я люблю всех вас! Но мне надо ехать. Меня ждут в монастыре.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала! – заплакала маленькая Кэтрин и прижалась к Грейс, схватив ее за колени.

– Маленькая моя… – у Грейс оборвался голос, больше она не смогла вымолвить ни слова, и тогда она беспомощно посмотрела на брата.

Брайан шумно вздохнул. Подойдя к дочери, он ласково отнял ее ручки от Грейс и взял ее на руки. Кэтрин разрыдалась, уткнувшись лицом в плечо отца.

– Ты не передумала? Раз решила ехать, так поезжай, – грубовато сказал он. – Однако помни, сестра, что бы ни случилось с тобой, у тебя есть родной дом, где тебя всегда ждут.

Брайан нежно обнял ее за плечо.

– Благодарю тебя за все, что ты сделал для меня! – горячим шепотом произнесла Грейс на ухо брату.

Ей хотелось сказать так много, но она никак не могла найти нужных слов. Когда она, сев на свою лошадь, оглянулась на семью брата, стоявшую на крыльце, ее глаза наполнились слезами. Смахнув их перчаткой, она улыбнулась через силу, однако ее наигранная веселость никого не могла обмануть.

«Делай что должно, и будь что будет», – пришли ей на память хорошо известные утешительные слова. Впрочем, они почти не принесли ей утешения, слишком велика была горечь расставания, которую усиливали страх перед будущим и чувство одиночества. Тем не менее ощущение собственной правоты и чувство исполненного долга понемногу помогли ей привести свои эмоции в порядок. Машинально управляя лошадью, Грейс заняла предназначенное ей место среди охранявших ее всадников.

Во время расставания с братом и его семьей она не видела Эвана, более того, последние дни она вообще редко его видела, хотя он знал о ее отъезде. «Вот и хорошо, что все так сложилось», – с горечью думала Грейс. Равнодушие Эвана задело ее. Обидевшись на него, она притворялась, что ей это совершенно безразлично, а что еще ей оставалось делать? Ничего!

Однако, когда вся процессия тронулась, на душе у Грейс стало легче. Радостное предвкушение предстоящей дороги, ожидание лучшего, всегда сопутствующее тому, кто отправляется в путь, подняли ей настроение. Собаки заливисто лаяли им вслед, Малколм и Джеймс с криком побежали за всадниками; когда процессия выехала на подъемный мост, Грейс обернулась и помахала оставшимся Брайану с Кэтрин на руках и Эйлин. Ее глаза застилали слезы, но теперь никто из родных уже не мог их видеть.

Только через четверть мили Грейс смогла привести свои растроенные чувства в порядок. Успокоившись, она принялась оглядывать своих спутников, которые должны были охранять ее на протяжении всего пути до монастыря. Впереди ехал отряд воинов, по бокам тоже была охрана, а позади тащился обоз. Эдна, не пожелавшая оставить свою госпожу, ехала в этом самом обозе.

Кобыла под Грейс весело скакала, явно радуясь прогулке. Ловко управляя лошадью, Грейс мельком смотрела на лица ближайших воинов, не без удивления отметив про себя, что никого из них не знает.

Слегка озадаченная, она принялась осматривать других, ехавших впереди нее, и опять, как ни странно, ни одного знакомого лица. Присмотревшись внимательнее, она вдруг увидела впереди всех очень знакомую фигуру. Сначала Грейс просто не поверила своим глазам, потом несказанно удивилась, а затем – при этом сила ее эмоций шла по возрастающей – даже не возмутилась, а вознегодовала.

Нет, он не мог быть тут!

И тем не менее это был не кто иной, как сам Эван Гилрой. Дальше Грейс уже не соображала, что делает. Туго сжатая пружина возмущения распрямилась и помимо ее воли бросила вперед. Пришпорив лошадь, не обращая внимания на недовольные крики воинов, которым пришлось отскакивать в стороны, чтобы избежать столкновения, она помчалась в голову отряда.

Подскакав к Гилрою, который даже не повел бровью, Грейс возмущенно закричала:

– Что все это значит? Почему вы едете во главе отряда?

– Все очень просто, – как ни в чем не бывало отвечал Эван. – Вам нужен был конвой, а мне пора ехать восвояси. Все совпало как нельзя лучше.

– Так… так вы говорите – это совпадение? – Язык у Грейс едва не заплетался от ярости.

– Да, – согласился Эван.

– Это вы придумали? – Грейс старалась говорить как можно спокойнее, но у нее это получалось из рук вон плохо. Она снова сорвалась: – Конечно, нет! Тут не обошлось без вмешательства моего брата!

– Да, Маккенна первым предложил эту прекрасную идею, а я согласился с ним. Не мог же я отказать другу в таком пустяке? Вам, Грейс, не удастся так легко отделаться от меня. – Эван добродушно улыбнулся.

Грейс метнула в его сторону взгляд, который должен был изображать презрительное равнодушие, но ни он, ни она не обманывались на этот счет. Грейс ругала себя за то, что по наивности и простодушию попала в ловушку, расставленную хитрыми мужчинами. Но что ей оставалось делать в создавшемся положении? Не возвращаться же назад? Во-первых, это было крайне неудобно, а во-вторых, если бы она вернулась, то после этого Брайан вполне резонно мог бы неделями, а то и месяцами откладывать ее поездку в монастырь. Ее с трудом отпустили из замка, второй попытки могло бы попросту не быть.

Немного поразмыслив, Грейс решила прислушаться к голосу благоразумия. В конце концов, несколько дней в обществе Эвана Гилроя ровным счетом ничего не меняли, – ну и чего же она так кипятилась?! Совершенно успокоившись, Грейс прочитала молча молитву, в которой просила Господа о хорошей погоде, чтобы ее путешествие оказалось как можно короче.

Глава 8

Проезжая через лес, стоявший на земле Маккенны, всадники то и дело поглядывали на тучи и прислушивались к отдаленным раскатам грома. Дождь надвигался. Решительно повернув коня, Эван поскакал к Грейс.

– Думаю, если мы и дальше будем ехать с такой скоростью, то успеем до дождя добраться до замка Гленмор. Там же можно будет и переночевать.

– М-да?

– Хорошо, в таком случае можно сделать остановку пораньше. Сейчас пошлю Алека на разведку. Он подыщет удобное место для отдыха.

Грейс, не говоря ни слова, отрицательно замотала головой.

– Если вы проголодались, то у меня есть лепешки, сушеные фрукты и вино во фляге.

Грейс отбросила прядь волос со лба и, не разжимая губ, хмыкнула, что, должно быть, означало отказ. Эван терпеливо ждал, не объяснит ли она, что это все-таки значит, но Грейс больше не проронила ни звука.

– Грейс, почему вы не хотите разговаривать со мной? Это слишком тяжелое наказание, я вряд ли его заслуживаю.

Она шумно вздохнула и, подняв на него свои огромные серые глаза, произнесла:

– Думаю, вряд ли вам понравится то, что мне так хочется вам сказать.

– О, похоже, я впал в немилость? Грейс, ну будьте же благоразумны!

– Сэр Эван, не стоит притворно возмущаться или, еще хуже, иронизировать. Мы оба прекрасно знаем, чем вызвано мое неудовольствие и кто тому виной.

– Как это так? Я делаю услугу моему старому хорошему другу: берусь отвезти под охраной его сестру. И что в этом плохого?

– О, не стройте из себя рыцаря. Между настоящим рыцарем и вами нет ничего общего, ведь вы преследуете собственные цели, хорошо мне известные.

– Я не подозревал, насколько вы можете быть подозрительны. Впрочем, как приятно будет кое-кому осознать свою ошибку, а может, даже и две.

– О, я не раз ошибалась в моей жизни. Жаль, что я не умею ругаться, а то сказала бы вам все, что о вас думаю.

– Так в чем же дело? – ухмыльнулся Эван. – Позвольте мне преподать вам несколько уроков, чтобы вы потом могли облегчить свою душу.

Грейс, как и раньше, благочинно, пожалуй, даже молитвенно подняла глаза к небу, но Эван заметил, что по ее губам скользнула еле заметная усмешка, что обрадовало его. Итак, его веселый тон, хотя он не забывался и никогда не преступал границ приличия, оказывал желаемое действие. Постепенно сопротивление Грейс ослабевало, отчужденность уменьшалась, а впереди у него было целых четыре дня, а может быть, даже пять или шесть. Эван, много испытавший на своем коротком веку, очень ценил старую народную мудрость, которая гласила, что есть три вещи, которые никогда не возвращаются, – время, слово и возможность. Поэтому нельзя терять время, нужно уметь выбирать слова и не упускать возможности! Эван взглянул на грозовые, темно-серые тучи, предвещавшие затяжной дождь, и про себя горячо взмолился небесам, чтобы такая погода тянулась как можно дольше.

К замку Гленмор они добрались в сумерках. Самого хозяина лэрда Килкенни дома не оказалось, но как только часовым сообщили, что ночлега просит сестра Маккенны, ворота сразу гостеприимно распахнулись. Обоз въехал на широкий двор, где их поджидал Саймон, племянник Килкенни, невысокий, тучный, лысеющий мужчина. Он приветливо улыбнулся, но одной лишь Грейс, и поспешил помочь ей спуститься с лошади.

Увидев, как мясистые руки по-хозяйски обхватили Грейс за талию, Эван заскрипел зубами. А когда Саймон откинул вуаль с лица Грейс, ему нестерпимо захотелось выхватить меч и проткнуть насквозь брюхо толстяка.

– Спокойнее, – раздался вдруг над ухом Эвана голос Алека, который заметил, как крепко их командир стиснул рукой свой меч. – Мы же мирные путники, ищущие крова и ночлега.

– Да-да! – шумно выдохнул Эван, выпуская пар негодования. – Кстати, ты что-нибудь слышал об этом парне?

– Ничего. Килкенни, как ты сам знаешь, воевал на стороне Брюса, но я что-то не видел рядом с ним этого пузана и совсем не слышал, что у Килкенни есть такой племянник.

Эван презрительно плюнул на землю:

– Ничего удивительного. Судя по его виду, он сидел дома, пока другие воевали за свободу Шотландии.

– Да, воякой его никак не назовешь. Ты погляди, какой у него важный вид, как он выпирает грудь и ступает, словно индюк. Остынь, Эван, он нисколько не опасен, – беззаботно сказал Алек.

– Я сам решу, опасен он или нет! – отрезал Эван. – А пока предупреди людей: пусть не расслабляются, а держат ухо востро. У меня недоброе предчувствие.

Задержав взгляд на стройной фигуре Грейс, он немного успокоился. Саймон, ведя Грейс под руку, зашел внутрь дома, и спокойствие Эвана тут же улетучилось. Быстро шагая, он последовал за ними. Войдя в большой зал, он увидел, как Саймон любезно усаживает Грейс возле горящего очага.

Две охотничьи собаки, чистившие свою шерсть зубами и языком, приподняли головы и вскочили. Эван моментально оказался подле Грейс, готовый отразить любое нападение.

– А ну, прочь отсюда, паршивцы! – писклявым голосом закричал Саймон. – Простите, миледи, надеюсь, они вас не испугали. Сейчас слуги выведут их на улицу.

– Не надо, – вступилась за собак Грейс. – Я привыкла к тому, что собаки свободно гуляют по замку. – Она смело протянула руку и почесала за ухом ближе стоявшей к ней собаки, та, явно довольная тем, что ее гладят, положила морду на колени Грейс.

Глазки Саймона маслено заблестели, он подобострастно согнулся и захихикал. «Ага, вот ты о чем думаешь, жирный потаскун?! – мысленно возмутился Эван. – Напрасно мечтаешь об этом. Только через мой труп».

– Леди Грейс не запугать такими пустяками, – вызывающе произнес он.

Саймон посмотрел в сторону Эвана так, будто впервые заметил его. Нахмурившись и выставив вперед челюсть, он проворчал:

– Кто вы такой?

– Я? Сэр Эван Гилрой, командир отряда, сопровождающего леди Грейс, – высокомерно произнес он, не без удовольствия отметив, как быстро сник Саймон, почти сразу утратив большую часть своей самоуверенности.

– Хорошо, – пробурчал Саймон. – Вам и вашим людям я позволяю разбить лагерь на нашем дворе. А леди Грейс, – его хитрые глазки опять елейно заблестели, – отведут покои в северной башне, специально предназначенные для почетных гостей.

Эван напрягся. Какой бы теплой ни казалась ночь, согласно законам гостеприимства, нехорошо было оставлять путников спать на дворе.

Как бы там ни было, он не собирался ночевать слишком далеко от Грейс, тем более когда в глазах хозяина замка светилось почти неприкрытое вожделение.

– Я вам очень признательна за ваше гостеприимство, – улыбнувшись, искренне поблагодарила Саймона Грейс.

– К вашим услугам, миледи, – медовым голосом ответил Саймон, снова выпячивая грудь, как индюк.

Но тут произошло нечто такое, что стало для Эвана полной неожиданностью. Толстяк взял руку Грейс и громко ее чмокнул. Миг, и в руках Гилроя блеснул меч.

– Эван, не надо! – испуганно закричала Грейс, схватив его за плечо.

Мягкое прикосновение ее пальцев, приятный голос, как обычно, оказали на Эвана успокаивающее воздействие. Бросив презрительный взгляд на попятившегося назад Саймона с раскрытым от испуга ртом, он коротко бросил ему:

– Леди Грейс находится под моей охраной.

Саймон тоже пришел в себя, ноздри его носа задрожали он гнева.

– В моем доме леди в полной безопасности. Здесь она не нуждается в вашей защите, Гилрой.

В ответ Эван смерил его свирепым, беспощадным взглядом, с каким он обычно бросался в схватку с врагом. Мясистое лицо Саймона побледнело, он бросил на Грейс взгляд, в котором явственно читалась мольба о помощи. «Трус!» – хотелось крикнуть Гилрою.

– После долгого пути у меня сильно пересохло в горле, – тактично произнесла Грейс. – Не угостите ли вы меня чем-нибудь?

– О чем речь, миледи, я как раз собирался предложить вам выпить. – Саймон злобно взглянул на Эвана. – Некоторые неприятности заставили меня позабыть о правилах учтивости, что, впрочем, легко можно исправить. Сейчас вам подадут напитки.

Он кивнул слуге, безмолвно стоявшему чуть позади, и шепнул ему что-то. Пока Саймон давал указания прислуге, Грейс прошипела Эвану:

– Садитесь рядом со мной.

Эван хотел было возразить, но Грейс бросила на него такой сердитый взгляд, что он тут же понял – лучше не прекословить.

Она чуть подвинулась, но все равно они сидели слишком близко, едва ли не вплотную друг к другу, Приятный аромат лаванды от ее волос кружил голову, близость любимой женщины оказывала возбуждающее действие. Заметив его волнение, Грейс еще более сердито, хотя это казалось просто невероятным, прошептала:

– Держите себя в руках!

Удивленный ее повелительным тоном, Эван хотел было отшутиться, как обычно, и не смог. Слишком привлекательно она выглядела в этот миг. От прежней холодности не осталось и следа, рядом с ним сидела полная огня женщина с надутыми губками и блестящими от негодования глазами, против таких чар он был бессилен. В этот миг больше всего ему хотелось поцеловать ее.

И опять, словно прочитав его мысли, она, презрительно фыркнув, повернулась в сторону Саймона, который, окончив отдавать распоряжения, подходил к ней со сладенькой улыбкой, которую Эван просто возненавидел.

Из неловкого положения их выручили слуги, которые начали ставить на стол разные яства. Словно по мановению волшебной палочки, стол был уставлен вином и элем, мясными пирогами и жареными птицами, желтыми сырами и темно-коричневыми хлебцами, пирожками с корицей и фруктовым вареньем.

– Простите за столь скромное угощение, – с притворным уничижением сказал Саймон, хотя его лицо буквально сияло от самодовольного тщеславия. – Если бы меня заранее известили о вашем приезде, леди Грейс, к этим блюдам добавилась бы свежеиспеченная дичь и кое-что другое.

– Что было бы совсем излишне, – возразила Грейс. – Здесь столько еды, что мне хватило бы на неделю. Благодарю вас.

Не спрашивая у хозяина позволения, Эван сел за стол рядом с Грейс. Ловко разорвав жареного каплуна на две части, он принялся обгладывать кусок, а рукой полуобнял Грейс за плечи – своего рода жест собственника, подчеркивающий свое отношение к даме.

Его движение не осталось незамеченным. Саймон, лицо которого приобрело неприязненно-враждебное выражение, мотнул головой назад, в дальний угол зала, и произнес:

– Для вас и ваших людей приготовлен стол там.

Хозяин без всяких околичностей давал понять, что присутствие Эвана тут нежелательно и что его место явно не здесь. Но разве можно было смутить Эвана подобными пустяками? Осклабившись, он взял другую ногу каплуна и с довольным урчанием впился в нее зубами.

– Вы образец учтивости, Саймон. – Грейс взяла на себя роль миротворца. – Когда я буду писать письмо брату, обязательно упомяну о вас, о том, как вежливо вы нас встретили.

– Мой дядя будет очень польщен.

По губам Саймона опять скользнула приторно-сладкая улыбка, от вида которой Эвана чуть не вырвало.

«Боже, у меня нет сил смотреть на этого чванливого идиота! Это не мужчина, а кусок дерьма. Куда смотрит Грейс? Неужели она не видит, что перед ней самовлюбленный болван?»

С мрачным видом он догрыз мясо с кости и недовольно оглядел весь стол, от которого его спутница была в таком восторге. Тем временем Грейс по мере сил, а также из вежливости поддерживала оживленную беседу с хозяином. Эван подождал, однако никто – ни Грейс, ни тем более Саймон – не обращал на него никакого внимания, словно он был пустым местом. Когда его терпение истощилось, он с шумом отодвинул стул и, встав из-за стола, громко объявил:

– Пора идти спать.

– Так скоро? Почему? – жалобно заскулил Саймон.

– Так надо. Завтра нам предстоит долгий путь. Леди Грейс нужно отдохнуть.

Саймон было ощерился, но тут на помощь пришла сама Грейс. Она встала и кивнула в знак согласия с Эваном. «Вот и отлично! Все-таки у нее осталась хоть капля благоразумия», – вздохнул Эван.

Вместо того чтобы поручить слуге отвести леди в ее покои, Саймон сам вызвался проводить ее. Эван, не отпускавший от себя Грейс больше чем на шаг, последовал за ними.

Разозленный его упорством, Саймон не раз оглядывался, окидывая незваного спутника злобным взглядом, но грубить не осмеливался. Дойдя до дверей спальни Грейс, Саймон плотоядно улыбнулся, отчего Эвана передернуло, затем отвесил преувеличенно вежливый поклон и, злобно покосившись на Эвана – на этот раз тот даже бровью не повел, – пошел обратно вниз.

– Я поставлю охрану возле дверей вашей спальни, – решительно заявил Эван, как только они остались вдвоем.

Грейс еле слышно прыснула от смеха в ладонь.

– С какой стати? Тем более такой поступок может обидеть хозяина, оскорбить его чувство гостеприимства.

– Мне нет никакого дела до того, как будет думать обо мне этот толстяк. Не следует слишком ему доверять. Кроме того, я поклялся Маккенне охранять вас, а я не привык бросаться клятвами.

– Но ведь он совершенно безопасен. Откуда такая неприязнь? – удивилась Грейс.

– Вы слишком доверчивы.

– Саймон просто воображает себя утонченным джентльменом, куртуазным рыцарем, обладающим тонким вкусом и чувствительностью.

Подобный отзыв несказанно удивил Эвана. Он недоверчиво уставился на Грейс:

– Неужели вы в самом деле верите в эту ерунду, которую только что сказали? Что тут может быть привлекательного?

– Это не ерунда. Саймон весь вечер только и делал, что восхвалял мою красоту. Он неустанно повторял, что я бесценное сокровище, что у меня чудесная фигура, а мое лицо напоминает ему лица ангелов.

– Что за чушь!

Грейс резко выпрямилась, словно от удара. Эван спохватился, но было уже поздно. Он нечаянно оскорбил ее. Полный искреннего раскаяния, он попытался вывернуться из неловкого положения:

– Саймону нравится любоваться самим собой, он совсем не разбирается в настоящей красоте, такой, как, скажем, у вас. Он ее в упор не видит, даже если бы она как бешеная неслась за ним по пятам, чтобы вцепиться ему в задницу.

Грейс застенчиво потупила глаза.

– Простите меня. Знаете, когда у вас лицо становится таким, как только что, мне боязно вас дразнить.

– Часовой будет стоять возле ваших дверей.

– Вы старший, вам и решать.

– Вы умница, Грейс. Только никогда не забывайте об этом.

Отвечать за безопасность Грейс – это была, несомненно, большая ответственность, и тут ни в коем случае не дозволялось ударить лицом в грязь. Раскинув мозгами, Эван решил, что, видимо, ему придется всю ночь охранять спокойствие Грейс, так было надежнее и проще всего. Взяв у своих воинов подстилку, он быстро вернулся назад и тут же прямо у дверей спальни Грейс на полу соорудил себе ложе, бросив на пол подстилку, а сверху прикрывшись плащом. Поудобнее устроившись, он закрыл глаза, погрузившись в полудрему.

Замок постепенно засыпал, звуки стихали, пока наконец вокруг не воцарилась ночная тишина. Приятные видения закружились в сонном сознании Эвана, златокудрая богиня с обольстительной улыбкой, с улыбающимися серыми глазами в полуобнаженном виде кружилась перед ним, принимая самые соблазнительные позы. Он протянул было вперед руки, чтобы схватить ее, как вдруг она растаяла, проскользнув сквозь его пальцы. Раздосадованный Эван приоткрыл глаза – пусто, рядом с ним никого не было. Его мышцы немного затекли, на полу спать было, конечно, неудобно. Слегка пошевелившись, он занял более удобное положение. И тут ему послышался странный шорох и скрип половиц. Все-таки Эван был не один, но то, что предвещали эти тихие крадущиеся шаги, не имело ничего общего с теми сладостными видениями, которые только что будоражили его воображение. Эван весь превратился в слух. Он напряг мышцы, готовясь к встрече с незваным гостем.

Стараясь дышать как можно тише, Эван напряженно всматривался в темноту. Вдали на лестнице мелькнула тень. Он всмотрелся и увидел обнаженного по пояс мужчину, в котором почти сразу узнал Саймона.

Итак, он оказался прав, а Грейс – нет. Гостеприимный хозяин и куртуазный рыцарь обернулся волком в овечьей шкуре. Прижавшись боком к дверям, Эван лежал, пытаясь как можно дольше оставаться незамеченным.

Саймон приближался, шел тихо, почти на цыпочках. Он был уже совсем рядом, когда Эван резким движением схватил его за край одежды и дернул вниз на себя. Рывок был столь неожиданным и сильным, что незадачливый распутник свалился на пол с таким грохотом, что от него сотряслись стены и дверь. Пользуясь внезапностью нападения, Эван как следует врезал ему кулаком в челюсть.

– Черт побери! – прохрипел Саймон. С неожиданной ловкостью для такого грузного мужчины он ударил Эвана локтем в живот. Уклонившись, тот перехватил руку и ловко заломил ее за спину.

– Тебе конец! – прошипел Эван, еще сильнее выкручивая руку Саймона.

– Ой-ой, больно! – закричал посрамленный дамский угодник. – Отпусти меня, сукин сын!

– Но прежде ты скажешь мне, что ты здесь потерял.

– А ты какого черта здесь делаешь? Ты ведь должен был спать на дворе со своими людьми.

Эван ощутил горячее желание еще раз смазать по противной толстой морде. Ах, если бы он повелся на заверения Саймона и оставил Грейс спать одну, чем бы это закончилось? Об этом ему даже не хотелось думать.

– Я здесь для того, чтобы охранять честь миледи от таких поганых червей, как ты.

– Отпусти меня немедленно, а не то… – злобно потребовал Саймон.

– А не то – что? – усмехнулся Эван.

– А то, что леди Грейс будет сожалеть.

– С чего бы?! – опешил Эван. Еще раз вывернув как следует руку Саймона, он поднял его и пнул под зад. – Ступай отсюда подобру-поздорову, пока я не свернул тебе шею!

– Ты просто дурень, раз ничего не понял! – возмущенно запыхтел Саймон. – Леди Грейс весь вечер только и делала, что улыбалась мне да кокетничала со мной. Было совершенно очевидно, что прелестная вдовушка хочет видеть меня в своей постели.

Если бы взгляд мог убивать, то Саймон точно повалился бы бездыханным к ногам Эвана. Им овладел такой приступ гнева, возмущения и дикой ярости, что он с трудом удержался от того, чтобы не убить Саймона на месте.

– Что за бред?! Леди не проявляла к тебе никакого интереса, она только хотела быть вежливой.

Лицо Саймона исказилось от ненависти:

– Ты говоришь это из ревности!

– Ревновать к такому слизняку, как ты? – Эван громко рассмеялся. – Да никогда в жизни!

Саймон побледнел и затрясся от нанесенного оскорбления.

– Похоже, Гилрой, ты забыл, с кем имеешь дело. У меня в двадцать раз больше воинов, чем у тебя.

– Ты хотел сказать, у твоего дяди, – поддел его Эван.

– Зря ты стараешься меня унизить.

– Унизить? Да ведь я говорю правду, не более того. Разве я виноват, что тебя это так больно задевает?

Саймон стал уже не бледным, а зеленым от злобы.

– Когда-нибудь ты горько пожалеешь об этих словах, а также и о своем поведении.

Эван небрежно пожал плечами, глядя вслед уходившему Саймону, которого одновременно мучили и боль в челюсти, и уязвленная гордость.

– Поживем – увидим, хотя я сильно сомневаюсь в этом.

За свою жизнь Эван Гилрой сталкивался с куда более опасными и грозными противниками, чем Саймон. Его как незаконнорожденного травили и преследовали воины одного из самых могущественных кланов Шотландии. По сравнению с этим угрозы Саймона казались жалкими и смешными.

Оставаясь на прежнем месте, Эван с любопытством посмотрел на дверь в спальню Грейс, ожидая, что она вот-вот распахнется и на пороге появится сама хозяйка. К его удивлению, за дверью царила абсолютная тишина, хотя шум, который они подняли с Саймоном, разбудил бы и спящего мертвецким сном.

Эван лукаво улыбнулся: Грейс опять приятно его удивила.

Ночь пролетела быстро, как бы неудобно ему ни спалось на голом полу, прислонившись спиной к стене. Его утешала мысль, что он охраняет сон и безопасность дорогой ему женщины.

Грейс проснулась на рассвете. Верная Эдна помогла ей одеться и причесаться. День начался как и обычно, жизнь текла в своем привычном русле. Несколько раз зевнув, Грейс задумчиво посмотрела в окно. Интересно, что это за шум был сегодня ночью за ее дверьми, который разбудил ее и после которого она долго не могла уснуть? В первый миг она хотела было выйти и узнать, в чем дело, но вспомнив, что за дверью на страже стоит Эван, передумала.

Она, как ни странно, целиком и полностью доверила ему свою безопасность. Но на безопасности ее вера в него заканчивалась, что тоже было не менее странно.

Спускаясь, Грейс решила, что не будет расспрашивать хозяина о странном шуме сегодня ночью. Это было бы неприлично. Тем более что его слишком прилипчивая и надоедливая манера ухаживания утомила Грейс, хотя сердитый блеск глаз Эвана, вызванный излишней внимательностью Саймона, приятно щекотал ее самолюбие.

Как только она вошла в зал, к ней тут же подошел Эван. Ее удивило крайне серьезное выражение его лица.

– Нам пора в дорогу. Мои люди уже готовы. Они ждут нас во дворе.

– К чему такая спешка?

– Лучше выехать пораньше, прежде чем погода испортится.

– Не посетив утренней службы? И не поев после нее?

Однако глядя на его озабоченное лицо, Грейс своей женской интуицией поняла, что все это неспроста.

– Что-то случилось, сэр Эван? И вы не хотите мне об этом говорить?

Он тяжело вздохнул, но от нее не укрылось его плохо скрытое волнение, и Грейс поняла – Эван что-то скрывает от нее.

– Я только хочу, чтобы нас не застиг дождь. Тучи уже закрыли горизонт.

Грейс искоса взглянула в окно, однако на том небольшом кусочке неба, который там виднелся, не было заметно ни одной тучи.

– Тучи? Что-то я не вижу ни одной.

Эван сразу посуровел, но прежде чем он успел сказать хотя бы слово, к ним с приторно-противной улыбкой подошел Саймон и, протянув руку, промолвил:

– Доброе утро, леди Грейс. Позвольте мне проводить вас в нашу церковь.

Грейс отрицательно покачала головой. Как бы ей ни хотелось посетить службу и получить благословение, еще больше ей не хотелось идти вразрез с желанием Эвана как можно скорее отправиться в путь, особенно учитывая его неприязнь к хозяину замка.

– К сожалению, нам пора ехать, – ответила она Саймону, у которого сразу вытянулось лицо от расстройства.

– Вы не хотите посетить мессу, а потом перекусить перед дорогой?

– Увы, у нас нет времени ни на то, ни на другое, – сказал Эван с кающимся видом, но его очевидное притворство никого не могло обмануть.

– Неужели вы думаете, что, ничего не поев, леди сможет весь день продержаться в седле? – Саймон содрогнулся то ли от искреннего, то ли от притворного негодования. – Это слишком жестоко.

– Даже такой грубиян и сукин сын, как я, позаботился о том, чтобы этого не случилось. Ваш повар приготовил для нас две большие корзины с едой. – Усмехнувшись, Эван мотнул головой в сторону выхода, где у дверей стояли две огромные корзины. – Спасибо повару. Это угощение достойно самого короля Роберта. Там хватит на всех.

Саймон нахмурился, отталкивающая, злобная гримаса исказила его лицо. Однако сегодня у Грейс не было никакого настроения кокетничать с временным хозяином замка. Она понимала, что нельзя одновременно угодить обоим мужчинам, которые были к ней неравнодушны. Грейс растерялась, она не знала, как быть.

Ее выручил подошедший Алек.

– Ваша лошадь оседлана и ждет свою госпожу, – сказал он, склонившись в вежливом поклоне. Взяв за руку, он подвел ее к лошади и подсадил в седло. Усевшись поудобнее, Грейс окинула взглядом весь небосвод, который действительно закрывали тучи, непременно обещавшие дождь.

Мрачный Саймон, вышедший следом за всеми во двор, склонился в небрежном поклоне. В ответ Грейс надменно кивнула, от вчерашней теплоты в их отношениях не осталось и следа. Затем, не обращая внимания ни на Саймона, ни на Эвана, Грейс поскакала вперед, погрузившись в собственные мысли.

Отъехав от замка на приличное расстояние, она взглянула на скакавшего рядом с ней Эвана, тоже не проронившего ни одного слова, и первая нарушила молчание:

– Утром я заметила здоровенный синяк на лице Саймона, вчера его не было.

– Неужели?

– Случайно вы не знаете, как он там появился?

– Мне не меньше вашего хотелось бы узнать об этом.

Эван заерзал в седле, что не укрылось от Грейс.

– Эван, может, вам все-таки есть что мне сказать?

Откашлявшись, он вполголоса произнес:

– Ваши глаза блестят, как звезды на ночном небе.

– Что? – удивилась Грейс.

– М-да, несколько избитое сравнение. Этого явно недостаточно. – Эван притворно вздохнул, почесал нос и продолжил в том же духе: – Ваши чудесные волосы отливают золотом, брови подобны тонкому месяцу, а рубиновые губы напоминают своим цветом спелые вишни, красные и сочные, которые не терпится отведать…

Потрясенная Грейс натянула поводья, и ее лошадь, остановленная на скаку, заплясала на месте.

– У меня волосы рыжие, а не золотистые. И если мои губы красного цвета, то это, вероятно, от быстрой езды. Что за чушь вы тут несете, Эван? Вы в своем уме?

Он остановился рядом с ней, смотря на нее таким мутно-нежным, сладким взором, что Грейс растерялась, не понимая, к чему бы это.

– Поскольку рядом с вами больше нет Саймона, я решил, что немного лести не помешает, раз она вам так нравится.

Грейс открыла было рот, чтобы напрямик сказать ему все, что она думает о нем и его выходке, но как раз в этот момент до ее сознания дошла смешная сторона подчеркнуто преувеличенной лести, это показалось настолько забавным, что она не смогла сдержать улыбки. Через миг улыбка превратилась в хихиканье, а еще через миг – в громкий неудержимый смех.

– Вы напрасно ударили его, хотя нельзя не согласиться с тем, что Саймон – напыщенный самовлюбленный болван! – Отсмеявшись, Грейс перевела дух.

Синие глаза Эвана загорелись от восторга.

– Какой у вас веселый и задорный смех! Как вас приятно слушать! Это чистая правда без всякой лести.

Грейс кивнула, от его искреннего признания у нее на душе стало удивительно легко. После этого они долго скакали, редко перебрасываясь односложными словами. Молчание вовсе не тяготило ее, напротив, ей нравилось ехать почти в тишине, наслаждаясь той близостью, которая возникла между ними после смешной выходки Эвана.

Ожидаемый дождь начался, когда они сделали короткий привал, чтобы перекусить. Однако дождь продолжался недолго, вскоре он совсем перестал. Тучи расступились, из-за них выглянуло солнце, согревая своими лучами путников, которые упорно скакали и скакали вперед, пока не начало темнеть и холодать. Пора было устраивать ночлег.

Воины Эвана так быстро, ловко и умело стали разбивать временную стоянку, что Грейс была приятно поражена: одни из еловых веток и одеял сооружали шалаши, другие разводили костры, третьи готовили еду и носили воду из протекавшего вблизи ручья. Разделение труда строжайше соблюдалось. Каждый из воинов знал, что нужно делать. Все трудились размеренно, не теряя ни одной минуты даром.

К удивлению Грейс, Эван работал наравне со своими спутниками. Он помог освежевать и выпотрошить пойманных кроликов и даже готовил для жаркого рагу из овощей.

В лагере царила теплая дружеская атмосфера, не было заметно явного разделения между начальниками и подчиненными, между рыцарями и простыми воинами. Вместе с тем чувствовалось общее уважение к их командиру. Эвану удалось завоевать любовь и доверие своих воинов, которые подчинялись ему не из-за страха, а из уважения.

Эван подал Грейс миску с горячим кушаньем. Она с благодарностью кивнула ему и набросилась на еду.

Эван сел рядом с ней. Вот так они и ели, посматривая на горевший огонь и прислушиваясь к уютному потрескиванию дров в костре.

Внезапно налетевший ветер заставил Грейс съежиться от холода. Эван нарочно приблизился к ней вплотную, от него шло благодатное тепло, и Грейс не стала возражать против столь тесного соседства.

– Вот. Попробуйте! – Он протянул ей чашку.

Она послушно сделала глоток, приятное тепло охватило все внутри нее, и Грейс заурчала от удовольствия.

– Что это за напиток?

– Смесь из горячей воды, виски и меда. Прекрасное согревающее средство, проверенное не раз.

– Согласна, – ответила Грей и закашлялась.

– Если напиток слишком обжигает горло, могу предложить другое согревающее средство. – Он многозначительно покосился на нее.

– Надеюсь, вы не забыли, Эван, куда я еду? Кажется, в монастырь, не так ли?

– Конечно, не забыл. Именно поэтому я и предложил вам тепло и заботу мужских рук, о чем там вам придется забыть.

– Можно жить и без этого.

– Конечно, можно. Вот только можно ли будет считать это настоящей жизнью? Мне кажется, нет.

Смутившись, Грейс отвернулась от него. Ей вдруг стало жарко. Приятные мурашки побежали у нее по спине, быстро и гулко забилось сердце. Однако усилием воли Грейс сдержала охвативший ее жар.

Она так торопливо вскочила на ноги, что едва не опалила подол платья об огонь.

– Желаю вам спокойной ночи, Эван.

– Сладких снов, Грейс.

Его голос прозвучал хрипло, в нем слышалась плохо скрытая страсть. Дрожа не столько от ночного холода, сколько от возбуждения, Грейс поспешно направилась к своей палатке. Там в углу, свернувшись калачиком, тихо похрапывала Эдна.

Старясь производить как можно меньше шума, чтобы не разбудить ее, Грейс, встав на колени, бесшумно произнесла вечерние молитвы. Затем улеглась на приготовленное для нее ложе и накрылась меховым одеялом.

Мех приятно щекотал нос при каждом вдохе. Она закрыла глаза, веки налились тяжестью, и Грейс незаметно для себя уснула под мерный шум ветра, колыхавшего стенки палатки. Несмотря на ночную сырость и холод, спала она крепко. В отличие от предыдущей ночи, проведенной под крышей замка, сон ее был безмятежным и глубоким.

Глава 9

Следующие дни походили один на другой, почти как две капли воды. Ранний подъем на рассвете, короткий завтрак и долгий путь до заката. По молчаливой договоренности они проезжали через встречавшиеся на дороге деревушки, не задерживаясь и не останавливаясь в них. На ночевку всегда разбивали лагерь.

Говорить об удобствах не приходилось, да и какие могли быть удобства в дороге, в лесу, под открытым небом. Однако каждый раз перед сном для Грейс были готовы и отдельная палатка, и спальное ложе для нее и для Эдны. Внутри, как правило, горело несколько свечей и даже ставилась особая скамеечка, чтобы Грейс могла помолиться.

Днем Эван всегда ехал рядом с ней, он рассказывал забавные случаи из жизни или о тех переделках, тоже всегда смешных, в которые он попадал, воюя на стороне короля Роберта. Все, что он говорил, было настолько смешным, что Грейс нисколько не сомневалась, что там больше выдумки, чем правды. Тем не менее его разговорчивость скрашивала однообразие путешествия, и долгий день проходил быстрее.

У Эвана был настоящий талант смешить и развлекать женщин. Для того чтобы наслаждаться улыбкой своей дамы, каждый рыцарь должен был быть настоящим дамским угодником.

Простая безыскусная дорожная жизнь вместе с Эваном нравилась Грейс. Просыпаясь каждое утро, она с тихой радостью предвкушала их беседы, его шутки, все то, что дарило ей его общество. На третий день, вечером, Грейс вдруг поняла, что она вовсе не торопится оказаться в монастыре, напротив, ей хотелось, чтобы их путешествие чуть растянулось, чтобы оно длилось немного дольше того, чем оно могло быть.

Думая об этом, она плохо спала ночью.

На следующий день Грейс повела себя иначе: она стала сторониться Эвана, и этого он не мог не заметить. Однако столь явная перемена в ее отношении к нему не охладила его пыла, напротив, он принялся с двойным рвением развлекать ее. В ответ она начала откровенно избегать его, предпочитая весь день ехать рядом с повозкой, на которой сидела Эдна, и время от времени разговаривать с ней, а на ночлегах после еды она немедленно удалялась в свою палатку.

Несмотря на все ее старания, во время поездки случались моменты соприкосновения с Эваном, которых никак нельзя было избежать. Однажды ей захотелось пить, но в кожаных флягах вода закончилась, и Грейс направилась следом за тем, кто пошел за водой. Она не предполагала, что этим человеком окажется сам Эван.

В ее положении глупо было бы возвращаться в лагерь, поэтому Грейс, взяв себя в руки, последовала за ним. Они шли почти все время рядом, причем иногда Эван подавал ей руку, чтобы помочь перейти через упавший ствол или неудобное место. Вскоре они вышли на берег широкого ручья с прозрачной холодной водой.

С наслаждением напившись, Грейс наполнила свою флягу и, усевшись на большой камень, стала ждать, когда Эван наберет воду. Вдали за зубчиками леса возвышались горы, полные величия и суровой красоты. Солнце уже садилось за них, бросая огненно-рыжие широкие лучи на ручей, деревья и заливая небосклон морем огня. Надо было торопиться, если они не хотели возвращаться в лагерь в сгущающихся сумерках.

Плохо спавшая последние ночи, Грейс нетерпеливо поискала взглядом Эвана. Он стоял на берегу ручья и стаскивал с себя через голову тунику. Испугавшись, она вскочила на ноги.

– Что вы делаете? Для чего раздеваетесь?

– Как для чего? Хочу искупаться и смыть с себя толстенный слой грязи.

– Обязательно ли это делать прямо сейчас?

– А когда же еще? Воды мы набрали. Сейчас я быстренько искупаюсь, и мы пойдем назад. Ах да, если мой обнаженный вид кажется вам чем-то неприличным, в таком случае отвернитесь. Оглянитесь вокруг, какая тут красота.

Грейс очень хотелось в ответ сказать что-то колкое, но она тут же прикусила язык. Говорить в сторону, отвернувшись от него, было бы глупо, вряд ли бы Эван что-нибудь расслышал, а разговаривать, смотря на него, было опасно и, кстати, очень неприлично.

Тем не менее она последовала его совету и демонстративно отвернулась. Но искушение было слишком велико, и она искоса стала подглядывать. Мускулистое тело Эвана очень красиво освещалось солнцем, мягкий вечерний свет которого подчеркивал рельефность его мышц и пропорциональность сложения. Он был красив как бог.

Грейс закусила нижнюю губу. Ей стало досадно. Ну почему мужчинам ничего не стоит раздеться и щеголять в обнаженном виде, нисколько при этом не смущаясь, тогда как им, женщинам, всегда неловко и стыдно показывать свою наготу? Стыдливость и пристойность, эти извечно женские качества, откуда они? Врожденный ли это дар или же приобретенный, точнее, выработанный воспитанием и условностями?

Наклонившись вперед, Эван по-собачьи окунул голову в воду и замотал ею из стороны в сторону, издавая довольное урчание и одновременно омывая свой торс водой, зачерпывая ее ладонями. Выпрямившись с громким радостным криком, он подергал шнурок, стягивавший его штаны.

Грейс замерла на камне. Неужели купание на этом не закончится? Неужели он осмелится снять… Она зажмурилась, боясь смотреть на него и не зная, как быть.

К счастью, все обошлось. Громко засмеявшись, Эван хлопнул несколько раз руками по воде, подняв в воздух целую тучу брызг, и вышел на берег. Подняв лежавшие на берегу тунику и рубашку, он направился к ней. Грейс вскочила и прижалась к дереву, ей казалось, что настал ее последний час.

Эван остановился напротив нее. Капли воды, как алмазы, блестели на его коже, бровях и даже на ресницах.

Это был восхитительный миг. Казалось, что их больше ничто не разделяет.

Не говоря ни слова, он уперся обеими руками в ствол дерева и поцеловал ее. Поцелуй был нежным и медленным, но от него мурашки побежали по спине Грейс. Его губы пахли чистой холодной водой, а дыхание было горячим, полным страсти, Грейс с трудом удержалась от того, чтобы не застонать от наслаждения.

Ей страстно захотелось самой обхватить его руками и прижаться к нему, но она сдержала свой порыв. Во рту у нее пересохло, а на ладонях выступил пот, возбуждение охватило ее.

Губы Эвана скользнули чуть в сторону и прижались к ее щеке. Они двигались то вверх, то вниз, то кругами по ее коже, оставляя на ней горячие следы, разгоравшийся внутри нее жар сладко кружил голову и вызывал приятную слабость в коленях.

Эван отстранился. Грейс открыла глаза и увидела его озорную усмешку.

– Пусть это останется тебе на память. Не забывай, чего ты лишаешь себя, запираясь в четырех стенах монастыря.

Он нежно провел ладонью по ее щеке и плечу, затем повторил точно такое же движение. Грейс захотелось прижаться щекой к его ладони, и она, тихо застонав, уже была готова сделать это, как вдруг он отнял руку. Не говоря ни слова, Эван повернулся и пошел прочь.

Грейс опомнилась лишь тогда, когда он, одевшись и подхватив фляги с водой, почти исчез из виду. Встряхнув головой, она плотно запахнула на себе плащ и пошла следом за Эваном.

Эван сидел, мрачно уставившись в темноту вокруг костра. Время шло, даже летело, а ему так и не удалось приблизиться к своей цели: убедить Грейс выйти за него замуж. И как можно скорее.

За последние дни он перепробовал весь арсенал ухищрений, бывший в его распоряжении. Он ухаживал за ней, развлекал ее, стараясь произвести на нее как можно более выгодное впечатление, но все напрасно. Нет, кое-какие подвижки нельзя было не заметить. В его обществе Грейс явно была веселее, оживленнее и радостнее, чем в другое время. Иногда ему даже казалось, что она любит его. Хотя в другие минуты она выглядела холодной, чужой и недосягаемой.

Ради желанной цели он пустился даже на маленькую хитрость. Монастырь находится максимум в четырех часах езды от места, где был их лагерь. Несмотря на это, они уже два дня никак не могли добраться до него, кружа и кружа вокруг монастыря. Эван пошел на эту небольшую уловку в надежде выгадать время, чтобы Грейс могла передумать.

За деревьями раздался шорох, и Эван схватился за меч. Но это был всего лишь Алек, который отошел чуть подальше в лес по надобности.

– Похоже, опять будет дождь, – сказал Алек, выходя из-за деревьев.

– Да, похоже, – согласился Эван, поглядывая на темное, беззвездное небо. – Думаю, завтра нам не стоит спешить в путь. Может быть, нам вообще не надо ехать. Если пойдет дождь, то повозки будут увязать в грязи. Можно провести завтрашний день в деревне, тут неподалеку. Пересидим дождь в таверне, там тепло и сухо.

– Ну да, будем пить дешевый эль, играть в кости, распевать песни и смотреть на то, как наши воины путаются с тамошними девицами легкого поведения. Не думаю, что леди Грейс придет в восторг от такого досуга, – усмехнулся Алек.

– Может быть, для нее удастся найти более приличное место, – задумчиво произнес Эван. – Думаю, она с радостью отдохнет, целыми днями быть в седле для женщины нелегко.

– Конечно, нелегко, – согласился Алек. – Особенно если учесть, что мы могли бы добраться до ее монастыря два дня тому назад.

– Всему свое время, – сухо отозвался Эван.

– И когда же оно наступит?

– Мне виднее – когда.

Алек нахмурился. Ему явно надоело все тянуть и тянуть с окончанием поездки.

– Эван, когда же ты кончишь думать задницей? Леди Грейс, конечно, не назовешь следопытом, но у нее достаточно ума и наблюдательности, чтобы увидеть, что мы кружим по одним и тем же местам. Да и немудрено, когда перед твоими глазами, наверное, не меньше трех раз промелькнули те же самые холмы, лесные опушки и лощины.

– Да-да, ты прав. Надо забрать чуть подальше или на север, или на юг. Куда ты посоветуешь?

– Я посоветую ехать на запад, туда, где располагается этот чертов монастырь.

– Что ты несешь? До него же рукой подать, всего несколько часов пути.

– Вот и хорошо.

– Ничего хорошего. Мне нужно время, – сказал Эван, кусая губы. – Время для того, чтобы убедить Грейс стать моей женой, неужели не ясно?

– Еще как ясно, – согласился Алек и, немного подумав, добавил: – Но вместе с тем мне ясно и другое. Если не свершится чудо, то у тебя ничего не выйдет.

Замечание Алека было настолько справедливым и точным, что Эвану, как он ни старался что-нибудь придумать, возразить было нечего. Он сам прекрасно понимал всю призрачность своих шансов на успех. Однако любому человеку свойственно мечтать и, даже понимая неосуществимость своей мечты, все-таки надеяться на невозможное. Что плохого в том, если еще немного потянуть время? А вдруг действительно произойдет чудо?!

– Еще один день, – пробормотал сквозь зубы Эван. – Или два.

– Господи, ты самый упрямый осел из всех ослов, с которыми я встречался за свою жизнь!

– Эй, полегче с выражениями!

– Если бы они могли что-нибудь изменить, то я сказал бы тебе еще не то.

– Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь, – ухмыльнулся Эван и тут же опять нахмурился. Давно забытое ощущение собственной беспомощности, которое он последний раз испытывал в ранней юности, овладело им. – Алек, ну посоветуй хоть что-нибудь, – уже без всякой надменности и совсем не грубо, а почти умоляюще произнес Эван. – Что нужно сделать, чтобы Грейс стала моей женой?

Алек лишь вздохнул.

– Выбрось это из головы. Как бы тебе это ни не нравилось, но тебе, видимо, ничего не остается, как смириться. Кроме того, не забудь, что Маккенна позволил своей сестре самой решать, как жить дальше. А она так крепко вбила себе в голову, что ей надо уйти в монастырь, что, похоже, оттуда ее уже ничем не выманить. Ничего не поделаешь, ты должен считаться с ее желанием.

Эван потупился, ему стало стыдно. Алек, как всегда, был прав. Тянуть дальше было глупо, нечестно и недостойно.

– Хорошо, завтра мы уже будем в монастыре, – твердо сказал Эван и хлопнул ладонью по ноге. – Решено, ты убедил меня.

Но как только он принял это решение, на душе у него сразу стало холодно, неуютно и как-то мерзко. Да, он делал то, что должен был сделать, да, он поступал правильно, уважая желание и волю Грейс, но как же ему было горько и тяжело…

Решение было принято, и решение было верное, но почему же он так сожалел о нем?

…До монастыря они добрались на исходе следующего дня. Почти весь день моросил дождь, дороги развезло, отчего их путешествие затянулось, но Эван, как ни странно, был рад задержке, возможности чуть дольше побыть в обществе Грейс. Наконец вдали показались стены монастыря, не успели они приблизиться, как ворота сами дружелюбно распахнулись, словно приглашая войти усталых путников.

Грейс пришпорила лошадь, и ее лицо озарила счастливая улыбка. Она увидела вокруг себя столько знакомых лиц, на которых светились точно такие же улыбки. Она девочкой попала в монастырь, воспитывалась здесь вместе с другими детьми, и теперь многие из прежних девочек, оставшиеся в монастыре, стали взрослыми, монахинями, посвятившими себя служению Господу.

Увидев настоятельницу, Грейс склонилась перед ней в почтительном поклоне. Это была добрая пожилая женщина, ее лицо с такими знакомыми морщинками подействовало на душу Грейс, как успокоительный бальзам. Да, она сделала правильный выбор, решив тоже стать монахиней. Вместе со всеми этими добрыми и достойными уважения женщинами она сумеет искупить свой грех, она попытается стать лучше, выше, чище, одним словом – христианкой, в полном понимании этого слова. Вероятно, здесь она не испытает того счастья, которое испытывает женщина, становясь женой и матерью, но все равно она будет счастлива.

«Каким бы ни было это другое счастье, большим или малым, мне и этого вполне хватит», – убеждала себя Грейс.

– Я и все мы думали, дитя мое, что ты приедешь на несколько дней раньше, – сказала настоятельница, ласково обнимая Грейс. – Как я рада, что все уже закончилось. Мы все молились, чтобы ваше путешествие завершилось благополучно, и теперь рады видеть, что наши молитвы были услышаны Господом.

– Я тоже счастлива снова оказаться здесь, – отвечала Грейс. – Здесь все по-прежнему, как и было.

– Да, у нас здесь мало что изменилось, – согласилась настоятельница. Она была одета так же скромно, как и другие монахини, но выделялась среди них исполненным духовного величия видом. Она держалась скромно, но исходившая от нее неведомая сила безмолвно говорила о ее нравственном превосходстве. Эван и его воины почтительно поклонились ей и, получив благословение, принялись разгружать повозки. Увидев такое количество добра, еды и разных мелочей, монахини пришли в тихое волнение, которое выдавало одно лишь перешептывание.

Теперь, когда цель была достигнута, спутники Эвана опять вскочили на коней, явно горя желанием побыстрее отправиться восвояси, в родной Тайри. Не торопился один лишь Эван. Он терпеливо ждал, но по его глазам ничего нельзя было прочесть.

Повинуясь многозначительному взгляду настоятельницы, Грейс подошла к Эвану, чтобы попрощаться. Сердце ее билось глухо и быстро, колени подгибались, пальцы рук подрагивали, хотя внешне она выглядела спокойной и уверенной, а может быть, ей это только казалось.

– Вот и пришло время, сэр Эван, нам расстаться. Благодарю вас за все, что вы сделали.

Ее голос звенел от напряжения. Расставаться всегда нелегко, тем более навсегда. Вдруг стало ясно, что Грейс переоценила свои силы, что она не готова отказаться от многого, что связывало ее с внешним миром. Взять хотя бы Эвана.

Особенно Эвана.

Нежно пожав ее руку, он серьезно и мрачно смотрел на нее.

– Уже вечер. Слишком поздно. Мы разобьем лагерь в лесу рядом с монастырем, а завтра утром, прежде чем тронуться в обратный путь домой, я вернусь, чтобы попрощаться с вами.

Завтра? У Грейс от волнения затряслась нижняя губа.

– Завтра не смогу. Утром я буду занята. Будет лучше, если мы простимся сейчас.

– Завтра утром, и не надо спорить.

От мысли, что ее расставание с Эваном задерживается, у Грейс прервалось дыхание, и она выдернула руку из его руки. Жест получился более чем красноречивым.

Лицо у Эвана сразу омрачилось, а глаза стали сердитыми. Он наклонился к ней и прошептал:

– Грейс, завтра мы с вами простимся. Вы передо мной пусть в небольшом, но все-таки в долгу.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел прочь. Вскочив на коня, Эван взмахом руки в сторону ворот показал своим воинам, что пора уезжать. Отряд тронулся с места; выехав за монастырские стены, всадники, поднимая клубы пыли, поскакали быстрее и скрылись в ближайшем лесу. С замирающим от волнения сердцем Грейс неподвижно стояла на том же самом месте, прислушиваясь к удаляющемуся стуку копыт. Как только все стихло, она повернулась и решительно зашла внутрь знакомого здания монастыря, где жили монахини.

Ночью Грейс не спалось. Внутренняя тревога не давала ей покоя; как она ни старалась, ей никак не удавалось прогнать стоявший перед ее мысленным взором образ Эвана. Она утомилась от долгого путешествия, усталые ноги и руки приятно ныли. Казалось, едва ее голова коснется подушки, как она тут же уснет, но не тут-то было. Сон, желанный, покойный, освежающий, не хотел приходить. Она ворочалась с одного бока на другой, старалась дышать ровнее и размереннее, но испытанный прием не срабатывал.

Кто-то очень тихо постучал в дверь ее кельи. Грейс вскинула глаза и повернула голову. Дверь бесшумно отворилась, и на пороге возникла женская тень в монашеском одеянии.

– Леди Грейс? Проснитесь. Пожалуйста.

Грейс присела в постели, стараясь разглядеть лицо вошедшей монахини.

– Кто это?

– Это я, сестра Джоанна. Простите, что разбудила вас, но дело, похоже, очень важное. Вы должны пойти со мной.

– Что за дело?

– Я точно не знаю. Моя келья ближе всех к выходу, вот меня и попросили позвать вас.

– Странно! Неужели настоятельница хочет поговорить со мной в столь поздний час? – удивилась Грейс, спуская ноги на пол. Какой бы необычной ни казалась ей подобная просьба, она не смела ослушаться.

– Нет, это не настоятельница. – Сестра Джоанна явно смутилась. – Дело в том, что Чарлза, нашего юного прислужника, один рыцарь попросил передать вам сообщение.

– Какой рыцарь? Как мог рыцарь попасть внутрь монастыря?

– Нет, – сестра Джоанна потупилась, – конечно, рыцарь не посмеет проникнуть внутрь. Вот поэтому он попросил юного Чарлза помочь ему. Этого шалопая никогда не найдешь на месте, зато он любит шататься где попало. Вероятно, Чарлз вышел за ворота, где его и подловили. Рыцарь сказал, что дело очень важное и срочное, что он не может ждать до утра. Он сказал, что будет ждать вас прямо за воротами.

Грейс была совершенно сбита с толку:

– Неужели настоятельница разрешила мне выйти за ворота в столь поздний час?

– Нет. – Сестра Джоанна была смущена не меньше, чем Грейс. – Меня попросили не будить никого, кроме вас.

Эван! Только он мог действовать так напористо и дерзко! Разве перед его обаянием могла устоять сестра Джоанна, согласившаяся нарушить монастырские правила? Кроме того, больше никому не было известно о ее прибытии в монастырь.

Быстро одевшись, Грейс вдруг замерла на месте. Боже, что она собирается делать? Не смешно ли – она идет на свидание с Эваном, на тайное свидание?! Это было глупо и опасно, голос благоразумия заставил ее опомниться.

– Я даже не знаю… – запнулась она. Как это ни удивительно, ей одновременно было и страшно, и любопытно узнать, что такого важного хотел сообщить ей Эван.

– Вы извините меня за то, что я вмешиваюсь не в свое дело, – заговорила простодушная сестра Джоанна. – Если это так важно, если что-то случилось, то почему бы вам не узнать, в чем дело?

Немного поколебавшись, Грейс решила, что сестра Джоанна права. Кто знает, на что может отважиться Эван, если она откажется прийти?

Крадучись, две молодые женщины вышли во двор монастыря, подошли к воротам и осторожно сняли засов.

– Я буду ждать вас здесь, – прошептала добрая сестра Джоанна.

Кивнув, Грейс проскользнула за ворота. Ночь выдалась тихая и ясная. Любопытная луна, выглянувшая из-за тучи, осветила поля, монастырские стены, дорогу. На ней вблизи от ворот виднелась тень. Высокий рост, широкие плечи напоминали Эвана. Грейс смело пошла ему навстречу, как вдруг тревожное предчувствие больно укололо ее в сердце, что-то в этой зловещей фигуре внушало опасность. Грейс замедлила шаги и остановилась, подумывая о том, а не вернуться ли назад под безопасную сень монастыря.

Но тут мужчина повернулся к ней лицом, видимо услышав шорох ее шагов, и Грейс остолбенела от ужаса.

Святые угодники, перед ней стоял злобно ощерившийся Родерик!

Она хотела бежать назад, но ноги ее не слушались. Несколько раз открыв рот, чтобы вдохнуть воздух – как это делает пойманная рыба, вытащенная на берег, она как раз очень походила на такую рыбу, – Грейс тщетно пыталась облечь свои чувства в слова.

– Похоже, вы неприятно удивлены, миледи? – усмехнулся Родерик.

Скрытая угроза, прозвучавшая в словах Родерика, еще сильнее напугала Грейс. Мужество покинуло ее. Страх и растерянность настолько помутили ее сознание, что она не знала, что делать. Совладав со страхом, Грейс наконец выдавила:

– Что вы здесь делаете, Родерик?

– Как что? – усмехнулся он. – Захотелось вас повидать и заодно продолжить наш разговор, который мы не закончили.

В каждом его слове чувствовалась откровенная враждебность. Вид у него был злобный, высокомерно-угрожающий, он явно в чем-то обвинял Грейс. Стараясь держаться как можно увереннее, она произнесла:

– Мы можем поговорить об этом завтра днем. Так будет удобнее и приличнее.

Родерик презрительно хмыкнул:

– Удобнее, приличнее? Откуда такая щепетильность? Вы так быстро откликнулись на мою просьбу, что даже удивительно. Или вы ожидали тут встретить кого-нибудь другого? – Он проницательно посмотрел ей в лицо.

Однако Грейс смело бросилась вперед – ей нечего было уже терять.

– Вам прекрасно известно: если бы я знала, кто меня ждет здесь, я бы ни за что не пришла.

– О, как мне больно это слышать! – Он с насмешливым видом прижал руку к сердцу, одновременно подходя к ней на шаг.

Похолодевшими руками Грейс обняла себя за плечи и тихо спросила:

– Что вам нужно от меня?

Чуть помедлив, Родерик произнес:

– Справедливости. Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость и я стал главой клана.

Грейс бросило в жар.

– Но ведь клан выбрал своим вождем Дугласа.

– Они выбрали его только потому, что им неизвестна правда.

– Какая правда?

– Правда состоит в том, – с откровенной злобой сказал Родерик, – что вы убили Аластера. Или стали послушным орудием в руках Дугласа.

– Нет, Дуглас здесь ни при чем.

Грейс проговорилась, и Родерик тут же ухватился за ее промах.

– Ага, значит, это все-таки ваших рук дело! – с торжествующим видом воскликнул он.

– Нет, я не… – Больше она была не в силах говорить. Сознавая свою вину, Грейс повесила голову.

– Вы должны будете признаться во всем перед лицом клана. Вы скажете им, что Аластера велел убить Дуглас.

– Это чудовищная, наглая ложь. Я никогда не скажу этого.

– Что толку мне от вашего признания, если мой братец будет ни при чем? – оскалился Родерик.

Грейс похолодела, самые худшие ее опасения и страхи начинали сбываться, причем скорее, чем она ожидала. Родерик приехал к ней вовсе не ради правды и справедливости, вовсе нет! Он хотел использовать ее, чтобы добиться желаемого – стать вождем клана.

– Вы ведете клан к междоусобной вражде, к гибели. Неужели вы хотите вызвать раздор внутри клана, ослабить его, чтобы он стал жертвой врага? Неужели вы хотите погубить своих родственников, друзей, товарищей?

Родерик ощерился:

– Любой, кто встанет у меня на пути, пусть пеняет на себя! Я уничтожу всякого, кто вздумает мне помешать!

– Я не буду помогать вам, Родерик.

От слов перейдя к делу, он с перекошенным от злости лицом схватил Грейс за руку, заломил за спину и поставил ее на колени.

– Неужели вы не расслышали? Я ведь сказал: каждый, кто осмелится пойти против меня, будет наказан! В том числе и любимые вами монахини.

Сквозь слезы и боль Грейс прошептала:

– Вы не посмеете!

– Не выводите меня из терпения, Грейс. Оно у меня может лопнуть в любой миг.

– Неужели вы посмеете обидеть беззащитных, слабых женщин? – Грейс было очень больно, но она не побоялась сказать правду прямо ему в глаза. – Вы жалкий трус, Родерик.

Глаза у него налились кровью от гнева, он был настолько страшен, что Грейс перепугалась до глубины души.

– Я сделаю все, чтобы занять положенное мне место. Я ни перед чем не остановлюсь.

– Вы будете гореть в аду, если посягнете на жизнь женщин, посвятивших себя Богу. Вот самое подходящее для вас место.

Родерик зловеще расхохотался и выпустил ее руку.

– В таком случае для вас там тоже найдется местечко, Грейс. Будем гореть в аду вместе.

Грейс встала на ноги. Он и она смотрели друг на друга, как два заклятых врага, как два ощетинившихся волка, вот только шансов на победу у одного было заведомо больше, чем у другой. Грейс оставалось только одно – бежать, вырваться из его рук, ускользнуть, чтобы спрятаться за монастырской стеной. Такой милой, такой безопасной, за пределы которой она так глупо и неосмотрительно вышла.

Вдали послышалось уханье филина. Родерик оглянулся, и Грейс бросилась наутек. Она бежала, напрягая все силы, не оглядываясь ни направо, ни налево. Ставя перед собой одну-единственную цель – добежать до ворот первой.

Она заранее принялась кричать сестре Джоанне, взывая о помощи и уже не думая о том, что ее крики могут разбудить других обитательниц монастыря.

– Сестра Джоанна, откройте ворота. Откройте.

Ворота тихо шевельнулись. Грейс влетела в них, едва не сбив с ног сестру Джоанну.

– Скорее! – задыхаясь, крикнула она. – Скорее закрывайте.

– Миледи, что с вами? – испуганно воскликнула сестра Джоанна, удержавшись за скобу на воротах.

– Быстрее, – отвечала Грейс, захлопывая ворота и хватаясь за тяжелое бревно-засов. Однако одной Грейс поднять его оказалось не по силам. – Помоги мне! Быстрее! – в отчаянии закричала она.

Ничего не понимая, сестра Джоанна послушно подняла бревно с другой стороны, и совместными усилиями они закрыли ворота на засов. Грейс бессильно оперлась спиной о ворота, опасность вроде миновала. На какой-то миг ей показалось, что Родерик попытается проникнуть внутрь, но вокруг стояла мертвая тишина.

Грейс была в безопасности. Она успокоилась, но вдруг ее начала колотить дрожь от пережитого страха и страшного напряжения. Колени подогнулись, и она мягко опустилась на землю. Сестра Джоанна присела рядом. Грейс пожала ее руку, безмолвно благодаря за помощь.

Страх прошел, она вздохнула с облегчением, а затем ее охватила безудержная радость. Она перехитрила Родерика! Она опередила его! Она молодец!

Когда Грейс окончательно пришла в себя, она трезво оценила все, что только что произошло. Осознание правды пришло на смену радости победы. Мнимой победы. Грейс ясно и четко поняла, почему ей удалось убежать. Не потому, что она так быстро бежала, нет! А потому, что Родерик позволил ей убежать! Но почему он так поступил?!

Глава 10

Забрезжило серенькое утро. Снедаемая тревогой Грейс бродила по монастырскому двору. Утренняя служба началась давно, но ей было не до молитв.

Грейс сейчас было бы тяжело находиться среди этих добрых, отзывчивых женщин, которым из-за нее грозила огромная опасность. Она ходила взад-вперед, стараясь найти выход, мучительно размышляя над тем, как отвести беду от обители. От беспокойных мыслей ее отвлек гулкий топот лошадиных копыт, но он лишь усилил тревогу Грейс. Она замерла на месте, не зная, что предвещает надвигающийся топот.

Кто это был: Родерик или Эван? Ожидание казалось бесконечным, оно тянулось и тянулось, и выносить его было непросто.

Грейс поднялась на высокое крыльцо храма, откуда была видна дорога, ведущая к монастырю. По ней двигалась длинная цепь всадников. Однако они были еще слишком далеко, чтобы разобрать цвет пледа их клана.

Грейс осенила себя крестом и принялась горячо молиться Деве Марии, моля ее о защите и спасении. Кончив молитву, она приподняла глаза и опять пристально взглянула на дорогу.

Слава Богу! Впереди всех скакал Эван. Как только Грейс узнала его, ей сразу стало легко, словно камень с сердца свалился. Она обрадовалась ему, как никогда раньше. Не помня себя от радости, она бросилась ему навстречу.

Страх, оставивший Грейс на миг, с новой силой охватил ее в тот момент, когда Эван спрыгнул с коня. Забыв о приличии, забыв обо всем, она в поисках надежной защиты кинулась ему на шею, причем с такой силой стиснула его в своих объятиях, что Эван от удивления шумно выдохнул:

– О, не так крепко. Всего одна ночь за стенами монастыря, и какая резкая перемена в поведении. Трудно представить, какая встреча ждала бы меня, если бы я оставил вас здесь на неделю, а потом приехал бы проведать.

– О, Эван!.. – Она попыталась улыбнуться, но ее слова прозвучали нежно, почти как стон.

– Вам не холодно? Вы дрожите так сильно, что у меня трясутся кости.

Грейс слегка отстранилась, пытаясь что-то сказать, но голос не слушался ее. Смущенная, она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Но Эван не отпустил ее, напротив, он прижал Грейс сильнее, успокаивая ее. И тут огромное напряжение Грейс лопнуло, она не выдержала и расплакалась. Она старалась быть независимой, сильной, но это оказалось выше ее сил.

Минуту или две она стояла, прижимаясь к нему, и эта близость давала ей неизведанное ощущение покоя и безопасности, позволявшее хоть на краткий миг избавиться от тягостно-гнетущей, обременяющей ее душу ноши.

– Мне стало страшно, что вы опоздаете, – призналась Грейс, но, опомнившись, тут же поправилась: – Не приедете вовремя.

– Опоздаю? – Эван внимательно посмотрел на нее. – Не успею вовремя к чему, позвольте спросить?

Грейс потупилась.

– Для того чтобы защитить монастырь, чтобы защитить монахинь.

Эван ласково приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза.

– Грейс, вы что-то скрываете от меня. Почему монахиням так срочно понадобилась моя защита? Что или кто угрожает им?

– Родерик Фергусон. – Как только с ее губ слетело это имя, Грейс опять стало страшно. – Вы должны остановить его, Эван. Пожалуйста, умоляю!

– А с какой стати Родерику нападать на монастырь?

Грейс поежилась. Признание, как известно, облегчает душу, но признаваться в своих прегрешениях всегда нелегко – это не только стыдно, но и больно. Особенно перед Эваном. Но Грейс ничего не оставалось, как сказать правду:

– Из-за меня. Я всему виной.

– Из-за вас? Почему?

– Родерик думает, что Аластера убили, более того, он считает меня виновной в его смерти. Он хочет, чтобы я в этом призналась перед лицом всего клана, а также сказала, что это все придумал Дуглас.

– А-а, теперь я понимаю, почему вы так расстроены. – Эван опять нежно прижал Грейс к груди. – Вот до чего доводит жажда власти, по-видимому, из-за нее Родерик повредился в рассудке. Никто, у кого есть хотя бы капля разума, не поверит в эту чушь. Если Родерик вздумает возводить на вас подобную напраслину, все тут же увидят его глупость и ложь.

Эван не знал всей правды, и слова искреннего участия не поддержали, а напротив, больно ранили Грейс в сердце. Оставаться в его объятиях стало тяжело, и Грейс отстранилась.

– Глупо или нет, но Родерик не свернет со своего пути. Он считает себя обманутым, кипит от возмущения, он совершенно уверен в своей правоте… – Грейс запнулась в нерешимости. – Эван, вы сможете защитить монастырь? Защитить ни в чем не повинных бедных монахинь?

Эван ответил не сразу, пауза затянулась настолько, что у Грейс поползли по спине мурашки.

– Бо́льшая часть моих людей осталась в Тайри, – наконец, промолвил он. – Со мной небольшая группа воинов, и мне будет трудно противостоять отряду Родерика.

– Понятно… – Грейс повесила голову. Неужели ей придется согласиться на условия Родерика, чтобы отвести беду от монастыря? Маккенна, родной брат, был слишком далеко, Эван оставался ее последней надеждой.

Грейс повернулась и, понурившись, пошла прочь, но Эван удержал ее. Положив руку ей на плечо, он повернул ее лицом к себе.

– Если у меня мало людей, это вовсе не означает, что я не смогу отбить у Родерика охоту напасть на беззащитных монахинь, в том числе на вас, Грейс.

Она облегченно вздохнула, но тут же спохватилась:

– Но как же вы отобьете нападение, если у вас так мало людей?

– Придется пошевелить мозгами. Хитрость на войне – великое дело.

Эван подмигнул Грейс, и от этой улыбки у нее стало легче на душе. Она сразу поверила ему. У Эвана были свои недостатки, хотя у кого их нет, но Грейс верила, что он возьмет верх в противостоянии с Родериком.

– Спасибо.

Улыбка скользнула по губам Эвана.

– Не спешите меня благодарить. Да, я помогу вам, но при одном условии.

– Да? И каково ваше условие?

– После того как я отобью нападение Родерика, я вернусь обратно в Тайри вместе с вами, Грейс. Вы станете моей женой и поедете со мной.

От этих слов Грейс бросило в жар. Она не в первый раз слышала от него такое предложение, но в предыдущий раз, две недели назад, оно прозвучало несколько иначе, чем сейчас. Но и в тот раз, и сейчас оно пробудило в Грейс тайное желание, и опять она запретила себе прислушиваться к нему.

Если бы обстоятельства сложились иначе, она с радостью откликнулась бы на его предложение. Будь все иначе, возможно, у нее хватило бы смелости самой признаться ему в своей любви. Но нет, Эвану была нужна другая женщина, не такая, как она.

Хоть в этом было нелегко признаваться, Грейс понимала: как ни крути, но правду придется сказать. Всю правду. Ночью она не выспалась, мысли ее путались, давала знать усталость, но Грейс понимала, что поступает правильно, хотя делала это с большей неохотой. Ей надо было объясниться с ним начистоту, Эван заслуживал подобной откровенности.

Грейс потерла пальцами виски, как будто пыталась сосредоточиться. Решительно вздохнув, она начала:

– Откровенное стремление Родерика к власти выглядит глупым, эгоистичным и своекорыстным, но здесь не только это.

Эван склонил голову.

– Грейс, давайте поговорим об этом потом, а сейчас мне надо посоветоваться со своими людьми и составить план действий.

– Нет-нет, Эван, вы должны выслушать меня. Родерик не сошел с ума. Он говорит правду… – Грейс запнулась, как будто перед прыжком в неизвестность. – Да, я убила Аластера. Я убила своего мужа.

Сказать, что Эван был потрясен, означало – не сказать ничего. Убить своего мужа? Это невозможно! Однако серьезность выражения лица Грейс, ее страдания были очевидны. Вопросы вертелись и кружились в голове Эвана. Почему? Как? Когда? Не готовый ответить на эти вопросы, он покачал головой.

Ценитель и поклонник женской красоты, Эван тем не менее не питал в отношении прекрасного пола никаких иллюзий, считая его способным на убийство. Если могли быть какие-то сомнения на этот счет, то они давно рассеялись. Наглядным примером для него стала его собственная мать, которая была готова на все, в том числе и на убийство.

Но Грейс? Разве она способна на это? Такая добрая, нежная, благородная?!

– Так вот почему вы хотите в монастырь, – полувопросительно, полуутвердительно произнес он хриплым от волнения голосом.

Кивнув головой, Грейс потупилась.

– Простите меня, но я думала только о себе. Я шла в монастырь с единственной мыслью – замолить свой тяжкий грех. Надеюсь, Господь Бог помилует и простит меня.

«Боже, неужели это правда?» У Эвана моментально пересохло в горле. По ее виноватому взгляду он понял: да, это правда. Но что было еще страшнее, и это тоже было ему ясно: это была не вся правда. Что же произошло между Грейс и Аластером? Он бил ее? Унижал? Был ей неверен? Ревность, о, это мучительное и гнетущее чувство могло подвигнуть Грейс на преступление. Ревность могла легко превратить нежную, любящую жену в злобную фурию. Да-да, вероятно. Произошло именно так. Ослепленная гневом Грейс пошла на преступление. У Эвана отлегло от сердца. Не зря говорится: понять человека – значит простить его.

– Грейс, вы должны открыть мне всю правду. Как это произошло?..

– Это он! – вдруг крикнула Грейс. – Вы слышите? Он скачет сюда.

Моментально воцарилась мертвая тишина. Все, кто был во дворе, напряженно прислушивались к отдаленному топоту копыт. Он явно надвигался. Надо было действовать немедленно.

– По коням! – коротко приказал Эван, и все его люди тут же вскочили на лошадей, причем многие обнажили мечи.

Пока Эван колебался, какой выбрать боевой порядок, чтобы достойно встретить Родерика, позади него раздался тихий женский голос:

– Что случилось, сэр Эван? Почему ваши люди готовятся к битве?

Он обернулся, рядом с ним стояла настоятельница и вопрошающе смотрела на него.

– Судя по всему, на монастырь собираются напасть. Я намерен отразить нападение.

Обеспокоенный Эван, чувствуя, что поддержка свыше сейчас будет явно нелишней, преклонил перед настоятельницей колено и попросил благословения.

Молча, с величественным смирением настоятельница положила руку ему на голову и зашептала слова благословляющей молитвы. Повторив заключительные слова молитвы, Эван встал и уже собирался вскочить на коня, как к нему подбежала запыхавшаяся Грейс.

– Вот, возьмите! – Она протянула ему охапку свернутых тряпок.

– Что это такое? – удивился Эван.

– Это пледы, – торопливо принялась объяснять Грейс. – Многие монахини, уйдя в монастырь, взяли с собой пледы своих кланов, как своего рода память о мире, о своих близких, которых они оставили.

– Я не понимаю, Грейс, при чем здесь…

– Не все монахини скромного или безвестного происхождения, многие из знатных шотландских родов. Кроме того, в монастыре воспитываются юные девушки из могущественных кланов, как я в свое время. Если Родерик причинит им зло, то их родственники отомстят ему за нанесенную обиду.

Еще не поняв, к чему клонит Грейс, Эван разглядывал цветные пледы, почти все были ему известны, более того, он лично был знаком с некоторыми вождями кланов, потому что воевал с ними плечом к плечу на стороне короля Роберта.

– Теперь понятно. Все эти кланы встанут на защиту монастыря, если Родерик вздумает угрожать этим женщинам. Непонятно другое: когда эти кланы успеют прислать помощь, раз Родерик уже стоит у ворот монастыря?

– Родерик ничего не знает, поэтому ему можно внушить, что к нам уже спешат на помощь.

– Ясно. – Эван кивнул. – Если его напугать как следует, то он крепко задумается над тем, нападать на монастырь или нет. Хитро придумано. Думаю, из этого можно будет извлечь выгоду.

Его уверенность ободрила Грейс, но, вспомнив о его условии, она опять разволновалась. Ей было и сладко, и горько, но второе чувство оказалось сильнее, так как дурные предчувствия, как сорняки, заглушали слабые побеги радостной надежды.

– Что касается всего остального, – она запнулась от волнения, – то, думаю, вы откажетесь от вашего намерения жениться на мне, когда узнаете подробности. Вы откажетесь, потому что…

– Не откажусь ни за что на свете! – перебивая ее, горячо воскликнул Эван. – Нет, Грейс, вам не отделаться от меня так легко. Будьте покойны: как только я разделаюсь с Родериком и вернусь, нас сразу обвенчают, и без всяких проволочек.

– Эван, ну будьте же серьезным, прошу вас.

– Я серьезен, как никогда. Ждите меня, бросьте тревожиться, а лучше радуйтесь, предвкушая свадьбу.

Эван выехал за ворота монастыря, а следом за ним его воины, вытянувшиеся в две строгие линии. Впереди его ждала встреча с противником, превосходящим его по численности в несколько раз, тогда как позади него в его седельной сумке лежало около полторы дюжины пледов, не представлявших собой сиюминутной реальной силы, зато воплощавших в себе военную мощь более десяти кланов. Это была грозная сила, жаль только, что пока она существовала только в воображении. Впрочем, когда он стал изгоем в своем родном клане, Эван понял, что побеждать надо не числом, а умением.

Размышляя, он незаметно для себя вместе с воинами въехал в ближайший лесок. Топот лошадиных копыт надвигался, становился все ближе и ближе, противники двигались навстречу друг другу. После короткого раздумья Эван отверг первое намерение – устроить засаду, и решил прибегнуть к переговорам, понадеявшись на свою хитрость.

Выехав первым на широкую поляну, которую непременно должен был миновать отряд Родерика. Эван поднял руку, останавливая своих воинов. В этот же миг на противоположной стороне поля появился Родерик во главе своего отряда. Судя по выражению лица, его неприятно поразило появление неизвестно откуда взявшихся чужих воинов, преграждавших ему путь.

Эван послал своего коня вперед, держась настороженно и будучи готовым выхватить меч в любой момент.

– С кем я имею честь встретиться? Не с самим ли Родериком Фергусоном?

Родерика явно насторожило прямое обращение к нему по имени.

– Да, это я. А как зовут вас?

– Сэр Эван Гилрой.

Родерик усмехнулся:

– О да, для бастарда эрла Керкленда это высокая честь.

Родерик явно хотел оскорбить Эвана, но тому было не привыкать к подобного рода обидным намекам. Однако Эван был не из тех, кто молча проглатывал обиды, – многие уже поплатились за столь оскорбительные выпады в его адрес. Он окинул Родерика внимательным изучающим взглядом. Вне всякого сомнения, перед ним был достойный противник – высокий, рослый, сильный и, конечно, искусно владеющий мечом.

– До меня дошел слух, что вы намерены посетить женский монастырь, – не моргнув глазом сказал Эван.

– А вам какое дело до этого? – В своем высокомерии Родерик явно хватил через край. Пора было охладить пыл зарвавшегося грубияна.

Эван не спеша вытянул из седельной сумки первый плед с цветами клана Диксона, лежавший сверху, следом за ним другой – клана Уоллеса, затем третий – Кемпбелла.

– Оберегать беззащитных давно стало моей прямой обязанностью. А вот эти пледы, которые я показываю, – символы готовности шотландцев защищать своих близких. Посмотрите, сколько знатных женщин из столь могущественных кланов нашли убежище за стенами монастыря.

Между тем Эван не переставал вынимать разноцветные пледы, и вскоре лука его седла была покрыта красочной кучей, наглядно показывающей, какие силы скрываются за этими сочными цветами. Воины, находившиеся за спиной Родерика, нахмурились и начали тревожно переглядываться и перешептываться, хотя сам Родерик ухмыльнулся как ни в чем не бывало:

– Но я не вижу здесь ни ваших цветов, Гилрой, ни цветов клана Маккенны. Впрочем, Маккенны вряд ли считают вас своим, так что отойдите с дороги и проваливайте куда подальше.

Эван ощетинился:

– Леди Грейс – моя невеста. Зарубите это себе на носу! Я буду защищать ее, сколько у меня хватит сил!

Родерик похлопал своего коня по холке и улыбнулся:

– Знакомая песня. Но вот что я вам скажу: мой брат умер от ее руки. Это очень грустная и грязная история.

Эван искусно изобразил недоумение:

– Смерть сэра Аластера никак не может быть делом рук его жены. Это ложь. Впрочем, если у вас есть доказательства, поделитесь ими.

Эван понимал, что сильно рискует, провоцируя Родерика. Но судя по всему, у того, кроме подозрений, больше ничего не было. Будь у Родерика доказательства, он не стал бы угрозами выбивать признания у Грейс.

– Конечно, она лакомый кусочек. Как известно, от женской красоты мужчина теряет рассудок. Думаю, она ловко соблазнила вас своим невинным видом, миловидностью и улыбками. Если вам дорога жизнь, вот вам мой совет: бросьте ее и бегите со всех ног.

– Разве я спрашивал у вас совета? – с невозмутимым видом спросил Эван. – Я просил предъявить доказательства, а не огульные обвинения. Вы улавливаете разницу?

Родерик злобно сверкнул глазами, но выражение его лица оставалось непроницаемым.

Эван сжал рукоять меча, что не ускользнуло от взгляда Родерика, который приподнялся в седле, словно намереваясь выхватить свой меч. Но Эвану было уже все равно, более того, он уже жаждал поединка, чтобы проткнуть обидчика и покончить раз и навсегда с этим делом.

Но Родерик не пошел на обострение. Он еще раз окинул взглядом ковер из разноцветных пледов на седле Эвана, словно взвешивая серьезность скрытых угроз.

– Будь по-вашему, Гилрой! – Родерик дернул коня за поводья, поворачивая назад. – Но запомните, крепко запомните – наш разговор не закончен.

Пришпорив коня, Родерик помчался в ту сторону, откуда приехал, а следом за ним поскакали его воины. Эван проводил их взглядом, пока они не исчезли из виду, подождал, пока не уляжется поднятая пыль, а затем, повернув своего коня, не спеша поехал назад к монастырю.

К своей будущей жене.

Когда Эван и его воины въехали на монастырский двор, он был пуст. Его пронзила мимолетная, странная до нелепости мысль, что Родерик хитро обманул его и, обогнав, разогнал весь монастырь. Но тут двери храма чуть приоткрылись, и из-за них высунулась голова настоятельницы. Оглядевшись по сторонам, голова опять скрылась за дверьми, которые тут же широко распахнулись, и прятавшиеся в храме монахини начали выходить во двор.

Из храма потекла река женщин, одетых во все темное, среди которых Грейс выделялась своим светло-серым нарядом, как голубка.

Спрыгнув с коня, он весело окликнул ее:

– Миледи!

Она вскинула на него глаза, их взгляды встретились.

– Родерик уехал?

– Да, уехал. Но он вернется, в этом у меня нет сомнений. Когда это случится, вас уже не должно быть здесь.

– Прошу меня извинить, – послышался рядом голос настоятельницы, – но немногим ранее, сэр Эван, я слышала, что вы нуждаетесь в священнике. Если вы не передумали, то отец Марк будет рад совершить обряд бракосочетания.

– Погодите! – Грейс явно разволновалась. – Мне надо сперва переговорить с сэром Эваном наедине.

Повинуясь красноречивому взгляду и жесту настоятельницы, находившиеся поблизости монахини исчезли в одно мгновение. Послушание – один из принципов, на котором основана жизнь в любом монастыре.

– Я послал одного из моих людей за помощью в клан Уоллеса. Воины Уоллеса будут охранять монастырь, а потом их сменят воины из другого клана.

– А что вы им сказали?

– Что Родерик питает ничем не обоснованную ненависть к моей невесте и угрожает не только ей, но и всему монастырю.

– Но это неправда. – Грейс подошла к нему вплотную. – Я действительно виновна, и ненависть Родерика вполне понятна.

– Грейс, забудем прошлое. Меня оно мало тревожит. Давайте думать о будущем, это намного приятнее и веселее.

Его игривое настроение вывело Грейс из себя.

– Боже, неужели ради моего приданого вы готовы закрыть глаза на все? – Грейс принялась ходить взад-вперед перед ним, вскидывая руки в негодовании. – Эван, разве можно отворачиваться от правды, если она вас не устраивает?

Он схватил ее за руку. Руки у нее были нежными, мягкими, они нисколько не походили на руки холодного, бессердечного убийцы.

– Ладно, Грейс, расскажите мне, как это случилось? Вы закололи его кинжалом? Удушили подушкой? Или подкупили кого-то, чтобы он нанес смертельный удар?

Грейс застыла на месте, зрачки ее глаз невероятно расширились. Эвану стало стыдно за свой шутливый тон, за невольное пренебрежительное отношение к тому, что, по всей видимости, причиняло ей столько страданий. Нет, она права. Надо раз и навсегда покончить с прошлым, чтобы оно больше не стояло между ними.

– Аластер умер от моей руки, – глухо проговорила она. – Я… я одна виновна в его смерти.

На миг Эвану стало страшно. А что, если правда окажется менее лицеприятной, чем он ожидал? А вдруг правда будет такой ужасной, что у него не хватит сил ни понять, ни простить ее?

– Хорошо, расскажите мне все, как было. – Его голос звучал серьезно и ласково.

– Ради чего? – вдруг вырвалось у Грейс.

– Ради нас обоих! – решительно ответил Эван.

Недолго поколебавшись, Грейс встряхнула головой и начала:

– На охоте Аластера тяжело ранил вепрь. У него была сломана нога в нескольких местах, была видна даже кость. Рана стала загнивать, мясо гнило и отмирало. Никакие лекарства не помогали. Родерик привез из монастыря лекаря-монаха. Но все было напрасно. Аластеру с каждым днем становилось все хуже и хуже. Жар усиливался. Мой муж таял на глазах. Его постоянно мучила боль. Монах наконец проговорился, что у него нет надежды на исцеление. Впрочем, он предлагал отрезать ногу, тогда, по его словам, появлялся маленький шанс. Когда Аластер узнал об этом, то попросил меня этого не делать, он говорил, что хочет умереть таким, каким он был, чтобы предстать перед Богом в цельном обличье.

– Что вы сделали?

Грейс молча смотрела на Эвана, в ее глазах стояли слезы. Тихо вздохнув, она продолжила:

– Я украла одно лекарство у брата Джона. Я брала понемногу несколько дней, чтобы он ничего не заметил. Когда этого средства накопилось достаточно, я однажды вечером дала его Аластеру вместе с вином.

– А он знал, что вы даете ему?

– Да, – ответила Грейс. – Он знал. Бо́льшую часть времени он лежал в беспамятстве, но когда к нему вернулось сознание, я спросила его… о его желании умереть. Он уверенно сказал, что это его последняя воля. Он настолько ослаб, что не мог уже сидеть в постели. Я принесла подушки, чтобы он мог упереться в них спиной и выпить вино. Я подала ему кубок… – Голос Грейс прервался, и она беззвучно заплакала. – Не знаю, откуда у него взялись силы, но он сам, без моей помощи, выпил все вино. Затем его пальцы ослабли, и он выронил кубок.

– Он быстро умер? – хриплым голосом спросил Эван.

– Мне показалось это вечностью. Хотя на самом деле, думаю, прошло минут пять-десять. Я встала на колени возле его постели и молилась, держа его за руку. Он дышал все тише и тише, потом рука еле заметно дрогнула, и я поняла, что все кончено.

Эван потупился в смущении. В душе он упрекал себя, горько упрекал, что, поддавшись минутному недоверию, начал было подозревать Грейс бог весть в чем, тогда как на самом деле все оказалось очень трогательным. Смерть Аластера оттенила лучшие качества Грейс – доброту, сострадание, заботу. Охваченный раскаянием, Эван молчал.

Молчала и Грейс, переминаясь с ноги на ногу, волнуясь, ожидая осуждения, приговора, в котором она почти не сомневалась. Разве мог кто-нибудь после такого признания как-то иначе отреагировать на то, что она сделала – своими руками отравила мужа.

В какой-то миг ей захотелось убежать, скрыться от Эвана, чтобы он навеки забыл о ней, как и она о нем, если только у нее хватит на это сил. Однако ноги почти не слушались. В отчаянии, понимая, что ей уже нечего терять, раз все потеряно, она вскинула голову, взглянула ему в глаза и обомлела.

Никакого отвращения, или презрения, или горечи не было в его лице и в помине, напротив, по его удивленно круглым глазам, по ласковому выражению лица было ясно, что ее откровенность тронула его до глубины души. Он нежно взял ее за руку, явно пытаясь успокоить. У нее от неожиданности задрожали колени. Значит, в его глазах, в глазах любимого ею человека она не была чудовищем?!

– Ты не осуждаешь меня? – прошептала она.

– Грейс, милая, как я могу осуждать тебя? Я не вправе даже простить тебя, потому что тебя не за что прощать. То, что ты сделала, останется навсегда между тобой и Господом Нашим. И не мне судить об этом. Ты поступила мужественно, повинуясь чувству сострадания к ближнему. Ты оборвала цепь мучений Аластера, дала ему возможность уйти из этого мира, сделала то, что ему так хотелось.

От радости, внезапно охватившей ее, Грейс опять заплакала, но теперь это были другие слезы. В глубине души, в самом потаенном уголке сердца – нет-нет, конечно, она не считала себя правой – ей казалось, что сожалеть о содеянном напрасно и бессмысленно. Если бы она опять оказалась в таком же положении перед таким же выбором, Грейс поступила бы точно так же.

– Знаешь, он благословил меня перед смертью, – тихо вымолвила она.

– Что? – Эван не поверил собственным ушам. Величие и трагизм того момента, как и само признание, взволновали его.

Грейс тоже было нелегко говорить об этом. У нее застрял в горле комок, с трудом проглотив его, она повторила:

– Выпив вино, Аластер забылся, но перед смертью он открыл глаза, благословил меня и отошел в мир иной.

– Прости меня, – прошептал Эван. – Прости за то, что я невольно вынудил тебя во всем признаться. Но теперь я горжусь тобой, твоим мужеством, тем, что ты нашла смелость довериться мне, как бы тяжело тебе ни было.

От волнения у Грейс опять перехватило горло, она не могла говорить, а лишь молча кивала в ответ. Эван оказался настоящим человеком, намного лучше, чем она считала. Он обнял ее, и она доверчиво прижалась к нему, спрятала голову на его груди, согреваясь его теплом. Он был сильным и надежным – качества, которые женщина больше всего ценит в мужчине. Он приподнял ее лицо и взглянул прямо в ее глаза своими чудесными синими глазами..

Эван сделал то, что она ожидала: он поцеловал ее. Ей было хорошо в его объятиях, ее душа, истосковавшаяся по любви, встрепенулась, ожила и потянулась навстречу. Он целовал ее медленно, страстно, наслаждаясь каждым мигом, его поцелуи пробудили внутри нее знакомый огонь желания.

– Грейс, – выдохнул он.

От его хрипловатого ласкового голоса у нее приятно закружилась голова, и сладостная дрожь пробежала по всему ее телу. Эван взглянул ей в лицо и улыбнулся:

– Грейс, ты согласна стать моей женой? Учти, спрашиваю тебя в последний раз, – пошутил он.

– И ты еще спрашиваешь? – улыбнулась она, сияя от счастья. – Конечно, согласна, дурачок.

На Грейс обрушилось огромное, ни с чем не сравнимое счастье, оно кружило и несло ее в неизведанную даль, такую светлую, добрую и чистую, тогда как все темное, злое и грязное, одним словом, все плохое осталось позади, в прошлом.

– Я выйду за тебя, Эван. Более того, обещаю быть примерной женой, лучшей женой не только в Шотландии, но и на всем белом свете.

Глава 11

Искренняя клятва Грейс – стать лучшей женой на свете – вскоре подверглась неожиданному и серьезному испытанию. На четвертый день замужества ее начали одолевать сомнения, сможет ли она сдержать данное обещание. И заодно сможет ли она сохранить рассудок. Она была в полной растерянности. Ее надежды мало что не оправдались, они, можно сказать, рухнули. Ее положение казалось ей странным, необычным, совершенно не таким, каким оно ей представлялось. И всему виной был сам Эван. Он вел себя настолько странно, что она его не понимала. Он вдруг отдалился от нее, стал чужим. С ним произошла удивительная метаморфоза,

А как хорошо все начиналось. Какой счастливой и красивой она была в церкви с букетом полевых цветов в руках, с сияющим лицом повторяющей следом за священником слова брачной клятвы.

Во время бракосочетания в храме присутствовали воины Эвана и монахини – довольно необычный подбор свидетелей, тем не менее это никак не предвещало странного поведения Эвана. Отец Марк был бледен, руки у него дрожали, вероятно, его поразила столь быстрая и резкая перемена в образе мыслей Грейс и столь скоропалительная свадьба.

Впрочем, какое это имело значение?! Брак был заключен, и вот тут начались неожиданности. Эван куда-то исчез, приказав воинам охранять жену, Потянулись часы напряженного ожидания. Все в монастыре ждали отряда Кемпбелла, который должен был охранять монастырь от сумасбродств Родерика.

Когда воины Кемпбелла вошли в монастырские ворота, все не только облегченно вздохнули, но и издали общий радостный крик. Всеми овладели удвоенная радость и веселье – от свадьбы и от прибытия новых защитников.

Сложив с себя обязанности защитника обители, Эван, несмотря на поздний час, выступил со своими воинами в путь. Мнения Грейс на этот счет, как ни странно, он не стал спрашивать. Ехали они быстро. Первую ночь они провели на берегу небольшой речки, вторую – на краю оврага, окруженного по бокам высокими деревьями, третью – в узкой долине, защищенной холмами.

И все три ночи Грейс спала одна.

Все это как-то плохо умещалось в ее голове. Первоначальные удивление и растерянность сменили более тревожные мысли. Да и как было не встревожиться, если было непонятно, что все это означает. Грейс не страдала тщеславием, она не считала себя неотразимой красавицей, но знала, что Эван любит ее. Какие тут могли быть сомнения, достаточно было только вспомнить, как он целовал ее, не говоря уж об огне желания, который явственно угадывался в его глазах.

И вот как только они поженились, все в корне изменилось. Эван был воплощенной вежливостью, почтительностью, но никак не влюбленным мужем. Он даже избегал ее, так, во всяком случае, казалось Грейс. Почти все время он ехал вместе с воинами, ужинал тоже вместе с ними и разговаривал больше тоже с ними, а не с ней.

Она никогда не оставалась наедине с ним, даже по ночам, что совершенно сбивало Грейс с толку. Днем, пока они лесами и долинами ехали на север в Тайри, она мучительно размышляла над причиной столь странного поведения. Эти мысли не давали ей покоя, она никак не могла понять, почему все идет не так, как должно было идти.

Она не знала, как быть, как исправить такое неестественное положение дел, и это полная растерянность была хуже всего.

Проведя опять целый день в седле, Грейс, сопровождаемая Эдной, вошла в поставленную для нее палатку и застыла от удивления.

Внутри палатка поражала своим богатым убранством. Земляной пол устилали ковры, легкая шелковая ткань покрывала парусиновые стены и центральный столб, в углу стояли столик и два кресла, однако бо́льшую часть пространства занимала огромная кровать, покрытая мехами. Подобная роскошь в походных условиях пробуждала романтическое настроение.

– Как они умудрились втащить такую большую кровать в палатку? И вообще, где они нашли кровать таких размеров? – вслух выразила их общее недоумение Эдна.

– Должно быть, палатка была поставлена вокруг кровати, – предположила Грейс. – Что касается того, где они ее взяли, м-да, даже не могу представить.

Она подошла к постели, провела рукой по мягким шкурам, пощупала рукой матрас, набитый соломой. Он был тверд и упруг – то, что надо. В изголовье лежали две подушки. Одним словом, все было накрыто толково, с хорошим знанием дела. Грейс вздохнула. Интимная атмосфера, наполнявшая палатку, наводила на определенные мысли, очень приятные и такие желанные, но вместе с тем очень печальные, так как пока они не имели ничего общего с той странной жизнью, которую новобрачные вели после венчания.

Взглянув в другой угол, Грейс увидела небольшую деревянную ванну, заключительный штрих всей картины.

– Ванна?! Какая прелесть! Этого не хватало больше всего!

Накопившиеся за неделю пути усталость, дорожная грязь и ощущение телесной нечистоты все сильнее давали о себе знать; ванна была прекрасным лекарственным средством от всех этих недугов.

Эдна с сомнением взглянула на ванну.

– Неужели вы собираетесь купаться в таком холоде? Вы наверняка простудитесь и, не дай бог, умрете.

– Эдна, не выдумывай! Это все твои пустые фантазии! – весело возразила Грейс. – Надо только достать горячей воды. Она согреет меня.

– Было бы лучше, если б вас грел ваш муж, – усмехнулась Эдна.

Грейс стала печальной.

Что толку от того, что у нее есть муж, он непонятно почему предпочитает спать отдельно от нее…

Эван открыто не выказывал ни свою неприязнь, ни сожаления по поводу их брака, но его поведение было красноречивее любых слов. От подобных мыслей настроение Грейс окончательно испортилось.

Она никак не могла понять – в чем причина столь внезапного охлаждения? Когда отец Марк обвенчал их и дал заключительное благословение от лица церкви, Грейс ожила, воспрянула духом, ею опять овладела радость жизни. Если бы не Эван, если бы не его настойчивость и упорство, то ее жизнь до самого последнего дня протекала бы за монастырскими стенами. Он подарил ей надежду начать жить заново вместе с ним. Неужели ее надеждам так и не суждено осуществиться?!

– Горячая ванна – именно то, что нужно, – решительно сказала Грейс. – Она прогонит мою грусть прочь. Передай воинам моего мужа, пусть придумают что-нибудь, но чтобы ванна как можно скорее была наполнена горячей водой.

Эдна начала было что-то недовольно бормотать, но Грейс метнула на нее такой взгляд, что служанка, тут же проглотив язык, поспешно вышла, чтобы выполнить повеление своей госпожи.

Посланные за водой всадники вернулись не менее чем через час, хотя для Грейс время тянулось мучительно долго; каждый из них держал в руке по бадье с горячей водой. Моментально ванна была наполнена, над ее поверхностью поднимался дымок от пара, такой чудесный и манящий, что у Грейс сразу стало легче на сердце.

Эдна с насупленным видом продолжала недовольно брюзжать что-то себе под нос, но Грейс было уже все равно. Быстро скинув одежду и замотав волосы пучком на затылке, она с затаенным дыханием подошла к ванне.

Тонкие стенки палатки колыхались под порывами ветра, холодный сквозняк дул от входа, а рядом с ванной чувствовалось блаженное тепло.

Она осторожно коснулась ногой горячей воды. Грейс вдруг вспомнила о сушеных травах, аромат которых действовал так приятно, так успокаивающе. Она подбежала к своему дорожному сундучку, вынула оттуда мешочек с травами и высыпала добрую половину в ванну. По воздуху тут же поплыл душистый травяной запах.

Грейс встала ногой в ванну, было горячо, но терпимо, и, сжав зубы, она села в воду. Обхватив колени руками, она замерла, постепенно растворяясь в блаженном тепле.

– Может, вам потереть спину? – услужливо предложила Эдна.

– Нет, не надо. Если нетрудно, придвинь кресло и поставь на сиденье горшочек с жидким мылом, положи мочалку и ступай.

Оставшись одна, Грейс закрыла глаза, вытянула ноги и положила голову на край ванны, вдыхая сладкий аромат шалфея и лаванды. Тепло охватило все ее тело, проникло глубоко до костей, даря блаженное состояние покоя и расслабленности.

– Грейс, от тебя глаз не оторвать. Видно, тебе это очень нравится.

При звуке голоса Эвана Грейс вздрогнула и очнулась от мечтательного состояния. Она испуганно закрыла руками свои обнаженные груди, едва не уйдя с головой под воду, но тут же опомнилась. Перед ней стоял ее муж, имевший полное право любоваться ее обнаженным телом, более того, она сама хотела, чтобы он любовался им.

Нарочито медленно она сняла руки с груди и, присев в ванне, бесстыдно выпятила грудь вперед, как бы дразня его.

Эван буквально остолбенел. Он стоял, взирая на ее высокую грудь, не в силах вымолвить ни слова. Молчание затягивалось, и Грейс уже не знала, что думать. Был ли он смущен? Нет, что за чепуха? Это зрелище ему неприятно? Чушь! Может, Эван так скрывает свое желание? Грейс терялась в догадках.

Что же его сдерживало? Может, он, как любой мужчина, сожалел о потерянной свободе? А почему бы и нет? Мужчины, как она успела узнать, крайне непоследовательны в своих желаниях, они быстро увлекаются и столь же быстро охладевают.

Их взгляды встретились. Она увидела, как дрогнул его кадык, а затем заметила, как его взгляд уперся прямо в ее грудь. Хороший признак!

– Ванна мала для нас обоих. – Грейс первая прервала молчание. – Я сейчас освобожу ее, и в нее сможешь забраться ты. Только погоди одну-две минуты.

Взяв мочалку и намылив ее, Грейс принялась медленными, дразнящими движениями, с явным намерением пробудить в муже страсть, мыть груди.

Эван откашлялся, прочищая горло. Он не сводил с нее глаз, следя за каждым ее движением. Вот теперь все шло как надо. Грейс задумалась: что ей делать дальше? Встать из ванны и пойти к нему навстречу? Или просто ждать, пока он сам не придет к ней?

Грейс колебалась, но судя по тому, как она вела себя – дерзко и бесстыдно, – никому бы не пришло в голову, что на самом деле она не совсем понимала, чего ей хочется. Впрочем, в одном у нее не было сомнений, а именно в том, что ею овладело такое возбуждение, какого, откровенно говоря, она уже давно не испытывала; об этом лучше всяких слов говорило ускоренное биение ее сердца и прерывистое частое дыхание.

Закрыв на мгновение глаза, Грейс попыталась унять возбуждение. Приведя мысли в порядок, она склонилась к менее напористому варианту: она не пойдет к Эвану, но сделает так, чтобы он сам пришел к ней, прямо сейчас. Ни в коем случае нельзя было упускать такой благоприятный момент.

Эван потерял дар речи. В его воображении кружились разнообразные эротические видения: вот он целует чувственные алые губы, вот он касается… Боже, кто эта соблазнительница, сидящая перед ним, бесстыдно выставив напоказ свои прелести? Как она искусно дразнит его, буквально сводя с ума!

Эван вытер разгоряченный лоб. Он представил, как целует ее нежную, порозовевшую от купания кожу, как упирается лицом в ее упругую грудь и покусывает ее, как он вдыхает исходящий от ее кожи аромат.

Его плоть пришла в возбуждение от видений, вызванных разыгравшейся фантазией. Грейс была такая соблазнительная, очаровательная, манящая. Такая желанная. И это все принадлежало ему.

Эван терзался – как же он хотел ее! Но нет, только не здесь и не сейчас. Как же он мучился все эти дни! Жениться на женщине своей мечты и не быть с ней. Его совесть и честь боролись с желанием и в конце концов победили.

Грейс была благородной леди, родом из знатного могущественного клана, поэтому заниматься любовью с ней в походной палатке, в холоде и сырости, под звуки капавшего дождя как-то не помещалось в голове Эвана, выходило за границы его представлений о приличиях.

Нет, Грейс заслуживала более почтительного отношения. Уютной спальни, горящего огня в камине, широкой удобной постели, устланной шелковой простыней. Нежной страсти, романтической любви наряду с уважением, не меньшим, чем само чувство. Эвану была нужна не столько физическая, сколько духовная близость с этой женщиной, которая должна была стать его надежной опорой, верной спутницей.

Надо было уходить из палатки, и как можно скорее! В противном случае его благородным намерениям грозил крах. Надо было всего лишь повернуться и, сделав два-три шага, выйти на воздух.

Прошла минута. Другая. А Эван так и стоял на месте, не в силах пошевельнуться и отвести от нее глаз.

– Мне тяжело без тебя, Эван, – прошептала Грейс.

– Как так без меня? – удивленно приподнял он брови. – Я почти весь день еду рядом с тобой.

Грейс пожала плечами. Вода заколыхалась, и ее груди слегка качнулись. У Эвана пересохло во рту. Он представил, как обхватывает губами ее сосок и начинает играть с ним языком.

– Ты рядом, и вместе с тем тебя нет возле меня. Ты больше не улыбаешься мне и не поддразниваешь меня, как прежде. Ты как-то незаметно отдалился от меня, даже отгородился. Я как будто против твоей воли вторгаюсь в твою жизнь, и это меня огорчает.

Эван заморгал от удивления. Ее простые, проникновенные слова без какого бы то ни было упрека или намека на жалость к самой себе больно задели его. Он почувствовал себя виноватым перед ней. В его памяти еще были свежи брачные клятвы, в которых содержалось обещание сделать ее счастливой.

– Ты моя жена. Я должен уважать тебя и беречь твою честь, как самое дорогое, что есть на свете.

– Ты не любишь меня, – хриплым голосом промолвила Грейс.

– Не люблю?! Боже, как это могло прийти тебе в голову?

Потеряв душевное спокойствие и забыв о своих намерениях, Эван машинально сделал два-три шага к ней. Очутившись рядом с ванной, он ощутил смешанный аромат шалфея, лаванды и женского тела.

– Ты сожалеешь о том, что женился на мне?

– Что за чушь!

Грейс повесила голову, вид у нее был самый что ни на есть печальный.

– Тогда, может быть, ты хотя бы поцелуешь меня? – прошептала она.

От умоляющих ноток в ее голосе у Эвана защемило сердце, и вслед за этим его охватило неудержимое желание утешить ее. Оно как сверкающая молния пробежало по его телу; то, что так долго он сдерживал внутри себя, вырвалось наружу и понесло его вперед. Тихо зарычав, хотя рычание прозвучало, словно отголосок далекого грома, он обнял ее и прижал к груди.

Поцелуй вышел долгим, страстным, пожалуй, даже грубым. Он целовал Грейс жадно, вторгшись своим языком внутрь ее рта. Она удивленно вскрикнула и тут же ответила столь же страстным и жадным поцелуем, в котором скрывалось обещание столь же горячего и страстного чувства.

Желание овладело Эваном. Он с новой силой принялся целовать и ласкать ее, и когда знакомая дрожь пробежала по телу Грейс, когда она призывно потерлась о него раздвинутыми бедрами, Эван вдруг опомнился, вспомнил о своих благих намерениях – относиться к ней почтительно, как к леди.

Разозлившись на самого себя, Эван отстранил ее и, тяжело дыша, произнес:

– Довольно! Нам надо остановиться, или я потеряю голову!

– Зачем останавливаться? – прошептала Грейс. – Думаю, тебе будет так же приятно, как и мне. Я, как и ты, тоже почти потеряла голову.

Эван замотал головой:

– Ты не понимаешь. Я отношусь к тебе как к леди.

– Откуда вдруг такая щепетильность? – удивилась Грейс и, рассердившись, закончила: – Не хитри, дорогой! Ни за что не поверю, что раньше ты никогда не занимался любовью с какой-нибудь леди, без лишних слов завалив ее в постель.

Ее возмущение задело Эвана. Он действовал из лучших побуждений, а она так превратно истолковала его намерение, более того, явно обиделась.

Он был совершенно растерян. Роли переменились, и если прежде он затаскивал в постель женщину, то теперь она тащила его, а он сопротивлялся. Черт возьми, что это с ним происходит?! Куда катится мир?!

– Грейс, ты не просто леди, ты одновременно моя жена. Я не могу заниматься любовью, когда в пяти шагах от нас спят мои люди, а тонкие стенки палатки пропускают любой звук. Это неприлично.

– Да что ты говоришь? Я и не знала, что ты такой блюститель приличий и что твои воины такие нежные и чувствительные создания.

В словах Грейс было столько едкого сарказма, что Эван растерялся. Он хотел как лучше, а вышло совсем наоборот. Грейс была сердита на него, и он догадывался, что тому причиной.

– Как ты не понимаешь? Я, как муж, должен охранять и тебя, и твою честь.

Грейс нахмурилась:

– Раньше мы только целовались. С чего ты взял, что я буду кричать во время нашего соития.

Эван чуть было не рассмеялся от ее слов, но сумел сдержаться.

– Дорогая, будь уверена, от твоих сладострастных криков проснутся ангелы на небесах, а от моих – черти в аду.

– Это чистейшей воды хвастовство. На словах все герои, а вот на деле…

Слова Грейс были вдвойне обидны, потому что она не только сомневалась, но и насмехалась над ним. В конце концов, что это на него нашло? Почему Эван так печется о ее репутации и нежных чувствах, тогда как ей это совершенно безразлично?

– Ну что ж, Грейс, раз ты так хочешь…

И тут течение страсти захватило Эвана целиком. Подхватив Грейс на руки, он отнес ее на постель.

Он приник к ней. Его губы плотно и нежно обхватили один из ее сосков, и он принялся сосать, покусывать его, играть им. Ее тихие стенания лишь подхлестывали его пыл. Не оставил он без внимания и другой сосок, а затем, целуя ее грудь и живот, он опустился ниже.

Грейс вздрогнула и выгнулась навстречу ему. Его ласки были мучительно приятны. Он прижался губами к внутренней поверхности одного из ее бедер, затем поцеловал другое бедро, словно дразня ее.

Наконец он припал губами к ее лону, к самому центру ее женственности, он словно пил любовный нектар, впрочем, так оно и было на самом деле.

– Эван, я не могу…

Грейс замотала головой из стороны в сторону, ритмично задвигала ногами, призывно раздвинув бедра.

Нет, Эван не будет торопиться! И хотя все в нем кричало: «Возьми ее, не медли!» – он решил сперва довести ее до пика наслаждения без помощи своего естества. Он лизал у нее между ног, медленно доводя до исступления. Частая дрожь и прерывистые стоны красноречивее любых слов говорили, что он на правильном пути. Медленнее, еще медленнее.

Наконец Эван почувствовал, что Грейс на самом краю блаженства, и удвоил свои усилия. Сильный и долгий вопль, полный сладострастия, раздался под сводом палатки. Эван добился своего. Он довел ее до исступления, она была в его власти. Он был господином, а она – его женщиной. Но это было всего лишь начало.

Подняв голову, он посмотрел на нее. Закрыв глаза, Грейс громко стонала, положив одну руку себе на живот, а другую на лоб.

Грейс не чувствовала своего тела, оно расплылось, стало мягким, почти бесплотным. Невольно она провела рукой по груди и животу, словно пытаясь нащупать то наслаждение, которое только что так осязаемо и так сильно овладело всем ее телом.

Это было невыразимо прекрасно! Ей захотелось поблагодарить Эвана за доставленное наслаждение, но из ее рта вырывались лишь нечленораздельные стенания, полные сладкой истомы.

Приоткрыв глаза, она рукой провела по животу Эвана, по самому его низу и поняла, что он возбужден не меньше, чем она.

– Не медли, дорогой! Давай покажем всем, что такое настоящая любовь.

По голодному блеску его глаз Грейс сразу оценила всю силу его страсти. Она мгновенно почувствовала себя одновременно и распутницей, и повелительницей. Ощущение было настолько ясным, настолько сильным, что все внутри нее замерло от удовольствия, ощущение власти над Эваном обрадовало ее.

Не теряя времени, она поцеловала его, затем прикусила его нижнюю губу, чтобы потом не спеша выпустить ее, в то же время руками она поглаживала его могучие плечи и широкую спину. Эван застонал, рывком привлек ее к себе и тут же отстранился от нее.

Они оба играли друг с другом. Заметив это, и он, и она одновременно лукаво улыбнулись, и этот веселый, радостный момент их игры вслед за близостью физической пробудил в них близость духовную.

Грейс кокетливо поцеловала его и в таком же же игривом духе провела рукой по его возбужденному естеству, ласково касаясь его подушечками пальцев. Он вздрогнул и застонал.

Она продолжила свои эксперименты. Ей нравилась бархатистость его плоти, как и сама ее реакция на поглаживания: она росла, твердела, наливалась силой с каждым касанием пальцев Грейс. Она прижалась к нему своим лоном, от чего Эван возбудился еще сильнее.

– Поцелуй меня! – Она уже не просила, а приказывала ему. Эван, не сопротивляясь, а скорее даже охотно подчинился ее команде. В ответ Грейс изогнулась, касаясь его грудью и бедрами, подталкивая к дальнейшим действиям.

– Я не могу больше терпеть, – прохрипел он, прижимаясь к ее груди.

Грейс застонала и раздвинула ноги. Приподнявшись над ней, Эван посмотрел ей в глаза. Она обхватила его лицо руками, впилась своими глазами в его глаза, как бы пытаясь что-то перелить из своей души в его душу или, наоборот, выпить. Ей хотелось, чтобы их слияние несло в себе нечто большее, чем просто плотское удовольствие. Эван седьмым чувством понял ее тайное желание.

Так они и смотрели друг на друга, пока Эван не решил перейти к непосредственному действию. Одним движением он вошел в ее лоно. Слезы радости навернулись на глаза Грейс, но он, ничего не поняв, застыл в недоумении.

– Тебе больно, дорогая?

– Нет-нет, все хорошо, – прошептала Грейс и слегка поерзала бедрами, раскрываясь ему навстречу.

Все ее тело от макушки до пят, до последнего изгиба, изнывало от желания слиться с ним в одно целое, чтобы он вошел и наполнил ее счастьем. Грейс принялась поглаживать руками его спину в такт его движениям. Волна сладострастного возбуждения прокатилась по ее телу, внизу живота образовалась воронка, жадно всасывающая ширящееся и усиливающееся наслаждение, которое Эван пробуждал в ней.

Эван то прижимался к ней, то чуть отстранялся, как бы паря над ней. Он двигался все быстрее и быстрее, проникая все глубже и глубже, и эта разверзавшаяся под ними глубина превращалась в необъятную высоту, и им обоим казалось, что они взлетают все выше и выше. Подчиняясь древнему животному ритму, они слились в одно целое, пока не произошел взрыв огромного, сверхчеловеческого, все освобождающего наслаждения, который охватил их обоих.

Обессиленный, Эван лежал на ее груди, а Грейс с замирающим от радости сердцем чувствовала себя любимой и счастливой женщиной, такой, как никогда прежде. Он действительно любил ее, ни один мужчина не смог бы так искусно притворяться даже ради ее приданого. В одно мгновение ее жизнь изменилась самым чудесным образом, она была любима, и теперь жизнь казалась ей значимой и полной внутреннего смысла.

Они лежали вместе, их дыхание постепенно становилось все ровнее и ровнее, пока наконец полностью не успокоилось. И тут горькая мысль кольнула Грейс прямо в сердце: вот все и кончилось. Она с болью ожидала того, что должно было последовать за этими минутами сказочного блаженства.

Вот сейчас он ляжет с ней рядом, но чуть в стороне. Может быть, небрежно поцелует в щеку, а потом сразу уснет. И палатка наполнится его могучим храпом.

Эван приподнял голову и улыбнулся. Грей невольно напряглась, со страхом ожидая исполнения своих предчувствий.

– В первый раз, дорогая, я просто играл с тобой. А теперь шутки в сторону. – Он уткнулся носом в ее шею и прошептал: – Сейчас я покажу тебе, на что способен настоящий мужчина.

Глава 12

Грейс проснулась на рассвете. Вокруг стояла тишина, как внутри палатки, так и снаружи. Повернувшись к Эвану, она поняла, что он крепко спит. Раскинувшись на постели, он безмятежно посапывал, словно маленький ребенок. Это было очень трогательно и, пожалуй, выглядело более интимно, чем моменты их физического слияния.

Сейчас Эван был совершенно беззащитен, его расслабленный доверчивый вид растрогал Грейс. Несмотря на то что на его щеках выступила щетина, резко очертив края губ, в его лице, в сонной довольной улыбке было что-то детское и мальчишеское, хотя морщины, прятавшиеся в уголках глаз и между бровями, говорили о перенесенных испытаниях, выдавая настоящего мужчину.

Прошлое, груз ответственности, роль командира и лидера наложили неизгладимый отпечаток на его внешность. Слезы навернулись на глаза Грейс. Осторожно смахнув их рукой, она молча дала себе клятву – не быть для него обременительной ношей. Она будет с ним ласковой и покладистой, доброй и веселой. Женой, которой он будет гордиться, товарищем, который облегчит тяжесть будничных забот, любовницей, которая одарит страстью его ночи.

Эван пошевелился, и одеяло сползло с него. Она с откровенным любопытством начала рассматривать его обнаженное мускулистое тело, оно было прекрасно: несколько шрамов на плече, груди не только украшали его, но и красноречиво напоминали ей, что это тело воина и защитника, между прочим и ее защитника. Она нежно коснулась шрама на плече, провела по всей его длине пальцем.

Почетные знаки его мужества и доблести, наглядные свидетельства воинской отваги, суровые напоминания о тех жестоких испытаниях, сквозь которые ему пришлось пройти. Грейс понимала, что вся его прошлая жизнь, в сущности, была одним сплошным сражением, битвой за выживание, так что не было ничего удивительного в том, что он так стремился к семейной мирной жизни, чтобы быть подальше от войны, схваток и сражений.

Охваченная состраданием и жалостью, извечными качествами женской души, Грейс прижалась к нему, уткнувшись лицом в его спину между лопатками. Лежать рядом с ним было тепло и покойно, ей все больше и больше нравилось спать вместе на одной постели, даже его посапывание казалось ей уютным.

Она вдыхала запах его кожи, прижимаясь лицом к его спине. Неизвестное удовольствие, какого она раньше никогда не испытывала, огненными шариками пробежало по ее жилам. Она спала с мужчиной, причем это ей нравилось, как никогда прежде.

С Аластером все было несколько иначе. Да, они спали вместе в те редкие дни в перерывах между военными походами, когда Аластер возвращался домой. Но все проходило как-то быстро, а потом они засыпали каждый на своей стороне постели, между ними всегда пролегала тонкая разделяющая полоса, как в прямом, так и в переносном смысле. Да, Аластер был добрым и заботливым мужем, и она отвечала ему тем же, но чувства единения, как и чувства доверчивой расслабленности, между ними никогда не было.

Как знать, со временем все между ней и Аластером могло перемениться. А могло и нет. Зато теперь у Грейс появилась возможность в корне изменить свою жизнь, и первый вывод, который она сделала, был простым: больше она никогда не будет спать одна. Теперь каждую ночь она будет лежать рядом с Эваном, ощущая покой и душевный комфорт до наступления следующего дня.

От одной мысли, пришедшей ей в голову, Грейс улыбнулась: это было так чудесно, что она была согласна спать с ним до скончания века.

Кто-то ласково гладил его по спине. Это было настолько приятно, что Эван улыбнулся во сне. То был на редкость счастливый и приятный сон, ему не хотелось выныривать из него, он продолжал бы растягивать до бесконечности эти сладостные мгновения, но тут промелькнула мысль, что это пальцы Грейс. Пальцы его жены.

Боже, ведь он женат! За нее он был в ответе перед небом. Он сделает все, что в его силах, чтобы она была счастлива.

Новое, до сих пор неведомое чувство овладело им. Что это было? Счастье? Возбуждение? Любовь? Он мысленно чуть не рассмеялся: любовь – это удел трубадуров и прекрасных дев, но не суровых воинов.

Кроме того, он от кого-то слышал, что нет ничего хуже на свете, чем любить свою жену. Ярким подтверждением справедливости этого мнения был Маккенна, до сих пор влюбленный по уши в свою Эйлин.

Перед его мысленным взором возникла его мать. Склонившись над еле тлевшим костром, она плачет, закрыв лицо руками. Ее жалобные стоны и сетования на судьбу, злобные обвинения в адрес мужчины, обманувшего ее и насмеявшегося над ее любовью…

Хотя, положа руку на сердце, любить свою жену было приятно, особенно если она так же сильно любила его.

Эван опять разомлел под наплывом подобных мыслей и поглаживаний по спине. В конце концов, все совсем неплохо. Если любовь такова, значит, в ней нет ничего плохого. А как же тогда его мать? И тут его словно обожгла одна мысль, от которой он окончательно проснулся. Любовь – это взаимное чувство и взаимная ответственность друг перед другом, поэтому в любви не может быть так, чтобы один был счастлив, а другой – нет. В этом и состояла главная опасность любви. Сумеют ли они с Грейс построить жизнь на любви? Эта мысль кружилась в его голове. Это было рискованно. Но цель оправдывала риск, и он отбросил прочь все сомнения.

Дыхание и шепот Грейс коснулись кожи на его спине. Им опять овладело желание. Любовь казалась чем-то мимолетным, тогда как желание было намного более осязаемым чувством.

Ухмыльнувшись, Эван повернулся к ней лицом. Его глаза встретились с ее глазами, и по ее горячему взгляду он понял, что ей хочется того же, что и ему.

– Залезай на меня и скачи! – вдруг вырвалось у него.

Покраснев от подобного предложения, Грейс замерла в недоумении. Прошлой ночью она показала себя с самой лучшей стороны: она любила его столь же страстно, как и он ее, хотя еще немного стеснялась. Но это было поправимо. Эван решил, что ее надо приободрить.

Так было лучше и для нее, и для него.

Он провел рукой по ее лицу, отодвигая в сторону прядь волос, затем его рука скользнула по округлости ее груди, и ее дыхание тут же прервалось. Он опять посмотрел ей в глаза, в которых, кроме смущения, явственно проглядывало любопытство.

– Скачи на мне, – повторил он.

В ответ послышался удивленный, недоуменный вздох. Несмотря на это, более подробных наставлений не понадобилось. Грейс присела, перекинула через него ногу и уселась верхом.

– Ты хотел именно этого? – спросила она.

– Да, но это лишь начало, – улыбнулся он.

Грейс нахмурилась, она выглядела очень серьезной и одновременно неуверенной, по ее лицу было ясно видно, что она хочет угодить ему, вот только не понимает, как это сделать. Ее наивность растрогала Эвана.

Для поддержания равновесия она чуть наклонилась вперед, и ее тяжелые круглые груди заколыхались прямо перед его глазами. Зрелище было очень возбуждающим. Зарычав от сладострастия, он уперся руками в постель, обхватил губами один из сосков и начал им играть. Чем сильнее он увлекался этим делом, тем больше хотел ее.

Все следы недавнего сна пропали в один миг. Ими обоими опять овладела неуемная страсть, во что было трудно поверить после стольких взаимных слияний прошлой ночью. Грейс, по-видимому, чувствовала и хотела того же самого. Она жадно обнимала его тело своими бедрами, скользя ими взад и вперед.

Внезапно жар желания с новой силой вспыхнул внутри него. Застонав, Эван обхватил Грейс за ягодицы, помогая занять ей правильное положение, затем провел рукой по низу ее живота. Она застонала, чуть приподнялась над ним, и он, ловко прицелившись, тут же вошел в нее.

Сладострастный крик вырвался из ее рта, на что Эван ответил не менее громким рычанием. Ощущение ее нежного, влажного лона сводило его с ума, толчком бедер он подсказал ей, что надо делать. Упершись руками в его грудь, она чуть приподнялась и опять опустилась. Сперва робко и нерешительно, но затем все более уверенно и смело. Еще немного, и она скакала на нем, выполняя его просьбу.

Закрыв глаза, запрокинув голову, Грейс издавала животные крики, которые окончательно свели его с ума. Он входил в нее с дикой яростью. Сердца обоих колотились с бешеной скоростью, хриплое дыхание вырывалось как из его, так и из ее груди. Миг блаженства приближался. Его руки, сжимавшие ее мокрые от пота бедра, то сжимались, то разжимались, подчиняясь старому как мир ритму совокупления. Сладострастная дрожь овладела Грейс первой, она поникла вниз, содрогаясь всем телом, издавая нечленораздельные стоны. Он с видом победителя взглянул на нее, и тут внутри него тоже вдруг все взорвалось, огонь страсти вырвался наружу, сладкий нектар потек, заполняя ее лоно.

Грейс без сил лежала на нем, еще содрогаясь от наслаждения. Эван обнял ее, прижал к себе, стараясь продлить как можно дольше мгновения их соития, такого мучительно прекрасного.

Скоро все закончилось. Объятия распались, и каждый из них бессильно повалился на постель. Дыхание Грейс вскоре успокоилось, оно стало мерным и ровным, она уснула. Эван ласково провел рукой по ее лицу, отвел прядь волос, чтобы полюбоваться ее красотой. Заботливо накрыв ее одеялом, он осторожно улегся рядом.

Посмотрев наверх, он сквозь щель увидел, что небо начало алеть на востоке. Наступал восход, а вместе с ним час подъема в лагере. Надо было вставать, чтобы все проверить и организовать. Впереди их ждал долгий дневной переход. Но в постели было так тепло и уютно, тогда как снаружи свистел резкий и холодный утренний ветер.

Эвану не хотелось вылезать из-под одеяла. Он закрыл глаза и, мысленно пообещав самому себе, что встанет через три, самое большее через пять минут, тут же заснул мертвым сном.

Грейс проснулась поздно, когда вокруг уже рассвело. Потянувшись, она пощупала рукой возле себя, хотя и без этого было очевидно, что рядом с ней никого нет.

Эвана и след простыл.

Вереница самых разных мыслей закружилась в ее голове. Досада на Эвана, быстрое осознание, что он должен был выполнять свои обязанности… Но на смену этим практическим мыслям пришло смущение. Обычно они сворачивали лагерь на рассвете. Сейчас было намного позже, очевидно, по приказанию ее мужа ей дали выспаться. Столь же очевидным для Грейс стало и другое: все в лагере знали подлинную причину ее столь позднего пробуждения.

– А, вот вы и проснулись! Наконец-то! – раздался веселый голос Эдны, и она вошла в палатку.

– Я проснулась очень поздно? – встревоженно спросила Грейс.

– Не очень, но близко к этому, – улыбнулась служанка. – Утро для слуг выдалось не из легких. Они не выспались. Хорошо еще, что у них было лишнее время на то, чтобы приготовить горячую пищу и поесть. Это подняло им настроение.

Сквозь тонкие стенки палатки доносились веселые крики, хохот и скабрезные шутки воинов.

– Почему ты не разбудила меня пораньше? – укоризненно произнесла Грейс, ополаскивая лицо и опухшие глаза.

– Сэр Эван не велел вас будить, – сердито ответила Эдна.

– А-а, – протянула Грейс и тут же зарделась от смущения.

Эдна помогла ей надеть платье. Грейс передернула плечами, чтобы оно получше село, и только сейчас заметила, насколько разбитой она себя ощущает. Все ее тело ныло, болело и стонало в результате плотских утех, которым они предавались почти всю ночь.

– Ну что ж, это очень любезно с его стороны.

– Ага, особенно после того волнения, которое вызвали в лагере ваши, всем слышимые крики. От таких криков кто угодно устанет.

Грубоватое замечание служанки неприятно задело Грейс. Она смутилась, но вскоре пришла в себя. В конце концов, ей нечего было стыдиться. Они с Эваном законные муж и жена, так что имеют полное право удовлетворять свою страсть.

Тем не менее она со скрытым волнением думала о предстоящей встрече с Эваном. Она стыдилась своего поведения ночью. Торопливо одевшись и приказав Эдне побыстрее собрать ее вещи, Грейс вышла из палатки и остановилась в растерянности. Прямо на нее в упор смотрела небольшая группа мужчин. Вежливо кивнув ей, они с деловым видом приступили к разборке палатки, что вызвало у Грейс вздох облегчения.

Красная от смущения, она была не в силах отделаться от него – Грейс шла, ища глазами Эвана. Хотя она старалась выглядеть равнодушной, это ей удавалось плохо. Эвана она нашла на другой стороне лагеря и так обрадовалась ему, будто увидела в первый раз.

Может быть, так оно и было. Теперь он предстал перед ней совсем в другом обличье. Она с гордостью смотрела на его красивый профиль, на то, как он чудесно улыбнулся, увидев ее, на его мускулистые руки, которыми он так нежно обнимал ее ночью. Его окружала атмосфера властности и уверенности в своих действиях – прекрасные качества его характера, позволявшие ей чувствовать себя рядом с ним в полной безопасности и без боязни смотреть в будущее.

Судя по его лицу, он смотрел на нее с не меньшей радостью, чем она на него, что лишь усиливало и без того хорошее настроение Грейс. Когда их взгляды встретились, он весело подмигнул ей. Она попыталась было сохранить прежнее величие, но радость и счастье, переполнявшие ее сердце и душу, заставили забыть о всякой серьезности. Грейс буквально светилась от счастья, что было невозможно скрыть от посторонних глаз.

– Всадники! К нам приближаются всадники! – вдруг раздались тревожные голоса часовых.

Моментально весь лагерь замер. Взоры всех обратились в ту сторону, куда показывали часовые. На край поляны, примыкавшей к лагерю, из леса выезжали всадники, их было немало. Но хуже всего, что они целенаправленно двигались прямо к ним. Поднявшееся над лесом солнце освещало их щиты и доспехи, но в блеске солнечных лучей невозможно было различить цвета. Грейс прижалась к Эвану и замерла на месте.

– Неужели это Родерик? – тихо спросила она, подавляя поднявшийся из глубины души страх.

– Возможно, – процедил сквозь зубы Эван, ободряюще пожимая ей руку и машинально вынимая меч. – Пока стой рядом со мной. Но если они вздумают на нас напасть, тогда беги вместе с Эдной в лес и жди меня там, пока мы не расправимся с ними.

Спрятавшись за широкой спиной мужа, Грейс с тревогой поглядывала на подъезжавших всадников.

Во главе отряда скакал темноволосый, средних лет мужчина. Обветренное лицо, крупный нос и выдающаяся вперед челюсть придавали ему зловещий вид.

– Я не вижу ни одного знакомого лица! – с облегчением вдруг воскликнула Грейс. Однако Эван даже бровью не повел в ответ на ее обнадеживающее замечание.

– Если Родерик хочет застать нас врасплох, то впереди пустит тех, кого ты не знаешь, а сам спрячется позади, так что не будем рисковать. Пока ждем.

Приблизившись, передний всадник натянул поводья, и его могучий конь, послушный воле своего господина, заплясал на месте. Ехавшие сзади его воины, от которых сильно пахло конским потом и грязью, выстроились в одну линию, в воздухе явственно повисло напряжение. Глава отряда подъехал поближе к Эвану.

– Доброе утро, – как можно дружелюбнее произнес Эван, внутренне подбираясь и готовясь к схватке. – Как жаль, что вы опоздали и не успели разделить с нами завтрак. Но мы можем предложить вам немного эля и овсяных лепешек с сыром, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Подъехавший всадник окинул Эвана оценивающим взглядом.

– Кому я обязан столь радушным приемом?

– Я сэр Эван Гилрой.

Всадник перевел взгляд на людей Гилроя, мельком окинул их стоянку.

– По вашему виду заметно, что вы шотландцы, но почему на вас нет цветов вашего клана?

– Мы шотландцы до кончиков ногтей и верные слуги короля Роберта.

– Вы сражались вместе с Брюсом?

– Да.

Всадник одобрительно закивал головой.

– Но все же где ваши стяги?

– Мы их не носим.

– А откуда вы родом?

– Моя мать из рода Гилрой.

– А отец?

– Он умер.

Град вопросов, может быть, вполне уместных, но не совсем деликатных, рассердил Грейс. Ей захотелось стукнуть коня назойливого всадника по носу и заставить его ускакать прочь. Однако ее поразила выдержка Эвана, который как ни в чем не бывало отвечал на вопросы, видимо, он не впервые попадал в такое положение.

– Куда вы направляетесь?

– На север. Домой. – Эван вежливо улыбнулся, прежде чем в свою очередь задать вопрос: – А с кем я имею честь разговаривать?

– Я лэрд Килкенни. – В знак подтверждения мужчина указал на свой плед, перекинутый через плечо и заколотый большой, украшенной камнями брошью. – Черт побери! Моих цветов совсем не видно под толстым слоем дорожной грязи и пыли. Впрочем, что же тут удивительного. С погодой нам не повезло, дождь и слякоть. Одним словом, мерзкая погода.

– Меня удивляет, что вы ездите с таким небольшим эскортом, – осторожно заметил Эван.

– Я задержался у храма Девы Марии, чтобы помолиться о душе моей рано умершей жены, а бо́льшую часть отряда послал вперед. Но тут, как назло, полил дождь как из ведра, и мне с небольшим количеством воинов пришлось заночевать при храме. Кроме того, я нахожусь всего в нескольких часах езды от моего замка, более того, сейчас мы находимся на моей земле.

– В таком случае позвольте поблагодарить вас за гостеприимство. Мы провели ночь на вашей земле, и эта ночь была спокойной.

– Очень приятно слышать подобные признания, – ухмыльнулся лэрд Килкенни. – Однако если вас не затруднит проехать с десяток миль, если не совсем на север, но примерно в этом направлении, то вы окажетесь у порога моего замка Гленмор. – Килкенни заглянул за спину Эвана, явно рассматривая прячущихся за ним женщин. – Думаю, удобная постель и щедрое угощение понравятся вашим спутницам.

– Благодарю за приглашение, но мы тоже умеем создавать все необходимые удобства для наших женщин.

Эван подал знак, Грейс вышла из-за его спины и оперлась на протянутую им руку.

– Позвольте представить мою жену, леди Грейс.

Она присела в изысканном реверансе.

Лэрд Килкенни сразу размяк, лицо его подобрело, и он любезно произнес:

– Для меня высокая честь, миледи, познакомиться со столь прекрасной женщиной, как вы.

– Вы слишком лестного мнения о моей внешности, милорд.

Эван привлек Грейс к себе и обнял ее:

– Мы уже имели удовольствие ночевать под крышей вашего замка. Это было примерно неделю тому назад.

По лицу Килкенни пробежало облачко.

– Во время моего отсутствия в замке распоряжается мой племянник Саймон.

– Вот-вот, именно так и звали того, кто принял нас в роли хозяина замка.

– М-да, – буркнул Килкенни. – Если бы я был уверен в своем племяннике, как в себе самом, я бы расспросил вас подробнее, поэтому не стану этого делать, так как боюсь услышать что-то нелицеприятное.

– Мы там провели всего лишь одну ночь. Очень недолго. – Грейс попыталась сделать вид, что ничего особенного не произошло.

– И покинули в спешке. – Эван своей прямотой все испортил.

Килкенни нахмурился:

– Прошу вас не судить обо всем клане по поведению одного моего племянника. – Лэрд улыбнулся, и по его глазам было видно, что он действительно сожалеет о случившемся, чем сразу завоевал сердце Грейс. – Саймон порой ведет себя как самый настоящий олух.

– Иногда, как я погляжу, выгодно иметь поменьше родни, тогда реже попадаешь в неловкие положения. – Эван шуткой попытался сгладить ситуацию.

– Метко подмечено, сэр Эван, – ухмыльнулся Килкенни, и кое-кто из его воинов одобрительно хмыкнул, видимо, Саймон пользовался печально смешной славой среди своего клана. Высоко в небе послышались тревожные, вызывающие грусть крики ястреба. Килкенни поднял голову, следом за ним и многие другие. – Похоже, скоро опять польет. Может, вы передумаете, в таком случае вас ждет самый радушный прием в замке Гленмор.

После короткого раздумья Эван отрицательно покачал головой:

– Еще раз благодарю за приглашение, но нам не терпится поскорее вернуться домой.

– Ну что ж, в таком случае мне остается только пожелать вам счастливого пути. Да поможет вам Бог.

В искренности пожелания лэрда Килкенни не могло быть никаких сомнений. Ударив сапогами по бокам коня, он развернул его и поскакал прочь, следом за ним и его отряд. Отъехав на небольшое расстояние, Килкенни внезапно осадил коня, приподнялся в седле и взмахом руки попрощался с Эваном и Грейс. Эван дружески помахал в ответ.

Увидев такое вежливое прощание, Грейс несказанно удивилась:

– Лэрд Килкенни в конце вашей беседы вел себя очень любезно, чего никак нельзя сказать о ее начале. Честно говоря, его расспросы о твоем происхождении иначе как грубостью не назовешь.

– Что поделаешь? Корона должна крепко сидеть на голове короля Роберта, потому что в Шотландии еще немало тех, кто мечтает сбросить ее с его головы. В наше непростое время, когда встречаешь незнакомцев, очень разумно вести себя сдержанно, тем более когда вдруг выясняется, что этот незнакомец как раз является владельцем земли, на которой произошла неожиданная встреча. – Эван задумчиво покачал головой. – Вокруг слишком много завистников, недоброжелателей и врагов. Глупо было бы позволить гордости подчинить себе благоразумие и тем самым навлечь на себя гнев одного из могущественных кланов, вместо того чтобы завоевать его дружбу.

Грейс молча переваривала смысл сказанного Эваном. Вывод получился неожиданным: благодаря ей Родерик стал теперь их заклятым, непримиримым врагом. В их теперешнем положении действительно не стоило неразумными действиями умножать врагов, Эван действовал и умно, и предусмотрительно, то есть так, как следовало. Мягко говоря, вообще-то нетактичные замечания насчет его происхождения не должны были оставить его безразличным. Тем не менее Эван вел себя так, будто это его совсем не волновало. Что скрывалось за этим: удивительная выдержка или безразличие? Интуитивно Грейс чувствовала, что под его внешней бравадой прячется гордая и даже ранимая душа. Да, он любил шутить, смеяться, умело притворялся безразличным и даже веселым, но в глубине души она уже начала понемногу разгадывать его: это был очень серьезный, вдумчивый, крайне осторожный человек, знающий цену как словам, так и поступкам.

Незаконнорожденный – он никогда не забывал об этом, и это глубинное, постоянно скрываемое сознание своей неполноценности угнетало и давило Эвана: у Грейс защемило сердце, как только она поняла, насколько он несчастен.

По его внешнему виду было понятно, что дальнейший разговор об этом ему неприятен, и Грейс ловко переменила тему:

– Я с радостью обнаружила, что лэрд Килкенни нисколько не похож на своего племянника.

– И я тоже, – согласился с ней Эван. – Если говорить о Саймоне, то «олух» мне кажется самым безобидным выражением.

– Согласна, особенно если вспомнить, каким злым был Саймон, когда мы покидали Гленмор. Надо отдать тебе должное – ты сумел произвести благоприятное впечатление на лэрда Килкенни.

Эван постучал по своей голове указательным пальцем:

– Иногда ею надо думать, использовать по прямому назначению, а не только для того, чтобы носить шлем.

– Хвастунишка! – поддразнила его Грейс. – Интересно, часто ты ею думаешь?

– Если бы не думал, – ухмыльнулся он с самодовольным видом, – то не сумел бы поймать такую жену, как ты.

Подобное тщеславие, смешанное с мужским эгоизмом, покоробило Грейс. Опустив глаза, она промолвила:

– Как знать, если бы не Родерик и его угрозы, может быть, все сложилось бы по-другому.

– Ба, Родерик! Да ведь это надоедливый комар, которого можно прихлопнуть одним ударом. Зато теперь, как я посмотрю, любой мужчина при взгляде на тебя начинает жутко мне завидовать, и я его понимаю.

Эван нагнулся и поцеловал ее.

– Эван, постой, – запротестовала Грейс, видя, что он намерен и дальше ее целовать. – Не надо уклоняться от беседы.

– Я не уклоняюсь, а просто начинаю другой разговор, который мне больше по душе. – Он опять поцеловал ее и озорно улыбнулся. – Утренние треволнения лишили меня возможности как должно поздороваться со своей женой.

Поглядывая на Грейс горящими от желания глазами, Эван поцеловал ее в руку, прямо в голубую жилку на кисти, там, где билась кровь.

– Тебе понравилось сегодняшнее утро? Ты выспалась?

Грейс буквально просияла. В чистом холодном воздухе парили первые паутинки. На сердце у нее стало по-весеннему светло и радостно.

– Зачем ты позволил мне так долго спать? – полушутливо, полусерьезно спросила Грейс. – Мне было неловко.

– Мне тоже, – весело подхватил он. – Из-за меня ты не выспалась как следует, поэтому я решил дать тебе возможность отдохнуть. У тебя хватит сил ехать верхом?

Она слегка опешила, но затем, лукаво улыбнувшись, задала встречный, тот же самый вопрос:

– А у тебя?

Эван весело рассмеялся:

– Неужели я похож на жалкую развалину, дорогая? Я без труда проведу день в седле, а если устану, то мою усталость как рукой снимет игра воображения, предвкушающего следующую ночь вместе с тобой.

В искренности его слов невозможно было сомневаться, а если сомнения и были, то они растаяли под огнем его блестящих глаз. Грейс подошла вплотную и прижалась к нему своей высокой грудью.

– Разве воображение может сравниться с тем, что я могу подарить тебе, дорогой? Оно просто бледная тень по сравнению с реальностью.

Даже не поняв, откуда взялись эти смелые слова и как могло сорваться с ее губ столь страстное признание, Грейс чмокнула остолбеневшего Эвана в щеку и побежала прочь.

Эван потом долго и пристально следил за ней, его немое внимание радовало Грейс: наконец-то после стольких дней мучительного безразличия муж начал проявлять к ней интерес, который она решила подогревать всеми возможными способами и ухищрениями.

Но как именно это делать, честно говоря, Грейс даже не представляла.

Глава 13

Весь оставшийся день они скакали почти без передышки, сделав несколько коротких остановок, чтобы напоить лошадей. Хотя было тяжело, Грейс не жаловалась, так как понимала, что в дорогу они отправились позже обычного, причем по ее вине.

Лагерь стали разбивать, как обычно, в сумерках. Эван помог Грейс слезть с лошади. Ноги от дневной езды у нее одеревенели и еле слушались.

Ужин протекал, как всегда, в дружеской атмосфере. Эван сел со своими товарищами, весело шутил и смеялся, все время поглядывая сквозь пламя костра на Грейс, сидевшую напротив него.

Она не стала задерживаться у костра и сразу после еды отправилась в свою палатку. Эван вскоре пришел к ней, но минуты ожидания показались ей вечностью. На этот раз все прошло быстро. Их обоих снедала дикая, неистовая жажда, поэтому они сразу жадно слились в одно целое. Эван был одновременно и груб, и нежен – восхитительная смесь двух противоположностей, делавшая его еще более неотразимым.

Когда все закончилось, Эван прижался к спине Грейс и начал ласкать ее сзади. Он поглаживал, массировал ее затвердевшие от езды верхом мышцы до тех пор, пока не наступило приятное, восхитительное ощущение общей расслабленности.

Закрыв глаза и положив голову ему на грудь – а лежать в его объятиях было неописуемым блаженством, – Грейс вскоре уснула.

Следующие дни как две капли воды походили один на другой. День проходил в седле, а ночи она проводила в объятиях Эвана. Все было просто, незатейливо, но вместе с тем казалось каким-то волшебством. Иногда Грейс хотелось, чтобы их путешествие тянулось как можно дольше, настолько оно было приятным.

Вскоре пейзаж вокруг стал иным, перед ними возникли высокие холмы, а затем и горы. Лица всадников сразу повеселили, они улыбались и весело перемигивались; видимо, приближался конец пути, который был не за горами, как в прямом, так и в переносном смысле.

Вдоль дороги высились серые скалы, покрытые веселой зеленью, прятавшие свои вершины по утрам и вечерам в молочном тумане. Заросли и деревья обдавали лесной сыростью, высокие сосны вздымали свои величественные кроны высоко в небо, березовые рощи одаривали весенней свежестью, что было особенно приятно днем, когда становилось уже по-летнему жарко. Наконец, взобравшись на один из горных перевалов, они задержались на несколько минут.

– Да мы уже почти приехали! – восторженно объявил Эван, окидывая взглядом туманную даль, закрывавшую долину.

Грейс всматривалась, как могла, но сквозь туман можно было разглядеть лишь силуэт башни и верхушки крепостных стен. Когда они спустились вниз, туман рассеялся, и она увидела всю крепость целиком на краю долины, на самом ее высоком месте. Рядом с крепостью бежала с шумом речка, на берегу которой паслось небольшое стало овец под присмотром двух или трех стариков пастухов. В воздухе стоял свежий, бодрящий запах недавно прошедшего дождя.

– Замок не такой большой, как у твоего брата, – обронил Эван.

У Грейс защемило сердце, в его голосе явственно были слышны робкие, даже стыдливые нотки, совершенно не свойственные Эвану, и она поспешила его успокоить:

– Зачем ты вбил себе в голову, что я если не привыкла, то по крайней мере мечтаю жить в комфорте или даже роскоши? Ты же знаешь, я воспитывалась в монастыре и собиралась жить за тамошними, более чем скромными стенами до конца своих дней.

Однако Эван продолжал истязать себя – самолюбие не давало ему покоя:

– Не думаю, что крепость у Аластера Фергусона была такой же маленькой и жалкой. А с огромным замком твоего брата вообще не стоит даже и сравнивать.

Грейс почувствовала легкое раздражение. Неужели он, ее муж, до сих пор так плохо ее знает? Неужели он всерьез считает, что ее так волнуют размеры их величия, которые, по его мнению, определяются величиной замка и роскошью обстановки?

– Даже издалека видно, что твой замок не так мал, как тебе кажется. По-моему, он прекрасен. Простота и прочность – эти качества намного важнее кичливой пышности.

– Ты говоришь «кичливой», я не ослышался? – улыбнулся Эван. – Надо будет при встрече с Маккенной повторить их, не забыв сослаться на твое мнение.

Довольная, что настроение Эвана явно улучшилось, Грейс тоже развеселилась. Но веселость вскоре оставила ее; чем ближе они подъезжали к крепости, тем беспокойнее становилось у нее на душе. Пастухи и несколько крестьян, работавшие на огородах, приветственно помахали им руками, когда они проезжали мимо.

Вытянувшись цепочкой, отряд въехал под своды крепостных ворот, а затем во двор. Понимая, на кого прежде всего обращены все взгляды, Грейс откинула капюшон плаща назад, чтобы все могли как следует разглядеть ее. Внутри замка собралась целая толпа, человек сто – мужчин, женщин, детей, – которые встретили прибывших веселыми криками.

Несмотря на общую радость, по спине Грейс поползли мурашки: слишком много круглых от удивления глаз было устремлено на нее; по всей видимости, никто из толпы не догадывался о том, кто она такая. Разумеется, всем было известно, с какой целью хозяин замка отправился в путешествие на юг, однако невероятно быстрое осуществление замысла Эвана, их поспешное венчание и немедленное возвращение помешали ему послать домой весточку, которая извещала бы о его женитьбе.

Недоуменный гомон сразу стих, как только из толпы вперед вышла седая женщина. Высокая, в красивом платье из золотистого бархата, на поясе у нее висела тяжелая связка ключей, с властными манерами и проницательным взглядом, по ее виду Грейс сразу поняла, кто стоит перед ней. Леди Мойра, мать Эвана. Ее суровый и мрачный вид находился в резком контрасте с улыбающимися и смеющимися вокруг нее людьми. Леди Мойра нисколько не была рада.

Спрыгнув с коня. Эван ласково обнял мать, обменялся несколькими словами, а затем представил ей свою жену.

Вблизи сходство между матерью и сыном было заметнее. У Эвана и леди Мойры был одинаковый цвет и разрез глаз, но похоже, на этом все сходство и заканчивалось, особенно если учитывать их настроение и выражение лиц. Эван явно был счастлив, он улыбался, пытался шутить, тогда как леди Мойра держалась надменно, отчужденно, по ее лицу было видно, что ей совсем не до шуток.

Окинув невестку с головы до ног внимательным, оценивающим взглядом, она тяжело вздохнула, и от ее вздоха у Грейс сразу что-то оборвалось внутри.

– Добро пожаловать, – сухо промолвила мать Эвана, формальное приветствие и холодный тон выдавали ее неприязнь.

Умница Грейс, скрыв досаду, присела в низком реверансе и как можно любезнее произнесла:

– Очень рада нашему знакомству.

Резкие, надменные складки в уголках рта Мойры стали еще заметнее. Она хмурилась, криво улыбаясь, всем своим видом выказывая недовольство. Выбор сына ей явно не понравился. Но чем именно была вызвана ее неприязнь, Грейс никак не могла понять.

– Эван сказал, что вы из клана Маккенны.

Она как будто хотела что-то выпытать у Грейс.

– Да.

– Вы вдова?

Грейс молча кивнула. Странное дело: у нее возникло ощущение, что леди Мойра в чем-то пытается ее обвинить.

– Как долго вы были замужем?

– Семь лет.

– И за все это время вы не родили ни одного ребенка?

Вопросы сыпались градом, и в каждом из них содержался то ли упрек, то ли обвинение.

– Мой муж почти все время был в отъезде. Он воевал на стороне короля Роберта, – медленно и смущенно отвечала Грейс, уже догадавшись, к чему клонит леди Мойра.

– Ваш брат ведь тоже сражался за короля Роберта, не так ли?

– Да, сражался.

– А у него есть наследники?

– Да, трое, и скоро родится еще один.

– Гм, вот как.

Леди Мойра явно вошла во вкус, она уже обличала Грейс, найдя у невестки очень слабое и крайне болезненное место. С любопытством поглядывая на нее, она ожидала либо оправданий, либо возражений, хотя как и те, так и другие были бесполезны. Понимая, как глупо было бы с ее стороны ввязываться в спор, Грейс притворилась равнодушной.

– Хорошо, вы, наверное, устали после дороги, вам хочется отдохнуть. – Леди Мойра махнула рукой в сторону массивных дверей. – Дирдре покажет вам вашу опочивальню.

Не обращая больше никакого внимания на невестку, леди Мойра опять обратилась к сыну. Она вела себя так, будто Грейс была пустым местом. Возмущенная столь откровенной грубостью и наглостью, Грейс повернулась к мужу, ища у него защиты, но Эван, обняв мать за плечи, о чем-то тихо-тихо беседовал с ней, вероятно не заметив ничего оскорбительного в том, как его мать разговаривала с его женой.

– Следуйте за мной, миледи, – раздался вдруг над ухом Грейс чей-то вежливый голос.

Она вздрогнула и обернулась. Рядом с ней стояла молоденькая, очень симпатичная девушка, по всей видимости, она и была Дирдре. Бросив снова взгляд на Эвана, Грейс вдруг ощутила, что между ними вдруг пролегла невидимая стена, ей стало больно и обидно, более того, захотелось крикнуть ему: «Посмотри, меня обижают, а ты ничего не замечаешь!» Но рассудив, что не стоит устраивать сцену в первые же минуты знакомства с леди Мойрой, Грейс закусила губу и, кивнув, пошла следом за Дирдре.

Обстановка главного зала выглядела строго и даже как-то неприветливо, в духе леди Мойры, как заметила Грейс. Ни весело горящего огня в очаге, ни гобеленов на стенах, вообще никаких украшений, не было даже цветов. Никаких потуг на изящество – все просто, без изысков.

– Леди Мойра совсем не такая, какой я ожидала ее увидеть, – вдруг вырвалось у Грейс, пока они поднимались наверх. Дирдре скромно потупилась. Гибкая, стройная, темноволосая и синеглазая, она производила очень приятное впечатление; на фоне леди Мойры контраст поразительный, она казалась ангелом.

– Конечно, вам трудно в это поверить, но леди Мойра может быть очень доброй, – промолвила служанка.

Расстроенная Грейс кивнула. Она старалась держать себя в руках, чтобы не расплакаться. Она – леди, молодая хозяйка замка, напоминала себе Грейс, она должна вести себя соответствующим образом, суметь поставить себя так, чтобы ее уважали, а не жалели.

Войдя в свою опочивальню, Грейс очень и очень удивилась. Спальня выглядела весьма уютной, стены были завешаны гобеленами, а посреди стояла большая кровать под балдахином. Сейчас занавески были приподняты, но стоило их опустить, как внутри сразу возникала очень милая атмосфера, полная интимности.

После ухода Дирдре Грейс целиком погрузилась в свои не слишком веселые мысли, раздумывая над тем, как вести себя с леди Мойрой. Только на первый взгляд это казалось чем-то простым и легкоразрешимым, на самом же деле, как предчувствовала Грейс, ее отношения с матерью Эвана от конфликта отделял всего лишь шаг. После напряженного раздумья она решила ни в коем случае не приближаться к этой опасной черте; что бы ни выкинула леди Мойра, она будет вести себя как можно вежливее и сдержаннее. Она не скатится до мелочных жалоб или грубости, но и не позволит, чтобы ею помыкали. Решено, она станет живым воплощением любезности и терпеливости.

Ущипнув несколько раз щеки, чтобы придать им больше цвета, Грейс шумно вздохнула, внутренне готовясь к тому, что ее ждет, и начала спускаться. Когда она вошла в главный зал, похоже, никто даже не обратил на нее внимания. Все, кто там был, продолжали заниматься тем, чем занимались до ее появления. Два молодых парня старательно разводили огонь в очаге, служанки с самым серьезным видом, какой только может быть у прислуги, расставляли столы, скамьи и подметали пол.

Во главе стола, на хозяйском месте, были поставлены два кресла с высокими спинками. Привычного возвышения, где сидели самые важные гости и владельцы замка, не было и в помине, но Грейс понимала, что в замке было множество других дел, куда более важных и неотложных, чем возведение помоста.

Едва столы были расставлены, как в зал начали входить обитатели замка и занимать свои места. Вошла в зал и леди Мойра. Вид у нее был такой мрачный, что у Грейс сжалось сердце от тревожного предчувствия, ей стало ясно – столкновения во время их первой трапезы вряд ли удастся избежать. Она тут же напомнила себе об обещании держать себя в руках, что бы ни случилось.

В том, что ее поджидают разного рода неприятности, сомневаться не приходилось, они с леди Мойрой явно не сошлись характерами. Однако Грейс не теряла надежды, что со временем ей удастся преодолеть все затруднения и разногласия и в конце концов она разгадает причину недовольства леди Мойры: почему она не рада женитьбе сына и почему столь низкого мнения о ней, Грейс?

Моментально оценив обстановку, ведь кресел во главе стола было всего лишь два, Грейс направилась к одному из них, понимая, насколько важно в ее положении отстоять свои права хозяйки замка. В тот же миг леди Мойра ускорила шаги, явно стремясь обогнать Грейс. Было совершенно очевидно, кто раньше сидел рядом с Эваном: леди Мойра отнюдь не собиралась уступать свое место за столом.

К креслам обе женщины подошли одновременно. По воинственному виду леди Мойры было понятно, что она не уступит без боя свое привычное место. Ладони у разволновавшейся Грейс стали влажными от пота. В зале воцарилась тишина, все с нескрываемым интересом следили за исходом поединка между леди Мойрой и новой хозяйкой замка.

– Пожалуйста, садитесь, – проговорила как можно вежливее Грейс, указывая на место на скамье, которая ближе всего стояла к одному из кресел. – Думаю, Эвану будет приятно видеть свою мать возле себя во время еды.

– Это напоминание совершенно излишне, – процедила сквозь зубы леди Мойра. – Я всегда во время еды сижу рядом с сыном. Так было и так будет всегда.

Грейс твердо посмотрела ей в глаза и, не отводя взгляда, сказала:

– Не вижу препятствий, миледи, поскольку нам обеим можно сидеть по обе стороны от сэра Эвана, я сяду с одной стороны, тогда как вы с другой.

– Да, все так, но кресел всего лишь два, – спокойно ответила леди Мойра, явно уверенная в своей силе.

– Совершенно верно, одно для хозяина замка, а другое для хозяйки, – как можно более ровным голосом произнесла Грейс. – Я велю изготовить третье кресло как можно скорее, никто не собирается отнимать вашего почетного места за моим столом.

Последние слова она произнесла подчеркнуто громко, на что леди Мойра грозно нахмурилась. В очаге громко треснуло полено, разбрасывая вокруг кучу искр и небольшие угольки. Ни одна из служанок, стоявших в зале, не пошевелилась и не издала ни звука.

– Мой сын, как я погляжу, сделал не совсем удачный выбор. У его жены никуда не годный характер.

– У меня есть приданое, а также благодаря мне Эван вступает в союз с кланом Маккенны. Меня не пугает никакая работа, более того, я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы жизнь в этих местах стала лучше и легче. Я сделаю все, чтобы мой новый дом стал самым уютным и удобным.

Леди Мойра молча наполнила кубок вином, сделала несколько глотков, исподлобья смотря на Грейс, прежде чем заметить:

– Это все пустое. Посмотрим, что вы запоете через несколько недель. А может, даже и раньше.

Грейс стиснула кулаки, пытаясь не сорваться и не наговорить резкостей. Она ведь обещала себе, что не позволит леди Мойре, как бы та ни старалась, вывести ее из себя.

Но тут в зал вошел Эван в сопровождении товарищей, и раздражение Грейс сразу рассеялось. Он шел, рассказывая что-то смешное, попутно здороваясь со всеми, от одного лишь его улыбающегося лица и довольного вида у нее сразу стало легче на сердце.

Подойдя к матери и Грейс, он обнял последнюю за талию, чем вызвал недовольство у леди Мойры.

– Ты выглядишь очаровательно. Тебе понравилась ванная? Хорошо искупалась?

– Да, очень. Я как раз хотела поблагодарить тебя.

– Пустяки. Посмотрим, что ты скажешь, когда в следующий раз я присоединюсь к тебе! – Он весело подмигнул ей. От приятных воспоминаний у Грейс побежали по спине мурашки: заниматься с ним любовью – какое же это наслаждение! Но тут она быстро оглянулась на леди Мойру с тревожной мыслью: что та подумает о ней?

– Еда стынет, – отрывисто произнесла она. Радость охватила Грейс от шутливого разговора с Эваном.

– Так чего ж мы ждем, вели подавать! – воскликнул Эван, не сводя глаз с Грейс. – Что касается меня, то я зверски проголодался.

Леди Мойра пробурчала что-то нечленораздельное и махнула рукой. Тем временем Эван, не отпуская от себя Грейс, аккуратно выдвинул одно из кресел и посадил ее. Несказанное чувство радости овладело Грейс – нет, она не злорадствовала, но все-таки старалась не показывать открыто, как она счастлива. Недовольная и расстроенная леди Мойра уселась на скамью рядом с сыном.

Прислуга начала подавать на стол блюда с едой, причем и слуги, и служанки останавливались на миг возле леди Мойры, чтобы та убедилась, хорошо ли приготовлено то или иное блюдо. По настоянию Эвана Грейс должна была отведать каждое из поданных кушаний. Пища была простой и без всяких изысков, но такой вкусной, что просто пальчики оближешь.

Во время еды за столом все оживленно разговаривали, много шутили, смеялись, за исключением леди Мойры. Что касается Эвана, то он был явно в ударе, можно сказать, был центром всеобщего веселья, что позволяло ему не замечать напряжения между его женой и матерью.

– Ты рад, что вернулся домой? – спросила Грейс.

– Еще как! – отвечал он. – Несмотря на то, что впереди еще столько работы. Летние дни пролетают быстро, а успеть надо много.

– Я хочу помочь тебе. Мне тоже не терпится поскорее приступить к работе, – начала было Грейс, но Эван отрицательно замотал головой:

– Не хочу, чтобы моя жена работала как простая служанка. Как это тебе такое могло прийти в голову?

– Нет, Эван, не спорь. Я буду работать наравне со всеми. – Грейс нарочно понизила голос, чтобы никто, особенно ее свекровь, не заподозрил, что они едва ли не ссорятся. – Я прошу тебя.

Улыбнувшись, он похлопал ее по руке.

– Ладно, так и быть, найдем и для тебя какую-нибудь работу, раз ты так хочешь.

Грейс склонилась над едой, раздосадованная полученным ответом. Какую-нибудь работу? Хм! Она ведь не белоручка. Неужели Эван думает, что она будет сидеть весь день, сложив руки и позевывая от скуки? Как бы не так!

– Кстати, ты ведь еще не пробовала пирог с олениной! – вдруг воскликнул Эван. – Наш повар готовит его мастерски.

Не дожидаясь ее согласия, он отрезал здоровенный кусок пирога и протянул его Грейс прямо на лезвии ножа. Она уже наелась, так что жирную оленину ей вовсе не хотелось есть, но отказываться было неудобно, кроме того, на нее с любопытством посматривали многие из сидевших поблизости. Она открыла рот, намереваясь осторожно взять с ножа предложенное угощение.

– Зачем ты ее кормишь, словно она маленький ребенок? – буркнула леди Мойра. – Как будто она не может есть сама!

– Зато это так романтично, – возразил Эван.

– А по-моему, отвратительно, – не унималась его мать.

Сделав усилие, Грейс пропихнула кусок пирога в рот и принялась жевать. Дева Мария, когда эта женщина перестанет брюзжать, язвить и вообще показывать свои когти? Мясо было жирным и жестким, ее желудок болезненно сжался, но деваться было некуда – все это надо было съесть, причем с таким видом, что угощение ей очень нравится. Прожевывая пирог, Грейс не без страха ожидала какой-нибудь другой любезности со стороны Эвана. К ее счастью, сюрпризы на этом закончились. Прислуга принялась убирать со стола грязные тарелки и пустые блюда.

По окончании ужина началось небольшое празднество в честь возвращения хозяина. Вперед выступил местный трубадур, он исполнил балладу, в которой воспевались рыцарские подвиги. Понимая, что веселье затянется допоздна, Грейс нагнулась к уху Эвана и сквозь шум проговорила:

– Я пойду к себе. Я устала и хочу спать. Спокойной ночи.

Эван нахмурился, но затем с понимающим видом закивал. Она не спеша встала из-за стола, надеясь, что он проводит ее. Но едва Эван приподнялся, как мать схватила его за руку, удерживая на месте.

Устало вздохнув, поскольку ей уже до смерти надоело бороться с леди Мойрой, Грейс еще раз попрощалась со всеми и пошла наверх. Поднимаясь по лестнице, она услышала за собой чьи-то торопливые шаги. Это мог быть только Эван! Он догонял ее! Обрадовавшись, она остановилась, чтобы обернуться назад, и тут на нее из-за темноты на лестнице едва не налетела Эдна.

– Ой, простите меня, миледи. Тут так темно, да и ступеньки такие неровные.

С трудом сдерживая раздражение, Грейс махнула рукой:

– Ступай назад, Эдна. Повеселись как следует. Сегодня мне твоя помощь не нужна. Я сама справлюсь.

Эдна, колеблясь, застыла на месте. Но Грейс легким толчком в плечо вывела ее из нерешительности, служанка повернулась и начала спускаться вниз, тогда как она опять пошла наверх, внимательно смотря себе под ноги, отдавая справедливость словам Эдны насчет неровности ступенек.

Очутившись у себя в спальне в окружении собственных вещей, таких знакомых и близких, Грейс немного успокоилась. Она зажгла свечи, разделась и принялась расчесывать волосы, и тут к ней вошел Эван.

В руках он держал кувшин с вином и два кубка, вид у него был безмятежный и очень довольный, чего никак нельзя было сказать о надувшейся Грейс. Настроение у нее было плохое, если не скверное.

Эван то ли действительно ничего не заметил, то ли притворился, что ничего не замечает. На его губах играла знакомая улыбка, перед обаянием которой, казалось, невозможно было устоять, но сейчас Грейс не поддалась ей. Он нагнулся, собираясь поцеловать ее, но в последний момент она уклонилась от поцелуя.

– Это все из-за матери, не так ли? – вздохнул Эван.

– Какая проницательность, даже удивительно! – съязвила Грейс.

Он нежно дотронулся до ее подбородка и, приподняв его, посмотрел ей в глаза.

– Да, она может испортить настроение кому угодно, но ты попытайся не обращать внимания на ее замечания и колкости в твой адрес.

– Ха, тебе легко говорить, а каково мне это выносить? Тут даже ангельское терпение не спасет. Она попрекает по поводу и без повода, а какой у нее взгляд – такой осуждающий, неприязненный… – Голос у Грейс задрожал, на глаза навернулись слезы. – За что она меня так невзлюбила?

Эван виновато понурил голову.

– Моя мать сердита на меня. Она недовольна мной больше, чем тобой. Дело в том, что она не хотела, чтобы моей женой была леди. Она хотела, чтобы я женился на простой деревенской девушке.

– Из которой она могла сделать все, что ей захочется?

– Наверное, – пожал он плечами.

– Может, ты хочешь, чтобы твоя жена походила на твою мать?

– Нет, упаси боже! – с жаром воскликнул Эван. – Об этом даже не хочется думать.

– Ну что ж, по крайней мере, уже немного легче.

Эван поставил кувшин и кубки на стол.

– Я хочу попросить прощения за мою мать. Вероятно, я настолько привык к ее ядовитому языку, настолько стал толстокожим, что ее злобные выпады больше меня не ранят. Обещаю, что завтра поговорю с ней.

Грейс отрицательно замотала головой. Это касалось только ее и леди Мойры, это было чисто женское дело. Вмешательство Эвана, пусть из самых благих намерений, могло только навредить.

– Твоя мать, как взрослый человек, не может не отдавать себе отчета в своих поступках, поэтому при зрелом размышлении она может изменить свое поведение.

– Неужели ты действительно думаешь, что на мою мать можно повлиять, да еще так, что она изменится в лучшую сторону? – разволновался Эван.

Его невольный испуг рассмешил Грейс.

– Характер твоей матери будет нелегко исправить, так же как и ее склонность к осуждению, тут одного моего желания будет недостаточно.

– А-а, вот так уже гораздо лучше. – Эван успокоился.

– Погоди радоваться. Меня огорчает не только твоя матушка, но и ты сам. Нам надо серьезно поговорить.

– Да-да, я догадываюсь, о чем ты хочешь мне сказать. В последнее время я уделял тебе не так много…

– А вот и не угадал. Конечно, у тебя много дел по замку и по хозяйству, но меня огорчает другое. Почему ты против того, чтобы я работала вместе со всеми? Чего ты хочешь? Чтобы я повесилась с тоски?

– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Этого я хочу больше всего на свете. Хотя я много шутил над этим, тем не менее, как любящий муж, я действительно желаю тебе счастья.

Его голос звучал серьезно и нежно, а самое главное – искренне. Грейс не могла больше сопротивляться, ее злость растаяла. А когда Эван обнял ее, то она и вовсе забыла об их размолвке.

Его губы прижались к ее губам, его длинные пальцы неустанно гладили ее кожу. Грейс обмякла, ей хотелось одного, и как можно скорее. Он угадал ее желание. Все произошло быстро. Несмотря на это, по глубине чувств и остроте переживаний их слияние даже превосходило все то, что было раньше. Грейс отдалась ему не только всем телом, но и всей душой.

После того как все было закончено, она уютно устроилась на его широкой груди, прислушиваясь к ударам его сердца, в то время как теплое дыхание мужа приятно щекотало ей кожу и волосы на голове.

«Все будет хорошо. Вместе мы сумеем преодолеть все трудности и обрести счастье», – говорила она про себя, тихо засыпая.

Глава 14

Проснувшись утром, Грейс убедилась, что Эвана уже нет – он, как обычно, встал первым и ушел по делам, оставив ее досыпать. Настроение у нее было прекрасное. Нет, она больше не будет предаваться мрачным мыслям и слезливым сетованиям на несправедливость леди Мойры, вместо этого она попытается занять подобающее ей место в замке.

От одного имени леди Мойры кровь закипела в жилах Грейс, ее охватил боевой порыв, жажда битвы. В ней заговорила уязвленная гордость и желание доказать, прежде всего Эвану, что она достойна быть его женой. Грейс сама поразилась охватившему ее порыву, ничего подобного она никак от себя не ожидала.

После некоторого размышления она поняла, что не стоит бросаться в борьбу с открытым забралом. Грубый силовой натиск хорош далеко не всегда. Нет, она попытается завоевать благосклонность леди Мойры мирным, бесконфликтным путем. А для этого у нее есть все необходимое – ум, хитрость и терпение.

Пусть ее появление в замке Эвана не оправдало целиком и полностью ее надежд, тем не менее она понимала не без тайного удовлетворения, что все обитатели замка встретили ее радушно, за исключением одной леди Мойры. Ясное осознание этого обстоятельства натолкнуло Грейс на одно небезынтересное соображение: вместо того чтобы сосредоточиться на тяжелой и скучной борьбе с леди Мойрой, не лучше ли заняться дальнейшим укреплением своих отношений со всеми обитателями замка и ближайшей деревни.

Не откладывая свое намерение на потом, Грейс немедленно принялась за дело. Первым делом она посетила кухню, где всем заведовала сухопарая кухарка с унылым вытянутым лицом, имеющим отдаленное сходство с лошадиной мордой. К приходу Грейс она отнеслась подозрительно.

– Вам что-нибудь нужно, госпожа?

Грейс улыбнулась своей самой лучезарной улыбкой, во всяком случае, ей так казалось.

– Зашла только для того, чтобы пожелать доброго утра. Кстати, не могу ли я быть чем-нибудь полезной?

Кухарка перестала рубить овощи и нахмурилась:

– Вам пришлась не по вкусу моя стряпня?

– Вовсе нет, – как можно дружелюбнее ответила Грейс, хотя худоба кухарки лучше всяких слов говорила о запасах продуктов и положении дел на кухне.

Эван никогда не скрывал от нее своего намерения жениться на состоятельной женщине, но теперь – после вчерашнего угощения и при беглом осмотре кухни – Грейс отчетливо поняла, что обитатели замка если и не погибают от голода, то, во всяком случае, едва сводят концы с концами.

– Вчерашние блюда были просто восхитительными. Удивительно, как быстро вы все сумели приготовить.

В ответ кухарка выдавила жалкое подобие улыбки. Грейс внутренним чутьем тут же уловила: кухарка на стороне леди Мойры, а поскольку ни для кого в замке не было тайной, как отнеслась мать Эвана к его жене, то на первых порах все предпочитали хранить верность старой хозяйке замка.

– Вы еще не ели? – спросила кухарка и, получив утвердительный ответ, отрезала кусок хлеба, немного сыра и налила чашку сидра. Примостившись за кухонным столом подальше от мелькавшего ножа в руках кухарки, Грейс принялась за еду. Судя по излишней нервозности движений, кухарку раздражало ее присутствие, но попросить Грейс уйти, как бы ей того ни хотелось, она не решалась.

– Я привезла с собой немного пряностей, – осторожно произнесла Грейс, прожевывая хлеб с сыром. – Здесь есть кладовая для хранения пряностей?

Нож застыл в руках кухарки, да и она сама стояла, как остолбенелая.

– Пряности?

– Да. – Грейс кивнула. – Корица, имбирь, гвоздика, мускатный орех и перец.

– Перец? – воскликнула кухарка, словно не веря собственным ушам. – Вы привезли с собой черный перец?

– Да, и еще полбочонка соли.

Грейс нарочно проговорила это как можно равнодушнее, но эффект и без того был ошеломляющим. Лицо кухарки буквально просияло сначала от удивления, потом от радости.

В те времена пряности были очень дорогими, даже бесценными, богатого купца или толстосума порой называли мешком с перцем, так как нередко те хранили свое состояние не в золоте, а именно в перце, привозимом из далеких стран.

– В подвале есть особый сундук для хранения пряностей, а небольшие количества держим здесь, на кухне, вон в том ящике, – показала кухарка и добавила: – Ключи от подвала и сундука, конечно, находятся у леди Мойры.

– Да-да, разумеется. Хотя теперь я тоже имею полное право пользоваться ключами, но полагаю, что не стоит забирать их у леди Мойры. Не хочется обижать мать моего мужа.

Кухарка многозначительно подняла брови:

– Еще бы, леди Мойре совсем не понравится, что ее оттирают в сторону.

– Я подумаю над тем, как лучше всего уладить это дело, – ответила Грейс, кладя в рот кусочек сыра. – Между прочим, я привезла с собой не только пряности, но и семена таких растений, как бобы, репа, горох, пастернак, капуста и некоторых других.

Глаза у кухарки едва не полезли на лоб от удивления.

– Вы не шутите? Если это так, то тогда можно будет опять разбить огород при кухне. В начале весны я велела одному юноше из слуг починить забор и вскопать землю там, где раньше был огород. Но сажать было нечего, зато теперь… – И кухарка вся расплылась от радости.

– Я не шучу, семян я действительно привезла прилично. Хватит не только на огородик при кухне, но и для посева на полях. – Грейс взмахом ладони отправила в рот крошки хлеба. – Как вы думаете, нам следует посоветоваться с леди Мойрой перед тем, как начать сеять огород?

Радостное выражение исчезло с лица кухарки. Сдвинув брови, она на миг задумалась.

– Необязательно. Ведь вы жена сэра Эвана. Если вы хотите разбить в замке огород, то вам незачем спрашивать чьего-либо позволения.

Грейс едва не закричала от радости. Она добилась своего! Ее первая победа!

– Ну что ж, в таком случае поговорим об этом позже. А тем временем подберите кого-нибудь, кто будет работать в огороде.

Кухарка улыбнулась, кивнула и неловко присела в поклоне. В приподнятом настроении Грейс вышла во двор замка. Погода стояла мрачная, тучи едва не цепляли верхушки башен, но дождя пока не было, и Грейс принялась знакомиться с хозяйством замка.

На дворе стояла обычная суета. Слуги бегали взад-вперед, выполняя свои обязанности. Пройдя по двору, Грейс увидела то место для огорода, о котором говорила кухарка. Недалеко от него был загон для скота, где блеяли козы, и конюшня. Выводок цыплят и несколько кур ходили рядом с конюшней, подбирая упавшие зерна.

Грейс шла, набрасывая для себя план действий. В списке неотложных дел на первом месте стояло изготовление кресла для леди Мойры, затем надо было украсить стены большого зала гобеленами, далее – разобрать семена. Заметив, как плохо, даже скверно одета прислуга, Грейс поняла – надо расширить ткацкую мастерскую. Ах, если бы не леди Мойра, присутствие которой так стесняло Грейс, она уже взялась бы за исправление недостатков, которые больше всего бросались в глаза. Грустно вздохнув, Грейс принялась осматривать слепленные на скорую руку хозяйские пристройки, также нуждавшиеся в улучшении.

Мысленно погрузившись в свои планы, она настолько задумалась, что едва не столкнулась с проходившей мимо Дирдре.

Обе молодые женщины обрадовались друг другу.

– Доброе утро, – почти одновременно поздоровались они.

– Вот, принялась за осмотр хозяйства, – сказала Грейс. – Даже на первый взгляд дел тут невпроворот.

– Ах, если бы вы знали, каким был замок прошлой осенью. Одни стены. Мы даже не знали, что делать, с чего начинать, но сэр Эван сказал: глаза боятся, а руки делают, – и работа закипела, – ответила Дирдре. – Нам кое-что удалось сделать. Хотя, как видите, работы еще много.

– Да, вижу, – согласилась Грейс. – Голова идет кругом, даже не знаю, с чего начать. Вот составляю мысленно перечень дел, за которые надо приняться в первую очередь. Кстати, Дирдре, забыла тебя спросить вчера: ты замужем?

– Нет, госпожа.

– Неужели? Такая симпатичная девушка, как ты, даже странно.

Дирдре смущенно потупилась.

– По правде говоря, за последние годы ни одна местная девушка не вышла замуж. Сами знаете, война. Почти все мужчины клана погибли при осаде замка, а те, кто уцелел, вынуждены были присягнуть на верность королю Роберту и отправиться с его воинами воевать дальше. Никто из них так и не вернулся. Наверное, все они сложили свои головы за короля.

– Печально, – вздохнула Грейс. – Война принесла слишком много горя.

– Да, нам пришлось очень тяжело. Как знать, может быть, мы и не выжили бы этой зимой, если бы не сэр Эван. С его приходом сразу стало легче. У нас наконец-то появился защитник.

– Скорее защитники, – улыбнулась Грейс. – Ведь с Эваном пришло много воинов. Может, тебе кто-нибудь приглянулся из них? Какой-нибудь симпатичный молодец?

– Что верно, то верно. Среди воинов сэра Эвана много приглядных мужчин. Вот только… – Дирдре запнулась. – Мало кто из них сгорает от желания жениться. Мужчины не торопятся связывать себя брачной клятвой. Они колеблются, медлят, тянут, а когда доходит до дела, стараются улизнуть.

Грейс нахмурилась. В словах Дирдре была горькая правда. А что, если Эван женился на ней из-за приданого? Ведь он никогда не скрывал, что ему нужна невеста с приданым. Впрочем, при одном лишь взгляде на замок Тайри ей стало ясно, что у него не было иного выхода. Интересно, женился бы Эван на ней, если бы не находился в столь тяжелом материальном положении? От этой мысли у нее сразу стало тяжело на сердце.

– Тот, кто не хочет брать тебя в жены, жалкий болван и слепец! – вдруг вырвалось у Грейс.

Дирдре улыбнулась, смущенная столь откровенной похвалой ее достоинств. Дойдя до края двора, обе женщины остановились, глядя, как мужчины строят вторую крепостную стену. У Эвана было не слишком много воинов для обороны замка, поэтому возводимая стена должна была уменьшить преимущество врага и свести на нет его шансы на победу.

Подойдя ближе, Грейс увидела среди строителей Эвана. В воздухе стоял рабочий шум, стучали молотки, скрипели пилы, во все стороны летели куски дерева и осколки камней. Эван работал наравне со всеми, удивительно и непривычно было видеть у него в руке не меч, а молоток, но еще удивительнее было другое – то, что лэрд и владелец замка трудился как рабочий.

Заметив Грейс, он весело подмигнул ей, просияв от радости, а она сказала:

– Не буду тебе мешать. Но у меня есть одна маленькая просьба. Не мог бы ты отрядить одного-двух человек мне в помощь? Надо заняться обустройством огорода; чем раньше будут посажены овощи, тем раньше мы соберем урожай.

– О чем речь? – отозвался он. – Сейчас пришлю тебе на помощь Артура и Гила, строители они никудышные, а для того чтобы копать и сажать, особой сноровки не надо… Только запомни, дорогая, у этих ребят талант то и дело попадать в какую-нибудь неприятность. Руки у них растут не из того места, из какого следует.

– Ладно, я скажу кухарке. Она присмотрит за тем, чтобы они не наломали дров.

Чувствуя на себе взгляды остальных мужчин, Грейс поклонилась, собираясь уходить, но Эван поймал ее за талию и громко поцеловал на глазах у всех.

– Вот так, дорогая, жена должна прощаться с мужем.

Все вокруг зашумели, засвистели, выражая одобрение.

Покрасневшая Грейс кокетливо проговорила:

– Постараюсь запомнить, сэр, чтобы впредь не совершать подобного промаха.

Вместе с Дирдре она вернулась в большой зал, где собралась почти вся женская прислуга в ожидании леди Мойры.

Прелестная Дирдре познакомила Грейс со всеми служанками, назвав каждую из них по имени. Женщины держались робко, смущенно, боясь проронить лишнее слово. Было совершенно ясно, что они боятся, как бы леди Мойра не застала их разговаривающими с молодой хозяйкой замка.

Наконец из дверей, ведущих на кухню, появилась леди Мойра. Сделав вид, что не замечает невестку, она принялась раздавать указания. Грейс не могла не отдать ей должного: ее распоряжения были точны, кратки и ясны, – ей не понравилась лишь излишне грубая манера, с которой леди Мойра отдавала приказания.

Часть служанок торопливо покинули зал, другие остались, чтобы под наблюдением леди Мойры провести осмотр запасов зерна и провизии, хранившихся в кладовой.

Едва женщины приступили к работе, как вдруг произошла досадная неприятность. Одна из служанок неловким движением опрокинула деревянный короб с овсом, рассыпав драгоценные зерна по грязному полу.

Ужасно перепугавшись, девушка бросилась на колени и начала собирать рассыпавшееся зерно в кучу и пересыпать его назад в короб.

– Теперь этот овес никуда не годится, даже собаки не будут его есть, – вдруг произнесла в сердцах леди Мойра. – Это уже не зерно, а смесь из грязи, соломы и камешков.

Глаза девушки были полны слез.

– Я их выберу, миледи.

Слезы побежали по щекам девушки. Она начала вытаскивать солому и самые крупные камни, но грязь и песок невозможно было удалить, поэтому скоро все еще больше перемешалось.

Некоторые служанки с явным сочувствием поглядывали на провинившуюся девушку, но благоразумно помалкивали. Грейс вспомнила ее имя – Хелен. Она казалась простодушной, медлительной, немного глуповатой, но вместе с тем исполнительной и трудолюбивой. Говорила она невнятно, глаза были наивными, как у ребенка, поэтому над ней часто посмеивались и подшучивали. Движимая чувством сострадания, Грейс присела рядом с девушкой. Конечно, это могло вызвать гнев у леди Мойры, но сочувствие к бедной Хелен оказалось сильнее.

– Не огорчайтесь так, Хелен. Это просто досадный промах. Каждый из нас в жизни когда-нибудь попадал в подобное положение.

– Я… я… – Хелен всхлипнула и вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Я не хотела… это вышло случайно.

– Конечно, никто не сомневается, – живо согласилась Грейс. – Надо просеять эту грязную кучу, отделить зерно от мусора.

– Я сейчас схожу на кухню за ситом, – тут же вызвалась помочь Дирдре.

Грейс заметила, как нахмурилась леди Мойра, как сердито сузились ее глаза. Да не все ли равно?! Хелен – бедная, глуповатая, но ведь она старается по мере своих сил, добросовестно трудится.

Грейс помогла Хелен просеять несколько порций зерен с мусором, а потом девушка сама успешно закончила всю работу. Но когда она, улыбаясь, вставала, то случайно – видимо, у нее затекли ноги – оступилась и неловким взмахом руки опрокинула кувшин с вином. Упав на пол, сосуд с треском разбился, а брызги вина разлетелись в разные стороны.

Все вскрикнули: кто-то отстранился, кто-то отскочил, и только одна леди Мойра стояла с побелевшим от негодования лицом, так как весь перёд ее платья оказался забрызганным вином. Ей не повезло. Не повезло также и Хелен.

– Дать бы тебе оплеуху, а то и две! – в сердцах бросила леди Мойра.

– Конечно, миледи, я заслужила наказание. – Хелен виновато опустила голову.

– Говорят, что от тебя вообще мало проку.

– Верно, миледи, мало. – Голова Хелен опустилась еще ниже.

– Но я не верила этим сплетням, – сказала леди Мойра.

– Да, госпожа, вы всегда были очень добры ко мне. – Хелен взглянула на нее благодарными глазами. – Мне очень жаль, что я испортила ваше платье.

У Грейс едва глаза на лоб не полезли от удивления. Леди Мойра была добра, да еще к Хелен?!

– Хорошо, Хелен. – Голос леди Мойра заметно смягчился. – Надеюсь, вы вместе с прачкой отстираете как следует платье, только не переусердствуйте и не порвите его.

– Хорошо, миледи, – сквозь слезы улыбнулась Хелен.

– Пойдем ко мне, поможешь мне переодеться, а затем заберешь платье, пока пятно еще свежее.

После того как леди Мойра и Хелен ушли, все, кто остался, вернулись к прерванной работе. Грейс не знала, что и думать: мать Эвана не только не наказала Хелен, но и даже была к ней добра и снисходительна. Леди Мойра, о суровости и жесткости которой ходили легенды, оказалась способна на сочувствие и жалость?

В груди Грейс затеплилась надежда: как знать, может, со временем у леди Мойры проснется сочувствие и к ней.

…К концу недели Грейс с гордостью поглядывала на те улучшения, которые ей удалось внести в жизнь замка. Засеянный огород, открытая ткацкая мастерская и, конечно, изготовленное третье кресло для леди Мойры, более скромное, но тем не менее все это, вместе взятое, переполняло душу Грейс радостью.

Несмотря на все свои достижения, Грейс испытывала смутное чувство то ли досады, то ли недовольства. Одним словом, ее счастье было неполным. Эван трудился не покладая рук и не щадя себя, стараясь придать величие пожалованному ему королем замку. То, что мучило Грейс, передалось ей от Эвана. Дело в том, что у Эвана не было законного титула или звания, которые он мог бы передать своим наследникам.

И вот тут-то у Грейс возникла идея, но для ее осуществления нужна была помощь брата. Для этого надо было связаться с Маккенной. Грейс ломала голову над тем, как это сделать, чтобы не вызвать никаких подозрений у Эвана, как вдруг ей на помощь пришел счастливый случай. Эван сообщил о своем намерении отправить на юг несколько человек для того, чтобы кое-что обменять на продовольствие.

– А посланные тобой люди будут проходить по землям Маккенны?

– Возможно, – уклончиво ответил Эван. – А почему ты спрашиваешь? Наверное, тебе хочется кое-что узнать о брате и его семье?

– Угадал. Я давно не получала никаких известий о них. Даже не знаю, кто родился у Эйлин, мальчик или девочка, а ведь она должна была уже родить.

– Прости меня, дорогая. Конечно, я велю своим людям заехать к Брайану и узнать все новости.

– Чудесно! В таком случае я напишу брату коротенькое письмо.

Эван нахмурился:

– Зачем тебе писать? Что такого ты хочешь сообщить брату?

Его голос звучал резко, вид сразу стал настороженным. Эвану явно не понравилось ее предложение послать письмо. Но почему? Что тут плохого? Грейс в полной растерянности начала объяснять свое желание, казавшееся ей вполне естественным.

– Раз выпала такая возможность, то почему бы ею не воспользоваться? Я же послала им весточку о нашем браке, в ней я попросила брата послать кое-какие подарки для обитательниц монастыря, поскольку почти все, что я везла с собой как вклад в монастырь, стало моим приданым. Кроме того, мне хочется самой сообщить Брайану и Эйлин, что у нас все прекрасно, что я счастлива. Впрочем, если хочешь, то можешь прочитать мое письмо, я ничего от тебя не скрываю.

Однако от ее слов Эван нахмурился еще сильнее, выражение его лица стало сурово-мрачным. Молча он смотрел прямо перед собой. Грейс никак не могла понять, что с ним происходит. Наконец он взглянул на нее, и в его глазах мелькнуло смущение. Вдруг Грейс осенило.

Эван не умел читать. И писать, конечно, тоже. Только дети из знатных семей имели право и возможность получить образование, незаконнорожденным предназначался жалкий удел.

Эван откашлялся, а потом задал довольно нелепый вопрос:

– Оказывается, ты умеешь писать? Несколько необычно для женщины.

У Грейс заныло сердце. Ей было больно видеть, как ее гордый, смелый и сильный муж стесняется своей неграмотности.

– Тут нет ничего странного. Я воспитывалась в монастыре, там меня научили читать, писать, считать. Меня даже прочили в будущем на место настоятельницы.

Эван успокоился. Его смущение прошло.

– Весьма полезные качества для жены. Думаю, они нам очень пригодятся.

В порыве признательности Грейс схватила его за руку и пожала ее.

– Если хочешь, я научу тебя читать и писать. Это нетрудно.

Эван тут же напрягся. Грейс поняла, что поспешила, – она поступила не очень тактично.

Но через миг он пожал в ответ ее руку и улыбнулся:

– Боюсь, что буду не слишком прилежным учеником. Тебя это не пугает?

– Нисколько, – радостно ответила Грейс, видя в его глазах такие знакомые насмешливые искры.

Забыв обо всем, она шла, не смотря себе под ноги.

– Ой, дорогая, осторожнее, здесь очень грязно.

Но его предупреждение опоздало. Нога Грейс по щиколотку, если не выше, утонула в черной жиже.

– Пропали мои самые лучшие туфли.

С веселым смехом Эван подхватил ее на руки, перекинул через плечо, словно куль с мукой, и понес через огромную грязную лужу. Грейс уперлась руками и головой в его широкую спину и рассмеялась.

– Эван, отпусти меня!

Вместо ответа он игриво похлопал ее по тому месту, где спина теряет свое благородное название, и тоже рассмеялся.

– Эван, ну отпусти меня, – взмолилась Грейс, которой было страшно неловко. – Туфли уже испорчены, нечего их больше беречь.

– Одну минуту, любимая, сейчас.

Однако Эван не отпускал ее. Только выйдя на полянку, поросшую травой и мхом, он не спеша опустил ее на землю и одновременно поцеловал. Губы Грейс с жадностью прильнули к его губам. Эван обнял ее, пылая страстью. Сладкая дрожь пробежала по телу Грейс до кончиков пальцев.

Она не успела опомниться, как оказалась на мягком мху, а Эван был рядом и осыпал ее поцелуями. Она прижалась к нему, впитывая в себя его силу, чувствуя себя вместе с ним в безопасности. Вдруг за кустами, находившимися чуть поодаль, послышались голоса.

– Мы не одни? – с беспокойством спросила Грейс.

– Никто не посмеет нас потревожить, – отвечал Эван, намереваясь поцеловать жену, но она увернулась от его поцелуя.

– А как насчет твоей матери? Похоже, ей нравится то и дело встревать между тобой и мной.

– Не волнуйся. Я не позволю матери вмешиваться в наши семейные дела.

Сунув ладонь под платье, Эван провел рукой по ее бедру. Огонь заструился по жилам Грейс, приятное томление начало овладевать ею, но усилием воли она откинула прочь наваждение.

– Не знаю, что ты на это скажешь, но иногда мне кажется, что твоя мать смотрит на меня такими глазами, будто примеряется, хватит ли у нее сил задушить меня.

Эван вскинул голову.

– Дорогая, ты преувеличиваешь.

– Нет, я не преувеличиваю, – упрямо возразила Грейс; ей во что бы то ни стало хотелось выговориться, поделиться именно с Эваном тем, что сильнее всего наболело у нее на душе. – Твоя мать всегда смотрит на меня такими мрачными глазами и так внимательно, что мороз бежит по коже, брр…

Отношения между Грейс и леди Мойрой по-прежнему никак нельзя было назвать теплыми и родственными. Впрочем, как сама себе признавалась Грейс, она и не нуждалась в любви свекрови, однако почти осязаемая неприязнь последней раздражала и угнетала ее.

– Эван, даже не знаю, как ей угодить. Мне кажется, я делаю все, что в моих силах, стараюсь, работаю до изнеможения, так, что в конце дня едва не падаю с ног от усталости, а в ответ вместо добрых слов слышу всякую гадость, вроде «все знатные леди такие капризные, такие нежные, стонут, жалуются и перекладывают работу со своих плеч на другие».

Эван закусил губу, о чем-то раздумывая.

– Знаешь, твоя мать не одобряет ничего из того, что я делаю. Я не так варю мыло. Я неправильно тушу кролика. Я тку не так, как принято. А какие глупые распоряжения я даю прислуге?! Все, что я делаю, – все не так! Иногда мне кажется, судя по ее выразительному взгляду, ей не нравится, как я дышу.

– Хорошо, я поговорю с ней, – решительно произнес Эван.

– Нет, не надо.

Он и раньше предлагал поговорить с матерью, но каждый раз Грейс отвергала его предложение, так как понимала, что должна сама наладить отношения со свекровью.

Эван заворчал:

– Зачем же ты мне так подробно обо всем рассказываешь, если не хочешь, чтобы я помог тебе?

– Понимаешь, когда я рассказываю тебе об этом, у меня становится легче на сердце.

– Нет, не понимаю. Впрочем, я давно отказался от попыток понять, как устроен ваш женский ум. – Он поцеловал ее руку. – Знаешь, есть другой способ обрести благоволение моей матери. Надо подарить ей внука. Вот тогда-то она души не будет чаять ни в тебе, ни в ребенке.

Грейс притворно сдвинула брови и как можно серьезнее проговорила:

– Добрый сэр, преклоняюсь перед вашей изобретательностью, но, как мне кажется, одна я никак не справлюсь с этой задачей. Случайно, вы не знаете кого-нибудь, кто заинтересован в решении этой проблемы?

Она чуть раскрыла губы и, дразня его, провела по ним языком. Эван на миг замер, а затем его руки властно притянули ее к нему. Она не сопротивлялась.

Глава 15

– Старина Дональд уверяет, что колодец в замке пересыхает, – невесело заметил Алек.

Эван нахмурился. Они оба стояли на строительных мостках, собираясь поднимать большой камень на ребро стены.

– Ладно, раз-два – взяли.

Камень встал на свое место. Эван посмотрел вниз на двор, где находился колодец.

– Скажи Грэму, пусть посмотрит, в чем там дело.

– Грэм вместе с остальными на карьере, вырубает камни. Он вернется только вечером.

– В таком случае колодец подождет.

По лицу Алека скользнула гримаса.

– Без воды нам не выдержать осады.

– А без стен и осады не будет. Нас перебьют за несколько часов. – Эван вытер пот со лба.

Когда он впервые увидел Тайри, он сразу понял, как много предстоит сделать – практически замок надо было отстраивать заново. Тогда Эван еще не совсем представлял громадность всей задачи, ее масштаб, остроту проблем, зато теперь, столкнувшись воочию и даже непосредственно прикоснувшись руками к некоторым из них, понял, за какое неподъемное дело взялся. Рабочих рук не хватало, он точно сражался под прикрытием обваливающейся стены, вся стена шаталась, а он только и делал, что замазывал трещины, вставлял камни в самые уязвимые места, а когда стена начинала шататься, он самолично подпирал ее.

Эван не щадил ни себя, ни остальных. Все работали не покладая рук, с рассвета до заката. Но дело двигалось медленно. Позарез нужны были искусные мастеровые: каменщики, каменотесы, штукатуры, плотники – и желательно в придачу к ним толковый начальник, имевший опыт крепостных работ. Но у него не было денег для того, чтобы их нанять.

Поэтому он предпочитал не разбрасываться, а, взявшись за какое-нибудь дело, обязательно доводить его до конца. В таком подходе были свои плюсы и минусы.

– Ты очень торопишься возвести стену. Может, откроешь секрет, чем вызвана такая спешка? – спросил Алек, подавая Эвану камень поменьше.

– Тут нет никакого секрета, – буркнул Эван. – Родерик Фергусон – настоящая заноза в заднице. Он стремится к власти и ради нее готов на все. А Грейс он считает главной виновницей своих неудач.

– Надо будет усилить охрану, – заметил Алек.

– Конечно, надо, но стены главнее. Поблизости от нас нет никого, кто мог бы быстро прийти на помощь, а Маккенна далеко. Я не знаю, где Родерик и что он задумал. Вот почему послал на юг Гарольда и Тавиша.

– А я думал, ты послал их за провизией.

– И за ней тоже. Но это я придумал для отвода глаз. Главная их задача – разведать обстановку. Нет ли вблизи где-нибудь Родерика, и вообще, как он поживает, что поделывает.

– Я прекрасно знаю, что он поделывает, – строит козни, подумывает о какой-нибудь гадости. Для того чтобы это узнать, не надо было так далеко посылать Гарольда и Тавиша, – улыбнулся Алек.

Однако шутка Алека не только не развеселила Эвана, а напротив, встревожила его. Слишком много в ней было правды!

Грейс! Больше всего он волновался за нее. Эван делал все только ради нее. Даже то, что она просила его не делать. Вопреки ее желанию он поговорил с матерью, причем настоятельно попросил мать не мешать Грейс, не ставить ее в неудобное положение. Проще говоря, не забывать о том, что она его жена и хозяйка замка.

Мать выслушала его молча, очень серьезно, не проронив в ответ ни слова. Он готовился к тяжелому разговору, к возражениям, спорам, но мать лишь слушала и молчала, а когда он закончил, сразу ушла. Не очень хороший знак. Мать никогда не поступала так, как ей советовали, а всегда наоборот. Вспомнив об этом, Эван горько усмехнулся. Он мало чем отличался от матери, ведь Грейс просила его только выслушать ее и не вмешиваться в это дело, а он сделал как раз все наоборот.

– Давай я посмотрю колодец, – предложил Алек. – Может быть, мне удастся его починить.

– С каких это пор, Алек, ты стал разбираться в устройстве колодцев, а? – Эван похлопал друг о друга ладонями, очищая их от песка и известки, а затем хлопнул друга по плечу. – Дружище, ты знаешь о колодце столько же, сколько и о строительстве стен.

– О нет! – рассмеялся Алек. – За последние недели я много узнал о том, как строятся стены, но еще больше об этом могут поведать мои исцарапанные, натертые до крови, прищемленные бог весть сколько раз пальцы.

– Точно так же, как и мои, – усмехнулся Эван, поднимая и показывая руку.

В эту минуту во дворе замка он увидел Грейс и сразу потерял нить разговора с Алеком. Сегодня, как ему показалось, она выглядела особенно очаровательно. Он окинул ее всю одним взглядом, сразу заметив и красиво уложенные волосы, и изящно облегающие ее ножки кожаные туфли.

Она быстро шла в его сторону. Почувствовав взгляд мужа, она на миг подняла голову вверх и, увидев его, ускорила шаги, направляясь к строящейся стене.

Помахав Грейс рукой, Эван крикнул:

– Тебе что-нибудь надо от меня?

Остановившись у лестницы, приставленной к стене, она крикнула в ответ:

– У тебя есть немного времени?

– Для тебя – всегда! Забирайся к нам наверх, здесь и поговорим.

Грейс заколебалась, затем, тяжело вздохнув и приподняв подол юбки, начала осторожно забираться наверх. Только тогда Эван вспомнил, что Грейс боится высоты. Поспешно подойдя к лестнице, он подал ей руку, которую она с благодарностью приняла.

Очутившись наверху, Грейс перевела дыхание и принялась осматривать со стены прилегавшие к замку поля и леса. Вид в самом деле был прекрасный. Налюбовавшись, она повернулась к мужу.

– У нас мало мяса. Было бы хорошо, если бы сегодня или ты, или кто-нибудь еще отправился на охоту.

Эван взглянул на хмурое небо. Обычно перед дождем животные прячутся в укрытия, но если в замке не хватает мяса, то его задача – достать его.

– Ладно, после полудня отправлю часть людей в лес, но не бревна рубить для стен, а на охоту за мелкой дичью.

– А как же бревна? Без них стен не построить.

– Ничего, выкрутимся. Да и на голодный желудок, как известно, много не наработаешь.

– Знаешь, как бы обрадовалась кухарка, услышав твои слова.

– Согласен. Диву даюсь, как только она умудряется кормить такую ораву, имея так мало провизии.

Грейс энергично закивала:

– Вот-вот, ты должен повторить то же самое ей. Искренняя похвала окрыляет человека.

Эвану стало неловко. Как он мог забыть о такой малости, как похвала? Он давно понял, как влияет на людей любое доброе слово, каким бы коротким оно ни было. При всем при этом доброе слово так легко произнести, оно ведь ничего не стоит.

– Спасибо за напоминание. Сегодня вечером после ужина обязательно поблагодарю кухарку.

Грейс просияла.

– Мне тоже пора идти. Меня ждут в ткацкой мастерской. Там плохо работает один из станков. Надо посмотреть, в чем дело.

Эван проводил ее любящим взглядом. Когда Грейс скрылась из виду и он обернулся к Алеку, то увидел, как его друг весело улыбается.

– Ну, чего скалишь зубы?

– Вот уж никогда не думал увидеть тебя влюбленным по уши. Глядя на тебя, меня разбирает смех. Ты похож на изнывающего от любви телка.

– Не мели чепуху!

– Не скажи. Это видно по твоим глазам. Ты смотришь на Грейс так, как будто без нее не можешь прожить и часа.

Эван тихо чертыхнулся себе под нос. Алек посмеивался, но ведь он прав! Больше всего он любит быть вместе с Грейс, а когда они расходятся, каждый по своим делам, то он почти все время только и думает что о ней. А от радости в ее глазах и от ее улыбки у него тут же становится тепло на сердце.

Заканчивая ту или иную работу и оценивая ее, он всегда представлял, что скажет об этом Грейс. А когда становилось невмоготу от навалившихся забот, он всегда утешал себя одной-единственной мыслью: как это у него хватило ума и настойчивости убедить Грейс выйти за него? Вместе с тем от мысли, что над ней нависла большая опасность, у него все напрягалось внутри. Нет, Эван ни за что не допустит, чтобы с Грейс случилось какое-нибудь несчастье. Он сумеет во что бы то ни стало защитить ее.

Что касается физической близости, то это вообще было нечто из ряда вон выходящее. И дело было вовсе не в том, что он очень долго не спал с женщиной, а в чем-то совсем другом. Между ними не было и тени недомолвок, ничего недосказанного, все было честно и искренне, что сильно отличалось от тех чувств, которые он испытывал, когда спал с другими женщинами. Иногда он задавал себе один мучительный вопрос: счастье не вечно, когда-нибудь оно должно закончиться, их страсть остынет, и что будет тогда? Но как ни было удивительно, она только разгоралась, делаясь все сильнее, горячее и чище. Что это, если не любовь?

Эта мысль волновала Эвана, не давала покоя. Но другая мысль была еще более волнующей: а что, если в один прекрасный день окажется, что Грейс испытывает к нему точно такие же по силе и глубине чувства?

Как всегда по утрам после завтрака, большой зал пустел, все расходились по своим делам. День выдался солнечный, и Грейс решила заняться шитьем и штопкой. Но перед тем как заняться рукоделием, надо было доделать эскиз вышивки, который она набросала на днях. Дело в том, что она собиралась вышить гобелен, которому предстояло украсить главную стену зала.

Битва при Бэннокберне – вот что она намеревалась изобразить на гобелене. Победив в ней англичан, Роберт стал королем, а Шотландия – независимой. Разумеется, центром композиции был сам король Роберт во всем блеске своего величия, а рядом с ним должен был стоять Эван, что было, конечно, неправдой.

Нет-нет, Эван, конечно, сражался под Бэннокберном, но не бок о бок с королем. Однако художественное преувеличение, нарочно придуманное Грейс, служило одной крайне важной цели. Будучи незаконнорожденным, Эван был лишен многих прав в том мире, в котором он жил, поэтому Грейс решительно взялась за это дело. Эван должен был получить законное имя, высокое звание лэрда, которое он мог бы передать по наследству.

Гобелен был частью хитрого плана, придуманного Грейс. Дальше она собиралась просить содействия брата, чтобы с помощью Брайана обратиться с просьбой к королю о присвоении Эвану законного имени. Как раз в том письме, которое она послала Маккенне, и был подробно изложен ее план.

Конечно, Эван заслужил право быть главой клана, его вождем. Но у любого клана должно было быть свое собственное название – красивое, гордое имя. С помощью Брайана Грейс надеялась добиться королевского согласия на образование нового клана, вождем которого должен был стать ее муж. Как только согласие короля будет получено, Эван обретет возможность дать название своему клану, и название нового клана станет его законным именем.

Поразмыслив немного над рисунком, Грейс дорисовала нескольких шотландских воинов по обе стороны от короля, придав всей композиции более патриотичный вид. Внизу под ногами короля лежали поверженные враги. При одном лишь взгляде на рисунок хотелось крикнуть: «Да здравствует Шотландия!», причем возникало впечатление, что англичан победили два человека – король и ее муж Эван. Но именно такого эффекта она и добивалась.

Свернув лист бумаги с рисунком и спрятав его в корзину с нитками, Грейс с живостью принялась за рукоделие. Многое как из одежды Эвана, так из ее нарядов нуждалось в починке. Грейс начала вдевать подходящего цвета нитку в иголку, как вдруг откуда ни возьмись перед ней появился черный как смоль котенок с маленьким белым пятнышком на груди и смешным тонким хвостиком, похожим на прутик.

Темная его шерсть блестела, зеленые глаза сверкали. Весело мяукнув, котенок, как настоящий лев, бросился на нитку, свисавшую до пола, и, уцепившись за нее когтями, потянул на себя.

– Оттуда ты взялся, такой храбрец? – рассмеялась Грейс. Ободренный ласковой интонацией ее слов, котенок разыгрался вовсю и, упав на спину, принялся играть ниткой.

Вдали послышались женские голоса, которые быстро приближались. Испугавшись, котенок вскочил и спрятался в складках платья Грейс.

– Добрый день, миледи.

Поздоровавшись, вошедшие служанки подошли к Грейс, явно собираясь о чем-то ее спросить. Видя, что ему ничто не угрожает, котенок высунул мордочку из-под подола платья Грейс, а затем и целиком вылез наружу.

– Черный котенок! – взвизгнула Маргарет, одна из служанок, и попятилась назад от ужаса. Две ее подруги, такие же бледные, как Маргарет, но стоявшие поодаль, перекрестились.

– Да что это с вами происходит? – искренне удивилась Грейс. – Ведь это всего-навсего маленький безобидный котенок. Он даже не кусается.

Она нагнулась и взяла его на колени, котенок дернулся пару раз, а затем успокоился и лег, потирая головой о колени.

– Каждому известно, что черный кот – это пособник дьявола, – боязливо заметила Мод. – Его следует утопить, чтобы он не причинил людям зла.

– Что за чепуха! – с негодованием заявила Грейс. – Он одно из божьих созданий. Вы только посмотрите на него, какой он ласковый и симпатичный. Разве он может быть пособником дьявола?

Служанки стояли, переминаясь с ноги на ногу, слова Грейс, по-видимому, нисколько их не убедили. Она взяла котенка и осторожно поставила его на пол, тот, почувствовав в воздухе враждебность, бросился наутек и вмиг исчез из зала.

Напряжение сразу спало. Все заулыбались, и Дирдре проговорила:

– Миледи, не хотите ли с нами пойти собирать ежевику? Мод знает одно место, где ежевики полным-полно.

– Да-да, миледи, там ежевики видимо-невидимо, – подхватила Мод. – Кухарка сказала, если мы соберем много ягод, то она испечет пироги с ежевикой.

– Что скажете, миледи? Вы идете с нами? – поддержала подруг Маргарет.

Грейс с радостью приняла предложение.

Выбравшись из замка, женщины поднялись по пологому склону холма, заросшему чертополохом и кустарником. Среди ветвей весело пели птицы, при приближении людей они взлетали, удивляя всех блеском весеннего оперения.

Взобравшись на верх холма, Грейс с досадой увидела среди поджидавших их женщин леди Мойру. Судя по мрачному виду последней, она была столь же рада видеть Грейс, сколько и та ее.

Леди Мойра и Грейс смотрели по сторонам, как будто не замечая друг друга. Однако день был такой хороший, так приветливо пели птицы, так ласково грело солнце и улыбалось высокое небо, напоминавшее собой опрокинутую чашу, что Грейс, отбросив все неприятные мысли, решила наслаждаться самой прогулкой.

Вскоре они дошли до зарослей ежевики.

– О, вы только посмотрите, какие крупные ягоды, одно загляденье! – восторженно проговорила Грейс, приподнимая ветку и глядя на россыпь спелых ягод. Сорвав несколько штук, она положила их в корзину, но затем, поддавшись порыву, положила в рот две-три ягоды и надкусила их.

– Миледи! Что вы делаете? – испуганно вскрикнула Дирдре.

– Как что? Ем, сочетаю полезное с приятным.

– Леди Мойра ворчит и не разрешает есть ягоды, – прошептала Маргарет.

– В таком случае, – озорно улыбнулась Грейс, – нам надо есть их так, чтобы она ничего не заметила.

С широко раскрытыми от испуга глазами девушки молча смотрели на Грейс. Но через мгновение все, как одна, сорвали по ягоде и положили их в рот. Кто-то хихикнул от удовольствия, другие с тревогой посмотрели в ту сторону, где леди Мойра собирала ежевику.

– Только не ешьте слишком много, – предостерегла девушек Грейс.

– Да-да, – почтительно согласилась с ней Дирдре, – нам нельзя забывать об остальных обитателях замка, надо собрать как можно больше ягод для всех.

– Дело не в этом, Дирдре, – тихо заметила Грейс. – Тут ягод столько, что хватит всем. Просто я боюсь, что если съесть много ягод, то наши губы, язык и зубы почернеют от сока и выдадут нас. Леди Мойра все поймет.

Тут все дружно прыснули от смеха. Девушки старательно принялись собирать ежевику, время от времени не забывая положить себе в рот самую сочную и крупную из ягод. Всем казалось, что никогда в жизни они не ели ничего более вкусного, не зря говорится: запретный плод сладок.

Вдруг за кустами послышался шорох, но тут же затих. Грейс замерла на мгновение, а потом опять принялась собирать ежевику. Неожиданно шорох усилился, и из-за соседних кустов на тропинку вышел дикий кабан, он, по всей видимости, тоже лакомился спелыми ягодами. Вепрь, как показалось Грейс, уставился на них удивленными глазами. Его огромные желтоватые клыки грозно поблескивали, он втянул в себя воздух и тихо хрюкнул. Все замерли от страха, каждая на своем месте. Вдруг одна из девушек, не выдержав напряжения, вскрикнула. Кабан вытянул рыло в ту сторону, откуда раздался крик, и ощетинился. Дело приобретало скверный оборот.

– Тише! – сердито прошипела леди Мойра. – Крик привлекает его внимание.

– Он, должно быть, тоже ел ягоды, но с другой стороны зарослей, – догадалась Грейс.

– Нам все равно, откуда он взялся. Главное, надо избавиться от него, – буркнула леди Мойра. – У кого-нибудь есть оружие?

– У меня есть кинжал. Вот, – отозвалась Грейс, показывая весьма небольшой, изящный нож.

– Гм, этот ножик годится только для того, чтобы мышей пугать. Им невозможно убить такого громадного зверя.

– А я не собираюсь никого им убивать. Я лишь ответила на ваш вопрос, – едко возразила Грейс.

Вепрь сердито хрюкнул и несколько раз копнул землю копытом, словно готовясь к нападению. Леди Мойра бесстрашно посмотрела зверю прямо в глаза, словно пытаясь остановить его взглядом. У Грейс перехватило в груди от страха. Удивительно, как можно было, не боясь, смотреть в глаза дикому кабану?

– Нам надо быстрее решать, что делать, в противном случае за нас все решит вепрь, но тогда будет уже поздно.

– Что верно, то верно, – согласилась леди Мойра. – По моему сигналу пусть все бегут к деревьям.

– Боже, я не умею лазать по деревьям, – всхлипнула Дирдре.

Грейс проглотила неприятный комок, застрявший в горле, и хрипло произнесла:

– Леди Мойра права. Зверь не сможет преследовать всех нас одновременно.

– Все готовы? – тихо спросила леди Мойра, а потом громко крикнула: – Бегите! Быстрее!

Грейс бросилась бежать что есть духу, но тут за ее спиной раздался чей-то отчаянный крик, и она оглянулась. Леди Мойра лежала на земле, а кабан стоял возле нее с наклоненной головой, явно собираясь ударить по ней клыками.

Нельзя было медлить ни секунды. Издав истошный вопль, Грейс швырнула в вепря свою корзину с ягодами. Все вокруг словно окаменели, корзина с вылетающими из нее ягодами, пролетев по воздуху, каким-то чудом попала точно в голову зверя. Ежевика разлетелась во все стороны, ошарашенный зверь замотал головой.

– Вот тебе, безмозглая тварь! – торжествующе крикнула Грейс.

Но кабан быстро пришел в себя и резко повернулся на звук ее голоса. Грейс испуганно попятилась назад, и вепрь, уловив ее движение, бросился на нее. Завизжав, она кинулась бежать, ей казалось, еще немного – и ее сердце выпрыгнет из груди или разорвется от страха.

Вокруг нее раздавались пронзительные, испуганные крики девушек, которые помогали ей, так как отвлекали внимание зверя. Однако у Грейс не было ни сил, ни времени смотреть по сторонам, она чувствовала его дыхание у себя за спиной, вепрь догонял ее.

Но тут показались первые деревья. Выбрав одно из них, повыше и потолще, Грейс подпрыгнула, ухватилась руками за сук, уперлась ногой в ствол и забралась на ветку.

Вепрь захрюкал и в ярости ударил клыками по стволу. Дерево затряслось. Испугавшись, как бы не упасть, ибо падение означало верную гибель, Грейс уцепилась ногами и руками за дерево. Кабан покрутился возле дерева, затем чуть отбежал и с силой опять ударил клыками по стволу так, что кора посыпалась во все стороны. Дерево вздрогнуло и закачалось. Жизнь Грейс висела буквально на волоске.

Внезапно послышался конский топот и чей-то властный крик. Группа всадников взлетела на холм и оттуда устремилась к дереву, на котором висела Грейс.

Во главе всадников скакал Эван.

– Осторожнее! – крикнула ему Грейс. – Внизу под деревом вепрь.

Эван замедлил бег своего коня, снял с плеча мощный лук, вложил стрелу, прицелился и выстрелил. Он не промахнулся, впрочем, никак не мог промахнуться, у него не было на это права. Стрела точно вошла в голову вепря. Вслед за ней еще две стрелы вонзились в тело зверя, тот захрюкал и упал. Все было кончено. Вепрь был убит.

– Где остальные? – крикнул ей Эван.

– Девушки с твоей матерью… – ответила Грейс.

– Я спрашивал не об этом. Есть ли тут другие кабаны? Обычно они ходят стаями.

– Больше мы не видели ни одного зверя.

– Хорошо, но я на всякий случай пошлю людей порыскать вокруг, может, где-нибудь прячется еще один кабан.

Грейс осторожно спустилась на землю. Встав на ноги, она вздохнула с явным облегчением. Эван подъехал к ней и, подхватив за талию, посадил ее в седло впереди себя. Уткнувшись головой ему в плечо, Грейс только теперь разрыдалась. Пережитый страх дал о себе знать.

Все закончилось. Она в безопасности.

Бережно обнимая ее одной рукой, Эван направил коня к замку. Несмотря на ношу, пусть и весьма приятную, он без труда управлял своим скакуном, так неприметно нажимал коленями и так ловко натягивал повод, что казалось, конь сам, по своему собственному усмотрению, нес ездока и его спутницу. Следом за Эваном ехали и остальные всадники, некоторые также везли в седлах, придерживая руками, успокоившихся девушек.

– Все целы? – спросил Эван у Алека, когда лошадь последнего поравнялась с его конем.

Алек энергично замотал головой, обнимая Дирдре, которой, судя по ее виду, очень нравилось ее положение.

– Все живы и здоровы. И вообще сейчас там на склоне такая красота, вся земля, как ковром, усыпана ежевикой.

Дирдре резко обернулась, почти дернулась, видимо возмущенная его словами, и случайно ударила Алека затылком по подбородку.

– А что нам было делать? Спасаться самим или думать о ежевике? Как ты думаешь?

– Не горячись, конечно, это просто здорово, что вы все целы и невредимы. – Алек нагнул голову, чтобы поглубже вдохнуть запах волос Дирдре, и та весело рассмеялась.

– А как моя мать? – поинтересовался Эван.

– Она тоже не пострадала. Но все твердят хором, что если бы не Грейс, – Алек лукаво взглянул на нее, – то леди Мойра не отделалась бы только испугом.

– Это правда, – поддержала Алека Дирдре. – Леди Грейс была великолепна.

И Эван, и Алек, у которых едва челюсти не упали на грудь от услышанного, уставились на Грейс с откровенным удивлением, на что та лишь пожала плечами.

– А где моя мать сейчас? – спросил Эван.

– Она отняла лошадь у юного Дункана и сама поехала верхом, – отозвался Алек.

– Бедный юноша, – сочувственно поцокала языком Дирдре. – Как ему, наверное, обидно отдать свою лошадку и ходить пешком.

– Ну, это далеко не самое худшее, – усмехнулся Алек. – Леди Мойра заявила, что заставит собрать все рассыпанные ягоды. Теперь многие ползают на коленях, собирая ежевику.

– Густой ежевичный соус, им так вкусно поливать жаркое, – улыбнулась Дирдре.

– Не думаю, что мне понравится блюдо из мяса кабана, – выдавила Грейс. – Особенно после того, как видела так близко от себя горящие от ярости желтые глаза вепря.

– Думаю, что от одного запаха свежеприготовленного тушеного мяса твое мнение сразу переменится к лучшему, – улыбнулся Эван.

Грейс, размякшая, расслабленная, прислонилась к широкой груди мужа, рядом с ним было так покойно, так хорошо…

Глава 16

Когда они приехали в замок, вокруг них сразу собралась целая толпа народу, всем было любопытно узнать, что же случилось во время сбора ягод. Грейс мягко улыбалась, уверяя всех, что все кончилось хорошо и тревоги остались позади.

– Ты же ранена! – вдруг с тревогой вскричал Эван.

– Где? – удивилась Грейс, но тут ее взгляд упал на руку, рукав платья весь был в крови. – Хм, как странно, а мне совсем не больно.

– Не говори, не трать напрасно силы! – Эван подхватил ее на руки и понес наверх в спальню.

Положив Грейс на постель, он громко позвал прислугу и начал отдавать распоряжения. Все разбежались, выполняя его указания.

Скоро пришла знахарка из деревни. Рукав платья разрезали, и рана обнажилась. Дирдре и Маргарет принесли горячей воды и чистые тряпки.

– Ты принесла виски? – спросил Эван знахарку, та закивала.

– А как же! Я захватила с собой все, что необходимо для лечения ран, – и виски, и травы, и мази.

– Неужели моя рана настолько опасна? – удивилась Грейс.

– Как бы в твою рану не попала зараза. Если это случится, то всякое может быть. – Эван был очень серьезен. – Кроме того, ты немного возбуждена и у тебя путаются мысли.

– Что за чепуха?

– Все в один голос говорят, ты рисковала жизнью, чтобы спасти мою мать.

– В самом деле?

– Вот видишь, ты даже не помнишь самого главного. Кабан напал на мать, а ты бросилась на него и отвлекла его внимание. – Эван налил виски в чашку. – Пей.

Грейс сделала глоток, закашлялась, но потом допила все до дна.

Знахарка бросила в горячую воду какие-то травы, в воздухе повис терпкий запах, и Грейс расчихалась.

– Неужели ты простудилась? – разволновался Эван.

– Боже, Эван, с чего ты взял? Как я могла простудиться? Я ведь не в холодном озере купалась, а собирала ягоды.

Эван растерянно пожал плечами.

– Будет лучше, сэр Эван, – вмешалась знахарка, – если вы выйдете из спальни. Кыш, кыш отсюда.

Совершенно сбитый с толку, Эван вышел из комнаты. К удивлению Грейс, после его ухода накал волнения и тревоги в спальне заметно спал и сама она успокоилась. Опытные и нежные руки знахарки умело обработали рану Грейс. Боль начала отступать и вскоре совсем стихла. Но тут в спальню ворвалась… кто бы вы думали – сама леди Мойра!

Как только Грейс увидела свекровь, ее опять охватил приступ боли, не столько физической, сколько духовной. Бросив на Грейс надменный взгляд, леди Мойра высокомерно произнесла:

– Мне кажется, вы думаете, что я пришла сюда, чтобы поблагодарить вас за содеянное?

Приподнявшись в постели и опираясь на локоть, Грейс честно призналась:

– Когда я услышала ваши крики, я бросилась к вам на помощь, ни о чем таком не думая.

И тут же без сил повалилась на постель.

Леди Мойра вздернула подбородок.

– Я притворялась, чтобы отвлечь кабана. Вот почему я нисколько не считаю себя обязанной вам моим якобы спасением.

Выпитое виски давало о себе знать. Мысли в голове Грейс путались, язык еле ворочался во рту, вместе с тем, к немалому удивлению самой Грейс, виски сделало ее смелой и бесстрашной, и она отважилась спросить свою мучительницу:

– За что вы меня так невзлюбили? Что плохого я вам сделала? Я привезла с собой богатое наследство, обещание помощи со стороны моего родного клана, не считая разных полезных мелочей, необходимых в хозяйстве. Я люблю вашего сына и готова сделать все, что угодно, лишь бы он был счастлив.

– Вы очень нежная.

– Нет! – От возмущения Грейс подскочила и опять присела в кровати. – Я работаю наравне со всеми, нисколько не жалея себя.

Леди Мойра презрительно фыркнула:

– Эка невидаль, а он только и делает, что балует вас, потакает вашим желаниям. Глаза бы мои этого не видели.

– Что плохого в том, если мужчина ведет себя любезно и мило? Честно скажу, мне это нравится. – Грейс зарделась от смущения. Да, Эван баловал ее, и она не могла не отдать ему должного. – Я честно выполняю свои обязанности, а вы почему-то невзлюбили меня, не хотите называть меня дочерью, дружить со мной, тогда как я была бы только рада быть к вам как можно ближе. Ладно, пусть у вас нет ко мне привязанности, но в любом случае вы должны уважать меня точно так же, как я уважаю вас.

– Вот что я вам скажу: вы не заслужили быть женой моего Эвана, вы его не достойны.

– Достойна или нет, не вам решать. Я его жена, поэтому буду поступать так, как считаю нужным, и ни за что не отдам его. Запомните как следует мои слова, миледи.

Утомленная Грейс без сил повалилась на подушки и закрыла глаза, поэтому она не заметила улыбки леди Мойры. Улыбки, в которой не было и тени неприязни, только что прозвучавшей в ее словах, – напротив, в лице леди Мойры угадывалось уважение и даже зависть к чувствам Грейс, в искренности которых больше не могло быть ни малейшего сомнения.

Конь Эвана тихо заржал и взмахнул гривой, как только очутился на хорошо знакомом и ему, и его хозяину холме, от которого, можно сказать, было рукой подать до Тайри. Эван целиком и полностью разделял его радость. Они оба устали, были все в грязи и мечтали, каждый по-своему, о том, что ждало их в замке. Коня – теплое стойло, после того как его почистят, накормят и напоят; то же самое поджидало и Эвана, на человеческом языке это звучало примерно так – помыться, поужинать, погреться у очага и подняться в спальню к Грейс.

Выехав до рассвета, он и Алек возвращались почти в сумерках. Внешняя стена была закончена, теперь можно было приступать к возведению второй, внутренней, но, как назло, в местном карьере кончился пригодный для строительства камень. Надо было искать другое место, другую каменоломню.

В конце концов они нашли то, что нужно. Новая каменоломня находилась далеко, примерно в дне пути от замка. Но расстояние не пугало Эвана, он хорошо знал: любые трудности преодолимы, было бы желание.

Когда-то очень давно мать обронила фразу, которая глубоко врезалась ему в память. Она сказала, что влюбленные видят все вокруг себя в розовом свете. Горечь и злость, прозвучавшие в ее словах, исказили смысл фразы, поэтому он долго, очень долго не понимал глубокого смысла, скрытого в этих словах.

Не понимал до тех пор, пока не встретил Грейс.

Любопытно: чем дольше он жил вместе с Грейс, тем полнее и глубже раскрывался перед ним смысл, заложенный в словах «розовый свет». В какой-то момент до Эвана вдруг дошло, что он любит Грейс, что именно любовь придает окружающему миру столь приятный окрас. Вместе с этим ощущением пришло ясное осознание, что нет никаких непреодолимых препятствий, безвыходных положений и недостижимых целей.

Когда Грейс была рядом с ним, любое дело казалось ему по плечу, даже самое трудное, почти невыполнимое. Любовь к ней дарила покой его душе, делала его лучше, сильнее, более стойким перед жизненными испытаниями. Любовь овладела им. Но до сих пор он открыто не говорил о ней, не выказывал ее, пока предпочитал скрывать это огромное чувство.

Он старался поменьше думать об этом, но вопреки его усилиям мысли о любви непрестанно вертелись в его голове. Устав от них, он решил дождаться удобного случая и признаться Грейс в любви. Что-то внутри него шептало, мол, хватит тянуть и откладывать, наоборот, надо сказать ей об этом сразу, как только он вернется в замок. Но другой внутренний голос твердил, что Грейс достойна чего-то большего, не простого признания в любви, а чего-то романтичного, возвышенного, запоминающегося на всю жизнь.

Женщины, нежные, капризные создания, очень ценили подобные знаки внимания, а мужчины, превозносившие на протяжении столетий женскую красоту, в глазах Эвана вели себя глупо, если не по-дурацки. Он никогда не предполагал, что может стать одним из них, занять почетное место в их рядах. Тем не менее это случилось, более того, теперь он не видел в этом ничего глупого, напротив, он гордился собой, новым отношением и новыми чувствами. Он был счастлив, как никогда, в его воображении возникала картина: вот он признается Грейс в любви, а в ответ слышит точно такие же слова признания:

«Я люблю тебя, Эван».

От таких сладких видений у него мурашки побежали по спине, и он даже тихо застонал от наслаждения. Ехавший рядом Алек удивленно посмотрел на Эвана, но ничего не сказал. Заметив его недоуменный взгляд, Эван пришпорил уставшего коня и немного обогнал своего друга.

Они были дома или почти дома.

Неожиданно в воздухе запахло людьми. Кроме них, в лесу был кто-то еще, причем явно не один человек. Замедлив ход лошадей, Эван и Алек осторожно двигались в сторону постепенно усиливающегося запаха. Вскоре вдалеке показалась поляна, а на ней повозка. Стараясь двигаться как можно тише, они подъехали поближе, прячась за густыми зарослями ракитника и боярышника, окаймлявшими поляну.

– Похоже на тележку мелкого торговца или ремесленника, – прошептал Алек. – А рядом, на упавшем дереве, видимо, сидит сам хозяин.

– Может быть, это ловушка, – заметил Эван. – Оставайся пока здесь, а я поговорю с ним.

Эван тронул лошадь коленями, и животное послушно выехало на прогалину. Торговец или ремесленник вздрогнул и с испуганным лицом смотрел на подъезжавшего всадника. Его страх был вполне понятен. За проезд через чужие владения требовалось платить или по крайней мере спрашивать разрешение, в противном случае владелец земли имел полное право отнять имущество несчастного путника.

– Добрый день, сэр… – Торговец запнулся, задрожал и побледнел как полотно.

– Ты без разрешения заехал в мои владения.

– Прошу прощения, сэр рыцарь. Тысяча извинений. Я готов заплатить пошлину за проезд.

Его робость, если не трусость, благотворно подействовала на Эвана, он уже и думать забыл о якобы грозящей ему западне.

– Чего ты так боишься? Я готов тебя успокоить: я приглашаю тебя в деревню, где ты сможешь продать свои товары.

Торговец поклонился:

– Все мои товары распроданы, так что теперь я держу путь на юг.

– Ты чего так дрожишь?

– Боюсь, сэр.

– Тому, кто ни в чем не виноват, нечего бояться.

– Моя семья спит внутри повозки. Вчера жена родила мне сына. Боюсь потревожить их сон. Позвольте нам, господин, переночевать на вашей земле. Я готов заплатить.

Дрожащей рукой торговец порылся в складках своей одежды и вынул оттуда небольшую вещицу. Эван с любопытством нагнулся, на ладони торговца лежало золотое кольцо.

Оно было настолько прекрасным, что у Эвана от восторга перехватило дыхание. Обод представлял собой искусно сплетенные между собой нити наподобие венка, работа была тонкой, изысканной, сразу чувствовалась рука мастера. Это было то, что нужно: подарок для Грейс – тот самый, о котором он смутно мечтал. Любая женщина при виде такого великолепия догадалась бы о глубине чувств того, кто сделал такой подарок.

Эван, как зачарованный, взял кольцо, поднял повыше и начал рассматривать его в лучах заходящего солнца. Оно сверкало, искрилось и казалось тяжелее, чем на первый взгляд, что лишь увеличивало его ценность.

– Прекрасная вещь, – прошептал Эван.

– Я рад, что оно вам понравилсоь. Теперь вы позволите…

Недоговорив, торговец вдруг вздрогнул всем телом и повалился на бок. Эван соскочил с коня, подошел к упавшему и наклонился, не понимая, что произошло.

Из подлеска выехал Алек и с воинственным криком поскакал к ним, настороженно поглядывая по сторонам, опасаясь засады.

– Что случилось? – взволнованно спросил Алек. – Мне показалось, что в него попала стрела, так внезапно он упал на землю.

– Мне тоже, – согласился Эван. Он нагнулся и перевернул упавшего на спину, тот дышал, хотя очень слабо. Голова и шея торговца были усеяны красными пятнами и пузырьками.

Эван в страхе отшатнулся.

– Это не стрела. Это страшная и смертельная болезнь.

Лежавший на земле торговец еле слышно простонал:

– Отойдите, держитесь от меня подаль…

Он не договорил до конца, судорога пробежала по его телу, затем он вытянулся и затих. Навсегда.

– Боже всемилостивый, он умер, – прошептал испуганный Алек.

– Ты слышал? Держись от него подальше. Езжай к деревьям и жди, пока я здесь не разберусь.

Эван подбежал к закрытой повозке, отдернул полог и заглянул внутрь. Тошнотворный запах мертвых разлагающихся тел ударил ему в нос со всей силой, Эвана затошнило и чуть было не вырвало. Черт побери, какой ужас!

Собрав свое мужество, он опять заглянул внутрь: вместо новорожденного он увидел там женщину и трех детей, все они лежали вповалку на соломенном тюфяке на дне тележки. Их лица стали безобразно одутловатыми, мертвые тела уже начали раздуваться от гниения.

Эван поспешно отскочил назад. Такая болезнь легко могла выкосить все население деревни и замка. Надо было остановить ее, не дать ей распространиться.

– Эй, Алек! – позвал он друга. – Давай разведем костер из этой повозки. Тут надо все сжечь до основания.

Грейс тихо поднялась по лестнице. Она шла в спальню, так как случайно увидела, как Эван ранее тихо взбежал наверх. Ей показалось, что он попытался это сделать незаметно, что было несколько странно.

С того дня, когда Эван и Алек вернулись с поиска нового карьера, прошло около недели. В это же время в поведении мужа стали отмечаться некоторые странности, которые сбивали с толку Грейс. Он выглядел растерянным, встревоженным и уже не походил на прежнего веселого и беззаботного Эвана. Она понимала, как много у него забот и вообще какую тяжесть он тащит на своих плечах, но женским сердцем Грейс чувствовала, что, кроме этого, здесь скрыто что-то еще. Эвана что-то мучило, давило, беспокоило, но о том, что его тревожило, он не хотел говорить.

Несколько раз она спрашивала его, не случилось ли что-нибудь, на что он всякий раз разражался притворным смехом и уверял ее, что все в порядке и что ей нечего волноваться. Несмотря на мнимо веселый вид, в глубине его глаз явственно угадывалась тревога, которая лишь усиливала подозрения Грейс.

Терпеть дольше было выше ее сил, и сегодня она решила выяснить причину его внутреннего беспокойства.

Дверь в спальню была чуть приоткрыта, сквозь щель было видно, что Эван стоит возле окна и смотрит во двор. Грейс вошла, закрыла за собой дверь и произнесла одну из вежливых и обтекаемых фраз, которые часто употребляются в таких случаях:

– Мне бы хотелось поговорить с тобой.

Ей самой не нравился формальный тон, выбранный ею, но делать было нечего. Ей важен был результат. Однако Эван ничего не отвечал, более того, по-прежнему стоял к ней спиной, смотря в окно.

– Это очень важно, – продолжала гнуть свое озадаченная Грейс.

Он повернулся к ней и застыл на месте, храня молчание. Сбитая с толку его поведением, она подошла к нему и положила руки на плечи. Он как-то странно то ли дернулся, то ли попытался отшатнуться и, потеряв равновесие, упал на пол.

Его падение напугало ее, она присела рядом, не зная, что думать. Может, он пьян? Но на Эвана это было совсем не похоже.

– Эван? – ласково окликнула его Грейс и вдруг ощутила исходящий от него жар. Она коснулось ладонью его лба, он пылал. Грейс испуганно отдернула руку. Эван вдруг весь задрожал и застучал зубами. Это мало походило на обычную простуду, слишком сильным был жар.

Нет, он явно чем-то заболел, причем очень тяжело и опасно.

Грейс вскочила на ноги и кинулась за помощью. Она так быстро бежала по лестнице, что едва не подвернула ногу и не покатилась вниз. Однако перед тем как войти в главный зал, она умерила шаг и взяла себя в руки. Ни в коем случае нельзя было поднимать панику.

В зале, как всегда по вечерам, царила спокойная, уютная, умиротворяющая атмосфера. Несколько воинов возле очага чистили мечи. Две служанки подметали пол, а третья расстилала чистые циновки из тростника. Леди Мойра тихо беседовала с кухаркой, видимо обсуждая блюда, которые были поданы сегодня вечером или же завтрашние.

– Леди Мойра и ты, Алек, мне бы хотелось поговорить с вами об одном деле. Это не займет слишком много времени.

Алек, полировавший до блеска меч, отставил его в сторону и сразу подошел к Грейс. Леди Мойра нахмурилась, но, уловив скрытую тревогу в голосе невестки, не стала, по своему обыкновению, возражать и насмехаться.

Не говоря больше ни слова, Грейс повернулась и опять направилась к лестнице. Удивленный Алек и леди Мойра, что совершенно было на нее не похоже, молча последовали за ней. Перед дверьми спальни Грейс замешкалась, понимая, что надо кое-что объяснить, подготовить к тому, что они сейчас увидят.

– Эван тяжело и внезапно заболел. Надо положить его в постель, – с этими словами она вошла в спальню.

– Боже мой! – Тяжело вздохнув, леди Мойра перекрестилась и, едва увидев распростертого на полу сына, бросилась к нему.

Втроем они перенесли Эвана на постель и сняли с него верхнюю одежду.

– Что с ним? Как вы думаете, чем он заболел? – спросила Грейс, поглаживая мужа ладонью по пылающему лбу.

Леди Мойра покачала головой:

– Эван никогда не болел, даже в детстве.

– Похоже, я знаю, в чем дело, – обронил Алек, его лицо моментально стало очень серьезным и мрачным. – Когда мы возвращались с найденного нового разреза, – помните, это было на прошлой неделе, – то в лесу случайно натолкнулись на мелкого торговца и его семью. Эван вступил с ним в разговор. Чуть позже выяснилось, что торговец опасно болен, а все его родные погибли от этой болезни. А потом торговец умер прямо на наших глазах. Эван запретил мне подходить к умершим близко, вот почему он заболел, а я нет.

– Но почему он ни о чем мне не рассказал? – закричала Грейс.

– Не знаю. – Алек пожал плечами. – Думаю, не хотел, чтобы вы волновались.

– Я видела больных этой болезнью раньше, в детстве… – Голос леди Мойры – вещь неслыханная! – дрожал от волнения. – Эта болезнь разит быстро и беспощадно. Почти все, кто ею болеет, умирают в течение нескольких дней.

Глаза Грейс стали влажными от слез.

«Эван не может умереть! И он не умрет!»

– Алек, сожгите его одежду, но так, чтобы этого никто не видел.

Алек сдвинул брови, понятливо кивнул и, не задавая лишних вопросов, приступил к выполнению указания Грейс.

– Нам нужна вода, причем самая холодная, какую только можно найти, – сказала леди Мойра. Грейс послушно принесла воду, взяв ее из колодца. Затем обе женщины, каждая погруженная в свои, но одинаково мрачные мысли, молча обмыли тело Эвана.

– Нужно позвать знахарку, – сказала Грейс. – Ту самую, которая лечила мою рану на руке.

– Нет, ее не стоит, – запротестовала леди Мойра. – В ранах она, конечно, смыслит, и в переломах тоже, а вот лихорадку лечить не умеет. Кроме того, у нее не язык, а помело, все выболтает о болезни Эвана. Нет, нам нужна другая целительница, которая разбирается в такого рода болезнях, которой можно доверять и которая умеет держать язык за зубами.

– Неужели в деревне есть такое чудо? – удивилась Грейс.

– Да, есть. Ее зовут Агнес, она бабка Дирдре. Зимой и весной она многих, кто болел лихорадкой, поставила на ноги. Я немедленно пошлю за ней.

Как только пришла Агнес, Грейс не отходила от нее ни на шаг, внимательно следя за всеми ее действиями и стараясь помочь ей по мере своих возможностей.

– Это очень опасная болезнь. Сэру Эвану крайне не повезло.

Итог обследования оказался малоутешительным.

– Как думаешь, Агнес, он выживет? – прямо спросила знахарку леди Мойра. В ответ та лишь покачала головой:

– Откуда ж мне знать. Случай очень тяжелый.

– Ладно, – вмешалась Грейс, – тогда лучше скажи: что нам делать? Как помочь ему выздороветь?

– За ним надо тщательно ухаживать, постоянно накладывать охлаждающие компрессы, не только на лоб, но и на тело, руки и ноги. Как еще бороться против жара, я не знаю. – Агнес запнулась и кашлянула пару раз, чтобы скрыть свою растерянность и опасения. – Да, если появятся пузыри, немедленно позовите меня, их надо будет проколоть.

– Я не отойду от него ни на минуту. Я буду ухаживать за ним и днем и ночью, – со слезами в голосе проговорила Грейс, ласково поглаживая Эвана, который так и не приходил в сознание, по голове.

– Я помогу тебе, – твердо сказала леди Мойра. – Вместе мы обязательно справимся. Благодарение Богу, что нас двое, вдвоем мы одолеем болезнь.

Глубокая искренность и решительность, явственно слышимые в ее голосе, поддержали Грейс, подкрепили ее надежду. Бесконечно ссорящиеся по мелочам, Грейс и леди Мойра, обладавшие сильным и благородным характером, в большом и главном всегда заслуживали доверия, они обе любили Эвана, каждая по-своему, но тот, кто любит, всегда надеется и все переносит. Обе были полны решимости, они будут бороться с болезнью Эвана и победят ее.

В течение следующих трех дней состояние Эвана ухудшилось очень резко, он то приходил в сознание, то терял его, его одолевали приступы лихорадки, и тогда все его тело дрожало от жара.

Казалось, что жизнь по капле утекает из его тела, несмотря на все усилия Грейс. Она иногда впадала в отчаяние, но затем, помолившись, вновь обретала надежду и с новыми силами опять начинала борьбу за жизнь Эвана.

Однажды, проснувшись утром, она услышала за спиной странные звуки, похожие на всхлипывания. Обернувшись, она увидела стоявшую в дверях леди Мойру, по щекам которой текли слезы.

– Ему все хуже, приближается конец.

– Нет! – злобно закричала Грейс. – Он сильный и выносливый. Я верю, он выживет!

Леди Мойра смахнула слезы и прошептала:

– Иди поспи немного, ты не спала почти сутки, я побуду возле него.

Грейс неохотно согласилась, усталость давала о себе знать.

Прошел еще один день. Эвану не становилось лучше. Находясь без сознания, он отказывался от еды и питья, а если ему пытались силой что-нибудь влить в рот, то он почти все выплевывал. Он часто бредил, то выкрикивая в бреду отрывистые команды, то шепча что-то нечленораздельное себе под нос, то плакал, проклиная свое незаконное рождение, то произносил любезности, обращаясь к какой-то женщине.

Все то, что скрывалось в глубине его души, что так старательно им пряталось от чужих ушей, болезнь и бред выпустили на свободу. Грейс внимательно прислушивалась к обрывкам фраз, отдельным словам, открывая для себя его душу; она следила за всеми его мельчайшими обмолвками, порывами, движениями; она изучала его характер, ту духовную материю, из которой состояла его внутренняя скрытая сущность.

Перед ее мысленным взором представал сильный, мужественный человек, незаслуженно обиженный жизнью, но безропотно несущий все испытания и тягости, выпавшие на его долю.

«Если он умрет… – Грейс замотала головой. – Нет, нет, надо выбросить все подобные мысли из головы».

Агнес регулярно навещала больного, все время давала ему выпить лекарство или настойку, которые сначала помогали, но потом их действие проходило, и у Эвана опять начинался приступ лихорадки.

Леди Мойра ухаживала за сыном так же самоотверженно, как и Грейс. Несчастье сплотило двух женщин, пробудило в них взаимную любовь, прежние ссоры и раздоры теперь казались чем-то далеким, смешным, нелепым.

Слухи о болезни Эвана, которую невозможно было скрыть, поползли по замку. Для того чтобы успокоить встревоженных обитателей, Грейс сказала Дирдре, что Эван сильно простудился, вместе с тем заверив, что тут нет никакой опасности.

Надежду на благоприятный исход в ней поддерживали два обстоятельства: во-первых, на теле Эвана так и не появились смертельно опасные пузырьки, а во-вторых, никто не заразился.

Через девять дней наступил наконец долгожданный перелом. Лихорадка заметно ослабла. Грейс сидела возле мужа и гладила его по голове, как вдруг он взял ее за руку и притянул к себе.

– Грейс, дорогая, отчего у тебя такой измученный вид?

Его голос был тих и слаб, но в нем слышалось столько нежности, что Грейс обрадовалась. Он пришел в сознание!

Она заплакала от охватившего ее счастья. Сквозь пелену слез Грейс увидела, как он пытается привстать, но у него ничего не получается. Она машинально нагнулась и, подложив повыше подушки под его плечи, помогла присесть в постели.

Эван сильно похудел за время болезни, скулы резко выступали на его бледном, изможденном лице. Но он выздоровел, и это главное. Вне всякого сомнения, вскоре он окончательно поправится. Грейс произнесла про себя благодарственную молитву, затем приподнялась, подошла к дверям спальни, открыла их и так громко закричала от радости: «Эван пришел в себя!» – что ее крик был слышен не только в коридоре и на этаже, но и во всем замке.

Глава 17

Эван плыл, вернее, его уносило течением, а он пытался во что бы то ни стало выбраться на землю, очнуться от липкого и вязкого полузабытья, тянущего его под воду. В голове прояснилось, он попытался открыть глаза, но это оказалось, удивительное дело, очень нелегко.

Раскрыв их как можно шире – на самом деле он лишь наполовину приподнял веки, – Эван огляделся по сторонам.

Место было более чем знакомое. Его спальня. Он провел рукой возле себя. Он лежал на чем-то мягком. На тюфяке. Один. Нет, ведь только что здесь рядом была Грейс. Он видел ее, разговаривал с ней. Куда же она подевалась? Или ему все это приснилось?

Перед глазами все плыло, как в тумане, голова гудела, пересохшее от жажды горло горело. Закрыв глаза, Эван попытался вспомнить, что же с ним произошло. Ах да, у него был сильный жар, он был словно в огне, языки пламени обжигали его со всех сторон, кожа и тело нестерпимо горели. Голова пылала, он почти ничего не соображал.

Сквозь боль и помутившееся сознание Эван чувствовал, как его обтирают чем-то холодным, а когда он стонал от невыносимого жара, над его головой словно издалека звучал нежный, успокаивающий голос. Этот голос облегчал его страдания, успокаивал его, гасил возбуждение. В страшные минуты мучительной агонии, когда, казалось, смерть стояла рядом, тихий, ласковый голос был для него спасительным маяком, вызволявшим его из мрака небытия.

Это был голос Грейс. Ее любви. Придя в себя, он позвал ее, но его голос был тих и слаб. На миг ему стало не по себе, как-то страшновато, но тут его желудок сжался и заурчал от голода. От невыносимого голода! Сколько дней он не ел? Эван никак не мог, как ни старался, вспомнить, когда ел в последний раз.

Он попытался привести мысли в порядок, вспомнить, как и почему он заболел. Новый карьер, встреча в лесу с больным торговцем, его умершие жена и дети. Эта страшная болезнь. Похоже, ему повезло, он вырвался из ее лап.

Эван сделал попытку повернуться на бок, как вдруг его затошнило, он замер, будучи не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Боже, да ведь он слаб, как младенец!

Он глубоко вздохнул, пытаясь поймать ускользавшие мысли и проклиная охватившую его противную слабость. В коридоре послышались чьи-то шаги. Наконец-то сейчас он все узнает.

Однако к нему никто не вошел. Он позвал на помощь. Тишина. Черт, да ведь он не зовет, а еле-еле шепчет. Нет ничего удивительного, что никого нет, его просто никто не услышал. Эван позвал еще раз – точно с таким же успехом. От сделанных усилий он совсем обессилел. Невольно закрыв глаза, он провалился в глубокий сон.

Эван проснулся через несколько часов. На этот раз голова у него была почти ясной, есть хотелось так, что весь желудок стянуло от голода. Он слегка повернул голову. Вокруг было темно, но в углу горел свет.

– Эван! – Прохладная, мягкая рука коснулась его лба. – На, выпей.

К его губам поднесли кубок, он с жадностью сделал несколько глотков, напиток был сладким и приятным на вкус. Эван раскрыл глаза и поморщился от резкого света, бившего ему в лицо. На самом же деле это горела всего лишь небольшая свечка в женской руке. Он всмотрелся в лицо женщины, но из-за яркого света не мог его разглядеть.

– Грейс?

– Да, это я, любимый.

Любимый? Как это было приятно слышать!

– Что со мной случилось? Такое ощущение, что по моим костям проехал целый конный отряд.

– Ты тяжело заболел. Очень сильная лихорадка. Но теперь ты пойдешь на поправку.

– М-да… а как долго я был без сознания?

– Почти девять дней.

– Черт. А больше никто не заболел?

– Никто. Всех остальных болезнь, к счастью, не коснулась.

– Уже легче. Алек рассказывал об умершем торговце и о погибшей семье?

– Да, рассказывал. Мы все помолились о погибших, об их душах. Нет-нет, Эван, тебе еще рано вставать. Побереги силы для того, чтобы поесть.

– Прежде чем поесть, мне надо отлить, – улыбнулся Эван. – Голос природы.

Без поддержки Грейс он вряд ли совладал бы даже с таким элементарным делом, как справить нужду. Несколько шагов до ночного горшка и столько же обратно измотали его совершенно, в боку немилосердно кололо, тяжело дыша, он упал на постель.

– Милый, тебе придется провести в постели еще неделю, чтобы отъестся и набраться сил. Если же из упрямства ты встанешь раньше времени, то от слабости упадешь и разобьешь свою глупую голову.

– Да. – Эван облизал сухие губы.

Грейс шутила, а ему было не до шуток. Но, конечно, она была права.

– Да, согласен, – ответил он.

Его согласие обрадовало Грейс. Несмотря на ее счастливый вид, он видел, она смертельно устала и едва стоит на ногах. Эвану стало совестно, он молча поклялся во всем слушаться Грейс, чтобы облегчить и без того тяжелую ношу, а также чтобы поправиться как можно быстрее.

Но тут в спальню ворвалась его мать с едой на подносе. Отдав поднос Грейс, она подошла к нему и встала, упершись руками в бока.

– Ну, наконец-то, – в привычной для себя резкой манере начала она. – Как я погляжу, ты передумал умирать, видимо вспомнив, что жизнь – прекрасная штука.

К удивлению Эвана, несмотря на ее насмешливый тон, он увидел на глазах матери слезы, а ее осунувшееся лицо красноречивее любых слов говорило о том, что она перенесла.

– Мне искренне жаль, что я доставил вам обеим столько беспокойства, – с чувством искренней благодарности произнес он.

Леди Мойра вытерла слезы и улыбнулась:

– Беспокойство – это слишком мягко сказано. Ты был как здоровенная заноза в заднице.

– Миледи, – вскинулась Грейс, – не могли бы вы попридержать свой острый язык до тех пор, пока Эван не съест немного горячей пищи, которую вы только что принесли?

– Конечно, попридержу. Хотя, честно говоря, не я, а ты, как его жена, должна была бы отругать его на чем свет стоит за то, что он нас всех так сильно напугал, – без всякой злости отозвалась леди Мойра. – Эван, как же она самоотверженно ухаживала за тобой и днем и ночью, не спала, не ела, отказывалась отойти от тебя даже на шаг. Я полагала, еще немного – и она не выдержит, сломается, но внутри она оказалась намного крепче и сильнее, чем я думала.

– Вы тоже не сидели сложа руки, а помогали как могли, – тихо сказала Грейс.

– Конечно, помогала, а как же иначе? Но ты сделала то, что, возможно, было бы мне не под силу.

Эван покачал головой: невероятно, его мать и Грейс вместе ухаживали за ним? Работали плечом к плечу? Может быть, к нему вернулся жар и он опять бредит? Наверное, это ему кажется, таких чудес на свете не бывает!

– Мы обе работали наравне, – промолвила Грейс.

– Хорошо. Думаю, теперь каждая из нас имеет право немного отдохнуть. Что касается меня, то я иду спать. – Леди Мойра нагнулась и поцеловала сына в лоб. – До завтра.

Неожиданная ласка матери, ее дрожащий голос, новое выражение ее лица, более нежное и мягкое, настолько поразили Эвана, что он потерял дар речи. Он перевел вопрошающий взгляд на Грейс и удивился ее бледности, темным кругам под глазами, усталости, которая сквозила в заострившихся чертах ее лица. Да, мать нисколько не преувеличивала: Грейс, не жалея себя, ухаживала за ним – преданно и самоотверженно. Самые разные чувства охватили его, он проникся к ней и жалостью, и состраданием, и желанием утешить, приласкать ее.

– Ты чего-нибудь хочешь? – спросила Грейс.

– Я так проголодался, что готов съесть все, что угодно, – покорным, ласковым голосом ответил Эван.

Наградой за его покорность стала ее улыбка, ясная, добрая, счастливая, осветившая, как солнечный луч, ее лицо. Грейс поправила подушки за его спиной, чтобы он мог сесть поудобнее, а затем поставила перед ним поднос с едой.

– Может, тебе помочь? – постаралась она спросить так, чтобы не обидеть его.

Тем не менее ее вопрос если и не обидел, то, во всяком случае, озадачил Эвана. От мысли, что Грейс будет его кормить, ему стало не по себе. Мужчина он или нет? Но разве ее слова были небезосновательны? Страшная слабость во всем теле лишала его уверенности в собственных возможностях: он боялся, что не донесет ложку до рта и уронит пищу на постель. Это было бы ужасно!

– Дай я сперва попробую сам.

Это было компромиссное решение, позволявшее выйти из неловкого положения. Грейс согласно кивнула. Ободренный поддержкой, Эван зачерпнул ложкой немного бульона и поднес ее ко рту. В этот миг он до смешного был горд собой. Бульон был невероятно вкусным и наваристым, он проглотил его в одно мгновение. Он потянулся за второй ложкой, цепляя небольшой кусочек мяса.

– Не спеши, ешь медленнее, – предупредила его Грейс. – Ты ничего не ел несколько дней, за исключением слабого бульона и разбавленного эля.

Эван был послушен, как ребенок. После того как он одолел половину миски, в оставшуюся половину Грейс накрошила немного хлеба. Получилась похлебка, которую Эван съел с большим аппетитом.

Покончив с едой, он вдруг произнес:

– Мне бы хотелось помыться.

– Но тебе слишком рано мыться, дорогой. Надо подождать, пока ты немного не поправишься.

– Я знаю, но мне хотя бы обтереться, смыть с себя грязь и пот.

– Пока ты болел, я несколько раз обтирала твое тело и брила… по возможности… – смущенно проговорила Грейс.

– Благодарю тебя, любимая, – прошептал он и, взяв ее руку, пожал в знак благодарности. – Но если тебе нетрудно, принеси все-таки немного горячей воды.

После купания, скорее обтирания, – и на этот раз без помощи Грейс никак нельзя было обойтись – Эван переоделся во все чистое и с блаженным вздохом откинулся на подушку.

Она нагнулась над ним, чтобы поцеловать, момент был очень удачным, его не стоило упускать, и Эван им воспользовался. Он обхватил ее и привлек к себе. Потеряв равновесие, Грейс упала на постель, прямо на него. Когда она подняла голову, ее губы оказались там, где ему больше всего хотелось, чтобы они были, – точно напротив его губ.

Это был далеко не самый подходящий момент, в любом случае никак не романтичный, но перенесенная болезнь преподала Эвану суровый жизненный урок. Оказывается, жизнь очень хрупка и полна превратностей, которые могут оборвать ее в любой момент. Следовало поторопиться, оттягивать любовное признание, давно созревшее и бережно хранимое в глубине сердца, дольше не стоило.

– Я люблю тебя, Грейс, – прошептал он.

– Что-что? – удивилась она.

– Ты не ослышалась. Я люблю тебя. И давно хотел тебе сказать об этом. Ты удивительная и прекрасная. Мужественная, стойкая, добрая. Я так люблю тебя, что не могу без тебя жить. Без тебя моя жизнь теряет всякий смысл. – Чуть помолчав и отдышавшись, Эван продолжал: – При одном лишь взгляде на тебя у меня сразу поднимается настроение, от твоей улыбки воспламеняются сердце и кровь. Мне следовало бы признаться во всем раньше, а не ждать, как мне казалось, более удобного момента. Мне хотелось, чтобы мое признание в любви было особенным, неповторимым, чтобы оно запало тебе в душу, запомнилось навсегда, чтобы ты его хранила, как нечто самое драгоценное.

Потрясенная Грейс смотрела на него изумленными глазами, словно не веря своим ушам. Молча она провела пальцами по его губам, не сводя с его лица широко раскрытых глаз.

Ее молчание озадачило Эвана. Через миг он отбросил свои сомнения; он верил, что пусть не сегодня, но когда-нибудь она обязательно признается ему в своей любви.

– Ты любишь меня, Эван?

– Да, люблю. Всем сердцем, всей душой. – Он слегка нагнулся вперед и ласково обхватил ладонями ее лицо. – У тебя такой удивленный вид, что даже не знаю, что мне думать. Тебе что-то не нравится? Или ты чем-то расстроена?

– Нет-нет, Эван! – Она протянула было руку, чтобы погладить его по щеке, но замерла в нерешительности. – Я очень тронута твоим признанием в любви. Но это так неожиданно. Я тоже люблю тебя. Это чувство так тихо подкрадывается и так внезапно овладевает мной, что я не властна над ним. Оно сильнее меня, оно настолько переполняет меня, что мне порой становится страшно… В тебе есть нечто такое, что обращается ко мне напрямую мимо моего сознания. У меня возникает такое ощущение, какого я никогда раньше не испытывала. Эван Гилрой, ты разбудил мое сердце. Я верю тебе, ты мне нужен, я больше волнуюсь о тебе, чем о себе самой. Может быть, это и есть любовь?

– Думаю, что это она.

От волнения у Эвана перехватило дыхание. Его переполняла нежность к Грейс. Больше чем когда-либо ему хотелось обнять ее и любить так, как это обычно происходит между мужчиной и женщиной, не только чистой и возвышенной любовью, но и любовью плотской. Однако об этом нечего было и думать – он был слаб, как цыпленок.

– О, любимый, теперь я действительно верю, что ты выздоравливаешь. В твоих глазах вспыхнул хорошо знакомый мне огонь желания, – усмехнулась Грейс. – Сейчас это невозможно, чего нельзя сказать о будущем, когда ты окрепнешь.

Эван недовольно заворчал себе под нос.

– Не ворчи, дорогой. Ждать, я думаю, недолго. Зато впереди у нас с тобой дни, недели, месяцы и годы, которые мы проведем вместе. Очень хочется на это надеяться.

От таких слов настроение могло подняться у кого угодно, радость охватила Эвана, в его воображении возникли картины их с Грейс будущего, полные счастья. Время, проведенное вместе в одной постели. Среди любви, смеха и радости.

Эван обхватил Грейс и привлек к себе, она упала рядом с ним. Даже лежать вместе с ней уже было невыразимо прекрасно. А если прибавить сюда сытый желудок, светлые мысли, безмятежное настроение и душевный покой, то можно сказать, что Эван был если не совершенно счастлив и покоен, то, во всяком случае, пребывал в настроении очень близком к такому состоянию.

Грейс проснулась словно от толчка, ее разбудил колокольный звон. Спросонок ей показалось, что это церковный колокол, возвещающий начало утренней службы. Но придя в себя, она четко осознала, что она не в монастыре, а в замке, лежит на своей собственной постели вместе с мужем.

Колокол не умолкал, продолжая тревожно звонить. Эван лениво шевельнулся. Грейс заботливо положила ладонь ему на лоб, он был прохладным и сухим. Лихорадка прошла, слава богу. Но тут, не потрудившись даже постучаться, в спальню влетел Алек с мечом в руках. Одет он был небрежно, даже не совсем полностью, одним словом, шокирующий вид.

– Всадники приближаются к замку, – не столько сказал, сколько прохрипел он.

Эван в одно мгновение очнулся ото сна и присел в постели.

– Сколько их?

– Трудно сказать сколько, их очень много, – поморщился Алек.

– Все жители деревни успели попасть в замок?

– Нет, не все. Слишком поздно мы их заметили.

– Черт! – выругался Эван. Он вскочил на ноги и пошатнулся.

– Эван, ты не можешь идти на стены. Ты слишком слаб! – воскликнула Грейс, хватая его за руку.

– Она права, – проворчал Алек. – Я сейчас поднимусь на стены, оценю обстановку, а потом спущусь и все расскажу.

– Я пойду вместе с тобой, – решительно заявила Грейс.

Она встала, накинула на себя меховое покрывало и босиком устремилась вверх по лестнице, которая вела на стены. От каменных ступеней стыли ноги, утренний холод пробирал до костей, но, не обращая внимания на подобные мелочи и не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, она поднялась на смотровую площадку.

Подойдя как можно ближе к ограде, под прикрытием защищающего от стрел навеса, она окинула взглядом поле перед замком и зябко поежилась то ли от пронизывающего ветра, то ли от развернувшейся перед ней картины.

По всему полю, как муравьи, сновали воины. Они окружили замок с трех сторон, то в одну, то в другую сторону скакали всадники, некоторые с обнаженными мечами. На безопасном расстоянии от стен замка воины ставили палатки и разводили костры, видимо собираясь готовить пищу. Зрелище было не только величественным, но и ужасающим. Зловещее предчувствие овладело Грейс.

– Судя по всему, они собираются начать осаду, – пробормотала она.

– Вне всякого сомнения, причем со знанием дела, – помрачнев, согласился Алек. – Вы не знаете, кому принадлежат эти цвета? – Он указал на стяг, развевавшийся над самой большой палаткой.

– Родерику, – вздохнула Грейс, сердце у нее болезненно сжалось. По всем признакам было видно, что Родерик полон решимости добиться своего – захватить ее силой.

– Миледи, почему он так настойчиво преследует вас?

Грейс хотелось отшутиться, но положение было настолько серьезным, что тут уже было не до шуток.

– Родерик полагает, что с моей помощью он сумеет скомпрометировать Дугласа и занять его место – место вождя клана. Но я не собираюсь участвовать в его коварном и подлом замысле.

Отбросив прочь свои страхи и колебания, она повернулась и начала спускаться вниз. Во дворе замка все пришло в движение, бегали испуганные женщины и дети, воины с решительными лицами собирались группами, готовясь к сражению. Звон оружия, громкие приказания, женские крики и причитания, плач детей – одним словом, в замке царило смятение.

Пока Грейс шла назад в спальню, внутри нее происходила тяжелая работа. Но когда она вошла к Эвану, ее решение созрело. Алек сообщил о том, что они увидели. Эван выслушал молча, не перебивая, он явно пытался оценить величину опасности, нависшей над Тайри.

Как только Алек умолк, он спросил:

– Насколько мы готовы к обороне?

Алек задумчиво потер подбородок:

– В целом неплохо. Запасов еды и воды должно хватить месяца на два, если не больше. Еще бы нам воинов побольше.

Эван нахмурился:

– Как южная стена? Выдержит приступ?

– Почему бы и нет? Все зависит от того, каким будет штурм. Но если неприятель пустит в дело катапульты и осадные лестницы, то вряд ли она его остановит.

Грейс поежилась. Осада, приступ, страдания и бедствия многих людей, страшные картины одна за другой замелькали в ее воображении – и всему виной была одна она.

Она посмотрела на Эвана и Алека, которые стояли напротив, пристально глядя друг другу в лицо, шумно вздохнула и твердо произнесла:

– Почему бы не отдать Родерику то, ради чего он пришел сюда? Я имею в виду себя.

Эван обернулся к ней и прорычал что-то нечленораздельное, но по интонации отвергающее ее предложение напрочь, затем опять повернулся к Алеку:

– Все должны быть готовы к худшему. Пусть лучники займут свои места на крепостной стене. Передай моей матери, пусть она проверит все наши запасы и подсчитает, на сколько их может хватить. Узнай, сколько жителей деревни не сумело попасть в замок.

Алек кивнул и быстро пошел выполнять указания. Эван повернулся к Грейс, и она испугалась: выглядел он очень плохо – бледное, мокрое от пота лицо, видимая слабость во всем его теле.

– Эван, тебе надо лечь в постель. Ты только что оправился от лихорадки, и тебе надо беречь себя, чтобы болезнь не вернулась.

– Грейс, у меня нет времени лежать в постели. Надо как можно быстрее найти способ одолеть Родерика, в противном случае все может кончиться плохо, даже хуже, чем ты думаешь.

Грейс пыталась, как могла, не выдавать своего волнения. Все, что сейчас происходило, происходило по ее вине. Из-за нее, из-за Родерика, в своем безумном стремлении к власти готовом на все, им всем грозила опасность. Оставаться в стороне она не могла, Грейс считала своим долгом помочь Эвану найти выход из создавшегося тяжелого положения.

– Как ты думаешь, если я поговорю с Родериком с глазу на глаз и расскажу ему правду о смерти Аластера…

– Не говори чепухи! – крикнул Эван. – Я знаю, как сильно ты переживала из-за его смерти. Но для Родерика все твои страдания – пустой звук. Допустим, ты расскажешь ему всю правду. Но разве Родерику нужна такая правда? Что Аластер добровольно принял смерть?! Более того, я уверен, что в клане Фергусон такая правда тоже мало кому придется по душе.

– Эван, но почему бы и нет? Ведь правда раз и навсегда может положить конец всем недоразумениям. И тогда мы избавимся от козней Родерика.

Эван подошел к ней, его глаза сверкали от злости.

– Как ты не понимаешь? Говорить с Родериком о событиях той самой ночи – все равно что разговаривать с глухим. Он все поймет по-своему и истолкует все так, как ему будет выгодно. Поверь мне, в итоге все станет еще хуже, поэтому выкинь эти глупости из головы. Понятно?

Грейс задумчиво покачала головой:

– Мне нелегко далось это решение, но это единственное, что я могу сделать, чтобы спасти всех нас.

Эван чуть было не выругался, но в последний момент сдержался.

– Повторяю, не имеет никакого значения, что ты ему скажешь. Родерик найдет способ очернить тебя, а самого себя выставить в наиболее выгодном свете. Ты окажешься виноватой, а он еще будет героем в глазах всего своего клана.

Грейс заломила руки от отчаяния.

– Что же нам делать? Как нам избавиться от Родерика и его воинов? Они разорят окрестности замка, уничтожат весь урожай, перебьют многих жителей деревни. Как только я начинаю думать, что все это из-за меня, мне становится не по себе.

– Грейс! – Эван обнял ее за плечи и внимательно посмотрел в глаза. – Неужели ты мне не веришь? Неужели ты думаешь, что я не найду выход из этого положения?

Грейс положила голову ему на грудь, а руки на плечи, ей так хотелось согреться его теплотой.

– Милый, ты такой прекрасный, ты самый великий воин во всей Шотландии. Я нисколько не сомневаюсь в этом. Но каким бы ты ни был, ты же не умеешь творить чудеса.

– Поживем – увидим, – осклабился Эван. – Я не волшебник, но иногда и простой человек способен совершать чудеса.

Выпустив ее из рук, он направился к выходу походкой самоуверенного человека, не привыкшего бросать слова на ветер.

– Пресвятая Богородица, какая же чудесная пара вышла из нас!.. – прошептала Грейс, провожая его взглядом.

Глава 18

– Ты уверен, что поступаешь правильно? – спросил Алек с нескрываемым сомнением, глядя, как в ворота замка въезжает Родерик Фергусон, справа и слева от которого ехали монах и священник.

– Ты же сам знаешь, был вывешен белый флаг. – Эван прищурился, разглядывая всадников. – М-да, странная троица, не нравится мне компания, которую он себе подобрал.

– Ты не гляди на то, что Родерик окружил себя святыми отцами. От него всегда следует ждать какой-нибудь пакости, – предупредил Алек.

– А то я не знаю, – усмехнулся Эван. – Родерик и коварство – два проявления стихии одной. Гореть ему в преисподней! Но вот зачем он притащил с собой монахов? Надо выслушать то, что он хочет нам сообщить. Нам необходимо выиграть время, сам знаешь, насколько это важно.

– Как ты думаешь, удалось юному Дункану проскользнуть мимо воинов Родерика? – спросил Алек.

– Очень надеюсь, что удалось. Уже много времени прошло с той минуты, когда он выбрался из крепости. Вроде все было тихо.

– Да уж, если бы Родерик перехватил нашего гонца, то наверняка уже известил бы нас об этом. Мол, нечего надеяться на помощь Маккенны. Никто вам не поможет.

Эван скривил губы. Хорошо, если Дункан проскочил мимо часовых Родерика, но до Маккенны путь не близкий. А пока Брайан соберет воинов, выступит в поход и придет на помощь, Родерик может легко перебить их всех до единого. Ну что ж, по крайней мере, будет кому отомстить за них. Брайан не из тех, кто прощает смерть своих близких, он не оставит их без отмщения. Слабое утешение, но все-таки…

– Пока нам больше ничего не остается, как тянуть время, – повторил Эван.

– Ну что ж, тогда выслушаем, что нам хочет поведать Родерик, – подытожил Алек.

– Невелика тайна, – усмехнулся Эван. – Я догадываюсь, что он нам скажет. Родерику для его коварных целей нужна Грейс, он будет требовать, чтобы я отдал ее ему. Не видать ему Грейс как своих ушей. Только через мой труп!

Эван расправил плечи, пытаясь выглядеть как можно более уверенным и сильным. Две недели его не видели ни воины, ни слуги, ни прочие обитатели замка, – все знали, что он был серьезно болен. Теперь для Эвана было чрезвычайно важно всем своим видом внушить подчиненным уверенность, заставить поверить в его силу и способность защитить осажденных от Родерика. Никак нельзя было выказывать перед Родериком слабость. Никак!

Родерик поднял руку, показывая, что он безоружен, и спрыгнул с лошади. Монах и священник также слезли с коней.

– Я приехал вместе с двумя святыми отцами для того, чтобы поговорить об одном важном деле, – торжественно объявил Родерик.

Эван бросил на него откровенно презрительный взгляд, который как бы говорил – тебе нет веры ни на грош.

– А для того чтобы я лучше слышал, вы привели с собой целую армию.

Родерик злобно усмехнулся:

– Мои воины всегда сопровождают меня, куда бы я ни ехал.

Прежде чем задать следующий вопрос, он огляделся по сторонам, явно кого-то выискивая взглядом.

– А где ваша жена? Прячется где-нибудь в укромном месте?

От одного лишь вопроса о жене Эвану нестерпимо захотелось выхватить меч и проучить наглеца как следует. Но горячиться в его положении было ни в коем случае нельзя.

– Я здесь, Родерик, – вдруг раздался позади него голос Грейс. Толпа людей заколыхалась, раздвинулась, и она выступила вперед.

Сначала Эван выругался про себя: он ведь велел ей не высовываться, а она сама безрассудно лезла на рожон. Но через миг его настроение резко переменилось: ее смелость вызывала уважение. Его жена вела себя как настоящий воин: не прячась, шла навстречу опасности.

– Очень хорошо, леди Грейс, что вы пришли, так как разговор пойдет именно о вас. Очень важный разговор.

– Вам, Родерик, не занимать ни дерзости, ни наглости. Ну что ж, раз вы пришли, говорите, с какой целью, – спокойным, ровным голосом сказала Грейс.

Родерик бросил на нее многозначительный взгляд и, встав посреди двора, громко объявил:

– Жители Тайри, я пришел к вам с добрыми намерениями, не питая к вам никакой злобы. Я ищу справедливости. Мне хочется раскрыть тайну преждевременной смерти моего брата Аластера. После долгого поста и усердных молитв Господь послал мне на помощь двух святых отцов, которые утешили меня в моем горе и оказали духовную помощь. Они молились вместе со мной, и Господь снизошел к нашему усердию. Он открыл мне причину моей тревоги и моих душевных мук.

Для пущей важности Родерик сделал эффектную паузу.

– Это колдовство!

Толпа вся разом словно вздохнула. Многие переглянулись, кто-то недоуменно, а некоторые боязливо. Немало настороженных взглядов было брошено в сторону Грейс. Обвинение в колдовстве было очень серьезным и опасным делом.

– Что? Что такое вы говорите? – Грейс было растерялась, но через миг гордо выпрямилась, как бы отмахиваясь от нелепости данного обвинения.

Губы Родерика сжались в твердую линию, в глазах появился стальной блеск, не предвещавший ничего хорошего.

– Я обвиняю вас, леди Грей, в колдовстве и заявляю, что вы, используя черную магию, погубили моего несчастного брата!

Хотя Эван знал, что Родерик способен на любую гадость, но возводимое им против Грейс обвинение было не просто чудовищным – оно не лезло ни в какие ворота.

В первый раз с того момента, как у ворот Тайри появилось войско Родерика, Эвану стало по-настоящему страшно.

– Это самое смехотворное и нелепое обвинение, какое мне когда-либо доводилось слышать! – смело бросился на защиту Грейс Эван.

– Сэр Эван, – с презрительной миной на лице вмешался в разговор священник, – попрошу вас со всей серьезностью отнестись к предъявленному обвинению. Справедливости ради я должен заметить, что не вам судить о том, справедливо данное обвинение или нет.

Эван чуть было не взорвался от возмущения.

– Моя жена знатного происхождения! Она воспитывалась в монастыре, она всей душой христианка! Ваше обвинение голословно и больше походит на злобную клевету. Какие у вас доказательства? Где свидетели ужасных и гнусных деяний?

Многие обитатели замка в поддержку справедливости слов Эвана начали топать ногами и издавать одобрительные возгласы, что несколько успокоило Эвана. Абсурдность обвинения отвергала саму мысль о виновности Грейс. Отчаянная попытка Родерика обвинить Грейс в колдовстве без фактов и доказательств, казалось, должна была развалиться сама по себе.

– Ведьмы очень хитры, – вмешался монах. – Они редко оставляют следы своих преступлений.

– Никак не возьму в толк, о каком преступлении вы говорите? – ловко возразил Эван.

– Как о каком? О колдовстве, – упорно гнул свое монах. – Об одном из самых отвратительных преступлений против Бога и людей. Для начала надо выяснить, по своей ли воле леди Грейс начала служить дьяволу, занимаясь подобными гнусностями. Отец Гарольд и я умеем распознавать черную магию и колдуний, а также имеем богатый опыт по части их обнаружения среди обычных людей.

– О, я нисколько не сомневаюсь в вашем искусстве, – презрительно фыркнул Эван, – как и в умении угрозами и запугиваниями добиваться от невинных жертв страшных признаний.

По надменному лицу отца Гарольда вдруг пробежало маленькое облачко замешательства.

– Нет, сэр Эван, мы призваны служить Господу, нашими усилиями побеждается дьявол и тем самым спасаются сотни душ ничего не подозревающих простых смертных. Вот почему мы вместе с сэром Родериком приехали сюда в Тайри. Только для того, чтобы спасти сотни безвинных душ, защитить их и избавить от колдовских чар.

– Отец Гарольд говорит истинную правду, – поддержал священника Родерик. – Мы приехали сюда с единственной целью – спасти невинных. Неужели вы не хотите помочь нам в столь благочестивом деле?

Столь явного лицемерия Эван уже выдержать не смог и возмутился:

– Не хочу и не буду! А вам, Родерик, посоветую лишь одно – побыстрее уносите ноги из моего замка, а не то я забуду о том, что вы под защитой белого флага, и как следует надеру вам задницу.

– Подлинную природу человека нельзя утаить, так или иначе, но она даст о себе знать! – вскричал священник. – Вы, Эван Гилрой, родились во грехе, и ваше отношение к столь важному делу раскрывает всю вашу греховность.

Эван заскрипел зубами от негодования.

– Повторяю снова, у вас нет доказательств вины моей жены. Ни одного!

– Пусть так. Но раз она невинна, то ей нисколько не повредит, если мы зададим ей пару вопросов. Ведь ей нечего бояться, не так ли? – вкрадчиво произнес священник. – Более того, в таком случае она без труда опровергнет ту напраслину, которую, как вы считаете, на нее возводят.

Эван, почуяв подвох, не повелся на вкрадчивый тон священника.

– Я запрещаю о чем-либо спрашивать ее.

Оба святых отца выразительно переглянулись и понимающе перемигнулись.

– Хорошо, будь по-вашему. Тогда нам надо проверить, нет ли на ее теле каких-нибудь ведьмовских знаков. Если найдутся подозрительные отметины, то их надо будет уколоть чем-то острым. Слуги сатаны не чувствуют боли, тем самым они выдают себя. Если хотите, вы можете присутствовать при испытании.

У Эвана руки так и чесались как следует отделать священника, расквасить его нос, похожий на картошку, пересчитать кости и пинками вышвырнуть за ворота. А заодно мимоходом свернуть челюсть его товарищу монаху, сокрушить ему зубы, чтобы больше так ехидно не улыбался.

– Не вижу никакой необходимости. Не мне ли лучше всех знать, что на теле моей жены нет ни одного подобного знака, я ведь целовал каждый дюйм ее кожи и при свете свечей, и при солнечном свете.

Его искренность, горячность вместе с откровенностью вызвали одобрительный смех у толпы. Но смех быстро стих, и на смену ему пришли напряженное беспокойство и некоторая растерянность. Обвинение в колдовстве сразу от двух святых отцов произвело на людей впечатление. Родерик умело нанес удар, ума ему точно было не занимать.

Монах приподнялся на цыпочках, перекатился назад на пятки, потом обратно вперед.

– Между прочим, до нас дошел слух, что леди Грейс любит играться с черным котом. Как известно, кого привечаешь, того и любишь. Черный кот – это пособник сатаны.

Эван опешил, у него неприятно засосало под ложечкой.

– Какой черный кот? Я ни разу не видел, чтобы Грейс играла с котом, ни с черным, ни с рыжим, ни с каким-нибудь еще.

Родерик театрально поднял вверх руку и, медленно поворачиваясь, сделал оборот вокруг себя, ища кого-то взглядом. Внезапно он остановился и указал пальцем на одну из служанок. Она так низко опустила голову, что невозможно было разглядеть ее лица, она явно переживала, волнение выдавала бившая ее мелкая дрожь.

– Говори, женщина, не бойся. Пусть все узнают правду, – велел ей Родерик. – Расскажи нам, что тебе известно.

Женщина испуганно попятилась назад, словно пытаясь спрятаться за спинами других людей.

– Тебе нечего бояться, дитя, – торопливо прибавил монах. – Бог защищает тех, кто говорит правду.

Эван краем глаза заметил, как вздрогнула Грейс, и его сердце взволнованно забилось.

– Да, однажды я играла с черным котенком, – решительно сказала Грейс, выступая вперед и закрывая собой перепуганную служанку. – Но это был котенок, маленький котенок, он никак не мог быть сообщником дьявола.

Монах подозрительно всмотрелся в ее лицо:

– В таком случае надо будет внимательно посмотреть на это живое существо, чтобы понять, кто его сотворил – Бог или дьявол.

Грейс замотала головой:

– Зачем вам сдался котенок? Неужели вы собираетесь его мучить? Кроме того, больше я его ни разу видела.

Сбитые с толку ее ответом, оба святых отца вопросительно посмотрели на Родерика, как бы спрашивая, что делать дальше.

– Еще можно прибегнуть к испытанию водой, – твердо сказал Родерик, но так вкрадчиво, как будто речь шла об обычном купании.

Стоявший неподалеку Алек вскрикнул от негодования, которое моментально передалось Эвану, более того, он разгневался.

– Нет! – крикнул он. – Я не позволю вам связать мою Грейс по рукам и ногам для того, чтобы утопить в озере.

– Ну что вы, какое утопление, – со скрытой издевкой отозвался Родерик. – Хотя, как известно, невинный человек тонет в воде, а пособник дьявола плавает.

– Светский суд и церковь больше не одобряют испытание водой, – мрачно заметил Алек.

– Ну, не только это, – услужливо подхватил отец Гарольд. – Им можно будет воспользоваться наряду с другими уже собранными доказательствами.

– Какие нужны еще доказательства? – воспылал притворно праведным гневом монах. – Вы только посмотрите на саму леди Грейс. Ее обвиняют в колдовстве, она должна была плакать от страха, а она стоит, гордо выпрямившись, исполненная уверенности. А ведь известно, что ведьмы, охваченные гордостью, почти никогда не плачут. Вы только посмотрите на нее, на ее бесстрашный вид, в ее глазах не заметно ни слезинки.

Отец Гарольд ткнул пальцем в сторону Грейс, но Эван оттолкнул его руку и встал на его пути, закрывая жену собой.

– Если вам дорога жизнь, то держитесь подальше от моей жены.

По разгневанным глазам Эвана священник быстро смекнул, что лучше всего последовать данному совету.

– О, нас нисколько не удивляет, что вы не поверили в те обвинения, которые были выдвинуты против вашей супруги. Она ведь ведьма, вне всякого сомнения, она околдовала вас.

– Да, да! – подхватил Родерик, злобно скалясь. – Обычно так и бывает. Те, кто находится вблизи от ведьмы, попадают под влияние ее колдовских чар. Ваша слишком яростная защита леди Грейс заставляет нас усомниться в вашем рассудке. Ведьма лишает человека способности трезво мыслить и разумно поступать. Сейчас мы видим перед собой одурманенного человека, то есть вас, сэр Эван.

Губы Эвана скривились, в груди глухо стучало сердце, с трудом сдерживаемый гнев овладел им. Несмотря на то что внутри его все кипело, рассудок подсказывал ему – каждое слово в их беседе обходится ему в лишнее нелепое обвинение в колдовстве, но какими бы нелепыми ни были их обвинения, все, о чем они говорили, жадно ловилось ушами стоявших вокруг людей, западало им в память и, конечно, отражалось на репутации Грейс.

Сейчас, оказавшись в осаде, они должны были, как никогда, проявить сплоченность, стойкость перед лицом врага. Даже тень взаимного подозрения могла ослабить их ряды. Скорее всего, бросая обвинение в колдовстве, Родерик рассчитывал в том числе и на это.

– Вы говорили, что пришли с миром, а на самом деле из ваших уст льется поток грязной клеветы. Наш разговор окончен, так что побыстрее выметайтесь отсюда! – твердо произнес Эван.

– Но ведь мы еще ничего не решили, пока ничего не ясно, – жалобно заныл отец Гарольд.

– Напротив, все очень ясно! – Эван выхватил меч. – Мое терпение лопнуло, не советую вам дольше его испытывать. Давайте садитесь на своих кляч и убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Если вам хочется и дальше молоть всякую чушь, то я за себя больше не ручаюсь.

– Вы нам угрожаете?! Вы что, забыли, что мы пришли к вам с мирными намерениями, под флагом перемирия? – возмущенно завопил монах.

– Конечно, не забыл! – огрызнулся Эван. – Если бы я забыл, то вас давно бы уже вышвырнули за ворота замка.

Святые отцы, не говоря больше ни слова, помчались во всю прыть на своих одрах прочь. Но Родерик был не из пугливых, он никуда не торопился.

– Наш разговор еще не окончен, – спокойно сказал он, тогда как глаза его блестели от злобы. – Я ищу справедливости, и она восторжествует.

– Тебе нет никакого дела до справедливости, ты хочешь отомстить моей жене, а я ни за что не позволю тебе это сделать. – Эван вскипел от ярости, но в тот же миг странная слабость охватила его, все как бы поплыло перед его глазами. Проклятие! Последствия его болезни! Собрав все силы, какие у него еще оставались, чтобы Родерик ничего не заметил, Эван продолжил: – В следующий раз мы с тобой встретимся только с мечами в руках в смертельной схватке.

Когда Родерик скрылся из виду за воротами замка, их тут же крепко-накрепко закрыли, и только тогда Грейс глубоко вздохнула от облегчения. Ее мучения кончились. Впрочем, нет.

Ведьма? Это совершенно абсурдное обвинение сперва показалось смешным, но когда монах и священник с полной серьезностью начали ее расспрашивать, Грейс стало не до смеха. Не веря своим ушам, как будто речь шла не о ней, а о какой-то другой женщине, она слушала выдвигаемые против нее обвинения.

А когда она случайно бросила взгляд на Родерика, то поразилась откровенной ненависти, сверкавшей в его взгляде. Это была ненависть, граничившая с безумием. В тот миг она поняла, что Родерик ее смертельный враг, который не успокоится, пока не уничтожит ее.

От страха у нее едва не подкосились ноги. Но как только Грейс подошла к Эвану и спрятала голову у него на груди, на душе у нее сразу стало легко и покойно.

– М-да, не знаю, во что мы вляпались, но вляпались мы по уши, – вдруг раздался голос леди Мойры. – Впрочем, меня это нисколько не удивляет. Я подозревала, что с приездом Грейс нас ждут неприятности.

– Мама, я хотел бы попросить тебя попридержить язык. И так тошно, а ты еще подливаешь масла в огонь.

Леди Мойра чуть не задохнулась от возмущения, но все-таки сдержалась и замолчала. В другое время Грейс очень бы обрадовалась, что ее свекровь так прилюдно одернули, поставив на место, но сейчас – когда их счастье и благополучие висели на волоске – ей было не до злорадства.

Эван, Грейс, леди Мойра, Алек и кое-кто из воинов небольшой кучкой направились в главный зал. Проходя сквозь толпу, они слышали невнятный шепот, видели косые или любопытные взгляды, чувствовали всеобщее напряжение.

– Как думаешь, люди поверили в эту ужасную клевету? – волнуясь, спросила Грейс Эвана.

– Нет, конечно, не поверили. За столь короткое время ты хорошо зарекомендовала себя в их глазах, многие даже полюбили тебя. Нет-нет, они не отвернутся от тебя и не предадут.

Очутившись в большом зале, Эван тут же устроил совещание. Алек и другие воины с очень серьезными лицами принялись оживленно обсуждать положение, в котором они очутились.

– Родерик требует, чтобы я отдал мою жену ему и тем приторно благочестивым отцам на Божий суд, на что я никогда не соглашусь.

– Но если ты не согласишься, то они пойдут на штурм замка. А вот удержим ли мы его? Это еще вопрос, – охладил его пыл Алек.

– Или возьмут замок в осаду, – резонно заметил другой воин.

– К нам должен подойти на помощь Маккенна, и тогда мы одолеем Родерика, – возразил Эван.

– Да, Маккенна не подведет, – согласился Алек. – Но быстро он не сможет прийти, а до его прихода многие из нас погибнут в схватке с неприятелем.

Грейс поняла, что пришла ее очередь.

– Поскольку я невиновна, – начала она, – то не боюсь ни их обвинений, ни испытаний.

– А следовало бы бояться. – Алек был очень серьезен. – Хотя бы потому, что в их глазах вы виновны. Судя по всему, приговор уже вынесен.

– Ведьм не просто казнят, их сжигают на костре, – с мрачным видом напомнил Эван.

Все поплыло перед глазами Грейс. Ей стало страшно, теперь она очень хорошо понимала, что с ней будет, окажись она в руках монахов и Родерика.

– Но есть еще один выход, – веселее заметил Алек.

– Да, да! Божий суд через поединок. – Эван угадал его мысль. – Я во всеуслышание объявлю Грейс невиновной в той чепухе, которую на нее возводят, и вызову Родерика на бой.

У Грейс тут же образовался неприятный холодный комок под ложечкой. Она не сомневалась в силе и ловкости Эвана, но Родерик ни в чем не уступал ее мужу, тогда как последний только что выздоровел после двухнедельной тяжелой болезни. Силы были явно не равны.

Притворяясь, что целует его, Грейс наклонилась и прошептала на ухо:

– Ты ведь не полностью оправился после болезни. Тебе еще рано сражаться.

– У нас нет другого выхода, дорогая. Поверь, из всех возможных это самый лучший.

Грейс очень, очень хотелось возразить, но сказать было нечего. Эван был прав. Нахмурившись, она повернулась и подошла к камину, и тут случайно ее взгляд натолкнулся на взгляд леди Мойры, в глазах которой явно просматривалась откровенная злость. Распознать злобу для Грейс не представляло никакого труда, ибо она отвечала леди Мойре точно такой же взаимностью.

Среди воинов поднялся недовольный ропот, но Эван поднял руку, призывая всех к тишине.

– В таком случае. – выскочил вперед Алек, – я встану на защиту чести леди Грейс. Я брошу вызов Родерику.

На какой-то миг в сердце Грейс затеплилась надежда, но при одном лишь взгляде на посуровевшее лицо мужа она сразу поняла свою ошибку. Ее надежда мгновенно погасла, словно свеча под порывом ветра.

– Грейс – моя жена, – начал Эван. – Мой долг защищать ее, мой, а не чей-нибудь. Итак, пошлем посла к отцу Гарольду, он ведет себя как напыщенный осел, поэтому он, конечно, с удовольствием возьмет на себя все хлопоты по проведению поединка.

Грейс едва не застонала от досады, услышав решение Эвана. Упрямый гордец! Видно, болезнь отняла у него не только силу, но и значительную часть благоразумия. Она до крови закусила нижнюю губу, чтобы скрыть свое раздражение.

Однако Алек не собирался так легко отказываться от своего намерения. Он начал шумно и логично возражать, но «упрямый гордец» если что-либо забирал себе в голову, то это уже ничем нельзя было оттуда выбить. Сердитый и недовольный Алек чертыхнулся и, громко топая, почти выбежал из зала.

Тут пришла очередь леди Мойры, она тоже попала под горячую руку Эвана. Если кому суждено два раза подряд попасть впросак, тот обязательно попадет; так и случилось с леди Мойрой, едва она произнесла:

– Эван, как ты не понимаешь, ты не можешь…

– Могу и буду! – отрезал он и так стукнул кулаком по столу, что посуда подпрыгнула, а некоторые кубки даже попадали. – Это мой замок, моя жена, так что придется сражаться именно мне, а не кому-нибудь другому! Ясно?

В воздухе повисла тишина. Леди Мойра сжала губы, сдвинула брови, но спорить с сыном не посмела. У остальных также пропала всякая охота что-либо возражать Эвану.

Леди Мойру вторично поставили на место, что не могло не радовать Грейс, но в душе она была согласна со своей свекровью, правда была на стороне последней. Но эта правда не сулила им обеим ничего хорошего.

На следующий день утром Эван отправил посла в лагерь Родерика. Ответ последовал незамедлительно: поединок должен был состояться на следующий день. Для того чтобы проверить свои силы. Эван вышел на площадку для упражнений с мечом в руках.

Грейс и стоявшая неподалеку леди Мойра внимательно следили за схваткой. Сначала Эван выглядел совсем неплохо, но, увы, его хватило ненадолго, он быстро выдохся.

Рассердившись на собственную слабость, на воина, который явно его щадил, запыхавшийся Эван в сердцах крикнул, чтобы тот нападал изо вех сил, но воин стоял, ожидая, когда Эван отдышится и придет в себя. Грейс стало ясно: если Эван не сможет нанести Родерику ловкий удар в начале поединка, то Родерик, несомненно, победит.

Так как смотреть на упражняющихся бойцов больше не имело никакого смысла, Грейс отвернулась, и ее взгляд случайно столкнулся с устремленным на нее взором леди Мойры. В ее глазах было столько неприязни и невысказанных слов, которые точно нельзя было отнести к любезным, что Грейс опустила взгляд. Несмотря на то что болезнь Эвана на какое-то время сблизила их, теперь их отношения быстро ухудшались. Было нетрудно догадаться, к какому концу могла их привести смерть Эвана: к ненависти!

Если Эван погибнет, что ей делать? От этой мысли туман поплыл перед глазами Грейс.

Леди Мойра, сделав два-три быстрых шага, подошла к невестке.

– Он не может сражаться, – тихо сказала леди Мойра. – Родерик разрубит его.

– Да, я вижу, – согласилась Грейс. – Вчера я до хрипоты в голосе убеждала его, что он не готов к поединку, что надо немного потянуть время. А если Родерик не согласится, позволить вместо себя выйти на поле битвы Алеку. Но он даже не стал меня слушать до конца, закричал, чтобы я прекратила молоть чушь. Я даже не знаю, что теперь делать.

Неожиданно, к ее немалому удивлению, леди Мойра ласково положила руку ей на плечо, явно желая утешить.

– Я уверена, что тебе дорог мой сын. – Голос леди Мойры звучал проникновенно и искренне. – Я права. Не так ли?

– Да, да! – горячо отвечала Грейс. – Я люблю его всем сердцем.

– В таком случае пригнись, мне надо кое-что шепнуть тебе на ушко.

Грейс послушно нагнулась.

– Ты, только ты можешь спасти его.

– Но как?

– Покинув тайком замок до начала поединка.

Глава 19

Ночью пошел дождь. К утру он усилился, превратившись в настоящий ливень. Земля превратилась в жидкую грязь, так что о поединке и думать было нечего. Речка в долине вышла из берегов и затопила часть лагеря Родерика. Дождь не утихал, все так же мерно и звонко капли стучали по крыше замка, и от этой мелодии дождя на сердце у Грейс стало легко и весело.

Вскоре от Родерика прибыл посланец, сообщивший, что биться сегодня никак нельзя, впрочем, это было понятно уже всем.

– Перенесем на завтра, – предложил Эван.

– Нет! – энергично запротестовала Грейс. – Надо дать земле высохнуть. Послезавтра, если дождь прекратится сегодня.

Посланец окинул Грейс крайне подозрительным взглядом, конечно, отец Гарольд и монах постарались вовсю, видимо предварительно рассказав воинам Родерика, что дождь был вызван колдовством, что колдунья Грейс нарочно пыталась помешать свершиться Божьему суду. Но ей было глубоко безразлично, что о ней говорили в лагере Родерика. Она готова была танцевать голой на крепостной стене, если бы это принесло хоть какую-то пользу Эвану в предстоящей схватке.

Но, как известно, судьба непостоянна и ветрена, как куртизанка. Поманив призраком надежды, она тут же ее и отняла: после полудня распогодилось, выглянуло солнце и начало так горячо припекать, что стало ясно – поединок состоится завтра.

Весь долгий день Грейс раздумывала над тем планом, который ей предложила леди Мойра. Она прикидывала его то так, то эдак, одновременно пытаясь смириться с неизбежным – с расставанием.

На душе у нее было тяжело и грустно, но она старалась скрыть печаль от Эвана, который, как ей казалось, с головой ушел в приготовления к поединку.

Приближалась ночь, и печаль все сильнее овладевала Грейс. Закончился ужин, и они с Эваном уединились в спальне. Он нежно привлек ее к себе, она охотно, почти с жадностью откликнулась на его ласки, как бы пытаясь передать ему вместе с любовью всю свою силу.

А Эван, словно забыв о грозном будущем, словно отказываясь смотреть в глаза очевидности, с такой же радостью устремился навстречу чувствам. Возможно, это было к лучшему. Возможно, что отбросив страшный давящий груз неизвестности и целиком отдавшись любви, они тем самым превращали страшные часы перед поединком в прекрасные мгновения вечности.

Когда стихли последние вздохи наслаждения и они немного отдышались, Эван с улыбкой произнес:

– Видишь, любимая, я больше не слаб, как котенок.

– О да, мой повелитель, ты такой же сильный, как и лев, – улыбнулась Грейс. – И такой же высокомерно самонадеянный.

Эван грустно улыбнулся:

– Вот что я тебе скажу, любимая, только поверь мне. Сегодня я подарил тебе нашего будущего сына.

– О, Эван…

В горле у Грейс перехватило, и она больше не могла вымолвить ни слова. Неужели они доживут до того счастливого момента, когда их любовь принесет столь желанный плод? Это был мучительный вопрос.

– Если завтра все сложится неудачно… Если Родерик одолеет меня…

Грейс всхлипнула и поспешно закрыла ему рот пальцами.

– Не говори так. Не накличь беду.

– Хорошо, только не плачь. Нам обоим надо быть сильными и мужественными. Сердцем я верю в свою победу. Но если все-таки Родерик победит, то прошу тебя, береги нашего ребенка. Прежде чем они вынесут приговор, у тебя будет возможность убежать из замка. Затем беги к своему брату, под его защиту.

– Боже, если они узнают, что я ношу под сердцем ребенка, то это их нисколько не растрогает. Напротив, они с радостью убьют и меня, и его, как дьявольское отродье! – зарыдала Грейс.

Эван ничего не ответил, а лишь заскрежетал зубами. Чтобы успокоить жену, он нежно поцеловал ее и тщательно укрыл одеялом.

– Слезами горю не поможешь. Не надо плакать. Слезы коварны, они расслабляют сердце, приводят в беспорядок мысли, угнетают рассудок.

– Кроме того, они омрачат наш сон кошмарами, – попыталась пошутить Грейс.

– Конечно. Но я обниму тебя нежно, прижму к себе и буду отгонять злых духов прочь.

– Я люблю тебя, Эван.

– И я тебя, Грейс.

Она послушно закрыла глаза и прижалась к нему: какое же это было блаженство! Минуты текли, Грейс, притворявшаяся спящей, прислушивалась к дыханию Эвана, пока оно не стало ровным и мерным. Он уснул.

Грейс открыла глаза и долго смотрела ему в лицо, словно пытаясь навсегда запомнить каждую его черточку, каждую морщинку. Ну что ж, Бог милостив, может быть, они когда-нибудь увидятся вновь. Если только не…

Нет, нет, она запретила себе думать о плохом. Она осторожно выпростала ноги из-под одеяла, затем тихо-тихо выбралась так, чтобы не разбудить Эвана. Дрожащими руками она оделась, набросила плащ на плечи.

Перед тем как выйти из спальни, она обернулась к спящему Эвану и всмотрелась в правильные черты его лица, такие прекрасные и такие родные. Любовь требовала от нее жертвы, и Грейс была рада принести ее, точно так же, как Эван был готов пожертвовать своей жизнью ради нее. Она возвращала ему то, что он так безрассудно был готов отдать, – его жизнь.

Крадучись, она проскользнула невидимой тенью по коридорам замка, пересекла двор и очутилась возле конюшни. Из мрака вдруг возникла чья-то тень. Грейс испуганно вскрикнула, но это была леди Мойра.

– Тише! – прошипела она. – Или ты все испортишь.

– Я поеду одна или у меня будет проводник? – волнуясь, спросила Грейс. От одной мысли, что сейчас ей одной придется пробираться мимо лагеря Родерика через темный лес, ей стало страшно.

– Нет, вместе с тобой поедет юный Гарретт. Он еще подросток, но знает все окрестности как свои пять пальцев. С его помощью ты сможешь выбраться на правильную дорогу, которая приведет тебя к Маккенне.

Все это звучало не слишком обнадеживающе, тем не менее Грейс послушно закивала.

– А как мы выберемся за ворота?

– Предоставь это мне, – прошептала леди Мойра. Сунув руку в карман, она вынула кошелек и подала его Грейс. – Держи, там внутри деньги и моя брошь. В случае чего с их помощью можно будет откупиться.

– Откупиться? От кого? – удивилась Грейс.

– Если вас задержат воины Родерика, то деньги сделают их более сговорчивыми. Получив деньги, они без лишних слов закроют глаза на все.

– А что вы скажете Эвану? Как объясните мое исчезновение?

– Мне ничего не придется объяснять. Притворюсь, как и все, удивленной, мол, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю.

В самом деле в ее голосе слышались сочувствие и теплота или Грейс это почудилось?

– Миледи, вы действительно все это делаете только ради Эвана? Или также ради меня?

Леди Мойра хмыкнула:

– Ты колдунья?

– Нет! – горячо запротестовала Грейс.

– В таком случае вряд ли тебя хочется быть сожженной на костре.

В ее словах не чувствовалось любви, зато они не были лишены здравого смысла. С помощью леди Мойры Грейс залезла на лошадь, и обе женщины тихо двинулись в сторону ворот. Неожиданно позади них раздался резкий скрип дверей, и оттуда хлынул свет, показавшийся сперва нестерпимо ярким. Грейс испуганно оглянулась. В дверном проеме стоял Эван с факелом в руках.

– Интересно было бы узнать, куда направляется моя драгоценная жена в столь поздний час?

Почти одновременно в воздухе повисли громкий вздох и тихое проклятие. Вздох вырвался из груди Грейс, а проклятие сорвалось с губ леди Мойры. Свет факела был не очень ярким, но и его вполне хватило на то, чтобы разглядеть, как сильно побледнели лица обеих женщин.

Леди Мойра вышла вперед.

– Эван, что тут можно сказать? Только одно – это самый лучший выход из положения.

– Мама, и это ты считаешь лучшим выходом?! Ты из лучших побуждений посылаешь мою жену на верную смерть и называешь это выходом?

Леди Мойра вся съежилась под его злым взглядом, тщетно пытаясь что-то придумать в свое оправдание.

– Эван, пусть лучше убьют меня, чем тебя, – вмешалась Грейс.

– Пока я жив, не бывать этому никогда! – проревел Эван и, громко выругавшись, скомандовал: – Слезай с лошади!

Едав ноги Грейс коснулись земли, как он схватил ее за руку и привлек к себе, словно боясь, что она улетит от него по ветру.

– Милый, я хотела как лучше. Я собиралась укрыться у моего брата.

– Как лучше, хм? Одна, ночью, в лесу?! Да через час ты бы оказалась в руках неприятеля!

– Не одна, а вместе с Гарреттом.

– Ну да, какой хороший защитник вышел бы из четырнадцатилетнего юноши. Как вы собирались пройти незамеченными мимо воинов Родерика?

– Мы собирались обогнуть его лагерь через лес.

– Ну, конечно, у Родерика не воины, а одни калеки, слепые и глухие.

Но Грейс не собиралась отступать:

– Не буду утешать твою мужскую гордость, но согласись, что у Брайана я была бы в полной безопасности. Если бы я исчезла из замка, то вместе со мной исчезла бы опасность и для всех вас.

Несмотря на всю внешнюю разумность своего поступка, в глубине он был в корне неверен и ошибочен, Эван не без злой иронии тут же не преминул указать на ее заблуждение.

– Ах, Грейс, Грейс, ты чуть было не поставила всех нас под удар. Как же наивно с твоей стороны полагать, что Родерик, едва услышав о том, что тебя нет в замке, сразу поверит, снимет осаду и уйдет со своими воинами. Нет, напротив, он непременно предпринял бы штурм, а захватив замок, беспощадно убил бы всех, кого счел нужным убить. Затем, обнаружив, что тебя действительно нет, он бросился бы за тобой в погоню.

Грейс смущенно потупила глаза:

– Прости меня, Эван. Я на самом деле что-то не подумала…

– У тебя доброе сердце, любимая, но я не вижу тут никакой твоей вины. Я знаю, кто подсказал тебя подобную нелепицу.

Леди Мойра бросила на него недовольный взгляд исподлобья.

– Я пошла на это ради тебя, сын. Для того чтобы спасти тебя, чтобы этот верзила Родерик не разрубил тебя на части.

Эван в отчаянии вскинул руки вверх:

– Боже всемогущий, но почему никто в замке не верит в то, что я могу сражаться?!

– Не надо так громко кричать на мать, Эван. Она ведь любит тебя и вместе со мной ухаживала за тобой во время болезни. Она хорошо знает, сколько сил отняла у тебя эта проклятая лихорадка.

Эван опустил руки и понурился. Сколько еще все будут только и делать, что напоминать ему о том, как он слаб, немощен и не способен держать оружие в руках? От всех этих напоминаний даже у здорового пропадет всякая сила и уверенность в себе.

– Хорошо, раз я такой слабенький, то мне следует идти спать в постель. Грейс, ты пойдешь со мной. Ты такая прыткая, что за тобой нужен глаз да глаз.

Эван посмотрел на мать, с утомленным видом прикрыл рукой лицо и промолвил:

– Одному Богу известно, как я устал от ваших фокусов. Еще немного, и у вас обеих не будет больше повода волноваться из-за моей слабости, я просто усну во время боя с Родериком, и винить в этом, кроме вас, больше будет некого.

…Эван стоял на крыльце, рядом с ним находился Алек. Они оба нетерпеливо ждали сигнала, который должен был подать отец Гарольд.

– Объявляю это место полем боя, – провозгласил отец Гарольд на весь замковый двор замка, забитый его обитателями и воинами Родерика до отказа.

Глубоко вздохнув, Эван вместе с Алеком вышел на солнце, прошел сквозь расступившуюся толпу и очутился перед площадкой, на которой должно было произойти сражение. Подняв глаза, он увидел Грейс на небольшом по размеру валу, примыкавшем к башне. По одну сторону от нее стоял монах, по другую – стражники из числа воинов Родерика. Она выглядела такой маленькой, слабой и беззащитной, что у Эвана больно защемило сердце.

– Если я погибну… – повернулся он к Алеку.

– Не говори так, ты не можешь проиграть, – отвечал друг.

– Так-то оно так, но если это случится…

– Тогда я никак не смогу защитить ее, – мрачно подытожил за него Алек. Это была горькая правда, и каждый из них понимал, что от нее никуда не деться.

– Я знаю, – промолвил Эван, выжидающе глядя на друга.

Алек понимающе кивнул:

– Обещаю тебе, ее не сожгут живьем на костре. Честное слово, я помогу ей уйти из жизни, ее кончина будет быстрой и совсем не мучительной.

– Спасибо, дружище! – Эван сжал руку в кулак, чтобы сдержать волнение. Он всегда был лидером, поэтому не любил просить кого бы то ни было об одолжении, но груз ответственности, лежавшей на нем, заставил забыть о гордости. – Что касается моей матери…

– Она слишком горда, поэтому вряд ли согласится принять от меня помощь, но я обещаю тебе, что позабочусь о ней, – твердо ответил Алек и тут же крепко схватил Эвана за руку. – Довольно нести эту слезливую дребедень! Ты настоящий боец, ты должен победить, и ты победишь!

– Ты же знаешь, что я еще не окреп после болезни, – пробормотал Эван.

– Чепуха! Сколько лет мы с тобой бились плечом к плечу. Бывало, недосыпали, недоедали, а все равно выигрывали сражения. Вдумайся и пойми, что тут нет никакой разницы.

Эван одобрительно хмыкнул. Как же он был благодарен Алеку за его поддержку, за веру в его силы! Но, что бы ни говорил Алек, разница была, и он ее чувствовал. Его нервы были напряжены до крайности, ведь речь шла не только о его жизни, но и о жизни тех, кто был ему дорог больше всего на свете. Он на самом деле не мог проиграть. Никак не мог.

Алек хлопнул его по плечу и многозначительно посмотрел в глаза.

– Хочу тебе напомнить одно, нечто очень важное. Помни – правда и справедливость на твоей стороне. Если есть Божий суд, то ты обязательно победишь, разметав в пух и прах все злые наветы Родерика на леди Грейс. Она не ведьма, и мы это точно знаем.

Да, все было именно так. Хотя Эван знал немало случаев, когда страдали невинные, а сильные, богатые и неправедные оказывались победителями. Вера в Бога, справедливость порой оказывалась пустым звуком, не имевшим ничего общего с жизненными реалиями.

Эван вышел на площадку и обнажил меч, с противоположной стороны появился Родерик. Толпа сомкнулась за их спинами, образовав сплошной круг. Однако в воздухе не раздавались веселые или злобные крики, обычно звучавшие во время подобных поединков, представляющих собой откровенное развлечение для зевак и разного сброда. Нет, обитатели замка, как и воины Родерика, вели себя тихо и сдержанно, питая уважение к хозяину замка и его жене.

Вперед выступил отец Гарольд и развернул лист пергамента. Откашлявшись и строго оглядев собравшуюся вокруг толпу, он начал читать:

– В связи с тем, что леди Грейс была обвинена в тяжком грехе колдовства, которое, согласно доказательствам, представленным сэром Родериком, имеет прямое отношение к смерти ее прежнего мужа сэра Аластера, а также потому, что она отказалась от установленных святой церковью испытаний с целью убедиться в том, ведьма она или нет, теперь ее вина будет доказана или опровергнута Божьим судом, а именно исходом рыцарского поединка. Обвинителем выступает сэр Родерик Фергусон, ответчиком – сэр Эван Гилрой. Поскольку речь идет об очень серьезном преступлении, то поединок будет вестись до гибели одного из противников. Это будет смертельная схватка. Благородные рыцари, вы слышали условия. Вы принимаете их?

– Да, я сражаюсь за справедливость и церковь! – воскликнул Родерик.

– А я буду биться до конца, чтобы доказать невиновность леди Грейс! – яростно закричал Эван.

Толпа вокруг взорвалась от громких одобрительных криков и возгласов.

– Бог вместе с тобой, Эван! – вдруг прорезал общий гомон звучный голос Алека.

Противники начали медленно сходиться с разных концов арены, зорко приглядываясь к каждому движению не только руки с мечом, но и глаз, чтобы предугадать, с какой стороны и куда будет нанесен удар.

Приблизившись достаточно близко, Эван издал военный клич и первым ринулся в атаку, намереваясь яростным бурным натиском сразу решить исход битвы. На мгновение все вокруг смолкло, и среди мертвой тишины раздался страшный, беспощадный звон мечей, от лязга которых кровь стыла в жилах.

Эван понимал, что его сил хватит ненадолго, поэтому сразу пошел рубить мечом справа и слева, пытаясь ошарашить противника. Родерик ловко отражал сыпавшиеся на него удары, но, меняя позицию, неловко оступился и упал.

Эван занес было меч для смертельного удара, но Родерик одним прыжком взлетел с земли и нанес мгновенный колющий удар сбоку. Меч пробил кожаный панцирь Эвана, из-под которого закапала кровь.

Эван на миг замер от боли, чем тут же воспользовался Родерик: на этот раз он нанес удар с другой стороны, справа, опять ранив противника.

Эван запыхался и слегка обессилел от двух полученных ран, и теперь Родерик от обороны перешел к наступлению. Потрясая мечом, он бросился на тяжело дышавшего Эвана и начал наносить удары с обеих сторон, не давая ему передышки.

Внезапно искры посыпались из глаз Эвана, его уставшие руки не смогли отразить удар Родерика, меч последнего задел его голову. Он повалился на землю, выпустив оружие из ослабевшей руки.

Эван ощутил во рту солоноватый привкус крови. Его положение не внушало надежды, но тут острая, словно блеск молнии, мысль пронзила все его существо: Грейс, что будет с ней, если он умрет?

Им овладели отчаяние и желание бороться до победного конца. Нет, пока он жив, жива и надежда! Приободрившись, а это случилось как нельзя вовремя, Эван увидел занесенный над собой мечи, увернулся от смертельного удара, ловко перекатившись вбок в самый последний момент.

Меч врага со свистом вошел в землю, и Родерик, потеряв равновесие, чуть было не упал вперед. Момент был очень удобным, и Эван целиком и полностью воспользовался предоставившейся ему возможностью. Сунув руку в сапог, он выхватил длинный кинжал и точным прицельным ударом полоснул Родерика по горлу.

Из рассеченного горла хлынула кровь, такой сильной струей, что Эван невольно отпрянул в сторону. Словно в тумане, он видел, как валится на землю мертвое тело врага. Немного отдышавшись и собрав последние силы, Эван громко крикнул на весь двор:

– Леди Грейс невиновна!

И потерял сознание. Все вокруг погрузилось во мрак.

– Благодарю тебя, Пресвятая Матерь Божья! – горячо воскликнула Грейс, вскакивая с места.

Громкий крик Эвана, объявлявший ее во всеуслышание невиновной, звенел в ее ушах. Но на смену радости тут же пришел страх за жизнь Эвана.

Грейс быстро сбежала вниз и склонилась над окровавленным телом мужа. Он был, вне всякого сомнения, очень тяжело ранен, возможно, умирал от потери крови.

– Любимый! – Она нежно обняла его голову и в страхе прошептала: – Боже, какая огромная лужа крови.

– В основном это кровь Родерика, – утешил ее подошедший Алек, – так что не стоит слишком волноваться за жизнь Эвана. Уверен, он скоро поправится.

– Но тут есть и его кровь, – возразила Грейс.

Подоспевшие слуги осторожно положили раненого хозяина на носилки и понесли в дом. Наверху в спальне их поджидали леди Мойра и две хорошо знакомые знахарки, которых, видимо, своевременно позвала мать Эвана.

Обе женщины, чье искусство во врачевании ран было проверено на опыте, немедленно принялись за дело. Они бережно обмыли раны, смазали их лечебным бальзамом и перевязали.

Время шло, наконец веки Эвана затрепетали, он приоткрыл глаза, и на его лице расплылась широкая довольная улыбка.

– Видишь, любимая, я был прав, уверяя тебя, что не стоит так волноваться, – прохрипел он.

– Милый, – сквозь слезы на глазах прошептала Грейс, – ты, как всегда, прав, более того, клянусь тебе, что впредь никогда не буду сомневаться в том, что ты всегда держишь свое слово.

Глава 20

Знахарки не обманули. Как они и обещали, Эван быстро шел на поправку. На второй день он настолько окреп духом и телом, что приглашал, даже умолял Грейс присоединиться к нему и лечь в постель. Но на все его шутливые, а может, и не совсем шутливые просьбы она отвечала строгим отказом.

Недолгое пребывание Эвана в постели было исполнено не только удовольствием – Грейс ухаживала за ним, пела песни, играла с ним в шахматы, – но и проведено с пользой. Под ее руководством он начал учиться читать и писать, причем выказал себя прилежным учеником и добился неплохих успехов. Грейс же была просто безмерно счастлива, поскольку все внимание Эвана в эти дни нераздельно принадлежало ей одной.

Но однажды дождливым весенним днем, зайдя к нему в спальню с подносом еды, она увидела его полностью одетым, стоящим возле окна.

Заметив по ее возмущенному лицу, что она вот-вот разразится потоком недовольных возгласов и упреков, он предупреждающе поднял руку:

– Только не поднимай шума из-за такого пустяка, дорогая. Знахарка сказала, что я уже могу вставать, более того, она намекнула, что свежий воздух вкупе с прогулкой по двору замка тоже пойдет мне на пользу.

– Что за чушь? – вспыхнула Грейс. – Гулять под дождем?

– Ну, не горячись, любимая, насчет прогулки, похоже, я немного погорячился, скорее всего неверно истолковал слова знахарки. Ты не представляешь, как мне надоело лежать в постели и ничего не делать!.. Как говорится, повинную голову меч не сечет. Впрочем, у меня для тебя есть небольшой сюрприз. Надеюсь, он поможет загладить мою вину. – Эван сунул руку в карман и вынул оттуда какую-то небольшую вещицу.

На его вытянутой руке лежало золотое кольцо.

– Я хочу, чтобы ты носила его в знак нашей любви. Пусть это кольцо всегда напоминает тебе о том, как сильно я люблю тебя.

Грейс взяла кольцо и едва не закричала от восторга.

– Какая прелесть! Откуда оно у тебя?

Эван нахмурился:

– Его дал мне тот самый торговец, который умер вместе со всей своей семьей от страшной лихорадки. Я долго думал, не решаясь подарить его тебе, и вот сегодня решился.

– Это самый чудесный подарок, который мне когда-либо дарили, – с замирающим сердцем призналась Грейс, надев кольцо на палец и любуясь его золотым блеском.

Эван ухмыльнулся с довольным видом:

– Я так и думал, что оно тебе понравится. Это действительно прекрасная вещица и очень дорогая к тому же. Ей нет цены, во всяком случае, я затрудняюсь определить ее стоимость.

Грейс улыбнулась:

– Кольцо в самом деле очень дорогое. Но не золото придает ему столь высокую цену. Как говорится, не все то золото, что сверкает и даже звенит, есть кое-что и подороже. Твоя любовь, Эван, вот тот бесценный подарок, который ты сделал мне.

Эван притворно нахмурился:

– Неужели? Как жаль, что ты мне так поздно об этом сказала, а то бы я заказал простое железное колечко у нашего деревенского кузнеца.

– И оно понравилось бы мне ничуть не меньше, чем это, – шуткой на шутку ответила Грейс. – Ну, или почти так же, как это.

Шли дни, дни под предводительством воскресений собирались в недели, а недели под командой новолуний объединялись в месяцы. Прошла весна, наступило лето, и конец его уже был недалек. В полях созрел урожай. Вставая каждое утро, Эван в душе радовался: собранных запасов должно было хватить с излишком на зиму. Полоса неудач кончилась, и теперь на землях Тайри наступили долгожданное благополучие и счастье.

Однажды он стоял и наблюдал за тем, как во двор замка въезжают телеги с зерном, овощами, сеном – всем тем, что было необходимо для пропитания во время долгой зимы. Как вдруг он увидел Грейс, идущую к нему, и его сердце сразу наполнилось тихим счастьем, которое подобно теплому вечернему солнцу так приятно и нежно согревает человека, отдыхающего на какой-нибудь приступочке на исходе трудового дня.

В руках Грейс держала письмо, по ее улыбающемуся лицу он догадался, что новости хорошие и, по всей видимости, от Эйлин, ее сестры.

– Какие новости от Маккенны? Все живы и здоровы?

– У них все в порядке, но это письмо не от Эйлин, оно от короля.

Эван сперва не поверил услышанному. Вопросительно вскинув брови, он спросил не без иронии:

– Что же понадобилось его величеству? С какой целью он нам пишет?

Грейс сильно побледнела и, не говоря ни слова, передала ему письмо. Вскользь упомянем, что теперь после занятий с Грейс Эван уже умел читать. Внезапная бледность и молчание жены напугали Эвана – неужели опять всплыло старое обвинение в колдовстве? Он взял письмо и медленно принялся читать про себя, но по его виду было заметно, что он не совсем понимает смысл прочитанного.

– Несколько месяцев назад, – заговорила Грейс, увидев, что Эван, оторвавшись на миг от чтения, поднял на нее глаза, в которых угадывалось восхищение, – я через брата написала королю письмо, в котором просила его величество дать свое согласие на образование нового клана, нашего клана.

– Теперь я кое-что начинаю понимать.

– Эван, любимый, прости меня, что не спросила твоего согласия, но мне так хотелось сделать тебе приятное.

– Ну что ж, ты действительно преподнесла мне сюрприз, – ласково ответил Эван. – Мне пишет сам король Роберт, пусть он отказал в твоей просьбе…

– Дурачок, видимо, ты не дочитал до самого конца, он не отказал, он согласился! – радостно воскликнула Грейс, выхватывая у него письмо. – Вот слушай, король… э-э, вот что он сам пишет: он желает собственноручно дать название новому клану вместе с правом передавать его по наследству.

От этих слов Эван побледнел как полотно. Вихрь самых разных мыслей поднялся в его сознании. Он носил имя матери, так как отец не позволил ему носить его имя, но Гилрои, родственники по матери, также не признали его, ведь он был незаконнорожденным. Так какое же имя дал ему и его клану король?

Он вопросительно посмотрел на Грейс:

– Постой, в самом конце стояло какое-то странное имя, неужели оно теперь мое? Теперь я и мой клан будем носить имя…

– Эван Макэван, – подхватила Грейс.

– О, какой ужас!

– Все-таки это лучше, чем Макгилрой, – тонко заметила Грейс.

– О да, Гилроям, несомненно, не понравилось бы такое название. Видимо, король тоже это понимал, поэтому и придумал свое название моему клану. Все-таки у его величества странное чувство юмора, можно сказать, почти никакого. Тем не менее название, данное самим королем, – это очень большая честь как для меня, так и для людей моего… нет, нашего с тобой клана.

Грейс робко улыбнулась:

– Значит, ты не сердишься на меня?

– Напротив, я склоняю голову перед твоими смелостью и безрассудством, более того, я безумно рад, что все кончилось именно так, моя отважная глупышка.

Грейс прильнула к мужу, заглядывая в его сияющие от радости глаза.

– Пусть глупышка, но тут не только моя вина. Сам ведь знаешь, что женщины в известном положении глупеют от счастья.

Когда смысл ее слов дошел до его сознания, он на мгновение потерял дар речи. Он с ошарашенным видом смотрел на жену, веря и не веря услышанному.

– Постой, любимая. Если я правильно тебя понял, то у нас скоро…

– …родится сын или дочь, – закончила за него его же мысль Грейс.

– Боже, – он обхватил ее за талию, закружил вокруг себя и, смеясь, опустил на землю. – Дорогая, нет более счастливого человека на свете, чем я! Тебе нет равных среди жен; ты не только замечательно ведешь домашнее хозяйство, прекрасно ладишь с моей вечно ворчащей матерью, умеешь вовремя дать нужный совет, любишь меня больше, чем я того заслуживаю, но теперь собираешься подарить мне наследника. Ты у меня самая лучшая жена во всей Шотландии!

– Кто бы сомневался? – улыбнулась Грейс. – Но было бы еще лучше, дорогой, если бы ты никогда не забывал об этом.

Эпилог

Восемь лет спустя

Грейс лежала, уютно примостившись на груди мужа. Тишина, покой, светлая чистая радость наполняли атмосферу спальни. Вдруг за дверью послышался сперва шорох, затем шепот и тихий смех, и это невольно вырвало Грейс из сладостного полусонного полузабытья.

Чуть-чуть приоткрыв глаза, она взглянула на окно, за которым едва брезжил рассвет, и вздохнула с досадой. Шум за дверью стал более различимым.

– Похоже, дети проснулись, – прошептала Грейс то ли самой себе, то ли спящему мужу. – Может, впустить их, пока они не натворят бог весть знает что?

– М-м, – сквозь сон еле слышно промычал Эван, – что ты сказала?

– На замок напали, к нам в двери кто-то ломится! – громко и притворно испуганным голосом проговорила Грейс.

– Что? – Сон с Эвана моментально сдуло, он подскочил, присел на постели и машинально потянулся за мечом.

Грейс прижалась к его плечу и ласково поцеловала в щеку.

– Милый, это твои дети стоят там за дверью, сгорая от нетерпения попасть внутрь. Было бы лучше запустить их, прежде чем они натворят каких-нибудь бед.

Чертыхнувшись, Эван начал натягивать штаны.

– Какого черта им сюда надо в такую рань? Только рассвело.

– Милый, неужели ты забыл? Сегодня к нам должны приехать в гости Брайан и Эйлин. Вчера Камерон и Кайл весь день только и делали, что болтали об этом. Они даже научили маленького Алека двум новым словам – «дядя Брайан». Хотя разобрать, что он лепечет, невозможно, но, как мне кажется, он говорит именно так – дядя Брайан.

Эван потер ладонями лицо, чтобы окончательно проснуться, и недовольно пробурчал:

– Я же просил тебя не говорить им заранее о приезде Брайана, и, как обычно, я оказался прав.

Грейс улыбнулась:

– Конечно, дорогой, ты, как всегда, прав. Только детям о приезде гостей сказала не я, а твоя мать. По всей видимости, у нее это вышло случайно.

Тяжело вздохнув, Эван встал и, зашлепав босыми ногами по полу, пошел открывать.

Завывания за дверьми тут же прекратились, и через миг в спальню влетели трое детей. Увидев мать на постели, они гурьбой бросились к ней. Раскрыв руки, она обняла, скорее даже сразу обхватила их всех троих. От счастья у Грейс перехватило в горле, а в груди радостно и звонко забилось сердце. Это было самое настоящее чудо – быть матерью трех таких непослушных сорванцов. Иногда Грейс даже не верила в возможность такого счастья, столь огромным и невероятным оно ей казалось.

Позевывая, Эван вернулся к постели и, присев, сладко потянулся. Это была ошибка, он сразу подвергся нападению. Дети набросились на отца, забираясь то на плечи, то на спину, то на шею.

– На помощь, Грейс! – в притворном испуге закричал Эван, осторожно переворачивая через голову Кайла и легко подпихивая Камерона.

– Так тебе и надо, – ответила Грейс, шутливо толкая его локтем в бок. – Восемь лет, как мы женаты, трое сыновей – и ни одной девочки. Может быть, сейчас до тебя дойдет, как хорошо иметь дочь. Она бы уж точно не пыталась сломать шею отцу, а напротив, пришла бы ему на выручку.

– Что скажете, воины? – спросил детей Эван, падая на спину и поднимая обеими руками в воздух самого младшего, Алека. – Вам понравится, если у вас появится сестричка?

– Да, и пусть еще один братик! – завопил Камерон.

– Нет, три братика! – подхватил Кайл из одного лишь желания превзойти старшего брата.

– Ты слышала, дорогая? Видимо, нам придется как следует постараться, чтобы выполнить желания наших детей.

– Еще четверо?! – обхватив лицо руками в притворном ужасе, закачалась из стороны в сторону Грейс. – Но ведь тогда, дорогой, они камня на камне не оставят от нашего замка.

– Ничего страшного, просто энергия у них бьет через край. – Эван вовремя подхватил Кайла в воздухе, который, прыгая на постели, чуть было не слетел на пол. – Энергичные и подвижные, только и всего.

– Чертовски энергичные и чертовски озорные, одним словом – все в отца, – хмыкнула Грейс.

– А-а, так вот вы где, сорванцы! – В дверном проеме стояла леди Мойра. – А я-то послала двух служанок искать вас по всему замку.

– Бабушка, знаешь, – звонко крикнул Камерон, подпрыгивая на коленях отца, – у нас скоро появится сестренка!

– И еще трое братиков! – Кайл не пожелал отстать брата.

Леди Мойра удивленно и как-то радостно приподняла брови:

– В самом деле?

– Нет еще… – Грейс смутилась и даже слегка покраснела.

– Пока нет, – озорно подмигнул ей Эван. – Но это поправимо.

Леди Мойра добродушно усмехнулась:

– Не знаю, не знаю, сынок, сможешь ли ты справиться с таким нешуточным делом, когда в вашей спальной днем и ночью толчется столько народу. Этим озорникам нельзя давать ни малейшего спуску. А ну-ка, слезайте с постели.

Мальчики, не говоря ни слова, без всяких возражений послушно слезли с постели. Грейс вздохнула от зависти. Дети слушались бабушку больше, чем отца и мать, вместе взятых. Несмотря на кажущуюся строгость, леди Мойра пробудила в их сердцах такую любовь к себе, что мальчишки просто обожали свою бабушку. Она не баловала внуков, не потакала их желаниям, но в ее сердце, видимо, было столько любви, что дети не могли не чувствовать это.

Впрочем, Грейс не теряла надежды раскрыть со временем секрет, с помощью которого ее свекровь так ловко заставляла детей слушаться ее. Ведь удалось же в конце концов найти с ней общий язык и взаимопонимание, хотя порой в это верилось с трудом. Ее отношения с леди Мойрой заметно изменились после появления на свет Камерона, их первенца, и в дальнейшем с рождением Кайла и Алека они только улучшались. Любовь к внукам согрела отношения между леди Мойрой и Грейс.

– Я хочу есть, – вдруг захныкал Камерон, прижимаясь к ноге отца.

– Еще чего выдумал, – строго отрезала леди Мойра. – Ради одного тебя поднимать ни свет ни заря слуг, особенно если учесть, какой им всем предстоит сегодня нелегкий день. Надо будет встретить как следует гостей, угостить их на славу. Ведь вы не хотите, чтобы дядя Брайан остался голодным?

– А я уже проголодался! – запищал Кайл. – Слышишь, бабушка, как у меня бурчит в животе?

– У меня есть хлеб и сыр…

– А у меня корзина с сушеными фруктами…

Так в один голос вскрикнули Эван и Грейс, но тут же виновато потупились при одном лишь строгом взгляде леди Мойры. Не сводя с них обоих глаз и продержав их в таком неловком положении какое-то время, леди Мойра вдруг смягчилась и проговорила:

– Ладно, Камерон, освободи место на столе. Кайл, живо помогай брату. Алек, сядь на стул. Прежде чем есть, что надо сделать? Правильно, помыть руки. Сейчас принесу воду, а тем временем ваш отец накроет стол.

– Мама, а нельзя ли детей покормить в зале? – явно хитря, спросил Эван.

– Нет, нельзя, – усмехнулась леди Мойра, не поддавшись на уловку сына. – Не могу оставить тебя наедине с женой в спальне, когда вижу столь хорошо знакомый мне блеск в твоих глазах, потому что прекрасно понимаю, чем это кончится. А у Грейс, как у хозяйки замка, сегодня очень хлопотливый день – сюда приезжает с семьей ее родной брат, так что ей никак нельзя ударить в грязь лицом. Придется, сынок, потерпеть до ночи, вот тогда сможешь как следует потрудиться над тем, чтобы подарить мне внучку через девять месяцев.

Эван возвел глаза к небу и шумно вздохнул, но возражать не стал, хорошо зная материнский характер. Он поднял маленького Алека и уселся на стул, посадив сына себе на колени. Когда трое мальчишек с аппетитом накинулись на еду, он не забыл присоединиться к ним.

Грейс со счастливой улыбкой на лице смотрела на всех своих четверых мужчин, дружно сидевших за столом. Чавканье, сопенье, усмешки и мычание от вкусной еды – все это наполняло радостью ее сердце. Она переводила взгляд с одного лица на другое, пока наконец ее глаза не остановились на лице Эвана. Мягкая, грустная нежность овладела ее сердцем. Какое же это счастье – просто сидеть и смотреть на самых близких и дорогих людей! Почему, за что ей столько счастья? Забавно, ведь она предполагала провести всю свою жизнь до конца за монастырскими стенами в тихом молитвенном окружении.

А что получилось в результате? Жизнь бросила ее в кипящий круговорот страстей, в хаос повседневных забот и житейской суеты. Муж, дети, свой собственный дом, то место, где она любила всех и где все любили ее. Случилось чудо, необъяснимо и непонятно каким образом жизнь подарила ей счастье, о котором она даже не смела мечтать.

Хотя разве Грейс не мечтала, не строила воздушных замков? Конечно, мечтала и строила. Однако жизнь превзошла ее ожидания, оказалась ярче, чудеснее, прекраснее всех ее мечтаний, казавшихся такими несбыточными, как вдруг, словно по мановению волшебной палочки, ее мечты сбылись, воздушные замки стали реальностью.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg