Глава 1
Барбара Вилльерс лежала на лужайке неподалеку от усадьбы и рассеянно срывала белые и желтые маргаритки, которые, словно звездочки, выглядывали из травы. Большинство англичан считали их сорняками, но Барбаре они нравились. Она вздохнула и перевернулась на живот. Тепло земли проникало в ее молодое тело и возбуждало смутное чувственное томление, но она была еще слишком юной, чтобы осознать его причины.
Барбара закрыла глаза, прекрасные видения рождались под ее сомкнутыми веками. Она видела себя в изящном платье ярко-зеленого цвета, который удивительно шел к ее темно-рыжим волосам. Величественный дворец… Отблески свечей на стеклах… Великолепно одетые мужчины и женщины заполняют тронный зал… Барбара привлекает всеобщее внимание. На ее тонких пальцах сверкают изумруды; светловолосый король нежно сжимает ее руку, склоняясь в почтительном поклоне. Он безумно влюблен в Барбару, еще мгновение, и он попросит Барбару стать его королевой…
Замечтавшись, Барбара обхватила себя за плечи, и ее пальцы попали в лопнувший под мышкой шов платья. Это вернуло ее к реальности, и она печально улыбнулась. Шел 1658 год, и в Англии не было короля. В стране правили Кромвель и пуритане, казнившие милостивого короля Карла.
Барбара в сердцах вырвала пучок травы, представив, какой могла бы быть жизнь.
— Госпожа Барбара! — Резкий крик прорезал воздух, заставив девушку подняться. Она сощурилась от солнца, пытаясь определить, кто ее зовет.
Толстая служанка Агата, которая обычно еле передвигала ноги, почти бегом взбиралась по склону холма.
— Ну, что там? — нетерпеливо крикнула Барбара.
Агата остановилась, еле переводя дух, и лишь взмахивала рукой, показывая, что не может вымолвить ни слова. Барбара побежала ей навстречу, радуясь тому, как легко движется ее юное гибкое тело. Бедная Агата! Как ужасно быть такой старой и толстой! Служанка все еще тяжело дышала, когда Барбара, добежав до нее, мягко коснулась ее руки.
— Ну давай же, отдышись и говори, что случилось.
— Леди Мэри, ваша матушка, приказала вам срочно прийти к ней. — Агата перевела дух и утерла круглое лицо уголком фартука.
— Плохие новости? Может, кто-то заболел?.. Или умер? — допытывалась девушка.
Агата выпустила из рук фартук, и лицо ее приняло загадочное выражение.
— Хорошие новости. Да еще какие хорошие!..
— Агата, ну же! Рассказывай! — тормошила Барбара служанку.
Агата покачала головой:
— Нет, не могу. Госпожа Мэри хочет сама рассказать вам.
Пальцы Барбары стиснули руку служанки.
— Говори, или я начну щипаться.
Агате самой не терпелось поделиться новостью, и она заговорщицки понизила голос:
— Только не выдавайте меня. Речь идет о том, что все мы отправляемся в Лондон.
Лицо Барбары радостно вспыхнуло.
— Агата, это чудесно! Я стану знаменитой. Имя Барбары Вилльерс будет вписано в историю. Агата с любопытством глядела на нее.
— С чего это про вас станут писать?
— О королевах всегда пишут.
Агата фыркнула:
— Трудненько стать королевой в стране, где нет короля.
Барбара рассмеялась и бросилась вниз по склону к усадьбе.
Служанка, медленно переваливаясь, шла за ней и любовалась легкой, порхающей фигуркой девушки.
— Ох, разобьет она свое сердечко, замахиваясь так высоко. Лучше не суетиться да не высовываться и не заглядываться на журавля в небе.
Прежде чем войти в дом, Барбара задержалась и торопливо пригладила растрепавшиеся волосы. Мать была единственным человеком, перед которым Барбара робела.
Мэри Байнинг, заметив приближающуюся дочь, вздохнула. Красота девушки была настолько яркой, что казалась почти вызывающей. В зале было мрачновато, и рыжая копна волос девушки словно принесла с собой с улицы солнечный свет.
Глаза девушки были удивительно глубокого синего цвета, который никогда прежде не встречался в роду светлоглазых Вилльерсов. Красота ее больших глаз подчеркивалась черными пушистыми ресницами. Пухлые чувственные губы и вздернутый пикантный нос придавали особое очарование лицу девушки.
Мэри подавила раздражение и сказала:
— Подойди ко мне, Барбара. Я должна сообщить тебе новости. Твой отчим и я решили, что не стоит больше сидеть в этой глуши. Мы хотим попытать счастья в Лондоне. И, откровенно говоря, мы думаем, что в Лондоне у тебя будет гораздо больше шансов выйти замуж.
При этих словах сдерживаемое волнение Барбары прорвалось наружу, она порывисто обняла мать и закружилась по залу. Мэри, не дрогнув, вытерпела порыв дочерней нежности. Барбара родилась, когда Мэри было шестнадцать лет; физически она вполне созрела для рождения ребенка, однако материнский инстинкт в ней еще не проснулся. Мэри ненавидела все, связанное с беременностью: неуклюжую полноту, обезобразившую ее стройную фигуру, постоянные физические ограничения. И когда Барбара наконец появилась на свет, мать взглянула на нее холодно и равнодушно. Ее супруг Вильям, лорд Грандисон, был без ума от счастья. Он ласкал младенца и пытался пробудить такие же восторженные чувства в жене:
— Взгляни на нее, дорогая. Она живое свидетельство нашей любви. Это наше будущее.
Бедняга! Возможно, уже тогда он предчувствовал близость своей смерти. Началась гражданская война, и он погиб, защищая короля. В восемнадцать лет Мэри стала вдовой. Это была не единственная потеря, которую ей пришлось пережить. Наследница обширнейших владений и огромного состояния, оцениваемого в 180 тысяч фунтов, она в мгновение ока оказалась почти нищей.
Барбара выросла в безрадостной атмосфере бедности. Она понимала, что мать не любит ее, и смутно чувствовала свою вину. Но в чем она виновата, ей никак не удавалось понять. Возможно, есть какая-то связь с потерянным наследством. Возможно, ее вина в том, что им приходится экономить свечи, без конца чинить и латать одежду, пока она не превратится в лохмотья. Денег вечно не хватало, и им приходилось считать каждый пенс.
Однажды она робко спросила у матери об этом, но та только хмыкнула:
— Что за глупые мысли, дитя! Как могла прийти тебе в голову такая фантазия? Во всем виноват проклятый Кромвель, сначала он отнял у короля жизнь, а потом обобрал нас.
Вид закружившейся в танце Барбары тотчас вызвал у Мэри головную боль, и она резко остановила дочь:
— Перестань, дитя. Тебе следует привести себя в порядок к ужину. У твоего отчима гость — Филип, лорд Честерфилд, и я надеюсь, ты предстанешь перед ним в достойном виде.
Барбара чуть не рассмеялась. Она была нежно привязана к отчиму, Чарлзу, графу Англзи, который приходился кузеном ее родному отцу, но симпатии к его друзьям не испытывала. Седовласые джентльмены бросали на нее такие откровенные взгляды, что у нее возникало желание смыть их с себя.
Барбара послушно поднялась в свою комнату переодеться. Взволнованная радостной новостью, она то и дело возвращалась мысленно к предстоящему путешествию. Все ее существо ликовало и пело: «Лондон! Лондон! Лондон!» Несмотря на презрение к седобородым лордам, она постаралась принарядиться. Теперь, когда ей предстояло выйти в большой мир Лондона, Барбаре захотелось проверить, как действует ее красота.
Она выбрала зеленый наряд, чтобы оттенить пылающие щеки, и перевила распущенные волосы лентой того же цвета. Тихонько напевая, она сбежала по каменным ступеням и вошла в зал. Родители вместе с гостем уже сидели за длинным столом. Барбара остановилась. У нее перехватило дыхание, а сердце ее взволнованно забилось под тонким муслином платья.
Стройный блондин поднялся из-за стола, чтобы приветствовать ее. Никогда прежде в мрачноватых стенах их усадьбы ей не доводилось видеть никого красивее этого человека. Он окинул ее небрежным оценивающим взглядом голубых глаз, и Барбаре пришлось призвать на помощь всю гордость древнего рода Вилльерсов, чтобы овладеть собой. Этот человек показался ей странно знакомым… как, впрочем, и собственное волнение. Вдруг она поняла, — и сердце ее забилось еще сильнее, — что именно этот человек был королем, пригрезившимся ей сегодня. Что это с ней? Разве можно грезить о человеке, которого никогда раньше не видела?
Как сквозь туман, она слышала, что отчим представил их друг другу:
— …Филип Станоп, граф Честерфилд.
Ноги не слушались Барбару, но ей удалось все же сделать реверанс. Граф коснулся ее руки.
— Милорд, — тихо произнесла она, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Как он высок! Глаза его сияют, как два сапфира, а лицо покрыто ровным загаром.
По счастью, родители приучили Барбару не разговаривать во время еды. Она с трудом глотала маленькие кусочки, пытаясь совладать с волнением, сжимающим горло. Барбара разглядывала графа сквозь густые черные ресницы. Ему было чуть за двадцать, но на правой щеке уже залегла морщинка. Ее пальцы невольно дрогнули; ей вдруг захотелось протянуть руку и разгладить морщинку.
Поначалу она не вникала в застольный разговор, но, уловив случайную фразу, поняла, что может узнать кое-что о покорившем ее незнакомце, и стала прислушиваться.
Из разговора ей стало ясно, что Филип так же, как и вся их семья, является ярым роялистом и что он недавно вернулся из Голландии, где делил с принцем его изгнание. Нет, не с принцем, вдруг поняла Барбара. В кругу истинных друзей королевской фамилии о принце уже открыто говорили как о короле Карле II. Барбара смутно вспомнила: они называли его «Черный Мальчик», за смуглый цвет лица. В детстве Карл был большим приятелем ее кузена Джорджа. Позже она то и дело слышала разговоры о его обаянии и способности покорять сердца. Но Барбара думала, что этот смуглый подросток, к сожалению, вовсе не похож на короля.
А вот граф Честерфилд — она опять украдкой взглянула на него из-под пушистых ресниц — был истинным воплощением царственного величия.
Мягкий голос матери упомянул о его супруге, и Барбара почувствовала, как холодный страх сковывает ее сердце. Но дальнейший ход разговора позволил девушке вздохнуть с облегчением. Они говорили о его жене, Анне Перси Нортумберлендской, умершей три года назад. «Какое счастье, что она умерла! — воскликнула про себя Барбара и тут же прошептала торопливо: — Господи, прости меня!» Она зябко поежилась. Как можно радоваться тому, что молодая женщина зарыта в сырую холодную землю и навсегда лишена тепла, света… и никогда больше не увидит своего мужа Филипа Станопа!
Филип, повеса и соблазнитель, хорошо представлял себе, какие чувства обуревают сидящую напротив Барбару, и в свою очередь ощутил, как кровь быстрее побежала по его жилам: «Ну и ну, до чего чувственна эта малышка!» Ни при английском дворе, ни за пределами Англии ему не встречалась такая красавица.
Филип лениво представил себе, как в Лондоне ей проходу не дадут. Но, черт побери, он не позволит этим повесам приблизиться к ней, пока не натешится сам.
Неужели она еще девица? — размышлял Филип. Возможно ли, чтобы ее страстность еще не обнаружила себя? Или какой-нибудь мальчишка-конюх уже повалялся с нею на соломе? Да, впрочем, какая разница? Филип собирался вкусить ее прелестей и обучить ее кое-каким вещам, вряд ли известным простому конюху.
Он поднял бокал и, улучив момент, когда родители Барбары не смотрели на него, украдкой взглянул на нее. Его глаза улыбнулись ей над краем бокала, и Барбара с ужасом почувствовала, как вспыхнули ее щеки. «Сейчас, наверное, щеки полыхают сильнее волос», — смущенно подумала она. Но на помощь ей пришло врожденное кокетство, и, несмотря на неловкость, Барбара очаровательно улыбнулась в ответ и поднесла к губам свой бокал.
Пока граф пил, она не могла отвести глаз от его твердо и в то же время изящно очерченных губ. И вдруг ей захотелось коснуться их, медленно провести по ним язычком. Потрясенная своим желанием, она так крепко сжала ножку бокала, что, казалось, еще немного и стекло хрустнет в ее руке.
После ужина все расположились перед камином, разговор сделался отрывочным. Барбару раздирали эмоции и смущали непривычные ощущения, ей стоило труда держать себя в руках. На лбу девушки выступили бисеринки пота.
Мэри заметила состояние дочери.
— Должно быть, ты выпила слишком много вина. Пойди приляг. Сон — единственное, что помогает в таких случаях.
Барбара с благодарностью посмотрела на мать и встала с кресла. Удивительно, что ей хотелось покинуть общество графа, но она чувствовала странное томление, словно слишком долго сидела возле огня. Ей не терпелось скорее попасть в свою комнату и осознать, что же с ней происходит.
Она пожелала всем доброй ночи и направилась к каменной лестнице. После ее ухода Филип тоже поднялся; сказав, что ему нужно выйти, и извинившись перед хозяевами, он быстро последовал за Барбарой. Она даже не успела испугаться, когда его властные руки обняли ее и развернули к себе.
— Прошу прощения, госпожа, — улыбаясь, сказал граф. — В уголках ваших губ притаился поцелуй, и я чувствую себя вправе претендовать на него.
Он нагнулся и поцеловал Барбару в уголок рта, и ее губы раскрылись под его нежным поцелуем. Никогда в своих детских мечтаниях она не воображала, что поцелуй может иметь над ней такую власть. Голова у нее закружилась, ноги подкосились; она упала бы, если бы Филип не поддержал ее. И, возможно, чтобы не упасть, она обвила руками его голову и сильнее прижалась к нему, продлевая поцелуй.
Филип довольно рассмеялся и прошептал, не отводя губ от ее рта:
— Похоже, я не ошибся в тебе.
Его смех был вызван пробуждающейся в нем чувственностью, но Барбара по неопытности сочла, что он насмехается над ней, и, вырвавшись из его объятий, устремилась вверх по лестнице.
Она влетела в свою комнату, задыхаясь, хотя обычно с легкостью взбегала по этим ступеням раз по десять на дню. У стены напротив двери стояло трюмо, и она зачарованно уставилась на свое отражение. Вот, значит, как выглядит женщина, которую только что поцеловали. Барбара уже давно думала о себе как о женщине. Волосы ее были в живописном беспорядке, а большие синие глаза казались вдвое больше обычного. Но дольше всего она разглядывала свои губы. Они стали еще ярче, полнее, и девушка изумленно коснулась их пальцами. Неужели он так же мгновенно влюбился в нее, как она в него? Зачем же иначе он так стремился поцеловать ее?…
Она подошла поближе к зеркалу. Всю жизнь она слышала лестные отзывы о своей внешности, все посещавшие их дом, сходились во мнении, что она самая очаровательная девочка в Англии. Но у нее не было возможности сравнить себя с кем-либо. Должно быть, множество женщин влюблены в Филипа Станопа.
Она приспустила лиф платья, подражая придворным дамам, которых видела на картинах той поры, когда общество еще не облеклось в строгие пуританские наряды, предписывающие полностью закрывать грудь. Потом, охваченная странным порывом, она полностью обнажила груди. У нее перехватило дыхание. Да, именно в этом был источник того тревожного ощущения, которое у нее возникло, когда Филип целовал ее: соски ее полных грудей набухли и затвердели. Странно, ведь в комнате так тепло. Она была озадачена новыми ощущениями, к которым добавилось щекочущее тепло, зародившееся где-то в низу живота.
Вдруг она вспомнила, как быки влезают на коров в поле, и в ее широко открытых глазах мелькнуло прозрение. Барбаре, как всякой выросшей в деревне девушке, была известна механика соития, но до сих пор она не представляла, что побуждает животных спариваться. Днем, прижимаясь к теплой земле, она ощущала нечто подобное, но то было лишь смутное, неопределенное томление. Сейчас все стало предельно ясно — ей хотелось, чтобы Филип взобрался на нее, подобно тому, как бык взбирается на корову.
У двери раздалось легкое царапание, и не успела она обернуться, как Филип был уже в спальне.
— Т-с-с… Твои родители еще беседуют у камина. Но я откланялся пораньше, сославшись на утомительную дорогу.
Увидев его, Барбара мгновенно поняла, что предчувствовала его приход. Ум никогда еще не подводил ее. Но главным ее достоинством была непосредственность, и повинуясь безотчетному желанию, она подбежала и бросилась ему на шею. Он рассмеялся и заключил ее в объятия. Пальцы Барбары запутались в его волосах, она страстно прижалась к нему всем телом, словно желая слиться с ним в единое целое.
Три недели спустя Барбара и ее отчим скакали в Лондон. Все в ней ликовало, поскольку каждый шаг приближал ее к Филипу. Она сжимала ногами теплые бока, с удовольствием ощущая упругую плоть лошади. Удивительно, каким живым и отзывчивым стало ее тело после того, как Филип открыл ей, для чего оно предназначено. Она и прежде не ощущала никакой скованности, но то была лишь иллюзия. Сейчас наконец она сбросила толстую верхнюю кожу, и для нее открылся новый мир восхитительных плотских ощущений.
К волнению от предстоящей встречи с Лондоном примешивалось легкое чувство страха. Что если столица останется равнодушной к появлению Барбары Вилльерс? Она вздрогнула и, отгоняя трусливые мысли, пришпорила коня. Впереди ее ждал Лондон! Любовь! Слава!
Глава 2
Барбара крепко обхватила ногами бока лошади. Размеренные движения животного напоминали ей о ночи, проведенной с Филипом, когда их сплетенные тела двигались в унисон. Мысли о Филипе поглотили ее. Лондон возник перед ней совершенно неожиданно, как волшебное видение. У девушки перехватило дыхание, и, натянув поводья, она остановила лошадь. Панорама была великолепна. Впереди, за лугами и сонными предместьями высился Лондон. Силуэт города, раскинувшегося на речных берегах, состоял из сотен тонких устремленных в небо церковных шпилей. Сердце Барбары отчаянно забилось, такой маленькой и ничтожной показалась она себе рядом с великим Лондоном.
Чарльз оглянулся, придержал коня и нетерпеливо крикнул:
— Эгей, ты что, потеряла голову, детка? Давай-ка поспешим. Я жду не дождусь ужина!
Барбара рассмеялась и хлестнула лошадь. Мгновение спустя она перегнала отчима. Она скакала как безумная навстречу Лондону. Они миновали поля, где скот лениво щипал траву, даже не взглянув на двух проскакавших мимо всадников. Миновали селянок, спешивших по своим обычным делам, и Барбаре захотелось крикнуть им: «Взгляните же на меня! Я еду покорять Лондон!» Она вдруг испытала острую жалость к этим женщинам, чьи жизни были превращены в череду дней, утомительных своим однообразием.
Невероятно долгими показались Барбаре последние полчаса, но вот луга остались позади и они вступили за древние стены города. Копыта лошадей цокали по мощеным улочкам, и она держалась поближе к отчиму, боясь затеряться в толпе. В то же время Барбара старалась не упустить ни единого, пусть даже мимолетного впечатления.
Древний Лондон… Деревянные дома, точно пьяные, нависали над улочками. Барбара с удивлением заметила, что верхние этажи сходились так близко, что хозяйки, если бы захотели, могли спокойно посплетничать или передать что-то из рук в руки. Ее привычный к деревенскому воздуху нос сморщился от обилия незнакомых запахов. Приятно пахла еда, которой торговали разносчики по сторонам улицы. Назойливую пожилую тетку, совавшую в лицо Барбаре поднос с сельдью, быстро сменил парень, пытавшийся соблазнить ее устрицами. Оба нараспев выкрикивали непонятные слова. Барбара чуть натянула поводья и, вплотную подъехав к отчиму, обеспокоенно спросила:
— Разве в Лондоне говорят не по-английски? Я ни слова не понимаю!
Чарлз успокаивающе улыбнулся и сказал:
— Речь торговцев стара как мир. Ее не надо понимать дословно. Ты вскоре научишься улавливать ее смысл… Вон та женщина, например, расхваливает пирожки. Но не будем задерживаться, дома нас ждет отличный ужин.
Барбара втянула ноздрями воздух. Некоторые запахи были не так уж приятны. От обилия мыловарен воздух был спертым и тяжелым, над очагами пивоваров и дубильщиков кож поднимался пар. Резко пахло отбросами. Она изумленно глянула вниз и обнаружила, что сточные канавы проходят прямо по середине улицы. Сверху послышался предостерегающий окрик, и Барбара подняла глаза как раз вовремя, чтобы увернуться от содержимого ночного горшка, летевшего вниз из-под нависавшего над улицей фронтона.
Резко повернув лошадь в сторону и сдерживая гарцующее животное, Барбара взглянула на растрепанную краснолицую женщину, опорожнившую горшок. Женщина облокотилась на перила толстыми красными ручищами и неприязненно уставилась на Барбару. Солнце поблескивало в волосах девушки, окружая ее голову сияющим ореолом, щеки раскраснелись от усилий сдержать лошадь. Ее молодость и красота равно оскорбляли эту толстую тетку.
Барбара заметила ее злобный взгляд, но была слишком счастлива, слишком очарована Лондоном, чтобы позволить такой ерунде испортить ей настроение. Она тряхнула головой, улыбаясь, пожелала краснолицей толстухе доброго дня и, хлестнув лошадь, устремилась вслед за отчимом. В конце концов к лондонской вони можно привыкнуть. Атмосфера Лондона была словно заряжена энергией снующего по улицам народа. Барбара почувствовала, что общее волнение — это ее стихия.
Чарлз остановился и подождал, пока Барбара поровняется с ним.
— Держи на шпиль Святого Павла, наш дом на Ладгейт-Хилл, рядом с собором.
На подъеме лошади замедлили шаг. Барбара удивленно заметила нищенские лачуги, притулившиеся под боком особняков. Маленькие оборванцы прекратили свои незатейливые игры в пыли переулка и оценивающе разглядывали девушку. Она улыбнулась про себя. Скоро настанет день, и она появится в атласе и кружевах, вот тогда им будет на что поглазеть.
Дорога уже изрядно утомила Барбару, и, когда они наконец подъехали к своему лондонскому дому, она с заметным облегчением соскользнула с жесткого седла на руки молодого грума. Невольно отметив силу подхватившего ее юноши и взгляд, полный восхищения, она улыбнулась ему одной из своих самых пленительных улыбок, от которой — знала она — на ее левой щеке появляется ямочка. Затем оправила платье и побежала в дом, зовя мать, которая уехала неделей раньше, чтобы привести дом в порядок.
Мэри тихо вплыла в гостиную, выговорила дочери за то, что та кричит, как сорванец, и подставила мужу щеку для целомудренного поцелуя. Барбара внимательно смотрела на мать, но ей не удалось заметить даже намека на радость по поводу их приезда. Вздохнув, она позволила служанке показать ей ее спальню. Вдруг Барбара задумалась. Любила ли мать ее погибшего отца? Возможно, он день за днем пытался преодолеть равнодушие супруги и в конце концов уехал воевать за короля. Может быть, не столько от любви к славному Карлу I, сколько от отчаяния, от холодности жены. Барбара устыдилась своих мыслей. Конечно, отец воевал за короля, потому что был убежденным роялистом. С детства она с благоговением думала о своем бесстрашном отце и сама была роялисткой до кончиков ногтей. И вот она в Лондоне Кромвеля. Отец и король Карл мертвы, а законный наследник престола вынужден прозябать за морем, в изгнании.
Как ужасно покинуть Лондон, думала Барбара, знать, что тебе по праву принадлежит самый замечательный город мира и жить где-то на чужбине. Она была даже рада, что старинный дворянский род Вилльерсов все же не настолько близок к королевской фамилии, чтобы отправиться вслед за ним в изгнание. Ничто сейчас не могло испортить ей настроение, и, войдя за служанкой в спальню, она спокойно отметила привычную атмосферу бедности. Бросив мимолетный взгляд на старые покрывала и проплешины на ковре, она устремилась к окну.
Как шумно в Лондоне! В их поместье окна ее комнаты выходили в сад. Там тишину нарушало только гудение пчел, здесь же царили постоянный шум и суматоха. Она прижалась лицом к стеклу, взглянула горящими глазами на крыши домов. Барбара ощущала почти физическую жажду, точно Лондон был большим сочным апельсином. Ей хотелось завладеть им, взять в руки и высосать до капли всю его освежающую сладость.
Мэри вошла в комнату дочери, и Барбара с улыбкой обернулась к ней:
— Как я счастлива, что мы в Лондоне, мама!
Мэри едва заметно улыбнулась в ответ:
— Да, Лондон под стать твоей натуре, дочь моя. Он… точно заряжен. Я устаю от города, но нам пора было перебраться сюда. Надеюсь, твоя красота послужит на благо нашей семьи. Твой отчим считает, что ты можешь удачно выйти замуж. — Она умолкла и взмахнула рукой, точно хотела отогнать тревожные мысли. — Хотя одному Богу известно, что сейчас может считаться удачным, учитывая те обстоятельства, в которых мы оказались. Все наши друзья… Все старинные роды Англии… они так же бедны, как и мы.
В голове Барбары мелькнула отчаянная мысль, и она спросила:
— А вдруг король покинет свое изгнание, с триумфом войдет в Лондон и восстановит наши права?
Горькая усмешка заиграла на губах Мэри:
— А вдруг у рыб в Темзе вырастут крылья и они вылетят на берег?
Барбара не верила своим ушам.
— Мама! Ты говоришь совсем как пуритане. Неужели ты не веришь в восстановление монархии?
— Я устала, Барбара. Надо жить в реальном мире. А реальность в том, что Кромвель держит Англию в ежовых рукавицах… в том, что мы так бедны, — она в унынии окинула взглядом скудную обстановку спальни, — и в том, что я, в отличие от твоего отчима, совсем не уверена в том, что тебе удастся удачно выйти замуж и поправить наше положение.
Охваченная жалостью, Барбара подбежала к матери и чмокнула ее в щеку. Бедная мама! Она вдруг напомнила ей селянок, мимо которых они проезжали днем. Она погрязла в утомительной ежедневной рутине, и жизнь доставляет ей так мало радостей. В глубине души Барбара почувствовала легкий холодок — второй раз сегодня она представила себе мать обыкновенной женщиной, а не привычным непререкаемым авторитетом всей своей жизни. Ей стало страшно — словно солнце, скатившись с небес, оказалось вдруг слабым огоньком. Она поняла, что после ночи, проведенной с Филипом, стала по-другому воспринимать мать. Барбара порывисто обняла ее.
— Мы будем богаты, обещаю тебе. — Она почувствовала, что они с матерью словно поменялись ролями и она теперь старшая, она — мать, а мать — это ее ребенок.
Мэри осторожно высвободилась из объятий Барбары и поправила платье.
— Я пригласила к нам на ужин леди Гамильтон с дочерью. Она твоего возраста. Хорошо, если вы подружитесь. Приведи себя в порядок и спускайся к нам. Они вот-вот подъедут, да и твой отчим проголодался за дальнюю дорогу.
Весело напевая, Барбара торопливо переодевалась. Последнее время жизнь балует ее. Детство она провела в одиночестве, скучая по сверстницам-подружкам. С детьми прислуги и крестьянскими ребятами ей играть не разрешалось. А семьи окрестных дворян были бездетными. Ее одиночество нарушалось лишь случайными наездами кузенов Джорджа и Френсиса, но мальчики все же не могли заменить подругу. Ей хотелось понравиться Анне. Одинокое детство лишает человека легкости общения, ему труднее потом сходиться с людьми. Барбара так мечтала о подруге. Она отбросила все сомнения, ведь это волшебный Лондон и новая жизнь должна открыться перед нею. Дружба будет лишь одной из многих радостей, которые ей предстоит испытать.
Она вихрем слетела вниз по лестнице и чинно постояла у ее подножия, чтобы отдышаться и оправить платье перед входом в гостиную. Леди Гамильтон с Анной были уже там. Взрослые вели тихую беседу. Барбара на мгновение замешкалась в дверях, приглядываясь к Анне. Та сидела на низком кресле у окна и скромно молчала, как положено во время разговора старших. Барбара с облегчением заметила, что хотя Анна очень мила, но явно не так красива, как она сама. Прямые каштановые волосы вились благодаря упорным стараниям парикмахера, бледное лицо с нежной, чистой кожей украшали спокойные серо-голубые глаза. Фигура девушки была стройной, но ей недоставало округлости форм. Барбара удовлетворенно вздохнула. Если собираешься обзавестись подругой, приятно узнать, что ты красивее нее. Анна, подняв глаза, заметила Барбару, их взгляды встретились, и она улыбнулась. Барбара ответила ей теплой искренней улыбкой. Мэри познакомила их. Девушки стояли, изучающе поглядывая друг на друга.
— У вас много общего, — сказала Мэри, представив их друг другу.
Их положение действительно было сходным. Отец Анны, герцог Гамильтон, погиб за короля, умер от ран, полученных под Вустером. После его смерти республиканцы отобрали все, чем он владел, назначив вдове лишь 400 фунтов годового дохода на содержание четырех дочерей. Как и Мэри, мать Анны вторично вышла замуж. Барбара украдкой взглянула на платье Анны. Оно было приличным, но не модным. Да, их семьи испытывали одинаковые денежные затруднения.
За ужином у девушек практически не было возможности поговорить. Присутствие родителей мешало их непринужденной беседе. Они лишь понимающе обменивались взглядами и легкими улыбками. Анна вдруг подмигнула Барбаре, и та чуть не прыснула со смеху. Наверное, они легко подружатся.
За столом обсуждали печальные изменения в лондонской жизни. Из-за Кромвеля город потерял свой веселый нрав и многообразие. Всяческие представления были запрещены, и театры уже не распахивали приветливо свои двери. Танцы, музыка и поэзия были объявлены вне закона. Азартные игры и зрелища отменены, дамам пришлось сложить в сундуки свои роскошные платья, спрятать мушки и украшения.
Анна с видом умудренной жизнью женщины провозгласила:
— Увы и ах! Лондон изменился к худшему!
Взрослые не обратили внимания на эту реплику, но Барбара усмехнулась. Ведь Анна была слишком молодой, чтобы помнить Лондон при короле Карле. Анна заговорщицки ей улыбнулась. Барбара была в восторге. Пожалуй, они станут не просто вежливыми и жеманными приятельницами, а настоящими друзьями. Такая дружба обычно бывает между мужчинами.
После ужина девушки, извинившись, поднялись в комнату Барбары. Анна прикрыла дверь и, прислонившись к ней, театрально взмахнула руками:
— Какие они скучные, эти старики! Все их разговоры — сущая ерунда. Нет бы поговорить о чем-нибудь важном. — Она усмехнулась, и ее серо-голубые глаза озорно блеснули.
Барбара сказала:
— Я думала, они никогда не кончат. Ах, ах, танцы запрещены! — Можно подумать, они только об этом и мечтают. Вот мы — другое дело. Я могла бы танцевать всю жизнь.
Анна бросилась на кровать.
— А я бы хотела нашить платьев… атласных, бархатных, отделанных кружевами. — Устроившись поудобнее, она обхватила колени руками и таинственно понизила голос: — И знаешь, чего бы мне еще хотелось?.. Подкраситься и нарумянить щеки.
Барбара была совершенно потрясена. Она взглянула на милый розовый румянец на щеках Анны и рассмеялась:
— Пожалуй, природа сама позаботилась о тебе.
Анна бросила в нее диванной подушкой.
— Ты рассуждаешь, как моя драгоценная матушка.
Разговор продолжался, и Барбару поразили обширные познания Анны. За ужином, в присутствии родителей она казалась такой юной и скромной. А сейчас живо и остроумно она рассказывала о своем знакомстве с роялистскими кругами Лондона, о том, как один молодой и очень смелый кавалер водил ее в таверну под названием «Ад» — место тайных сборищ роялистов.
— Я немного опьянела, подняла бокал и провозгласила: «Я пью за Черного Мальчика за морем!».
Это был тайный тост приверженцев монархии за молодого Карла II, законного короля Англии. Потом Анна рассказывала о тех молодых людях, с которыми Барбаре предстояло познакомиться. Похвалив внешность одного, она стала ругать другого:
— Совсем не умеет держать язык за зубами. Не успеет вылезти из постели очередной своей подружки, как начинает всем и каждому описывать самые интимные подробности.
Она обещала показать Барбаре самые лучшие лавки и магазины и небрежно добавила, что после полудня часто встречается со своим возлюбленным.
У Барбары перехватило дыхание.
— Анна! У тебя есть возлюбленный?..
Анна важно кивнула. Она устремила в пространство отрешенный взгляд, как бы вызывая его образ, и лицо ее посветлело.
— Мне всегда грустно, когда я не с ним или хотя бы не могу поговорить о нем.
Барбара сказала сочувственно:
— Понимаю. Хочется, чтобы он всегда был рядом. Когда ты влюблена, то чувствуешь, что он всегда рядом, подобно теплому легкому туману, окутывающему тебя, а стоит заговорить о нем, и этот туман приобретает реальные черты. Кажется, протяни руку — и коснешься любимого лица.
— Барбара… У тебя тоже есть возлюбленный! И кто же он, как его имя? Расскажи.
— Нет, не могу.
Анна тут же обиделась.
— Ну и отлично. Раз ты не доверяешь мне, я тоже не скажу, как зовут моего возлюбленного.
— Да нет же… Я доверяю тебе. Но я встречалась с ним только раз и не уверена, что он любит меня. — Барбара встревожилась, ей не хотелось выглядеть маленькой дурочкой перед своей новой подругой. Она покаянно протянула руку Анне. — Пожалуйста, не сердись. Конечно, я доверяю тебе.
— Ладно, — озорно улыбнулась Анна, — но я сдержу слово и не скажу, как зовут моего возлюбленного, пока не узнаю, как зовут твоего.
За последующие несколько дней девушки подружились еще больше, но Анна осталась верна своему слову. Беспрестанно рассказывая о своем кавалере, она называла его не иначе как «Он», лишь голосом подчеркивая исключительность этого местоимения. «Он» был самым милым и обаятельным мужчиной Лондона. Одного его голоса было достаточно, чтобы приворожить любую девушку. Барбара слушала с жадным вниманием, но про себя думала, что ему, конечно, не сравниться с Филипом, каким бы красавцем он ни был. Она жила в лихорадочном ожидании встречи с ним. Когда подруги отваживались прогуляться по лондонским улицам, Барбаре все казалось, что вот сейчас из-за поворота должен появиться Филип.
Общение с Анной стало для Барбары источником удивительных открытий. Она поняла, как была обделена прежде. Они часто виделись, делились впечатлениями и сравнивали свои ощущения. Сходство вкусов и привязанностей окончательно укрепило их дружбу, и Анна первая — с некоторым смущением — начала поверять Барбаре свои самые сокровенные желания и мысли.
Обсуждая взаимоотношения с родителями, они сошлись на уважительном, но отчужденном отношении к ним. Девушки поделились чувствами, которые испытали во время первой в жизни менструации. Анна, имея трех старших сестер, оказалась более подготовленной. Но Барбара, не предупрежденная молчаливо-сдержанной Мэри, ужаснулась, увидев у себя кровь между ног, и, уверенная, что умирает, бросилась к матери. Сейчас, умудренная жизненным опытом, она вместе с Анной смеялась над своим страхом, вспоминая, каким глупым ребенком была тогда.
Вдруг Барбара оборвала смех. А что если она зачала ребенка от Филипа? Она испуганно и смущенно порылась в памяти и облегченно вздохнула, вспомнив, что у нее уже прошла менструация после ночи с Филипом. Но что будет в следующий раз?
Анна уже давно имела связь с мужчиной. Уже дважды, используя для прикрытия их прогулки по городу, она ускользала на свидание к возлюбленному. Барбара восторгалась ее смелостью и ужасно завидовала ей. Однажды она решилась и спросила у своей более опытной во всех отношениях подруги:
— Анна, а ты не боишься забеременеть? Или у тебя есть волшебное снадобье?
Анна улыбнулась ее словам.
— Существуют разные способы. В детстве я подолгу просиживала в людской, прислушиваясь к болтовне слуг. Они считали меня ребенком и, не стесняясь, разговаривали о самых разных вещах. Но я уже все понимала и запоминала.
Барбара придвинулась к ней поближе, чувствуя значительность предстоящих откровений.
— После того, как вы закончите любовные игры, извинись и отойди к ночной вазе, — понизив голос до шепота, сказала Анна. Барбара изумленно посмотрела на нее. Анна со знанием дела поучительно продолжала: — Да, в этом есть смысл. Мужское семя, от которого зарождаются дети, пытается проникнуть в тебя. А ты можешь избавиться от этого, спуская его вниз.
Барбара кивнула, осознавая мудрость сказанного.
— Во-вторых, надо ополоснуться с уксусом, хотя с этим можно повременить до дома.
Барбара жадно впитывала объяснения подруги. Как быстро меняется жизнь! Всего лишь несколько месяцев назад она была наивной провинциальной девчонкой, а сегодня стала умудренной столичной женщиной, у которой есть возлюбленный. Барбара суеверно перекрестилась, дабы прогнать грешные мысли и избежать наказания. Но ведь у нее действительно был возлюбленный! Почему — почему же! — Филип до сих пор не нанес визит ее родителям? Он, безусловно, знает, что они уже в Лондоне.
Барбара подумала: вдруг Анна с ее опытом может догадаться, почему Филип не ищет встречи с ней. Немного поколебавшись, она спросила:
— Анна, что бы ты почувствовала, если бы твой возлюбленный… если бы он не захотел больше встречаться с тобой?
Анна поежилась.
— Я бы умерла, — только и сказала она.
— Ну… а если бы не знала, почему он вдруг пропал? То есть… как ты понимаешь, любит он тебя или нет? — По тому, как он обнимает меня, — глаза Анны засияли, — что он шепчет мне в постели.
Барбаре ужасно хотелось прямо спросить Анну о том, как они ведут себя в постели. Ей хотелось узнать подробности и оценить собственный опыт. Но неожиданная робость мешала ей.
Анна заметила огорчение подруги и успокаивающе обняла ее:
— Вероятно, твоего возлюбленного нет в Лондоне. Мне кажется, он безумно влюблен в тебя, иначе просто быть не может. Да ты только взгляни на себя! — Она решительно взяла Барбару за плечи и повернула ее лицом к зеркалу. — Посмотри, до чего ты хороша! Все мужчины должны быть у твоих ног.
И действительно, прослышав о красоте Барбары, все кавалеры Лондона стремились получить приглашение в их дом. Они толпились в скромном доме Вилльерсов, царапая каблуками сапог натертые до блеска полы и наполняя гостиную веселым смехом. Понимая, что они должны принимать гостей, если хотят найти подходящую партию для Барбары, Мэри все же беспокоилась из-за непомерных расходов.
— Их у нас только что за завтраком не бывает, — сетовала Мэри. — Неделя еще не прошла, а я уже истратила 4 фунта 5 шиллингов и 9 пенсов.
Ей приходилось покупать говядину, баранину, свиную вырезку и телячьи ножки — мясо было основным продуктом питания в их семье. Но для гостей приходилось еще заказывать устрицы, соленую рыбу, креветки, апельсины, изюм. Не говоря уж об огромном количестве переведенных яиц и муки.
— И к тому же, — вздыхала Мэри, — еще расходы на вино или эль, а для прислуги пиво.
Барбара улыбалась:
— Может, если бы наши гости пили более изысканные вина, то затраты бы снизились?
Клареты и бургундское пьют обычно маленькими рюмками. Простые вина — бокалами и кубками, и уважающий себя джентльмен выпивал такой кубок за один глоток и, переворачивая его, гордо показывал, что в нем не осталось ни капли. Вечер за вечером гости просиживали в доме Вилльерсов, пили бокал за бокалом и каждый стремился сесть поближе к Барбаре. Она узнала, что скамеечки для ног можно использовать не только по их прямому назначению. Зачастую она одна располагалась в высоком кресле, окруженная кавалерами, примостившимися на этих неудобных низеньких сиденьях.
За несколько недель пребывания в Лондоне опьяненная успехом Барбара открыла для себя, что красота — единственное богатство женщины, а уж этим она обладала в полной мере. Дурнушку никто не замечает, вроде как ее и не существует вовсе, а у ног красавицы — весь мир. Но где же тогда Филип? Может быть, он разочаровался в ней? Вероятно, красота лишь ненадолго привлекает внимание мужчин, а чтобы удержать их возле себя, необходимо использовать другие средства. Должно быть, существуют тайные уловки любви. Барбара вспыхнула: воспоминания о ночи с Филипом становились все мучительнее. Новые ощущения были настолько ошеломляющими, что до сих пор она чувствовала странное смущение и смутно осознавала происшедшее с ней. Хуже всего было то, что она не могла оценить свое поведение, возможно, ее неловкость и неуклюжесть оттолкнули Филипа.
От постоянного ожидания и тревожных мыслей Барбара осунулась и побледнела. Мэри однажды сказала ей строго:
— Положение первой лондонской красавицы не пошло тебе на пользу. В городе ты не цветешь, а вянешь. Наверное, нам следует оставить Лондон и вернуться в деревню, там тебе станет лучше.
Барбара побледнела еще сильнее и взволнованно сжала руку матери.
— Я умру, если ты увезешь меня из Лондона!
В тот вечер она изо всех сил старалась выглядеть оживленной и дала себе слово не смотреть на дверь в ожидании Филипа. Анна тоже была среди гостей, она сидела в кресле у камина, окруженная своими поклонниками. Молодые люди, пытаясь завоевать ее расположение, состязались в острословии.
Барбара уже научилась проявлять горячую заинтересованность ко всему, о чем говорили ей кавалеры. Ее большие синие глаза неотрывно смотрели на говорящего, а слушать было совершенно не обязательно, мысли могли витать где угодно. Алекс Лангли, высокий, стройный юноша с буйной каштановой шевелюрой, прочел стихотворение, восхвалявшее ее грацию и изящество. Барбара благосклонно выслушала его и сказала:
— Вы льстите мне, милорд, но признаюсь, это приятно.
Остальные поклонники Барбары оценили стихотворение по-разному: одни, дабы скрыть ревность, похвалили поэта, другие ограничились критикой той или иной строки. Барбара протянула за стихотворением руку, но Алекс, скомкав листок, бросил его в камин и небрежно произнес:
— Зачем вам этот листок бумаги? Это всего лишь неуклюжая проба пера.
У Барбары появилось ощущение опасности, словно ее пытались заманить в ловушку. Ей нравились комплименты и лесть ее обожателей, но поклонники требовали слишком многого: каждый ждал от нее маленьких знаков внимания, подтверждающих, что она отдает предпочтение именно ему. Барбаре приходилось играть как по нотам: улыбка одному, кокетливый взмах ресниц другому. Флирт решительно утомляет, подумала она.
Извинившись, Барбара поднялась к себе, чтобы привести себя в порядок. Она помешкала в комнате, ополоснула лицо холодной водой, расчесала тяжелую массу блестящих волос. Возвращаться к гостям не хотелось. Не хотелось, потому что среди них не было того единственного, кто ей необходим.
— И отчего бы мне не влюбиться в кого-нибудь другого? — сердито спросила она свое отражение в зеркале.
Со злости Барбара чуть не запустила гребнем в него. Собрав всю силу воли, она все же спокойно положила гребень на туалетный столик и побрела вниз по лестнице. Перед входом в зал она остановилась, глубоко вздохнула и с улыбкою появилась в дверях. И вдруг замерла, точно натолкнулась на невидимую преграду, от волнения у нее перехватило дыхание.
Возле сидевшей в кресле Анны стоял Филип и, склонив голову, слушал ее. Барбара не сводила с него завороженного взгляда, словно обессиливший и измученный жаждой путник, завидевший наконец долгожданную воду. Только он — и никто больше! — обладал таким глубоким проникновенным взглядом, только он умел так заразительно смеяться. Барбаре страстно захотелось, чтобы какая-нибудь острота вызвала у него ту самую улыбку, от которой становились заметнее морщинки у глаз на правой щеке. Окинув взглядом его стройную худощавую фигуру, она почувствовала такую волну желания, что у нее ноги подкосились. Она стремительно направилась к нему, не замечая никого, словно они были одни в зале. С ней попытался заговорить Алекс Лангли. Она прошла было мимо, не удостоив его даже взглядом, но тут же опомнилась и обернулась к нему.
— Я заметила, милорд, что у нас появился новый гость, — мило улыбнувшись ему, сказала Барбара с невозмутимым видом. — Я должна уделить ему внимание.
При этих словах Филип поднял голову, и их взгляды встретились. Барбара стояла, не сводя с него глаз. Казалось, между ними происходил молчаливый разговор, но смысл его остался ей неясен. А она-то думала, что достаточно будет одного его взгляда, чтобы понять, любит он ее или нет.
Филип поклонился и сказал:
— Рад видеть вас вновь. Полагаю, вы успели уже полюбить Лондон.
Алекс Лангли рассмеялся:
— Скорее Лондон полюбил ее. Клянусь, к ногам Барбары брошены сердца всех кавалеров города.
Барбара почувствовала радостное волнение. Пусть Филип поймет, каким успехом она пользуется! Может быть, мнение других окажет влияние на него. Ведь, наверное, лестно быть любимым девушкой, расположения которой добивается весь Лондон.
Филип поцеловал Барбаре руку, и глаза его весело блеснули. Рука Барбары затрепетала. Его прикосновение вызвало в ней целую гамму чувственных воспоминаний, и она долго не смела поднять глаза, уверенная, что ее тайна сразу станет известной всему миру. Постепенно до ее сознания стало доходить веселое щебетание Анны, и она заметила, как девушка по-свойски положила руку на локоть Филипа. Взглянув на сияющее лицо подруги, Барбара с болью в сердце поняла, что Анна влюблена в Филипа. Свет в гостиной, казалось, померк, лица людей вокруг расплылись. Барбара в ужасе подумала, что сейчас, впервые в жизни, она потеряет сознание. Невероятным усилием воли она заставила себя глубоко вздохнуть, восстановила дыхание и, повернувшись к Алексу Лангли, сказала вполне спокойно:
— Милорд, не угостите ли вы меня вином?
Алекс предложил ей руку, и они направились к столу. Барбара не отважилась вставить остроумную реплику в разговор Анны и Филипа, она боялась не выдержать и расплакаться, заговорив с ним. Молча взяла она предложенный Алексом бокал вина, удерживая его двумя руками, поднесла ко рту и залпом выпила половину. Алекс изумленно взглянул на нее, и Барбара сказала, нервно рассмеявшись:
— Здесь ужасно жарко!
Алекс был счастлив, что ему удалось увести Барбару от толпы поклонников. Пылая от страсти, он заговорил о своей любви, а она, не слыша его, отрешенно смотрела в сторону Филипа. Изящный профиль Анны был поднят к склонившемуся над ней Филипу. Ее взгляд излучал откровенное обожание. Барбаре показалось, будто ей в сердце вонзили острый нож. Просто какой-то кошмар — потерять в одно мгновение возлюбленного и лучшую подругу. Как же она раньше не догадалась, ведь Анна так подробно описывала своего таинственного возлюбленного? Кто, кроме Филипа, мог вызвать такую пылкую страсть? Но Барбара была уверена, что Филип принадлежит только ей. А теперь, казалось ей, ее сокровенные мечты стали явными для всех и служат посмешищем для толпы. Филип, увлеченный разговором, склонился ниже к Анне, и Барбара вдруг вспомнила, как Анна во время их совместных прогулок по городу убегала на свидания. Свидания с Филипом! При мысли о том, что Филип и Анна лежали в объятиях друг друга, Барбаре стало совсем плохо. Она невольно вскрикнула и в отчаянии зажала рукой рот. Алекс вздрогнул и встревоженно взглянул на нее.
Барбара пробормотала:
— Мне нехорошо, милорд, — и выбежала из зала.
Задыхаясь от сдерживаемых рыданий, она бежала по лестнице, терзаемая обидой и страхом; ее могли услышать, могли узнать о ее ужасном поражении. Она влетела в свою комнату, бросилась на кровать и разрыдалась, не в силах совладать с собой. В ярости Барбара колотила подушку, представляя себе искаженные болью лица Анны и Филипа. Мысль о том, что они проводили в постели долгие часы, лаская друг друга, была невыносима. Затем ее воображение стало рисовать картины их мучительной смерти. Она видела их то растоптанными копытами несущихся лошадей, то сгорающими заживо и, наконец, пронзенными мечом, направленным рукою самой Барбары. Но, несмотря на гнев и боль, она не переставала любить их.
— Не люби я их, мне дела бы до них не было! — воскликнула она, уронив голову на руки. — В Лондоне все спят друг с другом, а мне наплевать! Сейчас же я чувствую, как что-то грызет меня, словно гигантская крыса, и все оттого, что я люблю их обоих.
Барбара хотела умереть — лишь бы не видеть больше вместе Филипа и Анну. В старинных балладах рассказывалось множество историй о женщинах, умерших от разбитого сердца. Она глубоко вздохнула, ей хотелось, чтобы сердце ее перестало биться. Но оно забилось еще сильнее. Барбара вдруг подумала об Анне с такой безумной ненавистью, что сама поразилась. Какая стерва! Просто шлюха! Неужели всего несколько дней назад они на этой самой кровати делились секретами и еще долго шептались после того, как Мэри велела им спать. Барбара была так счастлива их дружбой. Мысль о предательстве вновь кольнула ее в сердце. Она сжала кулачки. С каким удовольствием она бы вцепилась сейчас Анне в волосы! А она-то еще гордилась, что красивее Анны! Красота не помогла, именно Анне удалось завоевать Филипа. Барбара прищурилась. Наверное, Анна владеет каким-то магическим искусством любви, с помощью которого и удерживает Филипа возле себя. Барбара вдруг покраснела до корней волос. А вдруг он рассказал Анне о своей ночи с нею и они лежали обнявшись и смеялись над Барбарой и ее неумелостью! Унижение и обида попеременно накатывали на нее, к горлу подступила дурнота. Она схватила подушку и со всей силы швырнула ее через всю комнату. И не успела еще подушка упасть на пол, как Барбаре в голову пришла новая мысль. Она села на кровати и сказала вслух:
— Не могу же я оставаться невежественной всю жизнь! Когда я была маленькой, то научилась сначала ползать, потом ходить. Можно научиться всему. И я научусь… И стану самой искусной куртизанкой. Я узнаю все секреты, которые заставляют мужчин сходить с ума от страсти.
Мысль о том, что Филип тоже сойдет с ума от страсти к ней, утешила Барбару, слезы ее тут же высохли. Несколько минут назад Барбара вошла в спальню наивным и неопытным существом, сейчас же с кровати поднялась женщина. Она привела себя в порядок перед зеркалом: лицо слегка осунулось, глаза стали задумчивыми. Барбара сполоснула лицо холодной водой, чтобы унять жар. Ноги у нее подкашивались, руки были ледяными, но, надев маску спокойствия, она с высоко поднятой головой вернулась в гостиную.
Филип и Анна продолжали мило беседовать друг с другом, и Барбара невольно закусила губу. Однако, быстро овладев собой, она ослепительно улыбнулась и подошла к группе кавалеров, которые тут же окружили ее, наперебой высказывая радость по поводу ее возвращения.
Чувствуя лихорадочное возбуждение, она щедро раздавала обещания направо и налево. Конечно, утром она поедет с Алексом кататься верхом, да, она просто мечтает отправиться в кофейню вместе с Джорджем. Отчаянно кокетничая и обмениваясь репликами со своими поклонниками, она тем не менее не выпускала из виду Филипа с Анной, сидевших в другом конце зала. Каких усилий ей стоило казаться милой и оживленной! Но ведь она должна привлечь внимание Филипа, он не может не видеть, каким успехом она пользуется! Внезапно Барбара вздрогнула. Ей пришла в голову мысль, от которой у нее перехватило дыхание, а во взгляде появилась надежда. Что если именно ее успех оттолкнул Филипа? Он же не может знать, что Барбара любит его. Если бы он знал, что я люблю его, подумала она, все было бы по-другому.
Как просто! Нужно все объяснить ему. Но для этого необходимо остаться с ним наедине. Мысли ее заметались. Ничего не придумав, Барбара подняла глаза и увидела, что Филип уже покидает зал. Не извинившись перед своими удивленными обожателями, она поднялась с кресла и, приподняв тяжелые юбки, поспешила вслед за Филипом. Слегка задыхаясь, она выбежала в холл. Филип уже брал у лакея свою шляпу.
— Милорд! — не успев справиться с волнением, громко окликнула она Филипа, и он недоуменно оглянулся.
Барбара глубоко вздохнула и овладела своим голосом:
— Вы собирались покинуть нас, не попрощавшись со мною?
Филип подошел к ней.
— Это непростительная грубость с моей стороны, но вы были окружены толпой поклонников, и я не счел возможным мешать вам.
— Я вся — внимание, милорд! — Барбара взмахнула своими длинными темными ресницами.
— Ну что же… Примите мою благодарность за очаровательный вечер. — Он нагнулся к руке Барбары и легко коснулся ее губами. Сердце девушки отчаянно забилось. Он уходит, надо придумать и сказать что-нибудь остроумное, надо очаровать его. Как легко кокетничать с теми, до кого тебе дела нет! Она не могла произнести ни слова и вдруг с ужасом услышала собственный голос:
— Милорд, я хочу вас…
О, Боже! Кажется, сейчас она навсегда потеряет его. Он подумает, что она просто развратная девица. Она исступленно взглянула в его глаза.
В них сквозили лукавство и нежность. Он явно ждал продолжения и, не дождавшись, сказал:
— Чего вы хотите от меня, Барбара? Приказывайте, я готов исполнить любое ваше желание.
— Я хочу… — Барбара умолкла, и слезы блеснули на ее ресницах. — Я не знаю, как сказать… Я хочу, чтобы мы… — Ей так и не удалось закончить фразу.
Филип нежно провел рукой по ее подбородку и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Ты хочешь, чтобы мы снова были вместе, как в ту ночь в твоей спальне?
— Да! О, Филип, как ты мог забыть обо мне?! Мы уже так давно в Лондоне. Почему ты не пришел ко мне в первый же день?
— Прости меня, Барбара.
Ноги ее подкашивались, и она почти упала к нему на грудь, слабея от любви и желания.
— Приезжай сегодня ночью ко мне. Часа в два, к этому времени в вашем доме все уснут.
— Но как же? — Барбара не могла представить себе, как она, благовоспитанная девица, покинет родительский кров и отправится к молодому мужчине.
Филип не понял ее вопроса и дал ей точные объяснения, как найти его дом на Линколн-инн-Филдс.
Несмотря на ужасный сумбур в голове, Барбара умудрилась запомнить его указания. Она совсем онемела, когда он склонился и запечатлел быстрый поцелуй на ее губах. Ей стало ясно, что даже если бы нужно было ползти по камням, обдирая в кровь колени, она все равно добралась бы туда этой ночью.
Глава 3
Барбара, затаив дыхание, стояла в коридоре возле своей спальни. В тишине ночи было слышно, как стучит ее сердце. После ухода Филипа вечер тянулся бесконечно долго. Казалось, гости не уйдут никогда. Дольше всех задержалась Анна, надеясь, что ей предложат остаться у них. Но в конце концов уехала и она, обиженная и озадаченная холодностью подруги.
Подобрав подол темно-зеленого платья, Барбара осторожно поставила ногу на первую ступеньку лестницы, остановилась, прислушиваясь к глубокой тишине. Успокоенная, она нащупала перила и начала спускаться в кромешную тьму лестничного пролета. В холле она зажгла свечу и с трудом отворила тяжелую входную дверь. Холодный ночной воздух чуть не задул свечу, и Барбара поспешно заслонила ее рукой. Ей хотелось со всех ног броситься к конюшне, но она боялась упасть в темноте. Хороша же она будет, придя к Филипу перепачканная и растрепанная. Впервые в жизни Барбара благословила свою бедность. Если бы они могли позволить себе нанять несколько конюхов, то вряд ли она как благовоспитанная девушка рискнула бы пойти на конюшню и выбрать какого-нибудь простака, чтобы он сопровождал ее в ночном путешествии. К счастью, единственным конюхом был тот самый Джеф, который помогал ей сойти с лошади по приезде в Лондон. Она прекрасно осознавала свое обаяние и не сомневалась, что он послушно выполнит ее распоряжения. Паренек спал на сеновале. Барбара отставила свечку в сторону, чтобы не поджечь сено. Джеф лежал, по-детски свернувшись калачиком и положив руку под щеку. Он спал, даже не раздевшись, здоровым глубоким сном молодого животного.
Барбара сказала громким шепотом:
— Джеф, просыпайся. — Он пошевелился, открыл глаза и, сонно пробормотав: «Мне приснился ангел», опять погрузился в сон. Барбара встряхнула его за плечо: — Проснись, Джеф, ты мне нужен.
Он открыл глаза и потер затекшую ногу. Рот его удивленно открылся:
— Миледи!
— Седлай двух лошадей и поезжай со мной. Скорей же. — Барбара была как в лихорадке, ведь Филип уже ждал ее.
— Куда мы поедем? — Джеф поднялся.
— На Линколн-инн-Филдс. Седлай двух лошадей. Я хочу, чтобы ты сопровождал меня.
— Двух лошадей? Но что скажет его светлость?..
— Мой отчим не собирается с нами. Он ничего не должен знать. Это тайна. — Когда же Джеф наконец поймет, что у нее назначено свидание, не посвящать же его во все подробности.
Глаза Джефа округлились и забегали, как у испуганной лошади. Он пробормотал:
— Госпожа, на дворе же черная ночь! Хозяин убьет меня, коли узнает!
В постоянных мечтах о Барбаре Джеф клялся, что готов умереть за нее. Он так мечтал, чтобы у него появилась возможность доказать свою преданность, но сейчас представил себе хозяйский гнев, и все эти мысли вылетели у него из головы.
Решительность Барбары поколебалась, она поняла все безумство своей затеи. Но Филип ждет, и она должна добраться до него. Ей захотелось броситься на Джефа и до крови расцарапать его вшивую башку. Барбара с детства имела вспыльчивый характер и всячески обижала и высмеивала прислугу, не понимая различия между слугой и господином. Мэри учила ее управлять своими эмоциями и неустанно повторяла, что жестоко измываться над слугами, которые не могут ответить тебе той же монетой. Истинная леди, повторяла она, должна четко осознавать их подчиненное положение и мудро управлять ими. Барбара безумно хотела стать истинной леди, как ее мать… но еще больше она хотела оказаться сейчас в объятиях Филипа.
Мне не забыть этой ночи, думала Барбара, скача вместе с Джефом по темным улицам. Копыта их лошадей оглушительно цокали в ночном безмолвии. Неподалеку прошел ночной сторож, выкрикивая нараспев:
— Два часа ночи и все спокойно…
Барбара вздрогнула. Она опаздывает! Неужели Филип решит, что она не приедет? Она велела Джефу поторапливаться, и через несколько минут они подъехали к дому Филипа. Барбара отпустила поводья и взглянула на небольшой деревянный дом. Комнаты Филипа были на втором этаже, он объяснил ей, что надо подняться по наружной лестнице. Барбара в нерешительности смотрела на освещенные окна. Филип ждет ее, скоро она будет в его объятиях. Она вдруг почувствовала необыкновенную слабость и усомнилась, удастся ли ей подняться по этой крутой лесенке.
— Помоги мне сойти с лошади, — прошептала она Джефу.
Он спрыгнул на землю и протянул ей руки. Оказавшись в кольце его сильных рук, Барбара вскользь подумала, почему довольно взгляда одного мужчины, чтобы заставить ее тело трепетать от желания, а объятия другого оставляют ее совершенно равнодушной? Может быть, потому, что в ней, как и в Филипе, течет благородная кровь, а Джеф только простой конюх? Она нетерпеливо тряхнула головой и торопливо приказала Джефу отвести лошадей в конюшню и лечь спать вместе с конюхом Филипа.
— На рассвете я разбужу тебя, — пообещала она, — мы вернемся домой, и мои родители ни о чем не узнают.
Джеф неохотно поплелся к конюшне, ведя за собой лошадей, а Барбара торопливо начала подниматься по лестнице. На полпути она остановилась, подумав, что, наверное, ужасно вспотела от всех треволнений и ночной скачки, и что это может не понравиться Филипу. Понюхав себя, она убедилась, что напрасно боялась, ее молодое здоровое тело пахло лишь мускусными духами, которые, как считала Мэри, не подходят юной девушке. Но сегодня у нее есть полное право считать себя женщиной, радостно думала Барбара, поднимаясь дальше по лестнице.
Филип ждал ее. Она не успела еще постучать, а дверь уже открылась ей навстречу. Он стоял, освещенный пламенем свечей, и Барбара почувствовала сладкое томление от одного его вида. На нем были кюлоты песочного цвета, но камзол снял, и он остался в рубашке тончайшего полотна. Белое кружевное жабо оттеняло его загорелое лицо. Барбара замерла, не в силах отвести от него восхищенных глаз. С бешено колотящимся сердцем, она стояла перед ним взволнованная, испуганная, сгорая от желания.
Филип улыбнулся и провел ее в глубь комнаты:
— Думаю, ты не откажешься от бокала вина. Оно снимет напряжение от твоего ночного путешествия.
Он направился к столику в центре комнаты и, взяв графин, наполнил два оловянных кубка.
— Ну как тебе мое жилище? — спросил он печальным голосом.
Как все аристократы, Филип был лишен Кромвелем всего своего состояния. Барбара оторвала взгляд от тонкого лица Филипа и обвела глазами комнату. Обстановка была на редкость смешанная. Очевидно, часть мебели была принадлежностью этой квартиры, а кое-что ему удалось спасти из родительского дома. За полуоткрытой дверью была спальня, и зачарованный взгляд Барбары остановился на постели.
Филип подал ей кубок с вином:
— Это неплохой кларет. Выпей.
Барбара послушно поднесла бокал ко рту и выпила, не сводя глаз с Филипа. В ее взгляде читалось смешанное выражение желания и робости, и Филип, поставив на стол свой бокал, прошептал:
— Боже, как ты прекрасна! — Он мягко отобрал опустевший кубок из ее послушных рук, отставил его и привлек Барбару к себе. Она так часто и с бесконечными подробностями представляла себе эти мгновения, что его объятия показались ей до странности знакомыми. Филип склонил голову, его губы коснулись ее губ, и все сомнения и страхи Барбары исчезли.
Она прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею. Ей хотелось слиться с ним воедино, раствориться в нем… Наконец Филип оторвался от нее, и она, приподнявшись на носки, коснулась влажными губами его лба. Как часто мечтала она, что будет целовать эти почти сходящиеся у переносицы брови. Филип нежно бормотал что-то ей на ухо, а она покрывала его глаза и лицо быстрыми легкими поцелуями, потом приникла губами к любимым морщинкам, утоляя долго сдерживаемую страсть.
Филипп властно обхватил руками талию Барбары и притянул ее к себе, отчего она вся вспыхнула. Даже через ткань нижних юбок она почувствовала, как напряглась под узкими кюлотами его мужская плоть, и, сходя с ума от страсти, порывисто прижалась к нему, чтобы ощущение стало более полным. Барбара задыхалась, глаза ее потемнели от желания.
Филип рассмеялся ликующим горловым смехом и поднял ее на руки. Он легко, как ребенка, внес ее в спальню и поставил на ноги. Барбара трепетала. Ей хотелось подарить ему бесконечное наслаждение, но она чувствовала себя такой неумелой. Она безумно желала его, но еще не знала способов вызвать в нем такое же дикое желание. На мгновение ей вспомнилась Анна. Анна в объятиях Филипа! Она лежала с ним в этой же постели! Ей вдруг померещилось, что Анна где-то рядом, посмеивается над ее неумелостью и неловкостью. Волна ревности захлестнула Барбару. «Прекрати! — убеждала она себя, — ты не должна думать об Анне! Это твоя ночь! Сегодня Анна тоскует одна, а ты здесь с Филипом!»
Она тряхнула головой, отгоняя образ Анны. Видя, как насмешливо Филип поднял брови, Барбара похолодела.
— Что ты качаешь головой? — спросил он.
Барбара робко сказала:
— Должна признаться, мне страшно, милорд. Я боюсь… боюсь не понравиться вам.
Филип нежно взял ее за подбородок и приподнял ее лицо.
— Барбара, ты просто сокровище. Любой мужчина был бы счастлив, если бы ты подарила ему ночь.
Барбара отвела на мгновение глаза и, вновь взглянув на него, сказала с подкупающей искренностью:
— Я так неопытна, милорд, в любовных играх, но обещаю, что буду прилежной ученицей.
Филип поцеловал ее, и это было убедительнее любых слов. Мысли Барбары путались. Она отчаянно пыталась вспомнить, как в ту ночь они оказались раздетыми в постели. В тот раз она опомнилась, когда уже лежала обнаженная в объятиях Филипа. Может быть, существуют какие-то правила? Не спросить ли Филипа?.. Ничего, он сделает все, как надо. И она почувствовала себя спокойно в кольце его рук.
Он мягко отодвинул от себя Барбару и, расстегивая лиф платья, нежно целовал ее шею. Барбара старалась стоять спокойно, сдерживая нарастающее смущение и горячую волну желания, поднимающуюся из глубин ее существа. Вдруг он найдет ее непривлекательной? У нее полная грудь — возможно, слишком полная? Над левой грудью маленькая родинка — что если она покажется ему некрасивой? Филип опустил вниз лиф ее платья, обнажив груди с розовыми остренькими сосками. Он приник к ним губами. Барбара затрепетала.
— Ты восхитительна, — едва слышно выдохнул он.
Барбара обвила его голову руками и взглянула на золотистые пряди его волос. Ее переполняла нежность. Каким юным и по-детски уязвимым он казался сейчас, в самозабвенном наслаждении ее грудью! После этих бесконечных мгновений он поднял голову и улыбнулся:
— Я следую в поисках дальнейших наслаждений.
Расстегнув тугой пояс, он снял с нее платье и бросил его на пол. Когда оно заслонило Барбаре лицо, она почувствовала странную незащищенность: ей не видна была реакция Филипа, вдруг что-то не понравится ему и он успеет скрыть это под вежливой улыбкой, чтобы не обидеть ее.
Запутавшись в складках упавших нижних юбок, Барбара окинула себя взглядом и заметила, что тугой пояс оставил красный след. Она сердито растерла кожу. Филип обхватил ладонями ее талию:
— Как ты стройна! Вся твоя талия умещается в моих ладонях.
Под его загорелыми руками начинался изящный изгиб ее бедер, плавно переходивших в безупречную линию длинных стройных ног. Нижние юбки лежали смятой грудой, окутывая еще обутые ножки. Филип склонил голову и приник губами к ее шее, отчего по всему ее телу прошел трепетный холодок. Ее руки сами начали расстегивать тонкую рубашку Филипа. Ей захотелось положить ладони на его обнаженную грудь. Он засмеялся и помог ее непослушным пальцам. Она сняла рубашку, обнажив шелковистые волосы на его груди, они оказались темнее, чем на голове. Барбара склонилась и припала к ним губами, чувствуя солоноватый вкус кожи Филипа. Барбара медленно, нежно ласкала губами его тело. Филип поцеловал ее волосы и спустил кюлоты, не отстраняясь от ее ласк.
Когда Филип прижал Барбару к своему обнаженному телу, она была уже в полуобморочном состоянии и вся дрожала от сладкого томления. Она поднялась на носки, чтобы полнее ощутить поднимающийся к ней мужской орган. От этого жаркого сплетения в ней родилась какая-то невообразимая доныне, неиспытанная еще сладость. Она все крепче прижималась к нему, их тела слились в единое целое, и она уже не понимала, где она, а где Филип. Она таяла, охваченная восторгом. Когда ей уже казалось, что большей близости и большего наслаждения быть не может, Филип вдруг подхватил ее на руки и опустил на кровать. Льняные простыни шероховатым холодом обожгли ее, но она даже не заметила этого, чувствуя лишь, что Филипа нет с нею рядом. Глаза ее потемнели от желания, она протянула к нему руки. Он стоял у кровати, любуясь ее красотой. Ее молодое прекрасное тело сияло при свете свечей, роскошные волосы пламенели на белоснежных простынях, ее страстность усиливала его желание.
Он сказал словно про себя:
— Ты самое прекрасное создание, какое мне доводилось когда-либо видеть.
Опустившись на колени подле нее, он ласкал руками ее грудь, потом лег, полузакрыв ее своим телом, и нежно покусывал губами нежно-розовые соски, приводя Барбару в неистовство. Он принялся целовать ее тело. Барбара пылала; грудь ее вздымалась, тело трепетало и ее плоть жаждала, чтобы он овладел ею. Ей еще не приходилось чувствовать такого голода, такого безумного желания.
Наконец она тихо взмолилась:
— Прошу вас, милорд, — и Филип, поняв, что она готова, вошел в нее.
— Ах… — простонала Барбара с облегчением и восторгом. Он был необходим ей, как вода жаждущему в пустыне. Охваченная блаженством, она поняла, что дает и получает наслаждение — и это было то, для чего ее создал Бог. Сознание оставило ее, и, повинуясь каким-то древним инстинктам, она изогнулась и теснее прижалась к нему. Их движения становились все быстрее, тела блестели от пота, все сладостнее и глубже становилось наслаждение. Она потеряла ощущение времени и пространства. Мир сузился до размеров их сплетенных тел, и в этом мире существовал лишь непостижимый чувственный экстаз. Когда наслаждение, казалось, дошло до предела и Барбара, испытывая легкое головокружение, почувствовала, что большего счастья ей не вынести, движения Филипа стали быстрыми и резкими, и внезапно этот сладостный мир взорвался внутри Барбары в финальном аккорде наслаждения и тело ее разлетелось на мельчайшие кусочки, радостно мерцавшие в темноте бесконечной вселенной.
С первыми лучами солнца Барбара покинула комнаты Филипа, чувствуя, что лишь ее сонная оболочка скачет по сумеречному городу в сопровождении хмурого Джефа, а самая суть осталась там, в спальне Филипа.
Проходили дни, недели… Барбара жила как в полусне, полностью пробуждаясь лишь в объятиях Филипа. Они встречались почти каждую ночь, а днем виделись редко. Он был занят какими-то таинственными делами, которые не хотел обсуждать с нею, и никогда не появлялся среди молодых людей, окружавших ее на прогулках или в модных кофейнях. Даже по вечерам он теперь не показывался в доме Вилльерсов.
Барбара жила ради их тайных предутренних часов, ради свиданий в спальне Филипа. Под его опытным руководством чувственная натура девушки расцвела подобно бутону, согретому теплом солнца. Исчезли робость и неуверенность, и подчас трудно было сказать, кто из них двоих учитель, а кто ученик. Ее перестали терзать мысли, что его горловой смех вызван ее неловкостью. Она, как неутомимый первопроходец, исследовала все его тело и знала, что это доставляет ему удовольствие; ее язычок выискивал и ласкал самые интимные уголки его тела, воспламеняя и возбуждая его. Порой именно она придумывала новые позы для их любовных игр. Однажды Филип по ее заказу приготовил ванну. Барбара обвила тонкими белыми руками его шею и увлекла за собою в воду.
Ее красота, красота любящей и любимой женщины, стала просто ослепительной, и мужчины вились вокруг нее, словно пчелы вокруг жимолости. Среди них был и горячо влюбленный в нее Роджер Палмер. Как-то он, пропустив свои адвокатские занятия в Темпле, зашел в таверну «Колокол» в поисках хорошей компании и веселой выпивки. Он замешкался в дверях, пока глаза привыкали к полумраку сводчатого зала; его внимание привлекла оживленная компания в дальнем углу. Привыкнув к темноте, Роджер увидел Барбару, окруженную молодыми людьми, которые всячески развлекали ее. Она подняла к нему сияющее лицо, и Роджер влюбился в нее с первого взгляда. Это было не в его натуре, женщины не интересовали его. Застенчивый и робкий, он целыми днями просиживал за книгами. Сердце, положенное к ногам Барбары, было бескорыстным и целомудренным. У Барбары даже дух захватило, когда она заглянула в его чистые, преданные карие глаза. Такая преданность льстила ей, и она сожалела, что может ответить на это лишь милым флиртом. Как жаль, думала она, ведь он будет просто убит, когда она выйдет замуж за Филипа.
Об остальных воздыхателях она тревожилась меньше, понимая, что многие волочатся за нею потому, что она была признана первой красавицей Лондона и ухаживать за Барбарой Вилльерс считалось модным. Все были очарованы ею и демонстрировали свою преданность; каждый считал своим долгом объясниться в любви прелестной Барбаре.
Как-то раз, поправляя волосы перед зеркалом в спальне Филипа, Барбара сказала ему:
— Любимый, ты не поверишь, но за последние несколько дней у меня сложилось впечатление, что все кавалеры Лондона открывают рот только затем, чтобы сделать мне предложение.
Она прижала гребень к груди и с бьющимся сердцем ждала его ответа. Казалось бы, он должен встревожиться и наконец предложить ей выйти за него замуж. Барбара не сомневалась, что он собирается жениться на ней, но все больше недоумевала, почему он тянет с предложением.
Филип усмехнулся и взял из вазы гроздь винограда.
— Могу понять их желание. Какой мужчина устоит перед искушением любить тебя всю жизнь!
Барбара бросилась к нему и прижалась к его груди со словами:
— О нет, Филип!.. Я никогда не полюблю другого!
Он закрыл ей рот поцелуем, и только спустя несколько часов, оставшись одна, она поняла, что он сознательно избегает разговоров о женитьбе.
Барбара так мечтала услышать официальное предложение из уст Филипа, но по иронии судьбы слышала его от кого угодно, только не от него. Воздыхатели наперебой предлагали ей руку и сердце, и Барбаре всякий раз приходилось изобретать милые непринужденные отговорки, чтобы не обидеть их отказом и сохранить в целости свою свиту. Ей нравилась популярность и не хотелось терять ни одного поклонника. Их комплименты и пылкие взгляды придавали особый шарм ее красоте, и она бы чувствовала себя немного обделенной, обрати кто-то из них внимание на другую девушку.
Их преданность стала ей крайне необходима, когда несколько недель спустя она узнала, что Филип продолжает спать с Анной. После первой ночи, проведенной с Филипом, Барбара очень нервничала и боялась, что он может рассказать Анне об их любви. Но, встретившись с подругой, она с облегчением поняла, что та ничего не знает, и подумала о благородстве Филипа, который, видимо, не захотел испортить дружеские отношения девушек. Порой ее одолевало любопытство, какие именно слова говорил Филип Анне и как та отвечала. Но всякий раз, когда она собиралась спросить его об этом, ее охватывала робость и молчание сковывало язык.
Конечно, Барбаре и в голову не могло прийти, что Филип продолжает встречаться с Анной. Она восхищалась спокойствием, с которым Анна переносила потерю возлюбленного, ее ясные глаза все так же улыбались и на милом личике не было и следа сердечной печали. Барбаре казалось, что она умрет, если Филип оставит ее, она не представляла, как можно пережить такую потерю. Она старалась реже оставаться наедине с подругой и избегала любых интимных разговоров из боязни, что Анна захочет поделиться своим горем. Как тяжко придется Анне, когда Филип и Барбара поженятся и Анна поймет, что поверяла свои сердечные тайны той самой женщине, которая украла у нее возлюбленного! Уверенная в любви Филипа, Барбара старалась относиться к Анне великодушно и покровительственно.
И вот однажды раздался гром с ясного неба. Анна подошла к Барбаре и тихонько сказала:
— Я давно не просила тебя об этом — ты была так занята, — но, пожалуйста, скажи нашим драгоценным матушкам, что мы сегодня отправимся за покупками. Я уже использовала все другие предлоги. Ужасно трудно придумывать что-то новое всякий раз, когда отправляешься на свидание.
Барбаре показалось, будто на нее вылили ушат холодной воды. Она недоверчиво взглянула на Анну, но потом облегченно вздохнула. Ей стала ясна причина Анниного спокойствия. Она, очевидно, нашла себе нового возлюбленного и выкинула Филипа из головы. Бедняжка Анна! Какая женщина может прельститься другим мужчиной после объятий Филипа?
Она улыбнулась Анне, затащила ее к себе в комнату и, закрыв поплотнее дверь, спросила:
— Значит, у тебя новый возлюбленный?
Анна непонимающе уставилась на нее.
— С чего ты взяла? Я никогда не полюблю другого, — ответила она с недоумением.
Кровь запульсировала в висках Барбары. Казалось, что она стоит на краю пропасти и любой шаг опасен. Однако она должна узнать правду. Барбара взяла кочергу и, наклонившись, разворошила дрова в камине. Волосы упали ей на лоб словно занавес, закрыв ее лицо от взгляда Анны.
— Должно быть, я ошиблась, — сказала Барбара. — В тот вечер, когда Филип… лорд Честерфилд заходил к нам, мне показалось, что ты влюблена в него.
Лицо Анны засияло.
— Значит, ты отгадала мою тайну! Разве он не прекрасен, Барбара? Как ты могла подумать, что я разлюбила его?
— Я уверена, что ты не сможешь встретиться с Филипом сегодня. — Барбара бросила кочергу так, что та зазвенела. — Он не любит тебя больше. Он любит меня.
— Тебя?! — Серые глаза Анны потемнели, как грозовые тучи. — Но ведь ты видела его только раз, и почти не разговаривала с ним.
— Мы стали любовниками еще до моего приезда в Лондон, когда он навещал нас в усадьбе, — Барбара вызывающе вскинула голову.
— Значит, ты рассказывала именно о нем… — Анна припомнила робкие вопросы Барбары, недоумение, почему не появляется ее возлюбленный, преклонение перед опытностью Анны в любовных делах.
— Помнишь, — сказала Барбара, — ты говорила, что все мужчины должны быть у моих ног? Так и получилось. И Филип меня действительно любит.
Анна смотрела на Барбару застывшими серыми глазами, в ее взгляде было нечто странное. Похоже — как ни удивительно это было — в нем промелькнула жалость. Анна вздохнула:
— Когда мы клялись не уводить друг у друга кавалеров, мы не представляли себе, что любим одного человека.
— Конечно, Анна, — мягко согласилась Барбара. — Клянусь тебе, у меня и в мыслях не было обидеть тебя. Будь это другой мужчина, видит Бог, я бы даже не взглянула в его сторону. Но я уже любила Филипа. Он для меня единственный мужчина во всем белом свете.
Анна внимательно посмотрела на подругу, и на этот раз во взгляде ее серых глаз безошибочно читалась жалость.
— Барбара, Филип любит многих женщин. Я всегда знала, что я не единственная, кого он одаривает своим вниманием… Хотя, конечно, вначале мне казалось, что это не так. Но потом все прояснилось, как для тебя сейчас.
Барбара гордо вскинула голову.
— Я не собираюсь делить Филипа ни с кем. Наша любовь безмерна, неповторима. Никто не заменит мне Филипа и ему никто не сможет заменить меня.
— У леди Элизабет Ховард будет от него ребенок, — резковато сказала Анна.
Барбара ахнула, и губы ее побелели от ярости:
— Не может быть!
— Филип сам не отрицает этого, — сказала Анна спокойно. — Я была у него вчера днем, и он показывал мне письмо от сестры. Она упрекает его за кутежи, игру и за то, что он наградил ребенком юную леди. Филип бросил письмо на стол и сказал: «Сколько шума из-за этой Бетти Ховард! Сплетни дошли уже даже до моей сестры».
Барбаре показалось, что в нее вселился легион дьяволят, которые отчаянно кололись и щипались, голова ее горела, как в адовом огне. Невозможно… Неужели только вчера он лежал в постели с Анной? Однако Анна никогда не обманывала ее. Пристально посмотрев в открытые честные глаза подруги, Барбара отвернулась и, всхлипнув, положила ладонь на свой плоский живот. Счастливая Элизабет, у нее есть ребенок Филипа, и теперь, конечно, они связаны самыми крепкими узами.
— Значит, он женится на Элизабет Ховард? — глухо произнесла она.
Анна засмеялась холодным звенящим смехом, как подобало модной даме. Но у нее это плохо получилось, голос ее срывался:
— Женится?! У него и мыслей таких не было. Элизабет отошлют в деревню. — Она слегка поежилась, подумав, что такая участь может легко постигнуть и ее.
Барбара вдруг представила себе Филипа так ясно, что ей померещилось, будто он здесь, в ее спальне вместе с ними. И стоит только протянуть руку, чтобы коснуться той милой морщинки на щеке, загорелой шеи, выступающей из белоснежных кружев, сильных рук, которые умели быть такими нежными, когда он ласкал ее.
Барбара задумчиво покачала головой и удивленно сказала:
— Как странно!.. Я верю каждому твоему слову, но какая же это мука!.. И самое ужасное, что я все еще люблю его.
— И я тоже, — удрученно сказала Анна. — Он такой обаятельный, и уж если он запал в твое сердце, то считай, что оно принадлежит ему навеки. — Она внимательно взглянула на Барбару. — Что же теперь будет с нашей дружбой? Сумеем ли мы сохранить ее?
Барбара окинула ее взглядом. Это была все та же милая, знакомая Анна, ее единственная подруга. Ей вдруг захотелось повернуть время вспять и вновь почувствовать ту не омраченную ничем дружескую привязанность, которая была прежде.
— Как же нам быть? — спросила она наконец. — Ты же понимаешь, что я буду сгорать от ревности каждый раз, когда ты будешь встречаться с Филипом.
Анна кивнула и сказала задумчиво:
— Да, но, как ни странно, ты стала мне даже ближе… словно любовь к одному мужчине каким-то образом породнила нас. Возможно, нас сближает та боль, которую мы испытали. Если бы ты была моей единственной соперницей, я, наверное, возненавидела бы тебя… Но у него много женщин… и Элизабет… Не могу же я ненавидеть весь мир, — горько заключила она.
Барбара считала, что ей не привелось испытать той боли, что Анне. С ней все по-другому, ведь Филип по-настоящему любит ее, она не может ошибаться. И скоро он попросит ее руки. Почему бы иначе он так упорно отказывался жениться на Элизабет Ховард? Но разве же он может жениться на другой, пусть даже она носит его ребенка, если вся его любовь отдана Барбаре?
— Так ты согласна? — спросила Анна, глядя на Барбару умоляющими глазами. — Останемся подругами, несмотря на соперничество.
— Согласна! — Барбара порывисто протянула Анне руку. — Но предупреждаю тебя… Я сделаю все, что в моей власти, чтобы Филип принадлежал только мне.
В следующие месяцы обе девушки стали очень ревниво относиться к свободному времени Филипа. Они старались быть с ним каждую свободную минуту. Барбара страшно переживала и знала, что не успокоится до тех пор, пока они не поженятся, то есть пока Филип не будет безраздельно принадлежать ей одной. Лишь в его объятиях она переставала терзаться и забывала обо всем на свете.
Анна совсем потеряла голову. Похоже, она нарочно афишировала связь с Филипом. Пренебрегая осторожностью, она назначала Филипу встречи в лавке Батлера — известном доме свиданий. С нескрываемым обожанием она нежно брала его под руку, перед тем как исчезнуть вместе с ним в полумраке дома. Вскоре весь добропорядочный Лондон заговорил о связи Филипа и Анны, и леди Гамильтон, конечно, была страшно разгневана. Не обращая внимания на слезы и мольбы дочери, она выдворила Анну в Виндзор и запретила дальнейшие отношения с Филипом.
Анна послала Филипу прощальную записку: «Наверное, у нас не будет больше возможности встречаться, и я надеюсь, что ты подаришь мне последнее свидание».
Филип прислал ей игривый короткий ответ. Анна вынула из-за корсажа это залитое ее слезами послание и протянула его Барбаре. Оно гласило: «Ты была душою нашего маленького мира, и вся его жизнь ушла вместе с тобой. Мне же осталась одна пустота. Пожалуй, я прекращу все свои теперешние пять-шесть романов и займусь самосозерцанием. Твой Ч.»
Анна нежно погладила записку.
— Вот все, что осталось у меня на память о Филипе. — Она подняла полные слез глаза и добавила: — В деревне я умру. Я знаю, что не проживу долго вдали от него.
Барбара была полна сочувствия. Записка показалась ей бесчувственной и даже несколько жестокой, и она еще раз убедилась, что Филип не любит Анну.
Подруги обнялись и залились слезами. Барбаре так хотелось снова вернуться в детство, когда жить было легко и просто. Какую причудливую паутину сплетает любовь! Сколько сложностей примешивается к наслаждениям! Провожая Анну и понимая, какая тяжесть лежит на душе подруги, она оплакивала и свою утрату — потерю искреннего друга. И лишь одно утешало Барбару: теряя подругу, она также теряла и соперницу. Теперь Филип сможет уделять ей больше времени.
Настал черед для безрассудств Барбары. Филип был так нежен, что невозможно было поверить, что он не любит ее. Его страсть становилась все более пылкой. Как-то, когда они лежали усталые от любовных игр, она почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы опять начать разговор о женитьбе.
— Филип! — Она приподнялась на локте и взглянула на его загорелое лицо. Его глаза были полузакрыты. Темные ресницы отбрасывали легкие дуги теней. Волна нежности захлестнула ее.
— Когда мы поженимся, Филип?
Он открыл глаза.
— Ты, любовь моя?… Стоит тебе только сказать «да» любому из толпы своих обожателей, и ты уже замужем. Что до меня… — Он сел, поднялся с кровати и направился к столику с винами.
Барбара, затаив дыхание, следила за ним огромными сияющими глазами.
Он налил вино в бокал и подал его Барбаре со словами:
— Я женюсь, когда найду выгодную партию.
Барбара дрожащей рукой взяла бокал.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что я вынужден жениться на деньгах, дорогая.
Резко поднявшись, Барбара пролила немного вина на покрывало.
— Это же нереально! У кого сейчас есть деньги? Парламентарии забрали все.
Филип вернулся к столику и налил себе бокал красного вина.
— Вот именно. И поскольку нашими богатствами завладели парламентарии, очевидно, я должен жениться на какой-нибудь из их дочерей. — Он поднял бокал и провозгласил: — Его превосходительство Оливер Кромвель, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии, предлагает мне свою драгоценную дочь. Но вся сладость этого предложения — в 20 тысячах фунтах и в выборе любого чина во флоте или в армии.
Барбара сдержанно расссмеялась каким-то суховатым смехом, откинулась на подушки и расслабилась.
— Ты пошутил!.. Я даже немного испугалась сначала!.. Оливер Кромвель предлагает тебе свою дочь…
Филип ухмыльнулся и не стал особенно вдаваться в подробности. Что правда, то правда, Оливер Кромвель по не вполне понятным мотивам предложил ему жениться на его дочери Франциске. Но Филип не добавил, поскольку самолюбие его было задето, что Франциска — отважная девушка — категорически отказала ему.
Смех Барбары оборвался, и она, прищурив глаза, посмотрела на Филипа. У него возникло неприятное ощущение, будто он стоит на дуэли под оценивающим взглядом противника.
— Но я же серьезно, Филип. Давай поговорим о женитьбе… о нашей женитьбе.
Филип взял бокал из ее рук и начал целовать ее, приговаривая.
— Я предельно серьезен, моя маленькая роялисточка. Я вынужден жениться на дочери богатенького парламентария.
Барбара пыталась что-то возразить, желая продолжить разговор, но его ласки распалили ее, и, забыв обо всем на свете, она страстно прижала его к себе.
Глава 4
Барбаре казалось, что она все время старается достать пылающий золотой шар с небес. Сердце ее разрывалось от отчаяния, и ей приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы казаться веселой и оживленной. Нервы ее не выдерживали, и порой она просыпалась по ночам вся в слезах.
Когда Филип бывал занят, она, чтобы скрасить одиночество, лихорадочно искала развлечений. Любимым времяпровождением Барбары стало исследование Лондона, и в качестве преданного сопровождающего она часто приглашала Роджера Палмера. Они вместе блуждали по закоулкам несравненного города. Барбара была влюблена в Лондон почти так же страстно, как в Филипа, и жаждала узнать все укромные уголки подобно тому, как исследовала черты любимого лица.
Больше всего ей нравились лодочные прогулки по Темзе — главному проспекту города. Задыхаясь от смеха, она с помощью Роджера забиралась в лодку у Старого причала, над которым высилась мрачная громада Тауэра. Однажды, когда их лодка тихо скользила по волнам, Барбара почувствовала вдруг необъяснимую легкость и свободу. Она сорвала шляпку и подставила лицо свежему ветерку. Река всегда кипела жизнью, ведь Англия — страна мореплавателей, в ее гаванях теснятся корабли всего мира.
Всякий раз при виде трепещущего под легким бризом, полного жизни паруса Барбару охватывало чувство восторга; ее сердце трепетало в ответном порыве. Роджер почти не замечал водоворота окружающей жизни, его внимание было приковано к пленительному розовому личику, поднятому навстречу солнцу и ветру.
В воздухе разносились хрипловатые голоса лодочников, добродушно поддразнивавших друг друга, не стесняясь в выражениях. Роджер, щадя слух Барбары, набрасывался на лодочников с упреками, но она только смеялась, ей нравились их грубые остроты и забористые шуточки, и порою, уединяясь в своей комнате, она пыталась повторять их.
Величественный Лондонский мост перекинулся через Темзу, опираясь на девятнадцать каменных быков; он был настолько широк, что вмещал целую улицу с двумя рядами домов по обеим сторонам. Лодка миновала Саутуоркский собор, и Барбара загрустила, вспомнив знаменитые старые театры «Глобус», «Лебедь» и «Розу», которые Кромвель приказал снести. Как чудесно было бы увидеть театральное представление! Роскошный Медвежий парк стоял заброшенный и унылый, а Роджер принялся рассказывать Барбаре о медвежьих боях, пока она, зажав пальцами уши, не взмолилась, чтобы он прекратил ужасные описания.
Они подплыли к Странду, и Барбара приказала лодочнику грести помедленнее. Здесь стояли богатые особняки, и, подавшись вперед и удобно подперев голову ладонями, она мечтала о жизни в одном из этих великолепных каменных дворцов, от которых к самой воде спускались ухоженные лужайки и газоны. Глядя жадными глазами на изумительные здания, Барбара задумчиво вспоминала их названия: Арундель-Хаус, Сомерсет-Хаус, Эссекс-Хаус… Дальше веселой путаницей островерхих крыш и разноэтажных зданий раскинулся Уайтхолл.
У Вестминстерского причала, чуть ниже Уайтхолла, они решили причалить: пора было размять затекшие ноги. С какой радостью Барбара поднялась по каменным ступеням, как всегда, влажным от солоноватых брызг, во двор нового дворца!
Однажды Роджер повел ее в Зал королевских торжеств — прекрасный образец архитектуры Иниго Джонса.
— Отсюда, — печально сказал Роджер, — король Карл шагнул навстречу смерти.
Барбара вздрогнула и поспешно отошла от залитого солнечным светом окна. Почему при мысли о чьей-то смерти так болезненно остро ощущаешь жизнь? Ей казалось, что она видит, как кровь струится по ее жилам, насыщая силой каждую клеточку ее тела.
Вдруг она схватила Роджера за руку и, охваченная безрассудной идеей, взмолилась:
— Пожалуйста, Роджер, давай заглянем в одну из знаменитых таверн. Ты знаешь их — «Рай», «Ад» и «Чистилище».
— Барбара, откуда тебе известны такие места? Молодым дамам не пристало посещать подобные заведения.
— Ерунда! Анна рассказывала мне, что заходила как-то в «Ад» и… — Она огляделась и понизила голос до шепота: —…и подняла тост за Черного Мальчика за морем. Роджер, прошу тебя, давай зайдем туда! — Барбара улыбнулась ему самой пленительной из своих улыбок, против которой, надеялась она, устоять было просто невозможно.
— Нет. — Тон Роджера не допускал возражений.
— Отлично. — Нижняя губка Барбары обидчиво опустилась. — Раз ты не хочешь, я схожу туда с кем-нибудь другим.
— Хорошо, пойдем, — нахмурился Роджер, — но не вини меня, если после этого тебе станет дурно.
Они зашли в таверну под названием «Чистилище», и Барбара действительно почувствовала легкое головокружение. Местечко было мрачноватое, тесное, и там дурно пахло. Прокисший сидр жег желудок. Но ей не хотелось показать, что Роджер был прав; чтобы скрыть дурноту, она оживленно болтала и даже украдкой подрумянила щеки, надеясь, что он не заметит ее бледности.
Роджер был милым спутником, но Барбаре хотелось, чтобы на всех лондонских прогулках ее сопровождал Филип. Порой она теряла голову, несмотря на настояния Филипа не афишировать их связь. В конце концов она отбросила всяческую осторожность. Ей так хотелось, чтобы Филип постоянно был рядом с нею и чтобы она могла открыто объявить всему свету о своей любви. Она упорно добивалась того, чтобы Филип сопровождал ее на приемы и в верховых прогулках, водил в кофейни и даже посещал с нею воскресные службы в церкви. Филип убеждал ее в том, что это неразумно, потом сказал, пожав плечами:
— Мне всегда приятно находиться в твоем обществе. Приказывай, я готов.
Барбара затрепетала от его слов. Конечно же, он любит ее! Она не сомневалась, что скоро он предложит ей выйти за него замуж. Теперь они много времени проводили вместе, Филип, склонив голову, слушал ее болтовню и улыбался ее шуткам.
Лондонские роялисты без конца устраивали приемы, которые зачастую повергали в печаль сердца тех, кому пришлось носить поношенные платья, пить дешевые вина и вспоминать роскошную жизнь при дворе короля Карла. Барбара водила Филипа на каждый прием, не обращая внимания на некоторую холодность роялистов по отношению к нему, не обращая внимания на разговоры, из которых следовало, что Филип изменяет своим, что его слишком часто видят в обществе пуритан.
Барбаре приходилось самым нелепым образом представлять Филипа людям, которых он знал всю жизнь. Она говорила: «Вы, разумеется, знакомы с лордом Честерфилдом?» — но истинный смысл этих слов был настолько очевиден, словно она заявляла: «Вы, разумеется, знакомы с моим любовником?»
Для опытного глаза их близость была неоспорима, а большинство глаз лондонского света были достаточно циничными и искушенными. Барбара понимала, что о ней говорят и даже радовалась этому. Она была уверена, что дорога Филипу и что он не допустит, чтобы их разлучили. Поэтому ее мало волновало, что сплетни могут дойти до ушей матери, и она не боялась, что ее могут отправить в деревню. Ей даже хотелось, чтобы мать попробовала отослать ее, тогда Филипу придется объясниться!
Кузен Барбары Джордж Вилльерс, ныне герцог Бекингем, по возвращении в Лондон пытался предостеречь ее. На время покинув Гаагу, где делил с королем тяготы изгнания, он прибыл в Лондон в надежде поправить свои материальные дела. Клан Вилльерсов был необычайно взволнован приездом своего знаменитого родственника. Роялисты чествовали его как героя. Детство Бекингем провел вместе с принцем, они стали близкими друзьями, их отношения были почти братскими. Джордж отказался покинуть принца после казни короля; юноши бежали из Англии, поскольку за их головы было назначено солидное вознаграждение. В запасе у Джорджа было множество историй об опасных приключениях, которые им с принцем пришлось пережить. Откинув красивую белокурую голову, он дрожащим от смеха голосом рассказывал, как им удалось улизнуть из-под самого носа разыскивавших их парламентариев. Барбаре страшно захотелось быть мужчиной и участвовать во всех опасных приключениях Джорджа.
Привязанность, которую Барбара испытывала к Джорджу, была глубже, чем узы кровного родства, вернее было бы говорить о родстве их душ. С ним она всегда чувствовала себя легко и свободно и знала, что может чистосердечно признаться ему во всем, поделиться самыми сокровенными желаниями, даже если они не вполне благопристойны. Она была уверена в том, что он не будет шокирован и поймет ее.
Выслушав ее историю о связи с Филипом Станопом, Джордж не был поражен тем, что она потеряла невинность, но попытался внушить ей, как глупо афишировать такие шалости перед всем Лондоном и понижать свою цену на рынке невест. Обратив к ней взгляд голубых горящих глаз, он откинулся на спинку кресла, вытянул длинные ноги и сказал:
— Вернувшись в Лондон, я обнаружил, что твоя репутация весьма подмочена. Матушка твоя просто в бешенстве, ее надежды поправить ваши материальные дела разбились вдребезги. Кто же захочет взять тебя замуж после того, как ты открыто продемонстрировала всему свету, что Филип твой любовник!
Барбара тряхнула головой и рассмеялась:
— Чепуха! Все джентльмены Лондона уже делали мне предложение!
Джордж проницательно посмотрел на нее.
— И давно ты получила последнее?
Барбара почувствовала, как неприятный холодок пробежал у нее по спине. Она поняла, что последние несколько месяцев никто не делал ей предложения. И возможно, ее поклонники стали относиться к ней более легкомысленно, с оттенком легкой снисходительности. Чтобы успокоиться, она подумала о преданности Роджера Палмера, но тут же сердце ее сжалось. В последний раз он воспринял ее отказ выйти за него легче, чем раньше.
Он вздохнул и сказал:
— Возможно, и вправду лучше немного повременить. Мой отец категорически против нашей свадьбы, он считает, что мы не подходим друг другу.
— И почему же, скажите на милость? — обиженно спросила Барбара.
Роджер взял ее руку и нежно провел пальцами по ее ладони. Тщательно подбирая слова, он сказал:
— Барбара, ты очень молода и невинна и не понимаешь, что твое дружелюбие может быть неверно истолковано теми, кто уже далеко не так невинен. До моего отца дошли слухи, что ты… — Не закончив фразы, он вспыхнул, как девица, и беспомощно взглянул на нее.
Задетая за живое, Барбара отдернула руку и прогнала его. Сейчас, вспомнив этот момент, она расстроенно поглядела на Джорджа, потом пожала плечами. В любом случае она и не собиралась выходить замуж ни за кого, кроме Филипа, так какое же ей дело до остальных!
Барбара увлеченно рассказывала Джорджу подробности их отношений с Филипом. Слегка напряженным тоном она поведала ему об Анне и Элизабет. Джордж слушал с неподдельным вниманием. Засмеявшись, она вдруг сказала:
— Филип такой шутник! Однажды он напугал меня, сказав, что собирается жениться на дочери парламентария!
Живые синие глаза Джорджа задумчиво сощурились.
— Что ж, здравая мысль. Единственная возможность для дворянина-роялиста поправить свои дела.
— Вот еще! Истинные дворяне, те, в чьих жилах течет благородная кровь, не предают своих предков и не женятся на дочках парламентариев!
— Да?.. — Джордж повертел между пальцами ножку бокала и улыбнулся Барбаре. — А вот у меня на уме такая же идея, милая кузиночка.
Всю оставшуюся жизнь Барбара была благодарна Джорджу за то, что он оказался рядом с ней на той воскресной службе в церкви Святого Мартина в Полях. Они вошли под своды храма, и Барбара гордо вскинула головку, заметив внимание публики и вытянутые в их сторону шеи. Несомненно, кузен и кузина Вилльерсы представляли собой прекрасную пару. Джордж был известен как первый красавец Англии, и его внешность замечательно оттеняла прелестный облик Барбары.
Она села на скамью рядом с ним и придала лицу серьезное выражение. Барбара хорошо знала, как мило смотрится ее тонкий обращенный к алтарю профиль и как идет ей серьезность. Она любила воскресные утренние службы; все ее обожатели были в церкви, и она то и дело ловила на себе восхищенные взгляды.
Испугавшись своих суетных мыслей, Барбара торопливо перекрестилась, надеясь, что не успела прогневить Бога. Она попыталась сосредоточиться на возвышенном и духовном, но глаза ее выхватили из толпы шляпку Мэри Тэйлор, и она с удовольствием подумала о собственном головном уборе, украшавшем ее блестящие рыжие локоны.
Вновь спохватившись, она полушепотом пробормотала:
— О, Всепонимающий и Всепрощающий Боже, конечно, ты можешь понять, как трудно удерживать внимание на седовласом старце, что бубнит у алтаря. Ведь он так скучен! И я прошу Тебя о прощении за то, что отвлеклась, разглядывая шляпку Мэри Тэйлор.
Джордж слегка склонился к ней, и Барбара торопливо прошептала:
— Я не тебе. Я молюсь.
Он спрятал усмешку.
— Молишься о шляпке Мэри Тэйлор?..
Барбара с упреком взглянула на него и постаралась привести мысли в порядок. Она вспомнила старинный ученый вопрос о том, сколько ангелов могут одновременно уместиться на острие иглы. Но мысли ее сбивались, поскольку сам вопрос казался ей бессмысленным. Дурацкое занятие для ангелов, ничего не скажешь. А у Лизетты Адамс абсолютно нет вкуса — в этом светло-желтом платье она совсем поблекла, подумала Барбара и вдруг почувствовала, как рядом вздрогнул Джордж.
Она поняла, что его внимание приковано к священнику, который оглашал имена намеревающихся вступить в брак — Филипа, лорда Честерфилда и Мэри Ферфакс!
Ничего не подозревавшей Барбаре показалось, будто своды церкви задрожали и сейчас рухнут и раздавят всех. Может быть, у нее слуховые галлюцинации? Наверное, она сошла с ума и ее пора поместить к бедным страдальцам в Бедлам. Но, взглянув на побледневшее лицо и стиснутые челюсти Джорджа, она поняла, что ей вовсе не пригрезился громкий, сухой голос священника. «Боже! Так это правда! Не может быть!» Она начала погружаться во тьму, но, прежде чем сознание милосердно покинуло ее, Джордж до боли сжал ее руку. Барбара подняла на него ошеломленные, полные слез глаза. Лицо кузена казалось невозмутимым, но резкий шепот выдавал сильнейшую обеспокоенность.
— Барбара, возьми себя в руки! Ведь ты из рода Вилльерсов! Не давай этим болванам заметить, как ты страдаешь!
Она точно зачарованная неотрывно смотрела на него. Потом медленно кивнула. Как мог Филип причинить ей такую боль? Какая жестокость! Позволить ей узнать обо всем в переполненной церкви! Гнев привел ее в чувство, и она гордо вскинула голову. Легкая улыбка заиграла на ее губах. Будь она проклята, если позволит Филипу и Мэри Ферфакс получить удовольствие от ее унижения!
Мэри Ферфакс! Что за насмешка! Ведь ее отец командовал силами парламентариев в Нейзби и ему достались, помимо всего прочего, все поместья Честерфилдов. Он явно был врагом, и Барбара не могла понять, что Филип женится на его дочери. И вдруг у нее словно открылись глаза: ведь, женившись на Мэри, он самым естественным образом вернет свои владения.
Джордж ободряюще кивнул ей и прошептал:
— Я слышал, она невероятно богата. Филип с лихвой вернет свое состояние. Ферфаксу достались также и мои поместья, — горько закончил он.
Народ в церкви вертел головами и тянул шеи, стараясь разглядеть реакцию Барбары. Еще бы, всем было страшно интересно, как Барбара Вилльерс воспримет известие о помолвке лорда Честерфилда. И вдруг ее как громом поразило: какая горькая ирония, ведь всего полчаса назад она гордилась тем, что люди оборачиваются и любуются ее красотой. А сейчас они хотели насладиться ее горем. Может быть, Бог наказал ее за суетность.
Барбара была смертельно бледна. Когда служба кончилась, Джордж наклонился к ней и сказал:
— Держись! Сейчас будет самое трудное!
Барбара собралась c духом.
— Хорошо, только… Джордж!.. Пожалуйста, не оставляй меня ни на минуту.
Она горела, как в лихорадке, и одновременно чувствовала озноб. Ноги ее подкашивались, но на церковный двор она вышла с гордо поднятой головою. Прихожане собирались в небольшие группки, чтобы посплетничать. Джордж так крепко сжимал ее руку, что пальцы вдавились в ее запястье, и это напоминало Барбаре, что она принадлежит к роду Вилльерсов и не может опозорить их имя.
Джордж, как всегда, галантный, сделал комплимент канареечному наряду Лизетты Адамс, который недавно мысленно раскритиковала Барбара.
Лизетта улыбнулась, польщенная, однако было заметно, что ей страшно хочется узнать, как Барбара восприняла известие о предательстве своего любовника.
Барбара черпала силы в истинном бесстрашии и выносливости своего старинного рода. Так же бесстрашно ее отец переносил долгие мучительные страдания — он умер от огнестрельной раны в ногу. Барбара оказалась в силах шутить, смеяться, сплетничать, и многие изумились, не заметив и следа печали по поводу скорой свадьбы Филипа.
Короткие полчаса на залитом солнцем церковном дворе показались Барбаре черной вечностью. Ей грезился Филип, в его глазах поблескивала ленивая улыбка, грезился так явственно, что она готова была броситься в его объятия и обрести исцеление от боли, разрывающей ее сердце.
Когда они наконец вышли за церковную ограду, ноги не держали Барбару и она, чтобы не упасть, почти повисла на руке Джорджа.
— Джордж, немедленно вези меня к нему. Я не поверю этому, пока не услышу обо всем от него самого.
Джордж знал, что протестовать бесполезно, и назвал кучеру адрес Филипа.
— Не жди меня. Возможно, я задержусь, — сказала Барбара, выпрыгнув из кареты, и взбежала по знакомой деревянной лестнице. Она яростно забарабанила в дверь. Филип открыл почти сразу и отступил, пропуская Барбару. Ей хотелось броситься к нему на грудь, но она сдержала себя, сделала шаг назад и сказала, переводя дыхание:
— Филип… в церкви… объявили… что ты собираешься жениться на Мэри Ферфакс. — Она глубоко вздохнула. — Понимаешь? Они объявили о вашей помолвке!
Филип смотрел на нее с жалостью, и Барбара почувствовала, что умирает.
— Филип! Это неправда?!
Филип беспомощно махнул рукой в сторону письменного стола, который был завален скомканной бумагой. По полу тоже были разбросаны обрывки и клочки. Он печально и растерянно развел руками. На пальцах темнели чернильные пятна.
— Я провел всю ночь, пытаясь написать тебе… чтобы ты поняла…
— Что я должна понять?
— Посмотри вокруг, Барбара. — Он обвел рукой свое убогое жилище. — Я не могу так жить. Любовь к роскоши у меня в крови. Я рожден для другой жизни.
— А мы гордимся нашей бедностью. Гордимся своими поношенными нарядами, потому что мы лишились богатства, служа королю.
— Ну уж только не ты! Ты же ненавидишь бедность. — Филип рассмеялся с легкой иронией.
Врожденная честность заставила Барбару подавить протест.
— Конечно, я мечтаю стать богатой, носить роскошные платья и драгоценности. Но, Филип, мы могли бы добиться этого вместе.
Он печально покачал головой.
— Нет, только по отдельности. Твоя несравненная красота поможет тебе сделать отличную партию. А я… Я должен жениться на Мэри Ферфакс. Лишь она может дать мне ту жизнь, к которой я стремлюсь. — Он смотрел на нее нежным взглядом.
Барбара почувствовала, что ее гордость исчезла. По щекам покатились слезы, а она не могла поднять рук, чтобы смахнуть их. Такой близкий и родной, он стоял перед нею, и именно он причинил ей ужасные страдания. Такой боли она еще никогда не испытывала.
Ей удалось немного успокоиться и собраться с мыслями. Медленно, с паузами, сдерживая подступавшие к горлу слезы, Барбара начала говорить:
— Филип, твоя женитьба на Мэри Ферфакс убьет нашу любовь, уничтожит все прекрасное, что было между нами. Ты будешь не лучше убийцы.
Печально улыбнувшись, он как-то неопределенно махнул рукой.
— Ах, Барбара! Как женщина до мозга костей, ты не можешь практически взглянуть на вещи, это удел мужчин. Единственную ценность для тебя представляет любовь, для меня же, для любого мужчины, это лишь малая часть жизни.
Барбара долго смотрела на него потемневшими сузившимися глазами. Наконец она гордо вскинула голову, и вопль боли и ярости вырвался из ее груди. Вслепую пошарив рукой позади себя, она схватила со стола первый попавшийся предмет и запустила им в Филипа. В ней вдруг родилась ненависть к его белокурым волосам, красивому тонкому лицу, к его высокомерной позе; она чувствовала отвращение к курчавым волосам на его груди, которыми так любили играть ее пальцы. Филип уклонился, и чернильница разлетелась, оставив черные потеки на шероховатой белой стене.
Он резко шагнул к ней.
— Бог мой, ты просто бесподобна в гневе!
Барбара отбивалась изо всех сил, но он все же поднял ее на руки. Краешком глаза она видела за полуоткрытой дверью кровать, на которой они провели столько исступленных ночей. От прикосновений Филипа ее предательское тело начало возбуждаться, она таяла в его крепких и нежных объятиях. Негодование на такое предательство со стороны собственной плоти лишь усилило ее ярость. Она разошлась не на шутку, ее кулачки колотили где попало в стремлении вырваться и причинить ему боль. Один удар пришелся точно в челюсть, Филип отшатнулся и ослабил объятия.
— Ты что, принимаешь меня за шлюху? — дрожа от ярости, одними губами произнесла она. Но помимо воли она спрашивала себя: «Почему бы не остаться с ним в последний раз?» Барбара тряхнула головой, отгоняя прочь эти мысли. — Ты просто тряпка, если только женитьбой можешь поправить свои дела. Но знай, я отомщу, и очень скоро! Тебе будет так же больно, как мне сейчас.
Филип потянулся к ней, но она бросилась к двери и, спотыкаясь, побежала вниз по деревянным ступеням. Слезы застилали ей глаза. Она схватилась за перила, чтобы не упасть, и большая заноза впилась в нежную кожу ладони. Не чувствуя боли, Барбара тупо смотрела на руку и с удивлением думала: «К чему цепляться за жизнь, когда сердце разбито, может, просто броситься вниз с этой крутой лестницы?» Мысль о самоубийстве глубоко засела в ее сознании. Жгучее отчаяние раздирало ее; надо было как-то избавиться от этой боли, даже если для этого придется покончить с собой. В таком беспросветном отчаянии ей не прожить и часу.
Она вспомнила, что отпустила Джорджа и что у нее даже нет денег, чтобы нанять экипаж. Какая разница? Что еще может случиться? Барбара направилась в сторону дома, медленно переставляя ноги, словно каждый шаг доставлял ей непереносимую муку. Образ Филипа неотступно преследовал ее. Она отчаянно пыталась выбросить его из головы: «Я не должна думать о нем. Может быть, позже. Когда стану старой… и рана затянется». Мысль о самоубийстве как-то незаметно оставила ее.
Дорога была неблизкой. Усталая, со стертыми в кровь ногами Барбара наконец добрела до дома. Мать поджидала ее, пребывая в ярости, но это не тронуло Барбару. Мэри окинула критическим взглядом покрытое пылью платье дочери.
— Шлюха! — коротко и презрительно бросила Мэри. — Посмотри, до чего довело тебя распутство! Над тобой смеется весь Лондон. Ты выставила на посмешище всю нашу семью.
В детстве Барбара благоговела перед матерью, восхищаясь ее мягким голосом и изысканными манерами. Сейчас Мэри была похожа на разъяренную фурию, но Барбара оставалась совершенно безразличной.
— Хватит, мама.
Мэри удивленно открыла рот, а Барбара спокойно пересекла комнату и взяла графин, полный крепкого портвейна.
— Что ты собираешься делать с вином?
— Я собираюсь пойти к себе в комнату и выпить его. Уж если я шлюха, то почему бы мне не быть пьющей шлюхой?
Барбара уже поднималась по лестнице к себе в спальню, когда Мэри крикнула:
— Ты думаешь, кто-нибудь женится на тебе после этого?
Барбара остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
— Обещаю тебе, моя свадьба состоится еще в этом месяце.
* * *
В эту ночь Барбара первый раз в жизни напилась. Ей всегда казалось, что опьянение в чем-то сродни смерти, уводящей человека в иные миры, а сейчас ей так хотелось забыться. Она не захватила бокал. Какие пустяки! Можно пить и из горлышка. Большими глотками она пила крепкий портвейн. Обжигающий стыд волнами накатывал на нее. Какой дурой она оказалась! Возможно, в пуританской морали есть своя правда. Если мужчина получает желаемое слишком легко, то не ценит этого.
Моя свадьба должна состояться раньше свадьбы Филипа, подумала она. Пусть он будет мучиться по ночам, представляя меня в объятиях другого мужчины.
Барбара пила всю ночь, мысли ее то путались, то прояснялись. Наконец на рассвете она осмелилась взглянуть правде в глаза. Решение Филипа бесповоротно. Ей была известна его любовь к роскоши, по сравнению с которой любовь к ней бледнела. Она почувствовала ужасную опустошенность и поежилась. Никогда больше Филип не сожмет ее в объятиях. Почему все так получилось, какое колдовство было в его золотистых волосах, в его голубых глазах и тонком аристократическом лице, почему он стал для нее единственным желанным мужчиной?
Уже без слез, тихонько всхлипывая, она раздумывала о своем будущем. Замужество — единственный выход из создавшегося положения. Женщина обретает спокойствие и уверенность в себе, только когда найдет себе мужа. Общество, подобно стае волков, преследует ее, пока она не выйдет замуж. Молодые девушки поставлены в такие условия, что не могут позволить себе просто общаться с молодыми людьми. В каждом мужчине они видят возможного мужа. Который же из них? Этот или тот? И возможно даже, как в прискорбном варианте Барбары, захочет ли жениться хоть кто-нибудь?
Барбара отлично знала, что большинство ее приятельниц взошли на супружеское ложе отнюдь не девственницами. Мой грех, думала она, глядя на зарождающийся день, не в том, что я люблю Филипа, а в том, что я была безумно счастлива и не скрывала этого. О, как я ненавижу этих лицемеров!
Она начала лихорадочно перебирать в уме возможных кандидатов в мужья. Можно ли будет выдержать хоть кого-нибудь из них? Она перебирала и отвергала одного за другим, пока наконец с облегчением не вспомнила о Роджере Палмере. Сердце ее радостно забилось: несомненно, это самая подходящая партия. Его отец — Барбара нахмурилась при мысли о нем — умудрился даже сохранить часть своих владений и денег.
Анна презирала Роджера, считала его человеком слабым. Она говорила, что он, конечно, не пара Барбаре с ее быстрым умом и сильной волей. Глаза девушки загорелись. Для нее самым ценным в Роджере казались те качества, которыми пренебрегали другие.
Из нас двоих я намного сильнее, раздумывала она. Другой захотел бы подчинить меня, а с Роджером я буду независима. Буду поступать, как хочу.
Впервые за последние сутки ее глубокие синие глаза осветились радостью. Да, пожалуй, независимость для нее важнее всего.
Мы сделаемся самой известной, самой богатой семьей в Англии, и те, кто сейчас смеется надо мною, позеленеют от зависти. На мгновение она задумалась над тем, как же достичь славы и известности, но пока отбросила эти мысли. Она придумает потом, а сейчас главное — чтобы Роджер женился на ней. Я выйду за него на этой неделе, думала Барбара, моя женитьба убедит всех этих сплетников, что мне дела нет до Филипа. Пусть он станет посмешищем всего Лондона.
В комнате было прохладно; она сжалась в комочек, обхватив колени руками, и вдруг ощутила запах винного перегара и немытого тела.
— О, Господи! — воскликнула она и в ужасе подбежала к зеркалу.
Когда Барбара увидела себя, ей стало дурно. Лицо бледное, опухшее, глаза покраснели. Платье измято, точно его жевали.
Она кликнула служанку и приказала приготовить ванну. Около часа Барбара отмокала в горячей воде и то и дело прикладывала к глазам холодное мокрое полотенце, чтобы привести себя в порядок. После этого она вымыла голову, отжала длинные рыжие волосы и закутала их большим шелковым платком.
Закончив утренний туалет, Барбара послала Джефа с запиской к Роджеру Палмеру, просмотрела гардероб и выбрала изящное бледно-зеленое платье, в котором всегда выглядела юной и скромной. Убедившись, что ей удалось скрыть следы сердечной тоски и ночных возлияний, она спустилась навстречу Роджеру. К ее удивлению, он был одет в черное и казался очень печальным, хотя и оживился слегка при ее появлении.
Она подошла и, коснувшись его руки, спросила:
— Что-нибудь случилось, Роджер?
— Сегодня ночью умер мой отец.
Барбара быстро опустила ресницы, чтобы скрыть мелькнувшее в глазах выражение грешной радости. Именно его отец мог помешать ее планам, запретив Роджеру жениться на ней. Она не сомневалась, что сможет убедить Роджера не подчиниться воле отца. Но какая радость узнать, что помехи больше нет!
Она заботливо усадила Роджера в кресло, а сама устроилась рядом на маленькой скамеечке и с видом горячего участия слушала, как Роджер рассказывал о своем детстве. Тогда отец казался ему чуть ли не богом. Барбара не вникала в многочисленные подробности, стараясь лишь улавливать нить повествования и делая время от времени краткие замечания, чтобы показать, как ей интересен его рассказ. Душе ее пела и ликовала: все так удачно складывается!
Выбрав подходящий момент, она сказала:
— Мне так хотелось понравиться твоему отцу… — Она умышленно сделала паузу и затем произнесла срывающимся голосом: — Роджер, конечно, мне не следует говорить об этом сейчас, когда он умер, но порой я ненавидела его за то, что он препятствовал нашей женитьбе.
Роджер был в полнейшем изумлении.
— Барбара! Неужели ты хочешь сказать… — Он схватил ее руку, которую она специально положила на подлокотник кресла.
Барбара сжала его руку и опустила взгляд, чтобы Роджер не подметил несоответствия между скромными речами и победным блеском глаз.
— Конечно, Роджер, я хотела выйти за тебя замуж… Я всегда мечтала об этом. Но… мне не хотелось вносить раздор в ваш дом.
— Ты любишь меня? — не веря своему счастью, спросил он.
Барбара только кивнула, а Роджер, не придав значения ее молчаливости, уже начал планировать их дальнейшую жизнь, — как только кончится траур…
Барбара подняла глаза, и взгляд ее был решительным и строгим, чего размечтавшийся Роджер, по счастью, не заметил.
— Я не хочу ждать. Наша свадьба должна состояться немедленно. — Голос ее звучал мягко, но непреклонно. Какой смысл жениться на этом сгорающем от любви сосунке, если свадьба Филипа состоится раньше?
Голова Барбары немного побаливала с похмелья. Роджер обычно нравился ей, но в эту минуту она его презирала. Ведь на его месте должен был оказаться Филип, именно он должен был держать ее руку и строить планы по поводу их венчания.
— Немедленно?.. — произнес Роджер с некоторым испугом.
Барбара смиренно склонила голову и сказала почти шепотом:
— Роджер, мы так давно знаем друг друга. И ведь мы так молоды… А ожидание порой просто невыносимо.
Он склонился и поцеловал ее волосы, которым шелковый платок придал еще больше блеска. Он привлек ее к себе и тут же понял, что ожидание действительно жестоко. Прежде ему дозволялось целовать лишь ее тонкие ручки; сейчас же Барбара, запрокинув голову, терпеливо сносила град обрушившихся на нее поцелуев. При воспоминании о нежных прикосновениях губ Филипа, у нее щемило сердце, но она, не дрогнув, принимала ласки Роджера. Он целовал ее в глаза, ямочку на шее, и наконец его дрожащие губы прижались к ее губам.
Когда она провожала его, было уже решено, что они немедленно огласят свою помолвку и добьются разрешения совершить обряд венчания через три дня вместо положенной недели.
Свадьба. В детских мечтах Барбара представляла себе церемонию венчания как преддверие или порог новой, настоящей жизни. Она подумала, насколько приятными были бы все свадебные хлопоты и приготовления, если бы рядом был Филип. Но реальность состояла в том, что она должна стать женой Роджера, и поэтому ее мало волновала мрачноватая строгая церемония, предписываемая пуританскими законами. Невелика беда, что на скромный белый свадебный наряд не будут нашиты банты, которые в прежние времена с веселыми пикантными шуточками срывали с платья невесты после венчания.
Барбара казалась себе каким-то неодушевленным созданием наподобие тех милых, но неживых куколок, которых она делала из веточек и цветов. Она вдруг потеряла вкус к жизни. Неужели предательство Филипа убило в ней все чувства и желания?
Где-то в тайном уголке души жила надежда, что Филип все же любит ее и еще может остановить ее свадьбу с Роджером. Барбара с отсутствующим видом слушала бесконечные разговоры домашних, связанные с приготовлениями к свадебному торжеству, и лишь иногда улыбалась, радуясь счастью матери. А в глубине души — глубоко-глубоко — она ждала, что сейчас на пороге появится Филип и своим проникновенным голосом скажет, что все это дурацкая ошибка, что она может принадлежать только ему.
Венчание Барбары и Роджера состоялось 14 апреля 1659 года в церкви Святого Георгия, маленькой часовне при великолепном соборе Святого Павла.
Церемония венчания прошла как в тумане. Барбара машинально и послушно следовала всем указаниям. В какой-то момент она вдруг поняла, что ее рука лежит во влажной от волнения руке Роджера, и ей захотелось вырвать руку и вытереть ладонь о платье. До нее дошел взволнованный срывающийся голос Роджера, дающего свадебный обет; потом, словно откуда-то издалека, она услышала собственный голос:
— Я, Барбара Вилльерс, перед лицом Господа нашего Всевидящего, беру тебя, Роджера Палмера, в нареченные мужья и перед Господом и в присутствии свидетелей обещаю быть тебе верной и любящей женой.
Они отошли от алтаря и окунулись в суматоху бесконечных пожеланий, поздравлений, сердечных объятий, и все это наконец помогло Барбаре разорвать цепенящую пелену бесчувствия. Она пришла в себя и осознала всю торжественность момента. С любопытством она взглянула на Роджера поверх разделяющей их толпы. Теперь он ее муж! Его обычно гладко зачесанные светло-каштановые волосы были слегка взъерошены, бледное лицо пылало. Важность того, что сейчас произошло, вдруг захлестнула Барбару, и она зябко поежилась, несмотря на теплый солнечный день. До нее дошел смысл тех нерушимых клятв, которые были произнесены в церкви несколько минут назад, и плечи ее поникли, словно придавленные тяжелой ношей. Вилльерсы никогда не нарушали своих клятв. Она поспешно пробормотала молитву, прося дать ей силы сдержать обеты и не позволить обесчестить свой род. Роджер почувствовал на себе взгляд Барбары и повернулся к ней с восторженной улыбкой. Глаза их встретились, и Роджер понял, что именно сейчас состоялось их настоящее венчание.
Глава 5
Во время скромного свадебного приема, проходившего в доме Вилльерсов, Барбара испытывала огромную благодарность по отношению к Роджеру. Все эти старые наседки, накинувшиеся на меня с поздравлениями, думала Барбара, куда с большей радостью чесали бы языки, если бы Роджер не женился на мне. И она дала себе обещание, что он никогда не пожалеет о том, что взял ее в жены. Как же сильно он должен любить ее! Даже зная, что первым в ее сердце был Филип, зная, что она уже не невинная девушка, Роджер все-таки не отказался от нее. Их разделяла многочисленная толпа гостей, но она все же поймала его взгляд и мысленно поклялась принести честь и славу его имени.
Итак, сегодня она стала Барбарой Палмер. Женщиной, которая уже не может любить Филипа Станопа. На мгновение уныние овладело ею, но она справилась с собой и твердо сказала себе: «Я стала другой. Я Барбара Палмер». Как странно, однако, звучит новое имя. В памяти возник образ Филипа, и к горлу подступил комок. Безнадежная неодолимая волна желания захлестнула ее, но, призвав на помощь всю свою гордость, она решительно повторила вслух: «Госпожа Барбара Палмер», точно надеясь, что эти слова прогонят из ее мыслей образ Филипа. Краснолицая полная матрона крепко обняла ее и сказала:
— Да-да, моя милая, это ты! И я желаю, чтобы жизнь ваша была счастливой.
Барбара вскоре устала от праздничной суеты, ей захотелось остаться наедине с Роджером и начать наконец их совместную жизнь. Она очень обрадовалась, когда он подошел к ней и взял за руку.
— Не пора ли нам отправляться домой, Барбара? В наш дом?
Мать Роджера решила удалиться в Дорни-Корт, неподалеку от Виндзора, предоставив молодой чете лондонский особняк.
Дорогой к своему новому дому Барбара украдкой рассматривала Роджера из-под ресниц, оценивая его внешность — четко очерченный овал лица, твердую линию губ. Скоро она окажется в объятиях этого мужчины — супружеских объятиях, и страсть, которая возникнет между ними, навеки вычеркнет Филипа из ее сердца.
Они доехали до дома, Роджер провел ее в спальню, освещенную теплым живым светом свечей и деликатно удалился, пообещав присоединиться к ней через полчаса.
Непослушными от волнения пальцами Барбара пыталась завязать бантик на красивой белой ночной рубашке. Если у них с Роджером будет такая же близость, как с Филипом, то все будет прекрасно. Скользнув под покрывало, она распустила волосы, которые вспыхнули пламенем на подушках, легла на спину и с сильно бьющимся сердцем ждала прихода Роджера. Уже почти месяц она не виделась с Филипом, и ее чувственная натура изнывала от вынужденного воздержания.
Наконец дверь отворилась, и Роджер вошел в комнату. Он был уже без камзола, его светлые волнистые волосы слегка растрепались. Подойдя к кровати, он первым делом задул свечи. Барбара была разочарована; Филип подолгу изучал и ласкал ее тело, это было неотъемлемой частью их любовных игр. Ей хотелось видеть обнаженное тело Роджера, хотелось, чтобы он полностью оценил красоту ее наготы, которая так радовала Филипа. Она подавила легкий вздох — возможно, Роджер стесняется — и устроилась поудобнее в предвкушении его поцелуев.
В темноте послышался слабый шорох. Роджер снял рубашку и кюлоты, одежда тихо упала на пол. Мгновение спустя он почти рухнул на нее и неловко чмокнул ее около рта. Барбара невольно вздрогнула, когда он всем телом навалился на нее, но пылко ответила на его поцелуй. Она повернула голову, чтобы найти его губы, но он вдруг отвернулся от нее и сел на кровати. Барбара изумилась. Силы небесные, что же он собирается делать? Он грубо раздвинул ее ноги, слегка царапнув ногтем нежную шелковистость кожи. Барбара заглушила крик негодования. В почти кромешной темноте спальни она видела лишь неясную нависающую над ней массу. Похоже, он стоял на коленях, ощупывая одной рукой себя, а другой атакуя ее. Она почувствовала, как его мужская плоть вдавливается в нее, пытаясь найти вход. Наконец ему это удалось, но Барбара была совершенно неподготовленной и почти застонала от ярости. Где нежные, возбуждающие поцелуи, которыми умел воспламенять ее Филип? Дыхание Роджера стало тяжелым и напряженным, он старался глубже войти в нее, а она лежала под ним неподвижная и холодная.
Спустя некоторое время Барбара и сама ощутила желание. Она вспомнила, что Роджер все же ее супруг, человек, спасший ее от сплетен и скандала, вспомнила о своей горячей благодарности и желании сделать его счастливым. Она начала двигаться в ритме его движений, обвила руками его шею и прижалась к нему.
Роджер издал негодующий возглас и замер. Барбара недоумевала, почему он вдруг замер и неожиданно вышел из нее. Он разомкнул обнимавшие его руки и отстранился. Барбара тронула его за плечо.
— Роджер?
— Ты ведешь себя, как шлюха из публичного дома. — Голос его был приглушенным, но в нем явственно слышались ледяные нотки. — Приличные женщины так себя не ведут.
Барбаре показалось, что на нее вылили кувшин холодной воды. Только что она была любимой и желанной, красивейшей невестой во всем Лондоне и вдруг — шлюха! Невероятно. Она соскользнула с кровати и зажгла свечу. Ночная рубашка, которую Роджер и не пытался снять с нее, обвилась вокруг ее стройных ног. Подсвечник дрожал в руке Барбары, она вернулась в кровать и возмущенно бросила в затылок Роджеру:
— Ты мужлан! Как ты смеешь говорить со мной таким тоном?!
Роджер перевернулся на спину и мрачно взглянул на нее.
— Значит, молва о твоей связи с Филипом Станопом была верной. Ты не девственница.
Барбара с откровенным изумлением взглянула на него.
— Конечно, верной. Филип и я, мы открыто любили друг друга. Весь Лондон знал об этом. И ты знал, когда просил меня выйти за тебя замуж.
— Я не верил этим пересудам, — обреченно сказал Роджер. — Я думал, что это ложь, что все просто рады посплетничать о невинной девушке. Мне казалось, что твоя общительность, жизнерадостность и неотразимое обаяние могут быть неверно истолкованы искушенными людьми.
Барбара чувствовала, что сходит с ума. Глаза ее сузились, и она сказала:
— Нет, ты сам предпочел не верить слухам.
— Вероятно, так, — Роджер отвернулся от нее.
— Теперь мы муж и жена, — с трудом выговаривая слова, произнесла Барбара. — Пусть между нами не будет лжи. Да, я любила Филипа и горжусь этим. С ним я узнала, что у меня страстная натура. После того как Филип… — Она хотела сказать, что после того, как Филип предал ее, она решила стать верной и хорошей женой Роджеру. Но она поняла, что гордость не позволит ей закончить фразу, и начала новую: — Поскольку мы с Филипом расстались и поскольку теперь я замужем, то вся моя любовь принадлежит тебе. Что в этом плохого?
Роджер взглянул на нее. Пламя свечи отбрасывало дрожащие тени на нежное лицо. Синие глаза казались огромными, потемневшими от боли и обиды. Барбара учащенно дышала, и ее полные груди поднимались и опускались под тонкой шелковой материей. Роджер застонал и потянулся к ней. Едва успев отставить свечу, Барбара упала на кровать. Ссора добавила остроты их отношениям, и, оказавшись рядом с ним, она почувствовала возбуждение.
Барбара обвила голову Роджера руками и страстно поцеловала его. Он оставался равнодушным к ее искусным ласкам. Через минуту он вновь овладел ею. Она старалась лежать спокойно, вспышка чувственного желания угасла, и ей отчаянно хотелось сбросить с себя нежеланную тяжесть чужого тела. Он слишком спешил, как и в первый раз, когда не кончил естественным завершением. Сейчас он все же закончил, отодвинулся от нее и уткнулся лицом в подушку, невнятно пожелав ей доброй ночи.
Барбара лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту. Она поняла, что секс может быть не только наслаждением, но и скучнейшей обязанностью.
В течение нескольких недель Барбара испытывала страх перед каждой следующей ночью. Каждый раз повторялось одно и то же. Постепенно она поняла, что Роджер не хочет наслаждений любви, он в ужасе отворачивался от нее при любой ее попытке дать ему более тонкое удовольствие. Барбара чувствовала отчаянную злость, их супружество казалось ей просто насмешкой.
Недели через три все ее существо уже изнывало от воспоминаний о ласках Филипа. Она стала каждый день заходить на Старый рынок в надежде встретить его. Как-то днем, в среду, Барбара наконец заметила его изящную фигуру. Он стоял перед одной из палаток. Колени ее задрожали, и она долго стояла, жадно всматриваясь в любимые черты — солнечные блики играли в его золотистых кудрях. Подождав, пока уляжется волнение, она подошла и мягко коснулась его руки. Филип обернулся и взглянул на нее; он улыбнулся, и морщинка на его щеке, казалось, стала чуть глубже. Он поклонился ей.
— Госпожа Палмер!
— Не называй меня этим ужасным именем, Филип. Мне необходимо увидеться с тобой.
Он склонил голову.
— Неужели твои очаровательные синие глазки потеряли остроту? Разве ты не видишь меня, дорогая?
— Не дурачься, — нетерпеливо сказала Барбара. — Мне надо увидеться с тобой наедине, Филип. Давай встретимся у тебя… Сейчас.
Филип поднял голову и задумчиво посмотрел на нее. Его глубоко задело замужество Барбары, и ему захотелось наказать ее. С другой стороны, вот уже два месяца он страстно желал ее, и побороть этот голод было трудно.
Барбара, заметив его нерешительность, слегка испугалась.
— Филип, я так несчастна! — почти простонала она, скользнув по нему взглядом из-под полуопущенных ресниц, и неожиданно подняла полные слез глаза.
— Твои глаза словно фиалки в росе, — сказал Филип. Мог ли он устоять перед ее красотой? Через час он был уже у себя и с нетерпением ждал шагов Барбары на деревянной лестнице. Она появилась на пороге, разгоряченная спешкой и желанием, еще красивее, чем всегда. Без слов они бросились в объятия друг друга, она прижималась к нему все крепче. Ее поцелуи становились все настойчивее. Филип нежно рассмеялся и поднял ее на руки как ребенка.
— Похоже, супружеское ложе не слишком влечет тебя!
Барбара прижалась лицом к его плечу. Как она любила запах его тела!
— Филип, я ужасно скучала по тебе!
Он мягко положил Барбару на кровать и начал неторопливо раздевать ее, покрывая поцелуями обнажающееся прекрасное тело. Он нежно гладил освобожденные от корсажа груди, целовал их розовые соски.
— Приятно видеть, что ты ничуть не изменилась за эти два месяца.
Его губы слегка ласкали ее соски. Из груди Барбары вырвался глубокий страстный вздох. В ней вспыхнуло неистовое, горячее желание. Казалось, что она тает и растворяется в нем. Как давно мечтала она об этой близости! Они ласкали друг друга, с наслаждением предаваясь любовным играм и оттягивая момент слияния, чтобы сделать ощущение более сильным. Когда Филип наконец овладел ею, Барбара была уже влажной от пота и едва помнила себя от страсти. Ее ноги обвились вокруг сильных бедер Филипа, а тело изогнулось в стремлении полностью раствориться в нем. Ритм их движений убыстрился, накал страсти стал невыносим, и они одновременно достигли кульминации. Распахнутые темно-синие глаза Барбары встретились с нежным взглядом голубых глаз Филипа. Они еще долго лежали, слившись в единое целое. Барбару переполняли восторг и благодарность к Филипу.
— Я не могу понять, — сказала она, успокоившись, — почему мужчины так по-разному относятся к любовным играм? Я все та же, и Роджер такой же мужчина, как ты. Однако любовь для него только соитие.
Филип погрузил ладони в ее горящие огнем локоны.
— Ну, не бойся, поделись со мной, — пробормотал он.
Губы Барбары задрожали.
— Роджер пользуется мной… точно я… — Она помедлила, подыскивая точные слова. — Он использует меня, как ночную вазу. Как некий сосуд для необходимых, но неприятных отправлений.
Лицо Филипа опечалилось.
— Твоя поспешная свадьба обернулась трагедией, Барбара. Таких, как Роджер, довольно много, и есть женщины, которых это устраивает. Но в тебе слишком много страсти, чтобы делить ложе с таким мужчиной…
— Филип, помоги мне! — Барбара прижалась к его сильному плечу. — Давай сбежим куда-нибудь.
Он нежно поднял ее голову и заглянул ей в глаза.
— Барбара, милая, если бы существовала такая возможность, то мы бы уже давно бежали. Но моя судьба здесь, в Англии. И точно так же, как я не мог жениться на тебе, я не могу бежать за границу.
Барбара заплакала отчаянными безнадежными слезами, и он ласково привлек ее к себе.
— Перестань, любовь моя. Если хочешь, мы можем встречаться у меня, как сегодня.
— Даже когда ты женишься на Мэри Ферфакс? — сквозь слезы выговорила она.
Филип еще крепче обнял ее.
— Тем более, если я женюсь на Мэри Ферфакс. Ведь мы с ней будем так же далеки друг от друга, как вы с Роджером.
Барбара успокоенно вздохнула, но на сердце у нее было тяжело. Ей захотелось вдруг стать старой и мудрой, может, тогда она поймет, что происходит вокруг. Ужасно глупо, они же с Филипом любят друг друга и им так хорошо вместе, но их союз невозможен. С каким-то болезненным любопытством, предчувствуя муку, которую может принести его ответ, она спросила:
— Когда же ваша свадьба? Ведь ты объявил о помолвке раньше меня.
Лицо Филипа потемнело.
— Не разыгрывай дурочку, Барбара, ты наверняка знаешь, что твой кузен тоже ухаживает за Мэри и из-за этого она постоянно откладывает нашу свадьбу.
Барбара резко приподнялась.
— Джордж?!
— Неужели ты ничего не знала?
Барбара отрицательно покачала головой и попыталась осознать неожиданное известие. Она сказала задумчиво:
— Джордж как-то говорил мне, что считает вполне разумным твое намерение поправить дела, женившись на дочери парламентария. Но, Филип, ведь Джордж так близок к королю! Мне кажется, у него и в мыслях нет жениться на Мэри Ферфакс.
— Похоже, именно так он и собирается поступить, — нахмурившись, сказал Филип. — Он убедил ее в своей любви, вскружил ей голову. Боюсь, мне никогда не удавалось полностью скрыть свою неприязнь к ней.
Горячая волна радости захлестнула Барбару. С блаженной улыбкой она посмотрела на Филипа.
— Если уж Джорджу повезет и она выберет его, то мы с тобою сможем быть вместе.
Филип с жалостью взглянул на нее.
— Милая, пойми раз и навсегда, я должен жениться ради денег. Если не на Мэри Ферфакс, значит, на ком-то еще.
* * *
Жизнь Барбары вошла в прежнее русло, отличие было лишь в том, что возвращалась она не в дом матери, а в дом мужа. О Роджере она думала со смешанным чувством вины и злости. По ее самоуважению был нанесен тяжелый удар, когда она нарушила супружеские обеты. С детства она гордилась своей честностью. Но отвернуться от жизни, от любви, отказаться от счастья и солнечного света и видеть впереди лишь унылые бесстрастные ночи с Роджером — это было выше ее сил. Барбара была близка к тому, чтобы возненавидеть Роджера, делавшего ее жизнь невыносимой.
Часто взглянув на Роджера через стол и глубоко вздохнув, она принималась расспрашивать мужа о политических делах, в которых ее муж принимал активное участие. Здесь они могли стать отличными партнерами. Стремясь прославить имя Палмеров, она стала его ревностной помощницей во всех политических вопросах. Ее острый ум без труда разбирался во всех ситуациях, и Роджер, один из деятельных участников роялистского движения, зачастую убеждался в точности ее оценок и советов. Заговоры с целью реставрации монархии и возвращения Стюартов на трон Англии множились изо дня на день, и Роджер, рискуя головой, был одним из лидеров роялистов.
Как-то днем над Лондоном разразилась ужасная гроза. Небо стало темным, как ночью, тучи закрыли солнце, и люди узнали, что умирает Оливер Кромвель. Странная темнота становилась все гуще, и люди, пугаясь собственных слов, говорили: «Видно, сам дьявол пришел за душой Оливера Кромвеля».
Роджер и Барбара недоверчиво поглядывали друг на друга. Всю жизнь, сколько они себя помнили, Англией правил Кромвель. Он казался вечным, неизменным, как само солнце. Но сейчас солнце скрыла тьма, а Кромвеля оставляла жизнь.
— Итак, началось! — воскликнул Роджер. — Через год мы вернем в Англию нашего короля.
Весь день Барбара и Роджер провели, строя самые невероятные планы, в результате чего она чуть не опоздала на свидание к Филипу. Внезапно оборвав Роджера на полуслове, она извинилась, сказав, что обещала быть сегодня у матери. Роджер запротестовал — на улице лило как из ведра. Но она настояла на своем, объяснив, что Мэри будет очень обеспокоена ее отсутствием. Барбаре не терпелось разделить с Филипом радость великого дня.
Свидание было назначено рядом с лавкой Батлера на Ладгейт-Хилл, там были комнаты, которые они иногда использовали для встреч. Барбара уже начала подниматься по лестнице, но тут ее внимание привлек шум, доносившийся из самой лавки. Она подошла к дверям и заглянула внутрь. Батлер, довольно неприятный тип, тащил куда-то молодую женщину, которая визжала и извивалась в его руках, стараясь высвободиться. Жирное лицо Батлера побагровело, лысина с реденькими прядками темных волос покрылась испариной, с толстой нижней губы стекала слюна. Женщина, тряхнув великолепной гривой белокурых спускающихся до талии волос, вдруг изогнулась и укусила Батлера за руку. Он выругался и отпустил ее.
— Шлюха! Да я тебя в тюрьму засажу за это!
Девушка, всхлипывая и отступая, пыталась увернуться от его лап. Барбара увидела, что она настоящая красавица.
— Если ты снова прикоснешься ко мне, будет еще хуже, — переводя дыхание, сказала девушка, — я убью тебя! — Она оглянулась, ища глазами какой-нибудь тяжелый предмет.
Батлер обхватил ее за талию, и, несмотря на яростные усилия, ей никак не удавалось вырваться.
— Вот погоди, я позову констебля и скажу, что ты пыталась обворовать меня. Здесь меня знают как солидного делового человека. А тебе никто не поверит.
Барбара толкнула дверь и вошла внутрь.
— Я поверю ей, — спокойно сказала она.
Батлер застыл в изумлении. Он отпустил девушку, отошел от нее и склонился в услужливом поклоне.
— Госпожа Палмер! — Его влажные жирные губы слегка дрожали. — Я поймал эту девку, когда она пыталась обокрасть меня.
Девушка, дрожа от страха, метнулась в сторону. Ее большие голубые глаза изучающе смотрели на Барбару, затем, видимо, успокоенная благожелательным выражением лица дамы, девушка бросилась к ее ногам.
— Госпожа, он хотел изнасиловать меня. Я зашла узнать на счет работы и…
Барбара нагнулась и погладила белокурую головку девушки.
— Не бойся. Расскажи мне о себе.
Девушка зарылась лицом в подол платья Барбары, и голос ее звучал глуховато.
— Всю жизнь я прожила в деревне возле Дорсета. Но на прошлой неделе моя мать умерла, и я отправилась в Лондон искать работу. Я зашла сюда просто спросить, не нужна ли служанка, а эта свинья… — она оглянулась и бросила на Батлера злобный взгляд, — он схватил меня и хотел изнасиловать. Я приличная девушка, но даже если бы это было не так, — выкрикнула она, — я слишком хороша для такого подонка!
Батлер яростно запротестовал, но Барбара взглядом приказала ему молчать. Она обдумывала ситуацию; ей нужна была собственная служанка, а эта девушка ей понравилась.
— Хочешь пойти ко мне в услужение? — мягко спросила Барбара.
Девушка взглянула на нее, и из ее голубых глаз покатились слезы благодарности.
— Еще бы! Я буду преданно служить вам.
— Вот и договорились, — улыбаясь, сказала Барбара. Она вынула несколько золотых из кошелька и протянула их Батлеру. — Думаю тебе лучше помалкивать, иначе все может для тебя плохо кончиться.
Она помогла девушке подняться и спросила:
— Как тебя зовут, милая?
— Вильсон, мадам. Нэнси Вильсон.
— А я — миссис Барбара Палмер. — Барбара подождала, пока Нэнси расправит смятые юбки. — Сейчас я должна встретиться здесь с одним джентльменом. Видишь, я уже доверяю тебе свои тайны! Поэтому ты погуляй где-нибудь часок-другой. — Она выудила из кошелька еще несколько монет и вложила их в руку девушки. — Купи себе пирог с мясом, чтобы побаловать желудок, и красивых лент, чтобы порадовать душу. Через два часа встретимся на этом месте.
Девушка поцеловала руку Барбары.
— Я всегда буду служить вам верой и правдой!
— Перестань! — Барбара чуть подтолкнула девушку. — Жизнь женщины в твоем положении не очень-то легка, и твоя красота — дополнительная помеха, ведь ты легко можешь стать добычей любого распутника. Ну, а теперь иди развлекайся и не забудь вернуться через два часа.
Барбара поднялась в их комнату, Филип пришел почти сразу за ней. Его волосы и плащ совсем промокли, но лицо светилось радостью — Оливер Кромвель умер. Лаская друг друга, они то и дело возвращались к радостной новости, пили вино и разговаривали о возможности нового поворота в жизни страны. Филип верил, что судьба наконец улыбнется ему: он вернет себе состояние, легко окажется при дворе — участие в заговоре сулило щедрую благодарность короля. Барбара чувствовала, что могут осуществиться ее давние мечты — яркий свет свечей, великолепные королевские приемы, блеск драгоценностей. Вдруг она вспомнила о происшествии в лавочке и рассказала о нем Филипу. Он рассмеялся и ласково привлек ее к себе.
— Ты так добра, радость моя.
— Возможно, мы с ней подружимся, — вздохнула Барбара, — ведь у меня нет ни одной подруги с тех пор, как Анну отослали в деревню.
Анна! Она тоже любила Филипа. И Барбара возблагодарила судьбу за то, что она сама здесь, в его объятиях. Ведь и ее подобно Анне, могли отослать в деревню. Она вновь страстно прижалась к нему, и все мысли о грозе, о Кромвеле, о судьбе Англии улетучились, осталось лишь наслаждение, которое они дарили друг другу.
Когда раскрасневшаяся от любовных утех Барбара спустилась по лестнице, Нэнси уже поджидала ее на улице, дрожа от холода в насквозь промокшей накидке. Они быстро добрались до дома, и Барбаре даже не пришлось объяснять появление новой служанки, поскольку Роджер был поглощен обдумыванием планов по восстановлению монархии.
За последующие несколько недель Барбара успела привязаться к Нэнси. Девушка оказалась расторопной и сообразительной, и Барбара наконец получила возможность высказывать все, что накопилось у нее на душе. Нэнси узнала о перипетиях любви Барбары и Филипа, о ее печальном замужестве и обо всем, что связано с возвращением короля в Англию.
Нэнси, выражая настроения простого люда, сказала:
— Да, об этом говорят на каждом углу. Все хотят возвращения короля. В недобрый час Англия связалась с пуританами.
В народе после смерти Кромвеля царило смятение. Пусть он был суров, пусть отменил майские празднества, закрыл театры, но, пока он стоял у власти, у всех была уверенность в завтрашнем дне. Одиннадцать лет Кромвель правил Англией, и хотя все помаленьку поругивали его, тем не менее были уверены в стабильности его правления.
А сейчас кто займет его место? Много взволнованных разговоров велось по ночам, много надежд возлагалось на восстановление монархии. Но большинство считало, что королю будет не так-то легко вернуть трон, армия не захочет уступить без боя.
Барбара была одержима идеями реставрации, порой казалось, что она и думать ни о чем другом не может. На свиданиях любовники лежали усталые и счастливые и вполголоса говорили о том, какой скоро станет их жизнь. Оливер Кромвель назначил протектором своего сына Ричарда, но тот сразу же наделал множество ошибок и с печалью признал, что не обладает талантами отца. Он не удивился и не расстроился, когда армейское командование отстранило его. Он ушел спокойно и, пожалуй, даже с облегчением скинул со своих плеч эту ношу. Ричарда мучила мысль о том, что он предал память отца, но он понимал, что не смог бы жить той жизнью, которой жил Оливер Кромвель.
Однажды Филип пришел на свидание крайне взволнованный и сказал:
— Барбара, в армии начались беспорядки.
Барбара только что сняла плащ и стояла у зеркала, поправляя прическу. Она обернулась и проговорила решительно:
— Пока они дерутся между собой, мы должны действовать. Нужно бросить все силы на осуществление наших замыслов. Разделение на два лагеря ослабит армию.
Филип торжествующе кивнул и пылко поцеловал ее. Затем он слегка отстранился, и лицо его вдруг помрачнело.
— Пожалуй, не все так замечательно, — задумчиво сказал он. — Это может означать, что армия начнет воевать с собственным народом. Может начаться новая гражданская война.
Барбара испуганно уставилась на него, в ее памяти вставали ужасные картины прошлого. Гражданская война! Самое страшное из бедствий, которые могут поразить страну. Сосед против соседа. Даже в семьях случался разлад, и брат убивал брата. Она прижала ладони к пылающим щекам, в глазах ее появился страх.
— О, Господи, сохрани и помилуй, не допусти, чтобы все повторилось!
Через несколько дней командование армии выпустило указ, согласно которому все роялисты и католики должны уехать более чем на двадцать миль от Лондона. Роджер рассмеялся и сказал:
— Надеюсь, они не настолько глупы и понимают, что заговоры могут зреть и за пределами Лондона.
Он собирался перебраться с семьей в Дорни-Корт, близ Виндзора, где сейчас жила его мать. Это местечко было всего на пять миль дальше означенной границы. Барбару захватило всеобщее волнение, и страхи по поводу гражданской войны отступили на второй план. В ней заговорила гордая кровь Вилльерсов: какой бы грозной ни была расплата, она должна принять достойное участие в деле возвращения короля на трон Англии!
Первая и самая дорогая расплата была личного характера. С отъездом в Виндзор она теряла возможность встречаться с Филипом. Накануне отъезда они должны были увидеться в последний раз. В связи с предстоящей разлукой их ласки были особенно пылкими, и лишь одна мысль утешала их — это вынужденное расставание будет недолгим, ведь Англия уже стояла на пороге великих перемен.
Дорни-Корт оказался обычной сонной деревенькой, и в другое время Барбара возненавидела бы его, тоскуя по ласкам Филипа. Но сейчас на нее обрушилась масса интереснейших дел и обязанностей. Каждый вечер в их доме происходили преисполненные важности тайные встречи — встречи, в результате которых могло измениться лицо Англии. В Дорни-Корт съезжались кавалеры ордена Подвязки, самые преданные дворяне, посвятившие свои жизни делу реставрации монархии. Барбара чувствовала необычайное волнение и ответственность, выступая в роли хозяйки на этих тайных собраниях. С трепетом в душе она осознавала, что под крышей ее собственного дома разыгрывается драма, финалом которой будет восстановление монархии. Другим источником огромного удовлетворения для нее стало то, что ее кровный родственник сэр Аллен Бродерик был главой ордена Подвязки. Когда король вернется в Англию, он, разумеется, отблагодарит ее и ее семью. И Барбара Палмер непременно станет одной из ярчайших звезд нового двора!
Глава 6
Это был удивительный период в жизни Барбары. Она все время пребывала в напряжении, чуть ли не в экстазе. Поглощенная своей новой ролью, она постоянно ощущала приближение великих исторических событий. Она отлично понимала, как важна сейчас деятельность роялистов, но все же ей трудно было переносить разлуку с Филипом. Порой, извинившись перед собравшимися, она уединялась в тишине сада и подолгу сидела, обхватив руками колени и подставив лицо солнцу. Мечты уносили ее в далекий Лондон, теплая нежность солнечных лучей напоминала о ласках Филипа, в тишине ей слышались его тихий удовлетворенный смех и нежные слова после любовных игр.
Иной раз, когда тоска становилась просто невыносимой, Барбара, оседлав лошадь, стремительно уносилась в холмы Виндзора и возвращалась в Дорни-Корт в состоянии полного изнеможения. Она стала уделять больше внимания своей внешности. Втирая ароматные снадобья, Барбара думала о том, как приятно будет поражен Филип красотой ее тела, когда они смогут встретиться вновь. Она приказывала Нэнси подолгу расчесывать ее длинные шелковистые волосы и отпускала девушку, лишь когда уставала от этого занятия. До глубокой ночи засиживалась Барбара за шитьем новых нарядов.
Несмотря на здоровый деревенский воздух Дорни-Корта, Барбара неважно чувствовала себя. Последнее время она с трудом вставала с постели по утрам, ходила по дому словно тень и лишь к вечеру собиралась с силами и принимала гостей, как всегда, остроумная и оживленная. Как-то раз в гостиной у нее закружилась голова, она пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за высокую резную спинку массивного кресла. Стоявшая рядом с ней леди Маргарет Кемберли пристально взглянула на нее и спросила:
— Вам дурно?
Барбара сказала немного испуганно:
— Да, мне не по себе уже несколько дней. Какое-то странное недомогание. Пост кончился еще на той неделе, а я вынуждена продолжать его. Что бы я ни съела… — Барбара не договорила, поскольку ее собеседница неожиданно рассмеялась.
— Да-да, припоминаю… — сказала леди Маргарет, — мое «недомогание» превратилось в рослого красивого парня, ему скоро исполнится шестнадцать.
Барбара непонимающе смотрела на леди Маргарет. Глаза ее казались огромными на бледном, слегка осунувшемся лице.
— Не сомневайтесь, дорогая, вы ждете ребенка.
Остаток вечера Барбара помнила смутно. Она была ошеломлена и никак не могла поверить в то, что сказала леди Маргарет. Ведь она еще так молода и абсолютно не готова к появлению ребенка. Но позже, когда она без сна металась в постели, к ней пришло радостное успокоение. Она носит ребенка Филипа, живое свидетельство их любви! Руки ее инстинктивно сложились наподобие колыбели, словно она собиралась прижать к груди воображаемого младенца. Несколько дней Барбара вела себя как беременная женщина, ее движения стали замедленными, она казалась несколько сонной и углубленной в себя.
Наконец, не в состоянии радоваться в одиночку, она поделилась с Нэнси.
— Ты представляешь? Ребенок Филипа! Наш ребенок!
Практичная Нэнси возразила:
— Отлично, но почему обязательно Филипа? Вы же еще и с мужем живете, он тоже может претендовать на сына.
Барбара почувствовала резкую боль, словно ее ударили в живот, в то самое место, где, по ее представлениям, должен был лежать ребенок. Рука ее невольно дернулась и легла на еще плоский живот, точно хотела защитить неродившееся дитя от циничного взгляда Нэнси.
Ребенок Роджера! Барбаре даже в голову не пришло, что отцом ее ребенка может быть Роджер. Для него наиболее важным было их духовное общение. За время совместной жизни Роджер оценил личность Барбары, ее ум и энергию, и ему становилось все труднее воспринимать ее как женщину, способную дарить плотские наслаждения. В результате их ночные свидания становились все короче и реже.
Барбара вспомнила мощные чресла Филипа и успокоенно вздохнула: сомнений быть не может, это ребенок Филипа. Она вдруг разозлилась на Нэнси и прогнала ее, испугавшись, что, если они продолжат разговор, то их дружба умрет навеки. И зачем только она доверила свою тайну Нэнси? Женщины, в сущности, гораздо тупее мужчин, и если вы доверились им, то готовьтесь выслушать все их глупости, которые могут оказаться неприятными для ваших ушей.
Несколько дней Барбара разговаривала с Нэнси исключительно о делах. Она не сказала даже о том, что предположения о беременности оказались ложными, поскольку у нее началось обычное месячное кровотечение. Но Нэнси, убирая постель, заметила на простынях явные следы этого и вышла из комнаты, пряча улыбку. Самочувствие Барбары, однако, не улучшалось. Она чувствовала себя все хуже… Голова постоянно болела, и непонятная слабость все чаще овладевала ею.
Как-то утром Барбара обнаружила на груди маленькие розовые пятнышки и испуганно спросила:
— Нэнси, взгляни на эти противные пятнышки. Откуда они взялись?
По контрасту ее кожа, не тронутая странной сыпью, казалась еще белее. Барбару трясло, как в лихорадке. Нэнси пригляделась к пятнышкам, губы ее вдруг задрожали, и она зажала рот рукою. Слегка успокоившись, она попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова.
Барбара раздраженно спросила:
— Ну, что случилось?
Нэнси наконец обрела дар речи.
— Госпожа, мне приходилось уже видеть такие пятнышки. — Ее голос срывался от волнения. — Это оспа… — Казалось, она сама удивилась, что ей удалось выговорить это слово.
Барбара почувствовала, как холодный страх заползает в ее душу. Подобного ощущения она еще не испытывала. Оспа! Самая опасная из всех болезней! Все жили в страхе перед ней. Редко кому удавалось выжить. Но и те, кто остался в живых, желали смерти, поскольку болезнь обезображивала лица и тела. Барбара встречала людей, перенесших оспу. Это были отвратительные создания. Во время болезни лица безобразно распухали, тела покрывались ужасными гнойными язвами.
Барбаре вдруг страшно захотелось убежать, убежать из дома, из Дорни-Корта, убежать и спрятаться где-нибудь далеко-далеко. Неужели смерть навсегда разлучит ее с Филипом? Барбара, собрав все силы, старалась отогнать трусливые мысли, убеждая себя в том, что она должна быть достойной памяти отважных предков. Наконец успокоившись и взглянув на Нэнси, она, как в зеркале, увидела на лице девушки отражение своего недавнего ужаса. Смерть уже проникла внутрь, и она поняла, что ни за какими морями ей не найти спасения. Бегство было бессмысленным. «Я не дам ему завладеть моей душой, — мысленно поклялась Барбара, представляя себе смерть в образе отвратительного похотливого старика. — Мы еще поборемся. Я буду держаться до последнего вздоха!»
Голос ее предательски дрожал, но она все же довольно спокойно спросила Нэнси:
— Что я должна делать? — Нэнси подошла и обняла Барбару, но та яростно оттолкнула ее. — Не подходи ко мне, Нэнси!
Нэнси крепко обняла свою разгневанную госпожу.
— Перестаньте кричать! Все равно мне без вас не жить. Я не желаю быть грязной поденщицей, — она взглянула на свои холеные белые руки, — или стать добычей кого-нибудь вроде Батлера. — Она гордо выпрямилась и решительно произнесла: — Мы будем бороться вместе.
Барбара была не в силах протестовать, голова у нее невыносимо болела, жар усиливался, тело ныло и горело, словно она сидела рядом с пылающей печью. Барбара послушно позволила Нэнси облачить себя в ночную рубашку и уложить в постель. Затем девушка принесла ей сонного снадобья, но Барбара отказалась выпить его. Чтобы побороть смерть, считала она, надо сознавать свое состояние, а значит, она должна бодрствовать. Во сне она будет беспомощна, и смерть спокойно может завладеть ею. Отталкивая принесенную Нэнси чашку, Барбара обнаружила, что руки ее и все тело стали мокрыми от пота. Вскоре, поддавшись на уговоры Нэнси, она перестала сопротивляться и выпила сонную настойку.
* * *
Известие о болезни Барбары мгновенно разнеслось по дому. Перепуганные гости торопливо укладывали свои пожитки. Никто не знал, какие причины вызывают эту ужасную болезнь. Но всем было ясно одно — опасно даже дышать одним воздухом с больным человеком.
Последние гости уехали, и на Дорни-Корт опустилась мрачная тишина. Мать Роджера в молодости переболела оспой, — на лице ее до сих пор сохранилось несколько отметин, — и иногда она помогала Нэнси ухаживать за больной. Однажды, проснувшись, Барбара увидела склонившееся над ней озабоченное лицо свекрови. Заботливые руки положили мокрое полотенце на ее горячий лоб. Тревожное предчувствие кольнуло Барбару — не повредит ли ей уход этой женщины, которая всегда недолюбливала ее? Вдруг, пока Барбара спит, она отнимет у нее последние силы и, скрыв холодную усмешку, позволит смерти утащить ее. Ведь тогда ее сын будет вновь свободен и сможет выбрать более достойную партию.
Как-то раз, придя в сознание, она рассказала о своих страхах Нэнси, и та, обтирая губкой пылающее тело Барбары, мрачно сказала:
— Пожалуй вы правы, ей опасно здесь находиться.
Но ее опасения были вызваны иными причинами. В бреду Барбара то и дело звала Филипа, умоляла его прийти к ней и пересказывала подробности их любовных свиданий. Роджер или его мать могли понять ее бессвязное бормотание. Именно этого боялась Нэнси и старалась держать всех подальше от Барбары.
Спала Нэнси урывками, стараясь как можно больше времени проводить с больной. Никого не волновало, что девушка тоже может заболеть. Все с облегчением препоручили Барбару заботам старательной и проворной служанки.
В спальне был полумрак, так как яркий свет резал глаза и раздражал Барбару. Порою она приходила в себя и, видя вокруг серый сумрак, думала, что уже попала в приют смерти, в черное безмолвие, где никто никогда не смеется и не поют птицы. Однажды она заметила в полумраке бледное лицо Роджера. Барбара удивленно всматривалась в него. Тихие слезы заструились по ее щекам, и она спросила:
— Неужели брак длится и после смерти, милорд? Никогда не думала, что это возможно!
Из груди Роджера вырвался стон, он повернулся и выбежал из комнаты. Он всегда понимал, что женился на редкой райской птице и что обычный английский вьюрок был бы более подходящим для семейной жизни. Но он любил Барбару, она точно околдовала его; казалось невероятным, что он обладал таким совершенством. Он любил в ней все: и острый ум, и звонкий смех, разносившийся по всему дому, если она бывала в хорошем настроении. Когда он представлял себе этот мир без Барбары, перед ним вставали картины черного безмолвия, словно все птицы вдруг умерли, а цветы поблекли. И так же он не мог вообразить Барбару, потерявшую свою несравненную красоту.
Мать Барбары приехала в Дорни-Корт, узнав о ее болезни. Она подолгу стояла на пороге спальни, смотрела на спящую дочь и тоже думала о красоте Барбары. Эта вызывающая красота всегда казалась Мэри почти неприличной, а теперь, если Барбаре удастся побороть болезнь, она останется обезображенной. Стараясь прорваться сквозь серые волны, туманившие ее сознание, Барбара с трудом повернула голову и заметила стоящую в дверях мать. Чтобы избежать заражения, Мэри дышала через льняное, пропитанное уксусом полотенце. Барбара попыталась улыбнуться.
— Твоя красота… — донесся до нее приглушенный голос матери.
Улыбка Барбары казалась мечтательной.
— Вам никогда не нравилась моя красота, матушка. Может быть, когда я стану уродливой, вы будете больше любить меня.
Мэри испуганно вскрикнула. Неужели девочка знала, что она не любит ее? Она бессильно плакала, а Барбара то погружалась, то выныривала из своего дремотного бреда, запавшие глаза ее резко выделялись на бледном изможденном лице.
Однажды, заметив, что Барбара открыла глаза, Мэри сказала дрожащим голосом:
— Барбара, постарайся не думать о своей внешности! Пусть ты потеряешь свою красоту, но ведь у тебя останется множество других достоинств: молодост, решительность, смелость… Ты оставишь на земле свой след.
— Мама, ты плачешь! — Голос Барбары был по-детски удивленным. — Почему ты плачешь, мама?
Это было невозможно вынести. Мэри выбежала из комнаты, больно стукнувшись о дверной косяк. Барбара встревожено смотрела ей вслед. Что же случилось?.. Что?.. Она должна бежать за матерью! Должна… Голова у нее закружилась, и Барбара опять погрузилась в беспамятство. Ей виделось, что она бежит за Филипом по цветущему лугу. Стон сорвался с ее губ: солнце вдруг скрылось и цветы на лугу померкли. Она вспомнила, что вступила в битву со смертью, и ее слабые руки поднялись, словно хотели разогнать наплывающий черный туман.
Однажды Барбара собралась с силами и упросила Нэнси принести ей перо и бумагу. Приподнявшись на подушках, она дрожащей рукой писала письмо Филипу. Сознание ее то и дело затуманивалось, она думала, что уже никогда не увидит его. Барбаре хотелось вложить в этот листок бумаги всю неистовую силу своей любви, хотелось оставить о себе последнюю память в этом мире, прежде чем она соскользнет в темноту забвения. Непослушные строчки прыгали из стороны в сторону: «… я жила только ради твоей любви и умираю, любя тебя больше всего на свете».
В моменты просветления ей становилось жаль себя. Как печально умереть в двадцать лет! Как нелепо умирать, когда тебя любит один из красивейших и знатнейших кавалеров во всей Англии! И к тому же ужасно несправедливо, что она не доживет до восстановления монархии и не сможет блистать на королевских балах. Интересно, будет ли вместо нее, живой и здоровой, бродить по коридорам Уайтхолла хотя бы ее призрак?
Нэнси обмывала исхудавшее тело Барбары, поила ее травяными настоями, и в который раз пыталась уверить Барбару, что отослала Филипу то драгоценное письмо. Барбара не хотела, чтобы Филип видел ее обезображенное тело, видел ее в таком ужасном состоянии, — пусть она останется в его памяти совершенством! — и в то же время мечтала о том, чтобы он вдруг оказался возле нее, обнял ее своими нежными сильными руками. Тогда она выживет. Тогда сохранит свою красоту.
Едва слышные упреки срывались с потрескавшихся от жара губ Барбары. Она упорно обвиняла Нэнси в том, что та не отослала ее послания. Нэнси заплакала, и Барбара, взяв ее за руку, сказала жалобно:
— Нэнси… Если бы он… заболел, я бы обязательно пришла к нему.
Если бы Филип заболел оспой, она была бы возле его постели день и ночь, презирая опасность заражения и рискуя потерять жизнь и красоту.
Всякий раз, приходя в себя, Барбара спрашивала Нэнси, не приехал ли Филип. И Нэнси, с полными слез глазами, печально качала головой.
Ни Нэнси, ни Барбара не могли знать, что все это время Филип был необычайно увлечен роялистскими делами. Письмо Барбары пришло одновременно с королевским посланием из Гааги. Король рассчитывал на преданность Филипа и ценил его ум. Сам король нуждался в его помощи! Увлеченный честолюбивыми планами, Филип и думать забыл о письме Барбары.
Как-то раз, обмывая свою госпожу, Нэнси обратила внимание, как резко проступают обтянутые кожей ребра на ее исхудавшем теле. Она вдруг с ужасом поняла, что Барбара решила умереть, раз Филип не приходит к ней. Нэнси продолжала терпеливо ухаживать за больной, но надежда покинула ее и она стала постепенно готовить Роджера к худшему. Теперь на его встревоженные вопросы о состоянии Барбары она лишь печально качала головой.
Но Филип пришел… Счастливая улыбка осветила осунувшееся лицо Барбары, она села на кровати и протянула руки к его фигуре, стоявшей у кровати.
— Филип! — вскрикнула она звенящим от радости голосом.
Побледнев от ужаса, Нэнси следила за тем, как Барбара ловит руками пустоту, жадно обнимает воздух, поглаживает несуществующую руку, целует бесплотный образ. Нэнси была убеждена, что это конец, и, когда больная в изнеможении откинулась на подушки, служанка приблизилась к ней, уверенная в том, что жизнь оставила Барбару. Но на губах ее госпожи играла блаженная улыбка, она мирно спала. С суеверным страхом Нэнси потрогала ее лоб. Лихорадка прошла.
Барбара проспала несколько дней крепким здоровым сном, а когда наконец пробудилась, то обнаружила, что голова ее больше не болит, а тело перестало гореть огнем. Мысли ее были ясными и спокойными. Она попросила Нэнси дать ей зеркало. Служанка, изумленно глядя на чистую кожу Барбары, без возражений принесла ей требуемое. Держа в руках зеркало в старинной серебряной оправе, Барбара долго изучала себя. В конце концов она сказала:
— Нэнси, я еще брежу или это правда? Неужели на мне нет ни оспины?
Она отбросила покрывало и внимательно исследовала свое тело. Груди были чистыми, живот тоже. Но как выпирают кости! Она изогнулась и окинула взглядом спину. Тоже ничего. Удивительно! Она вновь схватилась за зеркало и подробнейшим образом рассмотрела свое лицо. Кожа была совершенно чистой.
Еще несколько дней Барбара провела в постели, наслаждаясь возвращением к жизни. Она жива! И прекрасна, как прежде! В голове ее вдруг мелькнула мысль о собственной непобедимости. Она одолела самую страшную болезнь, и на ней не осталось ни единого ее следа. Теперь ей больше не страшна оспа. Ведь переболевшие этой болезнью становятся невосприимчивыми к ней. Похоже, Бог оберегает ее. Но почему? Ведь она признавала свою измену и даже гордилась ею. Барбара невольно поежилась. Она нарушила клятвы данные перед Богом, и когда-нибудь заплатит за это. Наступит час расплаты. Но не сейчас! Не сейчас!
Ослабевшая за время болезни, Барбара лежала, свернувшись клубочком под покрывалом, и наслаждалась простыми радостями обычной жизни. Уже через неделю ее молодой, здоровый организм и природная жизнестойкость полностью справились с недугом. Она стремилась скорее встать с постели. Узнав, что в Дорни-Корт приехал сэр Аллен Бродерик, Барбара настояла на своем присутствии при их вечернем разговоре с Роджером. Сэр Аллен был потрясен, увидев ее после болезни. Она стала почти прозрачной! Он засуетился и, помогая Барбаре сесть в кресло, посоветовал:
— Дорогая, вам надо попить ячменного отвара или легкого пива. Это поможет восстановить силы.
Барбара улыбнулась и, поблагодарив его за заботу, сказала, что прекрасно себя чувствует. Но слова словами, а на самом деле она была еще слабовата и с удовольствием опустилась в мягкое удобное кресло. Окинув взглядом гостиную, Барбара удовлетворенно вздохнула. Это была ее любимая комната в Дорни-Корте. Стены затянуты уложенной в ровные складочки материей, изрядно вытершейся за жизнь нескольких поколений. Старинная мебель, в основном сохранившаяся еще со времен Испанской Армады, уже покрылась ровной патиной, которая всегда появляется за годы тщательного ухода. В богато украшенном лепниной камине, потрескивал и шипел огонь, и его отблески, как в зеркале, отражались в панелях лакированной мебели. Барбара свободно откинулась на спинку кресла и одарила сэра Аллена одной из своих самых пленительных улыбок.
— Право, я счастлива видеть вас снова, сэр Аллен. Мо болезнь была мучительна еще и потому, что я была лишена вашего милого общества.
Просто удивительно до чего падки на лесть даже такие мудрые пожилые джентльмены, как сэр Аллен. Он чуть не мурлыкал, как кот, которому перепало на кухне блюдечко сметаны.
Сэр Аллен погладил ее блестящие волосы.
— Ах, моя дорогая, вы так нас всех напугали.
Барбара порывисто наклонилась вперед.
— Но ведь все уже позади! Лучше расскажите мне о тех новостях, которые я пропустила!
Нэнси сопровождала свою госпожу и внимательно следила за ней, чтобы заметить первые же признаки усталости. Она заботливо подставила скамеечку под ноги Барбары и принесла ей бокал вина. Сэр Аллен тем временем пододвинул свое кресло поближе к Барбаре и начал рассказывать о событиях последних дней; в его голосе слышались нотки волнения и тревоги.
Барбара была полностью поглощена рассказом и слегка вздрогнула от неожиданности, когда в комнату вошел Роджер. Сэр Аллен поднялся ему навстречу, и они коротко поприветствовали друг друга с фамильярностью, говорившей о ежедневном общении. Роджер обернулся к Барбаре, лицо его освещала радость.
— Я счастлив видеть, дорогая, что состояние твоего здоровья позволило тебе присоединиться к нам.
Барбара рассеянно ответила ему, она была еще поглощена услышанными от сэра Аллена новостями. Роджер помрачнел и отошел от нее. Барбара вернулась к жизни, но она никогда уже не вернется к нему. Сэр Аллен взял его под руку, и они направились к сервированному столу, чтобы наполнить бокалы.
— Вы, безусловно, правы, — сказал Роджер, отвечая на вопрос сэра Аллена, который Барбара не расслышала. — Филип, лорд Честерфилд сейчас стал одним из фаворитов короля. Король советуется с ним, доверяя ему свои самые сокровенные мысли. Лорд Честерфилд держит его в курсе всех событий, происходящих в Англии.
Итак, подумала Барбара, Филип не приедет ко мне. До любви ли ему сейчас! Она знала, что для честолюбивых мужчин, таких, как Филип, государственные дела всегда на первом месте. Благодаря этой новости Барбара поняла, почему Филип пренебрег ее письмом, сердце ее успокоилось и болезненные уколы ревности затихли.
Неприязнь, с которой Роджер произносил имя и титул Филипа, была очевидной, и сэр Аллен с любопытством взглянул на него.
— Вы не в ладах с лордом Честерфилдом?
— Я не доверяю таким людям. Они слишком порывисты и несдержанны. Его главная цель — быть в центре внимания, — продолжал Роджер, и в его голосе появился оттенок злорадства. — Горячий темперамент не доведет его до добра.
Барбара подалась вперед и сидела, затаив дыхание. Она отметила, что Роджер повысил голос. Видимо, дальнейшее рассказывалось для нее.
— Недавно лорд Честерфилд заезжал в Ковент-Гарден. Ему приглянулась гнедая кобыла Френсиса Уолли, и он решил за любые деньги приобрести эту лошадку. Он вообще падок на чужое добро. — В голосе Роджера появились жесткие нотки. Можно было не сомневаться, что история предназначена именно для ушей Барбары.
— Так что же? Френсис Уолли продал ему животное? — Сэр Аллен со спокойным вниманием смотрел на Роджера, хотя в душе был озадачен его явным недоброжелательством, связанным, похоже, с какими-то неизвестными ему причинами. Он ничего не знал о связи Филипа и Барбары.
— Естественно! Честерфилд предложил ему восемнадцать золотых, и сделка была заключена тут же на месте.
— Тогда в чем же дело?
— Дело в том, — Роджер умышленно тянул с рассказом, — что лорд Честерфилд, как только добивается желаемого, теряет к нему интерес.
Барбара подавила возглас негодования. Как смеет Роджер намекать, что Филип устал от нее!
Роджер продолжал, украдкой поглядывая на Барбару и наблюдая за ее реакцией:
— Лорд Честерфилд разочаровался в кобыле и потребовал, чтобы Уолли вернул ему золото и забрал назад свое животное. Уолли решительно отказался, они поссорились, и лорд Честерфилд вызвал его на дуэль.
— Неужели такой пустяк мог стать поводом для дуэли? — немного огорченно сказал сэр Аллен.
«Дуэли же запрещены!» — мелькнуло в голове Барбары, и комната начала меркнуть перед ее глазами. Зачем Филип подвергает себя такой опасности из-за ерунды? Она глубоко вздохнула, пытаясь справиться с подступающей слабостью. Как же душно в комнате! Надо сказать, чтобы открыли окна…
— Дуэль состоялась на рассвете неподалеку от дома мистера Коулби в Кенсингтоне, — продолжал Роджер.
Барбара жадно ловила каждое слово, боясь услышать фразу, означающую для нее конец жизни, от Роджера, который, возможно, более других желал смерти Филипа. Только бы перестала кружиться голова… Почему комната так странно качается и меркнет?
— …и ранил его, — донеслось до Барбары. — Второй выстрел оказался смертельным, пуля попала прямо в сердце.
Филип мертв! Значит, напрасно Барбара в бреду страстно взывала к нему. Она же не знала, что он умер… упал, истекая кровью, на зеленую траву Кенсингтона.
Темнота окутала Барбару, и она, уже не в силах владеть собой, потеряла сознание. Впервые в жизни Барбара упала в обморок.
Глава 7
Шлепая Барбару по щекам, Нэнси пыталась привести ее в чувство. Она была еще очень слаба и легко могла заболеть снова. Наконец Барбара очнулась на собственной постели.
Тотчас вспомнив ужасную новость, она, схватив девушку за руку, воскликнула:
— Нэнси, он мертв! — Нэнси начала было говорить, но Барбара закрыла ей рот ладонью. — Нэнси, помнишь, как я в бреду звала Филипа?.. Как раз перед тем, как мне стало лучше? Значит это была правда!.. Я видела, что он убит и мы встретились на полпути между жизнью и смертью. О, как же я не поняла! Почему я не последовала за ним?
Нэнси оттолкнула руку Барбары, закрывавшую ей рот, и сказала:
— Лорд Честерфилд жив.
Барбара непонимающе глядела на нее.
— Ваш муж умышленно позволил вам неверно истолковать его слова. Лорд Честерфилд покинул место дуэли без единой царапины.
Барбара ошеломленно покачала головой, не в состоянии сразу осознать новый поворот событий. Она в изнеможении откинулась на подушки. Печаль и радость слишком быстро сменяли друг друга. Недавняя болезнь подорвала не только физические, но и душевные ее силы, реакция Барбары была еще немного замедленна. Тихие слезы благодарности медленно покатились по ее щекам. Нэнси получше укрыла ее, погасила свечу и на цыпочках вышла из комнаты.
Барбара лежала, глядя в темноту, и пыталась понять, что же произошло. Итак, Филип жив, это, безусловно, радостное известие, но тогда что же печалит ее?.. Он все еще далеко… Барбара испуганно вздрогнула, она вдруг почувствовала страх, которого не испытывала даже во время болезни. Он мог умереть, думала она, и никто не известил бы меня об этом. Сегодняшний разговор — чистая случайность. В глазах общества я никто для него, а он — для меня. Мы оба были на волосок от смерти, и оставшийся в живых мог долгое время пребывать в неизвестности… есть, пить, смеяться — жить, не имея представления о том, что другого уже нет на свете. Невыносимо! Мир так ненадежен и опасен, а любовь делает нас вдвойне уязвимыми. Единственная тонкая ниточка, которая может связать двух любящих людей, это женитьба. Ей вдруг отчаянно захотелось оказаться возле Филипа. Она всегда должна быть рядом с ним, чтобы оберегать его.
Всю ночь Барбара терзалась мыслями о том, что Филипа могут убить, и довела себя почти до истерики. На свете столько ужасных болезней, с которыми даже доктора не в силах справиться… А вдруг он упадет с лошади… Или его арестуют за участие в роялистском заговоре…
Когда бледные пальцы рассвета протянулись к окнам, Барбара поднялась, зажгла свечу и торопливо начала упаковывать объемистый дорожный сундук, запихивая в него все, что попадало под руку, без смысла и толка.
В спальню вошла Нэнси и, увидев ее за этими сборами, спросила:
— Далеко ли вы собираетесь?
— Я еду к Филипу. Я должна быть рядом с ним.
— Но это невозможно, — резко оборвала ее Нэнси и задумалась, подбирая наиболее веские доводы. — Вчера я не сказала вам, поскольку вы были очень расстроены. Лорд Честерфилд вынужден был уехать во Францию, чтобы избежать тюрьмы. Вы ведь знаете, что он дрался на дуэли, а они запрещены.
Франция! Барбара побледнела и еще больше расстроилась. Итак, все ее ночные кошмары оказались справедливыми. Мир разделяет тех, кто не связан священными узами.
— Боже милостивый! — Она опустилась на кровать. — Он даже не знает, что я выздоровела.
Она опять вскочила, приняв новое решение, и вытащила из гардероба кучу нижних юбок.
— Ради Бога, госпожа, что вы делаете? — Нэнси выхватила юбки из сундука и прижала их к себе.
— Я поеду к Филипу во Францию.
— О нет! Только не это! Вы же сами не раз говорили мне, что лорд Честерфилд никогда не женится на вас. Все-таки лучше держаться за собственного мужа. Бог свидетель, как я старалась, чтобы вы не выдали в бреду свой секрет. Ваш муж часто заходил проведать вас, и я страшно переживала, боясь, что вы произнесете имя лорда Честерфилда. А уж вспоминали вы его без конца. Но я тут же прикладывала вам ко лбу мокрое полотенце или подносила ложку воды ко рту. Встречайтесь на здоровье с лордом Честерфилдом, но будьте же благоразумны! Я не переживу, если вас выставят на улицу без единого пенни, сохрани Господи!
Но Барбара была непреклонной.
— Какое мне дело до денег? И зачем мне такой муж, как Роджер? Я должна быть рядом с Филипом, в этом смысл моей жизни.
— И как же вы доберетесь до него?
Барбара вдруг поняла, что у нее нет своих денег и, естественно, она не может попросить у Роджера такую большую сумму.
— Ничего, я продам в Лондоне мои драгоценности!
— Ну-ну. А как вы собираетесь узнать, где искать лорда Честерфилда во Франции?
— Неважно! Все равно я найду его! — Едва Барбара произнесла эти слова, как сердце ее болезненно сжалось. Ведь она не говорит по-французски и ни разу не бывала в этой стране. Если в Англии у нее еще был хоть какой-то шанс найти человека, который вынужден прятаться от закона, то во Франции это безнадежное дело.
Она бросилась на кровать и зарыдала. Слезы заструились по ее щекам.
— Нэнси, что же мне делать?
— Дождаться его здесь. По крайней мере он-то знает, где вас искать и может послать вам весточку. А если вы оба будете странствовать по миру, то вам в жизни не отыскать друг друга.
Барбара осознавала правоту Нэнси, но все ее существо восставало против этого. Душа ее рвалась к Филипу, ей хотелось бежать к нему и обрести наконец покой в его объятиях. Она вдруг подумала, что ее нынешнее положение сходно с положением норовистой лошади, у которой спутаны ноги. Барбаре хотелось свободы, хотелось перенестись через моря, но здравый смысл, точно веревка, опутывал ее. Она должна обуздать свои чувства и послушно тащить воз семейных обязанностей в Дорни-Корте.
Барбара утешала себя сознанием того, что оба они, Филип и она, участвуют в роялистском заговоре, и ждала реставрации, когда они смогут наконец воссоединиться при дворе. Порой казалось, что ждать осталось не так уж долго: жизнь в Дорни-Корте заметно оживилась, поток гостей постоянно нарастал.
Роджер язвительно отзывался о свежеиспеченных роялистах вроде Энтони Эшли Купера, который к всеобщему удивлению заявил вдруг о том, что все эти годы был убежденным сторонником короля, хотя и занимал важный пост в парламенте Кромвеля. Купер считал, что для создания будущего правительства очень важно объединение влиятельных людей всей страны. И неважно, какова была их позиция и деятельность в предыдущие одиннадцать лет.
— Но ты взгляни на Джорджа, — резонно возражала Барбара, пытаясь успокоить раскипятившегося мужа. — Женившись на Мэри Ферфакс, он, естественно, связался с парламентариями. Однако никто не сомневается в его преданности королю.
Бекингем вскоре после женитьбы вернулся в Голландию, где и прежде делил с королем его изгнание. Но теперь он был уверен, что их пребывание там не затянется.
Барбара чувствовала себя абсолютно счастливой, когда в окнах Дорни-Корта отражалось пламя сотен свечей, а у нее был миллион домашних дел — надо было разместить и накормить гостей, которые уже переполняли скромный особняк Палмеров. У нее почти не оставалось времени думать о Филипе.
Однажды вечером Барбара окинула взглядом уставленный изысканными яствами стол и удовлетворенно вздохнула. За ужином собралось человек двадцать; общество беседовало на серьезные темы, однако не забывало отдавать должное искусству поваров. Они не могут пожаловаться на наше гостеприимство, с удовольствием думала Барбара. Достать эти деликатесы было нелегко. Она рассылала слуг по окрестным деревням, и лишь в результате упорных поисков им удавалось раздобыть требуемое количество уток, гусей и прочей дичи. Барбара подобрала выбившийся локон и задумалась, изящно подперев рукой подбородок. Она так устала, что есть не хотелось. Вдруг она очнулась и вздрогнула. В дверях раздался шум, и в гостиной появился Эшли Эдмондс, запыленные сапоги которого громко стучали по натертому до блеска паркету. Первая мысль Барбары была: о, Господи, еще одного кормить! Но внимание ее тут же переключилось на другое. Эшли был крайне взволнован, он привез новости из-за границы.
Путь его был неблизким, и измученный жаждой Эшли припал к кубку с вином. За столом воцарилось тревожное ожидание. Наконец он вытер рот рукавом и сказал:
— Генерал Монк выступил из Шотландии, его войска движутся к Лондону.
Присутствующие отреагировали довольно бурно. Каждый хотел выразить свою радость по этому поводу. Барбара резко встала, опрокинув от волнения бокал. Она пристально посмотрела на Роджера, и он ответил ей взволнованным понимающим взглядом.
Генерал Джордж Монк был верным слугой короля Карла I. Он неоднократно доказывал ему свою преданность и принадлежал к числу ревностных роялистов, как все собравшиеся за этим столом. Но когда Карл I был казнен, Монк удалился с поля боя. Генерал считал, что принц еще слишком молод и не сможет обеспечить стабильную жизнь в стране. А сейчас принцу Карлу было уже под тридцать, и, кроме того, Монку совсем не нравилось то, что происходило в Англии после смерти Кромвеля. Он был настоящим солдатом, но твердо знал, что страной должно управлять гражданское правительство и что армия является лишь инструментом его воли. Он был потрясен, когда армия встала у власти, и выступил из Шотландии, чтобы освободить страну от тирании военных.
Роджер, повысив голос, обратился к собравшимся за столом. Когда все умолкли, он поднял бокал и провозгласил:
— Я предлагаю выпить за великого человека, за генерала Джорджа Монка!
Все единодушно встали и подняли свои бокалы. На глазах Барбары выступили слезы. Она высоко подняла бокал, ликующая радость переполняла ее. Это был важнейший момент, поворотная точка в истории Англии, и Барбара имела право торжествовать, поскольку играла в этих событиях немалую роль. Ее чистый голос возвысился над другими, она воскликнула:
— За вас, король Карл II!
Собравшиеся были опьянены уже одной этой фразой. Скоро, очень скоро этот тост войдет в ежедневный обиход, и все постепенно забудут времена, когда за такие слова можно было попасть в тюрьму и даже поплатиться жизнью.
Один за другим собравшиеся с воодушевлением поднимали бокалы и громко провозглашали:
— За короля Карла! Да здравствует король Карл II!
Наутро Барбара проснулась с головной болью от выпитого накануне, однако в душе ее еще жил радостный трепет от событий предыдущего вечера. Теперь, когда возвращение короля стало делом времени, Барбаре не терпелось увидеть короля на троне Англии, и ее раздражала та медлительность, с которой тяжеловесная государственная машина меняла свой курс. За последующие несколько недель ее раздражение достигло высшей точки.
Монк созвал свободный парламент. На многодневных заседаниях члены парламента бесконечно обменивались посланиями с королем, находившимся в Голландии. Барбара уже едва сдерживалась, она жаждала действий, и наконец совершенно неожиданно они были ей предложены.
Сэр Аллен Бродерик медленно приближался к ней, его лицо и даже походка излучали величие, приличествующее моменту.
— Моя дорогая, мы решили возложить на вас чрезвычайно важную миссию, конечно, если вы согласитесь…
Барбара, продолжая сидеть в кресле, взволнованно подалась вперед.
— В чем же состоит эта миссия?
Сэр Аллен, казалось, с нарочитой медлительностью устраивался в кресле напротив. Барбара сгорала от любопытства. Она любила этого пожилого джентльмена, но, Боже, как же трудно было дождаться от него слова! Он сплел пальцы рук и, задумчиво глядя на Барбару, сказал:
— Мы, роялисты, хотим послать королю в Голландию денежный дар.
Барбара разочарованно откинулась на спинку кресла. Все ясно — в Дорни-Корт понаедут новые гости, готовые развязать свои тугие кошельки, а она должна будет любезно принять их.
— Право, я сделаю все, что в моих силах, — безразлично сказала она. Как же ей хотелось вырваться из однообразия Дорни-Корта и оказаться в огромном мире!
Сэр Аллен нахмурился при виде плохо скрытой скуки, отразившейся на лице Барбары.
— Мы хотим, — торжественно сказал он, — чтобы вы отвезли деньги королю.
Барбара оживилась.
— Я?!.. — Сердце ее забилось от радости, мысли разбегались. Она выйдет в мир!.. Попадет на континент!.. За всю жизнь ей не приходилось отъезжать дальше чем за сорок миль от Лондона. Неужели правда, что ее пошлют с таким важным поручением к самому королю? Но она же понятия не имеет о придворном этикете. Боже! Ведь ей даже нечего надеть!
Последняя мысль сорвалась у Барбары с языка, и сэр Аллен рассмеялся до слез. Потом, осушив глаза, сказал:
— Милая моя, вы так проницательны и умны в вопросах политики, что я порой забываю о вашей женской сущности! Уверен, в ваших сундуках найдется, что надеть. И не забывайте: король не привык к роскоши. Думаю, она вызвала бы у короля подозрение. Последние одиннадцать лет он едва сводил концы с концами.
Барбара уже почти не слушала его. Мысленно она перетряхивала содержимое запыленных сундуков, стоящих на чердаке… Ее размышления были прерваны вопросом сэра Аллена:
— Так вы поедете?
Барбара непонимающе уставилась на него.
— О, конечно, поеду! — Совершенно забыв о том, что она почтенная замужняя дама, Барбара вскинула руки и закружилась по комнате. Король… король… король… Оказавшись возле кресла сэра Аллена, она спросила: — Но почему вы выбрали именно меня?
— Это объективный выбор, — с достоинством ответил сэр Аллен. — Вы с Роджером были на переднем крае нашего движения, и, естественно, честь вручить королю наш скромный дар, должна принадлежать вам. Однако Роджер сейчас очень нужен здесь, в Англии, и поэтому эта честь оказана одной вам. — Он улыбнулся и добавил: — И безусловно, важную роль сыграло то, что вы из рода Вилльерсов.
— Когда мне ехать?
— Корабль отходит на следующей неделе. Вы успеете подготовиться? — По тону его было ясно, что вопрос чисто риторический; она должна быть готова.
— Конечно, я буду готова, — заверила его Барбара, строя в уме многочисленные планы предстоящих на эту неделю дел. Если они с Нэнси будут шить день и ночь напролет, то… Она с благодарностью сжала руку сэра Аллена. Глаза ее сияли, как две звезды.
— Я бесконечно благодарна вам, сэр Аллен. — Душа ее рвалась к действиям. Ведь предстояло сделать множество всяких дел. Теперь была дорога каждая минута. — Вы не рассердитесь, если я покину вас?
Сэр Аллен улыбнулся и отпустил ее. Барбара выбежала из комнаты и позвала Нэнси. Она кратко рассказала девушке о сообщении сэра Аллена. Серые глаза Нэнси изумленно округлились, она восхищенно взирала на Барбару, продумывая всевозможные чудесные последствия, которые сулила эта миссия. Нэнси всегда чувствовала, что в Барбаре есть нечто исключительное и что она достигнет небывалых высот в этом мире, увлекая за собою Нэнси. И вот оно началось…
Моментально, как и ее госпожа, Нэнси переключилась на практическую сторону дел: что же Барбара наденет на прием к королю? Возбужденно переговариваясь и перебивая друг друга, они направились на чердак выбирать материалы.
Долгие годы атлас и кружева пролежали там без надобности. Когда вся эта роскошь была запрещена, леди Палмер велела убрать в сундуки множество богатых тканей, и они были снесены на чердак до лучших времен. Перерыв набитые сундуки и пересмотрев бесконечные ярды материалов, девушки разочарованно обнаружили, что при всем изобилии выбирать особенно не из чего. Время наложило беспощадные следы — атлас потерся, а шелка потускнели. Барбара была близка к отчаянию, как вдруг пальцы ее ощутили на дне одного из сундуков бархатистую мягкость, и она, ликуя, извлекла на свет большой отрез великолепного темно-зеленого бархата.
Нэнси захлопала в ладоши и сказала, что этот цвет как нельзя лучше подойдет Барбаре. Они набрали пожелтевших от времени кружев, которые, по словам Нэнси, еще можно было отбелить, и спустились в комнату Барбары. Впереди их ждал кропотливый женский труд.
Оказалось, что большинство швейных работ достанется Нэнси, поскольку у Барбары была масса других дел. К тому же Роджер постоянно отвлекал ее какими-то мелкими поручениями. Однажды днем, разбирая почту, он с неудовольствием бросил ей на колени конверт и сказал:
— Послание от лорда Честерфилда!
В спешке и волнении Барбара смяла конверт, потом разгладила его дрожащими руками и сломала печать. Письмо было предназначено Роджеру. Она торопливо пробежала глазами убористо исписанный лист в надежде найти хоть словечко для себя, но ничего не обнаружила. Сплошные королевские дела, а в данном случае не они представляли интерес для Барбары. Она молча протянула письмо Роджеру. Он пристально смотрел на нее, и в его взгляде сквозила явная жестокость. Но Барбаре удалось унять бурю чувств, поднимавшуюся из глубины души, она извинилась и выскользнула из кабинета мужа.
Барбаре казалось, что сердце ее разрывается на части. Как мог Филип не написать хоть несколько слов для нее? Барбара поняла, что Филип бывал исключительно чутким во всем, что касалось ее плотских желаний, но обычно оставался глух к ее душевным порывам. Видимо, у него даже мысли не возникало, что она страдает в разлуке с ним. Голова Филипа была занята важными государственными делами, и у него просто не хватало ни времени, ни желания думать о ней.
В глазах Барбары стояли слезы, она печально взглянула на Нэнси и спросила:
— Как ты полагаешь, Нэнси, Филип любит меня?
Нэнси не покладая рук трудилась над зеленым бархатным платьем; сейчас она занималась тонкой отделочной работой, которую не могла доверить никому. Не поднимая головы, она сказала задумчиво:
— Мне кажется, женщины понимают любовь не совсем так, как мужчины. И вообще, некоторые мужчины просто не умеют любить по-настоящему. Да, они наслаждаются женским телом, но любить в женщине личность, ценить ее ум — это не для них. Похоже, лорд Честерфилд один из них.
Барбара выглядела совершенно убитой, и Нэнси поспешила смягчить свои слова:
— Хотя откуда мне знать? Конечно, вы много рассказывали мне о нем. Но человеческие отношения всегда так сложны. А уж любовь такое тонкое дело… о ней и рассказать-то невозможно. Если вы сами верите в его любовь, то отбросьте все сомнения: так оно и есть.
Но несчастье было как раз в том, что Барбара никогда до конца не была уверена в любви Филипа. Не в силах больше думать об этом, она поднялась с кресла и сказала Нэнси, что пойдет проверить, как продвигаются дела у девушек в швейной мастерской.
Нэнси перекусила нитку остренькими белыми зубками и задумалась. Будет ли она когда-нибудь влюблена, как Барбара? Она видела, какие страдания испытывает ее госпожа, и размышляла, стоит ли того любовь. Прокладывая очередную строчку ровных мелких стежков, Нэнси пришла к выводу, что глупо любить так неистово, отдавать всю себя без остатка и почти ничего не получать взамен.
Барбара, побледнев от сдерживаемых слез, направилась разыскивать служанок. Предстояло еще очень много дел. Она решила отбросить мысли о Филипе: «Сейчас нельзя думать о нем… Вот когда мы выйдем в море, я останусь один на один со своими мыслями».
* * *
Барбара сдержала данное себе слово и не думала о Филипе до того момента, пока не поднялась на палубу парусного судна, которое должно было доставить ее в Голландию. Она вдохнула соленый морской воздух, и ноздри ее затрепетали от восторга. Вокруг дымилась душистая кипящая смола, которой замазывали щели в днище кораблей, разнообразные запахи исходили от многочисленных грузов, заполнявших палубу. Взволнованно посмотрев на Роджера, она коснулась его руки.
— Помнишь, когда мы только познакомились, я часто просила, чтобы ты покатал меня на лодке? Как я любила наши прогулки по Темзе! А сейчас мне предстоит дальнее плавание. Ах, об этом можно было только мечтать!
Роджер улыбнулся, его охватило чувство нежности к ней. Барбара в порыве благодарности поднялась на носки и поцеловала его. Если бы она не стала женою Роджера, ей бы никогда не представилась такая невероятная возможность. Беззвучно рассмеявшись, она чуть отстранилась от него и сказала:
— Право, я все еще не могу поверить своему счастью. Как ты думаешь, Роджер, я понравлюсь королю?
Роджер усмехнулся.
— Он ведь не только король, но и мужчина. Вряд ли он не заметит твоего очарования. Но не забудь, ты должна передать ему все, о чем мы говорили.
Барбара кивнула, но ее внимание уже было приковано к разворачивающимся парусам. Судно отходило от причала, сильно накренившись на левый борт. Впереди ее ждала Гаага. Пока корабль отчаливал, Нэнси стояла рядом с ней на палубе, но едва ли не с первой же волной она зажала рот рукой и бросилась в каюту. Все путешествие бедняжка провела, не вставая с койки. Дурнота не оставляла ее, тело покрылось испариной, и Нэнси уже решила, что пришел ее последний час. Постанывая и охая, она отворачивалась от Барбары, приносившей ей чай и сухари.
Долгий, долгий день, думала Барбара, и как плавно день вчерашний перетекает в завтрашний. Ей казалось, что еще никогда в жизни она не ощущала такого безмерного покоя и умиротворенности. Часами стоя у борта, она глядела на далекий морской горизонт. Она была полностью предоставлена своим мыслям и впервые всерьез задумалась о себе, что редко случалось прежде в ее жизни. Анализируя все, что случилось с ней за последние годы, Барбара с удивлением и даже со страхом поняла, насколько она одинока в этом мире. Чувство одиночества было болезненно острым и всеобъемлющим. Странно, подумала она, только сейчас я поняла это. Единственным человеком, для которого она была смыслом жизни, был ее отец, он жил ради нее. Но отец умер, когда Барбара была совсем маленькой. Мать никогда не любила ее, и отчим чувствовал к ней довольно слабую привязанность. Роджер готов был полюбить ее, и по-своему даже любил, но ему была чужда ее страстная чувственная натура, и поэтому к его любви примешивались раздражение и злость. Нэнси?.. Может быть, эта девушка действительно любит Барбару, иначе зачем бы она рисковала жизнью, ухаживая за своей госпожой во время ее болезни? И все же…
Барбара вздрогнула, но решила, что от ветра, и поплотней закуталась в плащ. Она с легкой грустью вспоминала те счастливые дни, когда был жив отец. Как же он любил ее! Она помнила тепло его нежных сильных рук, он поднимал ее и осыпал поцелуями ее лицо. Отец не забывал о ней даже на войне. Гонцы, посланные с полей баталий, привозили письма от него, и в каждом несколько строчек было написано специально для Барбары: «Передай моей любимой Барбаре, что я очень скучаю и постоянно думаю о ней. Скоро я вернусь домой и наконец смогу обнять и расцеловать ее».
Если бы Филип любил ее, как отец, то обязательно написал бы в письме хоть строчку для нее. Она вспомнила слова Нэнси: «Они наслаждаются женским телом, но ценить в женщине личность… это не для них». И это верно, ведь Филип даже не знает, умна она или глупа. Часто он улыбался ее остроумным замечаниям, глядя на нее с невольным уважением. Но Барбара не могла припомнить ни одного случая, когда бы он спрашивал ее мнение по тому или иному поводу. Если же она заводила серьезный разговор, он обычно закрывал ей рот поцелуем.
Поцелуи Филипа… Барбара провела пальцем по губам, и на нее нахлынули светлые воспоминания о часах, проведенных с ним в постели. Она вздрогнула, новая неожиданная мысль вернула ее к реальности. Почему ее восторженные воспоминания касаются только плотских наслаждений? Возможно, она сама виновата, что у них сложились именно такие отношения. Но разве любовь бывает без душевной близости?
Роджер и сэр Аллен уважали мнение Барбары и постоянно советовались с ней. Но, к сожалению, Роджер не в состоянии удовлетворить чувственную сторону ее натуры и поэтому их семейная жизнь никогда не станет полноценной.
Барбара ощущала мучительную боль. Как было бы чудесно, если бы они с Филипом принадлежали друг другу душой и телом! Если бы понимали и обогащали духовный мир друг друга! Барбара поклялась себе, что при встрече обязательно вызовет Филипа на серьезный разговор. Любовь надо творить, думала она, тогда никакое одиночество никогда не будет угрожать мне!
* * *
Судно причалило в порту Гааги. Сойдя на берег, Барбара рассмеялась, заметив, как непривычно стоять на твердой земле после продолжительной корабельной качки. Чувствуя некоторую неустойчивость, она с благодарностью приняла руку Бекингема, который приехал встретить их судно. Глаза Барбары светились от счастья и волнения.
Вид у Бекингема, как всегда, был крайне вельможный, и достаточно было одного его слова, чтобы грузчики в мгновение ока перенесли на берег багаж Барбары. Самым ценным грузом были, конечно, два массивных сундука с золотом. Для их охраны Роджер отрядил двух самых преданных слуг — Джеймса и Джона. Они заперлись в своей каюте и на протяжении всего плавания, точно приросшие, сидели на этих сундуках.
— Они даже ели, не сходя с них, — смеясь, сказала Барбара, — спали сидя, как истуканы. Я пыталась убедить их, что Роджер просто хотел, чтобы кто-то из них постоянно находился рядом с багажом. Но никакие уговоры не действовали, они так и не тронулись с места.
Удивленный Бекингем с уважением взглянул на них.
— Сомневаюсь, что я смог бы найти таких преданных людей среди моих слуг.
Барбара обрадовалась встрече с Джорджем, он был ее любимым кузеном, и она в порыве нежности прижалась к его плечу. Бекингем улыбнулся ей.
— Сегодня, дорогая, у тебя великий день. Ты увидишь короля.
Сердце Барбары взволнованно забилось.
— Сегодня! Но я думала, что у меня будет время привести себя в порядок после плавания.
— Все это пустяки, не волнуйся! Королю не терпится встретиться с тобой. Или, вернее сказать, получить то, что ты привезла.
— Но, Джордж, милый, я должна хотя бы переодеться. У меня есть новое чудесное платье…
Бекингем рассмеялся.
— Хорошо. Я дам тебе немного времени. Ты успеешь смыть дорожную грязь и облачиться в свой новый наряд.
В замке их встретила Мэри, принцесса Оранская, младшая сестра короля. Именно она предоставила кров своему брату на время изгнания. Барбара была тронута сердечным приемом. Принцесса обняла ее и ободряюще улыбнулась.
— Ваша семья не раз доказывала свою преданность королевскому дому. Ваши предки заслужили множество наград, и вы, милая, достойно продолжаете их традиции, — непринужденно сказала она своим приятным мелодичным голосом.
Радостное оживление делало принцессу еще обаятельнее. Она мгновенно поняла желание Барбары освежиться после долгого путешествия и, проводив ее в небольшую прекрасно обставленную комнату, сказала:
— Я прикажу служанкам приготовить ванну. И обещаю, что Бекингем не будет надоедать вам. По крайней мере в течение часа вы будете предоставлены самой себе.
Барбара приняла ванну и переоделась. Невероятно, неужели она находится всего в двух шагах от короля Англии? Присланные принцессой служанки, восторгаясь красотой Барбары, помогли ей облачиться в бархатное платье. Барбара надушилась и присела к изящному, отделанному позолотой туалетному столику. Она выбрала красивый, оправленный в серебро гребень и чуть не расплакалась, обнаружив, во что превратились ее волосы. От морского воздуха ее чудные локоны стали жесткими и непослушными. А сейчас у нее не было времени, чтобы вымыть и высушить голову. Служанки вооружились гребнями и с двух сторон принялись расчесывать спутанную копну волос Барбары. Вскоре благодаря их усилиям ее роскошные рыжие волосы заблестели снова. О прическе думать не приходилось, и Барбара решила оставить волосы распущенными. В этот момент раздался стук в дверь и голос Бекингема произнес:
— Дорогая, отведенное вам время истекло.
Бекингем подвел ее к дверям королевского кабинета и собрался уходить. Барбара вдруг испугалась:
— Разве ты не пойдешь со мною?
— Не бойся, глупенькая. Уверен, что ты и король прекрасно поймете друг друга, без всякого моего вмешательства.
Он повернул золотую ручку, распахнул дверь и с легким поклоном отступил в сторону, пропуская Барбару. Взглянув на нее, он ободряюще улыбнулся. Не помня себя от волнения, Барбара вошла в кабинет.
Король стоял на противоположном конце зала и смотрел в окно. Зал был небольшим, как почти все остальные помещения замка, — всего каких-нибудь сорок футов в длину, но это расстояние показалось Барбаре невообразимо огромным. Король стоял к ней спиной и, очевидно, не услышал звука открывшейся двери.
Барбара медленно шла по залу; ноги не слушались ее, колени дрожали. Она остановилась, пытаясь успокоиться. Больше всего ей хотелось провалиться сквозь землю. Как же она будет говорить с королем, если ей и шагу не ступить от волнения?
Король обернулся, и испуганный вид девушки вызвал у него сочувствие. В этот момент Барбару спасло врожденное чувство юмора. Она представила себе, как нелепо выглядит, и чуть не рассмеялась. Король усмехнулся ей в ответ, его белоснежные зубы блеснули из-под темных усов.
К Барбаре вернулось присутствие духа, и она легкой походкой подошла к королю. Они внимательно разглядывали друг друга. Король оказался еще более смуглым, чем она представляла себе; это впечатление усиливалось благодаря почти шоколадному загару и угольно-черному цвету волос и усов. Строго говоря, он не был красавцем, но даже на расстоянии Барбара ощущала магнетическую силу обаяния, исходившую от него. Ей стали понятно, почему женщины находили его таким привлекательным. Взгляд его карих глаз был полон доброты, и у Барбары отлегло от сердца. Всю жизнь она преданно служила своему идеалу, и замечательно, что реальность не разочаровала ее. Ей понравился этот мужчина, он сам, а не его положение.
Барбара подошла ближе, и Карл, пораженный ее красотой, удвоил свое внимание. Он всегда был неравнодушен к женским чарам. В шестнадцать лет Карл впервые влюбился, его первой женщиной была простая валлийская девушка Люси Вальтер, которая подарила ему сына. С тех пор женщины стали играть важную роль в его жизни. Несмотря на то что Карл не был красавцем, ни одна женщина не могла устоять перед его обаянием. Даже когда он был еще юн и неопытен, самые признанные красавицы бросали свои сердца к его ногам. Оценивающе взглянув на Барбару, Карл подумал, что ему редко доводилось встречать таких красивых женщин.
Он протянул Барбаре руку, и она, взяв ее, склонилась в глубоком поклоне. Глаза ее были опущены, и она невольно заметила, как стройны его ноги, обтянутые голубыми чулками. А Карл тем временем наслаждался видом ее пышной груди, открывшейся его взору, когда она склонилась перед ним.
Поднявшись, Барбара пробормотала еле слышным голосом:
— Ваше Величество…
Наконец-то эти два слова произнесены вслух! Барбару охватила жгучая радость. Всю жизнь она была преданной роялисткой, но впервые говорила «Ваше Величество» и стояла перед истинным королем Англии. Она подняла сияющее лицо, и король улыбнулся, словно прочел ее мысли.
— Да, эти два слова сладки для моих ушей так же, как и для ваших губ.
Барбара улыбнулась в ответ, но не добавила ни слова.
Карл сказал:
— Итак, вы Барбара Палмер.
— Барбара Вилльерс, Ваше Величество, — вспыхнув, уточнила она. — Простите, сир. Я еще не привыкла к своему новому имени.
Она была замужем уже около двух лет. Если он знает об этом, то сочтет ее идиоткой.
Карл улыбнулся.
— Это имя Вилльерсов дорого для сердец всех Стюартов, а для меня в особенности. Я не удивлен, что вы с такой неохотой расстаетесь с ним. Печальна участь женщин — им приходится расставаться с привычным и порой очень знаменитым именем и принимать фамилию супруга.
Барбара внимательно взглянула на короля. Он понимал ее!
Карл предложил ей руку, и они прошли к низенькому столику, расположенному в оконной нише.
— Прошу вас, — сказал он, — я приказал принести фруктов и освежающих напитков для вас.
Как он добр! Барбара всегда считала, что короли никогда не задумываются об удобствах других. Она присела и расправила пышные юбки. Зеленый бархат, казалось, излучал матовый приглушенный свет. Карл, расположившись напротив нее, думал как она молода. Настолько молода, что не боится яркого солнечного света, льющегося из окна, а цвет ее лица выдержит самую строгую критику.
Он наполнил бокал золотистым вином и, улыбаясь, протянул его девушке. Она на удивление спокойно приняла бокал из его рук. Чувства неловкости словно не бывало. «Как легко и свободно я чувствую себя наедине с королем! Вот что значит благородная кровь», — с гордостью думала Барбара, не понимая, что в этом была заслуга Карла, этого добрейшего из королей, с которым любой человек чувствовал себя свободно.
— Расскажите мне об Англии, — сказал он, приглашая ее к разговору.
Барбара с радостью приняла это предложение. В письмах и депешах, которые он получал, приводились лишь голые факты. Сейчас Барбара оживила их рассказом о последних важнейших событиях. Она рассмешила его, изобразив одного-двух парламентариев, быстро переметнувшихся на сторону роялистов.
Король внимательно следил за живой, выразительной мимикой ее лица, затем вздохнул и сказал:
— Вы знаете, что мне пришлось провести в бегах или в изгнании большую часть жизни? Столько лет потеряно зря!
— Расскажите мне, как вам удалось обмануть преследователей и покинуть Англию. Джордж много рассказывал о ваших приключениях, но должна признать, — она хитро улыбнулась, — что героем всех его историй был он сам.
Карл запрокинул голову и рассмеялся.
— Так оно и было. У меня не было лучшего друга в те страшные дни. И мы постоянно подвергались опасности, однако Джордж только посмеивался над ними, точно это были детские игры.
— Расскажите, как вы были слугой на ферме Джейн Лейн!
Карл блеснул белозубой улыбкой и задумался.
— Да, несколько дней моя жизнь полностью зависела от этой хрупкой женщины. Мы отступали после сражения под Вустером, где мы потерпели досадное поражение, и шансы на спасение были мизерными. Джейн была отчаянно смелой. Она нарядила меня слугой, и в этом качестве я сопровождал ее. Повсюду были объявлены мои приметы и обсуждалось мое удивительное исчезновение. Порой какой-нибудь крестьянин описывал мне мою же внешность, но никто не узнавал наследного принца Англии в парнишке, прислуживающем Джейн Лейн!
Барбара сидела в кресле, подавшись вперед, и ловила каждое его слово, а глаза ее сияли.
— О, как бы мне хотелось участвовать в ваших приключениях! Я всегда так завидовала Джорджу!
Карл с трудом оторвался от воспоминаний и улыбнулся ей.
— Я все же думаю, что вы тоже сыграли важную роль в моей жизни. Последние два года моя судьба была в ваших руках. Мы здесь наслышаны о ваших неутомимых трудах во благо Англии и короля. И сегодня вы доставили как раз то, в чем я давно испытывал отчаянную нужду.
— О, Боже! — воскликнула Барбара. — Я же совершенно забыла о делах! — Вынув из зеленого бархатного ридикюля несколько золотых монет, она протянула их королю. Заранее приготовленная речь вылетела у нее из головы, и вместо этого она сказала просто и искренно: — Мы очень хотим, Ваше Величество, чтобы вы вернулись в Англию.
Карл, тронутый сердечностью, осветившей ее милое лицо, мягко взял ее руку. Затем, чтобы умерить некоторую торжественность момента, он насмешливо повел бровями и взял монеты с ее ладони.
— Мы не будем отказываться от такого блестящего подарка. Но этого вряд ли хватит, чтобы оплатить мое путешествие в Англию.
Барбара рассмеялась.
— Мы привезли два тяжелых сундука с золотыми монетами, — весело проговорила она, — но Джордж сказал, что церемония вручения не предусматривает того, чтобы два дюжих лакея тащили их сначала сюда, а потом в кладовую.
Карл усмехнулся.
— Это похоже на Джорджа. Позже мы наведаемся в эту кладовую и подержим монеты в руках. Я не склонен к жадности, но признаюсь, что после того, как нам часто не хватало на обед или на дрова для камина, я с величайшим наслаждением запущу руки в сундуки с золотом. К тому же за годы изгнания у меня развился вкус к французской моде, я перенял у французов некоторые привычки и манеры.
Барбара с любопытством спросила:
— О сир, значит, вы можете рассказать о новейших изобретениях французских модельеров. Вы не представляете, как мы изголодались по роскоши. — Она доверительно склонилась к нему. — Ведь сегодня я впервые в жизни надела бархатное платье!
Кромвель не очень-то хорошо понимал дух англичан, размышлял Карл, если столь упорно стоял за строгий, незамысловатый стиль в одежде. И однако же он успешно правил страной в течение одиннадцати лет. Карл усмехнулся и сказал:
— Обещаю вам, что, вернувшись в Англию, я решительно потребую, чтобы все дамы носили атлас и бархат. Вы сможете достать из сундуков всевозможные безделушки и носить все, что душа пожелает.
Барбара смущенно склонила голову и попросила:
— Пожалуйста, сир, расскажите немного о француженках. Как они выглядят, что носят.
Карл, хотя и был мужчиной по внешности и по сути, имел острый глаз на все, что касалось женской одежды. В течение четверти часа он рассказывал Барбаре о тонкостях французской моды, не забыв упомянуть про украшения, детали кроя, глубину декольтированных вырезов, дополняя свой рассказ жестами для большей наглядности.
Барбара, изящно подперев рукой подбородок, восторженно следила за ним, забыв обо всем на свете. Время от времени она понимающе кивала головой и добавляла:
— Да, я прекрасно представляю себе, такие пышные сборки…
В зал вошел придворный и тихонько кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. К королю пришли несколько дворян, предлагавших ему свои услуги. Барбара опомнилась, и краска смущения залила ее щеки. Она занимала драгоценное время короля легкомысленной болтовней! Она принесла свои извинения, а Карл рассмеялся и возразил ей:
— Вы подарили мне один из счастливейших часов отдыха за долгие месяцы. И я надеюсь увидеться с вами сегодня за ужином.
Вернувшись в отведенную ей комнату, Барбара вдруг испытала легкое чувство вины, ведь сегодня она ни разу не вспомнила о Филипе.
Вечером, сидя за роскошно накрытым столом, Барбара тихонько ущипнула себя за руку — уж не снится ли ей это августейшее общество. Принц Оранский, приютивший изгнанного шурина, сидел на одном конце стола, а сам Карл на другом. Барбаре было отведено почетное место по правую руку от короля. Ужин, по-домашнему интимный, проходил в небольшой столовой. И хотя Барбара старалась трезво оценивать окружающее, она должна была признать, что ей редко доводилось бывать в такой очаровательной комнате. Здесь все радовало взгляд. На стенах висели старинные китайские гравюры, поражавшие своей неброской спокойной красотой. Пышные, вырезанные из белого с розовыми прожилками мрамора, гирлянды цветов и фруктов украшали камин. Белые изящные стулья с обильной позолотой выглядели хрупкими; мужчины сидели на них несколько напряженно, помня, что не стоит откидываться на спинку даже во время увлекательного разговора. Еда была превосходная — блюда, полные сочных устриц, свежевыловленной форели и копченой оленины.
Барбара едва прикасалась к пище, крайне взволнованная тем, что сидит рядом с королем. Необычно молчаливая, она приглядывалась к сидящим за столом. Бекингем, слава Богу, тоже присутствовал на ужине. Он давно освоился с царственным окружением и держался совершенно непринужденно. Принцесса Оранская ободряюще улыбнулась ей. Как приятно видеть дружеское участие, с благодарностью подумала Барбара. Явно меньшую симпатию она вызывала у пожилого джентльмена, сидевшего справа от нее. Эдвард Гайд был советником короля и отправился в изгнание вместе с ним. Барбаре хотелось понравиться этому старику, поскольку она знала, что король ценит его и прислушивается к его советам. Но, несмотря на все ее пленительные улыбки, Гайд, казалось, едва замечал ее. Он то и дело склонялся в сторону короля, перебрасываясь с ним фразами и оживленно жестикулируя вилкой. Однажды она вставила реплику в их разговор, но Гайд бесцеремонно оборвал ее. Барбара вспыхнула и уставилась в свою тарелку, слезы подступили к ее глазам. Карл, заметив ее обиду, прервал разговор с Гайдом и шепнул Барбаре:
— Гайд неплохой человек, но ничего не понимает в женщинах. По его мнению, женщины красивы, но бесполезны. А поскольку вы так прекрасны, он предположил, что вы глупы, что ваша красота прямо пропорциональна глупости.
Барбара взглянула на него сияющими сквозь слезы глазами. Значит, король находит ее прекрасной!
Она окинула изучающим взглядом остальных гостей. Анна Гайд, дочь пожилого джентльмена, была полноватой неуклюжей девицей. Простоватая, но добрая, она заметила бестактность отца, и в ее карих глазах отразилось искреннее участие. Переведя укоризненный взгляд на отца, она явно дала понять Барбаре, чтобы та не принимала его грубость близко к сердцу. А Барбара с удивлением отметила, что в собственном доме Гайд, видимо не лишен общения с умными женщинами.
Младший брат короля Яков, герцог Йоркский, похоже, был сражен красотой Барбары и всячески старался привлечь ее внимание. Барбаре нравились мужчины такого типа — волнистые белокурые волосы и голубые глаза, но, как ни странно, Яков казался ей менее привлекательным, чем его смуглолицый брат. Его изысканная внешность, отвечающая самым строгим требованиям, проигрывая в сравнении с мужественным обаянием Карла.
Барбара украдкой взглянула на короля и обнаружила, что он наблюдает за ней. Ленивая улыбка блуждала на его губах.
— Ну, и что же вы думаете о нас?
— Думаю, что хотела бы провести всю жизнь в таком обществе, — честно призналась Барбара. — Все сидящие за этим столом отмечены печатью величия, каждый оставит по себе память в этом мире.
— Раз уж наше общество так понравилось вам, то я не прочь задержать вас здесь. Мы можем вернуться в Англию вместе, — сказал король, обнажив в усмешке ряд белоснежных зубов.
Барбара вспыхнула от радости, но, поняв, что он поддразнивает ее, смутилась и принялась изучать цветы и бабочек на китайских гравюрах.
Карл нежно взял Барбару за подбородок и повернул к себе ее лицо.
— Право, я не шучу, — нежно сказал он, — я совершенно очарован вами, миссис Палмер.
Карл был предельно искренен. С грустью он признавался себе, что почти влюблен в эту очаровательную юную посланницу.
Барбара облегченно вздохнула и улыбнулась. В конце концов, король мужчина, а она знала, как надо вести себя с ними. Она неожиданно взглянула на Карла, взмахнув веером пушистых черных ресниц.
— Это большое искушение, Ваше Величество, — задумчиво сказала она, — но, мне кажется, в Англии я смогу быть более полезной вам.
Гайд и герцог Оранский поднялись из-за стола и прервали их милую беседу. Они уединились в кабинете для обсуждения важных вопросов. Атмосфера за столом заметно разрядилась. Принц Оранский был мрачноватым молодым человеком, а Гайд вообще не мог думать ни о чем, кроме государственных дел.
После их ухода за столом начались непринужденные разговоры, зазвучали смех и шутки, все пили бокал за бокалом новый напиток — французское шампанское.
Барбара быстро освоилась в королевском обществе. Раскрасневшись от вина и смеха, она чувствовала себя прекрасно. Отплытие было назначено на пятницу, и ей хотелось в оставшееся время развлечься.
Король почти постоянно был рядом с нею, и Барбара чувствовала себя с ним невероятно легко. Они мило беседовали, и она совершенно забывала о том, что разговаривает с королем Англии. Такие задушевные и непринужденные разговоры раньше она вела только с Бекингемом.
В один из вечеров они сидели за карточным столом, и Карл учил ее играть в карты.
— Вы влюблены в кого-нибудь, Барбара? — вдруг тихо спросил он.
Барбара сосредоточенно изучала карты, стараясь уловить все тонкости игры. Глаза ее были опущены, и она не могла видеть нежный и страстный взгляд короля, блуждающий по ее плечам и груди.
Она отсутствующе кивнула головой и тут же покраснела. Едва ли прилично рассказывать королю Англии о ее грешной любви к Филипу! Слегка прикусив нижнюю губу, она притворилась, что поглощена игрою, хотя мысли ее витали далеко. Может быть, королю стоит довериться? Ведь он так внимателен к ней, и они вполне понимают друг друга. Тем более что он отнюдь не напоминает седобородого пуританина вроде Кромвеля. В Англии ходило множество легенд о любвеобилии Карла, вряд ли он станет обвинять ее в безнравственности. Как было бы чудесно, если бы он благосклонно взглянул на ее отношения с Филипом!
Барбара набралась смелости, глубоко вздохнула и с улыбкой подняла глаза на короля.
— О да, Ваше Величество. Влюблена!
Сердце Карла сжалось. Неудивительно, что она не замечает его почти явного ухаживания.
— Ваш муж поистине счастливец.
Барбара была искренне поражена его предположением.
— Но я не люблю Роджера! Он не в состоянии… — Она прервала объяснения и внимательно посмотрела на короля. Теплый, доброжелательный взгляд его карих глаз успокоил ее, и она продолжила: — Я доверю вам свою тайну, Ваше Величество. Я люблю Филипа Станопа, лорда Честерфилда.
Карл прищурил глаза. Этим утром он как раз получил послание от Филипа. На мгновение у него возникло искушение ознакомить ее с последними новостями, но он быстро опомнился и отказался от этой глупой идеи. Древние греки убивали гонца, приносившего дурные вести, и их действия были не лишены основания. Карл знал, что человеку свойственно ненавидеть того, кто разрушает его мечты, даже если это сделано из добрых побуждений.
Решив умолчать о новостях, Карл улыбнулся ей и спокойно раздал карты.
— Что ж, значит, этот лорд Честерфилд счастливец. Мне остается только завидовать ему.
Они молча продолжили игру. Барбаре никак не удавалось найти предлог, чтобы вернуться к этой теме и спросить Карла, будет ли он на ее стороне по возвращении в Англию.
К Карлу быстро вернулось оживленное настроение, он был чудесным партнером, и Барбара наслаждалась игрой, хотя замечала, что изрядно проигрывает.
— Дома, в Англии, мы будем играть до тех пор, пока вы не станете искуснейшим игроком, — ободряюще пообещал Карл.
Сердце Барбары радостно забилось. Король то и дело возвращался к мыслям об Англии и всегда ясно давал понять, что рассчитывает на то, что Барбара неизменно будет рядом с ним.
Утром в день отъезда король назначил ей личную аудиенцию. Барбара была уверена в том, что он собирается дать ей какие-то деловые поручения, но, к своему изумлению, оказалась в его объятиях, которые он сопроводил словами:
— Я не мог отпустить вас, не сказав, что вы очаровали меня.
Его сильные руки нежно прижимали ее к себе, смуглое лицо склонилось, и их губы оказались почти рядом. Барбара смущенно замерла. От него исходили какие-то возбуждающие флюиды, ее страстная натура не могла не откликнуться на зов плоти, и Барбара инстинктивно крепче прижалась к нему. Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем, и у Барбары возникло ощущение, будто в нее ударила молния, воспламенив кровь, текущую по жилам. Голова у нее закружилась, словно она выпила слишком много шампанского. Она приподнялась на носки, чтобы быть еще ближе к нему. Карл с наслаждением целовал ее губы, язык его нежно щекотал ее небо, проникая в самые отдаленные уголки рта, разжигая желание.
Вдруг, ужаснувшись, Барбара отпрянула от него и закрыла ладонями пылающее лицо. Она искренне считала, что Филип был единственным мужчиной, способным разжечь в ней желание. А сейчас она вела себя как распутница. К чему скрывать, ей вдруг захотелось — отчаянно захотелось — оказаться в постели в объятиях короля, захотелось тех страстных ласк, которыми так возбуждал ее Филип.
Зрачки ее расширились, глаза казались почти черными. Барбара покраснела и смущенно сказала:
— Ваше Величество, я…
Карл рассмеялся и, успокаивая, погладил ее волосы.
— Вы любите лорда Честерфилда и хотите сохранить ему верность, даже если король желает другого.
Он нежно, но уже без страсти привлек ее к себе, и Барбара спокойно подчинилась ему. Его волосы слегка касались ее лица, и Карл прошептал:
— Но, признаюсь вам, меня бы не расстроило, если бы к моему возвращению в Англию вы поняли, что больше не любите лорда Честерфилда. Я был бы счастлив надеяться, что, приехав домой в Лондон, найду вас свободной от этого чувства.
Ни слова не говоря, Барбара доверчиво положила голову на его плечо. От него исходила какая-то спокойная сила. Каким близким казался ей этот человек! Она любила его за легкость в общении, как любила Бекингема. Любила его, как любила бы брата. Но никакому брату не удалось бы разжечь огонь, пылавший у нее в крови! Близость Карла вновь начала возбуждать ее. Но Барбаре удалось овладеть собой, и, мягко высвободившись из его рук, она вздохнула и поправила выбившуюся прядь волос.
Она молча склонилась к его руке и поспешно покинула комнату. Карл проводил ее грустным взглядом. Чудеса, да и только! Филип, лорд Честерфилд, щеголь и повеса, смог завоевать любовь столь прекрасной и умной женщины, как Барбара! Возможно, во всем виновата ее юность и неопытность. Карл поклялся, что, вернувшись в Англию, непременно поправит дело.
Дорожные сборы, а потом знакомая суматоха порта не мешали Барбаре думать о короле. Как мог он так быстро завладеть ее чувствами? Она же любит Филипа! Однако губы ее горели при воспоминании о страстном огне поцелуев Карла.
На обратном пути в Англию к Барбаре присоединился старый знакомый Палмеров лорд Эмбли. Его присутствие на судне мешало ей. Барбара с искренним сожалением вспоминала дни своего путешествия в Голландию, когда она в блаженных воспоминаниях часами стояла на палубе, любуясь безграничными морскими далями. Толстый краснолицый лорд Эмбли был совершенно очарован Барбарой и буквально ходил за ней по пятам. Вскоре Барбара поняла, что, если позволить ему говорить о короле, он будет менее невыносим. Эмбли провел в Гааге два месяца, и у него была масса впечатлений. С неослабевающим пылом он рассказывал Барбаре истории о короле и его окружении, и она все больше и больше осознавала доброту Карла и его искреннее человеколюбие.
Однажды лорд Эмбли обмолвился, что недавно покинул Францию, и Барбара, затаив дыхание, спросила будто невзначай:
— Вы случайно ничего не слышали о лорде Честерфилде?
Они стояли на палубе, и Барбара слегка отвернулась, подставив лицо ветру, чтобы лорд Эмбли не заметил взволнованного интереса, загоревшегося в ее глазах.
Лорд Эмбли рассмеялся:
— Этот хитрец наконец схватил за хвост удачу. Он недавно женился и вдобавок к состоянию получил и красавицу-жену!
— Женился?! — воскликнула пораженная Барбара и повернулась к Эмбли.
Он заметил, как сильно она побледнела. Видимо, качка плохо действует и на нее. Он попытался развлечь ее сплетнями.
— Да-да, он женился на леди Элизабет Батлер, дочери маркиза Ормонда. Они просто созданы друг для друга.
Барбара попыталась сглотнуть, к горлу подступал удушающий комок. Она кашлянула.
— Вы сказали, она красива? — наконец выдавила она.
— О да! Настоящая красавица! — с восторгом подтвердил Эмбли. — У нее чудесные белокурые волосы и огромные голубые глаза. Очень изящна.
В глазах Барбары застыла мучительная боль, она страшно побледнела, но не отрываясь смотрела в глаза лорда Эмбли, словно их скрестившиеся взгляды были той единственной нитью, которая удерживала ее от падения. Потом она вдруг перегнулась через перила и ее стошнило.
О черт! Давно надо было понять, что ее укачало, подумал Эмбли и перешел к решительным действиям. Он заорал что есть мочи, призывая на помощь.
Два матроса отнесли поникшую Барбару в каюту и положили на койку напротив той, на которой лежала Нэнси. Барбара знаком отпустила матросов. Нэнси оторвала голову от подушки и с некоторым удовлетворением спросила свою госпожу:
— Похоже, вас тоже измучила качка?
— Филип женился, — безжизненным голосом ответила Барбара. Странное ощущение! Удар был так силен, что она не чувствовала ни боли, ни злости, а лишь пустоту и усталость.
Нэнси приподнялась на кровати, борясь с приступом морской болезни, и с состраданием взглянула на Барбару.
— Но ведь вы тоже замужем, и это ничего не значит. Вы по-прежнему любите лорда Честерфилда.
Барбара слабо усмехнулась.
— Мой брак не совсем действителен, как ты понимаешь, Нэнси. Элизабет Батлер молода и красива. Филип сумеет обучить ее тонкостям любовной игры… Зачем тогда я буду нужна ему?
— Если он любит, то никто не заменит ему вас.
— Нэнси!.. — Барбара слабым жестом приказала ей лечь и помолчать. Бывают случаи, когда никакие доводы не действуют. В таких ситуациях лучше побыть одной и обдумать все самостоятельно.
Барбара свернулась клубочком, натянула на плечи грубое шерстяное одеяло и уставилась в круглое окно иллюминатора. Серые злые волны бились о стекло, и она думала, что, когда почувствует себя сильнее, то поднимется на палубу и бросится в волны. Она смертельно устала от такой любви, устала от мучительной боли, которую не раз уже испытывала за время их отношений. Барбара понимала, что скоро благословенная пустота шока пройдет и душу ее начнут терзать нестерпимые страдания. Она осознавала, что ждет ее.
Барбара уснула, а когда проснулась, в иллюминаторе было уже черным-черно — настала ночь. Она поднялась с койки, поправила платье, затем, как будто ее кто-то позвал, взяла свечу и направилась к двери.
Нэнси подняла голову:
— Куда вы собрались?
— Просто хочу подняться на палубу и подышать свежим воздухом.
Интуиция подсказала Нэнси, что задумала Барбара. Девушка спрыгнула с койки, схватила Барбару за плечи и развернула к себе.
— Разве среди Вилльерсов есть трусы? — Она сильно встряхнула Барбару за плечи, стараясь преодолеть ее вялое безразличие.
Нэнси усадила свою госпожу на койку.
— Послушайте-ка меня! Вы без труда можете вернуть лорда Честерфилда обратно! Вы же знаете его честолюбивые мечты… — При этих словах, хвала Господу, ее госпожа подняла голову и прислушалась. — Сможет ли Элизабет Батлер соперничать с вами, когда вы станете одной из первых дам королевства? Я заметила, как король смотрел на вас. Несомненно, он намерен приблизить вас к себе.
Слабый интерес шевельнулся в душе Барбары. Быть в центре внимания, видеть восторженные взгляды толпы и среди них — синие глаза Филипа, светящиеся возрожденной любовью… Она поставила свечу на пол и вновь свернулась на койке. В конце концов нет нужды спешить. Завтра, если ей не удастся справиться со своей болью, она сможет обрести покой в морской глубине.
Весь следующий день Нэнси неотступно следовала за Барбарой. К вечеру она почувствовала, что опасность миновала, Барбара больше не стремилась расстаться с жизнью. Она заставит Филипа полюбить ее снова! Мужчины падки на женщин и забывают о былой любви при виде смазливого личика, а уж если его обладательница богата, то женитьба, считай, дело решенное. Но вскоре он вновь увидит Барбару, увидит ее во всем блеске красоты, придворной дамой короля Карла II, и тогда он поймет, кого же он любит по-настоящему!
Барбара увлеченно строила планы, старательно обдумывая мельчайшие детали. Если бы сейчас она позволила своим мыслям течь свободно, то воображение услужливо нарисовало бы ей Филипа и Элизабет, лежащих в постели в объятиях друг друга… и жизнь снова показалась бы ей невыносимой. Но, слава Богу, в планах недостатка не было. Они с Роджером должны купить дом в Лондоне. Новомодный особняк! Надо заказать новое платье к приезду короля…
Судно причалило в лондонском порту, и Барбара, сойдя на берег, тут же начала рассказывать Роджеру о множестве новых планов.
— Эй! — улыбнулся Роджер, обрадованный ее возвращением. — Откуда же мы возьмем столько денег?
— Ах, Роджер! Мы будем богатыми. Сказочно богатыми! Король благоволит к нам.
Роджер подумал, что по возвращении король вряд ли будет располагать значительными суммами. В стране назревали финансовые проблемы. Преданные роялисты полагали, что король вернет им прежние владения, конфискованные Кромвелем. Но Роджер прекрасно понимал всю сложность такого дела. Часть имений в официальном порядке уже успела сменить нескольких хозяев. Король не сможет одним росчерком пера вернуть их первоначальным владельцам.
Роджер промолчал, не желая остужать пыл Барбары. Ему даже передалось ее воодушевление, и он почувствовал, что Палмеры займут видное место в королевстве, что они должны быть готовы к будущему возвышению. Он позволил Барбаре вовлечь его в поиски нового дома, и вскоре они подобрали один подходящий особняк, принадлежавший генерал-майору Эдварду Уолли. Он был одним из судей, приговоривших к смерти короля Карла I, и поэтому в данный момент, боясь расправы, спешно отъезжал в Америку. Кинг-стрит была узкой, грязной и тем не менее необыкновенно модной улочкой. Сразу же за ней начинались земли Уайтхолла — резиденции королей.
Барбара стояла в парадном зале особняка, и от волнения у нее голова шла кругом.
— Роджер, это как раз то, что нам надо! Твой парламент неподалеку, а я уверена, что король захочет часто видеть меня в Уайтхолле!
Роджер сказал:
— Отлично, но с мебелью придется повременить.
Она подарила ему сияющую улыбку и сказала:
— Не беспокойся об этом, дорогой. Уверяю тебя, по возвращении короля мода резко изменится. Он влюблен во все французское, а их мебель значительно легче и изящнее нашей. О Боже! — воскликнула вдруг она и зажала рот рукой.
— Что случилось?
— Я договорилась с портнихой и не могу пропустить этой встречи. Портнихи нынче нарасхват. Каждая женщина с деньгами заказывает новые наряды к приезду короля. Мне удалось заказать самой модной портнихе три платья! Она обещала сшить мне их за восемь недель!
Она озорно взглянула на Роджера.
— Я ей сказала, что король мой ближайший друг и ей не поздоровится, если она разочарует меня.
Роджер рассмеялся.
— И она поверила тебе?
Барбара пожала плечами.
— Кто знает? Но какая разница? Через несколько месяцев вся Англия — любой конюх на конюшне — будет знать, что Палмеры близкие друзья короля.
В последнее время Барбара уже начала греться в лучах собственной славы. Разговоры о возвращении короля не смолкали; вспоминали истории из его детства, размышляли о том, каким он стал. Барбара гордилась своим преимуществом, ведь она совсем недавно виделась с королем, пользовалась его доверием, присутствовала на дружеских приемах и играла с ним в карты тихими вечерами.
С удивлением она отметила, что часто вспоминает беседы с королем и невольно запоминает обрывки лондонских разговоров, которые могли бы развлечь его. По вечерам, когда, взбив подушку, она ложилась и смыкала веки, образ Филипа, как прежде, всплывал из глубины ее сознания. Но, странно, в сновидениях Филип почти не являлся ей, а вместо него, смуглый и стройный, над нею склонялся король.
Король вел деловую переписку с Роджером, и в каждом его послании была отдельная запечатанная записка для Барбары. Роджер без комментариев передавал их ей. Карл сообщал о милых пустяках, о своих приготовлениях к отъезду, об ощенившемся спаниеле, вспоминал о том, что происходило в Гааге во время ее пребывания там. Но эти простые строчки не давали прерваться той близости, которая возникла между ними. И каждую записку он кончал напоминаниями: «Когда я вступлю в Лондон, я проеду мимо вашего дома».
Глава 8
Барбара переставляла фарфоровые флаконы на туалетном столике; руки ее дрожали, угрожая пролить драгоценное содержимое пузырьков. Сегодня Карл II вступает в Лондон, возвращается законный король Англии. В городе царили невообразимая суета и ликование.
Барбара в течение нескольких последних недель старательно осваивала искусство макияжа, которое вошло в моду, когда возвращение короля стало реальностью. Барбара уже вполне умело накладывала румяна на щеки, но обычно делала это в спокойной обстановке. Сейчас Барбара, оторвав кусочек красной испанской салфетки, тоже пыталась нарумянить щеки. Руки ее сильно дрожали от волнения, румяна ложились неровными пятнами, и лицо выглядело очень комично. Огорченная Барбара не знала, что ей делать — плакать или смеяться. Она жалобно взглянула на вошедшую в комнату Нэнси, и та невольно рассмеялась.
— Ну-ка, давайте я займусь вами. — Она смыла неровные красные пятна со щек Барбары и сказала: — Смейтесь, если нужно, но плакать не смейте!
Барбара улыбнулась.
— Нэнси, король удивится, узнав, какой я стала модницей?
— По-моему, король и так был сражен вами, — коротко ответила Нэнси.
Она старательно напудрила лицо Барбары кроличьей лапкой. Закончив эту процедуру, она отступила на шаг и, прищурив глаза, оценила результат, как художник, рассматривающий свою картину. Повернув к свету лицо Барбары, Нэнси подкрасила и без того черные ресницы и брови своей госпожи. Барбара нетерпеливо вздрагивала — просто невозможно усидеть на месте в такой праздничный день. Толпы народа уже запрудили улицы Лондона, все старались найти местечко поудобнее, чтобы видеть, как королевский кортеж будет спускаться с Лондонского моста в направлении Уайтхолла.
— Я была на улице, — сказала Нэнси, окидывая придирчивым взглядом лицо своей госпожи. — Вино там льется рекой. Похоже, к приезду короля половина города уже будет пьяной.
Барбара вскочила и подбежала к балкону. Изголодавшись за долгие годы мрачного правления Кромвеля по праздничному веселью и пирам, горожане превзошли самих себя в стремлении как можно пышнее встретить короля. Богатые особняки, такие, как у Палмеров, были увешены гобеленами с гербами и эмблемами, которые блестели и покачивались на нежном ветерке солнечного майского дня. Простой народ сплел гирлянды из цветов, и эти разноцветные радуги повисли на окнах и дверях домов. Не имело значения, что за материал пошел на украшения, важно, что каждый хотел принять участие в подготовке к празднику. Улица под окнами особняка Палмеров была заполнена с раннего утра, хотя короля ожидали лишь ближе к полудню. Колокольный звон стоял над Лондоном, и его ликующие звуки будоражили кровь Барбары.
Она вернулась к туалетному столику, чтобы закончить макияж.
— Один из лакеев, — сказала Нэнси, — выходил в город. Он гоарит, что все улицы отсюда и до Лондонского моста переполнены народом, всем не терпится увидеть короля. И еще я узнала, что все провинции по дороге к Лондону подготовили веселые представления с музыкой, песнями и плясками, а мэры насочиняли длинные приветственные речи. Так что, мне кажется, нам придется еще долго ждать… — Нэнси прилепила возле виска Барбары маленькую изящную мушку в форме сердечка, которая должна была привлекать внимание к ее прекрасным глазам.
Предсказания Нэнси оказались верными. Даже по городу королевский кортеж продвигался черепашьим шагом, поскольку каждый желал привлечь к себе внимание короля. С нависающих над улицами балконов женщины бросали букеты цветов. Король приветствовал свой народ, и сердце его трепетало при виде этого моря цветов и сияющих счастьем лиц.
Шествие, возглавляемое королем, состояло из двадцати тысяч рослых пехотинцев и всадников, одетых в парадные мундиры. Солнце поблескивало на поднятых над головами клинках и ликующие крики возносились в небеса. Такого зрелища лондонцы еще не видели; веселье и шум не смолкали все долгие шесть часов, которые потребовались, чтобы парадное шествие достигло дворца.
Охрипшими от многочасовых воплей голосами жители с новой силой приветствовали проезжавшего генерала Джорджа Монка. Ведь именно он избавил страну от военной тирании! Он сделал возможным этот триумфальный день!
Барбара бросалась к балкону всякий раз, когда шум толпы волнообразно нарастал. Ветер доносил приглушенный гул голосов: «Король почти рядом!» — и новый взрыв ликующих криков взлетал в небеса. Раз за разом Барбара разочарованно отходила от окон.
— Легче было ждать месяцы, чем эти последние несколько часов! — пожаловалась она Нэнси.
Нэнси, держа во рту золотые шпильки, негодующе приказала своей госпоже сидеть спокойно. Французские модные прически перекочевали в Англию вместе с нарядами, и Нэнси не оставалось другого выхода, как только быстро научиться их делать из роскошных волос Барбары. Она ловко свивала пряди волос в длинные спирали. Блестящие рыжие локоны обрамляли лицо Барбары и спадали ей на плечи.
Барбара сказала восторженно:
— Нэнси, ты просто волшебница и ангел терпения. Ну, пожалуйста, позволь мне еще разик подойти к балкону.
Нэнси проворчала что-то, но уступила, и Барбара весело закружилась по комнате. Взметнувшийся пеньюар обнажил ее стройные длинные ноги. Белый атласный пеньюар, отороченный белоснежным лисьим мехом, — такого роскошного наряда у Барбары еще не было, если не говорить о трех новых платьях, недавно появившихся в ее гардеробе.
— Вообрази, Нэнси, сегодня вечером я буду танцевать во дворце.
В Уайтхолле давно готовился великолепный прием, и Палмеры, естественно, были в числе первых приглашенных.
— Знаешь, когда я была еще ребенком, то постоянно мечтала попасть во дворец, хотя, право, в те дни это казалось только детскими сказками… А сейчас король уже в Лондоне! — Барбара удовлетворенно взглянула в зеркало, обернулась и обняла стоявшую сзади Нэнси. — Спасибо, милая. Ты сделала из меня настоящую француженку. Ах, Нэнси… не пора ли надевать платье?
Нэнси позвала на помощь еще двух девушек, и с превеликими предосторожностями они облачили Барбару в новое платье, стараясь не испортить макияж и не испачкать платье румянами.
Мастерица работала день и ночь, чтобы закончить к сроку этот наряд, и он оказался настоящим произведением искусства. Радостное волнение охватило Барбару, когда прохладный гладкий атлас коснулся ее кожи. Именно такой должна быть настоящая одежда — легкой и гладкой, радующей как глаз, так и тело.
Барбара взяла изящный веер из дорогих черных кружев — такие же кружева украшали лиф и подол платья — и склонилась перед девушками в глубоком реверансе.
— Ну, как я выгляжу? Достойно Уайтхолла?
Гул толпы за окнами вдруг превратился в ликующий рев. Уронив веер, Барбара бросилась на балкон и, перегнувшись через перила, старалась разглядеть приближающееся шествие.
А вдруг король не заметит ее? В последнем письме он обещал, что остановится на мгновение перед их домом и махнет ей шляпой. Но, возможно, в волнениях дня он забудет о ней!
Да, вот и он! Барбара порывисто прижала руку к сердцу, которое, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
Король был просто великолепен! Его белоснежный атласный наряд был расшит золотом, а черные волнистые волосы украшала белая шляпа с роскошными перьями. Он был неотразим, казалось, лучи его обаяния тянутся к людям, мгновенно завоевывая их души и сердца.
Барбара перегнулась через перила, рискуя свалиться с балкона.
— Добро пожаловать в Лондон, Ваше Величество!
Какая досада! Ее чистый звонкий голос совершенно не слышен в реве толпы и звоне церковных колоколов! Слезы разочарования обожгли ее глаза. Ужасно несправедливо! Она больше всех старалась и ждала возвращения короля в Англию, а сейчас он проедет мимо, даже не заметив ее. Она окинула взглядом балкон, пытаясь найти какой-нибудь предмет, чтобы бросить его с балкона и привлечь этим внимание процессии. Вдруг король натянул поводья, и его вороной жеребец, послушный сильной руке хозяина, загарцевал перед домом. Король поднял голову и взглянул на Барбару.
Он приветственно махнул ей шляпой, и лицо его осветила счастливая улыбка.
— Мои приветствия, госпожа Палмер!
Барбара, едва не падая с балкона, воскликнула:
— Ваше Величество! Добро пожаловать домой, в Англию!
— У меня было много причин стремиться сюда! — многозначительно крикнул Карл и взмахнул на прощание шляпой. — До вечера, я жду вас в Уайтхолле!
Спустя несколько часов карета Палмеров была подана к подъезду. Уайтхолл был всего в нескольких шагах от их дома, но Барбару не устраивала прогулка по грязной немощеной улице. Карета была далеко не новой, но ее подкрасили, обновили позолоту, и Барбара осталась вполне довольна ее видом. Вечером, в свете горящих факелов, карета выглядела просто великолепно.
Супруги сидели в экипаже друг против друга, и счастье светилось в глазах каждого. Их чувства редко совпадали, но сейчас они оба были искренне счастливы, и Барбара порывисто сжала руку Роджера.
— Дорогой, я не могу поверить, что этот вечер наконец наступил.
Роджер нежно погладил ее руку.
— Да, ты права! Сегодняшний вечер — воплощение всех наших замыслов… конец страхов.
Барбара с интересом взглянула на него.
— Разве ты когда-нибудь боялся?
Печальная улыбка тронула губы Роджера.
— Всегда. Я знал, что моя жизнь в постоянной опасности.
Она с уважением взглянула на мужа.
— Это истинная смелость, — сказала она, — когда боишься, но, несмотря ни на что, идешь вперед, — и, чтобы поднять его настроение, добавила: — Ты сегодня прекрасно выглядишь.
На Роджере был небесно-голубой костюм, который прекрасно смотрелся рядом с фиолетовым платьем Барбары. Зная о привязанности короля к французской моде, Барбара убедила Роджера сшить именно такой модный костюм.
Она мельком взглянула в окно и увидела первые строения Уайтхолла. Они уже въехали в главный внутренний двор дворца. Слева виднелись арены для петушиных боев, а справа за высокой стеной был личный королевский сад Уединений.
— Ах… — Барбара сжала руку Роджера со смешанным чувством восторга и взволнованного ожидания.
Уайтхолл, древняя резиденция королей, представлял собой величественный дворцовый комплекс, состоящий из старомодных краснокирпичных зданий в стиле Тюдоров, которые тянулись вдоль берега Темзы. Сегодня каждое окно Уайтхолла было освещено, несмотря на то что некоторые здания вовсе не использовались.
Целая стайка лакеев бросилась к их карете. Они с торжественным видом отворили дверцы и помогли выйти Барбаре. Переговариваясь вполголоса, они восхищались ее красотой, и она задержалась немного под ярким светом факелов, чтобы усилить их восторг. Затем, засмеявшись, она взяла Роджера под руку, и они направились к сердцу Уайтхолла — Каменной галерее. Все пространство галереи, сорок футов в длину и пятнадцать в ширину, уже заполнила толпа придворных, приглашенных разделить с королем радость этого знаменательного дня. Гулкое эхо разносило по воздуху возбужденный шум голосов. Барбара почувствовала легкое разочарование. Она испугалась, что им никогда не пробраться сквозь такую толпу к королю, который ждал их в тронном зале. Но вдруг она заметила, что все расступаются, давая им дорогу. До нее донеслись приглушенные голоса: «Это же Палмеры! Они возглавляли роялистский заговор!» Снова и снова она слышала шепот: «Взгляните, разве она не великолепна!»
Чуть приподняв тяжелые юбки, Барбара с высоко поднятой головой проплывала сквозь расступающуюся толпу. Как сладок час триумфа! Теперь она поняла, что чувствовал король, въезжая в Лондон этим утром. Как приятно, когда тобой восхищаются, когда к тебе прикованы сотни восторженных взглядов!
Они стояли в дверях тронного зала. Барбара была просто очарована его великолепием, ей не доводилось еще видеть такого удивительного зрелища. Стены были затянуты старомодными мрачноватыми гобеленами, но зал оживляли отблески множества зажженных свечей и яркие женские наряды — атласные платья отливали живым нежным светом и тихо шелестели при каждом движении. Скрипачи наигрывали веселую музыку, звон бокалов не смолкал, бесконечно звучали торжественные тосты.
Король заметил Палмеров, стоящих на пороге зала, и направился к ним, простирая руки.
— Барбара, вы самая желанная гостья на этом балу! — Он выглядел немного утомленным, хотя лицо его светилось искренней радостью. Время наложило свой отпечаток на лицо короля, но глубокие складки в уголках губ делали его еще более обаятельным.
Барбара, легкая и грациозная, как цветок, склонилась в глубоком реверансе.
— Ваше Величество!
Король рассмеялся и поднял ее.
— Вы должны представить мне вашего мужа. Я столь многим обязан ему.
Обернувшись к Роджеру, Барбара представила его и с любопытством поглядывала то на одного, то на другого мужчину. Их судьбы давно были связаны самыми крепкими нитями, но встречаться до сих пор им не приходилось.
Лицо Роджера взволнованно дрогнуло, и он почтительно склонился перед королем. Карл дружески похлопал его по плечу и сказал:
— Сегодня нам вряд ли удастся поговорить. Но надеюсь, что буду иметь удовольствие часто видеть вас в моем новом правительстве. Вас ждут королевские награды, естественно, насколько это в моей власти.
Роджер произнес в замешательстве:
— Я старался на благо Англии, Ваше Величество.
— Я так и полагал, — улыбнулся Карл. — Процветание Англии — моя самая заветная мечта.
Толпа уже разделяла их, и улыбка короля стала печальной.
— Я должен покинуть вас, но надеюсь, мы еще перемолвимся словом в течение вечера, — сказал он, внимательно посмотрев на Барбару.
Роджер и Барбара обошли зал, прислушиваясь к нескончаемым взаимным поздравлениям придворных. Еще бы, от такого события голова могла пойти кругом! Опьяняющее чувство победы: монархия восстановлена!
От выпитого шампанского пощипывало в носу. Барбара присоединилась к общим разговорам, принимала многочисленные комплименты и оживленно смеялась. Но между тем она постоянно следила за передвижениями короля по залу. Он был на редкость привлекательным мужчиной. В далеких детских мечтах ей представлялось, что король обязательно должен быть белокурым красавцем, однако тот образ, бесспорно, проигрывал в сравнении с реальностью. Живость и обаяние этого стройного смуглого мужчины волновали куда больше, чем безукоризненная идеальная красота.
Поскольку Карл отдавал предпочтение французским обычаям, то и легкий ужин был устроен на французский манер — а-ля фуршет.
Неожиданно Карл появился рядом с нею.
— Могу я предложить вам что-либо из закусок, госпожа Палмер?
Барбара с испуганным недоумением посмотрела на короля.
— Вы, Ваше Величество?! Король не может прислуживать придворным.
Карл рассмеялся.
— Этот король может. Слишком долго я жил среди простых смертных, чтобы так быстро привыкнуть к церемониям и этикету.
Он галантно усадил Барбару в изящное позолоченное кресло и отправился к сервированным столам. Барбара внимательно наблюдала за его уверенными, ловкими движениями и поняла, что даже в простой одежде за колкой дров, — чем ему неоднократно приходилось заниматься в годы изгнания, — Карл не потеряет ни грана своего величия.
Вскоре король уже подходил к ней с двумя тарелками, наполненными разнообразными закусками. Он усмехнулся и опустился в стоящее рядом кресло. Барбара взяла тарелку из его рук, и на ее щеке появилась очаровательная ямочка.
— Вы даже не представляете себе, Ваше Величество, насколько серьезно общество готовилось к вашему приезду. Сегодня весь Лондон был у ваших ног. Ожидание вашего приезда… — Она умолкла, не в силах выразить словами те чувства, что теснились в ее груди.
Карл иронически усмехнулся, лицо его потемнело.
— Да, сегодняшняя встреча была на редкость долгожданной. У меня даже создалось впечатление, что я провел в изгнании все эти долгие годы по собственному капризу, из любви к путешествиям. Сегодня вся Англия на моей стороне.
— Просто какое-то безумие, правда? Помните, я рассказывала вам, как Роджер клеймил тех, кто, держа нос по ветру, быстро переходил на нашу сторону? Но признайте, сир, — сказала Барбара, отправляя в рот кусочек паштета, — все же лучше, когда страна объединяется.
Карл скользнул задумчивым взглядом по обнаженным плечам Барбары, глубокому декольте ее платья, и в его темных глазах полыхнуло какое-то давно забытое чувство. Он понял, что влюблен в эту огненноволосую женщину. В ней было редкое сочетание красоты и ума. Они мило беседовали, но вскоре к ним подошел Эдвард Гайд и с бесцеремонностью давнего друга прервал их разговор:
— Ваше Величество, вас ждут послы с севера. Вам необходимо встретиться с ними.
Барбара, мило улыбаясь, взглянула на Гайда, но он ответил ей лишь холодным поклоном. Взгляд его выражал полнейшее равнодушие. Гайда раздражало поведение короля. Неужели он не понимает, что сегодня не время для флирта, пусть даже с самыми красивыми дамами? Сегодня представляется возможность выразить свою благодарность всем, кто стоял за короля, и объединить роялистов со всех концов Англии.
Карл понимал, что Гайд прав; вздохнув, он неохотно поднялся с кресла и сказал Барбаре:
— Пожалуйста, не покидайте нас, пока я не найду случай еще раз побеседовать с вами. — Он склонился к ее руке и пошел с Гайдом, а Барбара, глядя ему вслед, невольно коснулась пальцами места, где его губы запечатлели поцелуй на ее руке.
Ее тут же окружили кавалеры, всем хотелось завоевать ее расположение. Барбара старалась направить разговор в русло воспоминаний, связанных с их участием в роялистских заговорах, зная, что они углубятся в горделивую похвальбу и тогда она сможет остаться наедине со своими мыслями. Она внимательно следила за королем. Как он строен и высок! Футов шесть, не меньше. Он был выше всех в зале. Благодаря непринужденным манерам и обаянию Карла каждый человек, поговоривший с ним, уходил, гордо сознавая, что именно к нему король отнесся с особой симпатией.
Скрипачи наигрывали веселые мелодии, и ноги невольно начинали выстукивать их ритм, но танцы были так долго запрещены, что мало кто помнил танцевальные фигуры. Барбара пообещала себе, что по утрам будет брать уроки у французского учителя танцев.
Время шло, и она уже подумала, что король не сумеет выбрать свободную минуту, но именно в этот момент Карл подошел к ней с горящими глазами. Он предложил ей руку и сказал:
— Позвольте проводить вас в более спокойное место.
Он повел ее в отдаленную тихую приемную. Барбара охотно последовала за ним, чувствуя приятное тепло его руки на своих прохладных пальцах. Тяжелая дверь закрылась за ними, и, чувствуя невероятное облегчение, она поняла, что они отрезаны от суеты и шума, царивших в тронном зале. Они смотрели друг на друга долгим изучающим взглядом, и окружающая тишина вдруг зазвучала громче любой музыки. Его задумчиво-восхищенный взгляд выражал почти откровенное желание, и сердце Барбары учащенно забилось.
Карл привлек ее к себе и склонил голову, вдыхая тонкий аромат, исходящий от ее волос. Барбара затрепетала. Он уверенно обнял ее и закрыл ей губы долгим поцелуем. Сладкое расслабляющее томление охватило ее, ноги у нее подкосились, и она непременно упала бы, если бы сильные руки короля вдруг разомкнулись. Он застонал от страсти, крепче прижал ее к себе и с новым пылом повторил поцелуй.
Барбара сгорала от желания. Каждая частица ее тела загорелась, разбуженная его страстными объятиями. Его язык пощекотал ей небо, и она ответила на его поцелуй, искусно играя язычком. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, потеряв ощущение времени и пространства.
Наконец король оторвался от ее губ и тихо проговорил:
— Я мечтал провести мою первую ночь в Англии с тобой. Сможешь ли ты прийти в Уайтхолл, когда твой муж уснет?
Барбара ответила ему пылким взглядом и смущенно спрятала лицо на его груди. Раз король пробуждает в ней те же желания, что и Филип, то, наверное, она распутная женщина. «О Боже, что со мной творится!» — подумала она, и рука ее сжала сильное плечо короля. Как чудесно от него пахнет! Филип женился, бросил ее, но она должна жить дальше. Разве может быть распутной любовь к королю Англии? Тем более, когда ты никому не нужна в этом мире. И на самом деле, — при этой мысли легкая улыбка заиграла на губах Барбары, — это просто ее долг по отношению к королю!
Его губы коснулись ее уха и Карл повторил свой вопрос.
— Да! — прошептала Барбара и, глубоко вздохнув, сильнее прижалась к королю. Если бы они могли быть вместе прямо сейчас! Карл поцеловал ее, слегка отстранился и, нежно поглаживая рукой ее волосы, дал ей необходимые указания. Затем, после страстного прощального поцелуя, он отпустил ее обратно в приемный зал.
Глаза Барбары сверкали как две звезды, она была уверена, что любой, кто взглянет на нее сейчас, без труда узнает ее тайну. Ночью она окажется в объятиях короля Англии! Она продолжала шутить и веселиться вместе со всеми, но в глубине души лелеяла свою тайну.
Сказать «да» королю было легко, но как выбраться в Уайтхолл, чтобы Роджер не заметил этого? Хотя ей удалось убедить Роджера, что его храп мешает ей спать, и в особняке на Кинг-стрит у нее появилась отдельная спальня, но можно было не сомневаться, что сегодня ночью он придет к ней, сгорая от желания… Сгорая от желания поговорить с ней, поделиться радостными планами, а потом, возможно, он даже захочет завершить этот триумфальный день в ее постели.
Надо как-то устроить, чтобы он уснул! Но у нее не было сонного порошка, к тому же Роджер часто говорил, что их опасно принимать. Пожалуй, лучше всего устроить так, чтобы он напился. Обычно Роджер пил мало, но сегодня особый случай — вино льется рекою. Барбара подозвала лакея, указала ему на Роджера и, вложив золотой в руку недоумевающего парня, сказала:
— Получишь еще один в конце вечера, если мой супруг окажется пьяным.
Лакей точно прирос к Роджеру на остаток вечера, беспрестанно наполняя его бокал или поднося новый. Роджер раскраснелся и стал непривычно разговорчивым; он размахивал своим бокалом, расплескивая шампанское, и дамы спешно подбирали свои светлые юбки. Барбара улыбалась, стоя рядом, и подбивала его сказать очередной тост. Ко времени разъезда Роджер изрядно пошатывался, но с помощью двух лакеев его благополучно усадили в карету.
Дома Роджер сразу мирно заснул, как дитя в колыбели, и Барбара вздохнула с огромным облегчением. Она устремилась на свою половину и разбудила дремавшую у камина Нэнси. Остатки сна слетели с девушки, когда Барбара сообщила ей о предстоящем событии, но она притворилась, что ничуть не удивлена.
— Я еще в Гааге видела, что вы приглянулись королю.
Барбара заставила себя подождать около часа, чтобы последние засидевшиеся гости успели покинуть дворец. Затем дрожащими руками накинула черный бархатный плащ и пожелала Нэнси доброй ночи.
Ее карета двигалась в кромешной тьме по направлению к Уайтхоллу, и Барбара вдруг с болью в сердце вспомнила ту первую ночь, когда она ехала на свидание к Филипу. Воспоминания были мучительными, и Барбара почувствовала неприятную убежденность в том, что она все же порочная женщина. Король будет третьим мужчиной в ее жизни. А тогда, с Филипом, она готова была дать голову на отсечение, что не позволит прикоснуться к себе никому другому. Но, женившись, Филип сделал свой выбор и ушел из ее жизни. Барбара решила забыть его, и можно ли найти для этого лучший способ, чем упасть в объятия короля Англии! По отношению к Роджеру у нее вообще не было чувства вины. Он был настолько вялым и равнодушным любовником, что казалось, ему просто нет дела до того, красива она или уродлива.
Барбара очнулась от воспоминаний и обнаружила, что дрожит как в лихорадке. Она поплотнее закуталась в плащ и попыталась думать о пустяках. О Боже! Карета вздрогнула и остановилась. Приглядевшись к темноте, она поняла, что они уже в Уайтхолле, и, как и говорил король, возле потайной лестницы ее ждал королевский паж Эдвард Проджерс с пылающим факелом в руке.
Он выступил из темноты и помог Барбаре выйти из кареты.
— Их Величество ждет вас, — сказал он приглушенным голосом и предложил ей следовать за ним.
Барбара подобрала пышную фиолетовую юбку, чтобы не испачкать подол о пыльные каменные ступени. Ладони ее взмокли от волнения, и она боялась, что на платье могут остаться влажные следы. Поглощенная заботами о своем внешнем виде, она не заметила, как они достигли верхней площадки лестницы. Проджерс повернул красивую фигурную медную ручку и, распахнув дверь, впустил ее внутрь.
Барбара слегка помешкала, стоя на пороге; ноги ее дрожали, в горле пересохло. Она окинула взглядом просторную большую комнату; обстановка в целом напоминала приемную, за исключением роскошной громадной кровати, скрытой за зеленым бархатным пологом. Стена, выходящая на Темзу, казалась почти прозрачной: ее полностью занимало витражное окно, состоящее из небольших ромбовидных стекол. Карл стоял, склонив голову к огню, рука его покоилась на лепной полке над камином. Он отвел взгляд от огня и увидел Барбару, в глазах его горело ожидание. Вокруг него крутилась дюжина спаниелей, которые тут же кинулись обнюхивать ноги Барбары. Она любила собак, но сейчас они раздражали ее своей суетой. К тому же она была уверена, что они обязательно испортят тонкие кружева, украшающие подол ее платья. Барбара умоляюще взглянула на короля.
— На место! — прикрикнул он на собак. — Где же ваши хорошие манеры?
Он подошел, успокаивающе обнял Барбару и отогнал собак. Карл кликнул камердинера и приказал ему увести свору.
Барбара нервно рассмеялась и поблагодарила его.
Король развязал стянутый под под ее бородком плащ и снял его. Она стояла послушно, как ребенок, позволяя ему ухаживать за ней.
Ей отчаянно хотелось, чтобы он обнял и успокоил ее своими поцелуями, но он просто ласково взглянул на нее и нежно погладил по щеке.
— Ты, должно быть, замерзла. — Он подвел ее к камину, возле которого стояли мягкие уютные кресла. Она грациозно опустилась в одно из них и мысленно выругала себя за то, что ей никак не удается унять дрожь. Карл вложил бокал с вином в ее руку, мягкая улыбка тронула его губы, затененные черными усами. Барбара почувствовала, как внутри у нее все сжалось, и подумала, сможет ли она выпить хоть глоток вина. Она боялась, что может чем-то не понравиться королю. Ведь с шестнадцати лет у него накопился большой опыт в амурных делах. Среди его женщин были самые искусные обольстительницы Франции и Англии. А сегодня самая важная ночь в его жизни. Он выбрал ее, но сумеет ли она доставить ему удовольствие?
Барбара выглядела немного бледной, и Карл заботливо спросил:
— Ты устала?
— Что вы, Ваше Величество, совсем нет! — Барбара изо всех сил старалась казаться оживленной. — Вечер был просто удивительным! — Она умолкла и с какой-то смутной тревогой взглянула на него. Именно сейчас, когда ей хотелось быть остроумной и обворожительной, в голове у нее не было ни единой мысли.
Карл, всегда тонко чувствующий настроение других, заметил ее огорчение. Он поудобнее устроился в кресле и вытянул ноги к камину, намеренно замедляя события вечера. Мечтательно глядя на Барбару, он вертел между пальцами ножку бокала.
— Я недаром открыл это испанское вино. Хочешь, я расскажу тебе эту историю об испанском вине и английском дубе, благодаря которым я сейчас жив и сижу здесь с тобою?
Тревога исчезла из глаз Барбары, лицо ее приняло внимательное и счастливое выражение, как у детей в предвкушении сказки.
Он начал рассказ с отступления королевской армии из Шотландии, после которого стало ясно, что победа на стороне парламентских сил. Складки у рта стали более резкими, когда он с горечью вспоминал поражение под Вустером.
— Многие из моих друзей были ранены или погибли. А оставшиеся в живых тоже рисковали жизнями. Бекингему также приходилось скрываться. Парламентарии рыскали за нами по всей Англии, и нам приходилось постоянно прятаться. Особенно мне, поскольку редко можно было встретить такого черного и уродливого подростка.
Барбара протестующе покачала головой. Карл улыбнулся и продолжал:
— Граф Дерби нашел доброго католика, который провел меня и горстку оставшихся со мной людей к разрушенному цистерцианскому монастырю Святой Девы. На его территории была уже ферма, которой управлял Гиффорд, наш проводник.
Карл сделал несколько больших глотков из бокала и задумчиво усмехнулся, смакуя вино.
— Владельцы фермы, семейство Пендерел, были потрясены нашим плачевным состоянием — мы чуть не падали от усталости. Грязные, со стертыми в кровь ногами, мы, наверное, больше походили на выходцев с того света. Они накормили нас и угостили вот этим самым испанским вином. Мне показалось, что никогда в жизни я еще не пробовал такого вкусного напитка! Затем они уложили нас спать, а после короткого отдыха остригли меня, как овцу, и я стал похож на круглоголового.
Барбара улыбнулась: у протестантов было прозвище «круглоголовые», так как все они брили свои головы.
— Женщины подбирали падающие на землю кудри и клялись, что будут вечно хранить их. — Карл рассмеялся и продолжал: — Моя одежда была грязной и рваной, но они сочли, что она может выдать меня. Поэтому мне дали совершенно новый наряд, едва ли чище того, в котором я пришел, — жилет и штаны… И все это, клянусь, просто кишело вшами!
Барбара сморщила носик, и Карл улыбнулся.
— Наконец мы двинулись дальше, но, несмотря, на маскировочное одеяние, мой рост и смуглая кожа выдавали меня. Родственники семейства Пендерел жили по соседству с Боскбелом, в охотничьем домике, и, решив, что там мы будем в безопасности, они отправили нас к этим славным людям. Я был восхищен добротой Джун Пендерел!
Барбара с легкой ревностью взглянула на него, и Карл усмехнулся.
— Она была верной супругой и обожала своего мужа Вильямса. Но она кормила нас, обмывала наши раны и убедила меня в том, что нам необходим отдых. Я воодушевился, узнав, что мой старый друг полковник Карлис спасся при Вустере и держит путь в Боскбел.
Карл вздохнул и отхлебнул еще вина.
— К сожалению, не время особенно радоваться, когда тебя выслеживают, как зверя. Мы знали, что вся округа кишит солдатами «круглоголовых», и Пендерелы боялись, что если они будут обыскивать дом, то найдут нас. Спрятаться было практически негде. Узнав о приближении солдат, мы вышли из дома и залезли на вершину древнего дуба, укрывшись в его густой кроне. Весь день мы просидели на ветвях, наблюдая, как солдаты сновали под нами, прочесывая лес. У нас был запас хлеба с сыром и немного пива. Но в какой-то момент, несмотря на опасность, я все же уснул. — Карл рассмеялся. — Бедный Карлис был в ужасе. Ведь я мог чихнуть или вскрикнуть во сне. Он сидел возле меня, потный от страха, и постоянно держал руку наготове, чтобы в случае чего тут же зажать мне рот.
Карл помолчал и добавил с тихим удивлением:
— И вот сегодня я законный король Англии.
Барбара все еще сидела, подавшись вперед, она старалась не упустить ни слова и сопереживала Карлу, поражаясь опасным приключениям, выпавшим на его долю. Наконец она откинулась на спинку кресла и облегченно вздохнула. Окинув взглядом просторную светлую комнату, Барбара поняла, что должен чувствовать Карл, прибыв в эту мирную гавань. Пламя свечей колебалось и подрагивало, и Барбаре показалось, будто они легкими поклонами приветствуют своего короля.
Вновь взглянув на Карла, она подумала, что такого чувства духовной близости еще не испытывала ни к одному человеческому существу. Сам воздух между ними был словно пронизан волнами тепла и понимания. Карл свободно раскинулся в кресле, протянув, длинные ноги к огню. Взгляд рассеянно скользнул по ногам короля и смущенно замер. Барбара вспыхнула и опустила глаза. Все недавние страхи остались позади, все стало просто и ясно: ей хотелось любви этого мужчины.
Карл вышел из задумчивости и улыбнулся ей.
— Расскажи мне что-нибудь.
Барбара начала быстро что-то рассказывать, едва сознавая, что именно она говорит. Карл расстегнул ворот рубашки, и из-под тонкого батиста выглянули темные волосы. Ей захотелось скользнуть рукой под рубашку и прикоснуться к его груди.
Она судорожно подыскивала тему, чтобы отвлечься от этих мыслей. Наконец она просто начала рассказывать ему о тех людях, с которыми он сегодня встретился впервые, но которые, судя по их заслугам, могли стать важными персонами при дворе.
Барбара раскраснелась от удовольствия, заметив, что ей удалось развлечь короля. Карл от души смеялся над ее остроумными замечаниями, он сидел, не сводя с нее глаз, и крутил пальцами ножку бокала. Она следила за его пальцами, и вдруг глаза ее вспыхнули затаенной радостью. Скоро эти руки обнимут ее! Сладкое томление завладело Барбарой, вытесняя все прочие чувства и мысли. Она тряхнула головой и растерянно остановилась на полуслове.
Карл напомнил:
— Ты рассказывала о лорде Джеральде.
— Ах, верно… — и Барбара углубилась в описание характера и привычек лорда Джеральда. Она умела разбираться в людях, тонко подмечая все их достоинства и недостатки.
Карл слушал с нарастающим вниманием и восхищением, понимая, что все больше влюбляется в эту женщину, хотя он привык считать, что истратил уже запас любви, отведенный на его жизнь. В шестнадцать лет он любил со всем пылом юношеского неискушенного сердца. Его любовь была отдана юной валлийской девушке Люси Вальтер. Черноволосая бойкая красавица, которую он любил со всей силой первой страсти, подарила Карлу сына Джейми. Он считал, что в жизни не может быть большего счастья. Но оказалось, что Люси изменяла ему направо и налево, даже с его лучшими друзьями. Расстроенный и уязвленный до глубины души, Карл решил, что женщины существуют исключительно для наслаждения, с ними можно развлекаться, но нельзя отдавать им сердце и душу. Он стал разочарованным и циничным.
Однако, наблюдая за выразительной мимикой прекрасного лица Барбары, Карл возрождался, душа его отогревалась, и он вновь готов был любить безрассудно, как в юности. Общение с ней доставляло ему неподдельное удовольствие. Умная и нежная, она обладала к тому же чувством юмора, которое Карл высоко ценил. Он подумал, как глубоко должна была задеть ее женитьба лорда Честерфилда.
Карл внимательно следил за ней, и в глубине его темных глаз начали загораться искорки. Она выглядела необычайно соблазнительно. Над тончайшей талией расцветала пышная грудь, изящная линия бедер обещала совершенство форм, скрывавшихся под складками ее платья. Поистине она создана для любви, думал Карл.
Барбара верно поняла его взгляд и умолкла, не закончив фразы, сердце ее учащенно забилось.
— Когда я была девочкой, совсем еще ребенком, — сказала она, — то часто мечтала об Уайтхолле. Я представляла все до мельчайших подробностей… залы… мой наряд… короля…
Карл нежно усмехнулся.
— И как, реальность оказалась похожей на мечту?
— Лучше! — Лицо Барбары сияло счастьем. Она смущенно улыбнулась, но глаза ее озорно сверкнули из-под густых ресниц. — Исключая то, что в моих мечтах король сходил с ума от любви ко мне.
Карл потянулся вперед, взял ее руку и провел пальцами по ладони.
— Можешь считать, что эта часть твоих снов тоже стала реальностью. Я люблю тебя… — Лицо его было серьезным.
Барбара почувствовала, как волна счастья захлестывает ее, и внимательно взглянула на него, чтобы понять, шутит он или говорит всерьез. Но вдруг ей вспомнилось множество любовных историй, героем которых был Карл, и радость ее померкла. Она высвободила ладонь из-под его руки и огорченно опустила глаза.
— Да, но вы любите всех женщин.
Карл удрученно рассмеялся.
— Похоже, моя репутация достигла Англии куда раньше меня. — Он посмотрел на Барбару добрым испытующим взглядом. — Ты права, я не очень верный мужчина, — предостерег он ее на будущее, — но, хотя у меня было много женщин, любил я только одну.
Барбара хотела спросить, кого, но он продолжал:
— Ни одна женщина, с тех пор как я был ребенком, не казалась мне такой желанной. Ты веришь мне? Меня влечет к тебе с неудержимой силой.
Она молча кивнула, не доверяя своему голосу. Карл протянул ей руки.
— Давай подойдем к окну, милая. — Он обнял ее за талию и повел в другой конец комнаты. Сердце ее забилось неровно.
Они долго стояли перед окнами, и дыхание их слегка туманило стекла.
— Мне хочется разделить это с тобой, — сказал Карл. Его голос был спокойным и немного торжественным. — Мою Англию!
Она подняла глаза и заметила, как крепко сжались его челюсти.
— В одном я могу поклясться, — серьезно произнес он, — никогда больше я не покину свою страну.
Интуиция подсказывала Барбаре, что слова ему не нужны, она подняла руку и нежно коснулась пальцами глубокой складки на его щеке. Как много он, должно быть, страдал вдали от дома!
Он взял ее руку, перевернул и поцеловал в ладонь. Подняв голову, Карл увидел ее огромные синие глаза, в которых отражалось понимание и сочувствие. Он подумал, что она самая красивая женщина из всех виденных им раньше. Желание разгоралось в нем.
Карл привлек ее к себе, и она послушно пришла в его объятия. Его губы воспламенили ее, теплая сладкая волна пробежала по телу. Она обхватила его за шею, ощутила биение его пульса под кожей. Карл II, король Англии, Шотландии и Ирландии, этот великолепный мужчина, сгорал от любви к ней. Барбара провела пальчиком по его губам, любуясь их четкими очертаниями.
Она потянулась к нему, точно цветок к солнцу, и Карл целовал ее сомкнутые веки, изящный нос, губы. Упоенная его поцелуями, Барбара теснее прижалась к нему, и он жадно приник губами к ее рту, лаская языком его изгибы. Барбара почувствовала его возбужденную мужскую плоть, она жаждала большей близости, досадуя на обилие юбок, которые мешали их слиянию. Карл рассмеялся мягким грудным смехом и начал снимать с нее платье. Дрожащими от волнения пальцами она пыталась расстегнуть его рубашку. Смеясь и постанывая от возбуждения, они сбросили свои одежды. Когда их обнаженные тела наконец соединились, сладостный жар томления был настолько велик, что Барбара чуть не потеряла сознание. В ней родилось ощущение безудержной свободы и легкости, словно она была с Карлом уже тысячу раз и между ними не могло быть места смущению и робости.
Неохотно оторвавшись друг от друга, они неверной походкой направились к кровати. Карл опустился на огромное мягкое ложе, увлекая ее за собой. Она лежала, наслаждаясь его теплом, его дыханием, погружаясь в глубину его черных глаз… Везде, где их тела соприкасались, она чувствовала обжигающий, сладостный огонь.
Барбара опустила голову, увлекая его долгим поцелуем и прижимаясь к нему всем телом. Карл застонал и погрузил пальцы в ее роскошные рассыпавшиеся по плечам волосы; не отрываясь от него, она перевернулась на спину. Их долгий поцелуй, который не имел, казалось, уже ни начала ни конца, воспламенил каждую клеточку их тел страстным, ликующим огнем желания.
Карл нашел руку Барбары и ласково сжал ее. Этот жест показался ей необычайно нежным и важным, слезы благодарности обожгли ее глаза. Она ощутила вдруг родство их душ, которое бесконечно усиливало физическое влечение, ей почудилось, что сейчас она растворится в нем без остатка и останется в нем навеки. Карл немного отстранился от нее, и она вскрикнула от страха этой потери. Он целовал ее прекрасное тело, его язык, соблазняя и дразня, совершал какие-то магические круги, пока не осталось ни малейшего уголка, в который бы он не проник.
Барбара услышала, как кто-то, задыхаясь, произнес имя Карла, и с удивлением узнала собственный голос. Карл был необыкновенно сильным… потрясающе страстным и ласковым… О Боже! Она никогда не испытывала такого безумного наслаждения. Между ними не могло возникнуть чувства неловкости или смущения: природа словно создала их друг для друга.
Щеки Барбары стали мокрыми от слез; распахнутые глаза впивали каждую черточку его лица, словно боялись упустить малейшее удовольствие. Она никогда в жизни не испытывала такой удивительной, неразрывной близости, такого неземного блаженства.
Движение их тел убыстрялось, реальность взорвалась и рассыпалась дюжиной вихревых звездных потоков наслаждения. Единственной связью с действительностью было прикосновение твердых мускулов его груди, и Барбара замерла, стараясь удержаться на пугающей головокружительной высоте.
Барбара поразилась, осознав, что он все еще не оставил ее. Карл начал двигаться вновь, и, не веря самой себе, она опять испытала всю силу прежнего блаженства, но только на этот раз оно было поистине безмерным, и она испугалась, что может умереть. Словно взорвавшаяся звезда, она падала в бесконечные просторы Вселенной. Барбара пришла в себя в объятиях Карла, разгоряченная, влажная от пота и слез. Он откинул волосы с ее лица и покрыл его поцелуями.
— О Боже! Счастье мое…
Барбара сквозь слезы взглянула на него.
— Я понравилась тебе?
Карл рассмеялся счастливым смехом.
— Ты настоящее чудо…
Невероятно, как я могла думать, что люблю Филипа, размышляла Барбара. Только сейчас, в нежных и сильных руках Карла, она поняла, как может быть велика любовь, поняла, какими тусклыми были раньше ее желания и ощущения.
Карл укачивал ее. Они шептали друг другу стародавние милые глупости влюбленных.
Позже, когда он уснул, Барбара лежала, прижавшись к его обнаженной спине и удивлялась своему счастью. Осторожно перегнувшись, чтобы не потревожить его сон, она нежно поцеловала его грудь, вдохнула тонкий аромат пота, слизнув быстрым язычком солоноватый морской вкус…
Погружаясь в сон, она радостно почувствовала, что одиночество, которое она ощущала всю жизнь, растаяло без следа.
Глава 9
Рроджерс разбудил их осторожным стуком в дверь. Первые розовые лучи зари коснулись прозрачного витражного окна.
Барбара и Карл проснулись одновременно; бездонная синева отражалась в темном омуте — они смотрели друг на друга недоверчиво, словно искали подтверждения тому, что эта чудесная ночь не была сном. Барбара с трепетной нежностью коснулась щеки Карла и потянулась к нему. Он привлек ее к себе и с жадностью припал к ее груди. Поцелуи распалили их. Барбара теснее прижалась к нему, чувствуя, как нарастает желание.
Карл застонал и медленно, с неохотой оторвался от нее. Он поднялся с кровати.
— Верный Проджерс не зря разбудил нас. Пока мы должны соблюдать осторожность. — Он взглянул на прекрасное обнаженное тело Барбары, лежащей на смятых простынях, и криво усмехнулся. — Последний месяц моим единственным желанием было вернуть себе трон Англии. И одна ночь изменила все. Единственным королевством, которым я хотел бы владеть, стала твоя любовь.
Он наклонился, собирая с пола сброшенные одежды. Барбара соскользнула с постели, чтобы помочь ему. Карл решительно отвел глаза от нежных округлостей ее обнаженного тела.
Ее роскошное фиолетовое платье выглядело далеко не лучшим образом, но Барбара без сожаления встряхнула его. Она готова была уничтожить самый дорогой наряд, если бы это позволило ей остаться с Карлом.
Она собрала свои блестящие рыжие волосы и, подняв их над головой, повернулась спиной к Карлу, чтобы он помог ей застегнуть платье. Это обычное утреннее занятие, освещенное бледными рассветными лучами, напоминало какой-то магический ритуал и рождало ощущение необычайной близости. Барбара мягко провела ладонью по щеке Карла: она явно нуждалась в бритве.
Он наклонился поцеловать ее руку и печально сказал:
— Мне чертовски жаль, что тебе придется выходить в это холодное утро. — Он бросил жадный взгляд на постель, еще хранящую тепло их тел. — Но мы должны действовать тайно какое-то время… Мне надо почувствовать настроение народа. Подозреваю, что после долгих лет пуританского воспитания все будут шокированы поведением короля, который в первый же день своего появления в Англии взял в любовницы замужнюю даму.
Он заправил рубашку в штаны и усмехнулся.
— Право, я и сам смущен… Я столь многим обязан Роджеру Палмеру, и моей первой наградой стала кража его жены.
Барбара непонимающе взглянула на Карла и поспешила разуверить его:
— То, что ты украл, не представляет для него никакой ценности. Он не понимает прелести плотских наслаждений.
Карл опустил глаза на пышную грудь Барбары и недоверчиво переспросил:
— Не понимает?..
Барбара сказала быстро, стыдясь своего признания:
— Роджер считает физическую близость неприятной обязанностью и старается исполнить свой супружеский долг как можно быстрее. — Она смотрела на Карла сияющими глазами. — Он никогда… У меня никогда не было с ним такой ночи.
Барбара поднялась на носки, чтобы дотянуться до его лица и усилить смысл сказанного легкими поцелуями.
— Я люблю тебя… всем сердцем… душой… умом, — она провела язычком по его губам и тихо закончила: —…и телом.
Он пылко ответил на ее ласки и, отстранившись, заглянул в ее глаза.
— Клянусь перед Богом, никого я еще не любил так, как тебя.
Он мягко обнял ее за плечи, и они направились к дверям королевской опочивальни. Все еще не отрываясь друг от друга, они сошли по каменным ступеням. Лакей Барбары спал, свернувшись, на сиденье кареты. Карл, смеясь, разбудил его и дал парню золотой. Затем поднял руку Барбары и поцеловал прохладную шелковистость ее ладони.
— До вечера…
До вечера! Барбара упала духом, представив бесконечные часы ожидания, но успокоила себя тем, что сможет думать о нем весь день, а значит, он будет почти рядом. Жизнь ее обрела новый смысл; любая мелочь могла стать предметом разговора с Карлом. Он был благодарным слушателем, и Барбара старательно запоминала интересные случаи или явления, чтобы вечером развлечь его.
Их тайные свидания продолжались уже около месяца, а Роджер все еще ни о чем не подозревал. Он с головой ушел в бесконечные неотложные дела, связанные с формированием нового правительства, и к вечеру так уставал, что был уже не в состоянии искать близости с Барбарой. Карл занимался государственными делами куда больше Роджера, день его был расписан по минутам, но силы его удесятерялись сознанием того, что ждет его после трудов праведных. Он жил ради одного сладостного мгновения — звука мягких шагов Барбары за дверями своей опочивальни.
Она появлялась на пороге, как всегда, веселая и оживленная; ее обычная способность радоваться жизни, согретая любовью Карла, возросла тысячекратно. Порой она кружилась перед ним по комнате, с детской непосредственностью хвастая новыми нарядами и украшениями.
Почти каждый день заезжала Барбара на Королевскую ярмарку и потом увлеченно рассказывала ему:
— Удивительно интересно! Там продают столько чудесных вещей, просто глаза разбегаются. Увидев этот балаган, Кромвель перевернулся бы в гробу от отвращения.
Карл только посмеивался в усы. Барбара напоминала ему очаровательного жадного ребенка, дорвавшегося до сладостей. Занимаясь по утрам делами, он часто думал о ней, представляя, как она бродит по Королевской ярмарке, переворачивая кипы дорогих тканей с рассудительным видом, достойным, впрочем, вполне зрелой женщины.
Нэнси неизменно следовала за Барбарой по пятам во время рыночных изысканий. Но, выбирая любой пустяк, Барбара прежде всего думала, понравится ли это Карлу. Рука ее то и дело ныряла в кошелек, словно он был бездонным. Она сбывала бесконечное количество золотых монет в руки торговцев, которые с почтением глядя на нее, сгружали свертки на руки Нэнси. Все это продолжалось до тех пор, пока покупки не начинали падать на землю, а Нэнси, смеясь, просила Барбару пощадить ее.
Однажды вечером Карл рассматривал последнее приобретение Барбары, потом сказал, насмешливо ухмыльнувшись:
— Должно быть, Роджер разбогател в нашем новом правительстве. Надо будет разузнать его секрет.
Барбара придала лицу кающееся выражение.
— Он говорит, что мы по-прежнему бедны как церковные крысы и что я пущу его по миру. О, Карл, как ты полагаешь, когда моя мать сможет получить назад свои владения? Знаешь, ведь она была самой богатой наследницей в Англии, пока Кромвель не отобрал все.
Карл тяжело вздохнул. Этот вопрос он сейчас слышал со всех сторон. Преданные роялисты во время гражданской войны потеряли все что имели — деньги, имения. Они предполагали, что их утраченное благосостояние вернется к ним после реставрации, и обращались к королю с петициями.
Ежедневно Карл сталкивался с этой проблемой. Прохаживаясь по Каменной галерее в сопровождении взволнованной толпы придворных, он говорил: «Бог милостив» каждому вопрошавшему. Во время прогулок по Сент-Джеймскому парку ему удавалось сочетать решение важных государственных вопросов с «удовольствием» выслушивания жалоб и петиций. Карл очень любил этот парк и заселил его множеством разнообразных водоплавающих птиц; созерцание красоты природы облегчало ему решение бесконечных утомительных проблем, которые подкидывало новое правительство. Он мерил аллеи быстрыми шагами, частично по склонности характера, а частично чтобы избежать встреч с некоторыми просителями. Он понимал страдания своих придворных и испытывал неловкость, уклоняясь от разговора с ними. Добрый по натуре, он хотел бы воздать им должное как славой, так и деньгами.
И сейчас ему пришлось разочаровать Барбару. Он взял ее руку и мягко и терпеливо объяснил положение дел, с сожалением говоря о том, что, вероятнее всего, ее матери никогда не удастся восстановить свои права на владение имениями. Рассказал об огромном количестве просителей, которым ему приходилось отказывать ежедневно.
Барбара внимательно выслушала его, разумно признавая справедливость его доводов, и, когда он закончил, задумчиво сказала:
— Я понимаю… Но если мы не можем вернуть конфискованное, то необходимо найти другой способ, чтобы наградить твоих сторонников.
Карл любил, когда она говорила «мы». Как быстро она стала считать его проблемы общими!
— Ты права, такой способ существует, — сказал он. — Я могу отдать права на получение денег от некоторых налогов. Например, один будет получать деньги от налога на специи, другому можно дать право торговать столовым серебром… — Он рассмеялся. — Ты представляешь, я плачу́ двум разным людям за то, что один подает мне рубашку, а другой надевает штаны.
Барбара залилась смехом. Она была совершенно незнакома с придворным этикетом, который определял церемонию облачения короля по утрам, и нашла этот ритуал надевания штанов просто нелепым.
— Если ты платишь камердинерам за то, что они одевают тебя, то почему бы не платить и мне за то, что я раздеваю вас, Ваше Величество?
Карл привлек ее к себе.
— И что же потребует моя маленькая разбойница?
Рука Барбары легко коснулась его естества. Ее голос стал чуть хрипловатым:
— Вот это.
Позже, когда они отдыхали в полумраке ночи, утомленные любовью, Барбара сказала:
— Карл, я, правда, постараюсь быть менее расточительной, — и невольно вздохнула.
Она тратила ужасно много денег в этой новой жизни.
На следующий день Карл отписал деньги от налогов на ввоз вина Роджеру Палмеру. Поскольку французские вина лились рекой, то бюджет Палмеров тоже стал испытывать оздоровительные вливания.
На самом деле Палмеры крайне нуждались в деньгах. Их дом на Кинг-Стрит стал центром придворной жизни, и Барбара тратила изрядные суммы на приемы. Ожидалось, что Палмеры, которые во многом руководили роялистским движением, будут приближены к королю. Вскоре это стало очевидным. Его Величество предпочитал их дом всем прочим и ужинал у них почти ежедневно.
Лондонский свет, который в былые времена злословил о связи Барбары и лорда Честерфилда, сейчас отзывался о ней очень лестно, оценивая ее красоту, безупречный стиль в одежде и великолепные приемы. Особняк на Кинг-Стрит стал самым модным в городе. Постоянное присутствие короля действовало как магнит, как лакомая приманка, и все престарелые дамы с аристократическими манерами считали за счастье быть приглашенными в дом Палмеров.
Барбара нежилась в теплых лучах всеобщего признания, оно согревало ей кровь, и она казалась себе легким облачком, плывущим в голубых небесах. Ей нравилось встречать короля в своем доме церемонным реверансом. Склоняясь перед ним, она старательно прятала в глубине души свое тайное знание, воспоминания о его смуглом стройном теле и их страстных ночных объятиях.
Ослепленная счастьем, она не понимала, что их тайна давно известна в придворных кругах. Слухи медленно, но верно ползли по Лондону. Дамы, прикрыв рты веерами, шептали:
— Только такой слепец, как Роджер Палмер, может не замечать ее связи с королем!
Барбара наслаждалась сладкой опьяняющей славой; подмастерья выкрикивали ее имя, когда она появлялась на улицах, — верный знак популярности. Приятно быть признанной первой дамой Лондона.
Роджера тоже радовал ее успех. Однажды вечером он обходил дом после приема, давая распоряжения слугам, и даже не расстроился, как бывало, из-за винных пятен на новых бархатных креслах.
— Ты оказалась, как всегда, права, Барбара, — удовлетворенно сказал он, — король, несомненно, был бы благосклонен ко мне за мои заслуги, но о наградах могли просто забыть в суете бесконечных дворцовых дел. Однако твоя красота и способности принесли нам полный успех.
Роджер был крайне взволнован и разговорчив. Он вспоминал все важные события, случившиеся после приезда короля, а Барбара слушала, радуясь его счастью. Роджер продолжал:
— А вскоре король должен будет выбрать королеву. К тому времени, я уверен, наше положение настолько упрочится, что ты будешь вправе претендовать на место фрейлины Ее Величества.
Карл должен будет выбрать королеву… Эти слова точно оглушили Барбару, честолюбивые мечты взбудоражили ее воображение, как крепкое вино будоражит кровь. Она подарила Роджеру пленительную улыбку и сказала:
— Возможно, возможно…
Почему бы ей самой, Барбаре Палмер, не стать королевой? Невозможно представить себе, что Карл женится на другой женщине, ведь он любит ее. Эта мысль долго не выходила у нее из головы. Развод, конечно, дело трудное, но возможное. Король все же самый могущественный человек в королевстве, и он может облегчить этот процесс. Ей хотелось жить с Карлом свободно и открыто. Хотелось забраться на галерею Шепотов собора Святого Павла и крикнуть о своей любви всему свету.
Через несколько дней Роджер узнал о ее связи с Карлом. Барбара тихонько вошла в дом на рассвете и обнаружила встревоженного Роджера, выходившего из ее покоев с намерением кликнуть слуг и начать розыски.
— Где ты была? — спросил он со смешанным чувством тревоги и облегчения.
Барбара втянула его обратно в свою комнату и плотно закрыла двери, испытывая странную радость от того, что настал момент рассказать Роджеру о своей любви к Карлу. Теперь она сможет жить открыто и честно и предпринять первые шаги к разводу.
Она сняла плащ и сказала:
— Я была в Уайтхолле.
Роджер побагровел, лицо его исказила ярость.
— Разве лорд Честерфилд вернулся? Или ты нашла себе еще какую-то сладострастную скотину? — закричал он, брызгая слюной.
Барбара расстроенно посмотрела на него. Он никогда не испытывал к ней сильного влечения; исключительно мужская гордость привела его в такую ярость. С видом оскорбленного достоинства она гордо произнесла:
— Я была с королем!
Роджер изумленно открыл рот.
— С королем?..
Она развела руками и сказала:
— Мы любим друг друга.
Роджер весь затрясся, его едва можно было узнать.
— Ты готова забраться в постель к любому мужчине! Шлюха! — Он выплевывал слова и, казалось, был готов убить ее.
Сочувствие Барбары к нему заметно поубавилось. Разве его равнодушие к исполнению супружеских обязанностей не является изменой? Да, он изменяет ей каждый день и после этого смеет упрекать ее. Ведь она просто вынуждена искать любви… любви, которая необходима ей, как хлеб и вода.
— Любовь короля Англии, — ледяным тоном сказала она, — едва ли сделала меня шлюхой. Это достойная роль…
— Ты не лучше девки, торгующей своим телом на улицах!
— Любовницы королей всегда считались уважаемыми и высокочтимыми дамами.
— Вот как я почитаю тебя! — крикнул Роджер и плюнул в ее сторону.
Задыхаясь от возмущения, Барбара подобрала подол платья и презрительно взглянула на него.
— Ты мерзкий хам!
Роджер поднял было руку, точно хотел ударить жену, но опустил ее и отвернулся, его плечи устало поникли. Он начал вышагивать взад и вперед по комнате и, остановившись к ней спиной, глухо спросил:
— Зачем ты вышла за меня?
Барбара сказала откровенно:
— Я была почти без ума в то время… испугана… расстроена. Но, Роджер, я была бы тебе хорошей женой, если бы ты хотел моей близости. — Она подошла к нему и положила руку на его плечо. — Я была так благодарна тебе и хотела быть верной всю жизнь.
Роджер недоверчиво взглянул на нее.
— Тогда зачем же…
— Ты никогда не любил меня по-настоящему, именно меня, Барбару. Ты любил некий образ — красивое, скромное и довольно бледное создание, которое должно было вести домашние дела и ничего от тебя не требовать ни в физическом, ни в духовном отношении. Даже если бы я хотела стать такой из благодарности к тебе и старалась бы изо всех сил, у меня все равно бы ничего не вышло. — Она убрала руку с его плеча и с жалостью посмотрела на него. — Ты представить себе не можешь, какое это наслаждение, когда каждая клеточка твоего тела воспламенена любовью!
Роджер сердито отошел от нее.
— Твои возвышенные разговоры о любовном кипении сводятся к обыкновенному разврату! Я презираю тебя!
Он решительно направился к двери, распахнул ее и остановился на пороге.
— Ты будешь гореть в аду за прелюбодеяние! — угрожающе воскликнул он и скрылся за дверью.
Барбара тупо смотрела на захлопнувшуюся дверь, лицо ее побледнело. Любовь к Карлу была такой естественной и чистой, что она забыла обо всем на свете. Прелюбодеяние! Она поежилась, грех прелюбодеяния был одним из самым тяжких. За него осуждали на вечные муки. Она представила, как языки адского пламени лижут ее тело, и содрогнулась.
— Господи, почему ты позволил мне выйти замуж за Роджера? Ты должен был знать, что мы не подходим друг другу. — Она заплакала. — Почему Ты создал нас с Карлом друг для друга, если не хотел, чтобы мы были вместе?
Странная мысль закралась в голову Барбары. «А существует ли этот ад на самом деле? — думала она. — Все ведут бесконечные разговоры о геенне огненной, молитвенные книги полны ужасных картин. Но ведь не было никого, кто побывал бы в аду и вернулся, сказав определенно: да, ад существует». Глаза ее испуганно округлились от таких богопротивных мыслей.
«И даже если ад существует, — размышляла Барбара, — пройдет еще много лет, прежде чем я попаду туда». Утешившись этим, она осушила слезы и коснулась рукой своего молодого тела, словно желала убедиться в собственной правоте. «Я не умру, пока не стану старухой. А уж когда стану сгорбленной и морщинистой, то побеспокоюсь о прощении. Займусь благими делами, буду заботиться о сиротах, раздавать груды золотых соверенов нищим». Она лихорадочно соображала, какие еще добрые дела можно совершить, чтобы обеспечить себе не слишком жаркое место на том свете. Старость и огонь ада показались Барбаре равно далекими, и душа ее постепенно успокоилась.
Главная сложность сейчас была в отношениях с Роджером. Чувствуя почти физическую необходимость свободы, она накинула плащ, позвала Нэнси, и они отправились на прогулку. Пройдя через сад, они вышли к Темзе и неторопливо побрели вдоль берега. Барбара изливала внимающей ей девушке свои страхи и надежды.
— Может быть, это вынудит Роджера развестись со мной. И я стану свободной как ветер.
Даже с Нэнси Барбара не поделилась своей мечтой о том, что, возможно, когда она станет свободной, король женится на ней.
Роджер задумчиво мерил шагами свой кабинет — восемнадцать шагов вперед, восемнадцать назад. Но мысль о разводе не возникла у него. Венчание соединяет мужчину и женщину до смерти, только она может разорвать эти узы. Когда в семье бывали печальные разногласия, как в их случае, то обычно находилось компромиссное решение и совместная жизнь продолжалась удобным для обоих супругов образом. Барбара принадлежала Роджеру по закону, как имущество и дом, карета и лошади. По закону он мог отправить ее из Лондона, заточить где-нибудь в глуши. Или, если пожелает, даже убить ее. И общество не слишком осудило бы его поступок.
Однако ему трудно было думать о Барбаре — умной и жизнерадостной Барбаре — как о неодушевленном предмете. К тому же здесь еще были замешаны интересы короля, с которыми приходилось считаться. Конечно, ему не удастся увезти ее из Лондона и тем более убить без ужасного скандала. Роджер остановился в бессильной злобе и ударил кулаком в собственную ладонь.
Он налил бокал вина и заставил себя медленно выпить его, надеясь, что это охладит его гнев и позволит мыслить разумно. Благосклонность короля значительно изменила его жизнь. Он окинул взглядом богато обставленный кабинет. Многое было куплено в кредит, и только королевский дар — налоги на ввоз вина — давал возможность оплатить долги. Роджер сознавал, что сделал отличную политическую карьеру; ему нравилось управлять государственными делами, формировать новое правительство, он чувствовал, что наконец его способности используются в полную силу. Если он попытается уничтожить Барбару, то может поставить крест на себе и на той жизни, которой он жил.
Он резко поставил бокал на стол. Одной из английских традиций была почетная участь королевского рогоносца. Чаще всего муж покорно уступал свою жену, если король пожелал сделать ее своей любовницей. Большинство именитых семейств Англии гордились черной полосой на гербе — знаком бастарда, означающим, что король оказал благосклонное внимание одной из дам этой фамилии и она произвела на свет отпрыска королевской крови.
Роджер дождался возвращения Барбары с прогулки, пригласил ее в свой кабинет и сказал:
— Глупо не признавать своих поражений. Я понимаю, что мне не по силам тягаться с королем.
Сердце Барбары екнуло и взволнованно забилось. Сейчас он скажет, что собирается развестись с ней. Но Роджер продолжал, и она поняла, что рано радовалась.
— Я обдумал наше положение. После стольких усилий по реставрации монархии у меня нет желания на этом этапе потрясать ее основы. — Он помолчал, с отвращением взглянув на Барбару. — Надеюсь, ты поймешь меня, если дела не позволят мне присутствовать на наших приемах. Мне претит исполнять роль хозяина, пока вы с королем вертите хвостом друг перед другом, а все смеются надо мной.
Барбара решила все же задать интересующий ее вопрос.
— Может быть, Роджер, тебе лучше дать мне развод?
— Развод?! — Он взглянул на нее с раздраженным недоумением. — Ты с ума сошла? Я не позволю опозорить мое имя. Даже если бы это стало общепринятым делом, моя религия запрещает разводы.
Барбара удрученно вздохнула. Она и забыла, что Роджер католик. Их венчание проходило по обычному церковному обряду, поскольку довольно трудно было найти священника для тайного венчания. А в повседневной жизни вероисповедание не особенно-то проявлялось.
Однако она быстро воспрянула духом. Скоро король сам увидит необходимость ее свободы и, возможно, убедит Роджера согласиться на развод. А пока хорошо уже то, что они покончили с тайными свиданиями.
Она взглянула на мужа с искренней признательностью, радуясь его разумным решениям.
— Ты не пожалеешь об этом, дорогой. Я преумножу славу твоего имени.
Роджер презрительно скривился.
— Небольшая честь, знаешь ли, прослыть на всю Англию королевским рогоносцем! А сейчас лучше уйди, Барбара. — Он повернулся к ней спиной и вытащил пробку из графина с вином. Барбара приподняла тяжелые юбки и прошелестела мимо него к дверям кабинета, спеша сообщить Нэнси хорошие новости.
Остаток дня она сгорала от нетерпения: ей хотелось скорее рассказать о случившемся Карлу. В эту ночь она взбежала по каменным ступеням, обгоняя Проджерса, и ворвалась как вихрь в опочивальню Карла. Щеки Барбары алели, как маков цвет, она стремительно подошла к Карлу и воскликнула:
— Роджер все узнал!
Карл внимательно посмотрел на нее и привлек к себе.
— Это плохо. Сейчас нельзя допустить скандала, мое положение еще слишком неустойчиво.
Король видел рост своей популярности в народе, однако еще не осознавал, насколько она велика. Когда он был принцем, англичане любили его, хотя и ненавидели его отца. Сейчас былая любовь к нему возродилась в них благодаря его безграничному обаянию и доброте даже по отношению к простым людям. Англичане благодушно посмеивались и закрывали глаза на его беспутную частную жизнь. Но Карл принимал решение, не зная об этом. Выражение его лица стало серьезным и непреклонным, он крепче прижал к себе Барбару и сказал:
— Если Роджер устроит публичный скандал, я не брошу тебя, любовь моя. Мы переживем это вместе.
— Но он и не собирается поднимать шум. — Она перевела дыхание и продолжала: — Он согласен жить своей отдельной жизнью, предоставив мне жить своей. — Она подняла к Карлу сияющее лицо. — Мы можем теперь не таясь любить друг друга, когда нам захочется.
Их губы слились в пылком поцелуе, затем Карл усадил Барбару в кресло и заставил повторить слово в слово весь разговор с Роджером. На лице Карла отразилась жалость. Теперь, когда Роджер больше не представлял для него угрозы, король мог проявить наконец ту искреннюю симпатию, которую и раньше испытывал к этому человеку. Он отлично помнил, какие чувства обуревали его самого после измены Люси Вальтер, и понимал ярость и обиду мужчины, которому наставили рога.
Барбара растерянно умолкла, не закончив фразы, и, гневно сверкая глазами, взглянула на Карла.
— О, как же я не поняла раньше! Он посмеялся над нами! Он загнал нас в угол своим отказом бывать на приемах. Это означает, что мы по-прежнему не можем встречаться открыто…
Карл рассмеялся.
— Вздор! Мы будем постоянно вместе на этих вечерах, будем ездить за город в твоей карете… — Он глубоко вздохнул, точно решаясь на что-то. — Меня не беспокоит, что мои придворные узнают о нашей любви. Простой народ, конечно, еще помнит заветы Кромвеля, и я не стал бы пока слишком афишировать наш роман. — В глазах его загорелись веселые искорки. — Дорогая, как ты посмотришь на то, что я сам буду принимать твоих гостей?
— О, Карл! — Барбара вскочила с кресла, присела к нему на колени и нежно поцеловала его. Король Англии будет выступать в роли хозяина на ее приемах! Она и не мечтала об этом! Ее вечера станут самыми модными, и за ней закрепится слава первой дамы лондонского света.
* * *
Первый вечер в особняке Палмеров на Кинг-стрит, на котором король выступал в роли хозяина, прошел в атмосфере возбуждения: равнодушных не было, все взволнованно обсуждали частную жизнь его королевского величества. Барбара просто светилась от счастья и гордости. Вскоре всем стало ясно: для того чтобы добиться расположения короля, лучше всего завязать дружбу с Барбарой Палмер. И первая дама Лондона наслаждалась новой волной популярности.
В один из вечеров, во время ужина Барбара заметила, что Яков, герцог Йоркский, сильно опечален. Она чувствовала искреннюю привязанность к младшему брату короля. Они симпатизировали друг другу еще в Гааге, а после возвращения в Англию их взаимное расположение переросло в дружбу. Она беспокойно посматривала в его сторону. Он сидел за столом справа от нее и явно пренебрегал великолепным ужином, над которым весь день трудились ее повара. Аппетитнейшие золотистые куропатки, покоящиеся на виноградных листьях, удостоились лишь его мимолетного взгляда; лакей убрал его тарелку почти не тронутой. С лица Якова не сходило угрюмое выражение, и он довольно резко отвечал тем, кто пытался заговорить с ним.
Барбара заметила, что его тонкие унизанные перстнями пальцы не выпускают ножку бокала. Сегодня он явно оказывал предпочтение вину, поскольку бокал его почти постоянно был пуст. Лакеи получили от Барбары строгие распоряжения наполнять бокалы гостей, как только вино будет выпито. Понаблюдав за Яковом какое-то время, она решила, что, если вино может утешить его, то пусть лучше это будет в ее доме, а не в таверне. Подозвав слугу, она негромко сказала:
— Встань за креслом герцога Йоркского и позаботься о том, чтобы у него было вдоволь вина.
Ужин шел своим чередом, одни изысканные блюда сменялись другими. Барбара продолжала незаметно следить за Яковом, поддерживая оживленный разговор с другими гостями. Она была искренне привязана к нему и сочувствовала его печали. Мир вокруг казался ей сейчас таким безоблачным и радостным, и трудно было поверить, что кто-то может страдать.
После ужина она подала знак скрипачам, и они заиграли веселую мелодию. Как обычно, улыбаясь, Барбара обошла гостей и, зная их привычки и пристрастия, приглашала одних в танцевальный зал, а других за игорные столы.
Азартные игры стали очень популярными при дворе, и в доме Палмеров каждый вечер ставили несколько столов — играли в «красное-и-красное», в ломбер и в кости. Барбара и сама стала заядлым игроком, видимо, это было присуще ее натуре. Позже она с ужасом вспоминала, какие огромные суммы оставила за карточным столом, и однажды ночью пожаловалась Карлу:
— И зачем только я так увлекаюсь?
Он приподнял ее лицо и, с восхищением взглянув на его безупречные черты, сказал:
— Это же твоя стихия, любовь моя. Если бы ты не была прирожденным игроком, то разве решилась бы на столь безрассудную связь с Филипом Станопом или отдалась бы мне, зная, что это может кончиться скандалом?
Но нынешним вечером Барбара отказалась от игры; бросив на столики жадный взгляд, она вздохнула и направилась к Якову.
— Не хотите ли выпить со мной бокал вина и немного поболтать? — спросила она.
— Я сегодня плохой собеседник, Барбара.
— Давайте присядем. — Она провела его к двум изящным, богато украшенным позолотой креслам в дальнем углу гостиной. По ее знаку лакей принес серебряный поднос с графином кларета и двумя бокалами.
— Поставь его на столик, — приказала Барбара, — я сама угощу Его Высочество.
Протянув Якову полный бокал вина, она мягко сказала:
— Вы весь вечер ходите темнее тучи, и это сильно расстраивает меня. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?
Яков печально опустил глаза.
— У меня большие неприятности, и пока я не вижу выхода.
Барбара терпеливо ждала, она чувствовала, что Якову хочется довериться ей. Ему явно надо было поделиться с кем-то и облегчить душу.
Он неловко повернулся в ее сторону, пролив несколько капель вина.
— Мне кажется, вы из тех женщин, кто умеет хранить тайны.
Барбара кивнула.
— Вы можете доверять мне.
— Даже Карл не должен пока знать об этом, — предостерег Яков.
Барбара колебалась: ей трудно было утаить что-либо от Карла. Больше всего она любила их ночные беседы, когда они лежали, прижавшись друг к другу, и говорили обо всем, что придет в голову. Но сейчас, подстегиваемая любопытством и желанием помочь Якову, она сказала:
— Хорошо, я сохраню вашу тайну.
Яков внимательно взглянул на нее, оценивая искренность ее обещания, затем удовлетворенно кивнул.
— Я помолвлен с Анной Гайд, — отрывисто произнес он.
Барбара охнула и испуганно посмотрела по сторонам, нет ли поблизости чужих ушей. Гости увлеченно разговаривали и громко смеялись. Карл улыбался ей с другого конца зала. Барбара тоже постаралась улыбнуться и вновь повернулась к Якову. В ее темно-синих глазах появилось выражение недоверия и ужаса.
— Яков!
Он удрученно кивнул.
— Канцлер Гайд приказал ей вернуться в Англию. Он намерен выдать ее замуж за дворянина и подыскивает подходящую партию.
— Ты любишь ее? — Да, — просто сказал Яков, и невозможно было усомниться в его искренности.
Барбара вздохнула. Она вспоминала о своем путешествии в Гаагу с золотом для короля, о том, какие чудесные дни и вечера они проводили там. Анна с первого дня их знакомства относилась к Барбаре с искренней симпатией и пыталась сгладить холодность и бестактность своего отца. И Барбаре нравилась эта девушка. Никто, пожалуй, не назвал бы Анну хорошенькой, но ее некрасивое лицо было одухотворенным, в глазах светился ум, и Барбара чувствовала, что они могли бы стать хорошими подругами. Карл, Яков и отец Анны Эдвард Гайд отправились в Англию, а Анна, фрейлина принцессы Мэри, осталась в Голландии.
— Канцлер Гайд ничего не знает? — спросила Барбара.
— Никто не знает, — сказал Яков. — Но можно не сомневаться, что это известие не обрадует его.
— Но его дочь окажется так близко к трону Англии. — У Барбары перехватило дыхание. — Ведь если Карл умрет, вы унаследуете трон и она станет королевой.
— Гайду по сердцу лишь те хитроумные планы, которые рождаются в его мозгу. Но надо отдать ему должное, он безупречно честен и не будет строить из себя титулованного вельможу, даже если его дочь станет членом королевской фамилии.
— Его недоброжелатели никогда не поверят, что все это не его рук дело, — задумчиво сказала Барбара. Получив должность канцлера, Гайд уже успел нажить себе врагов, и Барбара тоже начала причислять себя к ним, видя, как он относится к ней. Однако его дочери она желала только счастья.
— Почему ты сделал это, не поговорив с Карлом?
— Едва ли я могу объяснить, почему все так случилось! — вдруг воскликнул Яков. — Я был безумно влюблен в Анну. Но она отвергла мои настойчивые ухаживания и не желала слышать ни о какой близости между нами до помолвки.
Помолвка законно связывала молодых людей, и обряд венчания в церкви был уже простой формальностью.
— Мы жили тайно как муж и жена.
— А Анна честолюбива? — с любопытством спросила Барбара.
— Нет, скорее добродетельна. Она любила меня, но хотела сохранить невинность до замужества.
Барбара вспыхнула, и Яков с покаянным видом накрыл ее руку своей. Он понял, что невольно обидел эту прекрасную женщину, в вопросах такта ему было далеко до брата. Барбара улыбнулась и похлопала его по руке. Она задумалась о мудрости Анны Болейн и несравненной Элизабет Вудвиль, которые сумели стать королевами Англии. Как донесла история, они говорили влюбленным королям: «Возможно, я недостойна стать вашей супругой, но чересчур хороша, чтобы быть просто любовницей».
— Анна умница, — сказала Барбара, — может быть, ей удастся исподволь заронить в голову отца мысль о вашей свадьбе, не упоминая о помолвке.
— Наше положение усугубляется тем, — удрученно произнесла Яков, — что Анна ждет ребенка.
Барбара озабоченно размышляла, как можно разрешить эту дилемму. Ясно, что в недалеком будущем ребенок заявит о своем существовании и тайна раскроется.
— Передай Анне, что я на вашей стороне, — твердо сказала Барбара. — Пока я мало что могу сделать, но, когда наступит время рассказать обо всем Карлу, я постараюсь использовать все свое влияние, чтобы склонить его на вашу сторону. Он может сильно разгневаться, но жестокости в нем не было никогда.
Яков бросил взгляд на брата. Они очень любили и понимали друг друга, и он не боялся монаршего гнева. Его печалило другое. Карл окажется в унизительном положении, узнав о той плачевной ситуации, в которую попал Яков.
Осушив свой бокал, Яков сказал:
— Я передам Анне, и она будет сердечно благодарна тебе за дружескую поддержку.
— Я отлично понимаю ее положение, — с легкой грустью сказала Барбара и опустила глаза. Пышные складки платья скрывали от взглядов легкие изменения в ее фигуре, а прошло уже три месяца… И никто, кроме Карла, не знал о ее беременности, которая уже начала округлять линии ее стройного тела.
Яков понимающе улыбнулся.
— У вас свои трудности.
— У меня огромное счастье, — тихо сказала Барбара; она поставила на столик бокал и сочувственно пожала его руку. — Я должна заняться другими гостями. Надеюсь, тебе стало немного легче. Ты убедишься, что я умею держать слово и помогу вам, когда это будет в моих силах.
Несколько недель спустя Анна Гайд приехала в Англию, и отец начал подыскивать ей жениха. Канцлер не заметил в ней каких-либо изменений, кроме, пожалуй, некоторой мрачноватой замкнутости, но его дочь никогда и не была хохотушкой.
Барбара приказала заложить карету и отправилась в особняк Гайда на Странде. Это была довольно смелая затея. Канцлер Гайд, советник короля, был вторым человеком в Англии, и он не одобрял связи Карла с Барбарой. Гайд слыл суровым, высоконравственным человеком и открыто презирал рыжеволосую распутницу, которая украла сердце короля. Он ни разу не появился в доме Барбары, сухо отклоняя все ее приглашения, хотя балы у Палмеров считались самыми модными в Лондоне. Барбара даже как-то пожаловалась Карлу. Но он рассмеялся и сказал: — Гайд живет своим умом. Оставь его в покое.
Король доверял Гайду, зная, что тот не способен на измену. Он любил своего давнего советника и никогда не забывал, что Гайд, будучи в самом расцвете сил, добровольно разделил с принцем тяготы изгнания.
Барбару злило такое положение дел, но она старалась сдерживаться. Гайд запретил своей жене иметь какие-либо отношения с Барбарой. По правилам хорошего тона, Барбаре следовало дождаться приглашения в дом Гайда, но ей не терпелось встретиться с Анной и предложить бедняжке свою дружбу.
И сейчас ей пришлось испытать несколько неприятных минут. Миссис Гайд встретила ее с непроницаемым лицом и выразила холодное удивление по поводу ее визита. Но Анна тепло улыбнулась ей, и через некоторое время миссис Гайд, извинившись, оставила девушек наедине. Как только она ушла, Барбара обняла Анну и спросила:
— Яков передал тебе мой дружеский привет?
— Да, спасибо, дорогая. Это очень поддержало меня.
Они уселись в кресла, и Барбара внимательно взглянула на располневшую фигуру Анны.
Анна рассмеялась.
— К счастью, я не страдаю отсутствием аппетита. И мои родители считают, что я просто разъелась. Они не видят ничего странного в моей полноте.
— Ты неплохо выглядишь, — искренне сказала Барбара. Пухленькое розовое лицо Анны казалось совершенно безмятежным, словно у нее не было никаких проблем.
— Порой я забываю о своем ужасном положении, и душа моя успокаивается, я погружаюсь в какое-то дремотное умиротворенное состояние, — сказала Анна и с вопросительной улыбкой взглянула на Барбару, которая рассмеялась и кивнула в ответ. Она порывисто склонилась к подруге.
— Анна, мне кажется, я зачала в ночь реставрации. Разве это не чудесно?
— Да, дорогая, это и вправду чудесно. — Анна вздохнула, вспомнив о своих проблемах. — Самое печальное, что принцесса Мэри собирается приехать в Англию, — сказала она. — Похоже, острый глаз моей госпожи разгадал, в каком положении я нахожусь.
— Тогда мы должны предупредить Карла, — твердо заявила Барбара. — Хочешь, я расскажу ему?
— Ты, право, очень добра! Но мне кажется, Яков сам должен сделать это. Они всегда были близки с Карлом, и вообще, глупо прятаться за женскую юбку.
— Анна, я уверена, Карл все поймет.
— Иногда люди с трудом входят в положение других, — вздохнула Анна. — Ты же знаешь, как свет ополчается против тех, кто забирается слишком высоко. Мой ребенок может претендовать на трон, и многие не смогут смириться с этим. — Она вдруг поникла. — Больше всего я боюсь гнева отца.
Барбара взяла ее за руку и сказала:
— Я уверена, что все будет в порядке.
— Яков решил, что мы должны вначале обвенчаться, а затем он обратится к королю с просьбой о публичной церемонии. Конечно, мы помолвлены, но будет гораздо надежнее, если мы еще и обвенчаемся.
— Вы уже обдумали, как все устроить?
— Да, Яков поговорит с одним священником, и мы тайно обвенчаемся здесь.
— Как? В этом доме, без ведома отца?
— Да, это опасно, я понимаю. Но мы перебрали все способы и решили, что этот самый лучший. Яков приведет священника около полуночи, когда все уснут.
Барбара нервно оглянулась на дверь. Вся эта история могла иметь ужасные последствия, и ей стало немного не по себе. Как прореагирует Карл, узнав о ее соучастии?
— Конечно, наше тайное венчание тоже не будет иметь законной силы. Особы королевской фамилии должны венчаться с согласия короля! — мрачно произнесла Анна. — Когда великая королева Елизавета была еще принцессой, Том Сеймур хотел жениться на ней без согласия парламента. За это его обезглавили…
Барбара моментально поняла, что тревожит Анну.
— Послушай, дорогая! Ваши дела, конечно, сложны, но зачем же думать о самом худшем варианте? Неужели ты думаешь, что Карл может приказать обезглавить кого-то, а уж тем более своего брата? Он был сам не свой, когда ему пришлось рассматривать дела протестантов, виновных в смерти его отца. И в результате он так и не смог… он отменил казни.
Анна робко улыбнулась.
— Да, верно, он очень добр, — согласилась она. — Но он будет прав, отправив нас обоих в Тауэр.
— Твой ребенок не будет рожден в Тауэре, — решительно возразила Барбара. — Если Карл любит меня, а так оно и есть… — она покраснела в смущении, — я уверена, что смогу повлиять на него и помочь вам.
Некрасивое лицо Анны осветилось благодарностью.
— Вдруг и мне когда-нибудь представится возможность отплатить тебе за доброту.
Тайное венчание состоялось в полночь 3 сентября 1660 года, и Анна Гайд стала женой наследного принца Англии Якова Стюарта.
Барбара встретила Анну днем позже на Королевской бирже, и они остановились, чтобы посекретничать. Там трудно было отыскать тихое местечко, всюду толпился народ. Анна склонилась к Барбаре и прошептала ей на ухо:
— Все произошло прошлой ночью. Яков отправился на встречу с королем, видимо, сейчас он уже говорит с ним.
Королевское время было расписано по минутам, и Якову трудно было добиться этого дневного свидания. Найдя Карла в его кабинете, Яков упал на колени и ошеломил его своим признанием.
Карл сказал раздраженно:
— Яков, не усугубляй ситуацию, ты и так уже наделал достаточно глупостей. Поднимайся и расскажи мне все толком.
Яков сел на ближайший стул и насколько мог связно изложил последовательность событий. Карл то и дело прерывал его, стараясь до конца уяснить обстоятельства дела.
— Что сделано, то сделано, — вздохнув, сказал Карл. — Теперь нам надо придумать, как лучше всего уладить твою проблему. Я понял, как все случилось. Поскольку девушка ждет ребенка, то у тебя просто не было выбора, братец.
Про себя он подумал, что Якову досталась жена значительно умнее его. Он любил Якова, но всегда знал, что тот глуповат.
— Мы можем отправиться за границу, если так будет лучше.
— Чудак! Ты наследник английского престола! Неужели ты уже забыл тяжкие годы нашего изгнания, наше стремление в Англию? Как можно так легко отказаться от всего? — И Карл задумчиво добавил: — А ребенок Анны тоже вправе претендовать на престол. Необходимо как можно скорее устроить публичную церемонию.
Яков в порыве признательности обнял брата.
— Карл, конечно, я не заслуживаю такого отношения и такого брата.
Король язвительно сказал: — Может, это я не заслуживаю такого брата, как ты. — Его мрачное лицо просветлело, и он по-дружески обнял Якова за плечи. — Но я твой брат, а Анна твоя жена, и теперь мы должны оповестить наших подданных о предстоящем событии. — Он прищурился. — Что, канцлер знает о вашей женитьбе?
Яков с виноватым видом отрицательно покачал головой.
— И я даже боюсь представить себе размеры его гнева.
— Гнева?! Его гнев должен испариться, — усмехнулся Карл. — Не может же он не признать своего внука, который будет одним из претендентов на трон Англии!
Карл вызвал двух ближайших друзей Гайда, маркиза Ормонда и графа Саутгемптона, и приказал им привезти канцлера в Уайтхолл.
Осанистый и довольно тучный Гайд, слегка запыхавшись, вошел в кабинет; его часто мучила подагра, а сейчас от спешки она разыгралась с новой силой. Услышав новость, он недоверчиво уставился на короля, а потом вдруг разразился страшными угрозами. Долгие годы он считал себя ментором Карла, стоял на страже его нравственности. Гайд гордился своим строгим моральным обликом, безупречной честностью и неподкупностью. И вот сейчас его собственная плоть и кровь изменила ему! Какое предательство!
— Продажная тварь! — взревел он.
— Едва ли продажная тварь, — сказал Карл, лениво усмехаясь, — сумела бы уговорить Якова жениться на ней.
— Все равно она нарушила закон, — заявил Гайд. — Ее надо поместить в Тауэр. Парламент утвердит указ, и ее обезглавят. Да-да, пусть она моя плоть и кровь, но именно я поставлю этот вопрос перед парламентом.
Карла встревожил гнев старика, он подошелк нему и обнял его за плечи.
— Надо сначала разобраться! Все не так уж страшно. Дело сделано, и мы должны постараться уладить все в лучшем виде.
Он подвел Гайда к креслу, и тот тяжело опустился в него.
— Какой позор! — простонал Гайд.
Карл старался как мог, но ему не удалось смягчить гнев старика. Не оставалось ни малейшего сомнения, что его не порадует и перспектива стать дедушкой наследника трона. Это известие могло сейчас только ухудшить ситуацию. В конце концов Карл отослал канцлера домой, сказав, что они обсудят все позже, когда тот успокоится.
Канцлер отправился прямо домой, в Вустер-Хаус, и запер дочь на замок в ее комнате.
Мать Анны, узнав обо всем, тайно позволяла Якову приходить по ночам к дочери.
Любовь Барбары к Карлу вспыхнула с новой силой. Ей даже не пришлось использовать свое влияние, она видела, с какой чуткостью и пониманием он отнесся к положению Якова и Анны. Как он мудр и уравновешен! — думала Барбара. Ей нравились его доброта и благожелательное отношение к людям. Весь двор возмущался и злорадствовал по поводу скандального романа, кроме Карла, который, кажется, был единственным, кто не держал на этих двоих злобы.
— Все словно с цепи сорвались, — говорил он Барбаре как-то вечером. — Как глупо! Разве может любовь быть преступлением? Никогда. — Он склонился над обнаженной Барбарой, которая лежала рядом с ним, и добавил: — Я нахожу, что любовь достойна всяческого покровительства и восхищения.
Глава 10
Из Голландии прибыла принцесса Оранская, темноволосая сестра Карла, и положение Анны стало еще тяжелее. Принцессу бесило, что ее бывшая фрейлина осмелилась претендовать на роль свояченицы, и она всеми силами старалась воспрепятствовать признанию этого брака.
Но ситуация осложнялась еще и тем, что она известила их мать, королеву Генриетту-Марию, и та заявила, что собирается покинуть Францию, где провела долгие годы изгнания, и приехать в Лондон. Ей хотелось навестить сына и уладить свои денежные дела.
Яков нервничал в ожидании приезда королевы-матери. Карл снисходительно усмехался, видя, как брат заранее изводит себя. Они сидели в лаборатории, которую Карл приспособил для своих бесконечных опытов по химии и алхимии.
— Ну, пожалуйста, оставь свои эксперименты и скажи, как мы будем разбираться с матушкой? — Яков до смерти боялся острого, язвительного язычка королевы Генриетты. Карл хотел было ответить, но тут раздался стук в дверь.
— Войдите, — сказал он, и из-за двери показалась взлохмаченная голова их младшего брата Генри, герцога Глостера. Лицо Карла просветлело, он искренне любил этого юношу с чистым открытым лицом и живым веселым нравом.
— Заходи, Генри. Мы обсуждаем, как нам быть с матушкой, когда она прибудет в Англию.
Улыбка сошла с лица Генри.
— Тут я вам не помощник! Ведь она все еще не простила меня.
Братья помолчали. Их мать поссорилась с Генри несколько лет назад из-за того, что он отказался перейти в католическую веру. Став женой Карла I, Генриетта-Мария тем не менее осталась преданной католичкой, что усилило недовольство народа во времена гражданской войны. Она согласилась с политической необходимостью того, что ее сыновья Карл и Яков не могут исповедовать католицизм: это вызвало бы недовольство англичан. Но не видела причин, по каким ее младшему сыну Генри нельзя было принять ее веру. Когда Генри отказался выполнить ее желание, королева поклялась, что не будет разговаривать с ним, пока он не изменит своего решения.
Яков взглянул на погрустневшее лицо Генри и ободряюще похлопал его по плечу.
— Не расстраивайся, братец! Весь гнев нашей любезной матушки будет направлен на меня. Пожалуй, я бы даже обрадовался, если бы знал наверняка, что она выберет и для меня подобное наказание.
Карл коротко рассмеялся и зажег огонь в масляной горелке.
— Похоже, мне одному будет оказана честь наслаждаться острым язычком нашей матушки. — В отличие от своих братьев он не слишком боялся гнева королевы. Но он любил мир и согласие, и его раздражала мысль о предстоящих баталиях. — Я бы воспрепятствовал ее приезду в Англию, если бы она не взяла с собой Киску… — Голос его потеплел, а лицо приобрело задумчивое, мечтательное выражение.
Киска была их младшей сестрой. Она родилась во время гражданской войны; королеве Генриетте пришлось покинуть Англию сразу после рождения последней девочки, и Карл познакомился со своей сестрой только во Франции, когда ей было уже шестнадцать лет. Эта милая обаятельная девушка тут же пленила его; Карл тепло относился ко всем членам своей семьи, но Киска завоевала его сердце, и он всячески баловал ее. Она, в свою очередь, обожала своего смуглолицего старшего брата. Они проводили вместе все свободное время, развлекаясь и делясь секретами. Теперь, став королем Англии, он может сделать ее жизнь счастливой и беззаботной.
— Тьфу, братец, что за ароматы? — Генри сморщился и помахал рукой перед носом, стараясь разогнать отвратительный запах. — Что вы там стряпаете?
Карл помешивал кипящую смесь.
— Говорят, это самое верное снадобье от оспы. Давайте прогуляемся по парку, подышим свежим воздухом.
Братья не спеша шли по аллее, направляясь к так называемому «Райскому уголку». Там по королевскому желанию развесили на деревьях множество клеток с птицами, чтобы все могли наслаждаться их веселым щебетанием. Мимо проходили гуляющие пары, но братья не выражали желания общаться с придворными, отвечая на их приветствия лишь легкими поклонами. Им редко удавалось уединиться и побродить в семейной компании.
Карл взглянул вперед и заметил приближающуюся к ним Мэри, принцессу Оранскую.
— Отлично! Сейчас Мэри укомплектует наше семейство.
Яков застонал и сказал:
— Ну, сейчас она снова начнет клевать меня. — И развернулся, собираясь удрать, но Карл крепко схватил его за фалды.
— Останься. Чем скорее произойдет извержение вулкана, тем быстрее он остынет. И тогда можно будет попытаться урезонить ее.
Мэри, милая легкомысленная Мэри, всегда ненавидела Голландию с ее влажным климатом и строжайшим придворным этикетом. Сейчас, когда ее брат стал королем, ей хотелось отвести душу, она намеревалась как можно дольше пробыть в Англии. Карл понимал, что самолюбию Мэри нанесен довольно сильный удар: ее бывшая фрейлина стала первой дамой королевства. Но по натуре Мэри была доброй, и Карл надеялся, что со временем она сменит гнев на милость.
Карл тепло приветствовал Мэри, и она, взглянув на него смеющимися счастливыми глазами, взяла его руку.
— Ах, Карл, мне так понравились ваши нововведения в парке! — воскликнула Мэри, затем она перевела взгляд на Якова и сердито прищурилась. Едва кивнув в его сторону, Мэри холодно проронила: Яков! — и чтобы подчеркнуть свое недовольство его поведением, с преувеличенным пылом приветствовала Генри, словно они не виделись целую вечность, хотя на самом деле они провели вместе все утро.
Мэри взяла под руки Карла и Генри, и они пошли по аллее. Яков отстал от них, сославшись на то, что дорожка узковата для четверых. Карл иронически усмехнулся и вежливо склонил голову, слушая Мэри. Но почти ничего не слышал, поскольку заметил Барбару, быстро идущую к ним навстречу. Освещаемая ярким солнечным светом, она была необыкновенно хороша.
Поровнявшись с ними, она сделала легкий реверанс и сказала:
— Простите, сир, мое опоздание. Меня задержала портниха. — Она невольно подняла руку к груди, словно хотела успокоить дыхание, и взгляды трех мужчин последовали за этим движением.
На лице Мэри появилось жесткое, неприязненное выражение, и она выдернула руку из-под руки Карла. Пытаясь сгладить ситуацию, Карл сказал:
— Мы с Барбарой договорились поехать в театр, посмотреть последнюю пьесу Драйдена. Не желаете ли присоединиться к нам? — Не обращая внимания на возмущение Мэри, он предложил Барбаре руку, демонстративно брошенную его сестрой.
Яков и Генри с готовностью согласились, но Мэри окинула Барбару долгим надменным взглядом — от перьев на шляпке до изящных кожаных туфелек и презрительно сказала:
— Думаю, что нет. Я слишком дорожу своим добрым именем. Английской принцессе не пристало находиться в обществе шлюх! — Она резко развернулась и решительно пошла прочь.
Лицо Карла угрожающе потемнело, он гневно окликнул ее, но Мэри лишь подняла повыше свои пышные юбки и с максимальной скоростью, приличествующей ее высокому положению, устремилась вдоль аллеи.
Яков и Генри, заслоняя Барбару от посторонних глаз, старались утешить ее. Карл обернулся и мягко сказал:
— Мне очень жаль, что все так вышло, Барбара.
Барбара смотрела на них изумленными, полными слез глазами.
— Но откуда такая ненависть? Ведь в Голландии она была так мила со мною! — Барбара тепло вспоминала то дружеское участие, которое принцесса Оранская проявляла к ней, когда она привезла золото для короля в Гаагу. Мэри была так внимательна к ней и с искренней доброжелательностью пыталась тогда рассеять робкое смущение Барбары.
Карл гневно передернул плечами.
— Наша матушка имеет огромное влияние на Мэри, и к тому же, несмотря на легкомысленный вид, наша сестричка невероятная ханжа.
Яков и Генри тоже всячески старались ободрить Барбару. Яков в заключение сказал:
— Да она просто в бешенстве от моей женитьбы на Анне и выплеснула часть своего гнева на вас.
Генри галантно добавил:
— К тому же она явно завидует вашей несравненной красоте.
Трое мужчин наперебой утешали Барбару, и она, весело рассмеявшись, оценила их старания. Но в глубине ее души притаился страх, и Барбара, вздрогнув, приложила руку к животу. Вряд ли Мэри будет любящей тетушкой ребенку, которого носила Барбара.
Время шло, и Барбара начала понимать, что Мэри может стать очень опасным врагом. Ее холодность к Барбаре так и не растаяла, но основная ее энергия была направлена на расторжение брака Якова и Анны. Она не делала секрета из своих антипатий, и вокруг нее быстро образовался кружок придворных, не одобряющих этот альянс.
Под ее влиянием Яков постепенно сократил свои визиты к Анне и начал сожалеть о поспешной женитьбе.
Однажды вечером Барбара устроила грандиозный прием в своем доме на Кинг-стрит. Карл и Яков, как обычно, были среди приглашенных. Случайно она услышала, как граф Арранский говорил Томасу Киллигру:
— По-моему, мы лишь докажем свою преданность герцогу Йоркскому, если поможем ему расторгнуть этот брак.
Эта странная фраза не выходила у Барбары из головы, и лишь часом позже она смогла по достоинству оценить эти дружеские намерения, подойдя к Якову, сидевшему вместе с ними за карточным столом.
— Анна Гайд недостойна тебя, — говорил Якову граф Арранский. — Она многих одаривает своей благосклонностью.
Легковерный Яков с изумлением смотрел на него, и граф ухмыльнулся.
— Я и сам пользовался ее благосклонностью в Хаунслидайке.
Барбара возмущенно сказала:
— Постыдитесь, милорд! — Она положила руку на плечо Якова, который с открытым ртом слушал эти наветы.
Генри Джермин не преминул подбавить масла в огонь:
— Да-да, я тоже встречал эту леди после ее прибытия из Голландии. Как-то днем на бирже она назначила мне свидание.
— Яков, ведь она тогда уже носила вашего ребенка, — пылко сказала Барбара, страшно переживая, что такие разговоры ведутся в ее собственном доме. — Подумайте, насколько невероятно все, что вам говорят!
Но, к сожалению, Яков не обращал внимания на ее замечания, его взгляд блуждал по лицам приятелей, и в них он читал подтверждение сказанному. Один Карл был насмешлив и недоверчив.
Сэр Чарлз Беркли вдруг рассмеялся.
— Похоже, что благосклонность этой дамы была поровну распределена между нами. Мне тоже удалось поразвлечься с ней.
Барбаре захотелось ударить его, она была близка к тому, чтобы выпроводить всю эту компанию, но Карл опередил ее, сказав:
— Господа, вы оскорбляете замужнюю женщину. Мне жаль, что у герцогини Йоркской так мало преданных друзей.
— Но если Анна изменяла мне со всеми моими друзьями… — расстроенно промолвил Яков.
Карл резко оборвал его:
— Не будь таким доверчивым ослом, братец. Джентльмены перестарались, пытаясь доказать тебе свою дружбу за счет невинной девушки.
Он жестом смирил протесты Якова и закончил:
— Я не желаю больше обсуждать эти глупости. Если тебе не хватает мужества защитить свою жену от клеветы, то это вынужден сделать я. — Он обернулся к сидящим за столом кавалерам со словами: — Джентльмены, надеюсь, вы поняли меня?
Они подчинились; мрачноватые выражения их лиц говорили о том, что они без восторга отнеслись к словам короля. Канцлер не пользовался популярностью при дворе, и мало кому нравилось возвышение его дочери.
Барбара заметила, что придворные в течение вечера то и дело отводили Якова в сторонку, подальше от ушей короля, и приватно беседовали с ним. Слушая их пикантные истории, Яков удрученно кивал и к концу вечера выглядел совершенно убитым. Барбара очень расстроилась и разочарованно смотрела на Якова, удивляясь его глупой доверчивости.
Остаток вечера прошел как в тумане; она рассеянно улыбалась гостям, но едва осознавала, о чем они говорили. Ею овладел страх, которого она еще не испытывала в своей молодой беспечной жизни.
Подобно Анне, Барбара всецело зависела от одного мужчины и могла рассчитывать лишь на его покровительство. Стоит Карлу охладеть к ней, и этот дом опустеет в мгновение ока, все гости разбегутся. Если Карл перестанет любить ее, кто тогда защитит ее и ее будущего ребенка? Раз один брат не проявил должного недоверия к сплетням, то, возможно, и другой в свое время поступит также.
Ночью, когда они уже готовились ко сну, Барбара внезапно разрыдалась. Карл изумился и привлек ее к себе.
— Что с тобой, дорогая?
— Все эти разговоры сегодня вечером… — всхлипывая, проговорила она. — Они были как свора гончих на охоте, а Анна — беззащитное создание, которое они решили затравить.
Прижимаясь щекой к его груди, Барбара горько сказала:
— У меня просто сердце разрывается. Анна так одинока без дружеской поддержки. Отец отвернулся от нее. Твоя сестра, которая была ее другом, всячески оскорбляет ее. Что может сделать одинокая слабая женщина? У нее нет никаких прав.
Карл погладил ее блестящие рыжие волосы.
— Думаю, Анна не так уж одинока. В тебе она нашла преданного друга. И во мне тоже… — со спокойной уверенностью добавил он.
Окруженная надежным кольцом его рук, Барбара чуть отстранилась и поймала взгляд его черных добрых глаз.
— Мне необычайно повезло в жизни, — взволнованно сказала она. — Ты такой умный и сильный. Я горжусь тем, что полюбила тебя. Я каждый день открываю в тебе новые достоинства.
— И я все больше восхищаюсь тобой, дорогая, — сказал Карл. — Мне нравится, что ты так преданно защищаешь Анну.
Они сели на кровать, и Барбара спросила:
— Карл, почему Яков так доверчив? Ведь он, должно быть, очень любил Анну, раз осмелился жениться на ней, и вдруг так быстро отступился от нее. Видел бы ты, с каким вниманием и доверчивостью выслушивал он наветы Джермина и всех остальных…
Карл вздохнул.
— Боюсь, дорогая, что Яков никогда не отличался особой смелостью. Он панически боится матушки, а она прислала ему из Парижа письмецо, в котором разбранила и осудила его женитьбу.
Он вдруг усмехнулся.
— Погоди, тебе еще предстоит встретиться с королевой! Это самая миниатюрная и хрупкая леди на свете, и, однако, даже из-за моря она умудряется внушать Якову непреодолимый страх. Эта гроза быстро надвигается на Англию и может положить конец недостойному союзу принца и фрейлины.
Барбара почувствовала внезапный болезненный укол страха. Холодность Мэри была горьким уроком для нее. Если же сестра и мать Карла объединятся и будут относиться к ней как к падшей женщине, то ее жизнь превратится в сплошной кошмар.
— Твоя мать едва ли примет меня, — сказала она. — Мне даже страшно подумать, вдруг она решит, что тебе следует прекратить наши отношения.
Карл откинулся на кровать и расхохотался.
— Я не боюсь мамочки, Барбара! И никогда не боялся.
Барбара была сильно издергана за последнее время, и нервозность ее объяснялась не только беременностью. Весь вечер, пока мужчины злословили по поводу Анны, она невольно ставила себя на ее место и в ней накапливались раздражение и злость. А сейчас добавилось еще и известие о королеве, которая явно будет враждебно относиться к Барбаре по прибытии в Лондон. Беззаботный смех Карла стал последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, и Барбара взорвалась:
— Ты презренная скотина, Карл Стюарт! Как смеешь ты хохотать, когда я говорю, что боюсь! — Она сорвала с ноги туфельку и запустила ею в Карла. Пока туфелька летела, Барбара с ужасом подумала, что закатила скандал самому королю Англии. Глаза ее испуганно расширились, и она непроизвольно прикрыла руками живот, словно хотела защитить себя и ребенка от неминуемого наказания.
Карл хохотал.
— Подумать только, в какую тигрицу может превратиться моя ласковая кошечка. — Он взял ее на руки и усадил к себе на колени.
Барбара устало прижалась к нему. Слава Богу, она не оттолкнула его своим поступком. Может, неправа была ее тетушка, графиня Суффолк, утверждая, что ни один мужчина не вынесет бешеной вспыльчивости Барбары. Сейчас ее терзала только одна мысль: как могла она позволить себе быть столь несдержанной с Карлом? Все же он король! Впоследствии ей не раз придется сдерживаться и терпеть унижение от Мэри. Она будет фальшиво улыбаться, хотя предпочла бы разразиться яростными проклятиями или броситься в слезах на грудь Карла и пожаловаться на свое шаткое положение.
— Этот страх давно копился во мне, — медленно сказала она. — Мое положение ничуть не лучше положения Анны. — Она провела пальчиком по подбородку Карла. — У меня нет своих денег.
Карл тяжело вздохнул. Деньги! Всем нужны эти проклятые деньги! Барбара резонно продолжала:
— Деньги очень важны. Имея много денег, можно плюнуть на весь мир.
Карл улыбнулся.
— Неужели тебе в самом деле хочется плюнуть на этот мир, дорогая?
— Довольно часто, — ответила Барбара и, выпрямившись, задумчиво посмотрела на него. — Моя мать была наследницей ста восьмидесяти тысяч фунтов…
Карл присвистнул. Это была огромная сумма.
— Ты можешь свистеть сколько угодно, — горько заметила Барбара, — но я не видела этих денег. Мы жили очень бедно. — Она серьезно взглянула на Карла и решительно и взволнованно сказала: — Карл, пойми, я не хочу снова оказаться в нищенском положении. Мои дети не должны страдать по моей вине. Вся моя корысть исходит из желания обеспечить их будущее, и я добьюсь этого. — И, словно пытаясь охватить все свое будущее богатство, она развела руками, при этом рукава соскользнули к ее плечам, обнажив их хрупкую белизну.
Карл рассмеялся при виде такой беззастенчивой жадности.
— А путь к этому богатству? — поддразнивая спросил он. — Насколько я могу понять, именно мне придется откопать этот бездонный сундук золота!
— Ах, дорогой! — Барбара приняла вид кающейся грешницы. — Бедность так ужасна! Ты же сам знаешь, что значит — остаться без крова и не ведать о том, что тебя ждет завтра. Я надеюсь, ты поймешь меня.
— А я и понимаю, — сказал он.
— На самом деле я любила бы тебя даже в бедности, — задумчиво произнесла она.
— Если мерить по королевским меркам, то я просто нищий, Барбара, — мрачно сказал Карл.
— Но рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. Твоя любовь надежна, и я знаю, что ты всегда сумеешь защитить меня.
— Не очень-то крепка моя защита, — со вздохом сказал он. — Я не могу остановить злые языки и…
— И не можешь жениться на мне, — с горечью закончила Барбара.
— Увы, этого я не могу сделать. Любой мужчина может жениться на любимой женщине, и только я не вправе располагать собой.
Обидные слова вертелись на языке, но Барбара мудро промолчала. В глубине души она верила, что когда-нибудь Карл все же женится на ней. Род Вилльерсов достаточно знатен, и развода с Роджером при сильном желании тоже можно добиться.
Карл нежно укачивал сидящую на его коленях Барбару.
— Наверное, я поступил нечестно, дорогая. Надо было оставить тебя в покое, и ты бы спокойно наслаждалась жизнью в семейном кругу с Роджером.
— Наслаждалась? Ты сошел с ума! Неужели ты думаешь, что я могла бы наслаждаться жизнью с этим слюнтяем? — выразительно произнесла Барбара, всем своим видом выказывая искреннее недоумение.
Карл рассмеялся.
— Ох, и острый у тебя язычок! Интересно, как ты будешь называть меня, когда разлюбишь? «Этот уродливый трубочист»?
— Я никогда не разлюблю тебя. И я никогда не любила Роджера, мы поженились только потому… — Она не решалась продолжить.
— Почему, дорогая? Я давно задавал себе этот вопрос. Вы абсолютно не подходите друг другу. Точно в одну клетку посадили диковинную заморскую птицу и обычного воробья!
Барбара смущенно покраснела и спрятала лицо на его груди.
— Потому что я загубила свою репутацию из-за романа с Филипом и боялась, что никто, кроме Роджера, не женится на мне, и я останусь старой девой. Но ты же понимаешь, что мне не очень-то хотелось воспитывать мартышек в аду.
Карл подавил смешок, не желая задеть ее чувства, и погладил ее пушистые мягкие волосы. Да, нелегко быть женщиной, размышлял он. Они так уязвимы, так слабы. Какая сила есть у Барбары против всех невзгод окружающего мира? Только ее красота. Безрассудно и великодушно она бросалась в любовные авантюры, не задумываясь о расплате. Но сейчас она готовится стать матерью, и это слегка отрезвило ее. Она с тревогой глядит в будущее, понимая всю неопределенность своего положения, и боится остаться одна в жестоком мире. Карл покрепче прижал ее к себе.
— Клянусь тебе, Барбара, — серьезно сказал он, — в душе я считаю тебя своей настоящей женой. Я понимаю твое беспокойство и сумею защитить тебя. Я окружу тебя высокой мощной стеной почета и богатства, и она будет надежно охранять тебя от мирского зла.
Барбара взглянула на его мужественное смуглое лицо. В его голосе было столько искреннего сочувствия, что ее захлестнула волна горячей радости: он понимает меня, мои страхи и опасения перед будущим. Теперь я точно знаю, что он женится на мне!
Барбара почувствовала непреодолимое желание слиться воедино с этим человеком, и, взяв в ладони его темноволосую голову, она посмотрела на него пылающим страстью взглядом.
Они лежали рядом, утомленные любовью, и смотрели в темноту.
Барбара теснее прижалась к нему и успокоенно вздохнула. «Хорошо бы он женился на мне до рождения ребенка», — мелькнуло у нее в голове, и с этой приятной мыслью она погрузилась в сон…
Карл не мог уснуть. Его тревожило поведение Якова и прибытие в Англию королевы-матери. Барбара во время разговора, сама того не ведая, подала ему одну хорошую идею. Вопрос денег явно волновал его мать более всего. И он должен использовать их как оружие для защиты своих интересов. Карл знал, как ей хотелось получить от него солидный пенсион, но за это ей придется смириться с женитьбой Якова и признать Анну.
К тому времени, когда Генриетта-Мария прибыла в Англию, ее младший сын Генри Глостер умер от оспы. Барбара провела несколько ужасных часов, серьезно опасаясь за здоровье самого Карла. Все свободное время король проводил у постели больного. Он пытался вылечить брата теми снадобьями, которые приготавливал в своей лаборатории, но Генри лишь беспомощно и виновато смотрел на Карла: его желудок отказывался усваивать эти целебные средства. Карл сделал три попытки с одним и тем же плачевным результатом. Лицо его помрачнело, и он в ярости вышвырнул бесполезную склянку в ближайшее окно. К вечеру пятого дня болезни Генри повернулся лицом к стене, легко вздохнул, и жизнь покинула его.
Барбара сидела у камина в своем доме на Кинг-стрит, когда ей сообщили эту печальную новость. Она тут же бросилась в Уайтхолл. Сердце ее разрывалось от жалости и сострадания к Карлу. Придворные стояли тесным кружком возле королевских покоев.
— Король заперся и не желает никого видеть. Он как безумный носится по комнате, и мы очень волнуемся за него.
— О нет!.. — Барбара почувствовала такую острую боль, словно ее полоснули ножом по сердцу. Она подошла и громко постучала в массивную украшенную позолотой дверь.
— Оставьте меня! — искаженным горем голосом крикнул Карл.
Барбара приложила губы к замочной скважине и сказала:
— Впусти меня! Это я, Барбара.
Сердце Барбары громко стучало в наступившей тишине, затем дверь распахнулась со щелчком, и она проскользнула внутрь. Лицо Карла было мокрым от слез, в глазах стояла отчаянная тоска.
Барбаре хотелось обнять и утешить его, но Карл метался по комнате, словно хотел убежать от печали, которая ни на шаг не отставала от него. Он ударил кулаками в стену с такой силой, что картина над ним угрожающе покачнулась.
— Он был еще совсем мальчик, — глухо и отрывисто проговорил Карл. — Что он успел увидеть за свою короткую жизнь? Сначала семья развалилась на части, отца казнили. Потом долгие годы изгнания, и сейчас, — он опять ударил кулаком по стене, — когда жизнь наконец пошла на лад, когда я в состоянии дать ему все, чего он был лишен, смерть забрала его.
Перед лицом смерти слова бессильны. Барбара молча обняла Карла и крепко прижала к себе, точно хотела силой своей любви пробиться сквозь его горе и дать ему утешение.
Карл склонил голову на ее плечо и заплакал скупыми мужскими слезами. Несчастье подорвало его силы; они постояли немного в молчании, затем Барбара подвела его к кровати и заставила лечь. Заботливо, точно мать больное дитя, она укрыла его и, присев рядом, всю ночь держала его руку.
Глухая боль утраты еще владела Карлом, когда он отправился в Дувр встречать Генриетту-Марию и Киску, вступающих наконец на английскую землю. Для королевы это было возвращение после долгих лет изгнания, Киска, которую увезли из Англии в младенчестве, совсем не помнила родной страны.
На душе Карла посветлело, когда он увидел спускающуюся по трапу Киску; сентябрьский ветерок, играя, то раздувал пышные юбки ее наряда, то обтягивал стройную фигурку. Карл сердечно обнял ее и поцеловал в губы, затем повернулся, чтобы торжественно и церемонно приветствовать мать. Он мягко сообщил ей печальную новость о смерти Генри. Она тяжело застонала и схватилась за голову; ее лицо, обрамленное блестящими черными локонами, исказилось от боли, слезы полились из глаз, оставляя мокрые следы на глубоких морщинах, прорезавших ее щеки.
— Теперь я поистине Несчастная Королева! — пережившая смерть мужа, разлуку с детьми и тяготы изгнания, Генриетта давно величала себя этим титулом.
Особенно мучило ее то, что ее младший сын умер, так и не дождавшись ее прощения. Карл надеялся, что это несчастье немного смягчит ее. Ведь она только что потеряла Генри, а по сути потеряла его давно, перестав разговаривать с ним. Возможно, это заставит ее задуматься, прежде чем объявить Якова своим врагом.
Но нет, Генриетта-Мария осушила слезы и всю дорогу до Уайтхолла атаковала Карла, ругая его за то, что он поддерживает Якова.
— И на ком?! — восклицала она. — На дочери какого-то безродного парламентария! У меня кровь стынет в жилах, когда я думаю об этом!
Карл, склонив голову, вежливо выслушивал нападки матери, а затем попытался защитить свои позиции:
— Гайд теперь принадлежит к знатному роду, матушка. Как раз вчера я дал ему титул графа Кларендона и двадцать тысяч фунтов, чтобы он мог достойно содержать себя. И Гайд, похоже, смирился с тем, что его дочь стала герцогиней Йоркской.
Генриетта-Мария в приступе ярости скрипнула зубами, в ее черных глазах загорелся зловещий огонь. Двадцать тысяч фунтов какому-то пройдохе, когда она сама крайне нуждается в деньгах!
На следующее утро граф Кларендон в своем новом парадном облачении официально приветствовал Генриетту-Марию и поздравил ее с возвращением в Англию от лица членов Тайного Совета. От ярости королеву чуть не хватил апоплексический удар, а Карл и Киска, чтобы избежать ее гнева, спешно вышли прогуляться в сад.
Киска была жизнерадостна и говорлива, как весенний ручеек, и Карл, словно напившись чистой родниковой воды, с наслаждением слушал переливы ее звонкого смеха.
Она закружилась на аллее впереди него, затем остановилась, поджидая брата в густой тени старого вяза, пятнистым ковром раскинувшейся по земле. Она подхватила Карла под руку и внимательно взглянула на него, при этом смешинки растаяли в ее глазах.
— Карл, я знаю, матушка порой просто невыносима, но вы же назначите ей пенсион, о котором она столько мечтала, да? — По-детски чистые глаза Киски были озабоченны. — Вы не представляете, как ужасны были долгие годы изгнания в положении бедной родственницы при французском дворе.
Карл почувствовал сострадание. Ему были знакомы муки гордости, которые испытывают иждивенцы или нищие, обреченные искать приюта в чужих краях.
— Конечно, Киска, — мягко сказал он, — я сделаю это. — Он погладил девушку по густым черным волосам. — Но давай поговорим о тебе. Чего хочет моя драгоценная младшая сестренка?
Киска опустила глаза и, водя по траве носком изящной туфельки, спросила:
— Вы позволите мне выйти замуж за брата короля Людовика — Филиппа, герцога Орлеанского?..
Карл ужаснулся. У младшего брата Людовика была дурная слава. Филипп красился, точно девица, постоянно болтал о каких-то кружевах и лентах и интересовался в основном юными мальчиками.
— Киска, неужели ты любишь его?
Киска передернула плечами с истинно галльской грацией.
— При чем тут любовь! Я говорю только о свадьбе. — Она подняла на Карла горящие глаза. — Брат, я обожаю Францию больше всего на свете. И если я выйду замуж за Филиппа, то смогу жить там.
Карл страшно расстроился. Его мать, рожденная во Франции, была француженкой до мозга костей. Естественно, что как только она получит желаемые деньги, то сбежит обратно во Францию. Но Киска! — Сердце Карла болезненно сжалось. — Он мечтал, что, когда взойдет на престол Англии, Киска будет жить с ним. Он мечтал о том, как будет баловать и развлекать ее, дарить безделушки и драгоценности, которых она была лишена в голодном детстве.
Карл долго старался отговорить ее, но Киска смотрела на него с болью в глазах; она любила брата и переживала, что так огорчила его своим намерением.
— Но, Карл, я не знаю Англии. Мой дом во Франции. Я полюбила ее всей душой, ведь я там выросла. Пожалуйста, позвольте мне выйти замуж за Филиппа и остаться во Франции.
С тяжелым сердцем Карл дал свое согласие и был награжден счастливым светом, озарившим лицо Киски.
Они прошли еще немного в молчании, и затем Киска смущенно сказала:
— Я слышала о вашем романе с госпожой Барбарой Палмер. Почему она не появляется при дворе?
Карл нахмурился.
— Мэри уже успела обидеть ее, и я не хочу, чтобы матушка подлила масла в огонь. Думаю, ей лучше будет спокойно пережить визит королевы-матери у себя дома на Кинг-стрит. Я бываю у нее довольно часто.
Киска порывисто взяла его за руку.
— О, Карл, но мне бы хотелось познакомиться с женщиной, которую вы так любите! Вы возьмете меня к ней в гости?
Барбара и Киска были очарованы друг другом, они мило болтали, а Карл, лениво развалясь в кресле, наслаждался видом своих любимых женщин и радовался, что они понравились друг другу. У Барбары отлегло от сердца: по крайней мере этого члена королевской семьи она может считать своим другом.
Когда подошло время прощания, Барбара потянула Карла за рукав и на минутку отвела его в сторону.
— Как дела у Анны? Еще никто не родился?
Карл отрицательно покачал головой и вышел, тихо насвистывая. Тонкая ручка Киски обвилась вокруг его сильной руки.
На следующее утро ему доложили, что у Анны начались схватки. Карл послал в дом ее отца доверенных придворных дам и, как только они сообщили ему, что Анна родила, поспешил навестить ее. Анна, ослабевшая, но счастливая, сжимала руку Карла, благословляя его доброту. Ее муж, не желая признавать своего сына, так и не появился у постели жены.
Барбара расстроилась, услышав про обстоятельства, сопровождавшие эти роды. Епископ Винчестерский как пиявка присосался к изголовью постели Анны и все время, пока она в муках рожала, осаждал ее зловещими вопросами, требуя признания:
— Кто отец твоего ребенка? Признайся! Не пользовались ли твоей благосклонностью другие мужчины, помимо твоего супруга?
Анна стонала и кричала от боли, пот лил с нее градом, но в перерывах она между схватками спокойно и уверенно отвечала на его вопросы, чем снискала уважение многих достойных людей.
У Барбары шел уже шестой месяц беременности, и болезненный страх все чаще закрадывался в ее душу. Что же будет с ней, когда она родит бастарда? Всего несколько недель назад ее дом был самым модным в Лондоне, а сейчас из-за визита королевы-матери ей приходится скрываться. Она не может даже показаться при дворе. По вечерам Барбара еще устраивала балы, но ряды гостей поредели, поскольку многие предпочитали дворцовые приемы королевы.
Генриетта-Мария, хотя сама недолюбливала английский двор, пользовалась большой популярностью, придворные стайками вились вокруг нее, льстиво превознося ее достоинства. Генриетта-Мария, несмотря на почтенный возраст, все еще предпочитала прическу своей юности: черные блестящие локоны обрамляли ее усохшее морщинистое лицо, придавая ему смешной и нелепый вид. Но придворные, пряча улыбки, нахваливали их блеск и черноту, и Генриетта-Мария горделиво улыбалась. Она также любила, когда ей говорили, как она прекрасно выглядит и что несчастьям не удалось сломить ее. Да, на самом деле ей довелось испытать в жизни много горьких минут. Сейчас, окруженная родовитыми вельможами, она твердо заявляла:
— Если Анна Гайд войдет в Уайтхолл, то я покину Англию навсегда.
Королева была уверена в своей власти. Ее уверенность рассыпалась в прах после того, как Карл пригласил ее в свой кабинет для приватного разговора. Он старался быть мягким, но твердо держался своих позиций. Если матушка желает получить пенсион для себя и приданое для Киски, то он, со своей стороны, будет безмерно счастлив обеспечить их обеих. Все будет отлично! Но лишь с тем условием, что королева примет свою драгоценную невестку, жену Якова, Анну Гайд.
Генриетта-Мария гордо откинула назад головуи прикрыла веками свои черные глаза.
— Это невозможно! Я не могу принять ее!
Карл, не позволяя чувству жалости закрасться в его душу, отвернулся в сторону.
— Отлично. Право же, Людовик будет счастлив принять вас обратно в качестве бедных родственников.
Королева моментально припомнила годы нужды и унижений, которые она провела в изгнании на иждивении родственников. Ей хотелось вернуться во Францию с высоко поднятой головой и с тугим кошельком. Она стояла перед выбором, и ее французская практичность взяла верх. В конце концов жить она все равно будет во Франции. Не столь трудно поулыбаться несколько дней Анне! Зато она вернется во Францию с кошельком, полным золота, а неприятный привкус этих денег быстро изгладится из памяти.
Анна получила приглашение на прием для официального представления королеве-матери, которая всем сердцем ненавидела ее. В зале толпились жадные до зрелищ придворные. Анна, еще не вполне оправившаяся после родов, боялась, что ей станет дурно от духоты, резкого неприятного запаха пропитанной потом одежды и от пристальных взглядов придворных. Она глубоко вздохнула и приветствовала свекровь с безупречным достоинством; по рядам придворных прошел шепот, что хотя Анна и не знатного рода, но держит себя по-королевски, не хуже принять невестку, чем сама Генриетта-Мария.
Вынужденное согласие королевы-матери убедило Якова помириться с Анной и признать своего сына.
Барбара порадовалась за Анну, но ее не покидали тревога и опасение за собственное будущее. Она уже в полной мере осознавала ненадежность своего положения в свете. Какой же глупой она оказалась в итоге! Когда Роджер милостиво отошел в сторону, позволив ей открыто жить с Карлом, придворные льстецы с таким рвением восхваляли ее, что Барбара вообразила себя почти что королевой Англии. Но с приездом принцессы Оранской и королевы-матери в Уайтхолл все изменилось. Они устраивали роскошные приемы, а Барбара, покинутая всеми, тосковала, как в заточении, в своем доме на Кинг-стрит. «О, как я ненавижу их!» — Барбара скрежетала зубами в бессильном гневе, так ей хотелось отомстить за все унижения. В большей степени ее гнев относился к принцессе Оранской, поскольку она успела полюбить Мэри, пока гостила в Гааге.
Планы мщения порой заводили ее так далеко, что она в испуге одергивала себя. Некий шарлатан, Джон Гейдон, именующий себя доктором, стал довольно знаменитой личностью в Лондоне. Говорили, что он преуспел в оккультных науках и предсказывает будущее по звездам. Также ходили слухи, что он снабжает ядами тех, кто хочет извести своих врагов. Однажды Барбаре привиделось, будто она, закутавшись в черный плащ и скрываясь под маской, едет в дом Гейдона и получает флакончик бесцветной жидкости, которую вливает в пищу Мэри. Глаза Барбары загорелись, рот приоткрылся, она, затаив дыхание, уже представляла себе корчившуюся в судорогах Мэри. Но тут в комнату вошла Нэнси со стопкой нижнего белья и разрушила эти страшные грезы. Ужаснувшись собственным фантазиям, Барбара быстро перекрестилась, чтобы оградить себя от греха, и в тревоге положила руку на живот, надеясь, что не повредила своему будущему ребенку таким безумным видением.
Барбара необычайно расстроилась, когда Карл как-то вечером заметил:
— Мэри жутко злится на матушку за то, что та приняла сторону Анны. Последнее время она ходит бледная и вялая. По-моему, от такой злости и заболеть недолго.
Со страхом взглянув на него, Барбара прижалась щекой к его плечу, чтобы скрыть виноватое выражение, появившееся в ее глазах. Конечно, все это глупости, думала она, разве можно только дурными мыслями заставить заболеть своего врага?
Через несколько дней по дворцу разнеслась весть, что Мэри заболела оспой.
— О, Боже Милосердный! — Барбара упала на колени и с редкостным для нее рвением начала молиться. Вспомнив все свои грешные мысли, она страстно молила Бога спасти Мэри, твердя, что не имела намерения на самом деле вредить ей. Она проклинала свой вспыльчивый характер и клялась, что в будущем научится сдерживать себя, любить своих врагов и станет истинно добропорядочной леди.
Ежечасно она посылала справляться о здоровье Мэри; принцессе Оранской становилось все хуже, и Барбара вновь и вновь возносила к небу горячие мольбы. Но, несмотря на молитвы, где-то глубоко в ее душе теплилась мысль, что, если Мэри умрет, то она вновь будет принята во дворце и вернет себе славу первой леди Англии.
Мэри, чувствуя близость конца, призвала к себе Якова и Анну и слабым голосом умоляла простить ее за то, что причинила им столько неприятностей. Слезы текли по ее щекам, она коснулась руки своей бывшей фрейлины.
— Анна, я очень виновата перед тобой.
Барбара обрадовалась, узнав о примирении Мэри и Анны. Несомненно, когда Мэри выздоровеет, то смягчится и по отношению к любовнице своего брата и пригласит Барбару в Уайтхолл.
Эти мысли настолько успокоили Барбару, что она, забыв о всех тревогах, начала деятельно готовиться к Рождеству. Этот праздник всегда был самым любимым в Англии, а предстоящие празднества обещали быть великолепными, поскольку это было первое Рождество после возвращения короля.
Подготовка шла полным ходом. Слуги тащили в Уайтхолл охапки веток остролиста и лавра, которыми обычно украшали стены домов. До блеска были начищены огромные чаши, оставалось только наполнить их крепким душистым пуншем. В кухнях царила суматоха и веселое волнение; там готовили всевозможные деликатесы, замешивали тесто для традиционных пирогов, с потолка свешивались привязанные за шеи павлины.
Но праздничные приготовления пришлось прервать. Мэри умерла накануне Рождества.
Барбара смертельно побледнела, услышав эту новость, лишь огромные глаза темнели на ее бескровном лице.
— Клянусь Богом, я никогда не желала ей смерти!
Барбаре хотелось броситься к Карлу, как она всегда делала, когда что-то тревожило ее, и поделиться своими сомнениями. Но она не решалась довериться ему сейчас. И разумно ли говорить опечаленному Карлу, что однажды она мысленно пожелала смерти его сестре?
Барбара была в тягости уже шесть месяцев, и это начало сказываться на ее здоровье. К покаянным думам добавилась резкая боль в спине.
Генриетта-Мария, испугавшись, что Киска может заразиться оспой, быстро сложила сундуки и отплыла во Францию.
Оба врага Барбары скрылись с горизонта, и она вновь могла торжествовать, вернув себе положение хозяйки двора, но эта победа омрачалась суеверным страхом. Неужели так необходимы были смерть и отъезд ее недругов, чтобы она могла свободно жить и любить Карла?
Все было бы гораздо проще, если бы она стала его женой. У них с Мэри могли бы быть прекрасные отношения, и Барбара, присев возле ног королевы-матери, могла бы слушать ее рассказы о детстве Карла.
Барбара ходила бледная и печальная, и Карл решил, что ее беспокоят предстоящие роды. Несмотря на свою печаль из-за смерти Генри и Мэри, он уделял Барбаре много внимания и старался всеми силами подбодрить ее.
Часто он заговаривал об их ребенке, убеждая ее веселее смотреть вперед. Придет весна, родится ребенок, и они будут все вместе наслаждаться теплым солнцем и возрождающейся природой. Он нежно прикладывал руку к ее округлившемуся животу и говорил:
— Скоро родится наш малыш, Барбара! Признаюсь, мне не терпится взглянуть, какого парня мы сотворили!
Глава 11
Беременность подходила к концу, и Барбара чувствовала необычайное волнение. Ее темпераментная натура требовала выхода, и ей с трудом удавалось сдерживать свои эмоции.
Однажды она обхватила Нэнси за талию и закружила ее по комнате, но та испуганно вырвалась из объятий своей госпожи.
— Вы что, сошли с ума? Со дня на день должен родиться ребенок, а вы пляшете, как девчонка.
Барбара рассмеялась и резко остановилась.
— Ты права, милая. Я стала тяжеловата для таких танцев. — Она мечтательно улыбнулась и прижала руку к животу.
— Нэнси, я не могу дождаться! Мне так хочется поскорее увидеть нашего с Карлом малыша. Ребенок, зачатый в такой великой любви, как наша, должен быть необыкновенным.
Нэнси с любопытством посмотрела на нее.
— А вы не боитесь? Бывает, что женщины умирают при родах, а отчего — никто толком не знает!
Нэнси укладывала волосы Барбары, изобретая новую прическу, а та весело напевала и совершенно не волновалась ни за себя, ни за ребенка. Поскольку в их семье не было больше детей, Барбаре не довелось видеть, как рожает ее мать. Но однажды она видела, как ожеребилась кобыла, и два раза наблюдала за появлением на свет телят. Все это казалось делом простым и естественным. Живя в замкнутом мире родового поместья, она не посещала деревни и не знала, как рожают простые люди. Беременные деревенские женщины выглядели гордыми и счастливыми и ходили важно и медленно, словно несли драгоценную ношу. А затем, спустя несколько месяцев, когда Барбара встречала их на зеленеющих лугах, они показывали ей хорошенького ребеночка, ожидая ее похвал. У Барбары не было поводов бояться родов.
Через несколько дней она проснулась и поняла, что давно уже беспокойно ворочается в постели. Сильно болела спина. Барбара застонала, негодуя на эту боль, и прижалась щекой к подушке — так хотелось еще поспать! Боль стала более резкой. Барбара отдернула переливчато-синий полог. В комнате было сумрачно, солнце еще не поднялось над Темзой. Внезапно боль отступила, и Барбара с облегчением откинулась на подушки.
Она взглядом обвела комнату. Она обставила ее по всем требованиям новой французской моды. Роджер практически переселился в Дорни-Корт, предоставив этот дом в распоряжение Барбары и Карла, и она часто принимала короля в собственной спальне. Эта комната стала для нее необычайно дорогой, потому что хранила теперь воспоминания о Карле.
Барбара опустила полог и вздрогнула. Последний приступ боли был очень острый. Даже немного пугающий. Она всегда считала, что во время родов должен болеть живот. А раз у нее болит спина, то, возможно, что-то не в порядке?
— О, проклятье! — Острая боль, казалось, насквозь пронзила ее.
Нэнси спала в соседней комнате и последние дни на всякий случай оставляла дверь приоткрытой. Из-за двери послышался легкий шорох, и затем Нэнси вбежала в комнату.
— Что, уже началось?
— Не знаю. У меня страшно болит спина. Это очень странно.
— Ничего странного, все так и должно быть, госпожа. — Широкая улыбка осветила заспанное лицо девушки. — И я знаю, как помочь этому. — Она помогла Барбаре подняться с постели и подвела ее к стене. — Встаньте вот так, приложите кулаки к больному месту и прижмитесь спиной к стене.
На редкость послушная, Барбара сделала, как ей велели, и, к ее удивлению, боль исчезла.
— Спасибо, милая!
— Это еще только начало, — наставительно сказала Нэнси, — скоро будут настоящие схватки, и уж тогда дело пойдет к концу. Но боли в спине всегда можно уменьшить этим верным способом. — Преисполненная гордости, осознавая важность имеющихся у нее знаний, Нэнси даже забыла испугаться.
Барбара устала стоять и попробовала отойти от стены. Боль затихла. Чувствуя себя гораздо лучше, она подошла к туалетному столику и взглянула в зеркало. Ей казалось, что сейчас в ее лице должно что-то измениться, сейчас, когда она так близка к разрешению от бремени. Но ничего особенного, кроме, возможно, легкой тревоги, она в себе не заметила.
Чтобы как-то убить время, Барбара предложила Нэнси сыграть в карты, но та была очень рассеянна, несколько раз просто роняла карты и долго ползала под столом, собирая их. Отвечала Нэнси тоже невпопад и была не в состоянии сосредоточиться. Барбара внимательно посмотрела на нее. Чем это девушка так напугана?
Не желая, чтобы ей передался страх Нэнси, Барбара встала и прошлась по комнате. Роды должны вот-вот начаться, и ей хотелось, чтобы последние часы пролетели как можно скорее. Она сгорала от желания увидеть наконец долгожданный плод их с Карлом любви.
Но чего же так боится Нэнси? Барбара постаралась более серьезно подумать о предстоящем событии и даже напугать себя.
Может быть, плохо, что она совсем не боится? Может быть, ужас, напряжение и отчаянное единоборство с судьбой обязательно должны сопровождать роды? Но что же ужасного во всем этом? Боль? Барбара пожала плечами. Физическая боль так преходяща. Барбара предпочла бы физические страдания душевным мукам. Если Карл разлюбит ее, то эта боль будет невыносима. А боль в спине — сущие пустяки. Почему все так боятся родов?
Глаза Барбары вдруг загорелись, ей пришла в голову новая мысль. Наверное, причина этого страха в том, что у тебя не остается выбора. Ребенок родится сегодня, хочет она того или нет. Если она щелкнет пальцами и скажет: «Чепуха, пожалуй, я лучше буду рожать завтра, а сегодня мне хочется прогуляться в Сент-Джеймском парке», то ребенок вряд ли обратит внимание на ее желание. Он вышел из-под ее контроля, и, уплыви она хоть за море, он все равно родится тогда, когда сам пожелает. Впервые Барбара была в полном распоряжении чужой воли; это было острое и очень впечатляющее ощущение!
На мгновение она позволила себе испугаться, но тут же раздраженно тряхнула головой: «Кошмар! Я веду себя, как сопливая девчонка. Во мне происходит чудесное превращение, и я намерена радоваться этому!»
С недавних пор высший свет стал приглашать принимать роды доктора вместо повивальной бабки, что весьма удивляло лондонцев. Когда доктор Фрезер, слегка запыхавшись, быстро подошел к кровати Барбары, в его наряде были заметны следы крайней спешки. Он очень внимательно осмотрел ее и облегченно вздохнул. У этой женщины все должно быть в порядке. Он понимал, что обычно благодушный король будет с особым пристрастием выспрашивать его, если с этой пациенткой что-то случится.
Фрезер впервые видел такую спокойную и уверенную в себе роженицу. Барбара шутя поддразнивала его и вела себя так, словно рожала уже пятого ребенка. Ее потемневшие влажные волосы спутались, лицо заливал пот, но, казалось, многочасовые схватки не отняли у нее ни капли бодрости. Раскрасневшееся лицо светилось счастьем, и улыбка неизменно сменяла гримасу боли.
— Но когда же наконец я увижу свое дитя?
Доктор Фрезер склонился над ней.
— Для этого надо родить, милочка! Поднатужьтесь еще разок!
Барбара не нуждалась в советах доктора. Ее поведением сейчас командовало ее собственное тело, которое стремилось освободиться от созревшего плода. Собрав все свои силы, Барбара сделала еще одну попытку, поднатужилась и была вознаграждена в полной мере.
— Головка!.. — воскликнула Нэнси дрожащим от радости голосом.
Смех Барбары был счастливым и торжествующим.
— Это… великолепно, — задыхаясь, сказала она. — Это самое… естественное, самое прекрасное ощущение… — Она продолжала тужиться, но в ее прерывистой речи слышался восторг.
Доктор Фрезер и Нэнси обменялись изумленными взглядами, и девушка на всякий случай перекрестилась. Ей не доводилось слышать, чтобы женщины смеялись во время родов. Это не сулило ничего хорошего.
С первого дня своей беременности Барбара была уверена, что у нее будет сын, но доктор Фрезер, приняв ребенка, сказал:
— У вас очаровательная малышка.
И удивительно, что Барбара не почувствовала никакого разочарования.
Именно об этом я и мечтала, подумала она, сразу забыв все прежние предположения. Она протянула руки.
— Дайте ее мне!
Голенького младенца положили на руки Барбары. Сердце ее замерло, все существо ее наполнилось безмерной нежностью, и Барбаре вдруг захотелось плакать. Она даже представить не могла, что материнство так чудесно. Теперь она окончательно поняла, для чего ее создал Бог, — любить Карла и рожать ему детей!
Ребенок заплакал. Барбара рассмеялась, глядя на его сморщенное личико, и нежно прижала к себе теплый комочек, словно пыталась продлить ту связь, которая соединяла ее с ребенком все девять месяцев.
Доктор Фрезер мягко, но решительно забрал у нее младенца.
— Ребенка нужно искупать и запеленать, — сказал он. — А вам необходим отдых. Я передам королю, что вы разрешились от бремени дочерью.
Барбара думала, что вряд ли сможет уснуть, но через несколько минут глаза ее закрылись сами собой и она провалилась в сон. Проснувшись, она увидела Карла, сидевшего рядом на постели, его черные глаза были полны беспокойства. Густые ресницы Барбары дрогнули, она открыла глаза и глубоко вздохнула. Она поразилась, заметив, с каким обожанием он смотрит на нее. Его лицо излучало истинное счастье.
Он склонился к ней и покрыл поцелуями ее руки.
— Барбара…
Она высвободила одну руку и погладила его волнистые волосы. Все в ней ликовало. «Как же он любит меня!» — думала она с гордостью
Он заглянул ей в глаза.
— У меня нет слов, чтобы…
Она улыбнулась.
— Тогда поцелуй меня, — попросила она и подставила ему губы для поцелуя. Карл склонился и с трепетной нежностью выполнил ее просьбу.
— Только сегодня я понял, в каком опасном положении ты была, дорогая… Фрезер, конечно, опытный доктор, но…
— Но, Карл, все было просто великолепно!
Он потрогал ее лоб рукой, думая, что она бредит, но Барбара сняла руку и успокоила его:
— Я прекрасно себя чувствую, и это не бред. Рождение ребенка — это нечто потрясающее! — Она порывисто села. — Карл, я хочу, чтобы у нас было много детей. — Вдруг она беспокойно спросила: — А ты уже видел нашу дочь?
— Час назад, — улыбнулся Карл. — Она прекрасна, как ее мать.
Барбара с удивлением вспоминала, что когда-то так страстно хотела мальчика.
— Ты ведь ждал мальчика?
— Ну что ты, милая. Я очень рад нашей малышке.
Барбара назвала дочь Анной, и совсем не в честь герцогини Йоркской, которой, конечно, приятно было так думать. Но на самом деле Барбаре просто очень нравилось это старинное имя. Карл и Барбара часто навещали вместе малышку, не уставая восхищаться ее красотой; гордые родители были уверены, что такого прекрасного ребенка еще не рождалось на земле Англии.
Барбара вновь зажила полной жизнью. Счастье переполняло ее, прорываясь в каждом жесте, в каждом взгляде; она словно заряжала всех этим восторженным отношением к жизни. Весна была в полном разгаре. Прошел год со времени возвращения короля в Англию. В городе царила атмосфера свободы и веселья, народ гулял и развлекался, как в былые времена.
Женские наряды вновь служили лишь одной цели — радовать глаза мужчин. Декольте стали весьма глубокими, дамам постоянно грозила опасность чрезмерно оголить свои пышные бюсты. Мужские наряды не отставали от женских в изяществе и утонченности. На шляпах трепетали пышные перья, кюлоты и камзолы были в изобилии отделаны лентами и окантовкой, рубашки пенились кружевными манжетами и жабо. Изящный, но мужественный облик мужчин дополняла шпага, которая покачивалась на боку под коротким бархатным плащом.
При дворе входила в моду романтическая куртуазная любовь. Любить собственную жену считалось признаком дурного тона. Такие нравы шокировали многих пожилых людей, но большинство англичан почувствовали, будто с их плеч свалилась тяжелая ноша, и, подражая знати, они увлекали в луга сговорчивых подружек.
О романе короля знала вся Англия, и ее мнение на этот счет было далеко не осуждающим. Барбара с удивлением поняла, что народ одобряет их любовь. Уличные подмастерья и бродяги восторженными криками провожали ее карету. Поэты и драматурги посвящали ей восхищенные стихи, восхваляя ее красоту. Госпожа Палмер стала самой известной личностью новой Англии, и Барбара упивалась своей славой. Воспоминание о пребываниив Уайтхолле Генриетты-Марии порой омрачало ее счастье, но она старалась отбрасывать эти грустные мысли. Королева-мать жила во Франции, и Барбару сейчас не волновало ее одобрение. Сейчас именно она была первой леди Англии.
И какой Англии! Двери всех роскошных особняков Лондона — на Кинг-стрит, Флит-стрит и Странде — день и ночь были открыты; званые обеды сменялись вечерними балами и изысканными ужинами. Барбара вместе с королем подъезжала в своей карете, и взволнованные хозяева, рассыпая любезности, спешили им навстречу.
Эти веселые безрассудные времена были под стать страстной натуре Барбары. Мужчины вызывали друг друга на дуэль с такой легкостью, словно предлагали прогулку по Сент-Джеймскому парку. Причина дуэли могла быть самой пустяковой: улыбка леди была слишком нежна, но обращена не по адресу и тем вызывала гнев ее любовника. И подобные дуэли — блеск летающих шпаг, ликование крови, готовой пролиться ради спасения чести, — доказывали присущее тому времени беззаботное и легкомысленное отношение к самой жизни.
Флирт стал главным придворным развлечением. Танцевали «Куранту», и, казалось, этот размеренный, полный грации и изящества танец был предназначен только для того, чтобы все могли по достоинству оценить красоту нарядов, а партнеры, воспылавшие страстью, могли улучить момент и шепнуть на ухо друг другу место будущего свидания.
Случалось, Барбара испытывала уколы ревности и страха, когда король скользил в танце в нескольких шагах от нее, склоняя свою черноволосую голову к лицу очередной дамы и благосклонно выслушивая ее шуточки. Все придворные дамы были безумно влюблены в Карла. Король Англии был предметом всех мечтаний.
Дамы откровенно кокетничали с ним, и любая была бы рада принадлежать ему, скажи он хоть слово. Но опасения Барбары быстро развеивались, потому что именно в ее спальню каждый вечер приходил Карл, бросал свою шляпу в дальний угол комнаты, и устремлялся к ней, полный страстного желания. Благодаря своей чувственной, не знающей удержу натуре Барбара была неутомима и изобретательна в любовных играх. И Карл, к собственному удивлению, никогда не уставал от нее.
Барбара и Карл практически жили счастливой супружеской жизнью, и воспоминание о Роджере совсем изгладилось из памяти Барбары, их венчание казалось уже чем-то нереальным. Карл исправно выполнял супружеские обязанности и стал отцом ее ребенка. Роджер даже не пытался предъявлять права на ребенка, но вел себя благородно, официально выступая в роли любящего отца семейства. И на самом деле Роджер по-своему нежно любил эту девочку. Барбара несколько раз заставала его склоненным над колыбелью Анны, которая, размахивая ручонками, пыталась схватить его палец.
Барбара и Карл, словно настоящие супруги, решали вместе самые обычные повседневные дела; любая мелочь казалась Барбаре приятной и радостной. По утрам Карл уходил играть в теннис, а она занимала его место на постели и продолжала нежиться в полудреме. Он возвращался бодрый и энергичный, внося с собой дыхание свежего воздуха, и они садились вдвоем за утреннюю трапезу. Их пальцы одновременно погружались в блюдо креветок. Барбара вздыхала, смакуя изысканные кушанья, осушала кружку крепкого английского эля и смеющимися глазами смотрела на Карла.
Они проводили утро в ленивой неге, а затем Карл отправлялся на прогулку в Сент-Джеймский парк, где занимался обсуждением государственных дел. Барбара возвращалась на Кинг-стрит, чтобы отдать распоряжения по хозяйству и сменить туалет.
Дома ее поджидало еще одно доказательство того необычайно важного положения, которое она стала занимать в обществе. В приемной всегда сидела стайка торговцев. Барбара облачалась в легкий пеньюар и присаживалась перед туалетным столиком; изящная туфелька на высоком каблучке покачивалась на пальцах ее стройной ножки. Пока Нэнси укладывала ее волосы, Барбара благосклонно выслушивала предложения торговцев и рассматривала товары; довольно трудно было угодить взыскательному вкусу госпожи Палмер, и торговцы боролись за эту честь. Барбара начала осознавать себя как важную личность, это льстило ее самолюбию и доставляло ей удовольствие.
Вспоминая порой свое бедное детство, Барбара с горделивой улыбкой застегивала на запястье бриллиантовый браслет. Конечно, все покупалось в кредит, никто не смел требовать денег с Барбары Палмер.
Во второй половине дня Карл и Барбара вновь встречались и ехали в театр. Она сидела в королевской ложе, облокотясь на бархатные перила, и, забывая обо всем на свете, наблюдала за игрой актеров. Когда они покидали театр, Барбара обычно бывала в мечтательном настроении и однажды сказала Карлу:
— Как бы мне хотелось уметь сочинять стихи! Я увековечила бы тебя не как короля, а как самого прекрасного любовника всех времен. Через сотни лет юные девушки будут рыдать, сожалея о том, что родились так поздно и не испытали всей силы твоей любви. Они поймут, что любой мужчина их времени бледнеет в сравнении с тобой.
От души рассмеявшись, Карл увлек Барбару в карету, где они могли наедине целовать друг друга. Между поцелуями он говорил:
— Меня совершенно не интересуют девушки через сто лет. Душой и телом я принадлежу одной очаровательной женщине с огненной гривой, которая, слава Богу, живет сегодня!
Барбара прильнула к нему, сгорая от любви. Она была уверена, что ни одна женщина в мире не испытывала такого счастья. Хотя Анне не исполнилось еще и трех месяцев, Барбара имела все основания подозревать, что опять беременна. Просто великолепно, что это случилось так скоро! Ей хотелось иметь от Карла кучу детишек, и она часто представляла себя в окружении высоких красивых мальчиков и хорошеньких девочек.
Барбара рассчитывала, что Карл женится на ней перед рождением следующего ребенка. Воспоминания о том, как вели себя с ней Мэри и королева Генриетта, еще омрачали ее душу. Единственный выход — выйти замуж за Карла. Он любит ее с каждым днем все больше и больше; их жизнь ничем не отличается от семейной, отсутствуют лишь формальности. Она верила, что скоро — очень скоро! — он разрешит этот вопрос.
Зная, что Карл любит решать все мирным путем, Барбара полагала, что он откладывает дело с женитьбой из-за трудностей с разводом. К тому же канцлер Гайд, ныне граф Кларендон, явно не одобрит Карла, когда тот заявит ему о своем намерении сделать Барбару королевой.
Их совместная жизнь была счастливой и безоблачной, и у Карла, по мнению Барбары, не могло быть причин желать перемен. Ее задумчивое лицо стало решительным: надо намекнуть Карлу, что хорошо бы обвенчаться до рождения их сына. Он должен понять, что их теперешние отношения не могут обеспечить надежную защиту ей и ее детям.
На самом деле Карл серьезно подумывал о женитьбе в эти дни. Финансовые дела государства находились в плачевном состоянии. Приближалась его коронация, подготовка к ней шла целый год, и эта дорогостоящая церемония истощила казну. Карлу не хотелось вводить налоги, — именно увеличение налогов стало одной из причин гибели его отца, — и он пока безуспешно пытался найти способы пополнения казны. А Кларендон убеждал его, что единственным выходом является богатая жена. Карл тяжело вздыхал. Парламент вполне поддерживал Кларендона, и, надо признать, его аргументы были крайне убедительны.
Королю совсем не хотелось менять свою жизнь. Ему было хорошо с Барбарой, и он не желал никакой другой женщины. Он уклонялся от встреч с Кларендоном и боялся даже думать о той боли, которую он причинит Барбаре, если женится на другой женщине. Вот если бы Барбара была сказочно богата! И если бы она не была замужем! Карл отлично понимал, что женитьба на Барбаре вызовет гнев всей Англии.
Одно дело — иметь любовницу. Англичане лишь благодушно посмеивались над этим. Почему бы их холостому королю не поразвлечься с красоткой. Но жениться на разведенной женщине, к тому же бедной, — это уже совсем другое дело. И Карл сомневался, что его популярность, какой бы она ни была, сможет вынести такой удар.
Король тряхнул головой, на сердце его было тяжело. Даже если он решит добиваться развода Барбары, проблема денег не исчезнет. Его любовь к Барбаре была велика, но любовь к Англии — все же сильнее, и он не мог позволить себе потерять трон. С неохотой ему пришлось признать, что единственным выходом из денежных проблем был выгодный брак. Он дал разрешение Кларендону заняться поисками невесты.
Испания постоянно угрожала военными вторжениями своей соседке Португалии, поэтому португальцам очень хотелось заручиться военно-морской поддержкой Англии, и они предлагали Карлу в качестве невесты принцессу Катерину Браганцскую. Сказочно богатое приданое должно было подсластить эту сделку.
Кларендон, раскрасневшись от волнения, рассказывал Карлу:
— Они предлагают триста тысяч фунтов золотом!
Карл присвистнул, глаза его загорелись.
— Это еще не все! — торжествующе продолжал Кларендон. — Они дают нам право торговать во всех колониях и отдают в полное владение Танжер и Бомбей.
Свист замер на губах короля. Танжер и Бомбей были самыми ценными колониями Португалии.
— Чудеса, да и только! Должно быть, принцесса страшная уродина!
Канцлер неодобрительно нахмурился в ответ на легкомысленное замечание короля.
— Вовсе нет, — сухо сказал он. — По моим сведениям, девушка довольно мила. Причина в том, что Португалия боится Испании и желает заплатить кругленькую сумму, рассчитывая на наш морской флот.
Карл помрачнел.
— Но принцесса, должно быть, католичка, а вы знаете, что католики не в почете у англичан.
— Но у нас нет на примете подходящей протестантки, — твердо сказал Кларендон. — Поскольку за принцессой дают большое приданое и, насколько я понимаю, она не собирается вводить католицизм в нашей стране, то проблем не будет. Португальцы согласны, чтобы ваши дети были протестантами.
Карл упорно хмурился и разглядывал узоры на своем столе.
Выражение недовольства так и не покинуло его лица, но он твердо сказал:
— Отлично! Поставьте вопрос перед парламентом. Если они согласятся, то я женюсь на Катерине Браганцской. — Он сердито нацепил шляпу на голову и быстро покинул кабинет. Брачные дела и так уже отняли уйму времени, а Карлу не терпелось увидеться с Барбарой.
Он решил как можно дольше не рассказывать Барбаре о своей вынужденной женитьбе. До свадьбы еще по крайней мере целый год, так зачем делать его несчастным для Барбары?
Но все тайны Уайтхолла слишком быстро становятся всеобщим достоянием. Уже через месяц поползли слухи о предполагаемой женитьбе короля.
Глава 12
Однажды вечером Барбара прогуливалась по Каменной галерее; здесь придворные обычно встречались, чтобы посплетничать и выбрать место вечерних развлечений. На ней было новое платье из золотистого бархата, от талии спадали каскады коричневых кружев. Ее темно-огненные локоны раскинулись по плечам. Барбара знала, что выглядит сегодня великолепно. Ей показалось, что все разговоры придворных имеют какой-то скрытый подтекст, и она постоянно чувствовала на себе любопытные взоры.
Она остановила Генри Джермина и, слегка ударив его веером по руке, смеясь, сказала:
— Что так взбудоражило всех? Языки трещат без умолку, и полагаю, что к утру многим придется ставить на них примочки.
Обычно словоохотливый Джермин покраснел и замялся. Барбара следила за ним в удивлении и нетерпении. Должно быть, последняя сплетня действительно скандальна, если даже Джермин затрудняется сказать, в чем тут дело.
И во время этой недолгой паузы Барбара вдруг услышала разговор стоявших прямо за ее спиною леди Джерард и леди Маскерри. Их голоса были неестественно громкими.
— Да-да, мой муж узнал это от графа Сэндвича, которому сообщил сам Кларендон. Король уже дал согласие жениться на Катерине Браганцской.
Барбаре показалось, будто ее ударили. Она подняла потемневшие от боли глаза на Генри Джермина и заметила, что он с жалостью смотрит на нее.
Она облизнула пересохшие от волнения губы и попыталась произнести:
— Это неправда, Генри!
Джермин, стараясь ободрить Барбару, взял ее похолодевшие руки и мягко сжал их.
— Это правда, Барбара. Я надеялся, что король сам скажет вам.
В центре галереи началось какое-то движение. Придворные теснили друг друга, расступаясь и пропуская короля. Лицо его освещала улыбка, он шел, направляясь прямо к Барбаре.
— О, Карл!.. — Голос ее был похож на стон, ей хотелось броситься к нему и спрятать лицо на его груди. Сейчас она так нуждалась в его поддержке.
— Барбара, что случилось? — Карл выглядел встревоженным.
Она вдруг осознала, что стоит посреди притихшей толпы придворных, их алчные взгляды явно ждали случая насладиться ее несчастьем.
Барбара овладела собой и спокойно сказала:
— Пожалуй, я не поеду на вечер к Груму Портеру, мне не хочется сегодня играть. Около одиннадцати я приду в ваши покои и подожду вас. Постарайся не задерживаться, — тихо добавила она.
— Мы можем пойти туда прямо сейчас!
Карл повернулся к придворным и пожелал всем хорошо провести время, выразив надежду, что они вполне могут насладиться обществом друг друга. Затем он предложил Барбаре руку, и они направились в королевские покои. Его глаза встревоженно посматривали на нее.
Приглушенный свет успокаивающе подействовал на Барбару. Собаки уже хорошо знали ее и встречали так же радостно, как и короля. Чтобы оттянуть время и восстановить спокойствие, Барбара играла с ними, поглаживая их шелковистые спинки. Наконец она выпрямилась и взглянула на Карла. Глаза ее, казалось, кричали от боли.
— Я слышала разговор, — с трудом произнесла она, — о твоей женитьбе.
Сердце Карла замерло. Он серьезно посмотрел на нее.
— Да? И как ты восприняла это?
— Это ложь! Ты не можешь жить ни с какой другой женщиной, кроме меня. И если ты собираешься жениться, то твоей женой должна быть я!
Карл, не отводя взгляда от ее красивого напряженного лица, медленно снимал камзол.
— Ты же знаешь, что у меня нет никакой возможности жениться на тебе, Барбара. — Голос его был предельно мягким, а в глазах светилось чувство глубокой жалости.
Барбара задохнулась от возмущения. До сих пор она считала, что ее мечты о браке с Карлом не так уж нелепы. Неужели он уже решил все окончательно?!
— Но почему это невозможно? — спросила она.
Карл хотел обнять ее, но она отступила, боясь, что его объятия сломают ее и без того хрупкое спокойствие.
— Барбара, во-первых, ты уже замужем, — медленно проговорил он.
Она всплеснула руками.
— Я могу получить развод.
— Это мало что изменит, народ не одобрит наш брак.
— Генрих VIII развелся с королевой, чтобы жениться на Анне Болейн.
Карл вздохнул.
— Генрих был абсолютным монархом, а я — нет.
— Но, Карл, если ты захочешь, то сможешь заставить людей принять мой развод. Неужели дело только в этом? — Голос ее дрожал.
— Нет, дорогая. Я должен жениться из-за приданого. Ты знаешь, что казна опустела, нам необходимо золото. Португалия предлагает в качестве приданого за Катериной триста тысяч фунтов золотом.
По лицу Барбары текли слезы, но она не замечала их.
— И ты отказываешься от меня, потому что мой отец потерял все ради твоего отца?
Карл поморщился от ее слов.
— Ты не будешь страдать, я обещаю…
Барбара гневно прервала его:
— Не буду страдать! Что, интересно, ты почувствуешь, если я окажусь в постели другого мужчины?
Карл быстро подошел к ней.
— Пойми, милая, жена нужна мне лишь для того, чтобы исполнить свой династический долг. Англии нужен законный наследник.
— А как же наши дети?
Карл привлек ее к себе.
— Я обожаю нашу Анну и буду так же любить будущего сына. Но они не могут стать продолжателями династии, — просто сказал он. — Не могут стать моими наследниками.
— Разве мой род недостаточно знатен? — Барбара всегда гордилась своим именем. Род Вилльерсов был древним и знаменитым, но сейчас в ее глазах сквозило смущение.
Сердце Карла болезненно сжалось, он привлек ее к себе, стараясь заглушить эту боль.
— Любовь моя, эта женитьба — не более чем государственное дело. Мой королевский долг. Такой брак не затрагивает чувства. Ты же не ревнуешь, когда я провожу время на сессиях парламента. И то время, что мне придется проводить с королевой, тоже относится к государственным делам, словно я ушел в парламент.
Королева! Как часто Барбара примеряла этот титул к себе! Употребление его по отношению к другой женщине былоподобно удару ножом в сердце. Она заплакала и попыталась вырваться из объятий короля.
Карл старался успокоить ее словами, но, не достигнув успеха, подхватил Барбару на руки и отнес на кровать. Рыдания, теснившие ее вздымающуюся грудь, постепенно стихли под его поцелуями.
Барбара невольно призналась себе, что жаждет его ласк, ее упорное сопротивление было сломлено. Слезы еще бежали по ее влажным щекам, но она нежно прижалась к нему и больше не вырывалась. Эта ночь любви была полна какой-то новой исступленной страсти. Ревность разожгла искусство Барбары, словно она хотела доказать, что может подарить ему высшее наслаждение, которого не в состоянии дать ни одна наследная принцесса.
Она лежала тихо, прижимаясь к нему, и страх вновь стал заползать в ее душу.
— Весь двор будет издеваться надо мной! Ты же знаешь, они завидуют мне и ревнуют тебя. Как же все обрадуются, когда я буду отброшена на второй план после твоей женитьбы! — Барбара перевернулась на живот и сжала руками подушку. — Карл, я не вынесу их злобных насмешек. Все кому не лень будут оскорблять меня гнусными предложениями. Конечно, я заслужила репутацию женщины легкого поведения. И однажды я потеряю твое покровительство и… — Рыдания не дали ей договорить.
Карл отвел назад пышную массу ее волос, шелковистые пряди струились между его пальцами — он всегда восхищался их мягкостью и огненным оттенком.
— Ты никогда не потеряешь моего покровительства, Барбара. Никто не усомнится в том, что ты королева моего сердца. Это самое почетное положение, милая. Кто посмеет не уважать тебя?
Барбара приподнялась, горько усмехнувшись.
— А что подумает по этому поводу королева?
Карл резонно заметил:
— Любовь моя, принцессы с детства осознают, что обречены на брак по расчету. Во все времена короли имели любовниц, все женщины королевской крови принимают это совершенно спокойно.
Слезы начали высыхать на лице Барбары, с возрождающейся надеждой она взглянула на Карла.
— Итак? — сказал он, стирая следы слез с ее щек мягкими пальцами. — Какой бы титул ты желала получить? Думаю, тебе пора перестать носить имя Палмера.
Радость вспыхнула в глазах Барбары, она порывисто села на кровати.
— О, дорогой, ты не шутишь?! Как бы мне хотелось утереть нос всем этим титулованным дамам! Эти старые надутые вороны просто ненавидят меня. — Вдруг лицо ее помрачнело. — Но Кларендон и парламент никогда не позволят тебе возвысить меня.
Карл рассмеялся.
— Я давно подумывал об этом и потому нашел выход. Есть один хороший титул в Ирландии.
Кларендон, как лорд-канцлер Англии и хранитель большой государственной печати, обычно просматривал и утверждал все грамоты короля, но ирландские титулы были вне его компетенции.
Через несколько дней король подписал грамоту, дававшую Роджеру Палмеру титулы графа Каслмейна и, что особенно было приятно Барбаре, барона Лимерика. Титул ее отца — виконт Грандисон Лимерик — после его смерти перешел к брату. А теперь, если у Барбары родится сын, то он будет носить титул лорда Лимерика, что, конечно, не дает права владения поместьями, но говорит о принадлежности к древнему роду.
Барбара изумилась, узнав, что Роджер был разъярен оказанной ему честью. В грамоте ясно давалось понять, кто на самом деле был возвеличен. Преемственность титулов Роджера строго ограничивалась и распространялась, как значилось в грамоте, «на детей, рожденных в браке с Барбарой Палмер». Роджер отказался принять титул, говоря, что не желает быть опозоренным навеки. По его мнению, от этого высокородного имени слишком попахивало распутством его жены. Барбара упрашивала его и даже угрожала, но Роджер был упрям как осел. И тогда, невзирая на его отказ, она стала величать себя леди Каслмейн, как и было написано в документе.
Боясь, что Роджер может уничтожить драгоценную грамоту, она хранила ее в потайном кармане нижней юбки. В итоге все придворные стали называть Роджера лордом Каслмейн, и постепенно он свыкся с новым именем, хотя никогда не заявлял о своем праве заседать в ирландском парламенте.
Жизнь Карла и Барбары проходила теперь в каком-то лихорадочном веселье и возбуждении. Чтобы окончательно упрочить положение Барбары при дворе, Карл обещал ей место фрейлины королевы. Но, несмотря на все почести и награды, она еще содрогалась при мысли о его будущей женитьбе.
Карл, желая обеспечить Барбару, стал делать ей роскошные подарки. Но Кларендон немедленно прекратил это, и Карл, не решаясь открыто выступать против парламента, вынужден был рыться в собственном тощем кошельке, чтобы дать ей денег. Однажды Барбара сказала Карлу:
— Придворные предлагают мне взятки в расчете на то, что я употреблю свое влияние на тебя в их пользу.
Карл обрадованно усмехнулся.
— Это же решение наших денежных проблем, дорогая! Принимай смело их подношения. Я рассмотрю их просьбы и жалобы и сделаю что смогу.
Один из придворных мечтал попытать счастье в море в качестве капера, другому было необходимо разрешение на организацию королевской лотереи. Вскоре Барбара обнаружила, что ее сундуки стали наполняться звонкой монетой, а ее положение в Англии резко пошло в гору. Поговаривали, что леди Каслмейн имеет неограниченное влияние на короля.
Карл решил, что Барбара должна иметь собственные апартаменты в Уайтхолле, чтобы узаконить ее право бывать во дворце. Он выделил ей целый этаж в здании за ареной для петушиных боев. Эти арены располагались напротив главного дворцового комплекса, там же были теннисные корты и площадки для игры в шары. Барбара провела много счастливых часов, придумывая, как обставить новые комнаты. Апартаменты отдавались ей в личную собственность, и она не должна была считаться ни с кем, устраивая все по собственному вкусу. В результате варварское великолепие комнат стало полностью соответствовать вызывающей красоте Барбары.
Когда все было закончено, она устроила грандиозный прием в своих новых апартаментах. Барбара всячески афишировала свое высокое положение. Она понимала, что завистливые придворные долго будут злословить по ее поводу, и остро переживала из-за этого. Многие считали связь короля с Барбарой всего лишь очередной интрижкой в его жизни, которая отойдет в прошлое после появления законной королевы. Они с недоумением относились к бесконечным подаркам и почестям, которыми король осыпал свою любовницу. Неужели леди Каслмейн сохранит свое положение и после свадьбы? Но в такую возможность почти никто не верил. Усмешки таились под тонкими черными усиками кавалеров, а женские разговоры были пересыпаны язвительными замечаниями: «Что-то будет делать леди Каслмейн, когда в Англии наконец появится законная королева!»
Во время приема Барбара была необыкновенно хороша. Молочная белизна ее тела подчеркивалась черным бархатным платьем. Низкое декольте обнажало матово-мраморные плечи и соблазнительные округлости полных грудей. На запястьях и в ушах посверкивали бриллианты; свет, излучаемый ими, не уступал в ослепительности ее улыбке.
Гости восторженно осматривали новые апартаменты, касались темно-огненных бархатных драпировок, пробегали оценивающими пальцами по златотканой парче изящных диванов и прикидывали в уме баснословные суммы, которые должна была потратить леди Каслмейн. Венецианские зеркала на стенах многократно отражали все это великолепие.
Барбара обвела взглядом зал, и сердце ее исполнилось радости. Какая красота! Счастье было бы еще полнее, если бы… Она решительно отогнала мысли о предстоящей королевской свадьбе и направилась к гостям. Барбара без конца смеялась и шутила, охваченная лихорадочным желанием наслаждаться жизнью.
Позже, когда гости с трудом поднялись из-за столов, отдав должное фазанам и зажаренной кабаньей голове, музыканты взялись за скрипки. Барбара, усталая, но довольная, сидела возле короля, склонив голову на его колени. Он мягко пожал ее руку и поздравил с удавшимся на славу приемом.
Скрипачи заиграли «Зеленые рукава» — самую популярную и грустную из английских любовных баллад, и слезы обожгли глаза Барбары. Скоро Карл женится, и все это исчезнет, как призрачное видение, а она вновь окажется забытой и покинутой Барбарой Вилльерс, одетой в поношенное платье и жаждущей любви.
Глава 13
Время шло, близился день коронации. Плотники строили подмостки для зрителей, и стук молотков казался неотъемлемой частью городского шума в эти дни. Праздничные приготовления напомнили Барбаре день приезда Карла в Лондон. Тогда он еще только заявил о своем праве на трон. Как много всего случилось с той поры! Барбара вздохнула. Вторая беременность уже сказывалась на ее настроении и на ее фигуре.
Она чувствовала тревогу, подобно тому, как беспокоятся животные перед грозой, реагируя на изменение атмосферы. Барбара старалась по возможности не думать о предстоящей женитьбе Карла, и тем не менее эта мысль жила в ней и омрачала счастье. Часто впадая в уныние и раздражаясь, она все же пыталась скрывать свое настроение от Карла. Он так любил мирную спокойную жизнь! Но ей не всегда удавалось совладать со своим вспыльчивым характером, и подчас она причиняла ему боль, устраивая сцены ревности. Он терпеливо сносил ее дурное настроение, но больше не находил милым и очаровательным ее необузданный темперамент, как в те времена, когда она впервые выпустила коготки.
Однажды ночью она колотила Карла своими маленькими кулачками и кричала:
— Конечно, мы могли бы пожениться! Я тоже принадлежу к древнему знатному роду! — Крупные слезы катились по ее щекам, а рот искривился в гримасе мучительной боли.
Карл перехватил ее руки и вздохнул, взглянув на ее разгневанное лицо.
— Но, милая, ты так же бедна, как и я.
В другой раз он успокаивал ее, крепко прижав к себе:
— И к тому же ты замужем, любовь моя. Возможно, абсолютный монарх мог бы избавить тебя от мужа и сделать королевой, но я взошел на трон Англии по воле этих людей, и они закрывают глаза на наш роман, но не позволят, чтобы их королевой стала разведенная женщина.
У Барбары еще была слабая надежда, что Карл отменит свадьбу, надо только умело повести себя, найти правильные слова, и тогда она убедит Карла, что он может жениться только на ней.
Утром в день коронации Карл рано покинул ее постель, спеша начать приготовления к пышной праздничной церемонии. Барбару весь день обуревали противоречивые чувства. Наконец настал долгожданный день! Прошло время бесконечных заговоров и тайных собраний. Как они мечтали о моменте, когда корона Англии будет возложена на голову Карла Стюарта. И однако… другая женщина будет сидеть рядом с ним на троне.
Охваченная суматохой всеобщего возбуждения Барбара радовалась вместе со всеми. Народ ликовал так же, как год назад в день въезда короля в Лондон.
Один момент живо запечатлелся в памяти Барбары. Тот волнующий момент, когда король в своем парадном облачении склонил темноволосую голову и на нее возложили корону Англии. Тысячи голосов слились в едином крике: «Да здравствует король!», и Барбара заплакала от радости, не скрывая своих слез.
Она обожает этого мужчину и постарается сегодня ночью подарить ему райское наслаждение, ее страсть и любовь прозвучат финальным аккордом этого незабываемого дня. Она чувствовала восторг при мысли, что именно она, Барбара Палмер, царит в сердце короля в важнейший день всей его жизни! Именно она делит с ним королевское ложе! Катерина еще в далекой Португалии, а этот момент безраздельно принадлежит Барбаре. Она знала секрет счастья: надо уметь отбросить тревожные мысли о будущем, не позволять им роиться в голове и портить настоящее, надо наслаждаться сегодняшним днем, одним мгновением.
На следующее утро, взглянув на маленькую Анну, Барбара почувствовала, что новая жизнь шевельнулась в ней. К горлу подступил комок, ведь всем известно, что Анна — дочь короля и что Барбара носит другого ребенка королевской крови в своем чреве. Почему же из-за такого пустяка — всего нескольких слов, произнесенных у алтаря, они с Карлом не могут признать их открыто?
Настроение Барбары совершенно испортилось; бросившись на кровать, она в бессильной ярости колотила подушку.
«Вот если бы Карл был Генрихом VIII, — думала она. Но быстро поправила себя: — Нет, не хочу! Терпеть не могу толстых мужчин». Она приподнялась на локтях, задумчиво откинув голову на спину. А все-таки интересно, насколько сильно Анна Болейн и Катерина Говард любили Генриха? Могли ли они умереть за него? История описывала их как жадных до власти и эгоистичных куртизанок. Но история могла то же самое сказать и о Барбаре.
Возможно, вместо смиренного подчинения необходимости женитьбы Карла Барбаре следовало бы эффектно подставить свое белое горло под нож. Она попыталась представить себе, как бы вел себя Карл во время этой экзекуции, но не смогла.
Тихо открылась дверь, и в комнату проскользнула Нэнси.
— Вы не собираетесь ложиться спать?
Барбара села и протянула к ней руки.
— Ах, Нэнси, тебе всегда можно было доверять! Скажи, разве я не подхожу на роль королевы?
— Вы же королева его сердца, — успокоила ее Нэнси.
— А что будет, когда мне стукнет семьдесят и я сморщусь, как печеное яблоко? И еще того хуже — озлоблюсь от постоянных схваток с придворными? Будет ли он любить меня тогда? Буду ли я сама любить себя тогда? — закончила Барбара.
— Пойдемте, — спокойно сказала Нэнси. — Вы переволновались и устали. Сейчас самое время выпить теплого настоя и лечь в постель.
Барбара с облегчением отдалась во власть Нэнси. Вскоре, погружаясь в сон, она по-детски сказала:
— Нэнси, наверное, я малоприятная особа. У меня отвратительный вспыльчивый характер!
Все оставшиеся до приезда Катерины месяцы Барбара старалась, старалась изо всех сил быть милой и покорной, чтобы покрепче привязать к себе Карла. Но ее хандра усиливалась, и, поскольку они проводили вместе целые дни, Карл начал уставать от этого.
Как-то она обвинила его в трусости и с презрением говорила, что он не настоящий мужчина, раз не может жениться по любви. Самообладание наконец изменило Карлу, и лицо его угрожающе потемнело.
— Я хочу, чтобы этот брак был похож на браки предков, основанные на взаимном уважении и внимании. Возможно, мне повезет, и у нас с Катериной получится такой союз. Насколько я понял, это милая леди с мелодичным голосом и спокойными манерами. — Он окинул Барбару гневным взглядом, прежде чем уйти. — С тобой же мне явно не найти покоя!
Барбара несколько мгновений ошеломленно смотрела на захлопнувшуюся за ним дверь, затем схватила туфельку и с размаху швырнула ее вслед Карлу.
— Будь ты проклят, Карл Стюарт! Ненавижу тебя! Никогда больше не подпущу тебя к своей постели!
На следующую ночь она лежала, уютно положив голову на его плечо, нежно прижимаясь к нему, точно листок к стеблю цветка. Стараясь доказать свое превосходство над остальными женщинами, Барбара превзошла самую себя в любовных играх. Ей нечего бояться, эта португальская дурочка не затмит ее в искусстве любви! Барбаре хотелось навсегда запечатлеть в душе Карла свою огненную страсть.
Они узнали день прибытия Катерины в Англию. Барбара очень расстроилась, осознав, что это время приходится на конец ее беременности. Значит, она будет в муках рожать его дитя, пока он будет целовать ручки новой королевы!
Терзания и злость разъедали душу Барбары.
— А что если я приеду рожать к вам в Гемптон-Корт? Представляешь, как будет наслаждаться твоя невеста медовым месяцем, если неподалеку от ее опочивальни я буду рожать твоего ребенка?
Карл уже перебрал все способы утешения Барбары. Он ежедневно обедал у нее на Кинг-стрит, больше, чем обычно, афишируя свои приходы и давая понять всем и каждому, что она находится под его покровительством.
В тот день, когда корабль Катерины Браганцской входил в Портсмутскую гавань, Барбара чуть не сошла с ума от злости. Она нервно ходила по комнате, заткнув уши пальцами, чтобы не слышать бесконечного колокольного звона, разносящегося по всему Лондону. Завтра Карл должен был ехать встречать свою невесту, а сегодня последняя ночь, когда он будет принадлежать всецело Барбаре.
Она клялась себе снова и снова, что будет милой и ласковой, что не испортит эту ночь ни единым злым словом или укоризненным взглядом. Пусть он уедет, сохранив о ней только светлые воспоминания.
В тот вечер Карл приехал мрачный и молча скрежетал зубами, ругая себя за доверчивость. Королева Португалии обманула его: триста тысяч фунтов, которые были обещаны в приданое за ее дочерью, она послала в виде огромного количества сахара и специй. Двор смеялся над Карлом, пряча ехидные усмешки. Карл ходил мрачнее тучи, ведь ему крайне необходимо было именно золото.
Хорошенькое начало для женитьбы, насмешливо думала Барбара. В тот вечер она приказала приготовить для короля его самые любимые блюда: свежие креветки, жареную оленину, грибы в масле и, конечно, вина. Приятно осознавать, что тебе известны все пристрастия короля. Этой худосочной португалочке понадобится не один год, чтобы узнать его так же хорошо. Она торжествовала и гордилась своей близостью к королю, зная, что это мощное оружие в борьбе против Катерины.
Карл пил бокал за бокалом, и лицо его становилось все печальнее.
— Какой же я глупец! Знатно одурачила меня королева Португалии! Теперь понятно, почему она настояла на предварительном венчании в Португалии. Ей, видите ли, не хотелось, чтобы ее невинная крошка плыла в Англию беззащитной! Она связала меня по рукам и ногам, прежде чем вскрылся ее обман с золотом.
Ужин прошел в молчании. Затем Карл вытер салфеткой остатки масла с губ и вытянулся в кресле, довольный вкусной едой.
— На самом деле, — задумчиво сказал он, — мне не следует срывать зло на бедняжке Катерине. Не ее грех, что мать решила одурачить меня, послав специи и сахар, а не золото.
Бедняжка Катерина! Барбара подавила яростный крик. Эта бедняжка уже стала его женой, королевой Англии! Но Карл всегда был добр, и вряд ли можно было рассчитывать, что его доброта не коснется Катерины. Барбара должна показать ему, что тоже может быть доброй и понимающей.
— Должно быть, Катерина сегодня нервничает, места себе не находит, удивляясь, почему ты не приехал встречать ее в Портсмут.
Карл улыбнулся, и улыбка, осветившая его печальное лицо, была наградой Барбаре.
— Я же обещал поужинать с тобой, разве не так?
Это была незначительная победа, но и она порадовала Барбару. Она начала что-то говорить, но Карл прервал ее:
— Помню, матушка рассказывала, как она волновалась, прибыв в Англию, чтобы выйти замуж за моего отца. — Мягкая улыбка скользнула по его губам, и Барбара побледнела от страха.
Все пропало! Он уже начал сравнивать свою женитьбу с женитьбой своих родителей. Бывало, Барбара прижималась по ночам к его плечу и сонно слушала его воспоминания. Давние истории знакомства и венчания его родителей. Его циничное отношение к женщинам на самом деле было видимостью. Карл был истинным сыном своих родителей, хотел следовать примеру отца и преданно и глубоко любить одну-единственную женщину — свою жену. Барбара знала, как серьезно он относится к браку, и в глубине ее души жила постоянная боязнь того, что он сочтет Катерину подходящей для счастливого брака и тогда сможет забыть ее, Барбару, и начать праведную семейную жизнь.
«Я ненавижу ее!» Барбара позволила проскочить этой мысли в своей голове, но вслух ничего не сказала.
Карл заметил, что она почти ничего не ела.
— Что-то не так, милая? Ты едва притронулась к еде.
Барбара натянуто улыбнулась.
— Я стараюсь поменьше есть, любовь моя. Этот ребенок делает меня все толще и тяжелее. — Она улыбнулась, дразня его. — Наверное, я вешу уже больше тебя.
Карл усмехнулся.
— Ну, пока еще я могу носить тебя на руках. — Он поднял Барбару на руки, и пламенный поцелуй стер улыбку с его губ. Они не хотели спать в эту ночь. Рассвет придет слишком скоро, и тогда Карл должен будет уезжать в Портсмут на встречу с Катериной.
Их любовь была полна нежной страсти, а в минуты отдыха Карл опять и опять ласково говорил Барбаре, что его женитьба очень мало изменит их нынешнюю жизнь.
Барбара прижималась к нему, заставляя себя не плакать. Сейчас она чувствовала, что Карл действительно любит ее, и могла вынести и насмешки придворных, и одиночество во время его отсутствия. Стоило сомнениям или страху закрасться в ее душу, как она, отогнав дурные предчувствия, искала успокоение в его поцелуях.
Глава 14
Утром Барбара вышла в королевский Сад Уединений, подставив лицо лучам солнца. Сегодня она решила не думать о том, что солнце может сжечь ее нежную кожу. Эти слепящие горячие лучи были даже необходимы ей, они словно выжигали из нее боль и злость.
Служанки болтали и веселились, наслаждаясь солнцем, мягким блеском зелени и запахом только что выстиранного белья. На зеленой изгороди сада расцвели необычные цветы — там сохло нижнее белье Барбары. Пенная белизна и кружевные оборки забавно смотрелись на строгой зелени, и Барбара улыбалась вопреки своему дурному настроению.
Сегодня был день королевской свадьбы. Предварительная церемония в Португалии была вполне законной, но теперь должна была последовать церемония в Англии, и все ожидали пышного венчания в Портсмуте. Барбара решила по-своему, с размахом, отметить это событие и приказала перестирать огромное количество своего нижнего белья и пышных нижних юбок. Пусть весь лондонский свет видит, как мало значения она придает этой свадьбе. Нижнее белье Барбары, развешанное по королевскому саду Уединений, должно было заявить всему миру, что она осталась по-прежнему близка к королю.
Барбара отломила веточку и в задумчивости обрывала с нее листья. Она сознавала, что в любом случае станет предметом непристойных разговоров и ехидных насмешек. Королевской любовнице завидовали почти все, и сегодня они с наслаждением обсуждали ее поражение. Многие считали, что новая королева вытеснит леди Каслмейн из серщца короля, и предвкушали ее унижение.
Барбара утешала себя тем, что Карл обещал ей место фрейлины королевы Катерины.
Он никогда не разлюбит меня, только смерть может уничтожить нашу любовь, думала она. Ребенок зашевелился в ее чреве. Барбара поежилась, несмотря на жару. Вдруг я умру, рожая этого ребенка, мелькнуло у нее в голове. Она вызывающе хвастала направо и налево, что собирается рожать в Гемптон-Корте и будет встречать короля с новобрачной прямо в Гемптонском дворце. Видел ли кто-нибудь за этой отчаянной бравадой нестерпимую боль? Как мучительно сознавать, что тебя могут оставить, как простую шлюху, что ты в одиночестве вынуждена донашивать ребенка Карла, в то время как Катерина, его жена, торжествующе шествует по Англии.
О Господи, что если Карл влюбится в Катерину?!
— Ты что, ослепла? — крикнула Барбара служанке. — Ты зацепила кружевом за ветку.
Служанка, молоденькая деревенская девушка, испуганно обернулась. Барбара почувствовала угрызения совести за то, что перепугала бедняжку.
«Катерина, вероятно, лучше меня», — прошептала Барбара, разговаривая сама с собой. Она выросла в монастыре, ей не приходилось прибегать к лести, интригам и лжи. А Карл очень ценит хорошие манеры. Неожиданно Барбара засмеялась: вот уж никто бы не догадался! Благопристойность, хорошие манеры — эти качества стояли, по мнению двора, последними в списке достоинств короля. Все считали его поведение возмутительно непристойным, особенно в отношениях с Барбарой. Она всхлипнула. Душевные терзания были настолько сильны, что вызывали физическую боль.
«Эту ночь Карл проведет с Катериной, — думала Барбара, — ведь он хочет иметь наследника. Затем они приедут сюда, и он будет нежно ворковать с ней о “делах государственной важности”… а я буду опозорена в глазах всего света».
Она положила руки на округлившийся живот. Когда у Катерины будет ребенок, ей не придется прятаться за спиной отсутствующего безразличного супруга.
При одной мысли о ребенке у нее сжималось горло. Вдруг она обнаружила, что слезы давно текут по ее щекам. Не желая, чтобы кто-нибудь видел ее слабость, она быстро поднялась и ушла в глубину садика. «Интересно, знает ли обо мне Катерина?» — размышляла Барбара, бредя по тенистой дорожке.
Катерина слышала о леди Каслмейн от своей матери. Воспитанная в монастыре, Катерина была невинна, как дитя. Она была уже чуточку влюблена в Карла; рассказы о его романах, полной опасностей жизни, об изгнании воспламенили ее воображение. Она смущенно краснела, читая изящные любовные послания Карла, и сердце ее учащенно билось, когда начинали обсуждать планы их женитьбы.
Со вздохом мать Катерины приступила к трудному разговору и поведала дочери о Барбаре.
— Но ты не должна винить своего будущего мужа, — заключила она. — Холостому королю вполне естественно иметь любовницу. Но сейчас для тебя главное — добиться того, чтобы эта женщина не была допущена ко двору. Поняла ли ты меня, Катерина? Ты не должна принимать эту даму.
По темным глазам Катерины было видно, насколько неприятно ей то, что она узнала. Затем улыбка осветила ее лицо.
— Думаю, мне не придется ничего делать! Ведь он еще не знал меня, когда любил ее. Мы поженимся, и все будет по-другому.
Пока Барбара бродила вдоль зеленой изгороди, увешанной ее кружевными юбками, Катерина была на вершине блаженства. Карл оказался несравненно лучше, чем ей мечталось. Она не представляла себе, что мужчина может быть столь деликатным и нежным.
По правде сказать, Карл и сам был удивлен той благосклонностью, с которой отнесся к невесте. Его приезд в Портсмут оказался неожиданным, Карл застал Катерину в постели простуженной. Португальские фрейлины порхали вокруг него, убеждая отсрочить визит, но Карл, отбросив церемонии, вошел в спальню Катерины. В комнате стоял полумрак, и он сначала даже не заметил ее. Маленькая фигурка невесты затерялась в огромной кровати. Карл приблизился, пораженный миниатюрными размерами Катерины. Очертания хрупкого тела едва угадывались под одеялом. На тонком лице выделялись большие карие глаза, они смотрели на него с предчувствием любви. Кого-то она напоминала ему? Да, конечно, Киску. Он мгновенно проникся к ней симпатией. Карл приблизился к постели и, склонившись, поцеловал будущую жену.
Ее бледные щеки вспыхнули как маков цвет, рука выпорхнула из-под одеяла и накрыла то место, где он запечатлел поцелуй. Карл, умилившись, рассмеялся и присел на кровать, к ужасу придворных дам.
— Итак, милая Катерина, мне, право, жаль, что вам нездоровится.
— Сир, мне неловко приветствовать вас в таком виде, — сказала она так тихо, что ему пришлось склониться к ней, чтобы расслышать этот лепет. Вдобавок ко всему она вдруг громко чихнула, и щеки ее стали пунцовыми от смущения.
Карл улыбнулся и приложил свой платок к ее крошечному носику.
Она на редкость мила для принцессы, думал он. Довольно приятное, тонкое лицо. Густые волосы в полнейшем беспорядке и не украшают ее, но с этой проблемой отлично справятся парикмахеры. Она широко улыбнулась, и он заметил, что ее зубы слишком сильно выпирают и вряд ли заслуживают комплимента. И все же своей грацией и хрупкостью она напоминала ему Киску.
В течение часа он мило беседовал с Катериной, чтобы дать ей возможность прийти в себя, и к концу этого часа совершенно покорил ее. Часто звучал ее негромкий смех, и она уже доверчиво касалась его руки.
Карл вышел из спальни совершенно очарованным. Девственницы были редкостью в жизни Карла. Прежде он не придавал этому обстоятельству большого значения: слишком рано он сам лишился невинности и был слишком преданным поклонником женского пола. Но кто же будет отрицать, что девственность имеет особую притягательность? И к тому же Катерина неуловимым образом напоминала ему Киску.
В день венчания у Карла было прекрасное настроение. Он посматривал на искрящееся счастьем личико невесты и думал, что, возможно, в итоге ему предстоит такая же добропорядочная семейная жизнь, какая была у его родителей.
Бекингем, прогуливаясь по саду Уединений, дошел до выставки изящного нижнего белья, которую устроила Барбара, и расхохотался.
Барбара остановила его:
— Бекингем, не дразни меня. Расскажи лучше, какие новости о Карле и о ней?
— Эти португальские красотки похожи на пугливых ворон, — пренебрежительно сказал Бекингем. — Ты же знаешь, они до смерти боятся мужчин. К ним подойти близко невозможно. Их тела заключены в железные клетки.
Барбара недоумевающе взглянула на него и рассмеялась.
— Ты имеешь в виду фижмы? О них в Англии давно забыли. — У нее отлегло от сердца: значит, Катерина далеко не модница.
— Я уже не говорю о том, сколько подобного хлама они навезли с собой. Право, проще перебазировать армию. Карл написал Кларендону, что выезд из Портсмута откладывается до вторника. Во всем городе не хватило транспорта, чтобы погрузить их бесчисленные garde-infantas.
— Что значит garde-infantas?
— То, что ты называешь фижмами. Можешь себе представить, во что превратятся балы, если все дамы нацепят на себя подобные металлические конструкции? — Бекингем согнулся от смеха.
Барбара повеселела, с приятным удивлением отметив, что еще не разучилась смеяться. Но внезапно смех ее оборвался. Самый главный вопрос еще не был задан. Она взяла Бекингема за руку и спросила:
— Ну, а как она… Катерина?
— Она страшна как ведьма. У нее оттопыренные уши и зубы торчат, как у лошади.
Лицо Барбары вспыхнуло.
— Благодарю тебя.
— Я здесь не при чем… Благодари доброго Бога, который мудро распорядился, чтобы все принцессы были уродинами.
Барбара взглянула на него с чувством глубокой признательности. Несомненно, он один из самых красивых кавалеров в Англии: высок и хорошо сложен, светлый пудреный парик, локонами спадающий на плечи, очень идет его тонкому благородному лицу, над изящно очерченным ртом темнеет тонкая полоска усов, глаза горят таким теплым светом, когда он смотрит на Барбару.
Барбара, точно котенок, потерлась лицом о его плечо и сказала: — Мне так одиноко в эти дни, Джордж.
Их родственное общение обычно напоминало словесную дуэль, остроумную и веселую, но далеко не безобидную. Они мило покусывали друг друга, не стесняя себя выбором тем, и каждый был рад задеть другого. Однако, как только внешний мир начинал угрожать им, они без слов объединялись.
Джордж обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Карл любит тебя, Барбара, в этом можешь не сомневаться.
Они немного помолчали. «Как надежны мужские руки! — думала Барбара. — Они единственная опора в этом мире. Но дороже всего руки любимого, а когда их нет?.. В кольце мужских рук женщина уверена в жизни, ей не страшны любые невзгоды».
Она благодарно взглянула на Бекингема, и он поцеловал ее нежнее, чем подобало бы родственнику, затем отстранился и сказал с легким смешком:
— Прости, я должен вернуться в лабораторию. — Он был страстным химиком. — Ле Канн привез новые приборы, о которых мы давно мечтали.
— Говорят, ты ищешь философский камень? — с любопытством спросила Барбара.
Философский камень представлял собой некий мифический минерал, который якобы мог превращать любой металл в золото. Глаза Барбары заблестели, когда она вообразила Бекингема, окруженного грудами золота.
Бекингем усмехнулся.
— Это занятие для дураков. Я не пытаюсь добыть себе богатство таким образом. — Он направился к выходу, но внезапно обернулся к ней. — Где ты будешь сегодня вечером? В Уайтхолле или на Кинг-стрит?
— На Кинг-стрит.
Бекингем кивнул.
— Я пошлю тебе то, что всегда будет твоим богатством. — Он взмахнул шляпой и удалился.
Барбара задумчиво глядела ему вслед.
«Наверное, он собирается прислать подарок, чтобы скрасить мое одиночество. Ах, иногда он бывает необыкновенно милым!»
Спустя несколько часов слуги внесли в комнату Барбары огромное зеркало, сказав, что его прислали от герцога Бекингема. Барбара вспомнила, что Бекингем и Ле Канн стали искусными зеркальщиками. Их творения не уступали венецианским.
Какая изысканность, думала она, глядя на себя в зеркало. Какой тонкий комплимент: «Я пошлю тебе то, что всегда будет твоим богатством!»
Внезапно она смутилась. Может быть, он пошутил в своей обычной манере, решил поддразнить ее? Может быть, красота ее увяла? Дрожа от страха, она приблизилась к зеркалу.
Женщины — рабыни его величества зеркала. Бессчетное число раз на дню они должны советоваться с зеркалом, чтобы убедиться, в порядке ли их туалет, не растрепалась ли прическа… Но красивая женщина, тем более женщина, живущая за счет своей красоты, — рабыня вдвойне. Зеркало отражает ее судьбу — хорошую или плохую. Неужели она начала стареть?
Старость уже начала страшить Барбару, хотя она только что простилась с юностью. Она разглядывала себя безжалостно, со всей беспристрастностью. На карту была поставлена жизнь. Наконец вздох облегчения вырвался из ее груди. Несмотря на то что беременность была заметна, фигура ее не потеряла привлекательности. Упругая грудь, точеные плечи. Лицо лучится мягким светом приближающегося материнства.
Она успокоилась и еще раз мысленно поблагодарила Бекингема за утонченный комплимент. Карл, наверное, подарит мне изрядную сумму денег, когда родится малыш, думала она, и я отдам половину Бекингему, чтобы он смог раздать часть своих бесконечных карточных долгов.
Тихонько напевая, она подкрасила и припудрила лицо, завершая туалет. Нынче вечером Барбара собиралась в театр. Она должна показать, что ее абсолютно не волнует свадьба короля.
Глава 15
В то время как Барбара тосковала в своем доме на Кинг-стрит в ожидании разрешения от бремени, Карл и Катерина путешествовали из Портсмута в Гемптон-Корт, где им предстояло провести медовый месяц. Они прибыли туда 29 мая 1662 года, в день рождения Карла. До Барбары дошли известия о благополучном окончании путешествия, и она весь день читала любовные письма Карла к ней, плача оттого, что не может провести с ним день его рождения.
«Катерина! — с презрением воскликнула Барбара. — Благодаря своему рождению, своей королевской крови она захватила все то, чего я добилась своим умом и красотой. Я заслужила любовь Карла, а она заняла мое место рядом с ним».
Королевская карета подъезжала к Гемптон-Корту. Взгляду Катерины открылся прекрасный вид на Гемптонский дворец. Она была очарована. Воды Темзы темнели, переливаясь на заднем плане, создавая фон для роскошного красно-кирпичного здания. Строго говоря, Гемптон-Корт был загородным особняком, совершенно не похожим на большие дворцовые комплексы Виндзора или Уайтхолла. Изначально он принадлежал кардиналу Уолси. Это роскошное здание отличалось также изысканностью и богатством интерьеров, что вызвало сильнейшую зависть у Генриха VIII, и Уолси пришлось подарить дворец королю.
Катерина в порыве восхищения сжала руку Карла. Карета по мосту, переброшенному через ров, проехала в главный внутренний двор и остановилась у ворот Анны Болейн, у подножия лестницы, ведущей в Главный зал.
Карл помог Катерине выйти, и они поднялись по широким каменным ступеням лестницы, по краям которой стоял навытяжку почетный гвардейский караул в парадных мундирах. Карл с высоты своего роста поглядывал на светящееся счастьем лицо Катерины и думал, что медовый месяц с этой девочкой может оказаться захватывающим.
Катерина вступила под своды Главного зала и замерла в благоговейном восторге. Зал потрясал уже своими размерами — сто шесть футов в длину, сорок в ширину и шестьдесят футов в высоту. Ее взгляд взлетел к великолепному потолку с лепным орнаментом в стиле Итальянского Ренессанса. Все деревянные части потолка были отделаны золотом.
Катерина, как во сне, двигалась по залу к тронному возвышению под высоким балдахином. Она была не слишком сведуща в истории Англии, но слышала о колоритной фигуре Генриха VIII и на мгновение представила его в царственном облачении, восседающим на троне в окружении многочисленных жен.
Карл улыбнулся, глядя на крошечную хрупкую фигурку, затерявшуюся в просторах Главного зала. Сердце его сжалось от нежности, и он решил, что должен окружить эту девочку вниманием и заботой, сделать ее счастливой.
Она обернулась к Карлу и с первым проблеском кокетства воскликнула:
— Надеюсь, Карл, вы ограничитесь одной женой!
Словно прочтя ее мысли, Карл насмешливо спросил:
— Генрих? Неужели слава о моем любвеобильном предке дошла до Португалии?
— Я слышала много историй о нем, — согласилась Катерина. Ей хотелось подольше задержаться в Главном зале, полюбоваться игрой света, льющегося сквозь многочисленные окна, и рассмотреть изумительные настенные гобелены, отливающие всеми цветами радуги.
Но Карлу не терпелось показать ей новую обстановку королевской опочивальни, и она, рассмеявшись, поспешила вслед за ним. Зайдя в эту небольшую комнату, она поняла его нетерпение. Вкус Карла сложился в годы изгнания под влиянием французской моды, он имел особую любовь к серебряным украшениям. Листовое серебро наносилось на поверхность мебели, и в результате казалось, что она целиком сделана из чистого серебра. Многие находили этот стиль холодноватым, но Катерина пришла в восторг, увидев серебряное королевское ложе с пурпурным пологом, чем доставила большое удовольствие Карлу.
Ей хотелось сказать ему что-нибудь необычайно остроумное и изящное, чтобы поблагодарить его и проявить себя, но ее знание английского было довольно скудным и к тому же она испытывала крайнее смущение.
— Благодарю вас, сир, — пролепетала она почти шепотом, но и этого было достаточно для Карла. Он нежно поцеловал ее мягкие темные волосы и поднял ее на руки.
В эти дни Катерина казалась Карлу просто очаровательной. Его любимая сестра, Киска, вышла замуж за Филиппа, герцога Орлеанского, порочного младшего брата короля Луи XIV. Мрачные мысли одолевали Карла, когда он представлял себе медовый месяц Киски. Филипп рядился в женское платье и имел склонность к мальчикам. Филипп ненавидел Киску, поскольку она была истинной женщиной, и не упускал случая унизить ее. Карл решил подарить своей юной супруге настоящий медовый месяц, которого не суждено было узнать его милой сестре.
К дому Барбары то и дело подкатывали кареты: придворным хотелось посплетничать о медовом месяце короля.
— Слухи о том, что она безобразна, лишены оснований, — заявляли они. — Она миловидна и совсем молода, а король без ума от нее.
Барбара была слишком горда, чтобы показать, какую обиду наносят ей их слова. Она сидела с непроницаемым лицом и молчала, почти не принимая участия в разговорах. Затем она овладела собой и, предложив гостям вина и фруктов, завела оживленную беседу.
Ночью Барбара так и не смогла уснуть. Ребенку скоро пора было появиться на свет, и ей самой хотелось, чтобы роды прошли как можно быстрее.
«Я сразу стану опять стройной и красивой. И заставлю Карла вспомнить, что он любит меня», — твердила она.
В Гемптон-Корте ежедневно устраивались пышные празднества, и Барбара рисовала себе терзающие душу картины — танцующих вместе Карла и Катерину. Порой ею овладевала ненависть, и она клялась отомстить.
Положение Барбары отнюдь не облегчило появление в доме Роджера. Присутствие в доме супруга любовницы короля считалось благоразумным во время рождения королевского отпрыска.
Барбару раздражало, что Роджер вел себя так, словно искренне верил, что рождается его собственное дитя. Он заботился о ней, как преданный любящий супруг. Когда-то у Роджера были две мечты в жизни — подняться как можно выше по служебной лестнице и жениться на Барбаре Вилльерс. Он достиг и того, и другого, но жизнь его была безрадостной. На душе его становилось все тяжелее.
Ранним июньским днем у Барбары начались родовые схватки, и она с радостью приветствовала их. Первого ребенка, Анну, она родила с необычайной легкостью, со вторым было еще легче. Ей поднесли сморщенного младенца, и Барбара взглянула на него с нежностью. Она подарила Карлу сына.
Роджер приблизился к кровати и, не сводя глаз с матери и ребенка, думал, что никогда еще не видел такой ослепительно красивой женщины. Лишенное косметики лицо было немного бледным, влажные волосы в беспорядке рассыпались по подушкам, однако глаза излучали мягкий свет, и она казалась невероятно привлекательной.
У Роджера перехватило дыхание.
— Как мы назовем ребенка?
Барбара улыбалась. Она была так счастлива, что в этот момент любила даже Роджера.
— Мы назовем его, как короля, Карлом, — тихо сказала она.
Это было вполне традиционно, но лицо Роджера омрачилось. На мгновение он забыл о настоящем отце ребенка. Ему всегда отчаянно хотелось, чтобы Барбара подарила ему сына, и он почти уверил себя в том, что это его ребенок. Ее слова развеяли его мечту, он отвернулся и, выходя из комнаты, бросил через плечо:
— Я прикажу известить короля о его рождении.
Барбара с нежностью поцеловала головку малыша и отдала его няне.
— Быстро позови моих девушек! — приказала она. — Они должны срочно привести меня в порядок.
Нэнси и Джейн вбежали в комнату и занялись туалетом Барбары. Предстоящая встреча с королем привела ее в состояние лихорадочного возбуждения, она нервно посмеивалась, то и дело поругивая девушек за медлительность и неловкость.
Нэнси посыпала влажные волосы Барбары пудрой, чтобы привести их в порядок, и теперь старательно расчесывала их, удаляя остатки пудры. Барбара просила вымыть ей голову, но Нэнси пришла в ужас от этой просьбы и решительно сказала:
— Да вы только час назад родили! Так и умереть недолго.
— Мне кажется, я умру от счастья, — сказала Барбара и, взяв руку девушки, приложила ее к своей груди. — Чувствуешь, как бьется сердце?! О Нэнси, я родила ему сына! Сына!
— Король будет очень счастлив, госпожа. — Нэнси поостереглась напоминать, что у короля уже есть сын, его любимец Джейми, от Люси Вальтер.
Через час девушки привели Барбару в порядок, и еще целый час она в нетерпении ожидала приезда короля. Вдруг он не приедет? Что если Катерина настолько увлекла его, что она, Барбара, уже ничего для него не значит?
Барбара постоянно требовала зеркало, чтобы в который раз посмотреть, в каком виде она предстанет перед Карлом. Приглаживая в очередной раз волосы, она услышала шум за дверями и поняла, что он приехал. Торопливо сунув зеркало под одеяло, Барбара откинулась на подушки.
Он вошел и вместе с ним в комнату ворвался свежий воздух.
Барбара чуть не расплакалась при виде его. Она страстно протянула к нему руки, он подошел к постели, целомудренно поцеловал ее в губы и мягко развел ее руки, когда она попыталась прижаться к нему.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — Карл с беспокойством поглядел на нее, затем улыбнулся. — Вижу, все прошло отлично! Чудеса, да и только! Ты выглядишь не более утомленной, чем после прогулки по Сент-Джеймскому парку. Однако, насколько я понял, ты подарила мне сына? Могу я взглянуть на мальчугана?
Барбара кивнула Нэнси, и та выскользнула из комнаты, чтобы принести младенца.
— Карл, я так скучала по тебе!
Карл выглядел немного раздраженным, и Барбара почувствовала страх. Совсем не так она представляла себе их встречу.
Нэнси гордо вошла в комнату с младенцем на руках. Карл облегченно вздохнул, обернулся к ней и взял ребенка из ее рук. В отличие от большинства мужчин Карл не боялся младенцев и обращался с ними умело и ловко.
Барбара восторженно глядела на них. Отец и сын! И оба принадлежат ей!
— Несомненно, это отпрыск рода Стюартов, — сказал Карл. — На редкость уродливый малыш. Он начисто лишен твоей красоты.
— Он не уродлив! — возмутилась Барбара.
Карл отдал младенца обратно Нэнси.
— Когда я родился, моя мать написала письмо во Францию, сетуя на мое уродство. Она была крайне смущена этим обстоятельством.
— Глупости! Мой маленький Карл совсем не уродлив, и я не потерплю подобных эпитетов.
— Карл?
— Я хочу назвать его Карлом, с твоего позволения.
— С моего позволения? Конечно, дорогая! — Карл нежно улыбнулся ей странной отрешенной улыбкой. Сейчас он любил весь мир. — Я очень благодарен тебе за сына!
Барбаре хотелось крикнуть: «Я не нуждаюсь в твоей благодарности, мне нужна твоя любовь!» Но она сдержалась и спросила:
— Ты признаешь его?
— Со временем! Эти дела не так быстро делаются, Барбара. Теперь у меня есть жена, совершенно невинное создание, с которым я должен считаться.
Барбара почувствовала такую острую боль, словно ее полоснули ножом по сердцу. Она точно окаменела. Значит, все рассказы о безумной влюбленности Карла — правда! Катерина теперь находится под его покровительством, а Барбара сделалась обыкновенной бывшей любовницей.
Клокочущая ярость поднималась в душе Барбары, но она постаралась сдержаться. Если сейчас ей не удастся успокоиться, она может потерять его навеки. Но силы Барбары были подорваны родами, а разочарование слишком велико, и она не выдержала:
— Твоя жена! Эта худосочная монастырская дурочка, которую ты предпочитаешь мне! Она безобразна, как ведьма, и в постели явно не лучше!
Карла нахмурился.
— Мадам, опомнитесь, вы говорите о королеве Англии, — угрожающе сказал он, но затем смягчился и примирительно протянул к ней руки. — Барбара, я понимаю, тебе сейчас очень нелегко. Ты устала от родов и еще не в состоянии контролировать себя. Но после моего отъезда в Портсмут произошли изменения. Я встретил Катерину, и она оказалась довольно милой и умной и заслуживает верного супруга. Ты помнишь, я часто рассказывал тебе о жизни своих родителей. Я желал бы для себя подобных отношений в браке, и, мне кажется, у нас с Катериной может быть вполне счастливая жизнь.
Он заглянул в расширенные потемневшие глаза Барбары и вздрогнул от муки, которую увидел там.
— Ты самая красивая женщина в Англии, и любой мужчина будет счастлив полюбить тебя. А у моей маленькой Катерины есть только я один.
Его голос дрожал от нежности, когда он произносил «моя маленькая Катерина», и Барбара почувствовала дикую боль. Она лежит здесь ослабевшая от родов, истомившаяся по его любви, а он приезжает рассказать ей о том, как безмерно он любит свою жену. И какую жену! Полную противоположность Барбаре. Как пережить это двойное оскорбление, двойное страдание!
— Она просто пустышка! Скоро ты устанешь от ее унылых ласк и приползешь ко мне. Но я говорю тебе, Карл Стюарт, ты плохо рассчитал. Клянусь, я не буду дожидаться тебя в постели!
— Нет, мадам, вам не придется этого делать! — Карл резко повернулся на каблуках и решительно вышел из комнаты.
Барбара разрыдалась. Встревоженная Нэнси вбежала в комнату.
— Король сунул мне вот это перед уходом и велел передать вам. — Она протянула Барбаре нитку роскошного, искусно подобранного жемчуга. — Видимо, это подарок к дню рождения малютки.
Барбара засмеялась сквозь слезы.
— Весьма своевременный подарок, Нэнси. Разве ты не знаешь, что жемчуг означает слезы? — Рыдания теснили ей грудь, она смеялась и плакала одновременно.
Нэнси заставила ее лечь, получше укрыла и принесла бокал вина.
— Вы должны выпить это и уснуть.
Барбара долго плакала, не в силах успокоиться, затем, израсходовав запас слез, погрузилась в беспокойный сон.
Все последующие дни Барбара почти все время спала. День и ночь сменяли друг друга, сливаясь в серых сумерках ее комнаты, и она не делала попыток отличить одно от другого. Нэнси перепугалась: это не была обычная послеродовая слабость, такое состояние вообще было не характерно для Барбары. Яркое жизнелюбие и неукротимая энергия Барбары всегда были ее главными достоинствами. Нэнси очень встревожилась, видя свою госпожу вялой и равнодушной ко всему, что ее окружало.
Правда, она немного оживала, когда ей приносили малыша, но и тогда это была лишь тень прежней Барбары. Карл отказался от нее, и сердце Барбары было разбито. Еще совсем недавно она была самой счастливой женщиной на свете, любящей и любимой. А сейчас мир перевернулся. Она лежит покинутая и смотрит в безрадостное будущее.
Любовь мужчины — самое главное в мире, с горечью думала она. Если ты владеешь ею, то обладаешь всем, если нет — то ничем. Она негодовала на всех мужчин, включая Карла, за то, что они имели такое большое значение в ее жизни.
Когда-то Карл обещал, что окружит ее богатством и славой, чтобы сделать ее жизнь безоблачно счастливой. И что же теперь осталось у нее? Титул леди Каслмейн, деньги, поступающие от торговли и лотереи? Она тратила их, как только получала, и в основном на то, чтобы доставить удовольствие Карлу… Ну и, конечно, на карты, честно призналась себе Барбара.
В отчаянии она упрекала себя за бешеный темперамент. Хорошая вспышка ярости могла бы вернуть ее к жизни, но на это она не была способна. Барбара устало уткнулась лицом в подушку, и дремота вновь овладела ею.
Проснувшись, Барбара бросила взгляд на колыбель и заметила, что она пуста. Немного встревоженная, она позвала Нэнси.
— Где ребенок?
— Его светлость взяли его крестить.
Долгожданная ярость, точно пожар, вспыхнула в Барбаре. Она отбросила покрывало и, соскочив на пол, взволнованно заходила по комнате.
— Как он посмел! Презренный трус! Украл ребенка, пока я спала!
— Ведь вы бы не позволили ему сделать это! — Нэнси осторожно оглянулась, пытаясь сообразить, что Барбара собирается швырнуть в нее.
— Конечно, я бы не позволила! Ведь Роджер католик и явно собирается окрестить королевского сына в свою веру.
Барбара все еще яростно мерила шагами комнату, когда на пороге появился Роджер. Она выхватила у него ребенка.
— Ты что, с ума сошел? С чего тебе вздумалось сделать католиком ребенка короля?
— Я решил, что мой сын должен быть крещен в моей вере, — спокойно ответил Роджер.
Барбара с откровенным изумлением взирала на него.
— Как ты можешь думать, что это твой сын? Я не спала с тобой с тех пор, как стала любовницей короля.
— Тебе не следует забывать о двух вещах, — невозмутимо сказал он. — Во-первых, в глазах всего света я являюсь отцом этого малыша, а во-вторых, ты больше не любовница короля.
Его беспощадные слова причинили ей дикую боль, она подумала, что лучше бы он убил ее.
— Я полагаю, что теперь мы снова будем жить как муж и жена и постараемся вернуть нашей жизни былое достоинство.
Она представила себе ту жизнь, которую имел в виду Роджер, тихую провинциальную жизнь вдали от двора. День за днем слушать его занудные разглагольствования, терпеть вялые ласки по ночам! Ей только двадцать лет, а жизнь уже кончилась!
— Достоинство! — воскликнула она. — К чему мне твое дурацкое достоинство? Я хочу жить полной жизнью. Жизнью, которой ты не сможешь дать мне.
— Не думаю, что у тебя есть большие возможности для выбора, — еще спокойнее сказал Роджер. — А пока я оставляю тебя, чтобы ты могла все обдумать.
Гнев Барбары немного утих. Но она точно очнулась от зимней спячки, кровь заиграла в ее жилах, ум обрел прежнюю ясность. Возможно, поступок Роджера открыл ей путь к тому, чтобы вернуть любовь короля. Ведь Карл признал своего сына и обещал позднее сделать официальное признание. Конечно, король протестантской Англии не допустит, чтобы его сын был крещен в католическую веру.
На следующий день Роджер уехал по каким-то неотложным делам, которых у него всегда было в избытке. Вероятно, он надеялся, что в его отсутствие Барбара постепенно свыкнется со своим новым положением.
Барбара действовала решительно и быстро. Она приказала погрузить на телеги необходимую мебель и, забрав ценные вещи, отправилась в Ричмонд, в дом своего дяди. На Кинг-стрит остались лишь несколько слуг для охраны дома. Из Ричмонда она послала Карлу страстное послание, умоляя его приехать к ней.
Нельзя сказать, что Карл разгневался, получив ее призывное письмо. Маленькая Катерина была милой и приятной, возможно, даже немного приторной в своих ласках. А он привык к разнообразию. Одним из главных достоинств Барбары было то, что с ней никогда не бывало скучно. Она была крайне соблазнительна как женщина, но в то же время обладала умом и неисчерпаемыми способностями в устройстве разнообразных развлечений. Она придумывала костюмированные балы и игры, ставила веселые спектакли. И Карл признался себе, что уже слегка устал от своей юной женушки. Конечно, он обязан нанести Барбаре этот визит и узнать причину столь страстного призыва.
Барбара взволнованно крикнула Нэнси:
— Пошевеливайся! Мы должны превратить меня в больную, почти умирающую женщину.
Нэнси изумленно раскрыла рот.
— Да-да, — неторопливо сказала Барбара. — Пусть Карл Стюарт посмотрит, до чего он довел меня. У него всегда было доброе сердце. Едва ли он с легкостью воспримет, что от его цветущей любовницы осталась лишь жалкая тень.
После соответствующих втираний лицо ее стало мертвенно-бледным. Затем она наложила тени под глазами и на щеках.
— Опусти полог так, чтобы лицо находилось в тени, — приказала она. — А теперь иди встречай короля. Нельзя, чтобы гостеприимный дядюшка успел перехватить его. Я хочу, чтобы сразу по приезде он прошел ко мне.
Сердце ее учащенно билось, она откинулась на подушки, слегка презирая себя за этот спектакль. Никогда Барбара не думала, что ей придется удерживать короля, играя на его жалости. Но сейчас ей казалось, что это единственное средство.
Она услышала звук шагов Карла по паркетному полу комнаты. Он подошел к кровати.
— Барбара! Ты не сообщила мне, что заболела! — Он обеспокоенно вглядывался в полумрак затененной пологом кровати.
Барбара больше походила на труп, чем на живую женщину. Он страшно испугался. Жизнь без нее представилась ему мрачной и унылой. Странно, как он мог жить без нее все это время.
— Садись, Карл. — Она показала слабой рукой на край постели, боясь, что, если он сядет ближе, ее грим станет слишком заметен.
Карл присел и нежно взял ее руку. Она расслабила руку, стараясь сделать ее вялой и безжизненной. Как бы ей хотелось сжать его руку, отбросить покрывало и прижаться к нему всем телом! Но она лишь издала слабый вздох.
Карл тревожно склонился к ней.
— Что с тобой случилось, милая?
— Я не упрекаю тебя, дорогой, — тихим голосом сказала она. — Но посмотри, до чего довела меня любовь к тебе. Моя репутация погублена окончательно. Я потеряла дом, мужа… У меня не осталось даже твоей любви!
— Но где же Роджер?
— Мы поссорились с Роджером. Я была вынуждена забрать свои вещи и искать убежища в доме своего дядюшки.
Барбара постаралась выдавить несколько слезинок и возблагодарила Бога, когда ей удалось сделать это. И в самом деле, если все остальное рухнет, она может попробовать себя как актриса. Наверное, многих бы привлекло в театр имя печально известной леди Каслмейн.
Глубоко вздохнув, словно последние силы покидали ее, Барбара прошептала:
— Роджер окрестил твоего сына в католическую веру.
Карл раздраженно взмахнул рукой. Трудно было винить Роджера за то, что тот потерял терпение. Слишком долго он был рогоносцем. Но этот ребенок был явно не его, и Карл собирался со временем признать своего сына.
— Это легко исправить, — сказал он. — Мы перекрестим его, и я стану его крестным отцом.
— О, неужели это возможно, сир? — Лицо Барбары просияло под густым слоем белил. Она добавила более слабым голосом: — Я счастлива, что вы еще любите вашего ребенка, хотя и разлюбили его мать.
Карл подавил стон.
— Я никого еще не любил так, как тебя, Барбара. Иногда мне кажется, что ты настоящая колдунья и погубила меня своими чарами.
Барбара порывисто села и обняла его. Они обменялись долгим пламенным поцелуем, и шаловливый язычок Барбары разжег в короле огонь желания. Но он вдруг вспомнил об истощенном физическом состоянии Барбары и мягко уложил ее в кровать. Она изумленно взглянула на него.
— Необходимо срочно позвать доктора, чтобы он осмотрел тебя.
— Чепуха! А королевские поцелуи — лучшее лекарство. — Барбара лукаво усмехнулась и, смочив слюной уголок простыни, стерла грим со своего лица. Из-под белил проступила нежная кожа, и Барбара озорно рассмеялась. — Если ты действительно бросишь меня, я поступлю на сцену. Карл согнулся от хохота.
— Ты и вправду колдунья, — сказал он и заключил ее в объятия. Затем он принес воды и старательно смыл с ее лица остатки грима. Закончив с этим, он вопросительно взглянул на нее, сомневаясь, полностью ли она уже оправилась после родов. Барбара молча кивнула и призывно откинула покрывало. Они занялись любовью, и Карл удивлялся, как мог он так долго жить вдали от нее.
— Я тоже участвовал в маленьком семейном спектакле, — признался он. — И так вжился в роль влюбленного супруга, что едва не забыл, как сильно я люблю тебя.
— Но здесь была не игра, Карл, а правда, — горько сказала Барбара. — Я действительно боялась, что навсегда потеряла тебя.
— Когда-то я обещал окружить тебя богатством и славой, — печально проговорил он. — Завтра же мы возьмем нашего Карла и окрестим его.
Барбара молчала, но в глазах ее стоял немой вопрос.
Карл кивнул.
— И я добьюсь для тебя места фрейлины королевы.
Глава 16
На следующий день Карл привел с собой крестных для своего сына — тетушку Барбары, графиню Суффолк, и Обри де Вира, графа Оксфордского. Графиня Суффолк стала первой и пока единственной английской фрейлиной королевы.
Барбара вся так и светилась от счастья. Тетушка не удержалась и запечатлела поцелуй на ее розовой щечке.
— Он все еще любит меня, — вполголоса сказала Барбара графине, послав гордый взгляд в сторону Карла, беседующего с графом Оксфордским.
— Да уж, и я могу гарантировать, что его любовь вспыхнула с новой силой. — Графиня Суффолк имела не очень высокое мнение о королеве, с которой уже успела познакомиться поближе.
— Как приятно чувствовать, что тебя любят, окружают вниманием и заботой! — Чувства переполняли Барбару, и она, поднявшись на носки, закружилась по комнате.
— Только любовь мужчины может сделать женщину счастливой в этом мире. Без нее женщина как бы и не живет вовсе! — с печальной мудростью заметила графиня.
— Да, я поняла это, когда Карл ушел от меня, — согласилась Барбара, — когда я лежала, покинутая им, после родов. Если он снова откажется от меня…
— Успокойся, милая, этого не произойдет, — тетушка успокаивающе похлопала ее по руке.
Карл взглянул в их сторону и улыбнулся, а у Барбары перехватило дыхание. Возможно, он не красавец, но едва ли кто сравнится с ним в живости и обаянии.
Они поехали в Вестминстер, в церковь Святой Маргариты. Барбара и Карл попеременно держали на руках ребенка. Графиня Суффолк сказала, что тоже могла бы подержать малыша, но любящие родители запротестовали, наслаждаясь этой маленькой интимной радостью. Они были слишком эгоистичны, чтобы делиться своим счастьем. Барбара выглядела великолепно, солнце играло на ее блестящих волосах, глаза сияли, и Карл с искренним восхищением смотрел на нее.
В церкви Святой Маргариты младенец был окрещен в англиканскую веру. Запись в книге гласила:
«18 июня 1662 г. Чарлз Палмер Лимбрик (лорд Лимерик), рожденный Барбарой от Роджера, графа Каслмейна».
— По церковной записи он значится как сын Роджера, — сказал Карл, когда они ехали домой, — но я уже признал его своим сыном и вскоре сделаю это в официальном порядке.
Его любовь к Барбаре стала еще нежнее и глубже. Случалось, ее вспыльчивость раздражала его, но, несомненно, этому были извинительные причины. Не очень-то легко любить одного мужчину, рожать от него детей и носить при этом имя другого. Особенно для такой гордой и независимой в своих поступках женщины, как Барбара. По губам Карла, затененным черными усами пробежала легкая улыбка: Барбара напоминала упрямого капризного ребенка, она демонстративно игнорировала все хитрости и уловки, которые могли бы успокоить светское общество. Казалось, она готова крикнуть всему миру: да, я именно такая! Принимайте меня такой, какая я есть на самом деле, или не принимайте совсем! Карл вздохнул, глядя, как она склонилась над младенцем, оберегая его от тряской дороги. Несомненно, в ее искренности было что-то бесконечно привлекательное, но сейчас, когда в Англии появилась королева, Барбаре придется все же стать более осторожной и мудрой, чтобы его семейная жизнь протекала мирно.
На следующий день в Ричмонд приехал Роджер и сообщил, что собирается покинуть Англию. Барбара почувствовала радостное облегчение, понимая, однако, что Карл будет огорчен, поскольку она лишалась формальной защиты, которую ей обеспечивало имя мужа. Если она вновь забеременеет, а в этом у нее не было сомнений, то всему миру будет ясно, что отцовство нельзя приписать Роджеру.
Странное ощущение радости охватило Барбару. Не надо больше лгать, постоянно прятаться за спиной этого далекого для нее человека. Кончились мелкие, унизительные уловки. Бледная и спокойная, она взглянула на стоящего перед ней Роджера.
— Куда ты едешь? Что собираешься делать?
Роджер тихо сказал:
— Я уезжаю во Францию. Собираюсь уйти в монастырь.
Барбара задумчиво посмотрела на него, вспоминая его вялые ласки, затем, вспыхнув, отвела глаза, словно согрешила, нарушив чужую тайну.
— Мне потребуется еще какое-то время, чтобы уладить все дела, но скоро мы расстанемся навсегда. — Он пристально смотрел на Барбару с непонятной мольбой в глазах.
Барбара порывисто взяла его руку и сказала:
— О Роджер! Мне жаль, что я вышла за тебя замуж.
Он попытался вырвать руку, но Барбара сильнее сжала ее.
— Ты не так меня понял. Прости меня, если сможешь. Боюсь, я погубила твою жизнь своим себялюбием. Но, Роджер, я никогда не смогла бы быть тебе хорошей женой! Мы слишком разные. Я никогда бы не смогла стать монахиней! А ты даже рад удалиться в монастырь.
Роджер повернул ладонь Барбары и нежно провел по ней пальцем.
— Это правда, мы совсем не пара, но все же у нас были хорошие моменты, когда мы работали вместе. — Его глаза смотрели на нее прямо и открыто. — Ты была мне чудесной помощницей во всех политических делах, когда мы готовили возвращение короля.
Барбара вспомнила те редкие моменты близости, когда они действовали заодно, и ее охватило чувство жалости и стыда.
— И как плохо все это закончилось для тебя! — На мгновение она забыла о себе, о своем желании свободы и думала только о нем. — Роджер, не уезжай во Францию. Ты же потеряешь все, ради чего мы жили и чего ты так старался добиться.
Роджер печально улыбнулся.
— Да, я в полной мере вкусил плоды наших трудов, и, надо признаться, они совсем не так сладки, как я думал. Я не сожалею о сделанном и верю, что Карл вполне подходит на роль короля Англии. Что касается меня, то я чувствую предрасположенность к монастырской жизни. Мне кажется, там я смогу обрести истинное счастье.
Они вышли в сад и, спокойно беседуя, сели на прогретую солнцем каменную скамью. Сейчас, когда Роджер дал ей свободу, Барбара почувствовала к нему такую привязанность, какой не испытывала со времени их знакомства. Забыты были раздражение, усталость и скандал из-за ребенка, который заставил ее сбежать в Ричмонд. В конце этой мирной беседы она от всего сердца пожелала Роджеру удачи и счастья.
Роджер поцеловал ее руку.
— Я пока еще побуду в Англии, улаживая дела. Надеюсь, мы еще встретимся.
Он уходил по аллее, и Барбара, провожая его взглядом, испытывала странное успокоение. Она не хотела быть врагом Роджеру. Если бы не их брак, она всегда была бы его искренним другом. Но в последние годы ей казалось, что она готова возненавидеть его. Он был той скалой, о которую разбивались волны ее счастья. Порой она в ужасе ловила себя на том, что желает ему смерти! А сейчас он наконец дал ей свободу — запоздалую свободу! К сожалению, Карл был уже женат.
Склонив голову на руки, Барбара сидела на скамье, и солнце нежно ласкало ее затылок. Почему все так запутано в жизни? Почему нельзя откровенно сказать: «Я люблю» — и любить, забыв обо всем на свете? Почему на пути у любви столько сложностей?
В тот же вечер Барбара рассказала Карлу о решении Роджера. Душа ее ликовала от сознания своей свободы. Карл нахмурился и тяжело вздохнул. Барбара, очевидно, не понимала, как важен был Роджер для соблюдения неких светских приличий и условностей перед лицом общества. И тем более сейчас, когда у него есть Катерина…
Карл вздохнул и зарылся лицом в ее огненную шевелюру. Она теснее прижалась к нему, его руки обняли ее стройный гибкий стан. Перед своей женитьбой он чувствовал, что положение Барбары в обществе достаточно прочно. Она казалась гордой и веселой, и ему не приходило в голову, что ей может понадобиться серьезная защита. За последний месяц Карл полностью осознал, как трудна будет ее жизнь без его поддержки, и это знание наполняло его нежностью и желанием защитить ее.
Сейчас, когда Роджер собирался покинуть Англию, ей необходимо как можно скорее получить место фрейлины в свите королевы. На следующий день Карл протянул Катерине свиток, небрежно сказав:
— Здесь список всех английских леди, которых я подобрал для вас. Все они достойные родовитые дамы и заслужили эту честь. Уверен, вы одобрите мой выбор.
— Я тоже уверена, — улыбнулась Катерина и, развернув свиток, пробежала глазами строчки. Она плохо знала английскую знать и никого не предпочитала. Вдруг костяшки ее пальчиков побелели. Дочитав весь список, она обнаружила в конце дерзкое, вызывающее имя — Барбара, графиня Каслмейн.
Катерина подавила предательское восклицание. Она не может — не должна — говорить об этой женщине с Карлом. Неважно, что под пурпурным пологом серебряного ложа между ними установилась интимная близость, ведь существуют вещи, которые не пристало обсуждать с мужем. Ее смущала уже одна мысль о том, что он имел с леди Каслмейн такую же близость, как с ней. Неужели он собирается продолжать этот роман на ее глазах?
Живя и воспитываясь в монастыре, Катерина часто жалела о том, что родилась принцессой Португальской, которой судьба уготовила королевскую жизнь. Ей хотелось быть простой девочкой. Как было бы чудесно стать монахиней, быть одной из этих женщин с мягкими голосами и строгими лицами, жить их делами и молитвами! В последний месяц она смеялась над своими детскими мечтами и благодарила Бога за то, что он не позволил ей стать монахиней. Карл разбудил в ней женщину, горячая южная кровь заиграла в ней. Ему трудно было оценить глубину чувств Катерины, ее смущение было слишком велико, и казалось, она лишь уступает его желаниям. А на самом деле она сгорала от страсти и с трепетом ждала его ласк. Неужели Карл ласкал леди Каслмейн так же нежно, как и ее?! От одной этой мысли Катерина почувствовала такую ревность, которая точно желчь разлилась по всему ее телу. Душевная боль была нестерпимой, Катерина задрожала, и Карл мгновенно забеспокоился:
— Вы не больны, дорогая?
Она схватилась за эту мысль.
— У меня немного болит голова. Если вы позволите… — и она дрожащей рукой положила свиток на столик.
— Конечно! Я позову ваших камеристок.
Он подошел к дверям и пригласил девушек. Велев им позаботиться о здоровье королевы, Карл покинул комнату.
Катерина вооружилась булавкой и быстрыми колющими ударами выколола имя Барбары, графини Каслмейн. Впервые эта невинная душа почувствовала, что способна на убийство, она исступленно колола пергамент, представляя, что наносит раны незнакомой сопернице.
Назавтра она, опустив глаза, протянула список королю. Катерина предпочла сделать это без слов и объяснений. Конечно, у него достанет воспитания просмотреть его спокойно.
Карл развернул свиток и замер в изумлении, заметив выколотое имя. Он предполагал, что Катерина невинна, как дитя. По состоянию свитка было заметно, в какой ярости пребывала его жена, выкалывая ненавистное имя; казалось, пергамент изжеван сворой спаниелей. Раз Катерина с такой злостью выколола имя Барбары, она была гораздо более осведомлена, чем он предполагал… Она оказалась не такой честной и наивной, как он думал. Барбара, несомненно, честнее ее. Карл усмехнулся, вспомнив о белилах, которые Барбара стирала с лица простыней.
Он поднял голову и задумчиво взглянул на королеву. На ней был ниспадающий пеньюар из тонкого розового шелка, волосы рассыпались по плечам. Ее прекрасные длинные волосы обычно восхищали Карла, когда они вот так свободно падали на ее плечи и спину, а не были круто завиты. Но Катерина почти не заботилась о своей внешности, ее вполне устраивало то, как она выглядит. Когда она бывала в хорошем настроении, лицо ее светилось счастьем и казалось почти красивым. Но сейчас она побелела, в глазах притаилась настороженность, и Катерина выглядела дурнушкой.
Она чувствовала себя неуютно под холодным, изучающим взглядом Карла.
— В чем дело, Карл? — спросила она прерывающимся голосом.
— Я вижу, вам не понравилось имя леди Каслмейн.
Ему подумалось, что на самом деле он абсолютно не знает эту маленькую женщину. Она казалась такой юной и безыскусной и очень напоминала его любимую Киску. А оказывается, ей было известно о его романе с Барбарой, и она со спокойствием умудренной, опытной женщины относилась к этому. Образ невинной девочки-невесты растаял. Возможно, не раз она тайно смеялась над ним, пока он терпеливо учил ее любовным играм.
Он спросил, резко повысив голос:
— Что вы имеете против леди Каслмейн? Вы не желаете видеть эту даму?
Катерина окаменела от возмущения. Как он смеет!
— Я знаю о вашей… связи… с ней.
Карл бросил на нее оценивающий взгляд. Пожалуй, можно больше не щадить эту крошку.
— Раз вы в курсе моих отношений с леди Каслмейн, то, конечно, понимаете, почему она должна получить место фрейлины.
Катерина дерзко вздернула маленький подбородок, в карих ее глазах предательски блеснули слезы.
— Вы тоже должны понять, Карл, что я не могу терпеть эту женщину в своем окружении.
— Я не требую, чтобы вы приближали ее к себе. Но она должна получить эту должность хотя бы формально.
— Но зачем? — Катерина начала терять свой гордый вид, голос ее зазвучал умоляюще.
Карл постарался сохранить терпение.
— Леди Каслмейн многим пожертвовала ради меня. Если она не получит этого назначения, все решат, что я забыл о ней, и свора придворных шакалов с наслаждением начнет терзать ее. Разве вы не знаете, дорогая, как жесток бывает двор к тем, кто утратил былые привилегии?
Глаза Катерины наполнились слезами.
— В монастыре меня учили, что прелюбодеяние — грех. Я имею в виду то, что леди Каслмейн заслуживает всяческого унижения.
Лицо короля угрожающе потемнело. Он предостерегающе поднял руку.
— Леди Каслмейн едва ли можно назвать распутной женщиной. Положение королевской любовницы всегда было почетным в Англии, к тому же эта леди — мать двух моих детей и вправе рассчитывать на всеобщее уважение, в том числе и на ваше, дорогая.
Кровь отхлынула от лица Катерины, ей стало дурно. Оказывается, есть еще и дети! Ее ограбили даже в этом. Не она, законная жена, первой родила ему ребенка. Катерина слегка пошатнулась, и Карл, чувствуя угрызения совести, бросился вперед, чтобы поддержать ее.
Как приятно чувствовать его бережные объятия! Она прижалась лицом к его груди и обняла его слабыми руками. Карл погладил ее блестящие темно-каштановые волосы и вздохнул. Как же ему заставить эту маленькую воспитанную в монастыре мышку понять, что сейчас на карту поставлено не только счастье Барбары, но и его честь?
Он подвел Катерину к креслу и заботливо усадил ее. Затем опустился на колени, и его большие смуглые ладони мягко накрыли ее маленькие ручки. Голос Карла был тих и нежен.
— Катерина, дорогая моя, знаю, вам достаточно трудно пересилить себя и выполнить мою просьбу. Вы получили воспитание в стенах монастыря, и придворные нравы должны казаться странными для вас. Но поймите, я прошу вас о вполне обычном деле. Многие королевы вынуждены принимать любовниц своих супругов. Достойным поведением в такой ситуации, они заслужили уважение и преданность своих супругов.
Катерина резко вырвала руку, и ее кольцо до крови оцарапало его ладонь. Она страшно побледнела.
— Вы хотите сказать, что эта дама по-прежнему будет вашей любовницей?
Он тяжело вздохнул и внимательно взглянул в ее искаженное тревогой бледное лицо. Сейчас его может спасти только ложь. Карл медленно сказал:
— Дорогая, если вы сделаете это для меня, я обещаю, что оставлю леди Каслмейн. Я прошу только воздать ей должное уважение за то, что ради меня она пренебрегла светскими условностями, за то, чем мы были друг для друга в прошлом. Прошу дать ей положение, достойное матери моих детей.
Упоминание о детях с новой силой разожгло ревность Катерины и лишило ее способности трезво мыслить. Она вскочила с кресла и, задыхаясь от ярости, оттолкнула стоящего на коленях Карла.
— Я никогда не соглашусь на это! И сделаю все что в моих силах, чтобы она понесла наказание за свою безнравственность! — воскликнула Катерина и выбежала из комнаты, сильно хлопнув дверью.
Карл медленно взял шляпу и водрузил ее на голову. Выйдя в коридор, он заметил стайку быстро удаляющихся придворных. Карл был готов держать пари, что они подслушивали под дверью вплоть до того момента, когда королева в гневе покинула комнату. Им удалось сегодня заполучить отличную тему для сплетен, мрачно подумал он и устремился в парк, окружающий Гемптонский дворец, так быстро, словно его преследовали демоны.
Он блуждал по парку, отклоняя все попытки придворных присоединиться к нему, и думал о том, сколько горьких и обидных слов мог бы сказать Катерине. Два месяца он играл роль влюбленного супруга, и к концу этого срока каждая клеточка его тела загоралась при мысли о Барбаре. Он продал свою свободу за триста тысяч фунтов, а вместо этого был обманут и наделен в изобилии сахаром, специями и нежеланной женой.
Карл поднял с земли палку и с размаху хлестнул ею по кустам. Если бы Катерина была разумна, он постарался бы сделать счастливой ее жизнь. Он не желал ей зла, не ее грех, что королева-мать нечиста на руку. Катерина могла бы пользоваться почетом и уважением, которые соответствуют ее положению королевы Англии. Он был готов оберегать и любить ее, и вскоре у них появился бы законный наследник английского трона. Однако — Карл нахмурился — она должна немедленно узнать, что в их семье он хозяин положения.
Карл вскочил на коня и уехал в Лондон, к Барбаре, которая уже вернулась в свой дом на Кинг-стрит.
Он рассказал ей о ссоре с Катериной, и Барбара в страхе прижалась к нему, ее большие синие глаза стали печальными.
— Но я не смогу даже появиться при дворе, если у меня не будет этого назначения! О Карл, почему судьба так несправедлива к нам?
Карл мягко сжал ее плечи и слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо; взгляд его стал решительным и серьезным.
— Обещаю тебе, я добьюсь своего! Я намерен показать Катерине, кто в доме хозяин.
Душа Барбары радостно дрогнула. В его голосе уже не было прежней нежности, когда он произнес имя Катерины. Он выдавил его из себя, словно оно было отвратительно ему.
Они поужинали вдвоем, и затем Карл предложил сыграть в карты. Игра проходила в молчании. Барбара поняла, что мысли Карла совпадают с ее собственными: он ищет способ заставить Катерину подчиниться. Барбара отбрасывала одну идею за другой, они менялись так же быстро, как карты в ее руках. В глубине души разгоралось чувство вопиющей несправедливости. Если бы Карл послушал ее раньше! Сейчас он был связан по рукам и ногам нежеланной женой, а денег по-прежнему не было. У нее возникло искушение бросить ему в лицо эти обидные слова, упрекнуть в глупости. Но не хотелось нарушать атмосферы душевного понимания, возникшей между ними. Если она рассердит Карла, его раздражение, вызванное неуступчивостью королевы, может обратиться на нее и привести к очередной ссоре.
Она была рада, что сумела сдержаться. Карл поднял голову, улыбка осветила его лицо. Он решительно бросил карты и сказал:
— У меня есть план, Барбара. Конечно, есть определенный риск, но, думаю, ты достаточно отважная женщина.
Барбара заинтересованно склонилась к нему, локоны упали на ее открытую грудь.
— И какой же?
— Мы можем обманом заставить Катерину признать тебя. Наш медовый месяц в Гемптон-Корте подходит к концу, и Катерина вскоре должна переехать в Уайтхолл. Я назначил много придворных на церемонию представления в Гемптонском дворце и вместе с ними представлю тебя.
— Но она же узнает меня!
Карл усмехнулся.
— Она знает тебя только как графиню Каслмейн, а мы представим госпожу Барбару Палмер. Она примет тебя, и все пути к отступлению будут отрезаны. Твое назначение произойдет естественным путем.
Глаза Барбары сверкнули. Уж лучше активно действовать, чем, слоняясь по дому, размышлять об успехе замысла Карла. Она по-мужски сжала его руку своей изящной ручкой, принимая его предложение.
— Давай рискнем!
Восхищенный ее смелостью, Карл встал из-за карточного столика и поднял Барбару на руки.
— Ты несравненна, моя милая. Если когда-нибудь нам случится воевать снова, то вряд ли я найду более отважного союзника.
В день назначенного приема последняя фраза короля, точно магический заговор, звучала в ушах Барбары. Ладони ее похолодели, сердце стучало со странными перебоями. Сегодня в Гемптон-Корт съезжается вся английская знать, и, конечно, ее провал станет известен всей Англии. Большинство вельмож и сановников стремились на этот прием, чтобы засвидетельствовать королеве свое почтение перед ее торжественным въездом в Лондон. Вот уж обрадуются все завистники, если королева удостоит Барбару лишь презрительным взглядом.
Карета катилась по тряской дороге из Лондона в Гемптон-Корт. Барбара то и дело смотрелась в изящное зеркальце. Для сегодняшнего приема она выбрала строгое белое платье с необычайно скромным вырезом, желая как можно меньше походить на куртизанку. Платье украшали тонкие кружева, среди которых поблескивали зернышки жемчужин, богатая отделка наряда говорила о важном положении носившей его особы. Даже кудри ее были слегка укрощены, они обрамляли безукоризненный овал ее чистого, чуть подрумяненного лица. Синий цвет ее огромных глаз стал поразительно глубоким.
Дорога до Гемптон-Корта казалась бесконечно длинной. Воображение Барбары уносилось вперед к тому моменту, когда она предстанет перед королевой, и она вновь и вновь проигрывала в уме эту сцену.
Катерина уже восседала на троне в Главном зале дворца. Она вспоминала, как впервые вошла сюда счастливой новобрачной под руку со своим супругом. Карл приветствовал новую группу гостей. Сегодня она снова ощущала себя счастливой, наконец-то их ссора, кажется, забыта. Карл был сама доброта; его непринужденные манеры и добрые ободряющие взгляды рассеяли ее смущение. Вновь и вновь он подводил к ней гостей, коротко представляя каждого человека, много шутил и дружески похлопывал их по плечам. Катерине оставалось лишь улыбаться и делать вид, что ей понятны его быстрые английские шутки. Благодаря его характеристикам у Катерины складывалось впечатление, что все дамы и кавалеры были замечательными людьми, которые горячо любили свою королеву и искали ее расположения. Возможно, она действительно скоро станет любимой королевой в этой чужой для нее стране. Карл склонился к ней и, пробормотав краткое извинение, сказал, что отлучится на несколько минут. Он пересек зал и скрылся за дверью. Катерина с нежностью следила за его величественной высокой фигурой.
Карл подошел к воротам Анны Болейн как раз в тот момент, когда во двор въехала карета Барбары.
— Ты волнуешься, дорогая.
Барбара оперлась на предложенную руку и вышла из кареты. Она спокойно расправила юбки.
— Совсем нет. Мой отец сражался на поле боя ради спасения твоего отца. Неужели я не выдержу маленькой печальной схватки ради любви к тебе? — Рука ее была холодна, как лед, и слегка дрожала.
Они поднялись по ступеням, ведущим в Главный зал. Барбара глубоко вздохнула и пожала его руку. В дверях они на мгновение остановились, и она обвела зал быстрым взглядом, как генерал, изучающий поле битвы. Огромные эркерные окна были распахнуты в вечернюю прохладу, но из-за обилия гостей и пылающих свечей воздух в зале был душным и неподвижным. Казалось, все драгоценности Англии сверкали сегодня здесь. За малым исключением, все эти лица были знакомы Барбаре.
Катерина! Барбара невольно задержала взгляд, присматриваясь к женщине, которая вторглась в ее жизнь. Она сидела на возвышении под балдахином в дальнем конце зала и с такого расстояния казалась просто маленькой неподвижной куклой. Ее наряд украшали россыпи драгоценных камней, но старомодные фижмы сковывали движения и делали ее еще больше похожей на деревянную куклу. Темно-каштановые волосы были свиты в тугие спирали, которые большими гроздьями висели по сторонам ее лица, отчего оно казалось немного смешным.
Барбара подавила нервный смешок. «Почему я должна бояться этой смешной куклы», — подумала она. И однако Катерина сидела на троне, охраняемая положением королевы Англии, а Барбара приближалась к ней в качестве скромной просительницы.
Карл чуть подтолкнул Барбару, и они пошли навстречу Катерине. Послышались приглушенные восклицания, затем в зале повисла напряженная тишина. Придворные узнали Барбару и поняли дерзкий замысел короля.
Тишина постепенно охватывала весь зал, и Барбара ощутила неприятный холодок в сердце. Многим не нравилось ее привилегированное положение. Они надеялись, что королева сейчас поставит Барбару на место, их горящие глаза алчно прищурились. Барбаре казалось, что ее проткнули тысячью маленьких иголочек, и, если бы не твердая рука Карла, она, возможно, не смогла бы противостоять потоку этой острой неприязни.
Они приблизились к трону. Избегая взглядов любопытных придворных, Барбара неотрывно смотрела на Катерину. Да она же просто дурнушка! Барбара отметила торчащие зубы, невыразительные карие глаза, и на душе у нее полегчало. Многие клялись, что королева очень мила, и она почти поверила их оценкам. Когда они достигли подножия трона, Карл ободряюще сжал ее руку: момент настал!
Катерина слегка наклонилась вперед, и Карл непринужденно произнес:
— Дорогая, позвольте представить вам дочь одного из преданнейших сторонников моего отца, госпожу Барбару Палмер.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди Барбары, время, казалось, замерло. Она почувствовала такую слабость, что не могла разжать пальцы, державшие руку Карла. Но пока все шло отлично! Катерина улыбалась и, чуть подавшись вперед, протянула Барбаре руку.
Королева смотрела на Барбару с той невольной восхищенной улыбкой, какую вызывает красивое зрелище, будь то порхание бабочки среди цветов или новое бриллиантовое ожерелье.
Напряжение в зале достигло взрывоопасного предела, послышалось несколько сдавленных вздохов. Барбара, торжествуя, склонилась к руке королевы, чтобы поцеловать ее. Ручка Катерины была хрупкой, как у ребенка.
Португальская фрейлина, донья Эльвира, склонилась к королеве и пораженно прошептала:
— Это леди Каслмейн!
Губы Барбары едва успели коснуться руки королевы, когда та импульсивно отдернула руку. Барбара выпрямилась, их взгляды встретились. Соперничество синих и карих глаз длилось несколько долгих мгновений. Дерзко подняв голову, Барбара словно заявляла: «Катерина, Карл мой! Ты захватчица, а не я!» Глаза Катерины становились все темнее и темнее. Барбара почувствовала, что смелость покидает ее, ей захотелось провалиться сквозь этот натертый до блеска паркет.
Катерина привстала и слегка покачнулась, хватая ртом воздух. Барбара в ужасе заметила, как яркий ручеек крови побежал из носа королевы. Время тянулось бесконечно. Барбара стояла как оглушенная, не веря своим глазам.
Карл бросился вперед, чтобы подхватить падающую королеву. Лицо его потемнело от гнева, он коротко бросил Барбаре:
— Подожди меня здесь.
Барбара стояла как вкопанная возле трона. Пламя свечей и блеск драгоценностей начали расплываться в ее глазах, в голове появилась странная пустота. Если бы она сделала хоть шаг, то, несомненно, упала бы. Карл был уже рядом и сказал тоном, не терпящим возражений:
— Мы немедленно уезжаем!
Деревянной походкой Барбара прошествовала с ним по залу, чувствуя испуганные взгляды, следящие за ними. Лицо Карла было мрачнее тучи.
— Она нарочно сделала это! Ей хотелось унизить меня!
Они вышли во двор, и Барбара вздохнула с глубоким облегчением. Ей казалось, что это был единственный глоток воздуха за последний час. Затем она изумленно повернулась к Карлу.
— Дорогой, она не могла сделать этого нарочно. Ни один человек не может вызвать кровотечение.
Карл, всегда здравомыслящий и хладнокровный, не слушал доводов. Он был в бешенстве от пережитого унижения и молча устремился к карете.
Барбара мудро молчала, украдкой бросая взгляды на его нахмуренные брови и сжатые челюсти. Да, Катерина, несмотря на обманчивую внешность, оказалась не такой уж тихой мышкой.
Глава 17
Ссора между королем и королевой стала поводом для развлечения всего двора. Барбара понимала, что она стала объектом бесконечных шуток. Бессильная ярость овладевала ею, она никого не принимала, гордо уединившись в своем доме на Кинг-стрит. Роджер был еще в Англии, но до завершения своих дел обосновался в Дорни-Корте. Новость об его отъезде уже стала всеобщим достоянием и вплеталась яркой нитью в повествование об унижении короля.
Барбара любила быть в центре внимания, но только когда устремленные на нее глаза были полны восхищения или зависти. Сейчас слава обернулась бесславием, и она готова была сменить ее на тихое и унылое житье в провинции. Чтобы не расстраивать Карла, она старалась выглядеть веселой и беспечной, но от этой постоянной борьбы с собой ее нервы были на пределе.
Карл пребывал в мрачной меланхолии, часто раздражался и подолгу молчал. Он все еще считал, что Катерина нарочно унизила его на приеме в Гемптон-Корте. Неужели так сложно было выполнить его просьбу и признать право Барбары бывать при дворе! Однако она отказала ему и к тому же устроила публичный скандал.
Карл не собирался быть под каблуком у собственной жены. Раз Катерина упрямится и действует по-своему, то ему придется изменить отношение к ней. Он не должен потакать ее капризам. После той унизительной сцены он не появлялся у королевы, надеясь, что одиночество в чужой стране сделает ее более разумной. Ночи он проводил с Барбарой на Кинг-стрит и, возвращаясь в Гемптон-Корт на рассвете, отдыхал в отдельной спальне. Порой страх леденил душу Барбары, но она скрывала его от Карла. Если Катерина будет продолжать упорствовать, то Барбара окажется на задворках жизни в унизительном положении тайной любовницы. «О, как я ненавижу ее!» — думала Барбара.
Наконец Карл решил послать канцлера Кларендона, чтобы тот уговорил Катерину. Старый наставник короля сначала упорно отказывался. Он не любил Барбару и не видел причин, по которым ей должна быть оказана столь высокая честь. Карлу удалось переубедить его.
Барбаре эта затея сразу не понравилась.
— Худшего посредника ты вряд ли мог бы найти, — протестовала она. — Кларендон ханжа и своей бестактностью только испортит все дело. Как сможет он убедить Катерину, если в душе не согласен с тобой?
Карл попытался развеять ее сомнения, сказав, что Кларендон как нейтральная сторона сможет гораздо лучше заинтересованного лица справиться с этой задачей.
Кларендон с неохотой отправился на аудиенцию к королеве. Катерина, догадываясь о цели его визита, была несколько напряжена и нервна. Грубоватый по натуре, Кларендон сразу приступил к делу.
— Мадам, пора окончить вашу ссору с королем.
Губы Катерины дрожали, но она твердо сказала:
— Уверяю вас, что мое самое большое желание — помириться с мужем.
— Тогда, мадам, вы должны принять леди Каслмейн в качестве вашей фрейлины.
Катерина пыталась возразить, но Кларендон жестом оборвал ее.
— Я приношу заверения от имени вашего супруга, что, если вы разумно согласитесь на это, он постарается, чтобы ваша жизнь в Англии была счастливой и безоблачной. — Честный Кларендон тяжело вздохнул, зная, что лжет. — Если вы выполните эту пустяковую просьбу, то он обещает прекратить все отношения с леди Каслмейн.
Катерина вспомнила вызывающую красоту Барбары и трогательно сказала:
— Но я не могу поверить этому. Я же видела ее, как вы знаете. — Затем она опомнилась и вспыхнула от смущения.
Между ними возникло напряженное молчание. Оба понимали, что Карл не сможет, постоянно видя Барбару, не посещать ее спальню.
Катерина отвернулась, чтобы скрыть неловкость. Узкие плечики выпрямились, и она твердо сказала, чуть повернув голову:
— Я хочу быть верной и хорошей женой моему мужу во всех отношениях. Но не могу поощрять его безнравственное поведение. Жена несет ответственность за бессмертную душу своего супруга.
Лицо Кларендона побагровело, но он постарался сдержать себя. В общем-то он не имел претензий к этой маленькой королеве. Пожалуй, его не устраивало только то, что Катерина была католичкой, а католиков в Англии не жаловали со времен кровавого царствования королевы Марии.
— Я полагаю, мадам, что вам следует так же побеспокоиться о добром имени вашего супруга. Вам необходимо понять, почему леди Каслмейн должна получить место фрейлины.
Катерина стояла не шелохнувшись, только ее учащенное дыхание выдавало, как напряженно она прислушивается к его словам. Она продолжала хранить молчание.
— Мадам, — резонно заметил Кларендон, — поймите, на карту поставлена честь короля.
Катерина обернулась и прошипела:
— Его честь! Его честь требует, чтобы он хранил верность жене, чтобы он спал в моей постели и не пренебрегал своим долгом дать Англии наследника трона.
Кларендон понял, как сильна ревность Катерины по отношению к детям Барбары, рожденным от Карла, и удрученно вздохнул. Он сам неодобрительно относился к появлению на свет бастардов. Выдержав соответствующую паузу, он мягко сказал:
— Я не вижу, каким образом король сможет содействовать появлению законного наследника, если вы не прекратите вашу ссору.
Губы Катерины задрожали, и она прижала ладонь ко рту, чтобы скрыть это. Она страстно мечтала о Карле по ночам, ее только что проснувшееся тело жаждало любви. Ее решимость поколебалась, когда она подумала о предстоящих одиноких ночах, но затем образ матери возник перед ее мысленным взором и она отбросила колебания.
— Если я предам забвению измену, то обреку своего мужа на вечные муки.
Кларендон хмыкнул. Упоминание о религии разозлило его, и он стал менее щепетильным в выборе аргументов. Он напомнил ей, что Карл проявил большую снисходительность, получив вместо золота сахар и специи. С грубоватой прямотой он заявил, что эта женитьба не получила одобрения в Англии, поскольку Катерина католичка, и что она сделала большую ошибку, поссорившись с королем в самом начале их семейной жизни.
Когда раздосадованный Кларендон закончил свою обвинительную речь, Катерина разразилась потоком слез. Но, хотя рыдания сотрясали ее худенькое тело и мешали говорить, она продолжала упорно стоять на своем.
Кларендон без церемоний ворвался в кабинет Карла, вытирая платком вспотевшее красное лицо. Барбара и Карл склонились над картиной Тициана, которую недавно приобрел Карл. Они вздрогнули от неожиданного вторжения, и Карл аккуратно поставил картину к столу.
— Как успехи? — Карл тревожно вглядывался в лицо Кларендона. Барбара взволнованно подалась вперед, чувствуя, что ее судьба зависит от слов канцлера.
Кларендон посмотрел на нее с оттенком неприязни и повернулся к королю.
— Королева решительно отказывается принять леди Каслмейн в качестве своей фрейлины. — Он посмотрел на Барбару, продолжая обращаться к королю: — И сказать по чести, сир, я могу войти в ее положение и не обвиняю ее.
Карл обнял плечи Барбары, словно хотел защитить ее, и на лице Кларендона отразился гнев.
— Оставь нас, Кларендон. Я разочарован в тебе!
Барбара прижалась к Карлу.
— О Карл! Это безнадежно! — Высвободившись из его объятий, она подошла к окну, оперлась о подоконник и, не оборачиваясь, сказала: — Знаешь, я привыкла считать, что могу распоряжаться своей жизнью. У меня есть сила воли, я всегда знала, чего хочу, и могла жить, как мне нравится. А сейчас я чувствую себя пешкой в чужой игре. — Барбара резко повернулась к Карлу. Лицо ее пылало, огненные волосы взметнулись и рассыпались по плечам. — Упрямство Катерины лишает меня всего. Я стану посмешищем в глазах всего света, отверженной тайной куртизанкой!
Карл привлек ее к себе.
— Ни в коем случае, милая! Ты не учитываешь, что не Катерина правит королевством, а я! И скоро она поймет это!
Карл решительно направился к столу и, взяв перо, начал быстро писать. Барбара с молчаливым любопытством следила за ним, затем не выдержала:
— Что ты задумал?
— Я уверен, что Кларендон не станет поднимать шум по данному поводу.
Барбара склонилась над столом и следила за быстрыми строчками, появлявшимися из-под гневной руки Карла.
С бьющимся сердцем она читала:
«…и мы не позволим омрачать нашу жизнь ни сейчас, ни в дальнейшем. Мы решили назначить леди Каслмейн фрейлиной королевы…»
Перо двигалось дальше:
«Наше решение в этом вопросе останется неизменным, в чем мы торжественно клянемся перед лицом Всемогущего Господа».
Он продолжал покрывать бумагу жирными черными буквами:
«…леди Каслмейн, безусловно, заслуживает. И любой, кто пожелает оспорить это, навечно станет нашим врагом».
Карл размашисто и четко подписал послание: «Карл II, король». Затем взял серебряную песочницу и посыпал страницу коричневатым песком. Он с усмешкой взглянул на Барбару.
— Ну и как?
Глаза Барбары потемнели, в их глубине загорелся свет, голос стал чуть сдавленным.
— Думаю, это самое прекрасное из любовных писем всех времен.
Карл усмехнулся, поддразнивая ее.
— Любовное письмо? — Он торопливо пробежал страницу глазами и широко улыбнулся. — Однако, пожалуй…
Он призывно протянул к ней руки, и она прижалась к нему. Гнев на Кларендона и королеву распалил их чувства, зажег огонь страсти, которая была столь безумной, что они, забыв об удобствах спальни, предпочли утолить ее прямо в кабинете.
Теперь ей ничего не страшно! В конце концов, кто такая королева? Несмотря на ее упрямство, она всего лишь слабая женщина. Барбара, защищенная покровительством Карла, уверенная в его любви, чувствовала себя непобедимой.
Ее торжествующее воодушевление длилось недолго. Через несколько дней она узнала об очередном визите в Англию королевы Генриетты, которая собиралась познакомиться со своей невесткой. В таком чисто семейном деле, естественно, любовница короля, будь она хоть трижды любима, участвовать не могла.
Барбара вбежала в свою спальню и с плачем упала поперек постели. Вновь ее с презрением отбрасывали в сторону, и никакая доброта и любовь Карла не могли смягчить боль этого унижения.
Барбара изо всех сил старалась казаться счастливой, но в течение месячного визита королевы-матери в Англию на душе у нее лежала постоянная тяжесть.
Карл был вынужден заключить перемирие с Катериной, чтобы продемонстрировать матери видимость нормальной семейной жизни. Королевская чета отправилась в Гринвичский дворец, где была назначена встреча с Генриеттой-Марией. Барбара очень страдала, без конца представляя себе семейные встречи, из которых была исключена. Она воображала Катерину, сидящую у ног королевы-матери, на правах жены расспрашивающую ее о детских годах Карла. А Барбара никогда не услышит этих рассказов.
На самом деле события в Гринвиче развивались примерно так, как и представляла себе Барбара. Генриетта-Мария была очарована Катериной и быстро сблизилась с этой скромной маленькой королевой. Катерина немного оттаяла, вернувшись в теплую семейную атмосферу. Как прекрасно быть рядом с Карлом. Он так мило склоняет к ней свою темноволосую голову и, кажется, ловит с восторгом каждое ее слово. Она еще больше влюбилась в своего мужа и мечтала, чтобы эти счастливые дни никогда не кончались.
Барбара безжалостно изводила себя. Долгое время она была практически королевой реставрированной Англии, а сейчас ей приходилось прятаться в своем доме на Кинг-стрит, как презренной куртизанке, пока Катерина находилась в центре внимания всей королевской семьи и двора. Надежды на будущее оставили Барбару. Вечно Катерина будет отнимать у нее Карла и наслаждаться привилегиями, которые дает ей положение супруги короля и королевы Англии.
— Единственное, что не вечно, — раздраженно сказала Барбара Нэнси, — это моя красота. Только в этом можно не сомневаться! Я стану старой, уродливой и уже не буду годна в королевские наложницы.
Нэнси мудро заметила:
— Если вы не будете сдерживаться, то потеряете короля гораздо раньше.
Барбара испуганно взглянула на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что мужчины любят ласку и веселье, а от слез и ссор быстро устают. Король каждый вечер выкраивает несколько часов, чтобы навестить вас, и что же он получает в награду? Слезы и упреки! Возможно, скоро он сочтет более разумным посещать другую даму, повеселее вас.
О Боже, ведь Нэнси права! Барбара то и дело орошала слезами камзол Карла, а однажды даже запустила в него флаконом духов.
Барбара должна срочно придумать какое-нибудь развлечение. Должна заставить его смеяться, напомнить о своей неистощимой изобретательности. Глаза Барбары вдруг озорно блеснули: ее осенила одна идея.
Весь день она провела в подготовке. С тех пор, как Карл вновь открыл театры, Барбара втайне мечтала стать актрисой. До реставрации женщин-актрис в театрах не было. Женские роли исполняли юноши. В Королевском театре и в театре Его Высочества недавно появились актрисы, и все с восторгом восприняли это удивительное новшество. А спустя некоторое время, чтобы подогреть интерес искушенных зрителей, ввели новый трюк. По сюжету пьесы предусматривалось, что героиня должна переодеваться в мужское платье. На первых спектаклях кавалеры в партере сходили с ума при виде женщин, облаченных в мужские костюмы. К оголенным плечам и глубоким декольте с полуобнаженной грудью все уже привыкли, но совсем новое волнующее ощущение вызывали стройные женские ножки и округлые ягодицы, обтянутые тугими кюлотами.
Барбара часто бросала лукавые взгляды на Карла, который с пристальным вниманием следил за такими сценами и по губам его блуждала легкая улыбка. Она решила удивить его сегодня вечером, появившись в подобном костюме. Барбара позвала пажа и дала ему пригоршню золотых монет. Он изумленно вытаращил глаза.
— Иди в Королевский театр и отыщи там женщину, в ведении которой находятся костюмы. Скажи ей, что леди Каслмейн желает восспользоваться одним из мужских костюмов, которые актрисы одевают во время представлений. Отдай ей золотые и скажи, чтобы она хранила все в тайне. Понял?
Днем Барбара приказала принести в спальню второе зеркало и установить его напротив первого так, чтобы она могла видеть себя и спереди, и сзади.
Костюм вскоре был доставлен, и Барбара, сгорая от нетерпения, облачилась в него. Она испытала странное ощущение, натянув на свои стройные ноги небесно-голубые кюлоты. К счастью, они были ей не велики и плотно облегали ее соблазнительную фигуру. Она вертелась перед зеркалами, вытягивая шею то так, то эдак, чтобы оценить себя со всех сторон. В результате она осталась вполне довольна своим видом. Добавив к кюлотам рубашку, шейный платок и темно-красный камзол, Барбара спрятала темно-рыжие локоны под белокурым париком. Мужская одежда была столь же изысканна, что и женская, но сидела удивительно ловко.
— Поразительная свобода движений! — восторженно сказала она Нэнси. Нэнси была несколько шокирована происходящим, но прыснула со смеху, когда Барбара сняла широкополую шляпу с пером и взмахнула ею, низко кланяясь.
— Как будто на вас сшито! И, надо сказать, очень вам идет.
— Нужно испробовать мой наряд на улицах Лондона! — воскликнула Барбара, но Нэнси запротестовала.
— Не стоит! Вокруг вас и так столько шума.
Барбара рассмеялась и присела за туалетный столик.
— Надеюсь, наряд понравится Карлу.
Карл прибыл вечером на Кинг-стрит и слегка удивился, не увидев спешащей ему навстречу Барбары.
— Мадам задерживается в гардеробной, — сказали ему.
Короля провели в столовую и предложили бокал вина. Карл, напевая, лениво расхаживал по комнате. Чуть погодя дверь отворилась, и в комнату вошел молодой светловолосый юноша в изящном наряде. Карл подавил вздох разочарования. Он надеялся провести вечер наедине с Барбарой.
Король вежливо приветствовал юношу, тот отвесил ему глубокий поклон со словами.
— Добрый вечер, ваше величество!
Юноша склонил голову и сказал:
— Леди Каслмейн, похоже, будет наряжаться весь вечер. Может быть, ее красота увяла и ей приходится прибегать к множеству хитростей, накладывая толстый слой грима, чтобы скрыть морщины.
Лицо Карла потемнело. Какая наглость!
— Красота леди Каслмейн не подлежит сомнению, — резко сказал Карл.
— Благодарю тебя, любовь моя! — сказал мнимый юноша, и на Карла глянуло озорное смеющееся личико.
— Барбара!..
Она покружилась перед ним.
— Ну, и как я тебе в роли пажа?
Глаза Карла жадно следили за движениями изящных ножек, предваряя ответ.
Глава 18
Барбара проснулась в плохом настроении. Сегодня должна была состояться церемония въезда королевы в Лондон. Художники-декораторы уже несколько месяцев занимались украшением города, и народ с нетерпением ждал великолепного зрелища, устраиваемого в честь официального торжественного въезда королевы в столицу Англии.
Едва рассвет забрезжил за окнами, Карл торопливо поцеловал Барбару и выскользнул из постели. Он спешил в Гемптон-Корт, чтобы присоединиться к Катерине. Барбара потянулась и прижалась к нему, но Карл мягко отстранился.
— Милая, мне пора ехать, но ты же знаешь, что мысленно я всегда с тобой.
В последнее время Барбара опять впала в отчаяние. Упорный отказ Катерины дать ей место фрейлины приводил ее в ярость и пугал. Она начинала верить в то, что королева может держаться вечно. Барбара устраивала Карлу сцены, требуя, чтобы он применил власть и сломил упрямство королевы.
Король и сам гневался на свою непокорную супругу, Барбара лишь подливала масла в огонь, и в итоге он отослал всех португальских фрейлин обратно в Португалию, подозревая, что именно они поддерживают сопротивление королевы, и надеясь, что без них она станет сговорчивее. Катерина плакала и умоляла его не делать этого, говоря, что без них будет совсем лишена дорогих и знакомых лиц, но тем не менее отказывалась принять Барбару.
Барбара позвала Нэнси и с мрачным видом поднялась с постели.
— Представляю себе, — раздраженно сказала она, — как будет торжествовать Катерина, восседая рядом с Карлом. А я вынуждена наблюдать это пышное зрелище вместе с толпой придворных с крыши Уайтхолла.
Она быстро прошлась гребнем по волосам и, глядя на себя в зеркало, скорчила постную мину.
— Пожалуй, я останусь в постели, у меня нет никакого желания смотреть на всю эту скуку.
Нэнси открыла шкаф и достала пеньюар, отделанный дорогими плотными кружевами.
— Да-да, и все придворные вороны начнут каркать, что вам уже стыдно высунуть нос на улицу.
Барбара с размаху швырнула гребень на туалетный столик.
— Ах, так! Ну уж нет, я докажу им, что ничего не боюсь!
Она оделась, с особой тщательностью выбрав платье. Заказывая этот синий, почти фиолетовый бархатный наряд, Барбаре удалось уговорить смущенную портниху сделать вырез на два дюйма ниже, чем это было принято. Ее белоснежная грудь пышно вздымалась над лифом, прельщая мужские взоры. Барбара заставила Нэнси несколько раз переделывать прическу, пока девушка не вспылила:
— Можно подумать, что от положения одного локона зависит судьба Англии!
Барбара обернулась и, обхватив Нэнси за талию, умоляюще взглянула на нее.
— Прости, милая! Но как ты не понимаешь? Сегодня я должна чувствовать себя безукоризненно красивой, это придаст мне смелости. Все будут следить, как я отреагирую на появление Карла и Катерины. И я должна изобразить надменное безразличие.
Придворные уже бродили по крыше Уайтхолла, когда Барбара поднялась туда в сопровождении Нэнси и детей. Королевская чета должна была прибыть в город водным путем, по Темзе, и первые из тысячи разукрашенных барок уже показались из-за излучины. Барбара приложила руку козырьком к глазам, чтобы защитить глаза от яркого солнечного света, позолотившего речную гладь.
Колокола начали звонить, и их перезвон смешивался с пушечным салютом, доносящимся с пристани Лэмбет. Свежий ветер полоскал флаги, которые свешивались из каждого окна. Люди бросали в воду гирлянды цветов. Отовсюду слышались смех и музыка.
На берегу были построены высокие трибуны для горожан, с них открывался прекрасный вид на реку. Когда первые барки подошли ближе, на берегу случилась авария — часть трибун рухнула, увлекая за собой людей. Барбара услышала крики и, бросившись к парапету, глянула вниз.
— О Боже! — воскликнула она и, отдав маленького Карла Нэнси, подтолкнула Анну к ее же юбке. — Присмотри за детьми. Надо выяснить, не смогу ли я чем-то помочь.
Барбара спешно пробиралась вниз сквозь встречный поток придворных. Титулованные особы явно считали себя сделанными из другого теста, чем простые смертные. Конечно, легкое беспокойство отразилось бы на их лицах при виде умирающего на их глазах простолюдина, но им бы и в голову не пришло броситься ему на помощь.
Барбара подхватила на руки четырехлетнюю девочку, упавшую с развалившейся трибуны. Черные спутавшиеся волосы упали на заплаканное личико, синие глазки были полны страха.
Барбара поцеловала крошечный носик ребенка и, прижав его к себе, погладила маленькую спинку.
— Не бойся, крошка! Не надо плакать, я с тобой.
Девочка шмыгнула носиком, готовясь издать очередной крик, и вдруг раздумала. Ее привлек свежий сладкий запах духов Барбары. Глаза ее изумленно расширились, на губах появилась улыбка, и она смущенно уткнулась лицом в плечо Барбары.
— Вкусно пахнет! — пролепетала она едва слышно.
— Вот, посмотри! — Барбара выудила из шелкового ридикюля флакончик духов и поднесла его к носику девочки. — Пахнет?
Ребенок удовлетворенно засопел, запачканное личико осветилось радостью. Барбара смочила палец духами и подушила девочку за ушками. Закрыв флакончик, она вложила его в детскую ручку, и маленькие пальчики жадно обхватили стеклянную бутылочку.
— Где твоя мама? Она была с тобой? — спросила Барбара.
— Мама! — Лицо девочки вновь сморщилось, синие глаза зажмурились, предвещая начало плача.
— Погоди, солнышко! Мы спокойно постоим здесь, и твоя мама обязательно найдет нас. — Барбара окинула толпу ищущим взглядом, но не заметила никаких целенаправленных поисков. — Твоя мама не могла далеко уйти.
Ребенок доверчиво прижался к ней и зачарованно спросил:
— Ты, наверное, королева?
Барбара вспыхнула, словно ее ударили.
— Нет, милая, — прошептала она и сама удивилась тому, как печально прозвучал ее голос. — Я не королева, — она крепче прижала к себе девочку, — но, скажу тебе по секрету, король любит меня.
Проговорив эти слова, Барбара смущенно умолкла. Она мысленно отругала себя, и краска стыда залила ее с головы до ног. Что за идиотизм? Она дошла до того, что готова заявить даже четырехлетнему ребенку: «Карл мой! Он любит только меня!»
Девочка смущенно улыбнулась.
— Я тоже люблю тебя.
Рядом с ними раздался дрожащий от волнения женский голос:
— Мэри, девочка моя, я уже боялась, что никогда не найду тебя! — Женщина быстро взяла девочку из рук Барбары и с минуту изучающе и тревожно разглядывала ее. — Ты не ушиблась? Ну, слава Богу! Вспомнив о приличиях, она обратилась к Барбаре:
— Благодарю вас, мадам. Вы были так добры, что потревожились из-за моей Мэри.
Рев многоголосой толпы нарастал, и Барбара поспешила обратно на дворцовую крышу, уверенная в том, что королевская барка уже появилась на реке.
Она поднялась наверх и заметила, что все придворные обернулись в ее сторону, а по рядам прошла волна смеха. Гарри Киллгру прикрыл рот рукой, скрывая насмешливую улыбку. Барбара гордо подняла голову. Они не увидят ее расстроенного лица, когда королевская чета сойдет на пристань! Затем она поняла, что их взгляды устремлены на кого-то другого. Барбара обернулась и заметила в дальнем конце крыши Роджера, который склонился над Анной. Девочка подняла к нему веселое личико и оживленно болтала с человеком, которого считала своим отцом. Придворные, видимо, сочли очень забавным, что Роджер по-отечески любит навязанного ему королевского отпрыска. Проклиная его в душе, Барбара ослепительно улыбнулась и проплыла сквозь толпу, радостно приветствуя Роджера. Он оставил Анну и пошел ей навстречу, протягивая руки.
— Барбара, как я рад тебя видеть!
Роджер и Барбара стояли рядом, облокотившись на ограждение крыши, и смотрели на реку. Он взволнованно коснулся руки Барбары, и она понимающе кивнула ему. Великолепно украшенная королевская барка проходила прямо под ними. Венценосная пара выглядела действительно по-царски. Король с королевой сидели в креслах под высоким расшитым золотом балдахином, в складках которого играли отблески солнечного света.
Барбара заметила, что Карл склонился в сторону Катерины, прислушиваясь к ее словам, затем он выпрямился и весело рассмеялся, откинув назад голову. Барбара отвернулась, слезы подступили к ее глазам. Она старательно моргала, стараясь загнать их обратно. Наконец взор ее прояснился, и она облегченно вздохнула. В этот момент на крыше появился лорд Честерфилд.
Роджер издал раздраженное восклицание.
Барбара окинула взглядом придворных, в глазах которых разгорелось алчное любопытство.
Филип приблизился к ним, и Барбара, сделав шаг навстречу, протянула ему тонкую руку.
— Лорд Честерфилд, — произнесла она намеренно громко, — я бесконечно счастлива вновь видеть вас в Лондоне.
Филип оценивающе разглядывал Барбару, насмешливо прищурив глаза. Что ж, она стала еще красивее. Их руки встретились, и Барбара испытала смешанное чувство волнения и любопытства. Когда-то она млела от одного его прикосновения. Он был по-прежнему красив, и слабый огонек былой привязанности загорелся в ее душе.
Холодно поклонившись Филипу, Роджер распрощался с ними. Публика так откровенно пожирала их глазами и ехидно посмеивалась, что по спине Роджера забегали мурашки. Он будет последним идиотом, если останется и подольет масла в огонь этих сплетен. Барбара небрежно простилась с ним, все еще внимательно разглядывая Филипа. Она понятия не имела о том, что Роджер на днях должен был уехать во Францию и что сегодня, возможно, она видит своего мужа последний раз.
Прежде чем ступить на лестницу, Роджер обернулся. Барбара отобрала у Филипа берет и натянула его на свои пылающие кудри, чтобы защититься от солнца и ветра. Роджер бросил на нее долгий прощальный взгляд. Именно такой она запечатлеется в его душе: Барбара стоит вполоборота у ограждения и, прикрыв глаза от солнца, смеется вместе с Филипом.
Филип сказал, поддразнивая ее:
— Похоже, новая Англия вполне устраивает тебя!
Она пленительно улыбнулась.
— О, Филип, теперь я стала богатой и знаменитой! Я же говорила тебе, что этот день не за горами!
Филип восхищенно усмехнулся.
— Возможно, я недооценивал тебя. Я склонен думать, что твоя красота и энергия способна завоевать весь мир.
Барбара хотела остроумно ответить ему, но не смогла. Противоречивые чувства теснились в ее груди, а в голове вертелась лишь одна печальная мысль. «Я ничего не смогла добиться в этой жизни, — расстроенно думала она, — сначала ты, а потом и Карл отказался жениться на мне».
Казалось, сама судьба свела сегодня, в день въезда королевы в Лондон, на дворцовой крыше Роджера и Филипа. Толпа охотников за сплетнями неотрывно следила за Барбарой, и ей приходилось сдерживать свои рвущиеся наружу эмоции.
Барбаре вдруг стало ужасно жаль себя. Чем закончились все ее мечты и честолюбивые планы? Филип женился на другой, Катерина торжествует рядом с Карлом, въезжая в Лондон как законная королева. А она, как простая смертная, вынуждена смотреть на пышное зрелище с крыши. Волна унижения захлестнула ее. Она мечтала, что Филип увидит ее триумф, увидит, что сам король любит ее. И вот они встретились в толпе придворных! Она невольно всхлипнула и отвернулась.
Филип мягко коснулся ее руки. Его красивое тонкое лицо стало серьезным.
— Сегодня у тебя тяжелый день, Барбара.
Его участие окончательно добило Барбару, слезы брызнули из ее глаз. Повернувшись спиной к толпе, она смотрела на Темзу. Филип придвинулся к ней, ограждая ее от любопытных взглядов.
— Барбара! — с нежностью произнес он.
— Что? — по-детски обиженно спросила она, глотая слезы. Вдруг она почувствовала себя такой одинокой и всеми покинутой! Как мог Карл так унизить ее?
Проникновенный, глубокий голос Филипа, казалось, ласкал ее:
— Я могу скрасить твое одиночество сегодня. Может быть, вспомним старые времена?
Его предложение ошеломило Барбару, она вздрогнула и затаила дыхание. Прежде ей не приходило в голову, что она может изменить Карлу. Но если учесть, что вскоре он начнет спать с Катериной в надежде обзавестись наследником трона, то…
Филип молча ждал, пока Барбара обдумывала его предложение со всеми вытекающими последствиями.
Возможно, объятия Филипа будут сладким лекарством, былая страсть вспыхнет в ней, и хоть на несколько часов она сможет выкинуть из головы Карла и Катерину. Конечно, если бы Карл женился на ней, она хранила бы ему верность всю жизнь! Но он отказался от нее и заслуживает наказания. И однако…
Вновь раздались пушечные выстрелы, и Барбара взглянула на королевскую барку. Карл стоял, обняв Катерину, и всем своим видом показывал, какой он любящий и нежный супруг. Ярость захлестнула Барбару, она повернулась к Филипу и прошептала сквозь слезы:
— Почему бы и нет. — Губы ее слегка дрожали, но она заставила себя улыбнуться.
Филип назначил ей свидание, как и прежде, в доме на Линколн-инн-Филдс. На мгновение тоска овладела Барбарой, ей показалось, что все вернулось на круги своя. Она подозвала Нэнси с детьми и увела их с крыши. Ей предстоит отличное развлечение, пока королевская парочка будет разъезжать по городу. Пожалуй, идея просто великолепна, надо же чем-то занять себя в такой ужасный день.
Расставшись с детьми на пороге детской, она отправилась к себе, чтобы собраться на свидание к Филипу, и невольно задумалась о том, как сложилась его жизнь после женитьбы на Элизабет. Любят ли они друг друга?
Элизабет быстро и безнадежно влюбилась в Филипа, как большинство женщин, встречавшихся на его пути. Когда они поженились, она чувствовала себя счастливейшей из новобрачных. Филип же находил ее утомительной. Она была юной и наивной, слишком примитивной для его пресыщенного вкуса, и он откровенно избегал ее. Элизабет расстраивало его пренебрежение, но по своей неопытности она думала, что так ведут себя все мужчины. Ей в голову не приходило, что он мог изменять ей.
Элизабет сидела за туалетным столиком и с радостным волнением готовилась к дневному приему в Уайтхолле в честь прибытия королевы. Филип насмешливо и жестоко открыл ей истину.
Он расправил кружевные манжеты, когда Элизабет спросила:
— Вы вновь покидаете меня, милорд? Я надеялась, что вы составите мне компанию, когда я оденусь.
— Есть еще одна рыжеволосая дама, которая рассчитывает на мою компанию, и ей принадлежит право первенства.
Элизабет недоумевающе уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Потом ей пришла в голову мысль, что он, должно быть, шутит.
Он смерил жену холодным взглядом, находя ее реакцию забавной.
— Уверен, что городские сплетницы уже просветили вас насчет моего романа с леди Каслмейн!
Элизабет судорожно вздохнула. Она видела сегодня утром леди Каслмейн. Ее красота просто неотразима, упав духом, подумала Элизабет. Она не в силах соперничать с такой дамой, с женщиной, завоевавшей сердце самого короля!
— Филип, это неправда!
Он рассмеялся.
— Правда, дорогая. Когда-то давно мы были любовниками, она очень любила меня и рассчитывала, что я женюсь на ней. Я бы так и поступил, но она была лишена одного соблазнительного качества, которым ты наделена в избытке.
Несчастная Элизабет окончательно запуталась и в отчаянии ухватилась за этот слабый лучик надежды.
— Какого качества, Филип?
Филип взглянул на нее с заметной неприязнью.
— Денег.
Такого унижения Элизабет еще в жизни не испытывала. Ничто не могло ранить ее больше, чем короткое слово «деньги», небрежно брошенное Филипом.
Прежде она не знала ненависти, но сейчас в ее душе зародилось это чувство. В этот момент она возненавидела Барбару с такой силой, что сама испугалась. Как холодна и надменна леди Каслмейн! С первого взгляда ясно, что она выше тревог и огорчений простых женщин. Должно быть, неотразимая красота делает ее неуязвимой.
В глазах Барбары загорелся опасный огонек. Она вызывающе взглянула на Нэнси.
— Да, я собираюсь на свидание к Филипу. А почему бы и нет? Карл весь день будет развлекаться со своей португалочкой. Он даже и не вспомнит обо мне.
Взгляд ее упал на кровать, где они с Карлом провели столько ночей, полных любви и нежности. Подбородок ее подозрительно задрожал, из груди вырвался слабый стон.
Она запахнула плащ и решительно вышла из комнаты, не добавив ни слова. Пока карета везла ее к Филипу, Барбара вспоминала былые времена, пытаясь возродить то волнение, с которым в юности спешила к нему на свидание. Невероятно, ведь прошло всего несколько лет. Она почувствовала себя старой, умудренной и усталой от жизни женщиной.
Но, может быть, она помолодеет в объятиях Филипа? Легко взбежав по знакомым ступеням, она увидела, что Филип ждет ее в дверях. Не давая себе времени задуматься, Барбара припала к его груди. Он склонил голову и пылко поцеловал ее губы. Она припомнила их первый поцелуй, сладкое томление, от которого кружилась голова и слабело тело. А сейчас, вместо наслаждения лишь холодная отчужденность. Отметив слабый неприятный запах вина в его дыхании, она вдруг испытала острое чувство потери. Куда же все исчезло, где ее безрассудная любовь к Филипу?
Впадая в отчаяние, но еще надеясь выжать из себя хоть каплю былой страсти, Барбара прижалась к Филипу. Его тело мгновенно откликнулось. Он страстно привлек ее к себе, руки его соскользнули с ее талии, погружаясь в пышные складки ее юбок. Барбара послушно издала слабый стон, изображая желание. Он рассмеялся и поднял ее на руки. Сгорая от нетерпения, Филип распахнул дверь спальни и внес ее внутрь.
Когда он овладел Барбарой, тело ее проснулось, но при этом в душе она оставалась холодным наблюдателем. Странное, острое осознание раздельности, в то время как их тела сливались в единое целое. Филипа охватила дикая страсть, он с наслаждением ласкал прекрасное тело Барбары, но она испытывала слабое удовольствие, всего лишь отзвук его возбуждения. Ее самолюбию нанесли сегодня жестокий удар, и она позволила Филипу залечить раны.
Постепенно ритм его движений разбудил в ней отголосок ответной страсти, и слабая искра наслаждения пробежала по ее телу как раз перед тем, как Филип, закончив, всей тяжестью опустился на нее.
Он вызывал у Барбары чувство симпатии и жалости. Она больше не любила его. Утомленный страстью, он лежал рядом и тяжело дышал. Барбара с любопытством рассматривала его. Подумать только, когда-то он был смыслом ее жизни, ей казалось, что она умрет, если потеряет его.
Как же непонятен этот мир! Она чувствовала себя невероятно старой, все испытавшей и многое пережившей, но в то же время, как и в детстве, мир не переставал удивлять ее. Поймет ли она когда-нибудь саму себя? Возможно ли вообще проникнуть в человеческую душу? Она протянула руку и погладила новую морщинку, появившуюся за эти годы на лице Филипа. Плохо это или хорошо, думала Барбара, но я принадлежу только Карлу.
Глава 19
Барбаре очень хотелось признаться Карлу, что она изменила ему. Глядя на него, она сгорала от стыда и готова была броситься ему на грудь и излить душу, рассказав обо всем: о своей обиде, о гневе и смятении, приведших ее в постель Филипа. Карл был самым понимающим человеком в этом мире. Он выслушал бы ее спокойно и внимательно, а потом обнял бы и простил ее грех.
Нэнси пришла в ужас, узнав о желании Барбары.
— Господи, ну избавитесь вы от вашего тяжкого греха. Но подумайте, что будет дальше? Вы причините ему боль. Он, может, и простит вас, но никогда не забудет, что вы изменили ему.
Она на минутку выбежала из комнаты и вернулась, неся увесистую Библию в черном переплете с медными застежками. Положив ее на столик, Нэнси взволнованно сказала:
— Клянитесь на Библии в том, что вы никогда не расскажете королю о своем грехе.
Барбара растерянно стояла посреди комнаты, мысли ее разбегались и путались.
Нэнси взывала к ее разуму:
— Если вы признаетесь королю в измене, это положит конец его любви к вам.
Барбара грустно вздохнула. Интуитивно она чувствовала, что девушка права. И однако желание облегчить свою душу, признавшись в тяжком грехе, было очень сильным. Мучительнее всего была как раз эта неопределенность. Надо принять какое-то решение, и тогда станет легче. Барбара медленно подошла к Библии и положила руку на сафьяновый переплет.
— Клянитесь! — требовательно сказала Нэнси.
Испытывая глубокое облегчение, Барбара поклялась ясным и твердым голосом.
Теперь, оставаясь наедине с Карлом, она наконец перестала терзаться сомнениями и избавилась от своей навязчивой идеи. Но все же определенное чувство неловкости еще жило в ней.
Карла беспокоила ее странная задумчивость. Наверное, упрямство Катерины подорвало уверенность и жизненные силы Барбары. Он вспомнил прежние веселые дни, когда Барбара была признанной первой леди двора, и лицо его стало решительным и суровым. Он и так слишком долго терпел непокорность своей жены. Красоте и жизнелюбию Барбары требовалось признание общества, она должна блистать при дворе в роскошных нарядах и драгоценностях.
Он решил вновь поговорить с Катериной. Она пребывала в самом радужном настроении после месяца, проведенного в Гринвиче с королевой Генриеттой. На лице ее блуждала счастливая улыбка, она и не подозревала о сгущающихся тучах, когда Карл вошел в ее комнату.
Она начала что-то говорить, но Карл жестом остановил ее и сразу приступил к делу.
— Катерина, я не намерен больше терпеть вашего упрямства. Вы должны признать леди Каслмейн. Сколько может продолжаться эта глупая ситуация! Над нами смеется весь двор.
Катерина болезненно сжалась, словно он ударил ее. Улыбка сошла с ее губ, она молча смотрела на Карла. Темные глаза наполнились слезами, они медленно потекли по ее щекам, но она даже не замечала этого.
Жалость шевельнулась в душе Карла. Но он напомнил себе, что Катерина далеко не святая невинность, как он думал вначале. Ей были известны его отношения с Барбарой еще до приезда в Англию.
Катерина опустила голову. Ее тонкая шейка выглядела трогательно слабой, но голос звучал твердо:
— Я не желаю видеть при дворе эту даму.
Карл подумал о Барбаре и детях; маленькая Анна уже довольно хорошо бегает, а Карл мирно посапывает в колыбели. Терпение его лопнуло.
— Катерина, возможно, вам не приходит в голову, что вы должны просто подчиниться моей воле? Вы всецело в моей власти и должны наконец это понять. Вам и шагу не дадут ступить без моего разрешения, — холодным раздраженным тоном проговорил Карл.
Катерина вызывающе подняла голову.
— Нет, у меня есть выход! Я могу вернуться в Португалию!
Карл едко рассмеялся.
— Только для начала неплохо было бы выяснить, пожелает ли ваша матушка принять вас! Она так жаждала нашей свадьбы, что решилась даже на жульничество. И вы рассчитываете, что она позволит вам отказаться от трона Англии по причине вашей глупой ревности?
Катерина побледнела. Она сгорала от стыда, вспоминая то, как ее мать обошлась с Карлом, и с горечью признавала, что принесла в приданое Карлу лишь себя самую, в то время как он крайне нуждался в деньгах, которые были ему обещаны. Боже Милостивый! Карл прав! Мать любит меня, думала Катерина, но интересы Португалии для нее все же на первом месте.
Она закрыла лицо руками. Как жутко и одиноко ей в этом чуждом, враждебном мире! Раньше при ней были ее португальские слуги, и она чувствовала их поддержку. Тогда она была полна храбрости, была уверена, что сможет держаться до тех пор, пока Карл не поймет своей ошибки и не выкинет ненавистную леди Каслмейн из своей жизни. И что осталось? Слезы катились по ее щекам. Прислуживающие английские леди презирают ее, она ясно чувствовала это. Порой она не понимала ни слова из их быстрой английской скороговорки, а они даже не старались говорить медленнее и яснее, чтобы и она могла уловить смысл их разговоров.
Карл пристально следил за ее реакцией и затем мягко сказал:
— На самом деле у вас нет выбора, дорогая. К тому же я прошу о такой малости. Позвольте леди Каслмейн поцеловать вам руку на сегодняшнем вечернем приеме.
Ох, как ей хотелось вскочить и расцарапать его лицо своими острыми ноготками, но она подняла голову и вяло сказала:
— Я сделаю это, Карл.
Да, она позволит леди Каслмейн поцеловать свою руку, хотя все в ней переворачивалось от мысли об этом. Но она даст понять всем, что друзья леди Каслмейн станут врагами королевы.
Карл наклонился и поцеловал ее.
— Благодарю вас, Катерина. Обещаю, вы не пожалеете об этом.
Он поспешил к Барбаре, чтобы сообщить ей приятную новость. Она слушала, то бледнея, то краснея, словно боялась поверить ему. Невероятно, что Катерина наконец сдалась.
Смеясь и плача одновременно, Барбара схватила Карла за руки.
— О Боже! Не могу тебе поверить!
Карл рассмеялся и приподнял пальцем ее подбородок.
— Вечер уже не за горами. Ты будешь в центре всеобщего внимания. По-моему, тебе пора заняться выбором наряда и драгоценностей.
Барбара взволнованно рассмеялась и, вырвавшись из объятий Карла, закружилась по комнате в ликующем танце.
Барбара и Нэнси смеялись, как дети, готовясь к вечернему приему.
— К дьяволу все попытки изображать святую невинность! — весело заявила Барбара. — Однажды я уже попыталась, но ничего хорошего из этого не вышло!
Нэнси задохнулась от смеха.
— Я уверена, что именно поэтому королева так перепугалась. Она ожидала увидеть соблазнительницу, и вдруг леди Каслмейн предстала перед ней в строгом белом платье, скромная, как невеста.
— Отлично, нынче я сыграю роль королевской соблазнительницы. — Барбара пригладила руками черное атласное платье с изящными черными кружевами. Благодаря пышным юбкам ее талия казалась еще тоньше. Блестящий черный атлас подчеркивал мраморную белизну ее нежной кожи и червонное золото волос. Браслеты и серьги посверкивали приглушенным бриллиантовым блеском, а в ложбинке между грудей сверкал крупный бриллиант тончайшей огранки.
Барбара ожидала перед дверями тронного зала Уайтхолла. Лихорадочный румянец горел на ее щеках, руки были влажными от волнения, и она тайком вытерла их о пышные юбки.
Карл находился внутри и восседал на троне рядом с Катериной. Значит, Барбаре придется идти одной по этому длиннющему залу. На мгновение она пожалела, что они с Роджером уже расстались. Как было бы хорошо сейчас пройти гордо и независимо под руку с мужем! Тряхнув головой, Барбара отогнала трусливые мысли. Она выбрала другую жизнь и должна иметь мужество нести этот груз одна. Она гордо распрямила плечи и глубоко вздохнула. Сэр Чарлз Беркли стоял рядом, также томясь в ожидании представления. Он ободряюще подмигнул ей.
Барбара благодарно улыбнулась ему в ответ. Мужчины все же гораздо приятнее женщин! Ей бы хотелось, чтобы весь мир состоял из одних мужчин, а единственной женщиной в нем была бы она.
Боже Милостивый! Похоже, вся знать Англии съехалась сегодня в Уайтхолл! Барбара и Беркли ждали в комнате перед аванзалом, который был переполнен придворными, ожидающими представления. Барбара слышала, как густой сочный баритон провозглашал:
— Лорд Денем! Леди Денем!
— Лорд Киллигру!
— Граф Шроузбури! Графиня Шроузбури!
Наконец дверь вновь приоткрылась и паж пригласил их войти. Барбара и Беркли проскользнули в узкий проход и встали за спинами предшествующих пар. От духоты и тяжелого запаха пота у Барбары начала кружиться голова. Придворные стояли плечом к плечу в ожидании своей очереди. Портные Лондона, должно быть, день и ночь не покладали рук, чтобы к сроку сшить все эти роскошные наряды. Огненно-оранжевые кружева соперничали с лимонным шелком и серебристо-голубым бархатом. Сверкающие драгоценности притягивали свет сотен свечей, пылавших в высоких канделябрах.
Толпа немного подалась вперед, и сердце Барбары учащенно забилось. По рядам прошел шепот о прибытии леди Каслмейн. Именитые дворяне наступали друг другу на ноги и бесцеремонно опирались на плечи соседей, пытаясь приподняться и разглядеть ее.
— Граф Бристоль! Сэр Генри Беннет!
Следующим вызвали Чарлза Беркли.
О Боже, сейчас ее очередь!
— Графиня Каслмейн!
В зале повисла напряженная тишина. Началось основное развлечение. Барбара на мгновение задержалась в дверях и гордо вскинула голову. Пусть вдоволь насмотрятся!
Она сосредоточила взгляд на дальнем конце зала и постаралась успокоиться. Карл и Катерина сидели на высоких тронах под алым бархатным балдахином, края которого украшали расшитые золотом фестоны. Катерина наконец рассталась со своими португальскими фижмами, на ней было изящное платье в английском стиле, выигрышно подчеркивающее ее стройную фигуру. Но выглядела она напряженной и неестественной.
Карл небрежно сидел на троне, откинувшись на спинку и вытянув длинные ноги. Он перехватил беспокойный взгляд Барбары, выпрямился и подался вперед. Его темные глаза неотрывно следили за выражением синих глаз Барбары, и она вздохнула с облегчением, словно ей бросили путеводную нить. Его взгляд как бы служил ей невидимым защитным полем, и она шла по залу в направлении трона, видя перед собой лишь его глаза.
Веера спешно прикрывали улыбочки, придворные игриво перешептывались. Среди общего гула выделился шипящий женский голос: «Бесстыжая шлюха!»
Глаза Карла излучали любовь, и Барбара никогда еще не испытывала чувства такой близости к нему, как сейчас. Ее походка была грациозной, но твердой. Она видела лишь мягкий блеск паркета и неотрывный взгляд короля. Карл выглядел величественно: гордо расправленные широкие плечи и длинные стройные ноги прекрасной формы, а над облачком белых кружев смуглое решительное лицо.
Нежность к Карлу охватила душу Барбары, нарушив на мгновение ритм ее шагов. В ней вдруг поднялась такая волна желания, какого она не испытывала даже в уединении их спальни. Непостижимо! Здесь, под липкими жадными взглядами придворных, она хотела его!
Густая краска залила ее щеки и грудь. Барбара услышала быстрый шепот:
— Наконец-то она хоть покраснела для приличия!
Барбаре захотелось броситься к Карлу и страстно умолять его о том, чтобы он увез и спрятал ее от этой полной интриг и лести придворной жизни. Ей хотелось оказаться с ним на лугу и любить открыто, со всей страстью, которой наделила ее природа.
Барбара приоткрыла рот и сделала глубокий вздох. Ведь ее возлюбленный — король, и ей следует принимать все сложности такого положения. Она заставила себя отвести взгляд от Карла и постаралась подавить сладкое томление, охватившее ее тело. В напряженном состоянии, с высоко поднятой головой, она завершила свой путь к трону и склонилась к руке Катерины.
Крошечная ручка была холодной и влажной, под кожей проступали тонкие косточки. Барбара легко прикоснулась губами к руке королевы и почувствовала, как Катерина вздрогнула. Барбара, отступив на шаг, заставила себя улыбнуться.
— Приветствую вас, Ваше Величество.
На побледневшем лице Катерины темные глаза казались огромными.
— Леди Каслмейн!
Всего два слова, но их было достаточно, чтобы Барбара считалась официально принятой при дворе. Она посмотрела на Карла, и он ободряюще улыбнулся ей.
С сильно бьющимся сердцем Барбара удалилась и встала в конце зала. Придворные уже томились, тоскливо переминаясь с ноги на ногу. Кульминация вечера прошла, и все потеряли интерес к дальнейшей церемонии представления.
Нарядно одетые музыканты наигрывали тихую музыку, именитые дворяне сменяли друг друга у трона. Наконец объявили последнего. Малоизвестный дворянин почтенных лет согнулся в поклоне перед королевой, и вслед за этим в зале зазвучала громкая танцевальная мелодия.
Король, нарушая придворный этикет, не стал дожидаться приглашения от дам, а подошел к Барбаре и сам пригласил ее.
«Куранта» — старинный французский танец, напоминал медленное парадное шествие, в котором танцоры замирали в замысловатых позах, пытаясь перещеголять друг друга в грации и слаженности движений. Черные кружевные рукава Барбары упали, обнажив ее белоснежные точеные руки, кончики пальцев слегка касались головы. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, она немного задыхалась: близость Карла сводила ее с ума.
Ее влажные губы приоткрылись, потемневшие глаза жадно смотрели на него. Зная, что музыка заглушит ее слова от других, она прошептала:
— О, Карл… когда я шла по залу, ты был так великолепен, что я… Я отчаянно захотела тебя… Это было подобно безумию… прямо здесь, прямо сейчас!
В глубине его черных глаз загорелись озорные огоньки, и он показал рукой на блестящий паркет, точно призывая ее расположиться на нем в присутствии всего этого милого общества.
— Ах, Карл, не дурачься! — сказала Барбара и нервно рассмеялась. Когда танец позволил им подойти ближе друг к другу, она быстро прошептала: — Но пусть этот вечер будет недолгим, а то я умру от желания.
В эту ночь они оба, казалось, сошли с ума. Жадно лаская друг друга, они напоминали двух изголодавшихся после долгого поста людей. Барбара была ненасытна, и Карл, воспламеняемый ее страстью, не отставал от нее.
До утра Барбара даже не вспомнила о том, что наконец сбылась ее мечта и теперь она фрейлина королевы. Карл предложил ей перебраться в отведенные для нее апартаменты за аренами Уайтхолла.
— Мне хочется, чтобы ты была как можно ближе ко мне, — сказал он, поглаживая ее руки.
Барбара слегка скривилась, когда Карл предложил ей приступить к исполнению обязанностей королевской фрейлины.
— Это будет так неловко, — запротестовала она. — Ведь мы терпеть друг друга не можем.
Карл вздохнул.
— Понимаю, вам будет нелегко, но мне хочется, чтобы твое положение упрочилось. Я люблю тебя, дорогая, и ты мать моих детей.
Он склонился и начал покрывать ее легкими возбуждающими поцелуями. Затем их губы слились в долгом поцелуе, разжигающем пламя страсти. Она ни в чем не могла отказать ему.
Спустя несколько дней Барбара, волнуясь, вошла в личные покои королевы.
Первой она увидела свою тетушку, графиню Суффолк, и немного приободрилась. По крайней мере хоть одна родная душа. Затем глаза ее загорелись. Рядом со своей новой свояченицей сидела Анна, герцогиня Йоркская и время от времени брала с серебряного подноса засахаренные фрукты, наблюдая за утренним туалетом Катерины. Анна сделалась пухленькой, почти толстой. Но как чудесно видеть ее здесь!
Анна заметила Барбару и поднялась ей навстречу с искренней улыбкой на лице. Она никогда не забывала, как поддержала ее Барбара во время скандальной женитьбы Якова, а с тех пор их дружба стала гораздо крепче. Затем улыбка Анны угасла, она вспомнила, где они находятся. Ее недоумевающий взгляд переходил с королевы на Барбару и обратно, а глаза молчаливо вопрошали: «Разумно ли это?»
Барбара пожала плечами и развела руками, показывая, что просто повинуется распоряжению свыше.
Королева обернулась и заметила Барбару.
Лицо ее застыло, и сама она, казалось, как-то съежилась. На королеве был только легкий белый пеньюар, в нем она походила на хрупкую плоскогрудую девочку лет двенадцати. Красивые темные волосы, которые были, пожалуй, главным ее достоинством, свободно лежали на спине.
Барбара сделала шаг вперед и поклонилась.
— Доброе утро, Ваше Величество!
Катерина смерила ее взглядом.
— Доброе утро, — холодно сказала она и повернулась к Барбаре спиной. Ей удалось закончить туалет, не замечая больше присутствия Барбары в комнате.
Барбара слышала то тут, то там нервные смешки и поняла, что фрейлины сполна насладились сегодня их сложными взаимоотношениями. Они не любили худосочную королеву, но многие ревновали и к успеху Барбары. Они с притворным равнодушием стояли в стороне и жадно следили за соперницами.
Одна из девушек выглядела озадаченной и слегка испуганной возникшим в комнате напряжением. Это была дальняя родственница Карла, Френсис Стюарт, которая недавно прибыла из Франции, чтобы стать фрейлиной королевы. Барбара отметила миловидность девушки с белокурыми волосами и голубыми глазами и сразу же забыла о ней.
Барбара осталась еще на несколько минут, тихо переговорила с Анной и ушла, утвердив за собой право посещать, когда пожелает, церемонию утреннего туалета королевы.
Она заставляла себя приходить время от времени в покои королевы, всей душой ненавидя это занятие. Ужасно находиться там, где тебя не желают видеть, притворяясь спокойной и равнодушной, когда сердце бьется, как птица в клетке, и ладони неприятно влажнеют.
Катерина страдала, одеваясь под критическим взглядом Барбары, ведь той не приходилось прилагать никаких усилий, чтобы выглядеть красивой. В бессильной зависти Катерина скрежетала маленькими белыми зубками, понимая, что Барбара могла тратить минимум времени на прическу и наряд. Она выглядела бы одинаково прекрасно как раздетой, так и одетой в любую дерюгу. Какая жестокость! Катерина отчаянно пыталась привлечь внимание короля и вынуждена была заниматься этим в присутствии его любовницы. Катерина отлично знала, что ее внешность во многом зависит от настроения. Когда она бывала счастлива, глаза ее сверкали, щеки розовели и выглядела она почти хорошенькой, как в те незабываемые дни медового месяца в Гемптон-Корте. Но под насмешливым взглядом Барбары королева бледнела и дурнела. Даже ее роскошные волосы, ее единственное богатство, отказывались слушаться. При виде сияющего лица Барбары, отражавшегося в зеркале, у Катерины мгновенно портилось настроение.
Слезы подступали к глазам Катерины. От этого она еще больше смутилась и занервничала. Дрожащим голосом она продолжала настаивать, чтобы парикмахер опять причесал ее по-иному. Терпение его истощалось, и фрейлины уже недовольно переговаривались, откровенно скучая на этой затянувшейся церемонии.
Барбара сидела возле большого распахнутого окна и смотрела в сад. Теплый ветерок обвевал ее, жужжание пчел напоминало тихую музыку. Королева одевалась уже два часа, за это время ей трижды сменили прическу. Барбара томилась от скуки и нетерпения. Карл играл сейчас в теннис, и ей хотелось пойти взглянуть на него. Ей очень нравилось наблюдать за его игрой: движения его стройного сильного тела были точны и красивы, благодаря отличной реакции он с легкостью брал любой мяч.
Катерина в гневе вынула из прически гребни и тряхнула головой. Парикмахер отступил на шаг, с огорчением взирая на то, как результат его кропотливого труда рассыпается на глазах.
Барбара устало вздохнула. Еще час уйдет на то, чтобы бедняга парикмахер создал нечто новое.
Сгорая от желания выйти в прохладный сад, Барбара поднялась и направилась к двери. Проходя мимо Катерины, она задержалась на мгновение и сказала с искренним изумлением:
— Я восхищаюсь вашим терпением, Ваше Величество. Мало кто смог бы так долго просидеть за утренним туалетом.
Катерина покраснела, словно Барбара дала ей пощечину. Она решила, что Барбара издевается над ней, похваляясь своей безупречной красотой.
Придворные дамы в ужасе ахнули. Не растерявшись, Катерина высокомерно сказала:
— Мое терпение куда более безгранично, леди Каслмейн.
Мысль ее была очевидна. Нужно иметь огромное терпение, чтобы выносить присутствие любовницы своего мужа.
Барбара не хотела обидеть ее своим беспечным замечанием и теперь озадаченно посматривала на враждебные лица фрейлин.
Барбара наклонилась, чтобы взять шляпку и надушенные перчатки, стараясь избегать упрекающих взглядов, направленных на нее со всех сторон.
Она выпрямилась, и тут взгляд ее случайно упал на серебряную кровать под алым пологом, которая стояла в дальней части комнаты. Впоследствии Барбара старалась не смотреть в ту сторону, поскольку Карл, мечтая обзавестись наследником, оставлял Барбару одну по крайней мере два раза в месяц, чтобы возлечь с Катериной на этом серебристо-алом супружеском ложе. Барбара стояла как зачарованная и не могла оторвать глаз от роскошной королевской кровати, ее влажные губы приоткрылись. Она представила себе, как смуглое сильное тело Карла прижимается к плоской груди Катерины. Ноги Барбары подкосились, ей стало дурно, и, чтобы не упасть, она схватилась за спинку ближайшего стула.
Катерина заметила ее состояние, и злорадная улыбка скользнула по ее губам. Часто ей хотелось наброситься на Карла с упреками и обвинениями: «Как можете вы требовать от меня наследника трона, когда все ваше драгоценное семя извергается в утробу вашей ненасытной любовницы!» Порой она просто сходила с ума от ревности.
Как сладка месть! Как чудесно видеть леди Каслмейн с застывшими глазами и побледневшим лицом! Да она просто онемела от ревности!
Глаза двух женщин встретились в долгом оценивающем друг друга взгляде. Губы королевы скривила неприятная усмешка. Пусть Карл предпочитает леди Каслмейн, но на этой королевской кровати он обнимает Катерину и именно здесь будет зачат наследник английского трона. А Барбара может рыдать или веселиться, строя честолюбивые планы, но здесь власть ее кончается.
Одна и та же мысль одновременно пришла в голову соперниц. Безусловно, Катерина находится в более выгодном положении. Любовь проходит, а супружеские узы остаются навеки. И хотя король обожает детей Барбары, они так и останутся бастардами. А дети Катерины и дети ее детей во все времена будут прочно сидеть на троне Англии.
Глаза Барбары застлало туманом, она развернулась и выбежала из комнаты, случайно толкнув по дороге Френсис Стюарт. Она бежала по коридору, и торжествующий злорадный смех королевы звенел в ее ушах.
Глава 20
— Вы собираетесь сегодня присутствовать при травле королевы? — Киллигру остановил Шроузбури в Каменной галерее и дружески хлопнул его по плечу.
Шроузбури усмехнулся.
— Да, это великолепные спектакли. Но, признаюсь, я начинаю жалеть королеву. Бедняжка выглядит такой одинокой в своем уголке, окруженная горсткой вдовушек, пока Карл обхаживает свою Каслмейн, точно истомившийся по любви телок.
Киллигру откинул назад голову и расхохотался.
— Кстати, о любовных томлениях! Грустные телячьи глаза, которыми королева смотрит на своего муженька, просто трогательны. Возможно, ее самая большая ошибка в том, что она влюбилась в собственного мужа.
Приятели прогуливались в ожидании начала вечернего приема в Уайтхолле, и каждый старался угостить другого новенькой пикантной историей. Каждому хотелось показать, как близко он знаком с тайнами придворной жизни. Мало кто пропускал в те дни приемы во дворце. Борьба маленькой королевы с леди Каслмейн представляла собой захватывающее зрелище. Катерина объявила настоящую войну Барбаре и ясно дала понять всем придворным, что друзья леди Каслмейн станут ее врагами.
Несколько стариков, уцелевших от двора Карла I, встали на сторону Катерины. По их мнению, роман Карла и Барбары был возмутительным и безнравственным. Но большинство распутных и беспечных кавалеров отвернулись от королевы и всячески преклонялись перед Барбарой. В отличие от королевы любовница короля всегда была весела и остроумна.
Карл вел себя непринужденно и часто склонялся к Барбаре, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на ее щеке. Окруженная его вниманием, Барбара была безрассудно счастлива. Она стала душой общества, придумывала всякие затеи, и вечера представляли собой цепь сплошных удовольствий. Танцы перемежались спектаклями, а игра велась по самым высоким ставкам.
Барбара научилась не замечать молчаливого присутствия королевы на другом конце зала и порой целый вечер не вспоминала о ее существовании. Вскоре в Уайтхолл пришло известие о кончине королевы Португалии, матери Катерины, и весь двор облачился в траур. Каждый, кто хоть немного общался с Катериной, знал, с какой благоговейной любовью она относилась к матери. Барбара искренне сочувствовала ей. В черном траурном платье, с побледневшим лицом и воспаленными глазами, Катерина выглядела еще более хрупкой и одинокой. Барбара пыталась продолжать развлекаться на балах, но смех ее звучал натянуто и резковато. Она выиграла, но подчас жалела, что ей суждено было участвовать в этой игре. Она устала от зависти придворных, переводивших любопытные взгляды с нее на королеву.
Если бы Катерина проявила хоть каплю дружелюбия по отношению к Барбаре, то многие сплетни умерли бы сами собой. Но одинокая, покинутая всеми Катерина по-прежнему держалась своих принципов, и в ее упорстве было что-то достойное восхищения.
Леди Джейн Джерард, одна из фрейлин королевы, в эти дни постоянно находилась при ней. Она вела долгие душеспасительные беседы, и ее французский акцент становился чуть заметнее, когда она начинала взволнованно советовать Катерине, как ей следует вести себя при дворе. Барбара расстроилась, заметив, что королева ловит каждое ее слово и заметно светлеет лицом. Видимо, речи новой приятельницы вселяли в Катерину надежду на светлое будущее.
Леди Джерард слыла дамой смелой и решительной и в этом походила на мать Катерины. Обретя новую советчицу, Катерина почувствовала прежнюю уверенность.
При дворе был еще один человек, который по-дружески относился к королеве, — первый сын Карла Джейми. Карлу едва исполнилось шестнадцать, когда Люси Вальтер родила ему сына. Недавно Люси умерла, и Джейми, которому тоже уже было шестнадцать лет, приехал в Англию, сопровождая Генриетту-Марию. Юноша обладал обаянием отца и был на редкость красив. Карл чрезвычайно гордился сыном и дал ему титул герцога Монмута.
Карл не скрывал, что Джейми — его сын, более того, он всячески выделял юношу, и никто при дворе не догадывался, что Катерина не знала, кто отец юного герцога. Он часто заходил в покои королевы, и она любила поболтать с ним. Придворные цинично усмехались. Это был век свободных нравов. Почему бы королеве не сделать фаворитом побочного сына своего супруга!
Как-то вечером внимание Катерины привлек высокий молодой человек приятной наружности, и она подозвала его к себе. Джейми, обрадованный высочайшим вниманием, улыбаясь, подошел к королеве. Присев возле ее ног, он терпеливо держал корзинку с нитками для вышивания и увлеченно рассказывал о том, как прошла охота. Катерина была очарована непринужденными манерами разговорчивого юноши и часто смеялась над его шуточками. Однажды Карл, услышав ее смех, поднял глаза от карт и улыбнулся ей, видя, как она добра к его сыну. Сердце Катерины радостно забилось. Может быть, если она станет веселой и оживленной, ей удастся вернуть любовь Карла?
Позже Барбара поддразнивала Джейми одержанной победой. Юноша был почти влюблен в прекрасную любовницу своего отца. Барбара была приятно удивлена и душевно тронута его откровенным обожанием. Джейми вспыхнул и сказал убитым голосом:
— О, я не хотел изменять вам.
Барбара мягко коснулась его плеча.
— Королева Англии очень нуждается в друзьях. Да и я не желала бы быть ее врагом в отличие от нее. К сожалению, она никак не смирится с тем, что мы с твоим отцом любим друг друга.
Глаза Джейми были такими же темно-карими и преданными, как у королевских спаниелей.
— Разве можно не любить вас?
Барбара кончиками пальцев погладила его по щеке.
— Спасибо, Джейми. В тебе так много отцовского обаяния.
Карл подошел к ним, обнял Барбару за талию и ласково взглянул на сына. Весело болтая и подшучивая друг над другом, вся троица вышла прогуляться в сад.
Катерина проводила их грустным взглядом. Им было так весело и хорошо вместе, а она никогда не окажется с ними в одной компании. На кресло возле Катерины, тяжело отдуваясь, опустилась леди Малгрейв; из-за чрезмерной полноты каждый шаг для нее был истинной мукой. Она отдышалась, обмахиваясь веером, и затем проницательно взглянула в сторону трех фигур, только что исчезнувших в дверном проеме.
— Наш траур, видимо, не касается леди Каслмейн. Вы заметили, как резко она выделяется на общем фоне? — На период траура по матери Катерины придворные отложили свои драгоценности и облачились в темные платья.
Катерина вздохнула. Она ясно показала всем, что критика и порицание леди Каслмейн являются самыми верными путями к завоеванию благосклонности королевы. Однако сейчас, когда в ее ушах еще звучал веселый смех Карла, она поняла, какими мелочными и фальшивыми были все эти разговоры. Катерине отчаянно захотелось быть любимой, закончить ссоры и развлекаться вместе со всеми.
Джейми был единственным человеком, с которым Катерина могла отдохнуть душой, он заряжал ее своим весельем, и она с нетерпением ждала его прихода. К тому же всякий раз, когда она беседовала с Джейми, Карл одобрительно поглядывал на нее, и Катерина расцветала, согретая его ласковыми взглядами. Скорее всего, ему уже приелся образ маленькой суровой монашки, лишенной чувства юмора.
Однажды Джейми предложил ей поехать с ним в театр, посмотреть последнюю комедию Уильяма Уичерли, и Катерина согласилась. Конечно, в театре ей бывало не по себе. Актеры и актрисы говорили слишком быстро, а ее английский еще оставлял желать лучшего. С трудом догадываясь, о чем идет речь в пьесе, она, однако, видела, что на сцене творится нечто совершенно непристойное. Катерина стыдливо ерзала в кресле, видя полуобнаженных актрис с ярко размалеванными лицами. Но Джейми был так обаятелен, что она сочла невозможным огорчить его отказом. Взяв его под руку, Катерина сказала:
— Мне будет очень лестно появиться в театре в таком сопровождении.
Они вышли на залитый солнечным светом дворцовый двор; Катерина весело смеялась, и глаза Джейми светились радостью. Одна за другой кареты подкатывали и с грохотом уносились по булыжной мостовой. О последней комедии Уичерли ходило много самых противоречивых слухов.
Карл как раз собирался сесть в свою карету, его темноволосая голова уже склонилась к низкой дверце, как вдруг он заметил Джейми и Катерину. Обернувшись, он махнул им рукой, приглашая их присоединиться к нему.
— Вы собрались в театр? Здесь найдется место для вас.
Сердце Катерины учащенно забилось. Как он красив! Алый камзол великолепно сидел на нем и оживлял смуглый цвет его лица, освещенного белозубой улыбкой. Катерина поспешила ему навстречу.
Барбара уже сидела в карете, полускрытая бархатными занавесками. Она наклонилась вперед, чтобы выяснить, с кем разговаривает Карл, и слегка вздрогнула, увидев королеву. Неужели Катерина согласится поехать с ними? Это было бы прекрасно! Придворные прикусили бы свои языки, заметив, что враждебность Катерины пошла на убыль, и положение Барбары стало бы гораздо надежнее.
Карл и Барбара обменялись понимающими взглядами. Барбара замерла, боясь спугнуть удачу, подобно охотнику, затаившемуся перед решающим ударом. Боже, благослови Джейми, думала она, ему уже удалось сделать Катерину более человечной.
Королева подошла к дверце кареты и заглянула внутрь, не ожидая никого увидеть в ней. Огненные волосы Барбары, казалось, освещали полумрак, в котором вырисовывались неясные светлые очертания ее лица.
Катерина задохнулась от негодования и хотела повернуть назад, но рука Карла крепко держала ее. Без лишних церемоний он подтолкнул Катерину в карету. Барбара пересела на скамью спиной к лошадям, предоставляя королеве более удобное место. Карл сел рядом с ней и вытянул длинные ноги. Джейми, улыбаясь, устроился рядом с Катериной, он был очень рад ехать вместе с отцом и с Барбарой.
— Можно сказать, семейная компания, — неловко пошутил Карл.
Опустив голову, Катерина нервно поглаживала натянутые перчатки. Аромат надушенной кожи казался ей на редкость неприятным, почти тошнотворным.
Барбара смиренно молчала. Джейми в юношеском восторге описывал свои успехи в фехтовании, желая произвести впечатление на обожаемого отца. Вскоре непринужденный смех Карла и Джейми разрядил напряженную атмосферу в карете, и Катерина и Барбара начали оттаивать.
Лошади заворачивали к воротам, и Барбара, слегка качнувшись вперед, перехватила взгляд леди Джерард, советницы Катерины. Вид у той был довольно забавный: ее и без того узкое лицо вытянулось от злости, она хватала ртом воздух, точно рыба на песке.
Барбара рассмеялась ей в лицо и на мгновение пожалела, что не может позволить себе приставить большой палец к носу, как делают уличные мальчишки, выражая презрение. Она всегда недолюбливала леди Джерард, жену капитана королевской гвардии лорда Чарлза. А впоследствии у Барбары появится причина любить ее еще меньше. Можно было не сомневаться, что леди Джерард настраивает королеву против Барбары, и сейчас ей было вдвойне приятно видеть озлобленность этой облезлой кошки.
Душа Катерины понемногу успокаивалась. Долгое время она жила словно замороженная, а сейчас оживала, согретая дружелюбным смехом Карла. Он смотрел на нее с искренней благожелательностью.
Подъехав к театру, они оказались в центре всеобщего внимания. Кто же будет думать о каких-то выдуманных пьесах, когда сама жизнь предлагает захватывающий спектакль: королева, король, его побочный сын и любовница прикатили все вместе в одной карете!
Барбара почувствовала легкую дурноту. Все в ней дрожало, словно множество порхающих бабочек устроили ночной бал в ее теле, сердце билось со странными перебоями.
Когда они подъезжали обратно к Уайтхоллу, Барбара уже успокоилась; все волнения были позади. Она усмехнулась, заметив разъяренное лицо леди Джерард, которая поджидала королеву и явно желала как можно скорее уединиться с ней.
Направляясь в сопровождении леди Джерард в свои покои, Катерина тихо напевала что-то, и лицо ее светилось радостью. Но радость эта скоро угаснуть, потому что леди Джерард незамедлительно набросилась на изумленную королеву, ругая ее за глупое поведение. Они были одни в большой комнате, если не считать Френсис Стюарт, которая дремала возле камина в ожидании вечернего переодевания королевы. Леди Джерард разошлась не на шутку и гневно кричала на королеву, брызгая слюной. Катерина немного испуганно взирала на нее. Всегда такая умная и добрая, леди Джерард сейчас орала, как торговка рыбой, обманутая покупателем.
— Глупо было приближать к себе этого королевского бастарда, но любезничать с его любовницей — это уже слишком!
— Королевский бастард? — Темные глаза Катерины сделались несчастными и обиженными, как у ребенка, которого только что несправедливо ударили.
Леди Джерард испуганно закрыла ладонью рот, осознав, что сболтнула лишнее. Она знала, как страстно королева мечтает иметь ребенка. Раз в месяц она заставала Катерину в слезах, и это означало, что у нее опять начались месячные.
— Простите, мадам, но мы все считали, что вы знаете! — Леди Джерард коротко просветила Катерину на этот счет, и та почувствовала, как волна ревности вновь заливает ее. Неужели она ко всем прочим несчастьям еще и бесплодна? Она, законная королева, оказалась единственной женщиной, неспособной подарить Карлу ребенка! Слезы застилали ей глаза, она повернулась к леди Джерард и прошептала:
— Но что же мне делать?
Удовольствие промелькнуло в маленьких зеленых глазках фрейлины. Она быстро опустила ресницы, чтобы скрыть свою радость, и по-матерински обняла королеву. Медоточивым голосом она предложила Катерине присесть на красную бархатную козетку и, устроившись рядом, прижала темноволосую головку королевы к своей груди.
Катерина доверчиво прижалась к леди Джерард, вспоминая те редкие моменты, когда ее королева-мать позволяла себе проявлять теплые человеческие чувства. Мягкие руки обнимали Катерину, она, точно котенок, потерлась головой о подбородок своей фрейлины и повторила:
— Так что же мне делать?
Леди Джерард кинула быстрый взгляд в сторону дремлющей Френсис и решила, что та им не помеха. Все равно маленькая дурочка не поймет, насколько важен их разговор.
— Вы проявляете слишком большую слабость, — с мягкой настойчивостью начала говорить леди Джерард, и ее голос звучал крайне убедительно. — Нельзя быть такой снисходительной к этой куртизанке. Она практически прибрала к рукам весь двор. Это же недопустимо!
Катерина вздохнула.
— Люди восхищаются ею. Она красива, остроумна и весела. Все так и льнут к ней. Вполне естественно, что они предпочитают ее общество моему.
Леди Джерард понизила голос и торопливо проговорила:
— Многие были бы рады перейти на вашу сторону, если бы вы показали силу. — Она взяла Катерину за плечи и слегка встряхнула ее. — У вас есть одно важнейшее преимущество. Вы законная королева Англии, будущая мать наследника трона. И вы с легкостью можете вернуть положение, принадлежащее вам по праву. Но вы должны бороться за свои права.
Катерина смотрела на нее задумчивым взглядом.
— Но каким образом? — помолчав, спросила она.
— Чем леди Каслмейн удерживает короля? Она развлекает его, придумывая новые забавы и разыгрывая пикантные сценки. Кто же не любит повеселиться? — сказала леди Джерард.
Катерина удрученно вздохнула.
— Я не в силах соперничать с ней. — Она часто замечала, что Карл скучает в ее обществе, хотя он по доброте душевной скрывал это. У нее нет легкости общения и того искрометного юмора, от которого начинали сверкать темные глаза Карла.
Не поддержав тему о недостатках Катерины, леди Джерард быстро изложила ей свой план, в котором королеве отводилась достаточно скромная роль.
— Мы придумаем множество великолепных развлечений, и король не устоит. Наши балы станут самыми знаменитыми, и он настолько увлечется ими, что забудет про свою любовницу. В конце концов он оценит ваше обаяние, видя, что все приличные люди предпочитают ваше общество.
Осуществление своих грандиозных планов леди Джерард решила начать прямо на следующий день. Для этого надо было просто заманить короля на маленький семейный ужин в ее дом, на который, естественно, не будет приглашена леди Каслмейн. Король и королева будут почетными гостями. Леди Джерард также рассчитывала, что многие острословы не откажутся посетить ее дом в этот вечер, поскольку ее муж, лорд Джерард, был при дворе человеком популярным. Она отлично сознавала, что придворные не очень-то жалуют ее. Против нее была, во-первых, ее французская кровь, а во-вторых, ее острый злобный язычок. Многие ее просто терпеть не могли, но это и не столь важно. Она чисто по-галльски передернула плечами. Популярности ее мужа достаточно, чтобы обеспечить ей милые комплименты гостей. Вскоре леди Каслмейн будет низвергнута с пьедестала, а леди Джерард завоюет вечную признательность королевы.
Личико Катерины порозовело, и она с надеждой в глазах взглянула на свою мудрую фрейлину.
Френсис пошевелилась в своем уголке. Она дремала, пригревшись возле камина, но невольно слышала весь разговор. Усталость и чувство неловкости заставили ее наконец подняться и спросить королеву:
— Я еще буду нужна вам, мадам?
— Я буду благодарна тебе, милая, если ты расчешешь мне волосы, — сказала королева.
Френсис начала разбирать ее прическу, восхищаясь густыми шелковистыми волосами, струившимися под рукой. Королева откинулась на спинку диванчика и прикрыла глаза, а леди Джерард, склоняясь к ней, со страстной настойчивостью продолжала свои речи. Френсис невольно поморщилась: от леди Джерард скверно пахло вином.
Размечтавшаяся фрейлина уже рисовала розовую картинку тех дней, когда о леди Каслмейн все забудут и она униженно покинет двор навеки. Френсис старательно расчесывала волосы королевы и тревожно прислушивалась к этому монологу. Леди Каслмейн всегда была дружелюбна, всегда так чудесно пахла! Конечно, она не может быть презренной женщиной, какой выставляет ее эта дурно пахнущая дама. Во Франции, где воспитывалась Френсис, любовницы короля никого не шокировали. Френсис не привыкла обсуждать мнение старших, но сейчас она с легким испугом обнаружила, что не согласилась бы ни с одним словом леди Джерард. Эта дама напоминала ей красивое яблоко, сладкое и сочное на вид, но на вкус совершенно несъедобное.
Френсис обрадовалась, когда королева отпустила ее.
— Спасибо, милая, — улыбнувшись, сказала королева.
Девушка набросила теплую меховую накидку, — в коридорах дворца вечно было холодно, — и поспешила вниз, направляясь к Каменной галерее. Вечера стояли прохладные, но она решила прогуляться по саду, чтобы развеять неприятное впечатление от услышанного разговора в покоях королевы.
Свернув на садовую дорожку, она встретилась лицом к лицу с королем и резко остановилась, чуть не вскрикнув от неожиданности. Король мягко взял ее за плечи и ободряюще улыбнулся.
— Похоже, милая кузина, ты разделяешье мою страсть к прогулкам?
— По правде говоря, я совсем не люблю такие холодные вечера, — простодушно сказала Френсис. — Просто мне захотелось проветриться.
Карл весело рассмеялся. Какой же она еще ребенок! Френсис приходилась ему какой-то дальней родственницей и воспитывалась во Франции вместе с его младшей сестрой. Карл укорил себя за то, что до сих пор не поинтересовался, как ей живется в Уайтхолле. Он взял ее руку и спросил:
— Скажи, что тревожит тебя? Может быть, кто-то обижает юную леди? Я немедленно отправлю обидчиков в Тауэр!
Френсис не поняла, шутит он или говорит серьезно, но торопливо ответила:
— Никто меня не обижает, сир. Но мне очень не нравится леди Джерард, она вечно натравливает королеву. У нее на уме одни гадости.
Король прищурил глаза.
— Натравливает на кого?
— На леди Каслмейн, — не задумываясь, выпалила Френсис и зажала рот обеими руками, испуганно глядя на короля. — Наверное, мне не стоило говорить об этом.
Карл вновь завладел ее рукой и мягко сказал:
— Наоборот, ты должна рассказать мне обо всем. Ты же моя кузина и предана мне, не так ли?
— О да, сир! — Она неуверенно начала говорить, но постепенно голос ее окреп, и она быстро передала ему все планы леди Джерард.
Карл вздохнул. Во все времена придворные плели интриги, чтобы пробиться к власти. Бедную королеву собираются втянуть в хитрую игру, используя как пешку в шахматной партии.
— Королева почему-то очень доверяет леди Джерард, — озадаченно произнесла Френсис.
— Да-да. Королева сильно горевала, лишившись матери, но дружеское участие леди Джерард на самом деле лишь хитрая интрига.
Френсис тихо ждала, пока король насвистывал, погруженный в размышления. Наконец он процедил сквозь зубы:
— Ничего, мы прищемим хвост этой облезлой кошке.
Тон его был настолько зловещим, что Френсис вздрогнула. Он взглянул на девушку, и лицо его смягчилось. Погладив золотистые волосы, Карл привлек ее к себе.
— Ты отлично сделала, рассказав мне обо всем. Недаром в нас течет кровь Стюартов. Обещаю, что отплачу тебе такой же преданностью. Я позабочусь о том, чтобы ты не скучала, милая кузина.
Он наклонился и поцеловал Френсис в губы. Такой легкий поцелуй был обычным знаком внимания при дворе. Карл приятно удивился, почувствовав, как дрогнули розовые губки под его поцелуем, и неожиданно в нем проснулось желание. Он задумчиво проводил Френсис взглядом. Она спешила к выходу из сада, слегка пошатываясь после такого прощания.
Карл разыскал Барбару и поведал ей о планах леди Джерард. Барбара недоуменно посмотрела на него, и в ее больших синих глазах вспыхнул гнев. Проклятая леди Джерард! Только что королева ездила с ними в театр, и казалось, что всем тревогам и ссорам пришел конец. А теперь война начинается снова. Леди Джерард опытная интриганка, и с ее помощью Катерина может стать грозной соперницей.
Барбара представила свои одинокие вечера и Карла, покорно следующего за Катериной на балы, устраиваемые сторонниками королевы.
— Они будут травить меня, пока я не уеду в провинцию!
Карл улыбнулся, но выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Я проучу леди Джерард. У нее быстро пропадет охота совать нос не в свои дела.
Король привлек к себе Барбару и что-то зашептал ей на ухо. Постепенно на ее губах заиграла ликующая улыбка.
Весь следующий день Катерина находилась в каком-то странном возбуждении. Карл с готовностью откликнулся на приглашение леди Джерард, и Катерина просто светилась от счастья. Как чудесно будет провести вечер с Карлом, без леди Каслмейн! Ведь Катерина видела Карла без Барбары только в тех редких случаях, когда он приходил к ней в надежде зачать наследника трона.
Она даже не заметила злобного и презрительного взгляда Карла, когда он произнес:
— Безусловно, мы не можем не принять приглашения твоих лучших друзей.
Ах, как мудра была леди Джерард! Катерина приклонила колени и вознесла благодарственную молитву. Истинно, Бог никогда не посылает непосильную ношу. Он забрал к себе ее дорогую матушку, но послал вместо нее леди Джерард. Теперь у Катерины есть настоящий друг и мудрый советчик.
С радостным волнением она предвкушала, как наедине с Карлом поедет в королевской карете в дом леди Джерард. Конечно, туда приглашены только те гости, которые не одобряли влияния леди Каслмейн на короля. С их помощью Катерина преобразится и очарует Карла. Они дадут проявиться ее остроумию, будут расточать ей комплименты, может быть, даже немного пококетничают с ней. Король поймет, что другие мужчины находят ее привлекательной, и посмотрит на нее новыми глазами.
Катерина, не в силах сдержать ликующую радость, порывисто схватила Карла за руку и воскликнула:
— О Карл, я так счастлива!
Карл молча пожал ее руку. В сумраке кареты она не могла видеть жалостливого выражения его лица. На мгновение его решимость поколебалась. Но он поборол чувство жалости. На всю жизнь Карл запомнил один случай из своего детства. Они с отцом были на охоте, и Карл подстрелил оленя. Вдруг ему стало так жалко животное, что он повернул коня, решив бросить охоту. Но отец остановил его и серьезно сказал: «Карл, если тебе жалко оленя, то единственное доброе дело, которое ты можешь сделать, это убить его сразу, иначе смерть его будет мучительной и долгой».
Взяв Карла под руку, Катерина прижалась к его плечу и, тихонько напевая что-то, поглядывала в окно кареты. Какая замечательная женщина леди Джерард! Катерина должна благодарить судьбу за то, что у нее появился такой надежный друг! Без ее советов она бы никогда не одолела любовницу Карла и по-прежнему прозябала бы на заднем плане, окруженная двумя-тремя скучными вдовушками. Вчерашняя поездка в театр благодаря присутствию Джейми и Карла прошла просто прекрасно, Катерина даже забыла о присутствии леди Каслмейн. И казалось, так легко добиться одобряющей теплой улыбки на лице Карла. Но леди Джерард не позволит Катерине расслабиться, и вскоре Карл убедится, что его истинное счастье — быть верным супругом.
Катерина улыбнулась в темноте собственным мыслям. Дом леди Джерард располагался прямо напротив дома леди Каслмейн на Кинг-стрит, и она обязательно заметит нынешний триумф Катерины. Барбара будет в одиночестве стоять у окна с пылающими гневом глазами и смотреть, как король веселится на балу в обществе своей жены. И это только начало, первый вечер!
Карл помог ей выйти из кареты, и Катерина бросила торжествующий взгляд в сторону дома Барбары. Она намеренно медлила перед входом, расправляя и разглаживая пышные юбки, чтобы дать Барбаре время разглядеть их и позавидовать.
Дом леди Джерард был ярко освещен. Хозяйка встретила их в холле в богатом зеленом платье, на ее шее и запястьях сверкали драгоценности. За ней толпились придворные, каждый стремился протиснуться вперед. Они с нетерпением ждали королеву, чтобы доказать ей свою преданность и снискать ее расположение.
Катерина сердечно поцеловала леди Джерард, преисполненная благодарности, и быстро прошептала:
— Дорогая, я так счастлива!
Карл, сняв широкополую шляпу, склонился к руке леди Джерард. Выпрямившись, он окинул долгим внимательным взглядом собравшихся, словно хотел получше запомнить всех их. Выражение его лица не сулило ничего хорошего. Затем он посмотрел на леди Джерард, и в его глазах сквозила убийственная жестокость.
— Мне известно, что этот вечер организован исключительно для того, чтобы унизить тех, кто пользуется моим покровительством и любовью, — произнес король высокомерным холодным тоном. Первые ряды придворных дрогнули и отступили под его тяжелым презрительным взглядом. — Я не желаю участвовать в подобного рода развлечениях, — он язвительно растянул слово «развлечение», — поскольку у меня есть более достойное приглашение… — он сделал паузу и добавил: — буквально напротив, через улицу!
Потрясенный вздох вырвался у всех присутствующих, когда король снова надел шляпу и величественно покинул дом леди Джерард.
В холле стояла мертвая тишина. Катерине показалось, что быстрые глухие удары ее сердца сейчас услышат все собравшиеся. Она пошатнулась, но лорд Джерард шагнул к ней и поддержал ее под руку.
— Я убеждал жену, что она окажется в глупом положении, если попытается разделить короля и леди Каслмейн. — В его голосе звучали обида и раздражение. Он склонил голову к Катерине и тихо сказал ей на ухо: — Сейчас вам нельзя проявить слабость, иначе вы уже никогда не сможете завоевать признание двора. Эти люди были готовы идти с вами, но вы должны показать им, что достойны восхищения, иначе они покинут вас!
Катерина стояла точно оглушенная. От счастливой и беспечной Катерины ее отделяло всего одно мгновение. Поступок Карла был подобен удару ножом из-за угла в самое сердце.
Лорд Джерард тронул ее за руку и повторил свои слова. Наконец в голове у нее прояснилось, и она слабо кивнула.
Остальные гости тоже пришли в себя, и глубокое молчание сменилось бессвязными восклицаниями. Каждому хотелось высказаться по поводу коварного маневра короля. Никто никого не слушал, все говорили одновременно. Общий шум голосов перекрыл голос лорда Джерарда:
— Ужин ждет нас! Не желают ли джентльмены проводить дам к столу?
Поддерживая королеву под руку, он повел ее в столовую. Катерина двигалась словно заведенная, подчиняясь его воле. Леди Джерард старалась хоть как-то отвлечь себя от мыслей о страшном провале, отдавала последние распоряжения слугам. Огромный стол с белоснежной скатертью сверкал хрусталем и начищенным до блеска серебром. По краям высились пирамиды засахаренных фруктов, а центр стола украшало настоящее произведение искусства: изо льда были вырезаны две короны, сплетенные вместе двумя буквами «К», — символ союза Карла и Катерины. Увидев стол, гости вновь умолкли.
Лорд Джерард, создавая видимость веселья, рассаживал гостей. Люди с самообладанием сразу последовали его примеру, и вскоре за столом начались разговоры вполголоса.
Катерина уставилась на свою тарелку с золотым ободком, точно это был единственный реальный предмет в расплывающемся зыбком мире. Никогда, никогда она не сможет поднять глаза и взглянуть в лицо людям, которые стали свидетелями ее унижения.
Леди Джерард была уязвлена до глубины души, она клокотала от ярости, переживая свое поражение. Лицо ее покрылось красными пятнами, губы подергивались.
Блюдо за блюдом сменялись перед королевой, но она ничего не замечала. Наконец к ней вернулся дар речи, она повернулась к сидящему справа лорду Джерарду и едва слышно сказала:
— Почему Карл так поступил со мной?
— Я отнюдь не восхищен поведением его величества, — с явным неудовольствием произнес лорд Джерард, — однако вполне могу его понять. Я предупреждал жену, что эта затея плохо кончится. Король не желает раскола двора на два лагеря. Напротив, он хочет, чтобы вы научились жить в мире с его любовницей. И пока вы этого не сделаете, моя дорогая, вы не будете счастливы.
— Но леди Джерард…
Лорд Джерард не дал ей договорить.
— Моя жена — замечательная во многих отношениях женщина, и я люблю ее. Но должен предостеречь вас, как предостерегал и ее. Нельзя слишком увлекаться честолюбивыми мечтами, это может навлечь на вас огромные неприятности.
Честолюбие! Выходит, леди Джерард действовала из эгоистических побуждений, а не из любви к Катерине. Слезы подступили к глазам Катерины, она быстро сделала глоток вина; никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой одинокой и покинутой. Она незаметно обвела глазами стол. Ни одного настоящего друга! Именно сейчас ей стало ясно, что все только притворяются, желая использовать ее в своих целях. Во всей Англии у нее есть единственный друг — Карл, а она отталкивает его своим поведением.
Катерине казалось, что этот вечер никогда не кончится. Она сидела молчаливая и несчастная, но была слишком горда, чтобы покинуть прием.
Назавтра слух об этом инциденте облетел весь Уайтхолл. Одни считали, что шутка удалась на славу, другие сочувствовали Катерине. Наиболее рассудительные решили все же примкнуть к фракции леди Каслмейн, сила явно была на ее стороне.
Катерина провела день в полумраке своей опочивальни, лежа в постели и прикладывая к голове уксусные примочки. Вновь и вновь перебирая в памяти унижение прошлого вечера, она думала, что лучше умереть, чем снова показаться при дворе. Леди Джерард неотлучно находилась при ней и жужжала как муха. Пусть первый бой проигран, в который уж раз повторяла она низким надоедливым голосом, но они добьются победы!
Королеве совсем не хотелось присутствовать на вечернем балу в Уайтхолле. Она понимала, что всем уже известно о вчерашнем происшествии, и предпочла бы встретиться с волками, чем с алчными взглядами придворных.
Вдыхая слабый кисловатый запах уксуса, она то плакала, то молилась. Молитвы были разными, но просила у Бога она лишь одного — дать ей смелости. Ведь рано или поздно ей придется отказаться от своего затворничества, и чем дольше она будет медлить, тем тяжелее будет вернуться в мир. В результате подобных размышлений она поднялась с кровати и приказала Френсис Стюарт помочь ей одеться к вечернему приему.
Барбара торжествовала победу. На балу она появилась в своих любимых драгоценностях, подаренных королем. Окинув леди Джерард надменным взглядом, Барбара молча повернулась к ней спиной.
Леди Джерард села возле Катерины, сжигаемая бессильной злобой. Катерина устало сказала:
— Что еще случилось?
Ей очень хотелось набраться смелости и попросить леди Джерард оставить ее в покое. Как горько было сознавать, что она доверилась этой даме, да еще сравнивала ее со своей матерью! Сейчас она видела, кем на самом деле была леди Джерард, и с трудом терпела ее присутствие.
Королева и леди Джерард сидели уединенно в дальнем конце зала. Барбара и король были в центре оживленной группы придворных, и каждый входящий делал легкий поклон Катерине и спешил присоединиться к компании короля и его любовницы.
Киллигру и Шроузбури стояли неподалеку от королевы. Шроузбури выудил табакерку из складок пышного рукава и отправил понюшку табака в правую ноздрю. Сделав презрительную гримасу, он искоса взглянул на леди Джерард и сказал Киллигру:
— Ей-богу, табак лучшее средство, чтобы перебить зловоние, распространяемое леди Джерард.
— Вы имеете в виду винный перегар? — самым невинным образом поинтересовался Киллигру.
— Упаси Боже, нет! Хотя уверяю вас, такое случается с ней довольно часто. Но нынче зловоние другого свойства — разлагаются умершие амбиции.
Киллигру рассмеялся и одобрительно похлопал Шроузбури по плечу, поглядывая на побагровевшую физиономию леди Джерард. Безумная злость затуманила ее рассудок, и, потеряв контроль над собой, она начала критиковать манеры и нравственность короля. Все высказывания произносились повышенным тоном, и придворные посматривали на короля, ожидая его гнева. Но король лишь рассмеялся с удивительной снисходительностью.
Катерина едва сдерживала слезы. Она попыталась утихомирить разбушевавшуюся фрейлину, но та разошлась ни на шутку, ее голос перекрывал музыку:
— А уж леди Каслмейн настоящая шлюха, готовая вертеть хвостом перед любыми штанами за полкроны!
На лице короля появились признаки гнева, он быстро подошел к леди Джерард и процедил сквозь зубы:
— Мадам, позвольте пригласить вас на танец. — Карл вывел изумленную даму в центр зала, его пальцы крепко сжимали ее руку.
Когда они оказались в танце лицом друг к другу, король произнес с угрожающей холодностью:
— Вы освобождены от обязанностей фрейлины королевы. Уши моей супруги слишком нежны, чтобы слушать ваше сквернословие.
Леди Джерард закрыла лицо руками, точно ее ударили, и, развернувшись, выбежала из зала.
Карл подошел к Барбаре и продолжил с ней танец.
Катерина уныло следила, как весело смеются Карл и Барбара. Гордыня оказалась плохим советчиком. Надо добиться того, чтобы он улыбался ей так же, как Барбаре, с той же сердечностью и теплотой. Но как сделать это? Катерина постаралась быть честной с собой. Чего она добьется, замкнувшись в горделивом одиночестве? Лишь того, что, как и прежде, будет наблюдать со стороны за своим законным супругом, кружащимся в танце по залу с другими женщинами. Впервые ей подумалось, что она слишком идеализировала его. Он был обычным мужчиной с горячим темпераментом и длинным списком грехов. Но до чего же он обаятелен! Может, его самый большой грех и состоит в присущем ему безмерном обаянии.
Катерина так сильно сцепила руки, что побелели костяшки пальцев. Может ли она принять его таким, каков он есть? Возможно, если она оставит попытки изменить его, то со временем вернет его любовь.
Сейчас Катерина уже не вспоминала о монастырских или материнских заветах. Она жила своим умом и понимала, что должна принять этот мир таким, каков он есть. Как надоели, наверное, Карлу ее бесконечные вечерние молитвы! С каким завидным терпением относился он к ее скверному английскому языку, к ее медлительности! А ведь ему так нравятся остроумные веселые разговоры!
Дыхание Катерины стало учащенным, маленькая грудь взволнованно поднималась и опускалась. Она всему научится! Она будет носить декольтированные платья, краситься и перестанет вздрагивать, слыша непристойную шутку. Она должна вести себя с любовницей короля, как с обычной придворной дамой. И, возможно, тогда король полюбит ее и будет охотно посещать ее спальню.
Катерина мечтала, что через год родит Карлу ребенка и будет такой же счастливой, как Барбара сейчас. На ее узком личике появилось решительное выражение. Она немедленно изменит свое отношение к леди Каслмейн. Карл и Барбара проходили мимо нее в медленном танцевальном ритме, и Катерина громко сказала:
— Вы прекрасно выглядите сегодня, леди Каслмейн!
Барбара изумленно уставилась на нее. Несколько придворных вышли из круга танцующих, бросая недоуменные взгляды на королеву.
Катерина вспыхнула и почувствовала легкую слабость, но быстро овладела собой. Начало положено, теперь надо закрепить свою новую позицию. Карл тоже с интересом поглядывал на нее, в его взгляде сквозило легкое недоумение. Катерина повысила голос и сказала:
— Разве я не права, Карл? Сегодня она выглядит просто чудесно! — Она повернулась к леди Маскерри, которая сидела рядом, хлопая глазами, и продолжила: — Мне кажется, моему другу, леди Каслмейн, к лицу цвет морской волны.
Бедняжка королева! Часть придворных решила, что она пьяна, остальные сходились во мнении, что она слабохарактерна и слишком быстро сдала свои позиции.
Карл вместе с Барбарой быстро подошел к Катерине и поцеловал ее руку. Катерина поднялась с кресла, раскрасневшись от решимости, и обняла Барбару за талию. К Барбаре начало возвращаться ее обычное спокойствие, она заставила себя улыбнуться королеве и похвалила ее розовое платье и роскошные волосы. Они стояли втроем, тесным кружком беседовали о пустяках, но глаза их вели совсем другой молчаливый разговор. Да, это был конец. Долгая война закончилась. С этого момента все трое будут жить в мире и согласии.
Придворные напряженно наблюдали за мило беседующей королевской троицей. Столь внезапная перемена застала их врасплох. Те, кто следовал за Катериной, презирая Барбару, поняли, что ветер подул в другую сторону.
Неожиданно на леди Каслмейн обрушился поток бесконечных комплиментов и льстивых улыбок.
Ликующая радость охватила ее, она чуть не рассмеялась вслух. Она, Барбара Палмер, стала ярчайшей звездой английского двора времен Реставрации!
Глава 21
Капитуляция Катерины не замедлила сказаться на благосостоянии Барбары. Испытывая постоянную нехватку денег, Карл призывал Барбару пользоваться теми преимуществами, которые давала ей близость к его персоне и, не смущаясь, принимать взятки и подношения от подданных, желавших через нее заручиться поддержкой короля. Просители приходили к леди Каслмейн и рассказывали ей о том, что хотели бы получить тот или иной патент. Она передавала просьбу королю, и через несколько дней благодарный проситель приносил ей мешок золотых монет, вес которого зависел от размеров получаемой им выгоды. После победы Барбары над Катериной число придворных, желающих заручиться ее поддержкой, резко увеличилось.
Вскоре леди Каслмейн могла бы стать невероятно богатой, если бы перестала проигрывать невероятные суммы за карточным столом. Ее страсть к игре порой доводила Карла до отчаяния, и он журил ее за неумение вовремя остановиться, но никогда не злился всерьез. Барбара прижималась к нему и, искоса поглядывая сквозь густые ресницы, говорила:
— Почему ты никогда не побьешь меня?
Карл не мог удержаться от смеха.
— Да потому, дорогая, что страсть к игре у тебя в крови. Не будь ты отчаянным игроком, вряд ли мы сейчас были вместе. А ты вела бы спокойную жизнь в каком-нибудь маленьком городке с глупым мужем и кучей законнорожденных детишек.
Барбара не раз клялась себе, что не будет терять контроля над собой за карточным столом. Дом на Кинг-стрит и апартаменты в Уайтхолле и без того съедали огромные суммы денег. К тому же она редко надевала дважды одно платье, а ее страсть к драгоценностям не уступала ее страсти к игре.
Однажды вечером Барбара решила держаться подальше от игорных столов. Она устроилась в кресле и пыталась развлечь себя изобретением новых масок, хотя считала, что куда интереснее придумывать новые фасоны платьев, поскольку они могли подчеркнуть ее красоту. Оставаясь глухой к призывам игроков, она чувствовала себя необыкновенно добродетельной и гордилась собой. Барбара сидела с выражением глубокой задумчивости на лице и очень надеялась, что Карл по достоинству оценит ее силу воли. Сегодня за ужином перед ней оказалось блюдо с анчоусами, и она, очевидно, слишком увлеклась этими аппетитными солеными рыбками.
Вскоре, измученная жаждой, она приказала лакею принести бокал вина и залпом осушила его. Прикладывая платочек к губам, она подняла глаза и заметила стоящего рядом с ней Генри Беннета. Вино быстро подействовало на нее, голова кружилась, и, чтобы ясно разглядеть его, ей пришлось приложить некоторые усилия. Это был высокий мужчина лет сорока четырех, худощавый и темноволосый. Он производил интригующее и в то же время отталкивающее впечатление, возможно, из-за узкой черной повязки через все лицо. Эта повязка скорее подчеркивала, чем скрывала, старый сабельный шрам и придавала ему вид лихого вояки.
— Вы не откажетесь бросить со мной кости, мадам?
Барбара решительно отказалась и взглянула в сторону короля. Он играл в «мушку» за одним из столов, невысокий столбик золотых монет стоял возле него. Ее решимость поколебалась, и Беннет с улыбкой предложил ей руку.
Я буду играть по низким ставкам, пообещала себе Барбара. Жажда опять стала мучить ее, и, когда они расположились за игорным столом, она попросила еще вина.
Стоило ей встряхнуть коробочку с кубиками из слоновой кости, как знакомое волнение охватило ее. Беннет предложил скромную ставку в десять гиней, и Барбара с облегчением вздохнула.
— Я не собиралась играть сегодня и поэтому не захватила с собой кошелек. Если я проиграю, мы запишем мой долг, и завтра же я пришлю его вам!
Барбара была уверена, что выиграет. Удача сегодня должна сопутствовать ей.
Беннет улыбнулся и поправил повязку на лице.
— Я полностью доверяю вам.
Барбара с милой улыбкой бросила кости на стол. Маленькие желтоватые кубики несколько раз перевернулись, отражаясь в темной блестящей поверхности стола, и замерли. Две пятерки и двойка. Игра была несложной: партнер тоже должен был бросить кости, и выигрывал тот, у кого больше очков. Если только Беннет не выбросит две шестерки или, что маловероятно, три шестерки, то Барбара станет на десять гиней богаче.
Барбара напряженно следила, как коробочка с костями скрылась в узкой руке Беннета. С безмятежным видом он бросил кости на стол: тройка, четверка и единица. Улыбаясь, он передвинул монеты на половину Барбары.
— Вы выиграли, мадам.
Рука Барбары потянулась в сторону монет, но не коснувшись их, она взяла бокал с вином и сделала большой глоток. В глазах ее появился азартный блеск.
В течение следующего часа она постоянно выигрывала, и горка золотых монет около нее медленно росла. Волнение усиливало жажду, и Барбара беззаботно пила бокал за бокалом, пока монеты не стали расплываться перед ее глазами.
Карл остановился за ее креслом и положил руку ей на плечо. Он присвистнул, увидев золотой запас на ее стороне, и мягко сказал:
— Дорогая, почему бы не остановиться, пока ты в выигрыше?
На щеке Барбары заиграла ямочка.
— Но должна же я дать шанс Беннету отыграться. — Она была уверена, что удача не изменит ей.
Однако везение кончилось, и Барбара занервничала, видя, как золото постепенно перетекает на сторону Беннета. Он отыграл все и насмешливо поднял бровь.
— Может быть, остановимся?
Барбара отрицательно покачала головой. Ей страшно хотелось заполучить золото обратно. Счастье должно улыбнуться ей! Она закусила губу и, призвав на помощь Господа, бросила кости: две единицы и четверка! Беннет опять с легкостью выиграл у нее, выбросив две шестерки и двойку.
Он осторожно напомнил ей о сумме долга, и у Барбары засосало под ложечкой. Недавно она купила упряжку из шести лошадей и новую карету, это было крайне дорогостоящее удовольствие. Ей чертовски хотелось выиграть! Она была уверена, что острая нужда поможет ей, но кости точно издевались, всякий раз обманывая ее надежды. К концу вечера она проиграла шесть тысяч фунтов.
Слезы стояли в глазах Барбары. Губы чуть дрожали. Придется продать почти все драгоценности, которые подарил ей Карл, чтобы выручить такую сумму. Она глубоко вздохнула и, не желая выглядеть несчастной, послала Беннету ослепительную улыбку.
— Примите мои поздравления, сэр. Я пришлю вам долг завтра утром.
Беннет вынул листок бумаги и записал долг Барбары.
— Я предпочел бы разорвать эту записку… Возможно, мы могли бы договориться. — Он склонился к ней через стол, и его голос стал вкрадчивым и тихим.
Барбара испытала легкое отвращение. Беннет принадлежал к тому типу циников, которые готовы заплатить большие деньги за ночь любви с королевской фавориткой.
Она передвинула бокал, и на поверхности столика осталась влажная блестящая дуга.
— Так о чем же будет разговор?
Беннет склонился еще ближе.
— Король прислушивается к вам.
Барбара едва сдержала смех. Оказывается, он, как и все, хочет использовать ее влияние на Карла.
Она согласно кивнула.
— Заходите завтра ко мне. К нам присоединятся еще Купер и Беркли, и мы обсудим ваши проблемы.
В голубых глазах Беннета блеснуло холодное удовлетворение, и он, пристально глядя на Барбару, с показной небрежностью разорвал долговую запись. Он надумал присоединиться к политической фракции, сформировавшейся вокруг Барбары, которая действовала против канцлера Кларендона.
Назавтра Барбара пообещала Беннету склонить Карла к тому, чтобы назначить его послом во Францию. Беннет удовлетворенно улыбнулся и вынул из кармана изумительное кольцо с рубином, окруженным стайкой жемчужин.
— Примите маленький знак моей признательности и уважения, мадам.
С радостно бьющимся сердцем Барбара проводила его взглядом. Власть! Она пьянит без вина! Одно ее слово, одна улыбка может изменить будущее этих людей.
Купер и Беркли вскоре тоже ушли, и Барбара, весело напевая, вскочила с дивана и закружилась по комнате. Какая замечательная настала жизнь! Уайтхолл был центром мира, и она, Барбара Палмер, сделалась необычайно важной персоной в этом мире.
Влюбленность Барбары в Уайтхолл была предметом постоянных насмешек ее кузена Бекингема. Она чуть было не поссорилась с ним однажды, когда он сказал поддразнивающим тоном:
— Все эти милые джентльмены, которыми ты наивно восхищаешься, при ближайшем рассмотрении оказываются глубоко порочны. Они привыкли лгать, жульничать в карты, наставлять рога своим друзьям. Неужели это восхищает тебя?
Барбара окинула взглядом изысканное общество, окружавшее их. Сверкание драгоценностей, ослепительные наряды! Именно о такой жизни она мечтала в детстве.
— Но, милый Джордж, здесь все так красиво. Посмотри на эти изысканные туалеты, веселые лица.
Бекингем рассмеялся и, шутливо зажав нос пальцами, проговорил:
— Да! Они тратят слишком много времени, чтобы перенять французские манеры и моды. Но их завитые блестящие парики кишат вшами, ведь мало кто из них ввел в свой обиход ванну. Чтобы отбить запах немытого тела, они выливают на себя по полфлакона дорогих духов.
Барбара досадливо нахмурила тонкие брови. Так и было. Ее часто поддразнивали за пристрастие к ежедневным ваннам; многие предостерегающе говорили, что это крайне опасно.
В поле их зрения случайно оказался великолепно одетый молодой дворянин, который, не стесняясь, мочился прямо в камин — этот обычай тоже был перенят у французов. Бекингем иронически усмехнулся.
— Вот тебе и подтверждение моим словам, дорогая.
— О, нет… — Барбара подобрала юбки и, резко отвернувшись, отошла в сторону. Через несколько минут она уже думать забыла о Бекингеме и от души смеялась над леди Маскерри, которая, раскрасневшись от стараний, отплясывала очередной танец.
Барбара отвлеклась на мгновение, заметив подошедшего к ней Филипа, лорда Честерфилда. Когда-то его близость наполняла радостью ее сердце. Сейчас она просто улыбнулась ему и опять обратила взор на танцующих.
— Разве это не потрясающая картина, милорд?
Леди Маскерри давно была в тягости, срок ее беременности подходил к концу, и она могла родить в любой момент. Супруг умолял ее остаться дома, но здравого смысла ей явно недоставало, а танцы она обожала до смерти и не желала отказывать себе в этом удовольствии. Чтобы сровнять формы своего тела, она приколола под платье маленькую подушечку. Филип стал наблюдать за танцами вместе с Барбарой, и она вдруг затаила дыхание, подавляя смешок. Подушечка выскользнула из-под платья и упала на пол.
Барбара, не сдержавшись, расхохоталась и обернулась к Филипу.
— Неужели тебе не… — Она не договорила, заметив, что он не слушает ее. Его внимание было приковано к лорду Киллигру, танцевавшему с его женой Элизабет.
Узнав о связи своего мужа с Барбарой, Элизабет в течение нескольких недель испытывала все муки ада. Тайные побуждения и стремления ее супруга вдруг открылись ей. Странное поведение стало ясным и понятным. Душу ее разъедала ненависть к Филипу и Барбаре. Она решила бороться с ними их же оружием и зачастила на балы.
У нее появился свой круг поклонников, которые находили ее очаровательной. Элизабет была стройной изящной женщиной среднего роста с нежной бархатной кожей и белокурыми волосами. Большие выразительные голубые глаза светились умом и доброжелательностью.
Барбара, прищурив глаза, следила, как леди Честерфилд скользит по залу, переходя от кавалера к кавалеру и оставляя за собой шлейф звонкого смеха. Филип все еще пристально наблюдал за своей женой, и Барбара сказала:
— Леди Честерфилд напоминает мне бабочку, опьяненную весенними ароматами, которая порхает с цветка на цветок. Кажется, она никак не решит, какой из кавалеров интереснее.
Взгляд Филипа был на редкость задумчивым.
— Она… очень изменилась за последнее время.
Барбара серьезно взглянула на него, затем в ее глазах вспыхнули насмешливые огоньки, и она с легким упреком ударила его веером.
— По-моему, тебе следует сдерживаться, иначе можешь прослыть ревнивым супругом. Ты же не хочешь стать посмешищем для всего двора?
Ревность в те времена считалась дурным тоном, и ревнивые мужья были в Англии объектом постоянных шуток.
Филип, задетый за живое, не замедлил отплатить ей той же монетой:
— По крайней мере ревность обостряет зрение. А вот тщеславие мешает тебе видеть то, что происходит прямо перед твоим изящным носиком. Ручаюсь, ты скоро перестанешь интересовать его. — И он кивком головы показал в дальний угол зала, где король с величайшим терпением строил карточный домик для своей кузины Френсис Стюарт.
Френсис недавно исполнилось пятнадцать, она была тонка и трепетна, словно пламя свечи, и так же волнующе красива. Сердце Барбары сжалось от страха, но она быстро отбросила тревожные мысли и беззаботно сказала:
— У тебя извращенное воображение. Френсис еще дитя и к тому же приходится дальней родственницей королю. Вот он и развлекает ее. Она до сих пор еще играет в прятки в дворцовых коридорах. Детские забавы!
Конечно, оба они, и Филип, и Барбара, понимали, что пятнадцать лет не такой уж детский возраст. Юные красотки очень ценились при дворе. Придворные кавалеры считали, что после пятнадцати женщина начинает увядать.
Филип сказал ворчливо:
— И тем не менее, похоже, король сражен наповал.
Он все еще наблюдал за женой, и по лицу его блуждало выражение легкого замешательства. Его скучная малышка Элизабет вдруг превратилась в загадочную, волнующую красавицу.
Филип всегда с необыкновенной легкостью завоевывал сердца прекрасных дам. И вот, его жена, воспылав ненавистью к собственному мужу, неожиданно стала вызывающе соблазнительной. Он мгновенно влюбился в нее и был уверен, что без труда вернет ее любовь. Но Элизабет потеряла способность глубоко любить, однако даже если эта способность еще была жива в ней, то Филипу нечего было на нее рассчитывать. Не обращая внимания на тоскующего в одиночестве мужа, Элизабет флиртовала со всеми и каждым.
С изумлением Барбара заметила, что леди Честерфилд кокетничает с Джеймсом Гамильтоном. Она абсолютно точно угадала один из мотивов этого флирта. Гамильтон был откровенно влюблен в Барбару. А победа над любым мужчиной, которого Элизабет могла украсть у нее, была бальзамом для ее уязвленной гордости.
— Чудеса да и только! — сказала Карлу Барбара, повторяя его любимую присказку. — Леди Честерфилд вскоре начнет заигрывать с вами, сир. Ее намерения вполне очевидны.
— А что если я отвечу на ее заигрывания? — спросил Карл. Отдыхая после вечернего приема, он свободно раскинулся в кресле и наблюдал, как Барбара расчесывает волосы.
Она сделала угрожающую гримасу и, шутя, направила на него гребень.
— Я проткну тебя острым мечом.
Карл задрожал в притворном страхе и затем сказал как-то невпопад:
— Ни одна леди не расчесывает сама свои волосы. Ты не боишься испортить свою репутацию?
— Какую репутацию? — Барбара подмигнула ему. — Кроме того, — добавила она с удовольствием, — я же знаю, что тебе нравится наблюдать за мной.
— Ты права. Это завораживающее зрелище.
Барбара вернулась к начатой теме:
— Гамильтон, как ты знаешь, кузен леди Честерфилд, и это обстоятельство чрезвычайно облегчает им возможность свиданий.
Леди Честерфилд жила в доме герцога Ормонда, и Гамильтон мог по-родственному в любое время зайти в дом своего дядюшки.
— Почему тебя так волнует эта тема? — сухо спросил Карл. — Может, ты сгораешь от жалости к лорду Честерфилду?
Барбара с легким упреком ударила его по плечу.
— Просто мне жаль Элизабет, — возразила она. — Я понимаю, что она ненавидит меня, но сама испытываю к ней только жалость. Я догадываюсь, что Филип был жесток к ней. Старая любовь умерла, но ей не удалось, как мне, найти настоящую большую любовь. — Она прижалась к Карлу в порыве благодарности. — Ах, Карл, я так счастлива, что ты любишь меня!
Карл погладил ее шелковистые волосы и улыбнулся. Барбара была неисчерпаема. Высокомерная, блистающая на балах красавица могла мгновенно превратиться в одинокого трогательного ребенка, доверчиво прижимающегося к нему. А иногда она бывала невероятно, просто дьявольски соблазнительной.
— Порой, когда я держу тебя в своих объятиях, мне кажется, что я обнимаю всех женщин мира.
— Ах, хотела бы я стать всеми женщинами, — загораясь, подхватила Барбара, — тогда все твои помыслы, все ласки принадлежали бы мне одной! Хотя, — поспешно закончила она, — я совсем не ревнива.
Карл коснулся губами ее блестящих волос. Лицо его стало задумчивым. Он любил эту женщину, но его любвеобильная натура вряд ли позволит ему всю жизнь оставаться верным ей. Стараясь быть честным, Карл мягко сказал:
— Твое счастье, что ты не ревнива. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — Мне кажется, я не в силах сопротивляться очарованию женского пола. Но, Бог знает, я никому не хочу причинять страданий… — Он задумался и потом сказал почти шепотом: — но Катерина много страдает.
Барбара испытала знакомое чувство жалости, смешанное с раздражением, которое всегда охватывало ее при упоминании о королеве. Если он заставит меня ревновать, поклялась она сама себе, уж я не стану ползать перед ним на коленях, как делает Катерина, пытаясь вызвать жалость к себе! Вслух она сказала:
— Если ты заставишь меня ревновать, я отплачу тебе той же монетой. Я уподоблюсь леди Честерфилд и заведу столько любовников, что ты собьешься со счета.
Она игриво прижалась к Карлу.
— Может быть, нам потренироваться? Чтобы удержать сотню любовников, надо быть очень умелой и изобретательной.
Карл страстно обнял ее, и они надолго забыли о существовании других мужчин и женщин. Но позже, когда дыхание Барбары стало спокойным и ровным, говоря о том, что она уснула, Карл еще долго лежал, глядя в темноту, и думал о своей юной кузине Френсис Стюарт. Он никогда не был верным любовником, его отношения с Барбарой стали редким исключением. До сих пор он еще сильно любил ее. Барбара была бесконечно мила как в постели, так и вне ее. Но однако же… Карл вздохнул и повернулся на бок, устраиваясь поудобнее. Его взгляд упал на разметавшиеся по подушкам рыжие волосы Барбары, он задумчиво разглядывал ее. Она была очаровательна, как всегда, но доступна. Она хотела его так же страстно, как и он ее. А Френсис, — Карл усмехнулся, — как звезда, которая манит, холодно поблескивая, влекущая и недостижимая! Она девственна, чувства еще не проснулись в ней. Кровь Карла загоралась при мысли о наслаждении, которые сулило пробуждение этой спящей красавицы.
Прошедшим вечером он завел Френсис в свои покои, чтобы поцеловать ее, как когда-то поступил с Барбарой. Смущение девушки разожгло в нем небывалое желание. Он вспоминал ее большие голубые глаза с дрожащими слезинками, ощущение ее юного тела, сопротивляющегося его объятиям. Дыхание Карла участилось. Когда-нибудь он овладеет ею! Ее глаза, должно быть, дивно темнеют, распаленные страстью. Он представил себе, как мягкие девичьи губы пылко прильнут к его губам, представил свой возбужденный смех, когда ее тонкие белые руки обнимут его и она прижмется к нему теснее… теснее…
Карл уснул с блуждающей улыбкой на губах.
Последние несколько недель леди Честерфилд не переставала радовать и поражать двор скандальными романами. Продолжая любовную связь со своим кузеном Джеймсом Гамильтоном, она начала открыто заигрывать с герцогом Йоркским.
Барбара оказалась невольной соучастницей этого романа. Гамильтон, красивый и остроумный камердинер короля, еще до знакомства с Элизабет был страстно влюблен в Барбару. И поскольку его увлечение леди Каслмейн было общеизвестным, он использовал это, чтобы завязать дружеские отношения с Филипом и тем самым получить неограниченные возможности для свиданий с леди Честерфилд. Бедный Филип, снедаемый ревностью к герцогу Йоркскому, даже и не думал подозревать в чем-либо подобном Гамильтона. Он был крайне польщен, когда Гамильтон пришел к нему и сказал:
— Вы единственный человек, милорд, который может помочь мне. Только вам когда-то удалось завоевать сердце леди Каслмейн. Умоляю, откройте мне ваш секрет.
К изумлению всего двора, Филип сделал Гамильтона своим наперсником и делился с ним самым сокровенным, жалуясь на поведение своей жены. Гамильтон, едва выскользнув из постели Элизабет, поглаживал свои темные усики и давал несчастному супругу свои советы.
Наконец измена Элизабет стала вполне очевидна, и Филип оказался вдвойне одураченным. Филип отослал Элизабет в провинцию. Его положению при дворе был нанесен жестокий удар, для Филипа наступили тяжелые времена. Вскоре из Бретби пришло известие, что Элизабет родила ребенка, и двор посмеивался, обсуждая вопрос об отцовстве этого младенца.
Когда Филип в свое время обманул любовь Барбары, она страстно желала увидеть его таким же обманутым и униженным. Но как все же удивительна жизнь! Все меняется, и сейчас она искренне сочувствовала Филипу.
Ее сочувствие слегка поубавилось, когда она узнала, что Элизабет умерла. Ходили слухи, что Филип отравил ее. Весь двор в эти времена был опутан любовными связями, романтическими интригами; любовники меняли друг друга чуть ли не ежедневно. Рутина придворной жизни быстро приедалась, если не было возможности оживить ее легкими любовными приключениями. Все придворные увлеченно наблюдали, а многие и участвовали в подобных авантюрах. В ходу были кражи любовных писем, измены, дуэли, однако неписаные правила игры не предусматривали такого ужасного оружия, как яд. Двор потрясенно затих.
Барбара с легкой иронией сказала Карлу:
— Представь, когда-то я мечтала стать женой лорда Честерфилда. Право, мне больше нравится быть твоей любовницей. — Она игриво взглянула на него из-под ресниц. — Пожалуй, это гораздо безопаснее…
Глава 22
С легкой руки Филипа Барбара начала приглядываться к Френсис Стюарт. Эта крошка и вправду была очаровательной. Но, черт побери, девчонка на редкость глупа! По вечерам, когда все общество собиралось посплетничать в Каменной галерее, Френсис, весело щебеча, увлекала кавалеров играть в прятки.
— Она превращает Уайтхолл в детскую! — пожаловалась Барбара своей старинной подруге Анне Гамильтон, которая — теперь уже леди Карнеги — недавно вернулась из провинции ко двору.
Анна была сейчас слишком увлечена своим романом с герцогом Йоркским, и Френсис ее абсолютно не интересовала. Стоило леди Честерфилд покинуть сцену, как красивые задумчивые глаза герцога обратились на Анну. Она немедленно влюбилась в него; ее любовь усиливалась тем обстоятельством, что герцог был братом короля, то есть вторым человеком в Англии.
Барбара пропускала мимо ушей болтовню подруги, наблюдая, как король уводит Френсис в дальний конец галереи и они скрываются за обитой гобеленом дверью. Между Барбарой и Анной уже не было прежней близости. Внешне Анна сильно изменилась. Ее темные блестящие волосы, покрашенные в модный серебристый тон, стали тусклыми и безжизненными, и из-за этого погрубели изящные черты ее лица. К тому же, воплощая свою детскую мечту, она слишком увлекалась макияжем и щеки ее были нарумянены сверх всякой меры. Анне, как и Барбаре, сейчас было двадцать пять лет, но, сравнивая Анну с юной пятнадцатилетней Френсис, Барбаре казалось, что Анна едва ли не старуха.
Френсис, как соринка в глазу, всегда была в поле зрения Барбары. На очередном маскараде Барбара заметила, как Карл пылко нашептывает что-то на ухо девушке. На другом балу он нежно обнимал ее, и лицо его выглядело откровенно умоляющим. Барбара обратила внимание, что король стал чаще бывать в покоях королевы, где почти постоянно находилась и Френсис.
Страх закрался в душу Барбары. Благосклонное внимание короля к Френсис стало настолько заметным, что весь двор уже обсуждал его страстную влюбленность в очаровательную кузину. Придворные щеголи тут же последовали королевскому примеру и постоянно вились вокруг нее, выказывая огромный интерес к ее любимому занятию — возведению бесконечных карточных домиков. Детский смех Френсис постоянно звенел в залах Уайтхолла, и Карл с обожанием и восхищением поглядывал в ее сторону.
Непостижимо! Карл всегда любил легкое остроумное общение. Что же притягательного он находил в детском лепете Френсис? Но сомнений не оставалось, и сердце Барбары сжималось от страха — Карл влюблен как мальчишка. И то, что Френсис, смеясь, избегала его ласк, лишь разжигало его страсть.
По ночам он по-прежнему приходил к Барбаре и стал даже более пылким любовником. Терзаемая жестокой ревностью, Барбара понимала, что именно Френсис воспламеняет в нем огонь страсти, который она должна гасить по ночам.
У нее возникало острое желание отказать Карлу, но она мудро сдерживалась. Скоро он устанет от этой юной скромницы. И к тому же, — Барбара иронически усмехнулась, — слишком поздно изображать оскорбленную невинность. Она может рассчитывать только на собственные силы, которые прямо противоположны холодной неприступности Френсис. Скоро ему надоест эта вялая бледная недотрога!
Но Карл не отступал. Напротив, он стал похож на одержимого. Именно из-за этой недоступности Френсис казалась ему дьявольски соблазнительной и женственной.
Если бы Френсис искала власти, то легко могла бы стать главной героиней Уайтхолла, оттеснив Барбару. Мало кто понимал, что Френсис абсолютно не разбирается в политической жизни, и порой придворные, уверенные в ее влиянии на короля, обращались к ней с различными просьбами. Френсис заливисто смеялась, затем поднимала на Карла большие голубые глаза, искрящиеся смехом, и говорила:
— Лорд Дерби очень долго объяснял мне что-то, но, клянусь, я ничего не поняла. Однако он ужасно чего-то хотел.
Карл хохотал, восторгаясь всем, что делала и говорила его маленькая кузина. Похвалив браслет, подаренный Френсис лордом Дерби, он предложил ей руку, и они вышли прогуляться в сад. Король искал уединенного местечка, где можно было бы сорвать поцелуй с ее нежных девичьих губ. Ему казалось, что в последнее время Френсис стала менее пугливой и напряженной, принимая его ласки, хотя по-прежнему ускользала прочь при первой же возможности, сводя его с ума своим дразныщим смехом.
Придворные ожидали, что леди Каслмейн враждебно отнесется к Френсис. И Барбара всем сердцем ненавидела девушку; ее природная вспыльчивость требовала выхода, и ей отчаянно хотелось публично выразить Френсис свое презрение, чтобы задрожал этот детский розовый рот и закапали слезы из голубых глаз. Но интуитивно она чувствовала, что на этот раз должна сдержать свои эмоции.
Страстное увлечение Карла скоро пройдет, и он будет крайне признателен Барбаре за то, что она достойно вела себя во время его любовной лихорадки. Сжимая зубы и сгорая от ненависти, Барбара тем не менее заставила сплетников прикусить язычки. Она обняла Френсис за тонкую талию и завела с ней непринужденный разговор, выказывая самое дружеское расположение. Френсис была в восторге. Знаменитая леди Каслмейн одарила ее своей благосклонностью, и девушка, в свою очередь, взирала на Барбару с искренней симпатией, абсолютно не подозревая, какими тайными мотивами была вызвана эта дружба.
Однажды Карлу предстояло долгое ночное совещание с Кларендоном, и Барбара решила воспользоваться случаем и пригласила Френсис остаться у нее на ночь. Когда они улеглись на широкую кровать Барбары, Френсис начала весело болтать о прошедшем маскараде. Она смеялась над забавными подслушанными разговорами и подробнейшим образом пересказывала Барбаре каждый полученный ею комплимент. Барбара, словно опытный лоцман, искусно направляла разговор в нужное русло. Ее давно интересовал один вопрос, и наконец, решив, что подходящий момент настал, она спросила, сгорая от любопытства:
— Почему ты держишь короля на расстоянии вытянутой руки? Может быть, это подражание Анне Болейн, стремление довести его до безумия в надежде, что тогда он сделает тебя королевой?
Девушка удивленно взглянула на Барбару своими огромными голубыми глазами и испуганно зажала рот рукой.
— Какие ужасные мысли! Мне и в голову не могло прийти такое!
Она окинула тревожным взглядом полутемную спальню, точно боялась, что кто-то может подслушать ее, и, понизив голос, сказала:
— Король тут ни при чем. Я вообще терпеть не могу, когда мужчины прикасаются ко мне.
Барбара облегченно вздохнула: вот, значит, в чем секрет ее неприступности!
— Но почему? — недоумевая, спросила она.
— Когда мы с матерью жили в изгнании вместе с королевой, у меня была служанка, которую я очень любила. Ее звали Марией, — рассказывала Френсис. — Я была уже довольно взрослой и понимала, что она ждет ребенка, потому что живот у нее сильно вырос. Конечно, я не придавала этому особого значения. И вот однажды она вдруг куда-то запропастилась, а я сидела в комнате, скучая без нее. Тогда я решила разыскать ее сама и спустилась в комнаты прислуги. — Глаза Френсис потемнели от воспоминаний. — Я зашла в ее комнату. Там толпилось много женщин… Мария лежала на огромной кровати. В комнате стояла тишина, но все были крайне встревожены. Никто даже не заметил, что я вошла. Я ужасно испугалась и просто стояла и смотрела. Мария вдруг застонала, потом голос ее изменился и стал восторженным, может быть, даже счастливым. «Я словно уплываю куда-то, — сказала она, — мне кажется, я лежу в теплой ванне…»
Голос Френсис сорвался от ужаса.
— Барбара, то, что она считала теплой ванной, была ее собственная кровь. Она умирала, истекая кровью, и даже не сознавала этого…
Взгляд девушки, помутневший от страшных воспоминаний, потряс Барбару, и она ласково погладила Френсис.
— Милая, успокойся. Бывает, конечно, что женщины умирают в родах. Возможно, она была больной или старой. Но ты не должна бояться, что с тобой может случиться такое.
Барбара повернулась на бок и, облокотившись на подушку, поделилась с девушкой собственным удачным опытом деторождения.
— У меня, например, роды были очень легкими!
Френсис перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
— Я ничего не могу с собой поделать, Барбара, — приглушенно сказала она. — Стоит мужчине прикоснуться ко мне, и я тут же воображаю, чем это все может кончиться, и леденею от страха. Самое большее, на что я способна, это сдержать дрожь, но все мое существо прячется где-то в глубине меня словно испуганный зверек.
Барбара на мгновение представила, как Френсис застывает в напряжении под поцелуями Карла, и пожалела их обоих, думая о чувственной мужской натуре и о девочке, для которой мужские объятия пахли смертью. Затем Барбара воодушевилась. Она прекрасно знала, как чувствителен Карл. Скорее всего он охладеет к Френсис, осознав, что ей отвратительны его нежные ласки.
Но сейчас, испытывая искреннее сострадание к девушке, она встала с кровати и, наполнив бокал вином, вложила его в руку Френсис. Та выпила вино, и румянец вернулся на ее побледневшие щеки. Она встревоженно взглянула на Барбару.
— Но вы ведь никому не расскажете, Барбара? Пусть лучше король считает меня излишне целомудренной, чем трусливой. — Она гордо подняла голову: все-таки в ней текла королевская кровь. — Хотя это единственное, чего я боюсь на свете, — произнесла она с очаровательным достоинством.
— Не волнуйся за свой секрет, — успокоила ее Барбара. Действительно, даже самые злейшие враги леди Каслмейн признавали, что ей можно доверять тайны.
Френсис вскоре уснула, а Барбара еще долго лежала, обдумывая свое открытие. Все складывается просто прекрасно. Карл будет месяцами обхаживать Френсис, и это удержит его от других женщин, которых она могла бы считать серьезными соперницами. Успокоенная, она уснула с улыбкой на губах.
Наутро Нэнси ворвалась в комнату и, быстро разбудив Барбару, сообщила, что король уже поднимается по лестнице.
— Какое потрясающее зрелище! — воскликнул Карл, входя в спальню. — Две богини спят в одной постели.
Рубашка кокетливо соскользнула с плеча Барбары, и она приветливо улыбнулась ему с легкой фамильярностью. Френсис подняла голову, спутанные локоны падали на ее чуть смущенное, улыбающееся лицо.
— Доброе утро, сир.
Карл понимал, что его увлечение малышкой Стюарт зашло слишком далеко. С тех пор, как он встретил и полюбил Барбару, мысли о других женщинах почти не посещали его. Он не сгорал от внезапного тайного желания в самые неподходящие моменты дня в парламенте или в кабинете. Карл с доброй улыбкой посмотрел на Барбару. Она была настоящей женщиной, знающей, что нужно мужчине, и без размышлений отдающей всю себя. Более того, ей самой страстно хотелось того же.
На мгновение им овладел гнев. Поведение Френсис показалось ему достойным презрения. Сколько можно разыгрывать из себя скромницу! Затем взгляд его перешел на ее по-детски милое сонное личико, и он, забыв обо всем, умилился ее красоте. Чудеса, да и только! Нет, она стоит того, чтобы добиваться ее любви!
— Я собираюсь прогуляться по Сент-Джеймскому парку, — сказал Карл. — Не соблаговолят ли дамы присоединиться ко мне?
Френсис знала, что Карл любит ходить быстро, порой она едва поспевала за ним, но это был ее любимый парк. Там в прудах было полно водоплавающих птиц, среди них было много редких и диковинных, и Френсис нравилось бросать им хлебные крошки и следить, как они суматошно ловят их.
Забыв о своей наготе, девушка порывисто села, собираясь вылезти из постели, но тут же смущенно юркнула обратно под одеяло, покраснев от смущения. Карл и Барбара добродушно рассмеялись.
Карл протянул Барбаре шаль, она выскользнула из кровати, накинув ее на плечи, и они вышли из комнаты, чтобы Френсис могла спокойно одеться.
Барбара притворно зевнула.
— Если вы не возражаете, сир, я лучше пропущу сегодняшнюю прогулку по парку. — Она хотела показать Карлу, что не покушается на его свободу и дает возможность в полной мере насладиться обществом Френсис.
Он с благодарностью взглянул на нее.
— Ты единственная женщина в мире, которая может лежать в одной постели с Френсис и не бояться пострадать при сравнении с ней.
Барбара улыбнулась.
— Благодарю тебя, любовь моя. Сегодняшний вечер у меня должен быть очень занятным. Ты придешь?
— С удовольствием. Ты великолепная выдумщица, пожалуй, твои вечера, дорогая, могут сравниться разве что с вечерами Бекингема.
— И я приглашаю самых очаровательных женщин. Френсис, безусловно, тоже будет. — Ей вдруг захотелось броситься в его объятия и умолять любить только ее, как раньше. Что же она неверно сделала? Почему его стали привлекать другие женщины? Но на ее безмятежном лице не отразилось даже тени невеселых мыслей. Барбара справилась с приступом душевной слабости, радуясь собственной мудрости. Как легко можно было бы все испортить, расколоть двор на два лагеря — один на ее стороне, другой — симпатизирующий Френсис! Но зачем же придавать такое значение роману Карла? Гораздо умнее считать это мимолетным увлечением.
Френсис подошла к ним, уже одетая в белое платье с голубой отделкой, которая подчеркивала цвет ее глаз. Она обеспокоенно взглянула на Барбару. «Не рассказала ли она королю?» — спрашивал ее взгляд. Барбара успокаивающе улыбнулась ей, и девушка повеселела. Эта новая близость, возникшая между нею и Барбарой, была для Френсис предметом гордости. И, чтобы показать королю, как они стали близки, она взяла Барбару за руку и пожурила ее:
— Почему вы до сих пор не одеты? Мы же заставляем ждать его величество.
— Я решила еще немного поваляться в постели. А ты составишь компанию королю.
Черные усы Карла чуть изогнулись. Он поглядывал то на одну, то на другую. Ему явно нравилась такая дружба между женщинами, которых он любил. Это сулило мир и спокойствие.
Он предложил Френсис руку, и они вышли из комнаты. Затем Карл, извинившись перед ней, на минуту вернулся к Барбаре. Он нежно погладил ее по щеке и, запечатлев на ее губах легкий поцелуй, сказал:
— Ты бесподобна, милая, и несравненна!
Все еще чувствуя на губах вкус его поцелуя, Барбара проводила Карла взглядом. Как он спешит догнать Френсис! Глаза ее опечалились. Интересно, до чего я могу дойти, думала она, в стремлении удержать Карла Стюарта возле себя? Сейчас я просто играю роль сводни.
Вечером дом Барбары был ярко освещен множеством свечей, в их живом теплом огне поблескивали драгоценности, в изобилии украшавшие полуобнаженные груди дам. Шлейф крепких духов следовал за женщинами, переходившими от одной группы придворных к другой, чтобы себя показать и на других посмотреть.
Барбара обходила гостей, расточая улыбки и вставляя остроумные реплики в разговоры. Она вполне освоилась с ролью гостеприимной хозяйки и давно перестала волноваться по этому поводу. На ее приемах всегда было весело, она считалась непревзойденной выдумщицей всяческих забав. Но сейчас, возможно, потому, что ум ее был занят другим, Барбара вдруг почувствовала усталость.
Окинув взглядом блистательное общество, она подумала: «Какая скука! Вечно одни и те же лица! Наши пресыщенные души можно расшевелить, лишь изощряясь в пикантных играх и шутках. И вдруг появляется новое лицо вроде Френсис, и она мгновенно становится звездой. Обсуждается каждое ее слово, каждый взгляд; она взлетает на волне популярности, становится законодательницей мод. На мгновение она ощутит могущество, власти. Но вот появляется кто-то еще, и она с горечью обнаруживает, что о ней уже не вспоминают. Возможно, придворная жизнь лишь на первый взгляд кажется необычайно привлекательной?» Барбара с раздражением отбросила эти мысли. Если она потеряет веру в этот сверкающий центр вселенной, что останется ей в жизни?
Она бросила взгляд на игральные столы, за одним из которых Френсис увлеченно строила очередной карточный домик. На лице Барбары отразилось снисходительное удивление. Какое же она еще в сущности дитя! С какой старательностью и самозабвением она пристраивает новую карту на вершину своего хрупкого замка! Сидящий рядом с ней Бекингем, улыбаясь, сказал:
— Отлично получилось! — И протянул девушке следующую карту.
Король стоял за креслом и, склонив голову, следил, как тоненькая ручка Френсис устанавливает очередную поперечную карту на верхний ряд сооружения. Тень досады промелькнула на красивом лице Барбары. Карл стоит, точно привязанный к креслу Френсис, игнорируя все тщательно продуманные увеселения, и с восторгом наблюдает за детскими шалостями. Его примеру последовало множество кавалеров. Можно подумать, что спокойствие королевства зависит от устойчивости следующей карты в домике этой малышки.
— Ну и отлично… — Барбара пожала плечами. Пока Френсис держит Карла на крючке, можно не беспокоиться о более опасных соперницах. Лишь одна мысль не давала ей покоя и сводила ее с ума: как мог увлечь Карла этот детский лепет после стольких лет общения с утонченным умом Барбары?
Улыбнувшись графу де Грамону, Барбара послала ему молчаливое приглашение к игре. По крайней мере на Филиберта всегда можно было рассчитывать, как на партнера. Он тоже был азартным игроком, даже значительные долги Барбары не могли сравниться с его потерями за игральным столом. Они расположились за столиком и начали играть в кости. Но мысли Барбары витали в других сферах. Может быть, настало время проучить короля, напомнив, какая разница между нею и Френсис?
Утром Барбара озадачила своих конюхов довольно странным поручением и провела весь день в своей комнате, занимаясь тайными приготовлениями. Когда вечером Карл вошел в ее спальню, то обнаружил, что в одном из углов высится стог сена. Карл недоуменно вглядывался в полумрак, освещенный лишь несколькими свечами, и улыбка начала растягивать уголки его рта. Он подошел поближе.
Барбара свернулась на сене, притворяясь спящей. Она выглядела необычайно соблазнительной в костюме пастушки — чулки в красно-белую полоску, домотканая юбка и затянутый черный лиф.
— Чудеса, да и только! Кто это тут примостился? — Карл опустился на колени.
Барбара лениво потянулась и медленно приоткрыла глаза, словно только что проснулась. Она плавно закинула руку за голову, воздушная кисея блузки соблазнительно обрисовала ее полные груди. Блузка была надета на голое тело, и розовые соски проглядывали сквозь тонкую материю.
— Я пастушка, — вкрадчиво сказала она, — скромна и девственна. А ты собираешься украсть мою невинность?..
Карл был уже в полной боевой готовности. Он потянулся к ней. Барбара лежала на спине, раскинувшись в соблазнительной непринужденной позе. Сбросив с себя одежду, Карл страстно прижался к ней, но Барбара вдруг напряглась и, оттолкнув его, откатилась в сторону. Смеясь, он поймал ее и прижал к сену. Она упиралась руками в его грудь и отчаянно сопротивлялась, не давая ему приблизиться к себе. Борьба все больше возбуждала Карла, дыхание его стало учащенным и тяжелым. Видя вожделение, загоревшееся в его глазах, Барбара почувствовала, что в ней тоже нарастает желание, и ей стало трудно играть свою роль. Но она овладела собой и по-прежнему вынуждала его бороться за каждый дюйм своего тела… Терпение ее скоро было вознаграждено: страсть постепенно довела Карла до исступления.
Наконец он овладел Барбарой, и его торжествующий смех прозвучал в полумраке комнаты. Возбужденная любовной игрой и мужской силой Карла, Барбара наконец дала волю пробудившемуся желанию и с безумной страстью прижалась к нему.
Спектакль удался на славу, и, когда они закончили, Барбара в полном изнеможении, точно сама жизнь покинула ее, вытянулась на мягком сене. Ей казалось, что она не способна даже пошевелиться. Травинка щекотала ее нос, она чуть повернула голову и взглянула на Карла. Он лежал с закрытыми глазами, и лицо его выражало полное удовлетворение.
С тенью горечи Барбара склонилась над ним и прошептала:
— Я подумала, что пора научить тебя, как надо обращаться с пугливыми девственницами. Только таким путем ты сможешь добиться Френсис Стюарт.
Он мгновенно помрачнел и, резко открыв глаза, начал торопливо одеваться. Его сильно задевало упорное сопротивление Френсис.
Барбара, слегка испугавшись, коснулась его руки и мягко сказала:
— Извини меня, дорогой.
Лицо Карла просветлело. Барбара была не только его любовницей, но и самым близким другом. Он привык делиться с ней и радостями, и тревогами. Печально и задумчиво он начал говорить о том, что больше всего волновало его сейчас, — об отношениях с Френсис Стюарт.
— Я сам не понимаю, что делаю, — с горечью в голосе сказал он. — Я люблю тебя, но заставляю тебя страдать и страдаю сам. — Лицо его было печальным. — Я стал просто одержимым. Френсис так божественно прекрасна… Но она постоянно ускользает от меня.
У Барбары потемнело в глазах. Как он смеет! Его тело еще не остыло от ее ласк, а он уже не помнит, что перед ним любящая женщина. О своих амурных делах он вполне мог бы поговорить с братцем Яковом или с лучшим другом Бекингемом. Карл, не подозревая о ее переживаниях, продолжал жаловаться на несговорчивость девушки.
Барбаре хотелось прервать его излияния, но, заметив выражение его лица, она передумала. Сейчас между ними протянулась нить истинной близости. Душа и сердце этого мужчины волновали ее не меньше, чем его тело. Ей хотелось проникнуть в самые сокровенные уголки его души, поэтому она должна принимать все как есть, даже если его откровения не слишком приятны для нее. Если же она отгородится от этой проблемы, число запретных тем постепенно начнет расти. Он перестанет говорить с ней откровенно и в конце концов отдалится от нее.
Барбара спокойно лежала на животе, подперев голову руками и опустив потемневшие от боли глаза. Карл, поглаживая ее стройные ноги, подошел к концу своей грустной исповеди:
— Френсис превыше всего ценит свою невинность. Только после венчания она позволит мужчине обладать ею.
Барбаре очень хотелось крикнуть, что Карл обманывается, что Френсис просто боится мужских ласк, а он только понапрасну расстраивается и терзает себя. Ее губы дрогнули и решительно сомкнулись. Она связана обещанием. Вот если бы ей удалось доказать Карлу, что Френсис всего лишь лукавая маленькая интриганка…
Барбара знала историю своей страны и сказала:
— Да, дорогой, две такие особы стали королевами Англии. — Внезапно воодушевившись, она вскочила на ноги. — Представь себе, что я Элизабет Вудвиль, прекрасная добродетельная вдова, стоящая в лесу под сенью старого дуба. Двое маленьких детей ползают у моих ног. Король Эдуард IV спешивается с коня. Сраженный моей красотой, он умоляет меня стать его любовницей. Я окидываю его надменным взглядом, — Барбара гордо изогнула тонкую шею и приняла в царственную позу, — и отвечаю: «Возможно, я недостойна роли королевы, но слишком прекрасна и добродетельна, чтобы стать просто вашей любовницей!»
Карл расхохотался.
— И что же было дальше?
Барбара перестала разыгрывать сценку и просто докончила рассказ:
— Он женился на ней, конечно. И Анна Болейн поступила таким же образом с Генрихом VIII. Может быть, Френсис обладает той же мудростью и хранит девственность в надежде стать королевой.
Карл запальчиво сказал:
— А ты не забыла, что в Англии уже есть королева? — Он испытал вдруг непонятное беспокойство, собственные слова заронили в его душу странную надежду. Что если королева умрет…
Барбара содрогнулась, точно прочитала его мысли.
Глава 23
Боже, до чего отвратительна ревность! Это чувство, как лихорадка, подтачивало силы Барбары и отравляло ее жизнь. Порой она испытывала острую ненависть к Френсис. В памяти всплывали слова Карла. Она не могла больше обманывать себя тем, что это легкое увлечение. Он действительно любит Френсис.
В последнее время у нее возникло множество проблем. Генри Беннет пришел к ней в состоянии крайнего раздражения, его голубые глаза поблескивали холодной яростью. Он рассказал ей, что канцлер Кларендон отклонил назначение его послом во Францию.
Не желая терять верного союзника, Барбара пообещала Беннету, что позаботится о его назначении лордом-хранителем большой государственной печати. Это была одна из наиболее важных должностей при дворе. Лорд-хранитель распоряжался деньгами, ассигнованными на личные нужды короля, и Барбара знала, что Кларендон хранил это место для одного из своих родственников. Она обсудила этот вопрос с Карлом, и он с готовностью согласился предоставить Беннету эту должность. Именно сейчас настало время создать определенную оппозицию Кларендону. Карл проводил политику терпимости по отношению к римскому католичеству в Англии, а канцлер противился этому.
Добившись от Карла обещания предоставить Беннету должность лорда-хранителя, Барбара облегченно вздохнула, а затем спросила задумчиво:
— Почему бы тебе не дать отставку Кларендону?
Она всей душой ненавидела канцлера. С самого начала он не одобрял их отношений с Карлом и при малейшей возможности старался разрушить ее планы.
Карл слегка коснулся губами ее щеки.
— Потому что этот старик безупречно честен и исключительно предан моим интересам. Хотя мы с ним порой и спорим о том, что́ именно должно составлять мои интересы.
Барбара была взбешена, но держала язык за зубами, пока не оказалась в своей гостиной, где ее с нетерпением поджидали Беркли и Купер. Они были самыми надежными ее сторонниками. Чарлзу Беркли едва перевалило за двадцать, он обладал довольно приятной наружностью и легким характером.
— Это же решает дело, — сказал он, откидывая со лба непослушную белокурую прядь. — Нежелание Кларендона уступить Беннету эту должность станет последней каплей! Канцлеру придется уйти.
Купер был раза в два старше своего приятеля и примерно во столько же раз умнее. Он мрачно сказал:
— Пустые надежды! Король вовсе не намерен избавиться от канцлера. Он никогда не забудет, что Кларендон добровольно разделил с ним тяготы изгнания. Этот старик был частью его юности.
— Какие глупости! — Молодое лицо Беркли вспыхнуло от возмущения. — Король давно не мальчик. Настало время сместить Кларендона.
Барбара и Купер посмеялись над его горячностью, но все трое сходились в одном — необходимо лишить Кларендона его высокой должности.
— Ах, если бы нам это удалось, мы трое практически могли бы править Англией! — сверкая голубыми глазами, сказал Беркли.
Мысль казалась достаточно экстравагантной, но в ней была большая доля правды. Карл правил страной крайне оригинально. Целыми днями он занимался государственными делами и с удовольствием разбирался во всех вопросах. При этом ему ничего не стоило явиться на заседание совета в сопровождении своры собак. Время от времени, прервав обсуждение какого-нибудь важного вопроса, он отлавливал одного из необученных щенков и приказывал камердинеру вывести его в парк, дабы не случилось конфуза. Кларендон при виде такого легкомыслия багровел от ярости, но человек типа Беркли только посмеивался и с удовольствием принимал предложение короля прервать заседание и поразмяться на теннисном корте.
На балах и приемах Карл мог с равной серьезностью обсуждать новые произведения искусства и вопрос о том, стоит ли посылать помощь в Португалию, которая вновь вступила в войну с Испанией. Беркли, Купер и Барбара почти постоянно находились рядом с королем, и их влияние на Карла было бы решающим, если бы не властная рука Кларендона.
Барбара высоко подняла свой бокал и воскликнула:
— Джентльмены, я предлагаю тост за отставку Кларендона!
Долгие часы Барбара проводила, размышляя о том, как лучше доказать Карлу, что время Кларендона прошло. Она даже забыла о его романе с Френсис. Но постепенно пикантные шуточки и перемигивания придворных стали все больше раздражать ее. Двор откровенно потешался и заключал пари на то, удастся ли королю завладеть этой малюткой. Барбара почувствовала, что терпение ее иссякает. Ее начинало трясти всякий раз, когда король приближался к Френсис. Чтобы отомстить ему, она начала откровенно кокетничать с его побочным сыном Джеймсом.
Как-то после бала, уже глубокой ночью, Карл пожурил ее за флирт с Джеймсом, но Барбара возразила:
— Видно, настало время соблазнять детей, любовь моя. Ведь ты же влюблен в крошку Френсис, и я не вижу вреда в поощрении ухаживаний Джейми…
Она украдкой поглядывала на него, и обрадовалась, заметив, как заходили желваки на его скулах. Ситуация явно встревожила его.
— Ты напрасно думаешь, что Джейми ребенок. Он пьянствует и распутничает по лондонским тавернам и уже снискал себе славу отменного гуляки. Я решил женить его.
— На ком же?
— На леди Анне Скотт.
— Карл, неужели ты говоришь серьезно? Она же еще ребенок, ей недавно исполнилось тринадцать!
Карл усмехнулся и взлохматил волосы Барбары.
— Я люблю этого юношу, милая. Ему не повредит женитьба на леди Анне, одной из богатейших невест в нашем королевстве. Благодаря этому браку его будущее будет обеспечено.
Он привлек Барбару к себе и вздохнул.
— Должен же я позаботиться о нем. Мне несколько раз докладывали, что он пьянствует со своими приятелями, бесчинствует на ночных улицах. О его любвеобилии известно всему Лондону. Конечно, леди Анна пока слишком юна, чтобы начать совместную жизнь с Джейми, однако сам факт женитьбы и статус женатого человека, возможно, помогут ему остепениться.
Свадьба Джейми и Анны Скотт состоялась в день Святого Георгия, и по старинной традиции их с веселыми шуточками уложили в супружескую постель. Принимая во внимание юность Анны, Карл минут через десять вытащил ее из кровати и сказал, усмехнувшись:
— Не стоит слишком разогревать и без того горячую кровь Джейми.
Девочку отослали обратно к родителям, где она должна была подрастать до тех пор, пока не сможет стать полноценной женой своему мужу.
Во время этого свадебного обряда в голову Барбары пришла одна замечательная идея.
Спустя несколько дней она занялась приготовлениями к шуточной свадьбе, в которой роль невесты отводилась Френсис, а роль жениха — Барбаре. Френсис радостно захлопала в ладоши, когда Барбара посвятила ее в свой план. Она обожала театральные действа и наряды. Пообещав Барбаре, что скоро вернется, нарядившись, как настоящая невеста, Френсис убежала в свои покои.
Барбара усмехнулась, — недобрая улыбка опустила уголки ее полных алых губ, — и отправилась на поиски кого-нибудь, недавно появившегося при дворе. Вскоре она нашла подходящего юношу и одолжила у него костюм. Сговорившись с Беркли о том, что он сыграет роль священника, Барбара провела остаток дня в рассылке приглашений.
В тот вечер все гости были очарованы Барбарой, одетой в наряд жениха. Карл свободно раскинулся в кресле, и на протяжении всей шуточной церемонии улыбка не сходила с его губ. Френсис была прекрасна как ангел, золотые волосы рассыпались по ее плечам, символизируя ее девственность. Ее талия казалась невероятно тонкой над пышными кружевными юбками свадебного наряда.
Барбара и Френсис стояли бок о бок спиной к Карлу и внимали речам Беркли. И Карл вдруг растерялся: его внимание равно притягивали золотистые волосы невесты и изящные округлые ягодицы жениха. Чудеса, да и только! Это шуточное представление необычайно пикантно!
Беркли самозабвенно исполнял роль проповедника, изрекая непристойные пожелания и советы новобрачным, чем вызывал постоянные смешки Френсис. Придворные так увлеклись этой сценкой, что, в свою очередь, тоже начали острить и делиться жизненным опытом. Барбара не могла больше сдерживаться и расхохоталась вместе со всеми.
Шутка удалась на славу! Но это было еще только начало. Даже Беркли не знал до конца ее планов.
Барбара не забыла о том, что жених и невеста должны обменяться кольцами, и после венчания Френсис обернулась и с гордостью и смущением показала кольцо зрителям. Роль трепетной невесты она сыграла в совершенстве.
Улучив момент, Барбара проскользнула за кресло Карла и прошептала ему на ухо:
— После того как они положат нас в постель и удалятся, я выйду из спальни, и ты сможешь занять мое место рядом с новобрачной.
Карл затаил дыхание и, не веря своим ушам, взглянул на Барбару. Она вечно выдумывала что-нибудь непредсказуемое и полное неожиданностей, но это было уж совсем невероятно.
Барбара склонилась еще ниже и, пощекотав язычком его ухо, добавила:
— Любовь не знает границ, мой дорогой! Для того чтобы доставить тебе удовольствие, я готова стать сводницей. — Она рассмеялась, и Карл почувствовал ее нежное дыхание на своей щеке. Оставив его в замешательстве, Барбара поспешила к Френсис, чтобы продолжить свою роль.
Гости стояли тесным кружком и срывали белые шелковые «банты любви», едва прикрепленные к наряду невесты. Френсис смеялась, раскрасневшись от удовольствия, и Карл почувствовал, как волна желания захлестывает его. Ему вдруг пригрезилось, что это настоящая свадьба и Френсис его невеста.
Грезил он или нет, но главное было в том, что спустя некоторое время Френсис окажется в его объятиях. Не в силах усидеть на одном месте, Карл начал взволнованно ходить по комнате. Кто-то пытался заговорить с ним, но он не реагировал, все его мысли были направлены в одну сторону. Наконец-то он увидит это желанное обнаженное тело! Он представлял, как его ладони ласкают мягкие розовые соски девичьих грудок. Возбуждение стало настолько сильным, что он бросился к окну и пытался унять разыгравшееся воображение, вдыхая свежий ночной воздух и глядя в темноту.
Неужели Барбара способна на такую беззаветную любовь? Она готова подарить ему Френсис, видя, как он жаждет обладать ею! Карл тряхнул головой. Мотивы Барбары всегда бывали очень сложными, и его одурманенный страстью разум сейчас вряд ли мог понять, что скрывается за всем этим.
Веселый шум нарастал за его спиной. Карл обернулся, сердце его бешено колотилось. Барбару и Френсис уже вели в спальню. Анна, леди Шроузбури, подгоняла их, ее тонкое лицо подергивалось от смеха. Беркли следовал за ней, ступая с большой осторожностью, поскольку тащил поднос с двумя дымящимися кружками традиционного свадебного пунша. Гости толпились у дверей, толкая его под руки, и Беркли грозно отругал их.
Карл подошел к дверям спальни и заглянул внутрь. Френсис и Барбара уже лежали в постели. На голове Барбары все еще красовалась шляпа с пером, чтобы поддерживать видимость мужского образа. Обнаженные плечи Френсис прикрывали золотистые локоны, а глаза ее искрились веселым смехом. Барбара просто прелесть! Неиссякаемый источник чудесных развлечений! Френсис была благодарна ей за то, что Барбара выбрала на роль невесты именно ее. Она жалела, что не умеет так же остроумно, как Барбара, отвечать на шуточки придворных. Но, с другой стороны, по роли невесты ей и полагалось краснеть и заикаться от смущения. Френсис заметила короля, и смех ее резко оборвался. Он стоял, прислонясь к косяку, и, казалось, пожирал ее взглядом. Девушка тревожно отвела глаза и заставила себя рассмеяться вместе с Барбарой.
Наконец Барбара выгнала всех придворных из спальни. Она понизила голос и, изображая сгорающего от любви жениха, сказала:
— Пора бы уже оставить меня наедине с женушкой! Сколько можно подглядывать за нами!
Когда они остались одни, Барбара выскользнула из постели и взяла графин с вином. Френсис безудержно расхохоталась, глядя на обнаженную Барбару в мужской шляпе.
Улыбаясь, Барбара до краев наполнила бокал Френсис. Если ей не удастся подпоить девушку, та не будет спать полночи, утомляя Барбару своим хихиканьем и сплетнями, и может испортить весь тщательно разработанный план. Карл, должно быть, уже сходит с ума от нетерпения.
Френсис поразилась, заметив злобное выражение, промелькнувшее в глазах Барбары. Она испугалась не на шутку, но тут же постаралась убедить себя, что это была лишь игра света. Рассмеявшись, она сказала:
— Клянусь, все мужчины сегодня должны признать, что я была самой красивой невестой в мире.
Барбара поднесла бокал ко рту, чтобы скрыть усмешку. О тщеславии Френсис ходило много шуток. Говорили, что любой мужчина может с легкостью заставить Френсис раздеться донага. Достаточно было для начала похвалить ножки леди Шроузбури, и Френсис мгновенно задирала свои юбки, предлагая для сравнения свои стройные ножки. Усмехаясь, кавалер расхваливал грудь другой дамы… и так далее. Но до ласк и поцелуев дело, естественно, не доходило.
Девушка продолжала весело щебетать, и Барбара подлила ей еще вина. Язык Френсис стал заплетаться, наконец она, свесившись с кровати, поставила на пол бокал и сказала:
— Ой, какая же я пьяная…
Барбара задула все свечи, кроме одной, и выскользнула из постели, пробормотав извинения. Френсис еще не до конца выговорилась, ей хотелось дождаться возвращения Барбары и рассказать о смешной истории с Чарлзом Беркли, но ее веки отяжелели…
Спустя несколько минут Френсис показалось, что она услышала шаги Барбары, и она открыла глаза, чтобы поговорить о Беркли. Но над ней, сгорая от страсти, склонился король! Девушка, дрожа от страха, пыталась вырваться, однако Карл крепко прижимал ее к постели, покрывая ее губы горячими поцелуями. Френсис беспомощно упиралась кулачками в его грудь. Сердце ее бешено колотилось и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Должно быть, это кошмар, она слишком много выпила. Но нет, крепкие руки короля были реальностью. «Отпустите меня!» — хотелось крикнуть Френсис, но она не могла произнести ни слова: ее рот был закрыт страстным долгим поцелуем. Обезумев от страха, она сжала кулачки и вновь начала отчаянное сопротивление. Карл усмехнулся, думая, что Френсис играет с ним, как это делала Барбара, изображая невинную пастушку, которой он должен был овладеть. Наверняка они сговорились, и ее сопротивление всего лишь игра.
Карл так долго и безумно желал Френсис, что сейчас едва сознавал, что делает. Дрожащими руками он ласкал ее тело, мягкие груди… Они были маленькими, как он и представлял себе, однако восхитительно наливались и твердели под его руками. Поцелуи его становились все жарче, и, лаская языком ее рот, он прижался к ней всем телом. О Боже, как давно он мечтал об этой минуте!
Сопротивление Френсис усиливалось; она яростно мотала головой из стороны в сторону, волосы ее спутались и разметались по подушкам. Губы Карла соскользнули с ее губ. Она начала беспомощно кричать, пытаясь что-то выговорить.
Карла вдруг точно окатили ледяной водой. Барбара боролась с ним, изображая невинность, но тело ее было теплым и податливым, и он осознавал, что под этим сопротивлением кроется тайное желание, Френсис же была холодна как лед. Кровь отхлынула от лица Карла, мрачное предчувствие закралось в его сердце, и он заглянул в ее потемневшие глаза, ища ответа.
В голубых глазах отражались беспомощность и унижение. Френсис отвернула голову, и ее стошнило прямо на цветы, разбросанные по кровати в честь свадебного обряда.
О Господи! Значит, он ей отвратителен! Карл поднялся с кровати и быстро привел в порядок свою одежду. Лицо его потемнело, в глазах сверкала ярость. Он прошипел сквозь зубы:
— Хотел бы я, чтобы вы потеряли красоту и испытали все муки страсти.
Король резко повернулся на каблуках и покинул комнату.
Глава 24
Разъяренная обманом, Френсис стала заклятым врагом Барбары. На следующий день она подошла к Барбаре и, побледнев от собственной смелости, заявила:
— Вы достойны презрения, мадам. Я доверяла вам, а вы использовали мою дружбу, чтобы унизить меня. Клянусь, когда-нибудь я поступлю с вами так же. Я отомщу вам.
Барбара пренебрежительно пожала плечами. Можно больше не притворяться, что она дружит с этой маленькой дурочкой. Барбара с ее острым умом терпела страшные муки, выслушивая все глупости, которые поверяла ей Френсис.
— Как ты можешь отомстить мне? — презрительно спросила она. — Ты потеряла всякий интерес для короля, милочка.
Но Барбара опасно недооценивала влияние Френсис на Карла. Некоторое время король чувствовал себя оскорбленным и избегал Френсис. Она же упорно преследовала его, изыскивая возможность остаться с ним наедине. Как-то раз она мягко коснулась его руки и сказала:
— Сир, я думаю, мне лучше умереть, если вы по-прежнему собираетесь избегать меня. Все случившееся той ночью… Вы напугали меня… К тому же я выпила слишком много вина. Так произошло совсем не оттого, что вы не нравитесь мне… — Она вспыхнула, опустила глаза и вновь взглянула на него с подкупающей искренностью. — Но вы и я — мы оба из рода Стюартов, и кто лучше вас может понять, что я ценю свою честь превыше всего… даже моей любви к вам.
Карл любовался детским выражением ее лица, тонкими чертами, точеным римским носом и чувствовал, что страсть вновь пробуждается в нем. Черт побери! Она само совершенство! И когда-нибудь она будет принадлежать ему!
Подавив эмоции, он холодно сказал:
— Не будем больше вспоминать об этом, Френсис. Та ночь забыта. — Он старался не показывать, что его гордости нанесен тяжелейший удар.
Френсис облегченно вздохнула и, подняв голову, потянулась к нему, словно хотела, чтобы он поцеловал ее. Карл справился с этим искушением и небрежно сказал:
— Я собираюсь чеканить новые монеты и намеревался просить тебя стать моделью для символического изображения Британии.
Голубые глаза Френсис засверкали.
— О, сир… — Неужели ее лицо будет запечатлено на монетах королевства?! Это будет подтверждением того, что она самая красивая женщина Англии.
Карл сказал угрюмо:
— Полагаю, Стюарты заслужили честь быть увековеченными на монетах.
Душа Френсис преисполнилась гордости. Каждый день по утрам она наряжалась, чтобы позировать для портрета, а Барбаре оставалось лишь скрежетать зубами в бессильной ярости. Френсис была действительно очаровательна! Она появлялась в голубом платье, подчеркивающем воздушность ее тонкой фигурки, волны волос ниспадали на спину, и золотой обруч охватывал ее чистый лоб.
Необходимо было как можно скорее показать Френсис, кто главенствует при английском дворе. Могущество Барбары увеличивалось не по дням, а по часам. Недавно ее сторону принял Джордж Дигби, второй граф Бристоль. Он был одним из министров Карла во время его изгнания, но перешел в католическую веру и был освобожден от этой должности, поскольку католики не имели права занимать государственные посты. Тем не менее он оставался влиятельным лицом в правительстве. Его ненависть к Кларендону могла сравниться разве что с ее собственной, и Барбара считала, что их совместные усилия вскоре приведут к отставке канцлера. Бристоль активно содействовал составлению Декларации религиозной терпимости по отношению к католикам, и король всецело одобрял его деятельность. Возможно, когда парламент примет декларацию, Кларендона просто хватит удар и он самоустранится по причине смерти. Барбара удовлетворенно улыбнулась, и мысли ее переключились на Френсис.
Филиберт, граф де Грамон, сам того не желая, дал Барбаре повод начать открытую войну против Френсис. Он прислал Карлу подарок из Парижа, за который заплатил двадцать тысяч луидоров. Бедняга Грамон и не предполагал, что его щедрый подарок доставит королю массу неприятностей.
Слухи о баснословной цене подарка быстро облетели Уайтхолл, и, как только стало известно о прибытии оного, все, кто был поблизости, высыпали в большой дворцовый двор. Барбара стояла рядом с Карлом, наблюдая, как коляска с грохотом въезжает на середину двора. Это был открытый экипаж, абсолютно не похожий на старомодные, громоздкие коробчатые кареты. Увидев коляску, Барбара тут же возненавидела свою недавно приобретенную карету с упряжкой из шести лошадей. Она должна иметь точно такую же ярко-красную открытую коляску, отделанную гладкой блестящей черной кожей. Как глупо запирать себя в духоте, когда можно кататься, вдыхая свежий воздух, любуясь окружающей природой! И как нелепо прятать красоту роскошных нарядов в глухой темноте старых карет!
Барбаре не терпелось поподробнее рассмотреть новый экипаж, и она устремилась вперед, чтобы попросить Карла немедленно опробовать его. Настроение ее резко испортилось, когда она заметила, что Френсис Стюарт тоже направляется в сторону коляски, но Барбара постаралась сдержать свое раздражение.
Френсис в своем беспредельном тщеславии, конечно, мгновенно оценила возможности нового экипажа, в котором можно покрасоваться перед всем Лондоном. Она взяла Карла за руку и умоляюще посмотрела на него, точно ребенок, выпрашивающий лакомство.
— О сир, пожалуйста, можно я первая проеду в ней? До чего хороша эта коляска!
Карл с улыбкой взглянул на девушку. Солнце поблескивало в ее золотых волосах, окружая их сияющим ореолом. Истинно, его кузина была подобна ангелу во плоти. Он немного удивился, услышав голос Катерины, упрекающей свою фрейлину:
— Френсис, право проехать в этой коляске первой, безусловно, принадлежит мне.
Королева гордо удалилась, словно в данном вопросе не могло быть двух мнений, и король недоуменно посмотрел ей вслед. Неужели королева не понимает, что он влюблен в эту девушку? Такая настойчивость была несвойственна Катерине.
Френсис тоже проводила королеву взглядом и обернулась к Карлу с видом крайнего огорчения.
— Я понимаю, сир, что я никто по сравнению с Ее Величеством, но мне ужасно хочется прокатиться первой. Ведь королева может даже не узнать об этом.
Барбара подошла к ним. Она окинула Френсис презрительным взглядом и улыбнулась королю.
— Карл, давай сейчас же прокатимся в этом экипаже. Я просто сгораю от нетерпения.
Карл переводил взгляд с одной дамы на другую, и странная улыбка блуждала по его лицу.
— Госпожа Стюарт первая попросила об этом.
Лицо Барбары омрачилось, предвещая грозу.
— Но, Карл, мне так хочется быть первой! Уверена, у меня больше прав на это.
Френсис вызывающе подняла голову.
— Сердце подскажет королю, как ему поступить. Может быть, вы, Ваше Величество, сочтете, что первенство принадлежит мне?
Дерзкая девчонка! Барбара строптиво топнула ножкой и взглянула на Карла, ее потемневшие синие глаза гневно сверкали.
— Карл, твое предательство может убить меня или ребенка, которого я ношу. Ты не можешь отдать предпочтение этой лисе!
Карл допустил ошибку, посмеявшись над ее угрозой. Но мысль о выкидыше показалась ему абсурдной. Барбара всегда отлично переносила беременность.
— Проклятье! И ты, презренная скотина, еще осмеливаешься смеяться надо мной! — Распаленная дикой яростью, Барбара поискала глазами камень, чтобы швырнуть им в Карла. Он сурово сдвинул брови. Все было хорошо в меру. Когда Барбара с проклятьями набрасывалась на него в уединении спальни, он только посмеивался. Но нельзя терпеть, когда с ним обращаются, как с конюхом, в присутствии всего двора.
Придворные, возбужденно перешептываясь и посмеиваясь, уже приближались к ним, не желая упустить ни слова из очередной комедии.
Френсис стояла, повиснув на руке Карла, чтобы привлечь его внимание. Проявив не свойственную ей мудрость, она тихо сказала:
— Сир, если вы откажете мне, то, клянусь, это не повредит ни мне, ни нашему ребенку… — Она опустила глаза и скромно добавила: — У вас просто не будет шанса зачать его…
Эта трогательная мизансцена прервалась яростным шипением Барбары. Она подскочила к Френсис с явным намерением вцепиться ей в волосы, но Карл крепко схватил ее за руку. Она извивалась, пытаясь вырваться; огненные пряди волос упали на ее искаженное злобой лицо.
— Глупец! Эта медоточивая маленькая дрянь просто дразнит тебя! Она обещает то, чего вовсе не намерена выполнить!
Карл был взбешен, он изо всей силы сжал руку Барбары. Она поморщилась, но сопротивление ее ослабло. — Мадам, — высокомерным тоном произнес он, — вы придворная дама, а не торговка рыбой!
— Не смей называть меня «мадам»! — резко оборвала его Барбара. Ее больно задело официальное обращение, словно он отказывался от той близости, которая существовала между ними.
Заметив его гневный взгляд, она почувствовала раскаяние и легкий испуг.
— Извини, возможно, я была излишне резка, Карл. Но я стала такой нервной, последняя беременность беспокоит меня.
— Если ты не вполне здорова, то я бы не рекомендовал тебе ездить в карете. — Заботливая мягкость его тона явно противоречила пылающим гневом глазам. — Боюсь, тряска по булыжной мостовой может повредить твоему и без того слабому здоровью.
Он отпустил руку Барбары, и она стояла, потирая красные следы, оставшиеся от его пальцев. Карл ехидно ухмыльнулся ей и предложил руку Френсис. Надо раз и навсегда проучить Барбару, чтобы она не смела больше устраивать ему публичных сцен. Она должна соблюдать известные приличия и сдерживать свой бешеный темперамент. В конце концов, у него нет желания стать посмешищем для всего двора.
Оцепенев от возмущения, Барбара смотрела, как Френсис, приподняв юбки гораздо выше, чем следовало, чтобы продемонстрировать свои красивые ножки, гордо поднялась в коляску. Ее торжествующая улыбка была невыносимо обидной, и Барбаре показалось, точно ее буквально щелкнули по носу. Призывая все сила ада на головы Френсис и Карла, она стояла в бессильной ярости и наблюдала, как коляска выезжает из дворцовых ворот.
Придворные притихли. Никому не хотелось попасть под горячую руку леди Каслмейн и тем усилить ее гнев. Она подобрала пышные юбки и решительно устремилась во дворец, сердито созывая своих слуг.
Когда Карл и Френсис вернулись с прогулки, Барбара уже собрала свои пожитки и укатила в Ричмонд. Весь долгий путь до Ричмонда ее преследовал образ Френсис, нахально влезающей в коляску. Вновь и вновь она видела ее торжествующую улыбку, и Барбаре уже стало казаться, что она сходит с ума. Никогда, никогда она еще не испытывала такого унижения, и что самое ужасное — ее унизил именно Карл! О, ни за что на свете она не простит его! Даже если он будет валяться у нее в ногах и умолять о прощении, она все равно не простит его! Вид Карла в таком комичном положении рассмешил ее. Но Барбара тут же отругала себя. Как можно смеяться в самый трагичный момент жизни!
Прибыв в Ричмонд, Барбара вкратце описала ситуацию своему дяде и заперлась в спальне. Злость вновь овладела ею, она начала метаться по комнате. Вошедшая Нэнси мудро промолчала. Барбара в очередной раз в лицах изобразила девушке сцену, происшедшую во дворе Уайтхолла, и Нэнси стало казаться, что она лично присутствовала при этом. Она понимала, что для такой гордой женщины, как Барбара, унижение хуже смерти, и всем сердцем переживала за свою госпожу. Она начала распаковывать багаж, но Барбара, заметив это, остановила девушку:
— Не торопись. Достань только самое необходимое.
Нэнси удивленно подняла брови, и Барбара раздраженно сказала:
— Возможно, мы двинемся дальше. Я не намерена делать Ричмонд постоянной резиденцией.
Нэнси убрала обратно в сундук атласное кремовое платье и осторожно сказала:
— Король попросит вас вернуться в Уайтхолл. Я ни минуты не сомневаюсь в этом.
Барбара подошла к окну и уставилась на длинную аллею, обсаженную стройными тополями.
— Не думаю, что он будет скучать по мне. — Ее голос срывался от волнения и невыплаканных слез.
— Конечно, вы задели гордость короля публичной ссорой. Ему необходимо время, чтобы успокоиться и прийти в свое обычное хорошее расположение духа.
— Мне кажется, что меня посадили под стеклянный колпак. Вокруг, — она махнула рукой в сторону открытого окна, — продолжается жизнь, веселье… а я должна влачить жалкое существование в полнейшем одиночестве. Что если это навсегда?.. Я не вынесу такой жизни.
Нэнси подошла и сочувственно обняла Барбару за плечи.
— Вы будете скучать по детям. Я пошлю за ними.
В бешенстве покидая Уайтхолл, Барбара даже не вспомнила о детях, они пока оставались на Кинг-стрит.
Когда детей привезли в Ричмонд, Барбара с радостью бросилась им навстречу. Она опустилась на колени и нежно прижала их к себе. Анна уже хорошо говорила, а Карл начал самостоятельно ходить на толстых смешных ножках. Она прижималась лицом к детским головкам, вдыхала свежий аромат их волос, слушала их милый лепет и вдруг почувствовала, что боль, которая не покидала ее днем и ночью, начала ослабевать.
Уже три дня Барбара дежурила у окна, тоскливо глядя на дорогу. Вдруг ее сердце глухо забилось. По аллее галопом скакал всадник. Значит, Карл решил сам не приезжать, а отправил за ней посыльного.
Но ее ожидало еще большее разочарование. Вскрыв конверт, она обнаружила в нем записку от Джорджа Дигби, графа Бристоля. Короткое сообщение был написано в явной спешке: «Возвращайтесь немедленно. Мне нужна ваша поддержка и ваше влияние на короля».
Барбара долго смотрела на эту записку, затем откинула назад голову и горько рассмеялась. Все в прошлом… Ее влияние и важное положение при дворе… Все улетучилось как дым в одно мгновение благодаря вспышке ее бешеного темперамента под ярким полуденным солнцем во дворе Уайтхолла.
Она взяла лист, перо и написала краткий ответ; черные жирные буквы ярко выделялись на желтоватой бумаге: «Я больше не имею влияния на короля. Б.».
Барбара была настолько погружена в личные переживания, что лишь спустя несколько часов задумалась о том, почему Бристоль написал столь отчаянное послание.
В эти дни Барбара не знала ни минуты покоя; она не могла ни спать, ни есть и боялась даже думать о будущем. Единственным ее развлечением были быстрые прогулки до реки и обратно. Ее стройные ноги мелькали по аллее, отсчитывая бесчисленные шаги. Барбаре хотелось довести себя до изнеможения, чтобы потом лечь и забыться, но сон бежал от нее.
На седьмой день по пути с речки Барбара вдруг заметила впереди чью-то неясную фигуру. Она остановилась, затаив дыхание; рот ее приоткрылся, сердце забилось с перебоями. Ей показалось, что вдали под раскидистым вязом стоит Карл, ноги его были широко расставлены, на губах играла насмешливая улыбка. Она тряхнула головой, думая, что бессонница сыграла с ней злую шутку, но вдруг видение пошевелилось. Барбара вздрогнула и бросилась навстречу Карлу, смеясь и плача одновременно.
— О Карл, дорогой! — воскликнула она, прижимаясь к нему.
Карл слегка покачнулся от стремительного приветствия и крепко обнял Барбару. Он торжествующе рассмеялся:
— Значит, ты скучала по мне?
По щекам Барбары бежали слезы, она с улыбкой взглянула на него сквозь туманную пелену.
— Я боялась, что ты уже никогда не приедешь!
Лицо Карла слегка потемнело, карие глаза стали серьезными.
— Я старался забыть тебя, но не смог. Ты должна понять, Барбара, что я не намерен терпеть публичных скандалов. Ты же не хочешь, чтобы весь двор смеялся надо мной и говорил: «Наш король под каблуком у своей любовницы!»
Барбара кивнула, как послушное дитя, ее пальцы сжимали голубой атлас его плаща.
— Я тебе обещаю, Карл, этого больше не случится. Я буду твоей покорной рабой, послушной во всем… Я буду делать все, что ты пожелаешь.
Карл добродушно рассмеялся.
— И не пытайся переделать себя. — Он крепче прижал к себе Барбару и поцеловал ее лоб и щеки. — Как ты прелестна сейчас! Если бы ты могла быть такой всегда…
По дороге в Уайтхолл Барбара с любопытством спросила:
— Что случилось с Бристолем?
Карл нахмурился и озадаченно покачал головой.
— Я всегда с симпатией относился к нему, но, по-моему, он сошел с ума.
Он описал вкратце события прошедшей недели. Бристоль, всячески поощряемый королем, составил проект Декларации терпимости по отношению к католикам и представил его на обсуждение парламента. Кларендон успешно провалил принятие этого проекта, и Бристоль был в ярости. Он решил немедленно избавиться от Кларендона.
Барбара кивнула и чуть натянула поводья, замедляя шаг лошади, чтобы лучше слышать Карла. Бристоль всегда яростно выступал за отставку Кларендона, отклонение его проекта парламентом задело его за живое и побудило к решительным действиям.
Бристоль предпринял неслыханный шаг. Он пошел в палату общин и произнес обвинительную речь против Кларендона.
Барбара улыбнулась, сердце ее радостно дрогнуло. Как жаль, что она отсиживалась в Ричмонде все это время. Ораторские способности Бристоля были известны всем. Должно быть, это был великолепный публичный разгром канцлера.
Карл попросил Бристоля принести копию его речи в свой личный кабинет и внимательно прочел ее. Закончив, он серьезно взглянул на Бристоля и сказал ему, что это явно бунтарский документ. Бристоль был его старинным другом, и поэтому тон короля был довольно мягок. Но Бристоль вдруг раскипятился; рот его скривился в злобной усмешке, слова вылетали, как отравленные стрелы, его гневная тирада была направлена против самого короля.
Карл задумчиво сказал:
— У меня духу не хватило вызвать охрану и отправить его в Тауэр, как следовало бы сделать.
Неудивительно, что Бристоль послал к ней за помощью! Должно быть, он чувствовал себя ужасно одиноким в этом опасном положении. Барбара сожалела, что поспешила с необдуманным ответом. Надо было пригласить Бристоля в Ричмонд. Но все это в прошлом, сейчас она возвращается в Уайтхолл, и у нее будет возможность доказать ему свою преданность.
— Где сейчас Бристоль?
— Он уехал во Францию, — огорченно сказал Карл.
— Что? — От резкого рывка лошадь Барбары встала на дыбы, и ей с трудом удалось успокоить животное.
Карл взял у нее поводья и держал их до окончания своего рассказа.
На следующий день Бристоль отправился в палату лордов и снова выступил против Кларендона, только на этот раз он требовал его отставки, утверждая, что канцлер — государственный преступник.
Барбара ахнула и в недоумении посмотрела на Карла.
Карл печально кивнул.
Бристоль совсем потерял голову и начал обвинять короля за то, что тот назначил Кларендона на этот пост. Большинство его обвинений против Кларендона фактически в немалой степени касались короля. «Король допустил ошибку, — заявлял он, — и его вина становится с каждым днем все больше. Он теряет уважение и любовь своего народа».
Сердце Барбары отчаянно забилось, она едва справилась с охватившим ее волнением. Неужели Бристоль окончательно свихнулся? Ужасно, что она не смогла удержать его!
— Что решили в палате лордов?
— Они проверили все пункты обвинения и отклонили его. А поскольку там часто упоминалась моя персона, послали мне копию. У меня не оставалось выбора. Я подписал приказ, предписывающий поместить Бристоля в Тауэр. — Карл умолк, и его тонкие губы тронула печальная усмешка. — Памятуя о нашей старой дружбе, я позаботился о том, чтобы его предупредили об этом заранее, и Бристоль благоразумно сбежал во Францию, чтобы избежать ареста.
Барбара выглядела совершенно убитой. Впервые один из ее сторонников попал в немилость. Проклятый Бристоль и его безрассудная горячность! Она хлестнула лошадь и пустила ее в галоп.
Они подъезжали в Уайтхоллу, и Карл не преминул напомнить Барбаре:
— Помни, дорогая! Ты дала слово. Будь повежливее с Френсис Стюарт.
Она покорно кивнула. На следующий день Карл предложил ей и Френсис побывать вечером в театре, и Барбара одарила его сияющей улыбкой, словно была в восторге от его идеи. Она обняла Френсис за талию, и Карл наслаждался, видя двух любимых им женщин в столь дружеских отношениях. Они были подобны двум цветущим розам, согретым лучами его благосклонности.
Барбара отозвала его в сторону и попросила:
— Карл, пожалуйста, зайди ко мне вечером, прежде чем мы отправимся в театр. Я придумала новый наряд и хотела бы услышать твое мнение, перед тем как выйти в нем на люди.
Вернувшись в свои апартаменты в Уайтхолле, Барбара взяла несколько испанских салфеток, используемых в качестве румян, и погрузила их в чашечку с водой. Вскоре вода приобрела интенсивный красный цвет. Прогнав Нэнси и заперев дверь, Барбара разделась донага и долго и внимательно разглядывала свое отражение в большом венецианском зеркале. Наконец она удовлетворенно улыбнулась, убедившись, что очередная беременность еще не исказила линий ее стройного тела.
Затем с детским восторгом, точно играя, она начала раскрашивать себя.
Когда Карл зашел к ней вечером, она приветствовала его абсолютно голой, если не считать огромного красного сердца, которое было нарисовано на ее теле.
Карл остолбенел. На пышном бюсте Барбары неровными дугами были начертаны слова: «Барбара любит Карла».
Карл возбужденно дышал, кровь его мгновенно воспламенилась. Барбара была варварски примитивна и невероятно соблазнительна. Она была истинной женщиной и сводила его с ума, несмотря на его зрелые годы.
Ручеек краски сбегал от пупка Барбары и исчезал внизу живота — словно стрелка, указывающая на источник наслаждений.
Карл застонал и страстно обнял ее.
Барбара, вся дрожа, пылко прижалась к нему.
— Вы считаете, сир, этот костюм подходит для театра?
Карл нежно покусывал ее шею.
— Мне кажется, у него другое предназначение. — Он поднял Барбару на руки и отнес на кровать.
Наслаждаясь любовными играми, Барбара даже забыла об исходной цели своей затеи. Но позже, когда они отдыхали, на ее губах появилась злорадная улыбка. Френсис так и не дождалась их, должно быть, она сейчас в ярости.
Действительно, Френсис взволнованно ходила по своей комнате. Карл все не шел. Прождав больше двух часов, она послала слугу выяснить, что задержало короля. Слуга вернулся с известием, что король уединился с леди Каслмейн и больше сегодня не выйдет.
Барбаре удалось слегка расплатиться с Френсис за свое унижение в истории с коляской.
Глава 25
— Ты будешь очень злиться? — спросил Бекингем, расправляя свои пышные кружевные манжеты и поглядывая на кузину жалобными глазами.
Барбара рассмеялась:
— Хорошенькое начало для разговора.
Они случайно встретились с Бекингемом в Каменной галерее. Он мягко отвел ее в сторону, подальше от любопытных ушей лениво прогуливавшихся придворных.
— Беннет вышел из твоей игры.
Барбара припомнила события последних дней и поняла, что уже неделю не замечала черной повязки и голубых глаз Беннета в своей гостиной.
— Почему?
Бекингем улыбнулся.
— Он страшно зол из-за того, что ты не помогла Бристолю. По его мнению, если бы ты не бежала в Ричмонд в критический момент, Бристолю сейчас не пришлось бы прозябать во Франции.
— Но, Джордж, не могла же я предвидеть безумных планов Бристоля.
— Именно так Беннет и сказал, — рассмеялся Бекингем. — Но раз уж ты влезла в политику, говорит он, то должна забыть о дамских капризах и не сбегать от общества из-за глупых любовных ссор, когда вокруг творятся важные дела.
Обидевшись, Барбара резко сказала:
— И что же, скажи на милость, теперь собирается делать Беннет?
— Он сделал ставку на Френсис Стюарт.
Это был удар ниже пояса. Барбара охнула, пораженная ответом Джорджа.
— Френсис Стюарт?! Но эта маленькая дурочка ничего не смыслит в политике.
— Точно. И это делает ее игрушкой в руках опытных политиков. Она не разбирается и не желает разбираться в подобных делах, и мы сможем манипулировать ею как угодно.
— Мы? — удивленно переспросила Барбара.
Бекингем посмотрел в устремленные на него тревожные глаза Барбары и с сожалением сказал:
— Да, мы. Я задумал женить короля на Френсис Стюарт, и Беннет поддерживает меня.
Барбара прислонилась к стене, чувствуя, что силы изменяют ей.
— Джордж, неужели ты говоришь серьезно?
— Да-да, именно так, милая кузиночка. Френсис полностью доверяет мне. Я щедро расточаю ей комплименты и являюсь главным архитектором карточных домиков. Полагаю, недурно занимать столько высокий пост при королеве Англии.
Барбара в недоумении тряхнула головой.
— Ведь у нас уже есть королева Англии!
Господи, храни Катерину, которая стала так снисходительна к отношениям Барбары и Карла!
Бекингем повертел кольцо с рубином на пальце и нахмурил брови:
— Есть несколько способов… Королева бесплодна, и на этом основании брак можно объявить недействительным. В качестве варианта Беннет предложил похищение. Или уютный тихий монастырь до конца дней.
— Но, Джордж, почему ты не подумал обо мне? — Глаза Барбары потемнели от боли.
Бекингем обнял ее и сказал с сожалением:
— Я люблю тебя, милая кузиночка, но не обольщаюсь. Мне никогда не удалось бы подчинить тебя своей воле. Нам нужна кукла, которой можно было бы манипулировать. Марионетка! А ты сильный человек, к тому же ты ведешь свою политическую игру.
Он мягко отстранил Барбару и заговорил более оживленным голосом:
— В любом случае вопрос о твоем браке с королем отпадает. У тебя уже двое детей от него и скоро появится третий. Френсис Стюарт девственна, в ней течет кровь Стюартов, она наиболее подходящая кандидатура на роль королевы Англии.
Черная зависть овладела душой Барбары, но она сдержала себя. Наконец, почувствовав, что в состоянии владеть своим голосом, она сказала с угрожающим спокойствием:
— Я уничтожу тебя, дорогой, если ты попытаешься сделать это. И располосую очаровательное личико Френсис Стюарт, так что она навсегда забудет о своей красоте.
Барбара запахнула плащ и устремилась к выходу из галереи, ее высокие каблучки звонко стучали по каменному полу. Несколько придворных обернулись и озадаченно смотрели ей вслед, раздумывая над причинами столь быстрого ухода леди Каслмейн.
Барбара впервые по-настоящему испугалась за свое положение. Если Френсис станет королевой Англии, то Барбаре придет конец. Ужас парализовал ее мозг, она была не в состоянии ясно мыслить. Невозможно поверить… Ее любимый кузен и бывший союзник Беннет поддерживают Френсис. Какой жестокий удар! Два таких опасных противника! Что если их план осуществится? Барбара содрогнулась.
Несколько дней Барбара не покидала своих покоев, пребывая в отвратительном настроении. Она пыталась найти выход из сложившейся ситуации, но ничего стоящего не приходило ей на ум. Ей так хотелось броситься на грудь Карлу и поделиться своими тревогами. Но она не смела. Вдруг ему придется по душе мысль о женитьбе на Френсис, и, заглянув в его глаза, она увидит в них счастливый блеск?
Однажды вечером Карл пришел к Барбаре в каком-то странном взвинченном настоении. Он нервно вертел в руках безделушки, расставленные на каминной полочке, беспокойно пересаживался из кресла в кресло и наконец, не выдержав, резко сказал:
— У меня есть новость, дорогая.
Барбара похолодела от страха, сердце ее точно окаменело. Сейчас он скажет ей, что собирается жениться на Френсис!
Карл посмотрел на нее пристальным тревожным взглядом, словно был уверен, что новость огорчит Барбару.
— Королева ждет ребенка.
— О… какая чудесная новость! — Лицо Барбары просияло, она облегченно рассмеялась. — Слава Богу!
Карл, совершенно сбитый с толку, подошел к Барбаре. Она все же совершенно непредсказуемое создание! Он улыбнулся.
— Складывается впечатление, что твоя радость не уступает моей.
Барбара прижалась щекой к его плечу.
— Ты прав, дорогой. — Она не смела доверить ему все свои радости и печали. Пусть лучше считает, что для нее главное — его интересы. — Я давно мечтала, чтобы у тебя появился законный наследник.
Карл поцеловал ее со смешанным чувством страсти и благодарности. Как же велика ее любовь, если она способна отбросить ревность и искренне радоваться за него!
На следующий день Барбара встретила в театре Бекингема и торжествующе сказала:
— По-моему, беременность королевы сильно повредит вашим планам. Надеюсь, она никогда не узнает о вашем заговоре. — Барбара мило улыбнулась ему с притворным равнодушием, но в уголках ее рта таилась опасная усмешка.
Глядя ей вслед, Бекингем размышлял, пойдет ли она к королеве.
Барбарой овладело чувство безграничной радости и собственной неуязвимости, которое она испытала лишь раз в жизни, перенеся оспу.
Ее радость стала еще больше, когда однажды вечером Карл сказал:
— Королева собирается со своим двором на воды в Танбридж. Она полагает, что целебные источники окажут благотворное действие на ее беременность.
Танбридж был маленьким городком в графстве Кент, тамошние воды славились своей чудотворностью. Барбара опустила глаза на свой заметно округлившийся живот. Она была уже на седьмом месяце, считалось, что это самое опасное время. Конечно, королева не рассчитывает, что Барбара отправится в Кент вместе со всеми.
— И Френсис Стюарт поедет с королевой?
Карл усмехнулся и погладил Барбару по щеке.
— Да, моя маленькая ревнивица. И я тоже буду сопровождать королеву в этом путешествии.
Барбара надула губки, а Карл рассмеялся.
— Однако, — сказал он, поддразнивая ее, — думаю, важные государственные дела потребуют моего присутствия в Лондоне.
Барбара обвила руками его голову и наклонила ее так, что их губы почти соприкоснулись. Она провела язычком по его губам и сказала:
— Я позабочусь о том, чтобы у тебя было много дел в Лондоне.
Спустя несколько минут Барбара с любопытством спросила:
— Карл, а что, воды Танбриджа действительно обладают чудотворными свойствами?
Карл снисходительно посмотрел на нее, как на неразумную женщину, и отрицательно покачал головой.
— Мне привезли оттуда пробы воды, и я исследовал их в лаборатории. Вся ее чудотворность заключается в большом содержании железа, которое обогащает кровь. Это не повредит Катерине, а ее вера в целебное действие источников благотворно скажется и на ее настроении, и на здоровье.
Барбара с легким сердцем провожала двор в Танбридж. Красная с пером шляпа украшала золотоволосую головку Френсис, и в ней она смотрелась на редкость соблазнительно. Но Барбара ничуть не взволновалась. Карл вскоре вернется и будет принадлежать только ей долгие месяцы.
Король вернулся из Танбриджа в прекрасном настроении, с массой разнообразных впечатлений и смешных историй. Сонный городок был потрясен прибытием двора. Изысканное общество собиралось ежедневно в зале для питья минеральных вод, чтобы испить целебной воды и посплетничать. А уж в сплетнях недостатка не было. Половина придворных дам вернулась из Танбриджа в тягости, и кавалеры, усмехаясь в усы, говорили, что, очевидно, воды и в самом деле чудотворны! На лугах устраивались роскошные пикники, кареты с грохотом раскатывали по ночам. Смех, суета и топот лошадиных копыт не давали спать обитателям городка.
— Катерина похожа на трудолюбивую птичку, вьющую гнездышко, — с улыбкой сказал Карл. Он сидел в кресле и играл с Барбарой в карты в ее дворцовых апартаментах. Они наслаждались обществом друг друга и не нуждались в шумной компании. Сейчас между ними царили мир и согласие и любой человек казался им лишним.
Нервы Барбары постепенно успокоились. Для нее наступили благословенные дни. Френсис казалась такой далекой и нереальной, даже мысль о ней не проникала в эти теплые комнаты, тишину которых нарушало лишь потрескивание и шипение огня в камине.
Тонкие смуглые руки Карла смешивали карты. Барбара подняла глаза и встретила его спокойный ласковый взгляд. Он очень ценил этот островок покоя, который она дарила ему. Карл сдал карты и нежно взял ее за руку, теплая волна удовольствия пробежала по ее телу. Если бы этот день длился вечно! Одно прикосновение его руки, а порой просто нежный взгляд родных глаз с другого конца шумного зала мог дать ей больше наслаждения, чем ночь любви, проведенная с другим мужчиной.
Барбара радостно рассмеялась, и Карл обеспокоенно взглянул на нее.
— Что случилось, милая? — с теплотой в голосе поинтересовался он.
Как хорошо добиться такой редкой близости! Она улыбнулась и сказала небрежно:
— Мне сегодня явно не идет карта.
Она вдруг поняла, что готова терпеть Френсис и стерпит, если понадобится, все его будущие увлечения. Главное, чтобы Карл был рядом, чтобы она могла слышать его голос, видеть родное лицо.
Барбара смотрела на него, лаская взглядом любимые черты, освещенные живым отблеском свечей. Глаза ее сияли. Карл затаил дыхание и, протянув руку, обнял ее за плечи.
— Ты счастлива, дорогая?
В минуты такой близости Барбара забывала о женском кокетстве и говорила с ним честно и откровенно, как с человеком, дороже которого у нее никого не было.
— Я только что поняла, что люблю тебя больше, чем свою гордость.
Карл понимающе сжал ее руку.
— Барбара, сейчас ты просто неотразима. — Он встал, едва не опрокинув неустойчивый столик, и привлек ее к себе. Барбара прижалась к нему, склонив голову к его плечу. Она вдруг испытала ни с чем не сравнимое ощущение счастья. Ей подумалось, что она была бы готова умереть в этот момент, лишь бы не покидать его объятий!
Вскоре они перешли от карточных игр к любовным, и Барбаре показалось, что сегодня все ее существо сосредоточено в кончиках пальцев. Она словно пыталась запомнить на ощупь все его тело, в каком-то экстазе проводя пальцами по его лицу, рукам, волосам на груди.
Первоначальная радость Барбары по поводу беременности Катерины потеряла остроту. Конечно, это означало, что Френсис не суждено стать королевой Англии. И все же… давняя смутная боль вернулась. Когда они жили вот так, вдвоем, весь мир словно исчезал, и обидно было сознавать, что они не могут стать мужем и женой. Барбара терзалась еще и оттого, что их дети никогда не смогут претендовать на трон Англии.
Дитя Катерины появится на свет под звон фанфар и пение труб, возвещающих всем радостную весть, его место в мире предопределено до рождения. Дети Барбары считались незаконнорожденными, бастардами, и она должна сама бороться за то, чтобы определить их место в жизни.
В смятенных чувствах Барбара родила своего третьего ребенка — Генри. Роды прошли, как обычно, легко. Она едва успела позвать Нэнси, Фрезера и забраться на кровать, прежде чем орущий краснолицый Генри заявил о своем появлении на свет Божий. Барбара взяла его на руки и, поцеловав его еще влажную головку, вздохнула. Бедный малыш. Королевский сын, который никогда не сможет заявить о своих правах на трон.
Через три дня Барбара, не веря своим ушам, услышала, что Катерина отправилась в обратный путь из Танбриджа и требует, чтобы Барбара выехала встретить двор в Оксфорд. Королева была в ярости оттого, что Карл покинул ее в Танбридже и проводил все время в Лондоне с Барбарой. Королева рассчитывала, что ее беременность поможет ей вернуть Карла в лоно семьи и он навсегда развяжется с этой шлюхой!
Катерина всегда игнорировала рождение детей Барбары, словно их и не существовало. И, используя преимущество своего притворного незнания, потребовала, чтобы Барбара после родов три дня скакала на лошади. Придворный этикет предписывал Барбаре подчиниться такому приказу, но Карл пытался отговорить ее.
— Разве ты уже в состоянии перенести такую дорогу, милая?
Когда он был так трогательно заботлив, Барбара чувствовала, что она непобедима.
— Конечно, в состоянии, — рассмеялась она. — Роды прошли настолько легко, словно я просто прогулялась за цветами на луг. — Голос ее был беспечным, но, вставая с постели, она все же слегка поморщилась от боли.
С излишней бравадой Барбара заявила, что действительно поедет в Оксфорд верхом, но Карл решительно воспротивился этому и приказал заложить свою карету. Загрузив в нее множество подушек, бутылей вина и собственноручно поставив в угол плетеную корзину, полную разнообразной снеди, Карл сказал Нэнси:
— Здесь есть цыплята и свежие булочки, проследи, чтобы твоя госпожа поела.
Нэнси пребывала в состоянии тревожного раздражения.
— А я-то считала нашу маленькую королеву добрейшим созданием! Это путешествие может убить вас. Она настоящая убийца.
Барбара попыталась рассмеяться сквозь стиснутые зубы.
— Ничто не может убить леди Каслмейн! — Не сдержав стона, она откинулась на подушки.
Когда островерхие крыши Оксфорда показались на горизонте, Барбара приободрилась и потребовала зеркало. Она тщательно протерла мокрое от пота лицо и, смочив слюной кусочек испанской салфетки, подрумянила бледные щеки.
Веселая и оживленная, как всегда, Барбара с непринужденной грацией вышла из кареты, чтобы встретить королеву. Затем все с той же веселой улыбкой на губах она упала в глубокий обморок прямо у ног Катерины.
После возвращения Барбары вместе с двором в Лондон отношение к ней Карла стало еще более нежным. Он проводил на Кинг-стрит все вечера. Барбара вошла во вкус этой спокойной уединенной жизни с Карлом и все чаще стремилась избегать шумных приемов Уайтхолла, предпочитая оставаться дома и мирно играть в карты или, пригласив скрипачей, слушать музыку. Порой Карл любил разобрать на части какие-нибудь новые часы и потом долго и упорно пристраивал на место изящные хитрые детальки. Барбара почти не бывала в своих дворцовых апартаментах. Дом на Кинг-стрит казался ей более близким и дорогим. Там, уединившись от всего мира, Барбара воображала, что они с Карлом простая счастливая супружеская пара, каких полно в Англии.
Глава 26
Барбара проснулась с чувством смутной тревоги. На душе было тяжело. Сегодня будет дурной день, подумала она, хотя ничто не предвещало беды.
Утром, когда она играла с детьми, Беркли и Купер быстрыми решительными шагами вошли в детскую. Анна сидела верхом на Барбаре, стоявшей на коленях, а Карл дергал ее за растрепавшиеся рыжие волосы, требуя своей очереди. Барбара вскочила на ноги, дурное предчувствие вернулось. Она была уверена, что сейчас мужчины скажут что-то ужасное. Но Беркли, опустившись на колени, поцеловал Анну, он выглядел радостным и беззаботным, как всегда. Более сдержанный по натуре, Купер опустился в кресло и с доброй улыбкой поглядывал на детей.
— Что слышно насчет Бекингема и его опекунства над невестой короля? — поинтересовалась она.
Беркли откинул голову назад и рассмеялся, блеснув крепкими белыми зубами.
— По-моему, этой интриге больше подходит название «Заговор по совращению Френсис Стюарт для короля!» Они отказались от идеи сделать Френсис королевой, но надеются уложить ее в королевскую постель. На самом деле они представляют собой партию высокопарных сводников.
Купер, поигрывая тростью, задумчиво сказал:
— Я верю, что эта девочка действительно целомудренна.
У Барбары даже язык зачесался, так ей хотелось сказать: «Она просто холодна…» Но она закусила губу и промолчала.
— Все это уже неважно. — Беркли бросил мячик Карлу и следил, как мальчик неловко пытается обхватить его маленькими ручонками. — Поскольку королева в тягости и вскоре у нас появится наследник английского трона, мы можем больше не волноваться. Нам нет никакого дела до того, удастся ли наконец королю овладеть Френсис Стюарт.
Барбаре хотелось крикнуть: «Мне есть до этого дело! Мне!» Но она не могла обнаружить свою женскую слабость. Генри Беннет был бы до сих пор с нею, если бы она думала о политике больше, чем о любви.
Беркли и Купер были полны уверенности, что Кларендон сам роет себе могилу.
— Он без конца противоречит королю, и тот уже сильно устал от старика.
Они удалились, смеясь и оживленно переговариваясь, а Барбара провожала их недоуменным взглядом. Новости неплохие, но почему же ее не отпускает предчувствие несчастья?
Барбара приказала Нэнси впустить торговцев и истратила кучу денег, гораздо больше, чем следовало, накупив золотистых кружев, инкрустированную драгоценными камнями шкатулку для пилюль (хотя в жизни их не употребляла), надушенные перчатки и бриллиантовый браслет, который тут же небрежно бросила на туалетный столик, лишь мельком взглянув на него. Безрассудные траты ненадолго улучшили ее настроение, но чуть позже тревога опять вернулась. В комнате остался еще один торговец, маленький человечек с масляным желтым лицом. Он приблизился к Барбаре с елейной улыбочкой, обнажившей его гнилые зубы. Барбара почувствовала, как по ее спине пробежал неприятный холодок, и раздраженно спросила:
— Ну, что там у вас?
Препротивное создание согнулось, погрузив руку в бездонные глубины своей одежды, и беспокойно искало там что-то. «Точно ловит вшей», — подумала Барбара. Наконец рука вынырнула наружу с тонкой книжицей в красном сафьяновом переплете.
— Это большая редкость, мадам… — вкрадчиво проговорило создание.
Барбара, заинтересовавшись, подалась вперед. Она открыла книжицу наугад, и у нее перехватило дыхание. Она подняла глаза и заметила злобный взгляд маленьких глазок. Краска смущения залила ее щеки.
— Милая вещица, — сказала она, пытаясь сохранить небрежный тон. — Думаю, я возьму ее. — Она вложила в руку торговца три гинеи и облегченно вздохнула, когда тот покинул комнату.
Барбара медленно листала книжку. Действительно, редкость! Сонеты Пьетро Аретино, иллюстрированные шестнадцатью любовными позами. Однажды Барбара подслушала разговор двух придворных: «Леди Каслмейн знает все способы Аретино!» Она давно мечтала раздобыть хотя бы копию этой книжки, но церковь наложила запрет на ее распространение.
Весь день Барбара провела, валяясь на кровати, разглядывая картинки и читая сонеты. За окнами начался дождь, и капли звонко стучали по стеклам, сливаясь в змеистые ручейки. Карл должен был прийти к ужину, и она представляла себе, как они в тихом уединении будут рассматривать эту чудесную книжицу вместе.
Подступили сумерки. Барбара даже не заметила, как пролетел день. Она быстро поднялась с кровати, чтобы привести себя в порядок. Спешно натягивая через голову нижнюю юбку, она услышала громкий стук в дверь. Решив, что это наконец пришла Нэнси, которую она никак не могла дозваться, Барбара крикнула:
— Заходи!
В дверях показалась голова экономки, миссис Сары.
— Мадам, Темза снова вышла из берегов… — простонала она. — Такой ливень… На кухне всюду вода, я не могу даже поджарить филей.
Барбара спустила юбку на талию и возмущенно воскликнула:
— Проклятье! Подожгите дом, если надо, но филей должен быть готов вовремя.
Крупное лицо миссис Сары покраснело, она совсем расстроилась и стояла, комкая в руках передник и беспомощно глядя на свою госпожу.
— Черт побери! Неужели это создание не умеет думать самостоятельно? — бранилась про себя Барбара, но гнев ее уже растаял.
— Пошли в лавку и закажи все, что любит король. Тебе уже известны его вкусы. Я хочу, чтобы это был особый вечер.
Поджидая короля, Барбара продолжала нервничать, но решила, что в этом виноваты непрекращающийся дождь и нелады на кухне.
Наконец Карл вошел в комнату, она подставила ему губы для поцелуя и быстро отпрянула; плащ его насквозь промок, а со шляпы ручьями стекала вода. Перья жалобно поникли от обилия влаги и напоминали взъерошенную мокрую курицу.
Карл бросил шляпу и плащ сушиться на кресло возле камина, отстегнул шпагу и привлек к себе Барбару. Она лукаво улыбнулась.
— У меня есть совершенно особое занятие для нас на сегодняшний вечер. Конечно, церковь бы нас не одобрила, но…
Подали первое блюдо жареных голубей в виноградных листьях, а Барбара все продолжала поддразнивать Карла, не открывая своего сюрприза. Карл смеялся, его любопытство достигло предела, и он уже почти вырвал у нее признание, когда дверь вдруг распахнулась и без всяких церемоний в комнату ворвался посыльный — молодой паж королевы. Он задыхался от волнения и быстрого бега. Вода стекала с полей его шляпы на паркетный пол.
Барбара вскочила, опрокинув бокал с вином. Она комкала в руках салфетку, точно хотела разорвать ее. Весь день ее терзали дурные предчувствия, и вот…
Юноша наконец отдышался и обратился к королю:
— Простите, сир. У королевы случился выкидыш, она в опасном положении.
Барбаре показалось, что пол уходит у нее из-под ног, пламя свечей расплылось и затуманилось. Внезапное вторжение мгновенно разрушило теплое спокойствие вечера. Мысленно отругав себя, Барбара отогнала подступающую слабость. Она не должна сгибаться от первого же порыва холодного ветра.
Карл вскочил и быстро направился к камину, где сушился его плащ. Барбара подошла, чтобы помочь ему. Дрожащими пальцами она застегнула ремень с ножнами и сочувственно взглянула на его посуровевшее лицо.
Она молча протянула ему шляпу, отрешенно глядя на мокрые перья. Начало вечера казалось таким далеким, словно то была другая жизнь. Входя в эту комнату, Карл был будущим отцом наследника трона. А сейчас все изменилось. И однако… Он пробыл здесь так недолго, что даже перья на шляпе не успели просохнуть.
Карл торопливо поцеловал ее и вышел вместе с пажом. Барбара опустилась на скамеечку возле камина и заплакала. Карл никогда не строил из себя неприступного монарха, он по-дружески относился даже к простым фермерам. Любой человек, завидев короля, запросто спрашивал его с искренней заинтересованностью, когда же он наконец подарит им наследника английского трона? И теперь, к несчастью, Карлу придется разочаровать их!
Переживая за Карла, Барбара совсем забыла о себе, и только спустя несколько часов до нее дошло, в каком опасном положении очутилась она сама. Боже милостивый! Она порывисто встала с кресла, глаза ее наполнились страхом. Если королева умрет, Беннет и Бекингем заставят Карла жениться на Френсис Стюарт!
Барбара тихонько вскрикнула и зажала рот ладонью. Все погибло! Став королевой Англии, Френсис Стюарт не успокоится, пока не выживет Барбару из Лондона. А Карл, без памяти влюбленный в юную жену, конечно, исполнит любое ее желание, даже если сам будет страдать от этого. О Боже, Боже! Заломив руки, Барбара начала метаться по комнате, точно за ней гнался сам черт.
Вдруг она остановилась как вкопанная. Катерина не должна умереть! Барбара упала на колени возле стола с остывшим ужином и, закрыв лицо руками, начала молиться. Впервые в жизни ее молитвы были столь неистовы. Слезы текли по ее щекам, она молила небеса сохранить жизнь Катерине. В безрассудном отчаянии она даже пыталась подкупить Бога, обещая принести ему разнообразные жертвы.
В комнату вошел лакей узнать, почему так долго не звонят, чтобы несли второе блюдо. Он перепугался, обнаружив свою госпожу в слезах, стоящую на коленях возле стола. Он был слишком поражен, чтобы осмелиться подойти к ней, и потому тихо выскользнул за дверь и позвал Нэнси.
Нэнси вбежала в комнату и бухнулась на колени рядом с Барбарой.
— Что с вами? Что случилось? Вы опять поссорились с королем?
Барбара сдавила пальцами плечо девушки.
— У нее выкидыш, — сказала она. Спутанные, влажные от слез волосы закрывали ее заплаканное отрешенное лицо. — Нэнси, король собирается жениться на Френсис Стюарт.
Нэнси села на пятки и разинула рот от изумления. Опомнившись, она принюхалась, подозревая, что Барбара выпила слишком много вина. Что же еще могло привести ее в такое плачевное состояние? Нэнси, пытаясь воззвать к разуму своей госпожи, медленно и выразительно сказала:
— У короля уже есть жена.
Рыдания вырвались из груди Барбары.
— Но королева умирает.
— Боже милостивый! — Нэнси машинально перекрестилась и примолкла, вознося к небесам быстрые путаные молитвы. Затем она решительно подняла Барбару на ноги, хорошо зная, что нужно ее госпоже в такой тяжелой ситуации.
Девушка приготовила ванну и, не обращая внимания на слабые протесты, раздела и усадила Барбару в теплую воду. Затем, уложив ее в постель, девушка устроилась рядом и просидела всю ночь возле своей безутешной госпожи.
— Карл сразу влюбился в Френсис… Он любит ее. И чем больше она сопротивляется, тем сильнее становится его желание. — Барбара натянула одеяло на голову. — Будь проклята моя горячая кровь! Лучше бы я была холодна, как Френсис… Она не уступит королю, пока он не женится на ней… А мне… — Стоны Барбары усилились. — А мне придется уехать и похоронить себя в провинции.
Нэнси возмущенно сказала:
— Но король любит вас. Я же не слепая и прекрасно это вижу.
Барбара горько усмехнулась.
— Старая любовь уже не может дать той сладости, которую сулит новая. Френсис в своей неприступности подобна запретному плоду. Он не успокоится, пока не завоюет ее.
Рассвет уже занимался над Темзой, первые лучи солнца коснулись окон, а Барбара и Нэнси все еще печально переговаривались, хотя силы их были на исходе.
— Может, вы попытаетесь уснуть? — спросила девушка.
Барбара отрицательно покачала головой, глаза ее были красными и припухшими от слез.
— Тогда одевайтесь и поезжайте во дворец. Возможно, королеве стало лучше!
Карета Барбары остановилась во дворе Уайтхолла. Вокруг царила унылая безжизненность. Придворные стояли мрачными маленькими группками и приглушенно переговаривались. В их нарядах преобладали темные тона, точно они уже готовились к трауру.
Бекингем был в одной из первых групп, мимо которых проходила Барбара. Он выступил вперед и победоносно взглянул на нее. Барбара замерла на мгновение, недоверчиво глядя ему в глаза, затем нервы ее не выдержали, и она разрыдалась, что привело Бекингема в изумление.
— Твоя безумная печаль выглядит слишком экстравагантной. Ты же всегда недолюбливала королеву, — сказал о с недоверием.
Поведение Барбары сразу привлекло внимание придворных, и Барбара вспыхнула, устыдившись своей несдержанности. От одной из групп отделилась Анна, леди Карнеги, и быстро подошла к Барбаре, бросив на Бекингема испепеляющий взгляд.
— Барбара, королева еще жива! — воскликнула она.
Чувствуя непреодолимую слабость во всем теле, Барбара оперлась на руку подруги юности. Анна обняла ее за талию и медленно повела в покои королевы.
Атмосфера маленькой гостиной была гнетуще напряженной. Несколько фрейлин рыдали в голос. Врачи, облаченные в черные костюмы, с крайне важным и серьезным видом расхаживали по комнате.
Барбара направилась к ним, намереваясь узнать новости о состоянии королевы, но в этот момент двери спальни отворились и на пороге появился Карл. Лицо его осунулось и побледнело, чернота небритых щек добавляла мрачности его облику.
Барбара стояла в другом конце комнаты, вопросительно глядя на него. В глазах Карла отражались боль и вина, но он послал Барбаре ободряющий взгляд. Этой долгой ночью Карл думал, что, возможно, несчастье, случившееся с Катериной, было наказанием за то, что он ведет неправедный образ жизни. Но все же именно Барбара стала частью его плоти и крови, именно в ней он нашел настоящего друга.
Король подошел к ней и заметил, что Барбара выглядит почти такой же больной, как Катерина. Под ее глазами залегли большие темные круги, лицо казалось усталым и измученным.
Он сказал негромко:
— Она еще жива, но все время бредит. Считает, что роды прошли нормально, и твердит о красоте нашего сына.
Барбара вздрогнула и взяла Карла под руку.
— Тебе необходимо поесть и отдохнуть. Ты не сможешь помочь королеве, если заболеешь сам.
Она отвела Карла в его покои и ухаживала за ним точно так же, как недавно ухаживала за ней Нэнси. Посадив Карла в горячую ванну, Барбара растерла губкой его загорелую спину, массируя и окатывая ее потоками теплой воды. Вскоре он, казалось, немного ожил и расслабился.
Они долго молчали. Карл лежал, откинув голову на бортик ванны, глаза его были закрыты. Затем он устало сказал:
— Во время медового месяца я клялся, что буду любить Катерину и заботиться о ней, как заботился о нашей маленькой Киске, а сейчас она лежит в постели такая бледная и измученная…
Продолжая растирать его тело медленными круговыми движениями, Барбара бормотала какие-то утешительные слова. Ночью она боялась, что Карл, возможно, втайне желает смерти Катерины, сознавая, что, если она умрет, то он сможет жениться на Френсис. Но страхи оказались напрасными. Карл хотел, чтобы Катерина поправилась. Она была его женой, слабым хрупким созданием, которое нуждалось в его защите. Он не пожелал бы ее смерти и ради сотни Френсис.
Несколько дней Катерина металась в бреду, жар не спадал. Все обычные дела при дворе были заброшены, дни сменяли друг друга в тоскливой безысходности. Большинство придворных беспокойно толпились в приемной перед спальней королевы. Остальные, те, кто не хотел толкаться в мрачной обстановке Уайтхолла, ежечасно посылали слуг справляться о здоровье королевы.
Барбара думать не могла ни о чем другом. Все время она проводила в страстных молитвах за жизнь королевы, молила о ее здоровье, предлагая Богу всяческие жертвы.
Иногда в приемной королевы появлялась Френсис. Она выглядела так, словно едва осмеливалась думать и даже дышать, глаза ее горели странным беспокойным светом. Когда Бекингем и его сторонники посвятили ее в свои планы, сказав, что собираются возвести ее на трон Англии, Френсис, пораженная суеверным страхом, заставила их замолчать. И вот сейчас их мечта могла стать реальностью. Но Бог должен знать, что Френсис не желает смерти королевы. И, возможно, именно Бог решил, что Катерина должна умереть, а Френсис стать новой королевой. Ведь в ее жилах текла королевская кровь. Порой смелость покидала девушку. Если она станет королевой, то должна будет исполнить свой главный долг — родить наследника трона. Она вздрагивала от ужаса, но затем гордо вскидывала голову. Все равно ей придется выйти замуж, и ее муж захочет иметь детей. Уж если ей суждено умереть при родах, то куда приятнее умереть в короне Англии, украшающей ее золотистые волосы.
Френсис даже ходить стала с некоторой осторожностью, словно старалась удержать корону на голове, она утратила детскую шаловливость, и в ее облике появилась определенная величественность.
Бекингем неотлучно находился при ней, относясь к Френсис с преувеличенным почтением, и многие последовали его примеру. Придворные были убеждены, что именно она станет королевой Англии, и вопрос лишь в том, как скоро это произойдет.
Барбара старалась уделять Карлу как можно больше внимания. Он доводил себя до истощения, проводя все ночи у постели больной, и Барбара следила за тем, чтобы он хоть иногда ел и отдыхал. Как-то днем они возвращались с прогулки в покои королевы. Шел уже десятый день ее болезни. Навстречу им в состоянии крайнего волнения бежал паж. Едва не столкнувшись с королем, он воскликнул:
— Сир, королева умирает!
Лицо Карла смертельно побледнело, он стремительно бросился вперед по коридору, а придворные глядели ему вслед.
Барбара, зажав рот рукой, старалась сдержать подступающие к горлу рыдания. Она последовала за ним так быстро, как позволяли ее пышные юбки. В приемной было еще более людно, чем раньше. Дамы откровенно рыдали. Барбара в изнеможении прикоснулась к косяку. Все-таки это случилось. Кошмарный сон подходит к концу. Выражение лица Барбары стало отрешенным, взгляд застыл на дверях спальни. За ними сейчас Карл прощается с Катериной, как Барбара прощается с жизнью при дворе.
Карл влетел в спальню королевы и резко остановился. По настоянию Барбары они только что прошлись по саду, и его легкие еще были полны свежего воздуха. В спальне же была страшная духота, и он впервые понял, что здесь абсолютно нечем дышать.
Окна были закрыты и занавешены, так как считалось, что холодный свежий воздух вреден для здоровья. В комнате стоял смрадный густой туман. К дыму камина добавлялись запахи ладана, усердно воскуряемого священниками, и пропитанной потом одежды. Возле постели больной толпились врачи, фрейлины и священники.
Карл с отвращением вдохнул эту смесь, и здравый смысл, казалось, вернулся к нему. До этого он не вмешивался в процесс лечения, убежденный в опытности лекарей и священников. Но сейчас лицо его вспыхнуло гневом, и он раздраженно крикнул:
— Немедленно откройте окна! Даже здоровый человек не может дышать этим смрадом!
Катерина лежала в полумраке, скрытая за тяжелым плотным пологом. Уже четыре дня она задыхалась в этой атмосфере, с трудом понимая, что происходит. Вокруг нее толпились отцы церкви, желающие подготовить ее душу к вечности. Врачи без конца пускали ей кровь, и цвет ее лица уже сравнялся белизною с простынями, на которых она лежала. То и дело они прикладывали к ее ногам в качестве грелки тушки белых голубей, которым сворачивали головы тут же, в спальне. Священники бубнили свои заклинания, склоняясь над ней, размахивая кадилом прямо над ее головой. Слабо покашливая, Катерина пыталась возражать. Она отворачивалась от них, и тихие бессильные слезы текли по ее щекам.
Карл ворвался в спальню, как струя свежего воздуха с весенних лугов, и Катерина впервые за эти дни почувствовала прилив жизненных сил. Она умоляюще взглянула на Карла и протянула к нему бледные тонкие, как свечи, руки.
Разгневанный король выгнал всех врачей и священников и остался наедине с женой. Он быстро подошел к кровати и взял Катерину на руки. Она была почти невесомой. Не обращая внимания на протестующие возгласы за спиной, он понес ее к окну и приоткрыл его пошире, чтобы дать ей возможность вдохнуть чистого свежего воздуха.
Катерина глубоко, с наслаждением дышала. Благодарно взглянув на него, она сказала слегка охрипшим голосом:
— Воздух… Какой чудесный воздух…
Карл нежно прижал ее к себе, она приподняла руку, чтобы погладить его по щеке, но силы отказывали ей, и рука безжизненно упала. Тихие медленные слезы выкатывались из ее глаз. Карл склонил голову и слизнул их со щек Катерины.
Она прошептала:
— Мне так хотелось увидеть тебя еще раз перед смертью.
Карл протестующе тряхнул головой и решительно сказал:
— Какие глупости! Ты не умрешь, конечно, если выкинешь из головы эти мрачные мысли. Даже здоровый человек вряд ли выжил бы в этой затхлой атмосфере, окруженный толпой священников, бубнящих о смерти. Я и сам готов умереть, чтобы не слышать их заупокойных стенаний.
Катерина слабо, почти беззвучно рассмеялась. Как приятно ощущать заботливые руки Карла, как нежно он обнимает ее! И до чего же сладок свежий прохладный воздух! Она мягко сказала:
— Я счастлива умереть вот так, у тебя на руках, Карл. Я дам тебе свободу, и ты сможешь жениться на женщине, которая подарит тебе сильных и здоровых сыновей и дочерей. В бреду я думала, что родила сына… Но теперь я знаю правду… — Ее голос сорвался, и она заплакала.
Карл невольно содрогнулся и крепче прижал ее к себе. Его охватил ужас, сердце наполнилось чувством вины и стыда. Неужели Катерина собралась умереть, думая, что он хочет ее смерти?
Он прижался щекой к ее исхудавшей груди.
— Катерина, я не хочу, чтобы ты умирала. Каким же чудовищем ты считаешь меня, если тебе в голову могли прийти такие ужасные мысли! — Голос его был приглушенным, но Катерина с удивлением услышала, что в нем дрожат слезы.
Неужели Карл так опечален тем, что она должна умереть? Неужели он все-таки любит ее?
Карл поднял голову и взглянул прямо ей в глаза. Выражение его лица было решительным и непреклонным.
— Ты должна жить, Катерина. Ты слышишь меня? Ты должна жить! Я приказываю тебе, я прошу…
Слабая улыбка осветила ее почти прозрачное лицо.
— Конечно, я буду жить… раз ты приказываешь… я… я подчиняюсь вам, мой повелитель.
Карл ободряюще улыбнулся в ответ.
— Сейчас я прикажу проветрить спальню и сменить белье на постели, и тогда ты действительно сможешь отдохнуть и быстро пойдешь на поправку. Больше никаких кровопусканий и никаких священников с ладаном. В спальне всегда должен быть свежий воздух. Ты поняла?
Катерина все еще улыбалась ему, но веки ее уже сомкнулись, и она тихо спала, прижимаясь к его груди.
Карл крикнул камеристок и дал им строгие указания.
Выйдя в приемную, Карл увидел, что Барбара стоит, безжизненно привалившись к стене, точно вот-вот упадет. Вид у нее был совершенно измученный, она давно застыла в этой позе, и лишь глаза горели, как два угля, на побледневшем лице.
Он ободряюще улыбнулся и сказал:
— Королева будет жить!
Реакция Барбары была настолько замедленной, словно она возвращалась из долгого забытья. Ее тело точно одеревенело, разум был затуманен, и она не сразу восприняла его слова. Наконец эта новость и сияющее выражение лица Карла прорвали пелену тумана. Она попыталась сделать шаг ему навстречу, но ноги не слушались ее. Луч надежды блеснул в глазах Барбары.
Придворные окружили короля, чтобы поподробнее расспросить его, но он повторял одно и то же:
— Королева будет жить. Она вне опасности. Он пробрался сквозь толпу к Барбаре, мягко коснулся ее щеки и сказал, точно они были одни в комнате:
— Я понимаю, милая, чем ты была для меня в эти дни. Я всегда говорил, что, если бы решил воевать, то не желал бы лучшего союзника, чем Барбара Палмер.
Глава 27
Как только королева полностью восстановила свои силы, Барбара начала следить за ее здоровьем с заботливостью повивальной бабки. Она сговорилась с одной из королевских прачек, и та сообщала ей каждый месяц о начале менструации у королевы. Барбара поняла, что сможет жить спокойно только тогда, когда королева разродится здоровым ребенком. Конечно, Карл не желал смерти Катерины, но, когда опасность для ее здоровья миновала, его любовь к Френсис Стюарт вспыхнула с новой силой и завладела всем его существом. Барбара жила в постоянном страхе. Ведь Бекингем вполне мог убедить Карла в том, что религиозной и воспитанной в духе строгой морали Катерине гораздо лучше будет жить в монастыре, вдали от развратного легкомысленного двора.
Но по иронии судьбы ребенка опять ждала Барбара, а не Катерина. Сначала Барбара радовалась этому обстоятельству, но прошли месяцы, и ей стало неловко ощущать свою неуклюжую полноту рядом с девичьей хрупкостью Френсис.
Однажды вечером Барбара беспокойно сидела в кресле в апартаментах королевы. Она была уже на седьмом месяце, и спина у нее нещадно болела. Юный музыкант из Нормандии расхаживал по залу, наигрывая веселую мелодию, его лютня была украшена яркими разноцветными лентами. Звуки, извлекаемые им из этого инструмента, причиняли Барбаре дополнительные страдания, точно музыкант играл на ее оголенных нервах. Это был маленький интимный вечер. Король и королева сидели у камина, Катерина пребывала в прекрасном настроении и казалась почти хорошенькой, и Карл с доброй улыбкой осыпал ее комплиментами. Френсис и Бекингем, расположившись за столом, сооружали карточные домики. Анна, герцогиня Йоркская, в одиночестве скучала на софе, чувствуя себя немного неловко. Ее муж Яков увлеченно беседовал со своей последней любовницей леди Карнеги, подругой юности Барбары.
Барбара заметила, что герцогиня поднялась, извинилась перед королем и покинула комнату. Она была погружена в свои мысли и, казалось, злилась сама на себя. Ее любовь к красавцу мужу все еще не остыла, но как же глупо все время появляться там, где бывают его любовницы!
Леди Карнеги проводила герцогиню взглядом и подмигнула Барбаре, которая чувствовала себя крайне неловко, разрываясь между своими чувствами к этим двум Аннам. Порой у нее возникало желание затащить леди Карнеги в ванную комнату и смыть большую часть румян с ее почти по-клоунски размалеванного лица.
Разговоры текли вяло и в основном касались последних сплетен. Несколько пар танцевали в конце небольшого зала, хотя единственной музыкой была баллада, исполняемая нормандским лютнистом, и движения танцующих не совпадали с музыкальным ритмом. Но это было не главное! Танцы давали возможность касаться друг друга, делать пикантные предложения и назначать свидания.
Барбара сидела за карточным столом вместе с Чарлзом Беркли. Она поклялась неделю не садиться за карты, чтобы испытать свою силу воли, и поэтому они играли в кости на булавки вместо денег.
Подняв глаза, Барбара вдруг увидела канцлера Кларендона, направляющегося к королю. Канцлер редко участвовал в придворных празднествах, и его появление вызвало здесь крайнее удивление.
Барбара насмешливо подняла бровь и спросила Беркли:
— Как вы думаете, что могло подвигнуть его на такой подвиг?
Беркли бросил кости, посмотрел, как они легли, и сказал:
— Вероятно, какие-то новости о войне с Голландией!
Барбара устало повела плечами. Все знали, что рано или поздно эта война начнется опять. Англия и Голландия — две морские державы, и их торговое соперничество неизбежно приводило к войнам. Барбара смотрела на это спокойно, как на обычное дело. Давно известно, что Англия непобедима на море; она доказала это во время царствования королевы Елизаветы, разгромив Испанскую Армаду.
Кларендон закончил разговор с Карлом и, тяжело опираясь на трость, пошел к выходу. Его правая нога была перебинтована — явный признак разыгравшейся подагры. Он не отвечал на приветствия придворных, но, проходя мимо Френсис Стюарт, остановился и любезно улыбнулся ей. Он по-отечески похлопал ее по щеке, и на лице девушки заиграла улыбка. Она была польщена высоким вниманием.
Барбара ревниво прищурила глаза.
— Подумать только, даже канцлер расточает любезности Френсис Стюарт!
Беркли вяло усмехнулся.
— Он восхищен ее целомудрием, отсюда и вся его любовь. По его мнению, истинное геройство оставаться девственницей в наш развращенный век.
Барбара сморщила носик. Ее внимание было приковано к Кларендону, который приглашал Френсис на прием, устраиваемый в его доме. Барбара даже приоткрыла рот от изумления. Канцлер презрительно относился к балам и легкомысленным развлечениям и очень редко принимал гостей. Френсис тоже слегка удивилась, но заверила Кларендона, что с огромным удовольствием посетит его дом. Он намеренно повысил голос и сказал Френсис, глядя при этом в сторону Барбары:
— У меня соберутся только достойные люди.
Он склонился к руке девушки и направился к выходу. Проходя мимо Барбары, Кларендон окинул ее надменным взглядом и не сказал ни слова.
Барбара густо покраснела, проглотив унижение. Казалось, она вот-вот расплачется. Беркли покачал светловолосой головой и произнес:
— Не стоит расстраиваться из-за такой чепухи.
Недавно благодаря влиянию Барбары, он получил титул графа Фалмута и находился в приподнятом настроении.
— Дни Кларендона сочтены, — сказал он. — Это однозначно! Вся Англия с презрением произносит его имя. — Беркли рассмеялся. — Разве не забавно! Придворные ненавидят Кларендона за то, что он неподкупен, до безумия честен. Никому не удается использовать его в личных целях. — Ухмылка Беркли стала еще шире. — И самое смешное, что народ знать не знает о его честности! Они убеждены, что он гребет лопатой золото и что его основная цель — набить им как можно скорее свои сундуки. Он недавно переехал в новый дом, так говорят, что толпа забросала его камнями. Их ярость вызвана уверенностью в том, что он выстроил особняк на деньги, полученные от продажи Дюнкерка.
Беркли немного помрачнел, лицо его стало задумчивым.
— Король с притворной легкостью относится к государственным делам, но на самом деле он самый проницательный политик в Европе. И он понимает, что монархия сейчас держится на расположении народа. Именно поэтому Кларендону приходится нести ответственность за все непопулярные политические шаги.
Барбара уже не слушала, ей отлично были известны политические мотивы короля. Она посматривала в сторону Френсис, которая откинулась на спинку кресла и смеялась звонким серебристым смехом. Бекингем говорил ей что-то, подражая Кларендону, и это получалось у него необыкновенно похоже и очень смешно.
Бекингем с обожанием смотрел на тонкую белую шейку Френсис, слегка подрагивающую от смеха. Он склонился к ней через стол и тихо проговорил:
— Вы так невозможно очаровательны!
Бекингем был опытным повесой и обольстителем, и его расстраивало, что Френсис обделяет своей благосклонностью не только короля, но игнорирует и его собственные ухаживания. Его низкий голос стал нежным и вкрадчивым, поглаживая ее тонкие пальчики, он явно старался завоевать ее симпатии.
Внимание короля тоже привлек веселый смех Френсис. Он подошел к их столику и услышал последние страстные мольбы Бекингема. Френсис подняла глаза и заметила, как угрожающе заходили желваки на скулах короля. Она нервно выдернула ладонь из руки Бекингема, и улыбка погасла на ее губах. Между королем и Бекингемом произошел молчаливый поединок взглядов. Глаза Карла опасно сверкнули, и Бекингем быстро подавил чувство презрения, боясь, что глаза выдадут его. Черт побери! Король просто сходит с ума из-за этой девчонки! Можно подумать, что он готов запереть в Тауэр своего старого друга за легкий флирт с целомудренной девственницей, которой домогается сам.
Бекингем прямо и решительно смотрел на короля, и спустя мгновение опасный блеск в глазах Карла угас, он овладел собой и успокоился. Шутливо хлопнув Бекингема по плечу, он весело сказал:
— Надеюсь, ты не делал неприличных предложений госпоже Стюарт. Честь много значит для нее, однако, боюсь, редкая добродетель может устоять под давлением знаменитого своим красноречием герцога. — Он послал Бекингему предостерегающий взгляд и, кликнув собак, быстрой походкой вышел из комнаты.
Френсис поглядела ему вслед, и уголки ее губ обидчиво опустились.
— Ну вот! Теперь мне нельзя даже и слушать неприличные предложения.
Бекингем в изумлении смотрел на девушку, которая дотянулась до графина, наполнила вином хрустальный бокал и залпом выпила его. Рука ее слегка дрожала от пережитого волнения, и она пролила на платье немного вина. Бекингем достал из рукава тонкий батистовый платок и предложил его Френсис.
— В чем дело, Френсис? Вы должны быть счастливы!
— Счастлива? — Френсис горько рассмеялась. — Какое уж тут счастье! Я точно в тюрьме. — Она налила еще вина и выпила его более медленно. Лицо ее стало злым.
Бекингем внимательно и озадаченно наблюдал за ней.
— Но, Френсис, король любит вас. Благодаря этому вы сможете стать первой леди Англии. Сможете иметь все… — Его рука сделала широкий неопределенный жест, который означал, что ей достанется и эта изящная гостиная, и дворец, и вся Англия.
Слезы затуманили глаза Френсис, она наклонилась вперед и положила голову на тонкие белые руки.
— Я наслаждаюсь преувеличенным вниманием и комплиментами. И, конечно, я люблю короля. Он так добр и остроумен. Но, — легкая дрожь пробежала по ее телу, — иногда, когда мы остаемся с ним наедине, он пугает меня.
Она подняла бокал и медленно выпила вино.
— Я люблю королеву, а она часто глядит на меня с такой грустью, что у меня просто сердце разрывается. Каждый раз, позволяя королю флиртовать со мной, я усиливаю ее страдания. Это ужасно!
Бекингем сосредоточенно слушал ее.
— Возможно, королева скоро оставит двор и тогда вы…
Френсис прервала его, раздраженно взмахнув рукой, и сказала:
— Вы с Беннетом заблуждаетесь, рассчитывая, что королева уйдет в монастырь, а король женится на мне. Вы плохо знаете ее величество. Я служу ей и понимаю ее лучше вас. Вы не видели, как она смотрит на короля. Возможно, она излишне религиозна… и отчасти ханжа… но у нее горячая южная кровь и она страстно любит короля.
Бекингем поразился проницательности Френсис. Обычно она вела себя как легкомысленный беззаботный ребенок, и он думал, что в этой белокурой головке вряд ли может возникнуть мудрая мысль.
Френсис сердито смахнула карточный домик, который строила с таким старанием и упорством.
— Я отлично представляю, что меня ждет в будущем. Незамужняя и одинокая, я буду кружиться в этом дворцовом водовороте, постепенно взрослея и теряя свое юное обаяние.
Бекингем опрометчиво усмехнулся. Даже уродины выходят замуж, участь старой девы, безусловно, не грозила очаровательной Френсис.
Она стрельнула в него злым взглядом и быстро допила вино. Затем ее настроение вдруг резко переменилось, и она сказала мечтательно:
— А знаете, чего бы я действительно хотела?
Бекингем мгновенно насторожился, точно стоял на пороге великого открытия. Если он выведает сокровенные желания Френсис, то она будет полностью в его власти, а через нее он будет управлять королем и всей Англией.
— Я бы хотела жить в уютном небольшом доме где-нибудь в дальней провинции.
— Что?!. — Бекингем был так поражен, что его восклицание было услышано всеми присутствующими в гостиной.
Френсис продолжала с упреком, точно он был в чем-то виноват:
— Вы же знаете, я всю жизнь провела во дворцах. О, как я ненавижу их! Их холодная роскошь давит и убивает все чувства. И ужасная холодища! Во дворцах просто невозможно согреться. — Из глаз ее потекли слезы, и она сказала по-детски жалобно: — С сентября и до июня я могу только мечтать о тепле, настоящем живом тепле уютного дома.
Бекингем усмехнулся. Френсис была пьяна. Он не помнил случая, чтобы она выпила больше половины бокала вина за вечер. Она всегда, смеясь, заявляла, что у нее слабая головка, и действительно, после трех бокалов она уже глотала слова и мир начинал расплываться в ее глазах.
Он сказал небрежно:
— Держу пари, вы будете скучать по балам и маскарадам. Но, если вам так хочется иметь домик в провинции, это желание вполне выполнимо. Надо просто выбрать супруга, который избегает столичной жизни. — Он решил просто поддразнить ее. Назавтра она протрезвеет и поймет, что никто еще добровольно не отказывался блистать в центре внимания королевского двора.
Губы девушки задрожали, глаза наполнились слезами.
— Никто даже не пытается сделать мне законное предложение. Все считают, что я нахожусь на особом положении при дворе, и боятся гнева короля. — Она повысила голос и, дрожа от негодования, воскликнула: — Я готова выйти замуж за первого же мужчину, который сделает мне предложение и сможет обеспечить доход в полторы тысячи фунтов в год.
Последняя фраза Френсис прервала все остальные разговоры в гостиной, и немая тишина была ответом на ее заявление.
Бекингем помог ей встать, и Френсис слегка повисла на его руке.
— Вы немного опьянели, — мягко сказал он. — Позвольте, я провожу вас в ваши комнаты.
В дверях Френсис вдруг оттолкнула его и обернулась; ее дрожащий голос звучал вызывающе дерзко:
— Я клянусь, что выйду замуж за первого человека, сделавшего мне предложение.
Наутро эта история обсуждалась во всех уголках Уайтхолла.
Карл, услышав ее, стал мрачнее тучи. Опять начинаются проблемы. Он не мог, не должен был причинять страдания Катерине. Однако его сжигала страсть к Френсис. И он начал подумывать, что не добьется ее любви, пока не женится на ней. Любой холостяк Англии был сейчас в более выгодном положении, чем король.
Он стал более внимательно следить за Френсис, ревнуя ее к любому мужчине, который брал ее за руку или спрашивал о погоде. Но одного из них он все же упустил из виду. Герцог Ричмонд, двадцатисемилетний молодой человек, недавно появился в Лондоне; он приходился каким-то дальним родственником Френсис. И, несмотря на то что он постоянно крутился возле девушки, король не обращал на него внимания, не считая его серьезным соперником. Герцог слыл изрядным тугодумом и любителем выпить. К тому же его финансовые дела были в ужасном состоянии. Френсис не мог заинтересовать такой прожигатель жизни.
Однако Френсис находила своего нового родственника очень милым, и ей льстило откровенное обожание, с которым герцог смотрел на нее. Стиль его речей был не столь изыскан, как у умных кавалеров, но его обожание было красноречивее тысячи утонченных комплиментов. Он пытался развлечь Френсис своими путаными рассказами, сбиваясь и перескакивая с темы на тему. Однажды он случайно завел разговор, который бесконечно взволновал девушку. Ричмонд поведал ей о своем доме в Кенте. Глаза Френсис так и сияли, мягкие розовые губки приоткрылись; забыв обо всем на свете, она умоляла его продолжать рассказывать о планах по восстановлению и устройству Кобэм-Холла. Ведь его финансовые дела вскоре могут поправиться.
Барбара с радостью отметила эту нежную дружбу. Герцог Ричмонд был, конечно, одним из скучнейших молодых людей, когда-либо появлявшихся при дворе. К тому же Барбара терпеть не могла постоянный запах перегара, сопровождающий его с утра до вечера. Она диву давалась, видя, что привередливая Френсис находит его общество таким интересным.
Однажды она стояла с Анной, леди Карнеги, и наблюдала, как Френсис и герцог Ричмонд проходят мимо них по Каменной галерее.
— Подумать только! Карл сходит с ума по этой маленькой дурочке, а она предпочитает общество пьяницы Ричмонда.
Анна проницательно заметила:
— Король слишком умен для нее. Может быть, Френсис не всегда даже понимает смысл его умных речей! А с Ричмондом она чувствует себя в своей тарелке.
Барбара с надеждой взглянула на нее.
— Как ты полагаешь, Френсис может выйти за него замуж? — как можно небрежнее спросила она.
Анна ответила ей понимающим взглядом и пожала плечами:
— Как знать! Мне кажется, надо сойти с ума, чтобы бросить двор и отказаться от благосклонности короля. Но, возможно, Френсис и не шутя говорила в тот вечер о браке с первым встречным. Вино порой развязывает язык, и человек выкладывает свои тайные мысли.
Барбара взволнованно вздохнула: как мучительна и сладка надежда!
— Ах, дорогая! Если бы Френсис вышла замуж и оставила двор, все мои проблемы были бы решены. Карл вновь стал бы принадлежать только мне.
Про себя Анна подумала, что, если Френсис оставит двор, то ее место в сердце короля займет новая пассия. Неразумно со стороны Барбары предполагать, что король останется верным любовником. Мужчины так непостоянны, а у короля к тому же большой выбор. Любая женщина мечтает стать его любовницей. Но мудрая Анна придержала эти мысли при себе и спросила:
— Но сейчас у вас с королем все в порядке?
Барбара оживилась.
— Когда мы одни, все просто чудесно! — Она задумалась, и уголки ее рта обидчиво опустились. — Но он настаивает, чтобы я поддерживала дружеские отношения с Френсис. И мне приходится спокойно наблюдать, как он расточает ей комплименты. Долго я этого не выдержу.
Барбара заинтересованно следила за развитием отношений Френсис и Ричмонда. Она выяснила, что девушка часто приглашает Ричмонда по вечерам в свои комнаты, и он развлекает ее разговорами на сон грядущий. Приглашение дамами джентльменов в свои спальни было обычным явлением в Уайтхолле. Надо сказать, что обстановка гостиных и спален тогда почти не различалась, единственным дополнением последних была кровать. Король и сам частенько навещал Френсис и беседовал с ней, пока она расчесывала волосы и готовилась ко сну. Но до сего времени король был единственным мужчиной, удостоенным такой чести.
Барбара сочла, что ночные визиты Ричмонда к Френсис служат доказательством того, что между ними завязался роман. Она без труда убедила себя в том, что Френсис, отчаявшись получить законное предложение руки и сердца, преодолела свою щепетильность и отдалась Ричмонду, продолжая водить за нос короля.
Если Карл узнает об этих ночных свиданиях, то страшно разозлится, думала Барбара. В глазах ее появилось злорадное выражение. А он узнает, уж она позаботится об этом!
Она подкупила одну из служанок Френсис и, когда та сообщила ей, что Френсис уединилась с Ричмондом, Барбара немедленно отправилась на поиски Карла. Карл удивленно поднял брови, увидев запыхавшуюся Барбару, вбежавшую в его кабинет.
— Ты знаешь, где находится Френсис Стюарт в данный момент? — глухо спросила она.
Карл был немного озадачен ее вопросом.
— Думаю, готовится ко сну. У нее разболелась голова, и она простилась со мной, сказав, что ее служанка знает верное средство. Френсис верит, что только смоченное в уксусе полотенце может помочь ей, но я… — Он не договорил фразу и спросил Барбару: — Но почему тебя это заинтересовало?
Глаза Барбары торжествующе сверкнули.
— Потому что эта сладкоголосая маленькая дрянь принимает тебя за дурака. Она отклоняет твои притязания, предпочитая ласки Ричмонда. В данный момент он как раз у нее, дорогой!
Карл посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом, затем резко повернулся и направился в комнаты Френсис. Барбара, слегка путаясь в юбках, спешила за ним; очередная беременность подходила к концу, и она неловко пыталась приноровиться к его широким шагам.
Завидев короля, служанки Френсис в ужасе бросились к дверям спальни, пытаясь загородить ему дорогу. Они твердили, что госпожа только что уснула и если ее разбудить, то головная боль вернется снова. Король молча отстранил их и распахнул дверь спальни. Барбара поднялась на цыпочки за его спиной, чтобы видеть все происходящее внутри.
Френсис лежала на кровати, ее длинные золотистые волосы рассыпались по плечам. На ней был белый батистовый пеньюар с голубыми оборками; ее юное розовое тело слегка просвечивало сквозь тонкую материю. Она смеялась над какой-то шуткой Ричмонда, который сидел с ней рядом на постели и держал ее руки в своих.
Френсис взглянула на неожиданно распахнувшуюся дверь, и глаза ее испуганно расширились при виде короля. Он стоял в дверях с искаженным яростью лицом.
Мгновение показалось Барбаре вечностью. В комнате повисла тишина. Наконец смущенная и испуганная Френсис решила, что лучшая защита — это нападение. Она приподнялась на локте и гневно спросила:
— Как вы смеете входить сюда столь бесцеремонно? Разве я не имею права на личную жизнь?
Барбара замерла. Она почувствовала, как напрягся Карл, и тут же пожалела, что устроила эту сцену. Как бы дело не дошло до убийства! Ричмонд хватал ртом воздух, точно рыба, выкинутая на песок, но не произносил ни звука. Лицо его стало белым как простыня, а глаза готовы были вылезти из орбит.
Карл сжал кулаки и поднял руку, точно собирался ударить кого-то, но передумал и сказал сквозь зубы:
— Я ошибся в вас, госпожа Стюарт. Полагаю, вы лгали мне, говоря о своей невинности.
Глаза Френсис вспыхнули гневом.
— Нет, не лгала. Я невинна.
— Но тогда зачем же вы пригласили Ричмонда в столь неурочное время? А меня отказались принять, сославшись на головную боль. — Карл рассмеялся сухим неприятным смехом.
— Да, у меня болела голова. А Ричмонд зашел случайно, я не ждала его.
Френсис села на постели; одеяло упало, открыв ее взволнованно вздымавшуюся грудь. Она с негодованием смотрела на короля.
— Сир, последний из ваших подданных имеет право на личную жизнь. Так почему же я должна быть лишена ее?
Барбара с невольным восхищением взглянула на Френсис. Удивительно, эта крошка гораздо смелее, чем она думала. Конечно, Френсис привыкла водить Карла за нос, и до сего момента у нее не было причин бояться.
— Значит, вы готовы принимать по ночам любого щенка, ухлестывающего за вами! И это вы называете личной жизнью? — Слова сыпались с его губ, точно удары плети. Карл зашел в комнату.
Из груди Ричмонда вырвался странный мяукающий звук, он явно порывался встать и уйти, но Френсис положила руку ему на плечо. Она с вызовом посмотрела на Карла, щеки ее пылали.
— Герцог Ричмонд сделал мне предложение, и я согласилась выйти за него замуж.
В наступившей тишине было хорошо слышно, как Барбара втянула носом воздух.
Ричмонд медленно поднялся, Френсис все еще не отпускала его руку. Он настороженно взглянул на Карла, точно ждал, что монарх сейчас обнажит свою шпагу и убьет его. Ричмонд мужественно начал говорить, хотя голос его немного дрожал, выдавая волнение:
— Я полагаю, у вас не будет возражений, ваше величество. Я предложил Френсис то, о чем мечтает каждая женщина. У нее будет честная семейная жизнь в собственном доме. — Опустив глаза, он встретил влюбленный взгляд Френсис и, вдохновленный им, твердо повторил: — Мне кажется, у вас не должно быть возражений против нашей свадьбы.
Сердце Барбары трепетно забилось, точно приветствуя слова Ричмонда. На лице короля отразились мучительные страдания, но Барбара испытала смутную радость.
Карл весь напрягся, точно натянутый лук. Казалось, только неимоверным усилием воли он подавил желание убить Ричмонда на месте.
— Я запрещаю этот брак. — Он перевел взгляд с Ричмонда на Френсис. — Вы поняли меня? Пока я жив, вы, мадам, не выйдете замуж!
Френсис соскочила с кровати, ночная рубашка обвилась вокруг ее тонких стройных ног.
— По какому праву вы запрещаете мне выходить замуж? — Она бросила на Карла ожесточенный взгляд, так не вязавшийся с ее детским личиком. — Вы сами добиваетесь меня… И рассчитываете в конце концов овладеть мною! — Слезы катились по ее щекам, но она вызывающе подняла голову, не замечая их. — Я клянусь, что, даже если вы запрете меня на замок, я никогда не буду принадлежать вам. Пусть я стану старой и некрасивой, но ни один мужчина не овладеет мной до свадьбы.
Карл смотрел на Френсис и Ричмонда; в глазах его появилось выражение непереносимой боли, как у затравленного животного. Кого же предпочла ему Френсис?! Тупицу Ричмонда, от которого вечно несет перегаром! Однако Карл был не в состоянии дать ей то, что с готовностью предложил Ричмонд, — добропорядочную семейную жизнь.
Карл обратился к Френсис, и голос его звучал хрипло и натянуто:
— Однажды я вам уже пожелал стать безобразной и сгорающей от любви. И так оно и случится. — Он резко повернулся и стремительно вышел из комнаты, задев плечом Барбару, которая с открытым ртом стояла за его спиной.
Она приподняла юбки и спешно последовала за ним. Догнав его на повороте коридора, она дотронулась до его плеча, пытаясь удержать:
— Карл!
Он обернулся и с бешеной яростью взглянул на Барбару. Она отпрянула. Карл злобно оскалил зубы, совершенно потеряв самообладание. Затем лицо его немного посветлело.
— Барбара, у древних греков был обычай убивать гонцов, принесших дурные вести.
Она недоуменно смотрела на него.
Карл тихо добавил:
— Я не желаю тебя видеть сегодня.
Глава 28
Ночью Барбара так и не смогла заснуть, ее бессонные страдания усугублялись приближающимися родами. В памяти то и дело всплывало искаженное яростью лицо Карла. Он никогда не простит ей того, что она подвергла его такому унижению. Барбара беспокойно ворочалась, сбрасывала с себя жаркое одеяло. Надо было ни во что не вмешиваться. Уж лучше до конца жизни терпеть Френсис, чем ненависть Карла.
Утром Карл прислал за ней, и Барбара ужаснулась, уверенная в том, что он решил выслать ее в провинцию. Но, Боже, как же это несправедливо! Почему его гнев на Френсис обернулся против нее? Мечты его разбиты, и именно ее рука нанесла этот сокрушительный удар. Карл не простит ее. Войдя в его кабинет, она заметила, какое хмурое у него лицо. Он даже не посмотрел на нее, и сердце Барбары болезненно сжалось.
— Доброе утро, Барбара, — сказал он очень вежливым холодным тоном.
Ей хотелось броситься к нему, прижаться к его груди, но она стояла не в силах сделать ни шагу, точно ее приковали к полу. Как часто она находила утешение в его объятиях! А сейчас это невозможно. Он вел себя отчужденно, словно впервые видел ее. Барбара с трудом заставила себя ответить.
— Доброе утро, — тихо сказала она, губы ее немного дрожали.
— Мне крайне любопытно, — натянуто сказал король, — как давно вам известно о связи Френсис и Ричмонда? — Не глядя на Барбару, он перекладывал бумаги на столе.
Барбару охватила паника; сердце бешено колотилось, из головы вылетели все мысли.
— Я… — Она не знала, что сказать, и беспомощно взглянула на него.
Он поднял голову. Его взгляд был холодным и острым, и Барбаре показалось, будто ее полоснули ножом.
— Полагаю, вы уже давно знали об этом, но предпочитали не говорить мне. Вы предпочитали держать это в тайне до тех пор, пока весь двор вдоволь не посмеется надо мной.
— Карл… я… — Барбара умоляюще подняла руки и вздрогнула от резкого стука, раздавшегося за ее спиной.
— Войдите! — крикнул Карл.
В комнату вошел один из пажей Френсис, робкий испуганный юноша.
Он пробормотал:
— Моя госпожа приказала передать вам это, сир.
Всему Уайтхоллу уже было известно о ссоре короля с Френсис, и паж страшно нервничал, исполняя приказание своей госпожи. Юноша неуверенно прошел по комнате и положил свою ношу на стол. Карл и Барбара заинтересованно взглянули на свертки. Четыре кружевных батистовых платочка Френсис были связаны в узелки, которые слабо звякнули, когда паж опустил их на стол. На уголке каждого платка виднелась вышитая буква «Ф», и от них доносился слабый запах духов Френсис.
Юноша спешно покинул кабинет. Король склонился над столом и развязал один из узелков. Барбара стояла не шелохнувшись и радовалась, что его внимание хоть ненадолго отвлеклось от нее.
Тонкие пальцы короля нервно встряхнули батистовый платок, и по блестящей поверхности стола покатилось изящное колечко, посверкивая рубином и жемчугом. Барбара затаила дыхание. Значит, Френсис решила возвратить все драгоценности, которые ей успел подарить Карл за последние два года.
Карл со свистом втянул воздух ртом.
— Все ясно… — Он схватил все четыре узелка и швырнул их в камин. Барбара невольно подалась вперед, словно хотела остановить его руку, но овладела собой и осталась на месте.
Карл стоял, неотрывно глядя на пламя; брови его грозно сошлись у переносицы. Барбара вдруг почувствовала волну безрассудного облегчения, словно в этом огне сгорала сама Френсис. В ее глазах появился оживленный блеск. Она схватила оставшееся на столе рубиновое колечко и бросила его в огонь. Улыбка чуть тронула ее губы, и она сказала, повернувшись к Карлу:
— Ты редко гневаешься, любовь моя. Но поверь мне, ты делаешь это с истинно королевским величием. Я в жизни не видела более дорогостоящего гнева.
Карл изумленно посмотрел на нее и затем ухмыльнулся.
— Держу пари, что горящие в огне драгоценности доставляют дикую радость твоей необузданной натуре.
Ободренная его улыбкой, Барбара взяла Карла под руку, завороженно глядя на языки пламени.
— Признаюсь, это в высшей степени забавное зрелище. Только подумай, Карл! Когда-то в твоем гардеробе вряд ли нашлась бы вторая рубашка, а я одевалась в заплатанные платья, а сейчас мы настолько богаты, что спокойно взираем на горящее золото.
Карл невольно рассмеялся.
— Ты непостижима! Я, разгневанный обманом Френсис, швырнул эти побрякушки в огонь, а ты свела все к счастливому изменению наших судеб.
— Что ж… — мудро сказала Барбара, — к чему плакать, если есть возможность смеяться? Право, это куда приятнее.
— И часто ты смеялась, пока я был увлечен Френсис? — Карл обнял ее за плечи.
Ах, как все чудесно изменилось! Он вновь ласково смотрит на нее, не осталось и следа от его страшного гнева. Барбару охватило расслабляющее веселье. Она скромно потупила глаза.
— Не часто, — согласилась она. — Нэнси каждое утро выжимала мою подушку, она была мокрой от слез. От неутешного горя я постарела и покрылась морщинами. — Она лукаво взглянула на него. — Лишь твое немедленное раскаяние может спасти меня от преждевременной смерти. Ведь ты пообещаешь мне, что всегда будешь любить только меня?
Карл запрокинул назад голову и расхохотался.
— Трудно устоять перед твоими ранними морщинами.
Барбара расстроенно взглянула на него.
— О, Карл, неужели я действительно постарела? Я же просто дразнила тебя. — Она вырвалась из его рук и, подбежав к зеркалу, начала беспокойно разглядывать свое лицо. Карл вдруг почувствовал, как велика еще его любовь к Барбаре. И она так любит его в отличие от вероломной предательницы Френсис.
Он подошел к Барбаре сзади и нежно обнял ее.
— Какое ты, в сущности, еще дитя! Твоя кожа чиста, как прежде. — Он склонил голову и поцеловал ее расстроенное лицо. — И, чтобы красота твоя не увядала как можно дольше, я готов поклясться, что не взгляну на других женщин.
Губы Барбары страстно ответили на его поцелуй, в них была возбуждающая зовущая сладость. Но в глубине души Карл понимал, что стоит только Френсис поманить его, и он простит ей все обиды. Он был не в силах сопротивляться ее чарам. Его злость таяла как воск, когда Френсис поднимала свои невинные голубые глаза и заявляла о своем целомудрии.
Френсис стояла на коленях перед королевой. Она умоляла Катерину о личной аудиенции, и королева, с огорчением глядя на заплаканное лицо девушки, отослала из комнаты всех фрейлин.
— О, Ваше Величество! — Френсис спрятала лицо в складках платья королевы. — Все так ужасно! Я умоляю вас помочь мне.
Катерина погладила белокурую головку девушки.
— Конечно, я помогу тебе. Но расскажи, что случилось? Почему ты так расстроена?
— Я хочу выйти замуж за моего дальнего родственника, герцога Ричмонда.
— Но, милая… — Катерина оставила в покое волосы девушки и озабоченно сдвинула брови. Карл говорил, что Ричмонд весь в долгах и прожигает жизнь в кутежах и попойках. Вряд ли он достойный жених для маленькой Френсис. Она тихо спросила: — Ты любишь его?
Френсис подняла голову, ее голубые глаза блестели от слез, боль исказила черты ее милого лица.
— Не знаю, Ваше Величество. Едва ли я понимаю, что такое любовь. Все вокруг только и говорят о ней. Но для меня это нечто совершенно непостижимое. Я не могу понять страстного желания завоевать кого-то, вожделения… — Она слегка содрогнулась.
Френсис присела возле ног королевы, ее голубое платье свободными складками раскинулось по полу. Она печально взглянула на королеву.
— Герцог Ричмонд очень добр ко мне. И мне легко с ним. — Лицо ее осветило искреннее чувство. — У него такой уютный дом в провинции, в Нижнем Кенте. Ах, Ваше Величество, мне так хочется жить в собственном доме!
Катерина задумчиво вертела кольцо на пальце и размышляла. Конечно, для нее будет большим облегчением, если Френсис покинет двор. Она испытывала мучительную боль, видя, с каким обожанием Карл смотрит на эту девочку. Королева вздохнула. Но это было бы нечестно по отношению к Френсис.
— Дорогая, ты еще так молода и привлекательна. Я слышала, что у герцога Ричмонда огромные долги. Может быть, тебе лучше подождать более подходящей партии?
Френсис сгоряча сказала:
— Но никто не осмеливается сделать мне предложение. Все считают, что я собственность короля. — Заметив, как дрогнуло лицо Катерины, Френсис поняла, какую глупость сказала, и в ужасе зажала рот рукой. — О, Ваше Величество! Простите меня!
Королева словно окаменела, но, видя искреннее огорчение Френсис, немного смягчилась.
— Я знаю, мой муж восхищен твоей красотой, милая.
Френсис порывисто склонилась и коснулась руки Катерины.
— Мадам, вы знаете, как я люблю вас. Мне очень жаль, что я приношу вам столько страданий. Признаюсь, интерес короля льстил моему самолюбию, и… — Она опустила глаза, и тихо добавила: — Я кокетничала с ним, подавая ему надежду. — Френсис подняла на королеву полные слез глаза, в ее голосе появились жалобные нотки. — Но сейчас я расплачиваюсь за свою глупость. Если я не выйду замуж за Ричмонда, то останусь в старых девах на всю жизнь…
Катерина с жалостью посмотрела на Френсис и взяла ее руки в свои.
— Я поговорю с королем и попробую убедить его в твоем искреннем желании выйти замуж за герцога Ричмонда. Возможно, он найдет способ поправить денежные дела герцога.
Френсис вдруг задрожала, не в силах справиться с охватившим ее волнением. Глаза ее потемнели при воспоминании о разгневанном короле.
— Вчера вечером король обнаружил герцога Ричмонда в моей спальне. Он, видимо, предположил, что мы с ним… — Она смущенно умолкла.
— О Боже! — Катерина могла себе представить, какой жестокий удар перенесла гордость Карла, когда он увидел себя в роли одураченного воздыхателя, и, несмотря на уколы ревности, сердце ее сжалось от сострадания к нему. Френсис действительно оказалась маленькой дурочкой! Как можно предпочесть Ричмонда такому мужчине, как Карл! Катерина сказала, повысив голос: — И что же нам остается? Чем я могу помочь тебе?
— Если бы вы помогли мне бежать с Ричмондом! У нас есть план. — Понизив голос, Френсис торопливо рассказала о том, что они задумали.
Часом позже Карл и Барбара узнали, что Френсис, закутавшись в черный плащ, тайно сбежала из Уайтхолла вместе с Ричмондом.
Лицо Карла стало чернее тучи, и он раздраженно сказал:
— Бегство было излишним театральным эффектом.
— А ты бы позволил ей обвенчаться с Ричмондом? — с любопытством спросила Барбара.
— Нет, безусловно, нет! Этот пристрастившийся к вину щенок недостоин Френсис. — Он испытывал муку, представляя ангелоподобную Френсис в грубых объятиях Ричмонда. Френсис, утонченная, прекрасная Френсис досталась такому болвану! Карл процедил сквозь зубы: — Раз они не подчинились, мне придется запретить им появляться при дворе. Мы можем распрощаться с госпожой Стюарт.
Охваченная ликующей радостью, Барбара направилась к выходу из кабинета, но на полпути вдруг остановилась. Ей стало дурно, на лбу выступили капельки пота.
— О Боже, помоги мне! — воскликнула она побледневшими губами.
— Милая, что случилось? Барбару разбирал нервный смех.
— Я всегда говорила, дети абсолютно не считаются с нашими желаниями. У нас с тобой важный разговор, а твой ребенок решил, что ему самое время появиться на свет.
Карл подхватил ее на руки и, распахнув дверь, выбежал из комнаты. Придворные, уже обсуждавшие бегство Френсис, стояли, разинув рты, и смотрели, как король стремительно несется по коридору. Несмотря на боль, Барбара чуть было не расхохоталась при виде их глупых лиц. Она уткнулась лицом в плечо Карла и приглушенно рассмеялась. Ее безудержное веселье отчасти исходило от внезапного ощущения свободы. Френсис больше не страшна, и Карл будет принадлежать ей одной!
Карл покрепче прижал ее к себе и ворчливо сказал:
— Неужели ты не в состоянии хоть немного побыть серьезной? Ведь ты можешь стать матерью в любой момент. Сейчас не время веселиться!
Барбара подняла голову и посмотрела на него, Карл поудобнее перехватил ее. Все еще смеясь, она провела пальцем по его скулам.
— Ты хочешь, чтобы я до смерти напугала ребенка своими рыданиями? Гораздо приятнее появиться на свет под переливы смеха.
Карл вдруг остановился и поцеловал ее.
— Я люблю тебя! Ты знаешь это? Ты сумасшедшая, невероятная чертовка, но я обожаю тебя!
Барбара обняла Карла за шею и на глазах придворных приникла к его губам долгим страстным поцелуем. Наконец губы их разделились, и Барбара невольно вскрикнула от пронзившей ее боли. Карл испуганно взглянул на нее и почти бегом устремился дальше по коридору. Влетев в ее апартаменты, Карл кликнул служанок и мягко опустил ее на кровать.
— Дорогая, я буду в соседней комнате.
Нэнси вбежала и без церемоний отстранила короля:
— Что, роды начались?
Барбара кивнула, все еще глядя на Карла. Он выглядел сейчас таким испуганным и беспомощным.
— Карл, любимый, не волнуйся за меня. Ты же знаешь, как я легко рожаю. — Она приподнялась на локте и снова рассмеялась. — Иди займись каким-нибудь привычным мужским делом. Выпей бокал вина, меряй шагами комнату или еще что-нибудь в том же роде. — Она откинулась на спину, смех ее превратился в стон. — Только уходи скорее, потому что если мне придется страдать, ты и сам изведешься.
Все мысли о Френсис вылетели из головы Карла, пока он ходил взад и вперед по гостиной Барбары. И часа не прошло, как из спальни донесся крик новорожденного. Король замер, пронзенный сладким ощущением таинства появления на свет нового человека. Он распахнул дверь и ворвался в спальню как раз в тот момент, когда доктор Фрезер передал на руки Нэнси младенца.
Барбара лежала с разметавшимися по плечам волосами, влажная от пота. Она довольно улыбалась.
— Сир, у вас появилась новая подданная. Эта юная леди будет любить вас так же сильно, как я.
Карл мельком взглянул на ребенка, подошел к кровати и нежно обнял Барбару.
— С тобой все в порядке, милая?
Барбара легонько куснула его за ухо.
— Я чувствую себя просто великолепно. — Она прошептала ему крайне соблазнительное предложение, и Карл расхохотался.
— Полагаю, тебе надо все же немного отдохнуть для начала. — Он тревожно взглянул на доктора Фрезера, но тот, улыбнувшись, уверил его в том, что и мать, и дочь в прекрасном состоянии. Когда Карл снова взглянул на Барбару, она уже спала с мирной улыбкой на губах.
Он долго сидел рядом с ней, глядя на ее спокойный сон и поглаживая спутавшиеся волосы. Ему даже не верилось, что он может так сильно любить женщину. Карл вздохнул. Он все же сомневался, что сможет сохранить верность одной женщине, как бы ни велика была его любовь.
Барбара проснулась с ощущением счастья. Ей едва удавалось сдерживать бьющую через край радость. Френсис навеки исчезла из ее жизни, а у нее родилась очаровательная малышка. Она вгляделась в крошечное личико, погладила ребенка по головке и тихо сказала:
— Мы назовем тебя Карлоттой, в честь отца…
В последующие несколько месяцев судьба была благосклонна к Барбаре. После бегства Френсис ее перестала мучить ревность. Она снова была беззаботна и счастлива, как в первые дни их любви. А затем, словно судьба решила еще больше побаловать ее, умер граф Саутгемптон, и Барбара поняла, что может стать сказочно богатой.
Граф Саутгемптон был государственным казначеем и вечно препятствовал денежным выплатам, которые Карл пытался официально назначить Барбаре. Он твердил, что его истинный долг состоит в том, чтобы контролировать «безграничную щедрость короля». Графа совсем замучили камни в почках, и он отважился на радикальное средство, решив вырезать эти камни. Перед началом операции государственный казначей, смертельно испугавшись предстоящей боли, принял для ее облегчения какое-то шарлатанское снадобье. Это окончательно подорвало его силы, и он умер, так и не дождавшись извлечения камней.
Получив известие о его кончине, Барбара очень обрадовалась, но поспешно перекрестилась и тут же вознесла благочестивую молитву Господу за упокой его души.
Слегка отпраздновав освобождение от старого скряги, Барбара начала с наслаждением тратить деньги. Она устраивала пышные балы, которые потрясали весь Лондон, покупала драгоценности и новую золотую посуду, беззаботно говоря Нэнси:
— Запишем это на личные нужды короля!
Карл снисходительно относился к ее расточительности и даже не пытался контролировать ее траты, но предложил ей положить деньги в банк. Он убедил Барбару в том, что сейчас у нее появилась отличная возможность обеспечить себе богатое будущее. Барбаре с трудом удавалось держать себя в разумных пределах, как только деньги попадали в ее руки. Но она последовала совету Карла, и вскоре ей сообщили, что на ее счету скопилась кругленькая сумма.
Глава 29
Сон Карла был тревожным, и сначала он подумал, что кошмар превратился в явь, когда увидел, что Нэнси яростно трясет его за плечо. Забыв обо всех церемониях, девушка кричала:
— Сир, голландцев видели на Мидуэе. Только что прискакал гонец!
Вскочив с кровати, Карл поспешно натягивал штаны и рубашку. Будь прокляты эти вечные войны с Голландией! На этот раз голландцы оказались гораздо сильнее, чем ожидалось. Чудеса, да и только! Если они уже плыли по Мидуэю, то оттуда и до Лондона рукой подать.
Он выскочил в коридор, едва не сбив с ног своего брата Якова, герцога Йоркского, спешившего ему навстречу.
— Клянусь Богом, Карл, я не могу поверить в это! Голландцы поднимаются по Мидуэю! Подумать только, какая дерзость! У них шестьдесят кораблей, и они собираются атаковать самое сердце Англии.
Братья держали путь в порт. По дороге Яков, в спешке проглатывая слова, обрисовал ситуацию. Карл слушал, сурово сдвинув брови, лицо его было предельно сосредоточенным. Семнадцать голландских военных кораблей, двадцать четыре брандера, не считая мелких быстроходных кораблей, были направлены против военного флота Англии, сосредоточенного в Чатеме.
Карл был чертовски зол и проклинал вечное отсутствие денег. В тысячный раз он пожалел о том, что не был абсолютным монархом и не мог вести дела без обсуждения с парламентом. Они отказались выделить деньги на строительство флота, и в результате основные силы английского флота лежат на дне Чатемской гавани, укомплектованные трупами. На некоторых кораблях не было даже пушек.
Яков понимал, что вызывало проклятия Карла, и с готовностью поддержал его:
— Да, если Англия проиграет эту войну, парламенту придется раскаяться в своей скупости. Мне сообщили, что много голландских моряков набрано в наших портах. Это те люди, которым мы отказались платить.
Карл присвистнул, лицо его потемнело.
— Они же знают наши водные пути как свои пять пальцев.
Проснувшись, Барбара обнаружила, что Карл ушел, а у кровати рыдает Нэнси. Спрыгнув с постели, она обняла девушку за плечи.
— Что случилось, Нэнси? Дети заболели?
Нэнси подняла покрасневшие глаза.
— Голландцы идут на Лондон. Они уже на Мидуэе.
— О, Боже милостивый! — Барбара сжала горло руками, судорожно соображая, что же необходимо сделать. Дети! Их надо немедленно отправить в безопасное место.
— Нэнси, где король?
— Он отправился в порт вместе с герцогом Йоркским. — Нэнси беспомощно заломила руки, ее обычного спокойствия как не бывало. — Госпожа, что же нам делать?
Барбара уже слышала, что за окнами бьют барабаны, и от этих дробных грозных звуков по телу ее забегали мурашки. Во дворе царила паника. Подойдя к окнам, Барбара увидела толпившихся людей, которые пытались спешно вывезти из Лондона свое драгоценное, накопленное тяжелым трудом имущество. Они бегали взад и вперед, охваченные страхом, роняя по пути пожитки. В это время по всему городу начали бить церковные колокола, добавляя свой звонкий голос к глухой барабанной дроби.
«Война! Англия потерпела крупное поражение!» — кричали люди, и казалось, что, передавая друг другу это известие, они получают облегчение.
Барбара отпрянула от окна; холодный страх овладел всем ее существом, она невольно содрогнулась.
Нэнси почти обезумела от страха, но ее перепуганный вид отрезвляюще подействовал на Барбару. Она глубоко вздохнула и, заставив себя успокоиться, сказала:
— Мы должны собрать детей и отправить их из Лондона! — Она встряхнула Нэнси за плечи. — Ты поняла меня? Собери только самое необходимое. Куда бы их отвезти? Ричмонд слишком близко… — Лицо ее прояснилось. — Мы отправим их к моей матери. Нэнси, скорее же!
Она подтолкнула служанку к дверям. Затем, наспех одевшись и проведя гребнем по волосам, Барбара присоединилась к Нэнси. В детской царило смятение, няньки охали, дети, испуганные всеобщей суматохой, плакали, Нэнси причитала и всхлипывала. Барбара отослала ее из комнаты и закончила сборы с помощью оставшихся служанок.
Неожиданно на пороге комнаты появилась леди Карнеги. Она нацепила на себя все свои драгоценности, рассчитывая, что с ними легче будет отъехать на безопасное расстояние. Барбара нервно укладывала детские вещи, выскальзывавшие из ее дрожащих рук, но, несмотря на волнение, она едва не расхохоталась при виде подруги, украшенной как рождественское дерево. Лицо Анны побелело от страха, однако она не забыла крепко нарумянить щеки, и от этого вид ее был просто комичным.
— Барбара, ты должна немедленно уехать из Лондона! Голландцы будут в восторге, если им удастся захватить любовницу короля. Они разрежут твое тело на куски и выставят для устрашения народа!
Дети заплакали еще громче, молоденькая служанка упала на груду белья и начала стонать и молиться.
Барбара невольно задрожала, ее зубы выстукивали мелкую дробь. Она схватила Анну за плечи и насильно вывела ее в коридор. Немного успокоившись, она сказала:
— Я благодарю тебя за участие. Но, Боже, дорогая, зачем так пугать детей?
Анна зарыдала.
— Барбара, я схожу с ума от страха! Это конец! Все пропало! Карнеги собирается бежать в Америку. Они говорят, что Англия обречена.
— Какая чепуха! — Голос Барбары предательски срывался, выдавая ее испуг. — Карл разберется с этими завоевателями.
— Но у него нет флота. Не может же он победить их голыми руками? — Анна привлекла Барбару к себе и поцеловала на прощанье. — Не знаю, увидимся ли мы еще. Я буду молиться за тебя. — Она направилась было к выходу, но обернулась и воскликнула: — Обязательно захвати ценные вещи и драгоценности! И если у тебя вложены деньги в банк, то не забудь забрать их, — взволнованно проговорила Анна и начала спускаться по лестнице. Барбара озабоченно глядела ей вслед. Деньги! У нее уже накопилась большая сумма. Впервые в жизни она чувствовала, что ее будущее и будущее ее детей обеспечено… Но сейчас под угрозой сама жизнь.
Она заставила себя вернуться в детскую и закончить сборы, тем временем прикидывая, когда она сможет получить свое золото. Предстоящая разлука с детьми терзала душу Барбары, она посадила их в карету и дала последние наставления. Кучер уже поднял кнут, чтобы хлестнуть лошадей, но Барбара остановила его и, забравшись в карету, еще раз перецеловала всех.
— О, Нэнси, умоляю тебя, береги детей!
Карета с грохотом выкатилась со двора, Барбара кинула на нее последний взгляд и, подобрав юбки, побежала во дворец. Она сложила все драгоценности и ценные вещи в сундучок и поставила его навиду. Затем, даже не пригладив волосы, накинула плащ и выбежала во двор. Отправив свою карету, она рассчитывала, что кто-нибудь подвезет ее до банка. Но кареты были забиты вещами, а придворные слишком озабочены своими проблемами, чтобы обращать внимание на нужды других. Кто-то спросил ее, почему она еще не уехала, и она ответила, что не покинет Лондон, пока король здесь.
Осознав, что помощи ждать неоткуда, Барбара решила дойти до банка пешком. Она покинула дворцовый двор и направилась вверх по Кинг-стрит. На улице было полно народа, все вытаскивали свои пожитки из домов, грузили их в кареты и спешно отъезжали из Лондона. Громко ржали лошади, встревоженные барабанным боем и звоном колоколов. Барбара шла, прижимаясь к домам, чтобы не попасть под копыта несущихся лошадей. Сразу за Кинг-стрит она увидела свободный наемный экипаж.
Краснолицый кучер, стирая пот со лба, грубо сказал ей, что сейчас не время брать пассажиров. Ему тоже хотелось поскорее покинуть город. Барбара предложила ему горсть золотых монет и, видя, что протест замер на его губах, залезла в экипаж. Вскоре они подъехали к банку. Барбара огорчилась, увидев длинную очередь у дверей. Она быстро сказала кучеру:
— Я дам вам столько золота, сколько вам и не снилось, если вы подождете меня.
Он колебался, выбирая между жадностью и страхом, затем бросил вожжи и сказал:
— Ладно, я подожду вас. Барбара выскочила из экипажа и попробовала проложить себе дорогу к дверям сквозь толпу. Ей не терпелось получить деньги и отыскать наконец Карла. Неизвестность была невыносима, она должна быть рядом с ним. Сзади послышались негодующие восклицания, кто-то грубо схватил ее.
— Эй, постойте, не слишком ли вы спешите? — Мужчина едва не сорвал с нее плащ, но, увидев, кого схватил, замер с открытым ртом. — Леди Каслмейн!
— Да, — сухо сказала Барбара, — и если вам еще дорога жизнь, пропустите меня.
Мужчина отпустил ее и почтительно отступил. По толпе пробежало: «Леди Каслмейн», и дорога словно по волшебству, расчистилась. Барбара с высоко поднятой головой и развевающимся за спиной плащом вошла в банк.
Джон Танер вышел, чтобы приветствовать ее. Вид у него был крайне обеспокоенный, седая борода подрагивала от волнения.
— Леди Каслмейн! — Он предложил ей кресло, но Барбара решительным жестом прервала его любезности.
— Я пришла за своим золотом.
Джон Танер коротко усмехнулся:
— Весь Лондон сегодня утром приходил ко мне за тем же. А я не могу отдать деньги.
— Как не можете? — Пораженная Барбара взглянула на него, чувствуя, как в ней закипает гнев. — Презренный негодяй! Вы украли мое золото? Я позабочусь о том, чтобы вас повесили!
Танер протянул к ней руки, умоляя успокоиться.
— Вы напрасно гневаетесь, мадам. Ваше золото в полной безопасности.
— Тогда немедленно выдайте мне его! — Барбара тяжело дышала, глаза ее метали молнии.
Танер вздохнул. Очень трудно вот так сразу объяснить все экономические сложности этой темпераментной женщине. Он опустился в кресло, отвергнутое Барбарой, и медленно сказал:
— Мадам, у меня хранит деньги множество людей. Все они числятся за мною, но я храню их не в сундуках, а вкладываю в различные коммерческие предприятия, в недвижимое имущество, чтобы их стало больше. Вы понимаете?
— Я поняла, что у вас нет моих денег, — сухо сказала она, но слушала его со вниманием.
— Конечно, мадам, я могу вернуть вам деньги через двадцать дней, если вы будете настаивать. Мне нужно время, чтобы собрать их.
— Двадцать дней! Англия потерпела поражение! Через двадцать дней Лондон, возможно, будет в руках голландцев вместе с моим золотом.
— Если это случится, мадам, то ни один банкир в мире не сможет спасти ваши деньги. Однако я предпочитаю надеяться, что мы победим. Если подобные вам люди будут сохранять спокойствие и оставят свои деньги в банке, то финансового краха скорее всего не произойдет. Но, если каждый будет настаивать на немедленном возвращении денег, то в стране начнется настоящий хаос, вне зависимости от того, выиграем мы войну или проиграем.
Барбара недовольно прищурила глаза, но вынуждена была признать, что в его словах много правды. Наконец она неохотно сказала:
— Отлично, я поговорю об этом с королем. Но, если вы обманете меня и нарушите свое обещание, вам вряд ли удастся сохранить голову на плечах.
Она покинула банк с нарастающим страхом в душе. Денег нет, дети на пути в деревню; кто знает, увидит ли она их когда-нибудь. Карл находится в опасности.
Взобравшись в экипаж, она сказала кучеру:
— Отвезите меня в порт, туда, где разворачиваются военные действия. — Ей хотелось отыскать Карла и убедиться, что он жив и здоров.
— В порт?! — Даже сквозь густую щетину было заметно, как побледнело лицо кучера. — Ни за какие деньги.
Барбара мрачно сказала:
— Ладно, тогда отвезите меня в Уайтхолл. — Она откинулась на спинку пыльного сиденья и терпеливо сносила бесконечную тряску и толчки. Может быть, во дворце уже известны какие-нибудь новости.
В большом дворце Уайтхолла все еще царило смятение. Барбара заметила герцогиню Йоркскую, вышедшую из покоев королевы. Она подбежала к Анне и взволнованно взяла ее за руку.
— Анна, есть какие-нибудь новости?
Крупное умное лицо Анны было печально.
— Голландцы подожгли четырнадцать наших кораблей и захватили «Короля Карла».
Барбара ахнула. «Король Карл» был восьмидесятипушечный флагманский корабль, именно на нем король вернулся из изгнания в Англию. Этот корабль совершил триумфальное путешествие из Гааги в Дувр.
— О Боже милостивый!
Анна грустно кивнула.
— Да, это огромная потеря. Яков прислал гонца, они с королем скоро будут в Уайтхолле.
Барбара осталась ждать во дворе и, как только Карл сошел с лошади, бросилась к нему навстречу. Он был весь в грязи, рубашка разорвана в клочья. Прижав Барбару к себе, он быстро поцеловал ее, отстранил и сказал:
— Дела плохи! Ох, как бы мне хотелось поджарить весь этот парламент на медленном огне!
— Карл, мы должны покинуть Лондон. Я уже отослала детей к матери.
Король, направлявшийся в свои покои, повернулся и мягко взял ее за подбородок:
— Дорогая, зачем ты паникуешь? Мы победим голландцев. — И, оставив Барбару в замешательстве, он пошел принимать ванну.
Десять дней прошли как кошмарный сон. Барбара видела Карла только урывками. Он и Яков почти все время проводили в порту и доках, руководя ходом сражений. Волнение в городе все нарастало, непрерывно били барабаны, звонили колокола и к их шуму добавлялись долетавшие с берега звуки орудийных залпов.
За эти десять дней англичанам удалось отбросить голландцев обратно в устье реки. Карл пришел в апартаменты Барбары, опустился в ближайшее кресло и, устало вытянув ноги, сказал:
— Мы начали мирные переговоры.
— О Карл, хвала Господу! — Барбара в волнении опустилась на пол возле его ног и уткнулась лицом в его колени.
Карл слегка потрепал ее блестящие волосы, лицо его было печальным.
— К несчастью, преимущество на их стороне. Нам придется уступить голландцам по многим пунктам.
В последнее время, к радости Барбары, англичане ополчились на Кларендона, обвиняя его в гибели английских кораблей и в том, что голландцы смогли дойти до Мидуэя. По гордости англичан был нанесен жестокий удар, и они находили облегчение, штурмуя новый каменный дом канцлера. Они перебили камнями все окна, а на воротах повесили намалеванный обвинительный плакат: «За Дюнкерк! За Танжер! За бесплодную королеву!»
Барбара весело обсуждала с Чарлзом Беркли последние события.
— Разве не забавно! — смеясь, говорила она. — Я еще могу понять, что Кларендона обвиняют в сдаче Дюнкерка и Танжера, но почему он должен нести ответственность за бесплодие королевы? Неужели они решили, что он мог бы исправить положение своим непосредственным вмешательством? — Барбара вообразила, как седобородый Кларендон на своих распухших от подагры ногах ковыляет в спальню королевы и влезает на королевское ложе, чтобы исполнить свой долг по отношению к Англии. Картина была до того уморительной, что Барбара залилась безудержным смехом.
Беркли усмехнулся.
— Война с Голландией действительно привела всех в бешенство. Держу пари, что дни Кларендона сочтены.
После пережитых волнений и страхов Барбара испытывала какое-то опьяняющее чувство свободы и счастья. Она послала за детьми в деревню и по их возвращении несколько дней буквально не отходила от них. Ей казалось, что они успели подрасти за эти три недели, и она не могла наглядеться на них, любуясь сияющими глазами и пухлыми щечками. Малышка Карлотта покрылась здоровым румянцем, ей явно пошел на пользу свежий деревенский воздух. Барбара неустанно благодарила Бога за то, что он наградил ее и Карла такими чудными детьми.
Однажды ночью Барбара лежала рядом с Карлом, ее спутанные волосы, точно темный огонь, рассыпались по его плечу. Их дыхание еще не успело выровняться; они лежали, расслабленные и утомленные любовью. Барбара перегнулась через Карла и, достав веточку зеленого винограда из серебряной вазы, начала отщипывать по ягодке и вкладывать их ему в рот.
— Ну-ка, скажи, что ты подаришь мне, если я открою тебе один чудесный секрет.
Карл сплюнул косточки в ладонь и усмехнулся:
— Это ты должна дарить мне роскошные подарки. Ведь ты богата, моя милая, а не я. — Он долго объяснял Барбаре, что ее деньги находятся в совершенной безопасности у Джона Танера, и, поддавшись на его уговоры, она решила оставить деньги в банке.
Барбара встала на колени и соблазнительно склонилась над ним, так что ее груди почти касались его губ.
— Ах, Карл, я обожаю тратить деньги! — Она вернулась к прежней теме. — Но погоди, у меня же есть секрет, и ты должен заплатить, если хочешь его узнать.
Карл притянул ее к себе и поцеловал. Его пальцы нежно ласкали ее спину, разжигая в ней пламя страсти. Барбара негромко рассмеялась:
— Какой же ты хвастун. Я уверена, что ты еще не можешь…
Она не договорила, глаза ее изумленно расширились. Тело Карла ясно дало ей понять, что он сгорает от страсти. С восторгом глядя ему в глаза, Барбара теснее прижалась к нему, наслаждаясь жаром постепенно нарастающего желания. Карл самый великолепный любовник в мире, думала она.
Карл приподнял ее стройные бедра и удерживал ее над собой. Глаза Барбары были уже закрыты, но, не понимая, зачем он так долго держит ее, она вновь открыла их. На губах его блуждала дразнящая улыбка, голос был чуть хрипловатым:
— Ну, а сейчас скажи мне, не этот ли подарок ты хочешь получить от меня?
— О, да… Карл, да! Пожалуйста, да! — обезумев от страсти восклицала Барбара, и Карл с мягким смехом посадил ее на себя верхом. Все секреты на время были забыты.
Позже он вернулся к их разговору.
— Полагаю, ты должна открыть мне свой секрет.
Уже засыпая, Барбара прошептала едва слышно:
— Я снова беременна, дорогой. Разве это не чудесно? У нас будет пятеро… — И она уснула, не договорив последнего слова.
Карл лежал, обнимая Барбару, и смотрел в темноту. На душе его было светло и радостно. Он очень любил их подрастающее потомство. Каким смешным бывает маленький Карл, когда ходит с важным видом, подражая своему отцу! Затем взор его затуманился, и Карл тяжело вздохнул. Конечно, дети Барбары приносили ему огромную радость, но они ничего не значили для Англии. Англичане ждали от него наследника трона.
Карл зарылся лицом в пушистую ароматную массу волос Барбары и застонал. Она слабо шевельнулась. Карл лег поудобнее, чтобы лучше ощущать изящные изгибы ее тела. Он должен чаще бывать в королевской опочивальне, все же Катерина обязательно должна зачать наследника. Но как трудно отказываться от ночей с Барбарой ради законной жены!
Глава 30
На Лондон обрушилась чума! Бубонная чума, бич всей Европы, которая уже прокатилась по Англии шестнадцать лет тому назад. А нынешнее лето стояло на редкость жаркое и засушливое, поэтому чума распространялась с невероятной скоростью. Разносчиками заразы были крысы, завезенные на кораблях из Голландии. Первые случаи заболевания появились в районах порта, но болезнь быстро проникла в город и через месяц достигла размеров эпидемии.
Несчастные жертвы просыпались утром, не чувствуя никакого недомогания. А через несколько часов, ослепленные головной болью, еле брели по улицам. На следующий день на теле появлялись большие нарывы, называемые бубонами. Боль была нестерпимой, и часто, чтобы не продлевать агонию, больные выбрасывались из окон верхних этажей и разбивались насмерть. Надежды на выздоровление практически не было, оставалось только молиться Господу Богу. Но многие поговаривали, что Бог отвернулся от Лондона.
— Люди мрут как мухи, — в страшной тревоге сказал Карл, — они падают прямо на улицах.
— О, Карл, неужели ничем нельзя помочь? — В глазах Барбары стояли слезы.
— Ничем, — мрачно сказал Карл. — Редко, крайне редко бывают случаи выздоровления. Только очень сильный организм способен одолеть болезнь, но большинство больных обречены. Я перевожу двор в Гемптон-Корт.
Барбара без возражений поехала вместе со всем двором в Гемптон, но постоянно нервничала, волнуясь за Карла, который ежедневно ездил в Лондон для наблюдения за ходом эпидемии.
Он возвращался вечером, падая от усталости; лицо его осунулось, морщины на щеках стали глубже. Холодея от ужаса, Барбара смотрела на Карла большими потемневшими глазами и слушала его рассказы о том, какое страшное зрелище представляет теперь ее любимый Лондон. Если заболевал хотя бы один человек в семье, то всю семью запирали в доме и у дверей ставили часового, который должен был следить за тем, когда чума сделает свое черное дело и в доме все умрут. На дверях таких домов рисовали большой красный крест, предупреждающий население, что внутри находятся больные чумой. На многих дверях под крестом виднелись написанные мелом горькие слова: «Боже, смилуйся над нами».
Те, кто не мог уехать из Лондона, редко, только в случае крайней необходимости, выходили на улицы и подозрительно поглядывали на каждого встречного. Больные часто сходили с ума от боли и страха и могли наброситься на любого с сердечными поцелуями, поцелуями смерти. Похоронный звон колоколов непрерывно оглашал опустевший город, число дверей с красными крестами увеличивалось день ото дня.
Барбара содрогнулась, представляя себе горы трупов в общих могилах. Карл говорил, что дань смерти оказалась сверх всякой меры и похоронить каждого отдельно просто невозможно. Ночь за ночью отверженные бродили по городу, звоня в колокольчики и призывая: «Выносите ваших мертвецов». Никто не брался за эту опасную, отвратительную работу, на которую нанимались изгои, люди, отверженные обществом. Они вытаскивали трупы из домов, помеченных красными крестами: одни были вполне прилично одеты, другие — голые, с синими чумными пятнами на окоченевших телах.
Анна, леди Карнеги, рассказала Барбаре ужасную историю о том, что некоторые больные были похоронены заживо. Их в бессознательном состоянии сбрасывали в общие могилы, и, очнувшись, они обнаруживали себя под горой трупов; попытки выбраться оказывались тщетными, окоченевшие тела сдавливали их, и они так и умирали в ямах, наполненных разлагающейся плотью.
К середине лета Лондон стал неузнаваем. Привычная суета улиц, веселый гомон торговцев — все это было в прошлом. Лондон погрузился в мрачное безмолвие, нарушаемое лишь терзающим душу похоронным звоном. Трава начала пробиваться между булыжниками вымощенных площадей, редкая дверь была не отмечена красным крестом. Люди закрывались в домах и молились, чтобы у них не кончились запасы пищи до конца эпидемии. Некоторые лавки были открыты, но хозяева смертельно боялись даже завсегдатаев. Надевая на лица маски, они торговали с помощью длинной палки, прося покупателей бросать деньги в чашку с уксусом для обеззараживания. Театры, таверны, харчевни — все закрылось, и любые публичные зрелища типа петушиных боев, столь любимых лондонцами, были запрещены.
Только в церквах, под защитой Бога, люди осмеливались общаться друг с другом, только там делились своими страхами и потерями; слезы текли по их измученным лицам, и страстные молитвы возносились к небесам. Священники не упускали случая и провозглашали с кафедр, что Бог наказал людей за их тяжкие грехи.
Жизнь стала подобна кошмару, и многие искали хоть какого-то утешения в вине и в объятиях проституток. Все жили с сознанием того, что могут умереть через несколько часов.
Сведения, поступавшие в Гемптон-Корт, свидетельствовали о неуклонном росте смертности и распространении эпидемии, и король решил, что Гемптон находится в опасной близости к Лондону, и приказал придворным готовиться к переезду в Оксфорд.
Барбара, всегда отличавшаяся отменной храбростью, сейчас начала все же побаиваться и для укрепления здоровья поила детей и пила сама разные целебные настои. Когда они отъезжали в Оксфорд, в ее багаже уже были большие запасы шалфея, мяты, паслена и знаменитого рога единорога, считавшегося панацеей от всех болезней.
Оксфорд был известен как научный центр с XIII века, но абсолютно не рассчитан на прием королевского двора.
Поначалу пробужденному от векового сна Оксфорду было приятно вдруг осознать себя столицей Англии. Но спустя несколько месяцев ученые мужи почувствовали отвращение к манерам и образу жизни двора и сочли, что это вторжение хуже самой чумы. Оксфордцы очень гордились красотой старинных колледжей и болезненно реагировали на дурные привычки придворных, которые мочились в украшенные изящной лепкой камины или вырезали свои инициалы на бесценных дубовых панелях.
Королева разместилась в Мертонском колледже, и Барбара вместе с другими фрейлинами поселилась там же. Ее дочери, Анна и Карлотта, жили с нею, но мальчиков, Карла и Генри, поселили у Энтони Вуда, университетского историка, дом которого был расположен напротив Мертонского колледжа.
— Боже милостивый! Как же мы здесь разместимся? — Барбара огорченно осматривала две маленькие темные комнаты, которые были предназначены для нее, Нэнси и девочек.
Положение было не из легких, но Нэнси постаралась не падать духом и уверенно сказала:
— Ничего, как-нибудь устроимся.
— Но король не сможет бывать здесь! — Барбара горько оплакивала в душе часы их былого уединения. Разве смогут они с той же безудержной страстью наслаждаться друг другом, когда Нэнси с детьми будут спать за тонкой стенкой?
— Возможно, у короля более удобные апартаменты, — предположила Нэнси, деловито распаковывая вещи.
Король занял апартаменты декана при церкви Христа Спасителя, но он также чувствовал себя несколько смущенным, поскольку вынужден был делить их с герцогом Йоркским и его супругой.
Барбара отдала Нэнси распоряжения и отправилась навестить герцогиню в надежде повидать Карла. Прогулка по уютному чистому двору, окруженному зданиями колледжей, немного подбодрила ее. Все же в Оксфорде довольно мило, возможно, здешнее пребывание будет вполне сносным.
Она нашла Анну в прекрасном настроении. Впервые за время супружеской жизни она завела любовника и, увлекая Барбару на церковный дворик, поведала ей о своем несравненном возлюбленном. Барбара слушала невнимательно, она без конца поглядывала на открытые окна дома, надеясь увидеть Карла. Наконец, услышав его голос, она извинилась перед Анной и пошла по направлению к дому. Карл вышел из своих апартаментов, Барбара взволнованно взглянула на него и взяла его под руку.
Карл ободряюще улыбнулся ей.
— Ты уже устроилась? Как тебе понравились ваши комнаты, дорогая?
Барбара сморщила носик.
— Фи! Две маленькие тесные комнатушки… О, Карл, в них невозможно уединиться. Просто ужас! Наверняка это подстроил Кларендон. Он ведь является почетным ректором этого университета, и я уверена, что именно он посоветовал предоставить мне самые плохие комнаты!
Карл рассмеялся.
— Не огорчайся, мои апартаменты не лучше! Но если выбирать между теснотой и чумой… По-моему, теснота в тысячу раз предпочтительнее.
Он потрепал волосы Барбары и хитро усмехнулся.
— А что до уединения… Мы с тобой, как юные пастух и пастушка, можем отправиться на луг и поваляться на сене.
Глаза Барбары засверкали.
— Прямо сейчас?!
Карл обнял ее и расхохотался.
— Нет, не сию минуту, милая. Сейчас должен собраться парламент, мне надо сделать кое-какие распоряжения. А ты лучше навести королеву.
Барбара разочарованно надула губы. Король нежно поцеловал ее, затем отстранился и посмотрел на нее с печалью.
— Барбара, я должен поделиться с тобой одной очень важной новостью. Я хочу, чтобы ты уделяла особое внимание королеве. Она беременна.
— О… — Не зная, что и сказать, Барбара в смятении смотрела на Карла.
— Я очень переживаю из-за того, что именно сейчас ей приходится переезжать с места на место и приспосабливаться к новым условиям. Но уверен, если ты захочешь, то можешь сильно облегчить ее жизнь.
На этом они распрощались. Барбара пыталась разобраться в собственных чувствах. С тех пор как Френсис Стюарт перестала угрожать ее положению, Барбара не испытывала прежнего горячего желания, чтобы королева родила ребенка, и перестала платить прачкам за сведения о месячных Катерины. Новость была уже не столь желанна и отнюдь не порадовала Барбару. Вновь вспыхнула застарелая ревность к тому, что не ее дети унаследуют трон. Барбара раздраженно одернула себя. Карл так ждет этого ребенка! Она должна радоваться за него.
Войдя в комнаты королевы, Барбара внимательно взглянула на Катерину и, заметив округлившиеся щеки и по-новому блестевшие глаза, удивилась, как она раньше не разгадала, что королева ждет ребенка.
Королева вздохнула, скользнув взглядом по располневшей фигуре Барбары, и та поняла, что Катерина тоже ревнует. Ей не суждено было первой подарить королю сына. А Барбара родила ему уже четверых детей, и вскоре появится пятый.
Жизнь в Оксфорде была довольно безрадостной и с течением времени стала все больше раздражать Барбару. Поначалу она находила удовольствие в прогулках. Лодка быстро скользила по узкой извилистой речке, Карл сидел на веслах, и Барбара, наслаждаясь уединением, любовалась живописно заросшими берегами. И Оксфорд с его высокими башенками и шпилями, с просторными дворами выглядел на редкость умиротворенно. Но пришла осень, и теперь Барбара больше сидела дома и хандрила.
Беременность подходила к концу, и Барбаре приходилось ходить медленно и осторожно. Неловко чувствуя себя на балах, устраиваемых при дворе, Барбара зачастую отказывалась от приглашений. Чтобы убить время в ожидании прихода Карла, она брала книги из обширнейшей университетской библиотеки и читала их, пока глаза не начинали слезиться от тусклого освещения.
Барбара досадовала и удивлялась тому, что скромно одетые школяры Оксфорда всячески выражали ей свое неодобрение.
— Почему они невзлюбили меня? — в недоумении спрашивала она Карла. — Что плохого я им сделала?
— Они ненавидят весь двор, — хмуро сказал Карл. — Их оскорбляют наши вкусы и манеры. А поскольку ты являешься самой заметной личностью при дворе и к тому же моей любовницей, то ты стала для них символом всего, что они презирают.
Барбара прижалась к его плечу.
— Уж лучше вернуться в Лондон и жить под страхом чумы, чем терпеть такую жизнь. Я все здесь ненавижу! — Она обвела рукой темноватую комнату.
Карл покрепче обнял ее и утешительно сказал:
— Осталось недолго, любовь моя.
Но промелькнул декабрь, а они все еще не тронулись в путь. Рождество пришлось отмечать в Оксфорде.
Эти рождественские праздники были на редкость скучными. Традиционное полено горело в каминах, вино лилось рекой, звучали рождественские гимны, и однако Барбара не чувствовала себя причастной к празднику. Она поискала глазами Карла, надеясь, что его вид ободрит ее, но он исчез из танцевального зала.
Она закуталась в плащ, подбитый соболиным мехом, и отправилась на поиски Карла по темным холодным коридорам. Завернув за угол, Барбара услышала приглушенный счастливый смех и остановилась, боясь помешать чьему-то любовному свиданию. Двое стояли, прижавшись друг к другу, возле темной, обитой дубовыми панелями стены. Чуть подальше за ними горел факел, тускло освещающий коридор. Парочка, видно, только что поцеловалась, и девушка рассмеялась, отстранившись от мужчины, который стоял спиной к Барбаре. Она усмехнулась, узнав в юной кокетке леди Джейн, которая совсем недавно приехала из провинции, но быстро освоилась с нравами двора. Улыбка сошла с лица Барбары, когда она опознала мужчину по знакомой посадке головы, линии плеч. Сердце ее затрепетало. Это был Карл! Барбара зажала рот кулачком, но легкий бессловесный возглас все же сорвался с ее губ.
Карл резко обернулся и замер, заметив Барбару. Затем быстро направился к ней, увлекая за собой леди Джейн.
— Дорогая, почему ты так рано покинула бал?
Узнав Барбару, леди Джейн испуганно спряталась за короля, она много слышала о вспыльчивости леди Каслмейн. Барбара ошеломленно смотрела на Карла, не в силах вымолвить ни слова. Она смотрела ему прямо в глаза, стараясь быть спокойной. Наконец, гордо подняв голову, она холодно сказала:
— Я быстро устаю последнее время. Скоро должен родиться ребенок.
Леди Джейн, испытывая благоговейный страх перед этой величественной парой, беспокойно поглядывала на них.
Карл предложил Барбаре руку.
— Мы проводим тебя в твои комнаты.
Барбара позволила ему взять ее руку. Карл галантно предложил вторую руку леди Джейн, и они отправились в путь по темным коридорам колледжа. Несмотря на то что по дороге Карл развлекал их разговорами, Барбара не могла избавиться от острого чувства обиды. Она вдруг показалась себе ужасно старой и усталой. Неужели теперь конца не будет этим юным красоткам, которые слетаются ко двору и опутывают Карла своими сетями?
К тому моменту, когда они дошли до ее комнат, Барбаре удалось справиться с подступающими слезами и, призвав на помощь всю силу воли, она с улыбкой пожелала им спокойной ночи. Возможно, Карл собрался затащить эту маленькую дурочку в свою постель!
Даже не сняв плаща, Барбара бросилась на кровать и заплакала. Как же ненавистны эта жизнь, противный Оксфорд, отвратительные девицы, осмеливающиеся заигрывать с Карлом. Слезы ручьями текли по ее щекам и скатывались на подушку. И зачем только она нарожала столько детей? Конечно, сегодня ночью Карл будет развлекаться с леди Джейн, ведь сейчас Барбара не могла дарить ему наслаждение.
Послышался легкий стук в дверь.
— Входи, — тихо сказала Барбара, не поворачивая головы и считая, что это пришла Нэнси.
В дверях появился Карл, и глаза Барбары полыхнули гневом. Она схватила флакончик духов с висевшей у кровати полочки и запустила им в голову Карла. Ловко уклонившись, он быстро подошел, обнял Барбару и, несмотря на упорное сопротивление, поцеловал ее стиснутые губы. Вскоре Барбара перестала извиваться в его руках и прижалась к нему, все еще тихонько всхлипывая. Конечно, он сильно обидел ее, но вся ирония заключалась в том, что лишь он один и мог утешить ее.
Карл убрал со лба ее волосы и начал неторопливо раздевать. Сняв с нее платье, он склонился и с благоговейным трепетом поцеловал ее округлившийся живот. Затем так же молча облачил ее в теплую ночную сорочку. Укрыв ее одеялом, Карл разделся сам, лег рядом и обнял ее. Всхлипывания Барбары постепенно затихли, и она, чувствуя уютное тепло его тела, умиротворенно задремала.
Наконец он тихо сказал:
— Дорогая, прости меня. Я живой человек, и с горячим темпераментом. Но ты же знаешь, как я тебя люблю.
Притихшая, сонная Барбара медленно провела пальцами по его губам. Она так и уснула в его объятиях, и Карл, не меняя позы, всю ночь оберегал ее сон.
Через два дня родился Джордж. Впервые роды Барбары были тяжелыми, и она обвинила в этом враждебную атмосферу Оксфорда. Боли начались в сумерках, перед рассветом. Барбара лежала, обливаясь потом и рыдая от нестерпимой боли. И прежде чем она успевала передохнуть от одной схватки, начиналась другая, не менее сильная. Барбара решила, что умирает, и ее охватил панический страх.
— Пошлите за королем! О, милостивый Боже, дай мне увидеть его перед смертью.
Карл вбежал в комнату. Его смуглое лицо посерело. Барбара жалобно протянула к нему руки.
— Карл! — задыхаясь, произнесла она. — Я умираю. — У нее вырвался крик неподдельного страха. — Я не хочу уходить… Любовь моя, я не могу оставить тебя. — Ужас неведомого овладел ею, потемневшие глаза стали странно пустыми. Смертельно бледное лицо было покрыто капельками пота, влажные волосы слиплись на лбу.
Она была похожа на мертвеца, и сердце Карла остановилось на мгновение. Затем он в три шага пересек комнату и приподнял ее.
— Барбара! Ты слышишь меня? — Он в ужасе тряс ее и с облегчением увидел, что осмысленное выражение возвращается в ее глаза. — Ты всегда была храброй! Не сдавайся и сейчас!
Он обнял ее за плечи и привлек к себе, все ее тело сводили судороги боли. Успокаивающе поглаживая ее, он говорил:
— Не бойся, я помогу тебе, милая. Мы вместе родим этого ребенка!
Он сурово взглянул на повивальную бабку, беспомощно стоявшую в ногах кровати, и коротко выругался. Доктор Фрезер из-за эпидемии остался в Лондоне, и Барбара еще весело убеждала его, что вполне справится сама. А Нэнси, которая никогда не теряла самообладания в экстренных ситуациях, уехала в Гемптон за гардеробом Барбары.
Карл заставил себя спокойно улыбнуться повитухе. Она и так стояла, трясясь от страха, не было смысла пугать ее еще больше.
— Что надо делать? — спросил он.
Повитуха сказала задыхающимся голосом:
— Мадам должна тужиться, чтобы родить ребенка, но у нее нет больше сил.
Карл сжал плечи Барбары и воскликнул:
— Давай, дорогая, поднатужься!
Только его присутствие помогало Барбаре удерживаться на грани черной пустоты. Она собрала все остатки своих душевных и физических сил для одного-единственного действия; вены на ее шее вздулись подобно голубым змейкам, на закушенной губе выступила кровь. Карл сидел в напряжении и расслабился, лишь когда она в изнеможении откинулась ему на руки. Барбара теряла сознание, комната расплывалась и меркла перед ее глазами. Взволнованный голос Карла звал ее, и она слабо пошевелилась, не в силах вымолвить ни слова. Его голос звучал у самого ее уха и точно прорезал окутывающий ее мрак:
— Дорогая, ты справишься… У тебя все получится. Тужься! Ну, еще разок! Ради меня.
Барбара взяла его за руку, ее ногти впились в его кожу, на руке выступила кровь. Нарастая неотвратимой волной, боль стала нестерпимой, раздирающей. Не владея собой, Барбара дико закричала. Когда приступ кончился, она опять попыталась напрячь свое ослабевшее тело. Ее вдруг охватила злость, и это придало ей сил для борьбы.
Повитуха ахнула и закрыла руками рот.
— Ребеночек идет не так! Я видела ножки! — Она отступила, беспомощно всплеснув руками.
— Помоги же ей! — крикнул Карл, но женщина лишь в ужасе отступала и таращила глаза.
Карл быстро подсунул подушки под спину Барбары вместо своей руки и опустил ее на них.
— Барбара, я сам приму нашего ребенка. Ты поняла меня?
Она ошалело смотрела на него тусклыми глазами. Затем лицо ее прояснилось, и она кивнула, закусив нижнюю губу.
— Умница! — Карл отошел от изголовья и встал в ногах Барбары, посылая молитвы к небесам. Ему доводилось видеть, как щенились суки, и он даже помогал им пару раз, когда они испытывали трудности. Но Барбара не спаниель.
Он осторожно взял ножки младенца и другой рукой попытался повернуть его. Ребенок был влажным и выскользнул из рук. Карл тихо выругался, пот заливал ему глаза, и он почти ничего не видел. На ощупь он добрался до плечиков младенца и высвободил их.
— Тужься, Барбара!
Бог мой, неужели она потеряла сознание?
Вскрикнув, как раненое животное, Барбара сделала последнее усилие, и ребенок оказался в руках Карла. Худенькое тельце, черноволосая головка. Ребенок шевельнулся в крепких руках Карла и заплакал. Живой! Этот тоненький писк был самым приятным звуком, какой Карл когда-либо слышал.
Барбара лежала не шевелясь, и сердце Карла сжалось от страха. Он отдал ребенка повивальной бабке и склонился над Барбарой. Грудь ее слабо поднималась, она дышала. Наконец она открыла глаза, вымученная улыбка скользнула по ее губам.
— Благодарю тебя, — прошептала она и с любопытством спросила: — Мальчик или девочка?
— Я даже не посмотрел.
Женщина обрезала пуповину, ее страхи почти исчезли. Она улыбнулась и сказала:
— Мальчик! Очаровательный младенец, настоящий богатырь.
— Дай-ка его мне. — Карл протянул руки, и она отдала ему еще голенького ребенка.
Он осторожно положил малыша Барбаре на живот.
Она тихо заплакала. Карл нежно погладил их обоих, и Барбара радостно взглянула на него, наслаждаясь соприкосновением с малышом, барахтающимся на ее животе.
На следующий день школяры Оксфорда, узнав о появлении на свет незаконнорожденного младенца, прикололи на двери комнат Барбары язвительное послание. Смысл его был в том, что все шлюхи заслуживают позорной скамьи, даже если они занимают высокое положение. Послание было написано в виде изящного латинского двустишия:
Красотке кара не грозит, Поскольку Цезарь с ней шалит.Дрожа от ярости, Карл собственноручно сорвал бумагу с двери и назначил тысячу фунтов в награду за выдачу автора. Но Оксфорд тайно посмеивался и хранил молчание.
Глава 31
Барбара с восторгом отнеслась к возможности отрясти оксфордскую пыль со своих ног, когда Карл наконец объявил, что обстановка в Гемптон-Корте больше не внушает опасений. С приходом зимы эпидемия чумы постепенно угасла, и Барбара надеялась, что вскоре король позволит им вернуться в любимый Лондон.
Тяжело нагруженные повозки, скрипя, тащились из Оксфорда, перевозя многочисленные придворные пожитки. Барбара ехала верхом в конце процессии. Оглянувшись, она бросила последний взгляд на Оксфорд. С явным презрением она махнула рукой удаляющимся шпилям и крышам и поклялась, что ни один из ее сыновей не будет учиться в этом заведении.
Какое наслаждение опять вернуться в Гемптон-Корт! Барбара бродила из комнаты в комнату, любуясь привычной обстановкой. Все вздохнули с облегчением, неделя прошла в вихре веселых балов. Праздничное настроение Барбары требовало выхода, и она начала с наслаждением тратить деньги, оправдывая себя тем, что в Оксфорде практически ничего не тратила. Она была так обрадована, так по-детски возбуждена, что Карл лишь усмехался и качал головой, не в силах запретить ей что-либо. Карл отвел ей постоянные апартаменты в Гемптонском дворце, чтобы она могла пользоваться ими, когда пожелает, и Барбара немедленно начала обставлять их с необычайной роскошью. Лестью и мольбами ей удалось получить у Карла разрешение на поездку в Лондон за покупками.
С трепетом в душе Барбара смотрела на появляющиеся на горизонте очертания Лондона. Прекрасный Лондон! Жизнь без него казалась невыносимой. Один вид любимого города заряжал ее неукротимой энергией, другого такого не было на всем белом свете. Чума отступила, и дороги были наполнены телегами с домашним скарбом: народ возвращался в покинутые дома. Страшные красные кресты были смыты с дверей, и уличные торговцы расхваливали свои товары на каждом углу. Барбара высунулась из окна кареты и как сладчайшую музыку слушала их зазывающие крики. Внезапно она остановила карету и, велев кучеру подождать, вошла в лавку и купила себе аппетитный мясной пирог. Она с жадностью съела его прямо в карете, откусывая большие куски и, как ребенок, набивая полный рот. Даже обычная лондонская еда приобрела новый восхитительный вкус.
Первым делом она заехала в ювелирный магазин Джона Ле Роя и, чтобы отметить свое свидание с Лондоном, купила великолепное кольцо с изумрудом, окруженным крошечными бриллиантами. Вернувшись в карету, Барбара радостно повертела кольцо на пальце, глядя, как играют камни на свету. Они проехали мимо магазина Эдварда Блейкуэлла, и Барбара подумала, не поторопилась ли она с покупкой. У Блейкуэлла бывали великолепные драгоценности. Вдруг у него есть что-то получше купленного ею колечка? Она торопливо остановила кучера и с крайне озабоченным видом направилась в магазин Блейкуэлла. Леди Каслмейн обожала драгоценности, об этом знал весь Лондон, а уж ювелиры тем более. Поэтому Блейкуэлл, рассыпаясь в любезностях, предлагал ее вниманию самые лучшие изделия. Барбара была безмерно рада, обнаружив, что все предложенное не идет ни в какое сравнение с ее недавним приобретением. Она запахнула меховой плащ, собираясь уходить, но заметила расстроенное лицо Блейкуэлла. Бедняжка, он так надеялся продать ей что-нибудь. Барбара повнимательнее присмотрелась к кольцам, разложенным на черном бархате. Пожалуй, не стоит разочаровывать Блейкуэлла, а то он перестанет оставлять для нее самые изысканные украшения.
Вечером она хвасталась перед Карлом своими покупками. У Блейкуэлла она купила два кольца с бриллиантами в общей сложности на две тысячи фунтов. Карл схватился за голову и застонал в притворном отчаянии.
Барбара сказала:
— Но я просто не могла поступить иначе. Вот это, — она показала ему кольцо с изумрудом и бриллиантами, — чтобы отметить конец чумы. Второе — в ознаменование дня рождения Джорджа, а третье… — Она в раздумье закусила губу, пытаясь спешно придумать причину для третьей покупки. Лицо ее просветлело, и она улыбнулась, — а третье — просто, чтобы показать, как я тебя люблю!
Карл рассмеялся и поцеловал ее, признавая крайнюю важность всех трех причин. Лондон оживал после чумы, королева носит его ребенка. На будущий год в это время об эпидемии уже все забудут и Англия будет иметь наследного принца. Плохие времена миновали.
— Барбара, — обеспокоенно спросил он, — ты присматриваешь за королевой, как я просил? Как тебе кажется, у нее все идет нормально?
Барбара торопливо проговорила:
— Ах, она просто цветет! — Но затем, поскольку ей всегда было трудно обманывать Карла даже ради его спокойствия, медленно добавила: — Правда, путешествие из Оксфорда могло повредить ей. Ты же знаешь, она довольно слаба и плохо переносит беременность. Я посоветовала камеристкам подержать ее в постели несколько дней, но… — Она развела руками. — Что я ни предложу, они всегда поступают наоборот.
Карл схватил шляпу и решительно водрузил ее на голову.
— Я сам скажу Катерине, чтобы она оставалась в постели, меня она послушает.
Мягко, но твердо он попросил Катерину отдохнуть и полежать несколько дней в постели ради ребенка. Польщенная таким вниманием, королева порозовела от удовольствия и обещала выполнить его просьбу. Тряская дорога из Оксфорда действительно утомила ее, и она была даже рада выполнить его приказание. На следующее утро, когда королева еще спала, пушистый лисенок, любимец Карла, вдруг запрыгнул на кровать и, играя, оцарапал ей щеку. Катерина в ужасе проснулась и дико закричала, чувствуя, как острые когти впиваются в ее лицо. Но, обнаружив, что это всего лишь лисенок, она смущенно умолкла. Перепуганные камеристки вбежали в спальню, и Катерина успокоила их, стыдясь своего страха. Она призвала их к спокойствию, но сердце ее еще отчаянно колотилось и голос сильно дрожал.
Спустя несколько часов королева, отложив свое вышивание, повернулась к леди Грей, сидевшей возле ее кровати. Большие черные глаза королевы смотрели испуганно и смущенно.
— Боюсь, случилось несчастье, — прошептала она.
Леди Грей откинула одеяло и обернулась к королеве. Она старалась говорить спокойно, но дрожащий голос выдавал ее волнение:
— На всякий случай я пошлю за доктором Фрезером.
С немой мольбой во взоре Катерина смотрела на доктора Фрезера, который, смазав руки душистым кремом, внимательно осматривал ее. Когда он закончил, лицо его было мрачным.
— Ваше Величество, вам надо запастись мужеством. Боюсь, у вас снова выкидыш.
Тихие слезы покатились по ее щекам, она вцепилась зубами в уголок подушки, чтобы не заплакать в голос. Почему у нее все так плохо складывается?! Любая женщина в королевстве легко и естественно переносит беременность, и только она, обязанная дать стране наследника трона, не способна справиться с этим!
Карл тотчас пришел и, присев на кровать, старался утешить ее. Он положил свою прохладную руку на горячий лоб Катерины, а другой рукой погладил ее маленькую ручку.
— Не волнуйся, милая, — мягко сказал он. — В следующий раз все будет в порядке.
Но другого раза могло и не быть. Доктор Фрезер незаметно отозвал короля и печально, но твердо сообщил ему о том, что вряд ли королева будет когда-нибудь в состоянии выносить ребенка.
Карл рассказал обо всем Барбаре, и она, чтобы хоть как-то утешить его, принесла маленького Джорджа. Крохотная ручка поднялась и цепко ухватила Карла за палец. Барбара подавила грустный вздох.
— Дорогой, ты продолжаешь жить в наших детях, хотя они и незаконнорожденные.
Карл покачивал ребенка на руках, с нежностью глядя на него.
— Я вынужден буду объявить своим наследником брата Якова, — печально сказал он.
Любой намек на смерть Карла приводил Барбару в отчаяние.
— Ерунда! — резко сказала она. — Яков всего на год или на два моложе тебя. Ты еще переживешь его.
— Но у него уже есть дочери, — с трудом произнес Карл. В комнате повисла тишина, они оба подумали о двух пухленьких девочках, которые родились у Якова и Анны.
Прошло около месяца. Барбара прилагала всю свою энергию и изобретательность, чтобы отвлечь короля от грустных дум, и часто бывала вознаграждена его мимолетной улыбкой или искренним смехом. Порой она задумывалась о том, что Бекингем, убедившись в неспособности Катерины родить наследника, может придумать новый план удаления королевы. Но Барбара гнала прочь эти тревожные мысли. Все не так уж плохо в конце концов. Френсис замужем и спокойно живет себе в своем любимом Кобэм-Холле в глухой провинции.
Карл сказал, что вскоре можно будет переезжать в Лондон, и Барбара, вдохновленная радостной новостью, немедленно начала готовиться к отъезду. Театры уже открылись, и ей не терпелось посмотреть новые спектакли. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как она последний раз была в театре!
Барбара мечтала о Лондоне как о встрече с любимым человеком и страшно огорчилась, когда в Гемптон-Корт пришло известие о том, что в Лондоне начался пожар.
— Почему все пожары происходят именно в Лондоне?
Карл досадливо поморщился.
— Да потому, что множество улочек застроено без всякого плана. Дома лепятся один к другому так, что между ними и кошке не пробежать. К тому же основная масса домов из дерева. Положение на этот раз очень серьезное. Лондон может сгореть дотла.
Барбара недоверчиво смотрела на него.
— Карл, ты шутишь? Это невозможно!
— Еще как возможно. — Лицо его помрачнело. — Лондон горит уже два дня, и только сегодня городские власти сочли нужным послать гонца ко мне. Лорд-мэр Лондона просто тупица!
— Но как же… — Барбара смотрела на него потемневшими от боли глазами.
— Огонь начался в пекарне Фаринора на Паддинг-Лейн, — отрывисто сказал Карл. — Фаринор взял ученика, который по недомыслию перекалил печь, и пекарня загорелась. Сначала этому не придали значения, решив, что дело пустяковое. Таверна «Три звезды» находится как раз напротив пекарни. Туда и направился Фаринор с семейством поделиться своей новостью. Они подняли обитателей таверны с постелей и вместе уселись выпивать, поглядывая, как весело горит пекарня. Затем ветер перекинул пламя на стог сена возле конюшен таверны, а вскоре загорелась и она сама. Только тогда эти остолопы схватились за головы. Они побросали свои кружки и выскочили на улицу. — Карл горько усмехнулся. — К тому времени огонь уже полыхал вовсю. Он перекинулся на дома по обе стороны от пекарни и распространялся дальше по улице. К утру Паддинг-Лейн выгорела дотла и пожар бушевал на соседних улицах.
— И что же, никто ничего не делал? — изумленно спросила Барбара.
О Боже! Ее любимый Лондон в огне!
Злая усмешка искривила губы Карла.
— Лорд-мэр должен был приказать разрушить соседние здания, чтобы локализовать очаг пожара. Но приказ снести некоторые дома мог вызвать недовольство, и он испугался, что потеряет популярность у народа. В результате он только заламывал руки и бегал по городу как помешанный. Полнейшая беспомощность!
Карл взял плащ и накинул его на плечи.
— Я немедленно еду в Лондон.
Барбара вскочила и порывисто взяла его за руку.
— Позволь мне тоже поехать!
Карл рассмеялся и отстранил ее.
— Это не женское дело, Барбара. В Лондоне сейчас очень опасно. — Он поцеловал ее на прощание и быстро вышел из комнаты. Барбара, чуть не плача, тревожно смотрела ему вслед.
Она выбежала за ним в коридор и столкнулась с Беркли.
— Барбара, вы уже знаете? — воскликнул он.
— Да. Неужели все настолько серьезно? Как вы полагаете? Я даже представить себе не могу, что Лондон может сгореть дотла!
Беркли выглядел очень мрачным.
— Я только что получил известие, что пожар дошел до портовых складов.
Барбара непонимающе смотрела на него, и он терпеливо объяснил ей:
— Там хранятся все военные припасы, масло, деготь, сено и пенька. Все это легко воспламеняется.
— Но, Беркли, не может же сгореть целый город!
— Конечно, может! Там же полно деревянных домов, они загораются один за другим. Пожар бушует уже два дня, и никто не может ничего сделать. Я собираюсь поехать туда, возможно, что-то еще можно спасти!
Барбара испуганно уставилась на него, закрыв рот руками. Затем она резко повернулась, вбежала в свою комнату и начала торопливо рыться в сундуках. Нэнси вошла следом и обнаружила свою госпожу среди вороха разбросанной одежды.
— Что вы ищете?
— Костюм пажа, в котором я играла на шуточной свадьбе с Френсис Стюарт.
— Зачем, ради всего святого, он вам понадобился?
Барбара подняла пылающее взволнованное лицо.
— Я хочу поехать в Лондон. Не могу же я спокойно сидеть здесь, когда Лондон и Карл в опасности.
Нэнси запротестовала, но Барбара гневно сверкнула глазами.
— Нэнси, я поеду! И давай прекратим обсуждение! Сходи к Томасу и вели ему оседлать двух лошадей. Он поедет со мной.
Томас был самым здоровым и крепким из конюхов Барбары.
Нэнси отправилась на конюшню, не переставая осуждать намерение хозяйки, а когда вернулась, Барбара была уже в небесно-голубом пажеском костюме, волосы ее были спрятаны под широкополой шляпой.
Не обращая внимания на бессвязные восклицания Нэнси, Барбара легко сбежала по лестнице во двор. Томас держал под уздцы двух оседланных лошадей. Барбара вскочила на свою лошадь и, усмехнувшись, глянула на Томаса.
— Не боишься?
Томас широко ухмыльнулся в ответ.
— Нет, госпожа, я и сам хочу взглянуть.
Они приближались к Лондону. Навстречу плыл едкий запах дыма, и Барбара закашлялась. Она приостановила лошадь и ошеломленно смотрела вперед. Над городом висела огромная черная туча, скрывшая изящные силуэты высоких церковных шпилей. Барбара беззвучно заплакала и решительно пришпорила лошадь. Дорога была забита телегами: фермеры направлялись в город. Барбара, заинтригованная этим обстоятельством, спросила одного из них:
— Зачем вы едете в Лондон? Разве вы не видите, что там пожар?
Толстый парень посмотрел на нее и усмехнулся.
— Ну да, я вижу, что моя телега может хорошо подработать, перевозя людское добро в безопасное место.
Подъехав поближе, они разглядели языки пламени, взмывающие в небо. Томас повернулся к Барбаре и протянул ей свой шейный платок.
— Обмотайте-ка его вокруг лица, госпожа. Вам будет легче дышать.
Дым стал гуще, и пепел, точно черный снег, опускался на плащ Барбары и на лоснящийся круп лошади.
Вскоре они въехали в городские ворота, и сердце Барбары болезненно сжалось. Ей никогда не найти Карла в этой неразберихе. По улицам сновали перепуганные горожане. Они грузили тюки с одеждой и мебель на телеги и тачки, хрипло перекликаясь друг с другом. Все было в дыму. Слышались безумные крики и вопли, и на них накладывались шипение и потрескивание огня.
Монотонный колокольный звон напоминал протяжные душераздирающие стоны. Барбара зажала уши руками; глаза резало от дыма, слезы ручьями текли по ее щекам.
Боясь, что Барбара может потеряться в ужасной сутолоке улиц, Томас крепко ухватился за поводья ее лошади. Он перегнулся к ней и крикнул:
— Может, лучше вернемся, госпожа? Нам никогда не отыскать здесь короля.
Какой-то безумец схватил Барбару за руку и завопил:
— Лондонский мост рухнул! Бог проклял нас! Это Божья кара за грехи наши!
Барбара раздраженно отдернула руку. Ужас овладел ею. О Господи! Под Лондонским мостом располагались огромные водяные колеса, используемые для борьбы с пожарами. Если мост рухнул, то ясно, что разрушил и их, и, значит, прекратилась подача воды!
Над общим гулом толпы раздался чей-то звонкий крик:
— Загорелся собор Святого Павла!
Барбара почувствовала, что сама близка к безумию. Великий собор, гордость Лондона! Когда-то в юности она жила на Ладгейт-Хилл, возле собора, и всегда с трепетом и восхищением смотрела на возносившееся в небо величественное здание.
Она склонилась к Томасу и, стараясь перекрыть общий шум, громко крикнула:
— Король должен быть в соборе!
Томас понимающе кивнул и медленно направил лошадей сквозь толпу. Барбара досадовала на их черепашью скорость, но делать было нечего.
Сейчас не было времени даже на сострадание, иначе она бы непременно расплакалась. Вокруг было столько горя! Обезумевшие матери прижимали детей к груди и раскачивались из стороны в сторону, завывая и постанывая на разные лады. Дома и имущество людей, нажитое за годы долгого кропотливого труда, в одно мгновение съедало ненасытное пламя.
Лошади медленно продвигались к Ладгейт-Хилл, и Барбара глядела по сторонам, не веря собственным глазам. Весь холм был объят огнем. Он напоминал картины, изображающие преисподнюю, и казался бы совершенно нереальным, если бы не опаляющий жар, раскаливший воздух. Лошади испуганно ржали, задрав морды к небу, упирались и не желали идти дальше. Томас успокоил их и сказал:
— Нам придется вести их самим.
Он оторвал рукав от своей куртки и завязал глаза лошади. Затем взял платок у Барбары и сделал то же самое с ее лошадью. Лишившись своей защитной маски, Барбара сильно закашлялась от едкого удушливого дыма.
Толпы людей в панике сбегали по склону холма, и они, ведя лошадей, с трудом поднимались вверх. Барбаре казалось, что ее легкие готовы разорваться от жара и дыма. Подняв глаза, она увидела черные клубы дыма, валившие с крыши собора Святого Павла. Казалось, наступил конец света. Кровля оплавилась и стекала вниз гигантскими слезами.
По лицу Барбары тоже текли слезы, она бросила поводья и устремилась вперед. На вершине холма уже работала пожарная команда. Люди передавали воду по цепочке, из рук в руки, пытаясь спасти собор. Водяные колеса были погребены вместе с Лондонским мостом, и теперь приходилось использовать старый дедовский метод борьбы с огнем.
Оглушительные взрывы сотрясали воздух. Барбара вздрогнула и схватилась за плечо ближайшего мужчины. На вид ему было лет сорок пять; слегка обожженный и перепачканный в саже, он тем не менее, похоже, сохранил способность трезво мыслить.
— Что это так грохочет? — спросила Барбара.
— Король — благослови его Бог! — приказал разрушить дома, чтобы огонь не распространялся по городу. Если бы лорд-мэр сделал это два дня назад, город не превратился бы в ад, как сейчас. — Помянув лорд-мэра, он презрительно скривился, явно не одобряя его поведения.
Барбара сильнее сжала его плечо.
— А король в безопасности?
Закопченное лицо мужчины осветилось улыбкой.
— Да это просто чудо, что король с нами! Он работает целый день без отдыха, он организовал работу насосов и сам таскает воду. Он не щадит себя ради нашего спасения.
— А где он сейчас?
Мужчина кивнул головой в сторону собора Святого Павла.
— Вон там!
Барбара выпустила его руку и, не чувствуя усталости, побежала вверх по склону. На вершине она остановилась, переводя дух. Карл, черный как трубочист, все же смотрелся необычайно величественно! Он стоял во главе бригады, заливающей собор водой. Барбара видела, как он обернулся и принял бадью с водой из рук стоявшего за ним мужчины. На черном лице короля сверкала белозубая улыбка.
Барбара, спотыкаясь, прошла остаток пути и встала в цепочку рядом с Карлом. Она приняла от соседа очередную бадью и передала ее Карлу, не нарушая слаженного ритма движений. На первый раз бадья показалась ей ужасно тяжелой, она чуть не выронила ее из рук, и часть драгоценной влаги выплеснулась на землю.
— Поаккуратнее, парень! — сказал мужчина и отвернулся в ожидании следующей бадьи.
Опустив голову, Барбара передала бадью Карлу, уверенная, что он не узнает ее в этом маскарадном костюме.
Вода поступала без перебоев, Барбара действовала, как заведенная, хотя руки уже ломило от непривычного напряжения.
Но тяжелее всего было видеть тщетность своих усилий. Рев пламени, треск и грохот падающих досок становились все громче и оглушительнее. Стоящий за Барбарой мужчина удрученно проворчал:
— Мертвому припарки! С тем же успехом мы могли бы просто помочиться… — Но тем не менее он продолжал передавать воду, не нарушая цепи.
Барбара зазевалась на мгновение, подняв горестный взгляд на галерею собора, которая была уже охвачена пламенем и начала оседать.
Карл оглянулся через плечо.
— Поживей, парень! — прикрикнул он.
На душе Барбары было так горько и больно, что ей вдруг захотелось хоть чем-нибудь утешить себя, захотелось, чтобы Карл знал, что она здесь, рядом с ним.
— Если ты будешь грубить мне, любовь моя, — сказала она, — я вылью эту воду тебе на голову, чтобы ты немного остыл.
Карл недоверчиво присмотрелся и узнал Барбару в прокопченном улыбающемся пареньке.
— Барбара, как ты попала сюда?! Я же велел тебе оставаться в Гемптон-Корте!
— К черту безопасность! Если ты в опасности, мое место рядом с тобой. — Она сунула ему в руки полную бадью и добавила: — Не задерживайте, сир!
Карл машинально взял бадью, вылил воду на горящее здание и с протестующим видом обернулся к ней. Но Барбара предвосхитила его упреки. Передавая ему следующую бадью, она сказала:
— Я уже около часа стою здесь, а ты даже не заметил. Держу пари, я справляюсь не хуже любого парня.
Не обращая внимания на ноющее плечо, она небрежно передала ему очередную бадью. Карл усмехнулся и, смирившись, выплеснул воду на поднимающиеся языки пламени.
Глава 32
Яков, герцог Йоркский, пробрался сквозь толпу и схватил Карла за плечо:
— Карл, Святого Павла уже не спасти. Оставьте его, люди нужны в других местах.
Отойдя в сторону, король окинул взглядом объятый пламенем собор и в отчаянии махнул рукой. Конечно, их возня с водой не могла противостоять этой бушующей адской стихии.
— Мы нужны внизу на Фенчерч-стрит. Никто не желает брать на себя ответственность и сносить дома, а огонь все еще не остановлен. — Вид у Якова был довольно комичным, брови слегка опалены, белокурые волосы всклокочены и покрыты слоем копоти.
Карл схватил Барбару за руку и потянул за собой.
— Пойдем скорее.
Яков взглянул на юного пажа и остолбенел. Его взгляд скользнул по стройным ногам и ягодицам, обтянутым узкими кюлотами, и остановился на рельефно выступающей высокой груди. Он сделал шаг и подозрительно посмотрел на «пажа», пытаясь разгадать лицо, скрытое под слоем копоти.
— Ради всего святого! Барбара! — воскликнул он.
Усмешка оживила мрачное лицо Карла.
— Она показала себя храбрым и ловким пожарным, Яков, и, думаю, еще пригодится нам.
Весь день эта троица носилась по охваченному паникой городу, ловко увертываясь от падающих балок и стараясь подбодрить и успокоить перепуганный народ. Самой важной задачей было разрушить загоревшиеся дома, чтобы локализовать пожар. Карл своими руками заряжал и наводил пушки, а Барбара, с жалостью глядя на владельцев домов, терпеливо объясняла им, что, если они не пойдут на эти жертвы, то сгорит весь город. Душераздирающее зрелище! Умом этого было не понять. С немым ужасом люди наблюдали, как их собственные дома за один оглушающий миг превращались в груду развалин. Сердце Барбары обливалось кровью при виде их страданий.
Сгустились сумерки, и Лондон стал еще больше напоминать зловещую преисподнюю. Высокие языки пламени алели на фоне темного неба. Огромные черные тени плясали на земле и на стенах домов, точно исполняли дьявольский ритуальный танец. Тело Барбары ломило от непривычной нагрузки, ее трясло от усталости, но глаза светились лихорадочным блеском. В этой стихии все же было нечто завораживающее! Дикое неистовство огня было сродни ее натуре. Жуткое зрелище заряжало Барбару какой-то неукротимой первобытной энергией. Словно она бросала вызов и смеялась прямо в лицо самой смерти.
Ветер свистел в ушах, налетая яростными порывами, он сорвал с головы Барбары шляпу и играл ее рассыпавшимися по плечам волосами. Раздуваемое пламя перебрасывалось с одного дома на другой. Яков остановил руку Карла, который наводил пушку на таверну, и бросился внутрь. Через несколько мгновений он появился на улице с несколькими бутылями вина в руках.
— Жаль, добро пропадает! Я умираю от жажды. Да и вы, думаю, не откажетесь промочить горло.
Он вырвал пробку зубами и протянул бутыль Карлу. Затем, с сомнением посмотрев на Барбару, все-таки протянул бутыль и ей. «Какая чудесная прохлада!», — подумала Барбара, сжимая темное стекло горячими руками. Следуя примеру Карла, она запрокинула голову и сделала несколько больших глотков. Вино текло по ее щекам. Она рассмеялась. Восхитительное ощущение! Она тут же забыла о ноющей боли, об усталости и наслаждалась этой маленькой дружеской передышкой на поле боя. Все вокруг было объято огнем, языки пламени лизали ночное небо, с грохотом рушились перегоревшие перекрытия. Карл и Яков стояли, широко расставив ноги, и запрокинув головы, с наслаждением утоляли давнюю жажду. Радуясь преимуществам мужского костюма, Барбара, подражая братьям, тоже расставила ноги пошире для устойчивости. Вино согрело кровь, и ей захотелось петь и смеяться. Сейчас, перед лицом опасности, она вдруг поняла, что в ней таились небывалые, неукротимые жизненные силы!
Они утолили жажду, и Карл сказал:
— Вперед, нас ждет еще много дел.
В тот день он был вездесущ: успокаивал и ободрял людей, таскал воду и заряжал пушки, и в нем не было заметно и следа усталости. Король ходил стремительно и легко, и Барбаре приходилось порой бежать, чтобы не потерять его из виду.
Вдруг она заметила, что в горящий дом забежал ребенок, крича, что там остались его любимые игрушки.
О, Боже милостивый! Как назло, Карл отошел куда-то. Барбара, не раздумывая, бросилась за ребенком. Сердце ее бешено колотилось. От быстрого бега вновь заныли усталые мышцы. Вбежав в дом, Барбара догнала малыша и схватила его за руку. Легкие наполнились дымом, она беспомощно закашлялась, но умудрилась крикнуть:
— Туда нельзя! Бежим!
Она подтолкнула ребенка к выходу, слыша, как за ними обрушивается прогоревший потолок. Что-то ударило Барбару по спине, и она упала, уткнувшись лицом в землю.
Боль казалась невыносимой, спина Барбары была придавлена тяжеленной балкой, от страха и боли к горлу подступила тошнота. Нос и рот были забиты пеплом и землей, она сделала слабую попытку повернуть голову. Боже! Загорелся рукав! Барбара даже не успела крикнуть; черная спасительная волна накрыла ее, и она потеряла сознание.
Открыв глаза, Барбара обнаружила, что лежит на собственной кровати в Гемптонском дворце. Одна рука была смазана какими-то пахучими мазями и забинтована. Неожиданное перемещение удивило Барбару, но постепенно память вернулась к ней. Она вздрогнула и попыталась сесть.
— Пожар!
Нэнси бросилась к ней.
— Пожар наконец потушен. Лондон горел почти четыре дня. — Она уложила Барбару на подушки и дала ей напиться. — Вы просто чудом остались живы! Видели бы вы, какой вас сюда доставили. Вся в копоти, волосы спутались и почернели, а рука в сплошных ожогах. Ваше счастье, что не останется шрамов.
— Шрамы?! — Барбара в тревоге подняла забинтованную руку и взглянула на нее.
Нэнси успокоила ее:
— Доктор сказал, что все заживет без следа. К чему было подвергать себя такой опасности?
Улыбка промелькнула на губах Барбары, в памяти ожили потрясающие картины пожара.
— О Нэнси, это было великолепно! Незабываемое ощущение! Мы, женщины, ведем домашнюю жизнь, однообразную и скучную. А на долю мужчин выпадает столько увлекательных и опасных приключений!
Ее вновь охватило то восхитительное, опьяняющее чувство, которое она испытала перед лицом опасности, посреди пылающего Лондона. Отбросив одеяло, Барбара решительно встала с кровати. Нэнси пыталась остановить ее, но Барбара нетерпеливо сказала:
— Не ворчи, милая. Я прекрасно себя чувствую. Помоги лучше мне одеться.
Процесс одевания оказался довольно болезненным. Всякий раз, поднимая руку, Барбара морщилась от боли, но старалась, чтобы Нэнси не заметила этого. Иначе заботливая служанка тут же уложила бы ее обратно в постель.
Она спустилась во двор и увидела Карла, сидевшего на лошади. При виде Барбары лицо его осветилось радостью, и он, спрыгнув на землю, направился к ней навстречу.
— Дорогая, тебе уже лучше?! Как же ты меня напугала! Ведь ты не приходила в сознание два дня!
— Я знаю, Нэнси сказала мне. — Она испытывала неловкость из-за своей слабости и поспешила переменить тему. — Как дела в Лондоне?
Глаза короля ввалились, взгляд был безмерно усталым. Барбара впервые заметила седые пряди, появившиеся на его висках. Он удрученно сказал:
— Очень плохо, Барбара. — Карл обнял ее за талию. Барбара закусила губу от боли, когда он случайно задел ее забинтованную руку. Он восхищенно посмотрел на нее. — Дорогая, я и не предполагал, что ты такая отчаянная!
Барбара оборвала его, приложив палец к его губам.
— Лучше расскажи мне о Лондоне, — настаивала она.
— Лондон сейчас страшен… Просто сердце замирает! Несколько дней назад это был прекрасный живой город, а теперь… одни развалины. Часть улиц просто стерта с лица земли. Кое-где еще дымятся тлеющие останки…
Барбара охнула и сжалась, точно ее ударили.
Карл сочувственно посмотрел на нее.
— Но многое удалось спасти! — Он называл места, уцелевшие от пожара: Линколн-инн-Филдс, Друри-Лейн, Ковент-Гарден, где располагаются театры, все улицы восточнее Тауэра.
Лицо Барбары немного посветлело.
— Твой дом тоже уцелел, — добавил Карл, и она со смущенной радостью взглянула на него. Она не смела даже надеяться на такую удачу. Карл сказал, что все дома по берегу Темзы от Уайтхолла остались целыми. Пожар не тронул домов на Кинг-стрит.
Барбара задумчиво сказала:
— Сможет ли Лондон возродиться?
Король помрачнел, подумав о нанесенном пожаром ущербе, но голос его был намеренно веселым и бодрым:
— Конечно, милая! Лондонцы — это особая порода людей, их дух несокрушим.
Карл хорошо знал лондонцев. Пройдет немного времени, и они вернутся на свои старые места, чтобы начать новую жизнь. Воздух зазвенит от стука молотков и визга пил, и постепенно город поднимется из пепла.
В Уайтхолле царило лихорадочное оживление. Позади остались чума, мрачные времена Оксфорда с язвительными шуточками школяров. Как страшный сон, вспоминались жуткие картины пожара. Сейчас наконец несчастья отступили, и все испытывали необычайную жажду жизни. В городе царило праздничное веселье. Балы сменялись маскарадами, и придворные старались перещеголять друг друга в пышности устраиваемых приемов.
Барбара пыталась забыть о всех горестях и думать только о новых нарядах. Но политические интриги не давали ей спокойно жить. Чарлз Беркли устроил маленькое совещание в гостиной Барбары и взволнованно объявил о том, что настало время избавиться от Кларендона.
— Кларендон обречен с той самой минуты, когда голландцы поплыли по Мидуэю. — Голубые глаза Беркли взволнованно посверкивали. — Народ обвиняет его во всех бедах и несчастьях, которые обрушились на Англию, включая чуму и пожар.
Барбара сказала спокойно:
— После смерти Саутгемптона Кларендон остался практически без поддержки. — Она задумчиво повертела на пальце бриллиантовое кольцо и удовлетворенно улыбнулась. Именно смерть Саутгемптона открыла ей доступ к личным доходам короля. — И насколько я понимаю, после того как герцог Ормонд отбыл в Ирландию, у канцлера не осталось союзников.
Куперу не сиделось на месте, он резко встал и прошелся по комнате.
— Я разговаривал с членами парламента, они ждут не дождутся отставки Кларендона. Он наделал много ошибок. Всем уже надоели его заносчивость и деспотические замашки, и они готовы отделаться от него.
Барбара решительно поднялась с кресла и попросила внимания.
— Отлично, — сказала она, — но сейчас мы можем немного ускорить ход событий. У меня есть один план.
План Барбары был довольно прост, но бил без промаха. Она предложила распустить слухи о том, что канцлер собирается передать армию в подчинение королю. У англичан сохранились ужасные воспоминания о временах после смерти Кромвеля, когда военные пришли к власти. В парламенте явно поднимется шум, и часы Кларендона будут сочтены. Накал политических страстей уже и так достаточно велик, поскольку в начале июля король распустил Палату общин и многие ее члены не разъехались по своим провинциям, а остались в Лондоне, сея смуту и недовольство.
— Мы также должны внушить им, что король распустил палату общин по совету Кларендона, который опасался, что они помешают его планам по усилению позиций армии, — закончила Барбара. Она воодушевилась, заметив восхищенные взгляды Беркли, Купера и ее нового сторонника Бебса Мея. Слишком часто они обращались с ней как с глупой женщиной, способной только донести информацию до ушей короля. Но сейчас они в полной мере выказали ей свое уважение, и Барбара была счастлива.
Недели две спустя король пришел на прием в дом Барбары в необычайно подавленном настроении. На протяжении всего вечера она ни разу не слышала его смеха. Гости разошлись, и они уединились в спальне Барбары. Карл беспокойно ходил по комнате, его явно мучила какая-то мысль.
Барбара стояла возле туалетного столика, расчесывая волосы. Она обернулась и спросила:
— Почему бы тебе не поделиться со мной? Я чувствую, тебя что-то угнетает.
— Зная, как ты ненавидишь канцлера, я не могу рассчитывать на твои бескорыстные советы.
У Барбары даже дух захватило от волнения. Она постаралась умерить ликование и спокойно спросила:
— Чем встревожил тебя канцлер?
Карл опустился в кресло, чтобы снять туфли.
— Я изменил свое мнение по поводу Кларендона и готов отстранить его от должности.
Барбара опустила ресницы, скрыв торжествующий блеск глаз.
— Почему ты так решил? — спросила она.
Сорвав туфлю, Карл швырнул ее через комнату и с досадой взглянул на Барбару.
— Он приобрел такую дурную славу у англичан, что едва ли может быть мне полезен в дальнейшем. Конечно, его незаслуженно обвиняют во всех смертных грехах, но не это главное. Главное — народ потерял доверие к правительству, которое возглавляет канцлер, и любые его действия будут вызывать отрицательную реакцию.
— Тогда почему ты колеблешься? — небрежно поинтересовалась Барбара.
Карл раздраженно вздохнул и нахмурился.
— Я многим обязан старику. Он добровольно последовал за мной в изгнание. И к тому же, Бог знает, он честнейший из людей.
Барбаре хотелось излить весь гнев, накопившийся у нее в душе, но она понимала, что, если начнет сейчас ругать Кларендона, то Карл станет защищать его.
И через несколько дней она была вознаграждена за свою сдержанность. Карл подошел к ней и сказал:
— Все, я решил окончательно. Завтра утром я собираюсь подписать приказ об отставке Кларендона.
Вспышка радости озарила лицо Барбары, но она поспешно погасила ее и смиренно продолжала слушать Карла.
— Если я буду тянуть с этим, то перессорюсь со всеми членами парламента. Но это все равно не спасет старика. — Он бросил на Барбару подозрительный взгляд. — В парламенте убеждены, что Кларендон собирается отдать армию под мое руководство, а это означает, что я смогу управлять страной без их советов.
Изображая полнейшее удивление, Барбара широко раскрыла глаза. Отрывистый неприятный смех вырвался из груди Карла.
— Не сомневаюсь, ты и твои сторонники многое сделали для того, чтобы поссорить канцлера с парламентом. Вряд ли я буду благодарен тебе за это.
На сердце Барбары было тяжело, но она сделала невинное лицо и принялась расшнуровывать корсет.
— Карл, ты поможешь мне, дорогой?
Карл ловко распустил шнуровку, упавший лиф обнажил высокую пышную грудь Барбары. Ее белые упругие груди с розовыми сосками выглядели на редкость соблазнительно. Карл склонился и приник губами к одной груди, от чего по всему телу Барбары прошла восхитительная дрожь.
Карл поднял голову, ища ее губы, но Барбара слегка отстранилась. Она не могла заниматься любовью, пока между ними стояла ложь. Чуть поколебавшись, она сказала:
— Карл, ты прав, я очень хотела отставки Кларендона. Я ненавижу его! Он всегда относился ко мне с презрением, открыто унижал меня… И я…
Карл прервал все ее дальнейшие признания, закрыв ей рот долгим поцелуем. Затем, оторвавшись от ее губ, тихо сказал:
— Будет лучше, если ты не станешь вдаваться в подробности. — Он мягко посмеивался, а Барбара негодующе смотрела на него. Карл задохнулся от смеха и с трудом выговорил: — Милая, я нахожу твою честность обезоруживающей. На тебя просто невозможно долго сердиться. — Он подхватил ее на руки и понес на кровать.
Прежде чем уснуть, Барбара выяснила, что отставка Кларендона назначена на десять часов утра.
Около десяти утра Барбара была уже в Каменной галерее. Ей хотелось увидеть выражение лица Кларендона, когда он появится после разговора с Карлом, лишенный всех своих привилегий. Она взволнованно расхаживала взад и вперед, припоминая тысячи обид и унижений, которые вытерпела от канцлера. Барбара считала, что, если бы не влияние Кларендона, Карл нашел бы возможность жениться на ней. О, Боже милостивый! Как же давно она ненавидит его! Барбара вспыхнула, вспомнив, как он запретил принимать ее в своем доме, словно она была недостойна их общества. Как он постоянно препятствовал всем попыткам Карла обеспечить ее и детей. И однако, несмотря на все его усилия, Барбара сейчас занимает важное положение при дворе. Ее охраняет любовь Карла, а Кларендона ждет отставка. О, как это замечательно! Губы ее дрогнули в торжествующей улыбке.
Канцлер Кларендон показался в конце галереи, улыбка Барбары слегка увяла, и она невольно вздрогнула от жалости. Кларендон выглядел постаревшим и разбитым. Его подагра, должно быть, совсем замучила его; гордый Кларендон не делал даже попыток скрыть свою хромоту.
Барбаре вдруг захотелось уйти, притворившись, что она ничего не знает о его поражении, но, вспомнив множество обид, нанесенных им, она ожесточилась и вызывающе подняла голову. Когда Кларендон подошел ближе, она язвительно сказала:
— Итак, Кларендон, в результате я выиграла. Канцлеры уходят, а шлюхи остаются! — Ее чистый звонкий голос далеко разносился в прохладном воздухе галереи.
Кларендон остановился и смерил ее долгим задумчивым взглядом. Изборожденное морщинами лицо было усталым, в глазах сквозило вялое презрение. Барбара поежилась, но взгляд ее был вызывающе надменным.
После долгой паузы Кларендон сказал:
— Мне жаль вас, мадам. Сейчас вы яркая птичка с блестящими перышками, издающая ликующие трели. Но придет день, и вы сбросите свое оперение. Скоро вы постареете, потеряете свою красоту, а вместе с ней и все ваше мнимое величие.
Он заковылял дальше по Каменной галерее. Барбара с ужасом смотрела ему вслед, зажав рот ладонью; перед ее мысленным взором, одна страшней другой, представали картины отвратительной старости.
Несколько дней Барбара пребывала в мрачном расположении духа, из головы у нее не выходили слова Кларендона, и она то и дело подходила к зеркалу, чтобы убедиться в отсутствии морщин на своем лице.
Однажды она проснулась в необыкновенно дурном настроении. Чтобы развеяться, Барбара решила навестить герцогиню Йоркскую. Конечно, милая преданная Анна утешит ее. Слава Богу, думала Барбара, она не знает о моем участии в отставке ее отца.
У Анны недавно появилось несколько новых фрейлин — молоденьких девушек из провинции. Войдя в гостиную, Барбара самодовольно заметила, с каким благоговейным восхищением смотрят на нее эти юные создания. Несмотря на то что это был простой дружеский визит, Барбара с особой тщательностью наряжалась и выбирала драгоценности; именно сейчас, когда душевная усталость и неуверенность в себе овладели ею, она должна была выглядеть прекрасно.
Юная блондинка с притворным равнодушием взглянула на леди Каслмейн, строя из себя искушенную пресыщенную даму. Годива Прайс хотела показать, что блистательный двор вместе с его придворными абсолютно не восхищает ее. Она скользнула по Барбаре пренебрежительным взглядом и, обернувшись к своей подруге, громко спросила:
— А кто такая леди Каслмейн?
Та ахнула, не веря, что кто-то может не знать такую знатную даму.
— Как, неужели ты не знаешь?.. Она же любовница короля, разве ты не слышала? Она уже целую вечность не отпускает его от себя!
Барбара слышала весь разговор, и улыбка медленно сошла с ее лица. «Целая вечность!» В устах дерзкой девчонки эти слова прозвучали так, словно сама Барбара была уже столетней старухой. Войдя в следующую комнату, где сидела Анна, Барбара сразу же, без обиняков, спросила ее:
— Анна, я очень постарела?
Анна рассмеялась добрым тихим смехом и предложила Барбаре присесть рядом с ней на софе.
— Все мы не молодеем. Присядь, дорогая. — Она внимательно посмотрела на Барбару и, заметив ее искреннюю тревогу, мягко добавила: — Барбара, ты прекраснее, чем прежде. Что за глупости ты говоришь! Старость! Тебе же всего двадцать шесть лет.
Двадцать шесть! Барбара помнила, что в юности двадцатишестилетние дамы казались ей старухами. Тем крошкам в соседней комнате не больше шестнадцати. И каждый год ко двору будут присылать все новых и новых малышек, которые могут привлечь внимание Карла… И сам Карл откровенно признавал, что ему трудно устоять против женских чар!
Анна с негодованием рассказывала о несправедливой отставке своего отца, но Барбара не слышала ни слова. Она подошла к большому овальному зеркалу, висевшему на стене, и дрожащей рукой провела по лицу, словно пыталась разгладить несуществующие морщины. Ох, чертов Кларендон! Он словно наложил на нее проклятье своим пророчеством: «Скоро вы постареете!..»
Глава 33
Губы Барбары побелели от гнева, она возмущенно взирала на Нэнси, не в силах поверить словам, только что слетевшим с дрожащих губ девушки.
— Ты лжешь, негодница! Как ты осмелилась сказать мне такую наглую ложь?! — Она схватила щетку в серебряной оправе и с размаху запустила ее в девушку.
Нэнси ловко увернулась и посмотрела на Барбару; ее голубые глаза были полны искреннего сострадания.
— Это правда, — печально продолжала Нэнси, — король ночует у актрисы Молл Дейвис.
— Ты с ума сошла? — Глаза Барбары сверкнули опасным огнем. — Король не может спать с известной потаскушкой! — Мне казалось, вам лучше все узнать… — извиняющимся тоном сказала Нэнси. — Тогда вы сможете придумать, как исправить это положение.
— Пошла вон! Уйди, пока я не убила тебя! — На шее Барбары вздулись вены. Нэнси вылетела из комнаты.
Барбара металась по комнате. Лгунья! Наглая дрянь! — все больше распаляясь, думала она, невольно гоня от себя мысли о том, что сообщила ей служанка. Она прижала ладони к щекам, словно хотела охладить свой гнев. Внезапно Барбара поняла, что Нэнси сказала правду. Вряд ли она хотела досадить ей такой ужасной сплетней и наверняка семь раз проверила все, прежде чем сообщить своей госпоже.
Припомнив события последней недели, Барбара печально признала, что поведение Карла было не совсем обычным, он, казалось, избегал ее. Барбара спрашивала, почему он не приходит, но Карл уклончиво отвечал, что с уходом Кларендона на него свалилось много дел и что он ужасно устает. Да, уже больше недели король не ночевал у нее.
Барбара запрокинула голову и издала стон, подобный крику раненого животного. Такого унижения она еще не испытывала. Карл предпочел ей простую актерку! Весь двор будет смеяться над ней по углам. При мысли об издевательствах и сплетнях придворных слезы брызнули из глаз Барбары. Она была готова убить Молл Дейвис… и самого Карла.
Выплакавшись, она лежала, глядя застывшим отрешенным взглядом в сумеречную муть подступающего вечера. Приступ гнева уже прошел, и она могла спокойно обдумать ситуацию. Барбара глубоко вздохнула. У нее был единственный выход. Пожалуй, следует убедить двор и короля, что его поведение абсолютно не волнует ее. Она должна отнестись к этому новому новому роману Карла с легкой пренебрежительной улыбкой. И к тому же это будет почти правдой. Не может же она принимать всерьез обычную потаскушку!
Она лизнула пальцы, стерла следы слез со щек и позвала Нэнси. Надо узнать все, что ей известно о Карле и Молл Дейвис.
Нэнси с готовностью приняла извинения Барбары за ее недавнюю вспыльчивость и рассказала все, что успела узнать о сопернице.
— Молл Дейвис заявляет, что она незаконнорожденная дочь графа Беркшира, и некоторые глупцы верят ей. Но по другим сведениям, она дочь молочницы и кузнеца, и, на мой взгляд, это сущая правда. От нее за версту попахивает скотным двором.
Барбара рассмеялась, и Нэнси печально добавила:
— Правда, она очень мила. Изящная хорошенькая блондинка. Она играет в Герцогском театре и, говорят, пользуется большим успехом у зрителей. Король увлекся ею после «Соперниц», где она с блеском исполнила роль Селейнии.
Барбара поморщилась и отвернулась, чтобы Нэнси не заметила ее огорчения.
— Такие впечатлительные натуры, как король, часто увлекаются. Это лишь легкомысленное проявление чувствительной души, не более того! — небрежным тоном сказала она.
— Довольно дорогостоящее проявление, — пошутила Нэнси. — Король подарил Молл Дейвис кольцо за семьсот фунтов золотом.
— Он щедр, как всегда, — сказала Барбара и отпустила служанку.
Пока Молл грелась в лучах безоблачной славы, в душе Барбары бушевала настоящая буря. Она старалась подавить свою ярость. Упреки и скандалы ни к чему хорошему не приведут. Необходимо вернуть Карла каким-то более тонким способом.
О благосклонности Карла к простой актрисе уже судачил весь двор, и Барбара с трудом представляла себе, как она появится в театре. Прежде, окруженная любовью и вниманием Карла, она гордо входила в королевскую ложу, с полным сознанием того, что ее появление привлекает театралов не меньше, чем сам спектакль. Шум на мгновение стихал точно по волшебству, и по всему залу проносились приглушенные восклицания: «Леди Каслмейн!..»
Сейчас в Герцогском театре торжествует Молл Дейвис. Барбаре делалось дурно при одной мысли о том, что ей придется увидеть наглую улыбочку этой актерки, и самое ужасное, что весь зал будет с жадным любопытством наблюдать за поведением двух королевских любовниц. Всякий раз, вспоминая об унижении, которому подверг ее Карл, Барбара в бессильной злобе скрежетала зубами.
«Но есть еще Королевский театр», — думала Барбара. Возможно, ей удастся переключить внимание двора на его примадонну. Барбара попросила Бекингема составить ей компанию, и он охотно согласился, не веря в окончательное поражение своей кузины.
Барбара прошла в ложу, сохраняя внешнее спокойствие, хотя руки ее были холодны как лед. Медленно снимая плащ, она стояла у обитого бархатом бортика, чтобы партер мог заметить ее появление. Шум в зале немного стих, когда народ узнал Барбару. Придворные задирали головы, с интересом посматривая на нее. Барбара, обворожительно улыбаясь, отдала плащ Бекингему и опустилась в кресло.
Наконец свет в зале померк, и зрители утихли. Сегодня Нелл Гуин играла в пьесе Драйдена «Тайная любовь, или Невенчанная королева». Весь Лондон был влюблен в Нелл. Драйден написал роль Флоримеля, очаровательного остроумного сорванца, специально для нее, и играла она просто великолепно.
Уверенная в своем превосходстве, Барбара могла себе позволить искренне восхищаться другой женщиной. Она любовалась темно-каштановыми блестящими локонами, смеющимися ореховыми глазами и изящным вздернутым носиком актрисы. Движения ее были легки и грациозны, и всем своим видом она словно призывала наслаждаться жизнью.
Зрители забывали о неуютном деревянном зале, тусклом освещении, духоте, неприятных запахах, распространяемых множеством немытых тел. Забывали обо всем, кроме сцены. В финале тишина взрывалась одобрительными возгласами, мужчины наперебой декламировали вирши плодовитого Флекно, воспевая несравненную Нелл, которая стояла на краю сцены, посылая в зал сияющие улыбки и воздушные поцелуи.
Сделав изящный поклон, актриса взмахнула рукой, призывая зрителей к спокойствию, и, точно не веря своему счастью, воскликнула:
— Благодарю вас! Но я всего лишь маленькая актриса! Неужели ваша любовь и пылкие восторги обращены к моей скромной персоне? — Она быстро упорхнула со сцены, и в зале, казалось, погас свет. Зрители засуетились, собирая свои вещи, и двинулись к выходу.
На губах Барбары играла легкая улыбка.
— Эта крошка очаровательна, Джордж. — сказала она. — Как ты полагаешь? Удивительно, что Карл не обратил внимания на нее, а увлекся этой молочницей Молл Дейвис!
Бекингем пораженно глянул на свою кузину. Каким образом ей удалось проникнуть в его тайные мысли? Нет, это невозможно. Говард, противник Бекингема, подсунул королю Молл Дейвис в качестве любовницы, зная, что легко сможет использовать ее в своих интересах. Бекингему нужна была собственная протеже; Барбара слишком независима для такой роли, а вот Нелл Гуин, пожалуй, самый лучший вариант. Забавно будет слушать простонародные словечки Нелл в контрасте с изысканной деликатностью королевского слога. Подозрительно сощурив глаза, Джордж поглядывал на Барбару. Но затем душа его успокоилась, ведь очевидно, что она не могла проникнуть в его планы, это простое совпадение.
Вдруг ему пришла в голову замечательная идея, и он сказал Барбаре:
— Обычно после спектакля Нелл устраивает прием в своей квартире. Я часто бываю у нее. Не хочешь ли пойти со мной?
— С радостью, — медленно произнесла Барбара, и в ее уме мгновенно созрел новый план действий.
Неплохо было бы отплатить Карлу той же монетой и найти себе любовника среди актеров. Чарлз Харт, например, чем не красавец мужчина. Настоящий герой-любовник! Барбара давно отмечала его привлекательную внешность, но тогда она была с Карлом и другие мужчины для нее не существовали. Интересно, что почувствует Карл, узнав, что его любовница связалась с простым актером?
Пленительно улыбнувшись Бекингему, она взяла его под руку, и братец с сестрицей, обдумывая свои тайные планы, отправились на квартиру Нелл на Друри-Лейн. Собравшееся там общество было на редкость разношерстным и живописным.
Нелл изумленно взглянула на вновь прибывших гостей. Леди Каслмейн под руку с Бекингемом! О Боже! На мгновение она лишилась дара речи. Так и не найдя предлога, она нетерпеливо передернула плечами и покинула кружок собравшихся вокруг нее воздыхателей.
Подойдя к Барбаре, она сделала реверанс и сказала:
— Ваша покорная слуга, мадам! Это такая честь для меня!
— Вы подарили мне сегодня истинное наслаждение, — улыбаясь, сказала Барбара. Она любовалась прекрасными сияющими карими глазами Нелл. — Вы были настоящим Флоримелем!
— Благодарю вас, мадам. Проходите, прошу вас! Не желаете ли вина? — Слегка нервничая, Нелл окинула комнату отчаянным взглядом. Она никогда не готовилась и даже не убирала свои апартаменты перед приемами, все воспринимали ее такой, какая она есть на самом деле. И очаровательный беспорядок ее комнат был так же мил, как и сама Нелл. Барбара чуть не расхохоталась, заметив, что на каминной полочке, среди безделушек и кубков, примостились пушистые домашние тапочки.
— Не волнуйтесь, милая. Я узнаю многих ваших гостей, — ободряюще сказала Барбара, оглядев собравшихся. — А с некоторыми мне хотелось бы познакомиться поближе. — Ее острый взгляд сразу выхватил из общей толпы фигуру Чарлза Харта. Все движения его стройного тела была полны какого-то томного изящества.
Нелл проследила за взглядом Барбары, и ее карие глаза удивленно расширились. Возможно, слухи о любвеобилии Барбары были правдой; слушая подобный взор, Нелл всегда лишь недоверчиво пожимала плечами, хорошо зная, как охоч до сплетен и театральный, и придворный мир, именно сплетни были той изюминкой, без которой любое блюдо кажется пресным.
Нелл улыбнулась и подала знак Чарлзу Харту. Ее собственный роман с ним давно закончился, и сейчас они были в приятельских отношениях.
Барбара правильно оценила ситуацию; она была удивлена простодушной дерзостью Нелл и досадовала на свою собственную неосторожность. Она, знаменитая на всю Англию любовница короля, сейчас принимала экс-любовника от простой театральной дивы. Заметив удивленно-ироничный взгляд Бекингема, Барбара почувствовала, как в ней закипает ярость, и ей захотелось немедленно бежать.
Нелл поманила Чарлза Харта, и он стал быстро прокладывать себе путь сквозь толпу гостей, направляясь в их сторону. Взгляд Барбары переходил с его красивого лица на длинные стройные ноги.
Он подошел, и Нелл сказала с легким смешком:
— Чарлз, леди Каслмейн оказала нам честь своим посещением. Может быть, ты попытаешься развлечь ее?
— С превеликим удовольствием. — Чарлз Харт поцеловал руку Барбары и, выпрямившись, посмотрел прямо ей в глаза.
«Он прикидывает, чего я стою как женщина», — изумленно поняла Барбара. Ей казалось, он должен благоговеть перед нею, но никакого благоговения не было в его холодном оценивающем взгляде. Он наслаждался ее красотой и безошибочно угадал причину ее появления. Барбара вспыхнула и с трудом сдержала свой гнев.
— Позвольте мне побыть немного вашим кавалером, мадам. — Он предложил ей руку, и Барбара пошла с ним, мило улыбнувшись Нелл через плечо. Она не смела взглянуть на Бекингема, зная, что его взгляд приведет ее в смятение.
С приходом Барбары в гостиной стало необычно тихо, все гости приумолкли и замерли, повернув головы в одном направлении, стараясь не упустить ни слова из того, что происходило при входе. Наконец Барбара и Чарлз прошли в комнату, и прерванные разговоры тут же возобновились, но, судя по приглушенным голосам, единственной темой для них служила теперь последняя причуда леди Каслмейн.
Чарлз подвел Барбару к столику, на котором в беспорядке сгрудились разномастные бутылки с вином. Он выбрал одну из них и, смахнув пыль, сказал:
— Испанское, судя по этикетке. Вы не против?
— Да, с удовольствием, — сказала Барбара с ленивой улыбкой, — король особенно ценит это вино.
— У короля превосходный вкус… во всех отношениях. — Он явно делал ей комплимент.
Барбара следила за тем, как он наливает вино, и, заметив черные волоски, покрывающие его смуглые руки, почувствовала приятное волнение в крови. В сущности, это еще один Карл. Может быть, ночь с этим Карлом — самый приятный способ вернуть любовь другого Карла.
Импульсивная, страстная натура Барбары уже решила все помимо ее воли. За годы своего романа с королем леди Каслмейн приобрела скандальную известность. Она отказалась от надежного добропорядочного дома. Стремясь удержать Карла, она почти переняла мужской взгляд на любовные связи и притворялась безразличной к его изменам.
Барбара решила использовать это мужское преимущество и открыто заявить о своем праве на такую же измену. Ее не устраивала традиционная женская роль покорной отверженной любовницы.
«Так просто я не сдамся, — думала она, — они еще заговорят обо мне! Пожалуй, лицемерие и святость будут единственными эпитетами, которых я не заслужу в этом мире».
Она приняла из рук Чарлза бокал и, подняв его, весело сказала:
— Не желаете ли вы навестить меня нынешней ночью? Я довольно опытна в искусстве любви!
Чарлз был захвачен врасплох, от его обычной невозмутимости не осталось и следа. Он смущенно раскашлялся, поперхнувшись вином, и, отдышавшись, сказал:
— Признаюсь, мадам, мне еще не доводилось получать такого великолепного приглашения.
— Такого дерзкого, вы имеете в виду? — холодно сказала Барбара. — Но почему мое предложение так удивило вас? Ведь оно исходит от леди Каслмейн, которая пользуется дурной славой.
— Меня удивило только то, что известная своей красотой, несравненная леди Каслмейн оказала мне столь высокую честь, — торжественно произнес он.
— Так вы готовы? — Ленивая уверенность, сквозившая в ее голосе, сводила на нет вопросительную интонацию.
— Если я не ослепну, не сойду с ума и не умру… Где и когда я могу засвидетельствовать вам свое нижайшее почтение?
— Пойдемте со мной прямо сейчас, — сказала Барбара решительно, поставив бокал на стол.
Чарлз с протестующим видом окинул взглядом гостиную.
— Но едва ли это благоразумно…
— Благоразумие не относится к числу моих достоинств.
— Но король…
— Король идет своей дорогой, а я своей.
Когда они покидали гостиную, сердце Барбары взволнованно забилось, она чувствовала, что множество острых взглядов точно иголки впиваются в ее спину. Можно было не сомневаться, что не пройдет и часа, как король узнает, что она отправилась домой вместе с Чарлзом Хартом. Среди гостей Нелл наверняка найдется кто-нибудь, кто сочтет нужным сообщить королю столь важную новость.
«Надеюсь, он будет страдать!» — злорадно подумала Барбара, одарив Чарлза Харта пленительной улыбкой.
Нелл Гуин, не сдержав изумленного вздоха, посмотрела ей вслед. Она повернулась к Бекингему и сказала:
— Невероятно!.. Что вы скажете на это?
Бекингем рассмеялся:
— Просто моя кузина сделала ответный ход в своей бесконечной игре с королем. Но на этот раз она подыгрывает мне. — Проводив глазами Барбару, он повернул голову и окинул Нелл долгим взглядом, от макушки ее кудрявой головки до розовых туфелек, выглядывающих из-под подола платья.
— Полагаю, моя миленькая Нелл, что король вскоре одарит тебя своим благосклонным вниманием…
Нелл взволнованно прижала руку к груди, сердце ее затрепетало. Она с минуту недоверчиво смотрела на Бекингема, а затем заливисто расхохоталась.
— Так вы считаете, что король захочет пофлиртовать со мною?!
Она вдруг начала танцевать, как делала всегда в моменты волнения, и гости с восторгом наблюдали за ней. Ее чувственный страстный танец выражал теснившиеся в ее голове мысли: «Неужели такое возможно? Неужели она, родившаяся в трущобах девчонка, будет лежать в объятиях самого короля Англии?»
Пока Нелл танцевала, Барбара успела добраться до своих дворцовых апартаментов и утолить некоторый голод и гнев в объятиях Чарлза Харта.
Глава 34
Известие о новом романе леди Каслмейн мгновенно облетело весь Лондон. От придворных до бродяг — все обсуждали ее поведение и насмешливо повторяли последний посвященный ей куплет:
Хоть ежедневно целый взвод К услугам этой сучки, Но не откажется она И от случайной случки…Первый раз Барбара услышала эти вирши, принимая ванну. Подливая очередную порцию горячего ослиного молока, Нэнси продекламировала их своей госпоже. Барбара рассмеялась и попробовала пальцем белоснежную молочную поверхность.
— Ты заметила, что никто не пожалел меня? — пожаловалась Барбара. — Карл завел себе любовницу, я поступила так же, но большинство рифмоплетов накинулись именно на меня. И все же я не желаю, как Катерина, изводить себя бесполезными молитвами. Одними молитвами мужчину в постель не заманишь.
Купание в ослином молоке было одной из последних причуд Барбары. Она считала, что это может быть полезно для кожи, но, с другой стороны, именно такими экстравагантными выходками она поддерживала слухи о своем таинственном и удивительном образе жизни. Молоко после ежедневных ванн отдавалось бедным.
Барбара пребывала в тревожном, подавленном настроении. Она сидела у туалетного столика, перебирая изящные черные мушки, лежащие в фарфоровой вазочке. Сплетенные сердечки, чертики, трилистники — очаровательные безделушки, но сегодня им не удалось зажечь веселый блеск в глазах Барбары и развеять ее хандру. Последние несколько недель были крайне утомительны.
Все внимание короля было поглощено театральными делами. Именно сейчас, когда в народе поднимался гнев на поведение двора, Королевский театр додумался поставить комедию Джона Леси «Падение нравов», в которой тот ругал и высмеивал образ жизни придворных. Со стороны театра было невероятной глупостью поставить сейчас эту пьесу. Карл действовал решительно и быстро. Он отправил Леси в тюрьму и закрыл Королевский театр.
У Барбары появилась возможность чаще видеться с Чарлзом Хартом, поскольку он остался без работы, но нельзя сказать, что это была веселая компания. Он бывал счастлив лишь в те моменты, когда вспоминал свои роли и разыгрывал их перед Барбарой. Но затем он вздыхал и удрученно спрашивал, какой толк в его великом таланте, если невозможно продемонстрировать его перед публикой. Барбара возражала, говоря, что у него теперь новая важная роль и он должен со всей серьезностью играть любовника леди Каслмейн. На что Чарлз отвечал гордо, что гении, такие, как он, принадлежат всему миру, а не одной женщине, будь хоть она первой красавицей. Его огромное самомнение не уступало ее собственному, и Барбару забавляло, а порой и утомляло его тщеславие.
Король ни разу не обмолвился о том, что ему известно о романе Барбары и Чарлза Харта, и Барбара испытывала досадное разочарование. Они встречались на петушиных боях, на балах в Уайтхолле, но их общение не выходило за рамки холодной вежливости и отчужденности. Барбара ждала, что он открыто выразит свое неудовольствие, ведь его гнев доказал бы, что огонь любви все еще не угас в его сердце. Карл не был у нее уже около двух недель, с той самой ночи, когда она привела в свои апартаменты Чарлза Харта.
Барбара хорошо платила своим шпионам, которые лишь расстраивали ее, говоря, что король все чаще посылает за Молл Дейвис.
Однажды, потеряв самообладание, она разразилась гневной тирадой и спросила Чарлза Харта:
— Может, хоть ты мне скажешь, что король находит в этой маленькой глупой молочнице?
Они лежали в постели. Чарлз медленно потянулся к столику и взял яблоко из вазы с фруктами. Он откусил кусок и проговорил, лениво пережевывая:
— В том-то и прелесть, что она молочница, любовь моя! С ней он может отдохнуть. Она податлива, мила, послушна и очень глупа. — Он усмехнулся, скосив на нее глаза. — С тобой не расслабишься!
Вскочив с кровати, Барбара взволнованно заходила по комнате, не обращая внимания на свою наготу.
— Ты что, предлагаешь мне поучиться у этой маленькой дурочки? По-твоему, я должна мяукать и мурлыкать?
— Этого я не говорил. — Он отбросил огрызок яблока в сторону и плавным изящным движением привлек ее к себе. — Но, по-моему, крайне невежливо обсуждать короля, когда ты обнимаешься с другим мужчиной.
Барбара рассмеялась, и они вновь занялись любовными играми. Ее страсть подогревалась сознанием того, что она наносит обиду Карлу.
Позже, когда они отдыхали, Чарлз спросил:
— Ты слышала последние сплетни о Нелл Гуин?
— Нет, расскажи. — Барбара с симпатией относилась к Нелл.
— После закрытия театра она пошла в содержанки к Брокхерсту. Он предложил ей сотню фунтов в год и увез в свое поместье в Эпсоме. Говорят, получилась занятная парочка!
Барбара задумчиво прищурила глаза, вспоминая Чарлза Сэквилла, лорда Брокхерста. Это был довольно видный мужчина, но, конечно, ему было далеко до Чарлза Харта.
— Хороша ли она как любовница? — спросила Барбара. Ее всегда интересовало поведение других женщин в постели. Она была уверена, что в искусстве любви ей нет равных, но желала получить подтверждение этому.
— Мила, остроумна, игрива. Она никогда не требовала от меня ничего, не возражала против моих действий и не теряла рассудка от страсти.
Лицо Барбары вытянулось, она подумала, что он осуждает ее быстро воспламеняющуюся страстную натуру.
— Это звучит не слишком соблазнительно.
— О, да… соблазнительность… страсть… — усмехнулся Чарлз, — именно за этим я и пришел к леди Каслмейн.
Он потянулся к ней, и Барбара, испугавшись, что он опять хочет заняться любовью, торопливо встала с кровати.
— О Боже! Я едва не забыла, что должна быть у королевы сегодня утром.
Она засуетилась, торопливо одеваясь и приводя себя в порядок, а Харт нежился в постели и с наслаждением смотрел на нее. Барбара тоже украдкой поглядывала на его стройное мускулистое тело. Да, этот мошенник был безусловно красив, но его любовные игры могли бы быть менее однообразными и скучными. Ей казалось, что он сможет научить ее новым хитростям, которыми она сможет порадовать короля. Но пришлось с огорчением признать, что Харт совершенно не стремился к поискам новых возможностей, позволяющих усилить наслаждение. Пожалуй, он был даже менее опытен в искусстве любви, чем они с Карлом в самом начале их романа. О Господи! Как же она скучала по страстным ночам с королем!
Ее тело начинало болезненно ощущать потерю, она изнывала от тоски и была уверена, что умрет, если они вскоре не помирятся.
Она шла по саду Уединений, чувствуя некоторое облегчение от быстрой энергичной ходьбы, хотя в действительности у нее не было причин спешить. Придворные обязанности были лишь удобным предлогом для расставания с Чарлзом Хартом. Барбара с трудом выносила общество фрейлин и их любопытные взгляды. Ее размолвка с королем стала известна всем и каждому, и добрая половина двора надеялась, что он порвал с ней навсегда.
Опустив голову, Барбара стремительно шла по аллее и вздрогнула от неожиданности, когда Анна, леди Карнеги, взяла ее за руку.
— Барбара, постой!
Барбара слегка пошатнулась от резкой остановки и раздраженно потерла руку.
Анна смотрела на Барбару задумчивым и явно неодобрительным взглядом.
— Ради Бога, Барбара, мне давно хотелось поговорить с тобой. Неужели тебе не противен этот фальшивый жеманный актеришка?
Барбара рассмеялась ломким деланным смехом.
— Ну, что ты! Да он просто великолепен! Когда дело доходит до любви, он забывает о том, что он актер, милая. Знала бы ты, какой он нежный любовник!
Анна деликатно пожала плечами.
— Пожалуйста, избавь меня от этих мало интересующих меня подробностей. — Она замедлила шаги и понизила голос: — Ты слышала о том, что Френсис Стюарт вернулась в Лондон?
Яркий солнечный свет, казалось, вдруг померк; в глазах у Барбары потемнело, она прижала руки к груди, пытаясь справиться с охватившим ее волнением, и ошеломленно смотрела на Анну.
— Френсис?
Анна кивнула, тряхнув своими крашеными седыми локонами.
— Да, они с мужем поселились на Странде.
Не одобряя последней выходки Барбары, Анна тем не менее оставалась ее подругой и сейчас испытывала острую жалость к ней. Во взгляде Барбары были боль и отчаяние. Конечно, она понимала, что более неподходящего момента для возвращения Френсис и быть не могло. Надо же ей было заявиться в Лондон, когда Барбара и король поссорились.
— Ты видела ее? — глухим голосом спросила Барбара.
Анна пожала плечами.
— Френсис никогда не числилась в моих приятельницах. Но я узнала от леди Денем, что ей наскучила жизнь в провинции. Все же она слишком привыкла к балам, развлечениям, театрам… — Анна махнула рукой в сторону дворцовых зданий, — в общем, ко всем тем удовольствиям, которыми мы наслаждаемся здесь.
Барбара с отсутствующим видом перебирала пальцами бусы, поблескивающие на ее груди. Вдруг рука ее сжалась и дернулась… Оборвавшаяся нить соскользнула вниз. Печальным застывшим взглядом смотрела Барбара, как, рассыпаясь, скрываются в густой траве розовые жемчужины. Анна огорченно вскрикнула и, опустившись на колени, начала собирать их. Но Барбара раздраженно сказала:
— Ах, дорогая, оставь их!
Она подобрала юбки и побежала к главному дворцовому зданию. Необходимо срочно найти Карла. Она должна…
Внезапно она резко замедлила шаги. Что она должна? Умолять Карла вернуться к ней? Признаться, что она боится возвращения Френсис?
О, Боже милосердный! Необходимо найти какой-нибудь способ убедить его, что их глупой ссоре пора положить конец. Он не мог разлюбить ее. Просто он злится, что она взяла в любовники Чарлза Харта. Но прежде ей всегда удавалось смягчить его гнев.
Сердце Барбары замерло на мгновение, когда она увидела короля, прогуливавшегося по соседней аллее. Он шел один, не считая компании спаниелей, которые резвились вокруг него. Лицо Карла было поднято к солнцу, глаза полузакрыты. Барбара точно приросла к земле, его появление было таким неожиданным. Уже две недели они не встречались наедине. Она даже не знала, что сказать. «Но все же нельзя упускать такую возможность», — подумала она и, подобрав юбки, поспешила к нему навстречу.
Слегка запыхавшись, Барбара подошла к нему, надеясь, что румянец украсит ее бледные щеки. Сделав легкий реверанс, она сказала:
— Карл… — но тут же поправилась: — Ваше Величество!
Проклятье! Карл был самым дорогим и близким для нее человеком. Как ужасно сознавать, что они вдруг стали чужими! Она похолодела от ужаса, ее голос предательски задрожал.
— Сегодня я устраиваю бал в своих апартаментах. Вы не сможете прийти?
Прежде считалось совершенно естественным, что Карл проводил все вечера у нее; все знали, если леди Каслмейн дает бал, то хозяином на нем будет король.
Он окинул ее холодным гневным взглядом.
— Должен принести извинения, мадам. Я обещал быть в другом месте сегодня вечером.
Барбара вспыхнула от обиды и ожесточилась. Не владея собой, она вдруг яростно выкрикнула:
— Занят? Наверняка со своей комедианткой! Постыдился бы!
— Не будем говорить о том, кому до́лжно стыдиться. — В уголках его рта появились глубокие складки, глаза угрожающе сверкали. — Ты, по-моему, не пренебрегаешь ласками комедианта. — Впервые он упомянул о ее связи с Чарлзом Хартом.
Барбара взглянула на его сердитое лицо и почувствовала отчаяние, словно она билась об стену. Куда все исчезло: тепло, нежность, любовь, которая была между ними? Почему он ищет любви простой актрисы? Унижение и обида захлестнули ее, кровь бросилась в голову. Ох, как же ей хотелось унизить, обидеть его точно так же, как сделал он!
— Да, Чарлз Харт великолепный любовник! — с жаром сказала она. — Твои неуклюжие ласки не могли удовлетворить меня, и я счастлива, что наконец узнала настоящего мужчину!
О Господи, что я говорю!» — подумала Барбара. Их страсть, их любовь всегда была такой безупречной, такой нежной. А сейчас она сама отрицает, убивает ее. Он никогда не простит ей этого. Она сделала легкое движение, словно хотела извиниться и отказаться от своих слов, но Карл, побелев от гнева, холодно поклонился и быстро пошел дальше.
Барбара стояла как оглушенная и без слез смотрела ему вслед. Она не могла даже заплакать. Это был конец, смерть. Здесь, в залитом солнцем саду Уединений, ее жизнь кончилась. Ей захотелось вскрыть себе вены и дать крови спокойно вытечь на зеленую траву аллеи. Тогда… Может быть, тогда Карл поймет, что он еще любит ее?..
Барбара бросилась домой. Сердце ее колотилось, глухие рыдания сотрясали грудь. Изумленные придворные оборачивались ей вслед, но она точно ослепла. Скорее! Только уединившись в своих апартаментах, она сможет спастись от этого враждебного мира.
Около недели Барбара не покидала своих дворцовых апартаментов. Она никого не принимала, отказывалась видеть даже детей. Лишь Нэнси имела связь с внешним миром через Анну, леди Карнеги, которая была в курсе всех событий двора.
Карл безжалостно отказал Френсис и ее мужу в позволении вернуться ко двору. Он сказал, что Френсис было отлично известно, чем обернется для нее бегство из Уайтхолла. Возвращение будет сложным. Теперь Френсис клялась, что всегда любила только короля, но была еще слишком неискушенной, чтобы понять это чувство.
Барбара испугалась, узнав, что придворные зачастили с визитами в дом Френсис на Странде, чтобы выказать ей свое уважение. Они были уверены, что вскоре король смягчится и простит ее, и им хотелось заранее наладить хорошие отношения с будущей фавориткой.
Решив нарушить свое затворничество, Барбара вернулась к придворной жизни. С особой тщательностью она готовилась к балу, чтобы Карл почувствовал невольное желание от одного ее вида. Случайно заметив на себе его взгляд, брошенный с другого конца шумного зала, Барбара немедленно начала отчаянно кокетничать со стоявшим рядом мужчиной, одаривая недоумевающего кавалера самыми пленительными улыбками и взглядами, чтобы разжечь интерес короля.
Все придворные предсказывали скорое возвращение Френсис ко двору. Барбара сознавала их правоту, и это усиливало ее страдания.
— Будь проклята эта смазливая дурочка! — злобно говорила она Нэнси, обмахиваясь изящным шелковым веером. — И что ей не сиделось в своей любимой провинции?
Через несколько дней во дворце узнали, что Френсис заболела оспой, и двор приуныл, ошеломленный ужасной новостью. Вся ее ангельская красота могла быть уничтожена страшной болезнью. Немыслимо! Словно под угрозой оказалось бессмертное произведение искусства.
Гнев короля на Френсис тут же растаял, он ежечасно посылал к ней своих людей, которые старались ободрить и утешить ее. Они передали ей королевские пожелания скорейшего выздоровления, говорили, что скоро в ее честь в Уайтхолле состоится великолепный бал и что все придворные ждут не дождутся, когда она вновь будет с ними.
Френсис одолела болезнь, но она еще никого не принимала, и король, не в силах больше переносить неизвестность, тайно отправился навестить ее.
Карл вышел от Френсис с совершенно потерянным видом; рот его кривился в горькой усмешке, глаза были странно пустыми, точно в нем умерло что-то. Он направился прямо в дворцовые покои Барбары, взбежал на второй этаж, оттолкнул изумленную Нэнси и вошел в спальню. Барбара лежала на кровати, лениво листая томик стихов.
Услышав неожиданные шаги, Барбара подняла голову и замерла, приоткрыв рот от удивления. Она не верила своим глазам.
— Карл?!
Карл бросился к ней, упал на колени перед кроватью и спрятал лицо на груди Барбары.
Барбара, не зная, что и подумать, погрузила пальцы в его черные волосы. Его приход был столь неожиданным и необъяснимым! Она ошеломленно смотрела на него, потеряв на время дар речи.
Грудь Карла вдруг сотрясли рыдания, тяжелые рыдания человека, не привыкшего плакать. Барбара не на шутку испугалась.
— Карл, милый, что случилось?
Карл взглянул на нее, на его лице отражалось неподдельное горе.
— Я видел Френсис.
Барбара охнула и, затаив дыхание, в полнейшей растерянности смотрела на него.
— Она безобразна! — Глаза его вдруг полыхнули гневным огнем. — Эта проклятая оспа изуродовала ее. Ее лицо, ее чистейшее белое лицо, изрыто отвратительными красными оспинками… — Он уронил голову на руки и добавил приглушенным голосом: — Один глаз совершенно заплыл.
О Боже! Барбара на мгновение представила тонкую, подобную мотыльку, Френсис, смеющуюся и искрящуюся счастьем от сознания собственной красоты. Острая жалость пронзила ее. Она вспомнила, как в гневе призывала проклятья на голову Френсис, и содрогнулась.
Карл посмотрел на нее, во взгляде его было смешанное чувство вины и сострадания.
— Однажды я сказал ей, что надеюсь увидеть ее уродливой и сгорающей от любви… И вот сейчас… ее красота уничтожена… и она говорит, что любит меня.
— А ты? — Сердце Барбары сжалось от страха.
— Боже, помоги мне! Я любил Френсис только за красоту. — Голос его звучал покаянно. — Но сегодня… после пяти долгих лет ожидания! Сегодня она отдалась мне!
Барбара невольно отпрянула, и Карл заметил ее движение.
— Пойми, Барбара, ей это было необходимо. Она смотрела на меня с такой мольбой. Можешь ты представить, чтобы Френсис робела и просила о милости. Вся ее счастливая уверенность растворилась без следа. Это терзает мне сердце!
В его голосе слышалась такая боль, что ревность Барбары погасла, и она обняла его, чувствуя необычайную нежность к этому мужчине.
Немного погодя он прилег рядом с ней и мягко привлек ее к себе.
— Дорогая, не злись на меня больше из-за Молл Дейвис. — Он умоляюще посмотрел на нее. — Сегодня я понял, как коротка жизнь, как ненадежна. Ты и я, мы не можем тратить ее на ссоры.
Барбара слегка отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо, и сказала:
— Я ужасно скучала по тебе. О, любовь моя, не покидай меня больше.
Карл страстно и нежно прижал ее к себе. Ощущение его близости разожгло в Барбаре огонь чувственных желаний. Она смущенно покраснела: плотские наслаждения в этот момент были неуместны. Карл так переживал из-за Френсис и только что покинул ее долгожданные объятия. И Барбара должна была сейчас успокоить его, а не думать о любовных играх. «Будь у меня более тонкая натура, — подумала Барбара, — я бы не могла желать его сейчас».
Все мудрые мысли оказались бесполезными. Загорелое лицо было соблазнительно близко к ее губам. Она склонила голову и поцеловала ямочку на его шее. Под ее губами пульсировала тонкая жилка. Барбара чувствовала, что она слабеет и уже не в силах сдерживать себя. Слишком много ночей провела она в слезах, терзаясь безысходной тоской.
Барбара начала медленно развязывать тонкую батистовую рубашку, украдкой поглядывая на Карла. Он лежал, свободно раскинувшись на спине, легкая улыбка пробежала по его губам. Барбара почувствовала радостный трепет. В его пассивности скрывалось некоторое тайное одобрение; Карл словно предлагал ей вкусить унаслаждение, став соблазнительницей.
Что ж, это могло быть занятно. Барбара склонилась и нежно лизнула жесткие волоски, покрывавшие его грудь, ее язычок совершал дразнящие круговые движения. Ее губы прижались к его груди, лаская маленький сосок. Барбара тихо рассмеялась, чувствуя, как он твердеет от ее ласк.
Ее язычок спустился ниже к его плоскому животу, следуя по тропе тонких темных волос, кончающихся у пупка. Какое наслаждение касаться его желанного мускулистого тела!
— Ах… — вздохнул Карл, в его голосе уже слышалось явное желание, и Барбара обрадовалась. Она испытывала величайшее удовольствие от того, что могла просто любить его, не думая ни о каком вознаграждении для себя. Пока он оставался пассивным, однако все его тело уже дышало страстью.
Упавшие волосы, точно огненный плащ, раскинулись по плечам Барбары. Она опустилась еще ниже, касаясь самых тайных источников наслаждения. Тело Карла невольно оживало и отвечало на ее ласки. Язычок Барбары нежно щекотал его, затем она чуть отстранилась, сложила губы, тихонько дунув, и опять припала к нему жадным ртом, словно хотела полностью вобрать в себя всю его плоть. Она с восторгом вдыхала запах родного тела и казалась себе странником, проведшим в пустыне долгие месяцы без воды и пищи и наконец попавшим в райский сад. О Боже милосердный! Как же она выдержала без него столько времени?
Если бы эти мгновения могли стать вечностью: бесконечное слияние их тел, его вид, вкус, запах… Поток сладкого освобождения переполнял их, Барбара почувствовала, что он ускользает от нее… Она застонала от смешанного чувства восторга и потери.
Карл склонился к ней, обнял и прижал к своей груди. Они лежали, долго глядя друг другу в глаза. Затем Барбара прошептала, точно давая священную клятву:
— Я люблю тебя.
Глава 35
Красота! Если женщина теряет свою привлекательность, то ей лучше вовсе не жить! Всякий раз, встречая в Уайтхолле Френсис Стюарт, Барбара испытывала острую жалость. В глазах Френсис теперь всегда стояла мучительная мольба, словно она просила взглядом: не смотрите на меня слишком пристально, вы делаете мне больно.
Барбара желала Френсис только добра, но невольно, из какого-то суеверия, избегала ее, точно уродство Френсис могло быть заразным. Френсис при всем ее старании не удавалось скрыть своего безобразия. Она избегала яркого солнечного света, опускала на лицо тонкую полупрозрачную вуаль, за которой не был виден ее заплывший глаз. Она ловко играла веером, используя его как ширму, чтобы скрыть оспины, изрывшие ее щеки.
Карл — добрейшее существо — суетился возле Френсис, оказывая ей бесконечные знаки внимания, флиртовал с ней, пытаясь создать видимость былой избранности. Но Барбара не могла не замечать жалости, то и дело вспыхивавшей в его глазах, и отворачивалась, невольно испытывая отвращение. «О, Господи, — молила она, — не дай, чтобы такое случилось со мной!»
Слова Кларендона: «Скоро вы постареете» часто всплывали в ее памяти. Ей казалось, она плывет по реке времени и быстрое неумолимое течение затягивает ее в черный омут старости. Каждый пережитый день делал ее чуть старше. Двадцать шесть лет! А у нее уже пятеро детей. Всего через несколько лет ей будет тридцать, и тогда… Барбара испуганно отгоняла эти мысли.
Барбара стала одержимой, ее жизнь казалась ей такой уязвимой, опасность подстерегала на каждом шагу. В любой момент могла опрокинуться карета или она могла упасть в пролет лестницы и стать калекой на всю жизнь. Вместе с беспечностью Барбара потеряла прежнюю непринужденную изящную грациозность, ее движения стали замедленными и осторожными. Она жила с ощущением постоянной тревоги и чувствовала, что скоро сойдет с ума, если не выкинет из головы проклятые слова Кларендона: «Скоро вы постареете!» Порой, пытаясь избавиться от наваждения, она сжимала виски, словно хотела выдавить зловещее предсказание из свойе головы.
Нервы ее совсем расшатались, и она в отчаянии решила отправиться к доктору Джону Хейдону, знаменитому лондонскому астрологу и мистику, чтобы узнать свое будущее. Барбара знала, как быстро разлетятся по Лондону сплетни о ее визите к Хейдону. Слухи будут самыми разнообразными: одни будут говорить, что ей понадобился яд, чтобы расправиться со своими врагами, другие — что она покупает приворотное зелье, чтобы сохранить любовь короля. Поэтому она нацепила белый парик, плотно закуталась в черный плащ и скрыла лицо под черной маской. Ее карету тоже могли узнать, и, чтобы исключить всякую случайность, Барбара села в наемный экипаж, а доехав до дома Хейдона, долго и внимательно осматривалась, прежде чем войти внутрь. Дорога в пыльном тряском экипаже слегка утомила ее, но, стараясь выровнять дыхание, Барбара призналась себе, что в этом больше виноват страх, чем усталость.
Хейдон открыл дверь и с легким поклоном пригласил ее в приемную.
— Прошу вас, мадам.
Его острый проницательный взгляд сразу отметил богатый, подбитый мехом плащ, и он задумался о сумме, которую следует запросить с нее. Пройдя в тускло освещенную комнату, Барбара содрогнулась, сердце ее сжалось от страха. Зловещий череп ухмылялся ей из угла, стены маленького помещения были увешаны астрологическими картами и таинственными кабалистическими символами, затхлая атмосфера действовала угнетающе. Хейдон подхватил ее под локоть и ободряюще сказал:
— Пусть обстановка моего кабинета не тревожит вас, мадам. Все это, — он махнул рукой на стены, — лишь орудия моего ремесла. — Он смахнул пыль со стула, протерев сиденье рукавом, и предложил Барбаре присесть. Поежившись, она села, стараясь как можно реже вдыхать этот заплесневелый воздух. Сдвинув ворох бумаг на середину, Хейдон примостился на уголке стола и поглядывал на гостью поверх сложенных шалашиком рук. Наружность старика была омерзительной, казалось, он сто лет не мылся. Неприятное ощущение усиливалось длинными седыми волосами и белесыми маленькими глазками.
Хейдон улыбнулся, обнажив остатки гнилых почерневших зубов.
— Итак, мадам, скажите же, чем я могу помочь вам?
Барбара нервно сглотнула.
— Я хотела бы узнать, что ждет меня в будущем.
С важным видом Хейдон придвинул к себе астрологические карты. Барбара подалась вперед, с любопытством поглядывая на таинственные знаки. Большие круги были заполнены изображениями звезд, лун и еще множеством непонятных символов.
— Ничего не может быть проще, — льстиво сказал Хейдон. — Сначала вы должны сообщить мне дату вашего рождения. — Он взял перо и выжидающе посмотрел на Барбару.
— Шестнадцатого сентября 1644 года, — машинально солгала Барбара и вздохнула; с недавних пор она начала убавлять свой возраст, так приятно было сознавать себя на четыре года моложе.
Хейдон склонился над столом и начал скрести пером по бумаге. Барбара с некоторой тревогой следила за ним. Какая польза сейчас в ее лжи, ведь тогда он расскажет ей чье-то чужое будущее. Чуть склонясь вперед, чтобы привлечь его внимание, она сказала как можно беспечнее:
— Я перепутала. На самом деле, мне кажется, я родилась в 1640 году.
Хейдон спрятал усмешку и вновь обмакнул перо в чернила. Барбара нервно следила за ним. В комнате стало очень тихо, слышно было лишь царапанье пера и шипение огня в камине. Барбара ощущала гулкие удары своего сердца. Хейдон намеренно затягивал молчание, видя нарастающее волнение своей клиентки. Наконец он солидно прочистил горло и важно нахмурился:
— Я вижу…
Барбара вдруг резко оборвала его, вскочив на ноги и едва не опрокинув стул.
— О, подождите! Если вы видите что-то плохое, то лучше ничего не говорите мне! Я не желаю знать! — Она торопливо порылась в ридикюле, выуживая золотые монеты. Надо скорее заплатить ему и бежать из этого дьявольского места!
Хейдон быстро сказал:
— Я просто хотел получить от вас еще кое-какие сведения. — Он решительно подошел к ней и взял своей тощей рукой ее белые пальцы. — Я могу сделать так, что сбудутся ваши самые заветные желания, но вы должны довериться мне.
Барбара побледнела и опустилась обратно на стул; она неотрывно смотрела на старика, приоткрыв рот, и синева ее глаз подернулась легкой дымкой.
— Я хочу… — Она умоляюще воздела руки. — Я хочу всегда оставаться молодой и красивой… хочу, чтобы король всегда любил меня!
Король! Хейдон, прищурившись, пристально посмотрел на нее. Если убрать белокурый парик… О да… разрази меня гром! Где были мои глаза?! Это же леди Каслмейн!
У Хейдона даже дух захватило от открывающейся перспективы. Счастье само плывет к нему в руки, надо лишь верно раскинуть карты. Он взял пригоршню кристаллов и бросил их в медную жаровню, стоявшую на треножнике. Барбара сжалась на стуле, завороженно глядя на огонь; пламя зашипело и рассыпалось всеми цветами радуги. Хейдон умело использовал преимущества этого эффектного зрелища. Пристально глядя на Барбару, он понизил голос и заговорил медленно и повелительно, точно гипнотизировал ее:
— Я дам вам вечную молодость… Король будет вечно любить вас, но вы должны пройти…
Барбара вскочила со стула, в глазах ее была страстная мольба…
— О, все что угодно! Я сделаю все, что вы скажете!
Хейдон еще больше понизил голос и сказал громким шепотом:
— Мне известно одно всесильное заклятье, но, чтобы оно исполнилось, вы должны совершить некий ужасный… жуткий обряд. Осмелитесь ли вы на это?
Барбара кивнула:
— Да, у меня хватит смелости!
Чтобы избавиться от страха старости и сохранить навечно любовь Карла, она была готова на все. Хейдон слегка надтреснутым голосом подробно изложил ей суть древнего магического действа. В глазах Барбары нарастал ужас, но она сжала предательски дрожащие руки и выслушала рассказ до конца.
В полночь — ровно в полночь, как и говорил Хейдон, — Барбара стояла вместе с Нэнси у развалин собора Святого Павла. Трясущаяся от страха Нэнси едва сдерживала слезы. Собор рухнул во время недавнего пожара, но подземная часовня Святой Веры осталась невредимой. Именно туда Барбаре и необходимо было проникнуть.
— Том Бойз! Том Бойз! — громко позвала она. Все ее тело покрылось холодным потом. Всхлипывания и стоны Нэнси только усиливали ужас Барбары, и ей захотелось отправить Нэнси домой. А ведь служанка даже не знала истинной причины этого ночного путешествия.
Дверь часовни заскрипела, и на пороге появился ключарь Том Бойз с зажженным факелом в руке. Огонь отбрасывал красноватые блики на его возмущенное лицо.
— Кто здесь? — грубо сказал он. — По ночам часовня закрыта. Проходите мимо!
Барбара шагнула вперед, чтобы в свете, отбрасываемом факелом, ключарь мог разглядеть ее богатые меха и драгоценности, сверкающие на шее и запястьях. Ее величественный вид явно должен был усмирить его негодование.
— Ну, ладно! — Том Бойз бросил на нее взгляд изумленного восхищения и спросил менее свирепо: — Что вам угодно?
Барбара подошла поближе и тихо сказала:
— Я желаю войти одна в эту часовню. Этот кошелек с золотыми монетами станет твоим, если ты позволишь мне сделать то, о чем я прошу.
— Но почему именно сейчас? — Том в невольном изумлении оглянулся на зияющую темноту часовни.
Причуды знати были загадочны, но такого еще не было! Внутри часовни лежали мумифицированные останки епископа Брейбрука, которые стали одной из достопримечательностей Лондона в последние несколько месяцев. Народ стекался в часовню, чтобы поклониться священным мощам. Епископ умер в 1404 году и был захоронен в соборе Святого Павла. Во время пожара его останки провалились в часовню Святой Веры и остались целыми и невредимыми. С тех пор этот обтянутый кожей скелет стали наделять чудотворной силой. Но до сих пор никто не пытался взглянуть на него ночью. Ключарь с беспокойством посмотрел на Барбару.
— Однако… Я…
Барбара соблазнительно тряхнула кошельком с золотыми монетами.
Том Бойз, закусив нижнюю губу, все еще нерешительно топтался на месте. Затем он быстро схватил кошелек с золотом и, повернувшись к дверям, сказал:
— Следуйте за мной.
— Нет, подожди! — Барбара схватила его за руку, ее пальцы слегка подрагивали. — Отдай мне твой факел, я должна войти одна.
В полночной тишине слабый стон Нэнси прозвучал как настоящий вопль.
Барбара вздрогнула и обернулась к ней.
— Нэнси, успокойся.
Том Бойз все еще задумчиво покусывал губы, но наконец решился и отдал факел Барбаре с видом человека, снимающего с себя всякую ответственность за дальнейшее.
От порыва ветра огонь зашипел, грозя погаснуть, грубая необструганная ручка уколола нежную ладонь Барбары.
— Боже Всемогущий! Помоги мне!
Она начала спускаться по узенькой каменной лесенке, с осторожностью переставляя ноги по едва заметным ступеням. Сердце ее бешено колотилось, но она была не в состоянии совладать с ним.
Ступив на сырой пол часовни, Барбара на мгновение остановилась. Вокруг было черным-черно, как в могиле, свет факела освещал лишь маленькое пространство под ногами. Ужасно, она ничего не сможет найти в такой темноте! С пола доносились противные шорохи. Барбара вскрикнула и пошатнулась, уверенная в том, что чуть не наступила на крысу. Факел чуть не выпал из ее рук. Барбара обхватила его двумя руками и призвала на помощь всю свою смелость. Она зашла слишком далеко и уже не может повернуть назад.
Она вглядывалась в зловещий мрак. Останки епископа Брейбрука должны лежать в нефе, прямо перед нею. Медленно, с трудом переставляя ноги, Барбара начала двигаться вперед.
Вот и гроб! Ужасная тоска овладела Барбарой. Она окончательно запуталась в этой дьявольской паутине и уже не в силах разорвать ее. «Вперед! Я должна подойти поближе», — приказывала себе Барбара.
Она заглянула в гроб и судорожно схватилась рукою за его край, костяшки ее пальцев сильно побелели. Чувствуя странную нереальность всего происходящего, она отрешенно смотрела на ссохшиеся останки. Неужели это когда-то было человеческим существом? Неподвижный темный скелет был точно каменный.
Слезы полились из глаз Барбары, но она не замечала их. «Я не смогу…» — подумала она. Но зловещий образ уродливого лица Френсис вдруг всплыл в ее памяти. Барбара поборола слабость. Нет, она должна сделать это! «Еще немного смелости, и я обрету вечную молодость и вечную любовь Карла», — уговаривала она себя. Стараясь ни о чем не думать, Барбара сунула руку в карман юбки и нащупала холодный нож. Она суеверно перекрестилась, в ее дрожащих пальцах сверкнуло холодное блестящее лезвие.
Закрыв глаза, словно вид темных мощей усугублял ужас того, что ей предстояло сделать, Барбара вытянула руки и коснулась скелета. О Боже! Какая ледяная мерзость!
Барбара всхлипнула и закусила губу; волосы упали ей на глаза. Она нащупала кость епископского пальца и попыталась отрезать ее ножом. В голове ее была полная пустота, ужас разогнал все мысли. Наконец ей удалось отделить палец от трупа; она держала косточку в своей дрожащей руке и тупо смотрела на нее. Лицо ее было залито слезами, зубы выбивали мелкую дробь. Наконец она опомнилась, сунула свою добычу в карман и в спешке бросилась к выходу.
Холодный ночной воздух, точно благословение, коснулся ее лица. Она сунула факел Тому Бойзу и сказала Нэнси, не разжимая зубов:
— Уведи меня отсюда!
В карете она то истерически плакала, то смеялась. Ее трясло как в лихорадке. Слегка задыхаясь, она почти бессвязно рассказала Нэнси о цели своего ночного путешествия. Девушка отпрянула и сжалась, с ужасом взирая на свою госпожу.
— Боже, сохрани вас! — Она суеверно перекрестилась. — Вы сошли с ума? Вы же продали душу дьяволу!
Панический страх Нэнси отрезвляюще подействовал на Барбару, и она постаралась успокоить девушку.
— Чепуха! Немного смелости, и все неприятности позади! — Барбара поспешно отогнала страшные воспоминания. — Но зато теперь я обрела вечную молодость и красоту.
Барбара почувствовала необычайное возбуждение. Теперь ей нечего бояться. Беспечная как бабочка, она будет порхать по жизни, не страшась старости. Ее жизнь будет сплошным праздником. Она сможет беззаботно наслаждаться каждым мгновением и станет самой счастливой женщиной, когда-либо жившей на белом свете.
Барбара решила, что должна всегда иметь реликвию при себе. Но, поскольку она не могла смотреть на нее без содрогания, не говоря уже о том, чтобы касаться ее, Барбара на следующий же день отправилась к ювелиру и заказала для хранения пальца узенький золотой медальон.
— Мне нужен небольшой медальон, чтобы хранить одну… ужасно ценную вещь, — объяснила она.
Ювелир предложил ей принести эту вещь, чтобы он мог уточнить размеры медальона. Но Барбара резко возразила. Немного нервничая, она быстро измерила свой мизинец и сказала:
— Размеры этой вещицы явно не больше моего мизинца.
Стараясь угодить леди Каслмейн, ювелир сделал медальон за два дня, и с тех пор Барбара постоянно носила медальон с реликвией на груди. Он висел на длинной золотой цепочке, скрываясь в ложбинке между ее грудей. Никто не должен был знать о нем. Барбаре не хотелось вызывать интерес окружающих к своему новому украшению. Ощущение холодного металла на груди действовало на Барбару ободряюще. Но порой она с благоговейным страхом касалась спрятанного под платьем медальона.
Магия начала действовать почти сразу. Вскоре Карл пришел к ней и, играя глазами, сказал:
— У меня есть для тебя сюрприз.
— Что же это за сюрприз, дорогой? — Удивленно глядя на него, Барбара пленительно улыбнулась, и на ее щеке заиграла очаровательная ямочка.
— Тебе не хотелось бы стать герцогиней? — Глаза Карла светились любовью и мягким изумлением; он наблюдал, как на ее лице постепенно появляется выражение искреннего детского восторга.
— Герцогиней?! — Барбара не верила своим ушам, но затем трепетный восторг охватил все ее существо. — Ах, это просто чудесно! — Она мечтательно задумалась, но вдруг рассмеялась, злорадно сверкнув глазами: — Ох, и расшипятся все эти старые кошки, когда я стану герцогиней! Уж я заставлю их с почтением относиться к моей персоне. Они будут сиротливо ютиться на скамеечках возле моих ног, а я буду гордо восседать в кресле. — Она плюхнулась в ближайшее кресло и приняла надменный вид, показывая, как все это будет происходить. — И, конечно, я снизойду до небрежной улыбки!
Карл расхохотался.
— Какая ты, однако, мстительная маленькая злючка! Может быть, мне не стоит говорить тебе о другом сюрпризе.
Барбара надула губы и жалобно взглянула на него. Этот взгляд мог заставить смягчиться камень, и Карл, усмехнувшись, по достоинству оценил его.
— Я также собираюсь подарить тебе Беркшир-Хаус.
— О, Карл!..
Беркшир-Хаус, роскошный особняк, находился на площади Святого Джеймса, в красивейшем районе Лондона. Когда-то его недолго занимал канцлер Кларендон, и Барбара с завистью говорила, что это самый чудесный дом во всем Лондоне.
Она вскочила и бросилась за плащом.
— Карл, пожалуйста, давай сейчас же поедем взглянуть на него!.. — сказала она через плечо, накидывая плащ перед зеркалом.
Вскоре ее карета уже катила, гремя по булыжникам, в направлении площади Святого Джеймса.
— О Господи! — воскликнула она. — Я совсем забыла! Какой же у меня будет титул?
Карл принял церемонный вид и, точно глашатай на королевском приеме, провозгласил:
— Барбара, герцогиня Кливленд!
Она попыталась произнести новое имя вслух и слегка упала духом.
— Кливленд звучит не так приятно, как Каслмейн. — Затем лицо ее прояснилось. — Но вкупе с герцогиней, я думаю, сойдет и оно!
Она загорелась желанием перестроить Беркшир-Хаус и таскала Карла по всему дому, заставляя по несколько раз заходить в каждое помещение.
— Сюда я закажу новые полы из генуэзского мрамора, а стены закрою венецианскими зеркалами. О, Карл, у меня такое множество идей!
Карл издал печальный стон, полушутливый, полуискренний.
— Как ты полагаешь, милая, не оставить ли несколько шиллингов в казне на нужды Англии?
Барбара восторженно обняла его.
— Я буду очень бережлива, буду считать и раздумывать над каждым пенни, — заверила она. — Ох, сколько же у меня теперь домов! — Она начала загибать пальцы. — Этот дом… О, как он нравится мне! Дом на Кинг-стрит, дворцовые апартаменты в Уйатхолле и в Гемптон-Корте! Бог мой, до чего же я стала богатой!
Печальный взгляд Карла скользнул по анфиладе пустых комнат.
— Боюсь, я стану нищим, прежде чем это здание примет жилой вид.
Барбара ежедневно заезжала в Беркшир-Хаус посмотреть, как продвигаются работы. Она посулила тройное вознаграждение рабочим, если они немедленно приступят к переделкам в ее доме. В Лондоне сейчас трудно было найти мастеров; восстановительных и строительных работ после пожара было хоть отбавляй, и строители могли позволить себе выбирать заказчиков по вкусу. Барбара без устали ходила по залам, она разговаривала то с рабочими, устанавливавшими огромные зеркала на только что обитые стены, то с позолотчиками, закрывавшими блестящий паркет перед началом покраски потолков. Запах свежеструганного дерева был сладостно приятным, и Барбара вдыхала его с восторгом, считая себя счастливейшей из женщин. Она приказала убрать перегородки между комнатами, чтобы создать самый большой приемный зал в Лондоне. Его размеры и пышное великолепие должны будут вызвать изумление и восхищение всего двора.
В начале мая она простудилась, видно, слишком долго любовалась пейзажами с балконов Беркшир-Хауса, и слегла в постель с высокой температурой. Барбара всегда отличалась крепким здоровьем и практически не болела, поэтому любая болезнь пугала ее, приводя в отчаяние. Несколько дней она горела в лихорадке, и Нэнси выхаживала ее, отпаивая горячим вином с травами. Барбаре чудилось, что она погружается в серые туманные сумерки, серый смутный мир с какими-то ужасными мелькающими образами. Она лежала в кровати без движения в душной комнате, скучая по свежему воздуху. По ночам ее мучили кошмары; снова и снова ее преследовал один и тот же сон, словно она опять спускается в подземную часовню и с ножом в руке склоняется над останками епископа Брейбрука.
Один из таких снов был столь ужасным, что Барбара проснулась в холодном поту, выкрикивая какие-то бессвязные слова. Нэнси вбежала в комнату и обняла Барбару.
— Сохрани вас Бог, госпожа! Что случилось?
Барбара стучала зубами от страха, лицо покрылось капельками пота.
— Опять Брейбрук! Он вылез из гроба… — Барбара закатила глаза, губы ее дрожали, черты лица исказил ужас.
Нэнси успокаивающе гладила растрепавшиеся волосы Барбары. Она пребывала в состоянии суеверного страха с той самой ночи, когда Барбара осквернила чудотворные останки в подземной часовне.
— Я ведь говорила вам! Сделки с дьяволом ни к чему хорошему не приведут!
— О Нэнси, помоги мне! — Барбара разразилась слезами и порывисто схватила Нэнси за плечи. — Что если Хейдон обманул меня? Он обещал, что я сохраню молодость и красоту на всю жизнь. Но вдруг я умру прямо сейчас, Нэнси? Это же возможно… Мне так плохо… И тогда его предсказание сбудется — я умру красивой! Но разве об этом я мечтала? Я должна долго жить.
Барбара внезапно осознала всю полноту ужаса перед неизведанным… Что же она сотворила и как теперь освободиться от этого заклятья? Ей показалось, что заплесневелый могильный воздух обволакивает ее и ей уже никогда не смыть с себя этот зловонный запах.
— Я буду молиться за вас, — твердо сказала Нэнси.
Служанка смертельно боялась, думая, что Барбара продала свою душу дьяволу. Она была страшно расстроена, но старалась говорить спокойным и ровным голосом:
— Когда вам станет лучше, мы что-нибудь придумаем.
Барбара уже предчувствовала смерть, но через несколько дней лихорадка кончилась, ее здоровый организм преодолел болезнь.
В первый же день, когда Барбаре позволили встать с постели, Нэнси усадила ее в кресло возле окна и сказала:
— Я много думала, молилась и поняла, что мы должны сделать.
Барбара сидела бледная и апатичная. Она медленно повернула голову, проявив слабый интерес к словам Нэнси. Может быть, Нэнси скажет, как ей освободиться от холодного, сковывающего душу страха, который не отпускал ее ни днем, ни ночью.
— Огонь очищающий!.. — воскликнула Нэнси. — Я думаю, нам надо сжечь палец епископа, конечно, как подобает: с молитвами и почестями. Мы совершим обряд очищения… понимаете? Мы умилостивим Бога и сорвем планы дьявола, мы разрушим это заклятье!
— Да, — взволнованно кивнула Барбара, и от резкого движения ее волосы взметнулись над плечами ярким огненным облаком. — Нэнси, давай сделаем это сейчас же. Я не смогу спокойно дышать, пока эта реликвия не сгорит.
— Дайте ее мне. — Нэнси протянула руку, и Барбара, сняв золотой медальон, положила его на ладонь девушки. Нэнси решительно сжала дрожащую руку. — Подождите, сейчас я схожу за Библией.
Она вышла из комнаты, а Барбара лениво выглянула в окно, на зеленеющий сад Уединений. Прямо под окнами она заметила бегущего по аллее Карла. Он направлялся на теннисный корт, помахивая ракеткой.
Вдруг Барбара прищурила глаза, заметив юную блондинку, догоняющую Карла. Она окликнула короля, он остановился и подождал ее, приветливо сняв шляпу. Девушка добежала до него и, рассмеявшись, приложила руку к груди, восстанавливая сбившееся дыхание. Она подняла свою белокурую голову и что-то сказала Карлу, ее мягкие розовые губки разомкнулись, на лице заиграла очаровательная, кокетливая улыбка.
Нэнси вернулась в комнату с охапкой новых поленьев для камина, чтобы сделать огонь поярче. Но Барбара едва обратила внимание на ее появление. Она была поглощена сценкой, разыгрывающейся в саду под окном.
Девушка явно использовала самые обольстительные улыбки, движения ее были полны изящества, и король улыбался, глядя на нее, всем своим видом проявляя лестное для кокетки внимание. О Боже! Барбара приникла к подоконнику. Это была Годива Прайс, маленькая дерзкая провинциалка, которую Барбара встречала в покоях Анны, герцогини Йоркской. Именно тогда две юные фрейлины рассуждали о ней, Барбаре, как о столетней старухе.
Нэнси воскликнула:
— Госпожа, все готово! — И Барбара вздрогнула и испуганно обернулась к ней, боясь, что ошибка уже непоправима.
Сердце ее учащенно забилось, точно она избежала ужасного несчастья. Барбара бросилась к Нэнси и выхватила у нее медальон. Трясущимися руками она надела медальон и нежно прижала его к груди. Дыхание ее постепенно успокоилось. Нэнси запротестовала, изумленно вытаращив глаза, но Барбара резко оборвала ее:
— Оставь меня в покое! Я должна сохранить красоту любой ценой! — Она не желала сейчас выслушивать поучения служанки о дьяволе и проклятье. Девушка в ужасе попятилась, осеняя себя крестным знамением.
Барбара подбежала к окну, ощущая легкий холодок золотого медальона на груди. Карл только что расстался с Годивой Прайс, и, когда Барбара появилась в окне, он поднял голову и заметил ее. Белозубая улыбка блеснула из-под черных усов, он сорвал с головы шляпу и радостно взмахнул ею, приветствуя Барбару.
Гордая лучезарная улыбка осветила лицо Барбары. Она потрогала медальон и тихо проговорила:
— Ты будешь вечно любить меня, Карл Стюарт.
Комментарии к книге «Королевская страсть», Патриция Хортон
Всего 0 комментариев