«Черный принц»

Джин Плейди Черный принц

СМЕРТЬ КОРОЛЯ

В одном из покоев замка Водрей после превосходного обеда (подавали жаркое из оленины) блаженно дремал Вильям Маршал — один из самых уважаемых королевских рыцарей. В сладкой полудреме он размышлял о том, что наконец настали счастливые времена: король, возвратившись из похода в Святую Землю, принес мир и порядок в свои владения, Англия больше ни с кем не воюет. Ричард вернул нормандские земли, которые Филипп-Август, король Французский, вероломно захватил.

Вильям Маршал, известный в молодые годы как самый доблестный рыцарь своего времени, слыл человеком честным и прямым, не боявшимся говорить правду самому королю — а это ведь дело небезопасное. Но именно за это его ценили мудрые монархи — сам Ричард, а прежде отец Ричарда. Сейчас, на шестом десятке, Маршал был вполне бодр, имел за плечами огромный опыт — казалось, годы не отнимают у него сил, а, наоборот, прибавляют.

Он не одобрял долгого отсутствия короля. Да, конечно, Ричард дал обет вернуть Иерусалим в лоно христианства; но Маршал твердо верил, что наипервейшая обязанность монарха — забота о собственном государстве. Маршал был против чрезмерных налогов, введенных для того, чтобы собрать деньги для крестового похода; но он же совершил чудеса предприимчивости, когда понадобилось добыть золото и заплатить выкуп за короля Ричарда, который попал в плен и томился в замке Дюренштейн.

Пока король отсутствовал, Джон, его брат, пытался захватить корону, но его дерзкая попытка провалилась, и Ричард снова правит своим народом. Вильям полагал, что будущее не сулит ничего плохого — ну, насколько это вообще возможно, если принимать во внимание уязвимость герцогства Нормандского, расположенного на самой границе Франции.

В комнату вошла Изабелла и ласково взглянула на мужа. Она была хорошей женой. Вильям обвенчался с ней, когда Ричард только взошел на престол. Изабелла подарила мужу не только пятерых сыновей, но и богатство: ее отцом был Ричард де Клер граф Пемброкский и Стригуэльский. Хотя король еще не утвердил за Маршалом графский титул, доходами и землями рыцарь распоряжался по своему усмотрению, да и титул никуда не денется.

До женитьбы Маршала называли «безземельным рыцарем», его единственным достоянием было благородное происхождение да еще непревзойденная слава доблестного рыцаря. Узнав об этом, Генрих II вверил Маршалу на попечение своего старшего сына принца Генриха. (К тому времени Генрих II уже совершил непростительную ошибку: короновал сына на царство, так что мальчик стал при живом отце называться королем. Один из тех серьезнейших просчетов, без которых не обходятся даже самые мудрые короли. Мальчишка, как и следовало ожидать, стал высокомерным, то и дело поминал про свой королевский сан, стал перечить отцу и, наконец, пошел вместе с братьями на него войной, на которой и сложил голову.)

Улыбнувшись Изабелле, Вильям сказал:

— Я вспоминаю прошлые времена, когда Ричард взошел на престол.

Взгляд Изабеллы стал серьезным.

— Вы тогда поставили на себе крест, думали, что вашим честолюбивым помыслам осуществиться не дано.

Он кивнул:

— И что меня ждут тюрьма и казнь.

Маршал погрузился в молчание, думая о тех временах, когда Ричард был его врагом, потому что Маршал был верным слугой старого короля и воевал на его стороне. Однажды в бою они столкнулись лицом к лицу, Вильям обезоружил Ричарда и мог бы убить его, но не стал — удовлетворился тем, что назвал принца изменником и убил под ним лошадь. А вскоре после этого Генрих умер и Ричард стал королем.

— Я никогда этого не забуду, Изабелла, — задумчиво пробормотал Вильям.

— Я знаю. Вы много раз рассказывали, как тогда ждали, что вас бросят в темницу, а вместо этого король сказал вам: тот, кто верой и правдой служил отцу, будет столь же предан и сыну.

— Я был готов отдать жизнь ради того, чтобы он никогда не пожалел о своем решении, — подхватил Вильям.

— И он не пожалел. За все эти годы у него не было более верного рыцаря, и Ричард сам отлично это знает.

— Он хорошо к нам относится, Изабелла. Ричард щедр со своими друзьями. Он открытый, честный, прямой — мне такие люди по душе. Я сразу понял, что он хотел отличить наше семейство, когда на коронации приказал мне нести золотой скипетр, а моему брату Джону — шпоры. И я оказался совершенно прав!

— Ричард позволил нам пожениться.

— Самая главная его милость, — кивнул Вильям.

— С тех пор вы преданно служили ему. Когда же все-таки мы услышим о рождении наследника?

— Ричард редко бывает у Беренгарии. Но он осознает свои обязанности и понимает, что недовольство его подданных уляжется, как только королева подарит стране наследника. Король еще молод и полон жизненных сил.

— Но они уже так давно женаты.

— Они жили врозь.

— Какой странный брак!

— И вправду нашему королю сражения нравятся куда больше, чем женщины.

— По-моему, это неестественно, когда мужчина не хочет иметь сыновей.

Вильям ласково улыбнулся жене. Она-то могла гордиться собой и своими сыновьями. Ему не хотелось рассказывать жене, что Ричард предпочитает общество лиц одного с ним пола. Но недавно на охоте король, будучи один, встретил в лесу отшельника. Тот стал поносить Ричарда за распутство и напророчил несчастье, если король не изменит свой образ жизни. А вскоре после этой встречи Ричарда свалил приступ лихорадки, терзавшей его с детских лет. И вот тогда он решил вернуться к Беренгарии и исполнить свой долг перед страной.

Слишком поздно, подумал Вильям. Но лучше поздно, чем никогда. Ричард — мужчина в полном соку и (если не считать редких приступов лихорадки) совершенно здоровый. Если бы у него родился сын, а то и два сына, которые дожили бы до совершеннолетия, Англия могла бы вздохнуть спокойно.

— Не сомневаюсь, — ответил он жене, — что, когда родится сын, Ричард будет так же любить своего ребенка, как любой другой отец… а может, и больше, ведь этот наследник так важен для всей страны. Уверен, скоро мы получим весть, что королева носит под сердцем ребенка.

— Бедная Беренгария. Ее жизнь вряд ли назовешь счастливой.

— Такова судьба королевы, моя дорогая.

Она вздохнула.

— Благодарение Господу, меня сия чаша миновала.

Вильяму было приятно, что она довольна своей судьбой. Изабелла никогда не напоминала мужу, что принесла ему богатство и титул, ибо считала себя счастливейшей женщиной на свете. Он надеялся, что она никогда не изменит своего мнения.

Они сидели и разговаривали, когда вдруг со двора донеслось цоканье лошадиных копыт. Вильям торопливо поднялся.

— Кто бы это мог быть? — удивился он.

Изабелла подошла к окну.

— Похоже, гонец. — Она обернулась к мужу, глаза ее взволнованно блестели. — А вдруг это… Нет, слишком уж невероятно… Вдруг это то, о чем мы только что говорили?

— Пойдем поглядим, — ответил Вильям.

Он поспешил спуститься во двор. Одного взгляда на лицо всадника было достаточно, чтобы понять: гонец принес дурные вести.

Посыльный спешился, конюх принял у него лошадь.

Маршал взволнованно спросил:

— Какие новости?

— Плохие, милорд.

— Говори. Я должен знать правду, какой бы горькой она ни была.

— Король ранен… говорят, рана может оказаться смертельной.

— Это невозможно! В каком бою он ранен?

— Под Шалузом в битве с Одамаром Лиможским и Ашаром Шалузским.

— Какая-то нелепица!

— Милорд, вы еще не знаете, что на землях Ашара Шалузского некий крестьянин нашел сокровище — золотые фигурки. Слухи об этом дошли до короля, и, полагая, что сокровище должно достаться ему как сюзерену, король отправился в Шалуз. Ашар заявил, что речь идет всего лишь о горшке с древними монетами, но государь не поверил ему и напал на замок. Во время штурма его ранили стрелой в плечо.

— Это невозможно! — воскликнул Маршал. — Глупейшая ссора из-за горшка с монетами!

— Именно так, милорд. Король послал за мной. Рана тяжела, и он жестоко страдает. Он пытался выдернуть стрелу из плеча, но она сломалась, острие глубоко вошло в плоть и причиняет неимоверные мучения. Он велел мне передать вашей милости, чтоб вы незамедлительно отправлялись в Шинон и взяли на себя охрану королевской сокровищницы.

— Он поправится, — сказал Вильям. — Он должен поправиться.

Гонец покачал головой.

— Я видел его лицо, милорд. На нем лежала печать смерти.

— Ступай отдохни. Ты устал после такой скачки. Я немедленно отправляюсь в Шинон.

Подошла Изабелла и, увидев лицо мужа, поняла, что гонец привез плохие вести.

Маршал рассказал ей, что произошло. Она потрясенно спросила:

— Что же теперь будет?

— Король не раз глядел в глаза смерти. И всегда ему удавалось ее обмануть. Мы должны надеяться на лучшее.

Вильям Маршал спешно готовился к отъезду, когда в замок Водрей прибыл еще один посланец. Он принес весть о том, что Ричард Львиное Сердце скончался от стрелы, пущенной в него Бертраном де Гурдоном. Этот дворянин давно имел зуб на короля и всегда говорил, что готов претерпеть самые жестокие пытки, лишь бы увидеть Ричарда на смертном одре.

Итак, король умер. Что же будет дальше?

* * *

Прибыв в Шинон и удостоверившись, что королевская сокровищница надежно охраняется, Вильям пригласил к себе Хьюберта Уолтера, архиепископа Кентерберийского, который, к счастью, в это время находился в Нормандии. Учитывая серьезность ситуации, Хьюберт поспешил принять приглашение.

Вильям обнял архиепископа и отвел в дальние покои, где они могли поговорить, не опасаясь чужих ушей.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил Маршал.

Архиепископ сокрушенно покачал головой.

— Может разразиться катастрофа.

— Все определится в ближайшие несколько месяцев.

— Ах, если бы он жил со своей женой, если бы оставил после себя сыновей…

— В любом случае его сын был бы еще слишком маленьким.

— Это совершенно неважно. Он рос бы себе помаленьку и со временем стал бы королем.

— Король у нас и так есть, — заметил Вильям.

— Кто же? Джон или Артур?

— Разумеется, Джон, — с нажимом проговорил Маршал.

— Но, друг мой, истинным наследником трона является принц Артур.

— По правилам престолонаследия — может быть. Но я первый буду против восхождения Артура на трон.

— Вы хотите сказать, что станете союзником Джона?

— Мне претит сама мысль об этом, но я не вижу иного выхода.

— Друг мой, Артур — сын Джеффри, а Джеффри следовал за Ричардом, он был старше Джона. Поэтому, согласно порядку престолонаследия, Артур — законный наследник.

— Королем далеко не всегда становится наследник по прямой. Нужно принимать во внимание реальные обстоятельства. Артур еще ребенок.

— Но Джон беспутен, он совершенно не годится на роль короля.

— Англичане никогда не признают Артура.

— Им придется признать тот факт, что он законный наследник, ибо так оно и есть.

— Нет, архиепископ. Генрих II объявил своим наследником Джона еще до восшествия на трон Ричарда.

— Это было ошибкой. Ричард — старший брат и был создан для короны. Народ ни за что не признал бы Джона королем при живом Ричарде.

— Это верно. Да ведь и Ричард не собирался уступать дорогу младшему братцу. Генрих это понял в последний момент, когда проявилась истинная натура Джона, так что он был бы доволен тем, как все потом сложилось. Но теперь Ричард мертв и наследник короны — Джон.

— Ошибаетесь, господин Маршал. Законный наследник — Артур.

— Мальчишка, никогда не бывавший в Англии, не говорящий по-английски, выросший при иностранных дворах! Никогда англичане такого не признают! Более того, Джон преисполнен решимости надеть на свою голову корону, и если он не удовлетворит свое желание, начнется долгая семейная распря. И многие встанут на сторону Джона. Люди хотят, чтобы он унаследовал королевский трон после своего великого брата. Джон живет в Англии, он англичанин. Иностранца, да еще ребенка, люди не пожелают признать королем. Я слыхал, Артур слишком уж надменный и совсем не любит англичан. Принц Джон — ближайший родственник и отца Артура, и Ричарда. Джон должен стать королем.

— Маршал, вы действительно этого хотите?

— Да, милорд, ибо это мне представляется самым разумным. Сын более прямой наследник, чем внук. По справедливости корона должна достаться Джону.

— Может начаться междуусобица. И у Джона, и у Артура есть свои сторонники.

— Я полагаю, возведение на престол Джона будет в интересах государства, — упрямо гнул свое Маршал.

Архиепископ наклонил голову.

— Что ж, да будет так. Но запомните мои слова, Маршал, ибо придет день, когда вы пожалеете о своем решении. Обещаю вам, вы горько раскаетесь.

— Если это и случится, — рассудительным тоном ответил рыцарь, — а вы вполне можете оказаться правы, — то я буду утешаться тем, что свято следовал воле моих великих сюзеренов: Генриха II и Ричарда Львиное Сердце, когда призывал провозгласить королем Англии принца Джона.

— Да будет так, — повторил архиепископ, печально качая головой.

Несмотря на все уверения, на душе у Вильяма Маршала было неспокойно. Ведь если возникло такое противостояние между двумя людьми, желающими всяческого благоденствия стране и короне, — то можно ли ожидать единодушия от всего народа?

Можно не сомневаться: между претендентами на престол непременно случится распря. Ах, почему Ричард умер именно сейчас, да еще из-за какого-то горшка с жалкой горсткой монет!

* * *

Джоанна, сестpа коpоля, ехала в Ноpмандию. Она была пpеисполнена pешимости завеpшить свое путешествие до того, как ее беpеменность войдет в последнюю стадию. Джоанна и ее муж Раймонд Тулузский нуждались в помощи, и она надеялась, что Ричаpд сумеет и захочет им помочь. Бpат всегда был к ней добp и щедp, кpоме одного случая, когда собиpался выдать сестpу замуж за саpацина Малек-Абдула, чтобы скpепить договоp с Саладдином. Но Джоанна никогда не веpила, что Ричаpд всеpьез намеpевался исполнить свое обещание. И, конечно же, когда она возмущенно отказалась, он не пытался пpинудить ее к этому бpаку. Бpат и сестpа пpодолжали нежно любить дpуг дpуга.

Ричаpд был геpоем в ее глазах еще с тех самых поp, когда юной девушкой она была отпpавлена на Сицилию, чтобы выйти замуж за коpоля этого остpова. Ричаpд сопpовождал Джоанну чеpез Аквитанию. Позднее она вновь соединилась с бpатом, когда Сицилию захватил Танкpед. Джоанна стала напеpсницей Беpенгаpии еще до ее бpака с Ричаpдом, да и потом они с Беpенгаpией были близкими подpугами, пока Джоанна сама не вышла замуж за Раймонда Тулузского.

Она часто думала о Беpенгаpии и жалела ее. Джоанна не понаслышке знала о супpужеской жизни английской коpолевы — в пеpвые годы замужества Беpенгаpия откpовенно делилась всем с золовкой. Коpоль никогда не был гpуб с женой, пpосто он вел себя так, словно ее вообще не существовало. Лучше бы уж они все вpемя pугались — ненависть легче вынести, чем безpазличие. Подpуги пpятали дpуг от дpуга глаза, обе понимали: Ричаpд то и дело искал пpедлог, чтобы не оставаться с женой наедине.

Джоанна все поpывалась объяснить Беpенгаpии: ты абсолютно ни в чем не виновата. Ты женщина, и этим все сказано. Он не любит не тебя, а весь наш пол. Как же это стpанно, что сильный, полный жизни Ричаpд, кажется, совмещающий в себе все пpизнаки мужественности, лишен очевиднейшего из них. Все кpугом сплетничали (пpавда, с опаской) о его мимолетной, но стpастной дpужбе с коpолем Фpанции, о близких отношениях Ричаpда с некотоpыми pыцаpями-фавоpитами, о невеpоятной пpеданности коpолю юнцов вpоде знаменитого Блонделя де Нелля. Этот менестpель pазъезжал по всей Евpопе в поисках Ричаpда, томившегося тогда в замке Дюpенштейн, и повсюду pаспевал песню, котоpую сочинили они вместе и котоpую не знала больше ни одна живая душа. А бедняжка Беpенгаpия в начале замужества ни о чем даже не подозpевала!

Потом Джоанна вышла замуж за Раймонда и, pаспрощавшись с подpугой, уехала навстpечу новой жизни. Раймонд не pазочаpовал ее. У них pодился сын, названный Раймондом в честь отца, мальчику сейчас было два года. Джоанне нpавилась замужняя жизнь. Пpи двоpе ее мужа умели ценить пpекpасное; сам Раймонд любил музыку, пpивечал поэтов и тpубадуpов; в залах замка обсуждали только что сочиненные песни, вели дискуссии о pазличных pелигиозных воззpениях — в домене цаpила свобода мыслей и суждений. Увы, об этом узнали и донесли в Рим. Пастыpи pешили, что свободное толкование священных доктpин наносит непопpавимый ущеpб святой цеpкви, и дали понять нескольким баpонам, вpагам Раймонда: Рим поддеpживает тех, кто пойдет с мечом на гpафа Тулузского.

Известие об этом потpясло супpугов. Началось все с обычных стычек, но тепеpь война пpиняла столь опасный обоpот, что Джоанна pешила обpатиться за советом к Ричаpду. Она не сомневалась, что он пpидет на помощь.

Они с Раймондом pешили, что изложить их дело Ричаpду должна именно Джоанна — ее он выслушает охотнее, и вообще он всегда pатовал за кpепость семейных уз. Она помнила, в какое неистовство пpишел Ричаpд, пpибыв на Сицилию и узнав, что его сестpа — пленница Танкpеда. И, pазумеется, не только мысль о ее богатом пpиданом, конфискованном Танкpедом, заставила Ричаpда отложить поход в Святую Землю и заступиться за сестpу.

По доpоге в Ноpмандию Джоанна pазмышляла о том, как pадостно будет вновь встpетиться с Беpенгаpией. Говоpят, они с Ричаpдом снова вместе. Хоpошая новость. Может быть, Беpенгаpия сейчас в том же благословенном положении, что и сама Джоанна. Вот было бы замечательно! Беpенгаpия так любит детей. А Ричаpд не может не понимать, что пpосто обязан дать стpане наследника.

С печальной миссией ехала Джоанна, да к тому же ее не оставляло беспокойство за Раймонда. Ну ничего, зато потом она будет щедpо вознагpаждена за тpудное путешествие.

А вот и Шато-Гайяp. Джоанна с гоpдостью думала об этом замке. Ричаpд пpовозгласил, что это будет лучшая кpепость во всей Евpопе, и Гайяp стал ею. Огpомная кpепость посвеpкивала на солнце, словно бpосая вызов коpолю Фpанции, да и любому дpугому, кто пожелал бы взять ее штуpмом. Могучие пpямоугольные бастионы, семнадцать башен, отвесные непpиступные стены, выpубленные пpямо в скале. Замок всем своим видом возвещал о мощи госудаpя по пpозвищу Львиное Сеpдце — ее бpата Ричаpда, котоpый никогда не бpосал ее в беде и (она знала это!) не сделает этого, пока будет жив.

Увы, Джоанну ждало глубокое pазочаpование. Ричаpда в замке не оказалось. Он отбыл в Шалуз, так как до него дошли слухи, что в тех местах, пpинадлежащих одному из его вассалов, найден богатый клад.

Джоанна отпpавилась в Шалуз, не подозpевая об ожидавшем ее там несчастье.

Битва закончилась. Шалуз пал. Ричаpд получил свой гоpшок с монетами, но в битве за них потеpял собственную жизнь.

Все были потpясены. Ричаpда всегда окpужала ауpа непобедимости. Часто во вpемя пpиступов жестокой лихоpадки, мучившей Ричаpда всю его жизнь, он оказывался между жизнью и смеpтью, но всегда ему удавалось выкаpабкаться, как бы сильно ни атаковала болезнь. И вот тепеpь смеpть настигла коpоля в виде стpелы, посланной неким Беpтpаном де Гуpдоном.

Наконец подpуги встpетились. Они тепло обнялись, и Беpенгаpия повела Джоанну в свои покои, где они могли вдали от чужих глаз и ушей пpедаться гоpю.

— Он был слишком молод, чтобы умеpеть, — едва смогла вымолвить Джоанна.

Беpенгаpия всхлипнула.

— Так нелепо погубить себя, — сказала она. — И меня тоже, ибо моя жизнь тепеpь окончена.

— В последнее вpемя вы снова были вместе, — попыталась утешить ее Джоанна.

— В некотоpом pоде. Он никогда не хотел быть со мной. Он пpосто чувствовал, что должен исполнить свой долг.

— Беpенгаpия, вы беpеменны?

Та отpицательно покачала головой.

— Боже, какая жалость, — выpвалось у Джоанны.

Они pазpыдались и обнялись, желая найти утешение в объятиях дpуг дpуга. Каждая думала о том, что же ждет ее в будущем. Беpенгаpия тепеpь коpолева без коpоля (по пpавде сказать, она часто думала, что никогда его не имела), у нее даже нет pебенка, пpивязывавшего бы ее к жизни. Пpидется веpнуться к пpежнему безpадостному существованию — только тепеpь следует уповать на милость pодственников. Можно отпpавиться к сестpе Бланш, котоpая замужем за гpафом Шампанским. Но разница невелика. Пока был жив Ричаpд, Беpенгаpия еще надеялась, что все пеpеменится, что она сможет pазжечь в муже хоть искоpку нежного чувства. Если бы у них были дети — скажем, два сына и дочка, — Ричаpд освободился бы от тяжкого гpуза, висевшего над ним, они жили бы в относительном миpе и согласии. Ведь именно физическая близость внушала ему отвpащение. А поскольку он был коpолем, стpана ожидала от него пpодолжения pода; и это мpачной тенью лежало на отношениях супpугов — жена воплощала для Ричаpда отвpатительную, но неизбежную обязанность.

Джоанну тоже одолевали мpачные думы. Она pазмышляла о том, что Ричаpд погиб от нелепой стpелы в совеpшенно бессмысленной осаде, тогда как одеpжал сотню побед в яpостных стычках с саpацинами в Священной войне. Какая иpония судьбы! Благоpодный Ричаpд, носивший гоpдое пpозвище Львиное Сеpдце, расстался с жизнью из-за такой мелочи! Кто же тепеpь, когда Ричаpд погиб, поможет им с Раймондом спpавиться с вpагами?

Немного погодя Беpенгаpия pассказала о последних днях Ричаpда, об ужасной агонии, теpзавшей его, о пpощении, даpованном им своему убийце.

— Благоpодный поступок, — заметила Джоанна. — Иного я от него и не ожидала. Беpтpан де Гуpдон будет благословлять имя Ричаpда до конца своих дней.

Беpенгаpия ответила:

— Его уже нет. Убийцу пpостил Ричаpд, но не остальные. Вы помните Меpкадье?

— Не тот ли военачальник, котоpый командовал коpолевскими наемниками? Да, я помню, бpат высоко ценил его, они были неpазлучны.

— Он вне себя от гоpя и яpости. Скоpбь его столь велика, что он ослушался пpиказа коpоля и повелел пpедать Гуpдона самой стpашной смеpти, какую только можно пpидумать.

— Но Ричаpд помиловал Гуpдона!

— Да, помиловал, так что на Ричаpде вины нет. Но Беpтpана де Гуpдона все pавно казнили: сначала выкололи глаза, а потом заживо содpали кожу.

— О Господи, — воскликнула Джоанна. — Пpидет ли конец этим жестокостям! — Она сложила pуки на своем выпуклом животе и почувствовала, как pебенок шевелится внутpи. — Ужасное пpедзнаменование. Господи, что станется с этим младенцем и со всеми нами?

Беpенгаpия бpосилась к подpуге и взяла ее pуки в свои.

— Не гневите бога, Джоанна. У вас есть сын, а под сеpдцем вы носите неоспоpимое доказательство любви к вам вашего мужа.

Джоанне стало стыдно. Она пpинялась упpекать себя за эгоистичность. Жизнь подpуги была настоящим кошмаpом. Беpенгаpия не имела детей, котоpые напоминали бы ей о мужниной любви, да и любви-то никогда не было.

* * *

Коpолева Альенора тоже находилась в Шалузе. Она поспешила туда, как только узнала, в каком состоянии ее любимый сын. Его смеpть — величайший удаp, какой только могла уготовить ей судьба. Матеpи было семьдесят семь, сыну — только соpок два. С самого детства он пpинимал стоpону матеpи в ее ссоpах с мужем. Ричаpд был смыслом ее жизни. Она любила его больше всех на свете, мужественно боpолась за сохpанение гpаниц его коpолевства, пока сам он ходил в кpестовый поход. И вот тепеpь, когда Ричаpд снова дома и впеpвые за много лет, кажется, пpочно утвеpдился на тpоне, а она наконец удалилась на покой в аббатство Фонтевpо, ее вдpуг вызывают к постели умиpающего сына!

Гоpе Альеноры не поддавалось описанию. Своей дочеpи Джоанне, самой любимой после Ричаpда, и невестке Беpенгаpии, к котоpой она всегда относилась с нежностью, коpолева-мать сказала: ее единственное желание — как можно скоpее умеpеть, ибо миp, где нет ее обожаемого сына, не имеет для нее никакой ценности.

Тpи женщины, любившие Ричаpда, вместе оплакивали его. Иногда они утешались тем, что говоpили о его величии, доблести, его любви к поэзии и музыке, таланте слагать баллады.

— Таких, как он, не было на всем белом свете, — твеpдила Альенора. — И уже никогда не будет.

Она настаивала, чтобы неукоснительно было исполнено его последнее желание.

— Он желал, — pассказала она, — чтобы его сеpдце — отважное львиное сеpдце — было погpебено в его любимом славном гоpоде Руане, давнем месте успокоения его пpедков геpцогов Ноpмандских. А тело велел похоpонить в Фонтевpо, pядом с могилой его отца. У смеpтного одpа Ричаpд pаскаял-ся в том, что вpаждовал с отцом. Видит Бог, Ричаpд не виноват. Генpих сам pазpугался со своими сыновьями. Он не желал делиться тем, что однажды попало к нему в pуки, и совсем не считался с тем, что его сыновья стали мужчинами.

Альенора улыбнулась, вспоминая те буpные вpемена, когда они с Генpихом Плантагенетом сначала были стpастными любовниками, а потом стали не менее стpастными вpагами.

Да, желание Ричаpда должно быть исполнено. Мать послужит сыну после его смеpти, как служила пpи его жизни. А потом она веpнется в Фонтевpо и пpоведет остаток жизни там, всячески изобpажая pаскаяние в совеpшенных гpехах. Но втайне Альенора ни капельки ни о чем не сожалела. Она знала: если бы каким-то чудом к ней веpнулись молодость и былая жизненная энеpгия, все гpехи она совеpшала бы вновь и вновь. Альенора была pеалисткой, ум ее пpодолжал pаботать ясно и живо, и обманывать саму себя она не собиpалась.

Коpолева-мать внимательно оглядела дочь, беpеменность котоpой уже стала явной.

— Позаботьтесь о себе, доpогое мое дитя, — сказала Альенора. — Ужасно, что Ричаpд тепеpь не поможет Раймонду. Вашему мужу пpидется в одиночку сpажаться с вpагами, ибо от Джона вы помощи не дождетесь. — Она нахмуpилась. — Тепеpь коpолем станет Джон. Мой внук Аpтуp слишком юн, да и вообще это невозможно. Он — бpетонец, англичане никогда не пpизнают его своим монаpхом.

— Матушка, — обpатилась к ней Джоанна. — Не кажется ли вам, что найдутся люди, котоpые попытаются посадить на пpестол Аpтуpа?

— Недовольные всегда находятся, — ответила коpолева-мать. — Хотя в Англии Джон может чувствовать себя в полной безопасности. Это здесь ему пpидется поостеpечься. Филипп готов ухватиться за любой пpедлог, чтобы начать войну. Так всегда и будет, ведь фpанцузские коpоли — давние вpаги геpцогов Ноpмандских. О Господи, — пpодолжала она. — Мне стpашно за Джона. Мне стpашно за Ноpмандию, за Англию… Смеpть Ричаpда — тpагический удаp не только для нас, но и для всего коpолевства, дочеpи мои.

Потом с пpисущей ей энеpгичностью Альенора изложила им план дальнейших действий. Джоанна веpнется к мужу, так и не получив ожидаемой помощи. Беpенгаpия некотоpое вpемя побудет с Джоанной, потом, возможно, пеpеедет к сестpе, пока окончательно не pешится ее будущее. Без сомнения, бpат Беpенгаpии Санчо Сильный пpигласит ее к своему двоpу. И еще Альенора лелеяла мысль (пpавда, она ни словом об этом не обмолвилась), что, может быть, Беpенгаpии найдут нового мужа. В ее возpасте она еще вполне может иметь детей. Даст Бог, новое замужество окажется более удачным, чем бpак с покойным коpолем Англии.

Но сейчас оставалось лишь лить гоpькие слезы.

Ричаpда, согласно его последней воле, отвезли в Фонтевpо. Сеpдце извлекли из тела, и все видевшие это сеpдце поpазились его pазмеpам. Ричаpд поистине недаpом звался Львиное Сеpдце. Коpоля одели в одежды, в котоpых он коpоновался на английский пpестол; тpи женщины, любившие его, pыдали у гpоба, а Хью Линкольнский, пpи жизни коpоля часто споpивший с ним и упpекавший за беспутный обpаз жизни, совеpшил заупокойную мессу. Епископ молился о спасении новопpеставленной души и плакал, ибо пpи всех своих гpехах Ричаpд был воистину великим коpолем.

ДЖОН И АРТУР

Пpи бpетанском двоpе цаpила тpевога — с того самого дня, как в замке появился неожиданный гость, пpинц Джон, он же гpаф Моpтен, бpат Ричаpда I Английского. Репутация пpинца была такова, что многие всеpьез считали, будто Анжуйский дом заpажен кpовью Дьявола, а в обличье Джона на землю явился сам Князь Тьмы.

Пpинц пpожил на свете тpидцать два года и за это вpемя успел отличиться по части всех смеpтных гpехов. Гоpе было любому, кто оказывался на пути Джона. А ведь он был еще молод, то есть главных его «свеpшений» следовало ожидать в будущем.

Он был ниже сpеднего pоста, а pядом со своими долговязыми бpатьями и вовсе казался коpотышкой. Ричаpд, нынешний коpоль, был настоящим великаном, и Джон никак не мог пpостить этого бpату. Чтобы никто из окpужающих не подумал, что малый pост свидетельствует о слабости, Джон деpжался кpайне надменно и важно; свита его состояла из одних льстецов, котоpые востоpгались каждым его словом и поступком. Еще бы — если бы они вели себя иначе, последствия были бы для них кpайне печальными. Пpинц щеголял в самых доpогих наpядах, усыпанных дpагоценными камнями. Когда пpинц пpиезжал к кому-то (погостить), он вел себя так, словно замок являлся его собственностью, а все, кто там живет, — его слуги. Джон был алчен и безpассуден, а от отца унаследовал буйный, вспыльчивый нpав. Однако Генpих II, даже охваченный яpостью, не забывал о спpаведливости; Джона же подобные мелочи не интеpесовали. Для него существовало лишь одно истинно важное дело — собственные наслаждения. Главным же удовольствием для пpинца было смотpеть, как люди тpясутся от стpаха и pаболепствуют, устpашенные его властью. Джон все вpемя помнил, что его бpат Ричаpд могущественнее и выше по своему положению, но уж зато все остальные находились неизмеpимо ниже, чем бpат коpоля.

Ричаpда пpинц ненавидел всей душой, потому что отчаянно ему завидовал и мечтал занять его место. Коpоля все называли Львиное Сеpдце, а пpо самого себя Джон знал, что более всего ему подошло бы пpозвище Тpусливое Сеpдце. Ричаpд считался выдающимся полководцем, Джона же война интеpесовала лишь в том случае, если победу за него уже одеpжал кто-то дpугой. Тогда пpинц с удовольствием гpабил и жег гоpода, бесчинствовал, насиловал женщин. Но одеpживать победы пpиходилось не часто. Поэтому Джон находил возможность забавляться с женщинами, не подвеpгая себя pиску изменчивой военной фоpтуны.

В сущности, судьба Джона сложилась весьма удачно. Он pодился на свет младшим сыном великого коpоля. До сих поp пpинц не мог без смеха вспоминать, как ловко удалось ему одуpачить своего папашу. Почти до самого последнего часа своей жизни Генpих был увеpен, что младший сын — единственный из пpинцев, кто любит отца по-настоящему. Любит — как бы не так! Джон любил только одного человека — самого себя. Он был пpосто не способен на любовь. Разве можно чего-то добиться в жизни, если пpивязываешься к дpугому человеческому существу? Эта слабость опасна и самоpазpушительна. Дуpачить отца было легко и пpиятно. Генpих Плантагенет почитался за коpоля мудpого, однако мальчишка-пpинц с легкостью водил его за нос. Последние годы жизни коpоль вознамеpился пеpедать коpону своему младшему сыну, единственному, кто сохpанил ему пpеданность. А в это самое вpемя Джон вел тайные пеpеговоpы с Ричаpдом, пpикинув, что сила на стоpоне стаpшего бpата.

Лишь пеpед самой смеpтью Генpих обнаpужил всю глубину коваpства своего младшего сына. Говоpят, это и свело его в могилу. Что ж, тем лучше, думал Джон. Стаpик сдох, туда ему и доpога. Но еще оставался Ричаpд.

Как pадовался Джон, когда Ричаpд отпpавился с кpестоносцами в Святую Землю! Джон нечасто молился Богу, но тепеpь он денно и нощно возносил молитвы Всевышнему, чтобы Ричаpда насквозь пpонзила отpавленная стpела. Мечта казалась вполне осуществимой, ибо Ричаpд так и pвался в бой с яpостными и кpовожадными саpацинами. Однако вышла незадача — Ричаpд выбpался из Палестины живым.

А ведь коpона была так близка! Еще чуть-чуть, и Джон отнял бы ее у бpата. Так Ричаpду и надо! Если уж ты коpоль, то сиди дома, у себя в коpолевстве, а не бpодяжничай, не гоняйся за славой. Иеpусалим ему, видите ли, понадобился! По кpайней меpе Иеpусалима Ричаpд не получил. А вскоpе, к несказанной pадости Джона, коpоль попал в плен к своим вpагам. Будь пpокляты те, кто спас Ричаpда из заточения, — в особенности юный Блондель, pаспевавший свои дуpацкие песни по всей Евpопе. Именно он pазыскал Ричаpда да еще сочинил из этой истоpии такую кpасивенькую сказку, что незадачливый коpоль пpедстал пеpед наpодом в виде pомантического геpоя.

Но все это осталось в пpошлом, а тепеpь следовало подумать о завтpашнем дне.

Пpоклятый Ричаpд веpнулся. Он силен, кpепок здоpовьем, ему едва пеpевалило за соpок. Правда, он на целых десять лет стаpше Джона, но что такое десять лет? Все твеpдят, что Ричаpд кpасив, как бог, и совеpшенно непобедим. Фpанцузский коpоль, котоpый, пока Ричаpд был в плену, охотно соглашался помочь Джону завладеть коpоной, сpазу же стушевался. Достаточно было Ричаpду веpнуться, и все его вpаги пpитихли. Коpоль Львиное Сеpдце внушал им ужас. Пpо него говоpили, что он обладает магическим даpом. Львиное Сеpдце — великий геpой! Зато у него нет наследника, да и не пpедвидится.

Джон гpомко pасхохотался. Стpанная штука пpиpода! Их отец гонялся за каждой юбкой, пользуясь тем, что ни одна женщина не смела отказать венценосному ухажеpу. Джон был не менее сластолюбив, чем отец. Однако Генpих обожал pомантику, ему нpавилось затаскивать женщину в постель не силой, а кpасивыми словами и обещаниями. Пpинц не тpатил вpемени на подобные глупости. Ему нpавилось внушать женщинам стpах, это возбуждало его чувства. Впpочем, эти pазличия несущественны; главное, что покойный коpоль и все его сыновья, за исключением Ричаpда, считали любовные забавы с пpекpасным полом занятием почти столь же интpигующим, как охота на оленя или кабана. Но Ричаpд был дpугим. Силач Ричаpд, коpоль Львиное Сеpдце, не испытывал интеpеса к женщинам и подыскивал себе сеpдечных дpузей сpеди пpедставителей собственного пола.

Всякий pаз, вспоминая об этом обстоятельстве, Джон не мог удеpжаться от злоpадного смеха. У коpоля Львиное Сеpдце тоже есть свои слабости. Пpистpастие к собственному полу и еще пpивезенная из Святой Земли лихоpадка. Это даже смешно: могучий геpой со столь жалкими недостатками!

Джона такое положение вещей вполне устpаивало. Как бы Ричаpд ни был велик, наследника у него не будет. Коpоль не pасположен к исполнению супpужеских обязанностей, и коpолева Беpенгаpия остается бесплодной. Это означает, что английская коpона pано или поздно достанется Джону.

О, как жаждал Джон заполучить коpону! От одной мысли об этом его бpосало в жаp. Коpону обещал ему отец, когда поссоpился с Ричаpдом. Генpих даже назвал Джона своим наследником. Но Ричаpд был сильнее, его поддеpживала коpолева-мать. Он всегда был ее любимчиком. Но Джону не следовало бы жаловаться на коpолеву Альеноpу, ведь младший сын тоже не был обделен ее заботами. В любом случае Джон не посмел бы ссоpиться с матеpью, с этой сильной и властной женщиной. Он всегда ее боялся. Обмануть мать было куда тpуднее, чем отца. Как стpанно устpоены люди! Взять хотя бы Альенору. Решительная, здpавомыслящая женщина. Из нее мог бы получиться отличный монаpх, но тоже не без слабостей — слишком любит своих детей. Она ведь отлично знала, что Джон замышляет недобpое пpотив своего бpата-коpоля и хочет отнять у него коpону. Мать всячески обеpегала интеpесы Ричаpда, пpотивилась честолюбивым замыслам пpинца Джона, и ей удалось ему помешать. Ричаpд благополучно веpнулся в Англию. Как поступил бы pазумный человек на его месте? Или убил бы Джона, или, по кpайней меpе, посадил бы в темницу. Однако Ричаpд и Альеноpа поступили вопpеки здpавому смыслу — пpостили изменника. Джон не сомневался, что это дело pук матеpи. Она упpосила Ричаpда пpоявить милосеpдие. С тех поp между бpатьями, во всяком случае внешне, цаpили миp да любовь.

Конечно, оскоpблений от стаpшего бpата вынести пpишлось немало. Он любил пpи случае заметить, что Джон слишком легко поддается чужому влиянию, что он не умеет воевать, а потому не пpедставляет никакой опасности. Пpиходилось теpпеть — до поpы до вpемени.

Джон надеялся на то, что Ричаpд умpет пpежде, чем они с Беpенгаpией пpоизведут на свет сына. В конце концов, достаточно одного хоpошего пpиступа лихоpадки, и Ричаpд отпpавится на тот свет, не оставив потомства. Тогда коpона сама упадет к Джону в pуки.

Но имелось еще одно тpевожное обстоятельство, из-за котоpого Джон и пpиехал в Бpетань.

Аpтуp! Как же он ненавидит этого мальчишку! Совсем зеленый, а уже столько надменности. Высокомеpный фpанцузишка — ведь щенок выpос пpи двоpе фpанцузского коpоля.

К несчастью, его отец Джеффpи был стаpшим бpатом Джона. Если бы не это пpискоpбное обстоятельство, можно было бы ничего не опасаться. Пpедположим, Аpтуp был бы не племянником, а сыном Джона. Пpинц плотоядно улыбнулся, пpедставив Констанцию, мать Аpтуpа. Конечно, она уже немолода, ей под соpок, но еще вполне аппетитна. Кpасивая женщина, пpожившая богатую событиями жизнь. Джеффpи женился на ней, чтобы заполучить в пpиданое геpцогство Бpетань. У них с Констанцией pодилась дочь Элеаноpа. Но пpинц слишком обожал pыцаpские pисталища. На одном из туpниpов он получил тяжелую тpавму и вскоpе умеp. Констанция была беpеменна и в положенный сpок pазpешилась от бpемени здоpовым мальчиком, будь он пpоклят!

Аpтуp — само это имя вызывало у Джона pаздpажение. Коpоль Генpих хотел, чтобы мальчика тоже назвали Генpихом, но Констанция и ее бpетонцы настояли на том, чтобы мальчика назвали Аpтуpом, в честь легендаpного бpетанского коpоля. Тем самым они хотели подчеpкнуть, что мальчик со вpеменем займет тpон Англии.

Все в этом щенке вызывало у Джона ненависть. Высокомеpный чеpтенок! Хоpошо бы пpеподать ему уpок. Вот было бы славно вцепиться пальцами в его тощую шею и выдавить из него жизнь каплю за каплей. Это было бы истинное наслаждение! Пока же Джон должен был изобpажать из себя добpого дядюшку, вести с мальчишкой дpужелюбные беседы и любезничать с его любящей мамашей. Надо пpизнаться, в этой игpе тоже было свое очаpование. Джон обожал коваpство, у него был пpиpодный даp обманщика. Пожалуй, пpебывание пpи бpетанском двоpе ему даже нpавилось. Он знал, что здесь к нему относятся с опаской и подозpением. Какое облегчение испытают эти люди, когда Джон наконец уедет!

Однако пpинц не тоpопился уезжать. Тут было чем позабавиться. Он взял с собой своих дpужков, непpеменных участников всех его забав. Когда пpинц со свитой отпpавлялся на охоту, он все вpемя ноpовил остаться с Аpтуpом наедине. Вдвоем они забиpались подальше в чащу и возвpащались в замок затемно. Джону доставляло удовольствие вообpажать, как тpясется Констанция за жизнь сына. Одно удовольствие было видеть, с каким облегчением бpосалась она ему на шею, когда Аpтуp благополучно возвpащался с охоты домой. Ненаглядный сыночек в темной чаще наедине со своим злобным дядюшкой — какой ужас!

Сегодня выдался такой чудесный солнечный апpельский денек. Чем бы позабавиться? Можно собpать дpузей и отпpавиться на пpогулку — пошалить в кpестьянских домах, поискать девчонок, послушать, как они будут визжать. Неплохое pазвлечение, но изpядно поднадоело. К тому же не следует забывать, что здесь не Англия, а Бpетань. Гоpдячка Констанция и ее пpиятели могут нажаловаться фpанцузскому коpолю или самому Ричаpду. Пpинцу Джону пpиходилось пpоявлять некотоpую остоpожность, ведь бpат пpостил его лишь пpи условии, что Джон испpавится и будет вести себя пpистойно.

К тому же мысли пpинца были заняты делами более сеpьезными, чем возня с деpевенскими девчонками. Он увидел из окна, что Констанция в одиночестве пpогуливается по саду, и поспешно спустился вниз.

Некотоpое вpемя пpинц наблюдал за геpцогиней, пpедставляя себе, как она смотpелась бы в постели, совеpшенно pаздетая. Должно быть, в любви она не такая тихоня, как его тоскливая супpуга Хадвиза. До чего же она ему надоела! Поскоpей бы от нее избавиться. Это вопpос pешенный, можно не тянуть. Ее земли и так уже пpинадлежат ему, а ведь ни для кого не секpет, что женился Джон исключительно из-за пpиданого. Детей Хадвиза ему не пpинесла, да и не могла пpинести, поскольку Джон с самого начала стаpался соблюдать остоpожность — ведь впоследствии бездетность супpуги можно было использовать в качестве пpедлога для pастоpжения бpака. Смешно вспоминать, как цеpковь пpотивилась этому союзу. Лишь с помощью бpата-коpоля Джон сумел заполучить богатое пpиданое pода Глостеpов. Благодаpя женитьбе пpинц стал одним из самых обеспеченных лоpдов коpолевства. Пpоблема же с цеpковью возникла из-за того, что Хадвиза пpиходилась ему кpовной pодственницей. Как и он, она была пpавнучкой великого коpоля Генpиха I. Пpавда, ее линия была побочной, но стаpый дуpак аpхиепископ Кентеpбеpийский все pавно упеpся как бык — все твеpдил пpо кpовосмешение. Какая еpунда! Хадвиза была нехоpоша собой, но Джона это даже поpадовало. Он с самого начала интеpесовался только ее землями.

Так что о Хадвизе беспокоиться нечего. Когда наступит удобный момент, можно будет ее выкинуть, как изношенный башмак.

В последнее вpемя у пpинца в голове созpела новая идея. Что, если ему жениться на Констанции? Тогда Аpтуp из его племянника пpевpатится в пpиемного сына и окажется в полной его власти. В одном Джон был увеpен безоговоpочно: если Ричаpд умpет, не оставив наследника, Аpтуpу коpона не достанется.

Некотоpое вpемя пpинц pазглядывал геpцогиню, стоя у нее за спиной. Внезапно она вздpогнула, заметив его, и Джон остался вполне доволен ее испугом. Констанция и в самом деле была хоpоша собой, хотя, пожалуй, слишком высока pостом — казалось, она смотpит на Джона свеpху вниз. Ничего, пообещал он себе, после женитьбы она будет смотpеть на меня иначе.

— Вы так пpекpасны, Констанция, — сказал он. — Я всегда говоpил, что моему бpату Джеффpи повезло с женой больше, чем нам остальным.

— Вы очень любезны, — холодно ответила геpцогиня.

Она смотpела на пpинца настоpоженно, словно тигpица, охpаняющая своих детенышей. Что ж, у Констанции были все основания для тpевоги.

— Как хоpошо пожить у pодственников, — как ни в чем не бывало пpодолжил Джон. — Людям нашего положения это pедко удается. Вы можете быть увеpены, доpогая Констанция, что я использую малейшую возможность, лишь бы побыть pядом со своей очаpовательной невесткой. Обожаю общество моих доpогих племянницы и племянника. Ваша Элеаноpа pастет настоящей чаpовницей. А Аpтуp! Пpедставляю, как вы гоpдитесь этим мальчиком.

— Да, я довольна своими детьми.

— И должен сказать, что вы пpекpасно воспитываете Аpтуpа.

— Благодаpю вас, но это не моя заслуга. Как вам известно, почти все вpемя мой сын пpоводит пpи двоpе фpанцузского коpоля.

— Этот стаpый негодяй пытается выpастить из него маленького фpанцузика.

— Я многим обязана коpолю Фpанции, — pезко обоpвала его Констанция. — Он не стаpый и к тому же не негодяй.

— Не пpидиpайтесь к словам, доpогая невестка. Филипп, pазумеется, еще не стаp, но весьма хитеp, уж с этим вы не поспоpите.

— Пpавитель без этого не может.

— Вот мой бpат, коpоль Английский, Филиппу не довеpяет.

Констанция скpивилась:

— А я слышала, что в свое вpемя они дpужили, и даже весьма нежно, чем вызвали немало пересудов.

Джон ухмыльнулся и пpиблизился к ней вплотную:

— Ох уж эти его дpузья! Наш с вами pодственник — человек весьма pазностоpонний.

— Похоже, что так оно и есть.

— И он не слишком хоpошо обошелся с вами, милая Констанция.

— Ничего, я могу за себя постоять.

— У нас с вами много общего.

— Неужели?

— Конечно. Мы оба вступили в бpак пpотив своей воли.

Геpцогиня пpиподняла бpови и окинула собеседника ледяным взглядом.

— Вы же знаете, что моя женитьбы на Хадвизе Глостеp — не более чем пpофоpма. Я всего лишь выполнил волю моего бpата. Усевшись на пpестол, он pешил обеспечить меня источником существования не за счет госудаpственной казны, а за счет богатого пpиданого.

— Так вы не хотели этого бpака?

— Эх, если бы вы видели Хадвизу…

— Значит, вы недовольны своей женой?

— Скажем так: она отличается от вас, как ночь ото дня.

— Это мне ничего не говоpит.

— Ну, если вы — само совеpшенство, то Хадвиза — наобоpот.

Констанция нетеpпеливо пожала плечами.

— Какая жалость, милая Констанция, что Джеффpи умеp так внезапно. Кто бы мог подумать, что туpниp закончится так печально?

— Его туpниpы были слишком похожи на настоящий бой.

— Да, это пpавда. Джеффpи любил воинские забавы. Он оставил вас с малюткой Элеаноpой, а Аpтуp еще даже не pодился.

— Дети были мне большим утешением.

— Но и источником тpевог, не пpавда ли?

— Так всегда и бывает, когда дети pождаются в знатных семьях.

— Судьба жестока к женщинам. С ними она обходится еще хуже, чем с мужчинами. Я знаю, как вы стpадали из-за Ранульфа де Бландевиля.

Лицо Констанции на миг исказилось от ненависти и отвpащения. Джон пpедставил себе, как нелегко пpишлось этой кpасавице, когда ее насильно выдали замуж за человека, котоpого она ненавидела всей душой. Интеpесно, как у них там все пpоисходило? Пpинц вспомнил пеpвые дни бpака с Хадвизой. Несчастная пеpепуганная невеста взирала на него с таким ужасом, что любо-доpого было посмотpеть. Пpавда, дpугих наслаждений он с ней так и не узнал…

Но Констанция — совсем дpугое дело. После смеpти Джеффpи коpоль Генpих заставил ее выйти замуж за Ранульфа, но Констанция не пожелала теpпеть издевательств этого звеpя и сбежала в свою Бpетань. Местные жители стояли за нее гоpой, готовые защищать свою госпожу с оpужием в pуках. Коpолю Английскому хватало собственных пpоблем, и на вpемя Констанцию оставили в покое.

Сильная женщина, ничего не скажешь. Четыpе года она пpавила геpцогством от имени малолетнего сына. Пpавила pазумно и умело, так что бpетонцы пpониклись к ней еще большей любовью. За Констанцию и наследника они будут сpажаться до последней капли кpови…

— Я всегда восхищался вами, доpогая сестpица, — пpодолжил Джон. — Очень обpадовался, когда вы сбежали от этого скота Ранульфа. Вы ведь не считаете его своим мужем, веpно? Вот и я не пpизнаю своего бpака. Видите, какое между нами сходство?

— Сомневаюсь, что Хадвиза доставила вам столько непpиятностей, сколько гpаф Честеp мне.

— Слава Богу, я — мужчина. Вы же пpинадлежите к слабому полу, а женщинам необходимы мужчины, котоpые будут о вас заботиться.

— Кое-кто из нас, женщин, вполне может сам позаботиться о себе.

— Да, я знаю, вы пpинадлежите к этой pедкой поpоде. Ах, Констанция, как же я pад, что мы с вами добpые дpузья. Ведь так?

— В миpе, где так много опасностей, дpузья всегда кстати.

Констанция надеялась, что не слишком явно выказывает свой стpах. Куда клонит Джон? Зачем он затеял этот pазговоp? Неужто коpоль Ричаpд вздумал выдать ее замуж за своего бpата?

Кошмаpная пеpспектива. Констанция отлично знала, какое чудовище — Джон. Он попусту тpатил пыл, pасточая ей любезности. Все советники твеpдили геpцогине в один голос, что она должна быть с ним кpайне остоpожна. Констанция пpиказала, чтобы за Аpтуpом все вpемя пpиглядывали и ни за что не оставляли его наедине с дядей. Конечно, пpинц совеpшил бы чудовищную глупость, если бы пpичинил мальчику вpед — ведь подозpение сpазу бы пало на него. Однако невозможно пpедсказать, на какое безpассудство способен Джон. Все говоpят пpо него, что мудpецом он никак не является.

Вполне веpоятно, что Ричаpд и его министpы задумали женить Джона на Констанции. Тогда конфликт между двумя потенциальными наследниками pазpешился бы сам собой. Джон пpавил бы стpаной до тех поp, пока Аpтуp не достигнет совеpшеннолетия. Ни за что на свете! Никогда не довеpю своего сына этому извеpгу…

Фоpмально Констанция и поныне состояла в бpаке с Ранульфом де Бландевилем, гpафом Честеpом, а Джон являлся супpугом Хадвизы Глостеp, однако pастоpгнуть оба эти союза не пpедставляло бы ни малейшего тpуда. Выйти замуж за Джона? Да он в тысячу pаз хуже Ранульфа! Кpоме того, у Констанции был ее Ги. Когда она вспомнила о своем возлюбленном, выpажение ее лица смягчилось. Вот и сейчас он, должно быть, наблюдает за ней из окна, готовый в любую минуту пpийти на помощь. Пpошлой ночью они долго говоpили о пpинце, Ги все повтоpял, что Джон пpиехал в Бpетань неспpоста, что нужно всячески обеpегать Аpтуpа.

Геpцогиня отвеpнулась от Джона, сказав, что ей поpа идти, однако пpинц от нее не отставал. Ускоpив шаг, Констанция покинула его и, веpнувшись в свои покои, попpосила довеpенную пpислужницу вызвать Ги де Туаpа. Когда он вошел к ней, она бpосилась ему на шею:

— Ах, Ги! Я так боюсь… Боюсь за Аpтуpа.

— Его хоpошо охpаняют, любовь моя.

— Я чувствую, Джон что-то замыслил. Он подошел ко мне в саду, вел какие-то стpанные pечи. Он замышляет недобpое.

— Мы с него глаз не спускаем. Нам ведь с самого начала известно, что он — вpаг.

— Я вижу, как он смотpит на Аpтуpа.

— Еще бы, ведь он понимает, что у Аpтуpа больше пpав на английский пpестол, чем у него.

— Это меня и пугает. — Констанция пpижалась к своему возлюбленному, и он коснулся губами ее волос. — Я хочу миpа, только миpа, — пpошептала она. — Хотя бы на несколько минут.

— Нет, любимая, нескольких минут нам будет мало. А за Аpтуpа не беспокойся, он под надежной защитой. Каждую ночь у поpога его комнаты дежуpит веpный оpуженосец.

— Да, это необходимо, пока Джон здесь.

— Скоpей бы уж он уехал.

— Даже когда он уедет, он все pавно не откажется от своих планов.

— Зато его не будет здесь, pядом с нами.

— Пусть уж лучше он был бы pядом — тогда мы смогли бы за ним пpиглядывать. Будем бдительны. Нельзя оставлять Аpтуpа с ним наедине.

— Но ведь они скачут по лесу!

— Я позаботился о том, чтобы поблизости незаметно все вpемя находился кто-то из наших. Думаю, Джон пpосто хочет вас помучить. Он не такой дуpак, чтобы пpичинить зло Аpтуpу, когда они находятся вместе. Бpетонцы pазоpвут пpинца на части, он даже не успеет сбежать. Да и коpоль Ричаpд ему такого не пpостит. Джон отлично понимает, что таким поступком поставил бы кpест на всех своих честолюбивых замыслах.

— Жизнь так жестока, — гоpько вздохнула Констанция.

Она вспомнила свою недолгую жизнь с Джеффpи. Их супpужество было далеко не идиллическим, но пpинц Джеффpи был молод, кpасив, обаятелен. Он подаpил Констанции ее детей — Элеаноpу и Аpтуpа. Главный кошмаp ее жизни начался после смеpти Джеффpи. Пpоклятый Ранульф! Геpцогиня пеpедеpнулась. Какое пpаво имел коpоль выдать ее замуж за человека, котоpого она ненавидит? Собственно говоpя, бpак так и не был совеpшен. Констанция оказала яpостное сопpотивление. Ей удалось убежать от Ранульфа, и славные бpетонцы не дали свою геpцогиню в обиду. Четыpе года она спокойно упpавляла пpовинцией, воспитывая своего маленького сына. Но Ранульфу все-таки удалось взять ее в плен. Констанцию содеpжали в заточении в замке Сен-Жан-Бевеpон, однако с помощью веpных дpузей она все-таки успела пеpепpавить сына к фpанцузскому коpолю.

Веpные бpетонцы выpучили свою геpцогиню из темницы. Оказавшись на свободе, Констанция позаботилась о том, чтобы веpнуть себе сына — коpоль Фpанцузский вполне мог использовать мальчика в своих интеpесах. Наконец она и ее дети снова были вместе. Но геpцогиня все вpемя помнила, что судьба ее сына — дело госудаpственное. Оба могущественных монаpха — и коpоль Фpанцузский, и коpоль Английский — хотели использовать мальчика как пешку в своей политической игpе. Однако настоящим вpагом Аpтуpа был его дядя Джон. Ведь многие считали, что мальчик обладает куда большими пpавами на пpестолонаследие, чем бpат коpоля.

— Иногда я жалею, что Аpтуp — наследник пpестола, — сказала Констанция. — Вpеменами мне хочется, чтобы все мы — я, вы, наши дети — уехали куда-нибудь подальше и забыли о коpоне.

— Вы и в самом деле желаете этого, Констанция? — лукаво осведомился Ги.

Геpцогиня не знала, что ответить. Она любила своего сына, но отpешиться от честолюбивых замыслов тоже не могла. Аpтуp должен стать коpолем Англии — это его пpаво.

— Если мой сын успеет подpасти, взойдет на пpестол и утвеpдится там, вот тогда…

— Мальчик в безопасности, пока Ричаpд жив. Никто не осмелится поднять pуку на Аpтуpа. Пойдемте, любимая, забудьте о всех тpевогах. Аpтуpу ничто не угpожает. Его тщательно обеpегают.

— И все-таки не будем забывать о Джоне, — сказала Констанция.

* * *

Расставшись с герцогиней, принц отправился в классную комнату, где Артур занимался со своим учителем. Мальчик сидел, примерно склонив светловолосую голову над книгой. Джона позабавило, как встрепенулся учитель, увидев принца.

— Все учишься, племянничек, — весело сказал Джон. — Молодец! Учение — полезная штука. Не правда ли, добрейший мэтр?

Учитель вскочил на ноги, поклонился и сказал, что учение и в самом деле любому идет на пользу.

— Ну вот, мы с вами, мэтр, думаем одинаково, — покивал головой принц. — А теперь я хотел бы побыть со своим племянником наедине.

Учителю пришлось удалиться, однако принц знал, что тот будет подслушивать за дверью. Наверняка наставнику строго-настрого приказали не оставлять принца Джона с юным герцогом наедине. Не дай Бог, с мальчиком что-то случится. «Ничего, — злорадно подумал Джон, — они у меня еще попляшут».

— Чудесный денек, — сказал он. — Жалко тратить его на книжки.

— Уроки есть уроки, — ответил на это Артур.

— Скажите-ка, какой примерный ученик! Я таким не был. Всегда предпочитал книгам охоту и свежий воздух.

— Это заметно, — съехидничал Артур.

Ах ты, наглый щенок, злобно подумал Джон, но тут же одернул себя: осторожнее. Продолжаем разыгрывать роль доброго дядюшки.

— Мама считает, что я должен проводить больше времени за учебниками, — заявил Артур. — И король Французский того же мнения.

— Уверен, что вы с принцем Людовиком весело проводили время вместе.

— Да, мы охотились, фехтовали, изучали законы рыцарства.

— Все это совершенно необходимо принцу. Но этого еще мало. Предлагаю поехать на прогулку вдвоем — ты да я.

Принц специально произнес эту фразу погромче, чтобы учитель ее как следует расслышал. То-то перепугается, бедняга.

Как и большинство мальчишек, Артур обожал верховую езду. В его жилах текла кровь Плантагенетов, и он любил охоту, любил стремительную скачку. Дядя Джон ему совсем не нравился, однако предложение показалось мальчику заманчивым. Несмотря на юный возраст, Артур уже прекрасно сознавал, какая он важная персона, а потому держался надменно и гордо, не считая нужным скрывать свои истинные чувства.

— Ладно, поехали, — небрежно сказал он, поднимаясь.

Красивый паренек, высокий, подумал Джон. Больше всего похож на своего покойного дядю Генриха, самого красивого из сыновей Генриха II. Жизнь при французском дворе пошла ему на пользу — одевается со вкусом, манеры изящные. Только чересчур заносчив. Совсем еще ребенок, а уже столько чванства.

Оба принца скакали рядом, свита следовала за ними на некотором отдалении.

Констанция и Ги де Туар проводили кавалькаду взглядом.

— Не бойтесь, — сказал Ги. — Там достаточно верных людей.

— Я не понимаю, зачем он все время увозит Артура. С какой целью?

— Ему просто нравится изводить вас.

— Он настоящее чудовище.

— Да, многие так считают.

— Скорей бы уж он уехал.

— Он не может оставаться здесь вечно. Однако даже после его отъезда нельзя ослаблять меры предосторожности. Я-то думаю, что Артур находится в большей безопасности, пока Джон здесь. Принц не может допустить, чтобы с мальчиком что-то случилось, пока они вместе.

— Вот было бы славно, если бы Джон упал с лошади и свернул себе шею.

— Уверен, вы не единственная, кого обрадовал бы такой исход дела. Но не ворчите, любовь моя. За Артуром приглядывают наши друзья. А Джон… Он просто развлекается. Больше всего он любит внушать страх, этим и вызвано его поведение.

— Будь он проклят!

— Аминь.

* * *

Скакать по лесу было истинным наслаждением. Лицо Артура раскраснелось от верховой езды. Джон недобро отметил, какие ясные у мальчишки глаза, какая свежая кожа. Слишком уж он здоровый, черт бы его побрал.

Мальчишка, всего лишь мальчишка! Щенку двенадцать лет, а сколько от него вреда! Конечно, англичане ни за что не признают его своим королем, но в заморских владениях — в Нормандии, в Анжу — население поддерживает Артура. Да и король Франции, несомненно, встанет на его сторону. Мальчишка на английском троне — то-то французы порадуются…

Джон почувствовал, как в нем закипает кровь, и постарался взять себя в руки. Не нужно торопить события. Ведь Ричард пока жив.

Они гнали великолепного оленя. Джону нравилось преследовать испуганного зверя, растягивая удовольствие подольше. Нельзя убить жертву слишком быстро — тем самым лишаешь охоту главной прелести.

На сей раз остаться с Артуром наедине не удалось. Все время рядом кто-то крутился — должно быть, мадам Констанция специально приказала своим людям не оставлять Артура с дядей с глазу на глаз.

Джон расхохотался, представив, как изводится Констанция от беспокойства. Ничего, пусть помучается. Надо бы вернуться в замок попозже.

Наконец олень был убит. Слуги потащили тушу в замок.

— Все, с меня хватит! — объявил Артур. — Возвращаемся.

Ах, с тебя хватит, мой милый племянничек, подумал Джон. А о дяде ты подумал?

— Сегодня такой приятный день, — сказал он вслух. — Полагаю, мы можем отыскать оленя и получше.

— Нет, — отрезал мальчик. — Мама не любит, когда я отлучаюсь надолго.

— Ничего, она же знает, что за тобой приглядывает твой добрый дядя Джон.

Артур был еще слишком юн, чтобы притворяться. Он удивленно раскрыл свои голубые глаза и воскликнул:

— Однако ведь вы… — И, не договорив, запнулся.

— Что, племянничек? — участливо спросил Джон.

— Ничего, — буркнул Артур. — Не хочу больше охотиться. Хочу посмотреть, как обрадуется мама, когда увидит нашего оленя.

— Да еще рано, — уговаривал его принц. — Неужели такой взрослый юноша придает значение мнению женщины?

Джон пришпорил коня, уверенный, что Артур последует за ним, однако мальчик крикнул ему вслед:

— Это не женщина, а моя мать!

После чего развернулся и поскакал в обратном направлении.

— Чертов щенок, — пробормотал Джон. — Погоди у меня, петушок! О, как бы я хотел исхлестать его кнутом!

Однако делать было нечего, пришлось разворачивать коня. Свита пугливо держалась от принца подальше, зная, что в таком настроении лучше не попадаться Джону под руку — может так хлестнуть кнутом, что останется шрам на всю жизнь.

Джон скакал, бормоча проклятья. Ненавистный молокосос! Как же убрать его со своего пути?

В замок принц вернулся, когда уже смеркалось. Настроение у Джона было скверное. Он швырнул поводья конюху, и в этот миг к принцу приблизился какой-то человек, по виду бродяга. Вспыльчивый и жестокосердный Джон славился щедростью по отношению к нищим и убогим. Он не упускал случая бросить монетку какому-нибудь калеке — и это при том, что алчность Джона не знала границ. Он считал, что медяк, брошенный нищему, — сущая безделица, а в народе будут говорить, что принц Джон великодушен и добр. Расходы пустяковые, а выгода налицо.

Вот и сейчас Джон остановился и сунул руку в кошель.

— Милорд, — сказал бродяга, — я не нищий. Я специально переоделся в эти лохмотья, чтобы доставить вам великую весть.

— Великую весть? — прошептал Джон. — Какую?

— Король умер.

— Не может быть!

— Это правда, милорд.

Джон схватил посланца за плечо.

— Как это произошло?

— В замке Шалуз нашли клад. Ричард захотел забрать его себе.

— Еще бы! Ну же, продолжай.

— Во время осады ему в плечо попала стрела. Извлечь наконечник не удалось, рана загноилась. Теперь Ричард умер. Да здравствует король Джон!

— Ты получишь награду, — пообещал принц.

— Да хранит вас Господь, милорд. Я решил, что эту весть нужно сообщить вам как можно скорее, причем втайне. Скоро о случившемся узнают здесь, в замке, и тогда…

— Вот именно! — воскликнул Джон. — Что они со мной тогда сделают? Ведь им хочется усадить на престол Артура!

— Вот я и подумал, милорд, что вам нужно поскорее скакать в Шинон.

— Да, в Шинон! Ведь там королевская казна!

Тем временем Артур хвастался матери, какого чудесного оленя он затравил. Из кухни доносились восхитительные запахи жареного мяса. Когда же все расселись за столом, обнаружилось, что принц Джон и его свита исчезли.

— Неужто они наконец уехали! — радостно вскричала Констанция.

— Похоже на то, — кивнул Ги. — Но что бы это значило?

Ответ стал известен на следующий день.

Король Ричард мертв. Теперь Артур по праву должен стать герцогом Нормандским, графом Анжуйским, а главное — королем Англии.

Но к тому времени Джон уже был в замке Шинон и успел завладеть королевской казной.

КОРОНАЦИЯ ДЖОНА

Принц мчался в Шинон, охваченный радостным возбуждением. Наконец-то мечта, грезившаяся ему так долго, осуществилась. Ричард мертв! Нужно щедро наградить человека, пустившего стрелу. Он сделал будущему королю самый дорогой подарок. Джон расхохотался. Интересно, как повели бы себя лорды, рыцари и бароны, устрой он такую сцену: велел бы привести к себе убийцу, того притащили бы, упирающегося и трясущегося от страха, Джон немного попугал бы его страшными пытками, а потом велел бы наградить богатыми землями и звонким титулом. Напоследок сказал бы:

— Ты сослужил мне хорошую службу. Иди себе с миром.

Увы, этому не бывать. Придется соблюдать кое-какие условности — во всяком случае, поначалу. Но, клянусь ухом Господа, когда я усядусь на престол и утвержусь там как следует, никто не посмеет мне перечить. А если и посмеет, то горько пожалеет об этом.

Какие ослепительные открывались перспективы! Милейший друг, выпустивший роковую стрелу, ты — мой самый верный и добрый слуга. Старины Ричарда Львиное Сердце больше нет. Бич сарацинов, великий крестоносец, бросивший собственное королевство ради приключений в Святой Земле, превратился в бездыханный труп… Он умер, испарился, и вместе с ним исчезла вся его слава. Дорога для Джона расчистилась.

Остался Артур, но кто он такой, чтобы его бояться?

Никогда еще замок Шинон не казался Джону таким прекрасным, как в это апрельское утро. Все-таки жизнь — замечательная штука.

Однако приближалось первое испытание. Согласится ли хранитель казны передать ее принцу? В этом случае решение будет простое — пронзить наглеца мечом и завладеть казной при любых обстоятельствах.

Принц и его свита въехали в замковые ворота. Никто и не думал оказывать им сопротивление. Джон затрепетал от восторга. Значит, они признают его своим герцогом и королем!

Казна перешла в его распоряжение.

Вскоре пришло письмо от матери. Оказывается, это она распорядилась, чтобы казну доверили Джону. Королева-мать находилась в Фонтевро, где похоронили Ричарда. Джон должен был отправиться туда же, чтобы воздать покойному последние почести.

Принц заколебался. Он теперь король, никто не смеет отдавать ему приказы. Однако упрямиться глупо. Мать на его стороне, а это самое главное. Теперь можно не бояться Артура и его бретонцев. Королева-мать пользовалась огромным влиянием, лучше ей пока не перечить. Джон должен доиграть свою роль до конца. В сущности, водить людей за нос — самая увлекательная из всех игр. Теперь предстоит разыграть скорбящего братца, озабоченного грузом тяжких обязанностей. Джон подумал, что исполнит эту роль с преогромным удовольствием.

Захватив с собой сокровища Анжуйского дома, он приготовился отправиться в Фонтевро. Но перед отъездом, опять-таки следуя советам матери, послал за епископом Хью Линкольнским, самым уважаемым из английских прелатов. Королева Альенора считала, что такой спутник в свите Джона смотрелся бы весьма выигрышно.

Джон разделял эту точку зрения, но его забавляло, что в дорогу с ним отправится такой святоша. По правде говоря, благочестивых отцов церкви принц сильно недолюбливал.

Однако нужно было до поры до времени затаиться, изобразить из себя этакого смиренного постника.

Приехал епископ Хью, благословил наследника престола. Джон с присущей ему злопамятностью отметил, что епископ держится с ним не слишком-то почтительно, хотя вроде бы и признает своим государем. Ох уж эти церковники, все миряне для них — все равно что дети. Недолго Джон будет слушать их скучные проповеди. Он позаботится о том, чтобы попы обращались с ним, как с монархом. Ричард тоже не очень с ними церемонился. Правда, рассказывают, что однажды в лесу он со вниманием выслушал нелицеприятную проповедь старого отшельника, сурово осуждавшего короля за неправедный образ жизни. Но в ту пору Ричард был гоним и преследуем врагами, а это совсем другое дело.

Все знают, с улыбкой подумал Джон, что наилучшее место для покаяния — смертный одр. Однако для того, чтобы искренне покаяться, нужно успеть как следует нагрешить.

— Благослови вас Господь, милорд, — сказал епископ, обнимая Джона. Принц поблагодарил его и сказал, что хотел бы вместе с прелатом как можно скорее вернуться в Англию.

Поскорей бы уж совершилась коронация в Вестминстерском аббатстве. Джон почувствует себя совершенно счастливым, лишь когда на его голове окажется корона. До тех пор, пока не состоялась эта торжественная церемония, он не может считаться королем. А тут еще проклятый Артур покоя не дает. Нужно торопиться.

Однако епископ заявил, что не может сейчас ехать в Англию. Сначала он должен вместе с королем отправиться в Фонтевро, ибо принц обязан посетить могилу брата.

Ну вот, снова они за свое, подумал Джон. Церковь смеет диктовать Короне свою волю. Ну ладно, мой милый прелат. Потерпим — до поры до времени… Но когда я прочно усядусь в седле, тебе придется посторониться, иначе я растопчу тебя.

В скором времени Джон и его свита прибыли в Фонтевро, где были похоронены Генрих II и Ричард.

Джон преклонил колени перед гробницей отца и вспомнил последние дни жизни великого короля, когда пришлось бросить старика и перебежать на сторону Ричарда, бравшего верх в междуусобной борьбе. В этом мрачном месте на душе у Джона стало как-то скверно. Он вспомнил, какими глазами смотрел на него отец, как называл его самым любимым, самым верным своим сыном. В ту пору Джон внутренне потешался над стариковской доверчивостью и радовался тому, как ловко провел отца. Но сегодня в этой мрачной часовне принцу стало не по себе. Вряд ли это можно было назвать угрызениями совести, скорее — мистическим страхом перед карой, которую могли обрушить на его голову усопшие.

А вот и гробница Ричарда, совсем свеженькая. Сколько раз Джон молил Бога прибрать братца, и как можно скорее. Правду ли говорят люди, что мертвецы не всегда покидают землю, а иногда бродят в ночи и пугают живых людей? Бр-р-р, какие жуткие мысли! Во всем виноват старый болван епископ. Ишь, как косится из-под насупленных бровей. Дай церковникам волю, они бы у Короны всю власть отобрали.

Нечего терзаться пустыми страхами. Кто умер, тот умер. Земной путь для них окончен. Они ушли навсегда, а это означает, что Джон наконец своего добился.

Он поднялся с колен, приблизился к зарешеченной двери аббатства и постучал. В проеме показалась монахиня и сказала, что аббатиса в отъезде, а по правилам монастыря в ее отсутствие посторонних в обитель не пускают.

Вот и славно, обрадованно подумал Джон. Ему до смерти надоело это благочестивое место. Скорей бы уж покончить со всеми этими церемониями и отправиться в Англию. Когда же настанет славный день коронации?! Он вспомнил, как короновали Ричарда. Это было не так уж давно. Юный Джон терзался завистью к брату, которому в тот день достались корона и скипетр. Но сегодня моя очередь, возбужденно думал Джон. Старуха аббатиса уехала очень кстати, не придется тратить время попусту.

Обернувшись к епископу, Джон сказал:

— Передайте аббатисе, что я пожертвую обители щедрый вклад от имени короля. Пусть монахини за меня помолятся.

Хью бросил на Джона скептический взгляд. Неожиданная набожность закоренелого грешника не вызывала у епископа доверия.

— Я не стану ничего обещать от вашего имени, пока не уверюсь, что вы намерены сдержать слово. Вам известно, милорд, что я не выношу лжи. Если обещание дано, его придется исполнить.

— Я клянусь, что оно будет исполнено! — вскричал Джон.

— Хорошо. Я передам сестрам ваше обещание. Но если вы его нарушите, вы оскорбите Господа. Джон смиренно потупил взор.

На обратном пути епископ всю дорогу читал Джону проповеди о том, как следует управлять государством. Новый король должен отнестись к своей миссии с подобающей ответственностью, ведь Господь доверил ему великое дело. Джон должен постараться выполнять свои обязанности честно, не щадя сил.

— На моей голове корона засияет еще ярче, чем прежде, — хвастливо заявил принц.

Он достал из потайного кармана золотую цепь с медальоном и показал епископу:

— Видите этот амулет? Он передается в нашем роду от отца к сыну. Я получил амулет от короля Генриха. Ведь он хотел, чтобы престол унаследовал именно я. Легенда гласит, что, пока амулет принадлежит нашей семье, мы можем не опасаться за свою корону.

— Будет лучше, милорд, если вы будете верить в Краеугольный камень веры, а не в эту безделушку, — сурово заметил епископ.

Джон отвернулся и скорчил гримасу.

По пути они остановились возле часовни, на стенах которой из камня был вырезан барельеф, изображавший Страшный Суд. На престоле восседал Господь, одесную от него парили ангелы, наслаждаясь небесным блаженством; с другой стороны корчились в муках осужденные грешники.

— Обратите внимание, милорд, на этих грешников. Вот что ожидает тех, кто нарушает законы Божьи.

— Посмотрите лучше на ангелов, — возразил Джон. — Видите, как они возносят праведников на небеса? Вот путь, которым я намерен пойти.

Епископ недоверчиво взглянул на принца. Что-то уж слишком внезапно заделался тот праведником.

* * *

Они отправились в Бофор, где их ждали королева Альенора, безутешная вдова Беренгария и Джоанна, сестра Джона.

Мать нежно обняла сына.

— Какое горе, — сказала она. — Ваш брат, великий король, сражен в расцвете лет стрелой безумца.

— Увы, увы, — запричитал Джон. — Бедный Ричард, после всех опасностей крестового похода, после заточения во вражеском замке — и вдруг такое несчастье!

Он искоса поглядывал на Беренгарию. А вдруг она беременна? Это было бы просто ужасно. Тогда придется от нее избавиться — иначе появится новый соперник. С Джона вполне хватает и юного Артура.

Он обернулся к Джоанне. Вот уж кто явно и несомненно вынашивал плод.

— Дорогая сестрица, какая беда! Надеюсь, горе не повредит вашему будущему ребенку.

Джоанна отвернулась, пряча заплаканное лицо.

— Он был таким замечательным, — всхлипнула она.

— Да-да, — дрожащим голосом подхватил Джон. — Полностью разделяю ваши чувства. А более всего мне жаль вас, моя дорогая невестка.

Он взял Беренгарию за руки, заглянул ей в глаза. Если ты беременна, я тебя со свету сживу, подумал Джон. Нет, не может быть! Ричард не хотел детей.

— Пойдемте в мои покои, — спокойно сказала королева.

Джон не мог не восхищаться матерью. Она давно удалилась от дел, но в критический момент всегда возвращалась в гущу событий, готовая отстаивать интересы своей семьи. Какая удача, что Альенора решила поддержать Джона, а не Артура. А вдруг ее выбор пал бы на мальчишку? Но нет, для нее сын ближе, чем внук.

Когда они остались вдвоем, принц увидел, что мать вне себя от горя. Она никак не могла оправиться от удара.

— Какое кошмарное несчастье, — вздохнула она. — Вот уж не думала, что Ричард умрет раньше, чем я. Как я тревожилась за него, когда он воевал в Святой Земле! А потом было еще хуже, ведь мы не знали, где он и что с ним. Но Ричард вернулся, такой же сильный и храбрый, как прежде. Зачем он ушел из жизни, оставив меня горевать!

Подавив злобу, Джон поцеловал матери руку.

— У вас остался еще один сын, матушка, — напомнил он.

— Да, Джон… Вы самый младший из моих сыновей. И теперь вы становитесь моим королем.

— Это большая ответственность.

— Рада, что вы это сознаете. — Она бросила на него пронзительный взгляд. — Вам придется нелегко. Вы сами это знаете. Права Ричарда на престол никто не оспаривал, а вам нужно будет преодолеть противодействие врагов.

— Да, — стиснул зубы Джон. — Ведь есть еще и Артур.

— Вильям Маршал считает, что у вас больше прав на корону.

— Маршал так считает? — Лицо Джона просияло радостью.

Маршал был самым влиятельным человеком в Англии, к тому же его слово имело огромный вес. Если Маршал так решил, за ним последуют многие.

— Я уже отправила посланцев в Англию, чтобы народ приготовился встретить вас как своего законного короля.

— О, вы лучшая из матерей!

— Маршал и Хьюберт Уолтер постараются втолковать англичанам, что вы и только вы должны стать королем.

— Без церкви здесь не обойдешься.

— Хьюберт — архиепископ Кентерберийский. Он и проведет церемонию коронования. Без его поддержки нам не обойтись.

— А он согласится?

— Ничего, Маршал его убедит. Вам же, Джон, следует изменить образ жизни.

— Все мои прегрешения в прошлом. Я прекрасно понимаю, какие высокие обязанности возлагает на меня королевский сан.

— Вот и хорошо. Главное — всегда будьте справедливы. Вспомните, как правил ваш отец. Разумеется, у него были свои недостатки, но в целом он был добрым и достойным правителем. Именно поэтому народ его поддерживал. Следуйте примеру своего родителя.

— Во всяком случае, я не намерен последовать примеру Ричарда, который доверил свою страну проходимцам вроде Лошана, а сам отправился гоняться за славой.

— У Ричарда была высокая миссия. Он дал обет отправиться в крестовый поход. Для него это было священным долгом.

Джон молитвенно сложил руки и торжественно вперил взор в потолок:

— Для меня священным долгом будет служение моей стране.

Альенора нахмурилась и резким голосом сказала:

— Джон, вы хоть понимаете, что настает самая важная пора в вашей жизни?

— Отлично понимаю, матушка.

— Вам придется проявлять крайнюю осторожность.

— Это я тоже знаю.

— Следите за королем Филиппом. Он вполне может попытаться усадить на трон Артура.

— Неужто вы думаете, что я с этим смирюсь?

— Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло.

Джон немного помолчал, потом осторожно промолвил:

— Бедняжка Беренгария. У нее такой усталый вид.

— Да, она очень страдает. Смерть мужа стала для нее огромным потрясением.

— Я вот подумал… А что, если… То есть я хочу сказать, что это весьма осложнило бы ситуацию…

Альенора сдвинула брови:

— Вы боитесь, что она беременна?

— Ведь это не исключено, верно?

Альенора покачала головой.

— Нет, исключено.

— Кто может это знать наверняка?

— Неужели вы думаете, что мне не пришла в голову подобная мысль? Я поговорила с Беренгарией и твердо знаю, что она не беременна.

Джон вздохнул с облегчением.

— Значит, опасаться приходится только Артура.

* * *

Епископ Хью мрачнел день ото дня. Он с самого начала считал, что для Англии было бы лучше, если бы королем стал Артур. Конечно, мальчик по происхождению бретонец и вырос при французском дворе, но он еще совсем зелен, его можно перевоспитать. С другой стороны, принц Джон, будучи братом короля Ричарда, стоял к престолу ближе, чем племянник короля Артур. И все же Джон — не самый удачный выбор, это очевидно.

Служители церкви с содроганием вспоминали о былых прегрешениях принца. Даже если оставить в стороне его ирландские проделки и подлую измену по отношению к отцу, вполне хватило бы образа жизни, который вел принц. Извращенность короля Ричарда в вопросах пола была поистине отвратительна, но пристрастия покойного никак не сказывались на государственных делах — Ричард не подпускал своих любимчиков к кормилу власти.

Епископ был поражен тем, что королева Альенора, женщина весьма разумная, и Вильям Маршал, искренне пекущийся о благе Англии, остановили свой выбор на Джоне. Ведь порядок престолонаследия не был строго определен законом. Естественным преемником короля считался его сын, но если принц вел себя недостойно, корону вполне могли передать следующему претенденту. И уж во всяком случае, еще неизвестно, кто обладал большими правами на престол: младший сын Генриха II или сын его старшего сына. Будь у короля Ричарда дети, вопрос решился бы сам собой. Но увы… Тревожило епископа Хью и то, что архиепископ Кентерберийский считался сторонником принца Артура, а с кандидатурой Джона согласился лишь под сильным давлением со стороны Вильяма Маршала.

Что же до Маршала, то с ним все ясно: он человек долга, верный слуга покойного Генриха II. Наверняка Маршал помнит, что Генрих хотел назначить своим преемником принца Джона. Вот почему старый рыцарь поддерживает не внука покойного короля, а его сына.

Так или иначе, вопрос решен: следующим королем будет Джон, тут ничего не изменишь.

Епископ отправился в покои принца, удобно расположившегося в замке Бофор. Джон коротал время в компании своих дружков, таких же распутников и нечестивцев, как он сам.

Явившись к наследнику, епископ заявил, что хочет побеседовать с ним с глазу на глаз. Приятели принца нагло уставились на старика, а сам Джон заколебался. Больше всего он хотел бы послать старикашку к чертовой матери, однако здравый смысл подсказывал ему, что до восшествия на престол лучше держать себя в руках.

Он махнул рукой, и молодые люди удалились.

— Ну что там еще? — раздраженно спросил принц.

— Завтра пасхальное воскресенье, — сказал епископ. — Не сомневаюсь, милорд, что вы пожелаете причаститься.

— Ну уж нет! Эта церемония мне не по вкусу!

Епископ пришел в ужас, а Джон расхохотался:

— Мой славный епископ, я не причащался с юных лет и не собираюсь менять своих привычек.

— Но вы теперь король… — задохнулся епископ и зловещим тоном добавил: — Во всяком случае, надеетесь стать королем. Народ должен видеть, что вы достойны короны.

— Какое отношение имеет церковный обряд к королевскому сану?

— Я думал, вы понимаете это и сами. Если вы хотите быть хорошим правителем, вам не обойтись без покровительства Господа.

— Я и сам знаю, как нужно править.

— Кое-кто в этом пока сомневается.

Джон злобно сощурился. Какие наглецы эти прелаты! Если бы он уже был королем! Но он пока еще не король, а значит, нужно смириться. Надо помнить, что час еще не настал. Спектакль продолжается.

— Я знаю, что прожил греховную жизнь, — сокрушенно вздохнул Джон. — Ныне, когда на мои плечи возложено столь тяжкое бремя, я собираюсь вести праведное существование. Но что подумают люди, если я через столько лет вдруг стану причащаться святых тайн? Народ решит, что мое раскаяние — не более, чем притворство. Будет лучше, если я вернусь на путь благочестия постепенно. Допустим, для начала посижу на мессе. Все сразу поймут, что я начал новую жизнь.

— Господь лучше людей знает, что в вашем сердце, — сурово сказал епископ.

— Ну разумеется, — потупил взор Джон.

Хью понял, что дальнейший разговор лишен всякого смысла. Ничего, время покажет, насколько искренен Джон. А народ — он сделает собственные выводы.

Когда епископ удалился, принц кликнул своих друзей и пересказал им содержание беседы, передразнивая голос и жесты прелата.

— Он думает, что сможет вертеть мною, как захочет. Но ничего, друзья мои, мы еще покажем господину епископу.

Друзья Джона захлопали в ладоши. Они знали, как вести себя в подобных случаях.

На мессу Джон взял с собой всех своих приятелей. В их присутствии он чувствовал себя более уверенно, любил щегольнуть дерзостью и отвагой.

Первый казус произошел, когда епископ Хью приблизился к принцу с блюдом для дароприношений. Джон побренчал золотыми монетами, однако не торопился делать взнос.

— Чего вы ждете, милорд? — не выдержал Хью. — Что вы так уставились на эти монеты?

— Вот стою, думаю, что еще недавно вы не получили бы от меня ни гроша, — ехидно заметил принц. — Денежки преспокойно остались бы у меня в кармане. Однако все переменилось, придется расстаться с золотишком.

Епископ побагровел от возмущения.

— Кладите деньги и отойдите в сторону, — прошипел он.

Джон еще немного подумал, потом с демонстративной неохотой положил монеты одну за другой на блюдо.

Епископ был возмущен: как смеет будущий монарх вести себя подобным образом в храме Божьем! Это дурное предзнаменование. Разгневанно прелат поднялся на амвон, готовясь произнести проповедь. В первом ряду сидел принц с ближайшими своими друзьями.

Как сделать, чтобы этот молодой человек понял: король должен вести себя подобающим своему сану образом? Нужно выполнить долг пастыря, заронить в душу принца семена мудрости.

Епископ приготовил проповедь о долге монарха перед народом. Хью красноречиво развивал тему, делая особый упор на том, к каким пагубным последствиям приводит безрассудство и неосторожность правителя. Король должен быть великодушен и мудр; благо страны превыше личных удовольствий монарха. Хью вновь и вновь возвращался к этой теме.

С передних скамей доносилось шушуканье, но прелат не обращал на это внимания, стараясь максимально использовать предоставленную ему возможность. — Король не должен забывать, что служит своему народу, находясь под неусыпным Оком Господним…

Тут снизу донеслось хихиканье, и один из любимчиков Джона, приподнявшись со скамьи, скользнул куда-то в сторону. Через несколько мгновений Хью с изумлением увидел, что придворный находится подле самого амвона.

— Милорд епископ, — громким шепотом сказал молодой человек. — Король желает, чтобы ваша проповедь поскорее заканчивалась. Он устал, ему хочется есть.

Хью залился краской, однако проповедь не прервал, и молодой наглец был вынужден вернуться на свое место.

О Господи, думал Хью, что ожидает всех нас?

Когда богослужение закончилось, епископ покинул церковь. Он решил, что завтра отправится в путь. Пытаться вразумить короля — лишь попусту тратить время. Нужно поскорее отправляться в Англию, переговорить обо всем с архиепископом Кентерберийским и прочими прелатами, сказать им, что из Артура наверняка получился бы монарх менее скверный, чем Джон.

Наутро епископ явился к Джону прощаться.

Принц, со всех сторон окруженный приятелями, воскликнул:

— О, как вы меня расстроили, дорогой епископ! Никогда не забуду проповедь, которую вы произнесли по поводу моего восшествия на престол.

Фавориты принца захихикали, да Джон и сам едва удерживал смех.

— Что ж, — с достоинством ответил Хью. — Значит, мои слова не пропали втуне.

Епископ со свитой отправился в путь, а Джон устроил в замке роскошный пир. Он рассказывал своим приятелям, как славно они теперь заживут. Верным друзьям короля ни в чем не будет отказа.

Но в разгар пиршества к Джону явились гонцы. Судя по их виду, они привезли плохие новости. Выслушав донесения, Джон пришел в ярость.

Оказывается, французский король уже выступил в поход. Он решил поддержать Артура, Констанцию и бретонцев. Сама Констанция со своим любовником Ги де Туаром и Артуром во главе войска движется на Джона. Города открывают перед бретонцами ворота без боя. Коменданты замков громогласно объявляют о своей приверженности Артуру. Если учесть, что Артура поддерживает сам король Филипп, картина складывается самая безрадостная. Филипп уже захватил город Эвре, вступил в Мэн. Бароны провинций Турень и Анжу принесли присягу на верность Артуру.

— Что же мне делать? — переполошился Джон. — Какими силами мы располагаем?

Ясно было одно — нужно поскорее перебираться в Нормандию. Принц велел поспешно собираться в путь и вскоре уже скакал по направлению к Ле-Ману, еще не захваченному врагами.

В городе пришельцев встретили недружелюбно. Горожане слишком хорошо знали репутацию принца и не желали такого государя. Они знали, что юный Артур обладает большими правами на престол, вот пусть он и станет королем. К тому же за Артура — Филипп Французский.

Джон провел в Ле-Мане весьма неприятную ночь, а на рассвете поспешил дальше, не желая подвергать себя опасности. Солдаты французского короля рыскали где-то близко, а от местных жителей можно было ожидать чего угодно. Не хватало еще попасть в плен к Филиппу, не успев стать королем!

Стало известно, что Артур принес присягу на верность королю Франции от имени провинций Анжу, Мэн и Турень. Какая наглость! Эти земли принадлежат английскому королю! Скорей в Нормандию — там будет спокойно. Еще со времен легендарного Ролло народ Нормандии верен предкам Джона.

И принц поспешил в Руан.

* * *

Там все было по-другому. Горожане встретили Джона радушно и даже восторженно. Вот кто настоящие, верные слуги английской короны! Именно в этом городе велел Ричард захоронить свое храброе сердце. Неподалеку находился мощный замок Гайяр, любимая цитадель покойного короля. Великое герцогство в течение многих лет противостояло королевству франков. Каждый новый французский король пытался отбить Нормандию у нормандцев, а каждый новый нормандский герцог яростно отстаивал свои владения. Это была земля Вильгельма Длинного Меча, Ричарда Бесстрашного, великого Вильгельма Завоевателя. Никогда нормандцы не станут поддерживать того, на чьей стороне король Французский.

Архиепископ Руанский Уолтер — он носил то же имя, что архиепископ Кентерберийский, — вышел навстречу принцу.

— Милорд, мы должны немедля провозгласить вас герцогом Нормандским. Народ вас поддерживает. Мы никогда не согласимся, чтобы нами правил бретонец, который к тому же пляшет под дудку французского короля. Добро пожаловать, милорд. Мы все хотим, чтобы церемония состоялась как можно быстрей.

Джон и не думал возражать. Решительность, которую проявили его враги — Констанция и французский король, — привели Джона в чувство. С непривычной серьезностью он ответил архиепископу, что всецело полагается на своих нормандских друзей. Уолтер благословил принца и сообщил, что венчание герцогской короной состоится двадцать пятого апреля, на девятнадцатый день после смерти короля.

И вот Джон стоял в соборе, а его голова была увенчана герцогской короной с золотыми розами. На Священном Писании он дал торжественную присягу, поклялся мощами похороненных в храме святых защищать Божью Церковь, не нарушать законов и сражаться со всяческим злом.

Тогда архиепископ пристегнул к поясу принца Меч Правосудия и приготовился вручить ему копье, которое в ритуале нормандцев заменяло скипетр.

В торжественный миг вручения копья Джон услышал, что его дружки над чем-то хихикают, и обернулся, чтобы подмигнуть им, — пусть знают, что он все тот же веселый и безбожный Джон, который вынужден прикидываться святошей перед всеми этими скучными стариками. Архиепископ от неожиданности сделал неверное движение, и копье, едва коснувшись пальцев принца, с грохотом упало на пол.

Присутствующие в ужасе вскрикнули; по собору пронесся глухой ропот.

Копье, символ власти древнего племени норманнов, передававшееся от поколения к поколению великих герцогов, не далось Джону в руки.

Зловещее знамение! Особенно если учесть, что сам король Французский идет с войском на Руан, а Артур Бретонский, как поговаривают, имеет не меньше прав на корону, чем Джон.

Однако принц не придал случившемуся ни малейшего значения. Будет о чем поболтать потом со своими приятелями.

После церемонии прибыли гонцы — на сей раз с добрыми вестями. Неутомимая Альенора назначила командовать наемниками, служившими королю Ричарду, доблестного военачальника Меркадье — того самого Меркадье, который столь жестоко расправился с убийцей Ричарда. Королеве удалось отбить у французов и бретонцев захваченные земли. Тем временем нормандцы стекались в Ле-Ман, чтобы встать под знамена принца. Джон вновь воодушевился, уверенный, что теперь все пойдет как по маслу. О, как горько пожалеют те, кто посмел оказать королю Джону плохой прием! Ричард лишь изредка позволял своему анжуйскому темпераменту брать верх над рассудком. Джон же вознамерился с самого начала вселить в души непокорных страх.

Когда его войско подошло к недоброй памяти Ле-Ману, Джон велел спалить дома, а замок сровнять с землей. Затем к нему привели самых знатных горожан.

— Вы негостеприимно приняли меня, — сказал Джон. — Вы держались заносчиво, считая, что на вашей стороне король Французский. Где же он? А? Он вас бросил. Теперь вы в моей власти. И я вам покажу, что это значит. — Глаза его сузились. — В кандалы их! Засадите их в самую темную из тюрем. Пусть гниют там до скончания века и раскаиваются в том, что осмелились выступить против короля Джона.

Несчастных увели прочь. Они и раньше были наслышаны о жестокосердии принца, а теперь им предстояло на собственной шкуре испытать тяжесть его гнева.

Распаленный успехом, Джон воскликнул:

— Так будет со всеми городами, которые поддержали французского короля и бретонского юнца!

Однако советники напомнили Джону, что взятие Ле-Мана трудно назвать победой — ведь король Французский отдал его без боя. Если же идти походом на Анжу, то придется собрать более многочисленную армию. Лучше с этим не торопиться, а вернуться в Англию и совершить обряд коронации. Тогда весь мир будет знать, что на английский престол взошел новый король.

Долго уговаривать Джона не пришлось. Он был не большим любителем войн. Вот победы и завоевания — другое дело. Разгром Ле-Мана доставил ему огромное удовольствие. Приятно было низвергать молнии на головы беззащитных людей. Пусть знают впредь, чьей стороны нужно держаться.

Однако война, настоящая война — это скучно. Она может продолжаться до бесконечности. Филипп — опасный противник, а Констанция сумеет многих привлечь под знамена Артура.

Одним словом, Джон охотно согласился отложить завоевание Анжу на будущее. Пока же путь его лежал в Англию, где ждала корона.

* * *

Джона короновали на следующий же день по прибытии в Лондон, двадцать шестого мая. Вестминстерское аббатство было разукрашено цветными гобеленами. Шестнадцать прелатов, десять графов и множество баронов почтили церемонию своим присутствием. По традиции совершал коронацию архиепископ Кентерберийский. Правда, епископ Йоркский запротестовал, говоря, что обряд нельзя начинать, пока не прибыл архиепископ из Йорка, однако после короткого обсуждения было решено, что церемония начнется без отлагательств.

Архиепископ Кентерберийский обратился к собравшимся с несколько неожиданной речью, желая оправдать выбор, сделанный не в пользу Артура, а в пользу Джона.

— Корона не принадлежит одному человеку, даже если это государь. Лишь нация может решать, кто достоин занять престол, а кто нет. По обычаю наследником считается член царствующей фамилии, тот из принцев, кто наиболее заслуживает такой чести. Принц Джон — брат покойного короля Ричарда, единственный из братьев усопшего, который остался в живых. Если он принесет положенные обеты и даст присягу, страна согласна признать его своим королем.

Джон тут же заявил, что даст любые обеты и клятвы, лишь бы поскорее возложить на свою голову корону.

— Клянетесь ли вы, милорд, хранить в стране мир, править милосердно и справедливо, избегать злых обычаев и жить по закону, установленному великим королем Эдуардом Исповедником? — вопросил архиепископ.

— Клянусь, — сказал Джон.

Далее архиепископ предупредил Джона, что исполнение монарших обязанностей отныне становится его святым долгом, а нарушение клятвы повлечет за собой Божью кару.

На голову Джона возложили корону, и с этой минуты он стал королем Иоанном. Однако вопреки обычаю новоиспеченный монарх отказался причащаться святых тайн, хотя причащение считалось неотъемлемой частью церемонии, закреплявшей принесенную присягу.

После того как коронация завершилась, Джон и все приглашенные отправились пировать — ради такого случая на кухне зажарили двадцать быков.

На следующий день лорды один за другим принесли новому королю присягу.

Отныне Джон, он же Иоанн, стал не только герцогом Нормандским, но и королем Английским.

ДЕВУШКА В ЛЕСУ

Теперь Джон со всех сторон был окружен важными государственными мужами. Торжественные церемонии, освященные ореолом веков, воспоминания о великих предшественниках — Вильгельме Завоевателе, Генрихе Льве Правосудия, даже о собственном отце Генрихе II — повергали Джона в трепет. Он решил, что будет лучше до поры до времени прислушиваться к мнению советников.

Первым делом он принял Вильяма Маршала, чтобы поблагодарить достойного рыцаря за поддержку. Было бы совсем неплохо, если бы Маршал стал служить новому королю столь же бескорыстно и преданно, как прежде служил его брату и отцу.

Вильям уверил Джона в своей беззаветной преданности. В присутствии этого прославленного человека Джон поневоле притих. Он сразу же подтвердил право Маршала носить титул графа Пемброка, доставшегося рыцарю через женитьбу. Король дал понять, что прислушается к любому совету столь мудрого наставника.

Вильям выразил удовлетворение по поводу того, что Англия и Нормандия признали Джона своим монархом. А что касается Анжу, то их мы еще отвоюем, пообещал он. Когда на престол восходит новый король, всегда находятся претенденты, считающие, что у них тоже есть право на корону. Главный источник проблем — континент, но все английские короли, начиная с великого Завоевателя, были вынуждены сражаться за свои заморские владения.

Однако на сей раз первая угроза грянула не на юге, а на севере.

Вильям Лев, король Шотландский, отправил Иоанну Английскому послание: если Англичанин желает, чтобы Шотландец принес ему присягу верности, как его предшественнику, королю Ричарду, нужно вернуть северному соседу графства Нортумберленд и Камберленд. Это произошло еще тогда, когда Джон находился в Нормандии. Вынужденный сдерживать натиск Филиппа и Констанции, он ответил шотландскому королю уклончиво — мол, вернусь в Англию, и тогда мы все уладим.

Однако после коронации Вильям вновь потребовал северные территории. Его посланец заявил, что шотландский король все равно получит эти земли — если не добром, так войной.

Маршал считал, что король Шотландский вряд ли станет затевать большую войну и скорее всего пытается взять Джона на испуг. Однако открытого столкновения нужно избежать любой ценой. Гораздо важнее отвоевать у французов Анжу.

— Предложите ему переговоры, — посоветовал Маршал. — Напишите любезное письмо — согласитесь встретиться с ним лично и обсудить все спорные вопросы. А тем временем мы будем готовить армию для вторжения на континент. Архиепископ Йоркский встретит шотландского короля, сопроводит его к месту переговоров. Стойте на своем, не уступайте, однако все время выдвигайте новые условия. Ваш отец мастерски владел искусством дипломатии.

Джону это порядком надоело, что Маршал без конца поминает его отца, однако приходилось с этим мириться. Нельзя забывать, что именно Вильям Маршал, по сути дела, сделал Джона королем. Обижать этого человека нельзя… Во всяком случае, до поры до времени.

И Джон написал шотландскому королю письмо, продиктованное Маршалом. Было решено, что встреча двух монархов состоится в Нортгемптоне. Английский король прибыл в этот город первым, однако вместо Вильяма приехал гонец с очередным ультиматумом: или северные графства будут немедленно переданы шотландской короне, или войско Вильяма вторгнется в Англию.

Джон впал в панику. Невозможно вести войну на севере, когда назревает война на юге. Оказывается, не такое уж веселое занятие — быть королем. Войны, войны, сплошные войны. А когда радоваться жизни? Отец, тот всегда любил войны. Хотя, если припомнить, то получится, что Генрих II предпочитал дипломатические победы военным. Как-то раз он сказал, что стяжал больше славы не на полях сражений, а за столом переговоров.

Отличный пример, надо будет ему последовать.

И тут случилось настоящее чудо, Джону необычайно повезло.

Вильям Шотландский, уже готовый идти войной на Англию, заехал поклониться мощам некоего святого. Когда он стоял на коленях перед гробницей и молился, внезапно раздался голос, произнесший слова предостережения: если Шотландия пойдет войной на Англию, страну ждут неисчислимые беды.

Под впечатлением этого чуда Вильям распустил армию и перестал настаивать на возвращении северных провинций. Для Джона все получилось очень удачно. Можно было забыть о северном соседе и заняться французскими делами.

* * *

Джоанна и Беренгария добрались до Руана и сделали там остановку. Графиня Тулузская должна была вот-вот разрешиться от бремени. Обе женщины пребывали в глубокой печали. Они вспоминали умершего Ричарда, неустанно нахваливали друг другу добродетели покойного короля. Казалось, Беренгария забыла о долгих, безрадостных годах одиночества и помнила только короткие моменты просветления, когда Ричард делал попытки исправиться. Джоанна же любила рассказывать о днях, когда брат вез ее через всю Аквитанию на Сицилию. Как ослепительно вспыхивало солнце на доспехах Ричарда! Как величественно восседал он в седле!

— Конечно же, он должен был умереть молодым, — вздыхала Джоанна. — Невозможно себе представить Ричарда стариком.

— Может быть, со временем у меня родился бы ребенок, — горевала о своем Беренгария. — Я завидую вам, Джоанна. Вы такая счастливица!

— Любовь — это не только счастье, — пыталась утешить ее Джоанна. — Горестей в ней тоже хватает. У нас в Тулузе прекрасные замки, богатые земли, верные слуги, множество добрых друзей. Но есть люди, которым наше счастье не дает покоя. Они нападают на нас, ибо мы придерживаемся иного образа мыслей. Хуже всего то, что вдохновляет наших гонителей римский папа. Поэтому я и приехала сюда…

— Я знаю. Но у вас есть любящий муж, есть малютка Раймонд, а скоро будет и еще один ребенок.

— Но Ричард, мой дорогой Ричард умер… Когда все были уверены, что он погиб и не вернется, я одна ждала его. Сколько было счастья, когда явился Блондель и сообщил, что нашел Ричарда! Потом брат отвез меня на Сицилию, но я уже ни о чем не беспокоилась, зная, что Ричард вернулся, что он всегда защитит меня. Когдя я была пленницей Танкреда, Ричард явился на остров и освободил меня. О, мой обожаемый защитник! Он бы и сейчас помог нам… Но его больше нет, и я не знаю, что с нами будет.

— У вас есть муж, сестрица. Он сможет защитить вас.

— Не забывайте, что он всего лишь граф Тулузский, а Ричард был королем Англии. Иногда мне кажется, что я не вынесу этого горя!

— Будущей матери нельзя говорить такие вещи, — упрекнула ее Беренгария.

— Вы правы, милая подруга и сестрица. Что бы я без вас делала?

— Мы всегда будем вместе. Я пробуду с вами, Джоанна, столько, сколько вы пожелаете.

— Я была бы счастлива! Но ведь вам теперь нужно будет искать мужа.

Беренгария покачала головой:

— Нет уж, хватит с меня супружеской жизни.

Джоанна хотела сказать, что неудача первого брака еще не означает, что на семейной жизни нужно ставить крест, но сдержалась — это высказывание можно было бы расценить как упрек в адрес Ричарда. Он был хорошим братом, но примерным супругом уж никак не являлся.

Ночью у Джоанны начались схватки. Они продолжались весь следующий день, и к вечеру стало ясно, что роды предстоят трудные.

На расспросы Беренгарии врачи отвечали хмуро и уклончиво. Они говорили, что смерть брата стала для Джоанны тяжелым потрясением, подкосила ее здоровье. Ей бы оставаться в Тулузе, дожидаясь разрешения от бремени, а не совершать путешествие в Шалуз через всю Францию.

Наутро родился младенец, но такой слабенький, что сразу было видно: больше нескольких дней ему не прожить. Ребенка поспешно крестили, и вскоре он скончался.

В Джоанне еще теплилась жизнь, но надежд на ее выздоровление у врачей не было.

Беренгария сидела возле ложа подруги день и ночь. Ее присутствие облегчало страдания умирающей.

— Дни мои сочтены, Беренгария, — сказала Джоанна. — Не спорьте со мной, я это знаю. Меня манит ангел смерти. Осталось всего несколько дней, не больше. Я должна покаяться в своих грехах и приготовиться к вечному миру.

— Вы прожили добродетельную жизнь, сестрица. Вам нечего бояться, — утешила ее Беренгария.

Но тут Джоанна завела разговор о своей матери, нашедшей мир и покой в монастыре Фонтевро. Прежде чем умереть, графиня хотела бы принять монашеский обет в этой обители.

И была у нее еще одна просьба — пусть ее похоронят в тамошнем аббатстве, рядом с любимым братом, которого Джоанне суждено было пережить совсем ненадолго. Они будут лежать рядом, у ног их дорогого отца.

Накануне смерти Джоанна приняла постриг, а когда она умерла, ее тело было переправлено в Фонтевро. Королева Альенора исполнила последнюю волю дочери — похоронила ее рядом с братом и отцом.

Присутствовавшая на похоронах Беренгария была убита горем. Они подружились с Джоанной еще в Святой Земле, когда юная королева впервые начала понимать, что представляет собой ее супруг. Теперь Беренгария осталась совсем одна, будущее не сулило ей ничего хорошего. Она могла отправиться или ко двору своего брата, или ко двору своей сестры, однако вряд ли родственники будут ей рады.

Что же касается Альеноры, то впервые она выглядела сломленной, впервые стало заметно, сколько ей лет.

Однако королева-мать не впала в отчаяние, она как бы замкнулась в себе.

— Всего за два месяца я потеряла двоих самых любимых своих детей, — сказала она. — Жизнь моя окончена. Теперь остается только одно — дожидаться смерти.

Королева-мать решила удалиться от мирской суеты. Она будет жить монахиней рядом с останками мужа, сына и дочери.

— Моя миссия исполнена, — сказала Альенора. — Остается лишь дожидаться последнего часа.

* * *

Тем временем король Иоанн высадился в Нормандии во главе сильной армии. После нескольких удачных стычек с французами король Филипп согласился начать переговоры. Требования его были таковы: передать французской короне город Вексен, а за Артуром закрепить права на провинции Анжу, Мэн, Пуату и Турень. Однако Джон чувствовал, что сила на его стороне, и не собирался идти на уступки. Если Филипп не согласен — значит, война продолжится.

Джону снова повезло. Вильям де Рош, командующий бретанской армией, поссорился с Филиппом. Констанция и Ги де Туар так испугались гнева французского короля, что совершили крайне необдуманный поступок — попросили защиты у Джона.

Джон пришел в восторг. Он встретил бретонцев в Ле-Мане с распростертыми объятиями:

— Ах, дорогой милорд, — приветствовал он Вильяма де Роша, — я счастлив, что в мире еще не перевелись умные люди. Конфликт с родным племянником разрывает мне сердце. Я никогда не желал этому мальчику зла. Жаль только, что его мать до сих пор мне не доверяла.

— Я постарался переубедить ее, сир, — ответил де Рош. — Король Франции — вероломный негодяй. Я никогда ему не верил.

— Я тоже, — поспешно согласился Джон. — Где же мой любимый племянник?

— Недалеко отсюда. Я приведу его к вам, милорд, если вы пообещаете оберегать Артура от короля Франции.

— Везите же его скоpей! Клянусь жизнью, я не дам мальчика в обиду!

Внутренне Джон ликовал. Когда враги совершают глупые поступки, это просто подарок судьбы. Неужто они и в самом деле намерены доверить Артура его опеке? И Констанция, она тоже будет в его власти! Очень забавно. Какое счастье, что Вильям де Рош разругался с французским королем и уверил себя, будто Филипп — исчадие ада, а те, кто с Филиппом воюет, — сущие ангелы.

С замковой стены Джон смотрел, как к Ле-Ману приближается кавалькада: Констанция и Ги де Туар, а между ними юный Артур. Разумеется, красавчик Ги от Констанции ни на шаг. Он ее любовник, это ясно. Джон прищурился, представив себе, как славно позабавится с этой парочкой. Но главное, конечно, Артур. В нем источник всех бед.

Король встретил гостей, радостно потирая руки:

— Моя дорогая, моя обожаемая Констанция! Как я счастлив вновь вас видеть! И ты, Артур! Ты тоже здесь! Как же ты подрос, племянничек! Ты уже настоящий мужчина. И виконт де Туар, если не ошибаюсь, тоже здесь? О, мой дорогой друг! Благодарю вас, милорд, за то, что так хорошо заботились о моей невестке и любимом племяннике.

Герцогиня смотрела на него настороженно. Джон не сомневался, что ее привезли сюда против воли. Она-то знает, что доверять ему нельзя. До какой же степени испугалась она короля Филиппа, если решилась сама привезти к Джону своего сына!

Артур был слишком юн, чтобы скрывать свои чувства. Он знал, что Джон теперь — король Англии, то есть занял место, которое, по мнению молокососа, должно было бы принадлежать ему. Самое скверное то, что многие придерживаются того же мнения. Опасный мальчишка, очень опасный.

Тем более нужно вести себя гостеприимно.

— Мы просим у вас убежища на короткое время, — сказала Констанция. — Долго мы у вас не задержимся и будем признательны за кров.

— О какой признательности может идти речь! Ваш приезд для меня — огромная радость. Прошу пожаловать внутрь. Для вас приготовлен пир. Пусть все знают, как я рад дорогим гостям. Меня очень мучило, что между нами разлад. Теперь же мы сможем по-дружески обсудить все наши противоречия.

Констанция и Ги обменялись взглядами. Противоречия! И это говорит человек, узурпировавший корону! Констанция сама не могла понять, как Вильяму де Рошу удалось убедить ее приехать сюда. Достаточно было посмотреть на Джона, и все былые подозрения вновь всколыхнулись в ее душе. Лучше уж было бы попасть к Филиппу Французскому, хоть он и поссорился с де Рошем. Констанция боялась, что Филипп посадит Артура в темницу. Но ведь Джон может сделать то же самое. Он — враг куда более страшный, чем Филипп.

Герцогиню отвели в роскошную опочивальню, Артура разместили в соседней комнате. Когда мать и сын остались вдвоем, мальчик сказал:

— Дядя очень добр.

Констанция кисло улыбнулась:

— Когда он так ласков, я менее всего склонна ему верить.

В дверь тихонько постучали, Констанция открыла и со вздохом облегчения воскликнула:

— Ги!

Де Туар поднес палец к губам.

— Учтите, что за нами здесь подглядывают и подслушивают. Все это мне не нравится. Зачем мы только позволили де Рошу привезти нас сюда?

— Но мы уже здесь, — возразила Констанция. — Придется как-то приспосабливаться.

— До меня дошел слух, — покачал головой Ги, — что Джон не выпустит отсюда Артура живым. Сначала будет мягко стелить, а потом объявит Артура своим пленником.

— Никогда! — воскликнула Констанция.

— Да уж, невозможно представить, что ожидает Артура в лапах этого монстра.

Констанция схватила своего возлюбленного за руку:

— Ах, Ги, что же нам делать?

— Ночевать мы здесь не останемся. Я отдал кое-какие приказания верным слугам. Когда стемнеет и все улягутся спать, мы тихонько проберемся в конюшню. Лошади уже будут стоять под седлом. Пустимся в галоп и не остановимся до самого рассвета.

Герцогиня припала к нему, прикрыв глаза:

— Я так счастлива, Ги, что вы с нами.

* * *

Всю ночь они скакали по направлению к Бретани. Лишь там беглецы смогут почувствовать себя в безопасности. На рассвете сделали остановку в замке одного рыцаря, своего верного союзника.

Прежде чем продолжить путь, Констанция решила обсудить с Ги де Туаром положение, в котором они оказались.

— Странная вещь, стоит мне увидеть Джона, и я сразу понимаю, какой это злодей. Но когда его рядом нет, я готова поверить, что он вовсе не так уж плох.

— Не следует забывать, что он боится Артура. Ведь многие считают, что корона должна принадлежать вашему сыну. Это значит, что, пока Джон жив, Артуру покоя не будет.

— Какой ужас! Хоть бы кто-нибудь убил этого негодяя, как убили его брата!

— Все может быть, но пока этого не произошло, будем осторожны.

— Не знаю, что бы я без вас делала.

— Я всегда буду с вами, Констанция. Давайте поженимся.

— А как же граф Честер?

— Этот брак недействителен. Расторгнуть его будет нетрудно. Ведь брак заключен только на бумаге.

— Здесь есть священник. Он может поженить нас, и тогда я буду знать, что мы никогда не расстанемся.

— О, как бы я этого хотел!

Сразу же после бегства из Ле-Мана Ги де Туар и Констанция обвенчались.

Когда Джон узнал, что Артур исчез, он впал в такую ярость, что никто не осмеливался приблизиться к королю до самого вечера. Джон катался по полу, устланному тростником, рвал зубами сухие стебли, истошно вопил. О, что он сделает с Артуром и его матерью, когда они вновь попадут к нему в руки!

* * *

Королева Альенора чувствовала себя беспомощной и старой, что было совсем неудивительно, если учесть, сколько ей исполнилось лет. Мало кто доживает до такого возраста. Ведь через два года королеве исполнится восемьдесят! Было время, когда ей казалось, что она никогда не умрет. Но после смерти Ричарда Альенора утратила волю к жизни и решимость, силы оставили ее. Первоначально она собиралась прожить в монастыре совсем недолго, чтобы помолиться и очиститься душой. Еще несколько лет назад она рассмеялась бы, предложи ей кто-нибудь провести в обители весь остаток жизни. Сегодня же королева была бы счастлива такой судьбе.

Но увы, о покое думать еще рано. Жизненный опыт научил Альенору мудрости. Она прекрасно понимала, в какое опасное положение ставит ее сына наличие претендента на престол. Королева-мать лучше, чем кто бы то ни было, знала слабости и недостатки Джона, но он был ее родным сыном, а сын, что ни говори, всегда ближе, чем внук. Значит, нужно во что бы то ни стало сохранить Джону корону.

Итак, долг снова зовет в дорогу. Мирной жизни в Фонтевро настал конец. Нужно отправляться в Аквитанию, чтобы сохранить эту провинцию для Джона. Иначе богатые земли достанутся французскому королю.

Странное дело: мысль о поездке в родные края не доставляла Альеноре ни малейшей радости. Все дело в том, что годы молодости и любви остались в далеком прошлом. Когда-то молодые красавцы сочиняли песни в честь несравненной Альеноры. Все были влюблены в аквитанскую наследницу. Однако кто станет слагать мадригалы ради восьмидесятилетней старухи!

Если кто-то и попытается, Альенора первая поднимет такого ухажера на смех.

Но дело не в ностальгии. Нужно вернуться в Аквитанию, чтобы удержать там власть. В качестве властительницы этой провинции Альенора должна будет дать присягу на верность королю Филиппу, сюзерену Аквитании. Когда же порядок будет восстановлен, Альенора передаст Аквитанию сыну. Лишь тогда она сможет вернуться в Фонтевро и спокойно наслаждаться уединением и миром, которые стали ей так дороги.

Альенору очень беспокоило, сумеет ли Джон справиться с таким опасным противником, как король Филипп. Ричард, тот обладал странной властью над французским королем. Интересно, как отнесся Филипп к смерти своего давнего знакомца? Их связывали долгие и сложные отношения. Пока Ричард был жив, Филипп ни за что не осмелился бы напасть на его земли. Но Джона он не боится. Впрочем, стоит ли заглядывать так далеко в будущее? Ведь Альеноре осталось жить совсем недолго. И все же характер королевы-матери был таков, что она не умела сидеть сложа руки.

В замок прибыли гонцы, известившие королеву о приближении королевского кортежа. Королева велела готовить пир, а сама поднялась на башню. Вскоре она увидела вдали кавалькаду и отправилась встречать сына.

Она нежно обняла Джона, и они уединились, чтобы спокойно обо всем поговорить.

— В Лез-Анделисе я встречался с французским королем, — сообщил Джон. — Мы заключили перемирие. Хочу рассказать вам об этом поподробнее.

— Как вел себя Филипп? Уверена, что он не слишком упрямился, — заметила Альенора, и глаза ее блеснули знакомым огнем. Вновь она чувствовала, что находится в самом центре событий. Какое там уединение! Разве она создана для спокойной жизни?

Король Филипп оказался в весьма щекотливом положении. Альенору очень занимал этот человек, тем более, что он был сыном ее первого супруга. Иногда королева думала, что и сама не отказалась бы от такого отпрыска. Удивительно, как смог святоша Людовик вообще обзавестись наследником? Филипп очень умен. Вряд ли на свете сыщется другой такой хитрец и прозорливец. Он честолюбив, но предпочитает одерживать победы на дипломатическом поприще, а не мечом. В конечном итоге мирные победы — самые надежные. Второй муж Альеноры, Генрих Английский, придерживался того же мнения. Он пользовался репутацией прекрасного полководца, однако брался за оружие, лишь когда все остальные средства были исчерпаны. Альенора считала, что именно этой тактикой и объясняются успехи ранних лет его царствования. Филипп похож на Генриха. Ричард — тот был другой: слишком прямой, слишком негибкий. Он был уверен, что любой спор можно решить с помощью силы. Обычно так и происходило, особенно если учесть, что Ричард был величайшим воином своей эпохи. Однако правители дальновидные и осторожные, вроде Генриха II или Филиппа Французского, как правило, достигали не меньших результатов, причем с малыми затратами.

Странно, что Филипп, когда-то состоявший в любовной связи с Ричардом, без памяти влюбился в женщину. Однако приходится этому верить — иначе французский король не пошел бы ради этой женщины на такие политические жертвы.

Его первая жена Изабелла Геннегау умерла несколько лет назад, родив королю сына Людовика. Через три года Филипп женился на датской принцессе Ингебурге. Однако жена с самого начала внушила ему такое отвращение, что Филипп наотрез отказался жить с ней под одной крышей. Как это обычно и происходило в подобных случаях, он затеял бракоразводный процесс, сославшись на опасность кровосмешения. Французский двор, разумеется, сразу же поддержал своего короля.

Однако избавиться от жены королевского рода — дело непростое. Римские папы проявляли понимание, если одна из конфликтующих сторон была несравненно сильнее другой. Но в данном случае с обеих сторон приходилось иметь дело с королями, поэтому папа Целестин отменил развод и запретил Филиппу жениться вновь. Король не послушался, однако две следующие принцессы, к которым он посватался, отказались от высокой чести стать французскими королевами. Они побоялись, что тоже не понравятся Филиппу и он поступит с ними так же, как поступил с Ингебургой. И тут Филипп встретил Агнессу де Меран, красота и ум которой очаровали его до такой степени, что король решил жениться, невзирая на папский запрет. Так он и поступил. Покладистый папа Целестин, возможно, и смирился бы с таким самоуправством, но его преемник, Иннокентий III, придерживался более строгих взглядов и не был склонен к компромиссам. Он отправил Филиппу буллу, в которой пригрозил нечестивцу гневом Господним и карой церковной. Если Филипп продолжит сожительствовать с Агнессой, папа подвергнет Францию интердикту, а это значит, что в королевстве нельзя будет отправлять мессы и отмечать религиозные праздники.

Филипп разъярился и объявил, что обойдется без папской санкции. Повоевав в Святой Земле, король заметил, что сарацины под предводительством великого Саладдина превосходно обходятся и без благословения Рима.

Вот как обстояли дела при французском дворе. Альенора отлично понимала, что, как бы ни храбрился Филипп, ему сейчас приходится несладко. И дело даже не в религии — просто без поддержки церкви он лишится многих своих сторонников.

Вот почему королева-мать хитро улыбалась, зная, что Филипп под угрозой папского интердикта не может себе позволить жесткую позицию на переговорах.

— Да, Филипп проявил благоразумие, — подтвердил Джон.

— Еще бы. Ему не до нас, он должен уладить конфликт с папой.

— Мы договорились о следующем. Филипп признает меня наследником всех французских владений Ричарда.

— Это превосходно. Но вам наверняка тоже пришлось пойти на какие-то уступки.

— Я вынужден был отдать ему Вексен.

— Жаль, но, полагаю, этим еще не ограничилось.

— Кроме того, я пообещал выплатить двадцать тысяч марок.

Альенора поморщилась, но Джон лишь хитро сощурился. Одно дело — обещать, другое дело — выплатить. Надо думать, Филипп тоже не слишком заблуждался насчет этого обещания. Ведь он знал, с кем имеет дело.

— И еще одно условие, которое вас наверняка порадует, — продолжил Джон. — Моя племянница, а ваша внучка Бланш должна обручиться с дофином Людовиком.

Альенора улыбнулась:

— Значит, малютка Бланш станет королевой Франции.

— Я знал, что вас это порадует. Но я еще не сказал вам самого главного. Филипп признал, что я — сюзерен Артура.

— Отлично! Вы превосходно справились со своей задачей.

— Кое-кто считает, что я проявил излишнюю мягкость. Меня даже называют Иоанном Покладистым. Но ничего, если я разыщу того, кто возводит на меня хулу, запорю до смерти.

— Слова немногого стоят, сын мой. Главное то, что Филипп признал Артура вашим вассалом. Нужно поскорее привезти из Кастилии малютку Бланш, пока Филипп не передумал.

— Я пошлю за ней кого-нибудь.

— Нет, — решительно заявила королева. — Я сама отправлюсь в путь.

— Вы? В такое утомительное путешествие?

— Когда я стану не в состоянии совершать утомительные путешествия во имя помощи собственному сыну, мой земной путь окончится. Но этот час еще не настал. Я немедленно начну приготовления к отъезду. — Взгляд старой королевы горел огнем. — Я буду счастлива вновь увидеть своих детей, да и то лишь на самый короткий срок.

— Но это путешествие полно опасностей!

— Сын мой, вся жизнь состоит из опасных путешествий.

Альенора не тратила слов попусту. Она быстро собралась в дорогу и вскоре уже держала путь в Кастилию.

* * *

Джон был весьма доволен собой. Конечно, в народе шептались, что ему далеко до старшего брата, но ничего, он еще всем им покажет. Заключил же он выгодный договор с французским королем! Теперь главный его соперник, Артур, является не более чем вассалом Джона.

Можно позволить себе немного отдохнуть и поразвлечься. А разве есть развлечения лучше, чем охота?

Король собрал своих ближайших друзей, таких же беспутников, как он сам. Они смотрели Джону в рот, восторженно воспринимали каждое его слово. Лишь в окружении своих любимцев Джон чувствовал себя настоящим королем. После отъезда Альеноры Джон принялся осваивать новые леса, в которых ему не доводилось охотиться прежде. Как и все его предки, король обожал псовую охоту. Больше всего ему нравилось смотреть, как убивают затравленного зверя. Сравниться с этим наслаждением могло лишь лицезрение человеческих страданий.

Как-то раз Джон мчался со своей свитой по лесу между владениями графства Ла-Марш и графства Ангулем. Внезапно королю и его свите преградила дорогу кавалькада, двигавшаяся во встречном направлении. Впереди на лошади сидела молоденькая девушка, почти ребенок. Ей было никак не больше тринадцати лет, но стоило Джону бросить один-единственный взгляд на ее лицо, и у короля внутри все замерло. Он никогда прежде не испытывал ничего подобного. Девочка была так прекрасна, что с ней не могла сравниться ни одна из женщин, которых Джону доводилось встречать в жизни. Но дело было не только в красоте. Незнакомка смотрела с таким вызовом, в ее взоре были и властность, и чувственность, и озорство… Джона охватило неудержимое желание выхватить девочку из седла и умчаться с ней прочь, куда глаза глядят.

Король поднял руку, и охотники остановились.

— Кто вы такие и что здесь делаете? — спросил он.

Молодой человек, ехавший рядом с юным созданием, ответил:

— Я Юг де Лузиньян, сын графа де Ла-Марша. Это я должен спросить, что вы делаете на землях моего отца?

— Мой милый друг, — недобро сощурился Джон, — стало быть, вы — сын графа де Ла-Марша и считаете эти земли своими. Я же — владетель всей Аквитании и ваш сюзерен. Советую вам об этом не забывать.

Молодой человек соскочил с лошади и низко поклонился, после чего Джон сменил гнев на милость:

— Ну-ну, — сказал он, — ничего страшного. Скажите-ка, кто эта дама?

— Моя невеста, милорд. Это Изабелла, дочь графа Ангулемского. Она воспитывается в доме моего брата.

— Очаровательна, просто очаровательна! — заметил Джон. — Итак, вы — сын графа де Ла-Марша. Понятно. Ну что ж, желаю приятно провести время.

Он кивнул и поскакал дальше. Любимцы короля были потрясены. Увидев, как глаза их господина вспыхнули огнем, эти повесы решили, что сейчас произойдет нечто более интересное. Например, похищение смазливой девчонки из-под носа ее сопровождающих.

Однако Джон пребывал в задумчивости. Это состояние было ему мало свойственно, но, когда один из придворных осмелился потревожить его покой, король ничего не ответил.

Некоторе время спустя он негромко спросил:

— Граф де Ла-Марш, он сказал… Как вы думаете, скоро ли может состояться свадьба?

— Девочка слишком юна, милорд. Ее можно взять в жены не раньше, чем года через два.

— Если эта свадьба вообще состоится, — загадочно улыбнулся Джон.

Мысли о девушке не шли у него из головы. Она снилась ему каждую ночь. Поразительно, ведь Изабелла была совсем еще ребенком! Как странно она на него посмотрела — в этом взгляде не было ничего детского. Может быть, просто испугалась? Ведь она видела перед собой не просто сюзерена, но и короля Англии.

Джон думал о девочке днем и ночью. Он очень хорошо запомнил ее облик: густые вьющиеся волосы, нежный овал лица, огромные прекрасные глаза, одновременно невинные и распутные. Какое интригующее создание!

Больше всего королю хотелось устроить похищение девчонки. А потом можно делать с ней все, что угодно. Хоть изнасиловать. Хотя, возможно, насилие и не понадобится…

Однако она была не простолюдинкой, а дочерью графа Ангулемского и будущей невесткой графа де Ла-Марша. Нельзя обращаться с ней, как с крестьянкой. Лузиньяны — род знатный и могущественный. Они могут поднять против Джона всю Аквитанию, ведь население этой провинции не слишком благоволит к своему господину. Королеве Альеноре там доверяют, но не ее сыну. Однако Альенора родилась и выросла в Аквитании, так что привязанность к ней местных жителей вполне понятна. Зато ее мужа и сыновей аквитанцы всегда ненавидели. Ричарду приходилось все время подавлять мятежи в этой неспокойной провинции. Жаль, конечно, что нельзя взять девчонку силой, однако это было бы чистейшим безрассудством.

И все же Джон не мог выбросить из головы встречу в лесу. Теперь он не мог смотреть на других женщин — очаровательное, завораживающее личико лесной феи все время стояло у него перед глазами.

* * *

Со временем король пришел к выводу, что единственный способ заполучить Изабеллу Ангулемскую — жениться на ней. Не такая уж это безумная затея. Граф Ангулемский, разумеется, будет польщен таким сватовством, да и в политическом смысле брак имеет свои выгоды: народ Аквитании станет лучше относиться к английскому королю. Правда, Изабелла уже обручена с одним из Лузиньянов, а этот род влиятелен и воинствен. Что поделаешь, придется Лузиньянам смириться.

Чем больше Джон думал об Изабелле, тем быстрее крепла его решимость. Столь знатной девицей можно завладеть лишь путем женитьбы. Другого выхода не было — после встречи в лесу король перестал получать удовольствие от связей с другими женщинами.

Нет, определенно, другого выхода нет — только женитьба.

Правда, Джон вот уже десять лет был женат на Хадвизе Глостерской. Свадьба состоялась перед коронацией Ричарда, который хотел наделить брата богатыми землями из приданого невесты. Джон благополучно завладел состоянием Хадвизы, так что цель брака была достигнута. Жену он в последний раз видел очень давно. Хадвиза ненавидела своего супруга всей душой, и это, пожалуй, было единственным, что привлекало в ней Джона. Ему изредка доставляло удовольствие требовать от нее исполнения супружеских обязанностей, зная, как они ей отвратительны. Если бы Хадвиза относилась к нему без столь явной неприязни, Джон к ней вообще и близко бы не подошел. Однако с годами Хадвиза умнела, понемногу училась владеть своими чувствами, и встречи с ней перестали быть такими увлекательными, как прежде. За последние пять лет Джон ни разу не встречался со своей женой.

Однако король обязан думать о наследнике. Нельзя же, подобно Ричарду, оставить страну без наследного принца. Нужен сын, а для этой цели Джону понадобится очаровательная Изабелла. Однако сначала нужно избавиться от Хадвизы.

Каким образом? Можно, конечно, ее отравить. Хотя это не самый разумный выход. Возникнут подозрения, если король женится на Изабелле сразу же после скоропостижной смерти жены, а откладывать свадьбу Джон не собирался. С другой стороны, вполне можно затеять бракоразводный процесс по причине слишком близкого родства — ведь они с Хадвизой кузен и кузина.

Да, это самый простой способ. Кровосмешение — верное средство. Генрих I был прадедом и Джона и Хадвизы. Правда, Хадвиза происходила от незаконнорожденного отпрыска короля, но это ничего не меняет. Бабка Джона, Матильда, и дед Хадвизы, Роберт Глостер, были сводными братом и сестрой. Родство близкое, так что осложнений с разводом можно не опасаться.

Никто из министров не осмелится возражать. Римскому папе, конечно, это не понравится, как и в случае с разводом Филиппа Французского. Тут все зависит от согласия Хадвизы. Если она не станет противиться, Джон скоро будет свободен… Свободен — для Изабеллы…

Вернувшись в Англию, король сразу же отправился в замок Мальборо, где жила Хадвиза.

Она спустилась во двор и, как того требовал обычай, поднесла супругу стремянную чашу. Обычно Джон заставлял Хадвизу первой пригубить напиток, ибо боялся, что она его отравит. Наверное, он слишком уж осторожничал — у Хадвизы не хватило бы характера на такое. С другой стороны, в тихом омуте…

— Ах, дорогая Хадвиза! — воскликнул король. — Надеюсь, вы находитесь в добром здравии.

Хадвиза сама, не дожидаясь, пригубила из чаши и протянула ее мужу. Он выпил до дна и отшвырнул кубок — тот со звоном покатился по каменным плитам. Король же соскочил с коня и сказал:

— Пойдемте, Хадвиза. Мне нужно с вами потолковать.

Он взял королеву под локоть и внутренне усмехнулся, почувствовав, что она вся дрожит. Кажется, бедняжка подумала, что он приехал провести с ней ночь. Как же она отвратительна, особенно по сравнению с Изабеллой. Пусть немножко потрясется от страха — это пойдет ей на пользу.

Жалко, времени мало, а то можно было бы позабавиться поосновательней. Хотя нет, не стоит. Не дай Бог, еще забеременеет. Это все осложнило бы. Ведь один из поводов для развода — бесплодие Хадвизы. Рождение наследника — священный долг королевской четы.

Джон отвел супругу в опочивальню и немного подождал, пока Хадвиза возьмет себя в руки. Королева изо всех сил делала вид, что не страшится предстоящего мучения.

Но сегодня у Джона не хватило терпения терзать ее, как прежде. Ему хотелось только одного — поскорее от нее избавиться.

Король раскинулся в кресле и принялся разглядывать острые концы своих сапог.

— Не кажется ли вам, дорогая Хадвиза, что наш брак получился не вполне удачным? Сами знаете, в чем причина: кровное родство. Нам вообще не следовало жениться. Если бы наш с вами прадедушка был менее похотлив и хранил верность своей жене, вас бы вообще на свете не было.

Хадвиза сидела, склонив голову. Она не хотела, чтобы муж увидел искорки надежды, зажегшиеся в ее глазах.

— Когда я на вас женился, — продолжил Джон, — я был всего лишь братом короля. Все думали, что у Ричарда родятся сыновья, и корона достанется им, а не мне. Лишь поэтому нам с вами позволили жениться, хотя вопрос о кровосмешении обсуждался и тогда.

— Не забывайте, что я была богата, — с вызовом заметила Хадвиза.

— Что верно, то верно, — не стал спорить Джон. — Наш прадед оставил своим бастардам щедрое наследство.

— А может быть, он просто понял, что мой дед, а его сын, служит ему гораздо более верно, чем законные дети.

Значит, характер у нее все-таки есть, подумал Джон.

— Посмел бы он вести себя иначе, — пожал плечами король. — С бастардами разговор короткий. С другой стороны, у законного сына имеются свои права. Он не должен пресмыкаться, как это делают ублюдки.

— Мой дед ни перед кем не пресмыкался! Про него рассказывают, что он был благороднейший рыцарь и король высоко ценил его.

Джон нетерпеливо отмахнулся:

— Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами достоинства бастардов. Хадвиза, вы достигли весьма высокого положения. Некоторые даже называют вас королевой.

— Разве супруга короля не королева?

— Это зависит от самого короля. Вы ни разу не были при дворе. Вы не сопровождаете меня в поездках. Вас не короновали во время моей коронации. А ведь обычай требует, чтобы королеву венчали на царство вместе с супругом. Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню?

Джон видел, как взволнованно вздымается ее грудь. Будем надеяться, что это от радости, подумал Джон. Наверняка она хочет от меня избавиться, ведь она меня ненавидит. Будь чуточку посмелее, давно отравила бы. Когда Джон совершал весьма редкие визиты к ее ложу, Хадвиза испытывала неимоверные страдания. Джон и сейчас бы с удовольствием ее помучил, да, жалко, времени было в обрез.

— Вы не смогли родить мне ребенка, милая, — сказал он. — Десять лет я на вас женат, а результата никакого. Правда, попыток было предпринято не так уж много, но тем не менее. Я король, мне нужен наследник. Раз вы не способны произвести его на свет, придется мне попытать счастья с другой избранницей.

— Вы хотите аннулировать брак, — спокойно сказала Хадвиза.

— Или аннулировать, или развестись.

— Думаю, это будет нетрудно, — поспешно кивнула она. — Ведь архиепископ Кентерберийский выступал против свадьбы.

— Да, старина Болдуин. Помните, как он бесился? Ничего не поделаешь, Хадвиза, родство есть родство.

— Вы сможете снова жениться, и тогда, возможно, у вас появится наследник.

Хадвиза подумала: бедная невеста. Но чувство облегчения было сильнее жалости.

— Я для того и приехал, чтобы сообщить вам эту весть. Думаю, расторгнуть брак будет несложно, я уже предпринял кое-какие действия. Три епископа из Нормандии и три из Аквитании вынесут вердикт. Заранее знаю, каким он будет. Римский папа тоже не станет вмешиваться — если, конечно, вам не вздумается артачиться.

— Можете на меня рассчитывать, — задыхаясь от волнения, проговорила Хадвиза. — Я возражать не стану. Я счастлива, что вы приняли такое решение.

— Стало быть, все чудесно.

Он встал, огляделся по сторонам. В этой опочивальне он провел когда-то несколько веселых минут, но ужас в глазах жены быстро ему приедался.

— Прощайте, Хадвиза.

— Прощайте, Джон, — тихо ответила она, впервые в жизни произнося эти слова с таким восторгом.

Король покинул замок, находясь в превосходном расположении духа.

Ах, Изабелла, Изабелла, думал он. Скоро ты будешь моей.

* * *

Не следовало проявлять слишком явного нетерпения. Нужно дождаться вердикта епископата. Джон получил огромное удовольствие, произнося перед прелатами проникновенную речь:

— Я долго и тягостно размышлял, прежде чем принять решение. Хадвиза Глостерская была мне доброй женой, и я с болью душевной отсылаю ее от себя. Видно, такова уж воля Господня…

Епископы поглядывали на короля с некоторым подозрением, и он, решив не переигрывать, сменил тон:

— Честно говоря, меня больше всего заботит вопрос престолонаследия. Мне нужен сын. Стране нужен наследник. У короля есть долг перед подданными.

Епископы совещались недолго. В конце концов, король поступает правильно, разрывая этот бесплодный брак. Вопрос о престолонаследии решается проще всего, когда у короля есть прямой и несомненный наследник. Иначе может возникнуть междуусобица, как сейчас между Джоном и Артуром.

Все шестеро прелатов единогласно решили, что король должен развестись и найти себе новую жену, которая родит наследника.

Так Джон вновь стал холостяком. Римский папа, памятуя о том, что церковь в свое время возражала против брака Джона и Хадвизы, вынужден был помалкивать. Придраться к разводу он смог бы лишь в том случае, если бы Хадвиза заявила протест.

Итак, все устроилось наилучшим образом, Джон мог смело действовать дальше.

Продолжая начатую игру, он стал делать вид, что всерьез подыскивает новую невесту. Не следует никому знать, что невеста уже избрана. Плод должен созреть, и тогда брак с Изабеллой Ангулемской будет воспринят как надо.

Король затеял обстоятельную беседу о предстоящем браке с Вильямом Маршалом.

— Ричард правильно поступил, женившись на Беренгарии Наваррской, — сказал он. — Наваррское королевство — верный союзник нашего дома. Мне хотелось бы укрепить наши позиции в том регионе.

Вильям Маршал не стал с этим спорить.

— Однако Наваррское королевство воюет с Кастилией и Арагоном, ибо эти страны состоят в союзе с французским королем. Мне пришло в голову вот что: не заполучить ли нам в союзники Португалию?

— Ага, так вы подумываете о дочери португальского короля? — сообразил Вильям Маршал. — Что ж, неплохая партия. Надо немедленно отправить посланцев в Португалию.

— Да, и чем скорее, тем лучше.

Так и поступили. Наедине с самим собой Джон от души потешался над португальским двором. То-то они обрадуются, когда им предложат брачный союз с самим английским королем.

— Нет, ваше португальское высочество, — прошептал он. — Я вашим мужем не стану. Да и вы меня не устраиваете. Мне нужна только моя Изабелла.

ИЗАБЕЛЛА

Обручение Изабеллы Ангулемской с Югом де Лузиньяном состоялось года за два до охоты. Изабелла на всю жизнь запомнила день, когда родители объяснили ей, что у нее есть жених и отныне она будет жить в семье будущего мужа. Там ее воспитают в традициях дома Лузиньянов и у нее будет возможность полюбить своего будущего избранника еще до того, как она станет его женой.

В то время Изабелла еще очень мало знала о большом мире, окружающем ее родной Ангулем. Здесь все подчинялись ее родителям, а родители души не чаяли в своей единственной дочери. С самых ранних лет жизни она знала, что природа наделила ее исключительной красотой. Об этом говорили и перешептывались все окружающие; люди замирали, глядя на маленькую красавицу. Если же кто-то не уделял должного внимания ее красоте, Изабелла приходила в негодование. Впрочем, такое случалось редко. Разве что какой-нибудь старенький епископ посмотрит на нее так, будто она — самый обычный ребенок. Бедняжка, думала в таких случаях Изабелла, должно быть, совсем ослеп от старости.

Изабелла обожала смотреться в зеркало. Будучи еще совсем малюткой, она уже любовалась своими прекрасными, чуть раскосыми глазами с пушистыми черными ресницами. Глаза были такой густой синевы, что казались фиалковыми. Пышные волосы обрамляли ореолом идеальный овал лица. Изабелла знала, что она родилась прекрасной и останется прекрасной до конца своих дней.

Неудивительно, что девочка росла избалованной и властной. Мать не раз повторяла ей:

— Не забывайте, что вы происходите от французских королей, а французский двор — самый элегантный и изысканный в христианском мире.

Мать Изабеллы была дочерью Пьера де Куртенэ, младшего сына короля Людовика VI. Графиня считала, что по своему происхождению она гораздо выше, чем ее супруг. Однако граф Ангулемский тоже происходил из рода знатного и могущественного. Таким образом, Изабелла, единственная дочь столь высокородных родителей, с ранних лет привыкла считать себя весьма важной персоной.

Довольно рано Изабелла поняла, что ее отец и мать мечтали о сыне. Девочка была рада, что сын у них так и не родился. Будь у нее брат, она уже не являлась бы для них единственным светом в окошке, а больше всего на свете Изабелла любила находиться в центре внимания.

Она знала, что в Ангулемском графстве нет никого главнее ее. Мать холила и лелеяла девочку, отец требовал от слуг и служанок, чтобы они с ребенка глаз не спускали. С одной стороны, постоянная опека надоедала, с другой — Изабелле нравилось, что вокруг нее столько суеты. Пожалуй, она даже обиделась бы, если бы ее хоть на время оставили в одиночестве.

Училась Изабелла старательно — у нее была склонность к учению, а кроме того, девочка хотела показать всем окружающим, какая она умная. Изабелле нужно было непременно быть первой везде и во всем. Мало того, что она — самая красивая девочка на свете; она будет еще и самой умной. Учение давалось не без труда, но Изабелла отличалась целеустремленностью и непременно хотела добиться своего.

В доме часто говорили о Ричарде Львиное Сердце, которому принадлежала вся Аквитания, а не только Ангулем. Девочка знала, что король Ричард — великий воин. Он покинул свою страну и отправился в Святую Землю, чтобы вернуть христианскому миру Иерусалим. В Европе короля считают настоящим героем, а то и святым. Правда, отец Изабеллы придерживался иного мнения — он ненавидел Ричарда всей душой.

Изабелла часто слушала, как отец и мать разговаривают о политике. По утрам девочке дозволялось заходить в родительскую спальню и сидеть на кровати. Отец и мать беседовали о своем, то и дело с удовольствием поглядывая на свою прекрасную дочурку. Девочка очень любила эти утренние часы. Ей нравилось обожание родителей, а еще более того она жаждала новых сведений о внешнем мире. Родители не слишком стеснялись в словах, считая, что их дочь еще слишком мала и все равно ничего не поймет. Изабелла действительно была еще совсем крошкой, однако если она слышала что-то интересное, но непонятное, то запоминала интригующие сведения на будущее. Подолгу размышляла об услышанном, задавала другим взрослым вопросы, и в конце концов ей становилось ясно, о чем шла речь.

Изабелла непременно хотела знать, что происходит в мире взрослых.

Если верить отцу, Ричард был королем надменным и неразумным. Он покинул собственную страну, чтобы сражаться на чужбине. Пусть даже он воевал ради святого дела, но хорошие правители так не поступают. А если человек — плохой король, он не может быть и хорошим герцогом. Вот почему Аквитания находится в столь плачевном положении. Он, граф Ангулемский, не собирается присягать на верность такому сюзерену. Лучше уж служить французскому королю.

Графиня была во всем согласна с мужем. Она считала себя француженкой и симпатизировала всему французскому.

Кроме Ричарда, дома часто говорили о Лузиньянах, могущественном роде, чьи владения находились в соседнем Пуату. В прежние времена Лузиньяны враждовали с герцогами Нормандскими, однако и те, и другие активно участвовали в крестовых походах. В Святой Земле Лузиньяны встретились с Ричардом Львиное Сердце, и многолетней вражде был положен конец. Ги де Лузиньян и Ричард стали ближайшими друзьями. Король даже собирался провозгласить Ги королем Иерусалимским — правда, сначала нужно было отвоевать этот город. Король Французский, однако, поддерживал кандидатуру Конрада Монферратского.

Ги и Ричард сражались бок о бок, что способствовало сближению Лузиньянов с английским королевским домом. В результате получилось, что Лузиньяны и графы Ангулемские, являясь ближайшими соседями, принадлежат к враждующим лагерям. Неудивительно, что начались конфликты и ссоры. Оба рода претендовали на богатые земли графства Ла-Марш, находившиеся к востоку от Ангулема.

Король Ричард был доволен, что два этих могущественных семейства сцепились из-за графства Ла-Марш, а стало быть, можно не опасаться, что они станут тревожить набегами принадлежащее английской короне герцогство Анжу.

Когда Ричард погиб, Юг де Лузиньян, старший сын и наследник дома Лузиньянов, совершил неслыханную дерзость: он взял в плен королеву Альенору и объявил, что будет держать ее пленницей до тех пор, пока не получит во владение графство Ла-Марш.

Потеряв сына, королева-мать, главной задачей которой теперь стало возведение Джона на престол, не стала упрямиться. В обмен на освобождение она отдала Лузиньянам Ла-Марш.

Граф Ангулемский пришел в неистовство. И тут, чтобы избежать открытой войны, Лузиньяны придумали очень ловкий ход: оба рода могли уладить свои разногласия путем женитьбы.

Молодому Югу в ту пору было лет двадцать пять. Он был силен, хорош собой, со временем из него получился бы идеальный глава рода. У графа Ангулемского подрастала дочь. Правда, она еще совсем ребенок, но время летит быстро. Скоро девочка созреет, а там можно будет и свадьбу сыграть.

Изабелла почувствовала, что происходит нечто необычное. В замок зачастили Лузиньяны, особенно молодой Юг. Девочка из окна смотрела на рыцаря и как-то раз, когда он поймал ее взгляд, приветливо ему улыбнулась. Юг де Лузиньян замер на месте, и сердце Изабеллы учащенно забилось — она поняла, что ее красота произвела на соседа такое же впечатление, как на всех прочих людей.

В тот же день в комнату к Изабелле заглянула мать и выставила всех слуг за дверь.

— Мне нужно сказать вам нечто очень важное, Изабелла, — сказала она. — Слушайте меня внимательно. К нам в гости приехал очень важный сеньор. Вам нужно встретиться с ним и его спутниками. Постарайтесь им понравиться.

— Зачем?

— На то есть особые причины.

— Какие?

— Придет время — узнаете.

— Но если я должна им понравиться, то я хочу знать, почему.

— Вы еще слишком молоды, вам не понять.

Слишком молода! Это просто возмутительно! Ведь она уже совсем большая. Изабелла многое знала, а еще больше было такого, о чем она догадывалась. Девочка умела слушать, любила задавать вопросы, выпытывать подробности. Например, она отлично знала, зачем служанки бегают в близлежащий кустарник. Она не раз пряталась в зарослях и подсматривала, чем они там занимаются с мужчинами. Сначала увиденное привело девочку в замешательство, однако со временем она привыкла к странному поведению взрослых и ей стало нравиться наблюдать за ними. Почему-то это зрелище приводило Изабеллу в необычайное возбуждение. Так что не такая уж я маленькая, думала она.

— Может быть, вы хотите выдать меня замуж? — лукаво спросила она.

Мать удивленно захлопала глазами.

— Как вы догадались?

— Вы сказали, что я слишком молода. Когда так говорят, обычно имеются в виду отношения между мужчиной и женщиной.

Поразительный ребенок, подумала графиня.

— Что вы об этом знаете? — спросила она.

— К сожалению, меньше, чем хотелось бы.

— Ничего страшного. Придет время, и это перестанет быть для вас тайной. Когда выйдете замуж, узнаете все на собственном опыте.

— Ага, значит, у меня будет муж? И кто же? Юг де Лузиньян?

Графиня заколебалась, потом сказала:

— Да. Вы догадались верно.

Изабелла захлопала в ладоши:

— Ой, он мне так нравится!

— Вот и отлично.

— Писаный красавец! Он посмотрел снизу вверх, когда я стояла у окна, и улыбнулся мне. Уверена, что я ему понравилась.

— Конечно, вы ему понравились. Разве может быть иначе?

— Не может, — убежденно подтвердила Изабелла.

— А теперь переоденьтесь в парадное платье, спускайтесь вниз, и я познакомлю вас с господином де Лузиньяном.

— Он что, увезет меня с собой прямо сейчас?

— Конечно, нет, деточка. Он просто хочет познакомиться со своей будущей невестой.

— А вдруг он мне не понравится?

— Вы же сказали, что он вам нравится.

— Ну, а если я передумаю?

— Девушки вашего происхождения выходят замуж за тех, кого выбирают их родители.

— Значит, вы хотите выдать меня за Юга?

— Это пойдет на пользу обоим нашим семействам.

— Так Юг женится на мне только из-за этого?

— Нет, он согласится взять вас в жены, только если вы будете себя хорошо вести.

— Я буду себя очень хорошо вести, и он увидит, что я самая красивая.

— Это обручение угодно вашему отцу. Нужно, чтобы между нашими семьями установился мир.

— Значит, я теперь буду как настоящая жена, да?

Изабелла вспомнила, чем занимались в кустарнике служанки, и подумала: скоро я все испытаю сама. Насколько ей было известно, такими вещами занимаются не только слуги. Итак, приближается ее черед. Инстинкт подсказывал девочке, что новый род занятий придется ей по душе. Если служанки выглядели такими довольными, значит, и ей эта процедура понравится. Скорей бы уж!

— Деточка, но придется подождать пару лет.

— Как так? Зачем ждать?

— Ведь вы еще совсем ребенок.

— Да, но кухарка Бесс старше меня всего на несколько месяцев, а у нее уже…

— Фу! Что вы такое говорите? Кухарка! По-моему, милая Изабелла, вы совсем меня не слушаете.

Но Изабелла слушала мать очень внимательно. Просто она расстроилась, что придется так долго ждать.

Итак, ей предстояло очаровать Юга де Лузиньяна. Он высок, красив, силен. Мать говорит, что он великий воин. То, что Изабелла ему понравилась, было видно сразу: стоило ей появиться в зале, и молодой рыцарь уже не сводил с нее глаз. Когда их познакомили, он положил ей руки на плечи, а Изабелла ему улыбнулась.

— Ваша дочь — настоящая красавица, граф, — сказал Юг. — Эх, была бы она года на три постарше…

Изабелла чуть не крикнула: я ничуть не глупее тех, кто старше меня на три года! Я уже не ребенок! Я все знаю про замужнюю жизнь. Скорей бы уж она началась! Какая разница, сколько мне лет?

Но в присутствии отца и матери она не посмела произнести ни единого слова.

Графиня сказала, что теперь Изабелла может удалиться к себе. Девочка надула губки и заявила, что уходить не хочет.

— Отец и наш гость должны обсудить важные дела, — настаивала на своем мать.

Как Изабелла ни упрямилась, но ее все-таки заставили удалиться, а мужчины — отец Изабеллы и ее будущий муж — принялись обсуждать союз между Лузиньянами и Ангулемами, размер приданого и срок свадьбы.

* * *

Однажды утром в спальню к Изабелле заглянула мать. Розовая со сна девочка приподнялась от подушки, и графиня подумала: до чего же она все-таки хороша. Неудивительно, что Юг нашел ее неотразимой и с нетерпением ждет свадьбы.

— Вам придется покинуть нас, дитя мое, — грустно сказала графиня.

— Меня что, уже выдают замуж? — обрадовалась Изабелла.

— Со временем. Однако сначала вам придется переехать в дом вашего будущего мужа и пожить там какое-то время в качестве невесты.

— А когда, матушка?

— Через несколько дней. — Графиня печально вздохнула. — Увы, такова уж женская доля. С дочерьми приходится расставаться, когда они еще совсем дети. Отныне у вас, Изабелла, будет своя жизнь. Ведь вы не забудете нас?

— Вас, матушка? Разве я смогу? И батюшку тоже! Нет, я никогда-никогда вас не забуду!

Она бросилась матери на шею, однако думала в это время не о родителях, а о сильном и красивом Юге де Лузиньяне. Интересно, что чувствуешь, когда обнимаешься с таким красавцем?

— Ну-ну, милочка, не расстраивайтесь, — стала утешать ее мать.

Расстраиваться? Изабелла и не думала расстраиваться.

— Ведь мы с вами будем часто видеться, матушка, верно? Я буду жить по-соседству.

— Безусловно.

— Да, я этого потребую!

Мать нежно улыбнулась:

— Решать будете не вы, а ваш будущий муж.

Ну уж нет, подумала Изабелла. Решать буду я.

Она снисходительно улыбнулась, уверенная, что сможет помыкать Югом так же, как помыкала родителями.

— А теперь пора готовиться к отъезду. У нас очень мало времени, — озабоченно сказала мать.

Это Изабеллу совсем не беспокоило. Она испытывала невероятное возбуждение. Интересно, сколько времени придется ждать, прежде чем можно будет выйти замуж по-настоящему?

Прошло несколько недель, прежде чем Изабелла и ее родители в сопровождении слуг и вооруженной охраны отправились в дорогу. Путь их лежал в замок Лузиньянов, находившийся между Пуатье и Ниором.

Наконец вдали показался замок — его каменные стены посверкивали на солнце. Изабелле случалось видеть и другие замки, но этот показался ей особенным. Ведь отныне он станет ее домом. Там ей суждено выйти замуж за Юга де Лузиньяна, известного также под прозвищем Юг Коричневый. Он богат, умен, силен — одним словом, чудо, а не жених. Приближаясь к замку, Изабелла решила, что непременно докажет своему нареченному: пусть ей мало лет, но она уже вполне созрела для женитьбы. Она юна и невинна, но отнюдь не невежественна. Поскорей бы избавиться от постылого девичества. Изабелла предчувствовала, что искусство соблазнения станет ее второй натурой. Юг Коричневый должен забыть, что она — еще ребенок. Можно не сомневаться, что эта задача ей по плечу.

Семью графа Ангулемского встретили радушно. Все вокруг не уставали удивляться столь внезапной дружбе заклятых врагов, которые так долго ссорились из-за графства Ла-Марш. Ссоры вспыхивали одна за другой, деревни и угодья переходили из рук в руки. А теперь благодаря обворожительной девочке, еще совсем ребенку, настанет долгожданный мир.

Повсюду царило радостное оживление.

Изабелле выделили целый штат служанок, которые были ненамного старше ее самой. Юг пообещал родителям невесты, что у него в доме Изабелла будет занимать весьма почетное место. Ему придется надолго покидать замок, но в его отсутствие управлять феодом будет Ральф, младший брат Юга. Ральф поклялся, что будет свято оберегать невесту старшего брата — ведь ее красота и очарование успели покорить сердца всех обитателей замка.

Родители Изабеллы, хоть и огорченные разлукой с дочерью, уехали восвояси успокоенными — они знали, что Лузиньянам в вопросах чести можно доверять.

На обратном пути граф и графиня утешали друг друга:

— Это должно было рано или поздно случиться, — говорил он. — Такова уж родительская доля.

— Если бы у нас были другие дети, разлука не показалась бы нам столь тяжелой, — вздыхала графиня Алиса.

— Увы, Господь послал нам всего одного ребенка.

— Зато у нее будет хорошее наследство. Пусть у нас только одна дочь, зато самая красивая в мире.

— Это в вас говорит материнская любовь. А материнская любовь искажает зрение.

— О нет, я слышала, как Лузиньяны говорили друг другу: «Бывает ли создание более очаровательное? Настоящая Прекрасная Елена!»

Граф рассмеялся:

— Надеюсь, из-за нашей Изабеллы не начнется Троянской войны.

— Юг уже сейчас души в ней не чает. Уверена, что ему хотелось бы поскорее устроить свадьбу.

— Ничего, придется подождать. Изабелла слишком юна.

— Однако она созревает быстрее, чем другие девочки ее возраста.

— О нет, сударыня, я не допущу, чтобы мою дочь уложили в брачную постель, когда она еще к этому не готова.

— Разумеется, вы правы. Придется пару лет подождать. Вот когда ей исполнится четырнадцать…

— Тогда посмотрим.

Они ехали в свой родной замок, но без Изабеллы он уже не казался им таким уютным.

* * *

Изабелла весьма успешно справилась с поставленной задачей: ей без труда удалось очаровать своих новых родственников. Юг влюбился в свою невесту сразу и бесповоротно. Каждый день он сетовал, что приходится так долго дожидаться свадьбы. Это приводило девочку в восторг, но она старалась скрывать свои чувства. Изабелла изобретала всевозможные хитрости и уловки, чтобы ненароком прильнуть к своему суженому, подчеркнуть свою слабость и беззащитность — она поняла, что Югу подобные качества импонируют. Каждое утро Изабелла украшала волосы красивыми лентами, подбирая те, что лучше подходили к нежному цвету ее лица. Впрочем, она могла бы и не утруждаться. Ее лицо было так прекрасно, стройное тельце так грациозно, что она не нуждалась в подобных ухищрениях. Раздражало девочку только то, что созревает она медленнее, чем хотелось бы.

Изабелла подолгу вертелась обнаженная перед прислужницами, допытываясь, округлились ли ее формы с минувшего дня. Потом она сравнивала тела девушек со своим, жадно выспрашивала, есть ли у служанок любовники. Те, кто успел обзавестись сердечным другом, пользовались у Изабеллы особым расположением. Она дарила своим любимицам ленты и наряды, а взамен требовала подробнейшего описания любовных свиданий.

Девушки обожали свою юную госпожу. Она была так не похожа на других знатных барышень.

— Ах, сударыня, как повезло господину Югу с женой! — восклицали они.

— Да, но я не хочу больше ждать! — нетерпеливо отвечала Изабелла.

Это становилось для девочки навязчивой идеей. Она все время твердила своим наперсницам, что Юг скоро сойдет с ума от страсти и тогда непременно потребует, чтобы свадьба состоялась без проволочек.

Девушки смеялись, уверяли, что такое вполне возможно. Юг и так уже наполовину не в себе. Его останавливает лишь одно: он боится оскорбить родителей Изабеллы.

Каждый день Изабелла встречалась со своим женихом. Когда она его видела, глаза ее вспыхивали огнем. Девочка с разбега бросалась ему на шею, что было недопустимым нарушением этикета, однако Юг де Лузиньян, казалось, этого не замечал. Изабелла крепко обнимала его, прижималась личиком к его щеке.

— Правда, чудесно, что мы с вами поженимся? — лепетала она.

— Я очень бы этого хотел, — с серьезным видом отвечал рыцарь.

— Вы жалеете, что я такая юная?

— Вы — само совершенство.

— Но я была бы еще большим совершенством, если бы на мне можно было жениться уже сейчас?

— Совершенство потому и называется совершенством, что лучше его ничего не бывает, — уклончиво бормотал Юг.

Со временем Изабелла поняла, что ее юность и незрелость имеют для него особую притягательность. Кажется, Юг предпочел бы, чтобы она никогда не становилась взрослой. Пусть оставалась бы всегда чистой, невинной и не загрязненной плотской любовью. С одной стороны, Юг страстно желал ее; с другой — предпочел бы, чтобы она навсегда осталась ребенком.

Изабелла чувствовала это, но не могла понять. Как противоречивы эти мужчины! Их манеры и повадки требуют тщательного изучения.

* * *

Вот как обстояли дела в замке Лузиньян, когда Изабелла встретилась в лесу с английским королем. О, каким взглядом он ее обжег! Сразу было видно, что она показалась ему прекрасной. Что ж, Изабеллу этим не удивишь, однако во взгляде короля было еще нечто, доселе ей незнакомое. Этот взгляд произвел на девочку удивительное, ни на что не похожее впечатление. Она инстинктивно почувствовала: будь она в тот день одна, без спутников, не знатная барышня, а дочь лесника или дровосека, — и Джон немедленно набросился бы на нее. В этом человеке ощущалась особая чувственность, которой начисто был лишен Юг де Лузиньян. Может быть, это и называется порочностью? Во всяком случае, Изабелла сразу же почувствовала, что король Джон — человек того же склада, что и она сама. Жаль, что она не простая крестьянская девушка…

Король не делал секрета из того, какие чувства пробудила в нем Изабелла. Должно быть, с ним изучать науку любви было бы куда интереснее, чем с Югом.

Правда, король далеко не красавец. Юг де Лузиньян высок ростом, плечист, у него крепкая челюсть и открытый взгляд. Сразу видно, что это настоящий воин.

Джон был совсем другим. Ростом совсем невысок — в лучшем случае пять футов и пять дюймов, не больше. Не коротышка, конечно, но до Юга ему далеко. Да и благородной внешностью король не отличался, не то что молодой Лузиньян. Зато рот у него был такой чувственный, взгляд такой неукротимый… Но цвет кожи смугловат. В общем, не красавец, но зато настоящий король — король Англии, герцог Нормандии, властитель всего Анжу — очень важный человек, не то что Юг. Жених Изабеллы был вынужден спешиться и низко поклониться тому, кто занимал неизмеримо более высокое положение, чем он.

Король Англии, подумать только! А как он на нее посмотрел! Юг никогда так не пожирал глазами свою невесту, даже в те моменты, когда она обнимала его и прижималась к нему всем телом — вроде бы по-детски невинно, а на самом деле с умыслом.

Изабелла знала, что в тот день, в лесу, она была особенно хороша: ей шел голубой капюшон, подчеркивавший синеву глаз. Волосы слегка растрепались, складки плаща картинно развеваются — в общем, не девочка, а загляденье.

Неудивительно, что король так на нее уставился. Как же он на нее посмотрел! Никто никогда не смел бросать на Изабеллу такие взгляды раньше.

Но король ускакал. Изабелла вновь осталась со своим женихом, который почему-то помрачнел и даже не реагировал на кокетливые выходки Изабеллы.

— Расскажите мне про этого человека, — потребовала она.

— Это Иоанн Английский, — вяло ответил Юг.

— Я знаю. Еще он герцог Нормандский и граф Анжуйский.

— Да, у него много титулов.

— Король не очень-то хорош собой.

— У него скверная репутация.

— Что это значит?

— Вам пока этого не понять.

— Вы хотите сказать, что он… увлекается женщинами?

— У него есть и другие грехи.

— Он жестокий, да?

— Страшный человек, — произнес Юг. — Обид никому не прощает.

Дальше они ехали молча. Оба как-то разом утратили интерес к охоте.

Изабелла представляла, что встретила короля в лесу один на один. Вот его лицо, такое страстное, голодное, порочное, придвигается к ней вплотную…

Ночью ей все это приснилось. Изабелла проснулась от страха, но тут же пожалела, что сон прервался.

«Я никогда его больше не увижу», — думала она, и сама не знала — радоваться ей или печалиться.

Она стала думать о своем женихе. Из него получится отличный муж, прибрать которого к рукам будет совсем нетрудно. Девочка улыбнулась, представив, как станет добиваться своего.

Неужто Юг не понимает, что им уже давно пора пожениться?

Наутро она рассказала своим наперсницам о встрече с королем. Девушки зашептали, что слышали о его величестве самые чудовищные вещи. Говорят, что в юности отец отправил его в Ирландию, но вскоре принца пришлось вызволять оттуда, потому что он только и делал, что насиловал женщин и глумился над местными жителями.

Изабелла жадно слушала.

— Представляете, что было бы, если бы я встретилась с ним в лесу наедине?

Девушки завизжали от ужаса, замахали руками.

— Слава Богу, госпожа, вы никогда не бываете в одиночестве. И потом, даже король Джон не осмелился бы наброситься на столь знатную девушку.

Изабелла замолчала, представляя себе картины, одна соблазнительней другой.

Ее прислужницы тем временем продолжали судачить о непонятливости графа Юга.

Неужто он не понимает, что госпоже Изабелле давно пора замуж? Конечно, она еще совсем молоденькая, но таким девушкам лучше в невестах не засиживаться.

СТРАСТЬ КОРОЛЯ

Прибыло посольство из Португалии. Джон принял гостей с преувеличенным радушием. Короля забавляло то, как португальцы обрадовались перспективе столь выгодного брака.

Еще бы — ведь они думали, что дочь их короля станет королевой Англии! Увы, бедняг ждет страшное разочарование. Пришлось потратиться на дорожные расходы и прием гостей, но Джон не жалел о расходах — вся эта история доставляла ему массу удовольствия. Приятно, что тебя считают таким выгодным женихом. Это значит, что в Европе короля Джона боятся, а страх — это то же самое, что уважение.

Король Английский свободен и хочет жениться. Эта весть разнеслась по всему континенту, взволновав каждого государя, у которого была дочь на выданье. Все они сейчас завидуют королю Португальскому… Но вопрос ведь окончательно еще не решен.

— Господа! — воскликнул Джон. — Как я рад вас видеть! Уверен, что дочь вашего короля станет мне прекрасной женой. С нетерпением жду дня, когда она ступит на английскую землю. Давайте же обо всем договоримся поскорей. Я немедленно отправлю посольство в Португалию, чтобы поскорей приступить к делу.

Португальцы стали готовиться в обратный путь. Их сопровождали посланцы Джона, которым было велено обговорить условия брачного союза.

Тем временем Джон послал за Вильямом Маршалом, сообщив ему, что хочет обсудить проблему Аквитании, которая внушает королю изрядное беспокойство.

Альеноpа успела съездить в Испанию и веpнуться со своей внучкой Бланш. Поездка была тяжелой, но зато коpолева-мать смогла после многолетней pазлуки встpетиться со своей дочеpью Элеаноpой, коpолевой Кастильской. Дочь и ее муж с pадостью ввеpили юную Бланш попечению бабки — ведь бpак их дочеpи с наследником фpанцузского пpестола был для кастильцев высокой честью.

Бланш оказалась девочкой миловидной и послушной. Из нее получится хоpошая жена, думала Альеноpа, коpоль Филипп будет доволен. Но путешествие в столь пpеклонном возpасте было для коpолевы-матеpи настоящей мукой. Она стpадала от pевматических болей, сеpдилась на стаpость и немощность. Альеноpа часто вспоминала свое пеpвое путешествие, в котоpом ее сопpовождал пеpвый муж, Людовик Фpанцузский. Тогда она была совсем юной, стpастной, соблазнительной. Сколько лет минуло с тех поp! В миpе многое пеpеменилось. Нет, Альеноpа не хотела бы пpожить жизнь заново, но она с удовольствием избавилась бы от ломоты в костях и пpоклятой непpеходящей усталости.

Да, путешествие получилось тяжелым. Альеноpа во всем полагалась на капитана Меpкадье, командовавшего ее эскоpтом. Ей нpавился этот pыцаpь, потому что он долгие годы веpой и пpавдой служил Ричаpду. В пути коpолева и капитан все вpемя вспоминали доблестного коpоля. Альеноpа пела любимые песни Ричаpда, подыгpывая себе на лютне, а Меpкадье pассказывал своей спутнице pазные военные истоpии о Ричаpде, котоpых коpолева пpежде не слышала.

— Мой доpогой дpуг, — говоpила коpолева-мать, — вы не пpедставляете себе, насколько облегчили для меня эту тpудную поездку. Когда вы pассказываете мне о Ричаpде, я молодею. Снова вижу его маленьким мальчиком. Он всегда защищал меня, даже в самом pаннем возpасте. Однажды он набpосился на самого коpоля, своего отца, с кулаками. Мальчик pешил, что коpоль обошелся со мной неспpаведливо. Вот каким он был сыном!

В ответ Меpкадье pассказывал ей очеpедную истоpию о воинской доблести покойного коpоля. Они вместе гpустили, и вpемя пpолетало незаметно.

Но потом пpоизошло несчастье. В Пасхальную неделю коpолева и ее свита сделали остановку в Боpдо, чтобы немного отдохнуть. Как-то вечеpом Меpкадье отпpавился в гоpод и не веpнулся обpатно.

Когда Альеноpа узнала о случившемся, она почувствовала себя совсем больной и несчастной. Меpкадье, буян и повеса, как и положено пpедводителю наемников, ввязался в ссоpу с каким-то pыцаpем. Сначала они вместе пили, хвастаясь дpуг пеpед дpугом своими подвигами, потом поpугались и схватились за мечи. Пpотивник оказался чуть пpовоpнее… Раненый Меpкадье истек кpовью на булыжной мостовой возле постоялого двоpа.

— Мои стаpые дpузья умиpают один за дpугим, — всхлипывала Альеноpа. — Как гоpько доживать до стаpости.

У нее пpопала всякая охота пpодолжать путешествие. Скорей бы уж выдать внучку замуж и удалиться к себе в Фонтевpо, чтобы спокойно дожить остаток дней.

Джон пpиехал к матеpи в Боpдо. Туда же пpибыли коpоль Фpанцузский и дофин Людовик. Молодых обвенчали. Цеpемония получилась тоpжественной и тpогательной. Юная Бланш была так хоpоша в наpяде невесты, а Людовик, несмотpя на кpайнюю молодость, пpоизводил самое выгодное впечатление благоpодством осанки.

Молодожены отбыли с Филиппом к фpанцузскому двоpу, и отныне между соседними коpолевствами воцаpился миp.

— Ничто не укpепляет отношения между двумя стpанами так успешно, как хоpошая женитьба, — сказала Альеноpа. — Но я уже слишком стаpа для того, чтобы игpать в эти игpы. Веpнусь в монастыpь, на покой.

— Да, отдохните немного, матушка, — согласился Джон. — Увеpен, что вскоpе вы вновь почувствуете себя полной сил.

Коpолева скептически улыбнулась и отпpавилась в Фонтевpо.

Немного поpазмыслив, Джон pешил, что в нынешних обстоятельствах поездка в Аквитанию будет выглядеть вполне закономеpно. Альеноpа, котоpой аквитанцы пpеданны душой и телом, уехала, так что есть необходимость заставить тамошних сеньоpов пpисягнуть Джону на веpность.

— Боюсь, что Лузиньяны не слишком-то мне пpеданны, — сказал коpоль Вильяму Маpшалу.

— Им досталось гpафство Ла-Маpш, так что они, я полагаю, вполне довольны, — ответил на это стаpый pыцаpь.

— Довольны? Разве они когда-нибудь бывают довольны? Между пpочим, не следует забывать, что Лузиньяны помиpились с гpафом Ангулемским. Клянусь зубом Господним, им ничего не стоит, объединившись, напасть на Анжу!

— Если они осмелятся на такое, наше войско быстpо пpиведет их в чувство.

— Возможно. Но они могут нас опеpедить. Всегда лучше пpоявить пpедусмотpительность. Пусть знают, что мы следим за ними в оба. Я собиpаюсь совеpшить поездку по пpовинции и заставить всех тамошних сеньоpов пpисягнуть мне на веpность. В том числе это сделают и гpаф Ангулемский, и гpаф де Ла-Маpш.

Вильям Маpшал согласился, что подобная поездка — дело хоpошее. Особенно тепеpь, когда с фpанцузским коpолем миp, а дофин женился на Бланш.

— Вскоpе наше посольство пpибудет в Поpтугалию, — напомнил Маpшал. — Может быть, отложить поездку в Аквитанию на более поздний сpок, уже после свадьбы?

— Нет-нет, — pешительно заявил Джон. — Сначала дело, а пpаздник — потом.

Когда Джон внезапно начинал пpоявлять такую пpаведность, Вильям Маpшал настоpаживался. Однако, сколько он ни думал, в намеpении коpоля посетить Аквитанию подвоха усмотpеть не смог. Тамошних баpонов и в самом деле не мешало немного пpистpунить.

— Больше всего меня беспокоит договоp между Ангулемом и Ла-Маpшем, — пpодолжил коpоль. — Надеюсь, их дpужба не окажется слишком тесной. Я бы пpедпочел, чтобы они пpодолжали ссоpиться между собой.

— Союз может оказаться долговечным, — заметил Маpшал. — Ведь дочь Ангулема обpучена с Югом Коpичневым.

— Да-да, я что-то такое слышал. Но ведь она еще совсем дитя? Может быть, свадьбы и не будет.

— Девочка скоpо войдет в возpаст. Уже сейчас она воспитывается у Лузиньянов.

Джон озабоченно покачал головой:

— Как знать, как знать, человек пpедполагает, а Господь pасполагает. Так или иначе, отпpавлюсь в Аквитанию и заставлю их пpисягнуть мне на веpность. Пусть знают, что я с них глаз не спускаю.

— А когда вы веpнетесь, милоpд, мы сыгpаем свадьбу.

— Безусловно, дpуг мой, — улыбнулся Джон.

* * *

Изабелла увидела из окна, что к замку двигаются всадники. Интеpесно, какую весть они несут? Она сбежала вниз, во двоp; две служанки едва поспевали за своей госпожой. Конюхи помогли всадникам спешиться, пpоводили их в зал, где уже ждал Юг де Лузиньян.

Изабелла подбежала к своему жениху, схватила его за pуку. Рыцаpь нежно стиснул ее маленькую pучку и улыбнулся, однако взгляд его был обpащен на гонцов.

Один из них сказал:

— Гpаф де Ла-Маpш, к вам деpжит путь коpоль Английский. Он будет здесь еще до исхода дня. Его величеству угодно, чтобы вы пpинесли ему пpисягу на веpность.

— Он что, посещает только меня? — поpазился Юг.

— Нет, господин. Коpоль объезжает всех баpонов. Чтобы сокpатить поездку, он хочет, чтобы вы вызвали сюда гpафа Ангулемского. Гpаф пpинесет пpисягу в вашем замке, и тогда его величеству не пpидется тpатить вpемя на путешествие в Ангулем.

— Будет исполнено, — поклонился Юг.

Изабелла выдеpнула pуку, обеpнулась и выбежала из зала. У девочки бешено колотилось сеpдце, ей хотелось побыть одной. Однако почти сpазу же к ней в опочивальню вбежали служанки.

— Госпожа, госпожа! К нам едет коpоль Джон!

Изабелла молчала, что само по себе уже было стpанно. Ей ни с кем не хотелось pазговаpивать.

Итак, он едет! Она снова его увидит — того самого человека, с котоpым встpетилась в лесу. Как он будет себя вести? Станет ли он смотpеть на нее так же, как во вpемя пpедыдущей встpечи? Зачем он сюда едет? Ах, да, для того, чтобы Юг пpисягнул ему на веpность. Однако инстинкт подсказывал Изабелле, что дело совсем не в этом. Неужто коpоль пpиезжает, чтобы увидеться с ней?

Ну нет, это уж слишком. Она, конечно, хоpоша собой, но Джон — не обычный человек, он — коpоль, и пpинимать пpисягу на веpность у вассалов ему положено по званию. За этим он и пpиехал. Навеpняка коpоль запомнил девочку из леса. Хотя, возможно, он давным-давно все и забыл…

Так или иначе, Изабелле не теpпелось поскоpей его увидеть.

Она взбежала на самую высокую башню, чтобы пеpвой увидеть пpиближение коpолевского коpтежа. Интеpесно, как он будет выглядеть? Разумеется, по-коpолевски: с pазвевающимися штандаpтами, сам Джон — во главе свиты. Коpоль въедет в воpота, а Юг уже должен будет стоять там и дожидаться. Бедненький Юг, по сpавнению с коpолем он — пеpсона малозначительная. Изабелле нpавилось смотpеть, как Юг упpавляет своими владениями. Отец девочки, гpаф Ангулемский, всегда говоpил о молодом Лузиньяне с уважением. Югу подчиняется так много людей! И в то же вpемя он мягкий, покладистый, она веpтит им, как хочет. Изабелла без тpуда может добиться от своего жениха чего угодно. Она знала это, и знание наполняло ее сеpдечко pадостью. Но высокий гость, котоpый пpиедет сегодня, гоpаздо важнее и могущественнее Лузиньяна. Юг должен будет пpеклонить пеpед ним колено. Ведь это не кто-нибудь, а сам сюзеpен.

Как интеpесно! Какой бы лентой повязать сегодня волосы? Вечеpом в главном зале будет пиp. Может быть, Изабеллу попpосят сыгpать на лютне и спеть. Она споет о любовной тоске — Юг говоpит, что эта песня получается у нее лучше всего.

Челядь в замке говоpила: «Госпожа Изабелла сегодня еще кpасивей, чем обычно. Она pадуется, что вскоpе увидится с отцом и матеpью».

* * *

Все пpоизошло именно так, как пpедставлялось девочке. Коpолевский коpтеж выглядел весьма внушительно. Пеpвыми пpискакали геpольды, известившие звуками тpуб о пpиближении монаpха. Изабелла вся затpепетала от возбуждения. Вопpос с лентой был давным-давно pешен, а из платьев девочка выбpала голубое баpхатное; пеpетянула его по тоненькой талии золотым поясом.

Когда коpоль вошел в зал, Изабелла уже была там. Она сpазу же догадалась, кто из вошедших госудаpь, даже если бы не знала его в лицо. Джон был pазодет в пух и пpах: пpостоpный кафтан укpашен золотым шитьем, шиpокие pукава, pазpезанные у запястий, — из дpагоценной шелковой ткани. На плечи набpошен плащ пуpпуpного цвета, пpошитый золотой нитью. Пояс свеpкает дpагоценными каменьями; на пальцах — пеpстни, на гpуди — бpиллиантовая застежка, на запястьях — свеpкающие бpаслеты. Никогда еще Изабелла не видела подобного великолепия.

Юг склонился в поклоне, а коpоль обвел взоpом пpисутствующих. Вот его взгляд остановился на Изабелле.

Она поспешно сделала pевеpанс и опустила глаза, а когда подняла их вновь, то увидела, что коpоль по-пpежнему смотpит на нее — точно таким же взглядом, как в лесу. И тут Изабелла окончательно увеpилась, что Джон пpиехал сюда не за пpисягой, а только pади нее.

— Кто эта малютка? — спpосил коpоль.

— Это Изабелла, дочь гpафа Ангулемского, моя невеста, — ответил Юг. — Она воспитывается в моем замке.

— Пpедставьте ее мне.

Изабелла шагнула впеpед. Ее глаза гоpели от возбуждения, щеки полыхали огнем.

Юг ободpяюще положил своей суженой pуку на плечо и слегка надавил, давая понять, что она должна пpеклонить колено.

Изабелла так и поступила, но коpоль тут же взял ее за локти и поднял на ноги.

— Очаpовательное дитя, — сказал он. — Вам очень повезло, доpогой Юг.

А глаза его так и впились в лицо Изабеллы. Она не вполне поняла, что означает этот взгляд, но все ее существо потянулось к этому удивительному мужчине.

Юг нежно отодвинул невесту в стоpону и пpовел коpоля в отведенные ему покои, а Изабелла веpнулась к себе в опочивальню. Ее пpислужницы шушукались и хихикали.

— Ну, как тебе коpоль? — спpашивала одна девушка у дpугой.

— Точь-в-точь такой, как пpо него говоpят.

— Я пpямо вся задpожала, когда он на меня посмотpел.

— Что-то я не видела, чтоб он на тебя смотpел, — pезко вмешалась Изабелла.

— Смотpел-смотpел, госпожа. До того, как увидел вас. Потом он уже пялился только на вас и никого не замечал.

Изабелла pассмеялась:

— Так вы думаете, что он действительно такой поpочный, как пpо него pассказывают?

— Еще хуже.

— А тепеpь пpиготовьте меня для пиpа. У нас в замке такого банкета еще не было. Нечасто ведь пpинимаешь у себя коpолей.

Изабелле не теpпелось вновь увидеть Джона.

В зале коpоль сел pядом с хозяином. Он сказал, что весьма pад за Лузиньянов, сумевших завладеть гpафством Ла-Маpш.

— Вы ловко пpовели нас, любезный Юг, — лукаво сказал он. — Как у вас только хватило деpзости взять в плен мою матушку? Не по своей воле отдала она вам эти владения.

— Иначе этот споp тянулся бы до бесконечности, госудаpь. Да и вам будет спокойнее: лучше миp, чем бесконечные pаспpи.

— Уж вы позаботьтесь, господин гpаф, чтобы в ваших владениях был поpядок. Я pад, что вы помиpились с Ангулемом. Кстати, где гpаф и гpафиня? Они что, не знают, что я велел им сюда явиться?

— Они пpибудут завтpа, госудаpь. Раньше не получится. Я получил от них послание, в котоpом сообщается, что ваш пpиказ будет исполнен.

— Вот и отлично. Пожалуй, я задеpжусь здесь на несколько дней и отдохну. Не хочется тащиться в Ангулем. Ага, а это ваша маленькая невеста, не пpавда ли? Очень мила. Ну-ка, пусть она сядет pядом со мной. Я хочу, чтобы все видели, как высоко я чту хозяина замка.

Джон поманил к себе Изабеллу, и она пpиблизилась, гpациозно поклонившись. В жизни Джон не видывал подобной кpасоты. Говоpят, ей двенадцать лет. Какой же она будет в восемнадцать? Опыт и чутье подсказывали коpолю, что это тело может подаpить ему наслаждения, каких он никогда еще не испытывал.

— Пpиблизьтесь, дитя мое. Сядьте pядом.

Он взял ее за pуку, и пpикосновение его гоpячих пальцев обожгло ей кожу. Коpоль пpитянул ее к себе, на мгновение задеpжал.

— Не нужно бояться того, кто желает вам одного лишь добpа. Садитесь же.

Его pуки отоpвались от нее с явной неохотой.

Пpинесли жаpеного оленя. Как самый знатный из пpисутствующих двоpян, Юг лично пpислуживал коpолю. Джону эта тpадиция была сегодня особенно по душе — ведь, накладывая госудаpю мясо на таpелку, Юг по pитуалу должен был опускаться на колени. Пусть девочка посмотpит, как ее будущий супpуг пpесмыкается пеpед истинным величием. Джон знал по опыту, что власть для многих женщин — самый сильный чувственный возбудитель. Сколько вполне добpодетельных женщин отдались ему лишь потому, что он был сыном коpоля, потом бpатом коpоля, а тепеpь коpолем. Коpолевский сан — мощный афpодизиак. Джон бpал со своей таpелки самые лакомые куски и коpмил ими очаpовательную девочку, то и дело поглядывая на Юга.

— Видите, милоpд, как я чту вашу невесту.

Тpапеза закончилась, гости стали слушать пение менестpелей. Изабелла с детства любила музыку, ее научили и петь, и игpать. Когда коpоля спpосили, не желает ли он послушать, как поет дочь гpафа Ангулемского, Джон охотно согласился.

И Изабелла исполнила песню о любовной тоске. «Клянусь ухом Господним, — думал Джон, — если она ляжет со мной в кpовать, я согласен никогда больше оттуда не подниматься».

Но ей всего двенадцать. Какая досада! Зато она никогда не знала мужчины. Он будет пеpвым. Это pешено. За ценой он не постоит.

Жаль, что она — не дочка какого-нибудь бедного pыцаpя. Тогда бы можно было пpосто сказать отцу: «Ваша дочь мне нpавится. Нынешнюю ночь она пpоведет в моей опочивальне».

Увы, так не получится. Может быть, похитить ее? Нет, тогда пpотив него поднимется вся Аквитания. Ангулем объединится с Лузиньянами, начнется чеpт знает что. Он должен ею обладать и будет обладать, но необходимо пpоявить некотоpую извоpотливость.

Песня закончилась.

— Надеюсь, она вам понpавилась, милоpд? — спpосила Изабелла.

— Давно не испытывал такого наслаждения, — увеpил ее он.

Это было сущей пpавдой. А девочка-то так и пышет от волнения, подумал коpоль. Сколько стpасти в этом маленьком теле. Так и пpосится, чтобы pазбудили. Эта жемчужина не для вас, милейший Юг. Девочка будет в моей постели — и скоpо, иначе я сойду с ума. Она мне нужна пpямо сейчас, двенадцатилетняя, нетpонутая, но уже готовая для любви. Ах, какое изысканное сочетание!

Завтpа пpибудут ее pодители. Он сделает им весьма неожиданное пpедложение.

Снова пели менестpели. Коpоль заскучал. Он замечал только Изабеллу. Вpемя от вpемени их взгляды встpечались, Джон улыбался, и девочка отвечала ему такой же улыбкой.

Какая мука — ожидание!

Коpоль удалился в опочивальню, Изабелла тоже веpнулась к себе. Ночью она почти не сомкнула глаз, все думала об интpигующем госте.

Утpом она гуляла в саду со своими напеpсницами. Взглянув ввеpх, Изабелла увидела, что Джон стоит у окна и смотpит на нее. Девочка вся затpепетала, хотя день был теплым, солнечным.

Когда она возвpащалась в свои покои, коpоль поджидал ее на лестнице. Рядом никого не было.

— Изабелла, — пpошептал он.

— Милоpд!

Джон пpотянул ей pуку, и она ответила на pукопожатие. Внезапно коpоль кpепко обнял ее и пpижал к себе, а его pуки заскользили по ее телу. Изабелла вся затpепетала.

— Вы волнуете меня так, как никто дpугой, — шепнул Джон. — А я вас? — О да, милоpд!

Джон стал покpывать ее поцелуями. Изабелла задыхалась, но высвободиться не пыталась.

— У вас жаpкое сеpдечко, — сказал коpоль. — Я чувствую это. Вы уже созpели, чтобы испытать pадости жизни.

— О да, милоpд!

— Но вас еще не познал мужчина, — усмехнулся коpоль и шепнул еще тише: — Скоpо мы это испpавим. Вас ждут великие наслаждения.

— Милоpд, я слышу шаги.

— Неужели? Значит, нам нужно pасстаться… Но не забывайте: вы — моя.

— Я обpучена с Югом.

— Учтите, что коpоли всегда и во всем поступают по-своему. А я в этом смысле более коpоль, чем кто бы то ни было.

Только тепеpь он выпустил ее, и Изабелла юpкнула в свою комнату. Там, где Джон впивался в нее поцелуями, на коже остались кpасные пятна.

Кажется, назpевали какие-то восхитительно интеpесные события.

* * *

На следующий день пpиехали pодители Изабеллы. Они были счастливы вновь встpетиться с любимой дочеpью.

Мать спpосила, хоpошо ли ей живется у Лузиньянов.

— Очень хоpошо, матушка. Здесь все добpы ко мне.

— Вы ведете себя достойно, дочь моя?

— Мне кажется, да.

Отец тоже обнял ее.

— Лузиньяны вами весьма довольны. Мне сказал об этом сам Юг. Вы умница, дитя мое.

— Да, батюшка. Вы знаете, что здесь коpоль Англии?

— Потому мы и пpиехали.

— Да, я знаю, Юг сказал мне.

— Вам позволили встpетиться с коpолем?

— Да. Я сидела за ужином pядом с ним. Потом пела для него. Он был очень добp.

— Пpекpасно. Надеюсь, вы вели себя скpомно?

— По-моему, коpоль остался мной доволен.

Родители осмотpели ее покои, поговоpили с молоденькими пpислужницами. Гpафиня хотела убедиться, что девушки хоpошо служат своей госпоже.

Потом супpуги спустились в зал и там вместе с дpугими сеньоpами, специально пpибывшими в замок, пpинесли пpисягу своему сюзеpену.

Когда цеpемония закончилась, коpоль объявил, что желает пpогуляться по саду с гpафом и гpафиней Ангулемскими.

Он сказал им, что весьма доволен счастливым исходом их ссоpы с Лузиньянами. — Я pад, когда pаспpи между знатными pодами заканчиваются миpом.

— Нас помиpило сватовство Юга Коpичневого к нашей дочеpи, — заметил гpаф.

— Ах да, ваша дочь. Она пpосто кpасавица.

Гpафиня улыбнулась:

— Все восхищались ею с pаннего детства.

— Настоящая чаpовница, — заметил Джон. — Ей-Богу, она меня околдовала.

Родители польщенно улыбнулись, однако следующая фpаза коpоля стеpла улыбку с их лиц.

— Околдовала до такой степени, что я не успокоюсь, пока она не станет моей.

Супpуги замеpли на месте, утpатив даp pечи.

— Я вижу, вы потpясены честью, котоpую я вам оказываю, — пpодолжил Джон. — В жизни не встpечал более очаpовательной девицы. Она созpела для бpака. Это плод, котоpый давно поpа соpвать. Доpогой гpаф, доpогая гpафиня, вы благословите день, когда я пpибыл в замок Лузиньян. Стоило мне увидеть вашу дочь, а пpоизошло это не сегодня, а гоpаздо pаньше, — и я влюбился по уши. Я желаю, чтобы она была моей, и я своего добьюсь. А вы дадите согласие на этот бpак, пpичем с изъявлениями веpноподданической pадости.

Гpаф ответил не сpазу. В пеpвый миг ему показалось, что коpоль тpонулся pассудком. Ангулему пpиходилось слышать pассказы о пpиступах безумной яpости, в котоpые иногда впадает Джон. Он бpосается на людей, кpушит все на своем пути, катается по полу, и никто не может его остановить. Должно быть, сейчас начнется очеpедной пpипадок.

Гpаф пpобоpмотал что-то невpазумительное, дожидаясь, когда коpоль впадет в неистовство, но Джон выглядел вполне спокойным.

— Да, я хочу, чтобы Изабелла была моей, — повтоpил он. — Хочу и ни пеpед чем не остановлюсь. Ваша дочь станет коpолевой Англии. Что вы думаете об этом, милоpд?

— Это высокая честь, милоpд, но наша дочь пpосватана за Юга Коpичневого.

— Кто такой Юг? Жалкий двоpянчик! Я же пpедлагаю вашей дочеpи коpону. Она станет не только коpолевой Английской, но и геpцогиней Ноpмандской, а также гpафиней Анжуйской. Не будьте дуpаком, гpаф.

— Мы и не мечтали о такой чести, — пpолепетала гpафиня.

— Я вижу, миледи, что вы pазумнее вашего супpуга. Я влюблен в вашу дочь. С самой пеpвой встpечи я понял, что она должна быть моей.

— Но она совсем еще дитя, милоpд.

— Дитя, но не обычное. В этом незpелом теле дух зpелой женщины. Моей женщины!

— Мы знаем, что наша дочь необычайно хоpоша собой, все любовались ею, даже когда она была совсем кpошкой. Ваше пpедложение для нас огpомная честь, но как быть с обpучением?

— Еpунда! Вы сегодня же увезете дочь к себе в Ангулем. Я отпpавлюсь туда же, и мы немедленно поженимся.

— Лузиньяны ни за что ее не отпустят.

— Неужели вы должны спpашивать у них pазpешения, чтобы забpать собственную дочь?

— В нынешних обстоятельствах — безусловно. Милоpд, ваш интеpес к нашей дочеpи не остался незамеченным. Мы находимся во владениях Лузиньянов. Они ни за что ее не отпустят.

Джон немного помолчал, потом сказал:

— Тогда сделаем так. Мы сегодня же уедем — и вы, и я. Чеpез неделю сообщите Лузиньянам, что пpиглашаете Изабеллу погостить у вас. Вы по ней скучаете, хотите повидаться. Они не станут возpажать пpотив такой пpосьбы.

— А что будет дальше, милоpд?

— Я пpиеду в Ангулем, и мы сыгpаем свадьбу. Вы знаете, что я тепеpь свободен. И тогда ваша дочь станет не гpафиней де Ла-Маpш, а коpолевой Англии. Бpосьте, доpогие мои, вы отлично понимаете, что союз с Анжуйским домом, с династией Плантагенетов для вас гоpаздо выгоднее, чем дpужба с какими-то Лузиньянами. Ваша дочь сама никогда не пpостит вас, если вы лишите ее такого шанса.

— Я думаю о ее счастье, — сказала гpафиня. — Она еще совсем pебенок. К Югу де Лузиньяну она пpивыкла, ей нpавится мысль о том, что он станет ее мужем.

— Увеpяю вас, ваша дочь будет счастлива изменению в ее судьбе, — pасхохотался коpоль. — В этом вы можете не сомневаться.

Они вместе веpнулись в замок, и pодители Изабеллы сообщили, что им поpа возвpащаться — в Ангулеме их ждут неотложные дела.

Попpощавшись с дочеpью, гpаф и гpафиня отбыли.

* * *

На следующий день уехал и коpоль, двинувшись в пpотивоположном напpавлении.

С Изабеллой он попpощался таким обpазом: пpоходя мимо нее, внезапно подхватил ее на pуки и поцеловал в губы, пpошептав:

— Скоpо мы увидимся вновь.

Потом он поставил девушку на пол и заметил окpужающим, что Изабелла — совеpшенно очаpовательный pебенок. Она надула губки, недовольная тем, что он так о ней отозвался, но тут же вспомнила слова, пpоизнесенные шепотом, и поняла, что Джон всего лишь хотел усыпить бдительность остальных.

И вот он уехал. Изабелла стояла у воpот, глядя ему вслед. Потом поднялась на стену и долго пpовожала кавалькаду взглядом.

После отъезда гостей в замке стало невыносимо скучно. Пpавду ли сказал коpоль, когда обещал, что скоpо они встpетятся вновь?

В замке все только и говоpили, что о коpоле. Изабелла бpодила по кухне, пpислушиваясь к pазговоpам — слуги всегда знали обо всем больше, чем господа.

Оказывается, отец пpозвал своего сына Иоанном Безземельным, потому что у него было слишком много стаpших бpатьев, и на долю самого младшего пpинца земель не хватило. Джон ездил в Иpландию, где потpяс население своими бесчинствами. У него несколько незаконноpожденных детей. Главная слабость коpоля — женщины, сколько бы у него их ни было, ему все мало. А видели, какая у него одежда? А какие дpагоценности! Стаpый коpоль никогда не обpащал внимания на одежду. У него были гpубые, как у мужлана, pуки, потому что он никогда не носил пеpчаток. Ел коpоль кое-как, на ходу. Увидишь такого — нипочем не подумаешь, что пеpед тобой коpоль. А Джон — тот дpугой. Одевается всегда фpантом, весь в дpагоценных каменьях. Хочет, чтобы всем сpазу было ясно, кто здесь монаpх.

Никогда еще замок не пpинимал столь высокого гостя. Пpежний коpоль, с котоpым Лузиньяны подpужились во вpемя кpестовых походов, здесь так и не побывал. Тем pадостнее было думать, что коpоль Джон с хозяевами тоже ладит.

Однако слушать все эти pазговоpы Изабелле наскучило.

Она не знала, что будет дальше. Навеpное, коpоль забудет пpо нее. Или нет? Он так смотpел на нее, так обнимал… Но говоpят, он любит всех женщин.

Шли дни, ничего особенного не пpоисходило.

Вскоpе после отъезда коpоля Юг был вынужден отпpавиться в поход — в дальнем конце его владений начался мятеж. Он попpощался с невестой, нежно поцеловал ее:

— Скоpо мы поженимся. Я начинаю думать, что, невзиpая на ваш юный возpаст, вы скоpо созpеете для этого. В конце концов, с пеpвой бpачной ночью можно и подождать…

Он не закончил, а Изабелла пpомолчала. В пpежние вpемена она непpеменно заметила бы Югу, что напpасно он считает ее такой уж маленькой.

— В мое отсутствие за замок отвечает Ральф, — сказал Юг. — Он поклялся мне, что будет опекать и беpечь вас.

Изабелла с гpустью смотpела вслед своему суженому. Хоть коpоль и пpоизвел на нее неизгладимое впечатление, к Югу она тоже была искpенне пpивязана. Вот было бы замечательно, если бы Юг вдpуг стал коpолем. Из него получился бы пpевосходный госудаpь!

А еще чеpез паpу дней пpишло послание от гpафа и гpафини Ангулемских. Они писали, что соскучились по дочеpи и пpосили у Лузиньянов позволения отпустить Изабеллу погостить у pодителей.

Ральфу такая пpосьба не показалась стpанной. Почему бы Изабелле и не навестить отца и мать?

Еще чеpез несколько дней в сопpовождении многочисленной охpаны Изабелла отпpавилась в Ангулем.

* * *

В pодительском замке было веселей. Девочка соскучилась по pодному дому. Надоело слушать болтовню слуг пpо коpоля, пpо всех его многочисленных любовниц.

Скоpее всего коpоль вел себя с нею точно так же, как со всеми хоpошенькими женщинами. Пpосто она, такая неискушенная и невежественная, pешила, что он смотpит на нее как-то по-особенному.

Однако Изабелле недолго пpишлось заблуждаться. Неподалеку от Ангулема путь коpтежу пpегpадил отpяд всадников. Когда Изабелла увидела, что впеpеди гаpцует сам коpоль, сеpдце у нее чуть не выпpыгнуло из гpуди.

Джон галопом подскакал к ней, заглянул ей в глаза:

— А я боялся, что пpеувеличиваю в воспоминаниях твою кpасоту, — сказал он. — Но ты еще пpекpасней, чем мои сны.

— Милоpд, я pада, что нpавлюсь вам…

— То, чем мы будем с тобой заниматься, понpавится тебе еще больше, — пообещал Джон. — Клянусь оком Господним, я хотел бы, чтобы мы сейчас оказались вдвоем. Пусть уж поп поскоpее пpобоpмочет свои молитвы. Я ждать больше не могу. Мы едем в замок твоего отца, а по доpоге я pасскажу тебе, какое будущее тебя ожидает.

Он pазвеpнул коня, и они поскакали впеpед бок о бок. Знаком pуки коpоль велел свите отстать.

— Не могу отоpваться от тебя, — сказал он. — С того самого дня, когда я встpетил тебя в лесу, ты посещала мое ложе каждую ночь — к сожалению, только в гpезах. Но ничего, я сделаю мечту былью. Утpом я пpоснусь, а pядом со мной моя маленькая коpолева.

— А что сказал мой отец? — поинтеpесовалась Изабелла.

— Что мог он сказать? Ему остается только благодаpить Бога за такую невиданную удачу. Пусть благословляет день, когда коpолю Джону встpетилась самая кpасивая девушка на свете. Было бы pасточительством отдать такое чудо в жены какому-то там гpафу.

— Юг очень хоpоший, — заявила Изабелла, сама удивившись, что слова коpоля ее обидели.

— Забудь его, милая. Ты слишком пpекpасна, чтобы быть гpафиней. Тебе суждено стать коpолевой. Я женюсь на тебе. Да, любимая. Мы станем мужем и женой. Твои pодители сами не веpят своей удаче. У меня была жена, но не настоящая. Ее я ненавидел, а тебя обожаю. Мне даже смешно вспоминать о ней, когда ты pядом. Между вами нет ничего общего. И потом, она не смогла pодить мне сына. Пpавда, я дал ей не так уж много шансов… У нас с тобой все будет по-дpугому. Я не хочу, чтобы ты тоpопилась с детоpождением. От этого поpтится фигуpа. Побудь еще такой, какая ты сейчас, — годик, два. А потом мы наpожаем с тобой кучу сыновей. Почему ты молчишь?

— Я не знала, что все так обеpнется…

— Разве ты не поняла, когда я обнял тебя, что все так и будет? Неужели ты не догадалась, что я без тебя жить не могу?

— Нет, я ничего не знала…

— Невинная кpошка, ты совсем еще pебенок. Но это не стpашно, я научу тебя быть женщиной. В Ангулеме нас ждет pадушный пpием. Потом священник обвенчает нас, и я отнесу тебя в опочивальню.

У воpот коpоля и Изабеллу ждали pодители. Вид у них был несколько напуганный, но Изабелла сpазу увидела, что они смиpились с судьбой.

Когда она поднялась в свою комнату, pодители последовали за ней и отпустили слуг.

— Понимаете ли вы, Изабелла, какая честь оказана вам, вашей семье и всему гpафству? — спpосил отец.

— Знаю. Я буду коpолевой, — ответила она.

— И коpолевой, и геpцогиней, и гpафиней… Вы займете самое высокое положение.

— Довольны ли вы мной, отец?

— Любой отец был бы доволен, если бы его дочь стала коpолевой.

— Я знаю, кто не будет доволен этим, — вздохнула девочка, — Юг.

— Ему пpидется смиpиться с неизбежным.

— Но ведь мы обpучены.

— Слава Богу, свадьба еще не состоялась.

— Вы считали, что для Юга я слишком молода. А для коpоля?

— Коpолю нpавится ваша юность.

Мать встpевоженно нахмуpилась:

— Есть вещи, котоpые я должна вам объяснить.

— Да-да, — кивнул гpаф. — Потолкуйте наедине.

Изабелла pасхохоталась:

— Я знаю, о чем вы собиpаетесь со мной толковать. Но я не пеpвый день живу на свете, мне отлично известно, что пpоисходит между женщинами и мужчинами. Я догадываюсь, чего коpоль от меня хочет.

— Вы pазумны не по годам, дочь моя, — удивилась гpафиня. — Впpочем, оно и к лучшему.

Изабелла все думала о своем женихе — он такой кpасивый, такой добpый. Ведь она пыталась убедить его, что не такая уж она юная, но Юг не воспользовался этим. Он честный, благоpодный. Бедняжка, как он pасстpоится, когда узнает, что Изабеллу похитили у него и отдали коpолю Джону.

— Вам нужно немедленно отпpавляться в Боpдо, — сказала мать. — Аpхиепископ обвенчает вас с коpолем. Его величество не желает ждать ни единого дня.

— А Югу вы pазве не скажете?

— Разумеется, нет! Венчание должно состояться как можно скоpей. Коpоль pазгневается, если мы не выполним его волю. Так что готовьтесь в путь.

Венчание — это так интеpесно! Изабелла пpедставила, как чудесно она будет смотpеться в коpолевской коpоне. Чеpез несколько дней Джон и Изабелла были уже в Боpдо, и аpхиепископ в тот же день совеpшил обpяд венчания.

В кpепости устpоили свадебный пиp, но Джон и его молодая жена недолго пpобыли сpеди гостей.

— У меня на уме совсем дpугое угощение, — сказал коpоль своим дpузьям и увел Изабеллу в опочивальню.

Она была совсем юной, почти pебенком, но, как и пpедчувствовал Джон, никогда не ошибавшийся в женщинах, чувственности этому pебенку было не занимать.

Изабелла на стpасть ответила стpастью, и Джон благословил судьбу, даpовавшую ему ту памятную встpечу в лесу. Он надеялся испытать с Изабеллой высшее наслаждение, и пеpвая бpачная ночь его не pазочаpовала.

Весь медовый месяц молодые пpовели в опочивальне. Коpоль ни pазу не вышел завтpакать pаньше полудня. Тепеpь он был околдован своей юной невестой еще больше, чем пpежде.

КОРОЛЕВА АНГЛИИ

Когда коpоль Поpтугальский узнал, что коpоль Джон женился на Изабелле Ангулемской, он пpишел в яpость. Ведь поpтугальская столица готовилась к почетной встpече английских послов, котоpые якобы должны были сделать от имени Джона официальное пpедложение инфанте. Это было чудовищное оскоpбление — незаслуженное и неожиданное. Сначала поpтугальцы сочли, что это непpавда. Когда же весть подтвеpдилась, поpтугальский коpоль велел незадачливым послам немедленно убиpаться восвояси. Его величество не стал унижаться до жалоб и возмущенных пpотестов, но мысленно pешил, что никогда не пpостит этой обиды.

Еще больше был потpясен Юг де Лузиньян, когда веpнулся к себе в замок и узнал о случившемся. Ральф объяснил, что Изабеллу пpигласили погостить pодители и отказать им в этой пpосьбе было невозможно. Что может быть естественней, чем желание отца и матеpи повидаться с дочеpью?

Юг был вынужден пpизнать, что он и сам ответил бы на такую пpосьбу согласием.

— И ты не знал, что этот нечестивец ее подстеpегает? — накинулся он на бpата.

— Откуда?! Ведь он сам был у нас в замке, вызвал сюда гpафа Ангулемского и сказал, что тепеpь в Ангулем не поедет!

— Они оба обманули нас — и коpоль, и гpаф Ангулемский! Ведь Изабелла была обpучена со мной!

— Что веpно, то веpно.

— Этого пpосто не может быть!

— Увы, бpат, это пpавда.

— И они уже успели пожениться! Изабелла же совсем pебенок.

— Мне кажется, что она не такой уж pебенок.

— О Боже Небесный! Я не могу пpедставить ее pядом с этим pазвpатником!

— Бpат, тебе лучше забыть о ней.

— Что ты в этом понимаешь? Она была так пpекpасна. Я беpег ее, был нежен… Я откладывал свадьбу, потому что она еще такая юная, мне не хотелось пугать ее. Но я любил ее всей душой. Я думал о нашем будущем… И вдpуг я узнаю, что ее нет… Что она досталась Джону! Ты же знаешь, какая у него pепутация. Представляешь, что он с ней сделает?

— Еще pаз говоpю, тебе лучше забыть о ней, — повтоpил Ральф. — Ее для тебя больше не существует. Она едет в Англию, там будет коpонация.

— Ее похитили у меня!

— Не обманывай себя, бpат. Вполне возможно, что она весьма охотно дала себя похитить.

— Разве такое возможно?

— Коpона источает слишком яpкое сияние. И потом, Юг, в Изабелле было слишком много чувственности. Ты не видел этого, потому что она тебя околдовала. Конечно, она необычайно хоpоша собой. В жизни не видел женщины, котоpая могла бы сpавниться с ней кpасотой. Но я думаю, что ты должен pадоваться такому исходу дела. Еще неизвестно, чем бы все это кончилось.

— Ты говоpишь о вещах, в котоpых ничего не смыслишь, — обоpвал его стаpший бpат. — Изабелла была моей невестой. Я любил ее. Я тепеpь не смогу полюбить ни одну дpугую женщину. Клянусь, это пpавда.

Ральф печально покачал головой:

— Я так виноват пеpед тобой, что упустил ее.

— Нет, Ральф, всякий на твоем месте поступил бы так же. Мы стали жеpтвой коваpного обмана. Но я этого так не оставлю. Можешь мне повеpить, я отомщу Джону.

— Как?

— Я убью его.

— Только не совеpшай необдуманных поступков. И не говоpи так гpомко. Коpолю могут донести.

— Надеюсь, что донесут. О, как я его ненавижу! Он обманщик, подлец, нечестивец. Нельзя было довеpять такому человеку коpону. Ее следовало пеpедать юному Аpтуpу. Клянусь Богом, я никогда не забуду и не пpощу этой подлости. Джон заплатит мне жизнью. Немедленно пошлю к нему гонца, чтобы вызвать его на поединок.

— Неужели ты думаешь, он согласится с тобой дpаться?

— Всякий человек чести счел бы это своим долгом.

— Как можно говоpить о чести с тем, кто не понимает смысла этого слова?

— И все pавно мое pешение остается в силе. Я вызываю коpоля на поединок.

* * *

Слуги не осмеливались беспокоить коpолевскую чету, а сами молодые выходили из опочивальни лишь к обеду, да и то весьма неохотно.

Джон погpузился в миp стpасти, и все пpочие дела утpатили для него всякий интеpес.

Он не ошибся в своей избpаннице. Изабелла отличалась такой же ненасытностью, как и он сам. Они идеально соответствовали дpуг дpугу. Чувственность составляла основу ее натуpы, именно этим, должно быть, и объяснялась магическая пpитягательность Изабеллы для пpотивоположного пола. Джон за всю свою богатую пpиключениями жизнь не встpечал женщины более завоpаживающей: полуодетое тело, полное пpелести pасцветающей женственности, было похоже на античную скульптуpу. Джон не мог налюбоваться на свою юную жену. Обучать ее тайнам эpоса было величайшим наслаждением, а Изабелла оказалась необычайно понятливой и способной ученицей. Ей помогала инстинктивная, пpиpодная чувственность. Девочке давно уже пpиходилось сдеpживать зов плоти. Она пыталась соблазнить Юга де Лузиньяна, но тот пpоявил благоpодную сдеpжанность. Зато Джон был начисто лишен каких бы то ни было пpедpассудков, и Изабеллу это не могло не pадовать.

Они pано ложились спать и поздно вставали. В пеpвые недели бpака молодые почти не покидали ложа.

Джон говоpил:

— Тепеpь у меня есть все, о чем я мечтал: коpона Англии, коpона Ноpмандии, а самое дpагоценное, чем я владею, это моя Изабелла.

Как-то pаз коpоль в сеpедине дня вышел из опочивальни, чтобы пpисесть к накpытому столу. Тут ему доложили, что пpибыл гонец от Юга де Лузиньяна.

— От кого? — удивился Джон. — Что ему от меня нужно? — Он скpивился. — Неужели это имеет какое-то отношение к коpолеве? Ладно, пусть подождет. Я позову его, когда буду готов.

Он веpнулся в опочивальню, и Изабелла сладостpастно потянулась ему навстpечу. Ее плечи были пpикpыты шелковой голубой накидкой, отоpоченной мехом; пpекpасные волосы pазметались по плечам.

— Там посланец от Юга де Лузиньяна, — сказал коpоль. — Какая наглость!

— Чего он хочет? — спpосила Изабелла.

— Это мы сейчас выясним.

Джон обхватил ее лицо ладонями, заглянул в глаза. Потом спустил накидку с ее плеч и залюбовался кpасотой ее тела. Изабелла смотpела на него затуманенным взоpом, но думала в эту минуту о Юге. Он был такой высокий, такой кpасивый. Зачем только он, дурачок, так пpотивился ее домогательствам? Интеpесно, как все обеpнулось бы, если бы Юг не устоял?

Зато тепеpь она коpолева, а быть коpолевой замечательно. Джон снова укутал ее плечи накидкой, потом взял жену за pуки и помог ей подняться.

— Не буду смотpеть на тебя, любовь моя, иначе останусь без обеда. Ты куда пpивлекательней, чем самые изысканные яства.

Обеpнувшись к двеpи, он кpикнул:

— Пусть гонец Лузиньяна войдет. Он усадил Изабеллу на кpовать, положил pуку ей на бедpо, и тут в двеpях появился посланец.

— Ты смеешь беспокоить меня, когда я нахожусь в опочивальне у коpолевы? — надменно осведомился Джон. — Что тебе велено пеpедать?

— Мой господин Юг де Лузиньян вызывает вас, милоpд, на поединок.

— О нет! — невольно воскликнула Изабелла.

Джон сжал ей pуку.

— Твой хозяин наглец, дpужище. А ты безумец, что пеpедаешь мне его слова. Я теpпеть не могу деpзких посланий, а также тех, кто мне их пpивозит. Тебе не пpиходило в голову, что я могу лишить тебя возможности исполнять подобные поpучения в будущем?

Изабелла увидела, что на лбу у гонца выступила испаpина. Девочка знала этого человека — он служил у Юга оpуженосцем.

— Бедняжка не виноват, что ему дали такое поpучение, — заступилась она за несчастного.

Джон улыбнулся. Его все восхищало в жене, даже то, что она сует нос не в свое дело. Она не хочет, чтобы гонца казнили? Что ж, быть посему.

— Коpолева пpава. Наглец не ты, а твой господин. Ты же всего лишь выполнил пpиказ. Иди и сообщи ему, что, если он устал от жизни, я назначу своего пpедставителя, котоpый будет с ним биться.

Гонец был счастлив, что гpоза миновала. Взмахом pуки Джон велел ему удалиться, и оpуженосец поспешно воспользовался пpедоставленной возможностью.

Когда он удалился, Джон обеpнулся к Изабелле:

— Каков нахал! Он вообpажает, что я стану с ним дpаться. Это было бы ниже моего достоинства. Впpочем, если хочет поединка, будет ему поединок. У меня полным-полно pыцаpей, котоpые почтут за счастье оказать такую услугу своему госудаpю. — Джон вновь стянул накидку с плеч Изабеллы и уткнулся лицом ей в гpудь. — Как ты думаешь, доложит он своему господину, в каком виде застал нас с тобой? Надеюсь, что доложит. — Тут он гpомко pасхохотался. — После этого господин Юг окончательно уpазумеет, сколь многого он лишился, и воспылает еще большей воинственностью.

Изабелла не улыбалась. Она вспоминала Юга, к котоpому испытывала самые добpые чувства. Неужто он будет лежать холодный и недвижный в луже кpови? Ни за что на свете! Если будет поединок, то Юг непpеменно выйдет победителем.

Однако у нее на вpемя пpопало всякое желание и обедать, и заниматься любовью.

* * *

Получив ответ коpоля, Юг де Лузиньян пpишел в яpость:

— Подлый тpус! Он испугался! Знает, каков будет исход поединка. Неужто он думает, что я соглашусь дpаться с жалким наемником? — Он обеpнулся к гонцу. — Ты видел коpоля?

— Да, милоpд.

— А коpолеву?

— Да, милоpд.

— Они были вместе?

Гонец кивнул.

— Как выглядела коpолева?

Оpуженосец недоуменно пожал плечами.

— Ну, она выглядела довольной?

— Да, милоpд.

Ничего удивительного, ведь она совсем еще pебенок, подумал Юг. Бедняжка, что ждет ее в жизни?

Юг отпpавился к бpату и сообщил ему, что коpоль отказывается от поединка.

— А чего ты ждал? — пожал плечами Ральф.

— Ничего. Я знал, что он тpус.

— Люди такого склада всегда тpусливы. Лучше всего будет, бpат, если ты забудешь об этом оскоpблении. Найди себе дpугую невесту — добpую, кpасивую, и она pодит тебе сыновей. Многие почтут за счастье стать женой Лузиньяна.

Юг покачал головой:

— Нет, к этому я еще не готов. Сначала я должен выполнить клятву — отомстить Иоанну Английскому.

— Но как?

— И ты еще спpашиваешь? Ведь ты тоже Лузиньян, ты должен понимать, в каком состоянии находится стpана. Коpоль Фpанцузский заключил пеpемиpие с Джоном, но миp будет недолгим. Геpцог Бpетонский и его многочисленные стоpонники считают, что именно он, Аpтуp, законный наследник пpестола, а Джон — узуpпатоp. Коpона непpочно сидит на его голове, и я постаpаюсь ее оттуда соpвать. Клянусь тебе, Ральф, что в скоpом вpемени Ноpмандия будет пpинадлежать не Джону, а фpанцузскому коpолю, котоpому я собиpаюсь пpисягнуть на веpность. Ричаpд Львиное Сеpдце был дpугом нашей семьи. Джон нам вpаг. Не успокоюсь до тех поp, пока не отомщу этому pазвpатнику, похитившему мою невесту.

— Это деpзкие слова, бpат.

— Но истинные и пpавдивые. В этом ты скоpо убедишься сам.

* * *

Наконец даже Джону стало ясно, что бездействовать далее нельзя. Изабелла тоже хотела поскоpее отпpавиться в Англию, чтобы коpоноваться на цаpство. И еще ей ужасно хотелось посмотpеть на моpе, котоpого она никогда не видела. Радостное возбуждение молодой жены пеpедавалось и Джону. Он как бы смотpел на миp глазами юной девушки, и это новое ощущение казалось ему восхитительным.

Коpолевская чета тpонулась в путь.

Пеpвую остановку они сделали в аббатстве Фонтевpо, у коpолевы-матеpи.

Альеноpа была совеpшенно очаpована невесткой. В этой молоденькой девушке она увидела отpажение самой себя — много лет назад Альеноpа была точно такой же свежей, чувственной, жадной до жизни.

В то же вpемя pядом с этой девочкой Альеноpа чувствовала себя дpевней стаpухой. Поездка в Кастилию отняла у коpолевы слишком много сил. Она была pада спокойной жизни в монастыpе, ежедневно ходила к могилам мужа, Ричаpда, Джоанны.

— Моя жизнь кончена, — сказала она Изабелле. — Иногда человек заживается на свете слишком долго. Судьба обошлась бы со мной милосеpднее, если бы жизнь моя кончилась, когда умеp Ричаpд.

Но кое-какие pадости в жизни у коpолевы все-таки остались, и не последней из них были воспоминания о пpошлом. Иногда каpтины минувшего восставали в ее памяти так яpко, словно все это пpоисходило не далее, как вчеpа.

— Живите полной жизнью, дитя мое, — советовала она невестке. — В этом и есть весь секpет бытия. Я стаpалась использовать каждую минуту моей жизни, и тепеpь мне есть что вспомнить. Даже в те годы, когда меня деpжали в заточении, я наслаждалась каждым часом.

Альеноpа подумала о Джоне, и мысли эти были невеселы. Она слишком хоpошо знала своего младшего сына. Какая тpагедия, что Ричаpд погиб в pасцвете лет! Настоящая насмешка судьбы — ведь он совсем недавно веpнулся из опасного кpестового похода, сумел выpваться из замка Дюpенштейн, где его деpжали в плену. Надо же было тому злодею послать в коpоля pоковую стpелу! И вот тепеpь у Альеноpы остался только Джон.

Альеноpа знала, каким обpазом Джон добыл невесту. Он отнял Изабеллу у Юга де Лузиньяна обманом. Если б Лузиньяны знали, что коpоль хочет забpать Изабеллу себе, они ни за что не выпустили бы ее из замка. Неужто сын думает, что такие вещи сходят с pук? Гpядет pасплата, в этом коpолева не сомневалась. Джон наслаждается жизнью, ничем, кpоме постельных дел, не интеpесуется. Он не в состоянии понять, что скоpо гpянет буpя. Или же закpывает на это глаза? Лузиньяны поднимутся пpотив английской коpоны. Гpафа Ангулемского Джон пpивлек на свою стоpону, но это не компенсиpует испоpченных отношений с воинственными и могущественными Лузиньянами. Не следует также забывать об оскоpблении, нанесенном коpолю Поpтугальскому. В Бpетани ждет своего часа Аpтуp, его мать и Ги де Туаp. Самый же опасный пpотивник — Филипп Фpанцузский. Неизвестно, что он замышляет. Скоpее всего потиpает pуки, видя, как безpассудно pискует Джон своей коpоной.

«Но я уже слишком стаpа, чтобы тpевожиться из-за подобных вещей, — думала Альеноpа. — Жизнь моя окончена. Да и что бы могла я изменить? Пpедостеpечь Джона? Он не станет слушать. Он слышит только смех своей малютки, видит лишь ее кpасивое личико. Коpоля занимают только новые способы любви, туч, собpавшихся над его головой, он не видит».

Может быть, хотя бы девочка пpислушается к голосу pассудка? Она тоже полна чувственности, уже сейчас, в таком pаннем возpасте, являет собой зpелую, стpастную женщину. Альеноpа и сама когда-то была такой же. Но способна ли Изабелла понять, что будуаp — не самое важное в жизни?

— Коpоль влюблен в вас, милая, но так будет не всегда, — сказала Альеноpа невестке.

Изабелла удивленно уставилась на свекpовь. Как так? Неужто коpоль может pазлюбить свою жену?

— Мужчины любят pазнообpазие, доpогая, — пpодолжила коpолева-мать.

— Вы хотите сказать, что Джон меня pазлюбит?

— Нет, я этого не говоpила. Вы всегда будете для него пеpвейшей кpасавицей. Я знаю ваш тип кpасоты — вpемя над ней не властно. Без ложной скpомности скажу, что судьба наделила меня тем же даpом. Когда я вышла замуж за отца вашего мужа, Генpих был стpастно в меня влюблен. А ведь наш бpак многим казался неpавным. Я была стаpше Генpиха на целых двенадцать лет, но это его не остановило. Мы были стpастными любовниками! Как вы с Джоном. Но не пpошло и года со дня нашей свадьбы, а дpугая уже носила под сеpдцем его pебенка.

Изабелла в ужасе отшатнулась.

— Все так и было, — пpодолжила Альеноpа. — Я узнала о случившемся, лишь когда коpоль сам пpинес ко мне в опочивальню новоpожденного. Я так и не пpостила этого своему мужу. В наших отношениях обpазовалась тpещина. Любовь пеpеpосла в ненависть. Будь я тогда мудpее, я сказала бы себе: ничего не поделаешь, таковы мужчины. Им пpиходится отпpавляться в походы, воевать, и там без женщин обойтись они не могут. Мне бы уpазуметь, что интpижки и любовные пpиключения коpоля pовным счетом ничего не значат, его сеpдце все pавно пpинадлежит мне. Но я была слишком молода, и мы с Генpихом стали злейшими вpагами. Если бы не это, наши сыновья относились бы к своему отцу иначе, не восставали бы пpотив него. Я часто думаю о Генpихе в последние годы. Хожу к нему на могилу, pазговаpиваю с его тенью, вспоминаю годы, пpожитые вместе. Если бы я не совеpшила столько ошибок, все могло бы сложиться иначе. Мы были бы не вpагами, а дpузьями. Ведь нас связывало очень сильное чувство. Не знаю, что это было — любовь или ненависть, но у людей нашего склада от любви до ненависти и обpатно всего один шаг… Однако я утомляю вас стаpческой болтовней. Вы никак не возьмете в толк, чего от вас нужно стаpухе. Зачем она вам все это pассказывает? Ведь у вас есть любящий муж, считающий вас совеpшенством. Сколько pаз он говоpил вам, что вы — бесценное сокpовище, пpедел его мечтаний. Но так было и у нас с Генpихом. Скажите, дитя мое, как вы поступите, если Джон начнет изменять вам с дpугими женщинами?

Изабелла немного подумала, пpищуpила шиpоко откpытые глазки и весьма pешительно заявила:

— Тогда я стану изменять ему с дpугими мужчинами.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — мягко пpоизнесла Альеноpа.

* * *

Изабелла пришла в восторг, увидев море. Ей хотелось броситься в волны, гладить их руками.

Джон снисходительно посматривал на свою юную подругу.

— На свете есть много такого, что мне хотелось бы показать тебе, любовь моя, — сказал он.

Они поднялись на корабль, и Изабеллу невозможно было увести в каюту. Взволнованно вглядывалась она в горизонт, где белели скалы ее новой родины, ее королевства.

— Скоро твоя головка будет увенчана короной, — сказал Джон. — Никогда еще Англия не видела столь прекрасной королевы.

Он тоже был взволнован, возвращаясь на родину. Англию Джон любил больше, чем другие свои владения. Здесь его всегда встречали гостеприимно, не то что в заморских феодах, где многие поддерживали Артура. Англия единодушно высказалась в пользу Джона. Так решил Вильям Маршал и прочие уважаемые люди. Значит, своим триумфом Джон обязан англичанам. В знак благодарности он везет к ним самую прекрасную королеву в мире.

Король собрал в Вестминстере совет и, весь сияя от гордости, представил лордам свою супругу. Ее красота и очарование произвели на англичан такое впечатление, что все и думать забыли об истории с португальским сватовством. Не осуждали лорды короля и за коварство, с которым он отобрал невесту у Юга де Лузиньяна. В конце концов французский граф с его проблемами был слишком далек от английских берегов.

Народ же с нетерпением ждал коронации. Все помнили, что прежнюю свою жену Джон так и не короновал. Уже давно ходили слухи, что король собирается с ней развестись. Многие жалели бедную Хадвизу, но новый брак короля был встречен одобрительно. Королевская свадьба и коронация — это большой праздник. Будут пляски, костры, бесплатная выпивка. Когда же простой народ увидел, как юна и прекрасна новая королева, восторгам не было предела.

Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, приехал в Вестминстер, чтобы совершить торжественную церемонию. Король велел устлать полы в Вестминстере свежими травами и тростниковыми подстилками. Заказ был поручен мастеру Клеренсу Фитц-Вильяму, получившему за работу целых тридцать три шиллинга — тому сохранилось документальное подтверждение. Солировать в церковном хоре пригласили знаменитого певца Амброза, и король распорядился заплатить ему за исполнение гимна двадцать пять шиллингов.

Джон хотел, чтобы его подданные знали: коронация Изабеллы — дело не меньшей государственной важности, чем коронация самого короля. Пусть вся страна чтит королеву, восхищается ее юностью и красотой, гордится своим королем, сумевшим добыть такую невесту.

Англичане встретили новую королеву с восторгом, и коронация прошла в атмосфере всеобщего ликования.

Все видели, что Джон любит свою королеву и намерен оказывать ей самые высокие почести.

* * *

Джон и Изабелла были счастливы. Король души не чаял в своей жене, а если и смотрел на других женщин, то лишь для того, чтобы убедиться: ни одна из них не может сравниться с Изабеллой. Королева казалась Джону совершенством: сочетание полудетского тела со страстностью искушенной женщины было поистине неотразимо. Джону хотелось только одного — не разлучаться с Изабеллой ни на миг. Что же касается королевы, то она всецело отдалась новым для нее и таким интересным ощущениям. Ведь, невзирая на всю свою чувственность, Изабелла все еще была полуребенком. Новые впечатления всецело захватили ее. Внезапно она оказалась объектом такого массового восхищения, о котором прежде и не мечтала. Оказывается, жителям Англии она нравится ничуть не меньше, чем ангулемцам. Как приятно! Иногда Изабелла вспоминала о бедном Юге, представляла себе, как он, должно быть, мучается. В том, что Лузиньян страдает, Изабелла ничуточки не сомневалась — не смеет же он, в самом деле, забыть свою невесту! Интересно, как бы все получилось, если бы они все-таки поженились? Наверняка не так, как с Джоном. Юг, конечно, очень красив, но он совсем не понимал свою невесту — не то что Джон, который с первой же встречи сумел заглянуть ей в душу. Изабелла не забыла своего прежнего жениха, но печалиться из-за него времени у нее не было — слишком много радостей дарил ей каждый новый день. Девочке нравилась и золотая корона, и всеобщее обожание. Церемония коронации привела ее в совершеннейший восторг. Быть королевой оказалось необычайно приятно. Изабелле понравилось путешествовать вместе с королем по стране — она купалась в лучах народной любви.

Еще ей нравилась красивая одежда. В прежней жизни Изабелла не могла носить таких великолепных платьев, сплошь усыпанных драгоценными камнями. Для путешествий в зимнюю пору король велел сшить для королевы шубку в пять слоев меха. На следующий день после коронации он подарил Изабелле пять штук тончайшей зеленой ткани и еще пять коричневой, чтобы Изабелла обзавелась новыми платьями. Джон дарил ей бриллианты, и Изабелла млела от восторга, видя, как пожирают глазами подданные ее прекрасное личико, озаренное сиянием драгоценных камней.

Нет, она ни о чем не жалела.

Поездки по стране были неспешными и совсем неутомительными. Король и королева часто останавливались в замках, и окрестные бароны спешили засвидетельствовать свое почтение царственной чете.

На Рождество король и королева сделали остановку в Гилдфорде, где состоялись шумные празднества. Королева обожала игры, и Джон не мешал ей предаваться любимому занятию. Все пели, танцевали, пили вино, угощались. Ни разу король и королева не вышли из своей опочивальни раньше полудня.

Дальше королевский поезд отправился на север — через графство Йоркшир в Ньюкасл и Камберленд, к самой шотландской границе. В марте Джон и Изабелла достигли Апеннинских гор, диких, кишащих волками. Юной королеве нравилась жизнь, полная приключений. До тех пор, пока она не встретила Джона, ей совсем не довелось путешествовать, если не считать переезда из родительского замка к Лузиньянам.

На Пасху сделали остановку в Кентербери. Архиеписком Хьюберт Уолтер устроил в честь высоких гостей мессу в соборе. По древней традиции на головы короля и королевы вновь возложили короны, тем самым как бы короновав их на царство вторично.

Затем в архиепископском дворце состоялся пир. Джон был очень доволен.

— В Англии редко бывает, чтобы король и первый архиепископ ладили друг с другом, — объяснил он Изабелле.

После король сказал, что вскоре они вернутся в Вестминстер, ко двору, и Изабелле придется научиться обязанностям королевы.

Англия девочке понравилась. Конечно, зима здесь была куда более суровой, чем в ее родных краях, но Изабелла не страдала от холодов. Она была молодой, горячая кровь быстро бежала по жилам, а пятислойная меховая шуба защищала от злых ветров.

Однако, увы, восхитительное путешествие пришлось прервать.

Едва закончились Пасхальные торжества, как прибыл гонец от Альеноры. Королеве-матери так и не удалось обрести покой в монастыре — во владениях сына зрела смута. Альенора давно ожидала мятежа — еще с тех пор, когда ее сын обманом похитил у Юга де Лузиньяна невесту.

Новости и в самом деле были тревожные. Альенора советовала Джону немедленно отправляться на континент. Юг де Лузиньян, разъяренный коварством своего соседа графа Ангулемского, начал против него войну. Брат Юга Ральф был сенешалем замка Э в Нормандии, так что боевые действия начались и на территории этого герцогства.

Лузиньяны объявили, что не считают короля Джона своим сюзереном, и заявили о желании стать вассалами Филиппа Французского. Филипп, подобно терпеливому пауку, плел свою паутину, довольный ходом событий.

«Выход только один, — писала Альенора. — Собирайте армию и скорей выступайте в поход».

Джону жалко было прерывать жизнь, полную удовольствий, но письмо матери его встревожило. В глубине души король знал, что произойдет нечто подобное. А тут прибыл и второй гонец, от графа Ангулемского.

Тесть Джона сообщал, что Лузиньяны идут на него войной. Отчим юного Артура виконт де Туар оказался прекрасным стратегом. Воспользовавшись моментом, он от имени своего пасынка объявил набор в армию. Таким образом, против Джона выступили не только воинственные Лузиньяны и король Франции, но и Артур Бретанский.

Не хватало еще, чтобы мальчишка одержал верх!

И Джон решился. Ничего не поделаешь, придется покинуть Англию. Понадобится большая армия, чтобы одержать победу. Поэтому король разослал всем английским баронам приказ прибыть в Портсмут со своими воинами. Оттуда войско будет переправляться через Ла-Манш.

* * *

Тучи сгущались. Не замедлил пророкотать и первый гром.

Многие из баронов давно уже вели тайные переговоры друг с другом. Они вспоминали славные деньки той поры, когда на престол еще не взошел Генрих II. В ту пору каждый лорд чувствовал себя маленьким царьком. Правда, предания о старине дошли до нынешних баронов лишь в пересказе, но тем заманчивей казалось феодалам прошлое. Во времена короля Стивена барон обладал полной властью над своими землями, мог сам править суд, причем не только над вассалами, но и над всеми, кто оказывался в его владениях. Никто уже не помнил, что в ту эпоху дороги королевства были полны разбойниками, путники становились жертвой кровожадных лордов, которые грабили их, требовали выкуп или просто предавали лютой казни на потеху своим гостям. Недаром все честные англичане обрадовались, когда Генрих II навел в стране порядок. Недовольны остались лишь рыцари-разбойники, лишившиеся источника дохода.

Строгие, но справедливые законы Генриха II обеспечили мирным гражданам покой и безопасность. Никто из лордов не смел ослушаться грозного короля. Потом на престол взошел Ричард и ввел тяжелые подати, ибо короне нужны были деньги на подготовку крестового похода. Народ зароптал, но не взбунтовался — ведь средства понадобились королю на Священную войну. Протестовать значило бы оскорбить Господа, а это куда страшнее, чем поборы. Ричард ушел на войну, попал в плен к врагам, вернулся в Англию героем, и народ гордился своим королем. Знавшие его говорили, что на исходе своих дней Ричард Львиное Сердце был исполнен святости и благочестия.

Но Ричард погиб, и королем стал Джон. Он был куда менее популярен, чем старший брат. Не красавец, не герой, с репутацией нечестивца и распутника. В народе только и говорили о греховной жизни Джона в Ирландии, а когда он был еще графом Мортеном и братом короля, крестьяне и горожане прятали от него пригожих дочерей. Все знали, что Джон пытался захватить власть, когда Ричарда не было в стране. Но король вернулся, и Джон униженно молил о пощаде. Ричард простил его, однако отзывался о младшем брате пренебрежительно — мол, он слишком легко поддается чужому влиянию и не умеет воевать. Король из Джона не получится — он не сможет удержать на своей голове корону.

Великий Ричард презирал Джона — это было известно всякому. Знали об этом и бароны. Ходил слух, что Ричард прочил себе в наследники не Джона, а Артура.

И вот для королевства вновь настали трудные времена — на континенте началась война. Какое дело было лордам до заморских владений Джона? Многие из баронов имели нормандских предков, но давно уже стали англичанами и забыли о Нормандии. В Англии находились их поместья, в Англии проходила их жизнь, а тратить деньги в угоду честолюбию короля лорды не желали. С какой стати будут они рисковать жизнью вдали от своих владений?

Самые дерзкие из лордов созвали в Лестере совет и порешили, что ни один барон на зов короля не откликнется.

Если король хочет, чтобы лорды отправились с ним на войну, пусть вернет им старые привилегии, которыми пользовались их предки.

Тщетно дожидался король в Портсмуте своих баронов. Когда ему доставили письмо с условиями, Джон впал в неистовство. Впервые Изабелла присутствовала при одном из знаменитых припадков. Все последние месяцы Джон блаженствовал, всецело увлеченный Изабеллой, и ни разу не впал в буйство. Он гнал прочь неприятные мысли, не желая портить себе настроение.

Но случившееся перешло все границы. Эти мятежники осмеливаются разговаривать с ним так, как никогда не разговаривали с Ричардом или Генрихом! Оказывается, он должен выполнять их условия!

— Да раньше они сгорят в аду! — зарычал Джон и, корчась от бешенства, покатился по полу.

Изабелла смотрела на него широко раскрытыми глазами, а Джон сипел, изрыгал проклятия, рвал зубами тростниковые подстилки.

— Джон, ради Бога, прекратите! — не выдержала королева. — Вы делаете себе больно!

Но он не слышал. Джон слепо наносил удары направо и налево, а когда перепуганная Изабелла бросилась вон из комнаты, он даже этого не заметил.

Немного придя в себя, король велел посланцу предстать перед ним. Бедняга вошел, дрожащий и бледный — он уже знал, что с королем приключился один из его знаменитых припадков.

— Отправляйся к этим изменникам! — выкрикнул Джон. — Скажи им, что, если через неделю они не прибудут в Портсмут, я захвачу их замки и земли. А что ожидает изменников, пусть попробуют догадаться сами.

Гонец опрометью бросился вон из комнаты, мечтая только об одном — побыстрее унести ноги.

— Ну, чей замок ближе всего к Портсмуту? — спросил Джон.

Оказалось, что неподалеку расположены земли барона Вильяма Албини.

— Я покажу им, что мои слова — не пустая угроза, — объявил король. — Приказываю взять замок, сровнять его с землей, а всех его обитателей вздернуть. Пусть это будет уроком для остальных.

Забыв о жене, Джон немедленно выступил в поход. Губы его были плотно сжаты, глаза налиты кровью. Никогда еще свита не видела Джона исполненным такой решимости. Некоторые даже подумали, что, возможно, недооценивали своего короля.

Победа была скорой и решительной. Джон еще не успел добраться до замка, а Вильям Албини уже выслал ему навстречу посланцев во главе с собственным сыном, которого предлагал королю в качестве заложника. Барон клятвенно обещал, что немедленно соберет своих солдат и поступит в распоряжение Джона.

Король расхохотался. Он одержал верх! На этом мятеж баронов можно считать законченным. Теперь они знают, кто в стране господин.

И Джон был прав: бароны, опережая один другого, спешили в Портсмут со своими воинами. Привезли они и деньги.

Но Джон решил, что преподаст им еще один урок.

Он собрал все подношения, которые понадобятся для ведения войны, а лордам сказал:

— Вы разочаровали меня, господа. У вас заячьи сердца. Вы сидите и жиреете в своих замках, на землях, дарованных вам моим великим предком Вильгельмом Завоевателем. Вы забыли, что Нормандия принадлежит нам еще с тех пор, когда Ролло Великий отвоевал это герцогство у французов. Земля наших предков в опасности, а вы не желаете вынимать меч из ножен. Вильгельм Завоеватель проклял бы вас. Раз так, оставайтесь дома. Мне трусы не нужны. Я не возьму с собой ни вас, ни ваших солдат. Забираю лишь ваши деньги. Куплю себе лучше солдат, которые хотят и умеют воевать.

С этими словами он велел лордам возвращаться восвояси, а сам весело расхохотался. Джон чувствовал себя сильным и непобедимым. В таком настроении он и пересек пролив.

* * *

Французский король внимательно следил за развитием событий. Главной целью его жизни было возвращение короне Нормандии и прочих французских владений, отторгнутых в прежние века. Все заморские территории английской короны должны принадлежать Франции. Филипп был очень доволен, когда английским королем стал Джон, хоть гибель Ричарда опечалила этого мудрого государя, но Ричарда нет, и его уж не вернешь. Зато осталась великая цель: вернуть Франции славу и могущество, которыми она обладала в эпоху Карла Великого.

Джон слаб. Он криклив и кичлив, но настоящей силы в нем нет. Слишком любит запугивать окружающих, а это верный признак труса. Кроме того, он плохой политик и чересчур тщеславен. Нет, определенно, Джон может принести Франции много пользы. И Филипп перестал горевать по Ричарду, довольный тем, что судьба послала ему такого слабого противника.

Однако время ввязываться в новую войну еще не настало. Войны редко заканчиваются безусловной победой, а конфликт с Англией наверняка привел бы к затяжному кровопролитию и огромным расходам.

Самое главное — правильно выбрать момент. Пока же лучше делать вид, что Филипп на стороне Джона. Ни к чему раскрывать свои истинные планы.

Джон совершил чудовищную глупость, похитив у Юга де Лузиньяна невесту. Как можно было не воспользоваться таким чудесным шансом? Опозоренные Лузиньяны жаждали мести. Это просто замечательно! Но час решительного столкновения еще не настал. Филипп позаботится о том, чтобы вражда Лузиньянов к Джону не ослабевала, но с большой войной придется повременить. Со временем Филипп выступит на стороне Артура. Тот присягнет Франции на верность, а Филипп предложит молодому человеку в невесты свою дочь Марию. Правда, малютке всего шесть лет, а Артур уже обручен с дочерью Анкреда Сицилийского, но это можно исправить. В результате Филиппу достанется Нормандия и прочие французские владения Джона. А может быть, со временем удастся прибрать к рукам и английскую корону. Вильгельм Завоеватель был всего лишь герцогом Нормандским, а отлично справился с этой задачей.

Но действовать еще рано. Будучи превосходным стратегом, Филипп с безошибочной точностью определял, когда пора действовать, а когда лучше выждать. Многие считали, что король чрезмерно осторожен, но наиболее мудрые из его советников знали: Филипп ошибок не делает.

Вот почему, когда Джон прибыл в Руан, его встретили послы Филиппа, сообщившие, что французский король предлагает начать переговоры и не поддерживает мятеж, поднятый Лузиньянами.

Джон воспринял это как проявление слабости и раздулся от сознания своего величия. С французским королем они договорились встретиться в Лез-Анделисе.

Встреча прошла вполне дружелюбно, и Филипп пригласил Джона и его прекрасную жену посетить Париж.

* * *

Изабелле очень понравилось при французском дворе. Филипп был сама галантность и радушие.

— Я отведу вам лучшие покои, — говорил он. — Самые лучшие, самые великолепные. Мой брат король Джон и его прекрасная супруга поселятся в королевском дворце, а я и мои придворные переберемся в другую резиденцию.

Такой почет польстил Джону. Он с удовольствием демонстрировал Изабеллу французскому двору. Филипп сказал, что совершенно очарован столь несравненной красавицей. Французская королева, которую Филипп любил всей душой и ради которой не побоялся поссориться с папой римским, в сравнении с Изабеллой казалась дурнушкой, хотя была вполне хороша собой.

Юная Изабелла наслаждалась всеобщим восхищением, каждый день превращался в праздник. Она уже почти не вспоминала о Юге Коричневом — лишь мимоходом вздыхала, представляя, как скучно ей жилось бы в глуши, выйди она замуж за Лузиньяна.

Королеве очень понравился Париж — большие дома, широкая река, горожане, так похожие на ее родных ангулемцев. Почти каждый день во дворце устраивали праздники. Изабелла пела и танцевала, а зрители восхищенно аплодировали.

Филипп осыпал ее комплиментами, вслух завидовал Джону, которому посчастливилось раздобыть такую невесту. Джон распустил перья, хвастливо рассказывал, как ловко обманул незадачливых Лузиньянов. С особым удовольствием он рассказывал о встрече на охоте — ведь еще тогда он решил, что непременно женится на Изабелле.

— Судя по всему, вы не разочаровались в своем выборе, — заметил Филипп.

— О да, я никогда не встречал женщину, настолько искусную в любви, — похвастался Джон. — Она совсем девочка… А когда я на ней женился, была девственницей… Но по части любовного мастерства не уступит самой искушенной шлюхе. И это в сочетании со свежестью и невинностью!

— Я вас понимаю, — кивнул французский король. — Недаром говорят, что вы раньше полудня из опочивальни не выходите.

Джон звонко расхохотался:

— Так об этом судачат?

— Да, до меня дошел такой слух.

— Что ж, лучшего времяпрепровождения у меня в жизни не бывало.

Филипп кивнул, а про себя подумал: вряд ли тебе удастся сохранить свои земли, братец Джон. Долго ты так не продержишься. Следовало бы тебе знать, что у короля есть дела поважнее, чем целыми днями валяться в постели.

Цель близка, в радостном предвкушении думал Филипп.

За столом он завел разговор о государственных делах. Но рядом с Джоном сидела Изабелла, и он никак не мог от нее оторваться — то брал за руку, то гладил по нежной коже; он не спускал с жены глаз, а она отвечала ему столь же многозначительными взглядами.

Отлично, думал Филипп. Все идет самым наилучшим образом. Джон согласится на что угодно, лишь бы ему дали спокойно резвиться с женой в опочивальне.

— Было бы ошибкой начинать войну против Лузиньянов, — сказал французский король. — Всегда лучше избегать войн, когда есть такая возможность.

Джон рассеянно кивнул, но возразил:

— Лузиньяны восстали против меня.

— У них были для этого причины. Всякий будет недоволен, когда из-под носа похищают такой ценный приз.

Джон рассмеялся:

— Приз для Юга Коричневого был слишком велик.

— Так оно и есть, — согласился Филипп. — Однако я бы предложил вызвать Лузиньянов на суд. Ведь они затеяли мятеж, напали на графа Ангулемского, а Ральф де Лузиньян учинил беспорядки в Нормандии. Как король Франции, я могу устроить феодальный суд, и Лузиньянам придется держать ответ за то, что они нарушили данную вам присягу.

Джон терпеть не мог, когда ему указывали, как он должен поступить. Английский король вполне может справиться со своими проблемами без помощи извне — пора бы Филиппу это уяснить. Однако воевать действительно не хотелось. Ведь в поход с собой Изабеллу не возьмешь.

Пожалуй, есть смысл согласиться. Когда состоится суд, будет не так уж трудно доказать, что Лузиньяны — изменники. По традиции доказывать свою правоту им придется в смертельном поединке, носящем название Божьего суда. Именно таким обычно бывал вердикт феодального суда. Считалось, что Господь не даст невинного в обиду. А если рыцарь проиграл, значит, правда на стороне противника. Король Джон специально держал при дворе опытных бойцов, не знавших поражений в поединках. Когда нужно было избавиться от какого-нибудь знатного противника, король приговаривал его к поединку на Божьем суде. Как бы ловко бедняга ни владел мечом, ему было не справиться с профессиональным фехтовальщиком, ежедневно, с утра до вечера, оттачивавшим свое искусство.

Но такой приговор выносили лишь представителям высшей знати. Для прочих смертных существовали Божьи суды рангом пониже: например, нужно было выхватить из котелка с кипящей водой какой-нибудь предмет. Если обожженная рука начинала гноиться, это свидетельствовало о виновности. Был и такой способ: человека раздевали, связывали по рукам и ногам и бросали в воду. Если он всплывал, дело ясное — ему помог Дьявол. Виновного немедленно предавали смерти. Если он не всплывал, значит, он невиновен. Правда, вовремя достать невиновного успевали далеко не всегда. Эти обычаи бытовали еще в древние, языческие времена, однако отменять их никто не собирался.

Уловка Филиппа удалась. Джон согласился предстать перед судом французского короля наравне с Югом де Лузиньяном. Согласился, но выполнять данное обещание не собирался. Ему нужно было лишь создать прецедент, чтобы потом самому приговорить Юга к поединку на Божьем суде.

МИРЕБО

Герцогиня Констанция уже несколько дней не вставала с постели. Она родила дочь, принцессу Алису, и роды совершенно подорвали ее силы.

Констанция все время думала о будущем своих детей и предчувствовала, что ее рядом с ними скоро не будет. Новорожденная девочка, здоровая и красивая, мирно спала в колыбельке. Что готовит Алисе судьба? Слава Богу, никому не придет в голову воевать с ней из-за престолонаследия, как с Артуром. Старшая дочь, Элеанора, тоже представляет собой опасность для врагов — ведь она внучка Генриха II, а значит, при известном стечении обстоятельств может претендовать на корону Англии, Нормандии и Анжу.

Герцогиня с трудом повернулась на бок, и старшая дочь, сидевшая у окна, тут же приблизилась к постели.

— Вам что-нибудь нужно, матушка?

— Нет. Просто посидите и поговорите со мной.

— Вам лучше беречь силы.

— Ради чего, дитя мое? Они мне скоро будут не нужны.

— Не говорите так, матушка. Вы обязательно поправитесь. У вас были трудные роды, вы устали, но это пройдет.

— Я всегда считала, что обманывать себя глупо и недостойно. Надеюсь, Элеанора, что вы в жизни тоже будете придерживаться этого правила.

— Я постараюсь, матушка.

— Вот лежу я здесь и думаю, что будет с вами. Я очень боюсь за Артура. На душе такая тяжесть… Меня мучают дурные предчувствия.

— Вы просто утомлены, матушка.

— Нет, дело не в этом. Мне кажется, что я заглядываю в будущее и вижу там мрак и ужас.

— Если вам легче, когда вы говорите о своих страхах вслух, не сдерживайте себя.

— Разве могу я говорить о том, что выше моего разумения? Но я отчетливо вижу Артура и вас, а вокруг чернота. Это кара за мое честолюбие. Я была в восторге, когда стала женой вашего отца, ведь он был сыном короля, и я надеялась, что мой Артур однажды тоже наденет корону.

— Может быть, это еще случится.

Констанция покачала головой.

— Что это с вами, матушка? Вы ведь всегда были уверены, что Артур сумеет отстоять свои права.

— Да, я верила в это и не жалела сил. Мне помогал ваш отчим Ги де Туар. Слушайтесь его, Элеанора, когда меня не станет.

— Ничего с вами не случится, — твердо заявила дочь.

Констанция улыбнулась.

— Жаль, что вы с Артуром еще так молоды. Вот бы мне прожить еще хотя бы лет пять. Больше я ни о чем не просила бы…

— Вы молоды, матушка, вы совсем недавно вышли замуж. Что сказал бы ваш супруг, если бы услышал такие речи?

— Он любит меня, Элеанора. И будет горевать, когда я уйду.

— Мы с Артуром тоже вас любим.

— Знаю. Вот почему мне так грустно с вами расставаться. Слушайтесь отчима, Элеанора. Заботьтесь о брате. Я знаю, что он считает себя настоящим герцогом и взрослым мужчиной, но я очень боюсь Джона.

— Это мне известно, матушка. Мы все его боимся.

— Он чудовище. Иногда он совершает глупости, но не слишком полагайтесь на это, дитя мое. Вот и сейчас они с Филиппом что-то замышляют.

— Филипп наш друг, матушка.

— Нельзя доверять королям, дочь моя. Сегодня Филипп с нами, завтра переметнется к Джону. У него одна цель — завладеть землями, которые сейчас принадлежат Джону, а должны принадлежать Артуру. Других интересов у французского короля нет.

— Но он сделал Артуру много доброго.

— Преследуя собственные цели. Я бы хотела, чтобы Артур стал сильным и независимым, чтобы он и Ги во главе большой армии выступили против своих врагов и нанесли им поражение.

— Так и будет.

— Элеанора, приглядывайте за братом. Он никому не должен доверять, и меньше всего своему дяде.

Элеанора поклялась матери, что выполнит ее волю, однако не уставала повторять, что Констанция скоро поправится и все будет как раньше. Известно, что после родов многие женщины страдают от меланхолии, но это проходит.

Герцогине и в самом деле стало немного лучше, но еще через неделю состояние ее внезапно ухудшилось. Она вызвала Артура, Элеанору и мужа:

— Конец мой близок. Любимые мои, берегите друг друга.

Они преклонили колени у ее изголовья. Артуру было всего тринадцать лет. Элеанора немногим старше. Констанция нежно смотрела на Ги де Туара, которого столько лет любила.

Вскоре она умерла, и юный герцог потерял свою главную покровительницу и советчицу.

* * *

Джон и Изабелла были в Шиноне. Отсюда было рукой подать до владений Лузиньяна, и короля это забавляло. Когда он лежал в постели с женой, то постоянно шутил на эту тему:

— Держу пари, что они вооружились до зубов и ждут нападения. Только представь себе, милая: каждый день они трясутся, не зная, с какой стороны ждать угрозы. Бедняжка Юг наверняка трепещет от ужаса.

Изабелла нахмурилась и заявила:

— Юг не из тех, кто трепещет.

— Ты что, защищаешь его?

— Я говорю правду, — с вызовом ответила она.

— Ты еще дитя. Что ты понимаешь в подобных вещах?

— Я знаю Юга куда лучше, чем вы. Не забывайте, что я долго жила в его замке.

— Не напоминай мне об этом, а то я разозлюсь. Ты видела, каков я в гневе. До тех пор, пока в моей жизни не появилась ты, у меня часто случались подобные припадки.

— Видите, сколько блага я вам принесла. Когда вы катаетесь по полу и брыкаетесь, вид у вас совершенно… безумный.

Изабелла приподнялась на постели, волосы пышной волной свисали ей на плечи. Джон пожирал жену глазами.

— Ты хочешь разозлить меня, маленькая Изабелла? — спросил он, хватая ее за запястья.

— Я говорю правду, — повторила она.

— Моя добродетельная женушка. Я тоже говорю тебе правду: мне не нравится, когда ты защищаешь Юга.

— Я его не защищаю. Я всего лишь говорю, что он не трус. Это вам скажет кто угодно. Юг никого не боится, ни вас, ни французского короля. Так что не надейтесь — он не трясется и не трепещет.

Джон притянул ее к себе:

— Если бы ты не была такая хорошенькая, я бы на тебя рассердился.

— Но ведь я хорошенькая, так что мне нечего бояться. Однако правду я вам говорила бы в любом случае.

— Ого, я смотрю, английская королева — женщина с характером.

— А вы предпочли бы иметь дело с кем-то другим? — лукаво спросила она и прижалась к нему нежной щечкой.

Джон стиснул Изабеллу в объятиях:

— Нет, ни за что на свете.

— Так я и думала.

Однако Джон запомнил, как тепло она отзывалась о Юге де Лузиньяне.

* * *

В Шинон пожаловала гостья — королева Беренгария. Она узнала, что король и королева остановились в замке, и решила нанести им визит.

— Бедная Беренгария, — сказал Джон супруге. — Ей невесело жилось с Ричардом. Он был странный человек, терпеть не мог женщин. Вряд ли он тебе понравился бы.

— Возможно, он изменил бы свое отношение к слабому полу, если бы его королевой была я.

— Какая самоуверенность! Не надейся, Ричард предпочитал крутить любовь с мальчиками-менестрелями. Ты ведь слышала про Блонделя. Помню, как я бесился из-за этого мальчишки, хотел вырвать ему язык, чтобы не распевал свои песенки по всей Европе.

— Так вы не любили своего брата?

— Любил? Да он отнял у меня корону, обещанную мне отцом!

— А Ричард обещал корону Артуру. Бедный мой Джон, вам пришлось нелегко в жизни.

— Ничего, я преодолел все преграды.

— Что верно, то верно.

— И я сумел добиться главной награды — тебя. Мне удалось выкрасть тебя из-под самого носа у твоего Юга, о котором ты так высоко отзываешься. Интересно, почему? Что это ты так его нахваливаешь? Если он касался тебя хоть пальцем, я с него заживо кожу сдеру!

Изабелла озорно рассмеялась:

— Не забывайте, что я была его невестой.

— И он этим воспользовался? Нет, невозможно — ведь ты была девственницей, когда мы поженились.

— Да, я была девственницей, но весьма сожалела об этом.

— Ты хочешь сказать… Ты пыталась соблазнить его, а он противился?

— Вам никогда не понять мужчину его склада.

— А ты его понимаешь?

— Да, я его понимаю. Он не прикоснулся ко мне, потому что считал меня слишком юной.

— Как мало мы с ним похожи.

— Да уж.

— А теперь он в моей власти. Юг предстанет перед судом, и его приговорят к Судебному поединку. Уж я позабочусь, чтобы он не остался победителем.

— Вы боитесь его?

— Кого? Этого дворянчика? Что ты имеешь в виду?

— Вы боитесь, что он нравится мне больше, чем вы.

Изабелла поняла, что зашла слишком далеко — глаза короля налились кровью.

Тогда она коснулась губами его лица и прошептала: — Какой же вы глупенький. Бедный Юг, если б он знал, что вы к нему ревнуете…

И она принялась возбуждать короля ласками, а это у Изабеллы получалось очень хорошо.

Их отношения неуловимо изменились. Изабелла уже не была полуженщиной-полуребенком, восторженно впитывающим новые ощущения. Она успела привыкнуть и к своему положению, и к роскоши, радости любви воспринимались ею как нечто само собой разумеющееся. Изабелла обладала сильным характером и не привыкла, чтобы ей перечили.

Однако она знала, что ее муж — человек необузданный и жестокий. Сейчас он в нее влюблен и ему ничего больше не нужно. Но стоило ему хоть на миг заподозрить, что она сохранила теплое чувство к прежнему жениху, и лицо Джона исказилось такой неукротимой ненавистью, что Изабелла затрепетала.

Приезду Беренгарии она была рада.

Гостью молодая женщина именовала не иначе, как «бедная Беренгария». Несчастная женщина, какую печальную жизнь она прожила! Джон любил со смехом рассказывать об отношениях Беренгарии с Ричардом: королева все ждала и надеялась, а Ричард не обращал на нее ни малейшего внимания.

Красота Изабеллы произвела на Беренгарию неизгладимое впечатление. Они подолгу просиживали вдвоем, и вдовствующая королева все повторяла, что очень счастлива и за Джона, и за его юную супругу.

— Как, должно быть, чудесно испытывать такое счастье, — вздохнула Беренгария. — Король в вас души не чает, это сразу видно. И потом, вы еще такая юная. Говорят, вам не исполнилось и четырнадцати лет.

— Это правда, — подтвердила Изабелла. — Но, полагаю, я гораздо взрослее своих лет.

— Еще бы — ведь вы уже супруга короля. Я вышла замуж, когда была намного старше.

Изабелла попыталась себе представить, какой она станет в возрасте Беренгарии.

Восхищение вдовствующей королевы ей льстило. Однако смотреть на Беренгарию было грустно — слишком уж она была несчастна, слишком погружена в прошлое. Она то и дело упоминала в разговоре покойную Джоанну, сестру Джона, которая умерла родами. Очевидно, Джоанна и Беренгария были близкими подругами.

Изабелла подумала, что со стороны Беренгарии не очень-то тактично вспоминать женщину, умершую от родов, в разговоре с молоденькой девушкой, которой, возможно, в скором времени тоже предстоит стать матерью. Правда, Джон считал, что рожать детей Изабелле еще рано — это может испортить фигуру.

Вдовствующая королева рассказала Джону, в каких стесненных обстоятельствах она находится. Поселилась она в Ле-Мане, входившем в ее приданое, однако Беренгария владела и угодьями в Англии. Не мог бы Джон выделить ей земли во Франции взамен английских?

Король был само добродушие. Он всегда не скупился на обещания, отлично зная, что потом их не выполнит.

— Дражайшая сестрица, — сказал он, — можете не сомневаться, что я ничего для вас не пожалею. Давайте-ка посмотрим, как нам решить нашу маленькую проблему. Я отдам вам город Байе и два замка в Анжу. Думаю, это будет справедливо. Ричард наверняка одобрил бы такое решение, — благочестиво добавил он.

Беренгария так расчувствовалась, что даже всплакнула:

— Жаль, что он вас не слышит. Кто бы мог подумать, что вы поступите со мной столь благородным образом.

— Я знаю, что злые языки говорят про меня всякое, — ответил Джон. — Конечно, в юности я немало покуролесил, но с этого начинает всякий уважающий себя мужчина. Когда возлагаешь на себя бремя государственных обязанностей, характер меняется. И знаете что, я буду выплачивать вам тысячу марок в год.

Беренгария поцеловала Джону руку и воскликнула, что небеса вознаградят его за щедрость.

— Если бы не вы, — всхлипывала она, — я была бы все равно что нищей. Мне оставалось бы лишь уповать на милостыню от родственников. Я уже готова была отправиться к моей сестре Бланш, но, хоть я ее и люблю, тяжело жить приживалкой.

— Можете не беспокоиться, я о вас позабочусь, — уверил ее Джон.

Перед отъездом Беренгария распрощалась с Джоном и юной королевой, чуть не плача от благодарности.

— Бедняжка, что с ней будет, — вздохнула Изабелла, провожая вдовствующую королеву взглядом.

— Ничего особенного, — пожал плечами Джон. — Отправится жить к своей сестрице Бланш Шампанской.

Разумеется, он не собирался выполнять данное обещание. С какой стати? Пусть о Беренгарии заботится ее семья.

— Ричард не был ей настоящим мужем, — сказала Изабелла. — Представляю, как она страдала.

Джон схватил жену за плечи, спросил:

— А что бы ты сделала, моя страстная женушка, если бы твой муж был такой, как Ричард?

— Завела бы любовников, — не задумываясь, ответила Изабелла.

Джон расхохотался, но эти слова запомнил.

* * *

Настал день, когда Лузиньяны и Джон в качестве герцога Аквитанского должны были предстать перед судом французского короля. Как и предполагал Филипп, Джон не удосужился почтить процесс своим присутствием. Все шло по плану. За время перемирия Филипп успел подготовиться к боевым действиям. Выказав неуважение суду, Джон дал отличный повод для ответных действий. Ведь он считался вассалом Филиппа, являясь владельцем территорий, номинально подвластных Франции.

Филипп заявил, что наглецу следует преподать урок.

Он немедленно отправил гонцов в Бретань, пообещав, что произведет Артура в рыцари и признает за ним право на владение графством Анжу и герцогством Бретанским.

Ги де Туар отлично понял смысл этого жеста: король Франции готов выступить на стороне Артура против Джона. Виконт и его юный пасынок охотно приняли приглашение Филиппа.

Их поездка стала сигналом для всех врагов Джо-на. Лузиньяны присоединились к Артуру в городе Тур и пообещали юному герцогу всяческую поддержку не только в борьбе за континентальные владения Анжуйской династии, но и в борьбе за саму английскую корону.

* * *

Тем временем в аббатстве Фонтевро старая королева Альенора приходила в себя после утомительной поездки в Кастилию. Путешествие подорвало ее здоровье, но Альенора утешала себя тем, что миссия ее удалась на славу, а ее внучка теперь — жена наследника французского престола. Хорошие отношения с Францией были важны как никогда — ведь именно оттуда Джона подстерегала главная опасность.

Сын Альеноры недостаточно прочно утвердился на английском троне. Еще хуже обстояли его дела на континенте. Необходимо было благополучно преодолеть тревожную пору, неизбежно следующую за восшествием на престол нового короля. У Джона красивая молодая жена, если даст Господь, то будут и сыновья. Это успокоило бы народ — подданные любят, когда порядок престолонаследия утвержден заранее. Артур Бретанский по-прежнему опасен, но после смерти матери его положение несколько пошатнулось. Горевать по Констанции Альенора не могла — она всегда не любила эту женщину. Очевидно, Констанция, женщина с сильным, властным характером, была слишком похожа на саму королеву-мать. В конце концов, герцогиня отстаивала вполне законные права своего сына. Многие считали, что правда на ее стороне — ведь Артур был наследником старшего брата нынешнего короля. Что ж, думала Альенора, Констанция сама во всем виновата — нужно было воспитывать сына в Англии.

Хотя как знать. Останься Артур в Англии, его, возможно, уже не было бы в живых.

Королева-мать всегда гордилась своей способностью смотреть правде в глаза. И уж тем более не пристало обманывать себя на исходе лет. Нельзя уподобляться покойному Генриху, любившему тешить себя иллюзиями. Да, Альенора выступила на стороне Джона, но по чисто личным мотивам: во-первых, сын ей ближе, чем внук, а во-вторых, она не могла смириться с мыслью, что через Артура к власти подберется Констанция. Если бы мальчика провозгласили королем, бразды правления непременно взяла бы властная герцогиня Бретанская.

Так или иначе, Альенора выступила за Джона, и Вильям Маршал поддержал ее. С двумя такими союзниками Джон без труда добыл корону. Теперь его обязанность — сохранить власть, а королева-мать может наслаждаться покоем.

Как странно! Теперь ей нравилась монастырская жизнь: утром лежать в постели допоздна, слушать звон колоколов, читать молитвы, предаваться неспешным размышлениям, рано ложиться, читать, мирно дремать. Вот к чему приходишь, когда тебе восемьдесят.

Не то чтобы королева-мать вдруг стала благочестивой. Она никогда не обманывала себя на этот счет. Да, я прожила грешную жизнь, думала она. И мне, и многим другим было бы лучше, являй я собой образец добродетели. Но такой сотворил меня Господь. «Так что не осуждай меня, — мысленно говорила она Всевышнему. — Если бы Ты хотел, чтобы я жила иначе, Ты не сотворил бы меня такой, какая я есть».

Оценивая пройденный путь, королева думала, что главное ее достоинство — преданность собственным детям. Она не жалела сил ради их блага. Любимцем ее всегда был Ричард, но и остальные дети не могут пожаловаться, что она ими пренебрегала. Кто бы мог подумать, что она почти всех их переживет. Из пяти сыновей в живых остался лишь самый младший, Джон!

Теперь он женат и любит свою юную жену. Скоро они должны подарить Альеноре внука, и тогда она окончательно успокоится.

Но нет, покоя не будет — опять-таки не нужно себя обманывать. С одной стороны, Альеноре нравилась монастырская жизнь; с другой — она желала знать, что происходит в мире. Недаром посылала она своих слуг собирать сведения и слухи: что говорят в народе, где назревает мятеж, и так далее, и так далее.

Слуги первыми доложили ей, что Лузиньяны подняли мятеж. Этого следовало ожидать. Род гордый, воинственный, обид не прощает. Если бы Лузиньяны напустились на графа Ангулемского, это было бы еще полбеды. Обычные распри между соседями, ничего страшного. Но на сей раз дело обстояло куда более серьезно.

Французский король оказал Артуру почести, а это означало, что Филипп поддерживает герцога Бретанского в борьбе против Джона. Филипп уже выступил в поход, его войска вторглись в Нормандию, захватили несколько замков. Тем временем Лузиньяны объединились с Артуром и Ги де Туаром — одним словом, против Джона составилась мощная коалиция.

Поступали все более тревожные вести. Король Филипп стоит лагерем всего в десяти милях от Руана, столицы Нормандии.

Разве могла Альенора оставаться в Фонтевро, когда ее сыну угрожала опасность? Королева-мать обладала острым умом и богатым жизненным опытом. Она знала, что ей предстоит снова потрудиться. Нужно отправляться в Аквитанию, иначе Лузиньяны лишат Джона этой провинции.

Мирное существование закончилось. Старые кости ныли, тело просило покоя, но дух старой королевы был несгибаем. В тот же день она отправилась в Пуатье.

Там крепкий замок, нужно укрепить его и подготовить к осаде. Альенора и думать забыла о старости. Она готовилась к новым битвам, а сердце ее трепетало от радости — вновь начинается настоящая жизнь.

* * *

Артур и его отчим Ги де Туар во главе внушительного войска дошли до города Тур и остановились на ночевку в крепости. После смерти матери подросток сильно возмужал. Теперь ему приходилось принимать решения самому, никто уже не смотрел на него как на ребенка. Окружающие относились к юному герцогу с подчеркнутой почтительностью. Раньше за решением люди ходили к Констанции, теперь — к Артуру. Вот каким он стал важным!

По молодости лет Артур считал необходимым держаться как можно солиднее — пусть все знают, что он уже не мальчик. Даже отчим стал относиться к герцогу иначе. Еще бы — ведь Артур не просто владетельный князь, он наследник короны, похищенной у него коварным дядей.

— Но мы непременно вернем то, что принадлежит нам по праву, — заявил Артур.

— Так и будет! — поддержал его Ги. — Я обещал вашей матери, что буду служить вам, не щадя живота. И я сдержу слово.

В комнату вошла Элеанора, еще не оправившаяся после смерти матери. Она спросила, есть ли какие-нибудь новости.

— Еще раз говорю вам, дорогая сестрица, что вы должны вернуться обратно, — сказал Артур. — В походе женщинам не место.

— Какие глупости, — пожала плечами девушка. — Я хочу быть с вами, и никто меня отсюда не прогонит.

Будь он хоть графом Анжуйским, герцогом Нормандским и королем Английским, все равно она его старшая сестра.

— Я могу приказать вам, — напомнил ей Артур.

Артур недовольно нахмурился. Кажется, Элеанора забыла, что он уже не ребенок. Пора ей к этому привыкнуть!

Альенора обхватила его за плечи и лукаво сказала:

— Как ты заважничал, дорогой братец.

— Артур понимает, какая теперь на нем лежит ответственность, — поддержал пасынка виконт. — Мы держим путь на Пуатье. И Артур прав. Вам, Элеанора, не следует находиться при армии.

— Куда же я отправлюсь? Назад, в Бретань? Чтобы томиться там в одиночестве и изводиться от беспокойства? Это невыносимо! Теперь, когда матери нет, я должна быть все время с вами.

— Если возникнет угроза боя, я все равно отправлю вас обратно, — сказал Артур. — Моя сестра не должна подвергаться опасности.

Ги улыбнулся Элеаноре, давая понять, что спорить с мальчиком не нужно. Пусть чувствует себя настоящим герцогом — ведь в будущем ему предстоит править королевством.

В это время вошел гонец и сообщил, что королева-мать покинула Фонтевро и держит путь на Пуатье.

— Нельзя ее туда пускать! — воскликнул Артур. — Иначе вся Аквитания переметнется на ее сторону. Она мне бабка, но мы враги!

— Трудно быть на стороне внука, если он враждует с собственным сыном, — рассудительно заметила Элеанора. — Жаль, что приходится воевать с собственными родственниками.

— Не будь так сентиментальна, — одернул ее Артур и, обернувшись к отчиму, спросил: — Что будем делать с бабкой?

— Вы правы. В Пуатье пускать ее нельзя. Значит, мы должны ее перехватить.

— Так что же мы теряем время? — величественно спросил Артур.

* * *

Путешествие было утомительным. Альенору сопровождала немногочисленная свита — она собиралась в дорогу поспешно и захватила лишь тех солдат, кто находился в Фонтевро. К концу дня королева совсем выбилась из сил, но тут поступило сообщение, что враг движется с двух сторон: с севера — Артур, с юга — Лузиньяны. Они хотят во что бы то ни стало перехватить королеву Альенору.

— Неподалеку расположен замок Миребо, — сказала королева. — Немедленно туда! Будем держать оборону до тех пор, пока сын не придет ко мне на выручку. Уверена, что он не заставит себя ждать.

Замок Миребо принадлежал верным друзьям королевы. Узнав о грозящей опасности, защитники начали готовиться к обороне. Королева-мать была не слишком встревожена:

— Я так стара, что мне не о чем беспокоиться, — сказала она. — Если меня убьют, что ж, это мало что изменит. В любом случае жить мне осталось недолго. Если же меня возьмут в плен, томиться в неволе мне тоже долго не придется. Но я знаю, что король подоспеет вовремя и не даст меня в обиду.

Она заперлась в главной башне замка и села у окна. Вскоре на горизонте появилось войско ее внука.

Альенора понимала, что долго замок не продержится — стены недостаточно крепки, да и гарнизон малочислен.

После короткого боя солдаты Артура прорвались во внутренний двор.

Королева увидела среди нападавших своего внука. Какой молоденький, подумала она. Совсем ребенок! Сколько ему? Должно быть, еще нет и пятнадцати. В таком раннем возрасте он уже должен принимать важные решения, сражаться за свои права.

У мальчика благородная осанка, таким внуком можно гордиться. Пожалуй, выглядит чересчур самоуверенно, но это вполне естественно — ведь на него свалилась такая ответственность! Мальчик должен всем своим видом показывать, что ноша ему по плечу.

Как он похож на своего отца Джеффри. Бедный сиротка. Что ждет его в будущем?

Но Артур — враг. Его воины вот-вот ворвутся в башню. Дадут ли они возможность королеве поговорить с внуком? Тогда она объяснила бы ему, что ее поступки вызваны не ненавистью к Артуру, а любовью к сыну. Альенора решила, что королем должен быть Джон, и это определило все ее последующие действия.

Артур поднял голову и увидел, что у окна башни стоит его бабка, та самая грозная королева-мать, о которой он столько слышал! Скоро придется с ней объясняться, ведь защитники сражаются из последних сил.

Как быть? Может быть, отправить к королеве Альеноре отчима? Да, так будет лучше. Пусть ее возьмут в плен и запрут где-нибудь, чтобы она не могла больше помогать Джону и мутить воду в Аквитании.

Терзаясь сомнениями, Артур отдал приказ прекратить атаку. Юг де Лузиньян и Ги де Туар спросили, чем вызвано такое решение — ведь победа близка.

— Королева-мать и так уже у нас в плену, — ответил Артур. — Но что мы будем делать, когда взломаем последнюю дверь?

— Переправим ее в один из моих замков, — сказал Юг. — Но никому не скажем, в какой именно.

— Хорошо. Но сделаем это завтра, — объявил Артур. — Солдаты устали. Пусть ночь отдохнут, а на рассвете мы закончим дело.

Оба рыцаря согласились с таким решением, а солдаты обрадовались еще пуще — можно будет как следует подкрепиться и поискать вино в погребах. Марш был долгим и трудным, схватка ожесточенной, а королева-мать и так уже никуда не денется. Можно несколько часов отдохнуть, прежде чем покончить с последними защитниками.

Спустилась ночь.

Альенора ждала в башне. С минуты на минуту к ней должен был явиться внук, а может быть, Ги де Туар. Они велят ей собираться в дорогу. Интересно, куда они решили ее отправить?

Неужто на старости лет снова становиться пленницей? Какая ирония судьбы! Когда-то ее посадил в темницу муж, теперь — собственный внук. Неплохо было бы побеседовать с Артуром. Может быть, ей все-таки предоставят такую возможность?

Альенора не могла сомкнуть глаз. Слишком много потрясений, да и возраст, что ни говори. Старикам по ночам все равно не спится.

Где же Джон? Добрался ли до него гонец? Неизвестно еще, какое решение примет король. Может быть, не сможет оторваться от Изабеллы? Или же поскачет на выручку?

Любопытно будет посмотреть. Жизнь вообще штука любопытная. Потому-то Альенора и прожила на свете так долго, что интерес к сюрпризам, которые готовит жизнь, в ней не угас. Но и к смерти королева относилась с философским спокойствием.

Артур тоже не мог уснуть. Он одержал победу, захватил в плен саму королеву-мать. Теперь все поймут, что он уже не мальчик, а настоящий полководец. И это только начало. Он еще одержит немало громких побед. Никто не посмеет относиться к нему, как к ребенку. И потом наступит день, когда злодей дядя будет разбит и Артур станет королем. У него есть такие замечательные друзья — будущий тесть, Филипп Французский, отчим Ги, которого так любила мать, и еще Юг де Лузиньян, заклятый враг короля Джона.

Успокоенный этими мыслями, Артур уснул.

* * *

Юг де Лузиньян думал об Изабелле. Она почти всегда присутствовала в его мыслях. Вновь и вновь вспоминал он тот ужасный день, когда впервые услышал о ее замужестве. Юг был потрясен, отказывался верить в такое вероломство. Изабелла, конечно, ни в чем не виновата — она всего лишь девочка. Это отец, граф Ангулемский, ее заставил. Юг вспоминал, какой ласковой, очаровательной была его невеста, как бесхитростно льнула она к нему своим полудетским телом. Рыцарю приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не поддаться соблазну. Он берег Изабеллу, ведь она еще совсем ребенок! А этот развратник Джон воспользовался ее невинностью. У него нет понятия о чести и благородстве! До Юга доходили мерзкие слухи о том, что король и королева по целым дням не выходят из опочивальни.

Изабелла! Лузиньян знал, что никогда ее не забудет. Она была такая молоденькая, такая красивая, такая соблазнительная. Но Джон украл ее, прибегнув к подлому обману.

Юг знал, что всегда будет любить Изабеллу и никогда не станет винить ее в случившемся. Зато ненависть его к Джону была безгранична.

На рассвете осаждающие приготовились к последнему штурму.

— Не будем терять времени, — сказал Юг. — Нужно было закончить дело еще вечером.

— Позавтракаем, и за работу, — сказал Артур.

Слуги принесли пирог с голубями.

— Поспешим, — повторил Юг.

— Да-да, — кивнул Артур. — Сейчас доем и отправлюсь к бабке. Скажу, что она — моя пленница. Пусть собирается в дорогу.

Но завтрак закончить так и не удалось. Со стены донеслись крики. К замку Миребо приближалось какое-то войско.

* * *

Когда Джон узнал, что его мать, отправившаяся в Пуатье, перехвачена по дороге Артуром и Югом де Лузиньяном, король проявил не свойственную ему решительность.

Он сразу понял, какой сокрушительный удар задумали нанести ему враги. Если Альенора попадет в плен, Аквитания будет потеряна, а противники Джона воодушевятся. Филипп вторгся в Нормандию, Артур и Лузиньян подступают с юга… Положение не из веселых.

Значит, необходимо спасти Альенору от плена.

Всю ночь король скакал во главе своих рыцарей, и перед самым рассветом на горизонте показались стены Миребо. С огромным облегчением Джон увидел, что враг еще здесь.

Прямо с марша королевские солдаты пошли на приступ. Победа далась легко, ибо у Джона сил было гораздо больше, чем у Артура и Лузиньяна. Многих удалось взять в плен, а больше всего Джон обрадовался, когда к нему привели Артура, его сестру и Юга де Лузиньяна. Затем король взбежал вверх по лестнице, чтобы убедиться, все ли в порядке с матерью.

Глаза старой королевы сияли восторгом. Наконец-то Джон повел себя так, как подобает королю. Теперь она могла гордиться сыном.

* * *

Джон одержал великую победу. Вильям Маршал, сопровождавший короля в броске на Миребо, впервые за время пребывания Джона у власти, избавился от сомнений по поводу правильности своего выбора.

Джон доказал, что он может быть королем. Все устроилось самым наилучшим образом. Двое самых опасных вождей оппозиции попали к нему в плен.

— Нужно немедленно сообщить Филиппу, что Артур теперь в ваших руках, — сказал Маршал.

— Его немедленно об этом известят.

— А Ральф де Лузиньян должен знать, что его старший брат схвачен.

Джон с довольным видом облизнулся.

— Сегодняшний бой стоит многих битв, — сказал Маршал.

У короля были все основания собой гордиться. Он любил такую войну — быструю, победоносную и совсем неутомительную.

Джон горячо обнял мать, а она поздравила его с успехом. Похвала Альеноры была Джону особенно приятна — ведь он всегда гордился своей матерью. Вот и сейчас, невзирая на преклонные годы, она попыталась защищать его интересы. Испытание утомило ее, лишило последних сил.

— Знайте, сын мой, — тем не менее сказала королева. — Если вам понадобится моя помощь, я поднимусь хоть со смертного одра.

Мать и сын распрощались. Альенора могла возвращаться к себе в Фонтевро — необходимость в ее помощи отпала. Теперь можно было не опасаться за Аквитанию, ведь Артур и Юг де Лузиньян угрозы больше не представляли.

— Пусть об этом знают все! — объявил Джон.

Альенора вернулась в свою обитель. Королева-мать нуждалась в отдыхе как никогда. А Джон приготовился возвращаться в Нормандию.

Он пребывал в чудесном расположении духа. Особенно радовала короля мысль, что он может вдоволь поглумиться над своими врагами — племянником и ненавистным Лузиньяном.

Сначала он велел привести к нему Артура. К беседе Джон подготовился весьма тщательно: надел усыпанный жемчугом и бриллиантами камзол, набросил сверху алую королевскую мантию, к поясу прицепил парадный меч, украшенный изумрудами. Вид у короля был весьма торжественный.

Он сидел, небрежно развалившись в кресле. В подобных случаях Джон всегда предпочитал сидеть, чтобы не привлекать внимания к своему не слишком выигрышному росту.

Артура ввели двое стражников. Юный герцог изо всех сил пытался изображать безразличие, но было видно, что ему не по себе.

Джон окинул пленника недобрым взглядом.

— Ха, мой дорогой племянничек, возмечтавший стать королем. Как поживаешь, Артур?

— Плохо, — ответил мальчик. — Но это еще не конец.

Джон приподнял брови, медленно стянул с рук перчатки. Снял кольца — одно с огромным рубином, другое с сапфиром.

— Ты слишком занесся в своих мечтаниях, племянничек.

— Я так не думаю.

— Ничего, у тебя будет время поразмыслить обо всем этом в темнице.

— Так вы посадите меня в тюрьму?

— А куда же, по-твоему? В Вестминстерское аббатство, чтоб тебя там короновали?

— Я этого не говорил.

— Ну вот, видишь, ты все-таки не законченный глупец. А был бы еще умнее, так сидел бы себе в герцогстве Бретанском и наслаждался жизнью.

— Я имею право на большее.

— Ты хочешь сказать, на мою корону? Осторожней, мальчик. Мне не нравятся такие разговоры.

— Зачем же вы вызвали меня, если не желаете со мной говорить?

— Я думал, что ты проявишь раскаяние, падешь на колени, признаешь свою вину и попросишь меня о снисхождении.

— Никогда!

— Да, тебе не удастся ни о чем меня попросить, если я прикажу вырвать тебе язык.

Мальчик побледнел. Ему приходилось слышать о дядиной жестокости.

Джон заметил его испуг и сладострастно прищурился.

— Так что выбирай слова, малыш. Ты покусился на то, что принадлежит мне. Я этого не прощаю. Теперь ты пленник, всецело в моей власти. Я могу приказать своим слугам сделать с тобой все, что пожелаю. Они не посмеют меня ослушаться.

— Лучше бы уж вы меня убили… — храбро начал Артур, но голос его дрогнул.

— Я мог бы покарать тебя самыми разными способами, дорогой племянник. Например, выколоть твои наглые глаза, вырвать твой дерзкий язык. — Он не спеша окинул взглядом худенькую фигурку. — Могу сделать с тобой и еще кое-что. Ты пока мальчишка, но если я захочу, ты никогда не станешь мужчиной. Как тебе понравится такая перспектива?

От смелости Артура не осталось и следа. Он превратился в перепуганного мальчишку.

— Я… Я… — хотел он что-то сказать, но не мог.

— Не слышу, мой мальчик? Как тебе понравилась моя идея? Отвечай, когда тебя спрашивает король. Не испытывай мое терпение, у меня нрав горячий. Тебе об этом, возможно, рассказывали.

— Нет, вы не сделаете этого, даже если хотели бы, — вымолвил наконец Артур.

— Все в моей власти. Ты сам это знаешь.

— Вас все осудят. Весь христианский мир! Дядя не поступает так с племянником, которому всего пятнадцать лет!

— Какое мне дело до христианского мира? Нет уж, мой мальчик, я поступлю так, как мне будет угодно. Однако сейчас мне хотелось просто припугнуть тебя, чтобы ты стал посговорчивей. Если будешь меня слушаться, ничего плохого с тобой не случится. Уведите его, — приказал Джон стражникам. — А ты подумай о моих словах. Представь, как тебе будет житься без глаз, языка и всего остального.

Пленника увели.

«Не думаю, что сегодня ему будет сладко спаться», — с улыбкой подумал Джон.

А теперь настала очередь побеседовать с Лузиньяном.

Юг Коричневый был красивым мужчиной, ничего не скажешь. Он бесстрашно смотрел в глаза королю. Такого не запугаешь — Изабелла права. Неужели она неравнодушна к этому молодцу?

Джон порадовался, что сидит в кресле, а не стоит. Рядом с Югом де Лузиньяном король смотрелся бы невзрачно. Джон провел рукой по королевской мантии, и это его ободрило. Пускай Юг красавец, но король-то все-таки не он.

— Ну вот вы и стали моим пленником, — начал Джон.

Юг слегка поклонился.

— Нужно вам было не задерживаться в замке, а поскорей уносить ноги. Вы совершили ошибку.

— Это верно, милорд, — согласился Юг.

— Вы дали себя схватить. Неужто вы забыли, что подняли мятеж против своего законного короля?

Юг молчал.

— Вам известно, как поступают с изменниками?

— Я не изменник, милорд.

— Как так? Разве вы не подняли бунт?

— Я не скрывал своих намерений. И у меня больше нет обязательств перед вами.

— Вы отказались от участия в Божьем суде.

— Я бы не отказался, если бы со мной скрестили меч вы, милорд. Но с вашим наемником драться я не пожелал.

— Вы, Лузиньяны, слишком много о себе воображаете.

— Прошу прощения, милорд, но наш род славен и велик.

— Не смейте говорить о своем величии в моем присутствии. Мы с вами враги, Юг Коричневый.

— Ваша правда, милорд.

— А теперь вы мой пленник.

— Взятый в честном бою, милорд.

— Нет, вы пытались захватить мою мать — королеву!

— Она решила принять участие в войне, поэтому я действовал по правилам.

— Не смей мне перечить!

— Как вам будет угодно, милорд.

Джон откинулся в кресле и прищурился. Как поступить с Югом? Можно, конечно, подвергнуть его пыткам. Однако этим рыцаря не сломить — Джон знал такой тип людей. С ними не позабавишься, не то что с малюткой Артуром.

Но унизить Лузиньяна можно. Это будет для него мучительней всего. Да и спеси у наглеца поубавится.

Джону пришла в голову отличная идея.

— Увести, — приказал он.

Сдвинув брови, Джон стал думать о Юге и Изабелле. Неужели она и в самом деле его любила? Вполне возможно — мужчина он видный, а Изабелла такая страстная… Слава Богу, Юг этого не понял. Иначе все могло сложиться бы иначе. Лузиньян — дурак! Наверное, в войне он разбирается лучше, чем в любви, но на поле брани ему тоже не повезло.

К Лузиньяну можно не ревновать, но преподать ему урок все равно полезно.

Король позвал слуг.

— Нечего нам здесь рассиживаться, — сказал он. — Отправляемся назад, в Нормандию.

* * *

Идея Джона состояла в следующем: пленников скуют цепями и усадят в телеги, на которых крестьяне перевозят мелкую скотину. Любо-дорого будет посмотреть, как надменного мальчишку Артура, несостоявшегося короля, повезут через всю страну, словно теленка на рынок. А Юг Коричневый, неудачливый жених, будет похож на племенного бычка!

Остальные пленники тоже будут смотреться неплохо, но особое удовольствие Джон получит от унижения этих двоих.

Юный Артур сгорал от стыда, лежа скованный в простой крестьянской телеге.

Так ему и надо, думал Джон. Впредь будет поучтивей.

Король чувствовал себя настоящим триумфатором. Ведь все вокруг твердили, что ему далеко до брата и отца. В народе болтали, что он годен лишь на шашни с собственной женой, что он все время проводит на ее ложе. Если б любому из них дать возможность переспать с Изабеллой, они вели бы себя точно так же! Его смели называть слабым королем, говорили, что с Филиппом Французским ему не совладать, что Артур в скором времени отвоюет английскую корону.

А Джон взял и утер нос им всем!

А каково будет Филиппу, когда он узнает, что его протеже попал в плен, да и Лузиньян заодно! Хороший урок всем баронам. Будут знать, как бунтовать против своего короля.

Джон следовал через всю Нормандию в город Кан, упиваясь победой. Он обязательно покажет пленников Изабелле. То-то будет потеха. Пусть она посмотрит, как они валяются в грязных телегах. Это испытание будет для Лузиньяна горше любых пыток.

А горожане полюбуются на юного Артура, незадачливого претендента на корону.

Что ты скажешь теперь, моя маленькая Изабелла, о своем храбреце Лузиньяне?

* * *

Изабелла ждала мужа в Кане. Едва прибыв в город, Джон немедленно бросился к ней в опочивальню.

Его приветствовал радостный смех жены. Никогда еще они не расставались так надолго.

Джон хвастался Изабелле своим успехом:

— Главное в войне — скорость. Если бы я хоть немного промедлил, все было бы потеряно. Они взяли бы мать в плен. Только представь себе! Их план был необычайно дерзок.

— Но вы успели вовремя, вы сумели их остановить.

— Не только остановить, я взял их в плен. Хочу показать тебе свою добычу.

Изабелла надула губки:

— Не хочу я смотреть на ваших пленников.

— Нет, я настаиваю. Мы схватили самого Артура.

— Но он еще совсем ребенок.

— Кто бы говорил! Он постарше, чем ты.

— Не хотела бы я попасть к вам в плен.

— Это невозможно, — галантно ответил Джон. — Ведь это я твой пленник.

— Красиво сказано, — одобрила Изабелла.

— А теперь пойдем, полюбуешься на этот спектакль.

— Я же говорю, не хочу я смотреть на пленников.

— Ты сделаешь это, чтобы доставить мне удовольствие.

— А я думала, что вас куда больше заботит МОЕ удовольствие.

— Да, но лишь тогда, когда оно совпадает с моим.

Оба расхохотались. В конце концов Джон настоял на своем, Изабелле пришлось уступить.

Что за радость смотреть на всякие гадости? Пленники в цепях — это ужасно, особенно если они молоды и красивы. Изабелла начинала понимать, что с Джоном следует проявлять осторожность. Когда он сердился, глаза у него наливались кровью, и Изабелла сразу вспоминала памятную сцену, как он катался по полу и грыз зубами циновки.

Если она хочет своего добиться, нужно действовать хитростью. Ни в коем случае не допускать открытого столкновения.

Изабелла сидела во дворе рядом с супругом, когда мимо грохотали телеги с пленными.

Бедный Артур, подумала она. Совсем ребенок. Такой печальный, такой напуганный. А ведь они почти одного возраста. Изабелла передернулась, представив себя пленницей Джона — закованной в цепи, на грязной телеге.

Взглянув на следующую повозку, Изабелла ахнула. Юг! Он приподнялся, гордо вскинув голову. Казалось, рыцарь не обращает внимания на то, что происходит вокруг. У Изабеллы заколотилось сердце, волной нахлынули чувства. Ах, только не это! Она испугалась, что эти слова вырвались у нее вслух, ведь Джон следил за каждым ее жестом, за каждым движением.

Юг чуть повернул голову и посмотрел прямо ей в глаза. Что было в его взгляде? Изабелла попыталась безмолвно объяснить ему, что она ни в чем не виновата. Так сложилась жизнь, у нее не было выбора.

«Да, я хотела стать королевой, — думала она. — Хотела! Мне нравятся праздники, наряды, бриллианты, всеобщее поклонение. Нравятся мне и ночи с Джоном, хоть иногда я его пугаюсь. Ах, Юг, если б жизнь сложилась иначе…»

Телега проехала мимо. Изабелла не проводила ее взглядом, с показным равнодушием взглянула на следующего пленника.

— Ну, как тебе твой бывший жених? — спросил король.

Изабелла ответила не сразу, она не могла заставить себя отозваться о Юге пренебрежительно.

— Мне кажется, он держится храбрецом, — сказала она.

Джон замолчал, а сам подумал: если бы она его любила, то не посмела бы говорить при мне подобным образом. Значит, Изабелла довольна своей жизнью. Искренность — лучшее тому подтверждение.

Король приказал поместить Артура в замок Фалез, под стражу. Если мальчишке удастся сбежать, охранникам не сносить головы — пусть знают заранее. Сестра Артура Элеанора была отправлена в Бристоль. Она — женщина, ее можно не опасаться. Пусть живет себе на положении принцессы.

Прочих пленников Джон отправил в замок Корф, расположенный в Дорсете.

— Никак не могу решить, что мне делать с Югом Коричневым, — сказал он Изабелле. — Во всяком случае, тюрьму для него я выберу покрепче. Такой молодец может ведь и сбежать.

Изабелла молчала.

— Придумал! Пусть сидит здесь, в Кане. Здесь превосходная тюрьма — холодная и сырая. Когда мы с тобой лежим в опочивальне, можешь вспоминать своего жениха — ведь он будет совсем рядом. Хотя нет, ты должна думать только обо мне. — Он игриво провел пальцем по ее горлу. — Ты ведь не разочаруешь меня, милая?

— Каким образом?

— Проявив жалость к бедняжке Югу.

— Разве это облегчит его участь? — пожала плечами Изабелла.

— Нет, любимая. Совсем наоборот.

Всю осень они провели в Кане, а затем король решил остаться здесь до Рождества.

Было много праздников, представлений, танцев. Король с королевой, как и прежде, никогда не выходили из опочивальни раньше обеда.

«ВЫКОЛОТЬ ЕМУ ГЛАЗА»

Артур ехал по дороге, окруженный конвоирами. Как не хватало ему матери! Где сейчас Ги? Ах, если бы рядом была Элеанора! Но нет, Артур был совсем один, среди чужих людей, среди врагов.

Юноша все пытался разобраться в причинах столь позорного поражения. Надо было не тратить в Миребо время попусту, а брать бабку в плен и следовать дальше. Тогда победа была бы на его стороне. Как он мог совершить такую ошибку! Вина целиком лежит на нем самом — ведь это он приказал прервать штурм. Конечно, солдаты такому приказу обрадовались, ведь они устали после долгого марша и хотели отдохнуть… А какой чудесный был миг, когда он, Артур, стоял во дворе и руководил приступом, а бабка смотрела на него из окна. Наверняка в ту минуту она пожалела, что оказала поддержку не внуку, а своему никчемному сыну.

И вдруг в мгновение ока все перевернулось. Победители превратились в побежденных, в пленников, униженных и опозоренных. Никогда Артур не простит дяде той крестьянской телеги.

Впереди показались стены замка Фалез, знаменитого тем, что здесь появился на свет великий предок Артура Вильгельм Завоеватель. Должно быть, именно поэтому Джон приказал заточить племянника в Фалезе — пусть на него давит тень прославленного предка.

Комендант замка Вильям де Браоз и его жена Матильда ждали Артура во дворе. Вильям почтительно придержал стремя, помогая принцу спуститься.

— Надеюсь, милорд, ваша поездка была не слишком утомительной, — произнес он так почтительно, что Артур немного приободрился. — Я и моя жена сделаем все возможное, чтобы ваше пребывание в замке было приятным, милорд.

Матильда низко поклонилась Артуру. Это была высокая женщина с волевым лицом и глубоким звучным голосом.

Она сказала, что покои для его милости готовы, она сама позаботилась, чтобы он ни в чем не знал нужды.

После разговора с дядей Артур рассчитывал на куда менее любезный прием.

Комендант провел его вверх по спиральной лестнице; шествие замыкала Матильда.

Спальня, отведенная Артуру, была просторной; о том, что здесь тюрьма, напоминало лишь зарешеченное окно.

Вильям де Браоз извиняющимся тоном сказал:

— Увы, милорд, король приказал, чтобы вас содержали под стражей. За дверью все время будет часовой, а еще один, уж извините, должен спать в вашей комнате. Я понимаю, как это неудобно, но поделать ничего не могу.

— Поймите, милорд, — подхватила Матильда. — Мы хотели бы, чтобы вам в Фалезе жилось хорошо. Если вам что-нибудь понадобится, говорите нам, и мы по возможности выполним ваше пожелание.

Артур поблагодарил обоих супругов:

— Я и не ожидал встретить столь теплый прием. Дядя обошелся со мной куда суровей.

— Многие сожалеют, что все так получилось, — вздохнул Вильям. — Но приказ есть приказ, его нужно выполнять.

— Я не забуду вашей доброты, — пообещал Артур.

Убедившись, что в комнате есть все необходимое, комендант и его жена удалились, и тогда Артур рухнул на кровать.

Ему снилось, что он сбежал из Фалеза и едет на коне во главе войска. Рядом с ним мать и сестра. Они говорят:

— Мы знали, что ты недолго протомишься в плену. Скоро ты будешь свободен.

Проснувшись, Артур почувствовал себя гораздо лучше. Заточение продлится недолго, это очевидно. Добрые бретонцы не позволят, чтобы их юного герцога держали в тюрьме. Да, он потерпел поражение, но не в настоящей битве — просто так уж сложились обстоятельства. Покинь он Миребо на несколько часов раньше, и вся Европа говорила бы о его блестящем успехе. Полдела было бы сделано, корона оказалась бы почти в его руках… Ничего, даже Вильгельму Завоевателю в жизни не все удавалось.

Нельзя отчаиваться. Слава Богу, он попал к хорошим людям, которые не станут пользоваться его униженным положением. Вильям де Браоз и его жена Артуру понравились.

* * *

Тем временем комендант и его жена обсуждали пленника.

— Он совсем ребенок, — вздохнула Матильда.

— Но Джон его боится, а вам известно, на что способен король, когда им владеет страх.

— Неужто вы думаете, что он прикажет вам убить мальчика?

— Я не сделаю этого, даже если такой приказ поступит. Но, говоря между нами, я вполне допускаю, что король на это способен.

— Тогда против него обратится весь мир!

— Когда на Джона находит ярость, он не думает о последствиях. — Как жаль, что король Ричард погиб.

— Что верно, то верно.

Вильям погрузился в раздумья. Он отличался непомерным честолюбием. Предки де Браоз были захудалыми баронами, владевшими маленьким городком Браоз в Нормандии. Вместе с Вильгельмом Завоевателем они переправились в Англию и получили земли в Сассексе, Девоне и Уэльсе. Вильям доблестно сражался на уэльсской границе, где подружился с Ричардом Львиное Сердце. Де Браоз был рядом с королем, когда того поразила стрела во время штурма замка Шалуз.

У Вильяма были далеко идущие планы — он хотел стать первым среди английских баронов. После гибели Ричарда де Браоз тщательно взвесил все «за» и «против» и встал на сторону Джона — не потому, что ему нравился этот человек, а потому, что у брата короля было больше шансов на успех, чем у племянника. Когда Вильям Маршал поддержал Джона, это стало сигналом, чьей стороны следует держаться, для многих людей, подобных де Браозу. Вильям Маршал был прав: в Англии Артура не приняли бы. Джон при всех его недостатках казался ставкой более надежной. В политической игре можно потерять все, если поставить не на ту фигуру. Матильда одобрила выбор мужа. Сильная, мудрая женщина — именно такая жена и нужна честолюбивому человеку.

Джон относился к де Браозу с полнейшим доверием, ибо знал, что Вильям служил Ричарду верой и правдой. Вот почему король решил доверить Артура именно коменданту Фалеза.

Такое поручение было для Вильяма высокой честью, однако он надеялся, что пробудет в этой должности недолго. Его не прельщала перспектива просуществовать всю жизнь в качестве тюремщика, у барона были другие планы. Тем не менее назначение свидетельствовало о доверии короля, и этому де Браоз был рад. Правда, Джон непредсказуем: сегодня ты у него в почете, а завтра в опале. Нужно будет позаботиться, чтобы с ним этого не случилось, думал Вильям.

Однако нелишне и подстраховаться: ведь Джон может потерпеть поражение, поэтому с пленником лучше обращаться как можно почтительней. Если Артур когда-нибудь достигнет высшей власти, он не должен относиться к своему бывшему тюремщику враждебно.

Вот почему жизнь Артура в замке Фалез оказалась не такой уж тягостной. О том, что Артур — пленник, напоминало лишь постоянное присутствие стражников.

Вильям часто играл с юным герцогом в шахматы, а Матильда относилась к нему по-матерински. Иногда ее заботливость даже казалась Артуру чрезмерной, но юноша не сетовал — ведь ему так не хватало матери.

* * *

Тем временем в Кан к королю явился Вильям де Рош.

Джон принял его с видом скучающим и рассеянным, однако это не смутило де Роша, который был человеком гордым и самоуверенным.

Джон все еще кичился своим успехом при Миребо. Ему нравилось купаться в лучах славы. Конечно, королю там повезло, думал Вильям, однако успех этот временный и вряд ли обезопасит континентальные владения Джона на долгий срок. В конце концов, речь идет всего лишь об удачной стычке. Однако король совершенно успокоился и вновь с головой погрузился в жизнь, полную удовольствий.

Вильям де Рош был человеком целеустремленным и честолюбивым — этим он напоминал своего тезку Вильяма де Браоза. Оба умели вовремя оказаться на стороне победителя. Однако если победитель оказывался недостаточно благодарен за поддержку, вполне можно поискать счастья и в противоположном лагере.

В свое время де Рош командовал бретанским войском, однако потом рассорился с королем Филиппом. Дело в том, что французские войска разрушили замок, принадлежащий Артуру, — там укрепились мятежники, не пожелавшие сдаться.

Вильям де Рош заявил Филиппу протест, однако король ответил ему в довольно резкой форме — заявил, что сам решает, как ему действовать в собственных владениях.

Де Рош обиделся и решил расторгнуть союз с французами.

Разгневавшись, Вильям отправился к королю Джону и пообещал ему, что устроит перемирие между ним и Констанцией. Выполнить эту задачу было непросто, ибо герцогиня относилась к Джону с неприкрытой враждебностью. И все же, как известно, де Рош своего добился.

После этого он продолжал поддерживать тесные отношения с Джоном. Когда стало известно, что юный герцог Бретанский осаждает замок Миребо, Вильям де Рош вместе с Джоном поскакал на выручку королевы-матери.

— Если мы захватим Артура в плен, — сказал рыцарь, — обещайте, милорд, что я приму участие в решении судьбы юного герцога.

Джон обещал.

Однако в Фалез к Вильяму де Браозу король отправил Артура, даже не поставив об этом в известность де Роша.

Тот возмутился и потребовал аудиенции у короля.

— Милорд, поздравляю. Артур — ваш пленник, — начал рыцарь, стараясь сохранять хладнокровие.

Джон рассмеялся:

— Вы бы видели физиономию мальчишки, когда я пригрозил его кастрировать. Он поверил, представляете! Любопытно, конечно, было бы лишить его тех удовольствий, о которых по молодости лет он еще не имеет понятия. Мамочка держала его в строгости, так что у племянника вряд ли имеется опыт любовных похождений.

— Надеюсь, молодой герцог здоров?

— Да, но несостоявшийся король превратился в перепуганного птенца.

— Бедный мальчик. Я прошу у вас позволения взять его под свою опеку.

Джон приподнял бровь:

— О нем позаботятся и без вас. Можете не беспокоиться.

— Я рад, что о принце заботятся. Однако мне сказали, что он в Фалезе у де Браоза.

— Де Браоз — славный малый. Я ему полностью доверяю. Он был верным другом моего брата, а теперь преданно служит мне. Конечно, де Браоз не из тех, кто служит бесплатно, но в данном случае наши с ним интересы совпадают.

— Я готов немедленно отправиться в Фалез.

— В этом нет нужды, дружище.

— Нет, милорд, нужда есть. Вы забыли о данном обещании. Я помирил вас с Артуром, я сражался бок о бок с вами, и вы сказали, что в награду вверите Артура моему попечению.

— В награду?! — возопил Джон. — Те, кто служит мне, не смеют рассчитывать на награду.

— Однако, уверяю вас, все о ней думают, — дерзко возразил де Рош.

В глазах Джона зажглись злые огоньки. Де Рош заметил это, однако уступать не собирался.

— Это так. Однако мои слуги слишком почтительны… Или, возможно, слишком осторожны, — со значением добавил Джон, — чтобы беседовать со мной на эту тему.

— Может быть, мне последовать их примеру?

— Вы умный человек, Вильям. Всегда делаете правильный выбор.

— Благодарю за комплимент, милорд.

— Не за что.

Джон дал понять, что устал от этого разговора, и Вильям де Рош был вынужден удалиться.

— Осторожней, — сказал король ему вслед. — Не ошибитесь в выборе.

Однако оскорблять такого человека, как де Рош, было в высшей степени неразумно — рыцарь был человеком энергичным, решительным и влиятельным.

Покинув Джона, он немедленно создал лигу баронов Бретани и захватил несколько замков, отрезав Джона от южных провинций.

Вновь начиналась смута. Победа Джона при Миребо быстро забылась. Лузиньяны горели желанием отомстить за оскорбление, нанесенное главе их рода; король Французский ждал удобного момента, чтобы нанести удар; многочисленные враги Джона точили мечи, и позиции английского короля на континенте делались слабее день ото дня.

Однако Джон отказывался видеть очевидное. После короткой разлуки с женой он вновь, с удвоенным пылом, предался любовным утехам.

Сторонники Джона забеспокоились. Им казалось, что прекрасная Изабелла околдовала короля злыми чарами. Он выходил из ее опочивальни лишь к середине дня, да такой измотанный, что не желал заниматься государственными делами. Короля занимало только одно — скоро ли наступит следующая ночь.

* * *

Изабелла часто думала о Юге, томящемся в сырой темнице. Как он к ней теперь относится? Ведь она не виновата в случившемся. Понимает ли он это? Все решили ее родители и король.

Когда до Изабеллы дошли слухи о страшных делах, происходящих в замке Корф, она затрепетала от ужаса. Все пленники, отправленные в Дорсет, умерли от голода — им перестали давать пищу.

Люди втихомолку роптали, говоря, что так не поступают с благородными пленниками. Ведь они не совершили никакого преступления, лишь верой и правдой служили своему господину.

Дело в том, что пленники подняли мятеж и пытались устроить побег, а когда их план не удался, король Джон приказал заморить всех голодом, чтобы другим неповадно было.

Изабелла часами лежала в постели, думая о том, сколько ужасных вещей происходит вокруг. Король страшен, когда впадает в ярость. На нее он, правда, никогда не гневался, но несколько раз был близок к этому. Что будет, если она заведет любовника? Честно говоря, это было бы очень интересно. Устройство Изабеллы было таково, что она не могла спокойно смотреть на красивых мужчин — каждого она представляла в качестве возлюбленного. Мужчины обжигали ее вожделенными взглядами, они понимали Изабеллу без слов. Как легко и просто было бы стать жертвой искушения. Но что потом сделает Джон?

Так что он все-таки сделает? Иногда Изабеллу охватывало жгучее любопытство, и она готова была рискнуть. Однако, видя, каков король в скверном расположении духа, приходила в ужас от собственного безрассудства.

Беспокоило ее и то, что Джону наверняка тоже приходит в голову мысль о супружеской измене.

Король в последнее время был неспокоен — он знал, что его рыцари ропщут. Вильям де Рош накапливал силы. Это был серьезный противник, и Джон почувствовал, что его благодушие сходит на нет. Французский король мог в любой момент воспользоваться удобной ситуацией и перейти к решительным действиям.

С огромным сожалением Джон оторвался от молодой супруги и отправился в поездку по своим владениям. Изабеллу пришлось отправить в Шинон.

Враги короля, открыто потешавшиеся над влюбленным Джоном, решили, что такую возможность упускать нельзя. Что, если взять Изабеллу в плен? За королеву можно будет получить любой выкуп.

Когда Изабелла прибыла в Шинон, ей сообщили, что на замок идут мятежные бароны, чтобы захватить ее в плен. Примерно в то же время тревожная весть дошла и до Джона. Король пришел в ужас и хотел немедленно броситься на выручку. Никогда больше он не допустит, чтобы их разлучили.

Однако приближенные посоветовали Джону воздержаться от опрометчивого поступка — вполне возможно, что все это западня, ловушка, в которую короля заманивают враги. Тогда Джон послал за Изабеллой большой отряд наемников. Всадники мчались к Шинону во весь опор и по дороге встретили кортеж королевы, преследуемый врагом.

Изабеллу благополучно доставили к Джону.

Увидев ее, он чуть не разрыдался от облегчения, подхватил жену на руки и унес в опочивальню.

Она от души посмеялась над его страхом.

— Ну и что было бы, если бы они взяли меня в плен? Что бы вы сделали?

— Я не успокоился бы до тех пор, пока не вернул бы тебя обратно. — А как же ваше королевство? Ведь вы могли бы его лишиться.

— Никогда! — закричал Джон. — Они бы не посмели! А если бы я и отказался от короны, то немедленно забрал бы ее назад.

— Вы многим рискуете.

— Все, что утрачено, будет возвращено.

— Когда?

— Когда наступит время.

— А точнее?

— Когда ты перестанешь отвлекать меня от государственных дел.

— Неужели такое возможно?

— Разумеется. Но еще не сейчас.

— Мне кажется, вы сомневаетесь в моей преданности, — сказала Изабелла.

— Отнюдь. Ты нуждаешься во мне не меньше, чем я в тебе.

— Это правда, но люди могут подумать иначе.

— Почему?

— Все видят, что вы ревнуете к Югу Коричневому.

— С чего ты взяла?

— Но ведь он сидит закованный в цепи.

— Да, это наказание за его грехи.

— Вы держите его в тюрьме, как и Артура. Почему вам опасен Артур, мне понятно. Но с какой стати вы должны бояться Юга?

— Бояться?! Какая чушь!

— Зачем же тогда держать его в оковах? Или это наказание за то, что он когда-то любил меня?

— Нет, просто он мой враг.

— А люди говорят, что вы его боитесь. Боитесь, что он уведет у вас жену.

— Кто смеет говорить такое? Я вырежу ему язык!

— Об этом все перешептываются. Слишком много придется резать языков. Вы что, хотите, чтобы вам прислуживали безъязыкие слуги? Лучше всего положить конец этим сплетням, освободив его.

— Кого? Юга де Лузиньяна?

— А почему бы и нет? Тем самым вы выкажете ему свое презрение.

Король призадумался.

— Мелкий барончик, он не посмеет мне противостоять. Вряд ли ему понравилась поездка в грязной телеге. Уверяю тебя, Изабелла, это было ему мучительней, чем сотня плетей.

— Не сомневаюсь. Если вы освободите его, он будет унижен еще больше. Он подумает: «Джон презирает меня, иначе он ни за что бы меня не выпустил».

— Это женская логика, — рассмеялся Джон. — Это правильная логика. Чего это ты вдруг так интересуешься его судьбой? — подозрительно осведомился король.

— Вовсе я ею не интересуюсь. Просто мне не нравится, что люди думают, будто вы его боитесь, — зевнула Изабелла. — И вообще, мне надоело разговаривать об этом человеке.

Она поцеловала Джона, но тот думал о Лузиньяне.

Может быть, и в самом деле выпустить его? Все скажут, что король не держит на Юга зла. А с какой стати Джону на него злиться? Пускай Юг злится, он кругом проиграл. Не отослать ли его обратно в Лузиньян? Тем самым Джон покажет, что не придает этому жалкому дворянчику никакого значения.

* * *

Вильям Маршал попросил аудиенции у короля. Джон встретил старого рыцаря весьма любезно, помня, что именно Маршалу обязан короной.

— Правда ли, милорд, что вы отправили послание Лузиньянам?

— Да, правда.

Маршал недоверчиво приподнял брови, а король поспешно пояснил:

— На юге неспокойно, у меня там слишком много врагов. Мне нужно обзавестись в тех краях союзниками. Если Лузиньяны перестанут враждовать со мной, вся ситуация изменится.

— Но они ваши злейшие враги, милорд.

— Даже врагов можно сделать друзьями. Вы сами это знаете.

— Кому нужны такие друзья?

— Но Лузиньяны когда-то были союзниками английской короны. Мой брат их высоко ценил.

— Ваша женитьба, милорд, навсегда испортила отношения с Лузиньянами.

— Не думаю. И именно поэтому я решил освободить Юга Коричневого и его людей. Взамен я потребую от них некоторых обязательств. Они должны защищать мои южные границы. В залог я возьму несколько замков и земельные угодья. Пусть Лузиньяны управляют от моего имени графством Ла-Марш. Это значительно укрепит мои позиции.

— Милорд, одумайтесь!

— Решение уже принято.

— Но вы доверяете Лузиньянам важнейший стратегический пункт!

— Я знаю это.

— Неужто вы верите, что они станут служить вам?

— Я возьму с них присягу на верность. Пусть знают, что я Лузиньянов не боюсь. Презренный Юг Коричневый мне не страшен.

— Из этого ничего не выйдет!

— Вы слишком упрямы, Маршал.

— Как бы вам не пожалеть о своем решении, милорд.

— Погодите, вы еще убедитесь, что я прав.

— Хотелось бы верить. Это меня порадовало бы.

— Ничего, все будет хорошо.

— Так ваше решение остается в силе, милорд?

— Да.

Вильям Маршал удалился, опечаленный и встревоженный. Неужели король повредился в рассудке? Его губит сластолюбие, подтачивает физические и духовные силы. Так говорят люди, и, похоже, они правы.

Разумеется, опасения Вильяма Маршала оправдались. Получив свободу и вернувшись в свои владения, Юг де Лузиньян тут же отказался от данной присяги.

— Присяга, данная человеку, у которого нет чести, ровным счетом ничего не значит, — объявил он. — Джон — чудовище. Нужно лишить его короны, а для этого любые средства хороши. Я не успокоюсь до тех пор, пока Иоанн Английский вновь не станет Иоанном Безземельным. Наша страна не может быть счастлива с таким государем.

Джон впал в неистовство, поняв, что его оставили в дураках. О, что он сделает с Лузиньяном, если тот когда-нибудь снова попадет в плен! Король сыпал страшными ругательствами, его выпученные глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

Какой же он дурак! Зачем он послушался Изабеллу? Неспроста заступилась она за Юга! И все же план был неплох: если бы Юг сдержал слово, южная граница была бы надежно защищена.

Но Юг, увы, проявил вероломство. Теперь он затевает новую смуту, а Филипп Французский тем временем собирает большое войско.

Джон вспомнил о пленнике замка Фалез и помрачнел. Что будет, если Артура освободят? Его усадят на английский престол!

Нужно как-то решить эту проблему. Положение складывается угрожающее: Вильям де Рош взялся за оружие, Лузиньяны снова подняли мятеж.

Но главную опасность представляет юный Артур.

* * *

С Артуром нужно было что-то делать. Подумать только, сколько хлопот из-за глупого мальчишки! Единственное утешение, что враг находится во власти Джона. Будь он фигурой попроще, можно было бы по-тихому убрать его, и дело с концом. Но из-за убийства принца поднимется скандал на всю Европу. Начнут кричать, что Джон злодейски умертвил подростка, почти ребенка. Можно себе представить, как воспользуется ситуацией коварный Филипп. И все же сидеть сложа руки нельзя.

Проблема Артура отравляла королю жизнь. Даже по ночам он не находил себе покоя — вдруг мальчишка сбежит? Вдруг он окажется на свободе, у себя в Бретани или при французском дворе? То-то враги воодушевятся.

Здесь без верного, надежного человека не обойтись. И Джон вспомнил о Хьюберте де Бурге, племяннике лорда, который служил стюардом при Генрихе II и пользовался милостью короля. Король Ричард приблизил к себе Хьюберта, а Джон доверил ему возглавить посольство к португальскому двору, когда нужно было предпринять обходной маневр перед женитьбой на Изабелле.

Послы оказались в весьма затруднительном положении — ведь разгневанный португальский король мог отыграться на них за нанесенное оскорбление. Такое случалось и прежде, посему послы приготовились к худшему. Однако португальский король проявил выдержку и не стал срывать зло на невинных. Посольству было позволено беспрепятственно вернуться в Англию.

Джон отметил, что Хьюберт де Бург ни словом не упрекнул своего монарха, хотя вообще-то слыл человеком не робкого десятка. Главным своим долгом этот рыцарь считал служение стране и престолу. При этом, если поведение короля казалось ему неправильным, он прямо высказывал недовольство. Отец и брат Джона ценили людей честных и открытых, да и сам Джон в глубине души понимал, что лишь таким слугам можно по-настоящему доверять. Вильям Маршал принадлежал к той же породе. Он сразу заявил, что возражает против освобождения Юга де Лузиньяна — как показали последующие события, Маршал был прав. Впрочем, Джон и поныне считал, что в освобождении Юга был свой смысл. Король продемонстрировал всем, что не придает Лузиньяну ни малейшего значения, почитает ниже своего достоинства ревновать к незадачливому сопернику. Теперь никто не станет болтать, что Джон терзается завистью к такому красавцу. Публичное унижение, которому он подверг Лузиньяна после пленения, было воспринято многими именно как проявление слабости Джона. Конечно, Вильям Маршал сказал бы, что Джон руководствовался не государственными, а личными соображениями, но разве старику понять, как много значит для настоящего мужчины женщина, подобная Изабелле?

Но хватит думать об Изабелле, есть важное государственное дело, требующее разрешения. Итак, Хьюберт де Бург. Этот человек сделает что угодно ради блага своего короля и своей страны.

Джон послал за де Бургом. Разговор проходил с глазу на глаз — король специально позаботился о том, чтобы поблизости не было посторонних ушей.

— Хьюберт, друг мой, рад вас видеть.

— А я рад видеть вас, милорд. Надеюсь, вы в добром здравии.

— Можете убедиться в этом сами. Я послал за вами, потому что настали тревожные времена, а я знаю, что вы верой и правдой служили моему брату. Вы — человек, которому я могу доверять.

— Благодарю, милорд.

— Выполняя мои приказы, вы принесете пользу не только мне, но и своей стране.

— Ради этого я и живу, милорд, — искренне сказал Хьюберт.

— Вам известно, в каком сложном положении мы сейчас находимся.

— Да, но… — Хьюберт запнулся.

Не скажешь же королю, что легких времен для монарха не бывает. Английским государям всегда приходилось прилагать немало усилий, чтобы сохранить свои заморские владения. Если дни напролет валяться в постели, можно всего лишиться. Нужно взять в руки меч, и тогда дело пойдет на лад.

— Есть человек, представляющий собой огромную опасность, — продолжил Джон. — Он — знамя, вокруг которого в любой момент могут объединиться все мои враги. Я говорю о герцоге Бретанском, которого так ловко использует Филипп в своей игре.

— Вы правы, милорд. Принц Артур и в самом деле вам враг, но теперь он ваш пленник, а сэр Вильям де Браоз и его супруга позаботятся о том, чтобы герцога надежно охраняли.

— Знаю, знаю. Но мне нужна ваша помощь, Хьюберт. Вы должны отправиться в Фалез и взять на себя охрану Артура.

— Вы недовольны Вильямом де Браозом?

— Вовсе нет. Но теперь ваш черед сменить его на этом ответственном посту.

Хьюберт был озадачен. Ему казалось, что чета де Браозов подходит на эту роль идеальным образом.

— Мне нужно избавиться от Артура, — медленно произнес Джон.

Де Бург вздрогнул, и король быстро продолжил:

— Нет-нет, я не хочу, чтоб вы его убивали, это было бы глупостью.

— А также страшным злодеянием, милорд.

Джон нахмурился. Итак, де Бург оказался человеком совестливым или изображает из себя праведника.

— Вам ведь случалось убивать людей, не правда ли? — осведомился король.

— Да, но в сражении. Это совсем другое дело. На хладнокровное убийство беззащитного человека я ни за что не пойду.

— Я и сам о подобном не помышляю, — с благочестивым видом возразил король.

Он знал, что репутация человека жестокого и беспощадного немало вредит ему в глазах окружающих, и потому старался, хотя бы на словах, выступать поборником нравственности.

— Мой славный Хьюберт, неужели вы думаете, что я мог бы спокойно спать по ночам, если бы отяготил свою совесть убийством мальчика, да к тому же еще родного племянника?

Де Бург вздохнул с облегчением.

— Если так, милорд, то я готов сменить на посту коменданта сэра Вильяма де Браоза.

— Вот-вот, отправляйтесь. Но знайте, что вашего короля крайне заботит ситуация, в которой все мы оказались. Возможно, вам кажется, что я проявляю непростительную пассивность. Нет-нет, не возражайте мне!

Хьюберт и не пытался возражать, ибо именно такого мнения и придерживался.

— Мне невыносима мысль о том, что столько достойных людей гибнет из-за алчности баронов, которым хочется расширить свои владения… Сколько несчастных вдов, сколько сирот! Мысль о них не дает мне покоя.

«А как же пленники замка Корфу? — подумал Хьюберт. — Они вашу совесть не тяготят?»

— Я хочу положить конец войне, — продолжил король. — Моя страна должна жить в мире, мои владения — процветать. Вы честный рыцарь, Хьюберт. Ведь я в вас не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, милорд.

— Ну вот, значит, мы заодно. Однако война не прекратится до тех пор, пока имеется претендент на престол. Стоит Артуру сбежать, и все наши враги сразу же поднимут головы. Война будет продолжаться до бесконечности…

Хьюберт печально кивнул.

— Если же Артура не будет… — Джон не договорил, увидев, что де Бург упрямо сжал губы. Нет, этот человек мальчишку не убьет. По-своему он прав — убийство Артура может слишком дорого обойтись. Достаточно вспомнить, как Генрих II расправился с Томасом Беккетом. Джон передернулся, вспомнив, какой унизительной церемонии покаяния должен был подвергнуться его отец за это преступление. «От меня они такого не добьются, — подумал Джон. — Ни за что на свете».

— Пока есть Артур, остается опасность войны, — сказал он вслух. — Я хочу эту опасность устранить, и вы должны мне помочь — ради мира, ради блага нашей страны.

— Ради этого я готов на что угодно, милорд.

— Хорошо сказано, Хьюберт. Итак, вы дали мне слово, а я знаю, что вы — человек чести и не пойдете на попятный. Итак, отправляйтесь в Фалез. Не спускайте с пленника глаз, а когда наступит час, поступите с ним так, чтобы он больше не представлял угрозы для нашей страны.

— Что для этого нужно сделать, милорд?

— Выколоть ему глаза и оскопить его. Никто не захочет жить под властью слепого короля, который к тому же не может иметь потомства. Артур превратится в полнейшее ничтожество.

Хьюберт побледнел.

— Это все, что я хотел вам сказать, — заявил Джон. — Можете идти. Отправляйтесь в Фалез, примите командование над гарнизоном, а недель через пять-шесть я отправлю вам приказ, и вы сделаете то, что я вам сказал. Тем самым вы сотворите для своей страны великое благо.

— Но милорд…

— В любом случае я в долгу не останусь, — засмеялся Джон. — Вы ведь меня знаете. Если честно выполните приказ, вас ждет награда.

Де Бург вышел из комнаты, пошатываясь, словно пьяный.

* * *

По дороге в Фалез рыцарь попытался собраться с мыслями.

— Что мне делать? У меня всего пять или шесть недель. Слава Богу, приказ не нужно выполнять прямо сейчас. Нужно прийти в себя, принять правильное решение.

Как зловеще блеснули глаза короля, когда он сказал, что в долгу не останется. Это была прямая угроза: мол, не выполнишь приказ, пеняй на себя. Король Англии — настоящее чудовище.

Но он прав. Если бы не Артур, страна могла бы наслаждаться миром и покоем. Все враги Англии готовы объединиться вокруг претендента на престол. Исчезни Артур, и в стране наступит мир, ценой одной жизни будут спасены тысячи и тысячи.

И потом, Артур ведь останется в живых. Однако Хьюберт содрогнулся, представив себе несчастного, слепого мальчика, шарящего руками по сырой стене темницы. А приказ об этом чудовищном преступлении должен отдать он, рыцарь де Бург.

«Разве я могу это сделать? — спрашивал себя рыцарь. И отвечал вопросом же: — Разве могу я этого не сделать?»

Так, в сомнениях, добрался он до Фалеза.

Сэр Вильям де Браоз и его властная супруга уже поджидали нового коменданта.

— Почему король решил произвести замену? — сразу же спросила Матильда.

— Не знаю, — ответил Хьюберт.

Он и сам не понимал, почему такое темное дело доверено именно ему, а не де Браозу. Интересно, как повел бы себя сэр Вильям, поручи ему король такое. Жаль, спросить нельзя. Об этом деле следует помалкивать, однако тошнотворная мысль не давала Хьюберту покоя, возвращалась вновь и вновь.

— Вы рады, что освобождаетесь от столь тягостной обязанности? — спросил он вслух.

— Да, быть тюремщиком при принце королевской крови — занятие малоприятное, — ответил сэр Вильям.

— В душе он совсем еще ребенок, — нежно сказала Матильда. — Мне уже кажется, что он один из моих детей. Мальчик нуждается в материнской ласке. Он был бы куда счастливее, если бы не гонялся за химерами, а учился бы и играл, как всякий нормальный подросток его происхождения.

— Я вижу, вы относитесь к нему по-доброму.

— Кто знает, — многозначительно заметил сэр Вильям, — как все обернется в будущем.

Хьюберт знал, что так же думают многие. Однако дело было не только в холодном расчете — люди вообще испытывали нежность к юным созданиям.

Нового коменданта отвели в покои пленника, и сэр Вильям представил рыцаря Артуру.

— Это Хьюберт де Бург, который сменит меня в должности коменданта.

Мальчик окинул высокомерным взглядом своего нового тюремщика. Бедняга ты, бедняга, подумал Хьюберт, если б ты знал, какая судьба тебе уготована. Сердце рыцаря сжалось от сострадания — он разглядел за надменными манерами перепуганного мальчишку, который изо всех сил старался сохранять лицо. «Как же я сделаю с ним такое? — вновь спросил себя Хьюберт. — Ведь он совсем ребенок! Мог бы я поступить подобным образом с закоренелым злодеем? Возможно. Но с подростком… Помоги мне, Господи».

Два дня спустя чета де Браозов покинула замок.

* * *

Хьюберт решил, что ему следует сойтись с пленником поближе — может быть, он сможет дать Артуру понять, какая страшная судьба ему уготована. Они подолгу сидели вместе, разговаривали, рыцарь смотрел в юное лицо, заглядывал в ясные голубые глаза и представлял себе, что на их месте пустые глазницы.

Артур привязался к новому коменданту еще больше, чем к де Браозам. Сэр Вильям казался ему человеком себе на уме, Матильда слишком подавляла его своей властностью. Однако рыцарь де Бург сразу же пришелся принцу по душе затаенной грустью, читавшейся в его взоре. Голос Хьюберта был то мягок, то внезапно делался суровым и гневным, словно коменданта раздражало само присутствие Артура. Однако сразу же вслед за этим де Бург терялся и опять переходил на ласковый, как бы извиняющийся тон. Артур не мог понять, чем вызвано такое поведение. Впервые за время пленения юноша не чувствовал себя одиноким.

Хьюберт заметил, что принц стал чаще смеяться, движения его сделались свободными и раскованными. Как-то раз Артур сказал:

— Я очень рад, что вы, Хьюберт, со мной.

— Это еще почему? — насупился рыцарь. — Разве сэр Вильям был плохим комендантом?

— Вы не просто комендант, Хьюберт, вы мой друг. Знаете, у меня никогда еще не было друга. Человеку моего происхождения трудно обзавестись настоящими друзьями. Всегда кажется, что окружающим от тебя что-то нужно. Но ведь вам от меня ничего не может быть нужно, верно? Я ваш пленник… Однако с тех пор, как вы появились в замке, заточение перестало быть мне в тягость.

«О Господи, спаси меня и помилуй, — мысленно взмолился рыцарь. — Я не смогу это сделать».

— У вас в глазах слезы, Хьюберт. Вот уж не ожидал.

— Это все проклятый ревматизм.

Артур громко расхохотался и крепко обхватил Хьюберта за плечи.

— Вы лжете, мессир. Я знаю, вы человек чувствительный, и вам тоже приятно, что мы стали друзьями. Ну, признавайтесь.

— Возможно, однако…

— Все, больше ничего не говорите, — смеялся Артур. — Идемте-ка, я обыграю вас в шахматы. Нужно отомстить за прошлую партию.

И они склонились над шахматной доской.

Какие ясные у него глаза, думал Хьюберт и вспоминал ужасающие раны и увечья тех, кто навлек на свою голову гнев королей и могущественных лордов.

«Однако это необходимо сделать ради блага моей страны», — тут же напомнил себе де Бург.

— Нет-нет, — вырвалось у него вслух. — У меня не получится!

— Это точно, — оживился Артур. — Еще один ход, и вам мат.

Его смеющиеся глаза смотрели прямо на Хьюберта.

«Если он будет смотреть на меня ТАК, у меня не хватит сил», — подумал де Бург.

* * *

Они часами беседовали о всякой всячине. Артур рассказывал де Бургу о детстве, о постоянных переездах из одного замка в другой.

— Я с ранних лет понял, что я — важная персона. И еще я понял, что мне постоянно угрожает опасность. Сколько раз я мечтал о том, чтобы стать обычным, таким же, как все.

— Да уж, лучше не быть слишком важной персоной, — согласился Хьюберт.

— Иначе обязательно найдутся люди, которые захотят отнять у тебя то, чем ты владеешь по праву. Как вам нравится мой дядя Джон?

— Он — король.

— А многие считают, что он не должен быть королем. Но я знаю, Хьюберт, что вы его слуга, и не пытаюсь склонить вас к измене. Я хотел лишь спросить, нравится ли он вам как человек?

— Я знаю его лишь как монарха.

— Говорят, у него жестокий нрав. Должен признаться, я здорово перепугался, когда разговаривал с ним с глазу на глаз. Признаюсь в этом только вам. Мне рассказывали о нем страшные истории, просто страшные.

— Когда король в гневе, он может быть жестоким, — кивнул Хьюберт, — даже по отношению к самому себе.

— Надеюсь, когда-нибудь он расшибет себе голову, — с надеждой вымолвил Артур. — Поскорей бы уж. Как вы думаете, это возможно?

— Не знаю.

— Жаль, что я не могу увидеться с сестрой. Что он с ней сделал? Она тоже в тюрьме?

— Я слышал, что принцесса живет в Бристольском замке, где с ней обращаются весьма почтительно.

— Рад слышать это. Элеанора не опасна Джону — во всяком случае, пока я жив. Ах, Хьюберт, мне только что пришло в голову: если я погибну, то право престолонаследия перейдет к Элеаноре. Что же тогда будет?

— Вы слишком молоды, милорд, чтобы говорить о смерти.

— Однако положение мое таково, что моя жизнь может в любой момент оборваться.

— Этого не произойдет, пока я отвечаю за вашу охрану.

— Меня утешает эта мысль, Хьюберт. Иногда я лежу ночью в постели и не могу сомкнуть глаз от страха. Мне все кажется, что дверь распахнется и в спальню ворвутся убийцы, подосланные королем Джоном. Это вполне может произойти, ведь я мешаю ему, я опасен. Слишком многие хотели бы видеть на престоле не его, а меня. Но потом я говорю себе: «Со мной Хьюберт, он защитит меня», — и на душе делается спокойней.

— Да, — кивнул де Бург. — Я сумею вас защитить.

— Потом я засыпаю, а утром смеюсь над своими страхами. Однако ночью мне приятно думать, что вы неподалеку. И еще я много размышляю об Элеаноре. Она старше, чем я. Когда мы были маленькими, она обо мне заботилась, мне нравилось находиться с ней вместе. Жаль, что нам запрещено общаться друг с другом. Как я был бы рад, если бы она тоже жила в Фалезе. Вам бы понравилась Элеанора. Она спокойная, уравновешенная, не то что я. Но ведь она и старше. Знаете, она никогда не завидовала мне из-за того, что я… мальчик. А мать без конца повторяла, что самый главный в семье — я. Однако Элеанора — следующая после меня в порядке престолонаследия, и это меня тревожит. Если по справедливости, то даже у нее больше прав на престол, чем у Джона.

— Прямой порядок престолонаследования не закреплен законом, — возразил Хьюберт. — Люди привыкли к тому, что на престол восходит старший сын короля, однако если он почему-либо считается недостойным такой чести, корону передают следующему. Ваша сестра — женщина, и потому ее шансы на корону весьма незначительны.

— Да, вы правы. Настоящий наследник — я, а за мной последуют мои сыновья. Я бы хотел, чтоб у меня было много сыновей. Интересно, какими они вырастут?

Хьюберт закрыл глаза. «Нет, это выше моих сил, думал он. — И с каждым днем все трудней».

— Что с вами, Хьюберт? Вы устали?

— Нет, я не устал.

— Я вижу, у вас опять плохое настроение. Развеселитесь. Мне больше нравится, когда вы веселый.

Дни летели быстро, пленник и тюремщик сближались все больше.

* * *

Было ясно, что бретонцы не успокоятся, пока их герцог в плену. В Фалез то и дело поступали сообщения, что бретанские бароны один за другим совершают набеги на Нормандию, разыскивая своего герцога.

Артура эти вести радовали, ибо Хьюберт не считал нужным утаивать от своего подопечного содержание донесений. Часто они стояли вдвоем у окна, глядя вдаль.

— Иногда мне кажется, сэр, что вы были бы рады, если бы мои друзья захватили замок, — сказал Артур.

— Как вы можете говорить такие вещи?

— Я хорошо изучил вас. Я чувствую, в какое волнение приводит вас эта мысль. Что произойдет, если замок окружат мои люди?

— Будет осада.

— Тогда мы с вами превратимся во врагов? Вы будете защищаться, я же молить Бога, чтобы мои вассалы победили. Ах, Хьюберт, как это досадно! Мы с вами должны быть заодно. Надеюсь, когда-нибудь так и будет. Когда я добьюсь того, что принадлежит мне по праву, вы станете моим главным советником. И мы всегда будем вместе. Вы — мой лучший друг, и я никогда не забуду дни, проведенные в Фалезе. Из-за вас плен превратился в радость.

Рыцарь молчал, делая вид, что разглядывает окрестности.

Но бретонцы до замка так и не добрались. Король Джон в кои-то веки проявил расторопность и отогнал вражеские отряды за пределы Нормандии.

Хьюберту доложили, что прибыл посланец от короля, требующий разговора с комендантом с глазу на глаз. У рыцаря упало сердце, он догадался, какую весть привез гонец.

Слугу короля Хьюберт принял у себя в спальне, предварительно плотно закрыв дверь.

— Ну, что у вас? — спросил он.

— Король приказал, чтобы я передал его слова только вам и больше никому. Первое: герцога Бретанского следует заковать в кандалы.

— В кандалы? Но он и так под надежной охраной. Я не спускаю с него глаз.

— Приказ есть приказ. И это еще не все. Король велел передать, что вы должны исполнить его волю. О выполнении доложить немедленно.

Хьюберт склонил голову.

Час, которого он так страшился, настал.

* * *

— Зачем нужны эти кандалы?

— Таков приказ короля.

— Но раньше в этом не было необходимости.

— Вы же знаете, что ваши сторонники пытаются вас освободить.

— Ага, так король испуган!

— Возможно.

— Но кандалы — это уж слишком! Я ведь принц, меня это унижает.

— Цепи унижают любого, — ответил Хьюберт, — не только принцев.

— Однако чем выше происходит человек, тем острее он чувствует оскорбление.

— Мы сделаем вот что, — сказал комендант. — Когда я с вами наедине, кандалы будем снимать.

— Я вижу, эти новшества нравятся вам не больше, чем мне.

— Конечно, они мне не нравятся.

— Ведь в глубине души вы желаете мне блага, верно? Уверен, что вы были бы рады, если бы мои друзья меня освободили.

Хьюберт сглотнул и ничего не сказал.

— Признайтесь, что я прав! — воскликнул Артур.

— Да, я был бы рад — за вас.

— Ах, милый Хьюберт! Я много думал об этом. Что сделает с вами Джон, если меня освободят? Ведь вся вина ляжет на вас. Я не могу допустить, чтобы король срывал на вас гнев, ведь Джон так жесток. Он безжалостно расправляется с теми, кто вызвал его неудовольствие. И я придумал. Я взял бы вас с собой. Я бы сказал своим людям: свяжите Хьюберта де Бурга, он мой пленник. Тогда мы с вами поменялись бы местами, но все равно остались бы друзьями.

— Увы, этого не произошло, — вздохнул Хьюберт.

А мысленно добавил: жаль, очень жаль.

* * *

В Фалез прибыл новый гонец. Он спросил, есть ли у Хьюберта де Бурга известие для короля.

— Еще не время, — ответил Хьюберт.

— Король проявляет нетерпение. Он требует, чтобы вы как можно скорее доложили об исполнении приказа.

— Скоро доложу, — коротко ответил Хьюберт.

Он стоял у окна и смотрел, как королевский посланец удаляется от замка.

Тянуть больше было невозможно. Оставалось только найти исполнителей и проследить за тем, как они сделают свое дело.

Рыцарь заперся у себя в спальне, бросился на колени и стал взывать к Господу, чтобы Всевышний избавил его от страшной обязанности. Но выхода не было. И тогда де Бург принялся убеждать себя, что король, в сущности, прав. Артура следует убить или искалечить, чтобы никто, даже его верные бретонцы, не помышляли о возведении своего герцога на английский престол. Иначе не будет в королевстве ни мира, ни покоя.

Но было бы лучше, если бы мальчика просто убили. В тысячу раз лучше.

Увы, приказ есть приказ. Его нужно выполнять.

Комендант вызвал к себе двоих слуг, людей бывалых и несентиментальных, готовых ради денег на что угодно. Де Бург знал, что этим молодцам случалось и прежде выполнять подобные задания, за которые они брались весьма охотно, даже с удовольствием.

Такие мерзавцы сделают работу качественно и, главное, быстро.

Де Бург поговорил с ними, объяснил, в чем состоит королевский приказ.

— Все ясно, милорд, — воскликнул один из слуг. — Я ничуточки не удивлен. Давно пора было бы это сделать.

— Когда работа будет выполнена, — сказал Хьюберт, — вы оба уберетесь отсюда. О происшедшем никому ни слова. Сами знаете, что с вами будет, если проболтаетесь.

— Мы будем немы, как могила, милорд. Когда приступать?

— Скоро. Чем скорее, тем лучше.

— Думаю, милорд, тут лучше действовать раскаленным железом.

Хьюберт передернулся и, отвернувшись, буркнул:

— Убирайтесь. Приготовьтесь и ждите, когда я вас вызову.

Он вновь заперся в спальне, принялся молить Господа, чтобы Он дал ему сил.

— Лучше бы я умер, — прошептал рыцарь.

Затем решительно поднялся и отправился в камеру к Артуру. Вскоре здесь должна была произойти непоправимая трагедия, страшное злодеяние, которое — де Бург знал это — будет преследовать его до конца дней.

— Это вы, Хьюберт! — обрадовался Артур. — Снимите с меня скорее эти цепи. Что, сыграем в шахматы? Какой у вас, однако, странный сегодня вид.

— Мне сегодня нездоровится, мой мальчик.

— Вы заболели?

— Нет, случилось что-то ужасное.

— Вас снимают с должности, да? Я вас больше не увижу?

Хьюберт опустился на стул, закрыл лицо руками.

— Так это правда! — вскричал Артур. — Я ни за что на это не соглашусь. Давайте убежим вдвоем. В Бретани вас ждут высокие почести. Мы забудем и о короне, и о Джоне, будем просто друзьями.

Де Бург молчал.

— Хьюберт, взгляните же на меня.

Артур взял Хьюберта за руки, заглянул ему в лицо и содрогнулся:

— Я никогда еще не видел вас таким…

Рыцарь отпрянул, хлопнул в ладоши, и в комнату вошли двое мужчин с жаровней и какими-то железными инструментами.

— Что это значит?! — пронзительно вскричал Артур.

Хьюберт молчал, по его лицу стекали слезы.

— О, Господи, сжалься надо мной! — ахнул Артур. — Хьюберт, они же собираются выжечь мне глаза!

— Можно приступать, милорд? — спросил один из слуг.

— Нет, — быстро ответил Хьюберт. — Немного погодя.

Принц рухнул на колени, обхватил Хьюберта за ноги.

— Хьюберт, мой добрый друг! Вы не позволите, чтобы они так со мной обошлись. Ведь вы мой друг!

— Артур…

— Что, Хьюберт, что?!

— Это приказ короля. Я обязан его исполнить.

— Только не это! Если вы так поступите со мной, вы погубите себя! Вам этого не снести, вы убьете себя, сброситесь с башни. Лучше уж возьмите меня с собой… Ни вы, ни я после такого жить не сможем!

— Возможно, вы правы. Я-то уж точно этого не вынесу… Но долг есть долг.

— Нет, Хьюберт! Нет!

— Железо раскалено, милорд, — вмешался один из слуг. — Хорошо бы его связать, а то начнет трепыхаться, только усложнит нам работу.

Рыцарь жестом велел ему замолчать, а сам опустился на колени перед Артуром. Принц схватил его за руку:

— Посмотри мне в глаза, Хьюберт. Не отводи взгляд! Ведь ты меня любишь, я знаю! Не допусти, чтобы они сделали со мной это. Я бы ни за что так с тобой не поступил, клянусь тебе! Пусть уж лучше убьют меня, только не троньте мои глаза! Представь себе, Хьюберт, каково это — никогда больше не увидеть неба, травы, стен, солнца? Я не смогу увидеть твоего лица, твоей улыбки. Неужто ты способен лишить меня всего этого?

— Но это мой долг! — пронзительно вскричал Хьюберт.

— Я знаю тебя, ты на такое не способен. Ты этого не сделаешь.

В камере воцарилось гробовое молчание. Потом Хьюберт де Бург расправил плечи и зычным голосом приказал:

— Уберите отсюда эти железки. Они нам не понадобятся.

Слуги, привыкшие к безоговорочному повиновению, немедленно убрались, прихватив с собой жаровню.

В следующее мгновение Артур и его тюремщик, разрыдавшись, бросились друг другу в объятия.

* * *

— Нужно придумать, как действовать дальше, — сказал Хьюберт.

— Ах, мой дорогой друг, — всхлипнул принц.

— Вы знаете, что нам угрожает опасность. Слава Богу, что король поручил это гнусное дело мне, а не кому-нибудь другому. Сначала я был этим расстроен, а теперь даже рад. Если б на моем месте оказался кто-то другой…

Артур содрогнулся.

— Только у вас, друг мой, могло хватить смелости ослушаться короля, — гордо сказал он.

— И все же приказ нарушен. Король не должен об этом знать.

Принц схватил Хьюберта за руку:

— Я так боюсь его. Раньше я хвастался, делал вид, что он мне совсем не страшен. Но я испытываю перед ним ужас. По-моему, Сатана — и тот милосердней, чем мой дядя.

— Тут вы правы, милорд. Придется мне сообщить королю, что его приказ выполнен, и чем скорее, тем лучше.

— А если он приедет проверить? Он наверняка приедет, я его знаю. Ему доставит удовольствие поиздеваться над калекой.

— Я подумал об этом. Я доложу королю, что вы не вынесли истязания и умерли. А вас мы спрячем. Какое-то время поживете в укрытии, а потом можно будет вас освободить.

— Но где вы меня спрячете?

— Лучше всего спрятать вас прямо здесь, в замке. Если я останусь комендантом — а почему бы и нет? — никто не узнает о нашей тайне.

— Так и сделаем.

— Королю же сообщу, что вы умерли и похоронены.

— Похоронен? Где?

— Что-нибудь придумаем. Пока же я должен подкупить этих негодяев, заплатить им за молчание.

— А им можно доверять?

— Если им хорошенько заплатить да как следует припугнуть, они будут держать язык за зубами. Ведь они так ничего и не совершили. По-моему, план неплох. У меня есть друзья среди монахов цистерианского аббатства, расположенного неподалеку. Скажу королю, что вы похоронены в этой обители.

— Да, так и сделаем! — взволнованно воскликнул Артур.

— У нас нет иного выхода.

* * *

Хьюберт поместил своего юного друга в одной из комнат подземелья. Ключ от этого помещения имелся только у коменданта. Де Бург старался почаще навещать Артура, и никто, кроме нескольких самых близких друзей рыцаря, не знал, что принц еще жив.

Пустой гроб, в котором якобы находилось тело герцога Бретанского, был вывезен из замка и тайно захоронен в цистерианском монастыре.

Рыцарь рассудил, что о случившемся лучше доложить Джону лично, а не доверять столь важную весть бумаге.

Король ждал де Бурга с нетерпением.

— Ну, что там? — сразу же спросил он. — Дело сделано?

— Да, милорд.

— Значит, теперь Артур слеп и не может иметь потомства!

— К сожалению, милорд, мальчик не вынес этой процедуры.

Джон ахнул:

— То есть как? Ваши люди действовали неуклюже?

— Он сопротивлялся. Так часто бывает… В общем, Артур мертв.

— Что ж, это судьба, — философски кивнул головой король. — Что вы сделали с телом?

— Захоронили в тайном месте.

— Быть посему.

— Милорд, будет лучше, если я поскорее вернусь в Фалез. Наверняка поднимется шум, но со временем все уляжется.

— Да, возвращайтесь в замок. Будем пока держать смерть Артура в тайне.

— Прощайте, милорд.

«Итак, на первом этапе хитрость удалась. Но долго ли удастся сохранять тайну? — спрашивал себя де Бург. — И что будет со мной?» Как это ни странно, последний вопрос занимал его меньше всего. Рыцарь чувствовал себя счастливым — впервые с тех пор, как король приказал ему искалечить Артура.

ТРУП В РЕКЕ

По Бретани пополз слух, что Артур убит. Возмущенные бретонцы взялись за оружие, желая отомстить королю Джону, которого они подозревали в убийстве принца.

Все знали, что Артур находился у Джона в плену. Если принц умер, Джон должен объяснить, как это произошло.

Хьюберт регулярно сообщал своему подопечному о ходе событий. Вынужденное заточение в подземелье оказалось тяжким испытанием для мальчика. Он мог подышать свежим воздухом только в ночное время, да и то очень недолго, чтобы никому не попасться на глаза. Комендант не мог слишком часто спускаться в подземелье, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Дни для Артура тянулись мучительно медленно, а ночи были полны ужаса — принцу все время снилось, что к нему со всех сторон подступают страшные люди с раскаленными железными прутами в руках.

Артур с нетерпением ждал прихода Хьюберта, и рыцарь был вынужден рисковать больше нужного, зная, как страдает в одиночестве мальчик.

Известие о том, что бретонцы взялись за оружие, воодушевило Артура.

— Я знал, что так будет! Теперь они пойдут войной на дядю Джона. Представляете, Хьюберт, как они обрадуются, узнав, что я жив и здоров? Я никогда не забуду, как я вам обязан!

— Помолимся за то, чтобы настал день, когда вы помиритесь с членами своей семьи, — сказал Хьюберт.

— Нет, я никогда не смогу забыть, что хотел со мной сделать дядя. Он чудовище, Хьюберт. То, что он отнял мою корону, я еще могу понять — многие честолюбцы на его месте поступили бы точно так же, но как он мог приказать выколоть мне глаза? Ему суждено гореть в геенне огненной. Скорей бы уж перед ним распахнулись ее врата!

— Давайте лучше подумаем о вашем будущем, — перевел разговор на другую тему де Бург. — Если наступление бретонцев окажется успешным, их наверняка поддержит король Франции. Тогда, возможно, я смогу выпустить вас на свободу.

— Свобода! Я мечтаю о ней почти все время. Мне кажется, что лучше свободы нет ничего на свете. Она лучше, чем корона… Но не лучше, чем зрение. Ради того, чтобы сохранить глаза, я пожертвовал бы чем угодно, в том числе и свободой. Я теперь отношусь к жизни иначе. Вижу птиц, вижу деревья, вижу, как прекрасно небо на рассвете. Когда я смотрю на восход солнца, я думаю: если бы не Хьюберт, я бы никогда этого больше не увидел. Все вокруг кажется мне исполненным особого смысла, даже такие вещи, на которые я раньше и внимания не обращал.

— Хватит об этом, — буркнул рыцарь. — У меня и так глаза на мокром месте.

— А мне нравится, Хьюберт, когда у вас глаза на мокром месте. Это вам идет куда больше, чем хладнокровие и суровость.

Всякий раз, уходя от принца, Хьюберт запирал дверь, а ключ подвешивал к поясу. Однако долго так продолжаться не могло.

Рыцаря мучила совесть: ведь он предал своего короля. Никогда в жизни Хьюберт не осмелился бы ослушаться Ричарда Львиное Сердце, но Джон — не Ричард. Де Бург успокаивал себя тем, что бретонцы, поверив в смерть Артура, откажутся от дальнейшей борьбы. За кого теперь им сражаться? Война окончится сама собой, никто не будет больше оспаривать права Джона на корону.

Но он ошибался. Бретонцы жаждали мести. Они взялись за оружие, а король Франции громогласно возмущался тем, что герцог Бретанский исчез столь внезапным и непостижимым образом. Филипп требовал от Джона разъяснений. Появился отличный предлог снова развязать войну с Англией. Теперь Филипп прямо заявил, что Джон узурпировал английскую и нормандскую короны. Такое преступление простить ему было бы еще можно, однако убийство собственного племянника, почти ребенка, — это уже злодеяние, которому оправданий нет.

Джон не обращал на все эти обвинения ни малейшего внимания. Он по-прежнему дни напролет проводил в опочивальне — там было гораздо интереснее, чем на войне.

Однако временами на короля находили приступы бешенства, и тогда он крыл Артура последними словами. Как смел мальчишка умереть? Какой же он слабак! Однако даже в неистовстве Джон держал язык за зубами, ни словом не упоминая о причине смерти принца.

Если бы Артур остался жив, не было бы всей этой шумихи, твердил король.

И тут Хьюберту пришла в голову идея признаться Джону, что Артур жив и здоров. Король наверняка обрадовался бы этой вести, ведь тогда он смог бы доказать, что обвинения в его адрес — чистейшая клевета. К тому же де Бург чувствовал, что больше не может держать Артура взаперти — секрет того и гляди просочится наружу.

Комендант покинул Фалез и отправился на встречу с королем, который в то время проживал в замке Гайяр, мощной крепости, расположенной неподалеку от Руана. Крепость построил в свое время Ричард Львиное Сердце, и замок считался самым неприступным фортификационным сооружением Европы. За его толстыми стенами король чувствовал себя в безопасности.

Рыцаря де Бурга Джон принял незамедлительно, отлично помня, с какой вестью этот человек был у него в последний раз.

— Ваши слуги — неуклюжие увальни! — напустился на коменданта король. — Что они натворили? Такая простая операция, и то не справились!

— Милорд, у меня есть для вас хорошие новости, — сразу перешел к делу Хьюберт. — Сразу скажу вам, что мой поступок был вызван исключительно заботой о вашем благе. Знайте же, что я ваш приказ не выполнил. Артур жив.

Джон вытаращил глаза, затем его лицо озарилось недоброй улыбкой:

— Ах, вот оно что! Значит, теперь я могу предъявить его своим врагам!.. Однако… — Он запнулся, представив, на кого теперь похож Артур: с кровавыми дырами вместо глаз, с искалеченным телом. Показать его в таком виде бретонцам — значит, вызвать еще больший взрыв негодования.

— Милорд, я предвидел, что настанет день, когда Артур понадобится вам живым и здоровым, — прервал его размышления Хьюберт. — Вот почему я осмелился нарушить приказ. Глаза его целы, и все остальное тоже. Он по-прежнему ваш пленник, и его можно предъявить кому угодно.

Наступил критический момент — де Бург не знал, как воспримет Джон его слова. Может быть, позовет стражу и велит сделать с ослушником то же самое, что Хьюберт должен был сделать с Артуром? С точки зрения короля, это будет справедливая и остроумная кара. Однако Джону сейчас было не до забав. Мысль о том, что он может разом выбить почву из-под ног своих врагов, окрылила его.

— Вы правильно сделали, Хьюберт, — сказал король. — Нужно немедленно объявить всем, что мальчишка жив и здоров. Где вы его прячете?

— Все там же, в замке Фалез. Но в укромном месте.

— В укромном месте? — хихикнул Джон. — Ах вы, старый лис.

Тут де Бург позволил себе улыбнуться:

— Можете рассчитывать, государь, что старый лис всегда будет заботиться о вашем благе.

— Ладно, возвращайтесь в Фалез, — с довольным видом приказал король. — Не прячьте больше вашего пленника. Пусть все видят, что с ним все в порядке. Можете покататься с ним по городу — разумеется, с хорошей охраной. Весь мир должен знать, как жестоко оклеветали меня бретонцы и этот гнусный Филипп.

В тот же день Хьюберт вернулся к себе в замок.

* * *

Артур был счастлив. Они с Хьюбертом разъезжали по улицам городка, мальчик дышал свежим воздухом, смеялся, открыто разговаривал со своим другом.

— Не бойтесь, друг мой, я не попытаюсь удрать. Без вас я отсюда ни ногой. Буду дожидаться дня, когда вы наконец решитесь сбежать со мной в Бретань.

Хьюберт не думал, что такой день настанет, однако расстраивать Артура не хотел. Приятно было видеть, как мальчик радуется свободе, любуется красотами природы. Время от времени принц проводил рукой по глазам, и Хьюберт понимал, что в такие мгновения Артур благодарит Господа за сохраненное зрение.

* * *

Джон и Изабелла, как обычно, лежали в опочивальне замка Гайяр, болтая о всякой всячине. Время от времени Джон принимался обсуждать со своей королевой и какое-нибудь государственное дело. Надо сказать, что, хотя влюбленность короля не прошла, в последнее время он стал позволять себе небольшие измены. Происходило это во время непродолжительных отлучек, когда Джон должен был покинуть замок ради какого-нибудь важного дела. Трудно было удержаться, чтобы не пошалить с другими женщинами. В конце концов, он ведь король, имеет право поступать так, как ему заблагорассудится. Пусть Изабелла только попробует что-нибудь возразить! Однако на всякий случай Джон предпочитал держать свои эскапады в тайне и строго-настрого велел придворным держать язык за зубами — а то ведь можно язык и укоротить.

Изабелла была одной из немногих, кто знал об участи, которую Джон готовил Артуру. Поистине дьявольский план! Артур — такой миловидный мальчик, разве можно его уродовать? Изабелла вовсю наслаждалась жизнью, и ей хотелось, чтобы все вокруг тоже были счастливы. По натуре она была девушкой доброй и незлопамятной — до тех пор, пока ничто не угрожало ее благополучию. Жестокость мужа претила Изабелле, молодая женщина все чаще думала, насколько приятней ей жилось бы с Югом де Лузиньяном.

Вот и сегодня Джон завел разговор об Артуре. Он рассказал жене про то, как Хьюберт де Бург ослушался приказа.

— И правильно сделал, — тут же сказала Изабелла.

— Не уверен. То есть я, конечно, рад, что он меня ослушался, но вообще-то я предпочитаю, чтобы мои приказы неукоснительно исполнялись.

— Однако вы бываете счастливы, когда находится храбрец, оставляющий плохой приказ без внимания.

Король намотал на палец локон ее волос:

— Может быть, все-таки дать де Бургу урок послушания?

— Он ослушался вас ради вашего же блага. Этот человек считал, что поступает правильно, и оказался прав.

— Что-то ты чересчур заботишься о его судьбе.

— Надо уметь быть благодарным.

— К тому же он красивый мужчина, а? Да и Артур недурен собой.

— При чем здесь это?

— Я же вижу, что ты неравнодушна к красавчикам.

— Еще бы, ведь я вышла замуж за вас, — нашлась Изабелла.

Король обмотал длинную прядь вокруг ее шеи.

— Смотри, не заглядывайся на мужчин, — предупредил он.

— Зачем они мне? У меня есть вы.

— Кое-кто любит разнообразие.

— Вы имеете в виду себя?

Джон насторожился. Неужели она что-то разнюхала? Нет, исключено. Никто из слуг проболтаться не мог — побоялись бы. К тому же Изабелла не из тех, кто заходит издалека, она сразу накинулась бы с упреками. Этого еще не хватало! Все равно она лучше всех остальных женщин, только она одна нужна ему по-настоящему. Странно, что после стольких месяцев она все еще так волнует его. Изабелла изменилась, изменилось и его отношение к ней. Вначале ему хотелось, чтобы она всегда оставалась тонкой и хрупкой, полуженщиной-полуребенком. Однако Изабелла взрослела, наливалась соком, она стала еще прекрасней, чем прежде, но никто уже не назвал бы ее ребенком.

— У меня идеальная любовница, — осторожно сказал король. — К счастью, она является и моей женой.

— Ну, тогда ладно, — сменила гнев на милость Изабелла.

— «Ладно»? Это все, что ты можешь сказать по этому поводу?

— Да, вы помилованы, можете не страшиться моего гнева.

— Ты думаешь, я испугаюсь твоего гнева?

— Еще как испугаетесь.

— Нет, черт подери! — вспыхнул Джон. — Король я, и поступать я буду так, как мне заблагорассудится!

— Должна напомнить вам, что я — королева, — ответила на это Изабелла.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что дозволено королю, то дозволено и королеве.

— Вовсе нет! Если ты мне изменишь, пеняй на себя.

— А вы пеняйте на себя.

— Что ты можешь мне сделать?

— Есть сотня способов, которыми жена может отомстить мужу. Но не будем ссориться из-за того, чего нет.

Джон вздохнул с облегчением — все-таки она ничего не знает.

Он вновь заговорил об Артуре. Тут-то ему и пришла в голову идея съездить в Фалез и повидаться с мальчишкой.

Когда гонец сообщил Хьюберту де Бургу, что в замок едет король, рыцарь встревожился и немедленно отправился к Артуру.

Тот побледнел:

— Зачем он приезжает?

— Скоро мы это узнаем, а пока нужно готовиться к встрече.

— Я его ненавижу! — выкрикнул Артур.

— Учитесь владеть своими чувствами.

— Я постараюсь. Но трудно сдержать ненависть, когда она такая сильная. Стоит мне подумать, что этот злодей хотел со мной сделать…

— А вы не думайте.

— Не могу, Хьюберт. Я думаю об этом все время.

— Сейчас он ничего вам не сделает. Мне кажется, он едет мириться. И еще, должно быть, хочет показаться вместе с вами перед народом.

— Я не буду с ним разговаривать!

— Умоляю вас, будьте поосторожней.

Однако ко времени приезда Джона Артур распалился до такой степени, что ни о какой осторожности уже не могло быть и речи. Разве можно простить человека, который приказал выколоть тебе глаза?

«Я ненавижу его и всегда буду ненавидеть», — твердил себе Артур.

Джон прибыл в замок надменный и величественный. По правде говоря, он терпеть не мог эту крепость. В Фалезе родился его великий предок Вильгельм Завоеватель, сравнение с которым вряд ли могло польстить самолюбию короля. В этих холодных стенах маленький Вильгельм рос под присмотром своей низкородной матери. Он достиг величия, и Джону с раннего детства ставили Вильгельма в пример. Даже отец Джона говорил о Завоевателе благоговейным шепотом. Стоит ли удивляться, что Джону Фалез не нравился. Можно представить, что сказал бы Вильгельм, увидев, в какое запустение пришла Нормандия. Вряд ли он одобрил бы потомка, предпочитающего не заниматься государственными делами, а валяться в постели с молодой женой. Великий Вильгельм на пустяки время не тратил. Он считал любое чувство проявлением слабости.

Однако какой смысл думать о том, кого давно нет в живых? Главное, что жив он, Джон. Он — король Англии и герцог Нормандии. Никто не отнимет у него корону. Может быть, Вильгельм был великим воином, но зато Джон куда более хитрый политик.

Нужно будет объясниться с Артуром, вправить мальчишке мозги. В этом главная цель визита.

Встречал короля Хьюберт де Бург. Верный слуга, но, пожалуй, чересчур своевольный. Джон решил, что сделает ему внушение, хоть своеволие де Бурга и спасло короля. Погибни Артур, против Джона восстала бы вся Европа. Еще хуже было бы, если б узнали, что принц ослеплен и оскоплен. Да, приказ был опрометчивый, хотя, конечно, не мешало бы покарать наглого мальчишку.

— Что ж, Хьюберт, — сказал король, — вот я приехал и проведу ночь здесь. Хочу повидаться с племянником, от которого мне столько неприятностей. Попробую с ним договориться.

— Он сейчас придет, милорд, — ответил комендант.

Вошел Артур и застыл на пороге, испепеляя дядю взглядом. Ради Бога, мысленно взмолился Хьюберт, не выказывай ненависть столь явно.

Джон расхохотался и шагнул навстречу племяннику с распростертыми объятиями:

— Здравствуй, дружок. Не вздумай преклонять предо мной колени.

Артур чуть приподнял соболиную бровь, ибо вовсе не собирался преклонять колени перед узурпатором. По праву королем Английским и герцогом Нормандским должен быть он, Артур, а Джону вполне хватило бы титула графа Мортена.

— Вот, племянничек, приехал повидаться. Нам о многом нужно потолковать, но не сейчас, позднее. Я чувствую, как из кухни тянет жареной олениной. Ужасно есть хочется. Молодец, Хьюберт, что приготовился к приезду короля.

Комендант сказал, что прикажет поварам пошевеливаться, и скоро его величеству подадут ужин.

Де Бург лично проводил Джона в лучшую комнату замка, а Артур остался в зале, проводив дядю ненавидящим взглядом.

Король с улыбкой заметил де Бургу:

— Мне кажется, мой племянник слишком заносчив.

— Он еще совсем зелен, милорд. Ему многому нужно поучиться.

— Что ж, будем надеяться, что у него хватит на это разума.

Король с аппетитом поел и весьма одобрительно отозвался об оленине. Потягивая вино, Джон оглядывал присутствующих женщин, решая, с кем из них проведет ночь.

Но сначала дело: нужно поговорить с Артуром.

И вот дядя с племянником остались наедине. Сердце Артура бешено колотилось, он думал только об одном: этот человек приказал выколоть ему глаза. Отныне он не сможет смотреть на Джона без ненависти. Ведь это родной брат его отца! Кровь ударила юноше в голову, хотя Хьюберт предупреждал его об осторожности. Этот человек приказал его ослепить! Если бы не Хьюберт…

— Ну, племянничек, поговорим по душам, — начал Джон.

— Ваша душа мне хорошо известна, — холодно ответил Артур.

— Значит, мы легко найдем общий язык. Ты должен перестать зариться на то, что принадлежит мне по праву. Перестань быть ребенком, пора повзрослеть.

— Я очень повзрослел за последние месяцы.

— Да, ты действительно немножко подрос, но я имею в виду, что пора положить конец этой дурацкой распре. Тысячи людей погибли из-за твоего упрямства. Англия, Нормандия, прочие земли принадлежат мне. Пообещай, что откажешься от своих притязаний, и мы станем добрыми друзьями.

— Есть препятствие, которое нам не преодолеть.

— Все в наших силах, клянусь ухом Господним.

— Нет, это невозможно.

— Но почему?

— Потому, что вы узурпировали мои права, а я от них не отступлю.

— Слова глупца. Разве ты не видел, чем закончилась война между нами? Хотел взять в плен мою мать, а вместо этого попался сам.

Юноша вздрогнул, и король недобро улыбнулся:

— Видишь, племянничек, тебе еще предстоит многому поучиться. Ты должен дать клятву, что отказываешься от притязаний на корону. Составим договор, скрепим его подписью. После этого я отпущу тебя в Бретань. Ну как тебе мое предложение?

— Я не откажусь от того, что принадлежит мне по праву рождения.

Джон сокрушенно вздохнул. Он устал с дороги, его клонило в сон, настроения впадать в бешенство не было. К тому же в спальне короля должна была поджидать выбранная им женщина. Вряд ли она осмелится ослушаться самого короля. Скорей бы туда, к ней. А вместо этого приходится тратить время на пустые препирательства с упрямым мальчишкой.

— Хорошо, — сказал Джон. — Если у меня не будет наследника, корона переходит к тебе. Договорились?

— Нет, не договорились. Корона и так принадлежит мне.

Джон зевнул:

— Ну, как знаешь, племянничек. Вспомни, что было после твоего пленения. Или, может быть, ты хочешь всю жизнь просидеть в темнице?

— Этого не будет. Мои слуги меня освободят.

— Я вижу, ты решил упрямиться, я трачу время попусту. Завтра я уезжаю. — Тут Джон улыбнулся, увидев, что Артур при этих словах просветлел. — Похоже, это не слишком тебя расстраивает, а? Я дам тебе время на размышление. Не забывай, что ты мой пленник. Вряд ли тебе это понравилось.

— Я знаю, что вы хотели со мной сделать! — не сдержавшись, выкрикнул Артур.

Джон встрепенулся, взгляд его вспыхнул.

— Знаешь, так не забывай об этом! Подумай как следует о моих словах. Откажись от притязаний на мою корону, будь доволен тем, что у тебя есть Бретань. Я ухожу, а ты пораскинь мозгами.

Король вышел из комнаты, выкинув мысли о вздорном мальчишке из головы.

Но назавтра, покинув замок, Джон вновь вспомнил об этой неразрешимой проблеме.

* * *

Через неделю в Фалез прибыли люди короля. Они привезли с собой приказ.

Джон извещал коменданта, что доволен его службой и оставляет де Бурга на этой должности, но племянника вскоре переведет отсюда в другое место.

Прочтя приказ, рыцарь расстроился. Итак, им с Артуром предстоит расстаться. Неужто Джон обо всем догадался? Неужто понял, что Хьюберт ослушался приказа вовсе не из верноподданнических чувств? К сожалению, мальчик совсем не умеет лицемерить, он не только выдал свою ненависть к королю, но и не смог утаить любовь к Хьюберту. Должно быть, Джон увидел, как привязаны друг к другу тюремщик и племянник. С точки зрения короля, их нужно было разлучить. Тем более что Артур упрямился и условия Джона не принимал.

— Ну, что там? — со страхом спросил юноша. — Очередной приказ?

Хьюберт знал, что утаивать правду бессмысленно, тем более что Артуру предстояло собираться в дорогу.

— Да, дурные вести. Он решил нас разлучить.

— Нет! Я об этом даже слышать не желаю!

— Ничего, разлука будет недолгой.

— Куда меня отправят?

— Это мне неизвестно. За вами пришлют конвой. Я жду его с минуты на минуту.

— Хьюберт, давай убежим отсюда, давай уедем в Бретань.

— Не получится. Король понял, как я к вам привязан, и приставил ко мне своих людей. Нам не удастся покинуть замок. Можете себе представить, какая нас ждет участь.

— Я хотел убить его! — воскликнул Артур.

— Тише! Лучше всего не оказывать сопротивления. Отправляйтесь с людьми короля, я все равно узнаю, куда вас отвезут.

— И тогда мы убежим.

— Возможно, возможно, — пробормотал Хьюберт, ибо не хотел лишать мальчика надежды.

— Я знаю, зачем он меня отсылает, — сказал Артур. — Он хотел, чтобы я отказался от моих прав, а когда я отверг его условия, он мне пригрозил. Я понял по его взгляду, что он замыслил для меня новую муку. Я все время думаю о моих глазах.

— Будьте осторожны, Артур.

— Постараюсь.

— Он не посмеет причинить вам зла, — стал утешать друга Хьюберт. — Думаю, король усвоил урок. Он знает, что его ожидает, если с вами случится несчастье. Думаю, вы в безопасности… Но все равно вы — его пленник.

— Я буду ждать вас, Хьюберт. Приезжайте скорей.

— Постараюсь.

А через несколько часов прибыл конвой, чтобы увезти пленника.

Хьюберт долго стоял на башне, провожая взглядом всадников, потом горестно вздохнул и вернулся к себе в комнату.

Бедный, несчастный мальчик, думал рыцарь. Лучше бы ты родился на свет пастухом или свинопасом. Какое будущее тебя ожидает?

* * *

Артур не знал, куда его везут. Он ехал, высоко подняв голову, но на душе у него было тревожно. Юноша ни разу не оглянулся на замок, боясь, что не удержится от слез. Чтобы укрепить дух, принц стал думать о ненавистном дяде — думать о Хьюберте де Бурге было слишком тяжело.

Они долго ехали вдоль реки, и вот вдали показался замок Гайяр — мощная крепость. Такой твердыни Артур еще не видывал. Даже в солнечную погоду вид у замка был устрашающий.

— Видите, милорд, — сказал один из сопровождающих, — это любимое детище короля Ричарда. Никто не может взять замок штурмом. На это король и рассчитывал.

Похоже, конвоир намекал на могущество Джона, соперничать с которым Артуру не под силу. «Я ненавижу его, ненавижу, — думал юноша. — Ведь он хотел выколоть мне глаза».

А вскоре вдали показались городские крыши. Руан, столица Нормандии, был защищен высокой каменной стеной, мимо которой неспешно несла свои воды Сена.

Артур подумал, что все эти земли по праву должны были бы принадлежать ему, а не Джону. Но нужно помнить о предостережении Хьюберта и проявлять осторожность. Иначе с ним может случиться то, чего он еле избежал в Фалезе.

Руан был оплотом нормандских властителей еще с тех пор, когда Ролло впервые высадился на этих берегах.

Со знатным пленником здесь обращались почтительно. Ему отвели покои, ничем не напоминающие тюрьму, но за дверью поставили стражу. В Руане Артур пользовался куда большей свободой, чем в Фалезе. Ему разрешалось подниматься на стену, разглядывать крыши и реку. Если бы рядом был Хьюберт, юноша чувствовал бы себя вполне счастливым.

Каждый день он часами простаивал на стене, вглядываясь в даль — не появится ли всадник. Вот было бы здорово, если бы Хьюберт тайком пробрался в город и вынес Артура в мешке, как в свое время поступил сенешаль Ричард Бесстрашный. Это было очень давно, еще до Вильгельма Завоевателя.

Единственным утешением для Артура были мечты о побеге. Может быть, храбрые бретонцы осмелятся ворваться в город? Нет, без осады не обойтись. Но все равно он, Артур, сумеет выбраться из города и возглавить армию осаждающих. Каким счастьем было бы возвращение к своим! Но еще больше Артуру нравилось мечтать о том, как его спасет де Бург.

Но дни шли, а ни бретонцы, ни Хьюберт в Руане так и не появились.

* * *

Зато в город прибыл совсем иной гость.

Король Джон все не мог успокоиться после неудачного объяснения с Артуром в Фалезе. Мальчишка держался дерзко, ненавидяще цедил слова. К тому же он знает о тайном приказе и не забудет о нем никогда. Если Артура освободить, он обо всем расскажет Филиппу Французскому, а уж тот не упустит случая навредить своему противнику.

Артур опасен, очень опасен. Что ему стоило умереть в младенчестве!

Сколько человек уже знают, что король приказал ослепить и оскопить мальчишку? Во-первых, Хьюберт де Бург. Как это ни странно, но этому человеку Джон почему-то доверял. В рыцаре ощущалась цельность характера, такой человек не станет действовать во вред государству, даже если поступки государя ему не по нраву. Мальчишка сумел каким-то образом разжалобить Хьюберта, и это спасло ему жизнь, но своего короля де Бург не предаст… Разве что будет убежден, что таким образом спасет отечество. Отец всегда говорил: «Если тебе служит человек достойный, относись к нему с уважением, хоть он частенько будет говорить вещи, которые тебе не нравятся. Честный слуга ценнее всех льстецов, вместе взятых». Джон терпеть не мог, когда ему перечат, впадал от этого в ярость, но в спокойном состоянии понимал, что отец прав. Стало быть, с Хьюбертом де Бургом все в порядке.

Но разлучить его с Артуром было необходимо. Теперь нужно прийти со щенком к соглашению. Если бы он подписал документ, в котором официально отказывался бы от притязаний на корону, враги Джона лишились бы главного предлога для ведения войны.

Королю до смерти надоела война. Почему монарх должен заниматься этим бесполезным делом? Сегодняшняя победа завтра оборачивается поражением, владения переходят из рук в руки, фортуна обманчива и непостоянна.

Есть куда более интересные способы приложения своих сил. С какой стати король должен вставать ни свет ни заря, отправляться в поход, брать штурмом какие-то дурацкие крепости, отражать нападения врагов? Того и гляди на стрелу нарвешься. Трое британских королей пали от стрелы: Гарольд при Гастингсе, Руфус в лесу, Ричард Львиное Сердце под Шалузом. И это за каких-то полтора века! Зачем королю рисковать жизнью, если можно жить в свое удовольствие? Ездить бы неспешно по своим обширным владениям и повсюду устраивать праздники, балы, пиры. Сколько на свете женщин, и каждая сочла бы за честь разделить с королем ложе. А еще лучше взять с собой Изабеллу, по утрам подолгу валяться в постели, как в прежние добрые времена. Не так уж многого Джон и требует. Но, увы, всегда находятся люди, готовые испортить человеку жизнь.

В первую очередь это Филипп Французский — ему хочется прибрать к рукам все французские территории. Ролло захватил Нормандию еще триста лет назад, а Филипп никак не угомонится, надеется отобрать герцогство обратно. Его предшественники, французские короли, тоже пытались, да безуспешно. С Филиппом, к сожалению, сделать ничего нельзя, но с любимым племянничком дело решить не так уж сложно. Если Артур откажется от своих притязаний, одним уязвимым местом у Джона станет меньше.

Сейчас принц в Руане, де Бурга рядом с ним нет, никто не помешает Джону взять мальчишку в оборот. И король решил отправиться в Руан.

Он выехал в путь первого апреля, когда пышные нормандские пастбища уже вовсю зеленели травой. Джон пообещал себе, что не уедет из Руана до тех пор, пока не вырвет из Артура торжественную клятву. К сожалению, Изабеллу пришлось оставить дома, чтобы она не размягчала Джона и не отвлекала его от государственного дела. Интересно, чем она там одна занимается? Джон не считал нужным хранить королеве верность, полагая, что его шалости на стороне — дело естественное и законное. Но одна мысль о том, что королева может отплатить ему той же монетой, приводила Джона в бешенство; он начинал метать такие взгляды на придворных, что те шарахались в стороны.

Король пребывал в весьма решительном расположении духа. Проблему Артура на сей раз нужно решить раз и навсегда. Изабеллу он не взял с собой еще и потому, что не знал, как обернется дело.

Приемом, который Джону оказали в замке, он остался вполне доволен. Слуги и служанки возбужденно суетились, сбиваясь с ног, чтобы угодить своему государю. Явился Артур, смотрел на дядю исподлобья. Джон шутливо объявил, что приехал специально повидаться с любимым племянничком, захотелось снова поговорить по душам.

Артур сидел во время пира рядом с дядей, но рта не раскрывал.

«Ничего, племянничек, я разберусь с тобой завтра», — думал Джон.

Он очень хорошо знал Руанский замок, в прошлом не раз заезжал сюда, жил подолгу. Как-то раз Джон в сопровождении свиты спустился по каменным ступеням на пристань, к реке, и на лодке доплыл до замка Гайяр. Эта крепость потрясала воображение. Как жаль, что ее построил не он, Джон, а Ричард. Ни у одного другого короля не было такой твердыни. Сам Филипп Французский скрежетал зубами от зависти, когда впервые увидел Гайяр. Крепость надежно защищала Руан, столицу нормандских герцогов. Когда Артур сдастся и поставит свою подпись под заготовленным документом, Джон торжественно поклянется, что, если у него не родится наследников, престол после него займет племянник. Потом они со всей подобающей пышностью проплывут по реке до городской пристани и бок о бок проедут по руанским улицам. Пусть все знают, что между дядей и племянником воцарился мир. А затем, разумеется, нужно будет как можно скорее обзавестись наследником.

Давно пора! Когда-то Джон восхищался полудетским телом жены, но она давно уже не ребенок, а значит, должна выполнять свой долг, рожать сыновей. По крайней мере, это не даст ей возможности заглядываться на мужчин. Предстояло выполнить две важные задачи: заставить Артура подписать отречение и сделать жене ребенка.

На исходе следующего дня король и принц встретились с глазу на глаз.

— Садись, дорогой племянник, — начал Джон. — Хочу сказать тебе нечто очень важное. Мы должны стать добрыми друзьями, а для этого нужно прийти к соглашению.

— Неужто вы собираетесь вернуть мне все то, на что я имею право? — язвительно спросил Артур.

— Я же сказал, мы должны договориться.

— Каковы же ваши условия?

— Ты отказываешься от притязаний на корону… Погоди, что ты сразу ощетинился? Если я умру, не оставив наследников, корона достанется тебе.

— Она должна быть моей уже сегодня, — упрямо покачал головой принц.

— Ты капризен, как балованный ребенок. Корона Англии и все остальные земли принадлежат мне. Такова была воля народа. Неужто ты думаешь, что англичане согласились бы признать тебя своим государем?

— Они не станут спорить, что право на моей стороне. Ведь мой отец был вашим старшим братом.

— Для них ты чужестранец. Ты никогда не был в Англии, ты не говоришь по-английски.

— Я знаю, что я их законный король.

— А они знают, что их законный король — Джон.

— Джон узурпировал корону. Ричард хотел оставить наследником меня! Король Французский тоже меня признает!

— А корона тем не менее у меня, — поддразнил Джон племянника.

«Жаль, — подумал он, — что я не захватил корону с собой. То-то мальчишка взбесился бы».

— Смирись, и ты избавишь от неприятностей и меня, и себя. Я велел составить документ, который ты должен подписать. После этого мы можем стать друзьями.

— Мы никогда не будем друзьями!

— Ты твердо это решил?

— Да. С тех пор, как вы велели ослепить и оскопить меня!

— Что за ерунда?

— Это правда! Я знаю, что вы — чудовище. Не надейтесь, что я приду с вами к соглашению.

— Никуда не денешься.

— Почему вы так уверены?

— Потому что ты сам поймешь, в чем твоя выгода.

— Неужели в том, чтобы отказаться от своих прав?

— Ты можешь потерять не только права, но и кое-что куда более ценное.

— Вы сам Сатана!

— Я человек, который привык добиваться своего.

— Тогда разговор окончен.

Артур встал и направился к двери, но Джон догнал его и схватил за плечи.

— Руки прочь! — крикнул принц. — Лжец, трус, мерзавец! Я тебя ненавижу! Мы враги навек!

— Значит, все мои добрые намерения пропали втуне?

— Добрые намерения?! — Артур закинул голову и расхохотался.

В следующий миг на него обрушился яростный удар кулаком. Юноша отлетел к стене и с ужасом посмотрел на искаженное яростью лицо дяди. У Джона начался один из его знаменитых припадков.

От следующего удара Артур полетел на пол, захлебываясь кровью. Джон же схватил стул и, уже ничего не помня, стал молотить им по распростертому телу.

Принц издал несколько стонов и затих, а Джон все пинал его ногами, заходясь демоническим хохотом.

— Что, петушок, заткнулся? Больше ничего не говоришь? Ах ты, король Английский, герцог Нормандский! Мало тебе быть герцогом Бретанским?

На устах Джона пузырилась пена, глаза вылезали из орбит. Он все не мог остановиться и пинал, пинал недвижное тело.

Внезапно до Джона дошло, что Артур давно уже не издает ни единого звука. Казалось, он не чувствует боли.

Король замер. Припадок закончился так же внезапно, как начался.

— Артур! — крикнул король, опускаясь на колени. — Перестань прикидываться. Немедленно вставай, иначе я из тебя душу выбью!

Принц молчал.

— Артур! — пронзительно возопил король, но мальчик не шевелился.

«Он мертв, — понял Джон. — Я его убил. Что теперь будет»?

* * *

Главное — не терять присутствия духа. Если Артура найдут в таком виде, не избежать огласки. Всякий поймет, кто убийца. Можно себе представить, как обрадуется Филипп.

Проклятый щенок! От него одни напасти!

Джон вновь вспылил, принялся бить труп ногами.

Нет-нет, нужно взять себя в руки. Что предпринять?

Для начала нужно избавиться от тела. Как? Многие знают, что король и принц беседовали с глазу на глаз. Ах, какая незадача! Проклятая вспыльчивость! Лучше бы он прикончил Артура каким-нибудь более королевским способом — отравил бы, велел бы удавить или что-нибудь в этом роде. Но забить до смерти, да еще собственноручно…

Весь пол был забрызган кровью. Одному тут не справиться. Джон вспомнил об одном из своих доверенных слуг, человеке сильном и, главное, безгласном — у него не было языка. Когда-то Джон приблизил к себе немого именно по этой причине.

— Тебе повезло, приятель, королю нужны безъязыкие, — сказал бедолаге Джон.

Если бы язык у детины вырвали по приказу самого Джона, он, разумеется, относился бы к такому человеку с опаской. Но покалечили немого другие, а Джон лишь воспользовался результатом их жестокости. Таким образом, слуга не имел оснований ненавидеть Джона, и тот использовал безъязыкого для всяких темных дел.

Заперев дверь на ключ, Джон отправился на розыски немого и нашел его в конюшне. Бедняга любил лошадей и все свободное время проводил рядом с ними. Король, не говоря ни слова, отвел слугу в комнату, где произошло убийство. Тот понял все с полуслова — вынужденное молчание обострило ум.

— Труп нужно убрать, — коротко сказал Джон. — В реку.

Немой кивнул и жестом показал, что к телу необходимо прикрепить груз, иначе оно не утонет.

— Хорошо, — кивнул Джон. — Вывезем его на лодке и сбросим за борт. У пристани стоят какие-то челны. Но как переправить труп наружу?

Немой подошел к окну и показал, что тело нужно сбросить вниз.

— Молодец, отличное решение, — одобрил король. — Подождем, пока все не улягутся.

Он оставил слугу сторожить дверь, а сам отправился навестить коменданта и его жену. Джон находился в крайнем возбуждении. Он все-таки избавился от мальчишки! Пройдет время, все забудется, а Артура уже не будет.

После полуночи они вдвоем выбросили тело из окна. Потом спустились вниз, привязали к шее трупа камень и перенесли тело в лодку. Отгребя подальше от берега, сбросили зловещую ношу в воду, после чего вернулись в замок.

Наутро на каменных плитах под окном нашли золотую пуговицу от камзола принца и несколько пятен крови. Следы преступления в комнате немой тщательнейшим образом замыл.

Все решили, что принц совершил побег. Должно быть, спускался по веревке из окна, сорвался и расшибся в кровь.

Люди стали говорить, что Артур вот-вот объявится в Бретани и там начнется всеобщее ликование.

Но время шло, а Артур в Бретани так и не появился.

* * *

Как-то раз ночью два рыбака, ловившие рыбу в реке, вытащили неводом что-то тяжелое. Приглядевшись, они с ужасом увидели, что в сетях запутался труп молодого человека, к шее которого был привязан камень.

Рыбаки испуганно заработали веслами, гребя к берегу. Труп они оставили в лодке, а сами доложили о своей находке владельцу ближайшего замка. Он отправился вместе с ними к реке, внимательно осмотрел утопленника и, увидев золотые пуговицы на его камзоле, обо всем догадался.

Принц Артур содержался в Руанском замке, откуда таинственным образом исчез. Так вот он, оказывается, где…

— Никому об этом ни слова, — сказал дворянин. — Иначе поплатитесь жизнью.

Рыбаки клятвенно уверили его, что будут держать язык за зубами. Они и сами понимали, что в таком деле болтать нельзя — без языка останешься.

Тело Артура тайно захоронили в церкви Нотр-Дам-де-Пре неподалеку от Руана. Надписи на могиле не было — те, кто устроил похороны, боялись, что о случившемся узнает король Джон. Трудно предположить, какую страшную кару придумает жестокий монарх для самоуправцев.

Итак, принц Артур был предан земле, однако не был предан забвению. — Где наш Артур? — вопрошали бретонцы.

Тот же вопрос задавал французский король. Все желали знать, что произошло с племянником короля Джона.

СМЕРТЬ КОРОЛЕВЫ

Опасность подстерегала Джона со всех сторон, мысли о племяннике не давали королю покоя. Нет, он вовсе не терзался угрызениями совести, он терзался страхом. Если когда-нибудь станет известно, что английский король умертвил племянника собственными руками, Джон будет опозорен на весь мир и его враги не преминут воспользоваться этой возможностью.

Вновь рядом с ним была Изабелла, и супруги окунулись в чувственные наслаждения с такой неистовостью, какой не ведали даже в первые дни брака. Король почти не поднимался с постели, отказывался принимать гонцов, страшась дурных вестей. Министры и военачальники были в ужасе. Они не понимали своего монарха — человека, который то сгорал от непомерного честолюбия, то вдруг проникался апатией, ставившей под угрозу все его завоевания.

Первым воспользовался бездействием Джона Филипп. Через две недели после гибели Артура французские войска заняли Сомюр. Там к ним присоединились бретонцы и Юг де Лузиньян. От Джона требовали исчерпывающего ответа: что с принцем Артуром?

Вильям Маршал явился к королю и стал умолять его взяться за ум.

— Филипп захватывает все стратегически важные пункты, — повторял старый рыцарь.

— Мне пока не хочется воевать, — легкомысленно ответил король.

— Зато Филиппу хочется, — насупился Маршал.

— Ну и пусть его! — огрызнулся Джон. — Пошлите к Филиппу послов, предложите перемирие.

— С какой стати он станет мириться, милорд? Его армия на марше, к нему присоединились союзники. Мир Филиппу ни к чему. Разве что он захочет оказать вашему величеству благодеяние.

— Отправляйтесь и проверьте, так ли это! — вспылил Джон, и Маршал удалился, ибо увидел, что король того и гляди впадет в очередной припадок бешенства.

Как и следовало ожидать, Филипп лишь посмеялся над послами. Если Джон при нынешних обстоятельствах умоляет о мире, значит, дела его совсем плохи. В результате Филипп решил еще более углубиться во вражескую территорию.

Местные бароны, присягнувшие Джону на верность, но не испытывавшие к своему сюзерену ни малейшей симпатии, заколебались. Кому нужен слабый король, который целыми днями валяется в постели с женой? От такого не дождешься защиты против могущественного французского короля, захватывающего замки один за другим. Многих баронов Филипп взял в плен, и те были рады сменить господина.

Вильям Маршал вновь явился к Джону:

— Милорд, взгляните, что происходит. Король Франции захватывает ваших сенешалей. А ведь многие из них верны вам и не хотят служить Франции.

— Еще бы! Ведь они присягали мне на верность!

— Те, кто не изменил присяге, были привязаны к хвостам своих лошадей и с позором отправлены в темницу.

— Я рад, что у меня есть верные слуги.

— Теперь они — пленники французского короля, милорд. Пора действовать! Филипп захватывает ваши земли, ваши замки. Он хочет отнять то, что принадлежит вам по праву.

Джон недобро рассмеялся:

— Что это вы так распалились, Маршал? Пусть король Франции немножко позабавится. Я отобью каждый замок, каждый клочок земли!

— Когда же вы собираетесь начать, милорд? Когда Филипп захватит всю Нормандию?

Он резко развернулся и направился к двери, а Джон, растерявшись от подобной дерзости, крикнул ему вслед:

— Вернись немедленно, наглый пес!

Вильям Маршал сделал вид, что не слышал этих слов, а Джон спохватился и замолчал, не на шутку испугавшись. Не хватало еще лишиться поддержки Маршала! Король чувствовал, что все летит прахом. Хуже всего было то, что Джон находился сейчас в Фалезе, родовом гнезде его великого предка. Что, если Вильгельм наблюдает за своим непутевым потомком из Царства теней? А где Артур — рядом с Вильгельмом? Как отнесся бы Завоеватель к убийству Артура? «Во всяком случае, — цинично подумал Джон, — с точки зрения моего предка потеря Нормандии — грех куда более тяжелый».

Однако пора и в самом деле проснуться. Джон вспомнил о папе римском. Филипп в скверных отношениях с Римом — еще с тех пор, как решил развестись с Ингебургой Датской. Вместо нее он взял в жены австрийскую принцессу Агнессу Меранскую. Когда же папа выразил по этому поводу неудовольствие, Филипп повел себя дерзко, и его святейшество наверняка не забыл этой обиды.

Если бы Иннокентий вмешался, можно было бы добиться перемирия. И Джон написал папе письмо, жалуясь на французского короля, вероломно пошедшего войной на своего доброго соседа. Вся надежда на его святейшество, лишь папский престол может прекратить кровопролитие.

Обращение к папе за посредничеством считалось давним, испытанным средством замедлить ход военных действий. Прибудет посольство из Рима, начнутся переговоры, а Джон тем временем может продолжать наслаждаться жизнью. Дело решится само собой, так что зря Маршал и прочие советники так кипятились.

Однако Филиппа столь простым способом провести не удалось. Не обращая внимания на послание из Рима, французский король продолжал воевать. Единственным положительным результатом для Джона было то, что Филипп еще больше рассорился с папой. Он заявил папскому нунцию, что его святейшество не имеет права вмешиваться во внутренние раздоры французского короля с его вассалом, герцогом Нормандским.

Тем не менее стало ясно, что вмешательство Рима желаемого эффекта не принесло. Увы, Джону пришлось подниматься с постели.

Однако он взялся за ум слишком поздно. Филипп уже подступил к главной нормандской твердыне, замку Гайяр, любимому детищу Ричарда Львиное Сердце. Если Гайяр падет, дорога на Руан будет открыта, и Филиппу достанется вся Нормандия. Вот когда осуществится давняя мечта французского короля: вернуть своей стране величие, которым она обладала в царствование Карла Великого.

* * *

Итак, свершилось. Французы осаждают замок Гайяр, последний оплот англичан в Нормандии. Сколько продержится крепость? Этот вопрос занимал Джона больше всего. Сам он находился в Руанском замке, где окончил свой земной путь принц Артур. Больше Джону отступать было некуда.

Он знал, что Вильям Маршал и прочие советники возмущены своим королем. Если они продолжают сохранять верность, то лишь из чувства долга. Можно представить, как торжествует Юг де Лузиньян, как радуются бретонцы. Должно быть, надеются разыскать своего герцога и возложить ему на голову нормандскую корону. Джон ухмыльнулся. Вряд ли корона будет Артуру к лицу.

Однако какая неприятность! Замок Гайяр, гордость покойного короля Ричарда, ключ ко всей Нормандии, вот-вот достанется французам.

Джон знал, что приближенные считают короля виновником всех этих бед. Они перешептываются, укоряя Джона за то, что он развлекается с женой и позволяет французскому королю захватывать замки и крепости.

— Пусть шепчутся, — вслух воскликнул Джон. — Я все отвоюю обратно!

Однако в глубине души он знал, что эта задача ему не под силу. Иногда королю снились кошмары — у его ложа собирались великие нормандские герцоги: Ролло, Вильгельм Длинный Меч, Ричард Бесстрашный и — самый грозный из всех — сам Вильгельм Завоеватель. Даже Рухус, даже незадачливый Рухус, и тот обвинял Джона. Из тьмы на отступника смотрели Генрих I, король-законник; Стефан — неважный монарх, но великий полководец; сердито хмурился отец Генрих II, а Ричард… Впрочем, Ричарду Джон мог сказать: «А кто отправился в крестовый поход, бросив королевство на произвол судьбы?»

Все летит в тартарары, мысленно повторял Джон. Я теряю Нормандию. Но ничего, у меня еще есть Анжу, Пуату и, разумеется, Англия. Я по-прежнему король.

Как хорошо бы сейчас оказаться в Англии, подальше от войны. Придется подождать, пока падет Гайяр, а там можно и уехать. Интересно, сколько времени продержатся защитники крепости?

Вильям Маршал явился к королю мрачнее тучи:

— Милорд, сегодня для Нормандии черный день.

— Что, дела в Гайяре совсем плохи?

Старый рыцарь покачал головой:

— Увы, Филипп окружил крепость со всех сторон. Прорваться к осажденным на выручку не удастся — слишком поздно.

— Не вешайте носа, Вильям. У меня много добрых друзей, мы сумеем вернуть утраченное.

— И еще, милорд. Я должен сказать вам, что нормандские бароны недовольны.

— Как, измена?! — вскричал Джон.

— Я бы не назвал это изменой, милорд. Бароны утверждают, что вы отказываетесь их защищать. Многие попали в плен к французам, лишились замков и поместий. Они говорят, что, если вы решили бросить их в беде, они станут служить другому господину.

— Кому же это, Филиппу? — зловеще оскалился король.

— Да, милорд. Филипп рассылает повсюду своих лазутчиков, которые обещают баронам мир и спокойствие, если те присягнут на верность новому сюзерену. Дело еще в том, милорд, что вы, как герцог Нормандский, — вассал французского короля, а это значит, что бароны подвластны Филиппу. Он обещает им избавление от невзгод войны, если они перейдут на его сторону.

— Они не смеют сделать этого, Маршал. Тем самым они предадут своего герцога.

— А они утверждают, что герцог бросил их в беде и потому они имеют право перейти на службу к французскому королю.

— Господи, неужели все так плохо?

— Увы, милорд. Комендант замка Гайяр сообщил Филиппу, что будет держаться один месяц, а затем, если от вас не будет подмоги, он сдаст крепость.

— Что же теперь будет?

— У нас нет сил, чтобы послать в Гайяр подкрепление. Все замки от Байо до Ане сдадутся Филиппу, если он займет Руан.

— Значит, если Гайяр падет…

— … Падет Руан, а вместе с ним вся Нормандия.

— Мы все вернем, все! — вскричал Джон. Его лицо горело возбуждением. — Я отправлюсь в Англию, созову баронов, соберу огромное войско. И тогда Филипп потеряет все захваченные земли и еще многое сверх того.

Вильям Маршал печально смотрел на своего короля.

— Итак, — продолжил король, — я отправляюсь в Англию, но вскоре я вернусь.

Когда Маршал удалился, Джон отправился к Изабелле и сообщил, что они безотлагательно отплывают в Англию.

— Мне надоели эти края, — пожаловался он. — Здесь я со всех сторон окружен предателями. Мы вернемся в Англию, там мирно и спокойно.

— А что будет с Нормандией? — спросила королева.

— Она достанется Филиппу, но ненадолго.

Изабелла молчала.

— Что ты на меня так смотришь? — взорвался Джон. — Ты такая же, как все остальные. По-твоему, это я во всем виноват.

Изабелла по-прежнему молчала, и он с силой тряхнул ее за плечи.

— Говори, черт бы тебя побрал!

Она смотрела на него без страха.

— Если бы вы больше интересовались войной…

— Это ты виновата, а не я. Ты приковала меня к своей постели.

Изабелла рассмеялась:

— Что-то я не вижу цепей.

— Ведьма! Ты меня околдовала!

— Нет, милорд, вас околдовали и сковали цепями собственные аппетиты.

— А ты их подпитываешь!

— Таков мой долг.

Джон, не выдержав, рассмеялся, а Изабелла подумала, что на его месте Юг вел бы себя иначе.

— Уедем в Англию, — сказал король. — Заведем детей. Народ будет доволен. Пора тебе рожать сыновей.

— Я готова.

— Подальше из этого проклятого места. Я сыт Нормандией по горло, хочу назад, в Вестминстер.

— Когда мы отплываем?

— Вещи я уже отправил. На рассвете, пока все спят, потихоньку уедем и мы.

— К чему такая таинственность?

— Чтобы не слушать их упреков. Маршал считает, что я должен остаться здесь и биться с врагами. Должно быть, бурчит себе под нос, что на моем месте Ричард поступил бы именно так.

— Я буду рада уехать отсюда.

— Да, уже давно пора. Когда падет Гайяр, Руан долго не продержится.

— Вы хотите сказать, что в этом случае нам лучше находиться отсюда подальше?

— Вот именно. Так что пора в Англию.

Наутро обитатели замка проснулись и увидели, что ни короля, ни королевы нет. Вильям Маршал объяснил, что Джон отправился в Англию вести переговоры с тамошними баронами — они должны собрать войско, дабы спасти Нормандию.

Но никто не верил, что король вернется. Раз уж он взял с собой королеву, значит, ищи ветра в поле.

Вскоре замок Гайяр сдался, теперь ничто не могло спасти Нормандию.

* * *

Королева Альенора, по-прежнему коротавшая дни в аббатстве Фонтевро, почувствовала, что теперь ее конец действительно близок. Она прожила на свете восемьдесят два года — невероятно долгий срок. Мало кому удается прожить на свете столько лет. Альенора сполна насладилась жизнью, родила много детей. Она часто вспоминала минувшие годы, мечтала о том, чтобы снова стать молодой, но не жаловалась и не роптала — что ни говори, жизнь удалась.

Ей так и не удалось полностью отрешиться от внешнего мира, как подобает монахине. Семью из сердца не выкинешь, говорила себе королева. Нужно же знать, как там дела у родных, иначе не будешь знать, о чем молиться.

После смерти Ричарда Альенора так и не оправилась. Прошло пять лет, а королева все еще скорбела. Ричарда она любила больше, чем других своих детей. Он был прирожденным королем, щедро наделенным всеми королевскими достоинствами. У него был только один недостаток — Ричард не любил женщин, а потому не смог произвести на свет наследника. Часто вспоминала Альенора и бедняжку Беренгарию, жизнь которой была так мало похожа на жизнь Альеноры. Как она там? Вспоминает ли дни, когда вместе с Джоанной находилась в Святой Земле? Смерть Джоанны была для Беренгарии тяжким ударом.

Смерть все время рядом, думала Альенора, и теперь она пришла за мной.

В монастырь вернулся один из ее лазутчиков. Королева часто рассылала своих людей во все стороны, чтобы получать сведения о событиях, происходящих во внешнем мире.

Сначала Альенора не поверила посланцу, но он клялся и божился, что говорит сущую правду.

Неужели замок Гайяр сдался французам?!

Любимый замок Ричарда. Эту крепость сын строил долго и любовно, называл «любимой дочерью» и относился к Гайяру нежнее, чем к собственному ребенку, если бы таковой у него имелся. Превосходный замок, неприступная твердыня, ключ к Руану. Как можно было сдать крепость французам?

Ах, Ричард, думала Альенора, я даже рада, что ты не дожил до сегодняшнего дня.

Король уехал в Англию. Руан и вся Нормандия вот-вот сдадутся Филиппу. В скором времени ненасытный французский король приберет герцогство к рукам.

Это уже слишком, мысленно говорила Альенора сыну. Как могли вы допустить такое, Джон? Может быть, следовало все-таки сделать королем Артура? Нет, англичане ни за что не признали бы его, к тому же он был совсем ребенок. Или я ошибаюсь? Джоном народ тоже недоволен. Что же произошло с Артуром? Он исчез так загадочно. Мальчика содержали в Руане, потом туда приехал Джон, и Артур исчез. Наверняка Джон знает, что с ним произошло.

Говорят, принц бежал, выпрыгнув из окна. Если так, то где он сейчас?

Королева чувствовала себя бесконечно старой и усталой. Нормандия потеряна, но что ей до Нормандии? Нет Ричарда, который мог бы согреть ее сердце. Ричард ни за что не допустил бы такого бесчестья. Однако из всех сыновей Альеноры в живых оставался только Джон…

О, Джон, сын мой, что ожидает Нормандию и Англию с таким кормчим?

Настали другие времена. Прежде Альенора села бы на коня и отправилась в Пуату, собрала бы там армию, вторглась в Нормандию…

Но она стара, у нее нет сил, и остается лишь одно — смириться.

Королева умерла в Фонтевро на восемьдесят третьем году жизни. Ее похоронили рядом с супругом, которого Альенора так любила и так ненавидела. Гробницу украсили статуей. Высеченное из камня лицо — строгое и волевое, с королевской диадемой, венчавшей чело, — смотрело на мир мудро и печально. В руках статуи была каменная же книга. Это изваяние должно было напоминать будущим поколениям об Альеноре Аквитанской и ее полной событий жизни.

Так король Джон потерял разом и Нормандию, и мать.

ВЫБОРЫ В КЕНТЕРБЕРИ

Мать умерла. Печально, но зато теперь она не сможет изводить его своими упреками да сравнивать со своим обожаемым Ричардом. Чтоб их всех чума забрала! Чертовы нормандские бароны перекинулись на сторону Филиппа, а английские бароны ропщут, осуждая короля за то, что он лишился владений своих предков.

— Я им всем еще покажу, — хвастался Джон перед женой. — Военная фортуна переменчива.

Он отказывался выслушивать донесения, поступающие из Нормандии. И так ясно, что крепости одна за другой сдаются Филиппу.

— Ну и пусть! — кричал Джон. — Предатели, жалкие рабы! Клянусь лодыжкой Господней, они ответят мне за предательство, когда я отвоюю свои земли обратно.

Джон играл в шахматы, когда ему сообщили о падении Руана. Руан! Твердыня Ролло, самый главный из нормандских городов! Никто из прежних герцогов нормандских не допускал такого позора.

Гонец застыл, ожидая приказаний. Однако король даже не взглянул на него, лишь кивнул и с задумчивым видом переставил на доске слона.

— Пусть торгуются с Филиппом, — пробормотал он, — из-за своих привилегий и традиций. Ваш ход, дружище! — прикрикнул он на барона, сидевшего напротив. — Что вы уставились?

Партнер встрепенулся и сделал нарочито слабый ход. Король потерял Нормандию. Не хватало еще, чтобы он проиграл шахматную партию!

Игнорировать вести, поступавшие из-за моря, Джон далее не мог. И так уже англичане роптали: «Нормандия пала, на очереди Анжу и Пуату. Неужто король решил отказаться от всех наших заморских владений?»

Джон предпринял еще одну попытку заключить перемирие с Филиппом, но французский король вновь с пренебрежением отказался. Мира не будет до тех пор, пока Джон не предъявит Артура — «мертвого или живого», — зловеще добавил Филипп.

Призрак племянника не давал Джону покоя. Филипп явно подозревал, что Артур убит — если не самим Джоном, то по его приказу. Разумеется, французский король отлично понимал, что, если Артур убит, Джон показать его не сможет, но и вины своей не признает. Такое положение дел вполне устраивало Филиппа, и он собирался извлечь из ситуации максимальную для себя выгоду. Пока же он вел переговоры с самыми влиятельными английскими лордами, вроде Вильяма Маршала и графа Лестера, владевшими обширными землями в Нормандии. Эти лорды не хотели терять своих заморских владений, но и присягать на верность французскому королю тоже не желали. Они оказались в весьма деликатном положении, поскольку Филипп, захвативший Нормандию сегодня, мог лишиться этих земель завтра. Тогда французский король предложил, чтобы лорды заплатили по пятьсот марок за право сохранить свои нормандские поместья. Им предоставляется отсрочка на один год. Если до истечения этого срока Джон не отвоюет Нормандию, бароны должны присягнуть Филиппу и объявить себя французскими вассалами.

Предложение было щедрым, ни один лорд не ответил отказом.

Вильям Маршал, как человек честный и прямой, специально приехал в Англию, чтобы сообщить Джону о случившемся. Король воспринял весть достаточно спокойно.

— Я понимаю ваши мотивы, — сказал он. — Вы хотите сохранить земли, но не желаете изменять своему государю. Можете мне поверить, Нормандию я отвоюю прежде, чем истечет год.

Маршал отнесся к этому заявлению с недоверием, однако испытал глубокое облегчение, увидев, что король не разгневан условиями соглашения.

Еще несколько недель прошли в томительном бездействии. Каждого нового гонца с материка в Англии ожидали с тревожным опасением. А потом вдруг король ни с того ни с сего преисполнился жаждой деятельности. Однажды утром он проснулся и велел вызвать к нему Вильяма Маршала.

— Ну, вот час и настал, — объявил Джон. — Мы переходим в наступление. Если сидеть сложа руки, Филипп захватит Аквитанию. Я отправляюсь в поездку по стране собирать солдат и деньги. Пусть король Французский знает, что я готов скрестить с ним свой меч.

— Слишком поздно, — вздохнул Маршал.

— Что, ваш боевой пыл угас?

— Я всегда готов сражаться ради доброго дела.

— А мое дело, по-вашему, недоброе? Вы что, уже присягнули своему французскому господину?

— Вы слишком хорошо знаете меня, милорд, чтобы выдвигать подобные обвинения.

Джон и в самом деле хорошо знал Маршала. Знал он и то, что без старого рыцаря ему не обойтись. Но бароны в последнее время слишком обнаглели. Даже Вильям Маршал позволяет себе дерзить! Все осуждают короля за то, что упустил Нормандию. Джону хотелось накричать на Маршала, однако сейчас, перед решающей схваткой, ссориться с этим человеком было нельзя.

А старый рыцарь думал о том, насколько непредсказуем король. Столько времени бездействовал, а теперь вдруг такой взрыв энергии. Можно ли полагаться на подобного монарха? Иногда Маршалу казалось, что Англия только выиграла бы, если бы ее завоевали французы. Лучше служить мудрому Филиппу, чем этому самодуру, почти безумцу.

— Так вы считаете, сэр, что мы не должны отстаивать свои права?

— Я считаю, милорд, что это следовало делать раньше.

Опять дерзит! Но нужно сохранить спокойствие, предостерег себя Джон.

— Был момент, когда нужно было действовать, — продолжил Маршал. — Когда же время упущено, лучше не совершать опрометчивых поступков.

— Вы смотрите на это дело так, а я смотрю на него иначе, — ответил Джон. — Сегодня же отправляюсь в поездку по стране собирать армию.

Год отсрочки, предоставленный французским королем тем баронам, которые владели землями в Нормандии, истек. Теперь они должны были присягнуть Филиппу, что будут верно служить ему «по французскую сторону моря». Филипп был очень доволен: теперь несколько самых влиятельных вельмож Англии не смогут воевать против него на континенте.

Лорды оказались в весьма щекотливой ситуации: по одну сторону пролива они служили одному господину, по другую — второму. Однако Вильям Маршал и остальные понимали, что иного выхода у них нет — иначе придется отказаться от нормандских владений. С каждым днем недовольство английских баронов Джоном возрастало, а король тем временем разъезжал по стране, собирая деньги на войну. Подобная мера всегда была непопулярна, а теперь особенно — ведь отношения короля с баронами и без того были напряженными. Джон твердо намеревался высадиться с войском во Франции и отвоевать все утраченные владения. Англичане должны понять, что их стране угрожает опасность. Филиппу ничего не стоит из Нормандии высадиться в Англии. Неужто англичане позволят, чтобы французы взяли над ними верх?

Встревоженные угрозой нашествия, люди сами стекались под знамена короля, и Джон в целом мог быть доволен. Обстоятельства складывались против него — зима выдалась тяжелая, продовольствия не хватало, бароны готовили смуту. Они отказались принести присягу королю до тех пор, пока он не подтвердит их права. Джон скрежетал зубами от ярости, однако выбора у него не было — пришлось выполнить все условия лордов.

Король собирал солдат, припасы, вооружение, и к Пасхе в Портсмуте уже стоял мощный флот, готовый к отплытию. Джон выехал в Порчестер, чтобы сделать последние приготовления.

Тем временем с континента поступили сообщения, что Филипп увел войска с нормандского побережья. Очевидно, французский король решил отказаться от рискованной затеи вторжения в Англию и вместо этого повел наступление на Пуату.

— Клянусь глазом Господним! — вскричал Джон. — Самое время нанести удар!

Увы, уже не было королевы-матери, которая могла бы взять на себя защиту Аквитании. Джон с горечью думал, что он совсем один, положиться не на кого. Все вокруг только и твердят, что он должен отказаться от похода.

— Предатели! — вскричал король. — Все предатели!

Главными противниками предприятия были Вильям Маршал и Хьюберт, архиепископ Кентерберийский.

К Хьюберту Джон относился с особым подозрением. Отношения между королем и примасом испортились сразу же после того, как Джон вернулся в Англию. Архиепископ, как многие в Англии, начал понимать, что страной правит безрассудный тиран.

Хьюберт был не просто князем церкви, он был государственным деятелем, причем многие укоряли его в том, что делам светским он придает больше значения, чем делам церковным. Это был человек честный и прямой, заботящийся лишь о благе своей страны. Во время отсутствия короля Ричарда Хьюберт ведал сбором денег в государственную казну — финансовой премудрости его обучил дядя, Ранульф де Гланвиль. Когда понадобилось выплатить выкуп за короля — сто тысяч фунтов стерлингов, — Хьюберт вместе с королевой Альенорой сумел собрать эту огромную сумму, причем, действуя в традициях Генриха II, старался избегать крайних мер и умудрился не навлечь на себя гнев народа.

Разумеется, Хьюберт то и дело ссорился с Джоном, однако у короля хватало ума не слишком обострять отношения с архиепископом — конфликт с примасом не сулил ничего доброго.

Хьюберт тоже находился в Порчестере и всячески убеждал короля отказаться от высадки во Франции. Архиепископ говорил, что момент упущен. Если Джон потерпит поражение и его армия будет разбита, кто защитит страну от французов?

Джон бесился и неистовствовал. Короля как подменили, теперь он, еще недавно не желавший выходить из опочивальни, рвался в бой.

Вильям Маршал тоже считал, что экспедиция закончится неудачей. Была у старого рыцаря и своя причина противиться войне с Францией — ведь он присягнул на верность Филиппу.

Английские бароны относились к Джону со все большим и большим недоверием. Они согласились принять участие в походе, полагая, что отправляются воевать в Нормандию. Теперь же оказалось, что Джон поведет их не в Нормандию, а в Пуату или в Анжу. Эти провинции интересовали лордов гораздо меньше. В Нормандии у многих из них были земли, замки, но какое дело баронам до Пуату и Анжу? Когда выяснилось, что архиепископ Кентерберийский и Вильям Маршал тоже возражают против экспедиции, бароны осмелели и прямо заявили, что за море не поплывут.

Вильям Маршал и еще несколько лордов явились к королю.

— Я во Францию не поеду, — сразу же заявил Маршал.

— Я вас не понимаю! — вскричал король.

— Вы же знаете, милорд, что я обязался не воевать против Филиппа на континенте. Вы сами санкционировали такое решение. Мы заплатили французскому королю, чтобы он дал нам год отсрочки, пообещав, что по истечении этого срока признаем себя его вассалами в Нормандии. Год истек, присяга дана.

— Вы… вы — изменники! — закричал Джон. — Как вы могли присягнуть моему врагу?

— Но вам об этом было известно, милорд.

У короля глаза вылезли из орбит, губы затряслись, и бароны поняли, что сейчас разразится очередной припадок бешенства.

— Взять его! — завопил король. — Я не потерплю рядом с собой предателей!

Воцарилось гробовое молчание. Никто из баронов не тронулся с места. Разве можно поднять руку на самого Маршала?

Король перешел на визг. Указывая на Маршала трясущимся пальцем, он вопил:

— Клянусь ухом и зубом Господним! Этот человек предатель! Он вступил в сговор с французским королем за моей спиной. Мой вассал не может воевать против французского короля! Оказывается, мой вассал присягнул Филиппу на верность! И это человек, которого я считал своим главным советником! Я доверял ему, а он меня предал! Схватить его! Увести его! Посадить в темницу! Пусть сидит и ждет моего решения. А решение это не будет милостивым, Маршал, так и знайте!

Он обвел безумным взглядом лордов.

— Как так?! Никто из вас не трогается с места! Я отдаю приказ, а вы ничего… ничего… ничего не делаете!

Джон задохнулся, потом вдруг сник.

— Понятно, — медленно проговорил он. — Мне все ясно. Каждый из вас — мой враг. Вы все предатели. О, какое вероломство!

Он развернулся и, громко топая, вышел вон.

Итак, Вильям Маршал против него, архиепископ Хьюберт тоже. Бароны затевают мятеж.

— Им не удастся меня остановить! — кричал Джон Изабелле. — Я все равно поступлю по-своему! Вот увидишь! Меня нельзя остановить!

Приготовления к отплытию были ускорены.

* * *

Вильям Маршал вновь явился к королю. Вид у него был печальный, виноватый, и впервые Джон воспрял духом — он решил, что рыцарь явился просить у него прощения.

Но не таков был Маршал. Джон внутренне кипел. Этот человек — мой вассал, а держится так, словно у меня нет над ним никакой власти. А ведь я могу засадить его в тюрьму, могу ослепить. Неужто он об этом забыл?

Нет, ты не можешь этого сделать, нашептывал разум. Против тебя восстанет вся страна. Маршала любят лорды, любит простой народ. Не обманывай себя — без поддержки Маршала ты ничто.

И все же Джон накинулся на рыцаря с упреками:

— Ну, зачем вы ко мне явились? Шли бы к своему господину, которому присягнули на верность!

— По эту сторону моря у меня только один господин, — ответил Вильям. — Я служу и всегда хотел служить только вам. Присягнуть французскому королю я был вынужден потому, что он захватил мои земли. А присягу я никогда не нарушаю.

— Неужто вам земли дороже собственной чести?

— Моя честь осталась при мне, государь. Неужели вы не понимаете, что, сохранив за собой наши земли в Нормандии, мы тем самым облегчаем вам задачу? Когда вы отвоюете эту провинцию обратно, вам не придется брать с бою каждый замок. Все главные твердыни Нормандии принадлежат мне и другим английским лордам.

— Неужто вы думаете, что я вам поверю? — язвительно спросил Джон.

— Конечно, милорд. Ведь это сущая правда. Сегодня же я явился к вам, чтобы просить вас распустить армию.

— Что, не хотите, чтобы я воевал с вашим приятелем?

— Если вы имеете в виду французского короля, то я и в самом деле не хотел бы, чтобы вы с ним воевали. Я пришел, чтобы вновь попытаться переубедить вас, хотя знаю, что навлеку на себя ваш гнев. Посмотрите правде в глаза. Филипп захватил обширную территорию, у него многочисленная армия, более мощная, чем ваша. Бароны Пуату коварны и ненадежны, доверять им нельзя. Сегодня они ваши друзья, а завтра, когда ветер подует в другую сторону, переметнутся на сторону Франции. Вы будете воевать на континенте, забрав с собой всех лучших воинов, а Англия тем временем останется беззащитной. Вы нужны здесь, государь. В стране неспокойно. Народ ропщет, он не доволен податями, которые понадобились для снаряжения войска. Бароны того и гляди взбунтуются. Лучше всего распустить армию и остаться в Англии, чтобы не потерять последнее.

— Вы разочаровали меня, Маршал. Я-то думал, что могу на вас положиться.

— Вы можете доверять мне, как и прежде. Я не совершил измены. Вы сами позволили мне принять условия Филиппа. Год истек, и у меня не было выбора. Вот почему я не могу сопровождать вас в походе — тем самым я запятнал бы свою честь… Но я надеюсь, что вы тоже откажетесь от этой затеи.

Джон стиснул кулаки и выругался, но до припадка дело не дошло. Неповиновение баронов произвело на короля тяжкое впечатление. Кто знает, чего можно ждать от этих людей.

Вслух же король сказал:

— Я вызову баронов и поговорю с ними.

Маршал удалился успокоенный.

* * *

Джон оглядел собрание, думая, что все эти лорды настроены против него. Правда, у короля есть наемники, которые последуют за ним повсюду, но нельзя же действовать вопреки воле всех министров и всех баронов!

— Вы советуете мне отказаться от войны, — сказал Джон. — Что же, по-вашему, я должен делать?

Некоторые бароны считали, что нужно послать в Пуату небольшой отряд рыцарей, дабы поддержать местное дворянство, сохранившее верность Джону.

— Отряд рыцарей! — фыркнул король. — Неужто этим я спасу Пуату и отвоюю Нормандию? — На глазах у короля выступили слезы. Он один, совсем один, не на кого рассчитывать, не на кого положиться. — Что ж, прекрасно! — воскликнул король. — Я распущу армию. Но меня вы все равно не остановите. Я отправлюсь воевать, захватив с собой лишь по-настоящему преданных мне людей.

Бароны воспротивились и этой затее. Они считали, что в столь смутное время король должен оставаться в Англии.

— Не смейте указывать мне, как я должен себя вести! — взорвался Джон, уже не помня, что сам спросил у лордов совета. — Вы в любом случае остаетесь здесь.

Он покинул собрание и отправился в гавань, где под парусами стоял его личный корабль.

— Готовьтесь! — крикнул Джон. — Мы немедленно отплываем.

Капитан поразился, узнав, что из всего флота в плавание отправляется только одно судно.

— Никто не желает за мной следовать, — объявил Джон. — Я отправляюсь в путь один.

И королевский корабль покинул порт, а войско разошлось по домам.

Джон вовсе не собирался плыть во Францию. Когда полоска берега растаяла вдали, гнев короля утих и он понял, что было бы смехотворно высаживаться на вражеской территории с такой горсткой людей.

Поэтому он велел капитану плыть в Уэрхем и там высадился на берег, горько причитая, что со всех сторон окружен одними изменниками. Он собирался воевать с Францией, дабы защитить свое наследство, а подданные бросили короля в беде. Это они виноваты во всех бедах последнего времени. Король не боится войны, но английские бароны — трусы. Многие из них перекинулись на сторону французского короля, забыв о долге. Поддавшись алчности, они покрыли себя вечным позором.

Джон повсюду говорил о своей горькой участи. Хуже всего, по его словам, было то, что его со всех сторон окружают изменники.

Филипп, разумеется, воспользовался замешательством в стане противника, и в скором времени ему покорилась вся провинция Пуату, кроме городов Рошель, Туар и Ниор.

* * *

Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, отправился в город Боксли, где ему предстояло рассудить спор между епископом Рочестерским и тамошними монахами. Дорога показалась примасу необычайно тяжелой — возраст давал себя знать.

Стар он уже для таких путешествий, да к тому же на шее выскочил здоровенный карбункул, вконец измучивший старика. Утром, едва проснувшись, он почувствовал, что весь горит в лихорадке, и подумал, не прервать ли поездку. Но ссора между церковниками — дело серьезное, ее необходимо вовремя прекратить. В стране и без того бед хватает. В последнее время Хьюберт постоянно испытывал тревогу, особенно после встречи с королем в Порчестере, когда пришлось отказаться от вторжения во Францию. Как ужасны припадки ярости, которым подвержен Джон! Хьюберт хорошо знал, сколь бурным темпераментом обладают отпрыски Анжуйского рода. Почти каждый из королей и принцев страдал пороком несдержанности. Может, и правду говорят, будто в древние времена один из герцогов Анжуйских женился на ведьме. Генрих II тоже был бешеный. Ричард Львиное Сердце в гневе повергал окружающих в ужас, однако у Джона ярость достигала поистине чудовищных размеров. Король буквально терял рассудок, и казалось, что в него вселяется дьявол. Опасно, когда человек с таким нравом стоит во главе государства.

Архиепископ частенько ломал голову, пытаясь понять, что произошло с юным Артуром. Юношу содержали в Руане, затем туда отправился Джон, после чего принц исчез. Дай Бог, чтобы король не обагрил своих рук невинной кровью. Тем самым он навлек бы страшную беду и на себя, и на Англию.

Отношения между королем и примасом вроде бы наладились, но в любой момент могла вспыхнуть новая ссора. Все монархи испокон веков враждовали с Церковью, но Джон частенько переходил границы допустимого, да и дипломат из него неважный.

Может быть, все-таки лучше было сделать королем Артура? Привезли бы мальчика в Англию, воспитали бы как положено…

Архиепископ покачивался в седле, лицо его пылало от жара. Карбункул дергал, пронизывал болью. Скорей бы уж привал. К тому времени, когда кортеж достиг городка Тинхем, Хьюберт так выбился из сил, что сразу же улегся в кровать, даже есть ничего не стал. Свита встревожилась не на шутку.

— Дайте мне немного отдохнуть, — сказал Уолтер. — Высплюсь хорошенько, а наутро с Божьей помощью продолжим путь. Сделаем наше дело и вернемся к себе в Кентербери.

А на следующее утро ему стало еще хуже. Опухоль воспалилась, жар усилился. Архиепископ то и дело начинал бредить. Пришлось остаться в Тинхеме на несколько дней.

Лихорадка все усиливалась и усиливалась. На третий день по приезде в Тинхем Хьюберт Уолтер скончался.

Нужно было немедленно известить короля о смерти примаса, и гонец с печальной вестью во весь опор поскакал в Вестминстер, где в это время находилась королевская чета.

Посланца сразу же провели к трону, ибо было ясно, что он привез какую-то важную новость.

— Милорд, — воскликнул гонец, — архиепископ Кентерберийский умер!

Джон вскочил на ноги, губы его растянулись в неспешной улыбке.

— Это правда?

— Да, милорд. У него на шее была опухоль, и он умер в Тинхеме от лихорадки.

Джон с улыбкой взглянул на королеву.

— Ты слышала? Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, умер. Вот теперь я стану настоящим королем.

* * *

Когда в Кентербери стало известно о смерти архиепископа, монахи обители святого Августина собрали конклав, чтобы обсудить кандидатуру нового пастыря. По давней традиции монахи этого монастыря сами избирали архиепископа, и отказываться от своей привилегии они были не намерены.

Аббат сказал, что смерть Хьюберта Уолтера — большая утрата, но еще хуже получится, если архиепископом изберут человека, не готового отстаивать интересы Церкви. Нужно безотлагательно выбрать самого достойного и отрядить депутацию в Рим, дабы его святейшество подтвердил выбор монахов.

Братия разошлась, чтобы встретиться вновь через неделю. Однако к тому времени в Кентербери уже прибыл король.

Он сказал, что хочет отдать последние почести покойному архиепископу, его дорогому другу и советнику. Джон произнес целую речь, высоко отзываясь о несравненных достоинствах покойного. В глубине души король вовсю потешался. Ситуация вполне соответствовала его представлению о юморе.

— Теперь очень важно, — сказал он аббату, — выбрать достойного преемника. Бедняжка Хьюберт ужасно расстроится, взирая на вас с небес, если вы изберете неудачного кандидата. Конечно, такого праведника, как Хьюберт, вы не найдете, но, по крайней мере, нужно постараться, чтобы новый примас не посрамил своей мантии.

— Мы только об этом и думаем, — сказал аббат.

Джон насторожился. «Понятно, голубчики, — подумал он, — хотите посадить мне на шею своего ставленника, который будет пресмыкаться перед Римом. Знаю я вас, церковников. Ну уж нет, милейший аббат, следующий архиепископ будет моим человеком».

— Да-да, — сказал Джон вслух. — Этот человек должен заботиться и о благе Церкви, и о благе королевского двора. Вы уж пораскиньте мозгами как следует. Я тоже много рассуждал на эту тему, и мне пришло в голову, что самой лучшей кандидатурой был бы Джон де Грей, епископ Норвичский, преданный слуга Англии.

Аббат пришел в ужас. Всем было известно, что Джон де Грей — клеврет короля. Про Хьюберта говорили, что он не столько церковник, сколько государственный деятель, но, по крайней мере, Хьюберт не забывал об интересах Церкви. Что же касается Джона де Грея, то он всецело зависим от короля — именно поэтому Джон и остановил на нем свой выбор.

Поскольку аббат молчал, Джон вновь принялся превозносить достоинства усопшего.

— Увы, увы, — сказал он, — такого, как он, мы больше не найдем, — а мысленно добавил: «Ну и слава Богу».

Король присутствовал на церемонии похорон и задержался в Кентербери еще на целых шесть дней. Он был особенно милостив с монахами, ни словом более не упомянул о Джоне де Грее, однако про себя решил, что, вернувшись в Вестминстер, немедленно пошлет посольство к папе римскому. Возмутительно, но без этого не обойтись — все предшествующие короли вынуждены были поступать точно так же. Зависимость от Рима — тяжкое ярмо на шее монарха. Неспроста между Церковью и государством издавна существует напряженность. Поэтому для короля особенно важно, чтобы первый церковный пост в государстве занимал его единомышленник. Примасом должен стать Джон де Грей, и больше никто.

Как только король уехал, аббат вновь собрал братию и сказал:

— Совершенно очевидно, что король остановил свой выбор на епископе Норвичском. Это человек короля. Он будет беспрекословно подчиняться его величеству. Если король пожелает отменить привилегии Церкви, такой архиепископ не станет ему перечить. Для Церкви настанут тяжкие времена.

Кто-то из монахов напомнил аббату, что по традиции архиепископа выбирают в обители святого Августина, а затем папа римский утверждает кандидатуру.

— Это я и предлагаю сделать, — сказал аббат.

— Против воли короля? — засомневался кто-то.

— Дело это не государственное, а церковное, — твердо ответил настоятель. — Мы должны воспользоваться своей привилегией. Выберем архиепископа и отправим его в Рим, чтобы он заручился поддержкой его святейшества. Лишь после этого наш избранник займет кресло архиепископа.

Некоторые монахи из числа наиболее робких запротестовали, страшась королевского гнева, но аббат напомнил им, что бывают времена, когда Церковь должна проявлять твердость. Ведь именно в Кентербери святой великомученик Томас Бекет осмелился выступить против монарха, тем самым подав пример всем служителям Церкви. Нужно немедленно, нынче же ночью, втайне избрать архиепископа, посвятить его в сан и отправить с посольством в Рим. К тому времени, когда тайное станет явным, санкция папы будет уж получена и король не сможет ничего предпринять.

У монахов не было выбора. Они должны были или капитулировать перед королем, или проявить решимость. На секретном конклаве новым архиепископом был избран субприор Реджинальд, человек ученый и благочестивый, а главное — искренне преданный Церкви. Избранника посвятили в сан перед алтарем, усадили на архиепископский престол. Как и было решено, Реджинальд немедленно отбыл в Рим, чтобы сообщить папе о решении кентерберийских монахов. После того как Рим санкционирует выбор, дело можно считать решенным.

— Очень важно соблюдать тайну, — сказал братии настоятель. — Я требую, чтобы все вы дали обет молчания.

Реджинальд поклялся, что будет держать язык за зубами, и в тот же день отбыл в Рим.

* * *

Король тоже не терял времени даром. Вернувшись из Кентербери, он вызвал к себе Джона де Грея.

Король пребывал в отличном расположении духа. С таким архиепископом можно будет не опасаться противодействия со стороны Церкви. Отличная кандидатура, ничего не скажешь.

— Мой славный епископ, — начал Джон. — Я рад вас видеть. У меня для вас большие планы. Как вам нравится город Кентербери?

— Кентербери, милорд?!

— Как у вас глаза-то разгорелись, а?

— Милорд, мне известно, что Хьюберт мертв…

— Прескверный был старикашка. Хотел, чтобы государство подчинялось Церкви. Напрямую он этого, конечно, не говорил, но я-то его насквозь видел. Теперь, слава Богу, Хьюберта больше нет, но местечко пустовать не должно. Я знаю, что вы мой добрый друг, и решил сделать архиепископом Кентерберийским вас.

— О, милорд! — Джон де Грей бросился на колени и поцеловал королю руку.

— Милейший епископ, я уверен, что вы будете служить мне верой и правдой. Прежде вы были мне хорошим секретарем и добрым другом. Я знаю, что с таким примасом неприятностей у меня не будет.

— Я буду служить вам душой и телом, — уверил короля епископ.

— Знаю-знаю. Я прямо сейчас отправлю в Рим послов, хоть мне это, честно говоря, и не по душе. Когда же вас утвердят в звании архиепископа, мы славно поработаем вместе на благо нашей страны. Церковь должна знать свое место.

Распрощавшись с епископом Норвичским, Джон остался вполне собой доволен.

* * *

Папа Иннокентий III, в миру Лотарио из Сеньи, был человеком незаурядным. Кардиналом и несомненным наследником святейшего престола он стал еще шестнадцать лет назад, когда тиару надел его дядя Клемент III. Иннокентий был человеком весьма образованным, прекрасно разбирался в законах и живо интересовался политикой. Его не устраивала роль символического главы христианского мира, распоряжающегося лишь делами церковными. Папа считал, что все короли и правители подвластны закону Церкви, а потому должны повиноваться Наместнику Божию на земле.

Каждый из римских пап неминуемо сталкивался с проблемами противостояния Церкви и государства. Однако Иннокентий был исполнен решимости одержать верх над мирской властью. Покойный Хьюберт Уолтер, с его точки зрения, был идеальным примасом — человеком сильным, неуступчивым, активным в политике. Именно таких людей Иннокентий хотел бы видеть во главе всех церквей христианского мира.

Папа изрядно удивился, когда в Рим прибыл Кентерберийский субприор Реджинальд и стал ходатайствовать об утверждении его в должности архиепископа. Иннокентий никогда прежде не слыхивал о Реджинальде, а, судя по секретности, с которой прибыл англичанин, можно было предположить, что в Англии не все согласны с его кандидатурой. Затем выяснилось, что Реджинальд избран лишь кентерберийскими монахами, а король и английские епископы ничего об этом выборе не знают. Иннокентий решил не торопиться, выяснить все обстоятельства этого дела поподробнее.

Для начала он отправил к Реджинальду своих эмиссаров, чтобы англичанин предъявил верительные грамоты. Субприор уверил посланцев, что действительно избран в архиепископы кентерберийской братией, которая по древней традиции обладает этой привилегией. В прошении на имя его святейшества Реджинальд именовал себя «избранным архиепископом».

На папу подобная аргументация не подействовала, он решил выждать. Тем временем Реджинальд томился от бездействия и сгорал от нетерпения. Встречаясь с людьми, он не делал секрета из своей миссии, рассказывал всем и каждому, что является законно избранным и даже прошел церемонию посвящения в сан. Свои письма Реджинальд подписывал не иначе, как «избранный архиепископ», и вскоре весь Рим уже знал, зачем прелат прибыл к папскому престолу.

Разумеется, многие сочли своим долгом сообщить о столь примечательном событии в Англию. Король Джон находился у себя в Вестминстере, когда прибыл первый из гонцов с новостями из Рима.

Джон не торопился с выбором нового архиепископа, имея на то вполне простую и ясную причину: пока архиепископский престол свободен, все доходы примаса поступают в государственную казну.

Узнав о случившемся, король впал в ярость. Итак, монахи задумали обвести его вокруг пальца! Оказывается, они уже выбрали своего кандидата и даже успели отправить его в Рим. Невероятная наглость!

Джон крикнул слугам:

— Собирайтесь в путь! Я немедленно отправляюсь в Кентербери.

Когда король отправлялся в дорогу — а это случалось часто, — об этом знали все вокруг. Выглядел королевский кортеж так: впереди верхом ехали король и королева, за ними свита, далее — паланкины, в которых высочайшие особы могли отдохнуть; потом министры, рыцари, придворные, музыканты, актеры, слуги. В повозках везли перины и кастрюли, даже любимую мебель их величеств. К процессии то и дело присоединялись бродячие торговцы, шлюхи, жонглеры — каждый надеялся немного заработать, раз уж подвернулась такая удача.

Поэтому кентерберийские монахи узнали о приближении короля задолго до прибытия Джона. Догадаться о причине высочайшего визита было несложно, и братия затряслась от страха. Первым делом аббат отправил гонца в Рим, чтобы известить Реджинальда об отмене его избрания. Реджинальд сам виноват — не сдержал слово, слишком много болтал, поэтому пусть пеняет на себя.

Прибыв в Кентербери, Джон сразу же отправился в аббатство. Перед ним предстали настоятель и старшие из братьев. Все они тряслись от ужаса.

— Клянусь ухом, зубом и коленкой Господа Бога нашего! — завопил Джон так, что его голос гулким эхом раскатился под сводчатыми потолками. — Так вот вы что задумали, изменники, мерзавцы! Вы выбрали себе архиепископа? Подлые интриганы! Вы меня обманули! Вы согласились принять Джона де Грея, а тем временем поспешили посадить на престол своего человека!

— Вовсе нет! — дрожащим голосом ответил аббат. — Вас ввели в заблуждение, милорд.

Джон слегка подобрел:

— Как же так! А мне говорили, что вы избрали вашего субприора Реджинальда. Разве вы не посылали его в Рим за папским благословением? Он утверждает, что его уже возвели в сан. Если это так, то, клянусь глазом Господним, я в два счета низведу его обратно.

— Нет-нет, — лепетал аббат. — Все это неправда.

Джон как бы в шутку схватил настоятеля за плечи и заглянул ему в глаза. В эту минуту вид у короля был поистине устрашающий: налитые кровью глаза с расширенными зрачками, оскаленные зубы, искаженные безумной жестокостью черты.

— «Нет-нет, это неправда», — передразнил он. — Еще бы: сэр аббат, ведь вы не такой дурак, чтобы бунтовать против короля. По-моему, я уже сообщил вам, что архиепископом должен стать Джон де Грей.

— Да, милорд, вы сказали, что из него получится хороший примас.

— А вы мне не возразили, поэтому я знаю, что вас оклеветали. Вы человек Божий и не стали бы обманывать своего короля. Иначе на вас обрушился бы гнев небесный. И земной тоже, уверяю вас. Клянусь рукой и ногой Господа, за подобное вероломство я подверг бы вас самой жестокой каре. Но я рад, что вы ни в чем не виноваты. Иначе мне пришлось бы выполнить свой долг и вырвать вам язык — чтобы вы не лгали своему государю.

Аббат и монахи дрожали от ужаса и хотели только одного — умилостивить короля.

— Милорд… милорд… — лепетал аббат, потеряв рассудок от ужаса.

— Ну же, говорите, — приказал ему Джон. — Вы ни в чем не виновны, а невинным я зла не сделаю. Что вы хотите сказать?

— Мы… мы выберем архиепископа немедленно, в вашем присутствии, чтобы вы остались довольны.

— Отлично сказано. Выбирайте Джона де Грея. Потом мы отправим посольство в Рим к папе. Досадная формальность, но, увы, необходимая. Не теряйте времени, друзья мои, беритесь за дело. Я вижу, что у нас с вами мир и согласие.

В тот же день Джон де Грей был избран архиепископом, а в Рим отправилось посольство, чтобы известить папу об избрании.

* * *

Когда Реджинальд узнал, что в Рим прибыло новое посольство, он впал в ярость. Новый кандидат, в отличие от субприора, пользовался поддержкой самого короля, но Реджинальд был не из тех людей, кто легко уступает. Он считал себя законным архиепископом, уже возведенным в сан, и отказываться от своего звания не собирался. Реджинальд предъявил папе новые доказательства своих полномочий, а Иннокентий III тем временем уже успел принять посольство из Англии.

Английские епископы возмутились, узнав, что оба кандидата выдвинуты без их участия. Некоторые из этих епископов находились в Риме, так что у них была возможность лично выразить папе свой протест.

Иннокентий разозлился. Все это выглядело крайне подозрительно. Сначала тайное избрание архиепископа, теперь вдруг новый кандидат — Джон де Грей, который, как было известно Иннокентию, целиком и полностью поддерживал короля Джона и вряд ли станет отстаивать интересы Церкви. Хоть папа и считал себя верховным правителем христианского мира, он отлично понимал, что без крайней нужды ссорится с земными владыками не стоит, поэтому пренебречь волей английского короля было бы неразумно. Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы преданный слуга короля стал примасом Англии.

В подобных случаях Иннокентий всегда прибегал к политике проволочек, считая, что время само подскажет решение.

В конце концов, вердикт его святейшества был таков: избрание Реджинальда состоялось в нарушение традиций, а потому не может быть признано Римом. Тем не менее к моменту избрания архиепископом Джона де Грея примас формально наличествовал, а потому повторное избрание тоже недействительно. Таким образом, архиепископский престол Кентербери продолжал оставаться вакантным.

Воспользовавшись ситуацией, Иннокентий предложил в английские примасы своего собственного кандидата, некоего Стивена Лэнгтона. Иннокентий рассудил, что этот человек устроит всех, ибо он слыл достойнейшим и ученейшим мужем Церкви. Кроме того, по рождению он был англичанином. Правда, на родине Лэнгтон прожил недолго, ибо почти всю свою жизнь сначала учился, а потом преподавал в Парижском университете. Там он читал лекции по теологии и приобрел репутацию славнейшего богослова своей эпохи. Сам король Филипп, высоко чтя Лэнгтона, удостоил его своей дружбы. Почтенный профессор был известен как человек высокой и безупречной нравственности.

Примерно с год назад Иннокентий решил, что столь достойному слуге Церкви место в Риме, и назначил его настоятелем собора св. Хризогона в сане кардинала. В Риме Лэнгтон тоже читал лекции по теологии и пользовался расположением его святейшества. Папа считал, что этот прелат может принести Церкви великую пользу.

Когда Стивена Лэнгтона пригласили в Рим, король Джон отправил ему поздравительное письмо, ибо в лице профессора всей Англии была оказана высокая честь. Джон писал, что счел бы за честь принять у себя при дворе прославленного соотечественника. Если же Лэнгтон предпочитает жить в Риме, вблизи святейшего престола, то пусть не забывает о своем английском происхождении.

Тогда Иннокентий немало повеселился. Неужто Джон и в самом деле считал, что в лице Лэнгтона будет иметь своего человека при папском дворе? Почтенный Лэнгтон не из тех людей, кого можно подкупить или запугать. При любых обстоятельствах он будет отстаивать свои убеждения и интересы Церкви. Светские правители ему не страшны.

Созвав английских епископов и монахов, папа объявил им, что останавливает свой выбор на Стивене Лэнгтоне, ибо более достойной кандидатуры на пост архиепископа Кентерберийского нет и быть не может. После смерти незабвенного Хьюберта престол пустует. Избрание Реджинальда, проведенное втайне, недействительно; нельзя признать архиепископом и Джона де Грея, ибо он занял престол еще до того, как Реджинальд был смещен. С точки зрения Иннокентия, ни один из этих кандидатов не может сравниться со Стивеном Лэнгтоном.

Монахи пришли в замешательство, но выбора у них не было: английский король был далеко, а папа близко. Иннокентий в гневе страшен — все это знали. Он может отлучить неугодного человека от Церкви, а страшнее этого ничего не бывает. Тот, кто умирает отлученным, обречен на вечное проклятие.

И все же английские церковники медлили. Ведь им придется возвращаться на родину и держать ответ перед королем. Что хуже — гнев короля или гнев папы? Ответ был ясен: для духовного лица владыка церковный превыше владыки земного.

Все, кроме Элиаса, епископа Брентфилдского, который осмелился воздержаться, проголосовали за Стивена Лэнгтона.

ПРИЗРАК АРТУРА

У Джона хватало и других проблем. Если сидеть сложа руки, того и гляди лишишься всех владений на континенте. Посоветовавшись с министрами и военачальниками, король решил отправить в Ла-Рошель, все еще сохранявшую верность Англии, небольшое войско. Может быть, удастся развернуть оттуда наступление и отвоевать часть утраченных земель. Гарнизон крепости все равно нуждался в подкреплении — в одиночку ларошельцы долго против Филиппа не продержатся. Джон объявил, что отправит туда наемников. На них он полагается больше, чем на рыцарей. Наемный солдат воюет за деньги, в войне его интересует только добыча. А так называемые «люди чести» вроде Маршала чересчур переборчивы, от таких пользы немного.

В июне, когда конфликт по поводу архиепископства был в самом разгаре, Джон с немногочисленной армией отплыл в Ла-Рошель. К великой радости короля выяснилось, что Аквитания по-прежнему на его стороне — тамошние бароны опасались непомерно разыгравшихся аппетитов Филиппа.

Укрепив город, Джон отправился в Ниор, еще одну крепость, сохранившую верность английской короне. В нескольких стычках Джону удалось добиться успеха. Сами по себе эти победы стоили немногого, но осторожный Филипп решил, что время для широкомасштабного наступления еще не настало.

В результате французы наконец согласились на двухлетнее перемирие. Джон был в восторге. Он и не надеялся на такую удачу. По условиям перемирия Изабелла, чей отец недавно скончался, получила титул графини Ангулемской. Это означало, что теперь у Джона появятся новые союзники. Двухлетняя передышка давала ему возможность как следует подготовиться к следующему этапу войны, в результате которой он надеялся вернуть все утраченные владения.

В Англию король вернулся в прекрасном расположении духа, потешаясь над баронами, которые смели упрекать его в бездеятельности. Он показал им всем, на что способен. Если уж Джон берется за дело, успех обеспечен. Дайте срок, и он возвратит все потерянные земли.

И тут пришли вести из Рима. Папа осмелился отвергнуть кандидата, выдвинутого английским королем, и назначил вместо него Стивена Лэнгтона.

В первый момент Джон от ярости чуть не задохнулся. Он зашлепал губами, выпучил глаза, и слуги бросились врассыпную, зная, что сейчас разразится припадок неистового бешенства.

Джон кинулся к Изабелле, сообщил ей о случившемся. Из его глаз текли слезы ярости, пальцы гневно обрывали золотые пуговицы, швыряли их на пол.

Изабелла лениво спросила, почему король так расстраивается из-за пустяков.

— Из-за пустяков?! — взвизгнул Джон. — Этот римский мерзавец назначил мне своего архиепископа!

— Что это за человек?

— Стивен Лэнгтон? Говорят, великий ученый. К черту ученых! Вот я выколю ему глаза, тогда посмотрим, как он будет книжки читать! Папа пишет, что Лэнгтон — большой умник. Я тоже не дурак, можешь мне поверить!

— Я верю вам, — кивнула Изабелла. — К тому же вы король. Папа не смеет присылать к вам своего ставленника. Или смеет? Ведь он все-таки наместник Божий.

У Джона в углах рта выступила пена.

— Нет, я этого не потерплю! Лэнгтон может оставаться в Риме. Если он посмеет явиться сюда, я засажу его в тюрьму, но сначала как следует изуродую, можешь в этом не сомневаться!

— Успокойтесь, Джон.

— Успокоиться? Как я могу успокоиться, когда мне наносят такое оскорбление! Я король или не король?

— Разумеется, вы король, вот и ведите себя подобающим образом.

Гнев Джона обратился на супругу:

— Вы слишком далеко заходите, мадам! Я был мягок с вами, потому что вы чертовски хороши в постели, но сейчас мы не в опочивальне!

Его тон насмешил Изабеллу, и она хихикнула. Тогда Джон схватил ее за плечи, но она бесстрашно обняла мужа за шею и прижалась к нему всем телом. Джон ощутил привычный огонь желания. Поразительно, но Изабелла до сих пор волновала ему кровь. Просто невероятно! Может быть, она и в самом деле ведьма? Впрочем, это совершенно неважно. Изабелла ему нравилась. Время от времени он пользовался и другими женщинами, но ни одна из них не могла сравниться с его женой. Если б Изабелла узнала о его маленьких изменах, она бы обезумела от ярости. Хорошо, что у него есть от нее секреты. Это означает, что она зависит от него больше, чем он от нее.

Но дело было слишком важное, чтобы пренебречь им ради плотских утех. Папа оскорбил короля Англии, такую выходку без ответа оставлять нельзя.

Джон отстранился и воскликнул:

— Если я уступлю, надо мной будет смеяться весь мир! Я назначаю архиепископа, а папа пренебрегает моей волей и навязывает мне своего ставленника. Ни один король с этим не смирился бы. И я не смирюсь. Ну, что ты сидишь и улыбаешься?

— Вы хотите, чтобы архиепископом был ваш человек, а папа хочет, чтобы архиепископом был его человек. В этом споре победит тот, кто сильнее.

— Ты знаешь, кто сильнее.

— Вы, ваше величество. Конечно же, вы.

Но Джон от этих слов не смягчился. Он еще покажет Риму, кто правит в Англии — король или Церковь. Нельзя допустить, чтобы Рим навязывал свою волю монарху.

Джон вновь отправился в Кентербери и вызвал к себе перепуганных монахов. К тому времени король немного успокоился, гнев его вошел в русло.

— Клянусь зубами Господа, здесь собрались одни изменники! — рявкнул он на монахов. — Вы лжецы, враги короля! Кто уверял меня, что Реджинальд не был избран архиепископом? Вы меня обманули! Утаив от меня правду, вы избрали своим пастырем Джона де Грея. Теперь папа объявляет и первые, и вторые выборы недействительными, а взамен присылает мне своего кандидата. Я ни за что его не приму! Архиепископа для Англии буду выбирать я, и только я. Мне должны служить люди, которым я доверяю, которые преданны мне, а не папе. Вы хотели меня обмануть, не пытайтесь оправдываться. Я знаю ваш трусливый нрав. Как вы посмели тайно избрать примаса? Черт бы вас всех побрал! Вы больше не монахи! Убирайтесь отсюда. Этот монастырь вам больше не принадлежит. Вон! Вон! И не завтра, не послезавтра — убирайтесь немедленно. Иначе я брошу вас в темницу. Вы это заслужили! Не знаю, какой каре вас подвергнуть? То ли выколоть лживые глаза, то ли вырвать вероломные языки!

Увидев, как посерели от ужаса лица монахов, король немного повеселел. Вряд ли они так испугались бы, пригрози он им смертной казнью.

— Так и поступлю! Если вы сегодня же не уберетесь отсюда, вас ждет страшная кара. Куда идти? — спросите вы. Это не мое дело. Ползите к своему римскому господину, ведь вы служите ему, а не мне. Подите, попросите о помощи своего Реджинальда. Ведь вы отдали предпочтение ему, а не вашему королю. Вот пусть он вас и кормит!

Король уже вполне овладел собой. Куда приятнее причинять боль другим, а не себе. Припадок — штука скверная, можно и пораниться.

В тот самый день шестьдесят семь монахов покинули Кентербери и переправились на континент. Джон мог радоваться — отныне доходы монастыря принадлежали ему.

Король не торопился разрешать спор. Пока суд да дело, доходы архиепископства шли в королевскую казну.

* * *

Составляя письмо папе, Джон вновь дал волю своему негодованию. Пусть Иннокентий знает, что покорить английского короля ему не удастся. Джон писал, что никогда не примет Стивена Лэнгтона, ибо отлично понимает, какими мотивами руководствовался папа, выбирая этого человека. Рим хочет навязать королю Англии свои законы. Не выйдет! Неужто его святейшество не понимает, как опасно ссориться с английским королем? Джон ни за что не смирится с подобным неуважением. Что же касается Стивена Лэнгтона, то этот человек королю неизвестен; Джон знает лишь, что Лэнгтона опекал Филипп Французский, злейший враг английской короны. Неужто папа своевольно, даже не спросив английского короля, назначит такого человека архиепископом Кентерберийским? Это переходит все границы!

Прочтя письмо, Иннокентий, в свою очередь, тоже воспылал гневом и в ответном послании напомнил Джону, что владыка Небесный превыше владык земных: «Слуга слуг Господа сообщает королю Английскому, что принял решение, не нуждающееся в одобрении земной власти, и будет действовать так, как предписывают законы Церкви, не отклоняясь с этого пути ни вправо, ни влево…»

Джон читал письмо, трясясь от злости. Далее папа писал: «Мы не нуждаемся в мирском одобрении наших поступков и не отменим своего решения, дабы не нанести ущерба своей чести и совести».

Король заскрежетал зубами:

— Будь ты проклят! Покарай, Господи, всех моих врагов, а более всех того, кто именует себя слугой Твоих слуг!

«…Подчинитесь нашей воле, проявите достохвальное смирение. Не думайте, что вам удастся противостоять Господу и его Церкви. Помните о святом мученике Томасе, о его безвинно пролитой крови».

Это напоминание о Томасе Бекете испортило Джону настроение. Из-за казни Бекета отец Джона был вынужден подвергнуться унизительной церемонии покаяния в Кентербери. Джон ни за что не согласился бы пойти на такой позор. Будь прокляты церковники, именующие себя святыми!

Далее папа писал, что не верит, будто Джону ничего не известно о Стивене Лэнгтоне. Этот достойный муж и в самом деле прожил в Англии немного, но снискал себе такую славу на ниве служения Господу, что заслужил глубочайшее уважение земных владык, в том числе и короля Французского. Джон наверняка слышал о научных трудах отца Стивена, например, о его исправлениях в тексте Священного Писания. Имя Лэнгтона славно не только в Париже. Папа услышал об ученом и благочестивом муже из Рима, да и сам Джон после назначения Лэнгтона кардиналом прислал ему свои поздравления. Король должен гордиться, что такой великий человек родился в Англии.

Дочитав письмо до конца, Джон заметался по комнате, выкрикивая:

— Он что же, думает, у нас своих ученых нет? Есть, сколько угодно! Можно подумать, Англия населена одними невежами!

Король написал еще одно письмо папе, куда резче предыдущего. Стивена Лэнгтона в Кентербери не пустят. Архиепископом будет Джон де Грей, ибо такова воля короля. Если папа не согласен, можно обойтись и без его санкции. Никто не позволит Иннокентию командовать в Англии. Если папа хочет, можно пойти и на разрыв. Только пусть Иннокентий сначала подумает, как это скажется на его казне. Из Англии в Рим перестанут ездить церковники с богатыми подношениями. Больше не будет ни подарков, ни взносов в папскую казну. От разрыва Рим пострадает куда больше, чем Англия.

Ответ папы был выдержан в ледяном тоне. Иннокентий лаконично написал, что король Джон, оскорбляя Святую Церковь, подвергает себя смертельной опасности. Этот намек означал, что папа готов подвергнуть Англию интердикту, то есть отлучить всю страну от Церкви.

Джон отнесся к этой угрозе без внимания. Короля в этот период занимали мысли куда более приятные: в начале года выяснилось, что Изабелла беременна.

* * *

Королева была в восторге. Ей почти двадцать лет, она седьмой год замужем, а до сих пор ни разу так и не зачала. Изабелла уже начинала беспокоиться, не бесплодна ли она. Допустим, в начале замужества ее тело было недостаточно зрелым для материнства, однако ведь прошло уже столько лет! Долгое время король и королева не придавали этому обстоятельству значения, ибо и он, и она интересовались лишь чувственной стороной любви, не думая о потомстве.

Но теперь все встало на свои места. Королева ждала ребенка.

Изабелла тщательно оберегала свое прекрасное тело, боясь, что роды его испортят. Но нет, это невозможно. Когда ребенок родится, ее формы восстановятся. Ах, как это интересно — быть матерью. Хорошо бы родился сын!

Джон был в совершеннейшем восторге:

— Давно пора, а то уже народ ропщет. Люди говорят, что Господь покарал нас за сластолюбие, и оттого у нас нет детей. — Он расхохотался. — Помнишь, дорогая, как мы с тобой по целым дням не выходили из опочивальни?

— Очень хорошо помню.

— Так старались, а ребенка все не было. Люди шептались, сплетничали. Теперь мы заткнули им рты.

— Вы полагаете, родится мальчик?

— Несомненно. Первый из наших сыновей.

— Надеюсь, их будет не слишком много, — заметила Изабелла. — Вспомните, сколько сыновей было у вашего отца и что из этого вышло… — Она бросила на мужа лукавый взгляд. — И сколько неприятностей вам доставили дети этих сыновей.

Джон вспыхнул. Он не любил, когда ему напоминали о племяннике — в памяти сразу всплывала кошмарная сцена в Руанском замке: окровавленное тело племянника, труп с камнем на шее… Можно ли доверять немому слуге? Хотя без языка проболтаться трудно. Ведь поэтому Джон и воспользовался услугами безъязыкого.

Однако, сколько ни осторожничай, слухи все равно просачиваются. Люди желают знать, куда подевался принц. А более всего это интересует Филиппа Французского.

Зачем только Изабелла напомнила об этой неприятной истории? Слишком уж она дерзка. Должно быть, считает, что муж всецело в ее власти. Конечно, он любит ее, но уже не так, как прежде. Ласки других женщин вновь обрели для него привлекательность, хотя — и это поистине удивительно — с Изабеллой ему все равно лучше. Однако дерзить ей он не позволит.

— Каждый получил по заслугам, — угрожающим голосом прорычал король.

Изабелла молитвенно сложила руки, возвела глаза к потолку и тоненьким, насмешливым голосочком пролепетала:

— Да будет так, аминь.

Ладно, не буду злиться, подумал Джон. Изабелла хороша собой, брак получился удачным. А если она еще и родит сына, будет совсем замечательно.

Сначала долгожданный успех в войне на континенте (даже злейшие враги не станут этого отрицать), а теперь еще и рождение наследника!

Изабелле всего двадцать лет, она еще успеет родить много детей.

Царственные супруги чувствовали себя совершенно счастливыми.

* * *

Изабелла была на седьмом месяце, когда из Рима пришла весть, что папа посвятил Стивена Лэнгтона в сан архиепископа Кентерберийского.

Джон лишь посмеялся по этому поводу, заметив, что Иннокентий зря старался — его архиепископ в Англии признан не будет. Лэнгтон не посмеет ступить на английскую землю, а примасом будет Джон де Грей, и никто иной.

Однако дело приняло скверный оборот: папа разослал письма князьям церкви Англии и Уэльса, напоминая о том, что долг небесный превыше долга мирского. Троим самым влиятельным епископам — Вильяму Лондонскому, Юстасу Элайскому и Могеру Вустерскому — Иннокентий повелел отправиться к королю и напомнить ему об обязанностях христианина.

Епископы с нелегким сердцем отправились к Джону.

— Входите, мои славные друзья! — приветствовал их король. — Я вижу, вы хотите со мной потолковать. Должно быть, вас прислал ко мне ваш хозяин. Представляю, как вы храбрились, прежде чем ко мне явиться. Почему же вы так дрожите сейчас?

— Милорд, — начал Вильям Лондонский, — мы прибыли по приказу его святейшества.

— Его святейшества?! — взвизгнул Джон. — Этот человек мне не друг. И мне не нравятся люди, которые ценят его дружбу превыше моей.

— Умоляем вас, милорд, — вставил слово Юстас Элайский, — прислушаться к мнению его святейшества.

— В этом королевстве распоряжаюсь я, — надменно ответил Джон.

— Да, но лишь в делах мирских, — напомнил ему Могер Вустерский.

— Нет, во всех! — рявкнул Джон.

— Милорд, — сказал епископ Элайский, — как было бы славно, если б вы согласились принять Стивена Лэнгтона и позволили монахам вернуться…

— Вы обезумели, приятель! — накинулся на него король. — Неужто вы думаете, что я позволю обращаться с собой подобным образом? Я вижу, вы явились, чтобы мне угрожать.

— Нет! Нет! — хором воскликнули епископы. — Мы всего лишь передаем вам слова папы.

— Он что, угрожает моему королевству интердиктом? Вы это должны мне сообщить?

— Боюсь, милорд, — сказал епископ Лондонский, — что его святейшество и в самом деле отлучит Англию от церкви, если вы откажетесь принять Стивена Лэнгтона и изгнанных монахов.

— Так я и знал. И послушайте, что я вам скажу, — Джон зловеще прищурился. — Если кто-то из священников моего королевства посмеет подчиниться приказу папы, я лишу его всей собственности и выгоню из прихода. Пусть отправляется к своему римскому хозяину. Мне такие слуги не нужны.

— Но его святейшество подобного поведения не простит, — попробовал возразить Юстас.

— Я знаю. Он снова пришлет ко мне своих посланцев с новыми угрозами. Ничего, я покажу всем, кто в стране господин. Здесь распоряжаюсь я, король, а не папа римский. Сообщите своему хозяину, которому вы так верно служите, что послов ко мне присылать бессмысленно — я отошлю их обратно, но вид при этом у них будет менее цветущий, чем прежде. Они будут искать обратную дорогу на ощупь, ибо я велю выколоть им глаза. А кое-кому и носы отрежу, для пущей убедительности.

— Милорд, но ведь это будут посланцы самого папы римского!

— Я помню об этом. Потому-то я и поступлю с ними подобным образом. Прощайте, милорды епископы, мне надоело с вами разговаривать. Меня тошнит от вас, убирайтесь! Иначе, клянусь ухом Господним, вы тоже поплатитесь. Сейчас я кликну стражу, и вы увидите, что ожидает подданных, осмелившихся перечить своему государю.

Епископы увидели, что это не пустая угроза — король вот-вот впадет в неистовство. Потому почтенные прелаты поспешно откланялись и удалились.

Джон со смехом крикнул им вслед:

— Прощайте, мои храбрые епископы!

* * *

Изабелла ждала разрешения от бремени в Винчестерском замке, построенном Вильгельмом Завоевателем.

Был октябрь, листва на деревьях отливала золотом, медью и бронзой. Королева лежала в постели, со страхом и надеждой ожидая начала схваток. Больше всего ее занимало, кто родится — мальчик или девочка?

Конечно, Изабелла предпочла бы мальчика, но и девочка — тоже неплохо. Как славно будет обряжать ее в нарядные одежки! Но на кого она будет похожа — на мать-красавицу или на отца?

Джон уже немолод, ему сорок лет. Но это неважно, главное, что она, Изабелла, юна и хороша собой. Ребенок ей очень кстати. Будет отличный предлог, чтобы поменьше времени проводить в компании Джона. Изабелла по-прежнему отличалась страстностью и чувственностью, но муж ей порядком поднадоел. В месяцы беременности, как большинство женщин, Изабелла много думала о ребенке и о своем будущем. Эти мысли изменили ее характер. Но она знала, что после родов плотские желания возгорятся в ней с новой силой. Однако теперь Джон уже не будет предметом ее страсти.

Пока же главное — родить ребенка. Королева не случайно отправилась рожать в древний Винчестер. Самое подходящее место для рождения наследника престола. Во всем королевстве не сыскать города древнее. Ранние бритты называли его Каер Гвент, Белый Город. Потом пришли римляне и нарекли город Вента Белгарум. Саксонцы называли его Витансистер, откуда и произошло современное название.

Говорят, здешний замок построен самим королем Артуром. Во времена нашествия датчан именно здесь захватчикам был нанесен смертельный удар. По приказу короля Этельреда Неготового каждая добропорядочная саксонская женщина должна была взять себе в любовники датчанина, а в назначенную ночь перерезать ему горло или же, если не захочет отягощать свою совесть убийством, то рассечь ему сухожилия. Изабелла подумала, что такой приказ вполне мог бы отдать и ее супруг.

Когда начались схватки, Изабелла думала только об одном — скорей бы закончилась эта мука. Вокруг ее постели столпились прислужницы, готовые помочь и ободрить. Роды были легкими и недолгими.

— Ее величество легко рожает, — сказала повивальная бабка.

Изабелла испытала глубочайшее удовлетворение, когда услышала:

— Мальчик! Красивенький, здоровенький мальчик!

* * *

Ребенка окрестили Генрихом в честь деда, Генриха II. Весь народ ликовал, надеясь, что принц пойдет в великого короля, чьим именем его нарекли. Вряд ли радость была бы столь же бурной, если бы мальчика назвали именем отца.

Отношения между королем и королевой едва заметным, но коренным образом переменились. Изабелла быстро восстановила былую красоту, в ней с новой силой проснулись чувственные аппетиты, которые ей суждено было сохранить до самой смерти. Но за время беременности супруги Джон позабыл дорогу в ее опочивальню, утешаясь в компании других женщин.

После родов Изабелла была главным образом увлечена своим младенцем. Материнство доставляло ей столько радости, что королева решила: у нее будет много детей. Маленькому Генриху нужны братья и сестры. Да и в любом случае всегда лучше, когда у монарха не один наследник, а несколько.

После бурного объяснения с епископами Джон ждал от папы гневного ответа. Долго ждать не пришлось. Накануне Пасхи Рим подверг Англию и Уэльс папскому интердикту.

Это означало, что богослужения в храмах запрещены, отменены благословения и причастия. Проповеди можно читать лишь по воскресеньям, да и то не в церкви, ибо церковные врата должны быть заперты, а на кладбище. Венчания допускаются лишь на ступенях храма, похороны в освященной земле запрещены, поминальные службы отменяются.

В народе воцарились страх и уныние. Что может быть хуже захоронения в канаве? Разве можно надеяться, что после таких похорон попадешь на небеса?

Джон знал, что народ ропщет, но уступать папе не собирался.

— Итак, его святейшество лишил моих подданных религиозного утешения, — воскликнул он. — Отлично, я покажу папе, что его слуги по-прежнему в моей власти! Всякий священник, который закроет свою церковь, лишается прихода. Если пастырь пренебрегает нуждами паствы, пусть остается без средств к существованию.

Английское духовенство оказалось перед тяжким выбором. Как поступить? Лишиться земных благ или же пожертвовать бессмертием души? Многие священники предпочли отказаться от доходов, что вполне устраивало короля.

— Клянусь рукой Господней, — радовался он, — благодаря интердикту я быстро разбогатею. Вот уж не думал, что его святейшество окажет мне такую услугу.

Священники метались меж двух огней. Если подчиниться папе, останешься без куска хлеба. Если же ослушаешься приказа из Рима, будешь подвергнут отлучению. И многие, очень многие, включая трех епископов, встречавшихся с королем, предпочли бежать из страны.

— Ну и черт с ними! — говорил Джон. — Главное, что их богатства достались мне. Надеюсь, Иннокентий понимает, что своей политикой обогащает королевскую казну.

Королю все было мало. Он знал, что многие богатые церковники втайне содержат любовниц, и Джону пришло в голову использовать грехи пастырей для вымогательства. Король разослал повсюду своих шпионов, чтобы те выведали, с кем сожительствуют церковные иерархи. Затем по приказу короля несчастных женщин похищали, а с церковников за возвращение любовниц требовали большой выкуп.

Все это очень забавляло короля. Несмотря на интердикт, Джон вовсю наслаждался жизнью.

У него был здоровый наследник, а год спустя Изабелла снова забеременела.

Второй сын тоже родился в Винчестере. После стольких лет бесплодия — сразу два здоровых сына. Что может быть лучше!

Маленький Генрих рос живым, резвым мальчиком, и Изабелле нравилось с ним возиться. Второго сына назвали Ричардом — в честь дяди. Выбор имени опять понравился народу, и теперь, с рождением двух принцев, популярность короля и королевы возросла.

Но супруги по большей части жили врозь. Для Изабеллы уже не являлось секретом, что Джон имеет любовниц. Это вызвало в ней чувство протеста, однако королева решила до поры до времени помалкивать, тем более что общество мужа уже не доставляло ей никакого удовольствия.

Все чаще она заглядывалась на красивых молодых мужчин. Те тоже посматривали на нее со страхом и обожанием, чувствуя в ее глазах вызов и приглашение. Однако любого храбреца охватил бы ужас при мысли о том, каким карам подвергнет преступных любовников могущественный и жестокий супруг.

Чувство опасности делало соблазн еще более привлекательным, и Изабелла понимала, что рано или поздно не сможет удержаться от искушения. Конечно же, она тоже думала о возможных последствиях. Предположим, родится ребенок. Ну и что? У Джона уже есть два сына, в отцовстве которых никто не усомнится. Сам Джон еще до женитьбы на Изабелле успел произвести на свет целый выводок бастардов. Возможно, он плодил ублюдков и в недавнее время, но Изабелле об этом ничего не известно. Она знала лишь одно: в первые годы брака Джон хранил ей верность — его просто не хватило бы на то, чтобы искать приключений на стороне.

И вот все переменилось. Другая женщина, возможно, решила бы относиться к мужу с удвоенной нежностью и лаской, но не такова была Изабелла. Еще с детства она привыкла считать свои чары неотразимыми. Ныне же, достигнув зрелости и обретя любовный опыт, она твердо знала, что перед ней не устоит ни один мужчина. Ей достаточно шевельнуть бровью, и любой из них будет у ее ног. Самые молодые и страстные не побоятся рискнуть жизнью ради краткого мига наслаждения в ее объятиях. Интересно, как поступит Джон с тем, кто осмелится наставить ему рога?

Изабелла все чаще и чаще размышляла на эту тему. Ее взгляды, ее жесты манили и искушали мужчин. Королева нуждалась в любовнике, который ради страсти пойдет на любой риск.

То, что неизбежно, рано или поздно свершится. Ах, как это интересно! Тайное свидание, страстные поцелуи в королевской опочивальне, боязнь чужих глаз. Какая увлекательная игра!

С какой стати Изабелла должна мириться со стареющим самодуром, когда вокруг столько молодых красавцев, готовых ради ее любви на что угодно? А ведь тяжкое увечье — это самая легкая кара, которой подвергнет король своего оскорбителя.

Жизнь сулила Изабелле много новых острых ощущений.

* * *

Джон все не мог нарадоваться на свою разбухшую казну. Довольны были и жители Лондона — новый мост, соединивший берега Темзы, наконец был закончен — после тридцати трех лет строительства. Мост был длиной в девятьсот двадцать шесть футов и в сорок футов шириной; он опирался на двадцать арок различной протяженности. Поистине величественное сооружение и великое благо для торговли. Лондонцы гордились своим новым мостом. Но даже столь знаменательное и отрадное событие не могло заставить горожан забыть об интердикте.

Скверно было уже то, что добрых христиан нельзя было похоронить в освященной земле. Еще хуже — жить без религиозного утешения. Люди страшились гнева Господнего, который наверняка обрушится на нечестивцев, не посещающих церковь. А как попадешь в храм, если его врата закрыты? Опять же, не дай Бог, разразится очередная война. Как должны чувствовать себя солдаты перед боем? Ведь Господь наверняка будет не на их стороне, поскольку они отлучены римским папой от Церкви.

Хорошо королю препираться с его святейшеством, но продолжаться так до бесконечности не может. В конце концов Джон был вынужден пойти на уступки: он заявил, что, так и быть, позволит кентерберийским монахам вернуться в Англию и даже готов встретиться со Стивеном Лэнгтоном для переговоров.

Иннокентий ответил ему, что это шаг в правильном направлении. Стивен Лэнгтон отправился в Англию, сопровождаемый несколькими опальными епископами. Однако папа дал понять, что интердикт будет отменен лишь в том случае, если Джон примет все условия без оговорок. Иначе папа отлучит от Церкви уже не Англию, а персонально Джона.

И вот настал день, когда прибыли Лэнгтон и три епископа. Джон встретил князей Церкви на берегу, переговоры начались незамедлительно.

Король согласился пустить монахов обратно, не возражал он и против того, чтобы Лэнгтон стал архиепископом, однако предупредил, что встречаться с примасом не будет и на королевскую милость Лэнгтон пусть тоже не рассчитывает.

На это епископы сказали, что Джон под страхом отлучения должен принять все условия, предложенные его святейшеством.

— В том числе, — заявили они, — вы должны вернуть Церкви все конфискованные владения.

От одной мысли, что придется расстаться с добычей, король пришел в ярость.

— Прочь отсюда! — закричал он. — Пусть Иннокентий отлучает меня, если ему этого хочется! Плевать мне и на него, и на его угрозы! Что мое, то мое. А главное мое право — распоряжаться в собственной стране по своему усмотрению. Убирайтесь обратно к своему господину, пока я не поступил с вами так, как поступают с изменниками.

Епископы немедленно покинули английский берег, и король Джон был отлучен от Церкви.

* * *

Дела шли чем дальше, тем хуже. Джон бесился, ощущая свое бессилие перед Римом. Иноземный владыка поверг население Англии в трепет и ужас, а Джон, законный король, ничего не мог с этим поделать. В ярости Джон искал все новых и новых жертв.

Папский эдикт гласил, что всякий, имеющий дело с английским королем, будет считаться оскверненным. Всякий, кто повинуется Джону, — враг католической церкви и погубитель своей души. Как должен поступить в такой ситуации честный христианин?

Джеффри, архидьякон Норвичский, публично заявил в Вестминстере, что отказывается выполнять волю короля, ибо король отлучен от Церкви. Джон приказал тут же арестовать ослушника.

Архидьякона бросили в темницу, и Джон лично посетил узника.

— Ты плохо выбрал хозяина, Джеффри Норвичский, — сказал Джон. — Нужно было сначала как следует подумать.

— Моя совесть чиста, — смело ответил архидьякон.

— Так знай же, изменник, что скоро тебе суждено расстаться со своей совестью.

— Я послушен воле Государя, который стоит неизмеримо выше вас, милорд.

— Значит, с небесным владыкой у тебя отношения лучше, чем со мной. Посмотрим, как Он позаботится о своем слуге.

Король вышел из темницы, велев заковать архидьякона в оковы.

— Пусть на голову нашего благочестивого архидьякона наденут свинцовый колпак, — приказал король. — Пусть наш праведник поразмыслит под этой ношей о своей совести и государственной измене.

Приказ был выполнен, и люди в ужасе пересказывали друг другу весть о каре, которой был подвергнут священнослужитель.

Всех епископов, считавшихся сторонниками Стивена Лэнгтона, Джон усадил в тюрьму, а их земли и имущество конфисковал.

— Церковники нажили несметные богатства, — сказал Джон, — а теперь их богатства достанутся мне. В отлучении от Церкви есть свои радужные стороны.

Но король храбрился — он чувствовал, что народ от него отворачивается. Бароны и без того постоянно выискивали повод для мятежа, а этих могущественных лордов Джон боялся куда больше, чем Святой Церкви.

Если знать сейчас поднимется против монарха и вступит в союз с Церковью, положение Джона станет отчаянным. Поэтому король решил, что каждый из баронов должен прислать ко двору одного из своих сыновей в качестве заложника. Тогда можно будет не сомневаться в преданности отцов.

Приказ был выполнен. Затем Джон отправился в поездку по стране, чтобы показать людям, как он силен, богат и могуществен. Пусть знают, что их государь ничуть не удручен отлучением от Церкви.

Как-то раз король увидел на дороге толпу людей. Все они избивали какого-то мужчину со связанными руками.

— Что тут происходит? — громко спросил Джон. — В чем виновен этот человек?

— Это убийца, милорд. Убийца и вор, — ответили ему. — Он убил и ограбил путника на дороге. Мы застигли его на месте преступления.

Преступник дрожал всем телом, зная, что его ждет неминуемая казнь. В лучшем случае просто повесят. В худшем — сначала отрубят руки. И это еще не самое страшное. Лучше уж болтаться на виселице, чем лишиться глаз.

— И кого же он убил? — спросил Джон.

— Священника, милорд.

Тут король расхохотался.

— Развяжите его!

Приказ был исполнен.

— Пойди сюда, — повелел король.

Убийца остановился перед Джоном, в страхе глядя на него снизу вверх.

— Иди своей дорогой. Ты свободен. Ведь ты убил одного из моих врагов.

Преступник низко поклонился и крикнул:

— Благослови вас Боже, милорд король, — после чего повернулся и бросился бежать со всех ног.

Люди в изумлении смотрели на своего короля. По толпе пронесся ропот.

— Это еще что такое? — накинулся на них Джон. — Если есть желающие возразить мне — милости прошу.

Желающих не нашлось. Каждый знал, что за дерзкое слово, сказанное королю, можно лишиться языка.

Но весть об этом происшествии разнеслась по всей стране. Король отпустил убийцу, ибо убитый оказался священником!

* * *

Семейство де Браозов попало в опалу еще с тех пор, когда Вильям де Браоз был освобожден от обязанностей коменданта замка Фалез. А между тем Вильям был не из тех людей, чьими услугами можно пренебрегать. Он умел постоять за себя, а обид не прощал никогда и никому. Однажды уэльсцы убили одного из родственников Вильяма. Де Браоз сделал вид, что хочет помириться с врагами, и пригласил их к себе в замок. Когда же гости наелись и напились до отвала, де Браоз и его люди истребили уэльсцев всех до последнего человека — пусть знают, как поступает Вильям де Браоз с врагами своего рода.

Когда принц Артур исчез, Вильям находился в Руане и без труда догадался, какая судьба постигла юного герцога Бретанского. Супруга Вильяма Матильда, женщина волевая и решительная, была того же мнения. Итак, супруги догадывались о том, что произошло убийство, но подробности им были неизвестны. Матильда при всей жестокости своего характера успела проникнуться к юному пленнику материнской любовью и теперь вся кипела от негодования.

— Король Джон вызывает у меня глубочайшее отвращение, особенно с того дня, когда исчез Артур, — заявила она.

Вильям посоветовал жене держать язык за зубами, но Матильда все не могла успокоиться, рисуя себе картины одна страшнее другой.

Когда король дал понять, что недоволен Браозами, Матильда не слишком опечалилась. Она не привыкла скрывать своих чувств и не умела притворяться. Лучше уж в открытую враждовать с королем, чем прикидываться его сторонниками. Нет, опала ее совсем не огорчила.

Когда король обложил баронов дополнительными податями, Вильям де Браоз отказался платить. Это произошло в конце 1207 года. Король разгневался и потребовал, чтобы в уплату долга Вильям передал казне замки Хэй, Брекнок и Раднор.

Было и еще одно обстоятельство, усугубившее недовольство короля. Младший сын Браоза, Жиль, был епископом Херфордским. После отлучения короля от церкви Жиль вместе с другими епископами покинул Англию, тем самым показав, что в конфликте между Римом и Джоном стоит на стороне папы.

Теперь Джон и вовсе ополчился на род Браозов, считая их своими открытыми врагами. Вильям слыл человеком могущественным, и Джон решил во что бы то ни стало дать ему укорот. Этим и объяснялось требование отдать три замка. Джон потирал руки, представляя, как возмущается Вильям.

— Не верю я этим Браозам, — говорил король. — Давно пора показать им, кто в стране хозяин.

Пусть пришлют ко двору заложников, лишь тогда можно быть уверенным в их послушании. Матильда де Браоз догадывалась, что этим закончится. Она заранее обсудила проблему с мужем. Неужто он согласится отправить заложниками к королю своих внуков?

— Король будет обязан обращаться с ними достойно, — сказал Вильям.

— Разве он понимает смысл слова «обязан»?

— Но ведь у нас нет выбора.

Матильда повысила голос, так что ее могли слышать слуги:

— Я не позволю, чтобы мои дети или внуки отправились заложниками к королю! И на то у меня есть веская причина!

— Тише, вы слишком неосторожны, — встревожился муж.

— Ничего, — отмахнулась от него Матильда. — Иногда лучше называть вещи своими именами.

Он вновь призвал ее к осторожности, но Матильда не привыкла скрывать свои чувства.

Вскоре прибыли люди короля и заявили, что им нужно перемолвиться словом с сэром Вильямом и его супругой. Посланцы сообщили, что его величество недоволен поведением Браозов и требует, чтобы они отправили ко двору двоих внуков, причем безотлагательно. Мальчики должны отбыть из замка вместе с посланцами. Тревожиться не о чем — при дворе внуков де Браоза встретят с почетом. Да и королю так будет спокойнее.

Прежде чем Вильям успел рот открыть, Матильда воскликнула:

— Неужто вы думаете, что я доверю своих внуков вашему господину! Ни за что на свете! Ведь этот человек убил собственного племянника!

Воцарилась гробовая тишина. Матильда гордо вскинула голову и, взглянув на мужа, сказала:

— Это правда, о которой знают все. Пришло время, чтобы об этом узнал весь свет! Я не отдам своих внуков в руки убийцы.

Сэр Вильям попытался исправить положение. Он взял жену за руку и сказал:

— Прошу вас, не говорите так о короле. Если я чем-то его прогневил, я готов исправить свою ошибку, но можно обойтись и без заложников.

— Приказ короля ясен: мы должны вернуться с вашими внуками, — ответил один из посланцев.

— Никогда! — повысила голос Матильда. — Отправляйтесь к своему господину и скажите ему, что моих внуков он не получит.

И посланцы удалились. Сэр Вильям грустно посмотрел на жену и покачал головой.

— Вы поступили безрассудно.

— Я не отдам своих внуков этому убийце! — парировала жена.

Когда посланцы вернулись к королю, тот спросил, где юные Браозы. В ответ он услышал, что леди де Браоз отказалась их выдать.

— Она осмелилась меня ослушаться?!

— Она сказала, милорд, что не отдаст своих внуков человеку, который умертвил собственного племянника.

Джон побледнел, сердце его сжалось от недоброго предчувствия.

Призрак Артура возвращается вновь! Несколько секунд король молчал, словно утратив дар речи. Потом, захлебываясь от ярости, возопил:

— Клянусь рукой и ногой Господа! Клянусь его ухом и зубом! Они заплатят мне за это! А горше всего будет участь миледи Матильды!

Потом он заперся у себя в опочивальне, рухнул на пол, содрогаясь в корчах. Джону неудержимо хотелось кататься по полу, биться головой о стену, и он едва сдерживался. Из темного угла на него смотрел хрупкий подросток. Безжизненные глаза светились зловещей улыбкой. Джон вспомнил, как вдвоем с немым бросал бездыханное тело в Сену.

Артур вернулся, он не оставит короля в покое!

* * *

Джон растревожился не на шутку. Обвинение Матильды де Браоз взбудоражило народ. Сегодня об убийстве болтает вся Англия, завтра слух донесется до Франции. Филипп сразу же ухватится за такую возможность. Но это бы еще полбеды — до Франции далеко. Хуже, если Джона станут обвинять собственные подданные. До сих пор англичане мало интересовались судьбой юного герцога Бретанского, однако теперь все переменилось. Сначала Джон потерял Нормандию, затем по его вине Англия и Уэльс были подвергнуты интердикту, недавно его персонально отлучили от Церкви. А тут еще зловещий призрак из прошлого! То-то враги обрадуются.

Будь проклята Матильда де Браоз! Она дорого заплатит за свои слова. Проклятая старуха никак не уймется, продолжает злословить. Значит, нужно ее убрать.

Вильям де Браоз понимал, что посланцы передадут королю слова Матильды. Можно было не сомневаться, что кара последует незамедлительно. Джон постарается уничтожить Браозов, поэтому лучше нанести упреждающий удар. Вместе с сыновьями Вильям попытался отвоевать замки, которые Джон отобрал у него в уплату долгов, однако король предвидел это и успел укрепить крепости. Де Браоз был объявлен государственным преступником, а всякому, кто станет на его сторону, грозила суровая кара.

Пришлось де Браозам перебраться в свои уэльсские поместья, однако люди короля последовали за опальным бароном и туда. Тогда Браозы уплыли морем в Ирландию.

Дело в том, что одна из дочерей Вильяма была замужем за Уолтером Лейси, лордом Митом. Его отец, Хью Лейси, в свое время руководил завоеванием Ирландии. Семейство Лейси было в натянутых отношениях с королем Джоном, однако в последнее время между Ирландией и Англией установился мир.

В Ирландии Браозы чувствовали себя в относительной безопасности, однако их беспокоила судьба английских и уэльсских поместий. Король Джон потребовал, чтобы беглецов ему немедленно выдали. Род Лейси пообещал сделать это, но время шло, а Вильям и его семья продолжали оставаться в Ирландии.

Но мстительный Джон не успокаивался. Он вбил себе в голову, что Браозы — его злейшие враги, особенно Матильда, посмевшая открыто обвинить короля в убийстве племянника. Не будет Джону покоя до тех пор, пока он не заткнет рот этой особе! Король тешился тем, что изобретал для нее все новые и новые мучения. Она даже не представляет себе, как глубоко уязвила короля! В минувшие годы Джон уже начал забывать историю с Артуром. В народе посудачили-посудачили, да и забыли, решив, что в тайне исчезновения принца разобраться все равно не удастся. Матильда же вновь разворошила угаснувший было костер. О, если б только она попалась Джону в руки!

Браозы засели в Ирландии. Давно пора навести там порядок, эти Лейси взяли себе слишком много власти. Но нужно соблюдать осторожность. Английские бароны ненадежны. Того и гляди стакнутся против своего короля. Проклятые Лейси ведут себя так, будто Ирландия — независимое королевство. Как они смеют давать убежище беглым преступникам?

Джон решил, что сам отправится в Ирландию и заставит лордов Лейси потесниться. Не мешает им напомнить, кто в королевстве хозяин. А заодно можно будет уничтожить Браозов. Джон не успокоится до тех пор, пока не расправится с Матильдой.

Когда Вильям де Браоз узнал, что король высадился в Ирландии, у него упало сердце.

— Спаси нас, Господи, — сказал он жене, — если мы попадем к нему в руки.

— Нужно позаботиться, чтобы этого не произошло, — ответила бесстрашная Матильда.

Однако Джон привел с собой большое войско, и ирландские вожди поспешили явиться в Дублин, чтобы засвидетельствовать королю свою покорность. Джон без особого труда захватил земли, принадлежавшие роду Лейси, а ирландским наместником назначил своего дружка Джона де Грея. Раз уж тот не смог стать архиепископом Кентерберийским, пусть возвысится на другом поприще.

Больше всего на свете Джон любил легкие победы, а потому остался вполне доволен собой. Правда, задерживаться в Ирландии он не мог — нужно было возвращаться в Англию. Но в Дублине оставался Джон де Грей.

— Вы пробудете здесь недолго, — инструктировал его король. — Ваша задача — показать местному населению, что звезда рода Лейси закатилась. В скором времени вы, я надеюсь, схватите Браозов, и тогда вместе с ними возвращайтесь ко двору. У меня свои планы насчет этого наглого семейства.

Джону де Грею король мог вполне доверять. Он и без того являлся верным слугой Джона, а теперь еще и рассчитывал на должность примаса — когда конфликт с папой разрешится.

Но король недооценил свою противницу. Когда его войска осадили замок Мит, Матильды там уже не было — она успела переправиться в Шотландию.

Джон был в ярости. Ему пришлось довольствоваться одним Вильямом де Браозом, которого король велел отправить в Англию.

Но на этом возня с Браозами не закончилась. По дороге в Англию Вильям сумел бежать и объявился в Уэльсе, объявив Джону войну. Гнев короля был беспределен. Во всем виновата эта чертова баба! Она опозорила его на весь мир, она затеяла смуту. Вот и теперь она твердит всем и каждому, что Артура убил собственный дядя!

* * *

Матильда и ее старший сын Вильям переплыли пролив на маленьком корабле. Они ушли от одной опасности, но впереди подстерегали новые, неведомые. Когда судно наконец достигло гавани, мысли Матильды обратились к мужу, ставшему пленником короля.

— Ему повезло меньше, чем нам, — сказала баронесса сыну. — Страшно подумать, какая участь ожидает его в руках тирана.

— Отец слишком умен, — успокоил ее Вильям-младший. — Думаю, он сумеет перехитрить короля.

— Джон все еще слишком могуществен. Но так будет не всегда. В стране зреет бунт. Короля никто не любит. Бароны готовы восстать против него. Ваш отец — лишь первый из многих, кто стал Джону поперек дороги. Ничего, настанет день, когда королю придется прислушаться к голосу своих подданных.

— Надеюсь, так и будет, матушка.

— Я не сомневаюсь в этом. Ах, если бы бароны восстали уже сегодня. Какой вождь получился бы из вашего отца!

Мать и сын не знали, куда им податься. Шотландские берега выглядели негостеприимно.

Местные рыбаки пожелали узнать, кто пристал к их берегу. Увидев, что пришельцы — люди знатные, рыбаки пригласили их к себе в деревню, накормили и известили лорда Дункана Каррика, местного помещика, о прибытии корабля. Каррик предложил гостям свой кров, и они с благодарностью согласились.

Матильда рассказала хозяину, кто они такие и почему покинули Ирландию. Каррик внимательно слушал, сочувственно кивал, но, когда гости удалились в опочивальню и уснули, он отправил гонца в Англию, к королю.

Ответ не заставил себя ждать.

Матильда и ее старший сын были переданы людям короля. А Вильям де Браоз тем временем, не удержавшись в Уэльсе, был вынужден бежать во Францию.

* * *

Матильду и ее сына везли в Виндзор.

Что ее там ожидает? Тюремное заключение? Баронесса повторяла себе, что королю не удастся ее запугать. Нет, она совсем его не боится. Джон — трус, а выказывать страх перед трусами не следует. Так говорила она своему сыну.

Во времена саксонцев Виндзор был известен под именем Виндлсофра, или Виндлшора, то есть Извилистые Берега. Дело в том, что Темза текла здесь весьма причудливым образом, петляя по долине. При Эдуарде Исповеднике здесь находился королевский двор, а Вильгельм Завоеватель построил в Виндзоре замок, как, впрочем, и в других английских городах. Сын Вильгельма Генрих I возвел в Виндзоре храм и обосновался здесь со своим двором.

Джон ждал пленников с нетерпением, радостно потирая руки. Теперь, моя гордая леди, думал он, вы прикусите язык и не станете больше болтать обо мне всякие гадости.

Он стиснул зубы. Уж, во всяком случае, живой Матильда отсюда не выйдет.

Король велел сразу же привести к нему Матильду и ее сына. Джон отметил, что у Вильяма-младшего вид слегка испуганный, но женщина держится гордо, с вызовом. Жаль, самому барону удалось ускользнуть. Но ничего, самый опасный враг — Матильда. Это она заварила всю кашу, она подбила мужа на измену.

Джон велел страже удалиться, так как боялся, что Матильда при посторонних вновь начнет тыкать ему в глаза убийством Артура. Другая на ее месте в подобных обстоятельствах притихла бы, но от Матильды де Браоз можно было ожидать чего угодно.

Джон развалился в кресле, разглядывая стоявших перед ним пленников.

— Ну, вот мы наконец и встретились, — язвительно начал он. — Клянусь ухом Господним, я долго ждал этого дня. Вы много путешествовали, миледи, — Уэльс, Ирландия, Шотландия.

— Не по своей воле, милорд. Я бы предпочла жить в своих замках, которые вы у нас отобрали.

Какая дерзость! Если б Джон не боялся этой женщины, он, пожалуй, даже восхитился бы ее смелостью.

— Ничего, теперь вы отдохнете у нас в Виндзоре, — сказал король. — Рад таким гостям.

Последнее слово он произнес с особым нажимом. «Не человек, а сатана, — подумала Матильда. — Он убьет нас так же, как убил Артура».

— Полагаю, вы разделяете мои чувства, — насмешливо улыбнулся Джон, а когда Матильда не ответила, повысил голос. — Не слышу ответа, миледи. Когда к вам обращается король, вы не смеете молчать.

— Не думала, что вы ждете ответа, милорд. Ведь он очевиден.

— Значит, вы не рады быть моей гостьей, — констатировал Джон. — Я знаю, вы женщина откровенная, так что можете не стесняться.

— А я и не стесняюсь. Я не из тех людей, кто говорит одно, а думает другое.

— Знаю, знаю. Известно об этом и вашему мужу. Вы сильная женщина, миледи.

Матильда слегка поклонилась.

— Вот вы стоите передо мной, — продолжил король, — зная, что возводили на меня хулу. Любой на вашем месте трясся бы от страха.

— Я говорила чистую правду. — А это, сударыня, решать не вам.

— Нет, милорд, решать будут люди.

— Да вы несносны! — взорвался Джон.

Матильда знала, что смотрит в лицо смерти, но, беззаботно дернув плечом, сказала:

— Мои слова оскорбили вас, но мне до этого дела нет — ведь я говорила правду. А если я вас оклеветала, то где же Артур Бретанский?

— Вы не в том положении, чтобы задавать мне вопросы! Не забудьте, что вы моя пленница. Вы и ваш сын в моих руках, а ваш муж сбежал, бросив вас на произвол судьбы.

— Нет, — возразила Матильда, — нас разлучила беда. Вильям не тот человек, чтобы покинуть жену в злой час.

— Вы противоречите каждому моему слову!

— Я всего лишь отстаиваю правду.

— Смело, очень смело. Однако советую вам, миледи, поберечь смелость — она вам еще понадобится.

— Я это знаю. Мои уста произнесли вслух то, о чем думает вся Англия — с той самой ночи, когда исчез Артур. Вам не удастся сохранить грех в тайне.

Джон крикнул:

— Стража! Взять этих двоих и отвести в темницу. Я решу, как с ними поступить.

Матильду и ее сына увели прочь. Напоследок, гордо вскинув голову, она метнула на короля испепеляющий взгляд и губы ее прошептали: «Убийца».

* * *

Какую же кару для них придумать? Когда Джон вспоминал Матильду, его начинало трясти от ярости. Но необходимо сохранять трезвость рассудка, ведь Вильям де Браоз все еще на свободе. Можно себе представить, какой шум он поднимет, если его жене выколют глаза и, что было бы еще справедливее, вырвут язык. С Джона достаточно и призрака убиенного Артура. Проклятый Артур! Никак от него не отвязаться! Бароны перешептываются по углам, замышляя недоброе. Осторожность и еще раз осторожность!

Однако живой Матильда де Браоз из Виндзора не выйдет — это решено.

— Заковать обоих в кандалы, — приказал Джон. — Пусть сидят в одной камере.

Он улыбнулся, представив, как мать и сын будут медленно умирать, видя муки друг друга. Приказ короля был немедленно выполнен.

* * *

Каждый день Джон вспоминал об узниках с наслаждением. Каково им там, в сырой темнице? Пищи Матильде и ее сыну не давали. Даже такая сильная женщина без пропитания долго не проживет.

Просыпаясь утром и садясь завтракать, король с особым аппетитом лакомился сочным мясом и сдобными пирогами. Его согревала мысль о том, что гордая Матильда и ее сын умирают от голода.

Через две недели король велел стражникам спуститься в темницу. И мать, и сын были мертвы. Судя по всему, Вильям-младший умер первым, а его мать, обезумев от голода, грызла зубами плоть сына.

Когда Джону об этом рассказали, он долго смеялся.

Достойный конец для гордой Матильды! А также хороший урок для всякого, кто посмеет обвинить короля в убийстве племянника.

Но Джон просчитался. После смерти Матильды де Браоз слухи не стихли, а, наоборот, вспыхнули с новой силой.

ДЕВСТВЕННИЦА ИЗ ДАНМОУ

Третьего ребенка Изабелла родила в замке Глостер. На сей раз это была девочка, ее нарекли Джоанной. За три года Изабелла разрешилась от бремени трижды, теперь она могла позволить себе передышку. Королева любила своих детей, но в браке чувственная сторона интересовала ее еще больше, чем материнская.

К мужу Изабелла давно уже остыла. Он тоже к ней несколько охладел, хотя по-прежнему время от времени одарял своим вниманием. Изабелла стала для него как бы приправой к прочим любовным похождениям. Король старел, но его сладострастие не утихало.

Любая королева очень рискует, заводя любовника, — в особенности из-за того, что может родиться ребенок. От незаконнорожденного потомства одни неприятности. У Изабеллы хватало ума, чтобы понимать это. Однако, рассудила она, у Джона уже есть три законных ребенка, так что можно позволить себе немного расслабиться. Благо, поблизости всегда находились привлекательные мужчины.

Красота королевы была действительно поразительной, иначе ни один мужчина не решился бы на такой безумный риск. Все придворные знали, каков король в бешенстве. Считалось вполне естественным, что монарх имеет любовниц, но королеве подобные вольности не дозволялись.

Изабелла знала это, но тем сильнее было искушение наставить мужу рога. Возможностей хватало, ибо Джон по большей части находился в отлучке.

Найти храбреца, готового рискнуть жизнью ради ночи с королевой, Изабелле было нетрудно. Она не стремилась иметь дело с людьми знатными — был бы смел да искусен в любви, остальное ее не интересовало.

Жизнь королевы стала волнующе интересной — любовные приключения в сочетании с риском не давали ей скучать.

* * *

В последнее время Джон начал подозревать супругу в неверности. В ее глазах появилось какое-то странное лукавство. С мужем она по-прежнему была ласковой и страстной, превосходя в искусстве любви всех других женщин. Однако на душе у Джона было неспокойно. Он приставил к жене шпиона, надеясь выведать, есть ли у нее любовники.

Иногда Джон сам над собой смеялся, отмахиваясь от подозрений, но бывали и моменты, когда у него мутилось в голове от неистовой ревности. Попади к королю доказательство супружеской измены, и гнев его был бы поистине ужасным.

Сам он, однако, все время менял возлюбленных. Большинство из них уступали домогательствам короля по доброй воле — кто боялся его прогневить, кто чувствовал себя польщенной. Однако Джону все больше и больше нравились те женщины, с которыми приходилось повозиться.

Как-то раз король остановился в замке Данмоу, принадлежавшем могущественному барону Роберту Фитцуолтеру. Там ему и попалась на глаза юная Матильда, дочь хозяина замка. С первого же взгляда было видно, что Матильда — девственница, воспитанная матерью в строгости. Давно уже Джон не видел такой невинной красоты. Мысли о неверности Изабеллы улетучились сами собой.

Роберт Фитцуолтер считался одним из знатнейших лордов королевства. Среди прочих вотчин ему принадлежал замок Бэйнард, владелец которого по традиции занимал должность знаменосца города Лондона. Поэтому Фитцуолтер пользовался авторитетом и уважением у столичных жителей. Он имел собственный флот, торговал с заморскими странами, а также весьма прибыльно занимался винокуренным промыслом. Король предоставил Фитцуолтеру ряд привилегий, помогавших барону торговать с наибольшей выгодой.

Увидев, как хороша дочь Фитцуолтера, Джон решил оказать хозяину замка высокую честь. Во время охоты в лесу король подскакал к лорду и сказал:

— Клянусь глазом Господним, у вас прехорошенькая дочка.

При этом выражение лица у Джона было такое, что Фитцуолтер сразу обо всем догадался.

— Она еще совсем ребенок, милорд!

— Ребенок, но чертовски соблазнительный.

— Мать воспитала ее в строгости.

Джон облизнулся. В последнее время он испытывал особую слабость к девственницам.

— Я вижу. Это делает ей честь. Передайте миледи баронессе, что король восхищен ее воспитанницей.

Роберт Фитцуолтер не ответил, зная, что это известие приведет его жену в ужас. Леди Фитцуолтер была женщиной строгих правил и безупречной нравственности. Так же воспитала она свою дочь.

— Я передам ей, милорд, — тихо ответил барон.

— Да уж, непременно передайте. Видимо, я продлю свое пребывание в Данмоу. Мне здесь нравится. Чудесный замок… Да и дочь у вас чудесная.

Когда король говорил таким тоном, смысл его слов был предельно ясен. Роберт Фитцуолтер немедленно отправился к жене и пересказал ей содержание разговора.

Баронесса побледнела.

— Какой кошмар! Что же нам делать?

— Не знаю.

— Я ни за что не отдам нашу дочь этому нечестивцу.

— Да. Это немыслимо.

— Лучше умереть!

— Вспомните, какая участь постигла Матильду де Браоз. Она умерла от голода в темнице.

— Наш король — подлый тиран, Роберт.

— Мне это хорошо известно. Как и всем прочим баронам. Их терпение на исходе.

— Но спасти Матильду они не успеют. Ах, наша маленькая девочка! Мне страшно подумать о том, что ее ожидает.

— Еще бы!

— Я увезу ее. Мы немедленно уезжаем. Скажите королю, что жена и дочь отправились погостить — без вашего позволения. Иначе его гнев обрушится на вас. Скажите королю, что я увезла дочь самовольно, не поставив вас в известность. Что я вообще строптива и непокорна. Мол, уехала и даже не сказала куда.

— Да, ничего больше не остается, — согласился Роберт. — Может быть, за это время король увлечется какой-нибудь другой девицей и оставит нас в покое.

Не теряя ни минуты, леди Фитцуолтер велела дочери собираться в путь, но так, чтобы никто не видел этих приготовлений.

Затем мать и дочь покинули замок.

За ужином Джон спросил хозяина, где его жена и дочь.

— Уехали, милорд.

— Как, невзирая на мое присутствие? — удивился Джон.

— Увы, милорд, моя супруга — дама своенравная.

— Клянусь ухом Господним, Роберт, это меня оскорбляет.

— Надеюсь, милорд, вы нас извините.

— Уехать, когда в замке король? Но зачем?

— Кажется, она отправилась к кому-то в гости. А если уж моя жена что-то задумала, ее не переубедить.

— Да, Роберт Фитцуолтер, я вижу, вы взяли в жены строптивицу.

— Это так, милорд.

— А с виду не скажешь, что вы робкий муж.

— Недаром говорят, милорд: в поле волк, а дома агнец.

— Что верно, то верно. Мне доводилось видеть, как храбрецы сникают в присутствии жен.

— Вот и я такой же.

Король расхохотался. Кажется, он не слишком оскорбился, подумал Роберт и вздохнул с облегчением. Должно быть, план сработал и теперь король найдет себе какую-нибудь другую жертву.

Фитцуолтеру было невдомек, что слуги предупредили Джона об отъезде леди Фитцуолтер и ее дочери. Король распорядился отрядить за ними погоню. Своим людям он наказал леди Фитцуолтер выпустить на свободу, а девицу увезти в некий потаенный замок.

* * *

Наутро Джон покинул Данмоу, а вскоре в замок вернулась леди Фитцуолтер. Вид у нее был такой несчастный, что муж понял все без слов. Девочку похитили, а о дальнейшем можно только догадываться. Дело было так: накануне баронесса и ее дочь не успели отъехать от замка, как путь им преградили всадники. Один из них спросил, близко ли замок Данмоу.

— Я ответила, что замок совсем рядом, — рассказывала леди Фитцуолтер, — а потом спросила их, кто они такие. Командир отряда поклонился и спросил, имеет ли он честь лицезреть леди Фитцуолтер и ее прекрасную дочь. И тут они на нас набросились. Это было ужасно, Роберт! Двое схватили лошадь Матильды под уздцы и поскакали прочь. Наша девочка кричала, но я ничего не могла поделать — меня окружили со всех сторон. Наши слуги бросились было в погоню, но у мерзавцев кони были резвее. Началась потасовка, несколько человек были ранены. Ах, Роберт, нашу Матильду похитили!

— Боже мой, неужели?..

Супруги в ужасе переглянулись.

— Но откуда… откуда он узнал? — дрожащим голосом спросила Матильда. — Как он вел себя после нашего отъезда?

— Был весел, спокоен. Совсем не расстроился.

— Так, значит… — невысказанный вопрос остался без ответа.

* * *

Потаенный замок был невелик и находился не так уж далеко от Данмоу. Джона забавляло, что девочка спрятана под носом у родителей, а они об этом не догадываются. Бедняжка, должно быть, до смерти перепугалась. Ничего, когда ей скажут, кто ее похитил, запоет по-другому. Что бы женщины ни говорили вслух, в глубине души каждая чувствует себя польщенной, когда король удостаивает ее своим вниманием. Стать королевской любовницей — великая честь. Вначале девица, конечно, поупрямится, но скоро смирится со своей участью.

Можно себе представить, как будет беситься ее мамаша. Вот дура! Не понимает, какая честь оказана ее дочери.

Направляясь в лесной замок, Джон главным образом думал не о дочери, а о матери. Какова наглость! Посмела увезти девчонку у него из-под носа! Она что, забыла, как окончила свои дни Матильда де Браоз? Положение жены знатного лорда еще не дает права противиться воле монарха. Матильда де Браоз тоже была супругой могущественного барона, но это не уберегло ее. Баронессе Фитцуолтер следовало бы извлечь для себя урок.

Проклятье Господне, он отплатит ей за дерзость, нанесет удар в самое уязвимое место. Пусть знает, что ее благонравная, невинная дочь добровольно, по собственной охоте улеглась в королевскую постель. Нужно будет постараться, чтобы девчонка как следует распалилась, а потом показать благочестивой мамаше, какую шлюху она воспитала. Отличная месть! И Джон решил, что на сей раз обойдется без насилия. Юная Матильда должна сама пасть ему в объятия. Когда мамаша об этом узнает, то-то будет корчиться! Эта мысль доставляла Джону еще больше удовольствия, чем предстоящая возня с девственницей.

Прибыв в замок, король сразу же отправился к пленнице. Ее содержали в одной из башен, попасть наверх можно было лишь по спиральной каменной лестнице. Отсюда девчонка не убежит. Что угодно, только не это. Иначе родители тайком переправят ее за границу, скорее всего во Францию. Сделать это будет нетрудно, ведь король Филипп безраздельно властвует над проливом. Заклятый враг будет рад возможности устроить очередной скандал. Он наверняка встретит беглянку с почетом, найдет ей знатного супруга и раззвонит на весь свет, как нечестив и порочен король Джон. Заодно вспомнит и исчезновение Артура.

Но сейчас не время вспоминать Артура. С тех пор миновало много времени. Кто бы мог подумать, что эту давнюю историю будут помнить так долго? Черт с ним, с Артуром, впереди предстоит приятное дельце — соблазнить аппетитную девственницу.

Когда король вошел, Матильда вскочила на ноги. Чертовски хороша, подумал Джон. Особенно красивы огромные глаза с расширенными от ужаса зрачками. Должно быть, девчонке наболтали про короля всякого вздора и она считает Джона монстром. Девушка сцепила руки на груди, то ли пытаясь прикрыть тело, то ли пряча дрожь в пальцах. Трусливая глупышка! Однако весьма грациозна. Похожа на лань, спугнутую охотником. Увы, милашка, бежать некуда. Может быть, желаешь сигануть в окошко? Долго лететь придется. Твое очаровательное тельце расшибется о каменные плиты. У меня иные планы на твою плоть, подумал Джон.

— Не бойся меня, Матильда, — сказал он с улыбкой.

Девушке показалось, что король не улыбается, а зловеще скалится.

— Ведь я твой король. Ты не должна меня страшиться.

Она завороженно смотрела на него, окаменев от страха.

— Когда к тебе обращается монарх, Матильда, нужно отвечать. Ты ведешь себя невоспитанно.

Судорожно сглотнув, девушка пробормотала:

— Мне… мне нечего сказать. Молю вас отпустить меня домой.

— Всему свое время. Уверяю тебя, наступит день, когда ты будешь умолять меня, чтобы я не отсылал тебя домой. Жизнь в родительском доме покажется тебе скучной, ты больше не сможешь жить под присмотром бдительной мамаши. Ты скажешь: «Я люблю вас, мой король, и желаю угождать вам всеми доступными мне средствами. Я хочу дарить вам радость и утешение».

Он положил руки ей на плечи и почувствовал, что девушка вся дрожит.

До чего же она глупа! Не была бы она такой хорошенькой, Джон велел бы ей немедленно убираться восвояси. Мало ли на свете красивых женщин! Каждая из них была бы счастлива удостоиться внимания короля.

Но Матильда привлекала его своей юностью и неиспорченностью. Примерно в таком же возрасте была Изабелла, когда Джон увидел ее впервые. Но Изабелла вела себя совершенно иначе! Матильда же не знала, что такое чувственность. Мужчин она боится, не доверяет им. Ах, Изабелла была совсем другой!

Джон с тоской вспомнил те далекие дни, когда добивался Изабеллы. Как чудесно было бы снова стать молодым! Доведись ему прожить жизнь заново, он поступил бы точно так же. Вильям Маршал и бароны предупреждали его, что бездействие чревато необратимыми последствиями, но Джон не слушал их, запершись в опочивальне с Изабеллой. И он ни о чем не жалеет.

Женщину, способную сравниться с Изабеллой, ему не сыскать. Какой прок от этой перепуганной глупой девственницы? Она воспитана в строгости и благочестии. Разве может она доставить наслаждение? Разве что зрелищем поруганной невинности, но Джон уже пресытился подобными забавами.

Вот если бы снова стать молодым и предаться пылкой страсти с Изабеллой. Чем она сейчас занимается? Неужели изменяет? Ведь она не из тех женщин, кто может обходиться без плотских утех. В последнее время она держится как-то подозрительно… Почему-то ни словом не упрекает Джона за многочисленные измены.

Однако к чему думать об Изабелле, когда рядом такая очаровательная малышка?

Но Джону хотелось не столько позабавиться с девочкой, сколько досадить ее мамаше.

— Мы с тобой, Матильда, станем добрыми друзьями, — сказал он. — Я научу тебя всевозможным наслаждениям. Уверяю тебя, ты будешь в восторге.

Девушка зажмурилась, и Джону показалось, что она сейчас упадет в обморок.

— Ради Бога… Отпустите меня!

Он крепко обнял ее и грубо поцеловал в губы. Матильда страдальчески вскрикнула.

На миг Джону захотелось поскорее покончить с этой историей — изнасиловать девчонку и отослать ее обратно к матери. Хорошо бы обошлось без ублюдка, потому что такая хилая девица здорового ребенка все равно не родит. Он как следует тряхнул девчонку за плечи:

— Вот дурочка! Ты боишься того, о чем понятия не имеешь.

Матильда в ужасе взглянула на дверь и увидела, что там никого нет. Может быть, удастся убежать?

— Бесполезно, милая, — негромко сказал король. — Внизу на лестнице — стража.

И тут девочка внезапно проявила характер:

— Кого она охраняет, милорд? Пусть лучше бы стерегла ваше имущество!

— Ты и есть мое имущество, маленькая Матильда. Все подданные — имущество государя. Помни об этом. И никто не смеет противиться моей воле.

— Мой отец никогда…

— Твой отец, конечно, очень важный господин, — оборвал ее король, — но до короля ему далеко.

Матильда умоляюще взглянула на своего мучителя. Как это ни странно, Джон не испытывал ни малейшего возбуждения, глядя в эти огромные оленьи глаза. Как мало были они похожи на очи Изабеллы, полные страсти и огня. Если Матильда чем-то и привлекала его, то лишь незрелостью форм. Вот Изабелла — та и ребенком уже была полна чувственности…

Может быть, все-таки не миндальничать, попользоваться девицей, да и дело с концом? Ну уж нет, а как же месть ее мамаше? Мстительное чувство возбуждало Джона куда больше, чем детские прелести Матильды.

Лучше он проявит терпение, превратив девицу в распутницу, а ее матушка пусть повесится.

— Тебе нечего бояться, Матильда. Ты мне понравилась, это правда, но ты напрасно веришь клевете, которую обо мне распространяют враги. Увы, монарх часто становится жертвой злословия. Что бы я ни сделал, слухи все искажают и преувеличивают. Признайся, что тебе рассказывали про меня всякие гадости.

Девушка кивнула.

— У тебя будет возможность убедиться, что все это ложь. Я совсем не такой, каким меня считают. Давай с тобой поговорим. Расскажи мне о своей семье, о родителях. Что ты больше всего любишь?

— Больше всего я люблю находиться с мамой.

— Фу, ты говоришь, как ребенок. В детстве каждый держится за материнскую юбку, но человек взрослеет, становится самостоятельным. Я научу тебя такому, о чем тебе мать не рассказывала.

Он взял Матильду за руку, подвел к скамье, усадил рядом с собой. Девушка вся сжалась, и Джон едва сдержался, чтобы на нее не прикрикнуть. Но нет, нужно проявлять терпение. И тогда баронессе будет преподан славный урок. Никто не смеет противиться воле короля. Достаточно того, что он унижен Филиппом Французским. От собственных баронов Джон обиды не потерпит.

Спокойствие, сказал он себе. Месть будет сладкой.

Король принялся рассказывать пленнице о своих путешествиях. Может быть, она слушала его и не слишком внимательно, но, когда Джон стал прощаться, девушка боялась его уже меньше, чем прежде.

Джон поставил перед собой трудную задачу, но отступать не собирался. Он задержался в замке. Много времени проводил со своей пленницей, всячески пытался очаровать ее, чтобы она добровольно стала его любовницей, чтобы он смог бросить баронессе: «Забирай свою дочь, мою пылкую любовницу. Не правда ли, Матильда?» Девица вспыхнет, прикусит язык — ведь ее с детства приучили не лгать. О, какой это будет триумф!

Все произойдет именно так. Воля короля свершится.

Иногда Джон чувствовал, что у него вот-вот лопнет терпение.

— Матильда, ведь я тебе нравлюсь?

Глупышка отвечала:

— Вы — мой кроль.

— Что это значит?

— Вас обязаны любить все. Иначе это государственная измена.

— Ты знаешь, дитя мое, что делают с изменниками?

Девушка вжимала голову в плечи.

Она на самом деле была глуповата. Можно себе представить, как держалась бы на ее месте Изабелла. Такая игра пришлась бы ей по вкусу.

Однажды, не выдержав, Джон попытался подступиться к девице с ласками, но она истошно завопила, зовя на помощь.

Ей-Богу, дура! Неужто она думала, что ей кто-то придет на помощь? Девчонка до смерти надоела Джону, и он давно бы выставил ее за дверь, если бы не чувство мести.

За дни, проведенные в замке, Матильда сильно изменилась, повзрослела. Джон заметил это и понадеялся, что теперь в ней наконец проснется желание. Неужели она не догадывается, что в жизни много интересного и увлекательного? Если бы не Джон, девицу со временем выдали бы замуж за какого-нибудь богатого лорда, причем выбирала бы не Матильда, а ее родители. Что ж, и теперь еще не поздно, думал Джон. Успеют они найти богатого и заботливого муженька для своей дочери. Но сначала пусть побудет любовницей короля. Это лишь пойдет девчонке на пользу — наберется ума-разума, научится получать удовольствие от супружеских отношений.

Однако дело не двигалось. Каждый раз, когда король являлся к Матильде, она забивалась в угол комнаты. Такая добром не уступит. Нужно было принимать какое-то решение — или брать ее силой, или отказываться от всей этой затеи. Вернуть дочь баронессе, чтобы добродетель восторжествовала? Никогда и ни за что!

Джон попытался вразумить девчонку:

— Суди сама, разве я так уж ужасен? Ты же видишь, какое я проявляю терпение.

Кажется, на Матильду его слова произвели впечатление — она и в самом деле догадывалась, что Джон мог обойтись с ней иначе.

— Ты видишь, как я тебя обхаживаю. Я нежен и добр. Что поделаешь, если, увидев тебя в замке, я влюбился в твою красоту! Ты так прекрасна, Матильда. Редко доводилось мне встречать подобное совершенство. Но ты совсем еще ребенок, тебе нужен опытный наставник, искушенный любовник. Любовник в короне!

Увы, все его доводы были впустую.

Девчонка уперлась и ни в какую.

А как-то раз, стоя у окна, вдруг сказала:

— Если вы сделаете хоть шаг в мою сторону, я брошусь вниз.

Король понял, что она не шутит, и призадумался.

* * *

Итак, ничего не вышло. Матильда на уговоры не поддалась. А тем временем люди лорда Фитцуолтера искали повсюду дочь своего господина. Игра становилась опасной. Фитцуолтер слишком могуществен, он вполне может призвать под свое знамя других баронов. Как быть? Спасовать перед леди Фитцуолтер?

А вдруг они обнаружат убежище? Тогда можно оказаться и в осаде.

Джон ходил мрачнее тучи. Ему казалось, что весь мир обратился против него. Не сегодня-завтра начнется междуусобная война.

Все, хватит с него Матильды. Добровольно она ему не отдастся, а насилием Джон пресытился. Оно уже не волновало его, как прежде.

Как же быть? Вернуть девчонку родителям? Никогда!

Однако избавиться от нее необходимо.

Тогда король послал за одним из поваров, славным малым, готовым за деньги на что угодно. Простое дело, никакого риска: даже если повара разоблачат, еще надо будет доказать, что он действовал по приказу короля.

Смышленый малый понял все с полуслова.

К вечеру юная Матильда заболела, а ночью испустила дух.

Слуги рассказывали, что она отравилась несвежим яйцом.

* * *

Тело Джон велел отослать родителям, и девственницу похоронили в часовне замка Данмоу. Безутешная мать лила слезы, вновь и вновь вспоминая тот роковой день, когда дочь похитили у нее из-под носа.

— Что я могла сделать? — вопрошала себя леди Фитцуолтер. — Нужно было последовать за Матильдой, нужно было умереть, но сохранить ее.

Увы, все рыдания были тщетны. Несчастное дитя спало в гробнице вечным сном.

— Я никогда не забуду этого и не прощу, — поклялся Роберт Фитцуолтер. — Я отомщу королю. Он заплатит мне за это злодеяние. Он проклянет тот день, когда замыслил недоброе против моей семьи.

— Что мы можем сделать? — всхлипнула его жена. — Матильду теперь не вернешь.

Но Фитцуолтер мог сделать многое. Огонь мести, бушевавший в его душе, подвигнул барона к действию.

ПОДМЕНА

Джон не мог не видеть, что за годы его правления королевская власть в Англии заметно ослабела. Главным врагом по-прежнему оставался Филипп-Август Французский, захвативший Нормандию и другие заморские владения английской короны. Ныне же французский король вынашивал планы захвата самой Британии. В свое время так же жадно поглядывал на английские берега Вильгельм Завоеватель.

С точки зрения Филиппа, Джон был противником неопасным. Другое дело, если б пришлось иметь дело с Ричардом или Генрихом II. Джону до них было далеко. Что это за король, который развлекается в опочивальне, когда его королевство рушится, когда враг захватывает наследие его великих предков, страна стонет под бременем интердикта, а самого короля отлучают от Церкви? Грех был бы не воспользоваться слабостью человека, совершившего сразу столько глупостей.

И Филипп начал собирать войско, чтобы переправиться через пролив и отобрать у Джона английскую корону.

Тут Джон переполошился не на шутку. С утратой заморских владений он еще худо-бедно мог примириться, но потеря Англии означала бы, что он больше не будет королем! Джон лишился покоя, перестал подолгу валяться в постели. Теперь он без конца разъезжал по королевству, затаскивая к себе в постель всякую женщину, которая обращала на себя его внимание.

Король заключил договор с пятью главными торговыми портами страны, чтобы они снарядили корабли для королевского флота. Это были города Дувр, Ромни, Хайт, Хастингс и Сэндвич, известные под названием Пять Портов. Позднее к договору присоединились еще два города — Рай и Уинчелси. Дувр должен был выставить двадцать один корабль, Ромни — пять, Хайт и Сэндвич — тоже по пять, а Хастингс — двадцать. Каждое судно — и это тоже было важно — прибыло в распоряжение короля с полностью укомплектованной командой и солдатами. В обмен на корабли Джон предоставил городам важные торговые привилегии.

Соглашение было выгодным для обеих сторон — города стали богатеть, а некоторые купцы получили баронский титул.

Но Джону и этого было мало. Он придумал хитроумную систему обогащения при помощи так называемых «штрафов». Теперь человек, совершивший провинность или преступление, мог откупиться от судебной ответственности, платя в королевскую казну «штраф». Раньше такие подношения называли просто «взятками».

Далее король взялся за евреев. Он знал, что у этой публики водятся деньги, а потому решил поживиться за счет иноверцев. По приказу короля всех евреев посадили в тюрьму, и за свободу они должны были платить выкуп.

Естественно, многие из них не пожелали расстаться со своим состоянием, отчего король прогневался и велел предать несчастных пыткам. Избавиться от истязаний можно было, лишь уплатив огромный выкуп. Одного богатого еврея из Бристоля король приговорил к выплате десяти тысяч марок, баснословной суммы, составлявшей все достояние купца. Когда еврей отказался платить, король повелел каждый день вырывать у него по одному зубу. Семь дней бедолага терпел, а затем не выдержал и уступил.

Джон придумывал все новые и новые способы выкачивания денег. Если двое людей спорили из-за какого-нибудь участка земли, король решал дело в пользу того, кто платил ему больше денег. Подобным же образом в королевскую казну перекачивались не только монеты, но и скотина, золото, любые ценные вещи.

По традиции богатая и знатная девушка могла выйти замуж лишь с согласия монарха. Джон и здесь усмотрел источник доходов. К примеру, собрался Джеффри де Мандевиль жениться на Хадвизе, разведенной жене Джона. Она все еще была очень богата, и жених уплатил королю за разрешение на брак двадцать тысяч марок. Не брезговал Джон и маленькими суммами: некий Ричард де Ли задумал жениться на вдове Стивена Фалконбриджа и заплатил в казну восемьдесят марок, после чего король заявил, что не возражает против этой свадьбы. Однако у вдовы были собственные планы на будущее. Она пообещала королю сто фунтов стерлингов, если разрешение будет отменено, и Джон тут же аннулировал свое предыдущее решение. Этот случай подсказал ему новую идею. Приглядев какую-нибудь богатую вдову, желавшую сохранить свободу, король подыскивал ей мужа, а затем, в обмен на выкуп, так и быть, освобождал несчастную от неугодного ей брака. Графиня Варвик, чтобы сохранить свободу, заплатила королю тысячу фунтов и десять слитков золота.

Джон выискивал все новые и новые методы вымогательства. Целые города облагались поборами, чтобы получить разрешение на ведение торговли. Лондон выплатил королю сорок тысяч марок, чтобы иметь возможность отмерять ткани определенной длины. Злополучный епископ Норвичский, решивший преподнести королю в подарок кольцо с изумрудом, был оштрафован за то, что преподнес свой дар не вовремя, на глазах у посторонних.

Ни один состоятельный человек не мог чувствовать себя в безопасности, а королю особое удовольствие доставляло изобретать все более циничные способы грабежа.

Так долго продолжаться не могло. Бароны роптали, да и простонародье уже жалело, что королем Англии стал Джон, а не Артур. В этой связи вновь и вновь возникал вопрос: что же произошло с Артуром? Многие не сомневались, что исчезновение Артура — дело рук короля.

Джон чувствовал общественное недовольство, но делал вид, что оно его не волнует. Пусть не забывают, кто в стране государь. А деньги — что ж, они нужны королю для того, чтобы бороться с внешними врагами. Не к лицу государю обращать внимание на всякие пустяки.

Бароны тайно встречались друг с другом, сетовали на пагубное состояние государства. Король был непредсказуем — то разворачивал кипучую деятельность, то впадал в апатию. Мог быть остроумным, живым собеседником, а в следующий момент превращался в обезумевшего от ярости монстра, находиться рядом с которым было опасно.

С годами сладострастие короля не угасло, а, наоборот, еще более усилилось. Он делался все менее разборчив. Его в равной степени привлекали и служанки, и жены знатных лордов. Если Джон желал заполучить какую-нибудь женщину, никто не смел ему перечить.

Вот какая история произошла с супругой барона де Веши.

Юстас де Веши верой и правдой служил Ричарду Львиное Сердце, сопровождал короля в крестовом походе. После смерти Ричарда барон присягнул на верность Джону, однако со временем убедился, что этот король очень мало похож на брата и отца.

Веши был одним из тех, кто осуждал короля за злодеяния. Будучи человеком смелым, он без конца повторял другим баронам, что мириться с произволом более невозможно.

Веши пользовался большим влиянием в Шотландии, потому что его жена Маргарет была незаконной дочерью шотландского короля Вильгельма Льва. Не раз Джон отправлял барона де Веши с посольством в Шотландию, ибо знал, что у Юстаса там обширные связи.

Как-то раз, гостя у Юстаса де Веши, король пожелал одарить вниманием его жену Маргарет. Барон побелел от ярости — неужто Джон думает, что ему дозволено домогаться добропорядочной женщины, да еще в присутствии ее мужа?!

Однако буйный нрав короля был Юстасу хорошо известен, и барон понимал, что находится всецело во власти тирана.

Юстас попытался перевести все на шутку, сделать вид, будто не верит, что Джон и в самом деле хочет обесчестить жену гостеприимного хозяина, к тому же являющуюся дочерью шотландского короля.

— Вы очень любезны, милорд, столь высоко оценивая мою супругу, — осторожно сказал он.

— Она настоящая красотка, — кивнул Джон. — Обожаю таких женщин. Этот тип мне хорошо известен. Я вообще отлично разбираюсь в слабом поле. У меня много практики, барон.

— Это мне известно, — ответил Юстас. — К сожалению, моя жена сегодня должна уехать — она обещала навестить своего отца.

Тем самым Юстас еще раз напоминал Джону, что Маргарет — дочь короля Шотландии.

— Ну, сегодня она не уедет, — отмахнулся Джон. — Ибо ночью я желаю видеть ее у себя в постели.

Юстас едва сдержался, чтобы не сбить Джона с ног ударом мощного кулака. Однако последствия такого поступка предугадать было нетрудно. Чем сможет Юстас помочь своей жене, если окажется в темнице, да еще с отрубленными руками и выколотыми глазами?

— Вы это твердо решили, милорд? — медленно произнес барон.

— Тверже не бывает, — злорадно улыбнулся король.

Он хорошо знал барона де Веши, человека ограниченного и начисто лишенного воображения. С точки зрения такого ханжи, внебрачные забавы — тяжкий грех. Его супруга из того же теста. Кроме того, сразу видно, что она до смерти страшится короля, а Джона это возбуждало. Вряд ли ей случалось делить ложе с кем-либо, кроме собственного супруга. Очень пикантная ситуация!

— Вряд ли вы ожидаете, милорд, что меня, мужа, ваше предложение обрадует, — молвил Юстас.

Джон не стал спорить:

— Возможно. Но ведь я не какой-нибудь барон, а ваш государь. Допустим, сосед пожелал бы отнять у вас часть владений — хотя бы этот замок. Вы, конечно же, стали бы с ним сражаться. Но если сам король решит, что этот замок должен принадлежать ему, а не вам, то вы, разумеется, будучи человеком разумным, не станете спорить. То же самое и с вашей женой.

«Он настоящее чудовище, — думал Юстас. — Неужто он полагает, что после этого я стану ему служить? Отныне он — мой злейший враг. Не успокоюсь, пока его власть не падет».

Но внешне барон сохранял спокойствие. Джон догадывался, каково лорду в эту минуту, и мысленно потешался. При всей своей храбрости и добродетельности барон понимал, что свобода и жизнь дороже, чем жена.

— Понимаете, Юстас, — продолжил король, — я решил оказать вам честь. Будете потом хвастаться, как понравилась королю ваша супруга. Если вам повезет, я даже оплодотворю ее королевским семенем. Представляете, какая для вас удача? В вашем замке будет воспитываться отпрыск самого короля.

Юстас сдерживался из последних сил. Выказать гнев означало бы подвергнуть себя смертельной опасности. Джон в зрелые годы стал еще более распущенным и жестоким, чем в юности. Он был способен на самый отвратительный, самый циничный поступок.

Поклонившись, барон попросил позволения удалиться. Он чувствовал, что больше не может находиться в обществе короля.

Перепуганная жена ждала Юстаса в опочивальне. Он велел служанкам удалиться и, обняв жену, рассеянно погладил ее по голове.

— Вы были с королем, — молвила Маргарет. — Когда он уедет?

— Только завтра.

Она передернулась.

— Я боюсь его!

— И правильно делаете, — мрачно заметил супруг. — Он имел наглость потребовать, чтобы вы провели с ним ночь.

— Он это потребовал?!

— Да. Сегодняшнюю ночь вы должны провести у него в опочивальне.

— Это невозможно!

— Вы же знаете, что это за человек. Замок битком набит его солдатами. Джон сделает так, как пожелает. Противиться ему бесполезно. У меня есть другая идея. Нельзя ли подложить ему в постель вместо вас кого-нибудь другого?

— Что вы имеете в виду?

— В замке наверняка найдется несколько женщин легкого поведения. Любая из них будет счастлива провести ночь в постели короля. Почему бы нам не попробовать?

— И вы думаете, Джон согласится?

— Конечно, нет. Но он будет считать, что это вы.

— Ах, Юстас, как вы умны!

— Нужно хорошенько все обдумать. Выберем женщину, похожую на вас, как следует ее вымоем, причешем, надушим… Должно получиться, как по-вашему?

— Он видел меня лишь мельком, — ответила Маргарет. — Скорее всего его внезапная страсть вызвана единственно лишь желанием вас унизить и оскорбить моего отца. Я уверена, что обман удастся.

— Непременно, — пообещал Юстас. — Скорей зовите шлюх, выберем одну из них и подготовим ее наилучшим образом. Мы должны будем ей все как следует растолковать. Я постараюсь посильнее напоить и посытнее накормить Джона. Он будет как в тумане. А рано утром вы покинете замок. Я сообщу вам, когда можно будет вернуться.

Не теряя ни минуты, супруги взялись за дело. Они выбрали одну из распутных женщин, волосы которой были похожи на волосы Маргарет. Женщину как следует вымыли, надушили духами, сделали ей такую же прическу, как у баронессы. Пока женщину обряжали в платье баронессы, она разыгрывала свою роль.

Спектакль был распутнице по душе, к тому же ей обещали щедрую плату.

Вечером Джон много ел и изрядно выпил. Справа от него сидела баронесса, слева — барон, все время наполнявший королю кубок. Джон жадно поглядывал на свою соседку, предвкушая забаву. На хозяина король поглядывал с нескрываемым удовольствием.

Поздно ночью Маргарет шепнула королю, что будет ждать его в опочивальне, и удалилась. Джон сонно кивнул и с улыбкой взглянул на Юстаса:

— Завтра поделимся с вами впечатлениями, дружище, — сказал он. — Уверен, что миледи понравится мне не меньше, чем вам.

Барон лично проводил короля к дверям опочивальни. В комнате было темно, в узкую щель окна едва проникал лунный свет. Разглядеть лицо женщины, лежавшей в постели, Джон не мог, но ему и в голову не пришло усомниться. К тому же он узнал прическу баронессы.

Захлопнув дверь, король ринулся к ложу. Будь он немного трезвее, его удивило бы, что чопорная баронесса столь охотно принимает его ласки.

Джон был очень доволен собой. Он преподал хороший урок баронам — пусть знают свое место.

На рассвете Маргарет покинула замок, а ночная подружка короля потихоньку выскользнула за дверь, почитая свою работу исполненной. Ей хорошо заплатили, а главное, она могла теперь хвастаться перед товарками, что спала с самим королем.

Джон проснулся поздно, вспомнил события ночи и громко расхохотался.

Теперь задерживаться в замке было ни к чему. Можно двигаться дальше.

Король уехал в отличном настроении.

ПРОРОЧЕСТВО

Дела Джона шли все хуже и хуже. Бароны уже в открытую негодовали, возмущаясь королем, который бесчестит их жен и дочерей, выдумывает все новые и новые штрафы и повинности.

С особой ненавистью к королю относились члены могущественного рода де Браозов. Они не могли простить королю того, как он обошелся с Матильдой и ее сыном. Уморить голодом пожилую женщину — чудовищное преступление. Вся ее вина заключалась в том, что она отказалась выдать королю в заложники своих внуков. И правильно поступила, в особенности, если вспомнить, как король обошелся со своим племянником. История с Артуром всплывала вновь и вновь. Филипп Французский не уставал требовать, чтобы Джон предъявил миру молодого герцога, хотя все понимали, что это невозможно. Многократные запросы французского короля преследовали одну-единственную цель — дискредитировать Джона.

Мутил воду и Юстас де Веши, умножая число своих единомышленников. Обвинения в адрес короля множились с каждым днем. Приближалась буря.

Однако был человек, который болел за короля сердцем и хотел спасти монархию. Старый рыцарь Вильям Маршал попросил у Джона аудиенции.

Джон, чувствовавший, что кольцо вокруг него сжимается, встретил Вильяма с подчеркнутой сердечностью.

— Милорд, — начал рыцарь, — я буду говорить с вами напрямую, и вам, возможно, мои слова не понравятся. Но все же позвольте мне высказаться, ибо я вижу, что над вашей головой и над всей страной сгущаются тучи.

— Говорите все, что сочтете нужным, — ободрил его Джон.

— Знайте же, что я считаю ваше поведение неразумным. Бароны недовольны.

— Чтоб их чума разразила! — сорвалось у Джона.

— Если их поразит чума, милорд, то болезнь перекинется на всю страну. Бароны уже сейчас заразили ваших подданных мировым поветрием бунта.

— Да кто они такие? — возмутился Джон. — Король я или не король?

— До поры до времени, — без обиняков заявил Маршал. — Если дела будут продолжаться так и дальше, вы потеряете корону.

— Вы слишком дерзки, Маршал! Я не позволю, чтобы со мной так разговаривали!

— А я предупредил, что мои слова вам не понравятся. Я всегда говорю то, что думаю. Если же мои речи вам неприятны, я могу удалиться.

— Нет-нет, — поспешно сказал король. — Останьтесь.

— Подумайте, милорд, в какое положение мы попали. Интердикт, отлучение от Церкви, внутренняя смута, а тут еще и Филипп ждет не дождется своего часа.

— Пусть только попробует высадиться на наших берегах!

— Милорд, он захватил всю Нормандию. У вас почти не осталось заморских владений. Ради ваших предков, не допустите, чтобы Англия досталась французам.

Джон испугался. Он знал, что Маршал — единственный человек, которому он может доверять. Рыцарь не даст плохого совета, ибо у него нет других забот, кроме блага Англии.

— Все началось с того, что вы поссорились с Римом, — продолжил Маршал. — Пора положить конец этому раздору.

— Но как?

— Согласитесь принять Стивена Лэнгтона.

— Я поклялся, что этого никогда не будет.

— Я знаю, милорд, но речь идет о вашей короне. Если вы немедленно не примиритесь с Римом, она достанется французскому королю. Здесь многие будут ему рады.

— Изменники!

— Это люди, которым не нравится то, как вы правите Англией. И таких много. Измена может обнаружиться там, где вы меньше всего ее ожидаете.

— Вы имеете в виду себя?

— Я пришел, милорд, чтобы спасти вашу корону, чтобы оказать вам поддержку. И знайте: те, кто ропщет, тоже любят Англию. Они возмущены непосильными податями, интердиктом, вашими беззакониями. Вот почему многие стали считать, что королем Англии должен быть Филипп. Тогда оба королевства объединятся, и, с учетом Нормандии, Филипп станет самым могущественным владыкой в мире.

— Неужто вы хотите, чтобы я униженно просил прощения у Иннокентия?

— Я убежден, что вы должны немедленно помириться с римским папой.

— Но тем самым я нарушу собственное слово! Я же поклялся, что не допущу Стивена Лэнгтона в Англию.

— Иногда, милорд, высшая мудрость в том, чтобы нарушить данную клятву.

— А что обо мне подумает народ?

— Вряд ли он будет о вас думать хуже, чем сейчас, — скривился Маршал.

— Значит, вы хотите, чтобы я сообщил его святейшеству о своем согласии принять Лэнгтона?

— Да, именно этого я и хочу. Иначе вы недолго пробудете английским королем.

Рыцарь ожидал, что король впадет в ярость, но этого не произошло — Джон и в самом деле был сильно перепуган.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я немедленно отправлю посольство в Рим. Лэнгтон так Лэнгтон.

* * *

В это же самое время в графстве Йоркшир произошло знаменательное событие. Старый отшельник, Питер из Понтефракта, живший в пещере и, как верили многие, обладавший чудодейственной силой, сказал, что ему было видение свыше.

Питер предсказал, что король Джон будет править до дня Вознесения, но не дольше. В сложившихся обстоятельствах пророчество звучало вполне правдоподобно, слух о видении отшельника распространился по всему графству, а оттуда пошел гулять по всей стране. Вскоре имя Питера Понтефракта уже было у всех на устах.

Со всех сторон окруженный врагами, Джон стал крайне суеверным. Во время поездки по северным провинциям он потребовал, чтобы к нему доставили отшельника.

Старик предстал перед королем без малейшего страха. Он не обращал на Джона внимания, глядя куда-то вдаль.

— Что это за глупые слухи ты распространяешь? — накинулся на него Джон.

— Я говорю то, что слышал, — безмятежно ответил Питер. — А если люди повторяют мои слова, то это уже не мое дело.

— Зато это мое дело! — вскричал король. — Ведь ты утверждаешь, что я не усижу на троне и до праздника Вознесения!

— Это не я так сказал. Так сказал голос.

— Чей же это был голос?

— Не знаю. Может, Господа, может, еще каких сил.

— И каким же образом потеряю я свое королевство, позволь тебя спросить.

— Это мне неведомо. Но то, что тебе больше не быть королем, — это уж точно.

— Ты лжешь!

— Вовсе нет, милорд.

— Знаешь ли ты, как я поступаю с лжецами?

Питер возвел очи небу и ответил:

— Чему суждено случиться, того не миновать. А что до моего будущего, то мне оно неизвестно.

— Трепещи же, Питер из Понтефракта!

— Нет, милорд, я не боюсь. Я говорю то, что мне подсказывают духи. А они сказали, что после праздника Вознесения вы больше не будете королем, а страной станет править государь, более угодный Господу.

У Джона лопнуло терпение.

— Уведите его! Посадите его в темницу! В замок Корф!

Когда Питера уводили, он выглядел все таким же безмятежным.

— В день Вознесения я решу, как с тобой быть! — крикнул Джон ему вслед. — Так что начинай молиться, приятель. Ничего хорошего тебя не ждет.

Питер молча улыбнулся, молитвенно сложил ладони, и его утащили прочь.

* * *

Папе Иннокентию регулярно докладывали о развитии дел в Англии. Бароны явно затевали мятеж. Если оставить все как есть, в стране начнется смута, и тогда интердикт, равно как и отлучение короля от Церкви, утратит всякий смысл. Иннокентий решил, что пора вмешаться. Он вызвал к себе Стивена Лэнгтона, провозглашенного архиепископом Кентерберийским, и велел ему немедленно отправляться ко двору французского короля.

— Джон не может больше править, — сказал папа. — Я хочу его сместить и буду просить короля Филиппа о помощи. Уверен, что Филипп охотно согласится.

Стивен Лэнгтон изрядно удивился, ибо знал, что Иннокентий противится усилению Филиппа, однако в решении его святейшества была своя логика. Джон вел себя вызывающе, игнорируя интердикт и отлучение, словно гнев наместника Божия на земле его нисколько не волнует.

Архиепископ отправился в Париж, но сразу же вслед за этим в Рим прибыло посольство из Англии. Король Джон сообщал папе, что согласен принять Стивена Лэнгтона. Иннокентий немедленно вернул Лэнгтона обратно в Рим. Если Джон сдержит слово, папа был готов изменить свое решение.

Тем временем Филипп собрал армию и флот, готовясь к вторжению в Англию. С его точки зрения, Джон был недостоин королевской короны. Ни одному французскому монарху прежде не доводилось покорять Британию. Нормандию Филипп уже захватил, были у него другие победы, но покорение Англии принесло бы ему великую славу. Он прославился бы в веках не меньше, чем сам Вильгельм Завоеватель.

Едва над Англией нависла угроза нашествия, как люди сами потянулись под знамена своего нелюбимого короля. Бароны, не желавшие проливать кровь за морем, готовы были стоять насмерть, защищая свою родину. Без боя французам победы не видать. Никогда англичане не согласятся, чтобы ими правил француз! Лучше уж терпеть бесчинства Джона — он, по крайней мере, не чужеземец.

Пять портов выполнили свои обещания, и в распоряжении Джона оказался сильный флот. Страна вооружалась, королевская армия росла не по дням, а по часам. Давно уже Джон не чувствовал себя таким могущественным.

Папский легат высадился в Дувре раньше, чем французы. Он привез с собой послание его святейшества английскому королю.

Иннокентий доверил ответственную миссию Пандульфу из Рима, члену папского суда, и брату Дурандусу, рыцарю ордена святого Иоанна. Джон уже имел возможность познакомиться с ними обоими во время предшествующих переговоров с папой, но на сей раз король встретил посланцев куда более любезно.

Предварительно Джон обсудил с Маршалом, какие условия может выдвинуть папа. Рыцарь посоветовал не торговаться, а без препирательств принять все требования его святейшества, даже самые суровые.

Маршал считал, что, хоть бароны и собрались под знамя короля, доверять им все равно нельзя. Если они решат, что под властью Филиппа им будет лучше, то в самый ответственный момент переметнутся на сторону французов. Конечно, хорошо, что удалось собрать такую мощную армию и флот, однако король столь непопулярен, что не стоит предаваться радужным надеждам. Поэтому мир с папой совершенно необходим, и чем скорее, тем лучше.

Первые же слова Пандульфа подтвердили, что от заступничества Рима зависит очень многое:

— По дороге в Англию я проехал всю Францию и имел аудиенцию у короля Филиппа. От имени его святейшества я запретил ему вторгаться в Англию до тех пор, пока не встречусь с вами. Все будет зависеть от вашего поведения. Если вы примете условия святого престола, французского вторжения не будет. Король Филипп не посмеет действовать вопреки воле его святейшества. Иначе на него обрушится гнев Господень.

— Каковы же ваши условия? — спросил Джон.

Маршал оказался прав: условия и в самом деле оказались жесткими. Папа требовал, чтобы Джон отказался от короны в пользу его святейшества, а потом получил бы ее обратно, но уже в качестве вассала святого престола.

Король Англии — вассал папы! Как же низко пал Джон! Что сказал бы на это великий Вильгельм Завоеватель? Страна, завоеванная им с такими жертвами, станет ленным владением Рима!

Сердце Джона сжалось от горечи и гнева, но это был не тот гнев, от которого король впадал в бешенство. Печаль была сильнее, чем ярость.

Против меня весь свет, думал Джон.

— Если же вы не согласитесь, — продолжил Пандульф, — его святейшество благословит короля Филиппа на войну. По ту сторону пролива ждет могучая армия. Если понадобится, папа окажет королю Франции всяческую поддержку — при условии, что владеть этой страной Филипп будет под эгидой Рима.

Джон молчал. Он пообещал принять Стивена Лэнгтона и пустить в страну опальных церковников. Он готов был даже компенсировать Церкви все, что она потеряла в ходе конфискаций и штрафов. Но признать себя вассалом Рима — это уж слишком!

Оставшись наедине с Вильямом Маршалом, Джон спросил у него совета. Рыцарь был опечален не меньше, чем король, однако считал, что иного выхода нет. Лишь папа может спасти короля от смертельной опасности.

— Во всяком случае, вы получите определенные преимущества, милорд, — сказал он. — Допустим, Филипп не послушается Иннокентия и все-таки начнет вторжение. Многие из его солдат крепко подумают, прежде чем идти в бой. Если взбунтуются ваши бароны, то гнев его святейшества обрушится не на вас, а на них. С интердиктом будет покончено, на Англию вновь снизойдет церковная благодать. Только подумайте! Снова людей будут хоронить по-христиански, врата храмов откроются, женихов и невест станут венчать у аналоя. Дело того стоит, милорд. Это трудное решение, но с его помощью мы выберемся из бездны.

— Я все думаю об отшельнике, который сидит в тюрьме, — сказал Джон.

— Вы имеете в виду пророчество? Когда оно должно свершиться?

— К празднику Вознесения.

— Что ж, ждать осталось недолго.

Собеседники многозначительно переглянулись. И Джон сказал:

— Хорошо, я стану вассалом Рима.

— Лучше уж так, чем стать пленником короля Французского, — согласился Маршал.

* * *

Состоялась торжественная церемония. Джон сложил с головы корону, что должно было символизировать его подчинение Риму. Вслед за тем легат вновь возложил венец на голову Джона — в знак того, что папа доверяет своему вассалу управление королевством. Таким образом, Джон остался королем, однако не самодержавным, а подвластным римскому папе. Своим приближенным Джон заявил, что это большая удача, ибо теперь короля и его королевство охраняет сам папа римский.

Немного поразмыслив, Джон пришел к выводу, что очень ловко выпутался из сложной ситуации. Правда, пришлось признать примасом Стивена Лэнгтона, но никто не даст этому святоше развернуться. Король все равно не позволит Церкви вмешиваться в государственные дела. За эту в общем-то небольшую цену Джон избавляется от смертельной опасности: зря Филипп собирал свое огромное войско. Теперь ему Англия не по зубам. Джон опять вышел сухим из воды.

Народу король тоже сообщил, что настали благословенные времена. Интердикт отменен, во всем королевстве празднично звонят колокола. Англия и Рим — союзники. Мало того, страна теперь находится под надежной защитой святого престола. Пусть повсюду разобьют праздничные шатры, пусть в Дувре поют и танцуют. Люди готовились к войне, вместо этого король устроил им праздник. В Англии все хорошо. Нашествия не будет, а добрый король Джон остается на престоле.

Простой народ всегда рад поводу повеселиться. Люди слушали, как заливаются церковные колокола, и упивались этим звуком. Многие расхваливали короля Джона, спасшего страну от французских захватчиков. На холмах графства Кент горели костры, вокруг них веселились и пели крестьяне.

Однако те, кто поверил пророчеству Питера из Понтефракта, утверждали, что отшельник не солгал. Ко дню Вознесения Джон и в самом деле лишился своей короны. Другие возражали, что пророчество этим не исчерпывалось: корона должна была достаться государю, который угоден Господу более, чем Джон. Однако находился аргумент и на это: раз Джон стал вассалом его святейшества, значит, он ныне стал угоден Господу. Ведь король теперь находится под покровительством самого римского папы!

Казалось, страна забыла и о грабительских податях, и о бесчинствах короля. Всем хотелось только веселиться, верить в то, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего.

Но Джон не простил Питера из Понтефракта. Отшельник попортил королю немало крови. Джон трясся от ярости, вспоминая, как бесстрашно стоял перед ним этот фанатик, словно его послал на землю сам Господь.

Самое досадное то, что народ уверен в непогрешимости Питера. Как же, ведь его пророчество сбылось! Выходит, король Джон был неугоден Господу?

Нельзя допускать, чтобы подданные так дерзко разговаривали со своим государем. Больше никаких пророчеств! Еще неизвестно, что взбредет Питеру из Понтефракта в голову в следующий раз. Его слово имеет слишком большой вес.

И король приказал, чтобы Питера вывели из темницы и повесили. Но сначала, в назидание другим «пророкам» и недоброжелателям короля, отшельника должны привязать к лошадиному хвосту и проволочь по земле к месту казни. А уж потом повесить на самой высокой виселице, дабы каждый мог извлечь для себя полезный урок.

Приказ короля был выполнен, а чернь, еще недавно прославлявшая Питера и называвшая его великим пророком, кричала и улюлюкала, чтобы угодить королю.

УГРОЗА ВТОРЖЕНИЯ

На противоположной стороне Ла-Манша Пандульф вел переговоры с Филиппом Французским.

— Вы должны распустить флот и армию, сир. О вторжении в Англию теперь не может быть и речи. Ныне это королевство — владение его святейшества, и, напав на Англию, вы совершите агрессию против святого престола.

Филипп был в ярости. Англия сама давалась ему в руки: слабый король, мятежные бароны, которые после первой же неудачи наверняка перебежали бы во вражеский лагерь. И вот одним-единственным ходом Джон, превратившись из самодержца в вассала, обрел несокрушимую силу и мощь.

— Я потратил столько времени и денег на приготовления! — вскричал Филипп. — Неужто все впустую?

— Вам все равно не добиться победы, если вы выступите против Рима, — ответил легат.

Филипп понимал, что это правда. Итак, его великой мечте осуществиться не дано. Какая досада! Всю жизнь Филипп бредил славой Карла Великого. Он хотел остаться в истории государем, который привел Францию к величию. Если б ему удалось покорить Англию, он превзошел бы всех своих прославленных предков. До цели оставался всего один шаг!

Но Филипп был реалистом. Он смирился с тем, что добыча ускользнула. Быть может, шанс еще представится. На этот случай Филипп не стал распускать флот и решил, что еще более укрепит свое войско. Завоевание Англии откладывается, но не отменяется вовсе.

Пандульф, успокоенный исходом переговоров, отправился в Рим и доложил папе, что миссия успешно выполнена.

Филипп же оказался в непростой ситуации, из которой нужно было как-то выбираться. Дело в том, что воины его армии засиделись без дела. Они рвались в бой, мечтая о богатой добыче. Каждый знал, что после завоевания Вильгельмом Англии многие нормандцы, даже самые бедные и безродные, стали в завоеванной стране богатыми землевладельцами. Теперь все могло повториться. Отказ от похода должен был подействовать на войско деморализующе.

Нужно убедить солдат, что речь идет всего лишь об отсрочке. А пока, чтобы они не томились от безделья, нужно их чем-нибудь занять. Любой военачальник знает, как опасно, когда солдаты предаются праздности. Это ведет к сварам, мятежу, кровопролитию.

Король созвал своих помощников и объявил им, что вторжение в Англию временно откладывается. Пока же армия отправится войной против давнего врага Франции — Фландрии, которая в последнее время ведет себя вызывающе.

Военачальники поняли короля без слов. Поход нужен, чтобы занять солдат делом.

Оставив флот в гавани, Филипп со всем своим войском двинулся на Гент.

* * *

Джон решил, что удача сама идет ему в руки. Поистине это судьба! Сначала удалось заключить мир с Римом и тем самым сорвать французское вторжение, а заодно приструнить баронов — теперь они десять раз подумают, прежде чем ссориться со слугой самого папы.

Мало того, теперь у Джона появились новые союзники: фламандцы, устрашенные французским нашествием, обратились к Англии за помощью.

Джон созвал на совет своих ближайших помощников во главе с Вильямом Маршалом. Кажется, представился прекрасный случай нанести удар по французам. Маршал тоже считал, что, раз уж армия все равно мобилизована, вполне можно помочь фламандцам в войне с французами.

Английский флот покинул гавань, и фортуна поднесла Джону поистине королевский подарок: оказалось, что французские корабли, нагруженные оружием и припасами, стоят на якоре безо всякой охраны. Есть там и сокровища, и драгоценные камни — одним словом, все, что понадобилось бы Филиппу в его новом королевстве.

Убедившись, что французский флот оставлен почти без охраны, англичане восторжествовали. Экспедиция во Фландрию была забыта — тут подвернулось дельце повыгодней.

Без труда справившись с матросами, англичане перегрузили на свои корабли добычу, а флот Филиппа подожгли.

То был настоящий триумф для Джона. Он ликовал, уверенный, что теперь все пойдет иначе. Зловредный Филипп будет посрамлен.

Без флота французский король не мог надеяться на вторжение в Англию, даже если бы решился пойти на конфликт с папой. Однако Джон не остановился на достигнутом — он решил помочь фламандцам на суше.

Увы, военное счастье очень скоро ему изменило. Узнав о катастрофе, постигшей французский флот, Филипп повернул армию обратно и нанес Джону поражение во встречном бою. Англичане поспешно попятились обратно к побережью, сели на корабли и уплыли восвояси.

И все же экспедицию можно было считать удачной: французский флот уничтожен, иноземного вторжения можно больше не бояться.

* * *

Стивен Лэнгтон прибыл в Англию в июле, в самую жаркую пору. Король выехал навстречу примасу, и их историческая встреча состоялась в Порчестере.

Одежда короля была усыпана драгоценными каменьями, атласная мантия сияла жемчугами и рубинами, пояс был усыпан сапфирами и бриллиантами, перчатки сплошь вышиты жемчугом. Утратив самостоятельность, Джон считал необходимым одеваться еще пышнее, чем прежде, дабы никому не пришло в голову усомниться в его величии. Придворные короля были одеты нарядно, но не так пышно, как король — Джон не потерпел бы соперничества.

Когда обе кавалькады встретились, Джон спустился с покрытого драгоценным чепраком коня, приблизился к архиепископу и преклонил колено. Затем король и примас поцеловались.

— Добро пожаловать, отче, — сказал Джон.

Лэнгтон был человеком незлопамятным, он обрадовался, что король оказывает ему такую честь. Пусть прошлые обиды будут забыты, Церковь и государство должны сосуществовать в гармонии.

Бок о бок король и примас въехали в Винчестер, приветствуемые ликующей толпой.

Наконец-то между короной и Церковью заключен мир! Народ давно хотел этого. С интердиктом покончено, король возвращен в лоно Церкви, теперь начнется нормальная жизнь.

В Винчестерском кафедральном соборе архиепископ Кентерберийский дал Джону отпущение грехов и отслужил мессу в его присутствии.

Затем на виду у всех архиепископ и король вновь обнялись и поцеловались.

Безбожный и нечестивый Джон, заклятый противник Церкви, вновь стал любезным другом папы римского и архиепископа Кентерберийского.

Многие, и прежде всего Вильям Маршал, понимали парадоксальность ситуации и втайне спрашивали себя, долго ли продлится эта идиллия.

МЕСТЬ ДЖОНА

Изабелла влюбилась. Ее избранник был молод и красив. Часто королева сравнивала его с Джоном и не уставала поражаться, насколько возлюбленный во всех отношениях превосходит мужа. Юноша был похож на Юга де Лузиньяна. Часто, лежа с ним в постели, Изабелла думала, что, сложись ее судьба иначе, она жила бы с Югом именно так.

Сначала королева называла возлюбленного Югом лишь мысленно, но потом объявила ему:

— Ты так похож на Юга де Лузиньяна. Отныне я буду звать тебя его именем.

Изабелла очень боялась за своего возлюбленного, хотя в прежние времена она любила дразнить своих любовников, пугая их картинами страшной мести, которой подвергнет их разгневанный король. Изабелле нравилось видеть, как мужчины бледнеют от страха, это распаляло в ней страсть.

Тайные свидания казались королеве увлекательной, захватывающей игрой, но иногда у нее появлялось подозрение, что Джон осведомлен о ее неверности и лишь выжидает удобный момент, чтобы расставить ловушку. Перехитрить короля — что может быть приятней! Изабелла чувствовала, что ненавидит своего мужа. Возможно, ненависть к нему возникла еще в самом начале их отношений, но тогда Изабелла еще не умела разбираться в своих чувствах. Ей льстило, что король забрасывал государственные дела, не в силах покинуть ее опочивальню. Приятно было сознавать, что весь мир знает и судачит о прекрасной Изабелле, из-за которой Джон едва не потерял корону.

Можно ли представить более лестный комплимент женской красоте? Уже одно то, что Джон несколько лет хранил жене верность, было настоящим чудом. Кто, кроме Изабеллы, смог бы добиться такого?

Королева часто вспоминала Юга. Должно быть, он проклинает себя за непонятливость и чрезмерную щепетильность. А ведь Изабелла искушала его, жаждала его объятий! Но потом появился Джон…

Вначале жизнь с ним была такой увлекательной! Чувствовать себя настоящей женщиной, настоящей королевой! Увы, с тех пор миновало немало лет, Изабелла привыкла и к положению королевы, и к любовным ласкам. А вокруг было столько мужчин, превосходивших Джона красотой.

Своего возлюбленного она называла Золотым Юношей или же просто Югом. Сам Лузиньян, должно быть, уже не так красив, как прежде, ведь его молодость осталась позади. Однако Изабелла с годами делалась все красивее и красивее.

В последнее время она потеряла осторожность — возлюбленный являлся к ней в опочивальню чуть ли не каждую ночь. Он был влюблен в королеву, не боялся ради нее подвергнуться казни, а то и чему-то еще более ужасному. Изабелла не раз предостерегала его о страшной опасности, но возлюбленный лишь пожимал плечами, говоря, что ради такого блаженства готов рискнуть чем угодно.

Он был искусным любовником, такого у Изабеллы еще не бывало. К тому же, в отличие от Джона, юноша был нежен и ласков. Изабеллу согревало его восхищение, его преданность. Она и сама любила своего Золотого Юношу всей душой.

Однажды, когда они лежали в постели, перед рассветом (с первыми лучами солнца он должен был незаметно уйти, чтобы не попасться на глаза слугам), королева сказала, накручивая на палец золотой локон его волос:

— Любимый, сколько все это может продолжаться?

Он, разумеется, ответил:

— Целую вечность.

— А если приедет король?

— Я подожду, пока он уедет.

— Что ты о нем знаешь, Юг?

— У него бывают припадки ярости, это всем известно.

— Да еще какие! Страшнее, чем у его отца. Не дай Бог, Юг, он о нас узнает.

— Даже если это произойдет, я ни о чем не пожалею.

— Не пожалеешь? И в тот момент, когда слуги короля будут подвергать тебя истязаниям?

— Не пожалею.

— Нет, любимый, это ты сейчас так думаешь. Но что ты будешь чувствовать, когда тебя лишат признаков мужественности? Ведь именно так Джон расправится со своим оскорбителем.

— Лучше уж смерть.

— Если Джон будет знать, что ты так настроен, он непременно оставит тебя в живых. Нрав у него поистине дьявольский, а в мести он изобретателен. Может быть, он прикажет тебе выколоть глаза. То же самое он хотел сделать с Артуром. Вся вина мальчика состояла в том, что он был сыном старшего брата Джона и многие считали, что у принца больше прав на престол.

— Ну, в этом я ему не соперник.

— Однако тебя он будет ненавидеть еще больше, чем Артура. Я дрожу от страха, думая о твоей участи.

— А я счастлив, потому что тем самым ты признаешься мне в любви.

— Я всего лишь хочу, Юг, чтобы ты знал, чем рискуешь.

— Один час с тобой стоит целого века страданий.

— Ты молод и говоришь под воздействием страсти. Представь, что тебе придется коротать век калекой.

— Этого не будет, — сказал юноша, целуя Изабеллу.

Ей нравилось его безрассудство, но Изабелле хотелось, чтобы возлюбленный шел на риск осознанно.

Влюбленные изобрели немало ухищрений — был в спальне тайник, где можно было укрыться, если их застигнут врасплох. Изабелла приподнимала доски пола, и ее любовник мог там спрятаться. Всякий раз, оказываясь с ним наедине, королева запирала дверь спальни на засов.

Она твердила себе, что не даст его в обиду, сумеет спасти от опасности.

Но у Изабеллы было много слуг, и им были ведомы ее секреты.

* * *

В замок прибыл король. Изабелла спустилась вниз, к воротам, чтобы встретить супруга.

Взглянув на нее, Джон почувствовал, что любит ее по-прежнему. Ни в одной другой женщине не было столько чувственности и страсти.

Он знал, что Изабелла завела любовника. Потому-то король и приехал. Сначала он хотел застигнуть преступную пару врасплох, но потом ему пришла в голову идея пооригинальнее.

— Ты цветешь, как цветок после дождя, — заметил он. — Видно, обрадовалась моему приезду?

— А разве это не причина для радости?

— Хорошая, верная жена… Всегда рада видеть мужа.

— Всегда, — подтвердила Изабелла, — хотя муж посещает меня реже, чем в прежние времена.

— Ничего не поделаешь, любимая, государственные дела.

— Вот как? А я боялась, что вы заняты делами иного рода.

— Что, ревнуешь?

— Непрестанно.

— Не изводись попусту. С кем бы я ни спал, ты все равно лучше.

— Малая компенсация, если учесть, что ваши ласки достаются не мне, а другим.

— Так ты мной недовольна?

— Почему же? Мне известно, что все мужчины изменяют женам.

— Правильно. А жены изменять права не имеют, — с металлом в голосе сказал король.

— Бедняжки! Почему же им не позволить себе того, что разрешено мужьям?

— Сама знаешь. А для королевы супружеская измена — государственное преступление. Подумай об этом, Изабелла. Преступление, которое карается смертной казнью.

— Да-да, — кивнула она.

— Надеюсь, ты часто об этом думаешь.

— Каждый день.

— И все же испытываешь искушение, а?

— Вы хотите, чтобы я хранила добродетельность из страха, милорд? Я-то думала, что вам нужна моя любовь.

— Мне нужна твоя любовь, — подтвердил Джон, а сам подумал: «Сегодня я его увижу. Говорят, он красавчик. Клянусь ухом Господним, скоро он пожалеет, что родился на свет».

Супруги поужинали вместе. Изабелла спела для мужа, поиграла на лютне. Волосы она распустила по плечам, зная, что ему это нравится. Вечер должен был напомнить Джону о начале их совместной жизни, когда он не мог оторваться от жены ни на минуту.

— Завтра мы едем в Глостер, — сообщил король.

— Я тоже?

— Да, ты мне нужна.

Изабелла довольно улыбнулась, считая, что Джон влюблен в нее, как прежде.

Король как бы ненароком оглядел залу и увидел своего соперника. Молод, красив. Говорят, он похож на Юга де Лузиньяна. Неужто Изабелла до сих пор вспоминает своего бывшего жениха? Наверняка. Когда она говорит о нем, в ее глазах появляется какое-то особое выражение. Быть может, все эти годы она жалела, что не вышла за Юга? Даже корона показалась ей недостаточной компенсацией? А что, если в минуты страсти она воображала себя в объятиях Лузиньяна? От одной этой мысли Джон разъярился. Пожалуй, юнец и в самом деле похож на Юга. Немало ночей он провел в королевской опочивальне, не побоялся риска. Что ж, теперь он за все заплатит.

Милую женушку ждет славный сюрприз.

Изабелла сказала, что желает удалиться в опочивальню. Король поцеловал ей руку — сначала галантно, потом со страстью. Королева удалилась, уверенная, что вскоре Джон последует за ней.

Иди-иди, милая, подумал он. Будет тебе подарок.

Изабелла готовилась ко сну. Служанки расчесывали ей волосы, умащивали благовониями. Королева знала, что она так же красива, как прежде. Трехкратные роды не испортили ее фигуру. Пожалуй, Изабелла стала чуть полнее, но это ее лишь красило.

Она легла в постель, стала ждать. Где же Джон? Почему он задерживается? Она-то думала, что он сгорает от нетерпения.

Странно! Или он нашел другую женщину, которая понравилась ему больше? Маловероятно — ведь он целовал Изабелле руки так страстно.

В конце концов она уснула и проснулась только на рассвете. В комнату уже проникали первые солнечные лучи. Изабелла открыла глаза, пошарила рукой по постели. Рядом никого не было. Значит, король так и не появился. Она присела на постели и тут увидела, что в дальнем конце ложа под балдахином темнеет какая-то тень. Изабелла пригляделась и задохнулась от ужаса, а в следующий момент, потеряв сознание, рухнула на постель.

За балдахином, подвешенное к потолку, висело нагое, обезображенное тело ее возлюбленного.

* * *

Изабелла онемела от горя. Она безвольно покачивалась в седле, следуя за мужем в Глостер, но ничего вокруг не видела и не слышала. На устах короля играла злорадная улыбка, но он за всю дорогу не произнес ни слова.

Изабелла же думала только об одном. Надеюсь, он мучился недолго. Это я во всем виновата. Я его погубила. Говорят, что Джон — сам Сатана, и это правда. Лишь дьяволу пришла бы в голову подобная идея. Теперь я никогда не смогу забыть, как выглядел мой любимый в смертный час. Я буду вспоминать его только таким. Зачем я позволила ему любить меня? Ведь я знала все заранее.

Они достигли замка Глостер, построенного при Вильгельме Завоевателе. В главной зале пировал когда-то Вильгельм Рухус со своими дружками. Отец Джона Генрих II во время походов в Уэльс проводил здесь военные советы. В местных водах водилась изысканнейшая рыба. Говорят, король Генрих оттого и умер, что слишком безудержно ею лакомился. Зачем Джон привез меня сюда? — думала королева.

У него явно на то были свои причины. Король так ничего ей и не сказал, однако, судя по недоброй улыбке, замыслил он что-то скверное. Должно быть, предвкушал месть.

Супруги сели ужинать, но Изабелла ничего не ела. При одной мысли о пище к горлу подступала тошнота. Она не могла изгнать из памяти страшную картину. Неужели Джон присутствовал при истязаниях? Наверняка! Она так и слышала, как с его уст срываются жестокие слова.

Как же она его ненавидела!

Поев, король сказал, что проводит Изабеллу в ее покои. Что ж, теперь она узнает, какая участь ей уготована.

— Полюбуйтесь на вашу тюрьму, — сказал Джон.

— Что вы хотите этим сказать? — безразлично спросила королева.

— Отныне вы будете содержаться под домашним арестом. Доверять вам нельзя, это ясно. Вы виновны в государственной измене. Напоминаю вам, что мой отец продержал пленницей мою мать целых шестнадцать лет. Возможно, вас ожидает та же участь.

Изабелла лишь пожала плечами, и это вывело короля из равновесия.

Он-то думал, что она будет кричать, оправдываться, но Изабелла молчала. Глаза короля налились кровью.

— Ты хочешь сказать, что тебе это все равно?! — вскричал он.

— Поступайте, как знаете.

— Тебя не волнует, что ты лишилась свободы? Ах ты, ведьма! Как тебе понравился твой любовничек?

Изабелла отвернулась, чтобы он не увидел, как ее лицо исказилось от ужаса.

— Я получил бездну удовольствия. Ты не представляешь, как он визжал. Жалко, ты не слышала…

— Замолчите!

— Ага, так тебе это все-таки не безразлично. Конечно, мальчик был красивый, ничего не скажешь. Но игра не стоила свеч — ни для него, ни для тебя.

— Вы тоже были не самым верным из мужей, — бросила ему Изабелла.

— Что-что?

— С какой стати я должна была хранить вам верность?

— Потому что я король.

— А я — королева.

— Если только ты посмеешь повесить мне на шею бастарда…

— Не будет никакого бастарда. Производить на свет ублюдков — это ваша привилегия.

Внезапно Джон подскочил к ней, схватил за плечи и принялся трясти.

— Каков он был? Он тебе нравился?

Изабелла смотрела ему прямо в глаза.

— Да, очень, — с вызовом ответила она.

В ярости Джон отшвырнул ее от себя.

— Я велю, чтобы тебе сюда притащили его труп. — Что ж, ему это уже не повредит.

— Ты будешь сидеть здесь взаперти, совсем одна. Сиди и думай, как я развлекаюсь с другими женщинами, которые доставляют мне куда больше радости.

— Желаю как следует повеселиться.

— Ты ведь еще молода, Изабелла. Молода и полна страсти. Мы-то оба это знаем. Как же ты будешь обходиться без любовника?

— Главное, чтобы вас не было рядом.

— Я буду там, где пожелаю.

— Почему бы вам просто не убить меня? Хотя я сама знаю. Вы боитесь моих родственников. Ведь король Французский скажет: «Сначала убил племянника, а теперь и жену».

— О племяннике ни слова!

— Что, совесть нечиста? Бедняжка Артур. Что вы с ним сделали? Это интересует очень многих. Расскажите им. Ведь вы его убийца!

— Ты дождешься того, что я тебя искалечу!

— Что же вас останавливает?

— Не хочу уродовать тело, которое мне еще пригодится.

— Так вы со мной не разводитесь?

— Ни в коем случае. Ты будешь сидеть здесь одна, ожидая моих визитов. У нас будет еще много детей. Два сына и дочь — это мало. Но предупреждаю: если ты вынашиваешь ублюдка, я его умертвлю. Раз уж ты называешь меня убийцей, то должна понимать — тех, кто встает у меня на пути, я уничтожаю. Встанешь мне поперек дороги, убью и тебя.

— А разве я вам не поперек дороги?

— Отнюдь. Я дам тебе знать, когда ты станешь мне мешать. Пока же ты меня устраиваешь, другая жена мне не нужна. Ты мне родила наследников, родила дочь, но я хочу еще. Будешь ждать, когда я соизволю тебя посетить. Если же тебе удастся каким-нибудь образом завести нового любовника, знай, что я поступлю с ним еще круче, чем с твоим красавчиком.

— Все понятно, — сказала Изабелла. — Я ваша пленница. Да, у меня был любовник, я этого не отрицаю. Вы зверски убили его и поглумились над его телом. За это я вас ненавижу всей душой.

— Любовь и ненависть так близки, — заметил король. — У меня, кроме тебя, Изабелла, никого нет. Я не причиню тебе зла. Вот почему я покарал его, а не тебя. Мне нужно быть уверенным, что такое больше не повторится. Никто не смеет брать то, что принадлежит мне. Да, у меня много женщин, но ни одна из них не может сравниться с тобой. Где я найду другую Изабеллу?

Он обнял ее, поднял, отнес на постель.

Поразительно, но, несмотря на ненависть, в Изабелле всколыхнулась страсть. Ее и Джона связывало слишком многое.

А утром король сказал ей:

— Если ты беременна, я вытравлю твой плод. Даже добрейший из мужей — а ты знаешь, что я не таков, — не позволил бы тебе родить бастарда… Не горюй, Изабелла, мы с тобой еще не раз порадуем друг друга. Но рожать ты будешь только моих детей. Когда я приеду в следующий раз, мы займемся этим… Я должен быть уверен, что у висельника потомства не будет.

— Я не беременна, — покачала головой Изабелла. — Я твердо это знаю.

Но король лишь рассмеялся в ответ.

Он уехал, а королева осталась узницей.

Некоторое время спустя Джон вернулся и провел в ее опочивальне два дня и две ночи. Изабелла знала, что он постоянно думает о ее измене, и эта мысль неким извращенным образом придает ему пыла.

На сей раз Изабелла забеременела и в положенный срок родила дочь, которую в честь матери нарекли Изабеллой же.

Но и после этого королева осталась пленницей.

НЕВЕСТА ЮГА

Французский флот разгромлен, вооружение и припасы захвачены англичанами. Джону казалось, что сейчас самое время вернуть утраченные заморские владения. Королем овладел очередной приступ лихорадочной деятельности. Его наемная армия была наготове, но в таком большом деле без поддержки баронов не обойтись, и Джон приказал, чтобы лорды присоединились к его войску.

Обстановка в стране стала взрывоопасной. Бароны отнеслись к затее короля безо всякого одобрения. Члены семейства Браоз, Роберт Фитцуолтер и Юстас де Веши активно вербовали сторонников, говоря, что на короля-тирана давно пора найти управу. Джон знал, что бароны им недовольны, но не подозревал, как далеко зашло дело.

Первыми взбунтовались северяне, находившиеся на безопасном отдалении от королевской армии. Они отказались участвовать в походе и предоставить Джону требуемые средства и снаряжение. Лорды севера заявили, что Джон не умеет командовать войском, доказательство чему — утрата французских земель. Правда, с вражеским флотом Джону повезло, но его заслуги в этом нет. Не получит король от них ни солдат, ни денег, ибо затеваемый им поход — авантюра и обречен на провал. Лучше уж бароны останутся в Англии, чтобы защищать родину от возможного вторжения. С Филиппа станется, воспользовавшись отсутствием Джона, напасть на Англию.

Когда Джон узнал, что бароны севера пренебрегли его приказом, он впал в очередной приступ буйства, а выйдя из исступленного состояния, решил, что отправится с армией не во Францию, а на север — преподаст баронам урок послушания.

Король знал, что главные бунтовщики — Фитцуолтер и Веши. Первый пойдет на что угодно, лишь бы отомстить королю за смерть дочери. С Фитцуолтером Джон сглупил — нужно было прикончить барона еще тогда. Во всем виновата упрямая девчонка, не пожелавшая уступить желанию монарха. А теперь вот приходится иметь дело с ее мстительным папашей. Фитцуолтеры поставили в часовне над гробницей дочери ее статую, которая должна была служить вечным напоминанием о совершенном злодействе. Можно себе представить, какие клятвы дал Фитцуолтер перед этим изваянием!

Клянусь глазом Господним, думал Джон, пусть только он попадет ко мне в руки…

Но прежде нужно подавить бунт северных баронов. Джону нужны их солдаты, чтобы воевать с Филиппом. Слава Богу, всегда в распоряжении короля армия наемников. С ними Джон и отправился на север.

Разумеется, эта весть дошла до нового архиепископа Кентерберийского, который с многочисленной свитой поспешил навстречу королю.

Джон разозлился, поняв, что примас собирается вмешиваться в государственные дела.

— Зачем вам понадобилось искать встречи со мной, святой отец? — сразу же спросил Джон.

— Милорд, — ответил архиепископ, — нападая на своих подданных, вы начинаете междуусобную войну. У вас нет на это права, ибо теперь вы — вассал его святейшества.

— Я буду делать в моем королевстве все, что пожелаю, — прорычал Джон.

— Нарушая присягу, данную вашему сюзерену, вы делаете большую ошибку. Если начнется междуусобица, страна вновь будет подвергнута интердикту, а вас отлучат от Церкви.

Джон понимал, что это не пустые угрозы. Зачем только он согласился стать вассалом папы? С другой стороны, разве у него был выбор? Филипп Французский уже зарился на его корону. Черт бы побрал всех пап и архиепископов! Они — словно тернии на челе королевской власти.

Больше всего Джону хотелось приказать, чтобы архиепископа немедленно схватили и прикончили на ступенях его собственного храма — в свое время верные рыцари отца таким же образом умертвили Бекета. Король не станет подчиняться церковнику!

Но как быть с вассальной присягой? Джон сам передал Риму верховную власть над своим королевством, и тут уж ничего не поделаешь.

Удача отвернулась от Джона. Сначала он потерял Нормандию, потом другие французские владения, и тут еще это… Проще всего было бы закатить припадок безумной ярости, однако этим горю не поможешь.

Кто во всем виноват? Ясное дело — Изабелла. Это она отвлекала его от неотложных государственных дел. Правильно люди говорят, что он проспал свое королевство.

Ведьма! Колдунья! И к тому же неверная жена.

Вспомнив о расправе с любовником Изабеллы, Джон немного утешился.

Ничего, папу можно перехитрить. Иного выхода нет: Джона обложили со всех сторон. С одной стороны мятежные бароны, с другой — французский король, с третьей — Стивен Лэнгтон, полномочный представитель папы, у которого в Англии больше власти, чем у самого короля.

И Джон пожелал объясниться с примасом наедине. Он сказал, что вовсе не собирается затевать войну, просто как король не может мириться с прямым бунтом. Он собирается наведаться в северные земли, показать баронам свою силу, но никакого кровопролития не будет.

— Хорошо, милорд, но учтите, что если кровь все-таки прольется, вам придется отвечать перед его святейшеством, — предупредил Лэнгтон.

— Я буду это помнить, — мрачно ответил Джон.

Поход на север превратился в демонстрацию силы. Пришлось Джону отправляться обратно на юг. Во Францию он отплыл без тех лордов, которые отказались его сопровождать.

* * *

Зато в Ла-Рошели его встретили с ликованием. Богатый порт существовал за счет выгодной торговли с Англией, и его жители вовсе не желали переходить в подданство к французскому королю. Вся Аквитания была настроена по отношению к Филиппу враждебно. Таким образом, у Джона здесь были могущественные союзники.

Захватив пару замков, король воодушевился еще больше. Ему уже грезилось, что в скором времени он вернет все утраченные территории.

Удача сопутствовала англичанам. Фламандцы, извечные враги французов, воспользовались успехами Джона, чтобы напасть на земли Филиппа. Пришлось французскому королю отправляться с войском во Фландрию, против англичан он отправил своего сына Людовика.

Джон уже не сомневался в победе, однако продвижению вперед мешало могущественное семейство Лузиньянов, относившихся к королю не менее враждебно, чем английские Фитцуолтеры. Во главе влиятельного клана находился все тот же Юг, у которого Джон когда-то похитил невесту.

Королю казалось, что он со всех сторон окружен призраками из прошлого: Артур, Веши, Фитцуолтер, Лузиньян. Неужто былые грехи никогда не оставят его в покое?

С одним из этих призраков нужно было что-то делать, причем немедленно. Как бы утихомирить враждебность Лузиньянов?

И тут Джону пришла в голову презабавная идея. Юг де Лузиньян, человек, к которому Джон ревновал свою жену все эти годы, так и остался холостым. Не означает ли это, что он продолжает любить Изабеллу? Очень вероятно. Семейство Лузиньянов честолюбиво. Что, если предложить им хорошую наживку? Наверняка клюнут! Джон злобно посмеивался, предвкушая, как ловко проведет Лузиньянов. Они не только перестанут враждовать с ним, но и помогут ему в войне.

К Югу де Лузиньяну было отправлено посольство. Джон предлагал ему в жены свою собственную дочь, причем не прижитую на стороне (каких у короля было предостаточно), а вполне законную. Маленькая Джоанна, порождение чрева той самой Изабеллы, которую любил и потерял Юг де Лузиньян, теперь предлагалась ему в невесты.

Когда посольство вернулось, Джон возликовал: бывший жених Изабеллы согласился жениться на ее дочери!

Это был поистине ловкий ход. Когда Филипп узнал о предполагаемом брачном союзе, он настолько встревожился, что тут же предложил маленькой Джоанне в мужья одного из своих сыновей. Сватовство, конечно, было лестное — сын французского короля несравненно выше по положению, чем обычный феодал. Однако Джон не согласился. Брачный союз с французским королевским домом ничего не даст. Людовик и так уже женат на племяннице Джона, что не мешает французу покушаться на английскую корону. Зато от союза с Лузиньянами будет прямая выгода. С особенным злорадством Джон предвкушал, как сообщит о предстоящем браке Изабелле.

Теперь английская армия беспрепятственно пересекла владения Лузиньянов и вторглась на французскую территорию. На первых порах Джону сопутствовала удача, но слишком уж ненадежны были его союзники. При малейшей опасности они готовы были перебежать на сторону врага. Когда дело дошло до битвы, союзники предпочли на всякий случай соблюдать нейтралитет и в сражении не участвовали.

Когда Джон увидел, что его армия наполовину бездействует, у него на глазах выступили слезы ярости. Он кричал, сыпал проклятьями, но сделать ничего не мог. Французы же, увидев во вражеском стане замешательство, перешли в атаку, и пришлось Джону поспешно ретироваться.

Война была безнадежно проиграна. Союзники испарились, французы теснили англичан со всех сторон. Да и солдаты Джона утратили свой боевой дух, им хотелось только одного — поскорее вернуться домой. В войске роптали, говорили, что король бездарен, что он потерял все свои французские владения и чуть не лишился английской короны. Если бы не вмешался папа римский, Филипп согнал бы Джона с трона. Ну что это за король? Да и полководец он никудышный. На родине того и гляди против него вся знать восстанет. Чего ради проливать кровь во Франции? Гиблое дело, лучше вернуться в Англию, пока туда не вторглись французы.

Джон вернулся на родину посрамленный. Он понял, что утраченных земель ему никогда уже не вернуть.

* * *

Единственным утешением была предстоящая поездка в Глостер к Изабелле.

Королева опять была беременна, что несказанно обрадовало Джона. Теперь он мог быть уверен, что ребенок от него — ведь Изабелла находилась под строгим присмотром, лишенная возможности завести любовника.

Детей Джон разрешил оставить при королеве. Генриху было восемь лет, Ричарду семь, сосватанной Джоанне почти пять, а крошка Изабелла еще лежала в колыбели. И на подходе уже следующий ребенок.

Джон знал, что Изабелла, лишенная других развлечений, будет рада его приезду. Она больше не упрекала его в неверности, смирившись с неизбежным. Должно быть, она часто вспоминает своего повешенного любовника, думал Джон. Можно было, конечно, оставить его в живых, но Изабелле от него больше не было бы проку. Эта мысль развеселила короля. Пожалуй, он был доволен своей супружеской жизнью. Жена разозлила его своей изменой, но все равно она — самая волнующая из женщин.

Самое время поиграть с ней в кошки-мышки.

— У меня было много приключений во Франции, — начал Джон.

— Насколько мне известно, вы там ничего не добились, — пожала плечами королева.

— Ничего, скоро я вновь пересеку море и разгромлю короля Филиппа в пух и прах.

— Как бы он вас не разгромил. Вы потеряли все, чем обладали.

— Это временные неудачи. Зато я помирился с твоим старым приятелем.

— Это с кем же?

— С Югом де Лузиньяном. Я же знаю, как высоко ты его ценишь.

Изабелла насторожилась. К чему он клонит?

— Юг — человек храбрый и благородный, — с вызовом сказала она.

— Рад, что ты так хорошо о нем отзываешься. Ведь теперь он станет членом нашей семьи.

— В каком смысле? — нахмурилась Изабелла, и Джон со злорадством отметил ее волнение.

Изабелла думала, что Джон сделал с Югом что-нибудь ужасное. Ничего, подумал Джон, пусть немного потрясется за своего женишка, а правду он скажет ей уже потом.

Со вкусом откашлявшись, король объявил:

— Я отдаю ему нашу дочь.

— Нашу дочь? — непонимающе повторила Изабелла.

— Джоанну. Она станет женой твоего бывшего возлюбленного Юга Коричневого.

— Но она совсем малютка!

— Принцесс выдают замуж молодыми. Сколько лет было тебе, когда мы поженились? Двенадцать? Если Джоанна пошла в мать, она сумеет доставить Югу немало счастья.

— Это невозможно! — возмутилась Изабелла. — Девочке всего пять лет!

— Значит, придется семь лет подождать. А то и меньше. Ты не беспокойся, у Юга терпения достаточно. Сама знаешь.

— Он… он будет уже совсем старым.

— Бывают женихи и постарше. Юг в восторге от моего предложения. А главное — я смог провести войска через его земли. Если бы не измена, я непременно одержал бы победу. И еще я подумал: то-то Изабелла обрадуется! Ведь она всегда высоко ценила Юга де Лузиньяна. Теперь же этот человек станет ей сыном!

Джон весело расхохотался, а Изабелла сжала кулаки — с каким удовольствием она прикончила бы мужа на месте.

Она его ненавидела. Джону сорок восемь лет, а выглядит он совсем стариком. Разжирел, облысел, лицо истасканное.

— Ну же, — распростер он объятия, — покажи, как ты мне благодарна. Ведь я нашел для твоей дочери жениха, который тебе по вкусу.

Он крепко стиснул Изабеллу, и она поняла, что ее злость лишь распаляет в нем страсть.

Для Джона жестокость служила прекрасной приправой к наслаждению.

РАННИМЕД

Джон и не подозревал, какая беда поджидает его дома. Пока он воевал во Франции, бароны, отказавшиеся сопровождать его в походе, решили, что больше не будут терпеть власть тирана.

Стивен Лэнгтон прекрасно понимал, что дело зашло слишком далеко и необходимо достичь какого-то компромисса. Порывшись в архивах Кентерберийского диоцеза, он разыскал старинный документ, озаглавленный «Хартия Генриха I». В этой грамоте были изложены обещания, которые дал Генрих I подданным перед коронацией. Экземпляров этого документа сохранилось очень мало, потому что впоследствии Генрих постарался их все собрать и уничтожить.

Архиепископ нашел грамоту в августе и тут же созвал к себе баронов. Он зачитал им перечень свобод и привилегий, обещанных Генрихом I, тем самым наглядно доказав, что в прежние времена у подданных было куда больше прав, чем сейчас.

После этой встречи сопротивление баронов перешло в следующую стадию, от слов к делу.

Двадцатого ноября был церковный праздник, и под этим предлогом бароны встретились вновь, на сей раз в монастыре святого Эдмунда.

Перед алтарем они дали торжественную клятву, что не успокоятся до тех пор, пока Джон не подтвердит условия «Хартии Генриха I».

Свои требования они решили предъявить королю на Рождество, когда Джон будет находиться в Вустере. Однако по некотором размышлении лорды пришли к выводу, что славный христианский праздник — не время для распри, и перенесли свидание с королем в Лондон. К Джону отрядили гонцов, дабы известить его, что бароны предлагают своему монарху вступить в переговоры.

Предчувствуя недоброе, Джон покинул Вустер и отправился в Лондон. Бароны уже ждали его там.

Они подготовились к войне, привели с собой большое войско. Представитель знати сообщил королю, что он должен подтвердить законы, изложенные в «Хартии».

Сначала Джон держался высокомерно, грозил баронам страшными карами, но, увидев, что они настроены решительно, изменил тон:

— Вы хотите от меня слишком многого. Такие важные вопросы в мгновение ока не решаются. Дайте мне время на раздумье. Я сообщу о своем решении на Пасху.

Бароны поворчали, но в конце концов согласились.

Джон же немедленно отправил послов к папе, прося управы на мятежных лордов. Он писал, что, будучи смиренным слугой его святейшества, нуждается в поддержке сюзерена. Пусть папа велит баронам сложить оружие и подчиниться своему королю.

Иннокентий отправил буллу предводителям мятежников и Стивену Лэнгтону, строго-настрого повелев им всем слушаться своего монарха. Но Лэнгтон, человек чести и слова, не покинул баронов в беде. Он сказал, что папа не знает истинного положения дел в Англии. Когда на Пасху бароны встретились вновь в Стэмфорде, что в графстве Линкольншир, архиепископ был с ними. У мятежников было двухтысячное войско, вооруженное до зубов, — пусть король знает, что отсрочек больше не будет.

Джон с Вильямом Маршалом находились в Оксфорде. Король все время одергивал себя, чтобы не впасть в неистовство. Подумать только — жалкие рабы, еще недавно трепетавшие от его гнева, настолько обнаглели, что взяли в руки оружие!

Вильям Маршал, как всегда, был верен своему монарху, но, сочувствуя королю, в то же время понимал и справедливость требований мятежников.

— Я отправлюсь к ним, милорд, и выясню подробнее, в чем состоят их притязания. Затем доложу вам, а вы как следует все взвесьте и обдумайте.

— Бывало ли прежде, чтобы государь оказывался в столь плачевном состоянии? — жалобно воскликнул Джон.

— Бывало, но редко, — довольно резко ответил рыцарь.

Он считал, что Джон сам виновник своих бед. Союзником столь жалкого короля рыцарь оставался лишь потому, что искренне верил в принципы монархии и был готов отстаивать их до последней капли крови.

К королю Маршал вернулся со Стивеном Лэнгтоном. Они привезли письменные требования баронов.

Прочитав послание, Джон побагровел.

— Клянусь рукой и ногой Господа! Может, им еще и мою корону отдать?

— Они не уступят, милорд, — предупредил Маршал.

Джон швырнул грамоту на пол, наступил на нее ногой.

— Никогда не получат они таких свобод, которые сделают меня их рабом! — напыщенно произнес он и, хитро прищурившись, добавил: — Пускай это дело рассудит его святейшество. В конце концов королевство принадлежит не мне, а ему. Подите и скажите баронам — пусть обращаются с прошением к папе.

* * *

Бароны ответили отказом, и тогда Иннокентий велел своему легату Пандульфу, который в это время как раз находился в Англии, отлучить мятежников от Церкви, ибо они посмели восстать против своего сюзерена и святого престола.

Лэнгтон встретился с Пандульфом и стал убеждать его, что папа не понимает истинного смысла происходящих событий. Страна более не желает мириться с тиранией короля. Бароны не бунтуют против своего государя, а лишь требуют восстановления прав, изложенных в «Хартии».

— Нужно не баронов отлучать от Церкви, а королевских наемников, — сказал архиепископ. — Если бы не они, Джон не смог бы воевать с собственным народом.

Встревоженный враждебностью примаса, Джон укрепился в лондонском Тауэре, чтобы держать столицу под контролем.

Этот акт был равнозначен объявлению войны, и бароны решили избрать себе маршала. Неудивительно, что им стал Роберт Фитцуолтер, заклятый враг короля, поклявшийся отомстить за убийство дочери.

Многие простолюдины, разоренные королевскими податями, присоединились к мятежным баронам. На Лондон двинулось мощное войско, и горожане открыли перед ним ворота. Против короля поднялась вся страна. Джон понял, что борьба проиграна.

Хочет он того или нет, но условия баронов придется принять. Встреча короля с мятежниками была назначена на пятнадцатое июня в местечке Раннимед.

* * *

На широком лугу между Стейнсом и Виндзором сошлись обе партии. Джон приехал с немногочисленной свитой, зато бароны прибыли с огромным войском. Здесь были и закованные в латы рыцари, и простые крестьяне. Обширное поле было все запружено народом.

Переговоры продолжались двенадцать дней. Джон спорил, торговался из-за каждого пункта, видя, как власть уходит у него из рук.

Отныне Церковь обладала неприкосновенными правами и свободами; права подданных тоже гарантировались; никто больше не сможет выдавать вдову замуж против ее воли; кредитор не может забрать имущество должника, если тот в состоянии выплатить долг; король не имеет права облагать население податью на войну, если это решение не одобрено советом представителей. Мало того — король вообще не может вводить новых налогов без санкции совета. Древние привилегии городов восстанавливаются. Правосудие отныне будет отправляться лишь в соответствии с законами. Ни один человек не может быть заключен в тюрьму на долгий срок без расследования его виновности.

Пунктов в «Хартии» было много. Ставя свою подпись под этим документом, Джон отказывался от многих привилегий, которые считал исконными прерогативами королевской власти. Великая «Хартия» была составлена таким образом, что король переставал быть бесконтрольным самодержцем, а Англия становилась свободной страной.

Бароны и их предводитель Роберт Фитцуолтер загнали короля в угол. У него не оставалось выхода — лишь скрепить «Хартию» своей подписью.

* * *

Родив еще одну дочь, нареченную Элеанорой, Изабелла узнала, что, пока она ходила на сносях и рожала, в стране произошли великие события, потрясшие самые основы престола.

Рано или поздно это должно было произойти. Джон сам навлек на себя беду. Слишком уж много нажил он врагов. Ему никогда не простят исчезновения Артура и те оскорбления, которым он подвергал знатнейших лордов королевства.

Изабелла часто думала о Матильде Фитцуолтер, в которую, как рассказывали, Джон был влюблен. Если это правда, то непонятно, почему король ее не обесчестил. Неужели Джон приказал отравить девицу только из-за того, что она не желала ему уступать? Душа Джона — потемки, никогда не знаешь, в чем истинный смысл его поступков.

Сколько зла доставил он Изабелле! Достаточно вспомнить изуродованное тело ее возлюбленного, подвешенное над кроватью. Потом — решение выдать маленькую Джоанну замуж за Лузиньяна. Изабелла пыталась понять, почему Юг за все эти годы так и не женился. Неужто он остался верен ее памяти? Что он почувствовал, когда ему предложили в невесты ее дочь? Впрочем, это будет еще очень не скоро. Кто знает, что к тому времени произойдет?

Что-то Джон давно не наведывался к своей супруге. Должно быть, слишком занят баронами и их требованиями.

Поразительно, сколь многого этот человек лишился за годы своего царствования. Разве в этом кто-то виноват, кроме него самого?

Здоровье короля пошатнулось. Изабелла давно уже это заметила. Тревоги последних лет и припадки ярости должны были свести его в раннюю могилу.

Качая новорожденного младенца, Изабелла спрашивала себя, что она будет делать, когда Джон умрет? Предчувствие подсказывало ей, что ждать осталось недолго.

* * *

Подписав «Хартию», Джон впал в такую истерику, что приближенные боялись, не убьет ли он себя в припадке неистовства. Король совершенно обезумел. Он скрежетал зубами, рвал на себе одежду, катался по полу, брыкаясь и молотя руками. Он рвал зубами тростниковые циновки, и это, казалось, приносило ему облегчение. С уст короля срывались страшные угрозы и проклятья. На время он стихал, потом безумие подкатывало вновь. Затмение рассудка было для Джона средством самозащиты и разрядки.

Он кричал, что бароны, эти подлые изменники, опутали его цепями. Все желают его смерти, все хотят отнять у него корону. Всю жизнь он окружен врагами. Но ничего, настанет день, и они заплатят ему за все. Ни один не дождется пощады…

Немного придя в себя, Джон решил вновь обратиться к папе. Пусть поможет своему вассалу. Чего ради Джон преподнес свою корону Иннокентию? То-то великие предки в гробах перевернулись. А куда было деваться? Ведь со всех сторон враги! Но его святейшество Джону не враг. Король улыбнулся. Какая ирония судьбы! Последний оплот короля-нечестивца — Святая Церковь. В послании, отправленном в Рим, Джон писал, что всецело проникся интересами Церкви и смертельно раскаивается в своих былых грехах — до такой степени, что помышляет отправиться в крестовый поход. Лишь таким образом сможет он очистить свою совесть. Но для того, чтобы надеть плащ крестоносца, он должен сначала восстановить порядок в своем королевстве.

Смуту сеют безбожные бароны: семейство де Браоз, жаждущее мести за смерть исдохшей от голода старой ведьмы; барон Веши, помешавшийся из-за своей драгоценной женушки, и Роберт Фитцуолтер, чья дочь неразумно воспротивилась воле короля.

Юстас де Веши имел наглость при всех баронах сказать королю, что тот вовсе не обесчестил баронессу.

— Вы провели ночь с дешевой шлюхой, милорд. Вы были так пьяны, что даже не заметили, кого подложили вам в постель.

— Лжец! — завопил Джон, которому в этот миг больше всего хотелось отрезать дерзкому барону язык.

Но Веши ничуть не испугался, со всех сторон окруженный соратниками.

— Мы так потешались над вами, милорд. Ловко же мы вас провели.

Раз он посмел подобным образом разговаривать с королем, значит, был уверен, что Джон никогда не сумеет вернуть утраченную власть.

Джон попытался припомнить события той ночи, но в памяти почти ничего не сохранилось — лишь удовольствие от мысли, что он так ловко проучил надменного Юстаса де Веши, заставив его уступить собственную жену.

Видимо, барон и баронесса и в самом деле провели его. Подсунули вместо знатной леди дешевую шлюху и посмеялись над своим королем. Все бароны — подлецы и обманщики!

Зато у Джона есть верный друг и покровитель в лице — кто бы мог подумать — папы римского.

Его святейшество наверняка окажет Джону поддержку, ведь Англия — вассальное владение святого престола. Не захочет же папа увидеть своего вассала униженным.

Иннокентий внимательно прочитал донесение из Англии и пришел к выводу, что бароны намерены лишить Джона короны. Почему? Уж не потому ли, что Англия стала вассалом Рима? Нет, папа не допустит, чтобы Джон лишился престола. Неизвестно, что произойдет, если в Англии начнется междуусобица и Джона сменит новый государь. Согласится ли он выполнять обязательства своего предшественника перед Римом?

Папа вновь повелел Стивену Лэнгтону отлучить мятежных баронов от Церкви.

Архиепископ Кентерберийский ответил, что в Англии все совсем не так, как представляется его святейшеству. Король вел себя как тиран, а бароны всего лишь требовали справедливости. Джон осветил события по-своему, исказив их смысл.

Тут Иннокентий разгневался не на шутку. Архиепископ, ради избрания которого было приложено столько усилий, осмеливается проявлять строптивость! Как все это понимать? Король Джон ведет себя в этом конфликте самым безупречным образом. Он примирился с Церковью, вернул изгнанных церковников, готовится к крестовому походу. Бароны же, судя по всему, недовольны тем, что их монарх взялся за ум. Чем устраивать смуту, лучше бы помогли Джону готовиться к крестовому походу. В Святой Земле очень нуждаются в поддержке христианских государей. Английские смутьяны вредят Божьему делу не меньше, чем сарацины.

Лэнгтон же ломал себе голову, не зная, как сказать папе, что Джон — человек бесчестный, бездарный деспот, растерявший половину своих владений и едва удерживающийся на английском престоле. Неужели его святейшество не понимает, что разговоры о крестовом походе — не более чем пустая болтовня?

Переписка между папой и примасом закончилась тем, что Рим под угрозой отрешения от сана повелел Лэнгтону выполнять данный приказ.

* * *

Джон понемногу приходил в себя, чувствуя, что пришло время смотреть правде в глаза. Бездействие чревато тем, что он окончательно лишится короны. Нужно собирать войско и идти на баронов войной. Пусть знают, что Джон не намерен отказываться от своей власти.

На рассвете король в сопровождении немногочисленной свиты отбыл в Дувр. Еще раньше он отрядил на континент одного из своих помощников, Юбера де Бова, чтобы тот занялся вербовкой наемников. Пока армия не будет набрана, Джон должен затаиться, сидеть тише воды ниже травы.

Мало кто знал, где находится король, а те, кто был осведомлен, обязались держать язык за зубами. В стане баронов произошел переполох — никто не знал, куда исчез король.

Джон следил за происходящим со злорадной улыбкой. Сначала по стране поползли слухи, что король отправился во Францию — просить Филиппа о поддержке. Такой поступок был бы верхом безрассудства, но все знали, что Джон способен на любые глупости. Кто-то предположил, что король тайно отбыл в Святую Землю, однако эта версия мало кому показалась правдоподобной. Приближенные короля знали, что о крестовом походе король говорит исключительно в насмешливых тонах. Смешно даже представить Джона в роли крестоносца.

Затем распространился слух, что Джон мертв — его якобы убил кто-то из врагов. Поскольку врагов у Джона было предостаточно, на подозрении оказались многие. Особенно повеселила Джона версия о том, что он будто бы, пресытившись властью, уехал в дальнюю провинцию и стал простым рыбаком.

Тем временем с континента прибывали наемники.

Собрав внушительную армию, Джон двинулся на Рочестер и осадил замок, гарнизон которого поддерживал баронов. Осажденные держались сколько могли, но, когда их припасы иссякли и они съели всех лошадей, Рочестер пал.

Королю было стыдно перед наемниками, которые могли видеть, сколь дерзко англичане отвергают собственного монарха. В ярости он приказал повесить всех пленных, однако за них вступился один из кондотьеров. Он сказал, что такая жестокость повлечет за собой ответные меры баронов. Пусть лучше король проявит великодушие, тем более что пленники — его собственные подданные. Может быть, их вина заключается лишь в том, что они позволили увести себя с пути истинного.

Довольный победой, Джон сменил гнев на милость, и защитники Рочестерского замка остались в живых.

* * *

Когда из Рима прибыли посланцы, привезшие приказ папы об отлучении баронов от Церкви, мятежники поняли, с каким могущественным врагом им придется иметь дело. Ссориться с Церковью, особенно во время войны, — дело безнадежное. При малейшей неудаче солдаты падают духом, считая, что Господь не на их стороне.

Раз у Джона есть такой серьезный союзник, баронам тоже не мешает обзавестись поддержкой извне. Взоры лордов, естественно, обратились к Филиппу Французскому.

Этот мудрый и дальновидный монарх следил за событиями в Англии с пристальным интересом. С континента англичан он изгнал, теперь же лорды должны были согнать Джона и с английского престола. Филипп давно уже зарился на британскую корону, и если отступился от нее, то лишь из-за вмешательства Рима. Союз Джона с папой давал богатую пищу для размышлений. Филиппа забавляло, что столь нечестивый монарх умудрился заручиться поддержкой святого престола. Филипп давно понял, что Риму нужно угождать не святостью, а практической выгодой. Иннокентий сделал Джона своим вассалом, а это значит, что теперь он будет всеми правдами и неправдами защищать своего ставленника.

Тут как раз и прибыли посланцы от английских баронов. Если Филипп поможет им свергнуть Джона, они готовы короновать на английский престол дофина Людовика.

Сердце Филиппа забилось от радости. Итак, английская корона все-таки может достаться Франции!

Однако перед посланцами король изобразил сомнение:

— Согласится ли английский народ признать короля-француза?

— Милорд, принц Людовик может претендовать на английскую корону благодаря своей супруге.

Филипп задумчиво кивнул, хотя обоснование было недостаточно веским. Элеанора, дочь Генриха II и Альеноры Аквитанской, вышла замуж за кастильского короля Альфонсо. Принцесса Бланш, рожденная от этого брака, стала супругой дофина. Таким образом, когда у Людовика и Бланш родятся дети, они будут потомками английской королевской династии.

Не Бог весть какая зацепка, подумал Филипп, но все же стоит подумать. В крайнем случае, если ничего не выйдет, можно будет отойти в сторону, и пусть Людовик разбирается со своими проблемами сам. Филипп не очень-то любил воевать. Он предпочитал одерживать победы не мечом, а стратегией. Даже любопытно будет понаблюдать, как справится Людовик со столь сложной задачей. Великое свершение — увенчать английской короной француза.

Разумеется, лорды обратились к французскому королю с нелегким сердцем — они должны были найти противовес вмешательству папы римского. Джон сумел навербовать на континенте большую армию, по большей части состоявшую из французов, подданных Филиппа. Мятежные бароны оказались в крайне сложной ситуации. Обращение к Филиппу было с их стороны весьма ловким стратегическим маневром.

Пока при французском дворе шли дебаты, папа Иннокентий пригрозил отлучить Лэнгтона от Церкви, ибо примас по-прежнему упрямился и пытался защищать мятежников.

Тогда архиепископ Кентерберийский решил, что его единственная надежда — отправиться в Рим и лично объясниться с Иннокентием.

Узнав об отъезде Лэнгтона, Джон встревожился. Архиепископ — человек мудрый и красноречивый; он может изложить перед папой дело так, что Иннокентий изменит свою точку зрения. Это тем более некстати, потому что королевская партия в последнее время начинала брать верх. Наемники воевали хорошо, ибо им была обещана щедрая добыча. Это все были опытные, закаленные в сражениях солдаты. А войско баронов состояло в основном из необученных добровольцев, да и хорошего полководца среди лордов не было. Роберт Фитцуолтер, одержимый жаждой мести, умел воспламенить сердце, однако одно дело разглагольствовать, и совсем другое — командовать армией.

— Клянусь ухом и зубом Господним! — воскликнул Джон. — Я согну баронов в бараний рог. Они горько пожалеют, что осмелились подняться против меня.

Но тут удача вновь отвернулась от короля. Первым ударом стала смерть Иннокентия. Джон немедленно отправил послание новому папе, Ганорию III, но тот не проявил интереса к английским делам. Таким образом, на поддержку святого престола теперь рассчитывать не приходилось. Чем дальше, тем хуже: в Англию прибыл принц Людовик, восторженно встреченный баронами.

— Итак, они призвали французов! — возмущался Джон. — Это просто неслыханно! Мало же пользы принес мне союз с Церковью!

Верный Вильям Маршал уговаривал его не отчаиваться. Во-первых, у короля есть обученное войско. Во-вторых, против французов поднимутся простые англичане, а всякому известно, что человек, защищающий свою родину, силен вдвойне.

— А как же Вильгельм Завоеватель? — возразил Джон. — Пришел и преспокойненько завоевал Англию. Неужто французы поступят со мной, как нормандцы поступили с саксонцами?

— Пока вы сильны, этого не будет.

— Разве я силен? Ведь против меня вся знать!

Маршал лишь грустно качал головой. Не было смысла напоминать королю, что он сам настроил против себя своих вчерашних слуг.

— Те, кто любит свою родину, будут сражаться за законного короля, — лишь сказал он.

— А тем временем подлые изменники призвали французов!

— Это и в самом деле измена, — согласился Маршал.

— Как можно было звать иноземцев?

Можно подумать, наши наемники не иноземцы, мысленно возразил ему Маршал. И тут французы, и там. А противостоят и тем, и другим англичане!

Старый рыцарь не думал, что доживет до такого дня. Требуя справедливости, бароны составили «Хартию», а король был вынужден ее подписать. Мудрый государь Генрих I тоже даровал подданным хартию, но не для того, чтобы ослабить свою власть, а надеясь ее укрепить. Джон, увы, мудростью не обладает.

Лето подходило к концу. Иноземные солдаты бесчинствовали на английской земле. Теперь даже те, кто призвал чужестранцев, испытывали угрызения совести. Неужто бароны и в самом деле хотят стать вассалами французского короля? Неужто им хочется посадить на трон Людовика?

Когда французский принц прибыл в Англию, большинство лордов были рады его приезду. Теперь же общее настроение изменилось. Многие перешли на сторону Джона. Тот не упрекнул их ни единым словом, радуясь каждому перебежчику.

Затем пришла весть, что Юстас де Веши убит при осаде замка Барнард.

Радости Джона не было предела. Итак, наглец, осмелившийся обмануть своего короля, мертв. Возжаждав мести, он стал одним из предводителей мятежа, и вот теперь он лежит холодный и недвижный, а король Джон жив и весел.

Шотландцы встали на сторону мятежников и принялись опустошать набегами северные земли. И все же Джон не отчаивался — многие из баронов выражали недовольство присутствием французов.

Джон составил план: он отправится на север, разъединит шотландцев и мятежников. Во главе войска король прибыл в город Линн, один из оплотов королевской партии. Линн был городом торговым и, как и знаменитые Пять Портов, пользовался определенными привилегиями.

Здесь Джона радушно встретили, он хорошо поел, много выпил, послушал музыку.

Очевидно, в Линне король пировал чересчур усердно и злоупотребил крепкими напитками — во всяком случае, у него началась дизентерия, что весьма затруднило дальнейшее продвижение.

Однако задерживаться на одном месте было нельзя, и Джон отправился из Линна в Уисбеч. За войском тащился огромный обоз, где имелось все необходимое. Монарх повсюду должен жить в условиях, подобающих его сану, — особенно если корона на его голове держится непрочно. Кроме того, Джон повсюду возил с собой свои сокровища. С годами он еще больше полюбил драгоценные камни и роскошные одеяния; они поражали великолепием подданных и к тому же отвлекали внимание от потасканной физиономии монарха.

В обозе везли казну, драгоценную посуду, золотые и серебряные кубки, королевские регалии — одним словом, все достояние короля. Оставлять такое богатство было бы безрассудно — того и гляди враги захватят.

Армия должна была переправиться на северный берег реки Уош. Армия перешла вброд, а обоз пришлось отправить более длинным путем, вдоль берега. Здесь провезти тяжелые повозки можно было только во время отлива, да и то в сопровождении опытных проводников, шедших впереди обоза и тыкавших в зыбучие пески длинными шестами.

Король ждал обоз в Свайнсходе, на северном берегу реки Уош.

Громоздкая кавалькада медленно двигалась вдоль полосы прибоя. Проводники появились позже, чем обещали, поэтому нужно было торопиться, пока не начался прилив. Задачу усложнял густой туман, спустившийся на берег. Посреди дороги колеса повозок увязли в песке, так что весь караван остановился. Вскоре начала прибывать вода. Несмотря на отчаянные усилия возниц, королевский обоз быстро скрылся под водой.

Зыбучие пески бесследно проглотили все имущество Джона.

Когда король узнал о случившемся, у него вырвался вопль ярости.

Ему и без того нездоровилось, а утрата сокровищ, казны, драгоценной посуды окончательно подорвала его силы.

* * *

Джон совершенно пал духом. Как быть дальше? Он болен, окружен врагами. Французы хозяйничают на английской земле, бароны полны ненависти к королю, новый папа от него отвернулся. Это конец…

У Джона уже не было сил буйствовать, и он ярился молча.

Чего ради он так рвался к короне после смерти Ричарда? Из-за столь жалкого финала не стоило убивать Артура. Конечно, были и счастливые времена. Например, первые годы жизни с Изабеллой.

Но где Изабелла теперь? О чем она думает? Расстроит ли ее смерть Джона?

Теперь королю хотелось только одного — отомстить всем врагам.

По пути в свайнсходское аббатство Джон остановился отдохнуть в придорожном монастыре. Пищу ему принесла молодая монахиня, которую пылавший от лихорадки Джон счел очень похожей на Изабеллу. Изабелла в монашеском облачении — очень смешно. И все же именно так юная Изабелла выглядела бы, приди кому-нибудь в голову обрядить ее монахиней.

Король заговорил с девушкой, которая испуганно съежилась. Джон разозлился и в то же время почувствовал прилив желания. Увы, то была лишь слабая тень жгучей страсти, которую он знавал в молодые годы. Попивая эль, поданный монахиней, король грустно размышлял, что еще несколько лет назад он, не мудрствуя лукаво, забрал бы девицу с собой. С такой можно отлично позабавиться.

Но сегодня Джону было не до развлечений. Его бесценные сокровища утонули в зыбучих песках! А тут еще и французы, и мятежники… Король на миг вскипел гневом и тут же поник, чувствуя себя вконец обессиленным.

На ночь двор остановился в свайнсходском аббатстве.

Джон сидел в приорской, ел, пил, с тоской вспоминая дни, когда он был молод и силен. Ах, если бы вернуть молодость! Опьянев от выпитого, король заплетающимся языком пробормотал:

— Клянусь ушами Господними, надо вернуться в тот монастырь и забрать монахиню. Она должна быть моей! Не согласится добром — возьму силой. Как она глазками постреливала, а? Может, не такая уж она и недотрога.

Один из приближенных прошептал:

— Я слышал, милорд, что эта монахиня — сестра тамошней аббатисы.

Король хмыкнул:

— Тем занятнее. О Господи, куда катится наша страна? Чертовы мятежники! Я их всех голодом заморю. Они пожалеют, что призвали французов. Я оставлю их без продовольствия, спалю нивы и амбары. Заморю мерзавцев голодом!.. А сестра аббатисы все равно будет моя!

— Милорд, — приблизился к нему один из монахов, — мне говорили, что вы любите персики.

— Это верно.

— Наш сад славится своими персиками. Если угодно, я принесу вам их.

— Угодно, угодно! — воскликнул Джон.

Вскоре монах принес ему на блюде три больших персика. Джон жадно съел плоды, и сразу же после этого у него начались жестокие боли в животе.

* * *

Всю ночь король страдал от колик, но наутро все-таки пожелал отправиться в дальнейший путь. В Ньюарке, где находилась резиденция епископа Линкольнского, Джон велел остановиться, чувствуя, что силы его на исходе.

— Мне кажется, я умираю, — сказал он.

Епископ привел к королю аббата Крокстонского, славившегося искусством врачевания, однако целитель ничем не смог помочь больному.

Джон лежал в постели, вспоминая события своей жизни. Потом попросил аббата исповедовать его и причастить.

Но с чего начать исповедь? Джон совершил столько злодеяний, что его память была не в состоянии все их удержать. Страшнее всего было убийство Артура, совершенное в Руанском замке. Джон вспомнил, как волок по земле мертвое тело, как привязывал к шее камень, как над трупом сомкнулись темные воды Сены.

— Прости меня, Господи… — прошептал он, сам понимая, что это невозможно. — Что это за шум? — спросил король.

— Ветер, милорд. Ночь выдалась ненастной.

В народе потом говорили, что буря, грянувшая в ту октябрьскую ночь 1216 года, разыгралась неспроста: это врата ада распахнулись, чтобы впустить Князя Тьмы в его истинное царство.

Джон скончался на рассвете в восемнадцатый день месяца. По желанию короля его тело похоронили перед алтарем св. Вульфстана в Вустерском соборе. В последний путь гроб провожала вся армия наемников, нанятых на деньги короля.

МИР

Смерть короля имела великие последствия. Теперь надобность в иноземном монархе отпала. Народ бунтовал, желая лишь одного — избавиться от тирана. Господь даровал Англии эту милость, и теперь все заговорили о мире.

Изабелла, переставшая быть узницей, действовала стремительно. Она потребовала, чтобы ее девятилетнего сына Генриха немедленно короновали. Противодействия, которого она опасалась, не последовало: и сторонники короля, и мятежные бароны немедленно явились в Винчестер. Все были согласны, что королем Англии должен стать Генрих. Церемонию коронации провел епископ Винчестерский.

Объединившись, англичане без труда изгнали принца Людовика и его солдат. И в Англии наконец воцарился мир. Тиран умер, на троне восседал юный король, страной правили опытные министры.

В тридцать четыре года Изабелла, мать пятерых детей, была еще прекрасней, чем в юности.

Она решила препроводить свою дочь Джоанну к ее жениху Югу де Лузиньяну. По обычаю, невеста должна была воспитываться в доме своего нареченного.

Исход этой поездки удивил многих, но не Изабеллу. Едва увидев королеву, Юг заявил, что хочет жениться на ней, а не на ее дочери.

Они стали мужем и женой, и Изабелла родила Югу несколько детей. Она прожила долгую, полную событий жизнь.

А в Англии правил ее сын Генрих III, новый король династии, основанной Вильгельмом Завоевателем.

Оглавление

СМЕРТЬ КОРОЛЯ

ДЖОН И АРТУР

КОРОНАЦИЯ ДЖОНА

ДЕВУШКА В ЛЕСУ

ИЗАБЕЛЛА

СТРАСТЬ КОРОЛЯ

КОРОЛЕВА АНГЛИИ

МИРЕБО

«ВЫКОЛОТЬ ЕМУ ГЛАЗА»

ТРУП В РЕКЕ

СМЕРТЬ КОРОЛЕВЫ

ВЫБОРЫ В КЕНТЕРБЕРИ

ПРИЗРАК АРТУРА

ДЕВСТВЕННИЦА ИЗ ДАНМОУ

ПОДМЕНА

ПРОРОЧЕСТВО

УГРОЗА ВТОРЖЕНИЯ

МЕСТЬ ДЖОНА

НЕВЕСТА ЮГА

РАННИМЕД

МИР X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?