«Тень и звезда»

Тень и звезда (fb2) - Тень и звезда [The Shadow and the Star-ru] (пер. М. В. Келер) (Викторианские сердца - 2) 1134K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лаура Кинсейл

Лора Кинсейл Тень и звезда

Воин тени

1887 год

Вокруг было темно и тихо. Он замер на месте, стараясь избавиться от всего человеческого и позволяя легкому ветерку, прячущемуся в шторах, наполнить его разум. Он смотрел на свое смутное отражение в зеркале до тех пор, пока его лицо не стало лицом незнакомца: чужие черты без какого-либо выражения в серебристых глазах…

А потом это и вовсе перестало быть лицом и превратилось в суровую маску, затем стало похоже на какие-то неясные очертания… Игра темного и светлого, видимого и невидимого — вот все, что от него осталось.

Измениться было необходимо для его цели. Чтобы скрыть золото волос, он позаимствовал часть реквизита из японского театра кабуки и прикрывался теперь черным капюшоном — именно в таких актеры меняли декорации, оставаясь невидимыми для зрителей.

Еще он надел на лицо маску, оставлявшую открытыми только глаза. Маска была сделана из мягкой шелковистой ткани, такой же, как и просторная куртка цвета полуночи, которую он подвязал на талии. Кроме темного одеяния, он также прихватил с собой средства, с помощью которых можно было забраться на стену, изобразить удар грома, убежать, ранить или убить. На ноги вместо туфель он надел мягкие тапочки, в которых можно двигаться по земле совершенно бесшумно.

Земля, вода, ветер, огонь… и пустота.

Он сел на пол и скрестил ноги. Его слух различал едва слышный шум ветра, который человеку не по силам заглушить. Его кости ощущали мощь и силу земного притяжения. Его разум принял пустоту. Он застыл и сам превратился в ночь: его отражение в зеркале исчезло, он не издавал ни звука. Сцепив пальцы, он напомнил себе о собственном намерении изменить существующий мир, а затем поднялся на ноги и исчез.

Глава 1

Лондон, 1887 год

Внезапно проснувшись посреди ночи, Леда вздрогнула. Только что ей снились вишни, а теперь все ее существо сковывал страх, от которого вмиг окаменели ее мышцы и тревожно забилось сердце. Затаив дыхание, она вглядывалась во тьму, пытаясь прийти в себя и понять, где сон, а где явь.

Вишни… Или, кажется, сливы? Кобблер[1]? Или пудинг? Или рецепт какого-то крепкого напитка? Нет, не то… Дамская шляпка, капор…

Леда закрыла глаза. В голову вернулись сонные мысли о том, чем лучше — сливами или вишенками — украсить шляпку, которую она сможет купить в конце недели, когда мадам Элиза заплатит ей дневное жалованье.

Шляпка была куда более безопасным и приемлемым предметом для размышлений, чем то, о чем ей необходимо сейчас подумать. О темной комнате и ее еще более темных уголках, а также о том, что именно могло пробудить ее от крепкого и столь необходимого ей сна.

Тишину ночи нарушало лишь тиканье часов и тихий шепот ветерка, проникающего в окно мансарды и несшего с собой запах Темзы вместо привычного запаха уксуса и всевозможных эссенций. Столь раннее лето, как ныне, обычно называли «королевским».

Леда ощутила сквознячок у себя на щеке. Из-за празднования юбилея ее величества вечерние улицы стали более шумными, чем обычно; толпы людей вышли на них, чтобы от души повеселиться. Особенно выделялись иностранцы, съехавшиеся сюда со всех концов света. Глядя на их тюрбаны и бриллианты, можно было подумать, что они только что слезли со своих слонов.

Сейчас шум наконец стих. В открытом окне Леда видела очертания своей герани, а на столе даже в ночной тьме можно было разглядеть целую кучу розового шелка, с которым она провозилась до двух часов ночи. Бальное платье следует доставить к восьми часам, подол должен быть подшит, а шлейф — украшен вышивкой. Сама Леда должна одеться и быть у задней двери дома мадам Элизы к половине седьмого. Платье она принесет в плетеной корзине. Одна из работниц наденет платье на себя, и Леда исправит все огрехи, прежде чем носильщик унесет платье.

Леда попыталась снова уснуть, но ее тело оставалось напряженным, а сердце продолжало сильно биться. Может, именно его стук смутил ее? А может, в ее крохотной комнатке есть еще кто-то?

Узнай мисс Миртл, как сильно Леда перепугалась при мысли об этом, она бы наверняка презрительно усмехнулась. Мисс Миртл вообще была отважной особой: уж она-то не оцепенела бы от страха в постели, слушая, как неистово колотится ее сердце. Наоборот, она, немедленно вскочив с постели, схватила бы кочергу, которую предусмотрительно укладывала каждый вечер рядом с изголовьем кровати. И все из-за того, что мисс Миртл всегда была предусмотрительной особой и готовилась к подобным ситуациям, что избавляло ее от необходимости в одиночестве обмирать от страха в темноте.

А вот Леда была совсем не такой и знала, что в этом отношении мисс Миртл ее бы не похвалила. Кочерга у нее, конечно, была, да только она и не подумала положить ее рядом с изголовьем перед тем, как лечь спать. Впрочем, чего еще ждать от дочери легкомысленной француженки!

Теперь Леда никак не могла решить, каким должен быть ее следующий ход и как убедить себя в том, что в комнате, кроме нее, никого нет. Решительно никого. Тени на стене — это всего лишь ее пальто и зонтик, которые она повесила на крючок месяц назад, после последнего прохладного дня в середине мая. Еще у нее был стол, на котором стояла взятая напрокат швейная машина, умывальник с тазом и кувшином…

При виде портновского манекена возле камина Леда на мгновение вздрогнула, но, приглядевшись, поняла, что сквозь плетеные торс и юбку можно разглядеть прямоугольную каминную решетку. Да, она видела все это, даже в темноте; ее кровать была придвинута к стене маленькой мансарды, и если только кто-то не свисает вниз с потолочной балки, как летучая мышь, она должна быть в комнате одна.

Леда закрыла глаза и тут же снова открыла их. Правда ли, что тень шевельнулась? И не слишком ли она велика для ее пальто? А разве в самом низу тень не похожа на мужские ноги?

Ерунда! Леда опустила веки, глубоко вздохнула и вдруг, отбросив простыню, закричала:

— Кто здесь?

Ответом ей была тишина.

Медленно поднявшись, Леда ступила босыми ногами на холодный деревянный пол, подошла к камину и схватила кочергу.

Теперь она чувствовала себя хозяйкой ситуации, и ничто не мешало ей вернуться обратно в постель. Положив на всякий случай кочергу на пол возле кровати, Леда натянула на лицо не раз штопанную простынку и погрузилась в глубокий сон.

Юбилей королевы взбудоражил всех и вся. Еще не рассвело, а Леда уже подошла к задней двери дома на Риджент-стрит, где девушки в мастерской склонились над шитьем с иголками в руках при свете газовых светильников. Можно было подумать, что большинство из них не ложились спать, и скорее всего так оно и было.

В этом году главные события светского сезона сменяли друг друга с невероятной быстротой — вечера, пикники, встречи… Юные девушки и светские дамы отдавали дань суматохе всевозможных развлечений, связанных с приготовлениями к юбилею.

Леда устало заморгала, но, к счастью, старшая швея помогла ей вытащить из корзины пухлый сверток.

— Ступай, съешь булочку, — сказала ей добрая женщина. — Готова биться об заклад, ты глаз не сомкнула до трех часов ночи, не так ли? Если хочешь, выпей также чаю, но поторапливайся: ровно в восемь приедет иностранная делегация, и к этому времени ты должна подготовить весь цветной шелк.

— Иностранная? — переспросила Леда.

— Они откуда-то с востока, и, значит, волосы у них черные. Не забывай об этом и постарайся не заставить их пожелтеть от негодования.

Леда поспешила в соседнюю комнату, наспех глотнула сладкого чаю с оставленной для нее булочкой и побежала наверх.

Добежав до третьей двери, она нырнула в ее низкий проем и оказалась в маленькой комнатушке. Сбросив юбку и хлопчатобумажную блузку, она наспех умылась, а затем, оставаясь в нижней сорочке и панталонах, заторопилась вниз.

Одна из девушек-учениц остановила Леду на полпути.

— Они выбрали платье, которое сшил портной, — сообщила она. — Из клетчатого шелка.

От досады Леда громко вскрикнула.

— Но я… — Она едва сдержалась, чтобы не сделать очень вульгарного признания в том, что теперь ей не купить нового платья. Все оставшееся время празднования юбилея она будет вынуждена носить одежду швеи, за которую ей к тому же придется заплатить из своего жалованья.

Без мисс Миртл все пошло наперекосяк. Ее завещание свидетельство о том, что маленький домик в респектабельном лондонском районе Мейфэр, в котором Леда выросла, переходил к племяннику Миртл, вдовцу восьмидесяти лет. Он получил в наследство дом при условии, что Леда сможет остаться там. При желании она могла жить в собственной спаленке, и именно этого хотела больше всего на свете.

Вдовец был доволен завещанием и даже заявил в кабинете нотариуса, что Леда, молодая компаньонка мисс Миртл, окажет ему большую честь, если станет помогать ему. На беду, племянник мисс Миртл оказался на пути у омнибуса, не оставив ни завещания, ни наследников и даже не высказав ни единого слова по этому поводу.

Вот так все и вышло. Ну как после этого доверять мужчинам?

Домик в Мейфэр перешел к какой-то дальней кузине мисс Миртл, которая даже не подумала ни о том, чтобы поселиться в нем, ни о том, чтобы оставить там Леду при новых хозяевах. Она ничего не знала о мисс Леде Этуаль, кроме того, что ее мать была француженкой.

Как вскоре узнала Леда, молодую леди с хорошими манерами и сомнительным французским происхождением готовы были признать всего лишь в двух домах, из которых один представлял собой демонстрационный зал для показа моделей в мастерской известной портнихи.

Леда глубоко вздохнула:

— Ну что ж, мы все посмотрим на эту шотландскую штучку в клетчатом шелке, правда? — обратилась она к ученице. — А мое платье готово?

Девушка кивнула.

— Мне осталось только подшить подол, а у вас в восемь утра встреча с иностранцами.

— Ну да, с теми, с Востока. — Леда, наморщив нос, смотрела на отражение платья в треснувшем трюмо. Она не слишком-то хорошо относилась к подобным моделям, но, что еще хуже, шелк плохо облегал фигуру.

— Ты только посмотри, как ткань поднимается сзади, — пожаловалась она, раздраженно одернув платье у себя на пояснице. — Больше всего я похожа в этом на шотландскую несушку.

— Что вы, мисс Этуаль! — возразила девушка. — Зеленый цвет очень подходит к вашим глазам. На столе лежит кокарда — ее вам придется приколоть к волосам.

Потянувшись, Леда взяла со стола украшение и стала прикладывать его к своим волосам до тех пор, пока не добилась нужного эффекта. Темно-зеленая кокарда почти потерялась в гуще ее волос, и Леда залихватски мотнула головой, чтобы украшение стало видно. Если бы ее сейчас увидела мисс Миртл, она непременно сказала бы, что украшение слишком кокетливо, чтобы быть элегантным.

Увы, мисс Миртл отошла в мир иной, и хотя Леда чтила память о ней, она понимала, что ей уже не утешиться в демонстрационном зале мадам Элизы, специально назначенной портнихи ее королевского высочества, принцессы Уэльской. Раз сказали, что это будет сшитое портнихой шелковое платье в клеточку — значит, так тому и быть, и стоимость элегантной, милой шляпки (готовой шляпки с целомудренным украшением в виде чучела зяблика), о которой так мечтала Леда, наверняка наполовину поглощена ценой золотого украшения, кокарды.

Тут в пошивочный зал вихрем влетела миссис Айзаксон, скрывшаяся под псевдонимом мадам Элизы. Вручив Леде стопку карточек, она молча оглядела ее с ног до головы и коротко кивнула:

— Что ж, очень хорошо. Мне нравится это украшение — ты его приколола в подходящем месте. Если хочешь, помоги и мисс Кларк приколоть кокарду. — Она ткнула пальцем в карточки. — С иностранцами будет несколько английских леди. Кажется, леди Эшленд с дочерью тоже чернокожие. Нужно, чтобы и при дневном свете, и в свете свечей все было идеально. Отдавайте предпочтения тканям оттенка бриллиантов и, возможно, розовому цвету, ни намека на желтый где бы то ни было. Они приедут часов в шесть, и сборище будет грандиозным. Если мне понадобится твоя помощь, Леда, я скажу тебе об этом.

— Разумеется, мадам. — Леда кивнула и, помолчав, добавила: — Мадам, могу я перемолвиться с вами словечком наедине?

Миссис Айзаксон прищурилась.

— Ты хотела потолковать о новом платье?

— Я ухожу от вас, — запинаясь, пролепетала Леда. — Я оказалась в непростой ситуации, мадам, — договорила она наконец.

— Разумеется, цена платья будет вычтена из твоего жалованья, — строго сказала миссис Айзаксон. — Твой контракт предполагает вычеты в размере шести шиллингов в неделю.

Леда даже не подняла на нее глаз.

— Я не смогу выжить на ту сумму, которая останется, мадам.

Несколько мгновений миссис Айзаксон молчала.

— При твоем положении ты обязана одеваться как подобает. Не могу же я допустить изменения в контракте, ты должна это понимать. Когда ты только пришла к нам, мы четко обговорили с тобой все условия. Если я прислушаюсь к твоей просьбе, то будет создан прецедент, а мне это решительно ни к чему.

— Совершенно верно, мадам, — едва слышно прошептала Леда.

Наступила пауза.

— Я посмотрю, что можно для тебя сделать, — наконец проговорила миссис Айзаксон.

Леда облегченно вздохнула:

— Большое спасибо, мадам. — Она сделала книксен, и миссис Айзаксон, подобрав юбки, быстро вышла из комнаты.

Леда посмотрела на карточки. В этом году для них стало обычным делом, когда кто-то из министерства иностранных дел снабжал их короткими комментариями, касающимися каждого из экзотических гостей. Рядом с датой стояло время назначенной встречи.

Несколько раз перечитав комментарии на карточках, Леда постаралась запомнить титулы и прочие подробности. Мисс Миртл Балфур рьяно обучала Леду правилам этикета, принятым в хорошем обществе, а старые девы и вдовушки с Саут-стрит очень сердечно принимали ее в своих домах. Атмосфера того давнего приятного скандала, связанного с «этим невыносимым человеком», всегда окружала мисс Миртл, хотя с тех пор минуло больше сорока унылых лет, проведенных в доме ее родителей, однако о ней все еще продолжали судачить. Фамилия Балфур говорила сама за себя. Балфурам не просто позволялись эксцентричные поступки — их подталкивали к ним достойные члены маленького, но приличного общества с Саут-стрит. Поэтому каждая леди с этой улицы была готова облить презрением всякого, кто вздумал бы спросить, с чего это благоразумная мисс Миртл вздумала взять на воспитание маленькую дочку француженки, а потом прижать Леду к своей благовоспитанной груди. Вот так и вышло, что Леда выросла среди увядающих цветов аристократии Мейфэр и считала престарелых дочерей графов и взрослых сестер баронетов своими приятельницами.

Однако нынешние величества и высочества оказались куда более внушительными, чем те аристократы, к которым привыкла Леда. Поэтому она была очень благодарна министерству иностранных дел за поддержку и подсказки, которые помогали ей заранее узнавать, кто есть кто, и, таким образом, не попадать в неловкое положение. Все пройдет безупречно — как и на прошлой неделе, когда они принимали леди из Индии, Сиама и женщину-мандарина.

Когда подол был подшит, Леда отправилась выбирать ткани — парчу, бархат и шелк. Она складывала один тяжелый отрез за другим на прилавок в огромном демонстрационном зале, высокие зеркала которого отражали живописный рисунок ковра, выполненный в фиолетово-янтарных тонах. В другой комнате женщины занимались тем же, готовясь к натиску постоянных клиентов, большинству из которых было назначено на несколько часов позже.

Не успела Леда взгромоздить поверх остальных огромную штуку полосатого шелка, как лакей привел в зал ее высочество.

Мадам Элиза, урожденная Айзаксон, поспешила склониться в поклоне перед четырьмя щупленькими восточными леди, которые замерли в дверях с видом перепуганных ланей. Все они опустили глаза на мыски своих восточных туфелек, уронили руки вниз и прижали к юбкам. Их черные волосы были разделены четкими проборами — такими же фарфорово-белыми, как и их личики.

Поприветствовав гостей, мадам Элиза пригласила их проследовать за собой, но японки замерли на месте, глядя в пол.

Покосившись на лакея и приподняв брови, мадам Элиза чуть слышно проговорила:

— Леди Инуи?

Лакей едва заметно пожал плечами.

Тогда Элиза громко произнесла:

— Леди Инуи… Вы оказали мне великую честь… Ваше высочество?

Никто не проронил ни слова. Одна из японок, которую две другие наполовину закрывали собой, слегка приподняв руку, указала на ту, что была впереди нее. Мадам Элиза тут же шагнула в сторону этой леди:

— Ваше высочество?

Юная японка приложила пальцы к губам, а потом, улыбнувшись, слегка поклонилась, указала назад, на дверь, и поклонилась еще раз.

— Боже мой! — выдохнула мадам Элиза. — Я-то думала, что ее высочество говорит по-английски.

Девушка еще раз указала рукой на дверь, потом приложила пальцы к горлу, согнулась и театрально закашлялась.

Все замерли в нерешительности.

— Мадам Элиза, — решилась вмешаться Леда, — может ли быть, что леди Инуи не пришла?

— Не пришла? — переспросила мадам Элиза.

Леда кивнула.

— Ее высочество… — проговорила она четко и медленно и, прижав пальцы к горлу, как это делала японка, кивнула на дверь.

Все четыре японки поклонились, причем эти знаки вежливости каждая из них выразила по-разному: одна склонилась почти до земли, другая едва заметно кивнула.

— Боже мой! — ошеломленно воскликнула мадам Элиза.

Наступила томительная пауза.

— Мадмуазель Этуаль, — неожиданно обратилась мадам Элиза к Леде, — вы можете заняться этими клиентами. — Она отступила назад.

У Леды перехватило дыхание. Она понятия не имела о том, кто из японок принцесса, а кто — более важная особа, однако ей пришло в голову, что именно они, должно быть, стоят впереди, это они едва кивали, в то время как другие кланялись.

Сделав приветственный жест рукой, Леда пригласила японок пройти вперед, к специально приготовленным для них местам вокруг большого стола.

Как послушное маленькое стадо гусей, японки засеменили крохотными шажками в указанном направлении. Две из них уселись, две другие грациозно опустились на колени на полу и опустили глаза.

— Сан-вииш, — сказала та, что сидела на коленях. — Сан-вииш осутарэва.

— А-а! — неожиданно осенило Леду. — Вы хотите сказать, Сандвичевы острова? Вы желаете дождаться ее величество королеву Сандвичевых островов?

Японка закивала, потом гостьи положили свои маленькие белые ручки на колени и опустили глаза.

До десяти часов — времени прибытия королевы Сандвичевых островов — они оставались в том же положении, ни разу не повернув головы ни вправо, ни влево и лишь изредка шепотом переговариваясь между собой. Леда все это время была рядом с ними. Лишь однажды эта изысканная пытка была прервана: у мадам Элизы хватило ума прислать им поднос с чаем и савойскими пирожными. Угощение японки приняли с удовольствием, а когда они пили чай, то больше всего походили на улыбающихся кукол — маленьких и робких.

— Кажется, наконец-то Сандвичевы острова. — Леда с надеждой указала на дверь, в которую медленно входила величественная дама. На ней было великолепно сидевшее фиолетовое утреннее платье, подчеркивавшее достоинства ее пышного бюста. Следом за нею шествовала такая же крупная и грациозная леди, правда, чуть моложе и миловиднее.

Мадам Элиза вышла им навстречу и низко поклонилась, после чего вторая дама тут же обернулась к ней:

— Доброе утро. — Ее английский был вполне понятен. Она кивнула в сторону дамы в фиолетовом шелке: — Это моя сестра, ее величество королева Капиолани.

Мадам Элиза тут же вспомнила свой французский акцент:

— Для нас большая честь присутствие вашего величества! — Она жестом пригласила дам войти.

Это были две самые красивые женщины, каких Леда когда-либо видела: с одинаково высокими скулами и нежно-смуглой кожей, мать и дочь являли собою настоящее совершенство. На леди Эшленд было скромное темно-синее платье; ее дочь, леди Кэтрин, как было написано на карточке, облачилась в бледно-розовое платье с модным, не слишком широким кринолином.

Мадам Элиза суетилась, пытаясь завязать разговор между королевой Сандвичевых островов и знатными японками, а Леда выступила вперед, чтобы приветствовать леди Эшленд с дочерью.

— У нас нет переводчика, — объяснила Леда леди Эшленд. — Мне кажется, у них что-то на уме, но что именно, никто из нас понять не в состоянии.

— Сэмюел! — тут же крикнула леди Эшленд.

— Неужели он уже уехал? — Леди Кэтрин подбежала к окну и, распахнув его, выглянула наружу. — Сэмюел, немедленно иди сюда, нам снова нужна твоя помощь.

Обернувшись, леди Кэтрин радостно заявила:

— Я его остановила!

— Мистер Джерард нам поможет, — кивнула леди Эшленд.

— Да-да, он бегло говорит по-японски, — подтвердила Кэтрин. — Как удачно, что он приехал сегодня утром.

Особенно повезло, конечно же, Леде, поскольку она и предположить не могла, что найдется человек, способный бегло говорить по-японски, да еще и сопровождающий в нужное для нее время дам к лондонской портнихе. Впрочем, это неудивительно — ведь леди Эшленд и ее дочь живут куда ближе к Японии, чем она.

Хотя, честно говоря, Леда не слишком хорошо знала, где находятся Сандвичевы острова.

Наконец в зал вошел лакей и громко объявил:

— Мистер Сэмюел Джерард!

Когда в дверях появился мистер Джерард, в комнате стало тихо: всем на мгновение показалось, что сам златовласый архангел Гавриил спустился с небес…

Глава 2 Мальчик

Гавайи, 1869 год

Он молча стоял на пристани, глядя, как пассажиры спускаются по сходням, глухо постанывающим под их ногами. Люди проходили мимо и с радостными возгласами бросались к тем, кто ждал их на берегу, в то время как он лишь переступал с ноги на ногу, — новые туфли, купленные в Лондоне специально для этого случая, жали и причиняли боль.

Женщины в ярких алых и желтых платьях, мужчины в брюках и жилетках, девушки, легко усаживавшиеся на неоседланных лошадей — смуглые, смеющиеся, с длинными черными волосами, рассыпавшимися по их плечам, — все это было так ново для него! А за всей этой суетой в заоблачную мглу поднимались зеленые горы, и двойная радуга перекрывала небосвод.

На корабле он боялся выходить из каюты и почти все путешествие провел в уютном закутке, где чувствовалось дыхание котлов и запах угля. Стюард приносил ему еду прямо туда. Он прятался в каюте до нынешнего утра, когда к нему пришли и сказали, что ему пора надеть лучшую одежду, потому что корабль обогнул гору Даймонд-Хэд и приближается к Гонолулу.

Здесь очень хорошо пахло: аромат казался просто удивительным — свежим и чистым, как небо и деревья. Таких деревьев он еще никогда не видел: их кроны сверкали и покачивались на высоких голых стволах.

Так он и стоял в сторонке в полном одиночестве, стараясь быть незаметным и в то же время не потеряться из виду: мысль о том, что о нем забудут, приводила его в ужас.

— Сэмми!

Голос был совсем тихим, как будто ветерок взъерошил его волосы и сбросил несколько золотистых прядей ему на глаза.

Обернувшись, он быстро провел пятерней по голове, чтобы привести волосы в порядок.

Она оказалась всего в нескольких футах от него, держа в руке охапку цветов. Он посмотрел ей в лицо. Вокруг стоял невообразимый шум — местные ребятишки смеялись и что-то громко кричали на непонятном ему языке.

Опустившись на колени, она протянула к нему руки:

— Ты помнишь меня, Сэмми?

Сэмюел с беспомощным видом посмотрел на нее. Помнит ли он? Все одинокие дни и ненавистные ночи, во всех темных комнатах, где ему связывали руки и делали с ним все, что заблагорассудится, — все эти дни, недели и годы безмолвного несчастья он помнил. Единственное светлое лицо в его жизни. Единственное доброе слово. Единственная рука, поднявшаяся для того, чтобы его защитить.

— Да, мэм, — еле слышно отозвался он. — Я помню.

— Я — Тесс. Леди Эшленд.

Сэмюел кивнул, потом сцепил руки у себя за спиной.

— Я так рада видеть тебя, Сэмми. Ты позволишь мне обнять тебя?

Каким-то непостижимым образом его ноги в тесных туфлях сделали шаг, потом второй, а затем он бросился к ней бегом и неловко упал в ее объятия, стыдясь столь бурных проявлений чувств.

Леди Эшленд прижала его к себе, и он ощутил исходящий от нее теплый аромат ветра и цветов.

— Никогда больше… — взволнованно произнесла она. Голос у нее перехватило, и Сэмюел понял, что она плачет. — Забудь обо всем, Сэмми. Забудь обо всем, что было прежде. Ты вернулся домой.

Домой… Сэмми не противился ее объятиям, его лицо утонуло в холодных цветах, и неожиданно он услышал тихие жалобные звуки, рвущиеся из его горла. Он попытался совладать с собой, попробовал произнести хоть что-то, как совсем взрослый мальчик восьми лет, а может, и девяти. «Домой, — так и хотелось сказать ему. — Господи, спасибо, спасибо вам… Домой…»

Глава 3

Странное мгновение. Он смотрел на Леду с таким видом, словно они были знакомы, но он не ожидал увидеть ее здесь. А вот она его не знала, никогда в жизни не видела.

Никогда.

Леди Кэтрин подошла к нему и стала говорить с ним таким тоном, словно для нее не было ничего более естественного на свете, чем разговаривать с архангелом, спустившимся с небес.

Его губы слегка дрогнули, но он не улыбнулся, и Леда внезапно подумала: «Он ее любит».

Ну конечно. Они составляли прекрасную пару — такую, которая могла бы бросить вызов самой судьбе: смуглая красавица и светловолосый бог. Они предназначены друг для друга.

— А теперь объясни нам, что эти бедные леди пытаются нам сказать? — Леди Кэтрин указала на японок.

Произнеся короткую речь, он поклонился. В ответ самая юная из японок разразилась целым потоком слов; однажды во время своей речи она робко улыбнулась и слегка склонила голову в сторону леди Капиолани.

— Они хотят поблагодарить ее величество за честь, оказанную их стране, — перевел Сэмюел.

Похоже, только этого всем и было надо. Ее величество оказалась настолько удовлетворена происходящим, что тут же выразила свою благосклонность к знатным сестрам из Японии. Потом дамы принялись выбирать ткань. Бедный мистер Джерард, взявший на себя роль переводчика, чуть не запутался в сетях модной дипломатии.

Леда бросилась на склад, чтобы посмотреть, найдется ли там подходящая материя. Возвращаясь, она прижимала к себе пять штук белой и светлой парчи, верхняя из которых упиралась ей прямо в нос.

Едва она вошла в зал, как мистер Джерард подскочил к ней и услужливо забрал у нее ткани.

— Нет-нет, — засмущалась Леда, — не надо, прошу вас… Не стоит беспокоиться, сэр…

Остальные девушки-модели, каким-то непостижимым образом узнав о приходе мистера Джерарда, стали под разными предлогами заходить в демонстрационный зал. Разворачивая рулон парчи цвета слоновой кости, Леда перехватила самодовольную усмешку мисс Кларк и попыталась поставить ее на место, но в конце концов слегка улыбнулась.

Ах, он и правда слишком хорош!

Всякий раз, когда Леда начинала разворачивать штуку шелка, чтобы клиентки могли рассмотреть его, мистер Джерард забирал ткань из ее рук и сам принимался с легкостью ворочать тяжелый рулон. Причем делал он это как-то незаметно, не переставая переводить для дам. Мадам Элиза тем временем подносила ткани к окну, объясняла их преимущества и то, как они будут выглядеть в свете свечей.

Леда была так занята, что вздрогнула от неожиданности, когда лакей подошел к ней сзади и что-то сказал. Опустив глаза, она увидела, что в затянутой в перчатку руке лакей держит письмо с монограммой; на печати она разглядела корону.

— Письмо для мадемуазель Этуаль, — повторил лакей, протягивая конверт.

Все посмотрели на Леду, кроме мадам Элизы, которая говорила не останавливаясь. Леда почувствовала, что краснеет. Выхватив конверт из рук лакея, она принялась ощупывать себя в поисках кармана.

Монотонный голос мадам Элизы не умолкал ни на мгновение, однако внезапно она подняла голову и посмотрела Леде прямо в глаза. Леда уронила письмо у себя за спиной и встала так, чтобы прикрыть его юбкой. Сглотнув, она опустила голову, глядя на разложенную на прилавке ткань невидящим взором.

Леда могла не распечатывать послание. Не было никакой разницы, какому пэру принадлежит герб на печати, — подобное письмо могло означать лишь одно.

Так вот что миссис Айзаксон имела в виду, когда обещала «что-нибудь сделать» для нее. Леда была потрясена. Сначала при мысли о миссис Айзаксон она пришла в ярость, но… Многие девушки встречались с мужчинами, но никто не отдавал им письмо в демонстрационном зале, на глазах у других девушек и клиентов.

Наконец японки встали, собираясь уходить. У Леды не оставалось выбора: она должна была сойти с того места, где так непредусмотрительно уронила конверт, и приблизиться к гавайской группе, в то время как мадам Элиза провожала остальных до дверей. Мистер Джерард направился вместе с ними к экипажу.

Не успела Леда нагнуться к письму, как ее позвала мисс Кэтрин, которой не терпелось заняться выбором тканей.

Леда едва успела продемонстрировать розовый шелк для леди Кэтрин и блестящий изумрудный — для королевы Капиолани, как мистер Джерард вернулся.

— Ну а теперь скажи-ка нам, Маньо… — с этими словами леди Кэтрин приложила к себе отрез розового шелка и приняла кокетливую позу, — как, на твой взгляд, эта ткань идет мне?

Пересекая комнату, мистер Джерард должен был пройти как раз в том месте, где на ковре лежал конверт, однако он не взглянул ни на него, ни на Леду.

Зато леди Кэтрин кое-что заметила, о чем не преминула сказать Джерарду:

— Кажется, мисс Этуаль потеряла некое послание. — Ее приветливая улыбка, обращенная к Леде, выглядела совершенно невинной. — Не будешь ли ты любезен передать ей его?

Сэмюел, наклонившись, взял письмо и отдал его Леде; хотя он не сводил с нее глаз, но наверняка заметил печать с короной.

Леда не могла даже поблагодарить его, не могла поднять глаз от смущения. Когда леди Кэтрин с улыбкой вновь принялась болтать о розовом шелке, Леда подумала, что сейчас ей лучше всего исчезнуть, спрятаться за каким-нибудь безымянным надгробием на кладбище у приходской церкви, подальше отсюда.

Впрочем, это все равно бы ей не удалось, поэтому Леда, опустив голову, стала спокойно помогать королеве Капиолани, которая придирчиво осматривала блестящий шелк. Затем она помогла леди Кэтрин и ее матери выбрать фасон утреннего платья.

Джерард как бы между прочим высказывал мнение о дамской моде, и в конце концов леди Кэтрин дружелюбно приняла его вердикт: она отказалась от тех моделей, которые он забраковал.

«Интересно, любят ли они друг друга? — спросила себя Леда и сама же ответила: — Разумеется. Почему бы и нет?»

Наконец мистер Джерард взял ее величество под руку и проводил в холл. Следом за ними вышли принцесса и леди Эшленд.

Леди Кэтрин, на мгновение задержавшись, сказала Леде:

— Спасибо вам. Я всегда ненавидела походы к портнихе, но на этот раз все вышло очень мило.

Кивнув, Леда через силу улыбнулась, и как только леди Кэтрин вышла, обогнув прилавок, выбежала из зала и бросилась наверх.

Она остановилась лишь у спален и, разорвав конверт, прочитала:

«Дорогая мадемуазель Этуаль!

Я увидел Вас в прошлый вторник, на балу, когда вы с мадам Элизой приводили в порядок дамские платья, и, должен сказать, я восхищен Вами. Уверен, у такой милой девушки должен быть собственный гардероб. Надеюсь, Вы позволите мне помочь Вам в этом, и я постараюсь приобрести для Вас платье, которого вы достойны.

Искренне Ваш,

Херрингмор».

Леда смяла листок, затем разорвала его. Она даже не представляла, как выглядит этот Херрингмор, и уж точно не имела ни малейшего желания с ним познакомиться.

Все еще бурля от негодования, Леда решительно направилась в демонстрационный зал, чтобы сказать мадам Айзаксон-Элизе все, что она об этом думает, и тем самым сжечь за собою все мосты.

Идти от Риджент-стрит до Бермондси было довольно долго, поэтому, когда у нее были деньги, Леда обычно ездила домой на омнибусе или на поезде. Ее нынешнее пристанище было ужасным, оно располагалось рядом с теми местами, которые следовало бы назвать настоящими трущобами. Впрочем, Леда считала, что ей еще повезло, что она смогла найти там комнату.

Теперь чердачная комнатушка в одном из древних домов, нависающих над небольшим каналом, с крохотным навесом и сломанными ставнями принадлежала ей до конца месяца. Леда регулярно вносила арендную плату, поэтому домовладелица хорошо относилась к ней и даже периодически чинила ставни и замки; однако не было сомнения, что симпатия хозяйки сменится немилостью, если она узнает, что у ее жилички больше нет работы.

Разумеется, Леда собиралась как можно скорее навестить своих старых приятельниц на Саут-стрит и получить рекомендации, в которых ей отказала мадам Элиза. Теперь Леда решила начать все сначала и поступить на работу машинистки.

Не желая возвращаться слишком рано, чтобы не вызвать подозрений у домовладелицы, Леда задержалась на Стрэнде, чтобы в чайной лавке выпить чашку чаю и съесть сандвич с огурцом. Потом она купила еще и булочку и, насколько позволяли ее три пенса, тянула время, сидя за столом под веселенькой кружевной занавеской, после чего направилась в сторону промышленных районов, расположенных к югу от реки.

Первая волна запахов, нахлынувшая на нее возле моста, была довольно приятной: Леда ощутила ароматы фиалкового корня, чая, розового масла, доносившиеся с Хейз-ворф. Казалось, приятные запахи со всего мира собрались на лондонских складах, чтобы напоить собою здешний воздух. Какой-то странный тип с непроницаемым выражением лица сидел под фонарным столбом. По улице, ведущей к станции «Лондонский мост», с ревом пронесся поезд. Этот грохот будил Леду каждое утро — она слышала его регулярно, как будильник.

Проходя мимо кованых железных ворот расположенного на углу полицейского участка, Леда остановилась, чтобы пожелать доброй ночи дежурному полисмену, потом свернула на свою улицу, застроенную утонувшими в грязи домами — такими же древними, как сама королева Елизавета.

Миссис Доукинс вышла из своей крохотной гостиной и коротала время под фонарем, едва освещавшим первые три ступеньки ведущей наверх лестницы.

— Вот так дела! — Она смерила Леду холодным взглядом. — Что-то вы рано сегодня, мисс. И где это вы забыли свою корзину с красивыми платьями?

— Мисс Доукинс, сегодня нам дали полдня отдыха накануне большого праздника, поэтому со мной и нет корзины. — С этими словами Леда стала быстро подниматься по лестнице.

Оказавшись на самом верху, Леда отперла дверь и, проскользнув в комнату, заперлась изнутри. Беленый чердак на этот раз показался ей почти уютным, стоило ей подумать о том, что с нею станется, если миссис Доукинс выставит ее отсюда.

Она распахнула окно, чтобы немного проветрить комнату, затем переоделась в ночную сорочку и легла в постель, не обращая внимания на голод. Одним сандвичем с огурцом особенно не наешься, но она так устала за этот день, что ее начала охватывать паника.

Закрыв глаза, Леда стала думать о леди Кэтрин и ее матери и о том, что им всегда следует носить одежду оттенка бриллиантов, который так удачно подчеркивает цвет их кожи.

Наконец она задремала, и перед ее глазами замелькали шелковые платья, потом послышалась иностранная речь. И тут, внезапно вздрогнув, Леда проснулась. Комната погрузилась во тьму, но ей казалось, что она не спала ни минуты, хотя прошло уже несколько часов.

Где-то вдалеке просвистел паровоз, потом снова стало тихо, и веки Леды вновь опустились… При этом ей казалось, что кто-то находится в ее комнате и она должна проснуться. Встать, проснуться и встать… Но как? Она до того устала, что готова спать на улице…

И тут во сне он взял ее за руку, привлек к себе и прижал к груди. Отчего-то Леда ничуть не испугалась. Правда, она его не видела, но ей было так спокойно в его объятиях: спокойно и… безопасно.

Глава 4 Маньо-кейн

Гавайи, 1871 год

Дом был огромным, но он уже начинал привыкать к большим домам. И он полюбил этот дом, его просторные пустые комнаты, белые колонны и широкие портики. Ему нравилось, когда голоса эхом отражались от высоких потолков, нравился постоянный гул океана.

Сегодня он был в туфлях и матросском костюмчике с синими и красными косичками, потому что шел с леди Тесс в гости. Костюмчик выглядел до того чистеньким, что он старался поменьше шевелиться, боясь испортить его. Теперь у него было много одежды, но он предпочитал, чтобы она лежала в комоде или в шкафу. Иногда он заглядывал туда и с удовольствием смотрел на аккуратные стопки чистеньких накрахмаленных вещей.

Сегодня леди Тесс привела с собой мастера Роберта и маленькую Каи. Отвечая на вопрос Сэмюела, леди Тесс сообщила, что христианское имя миссис Доминис — Лидия. Что ж, неплохо, но ему хотелось знать ее настоящее имя. У всех гавайцев такие странные и милые имена, а миссис Доминис была такой приятной дамой, с низким звучным голосом. Одета она была в золотисто-коричневую юбку, какие обычно носят островитяне.

Когда маленькая Каи забралась к миссис Доминис на колени и прижалась щекой к внушительному бюсту, Роберт тут же захныкал из-за того, что его обделили вниманием, но миссис Доминис дала ему местные орехи, и мальчуган, усевшись у ее ног, принялся возиться с блестящими черными шариками.

— Ты ходил на рыбалку, Сэмюел? — спросила миссис Доминис.

Мальчик кивнул. Американки и англичанки никогда не разговаривали с детьми в гостиных, но гавайки всегда делали это, словно сами были детьми.

— Я поймал маньо, мэм, — ответил Сэмюел.

— Акулу? — удивилась она. — И большую?

— Да, мэм.

— Какую? Как моя рука? — С этими словами миссис Доминис вытянула вперед руку — пухлую и мягкую, совсем не похожую на тонкую руку леди Тесс.

— Длиннее.

— А что потом? Ты убил ее и съел?

— Да, мэм. Я ударил ее веслом. Кьюк-ваин помогал мне.

— Эту акулу нам подали вчера на ужин, — со смехом заметила леди Тесс.

— Просто замечательно. — Миссис Доминис с улыбкой посмотрела на Сэмюела. — Да ты настоящий смельчак! Теперь тебя будут называть Маньо-кейн — человек-акула.

Сэмюел приосанился — он представил себя бесстрашной, кусающей всех, кто ей угрожает, своими ужасными острыми зубами акулой, скользящей в темных глубинах океана.

— Сейчас я спою вам песню акулы. — Миссис Доминис расправила плечи и начала петь. У этой песни не было мелодии, и миссис Доминис отстукивала ритм, ударяя ладонями по коленям.

Сэмюел как завороженный слушал ее, а когда она закончила, леди Тесс попросила ее спеть что-нибудь еще. Миссис Доминис встала и, не выпуская Каи, уселась за пианино. Оставшуюся часть визита она пела английские песни, а леди Тесс и маленький Роберт подпевали ей; при этом маленькая Каи все время хлопала в ладоши.

Сэмюел тихо сидел на своем стуле; он не присоединился к их пению и слышал не мелодичные звуки, а ритмичную песню акулы, которая по-прежнему звучала в его голове.

Глава 5

— Тебе следует выйти замуж, — безапелляционным тоном заявила Леде миссис Роутем, сидя в кресле-качалке. К сожалению, пожилая дама не уточнила, каким именно образом можно воспользоваться ее полезным советом. — А вот твоя идея стать машинисткой мне не нравится. Ты только подумай, как сильно будут пачкаться твои перчатки.

— Я не уверена, что стоит носить на работе перчатки, миссис Роутем, — вздохнула Леда. — В любом случае, печатая на машинке, я буду снимать их.

— И куда же ты их денешь? Они же всю грязь на себя соберут, моя дорогая. — Миссис Роутем медленно кивнула, и седые букли, выглядывавшие из-под ее маленькой шляпки, тут же заплясали у нее на щеках, как у маленькой девочки.

— Возможно, в моем столе будет ящик. Я заверну их в бумагу и положу туда, — неуверенно проговорила Леда.

Миссис Роутем продолжала медленно кивать головой.

— Даже думать о том, что ты сидишь за письменным столом, неприятно, — внезапно вновь заговорила она. — Надеюсь, ты все-таки передумаешь. Полагаю, мисс Миртл была бы этим недовольна.

Ее слова больно задели Леду. Без сомнения, мисс Миртл это совсем бы не понравилось.

— Но вдруг мне доведется перепечатывать рукопись такого же талантливого писателя, как сэр Вальтер Скотт!

— Едва ли, моя дорогая; очень сомневаюсь, что такое возможно. Однако сейчас, если хочешь, ты можешь разлить чай.

Леда поднялась, осознавая, какую честь ей оказали этой просьбой. Со стороны хозяйки было очень мило попросить ее об этом.

Пока они ели тоненькие кусочки хлеба с маслом, горничная объявила о приходе новых гостей — леди Коув и ее сестры мисс Ловатт.

Леда поставила для них стулья возле чайного подноса, и, точно как в старые времена, мисс Ловатт, пристроив свое жилистое тело на обитый ситцем стул, строго спросила, почему Леда редко навещает друзей.

Безуспешно пытаясь объяснить дамам, как сильно бывает занят человек, зарабатывающий деньги, Леда неожиданно получила помощь от леди Коув: та своим тихим голосом сказала, что они будут очень рады видеть ее в любое время, когда она окажет им честь своим визитом.

Дальше их беседа коснулась новых обитателей дома мисс Миртл.

— У нее такие грубые черты лица, — проворчала мисс Роутем. — Только нос из-под шляпки виден. Мы не приглашаем их к себе.

— А он торговец животными, — прибавила мисс Ловатт.

— Торговец животными? — удивилась Леда.

— Он зарабатывает на животных, — уточнила мисс Ловатт, подняв вверх указательный палец. — На дохлых. У него большое дело.

Сказать на это было нечего. О том, каким образом джентльмен может развернуть большое дело, связанное с дохлыми животными, оставалось только догадываться. Наступила долгая пауза: все подумали о печальной судьбе дома мисс Миртл, а Леда с тоской вспомнила свою уютную спаленку с бельгийским ковром на полу и темно-синими обоями с розовым и красным рисунком.

— Ты уже усовершенствовала как-нибудь свою новую квартиру? — поинтересовалась мисс Коув.

— Что? Усовершенствовала? — переспросила Леда недоуменно, лихорадочно придумывая, как бы сменить тему разговора. — Н-нет… Я еще не решила, что можно сделать. Не хочу торопиться.

— Это очень разумно, — кивнула мисс Ловатт. — Но ты всегда была умной девушкой. Мы о тебе беспокоились, однако теперь я уверена, что с тобой все будет хорошо.

— Да, мэм, именно так.

— Леда только что сказала мне, что хочет стать машинисткой, — проворчала миссис Роутем. — Должна заметить, мне это не по нраву.

— Мне тоже. — Мисс Ловатт поставила чашку на стол. — Мы же решили, что работа машинистки тебе не подходит!

— Но видите ли… — пролепетала Леда, — мне не очень хорошо работается у мадам Элизы.

— Тогда надо что-то предпринять. — Мисс Коув пожала плечами. — Мы чем-то можем тебе помочь?

Леда с благодарностью посмотрела на нее:

— Я была бы вам очень признательна, если бы вы смогли дать мне рекомен… — Она осеклась, осознавая, до какой степени низменна ее просьба. — Может быть, всего одну, потому что мадам Элиза… Если это вас не затруднит…

— Надо это обсудить, — решила мисс Ловатт. — Не думай, что мы не хотим давать тебе рекомендаций, но, может быть, ты поторопилась уйти от мадам Элизы ради того, чтобы стать машинисткой…

— Нет, мэм…

— Ты должна прислушиваться к мудрым советам. Машинистка — неподходящая для тебя работа.

— К тому же ты перепачкаешь свои перчатки, — добавила миссис Роутем.

— Но она могла бы не надевать перчатки, разве не так? — поинтересовалась леди Коув.

— Да нет же, разумеется, она должна носить перчатки. Только подумайте, там могут оказаться простолюдины! — Ноздри мисс Ловатт затрепетали. — В общем, мы подумаем. Мисс Миртл поручила нам заботиться о твоем будущем. Ты должна прийти к нам в следующую пятницу, и мы сообщим тебе, что готовы для тебя сделать.

Оставшуюся часть дня Леда провела в приемной агентства по найму, принадлежавшего мисс Герншейм. Разговор не заладился с того мгновения, когда мисс Герншейм поняла, что у нее нет рекомендаций от прежних хозяев. Что до поручительства пожилых дам…

Мисс Герншейм с мрачным видом постукивала кончиком ручки по чернильнице.

— Я не слышала о леди Коув, — сурово заметила она. — Ее семья числится в справочнике знатных фамилий Берка?

— Конечно, — кивнула Леда. — Эта семья получила баронство еще в 1630 году, а мать леди Коув носила фамилию Ловатт.

— Понятно… И вы состоите с ними в родстве?

— Нет, но…

— Значит, никакого намека на знатное происхождение?

— Нет, мадам.

Наступила короткая пауза.

— Кстати, фамилия Этуаль мне тоже ни о чем не говорит. Откуда вы, где живут ваши родные?

— У меня нет родственников, мадам, — прошептала Леда.

— Очень жаль. А ваши корни? В таких случаях, как ваш, когда у претендентки на должность нет ни опыта, ни рекомендаций, потенциальные работодатели обычно интересуются ее происхождением. Знаете, какие только люди к нам не приходят в поисках работы. Думаю, вы слышали о Кейт Уэбстер?

— Нет, мадам. — Леда отрицательно помотала головой.

— Неужели? — Мисс Герншейм высоко приподняла тонкие брови, выражая крайнюю степень удивления. — О ней писали газеты! Горничная безжалостно зарезала бедную вдову и сварила ее в медном котле! А еще была такая мадам Риль — служанка задушила бедняжку в ее доме на Парк-лейн. Такие случаи постоянно происходят, поэтому работодатели стали крайне подозрительными. Надеюсь, вы не ирландка?

— Нет, у меня французские предки, — твердо ответила Леда.

— Вы не могли бы говорить точнее, мисс Этуаль? Как долго ваша семья жила в Англии?

Леде стало казаться, что в конторе мисс Герншейм становится душно.

— Боюсь, я этого не знаю.

— Похоже, вы лучше знаете историю семьи мисс Ловатт, чем свою собственную.

— Моя мать умерла, когда мне было три года, — стала объяснять Леда. — И меня взяла на воспитание мисс Миртл Балфур, которая жила на Саут-стрит.

— А что же теперь мистер Этуаль? Ваш отец?

Леда беспомощно молчала.

— Если вы в родстве с этой Балфур, то почему она не может дать вам рекомендацию?

— Мадам, — Леда с ужасом слушала звук собственного голоса, внезапно ставшего очень тоненьким и тихим, — год назад мисс Балфур умерла.

— И вы не состоите в родстве с этой семьей?

— Нет.

— Вас удочерили?

— Мисс Балфур взяла меня в свой дом.

Мисс Герншейм явно начинала терять терпение.

— Мисс Этуаль, возможно, нам стоит поискать для вас место, не требующее высокой квалификации. Вы не думали о том, чтобы поработать в магазине?

Леда сжала затянутые в перчатки руки.

— Я бы предпочла что-то более респектабельное, чем торговля, мисс Герншейм. И я действительно хочу стать машинисткой.

— Тогда вы должны предоставить мне рекомендацию, написанную уважаемым человеком, ну, хотя бы этой вашей леди Коув.

— Да, мадам.

Мисс Герншейм что-то записала.

— Если я правильно поняла, Этуаль — это фамилия вашей матери?

Леда кивнула.

— Она не была замужем?

Леда молча покачала головой, и мисс Герншейм записала что-то еще.

— Где вы сейчас живете?

— У миссис Доукинс на Джейкобс-Айленд.

— Джейкобс-Айленд? — Мисс Герншейм захлопнула тетрадь. — Что ж, когда вы принесете мне рекомендацию, я посмотрю, что можно для вас сделать. В следующий понедельник вас устроит?

— Думаю, я смогу получить рекомендацию до этого времени.

— Тогда приходите раньше. Но следующий понедельник — наиболее подходящий день. Мне нужно время, чтобы навести кое-какие справки для вас, учитывая ваши непростые обстоятельства. Будьте добры, не хлопайте дверью, когда будете выходить, а то у меня голова с утра раскалывается.

Леда ушла от мисс Герншейм в отвратительном настроении. Ну как объяснить мисс Коув, что в рекомендации следует доказать отсутствие у нее склонности к убийствам? Это неминуемо приведет к разговору о дворецком мисс Коув, и старушка станет опасаться, что этот широкоплечий человек, прослуживший у нее тридцать пять лет, может оказаться злодеем.

Было уже темно, когда Леда оказалась в своем районе. Дежуривший ночью инспектор полиции поднимался по ступенькам участка; увидев Леду, он остановился, взявшись рукой за ручку двери.

— Что-то вы рано, мисс. Я слышал, вчера вы тоже вернулись домой раньше обычного.

— Здравствуйте, инспектор Руби. — Леда улыбнулась. — Как ваше дежурство? Все в порядке?

— Да, мисс, все в порядке.

Они всегда обменивались такими фразами. Затем Леда спрашивала о здоровье жены и детей инспектора, интересовалась, что у них было на ужин. Сейчас она сказала, что знает отличный рецепт приготовления бычьего языка, который ей оставила мисс Миртл.

— Большое спасибо, мисс. — Руби кивнул. — Вы не могли бы зайти — тогда я запишу рецепт в записную книжку. Разумеется, если вы не торопитесь.

Леда поднялась по лестнице и вошла в душное помещение участка. Стол инспектора, стоявший на возвышении и скудно освещавшийся газовым светом, чем-то напоминал трибуну для выступлений. На полу одиночной камеры во всю длину вытянулась женщина, походившая на темную кучу, которая постоянно издавала какие-то звуки.

Дежурный полицейский тут же вскочил и отдал честь. Сочтя, что пристально разглядывать женщину неприлично, Леда уселась на скамью, прислонилась к беленой стене и, взяв записную книжку инспектора, принялась записывать рецепт.

— У меня никогда не получается хороший чай, — сказал дежурный Макдональд, доставая с полки чайник. — Дома его обычно заваривает сестра.

Леда отложила книжку в сторону.

— Позвольте мне заварить чай, — спокойно проговорила она. — Можете мне поверить, я умею это делать.

— Очень мило с вашей стороны, мисс. Буду вам очень признателен. Такие вещи требуют женских рук.

Засыпая чай в чайник, Леда краем глаза видела, как женщина в камере перевернулась и задвигалась, как будто пыталась улечься поудобнее. Потом она застонала, перевернулась на спину, и по ее вздутому животу стало понятно, что она…

Господи, похоже, что ей грозит разрешение от бремени, как выразилась бы мисс Миртл.

— Боже! — воскликнула Леда и отошла от маленькой плиты.

Тут же за ее спиной появился инспектор Руби.

— Мак? — недовольно проворчал он. — Что у нас тут?

— В книге записано о каких-то беспорядках, сэр. — Сержант Макдональд откашлялся. — Ее принесли днем, а до этого, кажется, избили. Она пришла в дом Окслипов — это в районе Джейкобс-Айленд, и там была какая-то заварушка. Эта красавица расцарапала лицо Салли Сковородке.

Удивленно оглянувшись, Леда успела заметить, как мужчины обменялись многозначительными взглядами.

— В доме Окслипов? — переспросила она. — То есть на моей улице? Туда приводят детей-сирот…

Инспектор Руби озабоченно нахмурился.

— Стало быть, речь идет о приюте, — мрачно проговорил он. — Что ж, мисс, тогда…

Леда увидела, что узница, застонав, опять выгнулась. Присмотревшись к ней внимательнее, она поняла, что перед нею совсем еще юная женщина, едва переступившая подростковый возраст.

— Возможно, инспектор, нам следует позвать доктора?

— Доктора, мисс? — Руби изумленно уставился на Леду. — Не хотите же вы сказать, что она…

— Вот именно.

— Макдональд, — приказал инспектор, — пошли кого-нибудь узнать, на месте ли офицер медицинской службы. Думаю, на доктора у нее денег не найдется.

— Слушаюсь, сэр! — Макдональд быстро исчез за дверью.

— Эй! — взревел инспектор. — Я сказал: «Пошли кого-нибудь»! Экий тупица, чума на его голову! Впрочем, он отлично меня слышал и просто испугался того, что тут происходит.

Прижавшись к стене, Леда молча наблюдала за тем, как инспектор отпирает камеру. Затем он жестом пригласил ее войти внутрь.

— Боюсь, я ничего не знаю о таких вещах, — призналась Леда. — Мне показалось, что женщина задыхается, вот я и решила, что ей необходима помощь врача.

— Благослови вас Господь, мисс; вот только у нас тут нет профессиональных медиков. Может, офицер медицинской службы пошлет за повитухой, а может быть, и не пошлет… — Войдя в камеру, инспектор Руби опустился на колени возле рожающей женщины. — Ну и что же нам с вами делать, маленькая леди? У вас схватки, да? Как давно они начались?

Женщина что-то прошептала, и инспектор покачал головой.

— Весь день? — переспросил он. — Глупое дитя, что же вы молчали до сих пор?

— Я не хотела его, не хотела, чтобы он появлялся на свет!

— Ну, теперь деваться некуда. Это ваш первый ребенок? — поинтересовался Руби.

Женщина кивнула.

— А почему вы пошли к Окслипам? Не могли же вы надеяться, что они вам предложат кров и постель?

— Моя подруга… Она спрашивала обо мне и сказала, что они возьмут ребенка… — Женщина с трудом сглотнула. — Я буду платить за его содержание, клянусь.

Инспектор хмыкнул.

— Ты сама должна содержать малыша, детка, — назидательно заметил он. — Отдать ребенка — то же, что убить его, поверь. Наверное, ты была служанкой и у тебя был молодой человек в городе…

— Я не смогла разыскать его…

— Это плохо, Окслипам твой ребенок тоже не нужен, вот в чем дело. Твоя подруга не должна была посылать тебя туда.

Роженица задышала быстрее, ее лицо исказила гримаса боли.

Леда придвинулась ближе.

— Я могу сделать что-нибудь для нее? — спросила она.

В это время заскрипела входная дверь, и незнакомый офицер быстро вошел в помещение полицейского участка. Инспектор вскочил на ноги.

— Не оставляйте меня! — закричала женщина. — Мне больно!

Леда тут же вошла в камеру.

— Я останусь с ней. — Она опустилась коленями на твердый холодный пол и взяла роженицу за руку.

— Благодарю, мисс. — Руби повернулся к офицеру: — В чем дело? Что-нибудь случилось?

Офицер откашлялся.

— Случилось? Да! Почему на вашем участке до сих пор нет телеграфа, я вас спрашиваю? За мной по пятам следует добрая дюжина репортеров, а им в спину дышит министерство внутренних дел. Итак, Руби, теперь держитесь.

— Но мой помощник…

— Макдональд? Я встретил его на улице. Бумаги, инспектор, документы! Если вы полагаете, что я позволю этой банде репортеров застать меня врасплох, то вы сильно ошибаетесь. — Офицер даже не взглянул на Леду и на распростертую на полу женщину, а инспектор Руби тем временем торопливо надевал фуражку и китель. — Бьюсь об заклад, это какое-то надувательство, но этот парень послал свое произведение в правительство и в «Таймс», так что теперь выходит, будто мы во всем этом замешаны. — Офицер поморщился. — У нас не больше четверти часа, а потом сюда явится пресса. — Он вытер лицо носовым платком. — В отеле «Александра» произошло ограбление — ограбили какую-то чертову восточную принцессу, сиамскую, кажется, но это нас не касается… Зато у нас есть идиотская записка от этого чертова парня, в которой недвусмысленно указывается на то, что драгоценную корону, которую должна надеть сама королева Сиама… Вы внимательно меня слушаете? Так вот, судя по всему, драгоценность должна находиться где-то у Окслипов, на Джейкобс-Айленд.

— У Окслипов? — Инспектор задумался.

— Нечего на меня так глазеть! Вы еще даже половины не поняли! Знаете, что этот маньяк оставил в отеле на месте преступления, украв кусок короны? Какую-то поганую маленькую статуэтку, Руби! Она действительно отвратительна! Вы можете себе представить? Министерство внутренних дел в истерике! Министерство иностранных дел обезумело, поскольку, видите ли, нежным чувствам этих восточных принцесс нанесено оскорбление. Это конфликт международного масштаба, который может сказаться на торговых и дипломатических отношениях! Руби, я не хочу выглядеть полным идиотом в глазах всей это своры дипломатов… — Повернувшись, офицер бросился на улицу, и когда дверь за ним захлопнулась, его голос тут же затих.

Руби поплелся вслед за ним, а Леда в ужасе смотрела мужчинам вслед и лишь затем перевела взгляд на испуганное лицо роженицы.

— Все в порядке. — Она старалась держаться уверенно. — Скоро придет повитуха.

— Нет, не в порядке! Со мной что-то происходит! — Женщина яростно замотала головой. — Я вся мокрая, у меня кровотечение…

Леда опустила глаза: действительно, по юбке роженицы расползалось мокрое пятно. Похоже, жидкости было очень много, потому что она тут же стала растекаться по полу.

— Нет, это, похоже, не кровь, — дрожащим голосом проговорила Леда. — У вас отходят воды. — Теперь Леда не сомневалась, что роды уже совсем близко, и это ее сильно пугало. — Успокойтесь, повитуха вам поможет…

Женщина закричала, ее тело судорожно дернулось, а ногти больно впились в руку Леды.

— Я рожаю! — закричала она. — Но я не хочу!

— Все в порядке, — спокойно проговорила Леда, стараясь унять панику. — Все хорошо. Скажите лучше, как вас зовут.

— Пэмми… Ходжкинз… Ох, мэм, вы не уйдете?

— Нет, я останусь с вами.

— А повитуха придет?

— За ней отправили сержанта Макдональда.

Голова Пэмми запрокинулась назад, и она, подняв колени, стала кататься с боку на бок.

— Мне так больно, так бо-ольно! — Она все время набирала в грудь воздух и с силой выталкивала его сквозь сжатые зубы. — Я точно убью Джейми, как только доберусь до него.

Тут дверь со скрипом распахнулась.

— Я миссис Лейтон, сестра-акушерка, — представилась вошедшая женщина, — а это миссис Фуллертон-Смит из Женской санитарной ассоциации. Как часто происходят схватки?

— Я даже не знаю, но из нее вылилось очень много воды… — беспомощно проговорила Леда.

— Поставьте чайник на плиту, — распорядилась акушерка. — Миссис Фуллертон-Смит, будьте так любезны, расстелите на полу чистую простыню.

Женщины двигались очень быстро и, к огромному облегчению Леды, действовали вполне умело. Не слушая стоны Пэмми, одна из них отрывисто скомандовала:

— Ну-ка, детка, соберись… Без глупостей, давай…

Миссис Фуллертон-Смит тем временем сунула в руки Леде стопку брошюр.

— Прошу вас запомнить следующее, — строго проговорила она. — К работе роженица сможет вернуться не раньше чем через месяц. Ребенка следует кормить грудью. Также следует исключить любые опиаты вроде сердечных капель Годфри, макового чая или успокоительных препаратов. Чистота на первом месте — всю пищу непременно следует закрывать. Где вы живете?

— Я живу у миссис Доукинс, мадам, но Пэмми…

— Мы организуем визиты патронажной сестры, — перебила ее миссис Фуллертон-Смит. — Как ее зовут?

— Пэмми Ходжкинз, но…

— Позвольте мне договорить. Женская санитарная ассоциация находится здесь, чтобы помогать и обучать.

Пэмми снова закричала, и миссис Фуллертон-Смит направилась к ней, а Леда, опустившись на скамейку, стала проглядывать брошюрки, которые ей дали.

«Как ухаживать за ребенком», «Здоровье матери», «Корь», «Как вырастить здорового ребенка». Все это очень полезно, но…

Прошло несколько часов, показавшихся Леде вечностью. Все это время Пэмми издавала громкие животные звуки, и вдруг неожиданно наступила тишина, а спустя мгновение акушерка так же неожиданно произнесла:

— Мальчик. — Ее голос прозвучал довольно равнодушно; потом она подняла вверх что-то маленькое, красное и потрясла его.

Тут же слабый крик, напоминающий крысиный писк, донесся до слуха Леды.

— Прошу вас, направьте сюда свет, — попросила сестра-акушерка.

Вскочив на ноги, Леда разожгла угольный фонарь, отворила дверь в камеру и осветила ее. Сестра протирала тряпкой крохотное существо, ее фартук был запачкан кровью. Пэмми едва шевелилась на полу и тяжело дышала.

— Ну вот, все позади, — уверенно проговорила миссис Фуллертон-Смит и подложила чистую простыню под ослабевшую роженицу.

В это время с улицы послышались мужские голоса, затем дверь распахнулась. Инспектор придержал ее перед старшим офицером полиции, который вошел в сопровождении сержанта Макдональда, держа в руке какой-то предмет размером с заварочный чайник, завернутый в шаль. И тут же помещение полицейского участка в одно мгновение оказалось заполнено людьми, которые громко говорили все разом и пытались задавать какие-то вопросы, перекрикивая вопли новорожденного. Леду совсем прижали к стене, и сержант Макдональд, пробравшись к ней сквозь толпу, помог ей встать на скамейку.

— Джентльмены! — что было сил прокричал инспектор. — Прошу вас соблюдать порядок!

Голоса замолкли, слышны были лишь крики младенца. Не обращая на них внимания, инспектор перебросился несколькими фразами со старшим офицером, а затем поднялся на возвышение.

— Мы хотим сделать заявление, — громко сообщил он. — В четверть девятого пополудни офицеры нашего подразделения проследовали в дом, известный как дом Окслипов, что на Джейкобс-Айленд. Мы обнаружили там корону иностранного производства, скорее всего сиамскую, украденную из отеля «Александра». Корона находится в надежном месте, она не повреждена и будет возвращена сиамской делегации. Это все, джентльмены.

— Кого-нибудь арестовали? — спросил кто-то.

— Мистера Эллиса Окслипа и женщину, известную как Салли Сковородка, взяли для допроса.

— Куда их повезли?

— В штаб-квартиру Скотленд-Ярда.

По комнате пронесся недовольный стон.

— Но почему именно туда? Почему вы не привели их прямо сюда?

— Как вы могли заметить, джентльмены, у нас тут сегодня не совсем обычная обстановка, — насмешливо ответил инспектор Руби.

— А записка? Прочтите нам записку, инспектор! Что в ней написано?

— Я не уполномочен читать какие бы то ни было записки, — отрезал Руби.

— Там написано, что дом Окслипов — настоящий курорт для извращенцев?

— Я не уполномочен давать какие-либо объяснения по этому поводу.

— Правда ли, что статуэтка, оставленная на месте короны, принесена из дома Окслипов?

Инспектор Руби вопросительно посмотрел на старшего офицера, и тот едва заметно кивнул:

— Мы полагаем, что это именно так.

Карандаши яростно зашуршали по блокнотам.

— Выходит, в этом доме есть комната для истязаний, так, инспектор?

— Я не уполномочен…

— Да будет вам, инспектор! — Какой-то человек, стоявший в отдалении от возвышения, повысил голос: — Дом расположен на вашей территории, а вы будто не знаете, что там происходит!

— Кто эти мальчики, которых мы там видели? — посыпались новые вопросы. — Их вы тоже подозреваете?

— Младшие обитатели дома не обвиняются в воровстве, — не спеша пояснил инспектор. — Но им, возможно, тоже что-то известно.

В этот момент миссис Фуллертон-Смит вынесла спеленатого малыша из камеры и едва Леда спустилась с деревянной скамьи, сунула крохотный сверток ей в руки.

— Вещи вам дает Дамский комитет Мэрилебон-Парка, — сообщила почтенная дама. — Вы можете оставить их у себя, но мы обращаемся к вам с просьбой простерилизовать их и передать другой женщине, находящейся в трудном положении, как только ребенок не будет в них нуждаться. Как видите, мать сейчас спокойно спит; через час-другой, когда она достаточно отдохнет, можете отдать ей ребенка. Мы с миссис Лейтон должны идти, так как этим вечером наша помощь потребуется еще нескольким пациенткам. Если начнется сильное кровотечение, немедленно пошлите за нами.

Леда хотела было возразить, сказать, что она никоим образом не связана с Пэмми, но тут она услышала, как сестра-акушерка диктует сержанту Макдональду адрес, который тот размашистым почерком записывает в регистрационную книгу:

— Дом миссис Доукинс на Джейкобс-Айленд.

— О нет! — воскликнула Леда, пытаясь спасти положение. — Сержант Макдональд, она там не живет!

Ее протест был заглушен новыми вопросами репортеров, и тут же снова заплакал ребенок.

Леда посмотрела на его зажмуренные глазки и открытый ротик.

— Ш-ш-ш, — ласково прошептала она и слегка похлопала сверток.

Между тем инспектор Руби и сержант Макдональд стали вытеснять неуемных репортеров из участка. Пока сержант Макдональд толковал с одним из наиболее настойчивых журналистов, другой присел рядом с Ледой на скамью, поближе к завернутому в шаль свертку, и быстро потянул край ткани, пытаясь приоткрыть его содержимое. Это ему удалось: восточная корона из золота с эмалью, усыпанная драгоценными камнями, выкатилась на лавку. Она представляла собой нечто похожее на маленький круглый храм; по краям храм был щедро инкрустирован бриллиантами, а в покрытом белой эмалью углублении сверкал огромный рубин.

Репортер тут же принялся делать зарисовки в своем блокноте, но его остановил возмущенный оклик сержанта Макдональда:

— Уходите отсюда все, немедленно! — Он стал выталкивать в дверь одного репортера за другим.

Не зная, что ей теперь делать, Леда вошла в камеру и опустилась на колени возле Пэмми.

— Как вы себя чувствуете? — ласково спросила она. — Хотите взглянуть на малыша?

Женщина зажмурилась — в точности так же, как младенец.

— Нет! Он мне не нужен! — прохрипела она. — Лучше унесите его куда-нибудь подальше!

— Сестра сказала, что через пару часов вы сможете взять его, — пыталась урезонить ее Леда.

— Не хочу! — Пэмми открыла глаза и устало махнула рукой. — Я его ненавижу. Уходите и его забирайте с собой!

Леда встала и вернулась к скамейке, где по-прежнему плакал новорожденный. Сев рядом с короной, она посмотрела на личико младенца. Такой уродец, подумать только, мелькнуло у нее в голове. Мокрый ротик, сморщенная кожа, и матери он не нужен.

Взяв сверток в руки, Леда слегка обняла его, отчего ребенок зашелся новой волной воплей, и, переведя взгляд на прекрасную золотую корону с драгоценными камнями, сама не зная почему, заплакала.

Глава 6 Песня

Гавайи, 1871 год

Маленькая Каи обожала плавать. Она визжала от восторга, глядя на могучие волны, перекатывающиеся над рифом в Вайкики, и колотила кулачками по плечам Сэмюела.

— Плыви дальше! — требовала Каи. — Дальше! Смотри, какая большая волна!

Сэмюел, крепко обхватив ее, послушно бросался в очередную волну, и заплывал чуть дальше, чем все остальные гавайские ребятишки. Длинные юбки купального костюма Каи то плескались в воде, то липли к его груди, когда Сэмюел поднимал руки, чтобы удержать ее над водой. Иногда он нарочно опускал ее с головой в воду, вместо того чтобы поднять над волнами, а спустя мгновение они выныривали, и соленая океанская вода стекала с их лиц, наполняя их рты соленой горечью.

— Давай! — кричала Каи. — Давай же! Ныряем!

Они набирали в грудь побольше воздуха, Каи надувала щеки и забавно сжимала губы, а Сэмюел, ныряя в чистую воду, крепко сжимал ее в руках.

Когда они выныривали, Каи громко кричала от удовольствия, пока Сэмюел стряхивал воду с ее головы.

Вдруг он услышал за спиной какие-то крики:

— Маньо! Маньо! Акула!

Сэмюел увидел акулу, точнее, ее тонкий темный плавник, молниеносно разрезающий поверхность воды, и сразу напрягся.

Впоследствии он вспоминал, что его охватило какое-то невероятное спокойствие, когда акула повернулась и стала быстро приближаться к ним.

Подняв Каи над водой, Сэмюел усадил ее себе на плечи, а она больно вцепилась ему в волосы, смеясь и колотя ножками по его груди. Каи что-то кричала, но он не слушал ее. Теперь за шумом волн, за отдаленными испуганными воплями людей он слышал свою песню — темную песню своей сестры-акулы.

На мгновение волна, скрыв плавник, приподняла Сэмюела и ласково опустила его. Он видел, как огромная тень проплыла в ярде от них.

Потом он замер как атолл, как безжизненное бревно, превратился в неодушевленное, ничего не боящееся существо.

Проскользнув мимо них, акула повернулась и снова поплыла к ним — живое воплощение смерти; и тут Сэмюел внезапно ощутил, что акуле стало любопытно. Ее влек сильный, но глупый голод, однако Сэмюел не мог утолить его — он был безжизненным существом, частью морской стихии.

Теперь Каи перестала кричать и замерла на плечах у Сэмюела. Откуда-то издалека слышались крики людей — гавайцы быстро приближались к ним на каноэ, энергично загребая воду веслами.

Едва не задев Сэмюела, акула повернулась, показав ему серый бок, острый плавник, хвост… и вдруг стремительно поплыла в открытое море.

Каноэ показалось ему просто огромным; сильные руки подхватили Сэмюела, кто-то тут же забрал визжавшую Каи с его плеч. Тогда он вырвался, повернулся и ухватился за твердую отполированную древесину.

В конце концов Сэмюела вытащили из воды, и он, уткнувшись лицом в чью-то грудь, услышал английскую речь.

Лорд Грифон крепко прижал его к себе и не хотел отпускать, тогда как Каи стала вырываться из рук гавайца и кричать:

— Папа! Папа!

Однако отец Каи не спешил расставаться с мальчиком.

— Сэмюел, спасибо тебе, возлюби тебя Господь… Ты настоящий герой, черт возьми… — Грифон говорил и говорил, а Сэмюел слушал его, пока Каи не вырвалась из рук гавайца и не забралась Сэмюелу на колени. Тогда ее отец крепко обнял их обоих. Когда каноэ приблизилось к берегу, и они вышли на пляж, леди Тесс бросилась им навстречу; ее лицо было залито слезами, темные волосы растрепались на ветру. Схватив Каи в объятия, она опустилась на колени и зарылась лицом в мокрые волосы Сэмюела.

Тут кто-то начал смеяться. Лорд Грифон поднял Сэмюела с такой же легкостью, с какой тот поднимал Каи, потом его перехватили десятки рук и стали побрасывать его в воздух, крича:

— Гип-гип-ура! Гип-гип-ура-а-а!

Наконец управляющий Доджун перехватил мальчика и понес в сторону кокосовой рощи на берегу, а гавайцы стали усаживаться в каноэ, чтобы преследовать акулу.

В это время кто-то сказал, что в своем доме в Вайкики находится гавайский король. Сэмюела тут же опустили на землю. Все притихли, а девушки, выйдя вперед, надели ему на шею гирлянды из цветов.

— Его величество оценил твою смелость. — Первая девушка поцеловала его в обе щеки, и Сэмюел, попятившись от смущения, налетел спиной на лорда Грифона. Тот наклонился к его уху и прошептал:

— Скажи им что-нибудь, чтобы они передали твои слова королю.

Сэмюел облизнул губы и вздохнул.

— Прошу вас, передайте королю, то есть… его величеству, что я не сделал ничего особенного, — запинаясь, пробормотал он. — И, пожалуйста, скажите ему, что эти цветы очень хорошо пахнут.

При этих словах все рассмеялись, а лорд Грифон обнял Сэмюела за плечи и крепко прижал к себе.

Сэмюел оглянулся назад — за спиной у него сверкали на солнце бирюзовые воды океана, по которым одна за одной бежали пенные волны; где-то вдали под водой скользила огромная черная тень акулы, которая возвращалась в темную морскую пучину.

Глава 7

— Опять он за свое! — Миссис Доукинс покраснела от удовольствия, встречая Леду на лестнице с последними новостями о странных ограблениях, которые начались на прошлой неделе. — Третий раз за неделю! Вот газета, мисс, вы только взгляните! На этот раз пострадала японская принцесса. Хитроумный взломщик, должна вам заметить. Он спер священный меч прямо из-под носа у японцев, несмотря на то что вокруг стояла стража. — Миссис Доукинс повизгивала от возбуждения, откровенно радуясь тому, что недотепы-полицейские никак не проявили себя. — Но есть и хорошее известие, мисс. Он опять что-то непристойное оставил, только, разумеется, газеты не пишут, что именно. Они никогда не делают подобных вещей, но можно ведь обо всем догадаться, не так ли? Думаю, опять какая-нибудь вещица из этого неприличного дома, куда он направил полицию за мечом.

Леде было известно и о третьем ограблении, и о том, что все кражи совершались по одной, весьма странной схеме: у кого-то из знатных лиц, прибывших на юбилей королевы, воровали какую-нибудь ценную вещь, а на ее месте оставляли нечто непристойное. Это само по себе было весьма странно, но, более того, вор, похоже, не проявлял к украденному никакого интереса. Он отправлял в полицию письмо с информацией о том, где можно найти украденное сокровище, и всякий раз это было какое-то «чудовищное жилье», как писали в газетах.

— Весьма интересно. — Леда повернулась к черному колодцу, в который уходила лестница, ведущая на чердак. Вообще-то она знала о необычных ворах куда больше, чем ее домовладелица, поскольку частенько готовила чай для инспектора Руби и порой задерживалась в полицейском участке после полуночи. Все это делалось для того, чтобы миссис Доукинс считала, будто Леда по-прежнему работает у портнихи.

Леда начала подниматься по ступенькам, но цепкая рука хозяйки удержала ее за подол.

— Сегодня пятница, мисс, — напомнила миссис Доукинс. — С вас четырнадцать шиллингов за неделю.

— Пятница началась всего полчаса назад, миссис Доукинс, — спокойно заметила Леда. — Надеюсь, вы не из-за этого ждете меня здесь ночью. Я буду счастлива расплатиться с вами утром.

Миссис Доукинс усмехнулась:

— Просто я хотела напомнить вам о деньгах, мисс. Как раз сегодня мне пришлось выгнать Хоггинсов, которые жили под вами. Отбою нет от людей, которым нужны комнаты и которые готовы платить вовремя — вот как вы. А те, кто не платит, пусть на меня не обижаются: у меня тут не дамское благотворительное общество, вот что я вам скажу. Четырнадцать шиллингов в неделю, без питания. Между прочим, у нас канализация есть, а это стоит не меньше полукроны, вот так-то.

Подобные речи Леде доводилось слышать довольно часто, и она, вздохнув и высвободившись из мертвой хватки миссис Доукинс, стала подниматься наверх.

В комнате Леда умылась и полила стоявшую на подоконнике герань. Ночная жара усиливала привычные запахи, но один листок у герани оказался отломлен, и от него исходил резкий и свежий аромат, перебивающий тяжкий запах улицы.

Взяв листок в руки, Леда растерла его между пальцев и прижала к носу, наслаждаясь приятным ароматом и думая о Пэмми. Мать отказывалась взять или хотя бы понянчить своего ребенка до тех пор, пока инспектор Руби резко не сказал ей, что ее обвинят в убийстве младенца, если она не одумается. Леда с грустью вспомнила о том, что ее собственная жизнь, должно быть, началась схожим образом. Она тоже была уродливой, жалкой и никому не нужной. Совсем не так ей хотелось бы появиться на свет.

У нее еще оставалось четыре наряда, но она решила, что обойдется хлопчатобумажной юбкой и черным шелковым платьем — юбку можно носить ежедневно, а платье сделать выходным. С некоторым сожалением она отнесла «лишние» платья на базар и продала их. Торговаться с женщиной, купившей платья, Леда не смогла — ей было слишком стыдно, но она прекрасно осознавала, что получила лишь небольшую часть истинной стоимости бежевого и серебристо-серого туалетов. Каждый день рано утром она, как обычно, надевала шляпку и, уйдя из дому, гуляла, просматривая в газетах и на окнах офисов объявления о вакансиях. Иногда ей попадались довольно интересные объявления, но стоило ей прийти по указанному адресу, как выяснялось, что на указанное место только что кого-то взяли.

Когда Леда уставала настолько, что не могла больше ходить, она присаживалась на скамейку где-нибудь в парке или отдыхала в чайном магазине, однако ее устройство на работу все никак не сдвигалось с мертвой точки.

Сейчас, прежде чем лечь в постель, Леда кое-что переставила в комнате: передвинула тяжелую швейную машину и стол в центр комнаты, а умывальник — к двери. Так куда удобнее, ведь ей больше не нужно держать машину у окна, где было больше света для шитья.

Из-за перестановки ей понадобилось передвинуть кровать, и Леда тут же решила помыть пол. Отодвинув кровать к окну, она сняла юбку, блузку, корсет и принялась за дело в одних панталонах. Вскоре все в маленьком и жарком чердачном помещении засияло с помощью ее усилий, мокрой тряпки и мыльного экстракта Хадсона — «ароматного, как розы, свежего, как морской ветер, предназначенного для всех видов домашних работ, мытья и чистки».

Оставив кровать у окна, где было прохладнее, Леда задула свечу, и в темноте переоделась в ночную сорочку.

Лежа и глядя в пустоту, она снова и снова думала о полицейских, деньгах и рекомендательных письмах, пока наконец не задремала. Однако сон ее был некрепок, и когда что-то задело ее ногу, она рывком поднялась на кровати, чувствуя, что от страха сердце готово выскочить у нее из груди.

В комнате было совершенно темно — ни лунного света, ни теней. Где-то на улице мяукала кошка. Леда судорожно вздохнула, держась рукой за горло. Кошка. Ну конечно! Кошка пробралась в комнату через открытое окно. Правда, прикосновение было тяжеловато для простой кошки…

— Кис-кис-кис, — прошептала Леда, теребя пальцами простыню. — Ты еще здесь? Кис-кис! — Она встала с кровати и тут же налетела на стол со швейной машинкой, который сама же поставила на середину комнаты.

Вскрикнув от боли, Леда схватилась за ушибленный палец ноги, опустилась на кровать…

О Боже! Теперь под ней шевелилось что-то живое…

Леда была настолько напугана, что не могла кричать. Мужчина, в ее комнате… Господи, помоги!

Она снова встала и направилась к двери, забыв о швейной машинке, которая на этот раз перевернулась с чудовищным грохотом.

И тут рядом раздался еще один звук, похожий на тихое ругательство.

Леда застыла, прислушиваясь.

Кто-то едва слышно зацарапал пол, и от этого звука все вдруг обрело реальность, от чего ей стало еще страшнее. Он и впрямь тут: она столкнула на него швейную машину, и теперь он пытается из-под нее выбраться.

Рядом снова раздался посторонний звук — тихий, но отчетливый.

От страха слезы градом покатились из глаз Леды.

— Не прикасайтесь ко мне! — Она наконец нашла в себе силы заговорить. — У меня в руках кочерга.

Ей никто не ответил. Если он и шевелился, то делал это абсолютно бесшумно. Леде пришло в голову, что незваный гость, должно быть, находится между ней и дверью, чтобы не дать ей убежать.

— Уходите, — вновь заговорила она предательски дрожащим голосом. — Я не стану поднимать шум, обещаю.

Молчание затягивалось, и Леда, медленно наклонившись, стала шарить рукой под кроватью в поисках кочерги.

Внезапно ее пальцы прикоснулись к чему-то острому. Твердый и тяжелый металлический предмет — с его помощью она без труда сможет защитить себя.

Вытащив странный предмет, Леда взяла его обеими руками и стала распрямляться…

В то же мгновение она оказалась на полу. Ощущение было такое, будто колени ее неожиданно подломились, желудок переместился в животе, в голове зашумело. Леда потеряла ощущение реальности и не понимала, что происходит. Находясь в полуобморочном состоянии, она подумала, что ее ударили, что сейчас утро и что на соседней улице гремит гром.

Затем она услышала звук шагов, но такой тихий, что даже не могла определить, с какой стороны этот звук раздается. Руки ее дрожали так сильно, что она едва могла шевелить ими.

— Отдайте это мне.

При звуке незнакомого низкого голоса Леда дернулась, как беспомощная марионетка. Он был ближе, чем она предполагала, всего в какой-нибудь паре футов от нее.

— Я не причиню вам вреда, — снова раздался голос из темноты.

Должно быть, в это мгновение с ее мозгом что-то случилось. Ее тело содрогалось от страха, а разум сфокусировался только на одном: на этом человеке, на его голосе, на жаре, исходившем от его тела. Он не англичанин: акцент слышался даже в его тихом шепоте, ударения он ставил по-своему, необычно растягивал гласные. И все же в этом голосе было что-то неуловимо знакомое.

Сердце Леды затрепетало. Она все еще дрожала, словно мерзла и никак не могла согреться.

— Мистер Джерард! — прошептала она еле слышно и тут же упала в обморок.

Когда Леда пришла в себя, кругом было темно. И в тот же момент кто-то зажег спичку, от чего на стенах заплясали причудливые тени.

На нее надвигалось что-то темное, и Леда, подняв глаза, увидела огромного человека, державшего в руках меч. Лицо его скрывала маска, на голове темнел капюшон — ни дать ни взять кошмарное видение.

Поднеся спичку к свече, человек повернулся и посмотрел на Леду, а затем стал приближаться к ней.

Съежившись от ужаса, Леда заплакала. Человек тут же остановился и поднял руку. В следующее мгновение маска упала на кровать, капюшон сполз с головы на спину.

Золотистые волосы заиграли в мерцающем свете свечи, а человек продолжал спокойно глядеть на Леду. Теперь она не могла не узнать эти серые глаза с металлическим оттенком.

— Мистер Джерард!

Леда попыталась сесть, но тело ее не слушалось.

— Не бойтесь, — мягко сказал он. — Я не причиню вам вреда.

Положив меч на пол, Сэмюел склонился над Ледой и приложил ладонь к ее щеке.

— Дышите вместе со мной, — прошептал он. — Это важно. Смотрите. Делайте вдох.

Леда стала судорожно хватать ртом воздух.

— Не так, медленно. — Он посмотрел ей в глаза. — Думайте о водопаде. Представьте, что вы взглядом следите за тем, как вода летит вниз.

Леда послушно выполнила указание, и вдруг ей стало казаться, что она скользит вниз по пологому склону. Она задышала спокойнее, глубже, а потом словно потерялась в бездне его серебристого взора.

Постепенно силы возвращались к ней; наконец разум ее прояснился настолько, что она смогла спросить:

— Что вы делаете? Что все это значит?

Джерард осторожно присел на кровать и внимательно посмотрел на Леду.

— Я испугал вас, — быстро проговорил он. — Прошу меня простить.

— Но… почему? — решилась спросить Леда.

Несколько мгновений он молча рассматривал ее, а потом объяснил:

— Я ошибся. Мне показалось, что я должен защищаться.

Леда села; она все еще никак не могла прийти в себя. И тут ее взгляд упал на меч. Это было великолепное оружие в роскошных, инкрустированных перламутром золоченых ножнах. С ножен свешивались две кисточки из бронзы. Рукоятка меча, тоже золоченая, походила на голову птицы с золотым хохолком. Нижняя часть ножен была покрыта тонким и изысканным рисунком — мелкими золотыми цветами, листьями и цветной эмалью. Все это великолепие переливалось в свете свечи, и Леда медленно поднесла руку ко рту.

— Боже правый! — ошеломленно прошептала она. — Что это?

Джерард бесстрастно посмотрел на нее.

— Думайте о водопаде, — тихо посоветовал он.

— О водопаде? Но это сущее безумие, — слабым голосом проговорила Леда. — И почему вы находитесь в моей комнате?

— Вы сломали мне ногу, мисс Этуаль.

— Сломала вам… О Господи! Этого не может быть!

— Причиной моего несчастья стала швейная машина, — спокойно заметил Джерард. — Возможно, это какой-то знак. Я смогу идти, если соберу волю в кулак, но, думаю, это глупо. Видите ли, я не хочу оставлять вас, пока вы не придете в себя окончательно, мисс Этуаль, и не сможете дышать без моей помощи. — Встретив ее изумленный взгляд, Джерард неожиданно улыбнулся чарующей улыбкой. — И я не безумец, это всем известно.

— Тогда, должно быть, безумна я, — печально сказала Леда. — Мне подобное и в голову не могло прийти, мистер Джерард! Вы и леди Кэтрин… Это просто потрясающе! Поли… — Она осеклась, едва не договорив предложение до конца: «Полиция никогда бы не заподозрила вас».

Его улыбка погасла, когда Сэмюел спокойно заметил:

— Как вы понимаете, леди Кэтрин к этому не имеет никакого отношения.

— Разумеется, нет! — Леда опустила глаза.

Вопросы одолевали ее, и первый из них: должна ли она сделать хоть что-то — закричать, забарабанить кулаками в стену? И почему никто не слышал, как упала швейная машина? Почему она не схватила кочергу и не ударила его? Как быстро он сможет ходить со сломанной ногой?

Но она не сделала ровным счетом ничего и лишь молча смотрела на Джерарда, удобно расположившегося на ее постели.

— Вам известно, кто я, — довольно равнодушно сказал он. — Если вам захочется донести на меня в полицию, вы сможете сделать это в другое время, а пока отдыхайте, вам нужно окончательно прийти в себя.

Леда закрыла глаза.

— Но это нелепо…

— И все же я вас не оставлю.

Она подняла веки.

— Ну что ж, хоть это звучит обнадеживающе!

Глава 8 Молчаливый тигр

Гавайи, 1871 год

Через несколько дней после случая с акулой, когда он был в саду, к нему пришел Доджун. Каи лазила по деревьям, и Сэмюел внимательно следил за ней до тех пор, пока не начался сильный ливень: тогда за девочкой прибежала няня и увела ее в дом.

Сэмюел прислонился к стволу дерева. Сверху, сквозь листву, ему на голову падали тяжелые капли. Вообще-то ему тоже хотелось пойти домой, зато здесь он мог хоть немного отдохнуть от Каи.

Вновь вспомнив акулу, Сэмюел улыбнулся с закрытыми глазами, а когда вновь открыл их, то увидел перед собой Доджуна.

Дворецкий бесшумно приблизился и молча встал напротив него. Он был чуть выше Сэмюела и имел довольно мрачное лицо; волосы его были наполовину сбриты, а то, что осталось, затянуто в нелепый узел на затылке.

— Самуа-сан, добрый день, — сказал Доджун и слегка поклонился.

Столь вежливое приветствие удивило Сэмюела, и он, помедлив, ответил:

— Привет.

— Ты видеть акула и не двигаться. Как? Разве ты не бояться?

Сэмюел стер рукой каплю воды, побежавшую по его щеке, и пожал плечами.

— Ты бояться? — повторил вопрос Доджун.

— Нет! — решительно проговорил Сэмюел. — Я не испугался. Я вспомнил песню…

— Песню акулы?

Сэмюел быстро опустил глаза.

— Вы ее знаете?

Доджун улыбнулся:

— Я знать песню тигр. Хорошо знать.

Сэмюел вздрогнул.

— Песня тигра?

— Да. Есть песня огонь, дракон, земля, акула. У всего есть песня, надо только ее слышать.

Сэмюел отодвинулся от ствола дерева.

— Где я могу услышать все эти песни?

Доджун прищурился.

— Ты будешь слышать.

— Вы можете спеть их?

Рассмеявшись, Доджун дотронулся до плеча Сэмюела.

— Я долго искать мальчик, который знать песня тигр, но находить мальчик, который знать песня акула. О'кей. Большая удача, да. Очень большая удача.

Глава 9

На рассвете невдалеке от дома с грохотом проехал поезд, отчего стены в комнатушке Леды задрожали. Она пошевелилась, ее бедро и плечо, прижатые к стене, ныли от боли.

Открыв глаза, она оглядела комнату и чуть не подскочила.

Итак, он все еще здесь.

Джерард сидел неподвижно; его глаза были закрыты, пальцы рук — крепко переплетены.

Святые небеса, так это не сон! Мужчина здесь, в ее комнате, на ее кровати, а она спит на полу рядом с украденным мечом.

Наконец он расцепил руки, приподнял голову и посмотрел на нее из-под полуопущенных темных ресниц — прекрасный и молчаливый, освещенный чудесным утренним светом.

— Доброе утро, мисс Этуаль. Надеюсь, вам уже лучше?

Быстро поднявшись, Леда сняла с крючка плащ и закуталась в него. Сделав это, она тут же поняла, как надо вести себя дальше: немедленно бежать к двери, спуститься вниз и поднять на ноги весь дом. Больше всего ее удивило, что она смогла заснуть, хотя незваный гость до сих пор находился в ее комнате и мог сделать с ней все, что угодно.

— Оставайтесь здесь! — Голос ее дрожал. — Сейчас я принесу воды. — Не дожидаясь ответа, она подбежала к двери, отперла замок и, захлопнув дверь за собой, в нерешительности замерла в полутемном холле.

Что же ей теперь делать со всем этим? Если она направится в полицию немедленно, то там не будет инспектора Руби или сержанта Макдональда, которые придут на дежурство только вечером. Кроме того, у Джерарда сломана нога, а она вовсе не хочет быть жестокой к нему…

Забыв о здравом смысле, Леда шагнула к двери и отперла замок. Дверь она открывала очень осторожно, на ходу придумывая, как извиниться перед ним, но…

Комната оказалась пустой.

Ухватившись за косяк двери, Леда обвела свое жилище изумленным взглядом. Джерарда не было, меча тоже.

Подбежав к открытому окну, Леда влезла на кровать и по пояс высунулась наружу, едва не перевернув горшок с геранью. Уж не притаился ли Джерард под ее окном?

Однако кругом было пусто.

— Ничего себе, сломанная нога, — пробормотала она, выпрямляясь. — Обманщик! Чудовище! — Усевшись на кровать, Леда прижала руки к груди и глубоко вздохнула. — Впрочем, ушел — и слава Богу!

Несколько мгновений она отдыхала в постели, думая о водопаде и не забывая глубоко дышать. Может, все-таки одеться и сходить в полицейский участок, чтобы поставить полисменов в известность о самом главном — вор, которого повсюду ищут, провел ночь в ее доме. Однако, едва подумав об этом, Леда сразу поняла, как глупо будет звучать ее сообщение. Мистер Джерард — друг леди Эшленд и королевы Гавайских островов — вор! Можно не сомневаться, что ей еще повезет, если, выслушав ее историю, полицейские не отправят ее в сумасшедший дом.

Уж лучше она обо всем расскажет вечером инспектору Руби и сержанту Макдональду. Возможно, они тоже ей не поверят, но хотя бы выслушают.

Обычно Леда уходила из дома в этот час, но сейчас у нее не было сил обманывать миссис Доукинс. В конце концов она решила сослаться на недомогание и принялась готовить завтрак.

Заедая чай припасенной накануне ячменной лепешкой, Леда невольно думала о мистере Джерарде. Неужели все это привиделось ей во сне?

Пребывая в глубокой задумчивости, Леда заколола волосы, потом, надев юбку и блузку, попробовала оглядеть себя в маленькое зеркальце, которое досталось ей от мисс Миртл. Затем она уселась на кровать, вытащила шкатулку с деньгами и в который уже раз пересчитала их. Увы, средств у нее оставалось совсем мало.

Правда, у нее были серебряное зеркальце и щетка, которые перешли ей от мисс Миртл, но их время еще не пришло.

Взяв зеркальце, Леда с любовью повертела его в руках, затем посмотрела на свое отражение…

С криком выронив зеркальце, она прижалась к стене, глядя наверх. Джерард лежал в полумраке на потолочной балке — как пантера, выслеживающая добычу: лежал и молча смотрел на нее.

Леда невольно поежилась. Тогда Джерард шевельнулся и ловко спустился вниз по деревянной опоре, словно материализовался из пустоты. В последний момент он удержался на руках и осторожно ступил на больную ногу.

— Водопад, — напомнил он Леде.

Закрыв глаза, она стала дышать глубже, но это не помогло.

— Эй, что вы там делали? Впрочем, я и так знаю — вы подглядывали! Боже мой!

При мысли о том, что именно мог видеть мистер Джерард, голова Леды снова закружилась.

— Как вы могли? — запричитала она. — Животное, вы не услуживаете звания джентльмена! Уходите немедленно, иначе… — Леда не договорила, так как услышала из-за двери голос миссис Доукинс.

— Что тут происходит, — грозно вопрошала из коридора домовладелица. — Кто там у вас?

И тут Джерард наконец сдвинулся с места: осторожно опустившись на кровать, он стянул с себя черное одеяние и остался в обычной белой рубашке, а куртка, упав на пол бесформенной кучей, скрыла его странные туфли.

— Откройте! — Дверь задрожала. — Вы не имеете права приводить сюда мужчин, мисс Этуаль! Не за четырнадцать шиллингов в неделю! Немедленно, иначе я…

Не успела Леда собраться с мыслями, как в замке заскрипел ключ и дверь с треском распахнулась.

Миссис Доукинс в ночном чепце и ярком халате, замерев на месте, уставилась на мистера Джерарда, который поднес руку к воротничку рубашки, делая вид, что застегивает последнюю пуговицу. Потом она резко повернулась к Леде, ее кукольные глаза яростно заморгали.

— Да я бы ни в жизни… — воскликнула она. — Ах ты, маленькая шлюха, вот оно, значит, как выходит! Ты меня своей показной скромностью больше не обманешь, так и знай! Если уж приводишь с улицы мужчин, то делись денежками со мной. Думаю, это справедливо, мисс Потаскуха… — Подскочив к кровати, она сгребла лежавшие там деньги. — Мы еще посмотрим, выкину я тебя на улицу или нет, но обманывать меня больше не смей!

— Нет, прошу вас! — Леда прижала руки к груди. — Миссис Доукинс, это не то, что вы…

Но домовладелица больше не смотрела ни на Леду, ни на деньги, которые она сжимала в кулаке. Ее взор был прикован к руке мистера Джерарда, который молниеносным движением спрятал в ладони сложенную купюру.

Бросившись вперед, миссис Доукинс разжала его ладонь и схватила деньги. Затем она опустила глаза, и ее пухлые щеки залились краской.

— Вот оно что, сэр! — Ее поведение мгновенно изменилось, вся ее фигура говорила теперь о желании услужить. — Вы очень добры, сэр, очень добры. Хотите, я принесу вам чего-нибудь выпить или перекусить, а то вы, поди, проголодались. Вмиг пошлю кого-нибудь на угол за беконом…

— Нет, — холодно бросил Джерард.

— Тогда, может, чай? Или тосты? — Миссис Доукинс засунула купюру за корсаж халата. — Что ж, замечательно! Если вам что-нибудь понадобится, я всегда к вашим услугам. — Она попятилась к двери. — Только передайте мисс вашу просьбу, и все тут же будет сделано.

— Сперва отдайте мисс Этуаль принадлежащие ей деньги, — спокойно проговорил Джерард.

— Ах да, разумеется. — Миссис Доукинс положила монеты на умывальник. — Но она должна мне двадцать шиллингов и двадцать за то, что приводит сюда для развлечения мужчин. Оплата каждую пятницу, а пятница как раз сегодня. — Сжав фунтовую купюру в кулаке, миссис Доукинс кротко склонила голову и прикрыла за собой дверь.

Леда не промолвила ни слова; она даже не сказала, что пойдет в полицию. Все равно миссис Доукинс не поверит ей.

— Господи, что же вы наделали! — сдавленным голосом простонала она.

— По-моему, ничего особенного. Поверьте, я мог бы натворить куда больше. — Джерард пожал плечами. — И все-таки до чего же неприятная особа!

Внезапно Джерард сделал неуловимое движение, и в ту же секунду со стороны двери раздался громкий щелчок.

Леда оглянулась, предположив, что это вернулась миссис Доукинс, но вместо домовладелицы увидела воткнувшийся в деревянную дверь серебряный диск. Мгновение — и рядом с первым диском блеснул второй, следом за ним третий и четвертый. Точнее, это были не диски, а звездочки с несколькими острыми лучами, и по два луча от каждой звездочки воткнулись в дверь.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Леда поняла, что Джерард бросал их тем самым молниеносным, почти незаметным движением, на которое она уже обратила внимание. Вот он зажал пятый диск между пальцев, повернул его так, что на нем отразилась радуга цветов, проникающая в комнату через пестрые занавески, а затем сжал кулак. Когда он разжал пальцы, диска в его руке уже не было. Не оказалось его и в двери — он просто исчез.

Леда прищурилась.

— Чего вы хотите? — не выдержав, спросила она. — Почему не уходите отсюда?

— Сколько у вас денег? — Джерард спросил это так, словно ничего не случилось.

— Ах, так вам нужны деньги! Что ж, пожалуйста! — Схватив монетки с умывальника, Леда подбросила их вверх. — Забирайте все и уходите побыстрее…

Монетки попадали на кровать и на пол, после чего Джерард взял один шиллинг из тех, что упали на постель.

— Вы не пошли в полицию, и я должен поблагодарить вас за это.

Леда с некоторой опаской наблюдала за ним.

— Видите ли, я не вор. — Джерард повертел в руках зеркало, с помощью которого Леда увидела его. Потом он потянулся за своим одеянием. — Скорее, меня можно было бы назвать правонарушителем, и поэтому полиция ищет меня. Однако я никому не причинил вреда и не взял ничего, мне не принадлежащего. Правда, нарушение порядка многих встревожило…

— Оно встревожило в первую очередь меня! — выкрикнула Леда.

Джерард подпоясался.

— Я бы хотел, чтобы вы мне верили, — просто сказал он.

— Верить? Вам? Вы, должно быть, сошли с ума!

— Мисс Этуаль, за прошедшую неделю и даже дольше я бывал в этой комнате каждую ночь, — спокойно проговорил Джерард. — И что? Разве я сделал вам что-нибудь плохое?

Леда с трудом удержалась на ногах.

— Так вы что, теперь живете здесь?

— И вы ничего не заподозрили, не так ли?

— Нет, не так. Теперь вы навсегда потеряли право называться джентльменом, — высокомерно заявила Леда. — Почему вы не ушли тем же путем, каким пришли?

— Потому что я сломал ногу.

— Я вам не верю. В окно вы вылезти не смогли, а на потолочную балку забрались легко!

Нагнувшись, Джерард стал ощупывать ногу.

— Если вы мне поможете, я, пожалуй, смогу все исправить.

— Но… — Леда поежилась. — Может, все-таки лучше позвать врача?

— Нет, вашей помощи будет достаточно.

— А вот я в этом не уверена. К тому же мне слишком много пришлось пережить за последнее время.

— А почему вы не уедете отсюда, раз уж вам приходится так беспокоиться о том, что подумает о вас миссис Доукинс?

— У меня нет ни денег, ни надежды найти работу. Но все это вас не касается, — раздраженно ответила Леда.

Джерард искоса посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.

— Кстати, за информацию о грабителях положена награда, — как бы между прочим заметил он.

— Правда?

— Двести пятьдесят фунтов. Вы могли бы довольно сносно жить на эти деньги.

Леда наградила Джерарда ледяным взглядом.

— Гражданину не требуется награда за то, что он выполнит свои обязанности, — заявила она. — Я бы стала сама себя презирать, если бы позарилась на эти деньги.

— Но разве вы не считаете своим долгом донести на меня? — удивился Джерард.

— Возможно, мой долг в этом и состоит. — Леда на мгновение задумалась. — Но видите ли, с другой стороны, это был бы довольно постыдный поступок.

— На этот раз вы все верно излагаете, мисс Этуаль. — Джерард кивнул. — Давайте сюда ваше полотенце.

С трудом сглотнув, Леда шагнула вперед и опустилась перед ним на колени.

— Я боюсь сделать вам больно, — дрожащим голосом проговорила она.

— Поверьте, вам нечего бояться, — возразил Джерард. — Возьмитесь за лодыжку и тяните, только не рывком, а медленно. И ни в коем случае не отпускайте.

Сжав в руках лодыжку Джерарда, Леда слегка потянула.

— Сильнее!

Леда потянула сильнее и тут же ощутила, как напряглось его тело.

— Не останавливайтесь!

Леда кивнула, зажмурила глаза и продолжала свое дело с закрытыми глазами.

— Так, хорошо, — наконец проговорил Джерард. — А теперь отпускайте ногу, только очень медленно. Снова тяните и отпускайте…

Услышав шелест бумаги, Леда не выдержала и открыла глаза.

Джерард осторожно наложил на ногу шину из сложенных газет, затем перевязал ее под коленом и вокруг икры полосками из полотенца.

Протянув последнюю полоску Леде, он попросил:

— Пожалуйста, обмотайте мне лодыжку покрепче.

Его спокойствие придало Леде уверенности, и она стала осторожно обматывать шину сверху обрывками полотенца.

К ее удивлению, газетная шина оказалась весьма прочной.

— Вы, наверное, врач? — Леда вопросительно посмотрела на Джерарда.

— Нет. Вы ведь тоже не врач, а все сделали отлично. Теперь я хочу попросить вас об одной важной вещи.

— О какой? — Только теперь Леда вспомнила, что имеет дело с обычным вором.

— Вы умеете писать?

— Ну разумеется.

— А печатать?

От отчаяния она решилась солгать.

— Сорок слов в минуту. — Леда судорожно вспомнила, какие требования предъявляются к машинисткам. — Печатаю аккуратно.

Похоже, Джерард безоговорочно поверил этой беспардонной лжи.

— Мне очень нужен человек вроде вас, мисс Этуаль, — не спеша сказал он. — Вы смогли бы мне помогать…

— Воровать?

Джерард усмехнулся и покачал головой.

— С воровством покончено. Короткого общения с вами оказалось довольно, чтобы отвратить меня от этого дела.

Леда недоверчиво улыбнулась.

— Видите ли, мне очень нужен секретарь — человек вроде Пятницы у Робинзона Крузо, — пояснил он. — Возможно, вас это удивит, но у меня весьма обширные — и, заметьте, законные — деловые интересы. — Наклонившись, Джерард поправил повязку на икре. — Боюсь, эта травма лишит меня подвижности на все время пребывания в Англии. На Гавайях я бы платил такому человеку сто пятьдесят американских долларов в месяц, и если перевести их в фунты… — Он выпрямился. — Что скажете о десяти фунтах в неделю?

— Десять в неделю? — Изумлению Леды не было предела; у нее даже во рту пересохло от волнения.

— Похоже, жалованье вас устраивает.

Она прислонилась к стене.

— Устраивает… — еле слышно прошептала она.

— Сорок слов в минуту, верно? — Джерард улыбнулся.

Леда оцепенела.

— Но… Нет, это невозможно… Вы же преступник.

— Я? — Он посмотрел ей в глаза. — Видимо, вы должны сами доискаться до правды, раз у меня не хватает слов убедить вас.

Леда пожала плечами:

— Ну хорошо, если вы не преступник, то зачем же вы воруете мечи и другие ценности?

Несколько мгновений он молчал, потом равнодушно ответил:

— В английском языке нет для этого подходящего слова, но я бы назвал это киоджитсу — что-то вроде «неправдивой правды».

— Неправдивой правды?

Джерард сжал руку в кулак, а затем быстро разжал пальцы, словно хотел этим движением прояснить смысл своих слов.

— Обман и честность. Сильный и слабый. Плохой и хороший. Уловка — вот примерный смысл этого слова.

— Но… я не понимаю… — Леда растерянно посмотрела на него.

Джерард продолжил терпеливо объяснять, словно имел дело с неразумным ребенком:

— Вы спросили меня, почему я брал вещи с их обычных мест. На самом деле это очень просто. Я управляю компанией «Арктур», принадлежащей лорду и леди Эшленд, и занимаюсь судами, торговыми морскими перевозками. Также у меня есть собственная транспортная и кораблестроительная компания «Кайеа шипбиддинг энд транспорт». Еще я владею деревообрабатывающей фабрикой на североамериканском побережье и некоторым количеством акций на хлопковом и сахарном рынках, несколькими банками, морской страховой компанией… — Джерард улыбнулся. — Теперь вы мне верите?

— Даже не знаю, что сказать…

— Могу кое-что пояснить вам. «Кайеа» переводится с гавайского как «морской прилив». «Арктуром» назывался чайный клипер, который дядя лорда Эшленда построил в 1849 году, а лорд Эшленд переименовал в «Аркан». Впрочем, я мог бы тысячу лет отвечать на ваши вопросы, и вы так и не поняли бы, кто я на самом деле. — Джерард снова улыбнулся.

Леда вздохнула.

— Возможно, вы правы, мистер Джерард, но в одном я твердо уверена: вы самый необычный человек из всех, кого мне доводилось встречать!

Джерард молча посмотрел на нее, и в этот момент цвет глаз его напоминал цвет луны на облачном ночном небе. Потом он медленно покачал головой и проговорил, прижимая кулак к своей груди:

— Моя правда — здесь.

Глава 10 Взлеты и падения

Гавайи, 1872 год

Доджун никогда не учил его песням и вообще не учил ничему, кроме японского языка. А еще он приказывал ему работать, бегать по различным поручениям, носить тяжелые корзины с карпами от пруда до дома соседа, который и не думал просить рыбы. Часто Доджун требовал довольно странных вещей: достать цветок с ветви дерева, до которой Сэмюел не мог дотянуться, камень с одного из самых высоких утесов Даймонд-Хэд, перо живой птицы, свившей гнездо на карнизе дома.

Впрочем, цветы и камни доставать было несложно: Сэмюел быстро научился лазить и прыгать, а по субботам он ходил с Доджуном на Даймонд-Хэд — десять миль туда и обратно, без отдыха. Свое одобрение добытыми камнями и цветами Доджун выражал лишь коротким кивком да порой опускал их в черную чашу с водой, которую ставили перед Сэмюелом за обеденным столом. После обеда Сэмюел относил чашу в свою комнату, ставил ее на пол, ложился на кровать и долго рассматривал свою добычу, недоумевая, почему Доджун велел ему принести именно эти цветы или камни.

Как-то раз в комнату к Сэмюелу пришел маленький Роберт, и они стали играть в игру «поймай на лету птицу». Даже с закрытыми глазами Сэмюел снова и снова обыгрывал мальчугана, и наконец тот заплакал.

На звук рыдания пришла леди Тесс и встала в дверях, наблюдая за происходящим. Роберт тут же подбежал к ней и зарылся лицом в ее юбки.

Сэмюел встал.

— Простите меня, — быстро проговорил он. — Я его дразнил. Я не хотел…

— Господи, до чего же вы смешные и глупые мальчишки. — Леди Тесс протянула Сэмюелу руку. — Ну-ка расскажи, что у вас тут за переполох.

При виде ее улыбки Сэмюел испытал невероятное облегчение, и когда леди Тесс ласково погладила его по голове, он крепко прижался к ней.

Взъерошив его волосы, леди Тесс взяла мальчика за плечи.

— Я люблю тебя, Сэмми, — сказала она. — Здесь, со мной, ты в безопасности.

Леди Тесс была единственной, кто мог называть его этим ненавистным ему именем; единственной, кому оно было известно. Никто — ни Доджун, ни даже лорд Грифон не понимали его так, как понимала она, и не знали, что ему довелось пережить. Она там была и все видела. И все же она говорит, что любит его; вот почему ему так хотелось, чтобы леди Тесс всегда находилась рядом с ним.

Когда он поднял голову, она проводила по глазам рукой.

— Ну ладно. — Леди Тесс улыбнулась. — Я не хочу думать, что тебе нравится дразнить Роберта.

— Нет, мадам.

— Тогда улыбнись мне, Сэмюел.

— Да, мэм, — прошептал Сэмюел, стараясь растянуть губы в улыбке.

Леди Тесс покачала головой.

— Ну вот и отлично, — весело проговорила она.

Оторвавшись от нее, Сэмюел направился к ореховому комоду и, пошарив под стопкой чистых рубашек, нащупал острый, в щербинках, камень со сверкающими зелеными вкраплениями, который нашел на одном из утесов Даймонд-Хэд.

— Это вам. — Он протянул камень леди Тесс.

— Спасибо тебе. — Она внимательно осмотрела камень со всех сторон. — Он очень красивый.

Несколько мгновений леди Тесс стояла неподвижно, потом он услышал ее тихий вздох, и она ушла, шелестя юбками.

В тот день Сэмюел попробовал поймать птицу, но, не удержавшись, упал вниз, где его, беспомощного и ослабевшего, нашел Доджун. Очнулся он в постели, где провел целую неделю, приходя в себя после сильного удара.

Сэмюел опасался, что Доджун испытывает к нему отвращение. Еще долгое время он не решался заговорить с дворецким. Когда Доджун приближался к нему, Сэмюел старался исчезнуть, стать невидимым. Он вел себя, как мышка, затаившаяся в уголке.

Но в один прекрасный день Доджун приблизился к нему неожиданно, пройдя через пустую столовую комнату. Услышав его шаги, Сэмюел спрятался за дверью и постарался остаться там незамеченным.

Дворецкий, накрывая на стол, медленно двигался по комнате; тишину нарушал лишь тихий лязг серебряных приборов.

— Ты хорошо этому обучился, не так ли? — спросил он как бы невзначай, наклоняясь за оброненной вилкой. — Киоджитсу трудно освоить, но ты, похоже, уже овладел этим искусством.

Сэмюел понял, что Доджун разговаривает с ним, ведь больше никто в доме не понимал по-японски. Однако он не знал, что такое киоджитсу, и Доджуну было об этом известно.

— Глупые люди используют только один вид маскировки, — прибавил Доджун. — Шин — это то, что у тебя на уме или в сердце. Итсувару — значит притворяться тем, чем ты не являешься. Вместе они образуют понятие «киоджитсу». Быть все время тигром слишком просто. Если ты тигр, то ты начинаешь думать, как тигр, двигаться, как тигр, но что потом? Ты попадаешь в беду. Лучше уметь быть тихим и маленьким, как мышь: может, тогда тигр тебя не заметит, и ты сможешь снова стать тигром.

Сэмюел слушал; слова Доджуна о мыши поразили его, ведь именно об этом он часто думал.

Медленно вздохнув, он вышел из-за двери и поклонился, как Доджун его учил.

— Я не могу достать перо. Мне очень стыдно, Доджун-сан.

Доджун выпрямился.

— Почему тебе стыдно?

— Я подумал, что… сделал что-то неправильно.

— Слишком много ты думаешь, — проворчал Доджун. — Откуда тебе известно, что правильно, а что — нет? Ты еще слишком мал, чтобы знать это. Хочешь, я научу тебя падать и группироваться во время падения? — неожиданно предложил он.

— Да.

— Тогда в субботу мы опять вместе пойдем на бриллиантовую гору.

Глава 11

Леда поймала себя на мысли о том, что каждый грязный бездельник в толпе на улице теперь кажется ей подозрительным. После того как она отказалась принять предложение поработать на мистера Джерарда и стать секретаршей вора, он с поразительной быстротой изменил свою внешность. Для начала он тряхнул куртку, и она превратилась в какое-то бесформенное одеяние. Потом, зацепив пригоршней сажи из очага, он втер ее себе в лицо и руки, и вскоре по ее комнате ковылял какой-то странный сгорбленный тип, замотанный в рваную одежду и, казалось, совершенно пьяный.

Задрав голову, он лукаво посмотрел на нее. Несмотря на царивший вокруг полумрак и солидный слой сажи на его лице, глаза Джерарда по-прежнему излучали таинственный серебристый свет, казавшийся теперь неуместным.

Леда протянула ему трость.

— Если хотите оставаться неузнанным, лучше держите голову опущенной, — посоветовала она.

Ухмыльнувшись, он почтительно приподнял шляпу:

— Благодарю за совет, мадам. Надеюсь, у вас есть моя визитка?

Поскольку визитка уже давно жгла ей карман, Леда лишь утвердительно кивнула.

— Тогда, возможно, мы еще встретимся.

В его голосе не было угрозы, не было вообще никаких эмоций.

Джерард оперся о трость, и Леда заметила, что его губы слегка скривились от боли.

— Вам нельзя много ходить, — торопливо заметила она. — Я найду для вас кеб.

Джерард покачал головой.

— Где ваша хозяйка? — поинтересовался он.

— Когда я спускалась вниз, она была в гостиной.

— Дверь туда закрыта?

Леда кивнула.

— Полагаю, вы хотите выйти незамеченным? Мм-м… Я только что позаимствовала у нее трость…

— Я действительно предпочел бы, чтобы она больше меня не видела. Вы избежите многих неприятностей, если ваша хозяйка не узнает, что ее трость украли. Впрочем, я достаточно заплатил этой даме: напомните ей об этом, если она меня в чем-то заподозрит. А теперь всего вам доброго, мисс Этуаль. — Джерард протянул Леде руку. — Надеюсь, я не слишком обидел вас и вы сможете меня простить.

Оставив Леду стоять на лестнице, Джерард стал медленно спускаться вниз и даже каким-то непостижимым образом не наступил на скрипящую доску на пятой ступеньке.

Спустя день после того, как Джерард ушел с Джейкобс-Айленд, Леда шла по улице и, конечно, думала о нем.

Воздух был напоен духом праздника. Яркое голубое небо, цветные флаги только подчеркивали беспечное веселье толпы.

Одна Леда печально брела среди людей, обуреваемая противоречивыми чувствами: с одной стороны, она тоже прониклась духом праздника, но, с другой, ни на мгновение не забывала о том, что в кармане у нее всего два шиллинга.

Накануне она потратила ровно половину своего состояния на баню, а затем навестила леди с Саут-стрит, и те наконец-то согласились написать ей необходимое рекомендательное письмо. Они списали его слово в слово из книги покойного мужа миссис Роутем. В этой книге можно было найти текст письма на любой случай жизни. Кстати, эту самую книгу, о чем было известно миссис Роутем, в последнее время использовали в качестве подставки под качающуюся ножку стола. Разумеется, сейчас ее там не было, но, как подозревала Леда, книга вскоре могла с легкостью обнаружиться где-нибудь у нее в сумочке, тем более что, по мнению миссис Роутем, ей было что почерпнуть оттуда.

Вооруженная рекомендательным письмом, Леда прямо с Саут-стрит направилась в агентство по найму миссис Герншейм, но на двери агентства обнаружила большое объявление, которое гласило:

«Закрыто в честь юбилейного празднования пятидесятилетия правления Ее Величества королевы Виктории, королевы Англии и императрицы Индии. Агентство откроется в понедельник, 27 июня».

* * *

Как будто все и без того не знают, что за празднество им предстоит!

Увы, за торжественным днем последует неделя празднеств, и пройдет как минимум восемь дней, прежде чем Леда сможет что-то себе подыскать. Восемь дней и два шиллинга — это было просто ужасно!

Леда вспомнила про полицию и награду, но тут же почувствовала, что ее лицо залилось краской.

Ей никто не поверит, так что нечего растравлять себе душу.

Она бесцельно брела по улице и наконец, махнув на все рукой, купила на последние два шиллинга портрет-розетку ее величества, обрамленный алыми, голубыми и золотыми ленточками, а также юбилейную кружку на память — точную копию той, которую принц заказал в компании «Доултон». Продавец заверил ее, что такие кружки будут выдавать всем тридцати тысячам британских школьников, которые в среду выйдут приветствовать королеву в Гайд-парк.

Ну что за нелепость — тут же спохватилась она: истратить последние гроши было настолько глупо, что Леда пошла прочь, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами обиды, и чтобы скрыть это, она была вынуждена сделать вид, что заинтересовалась витриной магазина.

Разумеется, черное шелковое платье, надетое на ней сейчас, придется продать — равно как и перчатки, чтобы раздобыть денег на еду. Но что же она наденет на собеседование? В миткалевой юбке у нее чудаковатый вид — больше всего она похожа в ней на продавщицу… Впрочем, на большее ей рассчитывать все равно не приходится.

Правда, оставались еще серебряная щетка и зеркальце, доставшиеся Леде от мисс Миртл. Возможно, скоро настанет время продать и их.

Или… Внезапно в голову Леды пришла несколько более оптимистичная мысль: возможно, сержант Макдональд действительно интересуется ею и в конце концов сможет преодолеть собственную робость.

Кстати, он никогда не видел ее в черном шелковом платье и шляпке, надетых на ней сейчас. Судя по отражению в витрине, она выглядела весьма недурно, а розетка с портретом королевы, приколотая к черному лифу, смотрелась просто чудесно.

Леда отвернулась от витрины. Довольно прогулок, решительно сказала она себе, пора заняться делами.

По субботам сержант Макдональд и инспектор Руби приходили на дежурство с утра, а не вечером, так что, пока Леда дошла до Бермондси, они оба уже были в участке. Полисмены пили чай, который им разливала молодая леди в нарядном платье с большим турнюром. Корсет на ней был так сильно перетянут, что ее фигура походила на песочные часы.

Когда Леда вошла, леди отставила чайник в сторону и подняла голову.

— Должно быть, это она и есть, — недружелюбным тоном заметила молодая женщина, когда двое полицейских как по команде вскочили на ноги.

Сержант Макдональд покраснел и, поправив пряжку на ремне, напряженно поклонился, а затем улыбнулся Леде жалкой улыбкой.

— Доброе утро, мисс Этуаль. Это моя сестра мисс Мэри Макдональд.

— Мисс Этуаль, — тут же заговорила сестра сержанта, нарочито произнося фамилию Леды с французским акцентом, — мой брат так часто описывал вас, что мне захотелось увидеть все своими глазами.

На губах Леды появилась вежливая улыбка.

— Приятно с вами познакомиться, мисс Макдональд, — проговорила она холодно. — Это так мило, что вы нашли время заглянуть сюда. — Судя по ее тону, можно было понять, что Бермондси — это почти то же самое, что Мейфэр. — Станете ли вы завтра вместе с нами наблюдать за приездом ее величества?

— Брат говорит, что столпотворение будет ужасное, — равнодушно ответила мисс Макдональд. Все простолюдины выйдут на улицы. Думаю, в таких обстоятельствах лучше оставаться дома. А вот вы, мисс Этуаль, должно быть, не возражаете против подобных развлечений и даже привыкли к ним.

— Хотите чаю, мисс? — торопливо проговорил сержант Макдональд.

— Благодарю. — Леда показала ему кружку: — Видите, у меня есть подходящий повод для чаепития. Предлагаю тост за ее величество.

Сержант Макдональд и инспектор Руби с интересом осмотрели кружку, после чего инспектор пообещал, что непременно купит такую же для своей жены.

Леда налила себе чаю.

— За ее величество и за ту любовь, которую испытывает к ней народ! — Она торжественно подняла кружку, но тут вмешалась мисс Макдональд.

— Послушайте, мисс Этуаль, — сказала она, — я уже говорила брату, что вы ничуть не лучше, чем должны быть, и теперь вижу, что так оно и есть. Ходите сюда каждый день, робкой притворяетесь, а цель у вас одна — одурачить порядочного человека, который вообразил, что вы леди.

В тот же момент сержант Макдональд вскочил и, схватив сестру за локоть, принялся бормотать бессвязные извинения, но она оттолкнула его.

— Я не допущу, чтобы тебя провели, Майкл, — прошипела мисс Макдональд. — Я была абсолютно уверена, что эта женщина — хитрая маленькая потаскушка, но теперь я вижу, что она даже еще хуже.

— Что ж, — вставая, проговорила Леда, — если так… — Она посмотрела на сержанта Макдональда, но он отвел глаза в сторону, и этот жест оказался красноречивее всяких слов. — Всего вам доброго, инспектор. Всего хорошего, сержант. Мисс. — Взяв кружку, она повернулась, шурша шелком, но даже не сочла нужным кивнуть сержанту, который, споткнувшись, бросился открывать ей дверь.

Когда Леда дошла до своей улицы, у нее не было ни малейшего желания видеться с миссис Доукинс; но не успела она зайти в свою комнату и хоть чуть-чуть отдышаться, как в дверь громко постучали.

— К вам джентльмен, мисс, — крикнула миссис Доукинс.

Леда оглядела свою нищенскую комнатушку, и злость с новой силой закипела в ней. Итак, сержант Макдональд пришел все-таки за ней, чтобы молить о прощении и припасть к ее ногам! И это после того, как он даже не подумал остановить свою сестрицу, не сказал ни единого слова в ее защиту!

Рывком отворив дверь, Леда с гордо поднятой головой прошла мимо миссис Доукинс.

— Он в моей гостиной. — Хозяйка тут же поспешила вслед за ней, а когда они спустились вниз, обогнала Леду и широко распахнула дверь гостиной.

— Вот она, сэр, смотрите: хороша, как новенький пятипенсовик. Да вы и сами видите, — торопливо заговорила миссис Доукинс. — Отличная девушка, сэр. Она достаточно взросла, чтобы угодить вам, и в то же время молода и свежа, как маргаритка.

Леда резко остановилась. Это явно не сержант Макдональд. Оказавшийся перед ней незнакомец лет пятидесяти торопливо погасил сигару в чайной чашке миссис Доукинс и, посмотрев на Леду, довольно кивнул.

— Да, очень хороша, — любезно заметил он.

На мгновение вежливость посетителя обманула Леду, но уже через несколько секунд она поняла, в чем дело…

Подойдя к ней, незнакомец дохнул запахом сигары, и ее затошнило. Леда была унижена, оскорблена, напутана. Ее комната, пусть маленькая и убогая, — ее последнее прибежище, ее рай. Она отдавала последние гроши, чтобы, запершись там на ключ, отгородиться от остального мира, спрятаться от реальности и почувствовать себя в относительной безопасности. И вот теперь она лишилась даже этой малости.

Мужчина уже хотел взять ее за руку, но Леда, оттолкнув его, бросилась к двери и выбежала наружу. Быстро шагая по улице, она еще долго слышала за спиной негодующие вопли и извинения миссис Доукинс.

Торопливо идя по улице, Леда думала о том, что ей, должно быть, придется отправиться к миссис Роутем, у которой имелась свободная спальня, и рассказать ей ужасную правду. Вот только как объяснить миссис Роутем с ее трясущимися руками и подскакивающими седыми локонами, что человек не может пойти домой, если хозяйка намерена заставить его… развлекать незнакомого мужчину?

Оказавшись на Саут-стрит, Леда остановилась. Наступили сумерки, тени становились все длиннее. Она посмотрела на старый дом миссис Роутем — ни газового освещения, ни лампочки, ни даже свечи в окне. Миссис Роутем жила очень экономно и не могла позволить себе даже такой маленькой роскоши, хотя вслух об этом никто и никогда не говорил. Более того, все делали вид, что принимают это за аристократическую чудаковатость. Кстати, точно такую же чудаковатость приписывали мисс Ловатт и леди Коув, которые были вынуждены считать каждое пенни. Все три дамы оказались столь стеснены в средствах, что нанимали одну женщину, которая служила для них горничной и кухаркой.

Леде было прекрасно известно об этих обстоятельствах, и поэтому она наконец решилась.

Морроу-Хаус Леда знала всю жизнь, но дом, расположенный совсем неподалеку, был поменьше и не выглядел так фешенебельно. Тем не менее к себе в комнату Леда вернуться не могла, к миссис Роутем идти боялась. Поэтому она медлила, стоя у ступеней и положив затянутую в перчатку руку на перила.

Внезапно до нее донеслись отдаленный смех и чьи-то голоса. Леда торопливо опустила руку, намереваясь уйти, но тут дверь распахнулась, и на улицу из холла пролился поток золотистого света.

Леди Кэтрин, одетая в платье из розового шелка, который Леда сама показывала ей в заведении мадам Элизы, вышла на террасу. На плечи она набросила белую вязаную шаль, почти скрывающую кружева на лифе, в руке держала веер, которым то и дело водила по подбородку с таким видом, словно ей нравилось испытываемое при этом ощущение.

— Мисс Этуаль, ну наконец-то! — воскликнула леди Кэтрин, к полному изумлению Леды. — Давно пора, а то мы все уже начали волноваться. Мама, мама! — Она повернула голову, заглядывая в дом. — Да оставь ты свои орхидеи. Мисс Этуаль наконец-то здесь!

В доме раздался громкий возглас, и через мгновение в дверях показалась леди Эшленд. Когда она увидела Леду, ее лицо засияло от радости.

— А, мисс Этуаль! Входите же наконец! Мы так вам благодарны. — Подобрав подол элегантной юбки из алого шелка, она протянула Леде руку. — Добрый вечер и спасибо вам большое.

— Я уверена, что вам не за что меня благодарить, — смущенно пробормотала Леда.

Леди Кэтрин покачала головой.

— Видите ли, Сэмюел для нас — это целый мир. Мы чуть с ума не сошли от беспокойства, когда он не спустился к завтраку, и решили, что случилось нечто ужасное. Никто не видел его и накануне вечером, а ведь он должен был везти нас на утренний прием. Поверьте, он никогда не опаздывает!

Через мгновение Леда оказалась в окружении людей, явно собравшихся отправиться на какое-то вечернее развлечение.

Первым делом Леду представили лорду Эшленду, черный официальный костюм которого, белый галстук и белые перчатки удивительным образом сочетались с его золотыми волосами и суровыми аристократическими чертами лица. Затем она была представлена лорду Роберту, которому, вероятно, только-только исполнилось двадцать.

Обняв жену за талию, лорд Эшленд протянул Леде руку.

— Доктор был сегодня днем, — сказал он. — Теперь, когда отек спал, доктор смог убедиться, что кость вправлена правильно, и завтра он наложит на ногу обычную шину. Ну а теперь, думаю, мисс Этуаль захочет осмотреть свою комнату.

— Мою комнату? — удивленно переспросила Леда.

— Ну конечно! Сейчас вам ее покажут! — Леди Кэтрин схватила Леду за руку. — Устраивайтесь, отдыхайте. Но постарайтесь не опоздать к обеду.

— К обеду? Но на обед опаздывать недопустимо! — Леда осмелилась сделать замечание только потому, что была абсолютно в этом уверена.

Леди Кэтрин дружелюбно восприняла слова Леды.

— Тогда, полагаю, нам надо поторопиться.

Лорд Эшленд пожал Леде руку.

— Шеппард проводит вас наверх, мисс Этуаль, — приветливо сказал он. — Чувствуйте себя как дома.

Хозяева направились к двери, и Леда, улыбаясь, смотрела им вслед, все еще толком не понимая, что происходит.

Леда застыла посреди роскошной спальни, на полу которой лежал ковер с розово-голубым узором, а мягкие сиденья стульев были обиты ситцем с вьюнками. Интерьер украшали цветы в горшках, и из их изумрудной зелени выглядывали нежные цветы с бело-розовыми лепестками.

— Нет, — ответила она на вопрос экономки. — У меня нет чемодана.

— В любом случае, мисс, поскольку в доме недавно провели электричество, вам достаточно лишь нажать кнопку, и сразу появится прислуга. А если вы нажмете другую кнопку, свет загорится там, где вы захотите. Вы не против, если я пришлю вам кое-что перекусить?

— Это было бы просто замечательно. — Леда кивнула и, покосившись на кнопку электрического выключателя, подумала, что вряд ли у нее хватит смелости нажать на нее. Затем она сняла шляпу и подошла к открытому окну, выходившему на небольшую улицу, где просто кипела жизнь. Экипажи громыхали по мостовой, сворачивая на Парк-лейн; мимо то и дело проходили джентльмены в шелковых цилиндрах, отражавших свет уличных фонарей. Откуда-то доносилась музыка — видимо, там веселье уже началось.

Стоя у окна, Леда ощутила на своей щеке прикосновение нежных, чистых и свежих лепестков орхидей. Ей так хотелось забыть, в какой нелепой ситуации она находится! Без сомнения, мистер Джерард выставил ее героиней перед своими друзьями, и они вняли каждому его слову. Леде даже приготовили комнату, и теперь единственное, о чем она сожалела, так это о серебряной щетке и зеркальце мисс Миртл, которые оставила в Бермондси. Леда не сомневалась, что миссис Доукинс продаст их, как только обнаружит.

Внеся поднос с едой, экономка, поставив его на стол, сказала:

— Поешьте, мисс, пожалуйста. А я сейчас принесу вам платье, халат и теплую воду.

— Спасибо. — Леда улыбнулась с таким видом, словно принимать платья с халатами от хозяев было для нее делом обыденным.

Увидев на подносе сложенный листок бумаги, она прикусила губу и, как только экономка ушла, развернула записку.

«Я хотел бы увидеть вас вечером. Подойдет любое время.

Искренне ваш, Сэмюел Джерард».

* * *

Несмотря на голод, Леда с трудом смогла проглотить кусочек изумительного копченого лосося, и как только экономка вернулась за подносом, спросила у нее, где она может найти мистера Джерарда.

— Следуйте за мной, мисс. — Экономка повела гостью вниз по лестнице на первый этаж, после чего они прошли по длинному, ярко освещенному коридору, увешанному турецкими коврами, и наконец постучали в дверь.

— Заходите, мисс Этуаль, — раздался из-за двери знакомый голос.

Джерард лежал на кровати, его золотые волосы разметались по подушке.

Экономка хотела тут же выйти и закрыть за собой дверь, но Леда удержала ее.

— О! Я не думаю, что это допустимо… Утром, когда вам станет лучше…

— Поверьте, я чувствую себя отлично. — Джерард добродушно усмехнулся и бросил на экономку многозначительный взгляд. — К тому же об этом визите леди Кэтрин знать не обязательно.

— Разумеется, сэр. — Экономка сделала реверанс и исчезла за дверью.

Джерард подтянулся повыше в постели.

— Ну, как вас встретили?

Леда коротко кивнула:

— Встретили замечательно!

— Вот и хорошо. — Джерард улыбнулся. — Я рассказал всем, что на меня с телеги упал бочонок и повредил мне ногу. От боли я потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел вас. Вы проходили мимо и помогли мне, так что, в общем, все прошло замечательно. — Он посмотрел на Леду из-под ресниц. — Видите ли, вы очень понравились моим родственникам у портнихи.

Леда глубоко вздохнула:

— Боюсь, вы живете в окружении чрезмерно доверчивых людей, мистер Джерард.

— Зато они лучшие люди на земле.

— Что ж, вам сильно повезло. Ну а мне пора идти.

— Как главный работодатель, мисс Этуаль, я вынужден попросить вас остаться.

Леда выпрямилась.

— Простите, но я не могу…

— Теперь я понимаю, почему вас уволили с прежней работы, мисс Этуаль. — Сэмюел усмехнулся. — Вы начали спорить и…

— Меня не уволили, я сама ушла.

— Почему?

— Это вас не касается.

— Я только что нанял вас на работу, так что…

— Ну хорошо, я отвечу на ваш вопрос. — Леда набрала в грудь побольше воздуху. — Мадам Элиза захотела, чтобы я выполняла такие обязанности, какие… В общем, я не могла ей подчиниться.

— А мне? Или вы боитесь меня?

Леда крепче впилась пальцами в дверную ручку.

— Не вас. Для этого есть другие основания. Леди в спальне джентльмена — это неприлично. Слуги начнут судачить.

Джерард печально усмехнулся:

— Уверен, слугам не придет в голову, что я могу посягнуть на вашу добродетель в таком состоянии.

— В таком случае они не слишком хорошо вас знают.

К удивлению Леды, лицо Джерарда неожиданно покраснело.

— По-видимому, я должен попросить у вас прощения, — виновато сказал он. — Я поставил вас в неловкое положение, а это недопустимо. Вы можете идти.

— Спокойной ночи. — Леда открыла дверь.

— Спокойной ночи, — отозвался Джерард. — Встретимся завтра в библиотеке в девять утра, если это соответствует вашим представлениям о приличиях.

— Завтра суббота.

Его губы недовольно скривились.

— Ну да, конечно. Полагаю, что вы хотите получить свободную неделю, чтобы принять участие в празднествах?

— Разумеется, нет. В девять утра в понедельник мы можем начать работу. А пока доброй ночи, сэр.

Не дожидаясь ответа, Леда плотно прикрыла за собой дверь.

Глава 12 Испытания

Гавайи, 1874 год

Сэмюел грезил о женщинах. Он видел их во сне почти каждую ночь и так стеснялся этого, что никогда и никому ни единым словом не обмолвился о своих снах.

Он пытался избавиться от этих сновидений, но ничего не получалось. Днем он еще мог отвлечься мыслями об учебе или заняться изматывающими играми Доджуна. Хотя в школе у него не было друзей, они и не были ему нужны. Обычно он направлялся после занятий домой, где присматривал за Каи и развлекал ее до самого ужина. А потом за ним приходил Доджун, и они отправлялись в такое место, где удобнее было проводить занятия. Сэмюел растягивал мышцы, учился прыгать, падать, перекатываться и кувыркаться. С каждым разом он делал это все успешнее, его движения становились более стремительными и ловкими. Он начал двигаться грациозно, без видимых усилий. Постепенно он стал походить на человека, который с легкостью справляется с любой задачей, потому что знает путь к ее решению.

Спустя год, когда Сэмюел научился двадцать раз кряду падать с высокого дерева в саду и был готов тут же забраться на него снова, Доджун оставил место дворецкого в доме лорда Грифона и поселился в небольшой хижине на склоне горы Танталус, где папоротники были ростом с дерево, а мхи — размером с руку Сэмюела. С крыши дома, в котором обитал Доджун, Сэмюел видел всю дорогу от Даймонд-Хэд до Перл-Харбора. Серо-зеленые заросли орешника скрывали расположенный дальше город, тогда как гора Танталус скорее походила на земной рай. Ее вершина то скрывалась в пелене тумана, то появлялась вновь, а над берегом то и дело вставали невероятной красоты тройные радуги.

Немного поучившись, Доджун стал плотником. Он делал мебель из великолепного местного дерева коа. При этом его руки ловко скользили по ровной древесине — местами светлой, местами темной. Золотистый оттенок плавно переходил в шоколадный, мелкозернистая текстура сменялась крупной. Лучше всего смотрелись доски с крупным рисунком на древесине красно-коричневого оттенка. И каждый день после работы Сэмюел бесчисленное количество раз поднимался на гору с длинными досками коа на плече, чтобы у Доджуна были материалы для работы.

Доджун научил его с помощью специальной техники придавать изгиб расходящимся ножкам стола так же бережно и осторожно, как он постигал нелегкую японскую и китайскую системы с помощью силы духа и тела. В результате Сэмюел добился того, что в его изделиях стали получаться простые и прекрасные линии — изящные, как ветви коа или иероглифы, которые ему так нравились.

В школе Сэмюел вошел в голубую команду. Его хотели заполучить обе команды — красная и голубая, потому что он был одним из самых высоких, проворных и гибких мальчиков в классе.

Как-то раз в поединке мальчик из голубой команды упал на ногу Сэмюела, и он, откатившись в сторону, оказался чуть ли не под всеми красными, которые один за одним попадали на него. Он лежал лицом вниз внизу этой огромной кучи-малы и, с трудом дыша, ждал, пока они встанут.

Когда прозвенел звонок, все поднялись, кроме последнего мальчика, который продолжал лежать, не давая Сэмюелу встать и тяжело дыша ему в ухо.

Сэмюел замер.

В это мгновение ему казалось, что реальный мир исчез, все вокруг почернело; он слышал лишь какой-то страшный звук.

Отправляясь в тот день на Танталус, Сэмюел все еще дрожал. Даже работая с деревом, он не мог унять дрожь в руках.

И тут, впервые за долгое время, Сэмюел подумал об акуле и ее песне, о темной воде, красной от крови. Доджун ни разу больше не говорил о песнях, и Сэмюел уже потерял надежду услышать их, а потом он и вовсе позабыл про них. Но теперь, вспомнив о песне акулы, Сэмюел понял, что Доджун все-таки учил его, показывал, как петь песни, не издавая ни звука. Петь телом, руками и головой.

Сэмюел встал и подошел к табурету, на котором работал Доджун.

Тот поднял голову и долго смотрел на него, а затем, зажав доску в тисках, взял пилу и принялся пилить ее, чтобы сделать крестовину для соединения ножек.

— Расскажу-ка я тебе одну историю, — неожиданно заговорил он. — Ее знают все японские мальчики, но, возможно, детям-иностранцам она неизвестна. Тебе пора выслушать ее. Эта история об ученике, который хочет научиться искусству владения мечом, для чего ищет самого большого знатока в этом деле. Он слушает, о чем толкуют люди, а затем отправляется в далекие дикие горы и бродит по горам, пока не находит храм, возле которого стоит хижина старого отшельника. Этот отшельник — тот самый непревзойденный боец, виртуозно владеющий мечом.

Перепилив доску, Доджун вынул ее из тисков и измерил, потом заговорил вновь:

— «Я пришел, чтобы овладеть мечом!» — При этом Доджун показал, как самоуверенно ученик держался, разговаривая с отшельником. — «Сколько мне для этого понадобится времени?» «Десять лет», — спокойно ответил отшельник. Ученик был потрясен. «А если я буду работать вдвое больше, чем нужно?» «Тогда двадцать», — ответил мастер. На следующий день ученик прилежно рубил дрова и делал всю другую необходимую работу. Так продолжалось четыре года, пока наконец сам не стал мастером, так ни разу и не прикоснувшись к мечу.

Сэмюел понял, о чем толковал Доджун. Он хотел быть тем самым настойчивым, преданным делу и смиренным учеником, который сумел стать мастером, ни разу не взяв в руки меч. Это было необходимо ему, как воздух, как жизнь. Но что, если Доджун как-нибудь ударит его — а это, как было известно Сэмюелу, являлось довольно обычным способом обучения — и он не сумеет увернуться? Тогда ему останется лишь взять острую японскую пилу и убить себя.

Доджун наблюдал за Сэмюелом, положив руки на колени; его взгляд был внимателен, но непроницаем.

Внезапно он нарушил молчание.

— Я давать тебе обещание, — промолвил японец. — Никогда тебя не бить. Может, другой ударять тебя, я — нет. — Отступив назад, Доджун сложил руки перед грудью и отвесил Сэмюелу поклон. — Я торжественно обещаю тебе, Самуа-сан, — произнес он на родном языке, — что никогда намеренно не ударю тебя.

Сэмюел медленно выпрямился. Сложив ладони вместе, он тоже поклонился Доджуну, только вдвое ниже, чтобы показать, что ему стыдно, он извиняется и постарается исправить все свои ошибки и что каждой своей клеточкой будет верить обещанию Доджуна.

Глава 13

Утром горничная принесла в комнату Леды поднос с чаем и фруктами, а заодно передала ей слова миледи. Вся семья собиралась на вторую утреннюю службу в церковь, и Леду приглашали присоединиться к ним.

Леда поспешила заверить горничную, что для нее будет большой честью посетить церковь вместе с хозяевами, и как только горничная ушла, принялась за завтрак. Ни разу в жизни она не ела на завтрак ананас, бананы или апельсины. Бывало, мисс Миртл чистила апельсин на десерт после обеда, но очищенные и нарезанные дольки, которые надо есть вилкой и ножом, у Леды особого интереса не вызвали.

Черное шелковое платье уже почистили и погладили, поэтому Леда, быстро одевшись, спустилась в холл, чтобы встретиться там с Эшлендами. Они держались с ней так же дружелюбно и снисходительно, как накануне, и к тому времени, когда экипаж подъехал к Ганновер-сквер, леди Кэтрин успела подробно рассказать ей о вчерашнем обеде. Особенно ее интересовало мнение Леды о том, правильно ли она поступила, отказавшись от вина, которое хозяин дома предложил ей на десерт.

Расспросив ее подробнее, Леда пришла к выводу, что хозяин хотел передать графин джентльмену, который сидел рядом с леди Кэтрин.

— Вы поступили совершенно правильно, отказавшись от вина, — заверила Леда собеседницу. — Вероятно, это удивило или огорчило хозяина потому, что графин не пошел по кругу. В следующий раз вы можете отказаться от вина, но сказать сидящему рядом джентльмену, что он может наполнить свой бокал. Затем он передаст графин дальше или поступит, как ему заблагорассудится.

— И все же мне там понравилось, — весело проговорила леди Кэтрин. — Правда, было немного скучновато, но хозяева так старались радушно принять нас, так трогательно беспокоились о том, чтобы все прошло удачно, что мне было даже немного их жаль.

— И это после того, как ты чуть не испортила им вечер, не передав графин с вином, глупышка! — Наклонившись к сестре, Роберт похлопал ее по колену. — Вот погоди, приведет мама к ним на бал одного из своих ручных ягуаров, так они сразу о вине позабудут.

— Я никогда не возила Вики на бал, Роберт, — возмутилась леди Эшли. — Это был всего лишь благотворительный ленч. — Она посмотрела на дочь, словно ища поддержки. — Между прочим, никто не возражал, можешь мне поверить, и к тому же я не спускала Вики с поводка.

Лорд Эшленд заговорщически подмигнул Леде.

— Это правда. Все дело в том, что мы содержим и поддерживаем весьма древний род ягуаров из Суссекса.

— Забавно, когда человек не может выйти в сад без ягуара на поводке, который так и рвется в кусты, — заметил Роберт.

— Я уж не говорю о боа-констрикторе, — добавила леди Кэтрин, — который разогнал всех, кого мог.

В послеполуденном свете гостиная Морроу-Хауса казалась просторной и полной воздуха. Вдоль стен, оклеенных дамастом цвета потускневшего золота, стояла удобная и красивая мебель — небольшие диванчики на двоих, обитые тканью с золотой вышивкой, бамбуковые стулья в японском стиле, мягкий диван, накрытый цветастым покрывалом, и несколько приятных простых столиков из полированного дерева с узорами.

Оглядевшись, Леда поняла, что, несмотря на бесчисленные картины в рамах, статуэтки, альбомы и прочие милые вещицы, превращавшие гостиную в уютный уголок, ощущение простора придавали этой комнате орхидеи, стоявшие на каждом столике и на каминной полке. Эти же экзотические цветы цвели и в оранжерее, куда выходили двери гостиной.

Леди Эшленд не позволяла освещать дом газом, потому что это было губительно для ее цветов. Чтобы сохранить орхидеи, но не возвращаться в Средневековье, когда темноту разгоняли с помощью сала и факелов, мистер Джерард, еще в прошлом году осматривавший дом, приказал электрифицировать его. Кроме того, уже незадолго до приезда всей семьи он приказал модернизировать кухню, завезти туда холодильник для продуктов и специальный холодильник для мороженого, соорудить оранжерею вдоль той части фасада дома, что выходила на Парк-лейн, и посадить там редкие тропические растения. Также было отдано приказание нанять садовника, чтобы он ухаживал за цветами.

Вернувшись в воскресенье из гостей, куда ее с матерью пригласили на чай, леди Кэтрин поднялась наверх, постучала в комнату Леды, угостила ее печеньем с тмином, которое принесла завернутым в свой кружевной носовой платочек, и стала уговаривать гостью спуститься вниз к холодному ужину, на который собирается вся семья.

В данный момент Кэтрин заботливо взбивала подушки на кресле, на котором полулежал мистер Джерард. Правда, Леда не была уверена, что ему необходимо такое внимание, но что она могла поделать?

Леда заметила, как леди Кэтрин и мистер Джерард обменялись понимающими взглядами — так смотрят друг на друга люди, которые очень хорошо знают друг друга.

— Возможно, будет лучше, если вы принесете мне книгу, — примирительно произнес Джерард.

— Я бы с удовольствием, но в этом доме нет ни единой стоящей книги, — заявила леди Кэтрин, опускаясь в кресло рядом с Ледой. — Давайте лучше поболтаем…

— Ты и так болтаешь без умолку! — заметил Роберт, входя в комнату и на ходу приглаживая волосы.

— А ты не подслушивай! Кстати, — она обернулась к Леде, — вам известно, что однажды Сэмюел спас мне жизнь?

— Нет, я ничего об этом не слышала, — вежливо ответила Леда.

— Он спас меня от акулы. — Кэтрин театрально понизила голос. — От большой белой акулы длиной отсюда до того стола. Эта акула могла запросто слопать нас обоих. Ам-ам…

— Жаль, но она промахнулась, — раздался из-за газеты насмешливый голос Роберта.

— Честное слово, Роберт! — Леди Кэтрин выпрямилась в кресле. — Ты иногда совсем не думаешь, что говоришь.

Роберт хмыкнул.

— Почему бы не дать Сэмюелу хоть раз самому рассказать эту историю?

— Это было бы замечательно! — Леди Кэтрин повернулась к Джерарду: — Расскажи нам, Маньо! Тебе было страшно? Я была слишком мала, но ту акулу отлично запомнила. Она была огромная, не так ли?

— Не помню, — спокойно проговорил Сэмюел.

Леди Эшленд тяжело вздохнула.

— Акула была отвратительной, — сказала она. — И действительно огромной.

— Ее так и не поймали, — заметил Джерард, и Леда уловила странные нотки в его голосе. Она осторожно посмотрела на него. Он действительно был невероятно красив; прежде Леда даже представить себе не могла, что мужчина в реальной жизни, а не на картинах и не в приукрашенных произведениях искусства может быть так хорош собой. Мужчину можно назвать «красивым», даже «привлекательным», но ей еще не доводилось видеть, скажем, Аполлона, Марса или Меркурия, вселившегося в человеческое тело. Настоящий ангел с волосами из солнечного света и глазами цвета инея… Правда, сейчас ангел был одет в смокинг и сидел, положив больную ногу на подушки, — ни дать ни взять обыкновенный обыватель.

Леда не знала, как должны вести себя любовники, но поведение леди Кэтрин и мистера Джерарда напоминало что-то подобное. Он явно боготворил ее, а она заботилась о нем, старалась помочь ему, бегала в столовую, чтобы убедиться в том, что ему подали все имевшиеся закуски.

Когда все, поднявшись, направились в столовую, Леда задержалась в дверях, затем подошла к Джерарду, поставила поднос с едой, до которого он никак не мог дотянуться, ему на колени и не оборачиваясь вышла из гостиной.

Идя к двери, Леда услышала, как Сэмюел вполголоса поблагодарил ее, но притворилась, что не слышит его.

На следующее утро горничная принесла Леде очередную записку от Джерарда. Из записки следовало, что он хочет встретиться с ней в девять часов не в библиотеке, а в оранжерее.

Как было известно Леде, Эшленды собирались уйти из дома незадолго до этого, чтобы встретиться с гавайцами в отеле «Александра», где королева Капиолани с принцессой ждали своих подданных, предполагая отправиться на аудиенцию к ее величеству. Леда не была уверена, что Джерард хотел присоединиться к ним, даже если бы здоровье позволило ему. Она все еще никак не могла понять, какое место в семейной иерархии он занимает. Впрочем, ее нынешний работодатель мог оказаться кузеном Эшлендов или еще каким-нибудь родственником.

Как бы там ни было, на нынешних празднествах при сложившихся обстоятельствах ему побывать не удастся, и по этой причине Леда останется наедине с ним и со слугами.

Учитывая это, Леда была даже рада тому, что он перенес встречу в оранжерею, двери которой выходили во все помещения первого этажа. Правда, в уединении библиотеки они будут полностью скрыты от чужих глаз, тогда как, если бы кто-то поинтересовался ее мнением, она бы вообще отказалась от встречи наедине и попросила управляющего присутствовать на ней.

Но больше всего Леде хотелось надеть шляпку, перчатки и присоединиться к толпе на Парк-лейн, ожидающей королеву.

Сев за стол, Леда написала мистеру Джерарду короткую записку, в которой излагала причины того, почему их встречу удобнее перенести на другое время. Отправив ее адресату с горничной, она вскоре получила ответ: «Кто, по-вашему, следит за нами?»

Письмо не было ни подписано, ни запечатано.

Сев за изящный французский письменный стол, Леда вытащила из ящика еще один листок бумаги.

«Слуги», — написала она и, положив сложенный листок в конверт, тщательно запечатала его, а потом передала горничной, чтобы та отнесла письмо мистеру Джерарду.

Ответ не заставил себя ждать: «Я считал вас современной женщиной, мисс Этуаль».

Леда почувствовала, что в ней закипает гнев, отчего даже ее почерк стал хуже. «Неподобающим поведением я бы не хотела ставить в неловкое положение моих удивительно добрых хозяев», — написала она.

На сей раз ответа мистера Джерарда пришлось немного подождать. Новое письмо, как и ее послания, было запечатано в конверт.

«Насколько я понял, вы бы хотели, чтобы я нанял человека одного со мной пола для того, чтобы он присутствовал на обычной деловой встрече с моей секретаршей? Я бы хотел, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем подтвердить это.

Все-таки надеюсь увидеть вас в девять часов, мисс Этуаль».

Чувствуя себя не на шутку раздосадованной, Леда взглянула на фарфоровые часы, стоявшие на столе. До назначенного времени оставалось пять минут.

— Где сейчас мистер Джерард? — спросила она горничную.

— В оранжерее, мисс. Там в девять часов соберется вся прислуга — нам разрешили оставить дела на время, и мы будем наблюдать оттуда проезд ее величества.

Леда быстро обернулась.

— Ответа не будет. Скорее ступайте туда, чтобы все увидеть.

— Благодарю, мисс. — Горничная поспешно вышла, и Леда зажала рот руками. Какой же дурочкой она себя выставила! Конечно, он и не думал о встрече наедине, а она едва не лишилась места из-за собственной глупости. Последняя записка недвусмысленно намекала на это: если уж ее наняли на место секретаря, которое обычно занимают мужчины, то она и должна выполнять мужские обязанности, а он вправе требовать этого от нее.

На сборы у Леды было всего несколько мгновений: при сложившихся обстоятельствах она не хотела опаздывать ни на минуту. Подходя к высоким французским дверям, ведущим в оранжерею, она была уверена, что ее лицо все еще красное от стыда. Она даже хотела спрятаться за двумя горничными, которые хихикали и шушукались между собой, но тут дворецкий сделал девушкам суровое замечание, и те тут же куда-то исчезли, оставив Леду лицом к лицу с Джерардом.

На этот раз у него был не такой официальный вид, как накануне: он сидел в углу плетеной кушетки, развернутой в сторону распахнутых стеклянных дверей, выходивших на улицу. Его нога покоилась на толстых подушках, а руку он положил на спинку кушетки. Рядом с кушеткой, прислоненные к подставке для растений, стояли костыли. По другую сторону дверей Леда увидела британский флаг и еще один, украшавший Морроу-Хаус, — по-видимому, это был флаг Гавайских островов.

— Мисс Этуаль, — Сэмюел ободряюще улыбнулся ей, — Рад, что вы сочли возможным присоединиться к нам.

— Доброе утро, мистер Джерард. — Леда постаралась говорить не слишком громко. — Я в полном вашем распоряжении.

Несколько долгих мгновений он смотрел на нее, затем спокойно сказал:

— Шеппард, принесите мисс Этуаль «Иллюстрейтед ньюс», чтобы она прочитала нам о предстоящем событии.

Поклонившись, дворецкий исчез и через минуту вернулся с газетой. Испытывая чудовищную неловкость, Леда развернула ее, нашла нужную статью и принялась читать.

Дойдя до третьего абзаца, она ощутила, что собравшиеся придвинулись ближе к ней, и, на мгновение подняв глаза, продолжила читать. Закончив одну статью, она перешла к следующей — это был материал о том, какое платье наденет на торжества принцесса Уэльская.

Дочитав статью до конца, она подняла голову и убедилась, что взгляды всех собравшихся устремлены на нее.

— Прошу прощения, мисс, — проговорила одна из горничных, — но не могли бы вы еще раз прочитать ту часть, где говорится о платье?

Леда кивнула. Читать оказалось совсем нетрудно, тем более что она часто развлекала дам с Саут-стрит.

Пробежав глазами политические новости, Леда отметила все, что так или иначе касалось юбилея. На столике перед ней появилась чашка чаю, и Леда с благодарностью посмотрела на горничную в накрахмаленном белом чепчике и фартуке с оборками. Пока она читала, в дальнем конце оранжереи прислуга накрыла стол с ленчем, однако те, кто окружал Леду, даже не взглянули на еду — они не сводили глаз с газеты.

Леда прочла все до конца и завершила свое дело чтением комичной рекламы запатентованного патриотического турнюра, который, как гарантировала реклама, сыграет гимн «Боже, храни королеву» повсюду, где бы ни села ее величество.

Присутствующие сочли рекламу чрезвычайно забавной. Особенно весело всем стало после рассуждений Шеппарда о том, насколько сложно придется каждому добропорядочному англичанину, который будет обязан вставать при звуках гимна.

С раннего утра толпы людей на улице гудели, как рой возмущенных пчел, однако теперь снизу стали доноситься и отдельные выкрики. Это означало, что великое мгновение приближается. Шеппард поинтересовался у мистера Джерарда, не хочет ли тот, чтобы его вынесли на террасу для того, чтобы лучше разглядеть процессию, но было ясно, что он спросил это просто из вежливости: Сэмюел без труда мог передвигаться без чужой помощи, опираясь на костыли. К тому же Леда была абсолютно уверена: больше всего ему хотелось, чтобы его оставили в покое.

Вероятно, Шеппард тоже догадался об этом, потому что, отступив назад, он приказал лакею вынести стулья на террасу, откуда открывался великолепный вид на Парк-лейн, и как только Леда с Сэмюелом вышли, оставшиеся в оранжерее слуги зашумели, словно они и были теми знаменитостями, появления которых все ожидали.

Иронично улыбаясь, Сэмюел потряс в воздухе костылем, а затем, потянувшись, вынул из подставок флаги — сначала британский, а затем гавайский. Древко британского он сунул в руки Леды и, опираясь на один костыль, захромал вперед, увлекая ее за собой.

Когда мистер Джерард поднял флаг, он оказался гораздо выше, чем флаг Леды; и тут произошло нечто невообразимое. Неожиданно Сэмюел протянул руку к ее руке и, накрыв ее пальцы ладонью, помог приподнять древко. Теперь оба флага оказались на одной высоте; легкий ветерок развернул их, и вскоре королевские цвета затрепетали над их головами.

Толпа одобрительно загудела, и на лице Леды появилась широкая улыбка: их руки переплелись, флаги то припадали к их плечам, то поднимались на ветру и разворачивались в полную ширь.

Вдруг где-то вдалеке зазвучала музыка. Краем глаза Леда заметила, что гирлянды и знамена, украшавшие Морроу-Хаус, затрепетали быстрее.

Сэмюел опустил флаги, но не отпустил руку Леды, и ей показалось, что на его лице, полускрытом складками флага, играет усмешка. Быстро отвернувшись, она попыталась вырвать руку, и он тут же расслабил пальцы, так что она осталась стоять, держа в руке древко британского флага.

Остальная часть торжества не оправдала ожиданий Леды. Толпа ликовала по-прежнему, проявляя радость по поводу появления королевы, но почему-то именно в этот момент Леда вдруг поняла одну ужасную вещь: она с готовностью променяла бы личную аудиенцию у ее величества королевы Англии, Шотландии, Уэльса, Ирландии и императрицы Индии на одну случайную улыбку Джерарда.

Глава 14 Каи

Гавайи, 1876 год

Прошло немало времени, прежде чем они попали в Китайский квартал. Доджун обучил Сэмюела боевым ударам и использованию в качестве оружия пальцев на руках и ногах. Сэмюел оттачивал мастерство, нанося бесчисленные удары по твердой коре дерева коа. На стропила Доджун подвесил большой гладкий камень, по которому Сэмюел бил лбом до тех пор, пока из его глаз не начинали литься слезы. Также он научился убегать и наблюдать за секретными ударами Доджуна и когда тот двигался слишком медленно для того, чтобы потом остановиться в одном дыхании от него.

Занятия с Доджуном все больше отдаляли Сэмюела от остальной его жизни. Дома все считали, что он ходит на Танталус для того, чтобы обучаться работе по дереву; остальное по молчаливому обоюдному соглашению было известно только двоим — самому Сэмюелу и его учителю. Сэмюел ходил в школу, держась подальше от других мальчиков, затем направлялся к Доджуну, после чего возвращался домой и играл с Каи. За обедом он рассказывал лорду Грифону о том, что они проходят по математике. Он чувствовал себя особенно счастливым, когда леди Тесс улыбалась ему: это создавало у него ощущение полной безопасности.

Как-то раз Каи тайком спустилась вниз и наблюдала, как танцуют вальс на балу, который леди Тесс дала в честь годовщины свадьбы мистера и миссис Доминис. Это было грандиозное событие, потому что миссис Доминис стала не просто Лидией, а сестрой короля, и теперь все звали ее принцессой Лилиуокалани. Обнаружив, что бал — это красивые платья, яркий свет и музыка, Каи решила брать уроки танцев и стать впоследствии леди Кэтрин.

Стоит ли говорить, что Роберт не разделил ее энтузиазма, а поскольку Каи отказалась иметь в качестве партнера по танцам женщину, это место пришлось занять Сэмюелу. В свои пятнадцать лет Сэмюел был настолько выше Каи, что она доходила ему только до талии. Впрочем, это не остановило его: он поддразнивал Каи, чтобы увидеть, как она смеется и дурачится, изображая из себя взрослую леди, и делать это ему очень нравилось.

Сэмюел любил Каи. Всегда любил. Несколько лет назад, когда ему было не больше одиннадцати, он отказался от предложения лорда Грифона усыновить его, потому что был уверен — они с Каи непременно поженятся. Правда, вслух об этом Сэмюел не говорил ни разу.

И тем не менее Сэмюел твердо намеревался подождать Каи. Пока же он отгонял от себя мысли, которых стыдился, а тело держал в узде с помощью тренировок. Находясь рядом с Каи, он никогда не испытывал того, что чувствовал, глядя на одну из гавайских женщин, которая ходила по улицам босиком и с распущенными волосами: образ этой женщины преследовал его день и ночь.

Казалось, видения являются к нему со всех сторон, с неба и из воздуха; фантазия рисовала образ женщины, раскидывавшей перед ним ноги, перед его внутренним взором то и дело появлялись соблазнительные изгибы женского тела, женская нежная кожа. Как-то раз они с лордом Грифоном были в магазине в Гонолулу и ждали, пока принесут стеклянные кувшины, которые Грифон заказал для леди Тесс. В это время в магазин вошла весьма веселая посетительница в пышном платье. И тут же Сэмюел почувствовал исходивший от нее аромат — интимный, тайный, восхитительный, он заполнил все его существо.

Сэмюел оцепенел. Этот запах был ему знаком, он видел, как в порыве страсти ее голова откидывается на подушки, как заливается румянцем ее лицо, как выгибается грудь. Его тело запылало, смотреть на нее стало невыносимо.

Отвернувшись, Сэмюел представил, как зарывается лицом в ее живот и вдыхает солоноватый, сильный аромат, наполняется им, чтобы затем взорваться в ее лоне. И тут же ему захотелось крикнуть ей, чтобы она оставила его в покое, шла домой и вымылась как следует.

Сэмюел поспешно вышел из магазина и глубоко вдохнул прохладный воздух. Не дожидаясь лорда Грифона, он быстро пошел прочь, затем побежал.

Каи он нашел дома, в гостиной: она играла гаммы на пианино, а учительница то и дело поправляла ее ошибки.

Сэмюел сел на стул у окна и подставил лицо свежему прохладному сквознячку, слушая, как звуки то повышаются, то понижаются, повышаются и понижаются, снова и снова…

Каи принадлежит ему. Он хотел убедиться в том, что ее жизнь такова, какой должна быть. Ничто никогда не должно обидеть ее, заставить плакать. Он любит ее, и она, как только подрастет, тоже полюбит его.

Когда наступили летние каникулы, лорд Грифон поинтересовался у Сэмюела, не хочет ли он занять какой-нибудь пост в компании «Арктур» и заняться карьерой. Сэмюел охотно согласился и вскоре стал работать в офисе гавани, чрезвычайно довольный тем, что лорд Грифон представил его как своего протеже. Изучая вахтенные журналы, корабельную документацию и складское оборудование, он составил мнение о финансовой стороне предприятия, после чего с огромным удивлением понял, что корабельная компания была всего лишь побочным занятием его приемного отца. Пароходов у компании было немного, зато имелось огромное количество парусных судов, на которые тратились значительные средства — и все потому, что лорд Грифон очень любил свои парусники и щедро тратил на них деньги.

Лорд Грифон был сказочно богат; Сэмюел даже предположить не мог, сколько у его приемной семьи денег, пока не увидел своими глазами счета, проходившие через бухгалтерию. И все же их жизнь не шла ни в какое сравнение с той, которую вели в Гонолулу богатые американские бизнесмены. Зато в «Арктуре» были более профессиональные моряки, более современное оборудование, и компания без труда выигрывала любое состязание, в котором участвовал флот лорда Грифона. В гавани Гонолулу для Грифона всегда стоял наготове парусник — на случай если ему захочется немного развлечься.

Однако Сэмюел отлично понимал, что из всего этого богатства ему пока не принадлежит ничего. Он тренировался с Доджуном и все лето проработал в корабельном офисе. Когда наступил сентябрь, Сэмюел сказал лорду Грифону, что предпочел бы остаться на работе, а не возвращаться в школу. Леди Тесс была сильно огорчена этим и надеялась, что он подумает об учебе в колледже, однако для этого пришлось бы уехать в Соединенные Штаты или в Британию. Тем не менее она постоянно говорила об Оксфорде и образовании, поэтому Сэмюел пообещал читать те же книги, которые изучают в Оксфорде. Он был готов на что угодно, лишь бы его не отсылали из Гонолулу. «Прошу тебя, Господи, только не это!» — молился он про себя, и его молитва была услышана.

Сэмюел решил, что не должен указывать лорду Грифону, как следует вести бизнес, он работал и учился. Узнав из учетных книг, что некий Линь Ху крадет десять процентов содержимого складов, проходящего через его руки, Сэмюел никому не стал об этом говорить. Он просто поднялся в один прекрасный день на Танталус и спросил Доджуна, не настала ли пора отправиться в Китайский квартал.

Глава 15

Леда считала, что второй день празднования пройдет так же, как первый. Семья Эшлендов, разумеется, участвовала в торжествах, весь предыдущий вечер Леда выслушивала подробный рассказ о личной аудиенции у королевы, которая состоялась сразу после того, как от ее величества ушли королева Капиолани и принцесса. Хотя аудиенция длилась всего десять минут, леди Эшленд то и дело повторяла: «Слава Богу, все позади! Я так рада, что ничего не случилось!» Леде ужасно хотелось обнять ее и успокоить.

Однако теперь пора было готовиться к следующему испытанию, и Леда сочла нужным лично разбудить леди Кэтрин в пять утра и обсудить с ней ее прическу. Щипцы для волос не понадобятся, решили они, волосы надо будет распрямить утюгом и уложить кольцом на макушке. Этим должна была заняться горничная, а Леда обдумывала, как лучше приколоть украшения. К счастью, и леди Кэтрин, и Роберт унаследовали от матери аквамариновые глаза и густые черные ресницы, так что в одежде леди Кэтрин могла выбирать любые цвета — от черного до пастельных тонов. Разумеется, если бы ее спросили, Леда посоветовала бы надеть голубое платье, но и шелк цвета нарциссов в сочетании с изумрудно-зеленым поясом тоже был очень неплох.

Леди Кэтрин ужасно расстроилась, когда ей стали туго затягивать корсет, но Леда не позволила расслабить шнуровку, сказав, что только туго затянутый корсет сможет скрыть ненужные складки. Слегка поморщившись, леди Кэтрин тем не менее смирилась и отправилась проследить за тем, чтобы и леди Тесс была перетянута корсетом, как рюмка.

В очередной раз перебегая из спальни в спальню, Леда получила записку от мистера Джерарда: он опять назначал ей встречу в оранжерее, но она лишь наскоро пробежала записку и тут же принялась поправлять шлейф леди Тесс.

В половине десятого все собрались в холле. Леда еще раз осмотрела каждого с головы до ног.

— Все просто замечательно, пожалуйста, не волнуйтесь! — наконец сказала она.

Леди Тесс, улыбнувшись, с благодарностью пожала Леде руку, и та скромно потупилась.

— Должна сказать вам, миледи, что, работая у мадам Элизы, я одела половину из тех дам, которых вы увидите на приеме. Но ни одна из них не может сравниться с вами по красоте, и к тому же ни у одной нет такого роскошного эскорта, даже у принцессы Уэльской. Так что если вы заметите, что люди на вас смотрят, имейте в виду: они в восторге.

— Маньо! — закричала леди Кэтрин. — Спустись вниз, взгляни на нас! Мисс Этуаль утверждает, что на приеме мы будем самыми красивыми, а она знает, о чем говорит.

Подняв голову, Леда увидела, что Джерард стоит наверху у лестницы. Потом, опираясь на костыли, он спустился вниз и, остановившись на последней ступеньке, прислонился к колонне.

— Без сомнения, так оно и есть. Все вы ослепительно хороши.

— Господи, как было бы хорошо, если бы ты тоже мог пойти с нами! — воскликнула леди Кэтрин. — И вы тоже, мисс Этуаль.

Никто из собравшихся в холле не успел ей ответить, так как в парадную дверь вошел Шеппард и сообщил, что экипаж подан.

Лорд Эшленд взял жену за руку.

— Давайте не будем забывать наставлений мисс Этуаль, которая только что учила нас не опаздывать, — с улыбкой сказал он. — Каи, позволь Роберту предложить тебе руку и вывести тебя из дома.

Состроив высокомерную мину, леди Кэтрин протянула затянутую в перчатку руку брату, и тот осторожно повернулся, стараясь, чтобы шпага не задела шлейфа ее платья.

Следом шли их родители — маркиз и маркиза Эшленды. Леде очень хотелось взглянуть на то, как эти люди блистают среди других представителей знати, собравшихся в Вестминстере, но увы…

— В самом деле, неудачно вышло с вашей травмой. — Вздохнув, она обернулась к Джерарду. — Как жаль, что вы не можете поехать с ними.

— А вот мне ничуть не жаль, тем более что меня не пригласили.

— О! — Леда смущенно опустила глаза. — Я сразу не поняла…

— Не вижу в этом ничего особенного. — Сэмюел усмехнулся. — Дело в том, что никто не знает, кто я такой.

Леда внимательно посмотрела на него. Удивительный, таинственный вор, который бродит по ночам, как дикая кошка в джунглях.

Джерард откашлялся.

— Видите ли, я в некотором роде приемыш. На Гавайях это называют ханаи, а вот в Англии, по-моему, даже слова подходящего нет.

— О! — Леда тихонько охнула. Ей хотелось сказать, что она тоже в некотором роде приемыш, однако вместо этого она посмотрела на часы: — Скоро десять! Полагаю, вы хотите присоединиться к остальным в оранжерее, мистер Джерард?

Джерард кивнул:

— Неплохая мысль, мисс Этуаль.

Не обращая внимания на его насмешливый тон, Леда первой направилась на галерею и выглянула на улицу. Повсюду толкались люди, которые вслед за экипажами направлялись на юг. Иначе и быть не могло, поскольку теперь главное действие происходило в Вестминстере.

Леда попыталась вспомнить, как именно Джерарду удалось убедить ее в том, что слуги снова соберутся в оранжерее. Тот факт, что он, собственно, ничего такого не говорил, ничуть ее не смущал, поэтому, когда спустя минуту он приковылял в оранжерею на костылях, Леда встретила его надменным взглядом.

— Думаю, мы будем чувствовать себя увереннее, если сюда придет Шеппард, — ледяным тоном заявила она.

— У Шеппарда сегодня выходной. — Приподняв густые ресницы, Джерард внимательно посмотрел на нее. — Как и у всей прислуги. В холодильнике есть мясо; надеюсь, вы не против сандвичей?

От изумления Леда чуть не подскочила.

— Еще как против! — закричала она. — И прекратите морочить мне голову! Мне известно, какое место вы занимаете в доме, и я знаю, что это за дом! Кто дал слугам выходной, если мне будет позволено задать этот вопрос?

Казалось, ее гнев несколько озадачил Джерарда.

— Я, — ответил он, пожимая плечами.

— И лорд Эшленд не стал возражать?

— Видите ли, мисс Этуаль, в этом доме прислугой занимаюсь только я, — объяснил Джерард. — До пяти часов в Морроу-Хаусе никого не будет, поскольку сегодня проводится служба благодарения, а потом в Букингемском дворце ожидается грандиозный обед и прием. Сомневаюсь, что они вернутся до наступления темноты. В таком случае что проку держать слуг дома, если им хочется понаблюдать за празднествами?

Леде совсем не хотелось признавать его правоту, и она попыталась настоять на своем:

— Но у них полно дел. Когда Эшленды вернутся, их должен ждать ужин, потом надо будет позаботиться о туалетах дам. Между прочим, горничная леди Эшленд плохо почистила драгоценности, так что утром мне пришлось самой возиться с аметистами. Кроме того, вы тоже нуждаетесь в помощи, тогда как меня наняли вашей секретаршей, а не кухаркой.

Джерард усмехнулся:

— Ну, пока вы не показали себя ни с той, ни с другой стороны.

Леда почла за лучшее не реагировать на столь подлый укол.

— Конечно, что еще может сказать мужчина! — Резко повернувшись, она вышла в гостиную и дернула за шнурок звонка. Прошло несколько мгновений — этого времени, по ее расчетам, как раз должно было хватить на то, чтобы не спеша пройти из кухни в гостиную, — и Шеппард появился в дверях.

— Мисс? — почтительно спросил он, обращаясь к ней, как к члену семьи.

— Шеппард, я хотела бы знать, уйдете ли вы сегодня из дому?

— Нет, мисс, — ответил дворецкий, понимающе посмотрев на нее. — Я уже несколько раз видел королевскую карету, поэтому у меня нет ни малейшего желания участвовать в юбилейной суете. Если вам что-то понадобится, можете позвонить, я тотчас же приду. Вам известно, в котором часу мистер Джерард намерен перекусить?

— Боюсь, что нет, — быстро ответила Леда. — Можете в любое время зайти и спросить его об этом. В любое время, запомните. Дверь будет открыта.

— Разумеется, мисс. — Уважительно кивнув, Шеппард отправился в комнату для слуг, а Леда пошла назад в оранжерею. Она была вполне удовлетворена тем, что дворецкий, похоже, верно оценил ситуацию.

В оранжерее она уселась на стул и победно взглянула на Сэмюела.

— Итак, мистер Джерард, — с важным видом проговорила она, — Шеппард заверил меня, что он к вашим услугам, так что мы не будем забывать об этом и посчитаем нынешний день необычным во многих отношениях. Непохоже, что сегодня нам стоит ждать визитеров.

Джерард кивнул.

— Благодарю вас, мисс Этуаль. — Он чуть заметно улыбнулся.

— Не за что, мистер Джерард. — Леда немного опасалась, что он станет на нее сердиться, оттого слегка смутилась. — Я должна заботиться о вас — вы же мой работодатель.

— Что ж, заботиться вы умеете, и к тому же вы очень нравитесь Каи…

— Леди Кэтрин? — переспросила Леда, вежливо улыбаясь. — Для меня это большая честь.

— Вы всем нравитесь, — добавил Сэмюел.

— Это еще приятнее. Эшленды — чудесные люди.

Джерард медленно кивнул с таким видом, будто думал о чем-то другом.

— Ей восемнадцать лет.

— Вот как? Она действительно очень милая девушка, такая свеженькая и невинная…

— Мисс Этуаль, — неожиданно резко произнес Джерард, — у вас есть ручка и записная книжка?

— О! Прошу простить, сэр, я сейчас!

Она быстро сходила в библиотеку и вернулась оттуда с ручкой и блокнотом, после чего, устроившись на стуле, выжидающе посмотрела на Сэмюела.

— Я хочу начать ухаживать за ней, — заявил он таким тоном, словно готовился заключить деловое соглашение. — И я бы хотел, чтобы вы помогли мне в этом, посоветовали, с чего начать.

Леда замерла.

— Прошу прощения, сэр; кажется, я неправильно поняла вас…

Джерард не отрываясь смотрел в ее глаза.

— Нет, вы меня отлично поняли.

— Но… дело в том, что ухаживание касается только двоих… — неуверенно пролепетала она. — Чем тут могут помочь советы?

— Я был бы вам весьма признателен, если бы вы хотя бы попытались, — вздохнул Сэмюел. — Видите ли, я не слишком хорошо знаю, что нравится женщинам, и боюсь наделать ошибок.

Спина Леды напряглась.

— Может быть, вы просто смеетесь надо мной?

Сэмюел, отвернувшись, скользнул взглядом по цветам, за которыми виднелись верхушки деревьев, росших на улице. Когда он вновь посмотрел на Леду, его глаза были холодны как лед.

— Я не смеюсь, можете мне поверить.

Тут же у Леды возникло ощущение, будто за ней наблюдает нежданно ожившая в мраморном холле греческая статуя с серебристым взглядом, и она невольно сжалась.

— В самом деле, мистер Джерард, — беспомощно проговорила она, — я представить себе не могу, какая нужда джентльмену с вашей внешностью обращаться с такой просьбой.

Издав какой-то странный звук, Сэмюел с силой всадил кулак в мягкую диванную подушку.

— При чем тут внешность? — Джерард нахмурился, и тут Леду словно осенило. Вряд ли нашлось бы много женщин, столь же равнодушных к внешности мистера Джерарда, как леди Кэтрин.

— Для меня все это чрезвычайно важно. — Произнося эти слова, Сэмюел даже не взглянул на Леду.

Она обреченно вздохнула:

— Но… я не знаю, с чего начать. Скажите по крайней мере, ей известно о… ваших намерениях?

— Разумеется, нет. Разве вы не видите — она относится ко мне как к брату.

Леда робко улыбнулась:

— Скорее, как к дяде…

— То есть, вы полагаете, я слишком стар для нее? — Он нахмурился еще больше.

— Ах нет, сэр, — испуганно произнесла Леда. — Разумеется, нет.

— Мне 30 лет или около того, я точно не знаю. Скорее всего не больше двадцати семи или восьми.

Прикусив губу, Леда опустила голову.

— Не думаю, что это существенно, — осторожно заметила она.

— Я бы подождал еще немного, но, боюсь… — Сэмюел забарабанил пальцами по подлокотнику дивана, — ею уже заинтересовались эти чертовы англичане, с которыми она общается.

Леда поджала губы.

— Уверена, вы не опуститесь до привычки употреблять в ее присутствии бранные выражения, — спокойно проговорила она.

— Прошу прощения! — Джерард нехотя кивнул, после чего наступила неловкая пауза.

Неожиданно Джерард выпрямился.

— Я хочу, чтобы вы записали кое-что. — Он похлопал сложенной газетой по бедру и скорчил такую гримасу, словно все ответы были ему уже известны.

Подняв ручку, Леда поправила блокнот. Она надеялась, что он не будет диктовать слишком быстро.

— С чего бы вы порекомендовали начать?

Леда растерянно заморгала.

— Честно говоря, я не знаю.

— И не надо. Поймите, я не жду от вас ничего особенного. Просто скажите, какие ухаживания понравились бы вам.

У Леды внезапно закружилась голова, и она смущенно опустила глаза, мечтая провалиться сквозь землю, лишь бы не показать собственной глупости.

— Я, право, в растерянности, — быстро проговорила она, надеясь не выдать собственного смущения.

— Неужели вы ничего не можете мне предложить? — Хлопнув газетой по раскрытой ладони, Джерард с досадой усмехнулся. — Ну хорошо, давайте спросим по-другому. Как за вами не надо ухаживать?

Леда на мгновение задумалась, и вдруг ей показалось, что с листка блокнота на нее смотрит смущенное, покрасневшее, беспомощное лицо сержанта Макдональда.

— Я бы не хотела, чтобы меня… унижали, — прошептала она. — Я бы хотела, чтобы за меня… заступались.

Почувствовав на себе взгляд Джерарда, Леда невольно вздохнула: ей казалось, что теперь он посмеется над нею или сочтет ее сумасшедшей.

— Что ж, понятно…

— Прошу прощения. Наверное, я сказала что-то не то. — Леда выпрямилась и, крепко сжав ручку, записала на верхней части страницы дату, время и место встречи. — Думаю… полагаю, вам следует начать с разговора с лордом Эшлендом. Спросите у отца леди Кэтрин, хочет ли он, чтобы вы ухаживали за его дочерью. Разрешите записать это в блокнот?

Взяв костыли, Джерард встал и пошел к окну.

— Да, возможно, вы правы. Однако… не следует ли сперва мне поговорить с самой Кэтрин?

— Уверена, она об этом знает. — Леда для убедительности тряхнула головой.

Джерард искоса посмотрел на нее, и она тут же отвела взгляд на орхидею, почти касавшуюся его плеча.

— Помните рассказ Кэтрин об акуле? Похоже, эта история ей очень нравится, а ваше участие в ней просто приводит ее в восторг.

— Да, — кивнул Джерард. — Я тоже это заметил.

— Кроме того, — мягко произнесла Леда, — я уверена, что леди Кэтрин многим вам обязана.

Джерард долго молчал, глядя в окно.

— Хорошо, — наконец проговорил он. — Вы считаете, что мне стоит потолковать с лордом Грифоном? Думаю, в этом есть смысл. — Однако, судя по всему, такая перспектива его совсем не радовала.

— Большинство молодых людей приходят в ужас при мысли о необходимости разговаривать с отцами девушек. — Леда старалась говорить как можно приветливее. — Но в вашем случае все гораздо проще. Лорд Эшленд давно вас знает, так что этот разговор скорее всего будет всего лишь простой формальностью.

— Вы оптимистка, — прищурившись, заметил Джерард.

— Не думаю, что у него будут какие-то возражения, если только… — Леда внезапно осеклась.

— …если только он не узнает меня так же хорошо, как вы?

Леда облизнула губы.

— Надеюсь, я не ошибся в вас, мисс Этуаль. Разумеется, у вас есть власть надо мной, и вы можете погубить меня. Скажите, вы способны на это?

— Нет, — прошептала Леда, сама не зная, что заставило ее сказать так. Однако она была абсолютно уверена в том, что ни при каких обстоятельствах не пойдет докладывать лорду Эшленду, что человек, который хочет жениться на его дочери, — лунатик и вор.

Это была слабость, которую она не сможет простить себе до конца жизни.

Если только…

Глава 16 Лезвие сердца

Гавайи, 1879

— Воин, носящий маскировку, должен избегать соленой пищи, приправ, чеснока и других подобных вещей, — сказал Доджун. — Он не должен открываться врагу, оставлять следы и каким-либо образом демонстрировать свои намерения. Страсти не должны выдать его. Одним словом это можно охарактеризовать как нин — терпение, выносливость, настойчивость.

Сотни раз в ушах Сэмюела звучали эти слова. Его интриги были то незатейливы — например, он делал самую большую ставку на аукционе при покупке первого парохода в Гонолулу, — то весьма рискованны, когда Джерард вступил в конфликт с тайным китайским обществом «Хунг Мун» по поводу выплаты денег вымогателям… Как-то утром он наклонился, чтобы зажечь газ на кухонной плите в офисе гавани… и ощутил запах пороха.

— Имей в виду, — учил Доджун, — иероглиф «нин» создается написанием иероглифа «лезвие» поверх иероглифа «сердце». «Шинобидеру» означает «выйти тайно», «шинобикому» — спрятаться внутри, «шинобивараи» — беззвучный смех, «джиги но кокору» — полное сочувствия сердце. Все это твое. Не голодай. Не испытывай желаний. Будь, как лист бамбука, склонившийся под весом капли росы, — листья не сбрасывают капли, но наступает мгновение, когда капли падают сами, и тогда лист, распрямляясь, снова набирает силы.

Сэмюел подумал о листе. Сделал он это бессознательно, но не поставил преград между собой, бамбуком и каплей росы. Краем глаза он увидел, как что-то шевельнулось. Капля упала. Тело Сэмюела покачнулось, и он, ощутив силу, ускользнул от нее.

Высокий и светловолосый, Сэмюел был не просто одним из тех чужаков, которые промышляли в Китайском квартале, — скорее, он являлся одним из самых выдающихся иностранцев, а компания «Арктур» считалась самой крупной из тех, которыми владели иноземцы.

Доджун по-прежнему требовал от Сэмюела того, чтобы он работал на пределе сил. Они уже давно вступили в странное соперничество. Сэмюел стал захаживать в салуны и вступать — для практики — в драку с пьяными матросами. Пару раз ему встретились агрессивные пьяницы, но справиться с ними оказалось до смешного просто. Доджун, вызвавший его на состязание, действовал иначе. Дергая за невидимые ниточки, он находил слабые места там, где их быть не должно. Именно Доджун противопоставил Сэмюела и «Арктур» каждой группировке, каждому клану в Китайском квартале, а потом позволил самостоятельно искать пути выхода из опасной ситуации. Вариантов было два — действовать силой или хитростью.

Теперь Сэмюел знал, что такое настоящая борьба. Нанес сокрушительный удар — и замер.

Ветер. Огонь. Вода.

И всегда рядом с ним был Доджун, говорящий о мире, наставлявший Сэмюела, когда он приходил в ярость.

— У тебя ни разу не было женщины? — как-то спросил Доджун. При этом его фраза прозвучала так, словно он уже знал ответ.

— Нет, — прошептал Сэмюел, глядя прямо перед собой.

Несколько мгновений Доджун молчал, а потом задумчиво произнес:

— Женщины завоевывают чувства. Лучше всего жить в горах и питаться простой пищей — тогда чувства обострятся и воин может ощутить женщину, даже узнать, что она делает, не видя и не слыша ее. Однако женщины очень желанны, не так ли? Воин должен знать собственные слабости. Женские тела красивы, они грациозно двигаются, у них круглые груди, а кожа сладкая и такая нежная, когда ее касаешься. Ты часто об этом думаешь?

Сэмюел молчал. У него не было слов для того, о чем он старался не думать. Его окружали лишь смутные образы, которые доводили его до отчаяния. Он чувствовал себя униженным, потому что выдал себя, а такого с ним уже давно не случалось.

— Твое тело отзывается даже на разговор о женщинах, Самуа-сан. — насмешливо заметил Доджун.

Сэмюел почувствовал, как кровь тяжело запульсировала в его жилах. Вдохнуть… Выдохнуть… Ничего не помогает. Ему казалось, что он тонет.

Напряженную тишину нарушил тихий голос Доджуна:

— Когда мужчина краснеет при одной мысли о женщине, мы называем это «шикидзо». Женщины отвлекают тебя, сбивают с толку. Но когда мужская страсть обретает реальные очертания, тогда мы говорим о ки, и ки дает рождение новой жизни. Нет ничего плохого в том, что воин ложится с женщиной, однако гораздо лучше, если он этого не делает. Ты не должен поддаваться собственной слабости. Развивай в себе важнейшие качества: смелость, нравственность, сострадание, учтивость, правдивость, честь, верность, и они помогут тебе выстоять.

Как и все, чему учил Сэмюела Доджун, это было очень просто и в то же время невероятно трудно.

— Я советую тебе, — продолжал Доджун, — использовать энергию шикидзо. Для молодого человека это лучший способ удержать себя от неверных шагов.

Сэмюел поклонился.

— Не растрачивай свою жизненную силу на женщин, — еще раз напомнил Доджун.

— Да, Доджун-сан.

— Не забывай, что интерес к ним делает тебя слабым.

— Да, Доджун-сан.

— Ты — воин. Твое сердце — лезвие.

Сэмюел снова поклонился, и после этого Доджун отпустил его.

Глава 17

Миссис Миртл никогда не возражала против легкого любопытства; более того, она считала, что оно добавляет капельку пикантности в разговоры дам, которые хорошо знают друг друга и не имеют дурных привычек вроде склонности к злословию или стремления вмешиваться не в свои дела.

Дамы с Саут-стрит были уверены в том, что этих пороков у них нет, и все же мисс Ловатт на мгновение лишилась дара речи, когда Леда рассказала им о своей новой работе.

— Секретарь! — воскликнула она наконец.

— Боже, какое длинное слово, — пробормотала леди Коув. — Не хотела бы я, чтобы меня попросили произнести его по буквам, хотя, должна сказать, наш дорогой папочка в два счета сделал бы это, причем без ошибок.

— При чем тут это? — Мисс Ловатт, нахмурившись, взглянула на сестру. — Секретарь — человек, который пишет под диктовку, и только.

— Все равно, — быстро проговорила Леда. — И еще — теперь у меня есть собственная спальня, а также я могу получать все необходимое для того, чтобы вести переписку, — чистую бумагу, ручки и так далее. Вместо обычного письменного стола мистер Джерард поставил мне чудесный секретер, который был изготовлен по заказу отца леди Эшленд, покойного графа Морроу. Более того, его светлость сам нарисовал набросок секретера, который сделан из очень дорогого сорта дерева, привезенного с южных морей. Лорд Морроу был большим поклонником путешествий и всевозможных исследований — это рассказал мне мистер Джерард; вот почему дом полон всяких экзотических вещей. Теперь, полагаю, вы понимаете, что это за семья?

— Кажется, я что-то припоминаю. — Мисс Ловатт, прищурившись, посмотрела на Леду. — Трагедия Эшлендов… Боже мой, это произошло лет сорок назад. Вся семья, включая маленьких детей, погибла при пожаре на борту судна, возвращаясь из Индии. Ужасная история… Бедняга старый маркиз остался в своем доме, не имея ничего… Кажется, его наследник был не женат, а семья младшего сына тоже оказалась на злосчастном судне, и все они сгорели, все до единого.

— Да-да, я что-то припоминаю. — Леди Коув печально покачала головой. — Это было ужасно! Все случилось в тот год, когда лорд Коув ездил по делам в Париж, и даже в «Кроникл» писали о катастрофе, потому что речь шла об очень высокопоставленной семье. Там было написано и о бедных маленьких детках, и о том, как их убили пираты. А вскоре после этого случился мятеж в Индии… Господи, какие чудовищные, шокирующие происшествия! Это было невыносимо, я не могла даже читать о них, но люди продолжали судачить, как и всегда.

— А чем кончилось дело Эшлендов! — снова вступила в разговор мисс Ловатт. — В конце концов выяснилось, что внук не погиб. Он долго служил моряком и объехал весь мир на том самом судне, которое считалось сгоревшим. Потом, уже взрослым, он вернулся и отомстил за своего кузена… — Внезапно мисс Ловатт замолчала и нахмурилась. — Да, кажется, это был его кузен… Никак не могу припомнить его имя — Эллисон, Элмор…

— Элиот! — подсказала леди Коув, сжимая от волнения руки. — Я помню эту историю так хорошо, словно она случилась вчера.

— Это был последний процесс, когда пэр отвечал перед палатой лордов, — серьезным тоном, свидетельствующим о важности упомянутой темы, сообщила мисс Ловатт. — Это было сделано по просьбе ее величества. Можете представить себе, что тогда творилось!

Леда и миссис Роутем лишь недоуменно моргали, слушая триумфальное завершение этой невеселой истории.

— Должна вам сказать, что я не вижу никакой связи между гибелью в пожаре маленьких детей, палатой лордов и Ледой, — наконец промолвила миссис Роутем.

— Ну как же! — воскликнула мисс Ловатт. — Леда нашла себе работу у того самого человека — у лорда маркиза Эшленда!

— Нет-нет, — поспешила возразить Леда. — Он вовсе не маркиз. Его зовут мистер Джерард.

Мисс Ловатт с сожалением посмотрела на нее.

— Ты очень хорошая девочка, Леда, только не слишком умная. Не представляю, как ты будешь служить секретарем, если тебя так легко сбить с толку. Я говорю не о мистере Джерарде, моя дорогая. Я имею в виду его связи. Лорд и леди Эшленд. Разве ты не понимаешь, что это тот самый человек? Тот самый пропавший маркиз.

— О! — только и смогла выговорить Леда.

— И на ком он женился? — обращаясь сама к себе, спросила мисс Ловатт. — Потом ведь был еще один скандал, имевший отношение к этой истории… Не могу вспомнить… Морроу, ты сказала?

Леду тут же отправили в будуар миссис Роутем за книгой, в которой были записаны имена всех пэров. Когда она вернулась, пожилые леди набросились на книгу с таким азартом, словно увидели перед собой ценнейшие древние свитки. При этом они вежливо спорили друг с другом, кто будет проводить расследование.

Леди Коув быстро выбыла из списка претендентов, потому что не умела произносить слова по буквам, а миссис Роутем, полновластная хозяйка книги, была не в состоянии должным образом листать страницы. В итоге пальма первенства досталась мисс Ловатт, которая, взяв в руки толстый том, начала расследование.

— Итак, Меридон, — объявила она, водя по странице своим лорнетом, — Грифон Артур. Прямо не имя, а птица какая-то! Гриф, гри-фон! Лорд Эшленд, шестой маркиз, десятый граф Оксфорд и четырнадцатый виконт Линдли. Родился в 1838 году; сын Артура Меридона, лорда Эшленда из Калькутты, и леди Мэри Кэролайн Эрдлайн; женат на леди Терезе Элизабет Коллир, дочери лорда Морроу; от их союза родилось двое детей — сын и дочь; много путешествует, увлекается наукой и ботаникой; морской советник его величества короля Ка… Кала… Ох, я не уверена, что смогу произнести его имя. В общем, его величества короля Гавайских островов. Так же он председатель совета компании «Арктур лимитед» и директор… Господи, тут еще одно иностранное название…

— Да-да, — с готовностью подтвердила Леда. — Эта компания принадлежит мистеру Джерарду.

— Умоляю тебя, не перебивай старших. — Мисс Ловатт сдвинула брови. — Лорд Эшленд — директор этой компании и президент множества организаций, имеющих отношение к морякам, член нескольких клубов. Любимый вид отдыха — яхтенный спорт. Его официальный адрес — Эшленд-Корт, Гемпшир. Другие адреса — Уэстпарк, Суссекс, а также Го-но-лу-лу, — неуверенно произнесла она по слогам, — Гавайи.

— Они приехали на юбилей ее величества, — объяснила Леда, — но, как сказал мне мистер Джерард, еще не определена дата окончания их визита. Мистер Джерард полагает, что они, возможно, отправятся в дом леди Эшленд, расположенный в Уэстпарке, и останутся там до осени.

— Эшленд… — пробормотала миссис Роутем, пощелкивая пальцами. — Боже мой, кажется, я где-то встречала это имя… Принеси-ка мне придворный вестник, Леда, девочка; уверена, что ты найдешь его на моем туалетном столике.

Леда, отлично знавшая миссис Роутем, не слишком доверяла ее словам, поэтому поискала везде и обнаружила нужную газету в столовой. После очередного длительного изучения газеты имена лорда и леди Эшленд были обнаружены в списке гостей, приглашенных на самые важные мероприятия юбилея, а дочь лорда и леди Эшленд, леди Кэтрин Меридон, уже удостоилась чести быть представленной королеве. А после того как кто-то из дам заметил имя мистера Джерарда в длинном списке гостей, приглашенных на королевский прием в саду, все сомнения окончательно исчезли и новая работа Леды была дружно одобрена. Уж если офис лорда Чемберлена счел допустимым, чтобы мистер Сэмюел Джерард посетил прием, пусть и неофициальный, во время придворных празднеств, то леди с Саут-стрит тоже должны побывать там.

Древние полузабытые скандалы были прощены, и если поначалу пожилые подруги Леды отнеслись к ее новой службе с некоторым подозрением, то теперь они буквально благоговели и перед ней, и перед ее знатными знакомыми.

В итоге Леда уходила, окутанная теплым облаком поздравлений, которое превратилось в многоцветный праздничный фейерверк, когда выяснилось, что стоящий возле дома экипаж был послан мистером Джерардом специально за ней.

Несмотря на то что Леда, которую принимали в доме на Саут-стрит как родную, задержалась с визитом чуть дольше допустимой четверти часа, она вернулась в Морроу-Хаус довольно рано. Шеппард сообщил ей, что мистер Джерард по-прежнему занят делами в своей комнате. Хотя никто понятия не имел о том, что это за дела, но лишь Леду это заинтриговало. Впрочем, в мистере Джерарде вообще было немало интригующего.

Поскольку он попросил Шеппарда передать мисс Этуаль, чтобы она дождалась его рядом с библиотекой, Леда послушно отправилась туда, приняв предложение дворецкого выпить чашку чаю. По опыту она уже знала, что на подносе вместе с чаем окажется целая гора миндального печенья, сандвичей, ячменных лепешек и большой молочник со сливками. Это было многовато для истинной леди, однако после изысканного, но скудного ленча на Саут-стрит Леда была не прочь как следует подкрепиться.

Леда надеялась, что после первого жалованья, которое ей должны выплатить в ближайший понедельник, она сможет отправить дамам на Саут-стрит большую корзину со всякой снедью из хорошего магазина. Возможно, она даже устроит небольшой обед в частном зале отеля «Клариджез», если только пожилые леди согласятся пойти туда.

Дожидаясь, когда подадут чай, Леда обдумала предстоящую встречу с мистером Джерардом и на всякий случай распахнула все три двери библиотеки. Ему это наверняка не понравится, и он потребует закрыть двери, однако Леда должна была хотя бы попытаться.

Несколько мгновений Леда стояла в дверном проеме, разглядывая бальный зал, восхищаясь великолепной лепниной и огромными люстрами. Зал прославился как наиболее роскошный во всем районе Мейфэра. Вдобавок к восхитительным золоченым украшениям между каждым окном стояли высокие подставки с живыми орхидеями. Все цветы были желто-золотистого цвета, что создавало впечатляющий контраст со стенами, обитыми алым дамастом. Леда представила, как в зале вальсируют пары, мелькают дамы в цветных платьях, джентльмены в темных костюмах. К сожалению, Леда не умела танцевать вальс, но однажды она видела, как это делают другие, поэтому представляла себе, насколько это замечательно — почти летать над полом под звуки божественной музыки.

Само собой, Леда сразу вообразила, что ее партнер — мистер Джерард, однако она тут же постаралась забыть об этой мысли.

Вскоре лакей принес чай, и Леда, усевшись на стул с высокой спинкой, развернула заранее купленную газету.

Когда она заглянула на вторую страницу, то сразу увидела набранный крупными буквами заголовок: «Японский меч найден!» Пониже, набранный более мелкими буквами, подзаголовок сообщал: «Вор по-прежнему на свободе».

Леда, хмурясь, прочитала о том, что поиски преступника пока не приносят желаемых результатов, а сам меч обнаружен агентом, проводившим осмотр сдающегося в наем дома в Ричмонде.

Леда так сильно увлеклась чтением, что не сразу услышала голоса из бального зала, и лишь когда поблизости раздались слова леди Эшленд, она испуганно вскинула глаза.

— И что он сделал? — громко переспросила леди Эшленд, видимо, не расслышав того, что ей сообщили.

— Попросил разрешения ухаживать за Каи! — Лорд Эшленд рассмеялся. — Во всяком случае, именно так он выразился. Очаровательная старомодность, но Сэмюел есть Сэмюел.

Рука Леды с чашкой застыла в воздухе. Она принялась лихорадочно обдумывать, что лучше — тихонько ускользнуть или, встав, громко захлопнуть дверь. В итоге она не сделала ни того ни другого и, замерев, не издавая ни звука, слушала, сгорая от любопытства.

— Боже мой! Я так и знала, что это случится! — воскликнула леди Эшленд. — Я много лет этого ждала.

— И что же? — Лорд Эшленд явно был слегка смущен.

— Что ты ему сказал?

— Что он волен поступать, как хочет. Я понятия не имел, что ты будешь возражать.

Леда знала, что ей следует уйти, но, словно притянутая магнитом, осталась на месте.

— Скажи, это все потому, что он… оттуда?

Леди Эшленд покачала головой.

— Нет, разумеется, нет! Неужели ты считаешь, что я когда-либо смогу использовать это против него? Я не за Каи тревожусь — это она причинит ему боль. Каи слишком молода и еще долго не сможет понять, в чем дело, а я хочу, чтобы он был счастлив, — упавшим голосом прошептала она.

Лорд Эшленд погладил жену по плечу.

— Мы не можем заставить Сэмюела быть счастливым, любимая, — такова жизнь. Мы и без того многое делаем для него.

Леди Эшленд склонила голову.

— Как было бы хорошо, если бы ты не давал этого разрешения.

— Да, но как я мог не сделать этого? Мы с тобой единственные, кто знает правду, и мы единственные, кто может ранить его недобрым словом.

Леди Эшленд, всхлипнув, кивнула.

— Каи такая молодая и беспечная… Она обращается с ним так, как будто не понимает, какими глазами он смотрит на нее.

Лорд Эшленд покачал головой:

— Когда-нибудь она повзрослеет и, надеюсь, станет мудрее.

— Слишком быстро… для Сэмюела.

— Он уже взрослый мужчина, — ласково проговорил лорд Эшленд. — Думаешь, если она скажет ему «нет», он этого не перенесет? Сэмюел стал мужчиной, да еще каким, черт возьми! Теперь ему многое по силам.

— Ты что-нибудь сказал Каи? — неожиданно спросила леди Эшленд.

— Нет, я еще ее не видел.

— Тогда и не говори.

— Это ничего не изменит, любимая.

— И все равно я прошу тебя.

Лорд Эшленд привлек жену к себе и стал ласково поглаживать ее по волосам.

— Хорошо, я ей ничего не скажу, — пообещал он. — Тем более что Сэмюел меня ни о чем не просил.

Леди Эшленд прислонилась к мужу, по-прежнему глядя в окно.

— Оставь свои растения на попечение садовника, и пойдем прогуляемся, — предложил лорд Эшленд.

— В таком виде? В Лондоне?

— Ну тогда, — лорд Эшленд неожиданно рассмеялся, — у меня есть другое предложение. — Обхватив жену за талию, он принялся расстегивать пуговицы на ее платье.

— Но… — попыталась остановить его леди Тесс, правда, не очень уверенно. — Двери…

Леда в мгновение ока сползла вниз, так что ее голова оказалась вровень со спинкой стула, и почти сразу услышала быстрые шаги. Затем дверь резко захлопнулась, и в замке повернулся ключ. Потом раздался еще один хлопок — лорд Эшленд запер вторую дверь.

Леда замерла. Хотя она и была шокирована, но все же не могла не признать, что хозяева дома — весьма необычные люди.

Леда все еще сидела, зажимая рот рукой, когда вошел мистер Джерард.

Заметив Леду, он недоуменно посмотрел на нее:

— Неужели я испугал вас?

Она торопливо покачала головой:

— Нет-нет, что вы! Я просто читала газету. — Леда смущенно поправила юбку. — Вы не оставили мне никаких указаний, и я…

От двери донесся какой-то звук, и Леда невольно посмотрела туда. Замок щелкнул, но дверь оставалась закрытой, а спустя несколько секунд она услышала тихие голоса, удалявшиеся в сторону холла.

Леда чувствовала, что ее лицо пылает, и ничего не могла с собой поделать.

— Кажется, вы прячете здесь тайных воздыхателей? — поинтересовался Джерард.

Леда решила не обращать внимания на его язвительный тон.

— Кажется, вы сами вызвали меня в библиотеку, потому что вам так удобно, мистер Джерард, — заметила она.

— Пожалуй, вы правы. А теперь, будьте любезны, закройте двери, — попросил Сэмюел.

Леда неодобрительно поджала губы, однако повиновалась.

— Я говорил с лордом Грифоном, — сообщил Сэмюел, когда она вернулась.

Леда едва не выпалила: «Я знаю!», но вовремя прикусила язык и, подойдя к секретеру, взяла блокнот.

— В таком случае мы можем этот пункт вычеркнуть из нашего списка, — спокойно сказала она. — Я как раз думала, что посоветовать вам в качестве следующих шагов, только, боюсь, ваша травма помешает. Из-за нее вы не сможете пригласить леди Кэтрин в Королевскую академию, чтобы полюбоваться картинами или, к примеру, отправиться с ней на верховую прогулку в парк.

Сэмюел прислонился к двери.

— Я что же, по-вашему, инвалид?

— Разумеется, нет, но вы уверены, что сможете проскакать через всю галерею на одной ноге? — Изо всех сил старалась не улыбаться Леда. — И вообще на костылях у вас не слишком героический вид, совсем не такой, какой должен быть у кавалера, сопровождающего леди в ее первый сезон.

— Тогда забудем об этом. Все равно я вынужден срочно уехать.

Леда удивленно посмотрела на него.

— Я получил новости с Гавайских островов, и мне необходимо немедленно туда вернуться. — Джерард замолчал.

Леда тоже молчала, не зная, что сказать.

— Мне понадобится каюта на пароходе, отплывающем на Гавайи, — наконец продолжил Сэмюел. — Воспользуйтесь телефоном, чтобы обо всем договориться. Не важно, куда он прибудет — в Нью-Йорк или в Вашингтон. Еще мне понадобится купе в отдельном вагоне, чтобы доехать до Ливерпуля. — Его губы вновь плотно сомкнулись.

Леда схватила блокнот и записала дрожащей рукой: «Каюта. Пароход. Отдельный вагон».

Затем она все же решилась спросить:

— Но ведь полиция так ничего и не обнаружила. Почему же вы хотите уехать из страны?

— К этой истории мой отъезд не имеет никакого отношения. — Сэмюел произнес это абсолютно бесстрастным тоном. — В Гонолулу политический кризис и партия реформистов заставила короля отказаться от доминиона. Когда это сообщат Капиолани и принцессе Лидии, они тоже поедут туда. Полагаю, они смогут считать себя счастливицами, если сумеют сохранить свои троны.

— Выходит, вы узнали об этом раньше их?

— Да. И я не могу вести дела на расстоянии, когда правительство находится в шатком положении.

Леда опустила глаза. Она так и знала. Ничто хорошее не может продлиться долго.

— Что ж, — ее голос дрогнул, — для меня было большой честью и удовольствием поработать вашим секретарем, мистер Джерард.

— Надеюсь, и далее вы будете считать это удовольствием. — Сэмюел прищурился.

Сердце Леды замерло.

— Кажется, вы хотите, чтобы я вас сопровождала?

— В этом нет необходимости. Вы останетесь здесь.

Испытывая одновременно разочарование и облегчение, Леда на всякий случай уточнила:

— Здесь? В этом доме?

Джерард пожал плечами:

— Ну, быть может, не только в этом доме, а повсюду, где будет находиться моя семья. Я, кажется, говорил вам, что они могут отправиться в Уэстпарк.

— И они не поедут на Гавайи вместе с вами? — удивилась Леда.

— Я сам сделаю все, что может быть сделано в сложившейся ситуации, — уверенно сказал Сэмюел. — Мы уже обсудили это с лордом Грифоном.

Леда вздохнула.

— Так они правда не возражают, чтобы я осталась с ними?

По лицу Джерарда пробежала легкая улыбка.

— По-моему, все в этом доме относятся к вам как к спасательному кругу, который помогает избежать многих проблем.

— О!

— Так что пока вы будете заниматься тем же, чем и раньше, а как только я уеду, можете оставлять открытыми все двери в доме.

— Не думаю, что, когда вы уедете, в этом будет необходимость, — уверенно проговорила Леда, попутно раздумывая над тем, как это она оказалась спасательным кругом.

Неожиданно Сэмюел снова обратился к ней:

— Как вы считаете, мисс Этуаль, стоит ли мне потолковать с леди Кэтрин до отъезда?

— О нет, не думаю. — Леда на лету поймала блокнот, упавший с ее колен. — Так вы только можете все испортить.

На губах мистера Джерарда промелькнула слабая улыбка.

— А по-моему, ситуация не терпит отлагательства…

— Почему? — пожала плечами Леда. — Вы же не на войну идете, мистер Джерард. Полагаю, у вас есть все основания вернуться живым и невредимым. Я не считаю, что ваше вынужденное возвращение на Гавайские острова можно расценивать как трагическую ситуацию.

Сэмюел склонил голову:

— Без сомнения, вы, как всегда, правы.

— Просто я хорошо разобралась в этой истории, — бодро сказала Леда. — А теперь, с вашего позволения, я пойду.

— Погодите. Есть еще кое-что. — Джерард чуть помедлил. — Если, конечно, вы хотите мне помочь.

— Разумеется, с удовольствием.

— Хорошо. — Он полуприкрыл глаза и внимательно посмотрел на Леду из-под ресниц. — Необходимо кое-что изъять из вашей бывшей комнаты, прежде чем я уеду, — тихо произнес он. — Вечером, мисс Этуаль, мы с вами вместе сходим туда и заберем эту вещь.

Глава 18 Дом солнца

Гавайи, 1882 год

Здесь был лишь ветер; ветер да облака, поднимавшиеся сквозь гигантскую пустую брешь между утесами, которые окружали стену кратера. Туманы тихо стекали в Дом солнца, накрывая просторы, усыпанные красноватым гравием и пеплом, окутывая закопченные холмы и бескрайнюю даль. Облака кружились, закипали и исчезали. Уже полдня Сэмюел и Доджун шли по этому фантастическому пространству, но Сэмюел не задавал вопросов, хотя никогда не бывал здесь прежде. Это странное место находилось в двух днях пути от Гонолулу: один день они плыли на пароходе до Мауи, а второй шли пешком по горному краю по кукурузным полям и тенистому лесу, после чего стали подниматься к краю кратера. Воздух тут был разреженным, что причиняло боль легким; казалось, пугающая тишина заморозила всю жизнь в этих местах.

Здесь, где никто не мог их увидеть, Доджун открыто нес меч, в длинных ножнах которого существовали потайные камеры: в них хранился ослепляющий порошок и яд.

— Стой на месте, — сказал Доджун и направился к длинному склону, который вел к круглой пасти пепельного конуса.

Сэмюел послушно остановился и стал молча наблюдать за ним. Через несколько минут фигура Доджуна стала казаться совсем крохотной и вскоре превратилась в маленькую точку. Добравшись до жерла, точка исчезла.

Теперь Сэмюел в одиночестве постигал пустоту. Его сердце громко стучало, хотя бояться ему было нечего — вокруг ни души и ничье оружие не могло настичь его.

Постепенно облака опустились вниз, стало ужасно холодно. Впервые за много времени Сэмюел вспомнил продуваемую сквозняком комнату и ледяную воду, от которой опухали его руки, веревки, которыми были стянуты его запястья…

Помнил он и тех, кто не смог выжить в этих нечеловеческих условиях, кто заболевал и сгорал от болезни; кто кричал до такой степени громко, что остальные не могли заснуть.

Леди Тесс освободила его, и вот теперь он здесь, дышит чудесным, чистым воздухом.

Взяв пригоршню пепла в руку, Сэмюел потер его между ладонями, потом, развернув серую тряпицу, отсыпал туда немного сверкающего пепла.

Внезапно вокруг стало стремительно темнеть. Казалось, мир спрятался куда-то и теперь давал о себе знать лишь свистом ветра и режущим слух воем.

Перед ним стремительно пролетел меч — отпущенная на свободу мощь, которая без раздумья рубит все, попадающееся ей на пути, и Сэмюел едва успел отскочить в сторону, прежде чем острие меча вонзилось в землю в нескольких дюймах от него.

Сэмюел выжидающе замер, ощущая угрозу. Когда Доджун направился в его сторону, ему показалось, что приближается черная тень. Он успел отскочить от опускавшейся вниз руки, которая метила в его шею, и, скрестив запястья, наклонился, иначе следующий удар перешиб бы ему кость. Удары посыпались градом. Сэмюел буквально затанцевал в тени, наклоняясь, отворачиваясь и подскакивая. Доджун атаковал его со всех сторон, атаковал страшными ударами, каждый из которых мог стать смертельным, но Сэмюел не стал защищаться, не ударил учителя.

В конце он, согнувшись, поклонился тени.

Доджун упал на землю, потом резко вскочил, подняв облако пыли, и тень растаяла, словно ее и не было никогда.

Затем Доджун появился снова.

— Ну, — проворчал он, подбоченившись, — я тебе давать обещание никогда не ударять Самуа-сан, так?

Губы Сэмюела скривились. Край его глаза видел меч, воткнувшийся в землю в том самом месте, где он сидел всего несколько мгновений назад. «Ты — мерзавец! — хотелось крикнуть ему. — Я тебе доверял!»

— Стараться изо всех сил, — пояснил Доджун, пожимая плечами. — Чертовски трудно. Ничего не мог сделать.

Сэмюел вздохнул и посмотрел на меч. Он, кажется, начал догадываться.

— Вы не смогли этого сделать, и вы знали, что не сможете, так?

— Ты еще слишком молод. — Доджун усмехнулся. — Еще не совсем уметь держать себя в руках.

Стиснув зубы, Сэмюел вдохнул через них холодный воздух, а затем, закинув вверх голову, расхохотался.

— Ясно. — Доджун покачал головой. — Теперь ты вообразить, что есть воин номер один…

Неожиданно он улыбнулся, а потом подошел к мечу и вытащил его из земли.

— Хорошая у тебя теперь песня, Самуа-сан. — Он снова взглянул на Сэмюела. — Она помогла и мне тоже. Если бы меч тебя убить, что бы я стал делать? — Он сунул меч в ножны. — В искусстве, которому обучаю тебя я, нет тренировки. Ты живешь или умираешь. Это и есть закон.

Глава 19

Поскольку Сэмюел вот уже три дня вставал с постели и ходил по дому, никто не смог убедить его, что на улицу ему выходить не следует. На прогулку он решил отправиться вдвоем с Ледой, о чем и заявил Шеппарду.

Разумеется, Леда не осмелилась противоречить своему нанимателю в присутствии слуги, однако она недоуменно приподняла брови и наградила его многозначительным взглядом — в точности таким же, какой не раз видывала у мисс Миртл.

Несмотря на травму Сэмюела, Леда не чувствовала себя уверенной в том, что может появляться в парке в компании холостяка без иных сопровождающих, однако, когда она попыталась лишь намекнуть ему об этом, он бросил на нее столь испепеляющий взгляд, что даже Шеппард не осмелился возразить и тут же подтвердил, что мисс Этуаль вполне может сопровождать мистера Джерарда на короткой прогулке.

В итоге Леда и Сэмюел отправились в парк вдвоем. Однако, миновав ворота, Сэмюел неожиданно окликнул возницу одного из кебов, стоявших на углу.

Леда не сразу поняла, что на самом деле она стала участницей целого представления. Мистер Джерард вовсе не собирался гулять! С чувством неизбежности она слушала, как он дает указания кучеру, после чего старый экипаж, громыхая по мостовой, покатился по Пиккадилли и влился в поток транспорта на Стрэнде.

Как только они переехали мост, Леда ощутила знакомый запах реки и уксуса, который теперь показался ей особенно отвратительным.

Сэмюел, сидя напротив, не сводил с нее глаз, и в те мгновения, когда в окно врывались солнечные лучи, его лицо окутывало золотистое сияние.

— Вижу, вам не хочется снова сюда возвращаться, — наконец сказал он, прерывая затянувшееся молчание.

Леда сложила вместе кончики пальцев.

— Пожалуй, вы правы. — Она отвернулась к окну.

— Итак, придется немного потерпеть, извините.

Но Леда не хотела, чтобы он извинялся, напротив, ей хотелось, чтобы она всегда была нужна ему.

Неожиданно Сэмюел дернул за шнур, и экипаж остановился.

Выглянув в окно, Леда увидела, что они находятся перед полицейским участком, и страшно удивилась.

— Ну что, готовы? — спокойно спросил мистер Джерард, словно не видел в происходящем ничего особенного.

Ее пальцы судорожно вцепились в подушку сиденья.

— Что я должна делать?

— Глубоко дышать, — он улыбнулся, — и делать все, что сочтете необходимым.

— Так у вас нет определенного плана?

— Плана? — Теперь удивился он. — Разумеется, нет. Я даже не знаю, что произойдет в следующую секунду.

— О! — Леда всплеснула руками.

— Ничего особенного. — Джерард усмехнулся. — Представьте, будто мы две кошки, но если очень постараемся, то сможем стать тиграми. Возможно, это нам и не пригодится: когда придет время, мы определимся.

— Послушайте, мистер Джерард, — прошипела Леда, — вы безумны, как Шляпник[2].

Как бы ей хотелось, чтобы мистер Джерард выбрал более подходящее место для того, чтобы выйти из кеба! Впрочем, понятно, что в любом районе наиболее безопасное место находится как раз рядом с полицейским участком.

И тут, к ужасу Леды, Джерард сунул в руку возницы купюру, после чего велел ему пойти в участок и привести офицера.

Сначала Леда еще надеялась, что ей удастся притаиться в уголке экипажа и ее не заметят, но Джерард, наклонившись, распахнул дверцу экипажа и жестом пригласил ее выйти.

Леда ступила на мостовую как раз в то мгновение, когда сержант Макдональд выходил из участка. Он изумленно уставился на нее, затем бросился помогать ей.

— Ох, мисс, я так рад вас видеть! Мы опасались, что вы… — Тут сержант осекся на полуслове, и его лицо внезапно помрачнело.

— Добрый день, любезный, — холодно поздоровался мистер Джерард, ставя здоровую ногу на ступеньку и аккуратно опираясь на костыли. Кучер шагнул вперед, видимо, намереваясь помочь ему, но Джерард уже стоял на тротуаре и протягивал руку полицейскому.

— Это мой новый наниматель, — быстро проговорила Леда.

— Мистер Джерард. — Сэмюел крепко пожал руку сержанту. — Я из Гонолулу, с Сандвичевых островов, сейчас временно проживаю на Парк-лейн.

— А я теперь секретарь мистера Джерарда, — добавила Леда, тревожась о том, что сержант мог неправильно истолковать ситуацию.

Впрочем, похоже, именно это и происходило: она видела, как покраснело его лицо.

— Стало быть, секретарь, — ледяным тоном повторил он. — Что ж, это неплохо.

Леда возмущенно вздохнула, однако не успела она открыть рот, как мистер Джерард крепко подхватил ее под локоть.

— Мисс Этуаль должна забрать кое-какие принадлежащие ей вещи из дома, в котором она снимала комнату. Однако она опасается, что между ней и домовладелицей может возникнуть некоторое недопонимание, касающееся кое-каких ценностей. Я бы не стал беспокоить вас, но вы и сами видите: я не в том состоянии, чтобы защитить мисс Этуаль. Так вот, не сможете ли вы уделить нам некоторое время и проводить нас туда?

— Не знаю даже, сэр. — Сержант переминался с ноги на ногу. — Мне необходимо потолковать с инспектором.

— Благодарю вас, — сказал Джерард таким тоном, словно все уже было решено.

В этот момент из участка вышел инспектор Руби, и Джерард тут же выпустил руку Леды, а затем отступил назад, чтобы их разделяло приличное расстояние.

— Мисс Этуаль! — Инспектор неожиданно доброжелательно пожал руку мистеру Джерарду, а затем поздравил Леду с новой работой, словно ничуть не сомневался, что это для нее большая удача. Он сказал, что с радостью отправит с ними сержанта Макдональда, чтобы избежать неприятностей с миссис Доукинс, тем более что сержанту и без того необходимо обходить территорию.

Однако когда Джерард и Макдональд прошли вперед, Руби придержал Леду за руку.

— Мисс, это не слишком прилично, — прошептал он ей на ухо. — Надеюсь, вы понимаете, что делаете?

— Я служу у мистера Джерарда секретарем, — упрямо повторила Леда. — И он настоял на этом визите.

Инспектор кивнул и покачал головой:

— Бедный старина Макдональд… Впрочем, он этого заслуживает. Нечего было стоять столбом, когда его стервозная сестрица набросилась на вас. Вы не поверите, но он вне себя с тех пор, как вы уехали отсюда.

— Сержант Макдональд не может тревожиться о моем благополучии! — Леда и виду не подала, что вся покрылась мурашками при одном упоминании о мисс Макдональд.

— Да-да, я знаю: вы человек стоящий, — убежденно сказал инспектор. — Только не наделайте глупостей. Тот ли это человек, если он может нанять секретарем молодую леди и разъезжать с ней повсюду в закрытом экипаже?

— Мистер Джерард — очень хороший человек, — убежденно проговорила Леда, которую начали раздражать подозрения инспектора. — А такой кеб он выбрал, поскольку в открытый экипаж не смог бы войти из-за больной ноги. К тому же мистер Джерард мог просто отправить меня одну к миссис Доукинс, но он этого не сделал. Сомневаюсь, что многие наниматели стали бы так заботиться о своих подчиненных.

— Ну что ж… — Инспектор кивнул. — Поверьте, мисс, но я бы никогда не посмел говорить об этом, но… В общем, не удивляйтесь, если он попытается ухаживать за вами. Кстати, я буду очень удивлен, если вы скажете, что этого еще не произошло.

Тут уж Леда по-настоящему разозлилась:

— А я, инспектор, удивлена, что вам такое приходит в голову! Мой работодатель — один из самых замечательных людей на свете, и он искренне предан богатой наследнице, которую знает с детства. Он вот-вот сделает ей предложение, и я очень сомневаюсь, что ему хоть когда-нибудь могла прийти в голову идея поухаживать за кем-то из столь убогого района. — Она решительно направилась вперед, но, сделав несколько шагов, оглянулась. — Кроме того, у него сломана нога! — Леда повернулась и, подобрав юбки, бросилась вслед за ушедшими.

* * *

Две кошки… Леда понятия не имела о том, что от нее требуется, как и о том, зачем Сэмюелу понадобилось звать полицейского к месту преступления. Может, он и правда не совсем нормален? Пожалуй, ей еще повезет, если свой жизненный путь она не закончит на виселице.

— Ага, вернулась! — услышала она голос миссис Доукинс. — Так я и думала, мисс! Да еще и джентльмена своего с собой тащите… Добрый день, досточтимый сэр… — Ее речь затихла, как только она увидела сержанта Макдональда. — А в чем, собственно, дело, что происходит?

Сержант мрачно посмотрел на миссис Доукинс. Видимо, он собирался что-то сказать, но не успел, так как мистер Джерард опередил его.

— Мисс Этуаль пришла за своими вещами, — произнес он таким тоном, словно миссис Доукинс должна была очень обрадоваться этому. Затем он вручил ей свою шляпу и посмотрел на нее с таким видом, будто ожидал, когда она позволит ему пройти.

— За своими вещами? — Миссис Доукинс скрестила руки под своим внушительным бюстом. — Прошу прощения, но мисс Этуаль оставила здесь лишь замок, ночной горшок и ведро, не сказав мне ни слова о «своих вещах». Проще сказать, она все забрала с собой.

— Неправда! — возмутилась Леда. — Я ничего не взяла!

— Тогда почему же комната пуста, как буфет вдовы? Я точно ничего оттуда не брала.

— Но я заплатила вам за жилье до пятницы…

— Вот как? И у вас есть расписка? — Миссис Доукинс самодовольно усмехнулась.

— Но вы никогда не требовали у меня никакой расписки!

— Разумеется, нет, потому что вы никогда не платили, мисс Притворщица! Я с самого начала должна была понять, что вы за личность. А если в комнате что и было, полагаю, я имела право забрать это и продать, чтобы покрыть свои потери. Разве это не законно, сержант? Макдональд пожал плечами.

— Все зависит от ситуации, — неуверенно сказал он.

— Неужели вы продали зеркало и щетку? — упавшим голосом спросила Леда. — Этот набор принадлежал мисс Миртл, и если бы было можно вернуть его…

— Я велела Джему Смоллету отнести ваше имущество к торговцу, чтобы выручить за него хоть что-то, и он принес всего два шиллинга, — проворчала миссис Доукинс. — А о серебряном наборе я вообще ничего не слыхала.

— Тогда откуда вы знаете, что он был серебряным? — Джерард недобро усмехнулся.

— Ну… А из чего еще может быть сделан туалетный набор? — неуверенным тоном пыталась оправдаться миссис Доукинс.

— Из черепахового панциря. Из слоновой кости. Из дерева и много еще из чего. Так кто же его украл?

Миссис Доукинс замахала руками:

— Украл! Нечего и говорить об этом! Мне известно лишь то, что девчонка постоянно не платила за жилье.

— Тогда, надеюсь, этих денег хватит, чтобы покрыть долг? — Опершись на костыль, Джерард вынул из кармана бумажник. — Я заплачу вам все до пенса. Сколько?

Миссис Доукинс придвинулась ближе к нему.

— Двадцать шиллингов в неделю для леди, которая развлекает у себя ухажеров.

— Я никогда не развлекала ухажеров! — снова возмутилась Леда.

— Ну как же, мисс, я ведь своими глазами видела…

Однако Джерард не дал ей закончить:

— Вы продали туалетный набор, и, значит, я должен вычесть из суммы долга… Сколько именно?

Двойной подбородок миссис Доукинс задрожал, и она надолго задумалась. Сразу было понятно: ей хочется получить деньги без каких бы то ни было удержаний. Взглянув в глаза неожиданного гостя, она, похоже, утратила часть своей смелости.

— Не можете вспомнить? — спокойно спросил Джерард.

— Не больше чем два шиллинга, как я и говорила, — неуверенно протянула миссис Доукинс.

— Вы плохо считаете, миссис Доукинс. — Теперь Сэмюел действительно стал походить на тигра, который все еще вежливо мурлыкает, но уже начал бить себя по бокам хвостом.

— Да это ж не серебро было, а какая-то железка! — Миссис Доукинс словно завороженная смотрела на то, как спутник Леды прячет бумажник обратно в карман.

Неожиданно Джерард оглянулся.

— Сомневаюсь, что в комнате что-то изменилось. Сходите наверх и посмотрите сами.

— Ну уж нет, вам там делать нечего. — Миссис Доукинс резко поднялась. — Вы не заплатили и не имеете права даже ногу ставить на мой порог.

— Я заплатила! Вы сами взяли деньги с умывальника!

Тем временем Джерард, не обращая внимания на их перебранку, сам стал подниматься вверх.

Миссис Доукинс тут же попыталась схватить его за руку, но он чуть качнулся, и она упала, громко вскрикнув:

— Мое колено! Боже мой, колено!

Сэмюел спокойно опустил на нее глаза.

— Прошу прощения, я, кажется, был не очень ловок…

— Ох! — продолжала завывать миссис Доукинс. — Скорее помогите мне сесть! — Она тут же вцепилась в сержанта Макдональда, который помог ей доковылять до кресла в гостиной.

Тем временем мистер Джерард подошел к двери гостиной.

— Возможно, вам помогут примочки из горячей воды, — доброжелательно посоветовал он. — Во всяком случае, доктор порекомендовал именно их.

— Ни к чему ей горячая вода, — грубо проговорил сержант Макдональд. — Скоро у нее все пройдет. И вообще, мисс, поторапливайтесь, я не могу болтаться тут весь день. А вам, мистер, ни к чему подниматься наверх со сломанной ногой.

Леда беспомощно взглянула на Сэмюела, но тот лишь молча отступил назад, пропуская сержанта и Леду к лестнице.

Подобрав юбки, она стала подниматься наверх; сержант неотступно следовал за ней.

Наконец Леда оказалась на чердаке. Пока она рылась в сумочке в поисках ключа и вставляла его в замочную скважину, сержант Макдональд так близко подошел к ней сзади, что она ощутила его дыхание на своей шее, но тут, к счастью, дверь со скрипом отворилась.

Войдя в комнату, Леда быстро огляделась. Комната оказалась почти пустой, как и уверяла миссис Доукинс; в ней остались лишь стол и стул. Куда-то делись не только плащ, тазик для умывания, корзина для шитья — вещи, не слишком много значащие для Леды, но и туалетный набор мисс Миртл — зеркало и щетка для волос, которые Леда очень ценила.

Впрочем, вряд ли она здесь ради зеркала и щетки. Чего хотел от нее мистер Джерард? Леда решила, что у него была какая-то причина подняться в ее комнату одному, однако ей было неясно, какая именно. Возможно, выведя из строя миссис Доукинс, Джерард надеялся, что Леда отвлечет сержанта, и тогда он…

— Я все еще не могу поверить, мисс, — неожиданно нарушил молчание сержант Макдональд.

Леда резко повернулась к нему:

— Я тоже. Пропали все мои вещи!

— К черту вещи! — Он схватил ее за руку. — За ваши вещи я бы и гроша ломаного не дал! А вот то, что моя сестра была права относительно вас…

— Ваша сестра? — Леда попыталась высвободить руку.

— Прежде я считал вас честной, порядочной девушкой! — Его голос был полон обиды. — Я ждал. Я относился к вам с уважением! Я хотел жениться на вас!

Леде удалось наконец высвободить руку.

— Я и есть честная девушка, сержант! И я бы не хотела…

Она не успела договорить, так как Макдональд вдруг схватил ее и крепко прижал к себе.

Леде стало больно, и она вскрикнула.

— Не делайте вид, что это для вас впервой! — хрипло произнес сержант Макдональд. — Вы уже бывали в объятиях мужчин, не так ли?

— Немедленно отпустите меня! — Леда попыталась вырваться, но безуспешно.

— Мэри меня предупреждала, — продолжал бубнить Макдональд, — но я ей не верил. Зато теперь я увидел все собственными глазами.

— Вы забываетесь! — закричала Леда и снова попыталась оттолкнуть сержанта однако он лишь крепче прижал ее к себе. Его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом, и Леда откинулась назад, чувствуя, что ее охватывает паника.

Когда она смогла наконец вывернуться, то, оглянувшись, увидела в дверях мистера Джерарда и с облегчением вздохнула.

Некоторое время Сэмюел молча смотрел сержанту в глаза, а потом, сложив костыли, прислонил их к стене и оперся рукой о дверной косяк.

— Что это значит? Вы, кажется, драться хотите? — с яростью завопил Макдональд и, шагнув в сторону Джерарда, сжал кулаки. — Что ж, это можно, мистер Щеголь, и мне все равно, хромаете вы или нет. Ну так что, вы это имеете в виду?

— Не совсем. — Джерард сделал шаг вперед, и Леда вздрогнула, когда он нанес первый удар.

Казалось, мистер Джерард просто прошел мимо Макдональда, и в тот же момент сержанта сдуло каким-то неведомым ветром — он отлетел к лестнице и покатился бы вниз по ступеням, если бы ему не удалось ухватиться за перила.

Не спеша повернувшись, Джерард встал между сержантом и Ледой.

Кое-как поднявшись, сержант замер в дверях.

— А ведь я был готов жениться на вас, — неуверенно пробормотал он. — Даже против воли Мэри, против всех обстоятельств! А теперь вы спросите, что он может вам предложить!

Лицо Леды сморщилось, из глаз потекли слезы.

— Нет, вы бы не женились, — еле слышно проговорила она. — Вы даже не заступились, когда на меня набросилась ваша сестра. Теперь я хочу, чтобы вы ушли.

Сержант Макдональд заскрипел зубами.

— Черт бы вас побрал, мисс! Вас обоих! — Резко повернувшись, он стал спускаться вниз, и в наступившей тишине еще долго были слышны его шаги.

Все это время Джерард неподвижно смотрел ему вслед, и лишь когда снизу донесся хлопок двери, от которого слегка содрогнулся весь дом, повернулся к Леде. Вид у него был весьма странный — как будто он не сразу узнал ее.

Впрочем, уже через мгновение он снова стал таким же, как прежде. С трудом забравшись на деревянную поверхность стола, Джерард выпрямился, дотянулся до чердачной балки, ухватился за нее руками и подтянулся. Спустя короткий миг он уже был на полу, держа в руках длинный чехол, имевший подозрительно знакомую Леде форму.

Леда ошеломленно уставилась на странную вещь, однако Джерард не дал ей времени на раздумья.

— Спрячьте это под юбку, — быстро проговорил он, протягивая ей чехол.

— Что? — переспросила Леда.

Джерард не ответил, вместо этого он привлек Леду к себе и стал опускаться на колено, одновременно задирая вверх подол ее платья. Леда вскрикнула, но вовремя зажала рот рукой. Схватив чехол, она отскочила в сторону.

— Я сама!

Как-то странно глядя на нее, Джерард поднялся, затем быстро отвернулся. Снизу что-то прокричала миссис Доукинс, и Леда торопливо подняла подол, пытаясь одновременно спрятать вещь и убедиться в том, что мистер Джерард за ней не подглядывает.

Тем временем Сэмюел взял костыли и заковылял к лестнице.

Не в силах сдержать любопытство, Леда заглянула внутрь чехла, и, когда золотая рукоять меча сверкнула на свету, изумленно охнула. Этого ей только не хватало! Как меч оказался здесь, если полиция нашла его?

Нет, определенно это неспроста, а мистер Джерард — либо безумец… либо чересчур умелый фокусник!

Леда быстро просунула меч сквозь проволочный каркас турнюра и не без усилий привязала шнурок от чехла к поясу. Для того чтобы удержать меч, ей даже пришлось снять одну перчатку. С тяжелым мечом под юбкой двигаться было неудобно, поэтому, опасаясь, как бы шнурок не развязался, она завязала его на три узла и потом сделала шаг. Меч больно ударил ее по ногам, так что ей пришлось снова задирать подол, чтобы сдвинуть его на бок. Все это время миссис Доукинс истошно вопила, и смысл ее воплей заключался в том, что она не потерпит прелюбодеяния у себя под носом.

Подобрав юбки, Леда стала поспешно спускаться вниз. Когда она оказалась в холле, Джерард уже был там и что-то спокойно втолковывал домовладелице. Однако, несмотря на его спокойствие, у Леды создалось впечатление, что он говорил ей нечто пугающее, так как миссис Доукинс вдруг вжалась в кресло и уже не сводила с него глаз.

Пройдя мимо как ни в чем не бывало, Леда направилась к двери и, выйдя на улицу, открыла дверцу экипажа с той стороны, которая находилась дальше от полицейского участка. С трудом устроившись на сиденье, она стала нервно взбивать юбки, чтобы меч нельзя было заметить со стороны, однако ее усилия особым успехом не увенчались, и даже сквозь ткань рукоятку меча легко можно было разглядеть. Тогда Леда с силой нажала на нее, стараясь опустить ниже, и только после этого почувствовала себя более-менее в безопасности.

Наконец пришел мистер Джерард и, забравшись в карету, уселся напротив Леды. Дверца кеба тут же захлопнулась, и он, покачиваясь, тронулся с места.

Леда чувствовала себя совершенно измученной, и даже несколько глубоких вдохов не очень ей помогли.

— Боже мой! — невольно вырвалось у нее. — Боже мой! — Она подняла глаза на Джерарда. — И что мы теперь будем делать с этим… предметом?

— Вы отнесете его к себе в комнату, — ни на секунду не засомневавшись, сказал Джерард. — Надеюсь, там найдется местечко, куда горничная до завтра не заглянет?

— К себе в комнату? — изумленно переспросила Леда.

— Ну, если вы предпочтете отдать его мне прямо здесь… — Сэмюел чуть улыбнулся, — я готов привязать его к своей ноге, хотя не уверен, что из этого получится что-то путное.

Леда была того же мнения. Она нахмурилась, глядя сквозь грязное окно на проплывающие мимо здания.

— Думаю, я смогу спрятать его под туалетным столиком, — нерешительно проговорила она, — но к утру его надо оттуда забрать.

— Я заберу его гораздо раньше.

Леда бросила на Джерарда быстрый взгляд.

— Каким образом?

Ответа не последовало: казалось, в этот момент душа Джерарда унеслась вслед за его мыслями куда-то далеко-далеко.

Леда тихо застонала и надавила кончиками пальцев на переносицу. Да, с этим человеком непросто иметь дело. Мало того что он вор, так еще и собирается проникнуть ночью в ее комнату, чтобы забрать оттуда украденную им вещь.

— Вы со мной? — неожиданно обратился к ней Джерард.

Сильнее надавив на переносицу, Леда кивнула.

— Мисс Этуаль, — тихо шепнул Джерард, — вы потрясающая леди.

* * *

В тот вечер семья Эшлендов обедала дома, и Леде пришлось есть со всеми вместе, тогда как Джерард остался в своей комнате, сославшись на то, что прогулка в парке утомила его.

Оказавшись в конце стола рядом с леди Эшленд, Леда заметила, что справа от приборов леди Эшленд, посреди изящной китайской посуды и хрусталя, стояла черная блестящая чаша. В ней поверх пригоршни свежих древесных опилок лежал квадратный кусочек черного шелка.

Леди Эшленд и не подумала прикоснуться к нему, чтобы осмотреть, но Леда заметила, что ее глаза то и дело обращаются к странным предметам, особенно когда речь заходила о беспорядках на островах и связанным с ними отъездом мистера Джерарда.

Когда дамы встали из-за стола, леди Эшленд прихватила чашу с собой. В холле она задержалась, чтобы сказать дочери и Леде, что вернется в гостиную через несколько минут.

— Это один из подарков Сэмюела, — сообщила Леде леди Кэтрин. — Он часто ставит нас в тупик, преподнося в дар что-то странное, но я так ни разу и не смогла понять, что он имеет в виду. Впрочем, это довольно мило с его стороны; такие подарки очень много значат для моей бедной старенькой мамочки, даже если подарок состоит всего лишь из нескольких перьев, куска ткани и тому подобных вещиц. Что до меня, то мне больше нравится делать практичные подарки. Маме вечно нужны новые записные книжки и блокноты, а к прошлому Рождеству я скопила немного денег и заказала шкаф со стеклом для дорогих ей вещей. Теперь мне надо придумать, что подарить ей в этом году, если мы проведем его в Уэстпарке. Может, вы сумеете что-нибудь посоветовать?

Леда стала раздумывать о просьбе Кэтрин, но тут принесли кофе, вернулась леди Эшленд, затем пришли мужчины, и разговор вновь зашел о политике. Присутствующие говорили о каких-то людях с непроизносимыми фамилиями, о сложностях, связанных с торговлей сахаром, с договорами и условиями труда. Леда молча слушала, ни на минуту не забывая о том, что меч по-прежнему находился под ее туалетным столиком.

Вернувшись в комнату, Леда не стала раздеваться, твердо намереваясь не ложиться до прихода Джерарда, — это казалось ей наиболее приличным выходом из ситуации.

Усевшись на стул с мягкой обивкой, она взяла единственную в комнате книгу и, открыв ее, разгладила рукой страницы из удивительно мягкой бумаги, расписанные восточными орнаментами с хризантемами. Книга была написана на двух языках — английском и восточном, иероглифы которого весьма напоминали китайские; на картинках были изображены маленькие храмы, корабли и люди. Называлась книга «Описания и странности японской культуры. Специально для англичан».

Читать было интересно, но все же веки Леды постепенно начали тяжелеть. Комната освещалась электрическим светом — куда более ярким, чем газовый свет, однако даже это не помешало Леде задремать.

Когда часы на Биг-Бене пробили три, Леда открыла глаза — решила прочитать напоследок о слове «мару», означавшем круг или безупречную завершенность. Потом она стала раздумывать о слове, означавшем «круг», «кольцо». «Я знаю, что такое круг, — сонно подумала она. — Это завершенность. Значит, он возвращается».

Вздрогнув, Леда открыла глаза. Комната была погружена во тьму. Она не сразу вспомнила, что происходит, но потом поняла, что уснула на стуле, и потерла глаза.

Должно быть, Джерард уже побывал здесь, забрал меч и, уходя, потушил свет.

Леда поднялась со стула и стала стягивать с себя платье, собираясь переодеться в ночную сорочку, как вдруг…

— Ну вот вы и проснулись!

Голос был тихим, он прозвучал откуда-то из темной глубины комнаты, однако, как ни странно, Леда не очень испугалась.

— О! — прошептала она, прижимая руку к горлу. Вы все еще здесь.

Материализовавшись из темноты, Джерард быстро подошел к окну и встал так, что на его лицо упал свет газового фонаря: в руке он держал знакомый Леде чехол.

Расстегнув чехол, Джерард вытащил меч — золотая рукоятка и покрытые эмалью ножны тут же заблестели в голубоватом газовом свете.

— Подойдите поближе, если хотите лучше его рассмотреть, — предложил Джерард.

Словно завороженная ночной тишиной, Леда приблизилась к Джерарду. Круглый эфес отражал нижнюю часть золотой рукоятки — облака, среди которых можно было разглядеть морду льва и китайской собаки.

— Красивая вещь, не правда ли? — Джерард помолчал. — Этому мечу по меньшей мере пять сотен лет. — Он прикоснулся к рукоятке. — Обычно мастера изображали на клинке меча дракона или бога войны, чтобы их дух жил в оружии.

Джерард вынул меч из ножен, и неожиданно в руке у него оказался кусок грубого железа длиною в фут. Он был плохо укреплен на рукоятке и весьма походил на обрубок руки.

— Почему он такой? Что случилось с мечом? — испуганно спросила Леда.

— Таким он и должен быть, — спокойно ответил Джерард. — Это так называемый катсаритачи — церемониальный меч. Насколько мне известно, такие вещи обычно преподносили в дар какому-нибудь храму и ими никогда не пользовались по прямому назначению. — Вернув меч в ножны, Джерард выглянул на залитую светом улицу; при этом тени и свет нарисовали на его лице причудливую картину. — Снаружи — золото, внутри — металл. — Он потер большим пальцем эмалированные ножны. — Вы считаете, ваш сержант прав?

— Прав? — недоуменно переспросила Леда. — Вы о чем?

Джерард молча смотрел на улицу.

— Сержант Макдональд — невоспитанный нахал, — не выдержала Леда. — Если я увижу его еще раз, то обязательно скажу ему все, что о нем думаю.

Джерард чуть улыбнулся.

— А обо мне у него какое мнение? — полюбопытствовал он.

— Сомневаюсь, что этот человек вообще способен составить правильное мнение хоть о ком-нибудь, — уклончиво ответила Леда. — Очевидно, он просто очень глуп.

— Он напугал вас. Мне жаль, что так случилось.

— Да нет, ничего… Он был так поглощен какими-то смешными обвинениями в мой адрес, что, пожалуй, больше ни о чем и не думал.

Джерард посмотрел ей в глаза:

— Мисс Этуаль, я могу что-нибудь сделать для вас до отъезда? Может быть, вы хотите, чтобы я потолковал с сержантом Макдональдом? У меня есть немало способов убедить его в том, что он не прав в отношении нашего… сотрудничества.

— Нет, только не это! — Леда энергично тряхнула головой. — Я абсолютно уверена, что вам не стоит больше иметь дела с полицией. Сержант Макдональд сильно разочаровал меня, а если он хочет верить в какую-то чушь, то это его дело. Лучше скажите, что вы собираетесь делать с этим мечом?

Джерард погладил фетровый чехол, покрывающий ножны.

— Пока еще не решил. Я не рассчитывал так долго держать его у себя, но теперь, когда они уверены, что нашли его… — Он нахмурился, и это почему-то встревожило Леду.

— Прошу вас, будьте осторожны, мистер Джерард.

Уголок его рта дрогнул.

— Обещаю. — Он вздохнул. — А теперь я должен с вами попрощаться. Завтра утром вы сможете поспать подольше.

— Что ж, тогда до свидания. — Отчего-то Леда едва сдерживала слезы. Как ни странно, для нее оказалось необычайно трудно попрощаться с джентльменом, которого она едва знала.

Повинуясь внезапному импульсу, она накрыла его руку, лежащую на мече, своей рукой.

— Благодарю вас, мистер Джерард, за все, что вы для меня сделали.

После этих слов в комнате стало необычайно тихо. Подняв глаза, Джерард серьезно посмотрел на Леду, его рука дрогнула. Тем не менее Леда ощущала застывшую силу в нем, в его глазах, скользивших по ее лицу, в его руке…

Неожиданно Джерард схватил ее руку и вложил в нее скомканный клочок ткани.

— Доброй ночи, мисс Этуаль. — Он оттолкнулся от окна и стремительно двинулся во тьму комнаты. Леда ничего не услышала, даже легкого скрипа двери, однако она без труда поняла, что он ушел.

Разжав ладонь, она посмотрела на странную ткань — оказалось, что это кусочек темной шелковой ленты. Она не могла точно определить, какого цвета лента, в середине которой поблескивала иностранная монетка…

Леда ощупью пробралась к тому месту, где ждала Джерарда, затем вернулась к окну, держа в руках книгу, которую только что читала.

Склонившись над ней, она быстро нашла изображение монетки в пять иен. Затем она перешла к разделу, в котором описывались праздники и традиционные подарки. «Свернутая полоска шелка — знак уважения, — прочитала она в книге, — который до сих пор используют в церемониальных процедурах. Особенность этого знака в том, что он означает одновременно уважение и чувство родства, духовной близости… Монетка в пять иен считается символом дружбы».

Завернув монетку в шелковую ленту, Леда прижала ее к губам и держала так до тех пор, пока она не стала такой же теплой, как и ее руки.

Глава 20 Поднимающееся море

1887 год

Он хотел ее, хотел прикоснуться к ней. Находясь на борту трансатлантического парохода, он проснулся, сгорая от желания. В поезде, ехавшем на запад, он снова заснул под стук колес, думая только о том, как бы дотронуться до нее, — во сне это не вызывало у него стыда, поскольку сейчас он никого не мог обидеть. Из Сан-Франциско выехал на пароходе собственной компании, но предпочел оставаться в каюте, предаваясь своим сладострастным мечтаниям, не желая вставать по утрам и смотреть в зеркало на собственное отражение.

Залитый солнцем Гонолулу был весь в зелени и цветах. Сэмюел поселился в своей маленькой комнатушке в конторе гавани, решив не ехать домой. Он даже не открыл высокие ставни, отчего в полупустой комнате, где эхом отдавался каждый звук, царил полумрак.

Увидев Сэмюела на костылях, Доджун предложил ему обратиться к китайскому костоправу. После курса лечения травами и нескольких тайных визитов к американскому хирургу нога начала постепенно заживать; с каждым разом наступать на нее становилось все легче.

Пока Сэмюел был в отъезде, Доджун привел в дом мальчика — сына одного из японских иммигрантов, недавно прибывшего на Гавайи. Мальчик подметал опилки и мало говорил, даже по-японски; Доджуна он называл Оякатасама, причем каждый раз, обращаясь к нему, отвешивал глубокий поклон, выражая тем свое уважение. К Сэмюелу маленький японец относился почти с равным почтением и называл его «мейджин», как называли в Японии людей выдающихся.

Что до Доджуна, то он почти не обращал внимания на Сэмюела, который, впрочем, ничуть не сомневался, что так оно и будет. Дорога не кончается, жизнь течет по-прежнему, и он всегда должен быть начеку. «Давай, — говорил Доджун, — избавимся от ограничений. Целиком посвяти себя каждому дню. Живи так, будто над головой у тебя смертоносный меч, ведь на самом деле так оно и есть».

В этом был не только переносный смысл. Украденный церемониальный меч катсаритачи Сэмюел спрятал в укромное место, надеясь, что Доджун его не найдет. Он не хотел, чтобы его учитель что-то узнал. Бывали дни, когда он даже не отправлялся с визитами, и отчасти это было связано с его стремлением избежать опасности. Однако даже возле своего жилья ему приходилось удваивать бдительность, потому что Доджун и там мог что-либо ему подстроить.

Однако все было бы весьма неплохо, если бы судьба не возбудила его страсть и не направила эту страсть на нее. Сэмюел думал о ней, вспоминая, как она пила чай и изящно отставляла мизинец; он думал о ее склоненной голове и сверкающих волосах, о ее руке, застывшей над записной книжкой… Сэмюел был не в состоянии справиться с этими мыслями, старался отогнать их от себя, но они упорно преследовали его.

К несчастью, Джерард не мог поговорить об этом с Доджуном. Днем его внимание было поглощено делами — разработкой проектов, планов — в точности как в игре го, где белые и черные камни могли складываться на доске в бесчисленное количество комбинаций.

Слухи о контрреволюции то вспыхивали, то затухали, то появлялись вновь. У Сэмюела были источники информации с обеих сторон: он наблюдал, как, с одной стороны, реформаторы и плантаторы, занимавшиеся разведением сахарного тростника, добивались того, чтобы присоединить Перл-Харбор к Соединенным Штатам, а с другой — король боролся за то, чтобы сохранить за Перл-Харбором суверенитет.

Свое дело Сэмюел развивал для Каи, а не ради денег или влияния, не для того, чтобы танцевать во дворцах или свергать парламенты. Два года назад он купил в горах, возле долины Нууану, участок размером в четыре акра, задумав построить там дом. Он представлял Каи в каждой комнате: одна будет для ее рояля, другая — для обеденного стола, который он ей смастерит; будет в доме и просторная терраса, потому что Каи любит свежий ветер, и конюшня для ее лошадей.

Потолковав со строителями, Сэмюел заказал ткани и дерево. Сразу после сентябрьских выборов земля была очищена, и строительство началось.

Стоя в грязи посреди стройки, Сэмюел лишь слегка опирался на трость. Оттуда, где прежде были заросли кустарников, теперь можно было увидеть океан, и он стал раздумывать о том, как назвать это место. Гавайское название Хале-Каи — Морской дом — показалось ему вполне приемлемым.

Леда посоветовала ему не спешить, и он доверился ей. Теперь он с удовольствием наблюдал, как где-то далеко внизу, за склоном холма, за городом, за церковными шпилями и крышами, сверкающими в изумрудной зелени, начинался прилив, заливающий рифы и пески.

«Как мне лучше назвать дом, который я для тебя строю, Каи? И когда ты станешь моей женой?»

Прилив был в разгаре — медленная, упорная сила, которой невозможно противостоять. Кайеа — вода, омывающая землю.

В итоге он назвал дом по-английски — Поднимающееся море.

Глава 21

Леда выросла в городе. Ближе всего к пригороду она оказалась в возрасте одиннадцати лет, когда ездила на экскурсию в Кью-Гарденз, что в Суссексе; поэтому Уэстпарк не переставал удивлять ее. В чудесном старинном доме в георгианском стиле — огромном, дружелюбном, окруженном деревьями — таились коллекции разных невероятных предметов — гербарии, стеклянные шкафы, забитые тысячами ракушек, высушенных насекомых и всевозможных камней, а также банок, о содержимом которых Леда и думать не хотела.

Парк вокруг был просто чудесным. Ягуарам здесь все-таки не позволяли разгуливать на свободе, как утверждал лорд Роберт, зато Леда испытывала неведомую ей доселе радость одиночества — она гуляла по парку, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, или просто смотрела в окно каждое утро, видя лишь газон да деревья, пышные кроны которых зеленели вплоть до далеких холмов.

В дальней части сада находился странный дом — в нем когда-то производили лавандовое масло. Это была небольшая оштукатуренная постройка, увитая диким виноградом и полускрытая от глаз самшитовой изгородью. Леда и леди Каи, решив обжить этот «лавандовый» дом, выбросили оттуда пыльные сосуды для лавандового масла и отскребли от грязи длинные скамейки и стол, стоявший возле окна.

Стол был нужен им для приготовления шерри-бренди — вишневого бренди по рецепту мисс Миртл. В августе, когда они приехали в Уэстпарк, во всех садах было полно мелкой вишни, из которой и готовили вишневый ликер. Леда помнила вкус этого напитка и с таким восторгом рассказывала о торжественной церемонии его разлива по бутылкам, о том, как их открывали на Рождество, что леди Каи не устояла и тоже принялась за дело. Ничто не могло остановить ее — она твердо вознамерилась собрать вишню своими руками и приготовить вишневый ликер, чтобы пить его на Рождество.

На первом этапе Леда и леди Каи были заняты с утра до вечера целую неделю. Все делалось в строгом соответствии с рецептом мисс Миртл: вишню надо было собрать и рассортировать, хорошенько промыть, вынуть из нее косточки. Насколько Леда помнила, вишни и сахара следовало класть поровну.

Потом в домик был призван лорд Эшленд, у которого попросили некоторое количество лучшего французского бренди. Вытребовав обещание, что он будет первым, кто отведает полученный напиток, лорд Эшленд согласился предоставить в их распоряжение необходимое количество спиртного.

Леде нравилось, как проходят лето и осень. Эшленды — ее Эшленды, как она все чаще называла их про себя, — отнюдь не скучали в Лондоне. На самые высокие приемы их приглашали не часто, но и теми, на которых они бывали, нельзя было не восхищаться.

Его королевское высочество принц Уэльский несколько раз обратил внимание на леди Тесс, чем она была весьма удивлена, так как понятия не имела об известной склонности принца, о чем не раз писали газеты, иметь дело с красивыми замужними женщинами. Говорили также о том, что принц хорошо отзывался о леди Каи и спрашивал у лорда Эшленда, интересуется ли тот скачками. А поскольку лорд Эшленд скачками не интересовался и не умел притворяться, как это обычно делали придворные, то он попросту ответил: «Нет».

В начале декабря в дополнение к старым гостям — лорду и леди Уитберри, семейству Голдборо с тремя дочерьми и, разумеется, лорду Хею — ждали новых; поэтому речь постоянно заходила о лорде Скарсдейле и его сыне, достопочтенном Джордже Керзоне. Все они должны были вскоре приехать на поезде.

Тем временем события развивались своим чередом, и главным среди них стало то, что уважаемый лорд Хей все больше нравился леди Каи. Сейчас они, несомненно, пили бы чай в гостиной, болтая об охоте на лис, если бы уважаемый лорд и другой лорд — Роберт не отправились с утра пораньше в соседнее поместье пострелять фазанов.

Леди Каи стала большой поклонницей охоты и была готова часами скакать на лошади вслед за гончими, преследующими лису. Еще в сентябре, когда лорда Хея впервые пригласили в Уэст-парк, он видел, как леди Каи выезжает на охоту со сворой гончих. Заявив, что она носится сломя голову, лорд Хей регулярно стал обучать девушку полевому этикету. Она принимала его советы с благодарностью и готовностью. Потом лорд принял второе приглашение в Уэст-парк, где и провел неделю.

Хея не ждали раньше второй половины дня, поэтому Леда объявила, что настала пора разливать вишневый бренди.

Леди Каи с достоинством священника, готовящегося к мессе, положила марлю в воронку, и густая красно-золотистая жидкость потекла в бутылку, сверкая в проникавших в окно лучах солнца.

— Вы только взгляните сюда! — Леди Каи восторженно вздохнула. — Это же великолепно.

— Просто чудо! — Леда согласно кивнула, и в этот момент леди Каи, оглянувшись, завизжала:

— Маньо!

Мистер Джерард снял шляпу — как раз вовремя, чтобы подхватить рухнувшую в его объятия Каи. Отступив назад, он легко поднял ее и с радостной улыбкой понес к двери; при этом холодное солнце, проникавшее в дом, заиграло в его волосах.

Глядя на него, Леда ощутила, как у нее закружилась голова.

Тигр, о, тигр, светло горящий,

В глубине полночной чащи…[3]

Кажется, это что-то из Блейка; и как же замечательно он описал тигра всего в двух строчках!

— Ох, Маньо! — Леди Каи, покачивая головой из стороны в сторону, прижалась к его груди. — Как я по тебе скучала!

Леда подобрала юбки.

— Добро пожаловать домой. — Она улыбнулась.

Когда Джерард улыбнулся ей в ответ, Леду накрыла такая теплая волна радости, что она едва не заплакала; комната и все, что было в ней, закружилось точно в хороводе.

— Мы делаем шерри-бренди по рецепту мисс Миртл, — гордо сообщила леди Кэтрин. — Ты тоже должен попробовать вишенку…

Подойдя к столу, Кэтрин подцепила ложечкой вишню, и Сэмюел с удовольствием вдохнул приятный аромат.

Однако едва он проглотил вишню, как леди Кэтрин бросила ложку на стол.

— Уже больше трех часов! — воскликнула она. — Это значит, что я должна идти.

Леди Кэтрин так и не объяснила, что у нее за дело: схватив шаль, она закуталась в нее и побежала к двери.

По правде сказать, Леда не особенно жалела о том, что леди Каи ушла. Она была так рада, что Джерард вернулся, что не смогла сдержать улыбку.

Чтобы скрыть свои не в меру разыгравшиеся чувства, Леда взяла ложку и осторожно слизнула с нее ягодку, а потом, откинув назад голову, посмотрела на Джерарда из-под ресниц. Ее язык приятно грела обжигающая сладость, и она снова призывно улыбнулась Сэмюелу.

Выражение озабоченности исчезло с его лица; Леде даже показалось, что он только сейчас заметил ее.

Закинув вишенку в рот, Леда подождала, пока та прокатится по ее языку, а затем облизнула липкие пальцы.

— Если не хотите, не надо мне помогать, — весело проговорила она. — Но это очень забавно. К тому же вдвоем это делать куда веселее.

Когда вторая бутылка наполнилась, Леда удовлетворенно закрыла глаза и незаметно для себя прислонилась к Джерарду. Он стоял так твердо и уверенно, в то время как все вокруг, казалось, так и норовило ускользнуть из рук.

Она вспомнила, как видела когда-то леди Тесс и лорда Эшленда точно в такой же позе. Это было так мило, с той лишь разве разницей, что мистер Джерард не обнимал ее. И все равно она ощущала его дыхание на своих волосах — неровное и более глубокое, чем обычно, словно он только что пробежал большое расстояние.

— Спасибо, — прошептала Леда и повернула к нему голову, отчего ее прическа рассыпалась. Леде было наплевать на это: еще ни разу в жизни она не была так довольна окружающим миром.

Сэмюел из последних сил пытался сдержать себя, сохранить внутреннее равновесие. «Помни о нравственности, — говорил он себе. — О смелости, чести и верности».

Ничего не помогало. Он ощущал лишь прикосновение ее волос к своему подбородку, видел лишь то, как, освобожденная от шпилек, распустилась ее коса. Это привело его в восторг — у Леды были такие мягкие волосы! К тому же он видел, как она расчесывает и заплетает их. Он был не в состоянии шевельнуться. Стоит ему сдвинуться с места, как он запустит пальцы в эту мягкую блестящую массу, зароется в нее лицом, а потом он прижмет ее к себе, упадет перед ней на колени и умрет в таком положении, подчинившись течению этого сильного знойного потока.

Леда ближе придвинулась к нему.

«Нет! Господи, прошу тебя…» — Джерард поднял руки. Ее тело казалось бархатным, податливым, оно так льнуло к нему, изгибаясь, следуя изгибам его тела.

Сэмюел ощутил, как восстает его плоть, как бурлит в жилах закипевшая кровь. Подхватив Леду под локти, он решительно приподнял ее и отодвинул подальше от себя.

Когда она повернулась, он ожидал чего угодно — уязвленного самолюбия, возмущения тем, что он не поддался на ее заигрывания. Но она всего лишь прислонилась к краю стола, по-прежнему улыбаясь ему, как котенок, потягивающийся на солнышке. Он видел ее лебединую шею, ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, в которых играли золотые блики. При виде этой картины Джерард почувствовал, что с ним происходит что-то непривычное, его одолевали сила и слабость одновременно. Они сковывали его члены, проникали в каждый уголок его существа…

Леда закупорила две последние бутылки.

— Полагаю, мы могли бы закончить завтра, — весело проговорила она и расхохоталась. — Хотя, боюсь, мы все-таки сделали слишком много, вам так не кажется?

— Возможно, но сейчас я должен идти, если вы позволите… — Джерард схватил шляпу и торопливо вышел.

Оказавшись вне дома, он полной грудью вдохнул чистый холодный воздух, и его легкие тут же очистились. Но все равно он еще чувствовал запах вишни на своих руках.

Джерард так и не пошел следом за Каи — он не мог видеть ее сейчас. А еще он не хотел того, чтобы кто-то видел его.

Глава 22

Леда проснулась с таким ощущением, будто произошло нечто, о чем ей не хочется вспоминать.

Услышав легкий стук в дверь, она повернулась, глубже зарываясь головой в подушку, однако горничная все-таки вошла в комнату.

— Мисс! — прошептала она. — Мистер Джерард сказал, чтобы вы спустились вниз.

Мистер Джерард… Вот о ком ей не хотелось сейчас думать!

Застонав, Леда заворочалась в постели — чувствовала она себя отвратительно.

— Не могу… Боюсь, что я… заболела.

— Ох, мисс, мне очень неловко, но мистер Джерард сказал, что вы… должны, — на этом слове горничная сделала ударение, — спуститься. Еще он сказал, что вас будет ждать чай.

Чай… Звучит неплохо. Но оказаться лицом к лицу с Сэмюелом Джерардом, заставить себя забыть об отвратительных ощущениях — нет, это невозможно.

В конце концов Леда оделась и стала спускаться по лестнице, придерживаясь рукой за перила. Судя по всему, Эшленды, их гости еще не встали — один лишь лакей поджидал Леду внизу. Увидев ее, он указал ей на маленькую гостиную, и, подойдя к двери, она ощутила неприятное чувство в животе, но лакей уже успел распахнуть высокую блестящую дверь, отделанную позолотой.

В Уэстпарке еще не было электричества, поэтому дом освещался свечами и масляными светильниками. В тусклом свете дня стоявшая возле окна лампа под стеклянным абажуром отбрасывала на ковер большой алый круг — это было единственное яркое пятно в утренних сумерках. На краю этого круга стоял Сэмюел, положив руку на каминную полку. В камине только что разожгли огонь — пламя было совсем слабым, и от него поднимался легкий дымок.

Леда плотнее закуталась в шаль и недоуменно посмотрела на женщину, которая при виде ее поднялась с кресла. На женщине была синяя накидка с капюшоном, под которой виднелся красный жакет. Золотой значок и простая красная лента украшали ее берет.

— Мисс Этуаль? — спросила она и протянула Леде руку. — Я капитан Питерсен из Армии спасения.

— Доброе утро, — тихо ответила Леда.

— Я направляюсь на встречу в Портсмут, — сообщила женщина. — И поскольку мне пришлось проезжать здесь, я подумала, что лучше всего сразу передать ребенка вам.

Леда изумленно заморгала, когда капитан Питерсен рукой указала на самый темный угол комнаты. Только теперь она заметила стоявшую на столе большую корзину, и внезапно почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

— Ребенка?

— Девица по имени Пэмми Ходжкинз, которой вы его оставили, не смогла ухаживать за ребенком. — В тихом голосе капитана Питерсен зазвучали стальные нотки. — Впрочем, она делала что могла. Слава Господу, малыш вполне здоров.

— Пэмми? — Леда посмотрела по очереди на корзину, на офицера и, наконец, на мистера Джерарда, который встретил ее взгляд точно таким же вопрошающим взглядом. — Но это не мой ребенок!

— Мисс Этуаль, я взываю к вашим высшим инстинктам — материнским. — Капитан Питерсен покосилась на корзину и перешла на выразительный шепот: — Мисс Ходжкинз сообщила нам, что получила от вас деньги на содержание ребенка. Насколько я поняла, она присутствовала при его рождении? Мы обратились в полицию с просьбой выслать нам копию полицейского протокола, в котором должны быть описаны все подробности. — Вынув из кармана накидки сложенный листок бумаги, она вручила его Леде. Там действительно рукой какого-то клерка было написано, что в помещении полицейского участка мисс Леда Этуаль, проживающая в доме миссис Доукинс на Джейкобс-Айленд, произвела на свет мальчика, свидетелями чего стали миссис Фуллертон-Смит из Женской санитарной ассоциации, миссис Лейтон, сестра-акушерка, сержант Макдональд и инспектор Руби, которых и попросили провести требуемое расследование этого случая.

— Да нет же, это ошибка! — запротестовала Леда. — Я действительно была там, но как свидетель, разумеется. Ребенка родила Пэмми. Думаю, сержант Макдональд просто что-то перепутал, поскольку там была ужасная суматоха. Вы должны поверить мне, капитан Питерсен, это действительно не мой ребенок.

Питерсен внимательно посмотрела в глаза Леде, словно рассчитывала таким образом узнать правду.

— Можете судить даже по дате, — постаралась унять дрожь в голосе Леда. — Проверьте мои слова и вы, мистер Джерард: взгляните на дату записи. Именно в этот день королева Гавайских островов и группа из Японии посетили салон мадам Элизы, разве не так? Вы-то должны понять, что я не могла в тот день родить ребенка.

Леда протянула Джерарду бумагу, но он даже не шевельнулся, чтобы взять ее.

— Полагаю, мисс Этуаль права. — Его спокойный тон немного остудил страсти. — Должно быть, в записи ошибка. И что стало с этой девицей Пэмми?

Питерсен опустила глаза.

— С прискорбием вынуждена сообщить вам, что мисс Ходжкинз скончалась от тифозной лихорадки четыре дня назад, что и привело нас сюда. Умирая, она попросила офицера отвезти ребенка его матери — это были последние слова несчастной. — Она сжала губы. — Думаю, в такой ситуации она вполне могла пойти на обман, чтобы спасти ребенка от приюта. Но если я говорю «могла», это не значит, что дело обстоит именно так.

— Это не мой ребенок! — в отчаянии прошептала Леда. — Мне очень жаль, что вам пришлось проделать столь долгий путь, но…

Капитан Питерсен не шевельнулась, хотя решимости у нее поубавилось. Она, нахмурившись, посмотрела на корзину, а затем протянула руку к Леде:

— Дайте мне, пожалуйста, бумагу. Запись должны исправить. — Она приподняла брови, и золотой значок на ее берете засверкал ярче. — Или же, если она верна, надо узнать, какие законные действия стоит предпринять, чтобы ребенка усыновили.

Леда неловким движением вернула документ.

— Думаю, дальнейшее расследование покажет вам, что произошло на самом деле. Прошу вас, поговорите с инспектором Руби, который был в тот день в участке.

— Что ж… — Женщина по очереди посмотрела на Леду и на Джерарда. Вид у нее был такой, словно она чувствовала обман, но не могла доказать этого. Подойдя к столу, она взяла корзину и заглянула под простенькое одеяльце. — Боюсь, придется нам определить тебя в сиротский приют, Сэмюел Томас.

Огонь тихо потрескивал в тишине; все это время Джерард лишь безучастно смотрел на пламя.

— Сэмюел Томас! — еле слышно повторила Леда.

Капитан Питерсен подняла на нее глаза, словно расслышала в ее голосе нерешительность.

— Может, хоть взглянете на маленькую душу, которую вы отсылаете на бесконечные мучения? — спросила она и, взяв корзину, протянула ее Леде.

Сэмюел Томас лежал на спине и сладко спал. Пухлые розовые щечки, носик пуговкой, реденькие русые волосы… Пока Леда смотрела на него, одна половина его личика скривилась, словно малыш пытался улыбнуться. Потом он вздохнул.

— Чудесный маленький мальчик, — сказала капитан Питерсен, приподнимая корзину, чтобы Леде было лучше видно.

Малыш зашевелился, затем распахнул глаза, еще раз вздохнул и затих.

— Мы будем молить о нем Господа. — Капитан Питерсен печально склонила голову. — Вы знаете, что такое бараки для сирот, дорогая?

Леда почувствовала себя окончательно несчастной. Зажав рот руками, она посмотрела на Джерарда, но в его глазах не было ничего — ни обвинения, ни отрицания, ни вопроса, ни одобрения. В тишине лишь капли дождя ритмично барабанили по стеклу.

— Как вы думаете, мистер Джерард… — Она была не в состоянии произнести это вслух.

Свет лампы освещал часть его лица, придавая ему какую-то нечеловеческую красоту.

— Если хотите, оставьте его, — сказал Джерард и, кивнув капитану Питерсен, вышел из гостиной.

* * *

О Сэмюеле Томасе Ходжкинзе, все еще сладко спавшем в корзине, когда офицер Армии спасения уехала, спеша на поезд, вскоре узнал весь дом. Сначала он закряхтел, потом заплакал, а когда Леда попыталась его успокоить, разразился такими громкими воплями, что их услышали повсюду.

Сначала в маленькую гостиную пришел Шеппард, потом две горничные, следом за ними — леди Тесс и, наконец, бледная, неважно выглядевшая леди Каи.

Но еще до прихода леди Каи ее мать взяла ситуацию под свой контроль: она прижала младенца к груди и стала ходить с ним взад-вперед по комнате, в то время как Сэмюел Томас то и дело приподнимал над ее плечом красное недовольное личико. Хотя Леда пыталась объяснить, в чем дело, но, похоже, леди Тесс не особо вслушивалась в ее рассказ, и как только она замолкала, начинала нашептывать малышу что-то ласковое.

Если мистер Джерард согласился принять ребенка без особых раздумий, видимо, посчитав его бездомным щенком, остальные домочадцы были вовсе не так равнодушны к подкидышу. Леди Тесс отправила горничных за салфетками для малыша; также она попросила принести немного жидкой рисовой каши и теплого молока. Когда доставили полотенца, леди Каи, с лица которой все еще не сошла бледность, взяла пищащего младенца и помыла его.

Казалось, все вокруг знали, что надо делать, — все, кроме самой Леды, которая чувствовала себя глупой, бесполезной и абсолютно невежественной. Пока она пыталась объяснить леди Каи, откуда в доме взялся ребенок, леди Тесс тревожилась об очень важных вещах: сможет ли малыш переваривать твердую пищу, не будет ли у него крапивницы от коровьего молока, удастся ли быстро найти кормилицу и еще о многом таком, о чем Леда не имела ни малейшего понятия.

Впрочем, тревоги леди Тесс оказались необоснованными — Сэмюел Томас с жадностью набросился на рисовую кашу. Когда ложка стучала о тарелочку, он широко распахивал глаза и открывал ротик, как птенец раскрывает клюв в ожидании корма. В эти мгновения можно был разглядеть на его нижней десне единственный белый зубик.

— Ну вот, — довольно сказала леди Каи, вытирая младенцу личико после того, как он доел кашу и стал сосать влажную салфетку, которую обмакнули в чашку с водой. — Теперь ты лучше себя чувствуешь? Как тебя зовут?

— Томас, — ответила леди Тесс, прежде чем Леда успела открыть рот.

— Томми, Томми! — запела леди Каи, качая младенца на коленях. — Маленький милый Томми!

Малыш несколько мгновений смотрел на нее, а потом улыбнулся половинкой рта и потянулся к ее носу маленькой пухлой ручкой.

— Ты маленькая глупая булочка! — Каи прижалась лицом к его животику. — Понятно тебе?

Томас засмеялся, хватая леди Каи за распущенные волосы.

— Сладкая булочка. — Каи подхватила младенца и крепко обняла его. — Ты пришел к нам в гости? Ты потерял маму и папу, маленький миленький бедненький Томми? И что теперь с тобой будет…

— Мистер Джерард сказал, что его можно оставить, — несмело заметила Леда.

— Невозмутимый Сэмюел согласился? — Леди Каи покачала головой.

Леда подняла глаза на леди Тесс:

— А вы что скажете на это, мадам? Может, мне поискать в деревне женщину, которая сможет взять его?

— Что? — Леди Тесс, до этого в задумчивости созерцавшая ковер, отрешенно посмотрела на нее. — О чем вы, нет, конечно. Я вот думаю о том, что нам нужно для обустройства детской, и, кажется, кое-что мне уже пришло в голову.

* * *

В последнее время встречи с мистером Джерардом стали какими-то… неудовлетворительными. У Леды было большое желание попасть вместе с ним в такую ситуацию, когда она оказалась бы хозяйкой положения и смогла продемонстрировать ему свою обычную собранность.

Впрочем, ее благие намерения были разрушены появлением самого мистера Джерарда, причем в весьма странном виде: он был весь мокрый, в его блестящих волосах застрял пожелтевший лист. Леда встретила его, выходя из библиотеки, откуда она собиралась направиться к Шеппарду, чтобы сообщить ему, кто и за каким местом будет сидеть за столом на этой неделе.

Вопреки обыкновению Сэмюел даже не поздоровался и лишь коротко спросил, словно она была служанкой:

— Где леди Каи?

Леда прижала блокнот к груди.

— В детской.

— В детской? — Губы Джерарда крепко сжались. — Что она там делает?

— Леди Каи и леди Тесс расставляют мебель для младенца, — объяснила Леда.

Джерард прищурился.

— Мисс Этуаль, не будете ли вы так любезны зайти ненадолго в библиотеку?

Леда крепче сжала блокнот и послушно кивнула, а когда Джерард закрыл за ними дверь, тут же демонстративно приоткрыла ее.

Подождав, когда она усядется, Джерард подошел к двери и с грохотом захлопнул ее.

— Мисс Этуаль, я хочу, чтобы вы совершенно ясно осознавали: этот младенец взят в дом исключительно под вашу ответственность, — проскрипел он. — Ни леди Эшленд, ни леди Каи не должны иметь к нему никакого отношения. Он только ваш, и если вы хотите оставить его в доме…

— Разумеется… — Леда молча проглотила обиду. — Но…

Тут Джерард отвернулся и заговорил, обращаясь к книжным полкам:

— Вы найдете ему кормилицу и раздобудете все необходимое. Если в детскую понадобится новая мебель и если леди Тесс не возражает, вы сами будете следить за тем, как там ведутся работы. Принесите мне список того, что, по вашему мнению, нужно для ребенка. Вы меня поняли?

Леда подняла голову — она была возмущена тем, что Сэмюел, похоже, решил, будто она забыла о своих обязанностях.

— Мне все совершенно понятно, мистер Джерард, — отчеканила она.

Впрочем, судя по всему, Джерард не обратил внимания на ее холодный тон: он смотрел на ряд книг в кожаных переплетах с золочеными корешками и с латинскими названиями с таким видом, будто для него это было гораздо приятнее, чем смотреть на свою секретаршу.

— Впрочем, если им хочется развлекаться с младенцем, то это их дело, — наконец сказал он.

— Его зовут Сэмюел Томас! — не выдержала Леда.

— Имя не имеет никакого отношения к тому, что я вам сказал, мисс Этуаль.

— Леди Каи называет его Томми.

Джерард быстро повернулся к ней:

— Она заботится о ребенке? — В его голосе зазвучало легкое удивление.

— Мистер Джерард, если вы хотите заслужить восхищение леди Каи, то вы очень правильно сделали, позволив оставить младенца в доме, — спокойно проговорила Леда. — В ее глазах вы теперь благородный рыцарь в сверкающих доспехах.

Подойдя к окну, Джерард стал смотреть на дождь. Похоже, эта новость скорее смутила, чем обрадовала его. Но через мгновение на его лице появилась легкая улыбка.

— Не могу понять, как я буду регулярно снабжать ее младенцами, если уж она так их любит, — недоуменно заметил он.

Леда иронично усмехнулась — точно так, как это делала мисс Миртл.

— Разве не дети должны в первую очередь стать целью вашего брака? — строго спросила она.

Джерард закрыл глаза и медленно откинул голову назад. Улыбка на его лице застыла и стала похожа на каменную маску.

— Да, конечно… Конечно, вы, как всегда, правы, мисс Этуаль. Кстати, у меня появился соперник, мисс Этуаль? — неожиданно заявил он. — Некий мистер Хей.

Леда опустила глаза, словно ее вдруг весьма заинтересовал уголок блокнота.

— Вы имеете в виду лорда Хея?

Джерард принялся ходить по комнате, прикасаясь то к спинке стула, то к столу с мраморной столешницей.

— В Нью-Йорке я зашел в ювелирный магазин Тиффани. И купил ожерелье. Что вы скажете на это? Должен ли я отдать ей его? По-моему, это будет хороший подарок на Рождество.

— О! — Леда откашлялась.

Честно говоря, она имела весьма смутное представление о том, какие украшения нравятся леди Каи. Сама она предпочитала скромные и элегантные вещицы, подходившие ей по возрасту, что-нибудь простенькое — жемчужную капельку или камею. Пожалуй, и для леди Каи такой подарок оказался бы подходящим, тем более что они давно знакомы.

Леда сдержанно кивнула.

— Все зависит от того, какое именно это ожерелье, — задумчиво сказала она. — От его стиля, стоимости.

Джерард пожал плечами:

— Я плохо разбираюсь в женских вкусах, поэтому решил показать его вам. Приходите сюда перед обедом. Я принесу его. — Повернувшись, мистер Джерард быстро вышел.

* * *

Сэмюел изрядно волновался, поджидая Леду в библиотеке. Бархатная шкатулка от Тиффани лежала на просторной отполированной поверхности стола, освещаемая свечой, которая мерцала всякий раз, когда потоки воды обрушивались на темнеющие окна. К тому же свет свечи почти поглощался темными деревянными панелями и рядами книг, зато он отражался в небольшом зеркале на секретере, стоявшем у дальней стены.

Каи ничего не понимает в инстинктах, печально думал Сэмюел, а вот мисс Этуаль — возможно. Каи при встрече бросилась в его объятия, тогда как мисс Этуаль носит свое достоинство, как шипы: она держится отчужденно и сдерживает себя.

Он точно ощутил мгновение, когда она остановилась за закрытой дверью. Шаги, тихое дыхание, шелест платья — все это он, разумеется, давно изучил, но были вещи, которые не поддавались его восприятию.

Джерард начал познавать ее с той самой ночи, когда стал использовать ее комнату для хранения украденных им вещей. Поэтому он и в мастерской портнихи сразу узнал ее, хотя ни разу не видел при дневном свете.

От мисс Этуаль всегда пахло листвой — это было прохладное свежее дуновение в сухом тепле комнаты.

Войдя, Леда даже не посмотрела на него. Она стояла, убрав руки за спину — ни дать ни взять Жанна д'Арк перед сожжением.

— Я не задержу вас надолго. — Джерард скрыл свою растерянность под насмешливым тоном.

Леда кивнула и шевельнула руками за спиной.

— Я разговаривала с сестрами Голдборо и их матерью.

Казалось, она ждала, что Джерард как-то отреагирует на ее слова, но он молчал.

— Они не поймут. — Она взволнованно взмахнула руками. — Например, миссис Голдборо уверена, что я компаньонка леди Каи и общественная помощница леди Эшленд.

— Вы так сказали?

— Нет, конечно! — Леда поспешила принять чопорный вид, и Джерард невольно улыбнулся.

— Означает ли это, что вы больше не можете быть моим персональным служащим? — поинтересовался он.

Леда прикусила губу. Вообще-то она бы предпочла, чтобы именно так и было, но…

— Разумеется, я в полном вашем распоряжении, — наконец произнесла она. — Тем не менее я бы не хотела, чтобы кто-то подумал плохо о семействе Эшлендов.

— Я тоже. — Он кивнул и положил руку на бархатную шкатулку. — А теперь не могли бы вы посмотреть ожерелье?

— Да, конечно. Кстати, сегодня я осмотрела содержимое шкатулки леди Каи — у нее нет жемчуга, так что если вы купили именно жемчужное ожерелье…

— Это не жемчуг. — Подняв крышку шкатулки, Джерард подтолкнул ее к Леде, и свет свечи тут же заиграл на ожерелье всеми возможными оттенками. Взглянув на мисс Этуаль, Джерард увидел, что у нее перехватило дыхание и ее кожа порозовела. Она крепко зажмурилась, затем снова распахнула глаза.

— Невероятно! — восхищенно выдохнула она.

Ожерелье представляло собой широкую ленту из драгоценных камней, целиком сделанную из бриллиантов, причем бриллиантовые цветы переплетались с бриллиантовыми же листьями. Впереди ожерелье расширялось, изображая бант, в центре которого сверкал и переливался самый большой камень. С банта свешивались подвески в виде цветов из крохотных сверкающих камней, а внизу на каждой подвеске висело еще и по три бриллиантовых капли грушевидной формы.

— Вам нравится?

Леда прижала пальцы к губам и молча кивнула.

Тогда Сэмюел протянул руку и прикоснулся к одной из бриллиантовых подвесок. Как ни странно, он ощутил довольно неприятное чувство, и это внезапно разозлило его.

— Я отошлю его назад, — решительно произнес Джерард, хотя всего мгновение назад не собирался этого делать.

— Нет! — Леда в отчаянии посмотрела на него. — Ожерелье великолепно, и если я на минуту растерялась…

Джерард усмехнулся.

— Так оно вам нравится?

Леда вздохнула и на мгновение прикрыла глаза.

— Поверьте, ваш вкус безупречен. Вот только… — Подняв голову, она снова сделала глубокий вдох и, засунув кружевной платочек в рукав, разгладила его. — Я думаю, лучше приберечь это ожерелье в качестве подарка на помолвку, если только вы не сделаете предложение до Рождества.

Джерард некоторое время молчал, словно принимая решение.

— Хотите его примерить? — неожиданно спросил он.

— О! Нет! Я не могу…

— Но я очень хочу посмотреть.

Сэмюел только притворялся равнодушным; на самом деле он с удивлением слушал собственный голос. Он вдруг вновь ощутил себя невесомым, словно его понесло течение, подгоняемое легким ветерком — предвестником приближающегося шторма.

— К сожалению, нам пора: я полагаю все уже собрались в гостиной, — дрожащим голосом проговорила Леда.

Джерард достал ожерелье с его атласного ложа и не спеша направился к секретеру с зеркалом.

— Подойдите сюда, мисс Этуаль. Вы ведь не слишком загружены работой в должности моего служащего.

Губы Леды сжались. Опустив голову, она подошла к тому месту, где он поджидал ее. Джерард отодвинул стул, и Леда уселась на него спиной к нему и положив руки на колени.

Сэмюел обернул бриллиантовую ленту вокруг ее шеи и стал застегивать крохотный потайной замочек; при этом небольшой локон, выбившийся из ее прически, щекотал его палец, отчего ему вдруг захотелось поскорее убрать руки. Он слишком резко поднял пальцы, и из прически выпала шпилька…

Неожиданно для себя Сэмюел провел костяшками пальцев вверх по горлу Леды, скользнул мимо ожерелья и, прикоснувшись к мягкой коже за ее ухом, вздрогнул. Еще никогда в жизни он не испытывал подобного ощущения.

Затем он стал робко ласкать ее. Это наваждение было выше его воли, выше его сил, и он ничего не мог с собой поделать.

«Останови меня! — молил про себя Сэмюел. — Не позволяй мне делать этого!» Он не мог убрать руку, не мог говорить. Ни звука не сорвалось с его губ, даже когда он шевельнул ими.

Леда молча смотрела на его отражение в зеркале, ее серо-зеленые глаза были широко распахнуты. За месяцы его отсутствия на ее щеках исчезли впадины, они стали круглее, нежнее. Джерард знал, что прежде Леда голодала, живя почти в полной нищете; он вполне сознательно использовал ее отчаянное положение, чтобы привязать ее к себе. Сэмюел делал это постепенно, и вскоре ему стало понятно, что она уже не сможет предать его.

Впрочем, она не предала его. Даже в ту их первую встречу, когда он чуть не убил ее. Ее беззащитность была очевидной, ее неподвижность под его рукой являлась свидетельством глубочайшего доверия.

Сэмюел взял в ладони ее лицо — маленькое, нежное, податливое. Ему вдруг показалось, что он держит в руках крошечную птичку. Чего он хочет? Господи, он и сам не знал этого…

Джерард подумал о Каи, о своих планах, о доме, который строил. Теперь ему казалось, что все это находится в другой вселенной — придуманной, туманной. А еще он подумал, что почти не жил до этого мгновения.

Его горло напряглось от того, что он едва сдержал рвущийся наружу стон. Ему хотелось одного: заключить Леду в объятия, прижать к себе, одолеть ее. В его существе заключалась страшная сила. Все, что он знал прежде, — это разрушение. Теперь он пытался сдержать эту силу, но воля оставила его.

«Помни, — предостерегал его Доджун, — охватывающая тебя страсть, неистовое биение сердца, чрезмерная радость — все это превратится в целый лес мечей, которые изрубят твою душу на мелкие кусочки».

Словно очнувшись, Джерард напряжением всех сил заставил себя опустить руки и неровной походкой молча вышел из комнаты.

Глава 23

Леда в оцепенении сидела перед зеркалом до тех пор, пока где-то вдалеке не зазвенел колокольчик, созывая обитателей дома к обеду.

Услышав шаги и голоса в холле, она в панике рванула замок, а когда он расстегнулся, схватила шкатулку и бросилась в темный угол комнаты. Через несколько мгновений все гости выйдут из большой гостиной через распахнутые двустворчатые двери и направятся к лестнице. Джентльмены поведут дам к столу в строгом порядке, который Леда разработала сама, тщательно изучив кодекс пэров Берка.

Если бы не правила, которым она всех обучила, с мистером Джерардом можно было бы посадить дочь хозяина, она села бы с престарелым мистером Сиднеем, который все время ел, в то время как остальные больше были заняты разговорами на интересующие их темы.

Звук голосов приближался, и Леда торопливо вытерла нос носовым платком, моля Бога, чтобы глаза не выглядели припухшими и красными. Не в состоянии придумать ничего лучшего, она вытащила с полки ближайшую к ней книгу и засунула за нее ожерелье, затем, откашлявшись, разгладила юбку и сделала несколько глубоких вдохов. Лишь проделав все это, Леда вышла в холл и направилась к гостям.

Лорд Эшленд и леди Уитберри уже спускались вниз по лестнице; остальные пары следовали за ними.

Как только Леда подошла к распахнутым дверям гостиной, она увидела леди Тесс, которая что-то энергично говорила мистеру Джерарду, стоявшему в одиночестве.

Леда отлично понимала: леди Тесс сообщает мистеру Джерарду, кого именно он должен вести к столу, при этом его нижняя челюсть так напряглась, что, казалось, он не сможет даже кивнуть.

В этот момент лорд Уитберри, приподняв брови, громко сказал:

— Нам с вами повезло, верно, Джерард? Вокруг нас самые красивые дамы, каких только можно вообразить.

Шея Сэмюела побагровела. Он что-то ответил лорду Уитберри, но так коротко, что Леда не разобрала слов. В этот момент леди Каи, которая была на три дюйма выше мистера Сиднея, послала ей воздушный поцелуй, проходя мимо нее со своим спутником. А потом… Потом мистер Джерард подошел к Леде и предложил ей руку.

Он ничего не сказал, даже не взглянул на нее, однако как только они подошли к столу, любезно отодвинул для нее стул, и Леда заметила, что миссис Керзон недоуменно приподняла брови, глядя на них.

Впрочем, долго думать об этом она не стала. Мистер Джерард любит леди Каи, и на этом месте следует поставить точку.

Тем не менее Леда была так взволнована, что не могла есть, и, чтобы хоть как-то занять себя, стала прислушиваться к длинной истории, которую рассказывал лорд Уитберри, сидевший справа от нее, всем желавшим его слушать.

— Маньо! — Каи постучала ложкой по стакану, пытаясь привлечь внимание Сэмюела. Она не привыкла сдерживаться, хоть и знала, что говорить с кем-то через стол во время большого приема не следует. — Мы решили, что Томми станет ботаником, когда вырастет: он только что попытался съесть одну из маминых орхидей. Если ты готов содержать его, как сказала Леда, то тебе следует устроить его в Оксфорд.

— Нет, дорогая, в Кембридж! — с важным видом поправил ее мистер Сидней. — Кембридж — вот подходящее место для молодых людей, увлеченных наукой.

— Ладно, Кембридж так Кембридж, — легко согласилась Каи. — Уверена, они там умеют выращивать самые лучшие орхидеи. — Она со смехом повернулась к Джерарду: — Ну, что ты на это скажешь?

— Я оплачу все, что мисс Этуаль сочтет необходимым. — Сэмюел кивнул, даже не взглянув на Леду.

— Боюсь, в деле воспитания детей мисс Этуаль в лучшем случае любитель. — Каи покачала головой. — Она смотрит на Томми с таким видом, словно он загадка, которую она не в состоянии разгадать.

Леда заставила себя улыбнуться.

— Дело в том, что у меня нет опыта обращения с детьми, — скромно заметила она.

— В таком случае мы можем отдать его мне, — предложила Каи. — Он такой замечательный малыш, я бы так и съела его! Вам известно, что он уже может ухватиться за решетку и встать в кроватке? У него даже есть один зубик! Если учесть, что Томми только шесть месяцев, это огромное достижение. — Внезапно ее лицо стало серьезным. — Маньокейн, ты должен пообещать мне, что никогда не отправишь его в приют.

Каи посмотрела на Джерарда так, словно теперь он был в ответе за судьбу ребенка.

— Нет, не отправлю, — тихо сказал Джерард.

Большинству присутствующих показалось, что Сэмюел произнес эти слова сдержанно, чуть ли не равнодушно, однако он умел, говоря таким тоном, быть при этом очень убедительным.

Когда принесли второе, Джерард внезапно спросил Каи:

— Вы хотите, чтобы я официально усыновил его?

— Ты? — Возглас Каи сопровождался удивленным взглядом ее матери и недоверчивым ворчанием лорда Эшленда.

— Я подумываю об этом. — Сэмюел чуть усмехнулся. — Не знаю только, насколько это сложная процедура.

Леда посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Она была уверена: Джерард произнес эти слова лишь для того, чтобы угодить леди Каи.

Действительно, при виде энтузиазма Каи напряженное выражение на лице Сэмюела явно сильно смягчилось.

Однако теперь леди Каи нахмурилась:

— Разве для того, чтобы усыновить ребенка, не надо состоять в браке? — недоверчиво спросила она.

Джерард некоторое время молча смотрел на нее.

— Возможно, — наконец сказал он.

Леди Тесс посмотрела сначала на Сэмюела, потом на дочь, затем уткнулась взглядом в тарелку.

— Скажите, как поживают детеныши ягуара? — спросила Леда у мистера Сиднея, чтобы хоть как-то разрядить напряжение.

Однако ответ она почти не слушала. Внезапно Леда поняла, почему мисс Миртл с особым тщанием инструктировала ее по поводу некоторых вещей и так часто говорила о глупости молодых леди.

Увы, кажется, теперь она сама оказалась не в лучшей ситуации: как ни абсурдно это звучало, она определенно влюбилась в мистера Джерарда.

А любовь, говаривала мисс Миртл, — это очень сильный стимулятор для несовершенных умов, поэтому ее лучше поглощать постепенно, маленькими глоточками, как недавно изготовленное Ледой шерри-бренди.

* * *

Сэмюел пытался ухаживать за Каи. Он наблюдал за тем, как Хей поддразнивал ее в точности так же, как он сам делал это, когда ей исполнилось семь лет, а он уже был на годы и целые миры старше. Сейчас, став взрослым, Сэмюел чувствовал себя чужаком: он не мог преодолеть плотную живую изгородь на коне, не мог много чего еще. Даже общение с Томми у Хея получалось лучше, чем у него.

Каи по-прежнему избегала Сэмюела, и их отношения оставались такими же теплыми, как прежде. Сэмюел мог говорить с нею, танцевать, давать ей советы. Он описал ей дом, который назвал «Поднимающееся море», и она внимательно слушала его, даже делала какие-то предложения по декору. Однако привычное дружеское чувство, так приятно согревающее его душу, никак не позволяло ему сказать Каи о своей любви.

При этом он не мог угадать намерений Хея. Угроза того, что Каи может полюбить другого мужчину, прежде чем он хотя бы потолкует с ней, приводила Сэмюела в ярость. Он боролся с этим чувством, потому что оно не входило в его намерения и могло лишь ослепить его, заставить отдалиться от людей, которых он любит больше жизни.

Целую неделю Сэмюел избегал мисс Этуаль, хотя про себя он больше ее так не называл. «Она», — вот что вертелось у него в голове. Это слово означало для него теперь жар, нежность, желание.

Леда и Каи теперь постоянно о чем-то шушукались, ходили по дому, склонив друг к другу головы, смеялись и замолкали, как только Сэмюел неожиданно оказывался рядом с ними. Скорее всего дело было в Рождестве, и они готовили подарки всем членам семьи. В доме стоял запах хвои, рождественских венков и английского холода.

Тем не менее Сэмюел не раз замечал, что Каи украдкой посматривает на лорда Хея.

В настоящий момент Хей увлек всех чтением отрывков из книги о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Слушая эту замысловатую историю, Сэмюел вертел в руках фарфоровую собачку и порой украдкой поглядывал на окружающих. Он уже читал эту книгу прежде, и тогда Шерлок Холмс показался ему весьма похожим на Доджуна — сурового и проницательного, чересчур уверенного в своей правоте и самонадеянного в своих выводах.

«Больше вы здесь ничего не узнаете, — говорил литературный герой Шерлок Холмс. — Мой мозг уже вытянул из этой истории все, что можно».

«Концентрация — это интуиция. Интуиция — это действие». Такое действие Сэмюел произвел в чердачной комнате Леды, едва не убив ее своим «киаи» — духовным криком. Сила его нападения была слишком велика, потому что он не мог отделить от нее свой разум. Но даже тогда, нападая на нее, он ее желал. Сэмюел не был таким мастером, как Доджун, не знал себя так же хорошо и поэтому совершал ошибки. Он не мог даже встать сейчас и предложить Каи поцелуй под веткой омелы.

Теперь Сэмюел точно знал: до тех пор пока не повернется лицом к тому, чего боится, все его намерения не более чем дым и мечты.

Огонь догорел, оставив после себя лишь тлеющие угли, которые тихонько потрескивали, освещая оранжевыми огоньками камин. Леда тихо дышала во сне, а это значило, что ее не тревожили кошмары. Здесь она чувствовала себя в безопасности, и это он привел ее сюда.

Сэмюел, как всегда, стоял в самом темном углу комнаты и ждал, ничего не ожидая. Тем не менее он чувствовал каждый изгиб ее тела и отлично помнил, какой была ее кожа на ощупь, когда он прикасался к ней, какими были черты ее лица, когда он взял его в ладони.

Разумеется, ему следовало твердо противостоять всему и избежать этого, но отпустить означало удерживать сильнее. Так учил его Доджун. Голод, который он хотел истребить, слишком сильно проник в его сущность и, по сути, стал им самим.

Сэмюел представил, как лежит рядом с ней, на ней, представил то, что вроде бы и знал и не знал одновременно, хоть и грезил об этом много раз. Подробности интимного процесса до сих пор оставались для него незнакомыми, а спрашивать кого-то он опасался.

Точно так же не мог он поцеловать Каи, не мог прикоснуться к ее губам дразняще, легко, как умел делать Роберт, целуя мисс Голдборо. В грезах и воспоминаниях Сэмюела наряду с острым удовольствием было слишком много боли и отчаяния.

Что, если Каи захочет детей? Что он станет делать, если сейчас не может даже заставить себя поцеловать ее?

Джерард сцепил пальцы в сложную фигуру «куджи», которая должна сфокусировать волю, заставить действовать, направить все его силы и ум на достижение задуманной цели. Вот только возможно ли это, если его разум презирает то, по чему изнывает тело?

Наконец, оставив Леду мирно спать, Сэмюел ушел. Прогуливаясь в одиночестве по саду, он чувствовал себя в бесконечно промозглую ночь чужим здесь. После долгих лет, проведенных в обществе Эшлендов, готовых делиться с ним своим теплом, он по-прежнему оставался изгоем, черным призраком в тихом лунном свете.

— Маньо я подарю шкатулку для карт, — сказала леди Каи, качая Томми на одном колене. При этом малыш радостно визжал, всем своим видом показывая, что ему по нраву это развлечение.

Каи заглянула в список, который держала перед собой.

— А вы ему что-нибудь подарите? — спросила она, поднимая глаза на Леду. — Полагаю, вам стоит подумать о подарке, потому что подарок для вас наверняка уже готов.

— Почему вы так думаете? — Леда склонила голову над ажурной перчаткой, которую вязала для леди Тесс. — Я всего лишь его секретарь.

— Ну и что? Можете мне поверить, подарок от Маньо вы все равно получите, — настаивала леди Каи. — Я была бы крайне удивлена, узнав, что он ничего не привез всем нам без исключения. Возможно, это даже какая-то вещь, сделанная его собственными руками. Маньо мастерит чудесные вещицы из дерева в японском стиле — этому его научил наш старый дворецкий. Правда, мне больше нравится более сложная и изысканная резьба, но вещи Маньо все равно очень милые. Хотя он никогда не изображает на них птиц, цветы или что-нибудь в этом роде.

Леда молчала. Для всех Эшлендов она уже приготовила подарки, потому что от всей души хотела хоть как-то отблагодарить их за дружбу, за то, что они для нее сделали. Кроме того, леди Тесс попросила Леду спрятать в ее комнате свертки с подарками, которые она готовила для каждого члена семьи. Гора обернутых в блестящую бумагу свертков и коробочек возле кровати Леды росла день ото дня, что создавало у нее праздничное настроение, заставляло ощущать себя причастной к всеобщему веселью.

Леда также подумывала и о том, чтобы подарить что-то мистеру Джерарду, но не осмеливалась. Уронив руки с вязаньем на колени, она принялась наматывать на указательный палец серебряную нитку.

— И что же, по-вашему, ему может понравиться? — задумчиво спросила она у леди Каи.

— Да все, что угодно. Вы могли бы заказать перьевую ручку, но мы уже подумали о таком подарке. Зато вы можете вышить его инициалы на носовом платочке!

Почему-то предложение леди Каи ввело Леду в некую меланхолию. Кружка для бритья, шкатулка для карт, перьевая ручка, носовые платки…

А между тем ее сердце изнывало по нему.

Леда вспомнила лицо Джерарда в неясном отблеске уличных фонарей, когда они вместе стояли у окна ее комнаты, вспомнила, как он вложил в ее руку свернутую ленточку. Она не только сохранила монетку в пять иен, которая была завернута в ленточку, но и носила ее под блузкой на тонкой тесьме.

С тех пор Джерард так и не извинился за свое несдержанное поведение и ни разу не разговаривал с ней после случая в библиотеке.

Возможно, он не считал нужным извиняться, потому что она наполовину француженка? Не исключено также, что она внушила ему даже отвращение в тот день, когда разливала шерри-бренди, и теперь они больше не друзья…

При мысли об этом уныние Леды стало еще более глубоким. Она отпустила нитку, и серебряные колечки тут же упали с ее пальца. Заметив это, Леда подцепила спущенную петлю и вздохнула.

— Пожалуй, я действительно вышью его монограммы на носовых платках. — Все так же задумчиво произнесла она, не глядя на Каи.

Глава 24

Ягуар второй раз в жизни превратил Сэмюела в героя. Как ягуару с детенышами удалось выскользнуть из клетки и убежать, обезумевший мистер Сидней так никогда и не узнал. Еще до того, как стало известно, что мать с котятами на свободе, леди Каи завернула Томми в одеяло, положила в коляску и повезла его на прогулку вокруг пруда.

Многие гости, радуясь нежданному солнечному дню посреди зимы, закутавшись в меховые накидки и в шубы, тоже вышли прогуляться. Каи не была в одиночестве, когда случилось неприятное происшествие.

Едва завидев на краю газона притаившегося в тени самшитовой изгороди зверя, нервно хлещущего себя хвостом по бокам, сестры Голдборо завизжали и бросились к мужчинам; их длинные юбки при этом только возбуждали ягуара, дразнили его.

Младшая из сестер вцепилась сзади в плечи Сэмюела, в то время как желтоглазая кошка, напряженно сжавшись, наблюдала за мечущимися людьми из своего укрытия и поначалу не шевелилась. Девушки при этом продолжали визжать, прикрываясь мужчинами и считая при этом опасный случай весьма забавным.

Неожиданно хищница слегка шлепнула одного из расшалившихся котят и отодвинула его назад, ни на мгновение не сводя глаз с людей. Ее уши плотно прижались, она оскалилась, обнажая острые клыки.

Руки на плечах Сэмюела судорожно сжались, и девушки неожиданно замолчали.

— Не шевелитесь! — тихо приказал Роберт, после чего старшая из сестер тут же бросилась в сторону дома.

Движение мгновенно раззадорило хищницу, которая и без того сильно нервничала; вскочив, она пробежала вперед несколько ярдов, потом остановилась и оглянулась на детенышей. Присутствующие бросились в стороны; при этом одна из девушек побежала к ступеням на садовой стене, и Роберт с криком помчался за ней; юная красавица, которая пряталась за Сэмюелом, отпустила его, повернулась и, споткнувшись, растянулась на газоне.

Самка ягуара окончательно потеряла терпение: сперва она бросилась к бегущей девушке, затем внезапно повернулась и зигзагами направилась к Каи с маленьким Томми.

Каи, не выдержав нервного напряжения, выхватила ребенка из коляски, и как раз в этот момент Сэмюел увидел, что хищница с бешеной скоростью несется к ним. Он мгновенно рванулся наперерез огромной кошке, и та, заметив его, изменила направление. В три прыжка настигнув жертву, хищница мелькнула стрелой в воздухе, и Сэмюел мгновенно сгруппировался. Тем не менее ягуар когтем порвал его куртку и располосовал ему плечо, и уже в следующую секунду голова ягуара показалась над поблескивающей на солнце водой садового пруда. Хищница трясла головой, моргала, шлепала лапами по воде и теперь скорее напоминала жалкую кошку с прилипшей к голове шерстью. Она пыталась выбраться из воды, но ее задние лапы не доставали до дна, а передние лишь царапали скользкие мраморные стенки пруда.

— Боже правый! — Лорд Хей первым пришел в себя. — С вами все в порядке, Джерард?

— Господи, да у него же кровь! — громко воскликнула Каи. — Роберт, немедленно приведи мистера Сиднея и позови лакеев, чтобы поймали зверя. Лорд Хей, держите крепче… — Каи сунула ему в руки младенца. — Отнесите Томми в дом, а вы, мисс Софи и Сесилия… Может быть, вам нужна нюхательная соль, чтобы прийти в себя? Прошу вас, не падайте пока в обморок, идите поскорее в дом с лордом Хеем и спросите маму, она скажет, что надо делать.

Сэмюел зажал рукой кровоточащую рану; только теперь он ощутил острую пульсирующую боль в плече.

— Нам понадобятся сеть и одеяла, — сказал он.

— Все это сейчас принесут, — уверенно проговорила Каи. — Но ты в этом участвовать не будешь. Идем скорее, я перебинтую твою рану, пока туда не попала инфекция. Кошачьи царапины — вещь опасная, они очень быстро воспаляются. Мистер Керзон, пожалуйста, останьтесь здесь и не давайте ягуару выбраться из пруда, пока не подоспеет помощь. Уверена, вы с этим справитесь: вы ведь собираетесь в Самарканд, верно? Каждый, кто осмеливается отправиться в такое путешествие, должен быть абсолютно бесстрашен.

— Разумеется, мэм. — Керзон выразительно похлопал тростью по ладони. — Удар этой штукой мало кому понравится, и ягуар его получит, если только попытается выбраться.

— Да, но не забывайте: это просто кошка, и она напугана, так что не будьте чересчур жестоки, — попросила Каи. — А вот и Роберт, он вернулся и уже готов помогать. Маньо, пойдем со мной, предоставь ловить ягуара остальным. Напомните им, мистер Керзон, чтобы они не забыли собрать детенышей.

Сэмюел позволил Каи увести себя в дом, и она отвела его наверх, в пустую детскую комнату, где имелись чистая ткань, вата и спирт, чтобы продезинфицировать рану. Там она потребовала, чтобы Сэмюел снял с себя напитавшуюся кровью куртку и рубашку, затем опустилась перед ним на колени и принялась обрабатывать глубокие царапины. При этом боль стала такой острой, что Сэмюелу показалось, будто его опалили огнем.

Сделав глубокий вдох, он постарался не издать ни звука. Когда раны были обеззаражены, Каи наложила повязку и перебинтовала ему плечо. Закончив, она откинулась назад и закрыла глаза.

А затем с благодарностью посмотрела на Сэмюела.

— Маньо, спасибо тебе, — прошептала она и снова открыла глаза.

Откуда-то издалека слышались крики, всплески воды — это ловили сбежавшего ягуара, и неожиданно Сэмюел подумал: «Сейчас… Сейчас или никогда…»

— Ты не ранена? — Это было все, что удалось произнести Джерарду.

— Конечно, нет. — Каи улыбнулась. — Только ты мог такое у меня спросить. — Каи расстегнула пуговицы и, сняв куртку, отбросила ее в сторону, задев при этом отворотом из белого меха руку Сэмюела, в то время как он судорожно придумывал какой-нибудь комплимент, хоть что-то, чтобы начать важный для него разговор.

— Маньо… — Каи неожиданно накрыла его руки ладонями. — Иногда я забываю… — Она помолчала. — Нет, я помню, но забываю сказать это вслух. Я люблю тебя. Ты мой самый лучший и близкий друг, о каком только можно мечтать. И ты всегда бываешь рядом в минуту опасности.

Сэмюел подумал, что это он должен был бы взять руки Каи в свои руки, а также сделать еще сотню вещей.

— Я тоже люблю тебя, — с трудом произнес он. И посмотрел на Каи с замиранием сердца.

— Хотя я этого не заслуживаю, уверена в этом! — Потянувшись вверх, Каи поцеловала его в щеку.

Сэмюел должен был наклониться к ней, ведь она была всего в дюйме от него, но он словно оцепенел. Еще мгновение он чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание, но затем подходящее мгновение прошло, и шанс был упущен.

Каи сжала его руки и поднялась.

— Переодевайся и спускайся вниз. — Она засмеялась. — А я пока всем скажу, что ты самый храбрый человек по эту сторону от Китая. — Подхватив свою куртку, Каи направилась к двери.

Леди Тесс и Леда из окна библиотеки видели, как все происходило, и это происшествие очень огорчило леди Тесс. Как только ягуар был пойман и возвращен в клетку, хозяева стали извиняться перед всеми, кто встречался им на пути. В конце концов леди Тесс разрыдалась и пообещала миссис Голдборо, что от ягуаров избавятся раз и навсегда.

Потом лорд Грифон увел жену потолковать в уединении, после чего она немного успокоилась. Когда они вернулись в гостиную, где уже собрались все обитатели дома, леди Тесс даже засмеялась, слушая, как Роберт описывает удивленное выражение на морде ягуара, появившееся в тот момент, когда Сэмюел столкнул его в пруд.

Лорд Грифон объявил, что хотя ягуары все же пока останутся в доме, для них немедленно наймут специалиста, который будет круглосуточно присматривать за животными. Их маленький зоопарк по периметру обнесут дополнительной оградой, чтобы животные в случае побега не смогли выбежать в парк.

Когда гости разошлись, Джерард неожиданно встретил Леду на лестнице. Послеполуденное солнце освещало миниатюрный лес под куполообразным потолком. Одетый в официальный черный костюм, который так хорошо подчеркивал особенности его атлетической фигуры, он в это мгновение чем-то походил на ягуара: молниеносные движения, внимательный взор топазовых глаз, следящих за ней из зеленых джунглей. Впервые за две недели он остановился, чтобы заговорить с ней. При этом он стоял на ступеньку ниже, положив руку на перила.

— Мисс Этуаль.

— Добрый день, мистер Джерард, — приветливо отозвалась она. — Я все видела из окна библиотеки. Признаться, я восхищена вашей смелостью и умением мгновенно принимать решение. Надеюсь, вы не слишком сильно пострадали?

Джерард махнул рукой, словно разубеждая ее.

— Этот праздник сегодня вечером… — заговорил он. — Кажется, мы должны будем обменяться подарками.

— Да. — Леда кивнула. — Вам нужно принести только один подарок. Все должны вынимать лоты из чаши, и я сейчас буду готовить их.

Несколько мгновений Сэмюел смотрел мимо нее в залитые солнечным светом зеленые заросли, а затем перевел взгляд на Леду. Именно такие взгляды могли бросать бессмертные полубоги полей и одиноких прекрасных гор.

— Пусть никто не будет ничего вынимать. — Джерард говорил так тихо, что его голос почти не доходил до нее из-под высокого купола. — Давайте сыграем в жмурки, мисс Этуаль. Тот, кого мы поймаем, и откроет наш подарок.

Рука Леды крепче сжала перила.

— Но, мистер Джерард…

— Если вам не хочется, это сделаю я, мисс Этуаль. Уверен, что все согласятся.

— Что ж, пожалуй. — Леда потерла пальцами отполированное дерево и, нахмурившись, посмотрела в глаза Сэмюела. — Но все же я не считаю это мудрым поступком.

— Почему?

— Это не слишком удобно. Время дарить ей ваш подарок еще не пришло.

Губы Сэмюела сложились в некое подобие улыбки.

— А я об этом и не думал. — Кивнув Леде, Джерард прошел мимо, даже не сочтя нужным поблагодарить ее за совет.

Предложение сыграть в жмурки было встречено с огромным энтузиазмом, как и крохотные рюмочки с шерри-бренди, которые принесли на серебряном подносе. Леда пить вишневый бренди отказалась, зато все остальные, за исключением леди Уитберри, были уверены, что вкусный напиток поможет им раскрепоститься и веселиться еще больше во время игры.

Джерард наблюдал за весельем, стоя за стулом леди Каи; иногда он улыбался, но не смеялся, и Леда в очередной раз отметила, что ни разу не видела его смеющимся.

Бриллиантовое ожерелье лежало среди множества других подарков. Леда сразу узнала шкатулку по размеру, очертаниям и по ткани, в которую она была завернута. Этот поступок казался ей немного странным, особенно если учесть, с какой грациозной элегантностью мистер Джерард преподнес подарки ей и леди Тесс.

Впрочем, украдкой наблюдая за Джерардом, Леда пришла к выводу, что он каким-то непостижимым образом влияет на ход событий. Стоя за стулом леди Каи, он невидимым щитом отгородил ее от остальных участников праздника, которые вовсю веселились, разворачивая подарки и восхищаясь ими. Конечно, такое предположение абсурдно, но…

Никто так и не прикоснулся к шкатулке до тех пор, пока все маленькие подарки не были раздарены и на столе не осталась единственная вещь, завернутая в кусок гладкой ткани.

Большую часть игры Леда стояла поодаль, и, по-видимому, лорд Эшленд, когда настала его очередь играть, слегка смошенничал, схватив ее за рукав. Скорее всего он смог увидеть ее юбку из-под повязки. Леде очень понравился преподнесенный им фотоальбом, хотя до сих пор у нее не имелось ни единой фотографии.

Заметив, что Сэмюел не стал надевать повязку, Леда нервно забарабанила пальцами по альбому. На столе красовался последний подарок, и леди Каи оказалась единственной участницей игры, которая пока не имела подарка.

Когда Джерард, подойдя к столу, взял шкатулку, никто уже не сомневался, кому она достанется.

Наступила тишина. Все смотрели на леди Каи и мистера Джерарда, который положил шкатулку на ее протянутые руки.

— Это совсем не смешно! — Леди Каи надула губки, но тут же улыбка вновь заиграла на ее лице. — Хотя вряд ли я виновата в том, что стала победительницей в этой игре! — Каи развязала красную ленточку и продемонстрировала всем бархатную шкатулку.

Леда закрыла глаза. До этого мгновения она все еще лелеяла надежду, что в свертке окажется что-то другое.

Все это время Джерард стоял рядом с леди Каи, и когда она подняла крышку и заглянула в шкатулку, присутствующие затаили дыхание. Внезапно на милом личике Каи появилось выражение крайнего изумления.

— Маньо! Господи! — Она нахмурилась. — Ну что за нелепость! Бедняжка, ты становишься совершенно беспомощен, когда дело касается выбора подарков! — Леди Каи подняла вверх предмет, находившийся в шкатулке.

Гости восхищенно заахали, кто-то воскликнул:

— Боже, какая красота!

Однако спустя мгновение вновь наступила тишина.

«Это еще хуже, чем я опасалась», — подумала Леда. Большинство присутствующих, вероятно, были в растерянности.

— Дорогой Маньо! — Леди Каи обняла Сэмюела за плечи. — Ты просто не понял, в чем дело, не так ли? Тебе следовало приготовить простенький подарок — книгу, например, и тогда все было бы просто замечательно!

Сэмюел стоял молча, не показывая своей досады, но когда леди Каи подошла к матери и протянула ей ожерелье, он опустил взгляд.

Сперва Леде показалось, что Джерард немедленно извинится и уйдет, а когда этого не произошло, она не смогла выдержать напряжения и сама, как только появилась первая возможность, извинилась и поспешила покинуть праздник.

Вечером, сидя в своей комнате, Леда снова и снова перелистывала «Описания и странности японской культуры», пытаясь найти что-нибудь особенное, что можно было бы преподнести Сэмюелу на Рождество в качестве подарка — одновременно простого, изысканного и полного многозначительных намеков.

Наконец, устав листать книгу, Леда легла в постель, однако сон никак не шел к ней.

Когда дом затих, она ощутила в темноте его присутствие. Сэмюел явно находился в ее комнате.

— Мистер Джерард? — Она села в постели.

Ответа не было.

Довольно странно разговаривать с кем-то в комнате, которая кажется пустой, но, поскольку никто не мог ее услышать, Леда заговорила снова:

— Надеюсь, вы не слишком огорчены из-за леди Каи.

Ей вновь никто не ответил.

— Я бы хотела подарить вам золотых рыбок.

Это было так забавно — говорить с ним в темноте. Теперь она могла сказать ему то, что никогда не осмелилась бы произнести в глаза.

— Не думаю, что леди Каи пришло бы в голову подарить вам золотых рыбок с роскошными хвостами. Это уж точно не набор носовых платков. Я считаю, это очень милый подарок. — Леда подтянула колени к груди и, обхватив их руками, положила на них голову. — Знаете, я бы хотела иметь собственный сад с прудом, в котором плавает множество золотых рыбок с длинными хвостами. Вы когда-нибудь думали о подобных вещах, мистер Джерард? И вообще мне интересно, о чем думают джентльмены? — Леда сама же ответила на свой вопрос: — О политических проблемах, полагаю. Наверное, если бы на месте мужчины оказалась женщина, ей стало бы ужасно скучно.

Теперь уже Леда задумалась всерьез. Мужчины были для нее тайной — приятной и в то же время пугающей; в чем-то она понимала их, но в чем-то они оставались для нее существами загадочными, полными странных страстей и желаний.

— Мистер Джерард, — проговорила она шепотом, — почему вы прикасались ко мне? Почему так странно смотрели на мое отражение в зеркале?

Леда вспомнила все, о чем предупреждали ее леди с Саут-стрит, но что-то внутри было на этот раз сильнее ее, и она, не выдержав, проговорила в темноту:

— Я бы хотела, чтобы вы сделали это еще раз.

Глава 25

Сэмюел замер. Даже в темноте он видел ее слезы, но не понимал, почему Леда плачет.

Внезапно она резко выпрямилась.

— Мистер Джерард! Я знаю, что вы здесь!

— Я тоже.

Леда испуганно вскрикнула — хоть она и ощущала присутствие Джерарда, его голос напугал ее.

Надолго наступила тишина, все вокруг замерло.

— Зачем вы пришли? — наконец еле слышно спросила Леда.

Сэмюел закрыл глаза.

— Не знаю.

— Думаю, вы находитесь здесь уже довольно давно. Боже, это просто ужасно! Я должна найти халат, если вы хотите продолжить разговор… — Леда встала, и Сэмюел схватил ее за руку, чтобы она не упала.

— Разговоры мне не нужны, — сказал он низким голосом.

— Тогда что же?

— Что хотите.

— Золотые рыбки?

— Пропади они пропадом! — Взяв лицо Леды в ладони, Джерард наклонился к ее губам. — Этого! Я хочу этого!

Его тело отяжелело, он едва стоял на ногах. Каи… Если он сейчас не сдержит себя, это будет означать крушение всех его планов.

— Полагаю, мистер Джерард, вы огорчены тем, как было принято ваше ожерелье? — дрожащим голосом спросила Леда.

Ожерелье? Джерард совсем забыл о нем.

Отступив на шаг, он вытянул руку, в его ладони загорелся огонек — его слабого света оказалось достаточно, чтобы осветить изумленное лицо Леды, пышные рукава и кружевные оборки ее ночной рубашки.

Несколько мгновений Леда смотрела на круглый камешек в его ладони, потом подняла глаза, и в неверном свете магического огонька он увидел, что сейчас она выглядит еще привлекательнее, чем когда бы то ни было. Немедленно все запретные фантазии снова всплыли в его памяти. Теперь уже она не сможет не понять, чего он хочет от нее, тем более что он был уже не в состоянии скрывать своего желания.

— Боже мой! — тихо прошептала Леда. — Вам не следует находиться тут. Это довольно бестактно с вашей стороны, мистер Джерард, что вы вообще пришли в мою комнату.

Сэмюел закрыл глаза и крепко сжал кулак.

— Позвольте мне лечь с вами, — прошептал он.

— Я не думаю, что это возможно, — пролепетала Леда, у которой от всего происходящего голова шла кругом. — Со мной? Как вы это себе представляете?

Внезапно, вытянув вперед руку, Сэмюел погладил Леду по щеке.

— Очень просто, — сказал он и вздохнул. — Мы просто ляжем вместе, и все…

— Все? — Леда медлила с ответом, словно не понимала, о чем он говорит. — Наверное, вы просто устали, ведь сегодня случилось столько всего… — Она замолчала.

В тот же миг Джерард обхватил Леду руками, крепко прижал ее к себе, а потом стал подталкивать к кровати.

Леда уступила ему без сопротивления, что скорее всего говорило о ее неопытности. Когда они оказались у края кровати, Джерард немного растерялся. Его давний сексуальный голод, чувственные видения, даже ощущение ее близости — все это растворялось в его сознании. Он едва сдерживал жгучее желание.

— Я не сделаю тебе больно, — прошептал он.

— О, мистер Джерард… — Едва ли ее протест был сильнее, чем легкое дуновение теплого ночного ветерка.

— Ты сама хочешь этого… — Его руки скользнули вниз и сжали ее тонкую талию так, словно он мечтал об этом долгие тысячи лет.

Еще ни разу в жизни он не был так близок с женщиной, не прикасался к ней столь интимным образом. В жизни Сэмюел знал только короткие объятия Каи, которая, чмокнув его в щеку, быстро убегала, да еще дружеские прикосновения леди Тесс. Вот почему не было ничего удивительного в том, что сладость настоящих объятий поразила его. Сэмюел был готов разрыдаться, чувствуя тепло ее тела, согревающее его.

Ему захотелось сказать Леде об этом, но он не находил подходящих слов. «Ты теплая, нежная, утонченная, твои чудесные волосы ниспадают по твоей спине, твои руки и все остальное… Ты понимаешь меня? Я не сделаю тебе больно. Я не хочу причинять тебе боль, но…»

Но все это так и осталось внутри его.

Неожиданно рука Леды легла ему на затылок, и Сэмюел почувствовал ее дыхание, почувствовал, как поднимается и опускается ее грудь под его щекой.

— Боюсь, мы оба пожалеем об этом. — Ее рука слегка сжалась, потом погладила Сэмюела и осторожно отбросила с его лба взъерошенные пряди. — Но как и вы, я страдаю от одиночества…

— Мы не пожалеем! — выдохнул Сэмюел в ее ухо хриплым шепотом, думая при этом о препятствии в виде ее ночной рубашки, которая держалась у горла Леды лишь на одной ленте.

Взявшись за ее кончик, Сэмюел потянул, и рубашка легко соскользнула с плеч мисс Этуаль, оставив ее нагой по пояс.

Тело Леды напряглось, как струна.

— Не бойся меня!

Кожа Сэмюела пылала, каждый мускул был напряжен до предела.

Светящийся камень едва освещал комнату, однако Сэмюел видел, что Леда лежит с широко раскрытыми глазами. Сейчас он мог в одно мгновение овладеть ею, и они оба понимали это. Леда хотя и пребывала в явном смятении, все же сумела сохранить часть своего самообладания.

— Я уверена, мистер Джерард, вы пожалеете, если будете вести себя бесчестно по отношению ко мне, — прошептала она.

Джерард откровенно не знал, как ему поступить: в ее лице он видел не только сомнение, но веру и искренность; Леда всем сердцем доверяла ему и так мило пыталась казаться смелой — это был героизм маленького беззащитного существа перед лицом опасности. В такой ситуации он не мог продолжать начатое, но не мог и уйти от нее.

Дрожа, Джерард опустился на нее и, уткнувшись лицом в ее шею, глухо застонал.

Леда не противилась его объятиям. Сэмюел был довольно тяжел, но это, пожалуй, было даже приятно.

Вскоре его руки расслабились; Джерард зашевелился и скатился на кровать сбоку от нее, и она ощутила у себя под головой его руку, которая стала поглаживать ее волосы успокаивающими движениями. Постепенно Леде стало казаться, что не может быть ничего более естественного, чем лежать рядом с ним, в его объятиях, и спать, спать…

Странный камешек давно перестал светиться — он потускнел, как только рассвет проник в комнату.

Спросонья Леда не поняла, что происходит, — ей показалось, что рядом с ней лежит черная тень. Лишь приглядевшись, она смогла различить ногу, потом руку, покоящуюся на ее груди.

Только теперь она поняла, что Сэмюел наблюдает за ней. На расстоянии каких-нибудь шести дюймов она могла видеть его темные ресницы, загибающиеся на концах. Его глаза были серыми, полупрозрачными, их оттенок напоминал цвет зимнего рассвета в тот момент, когда сияние звезд уступает место дню. По-видимому, Джерард согревал ее своим телом всю ночь…

И тут неожиданно Леда вспомнила: это случилось давным-давно, когда она еще училась в школе. Тогда Леда слышала разговор кухарки с человеком, который привозил им уголь. Речь шла о горничной и ее кавалере. «Она с ним спит, — шептала кухарка. — Маленькая шлюха!» Вскоре после этого горничную уволили при каких-то странных обстоятельствах, и мисс Миртл ничего не объяснила Леде.

Леда посмотрела в серые глаза Джерарда. Так она с ним спала!

Господи!

Ночью ей казалось, что она удачно избежала опасности, но сейчас, когда занимался день, Леда поняла: произошло то, против чего мисс Миртл не раз предостерегала ее. Он в ее комнате. Он прикасался к ней. Раздел ее. Он целовал так, как ни один мужчина не будет целовать уважаемую женщину. Она с ним спала!

Леда невольно вздрогнула. Рука Сэмюела, лежавшая на ее плече, шевельнулась, и локоны цвета красного дерева выпали из нее.

Сэмюел приподнялся на локте.

— Мне не следовало оставаться, — мрачно проговорил он. — Простите меня. Вы заснули, и я…

Шнурок, придерживающий его черное одеяние, распустился, и Леда увидела основание его шеи, верхнюю часть груди. Что-то блеснуло в скрытых складках темной ткани. Оружие… Сила и элегантность; он отлично владел и тем и тем.

Почему-то Леде захотелось прильнуть к нему, крепко обнять, прижать его к своему сердцу.

— Вы охраняли меня.

Джерард отвернулся.

— Да.

Боже, что же ей теперь делать? И как изменится ее жизнь? Все это, казалось, происходило совсем не с ней. Она спала с мужчиной. Он целовал ее.

Впрочем, Леда совсем не чувствовала себя виноватой. Более того, она впервые ощутила себя женщиной, правда, немного робкой и взволнованной.

— Вы уходите? — Она подняла на него глаза.

— Как я могу остаться, если вы этого не хотите?

Его тон поразил Леду: можно было подумать, что он обвиняет ее в чем-то. Облизнув губы, Леда скользнула пальцами по его рукаву и ощутила под тканью мощные мускулы.

Джерард вздрогнул.

— Скажите мне: да или нет? — неожиданно проговорил он.

— Да.

Сэмюел не двинулся с места.

— Прошлой ночью вы тоже сказали: «Да», а потом… — Он судорожно вздохнул.

Леда залилась краской. Тогда его руки прикасались к ней, а его рот…

Интересно, это очень плохо — быть шлюхой, падшей женщиной? И разве она виновата, что Сэмюел пришел не к леди Каи, а к ней?

Холод стал проникать под ночную сорочку, и Леда, поежившись, накинула на плечи пуховое одеяло. Джерард по-прежнему сидел не двигаясь, но, кажется, теперь он уже не хотел уйти.

И тут Леда внезапно решилась: она подняла руку и робко прикоснулась к его волосам. Потом ее пальцы погладили его щеку. Каким, оказывается, чудесным, каким удивительно привлекательным может быть мужчина.

Тут Леда вспомнила, что миссис Роутем бережно хранила в палисандровой шкатулке бритву и кисти для бритья, когда-то принадлежавшие ее покойному мужу.

Она часто задавалась вопросом, почему такая благовоспитанная пожилая леди так бережет бритву и куда менее уважительно относится к образцам писем, которые мистер Роутем написал на разные случаи жизни. Только теперь она смогла понять: все дело в тех нескольких коротких часах, когда лицо мужчины становится другим на ощупь.

Наклонившись вперед, Леда коснулась губами уголка его рта, потом ее язык задел его губы. Они оказались такими мягкими. И еще от него исходил удивительно мужской, острый запах.

Леда открыла рот, чтобы получше исследовать его губы, а ее руки обхватили его голову, и тут Джерард схватил ее за плечи и со сдавленным стоном впился в ее губы горячим поцелуем.

Сначала Леда не испытывала ничего, кроме какого-то необузданного восторга, но потом его сила овладела ею: Джерард бросил ее на кровать и, не обращая внимания на сбившееся постельное белье, задрал вверх ночную рубашку, после чего принялся целовать ее в губы, в щеки, в глаза, в шею и ниже — повсюду, куда только мог проникнуть.

Леда была поражена, когда его нога раздвинула ее ноги, и он убрал разделявшую их ткань.

Теперь она ощущала жар его разгоряченной плоти возле самого интимного места своего тела. Потом Сэмюел начал двигаться, как будто хотел раздавить ее, его тяжелое дыхание обжигало ее лицо.

Прикосновения в интимном месте доставляли Леде острое удовольствие, которое с каждым мгновением становилось все сильнее. Она выгнулась, чтобы быть ближе к нему, и Сэмюел, приподнявшись на локтях, взглянул на нее.

Несколько мгновений Леда смотрела на него затуманенным взором, а потом он сделал такое, что окончательно сразило ее. Его толчки становились все сильнее, настойчивее, и в конце концов ей стало больно.

Леда подалась назад, но Джерард с закрытыми глазами снова и снова рвался вперед, пока не оказался… внутри ее тела!

Ей было очень больно. Похоже, ему тоже, потому что когда Леда громко вскрикнула, Сэмюел откинул голову назад, и его тело сотрясли при этом конвульсии, а с его губ сорвался низкий стон. Он сделал еще несколько мощных толчков, прежде чем смог остановиться, затем его тело расслабилось.

Леда по-прежнему испытывала боль, ей было неудобно, тот потайной уголок, в который он проник, жгло как огнем. Однако Сэмюел не смотрел на нее, даже не приподнялся, чтобы ей стало легче.

И тут у Леды в голове пронеслась ужасная мысль: «Боже мой, что же я наделала! Теперь я точно падшая женщина».

Заметив, что Леда плачет, Сэмюел плотно сжал губы. Страсть и стыд раздирали его. Разум приказывал ему встать и уйти, а тело по-прежнему льнуло к ней. Его руки обнимали ее, и он уже был готов снова соединиться с ней в одно целое. Она была… восхитительна, ее тело дарило чудесные ощущения. Теперь она плакала из-за того, что он причинил ей боль, и это огорчало Джерарда, но он все равно ничего не мог с собой поделать.

— Ах! — вскрикнула Леда, словно ее удивило, что Джерард снова начинает любовную пляску.

Приподнявшись на локтях, он погладил губами ее щеки, слизнул ее слезы языком. Леда закрыла глаза, и тогда он осыпал поцелуями ее ресницы и брови. Ее бледная кожа, роскошные волосы, рассыпавшиеся по подушке, манили и возбуждали его, разжигая в нем неистовый огонь страсти.

Сэмюел пытался утешить Леду, но утешения становились чувственными, а поцелуи — все более страстными, и он наконец смог поцеловать те уголки ее тела, которые ему так хотелось испробовать на вкус. Приподняв ее грудь, он стал нежно посасывать и покусывать ее сосок, прикрытый тканью ночной рубашки. Леда застонала, задвигалась, и тогда Джерард стянул рубашку ниже, обнажая темно-розовые напрягшиеся соски. Он впился губами в один из них, а второй принялся ласкать ладонью. Леда издавала при этом такие сладостные стоны, что кровь закипела в его жилах.

Сэмюел понимал, чем была вызвана ее боль, и вначале надеялся, что сумеет совладать с собой, но она стонала и выгибалась так страстно, что, забыв обо всем на свете, даже о собственном стыде, он вновь резким толчком глубоко проник в нее. На этот раз он двигался уже увереннее, наслаждаясь каждым мгновением этого волшебного единения. Снова и снова он проникал в ее лоно — до того мгновения, когда вдруг забыл, как дышать, как видеть или слышать… Он забыл обо всем на свете, кроме страсти, которая руководила им и привела к взрыву, наполнившему его восторгом.

Когда все было кончено и обоняние со слухом стали постепенно возвращаться к нему, Джерард впал в какое-то странное сонное оцепенение. Он увидел, что Леда смотрит на него своими милыми серо-зелеными глазами, но ничего не говорит, словно не находит нужных слов.

Тем не менее он испытывал и ни с чем не сравнимое удовольствие, облегчение и радость. Он вдруг понял, что больше всего на свете ему хочется заснуть в ее объятиях.

— С тобой все в порядке? — Сэмюел наклонил к ней голову и почти коснулся губами ее рта.

— Я не знаю… — Она произнесла эти слова тихо, как ребенок. Потом лицо Леды скривилось, и их тела разъединились.

Джерард ласково поцеловал ее; ему ужасно хотелось спать. Пуховое одеяло, в которое она завернулась, съехало вниз и теперь запуталось между их ног.

Сэмюел подтянул его, чтобы накрыться, так как в комнате было очень холодно. Потом он лег на бок, положив одну руку на ее грудь, а другую — под подушку, на которой покоилась ее голова.

Наступила тишина. Дремота постепенно овладевала Джерардом. Он заснул, так и не выяснив, чего теперь ему ждать от Леды: обвинений или благодарности.

* * *

Услышав сквозь сон, что кто-то стучит в дверь, Сэмюел открыл глаза.

Яркий утренний свет освещал постель, мисс Этуаль, копну ее роскошных каштановых волос на фоне кремового одеяла. Потом Сэмюел увидел дверь и леди Тесс, застывшую в дверном проеме. В руках она держала подарок — нечто завернутое в белую бумагу с зелеными полосками и перевязанное красной лентой.

Сэмюел понял, что этот оттенок красного, полосатую бумагу, размер и форму коробки, которую леди Тесс держала в руках, он будет помнить всю оставшуюся жизнь.

Запоздалое раскаяние охватило его, но он по-прежнему не двигался.

Леди Тесс опустила глаза на подарок, словно не знала, что теперь с ним делать, потом опять посмотрела на Сэмюела и, закусив губу, тихо попятилась назад, после чего бесшумно закрыла за собой дверь.

Глава 26

Когда в дверь постучала горничная, Леда до подбородка натянула на себя одеяло. Всего несколько минут назад она откинула простыню и увидела темно-алые пятна, которые были повсюду: на ней самой, на ее сорочке и на белье; даже пуховое покрывало было в этих пятнах.

Но почему так много крови? Она ведь не так уж сильно страдала, а боль прошла, как только он… Впрочем, Леда была не в состоянии спокойно вспоминать о том, что произошло. Чувствительность мисс Миртл была бы оскорблена всего лишь произнесением некоторых слов за столом — она, например, никогда не говорила «бедро», «ножка» или «грудка» курицы, а как дама деликатная позволяла себе называть куски птицы только белым или темным мясом. И Леда была воспитана как весьма деликатная леди. Поэтому у нее не было слов для описания случившегося.

Сэмюел ушел, пока она спала, и если не считать пятен, таинственных запахов и неприятных ощущений, все это можно было бы счесть сновидением. Леда быстро посмотрела на пол, надеясь увидеть там светящийся камешек, который принес с собой Джерард, но он забрал даже его.

Войдя в комнату, горничная поставила на ночной столик возле кровати поднос.

— Миледи сказала, что вы неважно себя чувствуете и будете долго спать, поэтому вам лучше позавтракать в постели…

— Да, пожалуй. — Голос Леды звучал хрипло, словно она ни с кем не говорила несколько дней.

Внезапно от запаха тостов и свежего масла Леду затошнило, и она закрыла глаза, не находя слов для описания того, что произошло.

Она была в отчаянии. Ей очень хотелось принять ванну, но она боялась звонить в колокольчик и вызывать служанку. Черт бы побрал эти пятна! Что о ней подумают? Конечно, можно было бы объяснить их месячным недомоганием, но оно было у нее на прошлой неделе, о чем прекрасно знали в прачечной.

Отбросив покрывало, Леда вскочила и босиком бросилась к комоду, но тут кто-то тихо постучал в дверь, и она замерла.

Леди Тесс грациозно проскользнула в комнату и закрыла за собой дверь. Леда уже хотела было вернуться в постель, чтобы прикрыть покрывалом свой позор, но, когда леди Тесс подняла на нее глаза, она поняла, что это бессмысленно. Леди Тесс, самая добрая, лучшая, самая щедрая из всех женщин, мать девушки, на которой он собирается жениться, все знает!

Леда невольно начала всхлипывать, потом из ее глаз брызнули слезы ужаса, стыда и отчаяния.

— Ш-ш-ш… — Леди Тесс опустилась рядом с Ледой на ковер и, обняв за плечи, прижала ее к груди, потом стала гладить по голове, словно укачивая. — Все будет хорошо, верь мне. Все обязательно будет хорошо.

— Я так… — Леда не смогла договорить фразу — из ее груди вырвалось очередное горькое рыдание. — Ох, теперь я совсем не знаю, что мне делать!

— Успокойся, моя хорошая. — Леди Тесс снова погладила Леду по голове. — Не надо ни о чем рассказывать.

Наконец Леда немного успокоилась и, когда леди Тесс дала ей платок, вытерла мокрые щеки.

— Мне так жаль! — Ее лицо сморщилось, и она вновь принялась плакать. — Я не хотела… Я бы никогда… Я не понимала…

— Пойдем в туалетную комнату. — Леди Тесс помогла Леде встать. — Я приказала нагреть воды…

— Но как же постель… — прошептала Леда. — Теперь все всё узнают!

— Не волнуйся, я обо всем позабочусь.

Еще несколько раз всхлипнув, Леда наконец позволила леди Тесс отвести ее в туалетную комнату, примыкавшую к спальне.

Когда леди Тесс стянула с нее ночную рубашку, стали видны новые доказательства ее позора: безобразные темные пятна на бедрах; однако добровольная помощница Леды, казалось, даже не замечала их. Словно простая горничная, она наполнила ванну горячей водой, а когда Леда села в нее, дала ей мыло и губку.

Леде хотелось нырнуть в горячую воду, от которой поднимался пар, и никогда не выныривать оттуда. Ей хотелось утопиться, но она не могла. Леди Тесс принесла ей халат, свежее белье и даже мягкую прокладку, чтобы избежать новых пятен.

— Сегодня можешь не надевать корсет и турнюр, — сказала она, и ее спокойная уверенность опять довела Леду до слез. Завернувшись в халат, она стояла и плакала, а когда леди Тесс обняла ее, Леда стала плакать, уткнувшись ей в плечо.

Наконец поток слез немного иссяк, леди Тесс отвела Леду к стулу, стоявшему возле камина.

— Ох, мэм, я даже не знаю, как… Как вы можете быть так добры ко мне?

Леди Тесс слабо улыбнулась.

— Думаю, я бы с радостью сделала это же и для Сэмюела, — ответила она. — Но я не могу, поэтому стараюсь только для тебя.

В ее голосе не было осуждения, и Леда вытерла глаза.

— Так вы не испытываете ко мне ненависти?

Леди Тесс снова улыбнулась и протянула Леде блузку.

— Конечно, нет, глупышка. Ты мне нравишься. Насколько я понимаю, Сэмюел этим утром испытывает примерно те же чувства, что и ты…

Леда невольно вздохнула.

— Тогда у него, должно быть, истерика, — рассудительно заметила она.

— Возможно, но ты этого не увидишь.

— А вы… вам обо всем… рассказала горничная? — Голос Леды задрожал.

Пальцы леди Тесс, застегивавшие пуговицы на блузке Леды, на мгновение замерли.

— Сегодня утром я принесла в твою комнату подарок и, не дождавшись, пока ты ответишь на стук, вошла…

Сердце Леды упало.

— Ох, мэм…

— Не скрою, я была слегка шокирована.

Несколько долгих мгновений Леда молчала. Однако, даже находясь в состоянии полного шока, она все еще надеялась на лучшее.

— Означает ли это, что обо всем известно только вам? — наконец с надеждой спросила она.

— Присядь. — Леди Тесс указала на стул, стоявший у камина, потом налила чай и подала чашку Леде, а сама села со своей чашкой возле комода.

— Боюсь, тебе придется непросто, — спокойно проговорила она. — Горничная приходила сегодня утром в обычное время, примерно через час после того, как я заглянула в комнату. Сейчас полдень, так что…

Рука Леды задрожала. Поставив чашку на стол, она положила руки на колени.

— Значит, всем все известно…

— Да, и Гриф сказал мне за завтраком, что по дому уже ходит слух о том, будто Томми — твой с Сэмюелом сын. Все решили, что, когда Сэмюел приезжал в Англию около года назад…

Леда вскочила.

— Нет! — гневно воскликнула она.

— Не забывай, что к нам тебя привел Сэмюел. — Леди Тесс вздохнула. — И Томми тоже появился довольно странным образом…

— Томми — не мой ребенок, клянусь! Можете спросить инспектора Руби и сержанта Макдональда.

Леди Тесс с усмешкой кивнула на лежащую на постели запятнанную кровью ночную рубашку Леды.

— Это лучше любых оправданий доказывает, что прошлой ночью ты впервые была с мужчиной.

Леда, прищурившись, посмотрела ей в глаза, потом резко отвернулась.

— Теперь мне придется уехать. Не знаю, о чем я думала… — огорченно проговорила она. — Вероятно, мне уже пора собирать вещи.

— Я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала.

— Спасибо, мэм, но ведь есть еще леди Каи, миссис Голдборо, ее дочери… Вы не можете допустить, чтобы я оставалась здесь. Теперь, когда я стала такой…

Леди Тесс неожиданно рассмеялась.

— Ты, кажется, боишься задеть их девичью скромность? — весело спросила она. — Но в таком случае мне придется отослать отсюда и Сэмюела, и, возможно, Роберта, и, конечно же, лорда Хея. Одного мистера Керзона можно, пожалуй, счесть истинным девственником. — Она некоторое время задумчиво смотрела на шляпную булавку, которую вытащила из комода. — Боюсь, за этим исключением мы вообще не найдем тут совершенно непорочных обитателей.

— Неужели? — Леда была поражена словами леди Тесс.

— Представь, все обстоит именно так. Так что, моя дорогая, я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала отсюда, если только ты сама не решишь покинуть нас. А если тебя тревожит, что я думаю по этому поводу и чего хочу… Я хочу, чтобы ты была более отважной, моя милая Леда, хочу, чтобы ты осталась и смело смотрела в глаза любому, кто попробует укорить тебя.

— Ах, мэм… Не думаю, что я способна на это. — Леда говорила так тихо, что ее слова едва можно было разобрать.

Леди Тесс сжала пальцами жемчужную капельку на конце шляпной булавки, потом снова взглянула на Леду.

— Если ты уедешь от нас, то куда? — напрямик спросила она.

— Я хотела стать машинисткой, — прошептала Леда. — Мне удалось скопить немного денег из жалованья, и если бы вы написали мне рекомендательное письмо…

Леди Тесс долго молчала.

— Ты считаешь, что Сэмюел тебе ничего больше не должен? — наконец спросила она.

К ужасу Леды, ее глаза снова стали наполняться слезами.

— Нет, мэм. Он ведь должен жениться на леди Каи, не правда ли?

Леди Тесс передвинула чашку на блюдце.

— Что-то я ничего не слышала об их помолвке, — холодно произнесла она.

Внезапно Леда вспомнила, что леди Тесс сильно огорчилась, когда лорд Грифон сообщил ей о намерениях Джерарда.

— Но, мэм… Вы не можете заставить его… Он не захочет жениться на мне.

— Возможно. — Леди Тесс кивнула. — Ты можешь уехать, если таков твой выбор, потому что в противном случае Сэмюел легко не сдастся.

— Неужели вы хотите, чтобы я помешала их свадьбе? — недоверчиво спросила Леда.

Леди Тесс пожала плечами.

— Я люблю свою дочь, и Сэмюела я тоже люблю. Не хочу, чтобы ты неправильно поняла меня, но в некотором смысле я даже больше привязана к Сэмюелу, потому что Сэмюел гораздо сильнее, чем я могу передать словами… Больше всего на свете я бы хотела, чтобы он тоже был счастлив.

Леда опустила глаза.

— Это настоящее счастье — иметь такую мать, как вы… — Она невольно вздохнула.

Леди Тесс выпрямилась.

— Так ты останешься и дашь ему возможность сделать то, что он обязан сделать?

Отчего-то мысль о том, что Джерард ей чем-то обязан, показалась Леде невыносимой, и она в отчаянии уронила голову на руки.

— Думаю, мне все же следует уехать, мэм, — прошептала она.

— Послушай, Леда, неужели Сэмюел совсем тебе не нравится?

Леда отвернулась.

— Он любит вашу дочь…

— Боюсь, тут ты ошибаешься.

— Но ведь только вчера… Ожерелье…

— Вот именно. Даже если бы она хотела выйти замуж за мистера Джерарда, теперь это невозможно. Единственное, чего Каи ждет от него и чего от него жду я, — чтобы он выполнил свой долг по отношению к тебе. Ожидать от Сэмюела меньшего — значит оскорбить его.

— Выполнил свой долг?..

— Понимаю, иногда не слишком приятно называть вещи своими именами, — леди Тесс вздохнула, — но мы живем в реальном мире, моя дорогая, а не в сказке. То, что сейчас произошло, может иметь реальные последствия — ты могла забеременеть. А тогда…

Оцепенев от ужаса, Леда невидящим взором уставилась на леди Тесс.

— Да, милая, дети бывают именно от этого, — леди Тесс кивком указала на кровать, — а истории об аистах и капусте — это не более чем сказки.

Леда нелепо взмахнула руками, словно пыталась отогнать от себя что-то ужасное.

— Вы уверены? — упавшим голосом спросила она.

— Насчет аиста? Да. — По лицу леди Тесс пробежала улыбка. — Абсолютно. А вот насчет того, что ты могла забеременеть, полной уверенности у меня нет. Тем не менее это вполне возможно.

— О мэм! Но как я узнаю об этом?

— Давай подождем несколько недель. Если у тебя не будет месячных, можешь счесть это верным признаком беременности. — Заметив, что дыхание Леды участилось, она ласково положила руку ей на плечо: — Ну-ну, успокойся, все хорошо. Я не вижу никаких поводов для паники, потому что он позаботится о тебе, можешь в этом не сомневаться.

Сэмюел неподвижно смотрел на свое отражение в зеркале. Обман и иллюзии — вот его главные инструменты, носам он никогда не должен теряться между реальным и обманчивым миром.

«Сейшин» — целое сердце. Он сохранил его. Или…

Сэмюел закрыл глаза и снова открыл их, но не увидел правды. Он увидел лишь себя, свои сжатые губы, напряженный подбородок, глаза, сверкающие в узком луче света, который проникал в окно туалетной комнаты.

В прошлом его называли забавным детенышем. Теперь, когда следы обучения у Доджуна прошли и на его теле не осталось шрамов, ничто не портило его красоты; тем не менее сейчас собственное лицо казалось ему противным.

Джерард резко отвернулся от зеркала и протянул руку за запонками. Полезные штучки, которые он всегда носил с собой, уже были переложены в его утренний костюм; а восточное одеяние темной кучей лежало на кровати.

От него все еще пахло ею, и несколько мгновений Джерард стоял неподвижно, вдыхая этот запах. Он снова ощутил возбуждение.

Теперь, когда у него появилось воспоминание — свежее, живое, — оно еще больше жгло его. У желания есть собственная жизнь, собственная воля, поэтому каждый раз при мысли о ней он испытывал восторг.

Он заплатит ей, чтобы она уехала. Кажется, это называют «добровольным подкупом». Сколько дешевой иронии в этом названии для платной радости!

Воспоминание о наслаждении, которое доставила ему близость с ней, наполнило его острой болью; это была пытка, которую ему еще предстояло выдержать, но он надеялся, что ему удастся одолеть эти ощущения.

Гости неспешно разъезжались, и в углу холла до сих пор стояли три чемодана и один сундук. В столовой каждый мог положить себе сколько угодно еды; несмотря на третий час дня, слабые спиртовые светильники все еще горели под блюдами с ветчиной и белыми куропатками.

Хей и Роберт, двигаясь вокруг стола, сосредоточенно наполняли свои тарелки.

— Джерард. — Лорд Хей коротко кивнул Сэмюелу, после чего Роберт тоже с интересом посмотрел на Джерарда.

— Мне надо с тобой поговорить, — неожиданно сказал он. — Наедине.

Сэмюел кивнул: Роберт еще ни разу не высказывал желания потолковать с ним наедине, и его, конечно же, интересовало, о чем будет разговор.

Затем в столовую зашли две младшие сестры Голдборо, закутанные в теплые пальто и державшие в руках кроличьи муфты. Когда одна из девушек протянула Сэмюелу руку, выжидающе глядя на него, ему не оставалось ничего другого, как поцеловать ее пальцы.

Покончив с едой, Сэмюел вышел в безлюдную гостиную, затем прошел через бильярдную и, поднявшись по лестнице, остановился возле комнаты мисс Этуаль.

Никто не ответил на его тихий стук, поэтому Сэмюел повернулся и пошел прочь.

По пути он встретил Каи, которая спускалась вниз из детской, прижав Томми к плечу. У малыша припухли глаза, вид у него был такой, как будто он все еще спал.

Каи бесцеремонно сунула малыша Сэмюелу.

— Послушай, Каи… — заговорил Сэмюел, но его прервал недовольный рев Томми.

— Ну что ты, мой маленький? — Каи поспешно забрала малыша обратно. — Иди сюда, не плачь. — Она начала качать Томми, ласково что-то напевая.

Когда рев стал потише и перешел в тихий писк, Каи искоса взглянула на Сэмюела:

— Это правда? Сэмюел похолодел.

— Что правда? — Он не знал, откуда у него берутся силы говорить.

— Ну, что ты и мисс Леда…

Казалось, Сэмюел не слышал ее слов: в его ушах звучало лишь громкое биение его собственного сердца.

— Нет. — Он решил все отрицать и не позволить Каи поверить сплетням.

Звук одного-единственного короткого слова замер в воздухе, и Джерард услышал эхо, словно «нет» сказал кто-то другой.

Из листвы растений в холле послышался тихий птичий щебет, но лицо Каи по-прежнему оставалось напряженным: она была явно встревожена.

— Это ужасная сплетня, и я так и сказала мисс Голдборо, но, Маньо… Ты бы сказал мне правду, если бы это было так?

Джерард опустил глаза и отвернулся.

— О! — Ее голос наполнился отчаянием. — Так, значит…

— Каи, это ничего не значит! Это… — Язык не повиновался ему. — Я так и знал, что ты не сможешь понять!

— Как ничего не значит? — Каи с изумлением посмотрела на него. — То есть это правда, но для тебя это ничего не значит? — Голос Каи поднимался выше и выше, ее лицо покраснело. — А как насчет Томми? Как насчет мисс Леды? Не можешь же ты… Господи, мне не верится, что речь идет о тебе, и это ты говоришь, что это ничего не значит! — Томми снова заплакал, его вопли становились все громче, но леди Каи продолжала говорить, не обращая на это внимания. — Выходит, ты готов оставить их на улице, просто бросить — и все? Ты привез их сюда, надеясь, что мы перестираем все твое грязное белье, а ты даже не изволишь сообщить нам, что происходит?

Джерард не шевелился — лишь сейчас он начал осознавать масштаб грянувшей катастрофы.

— Мне нечего сообщать вам, — процедил он сквозь зубы.

— Нечего? — Каи в ярости сунула ему в руки Томми. — А он тоже для тебя ничто?

Сэмюелу пришлось взять ребенка в руки, чтобы не дать ему упасть на пол.

— Да посмотри же, у него твои глаза! — запальчиво выкрикнула Каи. — Не понимаю, почему я прежде не замечала этого.

— Ты ничего не замечала, потому что это всего лишь игра воображения. — Объяснить что-либо еще Джерард был не в состоянии. Не так он собирался говорить с Каи. От злости его тело каменело, он испытывал ненависть к себе и к своей судьбе.

Держа в руках кричащего младенца, Сэмюел направился, сам не зная куда, и Каи пошла следом за ним; а когда он оглянулся, выхватила у него Томми и, подобрав юбки, быстро зашагала по направлению к детской.

— Сэмюел. — Холодный голос лорда Грифона остановил Джерарда у дверей, после того как вечерняя мгла, сгущаясь над дорожками и газонами, поглотила последнюю карету, направлявшуюся к станции.

— Да, сэр, — не оглядываясь, отозвался Сэмюел.

— Собираешься прогуляться? — Вопрос был задан тихо, безразличным тоном.

Сэмюел на мгновение закрыл глаза.

— Да, сэр.

— Я пойду с тобой.

— Да, сэр. — Джерард натянул перчатки, и они вместе вышли из дома.

На самом деле Сэмюелу больше всего хотелось побыть одному: у него не было ни малейшего желания разговаривать с кем-либо после неприятного разговора с Каи. Он оставался в уединении, пока гости разъезжались, и видел, как Каи вышла из дома проводить лорда Хея: она стояла на дорожке и махала ему вслед, пока его экипаж не исчез из виду.

Руки Сэмюела, затянутые в перчатки, сжались в кулаки при воспоминании об этом. Теперь в его сердце не осталось ничего, кроме ревности и ярости.

— И что ты собираешься делать? — наконец поинтересовался Грифон.

Сэмюел остановился и глубоко вздохнул.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Черта с два ты не понимаешь! — Лорд Эшленд пнул кончиком ботинка небольшой камень, и тот отлетел к краю дорожки.

И тут Сэмюел почувствовал, что не в состоянии больше молчать.

— Я отошлю ее отсюда, — отрывисто заговорил он, — и никогда больше не посмотрю в ее сторону. Я обеспечу ее, дам ей столько денег, что она сможет жить как принцесса, ни в чем не нуждаясь. А хотите, я перережу себе горло, если это вас устроит. — Закинув голову вверх, он невидящим взором уставился в небо. — Чего вы хотите? Что придется по нраву всем?

Лорд Грифон покачал головой:

— Кому это — всем? — Его холодный взгляд остановился на Сэмюеле. — Я ведь не требую от тебя чрезмерной добродетели, и сам не святой. Но, встретив и полюбив женщину, я уже не спал с другими.

В горле у Сэмюела пересохло.

— Ты меня понимаешь? — тихо спросил лорд Грифон.

«Не делайте этого, — беззвучно взмолился Сэмюел, закрывая глаза. — Не делайте этого, прошу».

Но спокойный и тихий голос был неумолим.

— Я беру назад свое согласие. И я не позволю тебе обидеть мою дочь.

Когда лакей подал ему на серебряном подносе записку, Сэмюел, даже не прикоснувшись к ней, сразу узнал почерк. Он медленно стянул перчатки, безуспешно пытаясь хотя бы на мгновение оттянуть неизбежное.

В записке было сказано, что леди Тесс ожидает его в музыкальном салоне.

Постучав, он дождался ответа и, войдя в салон, закрыл за собой дверь.

Леди Тесс сидела на широкой скамье, какие ставят у роялей, и держала в руках ноты. Как только Джерард вошел, она поставила ноты на пюпитр.

— Я никогда не была хорошим музыкантом, — не спеша проговорила она. — Вот Каи — другое дело… — Леди Тесс замолчала.

— Лорд Грифон уже потолковал со мной, — равнодушно сообщил Джерард, — так что вам нет необходимости беспокоиться и повторять все, что он мне сообщил. Если вам неприятно на меня смотреть…

Леди Тесс крепко сжала губы.

— Сама я никогда бы не сказала никому ни слова…

На рояле в подсвечнике тихо горела свеча, и Сэмюел стал смотреть на нее…

— Вам не о чем беспокоиться, — наконец сказал он и сцепил руки за спиной. — Абсолютно не о чем. Вы привели меня в свой дом… Я никогда не мог сказать вам, что это для меня значило. Если бы не вы, меня бы уже не было на свете. Завтра же я уеду и не буду больше видеться с Каи. Я прошу только об одном: пусть кто-нибудь скажет ей, что ребенок не мой. Это правда. Я никогда не видел мисс Этуаль до того дня, когда мы познакомились у портнихи, и никогда до той ночи… — Он замолк.

Леди Тесс стояла, опустив глаза на клавиатуру рояля.

— Не мое это дело — прощать тебя, — медленно произнесла леди Тесс.

— Каи не знает, она слышала лишь разговоры о ребенке. Она не понимает…

— И Каи тоже не может тебя простить — ведь ты ее ничем не обидел. — Она повернулась и наконец посмотрела на Джерарда. — Но неужели ты ни разу не подумал о девушке, которую погубил?

Его плечи напряглись.

— Погубил?

— Да, обычно в таких случаях используют именно это слово.

— О мисс Этуаль позаботятся. Не думаю, что она будет сильно сожалеть о своей гибели.

Брови леди Тесс недоуменно приподнялись.

— Мне она сказала совсем другое.

Джерард скрипнул зубами.

— Она не должна говорить с вами об этом, — решительно заявил он. — И что же она вам сказала, интересно?

— Почти то же, что и ты. Леда сказала, что предала нашу дружбу, что уедет отсюда и что ты любишь Каи…

— И о чем она попросила?

— Ни о чем. — Леди Тесс пожала плечами. — Она сказала, что ты не несешь за происшедшее ответственности, и лишь хотела узнать, не смогу ли я дать ей рекомендательное письмо, чтобы она могла устроиться машинисткой. Но, в конце концов, не попросила даже об этом.

— Я немедленно поговорю с ней. — Джерард резко схватил кочергу и стал перемешивать угли. — Машинистка — это не для нее.

— И что ты ей предложишь, Сэмми?

Бросив кочергу, Джерард выпрямился.

— Я куплю ей дом и дам пять тысяч долларов.

— Ясно, — задумчиво произнесла леди Тесс. — И кем же она станет после этого?

Джерард мрачно смотрел, как голубое пламя лижет черные угли, и молчал.

— Я хотела, чтобы ты забыл о том, откуда попал в наш дом, — неожиданно сказала леди Тесс, — но теперь… Не могу поверить, что ты не помнишь…

Где-то в глубине своего существа Сэмюел ощутил сильную дрожь.

— Я помню, — прошептал он.

— И тебе по-прежнему все равно, что она…

Оттолкнувшись от камина, Джерард резко повернулся.

— Я помню! — закричал он. — Если вы считаете, что это то же самое… что я сделал с ней то же, что делали со мной… что я мог… — С силой выдохнув, он подошел к роялю. — Нет, я не забыл, откуда попал в ваш дом.

Губы леди Тесс задрожали, и она опустила глаза.

— Прости, я не должна была этого говорить. — Она без сил опустилась на скамью.

Стараясь сдерживать себя, Сэмюел продолжил:

— Мисс Этуаль получит от меня солидную сумму. Если учесть, что вдобавок к этому она получит еще и дом, то, вероятно, это будет весьма щедрая плата. Ей не придется больше продавать себя, если только она сама этого не захочет.

Леди Тесс подняла голову:

— Больше?

— Лорд Баунтифул, пославший ей ту записку в салон портнихи, посетил ее на чердаке, — ответил Джерард невпопад.

— Думаю, Сэмюел, — лицо леди Тесс побледнело, — ты ошибаешься.

— Нет, не ошибаюсь. Я там был.

— Но прошлой ночью… Неужели ты не… — Леди Тесс облизнула губы. — О Сэмюел!

Что-то в ее голосе заставило Джерарда вздрогнуть, а когда леди Тесс заговорила — медленно, словно слова с трудом давались ей, его стала бить дрожь.

— Неужели ты не понял, что она была девственницей?

Сэмюел опустил глаза на отражение орхидей в гранях хрусталя.

— Это она вам сказала?

— Ей не нужно было ничего говорить. — Леди Тесс вздохнула. — Я все видела своими глазами. Опытная женщина не станет так плакать и, самое главное, у нее не будет кровотечения.

Джерард вспомнил маленького мальчика, познавшего и слезы и кровь, воспоминания о которых так и не были смыты годами последующей жизни. Он отчетливо чувствовал связь между прошлым и тем физическим удовольствием, которое получил минувшей ночью. Признаться, что ждал чего-то подобного, и теперь ему не терпелось повторить опыт, но…

Разве не он хотел жениться на Каи, пытался казаться хорошим, надеялся, что ее чистота исцелит его боль? И что теперь? Сэмюел чувствовал себя окончательно раздавленным.

— Я пообещала мисс Этуаль, что ты поступишь правильно и сделаешь то, что должен сделать. — Леди Тесс замолчала.

Если бы Джерард поднял голову, то смог бы увидеть мольбу в ее глазах, увидеть в ней ее дочь и все, за что он боролся. Но мольба не была услышана.

— Сэмюел… Я была уверена, что знаю тебя.

Шевельнув рукой, Джерард сжал ее в кулак, затем схватил стоявшее рядом пресс-папье и тут же выпустил его…

Пресс-папье упало на каминную полку, издав при этом звук, сильно походивший на выстрел. Джерард увидел, как неровные осколки полетели в камин, подняв в воздух сноп горящих искр.

Весь его гнев, все его переживания — все это теперь поблескивало осколками пресс-папье, сверкающими среди углей. «Поступишь правильно», «Сделаешь то, что должен сделать»…

Сэмюелу не верилось, что все кончено, но и впереди он не видел ничего — абсолютно ничего.

Быстро повернувшись, он торопливо вышел из комнаты, оставив леди Тесс наедине с острыми осколками его мечтаний.

Глава 27

Поскольку леди Тесс велела Леде ждать в комнате позади детской, теперь она, не находя себе места, металась между диванами, от которых исходил запах давно увядших роз. Когда-то здесь был дамский будуар — он располагался на верхнем этаже дома, и его широкие окна, занавешенные плотными ситцевыми шторами, выходили на подъездную аллею.

Услышав шум голосов из детской, Леда на мгновение замерла, но оказалось, что это были всего лишь новая няня и горничная, которые ворковали с Томми, укладывая его в постель. Через минуту няня подошла к полуоткрытой двери, заглянула в бывший будуар и, увидев Леду, улыбнулась ей, после чего, пожелав ей доброй ночи, захлопнула дверь.

В наступившей тишине Леда чувствовала себя призраком, пробравшимся в будуар, где было полно мягких подушек и старых стульев. Ей подумалось, что комната вроде этой могла быть когда-то свидетельницей большого счастья: возможно, любящие супруги сидели тут, смеясь, на диванчике для двоих, а дети играли на мягком ковре. Леда оказалась здесь лишь ненадолго, и ее присутствие не оставит в комнате следа.

Повинуясь внезапному чувству, Леда отвернулась от книжного шкафа, в котором стояли тома «Алисы в стране чудес» и «Волшебных сказок» Братьев Гримм, и увидела Сэмюела — холодного и всемогущего ангела в платье простого смертного.

Она сразу приготовилась сказать небольшую речь, но вдруг забыла все. Впрочем, как можно вести сердечную беседу с человеком, с которым она последний раз разговаривала в спальне, и не просто в спальне, а в постели, да еще и в совершенно неприличной позе!

Теперь Леде нелегко было убедить себя в том, что воспоминания не обманывают ее и что все это произошло на самом деле. Мужчина, от которого исходило холодное сияние, целовал и обнимал ее; он овладел ею и спал, обвив ее своими сильными руками.

— Мисс Этуаль, — Джерард даже не попытался казаться любезным, — мы поженимся после Рождества, если это вас устраивает.

Услышав лестное предложение, сделанное столь равнодушным тоном, Леда сперва отвернулась, потом сцепила руки, уселась в кресло-качалку и уставилась на свои пальцы.

— Мистер Джерард… — проговорила она неуверенно, — прошу вас, пожалуйста, не считайте, что вы должны принять такое… решение, которое уже не допустит перемен. Возможно, вам нужно больше времени для того, чтобы все обдумать хорошенько.

— О чем мне думать? — с горечью спросил он. — Решение было принято прошлой ночью, и никакие перемены мне не понадобятся.

— Но леди Каи…

— Ее родители больше не одобряют наш брак. — Джерард вздохнул. — Больше того, они не хотят, чтобы Каи привязывалась ко мне, полюбила меня.

Леда опустила глаза.

— Мне очень жаль, что так получилось.

— Скажите мне только одно… Скажи правду… Я был у тебя первым?

Несколько мгновений Леда не могла его понять, а потом ощутила, как вся покрывается краской — грудь, шея, лицо… Оттолкнувшись ногами от пола, она качнулась назад в кресле-качалке, безуспешно пытаясь спрятаться от него.

— Да.

Их глаза встретились, и обоих словно обдало жаром. Лицо Леды пылало. Первым! Неужели Сэмюел считает, что в ее жизни появится второй? Что она еще кому-то позволит прикасаться к ней так, как это делал он?

— Я не знал. — Джерард отвернулся. — Видите ли, я не слишком… опытен в таких вещах.

Пожав плечами, Леда встала с кресла-качалки.

— Мистер Джерард, неужели вы сомневаетесь, что я бы позволила кому-то еще… быть со мной?

— А разве нет? — В голосе Джерарда прозвучала плохо скрываемая ирония.

Внезапно Леда отчетливо вспомнила минуты их близости, вспомнила, как его тело прижималось к ней, как хорошо ей было, когда его кожа касалась ее кожи…

— Теперь я понимаю: мне не следовало этого делать! — в отчаянии воскликнула она. — Я поступила нехорошо, но…

— Жаль, что вы не подумали об этом прошлой ночью.

— Я подумала о том, что вы одиноки, и потом… Я не знала, не понимала, что вы имеете в виду.

Джерард испытующе посмотрел на нее.

— Уверяю вас, сэр, что я никогда даже не подозревала, что такое возможно, и никто никогда не рассказывал мне об этом. — Она опустила голову. — Да я бы и не поверила, если бы мне рассказали…

Странная улыбка вдруг промелькнула на лице Сэмюела.

— Мне дали понять, что я увижу вас плачущей и бледной от потери крови.

— И теперь вам обидно, что это не так? Уверена, любая бы заплакала на моем месте. Это так унизительно! К тому же леди Тесс сказала мне, что от этого могут быть дети, и я должна подождать несколько недель, прежде чем узнаю, как обстоят дела! — Вскочив, Леда отвернулась и обхватила себя руками. — Я боюсь!

Джерард не ответил, только чуть шевельнулся и сразу оказался совсем близко.

— О! — воскликнула Леда, хватая ртом воздух. — Как вам удается двигаться так бесшумно — тут каждая половица ужасно скрипит…

Схватив Леду за подбородок, Джерард заглянул ей в глаза.

— Сейчас вы побледнеете, лишитесь чувств, а потом будете такой же живой, как всегда. — Он неожиданно усмехнулся. — И я по-прежнему буду обязан жениться на вас.

— Нет, если вам этого не захочется! Леди Тесс даст мне рекомендательное письмо…

Его пальцы крепче сжали ее подбородок.

— При чем тут письма. Мы поженимся через три недели.

Леда с трудом сглотнула.

— Леди Тесс сказала, что так и будет…

— Потому что она меня знает. — Его губы скривились в мрачную усмешку. — И я ее не разочарую.

Венчание состоялось в ветреный январский день в домашней часовне Эшлендов в Уэстпарке. Леди Каи выступала в роли подружки невесты.

Леде все это казалось каким-то нереальным, включая белое шелковое платье и белоснежную тюлевую фату, второпях сшитую мадам Элизой.

Леда не знала, кто заплатил за ее платье и за наряд леди Каи из органзы абрикосового цвета с большим бантом на спине, а также за роскошный, непонятно откуда взявшийся зимой букет из флердоранжа, наполнивший дивным благоуханием холодный воздух часовни, выкрашенной в белый цвет.

Часовня сияла светом, несмотря на хмурый день; это была постройка восемнадцатого века, украшенная чудесной резьбой, отчего Леда еще сильнее ощущала, что она чужая в этом месте — ведь у нее не было ни предков-аристократов, которые приложили бы руку к созданию этого сказочного пространства, ни даже права находиться здесь.

Зато Джерард отлично вписывался в элегантное пространство часовни; одетый в черный, отлично сидевший на нем костюм, он неподвижно стоял на отведенном ему месте и спокойно наблюдал за гостями.

Неожиданно через вуаль Леда заметила леди Коув, и у нее защемило сердце. Ей даже пришлось прикусить губу, чтобы не расплакаться. Лицо леди Коув выражало восхищение, в руках она держала наготове носовой платок, а на голову водрузила шляпку, с которой свешивалось гигантское чучело куропатки. Тут же была и миссис Роутем в своей лучшей шляпке, купленной двадцать лет назад в Париже.

Мисс Ловатт, считавшая слезы низменной слабостью низшего класса, выхватила носовой платок у леди Коув и стала энергично вытирать свое суровое лицо. Это произвело на Леду такое впечатление, что она сама едва не разрыдалась. С силой вцепившись в руку лорда Грифона, она опустила глаза, и горячие слезы, которые ей так и не удалось сдержать, покатились по ее щекам.

Все эти милые люди проделали долгий путь из Лондона, ехали на поезде, несмотря на то что миссис Роутем боялась куда-либо ездить из-за колесящих по дорогам автомобилей; теперь они, ее друзья, были счастливы за нее, разумеется, не зная, что все это — чистой воды притворство, и даже белое платье, символизирующее невинность.

Лорд Грифон отпустил руку Леды, а леди Каи, восторженно улыбнувшись, забрала у нее букет. Выбора не было — Леде оставалось только повернуться…

Сквозь фату и слезы Леда едва смогла разглядеть его силуэт — темный, окруженный золотистым сиянием. Еще она слышала его голос — уверенный, безучастный. Любовь, забота, честь… Как мог он произносить эти слова? Леде казалось, что сама она не сможет издать ни звука.

И все же, когда настала ее очередь, слова полились легко — простые и понятные. Она любит его — это было единственное правдивое признание во всей шутовской церемонии.

«В болезни и в радости, пока смерть не разлучит нас…»

Потом мистер Джерард поднял ее фату, и она увидела его глаза с темными ресницами, его нереально безупречное лицо, его рот, который знал вкус ее губ.

Внезапно Леда заметила, что Сэмюел тоже едва сдерживает слезы. Его подбородок слегка напрягся, когда, наклонившись, он провел губами по ее влажной щеке, только теперь она, не выдержав, позволила себе вздохнуть полной грудью.

Леди Тесс отогнула край одеяла, взбила подушки, потянула полог, потом погладила рукой белую сорочку, которую горничная повесила в пустой шкаф.

— Раньше в этой комнате жила моя бабушка, — неожиданно сказала она. — Ты можешь тут все переделать, если захочешь, тем более что обстановка тут весьма старомодна.

— А по-моему, тут все замечательно, мадам.

Леда внимательно огляделась.

— Называй меня Тесс. — Леди Тесс поправила овальную раму с фотографией мальчика, ловившего рыбу.

— Ох, боюсь, я не смогу…

— Почему? — Тесс подняла на нее глаза. — Это уменьшительное от Терезы, которая, должна признаться, мне ужасно не нравится.

— Да, мэм… То есть Тесс.

На белом комоде с золотыми инкрустациями Леда заметила шкатулку из слоновой кости.

— Подарок от Сэмюела. — Леди Тесс улыбнулась. — Он попросил меня принести ее сюда.

Леда взяла шкатулку в руки, потом уселась в мягкое кресло и открыла крышку. В шкатулке на розовом атласе лежали зеркало и щетка для волос — до боли знакомые, с мелкими пупырышками на серебряной поверхности, в узоре которых Леда всегда различала лицо крохотного эльфа.

— Неужели мистер Джерард сумел это найти?! — дрогнувшим голосом воскликнула она, и к ее горлу подкатил комок.

— Ну конечно, глупышка! — ободряюще произнесла леди Тесс. — Вот только я не хочу, чтобы ты снова плакала…

— Да, мэм. — Всхлипнув, Леда опустила голову и издала какой-то неясный звук, походивший то ли на смех, то ли на рыдание. — Именно это сказала бы мисс Миртл. — Она провела пальцем по серебряному узору зеркала. — Вот уж не думала, что когда-либо снова увижу его.

— Когда я выходила замуж, у меня тоже не было матери, зато была подруга, — неожиданно произнесла леди Тесс. — Вот и я тоже хочу стать тебе подругой, если ты не будешь возражать. Позволь, я присяду тут и расскажу тебе о некоторых вещах, которые тебе следует знать…

— Ну разумеется, мэм, — поспешно согласилась Леда.

— Называй меня Тесс, прошу тебя.

— Ох, я хочу, но не могу… Боюсь, мне не хватает решимости.

— Ничего, Сэмюел тоже так и не смог привыкнуть к этому имени. Из-за этого я кажусь себе ужасно старой и толстой. — Тесс вздохнула. — В первые двадцать лет моей жизни никто не называл меня «леди», вот мне и кажется, что со стороны окружающих не слишком-то любезно приговорить меня к обращению «мадам» до конца моих дней.

Леда засмеялась:

— И вовсе вы не старая, мэм, то есть Тесс! Я постараюсь больше не ошибаться, честное слово!

— Спасибо. Я уже чувствую себя моложе. — Тесс тоже засмеялась. — Ну а теперь давай поговорим кое о чем важном, а именно о тебе и Сэмюеле. Теперь ты замужняя женщина, и в твоей власти подарить своему мужу наслаждение или сделать его несчастным, вот почему я не хочу, чтобы ты оставалась в неведении.

— Да, мэм, то есть Тесс…

— У меня есть подруга — ее зовут Маина Фрейзер, и сама она с Таити. Не думаю, что на свете есть еще кто-то, способный столь открыто говорить о физической стороне любви. Ты когда-нибудь слышала о Таити? Это остров, и когда на пляже Маина рассказывала мне обо всем, под ногами у нас был горячий песок, а наши волосы были распущены в точности так, как сейчас у тебя. Мужчины устроены несколько иначе, но я думаю, что женщине надо расслабиться, чтобы получать удовольствие от занятий любовью. — Леди Тесс прищурилась. — Скажи правду, ты боишься Сэмюела?

Этот вопрос несколько озадачил Леду, и это заметила Тесс.

— Ну, он сделал тебе больно? — осторожно поинтересовалась она.

Опустив глаза, Леда принялась тереть большим пальцем серебряную ручку зеркала.

— Да, — прошептала она после непродолжительного молчания.

— Поверь, так бывает всего лишь один раз. Теперь боли больше не будет, не забывай об этом.

Леда кивнула, затем густо покраснела.

— Ты думаешь о Сэмюеле? — Тесс дружелюбно улыбнулась. — Это совсем не плохо. Ну а теперь я расскажу тебе все, что Маина открыла мне в мужчинах… В моем рассказе не будет ни слова преувеличения, можешь мне поверить.

К тому времени, когда Тесс завершила свое повествование, Леда знала таитянские названия таких вещей, о существовании которых она прежде даже не подозревала. Мисс Миртл успела бы десять раз умереть от ужаса, если бы ей пришлось выслушать все это.

— О Боже! — Леда прикрыла рот рукой. — Если все это действительно возможно, тогда я не знаю, как люди отваживаются ложиться вместе в постель.

— Скоро ты это поймешь на собственном опыте. — Тесс улыбнулась. — Только не вздумай смеяться в самый неподходящий момент, иначе ты ранишь его чувства. Мужчины вообще очень чувствительны, а Сэмюел совершенно особый случай. — Она повертела в руках щетку для волос. — Когда-то я была очень молода и ужасно глупа, поэтому мой первый брак продлился недолго. Моего мужа звали мистер Элиот, и он меня откровенно пугал. Даже теперь я иногда со страхом вспоминаю о нем. Уже в первую ночь моего пребывания в доме мистера Элиота в мою комнату пришел мальчик лет пяти-шести, и это был Сэмюел. — Тесс говорила спокойно, однако ее голос слегка дрожал. — Он был очень умненьким, послушным и никогда не перечил и не жаловался, когда мистер Элиот связывал его запястья и начинал его бить. Я не в состоянии понять этого, но каким-то образом Элиот получал от этого удовольствие. Разумеется, я пыталась остановить его, и тогда он запер меня в комнате, а затем не выпускал почти целый год. — Тесс с трудом втянула в себя воздух. — Эта история изменила меня, и мир уже никогда не казался мне прежним. К счастью, мне повезло, так как у меня были друзья, которые меня спасли, увезли от мужа и помогли аннулировать брак. А потом я познакомилась с Грифом, но при этом никак не могла забыть того маленького мальчика. Мы наняли детективов, которые почти три года искали его, а когда обнаружили, Сэмюел пребывал в одном из тех ужасных мест, в которых детей продают мужчинам.

Леда тяжело опустилась в кресло и уткнулась лицом в колени. Она думала о тех маленьких, трогательных подарках, которые Сэмюел преподносил Тесс, о монетке на ленте, которую она носила на шее, о серебряной щетке и зеркале. И эти странные кражи в городе… Он делал это для того, чтобы подобные заведения закрывали, догадалась Леда.

Вместо шумных кампаний, во время которых женщины выступали с речами и распевали гимны, Сэмюел в одиночку добился того, что притоны больше не могли существовать, находясь под пристальным вниманием общественности.

— Он просто необыкновенный, — произнесла она сдавленным голосом.

— Ты так считаешь? — спросила Тесс.

Леда кивнула, не поднимая головы.

— Ну вот и хорошо, а то я боялась рассказывать это тебе. Вдруг ты бы расхотела выходить за него замуж…

— Я — нет, но он… Боюсь, он вовсе не рад тому, что случилось.

— Но почему?

— Потому что у него не было выбора. — Леда сжала руками складки юбки.

— Не было выбора? — недоверчиво переспросила Тесс. — Но кто, интересно, заставлял его заниматься с тобой любовью? Кто вынуждал его оставаться в твоей кровати и обнимать тебя? Сэмюел — взрослый мужчина, и он волен поступать так, как считает нужным.

Леда все еще не решалась поднять голову.

— И все-таки я боюсь, — упрямо повторила она.

Леди Тесс осторожно прикоснулась к ее волосам.

— Дорогая, кто угодно испугается, если попробует заглянуть в будущее и спросит себя, что ждет его впереди. Сэмюел очень горд, и он стыдится прошлого…

— Ему нечего стыдиться. — Леда подняла голову и храбро посмотрела на Тесс. — В том, что с ним произошло, нет его вины.

— Я тоже так думаю! — Леди Тесс улыбнулась. — Теперь я могу сказать Сэмюелу, чтобы он поднялся наверх, а тебя прошу навсегда запомнить одно: ты и сама весьма необыкновенная женщина.

Когда дверь за леди Тесс закрылась, Леда взяла зеркало мисс Миртл и долго смотрела в него, но так и не увидела в своем лице ничего необыкновенного.

Сэмюел терпеливо играл уготованную ему роль — принимал поздравления, улыбался, когда от него этого ждали, и делал все необходимое в течение бесконечно долгого дня. Большая часть гостей — гавайский консул, несколько его деловых партнеров и троица пожилых леди со стороны мисс Этуаль — ничего не знали о скандальных обстоятельствах брака, однако Сэмюел сомневался в том, что они долго пробудут в неведении. Такая перспектива тревожила его — он не хотел, чтобы мисс Этуаль страдала от сплетен и многозначительных взглядов.

Вот почему Джерард искренне старался показать, что для него большая честь получить в подарок руку Леды, как выразилась одна миниатюрная пожилая дама с нежным дрожащим голоском и мертвой птицей на шляпке. При этом он избегал серьезных разговоров. Пока его не было, в Уэстпарк вернулся лорд Хей, чьи намерения были столь ясны, что Сэмюел с некоторой досадой спрашивал себя, почему до сих пор не объявлено о помолвке.

Впрочем, когда о ней объявят, его здесь уже не будет. Наблюдая за Каи, которая с энтузиазмом занималась приготовлениями к свадьбе мисс Этуаль, слушая разговоры леди Тесс о том, что она посадит в саду весной, Джерард то и дело напоминал себе об этом.

Все это время Каи избегала его, ссылаясь на внезапное недомогание, и теперь она тоже держалась весьма отстраненно.

— Мои поздравления, — только и сказала она.

Когда компания начала расходиться, Каи стала провожать гостей по их комнатам. Сэмюел остался один в гостиной, наедине с цветами, которые Каи перевязала белой лентой, и с фатой, небрежно брошенной на вышитую подушку.

«Моя жена», — промелькнуло у него в голове.

Теперь эти слова казались ему какими-то необычными, почти иностранными, но они разжигали в нем горячий огонь знакомого ему желания, и он уже ощущал тень врага, притаившегося в его существе.

Глава 28

Сэмюел пошел к ней, потому что не пойти было равнозначно поражению. Этим он признал бы, что не в состоянии справиться с собой.

Когда он вошел, Леда сидела в кресле, поджав ноги, и очень напоминала изображение о чем-то задумавшейся девушки на когда-то давно виденной им картине.

Дверная ручка щелкнула, и Леда вскинула голову. Потом она медленно поднялась и взяла халат, лежавший на спинке стула.

Сэмюел замер на месте, поражаясь силе реакции своего тела на ее близость. Сначала он пытался произнести заготовленную речь, но слова не шли к нему. Он хотел дать какие-то клятвы, пообещать не прикасаться к ней, но, увы, не мог.

— Вы забыли это внизу. — Сэмюел протянул Леде фату из нежных кружев.

Взяв фату, Леда бережно расправила ее.

— Эту вещь монашки сплели с помощью сотен коклюшек, — задумчиво сказала она. — Мне дали рецепт специального состава для стирки из молока и кофе, чтобы фата не потеряла цвета. Ее нельзя крахмалить и даже гладить, вот так-то. — Бросив на Сэмюела быстрый взгляд, она направилась к большому зеркальному шкафу, чтобы положить в него кружевное чудо, и когда она шла, ее шелковый халат изумрудного цвета мягко шелестел по ковру.

Повернувшись к Сэмюелу, Леда чуть растерянно улыбнулась.

— Боюсь, леди и лорд Эшленд были слишком добры. Не представляю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить их.

— Это вы о свадебном платье?

Леда вздохнула, по-прежнему не глядя на него.

— Да. Более красивого платья и вообразить невозможно, вы не находите?

— Пожалуй. — Сэмюел кивнул. — Но вам не нужно никого благодарить за него.

Он увидел, как изменилось лицо Леды, — она только сейчас поняла, кто сделал ей столь щедрый подарок.

— О, сэр, так это вы…

— Мадам Элиза сказала мне, что вам понадобится приличный гардероб, и я открыл на ваше имя банковский счет. Когда деньги кончатся, вам достаточно будет сказать мне, и счет снова пополнится. Начальный взнос составляет десять тысяч фунтов.

— Десять тысяч? — изумленно повторила Леда. — Но это же огромные деньги!

— Вы не обязаны тратить сразу все, — чуть насмешливо заметил Сэмюел.

— Все? Сразу? Да мне в жизни не истратить такой суммы, сэр! К тому же я чувствую себя очень неловко: вы разыскали для меня туалетный набор мисс Миртл, преподнесли мне десять тысяч фунтов, а я так ничего и не приготовила для вас…

Джерард пожал плечами, стараясь не замечать вырисовывавшиеся под тонким шелком халата груди жены.

— Это не столь уж важно.

Леда задумчиво потерла ладонь большим пальцем.

— Я думала купить бритву, но не была уверена, что вам она понравится, поскольку, как я слышала, джентльмены очень придирчиво выбирают такие вещи, — тихо проговорила она.

— Но у меня уже есть бритва.

— Тогда я могла бы сшить вам рубашку или подарить новую шелковую шляпу, — нерешительно предложила Леда. А может быть, — едва слышно добавила она, — вы хотите, чтобы я помассировала вам спину?

Сэмюел крепче прижался к двери: у него было такое чувство, будто он летит вниз с большой высоты.

— Вообще-то я не слишком опытная массажистка, — пробормотала Леда, то застегивая, то расстегивая верхнюю пуговицу на своем халате, — и настоящий массаж не делала ни разу. Просто, когда мне было двенадцать лет, я подхватила грипп, и мисс Миртл втирала мне в грудь камфорное масло, что было очень приятно. А еще леди Тесс сказала мне, что джентльмены очень любят массаж, и я сочла бы для себя честью, если бы вы позволили мне попробовать.

— Нет. — Сэмюел всем весом навалился на дверь. — Не думаю, что это разумно.

— Почему? — Леда подняла на него глаза.

Оттолкнувшись от двери, Джерард подошел к камину и встал к Леде спиной, чтобы она не увидела, в каком он состоянии.

— В качестве ответа я хотел бы кое о чем потолковать с вами, — церемонно начал он. — Некоторые обстоятельства могут привести вас к опасению, что я не рассматриваю женитьбу как серьезное мероприятие, но это не так. Вы теперь можете во всем положиться на меня и просить все, что угодно.

Леда встала.

— Благодарю вас. — Она чуть помедлила. — Вы упомянули о сложившихся обстоятельствах, и я тоже нахожусь в своего рода тупике. Я не знаю, что нравится мужчинам, поскольку до сих пор мало общалась с ними… Однако я бы не хотела, чтобы вы сочли, будто я не рада быть вашей женой.

Сэмюел невидящим взором смотрел на каминную решетку — на ее узоре были изображены напудренные дамы и расфуфыренные щеголи. «Моя жена, — раз за разом повторял неведомый голос у него в голове. — Моя жена… Моя жена…»

Внезапно он обнаружил, что приближается к ней, вместо того чтобы бежать прочь, берет ее за руки, крепко сжимает запястья. Опустив взгляд на удивленное лицо Леды, на ее огромные зеленые глаза, Сэмюел вдруг осознал, насколько он больше ее и какую боль, вероятно, причинил ей. Одним простым движением он мог уничтожить ее, но при этом в то же мгновение ему захотелось беречь и защищать это хрупкое создание, доставлять ей удовольствие, боготворить, ласкать ее тело…

Ему так хотелось сказать хоть что-то, но он не мог. Он медленно завел ее руки ей за спину. Леда не сопротивлялась; она лишь скромно опустила глаза, позволив Сэмюелу любоваться ее длинными ресницами и нежными очертаниями лица. Он вдруг ощутил, что она принимает его, и понял, что пропал.

— Леда, — прошептал он и, опустив голову, нежно поцеловал ее ухо и тонкую кожу под ним. — Я не сделаю тебе больно и никогда не обижу тебя, обещаю.

От Леды исходил знакомый ему чудесный аромат, женское тепло, но теперь она уже не была столь наивной, как в прошлый раз. Джерард был поражен, поняв, что она хочет того же, чего хочет он.

Леда тихо застонала, пытаясь высвободить руки.

— Нет, прошу тебя. — Джерард старался говорить спокойно, тогда как его прикосновения становились все более страстными. — Я хочу, чтобы ты поняла, какой прекрасной я тебя вижу. Не бойся меня…

— А я и не боюсь… — прошептала Леда. — Просто у меня такое ощущение, будто я… выпила много шерри-бренди.

Сэмюел кожей ощутил движение ее губ. Леда дрожала в его объятиях, ее живот прикасался к его животу, его возбужденная плоть крепко вжалась в нее.

Чуть отстранившись, Джерард принялся исследовать ее стройное тело, пользуясь тем, что его ладонь и ее наготу разделяла лишь тонкая ткань сорочки. Потом, отпустив руки, он впился руками в ее ягодицы и, подтолкнув Леду к комоду, стал ласкать, гладить и целовать ее, наслаждаясь ее сладострастными стонами, все сильнее возбуждавшими его.

— Позволь мне полюбоваться тобой, — прошептал он, вдыхая свежий аромат ее дыхания, задевая языком ее губы. — Я должен увидеть тебя, всю, без одежды.

Не дожидаясь ответа, Джерард стал осторожно расстегивать жемчужные пуговицы на ее сорочке, и тут же белая кожа Леды засияла в полумраке. Ее нагие груди были округлыми и бледными; на фоне этой белизны с невероятной четкостью выделялись коричневато-розовые бутоны сосков, которые поднимались и опускались в такт ее дыханию.

Когда Джерард осторожно спустил с ее плеч халат и сорочку, Леда осталась совсем нагой. Глядя на Сэмюела затуманенным взором, она чувствовала себя как во сне. Впрочем, это была уже не мисс Леда Этуаль, а какая-то другая женщина, возможно, та мифологическая Леда, которая взяла себе в любовники бога. Эту историю мисс Миртл никогда ей не рассказывала, но Леда тайком прочитала ее в одной книжке, которую прятала у себя под подушкой. До конца она ее так и не поняла, но была уверена, что речь там идет о язычестве и о каких-то запретных тайнах.

Любовник. Не Зевс, не огромный волшебный лебедь, а мужчина, смотревший на нее так, как будто она была богиней, и любовавшийся ее телом с таким видом, будто он видит перед собой сокровище.

Сэмюел так нежно прикоснулся к ее груди, что Леда закрыла глаза, млея от чудесных ощущений.

Он придвинулся ближе к ней и, скользнув вниз, опустился на колени, крепко прижав ее спиной к комоду; при этом его большие пальцы ласкали ее соски, а когда он прикоснулся к ним губами, Леде показалось, что внутри у нее распустился чудесный солнечный цветок.

Он играл с ее сосками, катал и прикусывал их, отчего в ее животе появилось какое-то странное томление, и она, застонав, крепче прижалась к нему.

— Как ты прекрасна! — прошептал Сэмюел в исступлении. — Твои груди великолепны, у тебя роскошная фигура и такая нежная кожа…

Леда прижала его голову к себе, и тогда Сэмюел, снова схватив ее за руки, развел их в стороны и стал осыпать поцелуями ее грудь и живот, постепенно опускаясь все ниже. Он хотел показать Леде, как дорожит ею, как она нравится ему, хотел целовать ее везде.

Наконец его язык коснулся самого потаенного уголка ее тела, и когда он проник в сладостную глубину, Леда дернулась, пытаясь оттолкнуть его.

— Ш-ш-ш… — прошептал он. Никакая сила на свете не могла бы заставить его остановиться.

Леду сотрясала дрожь, и она становилась сильнее, когда его язык прикасался к ее лону. Наконец он обнаружил местечко, прикосновения к которому, похоже, возбуждали ее сильнее всего.

Леда стала ритмично двигаться в такт его ласкам, и Сэмюел почувствовал, что долго не выдержит этой сладкой пытки. Резко отпустив ее руки, он поднялся, осыпая поцелуями ее грудь, лицо, шею…

— О… — лепетала она, — о…

Леде показалось, что она вот-вот лишится чувств, когда его рука проскользнула в то место, которое он только что ласкал языком. Обхватив Сэмюела за шею, Леда прижалась к нему, и он, приподняв за ягодицы, насадил ее на свое восставшее естество. Она закричала, извиваясь в конвульсиях, а через мгновение к ее крикам присоединился и низкий рык Сэмюела, тигра, который был не в силах больше терпеть и взорвался тысячами огоньков блаженства в ее шелковом лоне.

Откровения леди Тесс совершенно не подготовили Леду к тому, что она ощутила.

Ей казалось, что Сэмюел умудрился обнять ее всю, а их тела слились воедино. Ей было немного больно, но лишь там, где ее спина прикасалась к углу комода. Она ждала чего-то приятного — того же уютного тепла, которое чувствуешь, когда ложишься в постель, согретую грелкой. Именно к этому подготовила ее леди Тесс. Больше она ей ничего не сказала, ни о чем не предупредила. Ни слова не было сказано о том божественном экстазе, который охватил ее всю.

Внезапно Леда услышала, как Сэмюел глубоко вздохнул, потом он опустил лицо к ее плечу.

— Я не мог сдержаться. Не мог остановиться, чтобы дольше…

Прикусив губу, Леда спрятала лицо у него на груди.

— Это ничего… — тихо проговорила она. — В этом нет ничего плохого или греховного, во всяком случае, теперь.

Его тело опять сотрясла тяжелая дрожь, дыхание стало глубже, медленнее. Голова Сэмюела опустилась еще ниже, а потом, вздрогнув, он выпрямился, но глаз не открыл, словно до этого заснул стоя.

Зато Леде совсем не хотелось спать. Теперь, когда сердцебиение замедлилось, она чувствовала необычайную легкость во всем теле.

— Надо уложить вас в постель, — сказала Леда, слегка потянув уголок его воротника.

Внезапно Джерард шевельнулся и с легкостью приподнял Леду, словно она была легкой как пушинка.

— О! — только и смогла выдохнуть Леда, когда он вышел из ее лона и поставил ее на ноги. — О! — еще раз воскликнула она, ощутив влагу между ног. К счастью, на сей раз это была не кровь.

Дотронувшись до своих расстегнутых брюк, Сэмюел отвернулся, и Леда, опустившись на колени, подняла свой халат и завернулась в него. Теперь, одевшись, она ощущала себя хозяйкой положения и поэтому сразу принялась командовать.

— Дорогой сэр, если вы задумаетесь, то поймете, что прошедший день был для вас весьма утомительным, — заметила она. — Позвольте мне помочь вам снять ваше платье и почистить пиджак, прежде чем я уберу его в шкаф.

Джерард стоял не двигаясь, и Леда подошла к нему, утопая босыми ногами в мягком ковре. Потом она подняла руки и развязала его галстук. Проведя руками по груди Сэмюела, она стала подбираться к пуговицам жилета…

— Вы не должны этого делать, — неожиданно проговорил он.

— А кто тогда, скажите ради всего святого? Полагаю, вы считаете, что я ничего не знаю о мужском гардеробе. В некотором смысле так оно и есть, но, поверьте, я прекрасно понимаю, что с дорогими вещами надо обращаться очень бережно. — Леда помолчала. — Поэтому мы начнем с пиджака…

Несколько мгновений ей казалось, что Сэмюел не пойдет на такого рода сотрудничество, но он с неожиданной легкостью стряхнул с плеч пиджак, после чего Леда отнесла его в шкаф и бережно разложила на нижней полке.

Когда она повернулась к Сэмюелу, он уже успел снять жилет и теперь стоял у комода, расстегивая пуговицу на воротничке рубашки. Затем он бросил жемчужные запонки в стеклянную чашу, стоявшую на комоде, и они упали туда с легким звоном.

Если бы леди Тесс не сказала ей, Леда могла бы сразу и не заметить небольшой шрам на его запястье, хотя в свете свечи светлый шрам на загорелой коже был различим весьма отчетливо. Леда посмотрела на другую руку Джерарда и увидела там такой же шрам, только менее четкий.

Плотнее запахнувшись в халат, Леда подняла свою сорочку и направилась к кровати. Ступеньки, ведущие к постели, оказались очень холодными и неприятными для ее босых ног. Быстро отвернувшись, она натянула ночную рубашку. Воротник слегка сбился набок и тянул, когда она улеглась, но Леда и не подумала поправить его, лишь, натянув до подбородка одеяло, расправила его и аккуратно отодвинулась на край кровати.

Несколько мгновений она смотрела на тлеющие угли в камине, а потом закрыла глаза.

Казалось, прошло немало времени, прежде чем он лег рядом. Матрас прогнулся, и это удивило Леду. Но его прикосновение удивило ее еще больше. Обняв ее, он прижался к ней всем телом. На Сэмюеле ничего не было — она дотронулась до него, а потом отдернула руку и не знала, куда ее девать.

Джерард уткнул нос в ямку между ее шеей и плечом, и тогда Леда, поняв, что он уснул, положив ладонь на его руку, тихо прошептала:

— Приятных сновидений, дорогой сэр!

Глава 29

Когда леди Каи предложила Леде проводить пожилых леди с Саут-стрит на станцию, Леда очень обрадовалась. Тем не менее это оказалось непросто, поскольку карета не была рассчитана на пятерых. К тому же всем было известно, что миссис Роутем должна сидеть у окна из-за того, что ее укачивает, и молодые леди, разумеется, решили ехать на переднем сиденье. Мисс Ловатт, в свою очередь, настояла на том, чтобы сесть между ними — ради леди Коув, которая испытывала неловкость из-за того, что ее старшая сестра не займет более удобного места у окна.

После того как миссис Роутем немного пришла в себя, мисс Ловатт наконец смогла откинуться на спинку сиденья.

— Ну что ж, Леда, — сразу заговорила она, — у меня наконец-то появилась возможность сказать тебе, что я рада тому, как хорошо сложилась твоя жизнь. Были у меня кое-какие опасения, основанные на некоторых слухах, но твой молодой джентльмен — весьма приятный человек. Он лично дал мне обещание узнать у кухарки рецепт приготовления лимонада и позаботиться о том, чтобы рецепт доставили на Саут-стрит.

Всю дорогу до станции мисс Ловатт развлекала попутчиц разными интересными историями. А когда экипаж остановился, заключила:

— Боюсь, брак — весьма рискованная вещь. Не уверена, что я смогла бы набраться смелости и выйти замуж, даже если бы джентльмен заинтересовался мной.

К счастью, в этот момент носильщик открыл дверь кареты, и леди Коув взяла Леду и леди Каи за руки.

— Знаете, я никогда не была так умна, как Ребекка, но все же скажу вам, что думаю о замужестве. Если супруги — муж и жена — всегда заботятся друг о друге, поддерживают друг друга в беде и умеют радоваться удачам, то впереди их непременно ждет счастье. — На ее губах заиграла улыбка, а в глазах появился лукавый огонек. — Этого я желаю и тебе, Леда, и вам, леди Кэтрин.

На обратном пути в карете сперва царило молчание, но наконец Каи нарушила его:

— Какие у вас замечательные друзья. Особенно мне понравилась леди Коув! Кстати, мы тоже уже достаточно хорошо знакомы, чтобы обходиться без «леди» и тому подобных церемоний.

— Пожалуй. — Леда кивнула.

— И еще. Мне очень трудно говорить об этом, но я хотела бы объяснить кое-что… Понимаешь, когда вы с Сэмюелом были помолвлены, поползли сплетни, и я им поверила… на некоторое время. Теперь я знаю, что все это неправда, и, поверь, я никогда больше даже словечком не перемолвлюсь с мисс Голдборо! Надеюсь, Роберт не настолько глуп, чтобы жениться на этой глупой девчонке, и к тому же мне кажется, что она ему вовсе не нравится. Кстати, я так боялась, что вы с Сэмюелом заберете у меня Томми…

Леда подняла глаза на Каи.

— Томми? — изумленно переспросила она.

— Да. Понимаешь, я хочу оставить его у себя! Если слухи о том, что ты его мать, ложные, тогда он обычный сирота и к этому нет никаких препятствий. Правда, Сэмюел сказал, что усыновит его, и тогда я не подумала, что все так обернется… Каи смущенно посмотрела на Леду. — Видишь ли, лорд Хей попросил меня выйти за него замуж, и я ответила согласием. Он тоже полюбил Томми и говорит, что будет рад стать ему отцом…

— Так ты обручена? — Леда не знала, радоваться ей или огорчаться этому известию.

— Да, и о нашей помолвке будет объявлено уже вечером.

— Что ж, я от всей души желаю тебе счастья! — горячо проговорила Леда и, сделав порывистое движение, крепко обняла Каи.

— Спасибо.

Впрочем, вскоре Леда убедилась, что хорошо изучила Сэмюела. Едва увидев его в гостиной, она поняла, что Каи ему обо всем рассказала.

Сэмюел поздравил Каи с таким же невозмутимым видом, с каким принимал поздравления по поводу собственной женитьбы, а она немедленно спросила его о Томми.

Разумеется, Сэмюел пообещал поговорить о мальчике с ее родителями и с лордом Хеем, хотя некоторые сомнения у него все же оставались.

— Тебе всего восемнадцать лет, — рассудительно заметил он.

— Через две недели будет девятнадцать. Да и какое отношение к Томми имеет мой возраст! — недовольно воскликнула Каи.

— Самое прямое! — не сдавался Сэмюел.

— Ты считаешь, я не понимаю, что делаю, да? А между тем мне уже достаточно лет, чтобы выйти замуж и завести собственных детей. Томми оказался у меня чуть раньше, чем появится наш с лордом Хеем ребенок, но что из этого?

Сэмюел вздохнул.

— Хорошо, я поговорю с леди Тесс, — повторил он.

— И ты скажешь маме и папе, что я справлюсь?

— Да.

Леди Каи звонко поцеловала его в щеку.

— А теперь я должна пойти к лорду Хею и обо всем ему рассказать, — заторопилась она. — Не сомневаюсь, он будет очень доволен.

Когда Каи ушла, в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь треском огня в камине да шелестом страниц книги, которую листала Леда. Точнее, она невидящим взглядом смотрела на длинные списки латинских названий и на цветные изображения ярких и красивых попугаев и не подняла головы даже тогда, когда Сэмюел приблизился к ней.

«Прости меня, — хотелось сказать Леде. — Прости…» И это несмотря на то, что если бы Сэмюел все-таки сделал Каи предложение, Леда сочла бы это самой ужасной вещью на свете.

— Завтра мы уезжаем, — внезапно проговорил Сэмюел. — У меня важные дела в Гонолулу.

Гонолулу! Даже само это экзотическое название пугало Леду. Невероятная даль, полная изоляция, крохотная точка, которую с трудом можно разглядеть на глобусе…

Леда глубоко вздохнула.

— Я буду рада поехать с вами, куда вы только захотите. — Она склонила голову, словно выражая свое согласие.

Сэмюел прикоснулся к ее шее, потом его палец погладил ее ухо и скользнул к подбородку.

Леду словно опалило жаром; она тут же вспомнила о том, что он делал с ней прошлой ночью.

— Спасибо.

Оставив Леду раздумывать над этим незамысловатым словом, Сэмюел ушел, и Леда не видела его до обеда.

За столом только и разговоров было что о Томми, о том, как тяжело малышу будет перенести долгое путешествие на Гавайские острова и что, пожалуй, леди Тесс стоит остаться с ним в Уэстпарке до тех пор, пока все не уладится. Обсуждали и то, где сыграть свадьбу. Леди Каи шутливым тоном настаивала на том, чтобы Леда с Сэмюелом вернулись в Англию к июлю, когда состоится венчание, какой бы важности дела ни призывали сейчас Маньо на Гавайи.

Поздно вечером, после кофе и бесчисленных тостов за помолвку, много позже того, как мужчины ушли курить, а женщины — спать, Сэмюел пришел в ее комнату. Он ласкал Леду так же, как и прошлой ночью, и страсть опять опалила их.

Потом, крепко обняв ее и уткнувшись лицом в ее шею, Сэмюел заснул, в то время как Леда еще долго лежала без сна, глядя на балдахин, на котором отражался пляшущий в камине огонь, и думая о том, что леди Коув говорила о браке и о надежде, которую он несет с собой.

* * *

Когда, уехав из Уэстпарка, они прибыли в Лондон, Сэмюел напрочь забыл о спешке. Более того, казалось, что он вообще забыл обо всем на свете. В первое утро в Лондоне он лежал в постели их роскошного номера в отеле и дремал, видимо, впервые в жизни позволив себе от души побездельничать.

На самом деле Сэмюел не спал и слышал, как Леда принесла из гостиной поднос с чаем. На ней было кремового цвета платье, волосы убраны в затейливую прическу, подчеркивающую их густоту, а хрупкая талия тонула в пышных складках юбки.

Джерард следил за женой из-под полуопущенных ресниц. Точно так же он наблюдал за тем, как она встает с кровати — бледная нимфа в полумраке, — как поднимает с пола свой халат в том месте, где он уронил его накануне вечером.

Леда поставила поднос на инкрустированный мрамором столик и выжидательно посмотрела на Сэмюела. Потом она подошла к окну и раздвинула шторы, впустив в комнату сумрачный свет улицы. Спустя мгновение она раздвинула шторы еще шире.

— Должно быть, пора вставать. — Сэмюел вздохнул.

Леда быстро задернула шторы.

— Прошу прощения, я… Я подумала, что немного света в комнате не помешает.

Сэмюел приподнялся. Среди мягких подушек, без оружия и одежды он чувствовал себя немного странно.

— Хочешь чаю? — робко улыбнулась Леда. — Надеюсь, это не я тебя разбудила? — Она налила чай и подала чашку Сэмюелу, словно была абсолютно уверена в том, что он собирается пить чай прямо в постели. Впрочем, особого выбора у Сэмюела не было, а потому ему оставалось только прислониться к медной спинке кровати и взять из рук Леды чашку.

— Полагаю, нам пора обзаводиться хозяйством, — добродушно заметил Сэмюел. — Нам понадобится решительно все.

— Ты хочешь, чтобы я заново обставила дом? — В голосе Леды слышалось недоверие.

— Наш дом, — поправил он ее.

Леда покраснела.

— А я-то думал, что женщины любят ходить по магазинам, — заметил Джерард ворчливо.

— О да. — Леда кивнула. — Конечно, любят, но… Наверное, дом очень большой?

Сэмюел помедлил с ответом, видимо, производя в уме несложные подсчеты.

— Двадцать четыре комнаты.

— Ого! — Леда закашлялась. — Боюсь, в таком случае мне придется совершить настоящую атаку на магазины Маунт-стрит.

— Планы вон в том маленьком ящичке. — Сэмюел указал в сторону комода.

Леда тут же занялась шкатулкой с кожаной крышкой, а Сэмюел босиком прошел в гардеробную и позвонил в колокольчик, над которым было написано: «Горячая вода за одну минуту».

Через сорок пять секунд, отворив дверцу лифта, он вынул из него кувшин с горячей водой, от которой шел пар.

Тем временем Леда разложила перед собой план дома и принялась, шурша бумагой, внимательно изучать его.

Поставив кувшин на стол, Сэмюел стал с интересом наблюдать за тем, как Леда, склонив голову, рассматривает снимок двухэтажного дома с просторной верандой и высокими окнами.

— Боже мой! — тихо проговорила она. — Боже мой! Неужели все это наше?

Сэмюел невольно усмехнулся:

— Думаю, не было бы большого смысла фотографировать чужой дом.

В зеркале он увидел, что Леда, отведя в сторону руку с фотографией, качает головой.

— Обещаю, — наконец проговорила она чуть дрожащим голосом, — что не буду вести себя здесь как горничная, но, честное слово, я испытываю благоговейный трепет при виде такого восхитительного дома.

Три последующих дня Сэмюел испытывал в магазинах диваны на упругость, выбирал рисунок на фарфоре, составлял списки и измерял столы. Изредка он даже выступал в роли консультанта с хорошим вкусом, поскольку считал, что большая часть мебели, которую они видели в магазинах, невероятно уродлива. Конечно, Леду это немного огорчало, но в конце концов она покупала именно те вещи, которым отдал предпочтение Сэмюел, — антикварный кабинет-бюро с обилием ящичков, перегородок и потайных отделений, а также набор тарелок с рисунками птиц.

Отчасти Сэмюелу это нравилось, и он сравнивал себя с земным ростком, который настолько силен, что пробивает своей мощью асфальт и камни. Однако порой эта сила пугала его, потому что по интенсивности была схожа с его сексуальным голодом, с желанием обладать ею. Временами у него появлялось ощущение, что этот голод может поработить его, если только он проявит слабость.

В конце концов дело дошло до того, что Сэмюел бродил по улицам словно в тумане, забыв о реальности, погрузившись в мечты о ней. Он возбуждался при виде ее скромного высокого воротничка, не говоря уже о волнующих бедрах. А когда он представлял себе, что кроется под пышными юбками, то и вовсе терял голову.

Три дня они жили как по расписанию — приходили и уходили в одно и то же время. Наедине с собой Сэмюел оставался лишь несколько минут, которые он проводил в гардеробной, торопливо выполняя привычные ритуалы, связанные с оружием и умением прятаться. После этой небольшой разминки следовало неизбежное — походы по магазинам за покупками.

После обеда в отдельном кабинете — никакие уговоры не могли заставить Леду есть в общей столовой — она оставляла мужа и поднималась наверх. Сэмюел заключил, что в это время он, по ее мнению, должен наслаждаться одиночеством, курить сигары и пить портвейн. Вместо этого он, выходя на улицу, бродил по Пиккадилли, слушая, как в шум транспорта вмешиваются свистки швейцаров, подзывающих кебы.

Накануне вечером он бродил до одиннадцати, а когда вернулся, то нашел Леду посвежевшей, с влажными волосами. Слегка приглушив лампу, он поцеловал ее и, раздев, уложил в постель.

Вот и сейчас, недолго постояв на улице, Сэмюел направился в сторону отеля. Когда он вернулся в номер, свет там еще горел. Затейливо обставленная гостиная была пуста, но он тут же услышал, что Леда зовет его. Затем она вышла в изумрудном халате и с распущенными волосами, однако не бросилась ему навстречу, и это сразу насторожило Сэмюела.

— Привет! — сказала она.

Ему хотелось заключить ее в объятия и любить до безумия, но вместо этого он снял шляпу, перчатки и бросил их на стул.

— Неужели ты был в «Хэтчардзе»? — Леда всплеснула руками. — Если бы я знала, то дала бы тебе поручение. Значит, ты читаешь художественную литературу?

— Иногда. — Он пожал плечами.

— Мне очень нравятся книги мистера Верна. — Леда мечтательно посмотрела куда-то вдаль. — Он описывает весьма экзотические места! Впрочем, ты многие из них видел своими глазами, так что, думаю, тебе это неинтересно.

— Ну да, — кивнул Сэмюел. — Гигантские кальмары. Каннибалы. Видел их каждый день.

— На самом деле я не о кальмарах. Видишь ли, я немного нездорова…

Сэмюел вздохнул. Он имел весьма смутное представление об этих таинственных женских штучках, однако одно знал твердо: Леда не позволит ему прикоснуться к ней во время этой странной болезни.

— Тогда я буду спать в гардеробной, — холодно сказал он.

— О! — Леда явно огорчилась.

— А разве ты не этого ожидала? — Сэмюел неловко пожал плечами.

— Но я не хочу, чтобы ты испытывал неудобство. — Леда явно не знала, как вести себя в подобной ситуации.

Ее нерешительность сводила Сэмюела с ума, и он, подойдя к жене, взял ее за плечи и крепко поцеловал в губы.

— Скажи мне, чего ты хочешь? — прошептал он.

— Ну-у… я не знаю.

— Тогда позволь мне просто обнять тебя. Потом я лягу спать. — Он накрыл ее губы своими губами, и они долго стояли так, не в силах оторваться друг от друга.

Глава 30

Сэмюел хотел показать Леде Америку во всей ее первозданной красоте — ее величественные горы и удивительное небо, однако отчего-то у нее, по-видимому, сложилось впечатление, будто Соединенные Штаты — всего лишь огромное унылое пространство, состоящее главным образом из дождя, снега и снова дождя над крышами обветшалых станций. Наиболее частыми обитателями этих станций были парочка лошадей под навесом да уродливая желтая дворняга.

Когда они оказались на борту парохода, Сэмюелу не удалось занять с Ледой одну каюту. Зимой судоходство сокращалось, поэтому он взял Леде билет в дамской каюте экстра-класса и про себя гордился ею — ведь она ни разу не пожаловалась на то, что боится качки. На самом деле Леде повезло: она не страдала от морской болезни и могла держаться довольно спокойно, однако погода была столь ужасной, что Сэмюел посоветовал ей не ходить в судовой ресторан.

В Сан-Франциско, куда они прибыли туманным вечером, следуя собственной прихоти, Джерард повел Леду в китайский квартал. Он ни о чем не предупредил ее, и то выражение изумления, которое появилось на лице его жены при виде красных и золотых огней, того стоило. Леда молча шла рядом с ним в толпе китайцев, разряженных в яркие шелка, держа его под руку и слегка подпрыгивая, когда раздавался прерывистый треск фейерверков, напоминавших о наступлении китайского Нового года.

Повсюду на ветру трепетали оранжевые бумажные флажки и фонарики, воздух был густо напоен ароматом благовоний и еды. С балконов над их головами свешивались целые ряды роскошных фонарей, все магазины были ярко украшены алой тканью, на которой искусный мастер золотыми красками вывел китайские иероглифы.

Сэмюел остановился возле стола, украшенного лентами, на котором стояли блюда с цветущими нарциссами, окруженные корзинами с фруктами, и тут же торговец в черной шапочке услужливо подскочил к ним. Сэмюел поздравил его по-китайски и пожелал всего хорошего в новом году, после чего услужливость китайца переросла в настоящий энтузиазм. Быстро и ловко торговец запрыгнул на табурет и снял с крючка два выбранных Сэмюелом свитка.

— Мы повесим их перед дверью. — Сэмюел поднес свитки ближе к китайскому фонарику, после чего указал на иероглифы, красовавшиеся на одном из них. — Это пять пожеланий — здоровья, богатства, долгой жизни, добродетельной любви и естественной смерти.

— Неужели ты умеешь читать по-китайски? — Леда посмотрела на Сэмюела с таким видом, словно он был не человеком, а божеством.

Торговец протянул Леде апельсин и что-то сказал при этом.

Брови Леды поползли вверх.

— Это подарок, на Новый год, — пояснил Сэмюел. — Апельсины, по китайским поверьям, приносят удачу.

— О! — Леда поблагодарила торговца, и он преподнес ей блюдо с нарциссами, а затем сложил ладони и низко поклонился.

— Спасибо. — Леда взяла апельсин и цветы. — Желаю вам хорошего Нового года.

Торговец протянул Сэмюелу веревку, на которой были нанизаны красные пакетики.

— Любить фейерверки, мистер? Доллар стоит. — Китаец поцокал языком, но Джерард отрицательно покачал головой.

— А что написано на другом свитке? — с любопытством спросила Леда.

Сэмюел развернул свиток и прищурился.

— Там написано: «Любите друг друга», — тихо проговорил он.

Ресницы Леды взлетели вверх.

— О! — Леда понюхала нарциссы, затем посмотрела на него сияющими глазами. — Понятно!

Сэмюел усмехнулся. Ей все понятно, а вот у него было такое чувство, будто он идет по канату с завязанными глазами. Вот он подходит к обрыву, падает и… каким-то непостижимым образом продолжает идти вперед по воздуху, тогда как под ногами у него — немыслимой глубины бездна.

* * *

«Погода остается слишком неприятной, — написала Леда на Саут-стрит, — но я из-за этого не переживаю, потому что мы наконец-то направляемся на Сандвичевы острова на флагманском корабле «Кайеа», принадлежащем моему уважаемому мужу. Мы занимаем каюту на верхней палубе, состоящую из трех просторных комнат. У нас с мистером Джерардом есть стюард, единственная обязанность которого — прислуживать нам, когда мы вызываем его, нажав на кнопку электрического звонка.

К сожалению, я должна заканчивать — посыльное судно, забирающее письма, вот-вот отойдет от «Кайеа» и направится в Сан-Франциско.

Как всегда, остаюсь вашим преданным искренним другом, ваша Леда Джерард».

Несколько мгновений Леда с удовольствием смотрела на фамилию «Джерард», которую теперь носила и она, а затем запечатала письмо и положила к остальным письмам, которые написала в ответ на послания от леди Тесс, леди Каи и, наконец, от мисс Ловатт, обращавшейся к ней от имени всех леди с Саут-стрит.

Леда позвонила, и спустя мгновение в каюту вошел стюард — высокий тощий мужчина по имени Видал; он забрал у Леды письма и помог ей надеть непромокаемый плащ и мягкую шляпу. Затем Леда прошла на капитанский мостик, чтобы присоединиться к мужу.

Убедившись, что Сэмюел разговаривает с капитаном, Леда решила воспользоваться предложением мистера Видала прогуляться с ним в гостиную первого класса, где обнаружила лишь школьника, который, ссутулившись, сидел на обитом бархатом стуле.

Мистер Видал поинтересовался у мальчика, не хочет ли тот присоединиться к своим родителям в каюте, но тот жалобным шепотом сообщил ему, что путешествует один и сейчас ему очень плохо. Сообщив это, мальчик расплакался.

Леда взяла его за руку.

— Пойдем со мной, — сказала она. — В моей каюте не так сильно качает. Там ты сможешь прилечь, и тебе наверняка станет лучше.

Мальчик с благодарностью сжал пальцы Леды, и они в сопровождении мистера Видала прошли к трапу.

Как только они оказались в каюте, паренек немного успокоился, и Леда предложила ему прилечь. Затем, услышав из коридора голос Сэмюела, она обернулась к стюарду:

— Благодарю вас за помощь, мистер Видал. Ну а ты, малыш, как тебя зовут, из какой ты каюты?

— Мое имя Дики, мэм, я из каюты В-2, — проговорил мальчик тоненьким голоском. — Не могли бы вы принести мне подушку с моей кровати, а то мне без нее очень неудобно лежать…

— Пожалуйста, принесите ему подушку, — попросила Леда Видала. Затем она вновь повернулась к Дики: — Тебе уже лучше?

Мальчик съежился под одеялом.

— Да, немного, но я ужасно хочу пить. А это кто? — Он кивнул в сторону Сэмюела, который как раз в этот момент входил в каюту.

— Он — главный на этом корабле, — с невольной гордостью объяснила Леда.

— Я принесу графин лимонада, мэм. — Мистер Видал вышел из каюты, и Леда посмотрела на Сэмюела в ожидании вопросов относительно появления в каюте нового пассажира; однако Сэмюел молчал и лишь как-то подозрительно переводил взгляд с нее на мальчика.

Постояв несколько секунд, он взялся за ручку двери, отворил ее, впуская в каюту порыв ветра, затем вышел в коридор, и очередной порыв ветра захлопнул дверь, оставив Леду и Дики в гостиной.

* * *

Дождь мгновенно промочил его куртку на спине. Он думал только о ступенях у себя под ногами, о дующем в спину ветре, о судне, скользящем вниз с гребня очередной высокой волны. Перед ним была пустая палуба, на которую лились потоки дождя, отчего она казалась покрытой серебром.

Сэмюел нашел себе укрытие в небольшом углублении у двери и, прислонившись спиной к стальной поверхности, крепко ухватился за поручни. Он долго смотрел на бушующее море и вдруг почувствовал, что дрожит.

— Черт! — пробормотал он вслух. — Черт! Она определенно знает, хотя не должна знать. — Он понял это в тот момент, когда она с жалостью посмотрела на мальчика, а потом на него.

Нос судна медленно поднялся вверх, затем рухнул вниз. Семьсот пятьдесят тысяч долларов за двигатель и сталь, и каждый дюйм этого судна принадлежит ему, его имя указано на всех документах. Шесть сотен людей каждый месяц получают жалованье по чекам, которые оплачены с его счета. Каждый год эти деньги возвращаются в его банк в виде дохода в четыреста тысяч долларов, и на двери самого крупного отделения этого банка начертано его имя — то, которое он сам выбрал из книги «Происхождение нормандских фамилий».

Сэмюел отлично помнил эту книгу — другого источника информации он в школьной библиотеке найти не смог. Посмотрев на свое отражение в зеркале, он решил, что у него германский нос, а его серые глаза вполне смахивают на скандинавские. Затем он придумал себе семью и прошлое, в котором его предки пришли вместе с норманнами завоевать Англию. Его дед жил в древнем рыцарском замке, но жуликоватый земельный агент вытянул из него все деньги, а потом… Потом пришло письмо, в котором было сказано, что все это ошибка… Все, что Сэмюел помнил, было придумано и никогда не происходило на самом деле. Леди Тесс и лорд Грифон были готовы заботиться о нем, чтобы его родители смогли снова найти его.

Фантазии, мечты и дым, пустота. И в тринадцать, и в пятнадцать лет Сэмюелу было известно, что никакая семья его не разыскивает.

Его мышцы напряглись, а пальцы так крепко сжимали медь, что, казалось, поручни срослись с его руками.

Она не должна знать.

Не должна! Сэмюел вновь устремил взгляд на море, чувствуя, как холодные капли затекают ему под воротник. Она вышла за него замуж, привязалась к нему, позволяла ему прикасаться к ней. Она не может знать!

Не может? Или… Его интуиция заработала на полную мощь. Она не знала, это правда, но ей сказали! Тесс наверняка обо всем ей рассказала.

Сначала Сэмюел почувствовал себя преданным, но потом понял. Все дело в нем, это его ошибка. Леди Тесс никогда бы не предала его, если бы он не стал тем, кем стал, если бы не забыл все то, чему учил его Доджун, не лег с Ледой и не позволил темноте одолеть его. Он сам во всем виноват, поэтому и потерял Каи, потерял все, к чему стремился.

А как мальчик смотрел на него в каюте! Как будто это именно его стоило бояться.

Джерард сжал зубы с такой силой, что перед глазами у него заплясали искры. Похоже, пришла пора собрать осколки его души вместе. Доджун сразу поймет, насколько он поддался эмоциям, а значит, он не может приехать на Гавайи в таком состоянии.

«Ты воин, — напомнил себе Сэмюел. — Твое сердце — лезвие».

Прижавшись головой к двери, тяжело дыша, он вдруг расхохотался.

Он просто обязан найти точку опоры, удержать равновесие. Доджун дал ему глаза, чтобы увидеть истину, решительность, чтобы действовать, и силу, чтобы победить. Терпение, выносливость, настойчивость — и любые проблемы непременно будут решены.

Глава 31

Тихий голос произнес ее имя, и Леда во сне почувствовала, как на нее накатывает волна облегчения и удовольствия. Он вернулся, и теперь все будет в порядке.

Голос снова позвал ее, и Леда открыла глаза. Над ней пролетел приятный прохладный ветерок, развеявший душное ночное тепло. Она видела лишь очертания его фигуры — он стоял рядом с ее койкой и был одет в белое, ни дать ни взять едва различимый призрак во тьме.

— Пойдем со мной, — прошептал он.

Леда тут же вспомнила о Дики, спавшем на верхней койке, вспомнила, что Сэмюел не подходил к ней уже семь дней.

Поняв, что постоянно беспокоивший ее рокот двигателя затих, она насторожилась. Шум ветра тоже стих; в каюте наступила полная тишина, лишь откуда-то издалека были слышны шаги и приглушенные разговоры матросов.

Сев, Леда протянула вперед руку.

— Сэмюел…

— Пойдем со мной, — вполголоса произнес он. — Я хочу тебе кое-что показать.

Потом он отодвинулся от нее, так что Леда уже не могла дотянуться до него. Покосившись на исчезающую фигуру, она отбросила одеяло и, поднявшись, прошла в темноте в гостиную.

Осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить Дики, она медленно подняла глаза. Сэмюел показался полупризрачной фигурой, замершей в темноте возле открытой двери, через которую в гостиную проникал легкий бриз, приносивший с собой аромат свежести.

Леда приблизилась к мужу, и он протянул ей ее халат. Надев его, она вышла на палубу, где сильный ветер тут же растрепал ее волосы. Обычно пустая мачта у них над головами расцвела парусами, подчеркивая красоту небесного свода. Такого потрясающего цвета Леда никогда в жизни не видела — он был одновременно насыщенным и прозрачным, оттенка сапфира с проблесками слоновой кости.

Плотнее завернувшись в халат, Леда прислонилась к тиковому поручню. Небо отражалось в воде, играющей у борта судна всеми своими оттенками, словно сама вечность переливалась в меняющихся зеркалах. Узоры образовывались неожиданно, так же неожиданно исчезали и появлялись вновь, а судно тем временем неслось вперед над сияющей бездной.

Теперь у Леды было такое чувство, будто они несутся вдвоем в удивительном хрустальном мире, в котором серебристые облака на горизонте прикрыты сверху розовыми шапками. Розовый цвет постепенно сменялся на оранжевый — такой же нежный, как и теплый ветер, который ласкал ее одежду и волосы.

— Смотри! — Сэмюел, стоя у нее за спиной, указал туда, где в золотистых отблесках восхода приподнималось нечто еще не вполне ясное. — Это остров Молокаи.

Леда послушно повернула голову.

— Неужели он такой маленький? — невольно воскликнула она.

— До острова еще двадцать морских миль, и скоро он станет увеличиваться у нас на глазах, — усмехнулся Сэмюел.

В свете восхода Леда уже могла различить возвышенности и впадины на поверхности острова. Она крепко сжала поручень, ожидая, когда Сэмюел вновь заговорит с ней и опасаясь нарушить этот чудесный момент душевной близости. Ей хотелось так много сказать ему, но она не находила нужных слов. Даже когда все между ними шло хорошо и они понимали друг друга, ей было неловко говорить мужу о том, как высоко она ценит его общество, его нежные объятия и ночи, проведенные вместе. Ее чувства, возникающие в дивные мгновения их физической близости перед сном, нельзя было сравнить ни с чем из того, что она ощущала до этих пор. Леде было бы проще не описать их словами, а раскинуть крылья и полететь ввысь, вперед, к далеким скалам на краю земли.

Она скучала по Сэмюелу. Бедняга Дики, страдающий от морской болезни, со всеобщего согласия постепенно перебрался в каюту хозяина судна. Сначала там появились его вещи, а затем и он сам занял место на верхней койке. Ребенок был столь несчастен, доверчив и так привязался к Леде, что она не могла отказать ему. Тем более ей было странно, что присутствие Дики разлучило ее и Сэмюела на все время путешествия. И все равно она надеялась, что Сэмюел нуждается в ней — хотя бы немного.

— Раньше я не думала, что небо такое высокое. — Леда подняла голову и посмотрела на плывущие высоко-высоко облака. — Оно никогда не выглядит таким в Лондоне.

Сэмюел по-прежнему молчал, и Леда стала наблюдать за маленьким кружевным облаком, проплывавшим мимо них. Вскоре и оно вслед за остальными облаками тоже зажглось, засияло розовым светом.

— Как ты думаешь, нас ждет хороший день? — снова попыталась заговорить Леда.

— Не знаю. — Слова Сэмюела звучали холодно, словно перед ним была не жена, а женщина, с которой его только что познакомили. — В это время года погода непредсказуема — дождь может пойти в любую минуту.

Понемногу его сдержанность начала раздражать Леду.

— А почему подняли паруса? — поинтересовалась она.

— Подул попутный ветер, вот мы его и используем.

— Ах вот как…

На палубе снова наступила тишина, а уже через секунду Сэмюел повернулся и исчез за дверью каюты.

Почему-то Леда считала, что Гавайи окажутся похожими на Шотландию; правда, в Шотландии она не была, но зато знала, что это огромное пространство, покрытое зелеными холмами и крохотными деревушками.

На черно-белых фотографиях Гонолулу, которые довелось увидеть Леде, обычно присутствовали лишь черные мачты судов, теснившихся в гавани, мрачные домишки да терявшиеся в туманной дымке горы на заднем плане, так что описание Шотландии вполне подходило под эту картину.

Вот почему не было ничего удивительного в том, что Леду так поразило гавайское многоцветье: как будто кто-то вылил в море полный набор акварельных красок. Цвет индиго переходил в кобальтовый, кобальтовый — в лазурный, бирюзовый, изумрудный, и все это у берега разлеталось бриллиантовыми брызгами. Впечатляющей величины кратер, одетый в ярко-красный вулканический наряд, поднимался вверх строго симметрично, а у подножия холма зеленели пальмы.

Даже воздух казался здесь живым — нежным, тихим и полным сладости. Пока судно проходило по узкому каналу, откуда можно было увидеть край коралловых джунглей, глухой рокот прибоя смешался со звуками музыки. В доке играл духовой оркестр, музыканты которого были облачены в красные кители с золотыми эполетами, и при приближении корабля Сэмюела они тут же грянули какую-то залихвацкую мелодию.

Стоя на палубе рядом с Дики, Леда не могла не признать, что очарована и поражена открывшимся ее взору видом сказочной страны не меньше восторженно оглядывавшегося по сторонам мальчугана.

Толпа, разряженная в свободную одежду ярких цветов, хлынула на борт судна, как только оно причалило к пристани; при этом и у мужчин, и у женщин в руках были гирлянды из цветов и зеленых листьев.

Все, что Леда могла сделать, так это удержать Дики, который так и норовил перелезть через поручни и прыгнуть в чистую воду к загорелым эльфам и феям, подплывавшим к судну, тогда как мистер Видал велел им ждать, пока он разыщет родителей Дики.

Неожиданно мальчик, постоянно вертевший головой из стороны в сторону, громко воскликнул: «Вон мои мама и папа!», затем, вырвав руку из руки Леды, бросился вниз по трапу.

Его родители, как и другие встречающие, держали в руках цветы. Не прошло и мгновения, как на Дики надели гирлянду из цветов, а уже спустя минуту мальчик исчез, смешавшись с толпой, шумевшей на нижней палубе.

Леда с улыбкой смотрела, как люди радостно приветствуют друг друга. Печалиться абсолютно не о чем, сказала она себе; больше того, у нее есть все основания веселиться от души.

Она обвела взглядом одетых в белые костюмы и соломенные шляпы мужчин, которых в гавани собралось великое множество. «Если бы только…»

Что за нелепая мысль! Без сомнения, все ее раздумья — это всего лишь признак слабости характера и отсутствия выдержки. В последний месяц она построила в своем воображении замок из воздуха, жить в котором невозможно. Мисс Миртл не раз говорила ей: нельзя полагаться на то, что легко достается.

И тем не менее теперь здесь ее новый дом, а сама она — жена владельца потрясающего судна, равного которому нет. Конечно, она не опустится до слез, потому что они заставят Сэмюела еще больше пожалеть о женитьбе на ней, но скорее он отворачивается от нее и избегает ее по каким-то своим причинам, которые сильно его тревожат.

Лишь один человек из ее нынешнего окружения внушал Леде доверие, и этим человеком был мистер Видал. Увидев его внизу, она подобрала юбки и стала спускаться по трапу, но ей тут же пришлось вернуться назад, так как целая толпа мужчин и женщин в одно мгновение заполонила палубу.

— Алоха! Привет! — Перед лицом Леды мелькнул венок из цветов с дивным ароматом и тут же оказался на ее шее. — Добро пожаловать на Гавайи! — Кто-то взял Леду за руку, ее грудь украшало все больше гирлянд из удивительных тропических цветов с чудесным запахом, и вскоре эти гирлянды уже подпирали ее подбородок.

В конце концов Леде пришлось приподняться на цыпочки, чтобы отвечать на приветствия. Какая-то леди намотала на шляпку Леды ленту, перевитую цветами, а бородатый мужчина сунул ей в руки букет красных гвоздик.

— Алоха! Мои наилучшие пожелания, мадам! Уолтер Ричардс, ваш главный менеджер, — представился он. — В отеле вас ждет королевский номер. Мы с миссис Ричардс проследим за тем, чтобы вы устроились наилучшим образом.

Глянув вниз, Леда увидела Сэмюела, который тоже был весь обвешан гирляндами цветов — фиолетовых, красных, белых.

«Слава Богу, я не ставлю его в неловкое положение; ни один человек вокруг не думает, что я не слишком счастлива», — подумала Леда и, улыбнувшись, помахала собравшейся толпе, чувствуя себя настоящей королевой этой удивительной страны.

Однако, едва ступив на твердую землю, Леда чуть не упала: земля показалась ей совсем не такой устойчивой, как она ожидала. К счастью, Сэмюел тут же оказался рядом и подхватил ее под руку. Она успела заметить озабоченное выражение на его лице, и когда иллюзия качки пропала и его пальцы разжались, сама уцепилась за его руку.

— Боже мой! Не хватало мне только упасть на глазах у всех твоих друзей!

Неожиданно Сэмюел высвободил руку и взял ее за плечи.

— Добро пожаловать, Леда… милости просим на Гавайи.

Леда не знала, что и думать. Сорвав со шляпки гирлянду, она подняла ее вверх и стала размахивать ею из стороны в сторону.

Похоже, толпе ее жест пришелся по нраву, потому что мужчины с новой энергией заулюлюкали и засвистели, а дамы громко засмеялись.

Тогда Леда обернулась к Сэмюелу и, не слишком веря в то, что он услышит ее в общем шуме, радостно произнесла:

— С прибытием, дорогой сэр, с прибытием домой…

Леда и мистер Ричардс сидели в плетеных креслах-качалках из белой ивы на просторной веранде гавайского отеля. От остальной части гостиницы веранду отгораживала оплетающая решетку бугенвиллея, пламенеющая красными цветами. Отель окружали широкие газоны, над которыми сияла небесная лазурь; чуть дальше за ним возвышались горы.

Повсюду было много офицеров британского военно-морского флота в летних формах, которые смешивались в толпе с туристами, плантаторами и капитанами судов. Гости острова постоянно восхищались окружающим, что было неудивительно: невозможно не быть счастливым в таком чудесном месте. Однако Леду все это не очень радовало; она не видела Сэмюела со вчерашнего дня, когда он сообщил ей по телефону, что дела задерживают его в порту.

Все это время Леда пыталась убедить себя, что волноваться особо не о чем. Сэмюел месяцами занимался своим бизнесом, так что неудивительно, что у него много дел. Без сомнения, если бы он не хотел обращать на нее внимания, он бы поручил мистеру и миссис Ричардс встретить ее, а сам…

Впрочем, разве не это произошло в действительности?

— Как замечательно, что он вам приглянулся. — Миссис Ричардс сделала осторожный глоток из своей чашки, словно боялась обжечься. — Тут все только и толкуют о том, что у вас гавайское сердце. А еще мне сказали, что леди Каи тоже обручилась. Боже правый! Она же еще так молода, вам не кажется? Правда, я вышла замуж за Ричардса, когда мне было всего семнадцать, но тогда все было по-другому.

Миссис Ричардс не объяснила, что именно было по-другому, но Леду это не слишком огорчило, потому что в этот момент позвонил Сэмюел и сказал, что приедет за ней, чтобы показать ей ее новый дом.

— А вот и он! — воскликнула миссис Ричардс, когда Сэмюел вошел в вестибюль отеля, держа под мышкой соломенную шляпу. — До чего же потрясающий мужчина! Знаете, милочка, ваш супруг просто до неприличия красив. Могу только догадываться, сколько женских сердечек разбил он своей красотой!

Леда не сомневалась, что среди этих «сердечек» было и сердце самой миссис Ричардс; тем не менее она дружелюбно улыбнулась своей собеседнице и кивнула.

Когда Сэмюел на удивление приветливо поздоровался с ней, настроение Леды сразу улучшилось. В Гонолулу было жарко, поэтому никто не носил перчаток, и Леда ощутила странное, хотя и знакомое чувство от прикосновения его руки к своей. Так, рука об руку, они и спустились по изогнутой лестнице на газон, где их поджидали экипаж с крышей, украшенной бахромой, и стоящий рядом босоногий гаваец в безупречно чистой униформе.

По дороге Леда едва успела рассмотреть королевский дворец — красивое современное здание с башенками на каждом углу и глубокими каменными верандами. Потом ее взгляд упал на деревья, сквозь кроны которых просвечивало солнце.

— Что это? — Она указала на дерево, с каждой ветки которого свешивались дюжины белых труб.

— Дерево-труба, — равнодушно ответил Сэмюел.

— А это, на котором такие роскошные золотистые соцветия?

— Это дерево называют золотым.

Леда с шумом втянула в себя аромат гардений и роз, а затем стала смотреть на покосившиеся белые изгороди, за которыми в густой тени деревьев прятались дома, увитые виноградом. При этом она постоянно ловила на себе любопытные взгляды местных жителей, сидевших на просторных верандах своих жилищ.

— Ну как, — неожиданно спросил Сэмюел, — отель тебе понравился?

— Да, разумеется!

— А номер?

— Номер просто замечательный, спасибо.

— Надеюсь, миссис Ричардс хорошо о тебе заботится?

— Да, она очень добра ко мне. — Леда кивнула. — И вообще все просто отлично!

Внезапно лошадь перешла с шага на рысь, и Леда притворилась, что целиком поглощена созерцанием капель дождя, который хлынул совершенно неожиданно с чистого голубого неба. Крупные капли, словно бриллианты, засверкали в солнечных лучах.

Замечательно, мрачно повторяла про себя Леда, отлично.

Неожиданно все поплыло у нее перед глазами, и тогда она стала еще энергичнее убеждать себя, что это вовсе не из-за слез, а из-за ливня. Она вовсе не расстроена (с чего бы?) и вовсе не плачет.

* * *

— Это гостиная. — Сэмюел оглянулся, видимо, желая убедиться, что Леда идет за ним.

— В самом деле? — Леда покачала головой и прошла мимо Сэмюела через дверной проем. — Ноты, кажется, сказал, что здесь будет твой кабинет… Мы даже измерили стол, чтобы убедиться, что он пролезет в эту дверь.

— Ничего страшного. — Сэмюел пожал плечами. — Стол я могу поставить в офисе, а эту комнату пусть обставят как гостиную.

Несколько мгновений Леда стояла, отвернувшись от него и глядя на пол, а потом взяла зонтик от солнца, медленно подошла к противоположной двери и прошла в соседнюю комнату.

Войдя следом за ней, Сэмюел увидел, что Леда, стоя у двери, ведущей на веранду второго этажа, любуется открывавшимся перед ней пейзажем.

За близкими строениями отсюда были видны верхушки деревьев, которые росли на склоне холма, а за ними расстилалась просторная долина, спускавшаяся к морю. Вдали стоял у причала его пароход «Кайеа», казавшийся издалека игрушечным. В воздухе, над нижней частью склона и красным кратером, повисла, растворяясь где-то посередине, огромная радуга.

— Тебе нравится?

Леда долго молчала, а потом, не поворачиваясь к нему, тихо произнесла:

— Это самый прекрасный вид из всех, какие я могла себе вообразить.

Сэмюел с облегчением вздохнул, и в тот же момент его пронзила острая, усиливающаяся боль — столь непреодолимо было его желание прикоснуться к жене.

Угловая комната, в которую с зеленых обрывов и водопадов, находившихся позади дома, то и дело залетал игривый ветерок, первоначально предназначалась для Каи — Сэмюел хотел устроить тут для нее спальню. Когда дом строился, он ни разу не представил в этой комнате себя, и вот сейчас… Сейчас он мог думать лишь о том, как замечательно было бы спать тут с Ледой на широкой кровати в объятиях прохладного ветра с гор, перемежаемых волнами солнечного тепла.

— Ты можешь посадить здесь фруктовые деревья, — негромко заметил он.

— Вот здорово! Вчера вечером я ела манго… — Леда издала какой-то непонятный звук, напоминающий смешок. — К слову сказать, я вся перепачкалась.

— Ну тогда посади папайю или цветы. — На самом деле Сэмюелу хотелось, чтобы Леда посадила дерево — в знак того, что у нее есть будущее на островах. — Плумерию, например, — этот кустарник очень быстро растет.

— Его цветы тебе нравятся?

— Они чудесные, розовые, с фруктовым ароматом.

Леда прищурилась.

— Это замечательно, но я спросила, нравятся ли они тебе?

Честно говоря, Сэмюелу было абсолютно наплевать на плумерию. Куда больше его интересовало другое: отодвинется ли она, если он подойдет ближе? Они одни в доме, никто не может нарушить их уединение, но… Что, если Леда оттолкнет его?

— Сэр?

Увы, он не мог шевельнуться. Не мог и не хотел. Его тело словно окаменело, а когда оцепенение прошло, он схватил Леду за плечо и прижал ее к побеленной стене. У нее не было возможности оттолкнуть его — он просто не оставил ей для этого никаких возможностей. Ее шляпка со всеми лентами и перьями оказалась зажата между ней и стеной.

Потом Сэмюел, не глядя в глаза жене, поцеловал ее и тут же стал задирать ее юбки, ненавидя себя за это, любя ее, наслаждаясь ее близостью.

Леда тихо вскрикнула — звук был похож на бессловесное рыдание. Нижние юбки, кружева, свежий муслин, сладкая нагая кожа под ним — все это так и осталось для Сэмюела неразрешимой загадкой. Его руки сжали ее упругие ягодицы, а потом нашарили петельку, высвободив которую из пуговицы, он сумел стянуть с нее белье из тонкой, слегка шуршащей ткани.

Огонь желания еще сильнее запылал в нем, как только он прикоснулся к ее нежным бедрам. При этом Сэмюел ни на мгновение не переставал ласкать Леду, опасаясь только одного — что она оттолкнет его.

Впившись губами в ее губы, чтобы не дать ей заговорить, он схватил ее руки одной рукой и рывком расстегнул пуговицы на своих брюках другой. Приподняв Леду, он прижал ее грудью к стене, развел ее ноги в стороны и одним резким толчком вошел в нее.

Она судорожно вздохнула, но Сэмюел лишь ритмично двигался, вжимая ее в стену. Леда не издавала ни звука, и тишину нарушало лишь его тяжелое дыхание, которое через несколько мгновений перешло в низкий хриплый стон…

Удовольствие и чувство вины — вот что он испытывал после соития.

И еще у него было ощущение, что все кончено.

Джерард без труда понял это. Впервые после пика наслаждения он не ощутил расслабления, которое обычно охватывало его; напротив, ему стало еще хуже.

Склонившись над Ледой, он уперся лбом в стену, вдыхая запах морского воздуха, свежей краски и едва ощутимый аромат солоноватого пота, выступившего у нее за ухом. Медленно опустив руки, он вдруг понял, что Леда крепко ухватилась за его плечи, словно боясь упасть.

Руки Сэмюела все еще прикасались к тонкой ткани ее платья, но он убрал их и отодвинулся от нее, не поднимая глаз.

Белый зонтик, приоткрывшись, лежал на полу, словно петух, распустивший перья. Сэмюел поднял его и, прикрываясь им, стал приводить в порядок костюм.

Через несколько секунд он услышал за собой шуршание одежды. Сэмюел представил себе, как Леда поправляет юбки, натягивает белье, разглаживает и расправляет его, пытаясь скрыть знаки того, что он с ней сделал.

Закрыв глаза, он испустил долгий вздох.

— Прости… — Его слова прозвучали слишком резко, ничем не показав его чувств.

Леда не проронила ни слова. Потом Сэмюел услышал шаги. Решив, что жена уходит, он обернулся.

Леда стояла, прислонившись спиной к стене и, опустив голову, словно школьница, мяла в руках шляпку.

— Я отвезу тебя в отель. — Сэмюел кашлянул. — «Кайеа» завтра в полдень поднимает паруса и уйдет в Сан-Франциско.

Леда удивленно посмотрела на него.

Сэмюел пожал плечами.

— Судна всегда пускаются в обратный путь через двадцать четыре часа.

Леда по-прежнему не сводила с него глаз, как будто сама эта новость была для нее шокирующей.

— Я обещал, что буду поддерживать тебя. Если хочешь уехать, можешь сделать это. В Лондоне на твое имя открыт счет, и ты это знаешь.

Шляпка выпала из рук Леды.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? — спросила она, с трудом прервав молчание.

— Нет. Я ничего не хочу. — Подойдя к двери, Сэмюел настежь распахнул ее. — Если ты предпочитаешь остаться и поселиться в этом доме, то я не буду ничего требовать от тебя. — Его рот скривился. — Я давно пытался сказать тебе это, но…

— Не надо объяснять, — еле слышно проговорила Леда и, сделав пару шагов к центру комнаты, остановилась. — Так ты говоришь, это мое решение? — спросила она, едва сдерживая слезы.

Сэмюел ощутил жар, остановить который было не в его силах.

— Разумеется.

— В таком случае я остаюсь здесь, — Леда вскинула подбородок, — буду жить в этом доме, и пусть все думают, что у нас все хорошо.

Глава 32

Когда кланяешься, учил его Доджун, не делай это небрежно. Красота поклона должна быть полной: грациозно и медленно сложи руки ладонь к ладони, так чтобы пальцы совпадали. Тело должно склониться в талии, но при этом демонстрировать силу и мощь. Спина при поклоне прямая, ты твердо стоишь на ногах, равномерно распределив свой вес. А потом выпрямись, держа руки перед собой, и прими естественную позу.

В три часа ночи в слабом свете единственной масляной лампы Сэмюел кланялся Доджуну в своем кабинете. Он встал так, чтобы его тень не падала на гостя. Время и место для встречи были весьма необычны: ни разу до сих пор Доджун не искал встречи с Сэмюелом и не назначал встречу на его территории.

Доджун был одет в жалкие лохмотья — так обычно одевались работники плантаторов. Неопытный наблюдатель мог подумать, что на нем, кроме одежды, ничего нет, хотя Доджун никогда не выходил из дома без разных мелочей, которые в нужный момент могли прийти ему на выручку. Ответив поклоном на поклон, Доджун уверенно произнес:

— Ты был с женщиной.

Сэмюела словно холодом обдало; запираться было бесполезно.

— Я женат, — сообщил он.

Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь отдаленным шумом волн, бьющихся о рифы.

— Стало быть, леди Каи заполучила тебя?

Сэмюел покраснел.

Разумеется, Доджун догадался о том, что задумал его ученик, уже много лет назад, и вряд ли его это порадовало.

— Я не просил Каи выходить за меня замуж. — Джерард вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным, он не мог сосредоточиться. — Моя жена — англичанка, но не знатная особа. — Желая сменить тему разговора, Сэмюел кивнул на котелок, стоявший на плите и источавший приятный аромат: — Я разогрел для вас саке. Надеюсь, вы попробуете его. — Джерард всем своим видом демонстрировал учителю высшую степень уважения, и они оба понимали это.

— Спасибо. — Доджун взял из рук Сэмюела теплый напиток, и они, усевшись на пол, стали пить саке маленькими глотками.

— Тебе должно быть известно, что о тебе наводили справки, — негромко сказал Доджун.

— Да. — Сэмюел кивнул. — Такие разговоры действительно шли в китайском квартале. — Однако я не знаю, кто именно мной интересуется.

— Это люди из Японии, — сообщил Доджун, задумчиво наблюдая за ароматным паром, поднимавшимся над чашкой.

Японцы… Сэмюел тут же подумал о мече и ножнах, спрятанных им под плитой.

— Чего они хотят, Самуа-сан? — Доджун поднял взгляд на хозяина и прищурился. — Скажи, почему эти люди тебя ищут.

— Я кое-что украл из японского посольства в Лондоне. — Сэмюел сел на пол и скрестил ноги. — Возможно, они ищут именно это.

Доджун продолжал неподвижно смотреть на Сэмюела.

— Я позабочусь о том, чтобы вернуть вещь.

Лицо Доджуна чуть изменилось, но что оно выражает теперь, Сэмюел так и не мог понять.

— Что ты украл, маленький дурачок? — наконец спросил Доджун, прожигая своего ученика неистовым взглядом своих черных глаз.

Сэмюел постарался сделать вид, что слово «дурачок» его ничуть не задело.

— Казаритачи.

Доджун издал какой-то невнятный звук.

— И где же он теперь?

Сэмюелу достаточно было лишь подумать о тайнике, а Доджун уже устремил взор туда, где под плитой и попоной из конского волоса лежал меч.

— Ну и натворил ты дел. — Доджун покачал головой и как-то странно улыбнулся. — Ты даже представить себе не можешь, во что ввязался.

Сэмюел ждал. Доджун продолжит, только если сам захочет этого.

— Назови мне имена пяти великих мечей, — потребовал Доджун.

— Джуцу-мару, Доджигири, убивший Доджи, Миказуки, полумесяц, О-Тента, шедевр Мицуо, и Ичиго Хитофури, который называют Целой жизнью.

— Верно, в соответствии с традицией обычно называют пять имен, — вздохнув, сказал Доджун, — каталог «Мейбуцучо» сообщает, что, кроме этих пяти мечей, есть еще один.

— Такого не может быть. — Сэмюел пожал плечами. — Пять мечей, пять клинков.

— Ну да, ты тоже об этом читал, не так ли? Среди меито есть пять великих мечей, а среди пяти — еще один меч.

— Да, но я не понял, о чем речь, и не стал доискиваться до истины.

По лицу Доджуна пробежала легкая улыбка.

— На самом деле это всего лишь глупая загадка, — равнодушно заметил он. — Вероятно, монахи пытались придумать какое-то философское изречение, однако правда заключается в том, что шестой великий меч действительно существует. Тот, кто писал «Мейбуцучо», боялся называть его имя, и было бы лучше, если бы он вообще не упоминал о нем.

Сэмюел медленно приблизил к губам чашку и, сделав глоток, стал ждать. Его уже охватило знакомое чувство спокойствия, возникавшего у него всякий раз, когда он слушал своего учителя, причем это спокойствие ему внушали не его слова, а его уверенность. Сэмюел ощущал себя в такие моменты важной, значимой фигурой и понимал, что Доджун никогда не говорит ничего просто так.

— Гокуакума — вот как должен называться шестой меч, если только он существует, — негромко произнес Доджун. — Верховный демон. Кто-то рассказывал мне, что ходил в христианскую школу и слышал там об ангеле, который стал дьяволом. Это и есть дух меча Гокуакума.

— Если он существует.

— Клинок составляет два шаку и пять сунов в длину — на шесть дюймов короче ярда. Клинок широкий, и на обратной стороне изгиба с обеих сторон желобки. На мече выгравирован демон, которого называют тенгу, — у него длинные когти, крылья и ужасный клюв. Надписи на клинке нет, лишь иероглифы — Гоку, аку, ма. В истории Японии не было мастера по изготовлению мечей с таким именем.

Все верно. Именно такими словами описывалось оружие в каталоге самых известных мечей «Мейбуцучо», подумал Сэмюел. В описание всегда добавляли информацию о владельце меча и о его деяниях — тогда оно считалось полным. Однако в данном случае в каталоге не было ни слова ни о хозяине, ни о мече.

— Меч утерян?

— Нет, не утерян… И он еще себя покажет.

В свете лампы лицо Доджуна казалось лишенным возраста — он был не старше и не моложе, чем его привык видеть Сэмюел. Лишь его волосы изменились — много лет назад Доджун подстриг их на западный манер.

Вытянув вперед руку, Доджун сжал ее в кулак.

— Без рукоятки хороший клинок очень опасен, — резко произнес он. — Можно порезать руку, если взять его неосторожно. Однако если удача улыбнется тебе, даже без рукоятки клинком можно кого-нибудь убить или с такой же легкостью покончить с собой. Но с рукояткой, рассчитанной на сильную мужскую руку, рядом с человеком, который будет беречь его, меч превращается в грозное оружие, а дух клинка становится духом его обладателя.

Сэмюел подумал о церемониальном мече, который он украл, — по сути, простой кусок металла в роскошных ножнах. Только сейчас он начал понимать, что происходит.

— Гокуакума — вещь одновременно чудесная и ужасная, — продолжал Доджун. — Он гораздо старше, чем всем кажется. Первое упоминание о нем было сделано семьсот лет назад, когда меч с золотым эфесом появился в руках Минамото Йоритомо. Тогда он изгнал из столицы клан Таира и уничтожил мальчика-императора. Но одного могущества для меча мало — Гокуакума требует большего. Йоритомо избавился от собственного брата, а потом перерезал тех членов семьи, которые стояли на его пути. Когда Йоритомо умер, меч перешел к семейству его жены Хо-джо, и живущий в мече демон овладел ими. Они убили не только наследников Йоритомо, но и весь его клан до последнего колена и стали властвовать самостоятельно. Однако они так и не поняли, что меч таит в себе опасность, и видели в нем лишь мощь. Один самурай, не имевший учителя, составил план похищения меча — он украл клинок и заменил его в ножнах другим. Сначала этому глупцу, чье имя не сохранилось в истории, даже сопутствовала удача, и он взял в компанию другого глупца, после чего подчинил себе вассалов Хо-джо. Но когда он попытался воспользоваться мечом в битве, клинок ему изменил: он вывалился из эфеса, когда его хозяин взмахнул своим грозным оружием. Глупец упал с лошади и напоролся на клинок.

Доджун замолчал, однако Сэмюел продолжал внимательно наблюдать за ним.

— Гокуакума подходит только к одним ножнам, только к одному эфесу. Лишь истинный клинок свободно войдет в золотую рукоятку. — Голос Доджуна неожиданно зазвенел. — Ашикага Такаюджи воссоединил настоящий клинок с ножнами, напал на Хо-джо и заставил их сделать харакири. После этого началась война, которая длилась шестьдесят лет — до тех пор, пока Гокуакума и его сила не попали в руки внука Такаюджи. Но он был мудр и снова разделил клинок с эфесом. Ножны он положил в Золотом павильоне, где все могли любоваться их красотой и восхищаться умением мастера, сделавшего эту красоту своими руками, а клинок поручил заботам монахов, живших в горах Ига. Пока сохранялась такая ситуация, страна наслаждалась миром, это был золотой век Ашикаги, но у Гокуакумы свои правила. Меч хотел воссоединиться с эфесом, и его громкие призывы были лучше всех слышны тем, кто находился не на самом пике власти. Брат Ашикаги Йошимаса сжег монастырь, чтобы забрать клинок, соединил его с эфесом и устроил гражданскую войну. Так меч переходил из одних рук в другие, и повсюду его появление сопровождалось войнами и хаосом — до тех пор, пока он не оказался в руках Иеасу. Но Иеасу был осторожен и, помнив о судьбе наследников Нобунаги, дал проникновенную клятву вновь разъединить клинок Гокуакумы с его эфесом. Он попросил богоподобного императора благословить одну семью на защиту Гокуакумы. Эта семья должна была прятать и защищать меч. Двести семьдесят три года клинок Гокуакумы был разделен с ножнами.

— Теперь ножны Гокуакумы у меня, — бестрепетно заявил Сэмюел. Он знал об этом, даже не имея описания меча или хоть каких-то догадок о том, как это стало возможным.

— Я в этом не сомневался. — Доджун опустил голову и ссутулился. — А у меня клинок.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Сэмюел осознал всю трагичность ситуации.

— Клинок… у вас?

— Да. Я хранил его двадцать один год. Когда моя жизнь подойдет к концу, доверенным хранителем станешь ты.

Сэмюел все еще не мог понять, как это случилось.

— Именно ради этого я занимался с тобой. Знание течет, как река — от сердца к сердцу. Эта обязанность перешла ко мне от членов нашего родового клана, и ребенком меня учили тому же искусству, которому я научил тебя, а потом мне пришлось скрыться с Гокуакумой, затаиться и ждать. В те годы Япония находилась в изоляции, уехать из страны без разрешения было равносильно смерти; те, кто искал Гокуакуму, люто ненавидели западных варваров. Я был одним из тех, кто во время гражданских беспорядков смог попасть на судно, подписав контракт простого рабочего. Мы были уже на борту судна, когда правительство сдалось повстанцам, и те взяли страну под свой контроль. Наши паспорта уничтожили, но, к счастью, американцы сохранили контракты, поскольку им было абсолютно наплевать на императоров, шогунов и на мечи с демонами. — В этом месте своего повествования Доджун неожиданно улыбнулся. — Они заплатили хорошие деньги за судно и за рабочих и потом перед рассветом вывели судно без огней, под парусами из Йокогамской гавани.

Сэмюел не двигался: у него было такое чувство, будто из-под стула, на котором он сидит, выбили все ножки.

— Так вы научили меня всему только ради этого меча?

Доджун молча кивнул.

— В моем клане человека, который делает то, что сделал я, называют катсура-мэном, и я тоже как дерево катсура, посаженное на луне, отрезан от тех, кто послал меня сюда. Здесь я должен посадить собственное семя и заботиться, чтобы оно взошло и продолжало расти, даже когда меня не будет. Первым, кого я выбрал, стал ты. Шоджи — мальчишка, который подметает, вторым.

Это откровение еще больше шокировало Сэмюела. Оказывается, его место возле Доджуна занял кто-то другой, с кем теперь занимается его учитель, а он даже не знал об этом. Ни разу, глядя на Шоджи, он не заметил в его глазах ничего, кроме робости.

После непродолжительной паузы Доджун сказал:

— Не так давно я получил известие о том, что ножны отправили британской королеве, — это была попытка навсегда сделать их недосягаемыми для тех, кто пытается милитаризовать Японию в угоду собственным амбициям. — Глаза учителя встретились с глазами Сэмюела. — Но тут сама судьба вмешалась в это дело, и затея провалилась.

Сэмюел вздохнул, затем встал и налил себе еще вина. Он надеялся, что с помощью привычного ритуала обретет душевное равновесие.

Доджун спокойно ждал.

— Возможно, я глупец, Доджун-сан, — наконец заговорил Сэмюел, поворачиваясь к Доджуну, — но я не японец и не верю в демонов.

— Не веришь?

— Нет.

— Тогда, вероятно, тебя преследуют ангелы. Ангелы заставили тебя проводить всю жизнь в попытках стать сильным, быстрым, умным…

Сэмюел опустил глаза.

— Отчего же ты в таком случае прячешься, Самуа-сан, если не веришь в демонов? — Поскольку ответа не последовало, он не торопясь продолжил: — Было время, когда я задавал себе вопросы о Гокуакуме и сомневался. Я спрашивал себя: зачем мне проводить жизнь в изгнании? Ради чего? Так можно думать, пока у тебя мозги не свернутся, но так и не найти ответа. Возможно, в том и состоит натура демонов, что они спят в умах мужчин до тех пор, пока клинок меча не отразит свет, который их разбудит.

Сэмюел пожал плечами.

— Тогда уничтожьте этот меч, — промолвил он.

Доджун медленно поставил свою чашку на пол.

— А ты знаешь о морских звездах, которые уничтожают устричные рифы? Когда-то давно один рыбак поймал морскую звезду, разрезал ее пополам и выбросил назад в море. Но на морском дне, возле рифа, там, где этого никто не увидел, две половинки возродились в две морские звезды.

Сэмюел встал, скулы его напряглись.

— Скажите, почему вы не рассказали мне этого раньше?

В руке Доджуна показался и тут же полетел в сторону Сэмюела клинок толщиной в карандаш. Сэмюел сумел с легкостью уклониться от него: натренированное тело отреагировало быстрее, чем разум осознал, что происходит.

— Когда форма и сила безупречны, последующее движение тоже будет безупречно. — Доджун, не мигая, смотрел перед собой. — Натягивай лук, думай, не раздумывая, прицеливайся точно и не ломай голову. — Он снова взял чашку. — Ты — моя стрела, и этого знания с меня довольно.

Резко выдохнув, Сэмюел повернулся, опустился на колени и, отодвинув плиту, вскрыл тайник. Потом он засунул в его глубину руку… и вдруг его сердце словно провалилось в бездну.

Тайник был пуст.

Леда заметила несколько приличных дам, которые ели в столовой отеля, больше похожей на веранду. Открытые окна веранды выходили на горы с одной стороны и на верхушки тропических деревьев с другой. Все здесь дышало покоем, и Леда решила, что, возможно, не так уж плохо и ей позавтракать. К тому же официант-гаванец очень сердечно приветствовал ее, как и слуги-китайцы с черными косицами и в белоснежной одежде. Правда, они плохо говорили по-английски, но Леда не слишком переживала из-за этого; главное, никто не глазел на нее, лишь несколько морских офицеров да местные жители, с которыми она познакомилась накануне, остановились, чтобы перекинуться с ней словечком, прежде чем рассесться за свои столы.

За окнами в листве деревьев шумели птицы, и Леда несколько отвлеклась, наблюдая за ними; а когда ее взгляд снова переместился на стол, она увидела большого серебряного карася вместо заказанных тостов. Однако едва Л еда попыталась объяснить официанту его ошибку, как к ее столу подошел Сэмюел и не допускающим возражений тоном приказал официанту унести рыбу, а вместо нее подать поджаренный хлеб и кофе.

— А-а! — протянул официант и, подхватив блюдо с рыбой, низко поклонился, всем своим видом показывая, как он извиняется за собственное непонимание.

Когда Сэмюел сел напротив, сердце Леды тревожно забилось; однако он даже не взглянул на нее и молча смотрел в окно.

— Доброе утро, — наконец выдавила она.

Сэмюел по-прежнему молчал, неподвижно глядя на принесенную официантом чашку с кофе, его губы превратились в тонкую, едва заметную линию, но как только официант отошел от них, он поднял глаза и произнес бесцветным голосом:

— Я хочу, чтобы ты уехала.

Это не было предложением, это был приказ.

— В двенадцать за твоими вещами зайдет мой человек. — Сэмюел посмотрел на цветущие деревья. — Судно отплывает в два часа.

Отчего-то Леде стало неприятно смотреть на еду, ее затошнило. У нее не хватало сил даже на то, чтобы вздохнуть и что-то сказать, поэтому она просто молча смотрела на то, как на тосте застывает масло.

Неожиданно Сэмюел вновь заговорил тем же бесстрастным тоном:

— Капитан сделает все необходимые распоряжения. Почувствуй себя свободно, ходи куда хочешь, но… Я бы предпочел знать, где ты находишься. Если каждую неделю ты будешь присылать телеграмму в мою контору в Сан-Франциско, я буду уверен, что… что с тобой все в порядке. Надеюсь, ты сделаешь это для меня?

— Да. — Леда с трудом смогла произнести даже это короткое слово.

— Желаю тебе счастливого пути. Не думаю, что смогу… что у меня будет возможность прийти к отплытию.

С трудом сглотнув, Леда быстро поднялась.

— Разумеется. — Она кивнула. — В этом нет необходимости.

Сэмюел тоже встал. Несколько мгновений она молча смотрела на него, чтобы получше запомнить. Леда знала, что, хотя его голос звучал равнодушно, перед ней по-прежнему был ее Сэмюел — несчастный, пытавшийся за деланной решительностью скрыть свою слабость и неуверенность.

— Я могу сделать для тебя еще что-то? — спросил он.

Опустив глаза, Леда отрицательно покачала головой.

— Тогда до свидания.

Горло у нее перехватило, застрявший в нем комок не выпустил наружу даже слова прощания. Не поднимая головы, Леда повернулась и пошла прочь.

Глава 33

Медленно обходя дом Сэмюела, Доджун внимательно осматривал его. Сэмюел стоял на веранде второго этажа, прислонившись к перилам, наблюдая в открытые двери за тем, как Доджун все ощупывает, пытаясь оценить степень защиты дома.

Потом он вернулся на веранду и, стоя там, наблюдал за тем, как «Кайеа», дымя трубами, выходит в море.

С какой легкостью она согласилась уехать! Ни раздумий, ни вопросов. Она даже не попрощалась с ним!

Впрочем, так оно и лучше. Люди, забравшие ножны Гокуакумы, проникли в его контору, нашли и извлекли казаритачи, не сломав ни единой печати. Без сомнения, они придут и в этот дом тоже, а значит, обнаружат все то, что удалось обнаружить Доджуну. Можно было не сомневаться, что они ударят по самому слабому месту, и Леда была как раз таким местом.

Внизу были слышны тихие голоса трех «садовников» — доверенных людей его и Доджуна.

В те годы, когда Япония запрещала иммиграцию, пока Доджун был один, ему приходилось иметь дело с тем, кого удалось найти, то есть с Сэмюелом. А Сэмюел-то по глупости своей обиделся на паренька с веником.

Сэмюел, прислонившись плечом к белой колонне, стал осматривать город через густую листву деревьев. Перед собой он видел гавань Гонолулу и поблескивавшую на солнце далеко на западе гавань Перл-Харбор, а между ними — рыбные пруды и заплатки посадок тропической колоказии. Они были где-то там, и сколько их, неизвестно, но их ждала незнакомая территория, а он находился у себя дома. Доджун защитит клинок, подготовит дом к защите от нападения, тогда как Сэмюел произведет упреждающий удар: он выйдет из дома и разыщет охотников.

Это все, что Доджун сообщил ему о своих намерениях. Все, что он счел нужным открыть ему.

Сэмюел не сомневался, что тех, кто охотился за Гокуакумой, тренировали так же, как и его, а может, даже лучше. Если они верят в легенду, то все обстоит именно так, как говорил Доджун, — демон так же реален, как и сами охотники, которые, выполняя его волю, способны на все.

Но возможно, это у него было преимущество — он в отличие от Доджуна и его противников все же не до конца верил в Гокуакуму и в таинственную силу меча.

Сэмюел взглянул на «Кайеа», который медленно скользил мимо Даймонд-Хэд по направлению к мысу Макапуу. Постепенно корабль стал исчезать из его поля зрения, и вместе с ним исчезала единственная женщина, которую он любил.

В порту это показалось Леде весьма разумной идеей, очень понятной и точной: она была уверена, что, когда настанет время подниматься по сходням, а она этого не сделает, к ней придет озарение, оправдывающее ее решение.

Однако, вернувшись в отель и услышав удалявшийся гудок парохода, она уже не могла объяснить себе, что заставило ее ослушаться недвусмысленного приказания мужа.

Манало, гаваец, которого Сэмюел приставил к Леде, высокий, крепкий парень, помог ей сесть в экипаж, и лошадь резво побежала по направлению к горам.

Леду немного встревожило сообщение Манало о «Хаку-нуи», которого почему-то должно заинтересовать ее возвращение, но она надеялась, что успеет приготовить речь в защиту своего решения.

Наконец экипаж сделал последний поворот и с грохотом остановился у лестницы, где рабочие укладывали камни, прокладывая дорожку кремового цвета, и Леда огляделась по сторонам. Сэмюела нигде не было видно, зато из открытой двери появился человек восточного типа, одетый в простую неяркую одежду. Увидев Леду, он стал быстро спускаться по ступеням.

— Приветствую, Доджун-сан! — крикнул Манало и спрыгнул с козел на землю. — Где человек номер один Хаку-нуи? Леди не хотеть уехать… Она не сесть на «Кайеа»!

Человек на ступенях низко поклонился, прижав ладони к бедрам.

— Миссис Самуа-сан! — вежливо произнес он и указал рукой наверх: — Самуа-сан там.

В тот же момент на веранду вышел Сэмюел, и когда Леда посмотрела на него, ей сразу стало ясно, что оправдания теперь вряд ли помогут.

— Что ты здесь делаешь, черт возьми?

— Поразмыслив как следует, — как могла спокойнее начала Леда, — и повинуясь внутреннему импульсу, я пришла к выводу, что мне не следует уезжать… столь поспешно. Людям это покажется очень странным. Возможно, если ты согласишься, мы могли обсудить это в более интимной обстановке…

— Что уж теперь обсуждать! — Сэмюел усмехнулся. — Пароход-то уже ушел.

— Да… — Леда кивнула. — Боюсь, что так.

— И в ближайшие две недели другого парохода не будет.

— Правда? — Леда опустила глаза, с наслаждением вдыхая аромат гардений. — Какая неприятность!

— Вот именно. — Сэмюел как-то странно посмотрел на нее. — И что ты собираешься теперь делать?

— Ну-у… Я думала, что мне пора браться за работу.

— Какую еще работу?

Призвав на помощь всю свою смелость, Леда бодро ответила:

— Я должна сделать этот дом удобным для тебя. Кстати, миссис Ричардс сказала мне, что и в Гонолулу можно купить неплохую мебель, и совсем недорого.

— Мебель, да. — Встречавший Леду японец довольно закивал. — Я делать мебель для Самуа-сан. Завтра приходить, смотреть дом, все комната, нузно то, снимать мерки.

— Нет, — отрезал Сэмюел. — Я не хочу, чтобы она тут находилась.

Леда покраснела и, облизнув губы, отошла на шаг назад.

Маленький человек с сожалением посмотрел на Сэмюела.

— Самуа-сан жениться. Нузен стул, кровать — все!

Лицо Сэмюела потемнело, и он угрюмо посмотрел на Леду.

— Тебе придется вернуться в отель и остаться там. Я сам отвезу тебя, а то, похоже, тут никому нельзя доверять.

— Но в этом нет вины Манало, — попыталась возразить Леда.

Неожиданно Сэмюел издал какое-то непонятное восклицание и отвернулся.

— Хорошо, развлекайтесь! Расставляйте мебель так, как вам нравится! — С этими словами он направился в глубь дома с таким видом, словно всех остальных тут больше не было.

— О'кей, Самуа-сан! — Японец поклонился, а затем обернулся к Леде: — Я Доджун, плотника. Хороший стол, хороший стул. Вы говорить, что хотеть.

Леда предполагала, что ей придется еще что-то обсуждать с Сэмюелом, но Доджун смотрел на нее с таким выражением, будто она сразу представит ему список неотложных заказов.

— Ну, думаю, стол нам точно понадобится, иначе как мы будем завтракать? И стулья тоже, но, полагаю, для начала хватит двух. Сколько времени у вас уйдет на их изготовление?

— Есть стол. Есть стул для обеда. Подняв руку с растопыренными пальцами, Доджун загнул по очереди большой и указательный пальцы, а затем средний и безымянный одновременно, оставив поднятым лишь мизинец.

— Один-два-три-четыре… Четыре стула для гостиная узе есть. Вам понравится, — угодливо пробормотал японец.

— Вы хотите сказать, что эта мебель уже изготовлена? — удивилась Леда.

— Да, — закивал японец. — Изготовлена.

— А есть ли у вас еще что-нибудь подходящее, мистер Доджун?

— Сундук есть. — Японец изобразил в воздухе руками огромный прямоугольный предмет. — Шкаф для книга. Китайская шезлонг. Маленькая столик. Большая стол. Любая мебеля есть готовая. Хотите, я приносить мебеля в дом, вы смотреть, выбирать, что нравится.

— О, ну зачем так беспокоиться. — Леду откровенно тронула забота японца. — Я сама могу прийти в вашу мастерскую и посмотреть.

— Нет-нет! Вы мне говорить — поставь сюда, поставь туда, если не нравится — я уносить.

— Что ж, раз так… — Леда кивнула. — Я действительно хотела бы увидеть вашу мебель.

Доджун явно обрадовался.

— Завтра приходить и приносить, вам не сомневаться.

— А вы… Вы давно ли знаете мистера Джерарда? — Неожиданно для себя спросила Леда.

— Много лет, может, шестнадцать или больше, — охотно ответил китаец. — До этого Доджун работать у миледи Эшленд…

— Правда? — Теперь у Леды исчезли все сомнения насчет мистера Доджуна. Уж если сама леди Эшленд наняла его, то на этого человека можно положиться.

— Тогда возможно… — снова заговорила она, понизив голос, — вы сможете мне помочь. Видите ли; я нахожусь в весьма затруднительном положении, потому что не знаю, каким вещам отдают предпочтение джентльмены.

— А-а! — понимающе закивал Доджун. — Для мужчина в доме лучше всего кровать. Муж всегда любит кровать и жена в ней.

Леда почувствовала, что краснеет.

— Ну тогда в первую очередь вам следует принести сюда кровать.

Доджун поклонился.

— Я приносить кровать, и у вас быть настоящий дом.

Леда вздохнула:

— Надеюсь, так оно и будет.

Сэмюел не хотел, чтобы Леда оставалась тут, и тем не менее он сидел рядом с ней, теряя голову от звука ее голоса. Ему было приятно, что она постоянно интересуется его мнением.

— Послушай, если у тебя этим вечером нет других дел… — Леда посмотрела на мужа из-под ресниц, — ты согласишься выпить кофе в нашем номере?

Подумав, Сэмюел счел, что в этом не будет никакого риска. К тому же он решил лично убедиться в ее безопасности.

Их номер был самым большим в отеле, с высокими потолками и гостиной такого размера, что она подошла бы для королевской приемной. Огромные букеты цветов в китайских вазах стояли на каждом столе.

Официант разлил кофе по чашкам, расставил чашки на столе и исчез, а Сэмюел тем временем прошел вдоль высоких, доходящих до пола окон, которые выходили на веранду. Сюда мог забраться каждый, даже не прилагая к этому особых усилий, и это его не слишком обрадовало.

Когда Леда села, взяв в руки чашку, ее фигуру освещал лишь свет красного бумажного фонаря, проникавший сквозь закрытые венецианские жалюзи. Этот свет придавал розоватый оттенок кремовым гардениям, украшавшим ее лиф, оставляя юбку в тени.

— Почему ты вернулась? — тихо спросил Сэмюел.

Леда задумчиво помешивала сахар в чашке.

— Потому что сочла свой отъезд неправильным, — так же тихо ответила она.

Его рот упрямо сжался.

— Тебе следовало уехать. — Жалюзи зашелестели — это Сэмюел то открывал, то закрывал их. — Пойми, ты не должна быть со мной…

— Но я не понимаю, как смогу заботиться о тебе, если буду находиться далеко от тебя.

Сэмюел посмотрел на свое расплывающееся отражение в блестящей каменной колонне.

— Пойми, я не сожалею о женитьбе. — Он наблюдал за мельканием цветов на зеркальной поверхности колонны до тех пор, пока оно не превратилось в расплывчатую тень. — И я тебя люблю. Но все равно это ничего не меняет, я не хочу, чтобы ты оставалась на острове. Надеюсь, на этот раз ты меня поняла?

Некоторое время Сэмюел с мрачной гримасой смотрел на кровать, завешенную противомоскитной сеткой, и поэтому не заметил, как Леда приблизилась к нему сзади.

— Не знаю, смогу ли пообещать тебе это. — Она вздохнула.

— Что ж, тогда поступай, как считаешь нужным. — Джерард искоса посмотрел на жену.

— Видишь ли, я тоже тебя люблю, и…

— Господи, опять эти безупречные манеры! — перебил ее Сэмюел. — Когда джентльмен говорит о своей любви, леди должна немедленно ответить тем же, а то ее, не дай бог, обвинят в том, что она нарушила правила приличия.

Леда опустила голову.

— Так ты считаешь, что я сказала неправду?

Похоже, дрожь, сотрясавшая его тело, могла свести его с ума. Джерард напряг все мышцы, силясь совладать с ней, и от этого слова замерли у него в горле.

— Я правда люблю вас, дорогой сэр, — услышал он в тишине.

— Это невозможно.

— Очень даже возможно.

Сэмюелу казалось, что воздух вокруг него сгустился, и он силой протолкнул его в грудь.

— Ты не должна этого говорить, понимаешь, не должна! — Его голос прервался.

Леда вздернула вверх подбородок.

— И тем не менее я это утверждаю.

— Ты ошибаешься! Ты не можешь…

— Могу, но не хочу дольше спорить с тобой об этом. — Леда так и не опустила головы. — Леди Тесс сообщила мне некоторые вещи, которые, как ей казалось, имели отношение к нашему… союзу. Она предупреждала меня о том, что тебе это не понравится, поэтому я сразу хочу уточнить: после ее рассказа мои чувства к тебе не изменились. И сейчас я тоже не испытываю к тебе ничего, кроме самого глубокого уважения.

Неожиданно Сэмюел потянулся к Леде и привлек ее к себе, чтобы закрыть ей рот страстным поцелуем. Его рука скользнула по ее телу вниз, и Леда податливо выгнулась ему навстречу.

Страсть закипела в Сэмюеле с такой силой, что он, испугавшись, оттолкнул Леду так же неожиданно, как прижал ее к себе.

Сложившаяся ситуация была куда как отвратительна ему. Больше всего ему хотелось обнять Леду и утешить ее, но он не осмеливался.

И тут Леда взяла инициативу в свои руки.

— Мне бы очень хотелось, дорогой сэр, чтобы вы остались у меня на ночь, — мягко произнесла она.

Сэмюел взглянул на жалюзи и вздохнул.

— Хорошо, я подожду в гостиной, пока ты переодеваешься, — нехотя сказал он.

На ее лице расцвела радостная улыбка.

— Конечно. — Леда кивнула. — Я не задержусь, я быстро!

Вернувшись в гостиную, Сэмюел вышел на веранду. Бумажные фонарики тихо покачивались на ветру, и от этого по веранде передвигались розоватые круги света. В дальнем конце веранды стояла парочка, любовавшаяся сказочными огнями города. Сэмюел сразу понял: эти люди с дальних островов, приехали в Гонолулу на выходные и они безопасны.

Потом Сэмюел стал наблюдать за официантами в белом, суетящимися внизу, выискивая глазами еще какое-то движение, которое могло бы насторожить его. Ему было известно, что противник двигается почти незаметно, с той же кошачьей грацией, с какой двигался он сам. Однако он лишь услышал, как кто-то недовольно ворчит из-за того, что ему принесли простую воду, а он просил лимонад со льдом.

Временами Джерарду казалось, что скрываться от врага — это все равно что тихо умирать. Надо забыть о своих желаниях, сомнениях, о себе, стать тенью и свободно двигаться в темноте. Это словно по доброй воле нырнуть в ледяной океан и чувствовать, как лед медленно обжигает, начиная от кончиков пальцев и доходя до мозга, замораживая до такой степени, что тело постепенно теряет чувствительность.

Свет в спальне погас, оставив на веранде лишь розовые круги от бумажных фонариков, и Сэмюел, вернувшись в номер, закрыл дверь, но запирать ее не стал. Молча подошел к спальне. Заметив, что Леда задернула светлую противомоскитную сетку, спускавшуюся с потолка, Сэмюел затаился за сеткой, прислонившись к стене и рассчитывая на то, что его белая одежда, сливаясь со стеной, сделает его незаметным.

— Сэр! — тихо позвала Леда с кровати.

— Спи, — отозвался он. — Я здесь, и я не уйду.

Леда села в кровати.

— Так ты не ляжешь со мной?

— Спи и ни о чем не думай. Спокойной ночи.

Леда продолжала сидеть, и хотя глаза Сэмюела вскоре привыкли к темноте, он не мог различить выражения ее лица. Наконец она опустилась на подушки, а через два часа негромкий смех и разговоры внизу затихли.

Белый лунный луч проник в комнату и проскользнул к кровати Леды. Лишь тогда по ее ровному дыханию Сэмюел понял, что она заснула.

Глава 34

Леда проснулась от шума прибоя, хорошо слышного ранним утром, когда ветер еще не колышет листву деревьев. Волшебный, сладкий гавайский воздух поцеловал ее в щеку, приласкал руки и грудь; за открытыми жалюзи пылающе-алые, похожие на большие колосья, цветы бразильского дерева плавно покачивались в зеленой листве.

Посмотрев на собранную на потолке сетку, Леда почувствовала себя счастливой и немного смущенной.

Сэмюела в спальне не было, но она слышала, что кто-то ходит по гостиной; слышно было также, как позвякивают фарфоровые чашки.

Даже не подумав о том, чтобы убрать волосы или сунуть ноги в шлепанцы, Леда подошла к двери.

— Доброе утро! — с улыбкой поздоровалась она и лишь тогда увидела, что в гостиной хозяйничает вовсе не Сэмюел.

— Алоха! — откликнулся на ее приветствие мягкий голос Манало: невозмутимый гигант стоял рядом с китайцем, волосы которого были заплетены в косичку. — Вам надо поесть, а потом я отвозить вас в дом. Хаку-нуи велеть приехать.

— Да? Тогда я сейчас! — Только тут Леда поняла, что стоит перед ним босиком и неодетая, хотя справедливости ради стоило заметить, что платья, которые носили гаитянки, по виду мало чем отличались от ее ночной сорочки.

Захлопнув дверь, Леда пошла босиком в ванную комнату и стала умываться с таким видом, будто день начался совершенно обычно.

И все же ей не удалось сдержать улыбку, а щеки ее порозовели от удовольствия — ведь это было первое утро после того вечера, когда Сэмюел сказал, что любит ее.

Да, он ее любит: Леда была уверена в том, что не ослышалась.

Правда, потом, через какую-то долю мгновения, он захотел, чтобы она уехала, но эти слова словно ранили его.

Леда посмотрелась в зеркало.

Вероятно, мисс Ловатт была права, предупреждая ее. Без сомнения, замужество — вещь рискованная: оно то огорчает, то ставит в тупик, но, к счастью, иногда и радует.

Чтобы отыскать своего противника, Сэмюел осторожно шел по едва различимому следу; однако он не задавал прямых вопросов, не показывал своей тревоги — просто спокойно интересовался, не спрашивал ли кто о нем. Впрочем, он всегда так поступал. В золотистом сумеречном мире китайского квартала многие сочли бы странным и даже глупым, если бы он вел себя иначе.

Наконец дорожка привела его к широкой барже, пришвартованной у небольшого, заросшего кустарником островка, находившегося в просторной гавани Перл-Ривер. Тот факт, что поиски не привели его на плантацию, где он сразу потерял бы след среди множества новых работников, можно было счесть большой удачей: это означало, что его преследователи не имели связей среди местных японцев, приехавших трудиться по контракту, и были посланы другой прослойкой общества, которую составляли те, кто не имел желания уезжать из Японии.

Тишина была особой приметой гавани Перл-Ривер — синь воды манила серебряными отблесками света на ее гладкой поверхности. Сэмюел сразу подошел к рыбаку, которому можно было доверять. Он знал, что может спокойно плыть в лодке этого полугавайца-полупортугальца, и тот в любом случае будет держать рот на замке.

Закинув ноги на перекладину и надвинув шляпу на глаза, рыбак тихонько похрапывал. Иногда тишину нарушало негромкое позвякивание старых оловянных жестянок, привязанных к веревкам, которые были протянуты через рисовые поля. Веревки время от времени дергал мальчишка, сидевший в сторожевой будке, чтобы отгонять от посевов воробьев.

Сэмюел тоже прикрыл лицо полями шляпы и рыбачил, поглядывая не столько на баржу, сколько оценивая ее окружение, возможности приближения к ней с разных сторон.

Противники не слишком старались скрываться, да в этом и не было особой необходимости. Позицию они заняли весьма выгодную, местность с баржи отлично просматривалась со всех сторон, и проникнуть на судно было затруднительно даже под покровом темноты.

На барже находилось четыре человека, и Сэмюелу было известно еще о троих, оставшихся в городе. Сколько их всего, он не знал. Люди на берегу отчитывались перед неким Икено, который находился на борту баржи. Настоящее это имя или нет, не имело особого значения: японцы вообще часто меняли имена, что приводило в замешательство иностранцев, которые не привыкли к тому, что имя можно изменить в силу множества причин, начиная от желания получить новую должность и заканчивая достижением жизненной цели.

Скорее всего Икено выбрал себе имя, под которым он должен воссоединить ножны и клинок Гокуакумы. Сейчас он или тот, на кого Икено работает, держит в руках фитиль, с помощью которого в Японии можно разжечь настоящий пожар или даже устроить международный конфликт.

Видимые пути отступления прикрывались людьми Икено, так что если Доджун захочет уехать с острова и увезти с собой клинок, ему придется покидать страну, двигаясь по какой-нибудь отдаленной местности в горах либо выйти с уединенного пляжа в море на каноэ, а уж потом пересесть на судно побольше. Для такой трудной операции требовалась немалая удача.

«Ну и пусть, это проблема Доджуна», — подумал Сэмюел. Сам он понятия не имел ни о том, где спрятан клинок, ни когда и как Доджун намеревается увозить его. Его задача — обеспечить Доджуна прикрытием, а также предоставить в его распоряжение потайной выход из того самого дома в горах, в котором хлопотала теперь Леда, счастливая и гордая тем, что обставляет их общее жилище; Доджун же при этом играл роль слуги.

Пока все было спокойно, но это лишь на время. Спокойствие может продлиться день или год, однако когда-нибудь Доджун зашевелится, принесет меч в «Поднимающееся море» и потом скроется с ним в неизвестном направлении.

Сэмюел из-под полей шляпы бросил взгляд на баржу, удивляясь тому, что чувство обиды до сих пор не оставило его. Сохранность меча его не интересовала, а вот то, что у охотников за мечом были все основания полагать, что он и Доджун знают, где находится клинок, его совсем не радовало. Они наверняка были уверены в том, что в Лондоне он совершил кражу лишь для того, чтобы завладеть ножнами Гокуакумы. Теперь-то он понимал, что не следовало ему этого делать. Действие и невидимые остальным последствия — все как в истории Доджуна о морской звезде. Из одной угрозы, разделенной надвое, вырастает две угрозы. Противники будут искать их слабые места, и хотя у Доджуна слабых мест нет вовсе, зато они есть у него. Факт существования Леды развязывал им руки. Чем больше он сделает для того, чтобы защитить Леду, тем более подходящей целью они сочтут ее. В доме нет уверенности в ее безопасности; в отеле дела в этом плане обстоят еще хуже. Даже если Доджуну удастся тайком ускользнуть от преследователей, прихватив клинок, где конец этой истории?

«Все это американские мысли, — сказал бы Доджун. — Западные страхи. Твоя жизнь не больше чем иллюзия. Когда тебя похоронят, никто не отправится в мир теней вслед за тобой, никто не будет любить тебя. Смерть приходит между настоящим и следующим мгновением; каждый день надо проживать так, как будто ты умрешь этой ночью».

Но Сэмюел не хотел умирать ни этой ночью, ни какой-нибудь другой. В жизни у него было достаточно иллюзий, однако Леда отнюдь не иллюзия.

Благодаря ей у него появилась надежда на лучшее будущее. Впрочем, если охотникам удастся воссоединить ножны и клинок, его роль и роль Леды в этой игре будет окончена.

Предательство. Джерард уже не раз думал о предательстве. Но, раздумывая о таком повороте событий, он пришел к выводу, что и Доджун предположил нечто подобное: не зря же он ни слова не сказал своему ученику о том, где сейчас находится клинок Гокуакумы.

* * *

Леда не смогла бы так споро управляться с делами, если бы не помощь мистера Доджуна и Манало. Кучер-гаваец сопровождал ее повсюду, носил стулья и растения в горшках, возил на бесконечные чаи и ленчи, куда ее приглашали почти каждый день. Спустя неделю Леда уже начала ругать Манало, если лошадь шла слишком спокойно.

Доджун оказывал ей неоценимую помощь в убранстве дома.

— Шкаф новой жена, — довольно говорил он. — Японцы знать, что новый жена приносить в дом мужа шкаф. Вам нравится, миссис Самуа-сан?

— Да. — Леда кивнула. — Шкаф замечательный, а кровать просто роскошная.

Наклонившись, Доджун провел мозолистым пальцем по спинке кровати, обвел мозаичный медальон с изображением изящной птицы, расправившей крылья.

— Это есть пожелание удачи, — сообщил он. — Мы в Японии говорим: «Журавль живет тысячу лет».

— Выходит, медальон означает пожелание удачи? — уточнила Леда.

— Да, — закивал головой Доджун. — «Журавль живет тысячу лет, черепаха — десять тысяч». На свадьба, день рождения, праздник друг делает тысяча бумажных журавлей с пожеланием счастья на тысячу лет. Теперь ты поняла?

Леда слегка улыбнулась:

— Какой приятный обычай! — Она со вздохом дотронулась до гладкого, отполированного кроватного столбика. — Жаль, что я не знала об этом обычае раньше. Я внимательно просмотрела книгу мистера Самуа-сан, но самым подходящим подарком там была названа сушеная рыба.

— Сушеная рыба, да. — Доджун поклонился. — Журавль. Черепаха. Рисовый пирог. Бамбук на удача. Бамбук гнется, но не ломается. Если закрепить бамбук в древесина, ящик запеть. У нас есть кровать. Есть шкаф. Теперь нужно ханайоме-таку.

— А что это такое?

Доджун изобразил руками в воздухе круг.

— Маленький-маленький столик. Мальчик делать такой столик и дарить своя мать. Самуа-сан сделать ханайоме-таку много лет назад, когда был еще мальчик и подарить леди Эшленд.

Леда с интересом слушала, склонив голову набок.

— Вы хотите сказать, что мистер Самуа-сан своими руками сделал этот… Как вы его называете?

— Ханайоме-таку, — повторил Доджун. — Я помогать ему, а потом мистер Самуа-сан относить столик в дом леди Эшленд. — Доджун приподнял брови. — Что, если вы приносить столик невеста сюда? Тогда все будет о'кей, а?

— Что ж, идея неплохая, — улыбнулась Леда, — но…

— Хорошо! Я нарисовать. Вы идти в дом Эшленд приносить столик.

— Не думаю, что я…

— Вы осмотреть спальня леди Эшленд, увидеть ханайоме-таку и привозить его сюда.

— Мистер Доджун, боюсь, я не смогу вынести что-то из чужого дома, — возразила Леда.

— Столик теперь принадлежать вам, потому что вы есть невеста Самуа-сан. Самуа-сан увидеть и убедиться, как вы уважать его.

— А не могли бы вы принести столик из дома Эшлендов? — Леда осторожно посмотрела на Доджуна. — Иначе я буду чувствовать себя настоящей взломщицей.

Китаец энергично замотал головой:

— Нет, Доджун это не должен делать. Новая жена приносить. Если нет, не жди хороший брак.

Леда вздохнула:

— Ну что ж, я подумаю.

Утром Леда решила пойти в дом Эшлендов и принести невестин столик надеясь, что ее не арестуют за грабеж. Манало все это ничуть не смущало: приехав за Ледой в коляске, он, похоже, вообще ни о чем не думал.

На сей раз поездка была ужасной, лошадь то еле плелась, то скакала галопом. Леда сидела, вцепившись в скамью, и молила только об одном: чтобы весь этот кошмар поскорее кончился.

Наконец они добрались до дома Эшлендов, и Леда, подобрав юбки, спустилась на землю.

Доджун сказал ей, что дом не будет заперт, как и все остальные дома на Гавайях, но все же Леда, без сомнения, обрадовалась бы, если бы Манало предложил составить ей компанию.

Мебель в доме оказалась накрыта белыми матерчатыми чехлами, на полу не видно было ни циновок, ни ковров. Леда на цыпочках миновала большой холл и стала подниматься по лестнице. Спальню лорда и леди Эшленд она нашла по шкатулке со стеклянной крышкой, которую леди Каи подарила матери и подробно описала Леде.

Подойдя к кровати, Леда осторожно сняла белое покрывало со стоящего рядом узкого и высокого предмета. Едва увидев столик, она поняла, что это и есть ханайоме-таку работы Сэмюела. Строгие линии столика совершенно не походили на английскую мебель; Доджун сказал бы, что это шибуи чистой воды. Стол выглядел просто и элегантно, и эта простота отлично подчеркивала текстуру дерева, переливы цветов от золотисто-красного до черного. Казалось, это художник сделал несколько цветных мазков на древесине.

На полированной поверхности стола расположилась небольшая коллекция сувениров: невзрачный коричневый камень в черной чаше, одеревеневшая тыква-горлянка, шкатулочка с приятным запахом — явно сандаловая.

Глядя на все это, Леда внезапно ощутила твердую уверенность в том, что стол она брать не должна, а если возьмет, то это будет неслыханной дерзостью с ее стороны. Тем не менее она осторожно переставила коллекцию на туалетный столик, надеясь, что Доджун был прав и что леди Эшленд ее поймет.

С трудом подняв стол, Леда спустилась вниз. Труднее всего оказалось пройти через переднюю дверь, а тем временем Манало так и сидел на козлах в полудреме. Леда окликнула его, но ответа не получила, поэтому ей пришлось самой тащить стол до коляски.

— Манало! — уже громче позвала Леда. — Мне нужна помощь!

Повернувшись, гаваец окинул Леду сонным взглядом, затем привязал поводья к краю экипажа и, покачиваясь, направился к ней.

— Теперь вы должны его поднять, пожалуйста…

Не успела она договорить, как Манало выхватил стол у нее из рук и вдруг застыл на месте, качаясь из стороны в сторону. Только тут Леда догадалась, что странный запах, исходивший от гавайца, был запахом крепкого алкоголя. В это мгновение лошадь решила подойти поближе к зеленому газону, одна из ножек стола зацепилась за экипаж, Манало споткнулся…

Леда с испугом закричала, когда стол с ужасным треском упал на выложенную кирпичом дорожку.

— Посмотрите, что вы наделали! Да как вы могли? — Она оттолкнула гавайца, и тот, попятившись, упал на газон.

Леда в оцепенении смотрела на ножку стола, которая треснула по всей длине и теперь как-то беспомощно свешивалась вниз.

— О нет! — прошептала она. — Господи, только не это!

Наклонившись, Леда осторожно приподняла столик и тут заметила врезанный в древесину плоский кусок сверкающего металла, покрытый замысловатыми восточными надписями.

После того как Леда еще раз тряхнула столик, ножка отломилась окончательно, и теперь уже Леде ничего не оставалось, как только со стоном отчаяния поднять ее с земли.

Издавая странное шипение, металлический предмет начал выскальзывать из ножки, и Леда, глубоко вздохнув, попыталась засунуть его обратно, но не смогла этого сделать. Она едва успела отскочить назад, когда изогнутый кусок сверкающей стали длиною в ярд окончательно вывалился из ножки и упал на землю. Солнце тут же заиграло на блестящем металле, и десятки солнечных зайчиков заплясали вокруг него в воздухе.

«Странное крепление для ножки», — невольно подумала Леда. Однако не прошло и мгновения, как она поняла, что явно ошиблась, поскольку металлический предмет вообще не имел никакого отношения к мебели. Перед ней был клинок меча — прекрасный, пугающе острый, покрытый загадочными надписями, среди которых Леда смогла разглядеть изображение довольно неприятного зверя.

— Черт возьми, вы только взгляните на это! — воскликнула она, но тут же испуганно зажала рот рукой, осознав, что нечаянно произнесла ругательство. Леда покосилась на Манало, но тот по-прежнему лежал на земле и, видимо, ничего не слышал.

— От вас одни неприятности! — с отвращением произнесла Леда. — И из-за вас я не знаю, что мне теперь делать!

Повернувшись к столу, она осторожно подняла клинок за прямоугольный конец, однако ее очередная попытка вернуть клинок на место не увенчалась успехом; она лишь порезалась и со слезами на глазах бросила на землю и клинок, и ножку.

В конце концов, немного успокоившись, Леда положила ножку на землю и умудрилась-таки каким-то непостижимым образом вложить клинок в углубление на ней, а затем поставила столик на столешницу и попыталась вставить ножку на место.

Раздумывать над тем, что клинок меча делает в ножке стола, который изготовил Сэмюел, было бессмысленно: скорее всего это каким-то образом связано с японскими традициями и в ножки всех невестиных столиков вложены клинки. А вдруг самое худшее, что может сделать молодая жена, — это сломать ножку и увидеть спрятанный в ней клинок? Тогда вслед за этим ее наверняка постигнет катастрофа невиданных масштабов.

Впрочем, по мнению Леды, и нынешней катастрофы было вполне достаточно. Ну как она объяснит все Сэмюелу и мистеру Доджуну и леди Тесс?

Леда, не осознавая этого, бормотала что-то себе под нос, пытаясь приладить ножку на место, как вдруг кто-то окликнул ее. Оглянувшись, она увидела босого крестьянина в соломенной шляпе, который улыбался ей беззубой улыбкой. На плече крестьянин держал коромысло, на обоих концах которого висели огромные корзины с фруктами. Казалось, он возник рядом с ней из воздуха.

— Помощь нужна, мисси? — приветливо спросил он. — Столик сломали?

— Это он сломал его. — Леда мрачно кивнула на Манало. — Но я тоже виновата в этом — мне не нужно было к нему прикасаться. Господи, просто не знаю, что теперь делать!

— Хотите починить, мисси? Мой внук делать это. Так починит, никогда больше не отломиться.

Леда с надеждой посмотрела на незнакомца, а затем вновь перевела взгляд на столик.

— Даже представить себе не могу, как можно вернуть ножку на место, — пробормотала она.

— Вернуть, да! Мой внук Икено — лучший мебельщик на острове. Это особый столик, да? Не каждый знать, как прикрепить ножка, но мой внук — большой мастер.

— Правда?

— Столик для меча, — бормотал беззубый. — Японский, да? Только мой внук может починить его. Он живет за городом, ближе к плантациям.

— За городом? Это, наверное, далеко очень? — Леда была в отчаянии.

— Ехать около час.

— А нельзя починить стол где-нибудь в городе?

— О, тут слишком много китайцев, но они не уметь чинить японский стол с мечом. Мой внук специально быть в Япония, он починит, пока вы ждать.

Наклонившись к Манало, Леда потрясла его за плечо, и гаваец, открыв глаза, что-то невнятно пробормотал и затем уставился осоловевшим взглядом на торговца фруктами.

— Мы должны немедленно ехать! — Леда не собиралась дольше ждать и сердито топнула ногой, после чего повернулась к торговцу фруктами:

— Вы можете управлять коляской и отвезти меня туда и обратно? Я хорошо заплачу.

— Нет-нет, никаких денег! Я управлять! — Взгромоздив свои корзины на сиденье, торговец подошел к лошади, которая мирно паслась на краю газона. — Не плакать, мисси, мы обязательно починить стол. Я обещаю!

Пять дней кропотливой работы, причем не прикладывая больших усилий, — и вот Сэмюел уже на борту баржи Икено в качестве предателя самого себя, предателя Доджуна.

«Фукурогеши но джутсу» — прием, позволяющий глубоко проникнуть на территорию противника, притвориться, поменяться с ним местами. Он эффективен только в точно отмеренных дозах, и он помог японцам вычислить, кто завладел ножнами Гокуакумы.

Теперь Сэмюел использовал его, стоя перед Икено, лица которого он не видел.

Икено с непроницаемым лицом сидел на полу каюты, скрестив ноги, и ел рис, ловко подцепляя его эмалированными хаши. Двигался он осторожно и очень грациозно, как девушка, но при этом в его фигуре чувствовалась скрытая сила.

Впрочем, Сэмюел тоже умел красиво есть рис палочками и не выдавать своих чувств. Сняв обувь, он опустился на колени и стал быстро есть лишь для того, чтобы отдать долг вежливости и в то же время продемонстрировать свою подготовку. Ни он, ни Икено в этот момент не расслаблялись, и Сэмюел знал, что они оба понимают это. В то же время ему нужно было показать себя этаким простофилей, по-западному грубым и неуклюжим. А раз так, он будет совершать ошибки. Доджун не раз упрекал своего ученика в том, что он ведет себя неподобающим образом, демонстрируя западное невежество, однако на этот раз ошибки помогут ему. Хорошо выдрессированная собака может вызвать подозрения; та, которая пытается научиться, имеет возможность завоевать симпатии зрителей.

— Так ты говоришь, что хочешь перейти на мою сторону и быть верным мне? — Икено имел тихий голос, длинные, как у женщины, ресницы, но его крючковатый нос и брови вразлет сильно напоминали диковатых японских воинов с древних картин. На вид Икено был довольно молод, ненамного старше Сэмюела, а это значило, что ему лет сорок с небольшим. — Я тебя не понимаю.

Сэмюел низко поклонился.

— Со страхом и уважением этот ничтожный человек умоляет, чтобы Икено-сама соблаговолил уделить ему несколько минут его дражайшего внимания. Я могу предложить ему не так уж много — жалкий бизнес да несколько дырявых кораблей. Но возможно, вы сумеете каким-то образом использовать мои знания, полученные от Танабе Доджуна Харутаке.

— Также, возможно, что я отрежу тебе голову, если это Доджун тебя прислал, — усмехнулся Икено.

Еще раз низко поклонившись, Сэмюел посмотрел Икено в глаза.

— Прошу вас извинить мою дерзость, но меня никто никуда не посылал. Я больше не должен Танабе Доджуну гири.

— Разве? Не это я о тебе слышал, — едко заметил Икено. — Напротив, мне говорили, что ты бываешь в его доме и пьешь с ним саке. И еще я слышал, что он твой отец. Даже сейчас он живет в твоем новом доме и изображает слугу твоей жены.

Сэмюел пожал плечами:

— Во-первых, он мне не отец. Я не ношу его фамилию, и я ничуть не похож на него, что уважаемый Икено-сама может видеть собственными глазами.

Губы Икено изогнулись в улыбке.

— Несмотря на это, Доджун тебя проинструктировал. Возможно, он рассказал тебе о методе фукурогеши и отправил сюда, чтобы сделать из нас дураков. Посмотрим, как он заговорит, когда я пришлю ему твою голову. Возможно, тогда он кое-что поймет.

Сэмюел опустил глаза.

— Да, Доджун рассказывал мне о фукурогеши но джутсу, но не просил меня применять его здесь. Он вообще в последнее время ни о чем меня не просил, кроме позволения укрыться в моем жалком доме. Возможно… — Сэмюел подпустил горечи в свой голос, — он решил, что я не в состоянии достроить этот дом.

Икено промолчал. Сэмюел почувствовал, что один из его людей приблизился к нему.

— Соблаговолите приказать вашему уважаемому слуге взмахнуть мечом, — спокойно сказал он, — если моя дерзкая просьба вызывает у вас неудовольствие.

— И ты готов умереть?

— Если уважаемый Икено-сама считает, что я достоин именно этого, то — да, я готов.

— Ого! — Икено снова усмехнулся. — Думаю, Танабе прислал тебя сюда, чтобы посмеяться надо мной! — Он чуть заметно кивнул слуге. В свисте меча тело Сэмюела распознало намерение, он слышал, как палач выдохнул, и тут же меч, сверкнув, пронесся в сантиметре от его глаз.

Сэмюел даже не шелохнулся. Каждый его мускул, каждая его клеточка знали разницу между смертельным ударом и устрашающим замахом. Со спокойной душой он стоял на коленях, когда лезвие клинка разрезало его воротник. Только ощутив, что клинок порезал кожу, и почувствовав запах крови, Сэмюел узнал, как близок он был к смерти.

Лицо Икено застыло словно маска. Пожалуй, он был даже слишком равнодушен. Впрочем, его молчание могло также быть вызвано удивлением.

Сэмюел поклонился, дотронувшись лбом до пола.

— Примите благоговейную благодарность за мою ничтожную жизнь. — Он снова принял прежнюю позу.

— Ты хочешь предать своего господина, — неожиданно резким голосом проговорил Икено. — Даже собака не предает хозяина!

На щеках Сэмюела заходили желваки.

— Я был верен ему… — Он сделал вид, что его речь прерывается от волнения. — Танабе Доджун проверял меня, и я ни разу не обманул его.

— Значит, поэтому теперь ты здесь? — вспыхнул Икено.

— Танабе Доджун посмеялся надо мной. Он не ценит мои способности. Мое тело по-прежнему отвешивает ему поклоны, но сердце мое осталось без господина. Я пришел к многоуважаемому Икено-сама, чтобы предложить ему свою ничтожную помощь. В Лондоне я украл ножны Гокуакумы, но до сих пор не могу раздобыть клинок. — Он быстро посмотрел на Икено. — Уважаемому Икено-сама не было нужды вламываться в мой офис, я бы с радостью сам отдал ножны, если бы знал, кто их ищет.

— И каковы твои условия?

Сэмюел ответил не сразу.

— Доджун-сан тренировал меня, чтобы я мог владеть Гокуакумой, — медленно произнес он по-английски. — Я уважал его, любил и почитал. Я ни разу не допустил ошибки. И после этого он отодвигает меня в сторону, потому лишь, что я не японец. Теперь, когда вновь разрешили иммиграцию, он взял в ученики мальчишку четырнадцати лет, и тот занял мое место. — Сэмюел плюнул на пол. — Я не желаю носить на себе этот позор!

Один из людей Икено сделал шаг вперед, но хозяин остановил его легким взмахом руки.

— Ты хочешь сказать, что твоя честь запятнана? — насмешливо спросил он. — А я-то считал, что для варвара нет ничего важнее денег.

Сэмюел встал, и человек с мечом тут же придвинулся к нему. Не поворачиваясь, Сэмюел нанес ему удар. Меч, словно по волшебству, перешел в его руку, и теперь Сэмюелу было достаточно лишь слегка переместить его, чтобы заколоть японца.

— Многоуважаемый Икено-сама, — отпустив противника, Сэмюел низко поклонился Икено, — прости мои глухие уши и незрячие глаза. Я не расслышал мудрых и уважаемых слов, только что произнесенных тобою.

Икено задумчиво посмотрел на гостя.

— Какую помощь, — медленно спросил он, — варвар Джурада-сан может мне предложить?

Сэмюел выдержал паузу, затем почтительно произнес:

— Уважаемый Икено-сама уже завладел ножнами Гокуакумы, и теперь ему нужен клинок.

Икено кивнул.

— Доджуну известно о краже ножен. Он сделал вывод, что их украли те, кто ищет Гокуакуму, но он не подозревает, что я сам украл ножны. Он знает о вашем присутствии здесь и полагает, что ножны в ваших руках. Поэтому он предлагает увезти клинок с острова и спрятать его где-нибудь подальше. — Сэмюел пожал плечами. — Мне неизвестно, где спрятан клинок и куда он намерен направиться, но я непременно об этом узнаю.

— Выходит, Танабе тебе доверяет?

— Все, кроме самого важного. — Сэмюел вздохнул. — Но он зависит от моей преданности, а я хорошо знаю его и хорошо знаю остров. Я смогу сделать то, что обещал.

— И какой благодарности ты ждешь от меня?

— Я хочу, чтобы Гокуакума наконец воссоединился, Икено-сама, хочу увидеть это собственными глазами. Доджун больше не владеет клинком.

— Ты хочешь воссоединить клинок с ножнами, чтобы и Танабе тоже увидел меч целиком? — Икено удивленно посмотрел на Сэмюела.

— В этом нет необходимости, и к тому же это опасно. Для меня важно знать, что моя честь восстановлена — этого будет достаточно.

Икено кивнул.

— Я одобряю твое решение, — неожиданно резко сказал он. — Перевернувшись, мир обретет равновесие. Полагаю, ты избрал достойный способ мести.

Сэмюел склонил голову.

— Незаслуженная и щедрая похвала моей скромной особе…

Взгляд Икено неожиданно стал серьезным.

— О какой благодарности ты толкуешь? Учитель сделал из тебя человека, и это перед ним ты в долгу.

— Да, конечно. — Сэмюел слегка прикрыл глаза. — Но он лишил меня возможности отплатить ему.

— Гири труднее выносить, когда он охватывает обе стороны одного сердца. Что ты сделаешь для того, чтобы заплатить ему свой долг, Джурада-сан?

Лицо Сэмюела приняло бесстрастное выражение.

— Предать Доджун-сана — это позор. Когда дело будет сделано и я верну вам клинок Гокуакумы… мне останется совершить то, чего требует от меня долг чести.

При этих словах Икено поклонился Сэмюелу, словно признавая его равным себе.

— Так тому и быть, — заключил он. — Принеси мне клинок, и ты сможешь использовать Гокуакуму для того, чтобы выполнить свой долг.

Глава 35

Когда экипаж подъехал к небольшой косе, которая узкой извилистой лентой уходила в спокойные воды гавани, Леде вдруг стало не по себе.

— Вы уверены, что мы выбрали правильную дорогу? По-моему, мы заехали слишком далеко, — заволновалась она. — К тому же я не вижу впереди никакого дома.

Леда уже раз двадцать задавала эти вопросы, считая, что незнакомец что-то напутал, но сейчас он уверенно спрыгнул на землю и снял стол с заднего сиденья экипажа.

— Нет, мисси, все правильно! — сказал он. — Только теперь надо пересесть на лодка. Идите на лодка, идите.

— На лодку? — Леда с сомнением посмотрела на небольшое суденышко, которое болталось на воде, как большая щепка. — Даже не знаю, стоит ли мне пересаживаться на эту посудину.

— Только так можно попасть к моему внуку, мисси! Икено чинить стол, как вы хотеть.

— Нет. — Леда наконец приняла решение, над которым раздумывала последние полчаса, и подобрала поводья. — Я не сделаю дальше ни шага.

— Нет? — Китаец ухмыльнулся. — Тогда я взять стол, внук его починить, и я привезти его вам домой, о'кей?

Не успела Леда возразить, как ее спутник подошел к лодке и водрузил на нее стол.

Леда нахмурилась. Только теперь ей пришло в голову, что ее, возможно, пытаются похитить и настал наиболее подходящий момент для побега. Впрочем, китаец был с ней довольно добр, как и все островитяне. К тому же стол явно интересовал его больше, чем она, так что считать это похищением было бы не совсем верно. Конечно, стол был весьма искусно сделан, но Леда не думала, что незнакомец сможет хорошо заработать, продав его.

Когда лошадь направилась к ближайшему кустарнику. Леда вспомнила, что до сих пор ни разу в жизни не держала в руках поводья. На свой страх и риск она слегка потянула их, но дело кончилось тем, что коляска быстро покатилась к воде.

— Нет! — закричала Леда. — Нет, пожалуйста! Остановись! Стой!

На ее счастье, китаец оглянулся и, быстро подойдя к экипажу, успел схватить лошадь за уздечку, прежде чем задние колеса коляски увязли в жидкой грязи. После того он отвел лошадь с коляской подальше от берега.

— Вы правда хотеть сами ехать до города? — скептически спросил он. — Может, вы лучше ждать здесь?

Леда подобрала юбки.

— Привяжите ее, — решительно сказала она, — а я пойду с вами.

— Правильно, мисси! — Китаец быстро снял с лошади упряжь, и та, взмахнув хвостом, немедленно направилась туда, откуда они приехали.

— Она не уйдет? — с тревогой спросила Леда.

— Нет-нет, не уходить, — заверил ее беззубый. — Оставаться здесь — видите траву? Лошадь всегда нравится трава. А нам пора, мисси.

Никакой травы Леда не видела, а через минуту перестала видеть и лошадь. Она крепко сжала губы. Ее низкорослый спутник вовсе не вел себя как похититель и даже, придержав лодку, помог Леде спуститься в нее.

Но стоило им проплыть небольшое расстояние, как подозрения Леды вспыхнули с новой силой. Она ожидала, что лодка направится к ближайшему мысу, однако китаец греб к одинокому острову, чуть выступавшему из воды посреди озера. На острове не было заметно никаких признаков жизни.

— Куда мы плывем? — Леду начал бить легкий озноб. — Вы сказали, что мы…

Китаец продолжал молча налегать на весла, и как только они миновали небольшую песчаную отмель, впереди стали видны мачты рыболовецкого судна.

— Если вы немедленно не скажете, куда мы плывем, я прыгну за борт! — закричала Леда.

— Значит, вы не бояться акул… — спокойно заметил китаец.

Судорожно вздохнув, Леда закрыла глаза.

— Вы не получите денег, — пригрозила она. — Мой муж не заплатит вам ни фартинга.

Вместо ответа ее спутник указал на судно, к которому они уже подошли довольно близко. Какой-то человек приветственно помахал им, и когда они приблизились вплотную, китаец немедленно передал ему стол.

— Леда! — неожиданно услышала она голос Сэмюела и, взглянув наверх, увидела, что ее муж стоит на палубе, облокотившись на поручни, и неподвижно смотрит на нее.

— Господи, спасибо тебе! — воскликнула она и с облегчением прижала к груди руки. — Это что, вечеринка с сюрпризами? Должна сказать, если ты хотел удивить меня, то у тебя это отлично получилось.

— Надеюсь, но пока тебе лучше оставаться на месте. — Голос Сэмюела звучал как-то странно…

— Но тут же акулы, — стала протестовать Леда, однако Сэмюела уже не было на палубе; вместо него двое мужчин с восточной внешностью подошли к поручням и, спустив вниз хлипкую веревочную лестницу, застыли в ожидании.

Поскольку Леда по-прежнему не знала, что ей предпринять, один из них в конце концов жестом показал, чтобы она поднималась.

— Сэмюел! — неуверенно позвала Леда.

Третий мужчина, только что появившийся на палубе, с неподдельным интересом посмотрел на нее сверху.

— Джурада жена-сан, ты должна подняться, — дружелюбно сказал он. — Многие хотят тебя поблагодарить.

Леда невольно смутилась.

— Поблагодарить? — переспросила она. — Но за что?

— Это и есть Икено, — сказал беззубый китаец, подтягивая лодку к лестнице. — Поднимайтесь, мисси.

— Простите, но мистер Джерард велел мне оставаться на лодке. — Леда решила твердо следовать указаниям мужа.

Стоявший на палубе мужчина оглянулся и что-то сказал по-японски, после чего она услышала голос Сэмюела:

— Делай, что он говорит, и ничего не бойся.

Хотя голос его при этом по-прежнему звучал как-то странно, выбора у Леды не оставалось. Подобрав юбки, она взялась за перекладину и стала осторожно подниматься наверх.

Сэмюел стоял на палубе босой, в белом костюме, и на его воротнике багровело ужасное кровавое пятно.

Едва не споткнувшись о стол, Леда поспешно направилась к нему, по дороге заметив, что один из японцев держит в руках клинок из ножки стола. В руках у другого поблескивали ножны и эфес меча.

Леда, остановившись, прикусила губу.

— Может, это костюмированный бал? — тихо спросила она.

— Ты все правильно сделала, Леда, спасибо тебе. — Сэмюел говорил как-то уж очень монотонно. — И дальше делай то, что я тебе велю. Один из них знает английский, но если мы будем говорить очень быстро, он ничего не поймет. Богом заклинаю тебя: делай то, что я велю, и немедленно.

Довольно необычно было слышать от Сэмюела признание в том, что она все сделала правильно, особенно если учесть только что случившееся с ней приключение.

С трудом сглотнув, Леда кивнула:

— Разумеется. Я очень боюсь, но это не важно. — Она подняла глаза. — Ты ранен?

— Нет. — Сэмюел улыбнулся. — А теперь расскажи, как ты оказалась здесь с этим клинком?

— Все началось с того, что я сломала невестин столик, — стала торопливо объяснять Леда. — Я всего лишь хотела сделать так, как посоветовал мне мистер Доджун, поэтому и забрала стол из дома леди Эшленд, чтобы перевезти его в наш дом, как велит японская традиция. К сожалению, Манало выпил много крепкого спиртного и сломал столик, а потом заснул, и все пошло прахом!

— Невестин столик? — изумленно переспросил Сэмюел.

— Да, тот, который ты сделал для леди Тесс. Этот столик новобрачная должна сама принести домой, разве ты не помнишь?

— Господи! Так Доджун решил и тебя втянуть в это дело! — Сэмюел явно был разгневан.

Леда облизнула губы, заметив, что все вокруг замерли и с большим интересом смотрят на нее.

— Ну да, это он предложил, чтобы я принесла стол, иначе я бы вообще о нем никогда не узнала.

Несколько мгновений Сэмюел стоял с закрытыми глазами, видимо, пытаясь взять себя в руки, и в конце концов его лицо обрело прежнее бесстрастное выражение. Поклонившись Икено, он медленно заговорил по-английски:

— Танабе Доджун в очередной раз сделал из меня дурака. Моя жена, глупая и недалекая особа, принесла клинок, и хотя ее поступок бессмыслен, я прошу принять его благосклонно: в конце концов, она сделала то, чего хотели вы.

Ничего не ответив Сэмюелу, Икено повернулся к Леде и поклонился.

— Приветствую тебя, Джурада жена-сан, — просто сказал он, однако Леда не могла не ощутить на себе недобрый взгляд его темных немигающих глаз. Она сразу почувствовала себя неуютно, и ей вспомнилось, что у Доджуна глаза были похожие, но такого неприятного чувства, когда он смотрел на нее, она не испытала ни разу.

Тем не менее, слегка улыбнувшись, Леда кивнула:

— Добрый день, сэр. Рада познакомиться с вами.

— Я тоже рад. — Неожиданно Икено отдал резкий приказ, и один из членов его команды тут же нырнул в низкую арку палубной рубки. Через несколько секунд он вышел оттуда, держа в руках плоскую эмалированную шкатулку и фетровый чехол — его форма и длина показались Леде удивительно знакомыми. Взяв чехол, мистер Икено вытащил из него оружие — церемониальный меч с золотым эфесом, инкрустированным изнутри перламутром, который был закреплен на красной лакированной поверхности. Этот меч Леда узнала бы даже в том случае, если бы не видела его несколько десятилетий.

Она посмотрела на Сэмюела, но тот по-прежнему не спускал глаз с Икено, и Леда неожиданно подумала, что, возможно, Сэмюел украл церемониальный меч, предназначенный для подарка королеве, чтобы продать его мистеру Икено. В этом случае он не только грязный вор, но вдобавок еще и шпион.

— Как меч оказался у жены Джурада? — Кивнув на изогнутый клинок, еще недавно пребывавший в ножке стола, Икено перевел взгляд на Леду.

— Он был внутри этой мебели…

Она кивнула на столик.

— Да, вижу. Полагаю, вы об этом знать, жена-сан?

— Нет, откуда? — возмутилась Леда. — Ножка отломилась, и тогда я увидела, что внутри ее находится клинок. — Леда замолчала, не зная, что говорить дальше.

Икено искоса посмотрел на Сэмюела.

— Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы обмануть меня, подсунув фальшивый клинок, а?

Сэмюел молчал.

Тогда Икено коротко кивнул, и через мгновение перед ним развернули плетеную циновку, на которую ровно посередине поставили шкатулку. Когда на циновку аккуратно выложили ее содержимое, завернутое в ткань, а также какие-то кувшины и мелкие инструменты, Икено, приняв суровый вид, опустился на колени и положил золотые ножны на циновку. Потом он наполовину вытащил из них эфес и ударил себя кулаком по руке. Грубый кусок металла, и без того едва державшийся в рукоятке, выпал, и Икено швырнул его за борт.

Как только всплеск воды затих, вперед выступил помощник Икено и с поклоном передал ему клинок с гравировкой.

Икено взял меч и провел рукой по острию, затем приложил рукоятку к новому клинку. Металл вошел в отверстие лишь наполовину — ему явно что-то мешало.

Тогда Икено перевел взгляд на Сэмюела.

Леде еще ни разу не приходилось видеть столь напряженное выражение на лице мужа, как в это мгновение.

Японец вновь опустил глаза на меч и осторожно постучал эфесом по раскрытой ладони, после чего клинок, чуть дрогнув, прочно встал на место.

— Есть! — Тихое восклицание Икено нарушило воцарившееся на палубе оцепенение, окружающие дружно заулыбались и заговорили.

Склонившись над мечом, Икено вставил на место шпильку, скреплявшую две его части, а затем резко взмахнул рукой. Взметнувшийся в воздух клинок засверкал в солнечном свете.

— Банзай! — разнесся над водой восторженный крик японцев.

— Теперь мы можем ехать домой? — спросила Леда.

Сэмюел улыбнулся.

— Слушай меня внимательно, — проговорил он по-английски той самой скороговоркой, которая, по его словам, должна быть непонятна мистеру Икено. — Что бы ни случилось, поступай, как я тебе велю. Сейчас поклонись этому человеку, а потом мне.

Леда повиновалась, в точности скопировав движение, которое при ней сотни раз проделывали Сэмюел и Доджун, но мистер Икено не обратил на нее никакого внимания. Взглянув на Сэмюела, он кивнул, прижал меч к груди и расправил плечи.

— Уважаемая жена Джурада может оказать Кваннону услугу. Прошение получено, и Икено обещает его выполнить. В будущем достойная жена-сан не оставаться одна, пока Икено жив.

— Благодарю, — ответил Сэмюел по-японски. — За это я буду вечно служить вам, Икено-сама. — Он взглянул на Леду, как бы напоминая о необходимости поклониться ему, а затем медленно, пока она еще не выпрямилась, проговорил: — Как только я тебе скажу, тут же прыгай в воду и не медли!

Леда резко выпрямилась.

— Что? — переспросила она.

— Делай, как я сказал, черт побери! — Его рот сжался в тонкую линию.

— Но…

Неожиданно подойдя к Леде, Сэмюел подтолкнул ее к поручням, а сам, встав к ней лицом, загородил ее от остальных.

— Слушай меня внимательно, — яростно процедил он сквозь зубы, — если ты не выполнишь в точности моего приказания, то живая домой ты не вернешься, так же как и я. Это не костюмированный бал, поняла? — Он резко протянул руку и тряхнул ее за воротник. — А теперь начинай плакать, немедленно!

Издав резкий звук, походивший на рык, Сэмюел быстро отошел и, приблизившись к Икено, остановился напротив него.

— Йои шийо, — громко сказал он.

Японец ответил ему длинной тирадой на родном языке, затем указал на меч и на себя.

Подумав, Сэмюел склонил голову, словно соглашаясь с его решением, и Икено начал раздавать приказы своим людям. Их лица сразу посуровели, движения стали четкими и размеренными. Перед первой циновкой положили вторую, на которую через мгновение выложили меч покороче с простым эфесом.

Опустившись перед мечом на колени, Сэмюел прикоснулся к нему лбом, а затем выпрямился.

Мистер Икено тоже встал на колени лицом к Сэмюелу и взял в руки меч покороче: каждое его движение было предписано древним ритуалом. Вытащив меч из ножен, Икено вынул его из рукоятки, потом медленно протер клинок тканью.

Вокруг стояла полная тишина, нарушаемая лишь плеском невысоких волн; тем не менее Леде происходящее нравилось все меньше. Она видела, как Икено похлопал по мечу небольшой подушечкой, похожей на пуховку для пудры, отчего на клинке остался легкий слой белого порошка. Затем он стер порошок другим куском ткани.

Когда сталь заблестела, Икено повертел клинок перед глазами, внимательно оглядывая его со всех сторон. Видимо, убедившись в его безупречности, он протянул клинок Сэмюелу.

Внимательно осмотрев меч, Сэмюел вернул его Икено, и тот, смочив кусок ткани маслом, снова тщательно протер меч, затем вставил клинок в рукоятку и выложил меч без ножен на циновку острым концом к Сэмюелу.

У Леды перехватило дыхание. Неужели они собираются биться на мечах?

— Сэмюел, — проговорила Леда дрожащим голосом, — я хочу домой.

Икено взглянул на нее с таким выражением, как будто это заговорила чайка, тогда как Сэмюел несколько мгновений хранил молчание, а затем обратился к Икено:

— Гомен насаи.

Икено кивнул, и Сэмюел, вложив меч в ножны, опустил его на циновку, после чего встал и подошел к Леде.

— Мы не можем сейчас поехать домой, — сказал он и склонился к ее уху. — Делай то, что я говорю, и больше я ни о чем тебя не прошу.

— Но я не хочу, чтобы произошло что-то ужасное! Не хочу!

— Ты любишь меня?

Ее губы приоткрылись.

— Да!

— Тогда положись на меня и делай, как я скажу. Я люблю тебя, Леда, не забывай об этом. — По лицу Сэмюела пробежала улыбка. — И не забывай дышать, хорошо?

— Но, Сэмюел! Я должна знать, что с тобой ничего не случится!

— Не забывай, — прошептал он.

Отойдя от жены, Сэмюел вновь оказался лицом к лицу с Икено и, поклонившись, перевел взгляд на Гокуакуму.

Икено ответил поклоном на поклон, а затем предложил гостю небывалую честь: каишаку. Это означало, что он был готов завершить ритуальное самоубийство с помощью клинка-демона, чтобы избавить Сэмюела от страшной боли. Суть его благородного ритуала состояла в том, что как только Сэмюел вонзит в себя острие меча, Икено снесет ему голову.

Сэмюел не сводил глаз с рук, полирующих Гокуакуму так ласково, словно это мать заботится о собственном ребенке. Икено не спешил: казалось, ему хочется узнать, сколько мертвых тел оставил после себя Гокуакуму и сколько человек он может лишить жизни в будущем.

Осмотрев Гокуакуму дюйм за дюймом, Икено протянул меч Сэмюелу, позволил тому полюбоваться им, провести пальцем по острому клинку, по пылающей на солнце безупречной стали, рисунок на которой, казалось, постепенно оживал.

Сэмюел признательно поклонился. Про себя он призвал на помощь все девять волшебных символов и прислушался, но ничего не услышал. Он вообще не ощущал реальности и вдыхал пустоту до тех пор, пока для него не осталось ничего, кроме земли, воды, ветра, огня и меча, лежавшего перед ним.

Время и меч. Бесконечность.

Луна отражается в воде, вода течет мимо, а отражение луны остается неподвижным.

Судно качнулось и стало медленно поворачиваться, линия горизонта дрогнула…

Сэмюел думал о Леде, о Доджуне… Это было похоже на умирание, заншин.

И тут в голове у него зазвучала старая знакомая песня — песня акулы.

В это же мгновение где-то вдалеке Сэмюел услышал знакомое позвякивание. Раз. Два… Три… Потом он услышал крик.

«Леда, — мелькнуло у него в голове. — Леда…»

Протянув руку, Сэмюел схватил меч и поднял его высоко над головой…

Глава 36

Леда ощутила, как струйка пота поползла у нее с затылка вниз, к воротнику. Должно быть, прошло несколько часов, никак не меньше, потому что она все время смотрела на мистера Икено, стоявшего позади Сэмюела. Икено двумя руками сжимал рукоятку красно-золотого меча, а его тень становилась все длиннее и длиннее: пока судно поворачивалось, тень медленно ползла по палубе.

Все это было похоже на сон, длящийся в полной бесконечной тишине…

Леде казалось, что ее нервы обнажились и лишь невероятное напряжение удерживает ее на месте.

Внезапно сильная дрожь сотрясла ее тело. В глазах у нее стало темнеть…

И тут в невыносимой тишине Леда услышала позвякивание жестяных банок, доносившееся с рисовых полей, — этот обыденный, земной звук совершенно не вязался с тем, что происходило на судне. Затем она увидела, как Сэмюел поклонился мечу, лежавшему перед ним на циновке. Со звуком, походящим на вздох ветра, мистер Икено повторил его движение, после чего расставил ноги и поднял сверкающий клинок, держа его обеими руками. Металл тут же поймал солнечный луч, и тот полыхнул на его блестящей поверхности огненным цветком.

И тут, словно сквозь туман, Леда увидела, что клинок нацелен прямо в голову Сэмюела.

— Не-ет!

Леда услышала крик, ощутила, как чьи-то сильные руки схватили ее.

В тот же миг Сэмюел поднял с циновки меч и занес его над головой.

Как только меч Сэмюела стал двигаться по направлению к его телу, другой клинок стал медленно опускаться.

Еще секунда, и Сэмюел упал, как тряпичная кукла, как загнанная лошадь, которая умирает посреди улицы. Мистер Икено склонился над ним, но Сэмюел был мертв — он лежал на палубе рядом со своим убийцей… В это самое мгновение его голос внезапно закричал ей:

— Прыгай! Сейчас!..

Еще мгновение назад совершенно бездыханный, Сэмюел вскочил на ноги с двумя мечами в руках. Повернувшись, он ударил мистера Икено ногой в подбородок, причем удар был такой сокрушительной силы, что тот упал навзничь и, ударившись головой о стену рубки, лишился дыхания.

Японец, удерживавший Леду, выпустил ее, схватил висевший на стене багор.

— Прыгай! — снова закричал Сэмюел.

Его крик словно подтолкнул Леду вперед. Схватившись за поручень, она посмотрела вниз, на воду, и тут из-под днища судна выплыла акула — ее острый черный плавник стремительно разрезал спокойную гладь воды. Одновременно Леда заметила несколько каноэ: все они быстро приближались к судну Икено.

Оглянувшись, она увидела, что Сэмюел, успев увернуться от нацеленного на него гарпуна, обрушил на нападавшего острие клинка, и японец стал беззвучно оседать на палубу.

В то время как Сэмюел расправлялся с командой, Икено, вдруг ожив, стал медленно подниматься: сперва он встал на колени, затем выпрямился…

— Маньо! Маньо! — истошно завопил кто-то с каноэ. — Не прыгай! Акула!

Леда узнала Манало и мистера Доджуна, но времени подумать о них у нее не было, поскольку Икено, медленно оглядевшись, неожиданно бросился к ней. Леда попыталась бежать, но он схватил ее и приподнял ровно настолько, чтобы ее ноги едва касались палубы.

И тут Сэмюел неожиданно закричал:

— Смотри, фука! Ты видишь ее? Это фука, моя акула! — Он отвернулся от борта. — Это я позвал ее сюда! Плыви сюда, фука, я накормлю тебя!

— Нет! — закричал из каноэ Манало. — Не звать акула!

Икено тоже закричал что-то на родном языке, и в это мгновение на палубу запрыгнул Доджун.

— Икено-сан! Доджун-сан! — Сэмюел поднял меч Гокуакума перед собой. — Ну, кому из вас он достанется?

Внезапно в воздухе повисла мертвая тишина, никто не смел даже пошевельнуться.

— Доджун сан! Мой наставник, мой учитель, мой друг! — Крик Сэмюела эхом отдавался от водной глади. — Вот ваш меч, Доджун-сан! — Низко поклонившись, он протянул вперед меч в красных, с золотом, ножнах.

Угрожающе зарычав, Икено встряхнул Леду, и она отчаянно завизжала.

Сэмюел в то же мгновение размахнулся и подбросил меч в воздух, и Икено, отпустив Леду, подпрыгнул, пытаясь поймать его на лету; однако меч упал в воду в десяти футах от судна.

Раздался тихий всплеск, солнце в последний раз на миг осветило роскошные ножны, и тут же акула, находившаяся чуть поодаль, быстро развернулась и стремительно заскользила к мечу. Оказавшись рядом с мечом, она перевернулась, показав белый живот, и уже через долю секунды меч исчез в ее пасти, словно его затянуло туда огромным насосом.

Когда акула все так же стремительно проплыла мимо судна, отчего оно даже покачнулось на водной поверхности, Икено пробормотал что-то нечленораздельное, однако, кроме него, никто не проронил ни слова. Тем временем акула направилась в открытое море, и вскоре черный плавник окончательно исчез под водой.

Икено неподвижно смотрел вслед акуле.

— Храни нас Будда и все боги, — выдохнул он наконец. — И что теперь?

— Не знаю, — тихо отозвался Доджун.

Икено даже не повернул голову на звук его голоса.

— Он безумец или святой? Что ты сделал, Танабе-сан? Что ты сделал?

— У меня нет ответа на этот вопрос. Просто это произошло. — Доджун опустил глаза.

Вынув амулет, Икено сжал его в кулаке.

— Бог войны заговорил, не так ли? — Он вполголоса запел какую-то воинственную песню.

Доджун некоторое время смотрел на него, потом перевел глаза на Сэмюела.

— Возможно, уважаемый Икено-сан говорит больше, чем знает. — Он выразительно усмехнулся, потом сдержанно поклонился Сэмюелу.

— Западная дружба — это трудно, но есть вещи, которых нельзя избегать.

Сэмюел кивнул.

— Он не получил меча с демоном.

— Нет, — помотал головой Доджун. — Не получил. — По его губам пробежала легкая улыбка. — Только никогда не забывай о морской звезде, Самуа-сан.

Сэмюел крепко прижал к себе Леду, и по ее телу пробежала дрожь.

— Прошу тебя, — тихо проговорила она, — давай немедленно поедем домой.

Окликнув Манало, Сэмюел указал на каноэ, и Леда вся съежилась.

— Неужели мы должны ехать в этой утлой посудине? — с опаской спросила она.

Сэмюел крепче прижал ее к себе.

— Акула уже уплыла, так что бояться нечего.

Леда глубоко вздохнула.

— Надеюсь, ты и прав, но проблема в том, что я хочу забрать невестин столик. Мистер Доджун, будьте добры принести его; возможно, ножку еще можно починить.

Доджун картинно поклонился:

— Я чинить стол, миссис Самуа-сан. А вам желаю счастье и удача.

— Вот и замечательно, — кивнула Леда. — И еще мне хотелось бы поблагодарить вас и мистера Манало за то, что вы так вовремя пришли к нам на помощь.

Доджун отвесил Леде и Сэмюелу низкий поклон — видимо, в знак уважения.

— Хороший жена, Самуа-сан. Такой жена сумеет угодить тебе.

Сэмюел задумался — подобной похвалы он еще ни разу не слышал от своего учителя.

— Так вы не поедете с нами? — неуверенно спросил он.

— Позже вы пришлете за мной Манало. — Доджун улыбнулся. — Когда будет готов невестин столик.

Сэмюел кивнул:

— Хорошо, желаю вам удачи.

Леда сидела в каноэ напротив Сэмюела, крепко прижав руки к бокам, и лишь когда они доплыли до берега, не встретив по пути ни единой акулы, немного расслабилась.

На берегу их поджидал Шоджи — тот самый мальчик-рыбак, который, сидя в лодке, следил за жестянками на рисовых полях и подавал их звяканьем сигналы Сэмюелу: одно позвякивание служило знаком того, что к ним приближается кто-то из людей Икено, два говорили о приближении незнакомца, три — Доджуна. Шоджи с готовностью вошел в воду и принялся помогать вытаскивать каноэ на илистый берег.

Леда терпеливо ждала, когда запрягут лошадей в коляску; ее волосы, выбившиеся из прически, липли к лицу, шляпы, полагающейся благовоспитанной леди, на ней не было, но все это сейчас казалось ей совсем не важным.

Сэмюелу больше всего на свете хотелось подойти к ней, заключить в объятия и крепко прижать к себе, но он не позволил себе этого и тут же приказал Шоджи, явно беспокоившемуся о Доджуне, продолжать наблюдение.

Мальчик бесшумно прошел к тропинке, ведущей в кусты, и исчез из виду, а Манало без всяких приказаний направился назад к каноэ.

Теперь, когда все необходимое было сделано, Сэмюел наконец позволил себе подойти к жене и крепко обнять. Леда дрожала так сильно, что у нее подгибались колени. Схватившись за его рукав, она спрятала лицо у Сэмюела в груди, а он гладил ее, укачивал, ласково шептал что-то ей на ухо.

— Все хорошо, моя смелая женушка, моя отважная девочка. Теперь мы всегда будем вместе. Ты ведь тоже этого хочешь, верно?

— Да. — Леда бросила на него выразительный взгляд из-под полуопущенных ресниц. И еще я бы очень хотела, чтобы на нашем пути больше не встречалось приключений, подобных тому, которое мы только что пережили.

Глава 37

Когда они вернулись домой, Леда сразу же заметила, что все садовники, работавшие возле дома, исчезли. «Поднимающееся море» опустело; лишь высокие белые колонны, освещаемые лучами послеполуденного солнца, по-прежнему отбрасывали четкие тени на веранду.

Леда повозила большими пальцами босых ног по натертому полу — она сняла чулки и туфли перед входом в дом, так как мистер Доджун объяснил ей, что входить в обуви в дом невежливо. Стоя в холле около передней двери, она терпеливо ждала, пока Сэмюел отведет лошадей в загон.

Пустой дом казался высокомерным и очень одиноким; белые стены резко контрастировали с золотисто-красным блеском дверей и высоких ставней. В холле мебели не было, обставлены были лишь находившаяся наверху спальня и кабинет, на меблировку которых Леда направила все свои усилия.

Она очень надеялась, что плоды ее трудов понравятся Сэмюелу, и ее сердце забилось сильнее, когда Сэмюел неслышно приблизился к ней. Он уже умылся, но его волосы все еще были влажными. Прислонившись к косяку двери, Сэмюел сложил на груди руки: босой, в грязных брюках, без рубашки, он казался таким же бронзово-загорелым и развязным, как Манало, только на его груди не было цветочных гирлянд.

Глядя на него, Леда приосанилась — уверенность начала возвращаться к ней. По дороге домой Сэмюел почти не разговаривал, лишь сказал ей, что полиция в этом деле не поможет, да к тому же ее не похитили, и то, что случилось, касается только их двоих.

Леда приветливо улыбнулась мужу.

— Я бы пригласила тебя посидеть в гостиной, но там нет мебели.

— А мне-то казалось, что всю последнюю неделю ты только и делаешь, что покупаешь мебель, — с иронией заметил Сэмюел.

— Так оно и есть, только я начала с верхних комнат. — Леда почувствовала, что краснеет. — Я подумала…

Сэмюел не сводил с нее глаз.

— Манало… Он и мистер Доджун посоветовали…

По лицу Сэмюела пробежала мрачная тень.

— Ты должна слушать меня и больше никого, поняла? — Его тон не обещал ей ничего хорошего, однако Леда и не думала спорить.

— Впредь я буду так и поступать. Просто в последнее время я не имела возможности о чем-либо спрашивать тебя.

Хотя Сэмюел молчал, Леде показалось не слишком уместным сразу звать его в спальню, и она принялась обдумывать, о чем бы еще потолковать с ним, прежде чем ненавязчиво пригласить его туда.

— Ты любишь меня, Леда? — спросил неожиданно Сэмюел.

— Да, и, по-моему, уже не раз доказала это.

— Тогда… — Сэмюел глубоко вздохнул. — Пожалуй, я все-таки хочу посмотреть на твою чертову мебель.

Он стал подниматься наверх, перешагивая через две ступеньки, и Леда торопливо последовала за ним.

Поднявшись на верхнюю площадку, Сэмюел внезапно обернулся, и его голос эхом разнесся по всему пустому дому:

— Черт возьми! Ты сказала, что любишь меня, и теперь я не могу сдерживаться, не могу остановиться. Я хочу прикасаться к тебе, хочу лечь рядом с тобой, хочу овладеть тобой. Господи, я хотел этого с того самого мгновения, когда вырвал тебя из лап этого негодяя! Я бы сделал это где угодно — на палубе, в экипаже, у стены, — мне наплевать! Все равно где, лишь бы держать тебя в своих объятиях.

Леда опустила глаза на свои босые пальцы, выглядывавшие из-под подола платья.

— Я предпочитаю постель, — тихим голосом сообщила она.

— Отлично! — воскликнул Сэмюел. — Насколько я понял, наверху есть кровать.

— О да, и еще какая! На самом деле я все раздумывала о том, как бы ненавязчиво заговорить в спальне о том, что ты сейчас сказал.

Рука Сэмюела неподвижно лежала на перилах.

— Ты правда думала об этом? — медленно спросил он.

— Да.

— Так какого же черта мы до сих пор тут делаем? — нетерпеливо воскликнул Сэмюел.

Леда пожала плечами:

— А вдруг тебе не понравится спальня?

— Боже правый, о чем ты говоришь! Там же просто мебель!

— Там есть… еще кое-что. — Леда нервно забарабанила пальцами по стене, когда Сэмюел решительно направился в их спальню.

Потом она подошла к лестнице и стала подниматься по ней. Наверху никого не было, и она прошла через кабинет в спальню.

Сэмюел стоял посреди спальни в окружении десяти тысяч красных бумажных журавликов с пожеланиями долгой жизни и счастья, которые свешивались с бамбуковых арок и медленно покачивались от легкого колебания воздуха. Большая часть журавликов висела достаточно высоко, так что и Леда, и мистер Доджун легко проходили внизу, не задевая их, однако Сэмюел был намного выше, так что сейчас журавлики задевали его лицо и волосы, скользили по его голым плечам, шевелились при каждом его выдохе, словно полог из алых ивовых веток.

Сэмюел развел руки в стороны, потом поднял их и, захватив несметное количество журавликов, закрыл глаза, зарылся в них лицом.

Леда замерла в дверях.

— Это сделала ты? — спросил он, не открывая глаз.

— Я это придумала, а одна женщина, миссис Обасан, сделала всех этих журавлей. Мистер Доджун рассказал мне, что обычно вешают тысячу журавлей, но я решила, что миссис Обасан может сделать в десять раз больше, и это только преумножит счастье и удачу.

— Преумножит счастье… — эхом отозвался Сэмюел.

— Наше счастье, — пояснила Леда. — Я надеюсь, что журавлики действительно способны на это. Кстати, черепаху ты уже видел?

— Нет, — удивленно ответил он.

— Она в твоем кабинете, на письменном столе, в очень красивой черной лакированной чаше, в которой лежат несколько белых камней и налито немного воды. Это маленькая черепашка, таких называют коробчатыми; Дики одолжил нам ее до тех пор, пока из-за границы для тебя не привезут другую.

— Ты выписала черепаху из-за границы?

— Мистер Ричардс обещал об этом позаботиться, — подтвердила Леда. — Он считает, что ее привезут в течение месяца.

— Но зачем? — спросил Сэмюел.

— Это мой свадебный подарок для тебя. Мистер Доджун сказал, что ты поймешь.

Сэмюел молча посмотрел на жену.

— Есть еще кое-что, и тоже от меня, — добавила Леда. — Это я покажу тебе через минуту, а сперва ты должен увидеть кровать с журавлем на спинке и комод, ящики которого поют, когда их открывают. И кровать смастерил мистер Доджун.

Сэмюел прикоснулся к одному из двух бамбуковых стеблей, стоявших возле кровати.

— Бамбук — растение, которое тоже приносит счастье: оно постоянное, преданное, гибкое, — пояснила Леда.

Сэмюел потянул вниз лист бамбука и отпустил его.

— Будь как лист бамбука, согнутый каплей росы. — Он задумчиво покачал головой. — Доджун часто говорил мне это.

Леда улыбнулась:

— Правда? Впредь надо будет повнимательнее прислушиваться к его словам.

— Вовсе нет. — Сэмюел поморщился. — Тем более не прикасайся ни к какому невестину столику по его совету.

— Мне так жаль, что стол сломался!

— Забудь, это все ерунда. Доджун сам придумал эту сказку. Зато вот это… — покачал он головой и улыбнулся. — Не могу поверить, что ты все это сделала. А тут еще черепаха. Ты все больше внушаешь мне благоговение.

— Правда? Я рада! Тогда, возможно, тебе и рыбки понравятся.

Сэмюел рассмеялся:

— Господи, надеюсь, они не сушеные?

— Нет-нет. Пойдем. — Схватив мужа за руку, Леда повела его в ванную комнату с белой мраморной ванной, имевшей два фута в глубину и шесть в длину. В данный момент обитателями ванны были две золотые рыбки, которые с царственной медлительностью кругами плавали в воде, оставляя за собой прозрачный след. — Вот мой настоящий подарок. Рыбок хотела я тебе подарить с тех пор, как… — Леда помедлила. — В общем, с тех пор, как ты… мы… — Она смущенно замолчала, потом тихо продолжила: — Ты помнишь? Рыбки останутся здесь до тех пор, пока мистер Доджун не оборудует для них водоем в саду. Им нужно солнце, чтобы сохранялся этот красивый цвет. Надеюсь, ты не возражаешь, чтобы…

Сэмюел провел пальцами по ее шее, заставив Леду повернуться, а потом, крепко прижав к себе, впился в ее губы страстным поцелуем.

— Надеюсь, рыбки тебе понравились? — задыхаясь, спросила Леда, на мгновение оторвавшись от него.

— Завтра… — Он поцеловал уголки ее губ. — Завтра они мне понравятся, а сейчас…

Сэмюел стал расстегивать ей платье, и Леда с готовностью повиновалась ему. Когда платье упало на пол, она закрыла глаза, обхватила руками плечи мужа и прижалась губами к его губам с радостью и любовью, как подобает верной и любящей жене.

1

Напиток из вина с сахаром, лимоном, фруктами и льдом. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Персонаж романа Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес».

(обратно)

3

Пер. С. Маршака.

(обратно)

Оглавление

Воин тени

Глава 1

Глава 2 Мальчик

Глава 3

Глава 4 Маньо-кейн

Глава 5

Глава 6 Песня

Глава 7

Глава 8 Молчаливый тигр

Глава 9

Глава 10 Взлеты и падения

Глава 11

Глава 12 Испытания

Глава 13

Глава 14 Каи

Глава 15

Глава 16 Лезвие сердца

Глава 17

Глава 18 Дом солнца

Глава 19

Глава 20 Поднимающееся море

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg