«Чудесная миниатюра»

Чудесная миниатюра (fb2) - Чудесная миниатюра [A Frame of Dreams - ru] (пер. Елена Любимова) 798K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Барбара Картленд

Барбара Картленд Чудесная миниатюра

Глава первая

1804 год

Маркиз Рэкфорд позволил слуге снять с себя вечерний сюртук, безупречно сшитый знаменитым Уэстоном. Модный портной учитывал вкусы своих лучших клиентов — в отличие от принца Уэльского маркиз любил свободно сидящие вещи, и потому сюртук превосходно, без единой складки облегал его стройную фигуру, но ни в коей мере не обтягивал ее.

Маркиз заказал себе лучший номер в придорожной гостинице — комната была просторной и, несмотря на низкие потолки, на редкость уютной.

Хотя на дворе стоял май, в камине весело потрескивали дрова, и лорд с удовлетворением заметил, что широкая дубовая кровать с пружинистым матрасом располагает к отдыху и спокойному сну.

Маркиз слегка нахмурился, и его красивый лоб перерезала морщинка, когда он услышал смех и громкие возгласы. Эти звуки доносились до него в течение всего вечера и особенно досаждали во время обеда.

— Я еще ни разу не останавливался в столь шумном месте, — обратился маркиз к своему слуге. — Зря мы пренебрегли добрым советом и не присоединились к лорду Линкольну.

— К сожалению, милорд, — откликнулся слуга, — как раз в день нашего приезда поблизости начались соревнования по боксу. Мне сказали, что ставки перевалили за две тысячи гиней и здешний люд набил себе карманы. Видимо, веселье связано с этими событиями.

— Ну и как, кто победил? — без особого интереса осведомился маркиз.

Он и сам увлекался боксом, но, как правило, поединки, если только в них не участвовали чемпионы, заставляли его откровенно скучать.

Маркиз считал, что в последнее время в провинции состязания стали устраивать слишком часто. Причина была ясна — хозяева гостиниц и постоялых дворов не упускали возможности неплохо нажиться, пользуясь наплывом любителей спорта, не жалеющих денег на обильную выпивку.

— Я полагаю, милорд, что вас бы разочаровал поединок, — сообщил слуга. — Соперника здешнего спортсмена расхваливали на все лады, однако через полчаса он свалился замертво, и зрители начали жаловаться, что потратили время даром.

— Признаюсь, этого я и ожидал, — коротко отозвался маркиз. — Из-за этих состязаний в гостинице полно посторонних, они болтают без умолку, все время галдят и не дают мне отдохнуть.

— Они так напились, что многие попадали со стульев, — с усмешкой сообщил слуга. — Хозяину можно позавидовать, такой золотой урожай ему прежде и не снился!

Маркиз промолчал. Сплетни слуг были ему не по душе, он устал от долгого путешествия, потому что выехал из замка лорда Харгрейва в Хантингдоншире еще ранним утром.

Слуга помог ему раздеться, и он умылся теплой водой, к которой добавил несколько капель одеколона. Маркиз остался доволен этой поездкой. Она дала ему возможность посмотреть в деле новых гнедых лошадей, которых он купил двумя месяцами раньше в Таттерсолле и объезжал лишь в Гайд-парке. Но само путешествие стоило ему немалых сил и заняло двое суток.

Замок лорда Харгрейва стоял в стороне от проезжих дорог, и маркизу пришлось добираться по ухабистым, пыльным проселкам. Он провел в пути две ночи — одну заняла поездка из Лондона в замок, а другую — возвращение.

Еще два дня он прогостил в замке, и они стали своего рода вознаграждением за испытанные неудобства. Маркиз приобрел интересную новинку для своей художественной коллекции и собирался показать ее принцу Уэльскому. Он взял эту картину с собой, зная, что доставит удовольствие его королевскому высочеству.

Однако получаса пребывания в замке хватило для того, чтобы маркиз понял, что лорд Харгрейв не собирается ехать в Лондон.

Нетрудно было догадаться, что он пригласил маркиза вовсе не для знакомства с художественными сокровищами. Нет, он преследовал иную цель, а его красноречивое и, казалось бы, убедительное письмо принцу явилось лишь предлогом.

Лорд Харгрейв представил маркизу свою дочь с видом фокусника, эффектно извлекшего кролика из шляпы.

Очевидно, он полагал, что без хлопот нашел ей знатного и богатого мужа, который с радостью предложит миловидной, темноглазой Эмили свою руку и сердце.

Маркизу сразу стало ясно, что он угодил в ловушку. Он не смог скрыть раздражения и заявил, что его интересуют картины, а жениться в ближайшие несколько лет он не собирается. Иными словами, он ясно дал понять, что на него незачем рассчитывать на брачном рынке.

«Неудивительно, — признался он себе, — что лорд Харгрейв, столь искренне желавший счастья своей дочери, счел наш брак делом решенным и отнесся ко мне как к будущему зятю».

Маркиз успел к этому привыкнуть — отцы и матери большинства девиц на выданье охотились за ним уже несколько лет, с тех пор как он кончил Итон.

Он был не только несметно богат, а его фамильный особняк и имения по праву считались лучшими в Англии. Внешность маркиза привлекала ничуть не меньше.

Он был так хорош собой, что лишь его незаурядная изворотливость и некоторая доля упрямства помешали прозвищу Красавчик Рэкфорд прочно утвердиться в обществе.

Им восхищались и мужчины, и красивые светские дамы, всеми силами пытавшиеся привлечь его внимание к своим прелестям.

Известный яхтсмен-любитель, он главенствовал в клубе, объединяющем его единомышленников, и правил экипажем лучше любого кучера, неизменно побеждал в дуэлях на шпагах и пистолетах и был превосходным наездником.

Кроме того, он играл заметную роль в палате лордов, многие политики искали у него поддержки и прислушивались к его мнению.

Принц Уэльский не только называл маркиза своим близким другом, отнюдь не кривя душой, но и всякий раз советовался с ним, когда речь заходила о произведениях искусства, по праву считая его большим знатоком в этом деле. Маркиз служил для принца неиссякаемым источником информации о многих вещах.

Пристрастие принца к картинам и другим произведениям искусства, изысканной мебели и всему, что способно еще более прославить резиденцию принца Карлтон-хауз, давало карикатуристам обильную пищу, и они постоянно изощрялись в насмешках.

Долги принца Уэльского росли с каждым годом, что приводило в ярость и народ, и членов парламента, но сокровища, на которые он тратил столь огромные суммы, вызывали зависть у всех ценителей искусства.

Несомненно, Карлтон-хауз был великолепен!

Дворец был подарен принцу королем и стал его лондонской резиденцией. В ответ благодарный принц обещал не продавать свои земли, оплачивать работы по реконструкции и ремонту дворца, а также налоги и следить за парками, окружавшими Карлтон-хауз.

Сам по себе дворец не привлекал особого внимания. Его выстроили в восемнадцатом веке, и прежде в нем жила бабушка принца, вдовствующая герцогиня Уэльская.

Принц, став его хозяином, решил превратить его в английское подобие Версаля. Он нанял архитектора Холланда и в 1783 году переехал в Карлтон-хауз и стал наблюдать за развернувшимся строительством.

Его отличный вкус наконец-то пригодился для отделки и меблировки комнат.

Карлтон-хауз украсили картины, зеркала, бронза, севрский фарфор, редкие гобелены и прочие драгоценности, и теперь он смело мог соперничать с Версалем и дворцами в далекой северной столице — Санкт-Петербурге.

Принц часто бывал на аукционах, заезжал в антикварные магазины и постоянно покупал раритеты, способные украсить тот или иной зал Карлтон-хауза.

Принц считал маркиза одним из своих ближайших друзей, хотя тот был моложе его на целых двенадцать лет. Он дорожил советами приятеля и иногда даже следовал им.

Большинство друзей принца либо пытались высказывать свои суждения о его сокровищах, совершенно не разбираясь в искусстве, либо были равнодушны к его дорогостоящему увлечению, и маркиз выгодно выделялся на этом фоне.

Однако ни внешне, ни по своим привычкам принц Уэльскнй и маркиз Рэкфорд не походили друг на друга.

Оба были очень хороши собой, но принц, от природы немного флегматичный и склонный к полноте, любил изнеженный покой, удовольствия, не отказывая себе ни в еде, ни в питье, и год от году становился все грузнее, тогда как маркиз, и без того стройный и спортивный, вел активный образ жизни и все время находился в хорошей форме.

Такой фигурой можно было гордиться — широкоплечий, узкобедрый и, как часто говорил ему портной, без унции лишнего веса.

Лицо маркиза тоже казалось жестко очерченным, с четкими, высокими скулами и решительно выдвинутым подбородком. В его облике преобладали мужественная элегантность и уверенность в себе.

Немало женщин утверждало, что у него внешность флибустьера, и он вел себя с ними так, что невольно оправдывал это определение.

Если принц плыл по течению жизни, потакал своим прихотям и зачастую действовал совершенно бездумно, поддаваясь мимолетному капризу, то маркиз не только подчинялся выработанной с годами дисциплине, но и прекрасно знал, что он должен сделать сейчас и что в ближайшем будущем. Он, не колеблясь, шел к намеченной цели.

Так, он твердо решил, что не женится, пока не найдет идеально подходящую ему девушку.

Маркиз понимал, что с его громким именем, огромным состоянием и положением в обществе он должен рано или поздно стать главой семьи и продолжателем рода Рэкфордов.

В сущности, он уже выбрал себе невесту, хотя скрывал это даже от близких друзей. Маркиз готовился к помолвке с дочерью герцога Тилби, своего соседа по имению.

Леди Аделаида Уилмотт полностью соответствовала образу его будущей жены.

Она была спокойна, приветлива, хорошо воспитана, и хотя не поражала особой красотой, но обладала весьма приятной наружностью.

Черты ее лица были аристократически тонки, а осанка горда и безупречна. Маркиз не сомневался, что она сумеет достойно выглядеть на званых вечерах в бальных платьях и фамильных драгоценностях Рэкфордов.

До последнего времени леди Аделаида оставалась фрейлиной королевы, и маркиз понимал, что этот опыт придворной жизни поможет ей в будущем, когда она станет его женой.

Его не смущало, что ей уже исполнилось двадцать четыре года. Он скучал в обществе молоденьких девушек и был уверен, что именно с леди Аделаидой, не стремившейся к раннему замужеству с первым же более-менее достойным кандидатом в супруги, у него найдется немало общего.

Маркиз был доволен собой, но, в отличие от принца Уэльского, хранил свои любовные связи в тайне и казался довольно замкнутым, отчего еще сильнее привлекал дам из высшего общества и вызывал у них неподдельную страсть.

Но им приходилось считаться с мнением света: одно дело, если в маркиза влюбилась хозяйка знаменитого салона, прославленная красавица, жена аристократа, и совсем иное, если ее роман стал предметом пересудов и она навсегда лишилась своего доброго имени.

Как говорила жена великого политика, леди Мелбурн:

— Любой член нашего общества, пренебрегающий мнением света и бравирующий собственной независимостью, рано или поздно ощутит на себе печальные последствия.

Впрочем, она сама не могла похвалиться безупречной репутацией. У нее имелось немало любовников — лорд Колерейн, герцог Бэдфорд и весьма влиятельный лорд Эгремонт. Но она вела себя умно и не афишировала своих пристрастий.

Вот и о любовницах маркиза постоянно ходили слухи, но подтвердить их никому не удавалось.

Сплетни о нем можно было услышать в каждом клубе и каждой великосветской гостиной, но, как правило, все ограничивалось предположениями и домыслами.

Помимо романов с дамами своего круга, маркиз, согласно неписаным правилам, царящим тогда в высшем обществе, содержал любовницу.

Все ожидали, что он выберет ее с присущей ему осмотрительностью, чтобы никоим образом не усложнять себе жизнь.

Мариабелль Керрин с огромным успехом сыграла роль Полли Пичем в возобновленной постановке «Опера нищих». Маркиз видел этот спектакль, и молодая талантливая актриса привлекла его внимание. Он отправился поздравить ее, и в артистической уборной между ними завязался непринужденный разговор. Маркиза пленили остроумие и темперамент восходящей звезды.

Мариабелль была на редкость изобретательна в постели, а ее шутки от души забавляли маркиза.

Как он и предполагал, она оказалась ненасытно жадной, со временем ее требования становились все более настойчивы, и маркиз стал тяготиться тем, что любовница слишком привязалась к нему.

Когда женщина приобретала над ним власть или пыталась его удержать, он чувствовал, что покушаются на его свободу, и начинал рвать все связующие нити.

Его любовные приключения с роковой неизбежностью развивались по одному шаблону. Маркиз часто задумывался: наступит ли день, когда искать будет он, когда он сам станет охотником, а не дичью.

Похоже, что этому не суждено было случиться.

Кончив одеваться, маркиз облачился в ночную рубашку из китайского шелка, специально сшитую для него на Бонд-стрит, а поверх нее надел парчовый халат, доходящий до полу.

Подвязавшись шелковым шарфом с бахромой, он отпустил слугу.

— Что вам еще угодно, милорд?

— Ничего, спасибо, Джарвис, — откликнулся маркиз. — Разбуди меня в восемь утра. Я хочу как можно скорее доехать до Лондона.

— Если нам ничто не помешает в дороге, я уверен, что ваша светлость поставит новый рекорд, — восхищенно заметил слуга.

Джарвис уже давно служил у Рэкфордов, знал маркиза с детских лет и относился к нему с обожанием.

— Несомненно, меня бы это порадовало, — согласился маркиз. — Лорд Дервент долгие годы хвалился, что на этой дороге его никто не победит.

— Убежден, милорд, что больше у него не будет никаких оснований так говорить, — подбодрил хозяина Джарвис.

Он оглядел спальню и убедился, что все в порядке — на кровати маркиза ждут одеяла из лучшей овечьей шерсти, а подушки, наполненные гусиным пухом, как следует взбиты.

Коврик, украшенный фамильной монограммой Рэкфордов, лежал на полу, а бутылка с минеральной водой из источника, известного еще римлянам, стояла на столике рядом с хрустальным бокалом. На нем тоже была выгравирована монограмма.

Слуга взял одежду маркиза, открыл дверь, почтительно поклонился и вышел в коридор.

Маркиз развернул номер «Морнинг пост» и направился к большому креслу с подлокотниками, стоявшему у камина.

Он уже собирался сесть, когда из окна вдруг налетел порыв ветра и в спальне засквозило.

Сильный ветер дул целый день, а солнце то проглядывало из-за облаков, то скрывалось за ними, и маркиз ждал, что скоро польет дождь.

Впрочем, порывы ветра могли разогнать сгустившиеся тучи, но к вечеру заметно похолодало.

Маркиз бросил газету в кресло и двинулся к окну, выходившему в сад. Оно было закрыто легкими портьерами с орнаментом из роз.

Он отдернул портьеры и обнаружил, что одна из оконных створок широко распахнута. Маркиз закрыл ее, но не торопился отойти от окна, пытаясь определить, не приготовила ли природа каких-нибудь неприятных сюрпризов.

Небо очистилось от облаков, и на нем ярко засияли звезды. Маркиз решил, что завтра погода скорее всего испортится, зарядят дожди и он будет вынужден задержаться в этой придорожной гостинице.

Окна на нижних этажах не были занавешены, и полосы света озаряли уснувший сад. Он задумчиво наблюдал за игрой теней. До него снова донеслись громкие голоса и взрывы смеха загулявших постояльцев.

Маркиз понадеялся, что они не помешают ему спокойно уснуть, отвернулся от окна, задернул портьеры и возвратился к камину.

В этот момент дверь, ведущая в коридор, отворилась, и на пороге появилась какая-то маленькая фигурка в белом.

Это была женщина!

Маркиз с изумлением наблюдал, как она закрыла за собой дверь в спальню и торопливо заперла ее.

Она застыла на месте и, как показалось маркизу, к чему-то прислушалась.

Он с решительным видом шагнул к незваной гостье.

— У меня такое чувство, мадам, что вы ошиблись номером, — холодно произнес он.

Женщина вздрогнула, что-то невнятно воскликнула и обернулась к нему.

Он увидел, что она очень молода и хороша собой.

У нее было округлое лицо с большими серо-зелеными глазами, а в белокурых волосах, волнами падавших ей на спину, играли рыжеватые искорки.

Она по-прежнему молчала, не отрывая глаз от приближавшегося к ней маркиза, а потом робко, с трудом преодолевая смущение, проговорила:

— Я… простите меня… Я заглянула сюда и подумала, что… этот номер свободен.

Маркиз уже собирался довольно резко ей ответить, но в эту секунду в коридоре раздались шаги, и кто-то громко постучал в дверь.

Девушка вновь умоляюще взглянула на него. Ее лицо исказилось от ужаса, она вытянула руки и коснулась локтя маркиза.

— Я вас очень прошу… — прошептала она так тихо, что он еле разобрал слова. — Спрячьте меня! Я вам все объясню потом, но, пожалуйста, спрячьте меня!

Маркиз, может быть, впервые в жизни растерялся и не знал, что ему делать.

Он не желал оказаться невольным участником какой-то романтической драмы. Только сейчас он обратил внимание на то, что на девушке надета лишь легкая ночная рубашка, на плечи накинута белая шаль.

Он собирался сказать, что, увы, не имеет права вмешиваться в ее личные дела и объясняться с господином, стоящим сейчас за дверью, но отчаяние, застывшее на лице девушки, и ее мольба о помощи заставили его поколебаться.

Да, девушка, несомненно, была очень молода и беззащитна и, когда в дверь опять настойчиво, властно, а по мнению маркиза, просто нагло постучали, он принял решение.

Маркиз кивком указал на портьеры, от которых совсем недавно отошел.

Девушка без слов поняла его, быстро и бесшумно пробежала по комнате и скрылась из вида.

Маркиз неторопливо открыл дверь.

Он сразу узнал стоявшего на пороге человека. Это был сэр Джулиус Стоун, к которому он не испытывал ни малейшей симпатии.

Какое-то мгновение мужчины молча смотрели друг на друга.

— Рэкфорд! — воскликнул сэр Джулиус. — Вот не ждал вас здесь встретить!

— Я вас тоже! — неприязненно отозвался маркиз.

Сэр Джулиус окинул комнату беглым взором.

Джулиусу Стоуну было лет под сорок. Маркиз знал этого джентльмена по Сент-Джеймс-клубу, где Стоун считался одним из завсегдатаев, и откровенно его презирал.

Никто не смог бы придраться к его происхождению: Стоун был выходцем из старого аристократического рода. Однако с его именем связывались слухи о грязных скандалах, его называли распутником и дебоширом, а этим славилась в основном новоиспеченная знать конца столетия.

О сэре Джулиусе ходило, великое множество скверных историй, но маркиза они совершенно не интересовали. Ему были безразличны достойные или дурные моральные принципы баронета.

Он знал лишь одно — с этим человеком у него нет и не может быть ничего общего, хотя они иногда встречались в Карлтон-хаузе и сталкивались в Уайтс-клубе или в Уотере, но ограничивались короткими кивками.

Оба какое-то время молчали. Со стороны могло показаться, что сэр Джулиус обдумывает каждое слово. Наконец он произнес:

— Я видел, как совсем недавно кто-то вошел в комнату. Не стану лукавить, это была женщина!

Маркиз удивленно приподнял бровь.

— Наверное, вас ввел в заблуждение тусклый свет в коридоре. Полагаю, что вы видели моего слугу. Спокойной ночи, Стоун!

Он хотел захлопнуть дверь, но сэр Джулиус оперся на нее плечом.

— Одну минуту, Рэкфорд, — остановил он маркиза. — Я привык доверять собственным глазам. Я видел, как сюда вошла женщина, а она должна быть со мной!

— Вы сомневаетесь в правдивости моих слов? — спросил маркиз.

Он не повышал голоса, но что-то в его интонации и выражении глаз вынудило сэра Джулиуса отступить.

— Я был уверен… абсолютно уверен! — пробормотал он.

— Спокойной ночи, Стоун! — повторил маркиз, закрыл дверь и запер ее.

Он подождал немного и заметил, что портьеры раздвинулись и прятавшаяся за ними девушка направилась к нему.

Маркиз посмотрел на нее и приложил палец к губам.

Она остановилась посередине комнаты и тоже замерла в ожидании.

Так прошло несколько секунд. Наконец маркиз услышал шаги удалявшегося по коридору сэра Джулиуса Стоуна.

И лишь когда они стихли, он сдвинулся с места.

— Он ушел? — раздался нежный девичий голос.

— Я так думаю, — откликнулся маркиз, — но он может в любую минуту вернуться. Вы должны быть осторожны.

— Благодарю вас, благодарю… я не в силах выразить… — срывающимся от волнения голосом произнесла она.

— Подойдите поближе к огню, — предложил маркиз. — Если вы не желаете снова столкнуться с вашим назойливым поклонником, то передохните немного, успокойтесь, а потом как ни в чем не бывало возвращайтесь к себе в спальню.

— Я… не могу… этого сделать, — проговорила девушка.

Он увидел, что ее лицо напряжено, а в глазах, как и прежде, притаился страх.

Маркиз жестом указал ей на кресло, стоявшее напротив другого, в которое он сам собирался сесть. Она с застенчивым видом примостилась на краешке и судорожно запахнула шаль на груди, словно впервые осознав, как мало на ней надето.

Девушка подняла глаза, и он вновь убедился, как она молода и беззащитна. Маркиз мягко и чуть покровительственно улыбнулся ей — сколько женщин теряло голову от этой улыбки! — а потом поинтересовался:

— Вы не могли бы рассказать мне, как и почему очутились в подобном положении?

— Я и сама… желала бы… это знать, — отозвалась она.

Он сел напротив нее и стал ждать, когда она приступит к объяснению.

— Я приехала сюда вечером со своей служанкой. Мы возвращались в почтовой карете. Было решено, что пассажиры заночуют в гостинице, и нас накормили ужином в большой столовой.

Маркиз хорошо знал, что так поступают со всеми остающимися на ночлег пассажирами дилижансов. Его не слишком занимало случившееся с девушкой, но он с удовольствием прислушивался к ее нежному, мелодичному голосу.

Приглядевшись к ней попристальнее, он нашел, что она еще милее, чем показалась ему в первые минуты.

Отблески огня в камине освещали ее густые, золотисто-рыжеватые волосы. Их оттенок напомнил маркизу полотна художников раннего Возрождения. Он подумал, что ему еще не встречалась женщина с такими огромными, выразительными глазами и совершенным овалом лица.

У нее был небольшой прямой нос, а красиво изогнутые губы гармонично сочетались с нежным румянцем.

— Как вас зовут?

— Ванесса Лэнс, — ответила девушка.

— А я маркиз Рэкфорд. Вот мы и познакомились!

Ему почудилось, что ее глаза слегка расширились при упоминании его имени, и он добавил:

— Возможно, вы слышали обо мне?

— Да… я слышала, что у вас… собрана прекрасная коллекция живописи.

Маркиз ждал от нее каких угодно слов, но только не этих.

— Вас интересует живопись? — осведомился он.

— Мой отец — художник-миниатюрист, — пояснила она.

— Я слыхал о Бернарде Лэнсе, — сказал маркиз, — но он жил довольно давно. Он, может быть, ваш родственник?

— Бернард Лэнс — это мой прадед.

— Как любопытно! — воскликнул маркиз. — Вряд ли я ошибусь, сказав, что он первым из английских художников стал рисовать на слоновой кости.

Ванесса даже зарделась от гордости.

— Как хорошо, что вы о нем слышали. Он был отличным мастером, как и мой отец.

— Надеюсь, я смогу увидеть его работы и получу от них истинное удовольствие.

— Я тоже на это надеюсь, — откликнулась Ванесса.

После непринужденного обмена репликами она осознала всю необычность ситуации и нервно добавила:

— Как вы считаете, опасность миновала?

— По-моему, вы говорили, что не можете вернуться к себе в спальню, — заметил маркиз.

— В ту комнату нет, но я могу подняться наверх, к моей служанке Доркас. С ней я до утра буду в безопасности… по крайней мере, мне так кажется.

Маркиз уловил в ее голосе сомнение и напомнил:

— Вы же не закончили рассказ. Ну как, продолжите?

— Да… конечно, — неуверенно отозвалась Ванесса. — И тогда вы, быть может, поймете, что произошло.

Она перевела дыхание, плотнее укутала плечи шалью и принялась рассказывать.

— Когда мы уже кончали обедать, я заметила, как джентльмен, которого вы назвали Стоуном, вошел в столовую. Он рассердился на хозяина, ведь тот отказался предоставить ему отдельный кабинет, но потом все же остался в столовой и, не скрывая раздражения, заказал себе блюда. Его стол был… как раз напротив моего.

Ванесса понизила голос, и по выражению ее лица маркиз, зная нрав Джулиуса Стоуна, легко догадался о развитии событий.

— Он пристально глядел на меня, вызывая во мне неловкость. Я увидела, как он подозвал официанта.

Она сделала паузу, и маркиз подбодрил ее вопросом:

— И что же потом случилось?

— Официант подошел ко мне и спросил, не соглашусь ли я выпить бокал вина с этим джентльменом. Я отказалась. Мы с Доркас тут же встали и направились к себе в номера. — У Ванессы задрожал голос. — Когда мы проходили по обеденному залу, он поднялся и преградил нам путь.

«Думаю, что мы уже встречались, — нагло заявил он. — Я буду очень огорчен и обижен, если вы не воспользуетесь моей любезностью».

«Во-первых, я не узнаю вас, а во-вторых, устала и собираюсь поскорее лечь в постель», — ответила я.

«Не стыдно ли быть такой неприветливой? — не отставал он. — Всего лишь бокал вина! Я должен вам многое сказать».

«Пожалуйста, дайте мне пройти, — сухо возразила я. — По-моему, вы уже слышали ответ».

«Вы слишком хороши собой, чтобы быть такой недотрогой. Вам не к лицу пуританство», — продолжал настаивать он.

— Я не знала, что мне делать, он стоял совсем рядом со мной, — сказала Ванесса. — Но, к счастью, другие путешественники тоже кончили обедать и стали расходиться по номерам. Волей-неволей ему пришлось уступить им дорогу.

— И вам удалось от него избавиться? — предположил маркиз.

— Мы с Доркас поспешили к себе наверх. Нам дали две крохотные комнатки на последнем этаже гостиницы. Там, под самой крышей, расположились на ночлег все пассажиры почтовой кареты.

— Боюсь, что хозяин не привык церемониться с простыми постояльцами, — улыбнулся маркиз. — Особенно когда гостиница переполнена!

— Мы сразу почувствовали, что ему не до нас. Он думал о том, как накормить съехавшихся на состязания джентльменов, — печально согласилась Ванесса.

— Продолжайте, — потребовал маркиз. — Что же было потом?

— Доркас нездоровилось, и я уложила ее в постель, а после отправилась к себе в номер. Она немолода, ей не хотелось ехать вместе со мной, но у меня нет других провожатых, а путешествовать в одиночку молодым леди не полагается.

— Конечно, нет, — подтвердил маркиз.

Он подумал о том, как она хороша при свете ярко пылающего огня. Неудивительно, что наглецы типа Стоуна пристают к ней с оскорбительными предложениями.

— Я вошла к себе в номер и начала раздеваться, когда в дверь постучали, — промолвила девушка. — Естественно, я отперла, чтобы узнать, кто это. К своему удивлению, я увидела хозяина гостиницы.

Маркиз приподнял брови, но ничего не сказал.

— Я спросила, что ему угодно. Он принялся извиняться, смутился и в конце концов сообщил, что произошла досадная ошибка и что мой номер сняли еще до приезда нашего дилижанса.

Он уговорил джентльмена, забронировавшего комнату, подождать до вечера, но теперь настало время, он весьма сожалеет, но я должна освободить этот номер.

Ванесса с виноватым видом поглядела на маркиза и добавила:

— Теперь это кажется мне очень глупым, но тогда я. растерялась и не сумела ему достойно ответить. Пока я колебалась и решала, хозяин взял мой чемодан, распакованную одежду и стал спускаться по лестнице. Мне оставалось лишь последовать за ним.

— И куда он вас привел? — осведомился маркиз.

— В номер, расположенный на этом этаже, — пояснила Ванесса. — Он был хорошо обставлен и выглядел гораздо дороже той комнаты наверху. Хозяин поставил мои вещи и, пока я размышляла, сказал:

— Вам не придется много доплачивать, мадам, и вскоре вы убедитесь, что эта спальня куда уютнее.

— Конечно, как только он ушел, я сообразила, что должна была спросить его об этом странном обмене. Он даже не объяснил, почему предложил дорогой номер мне, а не джентльмену, желавшему попасть в мою комнату. Но я была так растерянна, что опомнилась лишь когда осталась одна.

— Мне ясно, с какими трудностями вы в дальнейшем столкнулись, — отозвался маркиз.

— В номере были камин и большая кровать, — продолжила Ванесса. — Но я никак не могла взять в толк, почему меня поместили именно туда.

— И что вы сделали? — спросил он.

— Похоже, что мне просто было нечего делать, — заметила она. — Я заперла дверь и разделась. Но перед тем как лечь в постель, обнаружила в комнате еще одну дверь. Сначала я не обратила на нее внимания, а потом подошла, желая убедиться, что она заперта, и услышала… с той стороны… мужской голос. — Она сделала паузу, и маркиз увидел, что у нее задрожали пальцы. — До меня донеслись слова: «Спасибо вам, старина!» Я узнала голос говорившего.

— Не сомневаюсь, что это был сэр Джулиус Стоун! — заявил маркиз.

— Да, — подтвердила Ванесса. — И тут я наконец догадалась, что именно он затеял эту историю с обменом номеров.

Она перевела дыхание, вспомнив о пережитом волнении, и вновь принялась рассказывать.

— Я стояла и думала, как мне теперь быть. Посмотрела на дверь и увидела, что с моей стороны ключа нет. А затем услыхала лязг, это Стоун повернул ключ в замке.

В глазах Ванессы опять промелькнул страх.

— Догадавшись, что он вот-вот войдет в номер, я побежала и открыла дверь в коридор. Я знала, что он преследует меня, что он сейчас меня догонит! Я заметила, как из вашего номера кто-то вышел, и решила, что он пуст. Открыла дверь и заглянула внутрь. Я никого не увидела и подумала, что… смогу… здесь скрыться…

Ванесса с трудом прошептала последние слова.

— По-моему, вы поступили весьма разумно, — с одобрением проговорил маркиз. — Только негодяй вроде Стоуна мог так поступить с неопытной девушкой, у которой нет никакой поддержки, кроме старой служанки.

Ванесса ничего не ответила, и он пояснил:

— В девяти случаях из десяти вы окажетесь в полной безопасности, но десятый случай нужно учитывать, и это нешуточная угроза. Неужели ваша поездка так важна, что вы решили пуститься в путь только в сопровождении старой служанки?

— Но у меня… не было другого выхода, — ответила она — Лорд Дервент попросил моего отца привезти ему шесть миниатюр. Отец их недавно отреставрировал. Его светлость также сказал, что у него есть еще несколько картин, требующих реставрации, и он желал бы посоветоваться о них с моим отцом.

— Но почему ваш отец не мог поехать сам? — полюбопытствовал маркиз.

— Это невозможно, — решительно отозвалась она и взмахнула рукой. — Он болен… очень болен. И я подумала, что если привезу миниатюры лорду Дервенту, то сумею определить на месте, какие его картины также нуждаются в реставрации.

— Значит, вы настоящий эксперт? — немного насмешливо спросил маркиз.

— Я долгие годы помогала отцу, — с достоинством отозвалась Ванесса.

— Признаюсь, я усомнился в ваших способностях и великодушно прошу прощения, — произнес маркиз. — Но вы и сами очень похожи на миниатюру. Мне трудно представить вас с кистью и красками, но, возможно, я заблуждаюсь, и вам вполне подходит это занятие.

— Я не осмелилась бы назвать себя художницей, — с некоторой обидой откликнулась Ванесса, — но у меня накопился немалый опыт, и я знаю, что надо делать с выцветшей или пострадавшей от перепада температуры картиной.

Маркиз никак не отреагировал на ее слова, и она, словно желая продемонстрировать свои познания, с вызовом проговорила:

— Роспись по слоновой кости сложна потому, что миниатюра может покоробиться или покрыться плесенью, и тогда рисунок будет уничтожен.

— Мне это прекрасно известно, — отозвался маркиз. — Итак, вы дали ряд советов лорду Дервенту?

— Я обнаружила у него четыре миниатюры, которые следует отреставрировать, — сообщила Ванесса.

— Надеюсь, его светлость поблагодарил вас за то, что вы с немалым риском для жизни привезли остальные.

— Вряд ли его светлость вообще думал об этом. Но если владелец получает вещи в целости и сохранности, он обычно расплачивается по счетам. — Она застенчиво улыбнулась маркизу и добавила: — Об этом частенько забывают те, кому не надо зарабатывать.

— Вы правы, — согласился маркиз и вспомнил о многочисленных долгах принца Уэльского. Большая часть из них как раз причиталась художникам и антикварам.

Какое-то время они молчали, а потом Ванесса спросила:

— Как вам кажется, я сейчас могу подняться… к себе?

Маркиз наблюдал за выражением ее лица, и сама мысль, что она случайно столкнется с этим развратником, он имел в виду сэра Джулиуса Стоуна, вывела его из равновесия.

«Почему эта свинья не остался в Лондоне со своими шлюхами? — задал он себе вопрос. — Какая жалость, что невинная девочка, почти ребенок, встретилась с подобным типом в придорожной гостинице».

Маркиз не сомневался, что сэр Джулиус приехал сюда посмотреть соревнования по боксу.

— Отправляясь в путь, — медленно проговорил он, — я всегда заказываю себе не только спальню, но и смежную комнату. Дело в том, что я не выношу шума. У меня есть гарантия, что я не проснусь среди ночи от чьего-то храпа или перебранки. Ведь, как правило, в гостиницах тонкие стены.

— Наверное, эта привычка недешево вам обходится, — с улыбкой заметила Ванесса.

— Я считаю, что за комфорт необходимо платить, — надменно бросил маркиз, — и хочу предложить вам, мисс Лэнс, переночевать в комнате рядом с моей. Можете быть уверены, что вас не потревожит сэр Джулиус, а поскольку вы уедете рано утром, то, когда он проснется, вас и след простынет.

— Я и правда могу там остановиться? — спросила она.

— На мой взгляд, это наилучший выход, — ответил маркиз.

Он поднялся с кресла и прошелся по комнате.

Дверь, ведущая в смежную комнату, находилась между двумя гардеробами, а ключ был вставлен со стороны спальни. Маркиз повернул его, взял свечу со стола и направился туда.

Комната была значительно меньше той, в которой обосновался он, и, очевидно, использовалась для переодевания или для детей, родители которых занимали сдвоенный номер.

В углу стояла небольшая, узкая кровать, рядом с ней — гардероб и комод — все добротные и уютные, а на полу был расстелен ковер.

— Это идеальный выход, — воскликнула Ванесса. — Утром я поднимусь к Доркас, и она принесет мне вещи из другой спальни.

Маркиз поставил подсвечник на столик у кровати.

— Полагаю, что я должен отдать вам ключ, — сказал он и выразительно посмотрел на Ванессу.

— Я вам доверяю, — искренне ответила она. — Вы совсем не похожи на… этого ужасного человека.

— Надеюсь, — сухо отозвался маркиз.

— Папа говорил мне, что в высшем свете и среди художников бывают такие наглецы, и… принц Уэльский их поощряет и поддерживает.

Казалось, что Ванесса размышляла вслух и отвечала на собственные вопросы.

— Но я не думала, что… встречусь с одним из них.

— А теперь, когда это произошло, вы поняли, что впредь должны быть осторожны, — предупредил ее маркиз. — Вы очень милы, Ванесса, а миловидные женщины, сами того не желая, часто попадают в опасное положение.

Она бросила на него удивленный взгляд.

— Вы так считаете? — спросила Ванесса.

— Конечно, я так считаю, — откликнулся маркиз. — Вы же смотритесь в зеркало?

На ее щеках выступил румянец смущения, и она робко улыбнулась.

— Моя мама была очень красива, — сказала девушка, — и, очевидно, поэтому я всегда думала, что у меня весьма заурядная наружность.

— Наверное, множество мужчин пытались вас в этом разубедить, — сделал ей комплимент маркиз.

— Я почти ни с кем не знакома, и похоже, что мне повезло, — пояснила Ванесса.

Она вновь улыбнулась, и маркиз окинул ее беглым взором.

При свечах она показалась ему очень маленькой и хрупкой, лишь немного выше ребенка. Ее лицо обрамляла копна густых золотистых волос. У него создалось впечатление, что они светились в темной, затененной комнате.

— Пока ваш отец болен и не в силах вас сопровождать, вы должны оставаться дома, Ванесса, — серьезно произнес маркиз. — Пора кончать с этим безрассудством и не ездить в дальние края с одной служанкой.

— Я уверена, что вы… правы, — грустно отозвалась Ванесса. — Но это… трудно… очень трудно.

В ее интонациях улавливалась тревога, и маркиз решил, что девушка еще не оправилась от волнения.

— Идите спать, — немного помолчав, посоветовал он. — Не бойтесь, ночь будет спокойной. Заприте в комнате обе двери, а если вас что-то испугает, крикните, и я вас услышу.

— Убеждена, что здесь я буду в полной безопасности. Благодарю вас, милорд, — мягко проговорила она. — Я благодарна вам больше, чем могу… выразить.

— Не стоит благодарности, — ответил маркиз. — Мне жаль, что это случилось, но, возможно, в следующий раз вы станете вести себя осмотрительнее.

— В следующий раз… вас может не быть… рядом.

Их взгляды встретились. И он и она, похоже, почувствовали одно и то же. В комнате воцарилась тишина!

Ванесса немного растерянно и в то же время доверчиво глядела на него своими огромными серо-зелеными глазами. Она показалась маркизу какой-то призрачной, словно бы рожденной его воображением.

Он сделал шаг навстречу и, стряхнув с себя наваждение, удостоверился, что она реально существует, стоит чуть поодаль от него, а ее губы плотно сжаты.

— Спокойной ночи, — попрощался с ней маркиз, чувствуя себя не в силах повернуться и уйти.

Затем, не в силах сдержаться, он положил ей палец на подбородок, наклонил голову и прикоснулся своими губами к ее.

Это был очень легкий, совершенно лишенный страсти поцелуй, так мужчина мог бы поцеловать ребенка. Но их губы встретились, и оба замерли, затаив дыхание.

Маркиз поднял голову.

— Спокойной ночи, Ванесса, — повторил он.

Теперь его голос прозвучал отрывисто и громко. Он, не глядя на девушку, двинулся к двери и прошел к себе в спальню.

Маркиз услыхал, как за ним закрылась дверь, и Ванесса заперла ее на ключ.

Он медленно побрел к креслу, стоявшему у камина, сел и стал смотреть на языки пламени.

Глава вторая

Маркиз Рэкфорд вошел в Карлтон-хауз, по привычке окинув одобрительным взглядом его величественный фасад с прекрасным коринфским портиком.

Всякий раз, приходя к принцу Уэльскому, он не мог удержаться от восхищения не только самим дворцом, до неузнаваемости перестроенным Холландом, но и его внутренним убранством.

Слуги принца в темно-синих ливреях, искусно расшитых золотой нитью, сначала провели его по великолепному залу с колоннами из коричневого сиенского мрамора, а потом вверх по двойной лестнице в приемные покои принца.

Маркиз миновал музыкальный салон и гостиную, украшенную китайской мебелью и картинами. Этот стиль вошел в моду с 1750-х годов, и в высшем свете у него имелось немало поклонников.

Он двигался неторопливо, с достоинством и выглядел на редкость элегантно. Его прекрасно сшитый костюм производил особое впечатление прежде всего потому, что маркиз не любил ничего яркого и пестрого. Это выгодно отличало его от большинства светских львов и денди.

Он следовал неписаным правилам законодателя мужской моды Бруммела, утверждавшего, что безупречный костюм должен оставаться незаметным.

Однако не заметить маркиза было просто невозможно. Что-то в его облике сразу приковывало к себе внимание, и привыкшие к самым разнообразным посетителям слуги с уважением поглядывали на него.

Лакеи с почтением смотрели на его широкие плечи, зная, что при желании маркиз Рэкфорд способен свалить с ног даже профессионального боксера, и такое случалось не раз.

Маркиз словно не сознавал, какой интерес он вызывает у окружающих. Он разглядывал картины и мебель и обнаружил несколько незнакомых ему вещей, видимо, приобретенных принцем совсем недавно, пока маркиз был в отъезде.

Он вспомнил, как леди Сара Спенсер говорила ему:

— Принц очень часто меняет обстановку. Не успеет кто-нибудь привыкнуть к той или иной ее детали, как на ее месте появляется новая.

Впрочем, восхитительное полотно Ван Дейка, которое принц приобрел не так давно, было хорошо известно маркизу. Он хорошо помнил и пейзажи голландских мастеров. Принц купил их, несмотря на то, что голландские живописцы в настоящее время считались немодными.

По мнению маркиза, обстановка Карлтон-хауза не имела цены, потому что принц приобрел после революции настоящие сокровища, бездумно выброшенные из Версаля и других знаменитых дворцов Франции.

Бесспорно, у принца была лучшая коллекция французских произведений искусства. Подобной не мог похвалиться ни один английский монарх.

Когда они добрались до китайской гостиной, лакей, распахнув резные двери, торжественно объявил о его приходе. Маркиза хорошо знали в Карлтон-хаузе.

— Маркиз Рэкфорд, ваше королевское высочество.

Интонации лакея напоминали торжественный тон архиепископа, выступающего с проповедью.

— Рэкфорд! Я даже не подозревал, что вы вернулись. Рад вас видеть, мой дорогой друг. Ну и каковы результаты вашей поездки?

— Об этом я и хочу рассказать вам, сир, — ответил маркиз.

— Садитесь, — предложил принц, — и выпейте бокал вина.

Как бы предвидя это желание принца, в дверях появились дворецкий и двое лакеев. Они внесли в гостиную большой серебряный поднос с тяжелыми графинами и хрустальными бокалами, на которых были выгравированы королевские монограммы.

Маркиз взял бокал вина, принц предпочел бренди.

— Вы купили мне Тициана? — поинтересовался принц, когда слуги, обслужив джентльменов, удалились.

Он говорил с воодушевлением мальчика, которому пообещали дорогую игрушку, и, казалось, не мог больше ждать ни минуты, предвкушая радость обладания заветной вещью.

Маркиз покачал головой:

— Боюсь, что огорчу вас, сир. Лорд Харгрейв очень расстроился, когда я был вынужден сообщить ему, что это копия.

Принц рассмеялся:

— Убежден, что Харгрейв просто рвал и метал. Хотелось бы мне видеть эту сцену. Он с таким пылом говорил со мной о картине и ни минуты не сомневался, что я ее куплю.

— Я бы не советовал вам это делать, сир.

— Вы прекрасно знаете, что я последую вашему совету, — отозвался принц. — Подумать только, копия! — Он снова засмеялся. — Хотел бы я видеть Харгрейва в ту злосчастную минуту, — повторил принц.

— Он немного утешился, сир, когда я отыскал в дальнем переходе между залами отличного Яна Ван Гойена. Картина висела в темном углу долгие годы, и никто не обращал на нее внимания.

— Ван Гойен! — Глаза принца засветились от возбуждения. — Вы купили ее мне? — нетерпеливо воскликнул он.

— Да, сир. Надеюсь, она украсит вашу коллекцию голландских мастеров.

— На что она похожа? Каков ее стиль? Опишите ее мне, — принялся допытываться принц.

— Эго весьма традиционный голландский пейзаж. Сельский уголок после дождя. В воздухе чувствуется влажность, а серые небеса отражаются в водах канала. Так умел писать только Ван Гойен.

— Я хочу поскорее увидеть эту картину. Просто жду не дождусь! — воскликнул принц. Рассказ маркиза явно улучшил ему настроение. — Она, надеюсь, с вами?

— Я оставил ее в Рэкфорд-хаузе, сир. Если вы позволите, я хотел бы ее привести в порядок, подобрать к ней подходящую раму и уж потом привезти в Карлтон-хауз.

— Очень мило с вашей стороны позаботиться об этом, Рэкфорд, — согласился принц. — Ну а что-нибудь еще из коллекции Харгрейва могло бы прийтись мне по вкусу?

— Там был Рубенс, сир, но я приобрел его для себя.

— Неужели? — Принц не смог скрыть досады.

— Я купил ее для Рэкфорд-парка. В гостиной картина будет смотреться просто идеально.

Принц нахмурился:

— А я-то думал, раз вы отыскали такое сокровище, Рэкфорд, то оно должно принадлежать мне. Как-никак вы отправились в замок Харгрейва исполнять мое поручение.

Принц вел себя как жадный и капризный ребенок — ему все было мало. Маркиз невольно улыбнулся и ответил:

— Полагаю, сир, что мой труд должен быть вознагражден, а эта картина по размеру и тону как раз то, что я долгое время пытался найти.

Принц неприязненно взглянул на него, однако выражение его лица тут же изменилось, и он добродушно расхохотался.

— Черт с вами, Рэкфорд, вы все такой же! Если вам чего-нибудь хочется, вы идете к цели напролом. Вы настоящий пират, вот кто вы.

— Мой предок, первый Рэкфорд, сир, был пожалован в рыцари королевой Елизаветой именно за морской разбой.

— Но он грабил только испанцев! — резонно заметил принц.

— Пират всегда остается пиратом, сир, — с иронией откликнулся маркиз. — К тому же, надеюсь, вы помните, что поручили мне купить Тициана, а не Рубенса.

— Вы страшно упрямы, Рэкфорд, — укоризненно произнес принц. — Но я понимаю, вам хотелось меня подразнить. Ничего не поделаешь, тут я бессилен.

— Вы преувеличиваете, сир, — возразил маркиз. — Наверное, я должен был вам сказать, что лорд Харгрейв сначала потребовал от меня уплату за покупку и лишь потом разрешил увезти картину из замка.

Принц долго молчал, а затем огорченно осведомился:

— Значит, я не смогу получить Ван Гойена?

— Я уже сказал, сир, что привез картину в Лондон, — повторил маркиз. — Я заплатил за нее, но она ваша!

— Я рассчитаюсь с вами, Рэкфорд, и вы это знаете, — заверил его принц. — Но вы также знаете, что в настоящее время я просто не смогу найти нужную сумму.

— Вот почему я был совершенно уверен, сир, что вы не станете сердиться на меня за Рубенса. Ведь лорд Харгрейв потребовал за него целое состояние.

Маркиз не сомневался, что его королевское высочество задолжал немалые суммы многим художникам, как, впрочем, и большому числу других своих подданных. Вдова Гейнсборо получила лишь часть денег, причитавшихся ее покойному мужу.

Он был должен около двух тысяч Косуэю и около тысячи Стаббсу. Были и другие художники, например Хоппнер и Джордж Рамси, которым он регулярно не отдавал долги.

Но в сравнении с другими долгами принц относился к этому как к сущей мелочи. Счет к каретникам братьям Лидер достигал тридцати двух тысяч фунтов, а своим портным Уэстону, Швейцеру, Базальжетту и Уинтеру принц задолжал почти столько же.

Короче, он был кругом в долгах и постоянно занимал у друзей. Так, граф Моро ссудил ему пятнадцать тысяч фунтов, которые он пока не собирался отдавать. Надо ли говорить, что принц месяцами не расплачивался с другими членами королевской семьи.

Прекрасно понимая, что и он, и маркиз думают об одном и том же, принц решил переменить тему.

— Я хочу показать вам еще несколько моих последних приобретений, — с воодушевлением произнес он. — Признаюсь откровенно, Рэкфорд, никто, кроме вас, не способен оценить по достоинству мои сокровища.

— Благодарю вас, сир, — отозвался маркиз. — Причина в том, что наши вкусы во многом совпадают. Например, мы оба любим французскую мебель и фламандскую живопись. Позволю заметить, что вы, ваше королевское высочество, безупречно чувствуете стиль и неоднократно это доказывали. Я счастлив думать, что редко обманывал ваши ожидания.

— Нет, Рэкфорд, вы настоящий знаток и ценитель всего прекрасного, — великодушно согласился принц.

Комплимент приятеля, совершенно очевидно, доставил ему удовольствие.

— Я хотел спросить вас, сир, — начал маркиз. — Вы что-нибудь слышали о художнике-миниатюристе Лэнсе? Я, конечно, имею в виду не Бернарда Лэнса, который уже давно умер.

— А что, этот Лэнс, которым вы интересуетесь, его родственник? — задал вопрос принц.

— Он его внук.

— Тогда речь, должно быть, идет о Корнелиусе Лэнсе, — догадался принц — У меня есть одна его миниатюра, а два, или, может быть, три года назад он мастерски отреставрировал моего Хиллиарда. На картине от солнца сильно выцвели краски.

— Он много реставрирует? — полюбопытствовал маркиз.

— Не знаю. Мне его порекомендовал кто-то из знакомых. Косуэй в последнее время что-то уж слишком зазнался и запросил уйму денег за реставрацию чужой миниатюры.

— И вы остались довольны Лэнсом? — спросил маркиз.

— В высшей степени! — заявил принц. — Если вам интересно, я могу показать, что он для меня сделал.

— Было бы любопытно взглянуть — подтвердил маркиз.

Они вышли из китайской гостиной. Принц провел его через Золотую и Розовую гостиные в Синий зал.

Там по обе стороны от камина с изумительной резьбой висело несколько миниатюр.

Маркиз вспомнил, что уже видел их прежде, но с тех пор картины успели перевесить на другое место. На стенах, отделанных синим бархатом, они выглядели очень красочно и живописно. Принц обратил внимание маркиза на замечательного Ганса Гольбейна с маленькими жемчужинами, свисающими из рамы, и две работы Никласа Хиллиарда — портреты королевы Елизаветы и сэра Уолтера Рэйли. Они были выполнены с поразительным мастерством.

Рисунок на пергаменте демонстрировал всю экстравагантность и великолепие елизаветинской эпохи, а золотые прошивки и кружевные брыжи дали художнику возможность блеснуть своим редким талантом.

— Вы знаете, — с улыбкой обратился принц к маркизу, — что Хиллиард советовал художникам не раздражаться во время работы и не пускать в мастерскую болтунов и сплетников.

— Нам всем не мешало бы так поступать, — рассмеялся маркиз.

— Даже Косуэя нельзя сравнивать с миниатюристами той эпохи. Они совершенно восхитительны, — заявил принц.

Говоря это, он указал на миниатюрный портрет миссис Фицгерберт.

Принц приобрел не менее тридцати работ Ричарда Косуэя, сделавшегося придворным живописцем его королевского высочества в конце прошлого века.

За эти годы художник стал закадычным другом принца, но маркиз его откровенно недолюбливал. Это был самодовольный, дерзкий и, в сущности, ничтожный человек, слепо подражавший всем модным изыскам столичных денди.

Он всегда одевался по последней моде, и карикатуристы окрестили его «художником-миниатюристом Маркони». Прозвище оказалось на редкость удачным и словно прилипло к нему.

У него появились подражатели, доморощенные Маркони, молодые члены Альманак-клуба, известные своими абсурдными и эксцентричными идеями.

Фатовские костюмы Косуэя и особенно его манера постоянно носить с собой саблю смешили окружающих.

В то же время никто не сомневался в его незаурядном уме и способностях, хотя, по слухам, он то и дело попадал в какие-то скверные истории.

Прежде принц Уэльский с утра до ночи кутил с Джоном Филиппом Тернбуллом, братом актрисы Сары Сиддонс. Про него было известно, что он способен «хлестать вино бочками». Не отставал от них и Ричард Косуэй. Недаром про него говорили, что он «превратил свой дом в бордель».

Но теперь разгульной жизни принца настал конец. Близость с Марией Фицгерберт и ее благодатное влияние изменили его характер и ряд привычек.

У него осталось лишь двое близких друзей, которых маркиз, будь на то его воля, не пустил бы во дворец. Они устраивали шумные пирушки, заставляли принца швырять деньги направо и налево, и от этого, конечно, его долги росли с каждым днем.

К счастью, Мария Фицгерберт удерживала принца от участия в кутежах, и, подумав о ней, маркиз вспомнил, что его королевское высочество подарил ей большой алмаз, который она приказала разрезать на две части.

Косуэй написал ее портрет-миниатюру, а потом запечатлел и принца. Они поместили свои изображения в два маленьких медальона, украшенных половинками большого алмаза. Прекрасные бриллианты ярко сверкали в окружении других, более мелких драгоценных камней.

Принц и миссис Фицгерберт поклялись, что всегда будут носить эти медальоны.

Маркиз слышал, как принц несколько раз упоминал, что, когда он умрет, ее портрет похоронят вместе с ним.

Но, признавая его талант художника, маркиз по-прежнему испытывал неприязнь к Косуэю как к человеку.

— О! — внезапно воскликнул принц. — Вот она! Я нашел эту миниатюру.

Он снял со стены миниатюру и передал ее маркизу.

— Ее написал Корнелиус Лэнс, — пояснил он. — Я купил ее несколько лет назад.

Маркиз взял ее и тут же понял, что это портрет Ванессы.

Ему стало ясно, что перед ним работа настоящего мастера. Картина была написана не только технически совершенно, но и с большим чувством.

Лэнс запечатлел прекрасный овал лица Ванессы и притягательную силу ее огромных серо-зеленых глаз, Но, главное, он уловил духовную красоту совсем юной девушки, и это отличало его портрет от множества других, украшающих стены Карлтон-хауза.

Маркиз догадался, что Лэнс создал эту миниатюру, когда Ванессе было пятнадцать или шестнадцать лет.

Он решил, что она мало изменилась и осталась такой же трогательно-беззащитной. Будь она тверже и житейски практичнее, ему не пришлось бы спасать ее от посягательств сэра Джулиуса Стоуна.

Художник сумел точно воспроизвести странный оттенок ее светлых волос, отливавших золотом. Они напоминали волосы Мадонны на миниатюре Ганса Мемлинга, также приобретенной принцем.

Маркиз понял, что принц ждет от него заключения. Немного подумав, он сказал:

— Мне нравится эта миниатюра, сир. И я хотел бы познакомиться с художником.

— Если вы собираетесь обратиться к Корнелиусу Лэнсу, то, может быть, возьмете с собой вот этот портрет Джеймса Первого работы Исаака Оливера, — предложил принц. — Как видите, он нуждается в реставрации, и я как раз хотел попросить Лэнса этим заняться.

— Да, я отвезу ему миниатюру, сир, — ответил маркиз.

Он хорошо знал, что принц всегда найдет поручение для своих друзей. Маркиз чуть заметно улыбнулся и снял со стены портрет Джеймса Первого.

— Попросите его не затягивать, — сказал принц, — хотя, признаюсь честно, где-то у меня лежит миниатюра, которую я могу пока повесить на это место.

Маркиз в этом не сомневался. Ему было известно, какое множество картин скопилось у принца. Большинство из них хранилось где-то в дальних комнатах, потому что их попросту негде было вешать.

— У кого бы мне узнать адрес Корнелиуса Лэнса ваше высочество? — осведомился он.

— Он записан у Джона Макмагона.

Джон Макмагон недавно был назначен распорядителем финансов принца, но маркиз с иронией заключил, что его основной задачей стало составление бесконечного списка долгов принца.

Интересно, расплатился ли он с Корнелиусом Лэнсом за его услуги?

Теперь маркиз выяснил все, что хотел узнать, но принц уговорил его остаться и пообедать в Карлтон-хаузе, и он не смог отказаться. На обеде должны были присутствовать не только миссис Фицгерберт, но и красавица герцогиня Девоншир. Маркиз решил, что визит к отцу Ванессы можно и отложить до завтрашнего дня.

В особняке Рэкфорда на Беркли-сквер бережно хранилось множество семейных миниатюр.

Рэкфорды не одно столетие покровительствовали художникам. Неудивительно, что знаменитые живописцы разных эпох оставили портреты предков маркиза.

У него, как и у принца, имелось несколько работ Исаака Оливера и картин Сэмуэла Купера, созданных в пору правления Чарлза Второго, когда он рисовал портреты прославленных красавиц эпохи реставрации.

Кроме них, Купер обессмертил первую графиню Рэкфорд, считавшуюся одной из красивейших женщин того времени. Известно также, что, в отличие от многих придворных дам, она отказалась стать любовницей короля.

Несомненно, ее портрет привлекал внимание, и, аккуратно упаковав его вместе с другой миниатюрой, маркиз направился в своем фаэтоне в отдаленный пригород Лондона Айлингтон, где, по сообщению Джона Макмагона, проживал Корнелиус Лэнс.

— По крайней мере, я надеюсь, что он до сих пор там, милорд, — добавил Макмагон. — Вы же знаете, каковы эти художники. Срываются с насиженных мест и не оставляют адресов. Я с огромным трудом отыскал стекольщика, когда он срочно понадобился его высочеству.

Маркиз пропустил мимо ушей сетования распорядителя финансов. Он полагал, что Корнелиус никуда не переехал, и страстно желал вновь встретиться с Ванессой.

Он пытался убедить себя, что память его не обманула и днем она покажется ему такой же милой, как и в полутьме при свечах.

В ту ночь в придорожной гостинице он лег спать, ожидая увидеть ее утром, но, когда слуга разбудил его, маркиз узнал, что первый, почтовый дилижанс выехал с постоялого двора еще в половине седьмого. В ней были Ванесса и ее служанка.

Маркиз с облегчением вздохнул, понимая, что перед отъездом девушка никак не могла столкнуться с сэром Джулиусом Стоуном.

Маркиз бросил беглый взгляд на этого господина при выходе из обеденного зала после завтрака и не без злорадства отметил, что вид у баронета угрюмый и раздраженный.

Эта мысль улучшила ему настроение, и он так энергично пустил вскачь своих лошадей, что, к великой радости слуг, побил рекорд лорда Дервента.

— Давно нам так не везло с упряжкой, Хайхэм, — сказал маркиз своему кучеру, возвращаясь на Беркли-сквер.

— Вот и я того же мнения, — откликнулся Хайхэм. — Вся разница в том, кто ей управляет.

— Ты мне льстишь, — рассмеялся маркиз и в хорошем расположении духа вошел в дом.

Расположенный напротив бульвара, особняк Рэкфордов был окружен большим собственным садом. Здание не только поражало размерами и роскошью отделки. В нем были собраны сокровища, ничем не уступающие коллекции принца.

Конечно, хороший вкус маркиза и его преданная любовь к искусству обогатили коллекцию, и нынешний владелец особняка не преувеличивал своих заслуг. На протяжении веков Рэкфорды собирали произведения искусства и были страстными коллекционерами или, как любил называть их маркиз, «пиратами».

Он часто шутливо повторял семейный девиз, который в переводе с латыни звучал примерно так: «Все, что имею, я вешаю!»

Именно это и делали многие поколения Рэкфордов.

Им удалось выжить и сберечь свои сокровища в пору гражданской войны и опустошительных набегов армии Кромвеля. И в дальнейшем, когда в трудные для Англии времена многие знатные и богатые семьи разорялись и гибли, они сумели выстоять. Благодаря природному уму и интуиции, Рэкфорды всегда оставались на стороне правящего и наделенного властью монарха.

Но сокровища, хранящиеся в столичном особняке, не шли ни в какое сравнение с несметными богатствами в Оксфордшире, и если Рэкфорд-хауз можно было назвать мечтой коллекционера, то красота и величие Рэкфорд-парка превосходили даже самые смелые фантазии.

Подъезжая к Айлингтону, маркиз невольно подумал, как ему везло: ведь он повсюду находил редкие и прекрасные вещи.

«У меня на них чутье», — уверял он себя.

Его особенно обрадовало, что он купил картину Рубенса у лорда Харгрейва.

Она не походила на привычные полотна Рубенса с пышнотелыми красавицами, которые, впрочем, вызывали у него восторг, или на аллегорические пиры богов и богинь.

Это был изысканный пейзаж, где солнце клонилось к закату, прячась за сказочным замком и окружавшим его озером.

Даже знатоки ожидали от Рубенса совсем иного, но маркиза очаровал ее мистический настрой.

Ему пришло в голову, что Ванесса обладает сходным очарованием.

Встреча с девушкой ассоциировалась для маркиза с весенней прогулкой, когда под ворохом старых листьев вдруг обнаруживалась нежная фиалка или среди зимы на прогалине появлялся белый подснежник, бесстрашно бросая вызов природе и поражая своей чистотой.

«И все же меня, очевидно, ждет разочарование, и я к нему должен быть готов, — настраивал себя маркиз. — Первое впечатление чаще всего обманчиво».

В прошлом он часто встречал по вечерам на балах женщин или видел на сцене актрис, в которых чувствовалось нечто необычное. Увлечение вспыхивало мгновенно, и он начинал преследовать очередную жертву.

Маркиз и сам не мог объяснить это чувство, но знал, что оно сродни его поискам старинных картин, которые он подчас находил в каких-нибудь заброшенных уголках, — некий охотничий азарт.

Рэкфорд долго любовался этими никому не нужными и покрытыми пылью холстами. А иногда у него перехватывало дыхание при взгляде на какую-нибудь красавицу, увиденную мельком в окошке проезжающего экипажа.

Да, бывали мгновения, когда у него начинало сильнее биться сердце, и ему казалось, что он обрел наконец совершенство.

Это ощущение было таким же пронзительным и страстным, как и само желание. Но вскоре он понимал, что ошибся, и долго ощущал горечь разочарования.

Когда такое случалось, маркиз смеялся над собой, но в душе его оставался горький осадок.

Почему он рассчитывал, что сейчас все будет иначе? Почему он всегда воображал, что ему достанется идеальная возлюбленная, в то время как другие мужчины относились к этому просто и не тешили себя напрасными иллюзиями?

И все же он не мог расстаться со своей мечтой и надеялся, что в один прекрасный день найдет ту, которую так долго искал, и не обманется в своих надеждах.

На губах маркиза застыла циничная усмешка, пока его фаэтон, искусно лавируя, проезжал по людным улицам. Они были запружены подводами, позолоченными каретами аристократов, повозками, тележками с углем. Возницы кляли друг друга и прохожих на чем свет стоит.

Наконец он добрался до сравнительно тихого Айлингтона.

Там его взгляд отдохнул на яркой зелени весенних деревьев, разросшихся на бульваре, и желтых нарциссах, распустившихся в окрестных садах.

Дом, который искал маркиз, притаился за другими, более дорогими, особняками с балконами и видом на бульвар. Он показался Рэкфорду очень маленьким, чуть больше коттеджа.

Его окружала стена, а вокруг дома был разбит крохотный сад. «Все такое миниатюрное, словно игрушечное, — подумал он, — настоящий кукольный домик, где взрослые просто не поместятся».

Но, присмотревшись попристальнее, он понял, что этот дом был специально выстроен для художника. Он выходил окнами на юг, и мастерская, несомненно, располагалась сзади, ведь для работы мастеру нужен рассеянный свет.

Лакей спрыгнул с запяток, прошел через металлическую калитку и постучал в выкрашенную зеленой краской дверь.

Вскоре она отворилась, и маркиз увидел пожилую женщину.

Он догадался, что это Доркас, сопровождавшая Ванессу в поездке к лорду Дервенту. Она производила впечатление солидной и хорошо знающей свое дело служанки.

Конюх вернулся к фаэтону, и маркиз направился в дом.

— Доброе утро, — поздоровался он со служанкой. — Я хотел бы поговорить с мистером Корнелиусом Лэнсом.

Пожилая женщина недоверчиво посмотрела на него, в иных обстоятельствах маркиз решил бы, что она ведет себя недопустимо дерзко, но сейчас подумал, что служанка, наверное, осторожничает после истории с сэром Джулиусом Стоуном, и поспешно произнес:

— Я маркиз Рэкфорд, и у меня срочное дело к мистеру Лэнсу.

Он был почти уверен, что его объяснение смягчит суровую служанку.

Она сделала шаг в сторону и сказала:

— Проходите, милорд. Я скажу мисс Ванессе, что вы здесь.

Холл в доме был так мал, что маркиз показался себе каким-то великаном. Он снял шляпу, положил ее на узкий дубовый столик и последовал за служанкой, открывшей дверь в гостиную.

Ее окно выходило на юг, и маркиз заметил, что его фаэтон чуть отъехал, а конюх распряг и отвел на газон коней, уставших от долгой дороги.

Он окинул взглядом маленькую комнату и увидел, что она обставлена со вкусом, хотя мебель была не новой и недорогой.

Правда, над камином висела замечательная картина — портрет очень красивой женщины. Ее сходство с Ванессой бросалось в глаза, и он понял, что это ее мать.

Благородное происхождение этой женщины было бесспорно, и маркиз заметно приободрился. Ведь он по-прежнему боялся разочароваться при встрече с Ванессой.

Он не мог объяснить, почему у него возникло это странное чувство, но был уверен, что Ванесса не похожа ни на одну знакомую ему молодую женщину. Он знал многих людей искусства, общался с их близкими, но все они не имели с ней ровным счетом ничего общего.

Он вспомнил о низком своднике Ричарде Косуэе, вызывавшем у него отвращение, о том, как тот годами пил с принцем и чуть не погубил его. После каждой пирушки принц сваливался и по несколько дней лежал, мучась похмельем и желудочными болями.

Принц часто кутил и с Ричардом Бринсли Шериданом. Пьесы «Соперники», «Школа злословия» и «Критик» принесли ему международную известность, но вряд ли он мог образумить принца и повлиять на него в лучшую сторону.

Круг друзей принца был весьма разнообразен — среди них встречались люди чрезвычайно умные и талантливые, но их было немного, и их все равно считали вертопрахами и презирали. Хуже всего, что о принце судили по его приятелям и отзывались весьма нелестно.

Конечно, его знакомства не ограничивались представителями богемы. Принц дружил и с молодыми аристократами достаточно строгих правил вроде маркиза, который любил бывать с его высочеством в узком кругу, и наслаждался его обществом.

Принц, несомненно, обладал актерским талантом и, как говорил герцог Веллингтон, мастерски воспроизводил манеры, жесты, интонации и даже голоса других людей.

Джордж Бруммел полагал, что его артистическое дарование было поистине исключительно. Не родись он в королевской семье, принц мог бы стать лучшим комическим актеров Европы.

Принц был изящен, остроумен и считался выдающимся музыкальным критиком.

Однако маркиз видел, как легко и беззаботно он губил свою репутацию и растрачивал таланты в неподобающем обществе. Рэкфорд держался независимо, но мнение света было ему отнюдь не безразлично.

Маркиз не желал, чтобы над ним посмеивались снобы или завсегдатаи великосветских салонов.

Он гордился своими предками и строго контролировал каждый свой поступок. Он просто не мог допустить, что о нем станут судачить и рассказывать анекдоты. Маркиз знал, что он этого не переживет.

Конечно, он любил хорошо пожить, но еще в юности дал себе слово, что будет избегать крайностей, и в течение многих лет успешно руководствовался этим правилом.

Он продолжал разглядывать портрет, висевший над камином. В этот момент дверь в гостиную открылась.

Он обернулся и увидел Ванессу.

Какое-то мгновение маркиз смотрел на нее, их взгляды встретились, и он заметил, как на ее нежном лице проступил румянец.

«Наблюдать за ее волнением все равно что следить за восходом солнца», — решил маркиз. Предчувствия не обманули его, и Ванесса показалась ему теперь еще более привлекательной.

Маленькая, хрупкая, с лицом точь-в-точь как на миниатюре, которую ему показал принц, она словно излучала непонятную духовную силу. Его сомнения сразу улетучились, он понял, что до мельчайших подробностей ее образ запечатлелся в его памяти после их первой встречи, хотя и опасался, что не сможет описать черты ее лица.

Ее небольшой нос был прям и тонок, губы изящно изогнуты, и он никогда еще не видел таких огромных и выразительных глаз.

Ванесса сделала реверанс, и маркиза вновь поразила необыкновенная грациозность девушки, данная ей природой.

— Доброе утро, Ванесса, — поздоровался маркиз. — Наверное, я удивил вас своим визитом?

— Да, — едва слышно ответила Ванесса. — Я не поверила, что это правда, когда Доркас сказала мне о вашем приходе.

— Для меня не составило большого труда вас отыскать, — проговорил маркиз. — Я узнал ваш адрес от принца Уэльского. Он купил миниатюру, написанную вашим отцом. Это был ваш замечательный портрет.

— Мой отец не хотел этого афишировать, — пояснила Ванесса. — Картина называлась «Портрет неизвестной девушки».

— Ну, мне-то эта девушка была хорошо известна, — улыбнулся маркиз.

Во время разговора Ванесса избегала глядеть ему в глаза. Рэкфорд понял, что она очень застенчива.

Она попыталась преодолеть робость, сделала шаг вперед и указала гостю на стул.

— Не угодно ли вам присесть, милорд?

Он обратил внимание на ее тонкие, длинные пальцы, вспомнил, как она сжимала на груди белую шаль, сидя на краешке кресла в его спальне.

— Думаю, что мне следует повидаться с вашим отцом, — сказал маркиз. — Я должен передать ему просьбу принца.

Ванесса ничего не сказала, и он продолжил:

— Не смущайтесь, если в мастерской не прибрано. Я привык иметь дело с художниками и знаю, что они не любят, когда кто-то, пытаясь навести порядок, трогает и переставляет их вещи.

— Боюсь, что вы… никак не сможете встретиться с моим отцом, милорд, — еле слышно промолвила Ванесса. — Он болен… очень болен, я уже говорила вам об этом. — Она сделала паузу, а потом добавила: — Врач запретил ему кого-либо принимать, но, разумеется, я передам ему вашу просьбу.

Маркиз присел на маленькую кушетку и достал две миниатюры.

— Это поручение его королевского высочества, — сказал он. — Принц просит вашего отца как можно скорее отреставрировать миниатюрный портрет Джеймса Первого работы Исаака Оливера. Как вы видите, она выцвела.

Он вынул миниатюру из мягкого кожаного футляра, в который его поместил секретарь принца, и передал Ванессе.

Она негромко вздохнула.

— Ну почему люди так неосмотрительны и оставляют миниатюры на солнце? — удивилась она. — Ведь это слишком тонкий вид живописи, и с ним нужно бережно обращаться.

— Наверное, я повинен в аналогичном преступлении, — признался маркиз. — Я принес вам миниатюру моей родственницы Мэри, графини Рэкфорд, написанную Купером. Краски на ней тоже поблекли.

— Как она была хороша собой! — воскликнула Ванесса. — И каким прекрасным станет ее восстановленный портрет! Вы видите, что ее голубое платье сделалось почти серым. И цвет глаз заметно поблек.

— Я уверен, что у вашего отца умелые руки и он с этим справится, — одобрил ее маркиз. — А теперь расскажите немного о себе.

При этих словах Ванесса заметно занервничала.

— Почему это так интересует вашу светлость?

— Мне хочется очень многое выяснить, — откликнулся маркиз. — Сколько человек в вашей семье? Полагаю, что здесь над камином висит портрет вашей матери?

— Мама умерла три года назад, — ответила Ванесса. — Она плохо переносила холод и сырость. Врач советовал ей поменять климат и переехать на юг, но мы… не могли… себе это позволить.

— Вы ограничены в средствах? — осведомился маркиз.

— Мы живем только на заработки… отца.

— Но ваш прадед, очевидно, был богатым человеком. Я о нем достаточно наслышан, — сказал маркиз. — В его студию стремились попасть многие, и он давал уроки живописи знати, более того, Георгу Первому и другим важным вельможам.

— Да, я знаю, — ответила Ванесса. — Но у художников год на год не приходится. За один год он заработает достаточно, а на следующий все растратит. К тому же у моего прадеда было двое сыновей, и младший из них — мой дед Питер Пол Лэнс.

— А чем занимался он? — полюбопытствовал маркиз.

— Он тоже был миниатюристом, но не слишком известным. Сохранилось лишь несколько его работ.

Она немного помолчала, а затем решилась на откровенность.

— Он… был необузданным и совершенно безответственным человеком.

— Один из моих предков вел себя точно так же, — понимающе кивнул маркиз.

— Дед верховодил в клубе «Адский огонь», который в Дублине называли «Запальщиком». Все его друзья пьянствовали, вели разгульный образ жизни, а он не скрывал, что поклоняется дьяволу, и не раз провозглашал за него тосты.

— В высшей степени безрассудно, — согласился с ней маркиз.

— Его поведение возмущало многих, — продолжала Ванесса. — Кончилось тем, что по решению ирландской палаты лордов, осудившей его за разврат и богохульство, он был вынужден покинуть страну и вернуться в Англию.

— Он продолжал писать миниатюры? — поинтересовался маркиз.

— Его образ жизни оставлял ему не так много времени. Он женился, у них родился ребенок, мой отец. А в тридцать пять лет его уже не стало.

— Как у настоящего миниатюриста, его жизнь была короткой, — с горькой иронией заметил маркиз.

— Оставшись в ранней юности без опоры, моему отцу пришлось самому пробиваться в жизни, — продолжала Ванесса. — К счастью, подобно своему деду, он любил давать уроки и так хорошо рисовал, что сразу продавал только что законченные картины.

Ванесса прервала свой рассказ.

— Продолжайте, — попросил маркиз.

— Ему заказали несколько семейных портретов, и когда он начал рисовать мою маму, то без памяти влюбился в нее.

Маркиз снова поглядел на портрет над камином.

— Я могу его понять, — сказал он. — По всей вероятности, она была очень красива, и вы очень похожи на нее, Ванесса.

— Я уже говорила вам в тот вечер, что мне до нее далеко, — возразила Ванесса. — Она была очень веселой и жизнерадостной. К сожалению, ни одна картина не способна это передать.

— Я понимаю ваши чувства, — отозвался маркиз.

Он оторвал взгляд от картины и посмотрел на нежную, белую шею Ванессы и ее маленький, круглый подбородок.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил он.

— Мама уже была помолвлена с богатым и знатным молодым человеком. Ее отец презирал художников. Папа ему очень не понравился, к тому же он был гораздо старше ее. Когда мама призналась моему деду, что хочет выйти замуж за папу, он пришел в ярость и запретил ему бывать в их доме.

— Я догадываюсь, что случилось потом, — улыбнулся маркиз.

— Мама сбежала с ним, и родные ее прокляли. Папе больно было об этом думать, и мы никогда не говорили о ее родителях.

— Но ваши родители были счастливы? — спросил маркиз.

— Они были очень счастливы, — с воодушевлением подтвердила Ванесса. — Без мамы дом кажется таким пустым, а бедный папа словно лишился точки опоры…

Она махнула рукой, и этот жест был красноречивее слов.

Оба какое-то время молчали. Затем маркиз спросил:

— Вы бываете на званых вечерах?

— У нас очень мало знакомых в Лондоне, — ответила Ванесса. — Мама не очень любила общество художников, а из своего круга она была изгнана.

— Я могу ее понять, — заметил маркиз, вспомнив о Ричарде Косуэе. — Но теперь, когда вашей мамы не стало, а отец болен, вам должно быть очень одиноко.

— У меня есть Доркас, — поправила его Ванесса и добавила: — И, конечно, с тех пор как папа заболел, я помогаю ему в… в работе.

Маркиз, видя, как расстраивает девушку разговор о родителях, решил перейти к чему-нибудь более приятному.

— Интересно, разрешит ли вам отец прокатиться со мной как-нибудь днем? Я уверен, что вы по достоинству оцените моих лошадей. Кстати, вчера на обратном пути в Лондон мои гнедые побили рекорд.

— Как это замечательно! — воскликнула Ванесса. — Мне очень нравятся лошади. Когда мы жили за городом, я часто ездила верхом. — После паузы она добавила: — Но когда мы покинули Лондон, у отца стало меньше заказов, и нам пришлось вернуться сюда.

— Я могу одолжить вам лошадь, если вам захочется прокатиться, — предложил маркиз, — а то некоторые из них застаиваются в стойлах.

Он увидел, как радостно заблестели глаза Ванессы. Потом она проговорила:

— Не думаю, что мне следует… принимать подобное предложение от вас, милорд… не так ли?

Это был вопрос ребенка, ищущего поддержки. Маркиз растерялся и не сразу смог ей ответить.

— Полагаю, что в этом нет ничего дурного, да и кто об этом узнает?

— Возможно, мне стоит об этом подумать, — заколебалась Ванесса. — Во всяком случае, большое спасибо за предложение.

Маркиз решил во что бы то ни стало уговорить Ванессу и принялся ее убеждать:

— Но вы позволите пригласить вас на прогулку в экипаже? В конце концов, даже находящейся под самой тщательной опекой молодой девушке не возбраняется появляться в Гайд-парке.

— Благодарю вас, — отозвалась Ванесса. — Это доставит мне огромное удовольствие.

— В таком случае я заеду за вами завтра, — заявил маркиз, — в два часа дня. Вас это устраивает?

— Да, — ответила Ванесса. — Но вы уверены, что прогулка в моем обществе вам не наскучит?

— Мне никогда не бывает скучно, Ванесса, я этого себе просто не позволяю. И у меня такое чувство, что нам нужно еще о многом поговорить.

— Не представляю, о чем мы будем беседовать, — усомнилась она, — разве что о картинах. Я немного разбираюсь в искусстве, но знаю гораздо меньше, чем вы.

— Я расскажу вам о моей коллекции живописи, о том, что хранится в лондонском доме и в загородном поместье, — пообещал маркиз.

— Я бы хотела также услышать о сокровищах принца Уэльского, — сказала Ванесса. — Они и правда великолепны?

— Стоит вам их увидеть, и вы сами в этом убедитесь, — отозвался маркиз.

— Как бы я мечтала посмотреть на полотна Греза в его собрании, — призналась Ванесса. — По-моему, он был удивительно тонким мастером и догадывался по выражению глаз, о чем думают его модели. Поэтому его портреты так правдивы и совершенны.

— Ему стоило бы вас написать, — подхватил маркиз. — У вас очень выразительные глаза, Ванесса. Кто-то сказал, что глаза — зеркало души. Глядя на вас, я понимаю, что это правда.

Ванесса покраснела и заметила:

— Неужели люди смогут узнать все тайны, посмотрев мне в глаза? От одной мысли мне становится… как-то не по себе.

— А вы не думаете, что по глазам можно многое узнать о любом человеке? — спросил маркиз. — Если вы поглядите в глаза мужчине, то вскоре догадаетесь, что он честен и порядочен, а…

Он собирался добавить: «А если вы посмотрите на женщину, то сразу поймете, влюблена она или нет», но ему показалось, что эти слова не понравятся Ванессе.

Вместо этого он произнес:

— Я часто слышал, что, если посмотреть в глаза льву или тигру, они на вас не прыгнут.

— Я не готова проверить это на собственном опыте, — откликнулась Ванесса, и они рассмеялись.

Маркиз нехотя поднялся, считая, что и так слишком долго для первого визита задержался в доме художника.

— Я расстаюсь с вами до завтра, — сказал он, — и за это время попытаюсь систематизировать свои познания в живописи. Заодно освежу в памяти семейные предания. Я не желаю, чтобы вы застали меня врасплох, Ванесса!

— Уверена, что такое никогда не случится, — нежным голосом проговорила она, — но я попробую. Мне тоже следует поупражняться. Только так я смогу чего-нибудь достигнуть.

В ее глазах мелькнула озорная усмешка, которой он прежде не видел.

В маленькой гостиной маркиз казался очень высоким и широкоплечим.

Ванесса тоже встала. Какое-то мгновение они стояли, глядя друг на друга, затем маркиз взял ее руку и прижал к губам.

— До завтра, Ванесса, — ласково проговорил он, повернулся и вышел из комнаты.

Ванесса знала, что Доркас ждет в холле, собираясь закрыть дверь за маркизом, и не последовала за ним.

Она осталась у камина и увидела, как он прошел по вымощенной плитами дорожке к железным воротам.

Его лошади пощипывали траву на газоне, а фаэтон стоял чуть поодаль. Ванесса проследила, как он сел и взял в руки вожжи.

Лакей примостился на своем месте, маркиз подстегнул лошадей хлыстом, и фаэтон тронулся в путь.

Ванессе был ясно виден его силуэт на фоне деревьев, на мгновение перед ней промелькнули его четкий профиль и широкие плечи. Вскоре фаэтон скрылся из вида.

«Он просто великолепен!» — сказала она себе и почувствовала, как сильно и часто забилось ее сердце.

Девушка не смела даже надеяться на новую встречу с ним после тех событий, которые свели их в придорожной гостинице.

Да и как она могла догадаться, что он узнает у принца Уэльского адрес ее отца и явится к ней с миниатюрами, нуждающимися в реставрации?

В глубине души Ванесса была уверена, что маркиз воспользовался удобным предлогом и в Айлингтон его привели не миниатюры, а желание вновь увидеться с ней.

Когда Доркас сообщила ей о приходе маркиза, она подумала, что произошла какая-то ошибка. Затем она решила, что им не стоит вновь встречаться и ей нужно срочно придумать какую-то отговорку, лишь бы он ушел.

Она была не в силах объяснить даже себе, как позволила этому совершенно незнакомому человеку поцеловать ее на прощание тем вечером.

Конечно, ее новый знакомый оказался очень великодушен и спас ее от страшных домогательств сэра Джулиуса Стоуна, но ведь она даже не пыталась сопротивляться маркизу, когда их губы соприкоснулись.

Ванессу еще никто не целовал, и она не знала, на что это похоже. Ей представлялось что-то очень нежное и воздушное, но действительность опровергла ее мечты.

Ее как будто загипнотизировали, она утратила контроль над своей волей, да, в сущности, больше и не принадлежала себе.

Когда губы маркиза сомкнулись с ее губами, она ощутила, что отныне находится в его власти.

Это чувство не поддавалось никаким доводам рассудка, она просто знала, что оно возникло в ту минуту, когда он поцеловал ее.

Ванесса вспомнила, как в тот вечер он вышел из номера, дверь закрылась и она заперла ее, а потом долго сидела на краешке кровати, сознавая свою слабость и беспомощность.

Она не понимала, как это могло случиться. Ей было ясно одно: стоило маркизу посмотреть ей в глаза, и ее неодолимо потянуло к нему. Между ними произошло нечто странное, и она словно лишилась способности рассуждать здраво и логично.

Да она и вообще была не в состоянии думать. Все случилось помимо ее воли, и ею руководила теперь какая-то мощная, непостижимая сила.

Ванесса вспомнила, как маркиз наклонил голову, а его пальцы коснулись ее шеи, как он крепко обнял ее, и у нее перехватило дыхание, а сердце, казалось, хотело вырваться из груди.

Когда она сегодня днем узнала о его приходе, ей понадобилось мобилизовать себя и преодолеть страх, чтобы встретиться с ним в маленькой гостиной их дома.

«Возможно, — подумала она, — здесь, в непривычной ему скромной обстановке, он будет выглядеть совсем иначе».

Но если маркиз произвел на нее впечатление в гостиничном номере, одетый в халат, то в элегантном сером сюртуке из плотного габардина, облегающих панталонах цвета шампанского и блестящих ботфортах, в которых отражались солнечные зайчики, он был совершенно великолепен.

Его безукоризненно завязанный шейный платок выделялся ярко-белой полосой на широкой груди. Лишь теперь, при дневном освещении, Ванесса обратила внимание на его проницательный взгляд.

Элегантность и мужество маркиза с каждой минутой все сильнее покоряли ее. Рядом с ним она казалась себе совсем маленькой и незаметной.

— Я боюсь… — прошептала она.

Но если лорд Джулиус Стоун вызывал у нее настоящий ужас, то здесь боязнь граничила с наслаждением и необъяснимо возбуждала.

Маркиз уже давно скрылся из вида, а Ванесса все стояла у окна и смотрела вслед красивому экипажу.

Она увидит его завтра, а все остальное не имеет значения.

Как же ей хотелось ехать с ним в экипаже, сидеть рядом, слушать его низкий волнующий голос!

Она задумалась, что ей надеть для этой поездки.

Гардероб у Ванессы был очень скудный, и она решила, что маркиз сочтет любое из ее платьев дешевым и старомодным.

На новые наряды у девушки не хватало денег, и она начала прикидывать, удастся ли ей как-нибудь освежить соломенную шляпку, которую носила уже несколько лет.

Сможет ли тогда ее старенький головной убор стать похожим на модные шляпки, продающиеся в дорогих магазинах на Бонд-стрит? На головах элегантных дам, выезжавших на прогулки в экипажах, она видела изящные шляпки — настоящие произведения искусства.

Но у нее почти не было никакого подходящего материала для отделки. Она стала припоминать, где лежат ее ленты и блестки, и в эту минуту кто-то постучал в дверь парадного.

Ванесса вскочила и подбежала к окну.

«Неужели маркиз вернулся с полдороги?» — мелькнула у нее мысль.

Но, поглядев в окно, девушка не заметила поблизости знакомого фаэтона, а увидеть человека, стоявшего за дверью, из гостиной было невозможно.

Она услыхала, как Доркас спустилась в холл. Потом до нее донеслись голоса.

Ванесса не смогла разобрать, о чем они говорят, но, судя по раздраженной интонации, Доркас пыталась выпроводить незваного гостя.

Дверь в гостиную открылась.

— Это синьор Барселло, мисс Ванесса, — доложила Доркас. — Он хочет видеть хозяина. Говорит, что пришел сюда по срочному делу.

Глава третья

Возвращаясь в Лондон и вновь проезжая по шумным, запруженным экипажами улицам, Ванесса чувствовала себя необычайно счастливой.

Маркиз повез ее за город, день выдался ясный, и солнце щедро озаряло деревья и распустившиеся цветы. Ванессе показалось, что местность словно залита светом.

Она ездила на прогулки с маркизом уже третий день подряд, и, в отличие от первых двух, сегодня они решили рискнуть и направились подальше от людной столицы по узким, пустынным дорогам. Сельская глушь очаровала Ванессу, необыкновенный покой овладел ею.

— Вам действительно хотелось прокатиться за город? — спросил маркиз.

— А почему это вас так удивляет? — ответила она вопросом на вопрос.

— Потому что дамы, удостаивавшие меня своего общества, всегда стремились в самые людные места, чтобы показаться со мной знакомым и родственникам или предлагали мне прокатиться по Бонд-стрит и поглядеть на витрины с восхитительными безделушками.

Ванесса рассмеялась.

— Во-первых, у меня нет знакомых и родственников, которые стали бы мне завидовать, даже увидев такого элегантного спутника, роскошный фаэтон и отличных лошадей. — Она бросила на маркиза озорной взгляд и добавила: — К тому же я не обольщаюсь на свой счет. Думаю, ваши друзья изрядно удивились бы, увидев с вами такую скромную спутницу. Им бы сразу стало ясно, что я не принадлежу к бомонду.

— Вы снова недооцениваете себя, Ванесса, — упрекнул ее маркиз.

— А по-моему, я смотрю на вещи сугубо практически, — возразила девушка. — Вы не хуже меня знаете, что подделку нельзя считать произведением искусства.

Маркиз усмехнулся и сказал:

— Не будь я с вами знаком, я бы подумал, что вы напрашиваетесь на комплимент.

— Знаток всегда должен говорить правду, — решительно провозгласила она.

— Это я и делаю, когда речь заходит о вас, — ответил он. — Так что позвольте мне вас уверить, я очень горд, что вы согласились поехать со мной. Кстати, куда мы сейчас направимся — в Гайд-парк или за город?

— За город! — без колебаний сказала Ванесса.

— Я бы тоже предпочел туда поехать. Но мне хочется вам угодить, так что выбор за вами.

— Я не знаю, можно ли мне еще больше угодить. Ведь это наслаждение — ехать в красивом фаэтоне, запряженном четверкой лучших в мире лошадей, и наблюдать, как вы ими управляете.

Маркиз уловил в ее голосе волнение и улыбнулся, а она тем временем радовалась яркому солнцу и зеленым лондонским предместьям. Они показались ей гораздо красивее, чем прежде.

Белые и розовые цветы шиповника за последние солнечные дни пышно распустились. Живые изгороди, покрытые нежными цветами, тянулись вдоль дороги. Воздух пропах ароматом жимолости и бледно-золотых примул. Они попадались путешественникам чуть ли не на каждом шагу, прорастая из мшистых насыпей у дороги. А поля пестрели мелкими дикими нарциссами и розовато-лиловым кукушкиным цветом.

Когда маркиз наконец повернул назад, Ванесса тяжело вздохнула.

— Неужели нам уже пора возвращаться? — с грустью спросила она. — Я могла бы ехать вот так всю жизнь, до самого горизонта.

— Ты стремишься к линии горизонта, а она все время отдаляется от тебя, — остудил ее пыл маркиз. — Вот в чем соблазн и мука! Грезы невозможно осуществить, они всегда находятся где-то за пределом реальности.

— Но, может быть, это и делает жизнь такой увлекательной, — отозвалась Ванесса. — Если бы мы вдруг достигли цели и получили все, к чему стремились, нам бы стадо не за что бороться.

— Но все-таки как хорошо, когда мечты сбываются, — заметил маркиз.

— У вас и без того есть все на свете. Мне трудно поверить, будто вы хотите большего, — полюбопытствовала Ванесса.

Он немного подумал над ее словами и ответил:

— Вы говорите о материальной стороне, о богатстве. Но ведь это — не самое главное.

— Да, конечно, не главное, — согласилась Ванесса. — Но богатство облегчает жизнь. Трудно думать о чем-то возвышенном, когда приходится сводить концы с концами, прикидывать, как расплатиться с мясником, булочником или рабочим, починившим изгородь.

На ее лицо набежало облачко грусти, и маркиз спросил:

— У вас сейчас трудная пора?

— Папа уже давно болеет, — пояснила Ванесса. — Я начала не на шутку беспокоиться, но тут вы принесли миниатюру от принца, и мне, по крайней мере, удалось отогнать от дверей призрак голода.

Она улыбнулась, но маркиз заметил, что это далось ей с немалым, трудом.

Он подумал о том, что принц, конечно же, не сможет вовремя расплатиться за миниатюру. Интересно, как почувствует себя отец Ванессы, получив работу? Наверное, это вызовет у него прилив энергии.

— Сегодня мне не хочется вспоминать о моих невзгодах, — призналась Ванесса. — Вчера и позавчера у меня было так хорошо на душе, а сегодня я чувствую себя счастливой.

— Вы имеете в виду наши прогулки? — задал вопрос маркиз.

— Конечно, — откликнулась она. — Вы были так добры, что подарили мне эту радость! Мне приходилось щипать себя и уверять, что это не сон. Я говорила себе, что сейчас проснусь в своей кровати, в нашем маленьком домике, и пойму, что все это — волшебный сон.

— Все это правда, Ванесса, — подтвердил маркиз. — Должен признаться, что с большим удовольствием провел эти дни.

Его интонация невольно заставила ее смущенно отвернуться и посмотреть на дорогу.

Какое-то время маркиз молчал, а потом произнес:

— Мы должны всерьез поговорить о вашем будущем, Ванесса. Обещаю вам, что скоро этот разговор состоится. Мне горько сознавать, что вам приходится бороться со всеми бедами в одиночку, заботиться о больном отце и думать о деньгах, будь они прокляты.

Девушка печально улыбнулась.

— Их можно сколько угодно проклинать, но прожить без них нельзя, милорд, — вздохнула она.

— Об этом мы с вами и поговорим.

Ванесса растерянно взглянула на маркиза. «Как же она наивна, — мелькнуло у него в голове. — Я готов предложить ей все, что она захочет, а бедняжка даже не подозревает об этом».

Ванесса Лэнс не походила ни на одну из знакомых ему женщин, и с ней нужно было обращаться по-особому.

Зная, что она умеет ездить верхом, он предложил отдать ей на время одну из его лошадей, но Ванесса наотрез отказалась. Маркиз продолжал настаивать, и тогда девушка пояснила.

— Я хотела бы принять предложение вашей светлости, но не могу этого сделать. Моя мама не одобрила бы моего поступка. Она предостерегала меня и утверждала, что незнакомцам нельзя доверять, как бы щедры они ни были.

— Но я отнюдь не незнакомец, — возразил маркиз. — С каждым днем мы все больше узнаем друг о друге. Повторю вам мои слова, кому это станет известно? Да и кому до этого дело?

— Я знаю, что не вправе так поступить, и не надо меня уговаривать, милорд. — В голосе Ванессы улавливались укоризненные нотки.

Подобные доводы обычно остаются без ответа, и маркиз предпочел не возвращаться к этой теме.

Они по-прежнему ехали в фаэтоне, и сзади них сидел лакей. Вряд ли он слышал их разговор, они беседовали вполголоса, но одно то, что он сопровождал их в пути, придавало Ванессе уверенности, и она чувствовала себя защищенной.

Ее неопытность и застенчивость сдерживали маркиза, он обдумывал каждое свое слово и не сказал многое из того, что собирался ей поведать.

Когда маркиз заезжал за ней в Айлингтон, Доркас всегда открывала ему дверь, и он ждал Ванессу в маленькой гостиной.

Она никогда не опаздывала. Маркиз не сомневался, что девушка начинала задолго готовиться к его появлению. Ванесса строго соблюдала все формальности и избегала находиться с ним наедине.

Когда она появлялась в сопровождении старой служанки, ее глаза сверкали от радости и волнения, и даже человек, куда менее опытный, чем маркиз, не мог бы этого не заметить.

Ванесса неизменно приседала в реверансе, но он знал, что ей не терпится подбежать к нему и спросить, куда они сегодня направятся и какие у него планы.

— Вы не желаете пообедать со мной как-нибудь вечером? — обратился к ней маркиз.

Ванесса, погруженная в какие-то свои мысли, повернулась к нему.

— Пообедать с вами? — повторила она.

— Я хочу показать вам Рэкфорд-хауз, — отозвался маркиз. — Я уже рассказывал вам о моих картинах, Ванесса. Но их надо видеть, и я хотел бы услышать ваше мнение.

— Там будут ваши приятели, от робости при виде незнакомых людей я начну мямлить, запинаться и ничего толком не скажу, — откликнулась Ванесса.

— Я вовсе не утверждал, что там соберутся мои друзья, — возразил маркиз. — Я предложил нам пообедать вдвоем, а после повел бы вас осматривать дом и мою коллекцию живописи.

— Мне бы в нем наверняка понравилось, — поспешно ответила Ванесса, — но как я смогу появиться в вашем доме… одна и обедать с вами без компаньонки?

— Не понимаю, зачем вам нужно воздвигать столько преград? — рассердился маркиз. — Вы говорили, что доверяете мне, Ванесса, и если мы ездим вдвоем на прогулки и вас это не пугает, то пообедать со мной в окружении слуг, наверное, столь же безопасно?

Ванесса отвернулась.

— Я хотела бы к вам прийти, и вы это знаете, — чуть слышно промолвила она. — Просто… никто не объяснил мне, что я должна и чего не должна делать.

— Но почему вы не доверяете вашей интуиции… или вашему сердцу? — полюбопытствовал маркиз.

— Я желала бы себе поверить… — ответила она.

— Вот так и поступайте в дальнейшем, — посоветовал он. — Я не приглашаю вас сегодня вечером, Ванесса, потому что буду обедать в Карлтон-хаузе с принцем. Но завтра я закажу своему повару особый обед и надеюсь, что вы по достоинству оцените его искусство. А потом мы осмотрим мою коллекцию.

Ванесса ничего не сказала, и маркиз продолжил:

— Я хочу вас многому научить. Искусство надо понимать в самом широком смысле. Например, правильный подбор блюд — это тоже искусство, и очень важное. Приготовить хороший обед так же сложно, как и написать хорошую картину. И от повара, и от художника требуются вкус и чувство меры. Но большинство наших соотечественников в этом не разбираются и пребывают в блаженном неведении.

— Папа как-то говорил мне, что французская кухня совершенно великолепна, — откликнулась Ванесса.

— Он прав, — согласился маркиз. — Когда-нибудь эта война закончится, и вы, Ванесса, сможете поехать во Францию. Вы просто должны это сделать. Каждой женщине необходимо ознакомиться с особенностями их кухни.

— Я и сама с удовольствием вожусь на кухне, — сказала ему Ванесса, — но, признаться, мне надоело иметь дело с одними и теми же продуктами, а рацион у нас весьма ограниченный.

— Наверное, ваш отец из-за болезни ест совсем немного, — предположил маркиз, — ну а Доркас…

Ванесса улыбнулась, услышав, с какой интонацией он произнес имя ее служанки.

— Почему вы так решили? — поинтересовалась она. — Я думаю, Доркас гораздо привередливее принца Уэльского.

— Все слуги одинаковы, — заметил маркиз. — В гостях я часто восхищался разными блюдами, а мой слуга ругал поваров и говорил, что они готовят хуже некуда.

— Доркас не любит говядину, не притрагивается к сыру, терпеть не может яйца. А еще ей постоянно кажется, что рыба не слишком свежая, — с добродушной насмешкой перечислила Ванесса.

— Я с удовольствием съем все это, если вы приготовите мне обед, — заявил маркиз.

— Да, я должна устроить для вас обед, — ответила Ванесса. — Потому что ваш повар, как я догадываюсь, не пустит меня на кухню, где он царь и бог.

— В этом вы можете быть совершенно уверены! — поддразнил ее маркиз. — Я не позволю вам критиковать в моем доме лишь одного человека — Альфонса.

— Так он француз? — удивилась Ванесса. — Как вы могли забыть о патриотизме и осмелились во время войны нанимать на службу врага?

— Альфонс давным-давно живет в нашем доме. Он стал поваром отца за пятнадцать лет до моего рождения, а потом перешел ко мне. Когда он решится меня покинуть, я переплыву канал в шлюпке контрабандиста и привезу другого повара-француза, — вполне серьезно сказал маркиз.

Ванесса весело рассмеялась.

Она с удовольствием слушала маркиза — говорил ли он о чем-нибудь серьезном или шутил. Когда же он улыбался, обычно холодное лицо его смягчалось, и в эти минуты маркиз казался ей невыразимо привлекательным.

Она привыкла к обществу немолодых людей — отца, матери, Доркас — и порой думала, что разучилась смеяться и радоваться жизни.

И когда маркиз говорил что-нибудь нарочито нелепое или подтрунивал над ней, она от души смеялась.

Вот и сейчас, возвращаясь в Лондон, Ванесса от души веселилась, слушая его остроумные реплики.

И лишь когда они подъехали к Айлингтон-скверу, маркиз напомнил:

— Не забудьте, я жду вас завтра вечером в половине восьмого. Я обедаю в восемь часов, в отличие от принца, который садится за стол в семь. Я пришлю закрытый экипаж, чтобы ваша прическа не пострадала и вы бы смогли надеть ваше лучшее платье. Вы должны познакомиться со всеми, и живущими в Рэкфорд-хаузе.

— Мое платье… не слишком изысканно, — смущенно пробормотала Ванесса.

— Вы женщина и никогда не поймете, если я скажу, что вам не нужны изысканные платья. Это правда, Ванесса, и мы знаем, что важна не сама рамка, а картина, которая в ней находится.

— И тем не менее, — откликнулась Ванесса, — мне бы понравилась рамка из алмазов или жемчугов или даже красивой эмали. Такими украшали свои картины миниатюристы эпохи Тюдоров.

— Когда-нибудь они у вас будут, — серьезно пообещал маркиз.

Она с изумлением поглядела на него, а потом подумала, что он может оказаться пророком. Ванесса надеялась, что маркиз сказал правду.

Она представила себе, как появится в Рэкфорд-хаузе в единственном вечернем платье, которое ей редко приходилось надевать.

Они свернули на Айлингтон-сквер, и Ванесса начала озираться по сторонам, опасаясь, что сейчас из ее дома выйдет мистер Барселло.

Девушка не рассказывала о нем маркизу. Ей было бы трудно объяснить, почему она сразу уступила требованиям подозрительного незнакомца.

Он вел себя тихо, старался не мешать ей и Доркас, но одно то, что этот человек поселился в ее доме, постоянно тревожило ее.

Ванесса сотни раз твердила себе, что должна была ему отказать. А потом признавалась — нет, ей бы это не удалось.

Он не понравился ей с первой минуты, когда Доркас провела его в маленькую гостиную.

Ванесса сразу догадалась, что он иностранец, стоило ей увидеть его резкие, заостренные черты лица. На вид ему было лет тридцать пять. Он показался ей полной противоположностью маркизу, с которым она только что рассталась. Мистер Барселло смерил ее дерзким, едва ли не вызывающим взглядом.

Его костюм тоже выдавал уроженца континентальной Европы: во Франции так одевались мелкие буржуа. Ванесса решила, что он скорее всего какой-нибудь преуспевающий служащий.

Он с преувеличенной почтительностью поклонился ей, и Ванесса тоже присела в реверансе.

— Вы мисс Лэнс? — спросил он. — Я хотел бы видеть вашего отца.

— Боюсь, что это невозможно, и думаю, моя служанка уже сказала вам об этом, — ответила Ванесса. — Мой отец болен, очень болен, и врачи запретили ему принимать посетителей.

— Я должен с ним увидеться, — словно не слыша ее объяснений, настойчиво произнес он.

Он говорил отрывисто, с сильным акцентом, и от этого у Ванессы создалось впечатление, будто в его словах таится угроза.

— Я уже объяснила вам, что моего отца нельзя беспокоить, — твердо, как только могла, произнесла она. — Но вы можете сказать, в чем суть вашего дела, и я ему передам.

На какое-то мгновение незнакомец растерялся, он явно не ожидал этого от Ванессы. А затем медленно проговорил:

— Я познакомился с вашим отцом несколько лет назад, еще до войны, когда он был во Франции. Он обещал мне свою помощь и поддержку, если я когда-нибудь окажусь в Англии.

— Вы встречались с моим отцом во Франции? — переспросила Ванесса. — Но ведь вы не француз, сэр?

— Нет, я португалец, как вы могли догадаться по моей фамилии, — откликнулся он. — Но с вашим отцом я познакомился в Париже.

Ванесса вспомнила, что ее отец был в Париже после революции, перед тем как Франция и Англия начали войну.

Он прожил там недолго и успел собрать небольшую коллекцию, которую по возвращении ему пришлось продать.

— Мой отец тяжело болен, — повторила Ванесса. — Если вы скажете мне, зачем хотите его видеть, может быть, я вам и помогу. Он очень откровенен со мной, и у нас почти нет секретов друг от друга.

Мистер Барселло задумчиво посмотрел на Ванессу, очевидно прикидывая, можно ли ей доверять.

«Интересно, какое у него дело к отцу?» — гадала Ванесса.

Насколько она знала, ни у ее отца, ни у матери давно не было никаких связей с Францией.

— Мне нужна крыша над головой, — после долгой паузы заявил он. — Я хотел бы остановиться здесь на несколько дней.

— Здесь? — удивленно воскликнула Ванесса.

— Да, здесь, в этом доме. Ваш отец всегда говорил мне, что когда я окажусь в Англии, то смогу у него погостить. И вот я приехал. Мне больше негде жить, и я решил попросить вашего отца приютить меня на несколько дней.

— Но это невозможно! — возразила Ванесса.

— Почему?

— Вам уже известно, что мой отец болен, — ответила Ванесса. — За ним ухаживают только я и старая служанка. Мы ведем хозяйство вдвоем. И пребывание посторонних людей в нашем доме сейчас немыслимо.

— Я не доставлю вам лишних хлопот, — заверил ее мистер Барселло. — У меня полно дел в Лондоне, и я целыми днями буду отсутствовать. Мне просто нужно где-то ночевать.

— Для этого существуют гостиницы, — напомнила ему Ванесса.

— Ваш отец — мой друг. Я не могу поверить, что он позволил бы вам выгнать меня из своего дома. Разрешите мне с ним повидаться. Я думаю, он захочет, чтобы я остался.

— Нет, нет, — запротестовала Ванесса. — Вы не должны этого делать, он очень расстроится.

Она смолкла. Мистер Барселло пристально посмотрел на нее.

— Ладно, — откликнулся он после долгой паузы. — Вы должны помочь мне, мисс Лэнс. Полагаю, вам будет нетрудно предоставить мне место для ночлега. А больше мне ничего не потребуется.

Ванесса почувствовала, что он не только всеми силами стремится сломить ее сопротивление, но в каком-то смысле пытается ее запугать. Ей сделалось страшно, она ощутила, что, если откажет ему, он все равно не уйдет, а будет продолжать настаивать.

— Я могу предложить вам только комнату наверху, — робко проговорила она и увидела, как довольно блеснули глаза мистера Барселло.

— Полагаю, что причина моей настойчивости вам понятна, — заметил он. — Дело в том, что ваш отец мне многим обязан. Я уверен, что, если вы скажете ему о моем приезде, он непременно попросит меня остаться и погостить в вашем доме.

— Я боюсь, что вас не устроит… эта комната, — принялась разубеждать его Ванесса, понимая, что ее попытка избавиться от непрошеного гостя скорее всего обречена на провал.

— Меня устроит самое простое и необходимое — кровать, крыша над головой и еще уговор, мисс Лэнс, что о моем появлении никто не будет знать.

У Ванессы от удивления расширились глаза.

— Почему? — осведомилась она. — Это тайна?

— Это очень страшная тайна, — предупредил ее мистер Барселло. — Вы никому не должны говорить обо мне, поняли? Ни друзьям, ни родственникам, ни знакомым, ни торговцам, никому!

— Да мне и незачем никому о вас говорить, — успокоила его Ванесса.

Мистер Барселло выглядел столь воинственно, что она непроизвольно отступила на несколько шагов.

— Прежде чем вы окончательно согласитесь, я должна вам сказать, что комната очень мала, чуть больше мансарды. Раньше в ней жила служанка, но теперь ей трудно подниматься по крутой лестнице, и она перебралась вниз. Поэтому она никак не сможет убирать вашу комнату.

— Тем лучше. Я не желаю, чтобы в ней кто-нибудь бывал, а, уходя, я буду запирать дверь, — сообщил ей мистер Барселло.

— Почему? — не удержалась от вопроса Ванесса.

— А уж это мое дело, — буркнул он. — От вас, мисс Лэнс, мне нужно одно — крыша над головой. О готовке не беспокойтесь, я буду обедать в городе.

«По крайней мере, одной заботой меньше», — подумала Ванесса. Но все равно она чувствовала себя неуютно и не могла побороть страх.

— Может быть, вы сначала посмотрите комнату, а уж потом будете решать?

— Я давно все решил, — отозвался мистер Барселло. — Я приехал сюда в гости к вашему отцу. Мне больше нечего добавить. Где у вас ключ от комнаты, в двери?

— Да… наверное, — пожала плечами Ванесса. — Мы ее обычно не запирали.

— Хорошо, я сейчас принесу мой чемодан, — сказал мистер Барселло. — А потом уйду. Вы также должны дать мне ключ от входной двери, мисс Лэнс. Очевидно, я вернусь очень поздно и не желаю, чтобы из-за меня кто-то не спал.

Ванесса смутилась.

У нее возникло ощущение, будто с появлением мистера Барселло с его таинственными делами, внезапными приходами и уходами дом перестал ей принадлежать.

Этот мужчина был ей крайне неприятен, ее раздражало в нем все — агрессивный тон, резкий, пронзительный голос с сильным акцентом, взгляд и даже манера одеваться.

Ей хотелось возразить, сказать ему, что она передумала и не пустит его в дом. Однако она чувствовала, что он не станет ее слушать и все равно поступит по-своему.

Да он просто сметет ее с пути, словно поднятый порывом ветра клочок бумаги.

— Ключ лежит на столике в холле, — только и осталось ей сказать.

Он открыл дверь гостиной, повернулся и, как ей показалось, насмешливо поклонился.

— Благодарю вас, мисс Лэнс. Уверен, что не доставлю вам особых хлопот. Когда вы сообщите отцу о моем приезде, не забудьте добавить, что долг выплачен!

— Какой долг? — занервничала Ванесса.

Судя по его словам, он имел в виду деньги.

— Ваш отец все поймет, — многозначительно отозвался мистер Барселло.

Он покинул гостиную, и Ванесса услыхала его шаги по лестнице, ведущей на второй этаж.

Мистер Барселло вышел из дома несколько минут спустя. За это время он успел лишь принести чемодан в спальню.

Ванесса в этот момент была на кухне. До нее донеслось, как он с силой хлопнул входной дверью.

— Как вы могли согласиться, мисс Ванесса, и разрешить этому типу остаться? — упрекнула ее Доркас. — В доме две беззащитные женщины, и вы поступили крайне неосмотрительно, пустив чужого человека.

— У меня не было выбора, — ответила Ванесса.

— Почему вы не позволили мне с ним поговорить? — поинтересовалась Доркас.

— Вряд ли он стал бы тебя слушать, Доркас. Отец ему что-то задолжал.

— Деньги, вечно эти деньги! — воскликнула Доркас. — А он не назвал вам сумму?

— По-моему, это долг иного рода, — откликнулась Ванесса, — но, быть может, я ошибаюсь. Он во что бы то ни стало хотел здесь остаться, и я никак не могла его переубедить.

— Ну и нахал! — пробурчала себе под нос Доркас.

— Как ты думаешь, мне стоит подняться и посмотреть, в порядке ли постель? — спросила служанку Ванесса.

— Уж будьте уверены, — сердито ответила Доркас. — Я все надеялась, что мне полегчает, ревматизм пройдет и я туда вернусь. Так что я постелила свежие простыни. Подумаю о них, а там, гляди, и поднимусь без труда.

— Я же просила тебя этого не делать, — рассердилась Ванесса. — В твоей новой комнатке вполне уютно.

— Так-то оно так, — проворчала Доркас. — Но спать я привыкла только наверху.

Ванесса засмеялась.

— Если тебе удобно и ноги не болят, не все ли равно, где спать, Доркас. Да лучше я уложу тебя в гостиной, чтобы ты не мучилась, взбираясь по крутой лестнице. — Доркас промолчала, и Ванесса немного погодя добавила: — Если кровать застелена, то мне незачем туда подниматься.

— Держитесь от него подальше, мисс Ванесса! — сурово проговорила Доркас. — Не понравится ему здесь, тем лучше для нас. Поскорее уберется во Францию или еще куда. Не знаю, кто он и откуда родом.

— Полагаю, что он португалец, — ответила Ванесса. — Вряд ли он смог приехать сюда из Франции в самый разгар войны.

— Никак не смог бы! — подтвердила Доркас. — Высадись он на наших берегах, его бы тут же арестовали как шпиона и пристрелили!

Ванесса согласилась со старой служанкой:

— Вполне вероятно, если учесть, сколько добровольцев мечтают сражаться с французами. Я слышала, как продавец молока говорил тебе на прошлой неделе, что был бы рад умереть, увидев у своих ног убитого француза.

— Все они так рассуждают, — с горечью заметила Доркас. — Но могу поклясться, мисс Ванесса, что большинство из них бросились бы наутек, если бы Наполеон высадился в Англии.

— Нет, это неправда! — горячо возразила ей девушка. — Знаешь, Доркас, я читала в газетах, что на стороне Наполеона против каждого англичанина сражаются четыре француза, испанца, итальянца, голландца или датчанина. Мы одни противостоим тирану и можем гордиться этим.

— А чего это нам стоит? — сокрушенно покачала головой Доркас. — Сколько мужчин мы потеряли? Сколько горя в каждой семье! Вот станете старше, мисс Ванесса, и поймете, что от войны одни потери и несчастья.

— Я это и сейчас понимаю, — мягко проговорила Ванесса. — И в то же время я очень горжусь, думая, что Наполеон сумел завоевать чуть ли не весь континент, но Англия так и осталась непокоренной. — Она улыбнулась и добавила: — За это мы должны благодарить наш флот. И что бы ни писали газеты, я не верю, что Наполеон попытается высадиться в Англии. На дне нашего канала между Кале и утесами Дувра много острых камней, и, если император пошлет флотилию, его армия никогда не доберется до английских берегов.

— Может быть, вы и правы, мисс Ванесса, — согласилась Доркас. — Не думаю, что у этих иностранцев хватит сил. Все они жалкие трусы и негодники. Как вы только пустили иностранца к нам на ночлег! Да он нас ночью за милую душу в постели укокошит!

— Не такие уж мы важные птицы, и вряд ли он станет нас трогать, — успокоила ее Ванесса.

В присутствии Доркас девушка еще храбрилась, но, ложась в постель, вновь ощутила растущую тревогу. Она знала, что мистер Барселло еще не вернулся и должен будет пройти мимо ее спальни.

Ванесса заперла дверь и сказала себе, что ей незачем о нем думать плохо — ведь она совсем его не знает.

Однако девушка никак не могла уснуть и лишь под утро услыхала его осторожные шаги. Он миновал холл и осторожно поднялся по лестнице на второй этаж.

Она принялась размышлять, где же он был чуть ли не целый день и с кем встречался.

«Нет, это меня не касается, — одернула себя Ванесса, — Пока он сам по себе, как любит говорить Доркас, и ничего от нас не требует, мне нет смысла волноваться».

* * *

Мистер Барселло вышел из дома поутру, когда Ванесса еще одевалась.

До нее донеслись его шаги по лестнице, и она замерла, когда он приблизился к ее двери.

Ванесса прислушалась, решив, что он, наверное, зайдет на кухню и поздоровается с Доркас, которая в это время как раз готовила завтрак. Но он направился прямо к выходу и закрыл дверь.

Девушка быстро пересекла комнату, прильнула к окну и увидела, как мистер Барселло распахнул металлическую калитку и зашагал по улице.

Он был одет в тот же темный, показавшийся ей буржуазным костюм, в котором приехал. Его шляпа отличалась по фасону от модных в это время в Англии, и она заметила, как мистер Барселло надел черные перчатки, оказавшись на улице.

Да, у него был вид преуспевающего служащего.

«Убеждена, что он совершенно безвреден», — повторила она себе и решила больше не волноваться и не думать о нем.

И тем не менее в нем было что-то, вызывавшее у нее невольную тревогу.

Она хотела бы рассказать обо всем маркизу, поделиться с ним своими страхами, попросить у него совета, но понимала, что не сможет объяснить ему, почему ей не хватило духа отказать иностранцу, о котором совсем ничего не знала. Рэкфорд просто не понял бы, как она могла пустить на ночлег этого таинственного мистера Барселло. К тому же Ванесса помнила, что их постоялец взял с нее слово никому не говорить о его приезде.

Поэтому она с облегчением вздохнула, когда маркиз осадил лошадей у их дома. Никакого мистера Барселло поблизости видно не было.

— Благодарю вас, милорд, — проговорила она. — Огромное спасибо. Я получила такое удовольствие от поездки.

— И я тоже, — отозвался маркиз, — но теперь я стараюсь заглянуть вперед и думаю о завтрашнем вечере, когда вы будете обедать со мной.

— Вы совершенно уверены, что так оно и будет? — затаив дыхание, спросила она.

— Я совершенно уверен, что мы оба будем разочарованы, если вы откажетесь, — заявил маркиз.

— Я принимаю ваше приглашение, — улыбнулась Ванесса.

Лакей помог ей выйти из фаэтона, маркиз тем временем все так же держал в руках вожжи.

Спустившись, Ванесса обернулась и поглядела на него своими огромными глазами.

— Еще раз спасибо, — сказала она. — Вы были очень добры ко мне, милорд.

— До завтра, Ванесса. Я жду вас вечером, — откликнулся маркиз, взмахнул шляпой и уехал.

Ванесса торопливо направилась к дому. Ей не терпелось рассказать Доркас о поездке за город.

— Я забыла, как хорошо бывает весной на лоне природы, — восторженно проговорила она. — О, Доркас, как бы я хотела покинуть Лондон!

— Моя старушка мама любила повторять: «Если бы чаши желания были резвыми конями, нищие наездились бы всласть». Будьте благодарны судьбе, мисс Ванесса, что у нас есть крыша над головой.

— И, к счастью, мы не должны пока платить за аренду, — подхватила Ванесса.

— Ваш отец добился отсрочки выплаты по закладным из-за недостатка средств, — напомнила Доркас. — Не сетуйте на судьбу, мисс Ванесса. Подумайте, что за городом мы смогли бы снять какую-нибудь жалкую лачугу. А это не для моих старых ног. По крайней мере торговцы приносят нам все на дом. А там нам пришлось бы самим ходить за покупками.

— Да, конечно, ты права, — согласилась Ванесса. — Но за городом так хорошо!

— Пока не хлынет ливень и не нагрянут холода, — огрызнулась Доркас.

Ванесса улыбнулась.

Она любила Доркас за присущий ей здравый смысл. Служанка всегда возвращала ее с небес на землю, стоило Ванессе замечтаться.

— Я сейчас пойду в мастерскую и поработаю до вечера, — сообщила девушка. — Я должна закончить две миниатюры, которые мне принес маркиз.

— Ступайте, мисс Ванесса, — кивнула Доркас.

Но ее голос звучал как-то безжизненно, и Ванесса торопливо спросила:

— У тебя что-то болит?

— Сегодня я просто на ногах не держусь, — ответила Доркас. — Если вам ничего не надо, мисс Ванесса, то я пойду немного вздремну. Я приготовила пирог к обеду, а через часок-другой поставлю его в печь.

— Нам некуда спешить, — успокоила ее Ванесса. — Неважно, в какое время мы сядем за стол, Доркас. Иди поспи, а я пока поработаю. К своему стыду, я совсем запустила дела, и мне нужно наверстать, пока не поздно.

Она не стала дожидаться ответа Доркас, взбежала по лестнице и переоделась в старое платье, а потом отправилась в мастерскую реставрировать миниатюры — портреты Джеймса Первого и графини Рэкфорд.

Стол, за которым работал Корнелиус Лэнс пока был здоров, стоял у окна, которое, как верно предположил маркиз, выходило на север.

Художник пристроил эту мастерскую к дому, и она была просторной и полной света.

Мать Ванессы часто сидела там, наблюдая за работой мужа, и потому обстановка мастерской скорее напоминала уютную гостиную, чем обычное помещение для работы.

По одну сторону от камина стоял диван, а по другую кресло. На стенах висели картины, которые Ванесса помнила еще с детства.

Одни из них написал отец, другие принадлежали кисти ее деда.

В отличие от многих мастерских здесь на полу был расстелен ковер, и лишь длинный стол с красками и кувшинами, полными кистей, напоминал о работе.

Ванесса уже почти отреставрировала обе миниатюры.

Теперь ей оставалось лишь заново нарисовать лучшие, по ее мнению, части картин, то есть восстановить цвет глаз и придать матовый блеск жемчужному ожерелью графини Рэкфорд и ее серьгам.

Отец начал учить Ванессу рисованию еще в раннем детстве, как только она смогла держать в руках кисть. С тех пор она постоянно помогала ему и в совершенстве освоила технику реставрации.

Он был внимателен к каждой детали и говорил дочери, что любой мазок или штрих что-нибудь да значат. Она знала, как надо освобождать холст или слоновую кость от ненужных теней, и гордилась, когда достигала совершенства.

Ванесса досконально изучила не только стиль, в котором работал ее отец, она внимательно следила и за творчеством его современников.

Например, Ричард Косуэй любил расширять зрачки глаз, и его манеру трудно было с кем-либо спутать.

Он использовал специальные красители, которые растекались по слоновой кости и давали возможность самому материалу дополнительно подсвечивать портрет.

Ванесса копировала эту технику до тех пор, пока не научилась воспроизводить ее на миниатюрах с изначально негодным рисунком. Владельцы горячо благодарили ее и утверждали, что картины заиграли новыми красками.

Теперь, работая над портретом графини Рэкфорд, она, подобно Косуэю, наносила продолговатые параллельные мазки, часто перемежавшиеся с точечными или короткими поперечными штрихами.

Она также применяла чистую антверпенскую лазурь, которую Косуэй использовал во многих портретах и считал своим излюбленным цветом.

Ванесса работала с увлечением и, лишь когда стало смеркаться, почувствовала усталость и поняла, что на сегодня хватит.

Отец часто говорил ей, что работать при тусклом освещении — значит терять время даром.

Она нехотя поднялась и отложила миниатюру, над которой работала.

Ванесса была уверена, что ее работа удовлетворит маркиза, а больше ей ничего не требовалось.

В то же время ее смущала мысль, что маркиз заплатит ей за работу. Ей было как-то неловко принимать от него деньги.

Они с Доркас постоянно нуждались в средствах, и Ванессе хотелось отложить хоть немного денег, чтобы купить новые кружева для вечернего платья, которое она наденет завтра вечером.

«Нет, подобные экстравагантность и мотовство непростительны», — убеждала она себя. Прежние серебристые кружева на высоко поднятой талии и плечах достаточно хороши, хотя, возможно, и не самого лучшего качества.

Маркиз говорил, что рамка не так важна, как сама картина. Но Ванесса, подобно многим женщинам, мечтала о красивом, дорогом платье, какие носят дамы высшего света, с которыми привык общаться маркиз.

Она знала, что его приятели — близкие друзья принца Уэльского, и много слышала о знаменитых красавицах из этого круга — герцогине Девоншир, леди Джерси и, конечно, миссис Фицгерберт.

«Неужели он действительно хочет, чтобы я пообедала с ним?» — задавала она вопрос. И уверяла себя, что маркиз сделал это предложение из обычной вежливости.

Внезапно она решила, что ей нужно осмотреть свое вечернее платье. Возможно, ей как-то удастся обновить его отделку к завтрашнему вечеру.

Ванесса покинула мастерскую и поднялась к себе в спальню. Это была небольшая комната, расположенная рядом с отцовской. Напротив одной из стен стоял гардероб, она открыла его и с огорчением окинула взглядом свои немногочисленные и скромные наряды.

Вечернее платье Ванессы было сшито из белой кисеи, которую ей посчастливилось дешево купить в Пантеон-Базар. «Слава богу, оно вполне модное, — подумала девушка, — с высокой талией». Ванесса слышала, что этот фасон быстро сделался популярным во Франции, а изобрела его сама императрица Жозефина.

Ванесса тщательно скопировала фасон платья, которое видела в модном магазине на Бонд-стрит.

Его покрой походил на греческий хитон и был так же прост. Ванесса решила его померить, чтобы убедиться, что оно по-прежнему хорошо сидит.

Она сняла старое платье, в котором работала в мастерской, и торопливо переоделась.

Ванесса надевала это платье лишь один раз, чуть больше года назад, и тогда оно показалось ей элегантным.

Она посмотрелась в зеркало, и платье ее откровенно разочаровало.

Что подумает о ней маркиз?

Отправляясь с ним на прогулку, она, как ей показалось, сделала самую модную прическу. Теперь девушка собрала свои локоны в узел, достала из ящика серебряную ленту, оставшуюся от отделки, и завязала ее вокруг головы.

Новая прическа ей понравилась, она подчеркнула золотисто-рыжий цвет волос, однако глаза у нее по-прежнему были грустные. Ванесса сама сшила платье, и, конечно, это бросится в глаза любой женщине.

Ванесса всегда была честна с собой и с горечью признала, что платье не выдерживает никакого сравнения с элегантным нарядом, продававшимся на Бонд-стрит.

Но ведь маркиз сказал ей, что рамка ничего не значит!

«Если бы только у меня были деньги, — подумала Ванесса. — Если бы я могла купить себе вечернее платье, всего одно платье, и отправиться в нем завтра вечером к нему на обед!»

И тут ей стало стыдно.

Ну можно ли быть такой эгоисткой? Как только ей взбрело в голову растратить уйму денег на нарядное платье, когда в доме порой нет самого необходимого?

Девушка отвернулась от зеркала и подняла руки, чтобы расстегнуть платье на спине. В эту минуту кто-то громко постучал в дверь.

Ванесса замерла, не понимая, что случилось.

Если Доркас услышала стук, она обязательно выйдет из кухни и откроет.

Но в доме все было тихо. Ванесса поняла, что Доркас крепко спит у себя в комнате.

Она не собиралась ее будить. По ночам Доркас часто просыпалась от боли в ноге.

Ванесса быстро сбежала вниз.

Когда она приблизилась к двери, в нее вновь забарабанили.

Она открыла. На пороге стоял мальчишка с небольшим пакетом в руках.

— Здесь живет мистер Берселус? — спросил он, нещадно коверкая фамилию иностранца.

— Да, здесь, — кивнула Ванесса.

— Я принес ему то, о чем он просил, — сказал посыльный. — Это стоит шиллинг.

Он передал пакет Ванессе.

— Не думаю, что он у себя… — начала она.

И тут же поняла, что не знает, где сейчас находится мистер Барселло.

Ванесса так увлеченно работала в мастерской, что он вполне мог войти в дом и подняться по лестнице, а она этого не заметила.

— Подожди минутку, — сказала она мальчику. — Я пойду посмотрю, где он.

— Хозяин потребовал, чтобы я не возвращался, не получив шиллинг, — пояснил посыльный. — Он не доверяет иностранцам.

— Понимаю, — откликнулась Ванесса. — Но все-таки подожди минутку.

Она закрыла дверь, оставив мальчика на улице, и с пакетом в руке поднялась наверх. Ей пришлось подобрать подол платья, так круты были ступени, особенно на последнем марше.

Ванесса шла очень медленно. Она боялась ненароком порвать тонкую кисею.

Когда девушка добралась до крохотной площадки рядом с бывшей комнатой Доркас, из-за двери донеслись мужские голоса.

«Итак, мистер Барселло дома, — подумала она, — и у него какой-то гость».

Ванесса старалась двигаться как можно тише и осторожнее и, подойдя к двери, уже подняла руку, чтобы постучать.

Но в этот момент она услышала, как мистер Барселло заговорил по-французски, и застыла на месте.

— Чем скорее его не станет, тем лучше! — воскликнул ее постоялец.

— Вы намерены сделать это сегодня вечером? — спросил его собеседник, тоже по-французски.

— Почему бы и нет? — откликнулся мистер Барселло. — На Пелл-Мелл есть место, где на стену падает тень. Не успеет часовой повернуться, как вы окажетесь в саду. Я все рассчитал, вам понадобится восемь секунд, не более.

— И что мне надо делать в саду?

— Я узнал от моего информатора, что принц выходит на прогулку в сад сразу после обеда. Вот там-то вы его и пристрелите! — воскликнул мистер Барселло.

— У вас есть пистолет?

— Да, он здесь.

— А если он не выйдет в сад?

— В таком случае ждите, когда погаснет свет. Принц ложится спать довольно рано. Вы пройдете через дверь, выходящую в сад. Она не охраняется, и я дам вам ключ. Я нарисовал для вас план.

— Да, я вижу, как там все расположено, — произнес незнакомец с удовлетворением. — Вы, я вижу, основательно подготовились.

— Спальня принца на первом этаже, и в ней окно с эркером, — не обращая внимания на похвалу, продолжал мистер Барселло. — Во дворце, кроме ночных часовых, нет никакой охраны. Вы услышите их шаги задолго до того, как они вас заметят.

— Понимаю, продолжайте.

— Принц будет крепко спать. Обычно он ложится в постель мертвецки пьяным. Вы заколете его ножом!

— Уж с этим я справлюсь!

— Вот почему мы вас и наняли! Постарайтесь побыстрее скрыться. Хотя вряд ли кто-то найдет тело до наступления утра.

— Вы будете меня ждать?

— В карете на Пелл-Мелл. Если вы воспользуетесь пистолетом, часовой бросится к двери с выходом в сад.

Пока они будут вас искать, вы уже перемахнете через стену, и дело с концом. А если немного задержитесь, ухните, словно филин, когда будете готовы, а я свистну в ответ. Это будет означать, что часовой повернулся и путь свободен.

— Вы говорите, восемь секунд? Этого мне хватит.

— С избытком!

Когда Ванесса в полной мере осознала смысл подслушанного разговора, она повернулась, приподняла подол платья и бесшумно сбежала вниз.

Ей не верилось, что эти люди могли обсуждать столь преступный план. Но она понимала, что не ошиблась.

Ванесса в совершенстве владела французским языком, об этом позаботилась ее мать, и каждое слово, сказанное мистером Барселло и его собеседником, запечатлелось в ее памяти, словно было выжжено огнем.

Они собирались убить принца Уэльского!

Мистер Барселло никакой не португалец, как он отрекомендовался, а француз! Шпион! Наемный убийца! Может быть, сам Наполеон послал его убить человека, которого во Франции считают истинным правителем Великобритании.

Всем известно, что король страдает тяжким душевным недугом, а значит, принц является правящим монархом злейшего врага Франции!

«Более того, — подумала Ванесса, — после убийства принца страну ждут безвластие и смута, Наполеон воспользуется благоприятным моментом и попытается завоевать Англию».

Когда она добралась до спальни, то поняла, что ее бьет нервная дрожь. Однако девушка не сомневалась, что должна действовать, не теряя ни минуты.

Усилием воли она поборола страх, взяла лежавшую в кресле сумочку и вынула из нее белый атласный ридикюль. Потом достала из гардероба длинный белый шарф, накинула его на вечернее платье и спустилась, но не к выходу, а в коридор, ведущий к комнате Доркас.

Глаза старой служанки были открыты, она, видимо, только что проснулась.

— Который час, мисс Ванесса? — спросила она. — Я проснулась и подумала, что пора ставить пирог в печь.

— Все в порядке, Доркас, — успокоила ее Ванесса. — Не торопись с обедом. Я сейчас ненадолго отлучусь.

— Отлучитесь? — воскликнула Доркас. — И куда же это вы, интересно, решили направиться?

— У меня очень срочное дело. Когда вернусь, я тебе все расскажу, — отозвалась Ванесса. — Только не беспокойся.

— Что это вы задумали, мисс Ванесса? — всполошилась Доркас, но Ванесса уже вышла из комнаты и пробежала по холлу.

Она захватила с собой пакет, который мальчишка-посыльный оставил на дубовом столике.

— Мистера Барселло нет дома, — пояснила она, — но я заплачу тебе сколько надо. Ведь ты принес ключ, не так ли?

— Да, мисс, — кивнул мальчик. — Готовый ключ и его слепок из воска. Они оба здесь.

— Я тебе очень благодарна, — проговорила Ванесса. — А вот шиллинг для твоего хозяина.

Она отдала посыльному деньги и, когда он повернулся, спросила:

— Не смог бы ты выйти вместе со мной на бульвар и подозвать мне карету?

— Конечно, мисс, — согласился мальчишка и с лукавой улыбкой добавил: — Не станете же вы свистеть кучеру? Это не подобает леди.

— Да я и не смогу, — ответила Ванесса. — Вот почему я и прошу тебя оказать мне эту услугу.

— Предоставьте это мне, мисс, — обрадовался мальчишка.

Дойдя до бульвара, Ванесса с облегчением вздохнула, увидев пустую наемную карету, медленно завернувшую за угол.

Мальчишка сунул пальцы в рот и свистнул с такой силой, что кучер не мог не обернуться.

Карета подъехала к ним, мальчик распахнул перед Ванессой дверцу, и она посмотрела на кучера.

— Отвезите меня в Карлтон-хауз, — решительно проговорила девушка.

— Вот это да! — дерзко заметил мальчишка и захлопнул дверцу кареты.

Глава четвертая

Карета направилась к центру Лондона. Когда Ванесса ненароком подслушала зловещие планы заговорщиков, ее трясло от страха, но в дороге она начала понемногу отходить.

Она до сих пор не могла поверить, что мистер Барселло оказался врагом, прибывшим в Англию для убийства принца Уэльского.

Но чем больше Ванесса думала об этом, то все более понимала, что Франция вполне могла откликнуться на происходящие события таким образом.

В феврале Наполеон, уже больше года назад ставший императором Франции, заявил, что против него готовится заговор.

Он будто бы зародился в Англии, где, как известно, наемникам помогли создать военный лагерь в Ромси.

Во главе заговора стоял Жорж Кадудаль, коренастый рыжеволосый бретонский крестьянин. Он прославился своей исключительной силой, и друзья называли его Голиафом.

Внешность у него была просто пугающая — толстая, «бычья» шея, сломанный нос, ярко-рыжие бакенбарды и один глаз заметно больше другого.

Одинокий, до последней капли крови преданный Бурбонам, Кадудаль четырьмя годами раньше пытался взорвать карету Наполеона, но это ему не удалось.

Он решил отправиться во Францию и собственноручно убить Наполеона, а затем в союзе с недовольными генералами французской армии возвести на трон Людовика Восемнадцатого.

Этот заговор разрабатывался совместно с английским правительством, которое передавало тайные сведения агентам за границей и снабжало Кадудаля секретными документами, каждый из которых обходился чуть ли не в миллион франков.

Однако из-за беспечности одного агента шеф тайной полиции Парижа Фуше сумел разоблачить заговор, и Кадудаля арестовали.

К сожалению, к заговорщикам ошибочно причислили близкого родственника Бурбонов, принца Луи Антуана герцога Энгиенского.

Этот честный и благородный молодой офицер жил в полном одиночестве в немецком городе Эттельхайме и уделял основное время охоте на вальдшнепов и посещению тайных собраний в Страсбурге.

Хотя герцог Энгиенский обосновался в Германии, как француза его надлежало судить по французским законам.

Советники убедили Наполеона действовать сурово и бескомпромиссно. Ночью 14 марта он отправил к берегам Рейна одного из своих генералов, три бригады жандармерии и триста драгун. Копыта их лошадей были обернуты толстой тканью с ватной прокладкой и не производили никакого шума.

Отряды в полном молчании окружили дом герцога в Эттельхайме, разбудили хозяина и арестовали его.

Трибунал обвинил герцога в пособничестве противнику во время войны и в участии в заговоре. В ходе допроса он признался, что получал от правительства Англии четыреста двадцать гиней в год, и его сочли виновным.

Наполеон отказался его помиловать. Он рассчитывал, что смерть герцога станет началом расправы над всеми Бурбонами. Утром 21 марта герцога Энгиенского расстреляли во рву Венсеннского замка.

Отклики на это спланированное Наполеоном убийство были крайне противоречивы.

Во Франции ему не придали особого значения, но за границей оно вызвало бурю негодования.

Многие страны, до этого восхищавшиеся Наполеоном или относившиеся к нему нейтрально, заняли теперь враждебную позицию, а для англичан расстрел герцога послужил лишним доказательством их правоты, и они открыто заявили, что от варвара нельзя ждать ничего иного.

Корнелиус Лэнс всегда придерживался роялистских убеждений. Он любил Францию и до войны был дружен со многими французами. Ему казалось, что корсиканский тиран разрушил лучшие традиции страны, уничтожил ее культуру, а значит, лишил красоты.

Ванесса хорошо помнила, как в последние пять лет он часто обрушивался на Наполеона с гневными тирадами. Поэтому ее особенно ужаснуло, что она предоставила свой кров наемнику, собиравшемуся убить принца Уэльского.

Она понимала, почему Наполеон направил свой удар именно на принца. Ведь тот не просто стоял во главе государства, но и воплощал все, недоступное императору.

Пусть Бонапарт провозгласил себя правителем Франции и сенат признал новые, наследственные полномочия бывшего Первого Консула, пусть войска императора уже завоевали большую часть Европы и народы безропотно подчинились его диктату, но в нем не было ни капли королевской крови, текущей в жилах принца Уэльского, и никому не придет в голову назвать его «первым джентльменом Европы».

Да, для Наполеона убийство принца станет актом мести — и патриотической, и личной. Он обрадуется, узнав, что принц Уэльский умер от рук злодея, будто какая-нибудь жертва ограбления, а не на поле битвы, как подобает принцу.

Ванесса продолжала размышлять о мотивах заговора, роли мистера Барселло и совершенно забыла о себе. Девушка опомнилась, лишь когда карета подъехала к величественной колоннаде Карлтон-хауза.

Она поглядела на струящееся из окон дворца золотое сияние. Факельщики с фонарями подбежали к карете, собираясь осветить Ванессе путь.

И только тут она впервые испугалась и занервничала.

Ванесса вспомнила, что маркиз упоминал о том, что принц всегда обедает в семь часов. Перед уходом она поглядела на часы и заметила, что на них было… чуть больше половины седьмого.

«Конечно, сейчас уже пробило семь, — решила она. — Интересно, простит ли его королевское высочество ее внезапное появление во дворце? Ведь ей придется прервать его обед».

Она приблизилась к двери, и величественный привратник в темной ливрее с золотой отделкой спросил:

— Вы приглашены, мадам?

Он держал в руках список. Ванесса не сомневалась, что в нем значатся все гости его королевского высочества и они уже давно во дворце.

— Мне нужно срочно переговорить с маркизом Рэкфордом. По очень важному делу, — добавила она для убедительности.

Голос Ванессы прозвучал не так властно и уверенно, как бы ей хотелось. Она подумала, что привратник уже успел оценить ее скромное белое платье и отсутствие каких-либо украшений.

— И что же, маркиз ждет вас, мадам?

— Нет, — честно ответила Ванесса. — Передайте его светлости, что речь идет о жизни и смерти.

Привратник важно кивнул.

— Если вы так ставите вопрос, мадам, — проговорил он, — я пойду и выясню, можно ли мне сообщить его светлости о вашем приходе.

Она проследовала за ним по великолепно освещенному холлу. Привратник открыл дверь, и Ванесса догадалась, что это приемная для посетителей попроще или желающих обратиться к его королевскому высочеству с каким-нибудь прошением или жалобой.

Зал был роскошно обставлен, но Ванесса сразу поняла, что это отнюдь не приемная принца.

— Могу я узнать, как вас зовут, мадам? — осведомился привратник.

— Доложите маркизу, что его ждет мисс Ванесса Лэнс.

Привратник закрыл дверь, и она осталась одна.

Ванесса задумалась, что она станет делать, если маркиз откажется с ней разговаривать.

Возможно, он пришлет адъютанта или кого-то из низших чинов. Тот выслушает ее рассказ и решит, что это просто бред истеричной девицы.

Ну что ж, тогда ей придется вернуться на Айлингтон-сквер.

Ванесса сознавала, что ее появление во дворце само по себе очень странно. И маркиз, и другие гости принца, наверное, изумятся, узнав, что она сломя голову примчалась во дворец в наемной карете, не располагая никакими доказательствами.

Наверное, ей нужно было привезти с собой ключ, принесенный посыльным. Но тогда мистер Барселло заподозрит, что дело неладно и план заговорщиков может в любую минуту сорваться.

Нет, до поры до времени его нельзя спугнуть, и ключ должен оставаться на месте. Пусть он попробует им воспользоваться. К тому же в Карлтон-хаузе у него есть сообщник, который и передал ключ заговорщикам.

Ну а если наемнику, с которым говорил мистер Барселло, не удастся убить принца? Что ж, во дворце среди слуг имеется соучастник, у него появится алиби, а рассказу Ванессы никто не поверит.

Конечно, еще ни один слуга не попадал в Карлтон-хауз без солидных рекомендаций. Исключение составляли лишь те, в чьем ведении находился дворец, или говоря иначе, обслуга высшего ранга.

Внезапно Ванессе показалось, что ей не стоило приезжать во дворец. Над ней начнут смеяться, маркиз устыдится знакомства с ней, и, возможно, они больше никогда не увидятся.

Девушка не могла отделаться от гнетущих мыслей. Как же она упустила из вида, что маркиз будет презирать ее за ложь и паникерство — дескать, она располагает важными сведениями, а на самом деле хочет набить себе цену. Хуже того, маркиз решит, что она пытается связать их имена и проникнуть в круг его знакомых.

Нет, ей нельзя больше оставаться во дворце.

Она пришла к такому выводу, но не тронулась с места и продолжала сидеть в парчовом кресле, обитом той же тканью, что и плотные занавеси.

За все время, что она была в этом зале, Ванесса впервые бросила на себя беглый взгляд в зеркало.

Вид у нее был взволнованный и растерянный. «Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше», — подумала Ванесса.

Она встала и уже двинулась к выходу, когда дверь открылась, и в зале появился маркиз.

Рэкфорд всегда был исключительно элегантен, но теперь, во фраке с высоким воротником и белоснежной сорочке, отделанной рюшами, он предстал перед ней в каком-то новом свете.

На его фраке сверкали алмазами какие-то ордена, и Ванесса не могла оторвать от них глаз. Она стояла, крепко сжав пальцы, и не знала, что ей делать.

Дверь за маркизом закрылась, и он двинулся ей навстречу.

— Мне передали, что вы хотите сообщить какую-то важную новость, Ванесса, — произнес он. — Что-то случилось?

Он держался по обыкновению невозмутимо, и Ванесса с облегчением почувствовала, что, как бы то ни было, он на нее не сердится.

— Я не хотела… тревожить вас, милорд, — тихо проговорила она, — но пришла передать случайно подслушанный разговор. Мне он кажется весьма важным…

— Ну, и что же вы подслушали? — с любопытством взглянул на нее маркиз и уже снова бесстрастно добавил: — Полагаю, что нам следует сесть.

— Возможно, я зря потревожила вас, ваша светлость, — смутилась Ванесса. — Возможно, я ошибаюсь, но я слышала, как двое мужчин говорили по-французски. Мне показалось… что я должна об этом… сказать.

— О каких мужчинах вы говорите? — с недоумением посмотрел на нее Рэкфорд. — Успокойтесь, Ванесса, и расскажите все по порядку.

— Я знаю одного. Это мистер Барселло, — ответила Ванесса. — Когда он появился в нашем доме, то сказал мне, что он португалец. Тогда я ему поверила, но теперь думаю, что он агент Наполеона Бонапарта.

— Садитесь, Ванесса, — жестко проговорил маркиз.

Он указал на кресло, с которого она только что поднялась, а сам сел рядом.

— Ну, что ж, начнем сначала, — предложил маркиз. — Кто такой этот мистер Барселло?

— Он явился к нам в дом два дня назад, — пояснила Ванесса, — и уговорил меня предоставить ему кров. Сказал, что познакомился с моим отцом несколько лет назад в Париже и мой отец приглашал его погостить. К тому же мистер Барселло намекнул, что отец ему что-то должен, а долги надо возвращать…

— А вы спросили отца, правда ли это? — поинтересовался маркиз. — Ведь это так просто.

— Я… не смогла это сделать, — ответила Ванесса. — Он плохо себя чувствует и его… лучше не беспокоить.

— И вы позволили этому иностранцу остаться у вас в доме? — предположил маркиз.

Ванесса отвернулась и покраснела.

Она знала, что он не одобрит ее поступок, и по интонации маркиза поняла, что он возмутился.

— Д…да, — промямлила она.

— Вы мне об этом не говорили. Почему?

— Я подумала, вы не поймете… что у меня не было иного выхода.

Маркиз какое-то время молчал, а потом заметил:

— Итак, вы разрешили человеку, о котором ровным счетом ничего не знали, стать вашим гостем?

— Он появлялся только поздно вечером, — попыталась оправдаться Ванесса, — а целыми днями отсутствовал.

— И он выдавал себя за португальца?

— Да.

— А что заставило вас усомниться в истинности его слов?

Ванесса нерешительно, тихим и немного испуганным голосом рассказала ему, как открыла дверь мальчишке-посыльному, принесшему ключ, как поднялась по лестнице на второй этаж и услыхала, что мистер Барселло говорит с кем-то по-французски.

У Ванессы была хорошая память, и она воспроизвела разговор слово в слово.

Девушка говорила по-французски. Ей хотелось, чтобы маркиз понял — она ничего не домыслила и правильно истолковала намерения мистера Барселло.

Она сообщила маркизу, что взяла в спальне кошелек и, взглянув на часы, поняла, что уже не застанет его на Беркли-сквер — в семь вечера он уже будет у принца в Карлтон-хаузе.

— Вот почему я сюда и приехала, — закончила она.

Ванесса умоляюще посмотрела на маркиза, надеясь получить от него одобрение своим поступкам, знак, что она все сделала правильно.

— Весьма разумное решение, Ванесса, — согласился маркиз. — А теперь я хочу, чтобы вы пошли со мной и вновь рассказали эту историю принцу.

— Нет, нет! — испуганно воскликнула она. — Я не смогу. Теперь, когда вам известно, что произошло, вы можете предпринять необходимые меры и защитить его королевское высочество.

— Я считаю, что будет гораздо убедительнее, если вы сами перескажете этот разговор принцу Уэльскому, — настаивал маркиз.

Ванесса встала.

— Извините меня, милорд, — по-прежнему испуганно проговорила она, — но мне лучше пойти домой.

— Не бойтесь, все будет хорошо, Ванесса, — приободрил ее маркиз. — Его королевское высочество имеет все основания быть вам благодарным.

Маркиз тоже встал. Ванесса не сводила с него умоляющих глаз. Ей хотелось убежать. Она не желала встречаться с принцем и его гостями, ждущими наверху и, наверное, выражавшими недовольство тем, что обед откладывается.

Маркиз ласково улыбнулся ей и подал руку.

— Прежде я считал, что вы не способны лгать Ванесса.

Она поняла, что он ее поддразнивает, и отозвалась:

— Я не могу… встретиться с принцем. Вы знаете, что я… не могу это сделать. И не в таком виде!

Противясь приглашению маркиза, она явно забыла, что приехала в Карлтон-хауз в своем самом лучшем платье.

— Вы прекрасно выглядите, — с недоумением сказал маркиз.

Его интонация была столь искренна, что она опять раскраснелась от смущения.

Он ждал, и ей не осталось ничего другого, как подняться и последовать за ним. Маркиз провел ее по залу, потом они прошли через холл и поднялись по широкой лестнице.

В любом другом случае Ванесса принялась бы рассматривать картины, восхитилась бы изысканными карнизами и даже красотой резных перил.

Но сейчас она ничего не замечала от волнения и даже, когда они с маркизом вошли в Синюю гостиную, не обратила внимания на миниатюры, висевшие по обе стороны от каминной полки.

— Я оставлю вас здесь на несколько минут, — пояснил маркиз — Полагаю, вы согласитесь, Ванесса, что принц должен выслушать ваш рассказ без свидетелей. Впрочем, думаю, что мне стоит вызвать генерала Корнуолла, который сейчас тоже во дворце. Он командует отрядами службы безопасности Лондона. Ему просто необходимо сообщить о том, что может случиться сегодня вечером.

Ванесса ничего не ответила, и маркиз продолжил:

— Не дай бог, чтобы кто-нибудь из слуг подслушал ваш разговор с принцем. Очевидно, в Карлтон-хаузе есть предатель, и мы не можем его упустить.

Ванесса поняла, что маркиз пришел к тому же выводу, что и она. Однако от волнения она не нашла нужных слов для ответа и лишь испуганно взглянула на него.

Маркиз одарил ее обаятельной улыбкой.

— Все в порядке, Ванесса, — подбодрил он девушку. — Вы поступили правильно, и вам нечего бояться.

С этими словами он вышел из гостиной, и Ванесса почувствовала себя так, будто лишилась последней защиты.

Ей было трудно поверить, что она находится во дворце и скоро увидит принца Уэльского. Ванесса убеждала себя, что ей безразлично, какое впечатление она произведет на принца.

Главное, что маркиз отнесся к ней с пониманием и одобрил ее действия, а все прочее не имело значения.

Ванессе показалось, что время тянется бесконечно, но вскоре маркиз вернулся, а следом за ним туда вошел принц. В своем голубом фраке с пышным жабо и драгоценностями он выглядел действительно царствующей особой.

Шествие замыкал сухопарый генерал с грубым, топорным лицом. Он тоже был в прекрасном вечернем костюме.

Принц оказался очень похож на свои карикатурные изображения. Его полнота сразу бросалась в глаза, и никакие тугие корсеты и ухищрения портных не могли скрыть выступающий живот.

Складки его подбородка спускались на воротник, а сквозь кремы и пудру проступала апоплексическая краснота щек.

Однако величественные манеры и неотразимая улыбка принца поистине обезоруживали. Ванесса сделала низкий реверанс, он протянул ей руку, и она поняла, что в рассказах о его обаянии нет ни грана преувеличения.

— Мой друг, маркиз Рэкфорд, сказал, что вы хотите сообщить нечто крайне важное. Похоже, что речь идет о моей безопасности, — проговорил принц.

— Да, сир, — ответила Ванесса. — Но прежде я должна извиниться перед вами за… мой приход… в столь неудобное время.

— Война сама по себе создает многочисленные неудобства, — отозвался принц. — Как я понял, вы раскрыли заговор каких-то французских негодяев против меня.

— Это правда, сир.

— Расскажите мне о нем все, до мельчайших подробностей! — нетерпеливо воскликнул принц. — И прошу вас, сядьте.

Он опустился на софу в стиле Людовика Четырнадцатого, а маркиз пододвинул Ванессе кресло, чтобы она смогла сесть рядом.

Она вновь поведала эту историю с самого начала. Принц и генерал Корнуолл прослушали рассказ до конца, не прерывая ее.

Затем принц гневно заметил:

— Какое безобразие! Как это возмутительно! Вы слышали, Корнуолл? Неужели нельзя обеспечить мне надежную охрану? Как эти французы узнали, что могут беспрепятственно проникнуть во дворец? Явиться в мой дом и убить меня прямо в постели? Что вы на это скажете?

— Я не в состоянии в это поверить, сир, — ответил генерал. — Не думаю, что наемнику удалось бы перелезть через стену и остаться незамеченным.

— Куда же смотрят ваши часовые? Можно подумать, что, маршируя вокруг дворца, они закрывают глаза и не видят, что творится у них перед носом, — рассердился принц.

Генерал ничего не ответил, и принц продолжил:

— Почему у двери, выходящей в сад, нет ни одного часового? Да, у парадного входа их много, я это знаю, но все остальные двери тоже должны тщательно охраняться.

— Прежде в этом не было необходимости, сир, — принялся оправдываться генерал.

— Ошибка, которая лишь благодаря счастливой случайности не привела к трагедии, — заявил принц.

Его лицо налилось кровью, и маркиз успокаивающе проговорил:

— Я полагаю, сир, что этих заговорщиков не стоит отпугивать. Допустим, что мы все предвидели заранее. Вооруженного наемника можно захватить, когда он окажется в саду. В таком случае у нас появится основание арестовать этого Барселло, или как там его зовут, ждущего сообщника в карете на Пелл-Мелл.

— Да, конечно, — согласился принц.

— После этого нам останется лишь узнать, кто изготовил восковой слепок ключа от двери в сад. Пусть этим займется генерал, инспектор-распорядитель дворца.

— Да, да, разумеется, — вновь согласился принц.

Маркиз немного помедлил.

— Так как полковник Гарднер не приглашен сегодня на обед, я полагаю, ему нужно послать записку и попросить прибыть в Карлтон-хауз, когда гости разойдутся. Это значит, что мы будем настороже и готовы ко всему, мы избежим переполоха, а предателю не удастся скрыться.

Маркиз понимал, что осуществить все это непросто, ведь в Карлтон-хаузе насчитывалось свыше сорока слуг.

— Здравая мысль! Очень здравая мысль! — одобрил принц и после недолгой паузы спросил: — Ну, как, мы уже все обсудили и можем продолжить обед?

— Да, сир, конечно, — откликнулся маркиз.

— И вы, мисс Лэнс, непременно должны пообедать с нами, ~ заявил принц, повернувшись к Ванессе. — У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность. Вы проявили большое мужество, приехав сюда и предупредив об этом заговоре. Я убедительно прошу вас оставаться в Карлтон-хаузе до тех пор, пока преступление не будет предотвращено, а заговорщики арестованы. Здесь вы будете в полной безопасности.

— Спасибо, сир, — тихо промолвила Ванесса, — но я…

Она хотела сказать, что хотела бы вернуться домой, но тут в разговор вступил генерал:

— Как вы понимаете, сир, я должен немедленно отдать необходимые распоряжения. Надеюсь, вы простите меня, если я не буду присутствовать на обеде.

— Да-да, конечно, — согласился принц. — А мисс Лэнс займет ваше место за столом, и мы не потеряем времени на дополнительную сервировку.

Он встал и галантно подал руку Ванессе.

— Пойдемте, моя дорогая. Я должен представить вас моим друзьям.

— Умоляю вас, сир, будьте осторожны и ничего не говорите при слугах, — предупредил его маркиз. — В этом дворце даже у стен есть уши.

— Я приму все меры, предосторожности, — с улыбкой обратился принц к Ванессе. — Это будет наша тайна, мисс Лэнс. Ваша и моя, по крайней мере, на несколько часов.

— Вы уверены, сир, что мне сейчас… не следует вернуться в Айлингтон?

— Абсолютно уверен, — отозвался принц. — Я мечтаю насладиться обедом и побеседовать с вами о миниатюрах, мисс Лэнс. Очень жаль, что ваш отец нездоров. Корнелиус Лэнс превосходный мастер, и он мог бы создать немало замечательных миниатюр. Ведь он прославился своими тонкими, изысканными работами.

Принц вел себя столь искренне и дружелюбно, что Ванесса успокоилась и перестала испытывать неловкость.

Они вошли в Китайскую гостиную, и она немного растерялась, увидев за столом более тридцати человек. Ванесса не могла отделаться от впечатления, что дамы в великолепных, дорогих вечерних платьях и драгоценных колье с любопытством поглядели на нее, когда она появилась в комнате под руку с принцем.

Миссис Фицгерберт выглядела значительно старше, чем предполагала Ванесса, но все равно показалась ей на редкость изящной и приветливой, особенно когда принц, понизив голос, сообщил ей:

— Я чрезвычайно обязан мисс Лэнс, мадам.

Затем он принялся знакомить ее с собравшимися, и Ванесса обнаружила среди них сэра Джулиуса Стоуна!

Она не замечала его до тех пор, пока принц не подвел ее к даме, стоявшей около него. И когда Ванесса распрямилась после реверанса, то увидела его густые, дугообразные брови и жадные глаза, в которых угадывалась откровенная похоть.

От страха у нее отчаянно забилось сердце, но она убедила себя, что ей нечего бояться. Маркиз был рядом, и сэр Джулиус не посмеет ее обидеть.

— Сэр Джулиус Стоун, — представил их друг другу принц. — Мисс Ванесса Лэнс.

— Мы уже встречались, — заметил сэр Джулиус.

Ванесса ничего не ответила. Она сделала очередной реверанс, но даже не взглянула на него, а принц в это время начал знакомить ее с одним из своих адъютантов, а потом с политиком, чье имя она не расслышала.

— Прошу всех к столу! — воскликнул принц и подал руку миссис Фицгерберт.

Как бы ни были заинтригованы гости поведением маркиза, который почему-то сначала надолго исчез сам, а потом увел принца из зала прямо перед обедом, после чего вернулся с ним и Ванессой, но без генерала Корнуолла, никто не решился спросить, что случилось и чем вызвана эта задержка.

Обеденный зал показался Ванессе великолепным Стены, покрытые резными панелями, и колонны из красного и желтого мрамора делали его похожим на восточный дворец из «Тысячи и одной ночи».

Слуги бесшумно сновали по залу, поднося одно серебряное или золотое блюдо за другим. До конца обеда было еще очень далеко, но Ванесса почувствовала, что больше ничего не сможет съесть.

Она не ожидала, что ее так заинтересует разговор за столом. Ванесса полагала, что званые обеды в королевской семье проходят сугубо формально — все говорят вполголоса, обращаясь сначала к сидящим справа, а потом к соседям по левую сторону, как того требовал светский этикет.

Принц нарушил эту традицию. Он успел переброситься несколькими репликами чуть ли не со всеми приглашенными, а потом завел общую беседу, в которой мог принять участие каждый.

Гости спорили, отстаивая свою точку зрения, и открыто высказывали собственное мнение. Случалось, что оппоненты сидели на противоположных концах стола, но это не мешало им. Ванесса еще не встречала столь занятных, остроумных и в то же время широко образованных собеседников.

Принц любил цитировать классиков, поражая гостей своими познаниями. Он невольно заставлял присутствующих собраться с мыслями и стимулировал их.

Сегодня вечером принц явно хотел произвести наилучшее впечатление — немного пил и, как с одобрением подумал маркиз, держался весьма непринужденно.

Очевидно, принц рассчитывал, что впоследствии каждый из гостей, присутствовавших на этом обеде, скажет:

— Я бы никогда не догадался, что его королевскому высочеству грозила смертельная опасность.

Перебирая в памяти подробности этого вечера, Ванесса решила, что гости успели переговорить чуть ли не обо всем — о политике и античной литературе, о музыке, книгах и, конечно, о живописи.

Главный импульс неизменно исходил от принца Уэльского, который постоянно высказывал парадоксальные суждения или обрывал фразу на полуслове, желая, чтобы сидящие рядом включились в разговор и поддержали или опровергли его мысль.

Дамы поднялись из-за стола около одиннадцати часов.

— Как жаль, что ваш отец болен, мисс Лэнс, — сказала Ванессе миссис Фицгерберт, когда они перешли в Китайскую гостиную. — Я от всей души желаю ему скорейшего выздоровления.

— Благодарю вас, мадам, — откликнулась Ванесса.

— Принц часто говорил, что хотел бы заказать ему мой портрет-миниатюру, — продолжала миссис Фицгерберт, — но эта идея почему-то не осуществилась. Когда он поправится, мы должны будем к этому вернуться.

— Для отца это станет дополнительным стимулом к выздоровлению, мадам, — сказала Ванесса.

— А вы сами рисуете, мисс Лэнс? — полюбопытствовала миссис Фицгерберт.

— Я помогаю отцу реставрировать миниатюры, — пояснила Ванесса, — а иногда…

Она оборвала себя, не желая говорить лишнее.

Миссис Фицгерберт взяла ее за руку, и Ванесса заметила на ее пальце кольцо, о котором много слышала.

Миссис Фицгерберт уловила ее взгляд.

— Вы смотрите прямо в глаз его королевскому высочеству. Эту миниатюру написал для меня Ричард Косуэй.

Она сияла кольцо и протянула его Ванессе.

— Я так мечтала его увидеть, — призналась Ванесса. — Оно очень красивое, мадам.

— Не правда ли, это была хорошая идея? — заметила миссис Фицгерберт. — По-моему, мистер Косуэй предложил его королевскому высочеству нарисовать наши глаза в 1785 году.

Ванесса разглядывала кольцо, которое ей дала миссис Фицгерберт. Оно было оправлено в золото и окантовано мелкими алмазами, но вместо большого бриллианта в центре его находился искусно нарисованный глаз принца Уэльского.

Ричард Косуэй постарался на славу и, как всегда, оказался неподражаем. Ванесса подумала, что он стремился достичь, как принято выражаться, «безоговорочного сходства».

— Он сделал два кольца, — пояснила миссис Фицгерберт. — Принц часто носит другое, на котором изображен мой глаз, а сегодня вечером мне пришло в голову, что неплохо бы надеть вот это. Последнее время я его почему-то не носила.

— Вы стали законодательницей моды, мадам, — улыбнулась Ванесса. — Отец рассказывал мне, что, когда в Лондоне узнали об истории с вашими кольцами, художников начали осаждать толпы заказчиков. Всем хотелось подражать вам. — Она засмеялась и добавила: — А кто-то из заказчиков даже попросил моего отца изобразить на миниатюре глаз его лошади!

Миссис Фицгерберт расхохоталась.

Ванесса вернула ей кольцо.

— Спасибо, что вы дали мне его посмотреть, мадам, — сказала она. — Наверное, это лучший нарисованный глаз.

— Мистер Косуэй удивительно талантлив, — согласилась миссис Фицгерберт.

Но в ее голосе прозвучали осуждающие нотки, и Ванесса поняла, что ей не по душе образ жизни Косуэя.

Джентльмены присоединились к дамам через несколько минут. Не успел принц войти в гостиную и приблизиться к миссис Фицгерберт, как появился генерал Корнуолл.

Он поклонился принцу и сообщил:

— Оба французских наемника арестованы, сир, и доставлены в Тауэр.

— Наемники? В чем дело? — взволнованно воскликнула миссис Фицгерберт, опередив остальных.

— Полковник Гарднер также просил меня передать вам, ваше королевское высочество, что мальчишка, недавно начавший работать на кухне, также взят под стражу. Он подозревается в пособничестве заговорщикам.

Принц тяжело вздохнул, и его тучное тело, казалось, заколыхалось от этого вздоха.

— Во всяком случае, генерал, сегодня ночью мы сможем спокойно спать, — проговорил он. — Тем не менее я надеюсь, что вы всерьез займетесь охраной дворца и больше не допустите подобного разгильдяйства.

— Я уже принял меры, сир, — отозвался генерал. — В будущем такое не повторится, ручаюсь вам.

— Я на вас рассчитываю, — заметил принц.

— Пусть кто-нибудь объяснит мне, что произошло? — обратилась к собравшимся миссис Фицгерберт.

Теперь маркиз был просто обязан сказать правду. Он вкратце изложил случившееся, и гости, затаив дыхание, слушали, как Ванессе стали известны подробности заговора.

Когда он кончил свой небольшой рассказ, миссис Фицгерберт с дрожью в голосе произнесла:

— Мисс Лэнс, я не знаю, как вас благодарить! Если бы этот дьявольский план удался, удар был бы нанесен в самое сердце Англии. Я уверена, что это повлияло бы на моральный дух нашей армии, да и всего остального народа.

— Да, последствия были бы ужасны, — согласился маркиз, — и каждый из нас в неоплатном долгу перед мисс Лэнс. — Он обвел взглядом гостей принца и добавил: — Как я уверен, его королевское высочество не желает, чтобы эта ужасная история получила огласку за стенами дворца. Ведь она может тяжело отразиться на многих придворных, особенно тех, кто связан с охраной и безопасностью королевской семьи. Вдобавок она способна воодушевить других негодяев на подобное преступление. Вдруг они попытаются сделать то, что не удалось французским наемникам? Возможно, я сгущаю краски, но думаю, что нам следует сохранить в тайне события сегодняшнего вечера.

— Вы правы. Ну, конечно, вы правы, Рэкфорд! — воскликнул принц. — Но я все же очень хотел бы дать знать этим поганым французам, что мы их не боимся. Какие бы козни они ни замышляли, какие бы планы ни строили, они ничего не добьются!

— Я согласен с вами, сир, — заявил маркиз. — Но, на мой взгляд, им лучше оставаться в неведении и строить догадки, что же произошло на самом деле. Пусть они удивятся, не найдя на страницах газет ни строчки о покушении.

— Вы хотите, чтобы они сидели как на иголках? — переспросил принц. — Что ж, неплохая идея. Итак, маркиз предлагает нам всем помалкивать. Я понимаю, что это довольно трудно, ведь среди нас есть дамы, обожающие поболтать.

Он выразительно посмотрел на всем известную сплетницу леди Бессбру.

Она скорчила недовольную гримасу и ответила:

— Вы можете доверять мне, сир. Для меня ваша безопасность важнее всяких рассказов о таинственных происшествиях.

Принц, обожавший ее остроумные реплики, улыбнулся, но миссис Фицгерберт не без ехидства заметила:

— Я убеждена, сир, что вы вправе доверять здесь любому, кто подчинится вашим указаниям.

— Конечно, вы вправе доверять, — по обыкновению нежно и вкрадчиво подхватила герцогиня Девоншир. — Вы можете на нас рассчитывать, но не потому, что вы, ваше королевское высочество, приказали нам молчать, а потому, что мы все вас очень любим.

Гости одобрительно закивали и начали перешептываться, а маркиз повернулся к Ванессе и чуть слышно спросил:

— Вы позволите вас проводить?

— Вам незачем так рано покидать своих друзей, отозвалась она. — Я спокойно доберусь одна.

— Неужели вы могли хоть на минуту вообразить, что я вам это позволю? — осведомился он и смерил ее выразительным взглядом.

Ванесса сразу оробела.

— Наверное, Доркас беспокоится обо мне. Ведь она ничего не знает о том, где я.

— Сейчас я скажу принцу, что отвезу вас домой, и мы уедем, — ответил маркиз.

Он оставил ее в одиночестве и направился к принцу.

Ванесса огляделась по сторонам, боясь, что сэр Джулиус Стоун воспользуется моментом и подойдет к ней.

Но, к счастью, он был увлечен разговором с другой гостьей. Ванесса с облегчением вздохнула.

Вернулся маркиз и с улыбкой сообщил:

— Нам разрешили покинуть дворец.

Принц вновь горячо поблагодарил Ванессу. Миссис Фицгерберт также выразила ей при расставании свою благодарность.

— Передайте вашему отцу, что, как только ему станет лучше, его ждут в Карлтон-хаузе. У меня есть для него ряд важных поручений, — любезно проговорил принц.

Ванесса была рада, что ей не пришлось прощаться с остальными гостями. В этом случае ей бы неминуемо пришлось столкнуться с сэром Джулиусом. Ей повезло, что за обедом он сидел на другом конце стола, но она видела, что он не отрывал от нее глаз, и девушка чувствовала себя очень неуютно под его тяжелым взглядом.

Теперь, спускаясь по лестнице с маркизом, она могла спокойно разглядывать висящие на стенах картины. Она обратила внимание на великолепные полотна Ван Дейка и стоящие в холле скульптуры.

Лакей вызвал карету маркиза, и, когда она подъехала к двери, они сели в экипаж.

Карета, как, впрочем, и другие вещи, принадлежащие маркизу, была замечательна, и Ванесса с удовольствием откинулась на мягкие подушки. Лакей прикрыл их колени легким пледом, и карета тронулась в путь.

Ванесса повернулась к маркизу.

— Идя в Карлтон-хауз, я очень боялась, но все оказалось совсем не так страшно.

— Вам нечего было бояться, — отозвался он.

— Нет, вначале я испугалась, — призналась она. — И дело не только в Карлтон-хаузе, хотя он еще роскошнее, чем я представляла себе по описаниям, но и во всех этих знаменитостях, которые присутствовали на обеде. Я имею в виду друзей принца, то есть и ваших тоже.

— Когда вы познакомитесь с ними поближе, то поймете, что они обычные люди вроде нас с вами, Ванесса, — сказал маркиз. — Они едят и спят, смеются и плачут, рождаются и умирают.

Ванесса улыбнулась.

— Конечно, это разумный довод, но вы прекрасно знаете, что у них может быть много общего с вами, но не со мной.

— Почему же? — поинтересовался маркиз.

— Потому что мы живем в разных мирах.

— Но между этими мирами, как вы их называете, существуют мосты, и мне известны два из них.

— И что же это за мосты? — спросила Ванесса.

— Первый — это красота, — пояснил он, — а вы очень хороши собой, Ванесса, а второй — любовь!

Она вздрогнула, почувствовав страстные нотки, прозвучавшие в его словах, и, сознавая, что они сидят почти вплотную друг к другу в уютном полумраке кареты, Ванесса отвернулась и посмотрела в окно.

Какое-то время она пристально вглядывалась, но не смогла различить ничего, кроме отблеска факела, прикрепленного к дверце их экипажа, да света от встречных карет.

— Я понимаю, как вы сегодня переволновались, и не собираюсь вести сейчас с вами долгий разговор, — начал маркиз, — но нам нужно будет многое обсудить, Ванесса.

— А что… именно? — задала она вопрос.

— Это касается вас, — отозвался маркиз, — и в какой-то степени меня.

Ее глаза расширились от удивления, однако Ванесса даже не повернула голову, и, помолчав минуту, маркиз продолжил:

— Мне показалось, что все эти дни мы были счастливы вместе. Скажу больше, я в этом уверен.

— Вы правы — это было замечательно, просто замечательно! — подтвердила Ванесса.

Она обернулась, посмотрела ему в лицо и чуть не оцепенела, почувствовав, что он вплотную придвинулся к ней.

Маркиз впился в нее жадным взором.

Несмотря на достаточно яркий свет фонаря, они казались друг другу таинственными тенями. В глубине души Ванессы внезапно зародилось странное, необъяснимое чувство.

Ей стало трудно дышать, словно какая-то сила сдавила ей грудь. У нее внезапно появилось такое ощущение, будто поднялся занавес и перед ней открылось волшебное зрелище, которого она раньше никогда не видела.

— Думаю, что мы встретились по воле судьбы, — произнес маркиз низким, глубоким голосом.

— Судьбы? — переспросила Ванесса.

— Судьбы, которая ворвалась в мой номер тем вечером в придорожной гостинице, — пояснил он. — И я молил судьбу, чтобы мы смогли опять увидеться, Ванесса. Судьба свела нас снова, мы поняли, что между нами немало общего и мы нужны друг другу. И, наконец, судьба распорядилась так, что вы смогли спасти жизнь принцу. — Маркиз сделал паузу и спросил: — Мне интересно знать, собирались ли вы обратиться за помощью к кому-то, кроме меня?

— Нет, конечно, нет, — ответила она.

— А вы не спрашивали себя почему? — продолжал допытываться он.

Ванесса на мгновение задумалась, а потом без особой уверенности сказала:

— Вы же сами говорили, что… будете обедать с принцем.

— Ну а если бы я там не был, вы бы все равно поехали ко мне?

— Да.

— Это я и хотел узнать, — откликнулся маркиз. — Я чувствовал, что вы обратитесь ко мне за поддержкой, Ванесса. Я просто обязан вам помочь и облегчить вашу участь. Вы меня поняли?

— Да, наверное, — робко отозвалась Ванесса.

— Мы нуждаемся друг в друге, — продолжал маркиз. — Вы во мне, а я тоже не в силах без вас обойтись.

У Ванессы перехватило дыхание, и она неподвижно замерла на месте.

Ей показалось, что маркиз сейчас обнимет ее и прижмет к себе. Но он почему-то не сделал этого, а просто взял ее руку и поднес к своим губам.

— Мы поговорим об этом завтра, — очень мягко произнес он и поцеловал ей руку.

Девушка ощутила теплоту его губ, прикоснувшихся к ее нежной коже.

Ей почудилось, будто сквозь нее прошли потоки света, и она затрепетала. В эту минуту она поняла, что любит его!

Любит так сильно, будто они уже стали единым целым.

Глава пятая

Маркиз расстался с Ванессой в Айлингтоне и возвратился в Карлтон-хауз. Ему нужно было убедиться, что принц принял все меры предосторожности и его жизни больше ничто не угрожает.

И хотя маркиз не признался бы в этом даже себе, он хотел выяснить, какого мнения о Ванессе принц и миссис Фицгерберт.

Гости уже разъехались, и он обрадовался, что во дворце больше нет сэра Джулиуса Стоуна.

Маркиз догадался, что Ванесса испытала шок, столкнувшись с человеком, который так напутал ее в придорожной гостинице.

В то же время он полагал, что она настолько переволновалась, спасая принца от наемных убийц, что не придала особого значения новой встрече с сэром Джулиусом.

«Чем скорее она забудет о нем, тем лучше», — сказал себе маркиз. Его куда больше интересовала судьба арестованных французов.

Пока было только известно, что заговорщиков доставили в Тауэр и уже успели допросить.

— Я рад, что вы вернулись, Рэкфорд, — приветливо сказал принц, когда маркиз вновь появился в Китайской гостиной. — Генерал Корнуолл передал мне, что обменялся мнением с комендантом Тауэра. Тот уверен, что наемные убийцы действовали по приказу Наполеона.

— Нимало в этом не сомневаюсь, ваше королевское высочество, — произнес маркиз. — Наполеон убежден, что в заговоре против него замешан герцог Энгиенский, а направлялся он из Лондона. Так что понятно, почему вы, сир, могли стать мишенью для отмщения.

— Вас не удивляет это покушение? — изумленно воскликнул принц.

— Я не предполагал, что оно возможно, до тех пор, пока не выяснил, как небрежно вас охраняют, сир, — ответил маркиз. — Теперь я понимаю, что поступил очень легкомысленно, не обсудив все меры безопасности с генералом Корнуоллом. — Он помолчал, улыбнулся и добавил: — Вы прекрасно знаете, сир, что в армии терпеть не могут вмешательства посторонних, особенно штатских.

— Да, конечно, с — горечью согласился принц.

Ему часто приходилось доказывать свою правоту. Принц интересовался положением в армии, но у его противников это вызывало только возмущение.

— В то же время, — проговорил он, — мое убийство означало бы успех французов, и тут мы не должны заблуждаться и преуменьшать опасность.

— Миссис Фицгерберт сегодня вечером сказала истинную правду, — отозвался маркиз. — Ваша смерть стала бы не только трагедией для всей страны, но и подорвала бы дух наших вооруженных сил.

Миссис Фицгерберт улыбнулась маркизу, когда он процитировал ее слова. Он решил, что у нее весьма усталый вид.

Конечно, она была на шесть лет старше принца, и ей уже исполнилось сорок четыре года. Обаятельная улыбка, украшавшая ее в молодости, теперь скорее портила подругу принца, обнажая плохо пригнанные вставные зубы.

Они соединились вновь после крайне неудачного брака принца и были очень счастливы. Миссис Фицгерберт как-то сказала лорду Стуртону:

— Деньги у нас в карманах не задерживаются, но мы живем беззаботно, как сверчки.

Маркиз был готов в это поверить, но, зная принца, весьма скептически относился к постоянным утверждениям миссис Фицгерберт, будто они живут как брат и сестра.

Леди Энн Линдли передала маркизу слова миссис Фицгерберт:

— Я отказалась стать женой или любовницей принца, меня вполне устраивает мое положение.

Но, как бы то ни было, они оставались вместе, и никто не сомневался в благотворном влиянии миссис Фицгерберт на наследника престола.

Маркиз поглядел на принца, окруженного своими сокровищами, и подумал — эта мысль часто приходила ему в голову, — что он совершенно необыкновенный человек и его нельзя ни с кем сравнивать.

Очень полный, принц тем не менее изысканно одевался, испорченный до мозга костей, обладал безупречным вкусом, сам исключительно одаренный, окружил себя яркими и талантливыми людьми.

Маркиз был убежден, что еще при жизни принца у него найдутся духовные преемники, которые унаследует его искусство жить, и этот стиль сохранится, даже когда о его царствовании все забудут.

Города, спроектированные его архитекторами, построенные ими дома, усадьбы и сады его друзей создали определенный стиль, которым будут восхищаться потомки.

— О чем вы задумались, мой друг? — внезапно спросил его принц.

— Я думаю о вас, сир, — ответил маркиз.

— И что же вы обо мне думаете?

— У вас много врагов и критиков, сир, — отозвался маркиз, — но гораздо больше друзей и горячих поклонников.

Он говорил предельно искренне и от души порадовал принца.

— Спасибо вам, Рэкфорд, спасибо! — воскликнул он. — Я всегда ценил вашу дружбу. Вы приходили мне на помощь в самые трудные времена. Будем надеяться, что мы оба доживем до лучшей поры!

— И пусть она поскорее наступит, — с волнением в голосе произнес маркиз, и его слова прозвучали как заклинание.

Принц словно забыл, что уже поздно, но еще долго говорил с маркизом, прежде чем отпустил его.

Рэкфорд подумал, не отправиться ли ему в Уайтс-клуб, но его не тянуло к игорному столу, где в ход шли большие ставки. В равной степени он не желал беседовать с политиками или министрами.

Он велел кучеру везти его домой и устало откинулся на спинку сиденья.

Слуги давно ждали его. Раздевшись, маркиз попрощался с ними на ночь, взял газету и сел в кресло у камина, но не стал читать.

Он думал о Ванессе.

В конце разговора, когда маркиз собирался покинуть Карлтон-хауз, принц сказал ему:

— Эта девушка очень хороша собой, Рэкфорд, не правда ли? Я должен как-то отблагодарить ее, ведь она спасла мне жизнь!

— Я с удовлетворением думаю о том, что вас предупредили о наемном убийце задолго до того, как он смог пробраться в вашу спальню, — заметил маркиз.

— Ну а если бы на его королевское высочество напали в саду? — спросила миссис Фицгерберт, в волнении прижав руки к груди. — Там у него могло бы не оказаться защиты!

— Да, конечно, — согласился принц, — но не будем говорить об этом. Как вы считаете, что мне лучше подарить мисс Лэнс, Рэкфорд?

— Несомненно, какие-нибудь драгоценности, — опередила маркиза миссис Фицгерберт.

— Я посмотрю, если ли у меня что-нибудь подходящее, — пообещал принц. — А если нет, вы оба посоветуете мне, что я должен ей купить.

— Мы выберем подарок вместе, — любезно откликнулась миссис Фицгерберт. — Но что все драгоценности мира в сравнении с той радостью, когда я узнала, что ваша жизнь вне опасности!

Двое уже отнюдь не молодых людей нежно улыбнулись друг другу, и маркиз почувствовал, что он здесь лишний.

Думая о них в своей спальне, маркиз пришел к выводу, что если бы принц удачно женился в молодости, то мог бы стать хорошим семьянином, совсем как его отец.

Но теперь уже поздно сожалеть, что он последовал дурным советам, выбирая себе жену.

Брак с принцессой Каролиной Брунсвикской оказался истинной катастрофой. Она постоянно оскорбляла принца и выставляла его на посмешище.

«Несомненно, брак — это лотерея», — решил маркиз. Пример принца свидетельствовал, что никто, даже человек его ранга, не застрахован от унижений в семье и душевных мук.

«Нет, я женюсь еще не скоро», — убеждал он себя.

* * *

Проснувшись, маркиз вновь принялся размышлять о Ванессе.

Он понимал, как она волновалась, попав в Карлтон-хауз. Но Ванесса сумела скрыть свои чувства, и маркиз восхитился ее самообладанием.

Конечно, она держалась довольно робко и скованно, но принимала участие в разговорах и охотно отвечала на вопросы.

Ванесса Лэнс была прекрасно воспитана, грациозно приседала в реверансах, изящно двигалась, и он с удовольствием следил за каждым ее шагом, словно она танцевала на сцене.

«Она исключительная девушка», — подумал маркиз.

Он встал по обыкновению рано, потому что любил кататься верхом в безлюдном парке. Маркиз приучил себя к ежедневным верховым прогулкам до завтрака и не изменял этому правилу, даже ложась далеко за полночь.

Солнце уже взошло, предвещая ясный и теплый день, хотя деревья чуть раскачивались от легкого ветерка.

Маркиз пустил лошадь в галоп и скакал до тех пор, пока не почувствовал легкую усталость. Тогда он повернул к дому.

В столовой Рэкфорд-хауза его ждал обильный завтрак. Эта столовая была заново обставлена непревзойденным Робертом Адамом, и в ее бело-зеленых «яблочных» оттенках обоев и белоснежных статуях богов и богинь чувствовалась античная гармония.

Маркиз отдал дань сочным бараньим отбивным, затем перешел к почкам, тушенным с грибами, а напоследок закусил семгой, выловленной вчера в Темзе.

В отличие от своих современников он никогда не пил за завтраком вина или бренди, предпочитая ароматный кофе, который только начинал входить в моду в английском светском обществе.

Он уже заканчивал завтрак, когда в столовой появился секретарь.

— Доброе утро, Граттон, — поздоровался с ним маркиз.

Мистер Роланд Граттон уже давно служил у маркиза и был значительно старше него. На плечах этого человека лежала нелегкая ноша — он вел переписку Рэкфорда, выполнял его многочисленные распоряжения, короче, заботился о порядке в делах и удобствах хозяина.

— Доброе утро, милорд. Я принес вам на подпись несколько писем и положил их на стол. А вот это, по-моему, личное, и я захватил его с собой. Есть и еще одно послание, и по его поводу я жду ваших указаний.

Мистер Граттон протянул маркизу письмо, написанное неразборчивым женским почерком. От него исходил сильный аромат амбры.

Маркиз бросил на него равнодушный взгляд и взял уже раскрытое письмо, показавшееся Граттону самым важным.

К нему обращался управляющий Рэкфорд-парка и просил уточнить указания, касающиеся нескольких построек. Маркиз говорил с ним об этом во время своего последнего визита в имение.

Маркиз подробно объяснил мистеру Граттону, что надо сделать, а когда секретарь повернулся, собираясь покинуть столовую, сказал:

— Подождите минуту, Граттон.

Он надорвал конверт, лежавший на столе, и развернул письмо. Как он и предположил, оно было от Мариабелль Керрин.

Маркиз отодвинул его подальше, ему никогда не нравился резкий запах амбры. Интересно, почему женщины типа Мариабелль считают, будто он способен привлечь мужчин?

Маркиз неторопливо прочел письмо, пока его секретарь стоял рядом и ждал дальнейших распоряжений хозяина.

Маркиз не ошибся, любовница была глубоко обижена и жаловалась на его холодность, утверждая, что они не виделись уже целую вечность.

Своими упреками Мариабелль Керрин нарушила неписаные законы, царившие тогда в обществе. Содержанкам не полагалось предъявлять какие-либо упреки своим покровителям. Они могли быть недовольны только их недостаточной щедростью, да и это никогда не высказывалось открыто.

Впрочем, его совесть была чиста, маркиз просто осыпал подарками миловидную актрису, и она еще месяц назад восхищалась его великодушием. Тогда они наслаждались обществом друг друга.

А потом он уехал на север и задержался у лорда Харгрейва. Вернувшись в Лондон, маркиз несколько раз виделся с Мариабелль в театре или на квартире, которую снял для нее в Челси, но встречи были короткими и совсем не походили на их прежние свидания.

Конечно, он оплачивал все ее счета, и это обходилось ему недешево, платил за содержание лошадей и купленный для нее элегантный экипаж.

Маркиз подарил ей драгоценности, которым завидовали все ее знакомые, а счета к портным достигали просто астрономических сумм. Ни одна из прежних содержанок не могла себе такого позволить.

Но Мариабелль Керрин жаловалась отнюдь не на скупость маркиза. Ее мучила и доводила до слез его «неописуемая жестокость». Ведь всему Лондону известно, что после возвращения из поездки он стал ее избегать.

Маркиз с неприязнью прочел это плохо написанное, напыщенное и мелодраматическое послание.

«Вечно одно и то же, — подумал он. — Рано или поздно каждая из любовниц перестает довольствоваться тугим кошельком и жаждет завладеть моим сердцем».

Нет, маркиз никогда не предлагал и не собирался предлагать руку и сердце ни дамам из высшего света, ни тем более содержанкам, с которыми провел немало приятных часов.

— Черт побери, — произнес он, обращаясь скорее к себе, чем к секретарю, — ну почему женщины ждут от меня невыполнимого?

— Еще одна любящая душа, милорд? — с легкой усмешкой осведомился мистер Граттон.

Он был в курсе многих его романов и знал об их развитии едва ли не лучше самого маркиза.

Рэкфорд небрежно бросил письмо на обеденный стол и протер пальцы салфеткой, не желая, чтобы к нему пристал запах амбры, а потом сказал:

— Рассчитайтесь с ней, Граттон. Не надо мелочиться, пусть она получит сполна. Мариабелль сможет покинуть дом в любое удобное для нее время, но дайте ей понять, что отныне она меня не интересует.

— Я всегда полагал, что она хорошая актриса, милорд, — коротко заметил мистер Граттон.

— Слишком эмоциональна на сцене, а еще больше в жизни, — откликнулся маркиз.

Он встал из-за обеденного стола и направился к двери.

Мистер Граттон вынул надушенное письмо из масленки, куда его бросил маркиз, и, поскольку его хозяин уже был готов покинуть столовую, спросил:

— Возможно, мне следует напомнить, милорд, что у леди Лоури сегодня день рождения. В прошлом году вы послали ей в подарок лилии. Не желаете ли вы сейчас преподнести ей те же цветы?

Маркиз помедлил с ответом.

Леди Лоури занимала особое место в списке его возлюбленных. Его связь с ней тянулась дольше, чем с другими женщинами.

Она была очень красива и талантлива — темноволосая, стройная, превосходная музыкантша.

Неудивительно, что он сильно увлекся ею. Какое-то время маркизу даже казалось, что он в нее влюблен. Но едва ее чары ослабели, как маркиз обнаружил, что она ничем не отличается от прочих дам. Леди Лоури также стремилась привязать его к себе и жаловалась, когда он по разным причинам откладывал свидания с ней.

«Неужели женщины не способны понять, что в жизни существуют не только любовные утехи?» — задавал он себе вопрос.

Недавно маркиз принял горячее участие в дискуссиях палаты лордов по поводу войны и составления акта об отмене ряда социальных ограничений. Он и его друзья полагали, что необходимость в подобном указе давно назрела.

Он присутствовал на различных заседаниях, где требовалось его участие, и леди Лоури напрасно ждала его по вечерам. Однако маркиз не чувствовал себя виноватым, справедливо считая, что государственные дела гораздо важнее личных.

Маркиз наконец принял решение.

— Нет, Граттон, — твердо проговорил он. — В этом году я не стану посылать лилии леди Лоури.

После разбора писем он намеревался поехать в Айлингтон и встретиться с Ванессой. Только теперь маркиз обратил внимание, что на нем по-прежнему костюм для верховой езды.

Он рассчитывал вновь отправиться с Ванессой за город, но сначала хотел с ней откровенно поговорить. Об этом он успел намекнуть ей прошлым вечером.

К сожалению, когда маркиз переоделся и спустился вниз, он узнал, что в библиотеке его ждет младший брат.

Ему и Пирсу предстояло внести в законопроект лишь одну поправку, но без точной формулировки документ нельзя было посылать на рассмотрение в палату лордов.

Это заняло какое-то время, но наконец Пирс покинул Рэкфорд-хауз с черновиком в руках.

Фаэтон маркиза стоял у ворот особняка уже добрый час, а лошади кругами ходили по бульвару, где пышно расцвела лиловая и белая сирень.

Когда маркиз вышел из дома, все пришло в движение, и даже присмиревшие лошади ринулись ему навстречу.

Маркиз забрался на сиденье, взял в руки вожжи, лакей устроился сзади, и они тронулись в путь.

Маркиз не стал подгонять лошадей, но они покрыли расстояние от Беркли-сквер до Айлингтона в рекордно короткий срок.

Когда они остановились у небольшого здания, похожего на кукольный домик, маркиз заметил у калитки другой фаэтон.

Он был не столь элегантен, как его собственный, да и лошади явно уступали его отборной четверке, но маркиз сразу узнал этот экипаж по его показному шику.

Его глаза гневно сверкнули, он быстро спустился и подошел к двери, когда лакей только начал привязывать лошадей.

Маркиз громко постучал, и Доркас, не медля ни минуты, открыла ему дверь.

Он снял шляпу, собираясь войти в дом, а она взволнованно проговорила:

— Как я рада вашему приходу, милорд! Этот джентльмен, которого мы встретили в гостинице, сейчас наверху, в мастерской с мисс Ванессой. Он грубо оттолкнул меня, и я не смогла преградить ему путь. Я не знаю, что мне делать!

— Я с ним сейчас разберусь, — с яростью произнес маркиз.

Он ни разу не был в мастерской, но знал, где она должна находиться.

Маркиз взбежал по узкой лестнице, добрался до площадки и поднялся еще на три ступеньки, ведущие в мастерскую. Она располагалась в самой глубине дома.

Когда он распахнул дверь, до него донеслись крики Ванессы, а секундой позже маркиз увидел, что там происходит.

Ванесса пыталась вырваться из цепких объятий сэра Джулиуса Стоуна.

Она была столь хрупка и миниатюрна, что никак не могла справиться с крепким, сильным мужчиной.

Когда маркиз вошел в мастерскую, сэру Джулиусу уже удалось повалить девушку на кушетку.

Маркиз стремительно пересек комнату и схватил сэра Джулиуса за воротник сюртука.

Но тот настолько стремился овладеть Ванессой, что не услышал ни стука открываемой двери, ни шагов маркиза.

Сэр Джулиус склонился над Ванессой, намереваясь ее поцеловать, когда сильные руки маркиза приподняли его и оторвали от девушки, а потом мощный удар кулака сбил его с ног.

Стоун с грохотом растянулся на полу.

Он беспомощно дергался, пытаясь встать, а маркиз с брезгливостью смотрел на него сверху вниз.

— Вставай, грязная свинья! — грозно приказал он. — Я тебя еще проучу! Ты навсегда запомнишь, как вести себя с честной девушкой. И, надеюсь, поймешь, что она тебя ненавидит!

— Как вы посмели ударить меня, Рэкфорд?! — гневно воскликнул сэр Джулиус.

— Вставай и убирайся отсюда поскорее! Ты от меня легко не отделаешься и до конца своих дней не забудешь, что со мной лучше не связываться, — сказал маркиз.

Сэр Джулиус был старше Рэкфорда, и никто бы не назвал его трусом.

Стоун начал медленно подниматься, сознавая, что маркиз не ударит его, пока он не встанет. Еще не успев распрямиться, он ударил маркиза правым кулаком снизу вверх. Любой судья на ринге удалил бы его за нарушение правил.

Но маркиз ловко уклонился и нанес сэру Джулиусу ответный удар. Это был мощный апперкот, от которого Стоун отлетел к столу и чудом удержался на ногах.

Из разбитых губ струйка крови потекла по подбородку.

Он больше не пробовал атаковать маркиза и злобно глядел на него, тяжело дыша.

— Убирайтесь! — скомандовал маркиз.

— Я не могу бороться с вами в таких условиях, Рэкфорд, — угрюмо заявил сэр Джулиус.

Глаза маркиза зажглись гневным огнем, и он спросил:

— Вы готовы принять мой вызов?

На мгновение сэр Джулиус растерялся. Потом он вспомнил, что маркиз — непревзойденный стрелок и мастерски владеет шпагой. Это могли бы подтвердить многие.

— Нет, черт бы вас побрал! — немного погодя откликнулся он. — Я не намерен рисковать своей жизнью из-за какой-то грязной юбки!

Он произнес эту фразу с нескрываемым отвращением, и маркиз пригрозил ему:

— Еще одно слово, Стоун, и если вы тотчас же не уберетесь из дома, я превращу вас в отбивную!

Нельзя было усомниться, что он поступит именно так.

Сэр Джулиус Стоун, стараясь сохранить остатки достоинства, неторопливо вытер кровь, побрел к двери, взял свою шляпу, лежавшую на стуле, и вышел, даже не взглянув на Ванессу.

Маркиз подождал, пока за ним закроется дверь, и повернулся к девушке.

Ванесса по-прежнему полулежала на кушетке, на которую ее повалил сэр Джулиус.

Она была очень бледна, а ее глаза расширились от страха. Когда маркиз посмотрел на нее, Ванесса тихонько вскрикнула, приподнялась и уткнулась головой в его плечо.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Все в порядке, Ванесса, — успокоил он девушку. — Этот негодяй ушел и больше никогда не вернется.

— Я… испугалась, — чуть слышно прошептала Ванесса. — Я… очень испугалась!

«Для этого у нее были все основания», — подумал маркиз. Судя по тому, что он увидел, войдя в мастерскую, сэр Джулиус в конце концов добился бы своего и непременно овладел бы девушкой.

Маркиз почувствовал, как дрожит Ванесса, и понял, что она изо всех сил старается не расплакаться.

— Подобно принцу вы теперь будете надежно защищены, — любезно проговорил маркиз.

Он обвел взглядом мастерскую и увидел на столе две миниатюры — свою и принадлежащую принцу.

Они были вынуты из рамок. Он догадался, что Ванесса уже кончает их реставрировать, одна или с помощью отца.

Затем он заметил, что вторжение сэра Джулиуса, очевидно, оторвало ее от работы над миниатюрой, вынутой из оправы кольца. Она была крохотной и вполне оправдывала свое название.

Кольцо лежало рядом, маркиз присмотрелся повнимательнее и понял, что на миниатюре изображен глаз. Ванесса лишь наметила очертания, но не успела прорисовать детали.

Только теперь он увидел, что поверх домашнего платья на ней был голубой фартук, какие обычно художники надевают, не желая красками пачкать одежду.

Внезапно до него дошло, что разгадка занимавшей его тайны очень проста.

«Какой же я тупица!» — мысленно выругал он себя.

— Расскажите мне всю правду о вашем отце, Ванесса, — попросил он девушку.

Она подняла голову, отодвинулась и настороженно поглядела на него. Опомнившись от пережитого страха, Ванесса осознала, что до сих пор находится в объятиях маркиза, высвободилась из них и пересела.

— Что бы вы хотели… узнать? — спросила девушка, и маркизу стало ясно, что она волнуется.

— Я хотел бы узнать, где находится ваш отец, — спокойно пояснил он. — У меня создалось впечатление, что его нет в живых. — Ванесса ничего не ответила, и, сделав паузу, маркиз продолжил: — Конечно, с моей стороны очень глупо, что я сразу об этом не догадался. Значит, вы сами теперь справляетесь с заказами?

— Иначе нам было бы… не на что жить, — отозвалась Ванесса. — Дом принадлежит теперь мне, но папа почти не оставил денег.

— Вы пишете миниатюры, а заказчики думают, что это делает ваш отец? — уточнил маркиз.

— Я только реставрирую, — торопливо пояснила Ванесса, — и еще расписываю кольца. Отец научил меня этому.

Маркиз бросил взгляд на стол у окна.

— Как вам удается вводить в заблуждение людей? Ведь они уверены, что ваш отец продолжает работать?

— Когда приходит заказчик, я говорю, что отец болен, а я помогаю ему и могу сделать наброски, — призналась Ванесса. Она смущенно покраснела и добавила:

— Боюсь, что я несколько раз подделала его подпись на оборотах миниатюр.

Маркиз улыбнулся.

— Я понимаю, что это было необходимо, Ванесса. Но вы должны осознать что так больше продолжаться не может.

— Вы хотите сказать, что сэр Джулиус еще вернется? — с ужасом переспросила она.

— Не думаю, что он снова рискнет переступить порог вашего дома, опасаясь нарваться на меня. Уж я сдержу слово и изобью его до полусмерти, — откликнулся маркиз — Но вы не застрахованы от других наглецов и авантюристов. Не он, так другой. Вы слишком хороши собой, Ванесса, и вам нельзя жить одной. Да и какой смысл сидеть целыми днями взаперти со старой служанкой?

— Мы были вполне счастливы, — возразила Ванесса, — меня беспокоило лишь отсутствие денег. Доркас стара, и ей нужно хорошо питаться.

Кончив говорить, она растерянно улыбнулась.

— А вы очень молоды и не можете без нее обойтись, — заключил маркиз.

Он протянул руку, желая, чтобы Ванесса вновь оказалась рядом с ним.

— Садитесь поближе. Нам пора откровенно поговорить. Думаю, что сейчас самый подходящий момент.

Ванесса с тревогой посмотрела на него, сняла голубой фартук и положила его на стул.

Маркиз ждал, когда она сядет. Он опять взял Ванессу за руку, ощутив нежность ее тонких пальцев. Для него не имело значения, что один из них перепачкан антверпенской лазурью.

Ванесса, как никогда юная и беззащитная, показалась ему похожей на ребенка, и, осознав, как она неопытна, он внезапно изменил тему и поднялся.

— Я скажу вам, что мы будем делать. Ванесса, — решительно произнес он. — Ступайте и срочно соберите вещи, то, что может понадобиться вам в ближайшие несколько дней. Передайте Доркас, что она отправится с нами. А я сейчас вернусь к себе на Беркли-сквер, закажу дорожный экипаж и вновь буду здесь.

— Дорожный экипаж? — воскликнула Ванесса.

— Мы все поедем в Рэкфорд-парк, — пояснил маркиз. — Вы же сами не хотите оставаться дома и с ужасом ждать, не постучит ли кто-нибудь в дверь. А вдруг ваш третий гость окажется еще хуже двух предыдущих?

Ванесса с содроганием вспомнила о мистере Барселло и сэре Джулиусе, но тут же ее мысли перескочили на более приятные вещи.

— Неужели мы сможем поехать? Как бы я мечтала увидеть ваше имение! И вы хотите взять туда меня и Доркас?

— Я очень хочу этого, и у меня нет времени на долгие объяснения, — откликнулся маркиз. — Делайте, как я сказал, и поторопитесь со сборами. Когда я вернусь, лошади должны сразу тронуться в путь. Не заставляйте их ждать.

— Нет-нет, я сейчас соберусь, — заверила его Ванесса, и у нее радостно засверкали глаза в предвкушении поездки. — Но вы убеждены… что правильно поступаете, приглашая нас к себе?

— Абсолютно убежден, — сказал маркиз, не сводя с нее любящего взора.

Она немного пришла в себя, щеки ее порозовели, и из глаз исчез страх.

Предложение маркиза воодушевило Ванессу, и от счастья она была готова взлететь.

— Не теряйте времени даром, — повторил маркиз. — Мы позавтракаем по дороге. В пяти милях от Лондона есть гостиница, где нас могут неплохо накормить.

— От волнения у меня полностью пропал аппетит, — пожаловалась Ванесса.

Она выбежала из мастерской, опередив маркиза, опрометью бросилась вниз по лестнице и позвала Доркас:

— Доркас! Доркас! Ну что ты скажешь? Его светлость пригласил нас погостить у него в имении. Нам надо срочно собрать вещи.

Маркиз не стал дожидаться ответа Доркас. Он вышел из дома, и его фаэтон понесся с той же скоростью, что и несколько часов назад.

По приезде в Рэкфорд-хауз он вызвал к себе мистера Граттона и вручил ему только что составленный список. Распоряжения заняли целый лист.

Прежде всего нужно было отправить гонца в Рэкфорд-парк, чтобы в имении успели подготовиться к приезду хозяина, во-вторых, послать в Айлингтон карету за Доркас и, в-третьих, поменять лошадей для его фаэтона.

На долю мистера Граттона выпало еще немало дел: отклонить полученные ранее приглашения и отказаться от прежних договоренностей.

Но маркиз привык к точности и рассчитывал каждую минуту. Через час он возвратился в Айлингтон.

Ванесса уже ждала его. Она переоделась в изящное платье из муслина с цветочным рисунком, которое сшила сама. На ней была все та же соломенная шляпка, а на плечи девушка накинула шаль, опасаясь как бы ее не продуло в дороге.

Доркас тоже была готова. В своем черном скромном платье она выглядела весьма степенно, как и подобает спутнице молодой леди. Маркиз решил, что все правила приличия соблюдены, и они могут спокойно отправляться в путь.

Дорожная карета, которую он послал с Беркли-сквер, уже стояла у ворот. Лакей погрузил вещи Ванессы на заднее сиденье и столь почтительно подсадил Доркас. словно она была герцогиней.

— Тебе там будет удобно? — спросила Ванесса.

— Не беспокойтесь обо мне, мисс Ванесса, — откликнулась Доркас. — Надеюсь, вы не задержитесь в пути. Я так боюсь разлуки с вами, что с облегчением вздохну, когда мы снова увидимся.

— Со мной все будет в порядке, — весело проговорила Ванесса.

— И не забудьте запереть парадную дверь, — предупредила Доркас. — Я уже заперла на засов черный ход и закрыла окна.

Ванесса чуть ли не каждый день слышала это от Доркас. Она улыбнулась.

— Не волнуйся. С домом ничего не случится. Лучше подумай, как мы чудесно отдохнем за городом.

В ее голосе вновь прозвучала откровенная радость, оживленная и веселая девушка была необыкновенно очаровательна. Доркас поджала губы, дорожная карета отъехала и вскоре скрылась из вида.

— Не пора ли и нам в дорогу? — спросил маркиз.

— Я сейчас запру дверь, — ответила она, — и можем ехать.

Ванесса повернула ключ в замке и растерянно посмотрела на него. Он был очень велик и никак не умещался в ее атласном ридикюле. Маркиз с улыбкой забрал его.

— Я о нем позабочусь, — пообещал он. — И, чтобы вы поскорее выбросили из головы мысли о доме, замках и задвижках, я завтра напишу моему секретарю и попрошу кого-нибудь из слуг присмотреть за домом.

— Неужели вы это правда сделаете? — переспросила Ванесса. — Как мило с вашей стороны. Правда, я не думаю, что кого-то заинтересует такой дом, как мой. Но вот Доркас вечно боится, как бы к нам не забрались воры и не унесли все драгоценности! — Она заколебалась и сказала: — Знаете, пусть лучше ключ останется у меня. А не то Доркас решит, что к нам в дом кто-то сможет войти.

Маркиз вернул ключ Ванессе.

— Да, испортить отношения с Доркас — это непростительная ошибка!

Ванесса засмеялась.

— Как вы все понимаете! После смерти мамы она контролирует каждый мой шаг, то и дело советует, как мне поступать, и порой я от этого очень устаю.

— И не без оснований, — подтвердил маркиз.

Он помог Ванессе сесть в фаэтон и, когда они уже отъехали, спросил:

— Давно ли умер ваш отец?

— Шесть месяцев назад, нет, чуть больше, — ответила Ванесса. — Я думаю, ему не хотелось жить после маминой смерти. Он и прежде часто хворал, у него был бронхит, прошлой зимой ему было совсем плохо, но он даже не пытался бороться с болезнью. — Она безнадежно махнула рукой. — Я старалась его приободрить, пробудить интерес к картинам, к нашей совместной работе, но он слишком любил маму и не хотел жить без нее.

— Меня это не удивляет, — заметил маркиз. — Судя по портрету в гостиной, ваша мама была очень красива, и человек, лишившийся такой красавицы, вряд ли смог с этим примириться.

Эти слова невольно заставили Ванессу задуматься о себе.

Она сказала себе, что маркиз, наверное, не представляет, как сильно она его любит и какое странное, ни с чем не сравнимое наслаждение испытывает, сидя сейчас рядом с ним.

Когда Ванесса увидела, как сэр Джулиус Стоун вошел в мастерскую, страх буквально парализовал ее. Ей даже показалось, что в ее жилах заструился какой-то смертельный яд.

Он набросился на нее, как дикое животное, и она оцепенела от ужаса, но даже в этот момент могла думать лишь о маркизе.

Девушка молилась, чтобы он пришел и спас ее. И это чудо свершилось.

Да он и сам сказал вчера, что верит в судьбу и по ее велению всегда приходит на помощь в нужную минуту. Маркиз снова спас ее от сэра Джулиуса, как и в тот вечер, когда она в поисках убежища оказалась в его номере, и он сумел ее защитить.

«Я люблю его», — твердила себе Ванесса, когда они миновали забитые экипажами улицы и выехали за город.

Какое блаженство сознавать, что она едет с ним в его имение!

Ну а если бы она осталась вдвоем с Доркас в их маленьком доме, без всякой защиты, где можно было ожидать чего угодно? Теперь это пугало ее больше всего пережитого за последнюю неделю.

Ванесса подумала, что жизнь очень сложна и непредсказуема.

Когда отец был рядом, дни протекали тихо и размеренно. Но после его смерти она не успевала опомниться от стремительного наплыва событий.

Поездка к лорду Дервенту, домогательства сэра Джулиуса Стоуна, появление в доме мистера Барселло, снова сэр Джулиус — одна мысль о выпавших на ее долю испытаниях могла вывести из равновесия.

Но рядом с ней в трудные минуты всегда оказывался маркиз!

С ним она чувствовала себя надежно защищенной и ничего не боялась, но лишь когда они были вместе.

Ванесса не удержалась от вздоха, и маркиз спросил;

— Вас что-то беспокоит?

— Ничего, — поспешно откликнулась она. — С вами мне нечего опасаться. Но я знаю — когда мы расстанемся, мной опять овладеет страх.

— В таком случае выход очевиден.

— Что вы имеете в виду?

— Я постоянно должен быть рядом с вами! — пояснил маркиз. — Если только вы этого хотите.

— Конечно, я этого хочу! — Ванесса не могла сдержать своих чувств.

Ей представилось, что в цоканье лошадиных копыт и грохоте колес фаэтона слышатся одни и те же слова.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

* * *

Они остановились позавтракать в гостинице. Она оказалась куда уютнее и респектабельнее той, в которой Ванесса поздним вечером впервые встретилась с маркизом.

Хозяин поспешил им навстречу и почтительно поклонился маркизу. Его жена провела Ванессу наверх, в комнату с дубовыми панелями и эркерами, прикрытыми ситцевыми занавесками. Там она смогла вымыть руки и привести себя в порядок.

Ванессе стало жарко, она сняла шляпку, пригладила волосы и вернулась в отведенный для них кабинет.

Маркиз уже ждал ее за столом. Он успел заказать легкие закуски и в ожидании их пил шерри.

Маркиз предложил Ванессе бокал мадеры, но она покачала головой.

— Если я выпью за завтраком, то меня будет клонить в сон, — сказала она. — А я хочу быть сегодня бодрой и мечтаю как следует рассмотреть ваш загородный дом.

— Что вы о нем слышали? — поинтересовался маркиз.

— Очень немногое, — ответила Ванесса. — Но я не сомневаюсь, что он поразительно красив.

— Это одно из лучших частных владений в Англии. Рэкфорд-парк никого не может оставить равнодушным, — произнес маркиз. — Но, думаю, вы поймете, Ванесса, что дворец дорог мне совсем по другим причинам.

— Да, конечно, я понимаю — это ваш дом и часть вашей жизни.

— Я бы не мог это лучше выразить.

— Мне хочется поглядеть на ваши художественные сокровища, — продолжила она. — Возможно, какие-то из ваших миниатюр нуждаются в реставрации. На всякий случай я взяла с собой краски.

— Вы намерены таким образом отплатить мне за гостеприимство? — поддразнил ее маркиз.

— Ну, конечно, — отозвалась Ванесса. — Мама всегда говорила, что нужно не только брать, но и отдавать, а я вам стольким обязана.

— Но вы можете отдать мне ничуть не меньше, — спокойно промолвил маркиз.

— Хотела бы я знать, как мне это удастся? — удивилась Ванесса. — Но я готова сделать все, что в моих силах… все, что вы попросите.

Маркиз собирался что-то сказать, но одернул себя.

Вместо этого он завел разговор на другие темы, и Ванессу вновь изумило, как много знает и как увлекательно умеет рассказывать этот человек.

Они решили больше не задерживаться по дороге. Ванессе показалось, что маркиз желает поскорее добраться до своего имения. Дальнейшая поездка заняла у них еще два часа.

Солнце светило ослепительно ярко, и к полудню сделалось совсем тепло. Наконец они миновали массивные кованые железные ворота, и ветви гигантских вязов скрыли от них дорогу, но минутой позже аллея осталась позади, и прямо перед ними предстал Рэкфорд-парк.

Ванесса полагала, что увидит нечто величественное и уникальное, но действительность превзошла все ее ожидания. Загородный дворец был сказочно прекрасен и грандиозен.

У нее перехватило дух от восхищения, когда она посмотрела на его башни и купола. Окна дворца сверкали, как алмазы, а большое озеро перед ним отдавало серебром.

Маркиз осадил лошадей и, не отрывая глаз от лица Ванессы, спросил:

— Скажите, что вы об этом думаете?

— Он очарователен. Для вас это самая лучшая рамка.

Он улыбнулся, вспомнив их разговор, и сказал:

— Теперь я готов с вами согласиться, рамка действительно важна. И я нуждаюсь в подобной рамке, а иными словами, в поддержке, как и всякий человек.

— Я тоже так думаю, — кивнула Ванесса. — Знаете, вы обязательно должны здесь жить. Этот загородный дворец… ваш, он вам так подходит, словно вы — единое целое. А как красиво плывут по озеру эти белые лебеди! — восторженно воскликнула она.

Маркиз рассмеялся.

— Почему-то лебеди производят впечатление на всех женщин, — заметил он, — но я надеюсь, что вы получите удовольствие от моего собрания живописи. Признаюсь, оно вызывает зависть у других коллекционеров, и даже у принца.

— Вы же знаете, что я хочу все увидеть.

— А я хочу их вам показать.

Тем временем они подъехали ко дворцу.

Когда они вышли, Ванессу изумили его размеры, однако здание было столь гармоничным, что совсем не подавляло своим видом.

Рэкфорд-парк сразу же располагал к себе, и она невольно подумала, что дворец очень похож на своего владельца. «В нем я буду чувствовать себя защищенной, — продолжила она ход своих размышлений. — И если я люблю маркиза, то полюблю и его дом!»

Глава шестая

— Здесь так красиво! — восхитилась Ванесса, выглянув из окна своей спальни.

Озеро золотилось в лучах заходящего солнца, и лебеди гордо плыли по нему, словно корабли, бороздящие море.

Желтые водяные кувшинки ярко полыхали на фоне зеленых тростников.

— Да, места здесь просто отличные, мисс Ванесса, — согласилась Доркас, — но вам нельзя оставаться одной.

— Одной? — Ванесса изумленно рассмеялась. — Да в доме по меньшей мере пятьдесят человек, включая библиотекаря его светлости и других не менее важных особ, с которыми я только что познакомилась.

— Вы знаете, что я имею в виду, мисс Ванесса, — укоризненно произнесла Доркас. — Вас никто не оберегает, а ваша покойная матушка очень боялась этого.

Ванесса отошла от окна к туалетному столику и погляделась в зеркало.

— Я могла бы понять твои опасения, будь маркиз таким, как все прочие мужчины, — понизив голос, сказала она. — Но он другой, Доркас, совсем другой.

Говоря это, она подумала о сэре Джулиусе Стоуне, и на мгновение в ее глазах вновь появился страх. Но Ванесса тут же вспомнила, что теперь у нее нет никаких оснований его опасаться.

Она даже не могла себе вообразить, что Рэкфорд-парк окажется столь прекрасен. Его красота умиротворяла, успокаивала и согревала душу.

Комнаты загородного дворца были огромны и, как говорил маркиз, полны всяких сокровищ. Но его атмосфера отличалась от всего, прежде виденного ей в домах коллекционеров, и даже в Карлтон-хаузе.

Каждая комната благоухала ароматом цветов, на столиках стояли огромные букеты, а яркие гирлянды окаймляли камины, бездействовавшие в теплую пору. Она заметила цветы даже на письменном столе маркиза.

— Моя мать очень любила цветы, — объяснил он Ванессе, — и находила для них место в каждой комнате. После ее смерти садовники сохранили эту традицию, и вы можете увидеть здесь букеты в любое время года.

Днем маркиз успел показать ей парадные покои, но Ванесса еще многого не видела, потому что им нужно было переодеться к обеду.

Сегодня он продолжил путешествие по дворцу, подробно рассказав Ванессе обо всех достопримечательностях своей коллекции. Она слушала его, как ребенок, и была очарована каждым его словом.

К ее удовольствию, маркиз отыскал несколько миниатюр, которые требовалось отреставрировать.

— Теперь я смогу для вас хоть что-то сделать, — сказала Ванесса.

Маркиз как-то странно поглядел на нее, и она с тревогой добавила:

— Конечно, если вы мне их доверите. Я понимаю, что они очень ценные, и вы, очевидно, предпочтете обратиться к более опытному художнику.

— Я готов доверить вам всю мою коллекцию, Ванесса, — ответил маркиз.

Она с благодарностью улыбнулась ему и продолжила разговор о миниатюрах. Ванесса не раз восторженно восклицала, когда он рассказывал ей о работах старых мастеров. Она обнаружила, что маркиз похож на своих предков, позировавших Гансу Гольбейну и Никласу Хиллиарду.

Она столько всего увидела и о стольком побеседовала с маркизом, что день пролетел незаметно. «Эта красота как будто околдовала меня, — подумала Ванесса. — Я словно попала в сказку».

Утром маркиз пригласил ее прокатиться верхом.

Она оробела и немного занервничала. Ванесса опасалась, что ему не понравится, как она держится в седле, а старый костюм для верховой езды вызовет у него насмешку.

Ванесса научилась ездить верхом в пятнадцать лет и носила его с тех самых пор. В последние годы ей не раз приходилось его перешивать и расставлять, но все равно теперь он был ей несколько тесноват.

Однако маркиз не обратил на него никакого внимания. Ванесса испытала облегчение, поняв, что не разучилась натягивать поводья, а Рэкфорд отдал дань ее прямой осанке.

— В моем имении много уголков, которые мне хотелось бы вам показать, — сказал он, — но сегодня не хочется отдаляться на много миль от дворца. Я боюсь, что вы устанете Вам надо привыкнуть, а то вы, наверное, чувствуете себя довольно скованно, если давно не садились в седло.

— Даже если вы и правы, это не имеет значения, — откликнулась Ванесса. — Я так рада, что снова могу скакать верхом и быть… рядом с вами.

Освещенная ярким утренним солнцем, она выглядела просто очаровательно. Ванесса поглядела на него, и маркиз улыбнулся ей в ответ. В эту минуту она почувствовала себя счастливейшей из смертных.

Они объехали вокруг дома, а в полдень маркиз повел ее на прогулку в парк, где девушка обнаружила много неизвестных ей ранее трав и цветов, старинные солнечные часы, огороженные кирпичными стенами елизаветинских времен, и бархатистые зеленые лужайки, ведущие к храму в античном стиле или к римским статуям, привезенным в Рэкфорд-парк одним из предков маркиза.

— Сегодня мне удалось узнать столько нового, — с удовлетворенным вздохом проговорила Ванесса, когда они вернулись во дворец.

— С помощью человека, который мечтает вас всему научить! — ответил маркиз.

— И вам это еще не надоело? — с беспокойством спросила Ванесса.

— Для меня это ново и занимательно, я нисколько не преувеличиваю, — заверил ее маркиз.

Ванесса поднялась наверх, чтобы переодеться к обеду. По пути она вновь поглядела на портреты предков маркиза, висевшие на стенах, и подумала, что загородный дворец обязан своим великолепием каждому из них.

Доркас ждала Ванессу и помогла ей переодеться. Единственной «ложкой дегтя в бочке меда», как любила выражаться ее верная служанка, было отсутствие настоящего вечернего платья, и никакой достойной замены ему пока не предвиделось.

Девушка в очередной раз огорчилась, решив, что маркиз непременно заметит скудость ее гардероба. Но тут же вспомнила его слова о рамке и картине.

Конечно, эта мысль немного утешила, но ей все равно стало досадно — вокруг царила роскошь, и на таком фоне она выглядела уж слишком скромно и невыразительно.

«Допустим, у меня было бы платье, как у миссис Фицгерберт прошлым вечером, и бриллиантовое колье, как у герцогини Девоншир. Стал бы маркиз от этого больше меня любить?» — задала она себе вопрос.

Ответить на него Ванесса так и не смогла. Она настороженно следила за Доркас, делая себе новую прическу, образчик которой попался ей в «Женском журнале». А потом попросила служанку завязать ей собранные на макушке волосы серебряной лентой.

— Вы сейчас такая хорошенькая, мисс Ванесса, — сказала Доркас, однако, судя по интонации, это скорее встревожило, чем порадовало ее.

— Надеюсь, что его светлость подумает то же, что и ты, — отозвалась девушка, встала и взяла с туалетного столика свой носовой платок. — Спокойной ночи, Доркас. Полагаю, что этот замечательный дом тебе очень понравился, как и мне.

— Я подожду вас, мисс Ванесса, — заявила Доркас.

— Но ты ничего не должна делать, — предупредила Ванесса. — Сегодня я задержусь. Знаешь, прошлым вечером я опозорилась.

— В каком смысле? — не поняла Доркас.

— Когда обед подошел к концу, я чуть не уснула за столом, — пояснила она. — Видимо, я переволновалась, до этого целую ночь не спала, да еще никак не могла оправиться от вторжения сэра Джулиуса. — Ее голос дрогнул, но она взяла себя в руки. — Я сидела за столом, его светлость говорил со мной, и вдруг я почувствовала, что моя голова клонится вниз, а глаза закрываются. Я судорожно выпрямилась и начала извиняться, но он сказал: «Ложитесь спать, Ванесса. Вы очень утомились, я должен был заметить это раньше и отправить вас к себе». Я хотела ему возразить, — продолжала Ванесса, — но он не стал меня слушать. И, конечно, я невольно подчинилась ему.

Она улыбнулась служанке.

— А сегодня я полна энергии после хорошего отдыха. И мне совсем не хочется спать.

— И все равно я подожду вас, мисс Ванесса, — упорствовала Доркас.

— Ты же знаешь, что я буду сердиться, — ответила Ванесса. — Уж мне-то известно, как ты быстро устаешь, Доркас. Тебе нужно беречь ногу и побольше лежать. — Она сделала паузу и, поняв, что ее слова не убедили служанку, добавила: — Ты же не хочешь заболеть в чужом доме? Зачем доставлять людям лишнее беспокойство?

— Ну, может быть, я попрошу кого-то из служанок прислушаться к вашему колокольчику, — проворчала Доркас, — вдруг вам что-нибудь понадобится.

— Да что ты меня так опекаешь! — недоуменно отозвалась Ванесса. — Я всегда раздевалась на ночь сама, и, уверяю, мне это и сейчас нетрудно сделать.

— Не забудьте запереть дверь, мисс Ванесса.

Девушка с изумлением обернулась и поглядела на служанку.

— Запереть дверь? — переспросила Ванесса. — Здесь, в Рэкфорд-парке? Похоже, Доркас, тебе всюду мерещатся воры и грабители. Неужели ты думаешь, что они посмеют сюда забраться? Да здесь не меньше четырех ночных сторожей, его светлость сам сказал мне об этом.

— И все равно… — начала было Доркас.

— Я не желаю с тобой спорить, — оборвала ее Ванесса. — Все наши страхи и невзгоды остались позади… здесь мы в безопасности, как ты не можешь поверить.

Сказав это, она наклонилась и поцеловала Доркас в щеку.

— Хватит суетиться, иди ложись, — сказал она. — Тебе больше не о чем беспокоиться.

Не дождавшись ответа Доркас, она покинула комнату и спустилась к маркизу. Он стоял у камина в гостиной с двустворчатыми окнами, распахнутыми на террасу. Ванесса устремилась к нему, словно ее подтолкнула какая-то неведомая сила.

— Когда я шла по лестнице, то думала, как мне вас отблагодарить, но у меня просто… нет подходящих слов, — призналась она.

Он посмотрел на ее сияющее от счастья лицо.

— Вы довольны сегодняшним днем?

— Да, это было замечательно.

— Мне тоже так показалось.

Он говорил спокойно, но Ванессе показалось, что полноту их ощущений невозможно выразить словами.

Маркиз повернулся к столику и налил Ванессе бокал вина.

Она пригубила его.

— Это шампанское? — спросила она. — Что же мы празднуем?

— То, что мы вместе! — ответил маркиз. — Я думаю, это необходимо отметить.

— Ну, конечно, — согласилась Ванесса. — У меня такое чувство, словно я попала в другой мир. Прежде я даже не знала, что он существует.

— И этот мир вам понравился? — полюбопытствовал маркиз.

Она негромко рассмеялась.

— Какое неподходящее слово для описания всего этого великолепия, которое меня окружает. К тому же я чувствую себя здесь в полной безопасности.

— Мне как хозяину дома очень приятно это слышать, — улыбнулся маркиз. — Я хочу, чтобы вы чувствовали себя защищенной. Вы говорили, что, когда я рядом, вам становится спокойно. И вот мы вместе, Ванесса.

— Вместе, — как эхо повторила она.

Обед показался ей еще вкуснее и изысканнее вчерашнего, однако Ванесса не смогла как следует насладиться экзотическими блюдами. Она, затаив дыхание, слушала маркиза.

Они говорили о дворце и его истории, о политических событиях и указе, который маркиз собирался поддержать в палате лордов, о живописи вообще и о художниках-миниатюристах, которые, по его мнению, воспринимают жизнь иначе, чем остальные.

— Почему вы так считаете? — спросила Ванесса.

— Потому что мельчайшие детали и малые масштабы требуют совершенства, — пояснил он. — А мы все стремимся к совершенству, Ванесса.

— И вы тоже хотите его найти?

— Я всю жизнь искал его, — ответил маркиз. — И теперь, по-моему, нашел.

Она не поняла, что он имел в виду, и с любопытством поглядела, как маркиз встал из-за стола.

— Давайте перейдем в гостиную, — предложил он. — Я только возьму мой портвейн, и мы сможем продолжить нашу беседу.

— Очень хорошо. Когда вас нет рядом, все вокруг сразу меркнет.

Она сказала об этом как бы мимоходом, но маркиз остался доволен, и они направились в гостиную.

Одно из французских окон было открыто. Ванесса приблизилась к нему, поглядела в сад и вышла на террасу.

Вечер выдался очень теплый и безветренный. Озеро застыло, словно зеркало, и на его гладкой поверхности играли темные и таинственные тени.

В просветах огромных старых деревьев догорали лучи заката, окрашивая их верхушки золотом и багрянцем.

Сумерки сгущались, и вот на иссиня-черном небе прямо над их головами зажглась первая звезда. Ванесса подняла голову и долго смотрела на нее.

Маркиз наклонился и оперся о балюстраду.

Ванесса тоже потупилась и взглянула на озеро. Над ним опустился ночной туман, его причудливо изменяющиеся клубы напоминали выходящих из воды русалок.

— Какая красота! — негромко промолвила она. — Должно быть, это все мне пригрезилось.

— Но вы и сами настоящая мечта! Мечта, которая стала для меня реальностью.

Его интонации заставили Ванессу обернуться.

— Я не верил, что на свете есть столь прекрасная девушка.

— Это вы… обо мне?

— О вас!

У Ванессы перехватило дыхание. Затем она сделала несколько шагов ему навстречу. Маркиз обнял ее.

— Я искал вас так долго, Ванесса, и когда наконец нашел, больше никуда не отпущу.

Он заметил, как ее лицо озарилось счастливой улыбкой. Боясь испугать юную чистую девушку, маркиз неторопливо наклонился и поцеловал ее в губы.

Ванесса почувствовала, как его губы сначала нежно коснулись ее губ, а потом прижались к ним в страстном поцелуе. Волна небывалого наслаждения захлестнула ее, и она ощутила, что отныне полностью принадлежит ему.

Они стали единым целым, и частью этого целого были величественный закат, тайна ночи и красота уснувшего озера.

Маркиз еще крепче прижал ее к себе, и ей показалось, что она растворяется в его объятиях.

Она знала, что это любовь, прекрасней которой нет ничего в мире.

Восторг, экстаз и необычайное блаженство. «Наверное, так бывает только в раю, — решила она. — А может быть, он и правда вознес меня на небеса».

Маркиз поднял голову и поглядел на нее сверху вниз. Ванесса поняла, что не в силах больше таить свои чувства.

— Я… люблю вас! — прошептала она.

— Мое сокровище, моя дорогая! — воскликнул он. — Как долго я ждал от тебя этих слов.

— Я люблю вас! — повторила она, как будто слова могли выразить случившееся с ней чудо.

Он продолжал целовать ее, и наконец Ванесса ощутила, что ноги больше не повинуются ей, а все окружавшее их вдруг куда-то унеслось и исчезло.

— Я люблю… тебя!

Ванесса не была уверена, произносит ли она эти слова или это бьется ее любящее сердце в такт волшебному заклинанию.

Она даже не представляла себе, долго ли они стояли на террасе. Наконец маркиз взял ее за руку и повел назад в гостиную.

— Я не хочу, чтобы ты простудилась, — нежно произнес он. — К тому же мне очень хочется поговорить с тобой, моя дорогая.

— По-моему, мы уже все сказали друг другу, — удивилась Ванесса.

Он посмотрел на ее сияющие от счастья и волнения глаза и улыбнулся.

— Признавшись мне в любви, ты сказала мне, что я хотел услышать. А сейчас мы просто побеседуем.

— Я и сама этого раньше не понимала, — прошептала она, — а потом мне стало ясно, что я полюбила тебя после первого же нашего поцелуя.

— Я не мог удержаться. Когда я прикоснулся к твоим губам, Ванесса, то понял, что мы встретились по воле судьбы и не сможем больше расстаться.

— И ты бы не хотел… расстаться со мной?

Маркиз засмеялся, уловив в ее голосе тревогу, и снова поцеловал Ванессу.

Потом они сели на софу, и она положила голову ему на плечо.

— Я никогда не думал, что такое счастье выпадет на мою долю, — сказал маркиз, и она знала, что он говорит правду.

— Все это какой-то прекрасный сон… то, что ты любишь меня, что мы вместе… Ты такой… необыкновенный.

Ее голос срывался от страсти и благоговейного восторга. Маркиз прижал ее к себе и попытался остудить пыл Ванессы.

— Не надо ожидать от меня слишком многого. У меня есть свои недостатки, и я могу ошибаться, как и всякий человек.

— Трудно в это поверить, — нежно промолвила Ванесса. — Вряд ли я смогла бы найти подобного тебе.

— Однако судьба оказалась к нам благосклонна и устроила нашу встречу, — заметил маркиз.

— Думаю, что, как только я начала рисовать, мне хотелось написать твой портрет, — призналась она. — Очевидно, это желание всегда жило в моем сердце.

— Я с удовольствием буду позировать тебе, моя прелесть, — улыбнулся маркиз и снова поцеловал ее.

Страстность его поцелуев рождала в душе Ванессы новые, неведомые прежде чувства. Она теснее прижалась к нему, наслаждаясь близостью его сильного тела.

— Я случайно не напугал тебя, Ванесса?

— У меня сейчас… какое-то странное ощущение. Не только мое сердце, но и все тело откликнулось на твои ласки. Оно как будто затрепетало в такт волшебной флейте. Это… потрясающе и в то же время слегка пугает меня.

— Я никогда не сделаю тебе ничего дурного, моя милая. Отныне ты принадлежишь мне, и нам нужно подумать о нашем будущем.

Ванесса по-прежнему сидела, уткнувшись головой в его плечо. Он поцеловал ее волосы и сказал:

— Я куплю тебе дом поблизости от Беркли-сквер, возможно, где-нибудь на Чарлз-стрит. Найму слуг, которые станут о тебе заботиться, и мы почти всегда будем вместе.

Маркиз кончил говорить и почувствовал, что Ванесса замерла в его объятиях, а потом медленно подняла голову.

— Дом? — переспросила она. — У меня есть дом…

— Тебе нельзя оставаться одной на Айлингтон-сквер, — пояснил он. — Я хочу, чтобы ты жила рядом со мной. Когда война закончится, мы поедем за границу и будем путешествовать по разным странам, а этим летом я непременно отвезу тебя в Корнуолл. У меня там несколько имений…

Маркиз внезапно замолк.

Он заметил, что Ванесса смотрит на него расширившимися глазами, в которых застыло недоумение. Маркиз растерялся и не стал больше говорить о своих планах.

— Что ты… просишь меня сделать? — с дрожью в голосе спросила она.

Он взглянул ей в глаза и, когда Ванесса отодвинулась от него, ответил:

— Я думал, ты все поняла, Ванесса. Именно это я и пытаюсь сказать тебе в последние два дня. Я хочу защитить тебя и оградить от всех трудностей и житейских тягот, от всего, что может испугать тебя и огорчить.

— Но я полагала… — Голос Ванессы сорвался, и она перешла на шепот.

Маркиз отвернулся от нее и встал.

Он не пытался обманывать себя и знал, чего именно ожидала от него Ванесса.

— Это нелегко объяснить, — помолчав, произнес он.

Маркиз стоял лицом к камину, словно не желал видеть побледневшее лицо Ванессы с огромными, наполненными болью глазами.

— Я думала, что ты… любишь меня.

Она говорила очень тихо и печально, словно обращаясь к самой себе.

— Я уже говорил, Ванесса, что ты для меня значишь, — не слишком уверенно начал объяснять маркиз. — Я хочу, чтобы ты была со мной, и у меня нет слов, чтобы выразить, как велико мое желание. — Он собрался с духом и твердым голосом добавил: — Но я не могу предложить тебе руку и сердце!

В гостиной повисло гнетущее молчание, которое нарушало лишь громкое тиканье часов на каминной полке.

Ванесса ничего не ответила, и через некоторое время маркиз продолжил:

— Тебе известно, что я принадлежу к очень древнему и знатному роду. Наша семья всегда играла важную роль в истории Англии. Что ж, это накладывает определенные обязательства на всех титулованных особ. Как-никак я унаследовал не только богатство, но и положение в обществе.

Маркиз сделал паузу, Он полагал, что Ванесса как-то откликнется на его слова, но она вновь промолчала, и он сказал:

— Когда я женюсь, а это случится еще весьма не скоро, то выберу невесту, равную мне по происхождению. Таковы правила света, и ничего иного от меня не ждут. Я должен буду отнестись к браку со всей ответственностью и выполнить свой долг перед семьей. Пойми, Ванесса, это нисколько не умаляет моих чувств к тебе.

Маркиз ждал ответа, и вскоре Ванесса нерешительно проговорила:

— Ты просишь, чтобы я жила с тобой до тех пор, пока я тебе не надоем?

Он повернулся к ней.

— Обещаю тебе, Ванесса, этого не случится. Ты мне никогда не надоешь. Я могу тебе поклясться. Мы будем вместе, и нас ждет долгая, счастливая жизнь.

Но никто не назвал бы счастливым выражение лица Ванессы. Свет, озаривший и преобразивший его, померк, и когда маркиз поглядел ей в глаза, то увидел в них глубокую печаль и какую-то отрешенность.

— Ты должна мне доверять, — настойчиво произнес он. — Клянусь, что я буду заботиться о тебе до самой своей смерти. Ты будешь богата! Я смогу дать тебе все, что ты захочешь!

Ванесса впервые за все время их объяснения шевельнулась и подняла руку, как бы желая отмахнуться от его лестных предложений.

А затем очень робко и неуверенно проговорила:

— Когда сэр Джулиус явился вчера ко мне в мастерскую, он повел себя так грубо… так мерзко… Он хотел овладеть мною… Но если я… приму твои условия, то… это почти то же самое…

— Стоун — грязная свинья, — возмутился маркиз. — Как ты можешь сравнивать? Я всегда буду любить и почитать тебя. — Она промолчала, и он продолжил: — Подумай о том, что тебя ждет, если ты откажешься, Ванесса. Страшное будущее без денег и без покровительства? Неужели ты считаешь, что вы с Доркас сможете бороться в одиночку? Вспомни, что людей вроде Джулиуса Стоуна на свете не так уж мало.

Маркиз заметил, что Ванесса вздрогнула, и безжалостно проговорил:

— Жить, как ты привыкла, Ванесса, значит навлекать на себя беду, а быть может, и настоящую катастрофу. И такое случится, если ты лишишься своего верного защитника.

Маркиз сел на софу.

— Будь умницей, моя дорогая.

— Но ведь это… грех.

— Грех? Все зависит от того, что мы считаем грехом, а что добродетелью, — принялся рассуждать маркиз. — Неужели это грех — стремиться к счастью и добродетель — оставаться одной и подвергаться преследованиям презирающих тебя негодяев?

Он взял ее руку в свою и ощутил, как похолодели ее пальцы. Они дрожали, словно крылья птицы, пойманной в силки.

— Ты еще не знаешь жизни, и тебя многое способно напугать, Ванесса, — сказал он. — А я хочу, чтобы ты наслаждалась счастьем, и твердо убежден, что сделаю тебя счастливой. Ты говоришь, что любишь меня. А если так, то сможешь ли ты прожить без меня?

Ванесса вздрогнула и повернулась к нему. Он снова обнял ее.

— Постарайся отнестись к моему предложению разумно, моя дорогая.

— Можно мне… можно мне… немного подумать?

— Конечно, — ответил маркиз. — Я понимаю, что должен дать тебе время, и ты свыкнешься с этой мыслью. Я знаю, ты поймешь, что никто, кроме меня, не способен решить все твои проблемы.

Она ничего не ответила, и он решил, что надо сказать еще кое-что, чтобы сильнее привязать девушку к себе. — Поверь, Ванесса: я не могу без тебя жить! — Маркиз ощутил, как она снова вздрогнула, и, обняв ее еще крепче, проговорил: — Я хочу научить тебя очень многому, мы столько сможем вместе сделать, столько узнать друг о друге. Моя дорогая, не заставляй меня слишком долго ждать.

В голосе маркиза послышалась неподдельная страсть, и, когда Ванесса в очередной раз промолчала, он взял ее за подбородок и повернул к себе нежное девичье личико.

— Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне одному, — произнес он низким голосом. — Одному богу известно, что я не желал ни одну женщину так сильно, как тебя! Но я буду ждать и дождусь, моя дорогая, что ты ответишь согласием!

Маркиз поцеловал ее, но теперь ему показалось, что неземное блаженство прежних поцелуев исчезло.

Ванесса немного отстранилась, но, что было гораздо хуже, душевно отдалилась от него.

— Ты не сможешь мне отказать, — убежденно произнес он. — Я не лгал, говоря, что не смогу без тебя жить. Ты должна ответить мне любовью, ведь это наполнит мою жизнь новым смыслом.

Девушка взглянула на него, выражение ее глаз было непроницаемым, прежде он такого не видел. А затем она решительно высвободилась из его объятий.

— Я хочу… подумать. Пожалуйста, дай мне время.

— Надеюсь, ты не заставишь меня ждать слишком долго.

— Я не в состоянии думать, когда ты… прикасаешься ко мне.

В глазах маркиза сверкнули победные искры, он опустил руки и сказал:

— Ты свободна, Ванесса, но я убежден, что мы не в силах освободиться друг от друга.

Он полагал, что она вновь повернется к нему, но Ванесса неожиданно встала.

— Я хотела бы сейчас… подняться к себе. Я обдумаю предложение и, возможно, завтра дам… ответ.

— Я приму лишь единственный ответ, — настойчиво повторил маркиз, — твое согласие. Прошу тебя, моя дорогая, не разрушай наше счастье. Если ты любишь меня, то должна понять, какое это чудо, как оно драгоценно. Если мы его лишимся, то больше никогда не обретем вновь.

— Ты, наверное, подумаешь, что это глупость, — откликнулась Ванесса, — но когда я вижу твое лицо и слышу твой голос, то не в силах решить, как мне быть дальше.

— Ты говоришь это, потому что любишь меня, — заметил маркиз.

— Да, я люблю тебя, — ответила Ванесса, едва сдерживая рыдания.

Но она тут же выпрямилась и старалась держаться спокойно, а маркиз по-прежнему сидел на софе и смотрел на нее.

Он решил, что в хрупкости ее фигурки, правильных чертах лица и горделивой осанке есть что-то волнующее.

Отблеск свечей озарял ее волосы, и они изумительно блестели, отливая золотом.

«Если она так грезила о любви, то скоро узнает и пламя желания», — невольно подумал маркиз.

— Почему ты колеблешься, Ванесса? — внезапно спросил он. — Почему ты отказываешься понять, что мы созданы друг для друга? Никто иной не пробудит таких чувств ни в тебе, ни во мне. Что важнее в жизни — придуманные кем-то образы, чужое мнение или наша любовь?

— Я понимаю… что это разные вещи, — отозвалась Ванесса, — и знаю, что люблю тебя, но, пожалуйста, отпусти меня… я должна сейчас уйти.

На мгновение маркизу показалось, что она хочет броситься к нему, очутиться в его объятиях. Но, собрав всю оставшуюся у нее волю, Ванесса повернулась и выбежала из комнаты.

Он услышал ее легкие торопливые шаги, когда она проходила по холлу и поднималась по лестнице.

Маркиз вновь вышел на террасу.

— Мы принадлежим друг другу! — произнес он и посмотрел на усеянный звездами небосклон. — Когда она все обдумает, то придет к тому же выводу, что и я.

* * *

Этой ночью Ванесса почти не сомкнула глаз.

Ей чудилось, что по обе стороны ее постели стояли два человека и она спорила сначала с первым, а потом со вторым. После этого в голове у нее все спуталось и девушка полностью утратила способность рассуждать.

Она знала, что любит маркиза и его предложение имело определенный смысл. Но, с другой стороны, мать с детства учила ее, что любовь священна.

— Когда женщина любит, моя дорогая, — говорила она, ласково глядя на дочь, — она остается до конца своих дней верной этому человеку, заботится о его здоровье и благополучии и старается ему во всем помочь. — А после обычно добавляла — Она становится неотделима от него, а он от нее.

Ванесса понимала, что мать вела речь о браке, а маркиз не собирался на ней жениться.

«Как я смогу о нем заботиться?» — задавала себе вопрос Ванесса. — Как мы сможем быть единым целым, если он станет уделять мне лишь часть своего времени? А для всего мира я буду, как назвал меня сэр Джулиус Стоун, «какой-то грязной юбкой».

Ванесса вспомнила, что ее мать шокировало легкомысленное поведение принца Уэльского, Ричарда Косуэя и некоторых других аристократов из высшего общества.

Когда отец начинал рассказывать о них в присутствии Ванессы, мать неизменно возражала:

— Только не при девочке, Корнелиус. Да и я не желаю слушать о людях, способных испортить атмосферу нашего дома. Говори о них где угодно, но только не здесь.

Ванесса прекрасно понимала, что ее мать до глубины души возмутило бы предложение маркиза.

В детстве она все-таки иногда слушала разговоры взрослых, хотя мать была категорически против этого и стремилась увести ее из комнаты, когда речь заходила о вызывающих поступках принца Уэльского и светских львов из его окружения.

Она слышала, как подруги матери с ужасом говорили о многочисленных affaires de cocur[1] дам высшего общества.

Художники, бывавшие у ее отца, думали, что малышка ничего не понимает, и начинали со смехом обсуждать эротические пристрастия некоторых джентльменов и делиться впечатлениями от посещения «веселых» заведений, сосредоточенных в определенных кварталах Лондона.

Обычно они говорили об этом намеками, но Ванесса была развита не по годам и умела воспринимать сказанное с полуслова.

Став старше, она поняла, что по ночам некоторые друзья отца рисуют крикливо одетых женщин, которые разгуливали по улицам и старались привлечь внимание одиноких мужчин.

Иногда ей попадались на глаза молоденькие девушки с ярко накрашенными губами и напудренными лицами.

Ванесса редко выходила по вечерам, разве только в концерты, и несколько раз бывала в театрах с отцом и матерью. Так что смысл увиденного дошел до нее не сразу.

Но теперь в ее памяти ожили эти ночные сцены, и печальная истина сделалась ей окончательно ясна.

Маркиз сказал, что их отношения станут совсем иными. Но Ванесса знала, что если она позволит ему снять для нее дом и будет принимать его подарки — платья, украшения и лошадей, то превратится в такую же, как они. Вся разница между ней и этими накрашенными женщинами, пристающими на темных улицах к мужчинам, будет заключаться лишь в том, что у нее будет богатый и могущественный покровитель.

При мысли об этом она сжалась от страха и невыразимого стыда, хотя понимала, что в случае отказа никогда больше не увидит маркиза.

— Я люблю его, но не могу согласиться на его предложение, — сквозь слезы шептала она. — Боже, что мне делать?

Утром, когда Доркас разбудила ее, у Ванессы был очень грустный вид, а под глазами залегли темные крути.

— День сегодня выдался на славу, — бодро проговорила старая служанка и раздвинула портьеры.

— Ты не могла бы выяснить Доркас, приглашал ли меня его светлость сегодня утром на верховую прогулку? — спросила Ванесса.

— Его светлость передал мне, что хотел бы прокатиться верхом вместе с вами, — отозвалась Доркас, — но попозже. На одной из ферм в его имении вспыхнул пожар, и его светлость уехал туда сразу после завтрака.

— Пожар? — удивилась Ванесса.

— Дворецкий сообщил, что загорелась одна из пристроек, — принялась рассказывать Доркас, — но потом пламя перекинулось на дом, а у его светлости как раз на этой ферме пасутся лучшие стада.

— Какой кошмар! — воскликнула Ванесса. — Будем надеяться, что пожар скоро потушат и животные не пострадают.

— Когда вы встанете, мисс Ванесса, я принесу вам платье из легкого муслина, — сказала Доркас. — День будет жарким, а после ленча вы переоденетесь в костюм для верховой езды.

— Да, так я и поступлю, — согласилась Ванесса.

Она чувствовала усталость и безразличие и начала медленно переодеваться, но Доркас болтала без умолку, ей же захотелось остаться одной, и она отправила старую служанку с поручением к дворецкому.

Ванесса спустилась к завтраку, когда на часах еще не пробило девяти утра. Без маркиза время тянулось мучительно долго, хотя она и боялась снова с ним встречаться после вчерашнего объяснения.

Она так и не приняла решения. Ванесса не знала, как ответить на его предложение, и полагала, что он рассердится и начнет ругать ее за промедление.

Ей захотелось отвлечься от гнетущих мыслей и заняться в его отсутствие каким-нибудь полезным делом.

Ванесса принесла миниатюры и направилась с ними в гостиную, расположенную в отдаленном крыле дворца, где под окнами в саду пышно цвели розы.

Там была размещена часть художественной коллекции маркиза. Некоторые миниатюры стояли на каминной полке, другие лежали в специальных застекленных витринах на бархате цвета слоновой кости.

Ванесса отметила, что миниатюры Никласа Хиллиарда в сравнении с работами Ганса Гольбейна казались какими-то блеклыми.

Она слишком перенервничала ночью и не смогла как следует оценить мастерство знаменитого художника и особенности цветовой гаммы времен Генриха Восьмого.

Вместо них она взяла выцветшую миниатюру Джона Хоскинса, дяди и учителя Сэмюэла Купера. В семнадцатом веке он считался довольно известным живописцем.

«Я начну с нее», — подумала Ванесса и положила миниатюру на небольшой столик из красного дерева, который вплотную придвинула к окну.

Картина не слишком нуждалась в реставрации, но девушка знала, что маркиз привык видеть свои сокровища совершенно безупречными, и она решила немного освежить краски.

К сожалению, она оставила в Лондоне свою рабочую одежду. Ванесса бросила голубой фартук в мастерской, после того как маркиз спас ее от сэра Джулиуса Стоуна.

Чтобы не испачкать платья, ей пришлось прикрыть его льняной салфеткой. Она вынула миниатюру из рамки и стала тщательно подбирать краски и смешивать их на палитре.

Ванесса работала уже около часа, когда дверь за ее спиной открылась. Она повернула голову, надеясь, что это вернулся маркиз.

Но, к своему удивлению, она увидела немолодую и очень достойного вида даму, одетую дорого, но вовсе не по последней моде.

Незнакомка вошла в комнату, и Ванесса встала из-за стола.

— Вы мисс Ванесса Лэнс? — холодно, хорошо поставленным голосом осведомилась дама.

Ванессе почудилось, что от ее слов в комнате сразу сделалось прохладно.

— Да, мадам.

— Мне сказали, что вы здесь гостите, — проговорила та. — Я решила нанести визит маркизу и убедиться, что это правда.

Ванесса изумленно взглянула на нее, и дама представилась:

— Я герцогиня Тилби. Мой сын, маркиз Грэмли, был в Карлтон-хаузе в тот вечер, когда вы стали гостьей его королевского высочества принца Уэльского.

— Да, мадам.

Ванесса не представляла себе, о чем пойдет разговор. Вряд ли он коснется событий того вечера. Она вспомнила, как маркиз попросил всех собравшихся хранить в тайне покушение на принца.

— Я так поняла со слов сына, что вы приехали в Карлтон-хауз, чтобы встретиться с маркизом, — продолжила герцогиня, — а тот представил вас его королевскому высочеству. Это правда?

— Да, мадам.

— Сын рассказал мне об этом, но я не могла поверить своим ушам, — сказала герцогиня. — А теперь, как я погляжу, вы гостите в Рэкфорд-парке.

Ванесса с любопытством посмотрела на нее. Девушка не могла взять в толк, почему герцогиня говорит об этом и куда она клонит.

— Насколько мне известно, вы дочь художника? — продолжила допрос герцогиня.

— Да, мадам.

— Я вижу, вы сейчас работаете. Вы владеете этим ремеслом?

— Да, мадам. Я уже несколько лет помогаю отцу.

— В таком случае, у вас есть мастерская в Лондоне?

— Да, мадам… в Айлингтоне.

— Вот там вы и должны работать, — твердо заявила герцогиня.

Она смерила Ванессу неприязненным взглядом и сказала:

— Я буду с вами совершенно откровенна, мисс Лэнс. Не думаю, что вам следует даже оставаться в Рэкфорд-парке.

Ванесса собралась было возразить, но сдержалась.

— Будь вы обычной, безвестной художницей, это бы не имело значения, — заметила герцогиня. — Но о вас по Лондону поползли слухи после того, как вы появились без приглашения в Карлтон-хаузе и стали гостьей его королевского высочества при весьма таинственных обстоятельствах. А теперь вы своим поведением дали для сплетен очередной повод.

— Как видите, мадам, я сейчас реставрирую одну из миниатюр его светлости, — попыталась защититься Ванесса. — Для этого я и прибыла в Рэкфорд-парк.

— Да, я понимаю, — отозвалась герцогиня, — но если эта работа по реставрации столь срочна, вы могли бы заняться ею в своей мастерской.

Ванесса отвела взгляд от герцогини и пристально посмотрела на миниатюру.

— У меня такое чувство, будто вам совершенно неясно, о чем я только что говорила, — заявила герцогиня, решив, что Ванесса слушала ее без особого внимания. — Маркиз — один из самых влиятельных людей в нашем графстве, и все происходящее с ним, как вы сами понимаете, немедленно становится известным соседям и широко обсуждается. К маркизу, как и к его отцу, у нас относятся с огромным уважением, и, если вы останетесь в Рэкфорд-парке и дальше, его репутация может серьезно пострадать.

— Может пострадать? — переспросила Ванесса.

— Ну конечно, — откликнулась герцогиня, — Мне незачем объяснять вам, что джентльмены вроде маркиза Рэкфорда не привозят к себе в родовое имение дам без соответствующего сопровождения. Как они ведут себя в Лондоне, это их дело, но ронять честь в доме, где жила и скончалась его мать, значит терять уважение в глазах окружающих.

— Да… я могу это понять, — немного помедлив, чуть слышно откликнулась Ванесса.

— Тогда я надеюсь, что вы последуете моему совету и поскорее покинете Рэкфорд-парк, — предложила герцогиня. — Я собиралась сказать об этом самому маркизу, но, поскольку его сейчас нет, то, возможно, даже лучше, что мы с вами смогли переговорить без свидетелей. Полагаю, что отъезд не отразится на ваших финансовых делах, и в Лондоне вы сможете заработать не меньше, чем здесь. — После паузы она жестко добавила: — Я также уверена, что маркиз поступил опрометчиво и недооценил свое значение, когда привез вас сюда. Конечно, милорд не предполагал, что это ему повредит, но он заблуждался на этот счет.

— Я ни в коем случае не хотела бы причинить ущерб репутации его светлости, — робко проговорила Ванесса.

— Я вижу, что вы разумная девушка, — с удовлетворением отозвалась герцогиня. — Если вы пришлете мне ваш адрес, я посмотрю, может быть, у меня найдутся для вас какие-нибудь заказы. Вдовствующая графиня Кландерри, которая живет на Беркли-сквер, на днях говорила мне, что хочет заказать портрет своей собаки.

Герцогиня сделала паузу, и Ванесса поняла, что она ждет от нее благодарности.

— Спасибо, мадам, — пробормотала она.

— Но, разумеется, — продолжала герцогиня, — я рассчитываю на ваш немедленный отъезд в Лондон.

Она двинулась к двери и, уже стоя на пороге, сказала:

— Возможно, вас удивило, почему меня так волнует доброе имя маркиза. Дело в том, что между нами уже много лет существует негласный уговор. Маркиз женится на моей дочери, леди Аделаиде Уилмотт, в настоящее время фрейлине ее величества королевы. Полагаю, вы поймете, мисс Лэнс, что я не желаю слышать никаких сплетен о моем будущем зяте.

Герцогиня не стала дожидаться ответа Ванессы. Она покинула Розовую гостиную, и лакей почтительно затворил за ней дверь.

Какое-то время Ванесса не двигалась с места. Потом она взяла лежавшую на столе миниатюру, вставила ее в рамку и повесила на место.

Потом девушка поспешно собрала свои кисти и палитру.

Ей стало ясно, что с помощью герцогини она нашла ответ на вопрос, мучивший ее всю эту ночь. Доводы, проносившиеся в ее сознании, проблемы, которые ей никак не удавалось разрешить, оказались простыми и понятными.

Она любила маркиза и уже поэтому никак не хотела повредить его репутации.

В голосе герцогини улавливались презрение и брезгливость. Ванесса вспомнила, что в прошлом ее мать говорила о случаях нарушения морали таким же тоном.

Настоящие дамы из высшего света просто не вправе вести себя иначе, они должны быть непримиримы к женщинам, оскорбляющим нравственные законы, какие бы обстоятельства ни толкнули тех на скользкий путь.

Теперь Ванесса с особой ясностью осознала неприглядность и даже позор положения, в котором чуть было не оказалась.

«Это не любовь, — твердила она себе, — а что-то грязное и порочное».

Она не должна допустить ничего подобного, даже если ее сердце не выдержит разлуки.

— Я люблю его! — в отчаянии повторила она.

Однако именно любовь заставила ее торопливо преодолеть длинные коридоры дворца, поспешно подняться по лестнице, вернуться в спальню, позвонить в колокольчик и вызвать Доркас.

Глава седьмая

— Вы обошли ломбарды?

— Да, милорд.

— И побывали во всех антикварных магазинах?

— Уже в третий раз, ваша светлость.

— Как, по-вашему, где еще мы могли бы поискать?

— Я заходил в лавки, которые, наверное, посещала эта молодая дама, разговаривал с владельцами других магазинов в Айлингтоне, многие из них знали мисс Лэнс и ее служанку, но в последние дни не видели ни ту, ни другую.

Маркиз поглядел на список, лежавший на его письменном столе.

— А в кварталах по соседству с Айлингтоном вы были?

— Во всех, милорд.

После паузы маркиз сказал:

— Я уже говорил, что не пожалею никаких денег. Если вам понадобится помощь, то не стесняйтесь и скажите прямо.

— Благодарю вас, милорд, но людей у меня достаточно. Я продолжу поиски. Мне очень помогла ваша миниатюра.

Маркиз отрывисто произнес:

— Покажите мне ваш отчет.

Человек, стоявший напротив него, протянул довольно грязный клочок бумаги, на котором была обозначена сумма.

Маркиз взглянул на него и заявил:

— Передайте счет моему секретарю, мистеру Граттону. Он заплатит вам сколько положено и выдаст дополнительную сумму на текущие расходы.

— Спасибо вам, милорд. Большое спасибо.

Сыщик, нанятый для розысков Ванессы, почтительно поклонился и вышел из комнаты.

Какое-то мгновение маркиз сидел и смотрел вдаль. Потом поднялся, остановился у окна и стал смотреть на проезжающие по Беркли-сквер экипажи.

«Способен ли человек бесследно исчезнуть?» — спрашивал он себя. А ведь именно это случилось с Ванессой.

Маркиз занимался ее поисками уже три недели, используя все свои возможности, но никакого результата видно не было.

Он с трудом мог поверить, что столь неопытная и беззащитная девушка сумела ускользнуть из-под сети, раскинутой занятыми ее поисками людьми. Думая об этом, он терялся в догадках и не знал, что ему нужно предпринять.

Тогда, в Рэкфорд-парке, он действовал решительно и энергично, пожар удалось погасить, но он задержался на ферме и вернулся домой позже, чем рассчитывал.

Ему понадобилось все его хладнокровие и смелость, чтобы четко руководить испуганными, растерянными людьми, спасти скот и не дать пожару перекинуться на другие строения.

Маркиз полностью контролировал ситуацию, и лишь благодаря этому ущерб оказался меньше, чем можно было ожидать.

Но когда огонь потушили, разбежавшийся скот вернули на место, а семье фермера подыскали новое пристанище, он понял, что время ленча давно миновало.

Однако маркиз возвращался в Рэкфорд-парк в хорошем настроении.

Он пришпорил коня и поскакал во весь опор, радуясь, что сумел предотвратить грозящую имению катастрофу. Маркиз видел, с какой благодарностью смотрели на него фермеры и жители деревни, когда он прощался с ними.

У входа его ждал конюх, готовый отвести лошадь в стойло. Маркиз торопливо взбежал по широким каменным ступеням, отдал шляпу дворецкому и сказал:

— Я опоздал, Дженкинс! Надеюсь, что мисс Лэнс не стала меня ждать и позавтракала?

— Мисс Лэнс покинула имение, сэр.

Ответ дворецкого не сразу дошел до маркиза. Он выслушал эту новость по пути в столовую.

Он остановился как вкопанный.

— Покинула? Что ты имеешь в виду, сказав «покинула»?

— Мисс Лэнс и ее служанка, милорд, уехали в Лондон около одиннадцати часов утра.

— Уехали в Лондон? — еще раз повторил маркиз, не видя в этих словах никакого смысла.

— Мисс Лэнс спросила, милорд, может ли она воспользоваться вашим экипажем, а потом пересесть в дилижанс. Но она так торопилась, и я предостерег ее, сказав, чтобы она не тратила времени на поездку в дилижансе. Думаю, что вы бы со мной согласились, ваша светлость.

— Разумеется, — мгновенно откликнулся маркиз. — Но почему мисс Лэнс столь спешно отбыла в Лондон? Может быть, она получила какое-то срочное сообщение?

— Нет, милорд, насколько мне известно, ни сообщения, ни письма мисс Лэнс не получала.

— Я ничего не понимаю, — проговорил маркиз, обращаясь скорее к самому себе.

— Судя по всему, милорд, — продолжил дворецкий, — мисс Лэнс приняла решение уехать после разговора с ее светлостью.

— С ее светлостью? — недоуменно вскинул брови маркиз. — Кого ты имеешь в виду, Дженкинс?

— С герцогиней Тилби, милорд. Ее светлость собиралась нанести вам визит, но, услышав, что вас нет дома, пожелала встретиться и переговорить с мисс Лэнс.

Маркиз ничего не ответил, и дворецкий продолжил свой рассказ:

— Мисс Лэнс была в Розовой гостиной, милорд. Я понял, что она реставрировала одну из ваших миниатюр. Ее светлость говорила с ней недолго, и вскоре после ее ухода мисс Лэнс попросила отвезти ее в карете до Биконсфилда.

Маркиз достал свои часы и взглянул на них.

Если Ванесса выехала из Рэкфорд-парка в одиннадцать, то сейчас уже добралась до Лондона.

Он хотел как можно скорее увидеться с ней, но ему еще предстояло отправиться с визитом к герцогине Тилби и выяснить, что она наговорила Ванессе.

Он в общих чертах представлял себе содержание их разговора. Маркиза просто взбесило вмешательство посторонних в его личные дела. К тому же он знал, что герцогиня Тилби любит посплетничать и совать свой нос куда не надо.

Маркиз наскоро перекусил, переоделся и поехал в фаэтоне в замок Тилби.

Сначала герцогиня рассыпалась перед ним в любезностях, и ее тон сделался холодным и агрессивным, лишь когда она по требованию маркиза подробно пересказала свой разговор е Ванессой.

— Я не понимаю, мадам, — произнес он не менее ледяным тоном, — по какому праву вы взяли на себя роль цензора и принялись читать мораль молодой даме, гостящей у меня в имении?

— У меня есть такое право. Даньен, — ответила герцогиня. — Как-никак я знаю вас с колыбели, а ваш отец всегда хотел, чтобы наши семьи породнились.

— Возможно, мой отец действительно хотел этого, — возразил маркиз, — но я взрослый человек и в состоянии управиться со своими личными делами.

— Я это понимаю, — заметила герцогиня, — но, сколько я себя помню, в Рэкфорд-парке никогда не было скандалов, и я не позволю вам губить репутацию, подрывать уважение, с которым к вам относятся в графстве, и порочить доброе имя всей вашей семьи.

— В моем роду, — с явным сарказмом проговорил маркиз, — насчитываются целые поколения пиратов, мошенников и мотов. Как вы говорите, я пользуюсь уважением в Оксфордшире. Поэтому мне трудно поверить, будто моя репутация способна пострадать из-за того, что я пригласил в свой дом талантливую художницу. Она любезно согласилась отреставрировать мои миниатюры.

— Она слишком молода и хороша собой, — отпарировала герцогиня, — и все будут думать о ее миленьком личике, а вовсе не о ее художественных талантах.

— Это никому не пришло бы в голову, не окажись, она случайно на званом обеде в Карлтон-хаузе! — запротестовал маркиз.

— Я вижу, что этот разговор уже завел нас в тупик, Даньен, — заявила герцогиня. — Я только прошу вас быть более осмотрительным. Никого не волнует, что вы делаете в Лондоне, но в провинции, как вам известно, все обстоит иначе. Поступайте как хотите, я лишь надеюсь, что в будущем вы станете сознательнее!

Маркиз в ярости покинул замок Тилби.

Маркиз прекрасно понимал, что герцогиню отнюдь не заботило его доброе имя, просто она привыкла вмешиваться и распоряжаться чужими судьбами.

Ее сын, глуповатый и довольно легкомысленный молодой человек, рассказал ей про обед в Карлтон-хаузе, но, к счастью, умолчал о причине появления Ванессы.

Однако маркизу было ясно, что теперь весь высший свет начнет гадать, почему неизвестная, но на редкость хорошенькая молодая девушка без приглашения оказалась во дворце и была представлена его королевскому высочеству.

Сплетни станут распространяться по салонам и гостиным, обрастая новыми подробностями. Маркиз с отвращением подумал, что в высшем свете любая тайна становится наутро громкой сенсацией.

По пути в Лондон он твердо решил, что никакие уговоры не заставят его жениться на леди Аделаиде Уилмотт.

Вполне возможно, что она может оказаться достойной женой, но герцогиня в качестве будущей тещи заранее вызывала у него ненависть, да что там, он ее просто не мог терпеть.

Он был убежден, что больше не пустит на порог ни герцогиню, ни дам, подобных ей, и не позволит им являться в его отсутствие и причинять беспокойство гостям.

Он только надеялся, что Ванессу не слишком расстроили эти нравоучения.

Правда, маркиз понимал, что Ванесса еще находится под впечатлением разговора, и резкость герцогини могла ее обидеть.

Ванесса была столь чувствительна, эмоциональна и неопытна, что одно неосторожное слово равнялось для нее тяжкому оскорблению. Маркиз вновь пожалел, что не был дома в момент визита ее светлости. Наверное, герцогиня прозрачно намекнула Ванессе, что она — его любовница.

Он подумал, что теперь ему надо вести себя с Ванессой очень деликатно и не торопить ее. Пусть она все взвесит и лишь потом примет решение.

Маркиз был убежден, что она сочтет его предложение разумным и позволит ему стать ее надежным и щедрым покровителем.

Ведь она любила его, а он страстно желал ее и сам удивлялся силе собственных чувств.

«Только бы мне ее не напугать», — предостерег он себя, когда четверка взмыленных лошадей остановилась у домика на Айлингтон-сквер.

Конюх спрыгнул с козел и постучал в дверь. Ему никто не открыл, и он постучал снова.

Так и не дождавшись ответа, маркиз поехал к себе на Беркли-сквер выяснить, стоит ли у ворот его дорожный экипаж, в котором Ванесса покинула Рэкфорд-парк.

Его предположение подтвердилось — конюх прогуливал лошадей, чтобы они хорошенько отдохнули перед возвращением в загородное имение.

Маркиз послал за ним.

— Путешествие заняло у нас всего три часа, милорд! — с гордостью доложил конюх.

— Неплохой результат, — похвалил его маркиз. — И вы высадили мисс Лэнс у ее дома в Айлингтоне?

— Да, милорд, и леди меня очень благодарила. Уверен, что поездка пришлась ей по душе.

— Можете возвращаться. Это все.

Конюх уехал, а маркиз, немного отдохнув, вновь направился в Айлингтон.

Но дом по-прежнему был заперт.

На сей раз маркиз постучал в обе двери и заглянул в окно первого этажа. Впрочем, ему и без того было ясно, что дома никого нет.

Маркиз отправился к черному ходу, без труда открыл окно комнатки в полуподвале, где спала Доркас, и влез в нее.

Он принялся обследовать дом, сам не понимая, что надеется обнаружить.

Добравшись до гостиной, единственной комнаты, кроме мастерской, где ему приходилось бывать, маркиз сразу заметил, что портрет матери Ванессы, висевший над камином, исчез!

Ему также показалось, что в гостиной недостает нескольких картин, но он не стал бы это утверждать.

Он нахмурился и поднялся на второй этаж, но не обнаружил там ничего ценного.

Он ненадолго задержался в маленькой спальне Ванессы и постоял у ее постели с белым оборчатым покрывалом в тон занавесям и скатерти на туалетном столике.

Рэкфорд вспомнил, как изысканно выглядела девушка в белом вечернем платье, когда неожиданно появилась в Карлтон-хаузе.

Именно в эту минуту он испугался, что никогда больше не увидит ее.

Маркиз вышел из дома и задумался, с чего ему нужно начать поиски. Вскоре он понял, что непременно должен найти портрет ее матери. Тогда он получит ключ к разгадке исчезновения Ванессы.

Через неделю он убедился в своей правоте. Обойдя чуть ли не всех антикваров Лондона, он обнаружил этот портрет в маленьком магазинчике.

Владелец охотно поделился с ним информацией.

— Да, я знал покойного Корнелиуса Лэнса, милорд. Он был отличным художником, и в свое время я приобрел несколько его миниатюр.

— Это портрет миссис Лэнс, — пояснил маркиз, указав на картину, висевшую рядом с двумя невзрачными видами Темзы.

— Да, милорд, — подтвердил владелец. — Очень красивая была женщина! Я часто говорил своей жене: «Если бы миссис Лэнс выезжала в свет, как жены других художников, она произвела бы сенсацию! Однако она почему-то жила очень замкнуто».

— Этот портрет вам принесла мисс Ванесса Лэнс. Я ищу ее повсюду, и меня очень беспокоит, куда она могла исчезнуть. Будьте добры, сообщите мне ее адрес.

— Должно быть, она в доме своего отца в Айлингтоне, милорд.

— Нет, ее там нет, — ответил маркиз.

— Тогда я не представляю себе, где она может находиться, милорд, — проговорил антиквар. — Она пришла сюда с картиной два дня назад.

— Сколько вы ей заплатили? — спросил маркиз.

Увидев, что владелец магазина замялся, он властно потребовал от него ответа:

— Я хочу знать правду!

— Восемь гиней, милорд.

— Вы думаете, что этого достаточно?

— Сомневаюсь, что я мог бы выложить за нее больше двадцати, — отозвался антиквар, — и, видимо, я ее не скоро продам. Корнелиус Лэнс был известен своими миниатюрами, милорд. На них бы покупатели нашлись, но на портреты такого рода особого спроса нет…

— Предлагала ли вам мисс Лэнс что-нибудь еще? — прервал его излияния маркиз. I

— У нее было два рисунка в рамках, — сказал антиквар, — но они вообще не годились для продажи. Я взял их просто из жалости.

— Покажите мне их, — распорядился маркиз.

Он поглядел на рисунки и понял, что это очень выразительные наброски итальянских скульптур. Судя по всему, Корнелиус Лэнс сделал их, когда был за границей.

— Сколько вы за них заплатили?

— Две гинеи, милорд, — смущенно пробормотал антиквар.

«Таким образом, — подумал маркиз, — у Ванессы всего десять гиней. Сумеют ли они с Доркас продержаться и долго ли будут где-то прятаться?»

Он вспомнил, как тяготила ее постоянная бедность, но тут же приободрился — ведь Ванесса еще не кончила реставрировать миниатюры принца, как, впрочем, и его собственные.

Теперь маркиз проклинал себя за неосмотрительность. Никто не мешал ему заплатить девушке за уже сделанную работу. Но в ту пору он был убежден, что она останется с ним в Рэкфорд-парке, а, вернувшись в Лондон, больше не будет думать о деньгах.

Десять гиней!

Сумма, конечно, ничтожная, но он не сомневался, что скоро найдет ее и ей не придется голодать.

Маркиз купил портрет мисс Лэнс, рисунки и расплатился с антикваром. Тот пообещал, что сразу даст знать, если Ванесса вновь появится в магазине.

— Надеюсь вам ясно, — сурово проговорил маркиз, — что вы должны предложить мисс Лэнс хорошие деньги за любую ее вещь. А потом скажете, что в настоящий момент не располагаете такой суммой и попросите ее зайти попозже. А сами немедленно свяжетесь со мной.

— Я все понял, милорд, — откликнулся антиквар.

Он обрадовался, что маркиз скупил все работы Лэнса. В ответ хозяин магазинчика мог пообещать что угодно.

Маркизу по-прежнему казалось, что рано или поздно Ванесса обязательно вернется на Айлингтон-сквер. Во всяком случае, там ее ждет крыша над головой.

Он договорился с агентом полиции, что за домом установят наблюдение и, если там кто-то появится, его тотчас уведомят об этом.

На первых порах маркиз искал Ванессу сам и был настроен вполне оптимистически. Он полагал, что поиски не затянутся.

Но с каждым днем его тревога все возрастала.

Впервые в жизни он лишился покоя из-за женщины, и отнюдь не потому, что она отвергла его предложение. Нет, он желал защитить ее и оградить от всех невзгод, ожидающих юную девушку в большом городе.

До этого он никогда не стремился кому-либо помогать или брать на себя тяжкую ношу ответственности.

Еще совсем недавно он бы только расхохотался в лицо тому, кто сказал бы ему, что его будет тревожить судьба какой-то юной леди. Но теперь волнение за Ванессу лишило его сна и аппетита.

Что она может делать в Лондоне, одна, со старой служанкой? Ведь она так миловидна и неопытна.

По ночам ему казалось, что она стала добычей наглецов и насильников вроде сэра Джулиуса Стоуна. Он вставал и долго расхаживал взад-вперед по спальне со сжатыми кулаками, словно собирался бороться с ее обидчиками.

Ему все время казалось, что она попала в беду и никто не слышит ее криков.

Отчаянный вопль Ванессы, когда на нее в мастерской набросился Джулиус Стоун, денно и нощно звучал в его ушах. Это страшное эхо заглушало остальные звуки, и маркиз с трудом реагировал на происходящее.

Он просыпался очень рано, но вместо прогулки по парку объезжал верхом лондонские улицы. Рэкфорд надеялся, что в толпе мелькнет силуэт Ванессы или Доркас, идущих за покупками.

Иногда ему попадалась на глаза хрупкая девичья фигурка, отдаленно напоминающая Ванессу, и его сердце начинало радостно биться. Он пришпоривал лошадь, но, подъехав поближе, понимал, что ошибся.

Каждый день усугублял тяжесть потери, агент полиции повторял одно и то же, неутешительные новости отравляли душу, и маркиз понял, что такое настоящее горе. Он боялся, что его разум не выдержит сурового испытания.

Маркиз побывал в больницах, решив, что Ванесса или стала жертвой несчастного случая, или не на шутку расхворалась от лишений, но, слава богу, ни в одной из них ее не оказалось.

Он расспросил многих священников, но никто из них не видел среди прихожан ни Ванессу, ни Доркас. Маркиз огорчался, сознавая, что потратил время даром, а впереди его ждала очередная бессонная ночь.

— Вы сильно похудели, милорд, — укоризненно покачал головой старый дворецкий. — Костюмы болтаются на вас, а прежде сидели как влитые.

— Это неважно, — отмахнулся Рэкфорд, и Джарвис изумленно взглянул на него.

Уж он-то знал, как тщательно прежде следил за собой его хозяин.

Через две недели после исчезновения Ванессы маркиз почувствовал себя побежденным, Любовь сломила его гордыню.

Он никогда не мог пересилить себя и сказать кому-либо из женщин: «Я люблю тебя», хотя говорил Ванессе, что желает ее. Но и она не услышала от него этих магических слов.

Страдания, боль, тоска, железным обручем сдавившие сердце, стали его постоянными спутниками.

Раньше маркиз считал любовь удовольствием, усладой души и тела, желанием, которое нужно утолить, вспышкой страсти, которая слишком быстро гаснет.

Но, думая о Ванессе, он ощущал совсем иное.

Рэкфорд испытывал настоятельную потребность быть с ней рядом. Конечно, он хотел ее, как мужчина хочет обладать любимой женщиной, но не только потому, что она была красива и возбуждала его. Нет, она уже стала его душой и сердцем.

«Как ты могла быть такой жестокой, моя дорогая? Почему ты так поступила со мной?» — задавался он вопросами, расхаживая по спальне в предрассветные часы, и знал, что сам виноват в случившемся.

Из-за него погас внутренний свет, озарявший ее нежное лицо, а глаза Ванессы перестали радостно сиять.

Она любила его, а он предложил ей покровительство, и девушка, обладающая чистой натурой, сочла это грехом.

Маркиз впервые в жизни увидел себя со стороны, и ему сделалось стыдно. Господи, как же высокомерно и беспринципно он себя вел!

Ведь он нашел самое ценное на свете — чистую, бескорыстную любовь и не сумел ее оценить.

Он — знаток, собиратель и хранитель сокровищ, не смог распознать драгоценную жемчужину!

— Болван! Какой же я болван! — в отчаянии восклицал он. Маркиз знал, что обретет счастье, лишь найдя Ванессу.

Ему казалось немыслимым, что дни тянутся так медленно, а он, которому всегда сопутствовал успех, терпит одно поражение за другим.

Он отдал агенту полиции портрет Ванессы и не сомневался, что тот быстро отыщет ее. Но поиски не дали никаких результатов, и маркиз вновь начал действовать на свой страх и риск.

Он узнал, что в Пантеон-Базар продаются краски, кисти и прочие нужные художникам материалы и отправился туда, обратив на себя внимание дам, покупавших ткани и шляпки.

Маркиз не раз прошелся по крутым, узким улочкам, где торговцы громко расхваливали свой товар, надеясь привлечь покупателей. Он расспрашивал продавцов устриц, овощей и фруктов.

Куда могла скрыться Ванесса?

Он словно натолкнулся на непреодолимую преграду.

Даже близкие друзья не понимали, почему он перестал посещать званые вечера. За эти недели он не был ни в Уайтс-клубе, ни в других игорных домах, где они постоянно встречались.

Маркиз ненадолго появлялся в палате лордов, когда там решался какой-нибудь важный вопрос, но сидел на заседаниях с отсутствующим видом. Все остальное время он продолжал искать Ванессу и понимал, что погружается в пучину отчаяния.

Принцу Уэльскому рассказали о его странном поведении, и он недоумевал, чем оно вызвано.

Принц прислал маркизу письмо с приглашением пообедать следующим вечером в Карлтон-хаузе, а после отправиться в сады Воксхолла на премьеру аттракциона — запуск аэростата.

По тону письмо его королевского высочества скорее походило на приказ, и маркиз был вынужден повиноваться.

Он поехал во дворец без всякой охоты и, когда принц начал расспрашивать, куда он исчез и как поживает, маркиз не знал, как ему ответить.

Но принц, как всегда, интересовался только собственной персоной и, выслушав не слишком убедительные ответы приятеля, принялся показывать ему новинки своей коллекции.

На обед были приглашены многие знакомые маркиза. Остроумный, непринужденный разговор доставил ему удовольствие, и он слегка расслабился, хотя тревожные мысли о Ванессе ни на минуту не покидали его.

После обеда пышная процессия двинулась в сады Воксхолла.

В 1728 году они достались новому владельцу, Джонатану Тайерсу. Он изменил к лучшему планировку садов, выстроил павильоны и ротонды, и с тех пор в них успело развлечься и отвести душу не одно поколение англичан.

Хогарт жил неподалеку и подготовил к открытию Воксхолла огромную ridotto affresco[2], украсившую павильоны.

Он написал для ротонды портреты Генриха Восьмого и Анны Болейн и разрешил Фрэнсису Хейману скопировать свои «Четыре времени года».

Веселые, озорные, ослепительно яркие картины идеально подошли к глубоким альковам, обставленным в восточном стиле, и привлекли в сады новых посетителей.

Тайерс распорядился поставить в Воксхолле памятник Генделю и позаботился о дополнительном освещении. Уже тогда в садах горело пять тысяч масляных ламп, и они стали едва ли не самым светлым местом в Лондоне. Но к концу столетия их число увеличилось до четырнадцати тысяч. Захватывающие дух аттракционы пользовались особым успехом у зрителей всех сословий, включая принца Уэльского и его друзей.

У его королевского высочества был личный павильон с отдельным входом. Эта вычурная постройка виднелась за деревьями, посередине небольшой рощи, и к ней примыкала тоже весьма причудливая эстрада для оркестра, похожая на китайскую пагоду.

Около ротонды полукругом располагались небольшие уютные павильоны, где обычно ужинали друзья принца. В каждом из них стояли стол и шесть или семь стульев.

Павильоны украшали картины Хеймана «Дракон», «Королевская охота», «В беседке», «Корабль», «Король Георг».

Маркиз часто бывал в садах Воксхолла, и его не прельщала возможность вновь услышать пение известной примадонны. Он предпочитал оперный театр концертам на свежем воздухе.

Он также отнюдь не стремился отведать знаменитый воксхоллский бекон, который продавали здесь по баснословной цене. Владелец Воксхолла хвастался, что его официанты могут нарезать тонкие, как вафли, ломти этого бекона и покрыть ими все одиннадцать акров сада!

Но принц хотел развлечься, и маркиз понимал, что ему придется составить его королевскому высочеству компанию.

Навстречу принцу Уэльскому из павильона вышел церемониймейстер, мистер К.-Х. Симпсон. Этот маленький лысый человек в светлых панталонах, визитке и бобровой шапке невольно привлекал к себе внимание. При столь комической наружности он очень любил пощеголять и не расставался с массивной тростью.

— Знаете, какое у него прозвище? Разодетый Шут, — шепнул принц маркизу.

Праздничные гулянья были в самом разгаре. Чтобы убедиться в этом, стоило только поглядеть на яркие лампы и украшенные гирляндами деревья, прислушаться к великолепной музыке и веселому гулу толпы.

В Воксхолле почти каждый вечер запускали фейерверки. В воздухе переливались разноцветные короны, сердца, инициалы. Однако ночной аэростат казался чем-то еще невиданным.

Маркиз вспомнил, что когда два года назад французский аэронавт мсье Гарнерин устроил испытания своего парашюта, об этом событии тогда долго говорил весь Лондон.

Не желая рисковать своей жизнью, мсье Гарнерин посадил в аппарат кошку и направил парашют в сторону садов.

Кошка благополучно приземлилась, и репортажи о полете четвероногой героини появились в газетах.

Наконец Гарнерин набрался храбрости и сам полетел на парашюте, спокойно приземлившись около церкви Сент-Панкрас.

Теперь он решил продемонстрировать ночной аэростат, и принц сгорал от нетерпения.

— Похоже, нам предстоит увидеть необычайное зрелище, — обратился маркиз к герцогине Девоншир, стараясь, чтобы принц его не услышал.

Она улыбнулась ему и ответила:

— С годами мы все больше любим детские игры.

Герцогиня бросила на него внимательный взгляд и участливо спросила:

— Что с вами, Даньен? У вас какой-то подавленный вид.

— Когда-нибудь я вам расскажу, — отозвался он, — но только не сейчас.

— Вы изменились, — заметила герцогиня. — Во-первых, вы похудели, а во-вторых, больше не похожи на победителя, у ног которого распростерт весь мир.

Маркиза удивила ее проницательность, но он был давно дружен с герцогиней и не стал кривить душой.

— Случилось так, что я впервые в жизни лишился покоя. Я растерян, близок к отчаянию и не знаю, что мне делать.

— Неужели вам отказала какая-то женщина? Это что-то сверхъестественное!

Он не ответил, и она мягко добавила:

— Я не дразню вас. Мне жаль, что у вас сейчас тяжелая полоса. Надеюсь, что в будущем все наладится.

— Об этом я могу только молиться! — с неожиданной откровенностью признался маркиз.

Герцогиня не могла скрыть своего изумления.

Пока они разговаривали, в ротонде прозвенел звонок. Представление должно было вот-вот начаться. Маркиз встал и двинулся к лужайке перед эстрадой, куда со всех концов сада стекались толпы зрителей.

Он заметил ярко освещенный баллон, наполненный газом, который мсье Гарнерин собирался запустить в небо.

По мнению маркиза, он ничем не отличался от других воздушных шаров, такие нередко попадались ему на глаза в Гайд-парке.

А в детстве он видел Винсента Лунардиса, когда тот выступал в Пантеоне в 1784 году.

Но на окружающих красочная расцветка аэростата и развевающееся на ветру полотнище произвели сильное впечатление.

Сидящие в павильонах пододвинулись с бокалами в руках поближе к эстраде, а оркестр заиграл бодрый марш под стать волнующему событию.

Толпа радостно загудела, когда аэростат начал стремительно подниматься.

Когда он взлетел над садами, в небе опять зажглись фейерверки.

Они засверкали рядом с аэростатом, и лица наблюдателей озарили потоки золотистого, красного и голубого цветов.

Маркизом овладела скука, он не удержался и зевнул.

Он решил вернуться в королевский павильон, но для этого надо было пробраться сквозь толпу. Рэкфорд обернулся и снова поглядел на аэростат, заполыхавший в плотном кольце фейерверков.

— Знаешь, что она мне сказала? — обратилась стоявшая сзади него женщина к своей приятельнице. — Если вы поглядите ему прямо в глаз, то поймете любит он вас или нет.

Они рассмеялись.

— Она имела в виду настоящий глаз или тот, который нарисовала?

— Конечно, тот, который нарисовала. Вот почему я заплатила за него пять шиллингов. Кто знает, может быть, в этом есть какой-то смысл?

— Ты всегда была очень доверчива, Летти.

Маркиз без особого внимания выслушал их разговор, но, когда они кончили, словно очнулся от тяжелого сна.

Он оглянулся и увидел двух элегантно одетых дам. Их сопровождало двое джентльменов.

Одна из них держала в руках листок бумаги.

Маркиз догнал ее и снял шляпу.

— Простите меня, мадам, — начал он, — но я слышал, что вы купили рисунок с изображением глаза. Вас не затруднит сказать мне, где вы его приобрели?

Женщина, с которой заговорил маркиз, с опаской взглянула на него.

Но его элегантный облик успокоил ее, и она ответила:

— В Воксхолле новое представление, сэр. Персидская художница в крайней беседке слева рисует человеческий глаз за пять шиллингов.

Дама показала маркизу листок.

И хотя это был лишь эскиз с едва намеченным зрачком, уверенный, четкий рисунок выдавал профессионала.

— Крайняя беседка слева, — повторил маркиз. — Большое спасибо, мадам.

Маркиз поклонился и поспешил в указанное место.

От его апатии и скуки не осталось и следа. Он чувствовал себя так, будто заново родился. Его нервы напряглись в ожидании.

В Воксхолле представления подобного рода были запрещены, и их устраивали тайком. Он миновал павильоны, из которых доносились голоса подвыпивших посетителей, и приблизился к плотно занавешенному входу в беседку.

Рядом с ним висела афиша следующего содержания:

«Мадам Шахриза, прорицательница из Персии, нарисует магический глаз для всех, мечтающих о счастливом повороте судьбы и любви».

Пока маркиз читал объявление, занавес раздвинулся, и из беседки вышли смеющиеся мужчина и женщина.

— Ты веришь, что нас ждет счастливое будущее? — спросила женщина.

— Я могу посмотреть тебе в глаза, чтобы в этом убедиться, и не нуждаюсь ни в каком клочке бумаги! — возразил ей мужчина.

Они заспорили, но маркиз не стал их слушать. Он торопливо отдернул плотную ткань и вошел в беседку.

Прежде это был небольшой кабинет для ужина, но теперь он казался еще меньше из-за стоящего посередине стола.

За ним сидела женщина, чье лицо было полностью скрыто покрывалом, только глаза поблескивали сквозь узкую прорезь.

В беседке царил полумрак, на концах стола стояли две масляные лампы, но свет от них падал так, что фигура мадам Шахризы оставалась в тени.

Рэкфорд увидел на столе листы плотной бумаги, разрезанной на квадраты, палитру, кисти и несколько карандашей.

Художница что-то рисовала на одном из этих квадратов. Она, не отрываясь от своего занятия, сказала:

— Будьте добры, садитесь поближе к свету.

Маркиз последовал ее указанию.

Художница наметила очертания глаза и мельком взглянула на посетителя, а потом начала тщательно прорисовывать детали. Он обратил внимание на уверенные движения ее длинных, тонких пальцев.

— Я хочу, чтобы ты поглядела мне в глаза, — проговорил маркиз.

Она не откликнулась. Маркиз понял, что от волнения Ванесса не в состоянии произнести ни слова.

После длительной паузы он спросил, не повышая колоса:

— Как ты могла так долго от меня скрываться? Я чуть не сошел с ума за последние недели.

Она ничего не отвечала, и он добавил:

— Мы поговорим в другом месте. Надевай плащ, Ванесса. Я оставил фаэтон на Кенсингтон-лейн.

Он подумал, что она примется спорить, однако Ванесса медленно поднялась из-за стола и стала складывать в коробку краски и листы бумаги. Ей никак не удавалось унять дрожь в руках.

Маркиз молча наблюдал за ней. Когда она повернулась и достала свой плащ, он встал и положил ей руки на плечи.

— Надеюсь, ты не одна? — спросил он.

Ванесса собралась с духом и ответила:

— Доркас всегда приходит со мной, но сегодня ей нездоровится, и я уговорила ее остаться.

— В таком случае я отвезу тебя к ней, — заявил маркиз.

Они вышли из беседки и оказались в гуще толпы, по-прежнему глядевшей на догорающий аэростат.

Маркиз взял Ванессу под руку и повел к выходу из Воксхолла, расположенному неподалеку от берега. Павильон принца находился от него в двух шагах.

Фаэтон маркиза стоял за каретой принца, открывая длинный ряд экипажей, растянувшихся по Кенсингтон-лейн.

Конюх увидел его светлость, спрыгнул и распахнул дверь, Ванесса поднялась в экипаж, и маркиз последовал за ней.

— Куда тебе нужно ехать? — осведомился он.

— Я остановилась на Мюзеум-лейн, двенадцать, — чуть слышно откликнулась она.

Маркиз сообщил кучеру адрес, и фаэтон тронулся в путь.

Ванесса медленно, все еще дрожащими руками откинула капюшон и сняла чадру, закрывавшую ее лицо.

Она посмотрела на маркиза, и при свете фонаря в фаэтоне он заметил, что ее глаза потемнели от волнения.

— Ты… искал меня? — робко спросила она.

— Я объездил Лондон из конца в конец, пытаясь тебя найти! — воскликнул маркиз. — Как ты могла быть такой жестокой? Бросить меня и скрыться? Я уже начал терять надежду на то, что найду тебя.

— Я не хотела губить твое доброе имя и не могла оставаться в Рэкфорд-парке.

— Выходит, ты думала только обо мне?

— Да… и к тому же не смогла бы принять твое предложение…

— И была бы права, — сказал маркиз. — Я не должен был тебе это предлагать, мне стыдно, очень стыдно, и я постараюсь искупить свою вину.

Ванесса удивленно посмотрела на него. Не в силах больше сдерживаться, он придвинулся к ней и взял ее руки в свои.

— О моя дорогая! — произнес он и замолчал, подыскивая нужные слова. — Скажи, что ты выйдешь за меня замуж! Я не могу без тебя жить!

Ванесса оцепенела от изумления. Потом она прошептала:

— Почему… ты сейчас просишь меня стать твоей женой?

— Потому что люблю тебя! — отозвался маркиз. — Люблю так, как никого еще не любил! Ты измучила и чуть не погубила меня своим уходом, Ванесса. Я знаю, что хочу лишь одного — быть с тобой, и умоляю тебя стать моей женой.

Она не сводила с него взгляда и явно была потрясена до глубины души.

— Но я… полагала, — запинаясь, пробормотала она, — что ты собираешься жениться на дочери герцогини Тилби.

— Я ни на ком не собираюсь жениться, кроме тебя, Ванесса. Я не смогу быть счастлив с другой женщиной.

Он увидел, что ее бледное, осунувшееся лицо преобразилось от внутреннего света, а глаза радостно засияли.

Маркиз крепко обнял Ванессу и прикоснулся губами к ее рту.

Сначала он поцеловал Ванессу очень легко и нежно, сознавая, что порыв страсти способен испугать девушку.

Маркиз ощутил мягкую свежесть ее губ. Какая-то чудесная сила соединила их друг с другом, и оба испытали блаженство, уже знакомое им обоим. Потом поцелуй стал глубоким, страстным, он заставил Ванессу трепетать, разжигал в ней огонь желания.

Маркиз так крепко прижал к себе Ванессу, что она не могла вздохнуть. Когда он поднял голову, ей показалось, что даже при свечах он выглядит совсем иначе, чем прежде.

— Я люблю тебя, как я люблю тебя! Прости меня, Ванесса, за то предложение, что я сделал тебе в Рэкфорд-парке. Я оскорбил тебя, не поняв, как ты чиста. Я был таким глупцом и не сознавал, что наша любовь прекрасна, драгоценна, но и хрупка.

— Неужели ты говоришь это мне? — прошептала Ванесса.

— Я люблю тебя, моя дорогая, но пока не потерял тебя, был так самонадеян и туп и не понимал, что ты для меня значишь. Но теперь я нашел тебя, теперь мы вместе, и все будет превосходно!

Его губы вновь встретились с ее губами, и никаких слов больше не понадобилось в доказательство его любви.

Когда они наконец подъехали к дому, где нашла себе пристанище Ванесса, маркиз сказал:

— Моя любимая, у меня есть разрешение на брак, и мы можем обвенчаться хоть завтра. Ты согласна?

— Завтра?

Ванесса недоверчиво повторила это слово, как будто до нее не сразу дошел его смысл. Ее лицо вновь засияло, и она могла думать лишь о том, что они наконец-то снова вместе.

— Ты прекрасна, — нежно произнес он. — Ты стала еще красивее, чем прежде. Но, прелесть моя, ты сейчас находишься в безопасности? Тебе не нужна моя защита?

Он отбросил чадру, и волны золотисто-рыжих волос упали ей на плечи.

Маркиз погладил их, а затем опять приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза любимой.

— Признайся, — спросил он глубоким, полным страсти голосом, — как ты жила без меня?

— Без тебя… я хотела… умереть.

— Моя бедная малышка! Моя дорогая!

— Но я должна была заботиться о Доркас, она себя неважно чувствует, и ей не нравятся меблированные комнаты, в которых мы остановились.

— Утром я первым делом увезу тебя оттуда, — пообещал маркиз. — А может быть, ты переедешь прямо сегодня?

— Мы не должны гак торопиться.

— Хорошо. Но ты не ответила на мой вопрос. Тебе ничто не угрожает?

Ванесса кивнула.

— По временам… бывает страшновато, но Доркас постоянно начеку, и у меня есть… немного денег.

— Я знаю, — отозвался маркиз. — Портрет твоей матери ждет тебя в моем доме.

— Как я рада! — воскликнула Ванесса. — Мне так не хотелось с ним расставаться.

— Я тоже не желаю с тобой расставаться, — подхватил маркиз. — Интересно, почему ты отправилась в Воксхолл? Я никак не рассчитывал тебя там встретить.

— Папу однажды попросили отреставрировать картину Хеймана, пострадавшую во время драки в беседке, — пояснила Ванесса. — Мистер Симпсон сам зашел к нам, когда отец кончил работу.

Три недели назад я обратилась к нему и сказала, что нуждаюсь в деньгах. Он разрешил мне воспользоваться беседкой и рисовать там под видом мадам Шахризы.

— Неглупая идея, — отозвался маркиз, — но не для тебя, моя дорогая, не для тебя.

— Мистер Симпсон дал мне деньги на этот восточный костюм, и никто не видел моего лица.

— Ты ловко обманывала простаков, — одобрительно заметил маркиз. — Но тебе пришлось бывать в садах каждый вечер, а там полно разных чудаков, и ты вполне могла привлечь внимание какого-нибудь проходимца.

— Наверное, подобные люди меня побаивались и считали, что я способна их сглазить или наслать порчу, — усмехнулась Ванесса.

— Ты вела себя очень мужественно, моя дорогая, но больше у тебя не будет причин для страха. Мы снова вместе, и все наши трудности остались позади. Признаюсь, я провел немало бессонных ночей, размышляя, где ты и что с тобой происходит.

— Неужели ты так беспокоился обо мне?

Наивность вопроса заставила его улыбнуться, и он вспомнил о пережитых страданиях.

— Нам лучше об этом забыть, — проговорил он. — Завтра ты станешь моей женой, и мы будем счастливы до конца наших дней.

Ванесса отвернулась от него, и маркиз с тревогой спросил:

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Я… не уверена.

— Что ты имеешь в виду?

— Я часто думала о твоих словах. Ты сказал, что титул и положение в обществе накладывают на тебя определенные обязательства и ты можешь жениться лишь на родовитой аристократке.

— Я молол ерунду! — рассердился маркиз. — Я был тщеславен и чванлив. Ты должна вычеркнуть из памяти этот дурацкий разговор. Поверь, я презираю себя за спесь и самодовольство.

Ванесса улыбнулась.

— Ты слишком строг к себе.

— Но отныне я отвечаю за каждое слово, — чуть ли не с гневом произнес маркиз. — Если ты выйдешь за меня замуж, я стану счастливейшим человеком в мире. Ни у кого не может быть столь прекрасной и преданной жены! Но я убежден, что недостоин тебя, и лишь это омрачает мою радость!

— Как замечательно, что ты мне это сказал, — прошептала она.

Однако он заметил в ее глазах затаенную грусть.

— Дорогая, завтра мы сможем продолжить наш разговор. Но я хочу, чтобы ты поняла — я собираюсь сделать тебя моей женой, и меня никто и ничто не остановит! Теперь мне известно, что значит жить без тебя, и я знаю, что больше этого не выдержу.

Он говорил с такой обезоруживающей искренностью, что Ванесса не могла ему не поверить. Однако в ее голосе по-прежнему улавливалось сомнение.

— Я боялась причинить тебе боль или как-то повредить твоей репутации именно потому, что люблю тебя. Из-за этого я и покинула Рэкфорд-парк.

— Я знаю, — отозвался маркиз. — И если какая-нибудь старая сплетница еще раз встанет на нашем пути, обещаю тебе, я вышвырну ее из дома. Ты моя, Ванесса, моя, и была моей с нашей первой встречи. — Он крепко обнял ее и продолжал: — Нас соединила судьба, я потерял тебя, но по ее доброй воле снова сумел найти. Мы созданы друг для друга. Я прошу тебя, моя дорогая, выйти за меня замуж, иначе мое сердце будет навсегда разбито.

Ванесса села к нему ближе, подняла голову и с любовью посмотрела на него.

Их губы опять соединились в поцелуе, но в это время фаэтон остановился, и лакей открыл дверцу экипажа. Маркиз нехотя поднялся и выпустил Ванессу из своих объятий.

— До завтра, любовь моя, — сказал он.

Ее лицо светилось от счастья, она опять взглянула на него, встала и вышла из фаэтона.

Маркиз спустился на мостовую вслед за ней.

Они очутились у высокого обветшавшего здания в узком переулке рядом с Британским музеем. Видимо, в нем размещался дешевый пансион.

Маркиз с горечью подумал, что Ванесса вынуждена ютиться в такой дыре. Ему захотелось забрать ее и увезти в Рэкфорд-хауз, но он знал, что она не согласится оставить расхворавшуюся Доркас.

— Я заеду за тобой в одиннадцать утра, — предупредил он. — Ты успеешь собрать вещи?

— У меня их совсем немного, — улыбнулась Ванесса.

— Тогда мы расстаемся ненадолго, но мое сердце всегда с тобой.

Он поднял ее руки и приложил к своим губам, так что Ванесса ощутила теплоту его дыхания.

Любые слова показались ей неуместными, она повернулась, вошла в дом и, подобрав юбку, взбежала по пыльным ступеням на третий этаж, словно взлетела на крыльях.

Ванесса открыла дверь тесной комнатки с низким потолком, в которой жила вместе с Доркас.

Там стояли две железные кровати, а стены были оклеены старыми, выцветшими обоями.

Доркас лежала в постели, но не спала. У ее изголовья горела свеча. Ванесса стремительно ворвалась в комнату и радостно воскликнула:

— Доркас! Я так счастлива!

— Что такое? Что случилось?

— Он нашел меня! Его светлость нашел меня! — Голос Ванессы звенел от радости. — Он любит меня, Доркас, и предложил мне выйти за него замуж. У него уже есть разрешение на брак. Ну как я могу ему отказать? Я так люблю его!

— Он предложил вам стать его женой, мисс Ванесса? — недоверчиво спросила Доркас.

— Он умолял меня об этом! — Ванесса металась по комнатке, возбужденная и счастливая.

Доркас глубоко вздохнула.

— Слава богу! Слава богу, мисс Ванесса! Всевышний услышал мои молитвы.

Глава восьмая

Выражение лица маркиза было столь гневным, что слуги в Рэкфорд-хаузе притихли в ожидании бури.

Они знали о его вспышках ярости, когда ему лучше было не попадаться под руку, но сегодня он просто рвал и метал.

Он молча отдал дворецкому шляпу и перчатки и прошел в библиотеку, где сел в кресло и оперся рукой о подбородок.

Через несколько минут дверь открылась, и дворецкий неуверенно обратился к нему:

— Альфонс спрашивает, милорд, что вам приготовить?

— Ничего! — отрезал маркиз.

— Но, может быть, вам подать какие-нибудь легкие закуски, милорд? Насколько мне известно, вы уже целые сутки ничего не ели!

— Я не голоден!

— Позвольте мне заметить, милорд, что ваш пост слишком уж затянулся.

— Оставь меня в покое!

Дворецкому пришлось подчиниться, и он осторожно закрыл дверь.

Маркиз неподвижно сидел, уставившись в одну точку невидящим взглядом.

Он никак не мог допустить, что Ванесса снова исчезнет.

Как они и договаривались, он прибыл на Мюзеум-лейн в одиннадцать утра. Он приехал в фаэтоне, собираясь отвезти в нем Ванессу на Беркли-сквер. За фаэтоном следовала карета для Доркас и багажа.

Священник собора Сент-Джордж на Гановер-сквер согласился обвенчать их по специальному разрешению сразу после праздничного завтрака.

Пастор все приготовил к торжественному обряду, маркиз распорядился украсить алтарь белыми цветами.

Он не хотел устраивать пышную церемонию, зная, что Ванесса одобрит его решение. Для них важны были их отношения, а не сам ритуальный обряд.

Маркиз не хотел афишировать это событие среди своих знакомых из высшего света. Рэкфорд понимал, что их венчание вызовет настоящий ажиотаж, и ему не хотелось объяснять всем и каждому, почему он решился на подобный шаг.

Он слишком долго был противником брачных уз и привык к охотившимся за ним честолюбивым и родовитым родителям. Одно то, что он выбрал в жены девушку с неясным и, может быть, даже сомнительным происхождением, неизбежно должно породить в обществе массу слухов.

Любовь к Ванессе избавила его от снобизма и тщеславия. Маркиз хотел лишь одного — сделать ее счастливой и знал, что это случится, если они будут вместе.

«Как жаль, — мелькнуло у него в голове, — что художники, и особенно миниатюристы, низко котируются в обществе». Их репутация оставляла желать лучшего.

Смехотворные претензии Ричарда Косуэя и его скандальный образ жизни не ускользнули от внимания высшего света. Подобные выходки прощались лишь аристократам, а чужаки должны были знать свое место.

Художники испокон веков считались людьми беспутными, и никто не принимал их всерьез, хотя принц Уэльский подружился с Ричардом Косуэем, проводил с ним много времени и попытался ввести его в свой круг.

Из-за этого Косуэй оказался на виду, а его личная жизнь на все лады обсуждалась в салонах и гостиных.

«Но ко мне это не имеет никакого отношения, — убеждал себя маркиз. — Ванесса совсем иная, а ее отец был очень скромен и добродетелен».

Правда, никто не сказал бы этого о ее деде Питере Поле Лэнсе. Но маркиз надеялся, что его изгнание из Ирландии и поклонение дьяволу, за которого он пил в клубе «Адский огонь», остались неизвестны в Лондоне.

Рэкфорд предпочитал не обманывать себя и ясно видел, что впереди его ждет много трудностей. Ему предстояло вступить в борьбу с высшим светом и защитить жену от насмешек и сплетен.

Конечно, он смело мог положиться на своих приятельниц, герцогиню Девоншир и графиню Бессбру. Более того, он знал, что его непременно поддержит принц Уэльский, для которого не имело значения, когда и на ком женится его приятель, тем более что его высочество был в долгу перед Ванессой Лэнс.

Поэтому он как ни в чем не бывало отправился в Блумсбери, чтобы забрать Ванессу из убогого пансиона. Он чувствовал себя счастливейшим из смертных и предвкушал скорую встречу.

Маркиз не поверил своим ушам, когда хозяйка пансиона сообщила ему, что Ванесса и ее служанка только что уехали. Эта вульгарная и неопрятная с виду женщина вела себя с ним вызывающе дерзко.

— Этого не может быть! — воскликнул маркиз.

Она рассмеялась ему прямо в лицо.

— Поднимитесь наверх и сами посмотрите, мил человек, — ухмыльнулась она. — Это на третьем этаже, и если ваша подружка не прибрала комнату, уж я-то не виновата.

Маркиз по-прежнему считал, что она лжет. Он поднялся на третий этаж и убедился, что комната пуста.

Он с отвращением обвел взглядом железные кровати, дешевые, покрытые пятнами обои и не прикрытые коврами полы.

Рэкфорд не мог представить себе очаровательную Ванессу в столь убогой обстановке.

Потом он вспомнил, что она покинула свой дом, желая сохранить его доброе имя. Ванесса боялась, что их связь получит широкую огласку, и предпочла исчезнуть.

Из пансиона на Мюзеум-лейн он направился в Айлингтон. «Видимо, Ванесса поняла, что пансион не годится для начала новой жизни, — рассудил маркиз, — и теперь, перед венчанием, вернулась к себе».

Домик в Айлингтоне ничуть не изменился с тех пор, как он видел его в последний раз.

Двери были заперты, окна закрыты, и маркиз не знал, что ему делать дальше.

Он попытался прикинуть, сколько денег осталось у Ванессы.

Конечно, она что-то заработала в Воксхолле, но, как предположил маркиз, отдала часть этой суммы мистеру Симпсону за аренду беседки. К тому же ей пришлось оплатить стоимость костюма.

Маркиз поспешил вернуться на Беркли-сквер. У него мелькнула надежда, что Ванесса отправилась из пансиона прямо к нему.

Но он ошибся!

Целый день он с фанатичным упорством искал ее по всему Лондону, объезжая кварталы, где она могла бы скрыться.

Вечером он побывал в садах Воксхолла, хотя заранее сознавал бесполезность этой попытки. Предчувствия не обманули его. Беседка, где еще вчера принимала посетителей персидская прорицательница, была пуста, а мистер Симпсон понятия не имел, почему она не явилась сегодня вечером, даже не предупредив его об этом.

Маркиз провел мучительную, бессонную ночь. Он расхаживал по комнате и вспоминал их объяснение в Рэкфорд-парке. Наверное, Ванесса до сих пор обижена на него и не может принять его предложение стать его женой.

Он снова и снова проклинал себя за высокомерие и самодовольство. Маркиз знал, что пожертвует своим положением и карьерой, лишь бы удержать ее и убедить, что их любовь — это главное, а все прочее — суета сует.

Перед его мысленным взором вновь возникло застывшее, побледневшее лицо, когда он заявил, что не может на ней жениться. Впечатление оказалось неизгладимым и до сих пор преследовало его.

Сегодня он опять принялся прочесывать Лондон, снова посетил антикварные магазины и дешевые пансионы и возвратился в Рэкфорд-хауз только потому, что его лошадь еле плелась от усталости.

Сидя в библиотеке, маркиз обдумывал, куда бы ему еще обратиться. В прошлый раз счастливый случай помог ему найти Ванессу, а любому игроку известно, что только на слепую удачу не стоит рассчитывать.

Дверь открылась, и в библиотеку вошел мистер Граттон.

— Простите меня, милорд, — проговорил он, — но вам сейчас принесли записку, и лакей сказал, что вы должны срочно ответить.

В глазах маркиза сверкнул луч надежды.

— Записку? — переспросил он.

— Она от вдовствующей графини Кландерри, милорд.

Маркиз мгновенно помрачнел и снова опустился в кресло.

Он молчал и, казалось, не обращал внимания на секретаря, стоявшего с запиской. Мистер Граттон не выдержал и задал вопрос:

— Я могу распечатать конверт, милорд?

— Вряд ли там что-нибудь важное, — усомнился маркиз.

Мистер Граттон взглянул на записку и прочел:

— «Вдовствующая графиня Кландерри, рада засвидетельствовать свое почтение маркизу Рэкфорду и просит нанести ей визит сегодня в пять часов дня. Речь идет о крайне важном и безотлагательном деле».

Мистер Граттон кончил читать и, видя, что маркиз по-прежнему не реагирует, осведомился:

— Лакей ждет ответа. Что мне передать графине, милорд?

— Передайте ей, пусть она катится к черту! — вспылил маркиз.

После небольшой паузы мистер Граттон попытался образумить маркиза.

— Простите меня за смелость, милорд, но думаю, вы заблуждаетесь. Вашей светлости известно, что графиня живет по соседству Кто знает, может быть это оливковая ветвь, протянутая в знак примирения после долгих лет вражды.

Маркиз и на этот раз ничего не ответил. Мистер Граттон настойчиво добавил:

— Как я понял, милорд, графиня Кландерри была близким другом ваших родителей.

Маркиз вздохнул.

— Ладно, — хмуро произнес он. — Вы меня уговорили, Граттон. Передайте лакею, что я буду у ее светлости в пять часов, хотя бог знает, что ей от меня нужно.

— Сейчас уже половина пятого, милорд, — заметил мистер Граттон и двинулся к выходу.

Недовольный маркиз встал и отправился переодеваться.

Он никак не мог явиться к вдовствующей графине в костюме для верховой езды.

Мистер Граттон сказал правду, графиня была на дружеской ноге с его отцом и матерью, но ее отношения с маркизом начали портиться с тех пор, как он стал приятелем и советником принца Уэльского. Она ясно дала понять, что окружение принца для нее неприемлемо. Особое возмущение вызывала у графини связь принца с миссис Фицгерберт.

Лишь немногие светские дамы нашли в себе смелость закрыть перед принцем и его возлюбленной двери своих салонов. Если остальные ограничивались осуждением, то эти блюстительницы нравственности вели себя весьма жестко и последовательно.

Принц, в свою очередь, отказывался появляться без миссис Фицгерберт, и между ним и этим кружком уже несколько лет шла необъявленная война.

Однако им покровительствовала королева, и вдовствующая графиня считалась в Букингемском дворце persona grata.

Принц посмеивался над этими блюстительницами нравственности, но маркиз знал, что они нанесли тяжелый удар по его самолюбию. Вдобавок многие из этих дам пользовались уважением его отца, и их влияние при дворе отнюдь не уменьшилось.

Слуги помогли маркизу надеть элегантный костюм и завязать шейный платок по последней моде сезона, а он тем временем старался представить себе, как выглядит вдовствующая графиня.

Он не видел ее после смерти своего отца, но хорошо запомнил, что она держалась очень прямо и произвела на него впечатление настоящей grande dame, с которой принц и его бесшабашные друзья не имели ничего общего.

Подобная позиция казалась маркизу вполне достойной и понятной. Он сознавал, что вдовствующей графине и ее приятельницам претила экстравагантность Карлтон-хауза и прежде всего тот вызов общепринятой морали, который бросил всем принц, стремясь навязать обществу свою любовницу.

Когда маркиз спустился, фаэтон ждал его у входа. Часы показывали без пяти пять.

Особняк вдовствующей графини находился по другую сторону бульвара, но прийти пешком к знатной даме, не принимавшей его по меньшей мере восемь лет, было бы недопустимо.

Войдя в особняк, маркиз залюбовался в холле портретом одного из графов Кландерри работы Ван Дейка, а по пути в гостиную заметил превосходную картину Рубенса. Он был вынужден признать, что она гораздо лучше той, которую он недавно купил у лорда Харгрейва.

Рэкфорд успел детально осмотреть ее, поскольку сопровождавший его слуга был очень стар и с трудом одолевал каждую ступеньку. Даже серебряные пуговицы на ливрее, казалось, тяготили его.

Однако, добравшись до верхнего этажа и переведя дух, слуга громко объявил о приходе гостя:

— Маркиз Рэкфорд, миледи!

Маркиз вошел в узкую, продолговатую гостиную и увидел в ее дальнем углу хрупкую седую женщину, сидевшую у окна.

Он неторопливо двинулся к ней. Пожилая леди поднялась и протянула ему руку с синими прожилками вен. Маркиз почтительно поднес ее к своим губам.

— Ваш покорный слуга, мадам, — произнес он и поклонился.

— Прошу вас, садитесь, милорд, — суховато проговорила она.

Как он и ожидал, ее голос был холоден, довольно суров, и в нем чувствовалась скрытая неприязнь.

Маркиз сел, предположив, что вдовствующая графиня вызвала его, чтобы обсудить предмет их давнего спора.

Они, а точнее, их секретари, уже несколько лет вели спор из-за садика, расположенного в центре бульвара, где обычно кучера ожидали распоряжений своего хозяина. Графиня постоянно жаловалась на кучеров маркиза, поднимающих шум в ночное время.

Поглядев на нее, Рэкфорд восхитился осанкой старой дамы. Ее взгляд словно пронизывал его насквозь, но он по-прежнему не понимал, чего она от него хочет.

Должно быть, в молодости она была очень красива. Даже теперь ее седые волосы оставались густыми, а черты лица, несмотря на множество морщин, поражали своей классической правильностью. Ее фигура была столь стройной, что многие художники с удовольствием написали бы ее портрет в полный рост.

— Наверное, вас удивило, милорд, что я. обратилась к вам и попросила срочно явиться, — начала вдовствующая графиня.

— Да, мы действительно давно не виделись, мадам — отозвался маркиз.

— Вы хорошо знаете, — продолжила она, — что я просто обожала вашего отца и любила вашу мать, но никогда не одобряла поведения многих ваших близких знакомых.

— Я могу только выразить мое сожаление, мадам, если оно причиняло вам беспокойство.

— Меня это не касается, — холодно возразила вдовствующая графиня. — Но по моральным и социальным соображениям для меня неприемлема связь принца с этой миссис Фицгерберт. Ходят слухи, что она стала его морганатической женой. По-моему, подобный брак способен только ухудшить ситуацию в королевской семье.

— Если это правда, то я, несомненно, соглашусь с вами, — откликнулся маркиз.

— Ради спасения трона будем надеяться, что это ложь, — заявила вдовствующая графиня. — Однако я пригласила вас не для разговора о принце, хотя могла бы еще немало сказать по этому поводу!

Маркиз промолчал, и вдовствующая графиня продолжала:

— Думаю, вы знаете историю семьи моего мужа. О’Дерри с незапамятных времен принадлежат к королевскому роду Ирландии.

— Да, мне это известно, — любезным тоном отозвался маркиз, не понимая, к чему она клонит.

— Мы были возведены в графское достоинство в двенадцатом веке, — не обратив внимания на его реплику, сообщила вдовствующая графиня. — По-моему, ваш род восходит к семнадцатому веку.

— Если быть точным, к середине шестнадцатого.

— А титул маркиза вы получили еще позже, — с тайным удовлетворением заметила графиня.

— В первой половине семнадцатого.

Маркиз размышлял, к чему может привести разговор о знатности родов, но не желал ее перебивать, надеясь, что рано или поздно вдовствующая графиня доберется до сути.

— Мой муж, девятнадцатый граф, как нетрудно догадаться, очень гордился своими предками.

— Конечно, мадам.

Маркиз знал, что многие люди безумно увлечены своим генеалогическим древом, тщательно собирают данные об истории рода.

Ему самому было далеко не безразлично, что он принадлежит к аристократии, но судьбы предков волновали его, лишь когда он обнаруживал в них параллели со своей собственной. Но, разумеется, он много слышал о древности и знатности рода О’Дерри.

— Поэтому вы поймете, — заключила графиня, — что мой муж, имея пятерых сыновей и лишь одну дочь, настаивал на ее браке с родовитым дворянином.

Маркиз недоуменно взглянул на хозяйку дома.

«К чему это предисловие? Вряд ли она собирается предложить мне невесту?» — подумал он.

— Ему казалось, что он выбрал из многих поклонников моей дочери Элизабет наиболее подходящего.

Вдовствующая графиня сделала паузу и добавила:

— Ему и в голову не приходило, что моя дочь воспротивится его намерениям или откажется выйти замуж за человека, которого он считал своим будущим зятем. — Она чуть слышно вздохнула. — Даже сейчас, много лет спустя, я не представляю себе, почему я была так слепа и не видела, что творится у меня под носом. Но я совершенно не ждала, что в моей семье начнут бунтовать, и уж тем более не подозревала в этом собственную дочь!

В голосе вдовствующей графини прозвучали горькие нотки, и маркиз с удивлением посмотрел на нее.

Он до сих пор не догадывался, к чему она клонит и какое имеют к нему отношение семейные секреты вдовствующей графини.

Затем пожилая леди неожиданно призналась:

— Для моего мужа все художники были отщепенцами, людьми иного, низшего круга, и, уж конечно он не желал видеть их в семье О’Дерри.

При слове «художник» маркиз выпрямился, пристально поглядел на вдовствующую графиню и ощутил, как тревожно забилось его сердце.

— Что вы сейчас сказали, мадам? — переспросил он каким-то странным, чужим голосом.

— Я объясняю вам, — ответила вдовствующая графиня, — что почувствовали я и мой муж, когда наша единственная дочь сбежала с художником Корнелиусом Лэнсом. Могу только добавить, что его отца изгнали из Ирландии за поклонение дьяволу.

— Ванесса здесь, с вами? — торопливо спросил маркиз.

Для него было важно только это — знать, что Ванессе ничего не угрожает и что он ее нашел!

— Да, она здесь, — кивнула вдовствующая графиня. — Она сообщила мне, что вы собираетесь на ней жениться. Это правда?

— Истинная правда! — с пылом подтвердил маркиз. — Но я даже не подозревал, мадам, что она как-то связана с вашей семьей.

— Мне это известно, — откликнулась вдовствующая графиня. — Она хотела узнать о прошлом своей матери и до тех пор не решалась дать вам ответ. Ее пугало, что для вас с вашим титулом и положением женитьба на дочери художника означала бы мезальянс.

— Прежде я думал о последствиях, мадам, — откровенно заявил маркиз, — но теперь мне безразлично, будь Ванесса даже дочерью дворника! Я люблю ее и хочу, чтобы она стала моей женой!

— Я полагаю, вам нужно мое согласие, или вы решили обойтись без него? — осведомилась вдовствующая графиня, и ее губы изогнулись в легкой усмешке.

— Разумеется, мадам, — отозвался маркиз, — нам бы хотелось получить ваше благословение.

Вдовствующая графиня окинула его беглым взором, и в ее глазах сверкнул огонек удовлетворения.

— Я только надеюсь, милорд, что в будущем вы станете осмотрительнее и будете тщательнее выбирать себе приятелей. По-моему, Ванессе не стоит бывать в Карлтон-хаузе.

— Я приму к сведению ваш совет, мадам, — уклончиво проговорил маркиз. — Можно мне встретиться с Ванессой?

Он задал этот вопрос с юношеским жаром, и его волнение не ускользнуло от внимания вдовствующей графини.

Она собиралась еще что-то сказать, но передумала и позвонила в маленький серебряный колокольчик.

Дверь тут же распахнулась. Маркиз решил, что это слуга, и даже не повернул голову. Но вдовствующая графиня молчала, и он оглянулся.

На пороге гостиной стояла Ванесса.

— Ванесса! — воскликнул маркиз и поднялся.

Вдовствующая графиня тоже встала.

— Возможно, я нарушу правила приличия, милорд, — заметила она, — но мне кажется, что вам и моей внучке необходимо объясниться, и это лучше сделать наедине. Я покину вас на десять минут, но обещайте мне, что вы не сбежите отсюда, чтобы тайно обвенчаться. — Ее голос смягчился, и она продолжила: — Уж если вы так торопитесь со свадьбой, то не будем откладывать ее надолго. Но прежде мы с внучкой посетим Букингемский дворец, а после я представлю ее моим добрым друзьям.

Говоря это, вдовствующая графиня неторопливо и величественно двинулась к выходу.

Она приблизилась к Ванессе и потрепала ее по плечу. Маркиз понял, что графине захотелось подбодрить внучку.

Дверь закрылась. Ванесса и маркиз стояли, глядя друг на друга.

— Почему ты мне ничего не сказала? — нарушил молчание маркиз. — Я еще не оправился от всего пережитого, а ты снова заставила меня страдать и искать тебя. Я был в отчаянии и думал, что больше тебя никогда не увижу.

— Я должна была послать тебе записку, — ответила Ванесса, и по ее тону Рэкфорду стало ясно, что она собиралась это сделать, — но сомневалась, одобрит ли бабушка мой поступок. Пойми, я ничего не знала о ней. Доркас все эти годы хранила мамино письмо и лишь вчера отдала его мне.

— Какое письмо? — удивился маркиз.

Он не сводил глаз с Ванессы и мечтал ее обнять, но хотел, чтобы она прежде рассказала ему все. Хотя теперь ничего не могло изменить их будущего.

— Мама мечтала, чтобы я вышла замуж по любви и не ошиблась в выборе, — начала Ванесса. — Она никогда не говорила мне, что родилась в семье О’Дерри. После того как она убежала с папой, прошлое перестало для нее существовать. Конечно, ее мучила эта тайна, но она очень боялась отца, и ей не хотелось навлекать его гнев на свою семью. — Ванесса печально улыбнулась и продолжила. — Бабушка сказала мне, что после побега мой дед вычеркнул ее из жизни. Он был очень властным человеком и не смог бы вынести бесчестия своих детей.

— И ты ничего не знала о семье своей матери? — спросил маркиз.

— Она ни словом не обмолвилась о ней. Повторяю, мне было известно лишь о том, что она сбежала с папой и не поддерживала больше отношений со своими родственниками, — пояснила Ванесса. — Перед смертью мама написала мне подробное письмо. Доркас обещала ей, что отдаст его мне, лишь когда кто-нибудь предложит мне руку и сердце, и я… соглашусь стать женой этого человека.

На ее щеках выступил румянец.

— Значит, ты согласна выйти за меня замуж?

— Я поняла, что, если ты еще раз… попросишь меня об этом, я не… сумею тебе отказать, — призналась Ванесса.

Они глядели друг другу в глаза, и время для них словно остановилось.

Затем маркиз спросил, с трудом преодолевая внутреннее сопротивление:

— Ты не скажешь мне, что еще было в письме твоей матери?

— Она подробно описала историю своего побега. Жених, которого выбрал ее отец, любил другую женщину, а к маме был совершенно равнодушен. Она его не интересовала, просто он хотел породниться с О'Дерри.

— И тогда она сбежала с твоим отцом?

— Она влюбилась в него без памяти, хотя, как я тебе уже говорила, он был значительно старше. И они жили очень счастливо!

— Мы тоже будем счастливы!

Ванесса доверчиво посмотрела на маркиза, и ее глаза засияли от радости.

Он сделал шаг ей навстречу, собираясь обнять любимую, но почувствовал, что их разговор еще не закончен, и задал вопрос:

— Из письма ты наконец узнала, что твоя бабушка вдовствующая графиня Кландерри. Но как тебе удалось ее найти?

— Когда я прочла о ней в мамином письме, в моем сознании словно прозвенел звонок. Внезапно я вспомнила, что сказала мне в Рэкфорд-парке герцогиня Тилби. Она обещала устроить мне несколько заказов у своих приятельниц, если я пойду ей навстречу и вернусь в Лондон.

— Герцогине известно, что я думаю о ней и о ее заказах! — перебил Ванессу маркиз.

— Она говорила, что графиня Кландерри, живущая на Беркли-сквер, собирается заказать портрет своей любимой собаки.

— И ты смогла найти свою бабушку?

— Отыскать ее особняк на Беркли-сквер оказалось проще простого. Он почти такой же огромный, как твой.

— Итак, теперь у тебя появилась бабушка и, судя по всему, бездна ирландских родственников, — заметил маркиз. — Он немного помолчал и шутливо добавил: — Твоя бабушка ясно дала мне понять, что род О’Дерри гораздо более древний и знатный, чем какие-то Рэкфорды Может быть, тебе стоит поискать другого претендента на твою руку и сердце?

Ванесса шагнула ему навстречу, и он нежно обнял ее.

— Неужели ты не женишься на мне? — умоляюще произнесла она. — Ну пожалуйста. И прости меня за то, что я тебя так расстроила.

— Твое первое исчезновение было для меня тяжелым ударом, но я простил тебе это, потому что сознавал свою вину, — ответил маркиз, крепко прижав ее к себе — Но если ты вчера утром нашла свою бабушку, то кто мешал тебе послать мне письмо в тот же день и уж, по крайней мере, сегодня? Эти сутки стали для меня настоящим кошмаром!

Он удивился, когда Ванесса густо покраснела и отвернулась.

Маркиз взял ее за подбородок.

— Скажи мне правду? — потребовал он. — Зачем тебе понадобилась эта отсрочка? Неужели ты хотела наказать меня за грехи, в которых я не перестаю каяться?

— Нет, конечно, нет! — воскликнула Ванесса, — это было просто…

Она осеклась, закрыла глаза, и маркиз увидел, как тень от ее длинных черных ресниц упала ей на щеки.

— Так в чем же причина? — продолжал допытываться он.

— Ты говорил, что наши «рамки» не столь важны, — прошептала Ванесса, — но ты можешь гордиться своей, она великолепна, а я по-прежнему стыдилась своей бедности, и теперь, перед нашей встречей, мне захотелось купить… новое платье.

Маркиз на мгновение замер от неожиданности, а потом рассмеялся.

— Новое платье! Моя дорогая, зачем тебе это? Неужели ты не поняла, что для меня ты всегда в волшебной рамке?

Он еще крепче прижал Ванессу и нежно прикоснулся своими губами к ее губам.

Он поцеловал ее, совсем как тогда вечером на террасе, и в них снова вспыхнуло это колдовское чувство. Теперь влюбленные полностью принадлежали друг другу.

Его поцелуи стали более страстными. Маркиз словно требовал от Ванессы — будь моей, и когда она затрепетала в его объятиях, он понял — отныне они единое целое и никакая сила не может их разлучить.

Неважно, кем была Ванесса и какая кровь текла в ее жилах. Он чувствовал, что создан для этой женщины, а она для него. Как будто их любовь существовала уже миллионы лет и ее огню суждено гореть вечно.

Какие бы трудности ни подстерегали их впереди, какие бы проблемы ни возникали перед ними, их любовь выдержит все испытания.

Маркиз поднял голову.

— Я люблю тебя, моя дорогая! Ты для меня — целый мир, и я могу думать лишь о нашей любви.

— И у меня такое же чувство, — прошептала Ванесса. — Когда ты поцеловал меня, я ощутила, что теперь всецело принадлежу тебе.

Не выпуская ее из объятий, Рэкфорд признался:

— Я смог найти тебя в садах Воксхолла, когда увидел нарисованный тобой магический глаз, и благодарен судьбе, что так случилось. Отныне я хочу лишь одного — смотреть тебе в глаза, моя дорогая, и видеть в них отражение твоей чистой, преданной души. Они помогли мне разгадать тайны бытия, о которых я прежде и не ведал.

— Я думаю, что в глубинах наших душ скрыто еще немало тайн, — ответила Ванесса. — Господь наделил нас ими, и они сделают нас еще счастливее.

— Да, мы каждый день будем открывать друг в друге что-то новое и наслаждаться этим, — произнес маркиз взволнованным голосом.

Он не смог сдержаться и поцеловал Ванессу с такой страстью, словно желал навсегда исцелиться от пережитого за последние недели страха и нашел лучшее лекарство в ее нежной близости.

— Я люблю тебя, — снова произнес он. — Когда мы могли бы пожениться? Я не в силах долго ждать, моя дорогая. Я хочу тебя, я жажду быть рядом с тобой. Мне больно сознавать, что сейчас я вынужден тебя покинуть, хотя здесь, у бабушки, ты останешься в полной безопасности, а мой особняк расположен в двух шагах отсюда.

— Да, нам нельзя терять время, и мы должны убедить бабушку, — согласилась с ним Ванесса.

— У меня такое чувство, будто каждая минута разлуки способна погубить наше счастье и нам нужно спешить, — без тени улыбки отозвался маркиз.

— Она очень довольна, что я теперь рядом с ней, — пояснила Ванесса, — но я уверена — нам удастся ее уговорить. По-моему, она от тебя в восторге, хотя твой образ жизни ей не по душе, и бабушка этого не скрывает.

— Обещаю, что я начну все с новой страницы!

— Тебе вовсе не надо меняться. Ты и так очень хорош, — проговорила Ванесса и окинула его обожающим взором.

— Это правда?

— Посмотри мне в глаза и сам убедишься в этом.

Маркиз взглянул и поцеловал ее глаза, кончик прямого, тонкого носа, щеки и уже в который раз губы.

— Когда мы поженимся, — пообещал он, — я расцелую каждый дюйм твоего божественного тела.

Он почувствовал, как она затрепетала от его низкого, полного страсти голоса.

— Но пойми, моя радость, я не могу долго ждать. Я хочу тобой обладать, стремлюсь к тебе всем существом.

— Милый, пойдем к бабушке. Мы должны немедленно с ней поговорить, — предложила Ванесса, и он понял, что сумел ее убедить.

Маркиз вновь поцеловал Ванессу, положил ей руки на плечи и сказал:

— А теперь позволь мне посмотреть на это волшебное платье, за которое я заплатил своим горем и бессонными ночами.

— Это была моя ошибка, воскликнула Ванесса. — Прости меня, дорогой, пожалуйста, прости!

Он поглядел ей в глаза и забыл, о чем они только что говорили.

Когда Ванесса стояла рядом, ему уже не было дела до ее платья. Их уста слились в поцелуе, и он ощутил, что пылающий в нем огонь желания вызвал в ней ответный отклик. По ее жилам заструилось пламя, а мягкие губы задрожали.

Они знали, что их любовь, подобно яркой звезде, будет всю жизнь освещать им путь, поддерживать и вдохновлять.

1

Любовные приключения (фр.). (Здесь и даме примеч. перев.).

(обратно)

2

Настенное панно в холле или у входа (ит.).

(обратно)

Оглавление

Глава первая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg