«Самозванка поневоле»

Барбара Картленд Самозванка поневоле

От автора

Абсолютно достоверна истина, что незрячие часто обретают способность к обостренному восприятию, чего бывают лишены люди, которые могут видеть.

Это было хорошо известно древним египтянам, изображавшим на своих статуях третий глаз, расположенный в центре лба, ибо они придавали глазу огромное значение.

«Глаза являются окнами души» — эти слова принадлежат писателю Эдгару Аллану По.

Бизнесмен-миллионер, построивший «Порт Санлайт», покойный Лорд Леверхольм, однажды сказал мне: «Всем, приходящим ко мне за работой, я прежде всего заглядываю в глаза».

Нынче мы утратили искусство использования нашего третьего глаза, или нашей способности видеть, правду говорит человек, стоящий перед нами, или лжет.

Жозефина де Богарне писала о Наполеоне Бонапарте, добивавшемся ее руки:

«Его пронизывающий взгляд таит в себе нечто неповторимое и необъяснимое, что сильно воздействует на членов нашей Директории. Какое же действие он должен производить на женщину?»»

Сам Наполеон соглашался с этим: «Я редко прибегал к мечу. Я выигрывал битвы глазами, а не оружием»».

Говорят, что взгляд Наполеона был неподвижным и пронзительным до конца жизни.

Мы знаем также, что индийский император Акбар, сумевший не только создать, но и сохранить огромную империю, обладал сильным характером и совершенно необычными глазами.

Миссионеры-иезуиты, посетившие его двор, восторгались его глазами, «мерцавшими как море в солнечных лучах»».

Что же тогда может быть более могущественным, чем взгляд любви двух человек, исходящий прямо из их сердец?

Глава первая

Урса вошла в дом через парадную дверь.

Как же здесь тихо после отъезда отца!

И совсем непривычно — ведь он всегда ожидал ее в своем кабинете. Теперь здесь пусто и одиноко без него.

Мэтью Холингтон был признанным языковедом столетия.

Его библиотека вмещала сотни томов практически на всех языках мира.

Среди них было немало старинных книг.

Он испытывал величайшую радость, когда находил редкие экземпляры в никому неведомых монастырях, древних замках и даже на восточных базарах.

Урса всегда сопровождала его в поездках и с большим интересом постигала языки.

Она научилась почти так же, как отец, безошибочно отличать подлинный документ от умелой подделки.

А теперь отец без нее отправился в Амстердам, чтобы расшифровать документы, привезенные учеными из голландских колоний в Восточной Индии.

— Ты возьмешь меня с собой, папа? — спросила его перед отъездом Урса.

Он покачал головой.

— Не стоит, моя дорогая. Тебе ужасно наскучат люди, с которыми я буду работать. Все они далеко не молоды и одержимы своей работой.

Урса была разочарована.

Но она знала, что его отказ продиктован исключительно заботой о ней.

Ей не раз приходилось участвовать вместе с ним в увлекательных экспедициях, хотя бывали и не столь интересные для нее путешествия.

Провожая его, она сказала:

— Возвращайся скорее, папа. Мне будет скучно без тебя. Хорошо еще, что у меня много работы в саду, к тому же придется прогуливать твоих лошадей, да и моих.

Отец засмеялся.

— Я совершенно уверен, что ты сделаешь все как надо! Будь осторожна, моя дорогая, а я обещаю не задерживаться.

Отец рассчитывал справиться с делами за неделю, поэтому Урса никому не предлагала побыть с ней в его отсутствие.

Многие ее подруги с радостью откликнулись бы на подобную просьбу.

Но они так много болтали, что у нее не хватило бы времени на все, что следовало за это время сделать.

Холингтон-Холл был построен в стиле времен королевы Анны, и мать Урсы старалась, чтобы все в нем соответствовало тому периоду.

Дом приводил в восхищение истинных знатоков.

Мать и Урсу воспитывала в духе любви к своему дому, велела никогда не доверять слугам чистку ценного фарфора и ремонт обивки стульев, а делать это самой.

— Если хочешь, чтобы работа была выполнена хорошо, — говорила она дочери, — то должна сделать ее сама.

Когда мама умерла, Урса убедилась в ее правоте.

Ей предстояла кое-какая починка в комнате мамы наверху.

Занавеси там висели еще с тех пор, как был возведен дом.

Поэтому они так дороги ей, и было бы преступлением позволить кому-либо, кроме нее самой, коснуться их.

А пока она оглядела кабинет, затем прибрала на папином столе.

Ласково коснулась золотой чернильницы.

Это был подарок короля Италии в благодарность за работу, которую папа выполнил во дворце.

— Там царил сплошной хаос, — рассказывал отец, — но мне удалось все систематизировать должным образом, осталось лишь надеяться, что они вновь не учинят беспорядок.

Урса не была с ним, когда он работал во дворце, а присоединилась к нему позже, и они великолепно провели время в Южной Италии.

Как бы ей хотелось быть с отцом сейчас!

Даже если работа там скучная, все-таки интересно повидать Амстердам.

Выходя из кабинета, она, к своему удивлению, услышала голоса в холле.

Кто бы это мог быть?

Если подруга, она наверняка останется на чай, а это, подумала Урса, помешает наведению порядка наверху.

Она вышла в коридор и встретила Доусона, служившего у них с самого ее рождения.

— Кто это, Доусон?

— Это ее милость[1], мисс Урса.

Девушка вопросительно посмотрела на слугу.

— Мисс Пенелопа — леди Брэкли, — объяснил он.

— Не может быть! — воскликнула Урса.

Ее сестра, Пенелопа, три года назад вышла замуж за лорда Брэкли, пэра, известного своими выступлениями в палате лордов по международным вопросам.

Мэтью Холингтон встретился с ним во время заграничного путешествия.

Возвратившись в Англию, лорд Брэкли посетил Холингтон-Холл.

Пенелопе тогда было девятнадцать лет.

Он влюбился в нее, но был слишком робок в проявлении чувств, полагая, что существенная разница в возрасте помешает им быть счастливыми вместе.

Пенелопа же, стремившаяся к жизни в высшем обществе, которой не находила вдали от Лондона, только и мечтала о замужестве.

Одержимость отца языками нагоняла на нее страшную скуку, и она не раз заявляла ему о своем сокровенном желании быть представленной ко двору.

Наконец, не выдержав напора дочери, Холингтон обратился с просьбой об этой миссии к дальней родственнице, которая впоследствии опекала Пенелопу во время светского сезона в Лондоне.

Пенелопа была в восторге — она попала в родную стихию.

Навязчивая идея выйти замуж за лорда, стать частью сверкающего мира, который вращается вокруг принца Уэльского, завладела всем ее существом.

Возвращаясь в Холингтон-Холл, она только и говорила, что о посещении Малборо-Хауса и других известных домов, куда была приглашена.

К сожалению, кузина, покровительствовавшая ей на балах, не предлагала девушке пожить у нее подольше.

Пенелопе пришлось вернуться в загородный дом, что повлияло на ее настроение не самым лучшим образом.

Ей быстро надоедало все, даже охота с не очень внушительной, на ее взгляд, сворой гончих.

Зато Урса была совершенно счастлива, разъезжая на прекрасных лошадях, купленных Холингтоном для дочерей.

Соседей она считала замечательными людьми и добрыми друзьями и с радостью принимала их приглашения.

Пенелопа, однако, смотрела на них свысока и грезила лишь о Лондоне.

Когда лорд Брэкли посетил ее отца, он показался ей сказочным рыцарем, явившимся освободить ее.

Она тотчас оживилась, глаза ее сияли — невозможно было устоять перед ее очарованием.

Неудивительно, что лорд Брэкли, которому перевалило сорок, влюбился в нее.

Его первый брак оказался неудачным. Детей у него не было.

Покинув Холингтон-Холл, лорд Брэкли не смог забыть Пенелопу.

Он отправил Мэтью Холингтону письмо с просьбой посетить его дом в Лондоне и заодно высказать свое суждение об одной старинной книге, недавно обнаруженной им.

Приглашал он также Пенелопу.

Поскольку Мэтью Холингтон никогда не предполагал, что его дочь может выйти замуж за человека намного старше ее, то и не счел необходимой ее поездку в Лондон.

Пенелопа, совершенно обезумевшая от мысли, что ее оставят дома, со всей категоричностью воспротивилась этому.

Отец и Урса были ошеломлены ее настойчивостью и непримиримостью.

Она, конечно, настояла на своем.

После их визита в Лондон лорд Брэкли под разными предлогами стал наезжать в Холингтон-Холл.

Пенелопа одержала победу.

Он сделал ей предложение в саду, и она приняла его с пылом; чрезвычайно лестным для лорда Брэкли.

Пенелопа настаивала, чтобы венчание состоялось в Лондоне, в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер.

— Но ты же крестилась в нашей приходской церкви, — возразила Урса, — и вся деревня желала бы увидеть тебя невестой.

— Меня не интересует, чего желает деревня! — отрезала Пенелопа. — Друзья Артура захотят присутствовать на венчании, а Сент-Джордж — самая знаменитая церковь в Лондоне.

Урса знала, что спорить бесполезно, особенно после того, как Пенелопа добавила:

— Ты будешь одна из подружек невесты, а поскольку у Артура много высокопоставленных кузин, то я должна пригласить и их.

Они отправились в Лондон заранее, чтобы Пенелопа успела купить все необходимое для столь торжественной церемонии.

Просвещенные представители лондонской элиты слышали о Мэтью Холингтоне и почитали его как талантливого лингвиста.

Однако друзья лорда Брэкли и те знатные особы, которых желала видеть Пенелопа, интересовались лишь развлечениями, модными при королевском дворе.

В церкви Пенелопа шествовала под руку с отцом, на голове ее сверкала диадема, принадлежавшая роду Брэкли.

Десять подружек невесты, за исключением Урсы, имели титулованных родителей.

Проводив Пенелопу и лорда Брэкли в свадебное путешествие, Мэтью Холингтон и Урса вернулись в свою деревню.

— Как приятно вновь оказаться дома, папа! — сказала Урса.

— Ты действительно так считаешь? Или тоже, моя дорогая, рвешься к сияющим вершинам и ожидаешь мужа с короной пэра?

В глазах его появились лукавые искорки, но Урса ответила вполне серьезно:

— Прежде чем выйти замуж, папа, я должна полюбить своего будущего мужа так, как любили друг друга ты и мама.

Холингтон обнял дочь.

— Надеюсь, так и будет, моя дорогая, — улыбнулся он. — Что может быть прекраснее истинной любви! Я верю, когда-нибудь ты встретишь такого человека и не прельстишься лишь его блеском и положением.

— Я думаю, ты прав, папа, — сказала Урса, целуя его в щеку. — Пока же я очень счастлива с тобой.

Она знала, что отцу приятно это слышать.

Она знала также, что они потеряли Пенелопу навсегда.

Та присылала им открытки из свадебного путешествия.

Потом поздравляла их с Рождеством, присылая каждый раз недорогие и бесполезные подарки.

Урса невольно задавалась вопросом: сколько ей приходится тратить на подарки для своих светских друзей?

Лорд Брэкли владел огромным состоянием, и эти суммы, по-видимому, были немалыми.

— Что прикажешь мне делать с этим? — усмехнулся Мэтью Холингтон.

Он получил на Рождество подставку, слишком маленькую для ручки, которой он писал.

— Думаю, она пригодится тебе, когда ты снова отправишься за книгами на базар, папа, — ответила Урса.

Они дружно рассмеялись.

Подарки для самой Урсы, как она догадывалась, полученные в свое время Пенелопой, были столь же полезными, как и папина подставка.

Их тоже откладывали для местного базара.

В ответ на подарки, которые они посылали ей, от Пенелопы приходили очень короткие письма.

Было очевидно, что они писались в спешке.

Время шло, и образ Пенелопы становился расплывчатым, словно она уже и не принадлежала семье Холингтон.

Урса иногда встречала ее имя в заметках о придворной жизни.

Однако было трудно представить ее той самой сестрой, с которой она постоянно общалась в детстве.

У них были общие игры, общая няня и гувернантка.

Но Пенелопа не усвоила ничего из уроков и наставлений отца.

Урса же, напротив, находила увлекательным все, о чем он рассказывал ей.

Он прекрасно живописал увиденное им: дворцы Индии и снежные вершины Гималаев, красоты Персии и египетские пирамиды.

А потом Урса стала сопровождать его в заграничных поездках.

В то время Пенелопа посещала старшие классы школы, где к ней должна была присоединиться позднее и Урса.

Но когда настала пора отправиться в школу, Урса наотрез отказалась от этого и осталась с отцом.

— Сможет ли школа обучить меня так, как учишь меня ты, папа? — убеждала она отца. — Ты знаешь, как следует преподавать языки, и сам часто говорил, что английские учителя ставят все с ног на голову.

И отец уступил.

Считая, что ее испанский не настолько хорош, как ему хотелось бы, он взял ее с собой в Испанию.

Затем последовали такие же поездки во Францию и Грецию.

Не менее увлекательным оказалось и путешествие в Россию.

Всякий раз, возвращаясь домой, Урса постигала что-то новое о народе и стране, которая была так не похожа на ее собственную.

— Это были не только уроки истории и географии, но и прекрасный отдых, папа! — сказала она после очередной поездки.

— Я тоже подумал об этом, доченька, — рассмеялся отец, — а еще о том, что мне очень повезло со спутницей.

Голос его звучал искренне.

Никто, однако, лучше, чем Урса, не знал, как ему недоставало ее матери.

Порой она видела печаль в его глазах, когда они бывали в местах, которые он ранее посещал вместе с женой.

«Вот настоящая любовь, — думала тогда девушка, — дай Бог, чтоб и мне так же повезло».

А теперь, направляясь в гостиную на встречу с сестрой, она чувствовала, что Пенелопа стала за время разлуки почти незнакомой для нее и придется узнавать ее заново.

Пенелопа стояла перед камином, любуясь своим отражением в зеркале.

Когда она обернулась на звук шагов, Урса увидела, как сильно изменилась сестра.

Она выглядела еще более прекрасной, чем до того, как они расстались.

Но в ней появилось и нечто новое, превратившее ее в совершенно иного человека. Урса смотрела не на ту сестру, которую знала и любила столько лет.

— А, вот и ты, Урса! — воскликнула Пенелопа. — А я уже начала думать, что ошиблась адресом!

— Как долго ты не была здесь! — промолвила девушка.

Пенелопа сделала нетерпеливый, но грациозный жест рукой.

— Только, пожалуйста, без упреков! У меня не было возможности навестить вас ранее — бесконечные встречи и дела никак не отпускали меня.

— Ты прекрасно выгладишь! — совершенно искренне заметила Урса.

— Я рада, что ты так думаешь. Мне приходится много заниматься собой.

Говоря это, она оценивающе взглянула на волосы сестры, затем вновь повернулась к зеркалу и еще раз посмотрела на себя.

— А знаешь, — сказала она, — мне кажется, этот зеленоватый цвет чуть-чуть ярковат.

На ней была шляпа с перьями в тон платью.

Урса подумала, что ее наряд чересчур изыскан для поездки в деревню.

Однако он как нельзя лучше подходил к ее светлым, чуть рыжеватым волосам.

Платье же, несмотря на излишнюю вычурность, отличалось элегантностью.

На шее красовались две жемчужные нити, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.

К лифу платья была приколота бриллиантовая брошь в форме полумесяца.

— Ты будто собралась на прием, — не удержавшись, обронила Урса.

К ее удивлению, Пенелопа протянула к ней руку.

— Присядем, Урса. Я хочу поговорить с тобой. Мне нужна твоя помощь.

— Моя помощь? — удивилась девушка.

Менее всего ожидала она услышать это от своей сестры.

Она села на диван, испытывая неловкость от того, что ее платье, которое она носила не так долго, выгладит устаревшим радом с платьем Пенелопы.

Она заметила, что лицо ее сестры напудрено, а губы с каким-то ненатуральным оттенком.

— Ты побудешь у нас? — спросила Урса, пока гостья собиралась с мыслями. — Может быть, принести чаю?

— Я хочу поговорить с тобой, Урса, — повторила Пенелопа.

Она взглянула мимо сестры на выход.

— Надеюсь, ты закрыла дверь?

— Я уверена, Доусон закрыл ее, — ничего не понимая, ответила Урса.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал то, что я скажу тебе, — объяснила Пенелопа. — Где папа?

— Он уехал в Амстердам, — сообщила Урса. — Его не будет до конца недели. Я знаю, он очень расстроится, что ты не застала его.

— В Амстердам! — воскликнула Пенелопа. — Превосходно! Если он не вернется до конца недели, это именно то, что мне нужно.

Урса в изумлении уставилась на нее.

— Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь?

Сестра наклонилась к ней.

— Послушай, Урса, это очень, очень важно, и я знаю, ты поможешь мне.

— Я помогу тебе, если смогу, но не представляю — как.

Она была поражена, что Пенелопа, с ее влиятельными друзьями, знатным мужем и сверкающими драгоценностями, может желать чего-либо еще.

Пенелопа, казалось, пребывала в некотором замешательстве.

Наконец, собравшись с духом, она продолжала:

— Я пришла к тебе потому, Урса, что, как я уже сказала, мне нужна твоя помощь, и только ты можешь сделать это для меня.

— Конечно, я помогу тебе, Пенелопа, — заверила ее Урса, — хотя мне трудно представить, что я могу тебе дать, чего бы ты еще не имела.

Пенелопа задумчиво посмотрела на нее и неожиданно изрекла:

— Мы не очень похожи друг на друга, но наши голоса почти одинаковы.

— Разве? — пожала плечами Урса. — Я никогда не думала об этом.

— Конечно же, — убежденно сказала Пенелопа. — Помнишь, когда ты звала маму, она часто спрашивала: «Это Пенелопа или Урса?»

Девушка улыбнулась.

— Я помню, что она так говорила.

— И папа часто путал нас по голосу, если не видел.

Пенелопа говорила так горячо, будто что-то доказывала сестре.

Урса ждала дальнейших откровений.

Она не понимала пока, почему это так важно для Пенелопы.

— Дело в том, — заговорщически произнесла сестра, — что Артур направляется в Танжер для встречи с султаном, который пользуется большим влиянием.

— О, как интересно! — восхитилась Урса. — Я вспомнила, папа однажды встречался с ним.

— Артур не берет меня с собой, — продолжала сестра, игнорируя реплику Урсы. — Он объяснил это тем, что мне придется ограничиться обществом султанского гарема, а переговоры обещают быть длинными и скучными.

— Совершенно верно! — пробормотала Урса.

— Он настаивает, чтобы я побыла с его матерью, вдовствующей леди Брэкли! — сказала Пенелопа раздраженно.

— А где она живет?

— Как раз недалеко отсюда. Но я вовсе не намерена тратить свое время, сидя взаперти со старой женщиной в деревне!

— Тогда почему бы тебе не остаться в Лондоне? — недоумевала Урса.

— Потому что Артур ревнив! Он не хочет, чтобы я виделась… с кем-то… кого я хочу видеть, пока он будет в отъезде.

— Ты имеешь в виду… мужчину? — Урса с изумлением посмотрела на Пенелопу.

— Конечно, мужчину, — подтвердила сестра. — Он очень мил и очарователен и, конечно, намного моложе Артура, который до смешного ревнует меня к нему.

— И потому ты не хочешь побыть это время у его матери? — Урса пыталась осмыслить все, что сказала сестра.

— Этого требует от меня Артур, но я не собираюсь повиноваться ему.

Урса была явно озадачена.

— Н… но… он ведь твой муж… ты должна!

К ее удивлению, Пенелопа улыбнулась.

— Вовсе нет, если ты сделаешь то, что я попрошу.

— Что именно? Я не понимаю.

— Так слушай же, — энергично сказала Пенелопа. — Мать Артура уже слишком старая и фактически почти слепая.

Она умолкла в ожидании, что сестра уже все поняла.

— Ты… предлагаешь?.. — пролепетала Урса.

— Если ты хочешь помочь мне, — перебила ее Пенелопа, — то погостишь у леди Брэкли, побеседуешь с ней и почитаешь ей, то есть сделаешь все, чем занимают слепых, до возвращения Артура.

Пораженная, Урса взирала на сестру, не веря своим ушам.

— Н… но… как я могу, Пенелопа? Она узнает, что я — не ты!

— Как она узнает? — возразила Пенелопа. — Она видела меня не более одного или двух раз. Она живет постоянно в деревне, а я всегда — в Лондоне, и, как тебе известно, — наши голоса очень похожи. Старая женщина, несомненно, будет благодарна за внимание и заботу о ней.

— Но… как же… когда твой муж вернется?.. — колебалась Урса.

— К тому времени, когда Артур вернется, — терпеливо объясняла Пенелопа, — я буду в Лондоне ожидать его. Он обещал сообщить мне, когда точно приедет. Я отправлю слугу с экипажем в Брэкли-парк, чтобы ты прислала мне с ним письмо Артура.

— Ты хочешь сказать… что мне придется… вскрыть его письмо?

— О, не будь такой наивной, Урса! — наставляла сестру Пенелопа. — Если ты притворишься мной, то и будешь мной! Ты будешь для слуг леди Брэкли. Как они смогут узнать, что ты — не я?

— Я уверена, что… ошибусь и сделаю… что-то не так… и ты тогда будешь… обижаться на меня?

— Если ты сделаешь это, то разобьешь мою семейную жизнь, а я никогда не поверю, что ты хочешь этого, — молвила Пенелопа. — Как я уже говорила тебе, Артур ревнует меня ко всем мужчинам, а особенно к Вернону.

Она умолкла и как будто перестала дышать.

— Я не должна была называть его имени, — спохватилась Пенелопа, — но он, уверяю тебя, самый обворожительный и красивый мужчина, каких я когда-либо встречала в жизни!

Урса не могла отвести глаз от сестры.

— Неужели ты хочешь… с-сказать, Пенелопа, — медленно произнесла она, — что ты… в-влюблена в него?

— Конечно, я влюблена в него! — призналась Пенелопа. — И он влюблен в меня. Мы в отчаянии от того, что не можем быть вместе. И вот, как подарок с небес, явилась эта чудесная возможность.

Урса смотрела на сестру как на помешанную.

— Но… Пенелопа… ты ведь… замужем… ты не… х-хочешь сказать?..

— О, ты словно несмышленое дитя, — прервала ее сестра. — Я же сказала тебе, что люблю Вернона, и, видит Бог, я была хорошей женой Артуру, хотя он настолько стар, что одной ногой уже почти в могиле!

Урса была потрясена и не знала, что сказать.

— Все, что от тебя требуется, — втолковывала ей Пенелопа, — это отправиться вместо меня в Брэкли-парк и просто запомнить, что ты теперь — леди Брэкли, одна из выдающихся красавиц Лондона.

В ее голосе зазвучала гордость.

У девушки вырвался вскрик отчаяния.

— Как могу я быть такой, Пенелопа? — запротестовала она. — Взгляни на меня и посмотри на себя!

— Я не настолько глупа, — заявила Пенелопа. — Ты будешь точной моей копией. Я привезла с собой мою камеристку, а также кое-что из моих платьев. Она поедет с тобой, хотя, видит Бог, мне ее будет не хватать.

— Твою камеристку? — воскликнула Урса, от изумления повторявшая подобно попугаю шокирующие откровения Пенелопы.

Затем, осознав наконец смысл сказанного сестрой, она спросила:

— Ты утверждаешь, что она знает о твоих планах?

— Моя дорогая Урса, перестань вести себя как деревенская простушка. Конечно, в Лондоне заводят романы. И конечно, при этом должен быть некто, открывающий и закрывающий двери, тот, кто держит язык за зубами и полностью предан хозяйке, как Мари предана мне.

Урсе нечего было на это ответить.

Она лишь беспомощно глядела на сестру и думала, что это — самое абсурдное предложение, какое она когда-либо слышала.

В то же время она хорошо понимала, что Пенелопа всегда добивается своего.

А значит, каким-то образом — хотя она сама не могла понять почему — ей придется сделать то, о чем ее просят.

Как будто заранее зная о неотвратимости своей победы, Пенелопа сказала:

— Мари ждет в экипаже. Я сейчас пойду и скажу ей, чтобы она поднялась сюда и помогла тебе переодеться. После этого мы отправимся в Брэкли-парк.

«Я не могу… я не могу сделать это!» — хотела сказать Урса, но, видя, как ее сестра решительно поднялась, она осознала, что любой ее протест останется неуслышанным.

Как ни страшила ее эта идея, она согласилась выдать себя за Пенелопу.

Глава вторая

Урса стояла у зеркала и никак не могла поверить, что смотрит на собственное отражение.

Пенелопа провела сестру наверх, где их ждала ее камеристка Мари.

Она уже успела достать наряды, часть из них лежала на кровати.

Урса отметила про себя, что Мари типично французская горничная.

— А теперь Мари сделает тебя более похожей на меня, — сказала Пенелопа, — и ты будешь поражена, как за короткое время превратишься в другую Урсу, отличающуюся от той, что смотрит на тебя в зеркало сейчас.

Она сказала это с насмешкой, от которой девушке стало не по себе.

Мари помогла ей снять платье и усадила за туалетный столик, чтобы соорудить самую модную прическу.

Результат был ошеломляющим: она стала выглядеть старше, утонченнее и, бесспорно, гораздо привлекательнее.

Затем Мари напудрила ее лицо и чуть-чуть подрумянила щеки.

Отец ни за что не одобрил бы это, подумала Урса, но протестовать не стала.

А Пенелопа в это время знакомила ее с некоторыми деталями своей лондонской жизни.

— У нас большой дом на Гросвенор-сквер, — рассказывала она, — и загородный дом близ Виндзора, а Брэкли-парк Артур отдал своей матери.

Немного помолчав, она добавила:

— Это очень удобно для Артура, поскольку ему приходится часто видеть королеву.

Урса поняла, что на нее хотят произвести впечатление, и сказала:

— И он не скучает по дому, в котором вырос?

— Нет, он расположен слишком далеко от Лондона, — пояснила сестра, — а так как его мать блаженствует там, он решил не переселять ее в Дауэр-Хаус, он слишком мал и уродлив.

Урса молча слушала ее, и Пенелопа продолжала:

— Честно говоря, у меня нет желания зарывать себя в этих краях. С меня хватит детства, проведенного здесь, я еще не забыла здешнюю скуку.

— О Пенелопа, — возразила Урса, — мы были очень счастливы, ты же помнишь это! А когда была жива мама, для нас устраивали такие веселые детские пикники.

— Тебя они, возможно, и развлекали, — усмехнулась Пенелопа, — но ты ведь моложе меня. Мне вскоре надоела вся эта пресная молодежь.

Она взглянула на себя в зеркало.

— Абсолютно все изменилось, когда я приехала в Лондон и обнаружила, что все мужчины из высшего общества хотят танцевать со мной. Они осыпали меня комплиментами, и, конечно, каждый хотел поцеловать меня.

— Но ты, конечно, не позволяла им! — поспешно сказала Урса.

Пенелопа не ответила.

— Значит, позволяла! — воскликнула Урса. — О Пенелопа, мама ужаснулась бы, узнай она об этом.

— Лишь только потому, что она жила здесь, в деревне, где все слишком щепетильны и нетерпимы, — возразила Пенелопа. — Бремена меняются, и уверяю тебя, Урса, что многие молодые мужчины жаждут моей благосклонности, а один из них — особенно!

Последние слова она произнесла очень тихо.

Урса поняла, что она имеет в виду мужчину, с которым должна встретиться.

Именно ради него разыгрывается эта сложная шарада в лицах, где ей отведена главная роль.

Она подумала также, что непристойно говорить о таких вещах при камеристке.

Мари между тем в довершение колдовства смазала блестящей помадой ее губы и покрасила тушью ресницы.

От этого ее глаза стали казаться огромными.

Только сейчас она заметила, что ресницы Пенелопы намного темнее волос.

— А теперь платье! — выпалила сестра. — Нам надо спешить, если мы хотим успеть в Брэкли-парк к чаю.

— Ты поедешь со мной? — спросила Урса.

— Конечно, нет, — отрезала Пенелопа. — Не будь такой глупой!

Урса почувствовала, что разговор окончен.

С помощью Мари она надела элегантное платье, очень похожее на то, которое было на сестре, только бледно-голубое, с коротким жакетом более насыщенного оттенка.

— О, Пенелопа, как очаровательно! — воскликнула Урса. — Ты уверена, что сможешь обойтись без этого прекрасного платья?

— Сказать по правде, я не ношу его, я не нравлюсь себе в голубом, — ответила Пенелопа. — Оно стоит огромных денег, как, впрочем, и другие платья, что я привезла тебе.

— Я буду очень осторожна с ними, — пообещала Урса.

— Мне они больше не понадобятся, их просто отдадут в благотворительный фонд, куда я обычно посылаю ненужные вещи. Представь себе, монахини из фонда всегда бывают очень благодарны.

— Не сомневаюсь, — пробормотала Урса.

Как это похоже на Пенелопу — не расставаться ни с чем, что она еще ценит!

Мари надела ей на голову весьма симпатичную шляпку под цвет платья.

Она была украшена искусными шелковыми цветами.

— Я даю тебе еще три шляпы, — молвила Пенелопа. — Мари скажет тебе, по какому случаю надевать каждую, а также в чем следует являться к обеду.

А потом сестра сквозь смешок иронично заметила:

— Думаю, тебе придется обедать наедине с моей свекровью, и мне очень жаль тебя. Но ты должна находить утешение в том, что совершаешь акт добродетели, помогая мне, за это я тебе крайне признательна!

Мари достала пару дорогих туфель на высоком каблуке.

Затем она вручила Урсе изящную сумочку и перчатки.

— Наконец-то ты готова! — сказала Пенелопа. — Нам надо отправляться сейчас же. До Брэкли-парка не менее полутора часов езды.

Мари убрала косметику в небольшую шкатулку.

Внезапно раздался пронзительный крик Пенелопы.

— Я забыла! — неистовствовала она. — Боже мой, Мари, как ты могла не напомнить мне?

— Что ты забыла? — спросила Урса.

— Обручальное кольцо! — воскликнула Пенелопа. — Ты же теперь замужняя женщина!

Она повернулась к гувернантке.

— Что это такое, Мари? Какая оплошность с твоей стороны!

Мари пыталась оправдаться: «A qui la faute?», что означало «Кто в этом виноват?»

Она открыла кожаный футляр для драгоценностей.

Пенелопа стала рыться в нем, приговаривая:

— Предполагается, что ты — богатая женщина. Я, конечно, не могу дать тебе очень ценные вещи, но здесь серьги, которые я никогда не ношу, потому что они не такие эффектные. А вот и твое обручальное кольцо и кольцо с бриллиантами — в пару к нему.

— Надеюсь, я ничего не потеряю, — пробормотала Урса.

— О, это не самые лучшие камни! — равнодушно заметила Пенелопа. — Откровенно говоря, бриллиантовое кольцо подарила мне родственница Артура, хоть и очень богатая, но слишком жадная. Иначе она подарила бы что-нибудь подороже!

Урса надела кольцо на средний палец левой руки.

— А вот эту небольшую бриллиантовую брошь подарила мне мать Артура. Можешь сказать ей, что носишь ее, ей будет приятно. Ее нежелательно потерять, потому что Артур расстроится. Но он подарил мне столько великолепных украшений, которые я облюбовала, что я никогда не ношу эту брошь, а также это маленькое жемчужное ожерелье — ты сможешь надевать его по вечерам.

— Я буду очень осмотрительна, — пообещала Урса. — Как тебе известно, у меня есть несколько маминых драгоценностей, я могу надевать их, если ты хочешь.

— Моя свекровь едва видит, — остановила сестру Пенелопа, — да, кроме того, я уверена, они заперты в сейфе, и мы потеряем время, доставая их.

Она раздраженно погладывала на часы.

Урса взяла сумочку.

Пока они спускались по лестнице, лакей Пенелопы устремился по коридору за чемоданами.

В холле Урса сказала:

— Я должна предупредить слуг, что уезжаю и не надо беспокоиться обо мне.

— Я предупрежу Доусона, — сказала Пенелопа. — Думаю, тебе не стоит показываться его жене, а также этим болтушкам на кухне.

— Да… конечно… я не подумала… об этом, — поспешно согласилась Урса.

Она совершенно забыла о своем перевоплощении.

— Садись поскорее в экипаж! — велела Пенелопа. — Я поговорю с Доусоном. Он тоже становится старым и подслеповатым, да к тому же вряд ли мужчина заметит в тебе какие-то перемены.

Она произнесла это тихим голосом.

Тем временем в холле появился Доусон, и Пенелопа тотчас подошла к нему.

— Я так рада вновь видеть вас, Доусон! Передайте миссис Доусон, что я спешу и, к сожалению, не успею пройти на кухню и поговорить с ней. Я заберу с собой мисс Урсу на несколько дней, ей не мешает немного развлечься.

— Конечно, миледи, — согласился Доусон, — мисс Урса скучает, когда господин в отъезде.

— Я знаю это, — кивнула Пенелопа. — Продолжайте присматривать за домом, как всегда, а мисс Урса вернется еще до приезда отца.

Она выскользнула через парадную дверь и поднялась в экипаж, где уже сидела Урса.

Лакей в традиционной ливрее и в шапке с кокардой закрыл дверцы экипажа.

Затем вскочил на козлы рядом с кучером.

Когда они выезжали на дорогу, проложенную вдоль деревни, Урса сказала:

— Я с трудом могу… поверить… во все это. О, Пенелопа, я так боюсь… подвести тебя! А вдруг твоя свекровь… заподозрит что-нибудь?

— Я же сказала тебе, она слепа как летучая мышь, — успокаивала ее Пенелопа, — а еще, направляясь сюда, я подсчитала, что виделась с ней всего четыре раза.

Урса в изумлении взглянула на сестру.

— Это… действительно так?

— Конечно, — ответила Пенелопа. — Она не была на нашей свадьбе, потому что из-за слабого зрения не любит ездить в Лондон, как, впрочем, вообще куда-либо.

Едко усмехнувшись, она продолжала:

— Мы с Артуром посетили однажды Брэкли-парк до свадьбы, а потом я была там с папой, когда ты находилась в школе. С тех пор я приезжала туда дважды, когда Артур настаивал, чтобы я сопровождала его.

Урса тяжело вздохнула.

— Можешь поверить, — твердо стояла на своем Пенелопа, — мне было чертовски скучно там, и я была рада поскорее уехать.

— Но что, если, — колебалась Урса, — она задаст мне вопросы, на которые я не смогу ответить?

— Тогда импровизируй, — отрезала Пенелопа. — Ты ведь у нас самая умная в семье! Тебе не составит труда найти ответ слепой женщине.

— Я… я постараюсь, — робко пообещала Урса, — но ты не должна… сердиться на меня, Пенелопа, если я… все испорчу.

— Я буду в ярости! — разоткровенничалась сестра. — Но важно лишь одно: чтобы Артур думал, будто я уютно устроилась в гнездышке его скучной старой матушки! У него не должно быть причин для подозрений.

— А когда он… вернется? — встревожилась Урса.

— Я буду ожидать его в Лондоне с распростертыми объятиями и рассказывать ему, как я скучала без него! — ответила Пенелопа. — Самое главное, что ты постигаешь по мере взросления, так это то, что мужчины верят во все, во что хотят верить, а многие слишком самонадеянны и не могут представить себе, что ты не любишь их так, как они любят тебя!

Какое-то время они ехали молча, затем Урса сказала:

— Я всегда… надеялась, Пенелопа, что ты будешь очень… счастлива, когда ты… вышла замуж.

— Но я действительно счастлива, — заверила ее Пенелопа. — Просто жаль, что я не встретила Вернона три года назад.

В ее голосе проскользнула тоска, но она тут же рассмеялась.

— Он, конечно, не обратил бы на меня внимания тогда, если б мы даже и встретились. Он не замечает дебютанток в свете, хоть они преследуют его.

— Значит, ты… думаешь, что он… не женился бы… на тебе?

— Это так же верно, как то, что свиньи не летают, — ухмыльнулась Пенелопа. — Мужчины в Лондоне — а Вернон в прямом смысле слова человек света — любят женщин утонченных, интересных и, конечно, прекрасных.

Она повернулась к сестре.

— Когда я сейчас смотрю на тебя, то не могу представить, как ты можешь сидеть в деревне и не настаиваешь, чтобы папа отвез тебя в Лондон.

Урса подумала, что если, по мнению Пенелопы, ее место в Лондоне, она могла бы пригласить ее к себе, но вслух спокойно промолвила:

— Я очень счастлива с папой. Ты знаешь, как я интересуюсь его работой и радуюсь, когда его библиотека пополняется древними рукописями, которые ему присылают или он находит сам.

— Я всегда считала это занятие крайне скучным и угнетающим, — вздохнула Пенелопа, — но ведь ты знаешь, я никогда не преуспевала в иностранных языках.

Да, Урса знала это.

Сестре с превеликим трудом давались даже азы французского.

А дорога все не кончалась.

Урса подумала, что они скоро должны приехать к месту назначения, и спросила:

— Тебе не кажется, что мне следовало бы побольше знать о твоей свекрови? Кем она была до замужества?

— О, ничем особенным! Артур говорил, что она была чрезвычайно хорошенькая, чем и привлекла его отца. Но мне некогда интересоваться теми, с кем я не вижусь.

Сказав это, Пенелопа наклонилась вперед и объявила:

— Ну вот мы и приехали наконец!

Урса удивленно осмотрелась.

Она обнаружила, что они остановились у большой дорожной гостиницы, а не в Брэкли-парке, как можно было ожидать.

Она хотела задать вопрос, но Пенелопа опередила ее:

— Здесь я оставлю тебя. Помни, с этого момента ты уже не Урса, а Пенелопа. И ради бога, ублажай старушку, чтоб она рассказывала Артуру, как обходительна я была с нею.

Лакей открыл дверцы экипажа.

Не говоря ни слова, Пенелопа выскочила и поспешила к парадному входу гостиницы.

Мари, сидевшая на козлах между кучером и лакеем, сошла вниз, юркнула в экипаж и опустилась на узкое сиденье спиной к лошадям.

Лакей закрыл дверцы.

Когда они отъехали, Урса подумала, что Пенелопа должна была подготовить ее к тому, что произошло, сказать ей, что Вернон, о котором она говорила, будет ждать ее у гостиницы.

Она вспомнила теперь великолепный экипаж, запряженный четверкой лошадей, — он стоял во дворе.

Она лишь мельком увидела его, но почувствовала, что он скорее всего дожидается ее сестры.

Оставшись наедине с Мари, она заговорила с ней по-французски, чем весьма обрадовала и восхитила горничную.

— Вы говорите на моем языке как парижанка, мадемуазель, — сказала она. — Почему вы говорите на нем так свободно, в то время как ее милость — mon Dieu![2] — так плохо?

— Мой отец очень хотел, чтобы я говорила на многих языках, — объяснила Урса, — и помогала ему в работе.

Мари стала рассказывать о своем доме и о блистательном Париже.

Слушая ее болтовню, Урса вдруг почувствовала, что Мари очень одинока и скучает по дому.

Она жила в доме, где никто не говорил на ее родном языке, и теперь рада была выговориться.

Когда Мари рассказала о своей семье, Урса спросила, что заставило ее жить в Лондоне.

— Я живу в Лондоне, — поведала ей Мари, — потому что ее милость платит мне хорошие деньги, но я тоскую по дому и, конечно, по человеку, с которым помолвлена.

— Вы обручены? — изумилась Урса. — Но вам должно быть очень тяжело находиться так далеко от него?

— Мы оба много работаем и копим, мадемуазель. Когда я вернусь во Францию, у меня будет большое приданое, и Жак тоже откладывает, так что хватит на маленький домик в Париже и все остальное.

У них была вполне реалистичная цель, и Урса с интересом слушала Мари.

За разговором они не заметили, как экипаж повернул к воротам особняка.

— Мы уже приехали! — воскликнула Урса. — О Мари, помогите мне не наделать ошибок. Ее милость разгневается на меня, если я окажусь неудачной самозванкой.

Мари рассмеялась.

— Можете не беспокоиться, мадемуазель, — сказала она. — Вы выгладите теперь совсем как ее милость и по-своему très, très belle[3]!

Урса улыбнулась.

— Благодарю вас, Мари, и, пожалуйста, помогите мне оставаться très, très belle, пока я не вернусь домой.

— Положитесь на меня, миледи!

Мари сделала акцент на последнем слове.

Урса поняла, что с этого момента должна не только выглядеть, как ее сестра, но и думать, как она.

Особняк Брэкли-парк был построен в раннем викторианском стиле и не показался Урсе особенно привлекательным.

Однако его размеры и основательность внушали уважение так же, как со вкусом разбитый и ухоженный парк.

Экипаж торжественно подкатил к парадному входу.

По ступеням, покрытым красным ковром, к ним тотчас спустился лакей.

Он открыл дверцы экипажа и помог Урсе выйти.

Чувствуя предательскую скованность, она вошла в переднюю, где была встречена седовласым дворецким.

— Добро пожаловать, миледи, — вежливо промолвил он. — Ее милость ожидает вас в гостиной.

Урса последовала за ним через зал вестибюля, убранный, на ее взгляд, слишком строго.

Дворецкий открыл дверь и объявил:

— Ее милость, миледи!

Чувствуя панический холод в груди, Урса вошла в гостиную.

В дальнем ее конце, в кресле рядом с камином, сидела седовласая дама.

При ближайшем рассмотрении она оказалась все еще красивой женщиной с добрым лицом.

На ней было черное платье и пять нитей жемчуга на шее.

Пальцы ее были унизаны бриллиантовыми кольцами.

— Пенелопа, дорогая, — протянула она девушке руку, — как прекрасно, что ты здесь! Я чрезвычайно обрадовалась, получив письмо от Артура.

Урса взяла руку вдовствующей леди Брэкли и поцеловала ее в щеку.

— Он отправился в Танжер, — сказала девушка, — и хотел, чтобы я побыла у вас, пока его не будет.

— Он так и написал в письме, — ответила леди Брэкли. — Ты не представляешь, в каком я восторге от твоего приезда, хотя понимаю, что тебе будет не хватать веселья лондонской светской жизни.

— В разнообразии есть своя прелесть, — заметила Урса.

— Садись сюда, дорогое дитя, — предложила леди Брэкли. — Джонсон принесет нам чаю, тебе необходимо подкрепиться после изнурительной поездки.

— Это было бы великолепно!

Глядя на вдову, Урса поняла, что она, по существу, совершенно слепа.

Значит, ей, по крайней мере при первой же встрече, не грозит разоблачение.

Она говорила о преимуществах сельской местности и о том, как наслаждалась поездкой сюда, пока дворецкий с двумя лакеями не принесли чай.

— Боюсь, тебе придется налить его мне, — сказала леди Брэкли, когда Джонсон объявил, что чай готов.

— Да, конечно, только скажите, добавить ли молока и сахару.

Она подала чашку леди Брэкли, спросив, что бы ей хотелось поесть.

— Я не голодна, — ответила она, — а ты угощайся, если, конечно, как многие нынешние дамы, не печешься о своей тонкой талии.

— Она никогда не была у меня слишком широкой.

Леди Брэкли рассмеялась.

— Я помню, Артур рассказывал мне, что мог обхватить твою талию двумя руками.

Урса промолчала, не зная, что ответить, а леди Брэкли между тем продолжала:

— Ты сделала моего сына очень счастливым, моя дорогая. Когда он сказал мне, что женится на тебе, я была обеспокоена вашей разницей в возрасте.

Она немного призадумалась.

— Все-таки Артуру теперь сорок пять, и я думала, что он был бы более счастлив с женщиной постарше, но я ошиблась.

— Я… рада, что сделала его… счастливым, — пробормотала Урса.

Она не могла отделаться от мысли, что нехорошо обманывать эту очаровательную пожилую женщину.

Однако теперь уже ничего нельзя было поделать.

— Я молюсь, чтобы у вас с Артуром был сын. Ведь ты еще очень молода, и я уверена, Бог явит вам свою доброту и вскоре пошлет ребенка.

— Я… я уверена… ваши молитвы будут… услышаны, — промолвила заикаясь Урса.

— Если я слишком откровенна, то прости меня, — сказала леди Брэкли. — Но я теперь настолько одинока, что невольно высказываю собеседнику чувства, которые, вероятно, следовало держать при себе.

— Вы можете высказывать мне все, что сочтете необходимым, и, пока я здесь, позвольте мне читать вам.

Вдова удивленно подняла брови.

— Я помню, когда ты приезжала сюда год назад, ты говорила мне, что не выносишь читать вслух.

Урса поняла, что допустила ошибку, и быстро сказала:

— Думаю, это оттого, что я волновалась, боясь разочаровать вас. Но теперь я с удовольствием почитала бы вам, что вы захотите.

Она вспомнила, как часто читала вслух отцу, и подумала, что со стороны Пенелопы было крайне эгоистично отказаться читать свекрови, лишившейся зрения.

— Тогда ты сходишь в библиотеку и выберешь книгу, которая, на твой взгляд, будет интересна нам обеим, — предложила вдова. — Сомневаюсь, что там много современных романов, но я уверена, ты найдешь что-нибудь увлекательное.

— Несомненно, — обрадовалась Урса. — Не далее как завтра мы получим удовольствие, возможно, от посещения какой-то другой страны.

Леди Брэкли засмеялась.

— Это великолепно. А теперь, если ты уже выпила чай, наверняка захочешь пойти наверх и отдохнуть немного до обеда. Я всегда так делаю, а ты тем более только с дороги.

— Д-да… конечно, — согласилась Урса, вспомнив, что Пенелопа должна была приехать сюда прямо из Лондона.

Вдова позвонила маленьким золотым колокольчиком, находившимся рядом с ее креслом.

Дверь немедля отворилась, и вошел дворецкий.

— Проводи ее милость наверх, Джонсон, — велела она, — и попроси Марту прийти помочь мне подняться наверх — я тоже отдохну перед обедом.

— Марта здесь, миледи, — ответил Джонсон.

Пожилая служанка подошла к креслу вдовы.

— Мы обе приляжем, Марта.

Леди Брэкли повернула голову в сторону Урсы.

— Пенелопа, дорогая, ты помнишь Марту? Она со мной уже тридцать лет, и я не могла бы обойтись без нее.

В этот миг Урса испугалась: Марта может воскликнуть, что она не жена его милости.

Но Марта лишь слегка присела в реверансе.

— Много времени прошло с тех пор, миледи, — сказала она. — Я думала, вы забыли нас.

— Нет, конечно же, нет, — быстро произнесла Урса. — Просто его милость так занят, что у нас нет никакой возможности вырваться из Лондона или из Виндзора.

— Артур писал мне в своем последнем письме, что королева целиком полагается на него. — В голосе леди Брэкли звучала гордость.

Марта помогла ей подняться с кресла и повела к двери.

— Это правда, — поддержала ее Урса, — его всегда приглашают в Виндзорский замок.

— Мне только жаль, что он не может чаще приезжать ко мне, — печально вздохнула вдова, — но я не должна быть эгоистичной, ведь он же трудится для страны.

Поднимаясь за ними по лестнице, Урса отметила, что она уже успела сделать два рискованных прыжка и не упасть.

Сначала Джонсон не распознал в ней самозванку, а вот теперь и Марта.

Девушка обрадовалась, что они ничего не заподозрили, и почувствовала облегчение.

Она сейчас ясно осознала, насколько была испугана по прибытии сюда.

«Теперь все в порядке, — думала она, — и мне остается лишь доставлять радость этой милой пожилой леди, пока я здесь. Ей не должно прийти в голову, что Пенелопа ведет себя так недостойно».

Эта мысль была мучительна для нее, так как влекла за собой осуждение сестры, и ей хотелось избавиться от подобных раздумий.

Однако подсознательно она понимала, что никакие усилия не помогут справиться с потрясением, вызванным в ней супружеской неверностью сестры.

Глава третья

Мари старательно укладывала волосы Урсы и наносила макияж на ее лицо.

— Вы так трудитесь, — сказала Урса, — даже жаль, что никто не видит меня.

Она засмеялась.

Мари же серьезно ответила ей по-французски:

— Есть еще слуги, миледи, и они болтливы!

Девушка знала об этом и встревоженно спросила:

— И многие слуги здесь… знают мою сестру… в лицо?

Мари кивнула.

— Oui[4], миледи, и домоправительница сказала, как вы молодо выглядите, и даже более очаровательны, чем в прошлый раз!

Подозрительность экономки повергла девушку в трепет.

— Не беспокойтесь, миледи, — успокоила ее Мари, — все в порядке, да они и не очень умные.

Урса не могла сдержать улыбку, услышав саркастическое замечание Мари.

Парижане считают себя умнее, остроумнее и смышленее представителей иных стран и даже других частей Франции.

Урса была уверена, что Мари не преминет продемонстрировать свой ум перед другими служанками.

Закончив укладку волос, Мари перешла к гардеробу.

— Я думаю, это не самое лучшее платье, миледи, — сказала она, — но очень нарядное и модное, и вы не должны забывать, что вы — «la belle de Londres»[5].

Урса рассмеялась.

— Хотелось бы мне, чтоб это было так! В газетах я часто встречаю имя сестры, неизменно сопровождаемое словами «изумительный наряд».

— Об этом забочусь я, — гордо произнесла Мари.

Урса поблагодарила ее и стала медленно спускаться вниз.

За окнами еще торжествовал ясный день — вдова предпочитала обедать пораньше.

Юбки Урсы издавали шелковый шорох.

Солнце сверкало на ее бриллиантовых серьгах, и она подумала, что все это похоже на пьесу, в которой она играет роль.

По телу пробежала слабая дрожь.

«По крайней мере эта пьеса — не трагедия!» — утешала она себя.

Леди Брэкли уже была в гостиной.

Когда вошла Урса, она сказала:

— Я размышляла, дорогая, какую бы книгу нам почитать. Она должна быть интересна тебе так же, как и мне.

— Меня интересует литература о разных частях света.

Урса вовремя сдержалась, чтобы не сказать, как много она ездила.

Она не имела представления, была ли Пенелопа за границей со времени ее свадебного путешествия.

Если и была, то скорее всего не далее Парижа.

Этот город наверняка показался ей еще привлекательнее и веселее, чем Лондон.

Пенелопа, конечно, не поехала бы в те экзотические места, где она путешествовала с отцом и где люди жили бедно и просто.

Вдова тем временем продолжала развивать свою мысль.

— Я, естественно, особенно интересуюсь Грецией, — сказала она, но тебе это может показаться скучным.

— О нет, напротив, ma'am[6], меня очень увлекает Греция, — ответила Урса. — Но почему она особенно интересует вас?

Леди Брэкли улыбнулась.

— Артур, наверное, говорил тебе, что в моих жилах течет и греческая кровь?

— Конечно, я вспомнила теперь, — молвила Урса извиняющимся тоном, — но расскажите мне об этом подробнее.

— Моя матушка была наполовину гречанкой, поскольку ее отец, а мой дед происходил из древнего и знатного греческого рода Дамациос.

— О, как интересно! — воскликнула Урса. — Тогда, конечно, мы должны начать с книги о Греции, и особенно о Дельфах[7], которые всегда восхищают меня.

Дверь открылась, и в гостиную вошел Джонсон.

— Стол накрыт, миледи, — объявил он.

Он прошел через комнату, чтобы помочь леди Брэкли подняться.

Опираясь на его руку, вдова медленно пошла по коридору. Урса следовала за ними.

Когда они сели за стол, она обратила внимание на тарелку леди Брэкли: еда в ней была нарезана на кусочки.

Вдова пользовалась почти исключительно ложкой, и ей удавалось делать это очень аккуратно.

Урса оценила ее самостоятельность.

Кухня была великолепная, но сугубо английская.

Что бы подумала хозяйка поместья, если б она описала ей диковинные блюда, которые отведала в далеких странах, путешествуя с отцом!

Но тут она вспомнила, как кто-то однажды сказал ей: если ты хочешь притвориться кем-то, то должен не только выглядеть и говорить, как он, но и думать, как тот, за кого ты себя выдаешь.

«Я должна думать, как Пенелопа», — осадила она себя и чуть не рассмеялась от этой мысли.

Леди Брэкли явно была рада поговорить с кем-нибудь, устав от одиночества.

Она рассказывала Урсе различные истории, происходившие с ее сыном Артуром, когда он был маленьким мальчиком.

Она сообщила также, что его отец старался дать сыну хорошее образование.

— Мой муж, если б он был жив, — сказала она, — был бы очень доволен, что Артур стал отличным экспертом по международным делам.

— Но это вынуждает его довольно часто выезжать за границу, — заметила Урса, убежденная, что так оно и есть.

— Не так часто, как раньше, — ответила леди Брэкли. — Мне жаль тебя, Пенелопа, дорогая моя, когда я думаю, что ты остаешься одна в Лондоне во время поездок Артура по Европе.

Урса никак не могла отделаться от мысли, что ее сестра не осталась одна.

Но не ее дело осуждать сестру, да и леди Брэкли могла догадаться, о чем она думает.

Поэтому она стала рассказывать ей о детстве Пенелопы, описала их дом и сад.

— Я так люблю цветы, — призналась леди Брэкли. — Жаль, я не могу видеть их, но утешаюсь тем, что имею возможность вдыхать их аромат.

— Я слышала, люди, лишенные зрения, способны за счет других органов чувств острее воспринимать окружающий мир — музыку, например, и, конечно, запахи.

— Думаю, это правда, — согласилась леди Брэкли.

После обеда Джонсон проводил ее обратно в гостиную.

Когда он ушел, Урса спросила:

— Может быть, мне пойти в библиотеку за книгой, или отложим чтение на завтра?

— Для меня такое удовольствие просто разговаривать с тобой, дорогая, — сказала вдова, — так что подождем до завтра.

В это время дверь отворилась, и Джонсон объявил:

— Маркиз Чарнвудский, миледи.

Урса в изумлении оглянулась, а вдова издала радостный возглас.

В комнату быстро вошел высокий, красивый молодой человек.

— Добрый вечер, grandmama[8], — сказал он. — Вы, должно быть, удивлены моему появлению?

Леди протянула к нему обе руки.

— Гай, неужели это ты? Я не могу поверить!

Маркиз взял ее руки в свои и, наклонившись, поцеловал в щеку.

— Это действительно я! — сообщил он. — Вернулся в Англию три дня назад.

— Я уже думала, что не встречу тебя больше, и как же прекрасно, что ты здесь!

— В добром здравии и рассудке! И в то же время я в беде, grandmama!

— В беде? О мой мальчик, что случилось с тобой? — воскликнула леди Брэкли.

Затем, как будто внезапно вспомнив, что они не одни, она промолвила:

— Ты, конечно, знаешь Пенелопу, жену Артура!

От этих слов Урса перестала дышать.

Ее пронзила мысль о внезапном разоблачении.

Маркиз, однако, покачал головой и сказал:

— Нет, grandmama. Мы никогда не встречались. Я был за границей, когда они поженились, а потом находился в своей усадьбе.

Улыбнувшись Урсе, он продолжал:

— Но я, конечно, много наслышан о прекрасной леди Брэкли.

— Вы никогда не встречались? — удивилась вдова. — Какая удача, что она здесь, потому что Артур уехал в Танжер!

— Чрезвычайно рад познакомиться с вами, Пенелопа, если я могу называть вас так, — с улыбкой сказал он Урсе. — Я встретил одного из ваших друзей несколько месяцев назад, он был в восторге от вас. Теперь я вижу, как он был прав!

Урса надеялась, что она не покраснела, чего не случилось бы с Пенелопой.

Но она была смущена, поскольку не привыкла к комплиментам.

Кроме того, во всех своих путешествиях она не встречала такого прекрасного молодого человека, как маркиз.

— Гай, так что за беда приключилась с тобою? — спросила в тревоге вдова.

— Я в большом затруднении, grandmama. Потому и бросился сюда из Чарнвуда просить вас о помощи.

Он подвинул к ней кресло и сел подле нее.

В это время вошел Джонсон с бутылкой шампанского на серебряном подносе; он поставил его на маленький столик рядом с маркизом.

— Налей мне бокал, Джонсон. Я так спешил, что нуждаюсь в подкреплении.

— Кучер вашей милости отвел лошадей в конюшню, милорд, — сказал Джонсон. — Я думаю, вы, ваша милость, останетесь ночевать?

— Хотелось бы, если вы оставите меня, grandmama, — обратился маркиз к вдове. — Меня не очень радует перспектива возвращаться домой в темноте.

— Тебе ни в коем случае не следует делать этого, — согласилась вдова, — и ты знаешь, как я всегда рада тебе.

Джонсон наполнил бокал и вышел из комнаты.

Маркиз пригубил шампанское.

— А теперь я расскажу вам, что меня привело сюда.

Урса взглянула на него и сказала:

— Может быть, вы предпочитаете остаться наедине с вашей бабушкой? В таком случае я поднимусь к себе.

— Нет, вовсе нет, — поспешно ответил маркиз. — Вы — часть нашей семьи, а моя беда, уверяю вас, в большей степени семейная проблема.

Урса, поднявшаяся было из своего кресла, вновь села.

Маркиз опустил руку во внутренний карман кителя и извлек какое-то письмо.

Он взглянул на него, затем положил его на колено и начал свой рассказ:

— Как вы знаете, grandmama, я поехал в Индию по приглашению вице-короля. Он принял меня по-королевски, и я великолепно провел там время. Когда я был в Калькутте, мне показали два наших боевых корабля, которые, как оказалось, нуждаются в более современном вооружении и оборудовании. Я имею в виду вооружение, предназначенное для военных кораблей, строящихся сейчас в нашей стране.

— Ты всегда был без ума от кораблей, даже когда был еще маленьким мальчиком, — улыбнулась вдова. — Нам следовало в свое время послать тебя во флот.

— Я сам часто думаю об этом. Но я теперь и так тесно связан с военным флотом.

— Как же это произошло? — спросила леди Брэкли.

— Когда я занимался новым оснащением военных кораблей в Индии, то получил приглашение от Алексиса Орестоса.

— Из Греции! — всплеснула руками вдова.

— Да. Это очень влиятельная персона, — заметил маркиз. — У него высокий пост в Афинах, вроде нашего Первого Лорда Адмиралтейства.

— И ты получил приглашение от него!

— Это было скорее повеление, — усмехнулся маркиз, — поскольку он именем короля Греции просил меня посетить Афины по пути домой из Индии.

— Как интересно!

— По прибытии туда я узнал, что король поручил Орестосу заказать два новых боевых корабля для морского флота Греции. Он пожелал, чтобы они были построены в Британии, а я проследил за оснащением их новым оборудованием и вооружением.

— О, Гай, как великолепно! — воскликнула леди Брэкли. — Это именно то, чем ты будешь заниматься с удовольствием.

— Я действительно был обрадован этим, — кивнул маркиз, — и у меня нет сомнений в том, что греческий флот нуждается в обновлении.

— Так в чем же твоя проблема?

Маркиз взял письмо, лежавшее у него на колене.

— Это, grandmama, — сказал он, — письмо, которое я получил сегодня утром от Орестоса. Я догадываюсь о его содержании, но хотел бы, чтоб вы перевели мне его. Конечно, я могу объясняться по-гречески, чтобы меня поняли, например, в ресторане, однако затрудняюсь прочесть письмо.

— Но ведь у тебя немало коллег, способных сделать это, — сказала вдова.

Маркиз задумался.

— То, что содержится в письме, — промолвил он наконец, — насколько я понял, относится лично ко мне, и я не хочу, чтобы это стало предметом обсуждения за пределами моей семьи.

— Я понимаю, — поспешно сказала леди Брэкли. — Тогда прочитай мне письмо, Гай, и я переведу его для тебя.

Маркиз начал читать вслух.

Урса видела, он не понимает того, что пытается прочесть, и совершенно непроизвольно произнесла:

— Позвольте, я прочту его для вас.

Маркиз удивленно посмотрел на нее.

— Вы можете читать по-гречески?

Только теперь Урса поняла, что ей следовало скрывать это.

Пенелопа ненавидела иностранные языки и никогда не выказывала желания выучить хотя бы один.

Но прежде чем она смогла придумать подходящее объяснение своему знанию греческого, вдова сказала:

— Конечно, Пенелопа знает греческий язык так же, как, я уверена, и другие языки. Не забывай, дорогой, что ее отец — Мэтью Холингтон.

— Да, конечно же! — воскликнул маркиз. — Я забыл об этом и могу лишь сказать, что бесконечно рад вашему присутствию здесь именно в тот момент, когда я так нуждаюсь в вас!

С этими словами он вручил ей письмо на двух страницах.

Оно было написано четким почерком и не представляло труда для перевода.

Медленно, тихим, мягким голосом она прочитала его перевод по-английски:

Мой дорогой маркиз Чарнвудский,

Вы доставили мне огромное удовольствие, прибыв в Грецию по моему приглашению, и Его Величество Король был доволен вашим предложением, а также тем, что вы лично будете заботиться о постройке и снаряжении двух боевых кораблей, заказанных нами.

Спешу сообщить вам, что по требованию Ее Величества Королевы Виктории я прибуду в Англию приблизительно в то время, когда вы получите это письмо, — я посылаю его с дипломатическим курьером.

Я буду в Виндзорском дворце в понедельник, двенадцатого числа, на особой аудиенции с Ее Величеством.

Однако я прибуду в субботу, с тем чтобы иметь возможность воспользоваться вашим любезным приглашением посетить Чарнвуд Корт.

Меня будет сопровождать моя дочь, Амелия, которая, так же как я, стремится вновь увидеть вас. Я думал в Афинах, как великолепно вы, двое молодых, подходите друг другу, и ничто не дает мне большей радости, чем предчувствие, что вы во время нашего пребывания в Чарнвуд Корте попросите моего позволения сделать ее членом вашей семьи.

Помня о вашем чрезвычайно любезном и искреннем предложении воспользоваться вашим гостеприимством, Амелия и я прибудем в ваше родовое поместье в субботу после полудня.

Греческое посольство уже совершает все необходимые формальные приготовления, и мы с нетерпением ожидаем новой встречи с вами.

С поздравлениями Его Величества, добрыми пожеланиями от моей супруги и других членов моей семьи,

остаюсь,

с глубочайшей искренностью,

ваш Алексис Орестос.

Воцарилась тишина.

Наконец леди Брэкли сказала:

— Совершенно очевидно, что он предполагает. Так ты, мой дорогой мальчик, хочешь жениться на этой девушке?

— Нет, конечно, нет! — возразил маркиз.

— Но ты, должно быть, дал ей повод думать, что она тебе нравится.

Маркиз сделал безнадежный жест рукой.

— Я заботился, grandmama, о том, чтобы греки купили наши корабли. Человеком, наделенным властью принять или отвергнуть мои предложения, был Орестос. Я нанес ему визит в его доме, а, как вам известно, гостеприимство в Греции распространяется на всех членов семьи.

Помолчав немного, он продолжал:

— Их было очень много. Не только его дочери и сыновья, но также его бабушка, его тети, дяди — вся компания, в том числе и эта девушка по имени Амелия. Она — его старшая дочь, а так как она сидела радом со мной за обедом, я, естественно, говорил ей комплименты, старался быть любезным.

Маркиз вздохнул.

— Мне и в голову не приходило, что у него возникнет желание выдать за меня свою дочь!

Вдова улыбнулась.

— Мой дорогой Гай, ты не только маркиз, ты также очень привлекательный молодой человек.

— В то время я был сосредоточен больше на боевых кораблях, чем на женщинах! — печально произнес маркиз.

— Но она думала о тебе!

— Я вижу теперь это, — совсем приуныл маркиз. — Бабушка, что мне делать? Я не могу отказать ему в приеме; если ему покажется, что он оскорблен, он может в понедельник сказать королеве, что Греция приобретет военные корабли у кого-либо другого, и тогда я пропал!

— Я понимаю тебя, мой бедный Гай! — посочувствовала леди Брэкли. — Ты действительно в отчаянном положении.

— Я сам это вижу, — опустил голову маркиз.

Он встал, будучи не в состоянии сидеть спокойно, и прошел к камину.

— Я и представить не мог, что Орестос захочет увидеть во мне своего зятя, — сказал он, — а его дочь выйти замуж за иностранца.

Чуть погодя он добавил:

— Теперь я вспоминаю, что Амелия всегда была с нами, даже когда Орестос и я должны были обсуждать дела вдвоем. Она изредка говорила что-нибудь, но мы в основном не обращали на нее внимания.

— Она хорошенькая? — поинтересовалась леди Брэкли.

— Не очень, — сказал задумчиво маркиз. — Маленького роста, коренастая, с кожей оливкового цвета и, как мне показалось, не слишком умная.

Вдова огорченно вскрикнула.

— В таком случае ты не можешь жениться на ней, дорогой мальчик!

— Я знаю. Но как мне выпутаться из всего этого, не обидев Орестоса?

Над головами присутствующих повисло молчание.

Его нарушила Урса.

— Когда приедет мистер Орестос… — тихо промолвила она, — не могли бы вы убедить его, что уже… помолвлены с кем-то?

Маркиз повернулся к Урсе и посмотрел на нее так, словно увидел впервые.

Очнувшись от ошеломления, он сказал:

— Действительно! Почему я не подумал об этом? Вы гениальны, совершенно гениальны!

Он замолчал, как будто обдумывая сказанное, и наконец произнес:

— Но, чтобы заставить его поверить в это, не вызывая у него никаких сомнений, я должен пригласить свою невесту.

— Да, конечно, — согласилась вдова. — Иначе он может подумать, что ты изобретаешь отговорки, чтобы не делать предложения его дочери.

Маркиз в отчаянии коснулся рукой лба.

— Не могу же я, как кролика из шляпы, достать ниоткуда девушку, готовую сыграть роль моей будущей жены!

— Я думаю, многие молодые женщины рады были бы помочь тебе в этом, — засмеялась леди Брэкли. — Дорогой Гай, я потеряла счет красавицам, которые вздыхают по тебе и которым ты разбил сердце.

— Это нечестно, grandmama! — возмутился маркиз. — Я всегда думал, мои affaires de coeur[9] хранятся в тайне.

Вдова захохотала.

— Слухи разносятся ветром, и я обычно узнаю о твоем последнем affaire, как ты это называешь, почти тогда же, когда оно начинается.

— Я могу лишь сказать, что сейчас у меня его нет, — заявил маркиз, — а также я не знаю никого, кто сыграл бы эту роль и не поведал потом об этом миру.

— Это было бы катастрофой! — содрогнулась вдова. — Кроме всего прочего, если б это дошло до королевы, она бы сильно разгневалась.

Маркиз беспомощно махнул рукой.

— Что же мне делать, grandmama? Потому-то я и прибег к вашей помощи. Вы никогда не оставляли меня в беде, начиная с самого детства и кончая эпизодом, когда меня чуть не отправили учиться в Оксфорд.

Его слова развеселили вдову.

— Это правда, и, конечно, я должна спасти тебя и сейчас. Однако, что бы ни случилось, никто не должен узнать об этом. Значит, эту роль должна сыграть…

Леди Брэкли прервала на минуту свои рассуждения.

— …Пенелопа! — вдруг воскликнула она. — Пенелопа могла бы быть твоей невестой в продолжение двух недель, когда твои греческие друзья будут в Чарнвуд Корте!

Урса встрепенулась, пораженная, но, прежде чем она успела что-нибудь сказать, маркиз произнес:

— Действительно! Пенелопа, как никто другой, подошла бы для этого.

Он повернулся к Урсе.

— Орестос вряд ли мог когда-либо слышать о вас, тем более видеть вас. Он не был в Англии уже десять лет, и дядя Артур, насколько я знаю, никогда не был в Греции после женитьбы! Что вы скажете на это?

— Н-но… но… — бормотала Урса, — что мне пришлось бы в этом случае… делать?

— Совершенно ничего, — ответил маркиз. — От вас лишь потребуется выглядеть, как всегда, прекрасной, и, когда я представлю вас как мою невесту — хотя формально о помолвке мы якобы не объявили, — Орестосу более ничего не останется, как сказать: «Поздравляю вас!»

— Я… я боюсь, я могу… сделать что-то не так, — заикаясь, пролепетала Урса.

У нее, однако, появилась мысль, что если уж она исполняет одну роль, то сможет исполнить и две.

— Не беспокойся, дорогое дитя, — поддержала ее вдова. — Я буду с тобой. Надеюсь, мой внук распространит приглашение и на меня. Я не хочу пропустить эту интереснейшую драму!

— Конечно, вы едете со мной, — согласился маркиз. — Вы сможете поговорить с Орестосом на его языке и внушить ему, что, как это ни печально, у вас не будет греческой внучатой невестки.

— Я… я думаю, это… возможно, — промолвила Урса.

Она, казалось, убеждала себя.

Маркиз подошел к ней и взял ее руку.

— Я знаю, что прошу слишком многого от вас, — с чувством сказал он, — но я был бы очень, очень благодарен вам за спасение меня от катастрофической женитьбы.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Благодарю вас!

Когда его губы коснулись ее руки, Урса ощутила пробежавшую по телу легкую дрожь и решила, что это от страха.

Маркиз взял с подноса бутылку шампанского и наполнил три бокала.

— А теперь, — провозгласил он, — я хочу выпить за светлый ум моей бабушки, за доброту и сочувствие другой моей прекрасной родственницы.

Он поднял свой бокал, неотрывно гладя на Урсу.

И вновь она почувствовала некий трепет, охвативший ее.

Глава четвертая

Урса спустилась к завтраку, когда маркиз уже покинул столовую и пошел в конюшни.

Это ее не удивило.

Она привыкла к тому, что отец заботится о своих лошадях; вероятно, и у маркиза к ним такое же отношение.

Она как раз заканчивала трапезу, когда услышала разговор леди Брэкли со служанкой, которая помогала ей спуститься вниз.

Вдова позавтракала в своей комнате, и Урса побежала в холл поздороваться с ней.

В этот миг и маркиз вошел в парадную дверь.

— Доброе утро, grandmama! — сказал он. — Надеюсь, для вас было не очень обременительно встать так рано.

— Вовсе нет! Я с нетерпением ожидаю поездки. Мне так хочется снова побывать в Чарнвуд Корте.

— Вы великолепны. — Маркиз поцеловал ее в щеку. — И вы знаете, как много значите для меня.

Он постоял какое-то время в нерешительности, а потом заявил:

— Я должен опередить вас, чтобы встретить на месте, когда вы прибудете, поэтому я поеду верхом на одной из лучших ваших лошадей.

— Верхом? — воскликнула вдова.

— Да, grandmama, а вы с Пенелопой отправитесь в экипаже, в котором приехал я. Мой кучер искусно правит лошадьми, хотя и не сумеет развить до Чарнвуда такую скорость, с какой я прилетел сюда.

— Но это прекрасно! — восхитилась леди Брэкли.

Маркиз повел бабушку в гостиную, куда пригласил и Урсу.

Он тщательно закрыл двери и сказал:

— Прежде чем мы отъедем, нам надо решить, как назвать Пенелопу.

— Я уже подумала об этом, — молвила вдова. — Чтобы избежать путаницы, я предложила бы ей воспользоваться именем ее младшей сестры.

— Ее сестры? — изумился маркиз. — Я не знал, что у нее есть сестра.

— У Мэтью Холингтона две дочери — Пенелопа, старшая, и Урса.

Она улыбнулась.

— Урса — тоже греческое имя, и оно означает «морская нимфа». Что может быть более подходящим, Гай, если мы стараемся ради продажи кораблей?

Маркиз, довольный, рассмеялся.

— Это верно. И для моей невесты прекрасно подойдет греческое имя, хоть я и не уверен, что Орестос оценит сей факт.

Все это рассмешило Урсу.

Действительно, что может быть забавнее, чем превратиться снова в саму себя для мистера Орестоса, притворяясь в то же самое время Пенелопой для маркиза и его бабушки.

— Значит, договорились, — резюмировал маркиз, — и чем скорее вы отправитесь, тем лучше! А я обещаю, несмотря на то что ваш ленч[10] окажется поздним, он будет хорошим.

— Благодарю тебя, дорогой мальчик, — ответила леди Брэкли, — и не беспокойся, пожалуйста, обо мне. Я чувствую себя на двадцать лет моложе от такого волнующего приключения!

Идя через холл к выходу, Урса думала о справедливости этих слов.

Отец считал непоправимой ошибкой слишком ранний уход человека от дел.

— Как можно сидеть, ничего не делая, — говорил он, — в ожидании конца? Необходимо держать в форме не только тело, но и мозг.

Дорожная карета маркиза оказалась великолепным и весьма удобным экипажем.

Она была запряжена четверкой превосходных лошадей.

Пожилой кучер, сидевший на козлах, увидев Урсу и леди Брэкли, приподнял шляпу с кокардой.

Они вошли в экипаж, где позади было отделение с продольными сиденьями, здесь же наверху лакеи разместили багаж.

Урса увидела, что в этом отделении уже сидят Мари и Марта, служанка вдовы.

Во время сборов в дорогу Урса рассказала Мари о том, что, выдавая себя за Пенелопу, она вынуждена теперь разыгрывать из себя перед мистером Орестосом сестру Пенелопы, Урсу, предполагаемую невесту маркиза.

Как истинная француженка, Мари восприняла эту ситуацию без удивления и испуга.

— Я уверена, что моя сестра никогда не была в Чарнвуд Корте, — сказала Урса, — значит, нам нет нужды беспокоиться там за прислугу.

— По крайней мере со мной она там не была, миледи, — заметила Мари. — Великолепно! Теперь я снова могу называть вас mam'selle, а не миледи!

— Тем более что я уже привыкла к этому, — добавила Урса.

Когда они отъехали, она призналась леди Брэкли:

— Какое занимательное приключение! К тому же мне будет очень интересно увидеть Чарнвуд Корт.

— Это прекрасный дом, — сказала вдова. — Он принадлежал нескольким поколениям Чарнов. Гай — только третий маркиз в роду Чарн, но история этого рода восходит к временам Елизаветы, и графство этой фамилии можно назвать древним.

Какое-то время они ехали молча, а потом леди Брэкли озадачила Урсу неким предположением.

— Поскольку ты никогда не встречалась с Гаем, я подозреваю, что Артур ничего не говорил тебе о нем.

— Нет… н-ничего, — ответила Урса.

Она не знала, что он мог ей рассказать, и боялась ошибиться в том, что Пенелопа знает о маркизе.

— Тогда, я думаю, мне следует сказать тебе, — продолжала вдова, — что он на самом деле не мой внук.

— Не ваш внук? — удивилась Урса. — Но… он называет вас grandmama.

— Да, конечно, и мы обычно не объясняем это кому попало. Но поскольку ты часть нашей семьи — это другое дело.

— Тогда… почему же он не ваш внук? — спросила Урса.

Вдова устроилась поудобней на мягком сиденье.

— Он, по сути дела, пасынок моей дочери, — начала она свой рассказ. — Артур был моим первенцем. Через несколько лет у меня родилась дочь, которую я назвала Шарлоттой.

— Какое красивое имя! — пробормотала Урса.

— И она сама была очень красива, — продолжала леди Брэкли, — но вышла замуж за человека намного старше ее, за маркиза Чарнвудского.

Она улыбнулась.

— Он был, как ты можешь представить, очень привлекательным, видным мужчиной, но ранее уже был женат.

Урса слушала с нескрываемым интересом.

— Его прежний брак был заключен по сговору и, по всей видимости, оказался не очень счастливым. Его жена умерла от пневмонии, когда их сыну исполнился всего лишь год.

Урса начала понимать, что произошло далее, но ничего не сказала.

— Гаю было семь лет, когда его отец женился на Шарлотте. До этого он воспитывался у различных родственников и страшно обрадовался, когда у него появился настоящий дом. Он обожал Шарлотту и скоро стал называть ее мамой.

— А были ли у вашей дочери свои дети?

— О да. У нее три дочери, но старшая родилась лишь спустя четыре года после замужества. Это угнетало ее, однако в любом случае наследником титула маркиз был Гай.

— А… ее дочери… уже выросли? — робко спросила Урса.

Возможно, Пенелопа встречалась с ними, и если они теперь в Чарнвуде, то могут заподозрить ее.

И хотя она теперь Урса, они могут не знать — если им об этом еще не сказали, — что она играет роль своей сестры.

— Они пока учатся в школе, старшая в следующем году будет выпускницей, — сказала леди Брэкли.

Урса тайком вздохнула с облегчением, поняв, что ей нечего опасаться сводных сестер маркиза.

В то же время она посочувствовала ему — ведь он никогда не знал собственной матери.

— Мне всегда казалось, — тихо молвила леди Брэкли, — будто Артур несколько ревниво относится к тому, что Гай воспринял меня как родную бабушку. Но он не знал счастливого детства, а я всегда любила его.

— Это неудивительно, — ответила Урса, — ведь он такой привлекательный.

Она вновь подумала о том, что впервые увидела столь красивого молодого человека.

Она пожалела, что не может видеть его верхом на лошади, — она была уверена, верховая езда ему очень идет.

— А где теперь ваша дочь? — спросила Урса.

Она внезапно испугалась, что может застать ее в Чарнвуд Корте.

— В Сомерсете, — ответила вдова. — Она живет там с тех пор, как умер ее муж. Гай часто заезжает к ней, но, мне кажется, с тех пор, как у Шарлотты появились собственные дети, он стал комфортнее чувствовать себя в моем доме.

Экипаж покатил быстрее, и стало трудно вести разговор.

Вскоре вдова закрыла глаза и, казалось, уснула.

Урса целиком ушла в свои мысли.

Она не могла представить себе ничего более захватывающего, чем ее нынешняя роль.

«Если я не допущу никаких ошибок, — думала она, — то запомню это на всю жизнь как приключение, с которым не сталкивалась даже во время путешествий с папой!»

В двадцать минут второго экипаж въехал в ворота из кованого железа и покатил к дому по длинной дубовой аллее.

Урса не могла сдержать восхищенный возглас, увидев Чарнвуд Корт.

Ну конечно, именно такое окружение приличествует этому маркизу!

В центральной части огромного дома возвышалась башня с развевающимся фамильным флагом.

С двух сторон к зданию примыкали два крыла, возможно пристроенные позднее, но создававшие законченный ансамбль.

Сады вокруг дома пламенели яркими цветами.

Внизу раскинулось озеро с множеством лебедей: Урса их видела, когда экипаж проезжал по мосту.

К озеру спускались мягкие лужайки, напоминавшие зеленый бархат.

«Да, это дворец, достойный прекрасного принца», — думала Урса.

Маркиз ожидал их у главного входа, к которому вела широкая лестница.

Он сбежал по ступеням, покрытым красным ковром, чтобы открыть дверцы экипажа, прежде чем это сделает лакей.

— Добро пожаловать в Чарнвуд Корт, grandmama! — провозгласил он. — Не могу выразить словами, как я рад вновь видеть вас здесь.

— Я тоже очень рада, дорогой мальчик, — ответила леди Брэкли.

Маркиз помог ей выйти из экипажа и улыбнулся Урсе, последовавшей за нею.

— Как прекрасно видеть вас снова, Урса! — громко произнес он.

Маркиз хотел, чтобы лакей, торопливо спускавшийся по лестнице, мог услышать его.

— Я тоже… рада быть… здесь, — растерянно промолвила Урса.

Маркиз повел вдову вверх по ступеням, а затем — в большой холл, поразивший Урсу своим великолепием.

Широкая лестница, ведущая наверх, сияла хрусталем и бронзой, с обеих сторон огромного мраморного камина свешивались флаги — боевые трофеи предков нынешнего владельца усадьбы.

Маркиз под руку с леди Брэкли вошел в просторную, со вкусом обставленную комнату.

Урса подумала, что это гостиная.

Позже она узнала, что в другой части дома есть подобная комната, превосходящая эту размерами.

На столе в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского.

Горничная помогла им раздеться.

— Я подумал, что вы не захотите сразу подняться к себе после долгой дороги, — сказал маркиз. — Радом есть комната с зеркалами, где вы сможете снять шляпы и полюбоваться собой!

Вдова засмеялась.

— Я помню, Гай, это действительно очень удобно.

Дамы прошли в указанную комнату, ополоснули руки и сняли шляпы.

— Теперь я чувствую себя как дома, — улыбнулась вдова. — Гай умеет все предусмотреть.

— Он действительно очень внимательный, — согласилась Урса, — и я надеюсь, что он предусмотрел отменный обед, так как, откровенно говоря, очень голодна.

Леди Брэкли рассмеялась.

— В прошлый раз за время пребывания в Чарнвуде я поправилась на несколько фунтов, и все — благодаря великолепному столу!

— В данный момент мне очень приятно это слышать, — заметила Урса.

Обед, сервированный в роскошной, изысканной гостиной, какую Урсе не приходилось когда-либо видеть, превзошел все ожидания.

Вдоль одной из стен располагалась галерея для музыкантов.

Предки маркиза пристально смотрели на гостей с превосходных портретов.

А маркиз, сидевший во главе стола, напоминал многих из них.

Нет, он был гораздо красивее тех, что были изображены Ван Дейком.

Увидев неподдельный интерес Урсы, маркиз рассказывал ей о картинах и в завершение произнес:

— Я должен показать вам картинную галерею. Мой отец увлекался коллекционированием, и здесь собраны полотна со всего света. Будучи маленьким мальчиком, я ощущал себя то в Венеции, то в странах Востока, изображенных на картинах, особенно после того, как моя гувернантка описывала мне эти страны.

— Точно так же и мой отец рассказывал мне о мире, — молвила Урса.

Она чуть было не добавила, что посетила многие страны со своим отцом.

Маркиз был искренне удивлен ее познаниями о художниках, которых он упоминал.

Он обнаружил также, что может говорить с ней о тех местах, где побывал, и что ее действительно интересует то, о чем он рассказывает.

Он чувствовал, что интерес ее не показной, как у многих женщин, с которыми ему приходилось общаться.

После обеда он настоял, чтобы бабушка поднялась к себе отдохнуть.

— Орестос будет здесь около четырех часов, — сказал он. — Тогда мне действительно понадобится ваша помощь, grandmama, поэтому я надеюсь, что вы успеете поспать к тому времени.

— Не буду спорить с тобой, — улыбнулась леди Брэкли. — Просто я сделаю так, как ты говоришь!

Маркиз провел ее наверх.

Оставшись одна, Урса более внимательно стала разглядывать комнату, в которой они были до обеда.

На стенах висело несколько великолепных картин. Кроме того, там была коллекция табакерок, бесспорно очень ценных.

Она любовалась прекрасной картиной Рембрандта, когда вернулся маркиз.

— В нашем распоряжении есть немного времени, чтобы как-то развлечься, прежде чем здесь развернется драма, — сказал он. — Чем бы вы предпочли заняться?

— Я столько хотела бы увидеть у вас! — ответила Урса. — А поскольку я боюсь упустить что-либо важное, то разрываюсь между картинной галереей и конюшнями.

Маркиз рассмеялся.

— Такой же вопрос в подобных обстоятельствах мне пришлось бы решать самому. Если мы поспешим, то успеем сделать и то, и другое. Поэтому давайте начнем с конюшен.

Когда Урса увидела его лошадей, она поняла, что в отъезде он не порывал связь со своим управляющим.

Лошади, остававшиеся здесь без него, были во всех отношениях замечательными, хотя и не столь молодыми.

Молодые люди переходили от стойла к стойлу.

— Вам, должно быть, очень не хватало их? — спросила девушка.

— О да! Когда мне давали какую-нибудь полукровку, чтобы проехаться, я особенно начинал тосковать по дому, — ответил маркиз. — Но теперь я приехал надолго и собираюсь расширить мою скаковую конюшню, добавив новых лошадей.

— Мне они кажутся совершенными, — сказала с восхищением Урса.

Он покачал головой.

— Мне нужны годовалые, а кроме того — что очень важно, — я хочу завести арабскую породу.

Урса вздохнула.

Ее отец содержал по-своему превосходную конюшню, не обладая большими средствами.

Возможно, ей было бы так же скучно в деревне, как Пенелопе, если б у нее не было возможности ездить верхом.

— Мы прокатимся завтра утром, — сказал маркиз. — Остается лишь надеяться, что Орестос или его дочь не присоединится к нам.

— Это было бы замечательно!

— Я не знаю почему, — промолвил маркиз, когда они возвращались к дому, — но, когда мне говорили о вашей красоте, я всякий раз представлял вас не столь увлеченной наездницей.

Слишком поздно, увы, слишком поздно Урса вспомнила, что, хотя Пенелопа и прогуливалась иногда в парке верхом, поскольку это считалось модным, она никогда не увлекалась верховой ездой.

Она предпочитала поездки в экипаже отца.

— Я люблю ездить верхом, — поспешно сказала она, — но только на таких хороших лошадях, как у вас.

Это была слабая оговорка, но маркиз, похоже, удовлетворился ею.

Урса поспешно перевела разговор на картины, которые им предстояло смотреть.

Картинная галерея протянулась по всей длине одного крыла усадьбы.

Они переходили от картины к картине.

Урсе стоило больших усилий молчать, останавливаясь перед полотнами, на которых были изображены знакомые ей места.

Маркиз взглянул на часы, и она поняла, что совершенно не замечала времени, настолько интересно было все, что они видели и о чем говорили.

— Они скоро прибудут? — спросила она.

— Приблизительно через десять минут. Может быть, нам лучше спуститься в гостиную?

При виде этой гостиной нетрудно было догадаться, что маркиз намерен произвести впечатление на прибывающего грека.

Это определенно самая импозантная комната в доме.

Урса была поражена огромным количеством цветов, завезенных с Гималаев, а белые орхидеи и другие экзотические растения привели ее в восторг.

Приближался миг, когда ее представят как невесту маркиза.

Повернувшись к нему, она сказала:

— Может быть, мне следует надеть другое платье. Я до сих пор не думала об этом.

— Вы прекрасно выглядите и так! И мне хотелось бы сказать вам, что я поражен, с каким равнодушием вы относитесь к своей внешности. В отличие от большинства женщин для вас она как будто не является предметом постоянной заботы.

Его искренность не на шутку смутила ее.

Не объяснять же ему, что она не беспокоится о внешнем виде, потому что никогда не считала себя красавицей!

Во время путешествий с отцом она чувствовала, что никто не обращает внимания на то, как она одета.

— Вы очень красивая, — тихо произнес маркиз, — и, конечно, слышали это уже от миллиона мужчин, но в вас есть что-то еще, чего я не ожидал.

— Что же… это? — насторожилась Урса.

Маркиз собирался ответить ей, но тут открылась дверь, и дворецкий объявил:

— Господин Алексис Орестос, милорд, и мисс Амелия Орестос!

Он так странно произнес их имена, что Урса чуть не рассмеялась.

Они стояли возле камина, когда вошли гости.

Маркиз устремился через гостиную, на ходу протягивая руку.

Алексис Орестос, не очень высокий мужчина с интеллигентным лицом, выглядел типичным греком.

Его дочь, маленькая, довольно полноватая, как говорил маркиз, и, очевидно, еще очень юная, была лишена привлекательности и вкуса, о чем свидетельствовала ее одежда.

Маркиз с воодушевлением приветствовал гостей.

— Я счастлив видеть вас в Чарнвуде! — восклицал он. — Я так рад, что вы решили навестить меня!

Он пожал руку Алексису Орестосу и повернулся к Амелии.

— Надеюсь, ваше путешествие было приятным и вы не слишком устали?

— Я не устала, благодарю вас, — ответила девушка на хорошем английском.

Маркиз вновь обратил взор на камин.

— У меня гостит моя бабушка, — сказал он, — она спустится к нам позже. А сейчас я хочу представить вам, одним из первых, особенно дорогого мне человека.

В темных глазах грека, вопросительно глядевшего на маркиза, читалось недоумение.

Когда они приблизились к Урсе, маркиз произнес:

— Позвольте мне представить вам мисс Урсу Холингтон, дочь Мэтью Холингтона, известного лингвиста, о котором, я уверен, вы слышали.

Он улыбнулся ей.

— Мисс Холингтон сделала меня счастливейшим человеком в мире, и это произошло всего лишь за два дня до того, как я получил ваше письмо.

Грек, принимая протянутую девушкой руку, молвил:

— Но я ничего не понял!

— Вы — первые из моих друзей, которым я сообщаю, что Урса согласилась стать моей женой, — объяснил маркиз. — Я уверен, вы дадите нам ваше благословение и выпьете шампанского за наше здоровье.

Прежде чем грек что-либо сказал, маркиз повернулся к столу, на котором стояло шампанское.

Его принесли заранее, до приезда гостей, чтобы слуги не слышали о его «помолвке».

Разливая шампанское по бокалам, он продолжал:

— Я говорю вам это пока конфиденциально и буду благодарен, если вы не станете сообщать об этом никому, поскольку нам еще предстоит оповестить всех родственников. А они живут в самых разных местах, так что на это потребуется время.

Он поднес бокал Алексису Орестосу, затем его дочери.

Было очевидно, что грек разочарован и испытывает некоторое замешательство.

Однако он не выглядел сердитым.

Урса перевела взгляд на Амелию.

Та вовсе не казалась расстроенной тем, что потеряла жениха, которого выбрал для нее отец.

Может быть, ее и не спрашивали о желании выйти за него.

Маркиз поднял свой бокал.

— За вас, Алексис Орестос, за то, чтобы вы и в будущем были столь же благополучны, как ныне, и за успех вашей аудиенции с королевой Викторией в понедельник! Желаю вам победы!

Грек наконец очнулся.

— Я сомневаюсь, что кто-нибудь сможет победить вашу королеву! — рассмеялся он. — Ее империя представляет собой вершину власти. Кто же решится бросить ей вызов?

Маркиз тоже рассмеялся.

— Уверяю вас, очень многие хотели бы попытаться.

— Только для того, чтобы оказаться поверженными! — заметил грек. — И пусть будет так на долгие времена!

На подобное восхваление маркиз ответил комплиментом:

— Нам есть чем гордиться в нашей империи, но что может сравниться с великой историей Древней Греции, с легендарным Олимпом?

Алексис Орестос вновь не удержался от смеха.

— Это правда.

Чувствуя, что ей тоже пора включиться в разговор, Урса сказала по-гречески:

— Мой отец любит Грецию и, когда я была маленькая, научил меня говорить на вашем языке.

Алексис Орестос был изумлен.

— Это великолепно! Как свободно вы говорите!

— Это такой замечательный язык, — продолжала Урса, — и я рада, что могу читать труды ваших великих авторов.

Весьма заинтересованный, Алексис Орестос сел рядом с Урсой на диван, и они погрузились в беседу на его родном языке.

Урса была рада, что маркиз не понимает, о чем она говорит.

Она не могла удержаться, чтобы не рассказать Алексису Орестосу о своем посещении Греции и о незабываемом впечатлении, которое произвела на нее эта прекрасная страна.

Пенелопа не могла бы рассказать ничего подобного.

Однако Урса подумала, что, если Алексис Орестос когда-нибудь и упомянет о том, что она была в его стране, маркиз все равно ничего не заподозрит.

Он просто подумает, что Пенелопа поступила разумно, говоря о том, что могла бы рассказать ее сестра Урса.

Потом маркиз повел Алексиса Орестоса в свой кабинет — видимо, чтобы обсудить деловые вопросы.

Оставшись наедине с Амелией, Урса стала беседовать с ней, что оказалось занятием не из легких, несмотря на то что они говорили на одном языке.

— Расскажите мне о себе, — попросила она. — Чем вы занимаетесь в Афинах? Посещаете ли балы?

— Я посещаю некоторые вечера, — ответила Амелия, — но они почти всегда даются папиными друзьями, и те, кого я встречаю там, чаще всего — его ровесники.

Урса засмеялась.

— Вам, должно быть, скучно с ними! Но в Афинах, конечно, есть и молодые люди, и у вас, наверное, много друзей среди них?

— Нет, не много, — призналась Амелия. — Папа хочет, чтобы я вышла замуж за человека с положением, но в моей стране мужчины с положением обычно очень старые.

Урса начала понимать, в чем дело.

Вот почему Алексис Орестос решил заполучить в зятья маркиза.

Она не стала посвящать в свои рассуждения Амелию и предложила;

— Вы, наверное, хотите отдохнуть немного перед ужином.

— Это было бы хорошо, — кивнула Амелия. — У меня разболелась голова от поезда и от папиных разговоров.

— О чем? — спросила Урса.

Немного поколебавшись, Амелия ответила:

— Он наставлял меня, что я должна сказать и о чем не должна говорить, когда встречусь с маркизом. Но теперь, раз он женится на вас, папе придется подыскивать для меня другого подходящего мужа.

Урса удивленно взглянула на девушку.

— Но разве вы не должны выходить замуж по своему желанию?

— Я должна выйти за того, кого выберет папа, — твердо заявила Амелия.

Урса поняла, что для Амелии это было неоспоримо.

— Пойдемте наверх, — торопливо сказала она, чувствуя бесполезность дальнейшего разговора.

Она проводила Амелию, а затем прошла в свою спальню.

Это была чудесная комната с выходом в отдельный boudoir[11].

Столь комфортную спальню она даже не могла себе представить.

Мари распаковала ее одежды, но самой ее нигде не было видно.

Урса вышла в коридор, желая найти комнату вдовы.

Навстречу ей торопливо шла горничная, и Урса спросила ее:

— Не могли бы вы сказать, где спальня леди Брэкли?

Горничная сделала реверанс.

— Да, мисс. Ее милость в комнате напротив, но, когда я заглянула туда недавно, она крепко спала, и я решила не будить ее.

— Вы хорошо сделали.

Урса поняла, почему вдова не спустилась к ним, и вернулась в свою спальню.

В boudoir она обнаружила книги, показавшиеся ей интересными.

Одна из них, история этой усадьбы с иллюстрациями, оказалась настолько увлекательной, что Урса опустилась на софу.

Она читала уже около получаса, когда вошел маркиз.

— Я так и знал, что найду вас здесь! — сказал он, закрывая за собой дверь.

Урса улыбнулась, и он сел на софу радом с ней.

— Все вышло превосходно! — сообщил он.

— Ваш греческий друг не выразил разочарования?

Маркиз помотал головой.

— Он слишком дипломатичен для этого! Он просто поздравил меня с женитьбой на такой прекрасной девушке. А потом мы говорили о делах.

— Его дочь рассказала мне, что отец хочет выдать ее за человека с положением и что у нее нет права выбора в этом вопросе!

— Бедная девушка! — вырвалось у маркиза.

— Она сказала также, — продолжала Урса, — что в поезде отец все время наставлял ее, как вести себя и о чем говорить с вами. Я думаю, она чувствует большое облегчение от того, что ей больше не нужно ничего говорить.

Маркиз посмотрел на нее долгим, задумчивым взглядом.

— Как мне отблагодарить вас не только за ваш мудрый план, но и за столь блестящее его исполнение?

Урса легко вздохнула.

— Постучите по дереву! — сказала она. — Нам предстоит еще быть очень осторожными, чтобы не допустить никакой ошибки.

— Это правда, — согласился маркиз. — Орестос — весьма разумный и светский человек, но он может быть и крайне жестким, если обнаружит, что его провели.

— Значит, не следует предаваться радости от успеха, пока он не покинет Лондон.

Маркиз не мог отвести глаз от Урсы.

— Как можно быть одновременно столь прекрасной и столь мудрой? Я знал многих женщин, но ни одна из них не обладала вашим разумом. И ни одна не говорила так свободно по-гречески! Орестос был буквально поражен этим!

— Во всем виновато лишь ваше везение! — заметила Урса.

— А сейчас я должен вернуться к нему, — сказал маркиз, — и продолжать быть любезным с ним. Я зашел сюда узнать, спустится ли к нам grandmama, но она, очевидно, еще спит. Я велел служанке не будить ее, пока не настанет время одеваться к ужину.

— Это очень разумно.

— А вы не только разумны, но еще и необыкновенны.

Маркиз встал.

Урса глядела на него снизу.

Их глаза встретились.

Внезапно маркиз, как будто принуждая себя, повернулся и направился к двери.

Глава пятая

На следующее утро, в семь часов, Урса уже сбегала по лестнице, чувствуя себя школьницей, прогуливающей урок.

Она была уверена, что вдова еще крепко спит, как и гости из Греции.

В то же время она не могла отделаться от чувства неловкости, осознавая, что не должна была соглашаться на верховую прогулку с маркизом.

Но и отказаться от такого захватывающего предложения не могла.

Она станет вспоминать эту прогулку, когда будет ездить на лошадях своего отца, хотя и очень хороших, но несравнимых с лошадьми маркиза.

Прошедший вечер не был таким трудным, каким она его представляла.

Она была очень любезна с Алексисом Орестосом, а он очарован ее знанием греческого языка и польщен ее комплиментами относительно его высокого положения.

Ей было удобнее говорить с ним на его языке, так как маркиз не понимал их и не мог заподозрить, что она — не Пенелопа.

Она обнаружила, что гость обладает широкими познаниями в области греческой истории.

Узнала также, что он обладает собранием греческой скульптуры, которую ей хотелось бы увидеть.

После ужина они направились к себе, и маркиз сопровождал свою бабушку до лестницы.

Пока гости еще не последовали за ними, он успел сказать Урсе:

— Превосходно! Вы были абсолютно неотразимы, и я от всей души благодарен вам.

И тут как раз Алексис Орестос и его дочь присоединились к ним.

Урса сопровождала леди Брэкли наверх, в спальню, где ее уже ждала служанка.

Урса молча поцеловала вдову на прощание перед сном и прошла к себе.

Только теперь она почувствовала страшную усталость, однако уже не была обеспокоена и встревожена, как накануне приезда гостей.

Она заснула, думая лишь о маркизе.

Он, очевидно, присутствовал и в ее снах — пробудившись, она все еще думала о нем.

И вот она вышла через парадный вход и увидела, что лошади уже готовы, а на одной из них — дамское седло и маркиз стоит рядом с ней.

Урса догадалась, что он заранее предусмотрел, дабы ни одна комната гостей не выходила окнами на парадную аллею усадьбы.

Когда он поднимал ее, усаживая в седло, она почувствовала внутри невольную дрожь. Как хорошо, что с ними никого нет!

Лошадь маркиза оказалась крайне резвой и нетерпеливой, и, когда они переехали мост через озеро и достигли ровной местности, он сказал:

— Может, позволить нашим животным сбросить избыток энергии и пустить их галопом, если вы уверены в своей лошади?

— Я более чем уверена, — ответила Урса.

Маркиз явно беспокоился, чтобы лошадь не оказалась слишком горячей для нее.

Может быть, он ожидал, что она захочет проехаться а ля трит-трот[12].

Именно так, она слышала, катаются леди, подобные Пенелопе, в Гайд-парке Лондона.

Ее сестре и в голову бы не пришло пуститься галопом по доброй воле.

Маркиз был прав, конечно, думая, что Пенелопа не очень умелая наездница.

Хотя Урса понимала, что допускает ошибку, она не смогла противиться желанию пустить свою лошадь вперед с бешеной скоростью.

Они проскакали около мили, прежде чем придержали лошадей.

Урса взглянула на маркиза.

Ее щеки покрылись румянцем, глаза сияли.

Сама о том не зная, она стала еще прекраснее, чем всегда.

— Это было чудесно! — воскликнула она.

— Как и вы сами, — ответил маркиз. — Я понятия не имел, что вы так хорошо ездите.

— Я езжу на лошади с тех пор, как начала ходить, — само собой вырвалось у нее.

— Почему же тогда в ваших конюшнях нет таких лошадей, как эти?

Вопрос тотчас вернул девушку к действительности.

Она вспомнила, что выдает себя за Пенелопу, жену состоятельного человека.

Урса лишь слегка пожала плечами.

— Артур сейчас нечасто ездит верхом. У него нет времени.

Она хотела сказать, что он уже стар для этого, но это прозвучало бы слишком некорректно.

Из найденного ею оправдания маркиз, очевидно, понял, что она ездит нерегулярно и потому скакала с таким наслаждением.

Они поехали лесом.

Затем взобрались на возвышенность, с которой маркиз показал свои владения.

Обозревая прекрасный вид, Урса сказала:

— Вы, должно быть, очень горды таким большим поместьем. Но это ведь накладывает и большую ответственность.

Во взгляде маркиза она заметила удивление.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Вы ведь владеете не только большим количеством земли, но также и людьми, которые живут на ней, и, я уверена, они ждут от вас руководства и помощи.

Она сказала лишь то, что пришло на ум.

Маркиз же задумался, прежде чем ответить.

— Вы упрекаете меня за то, что я слишком долго был за границей, вместо того чтобы, подобно пастуху, охранять своих людей?

— Я об этом совсем не думала. Однако вы нашли прекрасное определение того, кем должен быть хороший хозяин.

— Может быть, я хотел, пока еще молод, посмотреть мир и, если угодно, насладиться им, прежде чем возложу на себя слишком большую ответственность.

Он сказал это таким тоном, что Урса тотчас вспомнила, как несчастен он был с самого детства.

— Я вовсе не упрекала вас, — поспешила добавить она, — и все, что я видела в Чарнвуде, — совершенно! Я должна бы, по сути дела, поздравить вас.

— В таком состоянии мой отец оставил мне поместье, и я хочу поддерживать его таким, — твердо заявил маркиз, — но я также хочу, чтобы Чарнвуд стал домом для меня.

Да это и понятно, ведь вдова говорила, что у него не было дома в детстве.

Поэтому он так обрадовался, когда его отец женился вновь.

— Конечно, вам нужен дом, — сказала она мягко, — и много детей, которые будут наслаждаться вашим великолепным домом и кататься на ваших превосходных лошадях.

Маркиз рассмеялся.

— Вы слишком торопите события. Тем не менее мне хотелось бы учить моих сыновей стрелять, а дочерей — ездить верхом так же хорошо, как вы.

— Я уверена, так и будет, — сказала Урса. — По словам вашей бабушки, множество прекрасных молодых женщин хотели бы стать хозяйками Чарнвуд Корта.

Она сказала это легко и с юмором, маркиз же ответил серьезно:

— Для этого я должен по-настоящему влюбиться.

— Но ведь это не представляет трудности, — заметила Урса.

— Это бывает связано с большими трудностями, если влюбляешься не в того человека.

Он произнес это жестко, поворачивая свою лошадь в сторону дома.

— Я думаю, нам пора возвращаться, — добавил он.

Обеспокоенная тем, что сказала что-то не так, Урса последовала за ним.

Они ехали по узкой тропинке между деревьями, и она не могла быть рядом с ним.

Когда они достигли открытого пространства, маркиз поехал быстрее, как будто желал поскорее вернуться домой.

«Что… я… сказала? Что… я сделала не так?» — спрашивала себя девушка.

Восстанавливая в памяти их беседу во всей последовательности, она решила, что он, должно быть, уже влюблен в кого-то.

Очевидно, в ту, на ком не может жениться.

«Я желаю, чтобы он был счастлив, — думала она. — Он так добр, так внимателен к другим, что заслуживает всего, чего желает».

Немного не доехав до дома, маркиз придержал лошадь.

— Вам понравилась поездка? — спросил он.

— Она была великолепна. Я надеюсь прокатиться еще на одной вашей лошади до отъезда.

— Вам и grandmama нет необходимости спешить. Орестос сказал мне вчера вечером, что хочет успеть на ранний поезд завтра утром, чтобы пообедать вместе с дочерью, прежде чем они поедут в Виндзорский замок.

— Я поняла, слушая его вчера вечером, что он одобрит перед ее величеством совет, который вы дали ему по поводу обновления греческого флота, и ваше обещание помочь в надзоре за оснащением судов.

— Я надеюсь на это и понимаю, как обязан вам тем, что не должен обзавестись греческой женой.

— Если вам и суждено иметь греческую жену, то, думаю, она должна выглядеть как богиня с Олимпа, поскольку лишь такая женщина достойна Чарнвуда.

— Я, по сути дела, уже остановил выбор на Диане-охотнице.

— Не слишком ли это честолюбиво? — засмеялась Урса.

Она взглянула на маркиза и поняла, что он сделал ей комплимент.

И вновь их глаза встретились, и Урса, неожиданно смутившись, отвернулась.

Она пришпорила лошадь, и они в молчании возвратились к конюшням.

Когда маркиз опускал ее с седла, она вновь ощутила легкую дрожь, пронизавшую ее.

Она упрекала себя за свою глупость.

«Любая женщина, — думала она, — воспринимала бы его комплименты как само собой разумеющееся».

Она же, будучи деревенской дикаркой, смутилась.

Она даже покраснела, чего никогда бы не произошло с ее сестрой.

— Я очень благодарна вам, — сказала она маркизу.

Затем повернулась к главному конюху, чтобы похвалить его лошадей, и он был явно польщен ее оценкой.

Маркиз давал распоряжения на день.

Урса же поспешила в дом, не дожидаясь его.

Конечно, леди Брэкли не следует знать, что она каталась наедине с маркизом.

По крайней мере вдове было известно, что этого Пенелопа не стала бы делать.

Помимо того что она не любила кататься верхом, Пенелопа ненавидела рано вставать.

«Мне следует быть осторожной, очень, очень осторожной!» — говорила себе Урса, поднимаясь в свою спальню.

Этот день прошел вполне успешно.

Утром маркиз предложил гостям осмотреть дом.

После этого их пригласили на ранний ленч, до того как отправиться на прогулку по поместью.

Он показывал им живописные виды, которые не могли, конечно, сравниться с величественными горными панорамами Греции.

Он показал им ферму, и Алексис Орестос не скрывал своего интереса к современному сельскохозяйственному оборудованию, приобретенному маркизом.

Он также интересовался ценами на продукцию, которую давала земля.

Вполне естественно, что грек, будучи прежде всего бизнесменом, оценивает все деньгами.

Когда они вернулись в дом, где их ждала леди Брэкли, им подали шампанское, а также сандвичи с паштетом.

Амелия была чрезвычайно немногословна.

Урса решила, хоть и упрекала себя в отсутствии доброты, что эта молодая особа довольно скучна.

«Как могла бы такая девушка выйти за маркиза? — задавалась она вопросом. — Она скоро наскучила бы ему, а он, будучи столь красивым, неизбежно привлекал бы других женщин».

Ей было очень интересно знать, что чувствовал маркиз к женщинам, с которыми его связывала молва в Лондоне.

А ведь были еще и те, с которыми он встречался в Индии и других частях света.

Леди Брэкли, как будто читая мысли Урсы, промолвила:

— Я заметила, что молодая гречанка затрудняется что-либо сказать самостоятельно, и могу лишь тысячу раз благодарить вас за спасение моего драгоценного Гая от этой женитьбы без любви.

— Я тоже думала об этом. Ему следует найти себе действительно очаровательную невесту.

— Такую, как ты, моя дорогая Пенелопа. Я только сегодня отметила про себя, как повезло Артуру с женой. Ты вела себя так разумно с мистером Орестосом, что он, по-моему, нисколько не обиделся на Гая за то, что он ускользнул из его когтей.

— Надеюсь, это так, — кивнула Урса, — и, конечно, мне очень помогли беседы с ним на его родном языке.

— Это было почти чудом, — продолжала вдова. — Хотя я не могла разобрать, о чем вы говорили, с другого конца комнаты, я слышала, как он смеется, и в его голосе уже не было той жесткой нотки обиды, которая чувствовалась в нем, когда он узнал, что у Гая уже есть невеста.

Это ли не подтверждение того, что слепота леди Брэкли сделала ее более восприимчивой к голосам людей, к их ощущениям, даже к вибрациям и волнам, исходящим от них.

— Очень важно, — молвила Урса, — чтобы мистер Орестос хвалил маркиза ее величеству, и я чувствую, что он будет это делать.

— Я тоже это чувствую, — сказала леди Брэкли, — и все — благодаря тебе, дорогое дитя.

Урса оставила вдову на попечение служанки и прошла в свою комнату.

Она хотела бы по возвращении домой к отцу иметь возможность встречаться с леди Брэкли.

Но она знала, что это будет неосуществимо, — Пенелопа определенно воспротивится.

Она поняла и то, что после завершения этого маскарада никогда не сможет увидеть маркиза.

Сердце ее сжалось.

«Я хочу видеть его, — говорила она себе. — Я хочу слышать его голос. Я хочу знать, что он счастлив».

Эти мысли пугали ее, и, пытаясь прогнать их, она торопливо говорила Мари о том, что наденет к обеду.

Обед прошел очень весело. Маркиз всех смешил.

Когда все стали расходиться по своим комнатам, Алексис Орестос сказал, что получил огромное наслаждение.

— Как только вы поженитесь, мой дорогой маркиз, свой медовый месяц вы должны провести у меня. Баша невеста так много знает о наших храмах, а у меня масса интересных древностей, я покажу их ей.

Урса от страха затаила дыхание, ведь гость имел в виду, что она уже была в Греции.

Но маркиз, казалось, не заметил этого.

— Конечно, мы будем чрезвычайно рады, тем более что рано или поздно мне придется приехать в Грецию для консультаций с вами относительно боевых кораблей.

— Я буду ждать этого с превеликим нетерпением, — сказал мистер Орестос.

Он пожелал леди Брэкли доброй ночи, затем повернулся к Урсе со словами:

— Вы так прекрасны, мисс Холингтон, что я уверен, когда вы приедете ко мне, скульпторы захотят изваять вас в камне, каждый художник будет стремиться создать ваш портрет.

— Вы очень добры ко мне, но никто не может повторить шедевров Древней Греции, которыми вы уже владеете.

Она поцеловала Амелию и пожелала ей доброй ночи.

— Надеюсь увидеть вас утром, если не просплю.

Поднимаясь по лестнице с леди Брэкли, она со вздохом облегчения подумала, что все позади.

Не осталось никаких трудностей, никаких проблем, и маркиз был свободен.

Мари, оставляя Урсу, не задула свечу рядом с ее кроватью.

Девушка открыла книгу, найденную в библиотеке, о семействе Чарн и их усадьбе.

Она уже прочла большую часть, однако оставалось еще много.

Прочитав десять страниц, Урса решила оставшимися насладиться завтра.

Внезапно она услышала, как открывается дверь из спальни в boudoir.

Она с удивлением подняла глаза и увидела вошедшего в комнату маркиза.

Он закрыл за собой дверь.

Когда он выступил из тени, она увидела на нем длинный, до пола, халат, отделанный тесьмой на груди наподобие аксельбантов, что придавало ему военный вид.

Маркиз двигался к ней, и от изумления у нее перехватило дыхание.

— Что случилось… что произошло?

— Ничего не произошло, — спокойно произнес маркиз, — просто я хотел сказать вам доброй ночи и еще раз поблагодарить за успешное завершение того, что могло закончиться катастрофой.

С этими словами он подошел к кровати и сел на край, лицом к девушке.

Ее волосы, сверкавшие в свете свечи, струились по плечам, доставая почти до пояса.

Пристальный взгляд маркиза поверг ее в сильное смущение.

— В… вам не следует… быть… з… здесь… это р… рискованно! — промолвила она заикаясь.

— Все уже крепко спят теперь, — ответил он, — я боялся, что и вы спите.

— Я… рада, что… все закончилось хорошо… для вас, — сказала Урса. — Однако… нам не следует… рисковать.

— Я хочу поблагодарить вас сейчас и, по сути, ждал этого момента очень долго.

Он наклонился к ней.

Прежде чем Урса смогла понять, что происходит, он прижал ее к подушкам и прильнул губами к ее губам.

Она все еще не осознавала происходящего.

И лишь когда его губы завладели ее губами, она вдруг ощутила нечто подобное молнии, пронизавшей тело.

Ее еще никогда не целовали.

И тем не менее она узнала в поцелуе то, что предчувствовала ранее, только он оказался еще чудеснее.

Чувствуя, как дрожат ее губы, маркиз крепче прижал ее к себе.

Его поцелуй становился все более требовательным и страстным.

Внезапно он коснулся рукой ее груди.

Она поняла, что происходит, и стала сопротивляться.

С огромным усилием она отворотила свое лицо, приговаривая:

— Нет… о нет! Вы не должны… делать этого… пожалуйста… нет!

— Почему мы должны притворяться? — недоумевал маркиз. — Я хочу вас, и вы, я думаю, хотите меня.

— Н… но вы… не должны… ц… целовать меня, — бессвязно лепетала, задыхаясь, Урса.

— Я не могу понять, почему вы так говорите, — настаивал маркиз. — В конце концов, Лионель рассказывал мне о восхитительном времени, которое вы провели вместе, когда Артур был в Берлине, и я думаю, Лионель был не первым таким счастливчиком.

В его голосе слышались нотки цинизма.

Урса поняла, что он разговаривает с ней как с Пенелопой.

И то, что Пенелопа делала в прошлом, она продолжала делать и в настоящий момент.

Шокированная мыслями о сестре, Урса продолжала бороться.

— Пожалуйста… уходите! — просила она. — Уходите сейчас же! Н… не… т… трогайте меня… не… ц… целуйте меня!

— Я не могу поверить, что вы все это всерьез, — не отставал маркиз, — и хотя вы разыгрываете недотрогу, у нас никогда больше не будет такой прекрасной возможности. Более того, моя очаровательная Пенелопа, я нахожу вас еще более неотразимой!

Может быть, оттого, что он назвал ее именем сестры, Урса обрела силы, которых у нее не было ранее.

Она все еще была ошеломлена и сбита с толку чудом его поцелуя.

Но теперь она уперлась обеими руками в его грудь.

— Нет… нет! — умоляла она.

— А я говорю: «Да! Да!» — возражал маркиз.

И вновь его губы потянулись к ее губам.

Она внезапно почувствовала, какой он сильный и насколько она беспомощна.

Она боролась с ним, но он уже лежал на кровати и сильно прижимал ее к себе.

В этот миг Урса поняла его намерения так же, как то, что должна спасать себя.

Иначе ее поведение ничем не будет отличаться от поведения Пенелопы.

Крича, как ребенок, она молила его:

— П… пожалуйста… послушайте… меня! Мне… некому… п… помочь… и я… напугана!

Маркиз застыл.

— Напуганы? — удивился он. — Почему вы должны быть напуганы?

Он увидел, что ее глаза наполнены слезами, которые начали скатываться по щекам.

— Я… я… н… напугана… потому что в… вы… такой… сильный… и я не… знаю, как о… остановить в… вас, — еле выдавила из себя Урса.

— Почему вы должны останавливать меня?

— Потому что… то, что вы… хотите… от м… меня… дурно… и… п… порочно!

Маркиз глядел на нее в полном изумлении.

— Дурно и порочно? — повторил он. — Почему вы говорите это?

— Это так… я знаю, что это… так, — рыдала Урса, — и я… не знаю… как… внушить… вам это, чтобы вы… поняли.

— Что я должен понять?

Поскольку он считал ее Пенелопой, Урса знала, что не может ответить на его вопрос.

Поэтому она просто повторяла сквозь слезы:

— Пожалуйста… пожалуйста… оставьте меня… я не могу… объяснить… но… вы должны… уйти!

— Я не понимаю, — сказал маркиз. — Я не ожидал, что вы окажетесь такой. Вы не такая, какой я представлял вас, но я все же надеялся, поскольку много слышал о вас.

Он говорил, словно пребывая в прострации.

Он все еще обнимал ее, хотя уже не с такой силой, но его лицо было близко от нее.

Неожиданно он сказал совершенно иным тоном:

— Я буду очень нежен с вами, и позвольте мне объяснить вам, моя дорогая, что я невыносимо хочу вас!

Урса взглянула на него умоляющими глазами.

— Я… я не могу… позволить вам… то, что… вы… хотите, — прошептала она, — потому что…

Она была готова сказать, что она — не Пенелопа.

Но это означало бы выдать сестру.

Это было бы дурно, и она не могла этого сделать.

Она всхлипнула.

— У… уходите… пожалуйста… уходите… я не могу… ничего больше… сказать… просто… о… оставьте меня!

У маркиза вырвался горестный вздох.

Он освободил ее и сел на край кровати.

Гладя на Урсу, он думал, что никакая женщина не могла бы выглядеть столь прекрасной и одновременно столь трогательно слабой.

Ее щеки были мокры от слез, ее глаза молили его.

И он не мог подобрать подходящего слова этим мольбам.

Он поднялся.

— Я оставляю вас потому, что вы просите меня об этом, — сказал он, — но никогда в жизни я не испытывал большего разочарования и не был так расстроен.

— Я… я с… сожалею, — прошептала Урса.

Маркиз какой-то миг стоял, просто гладя на нее.

Затем повернулся и, выйдя в дверь между спальней и будуаром, исчез.

Урса не двигалась.

Через какое-то время она уткнулась лицом в подушку и разрыдалась.

Глава шестая

Урса долго еще плакала.

Потом задула свечу, намереваясь заснуть.

Она не могла, однако, отделаться от воспоминания о чудесном поцелуе маркиза, зная, что не испытает этого чувства вновь.

Теперь ей предстояло убедить вдову вернуться завтра же в Брэкли-парк.

«Я скажу ей, — думала она, — что Артур будет недоволен, если не застанет меня там, когда вернется».

В то же время каждая ее клеточка протестовала при мысли покинуть Чарнвуд Корт и маркиза.

— Я люблю… его! Я… люблю… его! — шептала она во тьме спальни.

Глаза ее вновь наполнились слезами.

Она понимала, что должна уснуть, иначе будет ужасно выглядеть утром.

Ей никак не удавалось представить, что она скажет или предпримет, увидев маркиза.

Но чувствовала, он не вспомнит о том, что произошло.

Он будет вести себя так, будто не интересуется больше ею.

«Так оно и есть, — думала она. — Ведь я… отказалась сделать то… что Пенелопа… сделала бы, и ему теперь… дела нет… до меня».

Рыдания душили ее.

Огромным усилием воли она заставила себя закрыть глаза и стала повторять слова молитвы, стараясь уснуть.

Она горячо молилась о том, чтобы маркиз не возненавидел ее и чтобы он был счастлив.

«Он забудет меня, — думала она, — но я… никогда… никогда… не забуду его».

Она, очевидно, все-таки уснула, так как неожиданно почувствовала, что дверь отворена и кто-то вошел в комнату.

Она открыла глаза.

К ее удивлению, рядом с кроватью стояла женщина в темных очках.

Прежде чем она осознала, что это не сон, она услышала резкий голос:

— Просыпайся! Просыпайся, Урса!

— Пенелопа!

Это слово вырвалось из ее уст вместе со вздохом изумления.

— Да, это я, — сказала Пенелопа. — Поторопись! Ты должна уехать сейчас же!

— Но… почему? Что… случилось? — недоумевала Урса.

— Артур уже на пути домой, — тихим голосом сообщила Пенелопа, — и если он увидит, что меня нет в Брэкли-парке, он приедет сюда.

Она сняла темные очки и развязала шифоновый шарф, накинутый на шляпу.

Он был завязан под подбородком большим бантом, что вместе с темными очками делало ее совершенно неузнаваемой.

— Расстегни мое платье, — приказала Пенелопа, — и надень его на себя!

— Я… я не… понимаю, что… случилось.

Урса с трудом понимала, что происходит. После пережитого потрясения ей трудно было сохранять голову ясной.

— О, не будь такой глупой! — отрезала Пенелопа. — Все, что тебе нужно, это надеть мою одежду, сесть в экипаж, который ждет тебя у парадной двери, и ехать домой.

Урса молчала, а Пенелопа продолжала:

— Не могу представить, почему ты оказалась здесь. Я очень зла на тебя!

— Я не могла отказаться, — объясняла Урса. — Маркиз попросил свою бабушку помочь ему, и я… тоже помогла ему.

— Каким образом ты помогла ему?

Пенелопа уже сняла платье.

Теперь она снимала пышную, обшитую кружевами нижнюю юбку.

— Я… боюсь, ты будешь… огорчена… когда услышишь, что… с… случилось, — бормотала Урса.

Пенелопа застыла как вкопанная.

— Что случилось? — спросила она.

Урса не знала, с чего начать.

Затем она произнесла почти бессвязно:

— К маркизу должен был прибыть… очень важный джентльмен… из Греции… который хотел… чтобы он… женился на его… дочери.

— Какое отношение это имеет к тебе? — потребовала ответа Пенелопа.

— Чтобы… спасти его от… жены, которую он… не хочет… я согласилась сыграть роль… самой себя… и он сказал греку, что он… помолвлен со мной.

Пенелопа смотрела на сестру, не веря собственным ушам.

— Поэтому, видишь ли, — лепетала Урса, — здесь, в… Чарнвуд Корте, я выдаю себя… за мисс Урсу Холингтон… и только… маркиз и его бабушка думают… что я… в действительности — ты.

— В жизни я не слышала ничего более бестолкового! — раздраженно бросила Пенелопа. — Как могла ты ввязаться в столь смехотворную затею, если должна была выдавать себя за меня?

— Леди Брэкли… не знала, что… маркиз намеревался… посетить ее… а поскольку она так… любит его… конечно, она… захотела… помочь ему.

— Так, значит, ты теперь здесь в качестве самой себя, — протянула Пенелопа, силясь понять услышанное.

— Да… это… верно, — сказала Урса, — но гости из Греции уезжают… рано утром… так что я… не увижу их… больше.

— Ты хочешь сказать, я не увижу их! — поправила ее Пенелопа. — А моя свекровь не сможет увидеть разницу между мною и тобой.

— Н… но… что, если… маркиз увидит? — засомневалась Урса.

По губам Пенелопы пробежала слабая улыбка.

— Я много слышала о Гае Чарне, — молвила она, — и, между прочим, хотела бы встретиться с ним.

— А если… он… поймет, что ты — не я.

— Не беспокойся о маркизе, — сказала Пенелопа доверительным тоном. — Мы с ним поладим! Птицы одного полета узнают друг друга!

Урса вспомнила происшедшее минувшей ночью.

Если б на ее месте была Пенелопа, она не прогнала бы маркиза.

От этой мысли девушке показалось, будто ей в сердце вонзили кинжал.

Не видя более никакого выхода, она начала одеваться.

Надела нижнюю юбку с кружевами, а поверх нее — удивительно элегантное дорожное платье, которое было на Пенелопе.

Пенелопа уже надела ночную рубашку, снятую с Урсы.

Распустила волосы, и они упали ей на плечи.

Они были не такие длинные, как у сестры.

Тем не менее она увидела себя в зеркале очень соблазнительной.

Затем она посмотрела на часы.

Урса тоже взглянула на них — стрелки не добрались еще до шести часов.

Она знала, что не встретит никого, за исключением нескольких слуг.

Если они видели леди в темных очках, вошедшую в дом, то не удивятся, увидев ее отъезжающей.

Как бы отвечая на ее мысленный вопрос, Пенелопа предупредила:

— Я сказала лакею у двери, что принесла тебе очень важные известия, которые не терпят отлагательства. Остальных же в доме я просила не беспокоить.

— Очень умно с твоей стороны, — сказала Урса.

— С твоей же стороны весьма неумно было испортить все, устроив такую путаницу! — отчитала ее Пенелопа.

Она застегнула сзади платье на Урсе, видя, что та безуспешно пытается сделать это сама.

Затем понаблюдала, как сестра надевает изысканную и довольно сложную шляпу, отделанную перьями, которую она сняла с себя.

Шифоновая вуаль на шляпе была под цвет платья, бледно-зеленого оттенка.

Лицо сестры под ней выглядело очень бледным и полупрозрачным, что помогало скрыть черты.

Урса стала искать свою сумочку, но Пенелопа сказала:

— Тебе лучше взять мою. Там немного денег, на чаевые кучеру.

— Это твой кучер? — заволновалась Урса, думая, что он может открыть что-либо Артуру Брэкли.

— Конечно, нет! — заявила Пенелопа. — Это кучер лорда Вернона Уинтера. Он служит у него давно и вполне надежен.

Урса подумала, что хотя бы отсюда не грозит опасность.

В то же время она не могла не спросить:

— Как ты узнала, что Артур уже на пути в Брэкли-парк?

— Он пытается выследить меня! — объяснила Пенелопа. — Глупо было с моей стороны не знать, что он делает это. Однако если у него есть шпионы, есть они и у меня! Я планировала, чтобы он нашел свою любящую жену у его матери, но ты, конечно, все это разрушила своим вмешательством!

— Это была… не моя вина… вовсе… не моя! — протестовала Урса.

Еще недоговорив, она уже поняла, что Пенелопа была отчасти права.

Ведь это она, Урса, придумала план спасения маркиза; она сама согласилась играть роль его невесты.

Не дожидаясь ответа сестры, она сказала:

— Я… сожалею, Пенелопа… я очень… очень сожалею, если… нарушила твои планы.

— К счастью, у меня достаточно ума, чтобы выбраться из этого положения, — успокоила ее сестра. — Теперь же, ради бога, уезжай и не говори ни с кем, пока не приедешь домой!

— Д… да… конечно… я не буду, — согласилась Урса.

Она не спрашивала сестру, увидит ли ее вновь, заранее зная ответ, и направилась к двери.

Пенелопа же забралась в кровать.

— Здесь уютно по крайней мере, — сказала она, — а я, признаться, очень устала после всей этой спешки.

Она откинулась на подушки.

— О Урса, иди же! — простонала она. — Что ты уставилась? Поезжай домой и оставайся там! И впредь постарайся не нарушать моих планов.

— Я… я сожалею, Пенелопа, — робко повторила Урса.

— Теперь, раз уж я здесь, — молвила Пенелопа, — предвкушаю возможность увидеть Чарнвуд Корт и, конечно, встретиться с его владельцем!

В произнесенных ею словах слышалась бесстыдная интонация.

Урса молча открыла дверь.

Оказавшись в коридоре, она слышала, как в холле суетятся слуги.

С огромным трудом она заставила себя медленно и с достоинством спуститься с лестницы.

Лакей, чистивший ковер, засучив рукава, торопливо открыл ей дверь.

У подъезда дома она увидела красивый закрытый экипаж, запряженный четверкой лошадей.

На козлах сидели кучер и лакей.

Урса вошла в экипаж, дверцы закрылись, и лошади тронули.

Она бросила последний взгляд на дом, прежде чем они повернули к мосту через озеро.

Лебеди все так же плавно скользили по спокойной воде.

Урса знала, хотя и не могла видеть этого, что флаг маркиза все так же развевается над центральной башней.

Он почивает теперь в спальне хозяина усадьбы, в которой спали поколения его предков.

«Догадается ли он, — думала она, — что Пенелопа — не я?»

Она вновь увидела легкую улыбку на губах сестры и проблеск интереса в ее глазах, когда она сказала:

«Птицы одного полета узнают друг друга».

Урса до боли сжала пальцы.

«Теперь он остался с Пенелопой, — говорила она себе, — и даже если поймет, что это не я, то, уж конечно, не будет скучать по мне!»

Ей хотелось плакать, но она заставила себя сдержать слезы.

Когда они проезжали через огромные витиеватые ворота усадьбы, с охотничьими домиками по обе стороны от них, она сняла темные очки, чтобы увидеть в последний раз уютные домики с полными цветов палисадниками.

Затем стена, окружавшая поместье маркиза, осталась позади, и стало ясно, что драма, в которой она участвовала, окончена.

Подобно Золушке она опять уйдет в неизвестность, и маркиз никогда не вспомнит о ней.

— Я люблю… его! Я… люблю… его! — шептала она.

Колеса экипажа, казалось, выстукивали эти слова.

Но они уносили ее прочь, все дальше и дальше от него.

Лошади мчались с бешеной скоростью.

Урса доехала быстрее, чем ожидала.

Когда они завернули в короткий проезд к дому, ей показалось, что она не была здесь много лет.

Поразительно, что все здесь выглядело так же, как и до ее отъезда.

С ней столько произошло за это короткое время.

И сама она была теперь другой, уже не той наивной девочкой, которая уехала отсюда, чтобы участвовать в шараде сестры.

«Я успела влюбиться и узнала первый… поцелуй, — думала Урса, — может быть, поэтому я так… повзрослела».

Отец всегда учил ее анализировать свои мысли и чувства, поэтому она сумела понять перемену, свершившуюся в ней.

Как бы ни старалась, она уже никогда не сможет возвратиться назад, изменить или забыть то, что произошло с ней.

Старый Доусон поспешил к двери на стук колес экипажа.

— Вы вернулись, мисс Урса! — воскликнул он. — Как же мы рады видеть вас! Без вас все было не так.

— Благодарю вас, Доусон, — молвила Урса.

Она повернулась и, достав деньги из сумочки Пенелопы, вложила их в руку лакея, открывшего для нее дверцы экипажа.

Пока она говорила с Доусоном, кучер повернул лошадей, и экипаж покатил на выезд.

Доусон поглядел на него в изумлении.

— Разве они не задержатся на чашку чая, мисс Урса?

— Нет, Доусон. Они спешат вернуться туда, откуда приехали.

— А что с вашим багажом?

— Он прибудет позже.

По сути, Урса только сейчас вспомнила о нем.

Теперь она поняла, что Пенелопа прибыла без багажа и ей самой понадобится то, что она дала сестре, отправляя ее к леди Брэкли.

И, кроме того, она, конечно, обрадуется, что ее Мари снова будет прислуживать ей.

— Я поднимусь наверх и переоденусь, Доусон.

— Да, конечно, мисс Урса. Вы очень нарядная, было бы жаль испортить такое красивое платье.

Она уже поднималась по лестнице, когда Доусон вдруг крикнул:

— О мисс Урса, чуть не забыл…

— Что такое? — Она остановилась.

— Для вас есть письмо. Оно пришло почти час тому назад. Сказали, очень срочное.

— Письмо? Интересно, от кого?

Зная, что Доусону из-за артрита трудно подниматься по лестнице, она сбежала вниз.

Письмо лежало на боковом столике в холле.

Одного ее взгляда на него было достаточно, чтобы понять — письмо от отца.

— О, это от папы, Доусон! — воскликнула она. — Как чудесно! Надеюсь, он скоро вернется домой.

— Я тоже надеюсь, мисс Урса. Вам одиноко здесь, когда господин не с нами.

Урса не ответила, она уже взбегала наверх.

Вошла в спальню, сняла шляпу и бросила ее вместе с перчатками и сумочкой на кровать.

Села за туалетный столик и вскрыла письмо.

Оно прибыло довольно быстро после его отъезда, видимо, отец отправил его через голландское посольство.

Он часто делал это в прошлом.

Конверт был надписан его четким почерком.

Достав письмо из конверта, она ощутила исходившее от него тепло.

Даже весточка, казалось, приближала отца к ней.

Медленно, вникая в каждое слово, она стала читать:

Моя дорогая, любимая дочка, я знаю, что это будет для тебя большой неожиданностью, но к тому времени, как ты получишь это письмо, я уже буду женат. Я знал Терезу ван Берген много лет, поскольку — как ты наверняка помнишь — я постоянно общался с ее мужем, обмениваясь с ним книгами и рукописями.

Тереза — англичанка. Она была намного моложе своего мужа, и, когда он умер девять месяцев назад, я надеялся (и молился об этом), что она когда-нибудь обратится ко мне за успокоением.

Когда это время настало, я смог открыть ей, что люблю ее.

Теперь мы можем быть вместе, и, поскольку она так же поглощена моей работой, как и я, наше единение обещает быть счастливым во всех смыслах.

Я уверен, моя дражайшая Урса, что когда ты увидишь Терезу, то полюбишь ее так же, как я. Я столько рассказывал ей о тебе, что, по ее словам, ей кажется, она уже знает и любит тебя.

Я знаю, ты поймешь, что, поженившись, мы захотим побыть какое-то время наедине, прежде чем вернуться в Англию.

Мы поедем сначала в Рим, где надеемся увидеть некоторые рукописи, интересные для нас обоих, затем — на юг Италии.

В конце этого письма я оставляю два адреса, куда ты можешь писать мне, и я надеюсь, моя дорогая, тебе не будет казаться, что наша счастливая жизнь вместе подошла к концу, напротив, мы станем еще счастливее вместе, когда Тереза будет с нами.

Будь осторожна, заботься о себе и пришли мне свои добрые пожелания, которых я с нетерпением буду ожидать.

Нежно любящий тебя отец,

Мэтью Холингтон.

Урса читала письмо, не в силах поверить написанному.

Ей никогда не приходило в голову, что отец может жениться вновь.

Она никогда не могла представить, что он способен полюбить другую женщину после того, как потерял ее мать.

Она всегда видела родителей бесконечно преданными друг другу.

Ей казалось кощунственным, что он не остался верным памяти жены.

Однако после долгих раздумий Урса поняла детскую наивность своих прежних представлений.

Отец еще сравнительно молод, ему нет и пятидесяти, он чрезвычайно активен как физически, так и умственно.

Он всегда был поглощен своей работой и, казалось, удовлетворялся общением лишь с дочерью.

А она и не подозревала, что ему для полного счастья необходимо общение с более опытной, незаурядной женщиной.

«Как я могла быть настолько глупой, чтобы думать, будто папа нуждается лишь в книгах и документах, которые не могут ни дышать, ни разговаривать?» — упрекала она себя.

Он сам был настолько интересной личностью, что не следовало удивляться интересу женщин к нему.

Если он влюбился в Терезу, значит, и Тереза влюбилась в него.

Думая обо всем этом, Урса подсчитала, что ее отец на десять или пятнадцать лет моложе его друга, ван Бергена.

Теперь она вспомнила, как отец говорил, что ему нравится бывать у ван Бергенов, и отмечал, что хозяйка дома очень внимательна к нему и хороша собой.

«Как я могла не понимать, что после смерти мамы папа очень одинок? Ведь я еще слишком молода, чтобы ему было по-настоящему интересно со мной».

Последняя мысль была особенно горькой.

Встав из-за туалетного столика, Урса подошла к окну.

Она смотрела в сад, наполненный ароматом цветов.

В воздух взлетали струи маленького фонтана.

Она всегда была счастлива в этом доме.

Теперь ей придется покинуть его.

Отец, конечно, будет протестовать, но какая женщина не захочет остаться наедине с человеком, которого любит?

«Куда я… смогу пойти? Чем буду… заниматься?» — мучила себя вопросами девушка.

И опять слезы навернулись на глаза.

Она переоделась и вышла в сад.

Впервые она не была покорена его красотой.

Она не видела цветов, не слышала пения птиц, она могла думать лишь о Чарнвуде.

В этот момент греческие гости, очевидно, уже уехали, и Пенелопа спустилась вниз.

Сразу ли маркиз заметит подмену?

Возможно, после событий прошлой ночи он будет избегать ее.

Может быть, даже поедет кататься один.

Или под каким-нибудь предлогом сразу отправит в Брэкли-парк свою бабушку и девушку, давшую ему отпор.

Последнее, призналась она себе, было единственным, чего бы она хотела.

Она понимала, что в ней говорит ревность.

Она ревновала к Пенелопе, к ее красоте, к ее приемам обольщения, нацеленным на маркиза.

Он, конечно, очень просто получит от Пенелопы то, в чем отказала ему она.

Урса как будто слышала сотни голосов, подшучивающих и насмехающихся над нею:

«Ты любила его, и он любил тебя! Чего еще тебе было нужно?»

И теперь, размышляя об этом у фонтана, Урса стала уверять себя, что чувство маркиза к ней не было любовью.

Это была не та любовь, о которой она думала, мечтала, которая являлась источником высокой поэзии.

Не та любовь, о которой она молилась.

Она стремилась к такой любви, которая соединяла ее отца и мать, за которую мужчины сражались и умирали еще на заре цивилизации, которая облагораживала людей, ибо исходила от Бога.

По мере взросления жажда идеальной любви, казалось, овладела всем ее существом.

Она думала о ней, гладя вверх на звезды.

Возможно, когда-нибудь они пошлют ей любовь, которую она ждет.

— Я нашла ее только затем, чтобы потерять, — шептала она с горечью.

Она смотрела на фонтан и видела прекрасное лицо маркиза в сверкающей на солнце воде.

Не в силах больше выносить подобных мук, она поднялась и пошла в дом, но знала теперь, что обречена всегда думать о маркизе, который был так далек от нее, как звезды, среди которых она когда-то искала любовь.

Глава седьмая

После завтрака маркиз проводил своих гостей.

Алексис Орестос душевно попрощался с хозяином, заверив его, что будет с нетерпением ожидать возможности принять его с женой у себя в Афинах.

Когда они отъехали от крыльца и покатили по широкой аллее, у маркиза вырвался вздох облегчения.

Он направился к конюшням, взял своего любимого жеребца и отправился на прогулку один.

Сперва он мчался галопом, затем сбавил темп.

Прошлой ночью, покинув спальню Урсы, он никак не мог заснуть.

Лежал без сна, не в состоянии поверить, что впервые в жизни прекрасная женщина отказала ему.

Он узнал о красоте Пенелопы и ее частых амурных связях почти сразу, как только ступил на берег Англии.

Он слышал сплетни о ней на каждом вечере, куда был приглашен, и не мог не сочувствовать Артуру Брэкли.

Но с течением времени начал понимать: Артур слишком стар, даже для своего возраста, и довольно скучен.

Весть о том, что Артур Брэкли женился снова, застала его за границей.

Он узнал эту новость из письма бабушки.

Ему показалось странным, что Артур женился на девушке, судя по описанию, столь молодой и прекрасной.

Когда позднее выяснилось, что новая жена Артура неверна ему, это не сильно удивило его.

Он был уже достаточно опытен, чтобы понять — в поведении замужних женщин произошла настоящая революция.

Те из них, кто обладал одновременно красотой и общественным статусом, неизменно расширяли свои любовные связи.

Такое поведение стало общепринятым, конечно, при условии, что мужья либо не знали об этом, либо закрывали на это глаза.

Теперь же маркиз думал о том, что с первого мгновения встречи с Пенелопой в доме бабушки он обнаружил, что она совсем не отвечает его представлению о ней.

От нее исходило сияние невинности.

Он полагал, это всего лишь маска, но столь искусная, что трудно было не обмануться.

Именно потому, что она не только привлекала его, но также интриговала и вызывала недоумение, он и направился в ее спальню.

Он надеялся постигнуть тайну ее способности казаться девственницей, имея противоположную репутацию в обществе.

Это ее удивительное качество он называл про себя «возвышенностью».

Он наслаждался умными, интересными беседами, которые они вели.

При этом она никогда не пыталась флиртовать с ним в отличие от большинства женщин.

Он обнаружил, что говорит с ней так же, как мог бы говорить с одним из своих друзей-мужчин.

И тем не менее — она отказала ему!

Она прогнала его, и оставалось лишь гадать, почему его постигла неудача.

И почему она была так напугана?

Ему все еще слышался страх в ее голосе.

Не было сомнения, что слезы в ее глазах были искренними.

Почему? Почему?

Все это было для него необъяснимой загадкой.

Он ехал вперед, не замечая, куда направляется и что с ним происходит.

Он лишь видел перед собой эти голубые глаза, наполненные слезами, слышал ее детский голос и совершенно был сбит с толку признанием, что испугал ее.

«Я ничего не понимаю! — бормотал он про себя, поворачивая к дому. — Я просто ничего не понимаю!»

Приближалось время ленча, когда он подъехал к конюшням.

Главный конюший, уже поджидавший его, схватил уздечку.

— Хорошо прокатились, милорд? — спросил он.

— Да, благодарю тебя, — ответил маркиз унылым голосом.

Он тяжело спешился.

Пытаясь занять себя чем-то, что отвлекло бы его от навязчивых дум, он сказал:

— Да, кстати, Гэйвин, я думаю, нам нужна еще одна упряжка, по крайней мере такая же хорошая, как наша.

Он увидел огонек в глазах главного конюшего.

— Мне понравился их бег, — продолжал маркиз, — когда я правил ими по дороге к Брэкли, но для более дальних поездок нам нужна еще упряжка.

— Меня соглашаться с вами, милорд, — закивал Гэйвин, — и хочет надеяться, мы находим что-то доброе, как эти гнедые, которых моя выследил, когда стояли у крыльца это утро.

— Гнедые? — переспросил маркиз.

— Айе[13], милорд! Лучшая четверка гнедых моя не видел очень давно.

Он вдохновился, заметив интерес на лице маркиза.

— Моя говорит кучеру, который знает раньше: «Как быстро они бегут!» «Летают как ласточки, — он говорит, — их ноги никогда не касался земли».

Маркиз улыбнулся.

— Они, кажется, хороши; жаль, что у нас нет таких.

— Их продавали только месяц назад, — сказал Гэйвин, — и его милость не прогадала.

— Его милость? — воскликнул маркиз. — Кто их хозяин?

— Лорд Вернон Уинтер, милорд.

Маркиз застыл на месте.

— И они были здесь утром?

— Айе, милорд, около шести это было.

Маркизу хотелось расспросить еще, но он подумал, что это было бы ошибкой.

Идя к дому, он размышлял о странности этого эпизода.

Зачем Вернон Уинтер, которого он хорошо знал, заезжал так рано?

Почему ему не доложила об этом?

Вернон Уинтер учился вместе с ним в Итоне, а затем в Оксфорде, пока его не исключили.

Он отсутствовал целую ночь, проведя ее с актрисой местного театра.

Даже будучи в Индии, маркиз слышал о любовных похождениях лорда Вернона Уинтера.

Перед возвращением домой, в Англию, до него доходили слухи о дуэли, в которой участвовал Вернон.

Она происходила в Грин-парке, и совершенно несправедливо раненым оказался муж, вызвавший Вернона из-за недостойного поведения по отношению к его жене.

Вернон, однако, вышел из этого скот-фри[14].

Если Вернон приезжал в Чарнвуд Корт, то лишь с единственной целью — увидеть Пенелопу.

Но почему в столь ранний час?

И почему ему не сказали о визите его милости?

Маркиз вошел в холл, где был дворецкий с двумя лакеями.

Вручив ему шляпу, хлыст и перчатки, он спросил:

— Кто был здесь раньше всех утром?

— Генри, милорд, — ответил дворецкий, указав на одного из лакеев.

— Кажется, у нас был ранний визитер этим утром — в шесть часов, по-моему?

— Да, милорд, — подтвердил Генри, — как раз когда я заступил на дежурство.

— И кто это был?

— Это была леди, милорд.

— Она назвала свое имя?

— Нет, милорд. Она сказала, что должна видеть молодую леди, которая приехала сюда с ее милостью бабушкой, и что у нее важное дело. Тогда она прошла наверх.

Маркиз на мгновение задумался.

— Долго она была здесь?

— Что-то пятнадцать — двадцать минут, милорд.

— Затем она уехала?

— Уехала, милорд.

— И ты узнал ее?

— Она носила темные очки, милорд, очень темные они были.

— И они были на ней, когда она вышла?

— Были на ней, милорд.

Маркиз более ничего не сказал.

Он уже знал, что произошло.

Ответ на загадку явился ему как свет во тьме.

Он поднялся к себе переодеться.

Его острый ум получил ответы на все вопросы, ставившие его в тупик.

Он спускался вниз оживленный, однако с настороженностью во взгляде, хорошо знакомой тем, кто его знал.

Маркиз вошел в гостиную.

В конце ее он увидел бабушку, сидящую в своем любимом кресле возле камина.

На софе напротив нее сидела женщина со светлыми волосами.

Когда он направился к ним, она повернула голову.

Он сразу понял, что впервые видит Пенелопу Брэкли.

Несомненно, она была прекрасна, но красота ее в чем-то главном совершенно отличалась от красоты ее сестры.

Он поцеловал бабушку и обратился к женщине, сидевшей напротив:

— Доброе утро! Надеюсь, вы спали хорошо.

— О, конечно! — ответила Пенелопа. — В вашем чудесном доме так роскошно и комфортно!

Она смотрела на него с выражением, давно знакомым и привычным маркизу.

Это выражение он видел на лицах стольких женщин!

Оно было откровенно призывным и ясно читалось в их глазах и движениях губ.

Урса не могла бы смотреть на него подобным образом.

Тем не менее голос Пенелопы действительно очень походил на голос ее сестры.

Маркиз понял теперь, каким образом им удалось провести его бабушку.

Он взглянул на часы — уже пора подавать ленч.

В этот миг открылась дверь, и дворецкий объявил:

— Лорд Брэкли, милорд!

Вошел Артур Брэкли, и Пенелопа восторженно вскрикнула.

— Артур! Артур! — восклицала она. — Ты вернулся! Как прекрасно!

Она пересекла комнату и бросилась к нему.

Обняла его и прижала к себе.

Маркиз наблюдал за этой игрой и оценил ее как неплохую.

— Я поехал в Парк[15], — сказал Артур, — и узнал, что ты уехала сюда. Не могу представить зачем.

— Это моя вина, — молвила леди Брэкли, — и я так рада видеть тебя, дорогой Артур.

— Как поживаешь, мама? — Лорд Брэкли наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

Пенелопа все еще льнула к нему, заглядывая в его глаза.

— Я так скучала по тебе, дорогой. Не могу даже описать, как одиноко мне было без тебя.

— В это трудно поверить, — произнес лорд Брэкли скучным голосом и посмотрел на маркиза.

— Мы расскажем тебе обо всем за ленчем, — заметил тот.

Артур Брэкли достал из кармана жилета золотые часы.

— Нам придется поспешить с ленчем. Я должен отбыть в Лондон как можно скорее и взять Пенелопу с собой.

— Я соберу свои вещи сейчас же! — проявила готовность Пенелопа. — Как чудесно отправиться обратно в Лондон, дорогой, и вместе с тобой.

Маркиз с трудом удержался от аплодисментов, услышав в ее голосе нотку неподдельной искренности.

Большое впечатление произвела на него и та чувственность, с которой она придвинулась чуть поближе к мужу.

Отвечая лорду Брэкли, он сказал:

— Я отдам необходимые распоряжения, с тем чтобы не задерживать вас дольше положенного.

Он вышел из комнаты.

Через несколько минут дворецкий объявил, что ленч сервирован.

Не было еще и двух часов, когда, благодаря предупредительности маркиза, лорд Брэкли и его жена отъехали в экипаже, в котором он прибыл.

Когда они скрылись из виду, фаэтон маркиза, запряженный четверкой любимых его лошадей, выкатил из конюшен.

Маркиз был в это время в гостиной с бабушкой.

— Я хочу спросить вас кое о чем, grand-mama, — сказал он.

— О чем же?

— Где живет Мэтью Холингтон?

На губах леди Брэкли появилась улыбка.

— В небольшой деревне под названием Летти Грин, — ответила она. — Это недалеко отсюда, если ехать прямо, а не через Брэкли-парк, как мы ехали сюда.

— Спасибо.

Маркиз уже хотел поцеловать бабушку перед отъездом, когда она спросила:

— Я полагаю, ты едешь искать Урсу?

Маркиз замер, пораженный.

— Значит, вы все знали?

— Я подозревала это с самого начала, — призналась вдова, — а потом, когда утром прибыла Пенелопа, я уверилась уже окончательно!

Маркиз молчал, и она продолжала:

— Сказать правду, мой дорогой мальчик, я никогда особенно не восхищалась Пенелопой. Я всегда думала, что она, может быть, прекрасна внешне — чего, конечно, я не могу видеть, — но ее красота не очень глубока. По сути дела, она очень поверхностна.

— А Урса?

Леди Брэкли улыбнулась.

— Она совсем иная. В ней есть нечто изысканно очаровательное, я это почувствовала в первый же миг, когда она приехала ко мне.

Еще более мягко она произнесла:

— Когда я услышала, как она говорит по-гречески с твоими друзьями и читает греческих поэтов для меня — читает не только глазами, но и сердцем, — я поняла, что она имеет все, необходимое «морской нимфе».

Маркиз затаил дыхание.

Он наклонился и поцеловал бабушку.

— Спасибо вам, grandmama. Пожалуйста, оставайтесь сколько захотите. Я знаю, все здесь будут рады служить вам.

— Я люблю бывать здесь, — сказала леди Брэкли. — А когда ты вернешься, привози с собой Урсу.

Маркиз не ответил.

Он молча вышел из комнаты.

Вдова откинулась в кресле с улыбкой на устах, молясь о свершении того, чего она так хотела.

Маркиз гнал лошадей быстрее, чем когда бы то ни было.

Он хорошо знал округу и без труда нашел Летти Грин.

Первый же, кого он спросил у въезда в деревню, указал ему на дом, где жил Мэтью Холингтон.

В четыре часа маркиз торжественно подкатил к дому.

Он передал поводья кучеру и, спустившись с сиденья, подошел к парадному входу.

Дверь была открыта, и, не позвонив в колокольчик, маркиз вошел в дом.

В холле никого не было.

В самом конце его он увидел открытую дверь.

Словно ведомый каким-то инстинктом, он пошел по пустому коридору, открыл дверь и оказался в комнате, стены которой были заставлены книгами.

Он почувствовал, что именно здесь скорее всего найдет Урсу.

И не ошибся, хотя на первый взгляд в комнате никого не было.

Она лежала на софе, положив голову на подушку, и крепко спала.

Маркиз стоял, глядя на нее, и думал, что более прекрасной, чем она, быть невозможно.

В то же время она была молода, неиспорченна и, как он знал теперь, нетронута.

Он медленно приблизился к софе и опустился на колени.

Ее ресницы — он видел — были еще влажны от слез.

Не в силах сдерживать себя, он наклонился к ней и нежно коснулся губами ее губ.

Он почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по ней.

Не открывая глаз, она прошептала:

— Я… люблю… тебя… я… люблю… тебя!

— Это то, что я желаю слышать все время, моя дорогая, — молвил маркиз.

Его голос разбудил ее, и она в замешательстве смотрела на него.

— Мне… мне… снился сон, но… вы… реальны.

— Я очень реален, и я здесь, чтобы доказать это.

Теперь его губы стали более требовательными.

Это был долгий поцелуй, и Урсе показалось, будто небеса над нею раскрылись и звезды стали слетать на землю.

Она чувствовала их на своей груди, они проходили сквозь тело.

Она не могла думать ни о чем.

Она знала только одно: маркиз здесь, и в мире нет больше ничего, кроме него.

Лишь когда он поднял голову, она смогла тихо и невнятно произнести:

— Почему… почему вы… з… здесь? К… как вы… н… нашли… меня?

— Как могли вы уехать, не дав мне знать? Неужели вы на самом деле думали, что я согласился бы потерять вас?

— Н… но… Пенелопа… — запинаясь, произнесла Урса.

— Ваша сестра уехала обратно в Лондон со своим мужем, — сказал маркиз, — и теперь не надо больше притворства и розыгрышей.

Он увидел краску, подступившую к щекам девушки, и смущение в ее глазах.

— Я… я… с… сожалею, — сказала она. — Я… притворялась… сначала, чтобы… п… помочь… Пенелопе…

— А затем, чтобы помочь мне! — закончил за нее маркиз. — Теперь мы можем наконец стать самими собой. Я лишь хочу знать, моя любимая, как скоро смогу жениться на вас?

Урса широко открыла глаза.

— Ж… жениться… на мне? Вы… просите меня… выйти замуж… за вас? — шептала она. — Но… как могу я… после того, как я… притворялась… Пенелопой… и она… будет… негодовать.

— Меня не заботят чувства вашей сестры. Я думаю, моя дорогая, что во всех этих подменах и розыгрышах мы нашли самое важное для нас.

Его губы приблизились к ее губам, и он тихо сказал:

— Это то, что называется любовью, Истинной Любовью, которую я искал всю жизнь.

Урса онемела от волнения.

— Я люблю вас… я люблю вас… всем сердцем… и душой! — сказала она. — Н… но как… можем мы… пожениться? Что скажет ваша… бабушка?

— Моя бабушка будет в восторге! Это она сказала мне, где вы живете, а также, что она с самого начала поняла, что вы — не Пенелопа.

— К… как смогла… она… узнать это? — встревожилась Урса.

— Потому что вы с сестрой различны во всем, — объяснил маркиз. — И вы должны простить меня, моя дорогая, за прошлую ночь.

Урса задохнулась от волнения.

Она покраснела и уткнулась лицом в плечо маркиза.

Он крепко прижал ее к себе.

— Вы так отличаетесь от всех, кого я знал, — сказал он, — но мой разум к тому времени был уже отравлен сплетнями, которые я слышал о вас, вернее, о вашей сестре, и, поскольку я желал вас более, чем кого-либо прежде, то оказался глупцом, осмелившимся напугать вас.

— Я… я… плакала, — прошептала Урса, — оттого, что я… прогнала… вас… и я думала, что… теперь я… никогда не увижу… вас вновь… и что я… поступила… глупо.

— Вы поступили правильно, и я не могу представить, чтобы вы сделали что-либо не так.

Затем он спросил совершенно другим голосом:

— Сколько мужчин целовали вас?

— Ни один… за исключением… в… вас, — ответила Урса.

— Я так и думал, — улыбнулся маркиз. — И, моя дорогая, никто больше не будет, я убью любого, кто попытается!

— Я полюбила вас и… не позволю… никому… дотронуться до меня. Я чувствовала себя такой… одинокой и такой несчастной… когда я вернулась домой… я была уверена, что вы… ненавидите… меня.

— Вы привели меня в замешательство, — признался маркиз. — Почему вы чувствовали себя одинокой, когда вернулись домой?

Поколебавшись немного, Урса вручила ему письмо отца.

— Все это облегчает наше положение, — заметил по прочтении его маркиз.

Она глядела на него с изумлением, и он сказал:

— Как скоро вы можете выйти за меня замуж?

Урса затаила дыхание.

— Значит ли это, что вы… действительно просите меня выйти за вас… замуж?

— Я изложу это несколько яснее, — улыбнулся маркиз. — Я хочу жениться на вас, я намерен жениться на вас, и вы — единственная, кому я когда-либо делал предложение.

Урса от волнения сжимала пальцы.

Хотя это звучало как волшебная музыка, она колебалась.

— Что вас беспокоит? — мягко спросил маркиз.

— Вы… знаете о своей… репутации… — сбивчиво ответила она, — очень… живого человека, любившего… немало утонченных и… великолепных женщин… в Лондоне.

Маркиз слушал ее не прерывая.

— Как же… я могу… соперничать с… ними?

Маркиз обнял ее.

— Теперь послушайте меня, моя дорогая. Я знал, что рано или поздно этот вопрос возникнет. Но сейчас я до такой степени заинтригован и взволнован, что не способен как следует думать.

— Но вы… должны… подумать об этом, — настаивала Урса. — Одно дело… любить вас… но выйти… замуж…

Она содрогнулась.

— Если я… надоем вам… и вы… оставите меня… для меня… останется лишь… желать смерти.

Маркиз притянул ее к себе.

— Зачем умирать? Мы будем вместе, и все вокруг станут изумляться, видя, как мы счастливы.

— Как можете… вы быть… уверены в этом?

— Разве я могу сомневаться, что вы — самая привлекательная, самая прекрасная и самая восхитительная женщина, какую я когда-либо встречал? Поэтому прошу вас выйти за меня, мое сокровище.

Он помолчал немного и продолжал совершенно иным тоном:

— А еще я прошу вас играть в моей жизни такую роль, которая, я думаю, недоступна никакой иной женщине.

Урса в изумлении смотрела на него.

— Какую же? — спросила она.

— Я думаю, единственно верное слово для ее обозначения, — медленно сказал маркиз, — мой партнер.

— Ваш партнер? — повторила Урса. — Я не… понимаю.

— Извольте, я выражусь яснее. Когда вы играли роль вашей сестры, вы были настолько умны и дипломатичны с господином Орестосом, что я тогда подумал: вот на чью помощь я мог бы положиться во всех моих делах.

Он засмеялся.

— Должен признаться, никогда ранее не думал о женщине-помощнице, но мне так часто не хватало кого-то, кто помогал бы мне, с кем я мог бы обсуждать свои дела в полной уверенности, что все мои секреты останутся втайне.

— Я все еще… не… понимаю, — смущенно произнесла девушка.

— Как я уже говорил, вы великолепно вели себя с Орестосом, и он искренне хотел, чтобы вы посетили вместе со мной Грецию. Я совершенно уверен, будучи весьма расчетливым, он сообразил, что вы представляете большую ценность, так как способны внести серьезный вклад в работу, которой я занимаюсь для их военного флота.

— Не думаете же вы… что…

— Именно так, — развеял ее сомнения маркиз. — Я говорил с вами на разные темы, и вы ошеломили меня своими разумными замечаниями, а также знанием жизни в других странах, чего я никак не мог ожидать от вашей сестры.

— Не могла же я… сказать вам, — ответила Урса, — что… много путешествовала… с папой и встречалась со многими… интересными людьми.

— И говорите на многих иностранных языках, не так ли?

— На многих, — призналась Урса.

— Вот еще одна сфера, где мне нужна ваша помощь. Я говорю по-французски, довольно сносно по-итальянски, и это — все.

— Вы знаете, я… помогу вам… если смогу, — пообещала Урса.

— Именно это вы и будете делать, — твердо сказал он. — Мой партнер, являющийся к тому же моей прекрасной женой, должен будет следить за своей долей бизнеса, касается это Греции, или другой страны, или поддержания Чарнвуда в таком состоянии, в каком я хочу его видеть.

— А теперь вы… пугаете меня, — поникла Урса. — Как смогу я делать… все это?

— С большой легкостью, — ответил маркиз. — А я обещаю по-настоящему загрузить вас работой.

Урса обратила на него тот умоляющий взгляд, который казался ему удивительно трогательным.

— Неужели… вы… говорите мне… правду, а не просто то… что — вы знаете — доставляет мне радость?

— Уверяю вас, каждое мое слово правдиво, потому что я всей душой жажду быть с вами. Вы уже вдохновили меня на грандиозные идеи, их я смогу воплотить в будущем.

Урса оживилась немного, а он продолжал:

— Если вы и дальше не будете стимулировать меня и вдохновлять своей любовью, я ничего не достигну.

Девушка засмеялась.

— Вы скромничаете. Вы знаете о своих… блестящих способностях, и у меня… чувство, что вы… никогда не потерпите поражения в любом деле, за которое возьметесь.

— В одном-то уж точно я не потерплю поражения, — заявил маркиз. — Скажите же мне, моя дорогая, как скоро вы выйдете за меня?

— Вам… так мало… известно обо мне, — прошептала Урса, — вы знаете меня лишь как самозванку.

— Я восхищен вашей ролью самозванки и, уверен, стану восхищаться и реальной Урсой, когда узнаю ее. Не будем же терять время.

— Нет необходимости… так спешить, — робко заметила девушка.

— Надо спешить, — доказывал маркиз. — Прежде всего, я не намерен оставлять вас здесь одну, пока ваш отец в отъезде, а вернется он еще не скоро. Поэтому я забираю вас обратно в Чарнвуд, и чем скорее мы поженимся, тем легче будет для меня.

— Легче? — переспросила Урса.

— Безусловно, намного легче, нежели лежать без сна, ожидая и любя вас и зная, что я должен надеть кольцо на ваш пальчик, прежде чем смогу войти в вашу спальню.

Урса покраснела.

Да, подобное редко случается с женщинами его круга.

— А вдруг, — сказала она, — когда вы… женитесь на мне, я… не смогу сделать… все, что вы… хотите, и вы… обнаружите, что слишком… поторопились… с решением.

Маркиз рассмеялся.

— Мне кажется, я принял это решение уже давным-давно, хоть этот срок измеряется всего лишь реальными днями и часами. В вас — все, что только может желать мужчина в женщине, и поскольку вы уникальная и единственная в мире женщина, предназначенная для меня, я не хочу подвергаться риску утратить вас.

Он крепче прижал ее к себе со словами:

— Вы теперь моя — навсегда. Мы думаем об одном и том же, мы понимаем друг друга, и все, что мы должны сделать немедленно, — это пожениться, не вызывая никаких кривотолков.

— Слуги… в Чарнвуде, — тихо произнесла Урса, — должно быть, знают, что Пенелопа приехала на мое место.

— Старшие слуги знают об этом, — подтвердил маркиз, — но они так долго служат моей семье, что ничего не говорят посторонним. Если они и были шокированы поведением вашей сестры, на вас это не распространяется. Вы приехали как Урса, и как Урса вы возвратитесь.

Он поцеловал ее в лоб и добавил:

— Я знаю, они примут вас с распростертыми объятиями как мою жену так же, как и мои родственники.

— А у вас… их… много? — забеспокоилась Урса.

— Слишком много, — ответил маркиз. — Но я не обрушу их всех на вас, пока не закончится наш длинный медовый месяц и пока мы не посетим Грецию, где вы поможете мне в моих планах.

Урса молчала, и тогда он сказал:

— Итак, решено. Завтра я посылаю своего секретаря в Лондон за особым разрешением. Мы обвенчаемся в церкви в присутствии лишь моей бабушки.

— Именно такой свадьбы я бы хотела! — воскликнула Урса. — Но я уверена, ваши друзья будут сильно разочарованы, ожидая от вас большого приема с множеством гостей.

— То, чего я всегда боялся, — сказал маркиз. — На меня тоску наводят люди, которые без умолку говорят о свадьбе еще до того, как она свершится, и судачат о близких и дальних родственниках.

— По крайней мере вам… не нужно будет… беспокоиться об этом, — заметила Урса.

— Единственное, чего я хочу, это чтобы вы запомнили нашу свадьбу как одно из счастливейших мгновений в вашей жизни.

— Это… все звучит… слишком красиво… чтобы стать явью, — прошептала Урса.

— Так все и будет, мое сокровище, — уверенно сказал маркиз. — И мы запомним это навсегда.

Он поцеловал ее и продолжал целовать до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

— Надевайте шляпу, — прерывисто молвил он, — и мы отправляемся обратно в Чарнвуд.

К его удивлению, Урса остановилась в нерешительности.

— Я хочу… — робко произнесла она, — о чем-то… попросить… вас.

— О чем?

— Вы сказали, что хотите… жениться… сразу… но не могли бы вы… пожалуйста, дать… мне время приобрести… несколько… новых платьев.

Маркиз удивленно посмотрел на нее, но она торопливо продолжала:

— То, что вы видели на мне до сих пор… принадлежит Пенелопе. Когда она прибыла к вам, она дала мне свое платье, чтобы я уехала в нем, а все думали, будто это она. Все вещи, которые я привезла в Чарнвуд, остались там.

— Я совсем забыл, — засмеялся маркиз, — как важна одежда для женщин, и, конечно, моя дорогая, у вас должно быть приданое, даже если нам придется срочно покупать его на каждой остановке нашего свадебного путешествия.

— Вы действительно так думаете? — просияла Урса. — Тогда я буду чувствовать себя лучше… Ведь вы теперь впервые… видите меня… деревенской простушкой и, наверное, очень… разочарованы.

Маркиз взглянул на нее и подумал: «Может ли кто выглядеть более прелестно?»

Он предпочитал видеть ее без всякого подкрашивания, которое использовалось для того, чтобы сделать ее более похожей на сестру.

В его жизни было достаточно модных, с изощренным вкусом женщин, и он понимал, что пришлось чувствовать Урсе.

Но это не должно беспокоить ее в будущем.

— Вам предоставят самую прекрасную одежду лучшие магазины на Бонд-стрит, — пообещал он.

— Мы не едем в Лондон?

— Конечно, нет, — ответил маркиз. — Они пришлют нам свои изысканные платья, чтоб мы могли выбрать, и предоставьте это мне. Я помогу вам стать похожей на греческую богиню, сошедшую с Олимпа.

Урса рассмеялась.

— Я вряд ли смогу поверить, что это возможно. Но господин Орестос будет весьма… польщен, если мы… скажем ему, что я по крайней мере пыталась… выглядеть так.

— Уж я постараюсь, чтобы ваши беседы с господином Орестосом ограничивались боевыми кораблями и их оборудованием.

Урса рассмеялась, а он произнес серьезно:

— Уверяю вас, я буду очень ревнивым мужем и не потерплю в вашей жизни ни одного мужчины, кроме меня.

— Разве можно… думать всерьез, что мне… будет нужен… кто-либо, кроме вас? Найдется ли на свете кто-нибудь, такой же умный и… замечательный, как… вы.

— Мне бы хотелось, чтобы вы постоянно так думали, — улыбнулся маркиз. — А теперь, когда мы решили эту проблему, есть у вас еще какие-либо сомнения?

— Нет, — молвила Урса, — за исключением того, что мне до сих пор трудно… поверить в реальность происходящего.

Маркиз встал с софы, Урса тоже поднялась, и он сжал ее в объятиях.

— Я люблю тебя, и мне трудно думать о чем-то другом. Однако нам необходимо помнить, что нецелесообразно сообщать кому бы то ни было о нашей свадьбе, пока мы не окажемся за пределами Англии, в Средиземноморье.

— Значит, мы… поедем прямо… в Грецию? — спросила Урса.

Маркиз покачал головой.

— Я задумал нечто совершенно особенное, моя дорогая, чтобы сделать тебя счастливой, но мы поговорим об этом позже. Теперь же я хочу вернуться домой, где ждет нас grandmama; она желает сказать тебе, что ты — исполнение ее молитв.

Он поцеловал ее вновь, а она затем молча поднялась в свою спальню.

Глава восьмая

Маркиз оглядел комнату, в которой его оставила Урса.

Он увидел книги, принадлежащие ее отцу, и подумал, что для женщины, способной понять их, проблемы повседневного бизнеса должны показаться несложным делом.

«Она уникальна, — размышлял он, — и любовь к ней сделает мою жизнь совершенно иной, непохожей на прошлое существование».

Его предпринимательский дебют в Индии и Греции казался ему удовлетворительным.

Однако значительная часть его жизни была потрачена на погоню за прекрасными женщинами.

Учась в школе, а затем в университете, он проявлял большие способности, нежели многие из его сверстников.

А теперь с помощью Урсы он достигнет таких высот, которые не виделись ему даже в самых амбициозных планах.

Казалось невероятным, что такая прелестная девушка обладает к тому же столь развитым умом.

Он инстинктивно чувствовал, что их будущее окажется успешным и счастливым.

Урса спустилась вниз и прошла на кухню; там она оповестила пожилую пару, служившую у них, что отправляется в Чарнвуд Корт.

— Желаем вам всего самого доброго, мисс Урса, — хором сказали они.

Девушка поведала и о том, что ее отец женится, чем крайне их удивила.

Но вопреки ее опасениям они ничуть не были встревожены скорым появлением в доме новой хозяйки.

— Папа возвратится сюда со временем, — сказала Урса, — вернусь и я. Я уверена, вы будете присматривать за всем без нас, а я позабочусь о том, чтобы вам еженедельно посылалось жалованье.

— Вы говорите так, будто тоже едете за границу, мисс Урса, — молвил старый слуга.

— Может быть, поеду. Если у вас возникнет нужда в чем-либо или какие-то трудности, скажите священнику. Он обязательно поможет вам.

— Все будет в порядке, пока мы здесь, — заверили ее слуги.

Через несколько минут Урса уехала с маркизом под напутственные возгласы пожилых супругов.

Великолепная упряжка маркиза быстро понеслась по дороге.

Он украдкой взглядывал на Урсу, и каждый раз она ему казалась все более прекрасной.

Она же чувствовала, что он уносит ее прочь от одиночества и тоски, о чем она так мечтала.

Он уносил ее в рай, существовавший ранее лишь в ее сердце и, казалось, недостижимый для нее.

«Я люблю… тебя, я люблю… тебя», — хотелось повторять ей вновь и вновь.

Стесняясь слишком явно проявлять свои чувства, она лишь чуть-чуть придвинулась к нему.

Они почти не разговаривали, поскольку ехали очень быстро.

Наконец впереди показался Чарнвуд Корт.

Урса смотрела на него как на сказочный дворец, еще более роскошный, чем тогда, когда увидела впервые.

«Неужели это действительно возможно, — недоумевала она, когда они въезжали в дубовую аллею, — и я выхожу замуж за принца из волшебной сказки?»

Он был пока еще нереальным, как будто сошедшим с картинки на книжной странице.

Догадываясь о ее чувствах, маркиз хранил молчание, пока лошади не остановились перед парадным входом.

Затем он нежно сказал:

— Добро пожаловать домой, моя любимая.

Она улыбнулась ему.

Пока конюхи выбегали из конюшен, лакеи открыли дверцы фаэтона.

Они ступили на красный ковер и вошли через парадный вход.

— Ее милость внизу? — спросил маркиз Хаттона, ожидавшего их.

— Да, милорд, ее милость в гостиной.

Взяв Урсу за руку, маркиз вошел в комнату.

Как и ожидала девушка, вдова сидела у окна, и от вечернего солнца ее белые волосы казались розовыми.

Дворецкий не объявил их прибытие, и лишь когда они пересекли половину комнаты, леди Брэкли сказала:

— Это ты, Гай?

— Да, это я, grandmama, и я привез с собой Урсу.

Леди Брэкли поднялась и протянула к ним руки.

— Я так рада, так рада.

Маркиз поцеловал ее, то же самое сделала Урса.

— Ты что-то хочешь сказать мне? — спросила вдова.

— Мы должны венчаться как можно скорее, grandmama, — ответил маркиз.

— Именно об этом я молилась, ибо знаю, тебе нужна именно такая жена, как Урса.

Услышав эти простые и искренние слова, девушка не могла сдержать слез.

— Я никогда не думала, приехав… сюда, что… это может… произойти, — промолвила она.

— Я понимаю, дорогое дитя, — сказала леди Брэкли. — Но, как ты сама объяснила мне, люди, утратившие зрение, обладают способностью к восприятию, недоступному тем, кто видит. С того момента, как ты вошла сюда, играя роль своей сестры, я знала, что ты совершенно иная, не такая, как она.

Она улыбнулась.

— Затем я полюбила тебя и подумала, что, возможно, ты послана Богом для моего любимого и самого дорогого внука.

— Вы оказались совершенно правы, grandmama, — произнес маркиз, — так помогите же обставить наше венчание так, чтобы никто не узнал об этом, пока мы не отправимся в свадебное путешествие.

— Это будет совсем не трудно для трех единомышленников, — изрекла вдова.

За ужином маркиз развлекал их рассказами о своих приключениях в Индии.

Он попросил Урсу поделиться наиболее интересными впечатлениями о тех местах, где она побывала с отцом.

Она вспомнила об экзотической пище, которой их угощали в различных племенах Африки и в некоторых странах Востока.

Когда вдова ушла спать, Урса задержалась на несколько минут в гостиной.

— Ты счастлива? — спросил маркиз.

— Так счастлива, что… не могу… выразить это… словами.

— Тогда завтра ты должна сыграть мне на фортепьяно. Я хочу слушать тебя, тогда мне будет легче воздержаться от желания целовать и целовать тебя.

— Легче? — удивилась Урса.

— Любовь к тебе так переполняет меня, — сказал маркиз, — что я больше не осмелюсь испугать тебя, как в ту ночь, а значит, я должен ждать, когда ты станешь моей женой, чтобы сказать тебе, как сильно я люблю тебя.

Он вовсе не был убежден, что Урса понимает смысл его слов.

Это до глубины души волновало его: ведь ни один мужчина не любил ее чувственной любовью.

Она не представляла, как отчаянно и безоглядно он желал ее.

Ее отличали чистота и невинность, именно то, что он всегда желал видеть в своей будущей жене.

Существует ли для мужчины большее счастье, нежели сознавать, что обретенная им женщина принадлежит лишь ему одному?

Наконец он отвел Урсу наверх и, прежде чем она ушла в свою спальню, нежно поцеловал ее.

Затем удалился в свою комнату.

Он благодарил Бога за то, что она так разительно отличается от женщин, с которыми он испытывал азарт страсти, слишком быстро угасавший.

По прошествии короткого времени он с трудом мог вспомнить их лица и чары.

Ложась в постель, он думал о венчании с Урсой. Оно должно быть столь прекрасным, чтобы запомнилось им обоим на всю жизнь.

А для Урсы каждый последующий день все более походил на сказку.

— Я хочу послать людей в лучшие магазины на Бонд-стрит, — сказал маркиз бабушке.

Он составил довольно внушительный список необходимого, а домоправительница сняла с Урсы все размеры.

На следующий день в сопровождении опытного и вежливого продавца прибыла целая гора одежды.

Маркиз с пристрастием следил за процессом показа платьев на своей будущей жене.

Она выходила из спальни через дверь в boudoir, и каждый раз маркиз описывал ее новый наряд бабушке.

Он-то хорошо знал, чего хочет, и даже как-то поспорил с девушкой по поводу особенно понравившегося ей платья.

Ей стало понятно, что он оценивает платье не само по себе, а учитывает, как оно подчеркивает ее лицо, волосы и фигуру.

«В конце концов, важно лишь одно, — пришла она к заключению, — восхищается ли он мною в этом наряде и считает ли меня в нем прекрасной».

Она все еще боялась обнаружить, что это — лишь сон.

Она еще не совсем избавилась от мысли, что маркиз в действительности обожает таких женщин, как ее сестра, и она просто обманывается, полагая, будто он боготворит ее.

Наконец одежды были выбраны, и специальное разрешение от архиепископа Кентерберийского получено.

Венчание должно было состояться следующим утром, в десять часов, что было не слишком рано для его бабушки. После этого они отправятся в свадебное путешествие.

— Куда же мы поедем? — спрашивала Урса.

— Это секрет, — неизменно отвечал маркиз. — Но я думаю, моя любимая, ты будешь в восторге.

— Все, чего я… хочу, так это быть… с тобой.

Он рассмеялся с лукавинкой в глазах.

— Странно, но я хочу того же.

Они смотрели друг на друга, и, хотя он не двигался с места, Урсе казалось, будто он целует ее.

Отправляясь спать в тот вечер, она горячо молилась, чтобы Бог благословил их союз и чтобы маркиз всегда любил ее так, как любит теперь.

«Пожалуйста, Боже, помоги мне, — молилась Урса. — Я так мало знаю его мир, я не вынесу утраты его».

Когда она наконец легла, она услышала, как звезды, сияющие за окном, говорят ей, что вняли ее молитвам и помощь свыше, о которой она просила, будет сопровождать ее везде, где бы она ни оказалась.

Маркиз выбрал для невесты белое шифоновое[16] платье.

Оно облегало ее стройную фигуру и тонкую талию, что особенно подчеркивалось благодаря пышной юбке с оборками.

Это великолепное платье создавало впечатление ее прозрачности. В нем она казалась неземной, словно только что сошедшей с облаков.

Маркиз надел ей на голову бриллиантовую тиару[17], принадлежавшую его матери, и закрепил спереди очень тонкую кружевную вуаль.

— Я мечтал, чтобы моя будущая жена надела ее в день свадьбы, — сказал он. — А теперь, мое сокровище, я вручу тебе обручальное кольцо.

Оно было украшено бриллиантом в форме сердца и подходило к среднему пальцу ее левой руки.

Он поцеловал сначала ее руку, а затем кольцо, прежде чем надеть его.

— Я знаю, оно принесет нам счастье.

— Оно прекрасно! — воскликнула Урса. — Благодарю тебя… благодарю… тебя.

А еще в это памятное утро она надела бриллиантовое ожерелье и небольшие, но очень симпатичные бриллиантовые сережки.

Когда она предстала перед маркизом во всеоружии, он лишь смотрел на нее, не в силах вымолвить слово.

— Именно такой я хотел видеть тебя, — сказал он наконец, — и такой ты будешь для меня всю нашу совместную жизнь.

Она думала, что он поцелует ее, но вместо этого он вручил ей букет белых орхидей и предложил свою руку.

Они вышли из boudoir и спустились по лестнице, не выходящей в холл, избежав таким образом внимания слуг.

Лестница привела их прямо в церковь, расположенную с тыльной стороны усадьбы Чарнвуд Корт.

Солнце проникало сквозь цветные витражи окон, освещая утонченную роспись и наполняя церковь золотистой дымкой.

На алтаре были зажжены свечи, повсюду красовались белые цветы.

Маркиз выбрал их потому, что они напоминали его невесту.

Их уже ожидали священник и леди Брэкли; она сидела на передней скамье.

Как будто из глубины церкви лилась тихая органная музыка.

Поскольку венчание было тайным, у маркиза не было шафера; единственными свидетелями бракосочетания являлись священник и grandmama.

Священник читал службу проникновенно.

Наверное, поэтому Урса воспринимала каждое произносимое им слово как благословение, исходящее от самого Бога.

Когда они опустились на колени под тихие звуки органа, ей казалось, что над ними поют ангелы.

Потом они молча поднялись с колен, и маркиз повел Урсу из церкви, вверх по той же лестнице.

Они вошли в boudoir, и он довел ее до двери в спальню.

Остановился и сначала поцеловал ее палец с обручальным кольцом, затем руку.

— Мы отправимся, как только ты будешь готова, мое сокровище, — тихо сказал он и удалился.

Служанки, наряжавшие ее к венчанию, помогли ей переодеться в дорожное платье, поверх которого она надела плащ.

На ней была хорошенькая шляпка, способная удержаться на ветру.

Им предстояла поездка в открытом фаэтоне с упряжкой самых быстрых лошадей.

Однако она все еще не знала, куда они поедут.

Когда она спустилась, маркиз уже ждал ее внизу, там же была и его бабушка. Каждый держал в руке бокал шампанского.

— Мы пьем твое здоровье, дорогая, — подняла бокал вдова. — И ты должна выпить за этот день, который, я уверена, будет счастливейшим в твоей жизни.

— Это уже необыкновенный день, — сказала Урса. — Я никогда еще не была так счастлива и, думаю, Гай счастлив тоже.

— Я скажу тебе, как счастлив я, когда мы прибудем на место, — пообещал маркиз.

Урса еще не догадывалась о цели поездки, но знала, что не должна спрашивать об этом.

Она отпила шампанского, а затем поцеловала леди Брэкли на прощание.

— Я буду скучать по тебе, — вздохнула вдова. — Когда вы вернетесь, я надеюсь, ты пригласишь меня сюда, если не захочешь погостить у меня.

— Мы сделаем и то, и другое, — сказал маркиз, — а также будем писать вам, grandmama, вы же найдите кого-либо, кто станет писать нам за вас и рассказывать нам о вас.

— Я так и сделаю, — заверила их вдова.

Маркиз поцеловал ее и пошел вперед, а леди Брэкли, поцеловав Урсу, промолвила:

— Я не могу передать тебе, моя дорогая, как счастлива, что ты вошла в нашу семью, и как рада тому, что мой драгоценный внук нашел наконец истинное счастье.

— Благодарю вас за вашу доброту, — сказала Урса, — и обещаю заботиться о нем.

— Не забывай этого, дорогая.

— Я отдам ему навсегда мое сердце.

Урса поспешила за маркизом, и он помог ей взобраться в фаэтон.

Они отправились, взяв с собой лишь конюха, сидевшего на заднем сиденье.

Ехали очень быстро.

Лишь когда они остановились на обед в большой дорожной гостинице, Урса осторожно спросила:

— Ты знаешь, я умираю от любопытства: куда мы едем?

— Ты еще не догадалась?

Она покачала головой.

— Видишь ли, моя яхта стоит в гавани Дувра, — заметил он.

Она вскрикнула, пораженная.

— Мы отправимся на яхте? Какая радость! Мы с папой плыли по разным морям на корабле и всегда мечтали о собственной яхте.

— Ну вот, теперь она у тебя есть, — ответил маркиз. — Я изменил ее название — отныне она «Морская Нимфа».

Так по-гречески звучало ее имя. О, сколько радости доставил он ей этим!

«Морская Нимфа» — это действительно сюрприз.

Она оказалась намного больше, чем можно было ожидать.

Урса поняла, что маркиз строил ее с расчетом испытать на ней свои идеи в оснащении боевых кораблей.

— Я расскажу тебе обо всем этом позже, — сказал он, когда они ступили на борт. — Теперь же я могу сосредоточиться лишь на одном, исключительно на одном — на моей жене.

Они ужинали в доме недалеко от Дувра, принадлежавшем маркизу.

Он иногда пользовался им, когда дальнее путешествие начиналось ранним утром.

Иногда ночевал в этом доме, когда возвращался в Англию поздно вечером, чтобы не ехать в экипаже ночью.

Это был небольшой, но прекрасно обставленный дом.

Слуги, обрадованные присутствием хозяина, приготовили праздничный ужин.

Столовая была украшена цветами.

Потом они поднялись на «Морскую Нимфу», и Урса обнаружила, что каюта владельца яхты, занимавшая всю носовую часть, превращена в беседку, заполненную розами, лилиями, орхидеями…

Яхта тотчас медленно вышла из гавани.

— Теперь наконец мы можем рассчитывать на безмятежный вечер, — сказал маркиз, — не опасаясь, что нас будут беспокоить, а завтра мы отправимся в чудесные края, где, я надеюсь, ты еще никогда не бывала.

— Расскажи мне о них, — попросила Урса.

Он покачал головой.

— Я расскажу тебе позже.

Он ушел в каюту, расположенную рядом, а Урса разделась и легла.

Постель была большая и уютная.

Лежа в ней, девушка видела звезды над головой.

Когда бросили якорь в бухте, в тишине слышался лишь ленивый плеск волн о борт судна.

Ей не пришлось долго ждать.

Маркиз вошел и несколько мгновений стоял, гладя на нее, такую прекрасную, со светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам.

Он лег и обнял ее, чувствуя дрожь волнения во всем ее теле.

И для него этот момент был самым волнующим и трепетным в жизни.

— Я люблю тебя, мое сокровище, моя восхитительная маленькая жена, — сказал он. — Теперь ты принадлежишь мне, и никто никогда не отнимет тебя у меня.

— Я люблю… тебя, — шептала Урса.

— А я обожаю тебя, — вторил он.

Но к чему слова, когда он целовал ее, и восторг блаженства заполнял каждую ее клеточку, и ей казалось, что она возносится к небесам.

Звезды сияли в ее груди.

Его руки и губы касались ее тела и вызывали в ней такой экстаз, о котором она и не подозревала.

И тогда звезды в ее груди неожиданно обратились в маленькие язычки пламени.

Было невозможно ощущать такой пожар страсти и оставаться живой.

И тогда маркиз сделал ее своею, и они стали едины, полностью растворившись друг в друге.

Маркиз разложил на столе свои схемы.

— Вот что мы можем предложить им. Это сделаешь ты, поскольку говоришь по-гречески намного лучше меня и сможешь точно объяснить назначение этого оборудования.

— Я сделаю это, — вдохновилась Урса, — и, надеюсь, он будет в восторге от того, что ты изобрел для него.

— От того, что мы предлагаем ему, — поправил ее маркиз. — Ты — часть этого плана, мое сокровище, и очень большая часть.

— Ты льстишь мне, — смутилась Урса, — но я рада слышать это. А пока я только еще пытаюсь понять довольно сложную конструкцию судна.

— Я знаю это, — кивнул маркиз, — и тебе все блестяще удается. Орестос непрестанно говорит мне, какая ты удивительная, и я начинаю ревновать, видя его внимание к тебе.

Урса рассмеялась.

После приезда в Афины она проявила большие способности в части убеждения греков, что изобретения маркиза уникальны, так как позволяют усовершенствовать их боевые корабли.

По сути дела, новое оснащение давало греческим судам преимущество над прочими кораблями в Средиземноморье.

Несомненно, их свадебное путешествие было самым необычным.

Сначала маркиз повез ее в Африку, поскольку там никто их не знал и не мог побеспокоить.

Он не хотел ни с кем говорить и смотреть на кого-либо, кроме нее.

Это были две недели такого неземного счастья, что Урса не могла представить, как они уедут оттуда.

Однако, пока они медленно продвигались по Средиземному морю, маркиз начал говорить с ней о своей работе.

Урса чрезвычайно увлеклась этим.

Она уже осознала, в чем может заключаться ее помощь.

Наконец они прибыли в Афины. Мистер Орестос уже ждал их.

Урса незамедлительно включилась в дела, как будто только и занималась всегда подобной работой.

Греки с большим энтузиазмом принимали все их предложения.

Были разработаны и приняты окончательные планы обновления греческого флота, и настало время прощания с Афинами.

— Куда мы направимся теперь? — спросила Урса.

Муж не отвечал, и она поняла — он держит что-то в секрете от нее.

— Что-нибудь случилось? — поспешно спросила она.

— Ничего плохого, мое сокровище. Даже, я бы сказал, весомый комплимент нам.

— В чем?

— В том, что у меня здесь.

Маркиз взял со стола конверт, и Урса увидела на нем печать с внушительным гербом.

— Ты хочешь прочесть это, — спросил он, — или мне рассказать его содержание?

— Лучше расскажи мне и постарайся смягчить удар, если там неприятность.

— Все не так уж плохо, — улыбнулся он.

Затем взглянул на нее и придвинулся ближе.

— Что-то я давно не целовал тебя, — возмутился он. — Когда ты начинаешь говорить со мной как партнер, я забываю в этот миг нежность твоих губ.

Он страстно притянул ее к себе и стал пылко целовать.

Она чувствовала, как желание вновь овладевает ими.

— Дорогой, подожди, мы должны закончить работу, — задыхаясь, еле проговорила Урса.

— Работа может подождать, работа — ничто по сравнению с моей жаждой, — ответил маркиз.

Он увлек ее из каюты, которую они превратили в рабочий кабинет, в каюту, где они спали.

Запер дверь и вознес Урсу на кровать.

Она не протестовала, поскольку успела постигнуть: нет ничего важнее, чем счастье, которое они обретали в объятиях друг друга.

Он снял мундир и галстук и вновь целовал ее.

Невозможно было о чем-либо думать — их поглотил всесильный экстаз.

— Я люблю тебя, — сказала Урса.

— Ты моя, — промолвил маркиз, — моя целиком. Скажи, существует ли еще что-нибудь на свете, кроме нашей любви?

— Больше нет ничего, — ответила Урса, — и я хочу, чтобы ты всегда чувствовал это.

Они вновь поднимались в небо.

Но теперь не звезды, а солнце ожидало их.

Палящее солнце, в котором они растворились; осталась лишь любовь, дарованная им Богом.

Не скоро они возвратились в каюту.

Сверху на схемах лежал конверт, о котором они говорили.

— Я совсем забыла, что с этого все началось, — улыбнулась Урса.

Маркиз как-то странно посмотрел на нее, и она спросила:

— Что с тобой? Что-то не так?

— Я просто думаю, насколько ты отличаешься от других женщин, и когда ты в моих объятиях, я ощущаю нечто новое, чего не было раньше, — ответил он. — То же самое происходит, мое сокровище, с твоим восхитительно активным умом. Ты никогда не говоришь того, что я ожидаю услышать от тебя. Всегда — новое, и это пробуждает во мне новые идеи и новые изобретения.

— О дорогой, я надеюсь, что смогу и впредь быть такой. И все потому, что работа с тобой — почти самое волнующее и захватывающее дело, которым я занималась в моей жизни.

В глазах маркиза промелькнули искорки.

— А что же самое волнующее?

— Ты и сам знаешь, — ответила она.

— Если ты будешь так смотреть на меня, то я отнесу тебя обратно в соседнюю каюту, и это письмо, что лежит между нами, так и останется непрочитанным.

Урса рассмеялась.

— Скажи мне, что в нем, и покончим с этим. Там что-нибудь неприятное для меня?

— Надеюсь, нет.

Маркиз открыл письмо со словами:

— Оно написано по-французски, а твой французский не хуже, если не лучше, моего, поэтому прочти сама.

Испытывая некоторую тревогу, Урса взяла письмо, рассмотрела — оно оказалось от французского министерства и имело отношение к военно-морскому флоту.

Из содержания она узнала — их работа получила весьма лестный отзыв.

Французский поверенный в делах сообщал, что ему известно о том огромном труде, который маркиз вложил в переоснащение греческого флота, и имеет удовольствие просить маркиза в удобное для него время посетить Марсель для обсуждения возможности подобного обновления французского флота.

Урса дочитала письмо до конца и сказала:

— Ты стал таким популярным, что все желают работать с тобой. Тебе придется установить очередь и принимать их подобно султану или королю.

Маркиз рассмеялся.

— Это звучит довольно солидно. И конечно, моя дорогая, я думаю, нам не следует отказываться от заказов.

— Они пишут, что спешить нет необходимости, — сказала Урса.

— Да, я помню, — ответил он. — Но не вижу оснований для промедления, тем более что, возможно, итальянцы, немцы и даже скандинавы тоже ощутят потребность в наших услугах.

— А почему бы и нет? — заметила Урса. — Но в то же время у меня есть другое предложение, которое может не понравиться тебе.

Маркиз вопросительно посмотрел на нее.

— Почему ты так говоришь?

Она поднялась из-за стола, за которым читала письмо из Франции, и прошла к иллюминатору.

Снаружи сияло солнце, и море было голубым, как одеяние Мадонны.

Вдали вырисовывались чудо-острова.

Маркиз подошел к ней сзади.

— Что беспокоит тебя и что ты хочешь сказать мне?

Какой-то миг Урса оставалась недвижима, но затем быстро обернулась и спрятала лицо у него на груди.

Он обнял ее.

— В чем дело, мое сокровище?

— Я просто подумала… что было бы… хорошо, если бы мы… поплыли домой.

Маркиз замер от неожиданности.

— Есть какая-нибудь причина?

— Я думаю… ты… догадался… в чем… причина, — очень тихо промолвила Урса.

Он крепче прижал ее к себе.

— Значит, это правда.

— Наш первый ребенок, — еле слышно произнесла она, — родится через шесть месяцев, и я хочу быть дома.

— И я тоже, — сказал маркиз. — Ты совершенно уверена?

— Я была у доктора сегодня утром, когда ты беседовал с господином Орестосом. Он полагает, что все идет превосходно.

Маркиз приник губами к ее губам.

— Моя любимая, мое сокровище, ты знаешь, как много это значит для меня.

— И для меня, — сказала она. — А ты не хотел большой семьи.

— Чем больше, тем лучше, — возразил он. — Мы должны заполнить Корт и еще много других домов, сколько успеем.

Урса рассмеялась.

— Ты слишком спешишь, но я надеюсь, первый ребенок будет весь в тебя, такой же великолепный.

— Ты не должна любить его больше, чем меня, — предупредил маркиз. — Но я думаю, любовь моя, мы будем очень гордиться им, и если у него к тому же будут наши мозги, он явится хорошим дополнением в нашей команде.

Урса хохотала.

— Ты опять обгоняешь события. Прежде всего я хочу, чтобы он был сыном Англии, полюбил лошадей и великолепный Чарнвуд. Мне кажется, мы уже так давно уехали из дома.

— Поэтому мы и отправляемся домой, — заявил маркиз. — Французы могут подождать, но мы заглянем к ним, когда будем проходить Марсель, и уверим их, что они по праву будут первыми в очереди.

— Ты становишься деспотичным, — произнесла сквозь смех Урса.

— Каким я и намерен быть как отец семейства, — изрек маркиз.

Он прикоснулся к ней губами.

— Я люблю тебя, и, как ты говоришь, наш первый сын будет очень важным членом для нашей семьи, а со временем, надеюсь, — и для мира.

— Так же, как ты, дорогой мой, — тихо произнесла Урса.

— Если я что-нибудь значу, то это — твоя заслуга. Но ты права, мы не должны забывать свою страну и свой собственный народ. Людей, о которых ты говорила мне давным-давно и которые так значимы для меня, потому что работают на моей земле и ждут от меня решения их проблем и трудностей, справедливо полагаясь на мою заботу о их счастье.

— Этим ты и занимаешься постоянно, — сказала Урса. — Но, я думаю, они должны видеть тебя и говорить с тобой, тогда, кто знает, может быть, к нам будут стекаться новые идеи, столь же необходимые в нашей округе, как корабли в море.

— Я полностью согласен с тобой. Но, любовь моя, я еще не сказал тебе, как взволнован твоей новостью и как она восхитительна, а также о том, что ты, моя морская нимфа, являешься всем в моей жизни. Ты, по существу, ее начало и конец, и я ничего не смогу без тебя.

— Может, это и не совсем так, — сказала Урса. — Но абсолютно истинно то, что я люблю тебя с каждым днем все больше, а сегодня — поскольку это особенный день — я люблю тебя, Гай, всем сердцем и всей душой.

— Но мне нужен еще твой разум и твое прекрасное тело, — добавил маркиз.

И он стал целовать ее… без лишних слов.

1

Обращение к супруге лорда. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

мой Бог! (фр.)

(обратно)

3

очень, очень красивая (фр.).

(обратно)

4

Да (фр.).

(обратно)

5

лондонская красавица (фр.).

(обратно)

6

госпожа, сударыня (англ.).

(обратно)

7

город в Древней Греции.

(обратно)

8

бабушка (англ.).

(обратно)

9

сердечные дела (фр.).

(обратно)

10

обед в полдень (англ.).

(обратно)

11

будуар (фр.).

(обратно)

12

прогулочной рысцой (фр.).

(обратно)

13

Так точно (англ.).

(обратно)

14

безнаказанно.

(обратно)

15

имение Брэкли-парк.

(обратно)

16

Шифон — легкая прозрачная шелковая ткань.

(обратно)

17

Тиара — украшенный драгоценностями головной убор (фр.).

(обратно)

Оглавление

От автора

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg