«Искушение»

ОТ АВТОРА

Хотела бы уточнить тот факт, что я использовала семью из Лонгмедоу только для того, чтобы моя героиня жила среди реальных людей и в реально существовавшем городе. Но насколько мне известно, в то время ни человек по имени Джон Колтон, ни девушка Вера-Мария в городе не жили. Некоторые события той революционной эпохи описаны с документальной точностью, но я хочу подчеркнуть, что не намеревалась описывать какую-нибудь конкретную семью.

Информацию для своего романа я черпала из очень содержательного исследования Барбары Кларк Смит «После революции».

Хочу также добавить, что, хотя Лорд Перси является фигурой исторической, под его командованием не служил лейтенант Айронс.

В заключение я хочу принести свои извинения за некоторые неточности при воспроизведении речи доктора Джозефа Уоррена на собрании, посвященном так называемому «избиению». Мною были использованы отрывки из его более ранних речей за три года до описываемых событий (т.е. в 1772 г.) по тому же поводу.

Посвящается моей матери, которая научила меня с уважением относиться к слову, напечатанному.

ПРОЛОГ

— Никогда не думала, что я играю в какие-то игры. Ваши обвинения безосновательны. Опасные игры — дело военных, а вовсе не мое! — воскликнула Вера.

Вера была уверена, что ее убедительная речь развеяла сомнения Флетчера, и уже направилась к выходу, когда он схватил ее за руку и потянул назад.

— Нет, — твердо сказал лейтенант. Вера подняла свободную руку, собираясь ударить Флетчера, но он оказался проворнее. Теперь лейтенант держал обе ее руки.

— Лейтенант, как вы смеете? Отпустите, мне больно!

— Стойте спокойно, и я не причиню Вам вреда.

— Да Вы просто…

— Нет, совсем нет…

Они смотрели друг на друга, и необъяснимая таинственная связь между ними крепла с каждым мгновением. «Ведь он мой враг», — вздохнув, подумала Вера.

Но прохладные открытые губы Флетчера уже прижались к ее рту. Он все еще держал ее руки в своих, потом отпустил их, чтобы обнять Веру и крепче прижать к себе. Его губы скользили от розовых щек к тонкой нежной шейке, он целовал впадинку под горлом, каждую пульсирующую жилку, проводил языком по коже, ощущая ее сладость. Флетчер не встретил сопротивления. Как только руки миссис Эшли получили свободу, они нежно обвились вокруг его шеи, пальцы ворошили волосы на затылке и ласково поглаживали мускулистую спину. Вера прижалась к нему всем телом, а ее пышные шуршащие юбки обвились вокруг их ног.

— Любовь моя, милая, — нашептывал Флетчер, пряча лицо в золотой россыпи ее волос.

Все вокруг перестало существовать для них…

Глава 1

Бостон, январь, 1775 г.

Грохочущая наемная карета в очередной раз подпрыгнула на ухабе, и молодая женщина, задремавшая на жесткой деревянной скамейке, вздрогнула и проснулась. Оглядевшись вокруг, она с облегчением обнаружила, что в карете, кроме нее, никого нет.

Вера-Мария Эшли, молодая вдова Уильяма Эшли, спешила в Бостон. Она выглядела усталой, рыжие волосы выбились из-под черного чепца, зеленое дорожное платье помялось, а плед упал с колен. Вера попыталась размять затекшие ноги. Дорога была уже-сна, и Вера чувствовала себя совершенно разбитой. Она подняла плед, поправила волосы и откинулась на спинку сиденья.

Но стоило ей закрыть глаза и задремать, как карету встряхнуло так сильно, что у бедной женщины перехватило дыхание. Вера позвала кучера и попросила ехать помедленнее, но он, казалось, ее совсем не слышал. С трудом дотянувшись до окна, она откинула плотную занавеску и хотела уже повторить свою просьбу, но слова замерли у нее на губах. Они уже подъезжали к Бостону. Пожалуй, ради этого стоило потерпеть неудобства: Вера не ожидала добраться так быстро.

За окном показались домики предместья. Утро было холодным, трава сверкала на солнце, вся покрытая инеем. На фоне яркого утреннего неба темнели дубы, вязы и каштаны. Казалось, что опытный живописец усилил контрасты и сгустил тени деревьев, ветки которых облепили вороны. Вера выглянула в окно, чтобы поскорее увидеть знакомые остроконечные крыши Бостона. Но вместо них на горизонте показался силуэт британского форта. Кровь прилила к щекам молодой женщины. Вид крепости внушал ей такое отвращение, что она опустила занавеску.

Глубоко вздохнув, Вера начала с особой тщательностью поправлять растрепавшиеся локоны, плотно завязала под подбородком ленты чепца, закуталась в дорожный плащ, натянула перчатки, поочередно поправляя каждый пальчик, и заправила их под рукава плаща. Эти приготовления отвлекали от тревожных мыслей, не дававших ей покоя всю дорогу. Вере предстояло пройти проверку документов при въезде в форт. Об этом лучше было вообще сейчас не думать, дабы заранее не накликать беду. Молодая женщина всегда старалась следовать этому правилу и в мыслях устремилась назад, в Лонгмедоу, где она только что провела четыре спокойных месяца в кругу своей семьи.

Эти воспоминания не приносили покоя. Перед мысленным взором Веры вставал образ разъяренного отца, который никак не мог понять, что больше не может приказывать своей двадцатишестилетней дочери. Старый Джон Колтон не представлял себе, что удерживает его дочь в Бостоне, этом средоточии порока, потонувшем, как и все большие города Северной Америки, в грехе и преступлениях. Он был уверен, что только такие упрямые девчонки, как его дочь, не понимают, насколько жизнь в Лонгмедоу достойней и безопасней.

Вера отвечала очень резко, и это до сих пор тяготило ее. Она причинила отцу ужасную боль, когда заявила, что Бостон стал ее домом. Но это было правдой, от которой невозможно было уйти.

Карету снова затрясло на ухабах, она заваливалась то вправо, то влево, страшно скрипела и, казалось, вот-вот развалится. Вера вцепилась руками в сиденье. Это не помогло, и пришлось упереться руками в боковые стенки, а ногами в пол. Из оцепенения ее вывел только голос кучера, заглянувшего в окошко на передней стенке кареты…

— Уже форт, мэм, — пробасил он. — Там впереди повозки, но это ненадолго. Скоро подъедем к воротам.

— Очень хорошо, — ответила Вера, наклоняясь вперед, чтобы он мог слышать ее, — я готова.

— Да, мэм, — послышалось в ответ.

Вера успела разглядеть вереницу повозок перед воротами форта, и окошко закрылось.

Вера откинулась назад и стала ждать. Она слышала кучера, успокаивавшего лошадей, поскрипывание колес и доносящиеся издалека выкрики офицеров, проверявших всех, кто хотел проехать в Бостон.

Вера пыталась сосредоточиться и собраться с мыслями. Сейчас ей требовалась вся ее выдержка: волнение может показаться подозрительным.

Эти размышления прервал сильный толчок. Карета резко остановилась. Вера едва не свалилась на пол.

— Господи, спаси и помилуй, — прошептала она с мольбой.

Солдаты начали осмотр багажа на крыше, потом раздался стук, и дверца кареты распахнулась. Яркий солнечный свет и поток холодного воздуха хлынули внутрь, унося остатки тепла. У Веры захватило дыхание и защипало в носу.

— Прошу Вас выйти, мадам, пожалуйста! — обратился к ней капитан, командовавший солдатами.

— Да, конечно. Спешу изо всех сил, — ответила Вера.

В ее тоне, пожалуй, сквозило слишком много иронии, хотя просьба была произнесена весьма почтительно. Держась за дверную раму, Вера стала спускаться вниз. Из-за неосторожного движения Верина юбка зацепилась за край скамейки и обнажила до колена прелестную ножку в белом чулке. Офицер при виде представшей перед ним картины покраснел до корней волос, но взгляда отвести не смог: Вера была миниатюрной, прекрасно сложенной женщиной. Она резко одернула юбку, спрыгнула на землю и оказалась лицом к лицу с нескромным капитаном. Это был невысокий мужчина средних лет.

— Вы хотели поговорить со мной, сэр, — обратилась к нему Вера ледяным тоном.

Капитан закашлял и, медленно возвращаясь к действительности, начал задавать вопросы.

— Как Вас зовут и чем Вы собираетесь заниматься в городе?

— Я миссис Уильям Эшли и живу в Бостоне, сэр.

— В самом деле? — ухмыльнулся офицер. Он уже собирался сделать беседу менее официальной, но строгий взгляд Веры удержал его. Шмыгнув носом и еще раз прокашлявшись, капитан продолжал:

— Вы уезжали из города, не так ли? Этот дурацкий вопрос лишил Веру терпения.

Она нахмурилась и с презрением уставилась на собеседника.

— Я была в отъезде 4 месяца, а теперь, с Вашего позволения, возвращаюсь домой. Может быть, Вас еще что-нибудь интересует, капитан? Например, где я была и чем занималась?

Капитан помрачнел, расправил плечи и посмотрел на Веру со злобой.

— Попридержите-ка свой язычок, дамочка! — начал он уже совсем другим тоном. — Где, черт возьми, вы живете? Мне нужен Ваш адрес, понятно?

— Если Вам это интересно, я отвечу, — холодно произнесла Вера. — Я живу на Северной окраине, в собственном доме, который мне достался после смерти мужа.

— Английские военные на постое есть?

— Нет, конечно, нет!

Капитан впился пристальным взглядом в лицо хорошенькой рыжеволосой женщины. В ее зеленых глазах он прочел такое отвращение, которое заставило его выпрямиться во весь свой небольшой рост, чтобы взглянуть на строптивую леди с высока. Он понял, что за ее резкостью скрывалась безудержная ненависть американской патриотки к англичанину-оккупанту.

— Все бунтуете у себя на Северной окраине? А ну-ка, покажите ваш пропуск. Я хочу его проверить.

Дрожащими руками Вера пыталась достать нужную бумагу. Она подняла тяжелую полу плаща и стала рыться в кармане жакета. Губы молодой женщины дрожали. Господи, как она могла потерять контроль над собой? Почему не сдержалась? Теперь совершенно непонятно, чем все кончится. В конце концов Вера достала пропуск, который каждый выезжающий из города должен был получить в Управлении провинцией. Она расправила его и подала офицеру.

— Прошу Вас, сэр.

— Благодарю.

Капитан внимательно рассматривал каждую букву, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь изъян. Но все было в полном порядке, а печать губернатора — настоящей.

— Ваш пропуск действителен, — наконец вынес он свой приговор, — но это еще не все.

Повернувшись к Вере спиной, он крикнул:

— Эй, Прайс, обыщи карету, и как следует. Пусть Рендолл тебе поможет!

Вера пришла в ужас, представив себе, как эти англичане будут рыться в ее вещах, перебирать ее белье и рассматривать предметы дамского туалета. Покрасневшая и смущенная, она оглянулась вокруг в надежде, что кто-нибудь придет ей на помощь. Но кучер сидел на козлах неподвижно и безучастно, не выпуская вожжи из рук и не обращая никакого внимания на происходящее.

Ни один человек из толпы, собравшейся у ворот, похоже, не собирался вмешиваться. Вера решила действовать сама. Она подошла к капитану и обратилась к нему со словами:

— Конечно, Вы можете обыскивать весь мой багаж, сэр. Я никак не могу этого предотвратить. Меня это совершенно не беспокоит — прятать мне нечего. Но скажите мне, ради Бога, что же за недозволенные предметы, которые я могла бы провезти в Бостон? По-моему, Вас гораздо больше должен интересовать багаж тех, кто выезжает из города. Всем известно, что в провинцию вывозят краденую английскую форму и оружие.

Вера закончила свою страстную речь и перевела дыхание. Капитан стоял, скрестив руки на груди, и глядя на рассерженную женщину со все возрастающим любопытством, — Сударыня, должен отметить, что Вы обладаете поразительно обширными познаниями в той области, которой Вам бы лучше вообще не касаться. Боюсь только, они не помогут Вам доказать Вашу невиновность.

Последние слова капитан произнес очень резко, отвернулся от Веры и направился к солдатам, которые вытаскивали вещи из кареты.

Вера нахмурилась. Она была недовольна собой: не стоило так горячиться. Этот капитан оказался гораздо проницательнее, чем она предполагала. Вера твердо решила ни во что больше не вмешиваться и не произносить ни слова.

Но тут солдаты вытащили из кареты ее шляпную коробку и открыли, собираясь перерыть сверху донизу. Молодая женщина тут же забыла обо всех своих благих намерениях и, подобрав юбки, бросилась вслед за капитаном.

— Хотела бы я знать, — язвительно обратилась к нему Вера, — что же Вы собираетесь отыскать среди моих шляпок? Очередную пушку, пропавшую из форта? Но поверьте мне, сэр, даже если я надену все свои шляпки, пушка в коробке не поместится. И пистолета там тоже нет. Как человек военный и весьма опытный Вы могли бы догадаться об этом по ее весу. Да и зачем, ответьте мне ради всего святого, стала бы я возвращаться в город с оружием? Уж не для того ли, чтоб вернуть его Вам?!

В толпе, стоявшей позади Веры, начали раздаваться возмущенные голоса. Этого капитан уже не мог допустить. Он резко повернулся и подошел к Вере. Ей показалось, что он сейчас ударит ее или наденет на нее наручники. Инстинктивно Вера отступила назад и почувствовала, что чья-то сильная мужская рука схватила ее за локоть. Она ощущала железное пожатие через плотную ткань плаща.

— Капитан, мне кажется, леди права, — услышала Вера.

Эти слова произнес мужчина, который подошел к ней сзади и теперь крепко держал ее руку. По легкому акценту Вера сразу узнала в нем англичанина.

Вера попыталась высвободиться, но безуспешно. Мужчина не обратил на это никакого внимания и продолжал говорить спокойно и властно.

— Капитан, ответьте, пожалуйста, разве я не прав?

Вера продолжала вырываться, и неожиданный заступник слегка встряхнул ее руку. Он одергивал Веру, как расшалившегося ребенка, и она подчинилась, сама не понимая, почему.

— Капитан, Вам давно пора приказать солдатам прекратить обыск. Своими действиями Вы нарушаете права одного из граждан Бостона. Как только Вы немного поразмыслите, то сразу поймете, что никаких оснований для Вашей подозрительности нет. Вы несправедливы, капитан.

Как ни странно, слова незнакомца возымели действие. Капитан оглянулся, взгляды обоих мужчин встретились. Вере даже показалось, что капитан узнал ее спасителя. Тут же был отдан приказ о прекращении досмотра, все содержимое шляпной коробки уложено на место, а сама коробка была вручена Вере молодым пехотинцем. Капитан распорядился пропустить карету в Бостон, а сам присоединился к солдатам, проверявшим выезжающие из города экипажи.

Незнакомец поблагодарил капитана, а тот проворчал что-то в ответ и на прощание махнул рукой, сделав жест, напоминающий армейское приветствие. Только теперь, когда опасность миновала, незнакомец отпустил Верину руку, и молодая женщина смогла наконец оглянуться и рассмотреть своего спасителя.

Он был несомненно англичанином. В его аристократическом лице с тонкими чертами чувствовалась неожиданная сила. Упрямый подбородок был гладко выбрит, а темные волосы откинуты назад и плотно перетянуты лентой. Глубоко посаженные серо-голубые глаза выдавали кельтское происхождение. Костюм и шляпа, запылившиеся в пути, сохранили свою элегантность. Он смотрел на Веру с нескрываемым восхищением, не отводя взгляда от ее испуганного лица.

Вера протянула незнакомцу руку, затянутую в перчатку. Он ответил ей энергичным и коротким рукопожатием.

— Простите меня, сэр, — сказала Вера, — я очень благодарна Вам за участие, которое Вы приняли в моих злоключениях.

Заметив слабую улыбку на его губах, она смутилась, но продолжала:

— Я бы очень хотела чем-нибудь отплатить Вам за Вашу доброту. Простите, как Вас зовут?

— Айронс, — мягко ответил незнакомец.

— Еще раз спасибо Вам, мистер Айронс, — повторила Вера, поднимаясь в карету.

Она, поставила шляпную коробку на пол и выглянула в дверцу. Мистер Айронс стоял рядом.

— Простите, сударыня, — сказал Айронс, подойдя поближе и заслоняя свет, — я спешу и буду очень признателен, если Вы позволите мне добраться вместе с Вами до Бостона.

Вера ничего не ответила, пытаясь найти какую-нибудь подходящую причину для отказа и не находя ее. Но Айронс сразу заметил нежелание молодой женщины и не стал настаивать. Он сделал несколько шагов назад, и теперь Вера могла видеть всю его высокую фигуру, освещенную солнцем. При ярком свете стало заметно, как сильно потрепался в дороге его костюм. Лицо Айронса было в тени, но по его голосу Вера поняла, что он огорчен ее отказом.

— Простите еще раз, сударыня, — продолжал он, — я не должен был беспокоить Вас этой просьбой.

— Ну что Вы, мистер Айронс, — воскликнула Вера, — я буду очень рада, если Вы поедете со мной. Садитесь , пожалуйста.

И в подтверждение своих слов Вера отодвинула шляпную коробку в угол кареты, а сама подвинулась на край скамейки, подобрав юбки.

Айронс молча сел напротив и вздохнул с облегчением. Наконец-то он мог вытянуть уставшие ноги и немного отдохнуть. Он захлопнул дверцу и приказал кучеру трогать. Карета медленно покатила через ворота, мимо заграждений и вереницы английских солдат, стоявших в три ряда вдоль дороги.

Не прошло и нескольких минут, как Вера пожалела о своем опрометчивом решении. В присутствии этого незнакомого мужчины она чувствовала необъяснимое смущение. Это было совершенно непохоже на нее. С большим трудом она заставила себя повернуться к незнакомцу и посмотреть ему в глаза. Его взгляд, обращенный прямо на Веру, только усилил ее беспокойство. Но молодой человек добродушно улыбнулся, сложил руки на груди и закрыл глаза.

Вера облизнула пересохшие от волнения губы и взглянула в окно. На улице все было красно от ярких английских мундиров. Они всегда внушали ей отвращение: ей казалось, что они обагрены кровью тех, кто сражался за свободу Америки.

Молодая женщина отвернулась от окна и прикрыла лицо руками. Беспокойство не оставляло ее. Вера не могла не думать о своем соседе. Он задремал, и теперь она могла спокойно и внимательно рассмотреть молодого человека.

Незнакомец был очень красив даже сейчас, несмотря на очевидную усталость и грязный костюм. Лицо с тонкими чертами было мужественным. Темные брови разлетелись, как два крыла, а чеканный профиль напоминал изображение на старинных монетах. Судя по одежде, молодого человека можно было отнести к той многочисленной категории дельцов и коммерсантов, которые потеряли часть своего благосостояния после начала блокады. Его нельзя было принять ни за богача, ни за человека, обладающего значительной властью.

После некоторых размышлений Вера пришла к выводу, что он был английским купцом. Но ее не должны интересовать английские купцы! Что с ней происходит, в самом деле. Все англичане — эти проклятые тори — ее враги!

Что за непонятный интерес к совершенно незнакомому мужчине. Ни один из них не волновал Веру с тех пор, как три года тому назад умер ее муж. В конце концов, что ей за дело купец он или нет?

Вера приоткрыла занавеску и выглянула в окно. Холодный ветер освежал ее горящие щеки, растрепал локоны, выбившиеся из-под чепца. Ветер принес запахи родного дома, ради которого она оставила знакомые с детства места, где была так счастлива когда-то.

Вера закрыла окно, сняла перчатки и стала поправлять волосы окоченевшими от холода пальцами. Бросив случайный взгляд на молодого человека, она с удивлением обнаружила, что он не спит, а пристально смотрит на нее.

— Я разбудила Вас, — сказала Вера. — Простите, пожалуйста.

— Я вовсе не спал, — откликнулся Айронс, — так что Вы меня не потревожили. — Голос его был мягким, почти нежным.

Вера пришла в смущение, поняв, что молодой человек заметил ее изучающий взгляд.

— Так Вы не спали, сударь?

— Нет, совсем нет, — ответил молодой человек. — Мне очень жаль, — продолжал он, — что мы не были представлены друг другу как полагается. Вы уже знаете, как меня зовут. Назовите, пожалуйста, Ваше имя.

После недолгих колебаний Вера решила назвать себя.

— Я миссис Уильям Эшли, — произнесла она, все еще не оправившись от смущения.

— Эшли? Какая знакомая фамилия. Скажите, пожалуйста, чем занимается Ваш муж? Возможно, мы встречались с ним.

— Вряд ли, сударь. Мой муж скончался.

— Ради Бога, простите меня, пожалуйста. Они замолчали. Вера разглаживала свои перчатки, лежащие на коленях, и старалась не смотреть на соседа. Она боялась пошевелить ногой, чтобы не задеть его колено, которое почти касалось ее.

Первым прервал молчание Айронс.

— Миссис Эшли, я, к сожалению, слышал весь Ваш разговор с капитаном там, у ворот, — начал он. — Скажите, Вы всегда так откровенны?

— Что Вы имеете в виду, мистер Айронс? Вера вызывающе взглянула на собеседника и начала в волнении мять кожаные перчатки.

— Я хотел только напомнить, что Вы затронули очень опасную тему. Пожалуй, женщине лучше бы вообще в нее не углубляться. Поймите, то, о чем вы говорили, связано с военными вопросами. Вас могли бы обвинить в измене.

Каждый раз, когда речь заходила об отношении Веры к родине, она не могла оставаться равнодушной, а тем более сейчас, когда об этом говорил англичанин.

Вера выпрямилась с суровым выражением лица.

— Почему Вы считаете, что я не имею права спокойно вернуться в свой собственный дом? Разве я преступница? Почему я должна терпеть оскорбления? Мне трудно понять, о чем Вы говорите!

— Но, миссис Эшли, — остановил разгорячившуюся женщину Айронс, — я хотел сказать совсем другое. Может быть, я понял Вас не совсем правильно, но поверьте мне, когда Вы заговорили о пушке, украденной в Бостоне, у многих возникли подобные подозрения. Создалось впечатление, что Вы знаете об этом деле гораздо больше, чем следовало бы. Ни один британский офицер, чей долг предотвращать подобные преступления, не может отнестись спокойно к Вашим словам.

— На что Вы намекаете, мистер Айронс?

— Поверьте мне, я ни на что не намекаю и ни в чем Вас не подозреваю. Я только хочу предостеречь Вас. Ведь такой случай может повториться, и вы легко можете лишиться своих вещей.

— Вы хотите сказать, что их конфискуют! — возмутилась Вера.

Айронс усмехнулся в ответ.

— Да нет же, сударыня. Я говорю совсем о другом. Представьте себе, что Вы снова решили покинуть Бостон, и ваш багаж снова будут обыскивать. Я думаю, Вам бы этого не хотелось, не правда ли?

Последнее замечание неожиданно развеселило Веру. Она от души рассмеялась, глядя на изумленного Айронса: «Если бы он только знал, как был прав!»

— Вы так добры, господин Айронс, — сказала она, переведя дыхание и успокоившись. — Надеюсь, это было просто очередное предостережение и, пожалуйста, простите мне мою резкость. Я должна быть Вам благодарна.

— Всегда рад помочь Вам, миссис Эшли, — ответил Айронс, улыбнувшись. — Честно говоря, я никак не ожидал услышать Ваших извинений.

Он подвинулся в угол кареты и положил ногу на сиденье. Всю дорогу Айронс потихоньку массировал колено, видимо, оно беспокоило его. Но Вера этого не заметила. Она видела перед собой красивого сильного мужчину и, кажется, начинала впервые за много лет терять контроль над собой.

— Но почему же? — спросила Вера, нахмурившись.

— Я заметил, что, когда речь заходит о Ваших убеждениях, Вы проявляете удивительное упорство.

— Попросту, Вы хотите сказать, что я упряма, — ответила Вера сухо.

— Да, пожалуй.

— Слишком самоуверенна?

— Возможно, — охотно согласился Айронс.

— И к тому же еще и зла, не так ли?

— Вполне возможно.

Эта маленькая стычка доставляла Вере удовольствие. Она с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— Поверьте, мистер Айронс, — воскликнула Вера, — мне не свойственны эти пороки!

— Неужели я ошибся?

— Но, во всяком случае, не все из перечисленных. Айронс взглянул на Веру, и улыбка осветила его лицо.

— Надеюсь, что я ошибался.

Молодые люди радостно смотрели друг на друга. Они оба наслаждались поездкой вдвоем и шутливой беседой. Вера уже давно не чувствовала себя так легко и свободно. Она ехала одна с незнакомым мужчиной и позволяла себе флиртовать с ним. Этого с ней не случалось очень давно. Она не разрешала мужчинам оказывать ей внимание.

Внезапно молодые люди замолчали. Улыбка исчезла с Вериного лица. Айронс стал серьезен и смотрел на Веру спокойно, не отрываясь. Его взгляд обволакивал, и Вере казалось, что Айронс обнял ее. Она даже представила себе, что он касается губами ее полуоткрытых губ. Ей страстно хотелось, чтобы он поцеловал ее.

Но чувство стыда вскоре заставило Веру прижать холодные ладони к разгоряченным щекам.

Как она могла дать волю этим безумным мечтам? Что с ней происходит? Неужели она готова предать свое прошлое? Ведь она была так счастлива с Эшли. Вера собралась с мыслями и уже без улыбки обратилась к Айронсу:

— Сударь, Вы должны извинить меня. Я вела себя как расшалившийся ребенок. Поверьте, всему виной моя усталость. Я уже давно в пути.

— Откуда Вы едете, миссис Эшли?

— Я возвращаюсь из Лонгмедоу. Это небольшое селение в сотне миль от Бостона. И дороги совершенно ужасные.

— Я никогда раньше не слыхал об этих местах.

Наверное, там Ваш дом?

— Да, был когда-то. Айронс кивнул.

— Я тоже уезжал очень далеко.

— И где же Вы были? — беззаботно спросила Вера.

— А вот это уже Вас не касается, миссис Эшли.

Простите меня.

Ответ был неожиданно резким. Вера не произнесла ни слова, ее охватило чувство недовольства собой и спутником.

Она отвернулась к окну и принялась разглядывать улицу, по которой они проезжали. Неожиданно карета замедлила ход, и Айронс поспешил опустить занавеску.

— Зачем Вы это сделали? — заволновалась Вера.

— Это обычная предосторожность, миссис Эшли. Вы вдова и путешествуете одна. Было бы очень неосмотрительно с Вашей стороны показываться в обществе мужчины.

Закончив свое нравоучение, Айронс постарался разместиться поудобней на жесткой скамейке. Он протянул руку за плащом, чтобы укрыться им, и нагнулся вперед. Его сюртук расстегнулся, и Вера увидела подозрительно чистую по сравнению с бриджами белую рубаху, на которой расплылось высохшее кровавое пятно.

— Мистер Айронс, Вы ранены!

— Неужели, миссис Эшли?

Вера протянула руку, чтобы помочь Айронсу. Он сжал пальцы Веры в своих и не отпускал, несмотря на ее попытки освободиться. Она смотрела на Айронса широко открытыми зелеными глазами. Но в них не было возмущения.

— Мистер Айронс!

— Миссис Эшли, — ответил молодой человек, мягко повернув ее ладонь кверху. Большим пальцем своей руки он сильно и нежно провел по Вериной ладони, а потом крепко сжал ее пальцы в своих.

Вера почувствовала, что задыхается в тесной и темной карете. Его простой жест поднял в душе миссис Эшли бурю воспоминаний. Она уже давно забыла, какая нежность и мощь таится в мужских объятиях. Вере не нужно было слов, чтобы понять, как хорошо им будет вместе, какое блаженство он сможет подарить ей. Холодность и неприступность молодой женщины таяли, как воск. Но последним усилием она заставила себя вырвать руку.

— Нет, мистер Айронс.

— Миссис Эшли?

Вера покачала головой и плотно сжала губы.

— Кажется, я огорчил Вас. Простите, я не хотел этого.

Вера не ответила. Она смотрела на свою ладонь, которая еще хранила тепло руки Айронса. Что с ней, как она могла?

— Мне просто показалось, что Вам плохо, ведь Вы ранены.

— Я ранен, миссис Эшли, но не очень серьезно. Вера не ответила и не решалась взглянуть в глаза своему спутнику.

В молчании пролетело несколько мгновений. Затем Айронс приоткрыл окошко на передней стенке кареты и попросил кучера остановиться, как только на дороге никого не будет.

— Скоро нам предстоит расстаться, сударыня, — сказал молодой человек, — и я хотел бы искренне поблагодарить Вас за гостеприимство. Вы полностью уплатили свой долг.

Айронс казался довольным и веселым, и Веру это рассердило. Она холодно поблагодарила.

— Смогу ли я увидеть Вас? — спросил молодой человек.

Вера молча устремила свой взор на Айронса. Как ей хотелось сказать этому красивому и благородному мужчине «да». Просто «да», и ничего больше. Ответить беззаботно, не задумываясь о будущем. Но Вера убеждала себя, что это совершенно невозможно, что ее порыв вызван усталостью и одиночеством, а жизнь настолько насыщена, что в ней нет места молодому англичанину. Нет, и не должно быть.

— Нет, — сказала Вера гораздо резче, чем намеревалась. — Я думаю, что нет.

Айронс вышел из кареты, взглянул на прощанье на молодую женщину, притихшую в пыльном полумраке, и велел кучеру трогать. Он закрыл дверцу, так и не произнеся ни единого слова.

Вера откинулась на спинку сиденья и прижала холодные ладони к горящим щекам.

— Господи, благодарю тебя за то, что он ушел, — произнесла она со вздохом облегчения.

Глава 2

Было раннее утро. Эзра Бриггс стоял у окна и смотрел на улицу. Мимо проходили то по одному, то по двое английские солдаты. Их основным занятием в Бостоне были поиски хоть какого-нибудь заработка для пополнения своего скудного жалованья.

Раньше жители Бостона, даже те из них, кто причислял себя к вигам, охотно помогали этим молодым парням в красных куртках, заброшенным за тысячи миль от родного дома, и предоставляли им работу. Это позволяло постоянным обитателям города проникнуться чувством собственной значимости и великодушия. Теперь все изменилось.

Эзра опустил плотную занавеску и отошел от окна, стараясь хотя бы ненадолго заставить себя забыть о том, что происходило за стенами дома. Он внимательно оглядел свой кабинет. Письменный стол с чернильницей и гусиным пером на подставке был завален бумагами. Два мягких кресла придвинуты к небольшому, но изысканно отделанному камину. На спинке стула висел бархатный сюртук. Стены украшал дорогой ковер ручной работы и несколько пейзажей.

Все говорило о том, что хозяин кабинета, адвокат, добился прочного положения еще в те времена, когда об Адамсе и Джоне Ханкоке еще никто не слыхал и когда профессия юриста открывала путь к благосостоянию. Теперь, с началом оккупации, все резко переменилось.

Хозяин кабинета был пожилым, лысеющим мужчиной. От его когда-то густых темных волос осталась только седая прядь на затылке. Эзра потер шею, достал из кармана сюртука очки и водрузил их на нос. Часы на камине пробили восемь.

— Ну и ну, уже гораздо позднее, чем я думал, — проговорил Эзра и начал надевать плащ поверх сюртука и бриджей. Теперь многие носили длинные брюки, входившие в моду, но Эзра этого не одобрял. Он проверил, хорошо ли застегнуты многочисленные пуговицы на его костюме, и тут вспомнил, что совершенно забыл привести в порядок свою прическу.

— Миссис Харт! — позвал Эзра. — Миссис Харт, идите сюда.

Дверь, ведущая в жилую половину дома, открылась, и на пороге появилась худая женщина в белом чепце, экономка хозяина кабинета.

Миссис Харт уже двадцать лет вела хозяйство в доме Бриггса. Это была сутулая, худая и довольно ворчливая дама, обычно одетая в скромное коричневое платье, единственным украшением которого были кружева из хлопчатобумажных ниток. Судя по быстроте, с которой миссис Харт откликнулась на зов хозяина, она, похоже; ожидала за дверью.

— Что это Вы там делаете, миссис Харт? — недовольно спросил Бриггс.

— Где это там, хотела бы я знать? — последовал ответ экономки.

— Я хотел сказать там, в дверях.

— Ах вот оно что! Столько лет я у Вас работаю, сэр, неужели Вы не можете обращаться ко мне повежливей? Или я не заслужила?

— Вы мне не ответили, миссис Харт.

— Ах вот оно что! Я вытряхиваю пыль из тряпки, если уж Вы так недогадливы, сэр.

— В самом деле? А ведь я просил Вас приготовить мой парик. Уже поздно, и мне пора привести себя в порядок.

— Когда это Вы просили, что-то не припомню. Но уж если понадобился парик, то Вам, конечно, и зеркало понадобится, а?

— Естественно, — засопел адвокат. Миссис Харт отправилась за париком и зеркалом, а Эзра Бриггс начал педантично протирать очки носовым платком. Он натер до блеска сначала одно стекло, потом другое. Эту процедуру Эзра повторял каждое утро уже много лет, и постепенно она превратилась в ритуал, без которого не начинался ни один день. Закончив столь важное занятие, Эзра присел в кресло напротив камина и, устремив взгляд на горящие поленья, погрузился в раздумья.

Все мысли его были о Вере Эшли. Где она? Что с ней? Почему она так задержалась? Он уже давно ждал ее возвращения. Эзра заранее отправил навстречу миссис Эшли наемный экипаж, чтобы облегчить ей остаток пути. Карета должна была ожидать ее и в Лексингтоне. Эзра был уверен, что Вера навестит его сразу по прибытии в Бостон.

Во-первых, миссис Эшли оставила у него ключ от своего дома, без которого она не сможет войти, но главное, она, конечно, захочет повидать его самого и поблагодарить. Ведь он так хорошо все продумал и организовал.

Миссис Харт вошла со стуком в комнату и прервала размышления Бриггса. Экономка принесла напудренный парик на деревянной подставке и зеркало в серебряной раме. Эзра надевал парик с удивительной тщательностью, он проверял, как уложен каждый завиток седых волос и хорошо ли лежит стянутая лентой косичка. Конечно, миссис Харт ухаживала за его париками много лет и делала это безукоризненно. Тем не менее Эзра каждый раз устраивал настоящее представление.

— Что-нибудь не в порядке, сэр? — спросила миссис Харт тягучим голосом.

— Не беспокойтесь, — ответил адвокат. Экономка удовлетворенно кивнула и направилась к окну.

— Смотрите-ка, мистер Бриггс! — воскликнула она. — Экипаж подъехал. Может быть, это миссис Эшли?

Бриггс порозовел от удовольствия. Наконец-то она вернулась! Эти месяцы тянулись как целые годы.

— Миссис Харт, скорей отворяйте дверь! — радостно воскликнул адвокат.

Экипаж катил по шумным и задымленным улицам Бостона.

Вера пробыла в деревне достаточно долго, чтобы отвыкнуть от городской духоты.

У молодой женщины защипало в носу, и ей пришлось достать тонкий кружевной платочек. Вера осторожно прижала его к ноздрям, потом наклонилась вперед и резко отдернула занавеску. Карета остановилась у дверей знакомого дома. Ставни на окнах были открыты.

Знакомая вывеска «Эзра Бриггс, юрист» с комичной фигуркой адвоката в белом парике и черной мантии по-прежнему красовалась на стене.

Дверь распахнулась, и на пороге появился сам хозяин. Его бледно-голубые глаза радостно блестели из-под очков.

Вера открыла дверцу кареты.

— Как я рада Вас видеть, Эзра! — воскликнула она.

— Вера, дорогая, выходите же скорее. Позвольте Вам помочь, — с этими словами Бриггс подал Вере руку, помогая выбраться из экипажа.

Вера ласково улыбнулась пожилому адвокату и поцеловала его в холодную щеку. Эзра был очень доволен, но смущен.

— Дорогая, что скажут соседи, — сказал он с напускной строгостью.

— Эзра, не думайте о них, — весело ответила Вера. — Разве я не имею права поцеловать мужчину, который был много лет дружен с моими родителями, а мне заменил любящего дядюшку?

— Да, да, — согласился адвокат, — Вы правы. В глубине души обращение «дядюшка» ему совсем не понравилось.

— Ну расскажите поскорее, как Вы проводили время без меня? — спросила Вера, когда они двинулись к дверям навстречу приветливо улыбавшейся миссис Харт.

— Совсем неплохо, — коротко ответил Эзра. Вера нежно обняла миссис Харт, и глаза экономки наполнились слезами. Все трое вошли в дом, и Вера продолжила расспросы:

— Я очень рада это слышать, Эзра. А как Ваша нога? Вы по-прежнему сильно хромаете.

— Боюсь, тут ничего не поделаешь, — произнес адвокат, — придется терпеть.

— Но что же случилось?

— Просто-напросто воспаление суставов, — вступила в разговор миссис Харт, которая стояла подбоченясь рядом с Верой.

— Ну вот что, миссис Харт, не пора ли Вам заняться своими делами? Пригласите-ка кучера на кухню да накормите его хорошенько. И пусть он подождет миссис Эшли.

Миссис Харт удалилась, а Эзра провел свою гостью в гостиную.

— Вера, милая, проходите, пожалуйста.

— Спасибо, я с большим удовольствием посижу на чем-нибудь мягком.

Эзра усадил Веру в кресло у горящего камина, а сам устроился напротив, и в комнате воцарилась тишина. Вера понемногу отогревалась: она стянула перчатки и положила их на круглый столик рядом с креслом.

Эзра не сводил с нее восторженных глаз.

— Не могу себе представить, — прервал он молчание, — как Ваш отец решился отпустить Вас обратно в Бостон, когда Вы наконец попали под родимый кров, в любящую семью. Не кажется ли Вам, что в Лонгмедоу Вы чувствовали бы себя спокойнее?

— Как Вы похожи с моим отцом, Эзра! Ведь он думает совершенно так же, как Вы, и очень хотел, чтобы я осталась. Но не забывайте, я взрослая женщина, и сама принимаю решения. Вы должны понять меня.

— Возможно, Вы и правы, — Эзра пожал плечами, — и я обещаю Вам сделать все возможное для того, чтобы Вы были в безопасности.

— Конечно, Эзра, я полагаюсь на Вас, — ответила Вера.

Но правда заключалась в том, что Эзра даже не представлял, насколько опасным было для Веры пребывание в Бостоне.

Эзра был тори и сторонником английского правления. Вера никогда не посвящала его в свои дела, и он совершенно не знал, что происходит в городе и какое участие Вера принимала в подготовке восстания против англичан.

Миссис Харт накрывала на стол в гостиной, и Эзра предложил Вере выпить с ним чашку чая.

Вера отказалась, постаравшись сделать это как можно мягче. Но старый адвокат сразу догадался, что было причиной ее нежелания перекусить с ним. Вера была противницей всего английского, а чай обычно привозили из Англии.

— Вера, милая, Вы можете выпить чаю, ничего не опасаясь. У меня голландский, с черного рынка. Сейчас невозможно достать хороший английский. В конце концов, я могу предложить Вам сидр.

— Простите, Эзра, конечно, я с удовольствием позавтракаю с Вами.

Но гнев уже овладел Бриггсом, и неожиданно для самого себя он воскликнул со страстью:

— Не нужно извинений, Вера. Ведь я не монарх, которому Вы отказываетесь подчиняться.

— Подчиняться?! Вы действительно считаете нас детьми, которые шалят, чтобы привлечь внимание родителей. Поверьте мне, Эзра, это совсем не главное!

Вера готова была вступить в спор, но Бриггс уже успокоился и с задумчивым видом разглядывал маленький рубин на своем кольце.

— Я не собираюсь читать Вам проповеди, Вера, — сказал он с улыбкой. — Вы всегда были упрямой девчонкой, даже в колыбели. И нам совсем не нужно ссориться. Вера, милая, я не видел Вас целых четыре месяца, мне Вас очень недоставало.

Вера звонко рассмеялась при упоминании об ее упрямстве и согласилась выпить сидр, пока Бриггс будет пить чай.

Перед тем как пройти в гостиную, Вера умылась и привела в порядок копну своих золотистых волос, Теперь она выглядела на редкость хорошенькой и отдохнувшей. Как всегда, хозяйкой за столом была Вера. Она наполнила чашку Бриггса удивительно ароматным чаем и предложила ему мед и сахар. Но старый адвокат, как всегда, когда пил чай вместе с миссис Эшли, отказался от сладкого и достал из кармана серебряный флакончик с ромом. Он налил в чашку немного густой жидкости, и пряный тяжелый запах колониального рома смешался с ароматом чая.

Эзра заметил, что Вера задумалась. Она машинально разглядывала кончик своего башмака, видневшегося из-под юбки.

В этот момент она была удивительно хороша. Эзра отметил, что черты ее лица, изящные и тонкие, можно было назвать чисто английскими, хотя Вере он никогда не решился бы это сказать. Ведь она воевала со всеми англичанами.

От матери-ирландки Вера получила зеленые глаза и золотистые волосы, нежную белую кожу и россыпь еле заметных веснушек на переносице. Правда, вместо материнской деликатности и мягкости Вера унаследовала решительность и бескомпромиссность отца.

— Боже, как Вы похожи на свою мать! — не сдержавшись, произнес Эзра.

— Вы уже говорили об этом, — улыбнулась в ответ Вера.

— Неужели? Видно, я стал забывчив.

— Нет, Эзра, Вы просто слишком добры ко мне.

— Возможно, Вера, возможно.

Бриггс наслаждался чаепитием. Он с аппетитом похрустывал пирожками с яблоками, тыквой и корицей, заботливо испеченными миссис Харт и уложенными на красивые керамические тарелочки. Поджаристую корочку Эзра всегда оставлял нетронутой и откладывал в сторону.

Вера потягивала горячий сидр.

— Вы не навещали Элизабет, Эзра? — спросила Вера.

— Элизабет? — Эзра вздрогнул, очнувшись от своих приятных раздумий. — Элизабет? Ну да, я заезжал к ней в Солт-Лэйн два или три дня тому назад. У нее все в порядке, и она ждет с нетерпением Вашего возвращения.

Вера кивнула. Как это было разумно с ее стороны взять компаньонку после смерти Уильяма. Шестнадцатилетняя Элизабет не только заменяла ей ребенка, но и прекрасно помогала по хозяйству. Когда Вера уехала, Элизабет вернулась к своей многочисленной семье.

— Должен сказать Вам, Вера, что я очень сожалею о том, что поехал. Конечно, я сделал это только ради Вас.

— В чем дело, Эзра?

— Когда я вошел к ней в дом, кто-то из ее младших братьев имел наглость выскочить на середину комнаты и закричать, указывая на меня пальцем: «Тори, тори!». И никто из взрослых не одернул его.

— Эзра, этого не может быть. Послушайте… Но Бриггс прервал Веру:

— Вера, объясните мне, почему Вы поддерживаете знакомство с этими ужасными людьми? Что общего между Вами, высокообразованной женщиной, и этими «детьми свободы», «патриотами» и даже масонами. Они забивают Вашу голову вредными идеями. Опомнитесь, Вера, прошу Вас! Ведь скоро наступит день, когда королю Джорджу надоест терпеть их.

Выслушав Эзру, Вера вновь получила подтверждение тому, что он мало знал о бунтовщиках. Но это не охладило ее пыл, и она вспыхнула от возмущения. Много раз она пыталась склонить Бриггса на свою сторону, но он был не менее упрям, чем сама Вера.

— Эзра, но ведь Вы не относите меня к тем ужасным бунтовщикам, о которых только что говорили?

Адвокат молчал.

— Я знаю, Вы не разделяете взгляды вигов и их политика Вам чужда. Но поверьте мне, я не стала из-за этого относиться к Вам хуже. Я умею разделять отношение к мужчине и отношение к его взглядам. Конечно, не ко всякому мужчине, а только к тому, которого, как Вас, я знаю с детства.

— Но Вы призываете к насилию для достижения политических целей, — сказал Эзра.

— Именно я? — Вера нахмурила брови.

— Нет, Вера, я не говорю о Вас лично.

— Но таких, как я, много, поверьте. Эзра приподнялся в кресле и подкинул еще одно полено в камин. Оно тотчас задымилось и вспыхнуло, пламя заплясало с новой силой. Эзра придвинулся поближе к огню, расстегнул сюртук и начал протирать запотевшие стекла очков. Казалось, он задремал и не слышит Веру. Стараясь сосредоточиться, Эзра быстро заморгал своими белыми ресницами.

— Где проходит граница, разделяющая политику и дружбу, убеждение и чувство? — спросила Вера.

Адвокат встрепенулся.

— Тогда объясните мне, пожалуйста, причину Вашей ненависти к британским войскам, — неожиданно спросил он. — Я не могу понять Вашего исключительно предвзятого отношения к ним.

— Это оккупационные войска, — не задумываясь, ответила Вера. — Они попирают права народа и права личности.

— Какие громкие слова! — воскликнул Эзра с иронией. Он разворошил огонь в камине, налил себе еще чашку чая и сдобрил его ромом. — По-моему, для женщины Вы говорите слишком красноречиво.

В действительности Бриггс высоко ценил Верину способность делать правильные выводы. Она была не только очень умной женщиной, но и обладала железной волей. Пожалуй, ее единственным недостатком была вспыльчивость. Все лучшие свойства сильного характера ярче всего проявились в тот момент, когда она решила выйти замуж против воли родителей.

Ее избранником был Уильям Эшли, контрабандист. Это занятие было весьма уважаемым среди колонистов, которые во многом зависели от провозимых тайком от англичан товаров, но оно находилось вне рамок закона. Тем не менее Вере удалось уговорить Эзру встать на ее сторону, обвенчаться с Эшли и отправиться с ним в Бостон, где ее мятежная душа смогла наконец-то вырваться на просторы.

Эзре, как он ни старался, не удалось придать своему лицу сердитое выражение. Его выдавал нежный и любящий взгляд. Да, он любил Веру, любил как мужчина, а не как «добрый дядюшка» или старый друг дома. В ее присутствии он молодел. Ее живость и откровенность заставляли его забывать и о возрасте, и о болезнях.

В молчании Вера потягивала свой сидр и старалась успокоиться. Она слишком хорошо знала Эзру, чтобы сердиться на него. Гнев миссис Эшли был направлен не против Эзры Бриггса, а против его слепоты и непонимания.

Вера обвела глазами гостиную. Здесь все было так хорошо знакомо и дорого ей. Она чувствовала себя очень уютно около веселого пылающего камина, над которым висел портрет Катлин Донован Бриггс, жены Эзры, умершей тридцать лет назад.

Катлин позировала художнику в ту пору, когда была невестой. Утопающая в розовом шелке и белом тюле, она смотрела на Веру темно-синими, почти черными глазами, которым время придало таинственный блеск. Женщина на портрете была влюблена; Вера могла прочесть это чувство в каждой черте лица, во взгляде бездонных глаз, в повороте головы.

Вера перевела взгляд на Эзру, уютно устроившегося в своем любимом кресле. Он раздумывал, не следует ли ему съесть еще один пирожок с яблоками. Вера представила себе, что когда-нибудь и у нее будет такая же комната, наполненная старыми вещами и воспоминаниями, и она, как Эзра, будет усталой и одинокой. А ничем не заполненные дни потекут бесконечной чередой.

Вера закрыла глаза и глубоко вздохнула. Неужели о такой жизни она мечтала? «Но ведь я не одна, — спохватилась Вера. — У меня есть Элизабет и Эзра, есть моя семья в Лонгмедоу. Моя жизнь заполнена до отказа важными делами. Меня окружают единомышленники. Я независима и полна энергии. Разве можно требовать чего-то еще?»

Правда, случались мгновения, когда уверенность покидала миссис Эшли, и молодая вдова испытывала страх перед пробуждающимися желаниями.

Эзра поправил очки на носу и отправил в рот последний кусочек яблочного пирожка. Аккуратно проведя языком вдоль зубов, чтобы вычистить забившиеся между ними крошки, мистер Бриггс продолжил беседу:

— Дорогая, — произнес он торжественно, — годы летят куда быстрее, чем кажется.

Пораженная сходством их мыслей, молодая женщина внимательно посмотрела на собеседника.

— Эзра, что Вы хотите этим сказать? Вопрос был задан со всей возможной прямотой, и адвокат смутился. Он закашлялся, расправил скатерть и застегнул пуговицы на сюртуке.

В камине потрескивали дрова, ветер стучал ставнями. Вера поднялась и выглянула в окно. Жемчужно-серые облака проносились по небу на северо-восход точно так же, как накануне вечером, когда она была в пути.

— В этом году на редкость теплая зима, — нарушила Вера затянувшееся молчание.

— Да, — тихо ответил Эзра, — самая теплая за многие годы.

— Но, я думаю, снег все-таки выпадет. Вера по-прежнему стояла лицом к окну, но по скрипу кресла поняла, что Эзра встал. От непонятного предчувствия холодок пробежал у нее по спине. Она попыталась взять себя в руки, коря за глупость, но в этот момент Эзра подошел к Вере сзади и взял ее за локоть.

— Моя дорогая, — начал он, тяжело переводя дыхание, — Вера ..

Молодая женщина стояла молча. До ее слуха доносился смех миссис Харт, угощавшей на кухне кучера. Перед ней за окном ветер обрывал последние листья с деревьев и перебрасывал по мостовой обрывки газеты.

.Вера устремила на адвоката долгий и внимательный взор. Его щеки горели, а взгляд ускользал в сторону.

— Эзра, что случилось?

Еще мгновение Эзра разглядывал молодую женщину в мучительной нерешительности, и вдруг рухнул перед ней на колени. Вера отступила в испуге и изумлении.

— Дорогая, хотите ли Вы… нет, я хотел сказать… попросить, — бормотал Эзра в смущении.

Вера протянула к нему руки, помогая подняться.

— Встаньте, Эзра, прошу Вас. Вам плохо? Позвольте, я позову миссис Харт.

— Нет, черт возьми, нет, — возмутился Эзра. Его очки съехали на нос, а парик сбился. Вера осторожно поправила его. Эзра проворчал:

— Ну ладно, ладно, — в ответ на Верин жест. Он с трудом поднялся с колен и, подойдя к камину, остановился, глядя на портрет покойной жены. Вера приблизилась к нему и посмотрела на полное таинственной прелести лицо Катлин Бриггс.

— Уже прошло три года, с тех пор как Эшли ушел от нас, — произнес Эзра тихим голосом, переходящим в шепот. — Разве это не слишком долгий срок, чтобы оставаться одной?

— Одной, — повторила Вера, также понизив голос. — Что Вы хотите сказать, Эзра?

— Вы молоды, — продолжал адвокат, — молоды и здоровы. А я уже слишком стар, чтобы иметь наследника, но, может быть, Вы тоже бесплодны?

Его слова потрясли Веру. Только теперь она поняла истинный характер его чувств. При упоминании о возможной бездетности ее руки скользнули к животу и замерли. Вера прикрыла глаза.

Внезапно Эзра повернулся и впился взглядом в лицо женщины. Казалось, он готов был броситься на нее. Но спустя мгновение отошел и обессиленный опустился на стул.

— Милая моя, — произнес он негромко, — простите меня, я был груб и бестактен, я огорчил Вас.

— Эзра, Вам не надо огорчаться, — печально ответила Вера. — Вы всегда были добры ко мне, столько лет любили и заботились обо мне. Я не могу сердиться на Вас из-за минутной вспышки. Помните, когда я была маленькой, я звала Вас «дядя Эзра». Когда же я перестала Вас так называть?

Вера смотрела на этого сутулого пожилого мужчину и вспоминала его таким, каким он был много лет назад, во времена ее детства. Стройный и темноволосый, кажется, он тогда был даже выше ростом.

Эзра держал в своей руке тонкие и нежные пальцы Веры и вдруг почувствовал сильную боль в груди. Он вздохнул, надеясь, что неприятное ощущение исчезнет, но боль не проходила.

Даже сейчас, в такой важный момент, Эзра не мог избавиться от своей многолетней привычки теребить оправу очков на переносице.

— Вера, Вера-Мария Эшли, согласны ли Вы стать моей женой?

Вера стояла тихо и неподвижно. Она чувствовала странное облегчение, потому что давно ждала этого вопроса и не могла помешать Эзре задать его. Бессознательно она высвободила руку.

— Я не знаю, что Вам сказать, Эзра…

— Моя дорогая, я очень хорошо все понимаю. Что может заставить Вас принять предложение человека моего возраста? Что я могу предложить Вам взамен Вашей молодости и жизнерадостности? Состояние после моей смерти?

Эзра налил себе холодного чая и осушил чашку одним залпом.

— Вам не следует так говорить, Эзра!

— Отчего же, ведь это правда.

Вера присела, расправив юбку на коленях.

— Эзра, — запинаясь заговорила она, — Эзра, Вы что-то скрываете от меня. Вы больны, Эзра? Смертельно больны?

Сердце молодой женщины учащенно забилось, а кровь стучала в висках.

— Нет, дорогая, я не болен. Во всяком случае не болен смертельно. Я только устал от одиночества. Вы не любите меня, Вера Эшли?

— Я люблю Вас, Эзра, — ответила Вера без тени сомнения, — как я могу не любить Вас? Когда я была девочкой… Ах, Эзра, простите, я давно уже не девочка, и Ваши чувства ко мне изменились.

— Да.

— И Вы нуждаетесь в друге, в жене, чтобы избавиться от одиночества?

— Да, — ответил Эзра так тихо, что шум ветра в каминной трубе и потрескивание дров почти заглушили его слова.

— Эзра, я совсем не та женщина, какая Вам нужна. Я привыкла к независимости и не смогу жить иначе. Мне кажется, что, овдовев, я получила на это право.

Последние слова прозвучали совсем тихо. Эзра опустил голову. Огонь камина весело плясал перед ним. Он подумал, что все его ухищрения в одежде бессмысленны. Он старался одеваться в шелк и бархат, его башмаки сверкали серебряными пряжками, а костюмы шил лучший портной. Адвокат знал, что это поднимало его в глазах окружающих. Но к чему все старания, если он не может понравиться той единственной на свете женщине, которая ему нужна?

— Скажите, Вера, если бы я был моложе, Вы приняли бы мое предложение?

— Молодость мало значит, на мой взгляд.

— Не всегда, — ответил Эзра.

Вера покраснела и разгорячилась, пальцы ее дрожали. Она знала, что все сказанное Эзрой правда и что, если бы она решилась выйти замуж, ее избранником был бы молодой человек. Вера вспомнила Айронса, его смоляные волосы, мужественные черты лица, чарующий взгляд, прикосновение его руки… Но тут же устыдилась своих мыслей. Она не должна думать о нем. Это проявление слабости, это грех и предательство.

— Эзра, я поняла все, что Вы сказали. И прошу Вас не вспоминать об этом больше.

Даже сейчас, когда она отвечала адвокату, мысли об Айронсе не выходили у нее из головы.

Вера резко поднялась, как будто решившись на что-то.

— Эзра, Вы очень дороги мне. Чувства, которые я к Вам испытываю, глубоки и сильны. Думаю, что когда Вы делали мне предложение, то рассчитывали именно на это, и Ваше предложение — большая честь для меня. Дайте мне время, Эзра. Мне нужно все тщательно обдумать.

Пока Вера говорила, Эзра сидел неподвижно, сложив холодные и безжизненные руки на коленях. И из этих рук вдова надеялась получить защиту?..

Эзра поднялся и внимательно вгляделся в молодую женщину, стоящую напротив. Его почти бесцветные старческие глаза наполнились радостным блеском, а голос приобрел уверенность.

— Я даю Вам одну неделю, дорогая, — произнес он. — Я уверен — недели достаточно.

Глава 3

Уже начало темнеть, когда Вера сделала все необходимые покупки. Перед отъездом из города она опустошила свою кладовую в надежде избавиться от грызунов, и теперь ей пришлось провести на базаре полдня. Наконец ее сетка была набита овощами и свертками со всякой снедью. Можно было возвращаться домой, где у горящего очага Веру ждала Элизабет.

Базар постепенно пустел, расходились покупатели, закрывались магазины, лавки и мастерские. Торговцы и ремесленники, закончив дела, стояли у дверей своих павильонов, с тревогой глядя на тяжелые облака, грозившие снегопадом, и обсуждали погоду.

Дул холодный и порывистый ветер. Идти было трудно, приходилось удерживать развевающиеся полы плаща и поправлять капор. Сумка оттягивала Вере плечо, и она постоянно перекладывала ее из одной руки в другую. Вера вышла на улицу, пересекла мостовую и повернула к дому. Сейчас, после возвращения из Лонгмедоу, он казался ей пустым и унылым. Скатанные ковры стояли по углам, и шаги эхом разносились по комнатам. Мебель по-прежнему была накрыта чехлами. Было неуютно и одиноко.

Вера подумала о Бриггсе. Осталось меньше недели, и ей придется дать ему окончательный ответ.

Конечно, он слишком деликатен, чтобы настаивать. Но в конце концов решение придется принимать. Она не должна расстраивать Эзру. Он заслуживает лучшего. Да и почему ей не соединить свою судьбу с человеком, который будет ей и другом и отцом? Этот шаг был бы вполне разумным и ответственным. Конечно, Эзра был не молод, но разве мудрость приходит не с годами?

Каждый раз, когда Вера начинала убеждать себя в необходимости стать миссис Бриггс, перед ее мысленным взором вырастал образ незнакомца. Она представила Айронса так явственно, что вынуждена была остановиться. Когда миссис Эшли вспоминала о своей поездке вместе с ним, ее охватывал безотчетный страх. Эти мысли казались ей чем-то недостойным. Ведь она уже не девочка, а взрослая женщина, вдова, и должна уметь управлять своими чувствами.

Задумавшись, Вера стояла посреди улицы, и многочисленные прохожие, спешившие домой, обходили ее с двух сторон. Сильный порыв ветра поднял полы плаща и сорвал капор, который удерживали ярко-красные ленты, завязанные под подбородком. Вера очнулась и заспешила дальше.

На улице собралась толпа народу, а перед ней выступал оратор. Но слов его почти не было слышно из-за ропота окружавших Веру людей и громких приказаний, которые отдавал офицер солдатам в красно-белой форме, растянувшимся цепью от бакалейной лавки до магазина напротив.

— Что здесь происходит? — спросила Вера у стоящего рядом парня. — И кому нужно разгонять собрание?

Парень оглянулся, посмотрел по сторонам, но не ответил. Вера хотела знать, кто выступал и о чем он говорил. На этот раз ответ был получен.

— Это виг, — сказал парень таким тоном, как будто это слово все объясняло.

Но для Веры этого было действительно достаточно, чтобы прояснить положение. Она решила послушать речь и стала пробираться в толпе поближе к выступающему. Когда же она наконец достигла цели, офицер стал настойчиво требовать, чтобы все разошлись. Надо было избежать столкновения между солдатами и собравшимися на улице людьми, и оратор прекратил выступление, взмахнул рукой и спрыгнул с возвышения на землю. Все стали расходиться группами по два-три человека, и через несколько минут уже ничто не напоминало о недавнем собрании.

Группа детей, случайно оказавшихся в гуще событий, с радостными воплями пронеслась мимо Веры. Один из них, мальчик лет пяти-шести, налетел на нее, споткнулся и упал, задев сумку.

Овощи покатились по мостовой, а малыш горько расплакался.

Вера присела на корточки и стала утешать мальчугана. Она уверяла его, что совсем не сердится, ведь он не хотел сделать ничего дурного. Все получилось нечаянно.

— Но ты мог бы мне помочь, — продолжала Вера, — взяв его за руку. — Давай-ка соберем все что можно.

Малыш нерешительно улыбнулся, продемонстрировав отсутствие переднего зуба, что делало его еще забавней. Став на колени, Вера собрала в сумку свертки, а мальчик приносил ей укатившиеся в разные стороны овощи. Это была новая игра, и она ему очень понравилась. Миссис Эшли весело смеялась, принимая от малыша очередное приношение.

Мысль о том, что этот мальчик мог быть ее сыном, овладела ею, как это случалось всякий раз, когда приходилось видеть маленьких детей. Но то, о чем недавно ей напомнил Эзра, было правдой. Миссис Эшли не могла родить ребенка, она была бесплодной. Во всяком случае, так утверждал врач, который ее осматривал. «Бесплодная — какое мерзкое слово, — думала Вера. — Оно напоминает о чем-то грязном, пыльном и пустом».

Малыш убежал, а Вера нагнулась над сумкой, пытаясь как-то завязать ее. Мгновенно нахлынувшие сожаления быстро улетучились, и хорошее настроение вернулось к миссис Эшли. Она улыбнулась прохожему, который протянул ей выпавшую картофелину, и тут же пришла в замешательство: это был мистер Айронс. Он подал Вере руку, помог подняться и взял у нее сумку. Отряхнув юбку и поправив плащ, молодая женщина подняла глаза на своего спутника. Теперь он был в новых бриджах, а на сюртуке не было ни пятнышка.

— Что Вы здесь делаете? — спросила Вера и тут же поняла, как глупо прозвучал ее вопрос.

Айронс был несколько удивлен, но ответил сразу же.

— Я пришел послушать речь. Но почему Вас это интересует?

Вера поджала губы и отвернулась.

— А Вы слушали? — продолжал Айронс.

— Нет, боюсь, что не слушала. Айронс кивнул. Настороженное выражение не сходило с его лица.

— Миссис Эшли, Вы сердитесь на меня?

— Но за что же? — спросила Вера, наблюдая за ним краем глаза.

— Вы сердитесь, потому что я здесь, миссис Эшли. Ведь Вы не хотели, чтобы мы встретились еще раз. Но уверяю Вас, это просто совпадение. Я не предполагал увидеть Вас.

Вера стояла прямо и неподвижно, держа сумку, которую Айронс вернул ей, как щит. Ей казалось, что они снова остались вдвоем. Она даже ощущала тепло его рук, хотя он не прикасался к ней и даже не пытался приблизиться. Его серо-голубые глаза весело блестели, ветер развевал волосы. Господи, как он был хорош! Но как только Айронс улыбнулся, Вера отступила назад.

— Миссис Эшли…

— Я не нуждаюсь в Вашей помощи, — прервала его Вера.

— Но я ее пока и не предлагал. Хотя, может быть, Вы позволите проводить Вас домой?

В его голосе и улыбке было столько искреннего чувства, что Вера испугалась. Чтобы унять дрожь, пробежавшую от волнения по телу, ей пришлось сжать руку в кулак, так что перчатка натянулась на согнутых суставах.

— Позвольте Вам напомнить, мистер Айронс, что я не хочу ни видеть Вас, ни проводить время в Вашем обществе. Надеюсь, Вы не считаете, что женщина, которой Вы однажды помогли, останется Вашей должницей навеки.

— Но я уже сказал Вам, что Вы расплатились со мной сполна, — заметил Айронс.

Но миссис Эшли, казалось, не слышала его.

— И кроме того, настоящий джентльмен никогда не будет требовать от дамы расплаты за помощь. Хотя, может быть, Вы руководствуетесь собственными правилами?

Вера подняла голову и впервые с момента встречи поглядела Айронсу прямо в глаза.

Чувство, которое овладело молодой женщиной, вовсе не было возмущением или злобой. Это был страх. Миссис Эшли не была уверена в своих силах. Обаяние Айронса увлекало ее все больше и больше, и она поспешила прекратить разговор.

Отойдя на несколько шагов, Вера обернулась. Ей хотелось знать, смотрит ли он ей вслед. В этот момент ветер сорвал с ее головы капор, и копна золотистых волос рассыпалась по плечам и закрыла лицо.

Айронс стоял неподвижно. Одно-единственное желание владело им в эту минуту. Ему хотелось обнять миссис Эшли, отвести рассыпавшиеся локоны от лица и поцеловать ее.

Но Вера продолжала свой путь, хотя никак не могла справиться с волнением. Снежинки таяли на ее горящих щеках. Молодая женщина шла, глядя на дорогу, и следы от ее маленьких сапожек быстро скрывались под снежным покровом.

Глава 4

Лейтенант Флетчер Айронс проснулся в прекрасном расположении духа. Он присел на кровати и начал одеваться. Движения его были удивительно точны, неторопливы и изящны. Он аккуратно натянул гетры, застегнул многочисленные пуговицы на белых офицерских бриджах и подошел к окну.

Молодой человек расправил обнаженные мускулистые плечи, оперся руками о широкий деревянный подоконник и посмотрел вниз на гостиничный двор.

После вчерашнего снегопада все вокруг белело и сверкало. Солнце пригревало, и начало заметно теплеть. С наросших за ночь сосулек закапала вода, оставляя пятна на пушистом сверкающем снежном покрове.

Около конюшни двор уже был истоптан готовыми к учениям оседланными лошадьми.

Пора было спускаться к завтраку. Флетчер отошел от окна, взял со стула тщательно выглаженную прачкой белоснежную рубашку, аккуратно застегнул ее и заправил в бриджи. Затем настала очередь сюртука, который лейтенант расправлял и застегивал не менее педантично. Затянув талию кожаным ремнем, он подошел к небольшому овальному зеркалу и завязал черный галстук. Довершала туалет красная куртка на белоснежной подкладке с черными отворотами, воротником и манжетами.

Прическа не отнимала у Флетчера много времени. Он расчесал свои блестящие черные как смоль волосы, которым могла позавидовать любая женщина, и стянул их на затылке лентой из тафты. Айронс не носил париков.

Наконец все приготовления были закончены, и теперь британский лейтенант от инфантерии был готов предстать перед изумленной публикой. Флетчер снял с подставки шляпу и направился к выходу. Перед тем как выйти из комнаты, он окинул ее придирчивым взглядом, проверяя, все ли в порядке.

Пристальный интерес лейтенанта к своему костюму был вызван отчасти тем, что в столовой обычно находились не только британские офицеры, но и американцы, среди которых были и сторонники независимости. Если бы он жил в полку, то мог бы выходить к завтраку просто в рубашке и бриджах.

Флетчер прекрасно понимал, что результатом всех его стараний будет восторг горстки лояльных американцев и злобное шипение тайных мятежников, и считал это даже забавным. Тем не менее он никогда не позволял себе появиться в столовой без мундира.

Что же касается «патриотов», как сами себя называли американцы, восставшие против короны и парламента, то, по мнению Айронса, их концепция «личной свободы» и мотивы поведения были недоступны пониманию большинства офицеров. Айронс не был уверен, что сам хорошо разобрался в этом сложном вопросе, но он с полной уверенностью мог утверждать, что желание американцев избавиться от налогов Британской империи вовсе не было главной причиной их конфронтации с метрополией.

Флетчер спускался в столовую, размышляя о том, кого он там встретит. Частенько лейтенант завтракал вместе с пожилым адвокатом, сторонником тори, который привлек его своим ровным и добродушным характером. В такие неспокойные времена встретить подобного собеседника было большой удачей. Новым знакомым Айронса был не кто иной, как Эзра Вриггс.

Из жилых комнат в столовую можно было спуститься по широкой лестнице с резной балюстрадой, которая выглядела вычурно на фоне кирпичных полов первого этажа.

Флетчер вошел в столовую и обвел взглядом многочисленных посетителей в поисках знакомого лица. Он услышал, как кто-то окликнул его по имени и заметил наконец своего приятеля, лейтенанта Аптона, сидевшего за одним из столиков с двумя офицерами. Флетчер присоединился к ним. Молодые люди с удовольствием ели ветчину, нарезая ее мелкими кусочками, и запивали крепким кофе.

— Вижу, вы уже начали без меня.

— Я уж решил, что Вы нас совсем забыли, Айронс, — ответил Аптон, поднося чашку к губам.

— Неужели я опоздал?

— Разумеется, нет. Присаживайтесь, приятель. Мы еще не закончили, как вы могли заметить. — С этими словами Аптон подвинулся, освобождая место для Айронса. — А сегодня неплохо кормят, Айронс.

— Почти как дома, не так ли, Брайан? — поддержал его Флетчер.

— Ну уж нет, до дома далеко, — усмехнулся Аптон в ответ.

В этот момент Флетчер заметил Эзру Бриггса, сидящего за столиком у окна, и решил позавтракать вместе с ним.

— Извините меня, господа, — обратился он к приятелям, — но мне придется покинуть вас.

— Что ж, встретимся на учениях, Айронс. Но умоляю Вас, не опаздывайте больше. Вы самый пунктуальный из нас и не можете себе этого позволить. Знаете, Флетчер, если Вы начнете опаздывать, Вас, наверное, придется показать врачу — настолько это покажется странным.

Аптон закончил свое шутливое нравоучение, и Флетчер, смеясь, отошел от его столика и направился к Эзре. Они тепло пожали друг другу руки, и Флетчер сделал несколько любезных замечаний относительно, как всегда, безупречного костюма старого адвоката.

— Как я рад Вас видеть, лейтенант. Присаживайтесь, пожалуйста.

Флетчер опустился на стул напротив Бриггса, и тот невольно выпрямился и расправил плечи при виде бравого офицера. Эзра откинулся на спинку стула, машинально теребя указательным пальцем дужку очков.

— Я как раз дочитал газету. Хотите почитать, лейтенант?

— Спасибо, сударь, — ответил Флетчер и положил на стол предложенный Эзрой номер «Торговых ведомостей», прикрыл его шляпой и вытянул под столом ногу.

Прошло уже много времени, с тех пор как лейтенант был ранен шпагой в левую ногу, под колено.

Рана заживала с трудом, и ноющая боль постоянно возобновлялась. Флетчеру приходилось время от времени массировать голень, причем иногда в самое неподходящее время. Вот и сейчас, отдавая распоряжения насчет завтрака, он слегка нагнулся и пытался незаметно легким поглаживанием снять неприятные ощущения.

Флетчер обратил внимание на усталый вид адвоката. Он казался невыспавшимся, под глазами появились мешки, а взгляд против обыкновения был печальным.

— Как Вы себя чувствуете, сударь?

— Почему Вы спрашиваете об этом, лейтенант? — с беспокойством отозвался Бриггс.

Он не был уверен, следует ли быть откровенным с Флетчером.

— Возможно, мне не стоило бы говорить Вам об этом, мистер Бриггс, но Вы выглядите очень утомленным.

— Будьте добры, обращайтесь ко мне просто Эзра. Вы правы, я действительно устал. И не стоит беспокоиться из-за моего здоровья. В моем возрасте у людей гораздо больше неприятностей, чем удовольствий.

— Что ж, если это в самом деле так, постараюсь не забывать Ваших слов, — ответил Флетчер, пораженный откровенностью собеседника.

Наконец подали завтрак, и разговор сам собой прекратился. Эзра заправил салфетку за ворот. От тарелок с едой поднимался пар, разнося аппетитные запахи, и после короткой молитвы, произнесенной шепотом, приятели приступили к еде.

Едва притронувшись к содержимому тарелки, Эзра перестал есть и бессмысленно ковырял в ней вилкой. Столь необычное поведение старого адвоката заставило Флетчера оторваться от поджаренного хлебца с крыжовенным джемом.

— Что с Вами, Бриггс? — спросил Флетчер. — Вы нездоровы? Скажите, чем я могу Вам помочь?

— Боюсь, что ничем, — ответил Эзра, почти не разжимая губ.

— Так это что-то серьезное?

— О, нет лейтенант, — сказал Эзра, бросая со звоном свою вилку на тарелку, — я здоров. Это личное дело. Вы позволите мне говорить откровенно?

— Конечно, сударь.

На лице Флетчера отразилось внимание и беспокойство.

Бриггс наклонился вперед, нервно снял очки, машинально протер стекла краем скатерти и снова водрузил их на нос.

— Лейтенант Айронс, — торжественно произнес адвокат, — я сделал предложение одной знакомой даме.

— Это замечательно! — воскликнул Флетчер.

— Не совсем так, — покачал головой Эзра.

— Неужели она отказала Вам?

— Нет, нет, — ответил Бриггс с жаром и обернулся по сторонам.

Он с беспокойством заметил, что мужчина за соседним столиком с большим интересом прислушивается к их беседе. Эзра понизил голос и продолжал.

— Она не отказала мне. Хотя, должен Вам признаться, первое ее побуждение было именно таким. Она попросила меня подождать, чтобы дать ей время все хорошенько обдумать.

— В этом нет ничего необычного. Женщины часто так поступают, — заметил Флетчер.

— Я думаю, Вы правы, лейтенант, — ответил Эзра, — и я тоже уверен, что дама в конце концов ответит согласием.

— Так, значит, Вы передумали, сударь? Флетчер не мог понять причины беспокойства своего собеседника. Он поднес чашку с кофе к губам и внимательно посмотрел на Бриггса.

Последнее предположение Флетчера встретило у адвоката энергичный отпор.

— Нет, конечно, нет, лейтенант, — ответил он.

— Называйте меня просто Флетчер.

— Хорошо, Флетчер. Меня огорчает то, что согласие может быть вызвано дурными обстоятельствами.

— Вы хотите сказать, что Ваша избранница готова стать Вашей женой из корыстных побуждений?

Айронс живо представил себе почтенную седую даму со следами былой красоты на лице. Когда-то она была достаточно состоятельна, но теперь дела ее расстроились, а для выплаты долгов требовалась серьезная поддержка.

— Я боюсь, что Вы меня не правильно поняли, Айронс. Прошу Вас, не надо делать никаких предположений. Я сделал предложение весьма достойной женщине, которую знаю уже многие годы.

Слушая Эзру, лейтенант осторожно массировал под столом ноющее колено. Нечаянно он взглянул в окно и замер в радостном изумлении. Флетчер увидел миссис Эшли.

— Я бы не хотел обременять Вас своими заботами, Флетчер, — закончил Эзра.

— Мне это совсем не в тягость, — сказал Флетчер, продолжая пристально глядеть на Веру.

Он не ожидал встретить ее снова и с трудом удержался от того, чтобы не броситься ей навстречу. Флетчер понимал, что сейчас это было бы безумием. Приходилось довольствоваться тем, что он мог любоваться ее золотыми волосами, оживленным лицом и стройной фигуркой.

Обернувшись, Бриггс проследил за взглядом лейтенанта и узнал миссис Эшли. Тяжело вздохнув, Эзра спросил:

— Кого это Вы там увидели, лейтенант?

— Это миссис Эшли, — ответил Флетчер в некотором смущении.

— И Вы знакомы с ней, сударь? — продолжал расспросы Эзра после некоторого молчания.

— Совсем немного. Вчера мне посчастливилось поговорить с ней.

Эзра молчал. Того, что он узнал, было достаточно, чтобы сердце начало неприятно покалывать. Больше он ничего не хотел слышать. Не удержавшись, Эзра оглянулся еще раз. Теперь Вера разговаривала с одним из парней, работавших на конюшне. Бриггс узнал его. Это был Джимми Уаттс, младший брат Элизабет.

Адвокат потер пальцами вспотевший лоб и неохотно вернулся к прерванному разговору.

— Вам известно, молодой человек, что миссис Эшли — вдова?

— Да, мне говорили. Ужасное несчастье — так рано овдоветь. Скажите, муж был намного ее старше?

— Напротив, Уильям был очень молод. Ему исполнилось 22 года, когда они поженились, и 28, когда он умер. Он заразился дизентерией, когда был в Вест-Индии. Уильям часто путешествовал, по делам своей, как бы это сказать, по делам своей службы, — со вздохом продолжил Бриггс, подыскав наконец подходящее определение для занятий Эшли, которые сам он совсем не одобрял. — Уильям умер на корабле, в пути, и его похоронили в море. Бедная женщина не хотела поверить в его смерть и долго не могла с ней смириться, — закончил Эзра свое печальное повествование.

— Это трагическая история, сударь, — произнес Айронс, задумчиво.

Он по-прежнему не мог оторвать взгляда от миссис Эшли, стоявшей на улице, в нескольких шагах от окна. Лейтенант не стал продолжать расспросы, которые могли бы быть расценены просто как назойливое любопытство.

— А вот и кофе, — с облегчением сказал Бриггс, увидев приближающуюся к ним служанку с дымящимся кофейником.

Флетчер опрокинул свою чашку на блюдце и вытряхнул маслянистую кофейную гущу.

— Вам налить, Бриггс? — спросил он приподнимаясь, чтобы взять кофейник.

— Нет, спасибо, больше не нужно. Флетчер наполнил свою чашку ароматным густым напитком, не отрывая взгляда от окна, поднес ее к губам и, сделав несколько глотков, поставил на стол.

— Эзра, я был бы Вам очень признателен, если бы Вы представили меня миссис Эшли как подобает. Конечно, если это не затруднит Вас, — произнес Флетчер нерешительно.

После затянувшегося молчания Эзра наконец смог выдавить из себя несколько слов.

— Лейтенант, эта дама — патриотка, — произнес он еле слышно. — Она с предубеждением относится к английским военным. Боюсь, что выполнить Вашу просьбу будет очень трудно. Да и будет ли это разумно?

— И все-таки, Эзра, я очень Вас прошу, если будет хоть малейшая возможность, не забудьте обо мне.

— Ну, конечно, Флетчер, я постараюсь.

Айронс с благодарностью посмотрел на Бриггса, с облегчением откинулся на спинку стула и принялся за кофе.

Эзра устремил внимательный взгляд на сидящего напротив молодого человека. Его красота, изящество и четкость движений, его мужественность заставляли старого адвоката вспомнить о своих преклонных летах. Он попытался взглянуть на себя со стороны: сравнение с молодым лейтенантом привело его в уныние.

Флетчер поднялся из-за стола.

— Простите меня, сударь, я должен идти. Боюсь, что я уже опоздал.

— Конечно, лейтенант, — ответил Эзра, вставая и подавая ему руку на прощание. — Мне очень не хватало Вас все эти дни.

— Я уезжал из города.

— Неужели в отпуск? — удивился Эзра.

— Увы, нет. Я выполнял свой долг перед королем.

Флетчер взял шляпу и собирался уже уйти, когда под воздействием какого-то странного импульса Бриггс окликнул его.

— Послушайте, лейтенант, я хотел бы пригласить Вас на ужин. Не смогли бы Вы навестить меня в эту пятницу?

— Очень благодарен Вам, Эзра. Конечно, я приду.

— Прекрасно, Флетчер. Я живу на Королевской улице, и Вы легко найдете мой дом по вывеске на дверях.

— В котором часу мне прийти?

— Около шести.

— Чудесно.

Эзра видел, что его приглашение пробудило у лейтенанта надежду, и, несмотря на неприятные предчувствия и сомнения, он произнес те слова, которых с нетерпением ждал Флетчер.

— Возможно, за ужином я смогу представить Вас моему другу миссис Эшли. Пути назад больше не было. Эзра почувствовал острую боль в груди. Ах, почему он не сказал всей правды? Почему не раскрыл Флетчеру своих намерений относительно Веры? Но было уже слишком поздно. Лейтенант Айронс уверенной походкой выходил из зала. Слуга начал гасить свечи, и коридор постепенно погружался в полумрак.

Эзра продолжал сидеть за столом, погрузившись в печальные раздумья. Он смотрел на свои старческие руки с проступающими синими венами, которые всегда становились заметней с наступлением холодов. Господи, ведь ему уже шестьдесят два года, или шестьдесят три? Конечно, он еще не был совсем дряхлым стариком, но возраст наложил неизгладимую печать на всю его жизнь, заключив ее в узкие рамки дозволенного.

Эзра вновь и вновь возвращался мыслями к Флетчеру, представлял себе, как тот движется с силой и грацией хищного зверя, вспоминал, как восхищенно он смотрел на Веру, представлял их стоящими рядом.

Что же вынудило его приближать такого опасного соперника к женщине, так нежно им любимой? Эзра понимал, какие побуждения заставили его пригласить Айронса, и стыдился их. Он хотел убедить себя в том, что миссис Эшли не нужен молодой спутник. И никто лучше Айронса не мог ему помочь в этом. Флетчер обладал всеми достоинствами, необходимыми мужчине, чтобы понравиться такой женщине, как Вера. Но он был офицером британской армии, и это возводило непреодолимую стену между молодыми людьми. Вера не могла увлечься английским лейтенантом — расчет Эзры был точен.

«Разве я хочу невозможного? — подумал Эзра. — Я хочу, чтобы Вера подарила мне несколько спокойных лет, принесла в мой дом тепло и свет своей молодости». Несколько лет, совсем недолго. После его смерти миссис Эшли станет обеспеченной женщиной. Он оставит ей все, что сумел нажить за годы упорного труда.

Почему же их союз кажется ему неосуществимым? Разве она не нуждается в его участии и заботе, разве не любит его?

Но красивое и гордое лицо Флетчера все время всплывало в памяти Эзры. Сколько восхищения было во взгляде лейтенанта, когда он смотрел на Веру, его Веру!

Эзра вздрогнул и достал из кармана свой любимый серебряный флакон. Немножко рому ему сейчас совсем не помешает.

Глава 5

Лучи заходящего солнца наполнили комнату мягким вечерним светом. Большое овальное зеркало, висевшее на стене напротив окна, покрылось легкой дымкой, и в его глубине таинственно поблескивали отражающиеся предметы. Вера стояла перед зеркалом и разглядывала себя, не скрывая удовлетворения.

Платье, купленное в те далекие времена, когда миссис Эшли еще не отказывалась от английских товаров, удивительно гармонировало с обликом молодой женщины: зеленый шелк платья был покрыт орнаментом из розовых, золотых и бежевых цветов; плотно облегающий фигуру лиф с овальным вырезом, из которого кокетливо выглядывали кружева, переходил в пышную юбку на кринолине; рукава, расширяющиеся книзу, заканчивались на уровне локтя кружевной бахромой, оставляя открытой часть руки. Правое запястье было перетянуто розовой лентой, к которой Вера обычно прикрепляла белый веер. Она бережно уложила пряди золотистых волос на затылке, оставив короткие локоны, обрамляющие лицо, свободно струиться к плечам.

Пудрой Вера пользовалась очень редко, вот и теперь она нанесла тонкий слой только на обнаженную часть груди над вырезом, не прикоснувшись ни к лицу, ни к волосам.

Миссис Эшли еще раз оглядела себя в зеркале и осталась весьма довольна. Ее тревожило только печальное выражение глаз, которое невозможно было изменить. Вера с трудом скрывала свою тревогу, связанную с предстоящим вечером, на котором ей предстояло дать ответ Эзре.

Вера встряхнула головой, будто отгоняя неприятные мысли, и отошла от зеркала, шурша кринолином. Она принялась нервно перебирать вещицы на туалетном столике в поисках щетки для волос. Наконец пропажа была найдена, и миссис Эшли стала энергичными движениями расчесывать золотые волосы.

Уильям всегда восхищался волосами своей жены. Именно их солнечный блеск привлек его внимание, когда он впервые увидел Веру на берегу реки. Весна была на редкость теплой, и Вера, которой было всего семнадцать лет, подобрав юбки, бродила вдоль берега по колено в воде и ловила угрей для ужина. Объяснить такое легкомысленное и совершенно недостойное юной леди поведение можно было только ее молодостью.

Вера не заметила молодого человека, сидящего верхом на лошади и любующегося очаровательной рыбачкой. Все еще не замечая молодого человека, или, точнее, стараясь его не замечать, Вера вышла из воды, подняла юбки выше колен, чтобы отжать из них воду, и только потом опустила их вниз. Она до сих пор помнит его звонкий смех и ласковый взгляд.

Уильяма больше нет. Все это в прошлом, и никогда не вернется. Вере захотелось плакать, губы задрожали.

Теперь ее ждал Эзра. Но не он беспокоил молодую женщину. Эзра всегда внушал ей доверие и уважение. Его предложение было для нее большой честью. Вера считала, что на этот шаг Бриггса толкнула только забота о ней, а не эгоистические побуждения. Но для Веры он оставался все тем же «милым дядюшкой», любимым и уважаемым. Она никогда не сможет относиться к нему как к мужу.

Но еще больше ее беспокоили воспоминания о незнакомце и новое сильное чувство, проснувшееся в ее душе. Кто эта молодая женщина, кокетливо болтающая с молодым англичанином в карете и с замирающим сердцем встречающая его взгляд? Неужели это она, Вера Эшли, такая гордая и бескомпромиссная? Вера боялась, что не сможет справиться с охватившей ее страстью, если останется одна: вот почему ей следовало принять предложение адвоката. Тогда она будет и в безопасности, и не оскорбит бедного Эзру отказом.

«Ну, все, хватит об этом», — решила Вера и подошла к окну. На противоположной стороне улицы появилась молодая женщина, плотно укутавшаяся в теплую шаль. Ее округлый живот явственно выделялся, несмотря на складки ее домотканного платья. Миссис Эшли узнала Рэйчел Ривер, которая ждала своего первого ребенка.

Вновь Вера вспомнила о своем бесплодии. «Ну что ж, такова воля Божия. У меня нет даже надежды когда-нибудь родить ребенка. Значит, надо быть особенно признательной Эзре, который и не хочет иметь наследника». Вера всегда с полной уверенностью сможет положиться на Бриггса, а взамен даст ему несколько спокойных лет у семейного очага.

И уже без всякой горечи Вера подумала о том, что такой супруг, как Эзра, никогда не заставит ее забыть те прекрасные ночи, которые дарил ей Уильям. Ничего подобного никогда уже не повторится в ее жизни, и Вера не изменит его памяти.

— Миссис Эшли!

— Да, Элизабет.

Вера отвернулась от окна и стояла, поглаживая нежный шелк платья на бедрах.

Элизабет, хорошенькая румяная блондинка, стояла напротив хозяйки, теребя челку на лбу.

— Уже ехать пора, мэм.

— В самом деле?

— Да, мэм. Ну что за чудненькое платье на Вас. — Элизабет чуть улыбнулась.

— Я рада, что тебе нравится. Элизабет оставила наконец свою челку в покое и начала отряхивать плащ своей хозяйки.

— А мне-то не надо идти, мэм? Ведь никто не поможет миссис Харт так, как я, — спросила девушка.

— Нет, Элизабет, не сегодня. Но спасибо тебе за предложение.

С помощью Элизабет Вера осторожно, чтобы, не дай Бог, не помять платья, надела плащ и направилась к выходу. Элизабет смотрела ей вслед.

За окном вечер медленно опускался на город, гася последние пламенеющие лучи заходящего солнца. Ветер гонял опавшие листья по высохшей холодной земле. Осень отступала, как отступает армия под натиском сильнейшего противника. А в гостиной Бриггса было уютно и тепло.

Лейтенант Флетчер Айронс оторвал взгляд от темнеющего окна и стал рассматривать своих новых знакомых.

Рядом с ним сидел элегантно одетый мужчина неопределенного возраста, мистер Чарльз Джонсон. Отличительной его особенностью была страсть к табаку, который он нюхал постоянно, отнюдь не смущаясь присутствия дам. Джонсон не только постоянно чихал и сморкался, но еще и энергично покачивался на стуле, всем своим видом выражая нетерпение. Флетчер не принял предложенную Джонсоном табакерку, решив инстинктивно, что его сосед — сторонник независимости, и не ошибся.

Далее сидела чета Джиллианов. Мистер Джиллиан за время получасового знакомства уже успел зарекомендовать себя человеком плохого воспитания, самоуверенным и упрямым. Его супругу, пухленькую Эдит Джиллиан, можно было бы уже при жизни причислить к лику святых, если представить, какое терпение ей необходимо, чтобы выносить жуткий характер мужа.

И наконец, у камина, в своем любимом кресле, сидел Эзра и пытался поддерживать общую беседу. Флетчер обратил внимание на нервозность и плохо скрытое беспокойство адвоката. Он решил, что причина кроется в сватовстве Бриггса, которое пока не пришло к благополучному завершению.

Сегодня вечером Эзра ничего не сказал лейтенанту об этом несомненно важном для него деле, а Флетчер избегал вопросов, решив, что адвокат уже сожалеет о своей чрезмерной откровенности.

Та, кого Флетчер ждал со все возрастающим нетерпением, еще не пришла. Он мог думать о ней бесконечно, ясно представляя себе ее пламенеющие волосы, зеленые глаза, напоминающие жаркое лето, нежные губы. Ее прямолинейность не пугала молодого человека. Он был готов простить ей ре-обдуманную резкость.

У Флетчера не было большого опыта в отношениях с женщинами, но он очень хорошо представлял себе, какими качествами должна обладать та, которая покорит его сердце. И все они, казалось, соединились в Вере Эшли. «В этом я похож на отца», — подумал Айронс.

Джонотан Уинфилд Айронс, отец Флетчера, женился против воли родителей на красавице-шотландке, у которой не было никакого приданого, До свадьбы они были знакомы всего три недели и один день. Конечно, отец в то время был намного моложе тридцатидвухлетнего Флетчера, и раньше Айронс считал, что только в юности возможны такие пылкие чувства. Теперь, пожалуй, он изменил свое мнение.

В молодости у него тоже был роман, но отношение Айронса к девушке было вызвано скорее желанием его родителей соединить молодых, а не его собственными чувствами. С тех пор прошло уже девять лет, до отказа наполненных военной службой, которая не оставляла много времени для развлечений, и Флетчер постепенно забыл свою первую избранницу, с которой едва успел познакомиться.

Увлекшись своими мыслями, Флетчер едва не пропустил долгожданного момента. Раздался стук в дверь, и Эзра с нетерпением бросился открывать. Холодный воздух, ворвавшийся в комнату, задул свечи на камине и заставил веселее заплясать огонь в масляной лампе под потолком. Раздались голоса миссис Харт и миссис Эшли.

Услышав мягкую и деликатную речь Веры, лейтенант пришел в такое сильное волнение, какое не посещало его даже в минуты тяжелых военных испытаний.

— Вера! — радостно воскликнул Бриггс.

— Вера, милая, — повторил Флетчер чуть слышно.

Эзра под руку ввел Веру в комнату и помог ей снять плащ. В своем зеленом шелковом платье молодая женщина была настолько привлекательна, что у Флетчера перехватило дыхание.

Вера извинилась за опоздание, и Эзра начал знакомить ее с гостями. С Джиллианами она уже была знакома, а явное восхищение, высказанное Джонсоном, оставила без внимания. Ее взгляд с того самого момента, как она вошла в комнату, был прикован к лейтенанту Айронсу.

— Эзра, — произнесла она срывающимся голосом, — что это? Британский офицер в Вашем доме? Я не могу этого понять! Я никак не ожидала…

Услышав возмущение миссис Эшли, Айронс догадался, что она видела не его, Флетчера Айронса, а только его мундир. Ненавистный мундир британского завоевателя. И пока Эзра пытался воззвать к разуму молодой женщины, Флетчер вышел из полумрака с тем, чтобы Вера смогла увидеть его лицо.

— Но, дорогая, — бормотал Эзра, — это мой друг и мой гость. И потом, вы, кажется, уже встречались, Вера…

— Миссис Эшли, я лейтенант Айронс. Вера повернулась к Флетчеру и внимательно посмотрела на него, нахмурив брови. Глаза ее сердито вспыхнули, а щеки запылали. Но затем выражение лица стало холодным и безразличным.

— Лейтенант Айронс, — обратилась она к Флетчеру, делая ударение на его звании, — почему же Вы не удосужились сообщить мне о том, что вы офицер? Вы даже не упомянули о своей причастности к британской армии. Я считала Вас английским купцом.

— В самом деле? Но я ни слова не сказал об этом, а вы не задавали вопросов.

Флетчер нахмурился и, оглянувшись на хозяина дома, заметил, что тот наблюдает за их перепалкой в большом смущении.

— Я не могла задать Вам этого вопроса, — продолжала Вера уже немного мягче, — Вы слишком быстро выскочили из экипажа.

Флетчер улыбнулся. С этим он не мог спорить.

— Мне кажется, я должен был уйти немедленно после того, как…

— Лейтенант, прошу Вас больше не обсуждать подробностей нашей встречи. Это совершенно лишнее. Вы гость Эзры, следовательно, я должна быть вежлива с Вами, если и Вы последуете моему примеру.

В этот патетический момент Флетчер не смог удержаться от смеха: он увидел, как Джонсон осторожно крадется в их сторону, надеясь услышать хотя бы что-то из их тихой перепалки.

Бриггс оглядывался по сторонам в поисках миссис Харт, которая одна могла прервать эту ужасную сцену. И, ко всеобщему облегчению, экономка появилась в дверях, приглашая всех к ужину.

Глава 6

Лейтенант Флетчер с наслаждением поглощал аппетитные куски гусятины, политые ароматным соусом. Кружочки жира поблескивали и застывали на тарелке. Не прерывая своего приятного занятия, Флетчер оглядел всех сидящих за столом. Слева от разрумянившейся Веры сидел разгоряченный и раскрасневшийся Джонсон, оказывая своей соседке несколько назойливые знаки внимания. Справа от миссис Эшли, во главе стола, сидел Эзра и с беспокойством оглядывал своих гостей. Мистер Джиллиан время от времени посматривал на Айронса, сардонически усмехаясь, но лейтенант сохранял ледяное спокойствие, целиком увлеченный едой.

— Замечательно! Очень вкусно, Эзра! — неожиданно прервала молчание Эдит Джиллиан.

Ее круглое лицо излучало радость и удовлетворение.

— Миссис Харт — замечательная хозяйка, — продолжила она. — Вы заметили, надеюсь, что гусь приготовлен необычным образом. А какой изумительный соус! Вы согласны со мной, лейтенант?

Вилка Флетчера замерла в воздухе, так и не достигнув рта. Лейтенант неохотно положил ее на тарелку и с вежливой улыбкой выразил свое полное и безоговорочное согласие.

— Я обязательно должна узнать рецепт соуса, — обратилась миссис Джиллиан к Вере. — У меня обширная коллекция рецептов. Я собираю их при каждом удобном случае.

— В самом деле, — ответила Вера, — это очень любопытное и полезное занятие. Наверное, у Вас теперь каждое блюдо восхитительно.

— Я думаю, Вы тоже прекрасно готовите, — вмешался Джонсон, но Вера постаралась уклониться от ответа.

Ее щеки раскраснелись, грудь высоко вздымалась. На лице молодой женщины было заметно раздражение, вызванное назойливым ухаживанием Джонсона. Флетчер уже давно наблюдал за ним и с трудом сдерживал улыбку, представляя себе, какая участь уготована нескромному ухажеру. Уж кто-кто, а Айронс прекрасно знал, что миссис Эшли умеет за себя постоять! Пожалуй, ему было даже жаль бедного Джонсона: Флетчер вспомнил, как энергично Вера наступила ему на ногу во время обыска ее кареты.

В отличие от лейтенанта, наслаждавшегося ужином, Вера чувствовала себя совсем не в своей тарелке. С одной стороны, ей предлагал свои надоедливые ухаживания мистер Джонсон, а напротив сидел противник, офицер британской армии, лейтенант Флетчер Айронс.

Вера надеялась, что теперь, когда она знает о нем всю правду, он больше не будет ей казаться ни красивым, ни привлекательным, ни остроумным. Но когда Вера осмелилась взглянуть на него через стол, то поняла, что ничто не изменилось. Все те же сверкающие глаза, та же обаятельная улыбка. Но он обманул ее! Он был одет в гражданскую одежду, и она не знает, какие причины побудили его сделать это. Вере очень хотелось рассердиться на Флетчера, но вместо этого она вспомнила ласковые прикосновения его пальцев к своей ладони. Прикусив губу, она отвернулась, крайне недовольная собой.

Вера подняла бокал вина и сделала несколько глотков. Рука ее дрожала, — и рубиновые капли расплылись на белоснежной скатерти.

Вера смутилась, и Эзра с большим удовольствием принялся ее успокаивать.

— Моя дорогая, не надо беспокоиться. Ничего страшного не случилось. — И добавил совсем тихо:

— Что с Вами, Вера? Вы выглядите очень расстроенной.

— Все хорошо, Эзра, — успокоила Вера адвоката, — только я сегодня вечером немного неуклюже себя веду.

— Нервы? — спросил Эзра, улыбаясь и заглядывая в глаза молодой женщине.

Миссис Эшли смутилась, когда поняла, какого ответа от нее ждет Бриггс.

— Мы поговорим позже, после ужина, — продолжил он, — и может быть, я смогу объявить гостям приятную новость?

— Разумеется, — кивнула Вера. Она уже давно чувствовала, как мистер Джонсон касался своим коленом ее ноги. Но, взглянув на невозмутимое лицо соседа, решила, к его счастью, что это была чистая случайность. В этот момент в разговор опять вступила Эдит Джиллиан, несмотря на предостерегающие взгляды своего супруга.

— Миссис Эшли. Эзра говорил нам, что Вы только что вернулись из Лонгмедоу.

Вера утвердительно покачала головой. Она и не подозревала, что ее жизнь может стать предметом обсуждения в этом обществе.

— Я ездила навестить родных, — ответила Вера.

— Хотела бы я знать, там такая же снежная зима, как и у нас? — продолжала расспросы Эдит, осторожно собирая последние аппетитные кусочки с тарелки и отправляя их в рот.

— Пожалуй, такая же, — сказала Вера, и с неудовольствием отметила, что три пары мужских глаз устремлены исключительно на нее, хотя беседу вела Эдит Джиллиан.

— А Рождество?

— Простите, я не поняла Вас.

— Я хотела спросить, бывает ли у Вас снег на Рождество? По-моему, это так… так…

— Ты хочешь сказать романтично, — вмешался мистер Джиллиан.

— Да, конечно, именно это слово я пыталась вспомнить.

— За неделю до Рождества шел мокрый снег, — начала Вера, — он покрыл ветви деревьев, а потом, когда ударили холода, заледенел. Лес стоял словно хрустальный. На земле поверх снежного покрова образовалась толстая корка льда. Мы даже катались на «рождественском полене»[1].

Флетчер слушал рассказ с огромным удовольствием, не отрывая взгляда от возбужденного лица молодой женщины. Но продолжить ей не удалось, поскольку в разговор вступил мистер Джиллиан.

— «Рождественское полено» — это, по-моему, чисто английская забава?

Вера взглянула на Джиллиана, пытаясь скрыть беспокойство.

— Вы совершенно правы, хотя кое-кто считает, что этот обычай пришел из Франции. Ну, а для меня — это просто семейная традиция, вот и все.

Джиллиан подвинулся вперед.

— Ну, конечно, это очень удобная позиция. К тому же она помогает сохранить дух Рождества. Если бы речь шла о чем-то другом, скажем, об английском чае, Вы проклинали бы его от души, — саркастически прокомментировал Джиллиан.

Эзра хотел вмешаться в разговор, чтобы загасить разгорающуюся ссору, но Вера не отступила.

— Я думаю, — сказала она с иронией, достойной противника, — что, если король обложит налогом леса, откуда мы добываем дрова, чтобы обогреть наши жилища, или издаст указ о том, что американцы должны импортировать дрова из Англии, только в этом случае я откажусь от своей любимой забавы. А может быть, и нет. Пожалуй, тогда я буду кататься на полене тайком!

— Ну, Вера, довольно, — предостерег ее Эзра.

— Достаточно миссис Эшли, — повторил за ним Джиллиан.

Флетчер решил вывести беседу из тупика и вступил в разговор.

— А знаете, миссис Эшли, дома я под Рождество катал на полене младшего брата Джорджа.

— Ваш брат, наверное, на несколько лет младше Вас, мистер, простите, лейтенант Айронс?

В это время Джонсон наклонился к Вере, обдав ее густыми винными парами. Миссис Эшли поспешно отодвинулась и взглянула на Флетчера.

Пожалуй, ее взгляд стал чуть-чуть менее враждебным.

— Мой брат моложе меня на шесть или семь лет, не помню точно, — ответил Флетчер.

— А семья у Вас большая? Вера продолжала расспросы, но тон ее оставался по-прежнему холодным и равнодушным.

— У меня четверо братьев, — отвечал Флетчер, — и я второй по старшинству.

— Вы скучаете по ним, лейтенант?

— Да, очень.

Вера уже открыла рот, чтобы с иронией пожелать ему скорейшего возвращения к семье, на родину, но что-то в тоне Флетчера заставило ее остановиться. Он говорил так искренне, что вместо заготовленной фразы она вполне дружелюбно сказала, что у нее тоже есть младший брат.

— Он столяр-краснодеревщик и живет в Спрингфилде.

— Прекрасная профессия, и очень доходное дело, — поддержал Флетчер.

— Ах, краснодеревщик, — прервал Флетчера мистер Джиллиан, вытягивая вперед шею, как гусыня, — ну так посоветуйте ему сменить занятие. Пусть научится делать гробы. Я думаю, они скоро понадобятся в большом количестве. Если, конечно, Ваши друзья-патриоты» — или как там Вы себя называете — не одумаются! Ведь я прав, лейтенант?

Флетчер был готов сделать что угодно, чтобы защитить миссис Эшли от грубых нападок Джиллиана. Он призвал на помощь всю свою выдержку и спокойно ответил, что, по-видимому, плохо понял, о чем говорит Джиллиан, — Послушайте, лейтенант, — не унимался Джиллиан. Его глаза зло сверкали, отражая пламя свечи. — Когда же наконец истощится терпение командования? Каждый день войска подходят к Общине. Вы один из доверенных офицеров лорда Перси и прекрасно знаете, о чем я говорю. Давно пора подавить восстание силой.

Флетчер глубоко вздохнул, стараясь сдержать нарастающий гнев.

— Для этого пока нег оснований, — ответил лейтенант с кажущимся спокойствием. — Мы все надеемся избежать насильственных действий. Мы молим Бога о том, чтобы не пролилась кровь.

Флетчер посмотрел на миссис Эшли. Увы, от того дружелюбия, с каким она смотрела на него раньше, когда считала его просто купцом, и которое, казалось, должно было вот-вот вернуться к ней, не осталось и следа.

Джиллиан добился своего, и Айронс уже с нескрываемым гневом посмотрел в лицо своему противнику, чьи глубоко посаженные глаза злобно блестели.

Однако мистер Джиллиан, кажется, не замечал, какой эффект производят его слова.

— Ведь я личный друг генерала Гэйджа, — продолжал он нимало не смущаясь, — и знаю так же хорошо, как и Вы, что он постоянно направляет прошения…

— Сэр, — произнес Флетчер повелительным тоном, не допускающим никаких возражений, — мне трудно предположить, каким образом Вам стала известна эта информация, но если она достоверна… Я хочу подчеркнуть, «если»… Так вот, я просто диву даюсь, как можно было допустить, чтобы эти сведения оказались у Вас. Это военная тайна. И если о ней будут болтать на каждом углу, то и стоить она будет не больше, чем прошлогодний снег. Успех и безопасность армии зависят от строгого соблюдения секретности.

На Джиллиана эта страстная отповедь не произвела никакого впечатления.

— Я вижу, лейтенант, — заметил он, саркастически улыбаясь. — Вы явно на стороне миссис Эшли.

Супруга Джиллиана уже давно дергала его за рукав, безуспешно пытаясь заставить замолчать.

— Прошу Вас, мой дорогой, не принимайте все так близко к сердцу, — не выдержав, обратилась она к мужу.

Супруг сердито насупился, но замолчал. Эдит повернулась к Вере, желая загладить неловкость, возникшую после резких выпадов ее мужа, и извинилась перед ней, а затем обратилась к Бриггсу:

— Простите сударь, но мы, кажется, расстроили такой хороший вечер. Наверное, нам следует удалиться.

— Уйти? Это нам-то уйти? — прошептал Джиллиан достаточно громко, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что он думает по этому поводу.

Огорченный Эзра, нахмурившись, протирал очки. По-видимому, он собирался заниматься этим до скончания века. Не поднимая глаз на гостей, он пробормотал несколько примиряющих слов.

— Бедная Вера, — шепнул он на ухо миссис Эшли. — Как я был неразумен. Ничего не предусмотрел! В какое положение я Вас поставил!

— Ну что Вы, Эзра. Ведь я должна привыкать к этому. Ради Вас, — с этими словами Вера прикрыла руку Бриггса своей и тихонько пожала ее.

— Вы думаете, что это возможно? — спросил Эзра с надеждой. Но Вера молчала.

— Всему виной мятежные настроения миссис Эшли, — внезапно разорвал тишину резкий голос Джиллиана.

Сидящий рядом с Верой Чарльз Джонсон решил, что пришла пора и ему вмешаться в спор. Он уже давно собирался это сделать и обдумывал свою речь, но благодаря обильным возлияниям, от которых он не смог удержаться, мысли Чарльза текли удивительно медленно. Однако последняя грубость Джиллиана подтолкнула его к решительным действиям.

— Я считаю, что мы все должны остаться, — произнес он громко. — Джиллиан извинится, и мы сможем все вместе продолжать ужин, не так ли миссис Эшли?

Во время своей примирительной речи Чарльз по очереди обводил глазами всех присутствующих, за исключением Веры Эшли, и, по-видимому, совершенно потерял контроль над своей правой рукой. Она, как казалось, независимо от воли хозяина начала поглаживать Верину руку, скрытую бахромой широкого рукава.

Вера резко оттолкнула беспардонного ухажера с такой силой, что бедный Чарльз чуть не вылетел из-за стола. Глядя на них, Флетчер прикрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку.

Но даже это происшествие не смогло отвлечь Джиллиана от его любимой темы.

— Я не собираюсь извиняться перед миссис Эшли. Она предает короля и отечество, — резко произнес он.

Вера медленно поднялась со своего места и положила салфетку на стол рядом с тарелкой.

— Это — мое отечество, — произнесла она торжественно. — Я бы хотела, чтобы Вы это хорошенько запомнили. Далее, мистер Джиллиан. Надеюсь, Вы как человек воспитанный извините меня, но я никогда бы не смогла принять Ваших извинений, даже если бы Вы и догадались их произнести. Ситуация, существующая в обществе в наше время, создана людьми с таким типом мышления, как у Вас. Я неоднократно имела возможность убедиться в этом. В заключение я хочу сказать Вам, Джиллиан, — добавила Вера после многозначительной паузы, — что сейчас Вам бы следовало сгорать со стыда, — ведь Вы предоставили очень важную информацию, которая будет мне крайне полезна.

— Задержите эту женщину! — заорал Джиллиан, обращаясь к лейтенанту Айронсу. — Арестуйте ее немедленно! Она — изменница.

— Измена? — резко ответил Флетчер. — Но ведь это Вы, сударь, говорили о том, о чем не имели права даже думать. Миссис Эшли не произнесла ни слова, за которое можно было бы осудить.

Лейтенант уже отвернулся от Джиллиана и, перегнувшись через стол, обратился к Джонсону:

— А Вам, сударь, я очень советую не давать воли своим рукам, — прошептал он.

Вера, не заметившая стычки Айронса и Джонсона, разговаривала с Эзрой.

— Простите меня, сударь, — произнесла Вера с чувством, — я очень виновата перед Вами. Я была крайне несдержанна.

Она попробовала улыбнуться:

— Это мне нужно уйти, мне одной.

— Нет, Вера, милая! Разве Вы забыли? — Бриггс был в отчаянии, он смотрел на Веру молящими, полными слез глазами.

На какое-то мгновение миссис Эшли показалось, что время остановилось. Она вдруг стала спокойной и безразличной. Вере казалось, что она стоит на шатком мосту, переброшенном через пропасть. На одном краю ее ждал Эзра, а на другом — незнакомец. Вера почувствовала взгляд Флетчера, устремленный на нее. Он беспокоил и пугал ее. Вера повернулась к Бриггсу.

— Эзра, я ничего не забыла. Просто сейчас не время говорить об этом.

— Так это отказ?

— Я не говорила этого, Эзра.

— Так надежда еще есть?

Вера опустила ресницы, чтобы удержать набегающие слезы — Мы поговорим завтра, Эзра. Я приду к Вам, и мы поговорим…

Глядя на измученное лицо старого друга, Вера с трудом сдерживала желание поцеловать его руку и прижать ее к своему лицу, чтобы облегчить его страдания, истинной причиной которых была она сама.

— Хорошо. Вера, — тихо ответил Эзра, — я буду ждать Вас завтра.

Услышав, что миссис Эшли уходит, Джонсон поспешил предложить ей свои услуги. Он был готов проводить даму до самого дома. Вера с отвращением посмотрела на пьяненькие глазки и влажный рот Джонсона и попросила его не утруждать себя.

Эзра решил, что следует послать за кем-нибудь, например, за сыном миссис Харт, чтобы не отпускать Веру одну.

— Я провожу Вас до дверей, — сказал адвокат.

— Позвольте, помогу Вам одеть плащ, дорогая.

Айронс, наблюдавший из-за стола за разыгравшейся у дверей сценой, встал и подошел к Бриггсу — Эзра, я благодарен Вам за прекрасный ужин, — проговорил он, — но, к сожалению, мне уже пора идти. Миссис Эшли, если Вы позволите, я немного провожу Вас. По-моему, нам по пути.

Это предложение скорее испугало, чем обрадовало миссис Эшли. Она поплотнее запахнула плащ.

— Нет, нет, лейтенант, не надо, — запротестовала Вера, — я благополучно доберусь одна. Флетчер рассмеялся.

— Я не сомневаюсь, что так и будет. Не понимаю только, почему бы нам не идти рядом, если мы пойдем по одной улице.

— Для этого есть тысячи причин, — начала Вера, но, остановленная его внимательным взглядом, замолчала. Слова замерли у нее на губах.

— Вера, мне будет гораздо спокойнее, если Вы пойдете не одна, — вмешался Бриггс.

Вера вопросительно посмотрела на его измученное страданием лицо.

— Вы в самом деле хотите этого? Адвокат в знак согласия склонил голову в напудренном парике.

— Прошу Вас, Вера, послушайтесь меня.

— Как Вам будет угодно, Эзра.

Вера потуже затянула у горла завязки на плаще, надела перчатки и в последний раз оглядела сидящих за столом.

— Доброй ночи, миссис Джиллиан.

— Доброй ночи, миссис Эшли.

У Эдит, все еще сидящей за столом, был такой подавленный вид, что Вера почувствовала угрызения совести.

Сам Джиллиан сидел торжественно и безмолвно, сложив руки на узкой груди. Мистер Джонсон отвернулся к окну, не удостоив Веру даже прощальным жестом.

Уже на улице Вера обняла и поцеловала Бриггса, но он поспешил поскорее высвободиться из ее объятий.

— Как бы Вам не простудиться, Эзра, — заботливо сказала миссис Эшли, — скорее идите домой. Вы должны беречь себя. Завтра я Вас обязательно навещу.

Эзра кивнул и, помахав на прощание Флетчеру, скрылся в глубине дома, осторожно прикрыв за собой дверь.

Молодые люди остались одни на заснеженной освещенной луной улице. Флетчер протянул Вере какой-то белый узкий предмет.

— По-моему, это Ваш веер, миссис Эшли. Я взял на себя смелость подобрать его.

Вера приняла веер, машинально раскрыла его, потом сложила и спрятала в складках плаща.

Флетчер поразился тому, сколько изящества могло таиться в нескольких простых движениях.

Глаза миссис Эшли блестели отраженным светом луны. Флетчер подумал, что они похожи на манящие зеленые звезды.

Лейтенант осторожно взял молодую женщину под руку.

— Вы со мной, миссис Эшли? — спросил он. Вера заметила странную игру слов.

— Да, Флетчер, пожалуй, я с Вами, — ответила она, подобрала шуршащие юбки и решительно шагнула в темноту, оставив позади своего спутника.

Глава 7

Круглая луна ярко освещала улицу. Мягкий снег серебрился на мостовой и на остроконечных крышах домов, отбрасывающих четкие тени.

Айронс пропустил Веру немного вперед и любовался блеском ее волос в лунном свете. Вера шла очень быстро, почти бежала, и Флетчер догнал ее, стуча тяжелыми башмаками.

— Сударыня, куда это Вы так спешите? — произнес лейтенант чуть охрипшим голосом. — По какой улице Вы собираетесь идти, по Браттлз или по аллее Харвей? Браттлз гораздо безопасней в столь поздний час.

— В самом деле? Но я-то думаю совсем иначе, сударь, — запротестовала Вера. — Знаете ли Вы, что представляет главную опасность на улицах Бостона? Это пьяные солдаты! Так вот, на Браттлз их гораздо больше!

Вера остановилась перед сточным желобом и приготовилась перепрыгнуть через него, чтобы перейти на другую сторону улицы.

— Солдаты, возможно, — согласился Флетчер, — но только не пьяные. Миссис Эшли, позвольте мне помочь Вам.

Айронс протянул Вере руку, но она решила проявить независимость и самостоятельность и перепрыгнула через узкий поток.

Каждое движение миссис Эшли выражало возмущение и несогласие со словами Флетчера, что совсем не мешало ему смотреть с восторгом на свою спутницу.

— Скажите, лейтенант Айронс, а откуда Вам стало известно, в какую сторону мне надо идти. Ведь я сказала только, что направляюсь домой. По-видимому, Вы выслеживали меня. Это что, простое любопытство или долг службы?

Вера говорила очень запальчиво, но не смогла вывести Флетчера из того блаженного состояния, в котором он находился с тех пор, как они остались на улице одни.

— Сударыня, Вы, по-видимому, забыли, что во время ужина очень неосторожно сообщили свой адрес господину Джонсону. Неужели он больше заслуживает доверия, чем я?

— Не заслуживает, конечно, — Вера беззаботно рассмеялась, и все ее напускное высокомерие мгновенно испарилось. — Как он был неотразим, когда чуть не вылетел из-за стола! — Вера была очень довольна собой, вспоминая о своем подвиге. — Как он только посмел дотронуться до меня! И ведь это уже не первый случай, — доверчиво добавила она. — Джонсон пытался дотронуться до моей ноги под столом, но я решила, что это было случайностью, — у него был такой невинный вид.

— В самом деле? — произнес Флетчер, растягивая слова.

— Да, по-моему, этот человек просто глуп и невоспитан.

— А кроме того, он был пьян. За этот вечер он выпил гораздо больше, чем я за целый год.

— Так Вы человек умеренный и благовоспитанный? — с улыбкой спросила Вера.

— Разумеется, да, во всяком случае, надеюсь, что так, — ответил Флетчер с напускной серьезностью.

Темные облака скользили по небу, закрывая лунный диск и на мгновения погружая улицы в темноту.

Некоторое время молодые люди шли молча. Флетчер слышал звук шагов молодой женщины, он даже ощущал ее дыхание. Они шли совсем рядом, и Айронсу достаточно было протянуть руку, чтобы остановить миссис Эшли. Сам поражаясь своему поведению. Айронс повернулся к Вере и взял ее за руки.

Миссис Эшли смотрела на него совершенно спокойно, ее лицо не выражало ничего, кроме любопытства.

— Что-то случилось? — безмятежно спросила она.

Флетчер, не отрываясь, смотрел в сияющие зеленые глаза, представляя себе, как прижимается своими губами к ее, как целует ее холодные щеки и прячет лицо в шелковистых волосах.

— Так, что же, Айронс? — повторила Вера. Флетчер опустил руки, и миссис Эшли продолжила путь.

— Миссис Эшли, — произнес Флетчер, сам не узнавая своего охрипшего от волнения голоса.

Вера посмотрела на него через плечо и остановилась. Звук его голоса заставил ее сердце забиться сильнее. Щеки запылали, Вера испугалась своего волнения. Неужели она способна потерять голову от нескольких слов, произнесенных мужчиной, и не просто мужчиной, — врагом, британским офицером?

— Да, лейтенант, — тихо отозвалась Вера, стараясь не выдать своего волнения. — Вы что-то хотели сказать?

Она подняла глаза на Флетчера. Бронзовые пуговицы его безупречного мундира поблескивали в лунном свете. Военная форма очень шла Айронсу и, как ни странно, миссис Эшли уже не испытывала былого отвращения при виде красной куртки — символа британского владычества.

— Ваше постоянство вызывает восхищение, миссис Эшли, — начал Флетчер, — но оно мне кажется чрезмерным. Неужели мундир, который я ношу, так много значит для Вас?

— Я не понимаю Вас, лейтенант. Почему Вы задаете этот вопрос сейчас?

Но Флетчер продолжал, будто не расслышав слов своей спутницы.

— Когда Вы вошли в гостиную Бриггса, то разгневались при виде британского мундира, который заслонил для Вас человека. Меня Вы просто не увидели. Но я человек, миссис Эшли. В форме или без нее. Посмотрите на меня.

— Я вижу британского офицера, — ответила Вера, глядя ему в глаза.

— Нет, сударыня, Вы видите только мундир. Вглядитесь в человека.

— Мистер Айронс, я не могу этого сделать. Невозможно отделить человека от дела, которому он посвятил свою жизнь. Я бы не хотела обсуждать это.

— Почему же нет, миссис Эшли? Ситуация в колониях очень опасна. Я выполняю свой долг.

— Да, конечно, — ответила Вера.

Чувства, охватившие молодую женщину, совсем не соответствовали ни холодности ее голоса, ни строгости ее слов. Она не могла избавиться от , воспоминаний о прикосновениях его сильных и нежных рук, о запахе крови, исходившем от его рубахи, который заставил ее испытывать чувство сострадания к раненому спутнику.

Вера тряхнула головой, чтобы избавиться от этого наваждения, и постаралась придать побольше убедительности своим словам:

— Возможно, Вы лучше поняли бы меня, лейтенант, если бы Вам самому пришлось отстаивать права и свободу своего народа, а также свою личную свободу, — в голосе молодой женщины звенела сталь.

— Объясните, что Вы ставите нам в вину?

— Присутствие Вашей армии. Что она делает здесь? Что защищает? Те порядки и законы, которые попирают права нашего народа и каждой отдельной личности? Ваша армия не дает нам возможности иметь свое правительство, которое могло бы ввести законы, отвечающие нашим нуждам, и устанавливать справедливое налогообложение. Парламент служит только самому себе, а что касается короля Джорджа…

Вера внезапно замолчала, поняв, что зашла слишком далеко. А от поэтического настроения Айронса не осталось и следа. Последние слова миссис Эшли вызвали гнев и раздражение лейтенанта.

— Пожалуй, Джиллиан был прав. Мне следовало бы арестовать Вас. Но, к сожалению, мы не имеем права арестовывать за измену. У нас нет законов, которые дали бы нам возможность привлечь бунтовщиков к суду. Самое строгое наказание, которое они могут получить сейчас, — это предупреждение. В то время как сами «патриоты» ведут настоящую войну с лояльно настроенными горожанами, поджигают их дома, уничтожают их собственность, уничтожают и оскорбляют их самих…

— Но это же не вся правда, лейтенант, — воскликнула миссис Эшли, — это только одна сторона медали.

— Вы правы, сударыня. Это далеко не вся правда, — отвечал оскорбленный Флетчер. — Генерал Гэйдж, который, кстати, является Вашим губернатором, располагает такими фактами о жестокости восставших, от которых волосы встают дыбом!

— Зачем Вы говорите это, лейтенант? Генерал Гэйдж всегда был настроен против жителей Массачусетса, и в особенности против Бостона! Возможно, он просто ищет повод для того, чтобы провести аресты.

— Я не буду отвечать Вам, сударыня, — произнес Айронс с ироничной улыбкой. — Я не собираюсь сообщать Вам больше никакой информации.

— Да, конечно. Теперь я вспомнила, как Вы с Джиллианом говорили о каких-то письмах, которые то ли уже написал, то ли должен написать генерал Гэйдж, — ответила Вера.

Но терпению лейтенанта Айронса пришел конец. Он галантно, но твердо, взял свою даму под руку и, не обращая никакого внимания на ее слова, повлек в сторону улицы Браттлз.

— Я никак не ожидал, миссис Эшли, что мне придется провести целый вечер с Вами на холодных улицах. По крайней мере я надеялся, что это будет приятно. Не будем понапрасну терять время на бесплодные политические споры. Давайте-ка прибавим шагу. Я бы хотел попасть домой как можно скорее.

Вера шла молча. Несмотря на поток резких слов, в гневе брошенных Айронсом, он по-прежнему бережно держал ее под руку. Миссис Эшли ощущала его крепкое пожатие даже через грубую ткань плаща, и это прикосновение значило для нее намного больше, чем все слова на свете.

Человек, почти незнакомый и принадлежащий к враждебному лагерю, человек, который угрожал благополучию ее друзей, и, наконец, человек, которого она боялась, — этот человек приобрел над ней огромную власть.

— Пожалуйста, отпустите меня, лейтенант, — прошептала Вера.

— Отпустить Вас? — Флетчер был возмущен. — Да я и не предполагал, что…

Они остановились на перекрестке под раскачивающимся фонарем, при свете которого копна Вериных волос, рассыпавшаяся по плечам, напоминала расплавленный металл. Миссис Эшли подняла лицо и посмотрела на Флетчера. По щекам ее текли слезы, и гнев Флетчера тотчас утих.

— Я сделал Вам больно?

— Нет, что Вы.

— Так, значит, я обидел Вас?

— Нет.

Вера вся дрожала. Он был так красив, добр и привлекателен. Это и заставило ее бояться, бояться самой себя.

— Лейтенант, Вы хотели узнать, что я думаю о Вас как о человеке, — заговорила Вера, тяжело дыша от волнения. — Что бы я делала, если бы могла воспринимать человека отдельно от мундира, который он носит? Но ведь Вы сами выбрали свой путь — путь солдата, и Вы всегда солдат — в мундире или в штатском.

Миссис Эшли опустила глаза.

— Все-таки Вы не можете ненавидеть человека только за его мундир! — горячо возразил Флетчер.

— Почему же нет, лейтенант? — голос ее дрожал.

— Я очень прошу Вас об этом.

Вера подумала, что нельзя разрешать Айронсу говорить с ней так нежно.

Флетчера поразила тоска и безысходность на лице молодой женщины, упрямо твердившей ему «нет» вопреки порывам своего сердца. Он нежно взял ее лицо в свои ладони, стер со щек горячие слезы. Тепло его рук успокоило Веру, она закрыла глаза.

Господи, что это с ней происходит? Как она может себе это позволить?

Флетчер гладил ее щеки, шею, нежный затылок, зарываясь пальцами в золото густых и тяжелых волос. Его дыхание обожгло молодую женщину, и губы их слились. Рука Флетчера скользнула под плащ и обвилась вокруг талии Веры. Лейтенант поразился, какая она тонкая и стройная. Так они стояли в тени дома, крепко прижавшись друг к другу, опьяненные близостью, до тех пор, пока не перехватило дыхание. Флетчер с трудом оторвался от ее пылающих губ, и Вера прижалась лицом к его груди.

— Мне ужасно стыдно, лейтенант… Я никогда…

— Не надо ничего говорить, милая.

— Но мы едва знакомы, — прошептала Вера.

— Это не важно.

— Это должно быть важно!

Флетчер прижал к себе ее головку и начал целовать шелковистые тяжелые пряди волос, от которых исходил запах лета и цветов. Как он мечтал об этом!

Молодой человек скорее почувствовал, чем услышал тихий вздох своей возлюбленной.

— Боже, что же Вы теперь думаете обо мне?

— Я думаю, — ответил он, прижимая к себе ее хрупкую фигурку еще крепче, — я думаю, что Вы самая удивительная женщина на свете и, будь мы знакомы даже тысячу лет, я не мог любить бы Вас сильнее.

— Но, Вы…

— Ну, конечно, я — «красный мундир». Но неужели мы не можем справиться с этим злом? — засмеялся Флетчер.

— Нет, лейтенант.

Верины пальцы гладили черные отвороты мундира. Кровь стучала у нее в висках, и томительный жар разливался по телу.

— Когда мы встретимся, Вера?

— Мы никогда не должны встречаться!

— Мы могли бы встречаться тайно, — жарко шептал Флетчер.

Вера вырвалась из его объятий. Раздался звук шагов, и в этот момент молодые люди услышали громкий крик мистера Джонсона, возникшего из темноты. Он был сильно пьян и настроен весьма решительно.

— Эй, лейтенант! Это Вы, Айронс? Язык у господина Джонсона заплетался. Флетчер затаил дыхание. Вера скользнула в тень, сделав шаг назад.

— Вы мне не ответили, — еле слышно произнес Флетчер.

— Нет, — прошептала Вера, не сводя глаз с приближающегося Чарльза. — Мы не можем, не должны встречаться ни тайно, ни явно, лейтенант Айронс, — голос миссис Эшли окреп, хотя она продолжала говорить очень тихо.

Вера попыталась отодвинуться от лейтенанта, но он крепко держал ее за руку.

— Не уходите, Вера. Я обещал довести Вас до самого дома, позвольте же мне выполнить свой долг джентльмена. Похоже, правда, что у нас будет «чудесный» спутник — мистер Джонсон. Добрый вечер, Чарльз.

— Вот уж не ожидал Вас здесь застукать. Примите мои поздравления. Может, вместе проводим даму, а? — пробасил Джонсон.

Флетчер вздохнул, с трудом сдерживая растущее раздражение.

— Это целиком зависит от миссис Эшли. Что скажете, сударыня? — спросил он холодным тоном.

Вера смотрела в сторону, не решаясь поднять глаза на Флетчера.

— Почему бы и нет, — согласилась миссис Эшли, чем привела Чарльза в бурный восторг.

— Просто чудесно! — проорал он. — Позвольте предложить Вам руку, сударыня.

— В этом нет необходимости. Улица прекрасно освещена, — строго заметил Флетчер.

Джонсон был разочарован, но ему пришлось смириться. Вере так не хватало тепла и уверенности руки лейтенанта, а Флетчер с трудом сдерживался, чтобы не погладить золотые волосы миссис Эшли. Флетчер пропустил ее немного вперед и с восторгом смотрел, как вспыхивали золотом волосы миссис Эшли, когда она вступила в круг света под уличным фонарем. Когда Вера оборачивалась, ее зеленые глаза сверкали и искрились.

Комок подкатил к горлу Айронса. Он подумал, что его отец испытывал такой же восторг, когда впервые встретил его мать, и те же мечты томили его. Менее сильное чувство не могло бы привести его к решению взять в жены бесприданницу Джейн вопреки воле родителей.

Флетчер вспомнил ту неповторимую улыбку, которой обменивались его отец и мать, сидя у камина по вечерам. Стоило Флетчеру отвести взгляд от пылающих дров и обернуться на родителей, он видел, как нежно они смотрели друг на друга. Когда Флетчер стал юношей, то, как ему казалось, вполне постиг сущность их отношений. Но только теперь он смог действительно осознать, какая глубина чувств и сила любви соединяла его родителей.

Когда Вера вошла в гостиную, Элизабет, сидя в кресле, дремала, склонившись над своим шитьем. Огонь в камине почти погас, а масляная лампа чадила. Вера осторожно забрала шитье с колен девушки и, ласково разбудив ее, отправила спать. Вера не стала отвечать на бесчисленные вопросы, которые спросонья пыталась задавать Элизабет. Она присела в кресло-качалку и загасила лампу. Комната погрузилась в темноту. В черной глубине камина вспыхивали последние искры, напоминая Вере о том, что ее решимость угасла так же быстро.

«Как я теперь смогу стать женой Эзры? Как я отвечу согласием человеку, которого знала и любила много лет, у которого надеялась найти защиту от незнакомца, после того как сама устремилась в его объятия, ответила поцелуем на его поцелуй и сама разрушила стену неприступности, которую возвела вокруг себя много лет назад?»

Вера думала о встрече с Флетчером со смешанным чувством стыда и восторга. Она обхватила себя за плечи, пытаясь хоть немного успокоиться.

«Эзра, я не могу стать Вашей женой, — продолжала корить себя миссис Эшли, — я не достойна Вас, я глупа и эгоистична, а сердце мое принадлежит другому. И это позор для меня, Эзра».

Конечно, они с лейтенантом никогда больше не увидятся. Он — британский офицер, он — враг ее народа, он — ее собственный враг. Никакие отношения между ними невозможны.

Вера порывисто встала и подошла к камину. Разворошив кочергой догорающие дрова, она стала смотреть на языки пламени. Она бездумно смотрела на огонь до тех пор, пока не погасла последняя искра, а затем опустилась в кресло и тихо заплакала. Совсем одна в пустое и темной комнате.

Глава 8

Март, 1775 г.

Флетчер Айронс стоял у открытой двери подвала и, подняв свежевыбритое лицо к солнцу, наслаждался теплым весенним утром. Чуть расставив ноги и уперевшись широко раскинутыми руками в дверном проеме, он являл собой воплощение покоя и уверенности в себе. Позади него из холодной темноты коридора доносился шум хозяйственных приготовлений из кухни и столовой, но лейтенант не обращал на него никакого внимания.

Перед ним, прямо у входа в дом, у каменного крыльца, зеленела трава. Флетчер ступил на залитую солнцем лужайку и стал разглядывать кирпичный фасад гостиницы, с удовольствием греясь в лучах мартовского солнца.

Окно его комнаты было плотно занавешено. Для постороннего любопытного наблюдателя это должно было свидетельствовать о том, что ее хозяин никуда не отлучался и все еще спит.

Флетчер застегнул манжеты на рукавах рубашки, которые до сих пор свободно спадали на кисти рук, и подумал, что у него еще достаточно времени до завтрака, чтобы привести себя в порядок и надеть мундир.

После того злосчастного вечера у Эзры Бриггса Айронс ни разу не встречал старого адвоката. Флетчер отправил ему очень вежливую записку, получил в ответ не менее вежливое и очень короткое послание, но в гостинице Бриггс больше не появлялся. Флетчер не мог точно ответить самому себе, чем был вызван его неугасающий интерес к старому адвокату: сожалел ли он о потере приятного собеседника за завтраком или не терял надежду узнать через него что-нибудь о Вере Эшли.

Последний раз лейтенант видел миссис Эшли, когда провожал ее до дома вместе с этим омерзительным типом Джонсоном. Флетчер не пытался встретиться с ней, помня, как резко она высказала свое мнение на этот счет. Хотя, возможно, нежелание молодой женщины продолжить их знакомство было не совсем искренним.

Говоря по правде, Флетчер теперь гораздо реже вспоминал о ней, чем в первые недели после расставания. На него навалилось множество неотложных дел, связанных с его военной службой, и он не мог позволить себе роскошь расслабиться в мечтах о любимой женщине, как мальчишка. И все-таки по вечерам, когда он оставался один, образ очаровательной миссис Эшли вновь и вновь всплывал в его памяти. Не лишенный остроумия офицер пришел к выводу, что его любовный недуг сродни вирусному заболеванию и что мысли о Вере, подобно мельчайшим микробам, проникают в кровь, бередя его душу и плоть. Айронсом было определено и средство избавления от своего недуга — время.

Флетчер прошел в гостиницу через двойную дверь, выходившую прямо на улицу, и услышал, как кто-то позвал его.

— Айронс! Почему это Вы до сих пор не одеты, приятель? И что, собственно, Вы тут делаете?

Широко улыбнувшись, Флетчер обернулся к окликнувшему его офицеру.

— Доброе утро, Брайан! Я как раз собираюсь исправить положение — иду надевать мундир.

— Да уж, пожалуйста! Не сидеть же мне за одним столом с полуодетым офицером! Да и что скажет старик Перси! Даже подумать страшно, — продолжал Аптон. Глаза его искрились веселым озорством. — Думаю, мне придется долго дожидаться Вас к завтраку, приятель. Я-то готов.

— В самом деле? Наверное, уже гораздо позднее, чем я думал, — сухо ответил Айронс.

— Приятель, по-моему, Вы разучились понимать шутки. Времени еще вполне достаточно, но на Вашем месте я бы все равно поторопился.

— А что, собственно, случилось?

— Как Вы могли забыть, Айронс? Сегодня намечается хорошенькое дельце. Постреляем как следует и всему городу покажем, чего мы стоим.

Конечно, Айронс все помнил. В этом году зима была на редкость теплой. Снег уже сошел, и дороги просохли. Это позволяло начать активные военные операции еще ранней весной. Промедление было чревато серьезными осложнениями, поскольку запасы оружия у мятежников росли с каждым днем. Только на прошлой неделе им удалось выкрасть пушку из-под самого носа у британской охраны. И это был уже второй подобный случай. Теперь серьезное столкновение между регулярной британской армией и бунтовщиками стало неизбежным.

Губернатор Гэйдж ждал только королевского приказа и надеялся получить с открытием навигации ответ на свои депеши, отправленные еще осенью. Полномочия, предоставленные королем, позволят губернатору либо открыть военные действия, либо начать переговоры. Многие, в том числе и Аптон, склонялись к первому варианту выхода из создавшегося тупика.

Тем временем число дезертиров из британской армии неуклонно росло. Айронс располагал достоверной информацией, свидетельствующей о том, что не меньше дюжины британских солдат обучали фермеров и добровольцев военному делу, в том числе и обращению с огнестрельным оружием. Секретные военные группы восставших формировались по всей стране.

В подразделении Флетчера пока все было в порядке, но постоянное напряжение сделало лейтенанта раздражительным, и он недовольно покачал головой в ответ на воинственные высказывания товарища по оружию.

— Вы что, не согласны со мной? — возмутился Аптон. — Как же тогда прикажете поступать с этими бунтовщиками? Ведь их десятки тысяч по всей стране. Может, пожурить их, как малых детей? А может, просто выпороть, а? Возможно, это кому-нибудь из нас и доставило бы удовольствие, особенно когда дело дошло бы до «патриоток». Но вряд ли это будет эффективно.

Флетчер нахмурил брови, взгляд его помрачнел.

— Не надо иронизировать, Брайан, — прервал он развеселившегося приятеля. — Положение очень сложное.

— Я понимаю это, — ответил Аптон, и улыбка исчезла с его лица. — Похоже, что в ближайшее время будут предприняты какие-то действия, — продолжил он, понизив голос, — причем гораздо более серьезные, чем все наши короткие набеги и отвлекающие маневры. Что Вас тревожит, Айронс? Давно пора положить конец забавам этих вояк-любителей!

— Не такие уж они «любители», — поправил Флетчер.

— Вы говорите об этих ублюдках-дезертирах, которые инструктируют повстанцев? Неужели Вы считаете, что они действительно опасны? Да, нет же, Флетчер. Они не представляют угрозы.

— Я этого не говорил, Брайан. Но не забывайте, что «строжайшее соблюдение секретности есть долг каждого военного, а офицера в особенности». Вы помните, кто это сказал?

— Конечно, Флетчер. Это — лорд Перси. Я не забыл.

— Надеюсь, Брайан. — С этими словами Айронс положил руку на плечо своему товарищу и слегка встряхнул его. — Отлично, приятель, я иду наверх одеваться и быстро спущусь к завтраку.

Флетчер двинулся вверх по лестнице, но Брайан снова окликнул его:

— Забыл предупредить Вас, Айронс. Наверху дожидается какой-то пожилой джентльмен. Он представился, но его имя тотчас вылетело у меня из головы. Я думал, что Вы у себя, поэтому послал его наверх.

Брайан помолчал немного и спросил:

— А где Вы, собственно, были, Флетчер, позвольте узнать?

— Нет, Брайан, я не могу Вам этого сказать, — ответил Флетчер и взлетел вверх по лестнице.

Брайана поразила быстрота, с какой его товарищ бросился навстречу гостю. Интересно было бы выяснить, кем приходился этот старичок Флетчеру. Лицо казалось очень знакомым, но Антон никак не мог вспомнить, где его видел. Он очень жалел, что не отнесся повнимательнее к этому нежданному гостю. Тогда, может быть, ему удалось бы подобрать ключ к таинственной личной жизни лейтенанта Айронса. Хотя, конечно, Антона это совершенно не касалось. Ему просто хотелось узнать о своем товарище чуть-чуть побольше.

Аптон хорошо знал Флетчера как товарища по полку. Это был очень деятельный и смелый офицер, обладающий к тому же ясным и острым умом. Аптону не часто доводилось встречать сочетание всех этих добродетелей в одном человеке. Но в редкие свободные часы лейтенант Айронс становился совсем другим человеком: пожалуй, его даже можно было назвать романтиком и мечтателем. И хотя такая двойственность характера могла обречь его на душевные муки, Айронс был всегда спокоен и приветлив со своими товарищами и ничем не выдавал своих страданий, если таковые вообще имели место.

Брайан подумал, что неплохо было бы поговорить с Флетчером по душам. Он был даже готов пожертвовать ради этой благородной цели еще не распечатанной бутылкой коньяка, которую хранил в своей комнате. Но Аптон даже не представлял себе, как относится его приятель к спиртному.

Флетчер замер на пороге комнаты, пытаясь отыскать глазами своего гостя: окна были задернуты плотными занавесками, совсем не пропускающими света. Но зоркие глаза лейтенанта не подводили его никогда — ни во время походов в тумане, ни во время вылазок штормовыми безлунными ночами. И сейчас он почти сразу разглядел сгорбившуюся фигуру адвоката, притулившегося в углу комнаты на единственном стуле. Голова его склонилась на грудь, он, кажется, задремал.

— Эзра, — осторожно окликнул его Флетчер, — мистер Бриггс!

Лейтенант подошел к окну и отдернул занавески, в один миг наполнив еще недавно мрачную комнату ярким солнечным светом.

Эзра Бриггс очнулся и выпрямился, моргая белесыми ресницами. Парик его сполз, открыв редкие поседевшие волосы. В отличие от большинства мужчин, носивших парики, Эзра не брил голову.

— Доброе утро, мистер Бриггс, — сказал Флетчер, натягивая жилет и снимая куртку с крючка. — Вам, наверное, пришлось долго ждать? Лейтенант Аптон просто не знал, что меня нет дома, — продолжал Флетчер, застегивая пуговицы мундира.

Но Эзра не отвечал и сидел по-прежнему неподвижно, уставившись в окно. Он выглядел таким старым и беззащитным, что лейтенантом овладело чувство жалости и сострадания. Когда они встречались в прошлый раз, адвокат выглядел бодрым и полным сил.

Флетчер старательно расчесал свои черные блестящие волосы, перетянул их сзади лентой из тафты и вновь обратился к Бриггсу:

— Давно не встречал Вас за завтраком, сударь. Мне очень не хватало Вас. Надеюсь, Вы здоровы?

При этих словах Эзра наконец собрался с духом, прокашлялся и ответил:

— У меня все в порядке, сударь, а у Вас?

— Все хорошо, спасибо, — ответил Флетчер и, подойдя к окну, встал, сложив руки на груди. Он решил поговорить с адвокатом с полной откровенностью. — Эзра, скажите мне ради Бога, что случилось? Вы ужасно выглядите, — начал Флетчер.

Образ миссис Эшли возник перед мысленным взором лейтенанта, и он с большим трудом удержался, чтобы не спросить о ней.

Глубоко вздохнув, Эзра хлопнул себя по бедрам и вскочил со стула. Сначала он несколько раз пробежался по комнате от алькова до противоположной стены и обратно, затем, немного успокоившись, подошел к окну и встал с Флетчером, заложив руки за спину. Его нижняя губа дрожала. На старческой коже отчетливо проступали морщины, под глазами залегали тени, вены пульсировали на висках. Похоже было, что Бриггс давно не высыпался как следует.

— Я бы не очень хотел ускорять события, Айронс, — сказал он.

Разжав руки, он устремился в угол комнаты, где заметил паука, занятого плетением своей искусной паутины. Эзра с большим вниманием рассматривал узоры на паутине, которые даже через мощные линзы очков были плохо ему видны, а затем ногтем указательного пальца уничтожил это творение насекомого. Удовлетворенный вполне, он подошел к Флетчеру и выглянул в окно. Во дворе гостиницы он мог увидеть только фигуры в красных мундирах, прогуливающиеся по ярко-зеленой траве.

— Вы видели ее, лейтенант? — неожиданно спросил Эзра.

Флетчер тоже выглянул в окно, но, не заметив там никого, кроме солдат и негритянки-прачки, с удивлением посмотрел на адвоката.

— Кого Вы имеете в виду, сударь?

— Я Вас отрываю от чего-нибудь, лейтенант?

— Нет.

Айронс уклонился от прямого ответа, но сделал это так артистично, что Бриггс ничего не заметил.

— Вы говорите о миссис Эшли? — спросил Флетчер.

— Да, — ответил Бриггс, — скажите, Вы видели ее в последнее время?

Выражение лица Флетчера резко изменилось, а сердце застучало сильнее. Тем не менее он ответил достаточно безразличным голосом:

— Прошу прощения, сударь, но вряд ли это было возможно. Мы оба знаем ее отношение к тем, кто носит мундиры красного цвета. Я не видел миссис Эшли с тех самых пор, как провожал ее от Вас домой.

Эзра приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но не решился. Он достал из внутреннего кармана сюртука флакон с ромом.

— Вы не против, сударь?

— Нет, что Вы!

— А чашка у Вас есть?

— Нет, чашки, к сожалению, нет, — ответил Флетчер.

Он с удивлением наблюдал, как адвокат поднес флакон к губам и сделал большой глоток рома. Запах спиртного, разнесшийся по комнате, был чрезвычайно неприятен Флетчеру, и он вежливо отказался от предложенной ему порции.

Адвокат поставил флакон на подоконник, достал батистовый носовой платок и приступил к своему любимому ритуалу — протиранию очков. Несколько раз он пытался обратиться к Айронсу и наконец решился.

— Скажите, сударь, я когда-нибудь говорил Вам, что собираюсь жениться на Вере Эшли?

— Нет, я этого не знал, Эзра, — ответил Флетчер, как только смог прийти в себя после этого неожиданного сообщения.

— Да, по Вашему тону я вижу, что это так, — с этими словами Эзра отошел от окна и присел на стул. Он начал нервно барабанить пальцами по коленям, затянутым в бархатные бриджи. — И Вы, конечно, слишком деликатны, чтобы спросить у меня, что она ответила. Так вот, молодой человек, она мне отказала. Очень вежливо, конечно. Вы еще за ужином могли заметить, что она всегда очень предупредительна со мной. Я для нее просто «любимый дядюшка».

Флетчер присел на кровать и зажал ладони между коленями. Он пытался казаться спокойным.

— Почему Вы мне все это рассказываете, Эзра?

— Почему? Да потому, что Вы любите ее, лейтенант. Я знаю эту женщину многие годы, а Вам понадобились недели, нет — часы, чтобы привязать ее к себе. Молчите, сударь, молчите! Ваше чувство невозможно скрыть. Оно явно отражается на Вашем лице, как только при Вас упоминают ее имя. Так было у меня на ужине, так было и сейчас. И мне жаль Вас, лейтенант. Вы молоды, красивы, у Вас масса достоинств, и, возможно, Вы именно тот человек, с которым Вера могла бы найти свое счастье. Но вы носите этот красный мундир и выполняете свой долг королевского офицера. Вам никогда не преодолеть это препятствие. Все Ваши усилия будут тщетны!

Флетчер закрыл лицо руками и стиснул зубы. Он хотел удержать охвативший его порыв ненависти, но ничего не мог с собой поделать.

— И это все, что Вы хотели мне сказать, Эзра? — произнес Флетчер напряженным голосом. — Вам не стоило так утруждать себя.

— О, Господи! — воскликнул Эзра умоляющим тоном. — Я рассердил Вас, но я не хотел этого. А быть может, и хотел, — не удержался от признания Бриггс. — Да, я хотел этого! Уже тогда, когда видел вас, уходящих вдвоем из моего дома. Вы моложе, Вы сильнее меня, Вы тот человек, который сможет удержать Веру.

— У меня нет ни малейшего желания «удерживать» ее, — холодно сообщил Айронс. — Что касается нашей прогулки, то, если помните, именно Вы предложили мне проводить миссис Эшли, Вы даже настаивали. И зачем, хотел бы я знать, — продолжил офицер, — Вы устроили нашу встречу? Вы собирались жениться на миссис Эшли, и не было никакого смысла знакомить меня с ней. Вы сыграли со мной жестокую шутку, сударь.

Эзра тяжело вздохнул и покачал головой.

— Прошу Вас, сударь, не думайте обо мне так плохо. Я восхищаюсь Вами, Флетчер, хотя и обидел Вас так жестоко. Да, я хотел воспользоваться Вами, чтобы перетянуть весы на свою сторону. Я был уверен, что она отвернется от Вас, как бы вы ни были молоды и привлекательны — ведь на Вас красный мундир. Вы правы, это была жестокая шутка и нечестная игра. И она не оправдала себя. Я не мог надеяться на согласие Веры — мы слишком давно и хорошо знакомы. Конечно, она любит меня. Но это совсем не то чувство, которого я ждал. Она сказала, что предпочитает остаться одна. Она была со мной так деликатна и добра, несмотря ни на что, а может быть, именно благодаря тому, что случилось, — закончил Эзра с тяжелым вздохом.

Лейтенант смотрел на Бриггса со смешанным чувством жалости и разочарования.

Адвокат облизал пересохшие губы и немного успокоился. Он вспомнил, как во время ужина заметил взгляд миссис Эшли, устремленный на Айронса. В этом взгляде не было ненависти, и уже тогда Бриггс почувствовал, что совершил огромную ошибку, познакомив молодых людей. Но неужели он так эгоистичен, что захочет лишить Веру, которую так нежно любит, даже надежды на счастье? Он долго и мучительно размышлял перед тем, как отправиться к офицеру. Ведь он явился сюда не для того, чтобы наносить обиды. Он пришел ради благополучия Веры. Еще сейчас не поздно сказать то, ради чего он пришел.

Руки Бриггса дрожали. Он попросил Флетчера открыть флакон с ромом и с удовольствием сделал еще один глоток.

— Вы больны? — спросил Флетчер.

— Можно сказать, что вся моя боль — в душе, — ответил Бриггс. — Конечно, если это не слишком высокопарно звучит. Ведь все это время я разрывался между надеждой и отчаянием. Мне казалось, что Вера провела эти недели с Вами.

— Это выше моего понимания, Бриггс. Какие причины могли заставить миссис Эшли обратиться ко мне?

Айронс начинал терять терпение, но пытался держать себя в руках. В конце концов этот старый человек совсем не заслужил враждебного отношения.

— Простите меня, Флетчер. Я не видел Веру очень давно, с тех самых пор, когда она пришла ко мне, чтобы сообщить об отказе. А я слышал, что на Северной окраине нарастают волнения. Эти слухи, может быть, и до Вас доходили?

— Да, я кое-что слышал, — ответил Флетчер, и глубокая складка пересекла его лоб. — Но почему Вы заговорили об этом?

— Я слыхал также, что Вера принимает в этом какое-то участие, — с трудом выдавил из себя Бриггс, теребя очки на переносице.

— Что Вы сказали? — Флетчер резко вскочил на ноги.

— Я надеялся, что это — не правда. Но я получил эти сведения из достоверных источников. Моя последняя надежда была на то, что она с Вами.

— Где… где Вы это слышали?

— Она очень упорная женщина… — начал было Эзра, но Флетчер перебил его.

— Не упорная, а глупая. Это не игрушки!

— Я согласен с Вами, лейтенант. Надеюсь только, что Вера сможет оценить степень риска, которому подвергается.

— От кого Вы это слышали?

— От моей экономки, миссис Харт. Она прослужила у меня много лет, и я всегда был уверен, что она — сторонница тори. Но я был не прав. И она никогда не открылась бы мне, если бы не ее страх за миссис Эшли. Все так быстро меняется сейчас. И я боюсь, лейтенант. Я старый человек, лейтенант, и чувствую, что сейчас есть серьезные основания для страха.

Флетчер подошел к открытой двери и выглянул в коридор. Вернулся назад, посмотрел на себя в зеркало: он видел только свой мундир — латунные блестящие пуговицы, черные отвороты и красную ткань мундира — красную, как пролитая кровь.

— Я тоже боюсь, Эзра. Вы знаете, что может произойти?

— Не знаю, лейтенант.

Гнев лейтенанта теперь был направлен на миссис Эшли. Что за глупая самоуверенность! Теперь действия ее друзей признаны государственной изменой. Вот-вот начнутся аресты, и многие видные деятели вигов окажутся в тюрьме, а имущество их будет конфисковано в пользу империи. То же самое может произойти и с Верой. Ей грозят ужасные страдания в заточении, она может оказаться сломленной и морально и физически. Флетчер резко повернулся к окну и прижался горячим лбом к холодному стеклу.

Вдруг он заметил лейтенанта Аптона, спешащего через двор. Значит, он уже закончил завтрак и спешит в полк. Флетчер поспешно поблагодарил Эзру и пообещал сделать все, что в его силах.

— Спасибо, Флетчер, — ответил Эзра, поднимаясь и подавая ему руку. — Я прошу Вас принять мои извинения за все, что я здесь наговорил.

Флетчер тяжело вздохнул и кивнул в знак согласия.

— Я должен бежать Эзра, надеюсь как-нибудь позавтракать с Вами вместе.

— Да, конечно.

— Всего хорошего, Эзра.

— Айронс… одну минуту.

Флетчер обернулся и с чувством жалости взглянул на сгорбившегося, тяжело опирающегося на палку из темного дерева, адвоката. Он выглядел маленьким и жалким.

— Что случилось, Эзра?

— Айронс…

Эзра никак не мог заставить себя сказать то, что давно уже собирался. Он был в смятении, пытаясь найти в глазах Айронса ответ на самый важный для него вопрос: достаточно ли благороден лейтенант, чтобы ему можно было доверить заботы о миссис Эшли. Он подошел поближе, вглядываясь в Айронса близорукими глазами сквозь стекла очков, и все-таки решился.

— Вы знаете, я близкий друг семьи миссис Эшли, я знаю ее с детства и несу за нее ответственность. Ведь я ее любимый дядя! Я прошу Вас всегда обращаться с ней со всем уважением, которого она безусловно заслуживает. Я чувствую, что Вы будете обращаться с ней бережно, просто не сможете иначе. Как бы ни разбушевалась Ваша страсть, как бы она ни пыталась оскорбить Вас, я знаю, Вы никогда не обидите ее.

Эзра горько усмехнулся и продолжил:

— Пожалуй, сегодня у меня была серьезная причина задержать Вас, не так ли, лейтенант? И все-таки я прощу дать мне слово, что вы готовы выполнить мою просьбу, Флетчер.

— Вы говорите так, как будто Вас скоро не будет рядом с Верой, — осторожно сказал Флетчер.

— Конечно, когда-нибудь я покину этот бренный мир, но надеюсь, что не так скоро. На все воля Божия. Мне бы хотелось дожить до того счастливого времени, когда восстание закончится и будет восстановлен порядок. Во имя короля Джорджа, — торжественно провозгласил Эзра.

— Молю Бога, чтобы эти времена поскорее наступили.

— Да будет так, лейтенант! Но Вы мне не ответили.

Флетчер устремил на Эзру помрачневший взгляд серо-голубых глаз.

— Мне кажется, — медленно произнес он, — что миссис Эшли — упрямая женщина, которая не нуждается во мне. Я также думаю, что не смогу сделать ее счастливой, вопреки тому, что Вы говорили. Ее увлечение политикой слишком сильно, чтобы мы смогли создать прочный союз. Она вполне самостоятельна, и в ее жизни нет места для чувства к таким людям, как я.

Флетчер не решился сказать Эзре, что решение уже было принято самой миссис Эшли. Он только перечислил причины, которыми она руководствовалась.

— Но я обещаю Вам, — заверил Флетчер, — что сделаю все, о чем Вы меня просили, потому что мы в ответе за тех, кого любим. И хотя Вы сомневаетесь в любви с первого взгляда, поверьте мне, Эзра, я действительно люблю миссис Эшли. Я не знаю, к чему это приведет, но боюсь, что я уже ничего не могу с собой поделать.

Флетчер говорил таким искренним и проникновенным голосом, а в его словах звучала такая глубина чувства, что у Эзры не осталось сомнений в правильности принятого им решения.

— Вам нужно спешить, Айронс, я и так задержал Вас слишком долго.

— У меня прекрасная лошадь, Эзра. Не беспокойтесь, — сказал Айронс, и, уже выйдя в коридор, обернувшись, добавил:

— Пожалуйста, захлопните дверь перед уходом.

— Да, да, конечно, — прошептал Эзра вслед.

Оставшись один, Эзра застегнул сюртук и собрался уходить. Разговор отнял у него очень много сил. Два совершенно несовместимых желания теснились в его душе: первое — соединить лейтенанта с миссис Эшли, которая сейчас была одинаково недоступна для них обоих, и второе, пожалуй, не менее сильное, исключить Айронса навсегда из их маленького общества, разрушить треугольник, который они сами создали.

Эзра вышел в коридор, тяжело опираясь на, палку, с которой он теперь не расставался, и захлопнул за собой дверь. Страшная тоска охватила его. Что ж, у него не оставалось выбора. Если он действительно любил Веру, он должен был дать ей возможность продолжить жизненный путь с человеком более молодым и надежным, чем он сам.

Внизу еще раздавались шаги Флетчера, и Эзра попробовал его догнать, но очень скоро понял безнадежность своей попытки. И он вдруг ясно осознал, что эта зима была его последней зимой.

Глава 9

В гостиной Веры Эшли собралось изысканное дамское общество. Это был кружок патриотически настроенных женщин, которые встречались, чтобы обсудить свои проблемы, занимаясь рукоделием.

Дамы мастерили аппликацию, сюжет которой был посвящен трагическим событиям в Бостоне, так называемому «Бостонскому избиению», годовщину которого они собирались отметить сегодня.

Картина представляла собой нечто похожее на лоскутное одеяло. Ее складывали из разноцветных лоскутов и сшивали их вместе. Для работы стулья в гостиной были расставлены по периметру квадрата, а полотнище было расстелено посередине.

— Ну, что ж, сударыни, пожалуй, мы можем начинать. Наша хозяйка пока занята, — властным голосом произнесла Констанция Винтер, самый почетный и уважаемый член кружка.

Черты ее лица были несколько угловатыми, а взгляд острым и проницательным. Но стоило Констанции улыбнуться, и лицо ее изменялось, как по велению волшебной палочки.

С тех пор как миссис Винтер овдовела, она одевалась в черное, делая исключение только для белого чепца, прикрывающего седеющие волосы, и желтой шали, наброшенной на плечи.

Дамы с шумом расселись, и Констанция театрально наклонилась вперед и взяла незаконченный край полотнища. Все последовали ее примеру, правда, их движения были более сдержанны. Под руководством Констанции прочитали короткую молитву:

«Господь наш Иисус!

Благослови наше молодое дело, и пути-стежки наши будут так же прямы и безупречны, как и наши мужчины при выполнении своего долга.

Благодарю тебя, великий Господь!

Аминь».

Затем наступила тишина, вскоре прерванная шуршанием ткани, звяканьем ножниц, иголок и наперстков. Все принялись за работу. Из кухни доносились аппетитные запахи — это Элизабет пекла печенье к чаю. Плакал малыш.

— Бедная Рэйчел, — прервала общее молчание одна из женщин, сама недавно ставшая матерью, — ее ребенок не дает ей ни минуты покоя. Похоже, что у него колики.

— Ну, конечно, — поддержала ее соседка, — я уже посоветовала миссис Ривер, что нужно делать. Но она не обратила никакого внимания на мои слова. У нее все эти новомодные средства на уме.

— Ну, это еще неизвестно. Может быть, Ваше средство просто не помогло. Отвар из одуванчиков — вот что нужно.

Констанция, сидящая около верхней части полотнища, кивнула головой и улыбнулась. Она посмотрела на младшую дочь Поля Ривера, сидящую рядом, чтобы узнать ее мнение по этому важному вопросу, но девушка так увлеклась шитьем, что ничего не замечала. В этот момент в комнату вошла румяная темноволосая Рэйчел Ривер. Она держала своего сына на плече и осторожно массировала ему спинку правой рукой.

— Только отвар из одуванчиков, — продолжала настаивать сторонница традиционных методов лечения.

Миссис Ривер молча улыбнулась и тихо опустилась на свое место, нашептывая что-то своему малышу.

Свободными оставались только два стула — для Веры Эшли и для Элизабет. Евгения, невестка Констанции, взглянула на пустующее место хозяйки дома и скривила губы. Она всегда была не в восторге от этой женщины, что бы там о ней ни говорили. Теперь у нее появились законные основания не только для того, чтобы ее недолюбливать, но и для того, чтобы сказать об этом во всеуслышание.

— Я очень удивлена тем, что миссис Эшли продолжает вести занятия нашего кружка у себя дома после того, что слышала о ней, — с видом заговорщицы произнесла тихо Евгения и замолчала, ожидая, какой будет реакция слушательниц.

Первой откликнулась Рэйчел.

— А в чем, собственно, дело? — спросила она спокойно, не забывая поглаживать ребенка.

— Даже не знаю, как сказать, — продолжала Евгения, не отводя глаз от иголки и не переставая шить. — Я слышала… — Она перешла на шепот, и все дамы склонились к ней, даже Констанция, чей орлиный нос от любопытства заострился еще больше. — Я слышала, что ее провожал домой английский полковник. Это было поздней ночью.

Реакция на это сенсационное сообщение была очень бурной. Все заговорили одновременно. Раздались возгласы удивления, возмущения, недоверия, но все сошлись на том, что непременно хотели узнать, когда это произошло.

— Это было несколько недель тому назад, — с торжеством заявила молодая миссис Винтер.

— Какая гадость! Это надо же — приходит на наши собрания и водится с этим…

— Вы думаете, она перебежчица?

— Если не что-нибудь похуже, милочка. Рэйчел решила, что выслушала достаточно мнений, и прервала поток упреков в адрес Веры Эшли.

— Это был совсем не полковник, — спокойно сказала она, — это был лейтенант.

Рэйчел с удовлетворением наблюдала, как Евгения сконфуженно замолчала. Она ненавидела сплетни, особенно такие, которые могли загубить чью-то безупречную репутацию навсегда.

— Я с удовольствием сообщаю Вам, что Ваши страхи насчет предательства Веры Эшли не имеют никаких оснований.

Рэйчел прервала свою страстную речь, чтобы поцеловать сына в розовую щечку, и продолжала:

— Миссис Эшли передала моему мужу очень важную информацию. Он уже располагал некоторыми данными, и сообщение Веры было ему очень полезно. Но, милые дамы, все, что я Вам сказала, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Меня не интересуют обстоятельства ее знакомства с лейтенантом, важно то, что она смогла извлечь из него пользу для нашего общего дела. И я прошу Вас прекратить оскорбления в адрес миссис Эшли. Во-первых, она — наша хозяйка, во-вторых, их совсем не заслужила.

Закончив речь в защиту миссис Эшли, Рэйчел стала покачивать своего заснувшего сына. Она стояла с ребенком на руках у открытого окна гостиной. Солнечные лучи скользнули по его личику, и теплый весенний воздух струился вокруг него.

Элизабет стояла в коридоре под лестницей в полном смятении и смотрела перед собой ничего не видящими глазами. Она только что услышала окончание разговора в гостиной и пришла в ужас. Щеки ее побледнели, губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Ее поразило, как эти дамы могли так оскорбительно говорить о ее хозяйке.

Элизабет поспешила на кухню, где миссис Эшли вытирала остатки пролитого после кормления малыша молока. Смущение Элизабет не укрылось от Веры.

— Что случилось, Элизабет?

— Ничего, мэм, — ответила девушка неуверенно и фальшиво.

Она посмотрела на хозяйку. Выражение лица миссис Эшли показалось Элизабет виноватым, и она, сама того не желая, хихикнула.

— Нам надо спешить, Элизабет, наши гостьи нас ждут, — сказала Вера и направилась в гостиную.

Элизабет, поджав губы, последовала за ней. Дамы сидели вокруг разноцветного полотнища, которое стелилось от одного подола к другому, и продолжали шитье. Но их позы и взгляды, которыми они встретили входящую миссис Эшли, показались Элизабет неестественными и смущенными.

— Доброе утро, — сказала Вера. — Простите, что мне пришлось задержаться, и вы начали без меня. Но, думаю, печенье, которое мы с Элизабет для вас приготовили, этого стоило.

В ответ на свое приветствие Вера получила несколько натянутых и неискренних улыбок. Только Констанция Винтер казалась совершенно невозмутимой и приветствовала ее широкой улыбкой. Вера заняла свое место рядом с мисс Мадди Оуэне. Элизабет села рядом с хозяйкой, не решаясь поднять глаз.

Тягостное предчувствие охватило Веру. Она занялась шитьем, не произнеся больше ни слова. Всякий раз, когда возникала необходимость достать катушку или поднять с пола лоскуток ткани, миссис Эшли старалась еще раз взглянуть на своих гостей. Большинство присутствовавших дам принялись за шитье. Беседа постепенно оживилась, и только две женщины — молодая миссис Винтер и почти незнакомая Вере, только что вступившая в их кружок особа, откровенно разглядывали ее.

Вера очень любила шить. Эта работа всегда ее успокаивала и давала возможность собраться с мыслями. Ей было даже не важно, какого рода швейную работу выполнять. Она могла чинить белье или принимать участие в изготовлении торжественного полотнища. И то и другое приносило ей одинаковое удовлетворение.

Последняя работа их швейного кружка была несомненно очень важной: дамы собирались украсить полотнищем Дом собраний в день памяти жертв «Бостонского избиения», к которому было приурочено открытие ассамблеи. Ожидали выступления самого Джозефа Уоррена, и Вера собиралась быть, как всегда, в гуще событий.

Вера немного успокоилась и теперь была готова сделать сообщение особой важности, которое подготовила для членов своего кружка. Она выпрямила спину, откашлялась и нашла глазами самого благодарного своего слушателя — Рэйчел Ривер, которая, прижав ребенка к груди и укутав его шалью, смотрела на Веру с интересом и пониманием.

— Уважаемые дамы, — начала миссис Эшли свою маленькую речь, — я надеюсь, все вы знаете, что Конгресс провинций издал приказ собрать как можно больше оружия. Наши кузнецы сейчас день и ночь приводят в порядок старые ружья и по возможности делают новые. Фермеры изготовляют селитру. По всей стране существуют склады, которые постоянно пополняются оружием. Британцы обнаружили наш склад пороха в Чарльстоне и реквизировали пушку в Кембридже. Это серьезный провал, но еще не катастрофа. Даже здесь, в Бостоне, — не так ли, миссис Винтер…

Вера хотела привлечь Евгению для того, чтобы та рассказала о положении в Бостоне. Но младшая миссис Винтер не произнесла ни слова. Она терпеть не могла слишком умных женщин, особенно тех, которые имеют наглость появляться в обществе британских офицеров.

— Продолжайте, Вера — спокойно сказала Констанция.

— Да, спасибо. Так на чем же я остановилась? Хорошо, перехожу сразу к основному. Не так уж важно, есть ли у нас ружья и порох, если у нас нет ни пуль, ни металла, чтобы их изготовить.

Последние слова миссис Эшли вызвали резкий отпор у некоторых слушательниц. Евгения смотрела на Веру с явным неудовольствием, а Мадди Оуэне просто заявила, что не желает слушать о таких страшных вещах.

Как всегда в таких случаях, последнее слово было за Констанцией. Грозно сверкая очами, она быстро поставила Мадди на подобающее ей место.

— Да, Мадди, — начала Констанция, сопровождая каждое свое слово резким движением пальцев, сжимающих иглу. Казалось, что миссис Винтер протыкает невидимого врага. — Это все очень тревожные и неприятные вещи. Но не будьте такой бестолковой и прикусите язычок, пока говорит миссис Эшли. И Вам всем советую сделать то же самое! Я хочу выслушать все, что она собирается сказать.

После короткой паузы Вера продолжила свое выступление.

— Мне очень жаль, что предмет нашей беседы пугает Вас. Но с этим ничего нельзя поделать. Меня просили узнать…

— Вас? — прервала Веру молодая миссис Винтер. — Почему Вас, хотела бы я знать, и кто Вас просил?

— Прекратите, Евгения! — остановила Констанция свою невестку. — Замолчите немедленно.

— Это вполне естественный вопрос, — ответила Вера.

Она только сейчас поняла, что поведение миссис Винтер вызвано не столько разногласиями по существу вопроса, сколько ее неприязненным отношением к ней самой. Впрочем, Вере это было совершенно безразлично.

— Конечно я могла бы рассказать, кто и по какому поводу задавал мне вопросы и давал указание. Но, я думаю, Вы сами понимаете, что об этом не следует говорить. Достаточно того, что каждая из нас готова сделать все возможное для общего блага и выполнить приказы Конгресса провинций.

Вера откинулась на спинку стула, чтобы перевести дыхание. Она вспомнила, что окунуться с головой в эти опасные и совсем не женские проблемы ее заставила и потребность дать выход своим чувствам после расставания с лейтенантом Айронсом той снежной ночью, о которой она до сих пор вспоминала с волнением. Хотя Вера пыталась убедить себя, что делает это для общего блага, в глубине души она прекрасно понимала, что ею движут и эгоистические побуждения. Миссис Эшли стремилась создать между собой и лейтенантом Флетчером Айронсом непреодолимую пропасть. Размышления Веры прервал голос миссис Ривер. Она позвала Элизабет и передала ей ребенка.

— Постойте с ним у окна, милочка, и предупредите нас, если появится кто-нибудь подозрительный.

Элизабет с восторгом взяла малыша на руки, а Рэйчел заняла ее место подле Веры.

— Объясните мне, Бога ради, о чем это так долго толкует нам миссис Эшли, если Вы, конечно, имеете об этом представление, — обратилась к Рэйчел младшая миссис Винтер.

— Разумеется, я в курсе всех этих дел, — ответила Рэйчел. — Очень важно, чтобы каждый понял ситуацию и осознал необходимость действий.

— Речь идет о нашем патриотическом долге и о необходимости жертвы, — заявила Вера, и в ответ раздались возгласы одобрения. — Почти у всех есть оловянная посуда.

— И она сделана из того же сплава олова со свинцом, который нужен для отливки пуль, — включилась в разговор Констанция. — Ведь не будут же отливать пули из серебра! И чистое олово тоже не годится.

— Вы совершенно правы, — поддержала ее Вера.

Все замолчали. Тишину прерывало только воркование малыша, которому очень нравилось играть с Элизабет.

Первой заговорила дама в коричневом платье, сидящая прямо напротив Констанции, жена одного из городских деятелей.

— Мой оловянный сервиз переходит из поколения в поколение уже 100 лет, — произнесла она в смущении.

Все взоры были обращены к этой женщине: ведь она одна решилась сказать то, о чем молчали остальные.

— Выбор остается за вами, — напомнила своим слушательницам миссис Эшли. — Никто не заставляет нас делать это. Мы должны прислушаться к голосу своей совести.

— Это Вы-то осмеливаетесь говорить о совести? — с горячностью воскликнула Евгения.

Ее слова были настолько резки и неожиданны, что Вера опешила.

— Простите, я не поняла.

— Совесть, я хотела сказать…

Но Евгения была совершенно не в состоянии вразумительно объяснить, что она имела в виду. Дама в коричневом пришла ей на помощь.

— Скажите, миссис Эшли, Вы сами отдадите переплавить Вашу оловянную посуду на пули?

— Да, конечно, отдам. Я бы никогда не стала Вас просить о том, чего сама не смогла бы сделать. Но если Вы считаете, что не можете последовать моему примеру независимо от причин, которыми руководствуетесь, Вас никто не осудит. Как христианка я, конечно, испытываю страх перед возможностью кровавого столкновения: когда эти пули начнут убивать людей, даже если эти люди и враги.

— Сантименты! — сухо заметила Евгения.

— Да успокойтесь наконец, — резко отпарировала Рэйчел, которую поведение молодой миссис Винтер заставило выйти из себя.

Вера прошлась по комнате, стараясь обрести утраченное спокойствие, вернулась на свое место и встала за своим стулом, обхватив его резную спинку ладонями. Теперь голос миссис Эшли звучал резче, появились нотки раздражения:

— Но если пули не будут отлиты, это может привести к гибели тех, кого мы нежно любим: наших мужей, отцов и братьев.

— Вы думаете, что будет война?! — испуганно спросила Мадди Оуэне.

— Нет! — воскликнула Вера, вложив в свой ответ всю свою страсть. — Нет, мы все будем молить Бога, чтобы он отвел от нас эту страшную беду. Сейчас Конгресс ожидает ответа на свои требования, и, возможно, он будет положительным. Но в любом случае мы всегда должны быть готовы исполнить свой долг.

— О да, — вздохнула Мадди с облегчением.

— Да, да, — повторили за ней все присутствующие дамы.

Напряжение, возникшее в комнате во время выступления миссис Эшли, постепенно спадало.

— Куда нам нести оловянную посуду? — спросил кто-то.

— Ее будут собирать специально назначенные люди, — сказала Вера. — Если Вы согласны, то к Вам зайдет мужчина, одетый в зеленую куртку и спросит, не надо ли что-нибудь починить. Если Вы передумаете, то просто отпустите его. Если нет — скажете, что нуждаетесь в его услугах и пригласите войти в дом. Он заберет все, что вы приготовите.

— И когда же его ждать?

— Завтра.

— Так скоро?

— Но что Вас смущает? Ведь решить Вы должны сейчас. Не будем падать духом, милые дамы, — сказала Вера, — ведь мы такие сильные.

Миссис Эшли пыталась подбодрить не только своих гостей, но и саму себя. Ведь как только металл будет переплавлен, а пули отлиты, их понадобится тайком вывозить из города. А Вера уже успела убедить тех, от кого все зависело в этом деле, что знает самые безопасные пути. Этот день приближался, и Веру все чаще охватывал страх.

Все дамы были сильно возбуждены и самим Вериным выступлением, и последовавшими спорами. Поэтому, когда Элизабет обратилась к ним взволнованным шепотом, все вздрогнули от испуга.

Элизабет отошла от окна, по-прежнему прижимая к груди безмятежно посапывающего малыша. Ее голубые глаза были широко открыты и, кажется, побелели от страха.

— Простите меня, простите. Я никого не заметила, покуда не услышала шагов. Он сюда идет! «Красный мундир» идет сюда. Он уже здесь!

Вера забрала у Элизабет малыша, отдала его матери и обратилась ко всем присутствующим.

— Милые дамы, начинайте шить. Все, что нужно будет, «красный мундир» скажет мне. Я открою ему дверь и поговорю на пороге.

— Да, уж в этом я не сомневаюсь, — прошипела Евгения.

Вера оглядела комнату, ища поддержки. Только сейчас, глядя на Евгению, она поняла, что такое женская злоба. Вера попыталась взяться за край полотнища, чтобы подать пример остальным женщинам, но в этот момент в дверь постучали. Вера поспешила открыть, руки ее дрожали.

Миссис Эшли хотела подойти к дверям размеренным шагом, чтобы ничто не выдавало ее беспокойства. Она распахнула дверь и сразу прикрыла ее за собой, чтобы с улицы нельзя было увидеть, что происходит в доме.

Вера подняла глаза и тут же резко отшатнулась. Сердце ее бешено забилось. Миссис Эшли поняла, что теперь навсегда лишится доверия своих друзей: перед ней стоял Флетчер Айронс, британский офицер, «красный мундир». В узком проеме двери он показался Вере огромным. Молодая женщина стояла прямо, высоко подняв голову, и ждала. Казалось, им не о чем было говорить.

— Миссис Эшли, — сказал лейтенант.

— Да, — с трудом произнесла Вера единственное слово.

— Могу я войти?

— У меня гости, лейтенант. Сегодня у нас занятия кружка, — холодно ответила она.

— В самом деле? Тогда, быть может, Вы пойдете со мной?

— Вы хотите арестовать меня? — голос Веры обретал утраченную уверенность.

— Нет.

— Так у меня неприятности?

— Возможно, — ответил он равнодушно, но его взгляд был уже далеко не таким холодным, как минуту назад, и в нем сквозило что-то очень похожее на боль.

Вера оглянулась назад, и сердце защемило с новой силой. Констанция и Рэйчел торопили остальных женщин поскорее упаковать свои вещи, так как их собрание не могло продолжаться далее.

— Лейтенант Айронс, не могли бы Вы сообщить мне о своем деле прямо здесь, на пороге?

— Думаю, что нет. Вряд ли Вы захотите, чтобы наш разговор услышал кто-то из Ваших друзей.

— Вы уверены в этом, лейтенант?

— Да, — ответил Флетчер.

Рэйчел безмолвно появилась у дверей.

— Я отдала ребенка Элизабет, — сказала она, — а здесь все в порядке?

Вопрос был обращен и к миссис Эшли и к офицеру. Вера молча кивнула и посмотрела прямо в глаза Рэйчел, ища у нее поддержки. Она дотронулась до края полотнища, которое держала в руках Рэйчел и сказала многозначительно:

— Не забрасывайте это дело… Рэйчел не надо было повторять это дважды. Она поняла, о чем идет речь.

— Нет, не заброшу это дело, и все будет хорошо.

— Прошу Вас, Рэйчел, будьте хозяйкой в мое отсутствие. Я надеюсь, Вам понравится печенье, которое испекла Элизабет. Она очень старалась. Надеюсь, Вы хорошо проведете время, а мне надо ненадолго отлучиться.

— Вы уверены, Вера, что Вам не требуется помощь? У Вас все в порядке? — еще раз спросила Рэйчел, переводя взгляд с лейтенанта на миссис Эшли.

— Мне ничего не угрожает, — ответила Вера с непонятной горечью в голосе.

Она отвернулась от лейтенанта Айронса, стараясь не смотреть ему в лицо. Вера боялась, что Рэйчел догадается о чувствах, которые трудно было скрыть.

— Лейтенант, я готова идти с Вами. «Лейтенант, — подумала Рэйчел. — Тот самый, о котором говорили недавно». И, закрывая дверь, услышала, как о том же самом, не скрывая злорадства, говорит Евгения.

Глава 10

— Вы чем-то встревожены, миссис Эшли? Вера сидела в напряженной позе, плотно сжав колени и неестественно выпрямившись. Она сцепила ладони, переплетенные пальцы побелели от напряжения. Взгляд молодой женщины упирался в ковер, висевший на противоположной стене. Казалось, что она с огромным интересом изучает его узор. Вера безуспешно пыталась казаться спокойной и на вопрос Флетчера ответила вымученной улыбкой.

— Чья эта квартира, лейтенант Айронс? Флетчер обвел внимательным взглядом комнату, обставленную случайной мебелью, пытаясь подобрать убедительный ответ. Наконец он был найден.

— Ну, если это представляет для Вас интерес, я скажу. Это комната одного из моих знакомых, — произнес Айронс и с ужасом подумал, что впервые солгал Вере. Первая ложь, первое зло…

— И часто он предоставляет ее в Ваше распоряжение? — с сарказмом спросила Вера.

— Мне не нравится Ваш тон.

— Я хочу сказать, что Вы можете часто бывать здесь, сударь?

Когда Флетчер обдумывал предстоящую встречу, он твердо решил не терять присутствия духа и ограничиться несколькими вопросами и серьезным предостережением. Однако первые же слова миссис Эшли свели на нет все его благие намерения. Ее острый язычок мгновенно лишил его остатков самообладания.

— Миссис Эшли, — разгневанно произнес лейтенант, — практически, я задержал Вас. Я привел Вас сюда тайно. И вы еще смеете устраивать перепалки! Можно подумать, что Ваши слова чего-то стоят!

— А разве нет?

Флетчер сел на стул напротив миссис Эшли и внимательно посмотрел на нее.

— Вы совсем не боитесь! Это поразительно!

— В самом деле? Я не думала, что вы собираетесь причинить мне зло.

— Мне приходила в голову подобная мысль… Вера встала со стула и прошлась по комнате, стуча каблучками. Ее походка выражала гнев и возмущение, юбки шуршали в такт шагам. Она подошла к камину и оперлась локтями о каминную доску, покрытую толстым слоем пыли, которую разгоряченная миссис Эшли просто не заметила. Вера принялась отряхивать рукава черного шелкового платья.

— Вашему приятелю нужна экономка, — сказала она, презрительно наморщив нос.

— А может быть, жена, — отозвался Флетчер.

— Для того, чтобы прибирать за ним? Как это увлекательно!

— У жен бывают и другие обязанности, — сказал Флетчер, чтобы поддеть свою собеседницу.

Вера не обратила на его слова никакого внимания и продолжила свой путь по комнате, пока не завершила полный круг и не встала около своего стула.

— Лейтенант Айронс, — сказала Вера, — потрудитесь объяснить, зачем Вы привели меня сюда. Я считала Вас человеком слова, не способным нарушить данное обещание.

— Разве я Вам что-то обещал?

— Да, Вы обещали, что мы больше никогда не увидимся.

— Я не давал Вам таких обещаний. Вспомните хорошенько, я просто не успел ответить на Вашу просьбу. И тем не менее я старался выполнить ее наперекор своим желаниям.

Он хотел произнести слово «любовь», но побоялся, что такое сильное выражение чувств заставит Веру уйти.

Вера инстинктивно выпрямилась, услышав слово «желания». Так вот, что он думал о ней. Он считал ее эдакой милой вдовушкой, за которой можно приволокнуться. Миссис Эшли не могла себе простить своей слабости. Она целовала его, дрожала в его объятиях, лила слезы, а теперь он дает ей понять, что просто воспользовался удобным моментом. Он целовал ее, потому что она сама этого хотела!

— Так что же, лейтенант, объясните, зачем я здесь?

Флетчер молчал, напряженно обдумывая ответ. Вера ждала с нетерпением, широко раскрыв глаза.

— Мне нужно поговорить с Вами, — прозвучал краткий ответ.

— Разве мы не могли поговорить на улице? Вы тащили меня, словно пленницу, чуть ли не через весь город!

— Простите меня, но в данном случае осторожность совершенно необходима. Я хочу предостеречь Вас и увести с того опасного пути, на котором Вы находитесь. Ничего, кроме горя, он Вам не принесет.

Этот ответ напугал Веру, и она не смогла сдержать дрожь в голосе. Необходимо было выяснить, что он успел узнать о ее бурной деятельности в последнее время.

— Что Вы имеете в виду, лейтенант? Если занятия кружка и тему нашего панно, то здесь нет ничего тайного. Панно будет размещено в Доме собраний через два дня, туда может прийти каждый.

Флетчер вздрогнул. Даже если бы он ничего не знал о делах миссис Эшли, о многом смог бы догадаться по ее ответу: она боялась…

— Вы прекрасно знаете, — продолжал он, — что я говорю совсем о другом. Я не могу судить, насколько точно Вы оцениваете опасность, которая Вам угрожает, но поверьте мне, Вы играете в опасную игру.

Отвернувшись от окна, Флетчер взглянул на Веру. Теперь солнце было у него за спиной, и силуэт офицера четко вырисовывался на светлом фоне. Черты лица исчезали в тени, а во всем облике доминировала военная форма — красный мундир.

— Никогда не думала, что я играю в какие-то игры. Ваши обвинения безосновательны. Опасные игры — дело военных, а вовсе не мое!

Вера была уверена, что ее убедительная речь развеяла сомнения Флетчера, и уже направилась к выходу, когда он схватил ее за руку и потянул назад.

— Нет, — твердо сказал лейтенант. Вера подняла свободную руку, собираясь ударить Флетчера по щеке, но он оказался проворнее. Теперь лейтенант держал обе ее руки.

— Лейтенант, как Вы смеете?! Отпустите руки! Мне больно!

— Стойте спокойно, и я не причиню Вам вреда.

— Да Вы просто…

— Нет, совсем нет.

Они смотрели друг на друга, и необъяснимая таинственная связь между ними крепла с каждым мгновением.

«Ведь он мой враг», — вздохнув, подумала Вера. Но прохладные открытые губы Флетчера уже прижались к ее рту. Он все еще держал ее руки в своих, потом отпустил их, чтобы обнять ее. Флетчер прижимал Веру к себе, его губы скользили по ее коже, от розовых щек к тонкой нежной шейке. Он целовал впадинку под горлом, пульсирующую жилку.

Флетчер не встретил сопротивления. Как только руки миссис Эшли получили свободу, они нежно обвились вокруг его шеи, пальцы ворошили волосы на затылке и поглаживали мускулистую спину. Вера прижалась к нему всем телом, а ее пышные шуршащие юбки обвились вокруг их ног.

— Любовь моя, милая, — нашептывал Флетчер, пряча лицо в золотистой россыпи ее волос. Мир перестал существовать для них.

Но Вера вздрогнула и оттолкнула Флетчера.

— Нет! Нам надо остановиться. Позвольте мне сесть, сударь!

Обнимая Веру за плечи, Флетчер осторожно посадил ее на стул, а сам опустился перед ней на колени. Он не отнимал руки от ее струящихся по плечам волос, играя мягкими завитками и нежно поглаживая затылок. Вера чуть отвернула голову в сторону, пытаясь освободиться от его руки.

— Лейтенант, — сказала она со вздохом, — я ведь даже не знаю, как Вас зовут.

— Меня зовут Флетчер Джонотан, — сказал он с улыбкой.

— Флетчер, — медленно и восторженно повторила Вера дорогое теперь ей имя. — Флетчер.

И звенящий звук на мгновение застыл в воздухе. Неожиданно радость исчезла с лица молодой женщины, и она разразилась рыданиями. Слезы потоком хлынули из прекрасных зеленых глаз.

— Флетчер, — повторила Вера, всхлипнув в последний раз, — что же мне теперь делать, дорогой мой!

— Ничего не надо делать, — ответил он просто.

— Ничего… — повторила Вера, стараясь отвести взгляд от лица Флетчера.

Но даже отвернувшись, она ощущала на себе его притягивающий открытый и честный взгляд. Она смотрела вниз, скромно сложив руки на коленях.

— Вы не поняли меня, Флетчер. Мое поведение глупо и постыдно. Как я могла позволить Вам целовать меня так страстно?

— Но Ваш ответный поцелуй был вполне достоин моего, миссис Эшли, — торжественно сообщил лейтенант.

— Нет, подождите, Флетчер, мне надо подумать.

— О чем же, моя очаровательная крошка? О том, что вы целуетесь с человеком, которого считаете своим врагом? Или о том, как Вы могли полюбить меня «после столь непродолжительного знакомства»?

Флетчер веселился от души.

— Полюбить Вас? Но что дает Вам право так думать? Как Вы посмели это сказать!

Флетчер протянул навстречу Вере руки и нежно сжал ее запястья. Пульс девушки бился учащенно и сильно. Флетчеру казалось, что он держит маленькую птичку, готовую улететь.

— Я люблю Вас, Вера! — сказал он. — Вот почему я уверен в Ваших чувствах. Когда я держу Вас в объятиях, у меня не остается никаких сомнений.

Вера отняла свои руки.

— Это невозможно, Флетчер. Полюбить так сильно и так внезапно.

С этими словами Вера поднялась и подошла к окну. Она встала чуть сбоку, чтобы люди, проходившие по освещенной солнцем улице, не могли ее видеть. Вздохнула глубоко и свободно, слегка откинув голову и закрыв глаза. «Это возможно, конечно, возможно!»

— Мне придется снова спросить Вас, Флетчер, почему Вы привели меня сюда?

— Я уже говорил Вам, — ответил он, вставая с колен.

— Поговорить со мной? О чем? О любви? — Ее нежный голос становился острым, как нож. — А может быть, просто воспользоваться своими преимуществами..

— Воспользоваться! Вера, разве правда скрыта от Вас? Я честный человек, и я люблю Вас.

Ярость Флетчера уже готова была вспыхнуть с новой силой. Он подошел к Вере и встал рядом. В потоке солнечного света, струившегося в окно, ее волосы стали совсем золотыми, а прозрачность огромных зеленых глаз напоминала о глубоких спокойных озерах. Но с лица не сходило выражение тревоги.

— Вы бы хотели, чтобы я молчал о своих чувствах, Вера, говорил только о делах, как я и собирался с самого начала. Ведь я не собирался объясняться Вам в любви, моя дорогая.

— Так Вы не собирались?

— Отнюдь нет!

— Тогда я прошу Вас больше не говорить об этом.

— Очень хорошо.

Он отошел в сторону и прислонился к окну.

— Вера, — произнес он, — но я думаю, что Вы не понимаете, в каком положении оказались! Да и я вместе с Вами.

Флетчер знал, что приближаются тяжелые времена, и вкладывал в свои слова всю соответствующую этому случаю серьезность и озабоченность.

— О чем Вы, Флетчер? — прошептала Вера. Что он хотел сказать? Он хочет опять вернуться к ее занятиям в эти зимние месяцы, или у него было припасено еще что-то?

— Объясните мне, пожалуйста.

— Я хотел бы поговорить с Вами о Вашей деятельности и рассказать, что мне о ней известно. При других обстоятельствах я должен был бы поступить согласно требованиям закона. И, спасая Вас, я сам могу попасть в очень сложное положение. Но поймите меня правильно. Я всегда смогу Вас защитить, потому что люблю Вас, и цена не имеет значения.

— Я не могу понять Вас, — прошептала Вера, все еще пряча глаза от Флетчера. — Каким образом мои занятия могут представлять опасность для Вас?

Флетчер уже не старался сдерживать свое нетерпение. Он глубоко вздохнул.

— А знаете ли Вы, что в Салеме были произведены аресты?

Вера испуганно взглянула на лейтенанта.

— Но, быть может, суд не признает этих людей виновными? Почему вы решили рассказать мне об этих арестах? Может быть, и меня Вы хотите арестовать? Хотелось бы знать, на каком основании?

— Мне арестовать Вас? — Флетчер откинул голову назад и расхохотался. — Таких приказов я пока не получал.

— Вы и святого выведете из терпения! — решительно заявила Вера.

— Но и Вы не ангел, — парировал Флетчер.

— Мне совершенно непонятно, почему человек, который минуту назад объяснялся мне в любви, теперь угрожает лишить меня свободы.

— Боюсь, что не смогу Вам это точно объяснить. Но хочу предупредить Вас, что все Ваши секреты будут мне известны. Запомните это, сударыня. Сегодня утром меня навестил мистер Бриггс. Мы долго с ним беседовали, и я даже опоздал на завтрак. Этот факт, уважаемая миссис Эшли, должен показать Вам, насколько обеспокоен мистер Бриггс. Ведь он настоящий джентльмен и никогда не оставит другого джентльмена голодным, не будь на это серьезных оснований.

Когда Флетчер произнес имя Бриггса, чувство вины вновь ожило в душе миссис Эшли. Прошло очень много времени, с тех пор как они виделись последний раз. Вера придумывала массу причин, по которым визит к Эзре следовало отложить, и это продолжалось из месяца в месяц, хотя в глубине души она знала, что причина была всего лишь одна — угрызения совести. Вера винила себя в том, что нанесла Бриггсу слишком жестокий удар.

— Эзра боится, что Вы примете активное участие в восстании.

— В самом деле? Но откуда у него такие сведения? — Вера всегда надеялась, что для Эзры эта сторона ее жизни оставалась неизвестной.

— Он обо всем узнал от экономки. Он уверял меня, что эта женщина ни в коем случае не хотела выдавать Вас, но очень беспокоилась о Вашей безопасности.

Вера замерла в смятении. Трое столь непохожих друг на друга людей: миссис Харт, Эзра и Флетчер объединились, чтобы, возможно, из благородных побуждений шпионить за ней! Но поскольку вся информация поступила от миссис Харт, Вера могла быть совершенно спокойна: миссис Харт узнавала все новости от Элизабет, а та знала крайне мало.

— Я ни в чем не виновата, — уверенно начала миссис Эшли, но Флетчер прервал ее.

— Это маловероятно, — сухо сказал Флетчер. — Конечно, я не надеюсь, что вы сейчас признаете свою вину. Я прекрасно знаю, что у каждой «патриотки» Бостона есть масса ей одной известных способов оказания неповиновения. Но Вы, пожалуй, слишком усердны. Мне тоже досталось от Вашего острого язычка, я надеюсь, Вы не забыли тот случай.

Вера решила, что будет все отрицать — это был самый лучший способ защиты в данной ситуации.

— Я отвергаю Ваши обвинения, — гордо произнесла миссис Эшли, — и не собираюсь оправдываться!

— Вера, я и не выдвигаю против Вас никаких обвинений. Единственное, о чем я Вас прошу, — остановитесь. Остановитесь до того, как попадете в тяжелые обстоятельства. Ведь истинного смысла происходящего Вы до сих пор не понимаете. Но самое главное, помните, что я пытаюсь помочь человеку, который дорог нам обоим. Это все, что я хотел Вам сказать.

Последние слова лейтенанта больно отозвались в душе миссис Эшли. Она обхватила плечи руками и умоляюще посмотрела на Флетчера.

— Я не хотела огорчать его! Прошу Вас, успокойте мистера Бриггса. У него нет причин для волнений.

— Этого я не могу сделать. Я и сам в этом совсем не уверен.

Вера в беспокойстве переступала с ноги на ногу.

— Как он себя чувствует? Как выглядит?

— Мистер, Бриггс?

— Да.

Флетчер вздохнул.

— Он выглядит очень усталым и, по-моему, плохо себя чувствует. Он очень сильно постарел с тех пор, как я видел его прошлый раз. Вы знаете, что он слепнет? Сегодня это было очень заметно.

Вера встревожилась. Она даже не подозревала, что у Эзры было так плохо со зрением. При виде тревоги, охватившей миссис Эшли, Флетчер мгновенно забыл о своем гневе и раздражении. Ему захотелось утешить Веру, но он по-прежнему стоял у окна, соблюдая дистанцию.

— Я не должна была оставлять его одного так долго. Сможет ли он простить меня?

Вера размышляла вслух. Она забыла о Флетчере, а он внимательно наблюдал за ней. Лейтенант сделал открытие, которое глубоко ранило его.

— Вы действительно любите его, — произнес он тихо.

— Конечно, — ответила миссис Эшли.

— Но почему же Вы не вышли за него замуж?

— Простите, что Вы сказали?

— Я спросил, почему Вы отказались выйти за него замуж.

Вера нахмурилась.

— Откуда Вы узнали об этом?

— Мне рассказал сам Бриггс.

— Он сказал… — у Веры внезапно перехватило дыхание. — Зачем вы лжете мне, лейтенант?

Глаза молодой женщины вспыхнули гневным огнем.

— Да, я люблю его, но совсем не так, как мужа. Никого и никогда я не полюблю так, как любила моего покойного мужа. Я покончила с любовью раз и навсегда!

— Не думаю, что это вся правда, Вера. Мне кажется, я знаю Вас лучше, чем Вы сами.

— Для Вас я миссис Эшли, лейтенант Айронс. Я буду Вам очень признательна, если Вы больше не будете беспокоить меня. Что же касается моей деятельности, то я бы хотела, чтобы Вы последовали своему собственному совету. Не пытайтесь упрочить наше знакомство путем предательства.

— Так значит, Вам есть что скрывать, моя милая!

— Я этого не говорила.

— Вы очень многого не говорили, сударыня. Но я не глупец и не слепец, что бы Вы обо мне ни думали. И об этом «многом» легко догадаться по Вашему гневу. Конечно, Вас очень трудно запугать, но меня Вы боитесь.

— Как Вы осмелились сказать такое? — гневно возразила миссис Эшли. — Я боюсь Вас? Никогда не слышала ничего более смешного.

— В самом деле? — сказал Флетчер, оттолкнувшись от окна и вплотную приблизившись к Вере.

Он смотрел ей прямо в глаза, и миссис Эшли не отводила взгляда.

— Послушайте меня еще раз, Вера, а потом попытайтесь сказать, что я Вам безразличен.

— Нет!

— Вы боитесь меня?

— Нет!

— Тогда поцелуйте!

Вера отрицательно покачала головой. Завитки волос упали ей на лоб, и она отбросила их назад.

Флетчер слегка отодвинулся, как будто испугавшись.

— Не надо мелодрамы, лейтенант! — сказала она холодно.

— Это не мое занятие, — ответил он.

— А почему бы и нет, не понимаю, — ответила Вера.

Флетчер нахмурился. Постоянные нападки миссис Эшли, ее горячность и несдержанность ранили его. Он не мог себе представить, как можно любить такую резкую и самоуверенную женщину. Но Флетчер хорошо понимал причину такого ее поведения: Вера боялась полюбить его. Это и заставляло ее быть грубой и непреклонной. Это были попытки самообороны, инстинктивной и неосознанной. Но они-то и ранили его тяжелее всего — ведь он любил Веру.

Он протянул ей руку, но миссис Эшли оставалась неподвижной, и рука лейтенанта опустилась. Ему больно было расставаться с ней.

— Вера!

— Оставьте меня, лейтенант, — прошептала молодая вдова, схватившись руками за голову. — Если Вы любите меня, позвольте мне уйти.

Вера выскользнула из комнаты. Флетчер даже не пошевельнулся, чтобы остановить ее. Он стоял неподвижно, слушая шум удаляющихся шагов миссис Эшли.

Флетчер подошел к окну и, опершись на вытянутую руку, прижался лбом к холодному стеклу. Солнце разгоняло тени на улице, Вериной там уже не было Как всегда подтянутый и аккуратный в своем красно-черном мундире, Флетчер вышел из комнаты на мощеную улицу, и дверь за ним с треском закрылась.

Глава 11

Прошло два дня. Шли последние приготовления к началу долгожданной ассамблеи в Доме собраний.

Вера стояла в дверях и руководила размещением того самого панно, которое было изготовлено на собраниях дамского кружка Эшли. Вера пришила кольца с одного края полотнища, и теперь оно висело у входа в ассамблею как знамя. Женщины потрудились на славу, их работа была превосходной.

Вера поблагодарила мужчину, который помогал ей укреплять панно, и весьма удовлетворенная вошла в зал.

Все помещение было битком набито народом. Воздух был насыщен запахами потных тел, теплом и влагой. Все скамейки были заняты. Сидеть и стоять приходилось плечом к плечу. Вера пробиралась сквозь толпу, орудуя плечами и локтями, и наконец добралась до трибуны, где находились вожди города, в том числе Сэм Адаме и врач-психиатр Джозеф Уоррен, человек хорошо воспитанный и образованный. Вера давно хотела послушать их выступления.

А за стенами шел мелкий нудный дождь. Темные кучевые облака неслись, подгоняемые морским ветром по серому небу. Окна здания были залиты дождем, и в зале стало так темно, что пришлось зажечь лампы: три около трибуны и две под галереей перед массивными дверями. Панно хлопало и дрожало каждый раз, когда открывалась дверь. Шум толпы заглушал завывание ветра за стеной. Под потолком никем не замеченная летала птица, которая здесь наконец нашла убежище от дождя и непогоды.

Наконец поднялся мистер Адаме и призвал к тишине. Голоса смолкли почти сразу. Доктор Уоррен стоял, мягко улыбаясь, и ожидал, пока все успокоятся.

Улыбка доктора Уоррена напомнила Вере самый горький день ее жизни. На улице было холодно и ясно, дома пылал огонь в очаге, а Вера взбивала масло из загустевших сливок. Она никогда не забудет, как замерло ее сердце, когда она увидела на пороге капитана корабля, на котором служил Эшли. Капитан вошел без стука, на плечах его висела голубая куртка, а позади шел виновато улыбающийся доктор Уоррен.

Именно эта улыбка вызвала страшное предчувствие у миссис Эшли.

— Уильям?.. — спросила она, но ответа уже не требовалось.

Она не забудет и слез, блестевших в глазах капитана, не забудет и заботливых рук Джозефа Уоррена, подхвативших Веру, когда она лишилась сознания.

Теперь Вера из-под веера внимательно разглядывала лицо доктора. Многое изменилось с тех пор, но не все. После того страшного дня Вера больше никогда не взбивала масло сама. Она начала покупать его на рынке. Теперь все двери в ее доме, кроме одной, выходившей на кухонный дворик, были всегда заперты, как будто это могло что-то изменить. Капитан корабля, на котором плавал Уильям, стал его владельцем и увел его далеко от Бостона еще до того, как гавань была заблокирована.

Чувство утраты, которое не покидало миссис Эшли все три года и только в последнее время стало отступать, вернулось вновь.

Уже закончилась молитва, а Вера продолжала сидеть, опустив голову на грудь. Она встрепенулась только тогда, когда услышала бас доктора Адамса, чью речь все ждали с большим нетерпением. Но вместо долгожданного выступления миссис Эшли пришлось наблюдать, как какой-то человек выскочил на трибуну и обратился к сидящим в зале горожанам.

— Прошу Вас, проходите вперед! Вперед, пожалуйста! Добрые граждане! Прошу Вас, отодвиньтесь подальше от офицеров полковника Гаррисона!

Он вовсю размахивал руками, показывая, кто и как должен был пересесть. Удивленные горожане послушно освободили место для английских офицеров, которые пробирались из задних рядов и размещались на опустевшей скамье.

Вера внимательно посмотрела в их сторону. «Его здесь нет, слава Богу!» Молодая женщина облегченно вздохнула.

Сэм Адаме был доволен этим маневром, и улыбка искривила его полные губы. Он специально привлек внимание собравшихся к английским офицерам. «Красные мундиры» обычно посещали подобные собрания, чтобы насмешничать и издеваться над присутствующими. Но теперь они сидят в центре зала, у самой трибуны, и не решатся на подобное поведение.

Адаме начал свою речь. Он призвал к чувствам собравшихся, напомнил им о мученичестве и праведном гневе.

Расчет Адамса не оправдался. Британские солдаты имели наглость громко разговаривать и жестикулировать даже здесь, около трибуны. И оратор закончил речь совершенно разгневанный.

Настал черед Джозефа Уоррена. Белоснежная тога развевалась в такт его движениям. Уоррен тихим голосом обратился к залу и пожелал всем присутствующим доброго утра. Тембр его голоса произвел на публику удивительное действие: все разговоры прекратились, и все взоры устремились на оратора. Каждое его слово слушатели ловили с удесятеренным вниманием.

— Во многих некогда процветавших государствах происходили столкновения армий и свободных общин. Так было и в Сиракузах, оборонявшихся от Рима, и других государствах, от которых в памяти людской не оставалось даже названий…

Начало речи напоминало Вере все его предыдущие выступления, которые он произносил в течение 5 лет после «Бостонского избиения».

После небольшой паузы Уоррен продолжил свою мысль.

— Солдатам всегда внушали, что оружие — это единственный способ разрешения конфликтов между государствами. Солдат всегда обязан подчиняться своим командирам, не задавая вопросов о справедливости приказов.

Вера вспомнила о Флетчере. Он был не только солдатом. Он сам командовал солдатами. Веер выпал из ее ослабевших рук и упал на подол платья.

— Следовательно, они должны внушать страх в качестве готовых инструментов для поддержания тирании и подавления…

Из зала раздались возгласы одобрения, Вера захлопала в ладоши.

— Это становится особенно очевидным в тех случаях, когда войска размещают в городе, чтобы следить за его жителями. Наш город представляет собой картину такого противостояния, и горожане хорошо знают, какой ущерб оно может принести, к каким трагическим событиям привести. Мы все помним март 1770 года, мы никогда не забудем его…

Вера сидела с пересохшим ртом. Капли дождя стучали по крыше и стекали вниз со звуками, напоминающими барабанную дробь. Затаив дыхание, Вера смотрела на Уоррена. Глаза его наполнились слезами, когда он заговорил об осуждении и раскаянии, об убийце и невинной жертве. Эти слова заставили Веру задрожать.

— До тех пор пока не пробьет час всех величайших империй в мире, до тех пор пока они не превратятся в развалины, мы не сможем стать народом, избранным Господом, наша земля не будет страной свободы, прибежищем добродетели, защитницей обиженных и благородным примером для целого света!

Гул аплодисментов и топот сотен пар башмаков заглушили насмешки офицеров в напудренных париках и красных мундирах. В это время со своего места поднялся доктор Адаме. Даже с расстояния в 30 футов Вера легко могла разглядеть, какая гамма чувств отражалась на его лице. Адаме повернулся лицом к собравшимся и, подняв руки над головой, призвал своих слушателей не забывать о важности происходящего и отметить следующую годовщину кровавого избиения.

Ропот удивления прокатился по залу. От внимания миссис Эшли не ускользнуло то обстоятельство, что доктор Уоррен ни разу не употребил слова «кровавый». Для жителей Бостона это слово было обычным определением. Но для британцев это выражение было оскорбительным. Вера хорошо это знала, ведь Флетчер в пылу гнева часто употреблял его.

Вера обернулась к британским офицерам, желая посмотреть, как они будут вести себя в этой ситуации. Они уже поднимались и двигались к выходу. Миссис Эшли никак не ожидала, что одно слово, в общем, вполне невинное, может оказать такое действие.

Выкрикивая ругательства, группа «красных мундиров» продиралась сквозь толпу. Но в это время все взгляды были уже обращены в другую сторону. На галерее, почти у самого ее края, стоял высокий и стройный офицер в красном мундире.

Он бешено размахивал руками и выкрикивал в зал какие-то резкие фразы. В следующее мгновение он резко опустил руки и крикнул:

— О, кошмар!

Возбужденная толпа внизу тотчас подхватила:

— Пожар, пожар!

Затем наступила тишина. Страх овладевал присутствующими, тот самый страх, знакомый каждому мужчине и каждой женщине, которые по своему опыту знают, как быстро огонь распространяется по городу, почти целиком построенному из дерева.

Вера была взволнована настолько, что кровь застучала у нее в висках. Тем не менее она успела заметить, что человек, еще недавно кричавший на галерее, совершенно успокоился. Он смотрел вниз и кого-то искал глазами.

Вера проследила за его взглядом и обнаружила в зале другого солдата, который обменивался взглядом с тем, кто стоял наверху. Солдат, который находился в зале, был одет в мундир рядового пехотинца. Он должен был сдерживать толпу. Одну руку он прятал под сюртуком, а в другой держал черную деревянную палку с бронзовым набалдашником. Солдат был очень возбужден, а глаза его горели ненавистью.

Еще до того, как Вера выяснила направление его взгляда, она поняла, что под сюртуком у него спрятан пистолет. Несомненно, он собирается выстрелить в Джозефа Уоррена, который стоял невдалеке, уговаривая людей успокоиться.

Вера закричала и бросилась вперед. Но люди в панике бессмысленно толкали друг друга, и ее крики потонули в сотне других. Она не смогла продвинуться ни на шаг. Внезапно сзади нее раздался сильный звук ружейного выстрела. Веер выпал у Веры из рук, юбка запуталась в ногах, мешая идти. Вера споткнулась и налетела на какого-то мужчину, схватила его за руку. Он грубо оттолкнул ее. Она успела заметить бледного и испуганного малыша, забившегося в уголок, подхватить его и передать матери перед тем, как толпа развела их в разные стороны. Вера попробовала остановиться и оглянуться. Но толпа, в панике стремящаяся к выходу, потащила ее за собой.

— Доктор Уоррен, — закричала Вера, и ее голос слился с тысячами других голосов.

С облегчением Вера поняла, что выстрелов больше не слышно. Но в этот момент над толпой раздался другой раздирающий душу нечеловеческий вопль. Сверху с галереи прямо на плечи кричащих внизу людей неслось вниз нечто, отдаленно напоминающее переплетение человеческих тел, увлекая за собой на грязный пол всех, кто попадался на пути. Этот кошмар повторялся снова и снова. Вера закрыла глаза и отдалась во власть толпы, которая вынесла ее на улицу.

За стенами здания не прекращались крики и плач. Одно слово было на устах у всех: «Пожар!»

Истерия чуть было не охватила и миссис Эшли. Она остановилась, тяжело перевела дыхание и посмотрела на здание, из которого только что выбралась с таким трудом. Страх еще не совсем прошел, но Вера уже полностью осознала, что ей необходимо было делать. Она стала проталкиваться сквозь толпу назад в здание, не обращая внимания на сползший на плечи чепец. Чьи-то руки пытались ее удержать, но Вера, вырываясь, продвигалась вперед.

— Уходите, уходите, не будьте дурой! — крикнул разозлившийся незнакомец.

— Я должна, я не могу… — Вера пыталась вырвать свою руку, стиснутую будто клещами пальцами незнакомца. — Дайте мне пройти! — закричала она, пробивая себе дорогу в толпе.

Но державший ее незнакомец до боли стиснул Верино запястье.

— Отстаньте от меня, или я… — слова застыли на губах миссис Эшли.

Перед ней стоял Флетчер. Смутившись, она потеряла бдительность, и теперь он уже крепко держал ее за обе руки.

— Миссис Эшли, — спросил лейтенант с жаром, — Вы понимаете, что делаете? Вы что, с ума сошли?

— У меня нет времени спорить с Вами, лейтенант. Пожалуйста, дайте мне пройти! Я должна найти его!

— Найти его? — повторил Флетчер. Крайне удивленный ответом, он ослабил руки, и Вера тотчас же вырвалась.

— Я должна найти доктора Уоррена, лейтенант! Я видела… — но Вера не стала продолжать дальше.

Только сейчас она поняла, что Айронс одет в штатское, как и в день их первой встречи.

— Почему Вы пришли сюда? — спросила миссис Эшли, в ее голосе звучала злость и недоверие.

— Это не важно сейчас, — воскликнул Флетчер. — Вы видите, здание в огне, на улице бушует истеричная толпа, и невозможно предсказать, что произойдет, когда сюда явится 43-й полк с ружьями, направленными в сторону толпы, кричащей:

«Огонь, огонь!» Прошлые трагические события могут повториться.

— Что? — воскликнула Вера с ужасом и инстинктивно приблизилась к Флетчеру.

Сквозь орущую толпу ничего невозможно было разобрать. Флетчер снова крепко сжал ее запястье и прижал к себе трепещущую миссис Эшли. Некоторое время она стояла неподвижно, прижав свою голову к его груди и слушая спокойное и сильное биение его сердца. Набравшись сил, Вера сделала шаг назад. Флетчер разжал руки.

— Вера! — прокричал он. — Немедленно уходите отсюда! Я пойду на улицу и постараюсь положить конец этому кошмару.

— Да, — согласилась Вера, — выполняйте свой долг, а я буду выполнять свой!

Она отбежала в сторону и постаралась не дать ему возможности вновь приблизиться к ней. Энергично работая локтями, она пробиралась сквозь толпу, слыша за спиной крик разъяренного лейтенанта. Неожиданно она оказалась на свободном от людей пространстве прямо около входа в дом. Она увидела только нескольких британских офицеров, которые присутствовали на собрании.

— Где доктор Уоррен? — спросила Вера.

— Он внутри, — ответил один из офицеров после недолгих колебаний.

— Он мертв?

— Мертв?

— Мертв? — повторил другой офицер. — Что за странная мысль! Он оказывает помощь тем, кто получил увечья во время паники.

— Но разве их не выведут из дома? Ведь начинается пожар!

— Сударыня, — произнес другой офицер с изумлением, — но никакого пожара нет!

Вера оглянулась вокруг. Дом собраний стоял совершенно неповрежденный на фоне серого туманного неба. Никаких следов разрушений не было видно. Нигде не было видно ни черных клубов дыма, поднимающихся от здания вверх, ни языков пламени, вырывавшихся наружу. Не было слышно также треска горящего дерева.

Опустив голову и подобрав подол намокшей юбки, миссис Эшли подошла к дверям.

— Разрешите мне пройти, прошу Вас, — произнесла она усталым голосом. — Пожалуйста! Вера посмотрела на старшего офицера.

— Одну минутку, — ответил он, слегка коснувшись Вериной руки.

— Да, — нетерпеливо спросила Вера.

— Ведь Вы вернулись сюда, думая, что здание горит, не так ли, сударыня?

— Да, — ответила она.

— Но почему? Кем Вам приходится доктор Уоррен, если ради его благополучия вы забываете о своей безопасности?

— Он был другом моего покойного мужа, — был ответ.

— Другом? Простите нас, сударыня. Мы виноваты перед Вами. Ваша преданность заслуживает уважения.

— Пропустите эту женщину, и хватит об этом, — прервал его другой офицер. — Я уже достаточно наслушался!

Вера благоразумно решила не дожидаться окончания разговора и скользнула в коридор. Слева от двери кто-то ползал по полу с мокрой тряпкой, вытирая обгоревший участок пола диаметром около трех футов.

— А мне говорили, что пожара не было? — спросила Вера.

Человек поднял голову и посмотрел на миссис Эшли с удивлением. Он ждал своего напарника и никак не ожидал увидеть здесь женщину.

— Да, не было ничего такого, мэм! Просто лампа горящая свалилась.

Вера увидела обгоревшее панно, но это зрелище оставило ее равнодушной.

— Слава Богу. А где же доктор Уоррен?

— Док там, внутри, — и мужчина указал в глубь помещений.

Вера двинулась в указанном направлении.

Пройдя несколько шагов, она вынуждена была остановиться и отойти в сторону. Навстречу ей вели человека с перевязанной головой. Его осторожно поддерживали с двух сторон двое мужчин. Она заметила доктора Уоррена, склонившегося над женщиной. Он проверял биение ее пульса. Большинство из присутствующих получили легкие повреждения и могли двигаться самостоятельно. Зал быстро пустел, осталось несколько человек.

Закончив осмотр, доктор Уоррен направился к Вере. У него был очень усталый вид. Рядом с доктором шел коренастый светловолосый молодой человек.

— Что с Вами? Вы ранены? — спросил доктор Уоррен. — У Вас на лице кровь.

— В самом деле? — удивилась Вера. — Где?

— Вот здесь, — и доктор дотронулся пальцем до Вериной скулы. — Просто царапинка, — добавил он, убирая руку. Доктор внимательно вгляделся в лицо молодой женщины. — Ведь вы — вдова Уильяма Эшли, не так ли?

— Да, — ответила Вера, пораженная его спокойствием и уверенными манерами. — Я бы хотела поговорить с доктором Уорреном.

— Немедленно?

Вера кивнула. Он колебался только одно мгновение, а потом отослал своего спутника с поручениями.

— Продолжайте, миссис Эшли, — сказал доктор Уоррен, когда молодой человек скрылся из виду.

Вера начала, сильно волнуясь и глядя прямо в лицо Уоррену, который выглядел очень серьезным и встревоженным.

— Я видела британского солдата, который прятал пистолет, а как только началась тревога, бросился к трибуне. Я уверена, что он хотел убить Вас, доктор Уоррен.

— Вы с ума сошли! Вы уверены в этом?

— Да, я была свидетелем всего происшедшего, — ответила она. — Конечно, я могла ошибиться в намерениях этого человека, но это маловероятно.

Ему помешало только смятение толпы. Кроме того, я заметила, что офицер, который стоял на галерее и спровоцировал панику, был как-то связан с ним.

Доктор Уоррен стоял в молчании. Верины слова заставили его вновь вернуться к мысли о собственной смерти. Она не пугала его. Он понимал, что ему вряд ли удастся изменить исход восстания. Но ему было очень горько сознавать, что вся его жизнь, связанная с беззаветным служением человечеству, могла оборваться от ружейного выстрела.

— Миссис Эшли, я обязательно займусь расследованием этого дела, — сказал он, немного подумав. — И я Вам очень благодарен. Вы — храбрая женщина.

— Я не могла поступить иначе!

— Ну что ж, значит, мы понимаем друг друга, — улыбнулся Уоррен. — Что там случилось? — спросил он, обращаясь к подошедшему юноше.

— Там целый полк «красных мундиров». Может пролиться кровь. Я думаю, Вам нужно вмешаться.

Уоррен быстро скинул свою белую тогу и передал ее Вере.

— Они не посмеют стрелять снова. Они не смогут, — прошептал он и быстро направился к выходу из зала.

Вера стояла в растерянности, выронив тогу из рук. Придя в себя, она увидела ее на полу, по-прежнему белоснежную, но уже с кровавым пятном. Это было похоже на жуткое предзнаменование.

Обессилев, миссис Эшли присела на скамью и замерла в ожидании страшного финала: вот-вот воздух разорвут ружейные выстрелы и крики раненых, запахнет дымом…

Но время шло, и ничего не происходило. Постепенно толпа рассеялась. Затем послышался дружный топот сотен сапог — это строем уходили солдаты. И каждый шаг эхом отзывался в сердце Веры Эшли.

Дом собраний опустел, и эта пустота беспокоила и подавляла Веру. Опустив глаза, она увидела под лавкой сломанную куклу. Две фарфоровые ножки белели на грязном полу. Вид разбитой детской игрушки привел миссис Эшли в полное уныние, и она закрыла руками лицо.

— Господи, почему так трудно быть сильной!

Вера не помнила, сколько времени она пребывала в этой скорбной позе, одна в пустом зале.

Но вот раздались чьи-то уверенно приближающиеся к ней шаги. Кто-то нежно погладил ее по волосам.

Вера подняла заплаканные глаза и увидела Флетчера. Она не удивилась и не испугалась, увидев его рядом. Она ощущала только страшную пустоту в душе.

Флетчер снял накидку и осторожно укутал дрожащую миссис Эшли.

— Пойдемте, милая, — сказал он, — я отведу Вас домой.

Глава 12

На улице шел дождь. Темнота сгущалась. Флетчер плотно задвинул занавески, и в комнате сразу стало уютнее. Он уже успел развести огонь в очаге и теперь с удовольствием грел руки над пляшущими языками пламени.

Флетчер впервые был в доме миссис Эшли и теперь с любопытством разглядывал все, поражаясь изяществу обстановки. Перед ним на стене висела картина в тяжелой резной раме. Это был морской пейзаж; волны вздымались к мрачным небесам, и корабль, взлетая на пенистом гребне, боролся с разбушевавшейся стихией.

С каминной доски Флетчер снял небольшую фарфоровую вазу и, изучив ее рисунок, осторожно поставил на место. Рядом стояла в серебряной раме миниатюра с изображением молодого человека: правильные черты лица, каштановые волосы и открытая улыбка. Флетчер решил, что это, должно быть, покойный муж миссис Эшли Уильям. Однако на портрете мог быть изображен и один из братьев хозяйки. Флетчер поставил миниатюру на камин.

Сама хозяйка уже давно поднялась наверх, и если бы над головой лейтенанта не скрипнула половица, он решил бы что уставшая женщина уже заснула. Но через некоторое время Вера показалась на лестнице, ведущей в гостиную.

— Я думала, что Вы уже ушли, лейтенант. Не торопясь, Флетчер обернулся к ней.

— Я еще здесь, сударыня.

Какое непростительное легкомыслие с его стороны! Какая неосторожность. Он не должен был задерживаться здесь!

Флетчер смотрел на миссис Эшли, которая спускалась по лестнице, шурша тяжелым теплым платьем. Ее промокшие волосы были распущены по плечам, а глаза блестели, отражая свет лампы.

Рассеянно Флетчер пересек комнату и подошел к буфету, чтобы налить себе немного бренди.

— Вы позволите? — спросил он хозяйку. — По-моему, и Вам полезно было бы сделать глоток.

Вере его поведение не показалось ни странным, ни нескромным. Она кивнула и смотрела, как он наполняет бокал. Когда он поставил рядом второй бокал, Вера запротестовала.

— Это очень крепко для меня. И вообще я не употребляю спиртных напитков.

— Да и я тоже, — ответил лейтенант, — но сейчас исключительный случай. Между прочим, я изучил Ваши запасы, когда спускался в погреб за дровами.

— Но мне кажется, мои запасы не имеют к Вам никакого отношения, лейтенант.

— Флетчер.

— Нет.

— Как угодно.

Вера подошла к камину, стараясь не смотреть на Флетчера, и присела у огня, положив подбородок на сцепленные руки. Она устремила взгляд на пляшущие языки пламени. Ей почему-то стало казаться, что если она посмотрит на Флетчера, то окончательно потеряет уважение к себе.

— По-моему, Вам давно пора уйти. Теперь я в полной безопасности, — сказала Вера.

Но ответа не последовало. Оглянувшись, Вера увидела, что Флетчер сидит за столом с бокалом в руке, пытаясь опустошить его и морщась от непривычного вкуса.

— Я думал, что после тяжелого дня Вам понадобится моя поддержка, — сказал Флетчер, обращаясь к картине, висящей напротив.

Вера села спиной к огню и подумала, что ей тоже не помешал бы глоток бренди. Она продрогла до костей и никак не могла согреться.

— Я не хочу показаться неблагодарной, — начала она, заметив что Флетчер наливает второй бокал.

— От одного глотка никакого вреда не будет, — сказал лейтенант, бесшумно подойдя к молодой женщине.

Вера взяла предложенный бокал и сделала глоток. Боже мой, казалось, она выпила каплю раскаленного металла, так он обжигал. Вера закашлялась, слезы подступили к глазам. Но буквально в следующее мгновение блаженное тепло разлилось по всему ее телу.

— Спасибо, — сказала Вера, передавая Флетчеру бокал.

— Пожалуйста, пейте на здоровье. Да и бренди, кажется, Ваш, — развеселился Флетчер.

Лейтенант стоял возле Веры с бокалом в руке. Вера была счастлива рядом с ним и не могла понять, что заставило ее раньше постоянно искать причины для ссоры.

— Вы слышали речь доктора Уоррена?

— Да, — ответил Флетчер.

— И что Вы скажете в свое оправдание? — Она снова положила голову на руки и придвинулась поближе к огню.

— Вы считаете, что я должен оправдываться? Ни я, ни мои солдаты не несем ответственности за то, что Вы называете «Избиением». В то время меня и в Бостоне не было. А Вы сами? Разве Вы не тренируете своих солдат? Так будьте же полностью откровенны. Разве Вы сами не виноваты в том, в чем обвиняете меня?

— Но я сама была свидетельницей ужасной жестокости.

— Разве я мог быть жесток по отношению к Вам? Это не правда. Вера. Я не бываю жестоким ни по отношению к Вам, ни к кому-либо другому, Вера. Я никогда не обижу Вас.

— По-моему, однажды Вы это уже говорили.

— Неужели я так говорил? — Флетчер рассмеялся, откинув голову назад.

Он опустился на колени рядом со стулом, на котором сидела миссис Эшли, и погладил ее тяжелые распущенные волосы. Он осторожно взял Веру за подбородок и повернул к себе дорогое лицо.

— Вера, милая, посмотрите на меня. Ему показалось, что миссис Эшли плачет, но он ошибся. Ее глаза были сухими и ярко блестели в отсветах пламени из камина.

— Я клянусь Вам, Вера, что никогда не причиню Вам вреда, никогда не обижу Вас.

Флетчер нежно поцеловал ее в лоб, и Вера приняла этот поцелуй с тихим вздохом. Его рука утонула в тяжелых прядях волос, он снова и снова нежно, едва касаясь, целовал ее закрытые веки, завитки волос на затылке. Его губы скользнули к ее губам, а его дыхание согревало и убаюкивало. Он крепко обнял Веру, и они застыли неподвижно.

— Флетчер, — сказала миссис Эшли прижавшись лбом к его груди.

— Что, моя маленькая?

— Флетчер, я боюсь!

— Чего?

— Боюсь полюбить Вас.

— А…

Флетчер вздохнул с облегчением, и Вере тоже стало легко на сердце: он любил ее.

Флетчер уткнулся лицом в копну золотых волос и крепко прижал к себе свою строптивую возлюбленную. Он мог теперь ощущать каждый ее вздох. Вера казалась такой маленькой, нежной и слабой. Такой хрупкой, как фарфоровая куколка.

Конечно, он знал Веру как сильную женщину, но может быть, это только видимость?

Флетчер проводил рукой по ее волосам, гладил изгиб шеи и плечи. И Вере казалось, что она плывет куда-то в крепких объятиях Флетчера.

— Вера?

— Да?

— Позволь мне погасить лампу?

— Да.

Он осторожно выпустил ее из своих объятии, пересек комнату и прикрутил фитиль. Он вернулся к Вере и снова встал на колени. Он не отрываясь глядел на ее лицо в отсветах догорающего камина, гладил ее щеки, лоб, шею, нежно касался пальцами ее губ.

Вера закрыла глаза, чувствуя, что давно томившая душевная мука наконец-то покидает ее.

Не оставляй меня, Флетчер, — сказала она. Я никогда тебя не оставлю, Вера, клянусь.

Флетчер нежно привлек Веру к себе, вдыхая аромат ее волос, щекотавших ему лицо. Тишина окутала молодых людей. Им казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как они остались в темноте — вдвоем. Все пережитые за день страдания и волнения остались за стенами дома: далеко-далеко отсюда.

Флетчер нежно и легко касался губами ее лба, затылка, обнаженной шеи, а Вера гладила грубую ткань его рукава. Давно забытый страх овладел Флетчером. В этот момент он представил себе, как трудно ему будет объяснить миссис Эшли свой странный наряд. Ведь он не сможет рассказать ей, зачем ему понадобилось сменить мундир на костюм горожанина.

Но Вера уже давно забыла о мундирах и о барьере, стоящем между ними. Ее жест означал только одно — нежность.

— Вера, — тихо прошептал Флетчер, поворачивая к себе ее лицо, — я не сделаю ничего против твоих желаний. Позволь мне смотреть на тебя и прижимать к сердцу.

Вера погладила его лицо, пальцем повторила изгиб губ, пробежала по щеке, по бровям. Флетчер замер, ему казалось, что он слышит биение собственного сердца. Нежные руки обвили его шею и развязали ленту, стягивавшую густые черные волосы, и они заструились между пальцами миссис Эшли.

— Поцелуй меня, — прошептала она. Он нежно поцеловал ее губы, потом мягкую ладошку и запястье. Флетчер ощутил сильное биение ее пульса на своих губах.

— Еще?

Теперь он поцеловал ее сильнее, все еще держа ее руки в своих. Она затаила дыхание, полностью отдаваясь во власть его нежных рук. Но внезапная мысль заставила ее отстраниться.

— Три года…

— Милая, я не обижу тебя! Вера улыбнулась ему открыто и весело. Прошлое отступало, растворяясь в темноте, словно уплывая в гаснущий камин.

Она прижалась к груди Флетчера, обняла его за шею и крепко поцеловала. Флетчер раздвинул языком ее пылающие губы, нежно проводя по ее белоснежным зубам. Его ласки, сначала легкие и нежные, постепенно становились все более страстными. Флетчер гладил ее плечи, притягивая Веру к себе все ближе и ближе. Он уже забыл все свои обещания и не слышал ее робких протестов. Его сильная рука обвила стройную талию молодой женщины. Какой хрупкой и беззащитной казалась она ему в эту минуту.

Вера была взрослой женщиной, познавшей сладость любви. И она не забыла, какой прекрасной может быть ночь в объятиях желанного мужчины, и хотела вновь испытать давно забытую радость. Но почему-то странная робость охватила ее; Флетчер, казалось, понимал это, и осторожно вел ее за собой от одной ласки к другой.

— Я никогда не обижу тебя, милая, — шептал он, целуя мочку ее розового ушка и увлекая к себе на колени.

Вера обвила шею Флетчера руками и посмотрела на него ласковым взглядом. Глаза миссис Эшли были широко открыты и прозрачны. Флетчер никогда не видел ее такой безмятежной, спокойной и полной доверчивого ожидания.

Лицо миссис Эшли всегда выражало ее чувства: радость, смущение, гнев, подозрительность, волнение. Флетчеру это даже нравилось, но только сейчас он увидел настоящую Веру.

В мерцающем свете гаснущего камина Флетчер целовал бесчисленные веснушки, усыпавшие лицо возлюбленной, нежно гладил шею и ямку под горлом. Его рука скользнула за ворот платья, лаская плечи и грудь. Теперь Вера стояла перед Флетчером, и он осторожно освобождал ее от покровов. Он обнажил одно плечо, потом другое и приник губами к обнаженной груди. Это прикосновение было похоже на удар молнии, обжигающий, но не приносящий боли.

Вера тонула в его серых глазах. Его руки лежали у нее на спине, заставляя прильнуть к нему всем телом и ощутить его близость. Флетчер опять поцеловал ее, и этот новый поцелуй, зовущий и страстный, лишил молодую женщину остатков самообладания. Она касалась своим языком его языка, ее губы слились с его губами так страстно, что Вера почувствовала легкую боль.

— Нет, Флетчер, — простонала она, — не здесь. Пойдем наверх.

Не говоря ни слова, Флетчер легко поднял ее на руки и понес вверх по крутой лесенке в спальню.

— Осторожно, — прошептала она, — не оступись в темноте.

В ответ Флетчер радостно засмеялся. Даже поднимаясь по лестнице, он поминутно целовал волосы, шею, щеки, каждый участочек ее нежной ароматной кожи, до которого мог дотянуться губами.

Наконец они добрались до своего убежища, и Флетчер запер дверь, несколько раз повернув ключ, несмотря на жаркие уверения Веры, что они совсем одни в доме.

Флетчер осторожно поставил молодую женщину на пол.

— Зажги свечу, Вера, — сказал он.

Дрожащими пальцами она поднесла огонь к фитилю, прислушиваясь к шуршанию скидываемой одежды. Флетчер спешил освободиться от всего, что мешало им соединиться.

Со свечой в руке Вера повернулась к лейтенанту. Теперь на нем были только белоснежная рубашка и бриджи. Черные волосы поблескивали, а глаза ярко сверкали. Он протянул руки к Вере, и нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Этот жест был исполнен такой неожиданной нежности, что слезы подступили к горлу молодой женщины.

— Флетчер, — прошептала Вера, ставя свечу на туалетный столик.

Он осторожно снял с Веры платье, повесил у двери и вернулся к ней, глядя на нее с улыбкой.

— Ты любишь меня, Вера? Если ты сомневаешься в себе, скажи только слово, и я уйду. Не навсегда. Я буду ждать твоего согласия, сколько ты захочешь.

Вера, смущенная и покрасневшая, как юная девушка, стояла перед ним в белой рубахе, опустив руки. Но вот она подняла голову и посмотрела на него открыто и прямо.

— Я люблю тебя, Флетчер Айронс! — произнесла она, счастливо улыбаясь.

Они мгновение простояли в молчании, потом Флетчер схватил Веру в страстном порыве и увлек на высокую кровать, прижав ее всей тяжестью своего тела к холодным шелковистым простыням. Он держал в руках ее голову, целуя глаза, рот, шею, плечи.

— Любовь моя! — прошептал он.

Вера встала в кровати на колени и протянула руки к Флетчеру, играя темными завитками волос на его груди. Она гладила его напрягшиеся плечи и руки, и наконец прильнула к его губам в страстном поцелуе. Она едва ощущала, как он скользит пальцами по ее телу, освобождая ее от легчайшей батистовой рубашки. Теперь молодая женщина предстала перед Флетчером обнаженной и в порыве смущения попыталась прикрыться простыней. Он остановил ее.

— Ты даже прекрасней, чем я думал, — сказал он, — не надо прятать свою красоту. Почему ты хочешь скрыть ее от меня? Я люблю тебя. И сейчас я знаю только одно — я люблю тебя страстно. Люблю всю тебя. Люблю твои волосы, — продолжал он, нежно играя ее локонами, — твои глаза, твой ум. Твои веснушки, твой рот, — и он легко коснулся его губами. — Твой слишком острый язычок, — сказал он и провел по нему своим языком.

В этом новом проявлении нежности было столько чувственности, что Вере казалось будто сердце рвется из ее груди.

Он взял ее руку в свою и приложил к своему сердцу.

— Здесь бьется сердце мужчины, — произнес он, — сердце мужчины. Не солдата, не врага, а человека, который любит тебя, Вера. Этот человек — я. Доверься мне, любимая.

Вера наклонила голову и прошептала:

— Я верю тебе.

Слова Флетчера околдовывали Веру, их горячая нежность могла растопить снега.

— Вот ладонь, которую я люблю, — говорил он, целуя ее, — вот запястье, вот руки, вот хрупкие плечи, вот груди, которые сводят меня с ума.

Флетчер взял в руки ее маленькие, похожие на розовые бутоны груди, и поцеловал твердые соски.

— Вот нежный изгиб твоих бедер, — продолжал он, касаясь губами шелковистой кожи. — Вот живот твой — круглая чаша, — и он приник к нему лицом.

— А вот та вожделенная цель, к которой стремятся все мужчины. Я же стремлюсь к тебе сильнее всех.

Я весь принадлежу тебе и приму тебя всю. О как ты прекрасна, возлюбленная моя!

Вера замерла от восторга и смущения. Она ждала и боялась каждого его следующего прикосновения, каждой новой ласки.

Когда он приник губами к ее лону, она замерла, но не оттолкнула. Его поцелуи, сначала нежные и легкие, становились все более страстными. Одним мощным движением он поднял ее над кроватью и прижал к себе, а Вера обвилась вокруг него как лиана. Теперь их уже ничто не разделяло. Она принадлежала ему вся, дрожащая и счастливая.

Они слились воедино. И вместе были их души и их тела.

Было раннее утро, когда Вера проснулась. Она присела на кровати и смотрела на спящего Флетчера, раскинувшегося рядом. Флетчер лежал на спине. Черные волосы рассыпались по подушке, глаза были прикрыты рукой.

При свете догорающей свечи Вера следила за тем, как тихо поднимается его грудь в такт дыханию. Она нежно окликнула его. Флетчер спал.

Вера встала и, не найдя своего платья, накинула рубашку Флетчера. Ее волосы струились по плечам и спине. Она пробежала на цыпочках по холодному полу к окну и приоткрыла занавеску. Улица была пустынна. Луна уже скрылась, и дома стояли, погруженные в предрассветный полумрак. Тишину нарушал только лай собаки за оградой. Пропел петух, за ним другой. Утро прогоняло ночь.

Вера погрузилась б воспоминания о прошедшей ночи. Ласки Флетчера увлекли и покорили ее. Уильям никогда так не обнимал и не целовал свою жену. То, что делал Флетчер, доставляло ей огромное наслаждение, но было ново и слишком непривычно. Она не была уверена, что вела себя этой ночью достойно. Неужели за годы одиночества она стала развратной и совсем потеряла гордость? Нет, это не так. Ведь они с Флетчером так любили друг Друга!

Вера оглянулась на спящего возлюбленного. Неужели она когда-то могла его ненавидеть? Сейчас это было невозможно себе представить. Кажется, она полюбила его с первого взгляда. Ведь после встречи у кареты она вспоминала его каждый день, думала о нем, сердилась на него и боялась. И вот он здесь, с ней, в ее жизни, навсегда.

Ее увлекла мечта об их совместной жизни: он не был ее врагом, и их ничто не разъединяло; они все время вместе. Вера представляла себе, как, проснувшись ночью, всегда будет видеть его рядом. Она даже представляла их маленькие ссоры и примирения, заканчивающиеся страстными объятиями. На мгновение она забыла, что ее любимый был британским офицером.

Но лейтенант Флетчер Айронс не перестал быть ни англичанином, ни «красным мундиром». В жизни каждого из них были такие страницы, которые нельзя было открыть друг другу. Наступит день, и каждый должен будет вернуться к своим занятиям, в которые невозможно посвятить любимого человека.

В этой же комнате, где они так любили друг друга, у Веры были спрятаны хитрые приспособления для перевозки в провинцию пуль, отлитых из оловянного сплава. Она собиралась спрятать их в складках специально сшитых двойных нижних юбок, теперь они висели в большом шкафу спальни.

Если начнется война, одна из этих пуль может убить ее любимого. Вера смотрела на спящего Флетчера, и сердце ее сжималось от тоски и боли. Придет время, и она забудет обо всем, станет выполнять свой долг, не думая ни о чем другом и ни о ком.

Вера подошла к зеркалу, расчесала волосы и задула свечу.

Какая-то мысль не давала ей покоя. Что-то тревожило ее. И вдруг она поняла: костюм Флетчера. Еще вчера его штатский костюм вызвал у Веры смутную тревогу, но в водовороте событий это словно забылось. Теперь беспокойство росло в ее душе с новой силой.

Он доказал ей свою любовь. Но только любовь, и ничего больше. Вера была счастлива своей любовью. Флетчер говорил ей: «Посмотри на меня: я человек, который любит тебя, я мужчина».

Но что если ее подозрения справедливы? Сможет ли ее сердце внять доводам рассудка? Вера уже не была так уверена в себе. Ее охватило страшное смятение, и храбрость покинула ее.

« Я должна все узнать, — решила она, — я должна знать правду, какой бы она ни была».

Флетчер давно проснулся и с тревогой следил за волнением, омрачавшим лицо его возлюбленной. Вначале он любовался ее изящным силуэтом у окна, ее соблазнительной фигуркой в мужской рубахе, рассыпавшимися по плечам золотыми волосами. Но потом он заметил грусть в глазах миссис Эшли и окликнул ее.

— Тебя что-то расстроило?

Вера вздрогнула от неожиданности.

— А ты давно не спишь?

— Довольно давно. Интересно, который сейчас час?

— Около трех, я думаю, — ответила Вера. Ее голос показался Флетчеру далеким и отчужденным. Он внимательно посмотрел на Веру и заметил, что она прячет свой взгляд, углубившись в изучение его рубахи.

— Что с тобой, Вера? Скажи мне.

Он решил, что причина огорчения — ее неуверенность в его чувствах, и поспешил исправить положение:

— Я люблю тебя, душа моя. Разве ты мне не веришь?

— Кого ты пытаешься убедить, — спросила Вера, прикусив губу, — меня или себя?

Наступило молчание, и Флетчер нахмурился.

— Я прошу тебя, никогда больше так не говори. Для этого нет оснований.

Вера почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Ничего не видя перед собой, она потянулась к Флетчеру, взяла за руку.

— Флетчер… — произнесла Вера с тревогой, крепко сжимая его пальцы в своих.

Флетчер молча повернулся к плачущей женщине, смахнул слезу, катившуюся по ее щеке и осторожно убрал волосы с лица. Простыня соскользнула с его бедер, но он тут же натянул ее, со страхом почувствовав, что нагота сейчас совсем неуместна.

— Что случилось, Вера?

Но она не отвечала. «Спрошу я или нет, — думала миссис Эшли, — как я узнаю, что он ответит мне правду?»

— Вера?

— Флетчер… я… Флетчер, ведь ты британский офицер.

— Да.

— Но вчера ты был без мундира, ты был одет как простой горожанин?

Голос ее дрожал и срывался. Флетчер долго молчал. Он был смелым человеком и не раз ему приходилось стоять лицом к лицу со смертью. И она не пугала его.

Но сейчас он испытывал страх; он мог потерять любимую женщину навсегда. Ложь не спасет его. Рано или поздно правда выйдет наружу, и тогда ему уже не вернуть уважения Веры. Он должен сказать ей все, и сейчас.

Флетчер взял у Веры щетку для волос и, собираясь с духом, стал причесываться.

— Вера, на мне был штатский костюм, потому что меня никто не должен был узнать.

— Но почему? — Она уже поняла, что ее догадка была правильной. — Скажи, по крайней мере, почему?

В ее голосе звучало такое отчаяние, что у Флетчера защемило сердце Он притянул ее к себе и обнял.

Вера не сопротивлялась, надеясь найти в его объятиях защиту от всех бед и тревог.

— Вера, — сказал он сдавленным голосом. — Предательство — это всегда предательство. Но иногда от меня требуется именно это. Я офицер, и я собираю сведения для своей страны. Это мой долг. И я его выполняю честно. Ты понимаешь, что такое долг?

Вера в замешательстве покачала головой. Флетчер заметил, что она подняла руку, и отвернулся. Он ожидал пощечины, но вместо этого Вера просто слегка стукнула его своим маленьким кулачком в грудь. Это было совсем не больно, но от обиды у Флетчера перехватило дыхание.

— Скажи мне ради всего святого, ты не используешь меня? Прошу тебя, скажи мне правду!

— Нет, конечно, нет! Вера, милая, ведь моя жизнь — в твоих руках. Я люблю тебя.

Флетчер почувствовал, что ее кулачок разжался. Она опустилась на колени, протянула к нему руки, а он стирал слезы с ее щек. Верины глаза блестели в темноте. Она прижалась к Флетчеру и крепко поцеловала его в губы.

— Мне не нужна твоя жизнь, Флетчер, — сказала Вера. — Мне нужна только твоя любовь. Она одна, и ничего больше. И в этом нет никакого предательства. Каждый из нас знает, чем занят другой вне стен этой комнаты. Но когда мы здесь, — все остальное отступает, и остается только наша любовь.

— Но мир за дверями продолжает существовать, — мягко возразил Флетчер.

— Его не будет.

Вера прижала к себе своего возлюбленного с таким глубоким вздохом, что, казалось, он шел из самого сердца. Флетчер, смущенный и измученный объяснением, почувствовал неистовое желание сжать Веру в своих объятиях, осушить своим дыханием ее слезы, согреть ее и укрыть от всего мира. Не разжимая объятий, он опустил Веру на покрывало и впился губами в ее губы. Они сплелись в страстном объятии, и все тревоги отступили. На время.

Позже, когда обессилившие и счастливые они лежали рядом, Флетчер с нежностью смотрел на засыпающую Веру. Он убирал влажные волосы с ее лба, укрывал одеялом замерзшие плечи и думал о том, что скоро рассвет. Ему нужно было уйти незамеченным. Ради безопасности Веры и, наконец, ради его собственной. Но у Флетчера еще оставалось немного времени, и он наслаждался последними мгновениями близости с любимой.

Он играл ее локонами нежно, стараясь не разбудить, целовал глаза, шею, плечи. Вера крепко прижималась к нему во сне.

— Вера, — тихо позвал ее Флетчер. Она повернулась, но не проснулась.

— Вера, — снова повторил лейтенант. — Ты — моя единственная любовь. Будь моей женой, моя маленькая.

Зная, что она не ответит, он прижался к ней, согревая в своих объятиях.

Глава 13

На город спустился теплый апрельский вечер. Серо-голубые крылья облаков скользили по небу. Воздух был свеж и прозрачен. Прямо за домом Бриггса росла яблоня. Сейчас она была усыпана цветами, и малейший порыв ветра поднимал в воздух тысячи лепестков и снегопадом обрушивал их на мощеную мостовую.

Этот вечер Вера посвятила Эзре Бриггсу. Она сидела за обеденным столом, с удовольствием разглядывая тонкую фарфоровую чашечку, которую держала в руках. Почти прозрачный фарфор был украшен снаружи орнаментом из фиалок и палево-зеленых листьев. Такой же, только уменьшенный, рисунок был изображен на дне чашки.

Вера не изменила своим привычкам. В чашке по-прежнему был сидр. Поставив чашку на стол, миссис Эшли с улыбкой посмотрела на Эзру. Отсветы пламени поблескивали в толстых линзах его очков и делали неуловимым его взгляд.

— Для меня большая радость снова видеть Вас, моя милая, — сказал Эзра и слабо улыбнулся.

— Эзра, милый, Вы уже третий раз за вечер говорите об этом.

— В самом деле? Вы должны извинить меня, Вера. Я стал так забывчив.

— Эзра, я всегда рада посидеть с Вами вечерком, что бы Вы ни говорили.

Вера перегнулась через стол и погладила его по руке. Эзра поразил ее своим усталым и больным видом. Признаки быстрого старения явственно выступали на его лице. Те годы, которые незаметно пролетели для Веры, оказались для Эзры слишком тяжкой ношей. Жизнь Бриггса подходила к закату. Вера смотрела на Эзру с грустью и нежностью, к которым примешивалось сильное чувство вины. Она пренебрегала им в последнее время. А ведь еще недавно именно в нем Вера видела залог своего будущего счастья.

Вера решила больше не думать о причинах, побудивших Бриггса соединить ее с лейтенантом. Теперь это уже не имело значения. Но иногда ей казалось, что он даже хотел получить ее отказ, после того как обдумал хорошенько свое предложение. Скорее всего это было совсем не так. Дальнейшее поведение Эзры никак не подтверждало Вериного предположения. Но на что же он тогда надеялся?

Вера сжала холодную и мягкую руку Эзры. Когда-то она хотела получить спасение из этих теперь таких слабых рук. Она пыталась использовать Эзру, чтобы убежать от роковой страсти, а он был готов защитить ее, чтобы избавиться от собственного одиночества.

А разве сейчас она не пользуется его добротой? Прошло уже две недели с тех пор, как уехал Флетчер, но от него не было никаких известий. Миссис Эшли охватила страшная тоска, и она бежала от одиночества сюда, к Эзре. Да она просто эгоистка! Когда-то Вера гордилась своей независимостью, от которой, увы, не осталось и следа.

Последние дни перед отъездом Флетчер был молчалив и задумчив. Он постоянно задавал ей один и тот же вопрос: «доверяет ли она ему?» Он повторял Вере, что рассчитывает на ее благоразумие, на ее ум и выдержку, которые ей очень пригодятся в ближайшие времена. Вера была уверена, что Флетчер заранее знал о своем предстоящем отъезде.

Он выполнял свой долг. И сейчас находился в провинции, среди ее друзей-патриотов. Но она не могла и не хотела предупреждать их. Ведь жизнь Флетчера была в ее руках — он сам так сказал. И то, что сейчас он служил королю, никак не умаляло ее любви к Флетчеру.

Закрыв глаза, Вера шепотом молила Бога даровать ей силы и не оставлять ее в трудную минуту. Да, она согрешила. Ее связь с мужчиной не получила благословения Церкви, но в душе молодой женщины росло убеждение, что Господь простит ей эту любовь к мужчине, именно к этому мужчине!

Эзра смотрел на спокойное и задумчивое лицо Веры с изумлением. Он редко видел ее такой. Бриггс, конечно, мог бы утешить ее, но не представлял себе, как это сделать, — ведь их отношения так изменились.

Как всегда в затруднительных случаях Эзра прибег к своему испытанному средству: достал флакончик с ромом и сделал большой глоток. Он задремал, свесив голову на грудь. Его парик съехал набок. Адвокат сладко похрапывал, и Вера тихонько вышла из-за стола, встала у окна и погрузилась в воспоминания.

Недавно они с Флетчером гуляли вдоль реки. Был такой же прелестный вечер, как сегодня. Конечно, это было довольно рискованное мероприятие, но Вере так не хватало простых и обычных радостей, что она уговорила Флетчера. Всю дорогу он развлекал ее рассказами о своем детстве и целовал в тени каждого дерева.

Но на другой день Вере уже пришлось лгать своему возлюбленному. Она собиралась покинуть Бостон под предлогом невинной поездки вместе с приятельницами из кружка рукоделия. На самом деле они должны были в своих двойных нижних юбках вывезти пули, отлитые из оловянной посуды.

Флетчер спрашивал Веру, все ли в порядке в Роксберри, и она отвечала утвердительно.

— Поезжай и проверь сам, — крикнула она ему в гневе.

— Я доверяю тебе, — ответил тогда Флетчер. Он потом говорил ей об этом много раз и просил ее так же доверять ему.

— О, Флетчер, Флетчер, что мы делаем? Один Бог знает, что с нами будет, и он один может нам помочь.

Вера со стыдом вспоминала о том, что лгала Флетчеру. Это было ужасно, но неизбежно.

Миссис Эшли подошла к посапывающему за столом Эзре и слегка погладила его по щеке. — Уже поздно, Эзра. Мне пора идти.

— Вы придете завтра? — спросил он с детской искренностью и непосредственностью.

Вера поправила парик Бриггса и слегка коснулась его губами.

— Конечно, я приду завтра. Почему же нет?

Косые солнечные лучи отражались от поверхности воды, проникали сквозь густую листву деревьев и согревали плодородную землю. В этом году рано зацвели колокольчики и белая звездчатка, и сейчас они весело сверкали в зеленой траве. Ветви деревьев низко нависали над дорогой, и полчища мошкары набрасывались на каждого, кто рискнул появиться здесь.

Флетчер ехал шагом по лесной дороге, отбиваясь от мошкары, которая так и норовила забиться в нос и в уши. Шляпу он надвинул низко на лоб, чтобы солнце не било прямо в глаза. Костюм его запылился и запачкался. Это была обычная штатская одежда.

На берегу реки Флетчер спешился, чтобы напоить лошадь и напиться самому. Солнце пригревало все сильней, а трава у берега была такой свежей и мягкой, что Флетчер решил немного отдохнуть. Он присел у реки и, отгоняя надоевших насекомых, смотрел на поверхность воды, в которой отражались серебристые облака и густая зелень леса.

Флетчер думал о Вере. Уже не в первый раз он пытался представить себе, как поведет себя его любимая, если окажется, что их ночь любви не прошла бесследно. Если она забеременеет, ему легче будет уговорить ее выйти за него замуж. Хотя, зная упрямство миссис Эшли, он не был уверен, что она не поступит ему наперекор.

Нет, Флетчер никогда не допустит, чтобы его ребенка считали незаконнорожденным. Он не позволит своим любимым жить в бесчестье. Но больше всего лейтенант боялся, что Вера попытается избавиться от ребенка.

Размышления Флетчера прервал странный звук. Он раздался с той стороны потока, где течение было сильнее. Это не был плеск рыбы, и не успел Флетчер выяснить причину странного шума, как над головой пролетел камень. Флетчер оглянулся. Перед ним стоял паренек лет тринадцати, высокий, ладно скроенный, с мушкетом через плечо и мешочками с порохом и пулями у пояса.

— Здорово! — сказал он грубым голосом. — Издалека?

— Да, — ответил Флетчер.

— Оно и видно. А куда надо-то?

— В Конкорд, — ответил Флетчер. Он считал, что всегда, когда возможно, надо говорить правду. Ложь легко распознать по глазам, а подростки особенно подозрительны.

Паренек прислонил мушкет к дереву и наклонился над водой, чтобы напиться.

— Чудесный день сегодня! — сказал Флетчер, пробуя завязать беседу.

— Неплохой, — кивнул парень, глядя на небо сквозь нависшие ветви.

Флетчер внимательно наблюдал за пареньком. Мальчишка потопал ногами, сбивая грязь с тяжелых башмаков, и поправил ленту, которая стягивала его волосы.

— Это моя милка мне сделала, — удовлетворенно заметил он.

Флетчер ничего не сказал, но ответа и не потребовалось. Этот парень собрался поохотиться с утра, но удача от него отвернулась. Это было совершенно очевидно: сумка для дичи была пустой, и он хотел только одного — немного поболтать.

— Откуда идете? — спросил парень через некоторое время.

— Из Бостона, — без колебаний ответил Флетчер.

— Бостонские девчонки такие отчаянные. Уж они-то не дадут этим британцам запугать себя.

— А ты откуда знаешь? — спросил Флетчер. Колено у него снова заныло.

— Да уж так мне говорили, — ответил парень, крутя ленту между пальцами. Внезапно он нахмурился.

— Я никогда не убивал человека, — неожиданно вырвалось у него.

— Немногие из нас это делали, — ответил ему Флетчер.

— Не знаю, смогу ли, — продолжал юноша.

— Почему тебя беспокоят такие вещи? Ведь ты еще ребенок.

Нескрываемая злоба отразилась на лице мальчика.

— Да ведь это все «красные мундиры», я о них толкую!

Потом он успокоился и поглядел на искрящуюся поверхность воды.

— Господь сказал нам: «Не убий». Так значит, нельзя убивать. А эти придут и начнут стрелять. Говорят, уже скоро. Только когда, никто не знает. Ну и что мы против них, а? Сколько их там, в Бостоне?

— Тысячи, — ответил Флетчер истинную правду, — многие тысячи.

— Тысячи, — повторил мальчик, — много тысяч, а нас так мало, — прошептал он.

— Но если вы не возьметесь за оружие, у них не будет оснований стрелять в вас.

Мальчик некоторое время постоял в задумчивости, а затем резко вырвав пучок травы, швырнул его в воду и проследил взглядом, как он уносится потоком. Откашлялся и резко сказал:

— Не буду же я трусом!

— Нет, об этом я и не говорил.

— Я буду со всеми нашими мужчинами, если придет нужда.

Флетчер кивнул. Ну какой же он мужчина! Он еще слишком юн. Его не примут даже в милицию. Айронс почувствовал, что комок стоит у него в горле. От жалости к этому ребенку у него перехватило дыхание.

— Я уверен, что ты настоящий мужчина, — поддержал Флетчер паренька.

— Расскажи про свою девушку, там, в Бостоне. Она хорошенькая?

— Она прекрасна, как солнце, — неожиданно для себя ответил Флетчер.

— Милая?

— Твоя не хуже, я думаю.

— И смелая, конечно, — это уже было скорее утверждение, а не вопрос.

— Да, — твердо ответил Флетчер, — очень.

— Бостонские девчонки все отчаянные. Они чудо как здорово обвели этих англичан! Зашили пули в свои нижние юбки и привезли нам! Обманули, как последних дураков!

Флетчер уставился на парня, стоящего с гордым видом, и понял, что тот говорит правду. Холодок побежал у него по спине. Значит, все так и было. Флетчер встал.

Окружающие их звуки вдруг стали отчетливее и громче. Он услышал шелест листвы, шум потока, шуршание травы, он слышал собственное дыхание и биение собственного сердца.

Мальчик тоже встал и смущенно смотрел на Флетчера.

— Парень, — резко сказал Флетчер, — бери ружье и марш домой. Есть вещи, о которых нельзя говорить с незнакомыми, а есть вещи, о которых лучше вообще не говорить. Будь я твоим отцом, я бы тебя выпорол! Я бы научил тебя держать язык за зубами!

— Сударь, я же ничего… — пробормотал он.

— Ты откуда? — спросил Флетчер, не обращая внимания на его бормотание.

— Из Лексингтона. Тут рядом…

— Надеюсь, жители Лексингтона хоть ночного поумнее тебя, сынок.

Щеки парня горели от стыда. Он стоял, потупив голову и переминаясь с ноги на ногу.

Флетчер вскочил в седло и пришпорил лошадь, не обращая больше внимания на мальчика. Лошадь, недовольная непривычно грубым обращением, взбрыкнула так, что паренек едва успел отскочить в сторону. Флетчер поскакал в сторону дороги.

Холодная злость овладела им. Впервые за всю офицерскую службу он не сможет выполнить свой долг. Пусть же это будет первый и последний раз.

Он несся галопом подальше от Конкорда, от Уорстера. Скорей в Бостон, к Вере. Он знал, он был совершенно уверен, что это было дело ее рук.

Глава 14

Вера вернулась. Стоя внизу в прихожей, окликнула Элизабет. Девушка не отзывалась. Вера позвала ее еще раз, но никто не отвечал. Она на минутку присела, устало положив голову на руки, затем встала и поднялась наверх в спальню.

Осторожно развязав ленты чепца, она положила его на туалетный столик, скинула тяжелые туфли и с удовольствием вытянулась на кровати.

Вера прикрыла глаза и вспомнила страшный сон, который видела этой ночью. Но теперь, при ярком свете дня, он уже совсем ничего не значил. Ей снился Эзра. Поэтому она поспешила навестить его.

Они провели вместе целый день. Сначала пообедали, а потом совершили небольшую прогулку. Эзра ходил с трудом, опираясь на тяжелую палку и был очень слаб, но в присутствии миссис Эшли он просто расцветал. Они гуляли под руку по знакомым улицам, и на свежем воздухе бледность постепенно исчезала с лица Бриггса. Они даже немного поспорили, как это и раньше частенько случалось, но теперь Вера уступила пальму первенства собеседнику, и старый адвокат был очень доволен, что за ним осталось последнее слово.

Вера потянулась и зевнула. Ее охватывала истома, все мысли ее устремились к Флетчеру.

Господи, но ведь вторая часть сна была именно о нем: он гневался, сердился на нее.

Вера замерла на кровати, ее глаза были широко открыты, а мысли унеслись страшно далеко, к нему, в те неизвестные края, где он сейчас блуждал.

Тут она увидела письмо, лежащее на подушке. Миссис Эшли схватила его, дрожащими руками разломила печать. Почерк был незнакомым. Было видно, что писавший спешил, потому что сушил чернила песком, и на бумаге остались подтеки. Конечно, это не от Элизабет: девушка с трудом читала по слогам, а уж писать совсем не умела.

Вера достала из конверта сложенный листок и взглянула на подпись:

Флетчер, это был Флетчер.

Миссис Эшли заволновалась, как девушка, получившая первую в жизни любовную записку. Она прижала письмо к груди и только несколько минут спустя, успокоившись, принялась за чтение.

Записка была короткой и начиналась чисто по-английски, без приветствий и обращений:

«Вера, я уверен, что это письмо попадет прямо к тебе в руки; человек, который доставит его, заслуживает полного доверия. Сегодня вечером он проводит тебя в условленное место, известное нам обоим. Мы давно не были вместе — слишком давно. Нам надо многое сказать друг другу, и это очень срочно. Я буду ждать тебя в восемь часов. Не забывай…»

На этом месте, кажется, перо Флетчера замедлило свой бег, и чернила растеклись по странице.

«…что я люблю тебя. Флетчер».

Вера присела у окна, держа драгоценное письмо в руке, и слезы тихо полились у нее из глаз. Она плакала; напряжение, сковывавшее ее в последнее время, уходило прочь.

Флетчер наслаждался теплой ванной. После изнурительного галопа через лес он был совершенно обессилен, кожа расцарапана и покрыта синяками.

Конечно, если бы он сумел держать себя в узде, ничего этого не было бы. Никакой необходимости в бешеной гонке, которую он устроил, не было. Но теперь все позади.

Флетчер погрузился в воду… Он протер глаза и увидел Веру, неподвижно замершую у открытой двери. Сначала он не мог произнести ни слова, но затем сказал гораздо спокойнее, чем ожидал:

— Я думал, что успею принять ванну.

Вера отвела глаза.

— Мальчишка, которого ты за мной послал, знает такие переходы, что мы добрались очень быстро. А одна я заблудилась бы в них даже днем.

— Это Харри. Все-таки я не думал, что он доставит тебя так быстро.

— Я подожду тебя в прихожей.

— Нет, Вера, разве ты не видела меня всего, когда мы были вместе? Присядь, пожалуйста.

Он говорил так холодно, как будто злился. Но ведь она этого совсем не заслужила!

— Скажи мне, пожалуйста, чем ты занималась, с тех пор как мы расстались?

Вера покраснела и опустила голову. Она отодвинулась вместе со стулом в дальний угол комнаты и избегала смотреть в сторону ванны. Ее одолел неожиданный приступ скромности. Миссис Эшли прикрыла глаза руками и рассмеялась.

— Господи, Флетчер, я чувствую себя такой глупой и такой застенчивой!

Лейтенант рассмеялся в ответ, но не очень весело.

— Какой у тебя милый друг: разрешает пользоваться комнатой так часто…

Флетчер замолчал и принялся намыливать руки.

— Харри называет тебя мистером Айронсом, а никак не лейтенантом. Я, конечно, не стала его поправлять.

— За что я очень тебе признателен, — ответил Флетчер.

Она была загадкой, его милая Вера. Она никогда не предаст его, но в то же время она упорно продолжает то дело, которое может привести к гибели многих людей. Неужели она не осознает этого?

Он схватил мочалку и начал яростно тереть шею, плечи, живот, ноги. Казалось, он вкладывал в свои движения весь гнев, который хотел вылить на Веру.

Флетчер не страдал излишней скромностью. Он был солдатом и привык к походной жизни. Его не стесняло присутствие Веры, которую он знал лучше, чем какую-либо другую женщину. Тем не менее он не собирался произносить обвинительных речей в ванне!

Он должен был встретить ее стоя, в строгом костюме, с тем чтобы она поняла всю серьезность положения. Ведь то, что она совершила, — а Флетчер не сомневался, что переправка пуль — дело ее рук, — было не только очень опасным. Это была измена королю, не только его, но и ее. У них был один король и одна страна, несмотря на то, что она считала по-другому.

— Флетчер, я скучала без тебя.

«Ну, нет, Вера, погоди», — подумал он и снова взглянул на нее.

Миссис Эшли сидела как девочка, упершись локтями в колени и положив подбородок на ладони. Сегодня на ней было новое сногсшибательное платье, а ведь раньше она приходила в чем-то домашнем и незаметном. Теперь она смотрела на Флетчера открыто, без страха и смущения.

— Ты забыл потереть спину, — сказала Вера. — Позволь мне помочь.

Ну уж нет. Этого он не позволит! Ей не удастся отвлечь его от серьезного разговора. Он должен объяснить ей все, и сейчас, до того как поцелует ее. Потом у него просто не хватит на это духу.

— Пожалуйста, передай мне мочалку и подвинься вперед, дорогой.

Вера скинула плащ и высоко закатала рукава платья. Уголком глаза Флетчер наблюдал за ней и любовался чудесной формой рук, тонкими запястьями и нежными ладонями, ее кажущейся слабостью. Но он хорошо знал и ее силу.

— Вера, я…

— Тише, милый. Если ты будешь жаловаться, мне придется забить тебе уши мылом.

Вера смеялась так легко и беззаботно, что Флетчер начинал забывать о своем плане. А миссис Эшли не теряла времени даром. Она намылила мочалку и двумя руками растирала ему спину. Ее движения были сильными и ласковыми одновременно.

— Ты намочишь платье, Вера, — сказал Флетчер и подумал о том, как она умело сняла все его напряжение и заставила забыть о праведном гневе.

— Флетчер?

— Да, Вера, — он почти шептал, но она не ответила.

Стоя на коленях перед ванной, она нагнулась к нему, целуя шею, подбородок, щеку и наконец припала к его губам, ощутив привкус крови, — Флетчер поранился, когда спешил в Бостон. Мочалка упала в воду. Вера все еще мыльными руками ласкала плечи и грудь Флетчера, поглаживала его живот и, оторвавшись от губ, припала к нему.

— Вера, милая, — простонал Флетчер, — что ты делаешь со мной?

Правой рукой Флетчер прижал ее к себе, и Вера застыла неподвижно, чувствуя, как растет его желание. Потом он отпустил ее, крепко прижался к губам и, не прерывая поцелуя, встал во весь рост. Он осторожно расстегнул одну за другой все ее бесконечные застежки. Флетчер стоял неподвижно, глядя на свою возлюбленную. Как он мог забыть, что она — для него! Она была прекрасна, желанна и жаждала его любви, и он никогда, даже в приступе праведного гнева, не должен забывать об этом.

Он смотрел на красивое промокшее теперь платье, надетое специально для него. С огромной осторожностью он снял его, вслед за платьем упали на пол нижние юбки. И Вера осталась в тончайшей белоснежной рубашке, сквозь которую был отчетливо виден каждый изгиб ее тела. Флетчер осторожно спустил рубашку с плеч и сбросил ее вниз.

Она повернулась к нему обнаженная. Обнимая и целуя Веру, Флетчер поразился глубине охвативших его чувств. Чего еще он мог желать! Только видеть ее снова и снова, сжимать в своих объятиях, дарить ей любовь и принимать ее ответные дары. Слушать ее нежные слова, которые она придумывала только для него, молчать вместе, мечтая о следующих встречах.

Она не была для него только сосудом наслаждений, нет! Он любил ее так честно и чисто, так беззаветно, как только может любить мужчина.

Он поднял ее на руки, Вера была легка как пушинка.

— Вера, сердце мое…

И начал страстно целовать. Он так сильно любил ее, что, пожалуй, Вера никогда не сможет осознать этого до конца. Они любили друг друга в полной темноте. Им просто не хватало времени на поиски свечи.

Никогда раньше они не отдавались друг другу с такой яростной страстью. Возможно, разлука изменила их, а может быть, неосознанный страх перед пропастью, которая должна была вот-вот разверзнуться между ними, заставлял их еще крепче сжимать друг друга в объятиях. Но какой бы ни была причина, яростное желание Флетчера заставило Веру плакать от ярости, восторга и боли.

Флетчер тонул в объятиях своей возлюбленной не в силах насытиться ею, он хотел умереть вот так, не разнимая объятий.

— Я люблю тебя, Вера.

Вера приподнялась на локте и повернулась к нему улыбаясь. Ее грудь касалась его груди. Она проводила пальчиками по его волосам, по лбу. Она чувствовала его прикосновения к своей ладони. Он целовал ее запястья. Вера подняла руки и обхватила Флетчера, прижимая к себе.

— Флетчер, я люблю тебя… — сказала она. Он обнимал ее, целовал макушку, гладил золотистые волосы. Она была такой маленькой, нежной и беззащитной, что Флетчеру хотелось никогда больше не выпускать из своих рук, защищать ее и любить.

— Вера, — произнес он, зная заранее, что то, что он скажет, не будет принято. Но он не мог сдержаться и не хотел отступать. — Вера, я должен сделать…

— Ты должен?

— Нет, не должен. Я этого страстно желаю. Вера, я прошу тебя, стань моей женой!

— Ты хочешь жениться на мне?

— Да.

Вера тихо вздохнула. Сколько раз она сама мечтала об этом! Сколько раз в ее воображении разыгрывалась сцена, подобная той, что сейчас произошла наяву.

Но она уже не девочка и понимает пределы возможного. Это были только мечты. Им нет места в реальной жизни.

Вера отвернулась от Флетчера и села, обхватив руками колени. Смущенный Флетчер погладил ее волосы и положил руку на плечо.

— Флетчер, — сказала Вера, — я не могу.

— Почему, родная моя? — с болью спросил он. — Наша любовь выше всех тех событий, которые происходят за стенами этой комнаты.

Она грустно покачала головой.

— Пожалуйста…

— Но если ты забеременеешь от меня? Тогда тебе придется выйти за меня замуж. Так знай же, я не оставлю тебе выбора, я не дам тебе даже передохнуть…

— Пожалуй, об этом не надо говорить.

— Но почему? Неужели ты думаешь, что тебе известен промысел Господен?

— Нет, конечно, нет. Он всегда оставался тайной для меня. Но, Флетчер, любовь моя… я бесплодна.

Флетчеру показалось, что его ударили. Он почувствовал острую боль. Вере почудилось, что она слышит, как рушится их любовь. Она сжалась в комок и зарыдала.

У Флетчера слезы подступили к глазам. Он нежно обнял Веру и прижал к себе.

— Не надо, Вера. Мне нужна ты, ты, а не твои дети, только ты!

Она покачала головой, не переставая плакать.

— Ведь это ужасно, Флетчер, не иметь ребенка. Такой брак невозможен. Нет даже надежды. Что я смогу дать тебе? Что, кроме этого? — И Вера дотронулась рукой до кровати. — Слишком многое нас разъединяет, Флетчер. И это будет всегда.

Флетчер вздохнул и прижался щекой к ее волосам.

— Мы не враги, Вера.

Флетчер достал носовой платок и подал Вере. Она вытерла свое мокрое от слез лицо.

— Флетчер, послушай меня. Если я выйду за тебя замуж, то для своих друзей я стану предательницей. А ведь они доверяют мне. Я думала, ты понимаешь это.

Он долго молчал. В тишине комнаты раздавались только Верины всхлипывания. Он знал, что в словах его единственной, его любимой Веры много правды. Однако Флетчер считал, что это не вся правда. Разве их любовь не заслуживала того, чтобы быть выше всего? Или он был слишком романтичен?

— Не двигайся, моя родная. Позволь мне побыть с тобой, Он обнял ее, его ласки становились все более чувственными, но Вера оставалась неподвижной.

Да, она любила Флетчера больше, чем Уильяма, да простит ее Господь.

— Вера, — шепнул ей на ушко Флетчер.

— Да?

— Но мы останемся любовниками? Мы будем продолжать наши встречи?

Вера повернулась к нему и приподнялась на руке.

— Флетчер, это так ужасно, что нам приходится прятаться, как будто мы воры. И наши встречи опасны. Но твоя любовь стоит того, чтобы ради нее рисковать.

— И ты думаешь, мы можем продолжать жить, как прежде?

— Конечно.

— И ты любишь меня? — продолжал Флетчер.

— Ты это знаешь, нет необходимости спрашивать еще раз. Это несправедливо! — воскликнула Вера.

— Нет, я думаю, что нет, — сказал Флетчер. Он протянул руку к бюро, нашел там свечу и зажег ее. — Я хочу посмотреть на тебя.

Он заглянул ей в лицо. Вера не ожидала встретить в его глазах боль и отчаяние.

— Я должен спросить тебя кое о чем. Я должен был сделать это с самого начала, но ты отвлекла меня, — он попробовал рассмеяться. — Я хочу только, чтобы ты мне сказала «да» или «нет», и мы больше не будем возвращаться к этому вопросу.

Вера попробовала пальчиком расправить суровую морщину, которая вдруг пересекала лоб Флетчера, когда он сердился. Но Айронс осторожно удержал ее руку. Холодность и сдержанность жеста заставили Веру сжаться и укрыться простыней.

— Я согласна, — ответила она, не раздумывая. Флетчер надел коричневые поношенные и совсем не похожие на офицерские бриджи и сел на край кровати. В мерцающем свете свечи он видел, что глаза Веры стали огромными и испуганными.

— Я слышал, — сказал Айронс, — что пули были тайно вывезены из Бостона женщинами. Они придумали очень остроумный способ транспортировки, и у них был хороший предлог: им хотелось посетить дамский клуб.

Вера понимала, что нужно было расспросить Флетчера, откуда у него эта информация, но она не решалась.

— Я снова спрашиваю: «да» или «нет»? Это все, чего я от тебя жду. Скажи, ты участвовала в подрывной деятельности?

Вера почувствовала прилив ярости. Нет, лгать она не будет. Во всяком случае, сейчас! Она утвердительно кивнула, и Флетчер вздохнул в ответ.

— И второй вопрос, — продолжал он. — Это была твоя идея?

Этот вопрос был гораздо опаснее. Вера взглянула прямо в глаза Айронсу: они были холодными и отчужденными.

Если она промолчит, это будет не в ее пользу.

— Да, — ответила Вера.

Флетчер стоял со свечой в руке, глядя на женщину, сидящую в постели, только что такую близкую, а сейчас вызывающе дерзкую.

— Вера, во имя Господа, почему ты солгала мне? — с гневом спросил он. — Ты сказала: «Поезжай и убедись сам!» И это было в тот самый день!

Вера покачала головой, чувство ужасной вины смешалось в ее душе со злобой.

— Да, — сказала она тихо.

— В чем дело, я почти не слышу тебя? — Он смотрел на нее холодно. Казалось, между ними выросла стена.

Вера подняла голову и с отчаянием ответила:

— Да, я так сказала.

Она не решилась объяснить, что чувство вины преследовало ее все эти дни. Она была упрямой женщиной.

— Вера, — произнес он тихим голосом, — почему вы так глупо себя ведете?

— Глупо? — Она покраснела и вскинула голову:

— Что значит глупо? Ведь мы выиграли!

Флетчер не верил своим ушам!

Кровь стучала в висках. Что заставило ее так действовать и говорить! Ни закон, ни порядок, ни вера не существовали для нее.

— Как ты осмелилась это сделать, идиотка? Ты понятия не имеешь о последствиях того, что ты и твои приятели натворили! Так просто, не правда ли? Но ты и представить себе не можешь, какой вред все это принесет! Ты думала, что будет, когда я узнаю обо всем? Мне-то что теперь прикажешь делать?

Вера встала с кровати, укутавшись в простыню. На этот раз острый язычок подвел ее. Она не могла найти ответ.

— Прошу тебя, поступай так, как считаешь нужным, — с трудом выдавила она. — Если хочешь, арестуй меня. Ты говорил, что британские офицеры не начнут боевых действий до тех пор, пока не получат какой-то бумаги. Что же касается ареста — я готова. Я выполнила свой долг перед народом.

— Послушай, Вера. Я не хочу больше слышать этих высокопарных слов. Они бессмысленны. У вас нет единства.

Вера не ответила ему. Она не собиралась называть имена своих вождей.

— И если я хоть что-то понимаю, твое положение очень сомнительно. Теперь мой долг проследить за тем, чтобы ордера на арест были подписаны и приказы исполнены. Ведь этого ты хотела больше всего.

Вера никогда раньше не слышала у него такого голоса, Флетчер больше не контролировал себя. Миссис Эшли отвернулась от лейтенанта.

— Немедленно повернись ко мне лицом! Я не допущу такого обращения! Ни от кого!

Вера в спешке собирала с пола свою одежду.

— Я не Ваш солдат и не обязана подчиняться Вашим приказам. Идите к черту, лейтенант!

— Проклинаешь меня? Но не ты ли час назад клялась мне в любви? Не ты ли еще недавно стонала в моих объятиях?

Вера начала быстро одеваться, неистово натягивая на себя одежду. В ее глазах была злость.

— Ублюдок! — закричала она, натягивая юбку.

— Ах ты ублюдок! Ты же знал обо всем, когда я входила сюда! И ты позволил мне унизить и опозорить себя! Как ты мог держать меня в своих объятиях, когда знал, что у тебя уже приготовлены эти страшные обвинения!

— Это не обвинения, это правда! Ты согласилась со всем, что я тебе сказал.

— Правда! — Вера выхватила и поняла только одно слово из того, что он сказал. — Правда! Но ведь ты лгал мне. Ты говорил, что эти комнаты принадлежат твоему приятелю! Ну, и как часто ты их используешь? А для других женщин — тоже? Ты — гнусный шпион! И мы не враги, нет! Мы с тобой одного поля ягоды.

Она наконец замолчала, и слезы потекли по ее щекам. Слова, которые она не собиралась произносить, до сих пор звучали у нее в ушах. Вера не могла поверить, что так оскорбила его. Вера подошла к лейтенанту, но он отступил назад. И лишь теперь она поняла: между ними все кончено. Ощущение счастья ушло навсегда.

— О, Флетчер! — прошептала Вера и закрыла лицо руками.

Что она наделала с ним, с собой? К чему все это может привести? У них больше нет будущего! Слова, которые они бросили в лицо друг другу, не забываются…

— Вера…

— Нет, Флетчер. Мне нужно идти. Где мой плащ?

Вера нашла его в прихожей, где сбросила, когда увидела Флетчера. Она вспомнила его слова: «Вера, не надо, не делай этого!», и залилась слезами.

— Я зайду к тебе.

— Нет, нет, — она покачала головой, не глядя на него.

Вера накинула плащ и выскользнула в дверь, закрыв лицо руками.

Флетчер остался один. Он тяжело опустился на стул рядом с кроватью и смотрел, как она уходит, ни разу не повернувшись к нему. Флетчер заметил, что плечи ее содрогались от сдерживаемых рыданий, но он не остановил Веру.

Лейтенант погасил свечу и остался в полутемной комнате, еще хранившей аромат Вериных духов.

Больше не осталось ничего.

Глава 15

Элизабет была занята очень важным делом. У нее на поясе висел кожаный мешочек, набитый обрывками писем и записок и разными скомканными бумажками. Английские солдаты и офицеры часто выбрасывали прочитанные послания, и миссис Эшли подумала о том, что и этот мусор может иметь важное значение. Информация, полученная из этих корреспонденции, иногда оказывалась просто драгоценной.

Теперь служанки всего Бостона берегли каждую бумажку, выброшенную англичанином. Все они поступали к миссис Эшли с разных концов города. Она вряд ли могла разобраться в них по существу, поэтому, когда набиралась большая партия материала, она переправляла ее для руководителей восстания в назначенные каждый раз новые места.

На этой неделе Элизабет должна была их отнести в печатный цех «Бостонского обозревателя», и сейчас она быстро шла по Солт-Лэйн, размышляя о своей хозяйке. За последние дни поведение миссис Эшли резко изменилось. Хотя она исполняла свои обязанности по-прежнему, Элизабет чувствовала, что произошли какие-то перемены, и ее это беспокоило. Еще недавно миссис Эшли вдохновенно бралась за каждое новое дело и старалась выполнить его сама. Теперь большую часть забот она переложила на Элизабет, оставив себе только самые ответственные.

Миссис Эшли стала замкнутой, и теперь они с Элизабет не просиживали часами у камина, обсуждая дела Движения. Взгляды миссис Эшли не изменились, но задор, с которым она принималась за работу, исчез бесследно. Элизабет перебирала все возможные причины, но ни одна из них не годилась. Иногда ей даже было стыдно перед миссис Эшли.

Вера возобновила свои частые посещения Эзры Бриггса. Сегодня она приготовила для него суп и посеет и собиралась ему отнести. Старый адвокат хворал, а приход Веры всегда улучшал его настроение.

Элизабет знала, что Эзра Бриггс — старый друг миссис Эшли и ее отца, и все-таки недолюбливала его. Девушка даже придумала адвокату прозвище — Пирожок с ромом. Действительно, в этих двух словах выражались слабости Бриггса — его страсть к рому и к сладким пирожкам, пирожным, печеньям.

Элизабет перешла улицу и вошла в типографию. После яркого солнца ей показалось, что она попала в темную пещеру. Резко пахло типографской краской. Раздавался стук работающих станков и возбужденные голоса. При появлении девушки разговоры стихли.

— Могу ли я Вам чем-нибудь помочь? Элизабет узнала голос молодого человека, который вышел из-за печатного станка. Этот высокий темноволосый юноша был учеником. Он носил черные бриджи, белые носки, коричневую рубаху и запачканный краской передник. В комнате был еще один человек, светловолосый, высокий, по-видимому, он был немного старше Элизабет. Незнакомец стоял лицом к окну со шляпой в руке.

— Так это Вы, мисс Элизабет? Мама, наверное, послала Вас за утренней газетой? — сказал ученик.

Незнакомец засмеялся, а Элизабет покраснела и смутилась.

— Ну Вы-то знаете, что я у миссис Эшли служу. Вы еще и учеником-то не были. И сегодня она меня послала… — Тут Элизабет смолкла, вспомнив про незнакомца.

— Так чего же Вы хотите? — спросил ученик.

— Я от миссис Эшли, разве Вы не знаете?

— Я ничего не знаю, кроме того, что Вы самая чудная милашка из тех, кто когда-нибудь заходил сюда.

Элизабет опустила голову, покраснев еще сильней. Незнакомец снова засмеялся. Он был вполне согласен с товарищем.

— Мне нужно передать кое-что от миссис Эшли. Разве Вы не знаете?

Элизабет испугалась. Неужели она что-то перепутала. Кажется, она так внимательно слушала объяснения миссис Эшли. Дай была она здесь всего однажды. Элизабет решила, что лучше уйти поскорее, и направилась к выходу.

— Постойте, мисс Элизабет. Это я так пошутил по-дурацки, сам не знаю, зачем. Вы не сердитесь?

— Вы грубиян, вот что, — сказала Элизабет, не глядя на него. — Я уж уходить собралась, сколько времени Вы у меня отняли.

— Ну хорошо, вот человек, которого Вы ищете. Я с ним знаком уже много лет, и, когда он надо мной подшучивает, я, между прочим, не сержусь. Джек, познакомься, пожалуйста, с Элизабет Уаттс. Когда-то она жила на этой улице.

— Правильно, Жак, — сказал незнакомец. — Я заберу это у Вас, мисс Уаттс.

Элизабет отступила назад, уставившись на незнакомца, и прижала свой сверток к груди. Этот человек — француз, никаких сомнений. Видимо, произошла какая-то ошибка.

Увидев смущение Элизабет, молодой человек улыбнулся.

— Моя мать — англичанка, а я — патриот, как и все вы. Не надо сомневаться во мне. Передайте мне, пожалуйста, все, что Вы принесли.

Ученик вышел, и Элизабет посмотрела на Жака, или Джека. Она никогда не сможет произнести правильно «Жак». Черные глаза молодого человека ярко блестели из-под соломенно-желтых волос. Его лицо было открытым и честным. Джек смотрел на Элизабет с восхищением, и от девушки это не укрылось. Парень протянул ей свою широкую ладонь, и Элизабет вручила ему свой драгоценный груз.

— Мерси, — сказал Джек и, заметив, что Элизабет нахмурилась, добавил:

— Это значит — куча благодарностей, мисс. Я передам все, куда надо будет. Ну что ж. Вам пора идти. Там еще кое-кто ждет. Каждый из нас должен видеть только одного человека.

Неожиданно он взял руку Элизабет и поцеловал ее. Элизабет отскочила назад, как будто ее обожгло огнем.

— Джек! — вскрикнула она и увидела, что парень весело смеется.

— Могу я навестить Вас дома, в Вашем доме, который теперь не на Солт-Лэйн?

Он снова засмеялся.

Элизабет почувствовала, что гордость наполняет ее сердце. Правда, она не знала, что скажет миссис Эшли…

«Скорее всего, ничего не скажет, — решила про себя Элизабет, — в последнее время она так мало говорит».

Она снова взглянула на своего нового знакомого. Пожалуй, его можно назвать даже красивым. И он совсем не старый. Наверное, ему не больше двадцати лет. Ну, может быть, двадцать один. Но ведь и ей скоро стукнет семнадцать.

— Да, — ответила она Джеку, — заходите, пожалуй.

Задымленная таверна была переполнена. Запах вирджинского табака смешался с запахом лампового масла. Клубы дыма стояли под потолком. Иногда из приоткрытой двери налетал порыв свежего ветра и заставлял мерцать пламя свечей. Тогда темные тени начинали метаться по задымленному потолку.

Мужчины пили, играли в карты, спорили и громко смеялись. Хорошее настроение поддерживалось домашним элем, который горячил им кровь.

В углу за столом сидел лейтенант Айронс. В руке он держал кружку, прикрываясь ею как щитом от падающего на него отсвета лампы. Поставив кружку на стол, лейтенант отодвинулся назад, причем довольно неуклюже, и отдавил себе ножкой стула ступню. Пожалуй, он сегодня выпил слишком много эля и был по атому случаю очень оживлен.

Напротив сидел Брайан Аптон, который также был навеселе и бессмысленно улыбался.

— Ах, Брайан, — сказал Флетчер, — ну и хорош же ты! Здорово напоминаешь грязного пьяницу. Аптон поднял подбородок и громко произнес:

— А Вы разве не помните, как я пообещал Вам сделать это!

— Сделать, что? Сделать из себя идиота?

— Нет, конечно. Я обещал Вам напиться до бесчувствия. Правда, до этой стадии я еще не дошел.

— Нет, в самом деле? Ну так поставьте меня в известность, когда это случится. Я хочу присутствовать при этом величайшем событии Вашей жизни.

Не обращая на Флетчера внимания, молодой человек отправился заказывать еще выпивку.

Флетчер осмотрел зал. Большинство посетителей составляли британские военные в красных мундирах, в основном офицеры. Было также несколько штатских.

«Слишком уж их много», — подумал Айронс.

Он никак не мог понять, какое чувство по отношению к этим никому не нужным штатским у него сильнее: гнев или равнодушие.

Айронс осторожно встал из-за стола, пытаясь удержать равновесие, и услышал голос Аптона.

— Эй, Айронс! По-моему, это Вы напились, а не я!

— Ты прав, щенок, — рассмеялся Флетчер.

— Щенок! — поразился Аптон. — Но мы почти ровесники.

— Женщина старит мужчину, Аптон, запомните это! — сказал Флетчер и нахмурился.

Он уже пожалел о том, что сказал слишком много. Конечно, будь он трезв, никогда не позволил бы себе так разговориться, и тем не менее Флетчер не собирался останавливаться. Он налил себе еще кружку и опрокинул ее в себя, не переводя дыхания.

— Это замечательная мысль, — поддержал его Брайан и выпил свою порцию.

Затем заказал еще две. Аптон сидел, откинувшись на спинку стула. Мундир его был расстегнут, а черный галстук съехал набок. Аптон удовлетворенно поглаживал себя по животу.

— Еще недостаточно, Айронс, — сказал он. Он обратил внимание на то, что его старший товарищ, несмотря на сильное действие винных паров, застегнут и аккуратен, как всегда, и выглядит вполне достойно.

— Пожалуй, нам надо что-то предпринять, — сказал Аптон, — нужны активные действия. Но не военные, отнюдь нет.

— Уж это слишком, — прорычал Айронс, роняя стул, — а ты, оказывается, развратник, Брайан.

— Нет, сударь! Я слишком молод, чтобы быть развратником. Мы молоды, и это служит нам извинением.

Флетчер расхохотался и прикрыл рукой пламя свечи, чтобы порыв ветра из раскрывшейся двери не загасил ее.

«Интересно, а кто, собственно, я сам? Вот Бриггс стар. Брайан еще не успел узнать разочарований», — думал Флетчер.

— А вот она, наша красотка! — закричал Брайан, увидев проходившую мимо служанку в черной юбке, когда-то белой блузке и переднике.

Она выглядела довольно привлекательной. Голубенькие глазки блестели, а волосы, выбивавшиеся из-под чепца, были золотисто-рыжими.

«Как у Веры», — подумал Флетчер и отвел взгляд.

— Одна — тебе, другая — мне, — запел Аптон, довольный, как ребенок, и со стуком поставил кружку на стол.

Девушка, пробираясь между столами и собирая посуду, остановилась наконец около Флетчера и начала вытирать со стола. Айронс несколько мгновений неотрывно смотрел на обнаженные руки под закатанными рукавами, на плавную линию шеи, на виднеющиеся сквозь блузку соски. На мгновение скулы его напряглись, но тут же интерес к девушке пропал. Ведь Флетчер видел совсем не ее.

Перед его мысленным взором вставала совсем другая женщина, чистая, нежная и зовущая, та, которую он знал и любил.

— Пожалуй, эта — твоя, Флетчер, — проворчал Аптон, — а мне придется поискать себе другую.

Он потрепал девушку по волосам. Она в ответ захихикала и выпрямилась, упираясь животом в стол.

Флетчер рассмеялся и наклонил голову.

— Нет, — резко сказал он, — я не хочу ее. Глаза девушки сузились от злости, и, взмахнув кудряшками, она гордо удалилась.

— Ты случаем не заболел, приятель? — спросил Брайан, пока служанка еще не скрылась из виду.

— О чем ты? — беззаботно отозвался Флетчер.

— Да ты понравился ей!

— Мне наплевать!

— Да почему же?

«А в самом деле, почему бы и нет?» Флетчер поднес кружку ко рту, держа ее обеими руками. Металл был так же холоден, как и эль. Флетчер вспомнил свой последний разговор с Эзрой Бриггсом. Адвокат говорил, что они с миссис Эшли старые друзья. Возможно, теперь, после их ссоры, Вера захочет вернуться к нему, спрятаться под его крыло. Кто знает, может быть, она примет его предложение?

Он знал только одно — он не предаст свою любовь к миссис Эшли.

. — Так почему ты прогнал девчонку? — настаивал Аптон.

— Уж очень она грязна.

— Послал бы ее помыться, но прогонять-то зачем? — удивился он.

— Кажется, уже слишком поздно, — со вздохом облегчения сообщил Флетчер, — она уже ушла.

— Так я верну ее.

— Нет, — ответил Флетчер, — ни в коем случае. Он откинулся назад, закрыл глаза и сложил руки на груди. Эта поза должна была означать, что вопрос решен и возвращаться к нему не следует. Но Аптон и не думал успокаиваться. Он, конечно, сделал кое-какие выводы и теперь хотел удостовериться в их правильности.

— Кто она? — наконец решился он задать вопрос, который давно вертелся у него на языке.

Он спрашивал не столько из любопытства, сколько из дружеских чувств.

Флетчер не пошевельнулся, он даже не открыл глаз, только рот его скривила усмешка.

— Никто, — ответил он грубо, — не твое это дело.

— Лейтенант Айронс, это Вы?

Айронс остался за столом один.

После ухода служанки и Брайана он уже больше не пил, а только играл пустой кружкой. Он не мог объяснить, что удерживало его здесь. Услышав свое имя, он обвел глазами таверну.

«А вот и он, — подумал Айронс, обнаружив наконец человека; которому принадлежал знакомый голос. — Я должен был сразу догадаться».

— Джонсон, — сказал он холодно и не поздоровался.

Джонсон появился в компании плохо одетых мужчин, однако его собственный костюм из шелка с отделкой темного золота сразу напомнил Флетчеру платье миссис Эшли, в котором он видел ее в последний раз.

— Ну что же, Айронс, Вы не предложите нам сесть?

После недолгого молчания Айронс снял ногу с противоположного стула и холодно сказал:

— Конечно, сударь.

— Благодарю Вас, — сказал Чарльз и сел рядом с Айронсом. Его спутники тихо удалились за другой столик.

— Какой чудный вечер, лейтенант, — сказал Чарльз, — а Вы как считаете?

— Вы правы, — коротко согласился Флетчер. От Джонсона так же пахло спиртным, как и в тот вечер у Эзры, когда Чарльз не давал прохода миссис Эшли. Флетчер почувствовал, что весь напрягся. Он был сейчас похож на охотничью собаку, делающую стойку перед броском на жертву.

— Сухо. Прекрасная погода для скачек. Вы в них что-нибудь понимаете, лейтенант? Интересуетесь лошадьми?

— Интересуюсь и понимаю, — коротко ответил Флетчер.

— Я так и предполагал, — продолжал Чарльз, стараясь перейти на более дружеский тон. Флетчеру это совсем не нравилось.

— А собственная лошадь у Вас есть, Айронс?

— Да. — Флетчер почувствовал, что рот его пересох. — Но для военных действий, а не для скачек.

— Вот это никуда не годится. Нам нужно устроить соревнования, и тот, кто выиграет, получит все!

Во время этого разговора беседа спутников Джонсона время от времени прерывалась хохотом. Флетчера это приводило в раздражение и замешательство. Вот и теперь, когда молодой человек расхохотался в ответ на слова Джонсона, Флетчер вздрогнул и отодвинулся.

— По-моему, Вам пора идти, Роберт. Вы раздражаете лейтенанта. Он никак не может понять причины Вашего веселья. Но, я думаю, что скоро поймет.

Роберт встал и удалился, продолжая давиться от смеха. Флетчер холодно смотрел ему вслед.

— Простите моего приятеля. Дело в том, что он видит скрытый смысл во всем, что я говорю. Он всегда любит искать намеки во всем. Конечно, иногда он и прав. Но далеко не всегда. Вообще-то Айронс, я очень удивлен, что вижу Вас здесь. Немного необычно, правда? Но раз уж мы оба тут, позвольте предложить Вам еще кружку эля. И Вашему другу, конечно, — сказал Чарльз, глядя на полупустую кружку Аптона.

Манеры Чарльза оставляли желать лучшего, а Флетчер был не расположен к беседе.

— Нет, — ответил Флетчер, — спасибо. Что касается моего друга, то он вряд ли скоро вернется, а мне уже вполне достаточно. Я хорошо знаю свою норму.

Чарльз кивнул и продолжал сидеть, уставившись в пол и теребя свой рукав.

— Что же касается нашей прошлой встречи, Айронс… Так вот, я — джентльмен, так что забудем об этом.

— В самом деле, — сухо отозвался Флетчер. Джонсон тяжело вздохнул, и его ярко-желтая рубаха расстегнулась на груди.

— У меня есть интересные новости, Айронс. Хотите расскажу?

— Только если это не сплетни.

— Ну, что Вы, вряд ли, — ответил Чарльз. — Это касается нашей общей знакомой. Той самой очаровательной дамы, которая заставила сильней забиться мое сердце. Ну Вы уже, конечно, догадались, лейтенант? Я вижу, что да.

— Где Вы встретили миссис Эшли? — с трудом выдавил из себя Флетчер.

— Ну не то чтобы я с ней встречался. Но уж так случилось, что я ее видел. У нашего общего знакомого Эзры Бриггса. Он болен. Вы знали об этом?

— Знал.

— Теперь он быстро поправляется. И все благодаря прекрасному уходу миссис Эшли. Думаю, я бы тоже поправился. А Вы, Айронс?

Флетчер молчал, стараясь сдержать раздражение против навязчивого собеседника. Зато Чарльз чувствовал себя превосходно. Он хихикал, подмигивал и смотрел на Флетчера во все глаза, не скрывая злорадного любопытства.

— Эзра все еще не встает, — продолжал он, — потому меня принимала миссис Эшли. Она прекрасная хозяйка, лейтенант. Пальчики оближешь.

И он в самом деле облизал свои толстые пальцы, как бы в подтверждение сказанного, а затем снял ими нагар со свечи.

— А перед уходом я напомнил ей тот вечер, когда мы встретились впервые. Я думаю, Вы его тоже помните.

— Да, — ответил Флетчер.

Он мгновенно протрезвел. Голова была холодная и ясная. Флетчер выпрямился на стуле. Это было единственное движение, которое могло выдать его волнение. Лицо оставалось неподвижным, даже дыхание не участилось.

— Тогда, кажется, дама была недовольна…

— У нее были основания, — прервал его Флетчер. — Вы были пьяны и вели себя непозволительным образом — Да, у Вас больше причин вспоминать ту ночь, лейтенант. Кстати, я совсем не был пьян. Я издалека заметил, что вы обнимались. И подумать только, наша преданная патриотка отвергает меня, американца, чтобы упасть в объятия британского офицера. К чему бы это, хотел бы я знать? Может быть, она решила вскружить Вам голову, чтобы выведать побольше информации, а? Чтобы продолжить свои темные дела?

Флетчер резко встал, задев висящую под ним лампу, которая то ярко освещала его бледное лицо, то погружала во тьму.

— Наш разговор окончен, — произнес он ледяным тоном.

Флетчер, как сжатая пружина, был готов вот-вот взорваться.

Джонсон тоже поднялся на ноги и смотрел на лейтенанта с глупой ухмылкой. Он не предполагал, какая опасность могла исходить от этого внешне спокойного, замершего в неподвижной позе человека.

— А Вы вернулись к ней в ту ночь, Айронс? Как она в постели, а?

Сильный и точный удар в скулу прервал затянувшийся монолог Джонсона. Он даже не успел заметить, когда Флетчер замахнулся. Голова Джонсона упала на грудь, изо рта потекла кровь. За первым ударом последовал второй. Джонсон попытался защититься, но его реакция была слишком замедленной.

Флетчер вышел из-за стола и направился к выходу, даже не оглянувшись на поверженного противника.

Глава 16

В теплой кухне миссис Эшли воздух был напоен запахом сушеных трав и свежего хлеба. На плите аппетитно булькало жаркое. Все говорило о том, что скоро время ужина.

Но Элизабет этого не замечала. Она сидела в углу, и плечи ее содрогались от рыданий. Щеки и локоны по обе стороны лица были мокры от слез. Ей казалось, что мир перевернулся и больше уже никогда не станет таким, как прежде. Впервые за всю ее шестнадцатилетнюю жизнь Элизабет была так несчастна.

Джек стоял рядом с ней, обнимая за плечи и пытаясь успокоить.

— Ну хватит, — сказал он и слегка встряхнул девушку за плечи, — довольно реветь. Мало ли, услышит кто? И что случилось, в самом деле? Мы же не навсегда расстаемся!

— Но ты же уезжаешь, — продолжала восклицать Элизабет, — сегодня вечером уезжаешь…

— Это мой долг, — храбро заявил молодой человек. — Если начнутся военные действия, британцы вскоре призовут всех мужчин, которые могут носить оружие. А я не хочу оказаться в клетке. Я хочу сражаться с ними.

— Джек, я так боюсь! Я совсем не хочу, чтобы ты воевал. Ведь тебя могут ранить, или… — Элизабет не могла докончить фразы и снова горько зарыдала.

Глядя поверх головки Элизабет, молодой человек сделал знак Вере, сидевшей поодаль. Молодого человека звали Жак Сабо, но Вере он был представлен как Джек Шу. Элизабет предпочитала английское звучание его имени.

Когда Джек вошел в кухню, Элизабет уже знала о его отъезде, глаза ее были заплаканы. Появление молодого человека вызвало новый приступ рыданий.

— Прошу тебя, не осложняй и без того трудное положение Джека, — сказала Вера, подходя к Элизабет. — Он должен выполнить свой долг, вместе со всеми вступить в милицию и сражаться с британцами. А тебе нужно немедленно утереть слезы и собрать ему провизию в дорогу. Возьми побольше хлеба, сыра. Посмотри, не осталось ли у нас солонины. Наполни ему флягу свежей водой. Ведь путь в Лексингтон не близок. А ты, Джек, — продолжала Вера, обращаясь теперь уже к молодому человеку, — садись-ка за стол и попробуй жаркого. Элизабет его отлично приготовила. Спешить тебе некуда: пока не стемнеет выходить нельзя.

Вера осторожно отвела Элизабет в сторону, утирая ей слезы и нашептывая:

— Будь умницей, будь умницей. Джеку не нужны твои слезы, моя милая, ему нужна твоя храбрость.

Вера отправила девушку наверх в спальню за сапожным ножом Уильяма. Он всегда брал его с собой в дорогу как талисман. Лишь один раз Уильям оставил его дома: это было то самое путешествие, из которого он не вернулся.

Вера положила полную миску ароматного жаркого, отрезала ломоть свежего хлеба и с удовольствием смотрела на сидящего напротив нее светловолосого парня. Он тихо произнес молитву и принялся за еду.

Миссис Эшли подошла к окну и посмотрела на серое с розовыми отблесками заходящего солнца небо. Становилось темно, но Вера решила не зажигать свечей.

— Джек, расскажи мне, пожалуйста, что происходит? Я давно уже нигде не была. Знаю только, что напряжение постоянно растет, а британские сержанты проводят в городе мобилизацию мужчин, которых генерал Гэйдж освободил от службы.

— Это объясняют необходимостью переподготовки, — сказал Джек.

При этих словах Вера презрительно улыбнулась.

Джек смотрел на миссис Эшли со всевозрастающим восхищением. Она прекрасно разбиралась в ситуации и хотела узнать еще больше.

— Гренадеры — это самая сильная боевая единица у британцев, а легковооруженная пехота очень подвижна и ее, конечно, направят вперед. У них все продумано и во всем соблюдается порядок и дисциплина. Но в данном случае это только помешает, — уверенно сказал Джек.

Вера сняла чайник с плиты, обернув его ручку полотенцем. «Легковооруженная пехота! Да ведь Флетчер служил в этих частях». У Веры перехватило дыхание.

— Они собираются выступать этой ночью, миссис Эшли. Уже экипированные и вооруженные. Уж не знаю, сколько их будет, но выступят они наверняка сегодня. А мы их встретим в Лексингтоне или в другом месте. Все будет зависеть от их маршрута. Но именно мы их встретим, а не наоборот. А я уж постараюсь добраться до своих как можно скорее.

Легкий шум и покашливание возвестили о возвращении Элизабет.

— Это ты, Бетси? — спросил Джек. — Уже вернулась?

Элизабет стояла с широко раскрытыми глазами, со страхом сжимая в руках остро наточенный нож с инкрустированной серебром ручкой.

— Этот? — спросила девушка с испугом, почти шепотом. — Другого там не было.

— Да, этот самый. Дай его Джеку, — ответила Вера.

Ей трудно было произнести даже эти несколько слов. Джек взял нож из рук Элизабет и принялся рассматривать его в лучах заходящего солнца, стоя у окна. Лезвие было удивительно длинным и острым, как бритва. Оно блестело и переливалось.

Вера не могла вспомнить, почему она решила отдать его молодому человеку. Наверное, чтобы защитить его. Но сейчас она могла думать только об одном.

— Какой замечательный подарок, миссис Эшли, — с улыбкой сказал Джек. — Я не уверен, что имею право его принять.

— Пожалуйста, возьми его, — попросила Элизабет.

— Отлично, — улыбнулся Джек.

Он спрятал нож за отворот сапога, так что его почти не было видно, но в то же время при необходимости можно было быстро выхватить.

— Мой мушкет ждет меня за городом. Надо поскорее добраться туда.

— Джек, милый, — всхлипнула Элизабет, — неужели тебе так хочется попасть туда? Неужели ты хочешь бросить меня?

— Но я же не бросаю тебя, куколка моя, — ответил молодой человек. — Завтра все, кто может носить оружие, должны быть в рядах милиции. И я не могу, просто не могу не выполнить свой долг. Конечно, сегодня тебе кажется, что я оставляю тебя, зато завтра ты будешь гордиться мной.

Элизабет не могла больше сдерживаться и при последних словах Джека с рыданиями бросилась ему на грудь, чуть было не опрокинув жаркое.

— Господи, Джек! Уже завтра! Давай же помолимся вместе.

Вера почувствовала боль в животе, губы молодой женщины пересохли. Конечно, она слишком много сил отдавала уходу за Эзрой. Она совсем перестала следить за тем, что происходило вокруг. Вера знала, что последние надежды на то, что требования Конгресса будут выполнены, развеялись, как дым. Генерал Гэйдж получил наконец долгожданные письма. Сегодня или через несколько дней, теперь это уже не имело значения. Британская армия должна была выступить в поход. И вместе с ней Флетчер.

Вера закрыла глаза. Армия выступит, и ее встретят другие мужчины, такие же храбрые, как Флетчер. Война вот-вот начнется. Она почти неизбежна. Милиция хорошо вооружена и готова встретить британцев. Завтра такие, как Джек, будут готовы защищаться до последнего — и Флетчер, Флетчер…

— Миссис Эшли, мне уже пора, — прервал ее размышления Джек. — Спасибо за гостеприимство. Я никогда не забуду этого.

Вера подошла к молодому человеку и крепко пожала ему руку. Смущенный, Джек улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и поднес Верину руку к губам.

— Да благословит тебя Господь, Джек Шу, — сказала Вера.

Джек подошел к Элизабет.

— Бетси, милая, ты запрещала мне целовать тебя. Но позволь сделать это на прощание. Я хочу унести твой поцелуй в своем сердце. Он охранит меня от беды. Поцелуй меня, Элизабет!

Молодые люди обнялись. Вера посмотрела, как их белокурые волосы слились в полумраке в одно светлое пятно, вздохнула и пошла наверх, в спальню. Она спустилась только после того, как услышала стук входной двери.

— А сможет ли он уйти сегодня ночью? — спросила Элизабет. — Ведь все выходы из города перекрыты.

Вера с жалостью посмотрела на расстроенную девушку. От волнения кожа у нее покрылась красными пятнами. Под глазами появились тени. Вера подумала, что, если еще какое-нибудь печальное событие обрушится на Бетси, она просто не выдержит и заболеет.

— Он пройдет, моя милая, — ответила Вера, — он обязательно пройдет. Не все выходы закрыты.

Она нежно обняла Элизабет за плечи и повела наверх, в спальню, уложила на кровать, поправила растрепавшиеся волосы, вытерла последние слезинки на щеках.

— А теперь спать, спать и спать… — сказала Вера, — ты слишком переволновалась. Завтра все покажется совсем не таким уж страшным.

Вера укутала девушку одеялом и присела рядом, слушая, как затихают ее всхлипывания, дыхание становится ровным, а заплаканное личико — спокойней. Элизабет закрыла глаза и задремала.

— Мне надо выйти ненадолго, — прошептала Вера, надеясь, что девушка уже не услышит ее.

Но Элизабет тут же встрепенулась и привстала на локте.

— Куда?

— Не спрашивай, милая, не надо.

— Но миссис Эшли…

— Да, Элизабет?

— Я ненавижу англичан. Они могут убить моего бедного Джека. Я ненавижу их всех, да простит мне Господь. Ненавижу так же сильно, как и Вы.

Несколько минут Вера простояла в молчании и только тогда, когда убедилась, что Элизабет заснула, бедная женщина решилась произнести:

— Нет, Элизабет, не всех!

Глава 17

Взошла полная луна, и в городе было светло как днем. Четкие тени от домов и деревьев легли на мостовую.

Вера бежала по пустынным улицам, закутавшись в большую шаль. Она старалась двигаться бесшумно, обходя стороной группы солдат и одиноких прохожих. Сердце молодой женщины стучало так громко, что казалось, вот-вот вырвется из груди.

Вера хотела добраться до места раньше, чем солдаты начнут запланированные на эту ночь действия. Она лишь представила себе, что должно было произойти. Единственное, о чем помнила, о кораблях, которые были поставлены на якоря в гавани. Правда, поговаривали, что это — либо отвлекающий маневр, либо попытка запутать восставших.

Подняв юбки выше колен, молодая женщина бежала, не разбирая дороги. Перед уходом из дома она забыла одеть удобные уличные туфли, и теперь ноги сильно болели. Неожиданно Вера споткнулась и чуть было не упала. Каблук на одной туфле отлетел. Миссис Эшли решительно сняла другую и безжалостно оторвала второй каблук: так можно было бежать дальше, не теряя равновесия.

Теперь солдаты встречались уже на каждой улице. Они ходили группами, иногда по два-три человека, а иногда и более значительными. Вера обратила внимание на то, что ставни на многих окнах были открыты. В освещенных комнатах, как обычно, сидели британские офицеры, которые находились на постое почти в каждом доме этой части города. «Красные мундиры» проводили вечер за картами и выпивкой.

Внезапно Вера натолкнулась на группу солдат, двигавшихся прямо ей навстречу. При свете луны их бриджи казались белоснежными, латунные пуговицы на мундирах сверкали. Вера огляделась в поисках укрытия. Но спрятаться было негде. Вера прижалась к стене и постаралась придать лицу спокойное и независимое выражение.

Один из солдат, еще совсем молоденький, приблизился к Вере и тронул ее за рукав.

— Ну-ка, покажись, красотка! Смотри-ка Билли, а ничего штучка, а?

— Кто его знает, мне отсюда не видно, — ответил Билли.

— Дай-ка нам рассмотреть тебя как следует, красотка, — сказал первый солдат, пытаясь стащить шаль с миссис Эшли.

Вера попыталась вырваться.

— Где ваш командир? — крикнула она солдату.

— Да здесь где-то. Он не знает, что мы здесь приотстали, понятно! — И повернулся к товарищу, сказав:

— А нет ли здесь местечка потемней, сейчас и завернем туда, а?

— Я закричу, и ваш командир точно будет знать, где вы. Вы заметили, что тут в каждом доме офицеры на постое, и они не дадут женщину в обиду.

— Смотри-ка, что она болтает. Очень-то мы стали бы его слушать. — И он тряхнул Веру за плечо. — Твое счастье, что нет сейчас времени лезть тебе под юбку.

И с громким хохотом солдаты удалились.

Вера с трудом оторвалась от стены. Руки ее дрожали, дыхание прерывалось. Она решила осторожно двигаться следом за солдатами. Они наверняка знали короткий путь.

Услышав новый взрыв хохота, она подумала о Флетчере. «Неужели он один из них? Эти люди шли сквозь ночь, чтобы встретить врага, поднять оружие, чтобы убивать, убивать… Они не казались ни сильными, ни благородными людьми. Но Флетчер не был похож на них! Или все-таки был? Прозвучит приказ взяться за оружие, и он станет таким же, как все они».

Теперь Вера была со всех сторон окружена солдатами, бежавшими в сторону Общины. В этой части города было гораздо меньше домов, зато Вера могла прятаться в тени деревьев. Из своего убежища Вера видела, как отряды британских солдат собираются у берега реки. Тысячи одетых в красные мундиры, готовых к бою мужчин…

Страх охватил миссис Эшли. Ей пришлось остановиться. Дальше путь был закрыт. Вера спряталась под высоким развесистым дубом, прижалась к его грубой коре всем телом. В ушах раздавался отзвук шагов многих тысяч ног, обутых в тяжелые военные ботинки. Последние силы покинули ее.

Картина, представшая перед глазами измученной женщины, была и величественной и путающей. Река серебрилась в лунном свете. Поток солдат, также напоминавший реку, только красную, как кровь, подступал к лодкам, баржам, баркасам, поджидавшим их у берега.

Миссис Эшли попробовала сосчитать количество солдат, определить, какие полки садились в лодки и выявить, нет ли среди них Флетчера. Но она была слишком далеко, чтобы видеть знаки отличия.

Вера заметила, что на берегу собралось около сотни горожан, наблюдавших за погрузкой. Они выстроились вдоль дороги и даже не пытались спрятаться. О передвижениях армии уже было известно всем. Она услышала, что кто-то упомянул Кембридж как первый пункт назначения для войск.

— Оттуда они двинутся в Конкорд, — поддержали из толпы.

— Еще бы, ведь там самые большие склады оружия повстанцев.

— Как думаете, сколько этих чертовых «красных мундиров» там, в лодках?

— Да уж не меньше семи-восьми сотен. Вера краем уха слушала эти разговоры. В тени дуба ее никто не видел, и она могла не отрываясь следить за посадкой. Наконец последний солдат сел в лодку, и тишину разорвали удары весел и громкие команды. Армада двинулась по реке в сторону Лексингтона и Конкорда. Звуки быстро затихали, наступила тишина.

Армия двинулась туда, где, спрятавшись в ночи, ее ждали отважные повстанцы.

Вера склонила голову в страстной молитве, которая была внезапно прервана звуками злых и резких мужских голосов. В двух шагах от миссис Эшли собралась группа мужчин, обсуждавших происшедшее.

— С меня довольно, — произнес один из них, — с этой ночи я объявляю себя патриотом, иначе все мои друзья и знакомые проклянут меня.

«Он прав, — подумала Вера, — каждый из нас должен так поступить».

Она откинула шаль с лица. Лунный свет делал ее кожу нежно-серебристой, а глаза, напоминавшие обычно о жарком солнечном дне, теперь светились светло-зеленым весенним светом.

Вера хотела заговорить с мужчинами, чьи взгляды полностью совпадали с ее, но странный шум, раздавшийся в тени дерева, остановил ее. Темная фигура приблизилась к Вере, и молодая женщина почувствовала, что сильная рука зажала ей рот, не давая возможности не только вскрикнуть, но и вздохнуть.

— Не бойся, Вера, не шуми, пожалуйста. Миссис Эшли услышала знакомый приглушенный голос.

— Флетчер! — воскликнула она, отскочив в сторону. — Флетчер, что ты здесь делаешь? Я думала ты…

— Тише, Вера, я шел за тобой от твоего дома. Я хотел навестить тебя и поговорить. Но, когда увидел, что ты уходишь, решил выяснить, что ты собираешься делать. Несколько раз я терял тебя из виду, но предполагал, что идешь именно сюда. Вера, ты искала меня?

— Да, — ответила она спокойно.

— Ты думала, что я сегодня уезжаю?

— Да, — снова ответила она дрожащим голосом.

— Не бойся, душа моя. На этот раз нам не надо было выступать. Но кто знает, возможно, завтра будет сражение.

— Флетчер, — прошептала Вера, — скажи мне, милый, если бы тебе пришлось уйти в поход сегодня, ты бы мог не проститься со мной, не сказать мне ни единого слова?

— Нет, любовь моя. Нет. Наша ссора так ужасна, так бессмысленна. И я очень виноват перед тобой. Из-за этого мы потеряли две недели нашей драгоценной жизни, когда могли быть вместе. Но что сделано, то сделано.

Флетчер нежно погладил Веру по щеке. Она почувствовала тепло его прикосновения и прикрыла его руку своей, потом поцеловала его ладонь и запястье поверх красного рукава мундира.

— Пойдем со мной, — сказал Флетчер.

В воздухе разливался запах свежего сена. Стрекотали сверчки. В слабом свете масляного фонаря, подвешенного на крючок у двери, с трудом можно было различить окружающие предметы.

Вера присела и звонко хихикнула. Пыль поднималась в воздух при каждом движении. Миссис Эшли почувствовала пристальный взгляд и обернулась. На нее смотрела лошадка с маленькими, как у пони, ушками и пучком соломы во рту.

Вера начала стряхивать сено с блузки и юбки, вспоминая о мгновениях, проведенных с Флетчером. Их объятия были страстными, но короткими. Она чувствовала, что Айронса что-то тяготило. Но теперь она твердо знала, что он не сердится на нее.

Вера приоткрыла дверь и выскользнула наружу, стараясь, чтобы свет фонаря не был заметен с улицы. Она стояла, прислушиваясь к звукам ночи и напрягшись, как олень перед прыжком. Легкий бриз приносил приглушенные ночные звуки, аромат цветущих яблонь и травы, разбрасывал белоснежные лепестки. В траве трещали и стрекотали мириады насекомых. Среди этого многообразия ночных шумов Вера отчетливо различила спокойное и глубокое дыхание Флетчера. Осторожно пробираясь в темноте, Вера нашла Флетчера за конюшней. Он откинул голову назад и смотрел не отрываясь в ночное небо. Вера слегка дотронулась до его руки, Флетчер обернулся и заключил ее в объятия.

— Вера, я не напугал тебя?

— Нет, — прошептала Вера.

— Прости меня, если все-таки я чем-то огорчил тебя, любовь моя. Я не хотел этого.

— Я знаю.

Молодые люди, обнявшись, медленно шли в тени деревьев. Они вышли на полянку, где луна светила в полную силу. Флетчер повернул Веру к себе, погрузил руки в ее распущенные волосы и вдруг расхохотался.

— Боже мой, сколько же времени тебе потребуется, чтобы избавиться от этой соломы в волосах!

— Гораздо больше, чем у нас есть. Флетчер посмотрел на небо.

— Да, ты права, — согласился он и крепко прижал Веру к груди. — Посмотри на небо, милая. Когда еще нам выпадет такое счастье? Мы стоим вдвоем, взявшись за руки, и звезды смотрят на нас с небес.

Вера подняла глаза. Звезды ярко мерцали в темной глубине.

— Никогда, никогда… — сказала она.

— Однажды…

— Нет, это была совсем другая ночь. Флетчер поцеловал Веру и обвил рукой ее талию.

— Я догнал тебя, когда ты пряталась под дубом. Я долго наблюдал за тобой, но ты совсем меня не замечала. Ты, не отрывая взгляда, смотрела, как солдаты садятся в лодки, и я понял, зачем ты пришла. Потом я подумал, что мне следует уйти, лучше, если мы не будем встречаться с тобой до тех пор, пока не кончатся все эти ужасы. Я подумал, что лучше бы мне никогда не говорить с тобой, не видеть тебя снова… не прикасаться к тебе…

Но что-то случилось со мной, любимая моя. Когда ты обернулась, и я увидел твое лицо в лунном свете, твои глаза, я почувствовал, что сердце мое разрывается. Наверное, я немного мелодраматичен, как ты говорила однажды. Ты знаешь, я боялся, что ты закричишь, когда увидишь меня, — сказал Флетчер и улыбнулся.

— Нет, я совсем не собиралась кричать…

— Вера, ты не должна винить меня за эту конюшню, — продолжал он, — хотя, может быть, я и достоин порицания. Я так страстно желал тебя. А это единственное убежище поблизости. Прости меня, Вера.

Вера чуть отстранилась от Флетчера, поднялась на цыпочки и провела ладошками по его волосам, по щекам, ее руки скользнули под куртку, поглаживая и лаская.

— Ты не должен просить у меня прощения. Я твоя всегда и везде.

Глаза Флетчера потемнели, он сжал свою возлюбленную в объятиях, целуя глаза, губы, лаская ее язык своим. Он прижимал ее все ближе и сильнее, его пальцы ласкали ее кожу под блузкой.

— Давай вернемся, — сказала Вера приглушенным голосом.

— А ты, оказывается, страстное создание, — улыбнулся Флетчер. — Всегда?

Вера выскользнула из его объятий и побежала к деревьям у конюшни. Флетчер догнал ее на пороге, поднял на руки и как самую драгоценную ношу внес внутрь. Вера задула лампу, и влюбленные погрузились во мрак.

— Вера, милая, поцелуй меня снова. Но она только засмеялась и потянула его за отворот куртки.

— Сними-ка это!

Безмолвно он выполнил ее приказание, и Вера с большим удовольствием забросила куртку в дальний угол конюшни.

— Вера, где ты?

— Туфли и чулки, — последовало следующее приказание.

Эти предметы туалета постигла та же участь, что и куртку. Флетчер, посмеиваясь, подчинялся. Вера шаловливо обняла его сзади, желая освободить от Последнего, что их разделяло.

— Вера… — начал было Флетчер, но замолчал, не в силах продолжать, — ты околдовала меня, у меня нет сил сопротивляться.

— Раздень меня, — прошептала она и положила его руки на свою талию, туда где на юбке были многочисленные застежки и завязки.

Флетчер уже собирался добросовестно приняться за дело, но его нетерпеливая подруга прервала его. Она отошла в сторону и сама осуществила эту сложную операцию, о ходе которой Флетчер мог догадаться по шуму скидываемых на солому многочисленных предметов дамского туалета. Он чувствовал, что она стоит перед ним обнаженная, ощутил привычный и желанный запах ее волос и кожи.

— Я люблю тебя, Флетчер. Вера снова оказалась в его объятиях и ощутила жар его поцелуя на своих губах.

— Что ты теперь прикажешь, радость моя?

— Обними меня!

— Так?

— Да, так.

И они замерли в темноте, прижавшись друг к другу обнаженными телами. Вера чувствовала прикосновение его губ к волосам, щекам, плечам. Он обхватил руками ее бедра, и она снова, как и в первый раз поразилась их силе. Он осторожно опустился на пол, увлекая ее за собой.

Теперь они стояли на коленях друг против друга. Вера чувствовала его дыхание на своем плече. Он нежно целовал ее груди, и Вера откинула голову назад. Каскад золотых волос заструился по спине. Вера отстранилась от Флетчера, чтобы привлечь на солому, но он остановил ее.

— Постой, моя милая. Иди ко мне. Ведь ты легка, как пушинка, в моих руках.

И он прижал Веру к себе, обхватив ее талию руками. Ее нежные ручки обвили его шею, и ноги их скрестились. Они сливались в одно целое, и Флетчер чувствовал каждое движение, каждый вздох своей возлюбленной. Его поражала та сила, с Которой Вера звала его к себе. Вера произнесла его имя со всей страстностью. Уста их слились в долгом и нежном поцелуе.

— Ты мой единственный, — сказала Вера, перебирая бронзовые пуговицы мундира. В темноте он уже не казался ей таким безобразно красным и враждебным. — Ты совсем не враг мне, Флетчер. Как жестоко было с моей стороны назвать тебя так! Когда я с тобой, ты — вся моя жизнь, и только тебя я жажду. Разве кто-нибудь смог бы заменить тебя? Ах, Флетчер, давай поклянемся больше никогда не быть такими жестокими.

— Клятвы для детей, моя милая, — прошептал Флетчер. — Взрослые ссорятся и забывают об этом. Но я был жесток. Обещаю, это больше никогда не повторится.

— И я тоже, Флетчер.

— Ты думаешь, мы сможем сдержать обещание?

— Может быть, и нет, — сказала Вера и обняла Флетчера.

Он привлек ее к себе, и все недосказанное стало ясно и просто.

Луч света проник в конюшню через щель под дверью. Наступило утро. В стойле спала лошадь, свесив голову за перегородку.

— Позволь я помогу тебе одеться, Вера. Я должен проводить тебя домой.

— Нет, не надо мне помогать. Давай останемся здесь на три дня. Забавно будет узнать, что скажет хозяин конюшни, если застанет нас здесь.

— Ты хочешь, чтобы нас застали?

— Нет, нет, — засмеялась Вера, отбегая от Флетчера. — Только помоги мне найти одежду.

Вера была счастлива. Какая чудесная ночь, одна из самых лучших их ночей! Они опять были вместе. Забыты все обиды и печали, словно они попали на остров мира, где забывают все плохое и прощают все прегрешения.

Через час они уже должны были расстаться. Флетчер провел ладонью по Вериным волосам.

— Я не знаю, когда снова смогу увидеть тебя.

— Скоро.

— Увы, нет, — Флетчер покачал головой. — Хотя я все сделаю для того, чтобы этот час настал как можно раньше.

Он говорил слишком торжественно и серьезно, и холодок пробежал у Веры по спине. Она крепко сжала его руку.

— Скоро, — повторила Вера.

Флетчер подхватил ее на руки, поднял и крепко поцеловал, желая успокоить на прощание.

— Да, скоро, с Божией помощью, — согласился он.

Вера проводила взглядом Флетчера, скрывшегося в полумраке зарождающегося утра, и вошла на кухню. Здесь по-прежнему пахло свежим хлебом и жарким, как и много часов назад, когда они с Элизабет провожали Джека.

Вера знала, что эта ночь была переломной. Услышанная на берегу фраза не давала покоя. Ей казалось, что тысячи голосов вторят тому же. Это была страшная правда — война стояла на пороге. Скоро, скоро она начнется. Не сегодня, так завтра, или через день.

Война начиналась.

Глава 18

Наступил рассвет, чистый и безветренный. Но легкий бриз уже доносил до Бостона перезвон колоколов из Лексингтона и Конкорда, возвещавший о подходе британской армии.

Где-то вдали, посреди зеленых лугов близ Лексингтона, совсем юные и пожилые мужчины встали насмерть перед рядами регулярной армии.

Призыв майора Питкэйрна «Разойдись! Бросай оружие!» — остался без ответа.

Первый выстрел. Война началась.

— Элизабет, ты уверена?

Вера разговаривала со служанкой и одновременно занималась очень важным и трудным делом. Она пыталась избавиться от соломы, запутавшейся в волосах, и уже не в первый раз мыла их.

— Я сама видела, миссис Эшли, когда ходила разузнать что-нибудь про моего Джека, Ну так вот, промаршировала целая колонна военных. Что-то странное, не знаю. Я даже прошла немного за ними следом, а потом…

— Элизабет, — прервала ее миссис Эшли, — скажи, пожалуйста, что это были за мужчины?

— Да как же я Вам скажу, я сама не знаю. По-моему, моряки. Да для меня все эти британцы на одно лицо. Я за ними далеко не пошла, решила лучше Вам все рассказать.

— Ну, конечно, Элизабет, ты правильно посту-, пила.

Вера начала вытирать волосы.

— Знаешь, я причешусь хорошенько, и мы вместе решим, что делать дальше.

Когда Вера вместе с Элизабет вышли на улицу, она сразу поняла, что девушка была права. Происходило что-то необычное. Повсюду собирались группы горожан. Они оставили свои повседневные дела и работу, как будто уже наступило воскресенье. Похоже, мужчины заканчивали приготовления к началу серьезных действий.

— Что это? — шепотом спросила Элизабет. — Неужели война?

— Не болтай, — ответила миссис Эшли, и они ускорили шаг.

Официально война не была объявлена. Однако почему же тогда солдаты патрулируют улицы? И что стоит за непонятной активностью горожан? Вера еще надеялась, что все эти факты могли не говорить ни о чем серьезном.

Вера шла очень быстро, хотя ноги у нее сильно болели после прогулки в туфлях со сломанными каблуками. Элизабет с трудом поспевала за ней. Девушка пыталась расспрашивать прохожих о том, что произошло с бостонскими мужчинами, которые покинули город до ухода солдат, за что получила выговор от своей хозяйки.

— Ты должна быть очень осторожна, Элизабет. Не каждый в городе — виг, ты можешь встретить и тори. Их сейчас очень много здесь. Они стекаются сюда под защиту англичан.

Закрывались магазины и школы. Мамаши спешили отправить своих детей домой, хотя те рвались на улицу. Вера услышала, что пятьдесят моряков, собравшихся на Северной площади, сейчас направляются быстрым маршем к Общине. Они должны были присоединиться к солдатам, которые там стояли с самого утра.

— Сколько там человек? — спросила Вера. Ей ответили, что около двенадцати сотен. Вера и Элизабет оказались в самом хвосте длинного строя солдат. Миссис Эшли держала Элизабет за руку и внимательно смотрела по сторонам, поверх «красных мундиров». Она видела артиллерийские орудия и повозки, запряженные лошадьми; у каждого солдата на плече был мушкет со штыком; патронташи у всех были полны: это совсем не похоже на тренировку или маневры.

«Кажется, началось», — подумала Вера. Кругом раздавался плач женщин, провожавших британских солдат, и Элизабет не удержалась, чтобы не сказать о них все, что она думает. Вера спешила дальше и буквально тащила девушку за собой. Неожиданно они остановились. Дальше Вера могла уже не идти.

Перед ней на белом коне гарцевал лорд Перси. Теперь она была уверена, что добралась до цели и что эти люди, выстроившиеся под открытым небом в полной боевой готовности, как она сейчас убедилась, будут убивать во славу короля.

Вера вспомнила о пулях, которые переправляла в провинцию. Там этим отборным войскам будут противостоять плохо вооруженные фермеры. «Господи, помоги нам всем! Мы надеялись выстоять, но, наверное, мы просто дураки!»

Вера обернулась и увидела, как сверкает на солнце шпага лорда Перси. Забили барабаны. Раздались выкрики командиров. Лошади, которые должны были тянуть пушки, напряглись и подошли вперед. Солдаты начали маршировать в такт барабанной дроби, и земля содрогнулась под ударами тысячи тяжелых башмаков. Затрепетал на ветру британский флаг.

Вера беспомощно вглядывалась в солдатские ряды, ища среди множества одинаковых мундиров только один. Она увидела эмблему его полка. Конечно, она знала, что он тоже призван. И даже представляла себе, как красив Флетчер в своем мундире, и ненавидела себя за эти мысли.

Вера погрузилась в молитву. Она молила о благословении для своего возлюбленного, но чувство вины перед товарищами-патриотами подавляло ее.

Уже давно улеглась пыль, поднятая сапогами маршировавших солдат, а Вера все стояла посреди мостовой. Она искала Флетчера в толпе военных, но не находила его. Лорд Перси и его лейтенанты проскакали мимо нее достаточно медленно, так что она разглядела их лица, но Флетчера среди них не было.

Миссис Эшли оглянулась на Элизабет, но девушка уже двинулась вниз по улице, продолжая расспросы. Вера вспомнила, что приятель Бетси — наполовину француз. Она слышала, что французы — прекрасные солдаты, а страсть к сражениям у них в крови.

Вера прикрыла глаза и подставила лицо солнцу. Легкий бриз принес запах горящих дров, свежей зеленой травы, реки, лошадей и человеческого пота. Вороны каркали на деревьях. Когда-то миссис Эшли очень боялась ворон. В детстве мать рассказала ей, что вороны — предвещают смерть. Но вороны так же, как и смерть, были повсюду. И она перестала бояться этих шумных птиц.

— Элизабет, я иду домой. Ты со мной?

— Еще минуточку, миссис Эшли.

Вздохнув, Вера начала отряхивать от пыли подол юбки, потом волосы; казалось, пыль покрыла ее всю. Но и все окружающие выглядели не лучшим образом: все были взволнованы.

Вера заметила, что солдаты из полка лорда Перси, оставшиеся в городе, поглядывали на них с Элизабет слишком внимательно, и поторопила Элизабет с уходом.

По пути домой Вера обратила внимание на то, что, хотя магазины были еще закрыты, дети уже носились по улицам, распевая песни и обмениваясь рассказами о случившемся сегодня утром. Солдаты, командиры, которых они встречали по дороге, были в прекрасном расположении духа и призывали все кары небесные на головы повстанцев. Их шутки вызвали у Веры приступ почти физической боли.

— У меня есть новости о Джеке, — шепнула Элизабет.

Вера остановилась, пораженная тем, как долго ее Бетси могла молчать, располагая такими новостями.

— Ну, что, — спросила Вера, — с ним все в порядке?

— Думаю, что да. Вера наклонила голову:

— Как-то он все-таки выбрался из города. И раз он добрался до своих друзей, значит, все в порядке, он сражается вместе с ними.

— Ну да, если они сражаются.

— Что вы имеете в виду? Конечно, они не побегут от врагов.

— Нет, Элизабет, нет. Я совсем не об этом. Но ты должна помнить, что против них вся британская армия, которая прекрасно подготовлена. Этим утром в Лексингтоне их было не больше 100 человек, а им навстречу вышли почти 700 солдат британской армии. И я надеюсь, что Джек не успел туда добраться, и молю Бога об этом. Элизабет нахмурилась.

— Вы думаете, они побегут?

— Нет, я не знаю, о чем говорю. Я просто очень беспокоюсь.

Вера не могла понять, что собственно случилось с Элизабет. Еще недавно она рыдала и умоляла Джека никуда не ходить. Теперь ее больше всего беспокоило то, что он может не принять участия в сражении. Девушку переполняло чувство гордости так сильно, как когда-то и саму Веру.

Но сегодня сердце миссис Эшли разрывалось. Ведь она проводила в бой человека, которого любила больше жизни. И он сражался на другой стороне.

Около дома миссис Эшли встретила Рэйчел Ривер с ребенком на руках. Малыш вырос, потолстел и похорошел с тех пор как Вера видела его в последний раз. Рэйчел поспешила навстречу Вере, но в ее глазах уже не было ни привычной мягкости, ни приветливости.

— Он уехал прошлой ночью, — сказала Рэйчел, в ее голосе звучали истерические нотки. — Отправился в Сомерсет, спаси его, Господи. Все спешил в провинцию. В Лексингтоне стояла милиция, когда он туда добрался. Но британцы разбили их и прошли дальше в Конкорд.

Рэйчел нервно засмеялась, но быстро взяла себя в руки.

— О, Рэйчел, — выдохнула Вера, закрыв глаза. Элизабет подошла к женщинам побледневшая и взволнованная. Она слышала последние слова Рэйчел.

— Сколько, сколько было… — пыталась спросить девушка, но губы ее дрожали.

— Я не знаю точно, Элизабет, — сказала Рэйчел.

— Но много народу было убито. Здесь, в Бостоне, нас пытаются уверить, что ничего не случилось и ни одного выстрела не было сделано, но это ложь, поверьте мне.

Вера обняла Рэйчел за плечи. Женщины так и простояли обнявшись. Элизабет замерла в оцепенении.

— Не знаю, что там теперь происходит, — добавила Рэйчел, — но к вечеру, наверное, удастся кое-что выяснить.

Вера кивнула. Она думала о Флетчере, о тех солдатах, которых он тренировал. Она думала также о мужчинах в Лексингтоне и других городах, которые томились сейчас в ожидании.

— Господи, спаси и сохрани! — произнесла Вера, глядя на запад в сторону океана, скрытого за островерхими крышами и куполами церквей.

Птицы проносились по безоблачному голубому небу. Чайки кричали детскими голосами. Из печных труб повалил темный дым, поднимаясь все выше и выше и постепенно растворяясь в воздухе, — это бостонские хозяйки принялись за стряпню. К полудню полагалось приготовить что-нибудь основательное.

На мгновение перед Вериным взором предстал мужественный красивый офицер, вот он отдает приказы своим подчиненным, вот он выхватывает саблю, вот он наблюдает за противником и бросается на своих врагов, поражая их. Поражая ее верных товарищей и убивая саму надежду получить когда-нибудь свободу.

Вера снова устремила взгляд в небеса. Рядом с ней возносили молитвы Рэйчел и Элизабет, а Вера не могла молиться. Душа ее изнывала от боли. Вера больше не молилась.

Она не знала, о чем просить Господа.

Флетчер снял шляпу и, придерживая ее рукой, вытер пот со лба рукавом. Другой рукой он крепко придерживал уздечку, не давая разгоряченной лошади сделать больше одного-двух шагов. Флетчер вглядывался в дорогу, по которой отступал вместе со своими солдатами. Они возвращались в Чарльстон уже далеко не такими стройными рядами, как начинали свой поход. Солдаты постоянно озирались по сторонам. Из-за каждого дерева в любой момент мог грянуть выстрел.

Некоторые офицеры приказывали своим солдатам преследовать восставших вдали от дороги, но только не лейтенант Флетчер Айронс. Он прекрасно понимал всю бесперспективность такой затеи. Ведь каждый солдат милиции, каждый фермер и даже каждый мальчишка, который охотится за кроликами по полям, гораздо лучше представляет себе местность, чем британские военные. Очень многие солдаты были ранены. Было много убитых, умирающих.

Восставшие начинали свои боевые действия совершенно неожиданно, с любой точки, будь то крыша конюшни или высокое дерево. В Конкорде им удалось остановить наступление британских войск, освободить город от частей полковника Смита и заставить их повернуть в сторону Лексингтона. Тут Смит получил подкрепление. Подошли части лорда Перси, но и это не переломило хода сражения.

Под артиллерийским обстрелом превращались в руины жилые дома, разлетались на куски хозяйственные постройки. Но ничто не могло сломить сопротивления и упорства восставших. Во славу свободы они стойко держались, давая грозный отпор самым лучшим солдатам мира — солдатам британской армии.

Флетчер понимал, что положение его отряда крайне уязвимо. «Нас всех могут перебить в два счета», — подумал он, и рот его искривился в горькой усмешке. Самое неразумное, что можно было предпринять в данной ситуации, так это начать хаотичное отступление по дороге. В этом случае каждый солдат становился удобной мишенью, а засада могла ожидать за любым кустом. Флетчер приказал солдатам оставаться на местах и сохранять спокойствие. Лейтенант Айронс считал своим главным долгом обеспечить, насколько это было возможно, безопасность своих солдат.

Старший командир, тридцатитрехлетний лорд Перси, и думать не мог о сдаче в плен, но в связи со сложившейся обстановкой искал выход для быстрого отступления. Он считал, что наиболее правильным в создавшейся обстановке будет возвращение в Чарльстон, где войска окажутся под защитой пушек «Сомерсета», стоящего на якоре в устье реки Чарльз. Айронс был с ним полностью согласен.

Теперь отряд не имел ни времени, ни возможности для того, чтобы использовать пушки. Но их нельзя было оставить врагу, поэтому приходилось тянуть за собой этот бесполезный в настоящий момент груз.

В повозках были размещены раненые. Убитых с собой не забирали и не хоронили. Их оставляли лежать там, где смерть застигала их и освободила от боли и страха.

Восставшие занимали позиции вдоль дороги по направлению движения отряда. То с одной, то с другой стороны раздавались мушкетные выстрелы. Солдаты, не привыкшие к такому методу ведения войны, впадали в панику. Флетчер верхом на лошади, пригнув голову к ее шее, объезжал солдат, заставляя двигаться вперед. Верхом лейтенант чувствовал себя гораздо увереннее: он знал, что его тренированная лошадь не испугается выстрелов и не оступится.

— Айронс!

Флетчер обернулся и увидел бегущего лейтенанта Аптона. Он раскраснелся, его карие глаза лихорадочно блестели.

— Где Ваши люди, Аптон? — крикнул Флетчер. — И где Ваша лошадь?

— Застрелили лошадь прямо подо мной. Эти гады целятся по офицерам.

— Самое разумное, что можно было предпринять с их стороны. С военной точки зрения.

— Айронс, ради Бога, Вам надо спешиться. Вы слишком хорошая мишень. Флетчер покачал головой.

— Я должен быть рядом с моими солдатами, и они должны меня видеть.

Воздух содрогнулся от взрыва. Запахло серой.

— Но Флетчер, сейчас Вы просто мишень.

— А где «старик» Перси? — спросил Флетчер нагнувшись.

Офицеры называли графа стариком, хотя он был немного старше самого Флетчера.

— Да где же ему быть! Конечно, на своем белом коне, — ответил Брайан, вовремя успев отскочить от уставшей стоять на одном месте лошади. — Не дайте себя убить, Флетчер!

— Именно это я и стараюсь делать в отношении нас всех.

— И долго еще, как по-Вашему?

— Я думаю, пока у них порох не кончится.

— Да нет же. Я спрашиваю про дорогу. Сколько еще осталось идти?

Флетчер попытался сквозь дым, висевший над дорогой, разглядеть знакомые ориентиры.

Но их не было. Вокруг царил хаос. Отход войск меньше всего напоминал организованное отступление. Это было сумасшествие.

— Я не знаю, — покачал головой Флетчер.

— Господи, спаси нас, — тихо пробормотал Аптон, но Флетчер услышал его.

Он положил руку на плечо своему младшему товарищу и слегка тряхнул его, стараясь подбодрить. Их отношения во время похода изменились и стали теплее.

В это время в передних рядах произошло какое-то смятение. Флетчер погнал лошадь вперед, махнув Брайану на прощание рукой.

— Что, черт возьми, здесь происходит? Флетчер пришпорил лошадь около упавшего солдата.

— Ну-ка, поднимите его! — крикнул лейтенант и кинулся в гущу драки, которую затеяли солдаты нескольких полков.

В этой сумятице трудно было понять, где кончается один полк и начинается другой. Флетчер верхом пробирался среди дерущихся и разъединял их. Двое или трое из них были из его собственного полка. Одному из солдат, которого никак не удавалось привести в чувство, пришлось надавать тумаков, и он свалился в грязь на обочину дороги.

— Довольно! — заорал лейтенант. — Я не желаю знать, из-за чего все произошло. Вы, двое, немедленно вставайте. Вы подвергаете опасности всех нас. Вы и вы — заберите их оружие. И всем вперед! Враг наступает нам на пятки. Теперь вы это знаете. Вперед!

И тут Флетчер посмотрел на небо. Над ним рассекал воздух черный селезень с желто-голубыми крыльями. Он спланировал на траву у дороги, и все вслед за Флетчером повернули головы, чтобы посмотреть на мирную птицу посреди битвы. Момент был довольно забавный, и Флетчер оглянулся на Брайана, желая убедиться в том, что он тоже его заметил.

На лице Брайана, обращенном к Флетчеру, застыло выражение ужаса. Но лейтенант заметил его слишком поздно.

Флетчер почувствовал страшную боль, расколовшую его мозг, и слепящий свет ударил в глаза.

Верный конь встал на дыбы.

Больше Флетчер ничего не помнил.

Глава 19

Ночь опустилась на Бостонскую гавань, и множество факелов и фонарей замерцали над водой, освещая путь лодками, перевозившими раненых британских солдат из Чарльстона. На берегу собралась толпа горожан, чтобы посмотреть, как выносят на берег измученных и бледных мужчин. Из гражданских на берег пропускали только врачей, предложивших свою помощь.

Вера стояла в конце узкой и грязной аллеи, плотно закутавшись в шаль. С моря дул холодный ветер, и молодой женщине казалось, что он пронизывает ее насквозь. Ей приходилось постоянно поправлять растрепавшиеся волосы, чтобы они не падали на глаза. Вера не отрываясь смотрела, как выгружают раненых. Еще вчера бравые солдаты полковника Смита в красивых мундирах садились в лодки, чтобы отправиться в победное путешествие. Сегодня они возвратились израненные, страдающие, в изодранных костюмах.

Солдат и офицеров переправляли в Бостон в порядке, определяющимся тяжестью ранения. Поэтому среди людей Смита можно было увидеть и служащих под командованием лорда Перси. Вера стояла, прислонившись к каменному парапету, сложив в молитве руки.

«Мы победили», — думала Вера, наблюдая этот трагический парад. Чувство гордости охватывало ее душу, но никакой радости она не ощущала.

Слишком дорого обошлась эта победа, слишком много страданий.

Каждый раз, когда новая лодка подходила к берегу, Вера внимательно всматривалась в лица офицеров, которых легко можно было отличить по более бережному отношению к ним на берегу. Вера искала Флетчера среди прибывающих и в то же время страстно молила Бога, чтобы его здесь не оказалось, хотя и сознавала, что отсутствие в лодке вовсе не означает, что он жив.

«Если бы он был убит, я бы почувствовала это», — снова подумала Вера, заглянув в глаза молодого человека, который от боли перепутал дорогу и двинулся в ее сторону. Вера отступила к стене, потому что вслед за первым солдатом шли еще двое, чтобы помочь ему. Она подошла слишком близко, и если бы на ее месте был мужчина-горожанин, он, пожалуй, получил бы удар мушкетом в спину или кулаком по лицу. Со штатскими здесь не церемонились.

— Еще одна подходит! На борту трое — офицеры! Быстро приготовились!

Вера прижалась к стене. Под порывами ветра пряди золотистых волос снова выбивались из-под шали, а юбка облепила бедра. Вера слышала плеск воды, скрип весел и стоны. На лодке действительно прибыли трое офицеров. Мундиры их были изорваны, и Вера с удивлением поняла, что жалеет этих мужчин.

Первый офицер вышел из лодки, поддерживаемый за руку солдатом. Второй, темноволосый и темноглазый, с перевязанным лбом, истекал кровью. Третий, тоже темноволосый, сидел, обхватив колени руками. Его голова была перевязана, и повязки пропитались кровью.

Вид крови и мучений причинял Вере почти физическую боль. Тошнота подступала к горлу. Она отвернулась от каменной стены, чтобы не видеть эту ужасную картину, но внезапно что-то заставило ее посмотреть на одного из раненых.

— Осторожнее с лейтенантом! — услышала она. — У него еще и нога ранена.

Она должна была узнать его с первого взгляда! Должна была! Несмотря на то, что разворот его широких плеч, гордая посадка головы, вся его сильная, мускулистая фигура были обезображены болью и страданием. Вера прижала руку к губам, чтобы сдержать крик, готовый вырваться из самого сердца, когда увидела лицо Флетчера, посеревшее, с плотно сжатыми губами и неподвижное. На повязке запеклась кровь. Флетчер шел, поддерживаемый молодым офицером, нога которого тоже была забинтована. Тяжело дыша, Вера сделала несколько шагов вперед, и имя Флетчера сорвалось с ее губ. Она произнесла его, не успев подумать о том, что делает. Но Флетчер уже повернулся и тут же от боли опустился на колено. Сопровождавшие попытались ему помочь, но он запротестовал:

— Черт побери, — проворчал он, — я могу и сам это сделать. Я…

Больше он ничего не смог произнести, потому что почувствовал такое родное, такое нежное прикосновение и услышал голос, который никогда не спутал бы ни с каким другим:

— Флетчер, о Флетчер, я так без тебя… А ну-ка отстаньте от меня! Как вы смеете прикасаться ко мне, грязные собаки!

Лейтенант услышал звуки борьбы и понял, что Веру не пускают к нему. Несмотря на адскую боль, Флетчер не смог сдержать улыбки, слыша грозные ругательства от миссис Эшли. Затем он осторожно привстал на колено и попытался выпрямить спину.

— Отпустите ее, ребята. Я сказал, отпустите ее! Вы что, приказа не слышите? Помогите мне встать на ноги и оставьте нас. А Вы, Брайан, пожалуйста, останьтесь.

Поднимаясь, Флетчер успел заметить окончание борьбы миссис Эшли со здоровенным сержантом. Вера была, как всегда, прекрасна: зеленые глаза сверкали от возбуждения, она была воплощением огня, чувства и даже злости. Она была даже лучше, чем он представлял ее в своих мечтах. Но что-то изменилось. Флетчер понял это, как только Вера повернулась к нему.

— О, Флетчер, — произнесла она, с трудом сдерживая слезы.

— Это она? — шепнул тихо Брайан, стоявший рядом с лейтенантом.

— Да.

Вера приблизилась к Флетчеру на расстояние протянутой руки и с беспокойством рассматривала кровавую повязку.

— Твой глаз?.. — спросила она.

— Мне сказали, он все еще мой. Я его пока не потерял. Неужели ты разлюбила бы меня с одним глазом?

Флетчер пытался пошутить. Но его слова произвели противоположное действие. Вера залилась слезами и, если бы они были одни, бросилась бы к нему, чтобы поплакать у него на груди. Но разве ему сейчас нужна ее слабость? Нет, она должна быть сильной, она должна стать ему опорой.

— Конечно, нет, — сказала она с показным спокойствием. — А как твоя нога? Пулю вынули или она еще там?

— Пуля была сквозная, прошла через ногу и ранила лошадь. Тут она меня и сбросила.

Голос Флетчера становился все слабее. Вера понимала, что он потерял много крови, и пыталась себе представить тот взрыв жестокости, который привел лейтенанта в такое плачевное состояние. Что может быть причиной такой жестокости? Страх, конечно. Что заставляет мужчин совершать такие чудовищные поступки, как убийства? Неужели чувство долга? И что заставляет женщину пытаться собрать из осколков образ благородного человека, разбитый в кровавой бойне?

Вера подошла к Флетчеру, и он оперся на ее плечо, инстинктивно ища поддержки.

— Он пойдет со мной, — сообщила Вера Брайану.

— Он не сможет, — ответил Аптон.

— Думаете, я не смогу ухаживать за ним как подобает?

— Вовсе нет, я уверен, что Вы все сможете сделать наилучшим образом.

Брайан ухмыльнулся и охнул, так как Флетчер сильнее оперся ему на плечо.

— Тогда оставьте его у меня, сударь.

— Но Вы не сможете обеспечить ему необходимого лечения!

— Собираетесь проверять меня?

— Скажите, Вы всегда так сердито разговариваете с мужчинами, которые сражаются за Вашу империю?

В этот момент Флетчер наконец вступил в разговор:

— Послушайте, Брайан, Вера — патриотка. Ее заботит не империя, не бедная старая Англия, а только ее молодая родина и, конечно, я.

Флетчер сам удивился легкости своего тона. По-видимому, боль, которую он испытывал постоянно, уничтожила внутренние барьеры, созданные им самим.

Брайан вспоминал ту ночь в таверне, когда стал свидетелем страданий Флетчера. Он отчетливо помнил его слова о том, что женщина старит мужчину. Он также не забыл очень резкого высказывания Флетчера по поводу женщин вообще, и его, Флетчера Айронса, отношения к ним. После всего этого Брайан меньше всего ожидал встретить такое очаровательное создание, как миссис Эшли. Правда, язычок у нее острый…

— Нам нужно вернуться в полк, — спокойно объяснил Брайан. — Его должен осмотреть врач, ведь состояние очень серьезное… Послушай, Флетчер, если ты любишь ее, то должен поступить так, как я советую. Позвольте нам уйти, миссис Эшли, и я постараюсь поскорее вернуться к Вам с известиями. Если выяснится, что лейтенант может продолжать лечение у Вас дома, я немедленно перевезу его. Вы согласны, Айронс?

— Да, я так и хочу поступить.

Флетчер ответил так тихо, что ему пришлось повторить свои слова еще раз. Ему вдруг показалось, что воздух перед глазами переливается и блестит, острая боль пронзила глаза и нарастала с каждой минутой. Лейтенант поднес руку ко лбу и почувствовал, что она в крови. Он так слаб, что не смог произнести даже нескольких слов, чтобы успокоить Веру.

Военный врач был доволен, что сможет снять с себя часть обязанностей. Он подробно проинструктировал Веру, научил ее нескольким необходимым процедурам и запретил ей отворачиваться, когда обрабатывал рану на ноге в том месте, где вышла пуля. Сам Флетчер не издал ни одного стона, а Вера, желая его поддержать, собрала все свое мужество, чтобы следовать указаниям врача. Она так волновалась, что до крови закусила губу. Доктор оценил силу и упорство молодой женщины и попросил ее отойти за занавеску и подождать там, хотя был уверен, что она выдержит всю процедуру до конца.

Из-за занавески Вера слышала тихие стоны Флетчера. Возможно, он сдерживал себя ради нее, а может быть, сказывалась многолетняя тренировка. Она не могла точно ответить на этот вопрос, но ощущала, что из ее груди готов вырваться такой же крик боли, какой лейтенант сдерживал в своей.

Когда Вера отворачивалась от занавески, то натыкалась взглядом на раненых солдат. Одни лежали на полу, на каком-то подобии подстилок, другие сидели в креслах, расставленных вдоль стен, оставляя после себя следы грязи и крови, которыми были пропитаны их мундиры. Сильный запах пота и гноящихся ран наполнял комнату. Вера подошла к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

«Ведь я ненавидела их всех, — подумала Вера, — а теперь испытываю только жалость».

— Миссис Эшли! — позвал ее доктор. Он вышел в рубашке с закатанными рукавами, только что закончив все процедуры.

— Я сделал все что мог, — сказал он. — Остальное зависит от него самого и от Господа, конечно. К сожалению, мне некого послать с Вами, чтобы донести его на носилках. С Вами еще кто-нибудь пришел?

Вера оглянулась. Куда подевался этот молодой человек, который шел с ними всю дорогу? Он, кажется, предлагал свою помощь.

— Тут был такой темноволосый лейтенант. Кажется, он не очень серьезно ранен. У него такая повязка на голове… — И Вера попыталась руками изобразить, какого рода повязка была у Брайана.

— Этой ночью поступило слишком много народу, чтобы я мог запомнить кого-то одного.

— Я очень благодарна Вам, доктор, за то, что Вы позволили мне войти. Я знаю, сюда не пускают гражданских. Скажите, ему можно ходить? Я смогу ему помочь, если мы пойдем тихо.

— Он очень слаб, миссис Эшли, а Вы хрупкая. Но в любом случае ему лучше не вставать. Я думал, у Вас есть, на чем его отвезти. Простите меня, но мне нужно продолжать осмотр. У меня совершенно нет времени.

Вера поблагодарила его и поразилась тому, что способна испытывать чувство признательности к врачу.

— Вы позволите оставить его здесь, пока я не найду какую-нибудь повозку?

— Конечно. Ведь у нас есть еще и столы, а многих раненых можно осмотреть прямо в креслах.

Вера пересекла комнату и заглянула за занавеску. Флетчер лежал на голой поверхности деревянного стола. Глаз был перебинтован заново, но на повязке снова появилось красное пятно. Флетчер лежал неподвижно, казалось, крепко спал. Вера ласково погладила его по щеке, по пряди волос, выбившейся из-под повязки. Она поразилась, каким он стал худым и изможденным. Боже, он чуть было не ускользнул от нее навсегда!

Вера взглянула на столь ненавистный ей красный мундир. Вот он висит весь в крови и грязи. Ведь именно того она и желала всем «красным мундирам», но только не этому, единственному для нее человеку. Вера вспомнила, с каким достоинством Флетчер носил военную форму и каким привлекательным он ей казался. Не удержавшись, она поднесла его руку к губам и поцеловала.

— Вера.

Его глаза открылись, рот искривился в мальчишеской улыбке, которую Вера так любила. Она стояла очень тихо. Из-за занавески доносились стоны, жалобы, а иногда резкие вскрики.

— Я люблю тебя. Вера.

— Флетчер, милый, я хочу, чтобы ты был со мной. Я увезу тебя к себе домой.

— Любовь моя, — прошептал Флетчер и закрыл глаза.

Вера не уходила. Она смотрела на него и слушала его тихое дыхание. Как она хотела, чтобы он остался с ней навсегда! Но ведь это невозможно: война будет продолжаться. Вера хорошо это знала.

И война эта не кончится до тех пор, пока не будет одержана полная и окончательная победа. А Флетчер был офицером, он гордился своим призванием, и, конечно, он будет со своими солдатами до конца.

Вера приоткрыла занавеску и выглянула в окно. Была уже полночь, а раненые все прибывали из Чарльстона.

Вера с горечью представила себе, сколько жертв этого сражения осталось по ту сторону реки. Ее товарищи несомненно понесли тяжелые потери от британских ружей, пушек и сабель. Чувство ужаса и безнадежности охватило миссис Эшли.

«Мы все — часть этого ужаса. Каждый по-своему», — думала Вера, вспоминая свою бурную деятельность по добыванию олова для пуль. С каким энтузиазмом она осуществляла опаснейшие перевозки оружия и боеприпасов из Бостона в провинцию! Это чуть было не послужило причиной разрыва с Флетчером. А ведь он ее предупреждал: все что она делала, приведет к человеческим страданиям. Флетчер пытался остановить ее. А сейчас он лежит здесь. Он тоже ее жертва.

Она стояла у окна и тихо всхлипывала. Плечи ее дрожали. Через открытое окно она слышала шум подъезжающих экипажей, которые должны были доставить офицеров по домам. Флетчера должны были отвезти в его гостиницу, и Вера не знала, как этому помешать и забрать его к себе.

— Флетчер, — прошептала она, — проснись на минутку.

Но он не просыпался.

Вера в ужасе замерла. Ей показалось, что Флетчер не дышит. Но потом она заметила, как поднимается и опускается его грудь в такт почти неслышному дыханию. Он облизал сухие губы и тихо застонал. Вера наклонилась к нему и прикоснулась губами ко лбу. Она почувствовала тепло его кожи, исчезли холод и безжизненность, которые так напугали Веру напоминанием о смерти.

Услышав приближающиеся шаги, Вера подняла голову. Она узнала молодого лейтенанта, который шел вместе с ними до госпиталя.

— Меня не интересует, кем приходится лейтенанту миссис Эшли, и я об этом не спрашиваю. Я знаю, что она сможет хорошо обрабатывать раны и ухаживать за ним, — говорил доктор, обращаясь к Брайану Аптону. — Ей нужно только одно — помочь довезти лейтенанта до дома. Тут уж я ничего не могу поделать. Мне очень жаль, но я занят.

— У меня уже готова повозка. Я все предусмотрел, — ответил Аптон.

— Вот и прекрасно. Вы меня очень выручили.

— Да, конечно, — прошептал лейтенант; он явно был чем-то смущен. — Этим людям надо только продемонстрировать силу. Совсем немного. Нет, — продолжал он, — пожалуй, теперь это уже не действует.

— Нет, не действует, — подтвердил доктор. Алтон подошел к лежащему другу и посмотрел на него с состраданием.

— Знаете ли. Вы, друг мой, как мне было бы тяжело без Вас? Вы прекрасный офицер, Флетчер, и хороший человек.

Вера смотрела на лейтенанта, слегка нахмурившись.

— Ну до этого далеко, — прошептала она.

— Разве Вам не сказали? Осколок металла попал Флетчеру в кость прямо над глазом, и его надо было немедленно удалить. Если бы он попал в глаз, а через него в мозг, мы потеряли бы Флетчера. Он был бы мертв сейчас, миссис Эшли. Мертв по вине Ваших друзей-патриотов».

— Это война, — отозвалась Вера.

— Это измена и убийство! — парировал лейтенант.

— А что же было в Лексингтоне? Как Вы это назовете?

— То же самое. И там не только мужчины погибали в этот день.

— Я очень сожалею об этом, лейтенант…

— Аптон.

— Аптон, — повторила Вера. — Я уже давно здесь и увидела достаточно страданий. Поверьте, не только Ваше сердце кровоточит.

— Прекратите, — раздался голос Флетчера. Он внимательно смотрел на спорящих здоровым глазом. — Прекратите!

Чувствовалось, что ему очень трудно говорить.

— Эти двое, которых я так люблю… Эти двое спорят, как дети… Как будто что-то можно изменить…

— Повозка ждет нас на улице. Если Вы не можете идти, я позову кого-нибудь помочь нам, — сказал Брайан.

— Нет, — ответил Флетчер, пытаясь сесть.

Аптон взял Флетчера за левую руку, Вера подхватила его справа. Все мускулы лейтенанта были напряжены, и с огромным усилием он приподнялся и сел. Затем стал осторожно спускать вниз ногу, поддерживая ее руками.

Вера хотела помочь ему, но что-то в лице Брайана ее остановило. Вера стояла, сжав руки, чтобы не броситься на помощь Флетчеру.

Наконец он встал, опустив голову на грудь и тяжело дыша. Немного спустя Флетчер высоко поднял голову и погладил Веру по щеке.

— Не плачь, любовь моя, — сказал он, — я буду жить. Только забери меня отсюда, Вера. Возьми меня домой.

Глава 20

Вера намочила полотенце в холодной воде и отжала его над тазиком. В эти движения она вкладывала столько страсти, что голубые вены на запястьях начинали выступать ярче. Вера аккуратно прижимала влажное полотенце к горячему лбу Флетчера.

Лейтенант лежал тихо и неподвижно, на щеках появились красные пятна. Глаз горел лихорадочным блеском. Однажды он даже начал бредить. Лейтенант Аптон уже ушел, и рядом с Флетчером осталась только миссис Эшли. Глаза ее слипались, лицо выглядело усталым.

За чердачным окошком уже разгоралась заря нового дня. Вера разместила лейтенанта Айронса на чердаке. Чердачная комната была чистой и хорошо проветривалась. С помощью Элизабет Вера устроила удобную постель для Флетчера.

Элизабет с каменным лицом стояла в углу комнаты в ночной сорочке, кутаясь в шаль. Когда Вера вернулась, Элизабет уже давно спала, и Вере пришлось будить девушку.

Появление в доме «красных мундиров» произвело на нее ужасное впечатление. Она ничего не сказала хозяйке, но глаза ее выражали неодобрение.

— Элизабет, — обратилась Вера к девушке после некоторого молчания, — у меня к тебе еще одна просьба. Будь добра, вскипяти чайник и принеси его сюда. Я боюсь, что эта лихорадка вызвана инфекцией. Надо постараться избавиться от нее.

Элизабет даже не пошевелилась, чтобы исполнить просьбу хозяйки. Она уставилась на мужчину, лежащего на кровати, ненавидящим взглядом. Когда лейтенанта привели наверх, хозяйка сама раздевала и укладывала его. Бетси даже пальцем не пошевелила. Когда Вера протянула ей мундир лейтенанта, Элизабет просто бросила его в угол комнаты, этот презренный окровавленный красный мундир. Грязные ботинки лейтенанта так и остались стоять на верхних ступеньках лестницы.

Девушка чувствовала, как ненависть вскипает у нее в душе.

— Кто это, миссис Эшли, — спросила со злостью Элизабет, — и что он здесь делает?

Не отвечая ни слова, Вера поправила одеяло на плечах у Флетчера. Она так устала, что первым ее желанием было отчитать девушку, но Вера сдержалась.

— Элизабет, — начала Вера, — этого человека зовут Флетчер Айронс. Он — лейтенант британской армии. Один из офицеров лорда Перси. И он участвовал в сражении. Не хочу сказать, что я горжусь этим, но и оправдываться перед тобой не собираюсь. Я люблю этого человека. Он тяжело ранен, вот почему он здесь.

«Ну, слава Богу, сказала», — подумала Вера и повернулась к Флетчеру, чтобы сменить полотенце у него на лбу. В этот момент для Веры намного важнее было самочувствие Флетчера, чем мысли Элизабет и ее ненависть к лейтенанту. Неужели она стала так жестока и невнимательна к Бетси?

Верино сообщение вызвало у Бетси массу вопросов, которые она пока не решалась задавать. Давно ли миссис Эшли любит этого лейтенанта? Как ей удается оставаться активной и чистосердечной патриоткой? Когда этот офицер появился у них впервые, он очень расстроил миссис Эшли и увел ее куда-то. Бетси подозревала, что Вера выполняла задание и добывала информацию. Ведь об этом обмолвилась и миссис Ривер.

— Я принесу воды и чистые повязки, — поразмыслив, сказала Элизабет.

— Спасибо тебе.

Девушка направилась вниз, а Вера опять стала поправлять одеяло на плечах Флетчера. Он заворочался, протестуя.

— Что ты делаешь? — спросил он с трудом ворочая языком.

Вера помогла Флетчеру приподнять голову и поднесла чашку к его губам.

— Что это? — спросил он, вдыхая запах мяты.

— Это настой из трав и немного бренди.

— Бренди?

— Да, чтобы боль прошла.

Флетчер сначала скривил рот в презрительной гримасе, но потом с удовольствием сделал несколько глотков и поблагодарил Веру. Глотать ему было все еще больно.

— Полежи, мой дорогой. Мне надо сменить твои повязки и промыть раны.

Вера начала аккуратно разматывать бинты. В ответ на каждое Верино движение Флетчер вздрагивал, а мускулы его напрягались.

— Я причиняю тебе боль?

— Нет.

Это, конечно, была ложь. Теперь Вера сняла последние бинты и обнажила рану на ноге: небольшое круглое отверстие в месте, где пуля вошла в тело. С противоположной стороны отверстие было больше, и его края аккуратно обработаны ножом хирурга. Рана начала заживать. Вера вспомнила, что те пули, которые она зашивала в подолы своих нижних юбок были такого же размера, как и отверстие раны.

— Ну что? — спросил Флетчер окрепшим голосом. — Каков твой приговор, — жить мне или умереть?

— Пожалуйста, не шути так, — рассердилась Вера.

Сердце ее билось учащенно, и она прикрыла глаза. Нет, это было бы слишком жестоко. Он не мог быть ранен той самой пулей, которую она переправляла из города. Это слишком дорогая плата за ее грехи.

— Вера, что случилось?

— Ничего.

Элизабет еще не вернулась, и Вера не могла забинтовать рану. Она осторожно прикрыла ее простыней, чтобы не застудить ногу, потом встала на колени у изголовья кровати и приклонила голову на подушку рядом с ним.

Когда Вера начала промывать рану около глаза, тошнота подступила к ее горлу. Рана сильно кровоточила, и повязка вся промокла. И все-таки она не могла оторвать взгляда от ярко-красной полосы над воспаленным веком. Закусив губу, миссис Эшли осторожно промывала края раны, где остались следы ножа хирурга. Теперь все было чисто, и никаких неприятных запахов не осталось. Когда Вера снимала корочку запекшейся крови, веко дернулось и поднялось вверх.

— Слава тебе, Господи! — воскликнула миссис Эшли все еще не веря, что чудо свершилось.

Вера представила себе мучения Флетчера, когда он получил это ранение, и потом, когда стойко терпел боль под ножом хирурга.

— Флетчер, — начала Вера, — я должна попросить у тебя прощение. Ведь я призывала мужчин убивать. Ты был прав, милый. Ошибалась я. Ты сказал тогда, что однажды я узнаю правду и пойму, какой вред нанесла людям. Я признаюсь тебе в этом сейчас, и я никогда не забуду того, что тебе сказала. И сейчас в провинции мои товарищи где-то страдают от ран, умирают.

— Не вини себя слишком сильно, родная моя, — ответил Флетчер, приложив горячий палец к Вериным губам. — Это война, Вера. И она разгорается потому, что каждый мужчина верит в себя и готов постоять за свои убеждения. И я также признаюсь тебе в этом сегодня. Милая, положи мне головку на грудь и поплачь. Я не обижусь, если ты зальешь меня слезами.

Вера подчинилась ему, и слезы сами тихо полились из ее глаз. Он гладил ее волосы, лицо, вытирал слезы.

— Милая, ты давно не спала, — сказал он вполне отчетливо и с такой заботой в голосе, что Вера в этот момент с трудом верила в его лихорадку.

Пожар в его груди не проходил.

— Шлюха!

Вера вздрогнула, услышав это страшное обвинение, хотя теперь она уже знала, что грозные ругательства, которые Флетчер выкрикивал в бреду, не были обращены к ней. Перед его затуманенным взором один за другим проходили его друзья и знакомые, и он беседовал с ними со всеми по очереди. Таким образом за время болезни Флетчера Вера сделалась хранительницей многих его тайн.

Иногда Флетчер беседовал со своими воображаемыми собеседниками так громко, что приходилось закрывать окошко.

— Ваша благосклонность ничего для меня не значит!

Вера хотела бы заткнуть уши, чтобы не слышать эти бессвязные выкрики и обвинения. Сидя на полу около кровати, она обхватила колени руками и уткнулась лицом в складки постоянно мокрой юбки.

— Чарльз! — внезапно произнес Флетчер. — Вы рискуете в большей степени, чем Вам кажется… ублюдок… совсем рядом… не буду…

Вера снова намочила полотенце, освежавшее лоб Флетчера. Она не догадывалась, с кем он сейчас разговаривает. Отжав полотенце, она осторожно положила его на горячий лоб своего возлюбленного.

— Флетчер, милый, перестань, прошу тебя.

Лейтенант сорвал полотенце с головы и бросил на пол. Вера подняла его и попыталась снова положить на лоб. Но железная рука Флетчера сжала ее запястье. Это было уже не в первый раз, и миссис Эшли знала, что теперь нужно просто некоторое время постоять неподвижно, и он отпустит руки.

Однако на этот раз все пошло по-другому. Флетчер повернул голову и устремил свой воспаленный взгляд прямо на нее. Вера испугалась. В бреду лейтенант вновь обретал физическую силу, утраченную во время болезни. И как знать, что придет ему в голову, если он примет Веру за одного из персонажей своих кошмаров?

Она позвала его по имени. Голос молодой женщины звучал мягко и нежно, он как бы уводил лейтенанта из того страшного мира, куда завлекло его воображение.

Флетчер покачал головой и нахмурился.

— Он называет ее Жани, — произнес он вполголоса, — как будто она уличная девка. Но ведь это совсем не так! Он просто любит ее!

Вера наклонилась над Флетчером, который по-прежнему не выпускал ее запястья. Она смотрела прямо в его серые глаза и видела, что рассудок еще не вернулся к нему. Миссис Эшли попыталась вспомнить, что он рассказывал ей о своей жизни, и, перебрав в памяти все их разговоры, наконец нашла решение загадки.

— Твой отец называл так твою мать! Он называл ее Жани!

Она решила, что сейчас ей необходимо говорить с Флетчером, как с маленьким ребенком, стараясь, чтобы он поверил в то, что его мысль ей понятна.

— А что еще, Флетчер?

— А ты разве не знаешь?

В его словах звучала горечь. Он отпустил Верину руку и отвернулся к стене.

«Господи, что может сделать болезнь с человеком», — подумала Вера, и глаза ее наполнились слезами.

Нет, так нельзя. Она не должна терять надежду. Она не будет больше плакать. И Вера снова повторила ставший уже привычным ритуал. Она намочила полотенце, отжала его и положила Флетчеру на лоб.

Вот уже шесть дней Флетчер не поднимался с постели. Он постоянно потел, кровь по-прежнему сочилась из раны на лбу, дыхание было прерывистым. Его худоба страшила Веру, но еще больше ее беспокоила лихорадка, которая не отпускала его ни на минуту, несмотря на все ее молитвы, настои из трав и лекарства. И все же он все еще был жив!

Иногда надежда покидала ее. Но каждый день Вера последовательно и неотступно выполняла все, что было необходимо. Она меняла его белье, пропахшее потом, протирала его тело, умывала лицо и расчесывала волосы. Вера уже отказалась от мысли вернуть его сознание в этот мир, она больше не обращалась к нему с вопросами. Она просто что-нибудь ему рассказывала или читала из Библии. Вере хотелось, чтобы Флетчер слышал ее голос постоянно.

Элизабет следила за поведением хозяйки. Ее поражала самоотверженность Веры, ее упорство и презрение к собственной усталости и нездоровью. Мир за пределами комнаты на чердаке больше не существовал для Веры.

Однажды она читала Флетчеру Песнь песней Соломона: «Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» И вдруг ее голос задрожал. Она не могла произнести больше ни слова. Мысль о том, что этот человек, который был для асе дороже жизни, скоро оставит ее навсегда, все сильнее овладевала ею. Она больше не верила, что Флетчер останется жив. Измученная женщина попробовала продолжить чтение, но слезы, подступившие к горлу, мешали ей.

Вера захлопнула книгу и прикрыла глаза, она больше не могла сопротивляться страшной тоске, нахлынувшей на нее. И вдруг странный звук привлек ее внимание. Она взглянула на Флетчера. Он чуть-чуть повернул голову. Глаза его были широко раскрыты и встретили ее взгляд.

— Продолжай, — сказал он хрипло, — читай до конца.

Вера с замиранием сердца взглянула на лейтенанта и наконец смогла продолжить чтение.

«Мой возлюбленный принадлежит мне. А я принадлежу ему».

Собрав остатки сил, Флетчер приподнялся, чтобы быть ближе к Вере, чтобы увидеть радость в ее глазах, и вдруг почувствовал, что падает вниз. Но Вера крепко обхватила его руками. Сейчас она была сильнее его.

Глава 21

Флетчер, все еще слабый и бледный, лежал на своем ложе, когда Вера подошла к нему и опустилась перед ним на колени. Лейтенант улыбнулся и протянул руку к ее лицу, чтобы приласкать ее и погрузить пальцы в копну шелковистых волос.

Но Вера была серьезна.

— Флетчер, — сказала она, — отряды милиции окружили Бостон.

Флетчер ничего не ответил. Он был абсолютно спокоен, и, казалось, известие не удивило его.

— Бостон окружен, — повторила Вера, — окружен армией «оборванцев-фермеров», как ее называет лейтенант Аптон. Уж очень он высокомерен, твой приятель. Отряды милиции теперь есть повсюду от Роксберри до Северного Кембриджа. Они продвинулись на восток в сторону Челси и северного побережья, и совершенно непохоже на то, что они будут отступать. Но твой приятель считает, что они не представляют опасности для него и его друзей-офицеров. А ты что думаешь? Флетчер тяжело вздохнул.

— Ты хочешь, чтобы я тебе честно ответил? Ну так вот, с военной точки зрения, он абсолютно не прав. Наше положение будет крайне неустойчивым, если мы не рассеем «армию оборванцев». Но я знаю гордый английский характер. Мы не позволим им прорваться внутрь. Мы будем сражаться, и, я думаю, конец войны наступит не скоро.

— Как ты думаешь, ваша капитуляция возможна? Генерал Гэйдж…

— Никакой капитуляции не будет. Сейчас слишком поздно. Когда мы возвращались из Конкорда — ты помнишь этот кошмар, — некоторые офицеры были готовы сдаться. Их охватил страх. Но и только. Теперь страх прошел. Осталась ненависть. Я знаю это. Эта ненависть и оскорбленное самолюбие никогда не позволят пойти на капитуляцию.

Внезапно Флетчер попытался сесть. С Вериной помощью ему удалось это сделать. Теперь он сидел, выпрямив спину. Простыня сползла с его груди, обнажив многочисленные шрамы.

— Флетчер, — продолжала Вера, глядя на его обессиленное тело, — генерал Гэйдж разрешил всем вигам и всем сторонникам восставших покинуть город. Я знаю, что некоторые возражали, считая, что нас нужно взять в качестве заложников. Но, я думаю, оставшись в городе, мы будем представлять гораздо большую опасность для генерала.

— Когда?

Это было все, о чем спросил Флетчер.

— Завтра, — ответила Вера. — Перед уходом мы должны будем сдать все оружие. Но это не страшно: в городе его больше нет.

— Завтра, — повторил Флетчер.

Он протянул руку к ее волосам, но покачнулся, и Вера поддержала его. Флетчер повернул Верину голову к себе, чтобы лампа освещала ее нежные черты.

— Я хотел защитить тебя и никак не ожидал, что скоро настанет время, когда я не смогу этого сделать.

— Я не понимаю тебя, Флетчер, дорогой. Неужели ты думаешь, что я смогу оставить тебя сейчас? Я никуда не поеду. Элизабет тоже решила остаться со мной, хотя родные ее отговаривают. Мы останемся здесь, в нашем доме. А если будет известно, что в городе остался хоть один патриот, то для меня найдется какое-нибудь дело. Я смогу отсюда оказать содействие моим товарищам.

— Я думаю, совсем наоборот. Ведь твой пример может оказаться заразительным. А с военной точки зрения, будет гораздо безопасней, если они уйдут из города. Твои призывы могут им обойтись гораздо дороже разрушенных домов.

— Как ты можешь говорить о цене, когда речь идет о твоих врагах? Почему это ты стал так справедлив и великодушен?

— Они — люди, Вера.

— Ну что ж, Флетчер Айронс. Ты не собьешь меня с избранного пути. Ты ведь знаешь, что бесполезно спорить со мной. Ведь я упряма и эгоистична.

— И ты не дашь мне умереть, не так ли, Вера? — продолжал Флетчер. — Ты останешься в Бостоне, чтобы защитить меня. Твое решение не имеет никакого отношения ни к твоему дому в Бостоне, ни к чему-то еще. Ты делаешь это для меня, Вера. Мне даже трудно поверить, что ты так сильно любишь меня.

Все попытки Флетчера уговорить Веру уехать оказались безуспешными. И на следующий день Вера и Элизабет наблюдали за уходом патриотически настроенных горожан.

Вдалеке, за рядами британских солдат, были видны цепи милиции. Они тянулись вдоль всего горизонта, и их практически невозможно было сосчитать. Они были одеты в коричневую форму и хорошо маскировались на фоне равнины.

Вера с тяжелым сердцем следила за уходом своих единомышленников. Ей казалось, что теперь в целом городе не осталось ни одного человека, который разделяет ее взгляды.

Элизабет была озабочена совершенно другими мыслями. Не отрывая взора от рядов милиции, она думала о Джеке, ее любимом Джеке, который, скорее всего, был там. Конечно, сейчас в милицию вступят тысячи мужчин, и ей пришлось бы обойти не один отряд, чтобы найти его. Но ведь он мог быть ранен или даже… Вера всегда отвлекала Элизабет от этих мыслей. Конечно, Джек жив! Ведь потери англичан в два или даже в три раза превосходят потери американцев.

Но в конце концов она решила остаться с Верой. Ведь сам Джек хотел, чтобы она оставалась здесь, где ему легко будет ее разыскать. Правда, теперь этот дом да и сам Бостон были уже не безопасными местами. И что еще он скажет, когда узнает, что Вера прячет под крышей английского офицера?

Вера не могла оставить Бостон из-за Флетчера. Если бы она была одна, то, возможно, уехала бы к своей семье в Лонгмедоу. Но теперь Бостон стал ее домом, и она никуда отсюда не уедет. Конечно, она не могла забыть и об Эзре. Правда, он был тори и поэтому находился в большей безопасности, чем Вера. Но без ее заботы ему придется очень трудно.

Она больше не будет думать о своем решении. Дело сделано. Вера отошла в сторону и положила руку на плечо Элизабет. Так они и стояли у ограды, провожая взглядом уходящие колонны.

После ухода началась длительная осада. Вера продолжала все так же старательно ухаживать за Флетчером. Она мыла, кормила и поила его.

Иногда приходил лейтенант Аптон. Он рассказывал о том, что происходило в городе, и, по его словам, революция шла на спад. Численность милиции резко уменьшилась, поскольку фермеры вернулись на поля, а ремесленники — в свои мастерские, которые и без того давно были заброшены. Вера отказывалась этому верить. Она считала, что молодой человек нарочно пытается ее задеть.

Так проходили дни и недели. Наступил май. По всему городу распустились цветы. Вера приносила свежие букеты на чердак и расставляла в маленьких вазочках. Флетчер любил сидеть в кресле у окна и наблюдать за миссис Эшли. Закончив возиться с цветами, она подходила к нему.

— Вера, взгляни на себя. Посмотри, как ты увлеклась домашними делами, а ведь ты в еще большей степени солдат, чем я, моя дорогая.

И миссис Эшли весело смеялась в ответ.

— Скажи, моя милая, если бы мы были с тобой обвенчаны, ты по-прежнему удостаивала бы меня таким вниманием? — спросил Флетчер, указывая на стоящие повсюду букеты.

— Ну, если бы меня это не очень затрудняло, — отшутилась Вера.

Флетчеру показалось, что Верино лицо округлилось, щеки разрумянились под его взглядом, а глаза весело сверкали.

— Так значит, ты выйдешь за меня замуж? — спросил Флетчер.

— По-моему, ты должен получить специальное разрешение, поскольку время военное.

— Ну, конечно, ты права. Но ты не ответила мне. Согласна ли ты стать моей женой, быть со мной вместе и в военное и в мирное время?

Вера смотрела во двор, где ветер шевелил траву, а бегущие по небу облака отражались в маленьком прудике.

— Я не знаю, — ответила она наконец.

— Ну что ж, так и должно быть, — с грустью произнес Флетчер.

Вера вернулась к своим цветам.

Прошло еще некоторое время, и Флетчер начал вставать и прогуливаться по комнате, делая легкие упражнения. Он учился ходить без палки. Вера прекрасно готовила, и лейтенант быстро поправлялся, хотя мускулы на руках и груди по-прежнему были очень слабы. Все время они проводили вместе, но грусть не покидала их. Неизбежность того, что Флетчеру снова придется надеть мундир и вернуться к своим обязанностям, постоянно давила на влюбленных.

Флетчер носил дома рубашку и бриджи. Волосы затягивал сзади лентой, которую ему подарила Вера. К нему вернулась энергия и сила, он стал часто рассказывать Вере о своих делах. Его стремление прочно встать на ноги и окончательно выздороветь было неудержимо. Он должен был обрести достаточно сил, чтобы не растеряться в полном неожиданностей бушующем море будущего.

Он долго думал об этом и однажды наконец решился задать Вере вопрос, который давно не давал ему покоя.

— Скажи, ты вернешься со мной в Англию? Вера подняла голову, и солнечный луч осветил ее лицо.

— Здесь мой дом. Я не знаю Англии.

— А мой дом — Англия. И хотя я много путешествовал, ни одна из стран, где я был, не стала для меня родным домом. Это касается и американских колоний.

Выслушав его, Вера углубилась в шитье.

— Я понимаю тебя, Флетчер, — продолжала миссис Эшли, — но, скажи мне, пожалуйста, чем я буду заниматься? Ведь там у меня не будет никого, кроме тебя. Даже если я встречу тех, кто отнесется ко мне с симпатией, разве они смогут разделить мои чувства к молодой Америке, мою гордость за только что завоеванную свободу? Я знаю, жена должна повсюду следовать за мужем, она должна жертвовать своими удобствами ради него…

— Вера, разве я просил тебя о каких-нибудь жертвах? Я просто очень скучаю по дому, вот и все. Я хотел бы представить тебя моему отцу. Ведь мы с ним не виделись многие годы.

— Прости меня.

— Не надо извиняться. Пройдет время, и все устроится. Знаешь, я уверен, что ты понравишься моей маме.

— Не сомневаюсь, — сказала Вера, вглядываясь своими зелеными глазами в его серо-голубые. — Но, пожалуй, она решит, что я слишком эксцентрична.

— Но моя мама точно такая же, поверь мне, дорогая.

— Ты говоришь очень убедительно, однако я боюсь, что твои родители совсем не будут в восторге от того, что ты привезешь жену из колонии, да еще вдову контрабандиста. Это очень необычно.

— Не забудь, что она еще и бунтовщица, а он — солдат нашего доброго короля Джорджа.

— Совершенно верно.

— А вот и нет, — сказал Флетчер, — нет. Ничего общего. Просто мужчина и женщина, которые встретились в тяжелые времена, полюбили друг друга. Представь себе, дорогая моя, как мы пересекаем океан и приезжаем наконец на мой любимый остров, в дом моих предков. Моя мама сначала поцелует тебя по два раза в каждую щеку, потом решит, что этого недостаточно, и поцелует в третий раз. Она будет восхищаться твоей красотой и твоими чудными золотыми волосами.

Вера очень живо представила себе всю эту картину, и она взволновала ее. Отложив шитье, миссис Эшли стала ходить по комнате.

— Мой отец, — начала Вера свой рассказ, — конечно, встретит нас гораздо спокойнее. Он выйдет на большое каменное крыльцо и начнет осматривать тебя пристальным взглядом. Затем он взглянет на меня и кивнет, как будто речь идет о том, что я купила хорошую лошадь. Конечно, я буду очень смущена его строгим и величественным видом, но только до тех пор, пока он не улыбнется и не возьмет меня за руки.

Вера остановилась посередине комнаты. Она обернулась и посмотрела на Флетчера с беспокойством. Конечно, он чувствовал себя здесь очень одиноким. И это не только вопрос пространства, отделяющего его от Англии. Это вопрос образа жизни.

— А что потом, скажи, дорогой, что мы будем делать потом?

Флетчер улыбнулся и прижал ее ладонь к своей.

— Потом тебя обязательно представят моему старшему брату, который будет ухаживать за тобой и целовать твои руки. В душе он считает себя французом, но если ты когда-нибудь скажешь ему об этом, он очень рассердится. Ты познакомишься с его женой и детьми, я даже не представляю себе, сколько их сейчас у него — думаю, не меньше трех. Они, конечно, будут называть тебя тетушкой Верой, а за спиной показывать тебе язык.

— В самом деле? — И Вера представила себе, как она сурово смотрит через плечо.

— И, конечно, в ближайший вечер в твою честь будет дан бал. Все соседи съедутся на него, сгорая от любопытства. Им, конечно, захочется посмотреть на эту маленькую женщину из колонии, которая пленила второго сына Джонотана Уильяма Айронса. Мои младшие братья будут на балу наперебой приглашать тебя потанцевать, но, конечно, при этом будут спрашивать моего разрешения. Хотя, будут ли?

— А это не считается грубым?

— Да нет… На тебе будет белое шелковое платье с открытыми плечами.

И Флетчер расстегнул блузку своей будущей жены, чтобы наглядно показать, какая часть ее тела должна быть обнажена на балу.

— На тебе будет пара самых лучших чулок, которые когда-либо носила настоящая леди. Они будут совершенно воздушными, я даже не почувствую их, прикасаясь к твоей ножке, — сказал он, проводя пальцами по юбке, повторяя линию бедер.

Вера вздохнула от восхищения воображаемой картинкой.

— Вы позволите мне потанцевать с Вами, миссис Эшли? — спросил Флетчер, поднося Верину руку к своим губам.

— Я очень редко танцевала. Иногда мы ездили на танцы в Лексингтон. А в Бостоне мне негде было танцевать.

— Ничего страшного, моя дорогая. Тебе нужно только повторять мои движения, — сказал Флетчер и подхватил Веру за талию.

Прижав к себе, он повел ее в танце по скрипящему полу, показывая то одно, то другое па. Флетчер начал напевать какую-то незнакомую мелодию, и Вера вскоре тоже подхватила ее.

Они кружились все быстрее и быстрее, пока пыль не поднялась вокруг них столбом.

— Остановись, пожалуйста, — попросила Вера, весело смеясь.

Они остановились, и Вера прижалась к груди лейтенанта. Она слышала, как громко колотится его сердце.

— Да, моя милая, мы будем танцевать всю ночь.

— Но только не так быстро!

— Ничего, ты привыкнешь, и тебе даже понравится. Потом для нас приготовят спальню, старинную комнату, расположенную вдали от всех остальных.

— Да, — сказала Вера, чуть отодвинувшись и заглядывая в его серо-голубые глаза, обрамленные черными ресницами.

— Там, моя дорогая, я подарю тебе, уже миссис Айронс, всю мою любовь и еще кое-что, что сделает тебя по-настоящему счастливой.

— И что же это?

— Ребенок, Вера, ребенок!

— Нет, — сказала она, — нет, я не смогу… Но вдруг страх заставил Веру оборвать начатую фразу.

— Я хочу подарить тебе его, Вера! И я надеюсь, что смогу это сделать. Мое сердце разрывается при мысли, что я буду не способен дать тебе то, чего ты больше всего можешь захотеть.

Вера подняла руку, чтобы заставить Флетчера замолчать, но он поймал ее и прижал к себе.

— В этой комнате, где происходят чудеса, — прошептала Вера, — мы будем с тобой вместе. Ведь она создана специально для нас с тобой.

— Конечно, моя милая.

— И ты долго будешь обнимать меня и пообещаешь любить вечно?

— Я обещаю любить тебя вечно. Обещаю любить тебя всю свою жизнь.

Вера на мгновение представила себе все то, о чем они только что говорили. Она приподнялась на цыпочках, легко коснулась губами его губ, развязала ленту на затылке, и черные волосы Флетчера рассыпались по плечам. Вера отошла в сторону и стояла, прикрыв глаза и греясь в лучах солнца, бивших в окно.

Миссис Эшли представила себе, как она, протанцевав всю ночь со своим мужем Флетчером Айронсом, приходит в спальню. Приближается утро. Вера снимает свое роскошное белое платье с величайшей осторожностью: ведь у нее никогда не было такого. Флетчер идет к ней через комнату. В его глазах горит желание, и он так красив, что Вера готова дать ему все, что он пожелает…

Вера почувствовала, как Флетчер обнимает ее, и это был не сон. Лейтенант взял ее на руки и вынес из освещенного солнцем круга. Вера открыла глаза, теперь ей не нужно было мечтать. Он был рядом.

— И луна заглянет в окно, и пропоет петух, и мы будем вдыхать запах скошенной травы, роз и жимолости, ползущей между камней… — нашептывал Айронс, пряча лицо в волосах Веры.

Глава 22

Июнь, 1775 г.

Элизабет безмолвно замерла на чердачной лестнице. Она подобрала юбки, чтобы шуршание не выдало ее. Теперь от нее не укроется ни один звук, доносящийся из комнаты лейтенанта.

Элизабет знала, что сегодня его навестил приятель, «этот другой лейтенант», как она его называла. Они говорили о чем-то важном и секретном, и Элизабет решила выяснить о чем.

— Ты должен немедленно вернуться в полк. В ближайшие дни предстоит масса дел, и нам необходима твоя ясная голова. И потом, твои люди не очень-то слушаются меня, — сказал Аптон.

— Да неужели? — раздался в ответ другой голос.

— Меня послали за тобой, хотя пока и неофициально.

— И кто же тебя послал? Мои люди? — спросил лейтенант Айронс.

— Нет, сам лорд Перси, — ответил взволнованный Аптон. — Если бы он захотел вызвать тебя по приказу, то послал бы кого-нибудь другого. Он знает, что ты выздоравливаешь, и очень рад за тебя. Он прекрасно знает тебе цену.

— В самом деле?

— Черт побери, Флетчер! Не надо вести себя так, как будто тебя все это не касается. Мне кажется, что ты уже совсем не тот офицер, которого я знал.

Элизабет прижалась к стене, услышав звуки шагов наверху.

— Ну хорошо, ты не хочешь уезжать отсюда. Тогда тебе надо официально заявить, что ты занял этот дом для постоя.

— Нет, — ответил Флетчер, — я этого не сделаю. Я не должен настаивать на этом. Мы с Верой стоим по разные стороны баррикад. То, что, по ее мнению, нуждается в немедленном разрушении, я считаю необходимым реконструировать. Наши жизни расходятся, Брайан, нас соединяет только любовь. А война делает различия в наших позициях непреодолимыми.

— Любовь, — произнес Брайан, — что за трагедия!

Бетси стояла на темной лестнице, в смущении опустив глаза. Щеки ее горели от стыда. Это был совсем не тот разговор, который она рассчитывала услышать. Интимные признания лейтенанта поразили ее. Она даже отпустила подол юбки, и этот звук мог бы выдать ее присутствие, если бы кто-нибудь из мужчин, сидящих наверху, обратил на него внимание. Но, к счастью, они были слишком заняты своим разговором.

— Флетчер, я все понимаю, но у Вас есть долг перед Вашим королем, и Вы еще не забыли, что такое честь мундира. Восемнадцатого начнутся боевые действия в Чарльстоне. Вы должны быть к ним готовы. Но что это?

Молодые люди услышали шум на лестнице. Это скрипнула ступенька под Элизабет. Девушка сразу постаралась принять самую невинную позу, и тут в дверях показался лейтенант. Он смотрел на Бетси, сердито нахмурив брови.

— Добрый вечер, Элизабет. Девушка кивнула. Она покраснела от смущения и не в силах была поднять голову.

— Меня миссис Эшли послала за Вами позвать к ужину, — с трудом выдавила Элизабет.

— В самом деле? А может быть, она поручила тебе подслушивать? — прорычал Флетчер.

— Нет, ничего такого! — заявила девушка. — Я не слыхала ни единого словечка. Да и что мне за дело, о чем вы там говорите?

— Ну так вот, юная Элизабет! Я знаю, что ты очень близко к сердцу принимаешь интересы своей благодетельницы. Но я, пожалуй, потребую от тебя обещания, что ты никому не скажешь ни единого слова из того, что «ты тут не слыхала».

За спиной Флетчера посмеивался Брайан.

— Ужинать пора, — снова сказала Элизабет безразличным тоном.

— По-моему, малышка намекает, что мне пора убираться восвояси, — сказал Брайан.

Элизабет нахмурилась и повторила приглашение:

— Миссис Эшли зовет вас обоих.

— Неужели? Флетчер, я думаю, мне тоже нужно остановиться здесь на постой. Мне тут нравится все больше и больше, — сказал Брайан и с улыбкой посмотрел на Элизабет.

Девушка поспешила вниз. Вера ждала Бетси внизу, и ей очень не понравилось выражение ее лица, когда она вбежала на кухню.

— Они спускаются? — спросила Вера. Элизабет кивнула, добавляя воды в котелок, стоящий на огне.

— Что случилось? — спросила она, нахмурив брови.

Элизабет помешивала воду в котелке и могла смотреть на Веру через плечо.

— Что случилось? — прошептала миссис Эшли. Элизабет отложила половник и прислушалась.

Вера начала выкладывать аппетитные дымящиеся клецки в супницу.

— Ну так что же? — повторила миссис Эшли, поражаясь упорному молчанию Бетси.

— Эти… ну, эти англичане… — горячо зашептала Элизабет, — собираются напасть на Чарльстон не позже, чем через неделю.

Вера замерла с половником в руке.

— Откуда ты узнала? Они говорили об этом наверху? Ты подслушивала, Элизабет?

Девушка кивнула головой, но раскаяния она явно не испытывала и продолжала с упорством рассматривать оборку на подоле своего платья.

Вера посмотрела на открытую дверь и прислушалась к шагам на лестнице.

— Когда точно?

— Восемнадцатого. Это, верно, воскресенье?

— Да, — ответила Вера с гневом, — и как они только смеют! Мы, конечно, должны передать эту новость, но, скорее всего, она уже им известна.

Послышался смех Флетчера, спускающегося с лестницы, и она замолчала.

Вера вспомнила ночь, проведенную в Северной гавани в ожидании Флетчера, вспомнила стоны раненых и свое чувство вины за страдания, причиненные солдатам, сражавшимся по обе стороны баррикад.

Но ведь теперь совсем другой случай. Если восставших не предупредить, они не смогут обороняться и легко будут уничтожены английскими войсками. Конечно, Вера могла убедить себя в том, что информация, только что ею полученная, уже известна в Чарльстоне. Но это было бы проявлением трусости. Вера посмотрела на Бетси широко раскрытыми глазами.

— Есть человек, который передаст, — прошептала она, — на Тремонт-стрит, я должна пойти туда сегодня ночью и…

Ее прервал радостный голос Брайана.

— Какой прекрасный запах! — воскликнул он.

Элизабет не смотрела на Веру, которая взяла обернутую в полотенце супницу и подняла ее, чтобы отнести на стол. Ее взгляд скрестился со взглядом Флетчера.

«Он знает, — подумала Вера, — он догадался обо всем, что произошло на кухне. Но теперь уже ничего нельзя изменить».

Вера спокойно повернулась и подняла крышку глубокого блюда.

— Элизабет… — начала она, но Бетси прервала ее.

— Я понимаю, — сказала девушка, — я сделаю это.

Элизабет спешила по ночным улицам Бостона. Воздух был влажным, и у девушки намокли юбки, жилет и блузка. Во рту пересохло от быстрой ходьбы. Девушка остановилась около нужной двери и постучала. Она постучала негромко, но в ночной тишине этот звук показался грохотом. Из-за двери спросили:

— Кто идет?

Голос был далекий и приглушенный, и Элизабет не смогла разобрать, кто ей ответил — мужчина или женщина.

— Это Элизабет Уаттс, — ответила девушка, стараясь говорить прямо в дверь. — Меня послала миссис Эшли с запиской для мистера Хаусмана.

Дверь сразу открылась внутрь.

— Быстро заходи, детка.

Элизабет шагнула в проем и оказалась перед худенькой женщиной, одетой в черное платье и чепец. Женщина взяла Элизабет за руку и втащила ее внутрь. Дверь захлопнулась.

— Его нет дома, детка, — сказала женщина.

— Нет?

Женщина кивнула, и большой чепец закачался.

— Но ты можешь его подождать, моя дорогая, он скоро придет.

— Я бы очень хотела, — ответила Элизабет. Она чувствовала себя скованно в незнакомой обстановке полутемного помещения. Внезапно занавеска качнулась.

— Ой, что это, бабушка? — спросила Элизабет. Из боковой двери вышел английский офицер. Было видно, что в комнате сидели его товарищи, играли в карты. На столе стояли стаканы. Сильно пахло спиртным.

— Это моя племянница, — сказала женщина, не моргнув глазом.

— Да, что Вы? Странное время Ваши родственники выбирают для визитов.

— Так ведь это мой дом, — ответила старушка, — и если меня это устраивает, то кому какое дело?

— Бабулька права, — сказал кто-то из сидящих в комнате. — Иди играть, твоя очередь. Ты ставишь? Пожалуй, у меня есть шанс выиграть.

Но офицер не собирался отступать.

— Подойди-ка сюда, — приказал он Элизабет, — посмотри на меня.

Элизабет собиралась заупрямиться, но старушка подтолкнула ее в спину.

Девушка стояла молчаливая и злая. Офицер внимательно рассматривал ее.

— Что-то она мало похожа на того, другого…

— Еще чего! — возразила старушка. — Мы, что от одной матери все что ли родились? Она — внучка моей сестры. Вот и все. И нечего спрашивать!

— Да отстань ты от них! — раздался голос из комнаты. — Ты посмотри на волосы. Что у парня, что у девчонки — одинаковые. Доволен теперь? Оставь эту тетку с ее племянницей и возвращайся к столу. Я не могу ждать тебя всю ночь. Ставки очень высоки.

Офицер беззвучно выругался и удалился.

— Наверх! — скомандовала старушка и подтолкнула Элизабет к лестнице.

Девушка осторожно поднималась, держась за перила. Старушка шла следом за ней.

— А Вы тори или виг, — спросила Элизабет через плечо.

— Ох, ну, конечно же, виг. Эти «красные мундиры» поселились у меня месяц тому назад, и уж скоро мне от них не избавиться. Конечно, мы все время ругаемся, но большого вреда от них нет. Это старика они все время стараются поддеть, да он не дается, — старушка снова засмеялась.

— Куда это Вы меня ведете?

— Пойдешь отдохнешь немного, пока моего мужа ждешь. Говоришь, миссис Эшли тебя послала?

— Ну да, с запиской.

— Ну, так это значит что-то сногсшибательное, это уж будьте уверены. Вот, заходи сюда. Господи, ну-ка скорее назад!

Но было слишком поздно. Элизабет уже вошла и увидела мужчину, сидящего к ней спиной и пытающегося закрыть лежащий на коленях ранец. Рядом с ним на полу лежала стопка исписанных чернилами листочков бумаги.

Мужчина вскочил со стула, стремительным движением одной руки поднял и смял листки бумаги, в то время как другой рукой выхватил ружье.

— П-простите меня, я не хотела… — забормотала испуганная Элизабет.

Услышав знакомый голос, мужчина поднял голову с золотистой копной волос и посмотрел на девушку темно-карими глазами.

— Джек!

— Бетси? — парень тихонько рассмеялся. Это точно ты, моя Бетси?

Он выпрямился и принялся ходить по комнате. Ружье и бумаги незаметно исчезли. Элизабет уже забыла, каким высоким был ее Джек.

— Что привело тебя сюда, детка? Сам Бог, видимо, привел тебя ко мне. Иначе как бы ты могла попасть сюда в тот же час, что и я.

Он говорил очень быстро, и акцент его усилился. Элизабет показалось, что он сильно изменился с момента их последней встречи, пожалуй, он уже не казался таким молодым, как при расставании, и сильно похудел.

— О, Джек! — воскликнула Элизабет и бросилась в его объятия.

Он приложил палец к ее губам.

— Тише милая, тише…

— Ах, ну разве это не замечательно? — обрадовалась старушка. — Вы, оказывается, знакомы. Мне бы, конечно, надо остаться и присмотреть за вами. Но уж ладно. Оставайтесь вдвоем. У вас и так времени маловато. Ну, я пошла. А вы уж ведите себя благоразумно, чтобы мне потом не было стыдно.

И она удалилась, прикрыв за собой дверь.

— Джек, Джек, — простонала Элизабет, заливаясь слезами.

— Я скучал без тебя, Бетси.

— О, Джек, как я волновалась. Я боялась, что ты убит. Я сама чуть не умерла, когда услышала, что было в Лексингтоне. А что ты здесь делаешь, Джек? — спросила девушка, поднимая заплаканное личико.

— Да разве это важно, Бетси? Вот я перед тобой живой и здоровый.

С этими словами Джек звонко поцеловал девушку прямо в губы. Элизабет вскрикнула и оттолкнула парня. Но он со смехом схватил ее в свои объятия, целуя без передышки и каждый раз по-новому, до тех пор пока девушка совсем не ослабела.

— Джек, милый, не надо, — пробормотала Бетси, но на этот раз ее протест был еще менее убедителен.

— А почему же нет? — широко ухмыльнулся Джек.

— Ну, я не знаю. Да ведь это не положено… Джек задумался на минуту, перед тем как ответить на столь серьезное возражение.

— Да кто же это тебе сказал такую глупость? Почему не положено выражать свои чувства прикосновением губ?

— Ну ты знаешь, к чему это… ну до чего это может довести… — застенчиво прошептала Элизабет.

— К чему же это может привести, интересно было бы знать? — сказал он, увлекая ее за собой. Он уселся на стул и взял Бетси к себе на колени. — Интересно, интересно, к чему это может привести. Что же ты имеешь в виду, моя милая?

Бетси старалась освободиться из крепких объятий парня, но не очень решительно.

— Ну я не знаю… — сказала Элизабет. Взгляд Джека сильно испугал девушку. В нем было столько неудержимой страсти, он сулил что-то совсем новое, загадочное, он заставлял ее дрожать…

Джек погладил сжавшуюся в комочек Бетси, взял за подбородок и повернул ее личико к себе.

— Я испугал тебя? Бетси кивнула.

— Не бойся, моя маленькая. Мне ничего от тебя не надо. Положи свою головку мне на грудь и успокойся. Мне так не хватало тебя все это время.

Они сидели неподвижно и молча, прижавшись друг к другу. Элизабет поудобнее устроилась. Их волосы перемешались, и, казалось, будто золото рассыпалось по спелой соломе. Джек осторожно гладил девушку по плечам, по спине, провел рукой по тонкой талии. Его движения сначала случайные и бесцельные становились более настойчивыми и страстными. Элизабет чувствовала, что должна остановить его, но не могла заставить себя произнести ни слова. Прелесть новых ощущений захватила девушку, и она сидела, прижавшись к широкой груди парня и слушая, как стучит его сердце.

— Элизабет, милая. Ты так молода и невинна и мало знаешь меня… Но я люблю тебя и никогда не обижу. Ты не должна меня бояться. Позволь погладить тебя. Я хочу запомнить тебя всю.

Бетси доверчиво повернулась к нему, обхватила его шею руками и приникла к его губам.

— Так что ты принесла сегодня, ты мне еще не сказала?

Элизабет стояла перед зеркалом и укладывала растрепавшиеся локоны. Джек стоял у нее за спиной.

Ах, лучше бы он не задавал этого вопроса. Девушке показалось, что ее опустили с небес на землю.

— Меня послала миссис Эшли, — сказала Элизабет, нахмурившись. — Я узнала кое-что этой ночью. Англичане собираются в это воскресенье атаковать Чарльстон.

Это известие, казалось, не произвело на Джека никакого впечатления.

— Откуда ты узнала об этом?

— Ну, я слышала, как два офицера говорили. Это не болтовня. Они говорили серьезно.

— Я тоже слышал об этом.

— Правда? Надо было мне еще их послушать, может быть, узнала бы побольше.

— Кого это ты собиралась послушать? — спросил Джек таким тоном, что Бетси сразу прикусила язычок.

Как же он мог говорить с ней так сурово после того, как обнимал ее только что? Элизабет поняла, что не сможет сказать правду и подвести миссис Эшли.

— Я их видела сегодня на улице, офицеров этих. Они не знали, что я стою рядом. Они все это в самом деле говорили, Джек. Я ничего не придумала. — Элизабет закончила свое объяснение и облегченно вздохнула, по крайней мере последние слова Бетси были чистой правдой.

Джек подумал и кивнул головой.

— Мне нужно было только подтверждение, Элизабет, и ты мне его принесла. Теперь я уверен в том, что нападение состоится. Сегодня ночью мне придется уйти.

Элизабет посмотрела на туго набитую сумку Джека, которая валялась на полу. Когда девушка вошла в комнату, Джек собирал вещи. Значит, уже тогда он собирался уходить? Уходить, так и не повидав ее?

— Джек, ты давно в Бостоне?

— Да, дорогая, четыре дня, а сюда я пришел сегодня.

— Ты бы так и ушел из города, не повидавшись со мной?

— Да, милая. Это было неразумно. Я ведь пришел сюда ненадолго, только чтобы собрать информацию. Теперь я ее получил.

Элизабет хотелось только одного — разрыдаться. Но она решила, что ни за что не будет больше плакать перед Джеком. Плечи девушки дрожали, взгляд стал мрачным, губы подергивались.

— Я думала, ты с милицией, я беспокоилась, а ты… ты был здесь, в Бостоне…

— Но Бетси…

— Как ты попал сюда?

— В Бостон? Да вот с этим пропуском, — сказал он, доставая из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок бумаги.

Это было разрешение на въезд в город, снабженное подписью членов Конгресса провинции.

— Это совсем не то, что ты думаешь, Бетси. Это документ, который дает возможность безопасно войти в город. А вот и другой…

И Джек с гордым видом достал еще одну бумагу, на этот раз с печатью генерала Гэйджа. Это было разрешение на выезд из Бостона.

— Виги еще могут покидать город. Правда, они должны сдавать оружие, но у меня ничего нет, так что… — добавил Джек лукаво. — И я не думаю, что меня задержат, чтобы призвать в армию: ты видишь, я так хромаю, и у меня такой больной вид…

Джек тут же продемонстрировал Бетси и то и другое. Получилось очень правдоподобно.

— Если бы у меня было записано, что я уезжаю с женой, то я смог бы взять тебя с собой. А так это очень опасно.

Из всех слов, произнесенных Джеком, Бетси услышала только одно — «женой» и почувствовала, как сердце рвется у нее из груди.

— Что ты сказал, Джек?

— Я сказал, что очень рад видеть тебя, Бетси. Это Господь услышал мои молитвы, поверь мне. Ты осветила всю мою жизнь. Я каждую минуту думал о тебе, я мечтал о тебе каждую ночь, с тех пор как мы расстались. Не сердись на меня, Бетси. Я так люблю тебя. Если бы только было возможно, я забрал бы тебя сегодня ночью. Но это слишком опасное путешествие. Подожди меня в городе, как мы с тобой договорились раньше. Подожди меня, и я вернусь. Война кончится наконец, и мы с тобой…

— Нет.

— Бетси.

— Нет.

— Прошу тебя…

Совсем не так представляла Бетси их встречу, когда, стоя у ворот форта несколько недель тому назад, она наблюдала уход тысяч патриотов из города. Тогда она страстно желала идти к ним, разыскать Джека и услышать от него те слова, которые он сказал ей только сегодня. Бетси мечтала, чтобы он умолял ее остаться в городе и ждать его.

Теперь чувство девушки к Джеку было совсем иным. Детский романтизм развеялся. Элизабет любила его глубоко и страстно. Она хотела идти с ним. Ожидание казалось ей невыносимым.

Бетси смотрела на Джека, чуть отступив назад. Она старалась запомнить выражение его темных глаз, цвет волос, силу его тела. Не в силах больше оттягивать момент расставания, Бетси рванулась к двери, слетела вниз по лестнице и выскользнула на улицу. По дороге она успела сказать миссис Хаусман, что передала записку и сейчас должна уйти.

Когда дверь за девушкой захлопнулась, старушка подняла глаза и увидела Джека, стоящего на верхней ступеньке лестницы. Он был сыном ее любимой племянницы и француза.

— Жак, — старушка всегда обращалась к нему так, — что случилось?

Глава 23

Вера спала беспокойно. Пламя ее волос разметалось по подушке, по плечам и по щекам. Простыня обернулась вокруг ног женщины, оставив открытым ее прекрасное тело. Казалось, что белоснежная кожа светится в темноте. Во сне Вера протягивала руки, пытаясь обнять Флетчера и прижаться к нему. Но лейтенант уже давно встал и смотрел на нее из противоположного угла комнаты. Он сидел на стуле, сложив руки на обнаженной груди. Его черные как смоль волосы лежали по плечам. Печальные глаза казались такими же темными, как ночное небо.

— Да благословит тебя Бог, Вера, — прошептал Флетчер.

Миссис Эшли продолжала спать, убаюканная его мягким голосом.

Лейтенант уже знал, что Элизабет подслушала его разговор с Антоном, и он легко мог себе представить, что за этим последует. Восставшие узнают о планах британцев в тот же вечер. Но его больше не мучило то, что эту информацию могла сообщить восставшим Вера. Наверное, правы те, кто утверждает, что страсть ослепляет мужчину. Во всяком случае, сейчас Флетчер не мог даже сердиться на Веру за этот поступок. Он просто восхищался ее постоянством и упорством.

Флетчер поднялся со стула и подошел к кровати. Он смотрел на спящую Веру, и нежность переполняла его сердце. Лейтенант провел рукой по ее разметавшимся волосам. Какие они были шелковистые и мягкие! Как прекрасно было обнаженное тело женщины, как нежен изгиб ее бедер! Как беззащитно и невинно раскинулась она перед ним!..

Флетчер поцеловал Веру.

Завтра утром корабли, стоящие в устье реки, начнут артиллерийский обстрел форта, построенного восставшими буквально за одну ночь, сразу после получения ими информации о нападении.

Настал тот час, когда Флетчер должен был вернуться к исполнению своих обязанностей командира. Ему предстояло вести своих солдат на штурм. Таков был приказ. Флетчер не считал это решение стратегически правильным. Но к его мнению теперь не прислушивались так внимательно, как раньше. За время болезни он успел растерять свой авторитет. Слишком долго он пренебрегал своими обязанностями.

Лейтенант прекрасно понимал, насколько теперь осложняются его задачи как командира. Ему будет гораздо труднее обеспечивать безопасность своих солдат. Он уже не ощущал себя образцовым офицером, целиком посвятившим жизнь исполнению своего долга. И виной всему была его встреча с Верой.

Но Флетчер не сожалел ни о чем. Предстоящее расставание было очень тягостным для них обоих. Их только что соединившиеся жизни судьба вновь разводила по разные стороны баррикад.

Лейтенант прижался горячим лбом к холодному окну, вглядываясь в ночные тени. Во дворе цвел каштан, стрекотали цикады. Послышался шорох. Флетчер подумал, что это собака. Но иногда во дворы забегали даже лисы. Ухнула сова. В воздухе раздавалось жужжание насекомых.

Флетчер закрыл глаза и повернул голову, ощутив прикосновение стекла к каждому шраму на лбу. Завтра утром он должен покинуть Веру, и кто знает, как надолго…

Он должен был оставить ее раньше, чем они предполагали. Вера надеялась, что у них остается еще один день. Она просила его этой ночью, лежа в его объятиях, подарить ей эту, может быть, последнюю радость.

Но он не мог задержаться. Он не мог дать ей обещания, что вернется живым. Конечно, он не хотел умирать. Но что значили его желания или нежелания, его планы и надежды в этом лишенном логики и милосердия безумном мире? Единственное, что ему оставалось, — это выполнять свой долг. Британские солдаты подчинялись приказам, не задавая вопросов.

Флетчер с усилием прервал свои тягостные размышления и вернулся к возлюбленной. Она все еще спала, но, почувствовав его рядом, повернулась на спину, заложив руки за голову. Флетчер прилег рядом, обняв ее одной рукой, и погрузился в воспоминания о тех блаженных днях и ночах, которые они провели вдвоем.

Никогда раньше их чувства не достигали такой глубины, а проявления любви — такого совершенства.

Флетчер научился смотреть на их отношения в новом свете. Он стал еще больше ценить ее грацию, красоту и открытость. Она отдавалась ему полностью и принимала его таким, каким он хотел предстать перед ней.

За эти месяцы Флетчер смог в полной мере оценить отвагу и преданность своей возлюбленной. Она ухаживала за ним днями и ночами, не отходила от его постели, забыв о себе. Она пренебрегла осуждением друзей и соседей. И все это было сделано без единой жалобы. Он обожал Веру, и предстоящее расставание болью отзывалось в его душе.

— Вера, я люблю тебя, — нежно шепнул он ей на ушко.

Молодая женщина повернулась к нему не просыпаясь, и он поцеловал ее в макушку, в знакомый до каждой родинки изгиб ее шеи и почувствовал, что с трудом сдерживает рыдания.

Над кронами деревьев поднималась заря нового июльского дня. Небо становилось голубым, и на его фоне проступали черные ветви деревьев.

Брайан поднялся с постели и оделся. В одном из открытых ящиков он с сожалением заметил так и не откупоренную бутылку коньяка. Он хранил ее специально для Флетчера, с которым собирался провести вечер в дружеской и откровенной беседе. Но все время им что-то мешало. Брайан достал бутылку и подошел к окну. Внизу, во дворе, грумы были уже за работой. Они выводили лошадей и чистили конюшни.

Лейтенант точно знал, кто из этих молодых людей, так прилежно занятых работой, принадлежит к вигам и работает только ради того, чтобы поставлять информацию своим друзьям-патриотам. Но доказательств у Брайана не было. Он со злостью подумал о проклятом восстании.

Наглость бунтовщиков не имела границ. Они надеялись, что смогут удержать британскую армию в окруженном Бостоне. Но ничего у них не получится. Сегодня предстояло решительное сражение. Задача англичан состояла в том, чтобы выбить восставших из Бридс-Хилла и закрепиться там, создав плацдарм для дальнейшего наступления.

Он испытывал глубокое удовлетворение, когда представлял себе реакцию оставшихся в Бостоне патриотов, особенно миссис Эшли. Как странно в ней совмещались самоуверенность, остроумие и чисто женское очарование. Брайан понимал, что, окажись он на месте Флетчера, уже давно был бы околдован ею. Возможно, она уже добилась того, что его друг, Флетчер, испытывает постоянные душевные муки, раздваиваясь между долгом и чувством. Иногда Брайану казалось, что его старший товарищ просто теряет рассудок.

Брайан сорвал печать с бутылки и вынул пробку. Стакана не нашлось, но это его не смутило. Он поднес горлышко к губам — и приятное тепло разлилось по телу.

Наконец бутылка была плотно закупорена и водворена обратно в ящик, туда, где хранились многие дорогие Аптону вещицы. Лейтенант вышел из своей комнаты и направился через коридор в ту, где недавно жил его друг. Аптон принял решение.

Он верил в мужскую, дружбу, которая может поддержать и даже спасти жизнь человека в адской мясорубке войны. Что же касается женщин, то они способны лишить мужчину и разума, и умения защищаться. И Аптон не допустит того, чтобы Флетчер пренебрег своим офицерским долгом. Уже отдан приказ, и лейтенант Флетчер Айронс должен повести своих солдат на штурм укреплений Бридс-Хилл. В случае отказа он будет призван изменником и повешен.

Кухня наполнилась запахами теста и дрожжей. Вера аккуратно заворачивала слепленные из теста, но еще не испеченные буханки во влажные полотенца и укладывала их на теплые кирпичи около очага, чтобы тесто хорошенько поднялось. Руки молодой хозяйки по локоть были в муке. Она отряхнула их и с удовольствием принялась убирать со стола. Небольшие обрезки теста складывала прямо в передник и выбрасывала их на землю во внутреннем дворике. Когда тесто подсыхало на солнце, птицы слетались со всех сторон и с веселым щебетанием склевывали все, до последней крошки.

Трава за порогом выросла почти до колен. Ее давно уже было пора скосить: она цеплялась за юбку и мешала ходьбе. Вера подошла к большому каштану и прислонилась спиной к его грубой коре, глядя сквозь резные темно-зеленые листья на утреннее солнце. Все вокруг было так мирно и спокойно, ничто не напоминало ни о войне, ни о революции. Не было слышно даже топота марширующих по улицам солдат, к которому Вера уже давно привыкла и который, казалось, стал неотъемлемой частью жизни всего Бостона.

Вера стояла в тени каштана, закрыв глаза и наслаждаясь тишиной до тех пор, пока не почувствовала устремленный на нее взгляд. Она подумала, что это Флетчер, и посмотрела на чердачное окно, но там никого не было. Тогда она заглянула на кухню. Но там тоже было пусто. Какое-то странное дрожание воздуха насторожило молодую женщину. Вера не успела подумать о том, что бы это могло быть, как сильный взрыв потряс все вокруг, разрывая тишину мирного утра. Земля качнулась под ее ногами. Она инстинктивно взмахнула руками и закричала.

— Миссис Эшли!

Вера почувствовала, как чья-то рука поддерживает ее за локоть, и оглянулась. Перед ней стоял лейтенант Аптон. Лицо его выражало глубочайшее сочувствие, несмотря на все усилия Брайана казаться строгим и серьезным.

С трудом переводя дыхание, Вера спросила его, что же происходит. Лейтенант не спешил с ответом, и Вера посмотрела ему прямо в глаза.

— Ведь это не могло начаться так скоро? — спросила она, не пытаясь скрыть нарастающую тревогу.

Лейтенант смущенно посмотрел на миссис Эшли. Он был тронут ее попыткой сохранить спокойствие и полным отсутствием истерии в голосе. Он чувствовал себя ужасно глупо: пришел к ней, как к врагу, а сейчас его единственным желанием было защитить эту отважную молодую женщину. В эту минуту Брайан понял, какие чувства овладели его другом, и он презирал себя за то, что сам был готов поддаться им.

— Фрегаты начали обстрел форта, — сказал Брайан.

В его голосе звучало гораздо больше сочувствия, чем ему бы хотелось. Стоило ему только заглянуть в ее глубокие зеленые глаза, и заранее приготовленные оскорбительные фразы показались неубедительными и ненужными.

Она вздохнула.

— И Флетчер знал об этом, — сказала она. Это был не вопрос. Это было утверждением. Брайан молчал. Вера перевела взгляд на сверток, который он держал в руке. Конечно, его надо было спрятать, но теперь уже поздно: Аптон принес мундир Флетчера.

Вера внимательно смотрела на Брайана.

— Сегодня еще рано, — сказала она, и голос ее дрожал.

— Уже пора, — ответил он просто.

— Нет.

— Я должен войти, — твердо произнес Брайан и направился к двери.

— Но он еще спит.

— Это уже неважно. Я разбужу его. Он должен уйти вместе со мной. Таков приказ. Простите меня.

Пока он говорил, обстрел возобновился. Испуганные птицы вспорхнули с деревьев и унеслись в небо.

— Пойдемте наверх, — сказал Аптон. Он не хотел оставлять Веру внизу одну. Вера покачала головой.

— Я войду, когда он будет готов, — храбро ответила она.

Брайан кивнул и посмотрел на миссис Эшли. Ее нежное лицо, обрамленное золотистыми волосами, и огромные глаза сказали ему о тех чувствах, которые она пыталась скрыть. Она боялась, но не пушечной канонады и не за себя. Она боялась за любимого человека.

«Ах, Флетчер, — подумал Брайан, — я завидую тебе. Я завидую вашей любви, но боюсь, что она разорвет твое сердце».

Вера смотрела вслед Аптону, который быстро поднимался по лестнице. Навстречу ему бегом спускалась Бетси. Она была бледна, и глаза широко открыты.

— Миссис Эшли, что случилось?

— Британские корабли начали обстрел, — ответила Вера.

Новый взрыв заглушил ее голос. Бетси зажала уши руками и закричала:

— Мужчины, наши мужчины!

Вера хотела обратиться с молитвой к Господу, но в смятении не знала, о чем просить Его. Она чувствовала себя больной и несчастной. Так случалось каждый раз, когда она вспоминала о том, что Флетчер должен будет вернуться на поле битвы. Вера закрыла лицо руками и пыталась глубоко дышать, чтобы успокоить боль, возникшую в животе. Тошнота подступила к горлу. Но рядом неподвижно замерла Элизабет, и Вера, отняв руки от лица, протянула их к девушке.

— Я тоже боюсь, моя милая. Я не знаю, чем закончится сегодняшний день.

— Вы боитесь за него, — с горечью ответила Элизабет.

Тон девушки показался ей оскорбительным. Вера отпустила ее руку и отвернулась. Комок подступил к горлу.

— Да, я боюсь за него, — коротко ответила она. — Если шум будет продолжаться и тебе станет страшно, спустись в подвал, — холодным тоном сказала миссис Эшли и направилась на чердак. — Флетчер, — тихо произнесла она, заходя в комнату, — не оставляй меня. Я люблю тебя, — продолжала Вера, не обращая внимания на присутствие молодого офицера.

— Миссис Эшли… — начал было Аптон, подойдя к Вере.

— Брайан, помолчи, — отрезал Флетчер. — Это тебя не касается!

Вера гневно взглянула на молодого лейтенанта и отвернулась.

— Флетчер, — обратилась она с мольбой, — любовь моя, прошу тебя, не уходи. — Слезы брызнули из ее глаз. — Я хотела быть сильной ради тебя, мой милый. Но я не могу. Ведь ты можешь погибнуть, Флетчер, прости меня, Боже! Я не хочу этого. Как мне жить без тебя, любимый мой!

— Вера, подойди ко мне. — Флетчер открыл свои объятия, и Вера прильнула к нему. — Ты смелая и сильная женщина. Вера. Если я погибну сегодня, ты должна жить дальше, жить так, как жила до встречи со мной. Ну, успокойся, дорогая. Я прекрасно сознаю, в чем состоит мой долг офицера, — продолжал Флетчер, глядя через плечо миссис Эшли прямо в глаза Брайана. — И ты должна помнить об этом. Разве ты сможешь любить мужчину, который покинул свой пост, покинул своих солдат в минуту смертельной опасности? Разве ты сможешь любить такого человека, Вера? Я не верю в это!

Флетчер крепко сжал Веру в своих объятиях, плотно стиснул зубы и закрыл глаза. Он боялся, что не сможет сдержать рыданий, которые рвались у него из груди.

— Флетчер! — Это Брайан попытался напомнить лейтенанту о том, что пора идти.

— Хорошо, — ответил он.

Вера сделала шаг назад, все еще держа руки Флетчера в своих. Она пыталась доказать ему, что может быть сильной.

— Благослови тебя Господь! Мой милый! Возвращайся, прошу тебя, возвращайся ко мне! Они обнялись в последний раз.

— Флетчер, мы должны идти, — сказал Брайан.

Все это время молодой человек с трудом сдерживал слезы, комок сдавил горло и мешал дышать.

Флетчер высвободился из объятий миссис Эшли. Что-то отдаленно напоминающее улыбку скользнуло по его липу. Он дотронулся до Вериной щеки, произнес короткое «прощай» и быстро побежал вниз по лестнице.

Вера провожала его взглядом, стараясь запомнить его профиль, гордую осанку, четкую походку военного. Он исчез, и Вера оглядела опустевшую комнату. Никогда она уже не будет такой, как раньше. Теперь, когда его нет, все здесь казалось чужим.

Силы покинули Веру, она была близка к обмороку. Аптон подбежал к ней, взял за руки и усадил в кресло. Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал в лоб. Это было неожиданно и для него самого. Он не мог понять, как осмелился сделать это. Брайан вспомнил, какое обещание вырвал из него Флетчер: если Айронсу суждено погибнуть, то Вера узнает об этом только от Брайана, и больше ни от кого.

— Я клянусь Вам, Вера, я буду беречь его, — произнес Брайан.

Вера благодарно кивнула.

— Прощайте, миссис Эшли.

— Прощайте, Брайан.

Он вышел, Вера уткнула лицо в колени и горько заплакала.

Глава 24

Солнце нещадно палило. Солдаты поднимались вверх по склону, страдая от жары и жажды, сжимая мушкеты потными руками. Штыки ярко сверкали. Позади отряда громыхали колеса повозок, на которых тянули пушки. Флетчер с саблей на боку шел рядом со своими солдатами.

Когда до вершины оставалось не более 400 футов, лейтенант Айронс приказал своим солдатам остановиться и перестроиться. Они подобрали тела погибших и собрали раненых. Флетчер вглядывался в силуэт форта. Восставшие замерли, спрятавшись за земляными стенами. Флетчер мог различить худую светловолосую фигуру доктора Уоррена, ходившего между рядами. Этот человек вызывал восхищение и уважение лейтенанта, несмотря на то что стоял во главе восстания. Флетчер прищурил глаза и поднял руку.

— Вперед!

Медленно, ряд за рядом, британские солдаты двинулись вперед. Вверх поднимались мушкеты. Флетчер ждал, отсчитывая последние секунды перед выстрелом!

— Огонь!

Выстрелил первый ряд. Солдаты припали на одно колено и начали перезаряжать мушкеты. Их место занял второй ряд.

— Огонь! Огонь!

Выстрелы раздавались сразу после команды офицеров. Но из форта не отвечали. Противник не стрелял. Флетчер подумал, что теперь ему придется подвести солдат еще ближе к стенам форта. Эти американцы затевали опасную игру, но их тактика была дьявольски эффективной.

Внезапно Флетчер почувствовал запах гари, отличный от запаха пороха. Он обернулся и увидел черное облако дыма, поднимающееся со стороны Чарльстона. То на одной, то на другой улице городка вспыхивало пламя. В течение нескольких минут дым распространился вокруг. Только вершина холма виднелась среди дыма, и небо над головами солдат было по-прежнему светлым и беспредельным.

— Вперед! — раздалась команда.

— Огонь!

Земля была липкой от крови. Отряд подошел я тому месту, где уже сложили головы многие солдаты и офицеры. Тела убитых в ярко-красных костюмах пестрели по всему склону холма.

— Вперед, огонь!

Почему они не отвечают? Неужели их командиры в состоянии удержать от выстрелов солдат, когда каждую минуту рядом с ними падают их товарищи, убитые или раненые. Или это было вызвано отсутствием боеприпасов? Флетчер подозревал, что теперь восставшие будут делать только отдельные выстрелы по особо важным мишеням.

— Вперед, огонь!

И тут впервые из форта раздались ответные выстрелы, сопровождающиеся выбросами желтых клубов дыма. Эта стрельба была опаснее той, что встретила первую волну наступавших британцев. Американцы вели прицельный огонь. Флетчер сжал зубы, видя, как его солдаты один за другим падают на землю как подкошенные. До стен форта оставалось не более 60 футов, но это был самый опасный участок пути, покрытый телами убитых и залитый кровью.

Обнажив саблю, Флетчер приказал солдатам сбросить снаряжение на землю.

— Приготовиться к штыковой атаке! Мушкеты были выставлены вперед. Примкнутые штыки сверкнули на солнце. И солдаты упали на землю.

— Встать! Господи, помоги нам! — молился Флетчер. — Заряжай!

Они продвигались к стене все ближе и ближе, карабкаясь по склону. Флетчер чувствовал, как скользят его подошвы. Он кричал, призывал солдат не останавливаться и двигаться вперед. Он больше не пытался стереть пот, который заливал глаза, мешая смотреть вперед. Ружейные выстрелы эхом отдавались в его ушах. Но было в этом аду одно мгновение, когда он вспомнил о Вере.

— Айронс!

Флетчер повернулся и увидел Брайана Аптона с саблей на боку. Он был спокоен и беззаботен, как будто ему предстоял не штурм укрепления, а завтрак с друзьями.

— Какого черта, Брайан? Что ты здесь делаешь? — спросил Флетчер, забыв, что оба они были заняты одним и тем же делом и подвергались одинаковой опасности.

— Старик, мы сделаем это! Мы победим! — закричал Брайан, взмахнув саблей.

Флетчер улыбнулся. Его глаза светились злобным огнем.

— Мы сделаем это, Брайан! Мы победим!

За стенами укрепления готовились к последней битве. Ящики со снарядами были открыты, порох распределен. У большинства обороняющихся осталось боеприпасов на два или три выстрела. У некоторых — на один. Джек перезарядил мушкет.

«Последний раз, — подумал он, — надо выбирать точно».

Он приготовился стрелять, вытянувшись рядом с телом своего погибшего товарища и всматриваясь в атакующих.

«Надо стрелять в офицера, — подумал он, — а их осталось чертовски мало. В любом случае еще не время отступать».

Ряды наступавших были рассеяны, но они продолжали продвигаться вперед. Британцы не собирались отступать. Они будут биться до последнего человека. У восставших уже не оставалось пороха, и они не у могли остановить ослабевшего врага.

Джек немного приподнялся над заграждением, выбирая цель, и в этот момент пуля из британского мушкета ударила в камень, рядом с которым он лежал, и рикошетом отскочила ему в лоб. Джек откинулся назад, пытаясь рукавом стереть кровь с лица.

— Чертов ублюдок, — прошептал он по-французски и снова приподнялся.

Он выбрал черноволосого лейтенанта, но пуля отскочила от земли у самых его ног. Он промахнулся. Джек нагнулся над убитым товарищем в надежде найти у него остатки пороха, но больше ничего не осталось.

Джек поднял голову. Перед ним стоял доктор Уоррен.

— Генерал Уоррен, я только хотел… Теперь в пылу битвы все обращались к доктору только так.

— Боеприпасов больше нет, Джек. У нас осталось всего несколько минут, если британцы будут еще выжидать. Нет, послушай! Уже отдали приказ о штыковой атаке. Постарайся использовать ружье как можно лучше. Ты еще сможешь спасти свою жизнь!

Джек медленно поднялся с земли. Он протянул руку доктору, и тот с чувством пожал ее.

— Что будет, то будет, — сказал Джек. Уоррен кивнул.

— Ты храбрый солдат, Джек.

— Да, сэр.

— И если сегодня твой последний день, Джек, и ты предстанешь перед Господом нашим, сотворившим тебя и возложившим на твои плечи столь непосильную ношу, он дарует тебе прощение. Я молю его, чтобы он даровал прощение и мне.

— Сэр… — начал Джек, но доктор как будто не слышал его.

— Однажды, — сказал он, — мне привиделось это самое место, и я стоял с ружьем в руках.

Джек обернулся. Он услышал шум с противоположной стороны укрепления. Британцы уже перелезли через парапет и шли со штыками наперевес, убивая людей, протыкая их, словно куски мяса, и проливая потоки крови на землю. Британцев оставалось еще слишком много.

— Джек, — сказал доктор Уоррен, — в моем ружье осталась еще одна пуля. Возьми его и отдай мне свое. Делай так, как я сказал. Используй его или беги, мой мальчик, если желание жить еще не остыло в тебе!

— Но я не трус! — крикнул Джек.

— Я знаю это, Джек. Кто знает это лучше, чем я!

Джозеф Уоррен повернулся. Но было уже слишком поздно. Поздно обмениваться ружьями, поздно предпринимать что-либо еще. Раздался выстрел, пуля пробила лоб доктора Уоррена, и его не стало.

Джек яростно орудовал своим незаряженным мушкетом, нанося удары направо а налево. Он действовал как безумный, не видя перед собой ничего. Он вырвал мушкет с примкнутым штыком у солдата и теперь колол врагов без пощады, движимый страхом и отчаянием. Справа от него взрывались ядра. Британские пушки взяли форт под прицел. Правое крыло американцев было смято. Подкрепление из Чарльстона не подходило.

Все было кончено. Теперь невозможно было даже сдаться в плен. Не было ни одного выхода, кроме смерти. Как ни странно, эта мысль принесла успокоение Джеку. Страх оставил его. Теперь он сражался почти весело.

А «красные мундиры» уже занимали форт.

Флетчер сидел, уперевшись локтями в колени и опустив голову на руки. Он был целиком погружен в созерцание маленького жучка, который совершал свой трудный переход по шерстяному ковру. Он продвигался между вытянутыми ногами Флетчера. Складки ковра были для жучка горами и долинами. Флетчер не отрывал взгляда от маленького путешественника до тех пор, пока тот не скрылся под его ботинком, а потом продолжал смотреть на то место, где он исчез.

Айронс уже не выглядел таким бледным, как после болезни. Его кожа покрылась легким загаром. Физическая боль, хотя и не отпустила до конца, не причиняла серьезных страданий. Душевная мука, вот что теперь заполняло его всего.

Он приподнялся и посмотрел в окно. Чайки, крича, носились в небе, как это было раньше, как это было всегда. Он знал, что если встанет и посмотрит в окно, то снова увидит знакомый двор, прачечную, конюшню, прачек-негритянок, развешивающих белье, мальчишек, убирающих конюшни, и солдат, оставшихся в живых. Возможно, он почувствует запах мыла, травы и конского помета. Услышит, как полощутся простыни на ветру.

Но он не вставал. Он не хотел видеть этих обыденных вещей. Простая повседневная жизнь стала ему безразлична.

По подернутому легкой дымкой небу носились чайки. Флетчер смотрел на них до боли в глазах, до тех пор пока не выступили слезы.

Лейтенант медленно поднялся и обошел небольшую комнату. Осмотрел беленые стены, аккуратно заправленную кровать-комод и полупустую бутылку коньяка.

Солнечный луч пробивался через густую жидкость и отбрасывал блики на блестящую деревянную поверхность.

«Мы ждали слишком долго, — подумал он, — слишком долго, чтобы выпить этот коньяк».

Флетчер подошел к кровати и прикоснулся к подушке.

«Почему ты это сделал? Почему заслонил меня собой?» — снова и снова мысленно спрашивал Флетчер. «Да потому, — мог бы ответить ему Брайан, — что я дал слово, я обещал». — «Ты не давал никаких обещаний…» — «Не тебе я дал слово. Не тебе, а ей…»

Флетчер закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Он взял в руки бутылку коньяка. Стекло было холодным.

— Я люблю тебя, Брайан.

Успел ли он сказать другу эти слова? Может быть, и нет. Но ему очень хотелось, чтобы он услышал их.

Глава 25

Англичане одержали полную победу. Они захватили форт и теперь сооружали поблизости новое, более мощное укрепление. Эти сообщения застигли Веру на кухне, где она уже давно сидела неподвижно и безмолвно за чашкой холодного кофе.

Миссис Эшли подняла глаза на Элизабет. Презрительный и холодный взгляд девушки, казалось, спрашивал: «Вы довольны? Вы этого хотели?»

— Сколько погибших? — медленно спросила Вера.

— Я не знаю, сколько там у британцев, — парировала Бетси.

— Элизабет, ты же знаешь, что я говорю совсем не о них. Господи, ты же понимаешь, о чем я тебя спрашиваю!

— Разве? — возразила девушка. — Я-то думала, Вы только о нем беспокоитесь.

Вера нахмурилась. Ее по-прежнему мутило. Не поднимая глаз от чашки черного маслянистого кофе, она устало произнесла:

— Да, беспокоюсь.

Бетси молча наблюдала за хозяйкой. Перед уходом девушка успела поесть, а теперь, когда она вернулась с новостями спустя несколько часов, застала хозяйку в той же позе, что и оставила. Завтрак — поджаренный хлеб и яйцо — стоит нетронутый на столе. Бетси почувствовала жалость к несчастной женщине и сказала:

— Около ста человек убито. Может быть, и больше.

Вера закрыла глаза. Больше ста человек погибло, защищая наспех сооруженные земляные укрепления. Сто американцев против превосходящих сил англичан.

Элизабет, шурша юбками, подошла поближе. Вера не шевельнулась.

— Доктор Уоррен… погиб.

— Умер, — повторила Вера, губы ее скривились.

— Он умер, как настоящий командир, как генерал, с мушкетом в руках, — торжественно произнесла Элизабет.

Вера тихонько заплакала. Она уперлась локтями в стол и уронила голову на руки. Неужели они потеряют всех мужчин, которыми восхищались и на которых надеялись? Неужели погибнут все? И это будет ценой победы.

Бетси еще ближе подошла к миссис Эшли, обняла сзади ее вздрагивающие плечи и заплакала вместе с ней.

— Яйца остыли, сударыня. Давайте я Вам еще поджарю. И кусочек хлеба. А этот я сама съем. Он еще вроде ничего, — сказала девушка мягко.

В ее голосе звучало сострадание. Она больше не сердилась на Веру.

Вера со слабой улыбкой посмотрела на Бетси.

— Ты все еще голодна?

— Нет, миссис Эшли, совсем нет, я…

— Садись.

Элизабет села, придвинув свой стул поближе.

— Скажи, ты ненавидишь меня? Ненавидишь за то, что я люблю английского офицера? Элизабет залилась слезами.

— Нет, миссис Эшли, вовсе нет, — прошептала она.

— Не нужно ненавидеть меня, Бетси. Не надо так наказывать меня. Поверь, я и так наказана. Нет более страшного наказания, чем постоянные укоры совести. Что может быть страшнее моего положения? Человек, которого я люблю сильнее всего на свете, человек, ради которого я не пожалею жизни, сражался против моих верных друзей, против того дела, которому я посвятила себя. Ты понимаешь меня, девочка моя?

Губы Элизабет приоткрылись, и широко раскрытые по-детски голубые глаза смотрели на миссис Эшли сквозь пелену слез.

— Знаешь, двадцать лет тому назад твой Джек мог оказаться пленником в нашем городе. Ведь он француз. Разве это заставило бы тебя разлюбить его? Вначале, когда я только встретила Флетчера, я пыталась задушить свои чувства, возникшие против моей воли. Но я только бессмысленно мучила и его и себя.

Вера замолчала и задумалась. Ее зеленые глаза были полны печали.

— Если бы жизнь сложилась по-другому, я смогла бы стать его женой, Бетси. Как бы я хотела этого, девочка моя!

Бетси притихла и не сводила с хозяйки покрасневших от слез глаз.

— Нам было всегда хорошо вместе, правда, Бетси? Мы с тобой почти сестры теперь, а может быть, даже больше, чем сестры. А если он погиб…

Не говоря ни слова, Элизабет обвила руками плечи миссис Эшли и спрятала лицо в ее рассыпавшихся золотых волосах.

— Я не сделала ничего плохого, клянусь тебе, Элизабет. Ничего такого, чего мне надо было бы стыдиться. И если он погиб, я не вынесу этого.

— Тише, миссис Эшли, тише, — шептала Бетси, гладя ее по волосам.

Флетчер сам не помнил, как оказался у дверей миссис Эшли. Выходя из гостиницы, он совсем не думал о ней. Он ходил по городу в полузабытьи, и равномерное движение помогало ему справиться с отчаянием. И вот он стоит у знакомого порога.

Дверь на кухню была открыта. Но в полумраке он не сразу разглядел Веру, неподвижно сидевшую за столом. Она положила голову на руки и, казалось, дремала. Флетчер оставил у двери свои тяжелые от налипшей грязи башмаки и тихо вошел в дом.

Вера! Теперь он увидел ее нежный профиль, такой же милый, как и всегда, тонкий батистовый платочек, зажатый в кулачке. Все это время Флетчер помнил о том, какие страдания ей принесет известие о гибели друзей, о смерти доктора Уоррена, которого она знала многие годы.

Он помнил и о том страхе, который испытывает Вера за его собственную жизнь. Он не мог произнести ни слова. Слишком много событий вместилось в один день. Слишком быстро все произошло.

Вера подняла голову и, протирая глаза, позвала Элизабет. Она повернулась и увидела его. Флетчер стоял в дверном проеме: красный мундир, усталое красивое лицо, блестящие черные волосы. Он молча и неотрывно смотрел на миссис Эшли. Женщина вскочила, с грохотом опрокинув стул, и бросилась к нему.

— Флетчер, это ты! Флетчер, дорогой! Она прижалась к нему, гладила, хватала за руки и заглядывала в глаза. Это был он! Он был жив!

Флетчер качнулся и прильнул губами к ее золотым волосам.

— Вера, я люблю тебя.

Он тяжело вздохнул и прижал ее к себе еще крепче.

— Ты позволишь мне сесть?

Вера за руки подвела Флетчера к столу. Он поднял опрокинутый стул и сел. Вера опустилась рядом с ним на колени, взяла его руки в свои и поцеловала.

— Мы взяли форт. Наверное, ты уже знаешь? Вера кивнула. Она все еще не могла поверить, что он жив, что он здесь, рядом с ней.

— Джозеф Уоррен мертв.

— Элизабет сказала мне об этом, милый.

— Он стоял до конца. Он не побежал, поверь мне, что бы там ни говорили.

— Иначе и быть не могло, — сказала Вера.

— Ты права, — вздохнул Флетчер, — осада не была снята. Мы ничего не добились. Люди погибли напрасно.

Вера не произнесла ни слова. Она только крепко сжала его ладонь в своей. Пальцы их переплелись.

— Погибло 226 солдат. Около восьмисот ранено. От 10-го полка осталось только 26 человек. Все офицеры генерала Хау погибли во время первой атаки, — сказал он. — И все ради чего? Ради того, чтобы взять форт, который тут же был брошен, и теперь строится новый?

Вера увидела, что Флетчер заплакал. Слезы катились по его щекам, и он не пытался их скрыть. Плечи его содрогнулись. Он не отводил взгляда от окна, за которым виднелся кусочек бледно-голубого неба.

— Флетчер, прошу тебя… — начала Вера, собираясь встать.

Но Флетчер остановил ее.

— Брайан погиб, — сказал он с болью в голосе. — Господи, он спас мне жизнь и погиб. Он мертв, Вера. Он мертв.

Флетчер притянул Веру к себе и, уткнувшись лицом ей в грудь, заплакал, как ребенок. Вера еще крепче сжала его трясущиеся плечи и беззвучно плакала вместе с ним, орошая слезами его смоляные волосы.

Эзра сидел в своем любимом кресле и по привычке смотрел в холодный и вычищенный по случаю лета камин. Теплый вечер опускался на город. Из открытого окна доносилось пение птиц. Эзра снял очки и начал неторопливо протирать линзы.

Он не участвовал в этой войне. Он не хотел о ней думать. И все же вновь и вновь в мыслях возвращался к печальным последним дням. Был только один человек, который связывал его со всеми трагическими событиями, происходящими в городе.

Этим человеком была Вера Эшли. Когда Эзра видел ее в последний раз, его поразило ощущение счастья, с которым молодая женщина жила, несмотря на все тяготы. Она была счастлива, и ему следовало бы разделять ее радость. Но его обуревали совершенно противоположные чувства. Ее радость больно отозвалась в его сердце. Он вновь и вновь возвращался к мысли, что никогда не сможет добиться любви миссис Эшли. Той любви, которой он так жаждал для себя.

Той любви, которую она подарила Айронсу. Как расцвела она, получив возможность быть рядом со своим возлюбленным. Конечно, Вера старалась не показывать Эзре своих чувств. Она не хотела причинять ему боль. Но Эзра слишком хорошо ее знал и понимал все без слов.

Он давно уже свыкся с мыслью, что Вера не любит его. Но теперь ему приходилось вспоминать об этом слишком часто. И разве не он познакомил Веру с лейтенантом? Эзра глубоко вздохнул и уже собирался подняться из кресла, но какое-то движение в полумраке комнаты насторожило его. Какая-то тень появилась в дверях.

— Эзра!

Эзра поспешил надеть очки. Это была она, его Вера. И он понял, что молодая женщина плачет.

— Вера, это Вы?

— Да, — ответила миссис Эшли.

— Заходите скорее, дорогая. Не стойте там, как испуганный ребенок. Заходите и садитесь.

Вера послушно села в кресло напротив старого адвоката. Глаза ее покраснели от слез.

— Я так рада видеть Вас, Эзра. Простите, что я без предупреждения, — сказала миссис Эшли и печально улыбнулась.

— Без предупреждения? Но ведь это никогда не имело значения. Что же случилось теперь?

— Да, — ответила Вера, низко опустив голову, — да, конечно.

Они сидели в молчании, и ни один из них не решался заговорить. Наконец Эзра спросил:

— Что привело Вас ко мне, Вера? Что случилось?

Вера нахмурилась, собираясь с мыслями.

— Что-то ужасное, да? — проговорил Эзра, нервно похрустывая суставами пальцев. — Неужели война наконец испугала Вас, моя милая? Скажите, осознали ли Вы теперь, чего стоит эта Ваша так называемая свобода?

— Да, я все поняла.

— Значит, лейтенант?

— Эзра, его нет больше.

— Господи…

— Нет, нет, Вы не поняли меня. Он жив, слава Богу, жив. Но он вернулся на службу. Он исполняет свой долг.

— Он человек чести, Вера. Я всегда это знал, да и Вы тоже. Он никогда не оставит своих обязанностей. Он никогда не изменит Британии. Разве Вы ожидали чего-то другого? Разве у Вас были основания надеяться на это?

Эзра не забыл обещания, данного ему лейтенантом. Он поклялся относиться к Вере с уважением. И старый адвокат был уверен, что иначе и быть не могло.

— Нет, я не могла ожидать ничего другого, Эзра. Адвокат облегченно вздохнул, не представляя себе, как далек он был от понимания сути Вериного ответа. Вера подошла к окну и посмотрела на темнеющее небо. Стрижи пронеслись над крышами, разрезав крыльями воздух.

— Я не смогла удержать его, Эзра. Не смогла остановить. Когда он снова надел этот мундир, я поняла, чем это кончится.

Эзра нахмурился. Острая боль на мгновение пронзила грудь и исчезла.

— Моя милая, Вы так любите его?

— Да, Эзра. Ведь Вы знали об этом, не так ли? Ведь это Вы помогли моему счастью. Спасибо Вам, друг мой.

Вера отошла от окна и приблизилась к старому адвокату, сидящему в кресле.

— Спасибо Вам, Эзра, — повторила она и горько заплакала.

— Ну-ну, милая моя, успокойтесь. Встаньте-ка, как бывало раньше, рядом со мной и положите Вашу головку мне на колени. А я попробую утешить Вас, как раньше, когда Ваши горести не были так велики и я всегда мог защитить Вас, — говорил Эзра и старческий голос его дрожал. Он нежно поглаживал пламенеющие Верины волосы.

Вера опустила лицо на колени старого адвоката, в слезы капала на шелковую ткань бриджей, обтягивающих его распухшие колени.

Глава 26

Бостон, январь, 1776 г.

Прошло лето, пришла осень, наступил новый год. И не было спасения ни от осады, ни от холодной зимы. По реке Чарльз в сторону моря плыли огромные льдины. Британские посты вдоль реки были усилены. Ожидали возобновления атак бунтовщиков с того момента, как прочно встанет лед.

В городе было холодно. В ноябре разобрали на дрова старую Северную церковь, в январе — Западную и до конца месяца — еще пять зданий. В старой Южной церкви были выломаны скамьи, а само помещение, в котором еще недавно перед тысячами горожан выступал Джозеф Уоррен, использовалось для выездки лошадей в плохую погоду. Теперь прекрасные здания Бэкон-Хилла стояли унылые и заброшенные. Большинство их обитателей покинули город. Сады — гордость Бостона — поросли сорняками и стояли обледенелые и сверкающие на солнце. По улицам бродили одичавшие животные, настолько истощенные, что не могли даже служить пищей оголодавшему человеку.

Около Вериного дома англичане срубили все каштаны, и теперь только обледенелые пеньки блестели под солнцем. В декабре Вера с помощью Элизабет разобрала на дрова сарай. Начали вынимать из забора штакетник, но в конце января и это все было сожжено.

Вера и Элизабет обычно проводили время у кухонного очага. Это было самое теплое место в доме. Остальные комнаты не отапливались. Ставни на кухне были закрыты, двери завешены одеялами, чтобы не дать остаткам тепла унестись на улицу.

Женщины выбирались из дома, только когда надо было принести муку или мясо. Запасы в кладовке, еще недавно ломившейся от продуктов, теперь подходили к концу.

Вера была беременна. Несмотря на предсказания врачей, теперь стало очевидно, что она носит ребенка. От Флетчера.

Вера грела руки у очага. Последнее время она носила митенки — перчатки, у которых была обрезана верхняя часть пальцев. В них не так мерзли руки и было удобно заниматься хозяйством. Элизабет сидела рядом.

— Бетси, — окликнула ее Вера, — по-моему, стучат в дверь.

Элизабет прислушалась: ей тоже послышались какие-то звуки у входной двери.

— Я пойду посмотрю, — сказала девушка.

— Я сама, — ответила Вера, — оставайся на месте, тут по крайней мере тепло.

Вера укуталась в шаль, прикрыв свой округлившийся живот, и пошла открывать. Она открыла дверь в прихожую и быстро закрыла ее за собой, чтобы не выпускать тепло.

В прихожей было темно и так холодно, что изо рта шел пар.

— Иду, уже иду! — крикнула она.

Вере долго пришлось провозиться с входной дверью, и, когда она наконец поддалась, в дом ворвался снежный вихрь, который чуть не свалил Веру с ног.

— Моя дорогая, Вы не ушиблись? — спросил знакомый голос.

Вера почувствовала, что вошедший мужчина взял ее за локоть.

— Кто Вы? — спросила Вера.

Оказавшись снова в темноте после короткой вспышки света из открытой двери, Вера моргала и никак не могла разглядеть вошедшего.

— А у Вас тут темно, — прокомментировал мужчина. — Разве у Вас нет лампы, миссис Эшли?

— Нет, здесь нет, — ответила Вера с беспокойством. — Кто Вы?

Вошедший расхохотался.

— Вы и вправду не узнаете меня, миссис Эшли? Ну так я Вас сейчас обрадую. Это я, Чарльз Джонсон собственной персоной, пришел навестить Вас.

Вера ничего не сказала. Она с трудом освободила руки и отошла в сторону. Меньше всего ей хотелось чтобы он узнал о ее положении.

— А у Вас нет другого места, где Вы могли бы принять гостей? Здесь довольно неудобно, и я Вас не вижу.

— Зачем Вы пришли? — спросила Вера.

— Ну вот, любезна, как всегда. А я-то думал. Вы меня уже давно простили. Неужели Вы забыли нашу чудесную прогулку? Конечно, она была бы еще лучше, если бы с нами не было этого ужасного Айронса.

Он снова расхохотался.

— Ну ладно, я не хотел об этом говорить. Вы знаете, я просто проходил мимо и подумал, что неплохо было бы Вас проведать. Удостовериться, что у Вас все в порядке.

— Проходили мимо? Это в такую-то погоду? Вам бы следовало оставаться дома, сударь.

— Ну, может. Вы и правы. Во всяком случае, здесь гораздо холоднее, чем на улице. Но не можете же Вы меня отправить назад, не подкрепив чем-нибудь мои слабеющие силы?

— У нас нет вина, — ответила Вера, прищурившись.

Джонсон изобразил горькую обиду.

— Ну, знаете, я и не просил, миссис Эшли. Хотя бы дайте мне немного поесть.

Вера подумала, что довольно глупо с ее стороны стоять в темной прихожей и обмениваться колкостями с малознакомым мужчиной. Она встречала Джонсона только два раза, и обе встречи были крайне неприятны, тем не менее этого было недостаточно, чтобы вынести окончательное суждение. Вера решила, что было бы не великодушно прогонять его.

— У нас все довольно скромно, мистер Джонсон, но, я думаю, мы сможем Вам что-нибудь предложить. Идите за мной осторожно, и я проведу Вас на кухню. Это единственное помещение в доме, которым мы пользуемся.

Вера поспешно прошла вперед, прислушиваясь к звуку его шагов и опасаясь, как бы он не подошел слишком близко. Войдя на кухню, Вера сразу же опустилась на единственный оставшийся стул: стулья, а также множество деревянных предметов были отправлены в огонь. На кухне была открыта одна ставня, и немного света проникало в помещение.

Элизабет отвернулась от очага, и глаза ее расширились от изумления. Вера с беспокойством кивнула Бетси.

— Элизабет, это мистер Джонсон, мой знакомый. Мистер Джонсон, это мисс Уаттс.

Чарльз медленно вошел в кухню и огляделся. Он окинул Элизабет таким нескромным взглядом, что девушка нахмурилась и посмотрела на хозяйку.

Вера чуть наклонила голову и плотнее запахнула шаль на животе. Элизабет поняла намек хозяйки.

— Садитесь, мистер Джонсон, — предложила девушка, не заботясь о том, как он сможет это сделать.

Бетси сразу заметила, что Чарльз хорошо одет, хотя костюм стал ему немного свободен.

Чарльз был мужчиной высокого роста с претензией на хорошие манеры. Элизабет поразил его откровенно-настойчивый взгляд, который он бросал на миссис Эшли, прогуливаясь по кухне со шляпой в руке.

Вера наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Он сильно изменился со времени их последнего свидания: очень похудел и одевался гораздо скромнее. Лицо было мрачным, глаза, которые и в прежние времена казались очень светлыми, сейчас были почти бесцветными.

«Боже мой, — подумала Вера, — по-моему, он голодает!»

— Элизабет, — сказала она осторожно, — у нас есть несколько яиц, чтобы поджарить их для мистера Джонсона? И чашка горячего кофе, чтобы согреть его? Боюсь, что сидр весь кончился.

— Может быть, эль? — спросил Джонсон. Вера покачала головой.

— Нет, совсем нет.

Он тяжело вздохнул, обводя кухню бледными глазами, поднял руку и пригладил волосы. Сегодня он был без парика, чего раньше никогда себе не позволял. Вера с трудом узнавала Джонсона. Теперь это был совсем другой человек. Он вовсе не был похож на того выпившего гуляку, который приставал к ней и разглагольствовал о свободе, до тех пор пока не начал говорить. Его тон не изменился.

— Что миссис Эшли, дела пошли плоховато?

— Я бы так не сказала, — ответила Вера с удивлением. — Я никогда не располагала большим состоянием, чем сейчас.

— Да неужели? А я-то был уверен, что Вы достаточно богаты. Судя по пальто, в котором Вы были на обеде, да и по всем Вашим манерам.

— Так Вы из-за этого пришли? — спросила Вера.

— Простите, что такое?

— Я подумала, что Вы пришли сюда за помощью.

— Ничего подобного, миссис Эшли, — возмутился он.

Но несмотря на свой искренний гнев, он не вышел из-за стола. Элизабет поджарила для него яичницу и кусочек хлеба, положила все на тарелку, налила горячей воды из чайника. Не говоря ни слова, подала ему еду, вилку и почти чистую салфетку. Джонсон начал жадно есть. Вере даже стало жаль его.

— Я бы с удовольствием предложила Вам еще чего-нибудь, — сказала Вера, — но, к сожалению, у нас ничего больше нет.

Бетси смущенно опустила глаза, а Чарльз нахмурился.

— Не нужна мне Ваша жалость, — сказал он.

Вера кивнула в знак согласия. Чарльз недовольно шмыгнул носом и отодвинул тарелку, вытирая рот салфеткой.

Джонсон смотрел на Веру тяжелым вызывающим взглядом. В его блестящих бесцветных глазах было столько жестокости и злобы, что даже Бетси заметила это.

Элизабет подошла к своей хозяйке и встала рядом, с ней.

Вера сидела неподвижно, укутавшись в шаль и прикрывая свой выпирающий живот.

— У Вас есть немного денег, миссис Эшли?

— Так Вам все-таки нужно помочь, мистер Джонсон? Вы пришли за подаянием?

— Ничего подобного! — с возмущением отозвался Джонсон.

Эта показная гордость делала его даже привлекательным.

— Я хочу одолжить у Вас деньги. У меня есть собственность в Нью-Йорке, и я хочу только одного — вырваться из этого Богом забытого города и поскорее попасть в Нью-Йорк. Непонятно только, как мне выбраться отсюда. В непогоду ни один корабль не выйдет в море.

Вера наклонилась вперед, прижавшись животом к столу. Малыш в ее утробе шевельнулся.

— Чего ради Вы пришли ко мне?

— Вы женщина, милая моя, а женщины так мягкосердечны!

— Но не миссис Эшли! — неожиданно воскликнула Элизабет.

— А что это за миленькая штучка? — сказал Чарльз, насмешливо разглядывая девушку. — Миссис Эшли, — продолжал он, — что за милый зверек у Вас на плече? Ну и какие фокусы он может показать? Может, мне они покажутся интересными?

Вера не обратила внимания на эти слова и взяла Бетси за руку, призывая ее сохранять спокойствие. Вера дышала медленно, стараясь успокоиться.

— Сколько Вы хотите?

— Миссис Эшли!

— Тише, Бетси, — сказала Вера, глядя прямо в лицо Джонсону, который нервно приглаживал волосы.

В конце концов он решился:

— Достаточно одного соверена, миссис Эшли.

— Соверен! — воскликнула Элизабет, не в силах сдержаться.

— Вы забыли сударь, что идет война. У меня целая шкатулка набита бумагами, которые теперь потеряли свою ценность, но соверена у меня, конечно, нет!

Джонсон мрачно нахмурился.

— Тогда несколько шиллингов. Этого будет достаточно.

Вера помолчала минуту и расхохоталась.

— Вы собираетесь занять несколько шиллингов и после этого пытаетесь убедить меня, что сможете пробраться через расположение британской армии и через лагеря восставших? Вы сторонник англичан и вряд ли сможете рассчитывать на помощь патриотов. Никто из них не поможет Вам выбраться из Бостона. Думаю, что Вы просто решили вытянуть из меня все что возможно. А я-то еще жалела Вас. Конечно, уже все Ваши друзья покинули Бостон, Ваши экстравагантные костюмы пришли в негодность. Ваши шутки иссякли! Бетси, там у нас на камине было полпени. Отдайте мистеру Джонсону, а то он никогда от нас не уйдет.

Бетси встала, чтобы взять монету и передать ее Джонсону. Но он уже вскочил со стула.

— Ну уж нет! Не так плохи мои дела. Заберите-ка эту чертову монету, миссис Эшли! Вы совсем не изменились. Такая же ведьма! Ни разу не встречал такой чертовки! А знаете, моя милая, что бы я сделал, если бы Вы меня удостоили чести провожать Вас в тот вечер до дома? Я бы никому не позволил расстроить нашу компанию или помешать мне.

Джонсон стоял рядом с миссис Эшли, поражаясь тому, что она почти не реагирует на поток его оскорблений. Она не пыталась ни встать, ни уйти.

— Будете кусаться, лапочка?

— До крови, — ответила Вера.

Джонсон совсем обезумел. Он нагнулся и выхватил стул из-под миссис Эшли. Вера вскочила, с трудом удержавшись на ногах. Шаль упала к ее ногам.

Пока Чарльз приходил в себя. Вера схватила кочергу и угрожающе подняла ее.

— Так Вы уходите, мистер Джонсон? — закричала Вера.

Волосы ее рассыпались по плечам, она тяжело дышала, и с каждым вздохом ее живот вырисовывался под платьем. Чарльз нагло уставился на него.

— Ах вот оно что, — медленно произнес Джонсон. — И кто счастливый отец? Он знает? Как Вы думаете, детка? Я мог бы и сам догадаться, — он горько рассмеялся, — я мог бы и сам. Да только зачем? О нем и так уже сегодня упоминали несколько раз.

— Мистер Джонсон! Убирайтесь! — Вера швырнула кочергу в его сторону, но Чарльз отскочил.

— Так ты спала с ним? И где же он теперь? Уж я бы на его месте заплатил за удовольствие и женился бы на тебе.

— Почему Вы думаете, что мы не женаты?

— Я наводил справки.

— Что?!

— Не у него, конечно. У меня есть приятель. Он знаком с твоим любовником и следил за этим сукиным сыном. Ты жила с ним в грехе. Я знаю! А теперь он бросил тебя! А когда собака бросает свою конуру, приходит время волков.

— Убирайтесь! — закричала Вера.

Напоминание о том, что она с Флетчером не виделась несколько месяцев, было невыносимо.

Бетси решила прийти на помощь своей хозяйке. Она схватила горячую сковородку и подняла ее над головой. Чарльз был готов к борьбе, но ему не повезло. Сковородка коснулась его руки, и он с воплем отскочил.

— Бетси, подойди ко мне, дорогая. Поставь сковородку на место, — сказала Вера, пытаясь успокоить разгорячившуюся девушку.

Но Элизабет продолжала стоять в той же позе. Всю свою военную операцию Бетси осуществила быстро, и не произнеся ни единого слова.

— Думаю, что теперь Вам придется уйти, мистер Джонсон, — сказала Вера, подойдя к Элизабет. — Все, что Вы здесь наговорили, — непростительно. Я не знаю, зачем Вы сюда пришли, и мне это безразлично. Убирайтесь, Джонсон.

— Нечего тут скромность изображать!

Джонсон схватил со стола шляпу и нахлобучил ее на голову.

— Не нужна мне женщина с ребенком, да еще от того, кого я терпеть не могу! И не вздумайте молить меня о помощи. Я не откликнусь.

Закончив свой страстный монолог, Джонсон направился к выходу через дворик. Но Вера остановила его.

— Вот тем путем пойдите! Я не хочу больше терпеть Ваше присутствие в моем доме! — закричала Вера, указывая на заднюю дверь.

Миссис Эшли торжественно проводила своего неожиданного гостя до дверей, не выпуская из рук кочерги.

— Никогда больше не смейте переступать порог моего дома! Или, клянусь Вам, я использую вот это. — Вера подняла кочергу.

Она вышла вслед за Чарльзом на улицу и сделала несколько шагов по снегу. Ветер разметал по плечам ее волосы, подхватил юбку, а шаль теперь развевалась, как знамя. Вера следила за Джонсоном до тех пор, пока он не скрылся из виду.

— Миссис Эшли, Вы замерзнете. Идите скорее в дом.

Элизабет взяла хозяйку за руку, и они вместе вошли в дом.

Вера заперла входную дверь и прошла к очагу. Она вся дрожала, не столько от холода, сколько от обиды и возмущения.

Элизабет заботливо укутала миссис Эшли одеялом. Вера завернулась в него с головой, с трудом переводя дыхание. Она присела на колени около горящего очага и положила руки на живот. Там медленно ворочался ее ребенок.

— Что-то не так, миссис Эшли? Вера покачала головой.

— Кто это был?

— Один человек. Мне он никогда не нравился.

— Это и понятно. Опасный тип.

— Да, он может быть опасен, Элизабет. И я очень благодарна тебе за помощь.

— Да ладно уж, — проворчала Бетси и отошла в сторону.

— Нет, не ладно уж! Ты очень помогла мне! — сказала Вера, поднимаясь со стула и поддерживая живот руками.

Элизабет поймала упавшее одеяло и укутала Верины плечи.

— Ах, Бетси, страшно подумать, что может случиться теперь. Бетси, я не хочу, чтобы Флетчер узнал о ребенке от этого ужасного человека. Мне нужно самой поговорить с ним, и чем скорей, тем лучше, даже если он больше не любит меня. Это ведь его ребенок! И он имеет право узнать о нем от меня. Однажды он предложил мне выйти за него замуж. Я отказалась. Тогда он ответил, что если бы знал, что я жду ребенка, он никогда не принял бы моего отказа. Я объяснила Флетчеру, что это невозможно, что у меня никогда не будет детей. И знаешь, что он мне ответил? Он спросил меня:

«Разве тебе известна воля Божия?» Господь простит меня: тогда я думала, что известна. Ведь это чудо, Бетси. Свершилось чудо! Но разве мое поведение достойно его?

Вера попыталась подняться, но Бетси схватила ее и усадила на стул.

— Садитесь, миссис Эшли. Этот человек расстроил Вас. Посидите.

Бетси усадила хозяйку и с удивлением наблюдала, как та, наклонив голову, поглаживала свой округлый живот. Девушке казалось, что Вера нежно беседует с младенцем, прячущимся в ее утробе.

— А почему он перестал присылать нам посылки? — спросила Элизабет.

Вера подняла глаза, но, кажется, не видела Элизабет и не слышала ее вопроса. Она вспоминала, как они с Флетчером танцевали на чердаке, как он спросил ее о ребенке. Ему будет больно, когда он узнает, что Вера скрыла от него это радостное известие. А вдруг ему все уже безразлично? Нет, это невозможно! Она унижает его такими подозрениями.

— Ведь это я попросила его не присылать нам больше посылок. Я не хотела, чтобы он голодал из-за нас и чтобы у него были неприятности, Бетси. Когда я видела Флетчера в последний раз, он стоял перед выбором. Он должен был решить, по какой дороге ему идти, и я не хотела вставать у него на пути. Я не та женщина, которая ему нужна. Он потерял на войне друга и больше не мог идти на компромисс. Знаешь, Бетси, я была не совсем откровенна с тобой в последнее время. Я говорила тебе, что Флетчер не бывает у нас, потому что все время занят на службе. Это только половина правды. Мы расстались, и он ничего не знает о ребенке.

Элизабет не произнесла ни слова, настолько ее поразило услышанное. Огонь в очаге становился все слабее, и девушка обернулась, чтобы разворошить горящие головешки.

— Миссис Эшли…

— Тише, Бетси, я знаю, — Вера говорила почти шепотом.

— Как Вы могли, миссис Эшли, как Вы могли не сказать ему? Ведь он любит Вас?

— Любил. Когда-то. Но разве теперь я могу быть в чем-нибудь уверена? Как знать, обрадуется ли он, когда узнает о ребенке?

Они сидели в тишине. Солнечный луч пробился через заледеневшее окно, и в его свете лицо миссис Эшли казалось перламутровым. Кремовая шаль на плечах и светлое платье удивительно шли ей. Элизабет смотрела, как Вера нежно поглаживает живот.

— Миссис Эшли, — с отчаянием простонала девушка, — что же теперь будет? Ведь если он не женится на Вас, Ваш ребенок будет незаконнорожденным!

Вера сидела выпрямившись, с закрытыми глазами. Сейчас она казалась Элизабет воплощением достоинства и покорности судьбе.

— Я знаю, — тихо сказала миссис Эшли.

Глава 27

Миссис Харт стояла на крыльце с топором в руке и с удовлетворением смотрела на результаты своей работы. У ее ног лежала груда дощечек, которые еще недавно были вывеской адвоката Эзры Бриггса; ветер качал ставшие теперь ненужными цепи, на которых она была укреплена. Миссис Харт собрала деревяшки в охапку и отправилась в контору, где в кресле ее ждал укутанный в одеяло мистер Бриггс. Пока она шла по дому, снег начал таять на ее волосах и на шали, наброшенной на плечи.

— Ну, вот и слава Богу! Теперь хорошо разгорится, — сказала она радостно и положила в камин свою драгоценную ношу.

Языки пламени, которые уже начали исчезать, заплясали с новой силой, и тепло разлилось по комнате. Резкий запах горящей краски напомнил о том, что сейчас пылало в камине, но миссис Харт помахала передником и рассеяла дым.

— Спасибо, миссис Харт.

— О чем Вы сейчас думаете, сударь? — спросила она.

Конечно, экономка знала об этом лучше, чем кто-либо другой. Но чувство жалости охватывало ее всякий раз, когда она смотрела на его больные ноги, печальное лицо, и ей хотелось немного отвлечь своего хозяина от грустных мыслей.

В ответ Бриггс только вздохнул.

— У нее все в порядке, мистер Бриггс. Вы не должны волноваться.

— Я не видел ее с Рождества, — ответил Эзра. Миссис Харт покачала головой.

— А как хорошо мы тогда проводили время, помните? Даже малышка Элизабет приходила. А миссис Эшли все время смешила нас, и мы пели гимны… — миссис Харт замолчала.

Она решила, что такие воспоминания расстраивают хозяина еще больше.

— Ужасная погода, миссис Харт. Нет ни дров, ни еды…

— Если бы миссис Эшли нуждалась в чем-нибудь, она, конечно, дала бы нам знать. Вы ведь все время посылали ей, что могли.

— Да, — ответил адвокат, повернувшись к окну. — Вот теперь хорошо. Гораздо теплее стало.

— Очень хорошо, сударь, — ответила экономка. Она подумала о том, что с каждым днем все труднее и труднее доставать дрова. И где взять их в следующий раз? Они отапливали одну комнату. От самого хозяина теперь было мало проку, так он ослаб. Ноги еле двигались, да и сердце болело.

— Миссис Харт?

— Что?

— Прочтите мне последнее письмо от Веры, будьте любезны.

Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок бумаги, с которым не расставался ни на минуту с тех пор как получил его несколько недель тому назад.

— А надо ли, хозяин? Оно только расстроит Вас.

— Я знаю.

— А может, Вам еще раз написать ей? Да извиниться за то, что Вы так разозлились. Ведь Вы все для нее сделали, только Вам ни одного доброго слова не сказали. А она думает, что Вы все еще сердитесь на нее.

— Это не важно, — ответил Эзра и спрятал письмо.

Миссис Харт нахмурилась и отошла в сторону. А Эзра снова погрузился в свои печальные раздумья.

Вера беременна. Она ждет ребенка от Флетчера Айронса. А он, лейтенант, человек чести, бросил ее в таком ужасном положении, опозорил ее. Как он только мог? Правда, Вера в письме уверяла, что Айронс ничего не знает. Но как это может быть? И потом, если бы он не бросил Веру, то, конечно, знал бы обо всем. Вместо этого он оставил ее одну в отчаянии. Зачем они расстались? Какая глупость с их стороны. Сначала он решил сам рассказать все Флетчеру, но Вера умоляла его в письме не делать этого, и в конце концов он решил сохранить все в тайне.

А еще она просила у него прощения! Простить ее! Как он может ее простить? Ведь они виделись на Рождество, и Вера уже знала обо всем, и ничего ему не сказала.

Гримаса боли исказила его лицо. Ему казалось, что острая игла пронзает его грудь. Боль охватила живот, ныло плечо и рука. Не сейчас… И он затих под грудой одеял.

Конечно, миссис Харт была права. Ему нужно было пригласить Веру к себе и предложить ей все, что он смог бы ей дать. Ведь теперь, может быть, она примет его предложение и согласится стать его женой, чтобы дать имя своему ребенку. А он, Бриггс, поживет с ней счастливо те несколько месяцев, что ему осталось.

Дыхание его участилось. Все мысли сливались в одну, и слепящий свет появился у него перед глазами. Бриггс поднял правую руку, чтобы поправить одеяло, но судорога сотрясла все его тело. Очки выпали из бесчувственной левой руки. Откуда-то издалека до него доносился крик миссис Харт.

«Вера, — подумал Эзра, — моя Вера».

Но было уже слишком поздно.

Наклонившись над кроватью, Вера всматривалась в лицо Эзры, такое любимое и такое знакомое. Сейчас без очков оно было совсем беззащитным. Под глазами лежали темные тени, кожа была совсем бесцветной, и только в уголках носа и рта она приобрела голубоватый оттенок. Глаза были закрыты.

Вера погладила старика по волосам и коснулась его пальцев.

— Боже, какие они холодные, — сказала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к кому-либо еще.

Вера услышала, что миссис Харт заплакала.

— Доктор, еще есть надежда? — Вера слышала свой голос как будто бы со стороны, и он казался ей неожиданно спокойным.

Она повернулась к доктору, по-прежнему не выпуская руку старого адвоката. Теперь беременность скрыть уже было невозможно.

То, что сказал доктор, оставило мало надежды:

— Видите ли, миссис…

— Эшли, — подсказала Вера, не колебаясь.

— Так вот, миссис Эшли, у мистера Бриггса тяжелое сердечное заболевание, от которого он уже давно страдает. Вы знали об этом?

— Нет, — ответила она тихо и посмотрела на Эзру.

«Почему ты ничего не сказал мне?» — подумала она.

— Я считаю, что больной перенес апоплексический удар, — продолжал доктор.

Манеры доктора, его темный костюм и то, как он четко выговаривал слова, его спокойствие и равнодушие вызвали у Веры желание накричать на него.

— Я не уверен, что он выздоровеет, миссис Эшли.

— Вы можете сказать, что явилось причиной? — спросила Вера.

— Возможно, что-то очень сильно расстроило его. Я не знаю.

Вера снова посмотрела на Эзру, сморщенного, как сушеное яблоко. Он открыл глаза и некоторое время лежал так, глядя прямо в пустоту. Потом веки его снова опустились. В комнате было холодно, и при выдохе изо рта шел пар. Он выглядел таким маленьким и жалким под грудой одеял, а его рука, зажатая в Вериной, была такой холодной, словно жизнь ушла из него.

— Он и раньше болел, — напомнил ей доктор.

— Можно я присяду? Я бы хотела побыть рядом с ним.

— Ну, конечно, сударыня. Сейчас я принесу Вам стул. В Вашем положении вообще не стоило идти так далеко, но я понимаю, что мистер Бриггс Вам очень дорог.

Вера покраснела. В первый раз ей открыто напомнили о ее беременности.

— Миссис Харт, — попросила Вера, — покажите, пожалуйста, доктору, где он может взять стул.

— В моей комнате есть один, — ответила экономка, — их так мало у нас осталось.

Вера дождалась, пока затихнут в коридоре шаги доктора и шелест юбок миссис Харт и опустилась на колени перед Эзрой. Она гладила его лицо своей теплой ладонью и нежно шептала ему:

— Эзра, милый Эзра.

В ответ веки Эзры чуть дрогнули, а губы приоткрылись. Они пересохли и потрескались, из трещинок сочилась кровь.

Вера достала свой носовой платок и промокнула алые капли.

— Эзра, милый, я здесь, — сказала Вера, — я здесь. Если я могу Вам чем-нибудь помочь, дайте мне знать.

— Вера.

Вера отпрянула назад. Значит, доктор ошибся.

Эзра хочет жить, и он будет стараться победить болезнь.

Он еще может выжить.

— Эзра, прошу Вас, не тратьте силы понапрасну. Вам не надо сейчас разговаривать. Я никуда не уйду, и, когда Вы проснетесь, я буду сидеть около Вашей постели, и мы обо всем поговорим.

— Нет, — ответил Эзра чуть слышно, — уже нет времени.

— Не говорите так, Эзра! — воскликнула Вера в смятении.

— Нет… времени нет.

— Не нужно, Эзра.

— Скажите мне, Вера…

— Что сказать, Эзра? Я вовсе не буду говорить, если Вы не успокоитесь, — сказала Вера, сжимая его руку и умоляюще глядя ему в глаза.

— Я не успокоюсь. Господь зовет меня к себе.

— Зовет ли, Эзра? Как можем мы знать промысел Господень? Когда-то мне казалось, что я знаю, но я ошибалась и наказана за это.

Эзра взглянул на нее взглядом полным мудрости и понимания.

— Господь призывает меня к себе, — повторил он.

Вера склонила голову. Пламя ее золотых волос, казалось, осветило спальню.

— Расскажи мне о ребенке…

— О ребенке? — повторила Вера.

— Это как чудо?

— Да, — ответила Вера.

— И ты не стыдишься его?

— Нет.

— Если бы я… Если бы я не умирал, скажи, ты вышла бы за меня? Имя… имя ребенку?

Вера прижалась лбом к его холодеющей руке, к его груди, откуда капля за каплей уходила жизнь. Если сейчас она скажет ему, это уже не принесет никому вреда. В этом нет ничего дурного. А он будет счастлив. Счастлив перед смертью.

— Да, — ответила Вера.

— Не правда.

— О, Эзра! — воскликнула она, крепко сжимая его руку в своих.

Ее ложь не имела смысла. Он все знал. Он знал, что она никогда бы не вышла за него.

— Аа… — простонал Эзра, — как больно. — Он начал биться головой о подушку.

— Нет, Эзра, нет! Доктор! — закричала Вера. — Доктор, идите сюда. Эзра, милый, держитесь.

Она умоляла его не уходить, чувствуя, что смерть вот-вот явится за ним.

— Эзра, милый, как же мне жить без Вас!

На губах Бриггса появилась пена, и страшная судорога свела его тело.

— Доктор!

Вера наклонилась над Бриггсом, пытаясь услышать его дыхание и биение пульса на шее. Послышались шаги доктора, и шум упавшего стула. Доктор вбежал в комнату и отстранил Веру от кровати. Вера отступила к стене. Миссис Харт стояла в дверях, едва сдерживая рыдания. Из-за ее плеча на Веру с сочувствием смотрела Элизабет.

— Бетси, — тихо сказала Вера, — принеси мне стул.

— Миссис Эшли, сейчас самое время помолиться за мистера Бриггса. Скоро он покинет нас, — сказал доктор.

Вера кивнула и опустилась на колени. Миссис Харт и Элизабет приблизились к кровати и последовали ее примеру. Доктор отошел в сторону и замер.

— Господи, да будет воля твоя, — прошептала Вера.

Эзра умер во сне около полуночи. Он отошел очень тихо. Подле него оставалась только Вера. Она почувствовала, как его рука вздрогнула под ее рукой. Все было кончено.

Вера еще долго оставалась около него, сидя неподвижно в темноте. Слезы катились по ее щекам.

Глава 28

Кухня была погружена во мрак, и только в глубине камина еще вспыхивали время от времени языки пламени, освещая его покрытые сажей стенки.

Вера лежала на кухонном полу и, не отрываясь, смотрела на огонь. Ей хотелось лечь на свою мягкую кровать, но приступы боли не давали ей подняться.

Первые неприятные ощущения у Веры появились еще в самом начале вечера, и со временем они только усиливались. Приступы становились все более длительными и перерывы между ними сокращались. С каждым новым приступом боли Вера молила Бога о том, чтобы это был последний. И не потому, что она хотела облегчить свои страдания. Нет, нет! Просто ребенок спешил появиться на свет слишком рано.

Вера приподняла одеяло, положила руку между ног и почувствовала, что пальцы стали влажными. В свете камина она увидела кровь.

Элизабет спала рядом с Верой, повернувшись к ней спиной. Кудряшки рассыпались по ее плечам.

— Элизабет, — позвала миссис Эшли. На улице пропел петух. Ветер сыпал снег в окно пригоршнями и стучал ставнями.

— Элизабет!

Но тут накатил новый приступ боли, и Вера закрыла глаза. Рано, еще слишком рано появляться малышу на свет. Вера протянула руку и тронула Элизабет за плечо. На белоснежной рубашке остались алые следы окровавленных пальцев.

— Элизабет, вставай!

Девушка приоткрыла глаза и повернулась к миссис Эшли.

— Вы звали меня? — спросила она сквозь сон.

— Роды начинаются, Элизабет. Девушка мгновенно стряхнула с себя сон.

— Сейчас?

— Скоро. Помоги мне, пожалуйста.

— Сейчас, — ответила Элизабет, выскальзывая из-под нагретого одеяла. Она быстро натянула платье и подпоясала талию. — Что мне делать? — спросила она.

— Помоги мне подняться наверх.

— Наверх? — удивленно переспросила Элизабет. — Не нужно, миссис Эшли. Вы скажите, что принести, и я быстро сбегаю.

Вера отрицательно покачала головой и приподнялась на локтях.

— Бетси, ты будешь делать все, что я тебе скажу. Я знаю, что нужно. Я хочу, чтобы мой ребенок в первый раз увидел свет в моей комнате, на моей постели, а не на кухонном полу. Дай мне руку, детка.

Элизабет подчинилась, хотя и продолжала ворчать. Вера вставала с большим трудом и не удержалась, чтобы не застонать.

— О, миссис Эшли, это же глупо.

— Ничего подобного, Бетси, — спокойно ответила Вера.

Она считала свое решение правильным. Ее ребенок должен появиться на свет в той самой кровати, на которой она когда-то мечтала рожать всех своих детей.

Вера остановилась около двери, пытаясь справиться с одеялом, которым она была завешена. В это время Бетси зажгла свечу и закричала от ужаса:

— Кровь, миссис Эшли, кровь на Вашей рубашке!

Вера ничего не ответила и открыла дверь, откуда тянуло холодом. Поддерживая живот одной рукой, а другой упираясь в стену, она стала осторожно подниматься по темной лестнице.

— Принеси свечу, — сказала она Элизабет, теряя последние силы, — скорее.

Бетси мгновенно подбежала к хозяйке, держа свечу. Миссис Эшли тяжело облокотилась на плечо Элизабет, и они начали медленно подниматься наверх. Пламя свечи колебалось, и черные тени метались по потолку и стенам. Изо рта женщин шел пар — таким холодным был воздух. На каждой ступеньке Элизабет шептала:

— Еще одна.

Вера кивала, уже не помня, сколько еще осталось пройти. Вера молилась о том, чтобы добраться наконец до своей комнаты. Сколько раз она легко бегала вверх и вниз, не считая ступенек.

Теперь же каждая из них давалась ей с огромным трудом.

Наконец они добрались. Вера дрожала от холода в своей тонкой ночной рубашке.

— Сейчас сбегаю за одеялами, — сказала Элизабет.

Она поставила свечу на пол и, подобрав юбки, ринулась вниз.

Вера пыталась перевести дыхание и вдруг почувствовала, как что-то горячее хлынуло у нее между ног. Она закричала. Слезы полились у нее из глаз. Ей показалось, что случилось что-то ужасное, и случилось по ее вине.

— Господи, что же я наделала! — воскликнула она.

— Это совсем не страшно, миссис Эшли, — крикнула Бетси снизу. Она бежала наверх с одеялами под мышкой. — Это просто воды отошли. Уж я-то разбираюсь. Я была дважды при маминых родах. Теперь Вам надо поскорее лечь в постель.

Вера взяла у Бетси свечу и вошла в спальню. К счастью, там было не так холодно, как она предполагала, — и двери и окна были на совесть утеплены. Вера поставила свечу на комод перед зеркалом, чтобы свет был ярче. Она достала из ящика чистую, но холодную как лед ночную рубашку и с помощью Бетси переоделась. Девушка стерла кровь с ее ног.

— Нужно обогреть комнату, миссис Эшли. Я разожгу огонь и принесу угля, иначе Вы заледенеете тут. Забирайтесь в кровать, и я Вас укрою, — скомандовала Элизабет.

Вера легла в кровать и натянула одеяло до подбородка. Она дрожала от холода и страха. Тени метались по потолку, навевая воспоминания. Она редко думала об Уильяме в последнее время. Картины их совместной жизни уже не вставали у нее перед глазами всякий раз, как она оставалась одна.

Но сейчас она не могла не вспомнить о своем первом муже. Она лежала на кровати, которую он смастерил собственными руками. Он мечтал о том, чтобы Вера родила ему ребенка. А сейчас она наконец дождалась этого радостного дня, но отцом ребенка был другой.

Вера вспомнила и об Эзре. Она была рядом с ним в его последние минуты, но не могла смириться с мыслью, что его уже нет. Вера представила себе его оживленным и веселым, и от этого стало еще тяжелее.

Воспоминания о Флетчере согревали ее. Как они могли бы быть счастливы, если бы она вовремя сказала ему о ребенке. Ей хотелось вернуть свою уверенность в нем.

Новый приступ боли заставил Веру забыть обо всем, кроме того, что сейчас происходило с ней. Она сосредоточилась на своем дыхании и постепенно начала дышать все глубже и глубже. Боль немного утихла.

Теперь Вера перевела взгляд на запечатанное письмо, лежащее на комоде. Это письмо было адресовано Флетчеру. Элизабет должна была передать его в случае Вериной смерти при родах. Не забыть бы сказать об этом Бетси. Это очень важно.

Вернулась Бетси. Она принесла жаровню, потом отправилась за тряпками и полотенцами и притащила тазик с горячей водой.

Девушка сделала две веревочные петли над кроватью так, чтобы миссис Эшли могла ухватиться за них руками. Вера с удивлением наблюдала за уверенными действиями Элизабет.

— Кровотечение закончилось, не так ли?

— Да, — кивнула Вера.

— Ну, теперь уже недолго. Часа два, не больше. Хотя наверняка трудно сказать. Может, мне сбегать за акушеркой?

Вера не, хотела посылать Элизабет одну в этот холод и предрассветный мрак на поиски акушерки. Неизвестно еще, когда понадобятся ее услуги.

— Не нужно, милая, — сказала Вера, — подожди, пока рассветет.

Вера очнулась от ощущения прохлады. Это Бетси положила на ее пылающий лоб влажное полотенце. Вера не понимала, что происходит вокруг. Она пыталась сказать что-то, но не могла произнести ни слова. Она с трудом приподняла тяжелые веки, и яркий свет ослепил ее. Кто-то открыл ставни. Кто же это был?

Вера опять закрыла глаза и погрузилась в темноту. Ее сознание уплывало куда-то. Кисти рук беспомощно свисали из петель над кроватью, потом выскользнули из них и упали на подушку, запястья были растерты до крови… Новый приступ боли возобновился через полторы минуты после предыдущего, вывел Веру из бесчувственного состояния и возвратил к реальности. Роды продолжались уже восемнадцать часов.

— Двадцать семь часов, — сказал кто-то у Веры над головой.

Она не могла понять, кто это. Все голоса звучали одинаково глухо и невнятно. Смысл сказанного уплывал от нее. Боль приходила снова и снова. Когда кончался очередной приступ, Вера надеялась, что он был последним. Но проходила минута, и страдания женщины возобновлялись с новой силой.

Вера решила, что причиной всему ее страхи.

Она боялась умереть до того, как родится ребенок. Еще больше она боялась смерти ребенка. Ведь он мог погибнуть, даже не успев увидеть мир, не успев почувствовать нежных материнских объятий. Неужели Вере не суждено качать малыша и смотреть на его нежное личико?

Она стонала, голова ее откинулась набок, огромные зеленые глаза были широко раскрыты и блестели. Результатом ее многочасовых усилий и страданий были лишь потоки крови, хлынувшие на простыни и на пол. Что же случилось? Почему ребенок никак не мог появиться на свет? Что было не в порядке с ним? А, может быть, это она была слишком слаба? Но что бы там ни было, даже доктор, принявший не одни роды, ничем не мог помочь Вере.

Наступила короткая передышка. Вера тихонько закрыла глаза. Дыхание стало ровным и спокойным. Голоса с трудом проникали в ее сознание. Ей слышался шум птичьих крыльев над Старой церковью, голос отца.

— Папа, я люблю тебя…

Внезапно темнота рассеялась, и снова ей в глаза бил яркий солнечный свет. Вера увидела доктора, склонившегося над ней.

— Миссис Эшли, — сказал доктор, — миссис Эшли, послушайте меня.

Вера нахмурилась. Она чувствовала чью-то руку на своем плече. Рука была маленькая и нежная.

— Элизабет, — прошептала Вера.

— Что она сказала?

— Она позвала меня.

— В самом деле? Миссис Эшли, я должен поговорить с Вами о ребенке.

Вера безмолвно смотрела на него.

— Если мы не освободим Вас от него, Вы умрете. Я сделал все, что в человеческих силах. Строение Вашего тела таково, что Вам нельзя рожать. Ребенок не может выйти наружу. Щипцы тоже не помогут.

Элизабет начала горячо молиться, и Вера почувствовала, как ее рука сильно надавила ей на плечо.

— Я знаю, что роды у Вас преждевременные. До срока еще целый месяц, — продолжал доктор, — но ребенок очень крупный. Может быть, Вы не правильно рассчитали? Где мистер Эшли, я хочу поговорить с ним. Ведь Вы его жена, а это — его ребенок.

— Ушел, — ответила она, с трудом разжимая пересохшие губы.

— Где он? У нас не так много времени. Надо срочно найти его.

— Он уехал, сударь, — услышала Вера голос Бетси, которая пришла ей на помощь.

Вера хотела поднять голову и взглянуть в милое лицо девушки, но голова, казалось, вросла в подушку. У Веры не было сил подняться.

— Хорошо, — ответил доктор после минутного раздумья, — я все понял. У нас нет выбора, и я должен взять всю ответственность на себя.

— Нет, — ответила Вера, но голос ее был так слаб, что даже Элизабет, которая стояла в двух шагах, с трудом расслышала ее.

А доктор и вовсе не обратил внимания на ее слова. Доктор достал свой чемоданчик с инструментами и разложил их на комоде, который акушерка накрыла чистым полотенцем. Эти блестящие металлические предметы казались Вере орудиями пыток.

Вера похолодела от ужаса, глядя на эти приготовления. Кроме набора родовспомогательных щипцов, там были приспособления для удаления ребенка, умершего в утробе матери, и для уничтожения — Господи, какое страшное слово! — ребенка, если он угрожает жизни роженицы. Отчаяние овладело молодой женщиной, слезы покатились по щекам.

«Деточка моя, Господи, деточка моя», — подумала Вера и силы вернулись к ней. Она уцепилась пальцами за петли, висевшие над изголовьем, с напряжением приподнялась. Звук ее голоса, так долго рвавшийся наружу и не находивший выхода, огласил наконец комнату. Это была страстная мольба о милосердии, мольба без слов…

Глава 29

Город погрузился в ледяное безмолвие. Серое небо нависло над крышами домов, угрожая новым снегопадом.

Ветер стих, и каждый звук странным эхом разносился по сторонам. Улицы были занесены снегом, покрывшимся обледенелой коркой.

Лейтенант Флетчер стоял на замерзшей мостовой и разглядывал кирпичный фасад Бостонской тюрьмы. Его дыхание буквально замерло в воздухе, обжигая лицо.

«В прошлом году в это же время я ходил в мундире, даже без плаща, так было тепло, — подумал лейтенант, — а теперь стоят сугробы выше человеческого роста». Прошлой зимой он в первый раз провожал Веру после вечера у Эзры.

Она была в легком шелковом платье и плаще. Он помнил и покрой, и цвет этого платья. Он помнил прическу миссис Эшли в тот вечер. Он вспоминал этот вечер с болью в сердце, потому что тогда он навсегда потерял ощущение простоты и определенности своей военной жизни. С тех пор как он первый раз поцеловал Веру, и она ответила на его поцелуй, их жизни нерасторжимо переплелись в радость любви и трагедию.

Флетчер нахмурился и подошел к воротам тюрьмы.

— Кто идет? — крикнул часовой, стоящий у входа с мушкетом за плечами.

— Лейтенант Флетчер Айронс. Первая бригада легкой пехоты лорда Перси.

— По какому делу, господин лейтенант?

Флетчер старался скрыть свое беспокойство и произнес безразличным тоном:

— Я пришел встретиться с осужденным на смертную казнь. Мне надо повидать его перед тем, как он будет повешен. Вы поняли, сержант?

— Так это не государственное дело?

— Нет, — сказал Флетчер. Он подождал немного и, видя, что часовой колеблется, добавил:

— Очень холодно, сержант.

— Конечно, господин лейтенант.

Солдат достал связку ключей, висевших у него на поясе, и отпер калитку. Флетчер прошел внутрь.

— Я проведу Вас, господин лейтенант, там дальше есть фонарь. Как зовут заключенного?

— Жак Сабо, — ответил Флетчер.

Элизабет стояла на пустынной морозной улице и плакала. Слезы замерзали у нее на ресницах. Она закрыла лицо руками.

«Я не могу вернуться домой, — думала она. — Я не могу! Ребенок может умереть. Миссис Эшли может умереть. Господи, что же мне делать?»

Доктор сказал, что у нее совсем мало времени. А она уже целый час бегала по городу в поисках лейтенанта Айронса. Когда Бетси услышала крик миссис Эшли, она поняла, что не может больше выносить ее мучений. Ее хозяйка противилась тому, что должно было произойти. Она протестовала против уничтожения ребенка, и Элизабет должна была ей помочь.

Она решила найти лейтенанта Айронса и привести его. Недавно Бетси слышала, что англичане вернулись в город и по-прежнему живут в гостинице. Она поспешила туда, но лейтенанта там не было, и никто не мог ей сказать, куда он ушел.

«Господи, — молилась Элизабет, — сделай так, чтобы миссис Эшли и ребенок остались живы. Сделай, о Господи!»

Лейтенанта надо было разыскать во что бы то ни стало. Он имел право увидеть женщину, которую любил и узнать о судьбе своего ребенка.

Элизабет поплотнее укуталась в плащ. Ей надо возвращаться домой. Зачем бегать по городу, если никто не знает где лейтенант. Надо спешить домой.

Бетси подумала, что с ее стороны было неразумным уйти из дома, когда миссис Эшли была так нужна ее помощь. Это был детский и трусливый поступок. Конечно, она хотела разыскать лейтенанта, но еще больше она боялась оставаться дома.

Теперь, если это ужасное дело было сделано, миссис Эшли нужен ее уход. А если чудо произошло, и ребенок появился на свет, ей тем более надо быть дома. Бетси смахнула слезы и посмотрела на свинцовое небо над головой.

«Слишком холодно для снегопада, — подумала она, — я должна идти домой. Миссис Эшли может подумать, что я бросила ее».

— Простите, сударыня…

Элизабет обернулась и увидела молодого офицера в красном мундире, запыхавшегося и румяного.

— Это Вы разыскиваете лейтенанта Айронса?

— Да, я.

Офицер смотрел на Элизабет с улыбкой, которая, наверное, уже разбила не одно девичье сердце, но оставила совершенно безразличной Элизабет.

— Как я рад, что нагнал Вас. Мне сказали, что лейтенант Вам срочно нужен. Я знаю, где он. Он в тюрьме.

— Так он арестован? — испуганно спросила Элизабет.

— Да нет, тут совсем другое дело. Ему надо было навестить одного заключенного.

— Зачем?

— Не знаю…

Элизабет замерла в раздумье. Если она побежит так быстро, как только хватит сил, она доберется до тюрьмы за пятнадцать минут, потом еще двадцать минут, чтобы добраться до дома. Очень, очень долго, но она должна сделать это. Элизабет схватила руку офицера и крепко пожала ее.

— Спасибо, — сказала она, — большое спасибо. Девушка повернулась и побежала в сторону тюрьмы, оставив удивленного офицера посреди улицы. Дорожки, по которым можно было идти, покрылись льдом, и ноги на них скользили. Отойти в сторону тоже нельзя — везде высокие сугробы. Все-таки Бетси решилась бежать напрямик. Она подобрала юбку и шагнула на ледяную корку, покрывавшую сугроб. Несколько раз она падала, вставала, бежала дальше и наконец оказалась перед зданием тюрьмы.

Элизабет подбежала к железным воротам и забарабанила в них своими маленькими кулачками. Но никто не откликнулся. Звук ее голоса эхом разносился по пустынным улицам. Бетси стала дергать ручку калитки.

— Дайте мне войти!

Ответа не было.

— Эй, кто-нибудь! Дайте мне войти!

Опять молчание. Потом девушка увидела, как из полуоткрытой двери появилась рука, держащая фонарь, и повесила его на крюк. Послышались шаги.

— Прошу Вас, дайте мне войти!

Калитка открылась, и на пороге появился сержант, строго уставившийся на Элизабет.

— Ну девица, чего ты хочешь?

— Сюда приходил лейтенант Айронс? — спросила она, подойдя к калитке.

Сержант казался очень смущенным.

— Лейтенант Айронс, — повторила девушка еще раз.

На лице сержанта промелькнула хитрая улыбка. Но, может быть, он просто сморщился от холода?

— Ах, лейтенант Айронс. Дайте-ка мне подумать. Вы точно запомнили имя?

— Да! — закричала рассерженная Элизабет.

— И нечего кричать, — примирительно сказал сержант, — по-моему, ты права, и этот офицер там, внутри. А зачем он тебе нужен?

— У меня есть для него записка.

— Ну, так отдай ее мне, а я передам, — сказал сержант.

— Ну уж нет, — ответила Элизабет, — я должна передать ее сама. Вы его позовете? Охранник, подумав минуту, сказал:

— Ну что ты будешь тут мерзнуть! Заходи, и я провожу тебя к нему.

Элизабет вошла, и он запер за ней калитку.

— Иди немного впереди, а я понесу фонарь.

Элизабет осторожно ступала по скользкому каменному полу.

Пятно света от фонаря металось то вверх, то вниз, выхватывая из темноты то кусок пола, то грязной стены.

— Поверни здесь, — сказал охранник, — теперь здесь… А ты хорошенькая штучка. Не думал я увидеть такие голубенькие глазки.

С этими словами он стал приближаться к Элизабет. Глаза его злорадно блестели, в нем чувствовалась грубая сила. Он протянул к девушке руки и схватил ее, пытаясь поцеловать. Элизабет плюнула ему в лицо. Сержант размахнулся и нанес Бетси сильный удар в челюсть. Девушка ударилась о стену и упала на пол. Комната погрузилась во мрак…

Флетчер стоял, держась за прутья зарешеченной двери, и заглядывал в камеру. Неужели этот постаревший мужчина, кутающийся в одеяло, и есть тот самый гигант с золотыми волосами и штыком в руках, тот безумец, который колол им направо и налево!

— Жак, — позвал Флетчер, — Вы слышите меня?

— Я слышу Вас. Чего Вы от меня хотите? Вы похожи на исповедника, а у меня и в мыслях нет исповедоваться.

— Но Вас скоро повесят. Вы понимаете это?

— Да.

— Вы убили человека, — сказал Флетчер.

— Только одного, — ответил узник с горькой гримасой.

— Этот человек был моим другом, — сказал лейтенант. — Я очень любил его. Наверное, после смерти я полюбил его даже больше, чем при жизни. Я очень страдал, когда его не стало. Ведь он получил штык в грудь, потому что заслонил меня. Он дал обещание женщине, которая меня любила, и сдержал его. Он спас мне жизнь.

— Храбрый и благородный человек. Он отдал свою жизнь взамен Вашей и погиб. Мы встретились на войне, во время битвы. Я никогда не знал его. Но в Вашей памяти он всегда будет жить, — сказал Джек и покачал головой.

Флетчер стоял у самой двери, крепко сцепив пальцы вокруг прутьев решетки.

— Вы не помните его? — спросил Флетчер.

— Нет, — ответил Джек. — А Вы сами разве помните каждого, кого сразили саблей или застрелили? Это война, мой друг.

— Не называйте меня другом, — сказал Флетчер.

Ему хотелось плакать, но не о Брайане, который погиб на войне, он горевал о Вере, которую оставил, сам того не желая. Он бросил к ее ногам свою ненависть и горькие обвинения. Он говорил ей о долге офицера. Но она поняла, в чем он ее обвинял. Он не мог ей простить смерти Брайана.

— Какой же я дурак, какой идиот! — крикнул Флетчер, уткнувшись в железную решетку.

Джек подошел ближе, и пламя свечи осветило его глаза.

— Зачем Вы здесь? — спросил он. — Неужели Вы пришли сюда, чтобы освободиться от своей вины? От своей бесконечной и бесполезной ненависти?

— Да, — ответил Флетчер.

Джек видел, что человек, стоящий перед ним, ищет твердой почвы под ногами.

— Может быть, — сказал он, — я смогу чем-нибудь Вам помочь? Ведь говорят же, что приговоренные к смерти могут быть великодушны. Возможно, — продолжал Джек, — Вы сможете придумать какую-нибудь другую причину гибели Вашего друга, помимо войны. Я был в гневе тогда на всех, кто носил красный мундир. Ведь в тот момент я потерял человека, которого любил и уважал, человека достойного, доброго и храброго, — доктора Уоррена. Он был нашим генералом.

— Я знал его, это действительно большая потеря. Я всегда восхищался им, — с грустью сказал Флетчер.

— В самом деле, лейтенант? Ну, что ж, я передам ему это, — ответил Джек, — если, конечно, попаду в царствие небесное.

— И все-таки Вы совершили преступление, Жак, — сказал Флетчер.

— Поверьте мне, я предпочел бы, чтобы меня разорвало на тысячу кусков, чем бросили в тюрьму. Но увы, дело сделано, лейтенант. Это война. И кто знает, если победят восставшие, не окажетесь ли Вы на моем месте.

Внезапно они услышали шаги, затем блеснул свет от качающегося в чьей-то руке фонаря, и перед ними появилась измученная женщина с расширенными от ужаса глазами и кровоточащими губами.

— Элизабет! — воскликнул Флетчер и кинулся ей навстречу. — Что с тобой, что это?

— Лейтенант Айронс, — воскликнула девушка, — я искала Вас, но уже слишком поздно… он, он пытался…

Она залилась слезами.

— Кто? — спросил Флетчер.

— Солдат… тот, с ключами, — ответила Элизабет.

— Ублюдок, — прорычал Флетчер. — Я разберусь с ним. Где он?

— Он там, в камере, — ответила Элизабет, постепенно приходя в себя. — Я здорово стукнула его.

— Я разберусь с этим подонком.

— Нет, лейтенант, у нас нет времени. Я… Голос девушки задрожал. Она увидела человека, стоявшего в камере. Он медленно подходил к решетчатой двери и не отрываясь смотрел на Элизабет.

— Нет, — прошептала девушка, — нет, — повторила она и отвернулась.

— Бетси!

Элизабет вздрогнула и снова взглянула на него.

— Джек, — голос ее дрогнул, она не хотела верить своим глазам.

— Неужели я так изменился? — спросил Джек и горько усмехнулся, но не смог сдержать слез.

Элизабет выронила фонарь. Стекло разбилось, масло продолжало гореть, наполняя коридор мерцающим светом.

— О, Джек! — воскликнула девушка и протянула руки сквозь прутья решетки. Молодые люди прижались друг к другу.

Джек целовал Бетси в лоб, прижатый к решетке, а девушка пыталась обнять его.

— Бетси, любимая, кто обидел тебя?

— Никто, поверь мне — Элизабет плакала, целуя Джека в глаза, в губы, в щеки, куда только могла дотянуться через барьер.

Флетчер наблюдал эту сцену с разрывающимся сердцем.

Лучше бы Элизабет не видеть своего возлюбленного в тюрьме. Ведь сейчас она обратится к Флетчеру и попросит освободить Джека. А он не сможет этого сделать. Жак Сабо завтра будет повешен.

Флетчер, пытаясь прочитать слова молитвы, поднял глаза и натолкнулся на горящий взгляд Джека.

«Не говори ей, прошу тебя, не говори ей!» — молил он.

— Элизабет, — сказал Флетчер, — ты искала меня? Что-то случилось?

— Ах, лейтенант Айронс, простите меня. Ведь миссис Эшли ждет от Вас ребенка… Роды начались раньше времени, — продолжала Элизабет, не переставая плакать. — И миссис Эшли сейчас очень трудно. Что-то плохое может случиться с ребенком. Доктор говорит, что он не может появиться на свет. Доктор хочет уничтожить его. А миссис Эшли потеряла так много крови! Я боюсь, что она тоже может умереть!

Флетчер закрыл глаза, и пол начал уходить у него из-под ног.

— О, Господи! — воскликнул он. — О, Господи!

— Мне очень жаль, — произнес Джек с чувством.

Он поразился тем тайным нитям, которые связывали его с лейтенантом. Ведь миссис Эшли была патриоткой. Но его интерес угас почти мгновенно. Ему оставалось жить совсем недолго…

— Элизабет, миссис Эшли, дома? — спросил Флетчер.

— Да. Но мы можем опоздать. Я молю Бога, чтобы этого не случилось. — Бетси снова залилась слезами.

— Нам надо спешить, пойдем Элизабет, — сказал он девушке.

— А Джек?

— Он не может уйти отсюда, не так ли, Джек?

Джек прикрыл глаза. За его спиной в соломе возились крысы, а единственная свеча освещала камеру.

— Дорогая, тебе надо идти. Поцелуй меня. Мы скоро снова встретимся…

Глава 30

Медленными движениями, как будто неохотно, лейтенант собрал окровавленные простыни, лежащие на полу. При этом лицо его ничего не выражало, только скулы дрожали. Он поднял голову и посмотрел на Веру, лежащую на кровати. Сейчас ее красота казалась совершенной. Копна золотисто-рыжих волос живописно обрамляла бледное тонкое лицо. Изящные руки лежали поверх простыни вдоль тела. Лейтенант не мог оторвать взгляда от любимого лица.

— Доктор, — спросил он, — кто сделал с ней это?

— Это акушерка, — ответил врач, — она, конечно, и добрая и славная женщина, но опыта у нее пока маловато, особенно для таких серьезных ситуаций.

Флетчер закрыл глаза.

— Вы можете подойти поближе, — продолжил доктор. — Конечно, миссис Эшли еще очень слаба, но ей будет приятно узнать, что Вы здесь.

Флетчер повернулся к доктору и уставился на него удивленными глазами. Он еще не решался поверить.

— Слаба, — повторил он, — так она не…

При этих словах лейтенанта глаза доктора округлились от удивления и возмущения.

— Да взгляните же на нее, молодой человек! Господи! Так вы пришли сюда в уверенности, что она мертва? Кто Вы, сударь? Я думаю, лейтенант…

— Да, я лейтенант Айронс, — ответил Флетчер. Он едва сдержался, чтобы не броситься на колени у постели своей возлюбленной.

— Я ее друг, — добавил он сухо.

— Ну-ну, — сказал доктор, — значит, друг. А Вы знакомы с ее мужем?

— Нет, — ответил Флетчер, — не знаком.

— А как его имя?

— Уильям Эшли.

— А Вас, видимо, зовут Флетчер? Она звала Вас.

С этими словами доктор закрыл чемоданчик с инструментами и, взяв его под мышку, направился к выходу.

— Скажите, доктор, кем был ребенок? Мальчик или девочка? — спросил Флетчер.

Доктор остановился и покачал головой.

— Послушайте, лейтенант! Ребенок — мальчик. И, благодарите Бога, у вас прекрасный сын. Когда закончите свои дела здесь, бегите на кухню — он там, в тепле.

Доктор отвернулся и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

Теперь Флетчер смог наконец-то, никого не опасаясь, опуститься на колени рядом с лежащей Верой.

— Вера, — прошептал он, — Вера, милая, я здесь. Прости меня. Я так надолго оставил тебя одну.

Не открывая глаз, Вера чуть-чуть повернула голову в его сторону и снова затихла. Флетчер осторожно провел пальцем по ее щеке, лбу, бровям, как бы желая убедиться, что это не сон, что его возлюбленная жива.

— Ты родила мне сына, — прошептал Флетчер.

Он был поражен свершившимся чудом. Теперь он, как ему казалось, понял, чем было вызвано молчание Веры. В последнее время он заставил ее сомневаться в том, что известие о ребенке доставит ему радость. Это мучило Флетчера. Он также не был уверен в том, что Вера обрадуется его возвращению и наконец примет его предложение руки и сердца.

Флетчер встал и в задумчивости подошел к окну.

Снегопад продолжался. Почти на всех окнах ставни были закрыты, а из труб к небу тянулась тоненькая струйка дыма. Слабый вздох заставил его отойти от окна.

— Вера, — позвал он.

Ее глаза открылись и закрылись снова. Все такие же зеленые и блестящие, какими он их запомнил. На губах заиграла слабая улыбка.

— Флетчер, — с трудом произнесла она, облизывая пересохшие губы, — как ты сюда попал?

— Элизабет привела меня. Ты не помнишь?

— Нет, — ответила Вера.

— Я так боялся опоздать, моя милая. Я боялся потерять вас обоих.

Флетчер обессиленно опустил голову Вере на грудь, и она стала гладить его по волосам, успокаивая, как ребенка.

— У нас теперь сын, Вера.

— Ты его уже видел?

— Еще нет, моя дорогая.

— А я видела, — сказала Вера, и Флетчер почувствовал новые материнские нотки в ее голосе. — Но миссис Перри очень быстро унесла его отсюда, потому что я была слишком слаба. Ты знаешь, я очень долго не могла родить. Все казалось уже безнадежным. Доктор решил, что ребенок не сможет родиться и его надо уничтожить и удалить. Он собирался это сделать, чтобы спасти мою жизнь. Но я не могла этого допустить, я не хотела жить, зная… — Вера не смогла докончить фразу и разрыдалась, спрятав голову в подушку.

— Вера, милая, я знаю это. Не мучай себя воспоминаниями.

— И я стала кричать и звать тебя, — продолжала Вера, — я молила Бога забрать нас обоих: и меня, и моего ребенка. Потом меня пронзила эта адская боль, и я увидела, что доктор достает свои инструменты. Но он взял только щипцы. И наш сын появился на свет!

Флетчер обнял Веру и прижал к себе, целуя лоб и рассыпавшиеся волосы. Ее рассказ болью отозвался в его душе.

— Я люблю тебя, Вера, и всегда тебя любил. Ты помнишь, — продолжал он, — как однажды после долгой размолвки ты предложила мне поклясться, что мы никогда больше не будем ссориться? Я тогда ответил, что это невозможно. Но пообещал тебе не быть жестоким. Я не сдержал своего обещания, любимая моя. Я поступил очень жестоко, когда оставил тебя одну. Я не знал, что ты беременна, но это не оправдывает меня. Я был не прав. Я слишком часто ошибался. Скажи, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Вера с глубокой нежностью посмотрела на его расстроенном лицо, поцеловала его ладонь и прижала к своей влажной от слез щеке.

— Мне нет нужды прощать тебя, мой милый, потому что ты не сделал мне ничего такого, чего я не могла бы понять. Я люблю тебя.

Очаг на кухне весело пылал, и языки пламени взлетали так высоко, как этого уже давно не случалось. По случаю столь важного события в жертву огню был принесен стул из комнаты Элизабет и деревянный умывальник миссис Эшли.

Доктор и акушерка уже ушли, оставив ребенка на попечение Элизабет, а миссис Эшли — на попечение Флетчера. Теперь Бетси, умытая, причесанная, в свежем платье сидела на теплой кухне и качала малыша. Девушку разморило, и она дремала вместе с ребенком.

Флетчер тихонько зашел на кухню, посмотрел на спящую Бетси и нахмурился, заметив разбитые губы девушки. Он накажет этого похотливого охранника сегодня же, он не оставит Бетси беззащитной.

— Элизабет! — позвал ее Флетчер.

Девушка приоткрыла глаза, все еще не совсем проснувшись.

— Бетси, где мой сын?

— Здесь, у меня на коленях.

И она приподняла складки своих юбок так, чтобы он смог увидеть младенца. Флетчер наклонился над ним.

— Так вот он где, — выдохнул восхищенный отец. — Он, как бриллиант в бархате, как король.

Флетчер поднял своего малыша на руки и стал с любопытством его рассматривать. Он погладил его нежные, как пух, волосы, взял его за мягкие щечки. Ребенок проснулся и открыл глазки. Флетчер начал осторожно распеленывать малыша около теплого очага.

— Ой, что Вы делаете, лейтенант? — закричала Элизабет.

— Проверяю, — спокойно ответил он. Элизабет густо покраснела и отвернулась. Наглядевшись вдоволь на малыша, Флетчер принялся заворачивать его и потерпел неудачу. Ему пришлось обратиться за помощью к Элизабет, и девушка быстро и ловко запеленала младенца.

— Поздравляю, Вас, лейтенант! — сказала она радостно.

Потом Флетчер долго сидел у очага с сыном на коленях, радуясь цвету его лица, его здоровому виду и той силе, с которой он сжимал палец отца.

— А он не голоден? — спросил он у Бетси.

— Ну, не думаю. Они сначала не хотят есть. Ему надо просто что-то пососать. Потом приготовлю ему немного сладкой водички, чтобы он смог попить, пока у миссис Эшли не придет молоко.

Поглаживая головку сына, Флетчер снова вспомнил о происшествии в тюрьме.

— Элизабет, — обратился он к девушке, — мне очень жаль, что все так ужасно произошло. Ни один мужчина не имеет права… Поверь, мы тоже солдаты, но мы не такие, как он. Я обещаю тебе, что твой обидчик будет наказан.

Помолчав немного, Элизабет вернулась к прежней теме: ей хотелось поговорить о малыше.

— Какой он крупный. Ваш малыш! Для недоношенного, я хочу сказать.

— А разве он родился раньше срока? Почему это произошло? — встревожился Флетчер.

— Две вещи случились. Ну, во-первых, приходил этот ужасный тип, мистер… ну, никак не вспомню его фамилию… Да Вы знаете его. Ну да, Джонсон. Так вот, он приходил сюда.

— Что? Джонсон был здесь? — Флетчер почти закричал, и малыш снова открыл глаза, но не заплакал.

— Ну, да, — продолжала Элизабет, — значит, пришел к нам и очень расстроил миссис Эшли. А она-то сначала так его любезно встретила и велела мне ему яичницу поджарить. А ведь у нас самих почти ничего не было. Ну и что Вы думаете? Сказал он нам спасибо? Нет! Он вел себя так ужасно, что мне пришлось пригрозить ему горячей сковородкой.

Рассказывая об этом происшествии, Элизабет не забыла упомянуть о том, что имя Флетчера было не раз произнесено в тот ужасный вечер.

— А Вы такая умница, Элизабет, — сказал Флетчер с улыбкой, когда девушка рассказывала о своей победе над мистером Джонсоном. — Это был весьма достойный поступок. Он не имел никакого права приходить сюда. Ему здесь нечего делать. Так он заметил, что Вера ждет ребенка?

— Да, конечно, — ответила Элизабет.

— Странно, что он не явился ко мне, чтобы доложить об этом. Может быть, он опасался встречи со мной? Кажется, я уже отделал его однажды хорошенько. А что еще огорчило Веру?

Элизабет прикусила губу и наклонила голову. Она взяла у Флетчера малыша и прижала его к себе.

— Мистер Бриггс… мистер Бриггс умер в ту же ночь. И миссис Эшли была с ним.

Флетчер вздохнул и повернулся к огню. Он склонил голову, и отблески пламени запылали в его черных волосах. Грусть охватила его.

— Лейтенант, — мягко сказала Элизабет, — не оставляйте ее снова.

— Я и не собираюсь делать этого, Элизабет, — сказал Флетчер, вставая. — Сейчас Я пойду к себе и соберу веши. Я сообщу своему командованию, что поселюсь у Вас, чтобы меня всегда при необходимости могли вызвать. По утрам я буду уходить отсюда на службу, а вечером возвращаться. Но, Элизабет, Вам придется смириться с цветом моего мундира.

— Уже смирилась, лейтенант, — ответила девушка.

Он уже уходил, когда Бетси окликнула его еще раз:

— Я хочу попросить Вас еще кое о чем.

Флетчер уже знал, в чем будет заключаться просьба, и снова тоска и раскаяние охватили его.

— Да, Элизабет? — сказал он, продолжая стоять к ней спиной, закрыв глаза.

— Не могли бы Вы повидать моего Джека и позаботиться о нем? Я знаю, Вы не сможете вытащить его из этой ужасной тюрьмы, но просто мне хотелось бы иногда видеть его. И потом, если Вы проследите, к нему будут лучше относиться. Прошу Вас, лейтенант!

Бетси стояла перед Флетчером, прижимая к себе его сына. Ее широко открытые блестящие от слез голубые глаза смотрели на лейтенанта совсем по-детски. Но в ее желании не было ничего детского. Она страстно желала спасти своего любимого, как каждая взрослая любящая женщина.

— Я посмотрю, что можно будет сделать.

— Спасибо, — просто ответила Элизабет. Флетчер направился к выходу и уже у самых дверей обернулся.

— Когда проснется миссис Эшли, — сказал лейтенант, — передайте ей, пожалуйста, куда я ушел и зачем. Постараюсь вернуться как можно скорее. Пожалуйста, позаботьтесь о ней и о моем сыне.

— Конечно. Да ведь Вы и сами знаете, что я все сделаю, — ответила девушка.** Флетчер вернулся домой перед самым восходом солнца. Элизабет дремала перед очагом, свернувшись вокруг гнездышка из одеял, которое она соорудила для малыша. Флетчер осторожно поставил на пол детскую колыбельку, в которой лежало несколько поленьев. Он нес ее через весь город сквозь ветер и снег. Он вынул поленья и положил их в огонь, потом склонился над мирно спящей Бетси и шепнул ей:

— Ты отомщена, Элизабет.

Лейтенант выполнил свое обещание: он отхлестал охранника хлыстом. Флетчер хотел выйти из кухни, но Элизабет окликнула его.

— Лейтенант, вы видели моего Джека? Флетчер замер в нерешительности и нахмурился. В этот предрассветный час его глаза были темными и холодными.

— Он освободился, — сказал спокойно лейтенант, — он освободился из заточения. Глаза Элизабет округлились.

— Благополучно? — спросила она. Флетчер утвердительно кивнул.

— А куда он направился?

— Этого я не знаю. Если он достаточно благоразумен, то сейчас уже далеко от города.

— А я?

— Разве недостаточно того, что он на свободе?

— Да, конечно, — ответила девушка.

Это было сказано таким уверенным и твердым тоном, что у Флетчера защемило сердце. Он качнул колыбель и вышел из кухни.

«Этого нельзя было избежать, — подумал Флетчер. — Я сделал то немногое, что мог».

Глава 31

Вера кормила сына грудью и с нежностью разглядывала светлый пушок на головке, из-под которого уже стали появляться черные волосики. Возможно, он будет черноволосым, как и его отец, как и все его предки из Уэлса. Малыш сосал грудь, и молодая женщина испытывала незнакомые, совершенно новые ощущения. Прикосновение его маленького ротика было немного болезненным, но удивительно приятным.

Родители назвали малыша Джонотаном, в честь деда, отца Флетчера.

Вера смотрела в заледеневшее окно, через которое с трудом пробивался дневной свет. Лицо ее было печально, а уголки рта опущены. Сегодня хоронили Эзру Бриггса, и Флетчер с утра уехал на похороны, чтобы проститься с ним от имени миссис Эшли. Перед глазами Веры предстала могила, в которую опускали гроб. Не было ни травы, ни цветов. Только снег и грязь. Стелилась поземка. По крайней мере он будет лежать рядом с женой. Она представляла себе ее обледенелое надгробие под низким серым небом. Тяжело вздохнув, Вера прижалась щекой к теплому затылку малыша.

Услышав шум, она оглянулась и увидела Флетчера, стоящего в дверях. Он подошел к Вере и склонился над кроватью.

— Мне очень жаль Эзру, — сказал он. Вера кивнула.

— Его дела, конечно, в беспорядке. Вся его собственность опечатана, а ключи я принес тебе на хранение.

— Я думала, что ты вернешься только к вечеру, мой милый.

— Да, я тоже так думал.

— Так что же случилось?

— Я подал прошение по поводу разрешения на брак. Теперь, когда ты дала свое согласие, я смог это сделать. Но командование мне отказало. Ты знаешь, слухи о твоей деятельности каким-то образом дошли до сэра Перси. Мне не разрешили вступать в брак с известной бунтовщицей в самый разгар войны. Я устроил скандал, и меня освободили от службы до завтра.

— А теперь мы должны ждать разрешения? — спросила Вера после минутного молчания.

— Это было бы самым разумным решением, — ответил Флетчер. — Если я нарушу запрет, то либо уволят меня, либо вышлют тебя.

Вера ничего не сказала. Она опустила глаза на своего мальчика и вытерла молочко, которое капало с его розовых губок.

— Как ты скажешь, — сказала она.

Эта зима была самой холодной за много лет. Гавань замерзла. Но ни одна сторона не имела достаточного перевеса, и осада продолжалась. Каждый день Флетчер уходил на службу. Вера ни слова не говорила об этом. Элизабет делала все, что было в ее силах, чтобы помочь миссис Эшли по хозяйству. Почти вся мебель в доме была сожжена в очаге. Того количества дров, которое получал Флетчер как офицер, им явно не хватало.

Флетчер наслаждался спокойным течением жизни. Он не мог наглядеться на своего сына. Самыми счастливыми минутами были те, когда он смотрел, как Вера кормит малыша грудью. Наконец-то у Флетчера была семья, и он был счастлив.

Элизабет любила малыша, как своего собственного сына; Она отдавала ему все свое время. Бетси была старшей среди шести детей, и она обладала неоценимым опытом по уходу за малышом. Девушка расцвела, почувствовав такую большую ответственность и доверие миссис Эшли. И в один прекрасный день Вера поняла, что Бетси превратилась из ребенка во взрослую женщину.

Однажды утром Элизабет спросила Веру:

— А когда же он наконец женится на Вас, миссис Эшли?

Вера с мольбой посмотрела на Бетси, но ответила с достоинством:

— Когда Флетчер получит разрешение, мы сразу поженимся. В этом виновата война. Все поставлено ей на службу, а то, что не отвечает военным целям, может и подождать.

Последние слова Вера произнесла с нескрываемой горечью.

— А что если он не будет ждать разрешения? — спросила Бетси.

— Тогда его уволят со службы и переведут на менее почетный пост.

— Разве это так много для него значит?

— Да, много, очень много.

Когда Вера смотрела в глаза Элизабет, она понимала, что все ее доводы не имеют серьезного значения для девушки. И тогда они уже не казались убедительными и ей самой. Но у мужчин на этот счет своя точка зрения. На первом месте у них гордость и идеалы. Флетчер по-прежнему разрывался между обязанностями офицера и любовью. Вера знала это и не торопила его. У Флетчера должно было быть достаточно времени для того, чтобы принять решение. Но по ночам, перед тем как заснуть, она молила Бога о том, чтобы Флетчер не медлил слишком долго. Веру очень беспокоила неопределенность, которая ожидала их в будущем. Сейчас, во время войны, могли произойти любые события, которые разлучили бы их. И на этот раз навсегда.

Глава 32

Ранним утром 2 марта 1776 года страшный грохот разбудил жителей Бостона. Это означало возобновление войны. Континентальная армия восставших вышла на левый берег и начала артиллерийский обстрел города, продолжавшийся три дня. Разрушения были довольно значительные, хотя и не такие сильные, как можно было ожидать. В воздухе постоянно висел запах дыма и гари.

Обстрел прекратился внезапно, в день годовщины «Бостонского избиения». т Когда прогремел первый выстрел, все обитатели дома миссис Эшли находились на кухне. Вера, прикусив губы и заставив себя забыть о собственном страхе, взяла испуганного сына на руки и стала укачивать его. Элизабет, ничего не понимая, бросила на пол одеяла, которые начала убирать, и попыталась собрать осколки чашки, упавшей с каминной полки.

Флетчер подошел к окну и разразился такими страшными ругательствами, которых женщины никак не ожидали от него услышать.

— Скажите, сударь, а дом может разрушиться? — спросила Бетси.

— Только в случае прямого попадания, — ответил лейтенант.

Уходя, Флетчер поцеловал на прощание Веру и сына и кивнул Элизабет. Единственное, что он мог обещать женщинам, — это вернуться сразу по окончании обстрела.

Когда он наконец закончился, Вера подвела итог: в доме была перебита почти вся посуда, выбито несколько рам и перед самым затишьем разрушена каминная труба. Несколько горящих поленьев выкатились на пол, который чуть было не загорелся.

Флетчер вошел в кухню, наполненную дымом, когда Вера пыталась привести все в порядок.

Лейтенант поцеловал ей руку и спросил, не ранило ли кого-нибудь из них.

— Миссис Эшли обожгла руку, лейтенант, — сказала Элизабет.

— Дай мне взглянуть, — обратился он к Вере.

— Ничего страшного нет, — ответила Вера.

— Как хочешь, — ответил лейтенант равнодушно.

Он склонился над колыбелью и взял сына на руки. Вера подошла к нему.

— Флетчер, что случилось, почему ты такой злой?

— Твои бунтовщики не пожалели ни женщин, ни детей, ни патриотов, ни сторонников короля и три дня обстреливали город только для того, чтобы отвлечь британские войска от своего главного мероприятия. Они возвели укрепления на Дорчестерских высотах. Теперь весь наш флот под обстрелом восставших.

Веру обрадовали эти новости, но она промолчала. Следуя ее примеру, сдержалась и Элизабет, уже готовая захлопать в ладоши.

— Значит, осада окончена? — спросила Вера.

— Пока мы не намерены сдаваться. На завтра назначено решающее наступление. Эти новости не должны покинуть нашей комнаты. Ты слышишь меня, Элизабет? Это сражение должно не только решить исход осады, но и самой войны.

— Послушай, Вера, — продолжал Флетчер, — я надеялся, что мы успеем пожениться, но этого не произошло и теперь все зависит от исхода сражения. Война есть война, и завтра я могу погибнуть. Но я надеюсь вернуться. Я молю Бога об этом. Тогда мы решим, что делать дальше. Поверь мне, Вера, я люблю тебя!

Лейтенант снова ушел.

На этот раз глаза миссис Эшли были сухими. Она понимала, что ее слезы, сколько бы она их ни лила, не смогут защитить любимого.

Наутро начался сильный дождь. Через разбитую трубу вода попадала на горящие дрова, и они дымили. Бетси стояла около очага, разгоняя дым своим передником.

Маленький Джонотан мирно спал под стук капель дождя по крыше.

Проходили часы, но тишину над городом ничто кроме шума дождя не нарушало. Молчали пушки, не стреляли ружья, не слышно было команд офицеров.

Вера надела непромокаемый плащ и отправилась в город, чтобы выяснить обстановку. Но не успела отойти от дома, как была остановлена военным патрулем. От него Вера узнала, что жителям рекомендовано не покидать домов, чтобы не рисковать жизнью. Ей пришлось вернуться, но через некоторое время она повторила свою попытку. На этот раз повезло. Она натолкнулась на группу мужчин, собравшихся под одним из немногих сохранившихся в городе деревьев.

— Сражение началось? — спросила их Вера.

— Нет никакого сражения, — ответил один из них. — Эти чертовы бунтовщики вот-вот возьмут город и постреляют нас, как крыс. Какой стыд и позор! И нам и нашим защитникам-англичанам!

Вера подумала, что страшные потрясения последних месяцев подходят к концу. Если британцы сдадут город, все их войска и все сторонники короля должны будут покинуть его на английских кораблях. И Флетчер тоже. Он свернул со своего прямого пути только однажды: когда встретил ее.

Но убеждения самой миссис Эшли не изменились: она патриотка и радуется победе восставших. Ее идеалы — это их идеалы. Конечно, она воспитает патриотом и своего сына, и других детей, если Бог пошлет их ей. Им с Флетчером надо прийти к какому-то соглашению. А времени осталось так мало.

Вера спешила домой. Она бежала по своей улице, когда дверь одного из домов открылась и к ее ногам полетел какой-то сверток. Вера наклонилась и подняла его. Это был плакат, изображавший ее саму с колониальным флагом в руках в объятиях английского солдата.

— Предательница! — крикнула ей женщина, выглянувшая из двери.

Плакаты были разбросаны повсюду, а один висел на дверях ее дома. Вера собрала их и, войдя в комнату, бросила в камин.

— Элизабет, скажи, ты не сомневаешься во мне, в моей преданности делу восставших? — возбужденно спросила миссис Эшли.

— Конечно, нет, — ответила девушка.

— А ты знаешь, что обо мне говорят?

— Нет, — солгала Элизабет.

— Просто ты не хочешь расстраивать меня. Ведь я отдала годы жизни и все силы нашему делу. Почему же я не могу любить того, кого выбрало мое сердце? Люси Гэйдж вышла замуж за генерал-губернатора, но не заслужила такого презрения, как я!

— Может быть, потому что у нее не было выбора, а у Вас был.

— Выбор? — переспросила Вера и повернулась к огню.

— Лейтенант честный и гордый человек, миссис Эшли, — сказала Элизабет, — и он никогда не предаст свой флаг, как и Вы свой.

Девушка подошла к Вере и обняла ее за плечи. И они надолго погрузились в молчание.

Элизабет спала, а в своей колыбели мирно посапывал Джонотан, когда вернулся Флетчер. Он долго глядел на огонь, пылающий в камине. Вера подошла к нему и присела рядом.

— Все кончено, — сказал лейтенант. — Завтра будет отдан приказ об эвакуации. Войска и горожане покинут город на кораблях. У нас есть несколько дней до того, как восставшие войдут в Бостон. Вера, ты должна ехать вместе со мной. Тебе нельзя оставаться в этом городе.

— Но как я поеду с тобой? Как любовница?

— Нет, ты поедешь со мной как моя жена. Мы сможем обвенчаться на корабле. Если лорд Перси все-таки решит уволить меня из армии, так тому и быть.

— Но почему бы тебе не сделать этого сейчас?

Мы могли бы уехать куда-нибудь тайно.

В ответ лейтенант только покачал головой.

— Вера, ты — моя жена. Я всегда относился к тебе именно так, и ты это знаешь. Но наш сын! Я не хочу; чтобы его считали незаконнорожденным. Это усложнит ему жизнь.

— Флетчер, у нас еще есть время исправить это. Ты сказал, что корабли уходят через Несколько дней. Никто об этом не будет знать. Ведь мы любим друг друга и должны быть вместе. Но я не смогу жить среди врагов. Я не смогу предать своих товарищей. У меня тоже есть чувство долга, как и у тех мужчин, которые погибают, выполняя свой долг.

— Нет, Вера, люди, о которых ты говоришь, — безумцы.

— Они живут ради славы.

— Война — это не слава, это смерть и страдания, она разлучает с любимыми… Как мне жить без тебя? Ведь ты моя жизнь, Вера.

— Не говори так, — сказала она, поднося его руку к своим губам.

Он крепко прижал ее к себе, спрятав лицо в пушистых волосах. Он никогда не забудет их чудесного запаха, наполненного ароматом июньских полевых цветов.

— Вера, ты не забудешь меня, когда окончатся все эти ужасы и страдания?

— Нет, дорогой, я никогда не забуду тебя.

Над гаванью проносились серые облака. Мостовые дрожали от топота тысяч солдатских башмаков. Все британские войска и все сторонники короля грузились на корабли. Вереница женщин стояла на набережной, провожая своих возлюбленных. Уезжали только те женщины, которые стали законными супругами офицеров.

В городе уже были разобраны баррикады. Война закончилась.

— Вера, — сказал Флетчер, обнимая молодую женщину, — я хочу, чтобы Джонотан помнил обо мне. Чтобы он никогда не думал обо мне плохо.

— Обещаю тебе это, — сквозь слезы ответила Вера.

— Родная, ты обещала не плакать. Я люблю тебя!

— И я тебя, милый.

— Так что же мы делаем с нашей любовью, дорогая! — воскликнул Флетчер.

— Каждый из нас выбрал свой путь и следует ему.

— Я никогда не говорил тебе. Вера, как уважаю тебя, твои убеждения. Оставайся такой всегда.

— Флетчер!

— Давай попрощаемся, дорогая, иначе я никогда не уйду.

Флетчер поцеловал ее волосы, как это делал всегда в их самые счастливые минуты, и вышел, не оглянувшись.

Вера смотрела ему вслед до тех пор, пока могла различить в толпе его фигуру. «Флетчер, милый Флетчер, не уходи!» — этот крик рвался из ее груди, но она продолжала стоять молча.

На кораблях были подняты паруса, и они готовились покинуть Бостон.

Глава 33

Лонгмедоу, октябрь, 1781 г.

Джонотан был высоким красивым мальчиком с черными, как смоль, волосами и большими зелеными глазами. Он выглядел старше своих лет.

Сегодня, в воскресенье, он был одет в темный строгий костюм, сшитый специально для посещения богослужений. Костюм очень мешал Джонотану, который не мог ни минуты устоять на месте.

Погода была удивительно теплая для конца октября. Солнце ярко светило, деревья окрасились во все оттенки красного, оранжевого и желтого цветов. Джонотан шел с мамой вдоль берега реки, которая серебристой лентой извивалась между поросшими лесом холмами. Вернее, он бежал впереди нее, ведь вокруг было столько интересного!

Мальчик спешил к своему любимому старому вязу, склонившемуся над заводью. Он очень любил залезать на него и воображать себя всадником, скачущим по лесу и сражающимся с врагами. В мечтах он воевал всегда с одним и тем же человеком. Как ни странно, этим человеком был его отец. Джонотан был очень сердит на него за то, что он оставил их с мамой.

Мальчик не верил в то, что его отец умер, хотя в деревне все знали об этом. Мама тоже считала, что отец жив. Джонотан подбежал к любимому вязу и увидел, что дерево уже занято: на нем сидел бородатый мужчина.

Жизнь Веры в Лонгмедоу вошла в свое спокойное русло. Теперь это была уже совсем не та женщина, которая в свое время покинула деревню ради Бостона.

Сама деревня совсем не изменилась со времен детства Веры, но люди менялись на глазах. Многие мужчины возвращались с войны израненные, другие потеряли на войне близких друзей, и это накладывало неизгладимый отпечаток на всю их дальнейшую жизнь.

К этой категории можно было отнести и Уильяма Блисса, когда-то веселого и беззаботного юношу, с которым Вера была знакома с детства. Вернувшись год назад из армии, Уильям стал постоянным спутником Веры. Он провожал ее с сыном после воскресной службы и частенько напрашивался на обед. Вот и сейчас Уильям подошел к Вере, предложив ей свою руку.

— Джонотан! — позвала Вера.

— Не зовите его, пусть побегает. Ведь здесь с ним не может случиться ничего дурного.

— Конечно, Вы правы.

— Я очень рад, что мы с Вами снова подружились, — сказал Уильям. Вера промолчала.

— А знаете, что говорят о нас в деревне?

— Нет, — солгала Вера.

— Говорят, что дважды овдовевшая дочь старого Колтона скоро станет доброй женушкой бедняги Уильяма.

— А что Вы об этом думаете?

— Я думаю, что Вы так же не хотите этого, как и я.

— До чего же приятно слышать такое, — засмеялась Вера. — Но Вы правы. Я не собираюсь выходить замуж. Даже если бы действительно была уверена, что мой муж погиб. Но я в это не верю.

— Вы никогда не говорили об этом прежде, — с удивлением заметил Уильям.

Когда Флетчер попросил ее вернуться в Лонгмедоу и там ждать окончания войны и его возвращения, она не думала, что ожидание затянется на многие годы.

— Вера, может быть, он бросил Вас? — со вздохом спросил Уильям.

— Нет, конечно, нет!

— Вера, послушайте. Если Вы будете уверены в том, что Ваш муж погиб, Вы согласитесь выйти за меня? Ведь ребенку нужен отец. И хотя между нами и нет большой любви, мы все-таки друзья, а это уже немало.

— Возможно, Вы правы.

Уильям кивнул. Он не был влюблен в Веру. Он все еще надеялся встретить женщину, которая сделает его счастливым. Но ему очень нравился малыш Джонотан, и чувство жалости охватывало его при мысли, что такой славный мальчик растет без отцовской любви и заботы.

— Джонотан! — крикнула Вера и пошла вперед быстрым шагом, обгоняя Уильямса.

Мальчик выскочил ей навстречу. Он весь испачкался и промок.

— Джонотан, посмотри на себя. Чем это ты занимался?

— Мама, я встретил на реке незнакомца. Он такой странный… И он сказал, что я похож на тебя. А как он узнал? — взволнованно спросил Джонотан.

— Он сказал, как его зовут?

— Нет, мама, но он такой хороший! Почему ты так смотришь? Он не хотел меня обидеть.

— А что он еще сказал?

— О, он спрашивал обо всем: чем я занимаюсь, нравится ли мне здесь… Он спрашивал и о тебе, мама.

— А что он спрашивал обо мне?

— Он спрашивал, счастлива ли ты. Вера почувствовала, что колени ее задрожали.

— Он… он еще там, этот человек?

— Думаю, что да. Он не хотел идти в деревню.

— Пойдем скорее, — сказала Вера, и они быстрым шагом направились к старому вязу. — А как он выглядит?

— Знаешь, мама, он похож… на того охотника, которого я видел в прошлом году.

— Какого охотника?

— Ты его не видела. Он сидел на моем дереве около воды.

— Он… — начала Вера и остановилась как вкопанная: перед ней стоял Флетчер. — Флетчер!

Мужчина не ответил, он только приподнял шляпу так, что ей стали видны его черные волосы и глубокий шрам на лбу. Медленно, шаг за шагом, затаив дыхание, Вера подходила к нему. Теперь их разделял только ствол дерева. Они смотрели друг на друга не в силах произнести ни слова.

— Вера… — произнес Флетчер после долгого молчания, — скажи, ты ждала меня? Флетчер крепко обнял ее.

— Ах, Флетчер, я не могу поверить, что это ты. Дай мне посмотреть на тебя, — прошептала Вера, чуть отклонившись назад.

Флетчер выпустил Веру из своих объятий, но Вера не отпустила его руки.

— Не отпускай меня совсем. Я должна чувствовать тебя. Глазам своим я уже не верю.

— Милая, не отвергай меня, — прошептал Флетчер и крепко поцеловал ее.

Их поцелуй был таким же нежным и сладким, как много лет назад.

Вера вспомнила о Джонатане, обернулась и позвала его.

Джонотан смотрел на них во все глаза. Так значит, он, его отец, не умер? Это он разговаривал с ним год назад.

В это время подошел Уильям Блисс. Он встал рядом с Джонотаном и положил руку ему на плечо.

— Кто это? — резко спросил Флетчер.

Уильям Блисс встал на его пути, сжимая плечо Джонотана. Взгляд его был мрачен и враждебен.

Глава 34

Флетчер сидел у камина в гостиной старого Колтона. Несмотря на теплый осенний вечер, Вера развела огонь. Джон Колтон был человеком простым, и вся обстановка в доме вполне соответствовала его взгляду на мир. Единственным исключением были стулья эпохи королевы Анны, купленные по желанию жены Колтона, и камин, отделанный мрамором и деревом.

— Итак, — сказал Колтон, — оказывается, Вы и есть мой зять. Довольно странная встреча. Я, конечно, знал, что Вы живы, тем не менее не надеялся увидеть Вас.

— Вы думали, что я бросил Веру?

— Если откровенно, то да.

— Мне очень неприятно, что у Вас был повод так думать. В свое время мы, я и Вера, решили, что не можем быть вместе, пока не кончится война. Она говорила Вам об этом?

— Что касается объяснений, моя дочь не любит их. Она слишком упряма и горда для этого.

— Да, я согласен с Вами. Но теперь война закончена…

— Война кончилась?

— А Вы не слышали? Одиннадцать дней тому назад Корнуэллис сдался в Йорк-тауне.

— Значит, закончена. А это у Вас след от ранения? — спросил Колтон, указывая на шрам на лбу.

— Да, сударь, — ответил Флетчер.

— Вы сражались все эти годы?

— Да.

— Без отпуска?

— Я брал отпуск дважды. Один раз, чтобы увидеть Веру…

— Послушай, — удивленно спросила Вера, — значит, ты был здесь в прошлом году и не пришел ко мне?

— Да, — ответил Флетчер.

Он не стал объяснять причин своего поведения. Он успеет это сделать позже, в более спокойной обстановке. Он объяснит ей, что хотел только одного — убедиться в том, что Вера в безопасности. Джонотана он встретил случайно. Но то, что мальчик испугался его и убежал, страшно расстроило Флетчера.

— И второй раз, — продолжал Флетчер, — чтобы съездить в Англию на похороны отца.

— О, Флетчер! — грустно сказала Вера. — Мы уже никогда с ним не встретимся!

Все это время Джонотан стоял за спиной деда и внимательно слушал. Когда все замолчали, он шепнул Вере:

— А это правда мой папа?

— Да, — ответила Вера.

— А почему он оставил нас?

— Он солдат. Он выполнял свой долг. Ты понимаешь, что это значит? Теперь война кончилась, и он вернулся к нам.

— И он останется с нами? — спросил малыш.

— Я надеюсь, — ответила Вера.

— Вера, мы больше не должны повторять наших ошибок, — сказал Флетчер, — мы не должны расставаться.

— Папа, позволь нам с Флетчером поговорить одним, — обратилась она к отцу.

— Ну, что ж, пожалуй. Пойдем, мой мальчик, — сказал старик Кодтон.

Он взял Джонотана за руку и вывел его в сад. Вера осторожно закрыла за ними дверь и, повернувшись, прижалась к ней спиной и закрыла глаза. Сердце бешено колотилось в груди, щеки пылали. Она ждала его пять лет, растила своего мальчика без отца. За эти годы она наконец поняла, какую цену заплатила за свои убеждения.

Пять лет ожиданий, пять лет неуверенности… Она не знала, любит ли он ее по-прежнему. И вот все это позади. Вера почувствовала, как тепло разлилось по ее телу.

— Вера…

— Ах, Флетчер…

Вере он казался еще красивее, чем раньше. Она коснулась пальцами его губ, погладила шрам.

Сколько времени отняла у них эта война!

— Вера, Джонотан вырос без меня. Он совсем меня не знает…

— Он узнает тебя теперь, дорогой. Он очень много слышал о тебе.

— Но когда он узнает, чем я занимаюсь? Что тогда? Ты говорила ему, что я «красный мундир»?

— Нет, — Вера покачала головой.

— Но что же теперь будет? Ведь если бы он рос со мной, то пошел бы по моим стопам. А теперь, возможно, будет презирать меня. И что еще хуже, его будут разрывать противоречивые чувства: любовь к отцу и ненависть к оккупанту.

Он тяжело вздохнул и выпустил Веру из своих объятий, пытаясь скрыть набежавшие на глаза слезы.

— Меня это тоже беспокоит, — добавила Вера после минутного молчания.

Опустился вечер. Все четверо провели вместе целый день, а теперь мирно сидели за ужином.

Напряжение спало, и казалось, что Флетчер находит все больше понимания у своего тестя. Мальчик заснул, сидя за столом. Флетчер взял его на руки, и они с Верой понесли его в постель.

Стоя у кровати спящего сына, они беседовали о будущем.

— Что будет теперь с британскими солдатами? — спросила Вера.

— Они все отправятся в Англию.

— А ты?

— В Англию?

— Ты как будто спрашиваешь меня, — сказала Вера.

— Да, я спрашиваю. Война окончена. И мы должны решить, что будем делать дальше.

— Я поеду с тобой в Англию, — твердо сказала Вера.

— Но ты же всегда боялась, что не будешь счастлива там.

— Нет, Флетчер, это уже неважно. Мы должны быть вместе, и ты больше не уедешь отсюда без нас…

В это время раздался резкий стук в дверь, и старый Колтон пошел открывать. На пороге стояли Уильям Блисс и двое мужчин из деревни.

— Блисс, что происходит? — спросил Колтон.

— Ваша дочь и Ваш зять дома?

— Да, конечно. Мы только что закончили ужинать.

— Я пришел сообщить, что Ваш зять — британский шпион. Я встречался с ним два года назад лицом к лицу. И я узнал его. Кое-кто из нашей деревни также видел его, и я уверен, что мы не ошибаемся. В военное время есть только одно наказание за шпионаж — это смертная казнь. И мы пришли за ним.

Вера смотрела на фанатичное лицо Блисса, на его горящие гневом глаза и пыталась оправдать и защитить Флетчера, но силы оставили ее, и молодая женщина лишилась чувств. Айронс подхватил ее.

Глава 35

Флетчер шел со связанными руками, и каждый шаг причинял ему острую боль. Лицо было окровавлено. Ему мучительно было вспоминать лицо Веры, побледневшее от ужаса, когда на него направили мушкет.

Его вели по темным улицам, и только свет факелов разрывал ночную мглу.

Флетчер понимал, что эти люди, схватившие его, жаждут не справедливости, а мщения. Старому Колтону с трудом удалось уговорить их отложить казнь до утра.

«Странно, — подумал он, — почему я так иду покорно, как баран на заклание?..»

Он рванулся и свалил с ног одного, потом другого конвоира, но силы были не равны. Его скрутили и начали избивать с такой яростью, что он потерял сознание.

Вера смотрела на личико спящего сына. Какой он красивый, какой славный. Она взъерошила его волосы, но он не проснулся.

Вера подошла к окну и осторожно выглянула из-за занавески. Они были внизу, во дворе… Как они могут? Эти люди, которых она знала много лет, была знакома с их женами, ухаживала за их детьми и помогала убирать их поля, пока они воевали. А теперь они отказались даже выслушать ее. Они схватили ее мужа, жестоко избили и собираются завтра повесить. Они поставили охрану у ее дома, чтобы она не могла ему помочь.

Вера резко опустила занавеску и направилась в спальню к отцу. Старый Колтон сидел перед миниатюрным портретом своей покойной жены.

— Папа…

— Садись, Вера-Мария… Ты, видно, не все рассказала мне.

— Я думала, ты понял, отец.

— Нет, да и как бы я мог?

— Эти люди хотят только мщения. Как они могут распоряжаться чужой жизнью?

— Он британский лейтенант, — ответил Колтон, — он шпион. Вот почему приговор так суров.

— Папа, скажи мне, за что мы сражались все эти шесть лет? Для чего тысячи мужчин гибли в битвах? Война окончена! Так почему же мой муж должен быть повешен? Я люблю его, он — отец Джонотана. Однажды он спас жизнь Джеку, мужу Элизабет. Он тоже был в тюрьме, его тоже должны были повесить, но Флетчер подарил ему жизнь.

— Почему он это сделал?

— Ради Элизабет, ради ее любви к Джеку и ко мне.

— Это характеризует его как плохого солдата.

Он нарушил свой долг.

— Он всегда был прекрасным солдатом и человеком чести.

— Слишком поздно, девочка моя. Все молодые люди в нашей деревне — да что там, во всей стране! — полны ненависти. Слишком поздно. Нам их не остановить!

— Боже, что теперь будет со мной и с Джонни!

Старый Колтон только покачал головой, глядя на свою рыдающую дочь. Вера встала и вышла из комнаты.

Вера вытерла слезы и подошла к окну. Как часто в детстве она спускалась из окна по дереву, которое росло совсем рядом. Она распахнула окно. Парень, охранявший дом, стоял довольно далеко, он даже не обратил внимания на этот звук. Кажется, это был молодой Миллер. Вера перемахнула через подоконник, спустилась вниз, цепляясь за ствол и ветви деревьев, и побежала в лес. Никто не заметил ее исчезновения.

«Теперь я легко найду Флетчера, — подумала она. — Они охраняют его все вместе, и мне несложно будет их заметить».

Флетчер очнулся в сарае. Руки его были связаны так туго, что начали кровоточить под веревками. Внутрь проникал только мерцающий свет факелов. Флетчер попробовал выбить дверь плечом, но она не поддавалась.

Айронс сел, прислонившись к стене. Он давно был готов к любым испытаниям, с тех пор как в первый раз отправился на разведку в лагерь восставших. Флетчер был уверен, что сможет храбро встретить свой конец.

Его охранники отошли от сарая, разожгли костер и сидели вокруг него, проклиная пленника и Веру. Она, считал Айронс, не заслужила такого отношения с их стороны, потому что посвятила свою жизнь борьбе за свободу Америки, и даже любовь к нему не остановила ее. Теперь ей придется во второй раз оставить свой дом.

От Элизабет он узнал, при каких обстоятельствах Вере пришлось покинуть Бостон. Как только англичане ушли, соседи стали не только оскорблять ее, но и растаскивать имущество. Дом перешел в собственность Жака «Сабо и его жены.

У Веры оставался только один выход — уехать вместе с ребенком.

«Вера, куда же ты пойдешь теперь? Нет, мы должны быть вместе», — подумал Флетчер.

Он резким движением высвободил руки и прижался к щели в двери. Мужчины, сидящие у костра, не собирались расходиться. Похоже, они просидят так всю ночь. Флетчер подошел к задней стене сарая. Через щели был виден лес, погруженный во тьму. Это было очень удачно. Он опустился на колени и начал окровавленными руками разгребать мягкую влажную землю у стены. Вдруг снаружи он услышал какой-то звук. Он перестал копать и затаил дыхание. Звук повторился снова:

— Флетчер, — раздался мягкий тихий голос.

— Вера, что ты делаешь здесь? — удивился Флетчер.

— Неужели ты мог подумать, что я оставлю тебя здесь погибать? — сказала она возмущенно.

— Тише, моя милая.

— Я помогу тебе, Флетчер. И мы уедем отсюда вместе. Ты, я и Джонотан.

— Он с тобой? — недоверчиво спросил Флетчер.

— Нет, но мы сможем вернуться за ним.

— Ты можешь копать быстро и бесшумно, Вера?

И они принялись за дело…

— Папа, это мы.

Джон Колтон стоял посередине Вериной спальни и держал на руках сонного внука. Мальчик с удивлением наблюдал за тем, как его мама и человек, который был его отцом, лезли в окно.

— Скоро рассвет, — сказал старый Колтон, — и они узнают о побеге.

— Да, сударь. Я немедленно покину дом. Вера с мальчиком останутся здесь. Я пришлю за ними.

Колтон кивнул, но тут в разговор вмешалась Вера.

— Нет, Флетчер. Ты не уйдешь один. Мы уйдем все вместе.

— Это невозможно, дорогая моя, слишком поздно.

— Нет, — сказала Вера, — одевайся Джонотан поскорее, надень что-нибудь теплое. Возьми с собой любимую игрушку.

Не глядя на мужчин, Вера начала собирать , вещи.

— Ты уверена, что поступаешь правильно? — спросил Колтон.

— Да, папа. Я люблю Флетчера. Он — мой муж.

И я не расстанусь с ним.

— Ну, хорошо. Тогда слушайте меня. Вчера я оставил повозку и лошадей на пастбище. Наверное, это воля Провидения. Вы сможете бежать. Флетчер, возьмите серую лошадь, она более вынослива, и держитесь вдоль реки. Вы успеете уехать до начала погони… Лейтенант, нет Флетчер, — поправился старый Колтон, — береги мою дочь и моего внука!

— Я обещаю Вам это.

— Вера, собери еду в дорогу, а я попрощаюсь с внуком. У нас уже мало времени.** Лонгмедоу остался далеко позади, растаяв в утреннем тумане. Солнце освещало золотые волосы Веры, и Флетчер снова поражался ее красоте.

— Вера, — сказал он.

— Да?

— Это наконец начало нашей счастливой семейной жизни. Раньше мы позволяли внешним обстоятельствам разделять нас. Но больше этого не будет. Мы больше не расстанемся. Я обещаю тебе это.

В глубине повозки укутанный в одеяло мирно спал, посапывая, Джонотан, еще не представляя, какие перемены произошли в его жизни.

Примечания

1

«Рождественское полено» — большое полено для поддержки дров в камине под Рождество. Под праздник его используют для различных забав.

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

ПРОЛОГ

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35 . .