«Адъютанты удачи»

Валерия Вербинина Адъютанты удачи

Глава 1 Поэтическая зависть. – Ястреб и цветочница. – Господин без шляпы и господин с тростью. – Кое-что о спицах и разных способах их употребления. – Явление Полины

6 июля 1836 года, незадолго до заката солнца, на набережной Тюильри стоял молодой человек и бросал в воду камешки. Несмотря на довольно поздний час, на улицах и бульварах прекрасного города Парижа было еще довольно много гуляющих. Господа во фраках, коротких пестрых жилетах и с пышными, искусно повязанными галстуками вели под руку дам с осиной талией, подчеркнутой огромными рукавами и длинными, расходящимися книзу юбками в бесчисленных оборках. Редкую головку не венчал капор с широкими полями, украшенный то перьями, то цветами, то лентами, а то и всем сразу. Большинство мужчин было в цилиндрах, однако кое-где попадались головные уборы попроще – фетровые шляпы и картузы. Юноша же, который швырял камешки (он наблюдал за расходящимися по воде кругами, но время от времени оборачивался к текущей мимо толпе), был и вовсе без шляпы. Отметим, впрочем, что по всем остальным статьям молодой человек не разочаровал бы издателя модного журнала. Черный, безупречно скроенный портным фрак как нельзя лучше облекал безупречно скроенную Создателем фигуру, панталоны не открывали носков, но и не волочились по земле, атласный жилет жемчужно-серого оттенка, затканный светлыми цветами, снискал бы одобрение самого придирчивого светского денди, а подобранный в тон жилету галстук был не галстуком, а прямо-таки целой поэмой, поэмой из шелка, гимном изысканности, да что там гимном – мечтой любого поэта, и я лично знаю таких, которые, увидев подобный галстук, не поленились бы отдать за него все три тома своих сочинений вкупе со сборником «Избранное» и самой старушкой музой в придачу.

Однако если бедные поэты и позавидовали бы одежде незнакомца, то гораздо больше было таких, кто с удовольствием продал бы душу, титул, друзей, жену и тещу, чтобы заполучить внешность сего элегантного метателя камешков. Вообразите себе молодого человека в самом цвете лет, а именно двадцати семи лет от роду, с пшеничными волосами, тонкими чертами лица, прямым носом и серо-зелеными глазами в черных ресницах, и вы поймете, отчего юная продавщица цветов Жанетт, проходившая мимо со старым господином, похожим на сильно усохшего ястреба (замечу кстати, что тот не был ей отцом), покраснела и, не удержавшись, прошептала вслух: «Какой хорошенький!» Ястреб при этих словах спутницы дернул шеей и почувствовал приближение очередного приступа язвы.

Молодой человек метнул на Жанетт быстрый взгляд, и очередной камешек, описав дугу, плюхнулся в воду. Пожалуй, взгляд был единственным в облике незнакомца, что оставляло после себя неприятный осадок. Так смотрит человек, который знает, чего стоит наш мир, и ни капельки не обманывается на его счет. Как правило, таким людям лучше знакома изнанка жизни, нежели ее солнечная сторона, а Алексей Каверин (ибо так звали нашего незнакомца) и впрямь не мог похвастаться тем, что судьба чрезмерно баловала его. Родом из обедневших дворян, без связей и без громких заслуг в прошлом, он привык всего и всегда добиваться сам. Так как в наследство от родителей ему достались лишь имя да полуразвалившийся домик на Черной речке, Алексей слишком рано понял, что во всем остальном может рассчитывать лишь на самого себя. Подобно большинству молодых людей из хороших семей, не обремененных достатком, перед ним открывались две дороги: либо унылая чиновничья служба с медленным продвижением по ступеням табели о рангах, с казенщиной и непременным подхалимажем, либо служба армейская, то есть эполеты, дым славы, героические подвиги и, возможно, преждевременная смерть. Тем не менее Каверин выбрал армию, более отвечавшую его нетерпеливому характеру и жажде действий. Увы, именно последние в конце концов заставили его отличиться, да так, что молодой человек едва не угодил в крепость. Но тут вмешалась всесильная госпожа удача.

Она улыбнулась Каверину, точь-в-точь как цветочница Жанетт, и своей прелестной ручкой подправила несколько страниц в книге его судьбы, сделав так, что проступок Алексея, который при других обстоятельствах мог разрушить его жизнь, отныне считался чуть ли не благодеянием. Приободрившись, Каверин решил, что гроза миновала и теперь все будет по-прежнему, но оказалось, что это только начало – начало перемен, к которым он, по правде говоря, вовсе не был готов.

Теперь Алексей с видом скучающего бездельника стоял на парижской набережной и высматривал среди прохожих какого-то человека, а тот, судя по всему, никак не шел. Грохотали кареты, роскошные, новенькие и блестящие, с пышными гербами на дверцах, скрипели ветхие колымаги, сетуя на коварное время, за которым они были бессильны угнаться, лошади резво перебирали ногами и дробно стучали подковами по мостовой, иные же клячи плелись еле-еле, понурив головы. Плясали султаны на лошадиных головах, тряслись лакеи на запятках, монотонно покрикивали кучера. Солнце в пурпурном тумане медленно опускалось в воды реки, на берегу которой вот-вот должна была произойти встреча, знаменательная для нашего повествования. И если Алексей в ближайшие несколько минут сделает правильный выбор, его ожидают головокружительные приключения, опасности и вожделенная награда в конце (о которых он, впрочем, покамест даже не подозревает).

В толпе возник молодой человек с галстуком, украшенным булавкой с неописуемых размеров бриллиантом, который наверняка происходил по прямой линии от бутылочного стекла, а вовсе не от благородного алмаза. Алексей бросил горсть камешков, которую держал в левой руке, и поспешно двинулся к незнакомцу. Однако прежде, чем Каверин успел приблизиться к обладателю сверкающей булавки, от парапета набережной отделилась молодая девушка и бросилась тому навстречу. Она взволнованно заговорила о чем-то со смущенным юношей, и Алексей досадливо отвернулся. Но тут взгляд его упал на другого прохожего, который широко шагал, помахивая тростью с тяжелым набалдашником. Тот был человек в летах, с величественной осанкой и загорелым лицом, украшенным небольшими бакенбардами. Волосы его были рыжеватые, с проседью, орехового цвета умные глаза утопали в паутинке морщинок, около рта залегли глубокие складки. Шею господина охватывал галстук немыслимой пышности, его пунцовый жилет способен был вогнать в тоску даже разворачивающийся в эти мгновения закат, а на мизинце красовалось кольцо с алым камнем. Больше всего незнакомец походил на зажиточного рантье, давно отошедшего от дел, и Алексей, очевидно, приняв какое-то решение, быстрым шагом подошел к нему.

Господин с тростью отступил и поглядел на молодого человека без шляпы с некоторым удивлением.

– Простите, сударь, – заговорил Каверин, заметно волнуясь, – но позвольте злоупотребить вашим вниманием.

– То есть? – настороженно осведомился мужчина.

– Вы не знаете меня, как и я вас. Тем не менее я бы хотел обратиться к вам с просьбой, если, конечно, вы никуда не спешите.

Господин набрал воздуху в грудь. Его маленькие, глубоко посаженные глаза оглядели безупречно говорившего по-французски франта с головы до ног.

– Хм, полагаю, что если даже я скажу вам, что спешу домой к своей Франсуазе, это вас не остановит, – выкладывайте, что там у вас.

– Так, пустяк, – отозвался Алексей, тщательно подбирая слова. – На закате я должен встретиться в Булонском лесу с одним человеком. Я только что прибыл в Париж и еще не успел обзавестись знакомыми, а встреча такого рода, что на ней необходимо присутствие третьего лица. Поэтому я взял на себя смелость остановить вас.

– Взял смелость! – хмыкнул собеседник, однако в голосе его было куда меньше настороженности, чем прежде. – Ну что ж, смелости вам не занимать. Если я правильно вас понял, сударь, вы деретесь на дуэли, и вам до зарезу необходим секундант. Так?

– Совершенно верно.

– Любопытно, – проворчал господин с тростью, не переставая сверлить Алексея взглядом. – И с кем же вы деретесь, если не секрет?

Каверин сунул руку в карман и извлек оттуда визитную карточку.

– Вот с этим господином. С графом Максимом де Шевраном.

– Ого! – проговорил старик с невольным уважением. – И давно вы знакомы с месье де Шевраном?

Улыбка тронула губы Алексея.

– Уверяю вас, я не слышал о нем вплоть до сегодняшнего дня.

– Женщина? – осведомился старик проницательно.

– Нет. Просто я имел несчастье толкнуть графа на бале масок у Эпине-Брокара, и он потребовал сатисфакции. Как человек чести я не мог ему отказать.

– Да, – сказал старик задумчиво, – это и впрямь похоже на месье де Шеврана.

– Обычная дуэль на шпагах, ничего особенного, – продолжал Алексей. – Если вы окажете мне честь присутствовать на ней, я буду вам премного благодарен.

– А если нет? – осведомился старик, вертя трость.

Каверин пожал плечами.

– Тогда я найду кого-нибудь другого.

И он коротко поклонился несговорчивому старику, собираясь уйти.

– По-моему, вы уже нашли того, кто вам нужен, – произнес его собеседник с едва заметной улыбкой, которая растворилась в морщинах его лица.

– Так вы согласны? – спросил Алексей. – Уверяю вас, это ненадолго. Я только убью его, и вы будете свободны.

Старик скрипуче рассмеялся.

– О, дитя! – воскликнул он, грозя Каверину толстым скрюченным пальцем. – Отчего вы так уверены, что именно граф присоединится к большинству после вашей встречи, а не вы сами? Максим де Шевран – знаменитый фехтовальщик, другого такого не сыскать во всем Париже, если вы до сих пор не знали.

Следует отдать Алексею должное: при этом, прямо скажем, убийственном известии в его красивом лице не дрогнул ни один мускул.

– Признаться, я и впрямь не знал, – сказал он с подкупающей откровенностью. – Но теперь все равно поздно отступать.

Старик вздохнул.

– Хорошие слова, юноша. Как вас зовут?

– Алексис Каверин. Так вы согласны?

– Франсуаза, конечно, будет ждать меня сегодня, – спокойно проговорил старик, – и рассердится, если я не вернусь вовремя к ужину. Но, в конце концов, не в первый же раз. Договорились, сударь, я буду вашим секундантом.

Молодой человек учтиво поклонился.

– Благодарю вас, сударь. Вы и не подозреваете, какую услугу мне оказали.

– Ваша спица для обработки ребер при вас? – спросил старик.

– Простите? – удивился Алексей.

– Оружие у вас есть?

– Его должен доставить граф де Шевран.

– Тогда чего мы ждем? Едем в Булонский лес. – Старик махнул тростью, подзывая фиакр. – Кто знает, может быть, вам повезет, и он только ранит вас.

– Поживем – увидим, – отозвался Алексей.

– Вот именно, – согласился старик и снова неприятно рассмеялся. – А вот и свободный фиакр!

И в то мгновение, когда он произносил эти слова, на набережной показалось новое лицо – молодая особа женского пола в восхитительном платье нежно-сиреневого оттенка, которое заставило бы учащенно биться сердце любой модницы. Что же касается внешности обладательницы платья, то если бы в 1836 году додумались производить статистические опросы, то восемь из десяти мужчин наверняка признали бы сию особу очаровательной, а оставшиеся двое – просто обворожительной. Тем более загадочным представляется тот факт, что при появлении незнакомки Алексей насупился и поглядел на нее недружелюбно. И даже – да, да, именно так! – со скрытым вызовом.

– Я вижу, вы нашли себе секунданта? – осведомилась молодая особа тоном добродетельной классной дамы, которая только что обнаружила у первой ученицы спрятанный под партой любовный роман.

Алексей вспыхнул. И, сердито ответил, косясь на пожилого господина, ожесточенно торговавшегося с кучером:

– Полина Степановна, прошу вас! Мы уже об этом говорили, и я дал вам понять, что нахожу ваши доводы неубедительными. Тем не менее я дерусь – и точка!

– Даже несмотря на то, что нам известно? Наверняка граф не просто так вызвал вас на дуэль!

Алексей воинственно выпятил подбородок.

– Пусть так, но это ничего не меняет. Вам не о чем волноваться, сударыня. Я только прогуляюсь до Булонского леса, быстро разрешу наши с графом разногласия и вернусь.

Откроем читателю маленькую тайну: дело в том, что Алексей Каверин был бретер и задира ничуть не хуже своего противника, а что касается вспыльчивости, то ее у него хватило бы на дюжину французских графов, если не больше.

– Надеюсь, граф де Шевран быстро вас прикончит, – объявила молодая особа, невинно глядя на своего собеседника. – Не стану скрывать, милостивый государь, но я последняя, кто станет об этом сожалеть.

Однако Алексея было не пронять подобными колкостями, и его ответ был вполне достоин выпада дамы в сиреневом:

– Надеюсь, вы великодушно простите мою дерзость, но в таком случае я также вряд ли буду сожалеть, что лишился вашего общества. А впрочем, сударыня, я остаюсь вашим покорнейшим слугой.

Рыжеватый господин приблизился к спорщикам, с любопытством покосился на раскрасневшуюся молодую даму, чьи глаза метали молнии, и вполголоса осведомился у Каверина, не собирается ли он отказываться от своих планов.

– Менее всего на свете, – твердо ответил Алексей.

– Как зовут вашего секунданта? – спросила Полина Степановна.

– Какая разница? – небрежно отозвался Каверин. – Главное, что он – прекрасный и очень отзывчивый человек!

И молодой бретер вместе с прекрасным человеком, о существовании которого полчаса назад даже не подозревал, сел в фиакр, а Полина Степановна, оставшись на набережной одна, только укоризненно покачала головой.

Глава 2 Пери в истерике. – Великий замысел военного министра. – Неописуемое коварство князя Г. – Превратности судьбы

Как видим, говоря старику о том, что в Париже у него нет ни единого знакомого, Алексей был не вполне точен. По правде говоря, знакомых набралось бы около десятка.

Первой из них следует назвать уже известную читателю Полину Степановну Серову, которую Гришка, денщик Каверина, весьма непочтительно, но небезосновательно именовал «анафемской барышней». Барышня была круглой сиротой восемнадцати лет от роду, очаровательной, доброй и покладистой – в те моменты, когда она не была упрямой, как стадо мулов, и назойливой, как репей. Именно два последних качества в полной мере пришлось испытать на себе князю Г., возглавлявшему N-ский гусарский полк, в котором числился друг детства Полины, голубоглазый обалдуй Лёвушка.

Что касается Лёвушки, то у него помимо прочих талантов имелся талант совершенно особенный. Есть люди, которые всегда умудряются выходить сухими из воды, а вот Лёвушка обладал способностью, совершенно противоположной, то есть влипал во все возможные и невозможные неприятности. И не то чтобы ему не везло – наоборот, он с невероятным упорством искал на свою голову приключений, а найдя их и получив по полной, искренне радовался, как хорошей шутке.

Последняя шутка, которую Лёвушка отмочил до того, как попал под арест, состояла в следующем: с группой приятелей, таких же балбесов, как и сам, он сорвал представление актрисы Глафиры Брандахлыстовой. Нет, актрису не освистали, не ошикали – молодые люди просто помешали ей играть, расхаживая по залу и громко беседуя во время представления. В результате пьеса с треском провалилась. Актриса устроила истерику, швырнула букетом в костюмершу и накричала на директора театра.

Я уже вижу, как вы пожимаете плечами: эка невидаль, несколько юношей пошалили, сделали глупость. И потом, мадам Брандахлыстова, если уж говорить начистоту, такая же актриса, как ваш дедушка – император Бразилии. Наивный мой читатель! Разве вы не знаете (но это только строго между нами), что госпожа Брандахлыстова пользуется милостью великого князя… (Нет, нет, трепещу, не смею назвать его имени.) Разве вам неведомо, что князь, невзирая на вовсе не юные лета, влюбился в нее, как мальчишка, посылает актрисе через адъютантов букеты, скрепленные бриллиантовыми браслетами, и даже – о ужас! – принялся сочинять стихи в ее честь? Разве вам неизвестно, что Глафира состоит под его покровительством, а значит, всякая обида, учиненная ей, рассматривается как прямое оскорбление самого князя? Ах, вы подозревали нечто подобное… Вы наконец-то поняли, почему сей унылой бездарности с писклявым голоском и неестественными интонациями достаются в газетах одни восторженные отзывы и почему ее называют северной пери и дивным виденьем нашей сцены…

А тут некстати явился гусар и, задорно бренча шпорами, выставил северную пери на посмешище. Естественно, пери закатила любовнику истерику номер два по усиленной схеме и потребовала наказать виновных. Отправить их в Нерчинск! На рудники! Поставить к позорному столбу! А еще лучше – вообще лишить жизни!

И тогда как-то незаметно выяснилось, что приятели Лёвушки пошли за ним исключительно потому, что тот их подбил – обманул, заставил, опоил, – они вообще не ведали что творили, а госпоже Брандахлыстовой желают исключительно всяческих благ и пожизненного процветания. Причем глаза их были при этих заявлениях такими кристально честными, что становилось даже как-то неловко, знаете ли.

Словом, приятели отвертелись, что и немудрено с их незамутненными помыслами и чистыми глазами, а Лёвушка – нет. Лёвушка не стал кривить душой: да, он сорвал представление нарочно. Просто Глафира успела порядком ему надоесть в предыдущей пьесе, портя своим присутствием все впечатление, и он решил как следует ее проучить.

– Голубчик, – сочувственно сказал ему тертый калач, старый полковник, которого поставили разбирать дело «о возмутительном поведении в храме Мельпомены и подстрекательстве к общественным беспорядкам», – может быть, у вас есть дядюшка или родственник какой-нибудь, немножко того… тронутый? Вы бы сослались на родство, а там, глядишь, вас бы и помиловали.

Но Лёвушка не имел тронутых родственников, о чем честно и сообщил. Полковник вздохнул и покачал головой. Он не сомневался, что на сей раз молодой повеса крепко влип – и теперь уже не выпутается.

Впрочем, на этом свете бывает всякое. Бывает, что ошибаются даже и полковники, тертые калачи, – но только тогда, когда подсудимый имеет такую подругу детства, как мадемуазель Полина.

Прослышав о случившейся с Лёвушкой беде, Полина спешно собралась и из своего скромного имения примчалась в Петербург. В уме у нее было только одно: спасти друга, чего бы это ни стоило.

И мадемуазель энергично принялась за дело.

Полина стала хлопотать, интриговать, обивать пороги, а когда надо – рыдать, ломать руки, умолять и сулить деньги. Она напоминала о заслугах своего деда и прадеда Лёвушки, принимавших участие во всех войнах Екатерины. Клялась, что ее друга сбили с толку, а вообще-то тот чистый ангел, только что без крыльев. Она досаждала всем, кому только можно, выклянчивая освобождение Лёвушки, перспективы коего были, прямо скажем, не самые радужные. Но больше всего заступница измучила князя Г., командовавшего Лёвушкиным полком.

Дело в том, что князь Г., если только захотел, смог бы легко добиться прекращения дела. Он был на хорошем счету у императора, и если бы князь заявил, что Лёвушка, отличный товарищ и душа-человек, малость погорячился, – к нему бы прислушались, Лёвушку перестали бы терзать, и все бы окончилось наилучшим образом. Но, увы, князь Г. был дружен с великим князем, а точнее – не желал с ним ссориться.

Итак, великий князь с помощью своих клевретов упорно, но методично шил дерзкому гусару Лёвушке форменное дело. Уже вскрылось, что Лёвушка буян и состоит в подозрительной дружбе с родственниками кое-кого из сосланных декабристов. Уже над челом Лёвушки маячил ярлык без пяти минут мятежника и ниспровергателя государственного строя, а этого в те годы было вполне достаточно, чтобы пропасть. Бедный, бедный Лёвушка!

«Бедный, бедный я!» – мысленно простонал сейчас князь Г., которому слуга только что доложил, что мадемуазель Серова, явившаяся в приемную с утра, упорно не желает уходить, хотя шел уже седьмой час вечера.

Да, да, Полина буквально взяла князя в осаду. Она обложила его со всех сторон, как дикого зверя. Мадемуазель подружилась с его супругой и выплакалась на ее плече; вкралась в доверие к его матушке, и та послала сыну особое письмо о страданиях «несчастной барышни», хотя до того баловала сына письмами не чаще, чем раз в три года. Мало этого, Полина подстерегала князя в театре, на прогулке, в гостях – и неизменно порывалась кинуться к его ногам и всучить ему очередное прошение о помиловании Лёвушки. Причем каждое последующее послание становилось объемистее предыдущего и содержало в себе все новые и новые детали о беспорочном Лёвушкином характере и его хрустальной душе.

Следует отдать ему должное, князь Г. никогда не жаловался на свою судьбу. Более того, всегда принимал ее с достоинством, хотя всем известно, что принадлежать к одной из первых фамилий России, пользоваться доверием императора и иметь сорок тысяч годового дохода – чертовски нелегко. Однако в эти дни князь Г. стал находить, что лучше не командовать полком, а носить чин помельче да поскромнее. Что может быть лучше, чем сидеть где-нибудь в глуши скромным титулярным советником да распивать чаи с вареньем! На такие, прямо скажем, революционные мысли его натолкнул не кто иной, как провинциальная барышня с незабудковыми глазами – барышня, совершенно забывшая приличия, кои предписывают каждому безропотно принимать свою (а в особенности чужую) судьбу, и затерзавшая князя мольбами отпустить ее товарища детства.

– Я не принимаю, – страдальчески простонал князь Г., проводя трепещущей рукой по влажному от пота лбу.

Лакей стоял навытяжку, и в его глазах князь внезапно уловил нечто вроде сочувствия. Как бы там ни было, вельможа рассердился, что имело великие последствия.

– Проси… – прохрипел князь и рухнул в кресло.

Часы пробили половину седьмого, когда мучительница князя нарисовалась в дверях.

– Ваше сиятельство! – с порога вскричала она.

И князь Г. понял, что пропал, погиб. Что мадемуазель никогда не отстанет от него, пока не получит своего бесценного олуха Лёвушку. Вся его решимость враз куда-то улетучилась, он съежился в кресле, и глаза его вовсе не сиятельно стали с тоскою блуждать по кабинету.

– Сударыня, – простонал князь, незаметно ослабляя галстух, – вы просите невозможного. Ваш знакомый…

И тут, когда его мысль билась в тупике, язык тщетно старался найти подобающие случаю казенные обороты, а страшная барышня стояла уже совсем близко, вперив в него беспощадный незабудковый взор, – тут перед ним забрезжил свет.

Да, князь узрел надежду на спасение – и воспрянул духом.

Никак, ну никак Лёвушку нельзя было отпустить, не став на веки вечные врагом великого князя. Но можно было обернуть дело совершенно иным образом.

Дело в том, что великий князь, равно как и начальник Лёвушки, были на ножах с военным министром – графом Чернышевым. Коротко говоря, оба князя спали и видели, как бы сделать так, чтобы Чернышев проштрафился и его бы с позором выставили вон. Но, увы, граф не подавал к тому ни малейшего повода, а военные кампании, которые велись в те времена Российской империей, шли скорее с успехом, чем наоборот. Поэтому надо было найти какой-нибудь другой повод низвергнуть министра.

И тут Чернышев сделал то, что человек служивый (в особенности в Российской империи) никогда позволять себе не должен, – проявил инициативу. Граф представил императору записку о том, что разного рода сведения, в особенности секретные, играют в жизни государств все большую роль. А раз так, неплохо бы образовать особую службу, которая, с одной стороны, будет охранять наши сведения от посягательств врага, а с другой – добывать сведения, которые позарез нужны Российской империи.

– А то что же получается? – добавил Чернышев. – Взять хотя бы французов: они ни с того ни с сего разжаловали своего короля, а мы об этом узнали едва ли не последними!

Граф имел в виду, что в 1830 году французы низвергли с трона Карла X, который до смерти им надоел своими старорежимными замашками, и вместо него посадили на царство куда более гибкого и либерального Луи-Филиппа.

Николай, ознакомившись с запиской, нахмурился. Во-первых, он терпеть не мог выскочек, которые таким вот образом отнимают престолы у своей родни. Во-вторых, император всерьез считал себя гарантом спокойствия в Европе, и его до глубины души возмутила произошедшая во Франции перемена власти. Наверняка его еще больше возмутил бы другой факт – что европейские государи плохо воспринимали то, что представлялось им посягательством на их права, и вовсе не желали, чтобы их спокойствие зависело от какой-то России, о существовании которой в Европе пару веков назад мало кто подозревал (все равно как старые бранчливые соседи, которые за долгое время соседства успели притереться друг к другу и только тешатся каждой стычкой, а тут – нате вам: является неизвестно кто и с грозным видом порывается разбирать их ссоры, хотя никто его не приглашал). Однажды непонимание данного факта обойдется русскому императору и Российской империи очень дорого: в Крымскую войну половина Европы, забыв разногласия, с удовольствием набросится на бывшего союзника, а другая половина с не меньшим удовольствием будет созерцать его поражение. Но пока шел только 1836-й год, и до Севастополя было ох как далеко!

– Особая служба? – Император поморщился. – Не нравится мне это название. И потом, на такой прожект нужны не только деньги, нужны люди. – Слово «прожект» его величество выразительно и самую малость насмешливо подчеркнул голосом.

Чернышев поклонился и выразил надежду, что люди найдутся, потому как не перевелись храбрецы в Русской земле. О том, что для выполнения некоторых щекотливых поручений понадобится нечто большее, чем просто храбрость, министр дальновидно промолчал.

– Я подумаю, – наконец сказал император. – Оставьте мне пока бумаги, я с ними ознакомлюсь.

А ознакомившись, наложил резолюцию, смысл которой сводился к следующему: 1) в строжайшем секрете образовать службу, но как бы не постоянно, а временно, впредь до окончательного решения; 2) привлечь к служению в ней военных людей; 3) для начала опробовать возможности службы на паре-тройке дел, о ходе коих доложить его императорскому величеству.

Уяснив смысл резолюции, военный министр наконец-то сообразил, что в кратчайшие сроки вместе со своим замыслом может пойти ко дну. Он проклял гения инновации, воспалившего его воображение, а также день и час, когда черт дернул его подать государю приснопамятную записку. Но делать было нечего: надо было выкручиваться.

И Чернышев, надо отдать ему должное, выкрутился. Незадолго до того молодой офицер по имени Алексей Каверин поссорился с неким пруссаком и убил его на дуэли. Последствия могли быть для офицера самые плачевные, но тут в квартире пруссака нашли копии секретных документов Генерального штаба. Министр тотчас же взял офицера под свое покровительство и, не моргнув глазом, объявил, что тот просто-напросто… ну да, ловко провел операцию по обезвреживанию неприятельского шпиона.

– Все это очень хорошо, – проворчал император, – но что вы станете делать сейчас? Вы же не можете просто вернуть его в службу! Иначе все сразу же поймут, что тут дело нечисто, ведь в отношении дуэлянтов у нас строжайшие законы.

Чернышев нашелся мгновенно:

– А мы отправим его за границу, пусть выполнит там кое-какие поручения. Когда он вернется, о том пруссаке и думать позабудут.

Николай свел брови к переносице. Заграница внушала ему живейшие подозрения. Он уже воочию видел, как первого и покамест единственного сотрудника свежеиспеченной особой службы перетянут на свою сторону злонамеренные иностранные агенты. В самом деле, откуда известно, что Каверин надежен? Никак нельзя позволить ему действовать одному, а то мало ли что!

Свои подозрения Николай тотчас же без обиняков высказал Чернышеву, но министр успокоил императора. Мол, он и сам понимает, что Каверина нельзя упускать из виду, поэтому посоветуется со знающими людьми и приставит к офицеру надежного человечка. Пусть вообще оба стерегут друг друга, так надежнее.

И поиск надежного человечка был начат. Одновременно Чернышеву пришлось уламывать Каверина, чтобы молодой человек согласился поступить в особую службу и, кроме того, делал вид, что именно по ее заданию ухлопал того пруссака. Потому что все, что имело отношение к шпионажу, внушало приличным людям того времени неописуемое отвращение.

По той же самой причине Чернышев не смог отыскать никого, кто бы взялся надзирать за офицером во время его заграничного вояжа. Нет, конечно, имелись люди, которые за деньги были готовы сделать что угодно, но министр не доверял им. И был совершенно прав.

Куда менее он был прав, когда обратился за помощью к князю Г. Когда князь услышал, что его спрашивают о надежных и хорошо знающих иностранные языки людях, которые могли бы отлучиться на время из полка, умели бы держать язык за зубами и ради Отечества были бы готовы на все, командир означенного полка сразу же сообразил, куда дует ветер, и его реакция была однозначна: он сожалеет – чрезвычайно! – но у него нет таких людей. Кто болтлив, кто пьет, кто расточителен, кто женат, и ежели согласится кататься по Парижам, то его Марь Иванна закатит ему такую взбучку, что агент не будет более пригоден ни к каким агентурным действиям.

Князю Г. казалось, что он поступил очень умно, отвадив военного министра, но теперь его постигло озарение. Мысль, пришедшая сейчас ему в голову, была даже не умной, а просто гениальной. Ведь если в только-только зарождающуюся особую службу запустить человека, совершенно для такого дела не приспособленного, то ясно же, что она развалится в мгновение ока. Стало быть, Чернышеву капут, а князьям – удовлетворение от ловко проведенной интриги.

Поэтому князь Г. встал с кресла и строго поглядел на Полину Степановну.

– Должен вам сказать, я измыслил средство спасти вашего знакомого, – объявил он. Вся его сухая парадно-войсковая душа обратилась в хрустальный сосуд, пронизанный золотой радугой радости. – Но прежде скажите мне: готовы ли вы на все, чтобы спасти его?

Полина, услышав последние слова, вспыхнула, а «благодетель» важно присовокупил:

– Не торопитесь с ответом, ибо речь идет о благе родины!

…Вечером князь Г. заехал к великому князю и рассказал ему свой коварный план.

– А нельзя ли найти какой-нибудь другой способ? – тревожно спросил великий князь. – Если я теперь отпущу этого прохвоста, твоего гусара, Глафира меня живьем съест!

– Выбирай: или гусар, или Чернышев, – твердо заявил собеседник. – Я пообещал мадемуазель Серовой, что его тотчас выпустят, как только она согласится войти в особую службу. А министр, бедняга, думает, что я ему оказываю услугу! Похвалил меня: мол, ловко я додумался, ведь женщина при мужчине будет вызывать гораздо меньше подозрений.

Великий князь заколебался, но Г. напомнил ему, что вскоре их полк все равно уезжает на маневры под Смоленск, так что, если умно промолчать, Глафира не узнает, что ее оскорбителя выпустили, а потом и вовсе думать о нем забудет.

– Ладно, – сдался наконец великий князь, – будь по-твоему. Но только потому, что я на дух не переношу Чернышева!

Поняв, что все улажено и несносная барышня больше не будет его допекать, князь Г. просиял лицом, засуетился и велел подать шампанского. (Великому князю, впрочем, он сказал, что пьет за скорейшее избавление от военного министра.)

Вот таким образом Лёвушка вскоре оказался на свободе, а мадемуазель Серова – в особой службе Российской империи. И кое-кто вскоре ох как об этом пожалел!

Глава 3 Как муж и жена превратились в жениха и невесту. – Занимательная арифметика. – Особняк, начиненный мышами. – Особое задание

Как только Алексей увидел Полину, он сразу же понял две вещи.

Первое: что барышня Серова очень мила.

Второе: что она совершенно ему не нравится.

Второе вовсе не вытекало из первого, но что поделаешь: люди по природе – чертовски нелогичные существа!

Хотя сам Алексей был по натуре не слишком скромен, он любил барышень скромных, краснеющих и застенчивых. Особ же умничающих, слишком жеманных и слишком назойливых на дух не переносил.

Однако Полина в своем медвежьем углу, похоже, отвыкла от скромности. По крайней мере, когда ей представили Алексея, мадемуазель посмотрела ему прямо в лицо открытым, ясным и спокойным взглядом. Взгляд этот словно бы говорил: гм, ну и что же вы за птица такая, милостивый государь?

Милостивый государь нахохлился и принял вид Онегина, которому докучают кредиторы из мелочной лавочки. Но тут произошло нечто ужасное: Полина не смогла удержаться от улыбки, и Алексей пришел к выводу, что она находит его смешным. А надо вам сказать, что молодой Каверин был адски самолюбив, поэтому участь барышни Серовой (агента особой службы за нумером два) была решена.

Окончательно Алексей понял, что им нечего делать друг с другом, когда военный министр обмолвился, что в Париж агенты поедут под видом мужа и жены.

Барышня Серова вытаращила глаза, ахнула, прижала руку к трепещущему сердцу и возмущенно заверещала, забрасывая министра словами. В тот день теперь уже Чернышев на своей шкуре испытал, что такое противостоять Полине Степановне. Своим упрямством она могла допечь кого угодно, невзирая на чины и награды.

В конце концов министр сдался и признал, что в Париж агенты нумер один и нумер два могут поехать под видом жениха и невесты. О том, что в те времена жених и невеста не посмели бы совершать вместе столь предосудительное путешествие, Чернышев предпочел забыть.

Однако об этом не забыла Полина Степановна, и министру удалось ее уломать только тогда, когда он посулил дать на агентурные нужды вдвое больше того, что предполагалось. Каверин же, который терпеть не мог торговаться, понял, что его спутница – особа крайне расчетливая, и проникся к ней презрением.

В путь пустились вчетвером: офицер с денщиком Гришкой и Полина с горничной Машей. Пятым в путешествии был багаж Полины, которая вела себя так, словно собиралась обосноваться в Париже надолго. Она взяла с собой в дорогу сундуки с книгами, альбомы с чувствительными стишками подруг, портреты отца и Лёвушки, а также великое множество совершенно несообразных вещей, вплоть до домашних часов. Размер багажа поверг Каверина в отчаяние, потому что оный занимал много места и на него уходила прорва времени.

Ссориться «жених» с «невестой» начали, едва выехав за петербургскую заставу, и, раз начав, уже не прекращали это занятие. От Петербурга до Варшавы они поссорились шестьдесят семь раз, от Варшавы до Парижа – еще сто восемнадцать. Все ссоры мадемуазель Серова аккуратно заносила в записную книжечку, чтение коей потом принесло немало головоломных минут ее потомкам, ибо там значились, к примеру, такие строки:

«Добрались до Польши. Поляки очень галантные, хотя все говорят по-польски, но со мной как-то нечувствительно переходят на русский. С К. говорят только по-польски, если вообще говорят. Ссора с К. из-за этого».

«Пан Р. (прекрасный человек, женат, имеет восемь детей) вызвался проводить нас до Парижа, на который он давно, по его словам, собирался поглядеть. Ссора с К. А пан Р., убоявшись тещи, остался дома».

«Заночевали у пана Н. По причине обрушившегося моста на два дня остались в его имении. Сегодня вечером три раза ссорились с К.: из-за шляпки, из-за непогоды и из-за французского правительства».

«Пан Н. сделал мне предложение. Сюрприз: ссоры с К. не было – по его словам, он давно мечтает от меня избавиться каким угодно образом. Я его разочаровала, объявив, что принадлежу не себе, а отечеству».

Следует отметить, что Гришка и Маша, как и подобает преданным слугам, полностью переняли стиль общения своих господ. И перебранки денщика и горничной, проходившие в более простонародном ключе, вносили в путешествие нотку приятного оживления.

В конце концов Алексей понял, что еще немного – и он или бросится в реку, или бросит туда барышню Серову, после чего утопится сам. Но тут ему снова улыбнулась удача, ибо путешествие подошло к концу. «Жених» и «невеста» прибыли к месту назначения.

…И это Париж?

Вывески, прохожие, камни мостовой. Церковь благородного готического профиля. Цветочницы. Продавцы газет. Лувр старый, какой-то седой, но вовсе не чопорный. Дворец Тюильри похож на песню из камня. Река зеленая-зеленая, и возле реки – черная статуя Генриха на черном коне. Ничего волшебного, город как город, сказал себе Алексей. Ну, и еще все прохожие говорят по-французски, но этим и в Петербурге не удивишь.

Агенты нумер один и нумер два обосновались в частном особняке, нарочно снятом к их приезду и полностью обставленном. Собственно говоря, такова была казенная формулировка графа Чернышева, ибо в особняке (сыром, старом и полуразвалившемся) на самом деле не было ничего, кроме мышей и нескольких дряхлых шкапов, которые протестующе скрипели, если их пытались открыть.

– Непременно доложу об этом министру, – воинственно объявила Полина, обозрев царящую вокруг разруху.

И впервые Алексей почувствовал некоторую солидарность со спутницей – назойливой, твердолобой, упрямой особой.

По приезде в Париж агенты должны были явиться для дальнейших инструкций к представителю русского посольства, некоему Сергею Петровичу Новосильцеву. Дело в том, что Полина и Алексей не имели ни малейшего понятия о том, какое именно дело им поручат, – держава в лице графа Чернышева и его людей строго блюла свои секреты.

Надо сказать о Новосильцеве, что сей молодой и чрезвычайно честолюбивый человек пользовался особым доверием русского посла, барона М., и находился в курсе всего, что творилось как во французской столице, так и в Петербурге. Cher Serge[1] был высокий, тонкий, бледный, интересный, говорил по-французски лучше любого француза и обладал неподражаемыми ухватками придворного, допущенного в круг высоких особ. Кроме того, он мазал волосы каким-то чудодейственным фиксатуаром, от которого те блестели, «как ангельские локоны» (выражение почтенной графини де Лоншан, столетней кокетки) или «как мартышкин зад» (слова графа де Лоншан, невыносимого ворчуна и свободолюба – при Бонапарте он всячески ругал власть и требовал возвращения короля, а при короле насмехался над правительством и вздыхал, что только при Бонапарте Франция была великой державой).

Если добавить, что с людьми, которые не могли похвастаться тем, что находятся выше его на общественной лестнице, шер Серж усвоил тон, полный снисходительности, станет ясно, отчего строптивый Алексей возненавидел его с первого взгляда. Что же касается Полины, то она с порога накинулась на Новосильцева, красочно расписала, куда именно поселили агентов особой, между прочим, службы, и потребовала, чтобы им немедленно подыскали другое жилье.

Оправившись от изумления, вызванного самим фактом – кто-то осмелился что-то у него требовать, – шер Серж привел полсотни доводов, почему переселение является невозможным, а полуразвалившийся особняк – лучшим местом в Париже. Он намекал на дороговизну жилья, сетовал на стесненность посольства в средствах и даже дал понять, что истинные патриоты своей отчизны не имеют права забивать себе голову такими пустяками, как полчища мышей и отсутствие элементарных удобств.

– Вы меня убедили, сударь, – сладким голосом промолвила в ответ Полина. – Значит, вы как истинный патриот не откажетесь поменяться с нами местами?

Тут Серж переменился в лице и в раздражении побарабанил пальцами по столу.

– Я представлю господину барону записку, – сказал он сухо. – Обрисую ваше положение. Уверяю вас, меры будут приняты.

«Когда вы уже вернетесь в Петербург», – добавил Новосильцев мысленно.

– В таком случае теперь, – вмешался Алексей, – мы бы хотели подробнее узнать о нашем, гм, задании.

Серж задумчиво поглядел в окно и при всей своей учтивости не преминул помянуть про себя недобрым словом графа Чернышева, который со своими несообразными инициативами нарушил спокойное течение сытой чиновничьей жизни. Дело в том, что, пока наши агенты тряслись в карете по российским, польским и немецким буеракам, задание, которое им должны были поручить в Париже, потеряло всякий смысл.

Впрочем, изобретательный барон М. тотчас же подыскал для них другое. И, вспомнив об этом деле, Серж не смог удержаться от улыбки, а Алексей, заметив ее, невольно насторожился.

– Итак, вы прибыли в наше распоряжение, – светским тоном промолвил Новосильцев. – Как вам Париж? Прелестный город, не правда ли? Мой кузен служит в Вене, но даже Вену, знаете ли, не сравнить с нашей прекрасной Лютецией. Вы не согласны?

Алексей плохо выспался, смертельно устал после долгой поездки в карете через всю Европу и мечтал только об одном – как бы поскорее отделаться от лощеного фата, который действовал ему на нервы. Что касается Полины, то мадемуазель могла спать хоть на голых досках, – никакие невзгоды никоим образом не повлияли ни на ее вид, ни на ее самочувствие.

– Полагаю, я смогу составить свое мнение, если мне удастся получше познакомиться с городом перед тем, как я уеду, – сказал Каверин.

Серж слегка приподнял брови. На его вкус, ответ вышел чересчур прямолинейным. «Военным, как всегда, недостает гибкости», – подумал Новосильцев.

– Париж прекрасен! – вскричала Полина тоном восторженной институтки. – Но он был бы еще лучше, если бы мы не жили в особняке с щелястыми стенами, где всюду шныряют гадкие мыши.

Серж кисло поглядел на нее, помыслив: некоторые барышни чрезвычайно дурно воспитаны – говоришь им о родине и высоком счастье самопожертвования, а они все о мышах да о стенах. Да и офицер, если говорить начистоту, недалеко ушел от барышни. Серж уже заметил, что странная пара секретных агентов чем-то невыносимо его раздражает.

– Должен вам сказать, – начал Новосильцев, – что вы явились как раз вовремя. Еще немного – и нам пришлось бы ждать другого случая, а время, знаете ли, не терпит. Кроме того, международное положение…

Молодой сотрудник посольства явно был настроен прочитать целую лекцию, и Алексей, который не выносил пустословия, подумал… (Но нет, пожалуй, не стоит озвучивать то, что он подумал, это наверняка не понравилось бы цензуре.) И дорогому Сержу тоже вряд ли пришлось бы по душе.

– Мы ничего не смыслим в международном положении, – заявила Полина. – По правде говоря, оно нам совершенно ни к чему.

И тут мадемуазель с удовольствием убедилась, что даже такой человек, как шер Серж, может позеленеть лицом.

«Что такое?» – изумился Алексей, который во время препирательств с барышней Серовой уже имел случай убедиться, что в хитросплетениях европейской политики Полина разбирается не хуже, чем в вышивании.

– Я собиралась сегодня прогуляться по рю де ля Пэ, – продолжала Полина, глазом не моргнув, – и если вы нам коротенько объясните, что к чему… я имею в виду, что мы с Алексеем Константиновичем должны делать… я как раз успею обойти модные лавки.

Серж открыл рот. По правде говоря, он растерялся, чего с ним давно не случалось. Алексей тихо наслаждался происходящим.

– Боюсь, не все так просто, – выдавил из себя Новосильцев. – Вы ведь не знакомы с обстоятельствами дела?

– Какого именно? – спросил Алексей, чувствуя подвох.

Серж выдержал паузу, которой хватило бы маркизу дю Вержье, чтобы рассказать обо всех своих любовных подвигах. (Маркиз слыл в Париже известным волокитой и не упускал случая напомнить об этом, справедливо полагая, что никто не похвалит тебя лучше, чем ты сам.)

– Мы имеем для вас очень сложное и, гм, щекотливое поручение, – сказал Серж наконец.

Тут Каверин подумал про себя нечто такое, отчего покраснела бы даже гусарская лошадь, и не одна. Он не выносил, когда люди ходили вокруг да около, не объясняя, чего же им, собственно, нужно.

– Может быть, вы все-таки объясните, что мы должны делать? – иронически осведомился он.

– Извольте, – легко согласился Серж. По его тону можно было подумать, что он давно собирался дать объяснения, но Алексей только тем и занимался, что мешал ему. – Это касается турецкого вопроса. Вы представляете себе, о чем идет речь?

– Примерно, – сухо сказал Каверин.

– Мало вам, однако. – Серж устроился в кресле поудобнее и закинул ногу на ногу. – Итак, в Турции, как вам известно, есть султан. – Серж собирался добавить: «и он, разумеется, турок», но поглядел на лицо Алексея и решил не делать этого. В конце концов, умение остановиться там, где нужно, – одно из важнейших свойств дипломата. – А в Египте сидит вице-король, и зовут его Мухаммед-Али. Египет, как вам должно быть известно, оттоманская провинция, и раньше вице-короли в ней менялись каждый год, но Мухаммед-Али положил этому конец вскоре после ухода Буонапарте. – В голосе Новосильцева скользнула легкая нотка презрения при упоминании данного имени. – Словом, он правит Египтом уже, дай бог памяти, более тридцати лет. А поскольку вице-король – человек честолюбивый, ему наскучило быть вторым в своем отечестве и он напал на Турцию. Четыре года назад, в 1832 году, Мухаммед-Али дошел до Стамбула, и, если бы не вмешательство европейских держав, султану пришлось бы плохо. Вскоре после того султан заключил с нами дружественный договор и запретил всем иностранным судам проходить через проливы Босфор и Дарданеллы. Казалось бы, все складывается для нас удачно, но беда в том, что Мухаммед-Али отнюдь не отказался от своих планов. И у нас есть сведения, что Франция играет ему на руку, чтобы ослабить влияние Англии и наше в этом регионе. Чего мы, разумеется, не можем допустить.

– Дальше, – спокойно сказал Алексей. Покосившись на Полину, он убедился, что та разглядывает свой веер brisй из прорезных пластин, и на лице у нее выражение человека, который не зевает исключительно из вежливости.

– Здесь в Париже есть один человек, – продолжал Серж, – и зовут его Эпине-Брокар. Странная личность. Немного шпион, немного авантюрист, немного сводник, немного светский завсегдатай. Впрочем, сие неважно, а важно то, что он располагает интересующими нас сведениями: у него есть копии секретных протоколов французского правительства, в которых находится запись обсуждения восточного вопроса. – Новосильцев перевел дыхание. – Однако месье не хочет отдать эти бумаги нам.

– Надо поднять цену, – заметил Алексей.

Серж досадливо передернул плечами.

– Дело не в том. Один раз он оказал нам услугу, но заломил колоссальную цену. Разумеется, мы не могли заплатить ему столько, сколько он просил. Мы дали… гм… вполне приличные деньги. Но месье счел, что мы его надули, и с тех пор не желает иметь с нами дела.

Алексей решил, что Эпине-Брокара и правда надули. Обычная российская уловка: много пообещать, но ничего не сделать.

– Однако бумаги нам совершенно необходимы, и поэтому мы решили, что раз их нельзя купить, то, значит, можно выкрасть.

Алексей подскочил на месте.

– Выкрасть?!

Так вот к какой роли его готовили в особой службе! Чтобы он, офицер, дворянин, сделался обыкновенным вором? Вся гордость Алексея, выражаясь фигурально, встала на дыбы.

– Успокойтесь, – с досадливой гримасой промолвил Новосильцев, – вам не придется ничего подобного делать. Для такого случая мы нашли особого умельца. Он брат камердинера одного из посольских, и зовут его Матвей. Больше вам о нем ничего знать не нужно.

Алексей перевел дух. Эпине-Брокар… Матвей… бумаги… При чем тут они с Полиной?

– Матвей не говорит по-французски, – снизошел до объяснения Серж. – И вообще он человек ненадежный. Мы с бароном М. подумали и решили, что доверять ему нельзя, поэтому вы присмотрите за ним.

– Я? – изумился Алексей.

– Мы? – подняла брови Полина.

Но в том состоянии, в котором находился, офицер не обратил внимания на эту крохотную поправку.

– Именно так. Матвей должен выкрасть бумаги, а вы – проследить за тем, чтобы все прошло гладко. В своем деле он мастер, так что я не думаю, что с этой стороны возникнут какие-то проблемы. – Серж поднял лежащую на столе книгу и извлек из-под нее небольшой конверт. – Главное – чтобы Матвей не натворил глупостей, когда бумаги уже будут у него в руках. Здесь мы всецело полагаемся на вас. – Серж протянул конверт Каверину. – Возьмите. Внутри приглашение на bal de tкtes. Вы знаете, что это такое?

– Бал-маскарад, куда принято являться в обычной одежде, но в масках, – ответила Полина вместо Каверина.

– Именно, – кивнул Новосильцев. – Месье Эпине-Брокар обожает устраивать торжества, на которых бывает, гм, весьма смешанное общество. Каждый приглашенный имеет право приводить с собой одного-двух человек. Как удобно, не правда ли? Вы с Матвеем отправитесь туда. Тот делает свое дело, и вы уходите. Если даже вас кто-то увидит, то вряд ли под маской узнают.

– Один вопрос, – остановил его Алексей. – Где именно находятся бумаги и на что они похожи?

– Это связка протоколов, – отвечал Серж. – Как нам удалось выяснить, Эпине-Брокар хранит ее у себя дома, в небольшой шкатулке с перламутровой отделкой. На виду он ее точно не держит, так что тут уж Матвею придется постараться. – Сотрудник посольства улыбнулся. – Кстати, бал будет послезавтра вечером. Так что очень хорошо, что вы подоспели вовремя. Я уж опасался, что все сорвется, другого такого случая не представится. Послезавтра бумаги должны быть у нас. Вы понимаете?

– Да, – сказал Алексей, оглянувшись на Полину.

Новосильцев поднялся.

– Я дам вам свою одежду – такую, что на вас, здесь уже давно не носят. Запомните: мода во Франции – это все!

– Я учту, – отозвался офицер.

Тут он слегка покривил душой. Ибо если и был на свете человек, более всего равнодушный к моде, то таким человеком был именно Алексей Каверин. В отличие от мадемуазель Полины, которая в тот же день отправилась на рю де ля Пэ и одним махом истратила четверть выделенных на агентов казенных денег.

– Восемь шляпок! – изумился Алексей, увидев ее покупки, среди которых были также косынки, веера и сиреневое платье. – Полина Степановна, зачем вам столько?

– Ах, Алексей Константинович, – вздохнула его «невеста», вертясь перед зеркалом. – Я уже говорила вам: я принадлежу отечеству, и ради него готова на все!

И она вместе с Машей принялась подшивать по фигуре купленное платье, заказанное какой-то герцогиней, которая не явилась за ним. (Заметим, кстати, герцогиня оказалась перед жестоким выбором: или платье, или дорогой подарок любовнику, который к ней охладел и которого она надеялась таким образом удержать.) Новое платье для Полины за два дня не взялась бы сшить ни одна модистка, а сиреневое платье было на ней чудо как хорошо.

Глава 4 Размышления провинциальной барышни. – Затерянные в лабиринте. – Вознагражденное упорство. – Крушение

Общеизвестно, что нет времени, более подходящего для темных замыслов, чем темные ночи. Однако, когда в семь часов вечера Алексей собирался, чтобы идти на маскарад, за окном не проглядывалось ничего, даже отдаленно похожего на сумерки. Солнце щедро поливало расплавленным золотом оба берега Сены, и молодой человек, подойдя к окну, засмотрелся на фантастической приветливости вид. По реке плыла лодка под парусом, два голубя курлыкали на противоположной крыше, из маленькой церкви выходили прихожане. В сущности, в открывшемся ему виде не было ничего удивительного, но отчего-то у Каверина сладко сжалось сердце. Он до сих пор не мог привыкнуть к тому, что находится в Париже, где все говорят по-французски, и у прохожих на улице, даже у оборванных мальчишек-гаврошей, открытые, приветливые лица. Почему-то все окружающее казалось ему чуть ли не сном.

Алексей отошел от окна и поймал свое отражение в большом, потускневшем от старости по краям зеркале. Слов нет, Серж Новосильцев разодел его на славу и даже расщедрился на один из своих жилетов («такого нет даже у английского посланника», – многозначительно шепнул сотрудник посольства). Тем не менее в одежде с чужого плеча, хотя та и шла ему а merveille[2], Каверин чувствовал себя неудобно. Он терпеть не мог – занимать в долг что бы то ни было, и неважно, шла ли речь об одежде, деньгах или женщинах.

Однако в следующую минуту Алексей увидел Полину, и все суетные мысли разом вылетели у него из головы.

Полина метнула на офицера стремительный взгляд, обошла его, как столб, и приблизилась к зеркалу. Затем приставила к лицу маску на палочке и покрутилась на месте, дабы убедиться, что мадемуазель Серова хороша со всех сторон.

Алексей хотел было сказать комплимент, но тут черт (или, возможно, приревновавшая к Полине госпожа Удача) подал ему мысль пошутить.

– И зачем мы пытаемся обокрасть месье Эпине-Брокара? – спросил Алексей. – Достаточно показать ему вас, и он сам все отдаст.

По тому, как сверкнули глаза Полины, Каверин сразу же сообразил, что шутка вышла неудачной, но было уже поздно.

«Как бы не так! – помыслила про себя барышня Серова. – То, что он может отдать, мне и даром не надо!»

Вслух, впрочем, она спросила:

– А что с этим, как его… с Матвеем?

Алексей поморщился так, словно невзначай проглотил жабу.

Днем он заехал в посольство за Матвеем, оказавшимся плюгавым рябым мужичонкой с хитринкой в глазах, а дальше начались бесконечные мучения. Сначала вор ограничивался тем, что демонстрировал ловкость рук, предъявляя ему бумажник, всего минуту назад спокойно лежавший во внутреннем кармане сюртука Каверина, или часы, совсем недавно надежно прикрепленные цепочкой к жилету, причем Алексей никак не мог понять, как ему удается их украсть. Дальше было только хуже: стоило чопорному барону М. с лорнетом заглянуть к ним и осведомиться, успели ли секретные агенты сработаться, как с руки его чудодейственным образом исчез перстень, подаренный барону первой юношеской любовью. Каверин был готов показать под присягой, что Матвей даже не подходил к послу, и тем не менее, когда перстень неожиданно обнаружился в кармане у Сержа, куда просто никак не мог попасть, Алексею было строго-настрого приказано не спускать с вора глаз.

– Если этот затейник провалит все дело, – сказал Новосильцев, напирая на слово «затейник», – то отвечать будете вы, сударь. Да-с.

Затем сотрудник посольства круто повернулся на каблуках и проследовал к выходу. Даже его спина выражала неподдельное негодование.

– Матвей, – попросил Алексей, – ты лучше брось свои шутки, а? Нам с тобой и так скоро попотеть придется.

– Да понял я, – откликнулся мужичонка жалобным голосочком. – Вы только не тревожьтесь, барин. Сказано: надо найти шкатулку – значит, найдем. Как она выглядит-то?

– Шкатулка как шкатулка, крышка с перламутром, а внутри – бумаги на французском языке.

– Эх, не силен я в языках-то, – вздохнул Матвей. – С перламутром, говорите?

– Именно.

– Большая или маленькая?

О размере шкатулки Каверину ничего не было известно.

– А пес ее знает, – отозвался офицер. – Шкатулка, и все тут. Находится в доме, но где хозяин ее прячет – неизвестно.

– Ничего, отыскать ее – дело нехитрое, – фыркнул Матвей. – Все люди, ежели у них что ценное есть, норовят его в одних и тех же местах прятать. Не то мы, у кого ничего своего ценного нет, давно с голоду околели бы.

«И во что я ввязываюсь?» – вздыхал про себя Алексей, когда карета без гербов везла его с «помощником» к особняку-развалине, откуда вся троица должна была ехать на бал.

– Матвей на кухне, – сообщил он сейчас Полине. – Я приставил к нему Григория, чтобы тот чего-нибудь не стащил.

Мадемуазель кивнула и снова повернулась к зеркалу.

«Какой вздор! – смутно думала она, разглаживая складку на платье. – Какой-то мошенник, я и этот офицер… Бумаги, Египет… Александр завоевал Египет, который был провинцией персидской империи. Как интересно, должно быть, было жить в те времена! Не то что сейчас – чины, ленты… Фи, какая скука!»

– Наверное, уже пора ехать, – сказал Каверин, поглядев на часы, которые Маша по приказу хозяйки водрузила на камин в комнате. (Вообще следует отметить, что все бесполезные, с точки его зрения, вещи, которые спутница тащила с собой, в доме, где почти ничего не было, оказались как нельзя кстати).

Полина убрала маску в сумочку-мешочек, висевшую у нее на локте, и двинулась к выходу, а Алексей направился на кухню, где облаченный во фрак Матвей с засаленной колодой в руках учил денщика шулерским фокусам.

– Что еще за дела, Матвей? – заворчал Каверин.

– А я что? Я ничего, – ответил вор, широко распахивая глаза и ухмыляясь.

У Алексея так и чесались руки дать ему подзатыльник, но молодой человек пересилил себя и, послав Гришке испепеляющий взгляд, потащил Матвея к двери.

– А костюмчик господа мне дали знатный, – говорил вор, пока неумолимый офицер конвоировал его к карете. – Ей-ей, ваше благородие, в такой одеже и на казнь не жалко!

Алексей затолкал Матвея в карету, подал руку Полине и наконец сел сам.

– Если у вас в сумочке есть ценные вещи, – сказал он по-французски своей спутнице, – будьте осторожны с вашим соседом!

Однако, когда посольский кучер привез их к особняку Эпине-Брокара, выяснилось, что осторожность надо было соблюдать как раз самому Алексею – приглашение, которое вручил ему Серж, куда-то таинственным образом испарилось.

– Матвей! – воскликнул офицер, скрипнув зубами.

Вор развел руками. Рассвирепев, Каверин схватил его за ухо.

– У вас в кармане, в кармане оно, клянусь!

Алексей отпустил его и действительно обнаружил конверт в левом кармане, хотя отчетливо помнил, что клал его в правый.

– А все Матвей да Матвей… – бурчал сообщник, притворяясь обиженным.

Они вышли из кареты. Особняк Эпине-Брокара был окружен красивым садом, ярко освещенным, несмотря на то что было еще светло. Тут и там меж кустов и деревьев мелькали смеющиеся, флиртующие, загадочные маски.

– Ну, с богом! – выдохнул Каверин, опуская на лицо черную полумаску, отделанную белым кантом.

Матвей нехотя натянул гротескную маску с огромным носом. Полина приставила к лицу пеструю, отделанную перышками маску, сквозь прорези которой загадочно блестели ее глаза.

– Свету-то, свету! Вот уж точно не пожалели! – Матвей, похоже, принадлежал к тем людям, которые не могут помолчать и минуты. – Хорошо живут!

– Тихо, Матвей! Ни слова по-русски, понял?

Осторожность Каверина станет вполне понятна, если учесть, что хозяин дома был «немного шпионом, немного авантюристом». Кто знает, что за люди могли оказаться у него в гостях!

Алексей отдал приглашение, троица пересекла сад и поднялась по лестнице. Тут выяснилось, что дом огромен и сориентироваться в лабиринте комнат, прямо скажем, не так-то просто.

«И что стоило проныре Сержу раздобыть план здания загодя?» – подумал разъяренный Алексей.

«И что стоило месье Каверину расспросить месье Новосильцева о плане дома? – подумала недовольная Полина. Но тут же упрекнула и себя (мадемуазель была весьма справедливой особой): – Да и я сама вполне могла бы это сделать!»

Сообщники, переглядываясь, топтались на месте.

– Ну, теперь куда? – спросил Алексей по-русски, совершенно забыв, что минуту назад сам просил не говорить на этом языке.

В большом зале танцевали под музыку оркестра, состоявшего из сорока, никак не меньше, человек.

– В спальню, – подсказала Полина.

– Что? – изумился Алексей.

Однако Матвей неожиданно поддержал барышню Серову.

– Самые важные бумаги обычно стараются хранить под рукой. Случись пожар или что непредвиденное, так сразу – хвать добро и в окошко. Так что сначала посмотреть в спальне.

Алексей насупился. Хорош же он, агент особой службы, – не мог сам додуматься до такой простой вещи! И по старой привычке не удержался от колкости:

– Я вижу, вы успели плотно пообщаться с нашим другом.

– Нет, – сухо ответила Полина, – я читала об этом в мемуарах одного главы полиции, покинувшего свой пост.

– Значит, будем искать спальню, – вздохнул Каверин.

Но тут две девушки с разных сторон подошли к молодому человеку с явным намерением пригласить его на танец, и офицер совершенно растерялся. Чтобы его приглашала женщина? Да еще та, которой он не представлен? Полное попрание всех правил приличия!

Тотчас же на выручку поверженному агенту подоспела Полина.

– Месье занят, – сухо сказала она и стиснула локоть спутника так, что Алексей даже малость переменился в лице. – Идем!

И трое сообщников нырнули в лабиринт, в недрах которого скрывалась заветная шкатулка с перламутровой отделкой.

Порядочно поблуждав по разным комнатам и спугнув несколько обнимающихся парочек, наши друзья оказались возле комнаты, расположенной в дальнем крыле дома. Здесь Полина остановилась, раздумывая.

– Что? – спросил Алексей, оглядываясь на нее.

– Когда мы подъехали к особняку, – пояснила мадемуазель-агент под нумером два, – я обратила внимание, что в одной из комнат занавески задернуты. Судя по всему, мы как раз возле нее.

Матвей потянулся к ручке двери, но, прежде чем успел коснуться ее, та неожиданно повернулась. Кто-то открывал дверь с другой стороны! Толкаясь и натыкаясь друг на друга, сообщники удрали в комнату напротив и затаились. В коридоре меж тем показались двое: один – в красной маске дьявола, другой – седой, широкоплечий, с величественной осанкой. Свою маску он держал в руке.

– Помилуйте, месье Эпине-Брокар, вы выставляете чудовищные условия, – говорил «дьявол». – Наше предложение вполне разумно, но больше заплатить мы не сможем.

– Сможете, мой дорогой, – отвечал Эпине-Брокар, мягко улыбаясь. – Этот секрет не из дешевых, я знаю, что продаю.

– Мне надо посоветоваться, – сказал «дьявол» после недолгого молчания.

Эпине-Брокар похлопал его маской по руке.

– Так-то лучше, мой дорогой. Можете посоветоваться… однако не слишком долго. Есть ведь и другие интересующиеся, знаете ли.

Мужчины завернули за угол и скрылись из виду.

Полина, Каверин и Матвей выбрались из укрытия и вернулись к заветной двери. Толкнув ее, Алексей обнаружил, что замок заперт.

– Не извольте тревожиться, – ухмыльнулся Матвей. Затем извлек из кармана нечто, до странности напоминающее дамскую шпильку, и приступил к работе.

Через полминуты дверь была отворена.

– Пошли, – шагнул вперед Алексей.

Матвей поглядел на него и улыбнулся:

– А на стреме кто стоять будет?

– На стреме? – озадаченно переспросил Каверин.

– Ну да, следить, чтобы меня не сцапали.

Алексей вскипел. Его гордость офицера отказывалась мириться с тем, что он оказался в подручных у вора. Привезти, проследить, чтобы выполнил тот свое дело – одно дело. Но это…

– Кто-то должен караулить, – повторил воришка, подметив терзания молодого офицера.

– Я буду караулить, – вызвалась Полина.

– Вы?!

Как бы Каверин ни относился к невыносимой спутнице, но он не мог позволить женщине выполнять грязную работу.

– Нет, – объявил Алексей, – это исключено!

– Хорошо, – легко согласилась Полина. – Тогда я иду с Матвеем.

Офицер позеленел. Надо сказать, что помимо уже перечисленных видов женщин, которые его отталкивали, ему совершенно претил присущий некоторым особам авантюрный дух.

– Чтобы он не вздумал обмануть нас, – пояснила Полина по-французски.

Клокоча от раздражения, Алексей был вынужден согласиться.

– Если кто-то появится, – напутствовал его Матвей, – свистните, барин.

И пока агент нумер один стоял на стреме, агент нумер два вместе с безномерным Матвеем деловито принялась обыскивать спальню.

Оставшись в коридоре один, Алексей обнаружил, что время тянется ужасающе медленно. Молодой человек буквально не находил себе места, корни волос у него вспотели, чего не было даже перед той дуэлью, которая привела его в особую службу. То он обливался холодным потом, то его кидало в жар. Один раз по коридору прошел лакей, но, на счастье Каверина, не достиг спальни и степенно спустился по роскошной раззолоченной лестнице.

«Эх, государева служба… И чего они там копаются?»

Надо сказать, Алексея бы совершенно устроило, если бы документы лежали в открытом доступе на самом видном месте. Но, очевидно, Эпине-Брокар вовсе не разделял его мнения, потому что время шло, а двое сообщников не возвращались.

Потеряв всякое терпение, Каверин отворил дверь и вошел.

Он оказался в небольшом кабинете, смежном со спальней, где застал удивительную картину: Полина, стоя на коленях и отвернув угол ковра, пыталась отодрать от пола паркетную шашку. Матвей, рывшийся в секретере, взирал на ее потуги с благодушием пожарного, который видит обывателя, явившегося тушить огонь со стаканом воды. За несколько секунд до появления Каверина Матвей как раз извлек из секретера приятно звякнувший мешочек с золотыми луидорами и, дабы тот не чувствовал себя одиноким, пребывая взаперти в столе, спрятал его в карман.

– Где шкатулка? – спросил Алексей.

– Видимо, под полом! – сердито ответила Полина. – Там тайник. Слышите, как простукивается пустота? Но я никак не могу его открыть!

Каверин пришел к ней на помощь, и вдвоем они отодрали от пола ни в чем не повинную шашку.

– Здесь ничего нет, – объявил офицер с разочарованием.

– Я же говорил вам, сударыня, – укоризненно молвил Матвей, пряча в карман второй мешочек с луидорами. Настроение воришки с каждым мгновением становилось все лучше. – Под полом просто щель, и более ничего.

Однако Полина, как уже упоминалось неоднократно, была на редкость упряма. Она наклонилась и стала шарить рукой внизу.

– Ой! – вдруг вскрикнула мадемуазель. – Там какой-то сверток!

А Матвей в тот момент повернулся к двери и насторожился. Тем временем раскрасневшаяся Полина извлекла на свет божий прямоугольную коробку, замотанную в толстую материю и обвязанную бечевкой.

– Кто-то идет, – буркнул вор, поспешно закрывая секретер. – Говорил же я вам, надо было на стреме стоять!

– Мы уже нашли то, что нам надо, так что уходим как можно скорее, – сказал Алексей, поспешно возвращая на место шашку и поправляя ковер. По правде говоря, молодой человек испытывал огромное облегчение от того, что все кончено и им не надо больше ничего красть.

Как три пули, они вылетели из кабинета и настолько быстро, насколько позволяли приличия, бросились к лестнице. Но лабиринт снова порядком помучил нашу троицу, прежде чем агенты оказались в большом зале, где одна из давешних девушек, завидев Каверина, надула губки и со значением обняла танцующего с ней молодого хлыща. Однако Алексею было не до нее.

Наконец трое авантюристов вышли из дома, и Каверин, оказавшись на свежем воздухе, вздохнул с облегчением.

– Ну вот и ладно, – сказал он, оглядываясь по сторонам и убеждаясь, что никто их не видит. – Мадемуазель Серова, дайте мне шкатулку.

– Это я ее нашла! – сердито возразила Полина.

– Вам угодно и тут пререкаться со мной? – обманчиво кротким тоном осведомился Алексей.

Сердясь на себя, на него, на весь свет («наверняка всю честь находки он припишет себе! ненавижу!»), Полина вытащила сверток из атласной сумочки, которая, по правде говоря, по размерам своим вовсе не была предназначена для такого рода вещей, и отдала его офицеру.

Не без труда Алексей развязал бечевку, развернул материю – и оторопел.

Глава 5 Шкатулка из фиалкового дерева. – Сюрприз за сюрпризом. – Благородный маневр, именуемый бегством. – Вызов

Это была вовсе не шкатулка, отделанная перламутром, а совершенно другая – розоватого дерева, именуемого фиалковым, изящная вещица с резной крышкой, вовсе не предназначенная для того, чтобы ее прятали под полом.

Завидев, что именно вытащила из тайника мадемуазель, Матвей сложил губы трубочкой, словно хотел сказать «фью-ю», но удержался.

– Мы нашли не ту шкатулку, – мрачно промолвил Алексей.

– А может, все же ту? – с надеждой предположила Полина.

– В каком смысле, сударыня?

– В таком, что бесполезные вещи не прячут в тайниках под паркетом, – сердито бросила Полина, отбрасывая со лба назойливый светлый локон. – Может быть, он переложил бумаги из той шкатулки в эту?

– А что, в самом деле! – поддержал ее проныра Матвей.

Алексей оглянулся и, убедившись, что их никто не видит – большое дерево надежно скрывало троицу от посторонних взоров, – открыл шкатулку. Одного взгляда хватило, чтобы понять: секретными протоколами французского правительства тут и не пахнет. В шкатулке не было ничего, кроме связки пожелтевших писем. В глаза Каверину бросились строка: «Дорогая Эжени…» и дата «14 мессидора».

Здесь требуется небольшое пояснение. Когда во Франции к власти пришли республиканцы, то они сочли, что старый календарь устраивает их еще меньше, чем старый режим. Отрубив головы королю и королеве, революционеры энергично принялись реформировать само Время. Во-первых, приказали вести счет от 22 сентября 1792 года, даты, признанной первым днем и первым годом новой эры. Во-вторых, разделили год заново на 12 месяцев по 30 дней плюс пять или шесть дополнительных, посвященных прославлению великой и могучей Республики. Месяцы получили новые названия – брюмер, жерминаль, флореаль и так далее; мессидор был одним из летних месяцев. Так как дни недели, ясное дело, устарели ничуть не меньше, чем названия месяцев, семидневная неделя была заодно заменена десятидневной. Увы, время одолеть куда труднее, чем одного человека, пусть даже человек этот – король, и новый календарь продержался лишь до конца 1805 года.

Словом, все указывало на то, что в шкатулке находится какая-то никчемная рухлядь по меньшей мере тридцатилетней давности, и она никак, ни при каких обстоятельствах не поможет России решить турецкий вопрос. Для очистки совести Алексей проглядел всю пачку, но там были лишь письма к какой-то Эжени да мятый конверт, в котором вообще ничего не оказалось.

– Н-да… – уронил расстроенный офицер, запихивая бумаги обратно в шкатулку и закрывая ее.

– Это не протоколы? – спросила Полина несчастным голосом.

– Нет, – коротко ответил Каверин.

И к чести его следует сказать, что он тотчас же закрыл тему, не позволив себе насмешек над неловкостью спутницы или ее привычкой заглядывать под пол в домах чужих людей.

– Матвей…

– А что Матвей?

– Где наша шкатулка?

– Я все обшарил – стол, стены, шкафы, – пожал плечами воришка. – Там нет вашей шкатулки. А в секретере – только незначительные бумаги.

– Камин… – внезапно промолвила Полина. Щеки ее раскраснелись, глаза горели. Видно было, что мадемуазель тяжело переживала свое поражение.

Матвей ахнул.

– А ведь точно, камин! Некоторые там устраивают тайники и держат важные бумаги. Только нечасто это бывает, потому как рядом все-таки огонь, одна искра и…

– К верхней части камина приделаны две статуи, – напомнила Полина. – Я вообще-то сразу подумала, что они великоваты и как-то не подходят к обстановке… Что, если в одной из статуй и находится тайник?

Сообщники переглянулись.

– Значит, так, – подвел черту под прениями Алексей. – Мы возвращаемся в кабинет, и я кладу лишнюю шкатулку на место. Потом мы ищем нужную нам, и я очень надеюсь, что ты, Матвей, на этот раз ее найдешь. – Он повернулся к барышне в сиреневом. – А вы, сударыня, оставайтесь здесь.

– Я иду с вами! – возмутилась Полина. – Вы не имеете права!

– Сударыня, – терпеливо заговорил Алексей, – в первый раз нам повезло, что нас не заметили, но во второй – все может повернуться иначе. Кто сообщит господину Новосильцеву, если у нас вдруг возникнут осложнения?

– Что-то мне подсказывает, что господин Новосильцев узнает обо всем и без вестников, – парировала Полина, с треском складывая веер. – Даже не уговаривайте! Я иду с вами!

Раздраженный Каверин был вынужден отступить. Как, впрочем, и все, кто пытался противостоять мадемуазель Серовой.

Снова они поднялись по лестнице и оказались в бальной зале, где толкалось великое множество народу. Алексей пробирался сквозь толпу, отказываясь от шампанского и пирожных, которые разносили слуги, но тут его подхватил и закружил большой хоровод, и Каверину потребовалось время, чтобы выскользнуть из него. Матвей тем временем куда-то исчез. Обегав в поисках сообщика дюжину комнат, Алексей заметил вора в укромном уголке под большой пальмой – тот пригоршнями хватал с подноса изумленного слуги драже и совал в рот, запивая шампанским. Еще хуже было то, что к локтю Матвея намертво приклеилась какая-то крашеная особа, и воришка, давясь вином и конфетами, объяснял ей по-русски, какой он, Матвей, важный человек, ибо сам царь-батюшка не может без него обойтись, вот и послал его найти шкатулку, без которой всем каюк. Особа хихикала и говорила «oh, oui»[3] на каждое замечание своего кавалера. Проклиная в душе Сержа Новосильцева, Турцию, Эпине-Брокара, французское правительство, дипломатов и свою несчастливую звезду, Алексей с грозным видом приблизился к Матвею.

– А, конвоир! – захихикал тот.

Судя по всему, мужичонка уже успел нагрузиться. Каверин схватил его за воротник и потащил из залы. Крашеная асоба запищала им вслед нечто неразборчивое и, кажется, весьма нелестное для Алексея.

В дверях сообщников нагнала Полина. По правде говоря, Каверин надеялся, что хоровод задержит ее, но не тут-то было.

– Вы никого не забыли? – ледяным тоном осведомилась мадемуазель и подхватила шатающегося Матвея под другую руку.

– Я ничего, сударыня… – захныкал вор. – Я только… это… Ик! Какие у них смешные конфекты, на камушки похожи!

Поднявшись по лестнице и пройдя через огромный коридор, Алексей понял, что они снова заблудились. Особые агенты заметались в лабиринте переходов, таща за собой Матвея, который малость протрезвел и, тихо икая, ругал шампанское на чем свет стоит. Все же, порядочно покружив по дому, троица вышла к спальне хозяина. Дверь была немного приоткрыта.

– Странно, – промолвил Матвей, в недоумении пожимая плечами.

– Что странно? – мгновенно насторожился офицер.

– Я же вроде плотно прикрыл створку, когда мы уходили.

Алексей отодвинул Матвея в сторону и, вынув из-за отворота сюртука небольшой пистолет, вошел первым. То, что он увидел, лишь подтвердило худшие его предчувствия.

На полу кабинета, на роскошном ковре, изображавшем охоту Людовика XIV, лежал хозяин дома, бессильно отведя в сторону одну руку. Глаза его были широко раскрыты, а на белоснежной рубашке виднелись четыре кровавых пятна.

– Батюшки-светы, мокрое дело! – ахнул за спиной офицера Матвей.

– Он… он убит? – с недоумением прошептала Полина. – Но как? Когда?

Всего мгновение понадобилось Каверину, чтобы принять единственно правильное решение.

– Уходим! – бросил он спутникам. – Полина Степановна, не отставайте, умоляю вас!

Его реакцию можно понять. Ибо французская полиция, надо сказать, – лучшая в мире. Это вам не петербургские господа, пробавляющиеся анонимками. С убийцами во Франции шутить не любят, и закон тут безжалостный: убил – голову с плеч долой!

Все трое мигом слетели по лестнице вниз и выбежали в сад, причем Полина в своем платье на громоздком кринолине не отставала от офицера. Вспомнив об уличающей их шкатулке с никчемными бумагами, Алексей размахнулся и забросил ее далеко в кусты.

– Возвращаемся к карете, – проговорил он, срывая маску. – Надо ехать в посольство. Похоже, мы попали в переплет.

Матвей кивнул и побежал по дорожке. Полина задержалась, с тревогой вглядевшись в лицо молодого человека. По правде говоря, она чувствовала себя не лучшим образом, и сердце до сих пор бешено колотилось у нее в груди.

– Что же произошло? – спросила она наконец.

– Вы спрашиваете у меня, сударыня? – Алексей пожал плечами. – Поверьте, я знаю не больше вашего.

– Мы же видели его незадолго до того, как… – Мадемуазель содрогнулась. – Неужели это из-за протоколов, которые мы так и не нашли?

– Может быть, – рассеянно ответил молодой человек.

Алексей подал сообщице руку, и они двинулись к карете. Однако на повороте аллеи перед ними возникли три человека. Один из них, смеясь, пускал мыльные пузыри, а остальные обменивались шутками. Троица была в блестящих темных полумасках.

Проходя мимо, Алексей слегка задел локтем одного из шутников. Тот живо обернулся и смерил Каверина надменным взглядом.

– Сударь, вы невежа! – высокомерно заявил он. – Кто дал вам право толкать людей?

– Я не толкал вас, – сухо ответствовал Алексей, которому было неприятно, что все это происходило на глазах у Полины.

– О! Так вы отрицаете очевидное? Вы нарочно меня толкнули, сударь! У меня есть свидетели!

Каверин и в спокойном-то состоянии не отличался терпеливостью, а тут он просто взорвался.

– Да кто вы такой, сударь, чтобы я вас толкал? – язвительно осведомился офицер. – Не стоит и трудиться!

Шутник опешил.

– Алексей Константинович, – тревожно шепнула Полина, – не стоит, мы уже уходим!

– Э, да месье нарывается на ссору! – заметил спутник того, которого Алексей будто бы нарочно задел.

– И немалую, – добавил худощавый юноша с длинными золотистыми волосами, пускавший мыльные пузыри.

– Сударь, – заявил незнакомец, – я не из тех людей, что сносят оскорбления. Вот моя карточка.

– Не смейте принимать ее! – прошипела Полина. – Вы не имеете права! Вспомните, кто вы, Алексей Константинович!

Однако Каверин принял карточку, не глядя. Такой уж это был неудачный день.

– К вашим услугам, сударь, – проговорил он, холодно поклонившись. – Когда и где?

– Сегодня же, – заявил незнакомец в маске, – на закате в Булонском лесу. Завтра у меня достаточно своих дел.

– Сегодня – так сегодня, – согласился Алексей. – На шпагах или на пистолетах?

– Я предпочитаю благородное оружие.

– Иными словами, вы предпочитаете быть заколотым, чем застреленным? Хорошо. Вы будете довольны.

– Хвастун! – пробормотал юноша, пускавший пузыри.

– И не забудьте привести с собой секунданта, – сказал противник Каверина.

– Обязательно, – кивнул Алексей. – Надеюсь, вы не забудете прийти.

– Не забуду, можете не беспокоиться.

– И приведите доктора, он может вам понадобиться.

– А вам медики уже не потребуются. С вас хватит одного священника.

Алексей сделал вид, что не заметил прозвучавшей в этих словах угрозы.

– Кто доставит оружие – вы или я?

– Можете не трудиться, – насмешливо заметил юноша с мыльными пузырями, – у нас есть две одинаковые шпаги – как раз для подобных случаев.

– Тогда до скорого! – бросил Алексей и повернулся, собираясь уйти.

– Вы не дали мне свою карточку, – заметил дуэлянт.

Каверин вздернул плечи.

– Меня зовут Алексей Каверин, я офицер, и меня хорошо знают в русском посольстве. Думаю, такой рекомендации вполне достаточно:

– Что за фамилии у этих русских, язык сломаешь! – посетовал юноша с мыльными пузырями.

– Вряд ли она ему еще понадобится, – подхватил спутник задиры, – разве что для надписи на могильном камне.

– Пф, сударь! – насмешливо отозвался Алексей. – Как говорят у вас во Франции, rira bien qui rira le dernier[4].

И, сухо наклонив голову, Каверин увлек Полину за собой, говоря на ходу:

– Вы возвращаетесь домой…

– Что вы себе позволяете!

– А я пойду искать себе секунданта.

Алексей поморщился. Отчего-то ему до страсти не хотелось посвящать Сержа Новосильцева в это дело. Тогда кто, кто сможет ему помочь?

– Я вас не оставлю! – вскинулась Полина. – Боже мой, вы даже не знаете своего будущего противника!

– И не хочу знать, заметьте.

– Нет, ну просто варварство какое-то! Дуэли – пережиток Средних веков!

– Я так не считаю. Задолго до Средних веков люди выходили в поединках один на один и не видели в том ничего особенного.

– Вы не имеете права рисковать собой! Боже мой, он же нарочно задел вас, я уверена!

– Это ничего не меняет, сударыня, – ответил Алексей, которому теперь море было по колено. – Поверьте, вам лучше уехать и ждать моего возвращения. И не пытайтесь меня отговорить, прошу вас. Я уже все решил.

И тем не менее Полина продолжала атаку в надежде убедить спутника не поступать столь опрометчиво. Но на сей раз ее упорство натолкнулось на не невиданное прежде препятствие. Алексей замкнулся в себе и ничего не отвечал.

– Вы невозможный упрямец! – наконец воскликнула мадемуазель Серова. На глазах ее выступили слезы.

– О, тут мне далеко до вас, – усмехнулся спутник и, оглядевшись, удивился: – Но где же наша карета?

Экипажа, в котором они приехали, на месте не оказалось. Более того, Матвей тоже исчез.

Глава 6 Король, королева и визирь. – Имя на визитной карточке. – Дуэлянты. – Издержки второй молодости и громкое разоблачение

– Так… – произнесла Полина, сразу же обретая спокойствие духа. – Предлагаю немедленно взять фиакр и ехать в посольство. Там вы объясните все, что случилось, и господин Новосильцев вместе с бароном наверняка подскажут, как нам выпутаться из сложившейся ситуации.

– Вы вольны ехать куда угодно, Полина Степановна, – возразил Алексей, не обратив никакого внимания на многозначительное «нам», – а лично я еду в Булонский лес.

– Алексей Константинович, но это же просто глупо! – вскинулась его собеседница. – Вы разве не видите, что происходит? Ведь все одно к одному: мы не выполнили задания, Эпине-Брокар убит, по совершенно пустячной причине вас вызвали на дуэль, а теперь еще и Матвей, и карета исчезли. Кто-то явно решил сделать нас частью своей игры, что мне очень не нравится!

– Мне тоже, поверьте, – усмехнулся Каверин. – Но если тот самый «кто-то» думает, что имеет дело с пешкой, он ошибается.

– О да, вы куда больше похожи на короля, от которого в шахматах никакого проку, – съязвила Полина.

– А вы, конечно, считаете себя королевой, – поддел «невесту» Алексей.

– Между прочим, ферзь – никакая не королева, – сухо заметила Полина. – Ферзь – визирь, первый министр.

– Я вижу, вы разбираетесь в шахматах.

– Да, я часто играла в них с папенькой, когда он был жив, – с гордостью сказала Полина. – Куда вы меня ведете?

В самом деле, Алексей, взяв ее под руку, повел прочь от особняка, где проходил бал.

– Поскольку в доме произошло преступление, – пояснил офицер вполголоса, – нам лучше убираться отсюда, и как можно скорее. На набережной я посажу вас в фиакр.

– Я уже сказала: я вас не оставлю!

– Полина Степановна, женщина не может присутствовать на дуэли, это исключено.

Полина вздохнула и спросила:

– Вы хотя бы знаете, с кем деретесь?

Вспомнив, что и в самом деле не удосужился прочесть имя своего противника, Алексей залез в карман и вытащил визитную карточку.

– Граф Максим-Шарль-Луи-Антонен де Шевран, – прочел он вслух. – Судя по имени, прохвост, каких поискать.

– Почему вы так решили? – полюбопытствовала Полина.

Алексей мог бы честно ответить: потому, что граф ему сразу же не понравился. Но ограничился тем, что по-королевски пожал плечами. Мол, понимай, как хочешь: то ли вмешалась всеведущая интуиция, то ли ему известно о графе что-то такое, чего он не может сказать Полине.

– Вы не хотите отдать какие-нибудь распоряжения? – спросила барышня Серова через несколько шагов.

– Что за распоряжения? – рассеянно спросил Алексей.

– На случай, если ваша встреча закончится плохо для вас, – пояснила его спутница.

– Вы очень добры, – заметил Алексей, улыбаясь краем рта, – но никаких особых распоряжений я оставлять не собираюсь.

– Однако у вас же наверняка есть родственники, друзья, знакомые…

– Будь у меня друзья, я бы не оказался здесь, – отрезал Каверин, и Полина надулась.

На бульваре Сен-Жермен Каверин остановил фиакр, заплатил кучеру и попросил доставить мадемуазель, куда она попросит. Теперь, когда тень особняка с окровавленным трупом в одной из комнат больше не маячила за ними, молодой человек почувствовал себя значительно лучше. Он отлично понимал, что события вышли из-под контроля, и теперь можно сделать только одно – следовать им. Тем более что у него была назначена встреча, пропустить которую не может ни один уважающий себя человек.

Попрощавшись с Полиной, Алексей быстрым шагом двинулся к набережной Тюильри. В голову ему пришла дерзкая мысль – взять в качестве секунданта любого подходящего прохожего.

Увы, все прохожие, как назло, шествовали либо с дамами, либо с подружками, а те, кто шагал сам по себе, были либо слишком молоды, либо по иным причинам не подходили на роль секунданта. Алексей весьма щепетильно относился к вопросам чести и не мог брать в секунданты рабочего или юнца, у которого молоко на губах не обсохло.

Читателю известно, каким образом он наконец сделал свой выбор. Господин с бакенбардами подвернулся весьма кстати, и сейчас фиакр, запряженный на редкость резвой лошадкой, мчал их обоих в Булонский лес.

– Только бы он не опоздал, – заметил Алексей, поглядывая за окно.

– Не беспокойтесь, – важно заверил его господин. – Он не опоздает.

И действительно, в первой же аллее их нагнала карета с веселой троицей.

– Эй! – весело закричал задира-граф, высунувшись в окно. – А я уж думал, вы струсите и не придете!

Он снял маску, и Каверин смог как следует разглядеть лицо будущего противника. Максиму де Шеврану, судя по всему, было около тридцати. У него были каштановые волосы и небольшие усики, оттенявшие красиво очерченный рот. Когда граф улыбался, светлые его глаза оставались холодными, как лед, и выражение их Алексею сильно не понравилось. Такие скучающие, ничего не выражающие глаза бывают у людей, которые ни во что не ставят человеческую жизнь, у уверенных в себе головорезов, для которых отправить ближнего на тот свет – пара пустяков. Бог весть отчего, но женщины, как правило, без ума от подобных опасных, расчетливых убийц, а Максим де Шевран был к тому же еще и весьма недурен собой. Он прокричал еще что-то задиристое и насмешливое в адрес Каверина, и спутники графа засмеялись.

– Не отвечайте, – шепнул старик офицеру. – Это его манера раззадорить противника перед схваткой, чтобы тот утратил контроль над собой.

Кареты остановились возле небольшой поляны, словно самой судьбой предназначенной для того, чтобы молодые люди, слишком близко к сердцу воспринимающие законы чести, резали на ней друг другу глотки. Она была тениста, тиха и достаточно удалена от возможных нескромных глаз.

– Это мой секундант, Луи Робер, – заявил Максим де Шевран, кладя руку на плечо юноше, который уже не пускал мыльные пузыри, а стоял, ухмыляясь во весь рот. – А рядом с вами, я полагаю, ваш? Месье…

– Франсуа Перрен, – представился господин в бакенбардах. Склонив голову и глядя себе под ноги, он вышел из кареты.

– Рад познакомиться с вами, сударь. За доктора у нас – Ксавье Марке, мой товарищ. Надеюсь, вы не будете против?

Доктором, как оказалось, был тот, кто посулил Алексею, что его фамилия потребуется ему лишь для эпитафии на надгробном камне. У Ксавье Марке было молодое открытое лицо, располагающее к себе. В уголках его губ затаились смешинки, и вообще доктор производил впечатление человека, который не прочь пошутить и повеселиться. Вот и сейчас он сорвал с головы цилиндр и отвесил преувеличенно низкий поклон Каверину и его секунданту.

– Шпаги, господа, – сказал секундант Максима, поднося длинный футляр, обитый изнутри бархатом, на котором покоились два смертоносных клинка.

Граф выбрал шпагу, Алексей взял вторую. Пробуя лезвие, Максим де Шевран несколько раз со свистом рассек клинком воздух, а затем сделал неожиданный выпад, словно метил в невидимого противника. На губах у него играла нехорошая улыбка. Алексей же ограничился тем, что повертел кистью так и эдак, прилаживаясь к рукояти и тяжести оружия.

– Луна светит, – как бы зачарованно произнес Ксавье Марке, глядя на бледный диск, поднявшийся над деревьями.

Франсуа Перрен сурово кашлянул.

– Драться до первой крови или всерьез? – раздумчиво и словно про себя спросил граф, глядя на Алексея.

– Я не дерусь до первой крови, – был спокойный ответ.

– Ах, тогда до последней? Прекрасно!

– Ответ, достойный героя, – продекламировал доктор.

Максим де Шевран с помощью секунданта снял сюртук. Алексей сделал то же самое без посторонней помощи. Противники сбросили и жилеты, чтобы те не мешали движению. Наконец разошлись.

– У меня сердце разрывается при мысли, что я должен буду вас убить, – заявил Максим, выходя на позицию.

– А у меня – нет.

– Помните: он очень хорошо владеет левой, – вполголоса сказал Перрен Каверину. – Многие уже поплатились за то, что неосмотрительно забыли об этом.

Алексей только улыбнулся.

– En garde![5] – звучно провозгласил юноша по имени Луи Робер.

Противники отсалютовали друг другу.

По траве прошелестел вечерний ветер. Клинки шпаг скрестились с негромким стуком… а в следующее мгновение Максим де Шевран, как-то неловко взмахнув рукой, боком повалился на траву.

– Что случилось? – ошеломленно спросил доктор.

– Ничего особенного, – хладнокровно отозвался Алексей, отходя назад. – Дуэль окончена.

Первым опомнился Перрен.

– Ну и дела! – вскричал он, всплеснув руками. – С первого же выпада, черт возьми!

Секундант Максима бросился к своему другу, распростертому на траве. Лучший фехтовальщик Парижа не двигался.

– Вы… Вы убили его! – дрожащим голосом вскричал юноша, заламывая руки.

К поверженному противнику кинулся доктор, уронив от волнения цилиндр. Перрен меж тем тряс руку Каверину.

– Не думал я, что мне доведется увидеть такой удар! Черт возьми, как славно вы прикололи ему бутоньерку!

– Простите? – удивился Алексей.

– То есть продырявили его, я хотел сказать, – поправился собеседник. И тут же насторожился: – Однако мне кажется, сюда кто-то идет!

Каверин ни капли не удивился, когда из-за деревьев выступила Полина. Особая агентесса нумер два была бледна, но силилась улыбнуться.

– Я велела кучеру ехать за вами, – объяснила барышня. – Он мертв?

– Полагаю, да, что меня нисколько не волнует, – ответил Алексей спокойно.

Месье Перрен пристально оглядел Полину и, подняв бровь, обернулся к дуэлянту.

– Прошу прощения, – необычайно вежливо осведомился старик, – это ваша супруга?

Собственно говоря, на такой вопрос, по легенде, полагалось отвечать «невеста», но Каверин отчего-то замешкался с ответом.

– А кто такая та женщина? – спросила Полина, подходя к нему и кивая на людей возле распростертого на земле тела.

– Женщина? – поразился Алексей.

– Мужчина никогда не станет так заламывать руки, в каком бы отчаянии он ни был, – объяснила Полина своим невыносимым назидательным тоном. – Впрочем, еще когда спутник графа шел рядом, выдувая мыльные пузыри, я сразу же подумала: что-то тут не так. Так кто она?

Алексей пожал плечами и, обернувшись к Перрену, спросил у него, верно ли, что Луи Робер на самом деле – не Луи, а некоторым образом наоборот.

– Э… – в смущении проговорил Перрен, – вы совершенно правы, мадам…

– Мадемуазель, – подсказала Полина, милостиво улыбнувшись.

– Это, кхм, любовница покойного, Анжелика де Вильбуа. Она иногда сопровождала его в мужском платье.

Алексей вздохнул. Париж – город, находящийся выше его разумения. О всяком ему доводилось слышать, но чтобы любовница повсюду следовала за предметом своей страсти, переодевшись мужчиной… Положительно, мир менялся только к худшему!

– И вы не сказали мне, что второй секундант – женщина? – возмутился офицер.

– Я решил, что ни к чему отвлекать вас несущественными деталями, – объяснил Перрен, ухмыляясь.

К ним подошел мрачный Ксавье Марке, который подобрал свой цилиндр и теперь отряхивал его от грязи.

– Я надеюсь, вы засвидетельствуете, что все было по правилам? – спросил Перрен у доктора.

– Нет, это было убийство! – крикнула Анжелика. Ее хорошенькое личико было залито слезами.

– Ваш друг очень силен в фехтовании, – пробормотал смущенный доктор. – Разумеется, все было по правилам.

Анжелика упала на труп своего любовника и разразилась рыданиями. Перрен повернулся к офицеру.

– Если сегодня у вас еще с кем-нибудь назначена дуэль, – промолвил старик, поклонившись, – я сочту за честь снова побывать вашим секундантом.

– Нет, месье Видок, второй дуэли у нас не запланировано, – сладким голосом «пропела» Полина. – Более того, мой жених чрезвычайно сожалеет, что ему пришлось вас побеспокоить, наверняка оторвав от каких-нибудь важных дел.

– Месье Видок? – переспросил озадаченный Алексей.

Доктор, услышавший прозвучавшее имя, повернулся и пристальнее всмотрелся в лицо старика-секунданта.

– Боже мой! – пробормотал Ксавье. – Это вы! Это и впрямь вы! Так вот почему вы так низко опустили голову, когда выходили из фиакра…

– Та-та-та, месье Марке, – перебил его старик. – У каждого свои секреты, согласитесь! К примеру, я же не кричу на всех углах, как вы с вашим дядюшкой-аптекарем стряпаете пилюли для продления молодости, а между прочим, на днях как раз умер один из ваших пациентов! Что, еще одна молодость оказалась ему не по силам?

Ксавье позеленел, отшатнулся и удалился быстрым шагом.

– Что все это значит? – требовательно спросил Алексей. – Ваше имя не Перрен? Что за шутки, в конце концов?

Его собеседник приосанился и распрямил плечи.

– Это вовсе не шутки, сударь. Да, я не Франсуа Перрен. Мое имя – Эжен Франсуа Видок.

Глава 7 Бывший глава уголовной полиции. – Кое-что о пользе чтения. – Самолюбие оскорбленного литератора

Представьте, что вы пошли погулять по лесу, скажем, нарвать ягод или пособирать грибы, и вдруг встретили Бабу-ягу, или спящую красавицу, или Змея Горыныча, – и вы поймете потрясение, которое испытал молодой офицер, узнав, кем на самом деле был его секундант. Разумеется, господин Видок отнюдь не принадлежал к числу сказочных персонажей. Это был человек из плоти и крови, который, однако, еще при жизни сумел сделаться легендой. Бывший вор, бывший каторжник, человек с самого дна общества волею обстоятельств – и своей собственной – сделался сыщиком, ловцом преступников, а затем и главой Сюрте, французской уголовной полиции. Вынужденный спустя годы уйти в отставку, он открыл свое собственное частное бюро и между делом написал мемуары в четырех томах, которые были изданы в 1829 году. Сей труд поразил – и до сих пор продолжает поражать! – воображение множества людей, ведь Видок не просто изложил историю своих приключений – он создал своеобразную энциклопедию дна, его нравов, его привычек, быта, жаргона и приемов, какими обитатели дна зарабатывают себе на жизнь. И, поскольку он досконально изучил среду, которую описал, нет ничего удивительного, что и сыщиком он был блестящим. Его называли хамелеоном, человеком с тысячью лиц. Видок мастерски владел искусством переодевания – еще с юности, когда ему пришлось странствовать по Франции, разоренной гражданской войной, в годы, когда человеческая жизнь значила менее, чем горсть пыли. Он блестяще фехтовал и в свое время именно поэтому не сумел сделать карьеру в армии, ибо был слишком независим и по любому поводу дрался на дуэли, а помимо фехтования освоил и савату – тип народной борьбы, который часто его выручал. Впрочем, все умения были бы ничем, если бы их обладатель не являлся к тому же и замечательным психологом. В человеческом сердце для него не было тайн. Вначале это пригодилось ему, когда он был предоставлен самому себе и промышлял не слишком честными методами, позже – когда Видок решил вернуться в лоно общества и занялся искоренением преступности.

Несомненно, он был умен. Несомненно, он был изворотлив. И, само собой разумеется, его более чем богатое прошлое и уловки, с помощью которых он раскрывал самые запутанные дела, заставляли морщиться людей, кичащихся своей порядочностью. А так как никто и никогда не бывает порядочен до конца, то неудивительно, что Видока не любили – ведь он был осведомлен практически обо всех делах, которые творились в Париже, и в том числе о делах так называемых порядочных людей, которые почему-то предпочитали не выносить на суд общественности. Случалось, его клеймили предателем, шантажистом, бесчестным мерзавцем. У него было несколько громких судебных процессов, которые стоили бы репутации кому угодно, но Видок неизменно выходил сухим из воды. Сам он, конечно, прекрасно отдавал себе отчет в том, что его терпят только за его знания, которые могут понадобиться в любую минуту, – ведь случись громкая кража или какое-нибудь другое экстраординарное преступление, раскрыть его сумеет только он. Но с людьми Видок считался лишь настолько, насколько те считались с ним, и, что бы ни происходило в его жизни, умудрялся жить на полную катушку. Он был богат, независим и занимался делом, которое было ему по вкусу, а все остальное его не интересовало. Слава сего господина была неслыханна, правда, со скандальным привкусом, но это все равно была слава. В сущности, Видок достиг всего, чего хотел, а бульшим не может похвастаться ни один человек на свете. Единственное, чего ему не удалось – стать таким, как все, но, в конце концов, не столь уж и велика потеря.

В первое мгновение, разумеется, Алексей был поражен и не мог скрыть своего замешательства. Но, заметив торжествующие искорки в глазах собеседника, офицер опомнился и принял безразличный вид. Такой уж у него был характер: Алексей терпеть не мог, когда его пытались застать врасплох.

– Значит, вы Видок, да? – спросил молодой человек. – Признаться, я слышал о вас.

Такое сдержанное начало немало обидело секунданта, ведь Видок был не прочь произвести впечатление.

– Слышали? – воскликнул он громовым голосом. – Да обо мне слышал весь мир! Скажу вам, не хвастая, сударь: мое имя известно даже в таких местах, где я сам отродясь не бывал. Но даже там оно наводит трепет!

«А ты, оказывается, тщеславен, – подумал Алексей. – Но, с другой стороны, почему бы и нет?» Каверин молча натянул жилет и фрак, которые ему протягивал «месье Перрен».

– Вы читали мои мемуары? – внезапно спросил Видок, хитро прищурясь.

– Нет, – признался бретер.

– А я – да, – подала голос Полина. – И узнала вас по портрету на фронтисписе… еще когда мой спутник разговаривал с вами на набережной.

– Говорят, мои мемуары заткнут за пояс любой роман. – Видок напыжился и пригладил галстук на груди. – Но, заметьте, я ничего не выдумывал. Даже наоборот: когда я принес рукопись в издательство, ее пришлось сокращать. Мой издатель сказал мне, что там есть места, гм… совершенно излишние, которые читателям будут неинтересны. Вообще сколько я тогда натерпелся! Ни одна моя фраза не пришлась издателю по вкусу. Он вымарывал, зачеркивал, переделывал, так что я даже сам не узнавал порой текст, который вышел из-под моего пера. Кроме того, он почему-то был уверен, что воришки должны выражаться благозвучным академическим языком. Это же просто смешно!

Алексею казалось, что он грезит наяву. Уж не ослышался ли он? Неужели этот самовлюбленный павлин, жалующийся на придирки издателя, и есть тот самый Видок? По крайней мере, о своей книге пожилой господин говорил с горячностью начинающего литератора.

Полина с любопытством покосилась на Видока. Мадемуазель Серова отлично помнила толки в обществе, мол, автор не писал свои мемуары, а только надиктовал материал для литературных обработчиков и, как говорили, был не слишком доволен тем, что вышло в итоге.

– Вам бы следовало стать писателем, – заметила она. – Вы столько видели в своей жизни, что ни один из них с вами уже не сравнится.

– Конечно, писателем быть приятно, – согласился Видок, задумчиво крутя трость. – Плетешь себе небылицы, потом помрешь, а твои книги все равно останутся. Здорово, черт возьми! Только мне никогда особо не нравилось описывать жизнь. Жить куда интереснее! Хотя у меня много знакомых писателей. Господин де Бальзак вывел меня в своей повести[6]. Вы знаете господина де Бальзака?

– Да, – кивнула Полина.

– Нет, – ответил Алексей. – А что, он знаменитый писатель?

– Разумеется! Неужели вы думаете, что я позволил бы писать о себе кому попало?

Каверина немало позабавила подобная разборчивость, и молодой человек усмехнулся:

– Вам повезло – большинство людей проживает свою жизнь, ни разу не попав даже в газетную хронику.

– Однако вы язва, дорогой месье! Но все равно я рад, что мне довелось познакомиться с вами. И, конечно, с вами, мадемуазель. – Видок отвесил собеседнице элегантный поклон и повернулся к дуэлянту. – Я бы никогда себе не простил, если бы не увидел, как вы уложили этого мерзавца. Каков удар, а? – Старик повторил тростью все движения Алексея. – Где вы ему научились, если не секрет?

– У меня были хорошие учителя, – коротко ответил Каверин.

Видок понял, что молодой человек не расположен к откровениям, и не стал настаивать.

– В любом случае удар прекрасный, и я рад, что проходимец де Шевран отправился ужинать к ангелам, если не к чертям. – Он покосился на Полину, которая, судя по всему, сильно его занимала. – Полагаю, мадемуазель тоже не была против такого поворота событий.

И пожилой господин как-то очень ловко взял обоих особых агентов под руки и повел их прочь.

– Можно вопрос? – решился Алексей. Видок кивнул. – Кто он такой, этот граф? Мне показалось, вы его знали.

Видок осклабился. Из-под личины благообразного буржуа на мгновение выглянула физиономия бывшего каторжника, и Полина почувствовала себя неуютно.

– Знаете, – признался Видок, – когда вы давеча остановили меня на набережной, я, грешным делом, сначала решил, что это хитрость, дабы заманить меня в ловушку. Многие в Париже, знаете ли, мечтают свести со мной счеты, – пояснил старик, будто речь шла о самом обыкновенном деле. – Вы могли знать, что я однажды сталкивался с графом, но тогда он меня перехитрил. По правде говоря, меня чуть не убили, и с тех пор я все искал повода свести счеты с де Шевраном, но тот вел себя благоразумно. Вообще-то он замешан во множестве темных дел, но доказать его участие практически невозможно. Пройдоха-граф очень умен и осторожен… то есть был умен, пока не напоролся на вас. – Слово «был» господин Видок выразительно подчеркнул голосом.

– А почему вы все-таки согласились пойти со мной, если подозревали, что можете попасть в ловушку?

Видок усмехнулся.

– Видите ли, мой мальчик, самое главное в моем ремесле… нет, вообще в жизни человека – умение перебороть свой страх. Мужество, знаете ли, очень дорого приобретается, но оно того стоит. И про себя я могу сказать, что не боюсь никого и ничего. Я был в тюрьме, прошел через каторгу и еще видел гражданскую войну, а это, поверьте мне, страшнее любых тюрем на свете. Что касается вас, то тут все просто. Вы могли сказать мне правду, а могли и солгать. Если бы вы мне солгали, я бы попал в неприятную ситуацию, но ведь я знал о ее возможности, и у вас все равно не вышло бы застать меня врасплох. Ну а если вы сказали правду, то было бы глупо пропустить забаву, в которой участвовал сам господин граф. По крайней мере, я не разочарован.

Они были уже возле фиакров. Одна из лошадей – светлая, в яблоках – дремала, свесив голову. Проходя мимо, Полина не удержалась и погладила ее по шее. Ей почему-то всегда нравились кони именно в яблоках.

– Если хотите, – предложил Видок, – могу вас подвезти.

– Нет нужды, – отказалась Полина, – мой фиакр тоже здесь. Благодарю вас, сударь.

– Не за что, мадемуазель, – вежливо отвечал бывший каторжник. – И запомните: если вам понадобится помощь, старина Видок всегда к вашим услугам. Я не забываю своих друзей, а тот, кто уложил Максима де Шеврана, мне точно друг.

– Я запомню, – отозвался Алексей. – Всего доброго, месье Перрен.

Видок кивнул на прощание и забрался в фиакр. Алексей и Полина сели в тот, в котором агентесса нумер два добралась до Булонского леса.

– А теперь, – вздохнула барышня Серова, – нам все-таки придется рассказать обо всем в посольстве.

И фиакр покатил обратно в Париж под цокот лошадиных копыт и мерное посвистывание кнута.

Глава 8 Игра воображения бретера и барышни. – Прискорбная кончина жемчужно-серого жилета. – Принц крови. – О пользе обмороков в нужный момент

Глубокой ночью в особняке российского посольства бодрствовали четверо.

Первым из них был Алексей Каверин. Во все продолжение беседы перед его мысленным взором рисовались Кавказские горы, куда власти в то время, совмещая приятное с полезным, посылали воевать особо строптивых офицеров. «Не сорвали бы погоны… Э, да что погоны! Ведь и в Сибирь отправить могут, не то что на Кавказ…»

Второй бодрствующей была, само собой, мадемуазель Серова. Перед ее мысленным взором красовался магазин Анри, в котором продавали расписные веера из шелка и слоновой кости, отделанной золотом. И чем более неприятный оборот принимала беседа, тем глубже Полина погружалась в атмосферу дамских безделушек, не забывая при этом мило улыбаться – что, к слову, особенно выводило из себя двух собеседников бретера и барышни.

Третьим полуночником был барон М., посол, ссутулившийся и вроде как даже постаревший. А последним, ясное дело, – Серж Новосильцев, чьи губы были сжаты так плотно, что образовывали одну прямую линию.

Причина недовольства Сержа станет понятна, если мы сообщим, что чудодейственному жемчужному жилету, равному которому не было даже у английского посланника, пришел конец. Ведь коварный Максим де Шевран успел полоснуть Алексея по ребрам, и немного крови угодило на одежду. Самая малость, всего лишь капелька, но всякому известно, как ее трудно отстирать. Стало быть, на роскошном жилете можно было поставить крест, ибо испачканная одежда для homme comme il faut[7] – дело немыслимое, шокирующее и, можно даже сказать, позорное.

Впрочем, дело было не столько в жилете, сколько в том, что ни Матвей, ни кучер в посольство до сих пор не возвратились и, если говорить начистоту, не было никакой надежды на то, что они возвратятся.

– Но вам же ясно было приказано: не упускать Матвея из виду! – кричал Серж.

В присутствии барона он допросил офицера и агента нумер два с пристрастием. Шкатулка из фиалкового дерева, неведомо откуда взявшаяся, повергла Новосильцева в недоумение, а известие о дуэли – в ярость.

– Вы хоть представляете себе, кто такой Максим де Шевран? Да завтра весь Париж будет судачить о том, что он дрался с вами!

Хорошо еще, Алексей не проговорился, что его секундантом был не кто иной, как сам Видок, не то Серж бы точно начал рвать волосы у себя на голове.

– Немыслимо, немыслимо, просто немыслимо! – повторял Новосильцев, когда Каверин рассказал о том, в каком состоянии агенты застали Эпине-Брокара по возвращении в дом.

Когда допрос был наконец окончен, Новосильцев, яростно жестикулируя, обратился к барону, который все время находился тут же, но не произнес практически ни слова. Французские слова сыпались из уст Сержа с такой скоростью, что Алексей и Полина даже не пытались поспеть за ними. Полина уловила только многократно повторяющееся imbeciles, position dangereuse, hors de contrфle и scandale diplomatique[8].

Барон устало кивал. Под глазами у него пролегли круги от бессонницы.

– Итак, подведем итоги, – ядовито обратился Серж к притихшим агентам. – Вы должны были охранять Матвея, и его нет. Вам поручили доставить шкатулку с протоколами, и вы не справились с заданием. Более того, один из вас ввязался в совершенно немыслимую историю, убил ни в чем не повинного человека. И… и еще Эпине-Брокар.

– Да, Эпине-Брокар, – промолвил барон.

– Мы не убивали его, – раздраженно отозвался молодой офицер, – если вы это имеете в виду.

Новосильцев иронически воздел к потолку руки:

– Имеем в виду! Господи, Алексей Константинович, сейчас не время перебрасываться словами. Где гарантии, что вас никто не видел, когда вы заходили к нему второй раз? Полиция, знаете ли, любит иной раз сопоставлять факты, а сопоставив их, она может прийти к выводу, что Эпине-Брокара убили вы.

– Приглашение, – напомнил барон.

– Да, – подтвердил Серж. – Оно поддельное, вот в чем беда. Само собой, на бал масок вас никто не приглашал. Так что если начнут проверять приглашения…

Барон незаметно зевнул, прикрыв рот рукой.

– У полиции могут зародиться очень серьезные подозрения, – закончил Новосильцев почти трагически. – Теперь видите, в какую историю вы нас втянули?

Алексей молчал, стиснув челюсти. Он всего лишь выполнял приказы, которые с ним не обсуждали. В чужой комбинации, плохо задуманной и плохо разыгранной, ему пришлось играть предписанную роль, и теперь, когда все провалилось, оказалось, что он же и виноват во всем.

«Какие они бессердечные, – думала меж тем Полина. – И ни во что нас не ставят. Пожалуй, я куплю не два веера, а три! И еще надо будет заглянуть в тот парфюмерный магазин…»

И барышня погрузилась в царство грез. Только не подумайте, что мадемуазель Серова была и впрямь так глупа, как расписывал Серж Новосильцев. Просто она придерживалась правила – никому не давать портить себе жизнь, пусть даже из государственных соображений, а, наоборот, доставлять себе как можно большее число поводов для радости.

Серж прошелся по комнате, раздраженно поправляя манжеты. Он все еще переживал из-за погибшего жилета.

– Что же нам теперь делать? – спросил Каверин.

– Вам? – Сотрудник посольства круто повернулся на каблуках. – Все, что вы могли, вы уже сделали. Неужели вам мало?

Барон шевельнулся. А затем устало молвил, видя, что офицер вот-вот взорвется:

– Довольно, Серж. Взаимные пререкания ни к чему не приведут. Ясно, что положение более чем щекотливое, и… не будем ссориться.

Новосильцев пожал плечами и повалился в кресло. Полина увидела выражение лица Алексея – и тотчас же решила, что купит на казенный счет не три веера, а четыре. Или сразу пять. Это была единственная месть, которую она могла себе позволить, но зато какая сладкая!

– Что Максим де Шевран делал на маскараде? – спросил вдруг барон М., потирая переносицу.

– Вы о чем? – удивился Серж.

– Вы слышали о той его истории с Видоком? Какое-то темное дело – любовные письма… вымогательство…

– Граф утверждал, что его подставили, и сделал это сам Видок.

– Любопытно, – бесстрастно уронил барон. – И все же де Шевран – не тот человек, который пошел бы к Эпине-Брокару просто поразвлечься. В сущности, они одного поля ягоды.

– Вы думаете…

– Убежден, что граф был там не просто так.

– Гм… Очень может быть, – растерянно пробормотал Серж.

– И господина Каверина вызвали на дуэль вовсе не случайно.

Полина не стала напоминать, что говорила присутствующим то же самое, в том числе Алексею, и не раз. Мыслями барышня уже перенеслась в парфюмерный магазин.

Барон шевельнул бровями и задумался. Наконец с расстановкой проговорил:

– Я вот думаю…

– Да, ваше превосходительство? – почтительно промолвил Серж.

– А не была ли вся произошедшая история чистейшей воды провокацией? Предположим, кто-то узнал о наших планах относительно протоколов и решил это использовать. Ведь что получается: если бы господин Каверин замешкался, не исключено, что его бы задержали у еще не остывшего трупа Эпине-Брокара с компрометирующими бумагами на руках. Вы представляете себе, какие заголовки появились бы в европейских газетах?

На подвижной физиономии Новосильцева сменялись восхищение, почтение и самое настоящее благоговение перед прозорливостью начальника, высказавшего мысль настолько глубокую, что она бы никогда не пришла в голову его подчиненному.

– И тогда, – добавил барон М., – мы должны быть благодарны нашим людям за то, что они так быстро сориентировались в ситуации и сделали единственное, что можно было сделать, а именно – скрылись.

– Но дуэль! – вскричал Серж.

Барон сделал нетерпеливый жест.

– Повторяю, я не верю, что Максим де Шевран пришел на бал без всякой задней мысли. Возможно, он как раз и должен был не дать нашему человеку уйти, а потому решил припугнуть его дуэлью. Вы же сами знаете, у покойного была репутация человека, с которым никто не желал связываться. Но особенно меня настораживает то, что он находился там не один. Мадемуазель Анжелика всегда была с ним заодно, когда они проворачивали очередное темное дело. Да и тот третий, которого вы назвали Ксавье Марке, нисколько не лучше их, как я слышал.

– Да, – пробормотал Серж, – я как-то упустил из виду данное обстоятельство.

– Ничего страшного. – Барон вздохнул и поглядел на огромные напольные часы в стиле рококо со всевозможными завитушками и пухленькими улыбающимися амурчиками. – Пожалуй, сегодня мы больше ничего не придумаем. Надо затаиться и ждать, какой оборот примут дела. Хуже всего, конечно, то, что Матвей исчез, и я боюсь, что это было частью плана против нас. Он очень ценный свидетель, не забывайте.

– Ничего, – сухо сказал Серж, – когда с ним Тимофей, далеко ему все равно не уйти.

– Тимофей? – переспросил Каверин.

– Кучер, – пояснил Новосильцев, – получил от нас указание не терять из виду вас и Матвея.

Алексей поморщился. Мол, узнаю родное отечество: шпионить за всеми, за кем только можно, и за самими шпионами в том числе.

– Как же так получилось, что ваш хваленый Тимофей уехал без нас? – спросила Новосильцева мадемуазель Полина.

– Не знаю, – ответил за Сержа барон. – Возможно, возникли какие-то особые обстоятельства, о которых мы не ведаем. Но вы не беспокойтесь за Тимофея. Он человек бывалый и сумеет постоять за себя… Спокойной ночи, господа. И вам того же, сударыня.

Барон поднялся с места и проследовал к выходу. А возле двери обернулся к агентам:

– Я бы попросил вас какое-то время не покидать территорию посольства, пока все не прояснится. Уверен, скоро мы узнаем, в чем тут дело.

– Но наши слуги… – начала Полина. – И вещи. Они все в особняке.

– Утром пошлете за вещами и за слугами. Все равно, насколько мне известно, – барон М. улыбнулся, – вам пришлось не по вкусу ваше жилище.

Полина нахохлилась. Месть с посещением магазинов, где она собиралась отплатить чиновникам за их обхождение, откладывалась.

– Так мы теперь что же, пленники? – не удержавшись, спросила она у Алексея, когда за послом и Сержем затворилась дверь.

– Похоже на то, – отозвался Каверин.

За недостатком свободных помещений агентам особой службы отвели комнаты на чердаке, под самой крышей. Офицер всю ночь ворочался с боку на бок. Что же до Полины, то барышня, наоборот, сразу же заснула сладким сном, и во сне ей виделись бесчисленные веера и зеркала, которые танцевали вокруг нее.

Следующий день, 7 июля, прошел без всяких происшествий. Алексей и Полина послали за слугами, а когда те явились, велели им собирать вещи и переезжать в посольство. Горничная объявила, что ни за что не управится за один день.

– А часы! А книжки ваши, барышня! А посуда! Нельзя, никак нельзя. Все же следует упаковать, завернуть как надо… Вон, Гришке дела мало – у его господина один сундучок, и только. А я не могу хозяйское добро бросать.

Полина вздохнула и отправилась к Каверину, посоветоваться насчет создавшегося положения.

– Разумеется, я скажу денщику, чтобы помог вашей горничной… – начал Алексей. Но тут в дверь влетел кипящий, аки чайник на вулкане, Серж Новосильцев, и буквально завопил:

– Послушайте, это неслыханно! Почему вы не сообщили нам, что секундантом на дуэли был писака и каторжник Видок?

Агент нумер один и агент нумер два переглянулись.

– А мы не знали, – объявила Полина, глядя на сотрудника посольства честнейшими незабудковыми глазами. И для усиления эффекта похлопала ресницами, как бабочка – крыльями.

– Мы и понятия не имели, – поддержал напарницу Алексей. – Если вы о моем секунданте, то мне он сказал, что его зовут Франсуа Перрен.

– А доктор Марке говорит, что мадемуазель узнала его, – ехидно ввернул жестокосердный Серж, похоже, совершенно к бабочкам равнодушный.

– Я? – изумилась Полина. – Помилуйте, сударь! Как же я могла его узнать, если никогда прежде не видела?

Серж заколебался. И в самом деле, как?

– Вот уж история… – проскрежетал Новосильцев. – Во всех салонах только и говорят, что о дуэли и о вашем ударе, сударь. Все убеждены, что вы по меньшей мере наемный убийца, prince du sang[9], раз сумели дать отпор графу де Шеврану.

Алексей вздохнул: так, понятно… Сначала охранник вора, теперь наемный убийца… Все одно к одному.

«А ему очень идет, когда он сердится, – подумала Полина. – Принц крови, надо же!»

– Месье Новосильцев, мне надо сделать кое-какие покупки, – объявила она. – Я должна приобрести очень-очень важные и нужные вещи!

– Сожалею, сударыня, – ответил Серж, кланяясь, – но впредь до особого разрешения барона вас запрещено выпускать из особняка.

И, мило улыбнувшись, сотрудник посольства удалился, довольный собой.

– Все-таки пленники, – констатировал Алексей.

– Но мы ничего не сделали! – возмутилась Полина. (Дуэль и попытка ограбления, само собой, в счет не шли.)

– Судя по всему, это и вменяют нам в вину.

От посольских слуг Алексей узнал, что о Матвее по-прежнему нет никаких известий, а преданный кучер Тимофей как в воду канул. Однако вскоре на окраине были обнаружены тела двух мужчин с огнестрельными ранениями. Один, убитый наповал, оказался Тимофеем, второй, который получил пулю в голову, но остался жив, – Матвеем.

– Он сможет что-нибудь рассказать? – тревожно спросила Полина. – Что с ними произошло?

– Матвей лежит в беспамятстве, – угрюмо ответил Алексей. – И ему очень повезет, если он сумеет выкарабкаться.

Барон М. навестил особых агентов и дал им понять, что дела их плохи. Кое-кто заметил карету Тимофея у особняка Эпине-Брокара, и полиция недалека от того, чтобы связать убийство авантюриста де Шеврана с таинственным нападением на двух русских. А тут еще и дуэль, так некстати привлекшая внимание парижского света!

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы замять это дело, – сказал посол. – Мы пустили слух, что вы были ранены на дуэли, и теперь вам придется уехать.

Признаться, на иной исход Алексей и не рассчитывал. Полина молчала, сжав губы, и вид ее не предвещал ничего хорошего.

– Боюсь, – признался посол, – больше я ничего не смогу для вас сделать.

Когда барон ушел, Полина внезапно залилась слезами.

– Полина Степановна! Что с вами?

– Портрет! – простонала Полина. – Портрет Лёвушки! Я только сегодня заметила… Маша и ваш слуга… перевезли все вещи… а портрет забыли. Я на стену его повесила…

Барышня топнула ножкой по ковру и зарыдала еще громче.

В офицерской среде все знают друг друга, и надо сказать, что Каверин, наслышанный о Лёвушке, считал друга детства мадемуазель Серовой редкостным болваном. Но Алексея тронуло волнение Полины, и он стал ее успокаивать: мол, отъезд ведь не прямо сейчас предстоит, за портретом можно послать Машу или Григория.

– Кухарка сказала Маше, что наших слуг тоже велено не выпускать, – пожаловалась Полина, вытирая слезы. – А кухарка знает все, что творится в посольстве.

– Тогда я сам схожу за портретом, – заявил Алексей.

– Вы? – изумилась Полина.

– Ну, нельзя же оставлять портрет вашего друга в том негостеприимном заброшенном доме, – серьезно ответил офицер. По правде говоря, его душу грела мысль, что он таким образом покажет нос чопорному барону и его клеврету.

– Вы думаете, вам разрешат покинуть посольство? – недоверчиво спросила барышня с незабудковыми глазами.

– А я и не собираюсь спрашивать разрешения, – коротко ответил Алексей, и его глаза сверкнули.

Через час, одевшись попроще и затесавшись в толпу рабочих, которые разгружали припасы для посольской кухни, Алексей Каверин поставил на плечо пустой ящик, надвинул на нос картуз, прошел мимо часового, скучавшего возле черного хода, и был таков. Из окна за ходом операции наблюдала восхищенная до глубины души Полина Степановна.

Оказавшись за сотню шагов от посольства, Алексей отбросил ящик, снял картуз и ускорил шаг. Вернуться он собирался через главный вход, неся под мышкой портрет, и уже сейчас предвкушал, как вытянутся физиономии барона М. и Сержа Новосильцева, когда те поймут, что агент нумер один обвел их вокруг пальца. Но тут госпожа Удача решила, что была достаточно долго благосклонна к нашему герою, и отвернулась от него.

Итак, Каверин шел себе по улице, когда с ним поравнялась медленно едущая карета. Затем на голову офицера рухнуло небо, и Париж скрылся из вида.

Когда небо вернулось на место, Алексей открыл глаза и увидел прямо напротив себя человека в маске, закрывавшей все лицо. Видно было только, как сквозь прорези сверкают светлые глаза, и взор их молодому человеку сразу же безотчетно не понравился.

Не сказав ни слова приветствия, даже не представившись, незнакомец выхватил кинжал и без всяких церемоний приставил его к горлу пленника – настолько близко, что Каверин мог чувствовать, как острие царапает кожу. Оглядевшись, офицер определил, что находится в экипаже, который мчится в неизвестном направлении; но вовсе не это занимало его в тот момент.

– Скажи мне, где шкатулка, и я дам тебе умереть легкой смертью, – процедил убийца сквозь зубы. – Ну?

– Шкатулка? – с трудом ворочая языком, переспросил Каверин.

Светлые глаза еще яростнее блеснули.

– Да, шкатулка из фиалкового дерева. Я знаю, что она у тебя.

Незнакомец чуть-чуть, самую малость, шевельнул рукой, и Алексей почувствовал, как струйка крови потекла по его шее.

– Ах, та шкатулка, – пробормотал он. – Она…

Молодой человек закрыл глаза, и голова его откинулась назад.

– Эй, ты что? – сердито произнес убийца и отвел нож от горла потерявшего сознание офицера.

Этого было достаточно, чтобы притворившийся обеспамятевшим Алексей собрался и со всей силы ударил незнакомца лбом в лицо. Жестокий прием оправдал себя. Нос незнакомца хрустнул, как раздавленная груша. Убийца взвыл и схватился за лицо.

Каверин рванулся к кинжалу, но убийца был начеку. Он попытался ударить первым, однако Алексей увернулся и ударил противника выше колен, хоть и ниже пояса. Неизвестный сдавленно вскрикнул, и пленник вывернул ему руку. Кинжал упал на пол.

Карета громыхала по камням. Алексей потянулся за кинжалом, но тут экипаж подбросило на каком-то ухабе, и он упал. Убийца навалился сверху. Оба тянулись за кинжалом, карету мотало из стороны в сторону. Незнакомец придавил молодого человека к полу и стал душить. Поняв, что терять ему нечего, Каверин из последних сил дернулся, схватил клинок и с размаху всадил его противнику в глаз. Тот с воем сполз на пол.

Алексей отшвырнул тело и, приоткрыв дверцу кареты, выглянул наружу. Лошади мчались во весь опор. На какой-то улочке они чуть не задавили рабочего, и тот, едва успев отскочить, послал вдогонку взбесившейся карете сочное французское ругательство.

Улучив момент, на повороте, когда кучер был вынужден придержать лошадей, Каверин выпрыгнул из экипажа, рискуя при падении переломать все кости. Но все обошлось, только в спине что-то неприятно хрустнуло. Молодой человек вскочил и бросился прочь.

Внезапно карета развернулась и поехала в его сторону. Кучер погонял лошадей, и Алексей понял, что сейчас его раздавят. Он бежал со всех ног. В висках бешено пульсировала кровь, дыхания не хватало. Заметив сбоку улочку, слишком узкую, чтобы в нее могла протиснуться карета, влекомая тройкой лошадей, офицер кинулся туда.

Кучер натянул вожжи, но было слишком поздно. Лошади влетели в переулок, а карета затрещала и развалилась на части, постромки оборвались. Не сумев удержаться, кучер упал, и обломки экипажа накрыли его. Лошади, пробежав по инерции несколько вперед, остановились. К месту происшествия начали стекаться люди.

Алексей обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как тело кучера, убитого или только раненого, вытаскивают из-под обломков, но не стал задерживаться. Им владела одна мысль – бежать. Он свернул в первую попавшуюся улицу и помчался куда глаза глядят.

Глава 9 Тысяча возражений. – Сравнительная графология. – О том, как Алексея произвели в кардиналы, не спрашивая на то его дозволения

Для того, у кого есть деньги, город – это райские кущи.

Для того, у кого денег нет, город – ловушка.

У Алексея Каверина не было ни денег, ни связей, ни оружия. Он знал только, что попал в опаснейшую историю, из которой как-то надо выпутываться. Эпине-Брокар и кучер Тимофей уже убиты, Матвей – тяжело ранен, и у молодого человека не было ни малейшего желания присоединиться к их компании. В том, что ему предстоит быть следующей жертвой, он уже не сомневался.

Прежде всего следовало разобраться в происходящем, но Алексей не имел ни малейшего понятия, с какого конца начать. Офицер знал только, что непосредственное отношение к его похищению имела шкатулка розоватого цвета, та самая, которую он однажды держал в руках и которую спустя несколько мгновений так неосмотрительно из них выпустил. Кроме того, следовало решить, что делать дальше.

Первой в голову Каверина должна была прийти мысль, что ему следует вернуться в посольство, рассказать обо всем происшедшем и попросить совета. Такой поступок был бы весьма логичен, но Алексей тотчас нашел тысячу возражений против данного шага. Прежде всего пришлось бы объяснять, как и почему он покинул особняк, выходить за пределы которого ему было недвусмысленно запрещено. Да только рассказом о забытом портрете и желании помочь мадемуазель Полине дело вряд ли ограничится, и наверняка он услышит множество неприятных для себя вещей. А наш герой, прямо скажем, совершенно не хотел их слышать.

Кроме того, Алексей уже успел достаточно насмотреться на посольских, чтобы понять, что они собой представляют. Серж Новосильцев, по выражению языкастого денщика Гришки, «тот еще жук», а барон М., хотя и казался неглупым человеком, умел только осторожничать и соблюдать политесы. В общем, Алексей покамест не собирался возвращаться к ним с сообщением, что он, кажется, втянул их в историю, куда худшую, чем начальники секретных агентов предполагали.

Был еще и третий момент, о котором стоит знать читателю. Каверин был слишком горд, чтобы просить помощи у кого бы то ни было. К тому же он полагал, что если ему самому не удастся, так сказать, изнутри разобраться в сложившейся ситуации, то никому другому уж точно не удастся.

Если бы Алексей знал хотя бы приблизительно, что за документы находятся в той шкатулке и почему они представляют такую ценность, что люди, пожелавшие завладеть ими, не остановились даже перед несколькими убийствами, все бы значительно упростилось. Увы, молодой человек не успел даже толком разглядеть бумаги, помнил только, что в шкатулке лежали письма и мятый конверт.

Но ведь это уже кое-что! Первое письмо было помечено месяцем мессидором и послано какой-то Эжени. Дорогой Эжени… Хотя чепуха какая-то. Кому могли понадобиться письма, которым по меньшей мере тридцать с лишним лет?

Воришка Матвей был уверен, что важные документы люди всегда стараются хранить поближе к себе. А поскольку Матвей кое-что смыслит в своем ремесле – вернее, смыслил, – есть резон прислушаться к его словам. Возможно, шкатулка из фиалкового дерева была для Эпине-Брокара важнее всего. Даже важнее той, другой, с секретными протоколами по восточному вопросу.

Эпине-Брокар был немного шантажист. Что, если таинственные письма использовались именно для шантажа? В старых письмах иногда могут содержаться такие тайны, которым не место под солнцем даже спустя сто лет.

Гипотеза казалась весьма соблазнительной, но по зрелом размышлении Алексей был вынужден от нее отказаться. Слишком уж хорошо организованы люди, замешанные в это дело, непохоже, что вся каша заварилась из-за какого-то семейного секрета. Наверняка на кону стоят куда более серьезные интересы.

Через сотню шагов показался берег Сены. Молодой человек спустился к воде и вымыл лицо и руки. Ранка на шее кровоточила, но уже не сильно. К счастью, убийца не задел гортань и крупные сосуды, не то пришел бы Алексею Каверину конец.

Дорогая Эжени… Что же ты такого натворила, что спустя столько лет кому-то настолько понадобились адресованные тебе послания?

Морщась, агент нумер один попытался вспомнить почерк, которым были написаны письма. Бумага явно не самого лучшего качества, насколько успел заметить офицер. Буквы довольно четкие, характерное латинское t перечеркнуто сверху размашистым штрихом, а малое d смахивало на большое корявое С в зеркальном отражении. Все это ровным счетом ни о чем ему не говорило.

Алексей припомнил начало письма, которое ему удалось увидеть мельком. Что-то вроде «у меня выдалось несколько свободных минут, поэтому я спешу написать тебе. Вчера я получил твое милое послание…»

Так мог писать молодой человек своей невесте, подруге, любовнице или даже просто сестре.

Лежавший в шкатулке пустой мятый конверт тоже не представлял собой ничего особенного. Самый обыкновенный конверт, с написанным от руки адресом. Послан… Алексей напрягся, вспоминая адрес. Да, послан в Рим, месье Бретелю… или Мертелю? Почерк не слишком разборчивый. Но…

Алексей едва не подпрыгнул на месте. Ну конечно же! Почерк немного изменился, очертания букв стали жестче, но тем не менее горизонтальная палочка в прописном t осталась такой же огромной, какой и была. Стало быть, конверт, судя по всему, отправленный не так давно (в отличие от писем, он не пожелтел от времени), надписал один и тот же человек.

Увы, на конверте не было никаких указаний на то, кто его послал или хотя бы откуда он был послан. Алексей не смог разглядеть почтовую марку по той простой причине, что ее там не было. (И не могло быть, заметим в скобках. Ведь первая почтовая марка будет выпущена в Великобритании ровно через четыре года после описываемых событий, а именно в 1840 году. До того времени письма оплачивал адресат по получении.)

Словом, вспомнив все, что только можно, Алексей оказался там же, где и был. Ему только стало абсолютно ясно: письма должны были кое-что значить для Эпине-Брокара, если тот хранил их как зеницу ока. И еще больше они значили для тех, кто четыре раза ударил хозяина особняка ножом, после чего пытался убить Матвея и кучера, а теперь вот принялся за самого Алексея.

Что же было важного в этих письмах и конверте, отправленном в Рим? Да, писал их один и тот же человек. Но кто? И при чем тут таинственная Эжени? Вот ведь загадка, черт побери!

Каверин уже давно шел куда глаза глядят. Проезжавший мимо экипаж обрызгал его грязью, но офицер даже не остановился. Прохожие толкали его, дамы смотрели на красивого молодого человека в одежде слуги с удивлением. Алексей не видел себя со стороны и не понимал, что по его виду и манерам сразу же можно сказать: одежда на нем явно с чужого плеча. Какой-то мальчишка даже дернул его за руку и без стеснения попросил милостыню.

Надвигался вечер, и агент нумер один, очнувшись от своих размышлений, обнаружил, что ему хочется есть. Он пошарил по карманам, но денег не обнаружил. Положение, скажем прямо, ухудшалось на глазах. Наверное, придется все-таки вернуться в посольство…

При мысли, что перед взором его опять появится самодовольная физиономия Сержа Новосильцева, у Алексея даже начало сводить от раздражения челюсти. Он поглядел на небо, на реку, чтобы сориентироваться, и решительно шагнул в лабиринт узких улочек.

Алексей не хотел себе в том признаваться, но он немного завидовал таким людям, как Серж, у которых в каждом доме по дюжине знакомых и которым будущее не готовит никаких неприятных сюрпризов. Жизнь их скользит по накатанной колее, вселяя приятную уверенность в завтрашнем дне. Они уверены, что мир без них не обойдется, и мир подыгрывает им в этой их уверенности. Подобно Новосильцеву, везде свои, а там, где их нет, и бывать-то не стоит – можете быть спокойны.

В общем, в конце концов Каверин решил, что в посольство пока он возвращаться не будет, а пойдет куда и направлялся – в тот полуразрушенный особняк, куда послали их с Полиной. Наверняка там осталось что-нибудь из еды, а кроме того, он заберет портрет Лёвушки, как и обещал. А потом… Потом будет видно.

Вдруг Алексей заметил, что оказался в тупике, и повернул обратно. Но у входа в тупик его уже поджидали четверо оборванцев, и вид их не внушал никакого доверия.

– Эй, кардинал, – сказал тот, что стоял впереди, – а ну-ка, гони свой кошелек!

Глава 10 Четверо против одного. – Неожиданная помощь. – О людях, начисто лишенных чувства благодарности, и о том, как оригинально они стремятся отплатить своим благодетелям

Вслед за тем оборванец извлек из кармана нож, каким очень удобно срезать ветки, потрошить рыбу, а также – при случае – убивать людей.

Бандиты весело ухмылялись. Их было больше, а Алексею к тому же было некуда бежать, и поэтому негодяи пребывали в уверенности, что сила на их стороне. Все четверо носили грубые башмаки, картузы, грязные штаны и рубашки, покрытые пятнами пота. Вряд ли придворный живописец соблазнился бы их физиономиями, даже если бы их обладателей отмыли и одели в кружева и шелка, зато живописец-натуралист пришел бы в совершенный восторг и срочно сочинил бы животрепещущую картину под названием «Нужда в предместьях».

У главаря, который назвал Алексея кардиналом, были веснушчатый нос, когда-то расплющенный ударом кулака, и гнилые черные зубы. Другим членом банды был мальчишка, которому не сравнялось и десяти лет, но он глядел на происходящее с явно недетским восторгом.

– Эй, – сказал главарь, – ты что, глухой?

Алексей мог бы попытаться объяснить, что у него нет денег, и тогда при очень благоприятном стечении обстоятельств его, быть может, и отпустили бы восвояси; но офицер считал ниже своего достоинства пускаться в переговоры с подобной швалью.

– Шел бы ты к черту, а? – сказал Каверин довольно миролюбиво.

Главарь, казалось, немного растерялся.

– Ты кому это говоришь, а? – угрожающе спросил он.

– Тебе, – насмешливо отозвался Алексей. – Ты что, глухой?

Лицо главаря налилось кровью.

– Ах ты сволочь! – крикнул он и бросился на Алексея.

Самое главное в подобной схватке – не упускать из виду всех ее участников, не то можно поплатиться жизнью. Каверин увернулся от главаря с ножом, схватил мальчишку и, как живой снаряд, швырнул его в двух других бандитов. Пока те поднимались с земли, Алексей подобрал кусок кирпича и приготовился встретить главаря, который, поигрывая ножом, подходил все ближе и ближе.

– Эй! – прогремел знакомый офицеру голос. – Ну-ка, что еще тут за дела?

– Видок! – ахнул один из бандитов. – Бежим, ребята!

Главарь обернулся к сыщику, сжимая нож. На Видоке был фрак бутылочного цвета и черные панталоны. В руке пожилой господин по-прежнему сжимал трость.

– Папаша Видок! – проговорил главарь с недоброй усмешкой. – Что ж, теперь я точно рассчитаюсь за все!

Он кинулся на сыщика, подняв нож, но Видок отскочил в сторону и ловко извлек из трости шпагу. Выпад, еще один – и вот нож отлетает в сторону, а главарь, выпучив глаза, со всех ног улепетывает прочь, как и его друзья.

– Совсем небезопасно стало гулять по Парижу, ей-богу, – проворчал Видок, пряча шпагу обратно в трость.

Алексей за все схватки не проронил ни слова. Молчал и сейчас.

– Ба! – вскричал сыщик, подойдя ближе. – Да тут никак мой старый знакомый! Так это на вас они напали?

Правая рука Алексея еще сжимала обломок кирпича.

– Однако не ожидал вас здесь увидеть, – продолжал Видок, оглядывая молодого человека с головы до ног. – Черт возьми, мой мальчик, на вас лица нет! Что случилось? Почему вы в крови?

– Случилось? – переспросил Алексей. – Да многое.

И в следующее мгновение он, как пантера, бросился на Видока.

Человек в бутылочном фраке и человек с порезом на шее сцепились не на жизнь, а на смерть. Сначала они катались по земле, затем поднялись на ноги. Трость сыщика с запрятанной в ней шпагой отлетела на несколько шагов. Алексей собирался ударить Видока обломком по голове, но шестидесятилетний старик вывернулся с недостижимой ловкостью и нанес своему противнику сокрушительный удар.

Впрочем, Алексей тоже был не лыком шит. Он врезал Видоку в солнечное сплетение, но бывший каторжник перехватил его руку и начал выкручивать ее. Каверин подставил старику подножку, и оба снова упали.

– Черт возьми, сударь, – пыхтел Видок между ударами, которые противники наносили друг другу, – вы что, сбесились? Ведь это же я, Видок, ваш секундант! Что с вами такое?

Ловким приемом саваты он наконец стряхнул Алексея с себя и отшвырнул его на несколько шагов, после чего бросился к своей трости. Только старик успел поднять ее, как на него опять кинулся Каверин. Видок пошатнулся, но рукояткой трости сумел все-таки ударить офицера по голове, отпрыгнул назад, обнажил шпагу и приставил острие к горлу Алексея. В такой ситуации не следует колебаться, а сразу же надо применять запрещенные приемы. И, хотя в фехтовании строго-настрого возбраняется хватать руками оружие противника, Каверин ладонью поймал острие и согнул его. Сталь врезалась ему в кожу, кровь полилась ручьем, но своего он добился: с металлическим хрустом шпага сломалась. Алексей тяжело дышал, по лицу его струились пот и кровь. Видок с досадой отшвырнул никуда более не годный клинок.

– Ну? – воскликнул он не сердито, а скорее раздраженно. – Что все это значит, в конце концов?

– Именно об этом я намерен спросить у вас, – спокойно произнес Каверин.

Ореховые и серо-зеленые глаза в упор смотрели друг на друга, и никто из их обладателей не хотел сдаваться первым.

– Неужели вы хотите убедить меня, – продолжал, сохраняя спокойный тон, Алексей, хотя жилка на его виске так и дергалась, – что просто так отправились прогуляться по Парижу и случайно налетели на шайку грабителей, которым по странному стечению обстоятельств пришло в голову ограбить именно меня? Такое случается только в романах, причем далеко не в самых лучших.

– Не знаю, о чем вы говорите, – проворчал Видок, исподлобья косясь на него. – Ясно одно, что если бы меня не оказалось поблизости, молодчики сделали бы из вас решето. Ведь их было четверо, а вы один.

– И без оружия, – подхватил Алексей. – Но даже голыми руками я бы все равно справился с ними. А если бы потребовалось – и убил бы, не задумываясь.

Глаза Видока сузились в две крошечные щелочки, тонувшие в сетке морщинок. Неожиданно старый каторжник засмеялся.

– А вы парень не промах, сразу поняли, что к чему! – Он шумно вздохнул, поглядев на обломки клинка. – Что ж, ваша взяла. Нападение на вас и впрямь подстроил я.

– Я почувствовал, что за мной следят, – признался Алексей. – Неладное заподозрил, еще когда какой-то оборванец стал просить у меня милостыню. Что ни говори, а выгляжу я сейчас не слишком подходяще для человека, у которого завалялись лишние деньги в кошельке.

Видок одобрительно кивнул.

– Люблю умных людей. Хотя с ними частенько еще больше хлопот, чем с дураками. Но что поделаешь! Вы приперли меня к стенке, и теперь мне ничего не остается, как раскрыть свои карты. – Он смущенно почесал нос. – Надеюсь, вы обошлись с ребятами не слишком грубо, а? Я им сообщил, что вы лопух, но, похоже, зря.

– Вы явились как раз вовремя, чтобы спасти их. – Алексей иронически поклонился.

Видок потер скулу.

– Ну и рука у вас! Тяжелая, я вам доложу… Послушайте, а почему бы нам не пропустить стаканчик у меня дома? Я живу тут недалеко. Клянусь, я все вам объясню.

– От души надеюсь на это, – отозвался Каверин, кое-как перевязывая руку носовым платком. – И все-таки, почему вам понадобилось устраивать нападение на меня?

Видок хитро улыбнулся, взял Алексея под руку и, помахивая ставшей бесполезной тростью, повел к выходу из тупика.

– Сейчас налево и потом прямо… Почему? Да потому что нет вернее способа втереться человеку в доверие, как выручить его в трудную минуту. Мои мальчишки, одного из которых вы все-таки заметили, не только вели вас, но и успели проверить содержимое ваших карманов. Денег в них не оказалось. Оружия при вас тоже не было. Вы шли без всякой цели и несколько раз плутали, совершенно явно о чем-то задумавшись. Если бы я просто попался вам навстречу с широкой улыбкой на устах, вы бы скорее всего послали меня к черту. В конце концов, мы не настолько знакомы, чтобы вам пришло в голову откровенничать со мной. Но вот если бы я спас вас от беды, ваше настроение сразу же переменилось бы. Людям свойственно не любить себе подобных, но обычно они очень благосклонно относятся к тем, кто протягивает им руку помощи в трудную минуту. Зато потом, когда такая минута миновала, они понимают, что, в сущности, ненавидят своих благодетелей… Осторожно, тут канава… Человек не любит, когда другие видят его в момент слабости. Хотя он никогда не бывает так силен, как хотел бы сам. И так слаб, как хотели бы иные. Словом, я решил застать вас врасплох и выбрал наилучший, как мне казалось, способ. Прежде трюк мне всегда удавался, но вот с вами, мой милый… – Видок шумно вздохнул. – Ладно, я потерпел поражение, но от достойного противника. Нет ничего хуже, если в калошу тебя сажает какая-нибудь бестолочь. Надеюсь, вы все же не в обиде на меня, мой мальчик?

– Нет, – искренне ответил Алексей. – Вы забавный старый плут, но я не в обиде на вас. Тем более что раскусил вашу игру.

Если Видок и был задет его признанием, то внешне никак своих чувств не выказал.

– Мы пришли, – сказал он. – Вот мой дом.

Глава 11 Дом-невидимка. – Человек, который все знал. – Как отказаться от предложения, от которого отказаться невозможно

Когда Алексей позже пытался вспомнить этот дом, то был вынужден с досадой констатировать, что не запомнил даже его цвета. То ли серый, то ли бледно-желтый. Небольшое здание, ничем не примечательное, поражало тем, что изо всех сил пыталось затеряться среди других. Что ему с успехом удавалось.

– Вы живете здесь? – спросил Алексей.

– Как вам сказать… – Видок сделал вид, что колеблется. – Живу я в другом месте, а здесь, пожалуй, все-таки работаю. Но вы входите, входите. Бояться вам нечего.

Дверь отворил слуга, как две капли воды похожий на бывшего уголовника (каковым скорее всего и являлся).

– Добро пожаловать в мою конуру! – важно произнес Видок, пропуская молодого человека вперед. А сам вполголоса о чем-то справился у слуги, после чего отдал ему свою трость. – Все в порядке, идите за мной.

«Конура» Видока была хорошо обставлена: добротная мебель, красивые лампы, несколько картин на стенах. Хозяин провел Алексея на второй этаж, затворил дверь, снял со стула связку каких-то бумаг и жестом предложил гостю сесть.

– Держу пари, вы умираете с голоду. Нет, нет, не отпирайтесь! Голодной куме лишь хлеб на уме… Селестен!

Мужчины сели за стол. Все тот же бывший уголовник принес им холодную телятину, куропаток, пирог и вино в узкой бутылке.

Алексей и сыщик принялись за еду. Про себя офицер отметил, что есть Видок не умеет – он охотнее пользовался руками, чем столовыми приборами, без стеснения чавкал и ковырял в зубах, что в хорошем обществе считается невероятным моветоном.

– Ну, – важно сказал Видок, когда ужин был окончен, – теперь можно и о деле потолковать.

Селестен унес тарелки и исчез, словно его и не было.

– Прежде всего, что вам известно о шкатулке из фиалкового дерева? – начал Алексей, и от его взгляда не укрылась искорка, промелькнувшая в глазах старого сыщика.

– Ага! – воскликнул Видок, улыбаясь. – Что ж, я вижу, мы с вами думаем об одном и том же.

– Сегодня меня пытались убить, – продолжал Алексей. – Человек, который приставил мне к горлу нож, хотел знать, где эта шкатулка. Кстати, а не вы ли, случаем, его послали?

Видок нахмурился, на его загорелом лбу прорезались глубокие морщины.

– Может быть, вы сначала поведаете мне, что с вами произошло?

– Извольте…

Большие часы на стене мерно тикали и показывали половину седьмого, когда офицер закончил свой рассказ, опустив все, что, по его мнению, могло повредить людям, на которых он работал. Так, Полина была его невестой, а вор Матвей превратился в друга детства, с которым он случайно столкнулся в Париже. Приглашение на бал масок попало к ним случайно, от дяди Полины, который служит в посольстве, а на злосчастную шкатулку Алексей набрел в одной из комнат, когда заблудился в доме. Бойко излагая такую вот подкорректированную версию, молодой человек каждое мгновение ожидал, что Видок прервет его расспросами, но тот лишь пожелал узнать подробнее о внешности человека, который днем напал на Каверина.

– Значит, у него светлые глаза?

– Совершенно верно. Брови тоже светлые, с рыжеватым оттенком, так что волосы должны быть того же цвета.

– Возраст?

– Лет тридцати, я думаю. Уверен, он занимается гимнастикой, потому что я, хотя и не из слабосильных, все же с трудом сумел добраться до его проклятого кинжала.

– Любопытно. А что насчет телосложения мужчины?

Алексей немного подумал.

– Довольно поджарый, среднего роста.

– Вроде вас?

– Да, вроде меня.

– Усы, бакенбарды?

– Не знаю.

– Какие-нибудь особые приметы?

– Теперь целых две. – Алексей криво улыбнулся. – Отсутствующий левый глаз и сломанный нос. Но почему вы спрашиваете? Ему удалось скрыться?

– По-видимому, – бесстрастно уронил Видок, барабаня пальцами по столу. – По крайней мере, мне сообщили, что под обломками кареты был обнаружен только кучер, который хотел задавить вас.

– Кто он?

– Кучер? – Видок усмехнулся. – Вряд ли вам его имя многое скажет. Он из тех людей, что за деньги готовы на все.

– Хорошо бы узнать, на кого он работает, – проговорил офицер.

– Мои люди уже занимаются этим.

Часы одышливо прозвенели и умолкли.

– Боюсь, – заметил Видок отеческим тоном, – вы рассказали мне не все, что знаете.

– Боюсь, я не понимаю вас, – в тон ему отозвался Алексей.

Видок шевельнулся на стуле и скучающе поглядел в сторону. Когда он заговорил снова, его голос сделался острым и резким, как стальной клинок:

– Давайте условимся об одном, мой мальчик. Я не буду пытаться обмануть вас, но и вы не пытайтесь обмануть меня. Зачем вы пришли к Эпине-Брокару?

– Дядя Полины достал нам приглашение, и я решил…

– Насколько мне известно, – грубо перебил его Видок, – шпионы мало что решают.

– Я не шпион! – вскинулся Каверин.

Видок протестующе вскинул руку.

– О, пожалуйста, давайте обойдемся без мелодрам, хорошо? Как же мне иначе называть человека, которого прислали выкрасть копии секретных протоколов французского правительства?

Значит, старому плуту уже все известно… Алексей отвел глаза. Конечно, он мог продолжать отпираться, как и следовало бы поступить в подобной ситуации агенту особой службы, но вряд ли бы его упорство привело к чему-то хорошему, а с таким человеком, как Видок, и вообще не имело смысла.

– Я уж не говорю о том, – добавил Видок, не спускавший с гостя глаз, – что шкатулка не могла стоять на виду у всех и что этот Матье никакой не друг вам, а обыкновенный вор. О мадемуазель Полине мне ничего не известно, но я буду сильно удивлен, если она и впрямь ваша невеста. Кстати, мои преемники из Сюрте уже раскопали, что ваше приглашение оказалось поддельным.

– И какие же выводы вы делаете? – спросил Алексей, стараясь говорить спокойно.

– Я? – Старик пожал плечами. – Гораздо важнее то, какие выводы сделает полиция.

Рыжий, седой, морщинистый, загорелый Видок в то мгновение удивительно походил на старого льва.

– Вы считаете, что это я убил Эпине-Брокара? – напрямик спросил Каверин.

Видок фыркнул.

– Разумеется, нет! Человек, который может так филигранно заколоть своего противника, как вы на дуэли с де Шевраном, не станет тратить четыре удара на то, чтобы прикончить какого-то жалкого шантажиста. Это кустарщина.

– Кустарщина? – Алексей насторожился. – Вы хотите сказать, что Эпине-Брокара убил непрофессионал?

– А что, для вас это так важно?

– Да. Раньше я считал, что Эпине-Брокара убили из-за шкатулки. Но те, кто за ней охотится, как раз профессионалы, я уверен.

– Не будем спешить с выводами, – отозвался Видок. – Впрочем, относительно Эпине-Брокара я уверен на все сто. Тот, кто отправил его на тот свет, в жизни никогда прежде не убивал. Кстати, полицейский врач полностью со мной согласен.

Алексей вздохнул и потер переносицу. Только теперь он заметил, как страшно устал.

– Вы еще не сказали мне, почему сами так заинтересовались этим делом, – заметил молодой человек.

Видок ненавязчиво рыгнул и расстегнул жилет, попутно спросив:

– Вы позволите?

Затем он сбросил жилет и галстук, закатал рукава рубашки. На руках его стали видны многочисленные шрамы, мускулы вздувались под кожей буграми. Даже сейчас, в шестьдесят лет, это был необыкновенно крепкий и сильный человек.

– Итак? – напомнил Алексей.

– Что? – весело спросил Видок.

– Зачем вам шкатулка?

– Затем, что просто мне нужна. Она у вас?

– Нет.

Видок вздохнул и взял связку бумаг, ту самую, которую убрал по приходе сюда со стула, чтобы освободить место для Каверина.

– Хотите взглянуть? – спросил он. – Перед вами те протоколы, которые вы искали.

Алексей недоверчиво смотрел на собеседника.

– Как они оказались у вас?

– О, – насмешливо отозвался Видок, – в этом деле я оказываю кое-какое содействие полиции. Вместе со своими бывшими коллегами я обыскивал дом Эпине-Брокара и в результате нашел их.

– Понял, – мрачно произнес Алексей. – Вы хотите обменять документы на шкатулку?

Старый каторжник широко осклабился.

– Вы схватываете на лету, мой мальчик.

Наступило тягостное молчание.

– Можно взглянуть? – наконец спросил Каверин.

Видок пожал плечами и протянул связку.

– Ради бога.

Алексей быстро просмотрел документы. Чрезвычайно любопытное чтение! В них излагался ряд мер, которые должны были привести к ослаблению позиций других ведущих держав в регионе – в первую очередь Англии, но также и России. Читая, Каверин испытывал на редкость странное чувство. Все изложенные на бумаге ухищрения, рекомендации по подкупу нужных людей и способам запугивания казались ему чем-то детским, жалким и, в сущности, глубоко недостойным. Он не мог отделаться от впечатления, что все это попросту несерьезно. Офицер знал, что глубоко не прав и что человеку с принципами нечего делать в большой политике, и все же, глядя на разворачивающуюся перед ним картину убогой человеческой подлости, ощущал странную щемящую грусть. Подняв голову, Алексей заметил, что Видок пристально смотрит на него, и разозлился. Наверняка каторжник отлично понимал, какие мысли роились сейчас в его голове. Каверин закусил губу и постарался придать лицу рассеянно-равнодушное выражение.

– Ну так где шкатулка? – спросил Видок.

Алексей быстро взглянул на него. Показалось ли ему или старый сыщик сейчас весь напряжен, как животное перед решающим броском? Однако молодой человек все медлил с ответом.

– Подумайте, – спокойно продолжал Видок. – Вы отдаете мне шкатулку, и – свободны. Совершенно свободны, заметьте! Само собой, я прослежу за тем, чтобы мои коллеги из Сюрте не имели к вам претензий.

Каверин не ошибся: это была уже угроза. Что ж, в сущности, чего-то подобного и следовало ожидать, и он нимало не был удивлен таким поворотом событий. Офицер протянул руку и положил секретные протоколы, которые жгли ему пальцы, на стол.

– То есть вы получаете шкатулку, а я – протоколы и свободу. Так?

– Совершенно верно, мой мальчик.

– А если шкатулки у меня нет, но я только подозреваю, где она?

Видок откинулся на спинку кресла.

– Что ж, мы с вами идем туда, куда вы скажете, и забираем шкатулку, после чего вы свободны идти на все четыре стороны. Я уже говорил вам: вы мне нравитесь. Было бы жалко сажать вас в тюрьму за преступление, которого вы не совершали.

Было бы глупо спрашивать: «А вы разве сможете это сделать?» И Видок, и Каверин отлично знали, что сможет.

– Хорошо, – наконец сказал Алексей. – Вот мой ответ: идите к черту!

Глава 12 Барышня и хулиган. – Опрометчивое решение мадемуазель Серовой. – Беседка с нимфами. – Ситуация осложняется

– Значит, так? – спросил Видок после паузы. Взгляд его сделался тяжелым, как свинцовая плита.

– Именно так, – кивнул Каверин. Он не имел ни малейшего основания доверять старому каторжнику. Кроме того, Алексей терпеть не мог, когда его брали за горло под видом оказания дружеской услуги.

– Глупо, просто глупо, – сказал Видок, качая головой. – Мне очень нужна эта шкатулка. А вам, как я понимаю, нужно сохранить лицо… и получить протоколы. У меня есть то, что ищете вы, у вас – то, что ищу я. Лучше поменяться.

– Нет, – отрезал офицер.

Видок усмехнулся.

– Если вы собираетесь мне угрожать, то это совершенно бесполезно, – добавил Алексей, и в то же мгновение снизу донесся какой-то шум.

Видок не дернулся, не изменился в лице, но в то же мгновение в его руке неведомо откуда появился пистолет. За дверью раздались легкие шаги, и она со скрипом отворилась.

– Полина Степановна? – вытаращил глаза Алексей. – Вы-то как здесь оказались?

На мадемуазель было простое платье служанки, а под мышкой она держала какой-то плоский предмет, обмотанный куском ткани.

– Добрый вечер, месье Видок, – сказала Полина, блестя глазами.

– Хозяин не принимает! – простонал Селестен за спиной молодой женщины. Слуга-уголовник был растерян и держался за глаз. – Сударь, я ей сказал, что вас ни для кого нет, а она меня стукнула! И проскочила мимо!

Видок расхохотался и спрятал пистолет.

– Мой бедный Селестен! Чем же она тебя стукнула, а?

– Вон той штукой, – пожаловался слуга, указывая на предмет под мышкой Полины.

– Я так и знала, что вам будет не до портрета, – заявила Полина, входя в комнату. – Поэтому сходила за ним сама. Вы знаете, что в нашем особняке побывали какие-то люди, которые перевернули там все вверх дном?

– Нет, – признался Алексей, – я не успел туда добраться. Но это меня не удивляет. А как вам удалось сбежать?

– У кухарки сегодня болели зубы, – объяснила Полина, – и Маша дала ей снотворное, а потом заперла в комнате. Я надела платье кухарки, обвязала лицо платком и ушла. Хотела вас догнать, но вы были уже далеко.

– Я не забыл о портрете, – сконфуженно признался Алексей. – Просто…

– От самого посольства за вами следил человек, – продолжала Полина, садясь на стул и кладя портрет рядом с собой. – Я смотрела из окна, как вы уходили, и сразу же его заметила.

– Что за человек? – быстро спросил Алексей.

– Не знаю. Обыкновенный такой господин. По правде говоря, сверху плохо было видно, но он точно следил за вами.

Алексей нахмурился.

– Когда я поняла, что не смогу вам помочь, то пошла в особняк и забрала портрет. А потом стала думать, к кому бы вы могли обратиться за помощью в случае чего. – Барышня покосилась на Видока. – Я узнала его адрес и пришла сюда, но слуга не хотел меня пускать. Ну, я и стукнула его портретом… так, немножко.

Селестен все еще мялся в дверях. Судя по всему, его самолюбие сильно страдало от того, что он потерпел поражение, к тому же – от юной дамы.

– Ладно, ступай, – милостиво разрешил Видок, и слуга, не смея перечить, удалился. – Кстати, когда вы собираетесь пожениться?

Вопрос был задан с явной целью застать Полину врасплох, но агент нумер два и бровью не повела.

– Как только его родные перестанут препятствовать нашему браку, – объявила она спокойно. – Родные Алексиса считают, что я ему не ровня.

– Полина, – вмешался Алексей по-русски, – я должен кое-что вам сказать. – И в нескольких словах объяснил своей сообщнице, какое именно предложение ему сделал Видок и что Каверин ему ответил.

– О-о… – протянула Полина и повернулась к Видоку. – Значит, вы хотите нам помочь?

– Не помочь, – по-русски поправил ее Алексей, – а использовать.

– По-моему, я предлагаю вполне сносные условия, – проворчал Видок, исподлобья косясь на странную барышню в кухаркином выходном платье. – Секретные протоколы в обмен на шкатулку, и все довольны.

– Надеюсь, протоколы подлинные? – невинно поинтересовалась мадемуазель Серова.

– Даю слово! – вскричал бывший каторжник и бывший глава уголовной полиции по совместительству.

– И вы поклянетесь в том всеми четырьмя томами своих мемуаров?

– Да! И еще теми четырьмя, которые сочиняю в настоящий момент, черт подери!

– Ну что ж, – вздохнула Полина. Она развернула портрет друга детства и любовно провела по нему своей лилейной ручкой. – Я согласна.

– Что? – остолбенел Алексей.

– Вы, месье Видок, отдаете мне протоколы, а я расскажу все, что помню о шкатулке. Ну как? Идет?

Трудно ожидать, кто был больше ошеломлен словами мадемуазель, Видок или Алексей. Видок, впрочем, опомнился первым.

– Как только я вас увидел, – заговорил он, галантно поклонившись, – я сразу же понял, что с вами гораздо приятнее иметь дело.

Следует отметить, что тон его для человека столь солидных лет был непростительно легкомысленным.

– Полина Степановна, мы не можем доверять этому человеку! – возмутился Алексей. – Он мошенник, мерзавец и плут!

– Фу, Алексей Константинович… – поморщилась Полина, отщипывая кусок пирога, оставшегося на тарелке. – Насколько я помню, нам велено достать секретные протоколы. А даст их нам мошенник или честный человек, уж простите, никакого значения не имеет.

– Полина Степановна, вы не можете так поступить!

– Еще как могу, – ответила отвратительная барышня Серова, вытирая руки. – Месье Видок! Подайте мне протоколы, пожалуйста. Я бы хотела проверить, то ли это, что нам нужно.

Сыщик с поклоном протянул нежданной гостье связку, и Полина стала изучать бумаги под аккомпанемент увещеваний и сердитых восклицаний Алексея Каверина. Офицер взывал к ее совести, к ее благоразумию, сулил тысячу и одну неприятность из-за ее доверчивости – но все напрасно: барышня Серова, когда хотела, становилась глуха к любым доводам.

– Хорошо, – вздохнула Полина, возвращая протоколы Видоку. – Не знаю, сударь, что именно успел вам рассказать мой… жених, но вы должны знать, что самой шкатулки у нас нет.

– Сие мне уже известно, – буркнул Видок. – Но вы ведь знаете, где она? Или нет, не так! – Сыщик подался вперед и вперился пытливым взглядом в лицо Полины. – Расскажите мне все, что вы помните о том вечере, мадемуазель!

Золоченые стрелки часов ползли по циферблату и вплотную подошли к половине восьмого, когда Полина завершила свой рассказ. В нем были оттенки платьев присутствовавших на балу дам, описание маски, говорившей с Эпине-Брокаром незадолго до его смерти, извлеченная шкатулка из-под пола – словом, множество деталей и мелочей. Алексей, понимая, что его недальновидная спутница одним махом отдала старому плуту козыри, какие у них еще оставались, мучился и кусал губы.

– Это все? – коротко спросил Видок.

– Да.

– Значит, вы видели человека в маске дьявола, который разговаривал с Эпине-Брокаром. Вы уверены?

– Абсолютно. Вы знаете, кто он?

– Знаю ли я? Ха! Это маркиз де Ларошжаклен. Его в Париже все знают. Он пэр Франции и первый вельможа при дворе. Правда, король его не слишком жалует – он бонапартист.

– Интересно, что такой человек мог делать в гостях у Эпине-Брокара? Насколько мы поняли, хозяин даже предлагал гостю сделку, на которую маркиз не шел, находя цену слишком высокой.

Видок шевельнул кустистыми бровями.

– Хм, у маркиза-то имелись весьма веские основания, чтобы поладить с Эпине-Брокаром. Сын у маркиза – шалопай, каких мало. Наделал долгов, но это еще полбеды – полгода назад его угораздило втайне жениться на актриске. Газетам бы весьма пришелся по вкусу подобный мезальянс. Вот вам и готовый повод. Но возможны и другие.

– Эпине-Брокар его шантажировал? – напрямик спросил офицер.

– Шантажировал? Фу, какие грубые слова вы употребляете! – Видок желчно усмехнулся. Затем добавил, меняя тон: – Разумеется, шантажировал. – А Ларошжаклен, надо вам сказать, весьма прижимист. Он и блоху обдерет, чтобы получить ее шкуру, даром что у него денег куры не клюют.

– Откуда вы все знаете? – спросил пораженный Алексей.

– Это моя работа, – спокойно отозвался Видок. – Кроме вас, еще дюжина гостей видела на балу человека в маске дьявола, разговаривающего с месье Эпине-Брокаром. Разумеется, им я и заинтересовался в первую очередь. Но, как бы то ни было, убийца – не он.

– Почему вы так решили? Потому, что он пэр и маркиз? – поинтересовалась Полина.

Видок хитро сощурился.

– Нет, мадемуазель. Папаше Видоку, если вы не знаете, совершенно начхать на сословные предрассудки. Не смотри на кличку, смотри на птичку! Просто маркиза узнали сразу же, как только тот явился на бал, и любопытные глаза ни на секунду не оставляли его одного. У меня есть куча свидетелей, готовых подтвердить, что маркиз беседовал с Эпине-Брокаром всего один раз и что после той беседы Эпине-Брокар определенно остался жив.

Алексей вздохнул.

– Ваши выводы? – подала голос Полина.

– Пока у меня их нет, – отозвался Видок не моргнув глазом. – Я человек осторожный и привык все взвешивать, прежде чем что-то делать.

– По вашим мемуарам этого не скажешь, – язвительно заметила его собеседница.

Видок засмеялся, но Алексей заметил, что старик был явно польщен.

– Да уж, вам, мадемуазель, палец в рот не клади! Нет, я думаю, маркиз тут ни при чем. – Сыщик изучающе посмотрел на молодого офицера. – Итак, вы подтверждаете, что бросили шкатулку в кусты, как только поняли, чем для вас может обернуться все дело?

Каверину не хотелось говорить, и он только кивнул.

– Что было в шкатулке? – спросил Видок деловито.

– Я не видела, – объявила Полина. – А вот заглядывал внутрь Алексей.

Агент нумер один заколебался, но его напарница послала ему выразительный взгляд, едва заметно указав на протоколы.

– Там были старые письма, помеченные месяцем мессидором, то есть отправленные как минимум до 1805 года, – нехотя ответил молодой человек. – И еще конверт, адресованный в Рим.

– Кому именно?

– То ли некоему месье Бретелю, то ли Мертелю, не помню хорошенько. Но конверт был пустой.

– И что все это значит? – спросила Полина, поворачиваясь к Видоку. – Что за шкатулка такая?

– Эта шкатулка, – не отвечая на вопрос, Видок поднялся с места, – мне очень нужна. Надеюсь, вы не откажетесь прогуляться со мной прямо сейчас.

– Но… – начал Алексей.

– Чем скорее я получу шкатулку, тем скорее вы получите протоколы. – Бывший сыщик сгреб бумаги со стола и спрятал в потайной карман. – И все завершится, как пишут в романах, к обоюдному удовольствию сторон! – Старик осклабился и хищно потер руки.

– А нас впустят в особняк Эпине-Брокара? – неуверенно спросила Полина.

– Впустят. – Видок ухмыльнулся, надевая жилет. – Полиции приказано оказывать мне всяческое содействие.

На это агенты нумер один и два ничего не могли возразить. Алексей заметил, что старый сыщик сунул в карманы пару пистолетов, а кроме того, захватил другую трость, внутри которой наверняка тоже скрывалась шпага.

– Привычка, – пояснил Видок. – Что поделаешь, в этом городе я многим не по нраву.

На улице они взяли фиакр.

– Можно спросить? – поинтересовался Алексей по дороге. – Почему вы вообще заинтересовались мной и стали меня искать?

– У вас превосходный удар, – ответил Видок. – Разве не вы сами пригласили меня присутствовать на вашей дуэли в качестве секунданта? Поэтому я сразу же и отметил вас. А уж потом, когда узнал об убийстве Эпине-Брокара и нашел документы, которые могли представлять интерес только для англичан и для русских, да еще обнаружил подложное приглашение, сделал свои выводы. Признаться, когда нашли вашего кучера и вашего спутника, я подумал, что вы должны быть где-то неподалеку. Как и вы, мадемуазель. А уж когда выяснилось, что вы невредимы, я отрядил своих помощников на ваши поиски.

– У меня к вам еще один вопрос, – подала голос барышня Серова. – Вы наверняка знаете ответ, а меня мучает любопытство. Что там находится, в той шкатулке?

Видок тихо засмеялся.

– Почем я знаю, мадемуазель? Мне заплатили сумасшедшие деньги за то, чтобы я нашел эту чертову шкатулку, а что там внутри, меня мало волнует.

– Я вам не верю, – сказала Полина, широко улыбаясь, словно говорила самую приятную на свете вещь. – По-моему, вы лгунишка.

Видок вытаращил глаза.

– Я, мадемуазель? Вы такого скверного мнения о папаше Видоке – после того, как мы с вами обо всем договорились? Нехорошо, нехорошо обижать старика!

– Если уж я захочу вас обидеть, то просто стукну вас, как вашего слугу, – отозвалась Полина. И, подумав, добавила: – Но только не портретом, обещаю!

Видок расхохотался, а Алексей нахмурился. Ему казалось, что Полина совершенно не к месту обнаруживает недостаток воспитания. Впрочем, по тому, как блестели ее глаза, он понял, что его напарница вполне довольна собой и не находит в том, что творится, ничего из ряда вон выходящего.

Меж тем их экипаж был уже у особняка Эпине-Брокара, возле которого до сих пор толпились зеваки, привлеченные случившимся.

– Жди нас здесь, – велел Видок кучеру и бодро зашагал вперед, время от времени оборачиваясь на шедших за ним особых агентов. – Жаль будет, если вы меня обманули и я зря предпринял эту прогулку.

Алексей пожал плечами.

– К чему теперь нам обманывать вас?

– Ну, не знаю, – заметил Видок. – Может, вы просто пытаетесь меня одурачить. А может, тут замешано что-то еще.

Привратник пропустил их без объяснений. Полине даже показалось, что он отдал нечто вроде чести Видоку.

В саду было уже темно. Верхушки деревьев раскачивал ветер, а в их листве заунывно кричали какие-то птицы.

– Ведите, – приказал Видок.

Алексей уверенно пошел дальше. Полина, подобрав юбки, шагнула за ним.

– Вы помните, где бросили шкатулку? – недоверчиво пробурчал сыщик, следуя за ними по пятам.

– Конечно. Возле беседки с нимфами.

Видок зябко поежился и поднял воротник своего сюртука.

– Что-то нежарко, – пожаловался он. – Ну, где она?

Алексей подошел к беседке, огляделся по сторонам и быстро двинулся по дорожке.

– Так… Да, теперь я уверен. Вот здесь я стоял, когда бросил шкатулку.

– А через несколько шагов мы столкнулись с графом де Шевраном, – добавила Полина.

– Куда именно вы швырнули шкатулку? – Видок высунул нос из-за воротника.

Алексей махнул рукой.

– Вон в те кусты.

– Да, туда, – подтвердила Полина.

– Посмотрим, – буркнул Видок и действительно стал смотреть.

Алексей, не утерпев, подошел ближе.

– Она должна быть здесь. Я помню еще, как захрустели ветки, когда я ее бросил.

Видок задумчиво пошевелил тростью траву у своих ног и вздохнул:

– Здесь ничего нет.

Глава 13 Сплошные подозрения. – Сообщение о несметных сокровищах. – Опасности, которые подстерегают охотников за ними

– Но она должна быть здесь! – вырвалось у Алексея. – Я не мог ошибиться! Мы не могли ошибиться, – добавил Каверин, покосившись на Полину.

Несколько ветвей кустарника было сломано. Полина указала на них сыщику.

– Вижу, – сказал Видок ничего не выражающим тоном.

Алексей опустился на колени и стал лихорадочно шарить в траве, но ничего не нашел. Шкатулка исчезла.

– Ее кто-то унес, – проговорил Алексей. И вдруг, озаренный неожиданной догадкой, вскочил на ноги. – Мой бог! Максим де Шевран!

– Вы это о чем?

– Я столкнулся с ним буквально через несколько шагов. Ну конечно же, он нашел шкатулку!

И Алексей, забыв обо всем, рассказал о подозрениях Полины и барона М., что граф не просто так явился на бал-маскарад, а с какой-то определенной целью.

– Разумеется, – сухо сказал Видок. – Максим де Шевран, да будет вам известно, вообще никогда ничего не делал просто так.

В тоне старого сыщика агентам почудилась насмешка.

– Уверена, вы думаете, что мы обманываем вас, – горячо заговорила Полина. – Но это не так. Алексей бросил шкатулку именно здесь, а потом пришел кто-то и завладел ею.

Видок задумчиво посмотрел на нее и вздохнул.

– Дети! – промолвил он, качая головой. – Неужели вы хотите меня уверить, будто не знаете, что находилось в шкатулке?

– Я же рассказывал, там были всего-навсего какие-то старые письма, – удивленно ответил Алексей. – А что?

Видок раздраженно крутанул трость.

– Ну да, всего-навсего старые письма… – повторил сыщик, четко артикулируя каждое слово, – которые являются ключом к исчезнувшим сокровищам французских королей. И не пытайтесь меня уверить, что вы не знали этого.

– Сокровища французских королей? – Полине показалось, что голова у нее идет кругом. – А разве их кто-то украл?

Наступило молчание. Было только слышно, как ветер качает ветви деревьев да тяжело дышит старый сыщик.

– Ладно, – буркнул он наконец. – Пойдемте в карету, и я вам все объясню. Вы действительно ничего не знали?

– Нет. Откуда?

Видок тяжело вздохнул. Втроем они прошагали через весь сад и забрались в ждавший их фиакр.

– Сокровища французских королей, – заговорил Видок приглушенным голосом, – были похищены во время революции. Это случилось 17 августа 1792 года. Были украдены алмазы «Санси», «Больший синий алмаз», «Регент» и другие. Редкостные вещи. И вдобавок, замечу, бесценные. В то время их никто особо не искал. Короля и королеву только что отправили на гильотину[10], и ясное дело, что у господ революционеров были дела поважнее, чем выяснять, кто спер драгоценности короны. – Видок прицокнул языком так, словно у него болел зуб. – Надо вам сказать, дети мои, что я родом из Арраса, как раз оттуда, откуда явился палач Робеспьер. Чистенький такой, опрятный господинчик, но в родном городе никто не мог произнести его имя без ужаса. Я многих мерзавцев знавал в своей жизни, но все они, вместе взятые, с ним бы не сравнились.

– Вы хотели рассказать о драгоценностях короны, – напомнила Полина, которая от любопытства аж ерзала на месте.

«Ах, женщины… – подумал Алексей. – Только скажи им, что речь идет о побрякушках, – и они уже готовы на все!»

Видок улыбнулся.

– Ну да! С алмазом «Регент» вышла прелюбопытная история: ворам пришлось вернуть его обратно, потому что камень был так велик, что они не знали, куда его деть и что с ним делать. С «Санси» вышло еще интереснее. Несколько лет назад алмаз совершенно неожиданно всплыл из забвения, и, кстати, приобрел его ваш соотечественник, князь Демидов.

– Насколько я знаю, он вовсе не князь, – отозвался Алексей обидчиво.

Как и все потомственные дворяне, молодой человек был весьма чувствителен к присвоению титулов чужаками. Демидовы были несметно богатые заводчики и землевладельцы, но, в сущности, низкого происхождения люди, облагодетельствованные Петром Первым, пожаловавшим им дворянство. Они имели баронский титул, который носили лишь некоторые потомки немецких дворян, осевшие в России, да подобные Демидовым русские нувориши, которые не могли похвастаться своей родословной. Однако за границей Демидовы обозначали себя как princes – князья, что вызывало у аристократов немалое неудовольствие.

– Это к делу отношения не имеет, – хладнокровно отозвался Видок. – Дальше больше. «Большой синий алмаз» неожиданно появляется в 1830 году, и где? В Лондоне! На аукционе его покупает некий банкир Хоуп. Затем камни помельче стали «всплывать» в Гааге и Мадриде. Забавно, правда? Все выглядит так, словно кто-то завладел всей кубышкой и теперь потихоньку пускает ее в оборот.

– Но ведь возможно простое совпадение, – заметил Алексей. – Времени-то сколько прошло!

Видок скривился так, будто у него разом заболели все зубы.

– Мой дорогой мальчик, – заговорил он, словно обращаясь к несмышленому младенцу, – таких совпадений в жизни не бывает. Есть только отдельные события, и, если однородных событий больше, чем должно быть, мы вправе задуматься над тем, что же за всем этим скрывается. Лично я, когда ко мне впервые обратились по данному делу два месяца назад, сразу же сказал, что ничего не выйдет. Во-первых, срок давности. Во-вторых, даже если мне очень повезет, я ничего не мог гарантировать. Большинство камней уже наверняка сменило владельцев, и вряд ли те по доброй воле расстанутся со своими сокровищами. Но король и слушать ничего не пожелал.

– Так вы действуете по поручению короля? – изумилась Полина.

Видок улыбнулся, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Неплохо для бывшего полицейского, а? Он сам приехал ко мне в тот самый дом, где мы были и куда сейчас возвращаемся. Сначала, правда, слал ко мне своих камергеров, но я уперся – и ни в какую. Не люблю, когда от меня хотят, чтобы я снял звезду с неба. Но ясное дело, когда сам старик Луи-Филипп не побрезговал посетить мое скромное жилище… И, знаете ли, больше всего мне понравилось, какой он человек. Простой и обходительный, без всякого дурацкого высокомерия, которое только отталкивает людей. Я объяснил ему все трудности и честно сказал, что можно потратить на поиски годы, а результат все равно окажется нулевым. И вы знаете, что он мне ответил? «Месье Видок, если даже вы не сможете с этим делом справиться, то я буду спокоен. Тогда, значит, и никто другой не смог бы справиться». Вот он каков!

Рассказчик ненадолго умолк, гордо поглядывая на спутников. А затем продолжил:

– Словом, я взял аванс, пообещал держать короля в курсе событий и принялся за поиски. Сами понимаете, спустя почти сорок пять лет… Тем не менее я побегал по Парижу, навел справки в провинции и нашел кое-каких старожилов, которые слышали слухи, как кто-то другой слышал слухи о том, что кто-то третий ковырял в носу, пока его друзья проворачивали это дело. В общем, полная безнадега! Так что вы можете представить себе мое состояние, когда один из моих осведомителей вдруг появился и заявил: кажется, у него в руках есть нить. Я сразу же навострил уши и узнал вот что. Дескать, у кого-то в Париже имеется шкатулка, в которой заключается несметное сокровище. Это было все, что мой осведомитель мог сообщить, но мне оказалось вполне достаточно. Признаться, вначале я еще допускал, что «несметное сокровище» – просто оборот речи, но тут другой мой осведомитель, который присматривал за графом де Шевраном, доложил, что граф по чьему-то поручению собирается достать у Эпине-Брокара шкатулку из фиалкового дерева, которая может озолотить ее обладателя. Тут уже я насторожился. Мой человек ни на шаг не отходил от графа, и мы разработали целый план, как дать последнему завладеть шкатулкой, после чего мой человек отнимет ее у него.

– Недурно, – уронила Полина. – Короче говоря, вы бы дали Максиму выполнить всю грязную работу, после чего со спокойной совестью отобрали бы у него шкатулку.

Видок тихо засмеялся.

– Именно, мадемуазель, именно! Мой осведомитель известил меня, что граф де Шевран попытается похитить шкатулку во время бала-маскарада у Эпине-Брокара. Кроме того, я узнал нечто интересное. Оказывается, граф сомневался, стоит ли отдавать шкатулку нанимателю. По крайней мере, его любовница, Анжелика де Вильбуа, советовала ему сначала ознакомиться с бумагами, лежащими в шкатулке, а уже затем решать, вручать их людям, которые наняли графа, или нет.

– Но что это за люди? – спросил Алексей.

Видок хищно осклабился.

– Граф не распространялся на данную тему, а мой осведомитель и так подвергал себя нешуточному риску, находясь возле мерзавца. Мы условились, что, если моему человеку удастся завладеть шкатулкой, он немедленно доставит ее ко мне, а если нет, пришлет особое сообщение, означающее, что дело сорвалось. Теперь вы понимаете, почему вечером шестого числа я прогуливался по набережной Тюильри, недалеко от особняка Эпине-Брокара?

– Да, теперь я понимаю, – кивнула Полина.

– Итак, я спокойно ждал известий, не особо рассчитывая на то, что граф провернет дельце в мгновение ока, как вдруг ко мне подходит некий молодой человек и говорит, что у него дуэль с графом де Шевраном, с которым только что поссорился в том самом особняке. Позже от осведомителя я узнал, что Максим не успел даже войти в дом – труп хозяина уже обнаружили, вызвали полицию, и началось нечто невообразимое. Короче, он спешно собрался и поехал в Булонский лес, решив отыграться на случайном противнике за все. Поздравляю вас, мой мальчик, вы оказались крепким орешком!

– Постойте! – воскликнула Полина, не упускавшая ни слова из того, что говорил Видок. – Но если ваш осведомитель говорит правду и если он действительно ни на шаг не отходил от Максима, получается…

– Получается, – подхватил Алексей, – что тот не мог завладеть шкатулкой и не мог стрелять в Матвея и кучера. Кто же тогда сделал это? И кто охотится за мной?

– Правда, интересно все выходит, а? – заметил Видок, усмехаясь. – Тут возможны три варианта. Либо мой осведомитель безбожно врет, либо наниматель, не слишком доверявший графу, что более чем естественно, приглядывал за ним и понял: шкатулка у вас. Либо, наконец, в деле замешан кто-то еще, кого мы не знаем, ибо сокровища, друг мой, обладают свойством притягивать к себе все взоры, как выразился бы мой издатель.

– И к какому же варианту вы склоняетесь? – с любопытством спросила Полина.

Видок пожал плечами.

– Мой осведомитель – человек надежный, но я так устроен, что не доверяю даже самым надежным людям. Вот вы, например. Кто знает, может, вы и сказали мне правду про то, как избавились от шкатулки, а может, водите меня за нос.

– Знаете, я не думаю, что хоть один человек на этом свете способен обмануть вас, – произнес Алексей искренне.

– Та-та-та, – сказал Видок скрипучим голосом. – Все это слова. Надуть можно любого, было бы желание и терпение. Лично я могу рассказать кучу случаев, которые только по чистому недоразумению не попали в мои мемуары, о том, как меня пытались обвести вокруг пальца… ну, допустим, молодые люди с военной выправкой и дамы с пылающим взором. – И сыщик ухмыльнулся.

– Если вы считаете, что мы обманываем вас… – начала Полина сердито.

– Скажем так: я допускаю подобную возможность, – отозвался Видок хладнокровно. – И в таком моем отношении нет ничего обидного для вас, сударь, или для вас, сударыня. Да и, если уж говорить начистоту, вряд ли вы могли ожидать от меня чего-то другого. Вы же видите, что творится вокруг таинственной шкатулки. Если верить вам, кто-то завладел ею, но есть также люди, которые считают, что она у вас. А ежели на мгновение допустить, что вы поняли значение бумаг, находящихся в шкатулке, то вполне вероятно, что вы сами и прикончили воришку с кучером, а заодно избавились от Максима де Шеврана, прознав, что граф тоже за ней охотится. Кстати, – небрежно добавил сыщик, поворачиваясь к офицеру, – должен вам сообщить: после вашего удара он остался жив.

– Не может быть! – вырвалось у Алексея. – Но как?

– Похоже, лезвие каким-то фантастическим образом скользнуло по ребру и не дошло до сердца, – пояснил Видок. – Очевидно, феи, сидевшие у колыбели графа де Шеврана, знали, что однажды вы встретитесь на его пути, и решили таким образом уберечь его от вас.

– Лучше бы те феи тратили свое волшебство на честных людей, – проворчала Полина.

– Ну, не стоит так отчаиваться, – хмыкнул старый сыщик. – Как бы там ни было, раненый лежит при смерти, и доктора очень сомневаются, что он выкарабкается. Однако учтите, если граф все же встанет на ноги, его первая мысль будет о вас, мой юный друг. Де Шевран не привык терпеть поражение и непременно попытается найти способ поквитаться с вами.

– Я не боюсь его, – заявил Алексей.

– И зря, – заметил Видок. – Помесь льва и гадюки – очень опасная порода. Храбрость у графа львиная, но вот ум – гадючий, так что берегитесь, как бы он не сыграл с вами скверную шутку.

– На данный момент меня больше беспокоит тот, кто напал на меня, – признался Алексей. – У вас так-таки и нет никаких соображений по поводу моего таинственного врага?

– Почему – нет… – Видок хмыкнул и сунул руку в карман. – Когда ваша спутница сказала мне о привычке вашего приятеля Матье таскать чужие вещи, я вспомнил кое-что. Видите ли, когда его нашли с пулей в теле, при нем обнаружили одну странную вещь.

– Что за вещь? – встрепенулся Алексей.

– Кольцо… – Тут выражение лица Видока неожиданно изменилось. Он растерянно поглядел на свою пустую ладонь, после чего стал хлопать себя по карманам. – Черт подери! – вырвалось у него.

– В чем дело?

Видок злобно уставился на молодого человека. Лицо старого сыщика заметно побледнело, несмотря на загар.

– Нет, не может быть, оно было у меня здесь… А ну-ка, выворачивайте карманы! – набросился он на Алексея.

– Что такое? – Офицер был совершенно ошеломлен.

– Выворачивайте карманы, я сказал!

В глазах Видока читалась угроза. Нехотя Каверин подчинился, но после того, как он представил Видоку содержимое своих карманов, тот не поленился лично обыскать молодого человека и даже заставил снять ботинки.

– Некоторые умники, – злобно пропыхтел Видок, рассматривая их, – прячут краденое в обуви…

– А меня вы тоже будете обыскивать? – подала голос Полина. Обмахиваясь веером, барышня с любопытством наблюдала за манипуляциями сыщика.

– Даже и думать не смейте! – крикнул старику Алексей.

– Если вам интересно, – добавила мадемуазель Серова спокойно, – я ничего у вас не брала и могу дать в том мое честное слово.

– Хорош же я буду, если поверю вашему слову! – фыркнул Видок.

Карета остановилась. Кучер постучал кнутовищем в стенку и крикнул, что прибыли на место.

– Кольцо было у меня в кармане, – угрюмо продолжал Видок, – а кроме вас, сударь, и вас, мадемуазель, ко мне никто сегодня не приближался.

– А ваш слуга? – подала голос Полина.

– Слуга? Вы имеете в виду, Селестена?

Видок яростно почесал нос, о чем-то раздумывая.

– Ладно, – буркнул он нехотя. – Выходите.

Сыщик расплатился с кучером, и экипаж, гремя колесами, удалился по улочке, слабо освещенной фонарями.

– Послушайте, – начал Алексей, – сейчас уже поздно. Нам надо в посольство, и…

– Нет! – коротко бросил Видок.

– Что – нет? – Каверин растерялся.

– Ни в какое посольство вы не пойдете. Пока вы – единственная нить, которая…

Сверкнула вспышка, грянул выстрел, и пуля, сбив высокий цилиндр Видока, с лязгом ударилась в железную решетку ограды.

– Берегитесь! – крикнул молодой офицер, оттаскивая Полину подальше от горящих фонарей.

Сыщик же быстрее серны прыгнул за угол дома и стал доставать пистолет.

Откуда-то из темноты прогремели еще два выстрела. Видок, не колеблясь ни секунды, выстрелил в ответ. Следующая пуля неведомого стрелка ударила в фонарь, и он погас.

– Вы держите меня за руку слишком сильно, – проворчала Полина во тьме, и Алексей тотчас же отпустил ее.

– Дети, вы живы? – донесся до них голос Видока.

– Вроде бы, – отозвался офицер, стараясь говорить как можно тише, чтобы стрелок не мог по голосам определить, где они находятся.

Сыщик высунулся из-за угла, огляделся и, видимо, убедившись, что опасность миновала, поднял свой цилиндр. Укоризненно прицокнув языком, отряхнул головной убор и подошел к особым агентам.

– Это дело мне нравится все меньше и меньше, – признался Алексей.

– Мне тоже. – Видок угрюмо кивнул.

– Вы его видели? – подала голос Полина.

– Нет. Он удрал. – Бывший полицейский покачал головой. – Черт возьми, неужели Селестен…

Договорить Видок не решился. Они вошли в дом, после чего Видок с пистолетом наготове прошелся по всем комнатам. Селестена нигде не оказалось. Никаких следов чужого пребывания тоже не обнаружилось.

– Н-да… – пробурчал Видок, пряча пистолет. – Я вам говорил, что прозвище Селестена – «Бархатная лапка»?

– Нет, вы вообще о нем не упоминали.

Видок тяжело вздохнул.

– Вот вам еще одно доказательство того, что никому нельзя доверять. Я спас его от каторги и взял в дело, а он… Но что толку теперь говорить об этом? Возьмите на буфете свечу и идите за мной.

Глава 14 Потайные ходы. – Романы и действительность. – Сообщники поневоле

Сыщик шел впереди, указывая дорогу, Каверин со свечой шел за ним следом, а Полина, которая не забыла прихватить с собой портрет ненаглядного друга детства, замыкала шествие. В гостиной, обставленной ореховой мебелью, Видок нажал на какую-то скрытую кнопку в стене, и в камине открылась потайная дверь.

– Об этом убежище не знает никто, даже Селестен, – пояснил Видок. – Вы первые, кому я его показываю.

Полина поколебалась.

– Думаете, нам стоит…

– Там мы будем в безопасности, – коротко сказал Видок. Затем взял у Алексея свечу и, согнувшись в три погибели, полез в потайной ход.

Особым агентам ничего не осталось, как последовать за ним. Внутри потайного хода Видок нажал на завиток в стене, и дверь вернулась на место.

– Осторожнее, тут ступеньки, – предупредил сыщик. – Не сломайте себе шею, потолок нависает низко.

Полина чихнула и, не удержавшись, чихнула еще десять раз подряд. В потайном ходе было очень пыльно и к тому же сыро.

– Простите, – застенчиво промолвила барышня. И не удержалась от восторга: – Ну прямо настоящий роман! Потайные ходы, секреты…

– А вы думали, ничего из того, что описано в романах, не существует в действительности? – ухмыльнулся Видок. – Еще как существует!

Шагов через тридцать ход стал выше, и теперь Алексей с Полиной могли продвигаться по нему, выпрямившись в полный рост. Они спустились по ступенькам и через два десятка шагов оказались в чистенькой комнатке, убранной с большим вкусом. Цепкий взгляд Алексея выхватил шкаф с картотекой, связки каких-то бумаг повсюду и множество самого различного оружия на стенах.

Видок поставил свечу, источавшую слабый трепетный свет, на стол и зажег другие в подсвечниках. Комната еще больше похорошела и приобрела почти праздничный вид.

– Садитесь, – сказал Видок. – Настало время поговорить серьезно.

Полина села в кресло, Алексей опустился на низенькое канапе. Видок устроился в кресле за столом. Он посмотрел на простреленный цилиндр и с отвращением отшвырнул его в угол комнаты, после чего энергично взъерошил волосы. Затем положил перед собой на стол пистолеты и стал перезаряжать их, приговаривая:

– Как говорят у меня на родине, положение – полная жо… нет… ну, положим, полная подушка гвоздей. Да?

– То есть? – переспросил Каверин, который был куда сильнее в классическом французском, чем в экспрессивной его стороне.

Полина тем временем старательно разглядывала потолок.

– Я к тому, – отозвался Видок, любовно прочищая дуло специальным ершиком, – что пока мы ничего не нашли, кроме неприятностей на свою голову.

– Простите, – усмехнулся Алексей, – но мы ничего и не искали.

– Это ведь ваше дело, – добавила Полина. – В любом случае мы вовсе не намерены вам мешать, если вы об этом.

– Да? – иронически молвил Видок. – Зря вы так думаете. Отныне это и ваше дело тоже.

– С чего бы? – раздраженно спросил Алексей.

– А с того, – обронил Видок, – что я решил взять вас к себе в помощники. И пока мы не раскроем загадку, вы остаетесь со мной.

Агенты переглянулись и, как по команде, придвинулись ближе друг к другу.

– Мы не работаем на вас, – качнул головой Алексей.

– Мы рассказали вам все, что знали, – поддержала соратника Полина. – Простите, но мы не намерены больше задерживаться в Париже.

– Мы и так оказали вам большое одолжение, посвятив вас в дела, которые, в сущности, вас не касаются. – По взгляду Полины Алексей сразу же понял, что совершил ошибку, начав эту фразу, но все же довел ее до конца.

– Вы так думаете? – холодно спросил Видок.

– Я просто уверен, – ответил офицер.

Видок положил пистолет на стол и соединил руки кончиками пальцев.

– Не люблю ни у кого одалживаться, – сказал он желчно. – Если вы считаете, что вам тут не место, скатертью дорожка, я не удерживаю вас.

Агенты тотчас же поднялись, но тут Полина посмотрела на Видока и заколебалась.

– Знаю, о чем вы думаете, – безмятежно отозвался Видок. Тени играли на его лице, делая каким-то вдохновенно-зловещим. – Именно так я и поступлю. Если вам даже и удастся добраться до посольства – в чем я сильно сомневаюсь, зная, сколько ваших «друзей» разгуливает снаружи, – вы все равно не сумеете покинуть Париж. На первой же заставе вас арестуют по обвинению в убийстве, а если надо, то прибавится и шпионаж. Кто знает, что именно я нашел протоколы у Эпине-Брокара, а не вы сами их украли?

– Но протоколы до сих пор у вас… – начала Полина.

– Тем не менее их вполне могут обнаружить среди ваших вещей, – ответил Видок, усмехаясь. – Все зависит от того, как именно искать, мадемуазель.

Алексей чувствовал, как в нем поднимается бешенство. Этот старик держал их, и держал очень крепко.

– Я же предупреждал вас, Полина Степановна, – шепнул он вполголоса. – А вы меня не послушали!

Барышня Серова благоразумно промолчала.

– Сядьте, вы оба, – сказал Видок почти дружески. – Вы и сами знаете, что никуда не денетесь от меня.

Вне себя от бешенства Алексей двинулся к столу, но Видок тотчас же наставил на него пистолет.

– Без глупостей! Убивать вас я не стану, но могу доставить достаточно хлопот, прострелив руку или ногу. Гарантирую вам очень неприятные ощущения. Так что лучше сядьте.

Алексей плюхнулся обратно на канапе, стараясь не глядеть на Видока. Губы у молодого человека почти побелели. Он тяжело переживал свое поражение. Полина опустилась в кресло, развернула портрет Лёвушки и принялась деловито стряхивать с него пылинки, словно происходящее ни в малой мере ее не касалось.

– Вы подлец, – сказал Алексей сыщику.

Видок только плечами пожал.

– Я просто использую свои преимущества, вот и все. Теперь, когда вы все знаете, было бы неразумно отпускать вас. Ничего не хотите добавить к своему рассказу о шкатулке?

– Мне нечего добавить.

– Мне тоже, – поддержала напарника мадемуазель Полина, вновь заворачивая портрет.

Старый сыщик вздохнул.

– В сущности, я спасаю вашу жизнь. Пока вы со мной, вам нечего опасаться. Вы хоть об этом подумали?

– Я не нуждаюсь в защитниках, – проскрежетал Алексей.

– Мы не нуждаемся, – поправила его спутница.

– Еще как нуждаетесь! – живо отозвался Видок. – Вы попали в очень непростую ситуацию, в которой никому не можете верить. Друзей у вас нет, покровителей – тоже. В сущности, вы никому не нужны. Так будьте хоть капельку признательны мне за то участие, какое я принимаю в вас.

– Можно подумать, совершенно бескорыстно, – язвительно, как ему казалось, произнес Алексей.

Видок укоризненно покачал головой.

– Дитя, запомните: в нашем мире никто и ничего не делает бескорыстно. Разумеется, я использовал вас. И намерен и дальше вас использовать, а как же иначе? Вы единственные видели ту чертову шкатулку и держали ее в руках. Так разве я могу вас отпустить? И потом, чисто по-человечески вы мне очень симпатичны. Я бы не хотел, чтобы вас выловили из Сены с пулей между лопаток и мне пришлось бы опознавать ваш раздувшийся труп… или ваш, мадемуазель. Так что, вместо того чтобы точить зубы на злобного папашу Видока, хуже которого нет никого на свете, порадуйтесь лучше, что он находит вас достаточно сообразительными и смелыми для того, чтобы взять к себе в помощники. Поймите: даже если вас используют, то это верный признак того, что не могут без вас обойтись!

По мере того как Видок говорил, Алексей испытывал странное ощущение. Его раздражение куда-то улетучилось, более того, он начал даже думать, что было бы в самом деле любопытно и поучительно поработать в одной команде со старым каторжником, о котором ходит столько легенд. Каверин и хотел бы продолжать дальше злиться на него, но не мог.

Что касается Полины, то откроем маленькую тайну: она вообще ни мгновения не принимала угрозы Видока всерьез. Барышня Серова знала, что самые большие пакости всегда исходят от людей, которые о них не предупреждают.

– Ну хорошо, – сказал Алексей, чтобы потянуть время и узнать, что же на уме у старой лисы. – Только мы-то что получим взамен?

Видок одобрительно кивнул головой, словно именно таких слов и ожидал.

– Разумный вопрос. Итак, вы поможете мне разобраться в происходящей чертовщине, и я отпускаю вас на все четыре стороны. С протоколами, разумеется, которые вы искали.

– Повторяю: мы ничего не искали, – сердито буркнул Алексей, в котором снова взыграл дух противоречия.

– Ладно, ладно, верю, – не моргнув глазом, отозвался сыщик. – Тогда можете использовать никчемные бумажки хоть на растопку, мне все равно. Кроме того, когда мы найдем сокровища короны или то, что от них осталось, вы получите свою долю. Я лично прослежу.

– Деньги нам не нужны, – упрямо возразил офицер.

«Говорил бы за себя!» – помыслила в тот момент практичная Полина Степановна.

Видок шевельнул кустистыми бровями.

– Вы пренебрегаете деньгами? Зря! Деньги дают свободу не делать того, чего не хочется, а в наш век всеобщего принуждения это – все. Если у вас есть деньги, вы не горбатитесь от зари до зари, в поте лица своего добывая себе пропитание. Если у вас есть деньги, вы можете спокойно начхать на людей, которые в иных обстоятельствах помыкали бы вами. Наконец, если у вас есть деньги, вы можете себе позволить любые развлечения, любые траты, любые безумства. Вы вольны прожигать свою жизнь – или наполнить ее новым смыслом. Ну так что? По-прежнему считаете, что деньги не нужны вам? Мой мальчик, тогда мне искренне жаль вас.

Алексей вздохнул и поморщился. Большие часы на стене показывали час ночи, и, по правде говоря, ему очень хотелось спать.

– Пока об этом рано говорить, – вмешалась Полина. – Насколько я поняла, мы еще ничего не нашли.

– Ну, как знаете, – заметил Видок, пряча пистолеты.

– В любом случае вы не оставляете нам выбора, – насупился офицер.

По губам Видока скользнула тонкая улыбка.

– Выбор есть всегда. Вас же двое, и вы могли бы, например, попробовать отнять у меня пистолет.

– Ну да, и вы бы всадили мне пулю в живот, – в тон ему отозвался Алексей.

– А я не умею управляться с оружием, – пояснила Полина. – И вообще не стала бы этого делать.

– Почему? – поинтересовался Видок.

– Ну-у… – Мадемуазель вытянула губы трубочкой. – Я думаю, что в таком деле, как это, плохой союзник лучше никакого. Не то чтобы я вам очень доверяла… вы же знаете, человек с вашей репутацией… и вообще… Но тем не менее… Вот!

И, покраснев, барышня взмахнула рукой. Глаза Видока блеснули, что бог весть отчего страшно не понравилось Алексею Каверину.

– Ага, – заметил сыщик с удовлетворением. – Стало быть, вы все-таки благоразумны. Я люблю разумных людей. Вот увидите, мы с вами отлично поладим.

– Хотелось бы надеяться, – проворчал Алексей.

Видок фыркнул.

– Вы неподражаемы, мой мальчик… Нет, честное слово! Иногда вы ставите меня в тупик, а меня нелегко удивить. Кого хотите спросите, вам подтвердят. – Видок подался вперед. – Знаете, в чем ваша главная беда? В том, что вы себя считаете сложнее, чем вы есть на самом деле. Вам кажется, что вы человек, видавший виды, и для вас уже нет тайн ни в чем. Опять же, вы гордец, но вам определенно есть чем гордиться. Вы здорово фехтуете и имеете голову на плечах, но вам здорово вредит ваша нетерпимость. Даже когда вас загоняют в угол, вы никак не хотите признать свое поражение. Вы слишком честны, чтобы идти на компромиссы, а ведь жизнь только из них и состоит. – Видок откинулся на спинку кресла. – Признайтесь, вы никогда не замечали, насколько невыносимы для окружающих? Вам надо измениться. Стать чуточку легковеснее, и тогда вам цены не будет. Научиться говорить «да», когда так и тянет крикнуть «нет!» и врезать собеседнику по челюсти. И запомните: когда вы лжете, то отнюдь не изменяете себе. Ложь – всего лишь средство сохранить свой душевный мир с минимальными затратами. Пока вы умеете только восстанавливать людей против себя, но не умеете их приручать. Научитесь пользоваться другими, как они умеют использовать вас. Черт возьми, если бы у меня была половина вашего обаяния, я бы покорил весь мир! Я знаю, вы честолюбивы, и это прекрасно, потому что человек без честолюбия не стоит и полушки. Но вы совершенно не умеете себя ценить. Что за работу вы выполняете, бог мой! Согласились красть какие-то жалкие бумажонки у еще более жалкого проходимца… Сопровождать воришку и следить, чтобы он чего не натворил… Вот в том-то и заключается ваша беда: вы так стремитесь сохранить верность себе в мелочах, что не замечаете, как проигрываете по-крупному. Смотрите, как бы в один прекрасный день вы не проснулись и не заметили вдруг, что партия проиграна навсегда!

Видок был великолепен. Его голос гремел под потолком низкой комнаты, раскатами отражаясь от стен. Алексей боялся шелохнуться. Этот человек – вор, каторжник, убийца, перебежчик – и в самом деле умел читать в сердцах, как никто другой. Он был всеведущ, аки Господь Бог.

«Что за сравнения мне приходят в голову? – подумал Алексей. – Он просто умен… очень умен… И разговаривает со мной так, как никто никогда не говорил прежде. Положительно, весьма странный человек».

«Сколько слов об Алексее Константиновиче и ни одного обо мне! – думала в тот же момент обиженная Полина. – Как будто меня тут совсем нет, честное слово… Интересно, что он сам обо мне думает?»

Видок умолк и некоторое время глядел на пламя свечи, потирая пальцами виски. Наконец вздохнул.

– Ладно, что-то я заболтался. Завтра с утра мы приступим к работе. Скверно то, что Селестен исчез. Он должен был ждать меня сегодня, но его нет. И кольцо тоже исчезло.

– А что это было за кольцо? – подала голос Полина.

– Перстень с печаткой, – хмуро бросил Видок. – Очень затейливая работа.

– Что за печатка? Там были какие-нибудь инициалы? – допытывался Алексей.

– Были. «Н. С. Д.»

– «Н. С. Д.»?

– Именно. Вам это что-нибудь говорит?

Алексей покачал головой.

– Ничего.

– Мне тоже, – откровенно признался Видок. – Ладно. Мои молодцы уже наводят справки где только можно. Думаю, скоро мы узнаем, кто кроме нас и графа Максима охотится за сокровищами. Жаль, что ваш воришка не в состоянии говорить, он бы многое мог нам поведать.

– По-моему, и так все ясно, – заметила Полина. – Нас обоих задержал Максим де Шевран, а Матвей успел сесть в карету. Но тут один, допустим, человек садится к кучеру и угрожает ему пистолетом, а второй садится в карету. Как вариант – кучера оглушили, засунули в карету, на козлы сел сообщник, а в карету – преступник. Так или иначе, но преступников двое… По меньшей мере двое…

– А где двое, там еще дюжина. – Видок в возбуждении щелкнул пальцами. – Но нам важно другое. Кучер плюс еще один, это ничего вам не напоминает?

– Напоминает. – Алексей нахмурился. – То, как на меня сегодня напали: один человек на козлах, один в карете.

– И это приводит нас к светлоглазому парню в месте, которого вы лишили его зеницы ока.

– Значит, он и есть Н. С. Д.?

– Пока ничто не противоречит этой версии, – заметил Видок.

– Если не он, то тогда кто-то из гостей! – воскликнула Полина.

– Или слуг, – согласился Видок. – Круг сужается, не правда ли? В любом случае он должен быть где-то рядом.

– Разве в дом нельзя пройти незамеченным? – проговорил Алексей в сомнении. – Под видом лакея, или поставщика, или…

– Дорогой мой мальчик, – снова заговорил Видок поучительно, – человек – не булавка, его всегда видно. Выбросьте из головы истории о преступниках-невидимках. Первое правило сыщика: что бы ни произошло, ищи свидетеля. Пока же мы знаем следующее: кроме Максима де Шеврана в доме или возле него был некто с печаткой Н. С. Д., который тоже желал завладеть шкатулкой. Поэтому он сел в карету Матвея и…

– Вряд ли Матвей мог что-то ему рассказать, – заметила Полина. – Он говорил только по-русски.

– И если наш Н. С. Д. не разумел на вашем замечательном языке, вор оказался ему совершенно бесполезен, – подхватил Видок. – Что дальше? Он обыскивает вора и карету, убеждается, что шкатулки нигде нет, избавляется от ненужных свидетелей, после чего вспоминает, что с воришкой на бал явился некий молодой человек, который – вот незадача! – назвал свое имя графу, а затем дрался с ним на дуэли.

– Матвей украл у незнакомца кольцо, – напомнил Алексей.

– И тот вскоре спохватился и подкупил Селестена, чтобы вернуть себе кольцо, – подытожил Видок. – А заодно как следует взялся за вас.

– Мне только одно непонятно, – признался офицер. – Кто взял шкатулку?

– А мне непонятно очень многое, – призналась Полина. – Например, кто такая Эжени, кто писал письма и каким образом Эпине-Брокару удалось до них добраться. Это ведь тоже немаловажные вопросы.

– И еще неплохо бы знать, – внес свою лепту в разговор Каверин, – является ли Н. С. Д. нанимателем Максима де Шеврана или же работает сам по себе.

– Кроме того, – добавил Видок, подняв палец, – меня занимает, почему Н. С. Д. заинтересовался именно вором и откуда понял, что тот имеет отношение к шкатулке. У вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?

Алексей подскочил на месте.

– Боже мой, да ведь Матвей сам проболтался! Я же застал его с какой-то дамой, явно ровесницей века, которой он твердил, что…

– Это была Розетта, – усмехнулся Видок. – И ваш подручный мог говорить ей что угодно, она ни слова не знает по-русски.

– Вы уверены? – недоверчиво спросила Полина.

– Как и во множестве других вещей, – хладнокровно отозвался Видок.

– Но тогда я не понимаю, откуда…

Видок пожал плечами.

– Вы же держали шкатулку в руках. Вас попросту могли заметить, друзья мои.

Алексей чувствовал себя полным глупцом. Такое простое объяснение даже не приходило ему в голову.

– Но почему они первым делом взялись за Матвея, а не за нас? – допытывалась Полина. – Ведь в руках сверток держали я и мой спутник, именно нас должны были с ним увидеть!

– Ну да, дорогая мадемуазель, – кивнул Видок со смешком, – так оно и было. Но внезапно шкатулка исчезает. Вы стоите на виду у всех с пустыми руками и честными лицами, а сообщник ваш поспешно скрывается. Вывод напрашивается сам собой: вы передали шкатулку ему, а сами для отвода глаз остались на месте. Поймите, человек, знающий ценность содержимого шкатулки, даже вообразить себе не мог, что вы взяли да и бросили ее в кусты.

Алексей тяжело вздохнул. Благодаря острому уму Видока те маленькие противоречия и неувязки, которые подспудно терзали молодого офицера, объяснились самым простым и естественным образом.

– Что вы намерены предпринять? – спросил Каверин.

Видок поморщился.

– Думать над всем этим. Если вы сказали мне правду и шкатулка в самом деле оказалась в кустах, то исчезнуть оттуда она могла только одним способом: кто-то ее подобрал. Ставлю сто против одного, что пресловутый «кто-то» либо гость Эпине-Брокара, либо принадлежит к его прислуге. – Сыщик взял со стола два листка. – Вот перечень гостей бала, среди которых должен находиться и наш таинственный Н. С. Д., а во втором списке все слуги. Будем искать. Кроме того, завтра придет мой осведомитель. Он обещал все-таки разузнать поточнее, на кого работал Максим де Шевран.

Алексей незаметно зевнул и прикрыл рот рукой.

– Э, вы, должно быть, порядком устали, – спохватился Видок, – а я вам тут голову морочу. Ложитесь и спите спокойно, а я пока постерегу.

– А я? – обиженно спросила Полина.

– Гм, тут есть диван и кушетка. – Видок в некотором смущении развел руками. – Надеюсь, вы как-нибудь поделите их между собой?

Алексей ждал со стороны Полины взрыва, но, к его удивлению, барышня Серова только вздохнула, сказала «хорошо» и без всяких церемоний захватила диванчик. Алексею досталась узкая кушетка, но на ней вполне можно было вздремнуть.

– Как вы думаете, наш вор мог догадаться, что оказалось у него в руках? – спросил Видок после небольшой паузы.

Полина смущенно призналась, что она только нашла шкатулку, но не заглядывала внутрь.

– А я видел лишь начало верхнего письма и конверт, – пояснил снова Алексей, – на остальное не обратил внимания. Вот если бы в тексте было какое-то указание…

– Разумеется, оно там есть, – раздраженно бросил Видок, – иначе бы все не гонялись так за этой шкатулкой. – Хозяин тайной комнатки задул свечи, оставив только одну. – Ладно, спите. Завтра я разбужу вас.

Полина закрыла глаза и сама не заметила, как погрузилась в глубокий сон.

Глава 15 Аквамариновые сны. – Угрожающее послание, доставленное по назначению. – Свои среди чужих, или Нелегкая судьба особых агентов

Сны агента нумер один и агента нумер два в тайном убежище Видока поразительным образом отличались друг от друга.

Если Алексею всю ночь снились кошмары – на него надвигались какие-то угрожающие тени, за ним гнались кареты, запряженные чудищами, и преследовали разные напасти, – то Полина видела сундуки с грудами сокровищ, горы драгоценностей, по которым она карабкалась, и всевозможные блистающие чудеса. В ее сон также неведомо как вкралась восхитительная аквамариновая диадема, которую наша героиня видела недавно на рю де ля Пэ.

Утром особых агентов разбудил, как и обещал, Видок. Алексей заметил, что свеча, горевшая ночью, оплыла почти до основания, и догадался, что сыщик так и не сомкнул глаз.

– Идемте, – сказал Видок. – Мои мальчики, должно быть, уже на месте.

Агенты поднялись, наспех привели себя в порядок и направились к двери, в которую вошли вчера. Портрет, само собой, Полина захватила с собой.

– Не сюда! – окликнул своих новых помощников хозяин и указал на другую дверь, которую ни Алексей, ни Полина вчера не заметили.

Втроем они прошагали по мрачному, сырому проходу и вышли в какой-то совершенно незнакомый дом.

– Мы в соседнем здании, – пояснил Видок. – Считается, что оно пустует, но на самом деле это не так. Согласитесь, удобно иметь несколько выходов про запас, особенно когда занимаешься таким ремеслом, как наше.

Алексей предпочел не заметить последнего слова. Полине же представлялось, что она переживает самое занимательное приключение в своей жизни. Подумать только, барышня Серова – помощница самого Видока! Если ее тетушки узнают, просто лопнут от зависти!

– Куда теперь? – бодро спросила мадемуазель.

Видок поправил пистолеты за поясом и поудобнее стиснул трость.

– А теперь мы спокойненько направимся к моему дому. Смотрите, впрочем, в оба. Как бы нам не влипнуть, как вчера.

– Знаете, месье Видок, – признался Алексей, – если уж нам суждено работать вместе в столь опасном деле, я бы предпочел тоже иметь при себе оружие.

Старик протянул ему один из своих пистолетов.

– Держите. Только без фокусов, хорошо? Пока я вам доверяю, но мне бы не хотелось, чтобы вы не оправдали моего доверия. Потому что тогда я вынужден буду принять меры.

Сыщик преспокойно повернулся к агентам спиной и зашагал по улице, насвистывая себе под нос.

Алексей поглядел на пистолет, который держал в руке. Молодого человека не оставляло чувство, что Видок каким-то непостижимым образом продолжает пристально следить за ним. Вздохнув, Каверин отогнал от себя наваждение, спрятал оружие под сюртук и вместе со спутницей догнал сыщика.

– О чем вы думаете? – не утерпела Полина, так как Видок упорно молчал.

Новый начальник агентов загадочно улыбнулся.

– Я думаю о том, у кого из знаменитых воров 1792 года могла быть зазноба по имени Эжени. Если ее и впрямь так зовут, – добавил он, бросив на молодого офицера острый взгляд.

– А Н. С. Д.? Вы не нашли его среди гостей? – спросил Алексей.

– Ни в числе гостей, ни в числе слуг.

Полина была разочарована и даже не пыталась скрыть этого. Что касается Алексея, то он был уверен, что Видок нашел нужного ему человека, но нарочно держит их в неведении.

– И что же сие значит? – подала голос барышня Серова.

– Сие значит, что где-то, в каком-то пункте мы допустили просчет. Либо Н. С. Д. – не инициалы, а нечто иное, либо… либо он все-таки сумел пробраться на бал-маскарад незамеченным. Нам предстоит серьезная работа.

Троица подошла к дому, где жил Видок, и сыщик нахмурился.

– Странно, девять часов, а никого еще нет.

– И дверь открыта, – добавил Алексей, кивая на вход.

Видок поглядел на Каверина. Мужчины извлекли свои пистолеты, после чего бывший полицейский, согнувшись вдвое, стремительно проскочил в дом. Изнутри донесся его громовой голос:

– Какого дьявола!..

Тут уж Полина не утерпела и, опередив Каверина, шагнула через порог.

Войдя, она первым делом обратила внимание на то, что в холле полно народу. Тут толкалось никак не меньше дюжины молодчиков с лицами, которые изобличали в них кого угодно, только не законопослушных граждан.

– Патрон! – взволнованно бросился к Видоку один из них, с бегающими глазами мышиного цвета и огромным вытянутым вперед носом. – Мы уж думали, не случилось ли с вами чего!

Видок, застигнутый врасплох, недовольно поморщился и спрятал пистолет.

– Здорово, Жильбер. Здорово, Николя. Но как вы сюда вошли?

– Дверь была открыта, патрон!

Хозяин дома нахмурился.

– А это еще кто такие? – спросил, кивая на особых агентов, Николя, здоровенный малый со слегка косящими глазами.

– Мои новые помощники, – представил агентов Видок. – Они помогают мне в одном деле.

– А девица ничего, все на месте! – заметил один из молодчиков, развязно подмигивая Полине.

– Что за выражения, мальчики! – нахмурился Видок.

Сверху внезапно донесся истошный вопль, и через мгновение по широкой лестнице кубарем скатился паренек лет пятнадцати, вихрастый и с веснушчатым носом.

– А-а! – кричал он. – Патрон! Его убили!

– Что ты несешь, Жанно? – попробовал урезонить вновь прибывшего здоровяк Николя. – Вон, гляди, патрон здесь!

Жанно всхлипнул и уставился на Видока, не веря своим глазам.

– Патрон, это вы? – Казалось, мальчик вот-вот разрыдается. – Но кто же тогда лежит наверху?

– Наверху? – быстро спросил Видок.

– Да, в вашей постели!

Видок оглянулся на своих помощников.

– Жанно, а ты уверен, что там кто-то есть?

– Он же пуглив, как красная девица, – обронил тощий, как иголка, Жильбер и смачно сплюнул.

– Нет, там точно кто-то есть! – настаивал Жанно. – Лежит в спальне, в вашей кровати! Клянусь!

Видок вздохнул и вытащил из-под полы пистолет.

– Что ж, пойдем, месье Алексис, посмотрим на нашего гостя.

– Я с вами, патрон! – вызвался Жильбер.

– И я! И я! – подхватили голоса.

– Нет, – коротко оборвал галдеж хозяин дома, – мы справимся одни. Вы, мальчики, пока закройте дверь и идите в кабинет. Один пусть стережет вход.

– Ясно, патрон!

Алексей и Видок стали подниматься по лестнице.

– Однажды я подстерег так одного типа, – пояснил сыщик, отвечая на немой вопрос спутника. – Забрался к нему в спальню, накрылся с головой простыней и притворился мертвым. Он обрадовался, да рано. Э… Мадемуазель, я же велел вам остаться!

– Еще чего! – обиделась Полина. – А вдруг вам понадобится помощь?

И барышня стиснула портрет друга детства так, словно то было оружие. Видок вздохнул и покачал головой.

– Держитесь сзади, Полина Степановна, – попросил Алексей. – На всякий случай.

Они вошли в спальню. Здесь стояла мебель вишневого дерева с богатой, но безвкусной резьбой.

На кровати виднелись очертания человеческого тела.

Видок показал Алексею, чтобы тот заходил справа, а сам зашел слева. Мужчины взялись за концы покрывала и резким движением сдернули его с лежащего человека.

Алексей вздрогнул. Видок переменился в лице. На кровати лежал Ксавье Марке, доктор Максима де Шеврана на той достопамятной дуэли. Губы его посинели, глаза были широко раскрыты. На сюртуке против сердца виднелась маленькая дырочка – след от пули.

– Ой, – пробормотала Полина и рухнула на стул.

– Он мертв, – сказал Алексей, чтобы хоть что-то сказать.

Видок присел на подлокотник кресла, потирая рукой подбородок.

– Да… – произнес он тяжело. И более ничего не прибавил.

– Это и был ваш осведомитель? – догадалась Полина. – Тот, что следил за Максимом де Шевраном?

Видок лишь кивнул. Желваки ходили ходуном на его скулах.

– «Луна светит», – вспомнил Алексей слова доктора в Булонском лесу. – Это и было то сообщение, которое означало, что графу не удалось достать шкатулку?

– У вас отличная память, – угрюмо проговорил Видок. – Далеко пойдете.

Неожиданно он сорвался о места, схватил тяжелую вазу и что было сил запустил ею в дверь, после чего разразился ругательствами.

Куда девался сдержанный ироничный сыщик? Видок кричал, грозил кулаком двери и клялся самыми ужасными клятвами, что, когда доберется до убийцы, этой мерзкой твари, этого выродка, согнет его в бараний рог, завяжет узлом, оторвет ему голову и другие, не менее важные части тела – тоже.

Алексей пытался вмешаться и напомнить старому сыщику, что тут как-никак присутствует дама, и она не привыкла к подобным выражениям, но у Полины было такое отсутствующее выражение лица – как у человека, который столкнулся с неизвестными ему доселе оборотами чужого языка, однако пытается делать вид, будто они ему знакомы, – что офицер поневоле решил, что его спутница ничего не поняла. На самом же деле в массе ругательств, изрыгаемых разошедшимся сыщиком, ни одно не было новым для Полины – примерно так же ругался ее вышколенный гувернер-француз, когда ухитрился свалиться с лошади именно на ту часть тела, которую не может ушибить ни одна женщина.

Наконец Видок исчерпал весь запас бранных слов и как-то обмяк. Но вдруг встрепенулся, подошел к кровати и бережным жестом закрыл мертвому Ксавье глаза.

– Хороший парень был, – сказал он, и эта эпитафия в устах такого человека, как Видок, кое-что значила.

– Кто мог его убить? – подала голос Полина. – Максим де Шевран лежит при смерти. А подружка графа, что о ней известно?

– Вряд ли можно подозревать в убийстве ее, – угрюмо произнес Видок. – Такие шуточки не по женской части. Я имею в виду, – сыщик кивнул на постель, – бросать мне вызов таким образом. Нет, наверняка тут поработал Селестен, который видел Ксавье, когда тот приходил. Если кто-то заплатил Селестену за то, чтобы тот выкрал перстень, то наниматель мог заодно и много чего из него вытрясти. – Видок покачал головой. – И, судя по тому, как действуют эти ребята, мы больше никогда не увидим Селестена в живых. Ну ничего, мы им еще покажем!

Они спустились вниз, в кабинет, где ждали подручные сыщика. При появлении патрона все вскочили на ноги. Вопросы сыпались со всех сторон, но Видок прервал их поток, подняв кверху ладонь.

– Так, мальчики, – заговорил хозяин дома. – Мы с вами ввязались в чрезвычайно запутанное и опасное дело. Один из наших уже погиб, его труп принесли сюда и подложили в мою постель. Вы сами понимаете, что это означает. Такая демократия – предупреждение, чтобы мы держались подальше от этого дела. Лично я, – Видок возвысил голос, – заявляю, что не отступлюсь ни при каких обстоятельствах, но вас я принуждать не намерен. Если кому-то не по вкусу возможность риска, он может встать и уйти, не прощаясь.

Поднялся шум.

– Кто ж уйдет-то, а?

– Мы с вами, патрон!

– Здесь нет крыс!

– Я бы хотел уяснить одну вещь, – вмешался тощий Жильбер. – А наше дело, о котором вы не распространяетесь, денежное?

– Мальчики, – торжественно произнес Видок своим зычным голосом, – вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю. Так вот отвечаю: не просто денежное – золотое дно!

– Тогда я остаюсь до самого конца, – спокойно сказал Жильбер. И сел на свое место. Наступила тишина. Все взоры были обращены на патрона.

– А теперь, – промолвил бывший каторжник мягко, – поговорим…

Глава 16 Главнокомандующий объясняет диспозицию. – Таинственные инициалы. – Маленькая книжечка в кожаном переплете

– По-моему, – самодовольно изрек Видок, когда его помощники, получив задания, ушли, – я ничего не упустил.

И в самом деле, сыщик принялся за дело с вдохновением полководца, готовящегося к важной битве. Малышу Жанно он поручил поиски пропавшего без вести Селестена. Жаку по кличке Студент предлагалось выяснить, не обращался ли кто вчера или сегодня в Париже и его окрестностях к доктору по поводу ранения в левый глаз, а также разбитого носа. Никола и Жильберу предстояло втереться в доверие к слугам Эпине-Брокара и попытаться за стаканчиком вина или за партией в бильбоке выведать у них нечто такое, что они не смогли или побоялись поведать полиции. Еще двое должны были взять в оборот кучера Эпине-Брокара и узнать от него обо всех передвижениях господина, – задание, которому Видок придавал особую важность. Самому старому из помощников, Юберу по прозвищу Ювелир, следовало выяснить все, что можно, о происхождении печатки с буквами Н. С. Д.

– Как по-твоему, что это такое? – спросил у него Видок во время совещания.

Ювелир собрал свой высокий лоб в складки.

– Не исключено, что инициалы, патрон… Жаль, что мошенник Селестен украл у вас кольцо. Если бы я его увидел, сразу бы сказал, откуда оно взялось. Сами знаете, хороших ювелиров – раз-два и обчелся…

– Николя де Сен-Дени! – неожиданно встрепенулся Жанно.

– Что ты говоришь? – Видок живо обернулся к нему.

– Ну, Н. С. Д. Даю голову на отсечение, это он! И ножом он владеет мастерски. Его еще называли Сен-Дьябль, помните?

– Нет, Сен-Дени тут ни при чем, – твердо заявил Анри, красивый, но апатичного вида парень, который сидел, ковыряя в зубах зубочисткой.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросил Жанно.

Анри лениво ухмыльнулся, обнажив ровные, острые зубы.

– Потому что я проломил ему башку пару лет назад. Он мертв!

«Какие колоритные типы! – подумала заинтригованная барышня Серова, которая сидела, водрузив на колени портрет и стараясь не упускать ни единого слова. – И даже не стесняются признаться, что кого-то убили!»

– Гм… – задумался Видок. – А ты уверен, что у него не было такого кольца? Может, оно кому-то досталось потом?

Анри мгновение поразмыслил.

– Не знаю, патрон. Но можно попробовать узнать. Хотя не похоже на Николя – не такой он был человек, чтобы таскать при себе свои инициалы. Ведь в основном кражами со взломом промышлял.

Было высказано еще несколько теорий насчет того, кем может быть таинственный Н. С. Д., но все были отвергнуты как несостоятельные. Кроме изучения наследства Николя де Сен-Дени, Анри было поручено заняться любовницей кучера, который был сообщником похитителей и пытался раздавить Алексея.

– Внешность у тебя подходящая, – инструктировал Анри Видок. – Мне нужно знать, на кого он работал. Если его баба и не в курсе, все равно может дать пару зацепок… В общем, постарайся.

– Хорошо, патрон, – спокойно согласился Анри. Было видно, что ему абсолютно все равно, чем заниматься – проламывать головы или обольщать женщин.

Те из помощников Видока, которые не были заняты, получили указания не упускать из виду всех, кто был на балу-маскараде у Эпине-Брокара. Сюда включались собственно гости (сто пятьдесят семь человек), музыканты (человек тридцать) и слуги Эпине-Брокара, большинство из которых уже искали себе другое место. Особенно Видок желал знать, не наметилось ли в поведении кого-нибудь из гостей, слуг или музыкантов каких-либо странностей, после того как убили Эпине-Брокара…

– Вот так-то, – удовлетворенно произнес Видок, когда наконец остался наедине с Алексеем и Полиной. – Слежка в нашем деле – все! А если и не все, – тотчас же поправился он, – то половина дела уж точно.

Следует отметить, что при своих «мальчиках» Видок и словом не обмолвился о шкатулке из фиалкового дерева, предоставив им гадать, что же за дело они расследуют.

– Кое о чем вы все-таки забыли, – заметил Алексей.

Видок быстро повернулся и окинул его пронизывающим взглядом.

– О чем же?

– О месье Мертеле или Бретеле, которому был адресован мятый конверт. Когда мы поедем в Рим?

– В самом деле, – согласилась Полина, – как раз Рима нам и не хватало!

На физиономии Видока выразилось величайшее раздражение. Он сел за стол и забарабанил по нему пальцами.

– Рим, Рим… – бурчал старый сыщик себе под нос. – На кой мне сдался ваш Рим? Что я там буду делать? Шкатулка-то в Париже!

– Послушайте, – сказал Алексей, присев на край стола, – я уверен: письма, написанные много лет назад, и последнее отправлены одним и тем же человеком. Разве вы не хотите узнать, кто он такой? Ведь узнай мы имя автора – расследование бы намного продвинулось вперед.

– Откуда я знаю, – проворчал Видок, – что вы не выдумали этого человека и Рим заодно, чтобы увести меня от моего плана расследования? – Сыщик покосился на Полину. – Ваша спутница не видела содержимого шкатулки, и мне приходится полагаться только на ваши слова.

Алексей в негодовании выпрямился.

– Я сам могу поехать в Рим, – предложил он.

– Эй, эй, – сварливо пропыхтел Видок, – не гоните лошадей! Давайте-ка, расскажите мне еще раз обо всем, что видели в шкатулке.

И вновь Алексей терпеливо повторил свой рассказ и выводы, к которым пришел.

– Значит, письма пожелтели от времени?

– Да.

– А конверт был обычным, и у вас сложилось впечатление, что он был надписан сравнительно недавно?

– Верно.

– Сдается мне, – вздохнул Видок, – что разгадка нашего дела кроется именно в письмах сорокалетней давности, а вовсе не в каком-то дурацком конверте. Ведь ограбление произошло как раз сорок лет назад. Связка писем была тонкой или толстой?

Алексей задумался.

– Тонкой. Я бы сказал, там было всего три или четыре письма.

– Очень интересно, – заметил Видок. Сыщик слушал Каверина, полуприкрыв веками глаза, но по всему было заметно, что он не упускает ни слова из сказанного. – А в отдельном конверте ничего не было?

– Нет. Он был пуст.

Видок почесал подбородок.

– Вы уверены, что письма и конверт были написаны одним и тем же почерком?

– Уверен. Правда, почерк стал более небрежным, беглым, но с возрастом ведь написание букв меняется. Не слишком сильно, но все-таки.

– Положим, – нехотя сказал Видок. – Кстати, что было написано на конверте?

– Рим. Месье Бретелю… или Мертелю…

– Адрес? – живо спросил Видок.

Алексей покачал головой.

– Там не было адреса. Были еще какие-то слова, но не улица и не дом.

– Случаем, не «до востребования»? – подала голос Полина.

И она увидела, как головы Видока и Алексея одновременно повернулись к ней. В глазах Алексея мелькнуло удивление, во взгляде же Видока девушка прочитала уважение и восхищение. И Полина Степановна заулыбалась.

– В самом деле… – пробормотал Алексей. – Мне кажется… нет, я думаю… очень даже вероятно, что на конверте были именно такие слова.

Старый сыщик вздохнул.

– Итак, надо будет найти француза, живущего в Риме, по имени Бретель или Мертель, который не хочет, чтобы кто-то знал его адрес, поэтому письма ему шлют до востребования. – Видок почесал нос. – Гм, из этого может кое-что выйти, месье и мадемуазель!

– Я немного говорю по-итальянски, – сказала Полина. – И могла бы… то есть мы с Алексеем могли бы попытаться найти его. Раз вы сами очень заняты.

– А потом?

– Потом мы попытаемся узнать, кто пишет таинственному месье письма и откуда.

– Как же вы его отыщете? Рим – не деревня, насколько мне известно.

– Попытаем счастья у французского посланника, а потом начнем обходить почтовые отделения с кошельком наготове, – ответил за Полину Алексей.

– Браво, – одобрительно кивнул Видок. – Стоит крякнуть да денежкой брякнуть – все будет. Из вас может выйти толк, дети мои!

– Не забывайте, мы и сами заинтересованы в том, чтобы вы нашли сокровища короны, – добавила Полина. – Ведь тогда мы получим свободу и протоколы. Если вы, конечно, не передумаете.

– Не передумаю, – твердо ответил Видок.

– Значит, мы можем ехать в Рим?

Видок почесал нос.

– Мне надо подумать. В вашем предложении, несомненно, что-то есть, но… Мне надо подумать.

– Вы все еще не верите нам? – спросила Полина с любопытством.

– Не забывайте, что есть люди, которые вас ищут, – вывернулся старый плут. – Мне бы не хотелось, чтобы вы, оставшись без присмотра, попали в какую-нибудь скверную переделку.

– Тогда поехали все вместе, – предложил Алексей, забавляясь. В глубине души он был почти уверен, что услышит отказ. И молодой человек не ошибся.

– Не могу. Я нужен в Париже, как вы сами прекрасно знаете.

Агенты не стали больше ничего говорить, оба отлично понимали, что настаивать совершенно бесполезно.

– Кстати, – добавил Видок внезапно, – есть одно дело, в котором вы должны мне помочь.

– Здесь, в Париже? – спросил Алексей с недоверием.

– Да, здесь, в Париже.

И Видок извлек из кармана маленькую записную книжечку в коричневом кожаном переплете.

Глава 17 Чрезвычайно странные слова. – Кое-что о пользе чтения для секретного агента. – Как Полина удивила всех, включая себя саму

– Что это? – спросила удивленная барышня Серова.

– Записная книжка Эпине-Брокара.

Алексей перевел взгляд с книжки на Видока.

– Раньше вы о ней не упоминали.

– А вы и не спрашивали, – парировал старый плут. – Я нашел ее, когда обыскивал его дом.

Молодой офицер в волнении вскочил с места.

– Мой бог, но ведь тогда все гораздо проще!

– Черта с два, – уныло откликнулся Видок. – Взгляните-ка.

Книжка была ничем не примечательная, размером не более ладони. Раскрыв ее наугад, Алексей увидел на странице запись:

17 апр. ТЬАСЯЗПОТ Ь МИ ПАСД

Полина тоже подошла взглянуть и покачала головой. Все остальные записи оказались такой же абракадаброй, что и первая.

– Предусмотрительный человек, – пробормотал Каверин. – Эпине-Брокар шифровал свои заметки.

– Я это тоже понял, – буркнул Видок, не спуская с него глаз. – Меня интересует вот что: нельзя ли записи как-то расшифровать?

Полина оторвалась от книжки и с любопытством посмотрела на Видока.

– И как же вы себе это представляете?

– Не знаю, – проворчал тот. – Я в жизни не имел дела с шифрами, но вы – вы другое дело.

Особый агент нумер один в панике оглянулся на агента нумер два, ища поддержки. Дело в том, что граф Чернышев среди прочего упоминал, что в будущем, когда сие понадобится в интересах государства, агентов особой службы обучат основам тайнописи, то есть шифрования. Но будущее, как обычно, наступило куда быстрее, чем ожидали, что же касается основ шифрования, то о них Алексею было в данный момент известно столько же, сколько о китайской грамоте, то бишь – ничего.

– Э… м-м… – протянула Полина несмело. – Судя по датам, у нас в руках что-то вроде дневника, верно?

Видок кивнул.

– Вел его Эпине-Брокар крайне нерегулярно, но все-таки вел. Если бы нам удалось установить из заметок, откуда у него появилась шкатулка и кому он говорил о ней, мы могли хотя бы понять, кто выступает против нас.

– Нет, это вряд ли, – заговорил Алексей, чтобы потянуть время. – Если Эпине-Брокар понимал значение шкатулки, то зачем бы ему понадобилось кому-то рассказывать о ней? Возьмем, к примеру, меня. Да если бы мне стало известно местонахождение драгоценностей короны, я бы просто спокойно отправился туда и забрал их, не распространяясь о том, что собираюсь сделать.

– Ну, в теории всегда рассуждать легко, – возразил Видок. – Мне кажется, я могу сказать, откуда де Шевран и наши «друзья» могли прознать о шкатулке. Дело в том, что Эпине-Брокар был ходок, vert galant[11]. А женщины, мой дорогой юный друг, любопытны сверх меры и к тому же непревзойденные мастерицы выпытывать чужие секреты. Так что, как бы Эпине-Брокар ни осторожничал, он мог проболтаться, даже не заметив того.

– И все-таки странно – ну как можно болтать о таких вещах? – поддержала Алексея Полина.

– В мире немало странного, – заметил Видок. – Если бы мне в свое время кто-нибудь предсказал, что в один прекрасный день я возглавлю французскую полицию, я бы умер со смеху. – Сыщик сощурился. – Так вы попытаетесь расшифровать заметки?

И тут Алексей услышал спокойный голос Полины.

– Все зависит от степени сложности шифра, – объявила мадемуазель Серова, листая записную книжку. – От того, какой был выбран способ шифрования, от ключа, длины сообщений и от многого другого.

«А она все-таки молодец! – подумал восхищенный Каверин. – Надо употреблять умные слова, чтобы Видок не понял, что мы на самом деле полные профаны. А потом всегда можно будет ему сказать, что шифр убитого оказался нам не по зубам».

– Точно, – быстро поддержал он Полину. – Ключ…

– Да я понимаю, – оборвал его Видок, который, как и все люди практического склада, больше интересовался результатом. – Но вы сможете прочитать, что тут написано?

– Мы не математики, – отозвалась Полина, – но все-таки попытаемся. Однако на расшифровку потребуется время.

«При чем тут математика? – мелькнуло в голове у Алексея. – А потянуть время – очень, очень хорошо!»

– Время у вас будет, – спокойно сказал Видок. – Что-нибудь еще?

– Деньги, – не моргнув глазом объявила Полина. – Мне понадобится одна книга, а она сейчас в посольстве среди моих вещей. Проще купить другую такую же, чем возвращаться за той. И еще мне нужно будет съездить на улицу Мира.

– Зачем? – изумился Алексей.

Полина ограничилась тем, что царственно повела плечами. По правде говоря, она так и не купила на рю де ля Пэ веера, о которых мечтала, и теперь собиралась приобрести их за счет Видока. Или французского короля – кому как больше нравится.

– Столько хватит? – спросил Видок, кладя деньги на стол.

Полина задумалась, и сыщик добавил еще несколько монет.

– Ну вот и хорошо, – объявила Полина, забирая деньги. – Я пошлю Алексея за книгой.

– Я бы предпочел, чтобы вы оба сидели тут, в целях безопасности, – вмешался Видок. – Напишите заглавие книги, я отправлю за ней одного из моих людей.

– Хорошо, – легко согласилась Полина и, сев за стол, своим быстрым решительным почерком написала, что ей требуется. – Только учтите: на рю де ля Пэ я поеду сама, это поручение я никому не смогу передоверить!

Видок тяжело вздохнул.

– Договорились. Когда вы намерены приступить к расшифровке?

– Я думаю, мы… – начал Алексей.

– Сейчас же, – вмешалась Полина. – Само собой, сначала я должна позавтракать и мне должны принести книгу. Также мне нужны… – Барышня зажмурилась. – Ну да, карандаш, бумага и лупа. И отдельный кабинет.

Видок поднялся.

– Что ж, не буду вам мешать. Я пойду пока на Иерусалимскую, потолкую с бывшими коллегами. Кроме того, надо, чтобы забрали тело бедняги Ксавье. В доме остались трое моих людей, если что понадобится, можете обращаться к ним. Насчет завтрака я распоряжусь. Мой кабинет вас устроит? – Полина кивнула. – Лупа в верхнем ящике стола, все остальное – на столе. Книгу вам скоро доставят, мадемуазель.

– С вами одно удовольствие работать, сударь, – прощебетала барышня Серова.

Польщенный Видок улыбнулся. Затем пристально посмотрел на агентов.

– Надо ли мне говорить, чтобы вы не пытались бежать? Надеюсь, нет. Когда я вернусь, вы мне покажете, чего удалось добиться.

– Договорились, патрон, – кивнул Алексей, подражая тону воришек, которыми заведовал бывший каторжник.

Видок подозрительно уставился на него, но молодой человек, казалось, говорил совершенно серьезно.

– Ладно, – сказал старый сыщик. – Постарайтесь не разочаровывать меня, хорошо? Я отлучусь ненадолго.

Едва он оказался за дверью, Алексей повернулся к напарнице, которая листала страницы записной книжки, вздыхая так, словно только что получила счет от модистки, перекрывающий ее доходы за ближайшие пять лет.

– Полина Степановна! Честное слово, если бы вы и в самом деле были моей невестой, я бы вас расцеловал! Как вы думаете, нам удастся обвести его вокруг пальца?

– Кого? – изумилась Полина.

– Видока, конечно. А вы о ком подумали? Нет, какое несчастье, в самом деле, что мы не знаем тайнописи!

– Это вы ее не знаете, милостивый государь, – высокомерно парировала Полина, захлопывая книжку. – Помните сундук с книгами, который ваш денщик как-то уронил себе на ногу, после чего захромал и произнес много всяких нескромных словес в мой адрес?

– Но, Полина Степановна…

– Думаете, милостивый государь, там были одни французские романы? Ну так вот, ничего подобного. Когда я узнала, кем мне предстоит стать, то заодно обзавелась разными полезными книжками, чтобы они помогли мне уяснить мою будущую profession.

– Постойте… – медленно проговорил Алексей, глядя на свою спутницу во все глаза. – Вы… вы везли с собой книгу о тайнописи?

– Не только о тайнописи, но и другие книги – о европейской политике, о способах обращения с разными видами оружия и много еще о чем, – вздохнула Полина. – Я же не знала, что именно мне понадобится, поэтому взяла все сразу. Я, как и мой покойный батюшка, терпеть не могу неожиданностей. Мне как-то лучше, когда я хоть немного подготовлена.

Голова у Алексея уже шла кругом.

– И вы… вы попросили у Видока купить такую же книгу о шифрах, какую взяли с собой? А вы хоть свой-то экземпляр просматривали?

– Ну да, – протянула Полина. – Помнится, там все было очень ловко изложено. Остается только применить полезные советы к делу. А пока, милостивый государь, пойдите к господам, которые остались в доме, и попросите их поторопиться с завтраком.

И чтобы заполнить время ожидания, барышня Серова с наслаждением погрузилась в мечты о веерах, которые все же вскоре приобретет…

– Ну, что? – был первый вопрос Видока, который он задал по возвращении широколицему крепышу Поммару, которого оставил в доме за привратника.

– Все спокойно, – доложил Поммар, вытягиваясь в струнку при появлении своего легендарного патрона.

– Да я не о том! Что наша парочка?

Поммар немного подумал.

– Все так же, патрон, без изменений. Мадемуазель сидит за столом и что-то пишет. Утром Лоран приносил ей и месье завтрак, потом обед. После месье попросил сигарет, и я показал ему, где лежат ваши. Это ничего?

– Ничего, ты все правильно сделал. – Видок немного понизил голос: – Какими тебе показались мои гости – подавленными или, наоборот, веселыми?

– Веселыми? – Поммар пожал плечами. – Вообще-то по виду мадемуазель ничего такого не скажешь. Но месье насвистывал себе под нос.

– Насвистывал? Эге!

Видок энергично потер руки и двинулся к лестнице.

– Ну, дети мои, – спросил он, входя в кабинет, – как успехи?

Полина, сидя в кресле, обмахивалась веером, и по блеску ее глаз Видок сразу же понял, что успехи таковы, что лучше и быть не может. На столе перед особым агентом нумер два возвышалась стопка исписанных бумаг.

Что же касается агента нумер один, то он пристроился в углу и прилежно изучал ту самую книжку о тайнописи, которую Полине доставили по ее просьбе.

– Прошу вас, садитесь, месье Перрен, – сказала барышня Серова. И уже одно то, что она позволила себе эту шутку, говорило о многом.

– Вам удалось? – Видок сел, но, не помня себя, тотчас же вскочил с места. – Где расшифровка? Я хочу ее видеть!

– Не так быстро, сударь, – вмешался Алексей. – Всему свое время. Кстати, не знаю, кто стряпал тот обед, который нам доставили, но он превосходен. Благоволите передать его автору заверения в нашем почтении.

Видок исподлобья посмотрел на него.

«Как будто мне есть дело до какого-то обеда!» – сердито подумал сыщик, однако снял цилиндр и перчатки, положил трость и приготовился слушать. Полина сложила веер и улыбнулась.

– Как вам известно, месье – или, вернее, неизвестно, – шифрование информации применяется с незапамятных времен. Причина сего, как правило, одна: есть некоторые сообщения, которые не должны попасться на глаза чужакам, а если и попадутся, те не должны иметь возможности их прочесть. Древние греки, например, писали тайные послания на ремне, обернутом вокруг палки определенного диаметра, и чтобы правильно прочесть шифровку, надо было иметь палку такого же диаметра. – Полина перевела дыхание. – Впрочем, такой способ совсем детский. Между тем…

– К делу, мадемуазель, к делу! – вскричал Видок, который от нетерпения не мог усидеть на месте.

Полина вздохнула.

– Видите ли, месье, я совершенно убеждена, что вы с вашей дотошностью наверняка захотите проверить мою работу. Как знать, не слукавила ли я где и не утаила ли от вас чего важного? Поэтому я и решила объяснить вам, как происходит шифрование сообщений.

Видок больше не торопил Полину и только глядел на молодую женщину, насупившись.

– Простейший из способов шифрования сообщений называется подстановкой, – безмятежно продолжала Полина, переходя на привычный назидательный тон. – При использовании такого шифра вместо одной буквы алфавита употребляется другая. Скажем, вместо «а» пишется «г», а вместо «г» – «м». Беда, однако, в том, что подобные сообщения сравнительно легко раскрыть.

– Подставляя вместо одних букв другие, пока не получится связный текст? – перебил ее Видок, который, как оказалось, умел все схватывать на лету, хоть и не читал учебников по тайнописи.

– Ну, такой метод уж слишком громоздкий, – спокойно отвечала барышня Серова. – Нет, ключом в подобных случаях, как правило, служит частотность букв. Скажем, если мы имеем дело с французским языком и какой-то знак встречается значительно чаще обычных, то вы можете быть уверены, что он обозначает букву «e». Если взять любой французский текст и подсчитать, сколько раз в нем встречается буква «e», то в среднем на сто знаков она встретится не менее тридцати раз.

– В моей фамилии нет буквы «е», – заметил Видок сварливо.

Улыбка тронула губы Полины.

– Именно поэтому короткие тексты дешифровать труднее всего, – спокойно отозвалась девушка. – Следом за «е» в частотной таблице идут «а», «s», «r», «i», «t», «n», «u» и так далее. Замечу, что таблица меняется от языка к языку. Например, в португальском «а» встречается немного чаще, чем «е». После того как вы подбираете основные буквы, настает черед остальных, то есть в принципе приходится делать то, о чем вы сказали, – складывать слова, пока не получится связный текст.

Видок подскочил на месте.

– Итак, вы подставили нужные буквы и…

– И ничего у нас не вышло, – объявил Алексей. – Дело в том, что подстановка – далеко не единственный способ шифрования. Есть еще и перестановка.

– Разве это не одно и то же? – спросил Видок.

– Нет. При перестановке вы разбиваете исходный текст на группы в несколько знаков и меняете положение букв в каждой группе. Скажем, делите текст на группы по четыре и первую букву ставите четвертой, вторую – третьей, третью – второй, а четвертую – первой.

Видок достал платок и промокнул им лоб.

– Я чувствую, что шифрование – дьявольски трудная наука, – пожаловался он.

– Не без того, – хмыкнула Полина. – Во-первых, при расшифровке нужно знать, сколько членов в группе, а их может быть сколько угодно, по крайней мере, теоретически. Во-вторых, надо вычислить порядок перестановок, что тоже, сами понимаете, не так-то легко.

– Но вы ведь можете это сделать? – спросил Видок не то что умоляюще, а прямо-таки заискивающе.

– А вот здесь, – торжественно объявила Полина, – на помощь приходит частота отдельных слов в конкретном языке. Например, артикли – какая фраза во французском обойдется без него? Ищем следы артиклей, а затем…

– Мадемуазель, я преклоняюсь перед вами! – воскликнул Видок.

– Словом, и данный способ сравнительно легко раскрыть. Труднее, конечно, чем простую подстановку, но все же можно. Но вот таблица Виженера…

– Что еще за таблица? – спросил Видок упавшим голосом.

– Многие ученые работали над усовершенствованием способа криптографии. Альберти, Беласко, Кардано… Дальше всех продвинулся ваш соотечественник, Блез де Виженер. Он изобрел таблицу, или матрицу, в которой любая буква может соответствовать любой другой в зависимости от выбранного ключа, а ключом может быть какое угодно слово или выражение. Этот шифр называется полиалфавитным, и его практически невозможно раскрыть[12].

– Невозможно? – несчастным голосом переспросил Видок.

– Совершенно верно, невозможно.

– Чтоб ему гореть в аду, тому самому де Виженеру! – вскричал сыщик, яростно взъерошивая короткие рыжие с проседью волосы. – Так что же, у вас ничего не вышло?

– Видите ли, – сжалилась над ним Полина, – таблица Виженера чересчур сложна для использования. Изучив с помощью лупы страницы книжки, я установила, что пробелы между буквами в иных местах слишком малы, а в других – больше, чем должны быть, что все-таки навело меня на мысль о перестановке. Поэтому я решила идти в этом направлении и после нескольких неудач добилась успеха.

В немом остолбенении Видок глядел на барышню Серову, которая прямо-таки лучилась от самодовольства.

– Ах вы… проказница! – вскричал наконец старик, держась за сердце. – Что же вы мне голову морочили какой-то там таблицей? И как же вы все-таки раскрыли шифр Эпине-Брокара?

– Видите ли, – сказала Полина, – я обратила внимание, что, кроме дат, в записной книжке нигде не встречается никаких цифр, а между тем они должны были там быть, ведь наш друг, помимо всего прочего, – шантажист. Поэтому я стала искать цифры, записанные словами, и не сразу, но все-таки добилась успеха.

– Мадемуазель, вы гений! – заявил Видок. – Дайте-ка мне взглянуть на его записи.

Полина протянула ему исписанные листки.

– Я обработала… то есть мы с Алексисом обработали всю записную книжку. Там около сотни записей, в основном за последние полтора года. К сожалению, фамилий нет, только инициалы.

– А тут что такое? – спросил Видок, показывая на два ряда цифр в самом верху страницы.

– Это и есть ключ.

Ключ к расшифровке записей авантюриста был такой:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

7 5 9 2 4 8 1 10 6 3

– Цифры означают, – пояснил Алексей, – что каждая седьмая буква в группе записывается первой, четвертая – второй, десятая – третьей и так далее. Пробел тоже считается отдельным знаком. Например, запись за семнадцатое апреля означает «Пятьсот за письма Д.». И все записи такого же рода. Кто-то платил за письма, кто-то – за какие-то сведения.

– И никаких фамилий? – упавшим голосом спросил Видок.

– Никаких.

– А шкатулка из фиалкового дерева? Есть что-нибудь о ней?

Старый сыщик походил в тот момент на ребенка, который в нетерпении притоптывает ногой в предвкушении новой игрушки, о которой мечтал.

Полина покачала головой.

– Похоже, месье Эпине-Брокар был предельно осторожен. Правда, в последних записях есть кое-что любопытное.

Видок лихорадочно бросился их читать.

«2 мая. Решил переменить условия М.

10 мая. Конверт! Вне всяких сомнений, это он.

1 июня. Пять тысяч франков за сведения о концессиях. Перепродал с выгодой. Удачный день.

Ума не приложу, что мне делать с И.

Разумеется, это исключительные сведения. Но кто их купит?

10 июня. Протоколы – тысяча. Дал знать А.

14 июня. Заплатил сто франков за письма, которые стоят в десять раз дороже. Решил махнуть рукой на И. Слишком много хлопот.

20 июня. На Г. истрачено триста франков. А. раздумывает. На И., кажется, нашелся покупатель.

26 июня. Я решился. Это дело озолотит меня».

– Все одно к одному, – сказал Видок. – Исключительные сведения, слишком много хлопот… Но кто такой И.?

– Понятия не имею, – призналась Полина. – Может быть, тот, кто писал письма?

– И вам не терпится это выяснить, а? – хитро прищурился Видок. – Давайте-ка для начала взглянем на список гостей.

Глава 18 Список гостей. – Все дороги ведут в Рим, кроме тех, что ведут в модную лавку. – Видок выдает свои тайные намерения, которые изумляют особых агентов

Старый сыщик достал из кармана вчетверо сложенный лист и разложил его на столе. Двое мужчин, старый и молодой, а также молодая женщина склонились над ним и стали изучать.

– Знаете, – проговорил Алексей, – мне как-то не верится, что наш таинственный И. будет в этом списке.

– Не будем спешить, – отозвался Видок, продолжая читать список. – Вот, например, маркиза де Манвиль. Кто знает, уж не является ли она той М., о которой говорится в записи от 2 мая?

– Но ведь нас не она интересует, не так ли? – заметила Полина.

Старый сыщик метнул на барышню, сведущую в тайнописи, пронизывающий взгляд.

– Я любопытен, – коротко бросил Видок. – Вот, пожалуйста. Герцог Ирвуа. Тоже И., между прочим. Мадемуазель Изабель Бошан. Ее отец – министр. Знаете его? А я всех знаю.

– Не понимаю, – признался Алексей, – зачем богатые и знатные люди ходили на приемы шантажиста, грязного мерзавца, который…

– Ну, милый мой, все было совсем иначе! Эпине-Брокар был не вульгарный шантажист. Он был прежде всего человек светский. И дела свои проворачивал совсем иначе, чем люди вроде нас с вами. В один прекрасный день он появлялся в вашей гостиной с улыбкой на устах и тихим голосом говорил: «Вы и представить себе не можете, что Икс решил предпринять против вас! У него есть такие-то бумаги, и он собирается предать их гласности. Я умолял его не поступать так, но он – ни в какую. С другой стороны, если предложить ему некоторую сумму, я почти уверен, что дело удастся уладить». – Видок перевел дыхание и иронически улыбнулся. – И, ясное дело, вы предпочли бы заплатить, чем поднимать скандал и терять репутацию. Конечно, все в свете знали, чем промышляет Эпине-Брокар, но сей господин всегда играл по правилам – знал, что не следует драть с жертвы семь шкур, а надо оставить ей хотя бы одну, не то та может заартачиться. И, кроме того, он не только брал деньги, а и помогал делать их. Тот же маркиз де Ларошжаклен после долгих ужимок признался-таки, что у него с Эпине-Брокаром были общие деловые интересы, которые они и обсуждали в тот вечер, когда бедняга был убит. Помните заметку в книжке о концессиях?

– Пэр Франции – и авантюрист! – вырвалось у Алексея. – Так вот что у них было общего!

– Ну разумеется, дорогой мой: деньги и еще раз деньги, – отозвался Видок. – Выгода заставит вас смириться с любым мерзавцем, если тот обогатит вас хотя бы на су против прежнего. Если бы людям было выгодно быть праведниками, они бы ими и были. Беда в том, что праведником быть чертовски накладно.

– Еще Аристотель, кажется, сказал, что деньги – мера всех вещей, – произнесла Полина поучительным тоном. – Но только вещей!

– А он не дурак был, Аристотель-то, а? – заметил Видок довольно непочтительно, водя пальцем по списку. – Граф де Шевран… ха! Февроль… Тибоден… Все не то. Наверное, вы правы, и таинственный И. – кто-то со стороны.

– А таинственный А.? – внезапно спросил Алексей.

– То есть?

– Я имею в виду, тот человек, которому Эпине-Брокар хотел продать копии секретных протоколов. Кто он?

Видок довольно заржал.

– А вы не догадываетесь? – Он ткнул пальцем в какую-то строку. – Вот. Мистер Роберт Монтегю.

– Ну и где тут «А.»? – спросила Полина с недоумением.

– Мадемуазель, я-то думал, вы сразу же догадаетесь. – Видок пожал плечами. – Монтегю – англичанин, ясно?[13] Я же говорил, что протоколы могли быть интересны только русским и англичанам. Монтегю – атташе английского посольства. Правда, насколько я знаю, он уже давным-давно заполучил нужные ему сведения от одного нечистоплотного чиновника в правительстве, так что Эпине-Брокар зря старался.

– Ясно, – сказал Алексей, про себя дивясь осведомленности Видока.

– В данный момент, – продолжал тот, – меня больше всего интересует не «А.», а «И.». Вот, смотрите, Франсуа Изамбар. Еще одно И. в списке. Правда, ему, если я не ошибаюсь, немного за тридцать, так что вряд ли он мог сочинять в начале века, а то и раньше, письма к дорогой Эжени. Вы знаете Изамбара? Нет? Ну, вы немногое потеряли. Журналист из числа тех, что очень хотят продаться, да только никто не желает их покупать. Кроме того, он редкостный растяпа и никогда не может попасть в тон. Когда все ругали на чем свет стоит старика Карла X, Изамбар единственный умудрился сочинить ему панегирик, а когда Луи-Филипп взошел на трон[14], заявил, что Франции больше подошел бы Наполеон II[15]. А вот…

Тут он заметил, что Алексей и Полина уже не слушают его, и умолк.

– Вы должны ему сказать, – обратилась Полина по-русски к офицеру.

– Лучше вы, – возразил Алексей. – После того как вы расшифровали записную книжку старого негодяя, вам будет проще склонить Видока к авантюре.

– Вовсе никакая и не авантюра! – возмутилась Полина. И, обратившись к Видоку, объявила, что она передумала ехать на рю де ля Пэ.

– Вместо этого, – заключила мадемуазель, – я собираюсь прокатиться в Рим. С моим женихом.

Видок перевел дыхание и, чтобы скрыть смущение, почесал бровь. Жизненного опыта у него было с избытком, но странная русская парочка все же порядком ставила его в тупик.

– Значит, Рим, да? – протянул он. – Вы будете… э… искать адресата письма из шкатулки?

– Совершенно верно, – подтвердила Полина.

По правде говоря, Видок, который никак не мог отлучиться из Парижа, как раз в настоящий момент подыскивал надежного человека, который сумеет в Риме напасть на след таинственного Бретеля или Мертеля, получающего письма до востребования. Старый сыщик насупился, но увидел ласковую улыбку Полины – и почти против воли улыбнулся ей в ответ.

Однако он не был бы Видоком, если бы в то же мгновение не помыслил: «Какова чертовка! Ведь, кажется, хочет обвести меня вокруг пальца!»

Открытие развеселило старого плута, и он решил, что улыбки улыбками, а обмануть себя очаровательной барышне, запросто дешифрующей чужие записи, не позволит ни за что.

– Записка… – напомнил Алексей вполголоса.

– Сами о ней говорите, – фыркнула Полина.

Алексей повернулся к Видоку и сказал, что хотел бы отправить записку в российское посольство, так, несколько строк, чтобы там не волновались по поводу их исчезновения.

– Это все? – осведомился Видок весьма иронически.

– Нет! – ответила Полина. – Мне нужны вещи. И книги. И новое платье. Я не могу ехать в Рим в наряде кухарки!

Судя по всему, агенты между собой уже успели все решить. Видок поглядел на них и покачал головой.

– Дети, у вас же ни гроша за душой! Я уж молчу о том, что у вас при себе нет даже документов. И вы собираетесь просто так взять и отправиться в Рим?

– Документы нам сделаете вы, ваших знакомств для такого вполне хватит, – не моргнув глазом объявила Полина. – А деньги выделит ваш заказчик. Он ведь хочет отыскать сокровища французской короны?

И барышня очаровательно улыбнулась.

– Предлагаю компромисс, – промолвил Видок после небольшой паузы. – Мадемуазель Полина остается в Париже со мной – мало ли что, вдруг я набреду на еще какие-нибудь зашифрованные сведения и мне понадобится ваша помощь. А вы, месье Алексис, поедете в Рим в сопровождении моих ребят, которые за вами присмотрят. Как вам такой вариант?

– Не годится! – сердито возразила Полина. – Он никого не найдет!

– Полина Степановна! – возмутился ее «жених».

– Да, я Полина Степановна. И что? Кто нашел шкатулку? Я! Кто расшифровал записную книжку? Тоже я! А вы? Только и можете, что драться на ваших глупых дуэлях. Если вы поедете в Рим один, то только провалите все дело. И вообще, я вас не отпущу!

– Три платья, – вкрадчиво промолвил змей-искуситель Видок. – У лучших портных.

– Из шелка?

– Из чего пожелаете, мадемуазель. Но вы мне очень нужны тут, поверьте!

– Тогда пять платьев. И столько вееров и шляпок к ним, сколько я захочу.

– Осторожнее, месье Видок, – вмешался Алексей. – Вы не знаете, на что идете. Лучше отпустите ее со мной.

Видок покачал головой.

– Понимаю, – скривился Каверин, – вы хотите удержать Полину при себе в качестве заложницы, чтобы быть уверенным, что я вернусь. Уверяю вас, вариант не самый лучший.

– Вы, сударь, рассуждаете, как ребенок, – вздохнул Видок. – Во-первых, насильно удержать женщину невозможно. Во-вторых, я не могу себе представить человека, который сумел бы взять в заложницы мадемуазель Полину, не раскаявшись в содеянном. И вообще, я намерен сполна насладиться обществом вашей невесты, пока вы будете находиться за сотни лье от нас. Так что не торопитесь, сударь, и возвращайтесь только тогда, когда завершите все дела.

Полина открыла рот.

– Должна ли я понимать ваши слова, месье, как… – начала она.

– Считайте, что я ничего не говорил, – быстро произнес старый плут, блестя глазами.

Алексей повернулся к своей спутнице:

– Полина Степановна…

– Со мной все будет хорошо, можете ехать, – успокоила офицера особый агент нумер два.

– Я надеюсь, вы не приняли всерьез его слова? – спросил Алексей по-русски. – Учтите, наш теперешний патрон – весьма коварный господин, и с вашей стороны будет большой ошибкой ему довериться.

– Полно вам, сударь, – усмехнулась Полина. – Кстати, сообщу: я доверяю людям ровно настолько, насколько они доверяют мне. Привезите мне лучше из Рима… – барышня мечтательно задумалась, – какую-нибудь древность. Ну там, картиночку на стену или бюст Антиноя, к примеру. Только не надо бюстов римских императоров, они все страшные.

Алексей поклонился и заверил ее, что ради нее готов перевезти в Париж хоть весь римский форум.

– На что мне форум? – возразила практичная Полина Степановна. – Что я буду с ним делать? Бюста Антиноя мне вполне хватит – поставлю его на камин и буду любоваться, вспоминая наши приключения.

На том и уговорились. Алексей сел писать записку к барону М., желая коротко объяснить, почему так получилось, что они с агентом нумер два были вынуждены ослушаться приказа и сбежать из посольства. Но коротко не получалось никак.

– Может быть, вам просто послать записку месье Новосильцеву с просьбой о личной встрече? – предложила Полина. – Тогда вы ему все и объясните.

Видок, узнав, что Алексей собирается увидеться в городе с представителем посольства, заворчал и привел тысячу доводов против, но ни один из них не смог поколебать Каверина в его решении. Получив согласие на встречу, он ушел, захватив с собой пистолет.

Беседа с Сержем получилась вовсе не из приятных. Новосильцев был раздражен бегством особых агентов и грозил им докладом вышестоящему начальству, а также всеми мыслимыми и немыслимыми неприятностями. Алексею с трудом удалось его убедить, что они с Полиной действуют исключительно на благо страны.

– Вы не согласовали ваши действия ни со мной, ни с бароном! – возмущался Серж. – Милостивый государь, вы хоть понимаете, что это значит? Это значит, что, если что-то пойдет не так, ответственность будете нести вы, и только вы!

С некоторым раздражением Алексей повторил, что не боится никакой ответственности, и удалился, пообещав держать Новосильцева в курсе всего происходящего. Разумеется, у Алексея и в мыслях не было сдержать свое обещание.

Он возвращался в дом Видока, когда его неожиданно кольнуло знакомое неприятное чувство: кто-то явно следил за ним.

Молодой человек замедлил шаг, стал останавливаться перед сверкающими витринами, рассчитывая рассмотреть в них, кто же такой таинственный некто. Но, похоже, тот был далеко не новичок в слежке, и, как Каверин ни старался, ему так и не удалось засечь филера.

Недалеко от особняка Видока молодой человек сделал резкий рывок и скрылся, оторвавшись от преследователя. Почти бегом Каверин проскочил несколько переулков. Никто не шел за ним, и Алексей немного успокоился.

А за два дома от особняка Видока какая-то тень отлепилась от ограды и бросилась на молодого человека. У груди офицера блеснула сталь.

Алексей выхватил пистолет, но фигура зацепила его кончиком шпаги и выбила из рук. Офицер нырнул под шпагу, схватил руку противника, державшую эфес, и стал выкручивать ее. Неизвестный боролся молча и упорно. По всему чувствовалось, что противник – человек хладнокровный, который не привык проигрывать. Поняв, что уже не удастся воспользоваться клинком, он отшвырнул его и вцепился Алексею в горло.

– Что тебе надо? – прохрипел Алексей.

– Отдай шкатулку, – невозмутимо ответил убийца.

Будь он даже втрое сильнее, ему бы все равно не удалось справиться с Кавериным. Офицер провел серию запрещенных приемов и высвободился. Противник, хрипя, держался за живот. Отскочив на два шага, Алексей поторопился поднять шпагу, но тут же увидел, что на него смотрит дуло пистолета, который его враг извлек из-под сюртука.

– Мне не велели тебя убивать, – проскрежетал он, – но ты сам напросился, ей-богу.

Грянул выстрел, и противник Алексея, покачнувшись, сполз на землю. У входа в переулок стоял Видок с дымящимся пистолетом.

– Кажется, я подоспел вовремя, – просто сказал он.

Глава 19 Человек, который стоил недешево, да плохо кончил. – Приключение на дороге. – Старые враги и новые друзья

– На сей раз я действительно спас вам жизнь, – сказал Видок и подошел к убитому. Кончиком ботинка перевернул его на спину, покачал головой: – Хм, да это Дюплесси.

– Вы его знаете? – поразился Алексей.

– Я же вам говорил: я знаю всех, – отозвался сыщик. И, встав на колени, стал со знанием дела обыскивать труп. – Кто бы ни были наши «друзья», денег у них предостаточно. Услуги Дюплесси стоят недешево.

В карманах убитого нашлись лишь трубка, пара перчаток, туго набитый кошелек и носовой платок.

– Ничего интересного, – со вздохом констатировал бывший полицейский. – Ладно, пошли отсюда, а то не ровен час, нас тут увидят.

– Вы следили за мной? – спросил Алексей, как только они вошли в особняк.

– А как же, – спокойно произнес Видок. – Когда вы неожиданно бросились бежать, я чуть не потерял вас из виду, но все обошлось. Кстати, я же еще не сказал вам: на пустыре найдено тело Селестена.

– Застрелен?

– Задушен тонкой веревкой.

– И перстня при нем, конечно, не было.

– Не было, – подтвердил Видок. – Теперь о наших делах. Я заготовил вам паспорт на имя Алексиса Перрена. Надеюсь, вы не обидитесь? – Старый сыщик озорно ухмыльнулся. – Кроме того, я распорядился сделать для вас полсотни визитных карточек. Карету вам предоставят отдельную, кучер – надежный человек. И еще один из верных мне людей будет сопровождать вас – для подстраховки. Если вам нужны какие-то вещи, возьмите любые из моих.

Он протянул Алексею бумаги:

– Пожалуйста, месье Перрен. С вами едут двое слуг: Жозеф и Филипп. Можете полагаться на них, как на самого себя.

– Они знают, зачем мы направляемся в Рим?

Видок покачал головой.

– Я не стал посвящать их в утомительные подробности. Считаю, так лучше. Я лишь сказал им, что спущу с них шкуру, если они не доставят вас обратно целым и невредимым.

Алексей поколебался.

– Должен вам сказать, что сделаю то же самое, если… – начал он.

– Только не надо лишних слов! – перебил, поморщившись, Видок. – Я уже понял, что вы имеете в виду мадемуазель Полину. Можете не волноваться, со мной она будет в полной безопасности.

– Хотел бы я вам верить, – проворчал Каверин.

– Надеюсь, вы не передумали ехать?

– Нет.

– Что ж, – заключил Видок, – тогда в добрый час!

И на следующее утро в великолепном рессорном экипаже месье Алексис Перрен отбыл в Рим, столицу Папской области.

В те времена Италия была раздроблена на множество более или менее независимых государств. На юге располагалось Неаполитанское королевство, в центре находились папские владения, а на севере Пьемонт и несколько мелких княжеств, со времен Средневековья ревниво оберегавших свой призрачный суверенитет. Расположенная также на севере Ломбардия со столицей Миланом, а кроме нее Венеция в результате диковинных династических перипетий оказались приписаны к Австрийской империи, хотя трудно себе вообразить два более противоположных народа, чем итальянцы и австрийцы. Разумеется, такое положение не всех устраивало, и в разное время разные правители – Цезарь Борджиа, некоторые папы, а из недавних властителей Наполеон Бонапарт – пытались объединить Италию в одно государство, но из их замыслов так и не вышло ничего путного. Папы никогда не обладали достаточной властью, чтобы подчинить себе юг и север, зато, как только замечали поползновения на свою власть, они поднимали страшный крик и призывали на голову захватчика все громы небесные, не забывая одновременно сколотить против него коалицию из почитающих власть папы католических держав. Впрочем, поскольку в XIX веке власть божественная уже не шла ни в какое сравнение с властью земной, пьемонтскому королю Виктору-Эммануилу II все-таки удалось в конце концов собрать Италию под свое крыло, ловко используя разногласия между ведущими европейскими державами, но случилось это уже через много лет после описываемых событий.

Пока же Алексей наслаждался дорогой. Стояла прекрасная июльская погода, а окрестные пейзажи открывали столько приятного для глаз. Попутчики, которых ему выделил предусмотрительный месье Видок, не только не мешали офицеру, а даже наоборот. Филипп был за кучера, Жозеф – за слугу, и оба прекрасно справлялись со своими обязанностями. Мужчины были вооружены до зубов, и Алексей был уверен: случись какая переделка, он может на них положиться. Сам же молодой человек захватил с собой одну из шпаг Видока, спрятанную в трости, пару пистолетов и достаточно боеприпасов, чтобы с успехом отстреливаться от целого отряда вооруженных супостатов. Впрочем, до самого Лиона путников никто не тревожил, и мало-помалу Алексей начал верить, что все его неприятности остались позади.

Путники покинули Лион, когда разразившаяся страшная гроза вынудила их повернуть обратно. Дождь стоял сплошной стеной, и за десять шагов не было видно ни зги. Неожиданно до путешественников донесся отчаянный крик:

– Стойте, рада бога, погодите!

Кричавший оказался кучером пассажирской кареты, которая перевернулась и, разбитая, лежала в овраге. Двое или трое пассажиров выбрались самостоятельно, остальные были заперты внутри кареты. Жозеф и Филипп переглянулись.

– Осторожнее, сударь, – сказал Жозеф Алексею, – это может быть подстава.

Но никакой подставы не было. Офицер помог выбраться из кареты столетнему старику, который, охая, не переставал благодарить его, и молодой женщине с корзинкой. Женщина сломала руку, и ей нужна была помощь врача.

– Сударь, – сказала она Каверину, – там еще одна пассажирка, только она, по-моему, потеряла сознание. Вы бы не могли ей помочь?

Алексей оторвал дверцу, которая еще держалась, и извлек на свет божий последнюю пассажирку. Это была прехорошенькая блондинка, но сейчас на ее лице были пятна крови – несчастная пострадала при падении больше других.

Каверин взял ее на руки и уложил в свою карету, после чего посадил туда же вторую женщину и старика, сам уселся рядом с кучером и велел остальным идти за его экипажем на постоялый двор.

Хозяин гостиницы, месье Кабош, был скорее обрадован нашествием постояльцев, чем наоборот. Он отвел отдельную комнату даме, которая все никак не приходила в себя, послал конюха за доктором, жившим неподалеку, и заверил Алексея, что сделает все как надо.

Женщина с корзинкой осталась возле пострадавшей. Вскоре добровольная сиделка подошла к Каверину и сообщила, что пассажирка пришла в себя и хочет видеть своего спасителя.

При этих словах Филипп, гревшийся у огонька, подмигнул Жозефу и толкнул его локтем в бок. Алексей послал своим помощникам недовольный взгляд и зашагал следом за молодой женщиной.

– А вот и ваш спаситель, – сказала она, входя в комнату.

Раненая, с лица которой смыли кровь (возле виска у нее имелась небольшая царапина), показалась Каверину смутно знакомой. При виде его она приподнялась, и глаза ее расширились от ужаса.

– Это вы! – пролепетала пострадавшая.

Алексей поморщился. Он узнал голос Анжелики де Вильбуа, любовницы Максима де Шеврана, и предчувствовал – не без скуки – мелодраматическую сцену. Надо сказать, впрочем, что в женском платье Анжелика выглядела куда выигрышнее, чем в мужском наряде. Волосы ее рассыпались по плечам золотистой волной, губы дрожали.

– Это вы! – произнесла она уже несколько иным тоном.

Молодая женщина с корзинкой, чувствуя, что назревает какая-то сцена, предпочла тактично удалиться.

– Можете убить меня! – заявила Анжелика воинственно, отбрасывая волосы с лица.

– Сударыня, – заговорил Алексей с некоторым раздражением, – должен сказать, что я предпочту оставить такую честь кому-нибудь другому. Впрочем, если вам угодно и дальше ломать комедию, не стану вам мешать.

Услышанное оказалось для Анжелики таким сюрпризом, что на мгновение она даже утратила дар речи. Ну да, молодой офицер был невежлив, но ведь он устал, насквозь промок и к тому же питал непреодолимое отвращение к любым позам.

– Вы убили моего Максима, так убейте же и меня тоже! – продолжала Анжелика в том же духе.

– Насколько я слышал, ваш Максим уже идет на поправку, – отозвался Алексей хладнокровно. – Лично я ничего не имею против него, пусть только не попадается у меня на дороге.

– Вы лжете! – вспылила Анжелика. – Я знаю, что вы действуете заодно, вы и этот проклятый Видок! Именно он натравил вас на моего Максима!

– Сударыня, – ответил Каверин, – вы же сами там были. Разве, по-вашему, я первый затеял ссору?

Анжелика призадумалась, глядя на него исподлобья, и наконец нехотя призналась:

– Нет. Но вы нарочно толкнули Максима, зная, что при его вспыльчивости он непременно вызовет вас на дуэль.

– Ваши слова не делают графу чести. Глуп тот, кого легко спровоцировать, и вдвойне глуп тот, кто дерется на дуэли из-за каждого толчка.

Глаза Анжелики метали молнии, но ни одна из них не задела Алексея. А если и задела, то виду он не показал.

– Ах так? – вскрикнула мадемуазель де Вильбуа. – Вы мерзавец, сударь!

Каверин только плечами пожал.

– Как говорит месье Видок, «все люди мерзавцы, каждый в меру своих способностей». Я могу еще что-то сделать для вас? Нет? Тогда прощайте.

Он тщательно прикрыл за собой дверь и спустился к своим помощникам.

– Дело осложняется, – сказал он им. – За нами хвост.

Жозеф и Филипп переглянулись.

– Хвост?

– Ну да, эта полоумная девица де Шеврана. Наверняка она здесь не просто так.

– Что будем делать? – спросил Жозеф, любым словам предпочитавший действия.

– Пока ничего. Постарайтесь не выпускать ее из виду, мало ли что она затевает.

За окнами по-прежнему хлестал дождь, молнии чертили во тьме белые зигзаги. Алексей удалился в комнату, отведенную ему для ночлега. Филипп остался возле лошадей в конюшне, Жозеф был где-то в доме.

Офицер размышлял. Что бы Анжелика де Вильбуа ни делала здесь, он не должен был дать ей возможности проследовать за ним в Рим. Алексей не сомневался, что он, как никогда, близок к раскрытию тайны загадочной шкатулки, а если в ней действительно содержится ключ к несметным сокровищам, он не имел права рисковать.

«Да, но как же мне от нее отвязаться? Вот в чем вопрос!»

Алексей достал карту Европы, которую захватил с собой в дорогу, и задумался. После Лиона он намеревался ехать в Рим через Гренобль, Турин и Флоренцию. Можно было также добраться до Марселя и морем плыть до Чивитавеккья, откуда по суше рукой подать до Рима.

Каверин сложил карту и вздохнул. Хорошо бы не только отвязаться от Анжелики, но и, пожалуй, узнать у нее кое-что. Например, кто поведал Максиму о шкатулке и вообще что конкретно им известно.

В дверь кто-то тихонько поскребся. Алексей решился. Он поспешно дунул на свечу, скользнул в угол и крикнул:

– Войдите!

Дверь приотворилась, и на пороге возник женский силуэт.

– Месье Каверин, это Анжелика. Я пришла извиниться за свое поведение.

Невидимый офицер лишь улыбнулся.

– Вы здесь? – несмело спросила мадемуазель де Вильбуа, вглядываясь в темноту.

– Свеча погасла, – подал Алексей голос из темноты.

– Я хочу сказать, – продолжала молодая женщина, – вы поступили благородно, вытащив меня из перевернувшейся кареты, и…

– Нет, – возразил Каверин, – благородство тут ни при чем. Я поступил так потому…

– Почему?

– Ну, вы же сами знаете.

– Я?

– Да. Поэтому я и хотел убить Максима.

– Но почему? – капризно повторил женский голос.

За окном зарокотал гром, и мужской голос произнес:

– Ну, разве вам все надо объяснять?

Снаружи по-прежнему лил дождь.

Глава 20 Поучительный разговор двух мазуриков. – Женские чары. – О том, как легко потерять голову вследствие их воздействия

– Слышь, – сказал Филипп Жозефу на следующее утро, – где наш фраер-то пропадает?

Жозеф плюнул далеко перед собой, достал из кармана яблоко, обтер его об одежду и стал счищать с него кожуру.

– В постели, – коротко ответил он.

– Но сколько же можно в постели валяться? – заворчал Филипп. – Ехать же давно пора!

– А кто тебе сказал, что он там один? – хладнокровно спросил Жозеф.

Филипп вытаращил на него глаза.

– И с кем же он там, а?

Жозеф отрезал кусочек яблока, сунул его в рот, пожевал, повременил малость, испытывая терпение приятеля, и наконец изрек:

– Да я так думаю, он там с красоткой Анжеликой забавляется.

– Черт возьми! – тоскливо протянул Филипп. – Патрону такие дела точно не понравятся.

– А при чем тут патрон? – обронил Жозеф равнодушно.

Филипп оторопел.

– Как это – при чем?

Жозеф шмыгнул носом и снова принялся за яблоко.

– Такие дела, – важно пояснил он, – обычно промеж двух решаются.

– Ты что, забыл, кто она такая? – горячо спросил Филипп.

Жозеф с умопомрачительной медлительностью отправил в рот очередной кусок яблока и вытер губы отворотом рукава. Филипп, переминаясь с ноги на ногу, ждал, какую еще глупость ляпнет неповоротливый нормандец, его напарник.

– Баба – она всегда баба, – изрек наконец Жозеф, с некоторым недоумением оглядывая яблоко, обструганное до самого огрызка.

– Вот именно, – поддержал его Филипп. – А мужик – всегда мужик. Что, если она его с панталыку собьет? Вот о чем я толкую!

Жозеф широко размахнулся и отшвырнул огрызок далеко за изгородь. Затем невозмутимо заметил:

– Не собьет. Наш фраер не из таковских.

– Все равно, надо написать патрону, – сказал Филипп решительно. – Эй, хозяин, где тут у вас чернила и бумага? Я письмо отправить хочу.

Надо вам сказать, что с каждой более или менее продолжительной остановки исполнительный Филипп, которому Видок строго-настрого приказал не упускать из вида «Алексиса Перрена», строчил патрону в Париж подробные отчеты о том, чем живет и как проводит свое время его подопечный.

Впрочем, если вам интересно, последнюю ночь Алексей провел очень хорошо, получил массу удовольствия и вообще зарекомендовал себя наилучшим образом.

– Дорогой, – промурлыкала поутру Анжелика, чертя пальчиком на его груди замысловатые фигурки, – ты и правда меня любишь?

– Всем сердцем, – проникновенно подтвердил Алексей, глядя на нее нежнейшими серо-зелеными глазами.

– Но тебе все-таки не следовало убивать Макса из-за меня, дорогой, – потупившись, промолвила красавица.

– Я голову потерял от ревности при мысли, что он тобой владеет, – отозвался Алексей. – Но тебе я не хотел причинить боль, клянусь.

Как видим, бессердечный офицер решил разыграть беспроигрышную карту – изобразить из себя человека, который пытался убить воздыхателя красавицы из-за того, что сам не на шутку ею увлекся. Прием, надо признаться, был не слишком искусен, ибо оставалось совершенно неясным, когда Алексей мог успеть влюбиться в Анжелику, если в первый раз ее встретил за мгновение до ссоры и даже не обратил на нее внимания. Впрочем, возможно, он принял к сведению рассуждения своего бывшего полкового командира, который в первую половину жизни был отчаянным ловеласом, а во вторую – идеальным супругом, что, согласитесь, случается далеко не с каждым.

– Запомните, господа, – говорил полковой командир, – женщина – это крепость, которую можно взять только в ходе переговоров, а лучший способ покорить ее – сделать вид, что вы покорились ей. Покажите ей, что вы вознесли ее на вершину своих чувств, льстите ей, поддакивайте, потакайте ее капризам, поддерживайте в ней уверенность в ее неотразимости, исключительности, избранности. Не жалейте слов, но никогда не измышляйте мудреные комплименты – чем они проще и привычнее, тем лучше. Боже вас упаси казаться слишком умным: женщины этого не любят. У напористого глуповатого хвата всегда больше шансов добиться их благосклонности, чем у знаменитого ученого, который не умеет поддержать разговор. Когда говорите, смотрите даме прямо в глаза и, как только она опустила взор, можете не сомневаться: крепость взята, женщина ваша!

Алексей, не мешкая, претворил заветы мудрого старика в жизнь. Он наговорил златокудрой прелестнице такое количество комплиментов, что, слушая его, все семь чудес света облились бы от зависти горючими слезами. Молодой офицер вещал так вдохновенно, с такой страстью, что его порой начинала мучить совесть за тот фарс, автором и участником которого он был. Впрочем, если то, что Каверин знал об Анжелике, было правдой, то его партнерша тоже играла роль, причем не с меньшим блеском, чем он сам.

– А я думала, ты меня ненавидишь, – внезапно призналась Анжелика. – Знаешь, зачем я поехала за тобой?

– Зачем же?

Красавица смущенно улыбнулась.

– Честно говоря, я хотела тебя убить.

– О! – сказал Алексей недоверчиво, как того требовала обстановка.

– Да, да! Я уже пыталась один раз в Париже, но неудачно. Помнишь, ты пришел тогда с Видоком к его дому, и я стала стрелять в вас…

Алексей сел в постели, пораженный до глубины души.

– Так это была ты?

– Я, – призналась Анжелика, глядя на него смеющимися глазами. – Тебе повезло, что стрелок я неважный. Нет, правда, я очень рада, что я такой плохой стрелок!

– А что ты еще натворила? – спросил Алексей со вздохом. – Может, подсылала ко мне наемных убийц?

– Нет, – оскорбленно отозвалась Анжелика. – Зачем? Я и сама могу за себя постоять.

На устах Алексея расцвела младенческая улыбка, словно храбрость его подружки повергла офицера в невероятный восторг, но в глубине души он нашел, что последние слова звучат весьма комично в устах девицы, которую может затащить в постель первый встречный, более того – человек, едва не отправивший к праотцам ее любовника.

– О чем ты думаешь? – спросила Анжелика, пристально глядя на него.

– О тебе, – не стал кривить душой Алексей.

– Правда? – Мадемуазель засмеялась, но он видел, что его настойчивый взгляд немного пугает ее. – Это очень лестно. А что ты обо мне думаешь?

– Ну разное, – ушел от ответа Алексей. – Ты по-прежнему собираешься меня убить?

– Уже нет. Приговор отменяется. – Анжелика лукаво улыбнулась. – Послушай, может, ты закажешь чего-нибудь поесть? Я ужасно голодна.

Алексей вызвал Жозефа и приказал ему справиться о завтраке, после чего поднялся и оделся.

– Пойду посмотрю, как там мои лошади. А ты дождись меня, хорошо?

Он нагнал Жозефа и через некоторое время разыскал Филиппа в общей комнате внизу. Кучер запечатывал письмо, которое при появлении Каверина поторопился спрятать.

– Планы меняются, – сказал Алексей. – Мы едем в Марсель.

– В Марсель? – удивился Филипп. – Но вы же говорили раньше, что в Гренобль.

– Здесь я приказываю, – напомнил молодой человек. – Мы едем в Марсель, понятно?

Оставив пораженного Филиппа размышлять над причиной столь неожиданной перемены, Алексей вернулся к себе в комнату. Одного взгляда на его чемоданы хватило, чтобы понять, что сейчас они стоят не совсем так, как вчера.

Хозяйка гостиницы принесла завтрак и, с заговорщицкой улыбкой пожелав постояльцам доброго утра и приятного аппетита, вышла, оставив их одних.

– Черт возьми. Кажется, я тоже проголодался! – сказал Алексей беспечно.

Он поцеловал Анжелику и набросился на еду.

– Знаешь, – заговорила мадемуазель, составляя ему компанию за столом, – меня смущает одна вещь. Не то чтобы я тебе не верила, но… Что за дела у тебя с Видоком?

Молодой человек сделал судорожное движение, стараясь проглотить все, что было у него во рту.

– Видок – мерзавец, – коротко сказал он.

(Бдительный Филипп, занявший наблюдательный пост у дырки, проверченной в стене между комнатой Каверина и смежной с ней, при этих словах едва не свалился со стула.)

– Да? – сказала Анжелика недоверчиво.

– Он связал меня по рукам и ногам, – мрачно признался Алексей, – поэтому я вынужден работать на него.

– Это на него похоже, – сказала Анжелика.

– У него есть кое-какие бумаги, компрометирующие нашего посла, – объяснил офицер. – Я должен был их забрать у Эпине-Брокара, но не успел. Один человек видел, как я уходил оттуда. В общем… – Алексей свесил голову и вздохнул, – негодяй Видок сказал, что сдаст меня полиции, обвинив в убийстве старика, если я не соглашусь сотрудничать с ним. – Молодой человек поглядел на Анжелику и поспешно добавил: – Впрочем, тебе, наверное, это совсем неинтересно.

– Напротив! – горячо воскликнула мадемуазель де Вильбуа. – Теперь, когда я знаю, как ты на самом деле ко мне относишься, я могу помочь тебе. Ты ведь не будешь против?

– От помощи я не откажусь, – отозвался Алексей. – Дело в том, что я запутался, а поговорить мне не с кем. У посольских свои интересы: главное – чтобы я выручил бумаги, а все остальное их не касается. Друзей у меня в Париже нет, знакомых – тоже…

– В самом деле? – Анжелика прищурилась. – А как же та особа?

– Какая еще особа?

– Которая сопровождала тебя на маскараде. В таком некрасивом линялом платье.

У Алексея-то в памяти отложилось, что платье было восхитительно, а Полина в нем – поистине прекрасна, но он отлично знал, как опасно при одной женщине хвалить другую, а потому промолвил небрежно:

– Ах, да… Моя кузина – жутко скучная барышня. Помешана на чтении книжек, так что, сама понимаешь, как с ней невесело. – Офицер смущенно улыбнулся. – Скажи, ты и вправду больше не ненавидишь меня?

– Клянусь тебе! – пылко заверила Анжелика. – Ты, кажется, хотел мне сказать, что делаешь для Видока.

Алексей вздохнул, скользнул взглядом по стене и, заметив в ней крошечное отверстие, смутно сообразил, что оно как нельзя лучше подходит для подслушивания.

– Это большой секрет, но так уж и быть, расскажу. От тебя у меня не может быть тайн. Дело в том, что я должен найти в Марселе одного человека и расспросить его. Но осторожно, не вызывая подозрений. Как я понял, старику лет семьдесят, не меньше. Он участвовал в каком-то давнишнем деле. Больше я ничего не знаю, потому что мерзавец Видок не из доверчивых и не посвящал меня в подробности. О, ты и представить себе не можешь, любовь моя, сколько я от него натерпелся!

(За стеной Филипп тихо кипел от возмущения.)

– Мне кажется, – сказала Анжелика, – я знаю, что это за дело.

– Правда? – изумился Алексей и, взяв с подноса чашку с кофе, как бы невзначай плеснул горячей жидкостью в отверстие на стене.

(Филипп тихо взвыл и сполз со стула на пол. В лицо ему попало всего несколько капель, но даже их было достаточно, чтобы его настроение резко ухудшилось.)

– Наверняка речь идет о шкатулке из фиалкового дерева, – с торжеством объявила Анжелика. – Скажи, Видок при тебе ничего не говорил о ней?

Алексей сделал вид, что пытается вспомнить.

– Шкатулка? Погоди-ка… Как-то раз он шептался с одним типом, когда я вошел. Видок был очень недоволен, что я прервал их. – Молодой человек, словно в озарении, хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно же, они говорили о ней! Тебе что-то известно об этом?

– Конечно, – важно отвечала Анжелика. – Мы, Максим и я, как раз и собирались добыть ее.

– А тот третий, что был с вами? – быстро спросил Каверин. – Он разве не заодно с Максимом?

– Ксавье? – Анжелика тихо вздохнула. – Ты знаешь, с ним произошел ужасный случай. Его убили грабители.

Алексею даже не пришлось притворяться удивленным.

– В самом деле?

– Да. Между нами, я даже думаю, не Видок ли его прикончил. Он так давно охотится за Максимом и его друзьями!

– С Видока станется, – кивнул Каверин. – Это страшный человек! Но что там за шкатулка такая?

– Точно я не знаю, – сказала Анжелика, наморщив лоб. – Максим говорил, что в ней заключается целое состояние.

– А-а… – протянул Алексей. – Так я и знал! Вот, значит, почему сволочь Видок жаждет заполучить ее!

– Максим думает, – добавила Анжелика, – что она может помочь найти… Знаешь что?

– Нет, не знаю, – признался молодой человек. – Шепни мне на ухо.

Анжелика обвила руками его шею и жарко шепнула:

– Сокровища короны!

– Ничего себе… – охнул Алексей. – Ты уверена?

Анжелика важно кивнула и пояснила:

– Поэтому один человек и попросил Максима найти ее.

– Что за человек? – небрежно спросил Каверин.

Анжелика покачала головой.

– Я знаю только, что он не француз. Сама видела его только раз, и то издали.

– Какой он из себя? Темноволосый, с серыми глазами?

– Глаза у него и в самом деле светлые, – согласилась Анжелика. – Волосы же не темные, а скорее русые. А что?

– Значит, не тот, о ком я подумал, – с сожалением отозвался Алексей, хотя в душе его все ликовало. – И что, Максим хочет отдать сокровища ему?

– Нет, – самодовольно ответила Анжелика, – он не настолько глуп. Максим для виду согласился помочь, а потом мы решили, что оставим шкатулку себе, а тому человеку отдадим какую-нибудь рухлядь. Вряд ли он узнает, что мы его провели.

– В самом деле, – согласился Алексей, – к чему делиться непонятно с кем, если можно самим завладеть богатством?

– Ты понимаешь меня с полуслова, – сказала Анжелика, целуя его.

– А что там вообще со шкатулкой-то? – задал Каверин очередной интересовавший его вопрос. – Вам удалось ее найти?

– Нет, – вздохнула мадемуазель де Вильбуа. – В том-то и дело! Она исчезла и, похоже, сокровища вместе с ней.

– Но ведь у меня есть нить, – оживился офицер. – Я говорю про этого старика в Марселе.

– Ой, и правда! – захлопала в ладоши Анжелика. – Все просто замечательно!

– Знаешь, что я тебе скажу? – продолжал молодой человек. – Я сыт Видоком по горло. И у меня есть предложение. Что, если мы с тобой сами займемся этим делом, найдем шкатулку и заберем все себе? Никому ведь не надо знать о ней, верно?

– Верно, – подтвердила Анжелика, глядя на него любящими глазами.

Алексей поднялся.

– Тогда в Марсель, чего мы ждем?

Глава 21 Мучения Филиппа. – Спасительное полено. – О том, как все встало с ног на голову, и Алексей отправился в Рим не один

– Ей-богу, он готов продать патрона, – доложил Филипп Жозефу. – Вот так! И что же нам теперь делать?

Жозеф вздохнул и посмотрел на небо.

– Ты уже написал патрону обо всем?

– Я-то? Конечно. И о том, как этот гад его честил, тоже. Ты не поверишь, он теперь заодно с девицей!

– Ну и что? – зевая, спросил Жозеф.

– Как – ну и что? – изумился Филипп. – Он же крыса! Ему нельзя доверять!

Жозеф вздохнул.

– Тебе что приказано? Не упускать его из виду и следить, чтобы с ним не случилось чего. Так?

– Так. Но…

– Верь мне, – сказал Жозеф, – патрон знал, что делал, когда посылал его.

– Так ты что, – тихо и угрожающе спросил Филипп, – с ним тоже заодно, а?

Дальнейшую дискуссию прервало появление Алексиса Перрена и красавицы с ним рядом. Завидев Анжелику де Вильбуа, Жозеф тихо присвистнул. Она была не просто хороша, а хороша необыкновенно, и бедняга Филипп посмотрел на нее с неприкрытой злобой.

– Жозеф, – голосом полководца распорядился Алексей, – погрузи в нашу карету чемоданы мадемуазель! Она едет со мной. – Офицер в упор поглядел на Филиппа, который был поражен до глубины души. – Что-то не так, кучер?

– Нет, месье, – пробормотал честный Филипп, мечтая переломать ненавистному фраеру все кости.

В пути Анжелика то вскрикивала, заставляя Алексея любоваться на бабочек, порхавших вокруг кареты, то заявляла ему, чтобы он вел себя прилично, когда молодой человек чересчур увлекался и начинал целовать ее.

– Ты помнешь мне прическу! Перестань!

А сама выпытывала между двумя поцелуями:

– Ну и как зовут того старика, с которым ты должен встретиться в Марселе?

– Его должны звать Дюжарден, но Видок предупреждал меня, что он мог сменить фамилию. Во всяком случае, узнать его легко. У него должна быть седая грива волос и шрам через все лицо.

– Боже, как интересно! – проговорила Анжелика и крепче прижалась к своему спасителю.

По обеим сторонам дороги бежали стога, деревья, нивы. По плетню разгуливала красавица сорока, вертя хвостом.

– Ты просто чудо! – восхищался Алексей, любовно глядя на Анжелику.

Карета миновала поворот, и тут Филипп заметил лежащий на боку поперек дороги экипаж.

– Никак еще у одних путешественников что-то случилось, – буркнул он. – Эй, что у вас там?

Ответом ему был пистолет, наставленный прямо в лицо. Алексей, заметив неладное, попробовал вытащить свой пистолет, но Анжелика резким, неженским движением выбила у него из руки оружие.

– Только без глупостей! – предупредила она.

– Что такое? – спросил офицер.

– Всем выходить с поднятыми руками! – скомандовал старичок, который руководил нападением.

Каверин вгляделся в него. Это был тот самый хрыч, которому он совсем недавно помог выбраться из разбитой кареты. Теперь, при ярком солнечном свете, было видно, что мужчина гораздо моложе, а седые бакенбарды и морщины – всего лишь искусный грим.

– Приехали, – заявила Анжелика, дулом пистолета подталкивая в спину любовника.

И вот уже Алексей, Жозеф и Филипп стояли на обочине с поднятыми руками. Филипп буквально кипел. Что касается Жозефа, то он был невозмутим, как обычно.

– Я от тебя такого не ожидал, – сказал Алексей Анжелике.

– Конечно, – отозвалась мадемуазель де Вильбуа, – и в этом твоя ошибка.

– Как ты могла! – крикнул молодой человек, извиваясь в лапах бандитов. – После того как мы… как я…

Анжелика обернулась и одарила его насмешливой улыбкой.

– Мой дорогой, – промурлыкала она, – неужели ты думал, что такая женщина, как я, могла всерьез увлечься тобой? После Максима-то де Шеврана! Бедняжка, да ты был мне просто смешон… Жюстен, веревку!

– Что вы собираетесь делать с нами? – занервничал Филипп.

– Успокойся, убивать мы вас не станем, – с ноткой презрения обронила молодая женщина. – Теперь, когда я узнала все, что мне было нужно, вы мне больше ни к чему.

– Это нечестно! – крикнул Алексей, когда двое здоровенных бандитов начали привязывать его к дубу.

Анжелика подошла поближе и всмотрелась в него.

– Жаль, что ты дурачок. Хоть и хорошенький.

Мадемуазель де Вильбуа нагнулась и поцеловала его в губы. Алексей пытался вырваться, но куда там – он был привязан и не мог пошевелиться.

– Прощай, дорогой, – сказала Анжелика.

И тут… это были ее последние слова.

Да, последние слова – до того, как чья-то уверенная и, скажем прямо, не ведающая колебаний рука огрела ее поленом по голове.

– Ой! – с сочувствием прошептал Филипп и зажмурился.

– Полина Степановна! – вытаращил глаза Алексей.

А барышня Серова с отвращением посмотрела на полено, на бесчувственную Анжелику, лежащую у ее ног, и перевела взгляд на сообщников любовницы графа де Шеврана, которых держали под прицелом какие-то головорезы.

– Сударыня! – простонал лжестарик, вмиг сообразив, что обстоятельства резко переменились. – Клянусь вам, мы не знали, что она задумала! Мы тут ни при чем! Пощадите!

– Что – это – вы – затеяли? – недобрым тоном, чеканя каждое слово, осведомилась Полина у Алексея.

К чести молодого офицера надо сказать, что он покраснел.

– Полина Степановна… Я собирался выпытать нужные нам сведения! Я притворился, что мадемуазель Анжелика… что я поверил… будто она случайно оказалась на нашем пути… и потом… Но как вы тут оказались?

– Всегда знала, что нельзя оставлять вас одного, – уронила в пространство барышня Серова. – Так как месье Видок – очень умный и проницательный человек, он согласился со мной, и мы решили, что я незаметно поеду следом и буду вас страховать. На случай возможных осложнений, так сказать.

Жозеф одобрительно кивнул.

– Постой, – всполошился Филипп, – так ты что, знал?

– Конечно, знал, – заявил его приятель. – Наш патрон ничего не пускает на самотек!

– А мне сказать не мог? – Филипп кипел от возмущения.

– А мне не велели тебя посвящать, – ответил Жозеф, улыбаясь во весь рот, как истинный нормандец, когда тому удается кого-нибудь надуть.

– Сударыня, – вмешался головорез, державший на мушке главаря разбойников, – что с этими-то делать?

Полина вздохнула, подошла к нему (теперь Алексей узнал в головорезе одного из людей Видока) и шепнула что-то на ухо, кивнув на лес. Головорез вытаращил глаза, но почтительно поклонился и, взяв лжестарика за плечо, повел его в указанном направлении. Вслед за ним двинулись и остальные сообщники Полины, таща за собой пленников.

– Полина Степановна, – проговорил Алексей, – не хотел бы отвлекать вас, но я… гм… некоторым образом до сих пор связан.

– Да? Это ужасно, – согласилась Полина. – Кстати, сударь, вы хоть подумали, что бы вы делали, если бы пособнице графа де Шеврана взбрело в голову вас убить?

И барышня Серова с восхитительным спокойствием принялась развязывать верного Жозефа.

Алексею было нечего сказать, и он предпочел задать другой вопрос:

– А куда повели людей мадемуазель де Вильбуа?

– В лес, – коротко ответила Полина. – Там их разденут и отпустят на все четыре стороны.

– Разденут? – Филипп вытаращил глаза. – Совсем?

– Совершенно, – подтвердила барышня Серова с поистине видоковским хладнокровием. – То есть до состояния Адама и Евы, если можно так выразиться… Жозеф, вы теперь свободны, помогите мне развязать месье и Филиппа.

– Полина Степановна, – проговорил Алексей после небольшой паузы, – я не уверен, что вы приняли верное решение. Я имею в виду, насчет… э… Адама и Евы.

– Зато оно надолго отобьет у них охоту гоняться за нами, – парировала жестокосердная Полина.

– Но вы же не собираетесь сделать то же самое с Анжеликой? В конце концов, она женщина! – Алексей был готов возмутиться.

– Вы правы, – согласилась Полина. – Привяжем ее к дубу, так надежнее.

Анжелика, лежащая на траве, тихо застонала.

– Полина Степановна, воля ваша, но это бесчеловечно! Вы ударили ее по голове, ей нужен доктор…

– Надо же, какая незадача, – уронила Полина. – Я не доктор, вы, насколько я помню, тоже. Жозеф, может быть, вы доктор?

– Нет, сударыня, – объявил нормандец, ухмыляясь во весь рот.

– Может быть, вы, Филипп?

– Что вы!

– Видите, – констатировала Полина, – никто из нас не в состоянии ей помочь. Поэтому, Жозеф, помогите-ка вашему другу привязать мадемуазель де Вильбуа к дубу. Она будет очень живописно смотреться в том месте, где собиралась оставить месье Алексиса.

– Полина Степановна, вам не совестно?

– Гм… – раздумчиво промолвила барышня Серова. – Как говорит месье Видок, совесть – это нерадивая собака, которая кусает только своего хозяина. И я склонна с ним согласиться.

– Я вижу, вы успели тесно пообщаться с месье Видоком, – язвительно, как ему казалось, заметил Алексей.

– О да, – кивнула Полина, лучась от самодовольства, – общение с ним оказалось весьма, весьма плодотворным! Филипп, Жозеф, вы хорошо привязали мадемуазель Анжелику к дереву?

– Да, сударыня! – ответил Филипп, а Жозеф на всякий случай подергал веревку.

– Мои люди уже вернулись, – продолжала Полина, – так что едем в Рим. Только не через Марсель, хорошо? Я люблю море, особенно смотреть на него с берега, но вот морская болезнь нравится мне куда меньше. Ну так как, мальчики? – Она и сама не заметила, как перешла на тон Видока. Алексей невольно поежился, а Филипп и Жозеф радостно заулыбались. – В Рим!

Глава 22 Римские тени. – Прогулка в замок Святого ангела. – Возвращение

Для жителя Италии Рим – просто город.

А для путешественника – пространство мифа, в котором наслоились друг на друга более двадцати веков легендарной истории. Как знать, может быть, где-то там еще блуждает душа Цезаря, и тени гладиаторов снова и снова выходят на арену Колизея биться перед невидимыми зрителями…

Мандариновые деревья, кое-как освещенные улицы, фонтаны, огромная колонна, а на колонне – статуя императора Траяна. Надломленная чаша Колизея. Замок Святого ангела, странное круглое здание, когда-то бывшее мавзолеем Адриана, со стен недружелюбно щерятся пушки. В центре города – громадная яма, и оттуда выглядывают почерневшие от времени колонны форума и кусок арки императора Севеґра.

Особняки, церкви… Дворцы кажутся старыми, невероятно старыми, словно сам воздух здесь старит их преждевременно. Едешь вдоль оживленной современной улицы и вдруг оказываешься среди руин каких-нибудь терм или возле античного портика, впритык к которому стоит приземистая романская церковь. Все века перемешались, перепутались и сбивают путешественника с толку.

В первый свой вечер в Риме Полина и Алексей ужинали в молчании.

– Странный город, – сказал наконец офицер.

– Город, в котором было слишком много всего, – задумчиво уронила Полина. – И теперь он хочет стать таким, как все.

– Но ему никак не удается, – заметил Алексей. – Завтра нам надо приниматься за дело, Полина Степановна. С чего вы предлагаете начать?

– С собора Святого Петра, наверное, – ответила мадемуазель Серова, ковыряя ложечкой мороженое. – Хотя мне почему-то понравился замок Ангела. Как думаете, путешественников туда пускают?

В некотором удивлении Алексей пояснил, что имеет в виду их работу, а не посещение достопримечательностей.

– Если уж я в Риме, – ответила его бесподобная спутница, – то было бы обидно уехать отсюда, не увидев Аполлона. Да и другие статуи в ватиканском музее достойны того, чтобы на них посмотреть.

– Но Полина Степановна…

– И Сикстинская капелла, конечно. Как я могла про нее забыть! – Полина обратила внимание на выражение лица офицера и вскинула брови. – Что такое, Алексей Константинович? Только не говорите мне, что вы не найдете Бретеля-Мертеля без моей помощи!

Странное дело: Алексей вообще-то должен был обрадоваться, что его настырная спутница не станет путаться у него под ногами, но отчего-то он обиделся и даже попытался указать барышне Серовой, что не для того они стали особыми агентами, чтобы ходить по музеям.

– К вашему сведению, – сердито ответила Полина, – я никогда не собиралась вступать ни в какую особую службу. Мне пришлось пойти на это, потому что мне не оставили выбора. И если уж я волею судеб оказалась в городе цезарей, Микеланджело и Рафаэля, то не собираюсь тратить время зря. Да!

И по ее виду Алексей понял, что спорить с ней бесполезно.

– Только держите меня в курсе вашего расследования, – добавила Полина. – На всякий случай люди месье Видока будут за вами присматривать, но издали. Если что пойдет не так, сразу же обращайтесь к ним.

И на следующий день особые агенты принялись за дело: Полина отправилась в собор, а Алексей – на почту, искать чиновника, который ведал корреспонденцией до востребования.

Офицеру повезло сразу же наткнуться на нужного человека. Синьор Веспуччи был робкий, немолодой, с жидкими волосами и носил сильные очки, за которыми его глаза казались расширившимися от ужаса. Надо сказать, что жизнь действительно внушала ужас синьору Веспуччи. Совсем иначе дело обстояло на почте, где все было упорядочено и подчинялось определенным правилам. Каждое слово приходилось вытягивать из чиновника клещами, но вид очередной золотой монеты подбавлял ему смелости. Голос у синьора Веспуччи был тихий и невыразительный. Алексей легко мог представить себе, что синьор Веспуччи втайне влюблен в самую красивую девушку в своем квартале и умрет, так и не признавшись ей в своем чувстве. Человеческая натура – удивительная вещь!

– Да, его звали синьор Мертель. Месье Мертель, – поправился Веспуччи, вспомнив, что разговаривает с французом.

– Как он выглядел?

– Ну… Лет шестидесяти или около того. Не слишком разговорчивый. Глаза… Глаза темные, но не черные, карие. Волосы с проседью. И у него была выправка военного.

– Я смотрю, вы хорошо его запомнили.

– Его-то? – Щеки синьора Веспуччи порозовели. – А как же иначе… Ведь он приходил сюда за почтой много лет.

– В самом деле? Сколько именно?

– Право, я не помню… Лет десять, наверное, а то и больше.

– А как часто он приходил за письмами?

– Ну… – Синьор Веспуччи замялся, и очередной золотой перекочевал из пальцев Алексея в его карман. – Знаете, его вообще-то давно уже не было.

– Как давно? – насторожился Алексей.

– Последний раз он пришел в конце февраля. Да, именно так. Обычно же заходил за письмами раз в неделю, по четвергам.

– То есть с конца февраля господин Мертель не появлялся?

– Нет, синьор.

– А от кого он получал письма?

Синьор Веспуччи замялся и покраснел.

– Я, право же, не помню… Обратного адреса на них не было, во всяком случае. Хотя письма приходили из Франции.

– Из Франции?

– Да. Такое странное название… Раматюэль, вот!

– Вы уверены? – недоверчиво спросил Алексей.

– Абсолютно, месье. Могу справиться в книгах, если вы не спешите…

– Да-да, синьор. – И Алексей, как фокусник из шляпы, извлек из кошелька очередной золотой.

– Вот видите, Раматюэль, – продемонстрировал книгу регистрации синьор Веспуччи. – Я же говорил!

– И вы не имеете понятия, кто ему писал?

– Ни малейшего, синьор. Он со мной никогда не заговаривал на эту тему. Хотя… постойте-ка…

Сердце Алексея подпрыгнуло в груди.

– Сейчас, когда вы меня спросили, я готов поклясться, что письма ему писал один и тот же человек. – И синьор Веспуччи торжествующе поглядел на собеседника.

– Скажите, синьор, – Алексей достал очередную монету и подержал ее в пальцах, чтобы солнце успело как следует осветить ее, – а вы, случайно, не знаете, где живет месье Мертель?

Чиновник с сожалением покачал головой.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Что ж… – Алексей спрятал золотой в карман и вручил чиновнику визитную карточку на имя Перрена. – Если вспомните что-то еще, вот моя карточка. Я остановился в гостинице «Клеопатра».

– Кажется, – объявил Каверин вечером Полине, – мы продвинулись вперед. Наш Мертель получал письма из французского Раматюэля.

– Никогда не слышала о таком месте, – призналась его спутница. – Сейчас достану карту, и мы посмотрим, где оно находится.

– Я уже посмотрел. На средиземноморском берегу. Раматюэль – крошечная деревушка, так что на местной почте наверняка должны помнить, кто именно отправлял письма в Италию.

– Это если мы захотим искать адресата, – деловито ответила барышня Серова. – Хотя господин Видок больше интересовался личностью самого Мертеля.

Алексей ответил, что поисками Мертеля займется завтра. Ему не хотелось признаваться, что, поговорив с Веспуччи, он отправился просто гулять по Риму, и что во время прогулки ему было хорошо, как никогда прежде.

– А вы? – спросил молодой человек. – Как вы провели время?

– Я даже не обедала, – призналась Полина. – Была в соборе Святого Петра и в папских музеях, обошла их все, а потом отправилась в замок Ангела. Меня сначала не хотели пускать, это же вроде как крепость, но я настояла.

Алексей улыбнулся: вот уж в чем он даже не сомневался.

– И как ваши впечатления?

– Впечатления? – Полина возмутилась: – Просто ужасно! Внутри устроили казармы. В стенах дырки – видно, что там были мраморные плиты или еще какие-то украшения, но их давным-давно содрали. Кое-где сохранились росписи, не знаю уж, каким чудом. Росписи, впрочем, малоинтересные, шестнадцатого века, наверное. Но вид на мост, на Тибр прекрасный! Хотя сам Тибр неописуемо грязен, – добавила она обиженно. – В замке две статуи ангела, одна на самом верху, а другая – во дворе. Ангел, который во дворе, мраморный и с железными крыльями. Представляете? Я, как его увидела, сразу же подумала: что-то в нем есть микеланджеловское, но работа не Микеланджело, конечно. И там был один англичанин…

– Полина Степановна, – перебил ее Алексей, – а как вы видите, Микеланджело это или нет?

– Да очень просто, – отмахнулась Полина. – У него мрамор – словно и не мрамор вовсе, а что-то такое, знаете ли, податливое невероятно. Все складочки, все мелкие детали – совсем как в жизни. Трудно объяснить, надо самому видеть. Ну так вот, я все ходила вокруг ангела с железными крыльями, а там оказался англичанин, профессор, его тоже пустили внутрь, и он мне сказал, что статую ученик Микеланджело делал. Я угадала, понимаете? – Лицо ее сияло восторгом. – А крылья железные – потому что не хватило мрамора. Решение вроде бы и корявое, неудачное, но в то же время – чудесно, просто чудесно!

– Я вижу, вам очень запомнился этот ангел, – улыбнулся Алексей. – Ну а как вам знаменитые папские музеи?

– Что-то у меня не сложилось с Аполлоном, – призналась Полина. – То ли прическа его не нравится, то ли змея рядом с ним, но – не сложилось. В галерее смешная картина Берреттини. Кажется, «Давид, разрывающий пасть льву». Стоит этакий белокурый нарумяненный Давид, великосветский, я бы сказала, но – в косматой шкуре. Гермес, я имею в виду статую, бесподобен. И Эрот с длинными волосами, говорят, что работы Праксителя. А цезаря Августа скульптор явно терпеть не мог, вот и сделал величественную с виду статую, но оставил оттопыренные уши, словно в насмешку. В Сикстинскую капеллу надо ходить с биноклем – там такие тонкие детали в росписях. А Рафаэль… Нет, не люблю я его, и все тут. Что-то в нем есть приторное, что ли. Или не приторное, а…

И Полина стала объяснять, что именно ей не нравится в Рафаэле, закончив словами, что он какой-то чересчур правильный, а потому безжизненный. И еще добавила:

– Очень большое мастерство, но этого все-таки мало.

– Я сегодня дошел до Испанской площади, – сказал Алексей, чтобы похвастаться хоть чем-нибудь.

– А я в ней разочаровалась, – тотчас же отозвалась Полина. – Тесная площадь с лестницей, и фонтан в виде лодки некрасивый. Наверху лестницы древний египетский обелиск, а на обелиске крест – зачем? Или уж одно, или другое. Завтра еще погуляю по Риму, а потом поеду в Тиволи. Тот профессор очень рекомендовал посмотреть там виллу Адриана и фонтаны Эсте, особенно фонтаны. – Барышня поглядела на своего спутника. – А вы, Алексей Константинович, продолжайте работу. Мне кажется, у вас хорошо получается.

Каверин вздохнул и ничего не ответил.

Наутро Полина снова укатила осматривать достопримечательности, а Алексей отправился во французское посольство, чтобы попытаться там навести справки о месье Мертеле. Однако помочь ему не смогли. Либо тот жил по подложным документам, либо так давно обосновался в Риме, что в посольстве его каким-то образом упустили из виду.

Алексей обошел со своими помощниками все гостиницы и места, где предпочитают селиться прибывающие в Рим французы, но следов таинственного адресата не обнаружил. Однако его упорство было вознаграждено совершенно иным образом. В один из дней, когда Полина исследовала римские церкви, к Алексею наведался синьор Веспуччи, почтовый чиновник, который привел с собой молодого сослуживца, пухлого и плешивого. Синьор Веспуччи робел еще больше, чем обычно, но, очевидно, мысль о вознаграждении прибавляла ему смелости.

– Это синьор Маурицио Бланки, мой коллега, – представил визитер спутника. – Я разговаривал с ним о месье Мертеле, и он, кажется, знает, где его искать. Потому что оба покупали фрукты в одной лавке…

Радости Алексея не было границ. Офицер щедро вознаградил обоих чиновников, и те тотчас же проводили его к хозяину лавки, о котором шла речь.

– Il signor francese? Si…[16] Он живет где-то напротив церкви. Но я уже давно его не видел. Несколько месяцев, наверное…

Алексей отблагодарил хозяина звонкой монетой, отпустил чиновников и отправился опрашивать владельцев домов напротив церкви, которую ему указали.

Во втором доме хозяйка, необъятных размеров дама, сразу же вспомнила il signor francese:

– А! Синьор Карон! Да, он жил у меня, но съехал в конце февраля.

Алексей объяснил, что знаком с братом синьора Карона, и тот ему говорил, будто его родственник жил в Риме в прекрасном доме, с замечательной хозяйкой. И добавил: может, он сам теперь снимет эту комнату? Нельзя ли ее посмотреть?

– А что за человек сам синьор Карон? – спросил молодой человек у хозяйки, уже поднимаясь с нею по лестнице. – Мой знакомый – общительный весельчак, но он мне рассказывал, что брат его совсем другой.

Хозяйка махнула рукой.

– Да уж, синьор Карон был веселый, как покойник, это точно. Никогда слова лишнего не скажет. Себе на уме. Никогда не пил, только дымил вовсю своей трубкой. Вы надолго в Рим?

Алексей поспешил успокоить хозяйку, что да, надолго, и вновь повернул разговор на интересующего его Мертеля-Карона.

– Чем он занимался?

– Ничем. Иногда уходил, но в основном сидел сиднем в своей комнате.

– А кто-нибудь бывал у него?

– Да нет. Кому он нужен такой? – пожала плечами хозяйка. – Платил в срок, и на том спасибо.

– А когда именно синьор Карон уходил? – допытывался Алексей. – Не по четвергам ли?

– Да, по четвергам его обычно не бывало до обеда, а то и до вечера.

Молодой человек прикинул мысленно: отсюда до почты и потом обратно… Однако долго жилец отсутствовал.

– Он писал письма?

– Никогда.

Черт возьми, но не мог же Мертель-Карон торчать на почте столько времени. Куда же он еще мог заходить?

И тут Алексея осенило. Мертель-Карон был лишь получателем писем, а затем он передавал их кому-то. Кому же?

И почему мужчина так таинственно исчез в конце февраля? Что же произошло такого, что он собрался и спешно съехал? Может быть, это как-то связано с мятым конвертом?

– Вот его комната, – сказала хозяйка.

Мебель стояла на своих местах. Стол, два стула, кровать, таз для умывания, ночной горшок под покосившимся комодом. Алексей в изнеможении прислонился к косяку. Разгадка была так близко, под самым носом, но… Мертель-Карон уехал, и Каверин остался ни с чем.

– У него были книги? Ваш жилец хоть что-то читал?

На лице хозяйки выразилось бесконечное презрение.

– У него была сабля. Он ее начищал целыми днями.

Так, уже кое-что. Явно отставной военный. И синьор Веспуччи, чиновник на почте, тоже говорил о выправке получателя писем. Судя по возрасту, таинственный постоялец мог быть еще из тех, наполеоновских войск.

На всякий случай Алексей осмотрел мебель, но ничего особенного не нашел. На комоде он заметил круглое пятно, словно здесь что-то стояло.

– Что это? – спросил офицер, указывая на него.

– А тут у него бюст стоял, – сказала хозяйка. И добавила с оттенком легкого презрения, которое жители Рима питают к итальянцам, родившимся вдали от него: – Корсиканца.

«Значит, Мартель-Карон действительно служил когда-то в войсках Наполеона, – подумал Алексей. – Надо будет обязательно сказать Видоку. Ведь должны же где-то в архивах сохраниться списки личного состава, пусть и неполные».

Поговорив еще с хозяйкой и поняв, что больше ничего она о своем постояльце не знает, Каверин двинулся в обратный путь.

– Ну, что вам удалось разузнать? – спросила его вечером Полина. Раскрасневшись от радостного волнения, девушка бережно развернула упакованный в ткань небольшой бюст Антиноя и принялась любоваться им со всех сторон.

– Этот человек только получал письма, но предназначались они не ему, – сказал Алексей и объяснил, почему пришел к такому выводу. – Мертель-Карон передавал их кому-то. Мужчина жил под одним именем, а на почте предъявлял бумаги на другое. Похоже, что у него были причины скрываться.

– Гм… – раздумчиво молвила Полина, переставив бюст и отойдя назад, чтобы еще раз осмотреть его. – И мы не знаем, ни от кого он получал письма, ни кому их передавал. Он был просто посредник.

– Так что, едем в Раматюэль? – спросил Алексей. Ему не терпелось добраться до разгадки этого невероятного дела.

– Я еще не побывала в Пантеоне, – сухо ответила Полина. – Куда нам торопиться? Кроме того, один местный скульптор обещал мне копию головы праксителева Эрота.

– Полина Степановна!

– Красота куда важнее поисков каких-то мазуриков, сколько бы драгоценностей короны они ни похитили. Да, да, не спорьте!

Алексей тихо застонал про себя, но, как оказалось, расстроился молодой человек совершенно напрасно. Ведь если бы наши агенты сразу уехали из Рима, то никогда бы не узнали, что им собирался сообщить робкий синьор Веспуччи. А тот пришел на следующее утро в гостиницу уже не с одним сослуживцем, а с двумя.

– Надеюсь, мы не злоупотребляем вашим терпением… – смиренно начал чиновник.

– О, ничуть, синьор! – заверил его Алексей, забавляясь в душе. – Чем могу служить?

Веспуччи смешался. Честное слово, он нравился офицеру все больше и больше.

– Мы с коллегами посоветовались и решили… Если вас так интересует месье Мертель, то, может быть, вы захотите знать, кому он писал? Просто мне пришло в голову вот что: на получаемых им конвертах не было обратного адреса, но вдруг он все-таки посылал ответы?

Сказать, что Алексей был поражен, значит, ничего не сказать. Все-таки Видок был прав, когда говорил, что деньги в наши дни – это все.

– И что же, синьоры? – спросил офицер, подавив волнение.

Синьоры переглянулись, и Алексей, смирившись, полез за кошельком.

Сослуживцы Веспуччи заговорили, перебивая друг друга:

– Вообще-то, я не занимаюсь этим специально…

– Мы бы не хотели, чтобы нас поняли превратно…

– Но письма были во Францию…

– За границу…

– И у места было такое странное название…

– Раматюэль, да!

– Так что мы невольно…

– У меня, например, очень хорошая память…

– Да, и я запомнил…

– Мы запомнили…

Алексей в совершенном изумлении переводил взгляд с одного на другого.

– Вилла «Роза», синьор Полане! – торжествующе выпалил наконец один из чиновников.

– Полан, – поправил его синьор Веспуччи степенно. – У французов конечное «е» не читается.

– Ах да, верно. Значит, Полан.

– Вы уверены? – уточнил Алексей.

– Абсолютно уверены! Клянусь Мадонной, синьор!

Офицер молча вручил посетителям деньги. Вне всяких сомнений, почтовые чиновники их заслужили.

– Значит, Полан или Полане? Как это пишется?

Вне себя от восторга перед щедростью молодого человека чиновники написали на листке имя адресата – месье Мертеля и его полный адрес.

– Polane… Вилла «Роза»… Раматюэль… Франция.

Каверин глубоко вздохнул. Наконец-то удача улыбнулась ему.

– Господа, – сказал он визитерам, – я благодарю вас от всего сердца!

Чиновники просияли. Даже пятясь к двери, они умудрялись кланяться, повторяя при том:

– Если вам что-нибудь еще понадобится…

Оставшись один, Каверин вытер платком лоб, кликнул Филиппа и довольно сварливо осведомился у него, куда запропастилась Полина.

– Мадемуазель отправилась делать покупки на Корсо, – ответил Филипп.

Значит, Пантеон был только предлогом, понял Алексей. И решил, что так он этого барышне Серовой не спустит.

Полина явилась к вечеру. За барышней Серовой следовали приставленные к ней Видоком люди, которые с физиономиями мучеников тащили множество коробок и свертков.

– Я вижу, вы хорошо посетили Пантеон, – съязвил Алексей.

– И не говорите! – не моргнув глазом, подтвердила Полина.

– Я уже распорядился уложить наши вещи, – продолжал офицер. – Мне удалось выяснить имя человека, которому Мертель-Карон отправлял письма. Так что мы возвращаемся во Францию и едем в Раматюэль.

Глава 23 Таинственный господин Полан. – Круг чтения и глубокомысленные выводы. – О том, как Каверина застали врасплох, а Полина даже не удивилась

Итак, через несколько дней бешеной скачки через Италию и Францию Каверин с Полиной прибыли в Раматюэль, живописную деревушку на берегу Средиземного моря, недалеко от Сен-Тропеза. Жили здесь в основном рыбаки и виноградари. Единственная вилла располагалась недалеко от города.

– Вам нужен месье Полан? Но он уехал…

Полина глубоко вздохнула. Итак, все оказалось зря. Прибудут в Париж с отчетом к Видоку, а похвастаться им будет совершенно нечем.

– Когда уехал? Случайно, не в феврале? – спросил Алексей.

– Да, месье. Где-то в самом конце месяца…

Опять этот треклятый февраль, черт его подери! Что за дата такая, если два человека, один – в Риме, другой – в Раматюэле, как по мановению волшебной палочки, снимаются с места и исчезают без следа?

– А на виллу можно взглянуть? – спросила Полина. – У меня один родственник болен чахоткой. Возможно, он захочет жить здесь.

Сопровождаемые немолодой костлявой женщиной, которая присматривала за домом, агенты обошли комнаты.

– Дом принадлежит месье Полану?

– Нет, он только его снимал.

– Может быть, он оставил адрес, по которому с ним можно связаться? – спросила Полина. – Я хотела бы спросить его впечатления по поводу жизни здесь, – быстро добавила она.

– Мне неизвестно, как с ним связаться, – последовал ответ. – Он уехал внезапно, сказал, что у него важное дело. Впрочем, не знаю, какие у него могут быть дела, он был так болен…

– Болен? – насторожился Алексей.

– Да. Все время лежал в постели, редко выходил.

Полина не стала говорить, что это еще ничего не доказывало. Таинственный месье Полан мог быть действительно болен – но мог и выдумать болезнь в качестве предлога, чтобы нигде не показываться.

– Как он выглядел? – допытывался Алексей. – Кажется, я был одно время знаком с его кузеном. Тот высокий…

– Нет, месье Полан невысокий, это точно. Правда, я почти его не видела…

– Откуда же вы тогда знаете, что он невысокий? – не удержалась Полина.

– Мне однажды отдали стирать его костюм, мадам, – с готовностью ответила женщина.

Мысленно особые агенты воздали хвалу женской наблюдательности.

– А что еще вы можете о нем сказать? Какой он вообще из себя?

– Старый… Ему лет семьдесят, не меньше. Голова совсем седая. Глаза, по-моему, голубые, такие пронзительные… Иногда, когда ему делалось малость получше, он ходил гулять – долго стоял на берегу, смотрел на море… По-моему, ему было очень тяжело.

Алексей закусил губу. Старик… Семьдесят лет… Значит, в 1792 году ему было лет двадцать шесть. Мог ли он что-то знать о краже драгоценностей? Несомненно.

«Но при чем тут Рим, – подумала Полина, – и пресловутый Мертель-Карон?»

– Наверное, для содержания такой виллы нужно много людей, – вслух предположила она. – Сколько слуг было у месье Полана?

– Один.

– Всего один?

– Да. Еще с ними был доктор, и… и все.

– Как их звали, вы, случайно, не помните?

– Слугу, по-моему, Жан, а доктора… Месье Этьен. Да, именно так.

Значит, таинственный месье Полан и в самом деле был болен. Или тот, кто называл себя доктором, – всего лишь его сообщник, охранявший его тайну? Откуда, в самом деле, известно, что он медик?

«Эх, Видока бы сюда!» – с досадой думал Алексей.

«Допустим, Полан был главой шайки, которая украла драгоценности, – размышляла Полина. – Он устроился в малолюдном месте и почти не выходил. Получал письма из Рима… посылал ответы… Кому? – И тут ее осенило. – Конечно же, женщине! Наверное, у него была семья. Он услал близких за границу и принял все меры предосторожности, чтобы об их переписке не стало известно. Все письма шли через третье лицо – через человека, который, возможно, тоже участвовал в ограблении… И раз месье Полан принимал такие меры предосторожности, значит, ему было что терять. Наверняка многие камни до сих пор у него…»

– Осторожно, мадам, тут ступенька…

В большинстве комнат виллы царил нежилой дух. Чувствовалось, что сюда давно никто не заходил. Какое-то подобие жизни сохранилось лишь в спальне и библиотеке. Повсюду лежали скомканные газеты, листы книг были разрезаны, и резкие отметки ногтями на полях показывали, что их читали. Здесь были самые разнообразные сочинения – пьесы Корнеля и Расина, Шекспир во французском переводе, исторические труды Тацита, Светония, Тита Ливия, Фукидида и Плутарха в переводах, книги Ларошфуко, Лабрюйера, Ривароля, Руссо, Прево, Свифта, Стерна, мадам де Севинье, много философских сочинений – Паскаль, Локк, Монтескье, Гоббс, Сенека, Макиавелли, Эпиктет, Цицерон, Платон, Монтень, проза Вольтера, Шатобриана, Мериме, Бальзака и других. Алексей обратил внимание, что таинственный месье Полан, кем бы он ни был, стихов почти не читал, за исключением Оссиана и басен Лафонтена, а недавно изданный роман господина Стендаля «Красное и черное» сумел одолеть всего до двадцатой страницы, после чего забросил его. Тем не менее выбор сочинений и авторов – показывал, что человек он со вкусом, и большим. Ни на одной из книг Полина не обнаружила никакого указания на того, кто являлся их владельцем.

– И что, он просто собрался и уехал, ничего никому не сказав? – спросил Алексей у местной жительницы.

– Именно так, месье.

– Скажите, а письма ему часто приходили? – на всякий случай спросила Полина.

– Не то чтобы часто, но раз в неделю – обязательно.

– Вы их видели? Может быть, брали на почте?

– Нет, мадам. До почты никто не допускался, кроме слуги.

Алексей поблагодарил добрую женщину за труды, дал ей золотой и в сопровождении Полины отправился восвояси, унося в сердце горечь.

– Вы ничего не заметили? – спросила его спутница, когда экипаж оставил Раматюэль далеко позади.

– А что я должен был заметить? – с некоторым раздражением осведомился офицер.

– Меня смущает Расин, – коротко ответила Полина, обмахиваясь веером. – И еще Плутарх. И полное собрание писем мадам де Севинье. Как-то это плохо сочетается с моим представлением о человеке, который осуществил ограбление или был к нему причастен.

– Надо же ему было чем-то заниматься, раз он сидел взаперти, – пожал плечами Алексей. – А у мадам де Севинье прекрасный стиль.

– Лично я предпочитаю барона Брамбеуса[17], – невинно проговорила Полина, и ее незабудковые глаза сверкнули. – Помните? «Хорошо быть судьей в дурную погоду! Правда, судить о людях и вещах весьма трудно, на то требуется много ума, но судить людей и вещи совсем другое дело – безделица!». Или вот: «Мы живем в отрывочном веке, мы думаем отрывками, существуем в отрывках и рассыплемся в отрывки». Или…

– Полина Степановна, я прекрасно помню эту книжку.

Барышня Серова нахохлилась.

– Если мы ищем человека, который украл несметные сокровища, может быть, вы объясните мне, почему он жил так скромно? – капризно спросила она. – Я имею в виду месье Полана, конечно.

– Просто не хотел привлекать к себе внимания, – усмехнулся Алексей. – А вы бы хотели иначе? Вы только представьте себе, сколько людей хотели бы заполучить королевские драгоценности!

– Похоже, вы правы, – вздохнула Полина и, развернув какую-то книгу, углубилась в чтение.

Присмотревшись к обложке, офицер покачал головой.

– Ах как нехорошо, Полина Степановна!

– Я совершенно случайно захватила роман господина Стендаля, – спокойно объяснила барышня Серова. – Сама не знаю, как это получилось, он буквально сам полез ко мне в сумочку.

В ее тоне было столько лукавства, что Алексей не смог удержаться от улыбки.

Дорогой они поссорились всего пару раз – не то что тогда, когда ехали из Петербурга в Париж, так что можно сказать, что путешествие протекало на редкость мирно. Через несколько дней особые агенты были уже в столице Франции и немедленно отправились в особняк Видока.

Старого сыщика на месте не оказалось, и, когда он вернется, никто толком не знал. Алексей приготовился ждать и от нечего делать листал старые газеты, сложенные в стопку на столе. Полина вздыхала и смотрела в окно. Снизу уже некоторое время доносилась визгливая перебранка, но агенты не обратили на нее внимания. Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ввалилась старая размалеванная проститутка. При виде Алексея она слегка подалась назад.

– Ах, какой кавалер! – воскликнула она, глядя на него бесстыжими глазами.

– Простите, мадам, – заговорил слегка опешивший Алексей, – вы к кому?

«Королева панели» лукаво подмигнула офицеру и поправила платье, как бы невзначай оголяя увядшее плечико.

– Как к кому? К мерзавцу Видоку, конечно! Разве вы не его ждете?

При мысли, что ему придется сидеть в одной комнате с таким кошмарным созданием, Алексей облился холодным потом. И тут все услышали спокойный голос Полины:

– Добрый день, месье Видок.

Алексей вытаращил глаза и разинул рот.

– О черт! – простонала вновь прибывшая уже обычным голосом Видока. – Мадемуазель, я сражен! Мои собственные люди, работающие со мной не один десяток лет, меня не признали, а вы… Как вам это удалось?

Полина, порозовев, пояснила:

– У меня плохая память на лица, и я смотрю только на глаза. Ваши глаза я узнаю сразу.

– Ох, – вздохнул Видок. – Должен вам сказать, мадемуазель, будь я лет на тридцать моложе, я бы непременно в вас влюбился.

– Считайте, что я на тридцать лет старше, и оставьте меня в покое, – парировала Полина. Однако по тому, как она улыбнулась одними уголками губ, Алексей понял, что в глубине души девушка чрезвычайно польщена.

– Понял и смиряюсь. – Видок снова вздохнул, сунул руку в декольте, поправил накладную грудь и промолвил: – Сейчас вернусь.

После чего отвесил шутовской поклон Алексею, все еще пребывавшему в состоянии легкого остолбенения, и исчез во внутренних покоях.

– Что за маскарад? – вырвалось у Каверина.

– Не знаю, – ответила Полина, пожимая плечами. – Но, думаю, месье Видок вряд ли прибег к нему для развлечения.

– Итак, – заговорил сыщик, вернувшись через несколько минут, – к чему мы пришли?

Он избавился от накладной груди и женской одежды, снял парик, но не смыл грим. Вид у него в румянах, мушках и помаде был тот еще.

– Филипп же вам писал, – напомнила Полина. – Разве вы не получили его письма?

– Гм, – отозвался Видок, застегивая сюртук. – Занятный парень, наш Филипп! Помнится, когда вы, сударь, повстречали на своем пути красотку Анжелику, он прислал мне совершенно отчаянное письмо… Зато когда вы, сударыня, образумили ее поленом, написал другое, в котором превозносил вашу мудрость до небес. – Видок сел за стол и начал стирать помаду. – Ладно, все это вздор. Раз уж вы здесь, я предпочел бы услышать от вас, что именно вам удалось разыскать.

Он взял в левую руку зеркало с ручкой и принялся снимать с лица грим.

– Это вы для нашего дела так принарядились? – не удержался Алексей, который все еще находился под впечатлением того, как преобразился старый сыщик.

– Что? – Видок, казалось, был удивлен. – А… Нет. Просто один литератор, прочитав мои мемуары, выразил сомнение: дескать, невозможно переодеться так, чтобы тебя не узнал никто из знакомых. На карту была поставлена моя репутация. Разумеется, у сего господина ни на грош воображения, но я не стал говорить ему об этом, а предложил заключить пари, что в течение недели подойду к нему и даже ущипну его, причем он меня не признает. Завтра срок пари истекает, а проигравший платит за ужин на двенадцать персон у Матье… – Видок стер последние остатки помады и, выпятив губы, придирчиво осмотрел себя в зеркале. – Кстати, вы можете тоже туда пойти. И вы, мадемуазель.

– Но я, право, не знаю… – начала Полина.

– Прошу вас, мадемуазель! – Скривившись, Видок стал отклеивать накладные ресницы. – Общество будет самое приличное, сплошь писатели, не уголовники какие-нибудь… Ах, черт! – Он сделал слишком резкое движение и поморщился.

– Зачем вам это надо? – спросил Алексей напрямик.

– Что именно?

– Я имею в виду, зачем вам те люди, которых вы пригласили?

Видок отставил зеркало и укоризненно посмотрел на Каверина:

– Друг мой, я забочусь о своей славе. Если не я прославлю свое имя, то кто же? Писатели пишут книги, а материалом для книг служат как-никак люди. Представьте, лет этак через двести некий господин, владеющий пером, как вы шпагой, вспомнит про старину Видока, который к тому времени обратится в ничто, и напишет о нем что-нибудь хорошее. Разумеется, мне это будет уже совершенно безразлично… а может быть, и нет. В любом случае лучше быть знаменитым, чем безвестным.

Алексей не мог не улыбнуться. Однако ребяческое стремление Видока к тому, чтобы его имя осталось в веках, так шло к его натуре, что офицер поспешил улыбку погасить.

– Кроме того, я думаю и о нашем деле тоже, – добавил Видок уже совершенно другим тоном. – Поэтому на ужине будет Изамбар. Помните, я вам рассказывал про него?

– Журналист-неудачник? – заинтересовалась Полина.

– Да, тот самый месье Невовремя. Всех основных гостей мы уже основательно потрясли, но Изамбар сразу же после убийства Эпине-Брокара укатил… Куда, как вы думаете? В Рим! Правда, у него есть предлог, который выглядит донельзя убедительным, – ему-де заказали книгу о Риме, вот он и поехал туда осмотреться. Недурно, а? Кроме того, мои мальчики выяснили, что весь вечер у Эпине-Брокара Изамбар не высовывал носу из беседки, где пил в полнейшем одиночестве. Сие вам ни о чем не говорит?

– Боже мой, беседка! – взволнованно воскликнул Алексей. – Ведь я выбросил шкатулку совсем недалеко от нее!

Глаза Видока сияли.

– Вот именно. А теперь вообразите, что Изамбар это видел. Ему ничего не стоило подобрать шкатулку и… фьюить!

– Надо обыскать его дом, – заявила Полина. – Я думаю… Чего вы смеетесь?

Видок, запрокинув назад голову, хохотал, как старая гиена.

– Ай да мадемуазель! Что, уже вошли во вкус нашего дела, да? Не волнуйтесь, папаша Видок все предусмотрел. Мои мальчики обыскали дом Изамбара от и до. Но шкатулки там нет!

– Наверное, не очень законно – обыскивать дом в отсутствие владельца, – неуверенно пробормотал Алексей.

– Ага, – спокойно подтвердил Видок. – Более того – дьявольски незаконно. Но когда я хочу чего-то добиться, то всегда добиваюсь. В конце концов, мошенники не стоят того, чтобы с ними церемониться, говорю вам… как прожженный мошенник, – добавил он с усмешкой. – Ну, рассказывайте же, что там у вас.

И Алексей с Полиной, перебивая друг друга, стали повествовать о приключении с Анжеликой, о путешествии в Рим и бесполезной поездке в Раматюэль.

– Таким образом, нам ничего не удалось узнать, – со вздохом подытожила Полина. – Все нити, которые были у нас в руках, вели в никуда.

– Нет, мадемуазель, вы зря так принижаете свой труд, – возразил Видок. – Во многих отношениях вы оба оказались молодцами, не говоря уже о том, что теперь мы с вами знаем, что движемся в верном направлении. Если при вашем приближении люди стремятся исчезнуть, это первый признак того, что дело нечисто. Но больше всего, честно говоря, мне понравилось, как вы вывели из игры эту девку.

Алексей, которого покоробило слово «девка», поморщился, и Видок это заметил.

– И знаете что, – продолжал он, – никогда не жалейте мерзавцев, которых вы раздавили. Плох тот пастух, который волку друг. Помните: если бы им представилась такая возможность, они с величайшим удовольствием проделали бы то же самое с вами. Зато, например, вы выяснили, что Анжелика и Максим не имеют представления о том, почему на самом деле был убит Ксавье, а считают, будто во время ограбления. Если бы они сами убили его, то наверняка как-то выдали бы себя.

– А слух, что Ксавье убили грабители, вы распустили? – быстро спросила Полина.

– Я, – сухо отозвался Видок. – Элементарная провокация, мадемуазель. Вам известно, что некоего Икс зарезали. Вы распускаете слух, будто Икс наложил на себя руки, и рано или поздно находится такой молодчик, который за стаканом вина пробалтывается, что Икса убил он, а полицейские – остолопы. Люди так устроены, что не могут не хвастаться своими делами, даже теми, за которые полагается гильотина. – Говоря, Видок аккуратно отклеивал мушки и клал их в коробочку. – Думаю, беднягу Ксавье убил одноглазый, поняв, что тот представляет для него опасность. Между прочим, именно благодаря болтливости мадемуазель мы теперь точно знаем, что заказчик и одноглазый – одно и то же лицо. А это уже кое-что, согласитесь. Далее, вы установили, что Анжелике и ее графу фактически ничего не известно о шкатулке, значит, отныне мы можем не принимать их в расчет. Кроме мадемуазель де Вильбуа, вас в дороге никто не беспокоил?

– Нет.

– Значит, наши друзья, те, что наняли Дюплесси, потеряли ваш след, – констатировал Видок. – Или затаились и выжидают подходящего момента для нанесения удара. В любом случае будьте осторожны.

– А что вы думаете по поводу Мертеля-Карона? – спросила Полина. – Вы будете искать его?

– Разумеется. И Полана тоже. Неужели вы думаете, что я отступлюсь?

– Я вот о чем подумал, – вмешался Алексей. – Полана сопровождает доктор по фамилии Этьен, а все доктора во Франции наперечет. Может быть, стоит начать поиски с этого направления?

– Сделаем, – кивнул Видок. – Кстати о докторах: почему вы мне не сказали, что человек, который пытался вас похитить, – англичанин?

– А он был англичанин? – искренне поразился Алексей. – Анжелика говорила, что он не француз, но…

Видок оперся кулаками о стол и уставился на офицера тяжелым взглядом.

– Вы разговаривали с ним по-французски?

– Да.

– У него был акцент?

– Нет, – подумав, сказал Алексей.

– Вы хотите, чтобы я поверил, будто англичанин способен говорить по-французски без акцента?

– Но я уверен…

– Даже вы, друг мой, говорите с легким акцентом. Во всяком случае, я с ходу определил, что вы не француз.

– Не может быть! – оскорбился Алексей, который считал, что уж он-то по-французски говорит ничуть не хуже, чем на родном языке.

– Вы слишком правильно строите фразы, – пустился в объяснения Видок, – а интонации слишком плавные. Но главное – разговорные выражения. Вы их не понимаете, они ставят вас в тупик. – Сыщик откинулся на спинку стула с видом профессора Сорбонны, которому удалось посадить в лужу самого способного ученика. – Ладно, это не так уж важно. Просто, если бы вы сразу же, без всякой мадемуазель Анжелики, сказали, что тот тип странно говорил по-французски…

– Но он говорил отлично, я уверен!

Видок поднял открытую ладонь.

– Не будем спорить. В общем, когда поиски человека с инициалами Н. С. Д. ни к чему не привели, на помощь пришли медики. Один из них вспомнил, что делал перевязку человеку с разбитым носом, который вдобавок лишился левого глаза. И человек тот, замечу, – Видок выразительно поднял толстый короткий палец, – почти безостановочно ругался по-английски, как сказал доктор. Потому что кровь у раненого хлестала ручьем, а в подобных ситуациях всегда гораздо легче изъясняться на родном языке.

– А ваш доктор что, знает английский? – осведомилась Полина с любопытством.

– Нет, – ухмыльнулся Видок, – мой доктор из иностранных языков владеет только матерным, но зато основательно. И он со всей уверенностью заявил, что тот парень – англичанин.

– Но, может быть, к нему обращался не мой похититель, а кто-то другой?

– Приметы сходятся, вот в чем штука. Цвет глаз, волосы и все остальное. Так что ваш «друг» точно англичанин. Подружка кучера, того, который погиб под обломками кареты, тоже после долгих терзаний поведала нам, что ее милого нанял какой-то мистер Смит. Разумеется, имя ненастоящее, но теперь я отрядил на поиски вашего противника самых лучших своих людей, и рано или поздно они его найдут. Признаться, не люблю я этих англичан. Мало того что они сожгли живьем бедную Жанну д'Арк, которой было всего-то восемнадцать лет от роду, так еще и уморили нашего императора! Черт возьми, даже обидно: неужели он не мог удрать с этого проклятого острова Святой Елены, чтобы оставить мерзавцев с носом?

– Вряд ли Наполеон мог бежать оттуда, – вклинилась Полина. – Я читала, его слишком крепко стерегли.

Видок выпрямился и смерил ее пронизывающим взглядом.

– Мадемуазель, бежать можно из любой тюрьмы. Куда меня только не сажали! Но даже я, будучи отнюдь не семи пядей во лбу, заметьте, и то всегда находил способ одурачить своих тюремщиков.

Алексей развеселился:

– Знаете, патрон, что мне больше всего в вас нравится? Ваша скромность.

Видок фыркнул.

– Ладно, ладно, – проворчал он. – В общем, за мистером Смитом числится один должок – бедный Ксавье, и когда я доберусь до англичанина, можете быть уверены, ему мало не покажется.

– Очень любезно с вашей стороны, – заметил Алексей.

– Ну а вы пока поживете у меня, – продолжал Видок. – На время вас оставили в покое, но как знать… А завтра мы с вами идем на ужин к Матье. Надеюсь, вы любите устриц, мадемуазель?

Глава 24 Человек и его слава. – Король, которому в театре принадлежит только место в партере. – Неожиданный гость

Если есть на свете кто-то, к знакомству с кем всегда стремятся люди, то это, вне всяких сомнений, известный всем человек.

Неважно, чем он известен и насколько заслужил свою известность, сама слава – вне зависимости от, так сказать, ее качества – сообщает ему притягательность, устоять перед которой может редкое самолюбие. Сам факт знакомства, дружбы или – а чем черт не шутит? – запанибратства со знаменитой личностью приятнейшим образом отражается на нас, возвышая в собственных глазах, да и не только в собственных. Правда, один умный человек как-то заметил, что, если друзья ценят вас за то, что вы знакомы с кем-то знаменитым, это значит только, что сами вы ничего не стоите. Но люди привыкли проходить мимо подобных мелочей. И будем откровенны: для большинства общение со знаменитостью чем-то сродни прикосновению к мечте. Каждый из нас в детстве мечтал стать самым-самым, но, повзрослев, большинство обнаружили, что их желание несовместимо с грубой реальностью. Тем не менее многие люди все же становятся известными – некоторые в силу профессии, другие – в силу рождения или происхождения, а большинство – благодаря случаю. Актеры, певцы, принцы, богачи, герои на час – все они принадлежат реальности и все тем не менее возвышаются над ней, став знаменитыми. В известном смысле все эти личности уже не принадлежат себе, и толпа это чувствует. Сначала она восхищается ими, затем смакует скандальные подробности их жизни, а потом, разочаровавшись в своих кумирах (и заинтересовавшись новыми), выбрасывает их на помойку. Что может быть печальнее человека, которого все знали вчера и которого уже никто не помнит сегодня? Но машина работает без остановки, и желающих прославиться всегда больше, чем вакантных мест, так что никто никогда не скорбит по поводу отсутствующих. Такова жизнь!

В первой половине XIX века самым популярным человеком был писатель. Так как ни кино, ни телевидение не были еще изобретены и не смущали умы граждан, неудивительно, что господствующей формой выражения было слово, и те, кто владел им, могли рассчитывать на многое. С ними носились, их капризам потакали, их гонорары вселяли тихую зависть в порядочных буржуа, а расточительство вошло в историю. Лучшие дома были открыты для писателей, как и сердца красивейших женщин, – и, возможно, по той же причине литература XIX столетия не знает себе равных.

Хотя Алексей и считал себя человеком бывалым, неудивительно все же, что он шел на вечер, где должно было разрешиться пари Видока, с легким волнением. Он не мог отделаться от дурацкого ощущения, что писатели – не такие люди, как все, и должны вести себя как-то по-особенному. Молодой человек понимал, что это наверняка не так, и все же ничего не мог с собой поделать. В глубине души Каверин чувствовал себя раздраженным от того, что не был так спокоен в преддверии предстоящей встречи со знаменитостями, как ему самому хотелось бы.

Что же до Полины, то она позаботилась нарядиться в восхитительное платье цвета глицинии и, вызвав парикмахера, заставила его четыре часа провозиться со своей прической. Зеркало показало ей ровно то, что девушка хотела увидеть, а именно – что она неотразима. То же самое ей сказал и Видок, отвесив невиданно глубокий поклон, после чего барышня Серова совершенно перестала волноваться и решила, что сегодняшний вечер определенно должен удаться. Вскоре читатель узнает, оказалась ли моя героиня права или предчувствие все же ее обмануло.

– Как нам вас называть? – спохватился Алексей, когда они уже с Видоком поднимались по изумительной мраморной лестнице, подобные которой встречаются далеко не в каждом дворце.

– И вообще, что мы должны говорить? – спросила Полина.

– Ничего, – отозвался Видок. – Говорить буду я. Называйте меня патрон, или по фамилии, или как хотите.

Алексей улыбнулся.

– Может, мне называть вас «дядюшка Видок» и вспоминать, как вы в детстве качали меня на коленях? – предложил он.

– Пожалуйста, не надо, – скривился его спутник. – Я терпеть не могу маленьких детей, потому что из них нередко вырастают большие негодяи. Все, что от вас требуется, это вести себя естественно, только и всего. А я между делом попытаюсь расспросить Изамбара.

Матье отвел литераторам отдельный кабинет, убранный с большим вкусом. Сервировка была поистине королевской. Все писатели уже явились к назначенному часу, и при появлении Видока поднялся дружный гул.

– Вот и он!

– О! Месье Видок!

– А мы уж думали, вы не придете.

– Почему? – осведомился старый сыщик, пожимая руки и кланяясь присутствующим.

– Ну как же, – встрял долговязый самоуверенный малый с круглым, как полная луна, лицом, – ведь платить-то придется вам!

– Вы так думаете, месье Робертен? – отвечал Видок, значительно улыбаясь. – Добрый вечер, месье Пти.

Он здоровался с маленьким хлопотливым человечком в очках, который постоянно делал такие движения своими крошечными ручками, словно мыл их. Каверин вспомнил, что Пти – один из крупнейших парижских издателей.

– Это ваш помощник? – спросил человечек, с любопытством глядя на Алексея.

– Месье Алексис – мой секретарь, а мадемуазель Полина – его невеста, – объявил Видок, не моргнув глазом. – Добрый вечер, месье де Бальзак.

– Еле удалось уговорить нашего затворника прийти сюда, – вмешался Пти. – Он ваш поклонник, месье Видок!

Флегматичный пухлолицый Бальзак только покраснел и пробормотал нечто нечленораздельное. Следующий гость – высокий господин с необыкновенно обаятельной улыбкой – уже шел к Видоку с распростертыми объятиями.

– О! Месье Дюма! Какая честь!

«Тот самый Дюма?» – мелькнуло в голове у Полины. Девушка блеснула незабудковыми очами, объявила, что является давней поклонницей таланта писателя и ждет не дождется его новых творений.

– Я и не подозревала, что вы такой большой, – прощебетала она. – Вы настоящий Александр Великий!

И хотя каламбур, с точки зрения Алексея, отдавал неприкрытой лестью, Дюма смешался и покраснел, как школьник.

Каверин с любопытством оглядывался по сторонам. То, что все внимание доставалось Видоку, а на него никто даже не смотрел, вполне устраивало молодого человека. Видок кивнул ему на малого с серой физиономией и со скучающе поджатым ртом и шепнул:

– Это Изамбар.

– За стол, господа, за стол! – призывал Пти, поблескивая стеклами очков.

Все расселись. Видоку отвели место во главе стола, рядом с издателем и месье Дюма. С другой стороны от писателя как-то очень ловко втиснулась Полина, оттерев какую-то даму. Алексей устроился между тощим поэтом Крессе, который не поднимал носа от тарелки, и драматургом Дешаном, тотчас же втянувшим случайного соседа в скучнейший спор о классической и романтической драме.

– Мы переживаем засилье романтизма! Это неслыханно! Чего стоят теперь Расин, Корнель, Мольер? Публика одурачена! Треклятые романтики…

Алексей отвернулся, пытаясь услышать, о чем на другом конце стола говорят Видок, Полина и блистательный Дюма, полностью завладевшие разговором и вниманием присутствующих. Молодой писатель, смуглый, черноволосый, красивый, прямо-таки излучал энергию. Он рассказывал какой-то анекдот, и Видок, слушая его, хохотал до упаду. Полина улыбалась, блестела глазами и обмахивалась веером. Под боком у Алексея Дешан бубнил:

– А король, вместо того чтобы выставить романтических пачкунов из «Комеди франсез», отвечает: «Помилуйте, господа, у меня всего лишь место в партере». И после этого…

Взрыв хохота, венчавший последние слова Дюма, прервал его желчные излияния.

– Пари! – потребовал Пти. – А теперь – пари!

– Вот именно, кому же платить за столь великолепный ужин? – осведомился Изамбар.

– Уж во всяком случае, не мне! – заявил круглолицый Робертен.

– Вы так уверены? – хитро сощурясь, спросил Видок.

– Уверен ли я? Ха! Да я всю неделю, если хотите знать, никого к себе не подпускал!

– Я свидетель! – заявил поэт Ружмон, только что дебютировавший сборником «Избранное».

– Позвольте, каковы были условия спора? – встрепенулся Бальзак.

– Условия такие: что в течение недели господин Видок должен подойти к Робертену и ущипнуть его, причем Робертен не должен его узнать.

– И месье Видок проиграл! – объявил Робертен торжествующе. – Я никому…

– Даже жене?

– Даже любовнице?

Поднялся веселый гул.

– Бедный Робертен! – воскликнул Дюма.

– И что, до вас так-таки никто не дотрагивался? – ехидно осведомился Видок.

– Только люди, в которых я был уверен, – с апломбом заявил Робертен.

– А из посторонних никто?

– Никто!

– Он правду говорит, – заявил Ружмон, поддевая на вилку кусочек омара, который прямо-таки таял во рту.

– И вы даже готовы присягнуть? – продолжал Видок, не сводя с Робертена глаз. – Например, вчера к вам никто не прикасался?

Робертен напряженно задумался.

– С утра… Нет, я был у Пти… Потом мы ходили с Ружмоном по городу, выпили кофе… На мосту ко мне пристала какая-то старуха… Что? – закричал Робертен. – Вы хотите сказать, что это были вы?

«Пойдем со мной, красавчик, получишь такое удовольствие!» – прокудахтал женским голосом Видок под дружный хохот всех собравшихся. – Ну и что, узнали вы меня? Я висел у вас на локте минут пять, наверное, и ущипнул вас раз десять!

– Не может быть… – простонал Робертен, меняясь в лице.

– Невероятно! – вскричал Дюма, разражаясь хохотом. – Мой бедный Робертен, вы проиграли! Платить придется вам!

– Боже мой, – еле выговорил Робертен, – это потрясающе. Но как?

– Воображение, месье, – отвечал Видок со смехом. – Воображение – великая вещь!

Выяснив вопрос с пари, литераторы наконец спокойно принялись ужинать. Надо сказать, что Матье отменно знал свое дело, и кормили у него изумительно. Полина подумала, что Робертену придется раскошелиться, но того, по-видимому, такая перспектива ничуть не пугала. Он заявил, что получил огромное удовольствие и отныне будет верить каждому слову Видока, как Священному Писанию.

– Нет, ну надо же! – то и дело восклицал он.

– Можно спросить, чем вы занимаетесь сейчас, месье Видок? – произнес Бальзак, которому все никак не удавалось вставить слово в общий разговор.

– Да, да, в самом деле! – подхватил Пти, поглощая паштет. Его кадык ни на мгновение не прекращал свое движение.

Видок вздохнул и устремил скучающий взор куда-то наверх.

– Ах, мое нынешнее дело… но стоит ли о нем говорить…

Со всех сторон послышались голоса:

– Скажите! Скажите!

– Вы и впрямь так хотите знать? – осведомился Видок, прищурясь.

– Несомненно, – пробормотал драматург Дешан с кислой миной на лице.

– Увы, я не имею права открыть, над чем сейчас работаю, – отозвался Видок скороговоркой. – Скажу только, что дело связано с убийством Эпине-Брокара.

Издатель Пти наморщил лоб.

– Эпине-Брокар? А, тот самый…

– Интересное дело! – заметил Бальзак. – Вы были на балу-маскараде, Робертен?

– По-моему, – обронил писатель беспечно, – там был Изамбар. Что скажешь, дружище? Случаем, не ты прикончил месье Эпине?

– Меня там не было, господа! – сердито воскликнул журналист.

– Как же не было? – подлил масла в огонь Ружмон. – Я помню, ты мне показывал приглашение. Ты не знал, что с ним делать.

– Вот именно! – отозвался Изамбар раздраженно. – Поэтому отдал приглашение кузену, и тот пошел туда вместо меня.

– Какому еще кузену? – изумился Робертен.

– Мой кузен – студент, – объяснил Изамбар сердито. – Его зовут Кристиан, а фамилия такая же, как у меня. Под маской его бы никто не распознал.

Видок метнул на своих помощников быстрый взгляд, и оба заметили разочарование, мелькнувшее на его лице. Алексей отлично понимал, что творилось сейчас в душе сыщика. Больше месяца следить за гостями, слугами, музыкантами – и упустить из виду такую простую вещь, что кто-то мог просто передать свое приглашение другому… Ай-яй-яй!

– И что же, у вас есть какие-то соображения по поводу того, кто мог убить Эпине-Брокара? – спросил драматург Дешан.

Видок собирался ответить, но в это мгновение в кабинет протиснулась мужская фигура. По тому, как Видок бурно раскашлялся и стал подавать какие-то знаки Алексею, Полина поняла: что-то неладно. Вновь пришедший приблизился к Каверину и остановился возле его стула.

Алексей обернулся и узнал Максима де Шеврана. Все присутствующие тоже узнали графа, и наступила полная тишина.

– Сударь, – заговорил граф со всей возможной учтивостью, – я имею честь вызвать вас на дуэль.

Глава 25 Новый вызов. – Наблюдательность господина Дюма. – О том, как важно улаживать свои дела до десерта, а не во время него

Все взгляды были прикованы к Алексею. Затаив дыхание, литераторы ждали, что скажет молодой человек. Пти, мгновенно припомнивший историю первой дуэли де Шеврана, наклонился к Дюма и шепнул:

– Это тот самый…

Медленно (пожалуй, даже нарочито медленно) Каверин скомкал салфетку и бросил ее на стол.

– Ваши секунданты? – спросил он вежливо.

Ему показалось, что по лицу графа пробежала тень.

– С моим секундантом, – сказал тот, – вы уже знакомы.

Алексей поднял голову и увидел возле двери Анжелику де Вильбуа в мужском платье. Она с вызовом выдержала его взгляд. Судя по всему, привязанную Анжелику вскоре освободили, и мадемуазель вернулась к своему любовнику.

– Ну что, вы нашли того господина в Марселе? – спросил Алексей, в упор глядя на нее. – А привет ему от меня передали?

На свете нет ничего более жалкого, чем одураченные мошенники. Полина нашла, что граф и его подружка выглядят на редкость смехотворно. Впрочем, она ни на мгновение не упускала из виду, что при всей своей комичности эти люди представляли для Алексея, месье Видока и нее – немалую опасность.

– Прошу вас, сударь, – вмешался граф, – не отвлекайтесь от темы.

Молодой офицер перевел взгляд на него и непринужденно сказал:

– Прекрасно, тогда покончим с этим.

Литераторы загудели. Каверин почувствовал укол досады. Словно кто-то против воли втянул его в спектакль, не вызывавший у него ничего, кроме скуки. Опять надо назначать место встречи, выбирать оружие, искать доктора… Он поднялся с места. Максим де Шевран стоял перед ним, не давая пройти, но Алексей так посмотрел на него, что тот и сам не заметил, как уступил ему дорогу. Не обращая более на него внимания, Каверин подошел к Видоку.

– Патрон, – попросил он, – дайте мне вашу шпагу.

Не задавая никаких вопросов, Видок протянул ему свою трость, и молодой человек извлек из нее смертоносный клинок. Дешан невольно поежился. Маленький Пти смотрел на молодого человека, как зачарованный, часто мигая близорукими глазами. Весельчак Дюма сразу же посерьезнел.

– Кого вы берете в секунданты, месье? – спросил граф.

– Раз уж вы не изменяете своему секунданту… – Алексей усмехнулся. – Месье Видок!

– Я здесь, – ответил старый сыщик, подходя к нему вместе с Полиной.

– Тогда за дело, – объявил Алексей, поворачиваясь к графу. – Одного раза вам показалось мало, и я, пожалуй, прикончу вас прямо сейчас, после чего вернусь к своему десерту.

Пти восхищенно приоткрыл рот. Краем глаза Полина заметила, как Дюма оторвал клочок бумаги от меню и карандашом нацарапал на нем слова, которые офицер только что произнес. «Ох уж мне эти литераторы!» – с иронией подумал Алексей, тоже увидевший маневр писателя.

– Я не понимаю, сударь, – проговорил Максим, несколько растерявшись. – Вы что же, предлагаете драться прямо здесь?

– А почему бы и нет? – равнодушно осведомился Алексей и со свистом рассек шпагой воздух. – Место ничуть не хуже, чем в Булонском лесу.

– Но так дела не делают, сударь, – растерянно сказал граф.

Алексей презрительно улыбнулся.

– А вы что, трусите?

Граф побледнел и стиснул челюсти.

– Кроме того, – добавил Алексей, – раз уж вы берете в секунданты девку, я думаю, мне позволительно пожелать драться с вами в ресторане.

– Вы забываетесь, сударь! – крикнул де Шевран в ярости.

– Ничего подобного, я знаю, о чем говорю, – дерзко парировал Алексей. – А вот вы, похоже, нет.

Дюма, не пропустивший ни слова из их разговора, начал записывать последние слова, но карандаш с хрустом сломался.

– Черт! – с досадой выругался романист. – У тебя нет карандаша, Робертен?

Граф взял из рук Анжелики шпагу.

– Не волнуйся, дорогая, – сказал он ей. – Я только убью этого господина, и мы уйдем.

– Господа, господа! – попробовал вмешаться издатель. – Но вы же не станете…

– А почему бы и нет? – повторил вопрос Алексея его секундант.

Пти поежился. Похоже, что мысль о дуэли напрочь отбила у него аппетит.

– Кажется, тут на галерее достаточно места, – подала голос Полина, не терявшая присутствия духа.

– На галерее так на галерее, – согласился Видок.

Алексей молча кивнул.

– Предупреждаю, сударь, не надейтесь теперь избавиться от меня с одного удара, – процедил де Шевран сквозь зубы. – Мне известно, что вы за птица, и так просто я не дамся.

– Главное, постарайтесь на этот раз его прикончить, – добросердечно напутствовала Полина своего товарища по особой службе. – В прошлый вы убили его не до конца, и поэтому у нас возникли неприятности.

Алексей блеснул глазами и поклонился.

– Ради вас, Полина Степановна, я готов и не на такое, – объявил он и в сопровождении Видока двинулся к выходу.

Дюма поспешно вскочил с места.

– Я должен увидеть дуэль, – объявил он.

– Да они же будут убивать друг друга! – попробовал его урезонить Пти.

– Вот именно это я и хочу видеть, друг мой.

Алексей, Видок, Полина, Максим и Анжелика вышли на галерею. Вслед за ними потянулись и остальные участники ужина. Увидев серьезных господ со шпагами, официант, шедший по галерее с полным подносом, заметался и поспешно юркнул в какую-то дверь.

– Пожалуй, маловато места, – сказала Анжелика с сожалением, оглядываясь. Рот ее слегка подрагивал – похоже, она нервничала куда больше, чем хотела показать.

– Умереть в ресторане… – вздохнул Видок. – Честное слово, тут что-то есть! Он не так глуп, ваш Максим!

Анжелика зло взглянула на него, но не проронила ни слова.

– На позицию! – скомандовал Видок.

Алексей отсалютовал противнику. Он был напряжен и холоден, как сталь.

– Сходитесь!

Максим бросился вперед, атакуя. Алексей парировал и едва не выбил у него шпагу.

– Вот это удар! – вырвалось у Бальзака. Заложив большие пальцы в карманы сюртука, писатель зачарованно наблюдал за происходящим.

– Да, в кабинете такого не увидишь, а? – заметил Видок.

Максим перекинул шпагу в левую руку и оцарапал Алексею запястье. Каверин тоже перебросил оружие в левую и выбил-таки шпагу у графа. Анжелика вскрикнула.

Клинок упал на широкую мраморную лестницу, Максим схватил какой-то бюст, стоявший в галерее, и швырнул им в Алексея, после чего бросился к лестнице.

– Против правил! – крикнул Робертен возмущенно. – Почему вы не остановите их?

– Это ничего не даст, – отозвался Видок, пожав плечами. – Один из них должен остаться лежать.

– Какая дикость, – пробормотал Пти. Однако же протер очки, чтобы лучше разглядеть происходящее.

Максим и Алексей схватились на лестнице. Сражение было упорным, фехтуя, они то поднимались на несколько ступенек, то спускались. Шпаги сверкали, как вспышки молнии. Теперь граф ловким приемом выбил оружие из руки Алексея, но Каверин схватил горящую свечу и плеснул расплавленным воском в лицо противнику. Максим закричал. Алексей отбежал и поднял свою шпагу.

– Это нечестно! – крикнула Анжелика. – Остановитесь!

Видок схватил ее за руку и оттащил назад.

– Тихо, мадемуазель. Ведите себя прилично.

Анжелика яростно дернула локтем и вырвалась.

Граф де Шевран нападал, Алексей защищался. Его клинок застрял в решетке и сломался, когда Каверин резко дернул рукой, в ладони у него остался обломок с рукоятью.

– Ну, теперь ему точно конец, – передернув плечами, мрачно произнес Бальзак.

– Гладиаторы, – неодобрительно вторил ему драматург Дешан.

Алексей нырнул под шпагу противника – оружие графа плашмя скользнуло по его плечу, – перехватил свой обломок, как кинжал, и ударил им противника в грудь.

– Максим! – пронзительно закричала Анжелика.

Граф де Шевран пошатнулся и упал на колени. Мадемуазель де Вильбуа сбежала по лестнице и кинулась к нему. Ошалевшие посетители ресторана, ставшие свидетелями дуэли, выглядывали из-за колонн с опаской.

– Потрясающе! – только и смог вымолвить Дюма.

Каверин поморщился, дернул щекой и тяжело привалился к перилам лестницы. Анжелика в двух шагах от него бережно подняла голову раненого Максима и положила ее себе на колени.

– Негодяй! – крикнула она Алексею. – Ненавижу!

И вслед за тем чисто по-женски залилась слезами.

– Он умер? – с любопытством спросил Изамбар.

– Похоже, что нет, – отозвалась Полина.

Видок, уловив в голосе девушки подобие сожаления, пристально взглянул на нее.

– Позовите врача! – пронзительно кричала Анжелика. – Сделайте хоть что-нибудь!

Доктор нашелся среди посетителей ресторана.

– Какой скандал! – с восторгом промолвил Робертен.

– Вы ранены? – с ужасом спросил Пти, косясь на окровавленную рубашку подошедшего Алексея.

– Ничего страшного, просто царапина, – отозвался тот хладнокровно. – Кстати, где мой десерт?

Глава 26 Поиски Кристиана Изамбара. – Признание Полины. – О том, как важно пролить свет на происходящее в нужный момент

– Друг мой, это было замечательно, просто замечательно! – с восторгом говорил Видок, когда, покинув находящихся под впечатлением недавнего поединка литераторов, он и особые агенты шагали по скупо освещенным парижским улочкам. – Вы настоящий герой романа, и я не удивлюсь, если кто-то из господ, присутствовавших на ужине, пожелает описать вас в своем следующем творении. Рекомендую вам обратить внимание на месье Дюма, у него хорошее чувство сюжета. Месье де Бальзак, спору нет, неплохой автор, но ему немного не хватает живости, а без этого во Франции нельзя стать по-настоящему знаменитым. Робертен принадлежит к тем людям, которые всю жизнь отдают литературе и общаются с самыми знаменитыми авторами своего века, но, дожив до почетной старости, не могут написать о них и тома приличных воспоминаний. Что же касается остальных…

– Куда мы идем? – спросил Алексей, которого немного утомили излияния спутника.

Видок вздохнул:

– Я полагал, что вы уже догадались.

– Разумеется, мы идем к кузену Изамбара, – объявила Полина, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

– Именно так, мадемуазель. Строго между нами, дети мои: я осел, и еще какой! Мне казалось, что я предусмотрел все, а между тем упустил из виду такой простой случай, как подмену одного гостя другим.

– Но вы же не могли знать, что…

– Вот именно! Знать я, положим, не мог, но обязан был предвидеть такую возможность. Ну ничего. Изамбар дал мне адрес своего кузена, и мы навестим его. Если нужная нам шкатулка у него, что, между прочим, более чем вероятно, мы ее изымем.

– Слишком уж легко все складывается, – заметила Полина. – А что, если они в сговоре? Положим, Кристиан нашел шкатулку, Изамбар ознакомился с ее содержимым и тотчас же отправился в Рим. Во всяком случае, мне такое совпадение кажется странным.

– Мне тоже, – спокойно согласился Видок. – Но что толку строить гипотезы, когда у нас нет никаких данных? Мы знаем только, что где-то на белом свете есть человек, называющий себя Поланом, и у него есть веские причины прятаться от окружающих, а в подручных у него люди, которые тоже стараются сделать все, лишь бы не привлекать к себе внимания. Что сказала квартирная хозяйка о том военном – не то Мертеле, не то Кароне? Он целыми днями начищал свою саблю, только и всего. Нет, ну какова выдержка! За все годы, что он передавал письма, ни разу не проболтаться, не напиться, не общаться с товарищами, не завести женщину, наконец… Поверьте мне, все это неспроста.

– Конечно, неспроста, – кивнула Полина. – Он знал, что охраняет очень важный секрет, в который не должна быть посвящена ни одна душа на свете.

– Вот именно, – кивнул Видок. – А в феврале происходит некое событие, которое служит сигналом к бегству. Полан исчезает, Мертель, он же Карон, – тоже. Затем в руки Эпине-Брокара попадает конверт, имеющий, как мы знаем из его записей, колоссальное значение. И что? Эпине-Брокара убивают, за неким молодым человеком, сунувшим нос куда не надо, гоняются по всему Парижу, гибнут люди, имеющие отношение к этому делу. Но мы до сих пор топчемся на месте. Вы, сударь, и вы, мадемуазель, равно как и ваш покорный слуга проделали колоссальную работу, однако все ниточки, за которые мы покамест цеплялись, пытаясь распутать проклятый клубок тайн и загадок, рвались у нас в руках. Может быть, кузен Изамбара окажется еще одной такой же ниткой, а может, и нет. Посмотрим.

Они углубились в лабиринт улочек Монмартра. Здесь даже ночью кипела жизнь. Полину поразило, что уличные женщины, прогуливающиеся в ожидании клиентов, узнают Видока и здороваются с ним, а тот, ничуть не смущаясь, кивает им. Мелкие воришки, шнырявшие мимо, косились на бывшего шефа полиции с боязливым почтением, а он порой называл их по именам и даже вступал в беседу, проявляя редкое знание жизни уличных пройдох:

– Здорово, Жак! Ну как твоя мамаша, все еще хворает?

– Уже нет, месье Видок, Бог над ней сжалился.

– Ну что ж! Некоторые сказали бы, что ей повезло.

Кристиан Изамбар жил в маленьком зловонном тупичке, где кроме людей водилось несчетное множество кошек. Животные жалобно мяукали, поднимая трубой хвосты и выгибая свои тощие спины. Зрачки их зловеще сверкали в темноте, заставляя Полину ежиться, но Видок, казалось, чувствовал себя здесь как дома.

– В прежние времена, – пояснил он, – когда я только начинал работать в Париже, эту улочку прозвали Кошачьей кучкой.

– А начинали вы на улице Плохих парней, – напомнила Полина.

Видок рассмеялся.

– О да, мадемуазель. Вы совершенно верно все помните.

Найдя нужный дом, старый сыщик стал уверенно подниматься по лестнице.

– Откуда вы знаете, что дом именно тот, о котором говорил журналист? – спросил Алексей из темноты. – Я так вообще ничего не вижу.

Видок ухмыльнулся и пояснил:

– В этом квартале я могу ориентироваться с закрытыми глазами. Осторожнее, мадемуазель, в таких домах на лестницах может быть черт знает что набросано. Кузен Изамбара живет на чердаке.

Алексей едва не наступил на что-то мягкое. Оно извернулось и скользнуло прочь, слегка задев его ноги.

– Крыса, наверное, – заметил Видок. – Вот мы и пришли.

– И что, интересно, мы ему скажем? – сухо спросил Алексей, которого начала утомлять ночная прогулка после дуэли, отнявшей у него немало сил.

– Я думаю, – возразила Полина, – нам все же есть о чем поговорить.

Видок сунул руку в карман и извлек связку отмычек.

– Смотрите-ка, а тут открыто, – вдруг прозвенел из темноты его удивленный голос. – Неужели…

Алексей придержал Полину и на всякий случай вытащил из кармана пистолет. Видок извлек из трости обломок шпаги, отступил в сторону и осторожно толкнул дверь.

Она приотворилась с судорожным звуком, от которого по спине у офицера побежали мурашки.

– Берегись! – пронзительно крикнула Полина.

Бах! Бах!

Тень, выскочившая из-за двери, стреляет, Алексей стреляет в ответ, кто-то мчится по ступеням вниз…

– За ним! – крикнул Видок офицеру, хватая за локоть Полину, которая тоже норовила кинуться в погоню.

– Пустите меня! – сердито крикнула девушка.

– Не глупите, – раздраженно бросил Видок, и Полина поняла, что он ее не отпустит и любые уговоры тут бессильны.

– Но их двое! – Она все-таки попыталась выдернуть руку. – Вы не заметили? Стрелявший и еще кто-то. А Алексей один!

– А на вас платье, и у вас нет оружия, – отрезал Видок. – Полно, мадемуазель! Вы не хуже моего знаете, что не можете их преследовать. Пойдемте-ка лучше посмотрим, что искали в обители Изамбара сбежавшие господа.

И он шагнул через порог первым, а Полина, смирившись, проследовала за ним.

– Черт побери, – только и мог вымолвить Видок.

Квартира (если сие жилище можно так назвать) на чердаке состояла из одной-единственной комнаты. Самую длинную стену образовывал естественный скос крыши, и возле стены в луже крови лежал без движения человек. Ступая мягко, словно кошка, Видок приблизился к телу и перевернул его. Это был юноша, чем-то смутно напоминающий Изамбара. На лице его застыло удивленное выражение, и на мгновение Полине показалось, что кузен журналиста мертв. Но вот он шевельнулся и застонал, не открывая глаз.

– Жив? – прошептала девушка.

– Да, но ранен, и довольно тяжело, – проворчал Видок. – Его ударили чем-то по голове.

Полина сделала движение, чтобы приблизиться, но сыщик быстро добавил:

– Не подходите, пожалуйста. Тут натекло порядочно крови, и если вы упадете в обморок, я не смогу одновременно возиться с вами обоими.

– По-моему, – сердито начала Полина, – вы принимаете меня за…

– Ни за кого я вас не принимаю, – отмахнулся Видок. – Кстати, он ведь ваш муж?

– Что? – Ошеломленная барышня Серова вытаращила глаза.

– Не месье Алексис, а тот… другой. Господин, чей портрет вы все время таскаете с собой, – терпеливо пояснил Видок. – Он ваш муж, верно?

Признаться, Полина считала (и не без основания), что мало что на свете может выбить ее из колеи, но Видоку это удалось.

– А… э… – только и смогла она выдавить из себя.

– Да или нет?

– Да. – Полина отчаянно покраснела. – Мы с Лёвушкой поженились тайно, потому что…

– Я сразу же так и подумал, – торжествующе объявил Видок. – Старый волк знает толк, хе-хе! Не будет хищник просто так везде возить с собой портрет какого-то малого, будь он хоть сто раз друг детства.

Полина несколько раз моргнула и наконец спросила:

– Может быть, я чем-нибудь могу помочь? Раненому, я имею в виду.

– Вряд ли, – просто ответил Видок. – Ему нужен священник. И очень хороший доктор. Но священник – прежде всего.

Пламя единственной свечи, горевшей в комнате, затрепетало и погасло. У двери послышались шаги. Видок обернулся, держа обломок шпаги в правой руке, а левой для верности извлек еще и пистолет.

– Это я, – прозвенел из темноты голос Алексея, и Полина с облегчением перевела дух. – Простите, патрон, мне не удалось их догнать. Они сбежали, их ждали резвые лошади.

– Ясно, – сказал Видок, пряча пистолет и шпагу. – Мадемуазель, зажгите свечу!

Полина стала шарить на столе, кое-как ориентируясь в скупых отблесках луны и звезд. Она опрокинула несколько предметов и ойкнула, когда на ногу ей упала какая-то коробка.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил Видок.

Наконец Полине удалось зажечь свечу, но почти сразу же она едва не уронила ее.

– Да что с вами такое, мадемуазель? – раздраженно упрекнул сыщик.

– Смотрите, патрон, – прошептала Полина.

Видок живо обернулся.

На полу лежала шкатулка из фиалкового дерева.

Глава 27 След. – Как Алексею Каверину пришлось исполнять роль кусочка сыра в мышеловке. – Неожиданная гостья

– Та самая? – коротко спросил Видок. Многословие в эти минуты было явно излишне.

– Да, – ответила Полина.

Видок нетерпеливо схватил ящичек, украшенный затейливой резьбой. Глаза сыщика блеснули и потухли, когда он поднял крышку.

– Здесь ничего нет, – промолвил он.

И впрямь шкатулка была пуста.

– Черт побери, – сказал Алексей, чтобы хоть что-то сказать.

– Значит, мы снова остались ни с чем? – спросила Полина.

– Похоже на то.

– И тем не менее, – промолвил Алексей, – мы все-таки продвинулись вперед. Теперь мы точно знаем, что именно Кристиан Изамбар взял шкатулку.

– Ничего мы не знаем! – оборвал его Видок. – Разве вы не понимаете, что на него могли напасть для отвода глаз и с той же целью подбросить шкатулку?

– Хм, об этом я не подумал. – Алексей Каверин видел, что сыщик вне себя, и хотел как-то помочь ему.

– Надо обыскать комнату, – сказал Видок. – Может быть, удастся хоть что-то найти, какую-нибудь зацепку. Но, по правде говоря, я не слишком верю в такое везение.

– А доктор? – вмешалась Полина. – Раненому нужен доктор!

– Сначала дело, – отрезал Видок, – доктор потом.

И мужчины принялись обыскивать чердак, в то время как Полина пыталась перевязать голову раненого.

Видеть, как маститый Видок осуществляет обыск, было одно удовольствие. Он не пропустил ни одного предмета, перетряс и тщательно просмотрел все немногие книги, простукал стены и половицы, залез под кровать. Алексей тем временем просматривал содержимое ящиков стола. Результатом всех изысканий был карандашный портрет некой очаровательной молодой особы со вздернутым носиком и выступающей вперед верхней губкой, прядь пепельно-русых волос, предположительно принадлежавших той же особе, пять монет разного достоинства, рецепт ращения волос и список долгов с пометками «уплачено» и «отдать в след. месяце», причем последние заметно преобладали.

– Ничего, – констатировал Алексей.

– Ничего, что было бы интересно для нас, – поправил Видок.

Отчаявшись, офицер взялся за конспекты лекций. И, листая тетрадь, заметил между страниц замызганный клочок.

– Патрон, – взволнованно сказал он, – мне кажется, я нашел кое-что.

Видок с удивительной для человека его лет резвостью подскочил к молодому человеку и выхватил у него из рук бумажку. На ней было всего несколько слов, но и эти слова могли дать сыщикам богатую пищу для размышлений. Верх листка был оторван. Оставшийся текст гласил: «…интересуетесь бумагами (зачеркнуто) письмами, о которых идет речь, будьте в саду Тюильри (последние два слова зачеркнуты) в Люксембургском саду (тоже зачеркнуто) в церкви…»

И все. Полина, оставив раненого, подошла и через плечо Видока прочитала то, что значилось на листке.

– Он пытался назначить свидание покупателю, – пробормотал Алексей.

– Любопытно, – проскрежетал Видок. – Вы заметили?

– Что именно?

– Откуда Кристиан мог знать, кто покупатель? – спросила Полина.

Алексей немного подумал и неуверенно предположил:

– Наверное, было какое-то указание в письмах.

– Написанных сорок лет назад? – напомнил Видок.

– Верно. Значит, наводил справки.

– Послушайте, – проговорил сыщик с раздражением, – на кой черт вообще искать покупателя на шкатулку, если в письмах речь идет о несметных сокровищах? Ведь у парня было время, чтобы их прочесть!

– Послушайте, – с не меньшим раздражением отозвался Алексей, – вы что, полагаете, что месье Полан или кто бы там ни был их автор, прямо взял и открытым текстом написал, мол, я зарыл сокровища короны там-то и там-то?

– А почему бы и нет? – спокойно спросил Видок.

– Но ведь глупость же! – вскинулась Полина.

– А мошенники в массе своей и есть идиоты, – парировал Видок. – И, кстати, это одна из причин, почему я сделался полицейским. Запомните, дети: если у человека есть мозги, он никогда не станет таскать кошельки у ближних. Мошенничество – прибежище недоумков. И оправдывает их только то, что многие честные люди по части ума стоят недалеко от них.

«Однако, – помыслила восхищенная Полина, – он умеет закручивать фразы не хуже, чем месье Дюма!»

Алексей закусил губу. Молодой человек был не согласен с Видоком, но, надо думать, тот лучше их знал что говорит.

– И все-таки Кристиан назначил встречу кому-то, – настаивал офицер.

– И этот кто-то пришел и проломил ему голову, – добавил Видок. – Только для меня так и непонятно, почему студент пытался сбыть письма.

– Я думаю, он не сознавал их истинного значения, – упрямо промолвила Полина. – Ведь там мог быть только намек на то, что мы с вами пытаемся найти, а юноша и понятия не имел, что с их помощью можно отыскать сокровища короны.

– Но тем не менее пытался письма продать, – отозвался Видок. – Выходит занятно, вы не находите?

Сыщик и особые агенты молча смотрели друг на друга.

– Ладно, – сказал наконец с тяжелым вздохом Видок и спрятал листок с текстом в карман. – Что касается наших дальнейших действий. Вы, мадемуазель, отправитесь за доктором – пусть беднягу перевезут в больницу. Вы, сударь, пока оставайтесь здесь и караульте. Вдруг кто-нибудь объявится, как знать? А я тем временем соберу моих мальчиков. Предстоит тяжелая работа. Надо выяснить, кто приходил сегодня сюда до нас, как зовут подружку Кристиана и где она живет. Не исключено, девица что-то знает.

Алексей молча кивнул.

– Оружие при вас? Очень хорошо. Когда Кристиана унесут, запритесь на ключ. Но если кто-то попытается войти, впустите и разузнайте, кто такой и чего ради явился. Впрочем, вы парень с головой, вас учить не нужно.

– Я могу остаться с ним, – предложила Полина, – после того как вызову доктора.

– Нет, – ответил Видок. – Вы лучше поезжайте с раненым в больницу да посидите возле его изголовья. Как знать, может, юноша придет в себя, и тогда нелишне будет задать ему пару вопросов. Ну и вообще присмотрите за ним, мадемуазель. Как-никак студент – один из главных наших свидетелей.

Через полчаса раненого увезли в больницу. Полина отправилась с ним, хотя доктор сразу же дал ей понять, что надежды мало: слишком уж сильный был удар.

Видок удалился, а Алексей поступил, как ему велели – запер дверь, сел на колченогий стул и стал ждать, не появится ли кто.

Снаружи до него доносилось пронзительное мяуканье кошек. Квадрат большого окна в скате крыши стал светлеть. Звезды бледнели и гасли, а на востоке, возвещая новый день, медленно поднималось солнце в короне из разноцветных облаков. Где-то громко закукарекал петух, и Алексей успел про себя отметить, что и на Монмартре, оказывается, есть петухи. Во дворе ругались две женщины, и богатству их лексикона позавидовал бы не один словарь французского языка. Глаза у офицера слипались, и он и сам не заметил, как заснул.

Разбудил его стук в дверь. Алексей тряхнул головой и поднялся со стула, но тут увидел кровавую лужу у стены, и весь сон как рукой сняло.

– Кристиан! – шептал настойчивый голос. – Кристиан, открой, это я!

Про себя воздав должное проницательности великого Видока, оставившего его на месте преступления, Алексей достал пистолет и шагнул к двери.

– Кристиан! Заснул ты там, что ли?

Голос, сколько мог различить офицер, был женский и нетерпеливый.

– Сейчас иду, – имитируя зевоту в полный рот, пробормотал Алексей и открыл дверь.

Одного взгляда ему хватило, чтобы убедиться: перед ним та самая девушка с карандашного наброска. Она была хорошенькая, юная, с блестящими глазами и ямочками на щеках, и так же, как на карандашном наброске, выступала вперед верхняя губка, делая сию очаровательную обладательницу прямо-таки неотразимой. Алексей не учел только одного: что комната на чердаке была крошечная и легко просматривалась от двери, так что девушка сразу же увидела застывшую лужу крови.

Издав пронзительный визг, гостья отскочила назад, но Алексей метнулся к ней, обхватил ее за талию и зажал рот.

Признаться, это мало что дало. Девушка лягалась, как табун необъезженных лошадей, и Алексей уже отчаялся с ней сладить. Кроме того, когда он немного ослабил хватку, незнакомка изловчилась и укусила его за руку, в которой был зажат пистолет.

Боль была совершенно такая же, как если бы офицера укусила собака. Алексей невольно разжал пальцы, и пистолет упал на пол. Девушка бросилась за ним, но Каверин ногой швырнул оружие под кровать и снова схватил в охапку любовницу Изамбара. Та опять вырвалась и кинулась к выходу, однако Алексей опередил ее и успел захлопнуть дверь.

Отскочив в угол, девушка метнула в Каверина тяжелый подсвечник. Еще чуть-чуть – и храбрый офицер его императорского величества Николая Павловича лежал бы на полу с раскроенным черепом.

– Да прекратите вы или нет, в конце концов?.. – вне себя рявкнул Алексей.

– Убийца! – заверещала в ответ девица и запустила в него увесистый анатомический трактат.

– Я полицейский! – запротестовал Алексей, уворачиваясь от трактата и прочих книг, которые в него метала любовница Кристиана Изамбара. – Черт побери, я расследую это преступление!

Девушка на мгновение остановилась. Прядь пепельных волос упала ей на глаз, и она воинственно сдула ее.

– Полицейский, значит?

– Да!

– А документы у тебя есть? – подозрительно спросила юная красотка.

И тут же, заметив, что Алексей колеблется с ответом, запустила в него цветочным горшком. А затем объявила, сверкая глазами:

– Бандит!

К офицеру постепенно начало возвращаться его хладнокровие.

– Стул, – подсказал он.

– Что? – Девушка на мгновение опешила.

– Вы бросили в меня все, что тут есть. Остался только стул.

– Ну так получайте! – взвизгнула девица и схватила стул.

Неожиданно нога ее ступила в кровавую лужу, которая еще не вполне засохла. Девушка поскользнулась, шлепнулась на пол и горько расплакалась.

Алексей тяжело вздохнул, подошел к ней и подал руку (неукушенную), чтобы помочь подняться.

– Может быть, покончим с этим спектаклем? – предложил он. – Меня зовут Алексис, и я совсем недавно в полиции, поэтому у меня нет удостоверения. Собственно, меня здесь оставили потому, что никто больше не пожелал сидеть в засаде.

Девушка подняла на него заплаканные глаза.

– Ну же, – сказал мягко Каверин, – поднимайтесь, пол совсем холодный.

Плача, девушка встала на ноги, потом тяжело опустилась на кровать.

– Кристиан умер? – спросила она, косясь на лужу.

– Ранен, – ответил Алексей и, морщась, попытался обмотать платком укушенную руку. – Его увезли в больницу. Не стану от вас скрывать: доктор был не слишком оптимистичен.

Девушка отвернулась и смахнула слезы со щек.

– Меня зовут Элоди, – снова заговорила она через минуту. – Вам очень больно?

– Ужасно, – серьезно подтвердил Алексей.

– Давайте я вас перевяжу. – Она откуда-то достала бинт и ловко принялась за дело. – Господи, неужели кто-то хотел ограбить бедного Кристиана? Ведь у него совсем ничего не было!

– У вас замечательные руки, – сказал Алексей.

Элоди посмотрела ему в лицо, покраснела и опустила глаза.

– Все-таки вы не похожи на полицейского, – заявила она. – Они все такие противные!

– А я, значит, нет? – сделал вывод ее собеседник.

Девушка снова потупилась.

– Вы бывали здесь прежде, Элоди? Может быть, посмотрите, не пропало ли что-нибудь?

– Хорошо, – согласилась подружка студента. Затем встала, огляделась и запоздало ужаснулась: – О боже, какой кавардак!

– Я в этом не виноват, честное слово, – не преминул заметить Алексей.

Элоди, стараясь не глядеть на кровь, стала ходить по комнате, ловко подбирая разбросанные предметы.

– У Кристиана Изамбара были деньги, драгоценности? Что-нибудь, ради чего его могли попытаться убить?

Девушка решительно покачала своей хорошенькой головкой.

– Нет, ничего такого у него не было.

Ее взгляд упал на шкатулку. Она нерешительно покосилась на Алексея, но затем взяла шкатулку в руки.

– Смотрите, она пустая…

– В самом деле? – вырвалось у Алексея. Сердце у него билось часто-часто, как у пойманной птицы. – А что в ней было?

Элоди недоуменно глядела на шкатулку, бормоча:

– Нет, этого не может быть…

– Так что было в шкатулке? – настаивал Алексей.

– Вы не поверите. Там лежали письма, которые…

Дверь за спинами молодых людей распахнулась. На пороге стоял Видок, заложив руки в карманы.

Глава 28 Разговор, который ни к чему не привел. – Разбитое стекло. – Бесславный конец Вильгельма Телля

– Так… – произнес Видок, с любопытством глядя на Элоди. – Что ж, я вижу, что не зря оставил вас, Алексис, здесь.

Бог весть отчего, но Каверин почувствовал смущение.

– Патрон, это Элоди, знакомая Кристиана Изамбара.

Видок вскинул кустистые брови.

– Значит, Элоди, да? А фамилия у нее имеется?

– Меня зовут Элоди Берсо, – с вызовом ответила девушка. – А вот о вас точно можно оказать, что вы полицейский!

– Мадемуазель, – поторопился вставить Алексей, – как раз рассказывала мне, что документы, которые были в шкатулке, куда-то исчезли.

– Вот как? – Лицо Видока ничего не выражало. – И что же за письма в ней были?

Девушка заколебалась.

– Вы думаете, это и впрямь так важно?

– Разумеется, – спокойно ответил Видок. – Если Кристиана Изамбара пытались убить, а письма исчезли, мы вынуждены прийти к выводу, что одно должно быть связано с другим. Ведь больше ничего не пропало?

– Ничего, – пролепетала девушка.

– Ну вот видите, – с удовлетворением промолвил Видок. – О чем же были те письма?

Элоди бросила на Алексея умоляющий взгляд.

– Но я не думаю, что… – начала она.

– Ваши люди уже взялись за дело? – спросил Алексей у Видока.

– Да, – отозвался старый сыщик. – Опрашивают жильцов и знакомых. – Он вздохнул. – Ну же, Элоди, что за письма? Вы их видели?

– Да.

– Вы их читали?

– Читала. Но, поверьте, там не было ничего особенного! Разве что…

– Что? – насторожился Видок.

Грянул выстрел, и оконное стекло треснуло со всхлипом. Элоди побледнела и стала валиться на бок. По ее блузке расплывалось красное пятно.

– Элоди! – отчаянно вскрикнул Алексей, бросаясь к ней.

Вторая пуля пролетала возле его головы, но он все же успел оттащить девушку от окна. А Видок спрятался за кроватью.

– Стреляют с дома напротив, – сообщил старый сыщик.

Осторожно выглянув в окно, Алексей заметил на противоположной крыше силуэт стрелка. «Анжелика однажды стреляла в нас… точно так же, исподтишка. Неужели опять эта ненормальная? Ну, на сей раз она от меня не уйдет!» – пронеслась в его голове мысль. Но времени на раздумья у него не оставалось. Он кубарем скатился вниз по ступенькам, крикнув на ходу:

– Позаботьтесь о девушке, патрон, я сейчас!

Во дворе полосатая кошка терлась спиной о стену. Несколько котов сидели на заборе, а черный кот с белой грудкой перебежал дорогу прямо под носом у Алексея.

А, черт, плохая примета…

Он выхватил пистолет и бросился бежать вдоль ограды, прикидывая, где ненавистный стрелок может спуститься. К черту приметы! Кто бы он ни был, ему не жить!

Алексей заметался. Вокруг были старые, красивые, но безнадежно запущенные дома. Неопрятная женщина отворила дверь и выплеснула помои под ноги офицеру. Он чертыхнулся, не заметив, что говорил по-русски. Мимо прошли священник и несколько студентов, с удивлением поглядев на бледного молодого человека с пистолетом. Но неведомого Вильгельма Телля нигде не было.

Задрав голову, Каверин попытался разглядеть крыши домов. И в это мгновение дверь дома в двух десятках шагов от него растворилась, и из нее показался человек. Он мог бы спокойно пройти мимо Алексея, и тот бы не обратил на него никакого внимания – прилично одетый светловолосый господин лет тридцати или около того. Ничего особенного, словом. Но вот глаза его выдали. Как только мужчина встретился взглядом с глазами Алексея, офицер уже ни секунды не сомневался, что видит именно того, кто ему нужен.

– Стой! Стой, мерзавец!

Блондин выхватил из-за отворота сюртука пистолет и выстрелил в него, после чего бросился обратно в дом. Спасло офицера только то, что он вовремя отскочил в сторону, иначе бы пуля разнесла ему лицо.

Кошки во дворе, ставшие свидетелями диковинного зрелища, разразились раздирающим слух урчаньем. Алексей, перескакивая через две ступеньки, мчался по лестнице вслед за стрелком, прикидывая, сколько у того осталось боеприпасов.

Светловолосый выхватил другой пистолет и снова выстрелил в Алексея, когда их разделял лишь пролет лестницы. Боль когтями рванула офицера за плечо, но он не стал останавливаться. Никакая сила в мире не могла задержать его теперь.

Стрелок выбрался на крышу. Алексей, не колеблясь ни секунды, последовал за ним.

С того места, где находился офицер, открывался чарующей красоты вид на Париж, но молодому человеку было не до городских достопримечательностей. У него был всего один пистолет, а значит, всего один выстрел в запасе, и ему очень не хотелось, чтобы этот выстрел пропал впустую. Находясь сейчас на открытом пространстве, Алексей был совершенно не защищен, и поэтому он, быстро сообразив кое-что, принял решение временно отступить.

Блондин, укрывшись за трубой, ловко перезарядил пистолеты и ждал, затаив дыхание. Пауза затягивалась, и стрелок осторожно выглянул из-за трубы. Его преследователя на крыше не было.

Какая-то птица села на трубу и пустила пару трелей, глядя на двуногого зверя с перекошенным лицом, державшего в обеих руках какие-то странные блестящие штуки. Утро было прекрасным, и мудрая птица, выбросив из головы странного человека, пропела свою песню, а затем улетела прочь.

Устав ждать неизвестно чего, блондин поглядел направо, поглядел налево. Его врага нигде не было. И вдруг он услышал:

– Эй!

Вздрогнув, блондин обернулся…

Поняв, что выманить хорошо вооруженного противника из укрытия вряд ли удастся, Алексей решил действовать хитростью. Он перелез с крыши на один из балконов верхнего этажа, по балконам же перебрался на другую сторону дома, после чего вернулся на крышу. Теперь офицер находился как раз позади ничем не защищенного врага – и окликнул его, не желая стрелять ему в спину.

Светловолосый Вильгельм Телль вскинул пистолеты, но было уже поздно. Оружие в руке Алексея изрыгнуло огонь, и стрелок, потеряв равновесие, покатился по крыше вниз.

Он упал во двор, раскинув руки, и больше не двигался.

Глава 29 Забывчивость господина Видока. – Ключ к тайне. – Признание

– Значит, вы его убили? – спросила Полина.

Трое искателей приключений собрались в коридоре больницы, чтобы обсудить создавшееся положение. Раненую Элоди уложили в одной палате с Кристианом Изамбаром, и врач пообещал, что постарается сделать для пациентов все, что в будет в его силах.

– Скажем так, он отстрелялся, – ответил Алексей на слова Полины.

– И кто же это был? Уж не ваш ли одноглазый друг? – допытывалась молодая женщина.

– Нет, другой человек, – вздохнул Видок.

– Жаль, что вам не удалось разговорить Элоди, – заметила Полина. – Насколько я поняла, ничего существенного подружка студента не успела вам сказать.

– В общем, да, – хмуро отозвался Алексей. Ему до сих пор не давало покоя, что Элоди пострадала, в сущности, по их вине. – Однако она была удивлена, что кто-то мог напасть на Кристиана из-за писем.

Видок покосился на него, и по выражению его глаз Полина сразу же поняла, что есть еще что-то, о чем старый сыщик забыл – или не захотел им сказать.

– Месье Видок!

– Что? – Старый плут сделал большие глаза.

– Вы что-то знаете!

– Откуда, мадемуазель? Меня там не было, я пришел уже под конец. Спросите своего жениха, если не верите…

Полина покачала головой.

– Вот именно, я вам не верю, – без обиняков заявила она.

– Полина Степановна, – вполголоса заговорил Алексей, пытаясь призвать свою спутницу к порядку, – прошу вас!

– Хотя я как раз собирался рассказать вам, что выяснилось из расспросов жильцов дома, – добавил Видок. – Итак, поздно вечером к Кристиану Изамбару поднялись двое. Студент со второго этажа столкнулся с ними на лестнице и запомнил этих людей потому, что у одного из гостей был какой-то странный левый глаз, словно неживой.

– Искусственный! – вырвалось у Полины.

– Именно, мадемуазель. Второй был ничем не примечательный блондин в сером сюртуке.

– Стрелок, который уже отстрелялся, – пробормотал молодой офицер.

– И это все, что вы можете нам рассказать? – Полина в нетерпении стукнула ножкой по полу. – Посмотрите-ка на меня.

– Я только это и делаю, мадемуазель, – объявил Видок, почти не погрешив против истины.

Полина вперила в его глаза свой пристальный незабудковый взор, пожала плечами и обернулась к Алексею.

– Он лжет, – сказала барышня Серова по-русски. – Есть еще что-то, о чем он нам не говорит. А так как до сих пор сыщик был с нами вполне откровенен, бьюсь об заклад, что он скрывает нечто важное.

– Могу я узнать, о чем вы совещаетесь? – довольно сухо осведомился бывший полицейский.

– Мы были с вами вполне откровенны, – начал Алексей после паузы. – Поехали в Рим, помогали вам, чем могли… А вы что-то от нас утаиваете.

– Утаиваю, месье? Между прочим, я уже немолодой человек и порой кое-что забываю. Память, знаете ли, с годами не становится лучше.

– Вам удалось узнать какие-то важные сведения, – вмешалась Полина. – Что именно? Элоди успела вам что-то сообщить? Сказала, кому они с Кристианом хотели продать письма?

Судя по его лицу, Видок находился в большом затруднении.

– Ладно, – буркнул он наконец, переводя взгляд с Полины на Алексея. – Когда вы, сударь, сломя голову кинулись ловить стрелка, я остался с ней. И спросил Элоди, что было в тех письмах. Но девушка была совсем плоха и, похоже, не понимала, чего я от нее добиваюсь. Только когда я задал ей вопрос, кому они пытались продать письма, в ее глазах что-то промелькнуло, и губы прошептали: «Марк…»

– «Марк»? – переспросила Полина. – И больше ничего?

– Ничего, – подтвердил Видок. – Бедняжка потеряла сознание.

– Не слишком много, – заметил Алексей.

– Но все равно лучше, чем ничего, – отозвался Видок.

– Что ж, – воинственно молвила Полина, – кое-что проясняется. Прежде всего позаботьтесь установить личность стрелка. Наверняка его имя многое вам даст – хотя бы поможет понять, кто еще кроме нас охотится за сокровищами.

– Мадемуазель, я обожаю, когда вы пытаетесь учить меня моему ремеслу, – объявил Видок, кланяясь и целуя руку Полине. – Что ж, продолжим работу. Вы оставайтесь в больнице с двумя ранеными, а мы с месье Алексисом поедем кое-что проверять.

– Нет! – твердо заявила Полина. – Оставьте в больнице своих людей, чтобы они охраняли раненых, а я поеду с вами и месье Алексисом.

– Мадемуазель!

– Если возникнут сложности, – пояснила Полина, – и раненых надо будет защищать, боюсь, я с такой задачей не справлюсь. А ваши люди ко всему привычные, им будет проще.

И она одарила Видока своим неповторимым незабудковым взором. Причем Алексей заметил, что старый сыщик смешался и даже чуточку покраснел под открытым, блестящим взглядом мадемуазель Серовой.

– Ну хорошо, будь по-вашему, – кивнул Видок, улыбаясь каким-то своим мыслям. Затем повернулся к «мальчикам», которые почтительно ждали поодаль его распоряжений. – Анри! Жозеф! Остаетесь в больнице, будете стеречь двух раненых в этой палате. Как только кто-нибудь из них придет в себя, тотчас же дайте мне знать.

Он взял особых агентов под локти и повел их к выходу.

– А теперь поехали.

– Куда? – спросил Алексей.

– Проверять мои догадки, – хмуро обронил Видок. – Вы знаете, сколько Марков было приглашено на вечер к Эпине-Брокару?

– И сколько же? – осведомилась Полина, когда они спускались по лестнице.

Видок тихо засмеялся.

– Ни одного, дети мои, ни одного! Правда, интересно?

– Но как же… – пробормотал ошеломленный Алексей.

Видок хитро прищурился. В глазах старого плута запрыгали смешливые искорки.

– А кто вам сказал, что «Марк…», произнесенное раненой Элоди, – имя? Ведь эти буквы могут быть и частью какого-то слова. Например, частью титула.

– Маркиз! – торжествующе объявила Полина. – Маркиз де Ларошжаклен!

– Или маркиза де Манвиль, – сквозь зубы промолвил Видок.

– Почему именно она? – поинтересовался Алексей.

– Видите ли, – начал Видок, усмехаясь, – мои ребята ни на мгновение не выпускают этих людей из виду. Ведут наружную слежку, при случае расспрашивают слуг, но, само собой, так, чтобы не вызвать подозрений. И все источники отмечают, что с того памятного бала масок у Эпине-Брокара маркиза ведет себя по меньшей мере странно. К примеру, когда маркиз купил жене роскошную парюру из бриллиантов, мечту любой женщины, маркиза ни с того ни с сего разразилась слезами и убежала к себе. Кроме того, в последние дни маркиза несколько раз была в церкви, а именно в церкви наш неосторожный Кристиан Изамбар предполагал назначить встречу покупателю.

– А маркиз де Ларошжаклен? – не отступалась Полина.

– Маркиз вершит дела Франции и ни в каких подозрительных прогулках не замечен, – сообщил Видок. – В том-то и дело, дети мои! Кстати, кто-нибудь из вас знаком с маркизой де Манвиль?

– Нет, – ответил Алексей.

– Я ее знаю, но только понаслышке, – ответила Полина. И, заметив удивленный взгляд Алексея, пояснила: – Читала о ней в модных журналах.

– Ну да, – кивнул Видок, – ведь пять лет назад, до замужества, она была первой красавицей Парижа. Хотя и до сих пор остается ею. Муж в ней души не чает, хотя женился не по любви, а из чистого расчета. Тем не менее он искренне привязался к ней, и, кажется, она к нему – тоже. У них двое детей. Сама маркиза, если бы только пожелала, могла иметь кучу интрижек на стороне, но мои источники уверяют, что она верна мужу. Вопрос?

– Вопрос, – в тон ему продолжила Полина. – Если сия дама – такая безупречная особа, что же тогда она делала на балу у Эпине-Брокара?

– И что это были за условия, которые переменил шантажист, – добавил Видок. – Помните слова из его записной книжки? «Вынужден переменить условия М.» Ведь более чем вероятно, что за М. скрывается именно маркиза де Манвиль.

– Неужели вы думаете, – недоверчиво спросил Алексей, – что такая женщина, как маркиза, будет охотиться за сокровищами, используя методы наемных убийц?

– Мой дорогой, – иронически отозвался Видок, – кто вам сказал, что она обязательно должна возглавлять банду? Она может быть с ними заодно, либо они могут просто ее использовать. Поверьте, этого вполне достаточно. Пока, впрочем, я ничего не утверждаю. Для начала надо увидеться с маркизой.

У моста они взяли фиакр, и Видок дал кучеру адрес.

Маркиза де Манвиль обитала в особняке, в котором не отказался бы жить наследный принц, а то и сам король, если бы им выпал такой случай. Пропорции здания дышали благородством, обстановка поражала роскошью, а слуги были вышколены до невозможного.

Представительный дворецкий, скорее похожий не на слугу, а на какого-нибудь убеленного сединами герцога, дал понять визитерам, что маркиза вряд ли согласится принять их, ибо в столь ранний час почивает! Так что не соблаговолят ли господа прийти попозже, а пока оставить свои визитные карточки?

– Венсан, – в ответ осведомился Видок, – ты что, не узнаешь меня?

Дворецкий всмотрелся в него, и тотчас же в представительном слуге произошла поразительная перемена. Он покраснел и побледнел, причем, как следует из записи в дневнике Полины Степановны, ухитрился проделать это одновременно. Но так как врачи в один голос говорят, что подобное попросту невозможно, будем считать, что дворецкий сильно переменился в лице. И к тому же забормотал нечто нечленораздельное.

– Так вот, друг Венсан, – продолжал Видок задушевно, – если я говорю, что мне нужна маркиза, и нужна сейчас, то это значит, что ты доставишь ее сюда. Ясно? Не то я могу вспомнить о том маленьком дельце с подлогом, в котором ты оказался замешан. Я человек добрый, Венсан, то есть бываю добрым иногда, но именно поэтому не стоит меня искушать.

Дворецкий молча кивнул и испарился.

– Но что мы ей скажем? – спросил Алексей, которому не давала покоя мысль о том, как бесцеремонно они вломились в дом первой красавицы Парижа.

– А это уже моя забота, – безмятежно отозвался Видок.

– Могу поспорить, – уронила Полина, – что вы знали о Венсане еще до того, как наведались сюда.

– В наше время знание – все, – серьезно повторил любимую угрозу Видок. – Разумеется, я позаботился навести справки заранее. А как же иначе?

Следует отдать должное изобретательности Венсана – маркиза де Манвиль не заставила себя ждать. Перед тремя сыщиками предстала очень красивая женщина с изумительно тонкими чертами лица, которое портила разве что лежавшая на нем печать высокомерия.

– Прошу меня простить, – сказала она, – но я не имею привычки к столь ранним визитам. Впрочем, дворецкий дал мне понять, что дело, по которому вы пришли, не требует отлагательств… месье…

– Видок, – проговорил бывший глава Сюрте, кланяясь.

Наблюдательная Полина готова была поклясться, что, услышав имя их спутника, маркиза на мгновение переменилась в лице, но уже в следующее мгновение черты его разгладились. Дама взяла себя в руки и даже изобразила некое подобие улыбки.

– Вот как? Тот самый знаменитый Видок! Право же, я думала, что вы гоняетесь за воришками, месье, – уронила она. Любезный тон, впрочем, не оставлял сомнений по поводу прозвучавшей колкости. – Что, неужели в моем доме что-то пропало?

– Увы, мадам, – отозвался Видок смиренно, – мы, сыщики, вынуждены расследовать не только кражи, но порой и убийства.

– В самом деле? – иронически спросила маркиза, но уголки ее губ слегка подрагивали. Тут уже насторожился и Алексей.

– И в данный момент, мадам, мы с моим напарником по поручению его величества заняты расследованием обстоятельств гибели Эпине-Брокара. Уверен, вы не в первый раз слышите имя сего господина.

– Ах, этот… – промолвила маркиза с выражением бесконечного презрения, которое для человека светского является наихудшим из всех приговоров. – Не знала, что его величество так интересуется жизнью и смертью подобного существа.

– У его величества, – сухо сказал Видок, – были основания полагать, что в руки Эпине-Брокара попали секретные протоколы правительства, которые он мог использовать с целью, враждебной интересам Франции. Именно поэтому меня и привлекли к данному делу. Но в ходе следствия выяснились новые обстоятельства… я бы даже сказал, совершенно новые.

Видок произнес последние слова со значением, пристально глядя на маркизу. По телу молодой женщины пробежала легкая дрожь.

– Что же это за обстоятельства? – сохраняя непринужденный тон, спросила маркиза.

– Вам самой они известны лучше, чем мне, – спокойно ответил Видок. – Должен ли я назвать их вслух в вашем доме или вы избавите меня от столь тягостной необходимости? В конце концов, я привел с собой свидетельницу. – И сыщик легким кивком головы указал на Полину.

«Что за игру он ведет? – думал пораженный Алексей. – Какая еще свидетельница? К чему вообще все это?»

Но, очевидно, Видок разыграл свою партию безупречно, потому что маркиза де Манвиль как-то обессиленно опустилась на козетку, бледнея все сильнее и сильнее.

– Я избавлю вас, сударь? Но каким образом? – пролепетала первая красавица Парижа.

Видок вздохнул и сел подле маркизы.

– Мадам, поверьте, – проговорил он, проникновенно глядя на нее, – что только глубочайшее уважение, которое я испытываю к вам и вашему мужу, помешало мне вызвать вас законным порядком для допроса куда следует. – По щеке маркизы медленно скатилась слеза. – Именно поэтому мы с моим помощником и мадемуазель приехали к вам в неурочный час. Я надеялся, что вы сможете дать мне объяснения, которые сведут на нет те чудовищные выводы, к которым я вынужден был прийти.

«Однако, какой блеф… – думал в смятении Алексей. – Расставил силки, как на птицу… та еще трепыхается, еще бьется, но уже запуталась, и для нее все кончено».

Что же до Полины, то ее мысли были вовсе не столь аллегоричны. Лично она находила, что Видок очень ловко сбил спесь с надменной особы, которая пыталась третировать их, как лакеев.

Маркиза тяжело вздохнула и поникла головой.

– Что ж, теперь уже все равно… – Голос женщины понизился почти до шепота. – Если дело поручено вам, значит, все пропало. Недаром же говорят, что от вас ничего не скроешь! – Она с вызовом вскинула голову. – Да, вы правы, Эпине-Брокара убила я.

Если бы маркиза лучше владела собой в тот момент, она бы по выражению удивления, мелькнувшему на лице Алексея и Полины, поняла, что ей расставили ловушку. Видок, однако, ничем не выдал своих чувств. Только метнул быстрый взгляд на помощников, и особые агенты поторопились взять себя в руки.

– Значит, это правда, – проговорил Видок со вздохом. – И из-за чего же все произошло? Эпине-Брокар шантажировал вас?

Маркиза де Манвиль закусила губу.

– У него были мои письма к… к одному родственнику. Неосторожные письма. В них имелись фразы, которые… которые можно было истолковать превратно.

– Вы писали их до замужества? – быстро спросил Видок.

– В том-то и дело, что после, – горько произнесла маркиза. – Я была уверена, что Ипполит, мой муж, женился на мне только ради денег, и считала себя несчастнейшей женщиной на свете. Человек, которому я писала, был мой троюродный брат. Мы много лет росли вместе, потому что он рано потерял родителей и его воспитывали мои отец и мать. Я думала… У нас никогда не было друг от друга секретов. Мне казалось, он был по-настоящему привязан ко мне. Я совершила большую ошибку, когда писала эти письма, но мне так хотелось довериться кому-то, высказать все, что было у меня на душе. – Маркиза покачала головой. – Я не знаю, как мерзавец Эпине-Брокар добрался до писем. Я была уверена, что Эктор Дюкруа, мой троюродный брат, их уничтожил. Я уже обо все забыла, и вдруг появился Эпине-Брокар, я увидела свои письма снова и ужаснулась. У любого, кто прочел бы их, сложилось бы впечатление, что между мной и Эктором что-то было. Более того, у моего мужа могли возникнуть сомнения по… по поводу нашего старшего сына. Это было бы ужасно! Я не могла такого допустить и сказала Эпине-Брокару, что щедро заплачу ему, если он вернет мне письма и оставит меня в покое. А тот начал юлить, говорил, что письма не его, что является только посредником… Мерзкая крыса!

– Когда Эпине-Брокар пришел к вам со своими требованиями?

Маркиза поморщилась. Было видно, что ей тяжело даже думать о произошедшем, не то что говорить.

– Это было… дайте-ка подумать… Бал у княгини Мальвецци… Да, это было весной. В мае, если я не ошибаюсь.

– Что у вас потребовал Эпине-Брокар?

– Денег. То есть… сначала.

– А потом?

– А потом… он захотел меня, – горько ответила маркиза.

– Вот как! – пробормотал Видок. – А письма? Когда он должен был отдать их вам?

Мадам де Монвиль заломила руки.

– Он обещал… все время обещал… И я, как безумная, верила ему. Я была готова на все, лишь бы избежать скандала. Но Эпине-Брокар не отдавал письма, а я устала ждать. На бале масок я подстерегла его, когда он был один, и потребовала наконец вернуть письма. Я была вне себя. Мерзавец сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. И спросил, неужели настолько противен мне. Я ответила, что да, и даже больше, чем он может представить. Боюсь, это было моей ошибкой. Эпине-Брокар стоял возле стола, держа связку моих писем в руке. Я думала, что наконец-то получу их обратно, но он неожиданно спрятал их в карман и повернулся ко мне. Заявил, что письма останутся у него, а я буду его любовницей, пока не наскучу ему окончательно, и только тогда он, может быть, отдаст мне письма. Негодяй явно насмехался надо мной. Он считал себя сильнее меня… да так, в сущности, и было. Кажется, я бросилась на колени. Умоляла его не губить мою жизнь, но он только улыбался своей гаденькой улыбочкой и наконец сказал, что и так был слишком добр ко мне. Я встала… перед глазами у меня все плыло… На столе лежал нож для разрезания писем, я схватила его и бросилась на Эпине-Брокара. Я била его и била и била… А когда опомнилась, было уже слишком поздно. Он, хрипя, лежал на ковре… весь залитый кровью… И мне стало страшно. К счастью, мы были одни, никто не видел, как я вошла к нему. Я забрала мои письма и, приехав домой, первым делом сожгла их. Вот и все… Скажите, меня посадят в тюрьму?

Видок откашлялся.

– Думаю, что нет, мадам. Более того, я намерен сделать все, от меня зависящее, дабы то, что вы рассказали, осталось в стенах этой комнаты.

– Но как же… – начала маркиза и умолкла. Казалось, она была в совершенном смятении.

– Скажите мне вот что, мадам, – начал Видок. – Зачем вы ездили в церковь?

– В церковь? – удивилась маркиза.

– Да.

– Ну как же… Ведь я совершила страшный грех, и я… Мне хотелось покаяться. Но, увидев исповедника, я поняла, что не смогу… Это было выше меня.

– Вы правильно сделали, мадам, – серьезно сказал Видок. – Убийства находятся в ведении полиции, и исповедник тут бессилен. Да и, честно говоря, я бы не советовал так доверять тайне исповеди. – Сыщик поднялся. – Еще один вопрос, мадам. Эпине-Брокар никогда при вас не упоминал о шкатулке из фиалкового дерева? Там еще лежали какие-то старые документы.

– О шкатулке? – удивилась маркиза. – Дайте-ка подумать… – Женщина покачала головой. – Нет, месье Видок. Я хотела бы помочь вам, но не помню… Кажется, он ни о чем таком не упоминал.

– Неважно, – отозвался Видок. – Благодарю вас, маркиза, и простите, что пришлось злоупотребить вашим драгоценным временем.

– О, что вы! Мне… я…

Видок поклонился ошеломленной женщине с грацией старого придворного, взял Полину за локоть и повел ее прочь. Следом за ними шагал совершенно сбитый с толку Алексей Каверин.

Глава 30 Видок и его неутешительное мнение о людской породе. – Особые агенты получают отставку и остаются не у дел. – Закрытая дверь

– Итак, – подвел итоги Видок, когда они покинули особняк маркизы де Манвиль, – две наши гипотезы рассыпались в прах. Первая, как вы помните, гласила, что Эпине-Брокар был убит из-за шкатулки. Вторая – что маркиза де Манвиль причастна к ее исчезновению. А между тем все объяснилось, как видите, самым банальным и прозаическим образом.

– Интересно, как Эпине-Брокару удалось добраться до ее писем? – заметил Алексей.

Вместо Видока ответила Полина:

– Никак. Он просто купил их у Эктора Дюкруа, вот и все.

– У Дюкруа? – Алексей вытаращил глаза.

– Ну да, – поддержал Полину Видок. – Что там было в первой записи, которую вы расшифровали? «Пятьсот франков за письма Д.». И я склонен подозревать, что Д. и есть троюродный брат маркизы. По крайней мере, даты сходятся.

– Но ведь… – Алексей в изумлении переводил взгляд со старого сыщика на воздушную барышню. – Ведь Дюкруа должен был догадаться, что письма будут использоваться для шантажа.

– Поэтому он их и продал, – мечтательно улыбаясь, сказал Видок. – Вы что, так ничего и не поняли? Наивное дитя! Что, по-вашему, люди обожают делать больше всего на свете? Гадить своим ближним за шиворот. Пардон, мадемуазель… Неужели вы думаете, что Эктор мог равнодушно взирать на такую красивую, богатую и вдобавок добродетельную женщину, свою подружку детства, и не пожелать ей гореть в аду? Ха! Да он и сам бы приплатил из своего кармана, лишь бы только увидеть, как она будет страдать. Все очень просто, дети мои! Молодчик продал письма именно потому, что знал, в чьих руках они окажутся и для чего послужат.

– Нет, это невозможно! – возмущался Алексей.

– Да, только это и возможно! – парировал Видок. – Если бы письма украли или они куда-то пропали, Дюкруа поставил бы маркизу в известность. Но мадам де Манвиль и словом о таком не упомянула. О ля-ля! Вы удивлены? Боже мой! – Видок покачал головой. – Как же вас могли поставить на такую работу, сударь, если вы совершенно не разбираетесь в людях?

Алексей обиделся, стал говорить, что, наоборот, очень хорошо разбирается в людях, а вот нелюди находятся вне его компетенции. Видок слушал, улыбался и поглядывал на Полину, и вид у них был – как у двух сообщников, которые понимают друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда. В конце концов Алексей рассердился и замолчал.

– Что же теперь будет с маркизой? – спросила Полина.

– Понятия не имею, – отозвался Видок. – Во всяком случае, я не Эктор Дюкруа и зла ей не желаю. Надеюсь, вы понимаете, что ее признание должно остаться строго между нами?

– Могли и не напоминать, – проворчал Алексей.

– Хорошо, – безропотно согласился Видок, скорчив такую плаксивую мину, что Каверин, хоть до сих пор не остыл, все же не удержался от смеха.

– А наше дело? – подала голос Полина. – К каким выводам вы пришли?

Видок пожал плечами.

– Ясно, что ключ ко всему – таинственный Полан. Либо он украл сокровища, либо знает, где драгоценности спрятаны. Теперь любой ценой надо до него добраться. Вопрос только в том, как… А покамест я намерен всерьез приняться за маркиза Ларошжаклена. Похоже, я сильно недооценил его, решив, что если он богач, то должен непременно остаться равнодушным к сокровищам короны.

– Кстати, что он за человек? – спросил Алексей.

– Ларошжаклен? О, весьма известная личность. Его родич, граф Ларошжаклен, был одним из вождей вандейцев, которые во времена революции сражались против республиканцев на стороне короля. Казалось бы, нашему Ларошжаклену сам Бог велел быть роялистом, но нет – он ярый приверженец Наполеона. Ратует за увековечение его памяти и перенос тела с острова Святой Елены во Францию. Переписывается с его братьями, теми, что до сих пор живы, и собирает коллекцию вещей, которыми владел император. Кроме того, помогает людям, в разное время соприкасавшимся с великим человеком, опубликовать их воспоминания. Фанатик, одним словом! – Видок прицокнул языком, но в голосе его слышалось явное уважение. – Если когда-нибудь кто-нибудь из Бонапартов станет императором, то у него не будет более преданного сторонника, чем маркиз. Что еще? Ах да, он тонкий ценитель театра – содержит одну балерину. И имеет, по моим сведениям, троих детей на стороне. – Видок зевнул. – Все это, пожалуй, вам не слишком интересно.

– Вы устали, патрон, – заметила Полина.

– Нет, нет, – встрепенулся Видок. – Сначала дело, а потом уже можно будет выспаться. Возвращаемся ко мне. В полдень мои мальчики должны явиться с докладом, и я надеюсь, им удастся что-то разузнать по поводу маркиза и того парня, которого пришил месье Алексис.

Только в особняке Алексей понял, что зверски проголодался. Ему принесли сытный завтрак, а когда с едой было покончено, офицер почувствовал, что не знает, чем занять себя. Полина сказала, что ей хочется вздремнуть, и ушла отсыпаться. Почему-то мысли Алексея все время возвращались к Элоди, и, так как Видок пока не спрашивал его, молодой человек взял фиакр и направился в больницу, куда увезли девушку.

Врач заверил его, что состояние раненой осталось без изменений, но в данных обстоятельствах это скорее хорошо, чем наоборот.

– Она потеряла много крови, ведь задето легкое, но если ей повезет, выкарабкается.

Алексей заглянул к Элоди и остался доволен, увидев, что трое амбалов Видока ни на секунду не оставляют ее без присмотра. Лицо девушки было пепельно-серым, в груди, когда она делала вдох, что-то хрипело.

Каверин посидел у постели раненой, сжимая ее маленькую ручку. В горле у него стоял ком. Ему приходилось в жизни убивать людей и видеть их смерть, но отчего-то страдания хрупкой девушки трогали его, как ничьи другие. Он подумал, что не утешится, если Элоди умрет.

«Похоже, я начинаю мыслить, как герой романа», – с грустной иронией помыслил Алексей.

Впрочем, по возвращении в особняк Видока он уже был собран и готов к дальнейшим действиям. И больше не думал об Элоди – дело, которым занимались они с Видоком, было куда важнее.

Старый сыщик встретил Алексея внизу, и от молодого офицера не укрылось, что патрон чем-то озабочен.

– А, вот и вы! – вскричал Видок. – А я-то думал, куда вы запропастились.

– Я навестил Элоди, – коротко ответил Каверин.

Видок прищурился.

– А, бедную малышку… Она еще не в состоянии говорить?

– К сожалению, нет.

– Жаль. – Видок вздохнул. – А как Кристиан Изамбар? Что говорит врач по его поводу?

Покраснев, Алексей признался, что совершенно забыл справиться о состоянии второго раненого. К беседующим подошла Полина.

– Что такое, господа, вы секретничаете? О чем?

Глядя на ее свежее личико, никто не мог бы сказать, что за предыдущие сутки ей удалось поспать часа два, не больше. Полина была оживленна и улыбалась, и Видок, помрачнев, отвел глаза.

– Должен вам сказать, дети мои, – проговорил он, – для меня было очень приятно работать с вами.

Почудилось Полине или в голосе Видока и впрямь прорезались какие-то новые нотки? Так или иначе, барышня Серова перестала улыбаться и сразу же насторожилась.

– Но, к сожалению, я получил строжайший приказ, – продолжал Видок, поморщившись при слове «приказ». – Вы не можете больше заниматься этим делом.

Алексей застыл на месте. Он чувствовал себя так, словно его по голове обухом ударили. Полина ощущала себя ничуть не лучше.

– То есть как? – возмутилась девушка.

– Увы, – подтвердил Видок. – Поверьте, мне очень жаль. Тем не менее… – Сыщик извлек руку из кармана, и Алексей увидел, что он держит те самые секретные протоколы французского правительства. – Я человек слова, во всяком случае – с людьми, которые не обманывают меня. Вот то, ради чего вы приехали в Париж.

Особые агенты переглянулись, и Полина, не проронив ни звука, взяла бумаги.

– Кроме того, – продолжал Видок, извлекая из кармана увесистый мешочек, приятно звякнувший в его руке, – поскольку вы ради меня жертвовали своим временем, так старались и вообще… – Сыщик смущенно откашлялся. – Я надеюсь, вы не откажетесь принять от папаши Видока скромное вознаграждение.

– О, что вы, патрон… – пробормотал Алексей. – Мы сами… вы… то есть…

Положительно, слова в то мгновение не шли ему на язык.

– Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я силой втянул вас в это дело, – продолжал Видок, – но случилось так, что меня самого поставили на место. Иностранный подданный не может заниматься поисками сокровищ французской короны. – Бывший полицейский вздохнул. – Вы и представить себе не можете, как мне жаль, что все так обернулось. Поверьте, закончить расследование вместе с вами было бы честью для меня, но наверху… – он поморщился, – думают иначе. И тут я ничего не могу поделать.

Это было глупо, но Полина чувствовала, как у нее сжимается сердце. Ведь и правда Видок впутал их в аферу со шкатулкой обманом, но потом-то они так замечательно сработались! И особый агент нумер два успела на себе ощутить, что такое азарт, который испытывает хороший сыщик, преследуя преступника.

– Неужели ничего нельзя сделать? – по-детски умоляюще спросила Полина.

Видок испустил глубокий вздох.

– Если бы было возможно… – Он мрачно сжал губы. И вдруг с раздражением воскликнул: – Черт возьми, я и не думал, что мне окажется так тяжело! Вы молодцы, из вас вышли отличные напарники, и, если б я только мог… Но я не могу. – Старый сыщик развел руками с беспомощным видом.

Алексей закусил губу. На него обрушилось ужасное разочарование, как на человека, который читает интереснейший роман, но, дойдя до развязки, обнаруживает, что заключительных страниц не хватает. Подумать только, Видок будет заканчивать это дело, которому наверняка суждено войти в историю, без них! А они с Полиной вернутся домой, получат очередное никчемное задание, выполнят его или не выполнят, удостоятся награды или наказания, но так и не узнают, каким образом Видоку удастся раскрыть тайну шкатулки (в том, что тому удастся, сомнений не было).

– Что ж, – сказал Алексей, – спасибо за все, и… Я полагаю, нам пора идти.

– Наверное, – вежливо отозвался Видок. – Как жаль, а? Так бы мы с вами вместе завершили дело…

– Да, – эхом откликнулась Полина. – Но, видно, не судьба.

– Ну ничего, – бодро заговорил Видок, – когда все закончится, вы непременно узнаете, как все было. Я вам обещаю.

Утешение было слабое, и присутствующие это понимали.

– Что ж, спасибо за протоколы. И за все остальное тоже, – повторил Алексей.

– Для меня было большой честью работать с вами, месье Видок. Обещаю, я никогда вас не забуду, – сказала Полина.

– Я тоже никогда не забуду, – торжественно отвечал бывший каторжник и поцеловал ей руку, а Алексею пожал руку на прощание. – Не забудьте портрет вашего… э… друга, мадемуазель.

Поняв намек, Полина отправилась собирать вещи. У Каверина, как обычно, личного имущества набралось на небольшую сумку, зато он долго потом вспоминал, как его напарница с размаху швыряла в чемодан разные принадлежности туалета и едва не запустила через всю комнату бюст Антиноя, который ей чрезвычайно нравился.

Наконец все вещи были собраны, Алексей подхватил свой саквояж и чемодан Полины, дабы барышня Серова не утруждала себя. Губы у нее были сжаты, глаза метали молнии. Жозеф распахнул перед особыми агентами дверь, и Каверин с Полиной вышли в парижское утро.

Они были совершенно свободны и могли идти куда угодно. Но там, где им больше всего хотелось находиться, двери отныне были для них закрыты.

Глава 31 Как, поссорившись, агенты поняли, что во всем согласны друг с другом. – О пользе бумажных корабликов. – Японский министр. – Обед венчает дело

«Это глупо, – думал Алексей, шагая по улице. – Просто глупо. Я не друг месье Видоку, не кум, не сват, а между тем у меня такое ощущение, будто я только что потерял близкого человека. – Офицер усмехнулся. – В сущности, если хорошенько присмотреться, старик Видок далеко не безупречен. Более того, он использовал меня… нас с Полиной Степановной. И все же… все же…»

– Куда мы идем? – спросила Полина, нарушив молчание.

– В посольство, – ответил Алексей. – Ведь протоколы теперь у нас, и мы должны передать их по назначению.

Полина остановилась. Остановился и молодой человек.

– Я туда не пойду, – объявила барышня Серова, насупившись.

– Почему? – изумился Алексей.

– Потому, – лаконично ответила его спутница.

Ответ, признаться, был вполне достоин вопроса. В самом деле, к чему спрашивать о том, что и так понятно?

– Вы столь сильно переживаете из-за сокровищ короны? – спросил Каверин. – Неужели вы думаете, что, если бы Видок их нашел, он бы выполнил свое обещание и поделился с нами?

– Я думаю, – сварливо отозвалась Полина, – что мне не помешало бы взглянуть на эти сокровища хотя бы одним глазком. А что касается дележа, то я нашла бы, как убедить месье Видока. Да!

«Не сомневаюсь», – хмыкнул про себя Алексей, который успел достаточно хорошо изучить особого агента нумер два.

– И вообще, – заключила Полина, – мне не нравится, что от нас отделались, словно мы какой-то хлам. Поэтому ни в какое посольство я не пойду. Если мы попадем туда, нас уже не выпустят. А я, между прочим, еще не была в Нотр-Дам!

Алексей вспомнил, сколько в Париже достопримечательностей, и облился холодным потом. Поэтому постарался объяснить мадемуазель Серовой, что разумнее всего было бы вернуться в посольство и рассказать об успехе их миссии.

Но Полина и слушать его не желала. Опять увидеть деревянного барона М. и лощеного Сержа Новосильцева? Снова терпеть их разглагольствования и прочие благоглупости? Нет, ни за что, милостивый государь, ни за что!

– Но протоколы… – попытался вернуть свою спутницу на землю Алексей.

Однако в ответ услышал, что протоколы – никчемные бумажки, что французское правительство наверняка уже успело триста раз поменять свою точку зрения в том, что касается Египта, Турции, Новой Зеландии и пустыни Сахары, а вся мировая политика – вообще такой вздор, что порядочному человеку даже близко не стоит к ней подходить.

Тут уже особый агент нумер один рассердился и напомнил, что их, между прочим, поставили защищать интересы Российской империи, чем он и намерен заниматься до последней капли крови, потому что дал слово, а слово свое человек чести должен держать.

– Похвально, что вы посреди улицы кричите о том, чем мы занимаемся, – съязвила Полина. – Вы бы еще на главной площади всем об этом объявили, да по-французски, чтобы уж ни у кого не оставалось никаких сомнений!

Короче, слово за слово – и особые агенты поссорились. В ход пошли взаимные упреки, претензии и самые нелепые обвинения. Причем Алексей по-прежнему тащил чемодан Полины, потому что оба особых агента так и шли куда глаза глядят.

Выпустив пар, агенты нумер один и нумер два перевели дух и исподлобья уставились друг на друга.

– И все из-за того, что бывший каторжник отстранил нас от дела, которое, будем откровенны, довольно-таки дурно пахнет, – проворчал Алексей, поудобнее перехватывая ручку чемодана. Тот, как всегда у Полины Степановны, был тяжел, словно в него засунули пару колонн с римского форума и кусок Колизея в придачу.

Барышня Серова откликнулась не сразу. Наконец спросила:

– Вы поверили его словам, что ему запретили привлекать нас к делу? А ведь уже и раньше он пытался умолчать о том, что ему сказала Элоди…

Алексей пожал плечами.

– Когда речь идет о Видоке, ни в чем нельзя быть уверенным.

Ну да, надулась Полина, он называл их «дети мои», хвалил ее за сообразительность, а Алексея – за то, что тот ловко управляется со шпагой. И вот, когда «дети» окончательно расслабились и, можно сказать, дали себя приручить, Видок просто-напросто выставил их за дверь. Вся ее кровь вскипела при этом воспоминании: «Ни за что, никогда ему не прощу!»

Мадемуазель Серова подняла голову и увидела, что они с Алексеем находятся недалеко от особняка Эпине-Брокара. Агент нумер два досадливо передернула плечами. Решительно, куда бы они ни шли, судьба упорно возвращала их к исходной точке.

Привратника нигде не было видно. Полина толкнула калитку и вошла. Волей-неволей Каверин последовал за ней.

Сад, остававшийся без хозяина немногим более месяца, уже производил впечатление запущенного. Алексей шагал за своей спутницей, внимательно глядя по сторонам. Вот здесь он бросил шкатулку, еще не подозревая, что именно она станет причиной всех его последующих приключений (да и не только его)… Вот беседка, в которой, на горе себе, сидел Кристиан Изамбар и увидел то, чего не должен был видеть… Каждый сантиметр земли здесь уже изучен и осмотрен людьми Видока и агентами полиции.

«И что мы тут забыли?» – мелькнуло в голове у Полины.

Она даже себе не желала признаваться, насколько глубоко задета тем, как с ней обошлись. Больше всего на свете в то мгновение Полина мечтала обойти Видока. И в одиночку – ну хорошо, с помощью Алексея – раскрыть это невероятно запутанное дело, показав Видоку, что она сама стоит куда больше его. А досада, помноженная на уязвленное самолюбие, иногда дает странные результаты.

Полина обогнула статую, задумчиво смотревшую на нее белыми гипсовыми глазами. У большого пруда трое или четверо мальчишек пускали бумажные кораблики.

Завидев посторонних, мальчишки немного оробели. Господский пруд, что ни говори, не был предназначен для подобных забав.

– Привет всем! – крикнул детям Алексей, чтобы развеять возникшую неловкость. – Я журналист.

– Из Лиона, – подсказала Полина, чтобы объяснить присутствие багажа. – Мы только что приехали. Мой муж хотел бы осмотреть дом.

Она улыбнулась и взяла Каверина под руку. Растерявшись, тот едва не уронил чемодан себе на ногу, но все-таки справился с ним и поставил его на землю, а сверху положил свою сумку.

– Так вы из газеты? – обрадовался вихрастый мальчишка с маленьким вздернутым носом, густо усыпанным веснушками. – Вот здорово! Но вам лучше подождать моего папу. Он покажет дом, если захотите.

– Че брешешь, Этьен? – ломким баском возразил другой мальчишка, бывший на полголовы выше вихрастого. – Если господам придется ждать твоего папашу, они могут просидеть тут до второго пришествия. Верно я говорю? – обратился он к третьему, который так и не вымолвил ни слова, а только задумчиво ковырял в носу.

– Ладно тебе, Луи, – сердито буркнул Этьен, – мой папаша пьет не больше твоего.

– А твой отец кто? – вмешался Алексей, чтобы предотвратить назревавшую между мальчиками ссору.

– Садовник, – объяснил мальчик. – Все остальные слуги давно уже рассчитались и ушли. Кому охота служить в доме, где убили хозяина?

– А по-моему, наоборот, здорово, – вставил Луи, который был немного старше своих товарищей и смотрел на них свысока. – Про него все время в газетах пишут.

– Так ему-то уже без разницы, – возразил Этьен, отличавшийся удивительным для своего возраста здравомыслием, и ловко запустил очередной кораблик. – Вы точно хотите подождать моего отца?

– Да, наверное, – кивнула Полина. – Смотри, твой кораблик пошел ко дну.

– Это потому, что бумага плохая, – с сожалением сказал второй мальчик.

– Ничего подобного, – возразил Алексей, – все зависит от того, как складывать кораблик и как его пускать.

– Говорить-то всегда легко… – буркнул Луи, но офицер услышал его.

– Ах, так? Ну ладно!

Последующие четверть часа прошли в запускании корабликов, причем те, что сделал Алексей, заплывали дальше всех, почти до самой середины пруда. Полина и особенно мальчишки были в восхищении, но, на беду, вся бумага для корабликов скоро закончилась.

– У меня больше нет, – с сожалением объявил Этьен.

– У меня тоже, – огорченно сообщил и Луи.

Этьен поднялся и стал осматривать траву.

– Ты что ищешь? – спросила у него Полина.

– А тут обычно в траве всякий мусор валяется, – ответил мальчик. – Прошлый раз я нашел тут конверт. Из плотный бумаги. Из него такой кораблик получился, что просто загляденье!

Сердце Алексея подпрыгнуло у него в груди. Он точно помнил: конверт в шкатулке был из довольно плотной бумаги.

– Конверт? Что за конверт?

– Не знаю, – равнодушно отозвался мальчик. – Просто конверт. Это давно было.

– Может, он кому-то был нужен? – предположила Полина.

– Мятый и пустой конверт? – пожал плечами Этьен. – На нем же ничего особенного не было. Только адрес, и все.

Особые агенты чувствовали себя ужасно гадко, выпытывая у ребенка подробности, но, в сущности, у них не оставалось выбора.

– Это ты так говоришь, – заметила Полина с улыбкой, – ведь наверняка даже не прочитал, что там было написано.

– Еще как прочитал! – уперся Этьен. – Спереди «Рим, Мертелю, до востребования», а сзади карандашом «Ивенцинц».

– Чего-чего? – переспросил озадаченный Алексей.

– Ивенцинц! – весело крикнул мальчик. – Вот ерунда, правда? Надо же придумать такое имя!

– Может, он китаец? – предположила Полина. Она достала карандаш, но бумаги под рукой не оказалось, и она взяла одну из визитных карточек на имя месье Перрена, с которыми Алексей ездил в Рим. – Ну-ка, покажи, как там было написано…

– Пожалуйста, – сказал Этьен и накарябал на визитной карточке требуемое. – Видите?

– После «Иве» пропуск? – спросил Алексей, заглядывая через его плечо.

– Ага, – подтвердил мальчик. – Вроде бы так. Иве Нцинц! Даже в дурном сне не придумаешь.

– А зачем вам все это? – спросил Луи с внезапно вспыхнувшим подозрением.

– Такие уж мы, журналисты, – заметил Алексей. – Никогда не знаешь, что нам может понадобиться для статьи. Если я прав, то Иве Нцинц – важная шишка в Китае.

– Нет, по-моему, в Японии, – объявила Полина не моргнув глазом.

– В самом деле? – заинтересовался Луи. – А он кто, министр?

Особые агенты не успели ответить, потому что в то мгновение в поле их зрения возник отец Этьена. От него за версту разило вином, и начал грозный родитель с того, что при посторонних отругал своего сына – мол, тот целый день ничего не делает.

Узнав, что господа явились осматривать дом, садовник сделался настолько подобострастен, насколько может быть таковым пьяница. Он пожелал сам показать «господину журналисту и его очаровательной супруге» здание и повел их по комнатам.

– А вот здесь предыдущего хозяина пристукнули… то есть прирезали… – Садовник хихикнул и облизнул губы кончиком языка. – Прямо тут он и валялся. Очень многие хотят видеть эту комнату. День-деньской сюда ходят. И даже приличные с виду люди. Вот так!

С трудом отделавшись от словоохотливого пьяницы, особые агенты взяли фиакр и попросили отвезти их в какую-нибудь тихую гостиницу. Заняв номер, Полина вытащила визитную карточку и немедленно принялась колдовать над странным буквосочетанием.

– А протоколы? – напомнил ей Алексей. – Что нам с ними делать? Не можем же мы держать их у себя!

– Отправьте барону с посыльным, – отмахнулась Полина.

Алексей поперхнулся:

– Секретные бумаги? С простым посыльным?

– А вы что хотите? – спросила Полина, пожимая плечами. – На то и существуют посыльные, чтобы передавать с ними бумаги!

Алексей посмотрел на нее, понял, что мадемуазель Серовой сейчас не до протоколов, и вышел.

Вернувшись через час, он доложил:

– Я подъехал к посольству, подождал, когда появится Новосильцев, и передал бумаги ему. Серж требовал от меня подробного отчета, но я сказал ему, что скоро вернусь с вами вместе, и ушел. – Алексей поколебался. – Что-нибудь не так?

– Все не так, – вздохнула Полина. – Послание не расшифровывается.

– Я думал, у вас есть ключ, – сказал удивленный Алексей.

– Я тоже так думала, – сухо ответила молодая женщина. – Но выходит бессмыслица.

Помучившись еще с четверть часа, Полина задумалась: здесь девять букв так, может, во фразе должен быть еще один пробел? Сынишка садовника был уверен, что видит имя, хоть и странное, поэтому мог не обратить внимания на второй пропуск.

И через несколько минут особый агент нумер два держала в руках исходную фразу. Она гласила:

ИН В НИЦЦЕ

Закончив расшифровку, Полина потерла руки и от радости заверещала так, что в рамах звякнули стекла.

Ах, как не вовремя вы, господин Видок, уволили своего самого ценного сотрудника! Ну и оставайтесь теперь… с носом! А мы и без вас найдем применение сокровищам французской короны!

– Стало быть, – взволнованно твердил Алексей, расхаживая по номеру, – какой-то человек с инициалами ИН находился в Ницце. Все сходится! Ведь в записной книжке Эпине-Брокара упоминался некий И.

– Если это Полан, то при чем тут И и Н? – спросила въедливая мадемуазель Полина.

– Все очень просто, – объявил Алексей. – Полан – вымышленная фамилия, а настоящая начинается на И или Н.

Полина достала карту и принялась изучать ее. Ницца, Ницца… Да вот же она! На Лазурном Берегу и, между прочим, не так далеко от Раматюэля, где они с Алексеем уже побывали.

– У нас есть деньги, которые нам дал Видок, – напомнил Алексей. – И документы. Стало быть, мы можем себе позволить маленькое путешествие.

В то время Ницца еще не была частью французской территории, принадлежала королю Пьемонта, но тем не менее агенты не сомневались, что у них не будет трудностей с поездкой. Правда, путь до Ниццы был неблизкий, но удача любит смелых, как говорили древние. А еще она любит сообразительных, как успела убедиться Полина.

И, полные самых ослепительных планов, особые агенты принялись за превосходный обед.

Глава 32 Путешествие в Ниццу. – Досадная помеха. – Как Алексей остался улаживать недоразумение, а Полина сделала ошеломляющее открытие

Вечером того же дня Каверин и барышня Серова отправились в путь.

Оба агента испытывали приятное волнение, знакомое каждому человеку, который взялся за сложную задачу и, вопреки всем препятствиям, справился с ней. Они, и только они, знали, где скрывается тот, кого они с Видоком так долго и безуспешно искали.

После нападения на Кристиана Изамбара и пропажи документов из шкатулки Полина уже решила, что все потеряно, одноглазый англичанин со своими сообщниками опередил их. Однако это оказалось не так. Очевидно, когда Кристиан вышел из беседки и поднял шкатулку, он, открыв ее и просматривая находившиеся в ней бумаги, не заметил, как выронил конверт, по сути, бывший самым важным звеном всей истории. Именно в неразборчивой строке, нацарапанной на нем, содержалось указание на то, где искать некоего таинственного И. Н. И сейчас Алексей с Полиной почти не сомневались, что этот человек и больной старик Полан, владевший ключом к сокровищам короны, – одно и то же лицо.

Дижон, Лион и Валанс остались позади. Каверин разглядывал карту и хмурился.

– После Авиньона, – сказал он, – мы свернем на дорогу, которая через Экс-ан-Прованс ведет к Ницце.

– Да, но дилижанс довезет нас только до Экса. Будь у нас своя карета, как в тот раз… – Полина вздохнула. – Но кареты нет.

Алексей задумчиво посмотрел на спутницу:

– А вы хорошо ездите верхом?

В Эксе они приобрели двух лошадей и, сев на них, продолжили путь. Алексей не мог не отметить про себя: хотя Полина при ее невозможном характере вполне могла наполнить этот отрезок дороги бесконечными жалобами на то, как ей неудобно и как девушка страдает, она ехала, сжав губы и почти не разговаривая. Правда же заключалась в том, что Полина утаила от своего спутника, что плохо ездит верхом, поэтому вынуждена была молча сносить мучения.

Было два часа пополудни, когда двое всадников на взмыленных лошадях въехали в приветливый городок, нежащийся под благодатным южным солнцем. Улицы были пустынны – почти все жители скрывались от жары за закрытыми ставнями, – но одно заведение было еще открыто.

Алексей спешился, помог Полине сойти с лошади и предложил сразу же навести справки.

– Или вы предпочтете передохнуть? – предложил он, глядя на бледное лицо спутницы, которая при каждом шаге своей лошади думала лишь о том, как бы не вылететь из седла.

– Отдохнуть я всегда успею, – ответила Полина, надменно распрямившись.

Войдя в заведение, которое, похоже, соединяло в себе недорогую гостиницу для приезжих и тратторию, Алексей спросил у грузной, но сохранившей следы былой привлекательности хозяйки красного вина, а затем перешел к делу. По-французски хозяйка не понимала ни слова, поэтому пришлось напрячься и вспомнить скудный запас итальянского, которым Алексей успел обзавестись во время своего путешествия в Италию.

– Lei и viaggiatore?[18]

– Si, cerco un amico, c’ и un signor francese. Dиve esser a Nizza[19].

Хозяйка задумалась. Она перечислила несколько французских семей, живущих в Ницце, но из ее описаний выходило, что это были не те люди, которые могли заинтересовать Алексея и его спутницу.

Полина уточнила, что их друг приехал сюда nel febbraio[20], и прибавила к словам улыбку, которая могла бы растопить айсберг. Хозяйка решительно покачала головой:

– В феврале сюда не приезжали никакие французы.

Сердце Полины упало. Стоило тащиться через всю Францию и часть Пьемонта, чтобы услышать такой ответ!

– Может быть, вы хотите пообедать? – предложила хозяйка. – Или отдохнуть? Я недорого беру за комнаты.

– Да, нам нужна комната, – пробормотал Алексей. – И обед тоже не повредит.

Слуга перенес в номер их вещи, и особые агенты устроились в общей зале – обсудить, что делать дальше.

– Эпине-Брокар ошибся, – сказал Алексей.

– Или его ввели в заблуждение, – добавила Полина.

И тут оба они услышали возле себя негромкое покашливание. Это был не просто кашель – а чрезвычайно красноречивый кашель, выразительнее, чем любые слова. Полина подпрыгнула на стуле, Алексей повернул голову – и встретил сосредоточенный, холодный взгляд Максима де Шеврана. Граф был немного бледен, но держался весьма уверенно. Анжелика в неизменном мужском костюме стояла возле него, играя рукоятью хлыста, отделанной слоновой костью.

– Какой сюрприз! – проговорил граф чрезвычайно учтиво. – Положительно, наш мир слишком тесен. Куда бы я ни отправился, везде встречаю вас! Вы позволите?

– Нет, – ответила за Алексея Полина, и даже локоть выставила, чтобы граф не мог сесть за их стол.

Де Шевран улыбнулся. Раздражение Полины Максима только забавляло, хоть он и не знал, что вовсе не его персона является причиной оного.

– Чем обязан, господин граф? – проговорил Алексей, предчувствуя томительное объяснение.

– Вы, возможно, запамятовали, – еще более учтиво молвил граф, – но прошлый раз, когда я имел честь беседовать с вами, вы оскорбили мою спутницу.

Алексей покосился на Полину и, увидев, что та старательно разглядывает потолок, решился.

– Мои слова не были оскорблением, – ответил офицер, презрительно глянув на Анжелику. – Я назвал ее девкой, каковой она и является.

– Сударь, – промолвил Максим де Шевран, – уважение, которое я питаю к мадемуазель Анжелике, обязывает меня…

Всего четверть часа назад Алексей мечтал, как без помощи Видока раскроет тайну утраченных сокровищ. Молодой человек был равнодушен к деньгам, но его прельщала сама возможность того, что они с Полиной с блеском доведут до конца чрезвычайно головоломное и опасное дело. А теперь, вместо того чтобы получить награду за свое рвение, приходится терпеть слащавые речи жалкого мошенника, выискивающего очередной предлог для ссоры. Контраст и впрямь был разителен. Но Алексей, отлично отдавая себе отчет в опасности того, что делает, все же находил особое удовольствие в подзуживании своего врага.

– Ваша Анжелика уже давно не мадемуазель, – заметил он на слова графа, – и вам сие известно еще лучше, чем мне.

– Я бы попросил вас! – хрипло вскричал граф, и цвет его лица сменился с бледного на розово-малиновый. Ведь получалось, что все его усилия соблюсти приличия встречали недвусмысленный отпор со стороны противника.

– Сударь, – бросила Каверину Анжелика, – вы даже не невежа, вы гораздо хуже!

– Кажется, господин граф, – вмешалась и Полина, – ваша подружка твердо намерена уложить вас в гроб, чтобы вы не мешали ей завести нового любовника.

– А вы, мадемуазель? – Де Шевран смерил барышню Серову ядовитым взглядом. – Какую роль вы играете при этом господине?

– Я его жена, – объявила Полина, и взор у нее сделался такой хрустальный, что Алексей невольно поежился. – Вы что-то имеете против брака, освященного церковью?

Затем, не ожидая, что ответит Максим, она повернулась к Алексею и сказала по-русски с упреком:

– Давно надо было его убить, Алексей Константинович! Теперь граф не отстанет от нас. Надо же, целых два раза вам не удалось порешить надоеду!

– Я не убийца, – сердито отозвался Алексей. – У нас была честная дуэль.

Граф уловил в незнакомой речи знакомое слово и приободрился.

– Вот именно, дуэль, – кивнул он. – Так как оскорбленной стороной являюсь я, то выбор оружия принадлежит мне, и я решил, что теперь мы будем драться на пистолетах.

– Чудесно! – отозвался Алексей, который у себя в полку был не просто одним из лучших, а действительно лучшим стрелком.

– А как же обед? – возмутилась Полина. – Вы что, отправитесь стреляться, не пообедав?

– Есть перед схваткой – плохая мысль. Впрочем, я, пожалуй, выпью воды, – ответил Алексей. И повернулся к Максиму. – Предлагаю стреляться в три. Моя жена ждет, когда подадут обед.

– Прекрасная мысль, – кивнул граф. – С вашего позволения или без него, но мы тоже поедим.

Де Шевран с Анжеликой засели в другом конце зала, и оба стали делать вид, что двое русских путешественников за столом возле окна их больше не интересуют.

Никогда еще Полина не ела с таким аппетитом. Алексей же только выпил немного воды, поглядывая на часы.

– Я ухожу, – сказал офицер наконец, поднимаясь с места.

– А секундант? – всполошилась Полина. – Вам же нужен секундант!

– Вы не можете быть секундантом, Полина Степановна, это исключено, – сказал Алексей, целуя ей руку. И улыбнулся. – Но вы не волнуйтесь, я думаю, мы с господином графом как-нибудь сами обо всем договоримся.

Он ушел, а Полина расплатилась за обед и поблагодарила хозяйку, отметив, что еда была очень вкусной. Почтенная женщина расплылась в широкой улыбке и добавила напоследок:

– Мне очень жаль, что вы не нашли вашего друга, синьора.

– Мне тоже, – искренне ответила Полина.

– Но в феврале в Ниццу действительно не приезжали французы, – продолжала хозяйка. – Единственный, кто появился здесь в то время, это синьор Альпоне.

– Да? А какой он из себя?

– Я никогда его не видала. Синьор Альпоне болеет и не показывается в городе.

И тут Полина почувствовала себя так, словно у нее выросли крылья.

– Значит, синьор Альпоне… А сколько ему лет?

Хозяйка немного подумала.

– Кто-то говорил мне, что он совсем старик, но точно я не знаю.

– И где же он живет? – спросила Полина. Сердце ее билось часто-часто, как пойманная птица, но это был трепет радости.

Польщенная похвалой ее стряпне, добрая женщина подробно объяснила, как найти синьора Альпоне. Тот жил на отшибе, возле самого моря.

– Благодарю вас, синьора, – с чувством произнесла Полина. Еще мгновение, и она бы расцеловала чудесную хозяйку, но вовремя удержалась.

Не чуя под собой ног, девушка побежала к выходу с мыслью, что нужно немедленно сказать об ее открытии Алексею. Но тут сообразила, что ее спутник как раз ушел стреляться, и остановилась. «Ах, как это все некстати!» – заключила она и от досады даже топнула ногой.

Решение пришло мгновенно – придется ей отправиться в гости к синьору Альпоне одной. И Полина кинулась к своей лошади.

«Ехать прямо, на площади повернуть, потом двинуться вдоль моря…» – вспоминала девушка указания хозяйки. Дорога вскоре вывела ее за город.

Лазурный Берег – поразительное место, где осень напоминает весну, и Полина, вдыхая полной грудью воздух, наполненный упоительными ароматами, зачарованно поглядывала на стройные пальмы, на гнущиеся под тяжестью плодов деревья. И не смогла удержаться от улыбки, когда вспомнила о Видоке, который в своем пыльном Париже лишен возможности лицезреть такие красоты. Бедный Видок… Не зря сыщик нахваливал ее, Полину, потому что в конце концов ей удалось обойти его!

Еще один поворот, и она увидит дом, в котором скрывается таинственный Полан, он же синьор Альпоне. Барышня Серова чихнула и недовольно потерла нос. Хм. Если человек меняет имя по своей прихоти и переезжает с места на место, стараясь не оставлять никаких следов, у него определенно должны быть причины для этого.

Дом, который занимал Альпоне, был до странного похож на виллу «Роза» в Раматюэле. Такое же здание простой планировки, в два этажа, без всяких украшений. И совсем не видно следов человеческого присутствия. Где-то неподалеку рокотало Средиземное море.

Тут инстинкт особого агента шепнул Полине, что идти в дом вот так запросто, без всякого прикрытия, небезопасно. Если хозяину и его сообщникам есть что скрывать, они без всяких колебаний расправятся с ней, а Полине такой поворот событий не слишком улыбался. Поневоле девушка пожалела, что не подождала возвращения Алексея и не поставила его в известность о своем открытии. Будь здесь ее немногословный, но надежный спутник, Полине было бы значительно легче.

Она обошла дом, стараясь, чтобы между ней и теми, кто находился внутри, всегда было какое-то препятствие, за которое можно спрятаться, если дела пойдут совсем плохо. Ставни в доме оказались плотно закрыты, а входная дверь заперта.

Солнце припекало. Полина достала платок и вытерла влажный лоб. «И что теперь?» – мысленно спросила она себя.

Лошадь фыркнула, переступила с ноги на ногу и покосилась на хозяйку большими умными глазами. Смирившись с неудачей, Полина взяла ее за повод и повела прочь, но тут бросила взгляд на море – и сердце ее встрепенулось от радости.

На берегу моря она различила одинокую фигуру. Человек стоял у самой кромки прибоя и вглядывался куда-то в даль.

Особый агент нумер два моментально приняла решение. Привязав лошадь к кипарису, она двинулась к морю, время от времени оборачиваясь на окна виллы, чтобы ненароком не схлопотать пулю между лопаток. Однако в большом белом доме все было совершенно спокойно, и Полина, немного приободрившись, успокоилась.

По мере того как она подходила ближе, фигура неизвестного на берегу обретала все более определенные очертания. Это был немолодой уже человек, невысокого роста, с совершенно седыми волосами, в поношенном сером сюртуке и темных панталонах. Он стоял, заложив руки за спину, и глядел на море. Казалось, ничто больше не волновало его.

Влажный песок скрадывал шаги, и Полине удалось подобраться к неизвестному почти вплотную.

– Месье Полан? – спокойно спросила она, стараясь унять бешено бьющееся в груди сердце.

Человек медленно обернулся. И в это мгновение мадемуазель Серова испытала самое большое потрясение в своей жизни.

Все разрозненные детали головоломки вмиг встали на место. Теперь Полина знала все. Но самое главное, что и Видок, и она, и Алексей с самого начала оказались на неправильном пути.

Ибо человек, стоявший перед ней, не имел никакого отношения к сокровищам французской короны. Да и не мог его иметь. Ибо он сам был сокровищем, таким, перед которым меркли золото и камни, как, впрочем, и любые другие земные блага. Эти светлые глаза, которые спокойно мерили взглядом потрясенную до глубины души Полину, видели пожар Москвы и солнце Аустерлица, битву при Ватерлоо и уединенный домик на острове Святой Елены. Они видели победы и поражения, почести и поношения, какие не снились никакому другому земному властителю. Тень целой эпохи уместилась в них, и этой эпохой был не кто иной, как император французов Наполеон Бонапарт.

Глава 33 Смятение чувств. – Человек и море. – Самый странный разговор в жизни мадемуазель Серовой

В голове у Полины творился невообразимый хаос.

Так вот что означала карандашная пометка на мятом конверте! «ИН» были не инициалами, а всего лишь сокращением от «император Наполеон». Письма из шкатулки начинались с обращения «Дорогая Эжени»… Бернардиной-Эжени-Дезире Клари звали первую невесту лейтенанта Бонапарта, ту, которую он позже отверг из-за Жозефины Богарне и которая сейчас является шведской королевой Дезидерией[21]. А почему переписка велась именно с Римом? Боже мой, ведь в Риме жила его мать Летиция! Она скончалась 2 февраля, о чем говорилось во всех газетах… Вот поэтому-то в феврале из Рима исчезает Мертель-Карон, которому уже больше не надо было передавать письма матери и сына, и сам «месье Полан» из осторожности меняет место жительства. Месье Полан! Синьор Альпоне! Господи, а Полина еще так гордилась тем, что кое-что смыслит в шифровании! Как же она не догадалась, что обе фамилии составлены из букв имени Наполеона? Все было так просто – но каким сложным казалось…

Но тут Полина увидела глаза императора и поняла, что самые трудности только начинаются, потому что надо было хоть что-нибудь сказать, а она никак, ну никак не была готова к разговору. С Видоком, к примеру, девушка не церемонилась и в его присутствии не лезла за словом в карман, но то был Видок, а здесь…

– Ой, – вырвалось у Полины, и она окончательно смутилась и покраснела.

– Я знал, что кто-нибудь когда-нибудь непременно меня отыщет, – с расстановкой проговорил человек, стоявший на берегу. – Кто вы, мадемуазель?

Полина не знала, хочется ли ей провалиться под землю – или, наоборот, она не пожелала бы поменяться местами ни с кем из живущих. Девушка глубоко вздохнула. У человека, который стоял напротив нее, заложив руки за спину, был глуховатый, отрывистый голос. «Не может быть, чтобы все это не было сном, – метались мысли Полины. – Ведь Наполеон умер, скончался на острове Святой Елены много лет назад, в 1821-м. И вот он здесь. И разговаривает со мной. Или я схожу с ума?» Но, постаревший, с изможденным лицом, на котором жили только пронзительные серо-голубые глаза, император не утратил сходства с портретами, бюстами и гравюрами, запечатлевшими когда-то его изображение, и Полина, видевшая лишь некоторые из них, узнала бы его из тысячи.

– Кто вы? – повторил император свой вопрос, так как Полина молчала, собираясь с мыслями.

– Мое имя ничего вам не скажет, ваше величество… сир, – быстро поправилась она, вспомнив, как надо титуловать императора. И тут же призналась: – Вообще-то меня зовут Полина Серова.

– Это действительно мне ничего не говорит, – спокойно заметил Наполеон. – Вы приехали из России?

– Да, ваше вели… сир. Все так странно получилось… Эти письма, и сокровища, и…

Наполеон досадливо передернул плечами, и Полина сообразила, что объясняется слишком путано для того, чтобы ее могли понять.

– Что за письма? – Император говорил, бросая слова, как камни, словно и разговор, и сама собеседница навевали на него невыносимую скуку.

– Те, которые вы писали в Рим. – Полина глубоко вздохнула. – Вы слали их своей матери, но не могли адресовать их ей прямо, а писали на имя некоего Мертеля, который жил в Риме под фамилией Карон. На полке у него стоял ваш бюст, – вспомнила Полина. – Но однажды конверт, надписанный вашей рукой, попался на глаза одному человеку… бесчестному человеку. И тот узнал ваш почерк. Он достал ваши старые письма к Дезире Клари, сравнил и убедился, что вы живы, а не умерли и похоронены на далеком острове.

Наполеон слегка поморщился.

– Мои письма…

– Да, сир.

Человек, воскресший из мертвых, неожиданно принял какое-то решение. Он повернулся и посмотрел Полине прямо в глаза, и молодая женщина невольно поразилась энергии, сверкавшей в его взгляде.

– Ну что ж, вы добились своего, – бросил император. – Можете убить меня.

– Убить? – поразилась Полина.

– А разве вы не за тем приехали?

Даже после долгих лет жизни во Франции в речи императора слышался итальянский акцент, который становился заметнее, когда тот волновался.

– Нет, – сказала Полина, глядя на своего собеседника во все глаза. – Я даже не знала, что это вы, пока не увидела вас.

Девушка замялась, мучительно подыскивая слова, которые могли бы объяснить, как и зачем она оказалась здесь.

– Все очень запутано, – промолвила наконец Полина извиняющимся тоном.

– Верю, – усмехнулся император. – Тот человек, к которому попали мои письма… как его зовут?

– Эпине-Брокар. Он…

– Вот оно что, – медленно проговорил Наполеон. – Да, какой-то француз с двойной фамилией приезжал сюда, в Ниццу, некоторое время тому назад. Но к моему дому он не приближался.

– Наверное, ограничился наблюдением издали, – почтительно предположила Полина. – Я так думаю, сир.

Наполеон улыбнулся.

– Уже много лет ко мне никто так не обращался. Для всех добрых жителей Ниццы я просто синьор Альпоне, генуэзец на отдыхе. – Император вздохнул. – Здесь красиво. Я служил здесь когда-то, и с тех пор тут мало что изменилось[22]. Немного напоминает Корсику, хотя, конечно, совсем не то.

У Полины сжалось сердце. Так вот почему затворник жил на побережье, откуда до его родного острова рукой подать, вот почему с такой тоской смотрел на море, отделявшее его от земли предков, где он провел свое детство.

– Когда я умру, – добавил Наполеон, – я бы хотел, чтобы меня похоронили там. – И он со значением посмотрел на Полину. – Что вы намерены предпринять теперь, когда знаете, кто я на самом деле?

– Ничего, – честно сказала Полина.

– Вы уверены? – спокойно осведомился император.

– Если вы думаете, что я способна предать вас… – начала Полина, от которой не ускользнула ирония, прозвучавшая в его голосе.

– О, меня предавали столько раз, что я уже привык к этому, – усмехнулся император. – Самые близкие люди отвернулись от меня, когда я пал, а о вас я не знаю ровным счетом ничего.

Он внезапно зашелся в хриплом, надрывном кашле, лицо его посерело. Полина бросилась к нему, но император неожиданно резким жестом выбросил в ее сторону открытую ладонь, приказывая оставаться на месте, и Полина застыла, боясь шелохнуться. Наполеон достал платок и, брезгливо скривившись, вытер им рот.

– Вы больны, сир, – пробормотала девушка.

– Знаю, – чуть склонил голову император. – Хворь я привез со Святой Елены, будь она неладна. Думаю, мои тюремщики медленно изводили меня какой-то дрянью… Предусмотрительные люди эти англичане, надо отдать им должное! Великая нация посредственностей, которая отныне определяет судьбы мира… – Через силу улыбнувшись, Наполеон сделал упор на этом выражении: la grande nation de mediocritйs. – Бедный Франсуа, который сменил меня на острове, протянул у них в гостях менее трех лет.

– Франсуа? – переспросила Полина.

– Мой двойник.

Агент нумер два мгновение помедлила, но потом все же решилась:

– Один мой друг, которого я глубоко уважаю, был уверен, что вы не могли не бежать. Признаться, тогда я не поверила ему, а теперь вижу, что он прав.

– А чего ради я должен был остаться? – отозвался император с восхитительным прямодушием, пожимая плечами. – Чтобы прослыть мучеником треклятого острова? Мучеником, которого отравили и закопали в землю? Я должен был жить. Если не ради себя, так хотя бы ради своего сына. Я, как Гулливер, которого победили лилипуты, не мог допустить, чтобы они вечно торжествовали надо мной. Вам не понять, что я почувствовал, когда вновь обрел свободу. Ни один человек не может понять этого.

– Вы хотели вернуться? – задала Полина вопрос, который жег ей губы.

Наполеон передернул плечами и вновь устремил взгляд на море. Аквамариново-синие волны набегали на песок и ускользали, оставляя на нем легкое пенное кружево.

– По пути во Францию мы чуть не утонули, – вдруг сказал император, словно не слышал вопроса. – Впрочем, на воде мне никогда не везло.

– Почему вы не вернулись? – повторила Полина упрямо.

Человек, сказавший о себе однажды: «Я создал мой век, так же как я сам был создан для него», – резко повернулся к собеседнице.

– Вернуться? Куда? К власти? И что бы это дало? Гражданскую войну внутри страны и войну со всей Европой в придачу? Разорение Франции и ее раздел между великими державами? Я бы никогда не пошел на такое. Один раз я уже пытался вернуться – и достаточно. Все те победы, которые я одержал, послужили к благу Франции. Может быть, мое поражение тоже пойдет ей на пользу. Со мной Франция была бы сильной, но сильная Франция никому не нужна, даже французам. Моя мать не понимала этого, она все строила планы… – Наполеон снова закашлялся и плотнее закутался в сюртук.

– Но как же вы жили все эти годы? – спросила Полина.

– Я растворился в толпе, – коротко ответил император. – Довольно я был на виду, теперь настала пора отдохнуть. И потом, я наблюдал. Затесавшись среди зрителей, я видел, как складывается легенда обо мне самом. Отправной точкой, конечно же, послужила моя смерть. Я знал, что истинная моя жизнь начнется только после того, как я уйду, но никогда не думал, что она будет… такой поразительной. Только когда меня не стало и в жизни людей образовалась пустота, которую нечем было заполнить, они начали ценить меня по достоинству. – Наполеон улыбнулся одними губами. – Впрочем, все это вздор. Вы можете быть сколь угодно велики, но мир все равно обойдется без вас. Жаль, что Шекспир уже умер. Какую пьесу он мог бы сочинить обо мне, вместо того чтобы описывать жалкие козни жалких королей прошлого! Когда я вижу, что пишут обо мне, я понимаю, что никогда, наверное, не обрету своего Фукидида. Но история все равно отдаст мне должное. Мир никогда не сможет забыть обо мне. Никогда! А тех, кто победил меня, никто даже не вспомнит. То, чему я положил начало, надолго переживет меня. Вот увидите, не пройдет и десяти лет, как кто-нибудь из моих родственников захватит власть. Немецкий король, в сущности, неплохой человек, но он слишком стар, а люди не любят стариков, находящихся у власти. Русский деспот своими действиями восстановил против себя всю Европу, англичане завязли в Азии, австрийцы грызутся с пруссаками… Воистину, сейчас самый подходящий момент!

Наполеон выпрямился. Глаза его сверкали, он говорил, рассекая воздух ладонью в такт словам. И Полина вновь поразилась энергии, кипящей в столь немощном теле.

– А вы? – спросила она. – Что вы будете делать тогда?

Плечи императора поникли.

– Мы выбираем себе жизнь, но смерть сама выбирает нас. Если бы это зависело от меня, я бы предпочел умереть на поле боя, как солдат, но не получилось. Все мои соратники ушли в небытие, самые дорогие люди умерли. Жозефина, мой мальчик, моя мать… Думаю, я скоро встречусь с ними. Мой доктор считает это вполне вероятным.

– Вам надо лечиться… – пробормотала ошеломленная Полина. – Ведь можно, наверное, найти средство против вашего недуга…

– Вы очень добры, мадемуазель, – сказал Наполеон с подобием улыбки. – Думаете, я так жажду выздороветь? Все, чего я хочу, – это чтобы поскорее наступил конец. Все равно я уже умер. Мир не может больше ничего дать мне, как и я ему. Ничего. Так стоит ли жалеть о нем?

Император круто повернулся и, заложив руки за спину, наклонив седую голову, медленно зашагал по дороге к дому. Полина смотрела ему вслед, чувствуя в душе пустоту. У нее было такое ощущение, что самого главного она не успела сказать – и не успела бы, даже если бы они беседовали десяток лет.

И еще барышня Серова подумала, что, если бы не Лёвушка и его эксцентричные выходки, она бы никогда не покинула свое имение, не поступила бы в особую службу, не прошла бы сквозь тысячу приключений и не познакомилась бы с великим человеком. Значит, все это время ей везло – везло так, как мало кому везет. Тогда, чувствуя, как ее наполняет ликование, отчего за спиной словно вырастают крылья, она побежала к своей лошади, привязанной к кипарису.

Глава 34 Дуэлянты и секунданты. – Явление полоумного господина, который все испортил. – Как Алексей понял, что господин был не совсем полоумен, и заодно разочаровался в своих знакомых

Пока Полина переживала самое поразительное приключение в своей жизни, Алексей Каверин со скукой думал о том, что ему чертовски наскучило раз за разом биться с графом де Шевраном, и пора, в самом деле, решить вопрос кардинально, то есть убить противника к чертям собачьим.

Дуэль была назначена примерно в четверти лье от города, на фоне весьма живописных руин римской эпохи, в которых беззаботно щебетали птицы. Место Алексею понравилось, и он сразу же повеселел.

К нему подошел Максим де Шевран. Хотя граф изо всех сил казался стараться беспечным, было заметно, что он встревожен.

– Могу ли я спросить, сударь, где ваш секундант? – осведомился граф.

Алексей хотел взять на дуэль секундантом первого встречного, но то, что с блеском оправдало себя в Париже, похоже, провалилось на территории Пьемонта. Все, к кому Алексей обратился, прося о столь пустячной услуге, пугались и сообщали ему, что дуэли в здешних местах не приветствуются.

– У меня нет секунданта. Но я согласен положиться на вашего, – объявил Каверин и галантно поклонился Анжелике.

– Так нельзя! – возмущенно вскинулась та.

– У вас женщина-секундант, а у меня никакого, – заметил графу Алексей. – Кажется, мы оба играем против правил.

– Как вам угодно, – сухо ответил де Шевран. – Предлагаю стреляться на десяти шагах. Вы не возражаете?

– Нет, – отозвался Алексей. – Чем ближе, тем лучше.

Максим сделал вид, что не услышал двусмысленную шутку. Анжелика принесла ящик с пистолетами.

– Прошу, – улыбаясь, промолвила она.

– Ну что ж, начнем, – сказал Максим, беря свой пистолет.

Алексей взял второй.

Роль барьеров выполняли мелкие обломки из руин. Анжелика старательно отмерила шаги.

– Все в порядке? – спросил Максим.

– Определенно, – отозвался Алексей, тщательно заряжая пистолет.

Противники сбросили сюртуки, жилеты и разошлись.

– Послушайте, – проговорил граф, волнуясь больше обычного, – у меня к вам одна просьба. Эта наша встреча – последняя. Если со мной что-то случится…

– Вы завещаете мне мадемуазель де Вильбуа с правом позаботиться о ней? – перебил его Алексей. Углы его рта иронически покривились.

Максим надменно вскинул голову.

– Нет, – отрезал он. – Пожалуй, я ничего не буду говорить. Так гораздо лучше.

Анжелика высоко подняла руку с красным платком.

– Сходитесь! – звонко крикнула она, махнув рукой.

Не доходя два шага до барьера, Алексей поднял руку, прицелился и выстрелил. Раздался сухой щелчок.

«Оружие не в порядке! Они его испортили, подстроили мне ловушку. А второго секунданта нет! И, как назло, я сам облегчил им задачу!» – заметались в голове офицера тревожные мысли.

Глаза Анжелики сверкнули, и Алексей понял, что пощады ему не видать. Какая теперь разница, была ли осечка гримасой богини удачи, или сообщники и впрямь подстроили так, что ему достался испорченный пистолет…

Де Шевран подошел к барьеру вплотную, и по тому, как неторопливо он начал целиться, было ясно: граф сделает все, чтобы не промахнуться.

Обрывки разных мыслей продолжали мельтешить в мозгу Алексея. Ему ужасно не хотелось умирать, да еще таким пошлым образом, и он лихорадочно перебирал самые нелепые способы спасти свою жизнь: бежать без оглядки, встать боком, чтобы уменьшить возможность ранения, попробовать увернуться от пули. Наконец Каверин склонился к последнему варианту и стал неотступно следить за черным зрачком дула, который, в свою очередь, следил за ним. Холодок потек по позвоночнику Алексея: противник метит ему точно между глаз.

– Стреляй, – крикнула Анжелика, – убей его!

«Главное – не пропустить момент, когда граф будет спускать курок», – думал Алексей.

Офицер весь собрался, приготовившись броситься на землю за долю секунды до выстрела. На карту была поставлена его жизнь, и он не имел права на ошибку. Поэтому внезапно раздавшийся ленивый голос с неподражаемыми парижскими интонациями застал его врасплох.

– Граф, – спокойно молвил этот голос, – бросьте пистолет, не то я буду вынужден прострелить вам голову.

Пораженные Максим и Алексей одновременно повернули головы. И увидели молодого человека довольно приятной наружности, которого можно было бы назвать даже красивым, если бы не его левый глаз, лишенный всякого выражения. В правой руке он держал пистолет.

– Мистер Монтегю! – вырвалось у Анжелики.

Максим де Шевран помрачнел. Со своего места Алексей видел капельку пота, которая катилась по виску его противника, оставляя блестящий след.

– Послушайте, – заговорил граф, – у нас дуэль, и я бы попросил вас, сэр, не вмешиваться.

– Мы так не договаривались, – отозвался англичанин. – Вы обещали привезти к нам русского живым, помните?

Анжелика, пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, незаметно сунула руку за отворот сюртука.

– Мне очень жаль, – упрямо обронил Максим, кусая губы, – но здесь решается дело чести.

– Мне тоже жаль, – в тон ему отозвался мистер Монтегю.

А затем вдруг резко повернулся в сторону Анжелики и, прежде чем та успела выхватить пистолет, не раздумывая, выстрелил в нее.

В воздухе запахло пороховым дымом. Анжелика стояла, прижав ладони к груди. Затем колени ее подломились, и она упала на бок. Глаза молодой женщины были широко раскрыты, губы дрожали.

Забыв обо всем на свете, Максим бросился к любовнице.

– Анжелика! Анжелика…

Англичанин спокойно вынул из-за пояса второй пистолет. Алексей замер на месте, чувствуя, как злость начинает закипать в его душе. Он видел, что пуля попала Анжелике в правую сторону груди, очевидно, задев кость. Боль при таких ранениях бывает очень сильной, и слезы градом катились по щекам молодой женщины.

– Вы очень тяжелый человек, месье Каверин, – уронил англичанин, качая головой. – С вами трудно иметь дело.

– Когда меня пытаются убить, я становлюсь совершенно невыносим, – ответил ему Алексей, невольно подражая назидательным интонациям неподражаемой Полины Степановны.

Максим, наконец вспомнив о своем пистолете, хотел прицелиться в англичанина, но тут на поляне появилось новое лицо.

– Не глупите, де Шевран, – остановил его хорошо знакомый Алексею голос.

Почему-то Каверин даже не удивился, увидев Сержа Новосильцева. Губы того были плотно сжаты, рука сжимала рукоятку пистолета, отделанного серебром.

– Бросьте оружие, граф, – велел Серж, дернув щекой. – Иначе ей не жить.

Максим, закусив губу, бросил пистолет, поднялся и отступил на несколько шагов. Он и Алексей стояли теперь так близко, что могли при желании коснуться друг друга рукой.

– Положительно, – промолвил офицер, не скрывая иронии, – Ницца становится модным городом.

– Держите руки на виду, – сказал англичанин. – И без резких движений, договорились? В конце концов, у нас с вами общие интересы, и нам ни к чему ссориться.

– Общие интересы? – изумился Алексей. – Вы, случаем, не перегрелись на солнце, сэр? Говорят, это весьма вредно для здоровья.

– Алексей Константинович, – вмешался Новосильцев по-русски, – я прошу вас не злоупотреблять нашим терпением, иначе последствия будут для вас весьма плачевны. Где он?

– Кто?

– Наполеон Бонапарт. Вы его нашли? Он в Ницце? Где именно?

Тут Алексей почувствовал, что почва ускользает у него из-под ног. Кажется, присутствующие все разом сошли с ума. На дворе 1836 год! Какой Наполеон? О чем вообще речь?

– Простите, господа, – через силу выдавил из себя Каверин, – но я…

– Понимаю, – кивнул Серж. – Вероятно, вы сговорились с бонапартистами и рассчитываете, что те заплатят больше. Напоминаю вам, что у них ничего не выйдет. Династия Бонапартов объявлена вне закона, и ни один член их семьи никогда более не взойдет на престол. Так где этот проклятый корсиканец?

– Минуточку, господа, минуточку! – Алексей говорил, и его губы сами собой складывались в улыбку. – Вы действительно хотите, чтобы я показал вам императора Наполеона?

– Именно так, сударь, – отозвался англичанин.

– Ну так за чем же дело стало? – вскричал офицер. – Дайте мне ваш пистолет, а то мой ведь испорчен… я убью вас, и вы в то же мгновение узрите его величество.

– Алексей Константинович, – промолвил Серж, багровея, – вы издеваетесь?

– Нет, по-моему, именно вы издеваетесь! – вспылил Каверин. – Какого черта вы морочите мне голову? Какой еще Наполеон? Он уже пятнадцать лет как мертв!

– Послушайте… – начал англичанин.

И тут из-за деревьев показалась карета. Алексей весь напрягся, но по реакции Новосильцева и Монтегю понял, что экипаж прибыл за ними и ждать с этой стороны помощи бесполезно.

Тем временем карета сделала полукруг и остановилась. На дверце был изображен герб английского посланника, и Алексей вздрогнул – под гербом красовался четко выведенный девиз: «Non sans droit»[23]. Так вот что означало то самое Н. С. Д.!

Особый агент нумер один почувствовал неимоверное разочарование. Подумать только, ведь он же своими глазами видел эту карету среди остальных перед балом у Эпине-Брокара, то есть разгадка была буквально у него перед носом, а он не обратил внимания, не заметил, не понял всего значения надписи на дверце!

– Да, да, – сказал Серж, усмехаясь. – Мистер Монтегю – брат английского посланника и по секретному распоряжению своего правительства занимается расследованием весьма деликатного дела.

Брат посланника! Дипломат, профессиональным языком которого является французский! Так вот почему он говорил без всякого акцента, и только сильная боль заставила его вернуться к родному английскому с его сочными выражениями.

– Простите, – вежливо осведомился Алексей, – а о каком деле идет речь?

Новосильцев вздохнул.

– Шкатулка из фиалкового дерева.

– Ну и? – Каверин по-прежнему ничего не понимал.

– Перестаньте паясничать! – с бешенством выпалил Монтегю. – Вы даже не представляете, что поставлено на карту. Если Бонапарт жив… Вы знаете, что это значит? Да тогда никто во всей Европе не может спать спокойно!

– Я не понял, – упорно гнул свою линию офицер, – с чего вы взяли, что Наполеон Бонапарт жив?

Максим, как зачарованный, прислушивался к странному разговору, переводя взгляд с Алексея на Новосильцева, потом на англичанина и обратно. Анжелика, распростертая на траве, едва слышно стонала.

– Дело в том, – снизошел-таки до пояснений мистер Монтегю, – что у человека, находившегося на острове Святой Елены под этим именем, на теле оказались шрамы, которых у Наполеона быть не могло. К сожалению, это стало известно только после смерти… э… двойника, когда стал возможен подобный осмотр.

– Как интересно, – пробормотал граф де Шевран.

– С тех пор, – продолжил пояснения уже Серж, – мы только тем и занимались, что искали господина Буонапарте. Под наблюдение был взят дом его матери в Риме, семьи его братьев и сестер. Но он был осторожен, и мы не смогли ничего обнаружить. И тут нам стало известно, что некий господин по имени Эпине-Брокар ведет переговоры с видным представителем бонапартистов, маркизом де Ларошжакленом, утверждая, что у него имеется некая информация, за которую Ларошжаклен, не задумываясь, отдал бы все, что у него есть. Эпине-Брокар намекнул, что человек, которого маркиз так оплакивает, на самом деле жив. Также нам стало известно, что доказательства сего хранятся в некоей шкатулке.

– Мы обратились к господину графу, здесь присутствующему, – перехватил нить повествования англичанин. – Так как он известен… гм… определенными талантами, мы поручили ему за солидное вознаграждение выкрасть шкатулку, сказав, что там находится нечто, представляющее огромную ценность. А этот господин, – Монтегю презрительно покривил губы, – непонятно почему решил, что шкатулка имеет отношение к сокровищам короны, и захотел прикарманить содержимое шкатулки. Этого нельзя было допустить. Мой брат был приглашен на бал масок к Эпине-Брокару, а я сопровождал его туда, переодевшись лакеем.

– Не сомневаюсь, что форма лакея была вам чрезвычайно к лицу, – не удержавшись, съязвил Алексей.

– И тут в дело влезли вы, – проигнорировал его замечание англичанин, – и, само собой разумеется, все испортили.

– Сами виноваты! – раздраженно бросил ему Новосильцев. – Если бы ваше правительство своевременно поделилось информацией с нашим…

– Отношения моего правительства с вашим не таковы, чтобы мы могли откровенничать друг с другом, – сухо отозвался англичанин. – Откуда нам было знать, как вы используете полученные сведения? Австрийцы, например, тоже знали, что Наполеону удалось скрыться со Святой Елены, и деятельно помогали нам в поисках, не имея никаких задних мыслей, в отличие от вас.

– Да как же вы не понимаете, что мы никак не меньше вашего заинтересованы в том, чтобы похоронить корсиканского монстра раз и навсегда? – вспылил Серж. – Вы допустили ошибку, непоправимую ошибку! Если бы мы не поймали лакея, передававшего вам сведения о перемещениях Каверина и Серовой, вы бы и дальше продолжали морочить нам голову!

– Теперь уже поздно говорить об этом, – буркнул англичанин. – Мало того, что ваши люди, которые ни о чем не знали, встали у нас поперек дороги, так еще в дело ввязался и старый Видок, решивший, что шкатулка как-то связана с поручением, которое ему дал король.

– Одну минуточку! – вмешался в разговор Алексей. – Так это вы напали на Матвея и кучера?

Монтегю криво улыбнулся:

– Вы что, только теперь догадались?

– Селестен? А Ксавье Марке? С ними тоже вы расправились?

– Ксавье? – удивился теперь граф де Шевран. – Он-то тут при чем?

– Мы узнали от Селестена, что Видок заставил его служить себе, – ответил Монтегю. – Поэтому никак нельзя было оставлять доктора в живых. Ну, а Селестен сделался бесполезен, когда вернул мне кольцо и рассказал все, что знал.

– А Дюплесси? Его тоже подослали вы?

– Что за Дюплесси? – подал голос Новосильцев.

– Уже после того, как я начал работать с Видоком, – пояснил ему Алексей, – один наемный убийца пытался обеспечить мне место на кладбище.

– Возмутительно! – воскликнул Серж, обращаясь к Монтегю. – Это что, правда? Но мы же условились с вами, что Каверин и девица Серова будут спокойно работать с каторжником, а мы – присматривать за ними!

– Сожалею, но Дюплесси был нанят мной еще до нашего соглашения, – расшаркался Монтегю.

– Однако ваш брат ни словом не упомянул о Дюплесси, – не отступался Серж.

– Я и сам о нем забыл, – признался Монтегю. – Поймите, у нас было очень много дел. Нам приходилось разрываться на части, но в конце концов мы все же выяснили, кому досталась шкатулка. Мы ни на миг не упускали из виду маркиза де Ларошжаклена, и когда молодой человек по имени Кристиан Изамбар стал искать с ним встречи по некоему важному делу…

Алексей закусил губу.

– Увы, нам не повезло. В шкатулке оказались только старые письма, а между тем мы совершенно точно знали, что там должно было находиться кое-что еще. Молодой человек упорно твердил, что ничего не брал из шкатулки, стал вырываться, ударил меня, так что пришлось принимать меры. Потом моему товарищу пришла в голову мысль, что недостающая часть может храниться у любовницы Изамбара, мы разделились и отправились искать ее. Я не нашел, а Майнхофу повезло больше.

– Ему не повезло, – холодно обронил Алексей. – Я его убил.

– Конечно, было глупостью стрелять в девушку, чтобы она не смогла вам проболтаться, – согласился Монтегю. – Наверняка она успела вам кое-что сказать, и вы нашли то, что помимо писем находилось в шкатулке. Не знаю, что это было, но вы же отыскали Бонапарта? Он в Ницце? Иначе бы вы не приехали сюда.

Каверин молчал, стиснув челюсти.

– Послушайте, Алексей Константинович, – вмешался Новосильцев, – речь ведь идет о Наполеоне, который напал на Россию в 1812 году и причинил нам бесчисленные беды, из-за которого горела Москва. Он враг России и всех русских, и ваша священная обязанность, если вы и в самом деле знаете, где он находится, – выдать его нам.

– Не надо мне говорить о моих обязанностях! – ощетинился Алексей. – Вы подставили меня, Сергей Петрович. Использовали, как пешку, в ваших грязных играх. Вы…

– Ой, ой, ой! – Новосильцев скроил притворно-плаксивую гримасу. – Полноте ребячиться, сударь. Мы с вами взрослые люди. Разумеется, я ничего не сказал вам, но лишь потому, что не хотел охлаждать ваш пыл. Вы с Видоком и со смешной мадемуазель Серовой так упорно искали шкатулку! Только не говорите мне, что из одного праздного интереса. Алчность движет миром, и сей закон открыл не я. Но теперь, когда вы все знаете…

– Мадемуазель… – повторил Монтегю задумчиво. – Совершенно верно! То-то я все время ломал голову, кого же здесь не хватает!

Серж переменился в лице и спросил с некоторым беспокойством:

– Думаете, она может что-то знать?

– Женщины знают все, – ответил Монтегю с неподражаемой интонацией.

– Сударь, где сейчас Полина Степановна? – спросил Новосильцев.

– Не скажу, – отрезал Алексей и подбородком указал на англичанина: – Мне не нравятся методы этого господина. Если он стрелял в одну женщину, то бог знает что может сделать с другой.

– Глупо, сударь, просто глупо, – вздохнул Серж. – Мы все равно найдем ее и расспросим. И, конечно, узнаем, где прячется господин Бонапарт… Ведите его к карете, мистер Монтегю.

– А я? – внезапно спросил Максим. – Что вы сделаете со мной?

– С вами – ничего, если вы будете молчать и знать свое место, – хладнокровно обронил англичанин. – В противном случае нам придется принять меры.

– Я могу хотя бы подойти к ней? – пробормотал Максим, глядя на страдающую Анжелику.

– Теперь – да, – кивнул Монтегю. – Только не забывайте о том, что я вам сейчас сказал.

Однако, судя по всему, у графа была на редкость короткая память. Потому что он поспешно приблизился к Анжелике, встал возле нее на колени и незаметно взял ее пистолет, о котором англичанин, на горе себе, успел забыть.

Де Шевран поднял голову, и Каверин по его взгляду понял, что сейчас что-то произойдет. Но вместо того, чтобы стрелять самому, Максим бросил оружие Алексею, очевидно, полагая, что пленнику оно нужно больше, чем ему.

– Э, нет! – крикнул Монтегю. – Мы так не договаривались!

Новосильцев, уже садившийся в карету, с неудовольствием обернулся – и увидел, что Алексей с англичанином схватились не на жизнь, а на смерть. Каверин хотел выстрелить, но Монтегю нырнул под его руку, и пуля ушла в никуда. Оба врага сцепились и покатились по земле. Англичанин схватил офицера за горло и принялся его душить.

Алексей пытался вырваться, но хватка у Монтегю была точь-в-точь как у бультерьера, и, раз вцепившись в жертву, он не отпускал ее. Рукой офицер нащупал в траве разряженный пистолет, схватил его и несколько раз ударил им Монтегю по лицу, последним ударом разбил искусственный глаз противника. Из глазницы брызнули осколки стекла и полилась кровь. Англичанин хрипло вскрикнул и разжал руки.

– Монтегю, скорее! – крикнул Серж, высунувшись из экипажа. – Кто-то едет! Черт возьми, я узнаю карету Ларошжаклена. Быстрее, мы не можем допустить, чтобы он опередил нас!

Держась за лицо, Монтегю подбежал к карете, кое-как нашарил дверцу и сел. Экипаж помчался по направлению к городу.

Алексей с трудом поднялся на ноги. Перед глазами у него все плыло. Он растер шею и хрипло закашлялся.

– Вы живы? – спросил Максим.

Алексей кивнул.

– Спасибо за пистолет. Я… я должен остановить Ларошжаклена. Прощайте!

И, спотыкаясь, он кинулся к дороге. Кучер едва успел натянуть вожжи. Лошади остановились всего в паре шагов от офицера.

– Мне нужен господин де Ларошжаклен! – крикнул Алексей. – Я должен сообщить ему…

– Боже мой, кого я вижу! – проговорил кучер голосом Видока. – А где мадемуазель Полина?

Глава 35 Водоворот государственных интересов. – О том, как мистер Монтегю сдержал свое слово, а Полина его вовсе не давала. – Человек в сером сюртуке

После того как Алексей вкратце объяснил ситуацию, Видок, казавшийся не столь уж изумленным при известии о том, что император Наполеон жив, пригласил молодого офицера сесть рядом с собой.

– Что ж, будем надеяться, что эти негодяи ненамного нас обогнали. Но как они рассчитывают найти императора?

– Вероятно, постараются отыскать Полину, – ответил Алексей. – Хотя я совершенно уверен, что ей ничего не известно о человеке, которого они ищут.

Видок покосился на него.

– Лично я не был бы так уверен, – многозначительно уронил старый сыщик.

– Вы думаете?..

– Более того, – продолжал бывший шеф полиции, – я не удивлюсь, если узнаю, что мадемуазель Полина его уже нашла.

– Но как? Хозяйка траттории сказала, что в феврале в город не приезжали никакие французы.

– Вы забываете, что император родом с Корсики, – напомнил Видок. – Думаю, при необходимости ему ничего не стоит выдать себя за итальянца.

Алексей схватился за голову. Ну как, как он мог упустить столь очевидный факт?

– Господин Видок, – закричал маркиз де Ларошжаклен, высунувшись из окошка кареты, – мы обязательно должны их опередить! Быстрее, сударь, быстрее!

– Скажите, а как вы узнали, что мы вообще находимся здесь? – спросил Алексей.

– Видите ли, – отозвался Видок, – мне оказала немалую помощь маркиза де Манвиль. Она вспомнила, что Эпине-Брокар после смерти матери Наполеона окольными путями заполучил часть ее бумаг, вероятно, рассчитывая найти среди них что-то, что позволит ему поживиться. И…

– Там он и нашел конверт, – подхватил Алексей, – и сразу же узнал почерк императора.

– Тогда Эпине-Брокар купил несколько старых писем Наполеона и понял, что не ошибся, – кивнул Видок. – А потом стал искать отправителя. Несколько раз ездил на побережье и пару месяцев назад вернулся в Париж из Ниццы, причем маркиза вспомнила, что он был в приподнятом настроении. Сопоставив все факты, я отправился к маркизу Ларошжаклену, и тот после некоторых увещеваний с моей стороны признался, что Эпине-Брокар обещал представить ему доказательства того, что император Наполеон не умер, а жив и здравствует до сих пор.

– Быстрее, быстрее! – кричал маркиз. – Что вы так тащитесь, боже мой!

– Не я, а лошади, – обиделся Видок. – Словом, я понял, что нельзя терять ни секунды. Мы взяли лучших лошадей и прямиком отправились в Ниццу.

– А почему вы решили, что нельзя терять ни секунды? – спросил Алексей.

Видок смущенно потупился.

– Дело в том, мой мальчик, что я перестал доверять вам и мадемуазель Полине. Вам известно, кем был тот тип, которого вы застрелили? Очень известным австрийским шпионом.

– Да, – кивнул Алексей, – теперь я уже знаю.

– Ну так вот, я сложил два и два и решил, что если в деле замешаны англичанин и австриец, а вы с мадемуазель Полиной – русские шпионы, которые работают у меня под боком… Словом, я пришел к выводу, что вас приставили ко мне, чтобы наблюдать за мной. Тогда же у меня в голове впервые мелькнула мысль о Наполеоне. Правда, сначала она показалась мне чистой фантастикой. – Видок хитро прищурился. – Если не секрет, как вам удалось выйти на Ниццу?

И Алексей, ничего не тая, рассказал ему о том, как он с детьми пускал кораблики, а Полина расшифровала фамилию «китайца» с конверта, потерянного из шкатулки.

– Положительно, вы созданы для сыскного дела! – промолвил Видок. – Знаете ли вы, что детей труднее всего разговорить? А ведь у них очень зоркие глаза, и они, как правило, видят очень важные вещи.

– Нам просто повезло, – покачал головой Алексей.

– Нет, мой мальчик, вы чересчур скромны, – отозвался старый плут. – Вы и мадемуазель Полина – не просто везунчики, вы… как бы поточнее выразиться… настоящие адъютанты удачи, вот! Когда кажется, что все пропало, фортуна непременно приходит вам на помощь и не дает вашим врагам восторжествовать. Черт! Кажется, я стал выражаться совершенно в литературном духе, точь-в-точь как издатель моих мемуаров. – Сыщик беззастенчиво расхохотался.

Пока Видок с Алексеем рассуждали об удаче, окрыленная Полина вернулась в тратторию и стала ждать возвращения своего напарника, чтобы рассказать ему обо всех чудесах, которые с ней приключились. Мадемуазель Серова аж губы кусала от нетерпения, предвидя, какой эффект произведет на напарника ее повествование.

«А у него все-таки голубые глаза! – подумала она. – Кажется, что серые, но на самом деле голубые. И я с ним разговаривала вот так запросто, словно…»

Тут в ее мысли вторглась грубая реальность, принявшая облик Сержа Новосильцева, за которым шагал одноглазый господин, клекочущий, как разъяренная змея.

Полина сразу же поняла: одноглазый и есть тот, кто пытался убить Алексея. А затем решила, что англичанин взял в заложники этого олуха Сержа, и стала лихорадочно искать взглядом что-нибудь тяжелое, дабы незаметно стукнуть супостата по голове. Но тут оказалось, что Серж и одноглазый на самом деле заодно и что такие перемены совершенно в духе современной политики, а то, что Алексея едва не отправили на тот свет, – пустяк, который даже не стоит принимать во внимание.

– Право же, это все вздор, – заключил Серж. – На самом деле важно только одно: где он?

– Алексей Константинович? – пролепетала Полина. – Он… э… поехал стреляться.

– Разумеется, я спрашиваю не о нем, милостивая государыня, – прошипел Серж. – Где Буонапарте?

Полина вытаращила глаза. Она даже не сразу сообразила, что Буонапарте, чье имя произнесли с таким презрением, и великий император, с которым она разговаривала всего каких-то четверть часа назад, есть одно и то же лицо.

– Кто? – на всякий случай переспросила она.

– Бывший император Наполеон, – вмешался Монтегю, неприятно напирая на слово «бывший». – Где он? В этом городе? Вы его видели?

– Нам все известно! – на всякий случай добавил Серж.

Тут Полина поняла, что попала в водоворот государственных интересов и что ей несдобровать, если она хоть звуком выдаст себя. И вообще в такой ситуации достаточно одной оплошности, чтобы пойти ко дну.

– Какой император? Наполеон же умер! О чем вы, господа?

Господа мрачно переглянулись, и Монтегю без всяких околичностей достал пистолет.

– Умоляю, не надо! – вскинулся Серж. – Я пойду, поговорю с хозяйкой и выясню, где была эта парочка и что делала.

– За нами едет маркиз де Ларошжаклен, у нас нет времени на праздные разговоры, – напомнил англичанин и наставил пистолет на Полину. – Где Наполеон? Вы его видели? Вы с ним говорили?

– Сударь, вы в своем уме? – возмутилась барышня Серова. – Наполеон давно на том свете, а мы с Алексеем думали отыскать пропавшие сокровища французской короны.

– Сударыня, – Монтегю покачал головой, – я всегда терпеть не мог сказок.

– Сударь, сударыня! – вмешался Серж и покосился на англичанина. – Дайте мне две минуты, и… дайте мне слово, сэр, что вы ее не тронете, пока я не вернусь.

Монтегю заколебался.

– Ну же, сэр, вы ведь сами сказали, что у нас мало времени, так к чему препирательства?

Монтегю нехотя пообещал, что не тронет Полину в отсутствие русского дипломата, и Новосильцев удалился расспрашивать хозяйку, что делали в Ницце ее постояльцы и где бывали.

Справедливости ради следует сказать, что англичанин таки сдержал свое слово. Однако едва Серж вышел за дверь, Полина покачнулась и рухнула в обмороке, а когда Монтегю подошел к ней, со всей силы приложила его вазой по голове.

В конце концов, он-то дал слово, в то время как барышня Серова ничего такого не обещала.

Монтегю повалился, выронив пистолет. Полина же, поднявшись, как раз собиралась для верности стукнуть его вазой еще раз, но тут вернулся Новосильцев и заохал:

– Сударыня, оказывается, вы побывали в гостях у синьора Альпоне! Надо же, какой сюрприз! Между прочим, «Альпоне» подозрительно походит на «Наполеон», вы не заметили? Монтегю, хватит валяться на ковре, вставайте и едем! Вы, сударыня, тоже поедете с нами!

– Так вы про синьора Альпоне говорите? – Полина рассмеялась, но настолько фальшивым смехом, что ей не удалось бы обмануть даже трехлетнего ребенка. – Милостивый государь, я вам все объясню! В том доме…

– По дороге объясните! – ответил жестокосердный Серж и поволок ее к двери.

Как ни упиралась Полина, ее все же затолкали в карету и повезли по направлению к вилле, где синьор Альпоне, он же император Наполеон, собирался мирно доживать свои дни.

Конечно, Полина сделала все, что могла: клялась, заливаясь слезами, что никакого Наполеона в доме нет, что там живет только тяжело больной господин – очень, очень больной! – что внешне он мало походит на императора. Но ей, само собой, никто не поверил. А Новосильцев, пользуясь случаем, еще и упрекнул Полину: мол, она плохая патриотка. Девушка замолчала, надувшись. По поводу патриотизма у нее было свое собственное мнение – конечно, любить свою родину – похвально, однако вовсе не похвально преследовать старого и страдающего человека, которому и так недолго жить осталось.

Впрочем, она вскоре заметила, что следом за их каретой мчится еще одна, и, присмотревшись, узнала на козлах Видока. В виде кучера старый плут выглядел особенно живописно, и Полина невольно подумала: «Интересно, а он вставит этот случай в свои мемуары?»

Как Видок ни старался, но все же отстал и приехал к дому императора на несколько минут позже Монтегю и Новосильцева. Чертыхаясь так, что Алексей не успевал запоминать новые выражения, которые только что услышал, Видок натянул вожжи.

– Будьте осторожны, – сказал сыщик маркизу, который поспешно выпрыгнул из кареты, не дожидаясь даже, когда опустят лесенку.

Дверь дома была распахнута настежь. Ларошжаклен бросился внутрь, не слыша, как Видок кричит ему вслед:

– Подождите нас, черт побери! Они ведь вооружены! Вы что, хотите нарваться на пулю?

– Маркиз просто сбесился, – пожаловался Видок Алексею, соскакивая на землю. – Сколько их там?

– Мне показалось, трое. И по-моему, с ними была мадемуазель Полина.

– Э-эх! – с неожиданной удалью выкрикнул Видок и извлек из ножен шпагу, а в левую руку взял пистолет. – Честно говоря, мой мальчик, я упустил возможность сражаться за великого императора, когда тот правил нами, и вот уж не думал, что мне доведется выступить на его стороне после.

Они побежали через опрятные, обставленные изящной мебелью комнаты. Из глубины дома доносились голоса, и Видок с Алексеем, толкнув дверь, очутились в гостиной, где на стенах висело несколько старинных портретов.

В комнате находились пять человек: Монтегю с пистолетом, Серж – также вооруженный, Полина – сердитая, но безоружная, немолодой маркиз де Ларошжаклен, смешно растопыривший руки, ибо Монтегю метил ему прямо в голову, и господин средних лет с круглой, как шар, головой и великолепными черными глазами.

– Господа! Господа! – твердил он по-французски умоляющим голосом. – Прошу вас!

Появление Каверина и Видока не прошло незамеченным. Англичанин, по лицу которого все еще текла кровь, достал второй пистолет и направил его на Алексея, а Новосильцев прицелился в Видока.

– Назад! – крикнул Серж.

Полина даже не узнала его голоса. Куда подевался лощеный фат, ходивший на цыпочках и ронявший слова с нарочитой небрежностью? Перед ней стоял человек, готовый растоптать любого, кто попытается ему помешать.

– Не делайте глупостей, месье Видок, – проговорил Монтегю, дернув ртом. – Мы все равно получим того, за кем пришли!

– Спасайтесь, мой император! – неожиданно заверещал Ларошжаклен, набрав побольше воздуху в легкие, чтобы его голос был услышан во всех комнатах дома. – Бегите, эти люди пришли убить вас!

– Какой император, боже мой? – простонал неизвестный.

– Кто вы такой? – спросил у него Видок.

– Доктор Этьен Берришо, к вашим услугам, – отвечал тот, смертельно напуганный. – Я не знаю, зачем вы ворвались в дом, но пожалуйста, господа, уберите оружие.

– Не выдавайте им императора! – кричал Ларошжаклен. – Они хотят убить его!

– О боже! – пролепетал врач. – Убить этого беднягу? Но зачем? Я, право же, не понимаю…

– Ваш пациент – Наполеон Бонапарт? – пролаял Монтегю. И тут же прикрикнул на Ларошжаклена, который открыл было рот: – Молчать, или я пристрелю вас!

Врач смущенно развел руками.

– В некотором роде. Может быть, вы дадите мне возможность объяснить?

– Да, да, – насмешливо бросил Серж, – объяснения – как раз то, что нам нужно!

– Уверяю вас, господа, – волновался врач, – мой пациент совершенно безобиден…

– Как же! – иронически воскликнул Монтегю. – Моя страна особенно в этом убедилась. Да и вон тот господин, – англичанин кивнул на Сержа, – мог бы рассказать вам немало интересного!

– Он уже немолодой человек, – лепетал врач, – и к тому же тяжело больной. Если бы вы только знали, господа…

– По-моему, эскулап просто тянет время, – вмешался Серж. – Месье Берришо, если таково ваше имя, позовите-ка сюда вашего пациента… Думаю, нам будет о чем с ним поговорить.

– В самом деле, – усмехнулся Монтегю.

– Не делайте этого! – жалобно вскрикнул Ларошжаклен и схватился за голову. – Боже мой!

– Ваше величество! – дрожащим голосом прокричал Берришо. – Идите сюда! К вам… к вам гости.

Алексей сделал шаг вперед, но Монтегю тотчас же заметил его маневр и выразительно покачал головой.

– Ваше величество! Сир! – стонал насмерть перепуганный доктор.

Дверь, ведущая во внутренние покои, неожиданно растворилась. На пороге стоял человек в сером поношенном сюртуке и черных панталонах.

Глава 36 Явление Наполеона. – Реверанс Полины. – О том, как все оказалось совсем не таким, как казалось

– О, ваше величество! – пролепетала Полина и сделала реверанс.

Видок нахмурился. По его мнению, человек, стоявший на пороге, как две капли воды походил на постаревшего Наполеона, но с его глазами было что-то не так – в них то и дело вспыхивали опасные искорки. Алексей тоже заметил их и невольно насторожился.

– Ах вы лгунья! – проговорил Серж, обращаясь к Полине. – Так вы уже знакомы с его величеством?

– Разумеется, – кивнула Полина. – Ни за что в жизни не стоит упускать такой шанс. Тем более, сами понимаете, как мало осталось императоров в наши дни.

– Герцог Монтебелло? – обратился человек в сером сюртуке к доктору Берришо.

Тот отвесил глубокий поклон и вполголоса сообщил пораженным присутствующим:

– С сегодняшнего завтрака я являюсь маршалом Ланном[24]. А вчера, к примеру, был министром полиции Фуше, куда досаднее, поскольку месье Робо… то есть его императорское величество требовал, дабы я показал свое умение по части сыска, и прятал конфеты, а я должен был их находить. Быть маршалом – куда спокойнее.

– Месье Робо? – Новосильцев вытаращил глаза.

– Разве я не сказал? – Врач оглянулся на человека в сером сюртуке и заговорил еще тише: – Моего подопечного зовут Франсуа Робо. Сам он своего имени не помнит, а требует, чтобы его величали императором Наполеоном, уверяет, что ему удалось бежать со Святой Елены… и всякое в том же духе.

– Что? – в один голос воскликнули Серж и Алексей.

– Что? – вскрикнул ошарашенный Ларошжаклен.

– Минуточку, – подозрительно вмешался Монтегю. – Вы хотите сказать, что человек перед нами – попросту сумасшедший?

– Ну да, что я вам и пытался объяснить, – терпеливо ответил врач. – Но, клянусь вам, Франсуа довольно тихий сумасшедший, и я, право же, не понимаю, чем он мог навлечь на себя ваш гнев.

– Так значит… все это… неправда? – Маркиз задыхался, его глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. – Это – не Наполеон?

Этьен Берришо беспомощно пожал плечами.

– Я же вам говорю, месье Робо не в себе, – повторил он. – Его мать страдала ипохондрией, возможно, тут замешана наследственность, хотя я не стал бы утверждать наверняка. В свое время он много читал о покойном императоре. Месье Робо искренне восхищался им. Они с Наполеоном немного схожи внешне, и в конце концов месье Робо вбил себе в голову, что он и есть Наполеон, которому удалось бежать с острова Святой Елены. Его семье надоело терпеть его чудачества, и, так как месье Робо достаточно богат, родственники отправили его на юг, рассчитывая, что в здешних местах ему станет легче.

– А вы – его врач? – спросил Алексей.

– Именно так, месье, – с готовностью отвечал Берришо. – И должен вам заявить, месье Робо – один из самых покладистых моих пациентов. Если не принимать в расчет его маленькую манию, он ведет себя как совершенно нормальный человек. До сегодняшнего дня у меня не было с ним никаких хлопот. – Врач позволил себе конфузливый смешок. – Правда, мой подопечный любит, когда я называю его «ваше величество» и «сир», но, смею вас заверить, если бы я не знал, что он не в себе, то и впрямь мог бы принять его за Наполеона. – Врач обвел рукой стоявшие возле стен шкафы с книгами, где были собраны все публикации об императоре за последние двадцать лет. – Как я уже говорил, месье Робо прочел о своем кумире все, что только можно, и постоянно цитирует его. Чужой ум – неплохая замена собственному, это знают не только сумасшедшие, – неизвестно к чему добавил доктор.

Алексей закусил губу. Непонятно почему, его так и подмывало разразиться хохотом. У Сержа Новосильцева был такой вид, будто его сейчас хватит удар. Монтегю, казалось, не верил своим ушам.

– Я все время пыталась вам объяснить, что все совсем не так, как вы думаете, – торжествующе объявила Полина, поворачиваясь к Сержу. – Но вы даже не захотели меня слушать!

– Значит, – подал голос Видок, – вы привезли пациента сюда, думая, что ему тут станет легче?

– Именно так, месье, – подхватил врач. – Не забывайте, люди не любят, когда рядом с ними селятся ненормальные, поэтому я стараюсь не выпускать подопечного из дома. Я убедил его, что, так как он Наполеон, ему лучше не выходить наружу, чтобы не подвергаться опасности быть узнанным. Месье Робо с восторгом воспринял мою идею и в тот же день посвятил меня в князья.

Алексей и Видок переглянулись. С каждым мгновением ситуация становилась все более двусмысленной.

– Как зовут вашего пациента? – внезапно подал голос Монтегю.

– Разве я не говорил? – удивился врач. – Его имя Робо. Франсуа Робо.

– И чем вы можете подтвердить это? – вкрадчиво осведомился Серж.

Берришо развел руками.

– Его семья живет в Ла-Рошели. Можете навести там справки, если хотите. У меня есть письма его родных. Если вы настаиваете, я могу их принести.

Лже-Наполеон поглядел на гостей, заложив руку между пуговицами сюртука – точь-в-точь как на портретах великого человека, в течение многих лет определявшего судьбы мира.

– Герцог, – отрывисто бросил «Бонапарт», – кто эти люди и что они здесь делают?

– Ваше величество, – церемонно сказал Берришо, кланяясь в пояс, – к нам приехали… э… ваши друзья.

Он бросил на англичанина взгляд, в котором негодование было приправлено значительной долей иронии.

– Вы меня помните, сир? – спросила Полина, улыбаясь во весь рот. – Мы еще с вами беседовали на берегу.

– В самом деле, – усмехнулся «император». Вслед за тем обернулся к маркизу и смерил его надменным взглядом. – Хм, неужели мой старый знакомый Талейран? Нет, не он, хоть и похож на него. Грязь в шелковых чулках! – повторил он известное выражение Наполеона о Талейране.

– Я просил бы вас… – начал Ларошжаклен, багровея.

Берришо за спиной «Наполеона» делал ему знаки, стуча пальцем по виску.

– Да вы наглец, сударь! – Больной возвысил голос. – Как вы смеете говорить такое мне – императору и повелителю французов? Где моя старая гвардия? Я велю расстрелять вас!

Серж убрал оружие и, не удержавшись, разразился хохотом. Новосильцев смеялся, то и дело истерически взвизгивая, в полном восторге от происходящего хлопал себя по ляжкам и никак не мог остановиться.

– Сумасшедший… – бормотал он между приступами хохота, качая головой. – Боже мой!

– Изобразить сумасшедшего легче легкого, – неожиданно проговорил Монтегю и бросился на месье Робо.

– Что вы делаете? – закричал врач.

– Не трогайте меня! – взвизгнул человек в сером сюртуке. – Не смейте! А-а!

– Если это Бонапарт, у него на теле должен был рубец от старой раны, – отозвался Монтегю, сдирая с маленького седого старичка сюртук. – Помогите мне, Серж!

– Господа, господа! – вопил врач, пытаясь унять ненормальных, ворвавшихся в дом.

– Да вы сошли с ума, сэр! – возмутилась Полина. – Как вы смеете? Оставьте же наконец этого несчастного!

Но англичанин ее не слышал. Алексей отошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Ларошжаклен рухнул в кресло, бессмысленно таращась на разворачивающийся перед ним фарс. А двое здоровенных мужчин – английский и русский дипломаты – срывали с упирающегося визжащего старика жилет, галстук, а затем рубашку. Видок, тревожно хмуря брови, бросал озабоченные взгляды то на возмущенную Полину, то на врача, который, махнув на все рукой, достал стакан и налил в него себе воды из графина.

– Многое я перевидал на своем веку, – признался он Ларошжаклену, который, впрочем, даже не слушал его. – Но чтобы вот такое… – Доктор залпом выпил воду. – Может быть, вы все-таки объясните мне, что тут происходит?

Старичок, голый по пояс, съежился на диване, тихо всхлипывая. Монтегю обошел его вокруг, пристально всматриваясь в его тело.

– Это не Наполеон, – сказал он наконец. – Одевайтесь, месье.

– Я же говорил! – сказал Новосильцев раздраженно. – Даже мадемуазель Серова, и та сразу же поняла, что имеет дело с душевнобольным!

Весь дрожа, старичок стал натягивать рубашку, жилет, сюртук.

– Моя гвардия… Позор, поношение… Я Наполеон! Никого не помилую… Сотру с карты Европы…

– Ну-ну, сир, – мягко сказал Берришо, похлопав его по руке. – Ваши друзья просто хотели пошутить. – Затем обернулся к безмолвствующим мужчинам. – Право, господа, не знаю, что на вас нашло, но вы вели себя возмутительно.

Монтегю прикусил губу и полез в карман, откуда его рука вынырнула уже с чрезвычайно увесистым кошельком. Заметив его, Берришо кашлянул и приосанился. Старичок продолжал что-то тихо бормотать себе под нос.

– Это вам, – уронил англичанин, бросая кошелек.

Берришо ловко поймал его на лету и склонился едва ли не до земли. Маленький старичок рядом с ним все еще всхлипывал. Он выглядел жалким, раздавленным, несчастным.

– Благодарю вас, – промолвил врач важно.

– Один вопрос, – вмешался Видок. – Так, чтобы кое-что прояснить. Вам знакомо имя – Эпине-Брокар?

Врач наморщил лоб.

– Эпине-Брокар? Случаем, не тот француз, что пару месяцев назад приезжал сюда лечиться?

– Именно он, – подтвердил Видок.

– Помнится, он как-то заглянул к нам, – кивнул Берришо. – Его буквально поразил мой пациент. Я объяснил ему, в чем дело, и гость пожелал познакомиться с месье Робо. Я разрешил ему, потому что он вел себя безупречно. Называл моего пациента «ваше величество», расспрашивал о его подвигах и так далее…

– Так я и знал, – сказал Серж, пожимая плечами. – В голове этого мерзавца просто родился план надуть вас, месье Ларошжаклен. Если не секрет, сколько он с вас запросил?

Маркиз зло взглянул на него и ничего не ответил.

– Прощайте, месье Берришо, – поклонился Алексей. – Желаю вам удачи. И вашему пациенту тоже. Обещаю, больше мы не побеспокоим вас.

Молодой человек взял Полину под руку и шагнул к выходу. Вслед за ними потянулись и остальные гости.

– Вот и все, – сказала Полина, когда они вышли в сад, где вовсю стрекотали кузнечики. – Дело о шкатулке из фиалкового дерева закончено.

– Да, – вздохнул Алексей и покачал головой. – Какой финал, бог мой!

– А вы сразу поняли, что это не Наполеон? – спросил Видок у Полины.

– Конечно, – безмятежно отозвалась барышня Серова. – Потому что я не верю в чудеса. И в чудесные спасения – тоже. Но Эпине-Брокар был умен, мошенник понимал, что некоторые готовы заплатить за иллюзию не меньше, чем за правду. Поэтому он внушил маркизу иллюзию, а платить по счетам в некотором роде пришлось нам. И мы так и не нашли сокровища короны. – Девушка тяжело вздохнула.

К ним подошел Серж Новосильцев.

– Сколько людей пострадало, и все оказалось зря, – заметил Алексей, морщась. – Матвей, кучер Тимофей, Ксавье Марке, Кристиан Изамбар, Элоди, Селестен, Дюплесси, тот австриец…

– Кручинитесь по поводу Матвея? – язвительно осведомился Серж. – Одним воришкой больше, одним меньше – какая разница? В конце концов, он сам виноват.

– Вот как! – вырвалось у Полины.

– Должен вас предупредить, – продолжал Серж, вздернув подбородок, – вы ответите за то, что посмели самовольно отлучиться, не испросив на то соответствующего разрешения. Я немедленно доложу об этом петербургскому начальству, как только вернусь в Париж.

– Испугал… – обронил Алексей презрительно. И, не особенно сильно размахнувшись, влепил дипломату звонкую пощечину.

– Я так и знала, что однажды вы это сделаете. Должна признаться, вы меня не разочаровали, – чуть улыбнулась Полина.

И вслед за тем своей лилейной ручкой припечатала Новосильцева по другой щеке.

– Однако! – промолвил Видок, с интересом наблюдая сцену избиения дипломата и главного поверенного русского посла.

Серж позеленел и отшатнулся. В глазах его вспыхнули желтенькие искры.

– Вы… вы ответите за это! – прошипел он.

– Я всегда готов отвечать за свои поступки и поступки моих друзей, – ответил офицер, глядя ему прямо в глаза.

Серж с шумом втянул в себя воздух и, поспешно скрывшись в карете, захлопнул за собой дверцу.

– А вот и англичанин, – протянул Видок.

Монтегю шагал, пиная носком ботинка камешки. Старый сыщик загородил ему дорогу.

– Да, сударь? – поднял голову Монтегю.

– Это ты убил Ксавье?

– И что с того? – хладнокровно осведомился английский дипломат.

– Да ничего, – рассудительно отозвался Видок. – Просто теперь мне придется тебя убить. Такой уж я человек.

Англичанин немного подумал и как-то отстраненно заметил:

– Вряд ли вам удастся.

– Почему же? – с усмешкой спросил Видок.

– Ну, прежде всего, – произнес Монтегю неторопливо, – потому, что я не намерен этого допустить.

И, отпрыгнув назад, он с ловкостью фокусника выхватил шпагу. Клинки со звоном скрестились.

Видок был опытнее, но англичанин моложе и гораздо подвижней. Тем не менее бывший каторжник уверенно теснил своего противника.

– Боже мой! – вскричал маркиз де Ларошжаклен, случайно оказавшийся слишком близко от сражающихся, которые в пылу схватки едва не проткнули его насквозь.

С удивительной для человека его лет резвостью пэр Франции метнулся за кипарис и укрылся за его стволом.

Мгновение – и Видок выбил шпагу из рук Монтегю. Англичанин бросился за ней, оступился и растянулся на земле. Шагнув вперед, Видок приставил клинок к его горлу.

– Вы победили, – процедил одноглазый. – Можете убить меня, мне все равно. Из-за этой истории с помешанным я стану всеобщим посмешищем. Лучше смерть, чем позор.

Видок дернул рукой. Алексей видел, что в нем борются противоположные чувства. С одной стороны, он поклялся во что бы то ни стало отомстить за Ксавье, с другой – ему претило убивать безоружного.

– Ладно, – буркнул Видок наконец. – Но помни: если я тебя увижу еще раз, тебе не жить. Ты понял?

И, спрятав шпагу, бывший шеф парижской полиции спокойно зашагал к карете Ларошжаклена.

– Осторожнее! – закричала Полина.

Приподнявшись на локте, несгибаемый Монтегю извлек из-под сюртука пистолет и прицелился в спину Видоку, но выстрелить не успел. Видок быстро повернулся и метнул в него нож. Англичанин захрипел и упал лицом в траву.

– Откуда у него взялся нож? – вырвалось у ошарашенного Каверина.

– По-моему, – отозвалась Полина, – был спрятан в рукаве.

– Маленькая страховка для таких вот непредвиденных случаев, – пояснил Видок, широко улыбаясь. – Ну что, возвращаемся в Париж?

Алексей кивнул. Полина в последний раз оглянулась на дом и, не удержавшись от вздоха, зашагала следом за особым агентом нумер один.

Она так и не увидела человека в сером сюртуке, который стоял у окна второго этажа и смотрел ей вслед.

Глава 37 и последняя

Несколько дней спустя в знаменитом парижском ресторане «Матье» беседовали трое. Первым был молодой человек с выправкой военного, вторым – барышня с незабудковыми глазами, а третьим – рыжий, немолодой господин, чрезвычайно смахивающий на постаревшего льва.

– Даже смешно подумать, – говорил первый, – столько усилий, хитростей, смекалки и денег оказалось потрачено зря.

– Нет, почему же, – не согласилась барышня. – В некотором роде это было необыкновенное приключение.

– Да уж точно, – поддержал ее третий. – Если бы не оно, я бы не познакомился с вами, что было бы чрезвычайно огорчительно для меня.

Он посмотрел на молодых людей и залился веселым лающим смехом.

– Кстати, я недавно видел графа Максима.

Рука Полины замерла в воздухе.

– Де Шевран опять хочет вызвать Алексея на дуэль? Алексей Константинович, сколько можно, в самом деле? Прикончите его наконец и… и пусть он успокоится!

– Нет, – сказал Видок, смеясь. – Дело в том, что отец графа был наполеоновским префектом, и сам граф – бонапартист, хоть и не афиширует свои симпатии. Поэтому он отныне считает вас благородным человеком, пусть вы и пытались защитить только тень императора. Словом, у него нет к вам никаких претензий… и де Шевран больше не будет вас тревожить.

– Вот и хорошо, – проворчала Полина и принялась за персики.

– Собственно говоря, у него нет времени на дуэли, – добавил Видок. – Он женится.

– На мадемуазель Анжелике?

– Разумеется. Кстати, граф покаялся мне, что они с Анжеликой хотели вас убить на третьей дуэли и испортили один из пистолетов.

– Я так и думал, – заметил Алексей. – Никогда больше не стану драться без секунданта.

– Однако граф сказал мне, что чрезвычайно сожалеет о том случае и просит вас забыть о нем. Он, мол, совсем потерял голову и не знал, как вас убить. Я взял на себя смелость ответить ему, что вас хотела убить такая куча народу, что вы с удовольствием простите ему его невинное желание.

Мужчины рассмеялись, а Полина надулась.

– Не вижу ничего смешного, – проворчала она. – Кстати, вы сказали Алексею об Элоди?

– Я знаю, что девушка пришла в себя, – кивнул Алексей. – Я уже навестил ее в больнице.

…Когда он увидел ее, Элоди была еще немного бледна, но казалась такой же прелестной, как и в первый день встречи.

– Вы уезжаете? – спросила она Алексея.

– Я должен.

Элоди надула губки.

– Но вы вернетесь?

– Не знаю, – ответил молодой человек, и это было чистой правдой.

На сердце у него было тяжело. Серж Новосильцев исполнил свою угрозу и в донесении в Петербург расписал особых агентов самыми черными красками. Алексей не сомневался, что его карьера в ведомстве закончена, и был преисполнен самых мрачных предчувствий по поводу своего будущего – в отличие от Полины, которая была уверена, что все только начинается.

– Что-то вы невеселы, – заметил Видок, пристально наблюдавший за ним.

– Похоже, у нас будут неприятности, – признался Алексей. – Дело с самого начала пошло не так, как надо… Боюсь, нам не поможет даже то, что мы достали протоколы.

«Ну, мы еще посмотрим», – помыслила про себя Полина Степановна, доедая восхитительно сочный персик, и стала размышлять, какую сцену она закатит графу Чернышеву, если тот только посмеет не оценить особых агентов по достоинству.

– Я вот тут подумал… – задумчиво произнес Видок. – А зачем, собственно, вам вообще уезжать?

– Как это? – изумился Алексей.

– Очень просто, – усмехнулся старый сыщик. – Почему бы вам обоим не поступить ко мне на службу? Я бы с удовольствием взял вас в постоянные напарники. Мы бы с вами отлично сработались. Тонкостям нашего дела я, разумеется, вас обучу. Ну так как?

Полина открыла рот. Ах, если бы не Лёвушка, за которым постоянно надо присматривать, с какой легкостью она бы согласилась на предложение старика Видока!

– Не знаю, – честно признался Алексей. – Я никогда не думал стать сыщиком.

– А я что, думал? – засмеялся бывший полицейский. И вдруг понизил голос: – Между прочим, я все еще не теряю надежды найти сокровища короны. Вы могли бы поучаствовать в поисках.

– Ваше предложение – большая честь для нас, – серьезно отозвался Алексей, оглядываясь на безмолвствующую Полину, – но…

– А вы не отвечайте прямо сейчас, – сказал Видок. – Просто подумайте над тем, что я сказал. Как бы там ни было, в любое время я буду рад вас видеть. Мадемуазель Полина, не хотите еще персиков?

– Пожалуй, нет, – вздохнула Полина, героически борясь с желанием съесть еще дюжину персиков, не меньше.

– Кстати, – добавил Видок, – вы ведь так и не рассказали нам, как вам удалось найти человека, которого Эпине-Брокар хотел выдать за Наполеона.

– Все началось со слов хозяйки, – пояснила Полина и поведала, как она поехала искать синьора Альпоне, как говорила с ним на берегу и сразу же поняла, что тот не в себе.

– Только я не знала, как объяснить это Сержу и англичанину, когда они появились. Оба наверняка бы решили, что я лгу.

– Конечно, – добродушно ответил Видок. – К примеру, сейчас вы тоже лжете, хоть и знаете, что мы ваши друзья.

– Я лгу?! – немного фальшиво возмутилась Полина.

– Конечно. Когда вы говорите неправду, у вас ушки этак очаровательно краснеют. – И Видок улыбнулся.

– Алексей Константинович, – возмутилась Полина, – у меня что, красные уши?

– Э, – пробормотал офицер, – честно говоря, я не…

– А вот сейчас я посмотрю в зеркало! – воинственно объявила Полина и достала из сумочки небольшое зеркало на ручке. – И вовсе уши у меня не красные, месье Видок! Это ваш трюк, чтобы сбить меня с толку!

– Уверен, месье Видок просто хотел пошутить, – вмешался Алексей.

– А вот и нет, – парировал старый сыщик. – Я уже в Ницце заметил, что вы не хотели уезжать из того дома. Вы пару раз вздохнули, оборачиваясь на него, и никак не решались сесть в карету. И вообще такое выражение лица, какое было у вас тогда, я видел только раз – когда вам не досталась шляпка, о которой вы мечтали.

– Месье Видок!

– И поскольку я хорошо знаю людей, – безжалостно продолжал бывший полицейский, – то никогда не поверю, что так вы могли себя вести из-за того помешанного бедняги или из-за его доктора, который годится вам в отцы. Ну так что, мадемуазель Полина? Вы скажете нам правду или мне самому ее сказать?

– Погодите, погодите, я что-то не понимаю… – заволновался Алексей, переводя взгляд то на барышню Серову, то на Видока. – Полина Степановна! Так этот сумасшедший…

– Уверена, что сумасшедший настоящий, – сказала Полина, насупившись. – И если кто-то пожелает навести справки в Ла-Рошели, они вполне его удовлетворят.

– Но больной все равно не Франсуа Робо? – настаивал совершенно сбитый с толку офицер.

– Нет, именно Франсуа Робо. – И вдруг Полина сердито воскликнула: – Но это не тот человек, с которым я беседовала на берегу! Ясно вам? На берегу я разговаривала с… с совсем другим человеком!

Девушка раскраснелась и сидела, глядя исподлобья на своих собеседников.

– Вы хотите сказать, – медленно начал Алексей, – что человек на берегу…

– Был император Наполеон, – закончил за него Видок. – Настоящий. Потому что он действительно бежал с острова Святой Елены. И действительно скрывался. А врач в том доме одновременно и его доктор, так как император болен, и доктор двойника, который, так сказать, его прикрывает.

– Ну вот, вы обо всем догадались, – надулась Полина.

– И вы ничего не сказали… – начал закипать Алексей.

– Я же не могла сказать вам правду в присутствии его врагов! – отрезала Полина. – Как только появился двойник, я сразу же сообразила, куда клонят наши враги, и поддержала их игру. Серж даже не усомнился, что видит именно того человека, с которым я встречалась. – Девушка вздохнула. – А у меня осталась его книжка. Из Раматюэля, помните? Правда, он даже не дочитал ее.

– Но вы могли сказать нам позже! – настаивал Алексей.

– Я собиралась, – призналась Полина, – но, знаете, такие вещи как бы между прочим не сообщают. А впрочем, даже если бы я захотела промолчать, месье Видок все равно бы обо всем догадался. Не правда ли?

– Вы и представить себе не можете, как я завидую вам, – вздохнул теперь Видок. – Как вы думаете, мы еще увидим его когда-нибудь?

Полина покачала головой.

– Нет. Я уверена, что он сразу же после нашего визита покинул Ниццу, и теперь его уже никто не найдет.

– А он говорил вам… Он вернется?

– Нет. Не вернется.

– А может быть, еще передумает?

– Нет, – твердо ответила Полина. – Он принял решение и уже его не изменит.

– А как было бы здорово… – мечтательно проговорил Видок. – Все-таки время империи – золотое время!

– Нет, я думаю, что император принял правильное решение, – возразил Алексей. – Никто из Бонапартов уже никогда не взойдет на престол, остальные державы об этом позаботились.

– Хм, как знать… – с сомнением протянула Полина.

– Сами подумайте, Полина Степановна: император тяжело болен, его сын умер, наследников нет. По-моему, и так все ясно.

– Помнится, я что-то такое слышала про племянника[25], – заметила Полина. – Очень многообещающий молодой человек. А впрочем, что гадать? Придет время, и мы все увидим. – Она повернулась к Видоку. – Спасибо вам за все, месье. Ужасно не хочется уезжать из Парижа, но сами понимаете…

– Да, – кивнул Видок, – я понимаю. Мне будет очень вас не хватать, тем более что завтра мне предстоит нешуточное испытание.

– Да? – загорелась Полина. – Какое же?

– Ужин с литераторами, – серьезно ответил Видок, но все морщинки его широкого лица смеялись.

– Заботитесь о своей будущей славе? – поддел его Алексей.

– Так точно, мой мальчик, – кивнул Видок.

– Тогда, – предложил Алексей, – может, вы расскажете им эту историю? Теперь, когда тот уже далеко…

Видок хитро сощурился.

– Я бы с удовольствием рассказал, но ведь не поверят. Вы не знаете писателей, дети мои. Они терпеть не могут, когда реальность опережает их воображение. Так что лучше я промолчу.

– Значит, – сказала Полина, – никто никогда не напишет об этом?

– Похоже, что так, – согласился Видок.

Примечания

1

Дорогой Серж (франц.).

(обратно)

2

Наилучшим образом (франц.).

(обратно)

3

О да (франц.).

(обратно)

4

Хорошо смеется тот, кто смеется последним (франц.).

(обратно)

5

На позицию! (франц.)

(обратно)

6

«Отец Горио», вышел в 1835 году. Видок послужил прототипом для создания таинственного господина Вотрена. (Здесь и далее примечания автора.)

(обратно)

7

Человека, приличного во всех отношениях (франц.).

(обратно)

8

Глупцы, опасное положение, вышло из‑под контроля, дипломатический скандал (франц.).

(обратно)

9

Буквально: принц крови, аристократ королевского происхождения; в переносном смысле – убийца (франц.).

(обратно)

10

Видок не совсем точен в передаче исторических фактов. Король Людовик XVI и королева Мария-Антуанетта были казнены несколько позже, в 1793 году.

(обратно)

11

Сердцеед (франц.).

(обратно)

12

Это положение было справедливо в 1836 году, но в 1863‑м выйдет книга прусского офицера Фридриха Казиски, посвященная раскрытию полиалфавитных шифров. Однако свой настоящий расцвет криптография переживет значительно позже, а именно в XX веке.

(обратно)

13

Во французском языке название национальности пишется с большой буквы.

(обратно)

14

Это событие произошло в 1830 году.

(обратно)

15

Герцог Рейхштадтский, сын Наполеона, умер в 1832 году от туберкулеза.

(обратно)

16

Француз? Да… (итал.)

(обратно)

17

Шуточный псевдоним популярного писателя Осипа Сенковского (1800–1858). Далее Полина цитирует по памяти «Фантастические путешествия барона Брамбеуса».

(обратно)

18

Синьор – путешественник? (итал.)

(обратно)

19

Да, я ищу друга, француза. Он должен быть в Ницце (итал.).

(обратно)

20

в феврале (итал.).

(обратно)

21

Дезире Клари (1777–1860) – жена наполеоновского маршала Бернадотта (1763–1844), который был усыновлен шведским королем и стал его преемником под именем Карла XIV. Именно от Бернадотта и его жены ведет свое происхождение нынешняя королевская династия Швеции.

(обратно)

22

Наполеон находился в Ницце в 1793 году, когда служил там в 4‑м артиллерийском полку.

(обратно)

23

«Не без основания» (cтарофранц.).

(обратно)

24

Маршал Ланн, носивший титул герцога Монтебелло, – один из сподвижников Наполеона (1769–1809)

(обратно)

25

Имеется в виду будущий Наполеон III.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Поэтическая зависть. – Ястреб и цветочница. – Господин без шляпы и господин с тростью. – Кое-что о спицах и разных способах их употребления. – Явление Полины

Глава 2 Пери в истерике. – Великий замысел военного министра. – Неописуемое коварство князя Г. – Превратности судьбы

Глава 3 Как муж и жена превратились в жениха и невесту. – Занимательная арифметика. – Особняк, начиненный мышами. – Особое задание

Глава 4 Размышления провинциальной барышни. – Затерянные в лабиринте. – Вознагражденное упорство. – Крушение

Глава 5 Шкатулка из фиалкового дерева. – Сюрприз за сюрпризом. – Благородный маневр, именуемый бегством. – Вызов

Глава 6 Король, королева и визирь. – Имя на визитной карточке. – Дуэлянты. – Издержки второй молодости и громкое разоблачение

Глава 7 Бывший глава уголовной полиции. – Кое-что о пользе чтения. – Самолюбие оскорбленного литератора

Глава 8 Игра воображения бретера и барышни. – Прискорбная кончина жемчужно-серого жилета. – Принц крови. – О пользе обмороков в нужный момент

Глава 9 Тысяча возражений. – Сравнительная графология. – О том, как Алексея произвели в кардиналы, не спрашивая на то его дозволения

Глава 10 Четверо против одного. – Неожиданная помощь. – О людях, начисто лишенных чувства благодарности, и о том, как оригинально они стремятся отплатить своим благодетелям

Глава 11 Дом-невидимка. – Человек, который все знал. – Как отказаться от предложения, от которого отказаться невозможно

Глава 12 Барышня и хулиган. – Опрометчивое решение мадемуазель Серовой. – Беседка с нимфами. – Ситуация осложняется

Глава 13 Сплошные подозрения. – Сообщение о несметных сокровищах. – Опасности, которые подстерегают охотников за ними

Глава 14 Потайные ходы. – Романы и действительность. – Сообщники поневоле

Глава 15 Аквамариновые сны. – Угрожающее послание, доставленное по назначению. – Свои среди чужих, или Нелегкая судьба особых агентов

Глава 16 Главнокомандующий объясняет диспозицию. – Таинственные инициалы. – Маленькая книжечка в кожаном переплете

Глава 17 Чрезвычайно странные слова. – Кое-что о пользе чтения для секретного агента. – Как Полина удивила всех, включая себя саму

Глава 18 Список гостей. – Все дороги ведут в Рим, кроме тех, что ведут в модную лавку. – Видок выдает свои тайные намерения, которые изумляют особых агентов

Глава 19 Человек, который стоил недешево, да плохо кончил. – Приключение на дороге. – Старые враги и новые друзья

Глава 20 Поучительный разговор двух мазуриков. – Женские чары. – О том, как легко потерять голову вследствие их воздействия

Глава 21 Мучения Филиппа. – Спасительное полено. – О том, как все встало с ног на голову, и Алексей отправился в Рим не один

Глава 22 Римские тени. – Прогулка в замок Святого ангела. – Возвращение

Глава 23 Таинственный господин Полан. – Круг чтения и глубокомысленные выводы. – О том, как Каверина застали врасплох, а Полина даже не удивилась

Глава 24 Человек и его слава. – Король, которому в театре принадлежит только место в партере. – Неожиданный гость

Глава 25 Новый вызов. – Наблюдательность господина Дюма. – О том, как важно улаживать свои дела до десерта, а не во время него

Глава 26 Поиски Кристиана Изамбара. – Признание Полины. – О том, как важно пролить свет на происходящее в нужный момент

Глава 27 След. – Как Алексею Каверину пришлось исполнять роль кусочка сыра в мышеловке. – Неожиданная гостья

Глава 28 Разговор, который ни к чему не привел. – Разбитое стекло. – Бесславный конец Вильгельма Телля

Глава 29 Забывчивость господина Видока. – Ключ к тайне. – Признание

Глава 30 Видок и его неутешительное мнение о людской породе. – Особые агенты получают отставку и остаются не у дел. – Закрытая дверь

Глава 31 Как, поссорившись, агенты поняли, что во всем согласны друг с другом. – О пользе бумажных корабликов. – Японский министр. – Обед венчает дело

Глава 32 Путешествие в Ниццу. – Досадная помеха. – Как Алексей остался улаживать недоразумение, а Полина сделала ошеломляющее открытие

Глава 33 Смятение чувств. – Человек и море. – Самый странный разговор в жизни мадемуазель Серовой

Глава 34 Дуэлянты и секунданты. – Явление полоумного господина, который все испортил. – Как Алексей понял, что господин был не совсем полоумен, и заодно разочаровался в своих знакомых

Глава 35 Водоворот государственных интересов. – О том, как мистер Монтегю сдержал свое слово, а Полина его вовсе не давала. – Человек в сером сюртуке

Глава 36 Явление Наполеона. – Реверанс Полины. – О том, как все оказалось совсем не таким, как казалось

Глава 37 и последняя X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?